Author: Шангина И.
Tags: этнография жизнь народа обычаи образ жизни фольклор этнос этникос этническая история классика
ISBN: 978-5-352-02194-1
Year: 2007
Text
\ЗБУКЛ-КЛЛСС11К
L* М •» й 4 й
Гулянье в праздничный день.
Фото. Начало XX в.
Русский Север
И. Шангина
РУССКИЕ
ДЕВУШКИ
А
Санкт-Петербург
Издательство «Азбукагклассика»
2007
УДК 39
Б БК 63.5
Ш 20
Оформление переплета, макет
В. А. Гореликов
Подбор иллюстраций
Е. В. Мишина, А. С. Страхова
Подготовка иллюстраций
В. А. Гореликов, В. А. Макаров
Рисунки в тексте
С. А. Макарова, В. А. Макаров
Иллюстрации воспроизводятся
по материалам открытой печати
Шангина И. И.
III 20 Русские девушки. — СПб.: Азбука-классика, 2007. - 352 с.: ил.
ISBN 978-5-352-02194-1
«Русские девушки » - новая киша известного .м иографа II. И. IПашиной. В ней рас-
сказывается о жизни крестьянских девушек во второй половине XIX - начале XX века
в семье, в молодежном коллективе и «на миру», об их воспитании, повседневных
заботах и праздниках. Лвюр прослеживает жизненный путь девушки с момента
взросления и вступления в нору дсвичес1ва до первых лет замужества. Однако в книге
уделяен’я особое внимание и «неправильным», «несложившимся» с точки зрения
традиционной культуры женским судьбам (ио тем или иным причинам девушка могла
остаться «засидкой». родии» ребенка до брака, уйти в монастырь и т. д.). О (дельная
глава посвящена свадьбе: в ней дается последовательное описание всех обрядов, ее
составляющих. В книге собран богатейший фольклорный и .п iioi рафический материал.
В нее включено более 300 цветных и черно-белых иллюстраций. Это издание -
прекрасный подарок тем, кто интересуется русской историей и кулыурой.
ISBN 978-5-352-02194-1
<0 И. И. Шангина, 2007
© «Лзбука-классика», 2007
ПРЕДИСЛОВИЕ
Русские девушки — сочетание этих двух слов у многих вы-
зовет ассоциации с идеализированными, романтическими об-
разами крестьянок, созданными художниками XVIII—XIX ве-
ков. На картинах крестьянские девушки нередко предстают
сказочными героинями: красивые, с томно склоненными голов-
ками, в нарядных национальных костюмах.
Русские писатели также создали целую галерею прекрас-
ных литературных портретов девушек из народной среды —
трудолюбивых, веселых, терпеливых. Кто-то вспомнит строки
Н. А. Некрасова, в которых говорится о красоте простой рус-
ской крестьянки:
Красавица, миру на диво,
Румяна, стройна, высока,
Во всякой одежде красива,
Ко всякой работе ловка.
Возможно, кто-то поставит в этот ряд и Татьяну Ларину,
и Наташу Ростову, и Асю Гагину, и Айзу Калитину. В произ-
ведениях классиков есть немало примеров того, что барыш-
ни, воспитанные в дворянской среде, все же оставались «рус-
скими душою».
В пушкинской повести «Барышня-крестьянка» Айза Му-
ромская, воспитанная чопорной англичанкой, с легкостью
меняет модели поведения и предстает перед сыном помещика-
соседа Алексеем Берестовым то смуглой неграмотной кресть-
янкой Акулиной в сарафане и лаптях, то набеленной, на-
сурьмленной, разодетой и говорящей только по-французски
барышней. Эта наивная игра с переодеваниями оказалась воз-
можной потому, что помещичья дочка и ее наперсница
крестьянская девушка были воспитаны единой в своей основе
национальной культурой.
Образ жизни крестьянских девушек, однако, заметно от-
личался от жизни их ровесниц из других сословий. Извест-
ный историк А. А. Зимин с удивлением писал о том, что в
XVIII—XIX веках в России существовало как будто два раз-
ных мира, каждый со своей жизнью: мир господствующих со-
словий общества и мир крестьян. Такой разрыв в культуре
H IU( »\ )i!l hill
С. Л. Антонов.
Русская девушка,
ощипывающая
цветок.
1842
Г. С. Седов.
Боярышня.
Конец XIX в.
русского народа наметился в петровскую эпоху, на рубеже
XVII—XVIII столетий. До этого времени представители всех
слоев русского общества жили в рамках той традиционной
культуры, характерными чертами которой были статичность,
замкнутость, верность старине. Реформы Петра I в экономи-
ческой и политической сферах жизни, развитие промышлен-
ности, торговли, установление прочных контактов с европей-
скими странами произвели переворот в культурном сознании
страны. Обновление жизни было связано с ориентацией на
светскую культуру Западной Европы — верхние слои русского
общества и горожане оказались готовыми к ее восприятию и
усвоению. Во второй половине XIX века уже не только рус-
ское дворянство, но и большая часть купечества, мещане, ре-
месленники и рабочие крупных промышленных городов при-
няли европейскую культуру, наднациональную по своей сути.
Русское крестьянство, наоборот, тяготело к патриархаль-
ному укладу жизни. Это была культура, основанная на народ-
ном православии: на мифологических представлениях древ-
ности и официальной православной религии. Она была доста-
точно стабильна и, в отличие от светской культуры, не была
подвержена изменчивой моде. Появление каких-либо ново-
введений рассматривалось в крестьянской среде как наруше-
ние установленного Богом миропорядка, которое ведет к хао-
су и несчастьям. Соблюдение заветов предков позволяло че-
ловеку быть уверенным в правильности своего пути. Новше-
ства, напротив, создавали ощущение нестабильности жизни,
6
отсутствия в ней четких ориентиров.
К. Д. Кавелин — историк и философ се-
редины XIX века — писал: «Крестьянин,
прежде всего и больше всего, — безус-
ловный приверженец обряда, обычая,
заведенного порядка, предания».
Эти два мира — мир крестьян, с их
морально-этическими установками, ста-
ринными обычаями, национальными
одеждами, и мир помещиков и горожан,
конечно, не были полностью изолирова-
ны один от другого. В крестьянский быт
постепенно входили предметы город-
ской одежды и домашнего обихода, но-
вые слова и многое другое. Но не менее
важно, что и представители сословий,
ориентированных в быту на европейские
образцы (в жилище, в одежде), в духов-
ной сфере (этические правила, свадеб-
ные, родинные, погребально-поминаль-
ные обряды) придерживались традици-
На крыльце.
Фото. 1920-е.
Ленинградская обл.
онных ценностей. Даже высшая столичная знать нередко про-
являла отдельные черты народного мировосприятия. Можно
вспомнить знаменитое описание русской пляски Наташи Рос-
товой в «Войне и мире» Л. Н. Толстого:
«Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на
ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сде-
лала движенье плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха,
которым она дышала, — это графинечка, воспитанная эмиг-
ранткой-француженкой, — этот дух, откуда взяла она эти
приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытес-
нить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые,
неизучаемые, русские...»
Незыблемой оставалась прежде всего система нравствен-
ных ценностей, основанная на многовековом народном опы-
те и православной вере, и в своих главных чертах она была
единой для всех сословий. Представления о назначении чело-
века на земле, о правильном и неправильном жизненном пу-
ти передавались от поколения к поколению, в соответствии с
ними воспитывали детей. В «Поучении Владимира Мономаха
своим детям» (XII в.) княжичам предписывалось «иметь ду-
шу чистую и непорочную... беседу короткую, при старых
молчать, при мудрых слушать, старшим покоряться». В та-
ком же духе наставляли своих детей все русские люди. В
«Домострое» — памятнике XVI века — говорилось, что де-
вушки и юноши должны «душевную 6о чистоту иметь и без
страсти телесное: ступание кротко, глас умилен, слово благо-
чинно, пищу и питие не мятежно, при старейших молчание,
при мудрейших послушание, к преимящим повиновение, к
равным себе и меньшим любовь иметь нелицемерную, от
злых и плотских отлучаться, мало говорить, но много пони-
мать, не дерзить словом, не избыточествовать беседою...
стыдливостью украшаться».
Считалось, что каждому человеку от Бога предписано
вступить в брак и продолжить свой «род-племя». В девочке
старались воспитать прежде всего «женство» — качество, бла-
годаря которому она сможет выполнить свое предназначение
на земле. Своего рода жизненная программа девочки хорошо
представлена в исторической песне «Авдотья Рязаночка», соз-
данной, вероятно, в XIII—XIV веках, но известной на Русском
Севере еще в конце XIX века.
Я замуж выйду, да мужа наживу,
Да у меня будет свекор — стану звать батюшко,
Да ли буде свекровка — стану звать матушкой;
А я ведь буду у них снохою слыть.
Да поживу с мужем — да я сынка рожу,
Да воспою, вскомлю — у меня и сын будё,
Да стане меня звати матушкой.
Да я сынка женю, да и сноху возьму,
Да буду ли я и свекровкой слыть.
Да еще же я поживу с мужем,
Да и себе дочь рожу,
Да воспою, вскормлю — у меня и дочь будё,
Да стане меня звати матушкой.
Да дочку я замуж отдам,
Дай у меня зять будё,
И буду я тещей слыть.
Роль жены, матери, хозяйки дома считалась очень почет-
ной. Русская пословица гласит: «Добра жена — венец мужу
своему и беспечалие». Быть «доброй женой» означало умело
вести домашнее хозяйство, заботиться о муже, родить здоро-
вых детей. В «Домострое» в главе «Похвала женам» говорит-
ся: «Если дарует Бог кому жену добрую, дороже это каменья
многоценного; таковая из корысти не оставит, делает мужу
своему жизнь благую».
В традиционной культуре предполагалось, что процесс
формирования в ребенке необходимых качеств следует начи-
нать еще до его рождения. Во время беременности женщина,
мечтавшая о дочке, должна была смотреть только на краси-
вые вещи и красивых людей, чтобы родилась красивая девоч-
8 ка. Полагалось есть клюкву и бруснику, чтобы дочка была ру-
ЧГ.К »\ ЧП l-ih
С. И. Грибков.
Материнство.
Ок. 1876
мяной, укроп — чтобы у нее оказались
красивые глаза и пушистые ресницы.
Будущей матери нельзя было бранить-
ся и много спать, иначе дочка родится
злой и ленивой. Сразу после появле-
ния ребенка на свет следовало громко
объявить его пол, чтобы ребенок знал
о своей половой принадлежности. Вы-
бирая девочке из святцев имя, стара-
лись найти наиболее благозвучное и
красивое или же давали ей имя осо-
бенно почитаемой святой, прославив-
шейся добрым нравом и подвигами
благочестия. В крестьянских семьях
девочку растили не только доброй и
красивой, но и трудолюбивой. Пупови-
ну ей отрезали на прялке, чтобы она
хорошо освоила главную женскую ра-
боту, заворачивали новорожденную в
материнскую рубаху, чтобы ей переда-
лись все лучшие качества матери. В день отлучения девочки
от груди перед ней раскладывали веретено, пяльцы, челнок и
разрешали ей взять любой из этих предметов, символизиро-
вавших женское начало: к какому из этих предметов девочка
потянется рукой, в том деле и будет особенно искусна. В
шесть-семь лет волосы девочки заплетали в косу, а поверх ру-
бахи ей надевали сарафан. Этот ритуал отмечал новый этап
РАЧИТЕЛЬНОЕ ДОМОВОДСТВО.
Рачительное
домоводство.
Лубок. XIX в.
Ill’LUIl л< >виь
9
в ее жизни: теперь она принадлежала к
женскому сообществу и под руководством
матери начинала готовиться к роли «доб-
рой жены». Девочку обучали шить, выши-
вать, вязать, прясть, готовить еду, жать, до-
ить коров, нянчить детей — то есть всем тем
работам, которые положено выполнять
крестьянской женщине. Одновременно на-
чиналось религиозное воспитание и приоб-
щение девочки к обрядовой жизни кресть-
янской общины. В «Домострое», в главе
«Как дочерей воспитывать и с приданым их
замуж отдать», отцу давались советы: учи
дочь свою «страху Божьему, и вежеству, и
рукоделию», «положи на нее грозу свою и
блюди ее от телесных грехов, да не посра-
мит лица твоего, да в послушании ходит, да
не свою волю имеет».
Все эти обряды и приемы воспитания
были призваны наставить дочку на пра-
вильный путь, подготовить ее к будущей
семейной жизни. Случались и отклонения
от общепринятой нормы — здоровая в фи-
зическом и нравственном отношении де-
вушка могла «остаться в девках», «заблу-
дить» и родить ребенка до брака, уйти в
А*. в, Лемох. монастырь, стать странницей-богомолкой и т. д. Обществен-
Дсвочка ное мнение порицало таких девушек, не сумевших исполнить
с цветами. « 1 т- J J
1883 свои Долг перед Богом и людьми.
В этой книге рассказывается о жизни крестьянских деву-
шек во второй половине XIX — начале XX века преимущест-
венно из северных и центральных губерний Европейской
России. Как уже говорилось, традиционный уклад жизни
сохранялся именно в крестьянской среде — в деревнях и не-
больших провинциальных городах. Дольше всего — в север-
ных краях, которые исследователи народной культуры счи-
тают заповедниками старины. В семейных делах здесь стро-
го придерживались правил «Домостроя»: отец и мать были
непререкаемыми авторитетами для детей, младшие беспре-
кословно подчинялись старшим по возрасту; свадьбы счита-
лись несостоявшимися без проведения старинного обряда;
здесь еще в конце XIX века пели былины о подвигах киев-
ских богатырей и богатстве торговых людей Древнего Нов-
города, процветало искусство росписи и резьбы по дереву,
вышивки и кружевоплетения.
Однако в своих основных чертах жизнь крестьянских де-
10 вушек из северных районов (в семье, в молодежном коллек-
тиве и «на миру», их воспитание,
повседневные заботы, праздники
и обряды) во многом была похо-
жа на жизнь девушек из сел
Южной России, Урала, Сибири,
Алтая. Представления о том, как
надо растить «добрых жен и хо-
роших хозяек», какой должна
быть девушка «хорошего корня»,
то есть из почтенной крестьян-
ской семьи, были едины для все-
го русского крестьянства. Разни-
ца заключалась главным обра-
зом во внешней стороне жизни:
существовало множество вариан-
тов одного и того же обычая, ри-
туала, формул этикетно-бытово-
го поведения, в одних местах на
Святки обходили дворы с пением
«виноградья», в других «кликали
овсень-таусень», девушки носили
костюмы, утвержденные местной
традицией, и т. д.
За рамками этой книги оста-
ются вопросы, связанные с обсто-
II. И. Соколов.
У ворот.
1866
ятельствами, которые могли по-
влиять на судьбу крестьянской девушки, но не зависели от ее
собственной воли: «барский гнев и барская любовь» при кре-
постном праве, тяжелое материальное положение семьи, ко-
гда девушка была вынуждена уходить из дому «в наймич-
ки» и др.
Вторая половина XIX — начало XX века — период очень
интересный и важный в истории русского народа, и кресть-
янства особенно. Реформы I860—1880-х годов (отмена крепо-
стного права, передача крестьянам земли с правом ее выку-
па, развитие промышленности и связанный с этим отход кре-
стьян в города на заработки, строительство железных дорог,
распространение школьного образования и многие другие
новшества) положили начало постепенному разрушению
традиционного образа жизни русских крестьян. Особенно
активно усваивала различные новшества молодежь. Парни и
девушки перенимали городские манеры поведения и обхож-
дения, например стали здороваться за руку, что раньше счи-
талось неприличным, пускали в ход специфические «город-
ские» словечки, в праздничные дни вместо хороводов пляса-
ли «кадрель», «ланцет», пели городские романсы; девушки
надели модные платья, а парни защеголяли часами. Жизнь
вносила поправки и в представления крестьян о семейных
отношениях, о взаимоотношении полов, о бедности и богат-
стве и т. п. К началу XX века в крестьянской среде только
начавшиеся перемены еще не были столь значительными,
как в советское время.
При создании книги были использованы материалы архи-
ва «Этнографического бюро В. Н. Тенишева», освещающие
жизнь русских крестьян рубежа XIX—XX веков, ответы на
анкету Н. И. Надеждина, присылавшиеся в Императорское
Русское географическое общество в конце 1840-х — начале
1850-х годов, свидетельства очевидцев, зафиксированные в
мемуарной литературе, записи из личного архива автора, сде-
ланные в научных экспедициях, и новейшие исследования в
области этнографии русского народа.
ТОГДА ДЕВКА РОДИТСЯ,
КОГДА ЕЙ ЗАМУЖ ГОДИТСЯ
Дьячок не служит,
Все по девушке тужит;
Понолшрь не звонит,
На нее же глядит;
Поп не венчает,
За сына чает.
Девичество в русской традиции обозначалось словом «по-
ра» и считалось временем, отпущенным девушке для выбора
брачного партнера. «Быть в поре» — это значит быть готовой
к замужеству: «Девка-то у нас уже невестой глядит, того и
гляди, что женихи сватов станут засылать». Девушку «в по-
ре», в «самой красной жире» называли «дева», «девица», «де-
ваха», «девонька», «девьё», «девка». (Слова «дева», «девица»,
«деваха» имели уважительное значение и употреблялись в
праздничных и обрядовых ситуациях, слово же «девка» обыч-
но использовалось в ходе повседневного разговора.)
Девочка вступала в период девичества примерно в 13—
14-летнем возрасте. Его начало связывалось с появлением
«девоченья» — менструаций. Это событие зачастую сопрово-
ждалось специальными ритуалами, целью которых было
превращение девочки в женщину и обретение ею репродук-
тивных возможностей. В селах Архангельской губернии де- ~
вочке при первой менструации полагалось встать так, чтобы f:
ноги находились на расстоянии двух половиц, и сказать: ~
«Пришла гостьюшка, погости два или три дни и домой пой- 2
ди, а через месяц опять приходи» (цит. по: Мазалова Н. Е, ~-
С. 122). В Смоленской губернии в эти дни на девушку наде- j
вали рубашку матери, которую та носила во время своих ~
первых месячных: считалось, что благодаря этому к ней пе- г
рейдут детородные способности матери. Во многих селах се- з
верных и западных губерний выстиранную от менструаль- г
ной крови рубаху вешали сушить на чердаке, под самой l
крышей, в надежде, что девушка будет быстрее расти и фи- -
зически развиваться. Во Владимирской губернии девушку во з
время первых регул обливали водой или сажали на снег,
приговаривая: «Очищайся, раба Божия, первым снегом». 13
Иногда наступление первой
менсгруации девушка отмечала са-
мостоятельно приготовленным обе-
дом, на который она приглашала
родственниц. Гостьи поздравляли
ее, желали ей здоровья и хорошего
жениха. В других деревнях было
принял о оповещать об этом собы-
тии всех женщин. Они приходили
в дом девочки и устраивали засто-
лье: жарили яичницу, пили водку,
а потом расстилали на полу ее ру-
башку со следами менструальной
крови, плясали на ней под пение
«срамных» несен. Старшие сестры
девушки и ее подруги также стара-
лись отметить это важное событие,
которое символизировало превра-
щение девочки в девушку, готовую
к браку. Они затевали игру «в мо-
лодых»: выбирали для нее из стар-
ших девочек «жениха», отводили
пару в овин, где и оставляли на
ночь «молодиться».
А Г. Нснсииинов.
Девочка
с 1армо1нкой.
1810с
) I ill ( >.| \ '111 il \ 1 К > I
Однако появление менструаций еще не означало, что де-
вочка превратилась в девушку. Она должна была приобрести
еще девичий внешний облик: из угловатого подростка стать
«круглой и крепкой, как репка». Обращалось внимание и на
поведение девочки — «невестится» она или нет, и на ее готов-
ность вести хозяйство, выполнять все женские работы. Про
девочку, находящуюся в переходном возрасте, говорили, что
она «из подросточка выходит». В песнях ее называли «зеленё-
шенькой», «недозрелой ягодкой», «неналивчатым яблочком»,
«маковкой нерасцветённой».
Переход девочки из подросткового возраста в девичество
почти повсюду сопровождался специальными обрядами, ко-
торые фиксировали ее новый социально-возрастной статус.
Обычно они проводились в ходе весенне-летнего цикла ка-
лендарных праздников как торжественное представление по-
тенциальной невесты деревенскому сообществу. Это проис-
ходило на Пасху, в Вознесение или в другие дни, согласно
местной традиции. В северных губерниях Европейской Рос-
сии на Пасхальной неделе «выкуневшие», «растовые» девоч-
ки, одетые в свои первые девичьи наряды, взявшись под ру-
ки, возглавляли праздничное молодежное шествие по ули-
цам села. Зрители встречали девичье пополнение похвальны-
ми словами. В южнорусских селах повзрослевшие девочки в
14
Пасху приходили на пло-
щадь перед церковью в по-
невах — поясной одежде за-
мужних женщин и стояли
там, демонстрируя себя гу-
ляющим. В южных уездах
Рязанской губернии родите-
ли, нарядив девушку в по-
нёву, катали ее в повозке
по улицам, предлагая всем
в качестве невесты: «Надо
ли?» В Орловской губернии
в Вознесение девушки, на-
дев понёвы, вместе отправ-
лялись в лес, где устраива-
ли трапезу и веселились, а
затем гуляли по селу, пока-
зывая себя в женских наря-
дах. В Тульской губернии
мать перед тем, как отпра-
вить дочь на гулянье, пред-
лагала ей прыгнуть со ска-
мьи в поневу: «Прынь, ди-
тятко, прынь, милое, в веч-
ный хомут, бабью понёву». В некоторых селах понёву для
младшей сестры готовила старшая, она же и надевала ее на
сестру. После гулянья понёву с девушки снимали и надевали
еще раз уже после свадьбы — навсегда.
По достижении девушкой 15—16 лет наступала самая важ-
ная фаза девичества — «расцвета и спелости», которая дли-
лась около пяти лет и должна была закончиться замужест-
вом. Девушек в этом возрасте часто называли «невестами»
(то есть буквально «неизвестными», «непознанными мужчина-
ми»), «славницами» («славнухами»,
по имени и отчеству, выражая тем самым уважение к ним и
уверенность в том, что они выполнят свое предназначение на
земле: вступят в брак и родят здоровых детей.
«славенками»), величали
Была ягодка красна,
Земляница хороша.
Почему же ты красна,
Почему же хороша?
Ты на горочке росла,
Против солнышка цвела.
Девушки «в самой поре» обладали, по мнению русских,
особым свойством — «славутностью» («славой»), благодаря ко-
Беседа.
Фото
С. А. Лобовикова.
1914—1916
НИ ДА ДЕВКА 14 )ДИ IС Я КО! Д \ I II 3 \М' Ж К >Д11 К >
15
Г( )1 ДА ДЕВКА К>ДИ! СЯ К( )1 ДА ЕЙ 3 ХМУЖ I ()ДИ1 СЯ
Крестьянка
в праздничном
наряде.
Фото
А. О. Карелина.
1870.
торому они нравились представителям противоположного по-
ла и вообще всем людям. «Славутность» — было довольно
сложное понятие, включавшее в себя целый набор качеств:
приятный внешний облик, обаяние, умение хорошо одеваться,
вести себя по правилам, принятым в обществе, и, конечно,
«честное» имя. «Славутность» считалась свойством, которое
расцветает вместе с девичеством. Однако лишь некоторые
счастливицы обладали высокой «славутностью», что позволя-
ло им активно участвовать в любовной игре, составлявшей
суть жизни молодежи, и выйти замуж за достойного человека.
16
Красивый внешний облик ценился как одна из необходи-
мых составляющих «славницы». На протяжении жизни многих
поколений у русских людей сложился определенный стереотип
девичьей красоты. «Красавой», «красулей», «картинкой нарисо-
ванной» обычно называли девушку «доброго надлежащего рос-
та», крепкого телосложения, с высокой грудью, крутыми бед-
рами, круглым, гладким, белым лицом, румяную, белозубую,
чернобровую и с длинной русой косой. О внешне привлека-
тельной девушке говорили, что она «девка из себя видная, ру-
мяная, толстая — страсть красивая!» (Русские крестьяне. Т. 3.
С. 81). Такой образ красавицы декларируется в русском
фольклоре. В свадебных величальных песнях о красавице ска-
зано:
Душа красна девушка,
Из белым она белёшенька,
Из румяна румянёшенька,
Будто ягодка-изюминка,
Будто скатная жемчужинка,
Она по блюдечку катается,
Сахар с медом рассыпается,
Анной называется.
В старинных заговорах «на красоту» идеальная внешность
подается так: «Всех я трав выше, лазоревых цветов я зре-
лее, всех белее и румяней», «плечами плечиста, грудями гру-
диста, речами речиста, лицом круглолица, на щеках алалица,
бровями черна, очами очна» (Русские заговоры и заклинания.
С. 115, 116).
Особенную привлекательность девушке придавали, как
считалось, хорошие прямые волосы, заплетенные в толстую
косу:
Как у Машеньки да есть коса руса. 7
Есть коса руса да до шелкова пояса. г
По плечам-то все лежит да расстилается, ~
Чистым серебром кудерки завиваются. 2
Кроме того, девушка должна была иметь особую походку, Z
которая называлась «частая»: мелкие шажки с колыханием 7
груди и покачиванием бедер. Хороший рост, крепкое телосло-
жение, белая кожа и румянец, длинные ухоженные волосы —
все это свидетельствовало о физическом здоровье девушки и
заключенной в ней жизненной энергии. Костромской краевед,
делясь своими впечатлениями о крестьянской жизни, писал:
«Дородность, то есть умеренная полнота, ценится в девушках 5
и молодицах, да оно и понятно, потому что, когда мужик же-
нит своего сына, он ищет в дом работницу. Жиденькую и ела- 17
бенькую как раз прозовут „холерою44» (Русские крестьяне. Т. 1.
С. 178). Напротив, тонкая талия, маленькие руки и ноги, блед-
ное лицо, волнистые мягкие волосы и хрупкость всего облика
(идеал девушки в дворянской среде) в русской деревне вос-
принимались не как признаки красоты, а как верные призна-
ки физической недостаточности, болезней и бесплодия. В не-
которых селах Русского Севера кудрявые волосы считались
свидетельством безнравственности девушки.
Каждая девушка, естественно, хотела обрести столь необ-
ходимую ей красоту или хотя бы приблизиться к идеалу. Для
этого девушки прибегали к разнообразным ухищрениям. Что-
бы лицо было белое и без веснушек, его мыли сывороткой,
парным молоком, огуречным рассолом или мазали березовой
смолой. Чтобы волосы становились гуще и не выпадали, их
расчесывали гребнем, смоченным соком крапивы. Чтобы зу-
бы были белые и не пахло изо рта, жевали серку (смолу лист-
венницы) или ели в больших количествах яблоки. Если на ли-
це были угри и рябины, то их мазали волчьим салом или ма-
зью, приготовленной из яичного белка и колоса пшеницы,
взятого во время цветения, — «рябье будет гладко». Верили,
что лицо будет белым и румяным, если мыть его настойкой
василька; а чтобы грудь была большая и пышная, надо есть
много горбушек или тереть ее мужской шапкой.
Русские девушки в своем желании соответствовать идеалу
красоты белили лицо, красили щеки, чернили брови, рас-
прямляли вьющиеся волосы помадой. Богатые девушки поку-
пали косметику в лавках и на ярмарках, бедные довольство-
вались домашними средствами. Лицо обычно покрывали
свинцовыми белилами, мукой, растертыми стеариновыми све-
чами. Щеки натирали бодягой, сухим корнем или свежими
ягодами ландыша, настойкой из красного сандала, сахара и
водки, корнем растения купела, называвшимся у крестьян
«соломонова печать», «божья ручка», свеклой, а также розо-
вым анилином — фуксином. Брови наводили сурьмой, углем.
Наложение краски было довольно своеобразным. Белила по-
крывали все лицо толстым слоем, так что оно напоминало
маску, брови делали «соболиными», то есть очень широкими
и длинными, а румянец накладывали во всю щеку, иногда в
виде кружочков, полосок, мелких ромбиков. Над девушками
смеялись:
Слободские-то девчонки,
Ровно мыконькой горох,
Щечки клюковкой намажут,
Брови углем подведут,
Брови углем подведут —
18 За хорошиих сочтут.
к >i д \ д| bl \ !( >ди! < и и и i \ ।
A. E. Архипов.
Крестьянская
девушка.
Б. г.
Девушки старались придать красоту своим волосам, пом-
ня о том, что «девичья коса — всем ребятам сухота». Они за-
плетали их в косу в три прядки, приплетая для толщины
льняную кудель. В праздничный день косу плели в 6—8, а ино-
гда и в 12 и даже 18 прядок, используя яркие разноцветные
ленты, тесьму, гарусные нитки, унизанные бисером. Сверху
коса была плотной и толстой — почти в ширину шеи, снизу
тонкой. Волосы обычно покрывали специальной помадой,
чтобы они ровно лежали на голове и блестели:
У девицы волоса при помаде завсегда;
При помаде, при расчёсе,
И при русой косе,
И при алой ленточке.
П)1 ДА ДЕВКА Н)Д111 СЯ. К< ЯДА Ш ЗАМУЖ IОДПIС Я
19
/'. Ф Hay.tu.
Великороссы.
1Н62
Способов приблизить к образцу
свою фигуру также было много. Необ-
ходимую полноту южнорусские девуш-
ки имитировали, надевая на себя в
праздничный день несколько рубах, се-
вернорусские девушки отправлялись на
гулянье в сарафане, подшитом тол-
стым слоем льняной кудели или шер-
стяными очесами, в толстой кофте на
вате или же набрасывали на плечи не-
сколько шалей — одна на другую. Что-
бы казаться «грудастыми», под рубаху
подшивали «хлопки» из льняной куде-
ли. Толщину ног увеличивали, надевая
несколько шерстяных вязаных чулок
или онучей.
Внешней красоты пытались достичь
также с помощью магических действий.
Каждая девушка знала простые загово-
ры «па красоту» — от бабушки, матери
или из рассказов подруг. Девушки вери-
ли, что можно стать красивой, если при
умывании натираться 12 раз мылом и при этом произносить:
«Вода — с лица, краса — на лицо, лицо — как белый свет, а ще-
ки — как шипишный цвет!» (Русские заговоры и заклинания.
С. 117). Утром в Страстной четверг умывались водой, в кото-
рую была положена серебряная монетка, и говорили: «Как
чисто серебро свитит и сияет, так бы и у меня, рабы Божьей
(имя), свитило и горило лицико», а в Святки, стоя перед зерка-
лом, повторяли несколько раз: «Кажись, мое белое лицо, бе-
лее свету белого, разгорайтесь, мои алые щечки, краснее солн-
ца ясного» (Там же. С. 113).
Но «славутность» предполагала не только красивую внеш-
ность, но и такое поведение, которое свидетельствовало бы,
что девушка обладает качествами, необходимыми для вступ-
ления в брак и поддержания его устойчивости. Особенно це-
нилась «умнота», то есть умение правильно вести себя в раз-
личных жизненных ситуациях. Девушка, не отличавшаяся
этим качеством, войдя в большую семью мужа, могла учи-
нить в ней раздор.
Умнёт она, умнёт она
На резвые ножки встать.
На резвые ножки встать. Ой.
Умнёт она, умнёт она
Поклон воздать,
Да поклон воздать. Ой.
20
«Славнице» полагалось быть доброжелательной, ласко-
вой, послушной, вежливой, учтивой, в меру скромной и в ме-
ру раскованной. Эти качества позволяли ей расширить круг
своих потенциальных женихов, заручиться симпатией их ро-
дителей:
Она меня привадила к сабе,
Привадила, приголубила.
Своей тихой походушкой,
*
Еще вежливой словечушкой.
Считалось, что «неругачая», спокойная, терпеливая де-
вушка сможет достойно прожить жизнь, не вступая ни с кем
в конфликты, не жалуясь на судьбу. Слишком робкая, за-
стенчивая девушка, не обладавшая темпераментом, по кре-
стьянским представлениям, не могла быть готова к замужест-
ву и рождению ребенка. Про такую говорили, что она только
«лавку обтирает». Если девушка была слишком дерзкой, бой-
кой, раскованной, то она своим поведением могла поставить
под угрозу устойчивость будущего брака. Парни обычно
«браковали больно бойких».
Естественно, от девушки требовалось и умение хорошо ра-
ботать, чтобы в ее будущей семье был достаток. Сваха, расхва-
ливая невесту родителям жениха, произносила такие слова:
«Моя девка умнёшенька, прядет тонёшенько, лжет чистёшень-
ко, белит белёшенько».
Эти качества привлекали и парней. Парень Василий По-
лянский из Костромской губернии так рассуждал о том, какая
девушка ему может прийтись по душе в качестве будущей же-
ны: «Мне нужно хозяйку: красоту-то не лизать, с хорошей на-
живешь, а с плохой что и есть проживешь!» (Русские крестьяне.
Т. 1.С. 57).
Чтобы понравиться парням, девушка должна была обла-
дать веселым нравом, умением плясать, петь, вести остроум-
ные разговоры, то есть быть «счастливой, таланливой, гульли-
вой, забавливой». Костромской парень по прозвищу Карамай,
обсуждая вопрос о своей женитьбе, говорил: «Что это за баба
будет? И выйти на народ не с чем. Мне надо такую, чтобы по-
казать было что... Ну что от нее: ни песен, ни басен» (Там же.
С. 57).
Однако в своей «гульливости» девушке не следовало захо-
дить далеко. «Славутность» предполагала безупречную репу-
тацию:
Мимо сада не ходи
Да, мил, дорожку не тори.
Мил, дорожку не тори да худу славу не клади.
Худа славушка пройдет,
Никто замуж нс возьмет:
*
Да что пи барин, пи купец, ни проезжий молодец.
Девушке полагалось блюсти себя и сохранять честное
имя, то есть нс прослыть «совсем заблудящсйся» и нс утра-
тить девственности до свадьбы. Утрата девственности влекла
за собой и угр агу «славугности». «Какая же это девка, когда
себя уберечь не могла!» — говорили крестьяне.
Девушки, чья добрая рснугация не вызывала ни у кого со-
мнения, пользовались в деревнях большим уважением: чем
больше в деревне «славпиц», тем больше чести се жителям.
«Славницы» обычно возглавляли праздничные 1улянья моло-
дежи, занимали почетные места на зимних посиделках и иг-
рищах, их первыми набирали в хоровод, из них составляли
первые нары в кадрили. Если мать отправляла свою дочку в
гости к родственникам в дальнюю деревню, чтобы она «мир
посмотрела и себя показала», то обязательно приглашала по-
ехать с ней нескольких «славниц», чтобы все знали, с кем ее
дочка знается.
Естественно, каждая девушка мечтала поднять свой ста-
тус до уровня «славницы». Верили, что «получить почет»
можно с помощью заговора. Вот, например, какой заговор
произносила девушка из села, расположенного на берегу ре-
ки Пинега, отправляясь на 1улянье: «У отцовских доцерях да
у деревенских молотцах раба Божия (имя) как волк в овцах,
и все девки овецьки, а я одна волцок. И как на хлен, на соль
цесть и слава, и на меня бы такова была цесть и слава во вся-
ко время, во всякий час, во всякое игрище» (цит по: Астахо-
ва Л. М. С. 48). В начале XX века девушка Прасковья записа-
ла в «ворожейпую тетрадку» такие «слова на славу»: «Ссвод-
не великий праздник Ильи Пророку, его всяк зпат и ночитат,
и идет великая слава. И шла бы великая слава об рабе Божи-
ей Параскевы, всяк знал и почитал, и хвалили. Где мой суже-
ной-ряженый [ни был бы] ехал свататьсе! Нс мог бы ни двена-
дцати часов насовать, ни минут ы бы миновать, об рабы Божи-
ей Параскевы ехал свататься! На мои слова замок и ключ»
(Русская свадьба. Т. 2. С. 257).
В девичьем обиходе были распространены и более слож-
ные способы поднятия «славутности». Они обычно приурочи-
вались к большим праздникам: Рождесгву, Крещению, Пасхе,
Троице, Иванову и Петрову дням. В селах Олонецкой губер-
нии девушки в один из этих праздничных дней, дождавшись
момента, когда звонарь пойдет на колокольню для празднич-
ного благовеста, бежали на реку или озеро, взяв с собой не-
большую кадушку и колокольчик. После первого удара коло-
кола они набирали колокольчиком девять раз воды в каду-
22
шечку, приговаривая: «Как этот колокол звонит, так бы зво-
нили и говорили вси добры люди по праздникам, по ярманкам
и по торговлям про меня, рабу (имя)», а затем бежали на пере-
кресток дорог, раздевались и поливали себя этой водой в на-
дежде на «получение славы». Девушки купались в Крещение в
иордани — проруби, вырубленной для водосвятия в виде кре-
ста. В ночь на Васильев день выходили на перекресток дорог
и бросали на ветер ленту из косы, чтобы ее подхватили бесы и
разнесли славу о девушке по всем селам и деревням.
Однако особенно действенными считались обряды, испол-
нявшиеся весной — когда в природе все оживает, и в летнее
время, между Троицей и Петровым днем — в период высшего
расцвета природы. В летние Святки девушки отправлялись в
поле, где, раздевшись донага, кувыркались «для славы» в цве-
тущей ржи. Большие надежды возлагались на Иванову ночь.
После захода солнца, когда за околицей села зажигались ива-
новские костры, девушке надо было несколько раз прыгнуть
через огонь вместе с парнем, взявшись крепко за руки; к утру
ей следовало вместе с подругами отправиться в хорошо натоп-
ленную баню, наломав предварительно веников, желательно
из 27 растений (среди них иван-да-марья, крапива, бузина, бе-
реза и т. д.). В бане полагалось долго париться, «накладывая
на себя славу», а потом в одних венках отправиться купаться
на реку или озеро. В Иванову ночь «для славы» можно было
умыться тремя каплями росы, собранной с лесных трав, или
водой из трех лесных ключей. При этом произносили специ-
альный заговор: «Моюсь, умываюсь, раба Божия, белыми бе-
лилами, алыми румянами, чтоб на меня, рабу Божию, глядели
стары старухи, молоды молодухи, стары старики, молоды му-
жики. А мой любезный сох бы, болел, как в огне горел, по
мне, рабе Божьей, утренну, денну, ночну и вечерню. Тут моим
словам ключ и замок» (Русские заговоры и заклинания. С. 113).
Вот, например, что говорили в селах Северной Двины,
одевая девушку в свадебное платье:
На воду синизна,
На платье белизна,
На меня, рабу Божью Марию, красота,
На весь мир сухота:
На троежсных и на двоеженых,
На черных и черемных,
На белых и русых,
На голых и на богатых.
И меня, рабу Божью Марию,
Весь мир хвалял
И восхвалял,
И через руки хватали,
23
И места садили
За столы дубовые,
За скатерти шелковые,
За хлебы, за сытни,
Мне, рабы Божьей, кланялись.
И я, раба Божья, казалась бы
Всему миру и своему суженому
Свету белого бсляя,
Схожего солнца миляя,
Красняя отца и матери,
Роду и племени,
Ясными очами всех ясняя,
Черными бровями всех черняя.
И на игрушке молодцов,
И на женитьбе женихов,
На пирушке баб молодых
Всех бы я басяя и миляя!
Если все эти средства не помогали, мать девушки отправ-
лялась за помощью к профессионалу — колдуну, который, по
общему мнению, был способен «наложить славу» на любую
девушку. В Олонецкой губернии, например, такими считались
карельские колдуны. Ритуал проводился в бане, которую то-
пили особыми дровами: например, от грех деревьев, разбитых
молнией; воду надо было взять из родника или собрать во вре-
мя грозы; веник связать из веток разных деревьев, в том чис-
ле рябины, дуба, можжевельника. Колдун сначала очищал де-
вушку от порчи, заставляя ее пройти через кольцо из веток
рябины, а затем наделял притягательной для мужчин силой.
Все это сопровождалось заклинаниями. Верили, что после это-
го девушка станет «всем молодцам приглядна».
Если «девичья пора» заканчивалась, а замужество так и не
предвиделось, то девушка рисковала остаться без мужа — «по-
гибнуть», «пропасть». Затянувшееся девичество рассматрива-
лось как время остановки роста — «сидения», «переспевания».
Девушку сравнивали с коробочкой мака, которая никак не мо-
жет рассыпаться на зернышки, называли ее «засидкой», «на-
долбой». В разных местностях возраст, с которого девушка
уже считалась «засидкой», определялся по-разному: например,
в южнорусских областях девушке полагалось вступить в (фак
до 18 лет, в центральных и среднерусских областях, на боль-
шей части территории Русского Севера до 22—23 лет, в отдель-
ных северных районах до 25—27 лет. Но повсюду отношение к
девушке «засидке» было резко неодобрительным, ведь она не
смогла или не захотела вовремя выполнить свой долг перед
Богом и людьми. На Масленице, когда подводились итоги
брачного сезона, начинавшегося осенью, такой девушке пели:
Крестьяне
Богородского
уезда Тульской
губернии.
Фото
А. О. Карелина.
1870
Масленая, белая мочка,
А кто замуж не шел — сукина дочка!
Масленая, грязь по вухи,
Остались наши девки вековухи!
Масленая, гололетье,
Остались наши девки да на летье!
1О1Д\ Д1 ВК\ ниш С Я. KOI ДА МНИ МУ Ж ЮДИН я
Крестьянская община, осуждая «засидку», была заинтере-
сована в продолжении «крестьянского рода-племени» и стара-
лась помочь ей покончить с девичеством, выдать замуж «хоть
за вдовца, хоть за проезжего молодца». В некоторых селах
вплоть до середины XIX века сохранялся древний обычай во-
зить «засидевшуюся» девушку по селу на санках или в корыте,
останавливаясь перед домами, где жили парни, с криками
«Поспела, поспела!» или «Кому нужна надолба?». Чтобы де-
вушка вступила в брак, на Масленицу осуществлялись и спе-
циальные магические действия. Например, при помощи ко-
роткого бревна, палки, колодки, снопа. В Воронежской, Ор-
ловской, Смоленской губерниях колодку привязывали к ноге
девушки: она должна была таскать колодку за собой во время
гулянья: «Калодку привязывают, шоб жених привязался и за-
муж вышла девка» (цит по: Агапкина Т А. 2002. С. 237). В кон-
це XIX века вместо бревна здесь стали использовать связку
баранок, которую вешали на шею «засидке», или бант, при- 25
Крестьяне
Боровского уезда
Тульской губернии.
Фото
А. О. Карелина.
1870
1<)1Д\ ДЕВКХ 14 >ДИ I ( Я KOI ДА Н1 Л ХМ' Ж 1ОД1ГК я
креплявшийся к одежде. На Русском Севере бревно бросали с
порога в красный угол избы, где жила такая девушка. На Ура-
ле во время масленичного катания девушке бросали в сани
сноп (то есть «жениха»). По представлениям крестьян, эти
действия должны были стимулировать столь желанный брак.
Прощание с девичеством в русской традиции всегда было
и долгожданным событием, и печальным. В старинных сва-
дебных песнях девичество определялось как «жизнь воль-
ная», яркая, светлая и радостная:
Ах ты воля, ты воля батюшкина,
Ах ты нега, ты нега матушкина!
Я у батюшки жила-красовалася,
Я у матушки жила по своей воле.
Поутру раным-ранешенько не вставала,
И я ранних петухов, млада, не слушала;
А умыв руки, садилась за дубовый стол,
Со батюшкой, со матушкой хлеб-соль кушати...
Жизнь девушек, действительно, была и более вольной, и
более насыщенной событиями, чем жизнь людей, обременен-
ных семьей. В богатых домах девушки занимали отдельное
помещение — светлицу, горенку или небольшую холодную
клеть с входом из сеней. В свадебных песнях девичья горенка
26
называлась «клеточка-перерубица», «малое безлюдьице», «ти-
хое уютоньице». Там в сундуках и «коробеюшках замчён-
ных» девушки хранили свою одежду и приданое, стояли
прялки, пяльцы для вышивания, лежала подушка с коклюш-
ками для плетения кружев и другие принадлежности для ру-
коделия, а также имелся столик с зеркалом и ящичками для
белил, румян, сурьмы. Распорядок дня девушек также был
несколько иной, чем у остальных взрослых членов семьи. Де-
вушка могла дольше спать утром (особенно если в доме были
снохи), вставая, когда «по селам все петухи поют, а по избуш-
кам печки топятся, а по церквям-то Богу молятся, а по часо-
венкам-то спасаются». Вечером она могла свободно отпра-
виться к подружкам или на посиделку, куда приходили пар-
ни, а вернуться домой лишь поздней ночью. В летнее время
и в праздники девушке разрешалось гулять до утренней зари,
и это не считалось чем-то предосудительным.
В свадебной песне невеста, обращаясь к сестре, так гово-
рит о жизни в девичестве:
Уж мы жили-красовалися
По беседушкам по ранним,
И по вечорочкам по поздниим,
И по работушкам по трудныим,
По годовым да по праздничкам —
Все ходили-красовалися.
Родители старались дать дочерям свободу: возможность
«нагуляться», «навеселиться». В то же время родители требова-
ли от нее послушания, покорности, уважения к себе и к другим
членам деревенского сообщества, трудолюбия, сохранения це-
ломудрия до свадьбы. Девушка, покидая отцовский дом, в спе-
циальных причетах благодарила отца за «вольную жизнь».
Ты держал меня, девушку,
Во прекрасном девичестве,
Будто крест да на белой груди,
Будто перстень на правой руке.
У кормильца света батюшки
Была словцом не огрублена,
Я работкой не загружена,
На гулянье не задержана.
По мнению крестьян, относительная свобода, которой
пользовалась девушка, была важна для ее развития, приобре-
тения жизненного опыта, выработки самостоятельности в де-
лах и поступках и в результате — для правильного выполнения
ею роли жены, хозяйки и матери в будущей семейной жизни.
КУРИЦУ НЕ НАКОРМИТЬ,
ДЕВИЦУ НЕ НАРЯДИТЬ
Уж я Аннушку люблю,
Она - уборчистая,
Она - уборчистая,
Разговор чистая.
На ней юбочка баска,
Будто шелковая,
Опоясочка баска -
Целоваться три разка!
Девушка «в самой поре» должна была, если хотела нра-
виться парням, хорошо одеваться, или, как тогда говорили,
быть щеголёной. В молодежной среде одежда значила очень
много. На гуляньях и посиделках успехом у парней пользова-
лись в первую очередь красиво одетые девушки.
Деревенское сообщество тоже обращало внимание на то,
как одеты девушки, — «справна ли у них снаряда», как они
красуются, «бодрятся», «басятся». Особенно активно обсуж-
дались девичьи наряды в праздник, когда все буквально вы-
сыпали на улицу, и в первую очередь интерес проявляли ма-
тери парней. Пожилые женщины вспоминали: «Было вот,
придет в цясовню (мать парня), как собиралиси в цясовню iy-
лять, она дак и выглядывает, и выглядывает. Которая хорошо
выряжена, хороший выряд на ей, а и хозяйство нехорошень-
кее, а уж одета все хорошо, так она: „Вот на плециках-то, да
на жопке шелк, а в животике щёлк да щёлк“» (цит. по: Моро-
зов И. А., Слепцова И. С. С. 502). Деревенский этикет вполне
позволял матерям парней подойти к девушкам близко, чтобы
не только получше рассмотреть их одежду, но и проверить ее
‘ качество: «Дак они подойдут к девкам-то, да и загибнут по-
: дольцик-от у платья-то... Подолы-то те тканые, широкие, тов-
/ стые, красивые, а там ишшо лентоцьки полосатые нашиты
± в три пёрста — это хорошая подподольниця, это толькё в
церкву-ту идти. Тамока эти узоры — знацит богата невеста»
(Там же. С. 507).
Естественно, наряды были постоянной темой девичьих
28 разговоров. Девушкам не надоедало обсуждать, кто во что
Крестьянские
девушки
в праздничных
костюмах. Фото.
Начало XX в.
Архангельская губ.
оденется на праздник, на сенокос или на посиделки, чья
«справа» лучше, чья хуже, что они собираются купить на яр-
марке или в лавке. Они также с большим удовольствием об-
суждали одежду парней:
Ванюшка хороший,
Ванюшка пригожий,
У Ванюшки рубашка кумачная,
У Ванюшки жилетка атласная,
У Ванюшки брюки триковые,
У Ванюшки сапожки козловые.
’I I 111 к.1\ II III \1 ШИ 1Г 'I 1 I и\.|( 'Ч\ Н III \l I! 1.1 \'{
И парни с удовольствием включались в эти разговоры,
давая девушкам советы или говоря «любезности» — компли-
менты.
Девушки старались продемонстрировать свои наряды
разными способами. В праздники переодевались по три-четы-
ре раза за день. Отправляясь на гулянье в соседнюю дерев-
ню, везли с собой не менее двух костюмов, а если ехали в
гости к дальним родственникам, то забирали с собой всю
свою «справу», чтобы не опозориться в чужом месте, перед
чужими парнями и девушками. Во многих деревнях сущест-
вовал обычай, по которому в первую неделю Святок по до-
мам ходили так называемые «баские наряжонки». Это были
группы девушек, одетых в лучшие костюмы, с наброшенны-
ми на плечи дорогими шалями, но с закрытыми тюлем лица-
ми. Они обходили дома односельчан, и прежде всего те, где
были холостые парни, показывали свои наряды, заставляли
угадывать, кто скрывается под тюлевой маской. В некоторых
местностях в Святки девушки наряжались в одежду, принад-
лежащую одной из подруг. Надев ее костюмы, заходили в
каждый дом, где жил парень. Они там пели, плясали, а за- 29
В. А. НоЬров.
Карие 1.\аза.
1901
тем сообщали хозяевам, в чьих кос-
тюмах пришли. Чем большее коли-
чество девушек шло с хозяйкой кос-
тюмов, тем больше ей было чести.
Девушке полагалось, по общему
мнению, иметь три вида одежды: для
будней — «платьице ежедённое», для
праздников — «платьице воскресён-
ное», и для свадьбы — «платьице под-
виняшное». Обычай требовал, чтобы
праздничный гардероб состоял не из
одного-единственного «платьица вос-
кресённого», а из нескольких полных
костюмов: один для Пасхи, другой
для Рождества и Святок, третей для
гуляний в праздничные дни, четвер-
тый для посиделок и гуляний в буд-
ние дни, пятый для выхода в церковь
по воскресеньям и т. д. Празднич-
ный костюм шили из дорогих тканей,
по возможности фабричного произ-
J< )'I\ |1 111 \lll1.1
водства.
Обязанность хорошо одеть взрослых дочерей лежала на
родителях. Мать и отец старались купить ей побольше вещей,
чтобы «люди не осудили» и дочка смогла выйти замуж за
достойного человека. Это была сложная задача, которая пре-
вращалась в проблему, если дочек было много, а семья — не
самая богатая. Очевидец из г. Кадникова Вологодской губер-
нии свидетельствовал: «...Одеть к празднику свою дочь как
можно лучше считается у крестьян такой необходимостью,
таким настоятельным обычаем, что нередко крестьянин про-
дает корову или несет в заклад до зимы свою шубу, лишь бы
сделать дочери к празднику шелковое платье, а платья заво-
дятся дорогие: от 25 до 60 рублей...» (//. В. 1887. N*» 21). Яро-
славский бытописатель XIX века А. В. Балов отмечал: «Каж-
дая девушка в семье старается накупить себе побольше наря-
дов и наполнить ими заветный короб с приданым, которое
бывает иногда решительно не по средствам для обитательни-
цы деревни» (АРЭМ, ф. 7, on. 1, д. 1769, л. 16 об.). В старин-
ной свадебной песне рассказывается, что должен купить де-
вушке отец, чтобы она выглядела «не хуже других»:
Он купил ей атласу и бархату,
Он купил ей камки мелкотравчатые.
Мелкотравчатые стоузорчатые.
Он купил ей чулочки одинцового сукна,
Одинцового сукна, холмогорского шитья,
30
Он купил ей башмачки зелен сафьян,
Он купил ей сережки, ей чусы к ушам,
Он купил ожерелья на белу шею,
Он купил ей повязку на голову наложить.
Отдавал он Надеждушке покупочки:
«Ты ходи-ка, красуйсе во девушках, душа,
Ты гуляй-ко, милуйся во красных, хороша,
Красна девушка Надежда Артемьевна».
Все эти вещи, которые действительно были необходимы
«славнице», стоили, по крестьянским меркам, довольно доро-
го. Праздничный девичий костюм на ярмарках Архангель-
ской губернии в 1850—1860-е годы стоил около 25 рублей: сара-
фан из штофного шелка — 10 рублей, две ситцевые рубахи по
3 рубля каждая, головной убор — не менее 10 рублей. На
25 рублей в эти годы можно было купить хорошую корову и
жеребенка. В I860—1870-е годы цены на одежду и ткани вы-
росли: отрез модного в деревнях красного штофа на сарафан
стоил уже 25 рублей, а тонкое сукно, которое шло на внеш-
нюю сторону шубы, подорожало с 1 рубля 30 копеек до 4 руб-
лей. И это в то время, как пуд льна (примерно 16 кг) на ярмар-
ке стоил 8 рублей 40 копеек, а на сенокосных работах можно
было за два месяца заработать не больше 5—10 рублей.
На невестившуюся дочь работала обычно вся семья, но
прежде всего мать и сама девушка. Они выращивали лен и
коноплю, пряли, ткали, шили, продавали холсты, овощи, яго-
ды, грибы, молочные продукты. Девушки работали по найму
в богатых хозяйствах на жатве, сенокосе и уборке овощей.
Все вырученные ими деньги шли только по одному назначе-
нию — на наряды и приданое. Заботливая мать могла гордить-
ся своей богато одетой дочкой:
Красна девица идет,
Словно павушка плывет.
На ней платье голубое,
Лента алая в косе,
На головушке перо,
Хоть пятьсот рублей дано,
Хоть пятьсот рублей дано, —
Стоит тысячу оно.
На большей части территории России в XVIII — середине
XIX века девушки носили «стародавние костюмы», то есть
костюмы традиционного типа, или, как еще принято их назы-
вать, национальные. Костюмы девушек из разных областей,
естественно, различались, однако при всем том многие осо-
бенности были общими.
Комплекс
женской одежды
с кубильком
'.|\ 'll:, ЛИЯ Л 'I I И1\<1< II 111 \lllbl \'1
31
На Русском Севере, в Центральной России, Поволжье, Си-
бири девушки носили рубаху и сарафан. В селах, располо-
женных к югу от Москвы, — в Рязанской, Курской, Воронеж-
ской, Орловской губерниях, еще в середине XIX века одеж-
дой девушки была только рубаха, которую подвязывали кра-
сивым пояском и подтягивали ее на уровне талии так, что
спереди подол доходил до середины икры, а сзади спускался
почти до щиколоток. В казачьих станицах Дона девушки по-
верх рубахи надевали кубилёк — платье в талию с узким ли-
фом, застегивавшимся на множество мелких серебряных или
жемчужных пуговиц, и широкой юбкой, два передних полот-
нища которой оставались не сшитыми. Кубилёк подпоясыва-
ли серебряным или шитым поясом с пряжкой. Костюм всегда
дополнялся головным убором — обычно с открытым верхом
и с множеством украшений.
Рубаха
В ей рубашечки-салютканочки,
Салютканочки тонки дельные,
Тонки дельные, алляной подол,
Алляной подол, он подкаченный,
Он подкаченный и подстроченный.
Основной составляющей девичьего костюма была руба-
ха. Классическая русская девичья рубаха шилась из пяти по-
лотнищ льняного (конопляного) пологна домашней выдел-
ки, шириной от 39 до 42 см. Переднее и заднее полотнища
соединялись на плечах небольшими прямоугольными встав-
ками — ноликами. Два полотнища, более корогкие, шли на
боковины, а пятое разрезалось вдоль и использовалось для
рукавов. Ворот у рубахи делали круглым, в мелкую сборку,
а спереди имелся довольно глубокий разрез — пазуха, засте-
гивавшийся на запонку или пуговицу. Рубаха могла быть
цельной (проходница, исцелышца), то есть сшитой из длин-
ных, достигающих щиколоток полотнищ ткани, или состав-
ной, когда верхняя часть (ворогушка, чехлик) кроилась от-
дельно от нижней части (подставы), а затем обе части сши-
вались. При этом воротушку шили из тонкой ткани, а ниж-
нюю часть — из более грубого холста. В некоторых селах
подстава представляла собой род юбки — подол, собранный
сверху. Рукава у большинства рубах были длинными, за-
уженными книзу или прямыми, собранными на узкой об-
шивке у запястья.
Да над речушкой рябинушка стояла.
Под рябинушкой кленова доска лежала.
32
А. Г. Венецианов.
Крестьянская
девушка
за вышиванием.
1843
Как на этой на дощечке Прасковьюшка стояла,
Тонки белы рубашоночки мывала,
Тонки белы рубашоночки льняные.
А по берегу Иванушка гуляет,
Прасковьюшку к себе подзывает.
Сравнительно долго в русском быту сохранялся старин-
ный фасон рубахи-долгорукавки, у которой рукава были
широкими у плеча, узкими от локтя и доходили до щиколо-
ток, а иногда достигали в длину 2—3 метров. Рукава снизу
\ \\ <1л<1
33
Пляшущая
женщина.
Изображение
со старинного
браслета. XII в.
подбирались мелкими горизонтальными складками и закре-
плялись на руке зарукавьями — узкими полосками ткани, за-
стегивавшимися на крючок или пуговицу. В некоторых де-
ревнях на рукавах были сделаны прорези для рук, длинные
концы при этом свисали вниз, заставляя девушку держать
руки сложенными на груди. О долгорукавках сохранились
свидетельства иностранцев, посещавших Московию еще в
XVI—XVII веках; рубахи с рукавами до локтя и «брызгуля-
ми» — пышными воланами — вошли в девичью моду, вероят-
но, только в XIX веке.
Из тканей домашнего изготовления для рубах выбирали
тонкое льняное полотно, для шитья праздничных рубах ис-
пользовались льняная кисея, коленкор, миткаль, ситец или
штофный шелк. Рубахи украшали на груди, плечах, по рука-
вам и по подолу вышивкой, ткаными узорами, кумачовыми
вставками, тесьмой, кружевом, а также блестками.
Сарафан
Да я за то его люблю -
Да сарафан сумел купить,
Да сновый, алый, голубой,
Да золоты пуговки литы,
Да петельки золоты.
Девушки, жившие на Русском Севере, в Центральной Рос-
сии и Поволжье, поверх рубахи всегда надевали сарафан —
длинную одежду на лямках или с широкими проймами, без
рукавов.
Шкатулка
«Боярышня
у плетня».
Фабрика
Н. А. Лукутина,
Московская губ.
1890ч?
34
Сарафаны различались по покрою.
Наибольшее распространение получили
косоклинники и так называемые круг-
лые сарафаны (москович, продуванка,
раздувай). Косоклинником назывался са-
рафан, в боковые швы которого рядами
или «елочкой» вшивали широкие клинья.
Спереди сарафан застегивался на пуго-
вицы или был «глухим» (то есть без раз-
реза), но сохранялась имитация застеж-
ки. Особенно ценились сарафаны с боль-
шим количеством клиньев. Сарафаны-
косоклинники имели холщовую подклад-
ку, зачастую простеганную с льняной ку-
делью или шерстяными очесами. Под-
кладка предохраняла тонкую ткань от
порчи, а кудель делала сарафан более
теплым. Это было очень важно, так как
в праздничные дни поздней осенью и зи-
мой сарафан могли носить с короткой
шубейкой или без шубы. Сарафан московский круглый шили
из пяти-шести прямых полотнищ ткани, собранных сверху на
узкую обшивку, со сравнительно узкими лямками.
В праздничные дни в некоторых районах поверх сарафа-
на надевали душегрейку или шугай. Душегрейка (душегрея,
коротёна, коротенька, перо, подсердечник) — это короткая
одежда на лямках, спереди застегивавшаяся на крючок. Ее
покрой в большинстве случаев был аналогичен покрою сара-
фана. Шугай — это такая же короткая одежда, как и душе-
/I //. Суриков.
Портрет
Н. Ф. Матвеевой.
1909.
(На девушке
надеты повязка
и душегрея.)
грея, но с рукавами, сужающимися к запястью, и широким
отложным воротником.
Сарафаны, душегреи, шугаи шили из набойки домашнего
изготовления или штофного шелка, муара, парчи, бархата,
плиса, тонкой шерсти — как правило, яркого цвета. Сарафа-
ны декорировали вдоль переднего шва или разреза серебря-
ным или золотым кружевом, широкой цветной тесьмой фаб-
ричного производства, серебряными пуговицами. Душегрей-
ки, шугаи украшали золотошвейной вышивкой, позументом.
Сошьем Дуне сарафан...
Сарафанчик со пером,
Со широким кружевом.
Коробейко запирай,
По праздничкам надевай.
Во второй половине XIX века мода на косоклинные сара-
фаны стала распространяться среди девушек южнорусских
35
губерний. Южнорусские сарафаны несколько отличались от
тех, что носили севернорусские девушки. Они были черного
или темно-синего цвета, без переднего шва, на широких лям-
ках, орнаментированные по подолу хлопчатобумажной тесь-
мой, кумачом, позументом. Их подпоясывали широким крас-
ным тканым поясом, концы которого спускались вниз, почти
достигая подола.
Головной убор
Тятенька и маменька!
Я у вас не маленька.
Мне пятнадцатый годок,
Купите шелковый платок.
Важной частью девичьего праздничного наряда был го-
ловной убор — «девичье украшеньице». В разных местностях
России он назывался по-разному: венец, венок, повязка, пере-
вязка, головодец, коруна, лента, чельник, почёлок.
Венцы и перевязки, которые носили в праздничные дни
девушки, жившие в деревнях и небольших провинциальных
городах Русского Севера, были очень красивы. Венец выреза-
ли из бересты или картона в форме сердца или полуовала с
высокой передней частью и «городчатым» — зубчатым верх-
ним краем. Лицевая сторона украшалась жемчугом, бисером,
драгоценными или полудрагоценными камнями, цветным
К).\()ВН()И x Ь<)|’
Косники. XIX в.
Европейская
Россия.
Косник —
украшение,
закреплявшееся
на конце девичьей
косы
36
Девушка
в праздничном
костюме
и нарядной
повязке.
Фото.
Начало XX в.
Архангельская губ.
стеклом в металлической оправе, перламутром, цветной
фольгой, золотошвейным узором, медными или латунными
листочками на стебельке из канители, блестками. Изнаноч-
ная — обтягивалась ситцем или набойкой. Венец обычно за-
крепляли на неширокой повязке из парчи, которую укладыва-
ли по темени, а затем завязывали на затылке под косой. До-
полнительным украшением к нему была бисерная или жем-
<К >«1Л ИС >НЯ( >« > |
•«
37
нужная поднизь, спускавшаяся
на лоб, и широкая полоса пар-
чи, прикрывавшая сзади завяз-
ки и косу. Венец надевали в
торжественные дни. Он застав-
лял девушку красиво держать
голову, расправить плечи, идти
по улице села «белой лебедью».
Повязка из полосы красного
шелка, парчи или позумента,
мягко облегавшая голову, и пе-
ревязка, имевшая в основе бе-
рестяной обруч и обтянутая та-
кими же тканями, хотя и бы-
ли украшены, но выглядели не-
сколько проще, чем венец.
Девушки Южной России в
праздничный день надевали на
голову венки и повязки. Венок
представлял собой узкий об-
руч, к которому прикрепляли
яркие бумажные цветы, бусы,
разноцветный бисер, перышки
селезня, шарики из гусиного
Д. /'. Левицкий.
Портрет Агафьи
(Агаши) Левицкой,
дочери художника.
1785
<1( >4 \ И< )НЯ( )\ ( ) I
или утиного пуха, а сзади — разноцветные шелковые ленты.
Праздничная повязка была наряднее и сложнее. Девушки на-
девали ее, стоя перед зеркалом довольно длительное время.
Сначала голову перевязывали узкой полоской холста, укра-
шенной по краю черной или красной бахромой с блестками
на концах, а над ушами четырехугольными пластинками из
позумента на картонной основе. Затем повязывали налоб-
ник — более широкую полосу ткани, украшенную бусами, би-
сером, бумажными цветочками. Около висков под налобник
прикрепляли селезневые перышки или пучки черного кон-
ского волоса. Поверх налобника, но так, чтобы его орнамен-
тированная часть была видна, надевали шелковый платок,
сложенный по диагонали в виде неширокой ленты. Его кон-
цы завязывали спереди или сзади — кому как нравится. Все
это сооружение дополняли перьями, искусственными цвета-
ми, множеством лент, спускавшихся по спине. Про так наря-
женную девушку в Воронежской губернии пели:
Моя утица, сиза голубица,
Моя ягодка красна вышанка,
Моя девочка ненаглядочка,
Ненаглядочка, ненасмотрочка,
Да все Марьюшка ай Васильевна!
38
Украшения
Сарафан на Марьюшке ала бархата,
Уж и серьги на ней скатна жемчуга,
Уж и кольца на ней чиста серебра.
праздничный костюм дополнялся множеством
украшений.
Девушки обязательно носили серьги. В деревнях они на-
зывались также «чусы», «чуски», «колтуши», «колтки». На
Русском Севере предпочтение отдавали серьгам, которые по
своей форме напоминали белых бабочек. «Крылышки» дела-
ли из речного жемчуга, перламутра или белого бисера, нани-
занного на конский волос или тоненькую проволочку, а серд-
цевину — из меди или серебра. Такие сережки могли быть со-
всем маленькими, как ночные мотыльки, или, наоборот,
крупными, как большая бабочка с расправленными крылыш-
ками. Популярными у девушек северных районов были и
серьги-пясы — небольшие жемчужные сетки в форме трапе-
ции. Серьги-голубцы (по названию птицы) получили широкое
распространение по всей России. Они состояли из полой или
литой подвески — часто в виде стилизованной летящей птич-
Девушки
в праздничных
костюмах.
Фото.
Начало XX в.
Архангельская губ.
УКРМИНП1Я
39
Ф. М. Славят кии.
Крестьянская
девочка.
Конец 1830 \ —
начало 1810-х
ки, декорированной гравировкой, цветной эма-
лью, вставками из камней или стекол, мелкой
зернью, — и закрепленных на ее нижнем конце
металлических стерженьков, украшенных бу-
синками, жемчужинками, бисеринками, зер-
нью или мелкими драгоценными или полудра-
гоценными камнями. Серьги-голубцы были
«долгими» — длинными, красиво покачивались
и позванивали, когда девушка двигалась. «Дол-
гими» считались также «одинцы», «двойчат-
ки», «тройчатки» — серьги, которые состояли
из металлического кольца, вставлявшегося в
ухо, и подвешенных к нему металлических
стерженьков — одного, двух или трех, с нани-
занными на них сердоликовыми, костяными,
перламутровыми шариками, бусинами, жемчу-
жинами, серебряными цилиндриками, метал-
лическими кубиками с гравировкой. Похожими на эти сереж-
ки были и любимые девушками «орлики». Они назывались
так потому, что на конце каждого из стерженьков висело ма-
ленькое изображение летящей птички. В Южной России де-
вушки, кроме сережек, вставлявшихся в мочку уха, вешали
на ушную раковину еще «гуски» («пушки»). Это были белые
шарики из пуха домашних гусей, к которым прикреплялись
«снизки» из цветного бисера.
Девушки носили также кольца, обычно гладкие, — мед-
ные, оловянные и серебряные, с гравировкой или чернью.
Ими украшали все пальцы, кроме больших, зачастую надевая
на палец по два-три кольца.
Металлические браслеты у крестьянских девушек встре-
чались редко. Девушки, жившие в Северной и Центральной
России, украшали запястья зарукавьями. Это были узкие по-
лоски шелка или бархата, вышитые золотой нитью, декори-
рованные жемчугом, бисером, рубленым перламутром, блест-
ками, стеклышками в оправе с подложкой из цветной фоль-
ги. Зарукавья закреплялись на руке поверх рубахи с помо-
щью крючков и служили накладными манжетами. Если де-
вушка надевала рубаху-долгорукавку, то зарукавья закрепля-
лись и в верхней части руки около локтя, удерживая уложен-
ный в горизонтальную сборку длинный рукав.
Праздничный костюм считался неполным, если девушка
не прикрыла шею и грудь жерёлком, гайтаном, бусами, це-
почками — разными «украсами». «Жерёлком», «поджерёл-
ком», «нашейником», «ошейником», «борком», «глупцом» на-
зывались ажурные воротники из разноцветного бисера или из
ткани с нашитым разноцветным или белым бисером, жемчу-
гом, стеклярусом. Воротники застегивались сзади на крючки
40
Ф. А. Горецкий.
Христосование.
1850
или завязывались на ленточки, плотно примыкая к шее и за-
крывая ее до ворота рубахи. Ажурные воротники из цветного
бисера носили девушки в Южной России — воронежские, кур-
ские, орловские, рязанские, тамбовские. Воротники из ткани
повсюду были желанными украшениями.
Южнорусские девушки носили также украшения из раз-
ноцветного бисера в виде длинной плоской ленты или жгута,
называвшиеся «гайтан», «итан», «почепка», «решетка». Они
надевались на шею в виде петли и спускались спереди до
пояса. К концу гайтана прикрепляли бисерные подвески-ви-
сюльки или металлический крест. Бисерная лента могла со-
стоять из двух половин, при этом вторая половина спуска-
лась до пояса по спине. В некоторых селах Вологодской и
Архангельской губерний девушки в праздничный день наде-
вали серебряные цепочки из колечек или из мелких пласти-
нок (лапчатые). При этом полагалось надевать несколько
штук сразу.
\ КРXIIIP НИЯ
41
Ожерелье. XIX в.
Рязанская губ.
Ожерелье.
Вторая половина
XIX в.
Орловская губ.
Девушки любили также бусы — перлы, камешки, гранат-
ки, янтари, снизки, прутики, бузы. На Русском Севере особен-
но ценились пёрла (перлицо, пёрлышко) — бусы из крупного
чистого жемчуга, пёрла янтарашные (восковое пёрло) из ян-
таря и гранатки — из граната. С этими украшениями было
связано много поверий. Считалось, что янтарь приносит здо-
ровье и счастье, предохраняет от порчи, гранат дает девушке
здоровье, силу и энергию, жемчуг — кротость и счастливое за-
мужество. Хорошие бусы стоили дорого и поэтому были до-
ступны не всем девушкам. В лавках, на базарах и ярмарках
можно было купить и более дешевые бусы: из нескольких ни-
тей бисеринок, соединенных вместе; бисера хрустальные —
крупные бусы из литого цветного стекла; дутики — из полых
тонких бусин, напоминающих елочные украшения. Каждая
девушка мечтала о том дне, когда она наденет на гулянье
пёрла, янтари или гранатки.
У Татьяны цепочка горит,
На Ефимовне погаривает,
Она Боженьку помаливает.
Уж не даст ли ей Господи
Женишка-дружка хорошенького,
Раскрасивого, пригоженького.
Праздничный костюм девушки в северной и центральной
частях Европейской России обязательно дополнялся ширин-
кой (ширёнкой). Это был небольшой квадратный или прямо-
угольный платок из льняной ткани, декорированный выши-
тым или тканым орнаментом, бахромой или кружевом.
\ KI’ Mill НИЯ
Ведь невеста твоя выросла,
Дорогие ширинки вышила.
Девушка брала ее с собой, отправляясь на гулянье или на
посиделку, и либо держала в правой руке, либо затыкала за
пояс. Во время гулянья девушки помахивали ширинками в
сторону зрителей, как бы приглашая посмотреть на таких
42
привлекательных «славниц». Ширинка использовалась также
во время хоровода: с ее помощью приглашали парней, ею
прикрывали лицо, если это было нужно по сценарию танца,
при низких поклонах ширинкой проводили по земле. Ширин-
ка воспринималась как своего рода символ девичества. В Мо-
сковской губернии, например, девушек «в самой поре» иногда
даже называли «ширёнками». В свадебных песнях Архангель-
ской губернии ширинка в руках у девушки — знак для парня,
что можно свататься:
Ай, во поле липынька стояла,
Под липою бел шатер,
В том шатре стол стоит,
За тем шатром девица,
Шьет ширинку золотом,
Нижет узду жемчугом...
— Не по мне ли ширинка,
Не моему ли коню уздечка?
— Не по молодцу ширинка,
Не по твоем коне уздечка...
Верхняя одежда
На ней шуб'очка штофяная,
Ой, штофяная.
По подолу оборка золотая,
Ой, золотая.
Каждая девушка брачного возраста по неписаному дере-
венскому закону должна была иметь красивую верхнюю оде-
жду.
Весной и осенью девушки носили двубортную одежду,
сшитую в талию, с глубоким запахом, невысоким стоячим во-
ротничком или без воротника и с длинными прямыми рука-
вами, которую в разных местностях России называли по-раз-
ному: зипун, кафтан, казакин, сермяга, сукман, свита, пони-
ток, поддёвка, коротайка и т. п. Обычно верхняя одежда за-
стегивалась на крючки до пояса, а подол только запахивался,
чтобы было удобнее двигаться. Про нее говорили: «По подо-
лу раструбиста, посередке прижимиста, по подпазушкам пе-
рехватиста». В русских деревнях получили распространение
два варианта кроя: «с подхватами» или «с борами». «С под-
хватами» — значит с прямой спинкой и прямыми полами,
между которыми были вшиты клинья, расширявшие подол.
«С борами» — значит с отрезной спинкой, а иногда и отрезны-
ми полами, при этом широкую нижнюю часть присборивали
Bl 1'\Н,Т1 < > II Л I \
43
С. В. Иванов.
Семья. 1900.
(Все семейство
в шубах, глава
семьи в тулупе.)
it'» > i;uh\.i iji
у талии, только на спинке или вкруговую. Девушки, как пра-
вило, отдавали предпочтение одежде «с борами», считавшей-
ся более красивой.
Одежду для весны и осени шили из белого, черного, серо-
го сукна, изготовленного деревенскими сукновалами, а так-
же из шерсти и сукна фабричного производства. Молодежь
старалась уговорить родителей приобрести отрез фабрично-
го сукна. Особенно модным вплоть до конца XIX века счи-
тался синий казинет — шерстяная ткань саржевого перепле-
тения. Девушки украшали верхнюю одежду по вороту, бор-
там и подолу тесьмой, разноцветными шнурами, черным
плисом, шерстяным сутажем красного, белого, черного, жел-
того цветов.
На Русском Севере, а также в центральных губерниях
России девушки носили и так называемые холодники — верх-
нюю одежду из шелка, бархата, синего холста, китайки или
шерсти фабричного производства на подкладке. По покрою
это был вариант суконной одежды «с борами». Холодник на-
девали в праздничные дни весны и осени, если погода была
еще сравнительно теплой.
В зимние праздники девушки из богатых семей появля-
лись на улице в нарядных шубах из овчины, меха зайца, бел-
ки, бобра, лисицы. Их обычно шили мехом внутрь, сверху по-
крывали поволокой — черным или синим сукном, китайкой,
нанкой, штофным шелком. Девушки из семей среднего до-
44
Народная
женская одежда
Архангельской
и Вологодской губ.
(слева женщина
в шубе).
Литография. 1916
С. В. Иванов.
Крестьянская
девушка. 1900
статка носили так называемые нагольные шубы, то есть сши-
тые из дубленых овчин красновато-желтого цвета, или дым-
леных черных, или белых сыромятных, не покрывавшихся
тканью. Крытые шубы по воротнику, краям пол, рукавов, по-
долу оторачивались мехом соболя, куницы, бобра, а наголь-
ные — овчиной другого цвета, чем сама шуба.
Охотнички рыщут, черна бобра ищут,
Хотят бобра бить, хотят застрелить.
Маше шубу сшить, бобром опушить.
Опушка боброва, Маша черноброва.
Покрой шуб почти не отличался от покроя суконной оде-
жды. Они были с глубоким запахом, суженные в талии и ши-
рокие в подоле. Шубы шили со стоячим воротником мехом
внутрь, предохранявшим шею от холода или, что реже, с от-
Рукавицы
и перчатки.
XIX-XX вв.
Европейская
Россия;
Русский Север
ВН»\НЯЯ (иькдх
45
ложным воротником, мехом наружу. Девушки носили их с
шерстяными шалями, которые надевали на голову, а кисти
шали красиво расправляли по плечам, груди и спине.
К шубе обязательно полагались рукавицы или перчатки —
кожаные, замшевые или вязаные. Рукавички из шерсти де-
вушки вязали для себя сами, кожаные или замшевые перчат-
ки с золотошвейной вышивкой, продававшиеся на ярмарках,
оставались для многих девушек несбыточной мечтой.
Обувь
Да как Ивановна Лизавета
Да хорошо, бодро сряжается.
Да она на ножки да надевала
Да она сафьяновы сапожки.
Праздничной считалась кожаная обувь — коты, выступки,
чарки, сапожки, парижки и т. д. Котами, выступками, чарка-
ми назывались туфли черного цвета на высокой подошве с
круглыми носками и широкими невысокими каблуками. Их
украшали спереди красным и желтым сафьяном, вышивкой,
бисером, а на заднике — тисненой кожей. Каблуки подбивали
металлическими подковками, чтобы они меньше снашива-
лись и красиво постукивали — «цокали» во время ходьбы или
пляски. Коты, выступки и чарки друг от друга отличались
только некоторыми деталями. Выступки зашнуровывались
Коты. XIX в.
Воронежская губ.
Коты. XIX в.
Симбирская губ.
Валенки
праздничные.
Начало XX в.
Уфимская губ.
Сапоги женские
праздничные.
XIX в.
Тульская губ.
(ЛЛ ВЬ
46
кожаными ремешками вдоль неболь-
шого разреза спереди. Чарки имели
по верхнему краю красную суконную
опушку, в которую пропускался кожа-
ный ремешок, стягивавший обувь у
щиколотки. Коты привязывались к
ноге ремешком, продернутым через
петлю на заднике.
Я куплю Марьюшке коты,
Коты мазаные,
Чулки вязаные,
До порога не дошел —
Поцелуй себе нашел.
В южной части Европейской Рос-
сии девушки могли выходить на гуля-
нье и в нарядных — «писаных» — лап-
тях. Их выплетали из очень узких по-
лосок лыка разнообразными узорами,
украшали бисером и разноцветной
тесьмой, вплетавшейся вместе с лы-
ком. Лапти прикрепляли к ноге пле-
тенными, вязанными, тканными из
шерсти оборами, которые пропуска-
лись в петлю на заднике и обвивали
Ф. А. Малявин.
Крестьянская
девушка с чулком.
1895
голень крест-накрест почти до колена.
Сапожки, карпетки и парижки имели голенище. У сапо-
жек оно было высокое, кожаное, «в гармошку», то есть с го-
ризонтальными сборками. Сапожки украшали по каблуку, по
краю подошвы, иногда по носку медными заклепками, по го-
ленищу — сафьяновыми полосами-лентами красного, зелено-
го, желтого цветов и по кромке — гарусными красными кис-
точками. Карпетки (вязанки) отличались от сапожек тем, что
голенища были вязанными из цветного гаруса, на войлочной
подкладке. Их обшивали по верхнему краю позументом,
штофным шелком, зашнуровывали сверху на гарусные вере-
вочки с кисточками. Парижки, модные в Архангельской и
Вологодской губерниях, были разновидностью карпеток, но
на более мягкой кожаной подошве и с коротким голенищем.
Зимней обувью были сапожки или валенки (катанки, пи-
мы, сапоги валяные) серого, коричневого, черного цветов. Бо-
гатые девушки на Урале и в Сибири в праздничные дни щего-
ляли в белых валенках с красной вышивкой.
Кожаную обувь носили с чулками, вязанными крючком
или иглой из шерстяных, льняных, хлопчатобумажных ни-
тей. Их изготавливали длиной до колена или чуть выше, без
47
пятки, и закрепляли на ноге круглыми подвязками. Чулки
были, как правило, белого, серого цветов или белыми в чер-
ную горизонтальную полосочку, но в некоторых селах Русско-
го Севера, Поволжья и Алтая девушки любили «писаные»
чулки, то есть связанные из разноцветной шерсти. С лаптями
обычно носили онучи — из белого холста или черной шерстя-
ной ткани, которыми обматывали ступню и голень.
У поповой дочки
Красненьки чулочки,
Сипеньки подвязки,
Голубые глазки.
iJ »(
Костюм «модный, благородный»
Перемешш давай деревенскую жизнь
На роскошную жизнь городскую.
И куплю я тебе темно-синий кафтан,
Туфли людные, шляпу большую.
Традиционный костюм, на протяжении столетий казав-
шийся красивым и добротным, со второй половины XIX века
стал постепенно утрачивать свою притягательность. Моло-
дежь все больше отдавала предпочтение одежде европейско-
го типа, которая делала их «модными и благородными».
Старшее поколение не одобряло это пристрастие к городской
одежде. Как пелось в молодежной частушке,
Попросила я у батюшки
Суконного пальта,
Посулил мой батюшка
Ременного кнута.
Если родители не хотели купить девушке модное шелко-
вое платье, шляпку, зонтик и ридикюль, то она «ревела боль-
шим ревом», пока все это ей не приобреталось. Первыми, кто
осмелился появиться на праздничном гулянье в модном кри-
нолине и шляпке, были девушки из деревень, расположенных
вблизи больших городов. Это произошло уже в середине
XIX века. Очевидец отмечал, что в селах около города Хол-
могоры Архангельской губернии «многие... из женщин носят
ситцевые и шелковые платья немецкого покроя» (Базилевский
П. С. 101). Мода на салопы, капоты, гарусные и шелковые
платья, пальто на вате стала быстро распространяться снача-
ла на Русском Севере и в Центральной России, а затем и на
48 юге. В 1896 году, по свидетельству очевидца, девушки из села
1\\ роостров Архангельской губернии старались подражай,
«правилам современности»: «Непременно облачаются в не-
сколько юбок и кофт, сверху надевают пальто, на руки — пер-
чатки, на ноги — ботинки и непременно резиновые калоши,
через руку перекидывают большой платок, берут сверх того
маленький, летом вооружаются зонтиками и нарк солями»
(Грандилевскии А. Н. С. 23). В Олонецкой губернии девушки
шили свои наряды — «блюзы и принцессы» — но модным жур-
нальным картинкам. Уроженец Ярославской п'бернии с
одобрением писал в 1898 году, что даже в такой глухой части
Центральной России, как Пошехонье, можно «встретить не-
редко в праздник женщин и девушек, одетых в модные шер-
стяные и шелковые платья, перчатки, а иногда и носящих
шляпы. Более или менее зажиточная крестьянская девушка
старается иметь несколько шерстяных платьев, сшитых обя-
зательно но-модному. Заветной мечтой крестьянской девуш-
ки среднего состояния является шелковое платье, фаевая
ш\бка или модный ..дипломат^» (ЛРЭМ, ф. 7, on. 1, д. 1769,
л. 10 об.). (Дипломат — длинное пальто в талию, стоившее до-
вольно дорого, около 15—20 рублей.) Крестьянским девушкам
казалось, что городская одежда, сшитая по журнальной кар-
тинке и совсем нс похожая на привычный, хотя и очень кра-
сивый национальный костюм, приподнимает их над обыден-
ностью, превращает в барышень, достойных своих кавале-
ров — «питенбуров», «славников», являвшихся на посиделку
или гулянье в городском костюме с иголочки: «брюки на ули-
цу, го есть поверх смазанных сапог, в пипжаке, жилете, бе-
лой крахмальной сорочке и при часах» (ЛРЭМ, ф. 7, он. 2, д.
2238, л. 4). «При штанах и при часах», — как говорили про та-
ких парней старики, недовольные новым обликом молодежи.
Кроме того, европейский костюм наглядно свидетельствовал
о достатке семьи (более наглядно, чем традиционный) и о ее
новой культурной ориоггации.
ДЕВИЦЫ-КРАСАВИЦЫ,
ДУШЕНЬКИ-ПОДРУЖЕНЬКИ
У нас девушки все хороши.
Хороша девка-mo Аннушка,
Получше есть то Матрёнушка,
Красотее ил1 вселите Олёнушка.
Аннушка тонко прядет,
А Матрёнушка - люта тканюшка,
А Олёнушка - шелколгеюшка.
В русской деревне девушки брачного возраста всегда дер-
жались вместе, составляя сплоченный коллектив. Такое объ-
единение обычно называли «стайкой», «табунком», «арте-
лью», «рощицей». Девушки вместе справляли праздники, вме-
сте работали, вместе проводили свободное время — обсужда-
ли девичьи дела, передавали новости, рассказывали разные
истории.
Если деревня была маленькая, то и девичья стайка в ней
была одна. В больших деревнях и селах могло быть несколько
стаек, и тогда каждая из них имела свое название, которое да-
валось или по той части деревни, в которой девушки жили: за-
речные, волынские, светловские и т. п., или же по какой-либо
характерной черте группы: конфектницы, чубчики, веселянки
и т. п. В одной стайке, например, все девушки украшали свою
прическу завитым «чубчиком» или «кудерёчками» на висках,
в другой вплетали в косу ленточки одного цвета или носили
пояски с одинаковыми узорами. Каждая стайка имела и свой
набор любимых песен, взятых из общедеревенского репертуа-
ра. По манере исполнения и отбору песен односельчане сразу
понимали, какие девки, например, возвращаются с жатвы или
сенокоса. Парни, отправляясь к девушкам на посиделку, хоро-
шо знали, какие сладости нужно принести в подарок: на од-
ной посиделке предпочитали орехи в меду, на другой — кон-
феты, на третьей — фигурные пряники. В праздничный день
девушки из одной стайки могли выйти на гулянье в сарафанах
одинаковой расцветки и с одинаковыми платками на плечах
и т. д. Очевидцы свидетельствовали: «Беда бывает матерям,
если в артели заведется какая-нибудь щеголиха — выдумщица
50 новых нарядов. Вдруг вздумается ей купить платок шелковый
ti (Hi il'l'ltl ll!l v' 14 i iJ !!l\ Л <Г1 I'lllllll 11
Крестьянки
в национальных
костюмах. Фото.
Начало XX в.
или еще что-нибудь такое, чего нету у подруг, — те ни за что
не уступят: слезами, упреками, ссорой или лаской, а заставят
мать купить себе точно такую обнову, и непременно такую
же, такого достоинства и даже цвета. Глядишь, через несколь-
ко времени вся артель и нарядится во все одинаковое: „Мода
такая пошла"» [Русские крестьяне, Т. 1. С. 485).
Девушки общались друг с другом не только в праздники,
но и в будни — по вечерам. В осенне-зимнее время встреча-
лись на посиделках. Если стайка была немногочисленной,
объединяла 10—15 девушек, то каждая из них по очереди при-
глашала подруг к себе домой. Если стайка была большая, то
девушки договаривались с одинокими односельчанами об
аренде избы на посиделочный сезон, оплачивая ее, например,
работой на жатве или сенокосе. Весной и летом девушки мог-
ли видеться с утра до вечера. Утром дружно отправлялись на
поля и покосы, которые располагались рядом. Во время рабо-
ты перекликались, подбадривая друг друга или подсмеиваясь
над отстающей. В перерывах вместе шли купаться, а вечером
расходились по домам, чтобы, поужинав, снова встретиться
на деревенской площади или на лугу за околицей села. Де-
вушки справляли вместе все деревенские праздники: устраи-
вали свое застолье, гуляли с песнями по улице, зимой ката-
лись на санках с гор, играли в снежки, весной и летом водили
хороводы. В этих развлечениях могли участвовать и парни.
Каждая стайка отмечала и свои праздники, на которые парни
не допускались.
Д1 ВИЦЫ КР\1 \ВИЦЫ НН И1.К1!ПОДр\ Ж1 III.KII
51
Каждый год в девичью стайку
вливались новые члены — девушки,
достигшие брачного возраста, и каж-
дый год из нее кто-нибудь выбывал,
выйдя замуж. Ядро этой группы неко-
торое время сохранялось, так как но-
ра девичества длилась около пяти
лет. Девушки, так и не вышедшие за
отпущенный срок замуж, переходили
в другую социально-возрастную груп-
пу — оставшихся вне брака старых
дев. В Великий пост, а особенно ак-
тивно в Пасхальную и следовавшую
за ней Фомину неделю начиналось об-
новление девичьей! стайки. Именно в
зимний мясоед, между Крещением и
Масленицей, справлялись свадьбы, а
весной, в связи с началом молодеж-
ных гуляний, в девичьей компании по-
являлись новые участницы.
Девочка, достигшая брачного воз-
раста, включалась в жизнь девичьего
Дет 1НКИ
в пра vuiiriiioii
одежде
Фок>.
Начало XX в.
К\ рекам 1Л 6
коллектива по определенным правилам, установленным мест-
ной традицией. Обычно ее приглашали старшие девушки,
внимательно наблюдавшие за девочками-подростками: «Ну,
ладно уж, Настюшка, пойдем к нам!» Для девочки это была
честь, потому что не каждой новой участнице другие девуш-
ки были рады. Иногда старшая сестра боялась, что младшая
будет пользоваться большим вниманием парней, и матери в
семьях, где была не одна дочь, старались придержать зане-
вестившуюся девочку дома до тех пор, пока ее старшие сест-
ры не выйдут замуж. Вновь принятая в девичью стайку долж-
на была устроип» для своих новых подруг угощение и пройти
через своеобразные испытания, которые представляли собой
комплекс игр, розыгрышей, шуток: в такой форме проверя-
лась ее готовность к новому этапу жизни.
Самой популярной в девичьей среде была игра в «золотые
звездочки» («поросяток», «зайчиков»). Девушки спрашивали
новеньких, хотят ли они увидеть золотые звездочки. Если те
соглашались, то их накрывали большой корзиной для сена, вы-
ливали на нее ушат воды и спрашивали: «Видите звездочки-
то?» Насквозь промокшие девушки с визгом выскакивали из-
под корзины, чем и веселили присутствующих. Устраивались
всевозможные забавы с дерганьем за нос, уши, волосы, щипа-
нием, толканием. Новенькой девушке кричали: «Смотри — му-
ха!» — и когда та оглядывалась, ее дергали за уши: «Хвать тебя
за ухо!» Или разыгрывали: «Смогри — оса! Хвать тебя за воло-
52
са!» Новенькую спрашивали: «Тарин, барин, пощипай ехали на
лодке. Тарин, барин утонули, кто остался в лодке?» Та отвеча-
ла: «Пощипай!» — и все радостно начинали ее щипать. Жесто-
кие забавы, характерные для инициационно-испытательных
игр в компаниях парней, в девичьей среде фактически отсутст-
вовали. Пожалуй, самой неприятной игрой, в которой предла-
галось поучаствовать девушке, только что принятой в девичью
группу, была игра в «курочку» (в «петушка», «коровку»). Если
девушка по наивности на нее соглашалась, то приносили шубу,
в рукава которой продевали и ноги, и руки девушки, затем шу-
бу застегивали на спине, а полы завязывали, превращая их в
курочкин хвост. В такой позе человек был совсем беспомощ-
ным: не мог самостоятельно встать, а при небольшом толчке
падал, что вызывало всеобщее веселье.
Но девушке полагалось спокойно, с достоинством и юмо-
ром отнестись ко всем шуткам и розыгрышам, не плакать и
не сердиться на новых подруг, чтобы в дальнейшем иметь
возможность приобрести высокий статус в девичьей компа-
нии. Однако полноправным членом стайки она становилась
не сразу. Первый год ее называли «напусканка», «охобетье»,
«подчалок»; на посиделках ей полагалось малопрестижное
место, например на лавке у дверей; на гуляньях она дожи-
далась от девушек персонального приглашения в хоровод.
И только на следующий год считалась полноправным чле-
ном девичьей компании.
Вышивальщицы
на лугу. Фото.
Начало XX в.
11'1*11 НТ \<1И )11 ИТПНП1 1*1111 Н1\ )Ч г!Ч 1*111Ш1 !Г
53
Девичья стайка была довольно сплоченной. Девушки ста-
рались всегда быть вместе, помогали друг другу, делились
секретами. Вот как об этом причитала невеста, обращаясь к
своей подруге:
Уж мы жили, две красные девушки,
С малых лет мы вместе повыросли,
У нас две ли да было буйных головы,
Одно только ретиво сердце!
Мы одну ли да думу думали,
Мы одни ли да речи молвили,
У нас тайны были разговоры,
Непроносны да словеса.
Что мы думали, то и делали,
Никому мы не изведывали,
Все ходили да мы гуляли,
Вместях двое да с тобой надвое,
Друг без дружки да никуда.
Отношения внутри стайки скреплялись небольшими по-
дарками — «поминками» (ленточками, поясками, сумочками
для рукоделья, красивыми нитками, вышитыми платочками),
которые девушки дарили друг другу, или временным обме-
ном одеждой. В девичьей среде распространены были и клят-
вы верности: в XIX веке еще встречался древний обычай по-
сестримства, когда две или несколько подружек давали друг
другу обещание «быть как сестры». Они молились перед ико-
нами, трижды целовались, произносили клятву (например:
«Будь же ты, моя названая сестра, милее братцев единоутроб-
ных, милее батюшки родного») и обменивались нательными
крестиками. Такой «крестовый союз» девушек воспринимал-
ся как «родство по Богу», которое продолжалось «до гроба».
Ученые предполагают, что в древности проводились даже
специальные обряды, консолидировавшие девичью группу.
Пережитком этих обрядов является, например, обычай кум-
ления в один из праздников троицко-семицкого цикла (на
Вознесение, в Семик, Троицу, Духов день).
В стайке, как и в любом другом коллективе, имелись де-
вушки, которые исполняли роль лидеров. Такими лидерами
становились обычно «славницы» — девушки достойного пове-
дения, красивые, хорошо одетые, бойкие, веселые. С их мне-
нием считались, на них старались походить. Стайка активно
формировала у девушек качества, отвечавшие традицион-
ным представлениям об идеальной девушке и невесте, а зна-
чит, и о правильном, добром супружестве. Коллективное
одобрение, похвала или, наоборот, порицание, которые за-
частую происходили в игровой форме, влияли на поведение
54
той или иной девушки, коррек-
тировали его.
Например, на Русском Севе-
ре и в Центральной России был
довольно распространен обычай
во время посиделок «величать» и
«обчинивать». Величание пред-
ставляло собой похвальную пес-
ню в адрес девушки, исполняв-
шуюся на посиделке хором. В
ней славилась девушка, отмеча-
лись ее положительные качества,
а затем «припевался» достойный
ее парень. Слова похвалы давали
девушкам образец правильного
поведения, одобряемого общест-
вом. Обчинивание же предпола-
гало обсуждение достоинств и
недостатков поочередно каждого
из присутствовавших на посидел-
ке. По правилам, в обсуждении
должны были принимать участие также все участники поси-
делки, честно высказывая свое мнение. При этом запреща-
лось злословить и клеветать на обчиниваемого. Например, го-
ворили так: «Девушка, Марья Ивановна, хорошая, да сара-
фан у нее один на все праздники» — или: «Девка хороша, да
криклива».
На девушку, поведение которой было далеко от образца,
пытались воздействовать с помощью шуток, легких насме-
шек, озорства. Над слишком скромными и застенчивыми де-
вушками, сидевшими обычно в уголке, смеялись: «Носами
стену конопатят». Если девушка была ленива, засыпала над
прялкой, то подруги привязывали ее за одежду к лавке и ве-
село смеялись, когда она, проснувшись, не могла сдвинуться
с места. Неряхам пели:
Е. А. Елисеев.
Невесты.
Троицын день.
1907
Все девочки беленьки,
Все румяненьки;
Одна Полинарья
Та неумываха,
Та неутираха.
Сзади купчик,
Олексиюшко голубчик:
«Полинарьюшка, умойся.
Голубушка, утрися.
Тебе побеляе,
Мене помиляе».
и ВИПЫ IJ’Xi XBIII'I I г i HI III >M I III । Il’\ ,KI ныл
55
Чаепитие.
Фото.
Начало XX в.
Если девушка совершала поступок, который категориче-
ски не одобрялся, то провинившуюся осуждали публично. На-
пример, за слишком вольные отношения с парнями высмеи-
вали в частушках:
Д1 ВИЦЫ КР\( \вицы ДУШ! НЬКИ Г К Ui”S Ж1 ньки
Супостаточка моя
Какая интересная —
Всех ребят перебрала,
Говорит, что честная.
Если поведение девушки вообще выходило за пределы об-
щепринятой нормы, то подшучивание и розыгрыши могли
принять характер издевки. Подруги хватали ее, привязывали
ей скрещенные руки к ногам, а потом валили на спину и при-
нимались толкать, щипать, пока она не попросит пощады. Ис-
пользовались и другие физические наказания. Например, де-
вушку, которая «гнала бухтину» на подруг, то есть клеветала
или ябедничала, привязывали к изгороди, окружавшей дерев-
ню, где она находилась до тех пор, пока ее не забирали родст-
венники.
Девушка, противопоставлявшая себя подругам, обычно из-
гонялась из стайки. Это ей сильно вредило, так как результа-
том было полное исключение ее из молодежной жизни: она не
участвовала в посиделках, пирушках, празднествах, гуляньях,
парни не хотели с ней общаться, а это уже могло привести к
безбрачию. «Великое бесчестие для той, которую своя артель
не принимает в общество, то есть не приглашает на поседки
56 (посиделки. — И. Ш.), на работу, в хоровод; ее не примет к се-
бе и другая артель. Это несчастье случается с пересмешница-
ми, с бранчливыми и со сплетницами, которые не умеют со-
хранять секретов своих подруг. Много слез и просьб о проще-
нии надо употребить для того, чтобы загладить свою вину пе-
ред артелью. В это дело примирения вмешиваются иногда и
матери провинившихся, потому что их родительскому сердцу
больно бесчестие дочки» [Русские крестьяне. Т. 1 С. 485).
Характерной особенностью жизни девичьей стайки была
ее ориентация на поиски брачных партнеров. Семья и обще-
ство ставили перед девушкой цель подыскать подходящего
жениха и выйти замуж, а участие в девичьей стайке в значи-
тельной мере способствовало осуществлению этой задачи. Де-
вичья стайка стремилась привлечь к себе как можно больше
парней не только из своей деревни, но и из окрестных дере-
вень и сел. Для этого девушки старались хорошо принимать
парней, быть всегда с ними вежливыми, не допускать в их ад-
рес злых шуток, улаживать конфликты, возникавшие между
«своими» и «чужими» парнями. Использовались и различные
магические средства. Например, чтобы заманить парней на
посиделку, зимой открывали ворота деревенской ограды и
разметали дорогу от ворот до посиделочной избы, приговари-
вая: «Метем-разметаем, женихам дорожку расчищаем, чтобы
ехали к нам со всех четырех сторон» [Русские заговоры и за-
клинания. С. 146), а сор, оставшийся в избе после парней
(окурки, шелуху от семечек), сохраняли, чтобы парни при-
шли еще раз. В некоторых северных деревнях девушки, что-
бы зазвать парней на святочные игрища, расставляли неболь-
ших соломенных куколок по обе стороны дороги, ведущей к
избе, специально снятой для этой цели.
Девичьи стайки обычно соперничали друг с другом, ста-
раясь доказать парням, чьи девицы лучше, чьи посиделки ве-
селее, чьи наряды красивее. Соперницы даже не стеснялись
публично высмеивать друг друга в частушках:
Как никитински девахи
Из портов кроят рубахи,
Из серёдыша перед.
Никто замуж пе берет.
Как чсрничснски девицы
Вышивать не мастерицы,
Ихня пряжа на мешки,
К ним не едут женишки.
Девушек чужой стайки в частушках называли курносы-
ми, кривоногими, худыми, бледными, косыми, ленивыми, бес-
толковыми, плохо одетыми. 57
Супостатка тоненька —
В огород подноренка.
Изогнулась, извилась —
На коклюшки в самый раз.
«Свои» же в частушках предстают красивыми, нарядны-
ми, веселыми, бойкими. Соперничество между девичьими
группами иногда принимало довольно агрессивные формы.
Парни обычно не участвовали в девичьих сварах. Они ста-
рались, объединившись в праздничный день в небольшие ва-
тажки, уделить внимание по возможности всем девичьим
стайкам, развлекая девушек играми и демонстрируя свое мо-
лодечество: силу, ловкость, бесшабашное веселье.
Жизнь девичьей стайки всегда находилась в поле зрения
деревенского сообщества. К девушкам, достигшим брачного
возраста, обычно относились с уважением: к ним обращались
по имени и отчеству, здоровались с поклоном, интересова-
лись их заботами.
Во многих деревнях и небольших городах России в боль-
шие годовые праздники (в Рождество, Крещение, на Пасху, в
Егорьев день, Троицу) устраивались так называемые смотри-
ны невест, во время которых девушки демонстрировали дере-
венской общине свою красоту, наряды, умение держаться на
публике. Девушки прибывали со всех окрестных деревень на
праздничную литургию в церковь. В начале 1860-х годов
Н. С. Преображенский описывал смотрины невест' в селе Ни-
кольском Кадниковского уезда Вологодской губернии, кото-
рые проходили в Крещение: «В этот день в село съезжаются
все девушки-невесты, нс только из своего прихода — даже из
окрестных; собираются и молодцы — женихи. Обыкновенно
перед обедней в Крещенье тянутся целые возы разряженных
девушек, идут и едут молодые ребята, мужики, ребятишки,
бабы, старухи. Девушки из ближайших деревень едут совсем
одетые, а из дальних приходов — попросту, зато везут целую
корзину рубашек, передников и прочего снадобья. Эти по-
следние, нс доезжая до села Никольского, останавливаются у
какого-нибудь мужика в ближайшей деревне, умываются, на-
мазывают лицо сначала свинцовыми белилами, потом крас-
ным сандалом, настоянным на воде. Несмотря на то что здо-
ровье и румянец брызжут со щек почта каждой тамошней де-
вушки, они все, без исключения, штукатурят свое лицо и кра-
сят так толсто, что этого нельзя не заметать, и сами девушки
не скрывают этого» [Преображенский Н. С. С. 520).
Главное действие разворачивалось после обедни, когда во
главе с церковным причтом все отправлялись на реку или озе-
ро. Там происходило великое водосвятие — освящение воды,
называвшееся в народе «ердань» (иордань). Девушки важно
58
В Троицын день.
Фото.
Начало XX в.
ехали в санях, а кучером был парень — родственник одной из
них: «Кучер должен представить в этот день для родных или
знакомых девушек лошадь, хорошо раскрашенные сани и луч-
шую дугу — тяжелую, раззолоченную и раскрашенную. Де-
вушки должны позаботиться об украшении лошадей и саней.
Сбрую лошади обыкновенно украшают множеством разно-
цветных бантов, как делается это на свадьбе. Главным укра-
шением саней служит постилальник или просто простыня ог-
ромного размера, до половины состоящая из полотна, а отту-
да из разных вышиваний, кружевных, кумачных, фестонных
и атласных ярких цветов. Ею накрывают сани так, чтобы ук-
рашенное вышиваниями место опускалось сзади саней почти
до самой земли. На простынях садятся обычно по две девуш-
ки» (Там же. С. 521). Зрители с удовольствием разглядывали
девушек, торжественно проезжающих мимо них. Приехав на
реку, девушки становились ровными рядами на льду или на
специально сделанном для них возвышении из льда — «глыб-
ке» («кочке»). В 1890-е годы этнограф С. В. Максимов сделал
подробное описание этого девичьего стояния на «ердани»:
«Все невесты, наряженные в лучшие платья и разрумяненные,
выстраиваются в длинный ряд около „ердани". При этом каж-
дая старается выставить напоказ и подчеркнуть свои достоин-
ства. Между невестами (называемыми также славушницами)
прохаживаются парни, сопровождаемые своими родительни-
цами, и выбирают себе суженую. При этом, как водится, за-
ботливая родительница не только внимательно рассматрива-
ет, но даже щупает платья девиц и берет их за руки, чтобы уз-
нать, не слишком ли холодны руки у славушницы. Если руки
id IV (1 ' 'll 11'1*111 ill! .1 I'llii'.h >\ .1'1 ПНИ'.! 1Г
59
ДЕВИЦЫ КРАСАВИЦЫ Д' ШИШКИ ПОД!^ ЖЫЬКИ
Б. М. Кустодиев.
Зима.
Крещенское
водосвятие.
1921
холодны, то такая невеста, хотя бы она обладала всеми други-
ми качествами, считается зябкой и потому не подходящей для
суровой крестьянской жизни. (Славушницы выходят на смот-
рины с голыми руками, без рукавиц)» (Максимов С. В. 1996.
С. 182). Во второй половине дня девушки приходили на дере-
венскую площадь. Каждая девичья стайка выбирала для себя
место у церковной ограды, на некотором расстоянии от друго-
го коллектива девушек. Они стояли молча, стараясь проде-
монстрировать единство. Когда зрители подходили к ним,
девушки должны были перекреститься, потом поклониться
и предоставить возможность внимательно рассмотреть их.
Поведение зрителей на смотринах довольно красочно описал
Н. С. Преображенский: «Около них сначала ходили молодцы,
знакомых угощали пряниками. Потом пять-шесть парней вы-
60
бирали себе пожилую бабу и под ее предводительством на-
правлялись к рядам девушек. Те стояли не шевелясь, как ста-
туи. Баба, подошедши девушке, раздвигала полы шубы, пока-
зывала париям передники, потом поднимала подол сарафа-
на до грудей, показывала рубашку. Затем поднимала подол
другой р\ башки, третьей, четвертой, до той самой рубашки,
па подоле которой были две красные полосы» (Преображен-
ский И. С. С. 521). Стояние на «кочке» было довольно серьез-
ным испытанием. Мало того что девушки должны были вы-
стоять два-три часа, не отлучаясь пи на минутх, не разговари-
вая, не смеясь, по еще и выслушать, не обижаясь на зрителей,
высказанное вслух мнение о себе.
Деревенское сообщество не только оценивало внешние
данные и наряды девушек, по и внимательно следило за их
поведением. Необходимость строгого контроля объяснялась
той важной ролью, которую предстояло играть девушке в не-
далеком будущем, и ее «неразумным» возрастом: «Молодой
возрас г — что полевой ветер: и бежит, и визжит».
Прежде всею крестьянская община заботилась о том, что-
бы все девушки были воцерковлены: это поможет наставить
их на нужный лад. Девушки посещали церковную службу по
воскресеньям, в престольный праздник и в те дни, которые
считались девичьими праздниками (Троица, Духов день, По-
кров, праздник Казанской иконы Божьей Матери, день Пара
сковы Пятницы, Введение, па юге России — осенний день Кузь-
мы и Демьяна 1/14 ноября). Правила христианского поведения
требовали от девушек, чтобы они раз в год причащались и ис-
поведовались, соблюдали посты, а во время постов и в кануны
праздников не устраивали веселых вечеринок. В го же время
деревенское сообщество не одобряло и чрезмерную набож-
ность, которая могла стать угрозой (факу. Слишком усердные
ежедневные молитвы и частые хождения в церковь нс привет-
ствовались. Девушкам и вообще молодежи многое не возбра-
нялось: например, веселье в Рождественский и Петровский по-
сты, хороводы в Благовещение и Вербное воскресенье, прихо-
дившиеся на Великий ноет. Во многих местностях России де-
вушкам было запрещено присутствовать на праздничной ли-
тургии в Рождество, в Сретение и Благовещение (поскольку
сгатлс девушки не соответствует родинно-материнскому со-
держанию праздников) и даже в Пасху. В такие дни девушкам
позволялось стоять у церковной ограды в ожидании оконча-
ния службы, демонстрируя свои наряды и перекидываясь шу-
точками с парнями.
Старшие по возрасту люди следили также за брачным по-
ведением девушек: высказывали свое мнение по поводу скла-
дывавшихся брачных пар, осуждали вступивших во внебрач-
ные сексуальные связи и отказывающихся от замужества.
* J
А Я, МОЛОДА, НЕ ЛЕНИВАЯ БЫЛА
Кажется, я, красна девица,
Не жалела люгуты-силы
И ни в летней-то работушке,
И ни в зил1нел1 обряженъице!
Я слуга была вал1 верная,
Была верная волг ключница.
Жизнь девушки, несмотря на предоставленную ей неко-
торую свободу, проходила в общем для всего деревенского
сообщества ритме жизни. В первую очередь он определялся
сменой времен года. Весной, с первых чисел марта, начина-
лись земледельческие работы, которые завершались в октяб-
ре. Осень и первозимье отводились для обработки собранно-
го урожая. Зимой пряли, ткали, шили, заготавливали дрова,
ремонтировали сельскохозяйственный инвентарь, играли
свадьбы. Годовой круг забот и дел прерывался «праздными
днями», предназначенными для отдыха. Жизнь крестьян
подчинялась и недельному кругу: с понедельника по четверг
проводились все основные работы, в пятницу обычно убира-
ли дом, в субботу топили баню для мытья и стирки, воскре-
В. Д. Орловский.
Жатва.
1880
А Я МОЛОДА НЕ ЛЬ НИВ\Я ЬЫЛ \
62
сенье считалось праздничным днем. Су-
точный ритм также включал в себя рабо-
ту и отдых.
Будничный день начинался с восходом
солнца и заканчивался с его закатом. Он
состоял, как говорили крестьяне, из упово-
дов, то есть времени, занятого хозяйствен-
ными делами (работой в доме и на дворе, в
поле, в лесу), и «праздного времени», по-
священного молитве, приему пищи и сну
(полудничанью — после обеда и сумернича-
нью — ночью). Летом работы было боль-
ше: «Летом и по осени поднимаются до
свету, — писал очевидец из Тверской губер-
нии. — Жать идут часов в пять-семь, позав-
тракав и истопив печки, и жнут до поздне-
го вечера, даже обедая на полосе. И редко
кто отдохнет хоть с час за целый день, раз-
ве только тогда, когда совсем кто-нибудь
выбьется из сил. По собственному призна-
нию крестьян, у них не бывает отдыха с Петрова дня и до Ус- Кр> жсшиша.
пеньева: некогда работают иногда по 18 часов в сутки с пере-
1 J _ Начало XX в.
рывами для еды и чая — часа два, а спят часа четыре-пять»
[Русские крестьяне. Т. 1. С. 463—464). А ярославский краевед в
1897 году оставил такое описание крестьянских будней зимой:
«Зимний рабочий день у крестьянина начинается часов с пяти-
шести. В это время крестьяне встают и принимаются за еже-
дневные работы. Если крестьянин ездит в лес „по дрова“ и ес-
ли лес отстоит далеко от дома... то он тотчас, закусив всухо-
мятку хлебу, отправляется в лес. Оставшиеся дома задают ско-
тине корм и пойло, в то же время топится печка. Часам к деся-
ти печка бывает истоплена, и следует завтрак, после которого
бабы принимаются за свои бабьи работы — шить, пряжу, тка-
нье и т. д. Оставшиеся дома мужики или делают что-нибудь по
дому, или же если занимаются каким-нибудь домашним кус-
тарным промыслом, то принимаются за эту работу. Часам к
двенадцати приезжают уехавшие члены семьи, и вся семья
принимается за обед. В зимнее время смеркается скоро, и вся
семья вскоре же после обеда принимается за чай, после кото-
рого следует обряжение скотины и затем отдых — „сумернича-
нье“. После того сумерничанья зажигается огонь, и семья си-
дит за ручными работами часов до восьми-девяти, после чего
часть семьи ложится спать, а другая сидит за работой, напри-
мер бабы за пряжей, часов до одиннадцати-двенадцати» (Там
же. Т. 2. С. 402-403).
Вся работа, которую полагалось выполнять девушкам,
воспринималась ими как органическая часть их жизни и не 63
На сенокосе.
Фото.
Начало XX в.
казалась им тяжкой обязанно-
стью, навязанной родителями,
или наказанием, посланным Бо-
гом. Любая девушка умела де-
лать все, что полагалось выпол-
нять женщине в крестьянском
хозяйстве: жать, заготавливать
сено, ухаживать за скотом, вы-
ращивать и обрабатывать лен и
коноплю, прясть, ткать, шить,
вышивать, вязать, топить печь,
готовить еду, стирать, убирать
избу и, естественно, нянчить де-
тей. В семье дочка всегда счита-
лась помощницей матери. Одна-
ко каждая мать, особенно в
семьях, где было много здоро-
вых и сильных невесток, стара-
лась не «впрягать в крестьян-
скую лямку» дочь, то есть не об-
ременять ее особенно тяжелой
работой: «Еще успеет, наработается, а теперь пусть покрасу-
ется да понежится у батюшки с матушкой».
В летнее время девушки были заняты на сенокосе и жат-
ве, на выращивании и уборке льна, то есть на тех работах,
выполнение которых требовало силы, быстроты и большого
количества рабочих рук. В осенне-зимнее время девушки пря-
ли, ткали, вышивали, вязали, то есть готовили себе приданое.
Любая работа, за которую брались девушки, обычно превра-
щалась в своего рода игру: девушки пели, шутили, кокетнича-
ли перед парнями, соревновались друг с другом, демонстри-
руя свои умения и трудолюбие.
Сенокос
Люблю я в полюшко ходить,
Люблю я сено шевелить.
Как бы с лшлылг повидаться,
Три часа поговорить.
M )'b Hi i )
Сенокос начинался в самом конце июня: «Июнь с косой по
лесам пошел», со дня Самсона Сеногноя (27 июня / 10 июля),
с Петрова дня (29 июня / 12 июля) или с летнего дня Кузьмы
и Демьяна (1/14 июля). Основная работа приходилась на июль-
«сенозорник».
Сено заготавливалось на заливных лугах, располагавших-
ся в долинах рек, и на небольших, отвоеванных у леса участ-
64
Б. М. Кустодиев.
Сенокос. 1917.
Фрагмент
ках земли. Сенокосные угодья могли находиться как вблизи
деревни, так и на некотором расстоянии от нее. На дальние
луга крестьяне выезжали всей семьей: «Всякий, кто дорос,
спеши на сенокос». Дома оставались только старики и стару-
хи для присмотра за малышами и ухода за скотом. Вот как,
например, отправлялись на сенокос крестьяне деревень Ям-
ны, Васса, Сосна Мещовского уезда Калужской губернии в
конце 1890-х годов: «Настало время косовицы... Ямненцы,
вассовцы, сосенцы едут на семи-восьми лошадях с сундуками
(с съестным), с косами, граблями, вилами. На каждой почти
телеге три-четыре человека, конечно, с ребятишками. Неко-
торые везут бочонок квасу, кувшины с молоком. Едут разря-
женные: мужчины в ситцевых рубахах всех цветов и самой
дикой фантазии; молодежь в пиджаках, сверх того жиле-
тах... Женщины представляют из своих сарафанов с оборка-
ми и казачков-кофточек в талию такой цветник, что в глазах
рябит. А платки! Но о платках лучше умолчать: их разнооб-
разию и яркости нет числа. И в дополнение фартуки, то есть
передники. Теперь здесь встречаются и матроски, так что
встретитесь с хорошенькой крестьяночкой и вполне можете
подумать, что это городская барышня или чего доброго по-
мещица. Подростки и дети тоже стараются нарядиться во
все лучшее. Едут и поют во всю мочь песни» (Русские кресть-
яне. Т. 3. С. 482).
Сенокосную пору девушки ждали с большим нетерпени-
ем. Яркое солнце, близость воды, душистые травы — все это
СН 1<Ж< к
65
( I.H( )К()(
А. И. Морозов.
(Утлых.
на сенокосе.
Ок. 1860
создавало атмосферу радости, счастья, свободы от повседнев-
ности, а отсутствие строгого глаза стариков и старух — дере-
венских стражей нравственности — позволяло вести себя не-
сколько более раскованно, чем в обычное время.
Жители каждой деревни, приехав на место, устраивали
стоянку — станок: ставили шалаши, в которых спали, приго-
тавливали дрова для костра, на котором готовили пищу. Та-
ких станков вдоль по берегам реки было много — до семи-
восьми на двух квадратных километрах. Каждый станок
обычно принадлежал жителям одной деревни, которые рабо-
тали на лугу все вместе. Скошенную и высушенную траву ста-
нок делил по количеству мужчин в семье.
Вставали рано утром, еще до восхода солнца, и, не позав-
тракав, отправлялись на косьбу, чтобы не пропустить время,
пока луг покрыт росой, так как влажную траву легче косить.
Когда солнце поднималось над горизонтом выше и росу начи-
нало «обтягивать», семьи садились завтракать. В скоромный
день ели мясо, хлеб, молоко, яйца, в постные дни (среду и
пятницу) — квас, хлеб и лук. После завтрака, если роса была
сильная, продолжали косить, а затем раскладывали траву
ровными тонкими рядами на лугу, чтобы она просохла. По-
том обедали и отдыхали. За это время трава немного обвяда-
ла, и ее начинали ворошить граблями, чтобы она лучше сох-
ла. Вечером высушенное сено складывали в копны. В общей
работе семьи каждый знал свое дело. Парни и молодые муж-
чины косили траву. Женщины и девушки раскладывали ее
66
рядами, ворошили и собирали в копны. Метание стогов было
работой парней и девушек. Парни подавали сено на деревян-
ных вилах, а девушки раскладывали его по стогу, уминали
ногами, чтобы оно плотнее ложилось. Вечер для старшего по-
коления заканчивался отбиванием кос молотками на малень-
ких наковальнях. Этот звон разносился по всем лугам, озна-
чая, что работа закончилась.
«Сбил сенозорник у мужика мужицкую спесь, что некогда
и на печь лечь», — говорит пословица о занятости людей на
косовище с утра до вечера. Однако для парней и девушек се-
нокос был временем, когда они могли продемонстрировать
друг другу умение хорошо работать и веселиться. Недаром на
Северной Двине общение молодежи в пору сенокоса называ-
лось красованием.
Веселье царило в обеденное время, когда старшие отдыха-
ли в шалашах, а молодежь шла купаться. Совместные купа-
ния парней и девушек не одобрялись общественным мнени-
ем, поэтому девушки отправлялись подальше от станка, ста-
раясь, чтобы парни их не выследили. Парни все-таки их нахо-
дили, прятали одежду, вызывая негодование девушек. Воз-
вращались обычно вместе. Девушки пели своим ухажерам,
например, такую песню:
Дождь пойдет, сенцо подмочит,
Будет тятенька ругать —
Помоги-ка мне, хороший,
Мой зародец дометать.
Частый дождик поливает,
Меня милый вспоминает:
Женщины
в покосных
рубахах
на уборке сена.
Фото.
Начало XX в.
(. I IK >МН
67
Группа молодых
женщин и девушек
с граблями.
Фото. 1915.
Ярославская губ.
— Мочит милушку мою
На сенокосе, бедную.
Главное веселье наступало вечером, после захода солнца.
Молодежь стягивалась к одному из станков, где было много
«славниц». Играла гармошка, начинались пляски, песни, хо-
роводы, гулянья парами. Радость гуляний, продолжавшихся
почти до самого утра, хорошо передает песня:
СкНОКОС
Петровская ночка,
Ночка невеличка,
А рельё, ладо,
Невеличка!
А я, молодая,
Не выспалася,
А рельё, ладо,
Не выспалася!
Не выспалася,
Не нагулялася!
А рельё, ладо,
Не нагулялася!
Я с милым дружком
Не настоялася!
А рельё, ладо,
Не настоялася!
Не настоялась,
Не наговорилась,
А рельё, ладо,
Не наговорилась!
Под конец гулянья исполнялась «разборная» песенка де-
вушек:
Пойдемте, девушки, домой,
Зорька занимается!
Зорька занимается,
Мамаша заругается!
Сенокос оставался «приятнейшей из сельских работ» да-
же в том случае, если он проходил поблизости от деревни и
поэтому каждый вечер нужно было возвращаться домой.
Очевидцы писали: «Время года, теплые ночи, купанье после
утомительного зноя, благоуханный воздух лугов — все вместе
имеет что-то обаятельное, отрадно действующее на душу. Ба-
бы и девки имеют обычай для работы в лугах надевать на се-
бя не только чистое белье, но даже одеваться по-празднично-
му. Для девок луг есть гульбище, на котором они, дружно ра-
ботая граблями и сопровождая работу общей песней, рисуют-
ся перед женихами» {Селиванов В. В. С. 53).
Сенокос кончался к празднику Казанской иконы Божьей
Матери (8/21 июля) или к Ильину дню (20 июля / 2 августа):
«Илья Пророк — косьбе срок». Считалось, что «после Ильи»
сено будет уже не так хорошо: «До Ильина дня в сене пуд ме-
ду, после Ильина дня — пуд навозу».
Сушка ссна
на кольях.
Фото. 1920-е.
Ленинградская обл.
( I н< жос
69
Жатва
Уж вы жнеи, вы жнеи
Мои молодые!
Жнеи молодые,
Серпы золотые!
Уж вы жните, жните,
Жните не ленитесь!
А обжавши нивку,
Пейте, веселитесь.
Вслед за сенокосом наступала жатва «хлебов» — так назы-
вали все зерновые культуры. В разных регионах хлеба созре-
вали в разное время в зависимости от климатических усло-
вий. В южной части России жатву начинали уже в середи-
не июля — с праздника Казанской иконы Божьей Матери, в
средней полосе — с Ильина дня или со дня свв. Бориса и Гле-
ба (24 июля / б августа), а на севере — ближе к середине авгу-
ста. Первой поспевала озимая рожь, за ней яровые хлеба,
овес, а потом гречиха.
Жала, жала я овес,
Перешла на гречу.
Если милого увижу —
Я к нему навстречу.
Уборка урожая считалась делом девушек и замужних
женщин. Однако главными жнеями были девушки. Сильные,
крепкие, ловкие, они легко справлялись с довольно трудной
работой.
Жатву полагалось начинать всем в один день. Перед этим
женщины выбирали из своей среды зажиналыцицу, которая
ЖА1В\
П. Вдовичев.
Жатва. 1830-е
70
совершит символический зажин поля. Чаще всего это была
женщина средних лет, хорошая жница, с «легкой рукой». Ра-
но утром, тайком от всех, она бежала на поле, сжинала три
небольших снопа, приговаривая, например, так:
Рожь поспевает.
Фото
С. А. Лобовикова.
1926-1927
Кыш, полышко, на конец,
Как татарский жеребец!
Бежи и ржи, уминай и рви
И у поля конец ищи!
Выбежи, выбежи,
Нам волюшку дай!
Мы пришли с вострыми серпами,
С белыми руками,
С мягкими хребтами!
После этого зажиналыцица укладывала снопы крест-на-
крест на краю поля, а рядом оставляла кусочек хлеба с солью
для Матери-Земли и иконку Спасителя для предохранения
урожая от нечистой силы.
На жатву выходила вся женская половина семьи во главе
с хозяйкой. Девушки и женщины надевали особую жатвен-
ную одежду — подпоясанные белые холщовые рубахи, укра-
Ж АША
71
шенные по подолу и на рукавах крас-
ным тканым или вышитым узором. В
некоторых селах верхнюю часть рубахи
шили из яркого ситца, а нижнюю — из
холста, который прикрывали красивым
фартуком. Головы повязывали ситцевы-
ми платками. Жатвенная одежда была
очень нарядной, соответствующей столь
важному дню, когда Мать-Земля родит
урожай. При этом одежда была еще и
удобной для работы, свободной, в ней
было не жарко под летним солнцем.
Первый день жатвы начинался с об-
щей молитвы семьи на своей полосе.
Жницы работали на поле в определен-
ном порядке. Впереди всех шла хозяйка
дома, приговаривая: «Благослови, Боже,
ниву зажать! Дай, Господи, спорыньи и
легкости, доброго здоровья!» (Народная
традиционная культура Псковской облас-
mu. С. 65). По правую руку от нее шла старшая дочь, за ней
по старшинству — остальные дочери, а за ними снохи. Пер-
вый сноп полагалось сжать старшей в семье дочери, чтобы
она осенью вышла замуж: «Первый снопик жать — жениха
Жница.
Фото
С. А. Лобовикова.
1914—1916
наживать». Верили, что первая пясточка срезанных стеблей
ржи и первый собранный из них сноп обладаю!' «спором»,
«споркостью» — особой жизнедающей силой, так необходи-
мой будущей хозяйке и матери.
На поле жнеи отправлялись после того, как солнце осу-
шит росу. Хлеб, покрытый росой, жать было нельзя, чтобы
зерно и солома не сгнили до обмолота. Девушки вместе шли
на поле, пели песни, которые получили название жатвенных.
Главной темой песен была несчастная любовь:
Рано-рано наше подворьице зарастает.
Заросло-зацвело наше подворьице травою-муравою.
То не травушка в поле, не муравушка, розовы цветочки.
Там цвели в поле цветочки, цвели, да повяли.
Любил парень красну девицу, да покинул.
Покинувши девчонку, над ней насмеялся.
Ты не смейся, парень, над девчонкой, ты еще сам холост.
Холост-неженатый, нету жены взятой.
Во время работы девушкам петь не полагалось — это бы-
ла прерогатива только замужних женщин. Замужние женщи-
ны обращались в песнях к Богу, ниве, солнцу, полевым духам
72 с просьбой о помощи:
К \ I В \
Да унеси, Боже, тучу грозовую,
Да спаси, Боже, ниву трудовую.
Крестьянские поля (полосы) рас-
полагались рядом. Жницы могли ви-
деть, как работают соседки, перекли-
каться друг с другом, подбадривать
уставших, укорять ленивых. Песни
перемежались так называемым гу-
каньем, то есть криками, возгласами
«У-у!», «Эй!», оханьем-уханьем. Гука-
нье было столь сильным, что его
можно было услышать в отдаленных
от полей деревнях. Весь этот многого-
лосный шум красиво назвали «пением
жнивы».
Чтобы к вечеру была выполнена
определенная часть работы, отстаю-
щих подгоняли: «Подтягай! Подтягай!
Тяни! Тяни козу-то свою!» Каждая де-
А. Г. Нснецианов.
На жатве. Лето.
До 1827
вушка старалась нажать побольше снопов, опередить своих
подруг, а не попасть в отстающие. Над ленивыми смеялись,
кричали: «Девка! Кила тебе!» — а ночью на полосу нерадивым
девушкам «ставили килу»: втыкали в землю палку с привязан-
ным к ней пуком соломы или старым лаптем. По качеству и
быстроте работы определяли, «работлива» ли девушка, будет
ли она хорошей хозяйкой дома. Если жница оставляла за со-
бой несжатую бороздку, то говорили, что у нее «мужик будет
нутрец»; если снопы получались большие, то и мужик будет
большой, если ровные и красивые, то богатый и трудолюби-
вый. Чтобы работа спорилась, девушки приговаривали: «По-
лоска в край, как белый зай, кыш, погоняй, кыш, погоняй!»
(Морозов И. А., Слепцова И. С. С. 119), а чтобы не уставать, пе-
репоясывались жгутиком из стеблей со словами: «Как матуш-
ка рожь стала год, да не устала, так и моя спинушка жать бы
не устала» (Майков Л. Н. С. 204).
Работа заканчивалась, когда солнце склонялось к закату и
жнива покрывалась росой. Оставаться на поле после захода
не разрешалось: по поверью, это могло помешать умершим
предкам «гулять по полям и радоваться урожаю». Перед ухо-
дом с недожатой полосы полагалось для предохранения ее от
порчи положить крест-накрест две горсточки стеблей. Серпы,
спрятав, обычно оставляли в поле, а не несли их в дом, чтобы
не накликать дождь.
После трудового дня девушки опять собирались в стайку :
и все вместе отправлялись отдыхать, распевая про несчаст-
ную любовь: 73
Серпы разной
формы. XIX в.
Песни пела, грудь болела,
Сердце надрывалося.
По лицу катились слезы —
С милым расставалася.
Услышав громкое пение, появлялись парни, которые заиг-
рывали с девушками в расчете на их благосклонность. Шутки
парней порой бывали довольно грубоватыми. Например, пар-
ни пугали девушек, неожиданно нападая на них из-за кустов,
или ставили «кляпцы»: перевязывали верхушки трав, росших
по обе стороны дорожки, по которой шли девушки. В темную
пору девушки могли не заметить ловушки, падали, вызывая
радостный смех парней.
Дальше шли вместе, а девушки «припевали» парням не-
вест:
У нас Марьюшка садом шла,
У нас Васильевна зеленым.
Заглядел ее Иван-молодец:
«Вот идет моя ценная, красотою неоценная.
Всю деревеньку насквозь прошел,
Краше-лучше я Марии не нашел.
Ты, Марьюшка, душечка,
Обойми меня радостно,
Поцелуи меня, пожалуйста, в уста».
Жатва.
Фото. 1910-е.
Владимирская губ.
ЖМВА
Основные
посевные
культуры,
распространенные
в России:
1 — овес;
2 — ячмень;
3 — пшеница;
4 — рожь;
5 — гречиха
Обед на жниве.
Доставка на поле
воды для питья.
Фото.
Начало XX в.
Жатву старались завершить все в один день. Если кто-ли-
бо не справлялся вовремя, ему на помощь спешили соседи.
Это было вызвано естественным желанием помочь соседу, а
также тем, что несжатые полосы мешали вывозу снопов с по-
лей на гумно и выпасу скота, который выпускали на пожню.
Окончание тяжелой страдной работы отмечалось очень
празднично. Девушки и женщины исполняли дожинальные
песни, в которых славили ниву и Бога:
А слава Богу
До нового году,
Слава Богу,
Ниву пожали,
Страду пострадали!
Слава Богу
До нового году!
В последний день жатвы проводилось множество обря-
дов. Их суть заключалась в том, чтобы поблагодарить поле за
урожай, попросить его плодоносить на будущий год и взять
от поля здоровье себе и своим близким. В одних селах девуш-
ки и женщины становились в круг, брали серпы, поднимали
их вверх и просили: «Уроди, Господи! на будущий год, чтоб
рожь была стеной». В других благодарили за работу серп, на-
вивая на него стебельки ржи: «Спасибо, серяпок, что меня ты
поберег, теперь я тебя поберегу, пшеницей накормлю».
Почти по всей России был распространен обычай «зави-
вать бороду», то есть специально оставленные на поле несжа-
тыми колосья завязывали лентами или заплетали в косичку,
а под ними на землю клали кусок хлеба с солью. «Бороду»
\ Я I \ я-
75
А. М. Максимов.
Дрвушкъ
со снопом.
1844
Последний сноп.
Фото.
Начало XX в.
завязывала хозяйка дома в присутствии всех жниц семьи.
Девушкам разрешалось перед началом обряда сжать не-
сколько пясточек, оставленных Илье на бороду колосьев. Ес-
ли девушка сжинала парное количество колосьев — это озна-
чало, что на Покров к ней приедут сваты, если нечетное —
придется ждать сватов до зимнего мясоеда. После этого де-
вушки уходили веселиться своей стайкой, а бабы, взявшись
за руки, начинали приплясывать вокруг бороды, произнося
заклинание:
Уж мы вьем, вьем бороду
У Гаврилы на поле,
Завиваем бороду
У Васильевича да на широком,
У Васильевича да на широком.
На нивы великой,
На полосы широкой,
Да на горы на высокой,
На земле чернопахотной,
На землице на пахотной.
ЖАI К \
После уборки всех хлебов в деревне устраивалась коллек-
тивная трапеза с пивом, вареным мясом, «отжиночными» пи-
рогами, яичницей. Девушки и парни, посидев вместе со все-
ми, отправлялись на гулянье и веселились до самого утра.
76
Выращивание льна
Удайся ж, мой лен,
Тонок, долог!
Тонок, долог,
Бел волокнистый,
Бел волокнистый,
Шелк шелковистый!
Выращивание льна и конопли традиционно считалось де-
вичьем делом. Лен называли в деревнях «девкиной» культу-
рой, в отличие от ржи — «бабьей», и овса — «мужицкой». Де-
вушку в формулах сватовства называли иногда «ленком»:
«У вас бел ленок, а у нас ковылок — хорошо бы их соединить
в единый клубок».
Каждой девушке отец выделял вспаханную и засеянную
льном полосу, урожай с которой она могла использовать по
собственному усмотрению. Выращивание льна — процесс до-
вольно трудоемкий. В деревнях рассказывали, что эта рабо-
та — Божье наказание всем женщинам за грех Евы.
Сев льна начинался обычно в день Олены Льняницы (в
день памяти свв. Константина и Елены 21 мая / 3 июня), но
сроки варьировались в зависимости от природных условий
той или иной местности. Во время сева отец по просьбе доче-
ри подбрасывал вверх два вареных яйца, принесенных с со-
бой в севалке, — чем выше взлетят яйца, тем длиннее вырас-
тет лен. В первые дни после сева девушка разбрасывала по
полю творог в надежде, что лен будет белый. В Вознесение
все девушки отправлялись к льняным полям и устраивали
там трапезу, по окончании которой бросали ложки вверх,
приговаривая: «Родись лен, такой-то здоровый!» В Семик-
Троицу они пели песни «на урожай»:
Посею я, млада, ленку
При дорожке, при толку:
Ты расти, расти, ленок,
Тонок, долог и высок,
В земелюшку корешок,
Что вниз коренист,
А вверх семенист.
К работе по уборке льна приступали в августе, когда боль-
шая часть его листьев уже опала, стебли и головки стали жел-
товатыми, а семя начало окрашиваться в бурый цвет. На
уборку отправлялись, как и на жатву, все вместе — своей
стайкой, а подойдя к полю, расходились по своим полоскам.
Лен, как и коноплю, надо было вытаскивать с корнем, чтобы
стебель целиком вышел из земли, так как именно он пред-
ВЫРАЩИВАНИЕ ЛЬНА
77
М. К. Клодт.
Крестьянка
у сломанной
телеги со льном.
1873
Bbll’MUIIB \HIH \Ы1\
ставлял главную ценность. При тереблении льна, то есть вы-
дергивании из земли руками, девушка захватывала рукой не-
большой пучок стеблей около головок и дергала его верти-
кально вверх, стараясь не порвать, а затем связывала в сно-
пик. После этого головки льна отбивали вальками, а коноплю
молотили цепами, как рожь.
Затем приступали к обработке льна: стебли раскладывали
(стлали) на лугах либо мочили в прудах для того, чтобы
убрать клейкое вещество, соединявшее волокна. Вымоченные
стебли связывали в снопы и ставили под навес для просушки
и продувания ветром. Нужно было хорошо знать, как уло-
жить стебли, чтобы ветер скользил по их поверхности, не
спутывая и не приминая, или чтобы вымачивание происходи-
ло равномерно. Во время стлания девушки говорили: «Уле-
жи-ко, мой ленёк, белой да мякой, вы китову жилу, вы Кома-
рову кость, не бойся ни ветру, ни вихорю, ни частого дождич-
ка, ни красного солнышка» (Майков Л. Н. С. 205—206).
Теребление льна старались закончить ко дню Луппы
Брусничника (23 августа / 5 сентября), так как с этого време-
ни в средней полосе России начинались холодные утренники:
«Луппы льны лупят», а убрать лен со стлшца полагалось к
осеннему празднику Казанской иконы Божьей Матери (22 ок-
тября / 4 ноября).
78
Отправляясь на поле или стлище и возвращаясь вечером
домой, девушки исполняли «льняные» песни. В них переда-
вался процесс выращивания льна — «тонкого белого круже-
лечка», и звучали сетования на то, что «не с кем льну выби-
рати».
Милый кажет: «Я с тобою, я с тобою,
Я с тобою молодою».
Вот то бральня, вот то бральня — выбиральня,
Легонькое, легонькое воздыхание.
Если к возвращающимся с поля девушкам присоединя-
лись парни, то девушки слегка подсмеивались над каждым
из них:
На горе у нас лен посеян,
Во льну травы нету,
Есть трава-репеёчек.
У нас Толенька жеребочек.
Он ржет, гогочет,
Жениться хочет.
«Жени меня, татка,
Жени, родны.
Не будешь женить,
Я сам оженюся».
Лен и конопля
Вымачивание
льна (слева —
огороженное
кольями мочило).
Фото.
Начало XX в.
ВЫРМЦИВ>МПП. ЛЫ1 \
79
Мялка щелевая
деревянная. XIX в.
Новгородская губ.
В октября-ноябре девушки приступали к
следующему этапу обработки льна. Нужно
было освободить лубяной слой от древеси-
ны и получить ровное, шелковистое волок-
но. Высушенный лен сначала мяли на спе-
циальных мялках, разбивая древесную
часть стебля, потом размятую кору очища-
ли от волокна, а потом волокно очищали и
расчесывали на гребне. После этого на греб-
не оставалась тонкая кудель — длинные,
ровные волокна, полностью освобожденные
от сора. Всю эту сложную работу полага-
( ь< >р ;п (>л
лось закончить к Рождественскому посту.
Готовое волокно девушки или пряли, чтобы потом наткать
полотна, или же продавали, чтобы на вырученные деньги
купить необходимые для приданого вещи.
Сбор ягод
Мы охочи в лес по ягоды ходить,
По сыру бору погуливати,
В тел1нол1 лесе приаукнутъся:
« Ты ау, ау, люй лилленъкий дружок,
Ты подай ко свой тайный голосок
Через телтенький, зелененький лужок».
Сбор ягод и грибов также был девичьим занятием. За-
мужние женщины почти не имели на это времени, а для му-
жика ходить по ягоды считалось только «народ смешить».
Сезон сбора ягод начинался в конце июня — первых чис-
лах июля. Ко дню Давида Земляничника (26 июня / 9 июля)
поспевала земляника: «Земляника девок в лес зовет», к лет-
нему празднику Казанской иконы Божьей Матери (8/21 ию-
ля) созревала черника, на Первый Спас (1/14 августа) — ма-
лина и черемуха. В начале сентября можно было уже соби-
рать бруснику, со дня Петра и Павла Рябинников (10/23 сен-
тября) — заготавливать рябину и калину. За клюквой ходили
на болота вплоть до осенних заморозков, а ранней весной со-
бирали сладкую подснежную клюкву, оставшуюся с минув-
шей осени.
Девушки всей стайкой отправлялись в лес, где на пригор-
ках пахло нагретой землей и травами, а в низинах — прелой
листвой и росшей по берегам ручейков таволгой, и пели:
Ой, сегодняшний денек!
Забрал девушку хмелек.
Калинка моя, малинка моя!
80
А забрал хмелек —
Полюбил паренек.
Калинка моя, малинка моя!
Макар-молодец
Александрович холостой.
Калинка моя, малинка моя!
Парни, узнав, что девушки идут за ягодами, могли пойти
вслед за ними. Очевидец рассказывал: «Когда поспеют ягоды,
девицы ходят за ними, а парни сзади с гармонью ломятся по
кустарникам. Потом сходятся вместе — борются, толкаются...
Все разбиваются на пары, творят что хотят» (АРЭМ, ф. 7,
on. 1, д. 718, л. 2).
По дороге в лес девушки загадывали, много ли ягод удаст-
ся собрать. Например, бросали перед собой корзинку и кри-
чали: «Ваюшка, половина или полная корзина?» Если корзин-
ка встанет на дно — будет полная, если упадет набок — запол-
нится до середины, а если перевернется вверх дном — полу-
чишь «ваюшку» (четверть корзинки). Дойдя до ягодного мес-
та, полагалось сказать: «Дай, Господи, мне ягод набрать пол-
ную корзину!»
В лесу можно было увидеть зверей. Встреча с лисицей
считалась дурной приметой, которая означала, что надо пово-
рачивать назад — ягод не соберешь. Если заяц перебежал до-
рогу — жди несчастья, которое можно миновать, если три
раза подряд перекувырнуться. Верили, что по дороге в лес и в
лесу нельзя упоминать вслух медведя, иначе он обязательно
покажется в малиннике, а чтобы он не тронул девушку — сле-
дует притвориться мертвой или показать ему свою грудь. Од-
В. Г. Тимофеев.
Девочка
с ягодами.
1879 (?)
А. А. Попов.
Татарин
и девочка-
торговка. I860
V<) IK <1()ЧЭ
81
Крестьянка
с ягодами. Фото.
Начало XX в.
нако вообще появление медве-
дя перед девушкой считалось
хорошей приметой, которая оз-
начала, что девушка скоро
выйдет замуж. Если по дороге
в лес девушка услышала ку-
кушку, полагалось крикнуть:
«Через сколько лет я выйду за-
муж?» — сколько раз кукушка
прокукует, столько лет надо
ждать свадьбы.
Отправляясь в лес, девуш-
ки старались с помощью заго-
воров и заклинаний защитить-
ся от разных опасностей. На-
пример, от змеиного укуса от-
говаривались так: «Я, раба
(имя), иду в лес, а ты, змея, три
аршина в землю влезь»; от уку-
са клеща произносили: «Клещ
ты, клещ, ты меня не ешь. Я
тебя не задену. Я в лес, ты на
лес. Мое тело как репный ка-
мень. От ин до веку. Аминь»
(Русские заговоры и заклинания.
С. 298, 304).
Ягод требовалось набрать
много, так как их обычно заго-
тавливали на зиму. Землянику,
малину, чернику сушили; брус-
нику парили в печах, клюкву и
бруснику заливали холодной водой и держали всю зиму в по-
гребах. Рябину и калину вешали сначала в кистях под крышу
дома, а затем переносили на чердак. Часть собранных ягод
девушки несли на продажу в помещичьи усадьбы или на ба-
зар в близлежащий город:
Г<)|К«1< )‘| )
В темном лесе я была,
Цветы, ягодки брала.
Я на рыночек снесла —
На целковый продала.
Я башмачки завела,
Чулки новые купила,
Ало платье надела:
Долго милого ждала.
Я милушку дождалась,
За шеюшку обняла.
82
Уход за скотом
Чур наших коровушек,
Буренушек, рыжих, лысых,
Белосисих, беловымъих,
Криворогих, однорогих.
Девушкам редко поручался уход за коровами, телятами,
овцами. Приготовлением кормов, уборкой навоза в хлеву,
случкой и отелом животных, лечением, переработкой молоч-
ных продуктов, как правило, занималась хозяйка дома. Де-
вушкам доставалась довольно легкая работа.
В летнюю пору, когда рано утром раздавался звук пасту-
шеского рожка, они выпускали коров и овец в стадо, а вече-
ром встречали их с пастбища. В полдень все вместе, взяв по-
дойники, отправлялись доить коров. Если пастбище находи-
лись далеко и пастух не пригонял вечером скот в деревню, то
родители отправляли девушек на пастбище с ночевкой. Там
девушки жили в небольшой избушке, днем доили коров, а за
молоком к ним присылали кого-нибудь из деревни. Это было
свободное от других работ и радостное время. Ночью к де-
вушкам неожиданно могли нагрянуть соскучившиеся парни,
которые, стараясь их напугать, ломились в дверь, забирались
на крышу, шумели, кричали. Но все заканчивалось общим
смехом и гуляньем парочек до самого утра.
Девичьей обязанностью считалась также стрижка овец,
которую проводили весной перед пастбищным сезоном и осе-
Дж. А. Аткинсон.
Русский
скотный двор.
Начало XIX в.
' \( ), I 5 \ ( К( ) I < >\1
83
Л Реббе.
Овцы.
1846
нью, приурочивая в южных районах России ко дню Никиты
Гусятника (15/28 сентября), а в северных — ко дню Настасьи
Стригальницы (Овчарницы; 29 октября /11 ноября).
Матери привлекали своих дочерей к участию в некото-
рых ритуалах, направленных на сохранение скота и увеличе-
ние его приплода. Например, при тяжелом отеле коровы де-
вушка расплетала косу, чтобы корова скорее «расплелась»
(отелилась), или проползала под воротами, чтобы облегчить
теленку «путь» (рождение). После отела коровы в семье
УХОД ЗА CKOIОМ
Г, Г. Мясоедов.
Опахивание.
1876
84
устраивалась ритуальная трапеза, чтобы на дворе всегда
«коровки помыкивали, а телятки побрыкивали». Хозяйка
дома готовила «молозиво» («сыро») — ритуальное блюдо из
первого молока отелившейся коровы («молозива») и яиц.
Когда его ставили на стол, хозяйка обращалась к св. Вла-
сию — покровителю коров:
Власий святой, будь счастлив
На гладких телушек,
На толстых быков!
Со двора чтоб шли, играли,
А с поля б шли, скакали.
После этого от молозива отрезали кусок для коровы, а
следующий полагалось отведать девушке, чтобы у коровы ро-
ждались только телочки.
Прядение
Вот те прялка, вот те лен,
Вот те сорок веретен.
Ты сиди попрядывай,
На линя поглядывай.
Умение девушки прясть в народе воспринималось как
знак ее зрелости, готовности к замужеству: «Холостого полю-
бить — самопряхой надо быть». Пряха, у которой «веретеныш-
ко не вьется, куделенка не прядется», по народным представ-
лениям, теряла всякую возможность найти хорошую брачную
пару. В сказках девушка находит своего жениха с помощью
нити, прядущейся из «серебряного донца — золотого веретен-
ца», привораживает парня умением чисто и тонко прясть.
Марья-то тонёхонько прядёт,
Она ниточку по ниточке ведёт,
Узелочки-то скусывает,
За окошко побрасывает.
Да Иван-то подбегал да подбегал,
Узелочки подбирал да подбирал:
Он ведь думал — сахарок да сахарок.
Все прядильно-ткацкие работы начинались обычно с Фи-
липпова дня (15/28 ноября), когда были окончены дела, свя-
занные с мятьем, трепанием и чесанием льна. Филиппов день,
после которого начинался Филиппов (Рождественский) пост,
ПРЯДНПП
во многих деревнях называли «прядильное говенье».
85
Для изготовления нитей использовались веретено и
прялка. Прялка нужна была для прикрепления кудели, а ве-
ретено служило для наматывания готовых ниток, которые
получались при вытягивании из кудели отдельных волокон
и их скручивании пальцами. Прядение было довольно тру-
доемким процессом: опытная пряха выпрядала 16 кг кудели
только за 40 суток непрерывной работы. Многие девушки
вместо веретена работали на самопрялках, где волокно
скручивалось и наматывалось на шпульку при помощи коле-
са, приводимого в движение ногой, что значительно убыст-
ряло работу.
Девушки пряли каждый вечер, за исключением канунов
праздников, самих праздников, воскресений, а в некоторых
местах и пятниц. Верили, что нарушение пряхой запрета ра-
ботать в праздничные дни приведет к тому, что у нее будут
болеть пальцы; особенно жестким был запрет на прядение в
пятницу, то есть в день «бабьей святой» Параскевы Пятницы.
Считалось, что, работая в этот день, можно запорошить св.
Параскеве глаза.
Для прядения девушки собирались вместе на посиделку.
Там девушки прилежно работали, стараясь выполнить
урок — задание, полученное от матери:
Пряди, кума, не ленися,
По донечку не вертися,
По лавочке не тянися.
Если какая-либо девушка, заигравшись, не справлялась с
работой — ей старались помочь. К явным лентяйкам относи-
лись неодобрительно, над ленивыми и нерасторопными смея-
лись: «Ой, Окуля, Окуля, еще замуж ладится». Про неради-
вую пряху пели:
Пряла наша Дуня не тонко, не толсто,
Потоньше полена, потолще оглобли.
i 11’Я.Ц Hill
Пряхи.
С миниатюр
XIII и XIX в.
Веретёна.
Начало XX в.
86
В крестьянской
избе.
Лубок. XIX в.
Считалось, что ленивые и нерадивые девушки, не желаю-
щие прислушиваться к мнению подруг, своим поведением
создают плохую репутацию всей посиделке. Остальные де-
вушки могли изгнать их из своей группы.
Монотонный, утомительный процесс прядения скрашивал-
ся пением, рассказами, шутками, играми. Песни исполняли
обычно протяжные, грустные, в ритм шумящим веретенам.
Рассказы девушки предпочитали слушать страшные: об умер-
шем женихе, пришедшем с того света за своей невестой,
о ведьмах, превращавшихся в свиней, об огненном змее, кото-
рый влетал в печную трубу к вдове, тосковавшей по мужу,
о колдунах, помогавших в любовных делах. Все эти истории
могли неожиданно прерваться забавной шуткой, которая сни-
мала напряжение и вызывала общий смех. Если девушки уж
очень развеселились, забыв про работу, то одна из них могла,
например, крикнуть: «Ключики-замочки, запирайте свои ро-
точки». Всем полагалось сразу же замолчать. Девушка, нару-
шившая молчание, наказывалась: она должна была спрясть
той, что выкрикнула «ключики-замочки», три нитки — то есть
намотать на ладонь пряжу, снять ее на веретено, и так три
раза. Особенно смешливую девушку наказывали построже:
она должна была напрясть семь ниток. В некоторых деревнях
девушки играли в карты: каждая пряха по очереди вытаскива-
ла из общей колоды по одной карте, сколько очков было на
карте — столько нитей надо было ей выпрясть. Сделать это
старались как можно быстрее, чтобы успеть еще взять карт.
Игра продолжалась, пока не разбирали всю колоду. Победи-
тельницей считалась девушка, набравшая наибольшее количе-
ство очков и, соответственно, напрявшая больше ниток.
HUI Il'IMII
87
Прялки.
XIX - начало XX в.
Вологодская губ.
Прялки.
XIX - начало XX в.
Возвратясь домой с посиделки, девушка должна была ак-
куратно положить прялку на место, перекреститься и сказать:
«Ну, слава Богу, сегодня попряла!» По поверью, если девушка
ляжет спать, не благословись, то ночью ей кикимора перепу-
тает кудель.
Прядение заканчивалось вместе с Рождественским по-
стом. В Святки прясть запрещалось. Девушки торопили друг
друга: «Пряди куделю-то, скоро Святки будут, кикиморы при-
дут да обосцят». Парни, хорошо зная это поверье, подшучива-
ли над ленивыми пряхами: подсыпали им в кудель соль, а по-
том утверждали, что кикимора приходила. В последний день
посиделок девушки пели:
Девушки-свет,
Голубушки-свет,
Початычка — нет!
Виды самопрялок:
самопрялка-
калаурот
и самопрялка-стояк
ПРЯДЕНИЕ
88
Берите гребенки,
Чешите головки:
Пара да двара.
Согласно поверью, в Рождественский сочельник прялку
полагалось забросить на чердак, чтобы остатки кудели на ней
кикимора превратила в шелк, а веретено надо было оставить
на ночь на перекрестке дорог, чтобы черти намотали на него
шелк и чтобы обеспечить богатую жизнь в замужестве.
Ткачество
Из умных умна, на кроснах ткала,
На просестушке часты бердечки,
Часты бердечки разбегалися,
Все набелочки разлеталися,
Самотканочки сами ткалися.
Девушки ткали полотна главным образом для своего при-
даного и лишь изредка для своей семьи. Белые полотна шли
на изготовление простыней и наволочек для брачной постели,
полотенец и ширинок — для подарков родственникам буду-
щего мужа; из пестрядинных шили одежду: рубахи, сарафа-
ны, юбки, понёвы, передники. Некоторые девушки ткали по-
лотна на продажу, а на вырученные деньги покупали себе
красивые городские вещи, ценившиеся в молодежной среде.
Тканье холстов начиналось с Масленицы или со дня св.
Евдокии (1/14 марта) и продолжалось в течение всего Велико-
го поста. Русские говорили: «Филиппан не напрядет, так Вели-
кан не наткет», то есть если не напрясть в Филипповский (Ро-
ждественский) пост, то нечего будет ткать в Великий пост.
Ткачихи.
Фрагмент росписи
набирки.
Середина XIX в.
I К VIH IBO
89
За работой
на ткацком стане.
Фото.
Конец XIX в.
Полтавщина
Ткачество считалось очень важным делом, которое требо-
вало особого внимания и серьезного отношения. Работу пола-
галось начинать в «легкий» день, рано утром, желательно в
полнолуние и желательно в тот день, на который в прошлом
году приходился праздник. Перед началом работ мастерице
надо было обязательно помыться в бане, переодеться в чис-
тую одежду, помолиться образу Божьей Матери и попросить
разрешения на работу у св. Параскевы Пятницы. Снование
основы и тканье она не могла начать во время менструаций,
так как считалась «нечистой».
Перед тем как сесть за ткацкий стан (кросна), предстоя-
ло проделать довольно большую подготовительную работу.
Надо было смотать нитки с веретена или со шпульки само-
I К VII-Cl IM)
ткацкий стан.
ХЕХ в.
Русский Север
Один из видов
ткацкого стана —
горизонтальный.
XX в.
Рязанская обл.
90
Фрагмент юбки.
Конец XIX в.
Ярославская губ.
Пестрядь
и узорная ткань
из льняных и
хлопчатобумажных
нитей
Фрагмент
покрывала. 1958.
Рязанская обл.
Узорная ткань
из цветной шерсти
прялки в большие мотки, в которых их стирали, красили и
выбеливали, потом перемотать в клубки или на деревянные
цилиндры — вьюшки, насновать основу для ткацкого стана и
намотать нить для утка. Вся эта работа выполнялась с помо-
щью специальных приспособлений: мотовил, воров, снова-
лок — и была довольно трудоемкой. Например, чтобы сде-
лать основу для ткацкого стана длиной 38 м, девушка долж-
на была двигаться вдоль рамочной сновалки, перенося нить
с одного ее колышка на другой, несколько часов подряд.
Только после этого, подготовив все, что нужно, девушка с
помощью подруг заправляла ткацкий стан и садилась за ра-
боту.
Ткацкий стан был в каждом доме, девочек начинали обу-
чать ткацкому мастерству примерно с 10 лет. К моменту сво-
его замужества девушка должна была стать хорошей ткачи-
хой. Всеобщим уважением пользовались те девушки, которые
умели ткать ткани не только простого полотняного пере-
плетения (однотонные, полосатые, клетчатые), но и узорные,
с «украсами» (многоремизные, закладные, браные).
Вышивание
Кабы ты, белая береза,
Была красная девка!
Ты сидела бы, сидела
В золотол1 терел1е,
Ты шила бы, вышивала
Золотые узоры.
В русской деревне вышивание было только девичьим де-
лом — «девичьим рукодельицем, мелким щепетеньицем». За-
мужние женщины, как правило, за пяльцы не садились: «Же-
них на двор — пяльцы на стол», — говорит русская пословица.
Девушка, «красующаяся за пялыма точеныма», — типичная
ВЫШИВ \lllll
91
Ковер с ручной
вышивкой.
XX в.
Вологодская губ.
картина тех областей, где было хорошо развито искусство вы-
шивки. Считалось, что девушка, овладевшая им, готова к
браку. В одной из святочных песен-«виноградьев» рассказыва-
ется, как «удалой добрый молодец» увидел девушку, которая
шила «шириночку чистым серебром», и тут же понял, что мо-
жет к ней посвататься:
Да мы пойдем-ка, Иринья, повенчаемся,
Да золотыми-то кольцами обменяемся.
Да во Божью церкву зайдем, золоты венцы примём,
Да золоты венцы примём, веселу свадебку сыграем.
В другой свадебной песне говорится о том, что девушка
вышивает свою девичью красоту:
ВЫ111ИВМП IF
Я сидела, красна девица,
Да во левой руке держала пялечко,
Да во правой ручке держала иголочку,
Да уж я шила, красна девица,
Да не по плису шила, не по бархату,
Да не по белому да коленкорчику:
Да по атласной да алой ленточке.
Да уж я красила, красна девица,
Да я свою-то да девью красоту,
Да я не ленточками да не атласными
И не цветами да не лазоревыми,
А дорогим своим умом-разумом.
92
Наиболее подходящей для вы-
шивания была весна — светлое вре-
мя года, после Масленицы. Для это-
го девушки часто собирались вме-
сте в избе или, когда становилось
теплее, на лугу. Вышивание счита-
лось «чистым делом», и им можно
было заниматься не только по буд-
ням, но и по воскресным дням и да-
же в Святки, когда другие работы
были запрещены. Кроме того, де-
вушки вышивали на «гостибной не-
деле», то есть когда им полагалось
гостить у родственников, живших в
других деревнях.
Вышивкой девушки украшали
подарки парням, с которыми они
«играли»: кисеты, кошельки, плат-
ки, ремни для гармоней, а также
все, что было принято включать в
состав приданого и дарить на свадьбе: полотенца, скатерти, Пялыш с вышивкой
подзоры простыней, рубахи, платки, ширинки. Вышивка вы-
полнялась обычно льняными, хлопчатобумажными, шелко-
выми, шерстяными, золотными и серебряными нитками по
белому полотну домашней выделки, при помощи пялец —
«пялышек точёных» — и короткой стальной иглы. В северных
губерниях любимым цветом вышивки был красный и белый,
в южнорусских предпочитали красный цвет в сочетании с си-
ним, зеленым, желтым, фиолетовым, черным. Девушки зна-
ли много декоративных швов, которыми делали узоры по
цельной и разреженной ткани. Узоры девичьей вышивки бы-
ли довольно сложными и казались видевшим их людям «хит-
роручным изрядством», «шелковидным ухищрением». На
ткани изображались различные ромбы, розетки, квадраты,
кресты, объединенные в бордюры, стилизованные растения,
птицы — лебеди, утки, тетерки, животные — лоси, олени, ко-
ни, львы, барсы, фантастические грифоны, единороги, сири-
ны, алконосты.
Считалось, что эти узоры полны глубокого таинственного
смысла, который был известен только самим рукодельницам:
Да что за этим за столом да красна девица сидит,
Да красна девица сидит Иринья Павловна.
Да она шила-вышивала тонко бело полотно,
Да тонко бело полотно да белобархатно.
Да во первый раз вышивала светел месяц со лунами,
Да светел месяц со лунами, со частыми со звездами; 93
ВЫШИВ \111II
Девочка
за вышиванием
полотенца.
Фото. 1914.
Владимирская губ.
Фрагмент подзора.
Середина XIX в.
Олонецкая губ.
Фрагмент подзора.
Середина XIX в.
Тверская губ.
ВЫШИВ\I1IIF
Да во второй раз вышивала да красно солнце с маревами,
Да красно солнце с маревами, со теплыми облаками;
Да в третьей раз вышивала сыры боры со лесами,
Да сыры боры со лесами, со рыскучими зверями;
Да во четвертый вышивала сине море со волнами,
Да сине море со волнами, со черными кораблями,
Да со черными кораблями, с мачтовыми деревами,
Да с мачтовыми деревами, со белыми парусами,
Да со белыми парусами, с корабельщиками;
Да чтой во-пятых вышивала Божью церковь с образами,
Да Божью церковь с образами, со чудными со крестами.
По народным представлениям, и само вышивание — не
простая «украса», а сакральный процесс. В народе говорили,
что клубки ниток девушкам приносят канарейки, мотушки —
кукушки, пяльцы и швейки — канарейки, а узоры вышивают-
ся в «святые дни»:
Тонка-бела сорочечка
По три ноченьки вышивана,
В перву ноченьку христовьскую (пасхальную. — И. Ш.),
Во другу во иваньинскую (в ночь на Ивана Купала. — И. Ш.),
В третью ноченьку петровьскую (в ночь на Петров день. — И. Ш.).
94
Толока
Выше-выше ясный месяц
За всех облаков,
Лучше-лучше наш хозяин
За всех мужиков!
Он умеет, он умеет
Поле полевать,
Он умеет, он умеет
Жнеек чествовать!
Толокой называлась помощь односельчанам в выполнении
работ, с которыми те сами не могли справиться. Обычно деву-
шек приглашали помочь во время жатвы, сенокоса, уборки
урожая, при заготовке на зиму овощей и др. Глава семьи или
его жена обходили дома, где жили девушки, и просил их прий-
ти: «Помогите нам сравняться с прочими православными в ра-
ботах наших» (Громыко М. М. 1991. С. 75). Деревенский этикет
требовал обязательного отклика на просьбу о помощи. Отказ
помочь соседу или родственнику воспринимали как обиду, а
согласие — как знак уважения. Более того, приглашение участ-
вовать в толоке радовало каждую девушку как признание ее
трудолюбия и большая честь. Кроме того, толоки, где собира-
лась молодежь, служили одним из видов развлечения, во вре-
мя которого парни и девушки демонстрировали себя в работе.
Девичьими толоками были капустки и супрядки. На капу-
стки девушки приходили, чтобы помочь той или иной семье в
заготовке на зиму капусты. Капустки устраивали обычно во
второй половине сентября, после Воздвижения (14/27 сентяб-
Н. И. Фешин.
Капустница.
1909
\MOVOI
95
Заготовка капусты
на зиму. Фото.
Конец XIX в.
1( )ЛОКЛ
ря), а заканчивали к Покрову (1/14 октября) — дню, с которо-
го открывался свадебный сезон. На капустки нередко пригла-
шали семьи, в которых были дочки на выданье. Количество
приглашенных зависело от урожая капусты у хозяина дома.
Как правило, собиралось не менее 10—15 девушек. Парни
приходили незваными.
Нарядно одетые девушки рубили капусту принесенными с
собой сечками, а парни развлекали их шутками, комплимен-
тами, помогали закрывать кадки, наполненные капустой, от-
носить их в подполье. Капустки устраивались и в небольших
провинциальных городах. И. П. Сахаров — известный фольк-
лорист XIX века — писал о капустках («капустницах»): «Это
народное торжество, отправляемое горожанками, известно во
многих местах. В Алексине, уездном городе Тульской губер-
нии, девушки в богатых уборах ходят с песнями из дома в
дом рубить капусту. В домах, где приготовлена для гостей ка-
пуста, убирается особенный стол с закусками. За девицами
является молодежь со своими гостинцами высматривать не-
вест. Вечером по всему городу разыгрываются хороводы»
(Сахаров И. П. С. 330).
Каждая девушка, отправляясь на капустки, надеялась, что
ее заметит хороший парень и посватается к ней после Покро-
ва. По поверью, чтобы это произошло, она должна была в
Воздвижение семь раз произнести заклятие: «Крепко мое сло-
во, как железо! Воздвигни, батюшка Воздвиженьев день, в
сердце добра молодца (имя) любовь ко мне, красной девице
(имя), чтоб этой любви не было конца-веку, чтобы она в огне
не горела, в воде не тонула, чтобы ее зима студеная не тону-
96
ла, чтобы ее зима студеная не знобила! Крепкое мое слово,
как железо».
Супрядки (попрядухи) обычно проводились во время Ро-
ждественского поста. На них девушек приглашали семьи, в
которых не было дочерей — главных прях. Девушки, желав-
шие поучаствовать в супрядке, получали от хозяев кудель
или шерсть и начинали прясть ее на посиделках. В назначен-
ный день девушки приходили на супрядку с готовой пряжей
и приводили с собой парней-«почетников». Супряжницы, от-
давая хозяйке дома пряжу, пели толокнянскую песню, в кото-
рой намекали на необходимость угощения за работу:
Ах вы, столики мои,
Вы тесовенькие!
А чего же вы стоите,
Не застеленные?
Ах вы, скатерки мои,
Вы белевенькие!
А чего же вы лежите
Не расстеленные?
Вообще застолье в знак благодарности за работу хозяева
должны были устраивать после любой толоки. Застолье про-
ходило обычно очень весело: исполнялись песни, в которых
расхваливался хозяин, умеющий уважить «помочан», парни
заигрывали с девушками, шутили над ними.
Исполнялись различные игровые песни, величальные на
тему будущего брака, но главными были специальные капуст-
ные песни:
Вейся ли, вейся, капуста,
Вейся ли, вейся, белая!
Во саду ли во зеленом
Гуляй, душечка родная.
Как вечор на капусту,
Как вечор на белую
Частый дождик поливал.
В кругу молодец гуляет,
Себе пару выбирает:
Лизавету — по совету,
А Настасью — по согласью.
Я Аленушку люблю,
Шелковый платок куплю,
Сто рублей заплачу.
Сто рублей нам нипочем —
Гуляй, девка с молодцом!
। ().\( >1
97
. II4VI11\ Ч ) I I Hlf\ \ ir\ .1 14111 Г.1 11' 4 ) I I IIK\ \ И \ <1
РАЗГУЛЯЙТЕСЬ, ДЕВИЦЫ,
РАЗГУЛЯЙТЕСЬ, МИЛЫЕ!
Я гуляю по гульбе,
Сердечный друг на ули,
На улле, на разули,
На великой паллятпи.
Ой гульба, люя гульба!
Каждая девушка, достигшая брачного возраста, обяза-
тельно участвовала во всех деревенских праздниках и моло-
дежных развлечениях. Уклонение от участия в них вызывало
резкое неодобрение старшего поколения и насмешки сверст-
ников. Считалось, что за такое неправильное поведение Бог
накажет девушку безбрачием или плохим мужем. Однако в
русских деревнях и селах трудно было найти девушку, кото-
рая бы не ждала праздника и не радовалась ему.
Праздничных дней в русском быту было довольно много:
около 140—150 в году. В это число входили и воскресенья, ко-
торые служили регуляторами будничного и праздничного вре-
мени. Русские крестьяне шутили: «Сколько дней у Бога в году,
столько святых в раю, а мы, грешные, их празднуем». В России
традиционно отмечались: Пасха, двунадесятые и великие пра-
вославные праздники. Большими праздниками считались Иль-
ин день (20 июля / 2 августа), Егорьев день (23 апреля / 6 мая и
26 ноября / 9 декабря), Николин день (9/22 мая и 6/19 декабря),
престольные (храмовые) праздники. К большим, не установ-
ленным Церковью праздникам, которые обычно называют ка-
лендарными, относились зимние Святки (от Рождества до Кре-
щения), Масленица, зелёные (летние) Святки (от Троицы до
Петрова дня). Они отмечали главные рубежи в смене времен
года и подводили своего рода итоги определенным периодам
в жизни природы и людей.
Время праздника считалось священным и было наполнено
радостью, весельем, смехом, развлечениями. Праздничная
жизнь строилась по иным, чем в другие дни, правилам. Празд-
ник — это прежде всего свобода от работы: «День свят — все
дела спят».
К праздникам готовились заранее. В первую очередь наво-
дили идеальную чистоту в доме — это была в значительной
98
мере девичья забота. К большим
праздникам обычно мыли с щело-
ком пол, стелили новые половики,
вешали на божницу и стены поло-
тенца, украшали оконные проемы
вырезками из цветной бумаги, рас-
ставляли по полкам красивую ут-
варь, застилали стол скатертью.
Прибранный к празднику дом гово-
рил о девушке как о будущей хоро-
шей хозяйке. Верили, что «в ночь
под праздник ангелы Божьи посе-
щают каждый дом христианский, и
где чистота, порядок, мир и тиши-
на, ангел с радостью благословляет
дом и всех в нем живущих, а где
грязь, сор, брань и пляски, он пе-
чально покидает дом и не дает сво-
его святого благословения» (Русские
Крестьяне. Т. 3. С. 148). В Широко распространенной Легенде Солнце, Луна
рассказывалось, что перед праздником по крестьянским из-
бам ходит Божья Матерь, которая, увидев немытый пол, не-
беленую печку, оставленную на столе грязную посуду и мир-
но спящую при этом девушку, может наказать неряху таким
же нерадивым мужем. Если молодежь готовилась к «гульбе»,
и двенадцать
знаков Зодиака.
Лубок.
Конец XVII -
начало XVIII в.
«Ай во поле,
ай во поле».
Лубок.
XIX в.
Г \31 \ ЛЯ1111 ( I». Д1 ВИНЫ Р \31 \ \ЯИ 11 ( b Ml 1.\Ы1'
99
то девушкам полагалось навести порядок в специально сня-
той для этого избе и позаботиться о продуктах для застолья.
На него приглашалась вся молодежь, живущая в деревне и
приехавшая на праздник из окрестных деревень. Девушки
ходили по избам, собирая крупу, муку, яйца, овощи, мясо,
солод для пива, а потом вместе занимались приготовлени-
ем еды.
Принимая участие в общем веселье, молодежь обычно
держалась отдельно. Некоторые праздники считались пре-
имущественно молодежными, то есть отмечались парнями и
девушками брачного возраста, а женатые мужчины и женщи-
ны были лишь зрителями: «смотрели да радовались». Кроме
того, были праздники, на которые девушки собирались своей
стайкой, не приглашая парней, а иногда и втайне от них.
Святки
Первый то братец -
Рождество Христово.
Второй-то Ь'ратец -
Крещенье Господне.
Третий-то Ь'ратец -
Василий Кесарийский.
Святки — период времени, приуроченный к зимнему солн-
цевороту, который открывал народный солнечный год. Свят-
ки длились двенадцать дней (по числу месяцев года), с Рож-
дества (25 декабря / 7 января) до Крещения (6/19 января), и
включали в себя Васильев день (1/14 января).
Святочный цикл воспринимался как пограничный меж-
ду старым и новым солнечным годом, как «плохое время»,
своего рода безвременье. Старый год уходил, а новый толь-
ко начинался, будущее казалось темным и непонятным. Ве-
рили, что в эти дни на земле появляются души умерших, а
нечисть становится особенно опасной, так как в период без-
временья граница между миром людей и враждебным им
миром нечистой силы размыта. Представления о «плохом
времени» нашли отражение в названии «страшная неделя»
применительно ко второй половине Святок; первая полови-
на Святок, которая начиналась Рождеством Христовым, на-
зывалась «святой неделей». Святки были насыщены различ-
ного рода обрядами, магическими действиями, гаданиями, с
помощью которых старались обеспечить благополучие на
* весь год, защититься от бед и несчастий, выяснить свою
L судьбу.
Святки отмечались по всей России и считались молодеж-
100 ным праздником. Особенно яркими и веселыми, наполнении-
К. А. Трутовский.
Колядки
в Малороссии.
Не позднее 1864
ми музыкой, пением, играми, они были в северных и средне-
русских губерниях Европейской России, а также в Сибири. В
западнорусских и южнорусских губерниях их празднование
было более сдержанным и спокойным. Отмечать Святки со-
бирались обычно в вечернее и ночное время: когда «сядет в
угол чернец», то есть наступит темнота. Развлечений у моло-
дежи на Святках было много: обход дворов с праздничными
поздравлениями, ряженье, участие в игрищах, проходивших
практически каждый вечер, гадания — «испрашивания судь-
бы» и др.
Самым ярким обрядовым действием, с которого начина-
лись Святки, был обряд колядования, представлявший собой
театрализованное зрелище, сопровождавшееся пением пе-
сен — пожеланий, величаний хозяевам. Колядовали, как пра-
вило, в ночь на Рождество, на Васильев день, в Крещенский
сочельник.
Девушки и парни небольшими группами отправлялись по
дворам «кликать коляду», то есть петь особые благопожела-
тельные песни, называвшиеся в одних местах «колядками», в
других — «овсенями», «виноградьем». Колядующие подходи-
ли к дому, становились под окно, вызывая хозяев на крыль-
цо: «Приходила коляда накануне Рождества, здравствуйте,
хозяин с хозяюшкой!» Появление хозяев для колядующих
было знаком, что можно начинать песню:
Виноградье красно, зелено!
Еще ходят же ребята колядовщики.
Виноградье красно, зелено!
И'ПКЯ )
101
Еще ищут же ребята государева двора,
Государев-то дворец середи Москвы стоит,
Середи Москвы стоит, середь ярманки,
А вокруг его двора стоит железный тын,
А на каждой тынинке по маковке,
Что по маковке и по золоту кресту.
А сам-то государь как светел месяц взошел,
А сама-то государыня как утрення заря,
Малы детоньки часты звездочки.
Сам-то государь на крылечко выходил,
На крылечко выходил и по рублику дарил,
А сама-то государыня по полтине дарила,
Малы деточки по копеечке.
В пожеланиях колядовщиков изображалась яркая, созна-
тельно преувеличенная картина хозяйственного благополу-
чия, семейного довольства. Крестьянской семье желали «из-
бушку ребят, хлевушку телят», «сына в четыре аршина», «в
конюшню конёв», «полтораста коров, девяносто быков», да
чтобы «одна-то корова по ведру доила, одна-то бы кобыла по
два воза возила»:
ПИПКИ
Куда конь хвостом,
Туда жито кустом.
Куда коза рогом,
Туда сено стогом.
Сколько дубочков —
Столько сыночков.
Сколько осиночек —
Столько свиночек.
Сколько свечек —
Столько овечек.
Колядка заканчивалась просьбой о подаянии и угрозой на-
казания хозяев в случае отказа:
Тетушка, матушка!
Хлебца кусочек,
Лучинки пучочек,
Кокурочку с дырочкой,
Пирожка с начиночкой,
Поросячью ножку
Да жарену лепешку.
Не подашь лепешки —
Разобью окошки.
Не подашь пирога —
Коровку за рога.
102
«Козульки»
(обрядовое
печенье, которым
хозяева одаривали
колядующих)
Однако песни-угрозы исполнялись редко. Крестьяне счи-
тали, что если поскупиться, то в наступающем году «в избе не
будет никакого проку».
Таким образом, обряд колядования состоял в своеобраз-
ном обмене дарами: молодежь «дарила» крестьянскому дому
благополучие на весь год, а хозяева отдаривали пирогами,
оладьями, колбасами, пивом, деньгами, печеньем в виде коро-
вок, лошадок, овечек, которое специально выпекали для ко-
лядующих. Крестьяне говорили: «Если дашь пирога — полон
двор живота, тебе триста коров, полтораста быков». Вечером
группы девушек и парней собирались вместе и устраивали
пиршество.
Колядование, доставлявшее молодежи столько радости в
святочные дни, считается древним обрядом, известным не
только русским, но и другим славянским народам. Приход
колядующих в древности воспринимался как приход из иного
мира умерших предков к своим потомкам, а одаривание их —
как приношение в надежде на помощь и защиту в наступаю-
щем году. В XIX — начале XX века колядование по-прежнему
оставалось одним из важных святочных обрядов, глубинный
смысл которого, однако, был уже утрачен.
В рождественское утро начинался обрядовый обход кре-
стьянских дворов — славление Христа. Утром его совершали
подростки, а за ними, уже к вечеру, шли отдельно парни и де-
вушки или те и другие вместе. Они несли на длинном шесте
звезду, сделанную из деревянного широкого обода с длинны-
ми лучами из тонких палочек и оклеенную цветной бумагой и
фольгой. В народной традиции славление Христа осмысля-
лось как шествие волхвов к колыбели Иисуса, ведомых звез-
дой, взошедшей над Вифлеемом. Этот обряд вошел в народ-
ный быт из православной традиции; вероятно, он начал про-
водиться со второй половины XVII века, то есть со времен ца-
ря Алексея Михайловича. Парни и девушки подходили к до-
му и громко кричали: «Надо ли Рождество прославить?» Сла-
велыциков полагалось пригласить в избу, где они пели для
И'1 I 1И
103
Ф. В. Сычков.
Девушка зимой.
1912. Масло
хозяев ирмос «Христос рождается,
весь мир поклоняется», тропарь «Ро-
ждество Твое, Христе Боже наш» и
кондак «Дева днесь Пресущественна-
го рождает». После этого исполня-
лись так называемые рацеи, в кото-
рых пересказывались рождествен-
ские события, описанные в канониче-
ских и апокрифических Евангелиях,
прославлялись Христос и Дева Ма-
рия, звучало поздравление хозяевам
дома с Рождеством. Потом славель-
щики отправлялись в следующий
дом, где их уже ждали.
К числу любимых развлечений
молодежи на Святках относилось ря-
женье — игровое переодевание с ис-
пользованием масок. Парни обычно
превращались в «страшных наряжо-
нок»: в животных, нечистую силу, по-
койников; надевали маски, сделанные из бересты, кожи, бу-
маги, ткани, а при отсутствии масок лица замазывали сажей,
мукой, приделывали бороды из льна, пеньки, шерсти. Они
шли от одной избы к другой, с шумом врывались в них, не
спрашивая разрешения хозяев, нарушали покой и порядок,
плясали, пели «срамные» песни.
Для девушек такое поведение оставалось запретным. Они
рядились «баскими наряжонками», а также цыганками, тур-
чанками, господами, свадебниками. Если парни обходили ка-
ждый двор, пугая честной народ, то ряженые девушки посе-
щали только те дома, где жили парни — потенциальные же-
нихи.
«Баские наряжонки» совершали свой обход, как правило,
в первую половину Святок, считавшуюся полной святости и
чистоты. Свое название этот обряд получил от диалектного
слова «баский» — красивый. Девушки вытаскивали из сунду-
ков свои самые лучшие наряды, доставали все украшения: це-
почки, янтари, бусы, косники, брошки, кольца, серьги. По-
верх всего надевали праздничные шубки, дорогие шерстяные
шали. Затем закрывали лица платками, полотенцами, круже-
вами, чтобы их нельзя было узнать. В таком виде девушки от-
правлялись по дворам. Подойдя к дому, они становились под
окном и «припевали» парню, жившему в этом доме, невесту.
Обычно это была девушка, которая нравилась парню и у ко-
торой с ним складывалась брачная пара. Девушки в песне на-
хваливали свою подругу, рассказывали о том, какой она бу-
104 дет хорошей женой. Иногда девушки своей песней старались
С. Ю. Судейкин.
Ряженые.
Середина 1910-х
оказать давление на тех родителей, которым задуманный
детьми брак был не по душе. Мать парня, прослушав песню,
одаривала девушек пирогами. Затем девушек приглашали в
дом, где они веселили хозяев, исполняя кадриль, лансье и за-
претные для них мужские пляски — «Русского», «Барыню».
Обойдя дома, «баские наряжонки» заглядывали на посидел-
ки, часто в соседние деревни. Их встречали плясовыми или
игровыми песнями, радовались их прибытию, просили при-
знаться, кто скрывается под маской. Девушки вели себя до-
вольно раскованно, шутили над парнями, предлагали им
взять себя в жены, расхваливали себя: «Я девка дюже хоро-
ша, платьев у меня много». «Баская наряжонка» могла взять
парня за руку и ходить с ним, слегка приплясывая, по избе
под такую песню:
Стойте, стойте, росшетитесь,
Дайте молодцу пройти,
Да дайте девицу взять,
У которой без белива лицо беленькое,
У которой без румян щечки аленькие,
Что походочка его да у сердечка моего,
У сердечка моего да у ретивенького,
Поцелую я дружка, да дружка миленького.
(ВЛ Iки
Парни пытались «облапить» «наряжонок», шутили над ни-
ми, часто очень скабрезно, но святочный этикет запрещал
обижать девушек, сдергивать с их лиц маски. 105
Во многих деревнях России на
Святки девушки наряжались цыга-
нами и цыганками, а в казачьих ста-
ницах Урала и Дона — турчанками.
Костюм, манера поведения, речь де-
вушек, превратившихся на время в
«чужих», пародийно обыгрывали су-
ществующие стереотипы. «Цыганки»
были одеты в широкие юбки, яркие
кофты, пестрые платки, а «цыга-
не» — в широкие штаны, красные ру-
бахи, картузы; «турчанки» надевали
на себя множество украшений, зама-
тывали голову наподобие чалмы
платками. «Чужие» пели на непонят-
ном языке, плясали под «оркестр»,
составленный из печных заслонок,
ложек, трещоток: «Калапаты-кара-
паты, кырымыры кылы». Цыганки
предсказывали счастливую судьбу:
«Давай погадаю по суженому, по ря-
женому, счастливой будешь! Золо-
тая ты ручка! Ай, счастливая бу-
дешь! Ай, любимая будешь!» Хвали-
ли хозяйку: «Ух добрая, ух красивая! Ух хорошая, товстожо-
пая! Ух товстоногая!», выпрашивали подаяние: «Дай сахарку-
то, сметанки-то, чайку-то!» Если хозяйка скупилась, то на нее
выливался целый поток угроз и насмешек. Наигравшись, де-
11'1 I mi
Ряжсныс —
«супруги».
Фото. I960.
Деревня Климово.
Горьковская обл.
вушки отправлялись в следующий дом.
Довольно широко, особенно в Центральной России, был
распространен обычай обходить дома и посиделки, нарядив-
шись господами. Бойкие девушки рядились в «барина»: наде-
вали рубаху, штаны, жилетку, картуз, подрисовывали черные
усы. «Барыни» были в нарядных платьях, обязательно в
шляпках, украшенных бусами, лентами, перьями, в перчат-
ках, с сумочками и зонтиками на длинной ручке. Каждому
«барину» полагалась своя «барыня». Пары «господ» одна за
другой важно выходили на улицу, а за ними, распевая плясо-
вые песни, шли остальные девушки. Процессия обходила до-
ма и все посиделки, которые были в деревне. В посиделочную
избу входили с песнями или частушками. Например, в Рязан-
ской губернии пели:
Разойдитесь, народ,
По сторонушки,
Моя барыня пройдет
По соломушке!
106
Ах, барин мой,
Что чуфарисси?
Тебя девки не любят,
А ты хвалисся.
В саду пташки поют,
Перелётывают,
Мою барыню целуют,
Перевёртывают.
«Господ» везде принимали с почетом: сажали в передний
угол, предлагали им чай и сладости.
На Русском Севере и в Центральной России девушки на
Святки ходили «свадьбой». Одна из девушек становилась
«женихом», другая — «невестой». «Жених» надевал мужской
праздничный костюм, на его статус указывало полотенце, по-
вязанное вокруг талии, ширинка — небольшой платочек, при-
крепленный к шапке, букетик искусственных цветов с лен-
точками или какой-нибудь другой знак, принятый в данной
местности. «Невеста» была в нарядной рубахе и шелковом са-
рафане, ее голову прикрывали вуалью из марли или украша-
ли искусственными цветами. «Красота» жениха подчеркива-
лась нарисованными углем усами и пышными кудрями из
льняной кудели, «красота» невесты — накрашенными губами,
бровями, наведенными сажей, множеством мушек на лице.
Остальные девушки исполняли роли других свадебных чи-
нов — дружки, поддружья, свашек, тысяцкого. Свадебное ше-
ствие по деревне открывал «дружка», который пропахивал
дорогу веником, как и полагалось на настоящей свадьбе. По-
А. П. Рябушкин.
Гадание девушек
на Святках.
1885
11'11 K1I )
107
ИЧ1К11 )
В. М. Максимов.
Бабушкины
сказки. 1867
дойдя к тому или иному дому, участники процессии кричали:
«Свадьба идет!» Хозяева выходили на крыльцо и приглашали
«свадебников» в дом. Гостей сажали за стол, на который ста-
вили еду, принесенную самими «свадебниками» или приготов-
ленную хозяевами, и начинался «свадебный пир». Молодым
пели величания, кричали «горько». Однако гулянье было не-
долгим — «свадьбе» предстояло обойти еще много домов. Ва-
риантов хождения «свадьбой» было множество: в некоторых
деревнях «жениха» и «невесту» возили по деревне на санях,
«невеста» изображала свадебный плач, припевки пели не сва-
дебные, а «шутейные», девушки закрывали лица полотенца-
ми и т. д.
Обход дворов девушками, ряженными «баскими наря-
жонками», цыганками, господами, свадебниками, мог прово-
диться и в другие дни: в Филипповское заговенье (14/27 нояб-
ря) — перед Рождественским (Филипповским) постом, на Мас-
леницу, в Петров день (29 июня / 12 июля), в Покров (1/14 ок-
тября), в день Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября), в конце поси-
делочного сезона. Обходные церемонии развлекали девушек
и укрепляли их союз. Кроме того, девушки могли познако-
миться с родней будущего жениха, посмотреть его дом, пока-
зать себя будущей свекрови, что было очень важно перед на-
ступавшим после Крещения свадебным сезоном. После обхо-
да своей и соседних деревень парни и девушки обычно соби-
рались на игрище, где веселились почти всю ночь.
108
Масленица
Эх, Масленица-
Непогасница!
До чего ты довела?
До Великого поста.
Масленица — праздник проводов зимы, восьмая неделя
перед Пасхой. Она проходила перед Великим постом, в сыро-
пустную неделю православного календаря, и заканчивалась
Прощеным воскресеньем. По канонам Православной Церкви,
сыропустная неделя предназначалась для подготовки верую-
щих людей к посту, когда каждый из них должен был про-
никнуться настроением, соответствующим наступающему
времени телесного воздержания и напряженных духовных
размышлений. В традиционном русском быту эта неделя ста-
ла самым ярким, наполненным радостью жизни праздником.
Масленица называлась честной, широкой, пьяной, обжорной,
разорительницей. Говорили, что она «целую неделю пела-пля-
сала, ела-пила, друг ко дружке в гости хаживала, в блинах ва-
лялась, в масле купалась». Масленица давала возможность
всем людям, и в первую очередь молодежи, от души повесе-
литься перед длительным Великим постом.
Самым любимым развлечением молодежи на Масленице
было катание с ледяных гор. Для катаний заливали водой ес-
тественные горы или специально сколоченные из дерева.
Парни и молодые мужики начинали сооружать горы задолго
до праздника. Они ставили небольшой деревянный сруб, по-
крывали его сверху дощатым настилом, с одной стороны
устраивали скат из нескольких жердей или двух массивных
бревен, на которые набивали доски, а затем засыпали скат
снегом и заливали водой. В больших деревнях и горки делали
большими: их высота достигала (>—8 метров, длина ската —
25 метров, а ледяной дорожки — до 200 метров. Такая горка
могла быть трехъярусной и называлась «катушкой». Каталь-
ные горки украшали флажками из разноцветной бумаги, фо-
нариками со свечками внутри, освещавшими место катания
по вечерам. Для катания использовались санки, рогожи, шку-
ры, салазки, охапки соломы, обмолоченные снопы и т. д. На
Русском Севере девушки катались на лодейках — широких
овальных досках, иногда выдолбленных в форме корыта.
Для лучшего скольжения дно лодейки покрывали жидким
коровьим навозом и заливали водой. Парни предпочитали ко-
рёжку — широкую, заостренную с одного конца доску, кото-
рой управляли, как лодкой, с помощью специальной палки.
Парни и девушки катались с горок парами: девушка садилась
к парню на колени, обняв его за шею, чтобы не сорваться 109
с узкой лодеики, или парень сидел, а она стояла сзади и дер-
жалась за его плечи.
Участие в этом развлечении давало возможность парням
и девушкам обратить на себя внимание. Девушки, приходив-
шие посмотреть на работу парней по сооружению горки, уп-
рекали их в лени, давали им советы, это приводило к шуточ-
ной перебранке, и парни решали вывалять девушек в снегу:
«Девок солим, девок солим!» Во время катания парни подле-
тали к девушкам на корёжках, стремясь в обнимку спустить-
ся вниз, устраивали на горке «кучу-малу». Одним из способов
проявления внимания со стороны парня к девушке было при-
глашение прокатиться с ним на санках. Это называлось «со-
бирать целовники», потому что за катание девушка прилюд-
но благодарила парня долгим поцелуем. Поэтому губы деву-
шек, пользовавшихся вниманием парней, к концу Масленицы
сильно болели. Вообще во время катания молодежи с гор
проявлялась особая праздничная разнузданность, когда пар-
ни могли «задирать девок»: целовать их, тискать, засовывать
девушке руки за ворот рубахи, расстегнув шубу, задирать по-
дол и набивать ей снег между ног. Это хорошо удавалось пар-
ням в общей свалке внизу горы. Девушки выражали свое воз-
мущение игриво, воспринимая такое поведение парней как
знак внимания и завидуя той девушке, которую больше всех
валяли в снегу или больше всех сталкивали с горки.
Еще одним развлечением молодежи на Масленицу были
так называемые съездки — катание на лошадях, запряженных
\1 \(. Al I Hill \
Дж. А. Аткинсон.
Катание с гор
на Неве. 1792
по
В сани. Съездки устраивали ПО очереди В разных деревнях ОД- Б. М. Кустодиев.
НОЙ ВОЛОСТИ, обычно начиная СО вторника ИЛИ среды. Закан- Масленица. 1919
чивались съездки в Прощеное воскресенье. В назначенный
день в деревню собиралось множество санных упряжек, ино-
гда до 800, со всех окрестных деревень. Они выстраивались
длинной вереницей, достигавшей порой полутора километ-
ров, а затем ездили по деревне и ее окрестностям. Девушки,
как и парни, приезжали на съездки вместе со своими родите-
лями и сначала катались с ними в одних санях. Потом роди-
тели отправлялись погостить к родне. С этого и начиналось
главное молодежное веселье. Парни управляли лошадьми,
приглашая девушек, гуляющих по сторонам широкой улицы,
покататься. «Не желаете ли прокатиться?» — обращался па-
рень, круто останавливая лошадь перед девичьей стайкой.
Желающие всегда находились: три-четыре подружки сади-
лись в сани, довольный парень катал их один-два круга, ста-
раясь ехать как можно быстрее, поднимая снежную пыль.
Раздававшиеся при этом крики и смех девушек свидетельст-
вовали об удали парня. Девушки в благодарность за катание
привязывали к дуге его лошади платочки. Считалось боль-
шой честью, если девушку много раз за время съездок при-
глашали покататься, но и парень гордился своими успехами
у девиц, согласившихся сесть в его сани. 111
МАСЛЕНИЦА
На Масленой неделе парни и девушки водили хороводы.
Как свидетельствовал очевидец, «мороз не мороз, а хоровод
водится, поются песни до вечера. В хорошую погоду игра про-
должается иногда до полночи. Хоровод расходится или, вер-
нее, разбегается с криком, с шумом. В это время парни ловят
из девок, кого им нужно, и „стоят" — то есть ведут разговор
где-нибудь в углу, под навесом, наедине, вообще делают все,
что им нужно. Часто во время этих „стояний" молодые люди
сосватываются. Случаются и драки: двое, например, ухажива-
ют за одной и столкнутся, а иногда отцы не позволяют девуш-
кам „стоять" и преследуют назойливых парней» (Русские кре-
стьяне. Т. 3. С. 478).
Последним днем масленичного веселья было Прощеное
воскресенье, за которым следовал строгий Великий пост. Де-
вушки пели:
Прошла Масленица,
Наступил Великий пост.
Свою беленькую кофточку
Повесила на гвоздь.
Однако в последний день Масленицы веселье было в са-
мом разгаре. Главным событием дня был обряд проводов
Масленицы, известный по всей России. В северных и цен-
тральных губерниях Европейской России горели костры. Де-
\1Х( ЛЕНИН \
Масленица.
1914. Фото.
Владимирская губ.
112
вушки и парни заранее собирали по деревне
дрова, жерди, солому, бересту, стружки, ста-
рую деревянную утварь, изношенные соло-
менные постели, лапти, рваную одежду. Об-
ходя дворы, молодежь кричала, например,
так: «Тетки-лебедки, на Масленицу дров, ве-
ников, голиков!» Если хозяева отказывались
«подать на Масленицу», то дрова у них крали
вечером из поленницы, и за это молодежь не
принято было осуждать. Дрова и весь хлам,
предназначенный для костра, везли за околи-
цу деревни на возвышенное место. В центр
будущего костра вбивали длинное бревно.
Его обвивали соломой, сеном, тряпками, об-
мазанными дегтем. На вершину бревна во-
дружали колесо или соломенное чучело Мас-
леницы. Затем до самой вершины укладыва-
ли дрова и весь горючий материал так, чтобы костер принял
форму конуса. А чтобы все это не развалилось, вокруг вбива-
ли в землю жерди, связывая их вершины. Девушки и парни
старались соорудить костер таким огромным и ярким, чтобы
его свет был виден во всех окрестных деревнях. Крестьяне ве-
рили: чем выше будет пламя костра, тем лучше будет уро-
жай на следующий год и тем больше девушек выйдет замуж.
Вечером в Прощеное воскресенье вся деревня собиралась к
костру. Как только солнце уходило за горизонт, парни и мо-
лодые мужики начинали разжигать костер под крики собрав-
шихся: «Масленица-ерзунья!», «Масленица-блиноеда!», «Мас-
леница-обируха!», «Масленица-б..., не дала нам погулять!».
Когда костер разгорался, около него начиналось веселье.
Девушки и парни бегали, взявшись за руки, с пением масле-
Масленичная
кукла.
1936.
Деревня
Колупаново,
Калужская обл.
4
ничных песен:
Масленица-ерзунья,
Не дала погулять,
Не дала погулять,
Молока похлебать.
В южнорусских губерниях Европейской России надо бы-
ло, как там говорили, «Масленицу сжечь». Очевидец из Ка-
лужской губернии рассказывал: «Берут бабью худую рубаш-
ку, набивают соломой, и за деревней толпа девок и парней с
криками „ура“ сжигают чучело и приговаривают: „Вон по-
шла!“» (Русские крестьяне, Т. 3. С. 515). Когда костер затухал
и пламя становилось меньше, девушки прыгали через него в
надежде очиститься от грехов, обрести здоровье на целый
год, предохраниться от несчастий. Считалось, что масленич- 113
\1 \! ИНН \
Масленичный
костер.
Фото. 1980ч?.
Деревня Залесье,
Холмский район.
Новгородская обл.
МАСЛНПЩХ
ный костер поможет девушке освободиться от застенчивости
и найти хорошего жениха, а для этого надо, прыгая, сказать:
«Пылай, пылай, огонек! Как огонек пылает, так и мне бы пы-
лать». Старые женщины, глядя на догорающий костер, гово-
рили: «Догорай, догорай, наших девок разбирай».
Вот как описывал очевидец масленичные костры в Галич-
ском уезде: «На воскресенье все ребята отправляются за де-
ревню и выбирают место для Масленицы, а потом из всего со-
бранного мастерят, складывают костер, иногда очень боль-
шой. Вечером часов в восемь-девять они в сопровождении
чуть не всей деревни идут к этому костру и, полив его чуточ-
ку керосином, зажигают его сразу со всех сторон. Когда кос-
тер разгорится, начинается уличное веселье около него, моло-
дежь танцует по умятому снегу, поет песни. Но вот пламя де-
лается все меньше и меньше, в костер летят остатки масле-
ничного обжорства: яйца, блины, лепешки. Это делается для
того, чтобы маленькие дети, которые тут находятся, видели,
что все молочное сгорело, и не просили бы его до Пасхи. Ре-
бята же и молодежь, взявшись за руки и кружась у потухаю*
щего костра, поют:
Курва Масленица,
Пробрытилася,
Прокатилася!
114
Поезжай в Ростов,
Накупай хвостов!
На Великий пост
Тебе редьки хвост!
Головешки от костра заметаются снегом, и все участвую-
щие в этом финале Масленицы идут на улицу деревни, где
друг у друга просят прощения, кланяясь в ноги и целуясь. Це-
луются все без разбора, чтобы снова поцеловаться через семь
недель в церкви при пении „Христос воскресе!“» (Русские кре-
стьяне. Т. 1. С. 240).
Призывы весны
- Весна красна! На чем ты пришла?
- Я на солнышке, на боронушке,
На овсяном колосе, на ржаном снопе.
- Что ты нам принесла?
- Соху с бороною, кошель за собою.
Чувильмой, чувиль.
«Поворот времени» с зимы на лето и весеннее пробужде-
ние природы в народном сознании отождествлялись с обнов-
лением мира, его молодостью. Этот период начинался в мар-
те, с началом весны, а заканчивался к Всесвятскому загове-
нью — первому воскресенью после Троицы. Он приветство-
вался обрядами и празднествами, главную роль в которых иг-
рали девушки.
Развлечение
парней
на Масленице.
Фото. 1914.
Владимирская губ.
ПРИЗЫВЫ BI (. ны
115
К. А. Коровин.
Северная
идиллия.
1886
ПРИЗЫВЫ ВЕС НЫ
В Южной и Западной России, в некоторых областях Цен-
тральной России, а также в Сибири и на Урале был распро-
странен обычай приглашения весны (кликанья, гуканья, закли-
кания весны). Дни, когда девушки «кликали весну», определя-
лись местной традицией. Проведение этого обычая начиналось
или со дня памяти св. Евдокии (1/14 марта), или со дня Сорока
мучеников (9/22 марта), или, что бывало чаще всего, с Благове-
щения (25 марта / 7 апреля), а заканчивалось почти всюду на
Красную горку (первое воскресенье по Пасхе) и лишь в некото-
рых западнорусских селах — на Вознесение или даже на Трои-
цу. В течение этого времени девушки могли собираться «кли-
кать весну» по своему желанию в любой день, но обязательно в
Благовещение, Вербное воскресенье, Страстной четверг, чет-
верг на Пасхальной неделе и на Красную горку.
Это был довольно красочный обряд, который несколько
варьировался в разных районах России. Обычно он проводил-
ся рано утром на восходе солнца или, наоборот, поздно вече-
ром во время заката. Девушки собирались за пределами де-
ревни на каком-либо высоком и открытом месте — на берегу
реки, на горке. В некоторых деревнях весну призывали с
крыш гумен, амбаров или со стогов сена, соломы. Обратив-
шись лицом к солнцу, девушки громко кричали: «Весна крас-
на! Приди! Приди!» В Смоленской губернии, прежде чем
звать весну, девушки просили на это Божьего благословения:
116
Благослови, Боже,
Весну гукати,
Зиму забувать,
Лето дожидать.
После этого исполнялись специальные песенки, приговор-
ки-заклинания — «веснянки».
В южных губерниях Европейской России «веснянки» со-
стояли из вопросов и ответов.
Девушки спрашивали у весны:
Красна весна,
На чем пришла?
и сами же отвечали:
На овсяном снопу,
На гречишном колосу,
На ржаном перевяслу.
«Ответы» весны могли быть и такими: «на сохе, на боро-
не», «на кнутику, на хомутику», «на пшеничном пироге», «на
жердочке, на бороздочке», «на кобыле вороне».
В деревнях Западной и Центральной России, на Урале и в
Сибири девушки приглашали весну прийти с «великой мило-
стью»:
Приди к нам, весна,
Со радостью!
Со великой к нам
Со милостью!
Со рожью зернистою,
Со пшеничкой золотистою,
С овсом кучерявыим,
С ячменем усатыим,
Со просом, со гречею,
С калиной-малиной,
С черной смородиной,
Со грушами, со яблочками,
Со всякой садовинкой,
Со цветами лазоревыми,
С травушкой-муравушкой!
ПРИЗЫВЫ вн ны
В западных губерниях (Смоленской, Орловской, Курской)
девушки в своих песнях обращались к птицам с просьбой
принести ключи, чтобы отомкнуть землю после долгого зим-
него оцепенения: 117
Пташечка-пал иташечка,
Не лети у моря, лети из-за моря,
Гы возьми златы ключи,
Гы замкни зиму,
Зиму да холодную,
Да голодную,
Отомкни лето,
Лето теплое.
В ходе обряда исполнялась обычно только одна заклинка,
но множество раз, иногда все утро или весь день — пока не ус-
танут. Пение сопровождалось громкими возгласами: «Гу!»,
«У!», «Агу!».
Призывая весну, девушки не ограничивались исполнени-
ем закличек. Например, в Буйском уезде Костромской губер-
нии обряд начинался с того, что девушки трижды окунались
в воду, затем трижды кувыркались по земле. В некоторых де-
ревнях Калужской и Орловской губерний девушки пели «вес-
нянки» у костра и после их исполнения прыгали через костер.
В Южной России участницы обряда брали с собой хлеб, пи-
роги, лепешки, которые клали на землю со словами: «Вот те-
бе, матушка весна!» — или кидали в воду, или разбрасывали,
разломив на куски, по полю, или подкидывали вверх: «Крас-
на весна, прими пирога!».
В Южной России, Верхнем, Среднем и Нижнем Повол-
жье и на Урале девушки были участницами еще одного обря-
да, проводившегося ранней весной. Он назывался «жаворон-
ки» и был приурочен ко дню памяти Сорока мучеников, так
как с этим днем связывали начало возвращения птиц с тепло-
го юга домой: «Святые Сороки птиц выпускают». В этот день
в каждом доме пекли фигурные хлебцы в виде птичек: «жа-
воронки», «журушки», «тивороны», «воробушки», «птушки»,
«вороночки», «кулики», «чувильки» и т. д. Название «жаво-
ронки» было самым распространенным, вероятно, потому,
что жаворонки первыми из гггиц начинали свою весеннюю
песню.
«Птичек» делали из ржаного, гречневого, реже пшенич-
ного пресного теста, замешенного на воде без добавления
масла и яиц. Этим в семье занималась мать или бабушка, ко-
торая и раздавала по одной-две «птичке» детям, девушкам,
остальным членам семьи, а также нищим. В некоторых де-
ревнях такое печенье просто съедали. В Калужской губернии
девушки, взяв в руку «жаворонков», выходили на улицу и
«мурлыкали»: «Жаворонок, жаворонок! Выгляни, выскочи.
Твои дети на повета сыр колупают, в масло окунают, я на
солнышке печен, я соломкою строчен» [Русские крестьяне.
Т. 3. С. 515). В Южной России и в Поволжье в обряде «жаво-
118
ронки» участвовали не только девушки, но и дети. Девушки Обрядовое
сажали «жаворонков» на стог сена, на крышу амбара или, печенье-
«кликая весну», поднимали руку с «жаворонком» вверх. Де- *жавоРонки
ти же влезали на крыши, подкидывали «птичек», бросали их
в солому, на поле, играли с ними, пели песенки. Например,
такую:
Жаворонушки,
Прилетите к нам!
Принесите нам
Красно летечко.
Нам зима-то надоела,
Хлеб и соль всю поела,
Всю кудельку перепряла,
На базары перетаскала.
Хлеба ни крошки,
Дров ни полена,
Горя по колено!
Пасхальная неделя
Ну-me, братцы-товарищи!
Собирайтеся до кучечки!
Пройдемте в тое село,
Поздравим с праздником,
С праздником, с Христовым днем,
С Христовым днем красным яйцом!
Пасха, которую в России также называли Светлое Хри-
стово Воскресение, — главный праздник православного ка-
лендаря. Пасха не имеет постоянной даты, а высчитывается
по лунному календарю. Празднование начинается в первый
воскресный день после полнолуния, наступившего вслед
за днем весеннего равноденствия. Если полнолуние падает
на субботу или воскресенье, то Пасха празднуется в следую-
щее воскресенье. Обычно же праздник приходится на время
с 22 марта / 4 апреля по 25 апреля / 8 мая.
ПАСХ ЧЛЬНАЯ НЬДЕЛЯ
119
И. М. Прянишников.
Крестный ход
на Пасху. 1893
НМ’ХАЛЬН VI ПЕЛЕ. VI
В православной традиции Пасха считается «царем дней»,
«праздником всех праздников, торжеством всех торжеств».
По всей России Пасху отмечали как день великой радости.
Главным событием празднества было торжественное богослу-
жение в храме, которое начиналось в ночь с субботы на вос-
кресенье. Нарядное убранство храма, множество зажженных
восковых свечей, светлые облачения священников, запах ла-
дана, радостные перезвоны колоколов, праздничные песнопе-
ния, торжественный крестный ход — все это вызывало у ве-
рующих радость и ощущение причастности чуду. В день Пас-
хи люди поздравляли друг друга со светлым праздником,
трижды целовались и произносили слова, которые говорили
друг другу апостолы, узнав о Воскресении Иисуса Христа:
«Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!».
В народном сознании Пасха ассоциировалась с обновлени-
ем и возрождением жизни. Этого праздника молодежь жда-
ла с нетерпением. Пасха знаменовала собой конец Великого
поста, когда запрещалось всякое веселье и громкий смех. С
Пасхи начиналось своего рода обновление молодежной жиз-
ни: устраивались молодежные гулянья, торжественные шест-
вия нарядно одетых девушек, во время которых они демонст-
рировали себя деревенскому сообществу. Перед девушками
вновь открывалась перспектива радости, счастья и хорошего
замужества.
Считалось, что в Пасхальную неделю девушки могут
«ухватить удачу за хвост» — добиться желаемого, поскольку в
120
эти дни «Бог делит счастье» и происходят всякие чудеса. Для
этого девушки отправлялись рано утром смотреть, как солн-
це «играет на восходе», во время праздничной литургии про-
сили у Бога хорошего жениха, каждая девушка старалась
первой попасть на колокольню и позвонить в колокол, чтобы
первой из подруг выйти замуж.
Пасхальная неделя была наполнена развлечениями: де-
вушки водили хороводы под заинтересованными взглядами
парней, качались на качелях, 1уляли с песнями по улицам.
Одним из любимых развлечений девушек были обходы до-
мов с поздравлениями и брачными пожеланиями. Вот как
это происходило в Жиздринском уезде Калужской губернии:
«В Бутчинской волости существует оригинальный обычай
„лалынкать". Лалынканье состоит в том, что молодые де-
вушки и девочки-подростки на Святой неделе ходят колядо-
вать по своей деревне. Как только отслужат молебны и выне-
сут из деревни иконы, девчата собираются вместе, толпою
ходят из двора во двор и поют следующую песню:
4
Кулич
Вдоль по улице по широконькой,
Там и шли, прошли да лалыныиечки,
Да лалынь, лальшь, лалыныиечки.
Они шли, прошли, волочилися,
Деревенских собак надразнилися.
Да лалынь, лальшь, надразнилися.
Они шли, прошли к тому двору,
К тому двору к широкому,
К широкому, к богатому,
Да лальшь, лальшь, к богатому.
Крестный ход
на Пасхальной
неделе. Фото.
Начало XX в.
Север
Европейской
России
II \С\ ХЛЬНАЯ НЦ1.\Я
121
E. M. Корнеев.
Пасхальный стол
в Тобольске.
1810-1812
Уж и чей это двор?
Чей богатый двор?
Столбы точеные, позолоченные,
Щеколдочка что рыбий зубок,
Подворотенка серебряная.
Да лальшь, лалынь, серебряная.
Ты хозяин, Герасеюшка!
Выходи на свой на широкий двор.
Да лальшь, лальшь, на широкий двор.
Собирай хмелек по тычиночкам.
Да лальшь, лальшь по тычиночкам.
Ужи этот-то хмелек тебе надобен,
Тебе пиво варить, сына женить.
Да лальшь, лальшь, сына женить.
КГ4Г4Н KVHMWXJVLI
Выслушав колядование, хозяева выносят лалынщикам де-
сяток яиц, кусок сала и пирога. После колядования девушки
отправляются в поле, жарят там яичницу и сало, поют песни,
водят хороводы» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 149—150).
Главным развлечением Пасхальной недели были различ-
ные игры с крашеными яйцами: катание с лотка, битье, пря-
танье, угадывание яиц. Эти игры представляли собой весе-
122
Творожная пасха
и крашеные яйца
лую забаву с участием большого количества
людей. Скатывание яиц со специального де-
ревянного лотка было в основном мужской
игрой. Ее суть заключалась в том, что каж-
дый участник, отправляя свое яйцо вниз по
лотку, должен был сбить с места одно из
яиц, расставленных вокруг лотка. Если ему
это удавалось, то он присваивал себе сбитое
яйцо и продолжал игру, если нет — в игру
вступал другой участник, а неудачно скатив-
шееся яйцо оставалось на кону. Эта игра
была довольно азартной, и девушки с большим интересом
следили за ней, радуясь или, наоборот, сочувствуя своим «по-
чётникам». Сами же девушки предпочитали игру в битье и
прятанье яиц. Первая игра состояла в том, что две девушки
вставали лицом друг к другу и каждая зажимала в кулаке
яйцо так, чтобы был виден его «носок» (острый конец) или
«пятка» (тупой конец), и ударяли одно яйцо о другое. Девуш-
ка, у которой яйцо оставалось целым, забирала себе разби-
тое. Иногда для этой игры девушки собирались группой в
пять-семь человек. Они становились в круг и «канались», то
есть выбирали по жребию «забойщицу». «Забойщица» с яй-
цом-«забивалом» обходила всех девушек, пока «забивало» не
было разбито с обеих сторон. Разбитые яйца складывали на
землю, и в конце игры они доставались той, у которой яйцо
оказывалось целым. Игра в прятанье яиц напоминала жмур-
ки. Одной из девушек завязывали глаза и отводили ее от ле-
Хрнстосъ Воскресе!
Пасхальные
мхххххг
открытки.
Конец XIX -
начало XX в.
11 АС \АЛЬН\Я Н1Д1ЛЯ
123
жавшего на земле яйца на некоторое расстояние. Она долж-
на была идти к яйцу, пока сама не решит, что подошла до-
вольно близко. После этого она снимала повязку и пыталась
взять яйцо. Если у нее получалось — яйцо доставалось ей. Ве-
рили, что человек, выигравший крашеные яйца, обеспечивал
себе удачу, здоровье и богатство на целый год. Эти представ-
ления основаны на понимании сакральной сущности пасхаль-
ного яйца: «Христос за нас кровь отдал, его на распятие бра-
ли, дак кровь пролил, дак вот красные яйца надо было», —
говорили русские крестьяне.
Хождение в жито
Девки, люлодухи
Коло жита ходили,
Коло жита ходили,
Траву залолшли.
Как пошла травииа
Да к Господу Богу.
Во второй половине весеннего цикла девушки наряду со
взрослыми участвовали в обряде, направленном на обеспече-
ние будущего урожая. В народном быту он назывался «хож-
дение в жито» и представлял собой обход полей, засеянных
озимой рожью, яровой пшеницей или льном. Он проводился
в один из праздничных дней после Пасхи. Чаще всего это бы-
ло Вознесение, когда почти повсюду шел хороший рост ози-
мых хлебов. «Проведать жито» отправлялись небольшими
группами: дети, девушки, женщины. Девушки должны были
«посмотреть жито» первыми. Крестьяне говорили: «Где девки
шли, сарафанами трясли, там рожь густа, умолотиста, уколо-
ти ста»; «Где хоровод ходит, там жито родит, а где не бывает,
там жито вылегает». Считалось, что девушки-невесты, потен-
циальные матери, могли передать свою силу земле, пробуж-
дающейся после долгой зимы.
Девушки отправлялись на поле с восходом солнца, взяв с
собой яйца, хлеб, пироги, квас. Если обход совершался в
день Вознесения, то обязательно брали с собой «лестнич-
ки» — продолговатые хлебцы с вдавленными в тесте «сту-
пеньками», по народным поверьям помогающие Иисусу Хри-
сту подняться на небо. Придя на поле, девушки молча обега-
ли его три раза по солнцу и трижды против солнца, а затем
неподалеку от поля разводили костер и устраивали веселую
трапезу. Остатки еды закапывали в землю, ложки, скорлупу
яиц подкидывали вверх, приговаривая: «Пусть рожь такая
высокая уродится, как высоко ложка поднимется» — или:
124 «Расти, лен, такой же здоровый!» Хлебцы «лестнички» стара-
\( )/1ч, К Mill 11 ,1x11 I'
Хлебцы-
«лестнички»,
по народным
поверьям,
помогающие
Христу подняться
на небо
лись бросить как можно выше, громко выкрикивая: «Рожка,
рожка, схвати Христа за ножки», или ставили их один на
другой, соревнуясь друг с другом, кто сможет «дотянуться до
неба»: «Пошел Христос на небеса, потащил житушко за во-
лоса». Затем катались по молодой озимой поросли, пригова-
ривая: «Расти, расти трава к лесу, а рожь к овину».
Возвращаясь с поля, девушки пели:
Мы со поля идем, мы со чистого,
Нагляделися жита густого,
Жита густого, колосистого.
Все эти действия совершались для того, чтобы предохра-
нить посевы от порчи и повысить урожай. Девушки, обходя
поле кругом, как бы устраивали магическое препятствие, за-
щищающее от проникновения вредоносной силы, и указыва-
ли Иисусу Христу на посевы, о которых просили его позабо-
титься.
Семик и Троица
Семик да и Троица!
Ой-йё-йё-лилё!
Да уж вы девки-девушки,
Белые лебедушки!
Выйдем ли на улицу,
Ударим-ти в ладоши!
Девичьими обрядами отмечалось не только начало весен-
него пробуждения природы, но и окончание весны. Считалось,
что с Семика—Троицы год поворачивал на лето, «макушкой»
которого был Иванов день (24 июня / 7 июля), приходившийся
на летний солнцеворот, а с Петрова дня (29 июня /12 июля) на-
чинался поворот с лета на зиму.
Семик праздновался в четверг седьмой недели после Пас-
хи. Неделя, на которую он приходился, называлась Семицкой
(Семиковой). Семик считается древним языческим праздни-
ком, одним из тех, что играли важную роль в весеннем перио-
( I \lllk И I И)1ПI \
125
А. Грачев.
Семик, или Гулянья
в Марьиной роще.
де жизни людей. Ритуалы Семика и Семицкой недели вклю-
чали в себя действия, связанные с культом растительности,
поминовением умерших, и празднества девушек. С течением
времени часть этих обрядов была перенесена на Троицу —
один из важнейших православных праздников, введенных в
обрядовую практику Православной Церкви в начале XV века
Сергием Радонежским. Праздник Святой Троицы, отмечав-
шийся в седьмое воскресенье после Пасхи (воскресенье, сле-
довавшее за Семиком), открывал Троицкую, или, как ее еще
называли, Всесвятскую, Русальную неделю. Период с Семика
до Всесвятского (Петровского) заговенья, завершавшего Тро-
ицкую неделю, представлял собой большой праздничный
цикл. В одних областях Троица впитала в себя всю обряд-
ность Семика, в других — обрядовые действия делились на
Семик и Троицу. В эти дни поминали всех усопших, в том
числе и заложенных покойников (то есть людей, умерших не-
естественной смертью), устраивали гулянья в честь возрож-
дающейся после зимы природы.
Семик и Троица повсюду считались девичьими праздни-
ками. В старинной песне, исполнявшейся девушками на Рус-
ском Севере и в Поволжье, говорилось:
126
Семик честной
Да Троица —
Только, только
У нас, у девушек
И праздничек.
Все девичьи развлечения на Семицкой неделе и в Троицу
были связаны с «троицкой березой», цветами и травами. Бе-
реза издавна почиталась русскими людьми. В поверьях рус-
ского народа она выступала как счастливое дерево, оберегаю-
щее от зла, изгоняющее болезни, приносящее добро. В Се-
мик—Троицу деревенские и городские улицы, дома снаружи
и внутри украшали срубленными березками или ветками бе-
резы. Главным эпизодом девичьих празднеств в большинстве
губерний России было так называемое завивание березки, то
есть ее украшение и чествование.
Обычно девушки втайне от мужского населения деревни,
иногда под руководством пожилой женщины, отправлялись
в лес, на луг или на берег реки:
Троица, о эв леля,
Богородица, о эв леля,
Благослови нас, о эв леля.
Нам во луг идти, о эв леля,
Нам цветов сорвать, о эв леля,
Нам венки завить, о эв леля.
Обряд завивания березки варьировался в зависимости от
местной традиции. В большинстве областей, где бытовал этот
обряд, девушки заранее выбирали деревцо и не срубали его,
а приходили к нему рано утром в Семик:
Семик
в Епифановском
уезде Тульской
губернии.
Гравюра.
Середина XIX в.
C1.MIIK 11 114 >ИЦА
127
А ты радуйся, береза:
К тебе девки идут,
К тебе красные идут
Со куличками, со яичками!
В других песнях береза приглашала к себе девушек:
Береза девушкам
Приказывала,
Ой лялё-лялё,
Все приказывала:
«Придите вы, девушки,
Придите, красные,
Ой лялё-лялё,
Придите, красные!
Сама я, березынька,
Сама я оденуся,
Ой лялё-лялё,
Сама оденуся,
Надену платьишко
Все зеленое,
Ой лялё-лялё,
Все зеленое,
Все зеленое,
Все шелковое!
Ой лялё-лялё,
Все шелковое!»
Гулянье в селе
на Семик.
Фото. 1920-е.
Семипалатинская
губ.
СЕМИК И 1ТОПЦЛ
128
Неизвестный
художник
середины XIX в.
Троицын день
в Красном селе.
1840-е
Подойдя к березе, девушки начинали ее «завивать»: дела-
ли из ветвей венки, косы, вплетали в них кольца, цветы, лен-
ты, платки, пригибали к земле и связывали с травой. Затем
девушки водили вокруг березы хороводы, кумились, обмени-
вались подарками.
Березка, березка,
Завивайся, кудрявая!
К тебе девки пришли,
К тебе красны пришли,
Пирога принесли
Со яичницей.
СЕМИК И ТРОИЦА
После этого под березой расстилали белую скатерть и
устраивали общую трапезу. Продукты заранее собирали по
домам — либо все вместе, либо посылали самую бойкую де-
вушку. В конце XIX века сбор продуктов превращался в сво-
его рода веселую забаву. Например, во Владимирской губер-
нии одна из девушек наряжалась Семиком — это был персо-
наж в рваной мужской одежде с тряпочным горбом на спине,
а другая девушка (или мальчик-подросток) изображала Семи-
чиху, которая держала в руках палку и ведро. После этого
вся компания ходила по деревне, нарушая тишину громким
пением, а Семичиха стучала палкой о ведро: 129
Праздник Троицы.
Фото. 1924.
Калужская губ.
Семик честной, Семик ладужный,
Послал за винцом, на нем семь одеж,
Все шелковые, полушелковые,
Семику да Семичихе — яичко!
Семик баню продает,
Семичиха не дает;
Стряпала, стряпала,
В тесто ложки прятала.
Развивали березку, то есть снимали с нее все украшения,
расплетали ветви, обычно в Троицу, в Духов день, отмечав-
шийся в понедельник после Троицы, или во Всесвятское заго-
венье. Прежде чем развить березку, осматривали свои венки
и гадали по ним о замужестве. Если венок увял — девушка
вряд ли выйдет замуж в этом году, если он сохранил све-
жесть — то ее вскоре ждет счастливый брак. В этот же день
гадали и на венках, сплетенных из трав и цветов. Венки бро-
сали в воду и пели:
Cl МИК II 1И)ИЦ\
Пойду ль я, молода,
Пойду ль я, хороша,
На Дунай быстру реку.
Кину ль я, брошу ль я
Свой золотой венок.
Тонет ли, тонет ли
Мой золотой венок?
Тужит ли, тужит ли
По мне миленький дружок?
Тонет, тонет
Мой золотой венок,
Тужит, тужит
По мне милый дружок.
130
В Центральной России и Повол-
жье, на Урале и в Сибири березку
срубали и, украсив лентами, цвета-
ми, тряпочками, платочками, венка-
ми, несли по деревне. С березкой в
руках девичью процессию возглавля-
ла самая молодая или самая бойкая
девушка. Остальные шли, держась
за длинные развевающиеся ленты,
привязанные к деревцу. При этом де-
вушки крутили деревце, дергали за
ленты, стараясь показать, что берез-
ка идет сама. Ее устанавливали в
центре села или относили за околицу
деревни на луг, где молодежь обыч-
но собиралась для гуляний. Березка
стояла там несколько дней, и девуш-
ки водили вокруг нее хороводы. В
Духов день или во Всесвятское заго-
венье березку «провожали»: девушки
шли с песнями по деревне, собирая
зрителей, а затем отправлялись к бе-
резке, снимали с нее все украшения и
бросали деревце в воду.
В южнорусских и западнорусских
селах девушки в Семик делали боль-
шую куклу из березы, надевали на нее женский костюм и по-
крывали платком. Кукла несколько дней «жила» посреди се-
ла, а потом ее провожали к реке. В процессии принимали уча-
стие все жители деревни. Они трясли куклу, шумели, танце-
вали, пели непристойные песни. Когда процессия приближа-
лась к реке, песни становились печальными, с куклы сдерги-
вали одежду, разрывали на части и бросали в воду.
К Семику и Троице был приурочен еще один яркий деви-
чий обряд, получивший название «кумление». Кумление бы-
ло известно в большинстве губерний Европейской России, но
особенно широкое распространение получило в средней по-
лосе. Сценарий этого обряда на территории России был бо-
лее или менее одинаковым. Девушки гурьбой отправлялись в
лес, стараясь, чтобы их поход не был замечен парнями. Каж-
дая из них брала с собой крашеное яйцо, небольшой хлебец,
маленький моток ниток, спряденных в Страстной четверг,
платочек и т. п. Две девушки — две близкие подруги — под-
ходили к березе и завивали на ней венки, перевязывали ее
ленточкой, прикрепляли к ветвям бантики, платочки, кре-
стики. В некоторых деревнях девушки заплетали «мотуш-
ки» — косы из ветвей березы, перевязывая их «четверговой»
Крестьянские
девушки. Фото.
Начало XX в.
Орловская губ.
131
Д. О. Осипов.
Две девушки
в день Семика.
!«<>()— 1870-е
ниткой и приговаривая: «Кукуш-
ка, кукушка, сбереги мою мо-
тушку». Затем подружки станови-
лись друг против друга так, что
их разделял венок или «мотуш-
ка», и произносили: «Покумимся,
кума, покумимся, чтоб нам с то-
бой не браниться, вечно дружить-
ся». Клятва подкреплялась цело-
ванием крестика, повешенного на
березу, троекратным поцелуем и
обменом подарками: крестиками,
платками, лентами, бусами.
Кумление часто происходило
через посредников: с помощью
специально приглашенной старой
женщины или «кукушки», кото-
рую девушки предварительно
«крестили». Обычай приглашать
старуху — «бабушку Куприянов-
ну», был распространен на северо-
востоке Смоленской губернии:
она сплетала из веток березы ши-
рокую дугу и перебрасывала ее
через головы желавших поку-
миться девушек или же очерчива-
ла на земле круг, внутри которого находились кумящиеся де-
вушки, приговаривая: «Кто в черте — то наши, за чертою —
то не наши». Девушки в это время пели:
А ты, бабушка Куприяновна!
Ты же обчерти пас золотым ножом,
'Гы ж обсей нас ярым овсом.
В Калужской, Орловской, Курской губерниях посредни-
ком и даже покровителем девичьего союза была «кукушка».
Девушки делали птичку или куколку из травы кукушкины
слезки, толстый корень которой служил головкой, а «ря-
бинькие» листики тельцем, или из толстого стебля растения
заря, у которого удаляли верхушку и корень, а листья под-
резали так, чтобы получились «крылышки-ножки». На «ку-
кушку» обязательно надевали рубашечку, сарафан и плато-
чек. Иногда «кукушкой» служила мертвая птичка, детская
кукла или просто украшенные тряпочками и ленточками
ветки, воткнутые в землю шалашиком. «Кукушку» делали
втайне от парней, мужчин и замужних женщин, хранили на
132 божнице и в положенный день, закрытую платком, несли
\ 1II !< hl I II 'llll\ I )
в лес. Крещение «кукушки» заключалось в том, что на нее
надевали крестик: «Вот уже и покрестили!» После крещения
«кукушку» вешали на березу или укладывали на землю и на-
чинали вокруг нее водить хоровод, а затем начинали над
ней кумиться:
Кума с кумой покумимся,
Чтоб нам весь год не браниться.
Побранимся — грешны будем,
Кукушечке тошно станет.
Покумившиеся девушки называли друг друга «кумой»,
«кумушкой», гуляли вместе по деревне, секретничали, заботи-
лись друг о друге. Через несколько дней, обычно в воскресе-
нье, следовавшее за Троицей, девушки снова отправлялись на
место кумления. Там они под песню «Я в лес пойду, я венок
разовью, раскумися, кума, разбранися, душа» развивали вен-
ки, расплетали «мотушки». Это означало, что узы, связавшие
покумившихся девушек, распались.
Всесвятская неделя
Костромушку наряжали,
Девки весну провожали.
Пройдет весна да Троица,
Все забавы скроются!
Всесвятская (Троицкая, Русальская) неделя, заканчивав-
шаяся Всесвятским (Петровским) заговеньем, посвящалась
проводам весны. По всей России проходили молодежные гуля-
нья, в которых также могли принимать участие молодые муж-
чины и женщины. Местом их проведения обычно были берега
рек и озер, где разводили костры, устраивали трапезы, пели
песни:
Уж ты, веснушка, весна, весна красная,
Прошла ты, весна, прошла красная.
В некоторых деревнях северных и центральных губерний
Европейской России прощание с весной проводилось в форме
красивого обрядового действия. В Новгородской губернии
парни и девушки, веселившиеся весь день, на закате солнца
шли с цветами и травами за околицу деревни, обходили ее
кругом, а затем направлялись к полю. В момент, когда солн-
це начинало уходить за горизонт, все становились на колени,
кланяясь земле и восклицая: «Прощай, весна красная, про-
В( I ( вя к к \ii hi il\;i
133
щай! Ворочайся скорее опять!» — затем с песнями шли на бе-
рег реки, где водили хороводы. Подобный этому обряд про-
водился во Владимирской губернии, где прощаться с весной
отправлялись все жители деревни во главе с девушками и мо-
лодыми женщинами.
В Пензенской губернии, по словам очевидца, весну прово-
жали несколько иначе: «В заговенье после Троицына дня де-
лают чучело и носят его по селу, и бьют в доску и в заслон,
пляшут и поют песни. Затем направляются к реке и с досадою
бросают в нее чучело. Это значит „проводили весну, похоро-
нили ее в воде“» (АРЭМ, ф. 7, on. 1, д. 1296, л. 61).
Всесвятское заговенье, заканчивавшее весну и открывав-
шее дорогу лету, рассматривалось как рубежный день в жиз-
ни природы и людей и оформлялось ритуалами, связанными
с идеей умирания и воскресения. В этот день в разных рай-
онах проводились обряды похорон (проводов) Русалки, Соло-
вушки, Горюна, Костромы, Ярилы, Чехони и др.
Обряд похорон Костромы проводился в Центральной Рос-
сии и в Поволжье. Парни и девушки наряжали в женскую
одежду обмолоченный ржаной сноп или сорную траву, утром
укладывали его на носилки или в корыто и с плачем несли
к реке или на поле. Там чучело разрывали на части, бросали
в воду или сжигали.
Обряд похорон Русалки был известен по всему Нижнему
и Среднему Поволжью, а также почти во всех южнорусских
селах. По распространенным в этих местах поверьям, русал-
ки — умершие или утонувшие девушки, появлялись после
Троицы на земле и находились здесь до Всесвятского загове-
вс I ( юн( кля hlii.\;i
Похороны
Костромы.
Рисунок с лубка.
XIX в.
134
Деревенский
хоровод.
Фото.
Начало XX в.
Южная Россия
нья. Они пели и танцевали в цветущей ржи, купались, кача-
лись на ветвях березы, расчесывали свои длинные распущен-
ные волосы, плели венки, преследовали людей, не соблюдав-
ших ритуальные запреты, старались заманить к себе парней,
которые, по бытующим представлениям, не могли устоять пе-
ред их ослепительной красотой. В заговенье, когда русалки
покидали землю, полагалось устроить им проводы. Это про-
исходило в разной форме. Например, в одних селах девушки
изображали русалок: в белых рубахах и с распущенными во-
лосами они бежали на луг, где пели, плясали, водили хорово-
ды, а когда возвращались, то нападали на встречавшихся им
парней и мужиков и хлестали их плетками. В других дерев-
нях одну из девушек выбирали «русалкой», надевали на нее
несколько венков из ветвей березы, дуба, крушины, обвеши-
вали травами и цветами и в таком виде провожали на ржаное
поле, на берег реки или на лесную поляну. Придя на место,
девушки срывали с «русалки» венок и бросали в реку или в
костер и разбегались в разные стороны так быстро, чтобы
«русалка» их не поймала. Во многих деревнях девушки дела-
ли из соломы или камыша чучело Русалки, наряжали его в
женскую одежду, водили с ним хороводы под русальную пес-
ню. Например, в Смоленской губернии пели:
У ворот береза
Зелена стояла,
Зелена стояла,
Веточкой махала.
На той на березе
Русалка сидела,
Русалка сидела,
Рубахи просила:
«Девки молодухи,
Дайте мне рубахи!
BCI СВЯ1СКШ HUU.VI
135
Вождение
«русалки-коня».
Фото. 1930-е.
Воронежская губ.
Хоть худым-худеньку,
Да белым беленьку».
После этого девичий хоровод отправлялся на ржаное по-
ле, там девушки делились на две партии. Одна группа стара-
лась вырвать Русалку у другой и разорвать на части. В конце
концов чучело разрывали и разбрасывали по житу.
Ивано-купальские празднества
Купаленка,
Ночь маленька!
Темная ночка,
Где твоя дочка?
ИВ МЮ КА ПАЛ1.СК1П 111» \ЗД>П (’I BA
Цикл празднеств летнего солнцеворота начинался в день
Аграфены Купальницы (день памяти св. мученицы Агрип-
пины; 23 июня / 6 июля) и продолжался до Петрова дня
(29 июня / 12 июля), а его кульминацией был Иванов день
(день Ивана Купалы; 24 июня / 7 июля), который считался
«макушкой лета».
Эти дни отмечали как праздник природы, которая к это-
му времени достигает высшей точки своего расцвета. После
дня Ивана Купалы ее буйство постепенно «идет на убыль».
Момент перехода был мифологизирован: старое уходит, но-
вое еще не наступило — мир становится аморфным, размыва-
ется граница между «тем» и «этим» светом, на небе и на зем-
ле происходят чудеса.
136
Обрядовые действия, происхо-
дившие в день Аграфены Купальни-
цы, являлись своеобразной прелюди-
ей к обрядам следовавшего за ним
дня Ивана Купалы. В день Аграфе-
ны Купальницы впервые после дол-
гой зимы разрешалось купаться: счи-
талось, что Бог отпускает в воду теп-
ло, а Иоанн Креститель наделяет ее
животворящей силой. Крестьяне ку-
пались в реках и озерах, мылись в
банях, обливали друг друга водой из
колодцев. В этот день снимался за-
прет на сбор цветов и трав с магиче-
скими и лечебными целями; начина-
ли ломать банные веники.
Девушки рано утром большими
компаниями, тайно от парней, от-
правлялись на реку или озеро, по-
дальше от деревни. По дороге соби-
рали букеты, стараясь найти воро-
жейные «иваньковские» цветы: иван-
да-марью, смолянку (разновидность
А. Г. Венецианов.
Купальщицы.
1829. Масло
мелкой полевой гвоздики), купален-
ку, богатку. Полностью обнаженные, они купались, бросали в
воду букет или цветок, загадывая желание. Задуманное долж-
но было исполниться, если букет или цветок уплывал по воде,
если же он тонул, попадал в водоворот или прибивался к бере-
гу — это значило, что желание не исполнится и, более того, де-
вушку ждет беда. После купания девушки водили на берегу
хороводы или устраивали трапезу, главным блюдом которой
была каша. Девушки старались получить от воды здоровье и
красоту. По народным представлениям, это можно было сде-
лать не только во время купания, но и собрав с помощью по-
лотенца утреннюю или вечернюю росу. Вытирая влажным по-
лотенцем лицо, надо было сказать: «Святой росой умоюсь, зо-
лотой ризой покроюсь. Пошли мне, Господи, честь хволост-
ную, чтоб меня все любили, все уважали, все почитали.
Аминь, аминь, аминь» (Русские заговоры и заклинания, С. 118).
В северных губерниях России девушки вечером отправлялись
в баню и парились вениками, в которые были вплетены целеб-
ные травы: мята, полынь, ромашка, купальница, иван-да-ма-
рья, крапива. Выйдя из бани, забрасывали веник на ее крышу:
«Куда повернется комлем — туда и замуж выйдешь».
В некоторых южнорусских селах и на Урале в девичьих
обрядах дня Аграфены Купальницы использовалась кукла
Морена (Маринка, Марынка). Чаще всего куклу делали из со-
IIB 'II' ) 1> И \ ' |д \И1 11!’
137
ломы или из крапивы, из веток деревца. Девушки наряжали
ее в женскую одежду, обвешивали лоскутками, тряпочками,
цветами, а затем с песнями и шутками носили по деревне.
Следом за девушками бежали парни, стараясь отнять куклу,
разломать и выбросить. Девушки должны были защищать
свою Моренку. Вечером куклу уносили к реке и там, сняв
с нее одежду, топили. На Кубани девушки припевали:
Морена ризова,
сама дерезова,
Ивана Купала,
сама в воду пала.
Празднование Иванова дня начиналось после захода
солнца в день Аграфены Купальницы. Иванов день (Иван
Купала) — народное название великого праздника православ-
ного календаря — рождества Иоанна Крестителя (Иоанна
Предтечи), которое приходится на летний солнцеворот. В на-
родной традиции празднование рождества Иоанна Крести-
теля соединилось с языческим празднованием солнцеворота
и культом Купалы.
Обряды Иванова дня были отголосками древнеславянско-
го праздника в честь солнца. Об этом свидетельствует и само
слово «Купала», которое происходит от глагола «купать», — в
его основе лежит индоевропейский корень -kup- со значением
«кипеть, вскипать, страстно желать». Частично картина празд-
ИВЛНО KMIAAbCKIII. ПРАЗДИН'! в \
/7. А. Суходольский.
Вечер под Ивана
Купала. 1887
138
Во дворике.
Фото
А. О. Карелина.
1870-1880-е
Деревенская
молодежь.
Фото.
Начало XX в.
нования этого дня в древности сохранилась в памятниках ли-
тературы. Например, в послании игумена Елеазарова мона-
стыря Памфила наместнику Пскова князю Дмитрию Ростов-
скому от 1505 года дается такое описание: «Егда 6о приидет
самый праздник рожество Предотечево, тогда во святую ту
нощь мало не весь град возмятется, и в седах взбесятца в буб-
ны и в сопели и гудением струнным, и всякими неподобны-
ми игранми сотонинскими, плесканием и плясанием, женам
же и девам и главами киванием и устнами их неприязнен
клич, вся скверныя бесовские песни, и хрептом их вихляниа, и
ногам их скакание и топтаниа; ту же есть мужем и отроком
великое падение, ту же есть на женско и девичье шептание
блудное им воззрение, тако же есть и женам мужатым осквер-
нение и девам растленна» [Агапкина Т А. 2002. С. 530).
Празднуя Иванов день, парни и девушки объединялись в
единую группу, вместе гуляли до самого утра, вместе купались
в реках и озерах, что было не принято в другие дни, устраива-
ли совместные трапезы на берегах рек, прыгали через костры.
Взаимоотношения любовных пар были достаточно вольные: не
возбранялись поцелуи, ласки, объятия, считавшиеся непозво-
лительными в другие дни. Девушка на эту ночь могла «играть»
не обязательно со своим постоянным «ухажером», а выбрать
себе в пару любого понравившегося ей парня, даже из чужого
села. Почётник же не имел права ее ревновать или сердиться
из-за «измены». Традиционные развлечения молодежи — хоро-
воды, качели, пляски — сопровождались песнями с эротиче-
ИВ \иок\ II \.\Ь( KIU И1‘\ЗДНК*1 в \
139
ИВАНОКУП VXbCKHI НРХЗДНК т I В X
ской направленностью. В одних песнях звучала только тема
любви, например — девушка дарит парню купальский венок:
Носи, мой друг,
Носи, мой друг,
Не складывай,
Не складывай,
Люби меня,
Люби меня,
Не покидывай,
Люби меня.
В других любовная тема проводится с большей откровен-
ностью:
А Иван Марью
Звал на купальню,
Купала на Ивана!
«Где, Купала,
Ночь ночевала?»
«Под осинкою
С Максимкою,
Под орешкою
С Терешкою».
Либо в метафорической форме рассказывается о соитии
мужчины и женщины. Новгородские девушки пели:
Еще что кому до нас,
Когда праздничек у нас!
Завтра праздничек у нас —
Иванов день!
Уж как все люди капустку
Заламывали.
Уж как я ли, молода,
В огороде не была.
Уж как я за качан, а кочан закричал,
Уж как я кочан ломить,
А кочан в борозду валить:
«Хоть бороздушка узенька —
Уляжемся!
Хоть и ночушка маленька —
Понабаемся!»
Эротические забавы Ивановой ночи были тесно связаны с
ритуалами, посвященными брачной тематике, с любовной ма-
гией и гаданиями о замужестве. Считалось, например, что ес-
ли парень и девушка, прыгая через купальский костер, не ра-
140
зомкнут руки, то их любовь будет вечной. Если во время
прыжка парень подхватит на лету упавший с головы девушки
венок, то он имеет права к ней свататься. Иоанн Креститель в
фольклорных текстах воспринимался даже как устроитель
брака:
— Святой Иван,
Что ты робишь?
— Ах, мой Боже,
Ляды полю.
— Святой Иван,
На что ляды?
— Ах, мой Боже,
Ячмень сеять!
— Святой Иван,
На что ячмень?
— Ах, мой Боже,
Пиво варить!
Пиво варить,
Сынов женить,
Дочек отдавать,
Пасаг (приданое. — И, Ш.) делить.
В Иванову ночь девушками совершались различные маги-
ческие действия, направленные на ускорение сватовства и за-
мужества. В Орловской губернии, например, девушки пропа-
хивали бороной вокруг села дорогу, чтобы к ним скорее при-
езжали сваты. В Смоленской губернии борозду проводили от
дома девушки к дому нравящегося ей парня, чтобы он быст-
рее посватался.
И. И. Соколов.
Ночь накануне
Ивана Купала.
1856. Фрагмент
ИВАНО-КУПЛЛЬСКИЕ ПН АЗ ДИЕС! ВЛ
141
Покров
Покров-праздны чек приходит,
Что-то нал! он приготовит?
С друго.и милым ли венчанье,
С нелю6'ил1ЫЛ1 ли страданье?
Иль велит в девках остаться,
Зал гуж больше не сбираться.
В осенние дни девушки веселились в свои праздники. Цикл
осенних девичьих праздников располагался в календаре меж-
ду Успенским постом, длившимся с 1/14 по 15/27 августа, и Ро-
ждественским постом, начинавшимся 15/28 ноября. Девичьими
праздниками считались Покров (1/14 октября), праздник Ка-
занской иконы Божьей Матери (22 октября / 4 ноября), Пара-
скева Пятница (28 октября /10 ноября), день Кузьмы и Демья-
на (1/14 ноября) и некоторые другие, установленные местной
традицией.
Основным содержанием этих праздников была тема брака,
и главным среди них был Покров, с которого в русской дерев-
не открывался свадебный сезон, продолжавшийся до Рождест-
венского поста.
Покров (день Покрова Пресвятой Богородицы) девушки
считали днем судьбоносным, имеющим большое значение для
предстоящих браков. Это было связано с представлениями о
Богородице как покровительнице и защитнице девушек и
женщин, помогающей выйти замуж, способствующей деторо-
ждению, заступнице перед Богом. Каждая девушка в Покров
отправлялась в церковь, внимательно вслушивалась в слова,
произносимые священником, ставила перед образом Божьей
Матери свечку и просила Богородицу дать ей хорошего жени-
ха. Посещение церкви считалось обязательным: существовало
поверье, что молитвы, произнесенные в этот день, получают
силу заклятия, а девушка, пропустившая обедню, никогда не
выйдет замуж.
В Покров девушки совершали множество действий, кото-
рые, по их мнению, способствовали скорейшему замужеству.
Например, в канун Покрова, выходя из бани, или стоя на пе-
рекрестке дорог, или отправляясь утром в церковь, нужно
было произнести такие слова: «Покров Пресвятой Богороди-
цы! Покрой меня покровом своим!» — или: «Покров-батюш-
ка! Покрой землю снежком, а меня — женишком». В ночь на
Покров можно было погадать о женихе. Для этого надо было
выйти на улицу и спросить: «Батюшка Покров! Чем земельку
покроешь? А меня молоду повойничком или снежком?» Если
снега не будет — значит, девушка скоро выйдет замуж. Еще
можно было положить под подушку платок, чтобы увидеть
142 во сне жениха.
В вологодских деревнях
девушки, надеясь на замуже-
ство, подносили к образу Бого-
родицы так называемую обы-
дённую пелену, изготовленную
за один день. На восходе солн-
ца девушки садились за пряде-
ние, потом за снование основы
и тканье, а к заходу солнца пе-
лена была готова. Полнота и
завершенность процесса изго-
товления пелены, его спрессо-
ванность во времени, по мне-
нию крестьян, сообщала пеле-
не магическую силу.
Обращения девушек к свя-
тым с просьбой о замужестве
звучали и в день Казанской
иконы Божьей Матери, и в
день Параскевы Пятницы:
«Матушка Парасковея, отдай
замуж поскорее». Женихи
должны были поспешить, по-
тому что время свадеб закан-
чивалось, и девушки могли ос-
Покров. Икона
первой половины
XVI в.
Русский Север
таться незамужними до сле-
дующего свадебного сезона, наступавшего после Крещения.
Девушки с усердием посещали в эти праздники церковь, а те
из них, чей брачный возраст подходил к концу, заказывали
даже специальный молебен.
Кузьминки
Матушка Кузьма-Демьян!
Скуй кам свадьбу
Крепко- накрепко,
До седой головушки.
Особенно ярко отмечался девушками день Кузьмы и
Демьяна (день памяти свв. Космы и Дамиана; 1/14 ноября),
называвшийся в деревнях «кузьминки», «кузьмушки», «Кузь-
ма-Демьян». В жизнеописании Космы и Дамиана говорится,
что они жили во II в. в Малой Азии, были врачами и лечили
всех нуждающихся бесплатно, за что стали называться бес-
сребрениками. Однако в русской деревне Кузьма и Демьян
считались покровителями домашней птицы и брака — «куз-
нецами свадеб»: 143
1ГН ||Ц\Ч:
Ой Кузьма-Кузьма, святой Демьян,
Вы и скуйте нам свадебку
На четыре да на гранюшки.
Первая-то гранюшка — на житьё, на богачество,
Вторая-то гранюшка — на совет, на любовь,
Гретья-то гранюшка — на долгий век,
Четвертая-то гранюшка — на сыновей-пахарей,
На дочек-вышивалыциц.
В этот день говорили: «Кузьма-Демьян пришел — на свадь-
бу повел». В Смоленской губернии парень обращался к отцу
с просьбой о сватовстве так: «Батька родный, благослови сво-
его дитя Кузьму гукать».
Девушки праздновали Кузьму-Демьяна ссыпкой, то есть об-
щей трапезой, продукты на которую собирали по всей деревне.
В Рязанской губернии девушки обходили дворы с куклой, ко-
торую называли «маленьким», и просили: «Кто что даст — ведь
маленького надо кормить». В других деревнях девушки разма-
хивали разукрашенными вениками и кричали: «Подайте на
Кузьму-Демьяна, на девичий праздник!» Каждая хозяйка обя-
зательно давала на праздник что-нибудь из своих припасов.
Обычай разрешал даже похищать продукты, прежде всего
кур, для пирушки. В некоторых деревнях девушки приглаша-
ли на праздник парней, которые оставались с ними ночевать.
Главными блюдами кузьминок были густая лапша с кури-
цей, жареные петухи, курник — пирог, начиненный куриным
мясом и яйцами, подавались каши из разных круп, черепеш-
ники — караваи с пшеном — и пиво. Эти блюда должны были
понравиться «курячьим богам» Кузьме и Демьяну. Нужно от-
метить, что куриная лапша и курник были главными блюда-
ми на свадебном пиру, а курицу приносили жениху и невесте
в помещение, где проходила их первая брачная ночь.
Трапеза прерывалась различного рода развлечениями,
большинство из которых носило ярко выраженный брачный
характер. Например, справляли «свадьбу Кузьмы-Демьяна».
Одна девушка одевалась женихом, другая — невестой, осталь-
ные были поезжанами. При этом девушки разыгрывали все
главные обряды свадьбы: сватовство, сговор, приезд жениха
за невестой, венчание, свадебный пир. Иногда игра в «свадьбу
Кузьмы-Демьяна» принимала довольно разнузданный харак-
тер. Вот какое сохранилось описание этой игры, проходившей
в Петровском уезде Саратовской губернии: «После пляски,
продолжающейся до усталости, ставят среди избы ступу, кото-
рой назначено представлять венчальный налой. Импровизиро-
ванные жених и невеста, ставшие перед ступой, покрываются
решетами или горшками, как бы венцом. Другие два мужика
144 берут светец, заменяющий в крестьянских избах подсвечники
И1|1ъ
или шандалы, и три раза обходят
с ним вокруг ступы. Вслед за тем
глава этого праздника берет за ру-
ки жениха и невесту и три раза ве-
дет их кругом ступы». В это время
хор пел песню, в которой расска-
зывалось: «Супрать Кати у крова-
ти трое молодцев стоят. Про Ка-
тю говорят, хочут жребий метать,
кому деньги, кому платье, кому
Катенька душа». И далее, как со-
общает автор, поется песня, «не
совсем удачная для печати». До-
вольно широко была распростра-
нена так называемая пляска с
Кузьмой-Демьяном. Девушки де-
лали куклу из сковородника, ухва-
та, наряжали ее в женскую одеж-
ду и плясали с ней в центре избы
при полном одобрении и радост-
ном смехе зрителей — парней.
Песни и игры, исполнявшиеся
в это время, представляли, по на-
Кузьма и Демьян.
Икона. XVI в.
родным словам, «жениханье», то
есть свадебную игру. Так, например, любили играть в «утуш-
ку», в «соседа», была популярна игра «барина женить», а так-
же игры, которые рассказывали о любви парня и девушки и
сопровождались поцелуями.
Престольный праздник
- Улица ты наша широкая,
Tpaea-Aiypaea шелковая!
Уж ты чем, улка, изукрашена?
- Все гудками да волынками,
Веселыми скоморохами,
Удалыми красными девицами.
Престольный (храмовый) праздник — праздник, установ-
ленный в память о святом или о событии, в честь которого на-
зван сельский храм и церковные приделы. Престольный
праздник был одним из наиболее почитаемых крестьянами и
справлялся обычно всем приходом, то есть группой деревень
(волостью), приписанных к храму.
В больших приходах праздник длился не менее недели, в
течение этого времени он, как говорили крестьяне, «перехо-
дил из деревни в деревню». Учитель из села Глебовское Буй-
I 111 ( К ) \ЬНЫИ 1П'\ I шик
145
Б. М. Кустодиев.
Крестный ход.
1915
ННЕС1ОЛЫ1ЫЙ НРХЗДНИК
ского уезда Костромской губернии рассказывал: «Михайлов
день в селе Глебовском длился неделю: один день — в одной,
другой — в другой деревне, за исключением Глебовского, но
наши жители со всеми ребятами уезжают по гостям: в одной
деревне — к свату, в другой — к дочке замужней, родня най-
дется везде. Так что в Глебовском остаются только старики и
убогие. Таким образом проводятся праздники во всех дерев-
нях не только Контеевской волости, но почти всего Буйского
уезда» (Русские крестьяне, Т. 1. С. 33).
Длительность праздничных удовольствий, возможность
поехать в гости в соседние деревни, предвкушение радостных
встреч и новых знакомств — все это делало престольный
праздник особенно любимым молодежью.
Праздник начинался с торжественной литургии в приход-
ском храме. Девушки, которым полагалось обязательно при-
сутствовать, появлялись нарядно одетыми. Очевидец из Кост-
ромской губернии отмечал: «Здесь мало-мальски состоятель-
ная девушка непременно, идя в церковь, наденет шляпу в 5—
7 рублей, перчатки, платье из материи, сшитое в Галиче по
последней картинке модного журнала, и непременно с рас-
крытым зонтиком (тоже недешевым) в руках» (Там же.
С. 235). Девушкам полагалось входить в церковь «робко, сто-
ять скоромно, смиренно, молиться истово», не болтать, не
смеяться, осознавая торжественность момента. Правда, быва-
ли случаи, когда священники жаловались, что девушки «ве-
дут себя вольно, — ходят, разговаривают», «переговаривают-
ся, выходят на паперть и за церковную ограду», «шепчутся
146
о делах, обсуждают наряды» (цит. по:
Берншталл, Т А. 2005. С. 264—265).
Или во время длинной службы де-
вушки развлекались тем, что задава-
ли друг другу такие вопросы: «Сколь-
ко раз в обедню певчие споют Госпо-
ди помилуй, сколько раз дьякону от-
вечают Аминь, сколько святых было
лысых?» (Там же. С. 266). В Жизд-
ринском уезде можно было наблю-
дать такую картину: «Молодежь мо-
лится мало, больше рассматривает
друг друга. Девки, конечно, судят
про наряды: „А у Машки Емёхиной
асатиновое платье, у портнихи шила,
за работу 2 рубля отдала*» (Русские
крестьяне. Т. 3. С. 513).
После литургии крестьяне участ-
вовали в крестном ходе. С иконой
святого, день памяти которого празд-
новался, проходили по деревне, а так-
же вокруг нее. При этом священник
окроплял святой водой дома, надвор-
ные постройки, источники воды, паш-
ни, домашний скот. Девушки сначала
шли вместе со всеми вокруг церкви, а затем отправлялись по
домам, дожидаясь там торжественного обхода деревни. В
крестном ходе иногда принимали участие и девушки, давшие
такой обет, например, в благодарность святому за исполнение
какой-либо просьбы. Обет надо было обязательно соблюсти,
как ни тяжело было нести икону и как ни далек был путь.
Перед церковью
Игнатия Богоносца
в селе Путогино
Калужской губ.
Фото К. Буллы.
1912
Вынос фонаря
во время
крестного хода
по случаю засухи.
Фото. 1903.
Станция Голутвин,
Московская губ.
147
К. Ф. Юон.
Гулянье
на Девичьем
поле.
1909
И1Ч ( |О\ЬНЫ11 lll’\ UHIIK
После крестного хода начиналась мирская часть праздни-
ка, которая была посвящена приему гостей и всеобщему гуля-
нью. Вот как, например, проходил престольный праздник Ни-
колы Зимнего (6/19 декабря) в Буйском уезде Костромской
губернии: «Накануне Николина дня служится всенощная, мо-
лебен с освящением воды, а на другой день после обедни на-
чинается деревенское гулянье. В этот день и накануне съезжа-
ются к хозяевам гости, забирая всех ребят. <...> Молодежь с
утра на улицах. Парни, несмотря на зимнее время, в одних
„спинжаках", на шее шерстяной шарф, на ногах галоши, в ру-
ках гармоника. Девицы в ярких платьях, почти у всех одного
цвета, глядя по тому, какой в моде, нынче алые платья, обши-
тые дешевыми кружевами. Поверх надет „жикет", а на голо-
ве белая шерстяная шаль. Поются песни, уничтожаются под-
солнечники. Парни называют девиц барышнями, угощают ла-
комствами, а барышни „модятся", то есть отказываются» (Руг-
ские крестьяне. Т. 1. С. 31—32).
В летнее время молодежь играла в горелки, в жмурки,
плясала кадриль и играла в любимую почти по всей России
игру «Заинька». Хоровод из парней и девушек, двигаясь по
кругу, пел:
Заинька по сеничкам ходил, ходил-гулял,
Серенький по новеньким разгуливал-гулял.
148
Некуда заиньке выскочити,
Некуда серому выпрыгнули.
У каждого у ворот по три сторожа стоят,
Ключики-замочки по карманам разнесли.
«Заинька» — парень, стоявший в центре хоровода, выби-
рал сначала себе «хорошую тещу», потом «хорошего тестя»,
«братца», «сестрицу» и, наконец, «хорошую любушку». Хор
пел:
Не хочу камки, золотой парчи,
Хочу ситчика полосатенького,
Беру девушку расхорошенькую!
Парень целовал выбранную им девушку, а в центр хоро-
вода становился другой «заинька», и все начиналось сначала.
В больших деревнях развлечений в престольный празд-
ник было больше. Центром гулянья и веселья здесь была яр-
марка. Она шла все праздничные дни и собирала множество
народу из окрестных и дальних деревень. Вся площадь около
церкви, где обычно располагалась торговля, была заставлена
палатками и просто телегами, с которых продавали баранки
и бублики, колбасы, сыры, мясо, мед, дешевые лакомства, до-
машнюю утварь. Яркие вывески, разноцветные флажки, воз-
душные шары, выкрики продавцов, балаганных зазывал, пес-
ни, частушки, звуки шарманки, гармони, смех — все это со-
здавало атмосферу радости.
Ярмарка.
Фото.
Начало XX в.
111’1 С1ОЛ1.НЫИ lll’UJHIIK
149
Б. M. Кустодиев.
Ярмарка.
1906
В этой пестрой, шумной и нарядной толпе девушки смея-
лись, перекидывались шутками с парнями, распевали в их ад-
рес частушки:
Что на улице красёт?
Мой красивый идет,
Он идет не говорит,
На мое окно глядит.
Девушки ходили от одного ряда к другому, соблазняясь
предлагаемыми товарами: пирожками «с пылу, с жару, гри-
венник за пару», семечками «по воробью, полный карман на-
бью», пробовали сбитень «вкусен, ароматен, каждому при-
ятен», пили квас, который «в нос шибает, в рот икает, запы-
пыривает». Останавливались поглядеть, как продавец разво-
рачивал яркие ткани, выкладывал на прилавок платки, сара-
фаны, вытаскивал бусы, гребенки, нитки, иголки, окликая
«честной народ»:
минтаи iiiHHMvoL) kin
Я товар привез хорош:
Для Анюток-баламуток
Сарафаны-расгяганы,
Для Машонок и Грушонок
Канифасы и атласы,
Для молодушек-лебедушек
Платки, гребешки,
Расписные петушки,
Для красных девушек
Шпильки, иголки,
150
А. А. Попов.
Балаганы в Туле
на Святой неделе.
1873
Булавки, приколки,
И белила, и румяны.
Эй, подходи, честной народ!
Тряси все, потряхивай,
Гляди все, поглядывай.
На каждом углу стояли гадалки, предлагавшие «погадать,
поворожить, посватать, свести, развести и на бобах провес-
ти». Тут же «чертик Данила» мог за 5 копеек раскрыть перед
девушками их судьбу, надо было только нажать на голову де-
ревянного чертика, прикрепленного к пружинке, и сказать:
Черт Данило
Пишет без пера и чернила,
Сходит в черный кабинет
И дает точный ответ!
ПРН'ЮЛЬНЫЙ ПРАЗДНИК
Чертик опускался в ящик и вытаскивал записку «с судь-
бою». Содержание записки никому не портило праздничного
настроения, так как «у чертика Данилы все ответы милы».
На ярмарке у девушек были и другие развлечения: мож-
но было покататься на качелях, каруселях или русских гор-
ках, послушать шарманку, полюбоваться на лубочные кар-
тинки, посмеяться над ученым медведем «Михаилом Ивано-
вичем, господином Топтыгиным». Медведь по приказу вожа-
ка показывал, как «девки с коромыслом ходят», «белятся,
румянятся, в зеркальце смотрятся, прихорашиваются», как
«поп Мартын к заутрене не спеша идет, на костыль упирает-
ся, тихо вперед подвигается — и как поп Мартын от заутрени 151
1'XHKiu РЛККЪ
.XoMUnV pWK* B<rr-k гмптрж ГЛЯДИ bO.'XWiW Гирпдъ ПлрЯЖЪ .а»ЕЫВ«амъ VI'»
ршп 1Д* »< «мил* M.I «ииы ДЕНЕЖКИ Tn.1K1U> к-ь КАМПДН. В* Е .«ИЖ* К ГЛ «да
rukW джиги к*В1и Нииъклкъ гиитри Елрьтнк ниржк» а.т катажтга мл шли
клчъ и* жироких* жекахж, (ГЪ В.1ЛПКЛХ* модмы/ъ ж и куда на *•*?."* *- - - пп.
нк чи»с> и* е.нсех инжш Хип. въ Пхрмжп., в«н* как* по шю «ми'гнки
Г». «.”р-«.и.нм" ОАЛЖГЬ.клрытмАМ* Мы>кпв г«.мпк»й кнважтъ а %щ>ажжж
’***«'* •* ’* ИА^ЖЛМИК» ПЛАТОЧКИ •гтлнп., »!<₽• Ежвпжа ш-г»-.
.(Д ВГЖА.ДВВА &PMTH.IW.MA X» л! XV У
домой гонит, что и попадья его
не догонит», как «старый Терен-
тьевич из избы в сени пробирает-
ся, к молодой снохе подбирает-
ся» или как «мужик напивается,
да в грязи валяется» (Некрыло-
ва А. Ф. 2004. С. 60, 61).
Естественно, что девушки не
могли пропустить и главное яр-
марочное увеселение — куколь-
ное представление. У легкой
складной ширмы кукольника со-
биралась толпа зрителей, щел-
кавших семечки и орехи. Глав-
ным героем пьески был Петр
Иванович Уксусов — Петрушка,
длинноносый персонаж с двумя
горбами на спине, одетый в крас-
ную рубаху, плисовые штаны и
красный колпак. С Петрушкой
происходили разные нелепые си-
туации, и в конце концов он про-
валивался в преисподнюю: «Про-
щай, ребята! Прощай, жисть мо-
Русский раек, лодецкая! Уй-юй-юй!.. Пропала моя головушка удалая, пропа-
Лубок. 1858 ла вместе с колпачком и с кисточкой!.. Мое почтение!.. До
следующего представления!..» (Там же. С. 100).
Непременной составляющей ярмарочных развлечений
было и разглядывание картинок райка. Раек представлял со-
бой небольшой деревянный ящик, в который вставлялась
длинная бумажная лента с нанесенными на нее лубочными
картинками. Картинки можно было увидеть через окошечки
с увеличительными стеклами. Раешник кричал на всю ярмар-
ку: «Покалякать здесь со мной подходи, народ честной: и пар-
'll 11II<111 HI‘IH4\Ol ) hill
ни, и девицы, и молодцы, и молодицы, и купцы и купчихи, и
дьяки и дьячихи, и крысы приказные, и гуляки праздные, по-
кажу вам всякие картинки — и господ, и мужиков в овчинке,
а вы прибаутки да разные шутки с вниманием слушайте, яб-
локи кушайте, орехи грызите, картинки смотрите да карманы
свои берегите». Просмотр картинок стоил дешево — «2 копей-
ки с рыла». Медленно перематывая ленту с одного валика на
другой, раешник остроумно комментировал содержание кар-
тинок: «Посмотрите, поглядите, вот большой город Париж, в
него въедешь — угоришь, большая в нем колонна, куда поста-
вили Наполеона, в двенадцатом году наши солдатики были в
ходу, на Париж идти уладились, а французы взбадаражи-
152 лись» (Там же. С. 130).
Более дорогим удовольствием было представление в бала-
ганах — передвижных театрах. Вход в балаган стоил 5—10 ко-
пеек, что не каждой девушке было по карману. Она или до-
жидалась, когда ее пригласит в балаган ухажер-почётник,
или должна была потратить запасенный заранее гривенник,
надежно спрятанный в «лакомку» — привязанный к поясу ма-
ленький мешочек. В балаганах показывали множество зани-
мательных вещей, о которых кричал зазывала:
Карусель
на сельской
ярмарке.
Фото. 1920-е
Давай! давай! налетай!
Билеты хватай!
Чудеса узрите —
В Америку не захотите.
Человек без костей,
Гармонист Фадей,
Жонглер с факелами,
На лбу самовар с углями,
Огонь будем жрать,
Шпаги глотать,
Цыпленок лошадь сожрет,
Из глаз змей поползет.
Эй, смоленские дурачки,
Тащите к нам пятачки!
Пошли начинать,
Музыку прошу играть.
минтчн 11!чнч\'о |-)ч«ц|
153
В престольный праздник молодежь ходила в трактир. Со-
гласно правилам этикета, девушка могла появиться в тракти-
ре с отцом, братом или пригласившим ее «чайку попить» пар-
нем: «Если ей этот парень, в свою очередь, нравится, то она
без всякого смущения идет с ним в трактир, где он ее угоща-
ет чаем, сластями и вином» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 453).
Парень сажал девушку за стол, покрытый скатертью, и тре-
бовал самовар, сахар, конфеты, пряники, баранки. Во время
чаепития он должен был занимать девушку разговорами, со-
держание которых зависело от степени его знакомства. Если
девушка была малознакомая, то парень пытался произвести
на нее впечатление: старался показать себя в разговоре остро-
умным, не «рахманным человеком» (то есть не застенчивым),
говорил девушке комплименты. Не забывал продемонстриро-
вать свой наряд: откидывал полы «спинжака», чтобы были
видны нарядная рубашка и красивый пояс, двигал под столом
ногами, чтобы было слышно, как скрипят новые кожаные са-
поги, вынимал из кармана жилетки часы. Если парень уже
прошел начальный этап ухаживания за девушкой, то в трак-
тире он имел возможность выяснить отношения: «Ну что,
Анютка, меня любишь или нет? — А ты-то меня любишь? Сам
наперёд скажи. — Я давно уж тебя люблю больше всего на
свете. — И я тоже тебя давно уж полюбила. Только все дума-
ла, что ты любишь Ольку Гаврилову. Ведь в деревне-то об
этом говорили уж. — Мало ли чего говорят, а ты всякому-то
1 ll’l Cl ()ЛЫ1Ы1! ПР ХЗДНИК
В Марьиной
роще.
Лубок. 1865
Я ГЪ влммт »ШИТ1 VJUr WHJMTtA
л М«Г*М мм ММ ГТЫОГ»» АМТЫ
Лм сямоггь пггыпмгъ *А уддмц-в
мггмп кпгмема п««П Mvqi
ши» икттау ммаиъ мгкт
нгггттмп м ммм mmimp пдшат
Ваддаъ г, игмммп awaww агмъ
JMMSWW ГМЯСКГ ДГММПМ АГАМ
ИМ»Л МП П rtrtltTt"» Srajrb
г* пгмшмтмм сом» мкт мм ммаг
154
Гулянье
на ярмарке.
С литографии
1850
слуху не верь! — Куда много эдак сладкого-то купил? Было
бы и одних пряников. — Для тебя ничего не жалко. Вели пуд
купить, дак и куплю, никаких денег не пожалею» (АРЭМ,
ф. 7, on. 1, д. 152, л. 4).
Вечером, когда уличное гулянье заканчивалось, молодежь
обычно собиралась в заранее снятой избе, где устраивалось не-
большое застолье с приехавшими на праздник гостями — пар-
нями и девушками из других деревень. Девушки появлялись
первыми, рассаживаясь по местам в ожидании парней: «Ба-
рышни, натертые стеарином, нарумяненные и разодетые, си-
дят и поют песни, входят молодцы. Которому-нибудь из них
поют песню, называя его в песне по имени и отчеству, он вы-
ходит на середину и перед какой-нибудь махнет носовым
платком, девица встает и ходит за парнем, потом он повернет
ее за талию, покружит, и этим дело кончается» (Русские кре-
стьяне. Т. 1. С. 32). Такое приветствие называлось «гулять
вдоль полу» и проводилось со всеми появлявшимися в избе
парнями. Когда все собирались, начиналось застолье. За стол
рассаживались или парами, или парни напротив девушек. Пе-
ремен блюд было немного, потому что главным здесь было ве-
селье и возможность вести «приятственные» разговоры; засто-
лье прерывалось пением песен, плясками. Парни должны бы-
ли развлекать девушек, особенно приехавших на праздник.
Ухаживания происходили, например, так, как об этом
рассказал священник из Вологодской губернии: «„Что приза-
думалась, Анна Васильевна?" — начинает заговаривать па-
рень заискивающим тоном. „Никто, ничего не призадума-
лась. Тебе это так кажется", — отвечает девушка. „Кабы не
?Н1НИ \<Ш И1‘1НЧ\( >1.) hill
155
призадумалась, дак стала бы со мной разговаривать. Впро-
чем, может быть, я тебе не люб, потому ты со мной и не го-
воришь". — „Кто тебе сказал, что ты мне не люб?" — „Никто
мне не говорил, а так я сам думаю". — „Думают-то, знаешь
кто: индюки да..." — „Вот уж ты и смеешься надо мною. А я
думаю, что ты меня маленькё..." (Парень при этих словах
останавливается.) —* „Чего маленько, начал, так говори". —
„А что, тебе разве интересно? Уж ли?" — „Кабы не интерес-
но, дак и не спрашивала". — „Нет, сегодня не скажу, в другой
раз увидимся, дак доскажу". Последние слова девушки дают
парню надежду на получение взаимности» (АРЭМ, ф. 7, on. 1,
д. 152, л. 2).
МОЛОДОЕ ВРЕМЯ
Как на этом на лужочке девушки гуляли,
Красные молодца к себе манулш
«Ты, молодец разудалый, иди к нам на луг.
С тобой нам, миленький, веселей быть;
Без тебя нам, друг любезный, тошнехонько жить!»
Дрреьежкое сообщество предоставляло холостой моло-
дежи все возможности для того, чтобы «нагуляться-на-
играться», то есть выплеснуть избыток жизненной энергии,
присущей юношескому возрасту, подготовиться к браку и
вступить в него в положенный срок. Весь этот период — с
момента созревания девушки или парня до вступления в
брак — назывался «молодое время». По крестьянским пред-
ставлениям, молодое время могло наступить только для че-
ловека здорового, способного к деторождению, жизненно
активного. Больные, убогие, чрезмерно набожные девушки
и парни, давшие обет безбрачия («святоши»), считались как
бы преждевременно состарившимися и не участвовали в мо-
Деревенская
молодежь
на гулянье. Фото.
Начало XX в.
Центральная
Россия
МОЛОДО! Н1Ч-МЯ
157
Гулянье
в деревне
на праздник.
Фото.
Начало XX в.
\l<) V )Д( И Bl’l мл
лодежных собраниях. Для всех остальных девушек и пар-
ней участие в молодежных собраниях было обязательным, а
отказ от этого вызывал удивление и порицался обществен-
ным мнением. В Тверской губернии, например, девушка, «не
посещающая поседки», бывала «на плохом счету», ее подо-
зревали в какой-либо болезни, говорили, что она «в каком-
либо деле недоступна» (Русские крестьяне. Т. 1. С. 518); в не-
которых случаях ее поведение даже рассматривалось как
желание нанести вред всему деревенскому сообществу, как
отказ от замужества и, следовательно, рождения детей, то
есть как отрицание главного предназначения женщины на
земле — продолжения рода.
В русской традиции были выработаны определенные фор-
мы общения молодежи: гулянья, посиделки (беседы), свозы,
игрища, толоки. Совместное времяпрепровождение позволяло
парням и девушкам «себя показать» (не только продемонстри-
ровать свои достоинства: покладистый характер, веселый, доб-
рый нрав, хорошие манеры, богатый костюм, но даже свое
трудолюбие и мастерство) и повнимательнее присмотреться
друг к другу, чтобы не ошибиться в выборе пары.
Молодежь находилась под постоянным контролем со сто-
роны старшего поколения деревни, которое наблюдало и оце-
нивало поведение девушек и парней с точки зрения этических
норм. На молодежных собраниях — посиделках, игрищах, гу-
ляньях — почти всегда присутствовал кто-либо из взрослых:
158
мужики, бабы, старики, которые, рассевшись около входа в
избу, с интересом наблюдали за общим весельем, не принимая
в нем участия и не вмешиваясь в него. Однако само присутст-
вие взрослых сдерживало молодежь от многих вольностей,
которые могли бы быть допущены при отсутствии зрителей.
От мнения «смотриц», как молодежь называла зрителей, во
многом зависела репутация и девушек, и парней. На молодеж-
ных вечеринках обычно присутствовали и подростки — «поси-
кушки», «припуски», — они досаждали тем, что копировали
манеру поведения парней и девушек, запоминали остроты и
шутки, а потом рассказывали родителям, кто с кем сидел, кто
что говорил, кто как веселился.
Гулянье
Уж ты улка, ты улка люя,
Широка улка, распаханная.
Вс ел! улица изукрашенная,
Не валалт, не валоцъкалт,
Молодцялш да dt воцькалт.
Молодежные гулянья начинались обычно весной, с Пас-
хальной недели. Гулянья проходили на главной деревенской
улице или за околицей деревни и продолжались до Петрова
дня (29 июня / 12 июля), с перерывом на Петровский пост.
Петров день в некоторых северных деревнях называли даже
«гулящево заговенье», «гулящев день» — то есть день, когда
последний раз можно от души повеселиться, нагуляться. По-
сле этого дня молодежные гулянья проходили все реже и ре-
же, так как было много работы, а к Успенью (15/28 августа)
вообще прекращались.
Гулянья в основном устраивались в праздничные и вос-
кресные дни, а иногда и в будни. Воскресные и праздничные
гулянья проходили обычно на площади около церкви и при-
легающих к ней улицах. В Троицу, Иванов или Петров день
недалеко от деревни — на берегу реки или озера, на лугу, на
опушке леса. Будничное гулянье проходило вечером — у
родников, на полянках или «на задах» деревни, не отлича-
лось большим размахом и длилось недолго. В праздники,
продолжавшиеся иногда до трех дней, гуляли каждый день
по два-три раза. В первый день праздника гулянье начина-
лось после праздничной литургии в церкви, а если в деревне
появлялся церковный причт с иконами, то только по оконча-
нии обхода домов с иконами, когда иконы уже унесли из де-
ревни. Во второй день гулянье устраивалось с утра, потом ;
днем и затем вечером до самой ночи. На гретий день соби-
рались на гулянье утром, а затем все расходились или разъ- 159
Б. M. Кустодиев.
Праздник
в деревне.
(Эскиз к картине.)
1907
езжались по домам. Пасхальные и троицкие гулянья дли-
лись почти неделю.
Девушки и парни прохаживались по улице большими
группами, в которые объединялась молодежь только одного
села, или парами. Если гуляли группой, то девушки, взявшись
за руки, становились в шеренги по пять-шесть человек, как
позволяла ширина улицы, и неторопливо двигались вперед
«частой походочкой». В первых рядах шли «славницы» или
девушки, только что принятые в молодежную группу. В по-
следних оказывались девушки, не пользовавшиеся успехом у
парней. За девушками шли рядами нарядно одетые парни, ко-
торым за руки держаться не полагалось. А за ними гурьбой
бежали подростки. Всю процессию возглавлял гармонист. Де-
вушки пели сначала без аккомпанемента протяжные песни.
Например, такую старинную песню:
I'll IIЛ \ I
Ой, вылетала белая лебедушка
На, ой, на синее на море,
Ой, на синее на море.
Да как садилась, как садилася белая лебедушка
На, ой, на беленький на камешек,
Ой, на беленький на камешек.
Да умывалась, умывалась белая лебедушка
Ой, водою луговою,
Ой, водою луговою.
Да утиралась, утиралася белая лебедушка
Ой, травою шелковою,
Ой, травою шелковою.
Во многих местностях России пользовались популярно-
стью такие песни, как «Хожу я по травке», «Кого нет, того
мне жаль», «Отлетае мой соколик», «Канареечка прелестна,
160
утешай горе мое», «Долина, долинушка, раздолье широкое,
гулянье веселое».
Потом девушки переходили на протяжные частушки под
гармонь:
Запою, дак, милый, слушай
Мой веселый голосок
Через два поля широких,
Через мелконький лесок.
В ответ девушкам парни пели:
По деревнюшке пройдем,
На кончике воротимся,
У красивой у девчонки
Ночевать попросимся.
Между парнями и девушками начиналась шуточная пере-
бранка. Девушки пели:
У меня милаша маленький,
Как зернышко в овсе,
Дал копеечку на семечки,
Сказал: «Купи на все».
Дж. А. Аткинсон.
Хоровод.
Начало XIX в.
|\ ХЯНЫ*
161
Парни отвечали:
Ты, сударушка моя,
Сорока белобокая,
Раньше я к тебе ходил,
Теперь сама прискокала.
Гулянье было не только развлечением молодежи в празд-
ничный или воскресный день, но и демонстрировало деревен-
скому обществу и пришедшим на праздник «чужакам» — жи-
телям других деревень — молодежную хорошо сплоченную
группу. Именно поэтому девушки и парни шли ровными,
стройными рядами, а не толпой. При этом девушки держали
друг друга за руки, а из рядов парней время от времени раз-
давалось воинственное пенис:
Кто нас тронет, изобидит,
Разудалых молодцов,
Остры ножички наточим,
Всех прирежем подлецов.
Консолидацию молодежной группы важно было показать
именно весной, когда она формировалась заново: часть пар-
ней и девушек после свадеб зимнего мясоеда ее покинула, но
зато появились новые участники — подросшие невесты и же-
нихи.
Такое шествие молодежи в праздничный день по деревне
было типичным для всей России, но в некоторых местах оно
проходило несколько иначе. В селах Пинежского уезда Ар-
хангельской губернии, например, гулянье начинали девушки.
Они становились в ряд недалеко от дороги и пели песни. Ка-
ждого человека, идущего или едущего на праздник, девушки
встречали поясным поклоном. Сначала кланялась первая де-
вушка в ряду, потом вторая, третья, четвертая и так все по
очереди, благодаря чему получалось красивое волнообраз-
ное движение — приветствие. После того как зрители собира-
лись, девушки разбивались на пары и начинали под песни
медленно прохаживаться — одна пара за другой. Затем де-
вушки парами выходили из ряда, выбирали парней и кланя-
лись им, приглашая на общую прогулку, после которой снова
разбивались на пары: парень и девушка, девушка и девушка,
парень и парень. Если под руку теперь шли парень и девуш-
ка, то это означало, что сложилась игровая, а в будущем,
возможно, и брачная пара — почётника и почётницы. Если
парочку составляли две девушки или два парня, то это озна-
чало, что их можно выбирать в качестве игровых и брачных
162 партнеров.
Хоровод.
Фото. 192Ое.
Семипалатинская
Пройдя по улицам деревни, молодежь переходила к хоро-
водам, пляскам, качелям, играм.
Хороводы и пляски были красивым зрелищем, составляя
важную часть молодежного гулянья. Главными инициатора-
ми хороводов являлись девушки. Они запевали так называе-
мую наборную песню, созывающую в хоровод. Например:
В хороводе людей мало,
Веселиться не с кем стало.
Ой, братцы, мало нас,
Сударыни, спомало,
Ты, Мария, подойди к нам,
Свет Николаевна, приступись!
Ой, братцы, мало нас,
Сударыни, спомало.
|\ \ЯН1»1
163
Если хоровод плохо собирался, то угрожали тем, кто в не-
го не шел:
Девка — простокваша,
Парень — кислое молоко,
Кто в круг не пойдет,
Руки, ноги сволочёт,
Рот искосит,
Глаза вытаращит.
Затем начинали хоровод. Особенной популярностью поль-
зовались так называемые игровые хороводы. Их участники,
взявшись за руки, под песню двигались по кругу красивым
хореографическим шагом, выстраивались в цепочку, которая
принимала форму жгута, восьмерки и т. д., или разбивались
на две партии, то приближающиеся, то отдаляющиеся друг от
друга. Во многих хороводах с помощью пантомимы или диа-
логов разыгрывалось содержание исполнявшейся песни. Ге-
рои, подчиняясь сценарию, могли выходить за пределы кру-
га, разрывать его, вводить в круг поющих девушек и парней
и т. д. В конце хоровод распадался на пары и группы, кото-
рые вместе исполняли прощальную, или разборную, песенку:
«С кем ходили, с кем гуляли — расходились-целовались».
В одних хороводах участвовали только девушки, в дру-
гих — девушки и парни. Девичьи хороводы разыгрывались на
Пасхальной неделе, когда новая молодежная группа только
еще начинала складываться. Парни в это время были только
зрителями или отплясывали где-нибудь в стороне под гар-
мошку. Затем парней постепенно начинали приглашать в хо-
Iх Villi.I
«Хорошо пастух
играет».
Лубок. 1871
164
Е. В. Честняков.
Хоровод.
1920-е
ровод, а после Троицы они становились уже их полноправны-
ми участниками. На первом этапе гуляний обычно исполня-
лись игровые хороводы с тематикой сеяния, роста, цветения и
созревания. Например, хоровод «Просо» — один из самых
древних и любимых девичьих хороводов. Девушки станови-
лись друг против друга двумя шеренгами — «стенками». Обе
«стенки», крепко сплетясь руками, каждая под свой куплет,
то двигались, наступая друг на друга, то отступали назад. Де-
вушки первой «стенки» шли вперед и пели:
А мы просо сеяли, сеяли,
Ой, дид-ладо, сеяли, сеяли!
Вторая «стенка», наступая на первую, угрожала:
А мы просо вытопчем, вытопчем,
Ой, дид-ладо, вытопчем, вытопчем.
Начинался спор, в конце которого одна из «стенок» пред-
лагала деньги за то, чтобы просо не топтали. Другая «стенка»
вместо денег просила отдать девушку:
— Не надо нам тысячи, тысячи,
Ой, дид-ладо, тысячи, тысячи!
— А что же вам надобно, надобно?
— А нам надобно девицу, девицу.
|\ \яны
165
Гулянье
в деревне.
Начало XX в.
Фото. Север
Европейской
России
Когда одна из девушек переходила из своей группы в про-
тивоположную, одни пели: «В нашем полку убыло, убыло», а
другие отвечали: «В нашем полку прибыло, прибыло». Игра
продолжалась до тех пор, пока все девушки из одной группы
не переходили в другую.
Затем наступала очередь хороводов «Мак», «Лен», «Варе-
ние пива» и др. В них очень подробно с помощью пантоми-
мы, ритмичными, плавными движениями передавался весь
процесс работы. Так, например, хоровод «Мак» начинался
с песни:
Ай, на горе мак, мак!
Под горой так, так!
Маки, маковочки!
Золотые головочки!
Станьте вы в ряд,
Спросим про мак!
Далее детально показывалось, как пашут землю под посев
мака, как его сеют, как он растет, зацветает, зреет. Двигав-
шийся по кругу хоровод на время замирал и задавал сидев-
шей в центре девушке или специально приглашенному парню
вопросы: «Сеяли ли мак?», «Взошел ли мак?», «Зацвел ли
мак?» и т. п. Сидящий в центре хоровода отвечал на вопросы
и мимикой показывал, как проводилась та или иная работа. В
конце игры на вопрос: «Поспел ли мак?» — давался ответ:
«Поспел, собирайтесь отряхать!» — после чего все бросались
на главного героя, стараясь удержать его в круге.
После Троицы тематика хороводов заметно менялась. Со-
166 держанием хороводных игр становилась счастливая или, на-
гнил \i
против, несчастная любовь, любовные взаимоотношения,
предложения брачного союза. Наиболее популярными были:
«Селезень», «Вьюн», «Заинька», «Выбор жениха и невесты»,
«Дон Иванович». В хороводе «Селезень», например, расска-
зывалось о парне, который мечтал жениться, но не знал, на
ком остановить свой выбор: на девушке или на вдове. Он сто-
ял в центре хоровода, а парни и девушки, взявшись за руки,
двигались по кругу под песню: «Селезень, сиз косатый, утеха
моя». Парень, стоявший в центре, спрашивал совета: «Пора
молодцу жениться на душе ли вдовице?» В центр круга сразу
же входила, подбоченившись, «вдовица». Хор советовал: «Не
женись, холостой, не женись, молодец, на вдове своенрав-
ной». Парень отвергал вдову, та уходила из круга, а в него по-
очередно вступали девушки. Парень их придирчиво рассмат-
ривал:
Он глядел, смотрел невесту себе.
Выходила красна девка
Тонка, высока,
Тонешенька, белешенька,
Собой хороша.
Потом выбирал одну из девушек, целовал ее под одобре-
ние хора: «Женись, женись, надежа моя!»
Кроме хороводов, на гуляньях устраивались также и пля-
ски. Старинные девичьи пляски отличались лиричностью,
плавностью. Девушки поводили руками, плечами, покачивали
бедрами, медленно поворачивались или переступали на месте.
И. Кокере.
Русская пляска.
Гравюра с рисунка
Е. М. Корнеева.
1812
1'11 НГ\ \ I
167
Распространенным вариантом шага были дробушки, то есть
мелкий шаг с пристукиванием. В старинной песне о таких пля-
сках говорилось:
Перед Петрушечкой
Пойду рёбрушком,
Перед добрыми людьми
Пойду белыми грудьми,
Перед мальчиками
Пойду пальчиками.
Особенно красивой была старинная девичья пляска «Бы-
чок». Свое название она получила от слова «бычиться» —
стесняться. Ее участницы становились друг против друга дву-
мя «стенками». Девушки плавным шагом, пристукивая нога-
ми, шли навстречу друг другу, а затем отходили на прежнюю
линию. Двигаясь в пляске ровными шеренгами, девушки по-
водили плечами, застенчиво опуская головы, слегка покачи-
вали бедрами, прикрывали лица ширинками — тонкими вы-
шитыми платочками. В конце пляски девушки обменивались
поцелуями.
В старинных плясках демонстрировалась красота движе-
ний, грация, женственность, смущение перед зрителями — то
есть те качества, которые считались приличествующими бу-
дущим невестам. С последней трети XIX века хороводы и
старинные пляски сменились городскими танцами. Репертуар
танцев, исполнявшихся обычно под гармошку, был довольно
широким: «Русский», «Барыня», «Груня», «Метелица», «Соло-
мушка» («Семеновна», «Страдания»).
В первой половине XX века девушки особенно любили
танцевать «Соломушку», которая шла под гармонь и пение
частушек. В ней участвовали обычно или две девушки, или па-
рень и девушка, которые становились друг против друга, а за-
тем сближались, дробя ногами и распевая по очереди частуш-
ки. Если плясали две девушки, то они обычно рассказывали о
своем «залетке», «почетнике», «любезном». Если парень и де-
вушка, то между ними шло шуточное выяснение отношений.
«Соломушку» на гулянье сменяла кадриль, полька, крако-
вяк. В конце XIX — начале XX века особенно модной на гу-
ляньях была кадриль. В ней участвовало несколько пар, кото-
рые располагались в две линии, квадратом или по кругу. Ри-
сунок танца строился из переходов партнеров и кружения
пар. Кадриль исполнялась под местные плясовые песни и на-
игрыши, а также под широко известные по всей России «Ка-
маринскую», «Барыню», «Сени», «Я на горку шла», «Коро-
бушку», «Выйду ль я на реченьку». Кадриль, как и хоровод,
начиналась с песни-приглашения:
168
Деревенская
пляска. Фото.
Начало XX в.
В поле ели, в поле ели,
Начинаются кадрели,
Вы вставайте, кавалеры,
Приглашайте на кадрели.
Кавалеры с лавочки,
Берите-ка по дамочке!
Мы станцуем, мы сыграем,
«Сени новые» споем,
«Сени новые» споем,
С кавалерами пройдем.
Пожилые люди были недовольны тем, что в деревнях пе-
рестали водить хороводы. По их мнению, девушка должна
была всегда, в том числе и в пляске, вести себя степенно, ид-
ти так, как будто «лебедь белая плывет», по сторонам не
смотреть, держаться прямо, «как стопочка». В старообрядче-
ских селах Русского Севера запрет на городские танцы для
девушек существовал чуть ли не до 1930-х годов. Старики
считали, что новые «верчения» «бесов радуют, ангелов печа-
лят». Для девушек этот запрет был тяжелым испытанием,
ведь в молодежной среде умение плясать высоко ценилось,
особенно если девушка плясала «живо, бойко, резво».
Кроме хороводов, плясок и танцев, старинным развлече-
нием девушек во время гуляний на Пасхальной неделе были
качели. В деревнях обычно устанавливались маховые и кру-
говые качели. Маховые качели представляли собой два вры-
тых в землю столба с перекладиной, укрепленной наверху, i
или валом, вращающимся в проушинах столба. К переклади- S
не привязывали толстые канаты, к которым внизу была при-
креплена доска. На маховых качелях качались сидя или стоя 169
от двух до семи человек. Парни раскачивали девушек, за что
те одаривали их крашеными яйцами. Смоленские девушки,
качаясь на качелях, просили парней:
Колыхните нас высоко,
Чтоб я видела далеко,
Где мой милый гуляет,
Садовые орешки щелкает.
Парни часто «озоровали» — шутили над девушками: рас*
качивали их до тех пор, пока они не скажут имя любимого,
угрожая в противном случае перевернуть доску, били деву*
шек по ногам веником, требуя признания в любви. Если де-
вушка качалась с парнем, то зрители заставляли парочку це-
ловаться, оттягивая веревку и не отпуская ее, пока не увидят
поцелуя. Качание обычно сопровождалось припевками:
На Святой неделюшке
Повесили качелюшки,
Сначала покачаешься,
Потом и повенчаешься.
На качелюшке качалась,
Под качелюшкой вода,
Бело платье подмочила,
Мама ж... надрала.
|‘||||>'\ \|
Дж. А. Аткинсон.
Качели.
1800ч?
170
Круговые качели состояли из козел, достигавших в высо-
ту 5—6 метров, вала, наверху вставленного концами в отвер-
стие козел, и четырех длинных жердей-ручек, вставленных в
вал. На ручки подвешивались беседки — скамейки со спинка-
ми. Иногда круговые качели делались с двумя беседками и
назывались тогда хлюпками.
Другим развлечением девушек на гуляньях было катание
на гигантских шагах. Гигантские шаги (гиганы) — это высокий
столб с веревками, которые были привязаны к вращающейся
на его верху крестовине и заканчивались петлями. Петля на-
ходилась на расстоянии 1 метра от земли. Девушка садилась
в петлю и просила кого-нибудь из парней раскрутить ее во-
круг столба. Парень зацеплял длинной палкой веревку и кру-
жил девушку, стараясь поднять ее как можно выше.
Девушки получали также большое удовольствие от скака-
ния на досках-скакухах — широких досках, положенных попе-
рек толстого обрубка бревна. Одна девушка стояла на одном
конце доски, другая — на другом. Когда одна подпрыгивала
вверх, другая стояла на доске, когда первая опускалась — дру-
гая подлетала вверх. Во время скакания девушки выделыва-
ли разные фигуры: взлетая вверх, поворачивались спинами
друг к другу, размахивали руками и ногами. Чем смелее и
ловчее была девушка, тем больше она нравилась окружаю-
щим. Если девушка случайно соскальзывала с доски, то все
смеялись: «Корчагу получила».
Весенне-летние гулянья заканчивались после Петрова дня.
Последний день гуляний назывался «прощальным». Было
Гулянья
на Пасхальной
неделе. Феи о.
Начало XX в.
Север
Европейской
России
171
И. Кокере.
Игра «скакать
на доске».
Гравюра
с рисунка
Е. М. Корнеева.
1810-е
принято обмениваться небольшими подарками: девушки да-
рили парням вышитые кисеты, носовые платочки, а парни
им — конфеты, пряники, орехи. Особенно старались сделать
друг другу приятные подарки почётник и почётница.
Посиделки
Калинушка с люлинушкой -
Лазоревый цвет,
Лазоревый цвет.
Да скушливая да беседушка,
Где милого нет,
Где милого нет.
Осенью и в первой половине зимы молодежь собиралась
на посиделках (посидках, беседах, вечеринах). Посиделки,
как правило, начинались после уборки урожая. В одних об-
ластях — со дня Иоанна Богослова (26 сентября / 9 октября), в
других — с Покрова (1/14 октября), со дня Козьмы и Демьяна
(1/14 ноября), с Введения (21 ноября / 4 декабря). Заканчива-
лись посиделки к Святкам.
Посиделки устраивали обычно в каждой деревне. В боль-
ших деревнях их могло быть несколько: на каждом конце де-
ревни проходила своя посиделка. Организаторами и хозяева-
ми посиделок были девушки. Они снимали избу у одинокой
172 женщины или по очереди приглашали к себе домой. При
I Г1\ 11'11 )» >11
этом предпочитали снимать избу, чтобы
чувствовать себя свободно, хотя это бывало
недешево. По свидетельству очевидца, в не-
большом селе Костромской губернии в
1897 году’ девушки платили «по уговору с
каждой девки... по 5 копеек деньгами, по
возу дров плашпиком, по десятку льну, кро-
ме того, девки должны отоплять и осве-
щать избу по очереди во все время беседок,
а также мыть пол и носить воду». Между
тем «такая плата для захолустного села яв-
ляется довольно значительною, поэтому
случается, что ради нее готовы перенести
крик, песни и беготню не только бобылки,
но даже и крестьяне, которые тогда отдают
иод беседу другую избу» (имеется в ви-
ду отапливаемая печкой-голландкой горни-
ца. — II. Ш.) {Русские крестьяне. Т. 1. С. 53).
Иногда хозяева просили девушек вместо
денег отработать за избу на жатве, сеноко-
се, тереблении льна или уборке овощей.
Девушки занимали лучшие места в избе. «Славницы» си-
дели на лавке в переднем углу, где обычно сидел хозяин до-
ма, или па боковой мужской лавке под окошками. Девушки-
первогодки также занимали мужское место — около дверей
на конике. Парни считались гостями. Они приносили с собой
подарки: конфеты, пряники, семечки, орехи, свечки или ке-
росин для ламп и рассаживались на полу у дверей, на специ-
ально поставленной под палатным брусом скамейке, сидели
Дгв\ шка
( самопрялкой
Фою.
Начало XX в
у печки.
Первый день посиделок начинался с празднества (братчи-
ны, ссыпки), которое утраивали девушки. Они в складчину
варили пиво, гоп овили угощение и приглашали в гости пар-
ней из своей и окрестных деревень. Девушки старались пока-
зать себя с лучшей стороны: в течение посиделки несколько
раз переодевались, пели, шутили. Считалось, что от успеха
или неуспеха первого дня зависит дальнейшая судьба поси-
делки: будут или нет ходить к ним парни.
На Русском Севере, в центральных губерниях Европей-
ской России, а также в Поволжье посиделка собиралась регу-
лярно: каждый вечер, кроме субботы и канунов праздников.
Петь и плясать под воскресенье и праздник считалось боль-
шим грехом. В Южной России посиделка проходила от слу-
чая к случаю.
Будничные посиделки заметно отличались от воскресных
и праздничных: сценарием, характером развлечений, поведе-
нием молодежи, одеждой парней и девушек. 173
I !<)( иделки
(ppaiMcin рос шки
прялки.
XIX в.
На будничных посиделках де-
вушки были заняты работой: пряли,
изредка шили или вязали, стараясь
до прихода парней выполнить
«урок» — задание матери. Они были
одеты хотя и красиво, но буднично.
Во время работы девушки пели пес-
ни, рассказывали друг другу страш-
ные истории, передавали деревен-
ские новост, обсуждали парней. За-
тем девушки начинали петь так на-
зываемые проголосные песни, кото-
рые хорошо были слышны на ули-
це, этим они давали знать парням —
посиделка собралась. В будни к де-
вушкам обычно приходили парни
своей деревни. Появление чужаков
местными парнями воспринималось
недоброжелательно. Непрошеных
гостей отправляли назад или брали
с них выкуп в пользу посиделки, по-
сле чего им разрешалось остаться в избе. Однако почета при-
шельцам не оказывали, напротив, старались их задеть или
обидеть. Почти всегда приход чужаков приводил к драке ме-
жду ними и местными парнями.
В ожидании парней девушки гадали: придут они или нет.
Самым распространенным было гадание с подожженной куде-
лью. Одна из девушек брала клочок льняной кудели и, растре-
пав его, поджигала, а потом бросала. Если он взлетал вверх, то
значит, парни придут, если падал вниз — то не придут, спят.
Можно было погадать с помощью небольшой горст пало-
чек — откладывая их одну за другой, считан»: «Придут — не
придут, придут — не придут». Слова, выпавшие на последнюю
палочку, и будут ответом на вопрос. С помощью веретена, ко-
торое вращали на полу, пытались узнать, из каких деревень
придут парни: куда покажет веретено — с той стороны и поя-
вятся кавалеры. Кроме того, каждая девушка старалась пога-
дать и о своем почётнике. Она брала несколько палочек, зага-
дывала на одну из них и просила подружку вытащить любпо
палочку. Если та вытаскивала загаданную — то «дроля» при-
дет. Девушки верили в разные приметы. Хорошей приметой
считалось, если при прядении оборвалась нить или упало вере-
тено — значит, парни при дуг. Упавшее веретено надо было по-
крутить, приговаривая: «Пятка, пятка, откуда ребятки», а по-
сле этого посмотреть, в какую сторону оно показывает.
Если парни долго не появлялись, их пытались заманить.
Для этого отправлялись к дому парня-«верховодника», брали
174
из его поленницы дрова и прокладывали ими дорожку до по-
сиделки. Или протягивали нитки от домов парней до посидел-
ки, распевая:
Ходи, миленький, почаще,
Я дорожку развешу,
На кажинную березку
По платочку повяжу.
Иногда девушки, не дождавшись парней, отправлялись к
их домам и в наказание за невнимание стаскивали в одну ку-
чу все, что там лежало: бочки, сани, дрова.
Развлечения на будничной посиделке носили сдержанный
характер, особенно в постные дни: понедельник, среду и пят-
ницу. А в Рождественский пост, начинавшийся с 15/28 ноября,
запрещались все шумные развлечения. Парни, придя к де-
вушкам, рассаживались на положенные им места, развлекали
разговорами, комплиментами, пели вместе с девушками пес-
ни и частушки. Если девушки продолжали прилежно рабо-
тать, не обращая внимания на появившихся парней, то парни
отнимали у них веретена, опутывали нитками всю избу, за-
ставляя тем самым бросить работу и приступить к веселью.
Если парню нравилась девушка, то он мог выдернуть с ее
прялки часть кудели, поджечь и бросить на середину избы,
что означало: «Не пора ли тебе обратить на меня внимание?»
Если девушка, нравившаяся парню, на время уходила из из-
бы, то он быстро занимал ее место и не освобождал его без
поцелуя.
Ах, красна девица,
Ваша бровь сто рублёв,
У вас взгляд на пятьдесят,
Поцелуй на шестьдесят.
Е. В. Честняков.
На посиделках.
1920-е
IK >( II и ли I
175
I
I la пос идс\ка\
'Го i ем< кнй \сзд.
Волоюдская iv6
Фон» 1910
Самой распространенной формой заигрывания парней с
девушками была кража прялок, веретен, колец, платков с по-
следующим требованием выкупа-поцелуя. Некоторые заигры-
вания были довольно грубоваты. Парень, например, подхо-
дил к сидящей девушке и, быстро наклонившись, хватал ее за
ноги, или, схватив девушку, поднимал ее к потолку, иногда
перевернув вниз головой. На посиделке играли в игру «Кого
любишь?». Например, парень подходил к работающей девуш-
ке и, положив руку па кудель, спрашивал: «Про кого постелю
стелешь?» Она должна была «возвеличить» того парня, кото-
рый ей нравился, то есть назвать его имя, отчество и фами-
лию. Заигрывания парней, даже в форме грубоватых выхо
док, не встречали резкого неприятия, а воспринимались как
желание парня привлечь к себе внимание той или иной де-
вушки.
В конце посиделки, когда девушки откладывали прялки,
начинались различные игры. Очень популярными были та-
кие, как игра в «соседа» (или в «соседку»), в «слепого козла»,
в прятки, в жгуты, в веревочку, в колечко. Игра в «соседа»
проходила так: парни и девушки рассаживались парами, а во-
дящий подходил к паре и спрашивал: «Люб сосед?» Если от-
вет был положительным («Люб»), то требовал, чтобы пара
целовалась, а если отрицательным, то говорил: «Поменяй».
Участник игры, давший отрицательный отает, должен был
176
назвать, с кем он хочет сидеть. Игра продолжалась до тех
пор, пока все участники не становились довольными своими
соседями. Игра в «слепого козла» по существу представляла
собой разновидность жмурок: одному из игроков завязывали
глаза, и он должен был ловить остальных. Игра начиналась с
того, что «слепого козла» выводили в сени и ставили перед за-
крытой дверью. Он стучался в дверь, а ему кричали из избы:
Слепой козел!
Не ходи к нам ногой,
Поди в кут,
Где холсты ткут,
Там тебе холстик дадут.
Недовольный «слепой козел» снова начинал бить в дверь
ногами. Игроки опять спрашивали: «Кто здесь?» Козел отве-
чал: «Афанас!» — и резко открывал дверь. Все разбегались с
криком: «Афанас! Не бей нас, Афанас! Ходи по нас». Наибо-
лее ловкие старались дразнить «козла», дотрагиваясь до него
и отбегая. «Козел» пытался хватать всех, кто попадал ему под
руку. Если пойманный сумел от него вырваться, то игра про-
должалась, если нет — сам становился «слепым козлом», и
все начиналось сначала. Играли и в довольно жестокие игры,
например в жгут, в веревочку. Играя в жгут, парни и девуш-
ки садились на полу кружком, в центре которого лежала
шапка. Задачей игроков было украсть шапку, но так, чтобы
этого не заметил жгутовник — парень (или девушка), ходив-
ший со жгутом вокруг шапки. Если он замечал вора, то тот
получал жгутом по спине. Если одному из игроков удавалось
незаметно стащить шапку, то удары жтутом получал жгутов-
ник. При игре в веревочку игроки становились в круг, дер-
жась за веревку. В центре круга стоял парень (или девушка),
которую называли «сват». Он шел по кругу, давая характери-
стику каждому игроку, часто обидную для него. Однако иг-
рок должен был улыбаться и приветливо отвечать, в против-
ном случае ему придется поменяться со «сватом» местами.
На воскресных и праздничных посиделках, называвшихся
чаще всего беседами, девушки появлялись в праздничных на-
рядах и не работали или занимались так называемой чистой
работой — вышиванием. В такие дни они могли принимать на
своей посиделке парней из окрестных сел и деревень. Мест-
ные парни, посидев немного, тоже отправлялись по соседним
деревням, а к девушкам приходили «ватаги» — группы пар-
ней-чужаков по 10—15 человек во главе с атаманом. По назва-
нию деревень, откуда (нала ватага, про парней говорили: ми-
хеевские, сенцовские, растороповские и т. д. Если посиделка
пользовалась известностью в округе или, как обычно говори-
Рожечники. Фото.
Начало XX в.
ли, о ней «шла хорошая молва», то за один вечер здесь могли
побывать до четырех-пяти ватаг. Парням нравились посидел-
ки, где было много красивых девушек, царило веселье и где
их хорошо принимали. О таких посиделках парни говорили,
что девушки на них
1К)С11ДЬ\К1!
Очень модны, благородны,
Низко кланялись,
Низко кланялись,
Всем понравились.
Девушки в свою очередь тоже были разборчивы и стара-
лись принимать достойных ребят:
В беседе бают-говорят
Про ильинских молодцев,
Что ильинские молодцы
Очень вежливые:
Вместе с девицам сойдутся,
Низко кланяются.
Появившиеся на пороге парни кланялись и приветствова-
ли девушек: «Посиделке вашей, лебеди белые!» Девушки
178 вставали со своих мест, кланялись в ответ: «Бог на посидел-
ку!» — или: «Рады вам!», «Спаси Бог!». Парни проходили в из-
бу, здоровались с девушками, говорили им комплименты. Вот
как, по словам очевидца, начиналась праздничная посиделка
в Костромской губернии: «Как только начинают сходиться
молодцы, девицы начинают петь игровые песни и отправля-
ются ..играм играть41. „Играм играть44 состоит в том, что по не-
которым песням две девицы ходят вокруг по избе одна за
другой и рассуждают руками, именно: в наиболее вырази-
тельных местах песни передняя девица поворачивается к зад-
ней и плавным жестом разводит руками, задняя же девица
обращается с точно таким же жестом к передней. Сделавши
один гур, они поворачивают обратно, продолжая рассуждать
руками; после второго тура снова поворачиваются и продол-
жают так до конца песни... „Играм играют44 в известном по-
рядке: сначала свои девицы, притом старшие, за ними млад-
шие, после своих выходят гости и, конечно, тем, которые по-
знатнее, то есть „славницам44, оказывается предпочтение»
[Русские крестьяне. Т. 1. С. 366). Песни, исполнявшиеся при
этом, носили свадебный или любовный характер:
Туман, туман при долине.
Широк листик на калине —
Есть пошире на дубочке.
Любил молодец девочку,
*
Не свою манил — чужую.
— Пойди, радость — поцелую,
— Чем чужую целовати,
* *
Тоску к сердцу придавати.
Стала девица рыдати,
Ее парень мшмати:
— Не плачь, девка, нс плачь, красна,
Не роняй слез понапрасну:
Слезы ронишь — глаза портишь.
После того как собрались парни, девушки начинали петь
так называемые ходовые песни (величания, припевания). Хо-
довая песня исполнялась для каждого парня в том порядке,
как парни сидели на скамейке, или по мере их появления в
избе. Исполняя песню, девушки упоминали в ней имя парня,
которому она предназначалась:
Мимо рощицы дороженька торна,
Что торным-торна пробита до песка,
До '1 <)!’() песка до желтенького,
До камешку до горюченького.
Знаю, знаю, кто дорожку ту торил:
Ччх) Ванюша-то ко девице ходил.
Он не так ходил, гостинички носил:
Шаль атласную на плечики кидал,
За то Аннушку три раза целовал.
Обычно содержание ходовых песен обыгрывалось. При
последних словах этой песни парень должен был подойти к
названной девушке, взять ее за руку, вывести на середину и
поцеловать. Иногда девушки «припевали» одновременно двух
или трех парней:
Из-за лесику, да лесу темного,
Из-за садику, саду зеленого
Тут и шли-прошли да два-ти молодца,
Два-ти молодца, да оба холосты.
Оба холосты — неженатые.
Они вместе шли, не бранилися,
Они врозь пошли, да прираздорили;
Что не в кое в чем: в красной девице.
Красна девица выходила к ним,
Выходила к ним, да говорила им:
— Добры молодцы, оба холосты,
Вы не ссорьтеся, да не бранитеся:
Вот вам мой платок, киньте жребий:
Кому верх держать, тому невесту брать.
Доставалася парню белому,
Парню белому неженатому — вачиватому,
Доставалася — целовалася.
Иногда в ходовых песнях парню предлагали на выбор
одну девушку за другой, от которых он отказывался сло-
вами:
I l'i\ 11 II M )l I
Это не невеста мне,
В поле не работница,
В доме не домовница.
В конце концов он получал девушку, которая ему нрави-
лась. Обычно девушку «припевали» к парню по обоюдному
согласию. Вообще право выбора игровой пары всегда было за
девушкой. Она могла отказаться «ходить» с «припетым» ей
парнем, отказаться от поцелуя, пропеть ему «отпевку» («дать
лобана», «сделать репью»). Например, такую:
В поле багу ла,
(имя парня) разгула,
В поле ячмень,
Не занимайсё ни с кем.
180
Этикет требовал, чтобы парень прилюдно не выражал
свою обиду, хотя, оставшись наедине, мог и наказать девуш-
ку. При этом парень не мог отказаться от приглашения де-
вушки в игровую пару, его отказ рассматривался как оскорб-
ление.
После «припевания» парень и девушка на время посиде-
лочной игры считались мужем и женой и должны были весь
вечер играть в семейную пару. Парень садился рядом с де-
вушкой или к ней на колени, угощал ее орехами, изюмом,
пряниками, конфетами.
Затем начинались хороводные игры, которые представля-
ли собой короткие сценки на тему семейной жизни. Напри-
мер, хоровод «Женина любовь» рассказывал о том, как муж
собирается в город погулять, поразвлечься и привезти жене
подарков. «Жена», находящаяся в центре хороводного круга,
отмахивается от своего стоящего рядом «мужа», сердится на
него, не желая ничего слышать. Хор девушек укоризненно по-
ет: «Посмотрите, добры люди, как жена мужа не любит: где
ни сойдется, не поклонится, отворотится!» После этого рас-
серженный «муж» произносит: «Я куплю тебе, жена, шелко-
вую плетку». «Жена» сразу же разыгрывает любовь и ласку
по отношению к нему. Хор поет: «Посмотрите, добры люди,
как жена мужа любит: где ни сойдется, все поклонится, не от-
воротится!» В другом популярном на посиделках хороводе —
«Калинушка ты моя» — речь идет о неверной жене и брошен-
ном муже. В центре хороводного круга важно гуляет парень-
«муж» под руку с девушкой-«женой». Хор поет песню о том,
П. Вдовичев.
Пляска
в крестьянской
избе. 1830ч*
181
как муж мечтает поехать в город, зарабо-
тать много денег, нарядить свою жену: «В
Москву-город сходить, плису, бархату ку-
пить. Жене шубочку сошить, вокруг шеи
обложить». «Жена» думает совсем о дру-
гом: «Поскорее мужа сжить, под овраг его
стащить. Под овраг его стащить, со живо
го шкуру снять». Парень изображает раз-
мечтавшегося мужа, ложится посреди
круга на платок и начинает храпеть. «Же-
на» выходит из круга, берет за руку друго
го парня, обнимается с ним, прохаживаясь
по внешней стороне круга. «Муж» просы-
пается, видит «жену» с другим: «Как моя-
то жена со чужим гулять пошла, со Ива-
ну шкой-щегольцом», хватает ее за руку,
втаскивает в крут' и слегка ударяет по ли-
цу платочком. Хор поет: «К стороне ее от-
вел, по щеке оплел». Девушка ударяет в
ответ парня по затылку и уходит. Хор по-
ет: «Стыд, бесчестье приняла — по затыл-
ку оплела. Поклонилась да прочь пошла».
Ф. Н. Сычков
Владимир! к ий
балалаечник.
1910
На посиделках также играли в разные игры: в «Колечко,
колечко, выйди на крылечко», в фанты, плясали. Любимой
пляской на многих посиделках была «Со вьюном пошла».
Хор начинал петь:
Со вьюном пошла, с золотым пошла.
Я пс знаю, куда вьюн положигь,
Я пс знаю, золотой куда девать.
Положу я вьюн па правое плечо,
Я со права палево положу.
Я ко МОЛОДЦУ ПДУ, ПДУ,
* * *
Поцелую да и прочь пойду.
Праздничная посиделка длилась иногда всю ночь. Ближе
к угру устраивались «гаски» («ночлежка»), то есть парни и де-
вушки гасили свет и все вместе или парами ложились спать в
избе или на сеновале. Один из жителей Тверской губернии в
конце XIX века писал: «Молодые люди обоего пола в нашей
местности вместе ночуют попарно... Общество и родители к
подобного рода порядкам привыкли давно, поэтому к этому
относятся снисходительно, если дело только не доходит до
полового общения. Если и раздаются протесты со стороны не-
которых здравомыслящих людей, понимающих весь вред от
подобного положения вещей, то они заглушаются голосами
громадного большинства, считающего эти протесты посяга-
182
Ф. В. Сычков.
С гор. 1910
тельством на обычай, освященный веками» [Русские крестья-
не. Т. 1. С. 465). О степени близости молодежи на «гасках» су-
дить довольно сложно. В одних описаниях этой посиделочной
забавы говорится о том, что молодежь вела себя пристойно,
не допуская «свального греха», в других указывалось, что на
посиделках «нравы просты и девушки в 16 лет могут поте-
рять невинность». Однако этот обычай не был распространен
повсюду. Когда один из этнографов конца XIX века расска-
зал крестьянам из Пошехонского уезда Ярославской губер-
нии о том, что в «иных местах парни ходят к девушкам на
ночь, причем спят они вместе „по совести*», то, по его сло-
вам, никто этому не поверил: «Быть не может этого» (А РЭМ,
ф. 7, on. 1, д. 1784, л. 2).
Завершались посиделки к Рождеству. Последний вечер
(«последняя вечерина», «осталушка», «копыльный вечер»,
«целовник») осмыслялся как прощальный для молодежной
группы, сложившейся весной. После Святок она обычно рас-
падалась, так как многие девушки и парни во время зимнего
мясоеда могли вступить в брак и больше не появиться на по-
сиделке. На последнем вечере девушки и парни устраивали
совместное угощение. Девушки приносили пироги, булочки,
шанежки, парни — чай, сахар, конфеты, пряники и другие ла-
комства. Хороводы, игры, пляски, песни продолжались до са-
мого утра. Уходя с посиделки, девушки разбивали свои зер-
кальца или лампу в знак того, что посиделки закончились.
III К J II .\М I
183
Свозы
Ой вы, сборы мои, сборы, сборики!
Чьи это сборы? Свет Евлампины,
Чьи это сборы? Свет Евлампины,
Это сборы да свет Пимовны.
Одной из разновидностей собраний деревенской молоде-
жи были свозы (свозки, сборы, веселые венерины, повады).
Как и посиделки, они проходили в осенне-зимний период на-
чиная с праздника Введения (21 ноября / 4 декабря) и закан-
чивались к Рождеству. От посиделок свозы отличались тем,
что на них приглашались девушки из других деревень и сел.
Обычно это были дочери близких и дальних родственников,
которые могли взять с собой и подруг. Для деревни счита-
лось большой честью, если на свозы в ней собиралось много
девушек, славящихся красотой и веселым нравом. В свозах
участвовали и парни из окрестных деревень, которых забла-
говременно оповещали о событии.
Девушки останавливались у пригласивших их родственни-
ков, гостили три-четыре дня, иногда неделю и каждый вечер
встречались с местной молодежью — либо в специально сня-
той избе, либо в доме инициаторов свозов — родителей одной
А. Е. Архипов.
В гостях. 1915
184
из девушек. Каждая привозила с собой сундук с нарядами,
прялку, а для воскресного вечера коробушку с вышивальны-
ми принадлежностями. Приехавшие девушки снизались до-
рогими гостьями, им оказывался особый почет и уважение:
предоставлялись лучшие места, их величали в первую оче-
редь, за ними активно ухаживали парни, на что местным де-
вицам не полагалось обижаться.
Через несколько дней местные девушки отправлялись на
свозы в ту деревню, из которой к ним приезжали гостьи.
Игрища
Уж вы, девушки, играйте до утра,
Уж вы, девушки, играйте до утра.
Раскрасавиц ы, новее ели тес ь.
Рас крас авииы, повес елитесъ.
А все стары старухи - не бранитесь,
А вее стары старухи - не бранитесь.
Словом «игрища» назывались развлечения молодежи во
время Святок. Игрища начинались на следующий день после
Рождества и продолжались поочередно во всех окрестных де-
ревнях вплоть до Крещенского сочельника. Игрища носили
ярко выраженный праздничный характер: в это время отме-
нялась любая работа. Девушки убирали свои прялки, с кото-
рыми ходили на осенние посиделки, и надевали самые луч-
шие наряды.
Для игрищ, как и для посиделок, снимали избу, в которой
собирались каждый день. Вот как, по словам очевидца, про-
ходили игрища в 1860-е годы в одном из сел Кадниковского
уезда Вологодской губернии: «...настает давно желанный ве-
чер, веселый вечер игрищ... Без всякого указания сразу мож-
но было найти дом, где было игрище. Изба была освещена
более других, и сквозь тусклые стекла ее окон больше падало
света на серую дорогу. Из нее по всему селу разносился шум,
гам, звуки песен, стуки пляски. Народ кучками толпился воз-
ле дома, шумел, смеялся, входил в избу и выходил из нее»
[Преображенский Н. С. С. 18(>—187).
Характерной чертой игрищ, отличавшей их от весенне-
летних гуляний и осенних посиделок, было безудержное весе-
лье, фривольность, раскованное поведение присутствующих,
доходившее порой до непристойностей. То, что было под за-
претом в течение всего года, разрешалось традицией во вре-
мя игрищ. Святочные развлечения были насыщены эротикой,
сексуальной символикой, а также соответствующей жестику-
ляцией и нецензурной лексикой, что в обычное время катего-
рически запрещалось нравственным кодексом.
185
Русские Святки.
Рисунок с лубка.
' 1В5(>
Одним из любимых развлечений молодежи во время свя-
точных вечеров были поцелуйные игры: в «монаха», «вдов-
ца», «соседа», «почту», «номера», «бутылочку», «фанты»,
«столбушку». Все эти игры основывались на выборе партнера,
который сопровождался поцелуями. Например, в начале иг-
ры в «столбушку» парень становился у печного столба и пел:
«Я горю, горю, горю на калиновом мосту. Кто меня полюбит,
тот и выкупит». Из толпы выходила девушка, целовала пар-
ня, вставала на его место и просила прислать ей другого пар-
ня, который в свою очередь целовал ее, становился на ее ме-
сто и просил прислать ему другую девушку и т. д. Игра могла
продолжаться час и более, до тех пор, пока все не переце-
луются друг с другом «настоящими поцелуями». При этом
девушке полагалось выражать смущение, нежелание цело-
ваться, но она не могла оттолкнуть парня или выразить ему
непочтение. Парень же, наоборот, должен был проявлять ак-
тивность, демонстрировать удовольствие. Если девушка все-
таки отказывала парню в поцелуе, то несла за это наказание,
например должна была проползти на четвереньках из одного
конца избы в другой или получить сильный шлепок по заду,
что считалось очень постыдным. На святочных сборищах все-
гда играли в «свадьбу» (в «женитьбу»). Эта игра была извест-
на в различных вариантах во всех русских деревнях. В Кост-
ромской губернии, например, «свадьбу» проводили так. Де-
- вушки садились на лавку, парни стояли поодаль от них. Две
девушки-«свахи» ходили между ними и вели такой разговор.
«Сваха» со стороны «невесты» обращалась к «свахе» со сторо-
186 ны «жениха»: «Уж ты сваха ли, сваха, покажи-ка женишка:
из чего ты, женишок, — шелковый кушачок, и со кисточкам,
с алым ленточкам». Та указывала на одного из парней: «У
моего сына двое сани, двое новы: шелком крыты, золотом
расшиты. Выбирай, жених, невесту по мысли себе и по нрав-
ности, по муравности». Потом кланялась ему и предлагала
подойти к девушкам. Он выбирал себе «невесту», девушка
вставала, брала парня за руку и целовала его. «Сваха» от ра-
дости, что женила сына, плясала и пела: «Уж я сына-то жени-
ла, сноху привела... Вы живите, не тужите; поздоровайтесь
девяносто один раз, не забудьте старых нас» (Русские крестья-
не. Т. 1. С. 379). Иногда игра в «свадьбу» продолжалась долго,
в ней участвовали не только «свахи», но и «свекор», «свек-
ровь», «теща», «тесть», «дружка» и рассказывали в песнях о
будущей жизни молодоженов. Такие поцелуйные игры дава-
ли возможность молодым людям прилюдно выразить свои
любовные предпочтения.
Кульминацией праздничного веселья был приход ряже-
ных, которые, по выражению крестьян, начинали «выводить
кудеса». Они появлялись с шумом, гамом, свистом и криком.
Вот как это происходило, например, в Вологодской губернии:
«...в битком набитую избу ввалились ряженые. Здесь есть и
седой как лунь старик с клоком кудели вместо бороды, с ба-
тогом в руках; цыган с неизменной принадлежностью своего
промысла — кнутом; цыганка с ребенком-чучелом в руках;
нищие... Вся эта толпа кричит, смеется, пляшет. Вот седой
старик начинает свои повествования. Цыган заводит речь о
лошадях. Цыганка начинает гадать судьбу девушек. Нищие
просят милостыню» (Неу с ту по в А. Д. С. 24—25). Ряженые ра-
зыгрывали перед участниками игрищ небольшие сценки, рас-
считанные на комический эффект. Например, показывали
сценку, в которой плясала «лошадь» — два парня, накрытые
Ряженые.
Святочное
вождение «козы».
Фо го. 1989.
Ci анина
r\naci ас иевс кая.
Краснодарский
край
187
х. г Гейслер, пологом или попоной. Один из них держал на палке «морду
Ряженые. 1воо-<? лошади» — набитый соломой мешок или кадку, другой дер-
жал «хвост» — мочало, связанные друг с другом веники или
вымолоченный сноп. «Лошадь» плясала вприсядку, выпраши-
вала корм, обнюхивала девушек, выбрасывала неугодным
зрителям под ноги конский помет. Иногда «лошадь» сопрово-
ждал «цыган», который вступал с кем-нибудь из присутствую-
щих в шуточный торг, стараясь обменять «лошадь», а если
получал согласие, то «лошадь» лягалась, ржала, ругалась ба-
сом, убегала, падала замертво и т. п.
Очень распространены были сценки с «медведем» (пар-
нем или мужиком в тулупе, вывороченном мехом наружу),
который появлялся в избе вместе с «поводырем». «Медведя»
тащили на длинной веревке, он рычал, падал, вскакивал, на-
брасывался на девушек, задирал им подолы или старался из-
мазать сажей. «Поводырь» требовал от «медведя» показать
его умение плясать, рычать, обнимать девушек. В конце кон-
цов наступала очередь коронной просьбы: «Мишенька, по-
стой, постой, покажи-ка ... товстой. Если не покажешь, дак по
уху получишь». «Медведь» вытаскивал из-под тулупа скалку
и набрасывался на визжавших девушек, стараясь засунуть
скалку одной из них под сарафан.
Е Вообще парни, ряженные цыганами, медведями, чертями,
журавлями, вели себя нарочито развязно по отношению к де-
188 вушкам. Они их щипали, били прутьями, мазали им лица са-
жей, задирали подолы, потчевали «гостинцами» — льдом или
замерзшим лошадиным пометом, заставляли их целовать
страшные маски-хари. Сценки, которые разыгрывали ряже-
ные, были направлены на то, чтобы сконфузить девушек. На-
пример, в игре «сапоги шить» один из парней наряжался са-
пожником, садился на скамейку и делал вид, что шьет сапо-
ги. Другой парень подтаскивал к нему девушку. Сапожник
брал ее за ногу — «мерку снимал», а затем поднимал руку все
выше и выше, на что девушка отвечала криками и бранью. В
игре «ситец мерить» парень изображал торговца, вывешивая
между ног длинную морковку, и, то опуская, то поднимая ее,
кричал, обращаясь к той или иной девушке: «Ну, чего тебе —
атласу, канифасу, мужичьего припасу?»
В Торопецком уезде Псковской губернии играли в «умру-
на»: в избу, где шла святочная вечерка, вносили «покойника».
Это был парень с лицом, обмазанным мелом, с длинными
торчащими зубами, сделанными из брюквы; между ног у него
была закреплена скалка. «Покойника» укладывали на пол
или лавку, прикрывая до шеи белым холстом. К нему подхо-
дили два парня в женских нарядах и начинали «причитания»:
Дорогие мои подруженьки,
Возьмите меня под рученьки,
Подведите меня к елочке,
Накопайте живой смолочки.
Залепите тую дырочку,
Куда лазили с дубиночкой.
П. Каверзнев.
Ряженые
11; linn
189
Ряженые — «вожак
с медведем».
Фото. 1962.
Деревня Климово,
Горьковская обл.
«Покойник» в это время поднимал вверх и опускал вниз
скалку, а затем начинал хохотать. Переодетый девкой парень
говорил: «Подружка, погляди, он уже дыхает!» — а в ответ:
«Подружка, погляди, он уже пихает!» После этого «покой-
ник» вскакивал и набрасывался на девушек, смотревших на
игру, демонстрируя, как он «пихает».
Девушки включались в такие игры по принуждению ря-
женых и самих парней, которые даже запирали двери в избу,
не давая им возможности убежать в опасный момент игры.
Однако, насколько бы это ни было стыдно или неприятно,
девушка обязана была пройти через подобные «играния».
Тех из них, которые отказывались участвовать, могли нака-
зать, прилюдно оскорбить, запретить посещать посиделки и
гулянья.
Широко распространено мнение, что эротические игры в
святочные вечерки являются рудиментом архаического ри-
туала, связанного с испытанием девушек брачного возраста,
известным в глубокой древности многим народам мира. Де-
вушка должна была пройти через это испытание, чтобы дока-
зать свою сексуальную зрелость, готовность к браку. Приуро-
ченность эротических игр к Святкам объяснялась приближе-
нием мясоеда — времени сватовства и свадеб.
Отношение деревенских жителей к игрищам было двойст-
венным. С одной стороны, игрища воспринимались как нечто
естественное, узаконенное традицией. С другой стороны, раз-
190 нузданное веселье, игнорирующее правила приличия, счита-
HIРИ1Ц \
лось бесовским наваждением. Верили, что игрищами управ-
ляет нечистая сила. Чтобы не попасть под ее воздействие, во
многих деревнях игрища заканчивались «крестом»: парни и
девушки перед уходом домой становились посредине избы,
образуя крест, и под пение переходили с места на место, не
нарушая рисунок. После Святок, в день Крещения, молодежь
отправлялась вместе со всеми на реку, где проходило водо-
святие, чтобы принять очищение от святочной скверны, обли-
вая себя крещенской водой.
Молодежь старалась по возможности скрывать от родите-
лей и односельчан свое поведение на посиделках и игрищах.
Хозяевам избы даже платили особые деньги «за молчаи», а
свое собственное молчание заклинали песней: «Вы не сказы-
вайте дома матерям, ч то который со которой говорил, что ко-
торый со которою сидел». В конце XIX века под давлением
Церкви началась борьба с посиделками и игрищами как с
рассадниками безнравственности. В циркулярах, спускавших-
ся в волостные правления, молодежи запрещалось ус траивать
развлечения в домах одиноких людей, продолжать веселье
после двенадцати часов ночи, петь нескромные песни, играть
в неприличные игры, пить хмельные напитки и курить табак.
Многое из того, что осуждалось в циркулярах, не приветство-
валось и самими участниками посиделок и игрищ, однако по-
пытки запретить их за нарушение правил вызывали бурный
протест всех членов деревенской общины — и молодых, и ста-
рых, — которые видели в этом посягательство на обычай,
освященный веками.
ИГРА В ПОЧЁТНИКА И ПОЧЁТНИЦУ
Молодой парень ко девушке ходил,
Много злата, лгного серебра носил,
Знаю, знаю, кто дорожку npomopiu,
Без расчету золотой казной дарил.
В русской деревне модель взаимоотношений девушек и
парней была выработана на протяжении столетий. Она пред-
полагала, что девушки и парни составляли пары, которые на-
зывались «игровыми», «игральными», то есть возникшими
для совместного проведения «молодого времени», а девушку
и парня в этой паре называли «игральщица» и «игралыцик»,
«почётница» и «почётник», «милёнка» и «милёнок», «зани-
мальщица» и «занимальщик», «беседница» и «беседник», «ве-
черовальщица» и «вечеровальник» и т. п. Этнограф, собирав-
ший сведения о быте крестьян Костромской губернии, так
определил отношения внутри пары: «Игральщиком называет
каждая девка парня, который больше всего с нею играет, ко-
торому она нравится, равно и ей он, другими словами, ..ми-
лый41» {Русские крестьяне. Т. 1. С. 56).
Процесс складывания игровой пары основывался на мест-
ных этикетных нормах и принятых правилах ухаживания.
Обычно деревенский этикет требовал, чтобы инициатива
создания пары исходила от парня. Для девушки считалось
«зазорным», если она сама предлагала себя в почётницы, она
могла только постараться привлечь к себе внимание парней:
одеться «модно, благородно», набелить лицо, нарумянить ще-
ки, насурьмить брови, быть в меру раскованной, веселой, в
меру скромной — выглядеть и вести себя так, чтобы все вос-
хищенно говорили: «Ну и девка, кровь с молоком», «Идет,
словно павушка плывет», «Пройдет; гак буде рубль подарит».
Девушки должны были с достоинством принимать попытки
парней завоевать их симпатию и выбрать, с кем соглашаться
на «играние».
«Товар лицом продается», — говорит русская пословица.
Привлекательными девушки считали парней высокого роста,
с полным, румяным лицом. Особенно ценились широкие пле-
чи («косая сажень в плечах»), говорившие о силе, и русые
192 вьющиеся волосы. О красивом парне отзывались: «Кудрявый,
У колодца.
Фото.
Начало XX в.
румяный да веселый», а про сильного и здорового, но внешне
непривлекательного молодца говорили: «И медведь здоров,
да что им делать». Девушкам также нравились в парнях дер-
зость, озорство, удаль, ловкость, то есть то, что обозначалось
словом «ухарство»: «С таким парнем не пропадешь и не за-
снешь». Парня-ухаря называли «подбей-щека да подбей-нога»,
окружающие одобрительно оценивали его поведение: «Ай да
парень, никто супротив его не может!» Нерасторопность, не-
поворотливость воспринимались как большой недостаток. Де-
вушка, которой повезло стать почётницей ухаря, пела:
Я не думала, не чаяла:
Мой-от миленький отчаянной.
hi I*\ в н< >ч; ИЕ1К \ и ч< >41 Muir
193
Я отчаянных насмерть люблю!
Бесшабашному рубашку шью:
На рубашке косой вороток.
Не жалею девять пуговок в рядок.
Девять пуговиц оловянненьких,
Любят девки миловзглядненьких.
Девушка всегда с удовольствием соглашалась «гулять» с
хорошо одетым, щеголеватым парнем, который умел играть
на гармони, петь и плясать, был «вежливым и игривым». В
конце XIX века у девушек пользовались популярностью пар-
ни, которые усвоили городскую моду — «напитирились»:
Сюртучок-то на нем новенький,
Сапоги новы с калошами,
Есть жилеточка с часами
И манжеточка с духами,
Русы кудри при помаде.
На Илье цепочка горит,
На Петровиче серебряная,
Горит перегарывает,
Про девицу разговаривает.
Почти у каждой девушки, за редким исключением, был
почётник (дроля, прихехеня). Естественно, у видных девушек
было больше шансов создать пару с «питенбурами», осталь-
ные утешали себя пословицей: «Хороши-то про хороших, а
нам-то и так добро». Девушка, «не нажившая» себе игралыци-
ка, подвергалась насмешкам и со стороны своих же подру-
жек, и со стороны парней, которые относились к ней с пре-
небрежением, забывали ее в играх и веселье. «Останица»,
«обсевок» — называли ее за глаза.
Завоевание почётницы
111 i I i!: I I iIJ< i
Во хорошем, во зеленом садочку
Гуляла душа красна девица.
Завидел удалой доброй люлодец:
«Не люя ли та зелгчуженка катается?
Не люя ли та аллюзная катается?»
Выбрав себе девушку «по душе и по сердцу», парень при-
ступал к ее завоеванию. Правила ухаживания, принятые в мо-
лодежной среде, требовали от него осторожности в действи-
ях: он должен был вести себя предельно корректно как на
людях, так и наедине с девушкой. Любая вольность на этапе
194 сближения игровой пары могла быть воспринята девушкой
Е. В, Честняков.
Свидание.
1920-е
как оскорбление, посягательство на ее честь. Парень, выбрав-
ший себе почётницу, старался почаще попадаться ей на глаза,
встретив на улице или посиделке, вежливо здороваться, назы-
вать по имени и отчеству, говорить «приятственные слова»,
давая понять о своих страданиях. В старинной вологодской
песне об этом рассказывается так:
Как ходил-гулял Ванюша
Вдоль по улице,
Под Паранино окошко
Часто взглядывал,
Про Паранино здоровье
Часто спрашивал.
— Научи, душа Параня,
Как к тебе ходите?
Научи, душа Параня,
Как тебя любите?
«Ухаживая за девушкой, парень старается при встрече с
ней оказывать предпочтительное перед другими внимание.
Снимает картуз или шапку, бойко раскланивается, старается
ЗМИИ В\НИ1 I К >‘Н шины
195
Деревин кие ЦО, Чтобы ПобеССДОВаТ
парни \ и.породи
Фон».
Начало XX в.
смешить ее разными шутками и при-
баутками, вроде того: „Вы, Матрена,
что это отощали на манер поповой
кобылы, не мешало бы вас маленько
овсецом покормить* — или: „Кто это,
Парашенька, вам такой расчудесный
платочек подарил?* — „А кто мне
мил, тот и подарил*. — „Кто же он
такой, ваш прынц заморский?* —
„Вы много узнаете, пожалуй, на ста-
рого кобеля будете похожи*. — „А в
таком разе ваш кавалер выходит
вроде Володи, на манер соленых
огурцов!* При этом парень пользует-
ся удобным случаем: или ущипнет ту
девушку, за которой он ухаживает,
или осязает ее упругость и полной»
{Русские крестьяне. Т. 3. С. 454).
Если парень не совсем понимал,
готова ли девушка стать его почётни-
цей, он пускал в ход хорошо извест-
ные в деревне приемы. Проще всего
это было выяснить па посиделке. На-
пример, парень мог вызвать свою из-
бранницу через ее подругу на крыль-
с ней на улице с глазу на глаз. Если
J *
они договорились, то в избу возвращались, уже держась за ру-
ки. Можно было сделать и так: прийти па посиделку, покло-
ниться девушкам, походить немножко, отпуская им компли-
менты, а затем сесть рядом с той, которая полюбилась. На де-
ревенском жаргоне это называлось «сесть за прялку» и означа-
ло предложение «любиться». «Фартоватому» парню после это-
го полагалось сразу же попыт ат ься обнять и поцеловать свою
пассию, чтобы точно выяснить ее отношение к себе. Если де-
вушка была согласна ст ать его почётницей, то она обычно вяло
отмахивалась от объятий: «И век не хочется!», «И что это ты!»
Если же парень неправильно оценил ситуацию, то мог полу-
чить от рассерженной девицы затрещину. Обычным способом
выяснить отношение к себе девушки было занять ее место на
лавке, когда она па время вышла из избы или отправилась на
круг плясать. Возвратившись, девушка просила освободить ее
место, а парень т ребовал за эт о поцелуя. Если парень нравился
девушке, она его тут же целовала и садилась к нему на колени,
если не нравился — прогоняла с места.
Способов заигрывания с понравившейся девушкой было
множество. Например, на посиделках парень мог в отсутст-
вие своей избранницы обсыпать солью се кудель. А когда та
196
начинала прясть и смачивала руку
слюной, чтобы лучше скручивалось
волокно, ее пальцы становились соле-
ными. Ее крик и возмущение вызыва-
ли всеобщий смех, и радостные зри-
тели указывали на шутника. В Свят-
ки, когда девушки отправлялись в ба-
ню или на перекресток дорог гадать о
«суженом-ряженом», парень неожи-
данно появлялся перед своей почёт-
ницей, хватал ее и утаскивал под визг
подруг.
Складывание игровой пары про-
ходило на глазах всей молодежной
компании. Вся девичья стайка с инте-
ресом следила за этим процессом, за-
частую активно в него вмешиваясь.
Девушки старались помочь обрести
друга застенчивой подружке, или, на-
оборот, разбить, по их мнению, не-
удачную пару, или утешить девушку, родителям которой не
нравился ее ухажер. Мнение девичьей группы доводилось до
сведения всего молодежного коллектива в игровой форме на
посиделках, гуляньях, толоках, свозах. Одобрение складываю-
щейся пары, например, выражалось через так называемые
припевки — короткие песенки любовного содержания. Песня
связывала имена почётника и почётницы, желала им счастья
R //. Суриков.
Смеющаяся
девушка.
189()—1891
и являлась своего рода залогом долговечности их пары:
Игнаша ходил' по полу,
Сибирка нова до полу,
На ножках сапожки
С калошами скрипят.
Девки спросят — чей такой?
Марья скажет: «Игнаша мой!»
Многие припевки заканчивались словами: «Коль любой —
так поклонись, нелюбой — отворотись». В архангельских се-
лах после исполнения припевок девушки просили у парня в
обмен на хорошо сделанное дело — «припетую» ему девуш-
ку — подарок:
Ты пожалуй, господин,
Нам за песенку
Виноградие красно-зеленое,
Уж ты рубль, либо два,
Либо вина полведра.
I'lllll' I 1 ll>t Н I ll!li\ II It >Я\ I
197
Деревенские
щеголи. Фото.
Начало XX в.
Архангельская губ.
Если он скупился, то девушки старались наказать его пе-
сенкой, содержание которой, по словам очевидца, было тако-
во, что «и в печать не может попасть по своим чересчур от-
борным, очищенным и режущим ухо выражениям» [Ефимен-
ко П. С. 1877. С. 133).
Если родители девушки были недовольны выбранным ею
игралыциком, она могла попросить помощи у подруг:
Мне родители не дело говорят,
С кем охота, заниматься не велят,
Охохонюшки, тошно мне!
Помогите-ка немножко мне,
Моему горю несносливому,
В чужи люди невынослимому.
Девушки, узнав о ее горе, старались скорректировать си-
туацию: например, приходили в Святки к ее дому «баскими
наряжонками» и пели хвалу парню.
Когда игральная пара наконец складывалась, парень по-
сылал девушке хороший подарок — «задаток», без которого
их союз не считался действительным. Задатком могла быть,
например, прялка, которую он сам сделал, деньги, сладости.
В Вологодской губернии задаток состоял из фунта орехов,
фунта конфет, двух фунтов «сыропных» пряников и некото-
рого количества денег. Парень вручал его или лично, или че-
рез подругу девушки, или через ее соседку. Если девушка
приняла задаток и прислала отдарок — кисет, носовой пла-
198 ток, поясок с вышитой надписью (например: «Кого люблю,
И1И >l II \lllII IK >'|| 111; 1111,1
Полотенце
с вышитой
надписью
«Кого люблю,
того и дарю».
Середина XIX в.
Владимирская губ.
того дарю» или «Любезному Ивану Дмитриевичу от Дарьи
Петровны навеки»), кольцо, то это означало, что она прини-
мает его ухаживания и согласна быть его почётницей. Обмен
подарками рассматривался как заключение между девушкой
и парнем своего рода договора, который действовал в тече-
ние одного сезона. Его можно было продлить еще на сезон
или расторгнуть и получить право выбрать себе на будущий
год другую пару.
Отношения внутри игровой пары
Я сорву цветок, совью венок
Милому дружку на головушку:
Носи, мой друг, венок, не сранивай!
Люби девушку, не сказывай!
Люби девушку, не обманывай!
Отношения внутри игровой пары складывались по модели
отношений между женой и мужем, принятых в крестьянской
семье. Почётник играл роль хозяина дома, и почётница обяза-
на была ему подчиняться. Он мог упрекнуть ее за плохой кос-
тюм, заставить уйти с посиделки или с гулянья, если посчитал,
что она там плохо себя ведет и оказывает слишком много вни-
мания другим парням и т. п. Девушке полагалось иметь «голо-
ву поклонную, ретиво сердце покорное»: спокойно принимать
все его требования, не обижаться на сердитые слова и поста-
раться выполнить все его пожелания. Почётник и почётница
должны были помогать друг другу в сложных жизненных си- 199
инн HI II 111'1 Г.1Г I I'll III l’( )lh HI II \l’l>i
На гхляньс. Фото.
Начало XX в.
Центральная
Россия
туациях. Парень защищал свою девушку и в случае необходи-
мости вступался за ее честь, а девушка имела право вмешать-
ся в толпу дерущихся парней и заслонить своего почётника от
кулаков и дубинок. Деревенский этикет не позволял парням
в этом случае оттащить ее в сторону или избить.
Во время молодежных сборищ почётник и почётница все-
гда были вместе, демонстрируя всем присутствующим свою
симпатию друг к другу. Исследователь крестьянского быта в
Каргопольском уезде Олонецкой губернии в 1875 году писал:
«Холостой и девица в каждый вечер на беседе сидят друг
против друга, и девица считает для себя оскорблением, если
беседник сядет не к ней; равно и холостой обидится, если к
его беседнице сядет кто-либо, кроме его. Короче сказать, хо-
лостой и девица, познакомившись, становятся неразлучными
и на беседе, и в игре, и дорогой, когда идут с беседы, и на гу-
ляньях, и праздниках. На гуляньях они не прогуливаются, а
стоят, захватившись рука об руку, у какой-либо стены или
опершись о перила, либо огороду» (Соколов, С. 29). Это прави-
ло довольно строго выполнялось и лишь в редких случаях чу-
жой парень решался пригласить чужую «милку» в игру боль-
ше одного-двух раз. Такая оплошность могла привести к дра-
ке, в которую включалась обычно вся мужская часть моло-
дежной группы.
Вот, например, какая история произошла в 1897 году в се-
ле Клепиково Вологодской губернии, когда один из парней по-
сягнул на чужую девушку. Парень по фамилии Свистунов из
села Фетиньино ухаживал за клепиковской девушкой Марьей.
Он заплатил местным деревенским парням за Марью выкуп
200
и «с той поры, — как рассказывал очевидец, — безнаказанно
ходил к своей милой Маше. Раз он, по обыкновению своему,
пришел на посиденку в Клепиково. На посиденке играли „за-
иньку". Один парень из деревни Бревнова Иван Мушников иг-
рал с его Марьей. Первую „заиньку" проиграли, на вторую же
Свистунов хотел „взять" Марью, но Мушников предупредил и
уже взял его Марью. Это не понравилось Свистунову, и он не
стал играть „заяньки". По окончании „заяньки" все сели и раз-
говаривали между собою, кушая конфекты, пряники и орехи.
Мушников продолжал сидеть с Марьей. Посиденка стала уже
расходиться. Вдруг выбегает Свистунов, пляшет и поет: „Даль-
ше Солнца не угонят. Сибирь наша сторона..." — что служит
признаком, что молодец поющий собирается кого-нибудь от-
колотить. И действительно, только что вышли на улицу, как
Свистунов набежал на Мушникова и ударил его по „башке", в
это же время набежали некоторые из клепиковских робят и
тоже ударили Мушникова. Скоро Мушникова сбили с ног и,
проломивши голову в трех местах гирями, отпустили домой.
Оказалось, что Свистунов посулил клепиковским робятам на
четвертную, если они „подсобят" отдуть Мушникова. В ско-
ром времени Свистунов также был отдут в Клепикове, вслед-
ствие того что Мушников подпоил клепиковских робят. По-
следние не пристали за Свистунова, а Мушников привел своих
деревенских робят, и таким образом напали на Свистунова,
который был в то время на посиденке только один из деревни
Фетиньина. Свистунов после этого стал искать, как бы „отко-
лотить" Мушникова» (Л РЭМ, ф. 7, on. 1, д 120, л. 24).
Пояса.
Конец XIX —
начало XX в.
Вологодская.
Курская.
Рязанская.
Ярое лавекая г\ б.
201
Почётники постоянно обменива-
лись подарками, которые подтвер-
ждали установившиеся между ними
отношения и служили знаками вни-
мания. Девушки дарили своим уха-
жерам ремни для гармоней, пряж-
ки и ленты на шляпу, кисеты, поя-
ски, бисерные украшения, которые
парни прикрепляли к своей одежде.
Например, об этом обычае в Воло-
годской губернии очевидец писал
так: «Шапки парней унизаны нитя-
ми стекляруса и бисера, а спереди
на них красуется что-то вроде ко-
карды: яркого цвета лоскуты с пуго-
вицей посредине. Пуговицами об-
шиты вся рубаха, ворот, рукава. Пу-
говицами, стеклярусом и кистями
унизан пояс. Пуговицы и лоскутки
на голяшках валенков. Все это зна-
ки расположения к парню девушек»
(Скворцов Л. С. 39—40). В Святки, на
Масленицу, Пасху, Троицу, а также
в дни, установленные местной тра-
Гчлянье
в деревне.
Фон».
Начало XX в.
дицией (например, в осеннее и весеннее заговенье, в понедель-
ник или в четверг на Страстной неделе и др.), девушки одари-
вали своих почётников яйцами. В Пасхальную педелю или на
Троицу парень получал от своей почётницы от десяти до пя-
тидесяти крашеных яиц. Парни дарили девушкам веретена,
свечки, зеркальца, мыло. Лучшим подарком считались сладо-
сти: «рогожные кулечки» с «лампасье» (монпансье), шоколад-
ные конфеты в красивых обертках, орехи в сахаре, пряники.
«Фартоватые» парни угощали сладостями не только своих
любезных, но и раздавали их целыми пригоршнями всем де-
вушкам.
Дарение было обязательной частью отношений между
парнем и девушкой. Если девушка «любилась» с парнем, за-
бывая одаривать его, то этикет позволял ему попросить или
даже потребовать подарка:
«— Я вот как давно к тебе, Маша, хожу, а ты мне ничего
еще не давала, давай денег 1 р. 50 коп., и я опять стану к тебе
ходить, а уж если не дашь, то не стану, что я буду за парень,
если не выхожу от тебя ничего, все своим игровым дают, а ты
мне не даешь даже таких пустяков, так дашь, Маша!
— Дам, милой Ваня, дам, в то воскресенье вставай раньше
к заутрене, я буду ждать тебя у лав» (АРЭМ, ф. 7, оп.1, д. 120,
202 л. 24).
Если парень забывал о подарках для девушки, то она мог-
ла ему спеть такую песенку:
Придешь в избу, милый, Богу помолись,
Поскорее возле девушки садись,
Уж ты сядешь возле девушки,
Я спрошу же: есть ли прянички?
Еся прянички — весь вечер просижу,
Нету пряничков — с беседы прогоню:
Ты ступай, пустая рожа, от меня, —
Пофорсистее тебя подобрала!
«Любы»
Парень у девушки целоваться просил:
- Давай, давай, девица, давай поцелуемся!
Давай, давай, красная, давай поцелуелгся!
Что у тебя, девица, губушки сладеньки?
- Пчелы были, люд носили, а я принилюла.
- Что у тебя, девица, в пазушке лгякенько?
- Гуси были, пух носили, а я принилюла.
Игровая пара складывалась для того, чтобы, как говорили
крестьяне, «любиться» — то есть проводить время, как мы бы
сейчас сказали, в эротических играх, забавах. Неписаные пра-
вила этикета определяли место и время этих забав, а также
то, что в них было позволительно, а что запрещалось.
«Любы», как правило, устраивали в своем кругу, чтобы не
видели родители и посторонние люди. Считалось верхом не-
приличия «любиться» на глазах односельчан:
Ты, мой милый, не балуй:
Принародно не целуй,
Поцелуй меня на улочке
В дядином закоулочке.
Весной и летом, когда игровые пары еще только склады-
вались, «любы» проходили в лесу, на лугах, на берегах рек и
озер, куда пары удалялись после хороводов и плясок. В осен-
не-зимнее время — на посиделках.
Эротизм молодежного общения подразумевал самые про-
стые формы физического контакта: ласки, объятия, поцелуи,
сидение на коленях друг' друга, хождение «под полой» — то
есть прижавшись друг к другу, и др. Крестьяне, делясь воспо-
минаниями о своей молодости, рассказывали, что на посидел-
ках «вообще только и дела, что целуется молодой народ. На
середине избы во время игры целуются несколько пар: кто
203
// J Синжикии (?)
Парень < дев\ iiiKoii.
180!)
улыбаясь, а кто делая неприятную
гримасу. На лавке, глядишь, тай-
ком, скрываясь за лопастью пря-
селки, девушка целует молодца. У
столба, который поддерживает в
избе воронец полатей, близ голб-
ца, опять целуются и обнимаются»
(цит. по: Александров В. А. С. 16).
Все молодежные игры, хороводы,
пляски сопровождались или закан-
чивались поцелуями. Иногда де-
вушку после пляски заставляли
целоваться с парнем столько раз.
«сколько прикажут» окружающие.
Среди молодежи особенно цени-
лись поцелуи «с языцком» и с тон-
ким цокающим звуком: «В темной
избе, когда не слышно целующих-
ся пар и вокруг царит тишина,
этот многократно повторяющийся
поцелуйный писк производит вне-
чатление мышиного концерта»
(цит. по: Морозов И. А., Слепцова И. С. С. 367). В старину такие
поцелуи назывались лобызаньем (от слова «лобзь» — губа) и
не одобрялись Православной Церковью, в отличие от поцелуя
с сомкнутыми губами, который рассматривался как благоио-
желание. Но в молодежной компании парень и девушка, не
умевшие «лобызаться», считались не созревшими для игры в
почётника и почётницу. Парню разрешалось заключать свою
избранницу в объятия, «тискать», мять ее грудь, засовывать ей
руку за ворот рубахи и под подол сарафана. «Горячие объя-
тия» дозволялись и во время такого молодежного развлече-
ния, как «комякование». Его устраивали или во время Святок,
или в заговенье перед Рождественским постом. В носиделоч-
ную избу или на вумно приносили солому, раскладывали ее но
полу, гасили свет и парами укладывались на пол. Затем один
из парней, тесно прижавшись к своей девушке, начинал ка-
таться с ней «кубарем» по соломе. Остальные парочки, ожи-
дая своей очереди, проводили время в поцелуях и объятиях.
Обычным явлением в русской деревне XIX века были со-
вместные ночевки почётника и почёгницы, которые в боль-
шинстве своем проходили в осенне-зимнее время. Они назы-
вались «ночлежки», «гаски». После окончания посиделки вся
молодежь отправлялась на сеновал, чердак посиделочной из-
бы или в баню и там, разбившись на пары, укладывалась
спать: «Каждый парень выбирает себе какую-либо одну девку
и на ней сосредоточивает свое внимание. ..К чужой лезть" не
204
позволяется, иначе возникает неудо-
вольствие и даже драка между парня-
ми... хотя надо сделать оговорку, что
подобные случаи редки» [Русские кре-
стьяне. Т. 3. С. 201). Вот как описывает-
ся такая ночевка в одном из сел Калуж-
ской губернии: «Во время праздничных
ночлежек допускаются вольные обра-
щения парней с девицами, ..хватают за
имички", по выражению одного кресть-
янина, но это бывает только впотьмах,
после веселья, с девкой, уже о()любо-
ванной парнем... Просидевши до полно-
чи, тушат лучину, и парень в объятиях
девицы, избранной им, ложится спать:
..Как сабе надобить", позволяя себе вы-
шеуказанные вольности, парни и деви-
цы в данной местности соблюдают це-
ломудрие и не вступают в половую
связь: „Малинника как катииятачки ли-
//. /1 Яроии нко
На качелях
1888
жа г сабе асобя, а у бани у аднэй"» (Там
же. С. 201).
Во многих деревнях считалось вполне допустимым, чтобы
парень оставался у девушки ночевать и после так называемого
сидения или домовничанья. Поздним вечером, когда все в до-
ме \же спали, парень приходил к своей почётнице на «сиде-
ние» и развлекал ее беседой, пока она вышивала, плела кру-
жева. Если родители ложились спать в другом помещении, то
парень, воспользовавшись случаем, укладывался с ней на по-
лати «для игры». На домовничанье девушка приглашала пар-
ня, когда ее родители уезжали из дому, а она оставалась в до-
ме за хозяйку. В селе Фетиньино Вологодской губернии до-
мовничанье проходило так: «Девка, оставшаяся домовни-
чать... называет нескольких подрут, избранных, и в то же вре-
мя извещает и своего „избранного", чтобы он явился на домов-
ничанье. Таким образом, на домовничанье бывает один па-
рень — ..игровой" домовницы. На домовничанье дается угоще-
ние — пьют чай и ужинают, а к ужину домовница запасает и
водочки для „своего". Во время домовничанья так же, как и
на посиделках, девицы занимаются] плетением кружев, а па-
рень играет на гармошке и любезничает с домовницей... Во
время любезничания парень сидит у девки на коленках, обняв
одною рукою ее шею, друтую запустивши в груди, девка же
напевает песни, направленные к нему, вставляя в песни имя
сидящего на коленках. Песни подпевают и прочие домовницы.
Однако парень не оставляет без внимания и этих последних,
так же заигрывая, как и с „игровой". Домовничанье кончается
205
Угощение.
Фо го. 1870—1880-е.
Нижегородская I’yG.
за полночь, и парень нередко
остается на ночь, ложась спать
неподалеку от девки» (А РЭМ,
ф. 7, on. 1, д. 126, л. 4). Иногда
ночевка парня со своей любез-
ной кончалась его паническим
бегством при неожиданном по-
явлении родителей девушки.
Один вологодский парень рас-
сказывал: «Раз узнал я, что
девка, с которой я любился,
спит в избе одна. Забрался я к
ней в ночи, залез на полати и
полеживаю. Приди же на ту
пору ее отец спать в ту же из-
бу и на полати тоже. Я с краю
у печи, она пришлась на сере-
дине, а он у вольного краю. Я
лежу, не шелохнусь и думаю
себе: как старик уснет, тот же
сейчас и задам дёру. Только и
покажись старику студено что-
то. Он и говорит девке: „Ма-
рья! Пусти-ка меня поближе к
печке“, а та и сказывливает: „Тутотко места совсем мало — не-
где будет упоместиться*. — „Полно-ка врать-то, пусти!* Вижу
я, что мне несдобровать; я не помню и как с полатей-то соско-
чил, да и дралова» (Иваницкий Н. А. 1890. С. 66).
В целом ночные развлечения молодежи воспринимались
деревенским сообществом как норма поведения, при условии,
что сексуальная активность парней и девушек не переходила
в интимную близость. Калужский наблюдатель народной
жизни отмечал: «На посиделки и прочие слишком не нравст-
венные увеселения родители и старшие смотрят сквозь паль-
цы, говоря, что молодежь стала „вольница и ничего-то с ней
не поделаешь*» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 452).
Все эти «любы» рассматривались девушками как проявле-
ние симпатии со стороны парней. Очевидец писал: «Даже
хватание, поднятие платья, обнимания и т. п. не считаются де-
вушками обидными и предосудительными, но даже похваля-
ются родителями в целях привлечения парней к женитьбе на
них» (Там же. Т. 1. С. 464). Девушка, отказывавшаяся по ка-
кой-либо причине от эротических забав, могла быть изгнана
из молодежной компании, что грозило ей остаться старой де-
вой. В то же время общественное мнение отказывало девуш-
ке в праве проявлять инициативу в любовной игре. Считалось
верхом неприличия, если она сядет к парню на колени, будет
206
первой обнимать его, целовать, расстегивать ворот рубахи.
Она должна была делать вид, что слишком активное ухажи-
вание парня, слишком большие вольности в обращении ей не
по душе.
Модель эротического поведения молодежи, созданная и
утвержденная многовековой традицией, была направлена на
то, чтобы сбросить сексуальное напряжение, характерное для
молодости, и одновременно препятствовать появлению неже-
лательной добрачной половой близости. Любовные игры сле-
довало прекращать, если дело заходило слишком далеко.
Девушка должна была «блюсти себя», а парень уважать де-
вичью честь. Исследователь крестьянского быта в конце
XIX века писал об этом так: «Быть выбранной парнем и вооб-
ще иметь ухаживателя на посиделках является честью для
девушки, но иметь полюбовника — это не честь, а бесчестие»
(Там же. Т. 1. С. 465). Это правило старались выполнять в
первую очередь девушки, для которых утрата девственности
до брака была чревата многими бедами. Представление о не-
обходимости соблюдения парнями и девушками добрачного
целомудрия восходило к православной концепции восхвале-
ния девственности и «богоугодного аскетизма». С точки зре-
ния Православной Церкви интимные отношения между муж-
чиной и женщиной возможны только в браке и только в том
случае, когда они направлены на рождение детей. Соответст-
венно, интимные отношения вне брака, чувственные наслаж-
дения обозначались словом «блуд».
Деревенские
девушки. Фото.
Начало XX в.
\|< || 1.1
207
Измена
У .моего ли друга милого
Нету правды в ретивом сердце.
Говорит он, вес обманывает,
Из ума .пеня выведывает:
Одного ли я его люблю.
Одним из неписаных законов игры в ночётника и почёт-
ницу было сохранение верности друг дру1у. В молодежной
среде считалось недопустимым, если девушка за сезон не-
однократно меняла ночётника. Девушку-«изменницу» осуж-
дали даже ее подруги: называли ее заблудящей, не пуска-
ли на посиделку, не приглашали в игры, рассказывали всем
о ее недостатках. Девичья стайка разрешала брошенном)
парню по собственному усмотрению наказать свою бывшую
любушку: он мог при всех выразить ей свое презрение, выта-
щить ее за руку или за косу из хоровода, даже побить. Оби-
женный парень имел право применить к изменившей ему де-
вушке и более жестокое наказание: отрезать ей косу, обма-
зать ворота ее дома дегтем или повесить на них детскую
люльку, объявляя тем самым, что она «початая кринка» (то
есть утратившая девственность). Однако эти действия были
чреваты для парня крупными неприятностями, так как на за-
щиту девичьей чести вставали ее отец и братья.
Девушка, оставленная своим почётником, должна была
постараться вернуть его или наказать за измену. Если девуш-
ке не удавалось вернуть своего любезного, то она получала от
подруг негласное разрешение на выбор другого.
Правила поведения, принятые в молодежной среде, не
позволяли ей бороться за парня открыто. Считалось, что
«брошенка» не должна навязываться бывшему почётнику.
Нередко в этих случаях девушки обращались к помощи ма-
гии. Например, нужно было взять у обманщика платок, ко-
торым он вытирал пот, и бросить его в огонь со словами:
«Как пот сохнет, так бы и он сох» (Русские заговоры и закли-
нания. С. 136). Верили, что если ранней весной, когда лягуш-
ки поют свои любовные песни, взять лягушку в одну руку, а
другой подержать за руку своего милого, то он обязательно
вернется. Это счастливое событие произойдет и в том слу-
чае, если дать ему калачик, выпеченный из теста с добавле-
нием сала голубя, и сказать: «Как живут между собой го-
лубки, так же бы любил меня раб Божий» (Майков Л. Н.
С. 133). Добившись его возвращения, девушка имела право
туг же бросить неверного. Этот поступок воспринимался
как восстановление равновесия — обманщик получил по за-
слугам.
208
Н. С. Касаткин.
Соперницы.
1890
Наказание парня за измену зависело от характера девуш-
ки и силы чувств между ними. Иногда девушки были доста-
точно мстительными. Исследователь жизни костромских
крестьян отмечал: «Но горе поигральщику, который изменит
своей поигралыцице и станет „вандалажиться", то есть зани-
маться с другой. Первая поигралыцица мстит ему и не заду-
мывается ни перед какими способами» [Русские крестьяне.
Т. 1. С. 70). Часто девушка, испытывая обиду на своего быв-
шего почётника, старалась припугнуть его, обещая навести
порчу. Калужская крестьянка говорила горожанину, не веря-
щему в магию: «Ты не веришь, что любжу делают, а вон и в
песне поется: „Искала тех следочков, где мил гулял со
мной", — вот, говорят, бабки-то ворожейки и находят следы
парня, который разлюбил; вынимают эти следы и сушат их
над огнем помаленечку, знамо, со словом, а без слова ничего
не поделаешь; парень-то затоскует и станет сохнуть, как его
след на огне; так-то и привораживают» (цит. по: Топорков А.
С. 25). Судя по всему, угрозы со стороны девушки были до-
вольно действенны тогда, когда парень узнавал, что девушка
хочет с помощью магии вернуть его или, наоборот, ото-
мстить за обиду. Слух об этом распространяли подруги быв-
шей почётницы. Она сама могла ему бросить слова: «Ты еще
меня попомнишь! Сделаю я тебе!» — или пропеть:
Я сама дружка повысушу,
Я повысушу, повыкрушу,
Я не зельями, не кореньями,
и ;\и и \
209
А. Г. Венецианов.
Встреча у колодца.
1843
Без морозу сердце вызноблю,
Без Краснова солнца высушу,
Схороню тебя, мой миленький,
В зеленом саду, под грушею.
1I3MMI \
Парень, как и все в деревне веривший в действенность ма-
гических чар, начинал постоянно думать об этой угрозе. Он
вспоминал о прянике, которым девушка угостила его, о выпи-
том из ее кувшина квасе, о потерянном платке, то есть о пред-
метах, которые она могла заговорить, и под влиянием само-
210 внушения и страха мог действительно заболеть.
Однако отношение к парням-изменщикам все-таки было
более лояльным, чем к девушкам-изменщицам. Если парень
заводил себе еще одну или даже несколько любушек, то его
начинали стыдить, в некоторых случаях рассерженные де-
вушки могли пропеть ему неодобрительную частушку, а па-
рень обычно старался «отшутиться да отсмеяться». Парня на-
казывали изгнанием с посиделок и гуляний только в том слу-
чае, если он вел себя по отношению к девушкам уж слишком
недостойно и слыл «погубителем девичьей красы».
Если игровая пара в результате измены распадалась, то
парень и девушка должны были вернуть друг дру1у подарки:
«Ты отдай, отдай да мой тальянский плат, а себе возьми свой
злачан перстень», — говорилось в любовной песне.
Коли полюбится,
так и ум отступится
Друг .ttoii .иилый, красно солнышко .нос,
Сокол ясный, сизокрылый люй орел,
Уж неделю не видалась я с тобой,
Ровно се.иъ дней, как спозналась с горел! я.
Мне не взлислились подруженьки люи,
Игры, пляски, хороводы и Л!ячи
Не по нраву, не по лнлсли .ине пришли.
Если к игре в почётников родители девушки и все кресть-
янское сообщество относились достаточно благожелательно,
не считая ее чем-то предосудительным, то любовь, а особенно
любовная страсть, воспринималась не столь однозначно.
Считалось, что любовная болезнь охватывает человека,
разрушая его и делая безвольным. Если девушка не желала
выходить замуж без любви, то ей обычно говорили: «Стер-
пится — слюбится», успокаивали: «Любовь потом сама при-
дет». Что касается любовной страсти, то опа, по мнению кре-
стьян, никогда до добра не доводила. Даже само слово
«сграсть» в русском языке связывается со словами «страда-
ние» и «страх».
Любовная страсть в народном сознании (нала тяжелой
болезнью, появившейся в результате колдовского наважде-
ния или порчи. Влюбленный не может «пи встать, ни ходить,
ни лежать, ни отца, ни мать поминать», постоянно тоскует,
«сохнет сухотой и кручиной великой», мечтает жить с объек-
том своих желаний «душа с душою, голо с телом, плоть с
плотью, хоть с хотыо». Такое состояние человека осужда-
лось как ненормальное, греховное, ведущее к потере разума,
ибо всякая сграсть слепа и безумна, она ничего не видит и не
рассуждает.
211
/I // Корзухин
Сиена п лсч\.
187 I
Отцы и матери давали своим
детям разумный совет: «Люби не
влюбляйся, пей не напивайся, иг-
рай не заигрывайся». Но при
этом крестьяне говорили и так:
«Тошно тому, кто любит кого, а
тошнее того, кто не любит нико-
го». Несмотря на все предостере-
жения, любовных историй в де-
ревнях приключалось немало.
Они могли быть счастливыми, но
иногда заканчивались очень пе-
чально. Ведь вопрос о браке все-
таки решался не молодыми людь-
ми, а их родителями, которые на
первое место ставили репутацию
и достаток семьи, а не взаимные
симпатии парня и девушки.
Иногда молодые люди реша-
лись на брак «самоходкой», то
есть без разрешения родителей,
надеясь в дальнейшем получить
их прощение за такой поступок.
Одна из таких историй произош-
ла в конце XIX века в Данилов-
ском уезде Ярославской губернии. «Вдовец крестьянин имел
всего на все одну дочь, для которой и копил приданое. К этой
дочке посватался парень, но старик и слышать не хотел об
этом браке. Так как молодые люди сильно любили друг дру-
га, то девушка ушла к своему жениху и обвенчалась самоход-
кой. Все приданое девушки осталось у ее отца. Она ушла к
своему жениху, как говорится, в одном только платье. После
свадьбы молодые люди приехали просить к отцу прощения.
Старик ни за что не хотел простить их и отказался даже вы-
дать им что-либо из приданого дочери. Пока молодуха валя-
лась в ногах у отца, муж ее зачем-то вышел из избы. Через
полчаса он явился в избу и сказал: „Ну что же! Если не хоти-
те простить, то и Бог с ним! Поедем, жена, домой!" Молодые
сели в сани и поехали. Пока старик сидел в избе с дочерью,
муж последней вытаскал все приданое ее из горницы и уло-
жил в сани. После такой проделки старик посердился на дочь
месяца два-три, но в конце концов простил ее» [Русские кре-
стьяне, Т. 2. Ч. 2. С. 152). Правда, девушки обычно боялись
нарушить волю отца и матери и старались найти способы,
чтобы родители разрешили выйти замуж за любимого парня.
В Любимском уезде Ярославской губернии зимой 1897 года
был такой случай: «Одна девушка полюбила парня, который
212
отвечал ей взаимностью. Парень заслал сватов к родителям
девушки, которые, к слову сказать, отличались большой ску-
постью. Началось сватовство. Между тем девушка хорошо
знала, что ее родители предубеждены против жениха и ни
за что не отдадут за него... Улучив благоприятный момшгг,
она передала жениху в заклад все свое приданое ценой свы-
ше 100 рублей. Жених, получив заклад, спрятал его в надеж-
ном месте и затем приехал свататься. Получив отказ, он зая-
вил родителям невесты: ..Голова-то у вас, а туловище-то у ме-
ня“ — и с этими словами уехал. Вскоре после этого объяснил-
ся и смысл его слов. Видя, что в данном случае ничего не по-
делаешь, и по скупости не желая потерять приданое дочери,
родители последней волей-неволей вынуждены были согла-
ситься на несимпатичный им брак» ( Гам же. С. 152).
Однако большинство любовных историй заканчивалось
довольно печально: в вопросах брака родители редко шли на-
встречу своим детям. Историю, завершившуюся трагически,
рассказывали в Буйском уезде Костромской губернии. Сын
сельского лавочника Сергей горячо любил Дарью — краси-
вую восемнадцатилетнюю девушку из богатой крестьянской
семьи — и хотел на ней жениться. Но отец «за женитьбу на
Дарье сулил ему белый падог (палку. — //. ZZZ.) в награду»,
так как мечтал породниться с городскими купцами. Дарья ка-
ждое воскресенье ходила в церковь «милого дружка Сергея в
женихи вымаливать», хотя жениться на ней мечтали многие
парни. Осенью, когда пришло свадебное время, отец прика-
зал своему сыну взять в жены девушку из купеческой семьи.
Крестьяне рассказывали, что «боязнь лишиться наследства
пересилила в нем любовь к Даше, и он дал согласие женить-
ся, хотя будущая жена и была лицом корява, а умом тупа...
Скоро после свадьбы Сергея нашли ее (Дашу) мертвой в ови-
не: качалась на поясе, перекинутом через перекладину» (Рус-
ские крестьяне. Т. 1. С. 25).
Девушки знали много таких историй, которые пересказы-
вали друг другу, но тем не менее постоянно думали о любви,
мечтали, чтобы она к ним пришла, старались ее вызвать ма-
гическим путем, обращаясь за помощью к колдуну. Извест-
ный этнограф С. В. Максимов писал в конце XIX в.: «Мимо
ворожеи не пройдут ни удалые молодцы, ни красные девицы,
ни обманутые мужья, ни ревнивые жены, потому-то и нынче,
как и в старину, живет вера в „присуху"» (Максимов С. В.
1996. С. 76). В народе считалось, что колдуны знают магиче-
ские законы, управляющие природой, и поэтому могу!' вы-
звать в человеке любовную страсть или, наоборот, освобо-
дить от нее. Для девушки обращение к колдуну было край-
ним способом разрешения любовной коллизии, с которой она
не могла справиться самостоятельно:
Ссрдсчушко все изныло,
Ах, все изныло,
Ой, все изныло во мне.
Ах, да все изныло, все изныло,
Ах, изоржавсло, изоржавсло.
Отправляясь к колдуну, девушка надеялась или вернуть
любовь парня в случае его измены, или избавиться от томив-
шей ее любовной тоски. Некоторые девушки рассчитывали на
помощь колдуна, чтобы отомстить за обиду. Каждая из них по-
нимала, что совершает грех, надеялась на помощь человека,
отрекшегося «от Бога, отца-матери и рода-племени», ради воз-
можности творить с помощью нечистой силы волшебство.
Если колдун соглашался помочь девушке, то обычно
предлагал ей прийти еще раз в день и час, благоприятный
для колдовства, например в среду или пятницу, в дни равно-
денствия и солнцеворота, а также в ночь под Рождество, в
ночь на Иванов день. Лучшим временем для колдовства счи-
талось ночное, до пения петухов. Перед девушкой, пришед-
шей к колдуну, разворачивался сложный магический ригу ал,
в котором органично соединялись слово и действие и кото-
рый производил сильное впечатление на неискушенную кре-
стьянку.
В своей магической практике колдуны использовали заго-
воры и разные снадобья. Верили, что колдуны умеют варить
привораживающие и обвораживающие зелья. Приворотное
зелье, обычно называвшееся любжа, представляло собой от-
вар или настойку из корней, стеблей или листьев «колдовско-
го» растения. В старинных «ворожейпых тетрадках», травни-
ках перечисляется довольно много растений, обладавших,
как считалось, привораживающим свойством. Среди них оре-
шик, одолепь, метла, воронец, семитара (симтарин, симита-
рим), царские очи, ибрагим и многие другие. Народные назва-
ния этих трав почти невозможно сопоставить с общеприняты-
ми в настоящее время, хотя их описание имеется в травниках.
Вот, например, как выглядит и какое действие оказывает при-
воротная трава орешик: «Есть трава орешик, а растет она на
поле, где родится черница и земляница, а цвет на ней желтой
сморчками, а вышина той травы буде в стрелу, а корень гое
травы, как орешки или горох живет. А угожа та трава моло-
дым женам и девицам, ино той корень дай в чем пить, ипо от
тебя и ввек не отстанет и следу твоего станет жадать...» {От-
реченное чтение... С. 458). Траву воронец полагалось «давать
женам и девам — горсти по том человеке начнут». Если дать
человеку напиток, приготовленный из корня одолен-травы, то
«он не может от тебя отстать и до смерти» ( Гам же. С. 411).
Верили, что особенно сильным привораживающим свойством
214
М. В. Нестеров.
За приворотным
зельем. 1888
обладает волшебная трава семитара. В травниках ее описыва-
ют так: «Царь-трава, о шести листьях: первый синь, второй
червень, а четвертый багров... а под корнем той травы чело-
век, и та трава выросла у него из ребер. Возьми человека то-
го, разрежь ему перси, вынь сердце; если кому дать сердца
того, тот изгаснет по тебе» (Забылин М. С. 409). Растений для
приготовления отворотных зелий русские колдуны, судя по
старинным травникам, знали гораздо меньше. С этой целью,
например, использовали растения, которые назывались пет-
ров крест и адамова голова. Считалось, что их корни снима-
ют с человека тоску и скорбь, в том числе и любовную.
Многие растения, использовавшиеся для приготовления
приворотных и отворотных зелий, в действительности оказы-
вали некоторое воздействие на сексуальное поведение челове-
ка. Например, настойка из горчавки легочной снижала сексу-
альное напряжение, а отвар синеголовника действовал как се-
дативное средство. Однако большинство растений с точки
зрения современной медицины не обладало такими эффекта-
ми, а их действие на человека определялось только глубокой
верой в магическую силу.
КОЛИ ГЮМОЫПСЯ I \К И УМ О1Г1У1ШЦ я
215
Ф. С. Журавлев.
У знахарки.
1867
КОЛИ ПОЛЮЬИК Я I \К II X X! OH'IX IIIIIU
Заговоры-заклинания были столь же необходимым компо-
нентом ритуальной практики колдуна. Считалось, что с их по-
мощью колдун устанавливает связь с «иным» миром, от кото-
рого получает сверхъестественную силу. Он произносил их та-
инственным полушепотом над склянкой с зельем или над ще-
потью земли, ковшиком воды, сухой травой, воском или ка-
ким-либо другим предметом, наделяя его волшебными свойст-
вами. Колдовское заклинание начиналось с призыва нечистой
силы: «Встану я, раб (имярек), не благословись, пойду не пере-
крестясь, из избы не дверьми, а з двора не в вороты, в пустую
хоромину или в чистое поле, и стану я призывать царей и кня-
зей черных, диаволов земляных и водяных, крылатых и мох-
натых, воздушных и болотных, лесных и домовых, крымских
и черемисских, саксонских и заморских — пойдите ко мне, со-
общнику своему и угоднику, сотонину рабу (имярек), своею
подною силою призываю вас на свое дело, будите помогатели
во всем с своею силою тысящми и милионы послужите мне, а
я вам послужу своею головою. Призываю вас, царей черных
великих, царь великий Велигер, князь великий Итас, кривой,
наболыпой, ты же нарицаешься Ирод, царь князь великий
диавол Аспид, князь великий диавол Василиск, князь диавол
Енарей, князь диавол Семен, князь диавол Индик, князь диа-
вол Халей» [Отреченное чтение... С. 124—125). После этого сле-
довало изложение просьбы, которую должна была выполнить
вся эта нечистая сила.
216
Если девушка хотела вернуть раз-
любившего ее парня, то колдун про-
износил, например, на воду, пряник
или приворотное зелье такую при-
сушку: «На море окияне, на острове
на Буяне лежит бел камень, на том
белу каменю лежит бел заяц, и к то-
му зайцу приползаю!' три змеи-скор-
пии, щиплют зайца за белое сердце.
Как тому зайцу тошно, так бы было
тошно рабу (имярек) по мне, рабе
(имярек), до горькой хотью и плотью,
костию и яростию, языком и теме-
нем, и белым телом, и красною кро-
вию с черной печенью, с ясными оча-
ми и со всей буйной головою костей
на тридевять жил нохтей, а триде-
вять пожилков да гридевять составов
по сей день, по сей час, по осьмой
приговор» (Там же. С. 125).
Колдун мог дать девушке отво-
ротное зелье, которое надо было по-
стараться преподнести бывшему возлюбленному и его новой
подруге. А можно было сделать, например, так, как делала
колдунья с реки Мезени: взять щепотку земли с двух гор,
подмешать в нее мелко изрубленные когти медведя и прого-
ворить «остудные слова»: «Стану не благословясь, выйду не
перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами,
мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном; выйду
//. //. Чштяков
Этюд
для неоконченной
картины
«Свидание».
1873—1871
на широку улицу, спущусь под кручу гору, возьму от двух гор
земельки; как гора с горой не сходится, гора с горой не сдви-
гается, так же бы раб (имярек) с рабой (имярек) не сходился,
не сдвигался. Гора на гору глядит, ничего не говорит, так же
бы раб (имярек) ничего бы не говорил. Чур от девки, от про-
стоволоски, чур от еретиц, чур от ящер, ящериц» (За&ылин М.
С. 318). После этого землю необходимо было всыпать в еду
тому парню, который должен был забыть свою новую любовь
и вернуться к старой. Колдун мог дать девушке также «осту-
ду» — бумажку с текстом заклинания. «Как мать быстра река
Волга течет, как пески с песками споласкиваются, как кусты
с кустами свиваются, так бы раб (такой-то) не водился с ра-
бой (такой-то) ни в плоть, ни в любовь, ни в юность, ни в
ярость; как в темной темнице и в клевнице есть нежить про-
стоволоса, и долговолоса, и глаза выпучивши; так бы раба
(такая-то) казалась ему (такому-то) простоволосой и долгово-
лосой и глаза выпучивши; как у кошки с собакой, у собаки с
росомахой, так бы у раба (такого-то) с рабой (такой-то) не бы-
217
ло согласия ни днем, ни ночью, ни утром, ни в полдень, ни в
набедок. Слово мое крепко» ( Гам же. С. 318). «Остуду» нуж-
но было положить в сундук с одеждой парня.
Многие девушки прибегали к помощи колдуна для того,
чтобы отомстить парню за измену, навести на него порчу, осо-
бенно если он собрался жениться на другой. Обычно такому
парню «делали невстаниху». Колдун плел из суровых ниток
генето (сетку) и при завязывании каждого узла приговаривал:
«У раба Божия (имярек) 77 жил и 77 суставов — все бы они на
рабу Божию (имярек) не действовали, и все бы они не владе-
ли, и впрямь бы х.. не стоял. Будь у него как нитка, а у ней
как тенето». Наговоренную сетку девушка должна была бро-
сить в такое место, чтобы парень, не заметив, переступил че-
рез нее (Русский эротический фольклор. С. 357).
Были и т акие ситуации, когда девушка хотела освободить-
ся от назойливости парня, докучавшего ей своей любовью. В
этом случае колдун давал девушке иглу с ниткой, выдерну-
той из савана мертвеца, которую она должна была воткнуть в
подол своей рубахи. Или мог посоветовать ей при восходе
солнца отрезат ь от церковного колокола часть веревки и за-
вязать отрезанный конец в три узла, приговаривая: «Как ви-
сит колокол, гак виси у раба Божия сором на рабу Божию от-
ныне довеку» ( Гам же. С. 358). После этого веревку надо бы-
ло положить на порог его дома, чтобы парень через нее пере-
ступил.
Обращение к колдуну помогало гем, что у девушки про-
ходило депрессивное состояние и восстанавливалось душев-
ное равновесие. Даже если парень к ней не возвращался, по-
являлась уверенность, что она отомщена, придававшая де-
вушке внутреннюю силу. Гак например, произошло с девуш-
кой Устиньей Григорьевой, которая испугалась, впервые по-
чувствовав «тоску великую» к солдату. Она пошла к конова-
лу Масею и попросила ей помочь. Масей наговорил над чар-
кой с вином, постругал туда корешок. Устинья выпила, «и от
тоски ей... учинилось свободно, и с того времени ей, Устинье,
и тоски уже не было» (Слтлянская Е. Б. С. 17).
ДЕВИЧЬИ СУДЬБЫ
Ноже! Пошли лужа хорошего,
Н сапогах е галошалт,
Не на корове, а на лошади.
Вольная воля, развлечения, игры в ночётника и почётни-
цу — все эти девичьи радости должны были вовремя закон-
читься. О девичьей жизни говорили: «Куда бы вздумала, зу-
да бы и полетела, где бы вздумала, там бы и села». Но насту-
пал момеиг, когда девушка должна (пяла войти в новую
жизнь, богатую и радостями, и горестями, — жизнь в браке.
«Правильным» для девушки считался именно путь заму-
жества, однако се судьба могла сложиться по-разному. Причи-
ны безбрачия могли был» разными. Вот, например, какие при-
чины называл сельский священник в 1873 году: «...Абсолютная
бедность, крайнее безобразие, болезненность и вообще слабое
и сухое телосложение, то, что называется в народе ..Богу по-
грешила“, то есть распутство; просто ..не судьба44, как говорит-
ся, то есть отсутствие подходящего жениха, и наконец — соб-
ственное нежелание» (Бсллюстин II. 1873. N<> 10). Безбрачие
могло бьпъ результатом чрезмерной разборчивое™ девушки-
невесты или ее родителей, отказывавших женихам одному за
другим в ожидании лучшей партии. Безбрачие угрожало
младшей дочке в семье, если замужество ее старшей сестры
затягивалось: младшхто нельзя было выдать замуж «поперёд»
старшей. «Не судьбу» девушки объясняли и Божьим наказани-
ем — за нарушение установленных правил поведения, напри-
мер за работу в праздничные дни. за игнорирование посиде-
лок и молодежных гуляний, за непосещение церкви и др.
Крестьяне полагали, что каждому человеку уготована
своя судьба и предначертанное свыше изменить нельзя. «Все
Бог да Никола, на то его святая воля», «От судьбы не уй-
дешь», — говорят русские пословицы. Судьба воспринима-
лась как нечто неотвратимое, мало зависящее от собствен-
ных усилий человека. Если девушке суждено замужество, то
«суженого конем не объедешь», а если безбрачие, то «на все
воля Божья».
219
Матушка Прае ко вея,
дай мне мужа поскорее!
Кому кольцо вынется,
Голу сбудется,
Скоро сбудется,
Не лтнуется.
Слава те!
Русские люди рассматривали вступление в брак как глав-
ное жизненное предназначение каждого человека, считали
брак той единственной формой полноценной, добропорядоч-
ной жизни, которую благословил Господь Бог. По народным
представлениям, в браке соединяются в единое целое две по-
ловинки — мужчина и женщина, которые сами по себе недос-
таточны. Даже в загробном мире человек, не нашедший свою
половинку на земле, не сможет успокоиться, а будет повсюду
скитаться в ее поисках. Добрый брачный союз превращает
«человека безумного в человека разумного», сдерживает не-
обузданные влечения и порывы, делает жизнь человека ти-
хой, спокойной, ровной и в конечном счете счастливой. Толь-
ко в браке, освященном Православной Церковью, отношения
полов считались «святы и чисты». Брак был нужен для про-
должения рода, крестьяне верили, что только в супружестве
рождаются нормальные, здоровые дети, а не «выблядки»,
«байстрюки», как называли незаконнорожденных детей, — де-
ти ущербные, презираемые всеми. «Сласти любовные», если
их целью не было рождение детей, воспринимались как боль-
шой грех. Все эта представления о браке передавались от по-
коления к поколению на протяжении не одной сотни лет.
Каждая девушка знала о своем предназначении быть доб-
рой женой, заботливой многодетной матерью, хорошей хо-
зяйкой и мечтала о замужестве. Крестьяне говорили: «Хоть
за пенька, коли нет хорошего женишка».
Нужно сказать, что при выборе жениха девушка предъ-
являла к парню несколько иные требования, чем при выборе
почётника: с мужем «век вековать, детей наживать», а с по-
чётником только «время молодое весело проводить». Жених
должен был обладать такими чертами характера, которые по-
зволили бы ему в будущем стать рачительным хозяином, за-
ботливым мужем и отцом. Девушки говорили: «С хорошим
мужем и на бору хлеба добуду, всегда сыта буду».
Родители старались выдать свою дочь за жениха из хоро-
шей семьи, пользующейся всеобщим уважением, руковод-
ствуясь принципами: «Яблочко от яблоньки недалеко падает»
и «От сосны яблочек не родится». Девушку из достойной се-
220 мьи никогда не отдавали замуж в семью, где пьянствуют, де-
'.ill
Г. К. Михайлов.
Девушку
ставящая свечу
перед образом.
1842
боширят, матерятся, бездельничают, даже если парень всем
нравился. О парне с плохой «отчиной» говорили: «Сын в от-
ца, отец во пса — вся родня в собаку». Старались также под-
бирать «ровню»: «Подобный ищет подобного: бойкий — бой-
кого, тихий — тихого, богатый — богатого, бедный — бедного»
[Русские крестьяне. Т. 1. С. 466). Родители богатой невесты
свое нежелание отдавать дочь в бедную семью объясняли так:
«Туда приезду нету» (то есть там не смогут хорошо встретить
гостей). Если родители девушки отказывали «ровне», мечтая
выдать свою дочь замуж в семью богаче собственной, то им
обычно говорили: «Кого же вы лучше ждете? Московские бо-
гачи к нам не будут, новогородские купцы к нам не наедут,
\I\|V|!1K \ |||’\( kOUHI Д\1! ХИН А \ I Н К kOl'l I ’
221
сами рассудите и по себе дерево рубите» [Смирнов А, Г.
С. 452). Искали жениха, у которого было поменьше братьев,
а лучше всего — если парень у родителей единственный сын: в
этом случае не придется проводить раздел семьи, когда все
братья переженятся. В частушке поется: «Я за то его любила,
что один сын у отца, уродился в молодца». Родители надея-
лись выдать дочку за парня из своей деревни или из окрест-
ных деревень, чтобы иметь возможность в будущем почаще
ее навещать: «Не вздыхай тяжело, не отдадим далеко, хоть за
курицу — да на свою улицу».
Родители старались найти девушке жениха пораньше:
«Зелено сжать, молодо выдать», «Девку отдай замуж, не до-
ращивай». В свадебном фольклоре невесту называли «береза
незеленая», «черемуха несозрелая». Считалось, что она дозре-
ет в замужестве: «Недоспелая маковка, где будешь доспе-
вать? — У милого на руке!» Браки старались заключать меж-
ду людьми, разница в возрасте которых не превышала двух-
трех лет. Неравные браки были нежелательными прежде все-
го из-за боязни раннего вдовства, которое считалось большим
несчастьем, Божьим наказанием. Русские пословицы говорят:
«Лучше семь раз гореть, чем один раз овдоветь», «В девках
приторно, замужем натужно, а во вдовьей череде что по гор
ло в воде». Возраст, начиная с которого можно было вступать
в брак, определялся церковными и светскими властями. В
XVII—XVIII веках девушки могли вступать в брак с 13 лет,
Ч \ I \ II IK \ III’ \( |ч( ||’>| '| [ \|| Mill М\ ,К \ h( '( IxUl’l | '
«В селе малом
Ванька жил».
Рисунок с лубка
XIX в.
222
Деревенские
молодцы. Фото.
Начало XX в.
Ярославская губ.
юноши — с 15. Это положение было узаконено Синодом в
1774 году. В 1830 году указом императора Николая I нижняя
граница брачного возраста определялась, соответственно, 16
и 18 годами. Ранние браки в народном быту считались очень
желательными и даже необходимыми. Этнограф Р. Я. Вну-
ков объяснял это стремление так: «Женить стараются помо-
ложе — пока половой инстинкт заглушает в парне все осталь-
ные соображения, пока воля послабей, чтобы не женился по
собственному желанию да не выбрал неугодной жены. „Жени
помоложе, пока послушен, а уматереет — не уженишь", — жи-
тейская мудрость стариков. Невесту хотят взять помоложе,
попослушней, полудетский характер, слабый организм, не-
умение работать — хорошее ручательство послушания невест-
ки. Когда войдет в года невестка, окрепнет, задавят' дети, по-
неволе смирится» {Внуков Р. Я. С. 25—26). Реальные условия
народной жизни вполне способствовали заключению ранних
браков. Новобрачные, по русскому обычаю, начинали свою
семейную жизнь в налаженном хозяйстве родителей мужа, не
взваливая на себя груза забот, который они, будучи слишком
молодыми, не смогли бы одолеть.
По народным представлениям, жених и невеста должны
быть «ягодка к ягодке, цветок к цветку». Для красивой де-
вушки старались подобрать такого же парня — «голова голо-
вы стоит». При этом считалось, что девушка и парень не
должны быть равными по уму: в браке умным должен быть
только один человек — или муж, или жена. По этому поводу
крестьяне рассказывали такую легенду. Как-то раз шли Иисус
Христос и Николай Угодник мимо поля, где отдыхала девуш-
223
Сваха.
Фото
С. А. Лобовикова.
1926-1927
ка: «нажала сноп, рассолодела и лежит». Они решили спро-
сить у нее дорогу в деревню. Девке лень было вставать, она
задрала вверх ногу и указала им дорогу: «Вон — ступайте!»
Христос на это сказал Николе: «Вот дурища девка — лень ей
встать!» Потом они увидели парня, который пахал землю, и
тоже спросили: «Куда пойти на такую деревню?» — «Вот сю-
да, старички почтенные!» Христос и Никола пошли дальше,
но вскоре их догнал тот же парень, забывший сказать, что до-
рога раздваивается и им надо идти налево. После этого Хри-
стос и говорит: «Да вот разница какая в девке и парне. Дев-
ка — дура, а ему надо счастье устроить». В ответ на это Нико-
ла произнес: «А что лучше ему вот за эту девку». Христос не
согласился: «Такую дуру нельзя выдать за такого парня». За-
спорили. Никола и говорит Христу: «Ты молод!» — «Как так?
Я правильно рассуждаю. Чем я не умею судить?» — «А вот
чем. Сведи-ка двух дураков. Тебе их не рассудить. А сведи
двух умных. Они и тебя забудут. А если таких свести, то все
довольны будут» [Русские крестьяне, Т. 1. С. 465—466).
Главным достоинством парня считалось трудолюбие и
знание мастерства. Калужскую крестьянку спросили: «Все-та-
ки как бы ты хотела [выдать замуж дочку] — за богатого или
работящего?» Она ответила: «Конечно, лучше за работяще-
го: деньги-то пройдут, а мастерство да старанье всегда будут
с ним» (Там же. С. 57). Важно было, чтобы парень обладал
благоразумием, хорошим здоровьем и трезвостью: «...Имей
он [парень] и достаточных родителей, значительность семьи,
224 даже пусть он будет трудолюбив (первое качество), но если
! i \ 'III!
пьет сильно водку, да еще не-
спокоен во хмелю, все его дос-
тоинства затемняются и парень
не имеет почти никакой цены.
Выходить замуж за подобную
личность едва ли согласится
какая-либо порядочная девуш-
ка, разве только та, которой
только бы прикрьггь, как гово-
рится, голову» (Там же).
Естественно, что все необ-
ходимые качества могли быть
и у ночётника девушки. Такую
историю записала в 1898 году
земская учительница в Каля-
зинском уезде Тверской губер-
нии. «„В селе стало известно,
что Иван Дорогутин — сын
трактирщика из села Рождест-
вспно — посватался к Катерине
Лопатиной из деревни Бревно-
во... Давно уже девкам в при-
мечу было, что как в праздник
дорогутинского трактирщика
сын приедет, так Катенька ло-
патинская все из хоровода про-
падает да пропадает... Потом
Дергвеш кие
парни.
Фо К).
Начало XX в.
уже прознали, что это доберется она к себе в избу, а Дашутка
Фролова — знаешь? первая ее подруга, — как она зайдет в из-
бу, так Дорогутина и зазовет гуда, да так все втроем и сидяч'
там, и все бают, все бают, а то в карты станут играть. Девки
давно уже признали это, да так и не приставали к ним". — ,.А
отец с матерью Катеньки ничего, не мешали им так сидеть
втроем?" — ..Нс, чего им мешать. Отец, знаешь, как такому
мужику рад: ведь богач, что твой купец... Таперича бают, До-
рогугин, отец-те, как с матерью молвил, что надо куды ни то
невесчу ехать смотреть, а Ванька-те и забаил: куда, бать, ни
ездите, а ни у кого не возьму, как только у бревновского Ло-
патина Катеньку. Ну отцу-то с матерью хоть и не любо, мо-
жет, и хотелось взять по своему капиталу, где ни тоже из тор-
говых, да ничего не поделаешь: один сын, надо тешить...
А Лопатину-те как любо, что такой жених подъехал. Так и
земли под собой не чует". — „Ну да и ведь Лопатин богат, —
возразила я. — Гак уж это дело порешенное насчет свадьбы-
то?" — „Коли не решенное. Известно, решенное: в воскресенье
свадьба будет"» (Там же. С. 486). Но зачасчую девушкам при-
ходилось расставаться со своими ночётниками:
225
Крсстъянская
девушка. Фото.
Начало XX в.
— Перестань, милый, ко мне ходить,
Перестань, милый, меня любить.
— Ах, да ты прощай да и прости,
Моя разлюбезная, простимся навек,
Ах, проед имся навек мы с тобой.
Родители девушки направляли
все усилия на то, чтобы найти дочери
достойного мужа. Если жених не-
множко «запаздывал», то девушку
утешали: «Не плачь, будет и твой
урод стоять у ворот». При этом вери-
ли, что если хорошенько попросить
Божью Матерь, Параскеву Пятницу,
Николая Чудотворца, то они могуч'
дать девушке желаемое замужество.
В году у русских было несколь-
ко дней, которые считались «девичьи-
ми» и в которые можно было обра-
щаться к святым покровителям с
просьбой о счастливом замужестве:
Покров (1/14 октября), праздник Ка-
занской иконы Божьей Матери (22 ок-
тября / 4 ноября), день Параскевы
Пятницы (28 октября / К) ноября), Введение (21 ноября / 4 де-
кабря). В южнорусских губерниях «девичьим» был также осен-
ний день Кузьмы и Демьяна (1/14 ноября). Как «девичьи» дни
в северо-восточной части Вологодской губернии отмечали де-
вятую пятницу по Пасхе и Первый Спас (1/14 августа), в Лих-
випском уезде Калужской 1уберпии — летний день Кузьмы
и Демьяна (1/14 июля). В эти дни девушки присутствовали
в церкви на праздничной литургии, ставили свечку перед ико-
ной святого, день которого праздновался, заказывали молебен
и просили желанного замужества: «Мать Богородица, стреть
меня на чужой сторонушке».
Свою просьбу о замужестве девушки могли высказать
также и в святых местах. Такие сакральные ueirrpw имелись
по всей России: святость места, как правило, связывалась с
находящимися здесь мощами святых или могилами подвиж-
ников, блаженных, мучеников за веру, чудотворными икона-
ми или святыми ключиками, озерами, колодцами, священны-
ми деревьями, камнями. Девушки приходили к святому мес-
гу, молились и оставляли в дар святому покровителю поло-
тенце, платок, кусок ткани, ленточку (вешали на икону, крест
или окружающие деревья). Многие девушки, мечтая о заму-
жестве, давали святым угод никам обет: «Николай Чудотво-
226 рец! Выдай замуж! Даю обет сходить к тебе» — или: «Матуш-
ка Прасковея! Помоги! Вышью тебе пелену!» После замуже-
ства обет нужно было исполнить.
Верили, что добиться замужества можно с помощью ма-
гических действий. Например, в четверг на Страстной неделе
надо было рано утром подмести крыльцо, приговаривая:
«Крылечко разметаю, со всех четырех сторон женихов дожи-
даю» — или обежать три раза вокруг дома со словами: «Суже-
ный мой, ряженый мой, пора тебе жениться. Мне пора замуж
идти. Я насиделася и ты нагулялся. Хватит тебе гулять» — и
стукнуть пяткой о нижнее бревно избы. В селе Усть-Цыльма
на Печоре старые женщины советовали девушкам сделать
так, чтобы вызвать сватовство парня: пойти в натопленную
баню в старой рубахе, встать ногами в лохань с водой, разо-
рвать на груди рубаху, сбросить ее в лохань под ноги и мыть-
ся, стоя на ней. Потом рубаху ополоснуть три раза в реке, ка-
ждый раз приговаривая: «Река-матушка, вода проточная, мою
рубашку приняла и унесла, так раб Божий, суженой, ряже-
ной, забрал меня из девушек (имя), увез с собой за поля, за
высокие горы, за глубокие моря, за широкие реки, за боль-
шие дороги. Солнце на месте не стоит, идет и движется, зам-
ков не надевают на него, ключей не собирают. Так же бы ра-
ба Божия суженого никто не запер, никто не воротил от (имя)
рабы Божией. Век на веку, отныне и до веку» (Русские загово-
Парасксва
Пятница.
Икона XV —
начала XVI в.
Святой
источник
\ деревни
Абросово
Новгородской
обл.
Фото
О. Г. Барановой.
1998
\l \ I 4 IHK \ 111 \< lx< >l;l 'I Д J 1 \|НI \!Х ,к '• I h )( и >1'1 I '
227
\! \| \ 1ПКЛ III’\( 1« Ж1 Я Д\1! \1!П XI’S /к \ IKK КОРН*
Н. К. Пилюненко.
Святочное
гадание.
1888
ры и заклинания. С. 145). После этого рубаху надо опустить в
воду и смотреть, утонет она или поплывет. Если сразу утонет,
то девушка в этом году выйдет замуж, если поплывет — заму-
жество еще не скоро. Считалось также, что если отец девуш-
ки сбросит с крыши охлупень — бревно, удерживающее тес
на крыше дома, то она быстро выйдет замуж: «Как охлупень
слетел, чтоб так и девка вышла замуж» (Там же. С. 146).
По народным представлениям, судьбу человека, предопре-
деленную свыше, можно распознать во время обрядов гада-
ния. Верили, что все сведения о будущем поступают к гадаю-
щему при посредничестве нечисти: дьявола, чертей, бесов, ле-
228
ших, домовых, овинников или
духов умерших людей. Соответ-
ственно этому выбиралось вре-
мя и место гадания. В русской
градиции гадания приурочива-
лись к переломным дням народ-
ного календаря, в первую оче-
редь — к Святкам, связанным с
днем зимнего солнцеворота и
наступлением нового солнечно-
го года, когда граница между
«тем» и «этим» миром открыта.
Гадали в основном в вечернее
или ночное время, ближе к по-
луночи, стараясь успеть до пер-
вого крика петуха, с которым
нечисть исчезала. Для гаданий
выбирали нежилые постройки и
помещения: бани, овины, хле-
вы, подвалы, чердаки; места по
гребения «псчистиков» (опойц,
утопленников, самоубийц); по-
граничное пространство между
«нашим» и «иным» миром: по-
рог, ворота, перекресток дорог,
кладбище, колодец, прорубь.
Перед началом гадания девуш-
ка должна была обязательно
Е /. С<мншв.
Гадание.
1811
снять с себя крест, а также распустить волосы, снять пояс или
даже всю одежду, то есть привести себя в «нехристианский»
вид; после гадания требовалось очищение святой водой, испо-
ведь и причащение. Начиная гадание, «нехороших» призыва-
ли, например, такими словами: «Лешие лесные, болотные, по-
левые, все черти-бесенята, идите все сюда, скажите, в чем моя
судьба», после чего нужно было ожидать знака собственной
судьбы, а затем суметь правильно истолковать его. Такими
знаками могли (пять сны, звуки, тени, форма растопленного
воска, олова или вылитого в воду куриного белка, поведение
животных и насекомых, состояние растений, осязательные
ощущения, символика предметов и т. д.
В хорошо известном всем гадании о замужестве девушка
использует зеркало в качестве предмета, через который нечис-
тая сила проникает в мир людей. Вог один из многочисленных
вариантов этого гадания: «В пустой комнате, особенно в бане,
ставят одно против другого два зеркала и, держа одно из них в
руках, смотрят, не мигая, в другое, освещенное двумя свечами.
При этом ставят на стол два прибора и при начале гадания го-
229
ворят: „Суженый-ряженый, приди ко мне
ужинать!u Это бывает в самую глухую
полночь. При этом девица безустанно
смотрит в зеркало до тех пор, пока не по-
кажется какое-либо видение. Счастлива
девица, если запоют петухи в то время, ко-
гда сидит с ней суженый. Но если это ско-
ро не случится, то суженый замучит ее до
смерти» (Смирнов В. С. 28).
Собравшись небольшой группой, де-
вушки отправлялись на перекресток до-
рог и, очертив себя защитным кругом, по
очереди кричали: «Черти чертитесь, бесы
беситесь, а нам гость» — или: «Черти к
нам, чертенки к нам, вокруг круга ходи-
те, к нам не заходите!» После этого вни-
мательно прислушивались к раздавав-
шимся в ночи звукам: лай собаки указы-
к. //. ьрю.иов. вал, в какую деревню призвавшая чертей девушка выйдет за-
(алакиная муж, колокольный звон или стук обещал смерть, музыка —
iK3h свадьбу, топот коня, скрип саней — дальнюю дорогу, звон ко-
локольчика — приезд сватов.
Очень опасным считалось гадание в ночь Крещения око-
ло проруби или колодца. Девушка должна была всматривать-
ся в воду, чтобы увидеть лицо суженого, перед этим громко
крикнув: «Водяные, сбегайтесь и смущайтесь, наши суженые
приходите за водой на реку».
Можно было узнать свою судьбу с помощью «жеребейки»,
по принципу «кому вынется, тому сбудется». В блюдо склады-
вали кольца и накрывали блюдо платком. Кольца вынимали
из блюда под пение специальных подблюдных песен: испол-
няя очередной куплет, девушки давали ответ владелице коль-
ца о ее будущем. Это были песни-метафоры, предсказания в
них передавались через символические образы: хлеб (зерно),
квашня с хлебом, жемчуг, золото предвещали благополучие,
довольство, достаток; ворона (коршун), сидящая па избе, —
смерть; расстилание полотна — работу у чужих людей; сани —
нежеланный уход из родного дома; брачный венец, яхонт, со-
кол, голубка, кочет — скорое замужество:
Идет кузнец из кузницы.
* *
Гы кузнсц, ты кузнсц!
* 9
И ты скуй мне венец!
Из остаточков мне
Золот перстень.
Из обрезочков мне
Булавочек.
230
Русские святочные
гадания на курах.
Лубок. 1858
Ужи тем-то мне венцом
Венчатися,
Ужи тем-то мне кольцом
Обручатися,
Ужи теми булавками
Притыкатися.
На Святках отправлялись к проруби погадать «на камеш-
ках» — засунув руку в воду, просили: «Батюшка водяной, во-
дичка чистая, дай мне камешек баской, чтоб муж был бас-
кой». Если ухваченный камешек гладенький — значит, жених
будет «баской» (красивый), если камешек шершавый — жених
будет рябой. Весной и летом гадали на растениях и цветах.
Например, вечером в день Аграфены Купальницы (23 июня /
6 июля), то есть в канун Иванова дня, девушки собирали буке-
тики из иваньковских цветов или цветов богатки: если на дру-
гой день они сохранят свою свежесть, то это знак счастливого
замужества, а если увянут, то и замужество будет печальным.
Большой популярностью у девушек пользовались также
различного рода гадательные книги. Например, «Загадки ца-
ря Давида», «Гадательная книжка Соломона царя», «Гадания
пророка Валаама премудрого, гадательные и странные»,
«Аристотелевы врата», а также сонники, оракулы и т. д. Они
появились в народном быту очень давно, еще во времена
Средневековой Руси, когда переписывались от руки, тщатель-
но хранились, передавались по наследству. Однако широкое
распространение получили в XIX веке: их продавали на яр-
марках, базарах, рекомендуя как «новейший гадательный
способ, служащий к невинному увеселению людей любого по-
I |.|1 • и и | \ 'Г \1\ II Н\ И\1 Ь IIK •'! )\<111 \ '111I \ I \ 1\
231
Гадательная
книжка.
Дубок. 1879
Сонник.
Хубок. 1883
ла». Гадательные книги состояли из пронумерованных тек-
стов, выдававшихся за мысли царя Соломона или какого-ни-
будь другого древнего мудреца, и листа бумаги с чертежом
из концентрических линий, спирали с номерами текстов. Га-
дание начиналось со слов, обращенных к мудрецу, например:
«Царь Соломон, скажи мне сущую правду!» После этого де-
вушка бросала на лист зерно или камешек и по выпавшему
номеру зачитывала ответ в гадательной книге. Для гаданий
использовалась также Псалтырь, состоявшая из пронумеро-
ванных псалмов. Перед гаданием читали молитву, книгу три-
жды поворачивали на голове гадающего, после чего открыва-
ли наугад страницу и читали напечатанный на ней псалом,
служивший ответом на заданный вопрос. Самое сложное в
этих гаданиях было толкование текста, потому что он не все-
гда давал прозрачный ответ. В сонниках объяснялись вещие
сны, в которые девушки искренне верили. Считалось, что сон
можно вызвать искусственным путем. Например, чтобы при-
снился суженый, надо было в Святки перед сном осыпать
себя овсом со словами: «Суженый-ряженый, приди овес
косить». А вот будет ли жизнь с ним счастливой — об этом
девушка могла узнать из сонника, где дается толкование
обстоятельств появления жениха во сне.
Гадания на жениха никогда не рассматривались девушка-
ми, их родителями и даже Церковью как настоящая ворож-
ба, чародейство. К ним относились как к девичьей забаве, но
забаве опасной и греховной: во время гадания человек пытал-
232
ся заглянуть за пределы доступного ему знания, увидеть то,
что ему не положено видеть, узнать волю Бога, обращаясь
при этом к нечистой силе. Девушки рассказывали друг другу
страшные истории, связанные с гаданиями. Например, о том,
как к гадающей девушке пришел мертвый жених, как не-
чисть забрала с собой девушку в потусторонний мир и т. д.
Вера в гадание была очень сильной. Одна вологодская жен-
щина рассказывала, что ей пришлось отказать в сватовстве
своему почётнику и выйти замуж за вдовца с двумя детьми
потому, что лицо вдовца она увидела в проруби во время свя-
точного гадания.
Уже не девка, еще не баба
Мать дочерю родила,
На Ьслыи свет пустила.
Доли навек не дала.
Девушку, которой, как говорили, «на долю не выпало за-
мужество», называли обычно «старой девой», «вековухой»,
«попетым волосьём», «седой макушкой». Вековухой она объ-
являлась тогда, когда все ее ровесницы стали замужними
женщинами. Ее переставали приглашать на посиделки и гуля-
нья: «Ну этой-то пора покойников мыть, а она все гуляет».
Про нее говорили, что она «как сорока на березке — все сидит
и сидит». В конце концов девушка «перест арка» исключалась
из молодежного коллектива, но при этом не принималась и в
женский, оказывалась одинокой, «как птица, отставшая от ле-
бединой стаи и не взятая с собой другими птицами». Марги-
нальность ее положения выражалась еще и в том, что старая
дева должна была по-девичьи заплетать волосы в одну косу,
носить девичью одежду, но только темных, как у старух, цве-
тов, и нс пользоваться никакими украшениями.
В русской деревне безбрачие считалось явлением ненор-
мальным, противоречащим природе, а к старой деве относи-
лись как к человеку неполноценному, ущербному и даже
грешному: она «не познала жизни», не реализовала свой жиз-
ненный потенциал, не исполнила свой долг перед Богом и
людьми. Ее и жалели, и презирали, подвергая различным на-
смешкам, напоминая ей при случае, что она «пи то ни се».
Старая дева не могла жить самостоятельно, потому что
для крестьянского хозяйства требовались и мужские, и жен-
ские руки. Обычно опа жила вместе с родителями, а после их
смерти переходила в семью брата, выполняя все женские ра-
боты: участвовала в сенокосе, жатве, выращивании льна, пря-
ла, ткала, нянчила племянников. Если старая дева была хоро-
шей работницей с твердым характером, го при больной мате- 233
А. Г. Венецианов.
Девушка
на сеннике.
1870-е
Ч\ ‘I 111 Illi I \ 'HI II III l'l'
ри или невестке она могла стать большухой, управляя всем
хозяйством семьи. В большинстве случаев статус старой девы
в семье был весьма невысоким, особенно если она была сми-
ренна, невзрачна на вид, а еще хуже больна.
Люди приписывали старым девам, даже самым трудолю-
бивым, скромным и добрым, множество отрицательных черт:
злая, вредная, завистливая, неуживчивая, сварливая, ленивая,
некрасивая, с дурным глазом. «Поповой собаки, отставного
солдата да старой девки злее нет», — говорит пословица. Счи-
талось, что старые девы обладают способностью приносить
вред своим односельчанам. Например, могут сделать на поле
так называемые заломы: прийти в полночь к созревающим
хлебам и, сняв рубаху и распустив волосы, надломить часть
колосьев или скрутить их в жгут. По поверью, после жатвы
зерно перетечет в закрома старой девы, жница, сжавшая за-
лом, погибнет, а люди, съевшие хлеб, испеченный из зерен за-
лома, умрут.
В русских деревнях были также широко распространены
представления о том, что старая дева, тоскуя, вступает в лю-
бовную связь с бесами и что она может превратиться в ведь-
му, которая «от коровушек молочко отдаивает, промеж межи
полоску прожинывает, от хлебушка спорынью отымывает».
Верили, что черт в виде огненного змея прилетает в дом к
старой деве через трубу и, обернувшись красивым мужчиной,
ложится в ее постель. Вот, например, как об этом рассказыва-
234
ли в Ярославской губернии в конце XIX века: «В Давыдков-
ской волости жили в одном доме две сестры-девицы. Одна из
них была пожилая, другая — девушка-невеста. К старшей и
прилетал каждую ночь огненный змей. Нередко, подходя к
избе, посторонние слышали разговор, причем, кроме голоса
хозяйки, явственно слышался и посторонний мужской голос.
Войдя в избу, они никого не видели, кроме самой хозяйки.
Посещая эчу пожилую девицу, змей приносил ей деньги, и
она, не получая ниоткуда никаких средств, жила очень бога-
то. Умерла эта девица в ужасных мучениях. Говорят, что
умирающую свою сожительницу змей хотел затащить под
печку сквозь небольшое окошечко, но она не прошла и умер-
ла чут» (ЛРЭМ. ф. 7, on. 1, д. 1799, л. 5 об.).
Люди верили также в связь тосковавшей по любви веко-
вухи с домовым (дворовым) — мифологическим хозяином
дома. По поверью, полюбив вековуху, он проявлял забочу о
пей, старался, чтоб ее не обижали и даже мог избить невест-
ку, которая плохо относилась к своей вековухе-золовке. Каж-
дую ночь он приходил к своей избраннице, заплетал ей косу,
ложился к ней в постель и был очень ревнив. В старинной
быличке, записанной в Кадниковском уезде Вологодской гу-
бернии, рассказывалось: «Жила у нас старая девка, незамуж-
няя; звали ее Ольгой. Ну, все и ходил к ней дворовушко
спать по ночам, и всякий раз заплетал ей косу и наказывал:
„Если ты будешь ее расплетать да чесать, то я тебя задавлю*.
Гак она и жила нечесаной до 35 годов — и не мыла головы, и
гребня не держала. Только выдумала она выти замуж, и ко-
гда настал девичник, пошли девки в баню и ее повели с со-
бой, незамужнюю чу, старую девку, невесту’ чу. В бане стали
ее мыть. Начали расплетать косу и долго ее не могли расче-
сать: так-то круго закрепил ее дворовушко. На другое утро
надо было венчаться — пришли к невесте, а она в постели ле-
жит мертвая и вся черная: дворовушка ее и задавил» ^Макси-
мов С. В, 1996. С. 27).
Все эти поверья заставляли семью вековухи или деревен-
ских баб, увидев огненный сноп над трубой или просто запо-
дозрив старую деву в сожительстве с нечистой силой, пред
принимать меры. Чтобы отвадить огненного змея, избу оку-
ривали ладаном, окропляли святой водой, посыпали пол и по-
стель семенами льна или мака, втыкали в стены и наличники
окон ветви рябины, чертополох, надевали на вековуху пояс,
сшитый из ризы священника, па постель ей клали уздечкч,
оставляли на ночь зажженной пасхальную свечу. Рассказыва-
ли, что огненный змей, увидев все это, кричит: «А, догада-
лись!» — хлопает в ладоши, хохочет и чут же пропадает. Что-
бы отвадить от вековухи домового, надо было или прочитать
молитву, или выбранить его матерными словами. Кресчч.яне
235
Новгородской губернии верили,
ччх) отваживать дворового от веко-
вухи нужно с помощью ременной
плети с прикрепленной к ней нит-
кой из савана мертвеца, обмазан-
ной воском. В полночь надо выйти
на двор, поджечь восковую нитку и
бить плетью о стены хлева, приго-
варивая: «Вот тебе, вот тебе!»
Жизнь вековух регламентиро-
валась особыми правилами. Счита-
лось, что они не должны прини-
мать участие в праздничной жизни
деревни: ходить в гости, плять
Ьо1 ома 1 ерь
Знамение
< Николо!!
и Власием
Икона Х\ —
начала XVI в.
вместе со всеми на улице, петь и плясать, что должны не ве-
селиться, а замаливать грех безбрачия. Старым девам не по-
лагалось также участвовать во всех продуцирующих обря-
дах. Им, например, нельзя было работать на ноле в первый
день жатвы, сжинать первый и последний сноп, которые яв-
лялись, по мнению крестьян, залогом будущего урожая. Они
не могли присутствовать при отеле коровы или окоте овец,
так как это угрожало в дальнейшем плодовитости живот-
ных. Вековухе запрещалось помогать женщине при родах:
верили, что родовые муки от этого удвоятся, потому что ста-
рая дева их не испытала. Она не участвовала в приготовле-
нии еды для свадебного пира, чтобы молодые не были бес-
плодны. Старым девам даже не разрешалось печь хлеб для
всей семьи, так как хлеб считался символом семейного бла-
гополучия.
Вековухи, независимо от своего возраста, зачастую выпол-
няли функции стариков: обмывали и обряжали умерших, чи-
тали молитвы по покойнику. Кроме того, участвовали в обря-
дах защиты людей и животных от болезней, вызывания дож-
дя во время сильной засухи и др. По народным представлени-
ям, эти обряды могли проводить старухи, вдовы и девушки
как нс имеющие половых отношений с мужчинами.
Судьба вековухи могла сложиться и более печально. Если
ее ближайшие родственники были слишком бедны и относи-
лись к ней как к нахлебнице, она могла превра ти ться в «поби-
руху», «побирашку». Вековуха жила отдельно в худенькой из-
бушке, побираясь зимой, в голодное время, по окрестным де-
ревням. Ее одежда была скудной, «нищему собраться — толь-
ко подпоясаться». Отправляясь в путь, она (фала с собой
иконку с образом Божьей Матери или Спасителя, котомку
для подаяний и посох. На деревенских храмовых праздниках,
кладбищах, папертях церквей раздавался ее жалобный крик:
«Милостыньку Христа ради, поминаючи родителей ваших во
236
Н. М. Наснеиов.
Нищие певцы.
IH73
Царствии Небесном». Вековухи, ставшие профессиональны-
ми нищенками, просьбу о подаянии выражали более сложны-
ми формулами: «Помяни вас, Господи, во Царствии Небес-
ном, запиши вас, Господи, во кануны светлые, в записи цер-
ковные, отвори вам, Господи, двери райские, дай вам, Госпо-
ди, рай пресветлый» (А РЭМ, ф. 7, on. 1, д. 1772, л. 14). Обра-
щение к людям со словами о Христе и милосердии помога-
ло нищенке преодолеть отчуждение, возникавшее в первый
миг встречи с ней. Нищим обычно всегда подавали, их вос-
принимали как людей, угодных Богу: «Нищими свет стоит,
через них Господь терпел всему народу грешному, и считает-
ся нищий Божьим гостем, которого грешно не накормить и не
подать ему» (А РЭМ, ф. 7, on. 1, д. 470, л. 42). Считалось, что
подавшему милостыню Бог снимает часть грехов. Крестьяне
подавали хлеб, пироги, блины, муку, яблоки, овощи и очень
редко деньги.
Некоторые глубоко верующие старые девы становились
божьими странницами, которые ходили по святым местам для
богомолья. Отправляясь в богоугодное странствие, старая дева
обращалась за благословением к матери, крестным родителям,
а если их не было, к старшей по возрасту' близкой родственни-
це. Ей говорили, например, так: «Поди, Бог с тобой. Благосло-
ви, Господи, на всех пулях, на всех дороженьках. Пресвятая
Богородица, спаси и сохрани от всяких напастей, от злых лю-
дей, от воинских боев, от судов, от гроз, от пожаров, от вод, от
237
На богомолье.
Фото.
Начало XX в.
болезней. Спаси, сохрани, Господи» (цит. по: Щепанская Т Б.
С. 102). После этого богомолке давали «благословеньице» -
иконку с образом Божьей Матери, крестик, бумажку с текстом
«Сна Пресвятой Богородицы» или «Воскресной молитвы». Это
должно было охранять ее в пути «от зверя лесного, человека
лихого и от духа лукавого» (Там же. С. 97). В «вечное скита-
ние» она брала с собой также какую-нибудь «памятку»: щепот-
ку золы или уголек из печки родного дома, горсть земли с ро-
дительских могил, небольшое полотенчико, вышитое мате-
рью, — то, что связывает человека с его отчим домом. Выходя
за порог, будущая странница говорила: «Пошла я, раба Божия,
в путь, Божья мать впереди, Господь позади, ангел-хранитель,
огороди пути мои. Аминь!» (Там же. С. 95).
Божья странница отправлялась в путь по святым местам
одна или в компании двух—пяти таких же старых дев — бого-
молок. Они были одеты, как и мужчины-странники, в черные
подрясники и скуфейки, подпоясывались ремнями, головы
покрывали зачастую мужскими шапками. В руках богомолки
всегда был посох, а через плечо висела холщовая сума. Во
главе этой небольшой артели стояла какая-нибудь долго
странствовавшая и опытная вековуха. Она определяла мар-
шрут, договаривалась о ночлеге, заботилась о безопасности в
дороге. В святом месте божьи странницы останавливались на
несколько дней, молились не только за себя, но и «за весь
крещеный мир», прикладывались к святым мощам, иконам и
снова отправлялись в путь. Они двигались из года в год от од-
ного монастыря к другому, от одной церкви с чудотворной
иконой до другой, добирались даже до христианских святынь
Иерусалима.
238
М. Я. Виллие.
Перед Святыми
вратами
в Борисоглебском
монастыре.
Вторая половина
1880-х
В дороге божьи странницы выполняли определенные пра-
вила, которых было множество и которые были направлены
на обеспечение безопасности. Всех встречавшихся на пути
людей приветствовали ласковыми словами: «Мир дорожкой,
родимый!», «Здорово, родимый! (сестрица, матушка, дядюш-
ка)». В ответ им обычно говорили: «Спаси Бог», «Спасибо»,
шутили: «И то не ссорюсь». После этого богомолки спрашива-
ли, куда человек держит путь, и если в ту же сторону, — нель-
зя ли пойти вместе. В путь божьей страннице нельзя было от-
правляться босиком, с голыми ногами, с непокрытой головой,
распоясанной — чтобы не вызвать сексуальных притязаний
нечистой силы. Верили, что особенно леший любит утаски-
вать к себе женщин и что он легко может похитить женщину,
справляющую нужду прямо на дороге или на левой стороне
обочины. Странницам нельзя было прямо на дороге или на
I I 1’1 U НК \ I Illi HI К \|,
239
заброшенной (чертовой) тропке устраивать привал: разводить
костер, раскладывать еду, отдыхать. Все это разрешалось де-
лать только в стороне от дороги.
Богомолки ночевали обычно в крестьянских избах, где их
охотно принимали, кормили, давали в дорогу съестные при-
пасы, а взамен расспрашивали, что хорошего они видели, у
каких угодников бывали. Странницы с удовольствием расска-
зывали о паломничестве к святым местам, показывали, а ино-
гда и продавали «святости» — вещи, приобретенные во время
странствий: иконки, крестики, просвирки, пузырьки со святой
водой или маслом, щепочки от гроба Господня, обладающие
целительной силой. Рассказы о «матушке Рассее» и о чудесах,
происходивших на ее пространстве, с удовольствием слушали
мужики, бабы, дети. Вековухи-богомолки любили еще пропо-
ведовать о греховности мира, грядущем конце света, о необ-
ходимости спасения. Мужикам такие речи были менее инте-
ресны: «Ну, пошла писать губерния!» — уходили они. В избе
приютившей их крестьянки божьи странницы по желанию
слушательниц пели духовные стихи о Пресвятой Богородице,
провидевшей тяжелую судьбу своего еще не рожденного сы-
на, о ее хождении по мукам, о Параскеве Пятнице, наказы-
вающей женщин за пищевое и сексуальное невоздержание во
время пятничного поста и за прядение и тканье по пятницам.
Особенно много исполнялось стихов о кающейся грешной
женской душе, представшей перед Господом:
Еще душа Богу согрешила:
Из коровушек молоко я выкликивала,
Во сырое коренье выдаивала.
Смалешеньку дитя своего проклинывала,
Во белых грудях его засынывала.
Во чтробе младенца запарчивала.
Мужа с женой норазваживала,
Золотые венцы поразлучивала,
В соломах я заломы заламывала,
Свадьбы зверьми обрачивала.
Крестьянки очень лкЯшли рассказы богомолок об обми-
рании, то есть о временной смерти человека, обычно женщи-
ны. В таких рассказах обмершую встречал на том свете
св. Николай Угодник или даже сам Господь Бог, водил по за-
гробному миру, показывая посмертные мучения грешников.
Все эти нравоучительные рассказы богомолок, стихи с пере-
числением грехов и наказаний за них, ориеигированпые на
женскую аудиторию, казались слушательницам душеспаси-
тельными, а по существу утверждали традиционные нормы
женского поведения.
240
Исследователи крестьянской жизни на рубеже XIX—
XX веков отмечали: «Нищие-богомольцы составляют особый,
наиболее уважаемый в крестьянской среде род нищих»
(А РЭМ, ф. 7, on. 1, д. 448, л. 18). К ним относились как к лю-
дям, полностью лишенным корысти и материальных устрем-
лений, отказавшимся от «греха плоти» в пользу целомудрия и
чистоты. В народе их приравнивали к любимым святым угод-
никам. Но несмотря на это, русские люди считали, что жизнь
божьей странницы не может служить образцом: «ради свято-
сти» девушка не должна отказаться от главного своего пред-
назначения — замужества и рождения детей.
Юная годами,
но старая верой и разумом
- Уж ты дай же мне, матушка,
Бемиьцы смыть,
Румянчики стереть.
- Смоешь, мое дитятко,
Горючими слезами,
Сотреть румянииу
Черной рясой своей.
С особенным чувством в русской деревне относились к
так называемым черничкам-келейницам — девушкам, отка-
завшимся от замужества во имя служения Богу.
Отказ девушки, здоровой в физическом и психическом
отношении, от брака редко был продиктован ее самостоя-
тельным выбором, чаще это был результат родительского
обета: девочку завещали Церкви в благодарность святым за
помощь в тяжелых ситуациях (бесплодие, тяжелые роды, бо-
лезнь самого ребенка или близкого родственника и др.). Вы-
полнение родительского обета для девочки было обязатель-
ным, это был долг перед Богом. Кроме того, служение Богу
предназначалось больным от рождения детям.
Родители подраставшей девочки должны были заранее, до
наступления брачного возраста, оповестить деревенское сооб-
щество о том, что она встает «на спасённый путь». В большин-
стве случаев поведение девочек, которых готовили к безбра-
чию, отличалось от поведения ровесниц. Их воспитывали ти-
хими, спокойными. Они должны были овладеть «книжным
разумением», осваивая грамоту у дьячка или в церковно-при-
ходской школе; они много молились, участвовали в церков-
ном хоре, знали Евангелия, Псалгырь, жития святых, в том
числе «святых дев и жен, угодивших Богу». Наиболее почитае-
мыми у богомольных девочек были преподобная Евфросиния
Полоцкая и праведная Иулиания Ольшанская, которые при-
1< >11 VI 1 ( > I\МИ Н( И I г.: !' >141 !'\.Л Х1< >\<
241
няли «девственное подвижничест-
во» и стали христовыми невестами.
Преподобная Евфросиния Полоц-
кая, жившая в XII веке, отказалась
от замужества, предпочтя «житей-
ному морю» добровольный по-
стриг в монастырь в 12-летнем воз-
расте и, как сказано в житии, спо-
собствовала украшению Полоцкой
земли храмами, монастырями и
церковным искусством. Праведная
Иулиания Ольшанская, жившая в
XVI веке, умерла в 1(>-логнем воз-
расте «на пороге замужества в не-
винности младенческой», а от мо-
щей юной девственницы стали тво-
риться чудеса.
Вот что рассказал в 1898 году
учитель из Костромской губернии:
«Если ребенок растет хилым и бо-
лезненным, особенно если это де-
// /1. Ьрю.иов
Крестьяне кая
декочка.
1871
вочка, то родители часто отсыла-
ют таких в школу, считая это богоугодным делом. Например,
в прошлом году приводя!' девочку, на вид довольно взрос-
лую. „Сколько ей лет?" — спрашиваю. „Двенадцать годов". -
„Нигде не училась?" — „Нет". — „Почему же ты раньше не от-
давала ее в школу? Теперь она тебе нужнее, чем, например,
когда ей было 8—9 лет?" — „Да видишь ли, батюшка, мы не
думали отдавать ее в училище, да она, вишь ли, больненькая
у нас; замуж, пожалуй, не придется отдать — гак и пусть нау-
чится грамоте... может, и в монастырь захочет уйти". Между
тем все отличие ее от других девочек состояло лишь в том,
что была несколько малокровна и серьезна для своих лет»
[Русские крестьяне. Т. 1. С. 354).
Некоторые девушки, однако, решались посвятить себя слу-
жению Богу и в более позднем возрасте, когда находились «в
самой поре, в самой красной жире». Причины были самые раз-
ные: несчастная любовь, обет, данный девушкой в печальную
MHiiyiy ее жизни, безысходность ситуации, в которую она мог-
ла попасть. В этом случае она прощалась с девичьей жизнью
во время специального обряда. К ней в дом для прощания при-
ходили подруги и сестры. Все вместе раскладывали на столе и
на лавках ее праздничные наряды, которые девушка оплакива-
ла. Затем она прощалась с «девичьими прикрасами», смывая с
лица румяна и белила. После этого переодевалась в томную
одежду и отрезала косу. Завязав косу узлом, она убирала ее на
божницу, приговаривая: «Как волосы не срастутся, так я не
242
вернусь в девичью жизнь». По за-
вершении обряда девушка разда-
вала свои праздничные наряды се-
страм и подругам.
Став черничкой, девушка мог-
ла остаться жить в одном доме со
своей семьей, где ей отводился
чулан или отгораживался зана-
веской угол. Но чаще всего чер-
ничка селилась в небольшой из-
бушке — келейке, которую строил
для нес отец или брат на окраине
деревни или на опушке леса, по-
дальше «от мирской суеты». Чер-
ничке-сироте такую келейку мог-
ли поставить односельчане, осо-
бенно если своим поведением она
добилась их уважения. Если в де-
ревне было несколько черничек,
то они вместе строили избушку,
иногда па церковной земле, обра-
зуя небольшую общину.
* * *
Чернички жили скромно, ходили опустив голову, всегда в
черной одежде в знак смирения и «обетов (благочестия». Вот,
например, как характеризовал черничек епископ Воронежский
и Задонский Иосиф в своем рапорте Святейшему Синоду в
1857 году: «Некоторые из них, особенно те, кои достигли уже
пожилых лет, действительно проводят жизнь уединенную, пе-
укоризненную и благочестивую, постоянно ходят в храм Бо-
жий к (богослужению и ежегодно (бывают у исповеди и св. при-
частия, исполняют все уставы Церкви, читают Псалтырь по
// // Шишкин
В 1\|мч к>
во «движгпе ком
жеш ком
MOIKK । ырс
Чкваре.м.
по (|)оюо1 нечаiк\
\ () Ка|илииа
1870
\ мершим дома и ведут жизнь скромную, занимаются грудами
и обучением детей грамоте» [Православная вера... С. 39(6).
Главным предназначением чернички, жившей в семье,
(было «молиться за всю семью». Ее не принуждали к крестьян-
ской работе, однако в страдную пору, если физическое со-
стояние позволяло, она помогала семье жать рожь, копнить
сено, теребить леи. Черничка, жившая вне семьи, не имея зе-
мельного надела, добывала себе пропитание обучением гра-
моте или выполняя заказы па какие-нибудь рукодельные ра
(боты: вышивала полотенца, шила одежду, стегала одеяла.
Девушки, давшие обет безбрачия, участвовали в похорон-
ной обрядности: они обмывали и обряжали покойника, чита-
ли молитвы у гроба, а также в дни поминок по усопшему, при
необходимости вели плачи-причитания по покойнику на клад-
бище в день похорон или в дни поминовения всех усопших.
Иногда к черничкам обращались с просьбой о лечении (боль-
243
М. В. Нестеров.
В скитах.
1915
ЮН VI I ()Д Will Н<> ('1 \1’\я Bl РОИ И Р\ЗХ МОМ
них, особенно если болезнь считалась вселением беса. Вери-
ли, что бесы не способны устоять перед благочестием, безу-
пречностью, святостью и чистотой чернички, читающей мо-
литвы. Например, к черничкам обращались для излечения
кликушества — широко распространенной среди женщин
нервной болезни, разновидности истерии. Процедура изгна-
ния беса из кликуши проходила в келейке чернички в присут-
ствии самых близких родственников больной. Сначала чер-
ничка спрашивала больную о времени вселения в нее бесов
и о причинах, которые могли этому способствовать. Затем
сажала кликушу на лавку, окропляла святой водой, окури-
вала ладаном и начинала над ее головой «отчитывание», то
есть чтение молитв. Некоторые чернички чередовали церков-
ные молитвы, которые произносили тихим голосом, с девя-
тью «заклинательными молитвами» из апокрифического
требника киевского митрополита Петра Могилы, жившего в
XVII веке. Каждая из этих молитв произносилась громким и
твердым голосом: «Заклинаю Тя, душе нечистый, Богом Са-
ваофом и всем воинством Ангел Божиих, Аданой Елои Бога
Вседержителя, изыди и устранися от рабы Божией» (По-
пов Г. С. 363). Обстановка, в которой проходило «отчитыва-
ние», вера в чистоту и непорочность чернички, то грозные, то
успокаивающие молитвы — все это психологически действо-
вало на больную истерией, и болезнь зачастую отступала.
К черничкам относились с большим уважением. Счита-
лось, что они обладают каким-то высшим знанием, получен-
244
ным непосредственно от Бога. Крестьяне, например, верили,
что «неугасимое чтение» молитв по покойнику черничками
полезнее для спасения его души, чем молитвы, читаемые свя-
щенником.
Не мать велела,
сама захотела
Вечор мою косоньку
Девицы тили,
Поутру ранешенько
Милый расплетал,
Расплетавши косыньку,
Ленточку порвал.
Оборвавши ленточку,
В грязь ее втоптал.
Печальной, а иногда и трагичной была судьба девушки,
которая, как говорили раньше, «пошла по худой дорожке»,
то есть, поддавшись любовной страсти, утратила целомудрие.
«Худая слава» мешала девушке выйти замуж за достойного
парня, ломала всю ее жизнь.
Естественно, парень и девушка старались скрьггь от окру-
жающих свои любовные отношения, но это было очень слож-
но. Женская часть деревенского сообщества внимательно сле-
дила за поведением каждой девушки. Если бабы начинали ка-
кую-нибудь из них подозревать в том, что она завела «полю-
бовника», то могли даже проверить ее девственность. Напри-
мер, таким дедовским способом, описание которого дано еще
в травнике XVII века: «Аще хощешь уведать жену или деви-
цу, чистая будет от блуда или нечистая, и ты возми зерно
пшеничное, и потри им по телу ея и положити то зерно в во-
ду. Буде зерно потонет в воде, то чиста, а буде не потонет, по-
верх воды попловет, то нечиста» {Отреченное чтение... С. 376).
Если о любовной связи узнавали в деревне, то девушка
выпадала из состава девичьей стайки и вообще из молодеж-
ной группы как утратившая нравственную и телесную чисто-
ту. Это происходило довольно скоро. Парни начинали отно-
ситься к ней с меньшим уважением, чем раньше, презритель-
но называли ее «подкладнем», старались показать ей, что она
теперь всем доступна, не стеснялись применить наедине даже
насилие. Если девушка пыталась защитить себя, то ей доволь-
но грубо говорили: «Только и отлична, что девичья кличка,
а тож потеряна затычка». Девушки держались от своей под-
руги, пошедшей «но худой дорожке», в стороне. Одна преду-
преждала другую, например, так: «Ты, девушка, не водись
с Анюткой. Она балуется, и про тебя будут говорить, как про
245
нес, если ты будешь ходить к ней. Она на добро нс научит: у
ней хвост замаран» [Русские крестьяне. Т. 3. С. 555). Особенно
доставалось таким девушкам от подростков, которые, научен-
ные парнями, при всяком удобном случае старались упомя-
нуть о ее грехе. В конце концов несчастная переставала посе-
щать посиделки и гулянья, участвовать в праздниках, даже
возвращаться вместе с другими девушками с жатвы или сено-
коса домой. Такую девушку презрительно называли «лома-
ная целка», «колотое копыто», «порушена», «снятая кринка».
Положение значительно ухудшалось, если нащупала бере-
менность. Боясь родительского гнева и общественного осужде-
ния, девушки старались ее предотвратить. Способов предупре-
ждения беременности русские крестьянки знали довольно
много. Однако большинство из них носило иррациональный
характер и нс могло оказать нужное воздействие. Например,
девушки ели хлеб с запеченными в него шерстинками яловой
(нс дававшей приплода) коровы; пили воду, собранную с соро-
ка различных ключей, или ту, в которой мыли яйца; во время
полового акта держали под языком корень калгана; обходили
ночью с черной курицей вокруг осинового кола, вбитого по-
среди двора, и т. д. Во время месячных пили (юлила или отвар
душистого материнка, считая, что это предохраняет от бере-
менности в течение месяца. Многие способы предохранения
от беременности были основаны на представлении, что души
будущих младенцев находятся в утробе матери еще до зача-
тия. Чтобы зачатие нс произошло, девушке следовало поло-
жить рубашку со следами месячных очищений в затопленную
печку со словами: «Как эта кровь в печке понскается, так что-
бы и дети попеклись в утробе». Однако эго действие воспри-
нималось как убийство невинных д\ш, на которое она реши-
лась. По народным верованиям, предсмертные крики младен-
цев можно было услышать, если открыть заслонкх печи или
полить на горячую печку менструальную кровь.
Если беременность все-гаки случилась, то девушка, опаса-
ясь наказания, старалась освободиться от нее, несмотря на
трех душегубства, который она брала на себя. Способов (нале
известно много. Например, сразу после задержки месячных
девушка выпивала отвар, для этого использовались различ-
ные растения: зверобой, тысячелистник, дикая рябина, пиж-
ма, девясил, любисток, подснежник, дикий чеснок, полынь,
чешхйчатник. «Заливание-заедание младенцев в утробе», как
эго называлось в русском быту, сопровождалось иногда чте-
нием заговора, например обращенного к апостолам Пегрх и
Павлу: «Шли-прошли Петры и Павлы. Где вы, Петры-Павлы,
ночевали? — В городу во Ерусалимх, в Божьей церкви на пре-
столе, ключи, замки обронили, нечем грепшу дх шх иропусти-
ти: грешна душа согрешила, младенца в утробе потребила.
24(i
Hun* !»
**1» * Г4«Ъ ЯМСЛ» «t«
(«уч«м Г.ЛЧИЛ
tut* Однфв ы»ъ «ио
Л *4 мма чг« 1»м
Чг« тик ГШ1СЛ rtTWUg
llnru** ТФОКМ»
Кгк CMtn «<• МИ1 кмш«
Ж Г«**> Ж КА*Ъ В«ГМ1
Лег «г М« м «« в»«ты ю
НСТЗДД»* В В«1Як
Пъ Itw* ДВИЬМ ТГЧНЫМ'МЯ
II МОП. И И к» в*
Силы мЛтумшяп. <лв
Hi t Д1ТкА»«Ч Я «Ъ 11>ЧЪ
Мик ВС ИТВМЫ * • II Ы АДЫ
1<МТЫ К1ЧМ« ИИ«Т’ВВ
«Не брани меня,
родная».
Лубок. 1873
Кчдгм »ы» «<ввиж«хы
Гагддд мЛ« « ж»
1ж<1МЯ <ы« » гы«и
всяким зельем заедала, всяким травам заливала: попала в
жар-тартары, в огонь горючий; попала в жар-тартары, в смо-
лу кипучу» Часовникова А, В. С. 65). Обращение к знахаркам
с просьбой об изгнании плода считалось бесполезным, так
как они обычно отказывались «губить души», и, как говорили
крестьяне, «только беспутевая могла взяться за такое паскуд-
ное дело».
Общественное мнение осуждало девушек, пытавшихся из-
бавиться от беременности: «Умела блудить, умей и родить, да
сумей и выходить». Столь же тяжким грехом считалось убий-
ство новорожденных, на которое иногда решались девушки,
не находя иного выхода из создавшегося положения. Девуш-
ка, убившая своего ребенка сразу же после родов, действова-
ла, боясь позора, который ее ожидал. Но бывало, что раская-
ние впоследствии заставляло несчастную сознаться в своем
поступке перед родителями, а иногда и перед односельчана-
ми. Такие истории, хотя и редко, но случались в деревнях.
Вот какое происшествие описал ярославский краевед
А. В. Балов: «В одной деревне жил богатый крестьянин. В се-
мье у него была только одна дочь. Дочь эта сгулялась с од-
ним парнем, забеременела и принесла ребенка. Ни того, что
она беременна, ни того, что она родила, родители не замети-
ли. Все это было скрыто от них. Дочь одиноко родила ребен-
ка, убила его и закопала в подполье, и тем все кончилось. Но
только с тех пор в доме по ночам стал раздаваться страшный
\ VII ()\\Г \1\\ ) \ VIVIU‘II \ l\ III
247
Под вечер осенью
ненастной».
Лубок. 1854
Се млшггь и л игл си о iv/шх!
Мих ватный стыдх пммл май
Мкма мл вика ты инд^и*
Но мг завудх те» и я!
пжвгокх те В л чмжее
И СКЛЖУТЫ ты для НАСЪ томя
Ты. г проекта, гдпжх моя гцджыг
] Им» млйдгшх семьи видном
НеечАСТМЫ* вздеах геггтмин думай
Томиться мьжх дгггихъ ддьтеА.
Идо конца сх душок угеюмон
Влагать мл лотки мдтегей*.
По вс мда ствлмнмка одиноком.
Всегдл емддвя гмм клеим.
Прости прости тогда меня!
'I\j гжжмх* нваыль сева нкчагтип 1
Падх вгчггх ее* мы* яг астма*
Н*Ь ПГГТЫмяЫХХ л**л им* -увсакх
И ТАИМ МЛЯ^Ь .1ИИВМ ШТЛАСТ»»*
Дггжадл жх тгги^-тяыжх r»i«v
JVe пыло тихо .гхсх гвгы ,1
IVr Г ПАЛ» ЖХ ГГПГААХ MAWMMX .
Она жтсллтслькыг пхоГы
ЪиДМЛЛ сх ГЖЛГвМХ КГГГЯМХ.
И иа м*«томи» гтмх тжвггжь».
Ваднхижвх «етлтямл мхх -
Ты евших кита на* иvчтим
Н* заегшх гегггтм маем
Открогжх <г»ж В тоскуй
Л с вгмдьмгжх «х ггадв ямм
Hr ВГТГСТВШЬ ВАВТГМ ШИЛЛУ*
Нгш.лстиом ПАТТ ГВ твита I.
Нгия&ть кхгггли ах жмльдяи глзх!
Просте них маА.твМ г«*х жлеяын.
КхсТРлдоньм оеужллетх мдгх
Павл лита ив о таг мд. in
Невмвиен радости та«/|, |
Спи малый гогыи гньчаам .
И® ТРОЯРТХ ДЖТГТВЛ тнхихъ I
Дней! на адыга за гаки аеватвлл >
Нъ влили см хнжввг лука;
Бла дал. теквивигш,л_. ж ныла
Кх окат агивлижм.хлсь окл
Сыошидгъ ТЖХО ПОЛО К МА А I
МллдеицА на квжнии чгмои, I
Со гтглхома очи Отигатмла|
И Сжрыдлсх ах тамкотв намаа]
VV4IOWC VIW.) \\Ч\ЧЯЧ1\ К 1Н
голос: „Иду, иду!и Голос этот слышался из подполья, где был
схоронен ребенок. Волей-неволей девица покаялась в своем
грехе. Ребенок был вырыт и схоронен в другом месте, и чу-
диться в доме с тех пор перестало» (АРЭМУ ф. 7, on. 1, д. 1788,
л. 3 об.). Люди говорили: «Не стыдилась делать плохое, пере-
неси позор, осудят тебя люди, простит Бог, не следует брать
на душу тяжкий грех и губить душу ни в чем не повинного
младенца» [Русские крестьяне. Т. 3. С. 169).
Девушка, о беременности которой стало всем известно,
называлась «покрыткой» («скрыткой») или «надолбой». Опо-
вещение деревенского сообщества о том, что девушка превра-
тилась в покрытку, могло происходить, например, так. В дом,
где она жила, приходили две уважаемые пожилые женщины
и, объявив ее вину, повязывали ей голову платком по-бабьи,
убрав под него косу, считавшуюся символом девичества. По-
сле этого девушку водили по деревне, извещая всех о ее но-
вом статусе. Широко были распространены и более простые
248
формы: мазали дсггсм ворота ее дома, прибивали соломен-
ный хомут к дверям, вешали на входную дверь кузовок —
ироническое обозначение живота беременной женщины, ста-
вили ей на крыльцо корзинку с яйцами или горшок с дыркой.
Семья воспринимала происшедшее с дочерью довольно
болезненно, как позор. Девушку бранили: «Осрамила, опоску-
дела всю семью, носкуда нс стоющая!» — но редко наказыва-
ли битьем: «Все равно дела нс поправишь, а девку можешь
загубить совсем... Ее теперь жалеть, а не бить... бить-то много
найдется, а пожалеть некому» ( Гам же. С. 555). Виновной в
происшедшем признавали нс только девушку, но и ее мать,
которая нс усмотрела за дочкой. «Баба виновата, что девка
черсвата», — говорил' пословица.
Родители покрытки старались по возможности исправить
ситуацию, заставив парня жениться на ней, — как говорили,
«снять с девки грех». Если девичий грех был «покрыт вен-
цом», то со временем общественное мнение успокаивалось и
неприятная история забывалась. Некоторые семьи пытались
заставить парня-соблазнителя жениться силой. При этом отец
девушки мог пойти на крайние меры: подать жалобу в воло-
стной суд, сорвать венчание парня с другой девушкой. В од-
ном из сел Жиздринского уезда Калужской губернии отец де-
вушки, родившей ребенка, решил заставить парня жениться
на ней, чтобы снять с дочери позор. Узнав об этом, родители
парня с его согласия быстро сосватали ему дру1ую невесту.
Разъяренный отец обольщенной девушки явился на венчание.
На вопрос священника о том, нет ли препятствий к (факу, он
сказал, что препятствие существует: у жениха есть ребенок от
девушки, на которой он обещал жениться. Венчание при-
шлось прервать. В течение нескольких дней шло церковное
следствие по этому делу. Парень объяснил священнику, что
девушка, родившая ребенка, ему не нравится и что она сама
заставила его вступить с ней в половую связь на ночлежке во
время посиделок. Девушку об обстоятельствах дела нс спро-
сили, и архиерей разрешил парню венчаться на другой, объ-
яснив, что «духу христианской религии противно венчание
лиц без взаимной склонности» и что оправдания парня «най-
дены были основательными» ( Гам же. С. 203).
Если «снять грех венцом» нс удавалось, то соблазнителю
жестоко мстили братья девушки. Вот, например, что про-
изошло в 1899 году в селе Щелканово Мсщовского уезда Ка-
лужской губернии. Два брата девушки, о которой пошла дур-
ная слава, решили заставить се любовника жениться на ней.
Они обнаружили место, где происходили свидания, — сенной
сарай, вошли в самый удачный момент, схватили парня, раз-
дели его, закрыли на замок и пошли за свидетелями. Но ко-
гда свидет ели наконец появились, парня в сарае нс оказалось: 249
Ф Н Сычков
I армошк 1
1939
он убежал, разобрав часть соломенной кры-
ши. Родители девушки подали на него в во-
лостной суд, но суд нс смог заставить его
жениться, потому что «парень и девка со-
шлись полюбовно». После этого братья
жестоко избили несостоявшегося жениха,
выместив на нем свою злость и обиду за се-
стру. Парень, не желая брать девушку в же-
ны, потому что она «сама на него веша-
лась», и опасаясь, что его все-таки заставят
жениться, поспешил жениться на другой, за
что еще раз был жестоко избит.
Однако такие случаи, когда родители
девушки пытались вмешаться в дело и лю-
бым способом заставить парня жениться,
были довольно редки. Родители хорошо
знали, что, подав в суд и прибегнув к широ-
кой огласке любовной истории, они еще
больше увеличат позор дочки. Парень мо-
жет сказать, как сказал один такой соблаз-
нитель из Ярославской губернии: «Знать не
знаю, ведать нс ведаю», а отец этого героя просьбу дать денег
на содержание ребенка отклонил: «Чьи бы быки ни были,
а телята твои» (А РЭМ. ф. 7, on. 1, д. 1827, л. 19).
Степень порицания односельчанами «гульливой» девуш-
ки, родившей до (фака, напрямую зависела от обстоятельств,
которые сопутствовали девичьему греху. Если се обольстил
парень, который сначала обещал жениться, а потом отказал-
ся от свадьбы, то такой девушке часто сочувствовали, а пар-
ню говорили: «Грех тебе будет за то, что изобидел напрасно
девку». Верили, что Бог никогда нс даст обидчику счастья.
Однако вступались за обманутую девушку редко и нс оправ-
дывали се: «Мало ли что говорят, да нс всему верь... А она и
растаяла... и уши развесила. Дура» (Там же. Л. 18). Или гово-
рили так: «Парню-то и на руку, что девка рот разинула, к не-
му ничего нс пристанет» (Русские крестьяне. Т. 3. С. 168). Если
девушка и парень действовали «по согласу» и девушка знала,
что парень не собирается на ней жениться, то вся отвстствсн-
ность за случившееся перекладывалась на нес, а парень ока-
зывался в этой ситуации невиновным: «А парню что? Попа-
лась дура, iiv и пользуйся, насмеется, натешится да н бросит,
не жениться же на всех, кто будет вешаться на него!» ( Гам
же. С. 556).
Судьба покрьггки и ее ребенка в русской деревне склады-
валась по-разному. Если девушка нс смогла выйти замуж и
оставалась жить в семье, то родители, сссгры и невестки
обычно попрекали ее ребенком, на которого смотрели как на
250
ангел, стало».
Лубок. XIX в.
4
«Что с тобою.
семейный позор. Редкая мать могла выдержать такое отноше-
ние и продолжала любить своего «крапивничка», как называ-
ли незаконнорожденных детей. В большинстве случаев она
мало заботилась о нем, а больше молила Бога, чтобы он «раз-
вязал ей руки». Взрослые и дети обычно смеялись над таким
ребенком, называли по имени матери «Матренычем», «Дарьи-
чем». Покрытка могла выйти замуж за вдовца и довольно
редко за парня. Если ее мужем оказывался достойный, ува-
жаемый в деревне человек, который любил ее, то женщина в
благодарность старалась доказать свою честность. Но судьба
покрытии могла быть и очень печальной, как, например, ис-
тория девушки Лизаветы из деревни Колбина Вологодского
уезда Вологодской губернии. Лизавета была некрасива и к то-
му же из бедной семьи, но влюбилась в Алексея, богатого
парня, пользовавшегося успехом у всех деревенских «слав-
ниц». Она была совершенно одержима любовью к нему и
мечтала выйти за него замуж. В конце концов она стала его
повсюду подстерегать, заманивая в свой дом. Бойкий парень
не отвертывался от приглашений, но когда Лизавета родила
ребенка, он перестал к ней ходить и отказался давать деньги
на содержание сына: «Сама тащила, а я тебе стану содержать
выблядка, пошла к черту». Потом он уехал в Петербург.
Дальнейшая жизнь Лизаветы сложилась горько. «В настоя-
щее время, — рассказывали соседи, — таскается в город в
тряпьях с несколькими незаконными детьми, а Алексей же-
нился в Петербурге» (А РЭМ, ф. 7, on. 1, д. 126, л. 7).
III \1 X I I. В1.\1 \ \
251
Как бы ни сложилась жизнь покрытии, по мнению кресть-
ян, она все равно не сможет избежать наказания за свой грех.
Считалось, что на том свете ее ждут ужасные мучения. Рас-
сказы о них передавались из уст в уста и отличались удиви-
тельной красочностью. Вот, например, что говорила ярослав-
ская девица Пелагея, которая во время летаргического сна
якобы побывала на том свете: «Вышний небесный нам сказал:
„Идите за мной!" Мы пошли. Привел нас, гледим, котел со
смолою кипит, в котле женщина кипит и говорит: „Ой! Согре-
шила я, блудница, прелюбодейка и чародейка, детоубийца*4.
А сквозь ребер-то младенцики все торчат и все кричат: „Мать
наша — детоубийца". После этого пришли в дом болынуш-
шой, в котором пол чугунный, каленый, как искра огненная,
по полу тонцуют молодые парни, девицы, вдовы, солдатки,
мужчины и женщины, которые блудодействовали. Вышний
небесный сказал: „Девицы заедали, травили робят, а парни
пособляли девицам давить или душить робят, также и вдовы
и солдатки, и мужчины, — за эти грехи по каленому полу тон-
цуют"» {Русские крестьяне, Т. 1. С. 140).
ПРИШЛО СЧАСТЬЕ,
ХОТЬ В КОЛОКОЛА ЗВОНИ!
Твори, мати, квашонку,
Пеки пироги,
Ой, свет, к тебе, мати, гости,
Ко мне женихи.
Свадьба была самым ярким и радостным событием в жиз-
ни девушки. Русские пословицы гласят: «Птица крыльями
сильна, жена мужем красна», «Холостой человек — полчело-
века». Девушка радовалась тому, что выполнила свой мо-
ральный долг перед Богом, людьми и предками, главное
условие добропорядочной жизни.
В русской деревне браки в основном заключались зимой,
в Рождественский мясоед, то есть со дня Крещения и до мясо-
пустной субботы перед Масленицей, и осенью — с конца сен-
тября до Рождественского поста. Большая часть остального
времени года для свадеб исключалась, так как на него прихо-
дились четыре многодневных поста: Великий, Петровский,
Успенский, Рождественский, а также Святки, Масленичная и
Пасхальная недели, когда венчания не проводились; кроме
того, с марта до середины или до конца сентября продолжал-
ся цикл сельскохозяйственных работ, не оставлявших людям
времени на свадебное веселье.
Русская свадьба была удивительно красивым и музыкаль-
ным зрелищем. Она представляла собой комплекс обрядов,
совершавшихся в определенной последовательности по уста-
новленному традицией сценарию. Каждый из обрядов нес
определенную смысловую нагрузку. Сватовство предназнача-
лось для переговоров двух семей о возможном заключении
брака между парнем и девушкой; обряд прощания невесты с
девичеством был необходимым этапом перехода девушки в
социально-возрастную группу замужних женщин; венчание
являлось религиозным и юридическим оформлением брака;
брачная ночь — его физическим и правовым скреплением,
свадебный пир означал коллективное одобрение брака.
Свадебный обряд имел постоянный состав действующих
лиц — свадебных чинов. Главными лицами были, разумеется,
жених и невеста, вокруг которых объединялось все свадебное 253
,И!1. /.(' ' \ < >'♦< ( >'! Ч ЧК )\ 14 I А |> ) < A ill» ЬИ I
действо. Активными участниками свадьбы яв-
лялись их родители, крестные, а также бли-
жайшие родственники. Кроме того, в обрядах
участвовали бояре (друзья и родственники же-
ниха и невесты), сваты, тысяцкий, дружка,
поддружья (помощники дружки), подружки
невесты и др. Каждый из них исполнял свою
роль. Особенно важную роль играл дружка —
главный распорядитель свадьбы со стороны
жениха, он должен был следить за тем, чтобы
свадьба справлялась в рамках традиции, весе-
лить шутками и приговорами всех присутст-
вующих, а также защищать ее участников от
нечистой силы.
Свадебные обряды как развернутое теат-
рализованное действие органично включали в
К\клы жених» себя специальные диалоги, песни, приговоры, присказки, за-
и «невеста».
1980-е.
Сiавронольский
край
говоры, плачи, игры, танцы.
В ходе свадебного ритуала проводились многочисленные
магические действия, которые должны были способствовать
благополучию брачующихся, защите их от сглаза и порчи,
деторождению, приумножению достатка в семье и др. Эти
языческие по своей сути действия органично сочетались с мо-
литвами, обращенными к Иисусу Христу, Богоматери, св. Ни-
колаю Угоднику; русские крестьяне придавали большое зна-
чение родительскому благословению и таинству венчания.
Характерной чертой свадебного ритуала было также мно-
гообразие его локальных вариантов при единстве общей схе-
мы. Так, в северных губерниях Европейской России и в Сиби-
ри был широко распространен обряд посещения невестой
К\ КЛЫ ДЛЯ И1 ры
в «< вадь(»\ »:
И в верхнем ряд\ —
~ «жених»
(в красной
' р\6ахе)
2 и «новее »а»
< (в ЗОЛОЮЙ
2 парчовой
J повязке).
- Вторая
х половина XIX в.
2 Архат елы кая
- г\ 6
illll-ll •
254
бани, входивший в серию обрядов прощания с девичеством.
Для южнорусских свадеб был характерен каравайный обряд.
Некоторые обряды исполнялись только в конкретных облас-
тях России. Например, в псковских деревнях невеста со свои-
ми поезжанами должна была встретить поезд жениха на пути
в церковь и положить жениху к ногам «красоту» — букет бу-
мажных цветов. Нарушение утвержденного местной градици-
ей порядка свадебного ритуала считалось недопустимым, вос-
принималось как незавершенность и несостоятельность собы-
тия, что могло принести несчастье новобрачным.
Свадебный спектакль собирал множество зрителей, с удо-
вольствием наблюдавших и комментировавших его, а в от-
дельные моменты и включавшихся в игру.
Сватовство
Черна яюда смородина
Да зелена была надлолиена,
А крас на девица засватанная
Да за добра то добра молодца,
Да за добра-то добра люлодца
Да за Ивана за Максимовича.
Каждая девушка с нетерпением ждала Рождественского
мясоеда в надежде на появление сватов, надеясь не остаться в
девках до осеннего свадебного сезона. Обычно о дне сватовст-
ва ее родители знали заранее: они сами или через профессио-
нальную сваху могли вести предварительные переговоры с
родителями жениха, или же девушка предупреждала своих
родителей о приходе сватов, договорившись с парнем, кото-
рый за ней ухаживал. Но могло быть и так: прослышав о тру-
долюбивой, послушной девушке из достойной семьи, родите-
ли парня присылали к ней в дом нежданных сватов. Счита-
лось, что чем больше парней сватается к девушке, тем боль-
ше чести ей и ее семье.
Сватами становились крестные родители парня или кто-
нибудь из его родственников. Если родители парня сомнева-
лись в положительном исходе сватовства, то па роль свата
приглашался человек, пользовавшийся доверием и уважени-
ем односельчан. От предложения «ходшъ сватами» — очень
почетной миссии — было не принято отказываться. Самым
благоприятным временем для сватовства считались вечера
субботы, воскресенья, вторника и четверга. Сватам полага-
лось надеть на себя «добрую одежду» и подъехать к дому де-
вушки на лошадях, запряженных в выездные сани, с коло-
кольчиками под дугой. В некоторых селах, наоборот, сваты
отправлялись в путь втайне от посторонних лиц, чтобы «нс
CB MOBCI во
Л. Н. Барбарин.
Сватовство.
1980-е
изурочили» (не сглазили) и чтобы в случае отказа «не зазор-
но» было возвращаться назад.
Сватовство сопровождалось различного рода магически-
ми действиями, которые должны были способствовать успеху
дела. Сваха, отправляясь в путь, прихватывала из дома ко-
чергу (палку, сковородник) или небольшую рыболовную сеть,
чтобы «выгрести девку» из родительского дома, клала в кар-
ман повойник, чтобы вернуться не с пустыми руками. В
Псковской губернии мать парня ударяла выходивших за
дверь сватов три раза поясом, приговаривая: «Не я бью, удача
бьет». Люди, случайно встретившие на дороге сватов, крича-
ли: «Яблоня в след» (то есть «Удачи вам»).
Появление сватов в доме происходило в соответствии с
обычаями, утвержденными местной традицией. Например,
стучали палкой под окном, обращаясь к хозяевам по имени-
отчеству и спрашивая у них разрешения войти; хозяева отве-
чали: «Просим покорно пожаловать, дорогой гостенька!» Или
сваты старались войти неслышно, а их сразу же узнавали по
полотенцам или поясам, перевязанным через плечо. В Перм-
ской губернии сваха, войдя в дом, ударяла пяткой о порог,
приговаривая: «Колотим о порог, чтобы не говорили с нами
поперек». В русских селах Казанской губернии сваха находи-
ла в доме ступу и трижды кружилась с нею, чтобы девушку и
парня трижды обвели вокруг аналоя во время венчания. Пе-
реступив порог, сваты останавливались около двери, снимали
шапки, крестились на иконы, кланялись хозяевам и не захо-
дили дальше матицы — потолочной балки. Матица в обрядах
256
сватовства имела очень большое значе-
ние как связующее начало, как граница
между внешним и внутренним миром.
Верили, что сватовство пройдет удач-
но, если сват, ожидая приглашения хо-
зяев пройти в дом, встанет под матицей
или дотянется до нее рукой, сказав про
себя: «Хата не наша и потолок не наш,
а верх наш».
Обычно хозяева, догадываясь о мис-
сии гостей, по крестьянскому этикету
продолжали делать вид, что не знают о
цели их прихода. Сватов приглашали
пройти в дом и давали знак дочери,
чтобы она покинула избу. После этого
начинался разговор, в котором исполь-
зовались веками выработанные словес-
ные формулы. Сват начинал свою речь
словами: «У вас курочка, у нас пету-
шок, нельзя ли их загнать в один хлеву-
шок?», «У вас ком теста и у нас ком теста, нельзя ли их сва-
лять в одно место?», «У нас баран, у вас ярочка — хороша бы-
ла бы парочка», «У вас есть хороший товарец, а у нас на него
есть славный купец, собой молодец. Не хотите ли сбыть его?»,
«Нам нужна не рожь и не пшеница, а красная девица». Всту-
пительные речи могли быть и длиннее: «Дорогой хозяин Сте-
пан Иванович! Дорогая хозяюшка Анна Михайловна! Мы при-
шли к вам не пол топтать, не потолки считать — за добрым де-
лом, за сватовством. У нас есть жених, у вас невеста, нельзя
ли свести их вместе?» (Русская свадьба. Т. 2. С. 258). Иногда
Сваты.
Фрагмент
росписи прялки.
Конец XVIII -
начало XIX в.
Северная Двина
сваты и хозяева с удовольствием разыгрывали целые теат-
ральные сценки. Вот, например, как это было в селе Нерль
Владимирской губернии:
«Сваты. Не в ваш ли дом кунка забежала? Следок сюда
привел. У нас охотник шибко хорош.
Родители невесты. У нас ни лисицы, ни куницы не жи-
вут. А каков охотник ваш?
Сваты. Метко стреляет, в цель попадает, из всех куниц
вашу и подстрелить хочет, на других и не смотрит, не ест, не
пьет, не стреляет, только об одной куничке помышляет. Ваша
куница — нам красная девица! У вас куница, у нас охотничек.
Чем не пара? -
Родители невесты. Что ж, жениха и семью его давно f
знаем: люди хорошие. Проходите, потолкуем. Мы своей доч-
ке счастья желаем во всем» (Там же. С. 260). -5
Иногда сватовство превращалось в деловой разговор, осо-
бенно если сватать приходил отец жениха. Вот как рассказы- 257
Н. А. Ярошенко.
Девушка-
крестьянка. 1891
вает об этом очевидец из села
Пыщуг Ветлужского уезда Ко-
стромской губернии: «Прихо-
дит женихов отец в дом невес-
тина отца, садится вдоль полу
на лавку, немножко посидит
молча. Потом начинает баять:
„Иван Иванович, у тебя есь не-
веста, а у меня есь жоних, да-
вай-ко мы с тобой побаем про
это дело; у меня парень хоро-
шей, да всево есь вдосталь, ско-
тини 10 коров, овец 5 штук, ло-
шадей пара — сись (сесть) да
уехати. Хлеба онбар, всякова
жита вдоволь, у меня жить-де
не нарадоваться: ну что ты на
эфто молвишь?" Отец невестин
бает: „Не знаю, как у меня вон
старуха шьте будет баеть. Ну
шьте ты, Анна, будешь ли нын-
це отдавать али нет, так и
бай". — „Я бы, старик, совето-
вала бы отдать свою Параньку
нонеча, хлеба нажали вного и
льну тоже наделали вного, есь
в чем отдать. Дак ты, по-
ди, вного запросишь подарков-
то?" — „Какие у меня подарки:
< HI I )'.!< ) I \ i
мне со старухой по рубахе, да трем золовкам по шолковику
(платку), да двум суновьям по платку, хоть по 2 рубля кажд-
ный. А на сторону сколько? Есь дяди, племянники, и им тоже
по платку, да хто пойдет в поезду, и тем по платку. Попу
рушник, дьякону платоцек, псаломщику подножник в аршин
полотна. Вот и все подарки"» (Русские крестьяне. Т. 1. С. 141).
После этого начиналось серьезное обсуждение вопроса.
Родители девушки подробно расспрашивали сватов о парне:
их интересовало, как его зовут, кто его родители, в большой
или маленькой семье он живет, богат или беден, какой у него
характер. Сват обычно приукрашивал достоинства парня,
смешил сидящих за столом различными выдумками о нем.
По деревенскому этикету считалось неприличным сразу со-
глашаться на свадьбу. Родители девушки должны были отне-
киваться, просили дать им время на размышление, объясняя
свату: «Дочку замуж выдать — не пирог испечь», «Не один
день растили, чтобы враз отдать». Однако на всякий случай,
чтобы жених, обидевшись, не передумал, давали сватам за-
258
лог — платок, полотенце, ширинку, а лошадей, на которых
приехали сваты, распрягали, ставили в конюшню, кормили
овсом. Если жених был подходящим, желанным, то долгий
разговор мог закончиться согласием: «Ну да ладно! Не прочь
мы породниться, девка у нас отдашняя». После этого на стол
ставили каравай хлеба и солонку с солью — это означало, что
родители девушки согласны вести дальнейшие переговоры о
свадьбе. Отказ сватам давался также в деликатной форме:
«У нас товар непродажный, не поспел», «Еще молода, надо
подождать», «Девка у нас не нарядная и пока по дому нуж-
на». В некоторых селах сваты узнавали о том, что их стара-
ния не увенчались успехом, по привязанной к саням мутовке
(полену), которая волочилась за санями («жених мутовку по-
лучил»).
После отъезда сватов родители приглашали в избу дочку
и сообщали ей о своем решении. Если парень девушке нра-
вился, ей полагалось отвечать: «Как хотите, а я не возра-
жаю!» Если девушке жених не нравился, она могла сказать
«Не пойду! Я не пересидела еще!» Однако в большинстве слу-
чаев ее ответ для родителей не имел значения.
Принятое сватовство еще не означало окончательного со-
гласия на свадьбу. После него начинались обстоятельные пе-
реговоры о заключении брака, которые всегда ритуально
оформлялись: смотрины невесты, погляды, пропой, богомоле-
ние и др. Закончив к обоюдному согласию все переговоры, се-
мьи назначали время сговора, то есть день, когда принима-
лось решение относительно свадебного торжества.
«Отдал меня
батюшка
в немалую семью».
Рисунок с лубка
XIX в.
( 15 \ 10151 I В< »
259
Погляды
Пташечка да касаточка!
Не вей гнезда против горницы:
Тебе лета здесь не летовать,
Тебе зиму здесь не зимовать,
Тебе быть на чужой стороне.
Родители и близкие родственники девушки приходили в
дом парня, чтобы выяснить его имущественное положение.
Этот обряд назывался «погляды» («дымничанье», «местогля-
дение», «сугляды») и проходил через три-четыре дня после
смотрин девушки или, если их не было, после сватовства.
Приезжали обычно днем на выездных лошадях, запряжен-
ных в хорошую повозку. Приезд гостей обставлялся довольно
торжественно. Их принимала вся семья жениха. Гостям пока-
зывали дом, двор, скот, зерно в амбарах, овин, гумно, даже
одежду будущего зятя, угощали праздничным обедом, рас-
сказывали семейные предания, старались показать себя и
свою родню с лучшей стороны. Если родители будущего же-
ниха и невесты хорошо знали друг друга, обряд носил фор-
мальный характер, являясь скорее поводом поговорить о сча-
стливом событии. В тех случаях, когда семьи не были ранее
знакомы, гости проводили осмотр строго, чтобы не обмануть-
ся в своих надеждах.
Если увиденное не понравилось родным невесты, то, посо-
вещавшись в сторонке, они говорили хозяевам: «Спасибо за
ПО! \ЯДЫ
Собрались
потолковать.
Фото. Начало XX в.
Нижегородская губ.
260
хлеб-соль, домой пора». А если были всем довольны, то при
отъезде приглашали: «Все у вас хорошо, все нам нравится,
и, если мы вам нужны, приезжайте к нам».
Смотрины
Ты, утица, выйди к нам,
Ты, утица, выйди к нам,
Ты, серая, выйди к нам,
Ты, серая, выйди к нам,
Выйди к нам, выйди к нам!
Узнай своего женишка.
Смотрины невесты проводились на второй или третий
день после сватовства в том случае, если посватавшийся па-
рень был хорошо знаком семье девушки. Если он был мало
знаком и жил достаточно далеко, смотрины устраивали толь-
ко после того, как соберут сведения о женихе и посмотрят,
как он живет.
Во время смотрин просватанную девушку представляли
будущему жениху и его родителям. На смотрины собирались
ближайшие родственники парня и девушки, а также пригла-
шались подруги девушки, песни которых сопровождали обря-
довое действие. Обряд проходил в разных местностях России
более или менее одинаково. Нарядно одетую девушку выво-
дили на середину избы. Она три раза низко кланялась снача-
ла сватам, затем всем присутствующим: «Здравствуйте, сват и
сватушка и вся честная бесе душка!» Потом родителям:
«Здравствуйте, матушка и батюшка и вся честная беседуш-
ка!» Посватавшийся парень подходил к девушке и спраши-
вал: «Как вас зовут?» Она называла свое имя и отчество.
Удовлетворенный ответом будущий жених садился на лавку,
а один из приехавших гостей спрашивал ее: «Ну-ка, невеста,
умеешь ли прясть?» Она брала прялку и показывала, как уме-
ет прясть. Ее могли просить пройтись по избе, несколько раз
повернуться на месте. Девушки пели песню, в которой хвали-
ли будущую невесту и ее родителей. Например, такую:
Славен город, славен город
Да на взгорье, да на взгорье,
Славна была, славна была
Да у Василья дочи, да у Василья дочи,
Славнее того, славнее того
Да у Михайловича, да у Михайловича.
Да Анна, да Анна
Васильевна, Васильевна,
Она тонёхонька, она тонёхонька, 261
1ЧНМ.1 I < >i\
H. П. Перов.
Смотрины
невесты.
1861
Да высокохонька, да высокохонька,
Лицушком, лицушком
Да красивёхонька, да красивёхонька,
Беленьким, беленьким
Да румянёхонька, да румянёхонька,
Ясные очи, ясные очи
Яснее сокола, яснее сокола,
Брови черные, брови черные
Да чернее соболя, да чернее соболя,
Ягодницы, ягодницы
Да бысть как маковицы, да бысть как маковицы,
Походка у ей, походка у ей
Да все павина, да все павина,
Слова-речи ее, слова-речи ее
Да все повинны, да все повинны.
В некоторых деревнях девушка в песне советовала своему
будущему жениху получше рассмотреть ее, чтобы потом не
сожалеть о своей женитьбе:
(‘MOII’lfllbl
Становись-ка, млад отецкий сын,
На одну со мной мостиночку,
На едину перекладинку,
Гляди вточь да во ясны очи,
262
Гляди впрямь да во бело лицо,
Чтоб жить тебе не каяться,
Мне-ка жить бы — да не плакаться.
Затем на середину избы выходил будущий жених, брал
девушку за руку, и они начинали ходить по избе, давая воз-
можность зрителям на них полюбоваться.
После этого мать парня рассматривала приданое девуш-
ки, аккуратно перебирая полотенца, скатерти, простыни, оде-
жду, обувь. Затем она подходила к своему сыну и говорила
ему примерно такие слова: «Любуй, любуй девушку, а после
не мудруй».
На смотринах девушка могла высказать свое недовольст-
во выбором родителей и отказаться от свадьбы. Свой отказ
она оформляла по-разному в зависимости от местной тради-
ции: например, отказывалась выходить к гостям. В большин-
стве случаев, показавшись гостям, она уходила из избы, сни-
мала с себя нарядную одежду и возвращалась уже в буднич-
ном платье.
Однако чаще смотрины заканчивались общим пиром: ро-
дители парня привозили хмельные напитки, а родители не-
весты ставили угощение. Просватанные молодые люди и их
родственники обменивались подарками в знак скрепления
будущего брачного союза. Девушки пели:
По городу, по городу звоны пошли;
По терему, по терему дары понесли.
Дарили дары душе девице.
Прими дары, душа девица,
На наши дары не прогневайся.
/’. Мясоедов.
Смотрины.
Вторая половина
XIX в.
( ХН >1 РИНЫ
263
Что не ключики брякнули,
Да не залючки ли щелкнули?
Да по рукал1 сваты ударили,
Да запоручили голубушку,
Да нашу лшлую подруженьку,
Да свет Татьяну Николаевну.
Предварительная договоренность о браке закреплялась на
сговоре. Он проходил через несколько дней после смотрин
невесты и осмотра дома жениха, но мог быть отложен и на
более длительный срок. Если девушку просватали в Рождест-
венский пост, а свадьба намечалась на зимний мясоед, то сго-
вор проводили в начале мясоеда, так как во время поста
нельзя было устроить хорошее застолье. Если свадьба наме-
чалась на Красную горку (первое воскресенье после Пасхи),
то сговор назначали на Благовещение (25 марта / 7 апреля) —
день, когда, по мнению крестьян, можно было нарушить Ве-
ликий пост.
Во время сговора родители парня и девушки решали во-
просы о дне проведения свадьбы, о размерах приданого, о
кладке (то есть о деньгах, которые родители жениха «клали»
на свадебные расходы), о дарах со стороны невесты, о выкупе
за нее, о количестве гостей с обеих сторон и др. Переговоры
заканчивались обрядом рукобитья, который имел свои вари-
анты. В одних деревнях отцы пожимали руки и желали друг
другу: «Наш сын был бы между нами общим сыном, а ваша
дочь была бы общей дочерью и нашей послушною слугою», в
других — с силой ударяли по рукам и произносили: «Дай Бог
святой час», «Дай Бог в час добрый, да святой», в третьих —
держась за руки и слегка покачивая ими, говорили: «Дай Бог,
дай Бог». В некоторых областях России рукобитье проводи-
лось над столом, где лежал каравай хлеба. Хлеб символизи-
ровал благополучие, богатство, счастливую долю, зарожде-
ние жизни, а стол осмыслялся как престол Божий.
После рукобитья в избу приглашали просватанную де-
вушку, которую с этого момента называли невестой, сгово-
рёнкой, и парня — отныне жениха. Им сообщали о том, что
рукобитье состоялось. Все присутствующие становились на
колени перед иконами и молились. Молитве придавалось
очень большое значение: «Богу помолились — значит, дело
сватовства закончено». Затем жених и невеста целовали ико-
ну и друг друга в знак того, что этот брак будет заключен по
взаимному согласию. После их благословляли родители. Ро-
дительское благословение означало и признание задуманно-
го брачного союза двух молодых людей, и призыв милости
264 Божьей на жениха, невесту и их будущую совместную жизнь.
М. Шибанов.
Празднество
свадебного
договора. 1777
Жених и невеста трижды целовались и обменивались коль-
цами — обручались.
Затем лицо невесты полагалось «занавесить» платком. В
некоторых селах этот момент содержал явно выраженный
драматический оттенок. Этикет требовал, чтобы невеста пре-
пятствовала повязыванию платка, выражая сильное горе. Она
отталкивала от себя материнские руки с платком, старалась
сорвать его с головы, падала родителям в ноги, кричала отцу:
«Не отдавай!» Платок, закрывавший лицо невесты, символизи-
ровал ее отделение, отгораживание от прежней девичьей жиз-
ни. Это особенно хорошо прослеживается в свадебных песнях
и плачах. В Вологодской губернии девушка просила мать:
Принеси-ка, родна матушка,
Принеси шаль печальную...
Отняла ты, родна матушка,
У меня, у молодёшеньки,
У меня, у зеленёшеньки,
Половину света белого.
Затем невеста начинала вести свои плачи-причитания, в
которых укоряла родителей за то, что они отдают ее на чу-
жую дальнюю сторону, к незнакомым людям. Затем девуш-
(. К )В( )1*
265
А. П. Екимов.
Благословение
при сговоре
крестьянской
свадьбы.
Гравюра с картины
И. А. Акимова.
Середина XIX в.
ки, приглашенные в дом по случаю сговора, принимались
«опевать» по очереди всех присутствующих, начиная с жени-
ха и невесты. Рязанские девушки пели невесте:
( I ()B()P
Уж вы, сборы мои, сборы девичьи.
Собирала Аннушка всех подружек в дом,
Посажала она за убранный стол,
А сама села выше всех,
Задумала думушку крепче всех:
— Уж как мне быть, как мне жить,
На чужих людей будет угодить?
Угодила бы я свёкор-батюшке,
А свекрови — родной мамушке,
А деверьюшков — всех по имени,
А тебя, добрый молодец, — Иван Иванович.
Песня для жениха звучала так:
Во горенке во новенькой
Молодец гуляеть.
Он ко зеркалу подходить,
В зеркала глядится,
Красотой своей дивится:
-Уж я, маменька, хороший,
Уж я, маменька, пригожий.
Меня и так девки знають,
266 Уж Иваном называють,
Васильевичем величають.
— Женись, женись, дитё мило,
У нас есть соседушки,
Во соседях девушки,
Они мне понравились
Своею походкою,
Тихой разговоркою.
Величальная для женатых гостей всегда заканчивалась
просьбой сделать девушкам подарок, обычно денежный:
Как у голубя,
Как у Сизова
Золотая голова.
Как у Ягорья
У Степановича
Расхорошая жена.
Ежели ее любишь,
Ты ее окупишь,
А ежели не любишь,
То ты не окупишь.
Если будешь дарить,
Дари поскорее.
Если не будешь дарить,
Говори посмелее.
«Опевание» девушками жениха, невесты и всей присутст-
вующей родни считалось одной из важных составляющих сго-
вора: оно не только помогало сформировать родственные
отношения между членами двух семей, но и как бы санкцио-
нировало брак со стороны деревенского сообщества. Деньги,
которые девушки просили у гостей («Подари, хорошенький,
подари, пригоженький»), были своего рода выкупными моло-
дежной группе, которая теряла двух своих участников.
После каждой величальной песни гостям полагалось вы-
пить немного пива, бражки или водки. Во многих русских де-
ревнях сговор назывался «запоем», «пропоем», то есть обря-
дом, во время которого невесту и жениха провожали, отправ-
ляли в новую брачную жизнь песнями и пивом.
По окончании сговора невеста дарила жениху ширинку,
ее мать преподносила родне жениха полотенца, платки, поя-
са. Сваты же благодарили деньгами. По представлениям кре-
стьян, такой обмен закреплял договор двух семей, согласив-
шихся на брак своих детей. В некоторых деревнях Северной
и Средней России был распространен обычай, по которому
жених, уходя домой, сжигал кудель на прялке невесты в знак
того, что теперь «его воля». 267
<К )Я() I )
Рисунок
с гравюры XIX в.
Невеста продолжала причитания, в ко-
торых оплакивала свое девичество, и по-
сле ухода гостей. На Русском Севере ос-
новной текст причитаний исполняла пла-
куша (причитальщица), а невеста подхва-
тывала его. Находящиеся в доме женщи-
ны успокаивали невесту: «Не плаць, не
плаць, целая недиля плакать, тут всю го-
лову разрушишь» — или, наоборот, гово-
рили: «Не заунимайте, не заунимайте,
пусть она поплацет, как не наплацется за
столом, тогда наплацется за столбом»
(Макашина Т С. С. 491).
После сговора и рукобитья отец же-
ниха договаривался со священником о
дне венчания. До этого дня священник
должен был трижды оповестить с цер-
ковного амвона о вступающей в брак па-
ре, чтобы выяснить, нет ли к этому препятствий. Главными
препятствиями считались физическая или психическая неспо-
собность к супружеству, состояние в браке, вина прелюбодея-
ния при расторжении предыдущего брака, троебрачие (то
есть нельзя было вступать в брак более трех раз), а также от-
сутствие согласия на брак со стороны родителей.
Сговор и рукобитье ставили точку на переговорах: отказ
от свадьбы с этого момента считался невозможным и рас-
сматривался как страшный грех, за который человек должен
будет расплачиваться всю жизнь. По обычному праву винов-
ный в нарушении свадебного соглашения должен был опла-
тить все расходы на свадьбу и заплатить за бесчестье обма-
нутой стороне. Со сговора начинался период подготовки
к свадьбе, который длился от одной-двух недель до меся-
ца. Это время было посвящено хозяйственным заботам и
эмоционально-психологической подготовке невесты и жениха
к предстоящему событию.
Хозяйственные приготовления
Сидит кошечка
В лукошечке,
Л Она шириночки шъет,
За кота замуж идет.
i Хозяйственными делами были заняты не только родители
z жениха и невесты, но и сама невеста. Девушка должна была
закончить приготовление приданого и подарков родственни-
268 кам жениха, если это еще не было сделано. В этом невесте
помогали подружки, которые каждое утро приходили к ней в
дом, а иногда и оставались ночевать, работая допоздна. Вот,
например, какой песней будили утром невесту курские де-
вушки:
Вставай, вставай, Марьюшка,
Вставай, дружечка, не дреми!
Тебе многой урок надомно:
Сорок-сорок пар рушников,
Пятьдесят локот все хварбот,
А на все крючки рушнички,
На кадушечки дежнички,
А на столики скатерти.
Невеста отвечала на это:
У мене это все готово.
Все пошито, покатано,
Все в скрыню покладено.
После этого все садились дошивать приданое. В первую
очередь невеста готовила в подарок рубахи жениху, будущим
свекру и свекрови по снятым с них меркам, — чего нельзя бы-
ло сделать раньше. Все это сопровождалось пением подруг,
жалобами невесты:
От-вы порядовны мои да соседушки,
От-вы полюбовны да мои подружечки,
От-я не могла вас да дождаться!
От-вы на что да осердилисе?
От-вы на что да прогневалисе?
От-я ждала вас да дожидалася,
Ох, все окошечки да приглядела,
Ах, и все двери да охватала.
Концы
полотенца.
Начало XX в.
Архангельская
губ.
Конец
полотенца.
Конец XIX -
начало XX в.
Тверская губ.
КIII I' IVHC > Ю 1И<111 41'11 ПНЯ L)I1KF( А
269
Л. Н. Барбарин.
Привозят приданое.
1980-е
Хозяйственные заботы родителей хорошо описал краевед
Кадниковского уезда Вологодской губернии А. А. Шустиков:
«...Все дело по приготовлению к свадьбе лежало на родите-
лях и родственниках. Родителям как со стороны жениха, так
и невесты действительно дела по горло: надо, если они бога-
тые и не желают ударить в грязь лицом, сварить пиво, попра-
вить кой-где постройки свои, заготовить муки, говядины по-
больше (хотя это все свое), сходить или съездить к каждому
из своих родственников с зовом (приглашением) на свадьбу,
сторговаться со священником о вознаграждении за венчание
(определенной нормы вознаграждения здесь не было), за
всем тем надо сделать запас сена, дров, дабы в свадебное вре-
мя не ехать в лес. Если принимать во внимание, что изготов-
ление одного пива требует не менее 10—14 дней, то станут по-
нятными их труды и хлопоты. Женщинам тоже не меньше
дела: надо во всем доме вымыть полы (а они не моются ино-
гда по году и более), подчистить и прибрать разный скарб
или хотя бы скрыть его с виду, приготовить хоть соломенные
постели для гостей, поправить свои наряды, а равно и муж-
чин и т. д.» (Шустиков А. А. 1892. С. 131).
1\( )Я I.) П1ИЯ П/ ) IIIHMIK Kill
Прощание с девичеством
Еще рано на дворе,
Дак я еще покрасуюся,
Поживу-ка девицею,
Да послыву-то невестою.
Психологически девушка готовилась к замужеству с по-
мощью обрядов, которые назывались «прощание с девичест-
270 вом» или «прощание с красотой». Слово «красота» означало
всю девичью жизнь, со всеми ее радостями и тревогами. Об-
ряды прощания проходили обычно в течение последней неде-
ли предсвадебного периода и достигали кульминации накану-
не венчания — на девичнике, который устраивала невеста.
Прощание с девичеством воспринималось как событие траги-
ческое — как умирание «красоты» и даже как смерть девуш-
ки. Невеста из села на реке Мезень об этом пела так:
Ox-те мне чушко, тошнехонько!
Ой все прошло да мое прокатилося
А красно хорошо девичество:
А серым заюшком да проскакало,
А горностаюшком пропрыгало,
А серой уточкой проплавало,
А золотым кольцом проблискало,
А красной девушкой проплакало.
В большинстве русских деревень невеста в это время но-
сила «печальную» одежду (то есть одежду белых и темных
тонов), распущенные волосы, покрытые надвинутым на лицо
платком. Она мало выходила из дому и при посторонних де-
монстрировала печаль.
Прощание с девичеством предварял обряд «красования
невесты»: невеста последний раз показывала себя на людях,
расставаясь с деревней, соседями, родней. В одних деревнях
нарядно одетая невеста вместе с «подруженьками-голубушка-
ми» торжественно шла по улицам и несла в руках «красоту»:
небольшую елочку, обвитую ленточками, бумажными цвета-
ми, или букет искусственных цветов. Шествие девушек со-
провождалось причитаниями и пением грустных песен:
Благослови, Пресвятая Богородица,
Выйти мне на широкую улушку
Со сестрицами, со милыми подружками.
Разгорелась моя буйная головунька.
Распалось мое ретиво сердце,
Ах, свалилась моя буйная головунька,
Со моих со белых плеч.
Свет мой, широки улушки,
Я любила ходить тут красной девицей,
Я любила носить свою красу девичью,
Накрасуйся, накрасуйся, краса девичья,
Навольнуйся, навольнуйся, воля вольная.
Уж недолго мне красоваться красной девушкой:
Один день до вечера.
Приближенные мои и соседушки,
Раскрывайте вы окошечки косящатые. 271
Н1’( >1Ц\HII1 ( Д1 BI141 ( I В< А!
I !l’( >1ЦXI II !f ( U i’.ll'll ( I Г>< Л!
Хорошо ли я красуюсь с милыми подружками?
Ведь недолго мне красоваться красной девушкой:
Один день всего до вечера.
В других деревнях невеста с подругами ходила «красо-
ваться на угор», то есть на возвышенное место за околицей
деревни. По пути она останавливалась около каждого дома,
«показывала себя», а потом начинала причитать. Хозяева до-
мов выходили на улицу, любовались невестой, прощались с
ней. Взойдя «на угор», она продолжала причитания. Невеста
могла «красоваться», сидя в окружении подруг на лавочке
около своего дома. Посмотреть на невесту и послушать ее
причитания собиралась вся женская половина деревни. Или
же «красование» невесты проходило на молодежной посидел-
ке, куда она приезжала на паре лошадей с колокольчиками.
Девушки выходили ей навстречу и как самую дорогую гостью
вели под руки в избу. Там невесту сажали на самое почетное,
хорошо освещенное место, чтобы полюбоваться ею. Ей гово-
рили «приятственные слова», гладили ее, ласкали косу. Не-
веста кручинилась, девушки пели, приглашая всех поиграть
при невесте последний раз:
С терема на терем Марья шла;
играйте, играйте, горазже, горазже;
с высока на высок, Ивановна,
играйте, играйте, горазже, горазже.
После молодежных игр, во время которых невеста была
лишь наблюдателем, она в сопровождении девушек отправ-
лялась домой. В дверях останавливалась и начинала в причи-
таниях прощаться «со смиренной беседушкой», со всей «хо-
лостьбой».
На Русском Севере, на Алтае и в Сибири получил распро-
странение обряд «прощания с белым светом»: невеста вместе
с подругами каждый день от сговора до венчания на утренней
и вечерней заре выходила за околицу деревни. Невеста из
старообрядческого села на Алтае причитала так:
Уж вы, милые-то мои подруженьки,
Выведите меня на белую зарю,
С новой горницы во новы сени,
С новых-то сеней на красно крыльцо,
Со красна-то крыльца на широкий двор,
Со широкого-то двора на широку улицу,
Раздуйте-ка, мои ветры буйные,
Раскачайте-ка вы, мои ветры буйные,
Гробову доску — лютую тоску.
272
Крестьянская
девушка. Фото
А. О. Карелина.
1870—1880-е
Наголосившись, невеста благодарила подруг: «Спаси-то
вас Господи, милые подруженьки, что сводили меня на бе-
лую зарю».
В северных областях был распространен обряд «проща-
ния со скрутой», то есть с девичьей одеждой. На «скрутуш-
ник» собирались подруги и родственницы невесты, а она про-
гуливалась перед ними по избе, переодеваясь через каждые
10—15 минут в новую одежду. В некоторых деревнях невеста
надевала на себя сразу несколько рубашек и сарафанов или
выносила всю имевшуюся у нее одежду, показывала ее, опла-
кивая в специальных причетах каждый предмет. Вот, напри-
IIPOIIIXHIII.C ДЬВИЧЕСЧВОМ
273
мер, как проходил «скругушник» в Тотемском уезде Вологод-
ской губернии. В начале обрядового действия невеста обра-
щалась к матери с просьбой принести ей скручу:
Возьми гы, мачушка,
На свои белые рученьки
Свои золоты ключики,
Сходи-ка ты, мачушка,
Во сипики во замочные
Да в сундуки во кованые.
В синичке-то на полочке
Во кованой коробочке
Лежит моя скруга добрая.
Неси-ко ты, магушка,
Мою скручу добрую,
Платьицо разноцветное.
После того как мать приносила одежду и раскладывала
ее на столе, разыгрывалась такая ситуация: невеста хотела
подойти к своей скруте, но не могла этого сделать, будто
скруга, «не веселая, не радожная, ровно ноченька темная», не
подпускала к себе девушку с ее «кручиной и тоской-печалюш-
кой». Невеста обращалась к девушкам с просьбой снять с нее
печаль и рассказывала, как ее отец и мать купили ей «цветно
платьице» — девичью скручу и как она его носила «в годовые
честны праздники» и берегла от ветра, от красного солныш-
ка, от частого дождичка и «от худой славы напрасный». За-
тем невеста надевала на себя скручу и отправлялась с подру-
гами гулячъ, а когда девушки возвращались, их сажали за
стол и угощали обедом с пирогами и пивом.
Последний день перед свадьбой назывался девичником. В
этот день совершались обряды, которые оформляли переход
из девичества: «прощание с красотой», «расплетание косы»,
«банный обряд».
Обряд «прощания с красотой» («расставание с красотой»)
был кульминационным в цикле прощальных обрядов пред-
свадебного периода и проводился более или менее одинаково
на всей территории России. Действие разворачивалось во-
круг предметов, считавшихся воплощением девичества, его
символами. Это могли быть лента-косоплетка, головной
убор, зеркало, кудель, небольшое деревце, украшенное лен-
тами или бусами, кукла, букет искусственных цветов и др.
Все эти предметы назывались «красота». После того как в из-
бе собирались все участники обряда, к ним выходила невеста
в «печальной» одежде, с платком на голове, садилась на ла-
вочку и начинала причитать. Сначала она обращалась к отцу
и матери:
274
И уж ты слушай, свет-родитель моя матушка:
И надоела, знать, невольно напрокучила,
И я тоби, видно, желанной своей матушке!
И приустала, знать, родитель, обуваючи,
И обуваючи меня, да надеваючи,
И мою волюшку, родитель, ублаждаючи!
Мать старалась оправдаться и утешить свою дочь:
И ты послушай столько, белая лебедушка:
И все не честь-хвала сидеть долго в девичестве,
И со сторонь да будут людушки смиятися,
И все спорядныи суседки насрекаются,
И засидишься как во красных-то во девушках!
Девушки также старались успокоить невесту: брали ее
под руки, жалели, гладили. Затем невеста вставала, просила у
крестной матери воды, чтобы умыться и смыть «свое горюш-
ко-кручинушку, свои слезы пригорючие». Причитая, она мо-
лилась перед иконами Богу и Богородице и делала земные по-
клоны: «За государя милостивого, за царицу милостивую, за
всю палату государеву, за попов и за дьяконов, за государя
светла батюшка» и «за всю родню мою сердечную». После
этого она просила подружек принести ей «красоту». Девушки
выходили и через некоторое время с пением возвращались.
В Костромской 1убернии их песня звучала так:
Раздайся, народ,
Расшатися, народ,
Дивья красота идет.
Не сама она идет,
Ее девица несет
На резвых ногах,
На медных гвоздках,
На высоких каблучках.
0
Невеста просила всех присутствующих полюбоваться на
ее «красоту». Затем решала, кому ее передать: «Государю
светлу батюшке, или родимой моей матушке, или всей родне
сердечной?» После этого наступал главный момент — «отня-
тие красоты». Эта сцена могла разыгрываться по-разному, но
всегда с причитаниями и плачем невесты. «Красоту», особен-
но если это была лент а или головной убор, невеста могла от-
дать своей подруге:
Гы носи, моя подруженька,
Гы мою да дивью красоту,
275
111Ч)П1\Н111 ( Д1 ВИЧК1ВОМ
За обедней-то стоючи,
Носи в чести да в радости,
Чтоб добрым людям на зависть бу,
Роду-племени на похвальбу.
«Красоту»-деревце подруги выносили из избы со словами:
«Красота рассердилась, ножкой топнула, дверью хлопнула».
Перед этим девушки предлагали невесте в последний раз
взглянуть на нее: «Как елочке не бывать больше зеленой, так
и тебе, Марья Ивановна, не бывать больше в девках».
В некоторых деревнях девушки продавали «красоту»
дружке, уговаривая его не скупиться, подороже заплатить:
Дивью красоту озолотите!
Не озолотите, так посеребрите!
Медные-то не кладите,
Тарелочке края не ощербите,
Нас, красных девушек,
В изъян не введите!
В завершение обряда девушки пели о том, что «красота»
гибнет, плачет, но покидает невесту:
Красота, дивья красота,
Да красота ли да Марьина!
Да нам куда красоту девать?
Да мы возьмем, белы лебеди,
Да во свои да белы рученьки,
Да унесем дивью красоту
Да мы во чистое полюшко,
Да во луга да во зеленые,
Да во травы во шелковые!
Да отойдем да и послушаем,
Да не стонет ли мать сыра земля,
Не плачет ли дивья красота?
Да она плачет, возрыдавает,
Да на белы руки просится,
Да на белые на Марьины!
Да вот и шли два-ти молодца
Да со косами со булатными,
Да подкосили дивью красоту,
Да ее резвые ноженьки!
Прощание с девичеством предполагало также и расстава-
ние девушки с косой. Косу — главный символ девичества —
сначала заплетали таким образом, чтобы ее было трудно рас-
276
плести: в нее вплетали шнуры, тесьму, вкалывали булавки
и даже зашивали нитками. Все это сопровождалось причита-
ниями невесты:
К. Е. Маковский.
Под венец.
1884
Ты голубушка-подруженька!
Потрудись-ка ты, пожалуйста,
Причеши ты мне буйную головушку,
Разбери-ка ты мне русу косу,
Разбери мелко-намелко,
Заплети-ка мне часто-начасго.
Посреди моей русой косы
Вплети мне два ножичка булатные,
Два замочка полужонные.
Во конец моей русой косы
Вплети ленту алую.
Завяжи ее в три узла,
В три узла немецкие:
Не распалась бы моя руса коса,
Не потеряла бы красу девичью.
Невесте надевали праздничный девичий головной убор,
характерный для этой местности, или венок из искусствен-
ных цветов. Затем брат или подруги невесты начинали торг
нющаниь ( л вич1 стом
277
за ее косу с дружкой или тысяцким — крестным отцом жени-
ха. Продавец обращался к дружке: «У моей сестрицы но сто
рублей косицы, русая коса — девичья краса, все вместе пожа-
луйте рублей двести». Некоторое время продавец и дружка
торговались, затем дружка передавал сумму, которая была
заранее определена на сговоре. После этого девушки присту-
пали к расплетанию косы: медленно снимали головной убор,
все украшения, расчесывали волосы, распуская их по плечам.
Невеста пела:
Милая подружечка!
Не расплетай-кася ты
Мою косу русую.
Коса ль моя, косушка,
Она не дорощённая,
В косе ленточка
А еще не доношенная.
Коса моя малая,
А я девка еще младая.
Распущенные волосы невесты символизировали ее готов-
ность к браку, были знаком того, что первый шаг к замужней
жизни сделан. Ленты из косы раздавались всем подругам не-
весты.
В селах Северной и Центральной России, в Верхнем и
Среднем Поволжье девичник совмещался с мытьем невесты
в бане. Это был очистительный обряд, связанный с древними
представлениями о переходе человека из одной возрастной
группы в другую; посещение невестой бани не противоречило
христианскому вероучению, которое требует от человека фи-
зического очищения перед принятием таинств, в том числе
и таинства венчания.
Приготовление бани для невесты и ее шествие чуда пре-
вращалось в яркое ритуальное действие, участниками которо-
го, кроме невесты, были девушки, дружка или колдун. Де-
вушки топили баню рано утром, затем отправлялись за ожи-
давшей их невестой. Придя за ней, они пели о том, как им тя-
жело входить в дом, где сидит «лебедь подсгреленная, красна
девушка запоручепная», которая бросает их, но они, несмот-
ря па измену, выполнили ее просьбу:
Уж мы сделали да нослушаньице,
Мы велико тебе да уваженьице,
*
Истопили да тебе парку баенку,
Накалили да светлх каменку.
* *
Мы наносили да ключевой воды,
278 Мы нагрели да парку щёлоку.
А. И. Корзухин.
Девичник.
1889
Войдя в избу, девушки рассаживались по лавкам и начина-
ли причитания, в которых рассказывали о радостной и безза-
ботной жизни в девичестве, противопоставляя ее тяжелой
«бабьей доле», и предлагали невесте отказаться от замужества:
Полно слушать тебе
Михайловых гуслей,
Михайловы гусли омманчивыя,
Омманчивыя, переманчивыя,
Переманят тебя на чужу сторону,
Ко чужому отцу-матери,
Ко чужому роду-племени,
Заставят тебя перед батюшкой стоять,
Заставят в ноги кланяться.
После этого подруги приглашали ее пойти в баню. Обычай
требовал, чтобы невеста отказывалась идти туда. Девушки
должны были взять ее под руки и насильно вывести из дому.
Растопися, баинька,
Раскалися, каменка,
Ты расплачься, Насгеюшка,
Перед ронным батюшкой,
Перед родительницей матунькой,
Перед братцем своим соколом,
ПРОИ1ХНИ1. (, ДНШЧ1 CIBOM
279
Перед сестрицей своей касатушкой:
«Родитель мой, баччошка,
Красно солнышко, магуиька,
Поддержите меня, молодёшеньку,
Не сдавайте на чужу сторонушку,
Чужому неровному батюшке,
К чужой неровной матушке».
Шествие девушек с невестой в баню возглавлял дружка,
который читал заклинания, отпугивающие нечистую силу, раз-
махивал кнучюм и обсыпал невесчу зерном, чтобы она была
плодовита. Иногда вместо дружки во главе процессии шла
ближайшая подруга невесты, разметая дорогу веником — «рас-
пахивая дорожку». Посмочречч, на невесчу собирались все од-
носельчане. В баню вместе с невестой входили две—чечъгре ес
подруги, остальные ожидали невесту на улице или заходили к
ней по очереди. В некоторых селах, например в Кадниковском
уезде Вологодской губернии, с невестой в баню первым входил
колдун (ворожец, вежливей, сторож), который раздевал ее,
мыл и при этом шептал заговор от порчи, опоясывал ее кус-
ком рыболовной сети, чтобы нечистая сила запуталась. По вос-
поминаниям очевидцев, у крестьян «отпускать девицу со сторо-
жем в баню одну, где он раздевал ее донага и обмывал все че-
ло, не считалось предосудительным, и сама невеста тоже не
стыдилась этого» (циг. по: Макашина Т С. С. 511). После ухода
колдуна девушки начинали парить невесчу березовым вени-
ком, в который были добавлены ветки фруктовых деревьев и
ягодных кустов, поддавать на каменку квасом или пивом, «что-
бы был хороший дух, а невеста в замужестве плодовита». Де-
вушки в бане иногда гадали: «Девки в баню пойдут, веники по-
тащат и чуда засунут зеркальце, мыльце и цыгарку. И гадают,
кому какой веник достанечся, у кого какой жених будет: зер-
кальце — щегольливый, мыльце — белоручка... Тут еще и (>у-
чтялку запехают, маленьку каку. Реву гут сколько!» [Русская
свадьба. Т. 1. С. 194). Можно было погадать и по-другому: взять
клещами камень с каменки и окунуть его в холодную воду. Ес-
ли камень «громко заверещит», то жених (гудет сердитый, если
тихо зашипит — добрый. После того как невеста вымоется и
хорошо пропарится, подруги платком собирали с нее пот и вы-
жимали его в чашку, а на свадьбе этот пот добавляли в пиво
молодому, чтобы он всегда любил свою жену. Мытье в бане со-
провождалось пением песен эротического содержания:
Парила, напарила,
Чоботом ударила,
После пару, после жару
Женишок тебя наяриг.
280
Б. М. Кустодиев.
Русская Венера.
1926
В некоторых селах вокруг бани бегали парни, которые би-
ли кочергами в печные заслонки и пели «срамные песни».
Причитаний в бане, как правило, не было. Они начина-
лись, когда девушки во главе с невестой пускались в обратный
путь. По дороге к дому невеста благодарила «парну баенку» за
то, что она «намылила, напарила в последний раз остаточной,
девицей младокрасною». Однако невеста и корила баню за то,
что та «смыла, спарила девью красоту, да украшеньицу».
Уж как эту жарку банюшку
Раскатать бы всю по бревнышкам,
Уж как эти бы дрова березовы
Расщепать бы все по щепочкам,
Раскидать бы по сторонушкам.
Уж как эти бы березовые венички
Раскидать бы все по прутикам,
1114)111 \HIII С ДЬВИЧЮВОМ
281
Е. В. Честняков.
Ведение невесты
из бани.
1920-е (?)
Раскидать бы по сторонушкам.
Уж как эти жарки камушки
Разбросать бы по дороженьке.
Всю я смыла, всю я спортила
Я свою да волю девичью,
Я свою да девью красоту.
Вечером накануне венчания у невесты собирались девуш-
ки на «плаканье». Вместе со своими сестрами невеста обходи-
ла дома подруг, приглашая их на прощальный девичник.
I пч )|Ц мни ( Д1 ВИЧ! ( ИИ »м
Попрошу я вас, сестрицы милые,
Вы подойдите-ка ко мне, подруженьки милые,
На веселую на беседушку.
Ведь знаете вы, подруженьки мои,
Что недолго мне осталося
Красоваться во красных во девушках.
Вы подойдите ко мне, милые подруженьки,
На веселую на беседушку.
На девичнике невеста, закрытая платком, сидела под
божницей за столом, плакала, причитала, «хрясалась» — то
есть по ходу причета всплескивала руками, ударяла ими по
столу. В причитаниях невеста прощалась с родным домом,
корила отца и мать за то, что они отдают ее «чужому чужени-
ну на чужу-дальню сторону», прощалась с подругами:
Я последний раз с вами прощаюся,
Навсегда от вас удаляюся.
Я уж названа, нареченная,
Жисть моя прошла драгоценная,
282
Наступает жисть переменная.
Перейдешь черту — не возвратишься,
В девичий наряд не нарядишься,
Изомнут венцы на главе цветы!
Девушки сопровождали и комментировали причитания
невесты и упрекали ее за то, что она их покидает и что не по-
слушалась их советов:
Мы тебе, подруженька, сказывали,
Мы тебе, подруженька, наказывали:
Не ходи, Танюшка, во зелен сад гулять,
Не слушай, Татьянушка, гусельцы Ивановы.
Через некоторое время приезжал жених «со дружиною» —
парнями и родственниками. Девушки старались «чужого чу-
женина» не пускать в дом, прогоняли гостей, просили отца не-
весты уговорить их вернуться назад, старались представить
жениха и его дружину в неприглядном виде:
У тебя, у молодца,
Из скота, из живота
Только петух да курица,
Из посуды-то медной
Только крёст да пуговица.
У тебя, у молодца,
Есть избица-то ухлая,
Переводы ломятся,
Половицы колются.
Приехавшие старались задобрить девушек, одаривая их
деньгами и конфетами. Затем гости входили в дом, садились
за стол, и девушки начинали их хвалить:
У тебя, у молодца,
Сапоги козловые,
Шапочки бобровые,
Кушаки волковые.
У тебя, у молодца,
Терема высокие
И дворы матерые,
Да светло-то, да хорошо,
И скота-то полные.
1П’()|Ц\НИ1 ( Д1 В1Г11 CI В< >\!
Отец уводил невесту из круга девушек к жениху. Она три-
жды обнимала, целовала жениха и корила себя за неласко-
вый прием: 283
Пристыдили да принастыдили,
Да при отце, при мамушке,
Да при всей-го публике.
Потом обращалась к отцу и матери с просьбой хорошо
принять гостей, чтобы о ней и ее доме пошла добрая слава.
Жених с невестой и все присутствующие садились за стол, и
начиналось угощение. После этого невеста одаривала жениха
и его дружину полотенцами, а девушки «оневали» каждого,
кто получил дар.
Каравайный обряд
Караваи валяется.
Караваи шатаете я,
Пошел караваи
По дуЬовылс етолалк
По скатертялс Ьранылс
Накануне венчания в селах и деревнях южных губерний
Европейской России для свадебного стола выпекали каравай.
Это происходило в доме жениха или в доме невесты, а в не-
которых деревнях и у жениха, и у невесты. Приготовление
госта и сама выпечка каравая представляли собой обряд, суп»
которого была одинаковой на всей территории его бытова-
ния, хотя сами обрядовые действия могли разыгрываться по-
разному. Выпечка каравая символизировала рождение новой
жизни и, таким образом, была направлена на обеспечение
плодовитости молодой брачной нары.
Для изготовления каравая приглашали женщин-«каравай-
ниц», счастливых в семейной жизни, имевших здоровых де-
тей, и девушек из богатых, счастливых семей — свах. За про-
цессом наблюдали зрители: родственники невесты, ее крест-
ные родители, подружки, соседи. Иногда помещение, где за-
мешивалось тесто для каравая, украшали колосьями ржи из
последнего снопа, сжатого в предшествующую свадьбе осень.
Замешивать тесто полагалось днем, обязательно до захода
солнца. Сначала каравайницы обращались к Богу и святым
угодникам: «Благослови нас, Господи, спаси нас, милостливый
- Козьмы-Демьян, на Филатушкину свадьбу спечь каравай высо-
2 кий, веселый!» Потом невеста спрашивала благословения у
~ матери замесить каравай. Мать отвечала: «Бог благословит,
z а я благословляю!» С такой же просьбой невеста обращалась
з к отцу, крестным, к старшим родственникам и в конце концов
- к девушкам: «Игрицы и красные девицы, благословите и по-
могите!» После этого каравайницы приступали к замешива-
284 нию теста. Одна каравайница сыпала в квашню с водой муку,
другая под мучной струей держала сито, третья за-
мешивала. Квашню ставили в теплое место рядом с
печью и ближе к вечеру, когда тесто «подходило»,
начинали формовать каравай.
Формовка каравая могла проходить на девични-
ке в присутствии жениха с невестой, девушек и род-
ственников со стороны невесты. Тесто укладывали
в специальную большую чашу с крестом, которую
ставили па лавку, где лежало покрытое скатертью сено. При- Свадебный
сутствующим в избе людям под страхом наказания запреща- караваи
лось дотрагиваться до чаши с тестом. Перед тем как поста-
вить тесто в печь, крестная мать невесты обходила с ним из-
бу, садилась па печь или вместе с крестным отцом обходила
три раза печной столб. Каравай отправляли в печь па лопате
с прикрепленными по се краям горящими свечками и, преж-
де чем оставить каравай в печи, его гри раза то задвигали в
нее, то выдвигали. Поставив окончательно, ударяли лопатой
по матице — потолочной балке. На мифологическом уровне
печь осмыслялась как женское чрево, материнское лоно; ло-
пата, которой задвигали тесто в печь, — как мужское нача-
ло, а сам каравай — как плод, полученный в результате их
слияния.
Готовый каравай вытаскивали из печи, ставили на стол и
украшали выпеченными из теста, отдельно от каравая, не-
большими украшениями, которые представляли собой раз-
ные фигурки — солнце, звезды, месяц, цветы, плоды, коро-
вок, лошадок, птичек и др., то есть знаки, считавшиеся у рус-
ских олицетворением мира, добра, счастья, довольства, пло-
дородия. Затем каравай, передавая с рук на руки, обносили
вокруг печного столба и ставили на стол. Каравай, поставлен-
ный на стол, воспринимался как символ достатка, благополу-
чия, счастливой доли, которая ждет будущих молодоженов.
Весь процесс изготовления каравая сопровождался пени-
ем каравайных песен, в которых рассказывалось об этапах
его создания руками каравайниц:
Валю, валю, сыр каравай,
С правой руки на леву,
С левой руки на праву —
По золочу лоточку,
По золочу лоточку,
По серебряному блюдечку.
Каравай на лавку взлез,
Каравай по лавке пошел,
Каравай на полку сел,
Каравай на печку взлез.
Каравай испекли.
Фото.
Начало XX в.
Караваи с печки слез,
Каравай на лопату сел,
Каравай в печку глядит.
В песнях каравайницы заклинали каравай вырасти боль-
шим и пышным:
Пекись, пекись, сыр каравай,
Дерись, пекись, сыр каравай,
Выше дуба дубова,
Выше матицы еловой,
Ширше печи каменной.
После изготовления каравая в доме жениха его несли
к невесте «на показ». В том случае, если хлеб изготавливался
и у жениха, и у невесты, происходил обмен караваями.
Венчальное утро в доме невесты
Ох, благословите Л1еня,
Ох, родная лшлушка,
Ох, и родный батюшка,
Ох, и вы все, красные девушки,
Ох, и вы, добрые людушки,
Ох, Л1не на Божий суд идтить,
Ох, златой венец получить!
Утро в семье невесты было посвящено подготовке к бра-
косочетанию: родители и родственники благословляли ее на
брак. Она вставала с восходом солнца. Утреннее пробужде-
ние и умывание невесты и ночевавших в ее доме подруг со-
провождались причитаниями. В Рязанской губернии невеста
286 будила подруг:
I’.l 114 \ II
Вставайте, вставайте, мои подруженьки.
А каково вам темная ночка спалося?
А я всю темною ночку не спала,
А всю я ночку темною продумала:
И как в чужих я людушках буду жить-то,
И как чужому я дядюшке угожу,
И как чужую тетушку мамой назову?
В Олонецкой губернии мать, отправляясь будить дочь,
жаловалась, что ей не хочется отдавать «белую лебедушку» в
«великое неволище», однако дано слово «отеческому сыну».
Невеста, встав с постели, начинала прощаться со всем, что
было в доме:
И ты прости меня, тесовая кроваточка,
И ты прости меня, мягкая перинушка!
И прости, раннее мое да положеньице,
И прости, позднее девичье пробужденьице!
И больше в девушках вольной мне-ка не бывать,
И до обеда с вольной волюшкой мне не сыпать.
Мать и девушки старались ее утешить:
Мы ведь тебя не в полон дадим,
Мы тебя ведь не сгубить хотим:
Мы даем тебя за умного,
Что за умного, разумного,
За Василия Петровича.
Невесту
отпускают
к венцу.
С рисунка XIX в.
1'1 I 1 III III П\< )1 Я < •<) ) \ к )||Ч\ \ hH UI
287
Вслед за этим невесту начинали «убирать» в подвенечный
наряд. Крестьянский обычай требовал, чтобы девушка стояла
под венцом в традиционном свадебном наряде, даже если в
обыденной жизни она носила городской костюм. Предпочте-
ние отдавалось одежде светлых тонов, яркие цветные ткани
для костюма невесты старались не использовать. В некото-
рых южнорусских деревнях невеста могла венчаться в «тем-
ненькой» и «беленькой», то есть в траурной, печальной одеж-
де. Волосы невесты обычно были распущены, на голове —
традиционный для местности головной убор, а сверху — обя-
зательно покрывало (фата, шаль, полотенце), которое снима-
ли на время венчания. В конце XIX века в моду стал входить
венок из искусственных цветов с прикрепленной к нему длин-
ной фатой из тонкой ткани. Подвенечный костюм включал в
себя, как правило, большее количество предметов одежды,
чем праздничный. Во многих губерниях России на невесту’ на-
девали две рубахи, два сарафана, два пояса, две пары чулок,
причем один предмет из каждой пары — наизнанку. Кроме
того, независимо от времени года, непременной принадлеж-
ностью венчального костюма была шуба.
Пока невесту «убирали», девушки «опевали» почти каж-
дый надевавшийся на нее предмет. Например, девушки из се-
ла Потудань Воронежской губернии, когда на невесту наки-
дывали покрывало, пели:
На дворе имга пала,
На дворе имга пала,
Да белая порошинка,
Белая порошинка.
Да на нашей па Аннушке,
Да на нашей Никаноровне
Да белое покрывало,
Тонкое белое,
Свое рукоделье.
В перерывах между песнями невеста причитала, обраща-
ясь к матери, отцу, братьям, сестрам, подружкам:
Дорогой мой братец,
Куда ты меня убираешь?
Ты меня ни в гости, ни в гостёчки,
А в чужие люди незнамы.
Я тож глупая.
Я чужой мамушке не сумею угодить,
Не сумею потрафить.
Пойдешь тихо, скажуть: «Недодвига».
Пойдешь резко, скажуть: «Ривенка».
288
Нарядив невесту в «свадёбное» девушки с удовольствием
ее рассматривали:
Ю-ладо, в тереме Аннушка,
Ю-ладо, убралася,
Ю-ладо, у во все платья,
Ю-ладо, венчальные,
Ю-ладо, у во все кольца,
Ю-ладо, обручальные.
Собирая невесту к венцу, старались предохранить ее от
порчи и дурного глаза. Для этого в ее одежду втыкали иголки,
к иодолу рубахи пришивали кусочек рыболовной сети, по та-
лии опоясывали ниткой с множеством узелков, на шею вешали
маленький мешочек с чесноком, медным купоросом или со
свернутой бумажкой с молитвой. Над ее головой трижды обво-
дили каким-либо предметом верхней одежды, а затем встряхи-
вали его, как бы избавляя от возможного сглаза. Все это сопро-
вождалось чтением заговоров. Заговоры начинались обычно с
обращения к Иисусу Христу, Богородице, святым угодникам, а
затем говорилось: «Заговариваю я, раб Божий (имя), от колду-
нов, от колдуниц, от еретиков, от еретиц, от князей и от бояр,
и от попов, и от поповых жен, и от девки, и от девкиного сына,
что есть еретиков на свечу. Замыкаюся я, раб Божий (имя),
тридевять замков туго-натуго и крепко-накрепко и отдаю я те
тридевять замков Михаилу Архангелу, Гаврилу Архангелу.
Носят оне те гридевять замков на акияне-море, кладут под
Алатырь-камень... В сем моем слове единое слово, кое слово
говорено и не говорено. Аминь» (Отреченное чтение... С. 126).
Невеста после того, как ее причесали и нарядили, должна
была подойти под родительское благословение. Этот обряд
обставлялся повсюду со всей возможной торжественностью.
Обычно невеста подходила к родителям, кланялась им в ноги
и, сделав затем поклоны всем присутствующим, просила бла-
гословения. В некоторых деревнях благословения за невесту
просили подруги: «Государь дядюшка (имя) и государыня те-
тушка (имя), как вы вспоили, вскормили, вырастали и сохра-
нили свое чадо богоданное; теперь это чадо стоит' перед всеми
и просит прощения и благословения. Прост ите и благословите
ее, вместо отца с матерью, в пугь дорогу ехать под красное
солнышко, под частые звездочки, под светлый месяц, чтоб
чисто и непорочно в церковь Божью стать, злат венец приять,
чуден крест целовать, с своим суженым сочетаться в радости,
в Божьей милости, в душевном спасении» (цит. по: Макаши-
на Т С. С. 540).
Обряд благословения начинался с общей молитвы всех
присутствующих родственников, обращенной к Спасителю,
289
Жених и iiriirvia.
Фок». 1‘ИЖ
Орлове кая 1 \ б.
Невесы держвп
в р\ках
\ крашенпмо
11ОЛ(»1С11Ц(‘М
«бланк ловепнмо
ИКО11\ »,
Божьей Матери, святым угодни-
кам. После этого отец брал в ру-
ки икону, мать — хлеб с постав-
ленной на него маленькой солон-
кой с солью; со словами «Бог
благословил» начинали ритуал.
Девушку благословляли «жен-
ской» иконой — обычно образом
Богоматери. Отец трижды кре-
стил склоненную голову дочери
иконой, то же самое делала
мать, но уже хлебом и солью.
Дочь благодарила родителей за
благословение: «Спаси, Христос,
мово родимого батюшку на
Божьем благословеньице», «Сна-
си, Христос, мою родимую ма-
тушку на Божьем благословеньи-
це». В некоторых местностях же-
ниха и невесту благословляли
еще крестные родители, а затем
по очереди все родственники и
присутствующие в доме соседи.
Считалось, что па брак жениха и
невесту должен благословить
по очереди подходили к невесте,
знамением. Если невеста была си-
Г < . ИК()11\ .
ко юрой мап.
бланк ловила
сс па брак
весь «крещеный мир». Все
осеняя ее голову крестным
ротой, то за благословением она обращалась к своим крест-
ным родителям или ближайшим родственникам; кроме того, в
русской деревне существовал обычай просить разрешение на
брак у умерших родителей: накануне венчания невеста отправ-
лялась на кладбище и причитала над могилой:
Ты раздайся, мап» сыра земля.
Гы откройся, гробовая доска,
Ты восстань, родной батюшка,
Я пришла к тебе, батюшка,
Нс но злато, не но серебро.
По отцовское благословеньице.
Что твос-то благословеньице
Из синя моря вынесет.
Из темного леса выведет.
Родительское благословение было и разрешением на
брак, и просьбой к Богу оказать милость, послать девушке
счастье в будущем браке. Традиция благословения вошла в
народный быт из церковного обихода: родители благословля-
290
ли детей подобно тому, как прихожане в храме получали бла-
гословение от священника, а через него — от Бога.
После благословения невесту сажали на почетное место
за столом. Этот момент свадьбы также считался очень траги-
ческим. Невеста плакала:
Господи, погодите вы
Меня заводить за дубовый столичек.
Ох, от своих же подружек и соседочек!
Оставьте же вы мене о теплое летечко
Ходить-от по веселым праздничкам.
Подруги садились рядом с ней за стол. Невеста, укрытая
покрывалом, жалобно благодарила родителей:
А вот спасибо вам,
Мои родители,
Воскормили меня
И воспоили меня,
Завели меня за дубовый стол,
Посадили меня
За дубовый за стол,
Сами сели вы.
С. И. Грибков.
Благословение
на свадьбу.
1886
ВНР1\.\Ы1(И У1Н)ВД<)М1 1ПВ1Г1Ы
291
Приезд жениха в дом невесты
В воскресенье разлучный день.
Разлучать будет Михайло сударь,
Разлучать будет Конетантинович.
Разлучать будет с батюшкой
Да со веелс родолс-плелсенеле
Утром в день венчания жених получал благословение ро-
дителей, которые осеняли его иконой (обычно образом Спа-
сителя или Николая Чудотворца) и хлебом с солью, и выез-
жал за невестой. Вместе с ним к невесте ехало довольно мно-
го людей, как правило родственников жениха. Все они назы-
вались «поезжане» («свадебники», «приборяне», «бояре»,
«княжий полок», «званые»). Зимой поезжане отправлялись на
санях, осенью на бричках. Количество упряжек свадебного
поезда зависело от состоятельности родителей жениха и чис-
ла его родственников: однако обычай требовал, чтобы в поез-
де было четное количество подвод, так как с четными числа-
ми связывалось представление о счастье и богатстве. Лошади
были убраны по-праздничному: заплетенные в косички гри-
вы, нарядная сбруя с серебряными или латунными украше-
ниями, ленты на дуге, колокольчики и бубенцы; подводы по-
крывали коврами, войлоками, к спинкам саней привязывали
полотенца «обмахальца», которые развевались во время быст-
рой езды. Свадебный поезд, включавший в себя большое ко-
личество подвод, запряженных ухоженными, нарядно убран-
ными лошадьми, демонстрировал всему деревенскому сооб-
ществу богатство и достоинство семьи жениха и его родни,
а также уважение к невесте и ее семье.
Впереди поезда верхом на лошади ехал дружка — глав-
ный распорядитель свадьбы со стороны жениха. Обычно па
эту роль приглашали брата жениха или его близкого товари-
ща. Дружка собирал свадебный поезд, показывал дорогу к
дому невесты, руководил поезжанами в ее доме, отвозил всех
в церковь, осуществлял магическую защиту поезда от порчи
и сглаза. У дружки могли быть помощники — поддружья
(младшие дружки), которые должны были выполнять все его
распоряжения. В первых санях ехал жених с тысяцким (боль-
шим боярином) — ст аршим дядей или крестным от цом жени-
ха, державшим в руках икону, которой родители благослови-
ли жениха перед выездом. Чин тысяцкого считался очень по-
четным. Девушки называли его в песнях «славный тысяцкий
богатый», «большой честной человек», прославляли его родо-
витость, богатство и ум. Тысяцкий имел помощников, кото-
рые назывались «старшими боярами», — это были братья же-
ниха или младшие дядья. Они ехали за женихом с тысяцким.
В следующих санях сидела свашка — тетя жениха или его
292
Свадебная карета.
Фрагмент росписи
прялки. XVIII в.
крестная мать. Тысяцкий и свашка выполняли роли отца и
матери жениха, которые не участвовали в свадебном поезде и
не присутствовали на венчании, а находились дома и готови-
лись к встрече молодых и свадебному пиру. В составе свадеб-
ного поезда часто был и колдун — защитник поезжан от пор-
чи и сглаза.
Главные участники свадебного поезда были особым об-
разом отмечены. Так, в Вологодской губернии дружке и
поддружьям на шляпу прикрепляли ширинки — орнамен-
тированные платочки. В Архангельской и в некоторых дру-
гих северных губерниях дружке, поддружьям, тысяцкому
были повязаны через плечо полотенца, в Псковской, Смолен-
ской губерниях — крест-накрест пояса, на Алтае — шали.
141.) И1 111 l\()U Я \ Mill 1?Г ггвып
293
Свадебный поезд.
Фото.
Начало XX в.
ПРИЕЗД Ж1 НИХ \ В ДОМ НИИ CI ы
Перед выездом совершались различные магические дейст-
вия, которые, по мнению крестьян, должны были защитить
жениха и свадебный поезд от нечистой силы, обеспечить ему
удачу в пути. Сваха, например, надев вывернутую мехом на-
ружу шубу, ходила вокруг запряженных повозок, осыпая ло-
шадей овсом и хмелем, а сват, идя следом за ней, разливал
брагу. Выход жениха и поезжан из избы, рассаживание по са-
ням, как правило, сопровождались приговорами вежливца-
колдуна или дружки: «Покорюсь, помолюсь сей день, сей час,
утром рано, вечером поздно! Благослови меня, Пресвятая Ма-
ти Богородица, Егорий Храбрый, со князем, со тысяцким, со
большими боярами, со свахой, с дружкой и с подружкой ко
княгине ехати, княгиню получити, с княгиней в Божью Цер-
ковь доехати, закон Божий приняти! Стану, благословись, пой-
ду перекрещусь на восточную сторону; благослови меня, Ми-
хаиле Архангел, дай нам пути-дороги» (Майков Л. Н. С. 139).
По дороге жители деревень, через которые проезжал сва-
дебный поезд, устраивали ему преграды: запирали въездные
ворота, клали жерди, протягивали веревки, стараясь не пус-
тить «чужого чуженина» к невесте. Дружка откупался от них
вином, конфетами, орехами, пряниками.
Приехавших к невесте поезжан встречали по-разному. В
одних деревнях было принято, чтобы их приветствовали у
ворот отец невесты с близкими родственниками, а девушки
на пороге избы пели величания. В других деревнях подруж-
294
ки невесты закрывали ворота и запевали песни о том, что к
дому подъехали враги: «разлучнички», «незнамы гости»,
«черные вороны», которые хотят забрать подругу, увезти ее
в дальние земли:
Не бывать бы ветрам, да повеяли,
Не бывать бы боярам, да понаехали,
Травушку-муравушку притолочили,
Гусей-лебедей поразогнали,
Красных девушек поразослали,
Красну Анну-душу в полон взяли,
Красную Михайловну в полон взяли.
Стала тужить, плакати Анна-душа,
Стала тужить, плакати Михайловна!
Дружка требовал у девушек пропустить жениха с поезжа-
нами в дом, спрашивая: «Был ли у вас договор с нашим жени-
хом и невестой, что сегодняшний день у нас свадьба?» После
утвердительного ответа дружка одаривал девушек и прохо-
дил в дом со словами: «Спасибо на амине, на добром слове,
на благодатном доме», а за ним проходили и все поезжане.
Вся эта сцена могла растягиваться и на более длительное вре-
мя. Вот, например, как разворачивался диалог между друж-
кой и девушками в селе Нерль Владимирской губернии.
Дружка, стоя перед запертыми воротами, приветствовал де-
вушек:
П. Н. Грузинский.
Свадьба в деревне.
Приезд невесты.
1860
ПРИЕЗД Ж1.ПИХА В ДОМ НЕ1М.С1Ы
295
A. 11. Рябушкин.
Свадебный поезд
в Москве
(XVII столетие).
1901
iii'iii ;,i /М -i:i\ \ в,i< >'1 hi bi < 1 ы
«— Здравствуйте, девушки! Принимайте поезд да гостей!
Ходили вот бродили славные охотнички по лесам, лугам, по-
лям. Видели охотнички зверя: с кочки на кочку прыг, рыжим
хвостиком ширк, от собак и охотников шмыг. Знаете, кто
этот зверь?
— Куничка-лисичка!
— Мы за той куной-лисицей погнались. Мы за ней ехали-
ехали лесами, полями, зыбучими песками. Притомились, при-
пылились, все вот лисичку искали. Заехали в ваше село, что
стоит высоко. А куна-лисица к вам в подворотню и забежала.
Открывайте ворота! Кажите нам куну-лисицу.
— Давайте сперва выкупайте ворота, тогда и лисицу уви-
дите!
— Вот вам, девушки! У нас жених шибко богат, не скупит-
ся, и все! Пускайте нас!
— Хорошие у вас охотнички с черными бровями, с длин-
ными усами, с богатыми соболями. А скажите нам, чего это
будет: „На вилах — бочка, на бочке — качало, на кочале —
моргало, а выше — лес до небес*.
— Кто ж не знает, что сначала на четырех, потом на двух,
а после и на трех! Это у нас малые дети и то знают.
— Сразу видно, умные охотники попались. Проходите да-
вайте!» (Русская свадьба. Т. 2. С. 275—276).
Вход жениха с поезжанами в дом невесты обставлялся
различными церемониями: родители невесты и дружка уго-
щали друг друга на крыльце брагой, разрезали пополам кара-
вай хлеба, а затем, посыпав половинки солью, складывали их
вместе. Однако девушки и здесь старались не подпустить же-
ниха к невесте, исполняя насмешливые песни:
Твой жених не хорош, не пригож:
На горбу-то роща выросла,
296
В этой-то рощище грибы растут,
Грибы растут березовые;
В голове-то мышь гнездо свила,
В бороде-то детей вывела.
А на лбу-то хоть лапшу сучи,
На бровях-то журавли клюют,
А у глаз-то хоть спички сирь!
В носу-то хоть кисель твори,
А сквозь зубов хоть кисель цеди,
На брилах-то хоть блины пеки!
Или требовали от жениха отгадать загадку. Загадки часто
представляли собой песенки. Например:
Заганём мы загадочки,
Что у нас-то во светлой светлице
Краше красного солнышка?
Жених крестился на иконы. Девушки продолжали:
Мы еще тебе загадочку,
Девичью перегудочку,
Что у нас-то в светлой светлице
Круглее ясного месяца?
Жених поднимал каравай хлеба. Девушки заканчивали
испытание похвалой в его адрес:
Что догадливый чужой чу женин.
Он своим умом-разумом,
Не подучила его свахонька.
Обрядовая игра между партией жениха и партией невес-
ты, главным стержнем которой было демонстративное непри-
ятие жениха и его дружины, имела в своей основе древние
мифологические представления. Переход девушки в группу
замужних женщин рассматривался как своего рода смерть,
виновником которой считался жених. Обрядовое действие ра-
зыгрывалось как стремление спасти невесту, сохранить ее де-
вичество, оградить ее от неминуемой символической гибели.
Когда все гости собрались в избе, девушки садились за
стол и требовали от жениха деньги за место рядом с невес-
той. В Архангельской губернии это происходило так. Девуш-
ки обращались к жениху: «Молодец удалой, подходи, пожа-
луй, говори смелей, говори скорей, что тебе нужно: место или
невеста?» Жених отвечал: «Мне все нужно: и место, и невес-
та». Девушки говорили: «Дак у нас девка не бедна, давай 297
111-1113. ( /М III 1\ \ В II >\1 111 1И ( I ы
деньги пс модны. Невестушка нс сирота, давай больше сереб-
ра, за косу полтину, за ленту руль, все про вес — пятьдесят
рублей, денежки на стол ложи» [Русская свадьба. Т. 2. С. 284).
После того как жених отдавал деньги, девушки уступали свои
места поезжанам. Жених садился рядом с невестой на рассте-
ленную мехом вверх шубу, чтобы жить богато и иметь в (^ра-
ке столько детей, «сколько в шкуре волосков».
После этого начиналась трапеза, называвшаяся «вывод-
ной стол» («малый стол», «посад»). К столу приглашал друж-
ка: «Гости званы-браны, вдоль по лавке, поперек скамейки!»
Родителям невесты полагалось будущую родню хорошо «при-
ветить» — накормить и напоить. Невеста и жених также сади-
лись за стол, но нс должны были принимать нищи, и их ме-
сто было с краю. Считалось, что перед церковными таинства-
ми, к которым относится венчание, необходимо нравственное
очищение и отказ от «плотских» удовольствий, в том числе и
от еды. Кроме того, жених и невеста нс должны были прини-
мать пищу вместе со своими женатыми и замужними родст-
венниками — это разрешалось только после брачной ночи.
В продолжение всей трапезы девушки, располагавшиеся
в задней части избы, «оневали» жениха, невесту и поезжан.
В Псковской губернии жениху с невестой пели:
Ягодина с ягодой сокатилася,
Ягодина Ягодине поклонилася,
Ягодина Ягодине в глаза зазрила,
Ягодина с Ягодиной в \ста целовалася.
*
В южнорусских ГуберНИЯХ во время выводного стола, ко-
торый здесь чаще назывался «посад», проводили испытание
невесты. В дом приносили большую квашню, покрывали ее
овчиной и предлагали невесте сесть. Невеста могла сесть на
квашню только в том случае, если была целомудренна. Не-
веста, нс сохранившая до свадьбы девственность, должна бы-
ла обойти вокруг квашни три раза, признав тем самым свой
грех публично Верили, что «нечестная» девушка, осмелив-
шаяся сесть на квашню, будет наказана бесплодием, ранним
~ вдовством, а деревню, в которой она будет жигь, ждуг раз-
£ личные несчастья: засухи или ненрекращающиеся дожди,
. мор скота, неурожаи.
: После выводного стола или до него во многих селах Рос-
~ сии проводили обряд «сводов» жениха и невесты. Обычно их
< ставили посреди избы и связывали им руки полотенцем или
платком. В западных губерниях Европейской России «своды»
7- проходили несколько иначе: жениха и невесту, стоявших ли-
цом друг к другу, заматывали от шеи до ног длинным поло-
298 генцем. В Южной России их трижды обводили вокруг кваш-
А. Зубчанинов.
Выкуп невесты.
Гравюра
по рисунку
Н. Д. Дмитрисва-
Оренбургского.
XIX в/
ни, которая считалась символом благополучия и плодородия,
или вокруг стола — престола Божьего. В Смоленской губер-
нии жених и невеста под руководством дружки, стоя посреди
избы, трижды переливали квас из одного ведра в другое, по-
сле чего дружка обводил их вокруг ведер и сажал за стол.
Квас, как и пиво, и хлеб, был знаком богатства, благополу-
чия. У старообрядцев Алтая обряд «сводов» проводил дьяк,
который при этом читал молитвы и псалмы.
Отъезд к венцу
Поезжайте, бояре,
Не боитеся ночи.
Господь на пути,
А Христос на дороге!
Выход жениха и невесты из избы также обставлялся как
театрализованное действо. В селах, расположенных по бере-
гам реки Пинеги, после застолья отец выводил невесту, за-
крытую покрывалом, к гостям, чтобы передать дочку жени-
ху. Начинался такой диалог:
«__ что вы за люди, что за бояре?
— Мы люди Божьи-государевы!
— За чем приехали?
— За князем Федором Михайловичем.
— А ты, князь, за чем?
— Я за твоей кормленой, твоей поеной. Ты кормил-поил,
а мне Бог судил.
— Ну так получай!»
огы-лд к втц\
299
Русская свадьба.
Лубок. XIX в.
Отец вручал жениху свою дочь, и тот выводил ее из избы.
Во Владимирской губернии отец подводил невесту к же-
ниху со словами:
Хорошую тебе дочку отдаю,
Ласковую да пригожую,
Работящую и покорливую.
Люби, храни, береги,
Бога не гневи,
Детишек люби.
о гыЛ( К BI нц\
Жених выводил ее из избы за полотенце, которое она дер
жала в руке. Поезжане осыпали жениха и невесту зерном, од-
на сваха разметала перед ними веничком дорожку, а другая
сваха вслед кричала:
Отдаем тебе, сударь, лебедушку
Нещипаную,
Нетеребленую,
А ты ее сам щипай,
А другим не давай!
К свадебному поезду, увозившему жениха и невесту в цер
ковь, теперь присоединялись новые участники: повозник не-
весты, свашка с ее стороны, ее крестные родители и ближай-
шие родственники. В церковь жених и невеста ехали в раз-
ных санях: невеста рядом со свашкой, а жених — с тысяцким.
Невеста сидела в санях, закрытая платком, чтобы защититься
от порчи. Она везла с собой дары священнику, дьякону и их
женам. Свашка держала в руках икону, которой родители
благословляли невесту.
300
Перед выездом дружка с восковой свечой или с иконой
обходил весь поезд и, размахивая кнутом, приговаривал:
«Встану я, раб Божий, благословясь, пойду, перекрестясь;
умоюсь студеной ключевой водой, утрусь тонким полотен-
цем; оболокусь я оболоками, подпояшусь красною зарею, ого-
рожусь светлым месяцем, обтычусь светлыми звездами и
освечусь я красным солнышком. Огражу вокруг меня и дру-
жины моей с ослятами тын железный, почву укладну, небо
булатно, чтоб никто не мог прострелить его, от востока до за-
пада, от севера на лето, ни еретик, ни еретица, ни колдун, ни
колдуница, годный и негодный, кто на свете хлеб ест. Голова
моя — коробея, язык мой — замок» [Майков Л. Н. С. 139—140).
Вслед поезду мужчины стреляли из ружей, отгоняя от по-
езжан нечистую силу. Свадебный поезд ехал очень быстро,
звеня колокольчиками и бубенцами, чтобы нечистая сила не
успела испортить невесту и жениха. Шумом давали знать всем,
кто ехал навстречу, о его приближении. По русскому обычаю,
все встречающиеся на пути свадебного поезда подводы долж-
ны были уступать ему дорогу. Во время пути в церковь участ-
ники свадебного поезда проделывали определенные магиче-
ские действия. Невеста, например, выехав за околицу родной
деревни, открывала лицо, смотрела на удалявшиеся дома и вы-
брасывала в поле свой носовой платок, в котором «были собра-
ны все ее горести». Бросая платок со словами: «Оставайся, го-
ре, за чистым полем, белым камешком», она надеялась, что ее
дальнейшая жизнь будет полна радости и счастья.
Венчание
От суда Божья - к чужому батюшке,
Ко чужому батюшке, ко неродному.
У (уда Божья голова болит,
Под златым венцол! ноги лолштся!
Обряд венчания проводился в храме священником и со-
вмещался с юридической регистрацией брака в метрических
книгах. В христианской традиции венчание считается таинст-
вом, во время которого происходит соединение мужчины и
женщины в нерасторжимый божественный союз, продолжакг-
щийся и после смерти. Русскими крестьянами венчание вос-
принималось как принятие па себя ответственности перед Бо-
гом и людьми. В деревнях говорили, что ид'ги под венец — это
идти «на Божий суд, па страшный час».
Обряд состоял из обручения, во время которого жених и
невеста должны (мяли дать согласие на брак и обменяться
кольцами, и собственно венчания, то есть возложения на го-
ловы жениха и невесты брачных венцов, что осмыслялось 301
К. Вагнер.
Русская свадьба.
Гравюра
по рис\пк\
Е. М. Корнеева.
1812
как наложение Славы Божьей. Священник благословлял но-
вобрачных: «Господи Боже наш, славою и честию венчайя». В
обряд венчания входило чтение отдельных мест из Евангелия
и Апостола, молитв, наставление священника, читалось по-
слание апостола Павла, в котором говорилось о важности та-
инства брака и взаимных обязательствах мужа и жены. В за-
вершение обряда молодые пили вино из одной чаши и трое-
кратно обходили аналой. После этого священник снимал с
них венцы и каждому говорил приветственное слово.
В народной среде обряд венчания сопровождался различ-
ными ритуально-магическими действиями, которые должны
были обеспечить защиту от злых сил, счастливый, прочный
брак, здоровое потомство, хозяйственное благополучие, дол-
голетие. Так, невеста и жених, заинтересованные в добром
согласии, по обычаю, должны были во время венчания одно-
временно встать на подножник, расстеленный около аналоя,
одновременно креститься, одновременно задувать венчаль-
ные свечи. Верили, что обеспечить будущую согласную
жизнь новобрачных можно с помощью воска с венчальных
свечей, а также с помощью съеденного молодыми в брачную
ночь «обвенчанного» куска хлеба, то есть хлеба, который не-
веста во время венчания держала под грудью. Некоторые об-
рядовые действия должны были предохранить молодых от
измены. Так, запрещалось кому-либо стоять или даже прохо-
дить между женихом и невестой. Чтобы обеспечить здоровье
молодым, следовало в момент, когда священник обводит
брачующихся вокруг аналоя, тихонько произнести: «Хвори,
боли, не привенчайтесь, а доброе здоровье привенчайся»; при
302
словах «раба Божия венчается» сказать: «А у меня болезнь
кончается».
Считалось, что предметы, находившиеся у жениха и не-
весты во время венчания, обладают большой магической си-
лой. Так, воск венчальных свечей, вода, слитая с благословен-
ной иконы, использовались для лечения младенцев. Венчаль-
ная рубаха якобы снимала боль, помогала женщине при ро-
дах. В некоторых деревнях хозяин дома надевал на себя вен-
чальную рубаху в первый день сева, чтобы осенью собрать
хороший урожай. Обручальное кольцо использовалось при
гаданиях на Святках.
Приезд в дом новобрачного
Открывай, лгати, двери,
Зажигай, маши, свечи!
Выйди к нал на встречи!
Твой сын-сокол едет,
Везет перелену.
После венчания священник поздравлял молодых, а жених
приглашал его к себе «соли-хлеба кушать». Во многих селах
существовал обычай устраивать угощение церковному причту
сразу же после венчания в церковной сторожке, дарить же-
нам церковнослужителей пироги. Затем молодожены отправ-
лялись в дом новобрачного, где их уже ждали родители и где
должна была проходить их первая брачная ночь. В Южной
России был иной порядок: там жених и невеста разъезжались
после венца но своим домам. Вечером жених приезжал к не-
весте и оставался на ночь, а утром увозил ее к себе домой.
Новобрачных, возвращавшихся после венчания уже в од-
них санях, женщины встречали около въездных ворот в де-
ревню, оповещая всех об их приезде песней:
Возъезжал Васёнок
На крутую гору,
Возъезжал Михайлович
На крутую гору!
Затрубил во трубочку
Во серебряную!
Подавал весточку
Родному батюшке,
Родной матушке!
л
«Батюшка мой, батошка мой,
Я еду домой!
Еду домой с молодой женой,
( »1< И ПЛ .!•!( )'.к )Ц 1\( )Г III ! 1И.П1
303
С дорогими гостями,
С молодой женой!»
Встреча молодых в доме родителей жениха проходила
очень торжественно. Свадебный поезд подъезжал к воротам,
тысяцкий брал молодоженов за руки и вел в дом. Перед мо-
лодыми расстилали на земле шубы, кошмы, половики, хол-
сты, сено, чтобы «жизнь была мягка», или же разметали им
дорогу веником. Люди, встречавшие новобрачных около до-
ма, стреляли из ружей, осыпали молодых хмелем и зерном,
чтобы богато жили, выкрикивали пожелания: «Мохнатый
зверь на богатый двор, молодым князьям да богато жить!»,
«Дай Бог вам совет да любовь!», «Здравствуйте, князь с кня-
гиней, бояре, сваты, дружки и все честные поезжане!» Жен-
щины, собравшиеся около дома, пели:
Выйди, мати, выйди, посмотри,
Что тебе ж бояре привезли:
Вот ёлушку, телушку,
Подушку, дерюжку,
И перину, и скрыню,
Привезли тебе княгиню,
Привезли тебе княгиню,
Да свет Марью сыну.
Так люби ж ты ее и жалей ты ее,
Как сродную дочку!
Родители жениха встречали молодых на крыльце, благо-
словляли иконой и хлебом. После этого молодые должны бы-
ли поклониться родителям в ноги, стараясь сделать это одно-
временно, чтобы жить дружно.
Ill’lll 3 I В ,l< >\! IK НИ )Ы’ VIIК ИО
После венчания.
Фото. 1902.
Тульская губ.
304
Вообще появление новобрачных в доме сопровождалось
различными магическими действиями, которые должны были
помочь молодой жене занять достойное положение в семье.
Например, чтобы защититься от притеснений со стороны мужа
и его родни, она должна была, подъезжая к дому, произнести:
«Слава Богу, на свою улицу приехала, ко своему двору подъ-
ехала!» Когда входила по лестнице на крыльцо, то говорила
про себя: «На первую ступеньку ступаю — мужа заступаю, на
вторую ступеньку ступаю — свекра заступаю, на третью сту-
пеньку ступаю — свекровку заступаю, на четвертую ступеньку
ступаю — деверьев заступаю, на пятую ступеньку ступаю — зо-
ловок заступаю» (Русские заговоры и заклинания, С. 150).
А. П. Рябушкин.
Ожидание
новобрачных
от венца
в Новгородской
губернии.
1891
Свадебный пир
Бог их свел, Бог их свел
За единый стол,
Бог им велел, Бог им велел
Одну соль-хлеб кушать,
Бог ил1 велел, Бог илг велел
Одну речь говорить.
Новобрачных, называвшихся во время свадебного пира
«князем и княгиней», сажали за стол на почетное место под
иконы: «Как у нашего сватушки впереди сидит почетный
гость — князь с княгинею». Гости рассаживались, соблюдая
мужские и женские места, в строгой последовательности
родства: чем ближе родственник, тем ближе он садился к
жениху или невесте. Ближе к дверям и на улице располага-
лись «глядельщики» — зрители. Рассаживанием гостей, а так-
: и i.i'i.Hi [
305
же расположением зрителей занимались
дружка, главный сват или свашки.
Свадебные столы обязательно накры-
вали белыми скатертями. По обычаю, в
первую очередь на столы ставили хлеб и
пироги. Хлеб клали на середину стола,
одну буханку на другую, справа и слева
Свадебный от него находились две тарелки с пирогами, на каждой по три
пирог пирога. По краю стола, напротив определенного каждому гос-
тю места, раскладывали ломти ржаного хлеба, а на них — по
продолговатому пирогу. Перед молодыми ставили два круг-
лых хлеба, положенных один на другой и прикрытых плат-
ком. После того как гости занимали свои места, начинали по-
давать напитки и еду. Блюда приносили попеременно, то есть
сначала подавали одно блюдо, потом второе, третье и т. д.,
чередуя с напитками. Количество блюд должно было быть
четным, так как с четными числами связывались обычно
представления о счастье и удаче.
Угощения различались по способу приготовления: холод-
ные, горячие, жаркие, варева, похлебки, пирожные и т. п. В
разных местностях России набор блюд для свадебного стола
был свой. Так, например, во Владимирской губернии на стол
сначала приносили холодные блюда: окорок, баранью голову,
студень; потом горячие: похлебку из гусиных потрохов, жаре-
ное баранье плечо, поросенка, гуся, кашу, пшенник, сальник;
затем сладкий пирог, пряник. В Вятской губернии сначала ста-
вили рыбные пироги, потом щи, затем мясо, гуся, холодные
блюда, а ближе к концу кисель и пирог. Подача очередной пе-
ремены сопровождалась разливанием пива, браги, водки, вина,
кваса. Столовую утварь, еду и напитки выносили главные чи-
ны свадьбы — дружка, тысяцкий, сваха — и некоторые поезжа-
не (хлебник, пивник, чашечник, ложечник, наливашник, столь-
Л. //. БарЬарин.
Свадебный пир.
1980-е
306
ник, ногребенщица и т. н.). Последним
блюдом свадебного пиршества был кур-
пик — пирог с куриным мясом — или сва-
дебный каравай.
Свадебный пир проходил обычно в
два этапа или, как говорили крестьяне, в
два стола. Первый стол назывался свадеб-
ным, второй — горним.
Участниками первого стола являлись
жених с невестой, поезжане, родители
«князя молодого», его женатая и замуж-
няя родня.
Свадебный пир начинался с так назы-
ваемого открывания «молодой княгини»,
которая после венца входила в дом, за-
крыв платком лицо. Отец жениха или ты-
сяцкий краюшкой хлеба или пирогом в ру-
ках поднимал ими платок невесты, затем брал платок в руки
и трижды обводил им над головами новобрачных. Гости хо-
ром кричали: «Хороша молодая!» Этот обряд несколько на-
поминал смотрины просватанной девушки перед сговором и
оформлял знакомство родственников жениха с новым чле-
Kpaii i вадсЬпо!<>
iio.xoi гпца
I ia'ia.xo Х1\ в
Ярс к \ав( кая i \ Г>
ном их семьи.
Жених и невеста, сидевшие за свадебным столом вместе с
другими женатыми мужчинами и замужними женщинами, нс
имели права прикасаться к еде и питью. В знак запрета миску
перед ними ставили пустой, ложки связывали красной лен-
точкой или укладывали ручками к центру сгола, а чарки для
напитков переворачивали вверх дном. Этот запрет объяснял-
ся древними мифологическими представлениями о том, что
жених и невеста не могут принимать участие в общей трапезе
с женатыми родственниками, так как пока еще не относятся
к ним. За свадебным столом обычно звучали поздравления в
адрес молодых, пожелания им счастья, богатства, девушки
пели им величальные песни.
Во время свадебного застолья новобрачные должны были
целоваться. Это происходило в игровой форме. Один из гос-
тей пробовал водку и требовал ее подсластить, потому что
она показалась горькой. Новобрачные просили «показать до-
рожку». Гость целовал свою жену, а после этого целовались и
новобрачные. Или же молодым кричали: «Пала муха о четы-
ре уха». В ответ на это жених и невеста целовались, держась
за уши друг друга.
Свадебный стол заканчивался уходом молодых в особое
помещение, где им подавали ужин. В некоторых деревнях мо-
лодую сразу же после ужина «окручивали» («повивали»), то
есть делали ей женскую прическу и покрывали голову жен-
307
ским головным убором — кокошником, сорокой, повойником.
Окручивание проводилось чаще всего свашками и носило иг-
ровой характер. Например, в Воронежской губернии свашка
начинала обряд такими словами: «Дружко с ноддружьсм,
благословите молодому князю кудри расчесать, молодой кня-
гине кудри расплссть». Дружко отвечал: «Бог благословлял,
благословляем и мы!» Свашка брала дымку — тонкое покры-
вало и просила мужчин загородить новобрачных от присутст-
вующих на пиру гостей. Затем она расчесывала невесту, за-
плетала ей волосы в две косы, укладывала их и надевала на
голову сороку. Другая свашка причесывала жениха. В это
время присутствующие в избе женщины ноли:
— Сваха-репка, сваха-репка, повивай крепко!
— Я не репка, я не репка, повью крепко.
— Сваха-тетеря, сваха-тетеря, повивай генеря!
— А я не тетеря, а я не тетеря, новью теперя.
— Сваха б...ка, сваха б...ка, повивай гладко!
— Я не б...ка, я не б...ка, повью гладко.
— Сваха-курва, сваха-курва, повивай кругло!
После того как все было сделано, дымку убирали. Сваш-
ки садились перед молодыми, загораживая их от присутст-
вующих:
Повили KVKV11IC4KV,
Иванову игрушечку.
А вам не покажем!
Д ад иге золотых —
Покажем молодых.
Нс дадите золотых —
Не покажем молодых.
Дружка с ноддружьсм наливали свашкам по рюмочке ви-
на и бросали туда монетки. Свашки грсбовали: «Накройте
рублем!» Дружки прикрывали рюмочки бумажными деньга-
ми. Свашки выпивали вино и показывали гостям молодых.
Иногда жениха и невесту просили посмогрсться вместе в од-
но зеркало, чтобы «жить дружно». Окручивание совмеща-
лось зачастую с магическими действиями, направленными на
обеспечение плодовитости в браке. Так, например, у русских
старообрядцев Латвии новобрачная во время окручивания си-
дела па квашне, «чтобы быть пышной». В северных деревнях
Европейской России косы новобрачной плели две свахи. Не-
вестина сваха приговаривала — «носи девиц», женихова — «но-
си молодцов». Переход к женской прическе, надевание голов-
ного убора считались очень важным обрядовым моментом
308
русской свадьбы. Русские крестья-
не говорили: «Подруги косу плетут
на часок, а свахи на век». В даль-
нейшем молодой женщине не по-
лагалось появляться перед родней
мужа, особенно перед мужчинами,
с непокрытой головой, или, как го-
ворили тогда, «простоволосой».
Второй частью свадебного пира
был горний стол. На нем присутст-
вовали «князь молодой» и «княги-
ня молодая» в женском головном
уборе и нарядной одежде. К этому
Л. //. HaptiapUH.
Повивакп невесчл.
1980-е
столу приезжали родители и род-
ственники новобрачной, которые первый раз садились за об-
щий стол со своей новой родней. Горний стол предполагал
одаривание невестой родственников жениха: мать, отца, сес-
тер, братьев (деверей), а также всю остальную родню, вклю-
чая самую дальнюю. Подарками здесь служили рубахи, плат-
ки, пояса, полотенца, куски тканей. Подарок укладывали на
блюдо, молодая подходила к одариваемому родственнику и
низко кланялась. Он должен был взять подарок и положить
па блюдо отдарок: пряник, конфеты, деньги. Иногда просьба
о подарках принимала форму маленького спектакля. В Пен-
зенской губернии, например, крестный жениха с караваем об-
ходил всех сидящих за столом и каждому говорил:
Сыр-каравай принимай,
Золотую гривну давай!
У нас дело Панове,
Денюжки нам надобны.
Гост и давали деньги:
Дарю вам деньги медные,
Чтоб не были вы бедные,
Дарю вам серебра,
Пожелаю вам добра,
Дарю вам бумажки,
Чтоб не было в вашей жизни промашки.
Если отдаривались не деньгами, то делали запись углем
на белой печи. Например: «Дарю барана на сырочки, чтоб
у вас родились там дочки» [Русская свадьба. Т. 2. С. 299—
300).
Во время горнего стола молодые получали право участво-
вать в общей трапезе. Однако их трапеза отличалась от об-
309
щсго угощения. Прежде всего, молодым подавали опреде-
ленный набор блюд: кашу, яйца, мед, масло, хлеб, пироги,
молоко. Кроме того, молодые должны были пить молоко из
одного стакана, есть хлеб или пирог от одного куска, пользо-
ваться одной миской и одной ложкой. Это было необходимо
для того, чтобы подтвердить единство молодых, их нераз-
рывную связь.
Свадебное пиршество сопровождалось всевозможными
развлечениями.
В Вологодской губернии, например, девушки из деревни
жениха бросали гостям платок, свернутый «зайчиком», или
подавали на блюде игрушечного коня с просьбой о выкупе.
Все гости давали девушкам деньги. В разгар пиршества де-
вушки приносили елочку и пели: «Раздайся, народ, дивья кра-
сота идет...»
Завершался свадебный пир проводами молодых па брач-
ную постель. Дружка вставал со своего места и громко гово-
рил, обращаясь к родителям новобрачных: «Отец да мати,
благословите детей спати, па подклет вести, за хохол трясти»
[Русский эротический фольклор. С. 158).
Брачная ночь
Молодые спать пошли,
Богу полюлилтя.
Чтобы пуик в одеяле
Ноги шеаелилися.
Брачная ночь осмыслялась русскими крестьянами как
один из основных свадебных обрядов, во время которого из
«девицы рождалась молодица, из молодца — молодой».
Местом проведения брачной ночи всегда служило холод-
ное помещение: подклет (нижняя часть дома), чулан, сенник,
баня, амбар, иногда даже хлев или овчарня. Высокое брач-
ное ложе сооружали на деревянном настиле. На доски укла-
дывали мешки с мукой, ржаные снопы, несколько матрасов,
набитых сеном, иногда перину. Все это покрывали белой про-
стыней с вышитым подзором, спускавшимся до самого пола,
красивым одеялом, укладывали подушки в нарядных наво-
лочках. Для постели использовали вещи из приданого невес-
ты. Постель для новобрачных застилали постельницы —
свашки со стороны жениха и невесты, а также мап» или сест-
ра жениха.
После того как устройство брачного ложа было законче-
но, постельницы укладывали иод него кочергу, сковородник,
310 несколько поленьев и обходили постель с веткой рябины или
можжевельника, которую потом втыкали в стену. Счита-
лось, что кочерга, можжевельник, рябина, сковородник мо-
гут обеспечить новобрачным защиту от злых сил, мешки с
мукой и ржаные снопы — благополучие в совместной жизни.
Поленья же символизировали будущих детей: чем больше
положить поленьев под ложе новобрачных, тем больше бу-
дет у них детей.
Уход молодоженов на брачную постель обставлялся до-
вольно торжественно. Во главе процессии шел дружка, а в
старину колдун или знахарь. Дружка нес в руках икону, за
ним шли две сватики с венчальными свечами в руках, за
сватиками шли новобрачные, а за ними почетные и уважае-
мые люди. Остальные гости, провожая молодых, распевали
песни довольно откровенного содержания:
— Меня молоду да на подклеть повели,
Ой девки да, ой бабы да,
Отымите меня да от чужа мужика,
Ой девки да, ой бабы да,
Вот чужой-от мужик на лавку валит
Да булавку улит,
Ой девки да, ой бабы да,
Подымайся, подол, разувайся, хохол,
Ой девки да, ой бабы да,
— Молодая, не бойсь: не железный гвоздь,
Не пройдет насквозь!
Брачная
постель
‘1Ы >11 К\ 111Л.1Ч
311
Вслед новобрачным раздавались «срамные» частушки:
Как на горке, на притычке
Зайчик просит у лисички.
А лисичка не дает,
Зайчик лапкой достает.
Идет курочка
По проулочку.
Налетел сокол,
Растрепал хохол.
Таких песен и частушек в русском обиходе было очень
много, и все они исполнялись для того, чтобы подготовить де-
вушку и парня, хранивших целомудрие до свадьбы, к их пер-
вой брачной ночи.
Первым в брачную комнату входил дружка и несколько
раз ударял по постели кнутом, отпугивая нечистую силу. В
ряде мест России существовал обычай, по которому на по-
стель ложилась крестная, требуя за место выкуп. Она пропус-
кала молодых к постели только после того, как ей дарили по-
лотенце. Сваха связывала ноги молодых пояском, чтобы
«дружнее жили». После всего этого дверь спальной комнаты
закрывали на замок и ставили снаружи клетника — охранни-
ка, в его задачу входило охранять новобрачных от нечистой
силы, которая могла их испортить, и отгонять подзагулявших
свадебников.
Оставшись одни, новобрачные должны были выполнить
ряд утвержденных традицией обрядовых действий, обеспе-
чивавших, по поверью, согласную супружескую жизнь, богат-
ЧЬ( )|1 К\ ШЛ<1Ч
Фрагмент подзора
свадебной
простыни.
Конец XVIII в.
Вологодская губ.
312
ство, здоровое потомство. Например, перед тем как лечь
в постель, новобрачным полагалось съесть курицу и хлеб.
Причем хлеб рассматривался как символ будущего богатст-
ва молодых, а курица — как знак их будущей плодовитости.
Согласная супружеская жизнь, с точки зрения крестьян, дос-
тигалась покорностью жены мужу. Новобрачной приходи-
лось продемонстрировать смирение, сняв сапоги с мужа.
Этот старинный обычай упоминается еще в первой русской
летописи — «Повести временных лет». Желание быть хозяи-
ном в семье новобрачный демонстрировал, заставляя невесту
просить у него разрешения лечь с ним в постель. В одних се-
лах она сразу получала разрешение: «Постель моя, воля
твоя», а в других молодой должен был «поломаться», чтобы
жена его боялась.
Во время брачной ночи к молодым несколько раз заходил
дружка, справляясь о том, состоялся ли половой акт. По обы-
чаю, распространенному почти во всех местностях России, де-
флорация девушки в первую брачную ночь была обязатель-
ной. Если все заканчивалось благополучно, дружка оповещал
об этом пирующих гостей, а молодых или выводил к гостям,
или оставлял в спальне до утра. Обрадованные гости запева-
ли «собольи» частушки, то есть частушки эротического содер-
жания, в которых рассказывалось о событии, происшедшем
между женихом-соболем и невестой-куницей:
Фрагмент подзора
свадебной
простыни.
Копен XIX в.
Европейская
Россия
Бежит* соболь за куницею,
*
Бежит-бежит
Да все к себе манит,
Еще побежит — совсем утащит*.
Лед трещит* —
Вода сочится,
Я не знаю, как тебе,
А мне хочется.
313
Фрагмент подзора
свадебной
простыни.
Конец XVIII -
начало XIX в.
Костромская губ.
* пиши
)|| |'\ I i|,\ ,|'|
Утром новобрачных будили и проверяли добрачное це-
ломудрие девушки. Будили обычно те же, кто отводил мо-
лодых в спальню (дружка, свашки, иногда родители, свадеб-
ники), стуком в дверь, криками, звоном колокольчиков,
битьем горшков о дверь или порог комнаты, сдергиванием
одеяла, обливанием водой. Оповещение родни, гостей и всей
деревни о том, что невеста сохранила или, наоборот, утрати-
ла до брака «честно-похвально девичество», происходило че-
рез обрядово-игровые действия. Так, например, в селах
Пермской губернии в случае, если новобрачная оказалась
«честной», дом молодоженов украшали полотенцами и ска-
тертями с красными вышивками. Такие же полотенца друж-
ка привязывал к дугам лошадей, отправляясь к родителям
новобрачной. Во Владимирской губернии о целомудренном
поведении девушки до свадьбы свидетельствовала брачная
простыня, вывешенная в переднем углу избы. В некоторых
деревнях свадебники во главе со свашкой и дружкой с ги-
каньем, криками, звоном и шумом ездили по деревне, раз-
махивая, как флагом, рубашкой новобрачной. В станицах
донских казаков всем гостям второго дня свадьбы прикалы-
валась гроздь калины. Нередко при благополучном исходе
брачной ночи начинали бить горшки, приговаривая: «Сколь-
ко кусочков, столько сыночков, сколько в лесу кочек, столь-
ко дочек».
314
В случае «нечестности» молодой женщины, утратившей
девственность до брака, ее родителям надевали на шею хо-
мут, отцу новобрачной подавали пиво в дырявом стакане. Та-
кому же унижению подвергалась и сваха: «Свахе первая чар-
ка и первая палка».
Требование целомудрия от невесты, а в некоторых дерев-
нях и от жениха, диктовалось представлениями крестьян о
том, что превращение девушки в женщину, а юноши в муж-
чину могло произойти только в ходе выполнения обрядов, со-
блюдаемых в определенном порядке. Нарушение их последо-
вательности рассматривалось как нарушение хода жизни, по-
сягательство на ее основы. Существовало представление, что
девушка, потерявшая девственность до брака, будет бесплод-
ной, рано останется вдовой или оставит вдовцом мужа, что
семье грозят голод и нищета.
Второй день свадьбы
Привыкай, красна девица,
Привыкай, Антонина Ивановна,
К лое.иу у.цу-разу.иу,
К .иослу молодецкому.
Утро после брачной ночи начиналось для молодых с посе-
щения бани, которая к их пробуждению была уже натоплена.
Посещение новобрачными бани было очистительным обря-
дом, обусловленным представлениями о нечистоте полового
акта. Вода смывала грех, освобождая молодоженов от сквер-
ны брачной ночи. Молодожены мылись в бане, в зависимости
от местной традиции, вместе или раздельно. Проводы моло-
доженов прямо с брачной постели в баню превращались в на-
стоящую церемонию. Перед этим в одних деревнях свашка
«трепала рубаху» — размахивала рубахой молодухи, показы-
вая всем, что та оказалась «честной». В других — дружка за-
ставлял молодоженов сначала развязать банный веник, а за-
тем снова его завязать, но только уже поясом или полотенцем
молодухи. Затем дружка становился во главе процессии, он
нес в руках банный веник, украшенный ленточками. За друж-
кой шли свашки, разметавшие вениками дорогу для ново-
брачных. За новобрачными следовала толпа родственников,
поющих и выкрикивающих разные остроты. Посмотреть на
новобрачных собиралось большое количество народа. Зрите-
ли провожали процессию до самой бани и оставались около
нес, стараясь производить как можно больше шума и распе-
вая песни эротического содержания.
В этот день молодую подвергали различным испытаниям,
проверяя се характер и хозяйственные способности. Это бы-
ла своего рода презентация молодой женщины новым родст-
венникам. Молодуха старалась также показать всем присут-
ствующим, что в дом пришла умелая хозяйка:
По воду хожайка, щей варея,
Щей варея, хлеба печея.
Испечет — не сожгет,
Сварит — не прольет,
На стол принесет —
Поклонится,
Поклонится —
Не отворотится.
Она демонстрировала перед собравшимися свое умение
прясть, ткать, вышивать — показывала полотенца, вытканные
и вышитые ею в девичестве, покрывала столы привезенными с
собой скатертями, иногда при всех садилась за прялку или
ткацкий стан, чтобы оценили ее мастерство, дарила свое руко-
делье родне мужа и гостям. Это проходило в разных местно-
стях по-разному. В Тотемском уезде Вологодской губернии, на-
пример, она стояла с мужем посредине избы, кланялась в ноги
гостям, целовала каждого и говорила: «Ножки с подходом, го-
лова с поклоном, сват полюбой, дорогой, получай дары мень-
шие, почитай за большие, бери да невестку люби». Мать мужа
в это время хвасталась родне: «Наша невестка не по бору ходи-
ла, не шишки собирала, не бродила, пряла, ткала, дары припа-
сала. Смотрите-ко, какие дары-то» (цит. по: Макашина Т С.
С. 564). В Олонецкой губернии дружка, помогавший дарить,
каждому гостю приговаривал: «Не спешись принять, изволь
выслушать: сама княгиня молодая по подольчику сорочечку
1Ч‘!‘П'\ Я ) ЧН 1Г 1!( М< > I и
Русская свадьба.
Лубок. 1880-г
</
316
строчила, около ворота золотом обшивала, изволь принять,
счастливо держать и честно почитать» (Барсов Е. В. С. 494).
Во многих русских деревнях невестка должна была пока-
зать также свое умение печь блины, шаньги, оладушки. В Во-
логодской губернии она просила на это разрешение у свекро-
ви: «Матушка! Пусти меня к печке погриться!» — а та ей отве-
чала: «Погрийся, дитятко!» (Макашина Т С. С. 562). Молоду-
хе необходимо было также принести домой воду из колодца.
Она отправлялась туда вместе с золовкой, а иногда и со всей
родней. Придя к колодцу, молодая женщина бросала в воду
деньги, кольцо или горбушку хлеба, которую держала за па-
зухой во время венчания, чтобы «вода ее признала», «вода ее
полюбила». Придя домой, молодуха угощала водой свекровь:
«Пей, мамынька, воду слаще меду!» (Там же. С. 562).
Выполняя все это, она должна была показать себя новым
родственникам и гостям работящей, терпеливой и послуш-
ной. Эти качества проверялись, например, в такой игре.
Дружка давал молодухе старый голик и просил подмести
«хорошенечко» пол. Она старалась не оставить ни соринки, а
гости подбрасывали ей мусор и монетки. Молодухе следова-
ло не сердиться на веселящуюся родню, а спокойно подме-
тать и собирать деньги. Затем она должна была подойти с со-
бранными деньгами к свекру и сказать: «Батюшка кормилец,
я издынечку мела да находочку нашла, не ты ли потерял?» —
с теми же словами подходила и к свекрови. После отрица-
тельных ответов спрашивала у гостей: «Сор из избы выно-
сил,?» (Там же. С. 562). Все эти действия были направлены
на включение молодухи в ее новую семью.
Е. В. Честняков.
«Свахонька,
любезная,
повыйди».
1920-е (?)
317
li. M. Максимов.
Приход колдуна
на крестьянскую
свадьбу.
1875
Другим, не менее распространенным обрядом второго
дня свадьбы были так называемые поиски ярки. Родственни-
ки молодухи, обрядившись «чучелами», приходили к ее му-
жу и заявляли о ее пропаже. Начинались поиски молодухи
по всему дому и двору — пока «ярка» не находилась. Ее вни-
мательно осматривали и отмечали все изменения, которые
произошли в облике девушки: нет косы, на голове бабий
убор, — и в конце концов отказывались от своих прав на нее.
Вот так парочка,
Баран да ярочка.
Вечером опять начиналось застолье, которое в разных об-
ластях называлось по-разному: княжой обед, большой, сыр-
ный, поклонный, поцелуйный стол, вечерние гости. Близкие
родственники со стороны жениха и невесты приходили без
приглашения, а дальнюю родню и соседей приглашали моло-
дой и молодуха, обходя каждый двор. Появление молодоже-
нов перед собравшимися гостями приветствовалось радостны-
ми возгласами, пожеланиями счастливой, дружной жизни. Но-
вобрачные благодарили всех собравшихся «за любовь и при-
вет». За стол с ними садились только состоявшие в браке жен-
щины и мужчины. Для парней и девушек угощение подавали в
другом помещении. На стол, как и во время главного свадебно-
318 го пира, ставилось поочередно множество блюд, а все застолье
1’1*1*11 \ Я ) ’III II И» MOI'.I
сопровождалось обильным питьем хмельных напитков. По
распространенному обычаю, гости приносили с собой разные
«ества» — пироги, кулебяки, оладьи, мясо, дичь, которые пере-
давали тысяцкому, а тысяцкий в свою очередь передавал их
свашке, чтобы она поставила на стол. Руководили пиром друж-
ка и тысяцкий, расхваливавшие молодых, их родителей и всех
собравшихся. Молодых опять заставляли целоваться, выкри-
кивая им «солоно», «горько», «шаминка попала в горло».
Гости дарили новобрачным подарки, что обыгрывалось
по-разному. Например, на Русском Севере молодая поочеред-
но подходила к каждому гостю с подносом, на котором стоя-
ла рюмка водки, низко кланялась и предлагала выпить. Гость
выпивал водку, целовал молодую в губы и клал ей на поднос
деньги или подарок. В деревнях, расположенных по течению
Волги и Камы, гости расплачивались подарками за угощение.
Этот обряд назывался «разнесение сыров». Дружка вызывал
по старшинству сначала родственников молодой, потом род-
ственников молодого и просил их принять угощение от моло-
доженов — рюмку водки и закуску:
Просят вас князь молодой
С княгиней молодой
С княжева стола ковшом, да медом,
Да низким поклоном.
Сыры-то примите,
А на сыры-то положите
Не рубль, не полтину,
А золотую гривну.
У кого сила есть —
Так рубликов пять-шесть.
Они люди млады,
Им денежек надо
На семейное обзаведение,
На банное построение.
Гость клал на поднос подарок или деньги. Дружка приго-
варивал:
От кошечки — котеночка,
От овцы — ягненочка,
От коровы — теленочка,
От лошади — жеребеночка.
Преподнесение подарков, которое рассматривалось как
помощь молодой семье, только начинающей строить свою
жизнь, проходило повсюду очень весело. Каждый дарящий
старался ответить дружке прибауткой:
319
Вот вам ромашка, чтобы была Наташка.
Вот вам горбушка, чтоб был Ванюшка.
Вот вам яиченьки, чтобы были кругленькими личики.
Как год, так Федот, как Пасха, так Параска.
После окончания застолья молодая кланялась гостям и
приглашала всех в родительский дом на хлибины.
Хлибины
Я - раба, сударь, твоя,
Я послушаю тебя,
Буду вместе с тобой жить,
Стану век тебе служить.
Хлибины начинались сразу же после княжого обеда: мо-
лодые вместе с гостями вечером отправлялись в дом к роди-
телям новобрачной. К родителям молодухи ехали в опреде-
ленном порядке: впереди новобрачные, за ними свекор со
свекровью, а за ними уже вся остальная родня: золовки с
мужьями, дядья, тетки, двоюродные братья с женами, двою-
родные сестры с мужьями. Холостым людям на хлибины
ехать не полагалось. На хлибинах гостили столько дней,
сколько было принято по местному обычаю.
Новобрачных родители молодой благословляли иконой, а
гостей встречали хлебом и солью, угощали пивом. На хлиби-
ны молодая привозила рыбный пирог, хворост, пряники, ка-
равай, которыми угощала в своем бывшем доме родителей,
\ Mll.lllll.l
«Зять у теши
в гостях. Теща
у зятя в гостях».
Лубок. XIX в.
320
свекра и свекровь, всех находившихся в доме, каждомх кла-
няясь в ноги. Родители новобрачной приглашали всех за стол,
стараясь \ гостить получше. Обязательными (июдами на этом
пиру были блины и яичница. Эти блюда теща преподносила
сначала зятю. В Вельском уезде Вологодской губернии зять
клал на поставленное перед ним блюдо с блинами деньги и
возвращал его теще. Теща прибавляла к его деньгам свои
деньги и приносила блины снова своему зятю со словами:
«Наши блины не продажны, нам ваши деньги неважны!» Мо-
лодой забирал деньги и принимался есть блины (циг. но: Ма-
кашина Т С. С. 567). В других селах зять брал блин и начи-
нал есть его или с края, или с середины. Откусывая блин с
края, он с благодарностью сообщал теще о том, что его невес-
та сохранила девственность. Та в ответ причесывала зятя,
слегка смазывала ему голову маслом и приговаривала: «Ва-
ран, баран, не ходи но чужим дворам, люби свою ярочку!»
Влип, откушенный с середины, был знаком того, что молодая
оказалась «нечестной». Если все было в порядке, застолье и
веселье продолжалось чуть ли не до утра. В избу приходили
соседи посмотреть на новобрачных, прибывали местные му-
жики. Они пели новобрачным и гостям «Многие леча» и про-
сили \ молодого мужа денежный выкуп за жену, увезенную
им из деревни. В некоторых деревнях мужики приходили по
качать молодых, чтобы получить за эго деньги на водку. Мо-
лодая на хлнбинах принимала также своих (пивших подруг,
не вышедших пока еще замуж, угощала их, развлекала рас-
сказами и просила поздравить ее с законным браком. После
того как гости уезжали, молодые оставались еще на несколь-
ко дней, иногда даже на две-три недели.
Хлибины в большинстве сел были последним свадебным
обрядом. Однако в некоторых местах взаимные посещения
родственников новобрачных — перегостки — еще какое-то
время продолжались.
СОСЕДУШКИ, ГОЛУБУШКИ,
МЕНЯ ЛЮБИТЕ, ЖАЛУЙТЕ!
Нодою ли, водою ли ко двору приплыла.
Павою, павою ли я во двор зашла,
Я на лсственку влетела перепёлышкой.
Я по сенял1 шла девицею,
А в высок терел1 зашла люлодицею.
Свадьба, справленная со всей возможной пышностью и
яркостью, еще не означала, что девушка стала бабой. Как
правило, в первый год совместной жизни, до рождения перво-
го ребенка, молодожены не прерывали связей с холостой мо-
лодежью: участвовали во всех развлечениях, появлялись на
гуляньях и посиделках. Их называли не мужиком и бабой, а
молодым и молодушкой (молодицей, молодкой, молодухой).
Новобрачные уже не считались членами молодежной
группы. Но их принимали на посиделках как почетных, доро-
гих гостей, старались посадить на лучшее место, обязательно
приглашали в хоровод или игру, им говорили приятные сло-
ва, прислушивались к их мнению. Исследователь крестьян-
ской жизни из Петербургской губернии рассказывал: «Спустя
одну-две недели молодая приезжает гостить домой, собирает
подруг-девушек и песней рассказывает им, как живет с му-
жем и как его любит» (А РЭМ, ф. 7, on. 1, д. 1470, л. 28).
Молодожены пользовались большим вниманием и со сто-
роны взрослого населения. К ним обращались по имени-отче-
ству, любовались ими как продолжателями «крестьянского
рода-племени» и желали: «Вам, Иван Иванович, богатеть, а
вам, Марья Ивановна, спереди горботеть». В календарные
праздники во многих деревнях Русского Севера для них устра-
ивали застолья-«пирушки», от посещения которых нельзя бы-
ло отказываться. Женщины приглашали молодух на свои
праздники (моргосья), где угощали сладким пивом, пирогами
и давали полезные советы: как строить отношения с мужем,
как угодить свекрови, как зачать мальчика.
Однако молодожены были пока еще «чужими» для лю-
дей, состоящих в браке. Чтобы стать «своими» в этой соци-
ально-возрастной группе, молодоженам полагалось пройти
через игровые испытания, которые им устраивали обычно с
322
Масленицы до Фоминой недели (недели, следующей за Пас-
хальной), иногда до Троицы. Это время было выбрано не слу-
чайно: заканчивался зимний свадебный сезон, и в деревен-
ском сообществе появлялось много новых брачных пар.
Смотры молодоженов
Люди женятся - не каются,
С люлодылш женами не лшются,
Только в саночках катаются.
На Масленицу обычно проводился обряд смотров молодо-
женов. Он бытовал вплоть до начала XX века фактически во
всех деревнях и провинциальных городах России. Известны
разные варианты этого обряда, но его смысл повсюду был
одинаковым: молодожены демонстрировали себя деревенско-
му сообществу, чтобы оно их признало.
Смотры всегда устраивали в деревне, где молодая жила
до свадьбы: по распространенному на всей территории России
обычаю, молодожены должны были во время Масленицы на-
ходиться в деревне молодухи, куда они приезжали «к теще на
блины». Молодые пары, щегольски одетые, медленно ходили,
взявшись за руки, по главной улице или базарной площади
или молча стояли на площади около церкви, как тогда гово-
рили, «столбом», «на горке», «на кочке». По просьбе зрителей
молодожены часто целовались. Молодушка должна была
спросить мужа: «Что вам нужно?» Если он отвечал: «Рыб-
ки!» — то молодушка кланялась ему и трижды целовала. Зри-
тели могли потребовать большего усердия в поцелуях, выкри-
П. Н. Грузинский.
Масленица. 188!)
'll )| I 1Т( )1 ( >\ I >|\ П.1 I ( и\
323
Моло. «ькгны.
ФоI<>
Начало XX в.
кивая: «Давай еще, давай еще!» В не-
которых деревнях существовал та-
кой обычай: молодушка появлялась
на площади, надев на себя все руба-
хи, сарафаны, шубки и платки, кото-
рые она принесла в качестве прида-
ного в дом мужа, тем самым демон-
стрируя богатство новой семьи. Если
добра было слишком много и не
представлялось возможным надеть
на себя все, го оставшееся полага-
лось держать в руках «всем напо-
каз». Гуляющая публика с удоволь-
ствием рассматривала молодоженов
и вслух оценивала их внешний об-
лик, поведение, подшучивала над ни-
ми. Особенно придирчиво оценива-
ли молодоженов старые женщины.
Очевидец рассказывал, что они все-
гда «выходили глядеть, судить да ря-
дить, чья молодушка лучше. Так и
нс выберут ни одной хорошей» (цит.
по: Соколова В. К. С. 40).
По деревенскому обычаю, моло-
дые обязаны Г)ыли участвовать во
*
всех катаниях, проводившихся в Масленичную неделю. Вы-
езд нарядных молодоженов всегда обращал на себя внимание
гуляющих по улицам деревни людей, им кричали приветст-
венные слова: «Ой-лс-лю, молодая, хороша молодая, красива
молодая», требовали «поздороваться», «посолить рыжиков»,
то есть прилюдно поцеловаться. Публика постоянно требова-
ла от молодоженов демонстрации супружеской любви. Сани
с молодоженами могли остановить мужики, один из них под-
скакивал к молодому, сдергивал у него с головы шапку, пока
остальные придерживали лошадь, а молодушка должна была
«выручить шапку», то есть выйти из саней, поклониться зри-
телям, потом мужу и поцеловать его. Во время катания ка-
кой-нибудь развеселившийся мужик мог запрыгнуть в сани и
прокричать: «Порох на губе, Анна Ивана нс любит!» Анна
должна была целовать своего Ивана, чтобы доказать свою
любовь и «стереть порох с iy6».
Известный этнограф XIX века С. В. Максимов в своем
описании масленичных катаний подчеркивал: «...Больше
всех катаются молодые супруги, обвенчавшиеся в предшест-
вовавший мясоед, так как обычай налагает на них как бы
обязанность выезжать в люди и отдавать визиты всем, кто
324 пировал у них на свадьбе» (Макашов С. В. 1996. С. 360). Вот
как проходило масленичное ка-
тание в 1897 году в Костромской
губернии: «В известный день
Масленицы все молодые (обвен-
чанные в этот мясопуст) на лоша-
дях и в лучшей сбруе, а сами мо-
лодые в лучших одеждах, сдут в
назначенную деревню, так, на-
пример, в среду во Аьгово, в пят-
ницу в деревню Болотове, в суб-
боту в деревню Антинино и здесь
катаются вдоль деревни часа два-
три. На эти съездки съезжаются
молодые из всех соседних сел и
деревень, гак что катающихся
бывает лошадях на полутораста
и (юльше. Четверг же назначен
на катание в городе Галиче. С
раннего утра можно видеть, как
тянутся целые вереницы лоша-
дей к городу со всех сторон. Пло-
щадь города гак бывает занята
народом, что буквально яблоку
упасть нельзя. Лавки торгуют
как никогда. Первым долгом но
1’\< ( кая крас авина
Ф()Г<).
Начало XX в.
приезде в город молодая накупает себе саквояж орехов и
пряников, после этого эти нары отправляются в трактир, где
пьют чай, а иные и водку. <...> Во время катания вдоль нло-
щади, но дороге, стоят шпалерами городские жители и зева-
ют на катающихся, увидя знакомых, они кричат им: „Моло-
дые, оле-ле!и На этот крик из саней летят орехи и пряники,
которые с криком подбираются мальчишками. Некоторые
молодые, более состоятельные конечно, раскидывают в стоя-
щих и вопиющих „Молодые, оле-ле!и по ящику пряников и
орехов. С ударом колокола к вечерне площадь пустеет: горо-
жане идvг но домам, а деревенские уезжают» [Русские кре-
стьяне. Т. 1. С. 239-240).
В северных губерниях Европейской России был распро-
странен обычай «прокатывания молодоженов» на катальных
горках. В один из последних дней Масленицы в большое село
из всех окрестных деревень прибывали нарядно одетые моло-
дожены. Здесь же собирался деревенский люд, желавший по-
смотреть на это красивое и веселое зрелище. Парни и моло-
дые мужики, расположившиеся на катальной горке, пригла-
шали к себе всех новобрачных мужчин, а затем поочередно
выкрикивали на горку их жен: «Молоду Анну Александровну
на горку!» Молодушка, услышав приглашение, вставала из са-
325
/>. М. Кустодиев.
Зима. Вариант
картины
«Масленица».
1916
( М() I 14.1 M( > \( >,(( bKI ll( (В
ней, кланялась в пояс на все четыре стороны, поднималась на
горку, кланялась мужу и еще раз низким поклоном всем со-
бравшимся. Затем садилась в салазки на колени к мужу и це-
ловала его. Стоявшие на горке люди держали сани, требуя,
чтобы молодые возможно дольше целовались: «Еще раз, еще
раз подмажь, ходче пойдет». Скатившись с горы под крики
«Давай, давай», молодые снова целовались.
Поцелуи молодоженов должны были продемонстриро-
вать их любовь и согласие, готовность к брачной жизни. Кро-
ме того, поцелуй считался ритуальным выкупом, который мо-
лодуха платила своим соседям за то, что она, выйдя замуж,
покинула родную деревню.
Представление молодоженов деревенскому сообществу
иногда принимало шутливую форму. В конце XIX века крае-
вед П. В. Дилакторский наблюдал в Вологодской губернии
такой «показ». После появления молодоженов на катальной
горке один из мужиков «подбирает такую лошадку, чтобы го-
раздо не артачилась, и подгоняет к известному месту. Другие
мужики уже ведут молодого к саням, приглашая сесть в них.
Тот садится и ждет свою молодую подругу. Тут сани окружа-
ют бабы и молодые мужики, особенно первые. Бабы начина-
ют посмеиваться, что у молодого, видно, жонка сбежала —
один сидит, а иная бойкая бабенка сядет к нему в сани вместо
жены. Молодуха сначала стесняется идти к мужу (ее не ве-
326
дут, она сама должна пойти), но потом стыдливо подходит и
просит усевшуюся к мужу бабу уступить ей место. Та еще ар-
тачится, но мужички тут вступаются за молодуху — выпрова-
живают непрошеную с саней с приговорами: „Теби, старому
черту, с эдаким молодцем сидить!“ — и садят молодую. Те-
перь обступают молодых плотной стеной, берутся кто за узду,
кто за вожжи, кто за оглобли, иной вскочит даже верхом на
лошадь, иные пихают сани сзади; все кричат, понукают ло-
шадь, а она, напротив, пятится. Оказывается, вся эта орава на
словах только понукает лошадь идти вперед, а на деле все та-
щат назад. „Што-то, робята, неходко, нейдет!“ — кричат сзади
передовым. Передовые (как будто и на самом деле неходко)
осматривают, нет ли препятствий под полозьями или в дру-
гом чем. Понятно, находят все ладно, а лошадь не идет. Тут
приступают к молодым — верно, от них задержка! Молодая
смекает, в чем дело, — начинает целовать мужа. „Пошло-о!
Пошло, робята!“ Причина задержки найдена, и санки двига-
ют вперед на куриный шаг, и опять остановка. Снова оханье,
понуканье, крик, шум, смех кругом: всем весело, любо-любо
и молодым, хотя второй-то половине и стыдливо исполнять
свою обязанность. Вьггомив изрядно молодых (возятся около
получаса с каждой парой), отпускают лошадь под управлени-
ем кучера, который, прокатив по деревне, возвращается к то-
му же месту. Тут летят шапки с криком: ,,Ура! Хороша!44 Мо-
лодые благодарят, кланяются и дают мужикам на водку, а
женщинам на пряники. То же проделывают далее с другой, с
третьей парой молодых. Прокатят всех, никого не обидят.
Это считается, кстати сказать, честью для молодых» (цит. по:
Морозов И. А., Слепцова И. С. С. 495—496).
Испытания молодоженов
Хороша бъиа у девицах,
У девицах, у девицах.
Лучше того в молодицах,
В .молодицах, люли, в молодицах.
Молодоженов старались вовлечь в такие игровые ситуа-
ции, когда можно было проверить, умеют ли они себя вести,
ладить с окружающими, оказывать почтение старшим по воз-
расту и др.
С этой целью молодоженов, например, вываливали из са-
ней в сугроб или сталкивали с катальной горки пак, чтобы
молодые кубарем катились вниз, увлекая за собой кучи снега.
Там их уже поджидали бабы, которые катали молодых по
снегу, насыпали им снег за ворот одежды, обтирали лицо.
327
Отряхнувшись от снега, молодым следовало поблагодарить
всех за эгу игру. В центральных губерниях России был рас-
пространен обычай зарывать молодоженов в снег. Описание
этого обычая сделал в 1874 году тверской краевед П. Киги-
цын: «В Прощеный день (Прощеное воскресенье. — И. Ш.) пе-
ред вечером один из крестьян наряжается цыганом и всех без
изъятия молодых, которые обвенчаны были в продолжение
последнего года, вызывает на улицу, а заупрямятся, вытаски-
вает из дому противу желания их. К этому времени ребята на
улице выкапывают в снегу яму глубиной в полсажени, в кото-
рую попарно, го есть мужа с женой, кладут и зарывают сне-
гом, где они должны пробыть около пяти минут, потом выры-
вают и отпускают домой» (цит. по: Соколова В. К. С. 40—41).
Еще одно деревенское развлечение называлось «возить боб-
ра»: молодоженов катали на санях, запряженных бабами и
мужиками. Подражая коням, мужики ржали, рвали поводья,
били ногами. Покатав по деревне, молодых опрокидывали в
сугроб, из которого они выбирались сами, а иногда им прихо-
дилось тащить за собой и брошенные сани. Через некоторое
время около их дома появлялись «кучер» и «лошади», требуя
отблагодарить за катание: «Неплохо бы чайку попить?» Мо-
лодые всем подносили по чарочке водки. На Русском Севере
развеселившиеся на Масленице мужики могли остановить са-
ни с катающимися молодоженами, стащить в сугроб молодо-
го, уложить на него сверху молодушку и, к общей радости,
заекать их по снегу за ноги, приговаривая: «На белых дето-
нек, па кудреватых да на хороших». Когда игра заканчива-
лась, молодушка должна была поблагодарить шутников:
«Спасибо, мужички!» [Морозов И. Л., Слепцова И. С. С. 489).
Молодушка в течение всей Масленицы и Пасхальной не-
дели одаривала девушек и замужних женщин конфетами,
пряниками, орехами, а молодой угощал мужскую часть села
пивом, бражкой и водкой. На Масленице к ним приходили
группы парней, молодых мужиков и баб, чтобы поздравить с
(факом. Молодушка обязана была их хорошо угостить, а в
благодарность парни и мужики катали молодых по деревне
на санях. Если же прием казался плохим, го молодых насиль-
но возили по деревне на бороне, перевернув ее зубьями
вверх, или долго валяли по снегу.
Особенно много испытаний выпадало на долю молодуш-
ки, которая должна (нала продемонстрировать свою поклади-
стость, умение ладить с людьми. Молодушке полагалось на
Масленице или Пасхальной неделе позвать к себе в гости за-
мужних женщин и хорошо их угостить. В некоторых дерев-
нях в доме молодых устраивали «перебаску»: «В известный
день молодая постепенно переодевается в свою лхчшую оде-
жду и кажется пришедшим бабам, последние же сопернича-
328
ют с нею в изобилии костюмов, в их богатстве и убранстве.
Та женщина, которая надела больше других костюмов, „пере-
башивает* всех остальных. После етакой церемонии устраи-
вается пир, на котором обыкновенно бывает водка. Перебас-
ки устраиваются в первое воскресенье Великого поста»
(АРЭМ, ф. 7, on. 1, д. 117, л. 3). По довольно распространенно-
му обычаю, во время Великого поста бабы приходили к моло-
душке с прялками. В Пермской губернии бабы вечером перед
своим уходом валили молодушку на лавку и хлестали веника-
ми, задрав подол рубашки, чтобы у нее рождались здоровые
дети. На таких посиделках молодушку могли заставить «от-
давать долг», то есть обнести всех собравшихся водой или пи-
вом. Одна из бойких баб обращалась к молодушке: «От, да-
вай-ка, молодая, неси попить!» Молодушка отправлялась за
водой и возвращалась с ковшиком, который подавала с по-
клоном: «Пей на здоровье, Анна Александровна!» Услужив
одной женщине, молодушка переходила к следующей участ-
нице посиделки. Любая баба при этом могла сказать, что во-
да невкусная, и тогда молодушка обязана была принести ей
свежей воды.
Весной молодушек могли вывалять в навозе, когда всем
селом вывозили его на поля. Мужики отлавливали молоду-
шек, притаскивали их к забору и «шшолкали» вениками по
Северянки (справа
с платком в руке
стоит девушка,
остальные —
замужние
женщины).
Фото. 1887.
Архангельская гх(>.
К 'II 1'1'.
329
IK iibii \iih;i \in\o/t< >,u нов
За вышиванием.
Фото
А. О. Карелина.
1870-1880-е
оголенным задам или обливали водой из ведер: «Надо моло-
дую освятить! В нашу веру пришла» [Морозов И. А., Слепцо-
ва И. С. С. 499). В южнорусских селах в Всесвятское загове-
нье, в Иванов день молодушек обливали водой из колодца:
это называлось «солить молодушку, чтобы не испортилась»,
то есть чтобы у нее наступила беременность.
Молодому полагалось демонстрировать перед обществом
свою власть над женой. Например, зрители требовали от мо-
лодушки поцеловать мужа, а он старался отвернуться от нее,
поднять повыше голову. Радостные зрители кричали: «По-
330
ломайся, поломайся, покуражься, пусть пониже поклонится!»
В Костромской 1у6ернии во время съездок молодоженов мо-
лодые мужья, выйдя из трактира в подпитии, «отбивали ка-
рахтер», то есть попросту били своих жен. По словам очевид-
ца, «многие из пожилых теперь уже женщин еще и теперь
вспоминают, как они гуляли в городе на Масленице и были
трепаны своими мужьями» (Русские крестьяне. Т. 1. С. 240).
Такое поведение молодого мужа вызывало у зрителей не воз-
мущение, а, наоборот, одобрение.
Молодоженам полагалось подчиняться «обчеству». За не-
повиновение они бывали наказаны, иногда довольно жестоко.
Если молодушка «выказывала гордость», то ее могли, напри-
мер, при всех столкнуть в воду или посадить голым задом на
муравейник.
Вьюнишник
Завтра рано поутру
Да окликалъщики придут
Приокликати меня
да приузывати тебя.
Ну-ка будь, моя молодушка,
Скликанная.
Жители деревни приходили поздравить молодоженов с
первой весной их брака. Этот обряд назывался «вьюнишник»
(«вьюнины»). Его смысл состоял в том, что вьюнишники, ве-
личая молодых, утверждали новую семью в составе деревен-
ского сообщества, а молодые благодарили их за это хорошим
угощением.
В своем полном виде этот обряд был известен только в де-
ревнях Верхнего Поволжья (Костромской, Нижегородской,
Владимирской и Ярославской губерний). Там он проходил
или в субботу на Пасхальной неделе (окликальная суббота),
или в Фомино воскресенье (кликушное воскресенье) — первое
воскресенье после Пасхи. В назначенный день женатые муж-
чины и замужние женщины объединялись в небольшие груп-
пы, мужчины отдельно от женщин, и шли по домам молодо-
женов для окликания, то есть для поздравлений и пожеланий
дружной жизни, богатства, многодетности. Они становились
под окно и, обращаясь по имени и отчеству, просили «вьюна»
и «вьюницу» появиться на крыльце. При окликании использо-
вались трациционные формулы, например такие: «Еще дома
ли хозяин со хозяюшкой? Он велит ли окликать, молодых ве-
личать?» Молодые появлялись, и для них пели специальные
«вьюнишные» песни:
331
'll Uli Hill l< >!’!H
Есть у тя, хозяин,
Три угоды во дворе:
Уж как первая угода —
Соловей гнезда вьет,
Малых детонек взведет.
Как вторая угода —
Белояры пчелы,
Сладкий мед несли
Ко вьюнцу-молодцу
Со обручной своей.
Ох, уж как третья угода —
Есть тесовая кровать,
Ножки точеные,
Позолоченные.
Ох, на подушке парчовой
Лежит вьюнец-молодец
Со обручной со своей.
В песнях молодухе давались советы, как ей нужно вести
себя в семье мужа:
Уж ты свекру нарови,
Почаще тятенькой зови,
А свекрови нарови,
Чаще дров в избу носи,
Уж ты мужу нарови,
Чаще банюшку топи.
В конце песни окликалыцики требовали:
Молодая молодица,
Подавай нам яйца,
Не подашь яйца,
Заберем молодца,
В хлев запрем,
Помелом припрем
И не выпустим.
Молодушка выносила вьюнишникам подарки: крашеные
яйца, пироги, угощала их пивом и брагой. За хорошее угоще-
ние пришедшие благодарили: «Дай те Бог, молодуха, чтоб у
тя вдоволь всего было. Дай те Бог, чтоб у тя, молодуха, было
сколько в лесу пеньков — столько у тя сынков, сколько в лесу
кочек — столько бы у тя дочек».
В других регионах России этот обряд проходил проще. К
новобрачным на Пасхальной неделе приходили замужние
женщины, которых молодушка встречала как почетных гос-
332
той на крыльце дома со словами:
«Соседушки, голубушки, меня лю-
бите и жалуйте, к себе примите в
подруженьки», а после этого при-
глашала всех к столу. В других де-
ревнях дома молодоженов обходи-
ли мужики. На пороге дома их
встречала молодушка с чаркой
бражки или пива. Пришедшие бра-
ли чарку, выпивали, а затем триж-
ды целовались с молодой женщи-
ной и благодарили ее за привет и
ласку.
Обряд величания молодой мог
быть одновременно и ее испытани-
ем. Вот как он проходил в одном из
сел Волховского уезда Орловской
губернии: «В один из дней на Пас-
хальной неделе девушки, гулявшие
но улице, решили повеличать моло-
духу. Они послали за ней одну из
своих подруг, а парней отправили
сообщить всем\ селу о событии. Мо-
лодуха, нарядно одетая, появилась
вместе с мужем, когда зрители уже
собрались. Девушки поставили ее в
центр образованного ими круга, и
молодуха приеду пила к выполнению
старинного ритуала, который она
!\рг< и.янки
<!><>](».
Начало XX в.
Ор \ов< кая «л (>
знала наизусть. Она кланялась на четыре стороны: сначала в
пояс, затем чуть ниже, а в третий раз делала земной поклон.
Каждый поклон сопровождался словами: ..Низко кланяюсь
красным девушкам, молодым молодушкам, парням холостень-
ким, дедушкам, дядюшкам, бабушкам и тетушкам! Сватам и
свахам, всем одним махом! Прошу принять меня к себе, а не
принять — отогнать от себя*. Когда молодушка кланялась в
третий раз, то хоровод начинал величание. Обычно исполня-
лось несколько несен, включавших обращение к молодой, ве-
личание се по имени и отчеству. После каждой песни молодая
должна была благодарить: ..Благодарю покорно, красные де-
вушки, молодые молодушки, усех вас поравнено, усех вас за
едино. За ваше угощенье сорок одно почтение! Маленький по-
клонник примите, а большой поболе подождите*. При этом из
публики раздавались реплики: ..Матушка, покорись да ниже
поклонись!*, ..Чего снииу-то не согнешь? Ай лом проглотила?*.
Молодуха должна была с точностью исполнить все детали
обычая, знать все рифмованные ответы, присказки и нрибагг-
333
ки. Если она сбивалась, ей кричали:
„Не умеет44, а с мужа брали штраф»
(АРЭМ, ф. 7, on. 1, д. 1109, л. 1).
В некоторых деревнях обряд
величания включал в себя проща-
ние молодушки с девичьей груп-
пой, напоминая свадебные велича-
ния невесты и жениха. Этот обряд
был подробно описан в 1898 году
краеведом из Солигаличского уез-
да Костромской губернии: «В так
называемое луговое заговенье, че-
рез неделю после Троицына дня,
девушки и молодухи собираются
из ближайших сел и деревень в де-
ревне Новое Самылово. <...> Со-
бравшиеся, а их было 36 человек,
встают в круг. Каждая из участ-
вующих в хороводе имеет зонтик в
руках. У большинства на руках бу-
мажные перчагки, поверх которых
одеты гладкие обручальные сереб-
ряные кольца (они не считаются
принадлежащими замужней жен-
На крыльце.
Фото.
Начало XX в.
Симбирская ryf5.
щине или невесте, а часто носятся
даже девочками 14—15 лет), или позолоченные, или с камня-
ми, или в форме змейки, эти последние в особой моде теперь.
Девушки и женщины стараются перещеголять одна другую
туалетами. <...> Когда собралось достаточное количество че-
ловек, запевала неимоверно высоким, пронзительным, точно
сдавленным, и в то же время громким голосом начинает петь:
Ивушка, ивушка, зеленая моя,
Что ж ты, ивушка, не зелено растешь,
Хор подхватывает и продолжает:
'•Ilill’ll'll "•)
Не лазорево цветешь?
— Как же мне, ивушке, зеленой быть?
Как же мне, ивушке, лазоревой цвести?
Сверху меня, ивушку, солнышком печет,
А сбоку меня, ивушку, дождичком сечет.
Под корешок ключева вода течет.
Уехали бояре из Нова-города,
Срубили ивушку под самый корешок.
Рубили-порубили на мелкие кряжи,
Тесали-потесали на тонкие доски.
334
П. И. Коровин.
Крестины.
1896
И сделали из ивушки звончатые гусли.
Кому ж в эти гусельцы играть будет?
— Играть-поиграть Егору молодцу,
Играть-поиграть Терентьевичу,
Тешить-потешить Алену-душу,
Тешить-потешить Сергеевну.
Не плачь-ка, не плачь-ка Алена-душа,
Не плачь-ка, не плачь-ка Сергеевна.
Я ль тебя, Аленушка, не силой брал,
Вперед себя к тебе людей посылал,
А после людей к тебе сам приезжал,
Тебя, Аленушка, увез.
Молодая, имя которой упоминается в песне, выходит в
круг и кланяется на все четыре стороны. Таким образом пе-
ребираются все находящиеся налицо молодухи» (Русские кре-
стьяне. Т. 1. С. 307—308). Во время величаний молодушек хва-
лили за красоту и честность, девушки торжественно проща-
лись со своими подругами, а молодушки просили принять их
в коллектив замужних женщин и в новое для них деревен-
ское сообщество.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ЦЕРКОВНЫЕ ПРАЗДНИКИ И ПОСТЫ
Пасха (Светлое Христово Воскресение) — празднование определяет-
ся по Пасхалии.
Двунадесятые переходящие праздники
Вход Господень в Иерусалим (Вербное воскресенье) — воскресенье
за неделю до Пасхи.
Вознесение Господне — четверг в сороковой день по Пасхе.
День Святой Троицы (Пятидесятница) — воскресенье в пятидесятый
день по Пасхе.
Двунадесятые непереходящие праздники
Рождество Христово — 25 декабря / 7 января.
Богоявление (Крещение Господне) — 6/19 января.
Сретение Господне — 2/15 февраля.
Благовещение Пресвятой Богородицы — 25 марта / 7 апреля.
Преображение Господне — 6/19 августа.
Успение Пресвятой Богородицы — 15/28 августа.
Воздвижение Креста Господня — 14/27 сентября.
Рождество Пресвятой Богородицы — 8/21 сентября.
Введение во храм Пресвятой Богородицы — 21 ноября / 4 декабря.
Великие праздники в память святых
и Божией Матери
I li’ILM >,kl Hill
Обрезание Господне и память св. Василия Великого (Васильев
день) — 1/14 января.
Рождество Иоанна Предтечи (Иванов день) — 24 июня / 7 июля.
Святых первоверховных апостолов Петра и Павла (Петров день) —
29 июня / 12 июля.
Усекновение главы Иоанна Предтечи — 29 aeiycra / 11 сентября.
336 Покров Пресвятой Богородицы — 1/14 октября.
Праздники в честь икон Божией Матери
Боголюбская — 18 июня / 1 июля.
Владимирская — 21 мая / 3 июня; 23 июня / 6 июля; 24 августа / 6 сен-
тября.
«Всех Скорбящих Радость» — 24 октября / б ноября.
Донская — 19 августа / 1 сентября.
«Живоносный источник» — пятница Пасхальной недели.
«Знамение» — 27 ноября / 10 декабря.
Иверская — 12/25 февраля, 13/26 октября, вторник Пасхальной не-
дели.
Иерусалимская — 12/25 октября.
Казанская — 8/21 июля, 28 октября / 4 ноября.
Милостивая — 12/25 ноября и 26 декабря / 8 января.
«Неопалимая Купина» — 4/17 сентября.
«Нечаянная Радость» — 1/14 мая, 9/22 декабря.
«Скоропослушница» — 9/22 ноября.
Смоленская — 28 июля / 10 августа.
Тихвинская — 26 июня / 9 июля.
Малые праздники Господские*
Богородичные* праздники сил бесплотных
и Иоанна Предтечи
Первое и второе обретение главы Иоанна Предтечи — 24 февраля /
9 марта.
Собор Архангела Гавриила — 26 марта / 8 апреля.
Сошествие Духа Святого на апостолов (Духов день) — понедельник
после дня Пятидесятницы.
Положение Честной Ризы Пресвятой Богородицы во Влахерне —
2/15 июля.
Положение Честной Ризы Господа нашего Иисуса Христа в Моск-
ве — 10/23 июля.
Происхождение (изнесение) честных древ Животворящего Креста
Господня (Первый Спас) — 1/14 августа.
Спас Нерукотворный (перенесение нерукотворного образа Господа
нашего Иисуса Христа из Едессы в Константинополь) — 16/29 ав-
густа.
Воскресение Словущее (Обновление храма Воскресения Христова
в Иерусалиме) — 13/26 сентября.
Зачатие Иоанна Предтечи — 23 сентября / 6 октября.
Собор Архистратига Михаила — 8/21 ноября.
Зачатие праведной Анны — 9/22 декабря. 337
при \< >;м ниь
Дни особого поминовения усопших
Вселенская родительская мясопустная суббота — перед Масленицей.
Суббота 2-й седмицы Великого поста.
Суббота 3-й седмицы Великого поста.
Суббота 4-й седмицы Великого поста.
Радоница — вторник Фоминой недели.
Суббота Троицкая — перед Днем Святой Троицы.
Суббота Дмитриевская — суббота перед днем памяти св. Димитрия
Солунского (8 ноября).
Сплошные седмицы
Святки — с 25 декабря / 7 января по 5/18 января.
Мытаря и фарисея — за неделю до Масленицы.
Сырная (Масленица) — перед Великим постом.
Пасхальная (Светлая) — от Пасхи до Фомина воскресенья.
Троицкая — после Дня Святой Троицы.
Однодневные посты
Среда и пятница в течение всего года, за исключением сплошных
седмиц и Святок.
Крещенский сочельник (Навечерие Богоявления) — 5/18 января.
Усекновение главы Иоанна Предтечи — 29 августа / 11 сентября.
Воздвижение Креста Господня — 14/27 сентября.
Многодневные посты
Великий пост — семь недель перед Пасхой.
Петров пост — через неделю после Дня Святой Троицы до Петро-
ва дня.
Успенский пост — с 1/14 по 14/27 августа.
Рождественский пост — с 15/28 ноября по 24 декабря / б января.
ЛИТЕРАТУРА
Агапкина Т А. Этнографические связи календарных пе-
сен: Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян.
М., 2000.
Агапкина Т А. Мифопоэтические основы славянского на-
родного календаря. Весенне-летний цикл. М., 2002.
Александров В. А. Деревенское веселье в Вологодском уез-
де // Русская семейная и сексуальная культура глазами исто-
риков, этнографов, литераторов, фольклористов, правоведов
и богословов XIX — начала XX века. М., 2004. Кн. 2.
Аргудяева Ю. В. Крестьянская семья у восточных славян
на юге Дальнего Востока России (50-е годы XIX в. — начало
XX в.). М., 1997.
Астахова А. М. Заговорное искусство на реке Пинеге //
Крестьянское искусство СССР: Искусство Севера. Л., 1928.
Т. 2.
Базилевский П. Описание историко-статистическое Холмо-
горского уезда Архангельской губернии // Архангельские гу-
бернские ведомости. 1851. Nq 26.
Балов А. В, Ярославская губерния. Пошехонский уезд //
АРЭМ, ф. 7, оп. 2, д. 2238.
Барсов Е. В. Причитанья Северного края. СПб., 1997. Т. 1.
Беллюстин И. Незамужницы в народе // Неделя. 1873.
№ 10.
Бернштал! Т А. Девушка-невеста и предбрачная обряд-
ность в Поморье в XIX — начале XX в. // Русский свадебный
обряд: Исследования и материалы. А., 1978.
Бернштал! Т А. Обряд «расставания с красотой» (К семан-
тике некоторых элементов материальной культуры в восточ-
нославянском свадебном обряде) // Памятники культуры на-
родов Европы и Европейской части СССР. СМАЭ. Л., 1982.
Т. 38. -
Берншталг Т А. К реконструкции некоторых переходных г
обрядов совершеннолетия // СЭ. 1986. N<> 6. г
Берншталг Т А. Совершеннолетние девушки в метафорах
игрового фольклора (традиционный аспект русской культу- 339
ры) // Этнические стереотипы мужского и женского поведе-
ния. СПб., 1991.
Бернштам Т Л. Весенне-летние ритуалы у восточных сла-
вян: Масленица и «похороны Костромы-Коструба»: К симво-
лическому языку культуры // Этнографическая наука и этно-
культурные процессы: Способы взаимодействия. СПб., 1993.
Бернштам Т А. Молодая и старая игра в аспекте космосо-
циальных половозрастных процессов //ЖС. 1995. N<? 2.
Бернштам Т А Хитро-мудро рукодельице (вышивание-
шитье в символизме девичьего совершеннолетия у восточных
славян) // Женщина и вещественный мир культуры народов
Европы и России. СМАЭ. СПб., 1999. Т. LVII.
Бернштам Т А. Приходская жизнь русской деревни:
Очерки по церковной этнографии. СПб., 2005.
Бернштам Т А. Молодость в символизме переходных об-
рядов восточных славян: Учение и опыт Церкви в народном
христианстве. СПб., 2000.
Бернштам Т А. Молодежь в обрядовой жизни русской об-
щины XIX — начала XX в. Половозрастной аспект традицион-
ной культуры. Л., 1988.
Виноградова Л. Н. Девичьи гадания о замужестве в цикле
славянской календарной обрядности (западно-восточносла-
вянские параллели) // Славянский и балканский фольклор.
М., 1981.
Внуков Р. Я. Противоречия старой крестьянской семьи.
Орел, 1929.
Гвоздикова Л. С., Шаповалова Г. Г. «Девья красота»: Кар-
тографирование свадебного обряда на материалах Калинин-
ской, Ярославской, Костромской областей // Обряды и обря-
довый фольклор. М., 1982.
Голейзовский К. Я. Образы русской народной хореогра-
фии. М., 19(54.
Грандилевский А. Н. Села Емецкое и Куроостровское Хол-
могорского уезда Архангельской губернии // Материалы для
изучения великорусских говоров. СПб., 1903. Вып. 8.
Григорьева Н. Любовь до гроба с «приворотом» // Родина.
1991. № 8.
Громыко М, М. Традиционные нормы поведения и формы
общения русских крестьян XIX в. М., 1986.
Громыко М. М. Мир русской деревни. М., 1991.
Елеонская Е. Н. К изучению заговора и колдовства в Рос
сии. М., 1917.
Ефименко А. Народные юридические воззрения на брак //
Знание. 1974. № 16.
340
Ефилинко П. С. Материалы по этнографии русского насе-
ления Архангельской губернии. Ч. I: Описание внешнего и
внутреннего быта // ИОЛЕАЭ. Т. XXX. ТЭО. М., 1877. Кн. 5.
Вып. 1.
Журавлев А. Ф. Домашний скот в поверьях и магии вос-
точных славян: Этнографические и этнолингвистические
очерки. М., 1994.
Заб'ылин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, преда-
ния, суеверия и поэзия. М., 1990.
Завойко К. Г. Верования, обряды и обычаи великороссов
Владимирской губ. // Этнографическое обозрение. 1914. Кн.
CIII-CIV. N<_> 3-4.
Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
Зорин Н. В. Русский свадебный ритуал. М., 2001.
<Иваницкий Н. А.> Бытовые песни, собранные по Вологод-
ской губернии Н. Иваницким // Вологодский сборник, изда-
ваемый при Вологодском губернском статистическом комите-
те. Вологда, 1885. Т. IV.
Иваниикий Н. А. Материалы по этнографии Вологодской
губернии//ИОЛЕАЭ. Т. LXIX. ТЭО. М., 1890. Кн. 9. Вып. 1.
Ивлева Л. М. Ряженье в русской традиционной культуре.
СПб., 1994.
Кабакова Г. И. Антропология женского тела в славянской
традиции. М., 2001.
Кабакова Г. И. О сладких поцелуях и горьких слезах: За-
метки о гастрономии тела // Тело в русской культуре. М.,
2005.
Козырев Н. Г. Свадебные обряды и обычаи в Островском
уезде Пензенской губ.//Живая старина. 1912. Вып. 1.
Колпакова Н. П. Русская народная бытовая песня. М.; Л.,
1962.
Красноженова М. В. Из народных обычаев крестьян дерев-
ни Покровки (Томской губернии) // Известия Красноярского
подотдела Восточно-Сибирского отделения РГО. Красноярск,
1914. Т. 2. Вып. 6.
Куракеева М, Ф. Верхнекубанскис казаки: быт, культура,
традиции. Черкесск, 1999.
Курские народные песни. Курск, 1962.
Леонтьева Г. А., Липинская В. А. Русский старообрядче-
ский лечебник. М., 2006.
Липинская В. А. Русское население Алтайского края: На-
родные традиции в материальной культуре (XVIII—XX вв.).
М., 1987.
МИН'
341
Лирика русской свадьбы. Л., 1973.
Лирические песни. М., 1990.
Листова Т А. Заметки о русской свадьбе // Русские народ-
ные традиции и современность. М., 1995.
Мазалова Н. Е. Состав человеческий. Человек в традици-
онных соматических представлениях русских. СПб., 2001.
Майков Л. Н. Великорусские заклинания // Чародейство.
Волшебство. Знахарство. Заклинания. Заговоры. М., 1998.
Макашина Т С. Свадебный обряд // Русский Север: Этни-
ческая история и народная культура. XII—XX века. М., 2001.
Максимов С. В. Бродячая Русь Христа ради. СПб., 1877.
Максимов С. В. Нечистая, неведомая и крестная сила. М.,
1996.
Миненко Н. А. Культура русских крестьян Зауралья.
XVIII — первая половина XIX в. М., 1991.
Морозов И. А. Женитьба добра молодца. М., 1998.
Морозов И. А., Слепцова И. С. Круг игры: Праздник и игра
в жизни севернорусского крестьянина (XIX—XX вв.). М., 2004.
Мужики и бабы. Мужское и женское в русской традици-
онной культуре. СПб., 2005.
Муратова М. Старая дева и стародевичество как культур-
ный концепт //Язык. Гендер. Традиция. СПб., 2002.
Н. В. Троицкое гулянье в Кадникове // ВГВ. 1887. No 21.
Народная традиционная культура Псковской области:
В 2 т. Псков, 2002. Т. 1.
Некрылова А. Ф. Русские народные городские праздники,
увеселения и зрелища: конец XVIII — начало XIX в. СПб.,
2004.
Некрылова А. Ф. Круглый год. М., 1991.
Неуступов А. Д. Свадебные обычаи в Кадниковском уезде
// Известия Архангельского общества изучения Русского Се-
вера: Журнал жизни Северного края. 1913. Т. V. Вып. 1.
Никитина А. В. «Естем птаха грешная» (Образ кукушки в
традиционных представлениях славян о семейно-родственных
отношениях) // Мифология и повседневность: Материалы на-
учной конференции 24—26 февраля 1999 года. СПб., 1999.
Вып. 2.
г Обрядовая поэзия. М., 1989.
Отреченное чтение в России XVII—XVIII вв. М., 2002.
- Пашина О. А. Календарно-песенный цикл v восточных сла-
вян. М., 1998.
342 Попов Г. Народно-бытовая медицина. М., 1998.
Поэзия крестьянских праздников. Л., 1970.
Православная вера и традиции благочестия у русских в
XVIII-XX вв. М., 2002.
Преображенский Н. С, Баня, игрище, слушанье и шестое
января // Русский эротический фольклор: Песни. Обряды и
обрядовый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки.
Частушки. М., 1995.
Прокопьева Н. Н. Статус старой девы в крестьянской об-
щине //Язык. Гендер. Традиция. СПб., 2002.
Пропп В. Я. Русские аграрные праздники. СПб., 1995.
Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М., 1989.
Пушкарева Н. «Мед и млеко под языком у нее». (Женские
и мужские уста в церковном и светском дискурсах России X —
начала XIX в.) //Тело в русской культуре. М., 2005.
Русская свадьба: В 2 т. М., 2000—2001.
Русские / Отв. ред. В. А. Александров, И. В. Власова, Н.
С. Полищук. М., 2003.
Русские заговоры и заклинания. М., 1998.
Русские крестьяне: Жизнь. Быт. Нравы: Материалы «Эт-
нографического бюро» князя В. М. Тенишева. Т. 1—4. СПб.,
2004-2006.
Русские свадебные песни Сибири. Новосибирск, 1979.
Русский праздник: Иллюстрированная энциклопедия.
СПб., 2001.
Русский Север: Этническая история и народная культура
ХП-ХХ вв. М., 2001.
Русский фольклор: Крестьянская лирика. Л., 1935.
Русский эротический фольклор: Песни. Обряды и обрядо-
вый фольклор. Народный театр. Заговоры. Загадки. Частуш-
ки. М., 1995.
Самоделова Е. А. Каравайная традиция рязанской свадьбы
//Рязанский эгнографический вестник. 1995.
Сахаров И. П. Русское народное чернокнижие. СПб., 1997.
Селиванов В. В. Год русского земледельца. М., 1987.
Скворцов Л, Бережнослободская волость Тотемского уезда:
(Этнографический очерк) // Вологодский сборник. 1881. Т. 2.
Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М.,
2002.
Слтлянская Е. Б. Волшебники. Богохульники. Еретики.
Народная религиозность и «духовные преступления» в России
\и 11 и
XVIII в. М., 2003.
Смирнов А. Народные способы заключения брака // Юри-
дический вестник. 1878. N<> 5.
343
\lf 111’\ I' I
Смирнов А. Г. Очерки семейных отношений по обычному
праву русского народа // Русская семейная и сексуальная куль-
тура глазами историков, этнографов, литераторов, фолькло-
ристов, правоведов и богословов XIX — начала XX века. М.,
2004. Кн. 1.
Смирнов В. Народные гаданья Костромского края: (Очерк
и тексты) //Труды Костромского научного общества по изуче-
нию местного края. Кострома, 1927. Вып. 41.
Собрание народных песен П. В. Киреевского: В 2 т. Т. 1.
Л., 1983. Т. 2. Л., 1986.
Соколов. Увод девиц и некоторые свадебные обычаи в
Каргопольском уезде. Петрозаводск, 1875.
Соколова В. К. Весенне-летние календарные обряды рус-
ских, украинцев, белорусов. М., 1979.
Соснина И. И., Шангина И. И. Русский традиционный кос-
тюм: Иллюстрированная энциклопедия. СПб., 1998.
Страхов А. Б. Из истории и географии русского обрядово-
го печения (поминальные и Вознесенские лестницы) // Ареаль-
ные исследования в языкознании и этнографии. Л., 1983.
Сумароков П. Очерк сельских празднеств, примет, пове-
рий, обрядов в Каширском уезде // Москвитянин. 1849. N<> 9.
Тело в русской культуре. М., 2005.
Толстая С. Тело как обитель души: славянские народные
представления // Тело в русской культуре. М., 2005.
Топорков А. А. Любовь — сила колдовская // Народное
творчество. 1993. № 3—4.
Топорков А. Л. Заговоры в русской рукописной традиции
XV-XIX вв. М., 2005.
Традиционный фольклор Новгородской области. Л., 1979.
Тульцева Л. А. К этнопсихологической характеристике од-
ного типа русских женщин: христовы невесты (чернички) //
Мужчина и женщина в современном мире: меняющиеся роли
и образы: В 2 т. М., 1990. Т. 2.
Тульцева Л. А. Календарные праздники и обряды // Рус-
ские. М., 2003.
Тульцева Л. А. Вьюнишник // Русский народный свадебный
обряд: Исследования и материалы. Л., 1978.
Харченко Л. По одежке встречают... Секреты русского
костюма: Лингвистический словарь. СПб., 1994.
Часовникова А. В. Христианские образы растительного ми-
ра в народной культуре: Петров крест. Адамова голова. Свя-
тая верба. М., 2003.
344
Шангина И. И. Русские традиционные праздники: Путево-
дитель по залам Российского этнографического музея. СПб.,
1997.
Шангина И, И. Русский традиционный быт: Энциклопеди-
ческий словарь. СПб., 2003.
Шангина И. И. Русский народ: Будни и праздники: Энцик-
лопедия. СПб., 2003.
Шаповалова Г. Г., Лаврентьева Л. С. Традиционные обря-
ды и обрядовый фольклор русских Поволжья. Л., 1985.
Шустиков А. А. Народные игры в Кадниковском уезде //
ЖС. 1895. N<> 1.
Шустиков А. А. Троичина Кадниковского уезда // ЖС.
1892. Вып. 3.
Щепанская Т. Б. Культура дороги в русской мифоритуаль-
ной традиции. М., 2003.
Аббревиатуры в списке литературы
АГВ — Архангельские губернские ведомости.
АРЭМ — Архив Российского этнографического музея.
ВГВ — Вологодские губернские ведомости.
ЖС — Живая старина.
ИОЛЕАЭ — Известия Общества любителей естествозна-
ния, антропологии и этнографии при Московском уни-
верситете.
РГО — Русское географическое общество.
СМАЭ — Сборник Музея антропологии и этнографии
им. Петра Великого Российской Академии наук.
СЭ — Советская этнография.
ТЭО — Труды этнографического отделения.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие ........................................5
Тогда девка родится, когда ей замуж годится........13
Курицу не накормить, девицу не нарядить............28
Рубаха ....................................... 32
Сарафан .......................................34
Головной убор..................................36
Украшения .....................................39
Верхняя одежда ................................43
Обувь..........................................46
Костюм «модный, благородный»...................48
Девицы-красавицы, душеньки-подруженьки.............50
А я, молода, не ленивая была ......................62
Сенокос ...................................... 64
Жатва .........................................70
Выращивание льна...............................77
Сбор ягод .....................................80
Уход за скотом.................................83
Прядение.......................................85
Ткачество .....................................89
Вышивание .....................................91
Толока.........................................95
Разгуляйтесь, девицы, разгуляйтесь, милые!.........98
Святки........................................100
Масленица.....................................109
Призывы весны.................................115
Пасхальная неделя.............................119
Хождение в жито...............................124
Семик и Троица ...............................125
Всесвятская неделя............................133
Ивано-купальские празднества.................13(5
Покров........................................142
Кузьминки.....................................143
346 Престольный праздник.........................145
Hill IVIl\ VК)
Молодое время ...................................157
Гулянье .....................................159
Посиделки....................................172
Свозы........................................184
Игрища ......................................185
Игра в почётника и почётницу.....................192
Завоевание почётницы.........................194
Отношения внутри игровой пары ...............199
«Любы».......................................203
Измена.......................................208
Коли полюбится, так и ум отступится .............211
Девичьи судьбы...................................219
Матушка Прасковея, дай мне мужа поскорее!........220
Уже не девка, еще не баба........................233
Юная годами, но старая верой и разумом...........241
Не мать велела, сама захотела ...................245
Пришло счастье, хоть в колокола звони! ..........253
Сватовство...................................255
Погляди .....................................260
Смотрины.....................................261
Сговор ..................................... 264
Хозяйственные приготовления .................268
Прощание с девичеством.......................270
Каравайный обряд ............................284
Венчальное утро в доме невесты...............286
Приезд жениха в дом невесты .................292
Отъезд к венцу...............................299
Венчание ....................................301
Приезд в дом новобрачного....................303
Свадебный пир................................305
Брачная ночь.................................310
Второй день свадьбы .........................315
Хлибины .....................................320
Соседушки, голубушки, меня любите, жалуйте! .....322
Смотры молодоженов...........................323
Испытания молодоженов........................327
Вьюнишник....................................331
Приложение
Церковные праздники и посты .....................336
Литература.......................................339
Научно-популярное издание
Изабелла Иосифовна Шангина
РУССКИЕ ДЕВУШКИ
Редактор
Алла Страхова
Художественный редактор
Валерий Гореликов
Технический редактор
Ольга Иванова
Корректоры
Татьяна Бородулина, Станислава Кучепатова
Верстка
Валерий Гореликов
Директор издательства
Максим Крютченко
Подписано в печать 05.09.2007. Формат издания 70x1 ОО^,,.
Печать офсетная. Тираж 8 000 экз. Усл. печ. л. 28,38.
Изд. No 2194. Заказ № 4118.
Издательство «Азбука-классика»
196105. Санкт-Петербург, ъ/я 192
www.azbooka.ru
Отпечатано по технологии СТР
в ОАО «Печатный двор» им. А. М. Горького
197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.