Author: Аксютин Ю.В.
Tags: персоналии деятелей кпсс биографии брежнев исторические личности
ISBN: 5—250—01721—5
Year: 1991
Text
Л.И.БРЕЖНЕВ
Материалы
к биографии
Л.И.БРЕЖНЕВ
Материалы к биографии
Москва
Издательство
политической
литературы
1991
ББК 66.61(2)8
Б87
Составитель
кандидат исторических наук
Ю. В. Аксютин
Л. И. Брежнев: Материалы к биографии / Сост.
Б87 Аксютин Ю. В.— М.: Политиздат, 1991.— 384 с.:
ил.
ISBN 5—250—01721—5
В сборник вошли очерки, статьи, воспоминания об Л. И. Бреж-
неве. опубликованные в советской прессе или подготовленные спе-
циально для этого издания. Авторы книги — политики, историки,
журналисты, ученые, деятели литературы и искусства — размыш-
ляют над временем, которое мы называем сейчас «застоем», пыта-
ются дать оценку личности, ставшей своего рода его символом.
Рассчитана на массового читателя.
0902020000—169
Б 079(02)—91
ББК 66.61(2)8
Заведующий редакцией В. М. Подугольников
Редактор Н. Б. Чунакова
Младший редактор М. Ю. Мухина
Художник В. А. Тогобицкий
Художественный редактор А. Я. Гладышев
Технический редактор Ю. А. Мухин
ИБ № 8805
Сдано в набор 12.05.91. Подписано в печать 07.09.91. Формат 84Х108’/з2.
Бумага типографская № 1. Гарнитура «Литературная». Печать высокая.
Усл. печ. л. 20,16. Уч.-изд. л. 21,12. Тираж 100 000 экз. Заказ № 1930.
Цена 5 р. 70 к.
Политиздат. 125811, ГСП. Москва, А-47, Миусская пл., 7.
Ордена Ленина типография «Красный пролетарий».
103473, Москва, И-473, Краснопролетарская, 16.
© Кол. авт., 1991
© Аксютин Ю. В.,
составление, предисловие, 1991
© Тогобицкий В. А.,
ISBN 5—250—01721—5 художественное оформление, 1991
«Брежневщина», «время застоя» — слова эти ныне у
всех на слуху. Но что за ними стоит? Что они означают
конкретно?
Да, те восемнадцать лет, в течение которых Леонид
Ильич Брежнев возглавлял Коммунистическую партию,
были, казалось бы, годами сравнительно безбедного су-
ществования, относительного спокойствия и достатка.
И разве не на те годы пришелся расцвет международной
разрядки, выразившейся в первых соглашениях об огра-
ничении стратегических вооружений и в начале Хель-
синкского процесса? И не внимали ли мы с гордостью
словам нашего руководителя о том, что СССР достиг
наконец-то военно-стратегического равновесия с США?
Однако мало кто из нас задумывался тогда над ценой и
последствиями этой погони за равновесием. А ведь
сюда следовало бы отнести и замедление темпов соци-
ально-экономического развития, и все более заметное
отставание в науке и технике, и провал реформ, и укреп-
ление позиций бюрократии, и интервенцию в Чехосло-
вакию, и войну в Афганистане.
Определенные попытки разобраться в том периоде
нашей недавней истории были предприняты в последние
Годы. Известны стали обстоятельства некоторых скан-
дальных дел, в которых оказались замешаны люди, вхо-
дившие в тогдашнее руководство или близкие к нему.
3
Опубликована часть документов тех лет, адресованные
лично Генеральному секретарю ЦК КПСС и Председате-
лю Президиума Верховного Совета СССР письма «про-
тестантов», по-своему отражающие то время. Наконец,
мы получили возможность ознакомиться с работами по-
литологов, историков, социологов и экономистов, при-
чем не только отечественных, но и зарубежных. Поде-
лились воспоминаниями родные и близкие Леонида
Ильича, рассказав о чертах его характера, пристрасти-
ях и привычках, атмосфере семьи Брежневых.
Наиболее значимые из этих материалов читатель
найдет в предлагаемом сборнике. Помещенные здесь
мемуары, аналитические статьи, эссе, заметки, полага-
ем, дадут пищу для размышлений над делами и судь-
бой этого политического деятеля. Разумеется, состави-
тель и издатели сборника не ставят задачу ответить на
все вопросы о Брежневе и его времени — многое еще,
очень многое остается нам неизвестным. К тому же на
некоторых публикациях лежит налет субъективности,
поспешности, авторов порой подводит память. (А может,
оценивая «эпоху Брежнева» с сегодняшних позиций, они
невольно стремятся показаться прозорливее, в чем-то
оправдаться?..) Иногда они частично повторяют друг
друга или, наоборот, расходятся в существенных дета-
лях, полемизируют заочно, содержат противоречивые
оценки — и это еще раз доказывает сложность рассма-
триваемого периода нашей истории. Но все эти разно-
характерные материалы дадут читателю возможность
составить более полное представление о недавнем «во-
семнадцатилетии», о человеке, олицетворяющем «эпоху
застоя». Картину, вероятно, дополнят и личные впечат-
ления и рассуждения читателей — ведь почти каждый
из нас прошел через это время...
Л. И. Брежнев родился в 1906 году на Украине, в
Екатеринославской губернии. Его отец работал валь-
цовщиком на Днепровском заводе Южно-Русского Дне-
провского металлургического общества в селе Камен-
4
сксе. В то время это было одно из самых крупных пред-
приятий такого рода в стране. Па заводе трудились его
дед, брат и сестра. Туда же приходит, чтобы освоить
профессию слесаря, и пятнадцатилетний выпускник
единой трудовой школы (бывшей гимназии) Леня
Брежнев.
Но вскоре завод закрывают на консервацию, и се-
мья Брежневых вынуждена вернуться на родину, в Кур-
скую губернию, чтобы снова заняться крестьянским
трудом. Однако уже в 1923 году несостоявшийся сле-
сарь поступает учиться в Курский землеустроительно-
мелиоративный техникум, который и заканчивает четы-
ре года спустя.
В год «великого перелома»— 1929-й — молодой
землеустроитель становится кандидатом в члены
ВКП(б). Он занимается перераспределением лучшей
земли в пользу бедняков, разоблачает «вредительство
кулаков». Работа на этом поприще открывает перед
ним двери карьеры советского чиновника: он заведует
земельным отделом и становится заместителем предсе-
дателя Бисертского райсовета (Свердловский округ
Уральской области). В начале 1931 года его переводят в
Свердловск и назначают заместителем начальника об-
ластного земельного управления.
Однако в том же году Брежнев возвращается в Ка-
менское, где снова принимается за учебу — на этот раз
на вечернем отделении местного металлургического ин-
ститута. Одновременно надевает рабочую спецовку, от-
рабатывая дневную смену на заводе. Здесь его прини-
мают в члены партии, после чего он проделывает путь
от партгрупорга, председателя профкома до секретаря
парткома института. Понятно, что времени в обрез, и
можно только удивляться, как ему удавалось совме-
щать общественно-политическую деятельность с уче-
бой и работой... Особенно если учесть, что еще на тре-
тьем курсе ему поручили руководить рабфаком, а по-
том назначили директором техникума.
5
В 1935 году Брежнев получает диплом инжснера-
тсплосиловика и призывается на службу в Красную Ар-
ке ию. Его зачисляют курсантом в Читинское бронетан-
ковое училище, где вскоре доверяют командование
в водом. Но руководство конкретной техникой и кон-
кретными людьми, видимо, никогда не было его силь-
ной стороной и не очень-то привлекало его.. В данном
случае его, наверное, больше устраивала должность по-
литрука роты. А когда вернулся домой, он, вероятно, по
той же причине снова оказывается в кресле директора
техникума, а не на инженерной должности в доменном
цехе.
Между тем наступает 1937 год. Чистка следует за чи-
сткой, арест за арестом. Одна за другой освобождают-
ся руководящие должности и ответственные посты.
Главное — долго не засиживаться, а быстрее «прыгать»
дальше и выше. Голова кружится от успеха и поташни-
вает от страха, что вот-вот сорвешься. Не все сумели
пробежать эту дистанцию., многие оступались и падали.
Ну а те, кому улыбнулось счастье, кому удалось сделать
успешную карьеру, затем всю жизнь вспоминали о том
лихолетии как о самом светлом периоде своей жизни и
славили того, кто расчищал им дорогу к партийному
Олимпу.
Среди таких оказался и Л. И. Брежнев. В мае
1937 года его выдвигают на пост заместителя председа-
теля Днепродзержинского (в прошлом Каменского) гор-
исполкома. Год спустя он возглавляет отдел советской
торговли Днепропетровского обкома КП (б) Украины.
Рекомендовавший его на эту работу первый секретарь
Днепродзержинского горкома К. С. Грушевой в январе
1939 года становится вторым секретарем обкома, и уже
7 февраля того же года Брежнева утверждают секрета-
рем ,обкома по пропаганде. Его главная задача — орга-
низовать массовое изучение коммунистами, комсомоль-
цами, всеми трудящимися сталинского «Краткого курса
истории ВКП(б)». 4 апреля 1940 года первый секретарь
6
ЦК КП(б)У Н. С. Хрущев подписывает постановление
об утверждении Л. И. Брежнева членом бюро обкома, а
26 сентября— об утверждении его уже третьим секре-
тарем обкома. Отныне ему надлежит отвечать за обо-
ронную промышленность Днепропетровщины.
С началом Великой Отечественной войны Л. И. Бреж-
нев принимает участие в мобилизации населения в
Красную Армию, занимается эвакуацией промышленно-
сти. [В середине июля 1911 года он сам отбывает в дей-
ствующую армию: на Южном фронте его ждет пост за-
местителя начальника Политуправления. Ему присваи-
вается воинское звание бригадного комиссара. В 1943 го-
ду полковник Брежнев возглавляет политотдел 18-й ар-
мии. В 1944 году ему присваивают звание генерал-май-
ора. И уже в 1945 году,, через несколько дней после
победы, доверяют должность начальника Политуправ-
ления 4-го Украинского фронта» который летом того же
года был передислоцирован на Западную Украину и пре-
образован в Прикарпатский военный округ.
Год спустя Л. И. Брежнев демобилизуется и возвра-
вХЭется на партийную работу — в августе 1946 года ста-
новится первым секретарем Запорожского обкома
КП(б)У, в ноябре 1947 года — Днепропетровского Об-
кома КП(б}У, Я в июле 1950 года — ЦК КП (б) Мол-
давии.
На XIX съезде КПСС Брежнев избирается членом
Центрального Комитета партии, на первом пленуме ко-
торого его утверждают кандидатом в члены Президиума
и секретарем ЦК. В марте 1953 года ему присваивается
звание генерал-лейтенанта и он назначается заместите-
лем начальника Главного политического управления Со-
ветской Армии и Военно-Морского Флота. 26 июня
Брежнев принимает участие в аресте Берии, после чего
начинается его стремительная партийная карьера: с фев-
раля 1954 года Брежнев — второй, а с августа 1955 го-
да— первый секретарь ЦК Компартии Казахстана; по-
сле XX съезда КПСС, в феврале 1956 года, вновь стано-
7
вится секретарем ЦК и кандидатом в члены Президиума
ЦК (отвечает за промышленность, в том числе и оборон-
ную, строительство и космос); в июне 1957 года, поддер-
жав II. С. Хрущева против предпринявших попытку сверг-
нуть его Маленкова, Молотова и Кагановича, Леонид
Ильич становится, наконец, полноправным членом Пре-
зидиума ЦК, с 1958 года замещает Хрущева в Бюро
ЦК КПСС по РСФСР. В 1960—1964 годах возглавляет
Президиум Верховного Совета СССР. В 1963 году воз-
вращается в Центральный Комитет и как секретарь ЦК
проводит большую работу по подготовке к смещению
Н. С. Хрущева с постов руководителя партии и прави-
те пьства.
1 С 14 октября 1964 года Л. И. Брежнев — Первый
(после ХХПГ съезда, март — апрель 1966 г.,— Генераль-
ный) секретарь ЦК КПСС, а с 1977 года и Председа-
тель Президиума Верховного Совета СССР.
Умер он 10 ноября 1982 года, немного не дожив до
семидесяти шести лет и став к этому времени Героем
Социалистического Труда, четырежды Героем Советско-
го Союза, а также Маршалом Советского Союза, лау-
реатом Ленинской премии, обладателем ордена «Побе-
да», восьми орденов Ленина и многих других наград.
Естественно, что именно последние восемнадцать лет
его жизни и деятельности представляют наибольший
интерес для читателя. Им и посвящено подавляющее
большинство материалов, помещенных в сборнике. Есть
среди них и такие, в которых о самом Леониде Ильиче
говорится вроде бы мало, но воссоздается атмосфера
того времени. Чтобы избежать явных повторов, часть
включенных в книгу публикаций сокращена. Некоторые
же, наоборот, расширены и дополнены в процессе под-
готовки издания. Названия некоторых отрывков и фраг-
ментов даны составителем и редакцией.
Кандидат исторических наук
Ю. В. Аксютин
8
На пути к власти
Рой Медведев
ВО ВТОРОМ ЭШЕЛОНЕ
В мае 1981 года на склонах Днепра в Киеве был тор-
жественно открыт громадный мемориальный комплекс
по истории Великой Отечественной войны 1941 —1945 го-
дов. На большом митинге по случаю открытия комплек-
са выступил специально прибывший по этому поводу в
Киев Л. И. Брежнев. Среди множества сооружений и за-
лов мемориала особое внимание привлекли мраморные
доски, на которых, по примеру Георгиевского зала в
Кремле, были высечены имена 11 613 воинов и 201 работ-
ника тыла, в годы войны удостоенных почетных званий
Героя Советского Союза и Героя Социалистического
Труда.
Среди гостей Киева в эти дни было немало ветеранов,
которые находили на мраморных плитах и свои имена.
Один из них, рассказывая мне о событиях тех дней, не
скрыл и своего возмущения. Он с трудом отыскал на
мраморных плитах имена многих прославленных полко-
водцев, которые только один раз удостоились звания Ге-
роя Советского Союза. Имя Верховного Главнокоманду-
ющего Генералиссимуса Сталина как Героя Советского
Союза и Героя Социалистического Труда стояло на 98-м
месте. Были выбиты имена трижды Героев — зна-
менитых летчиков А, Покрышкина и И. Кожедуба. Воз-
главляли же список два четырежды Героя Советского
Союза — маршал Г. К. Жуков и Леонид Ильич Брежнев,
который, тоже согласно алфавиту, стоял первым. Однако
знакомый мне ветеран хорошо знал, что если Г. К- Жуков
получил четвертое звание Героя уже после войны, но все
же за военные заслуги, то Брежнев все свои почетные
звания Героя Советского Союза получил спустя много
лет после войны, так же как и орден «Победа» и даже
Почетное оружие — награду, принятую главным образом
в годы гражданской, а не Отечественной войны. К тому
же все ветераны знали достаточно хорошо, что Брежнев
в годы войны ничем, в сущности, не отличился.
Как известно, первый период Отечественной войны
сложился для СССР неудачно. Германское наступление
11
развивалось быстро на всех фронтах. Уже в начале июля
немецкая авиация начала бохмбарднровки Днепропетров-
ска. Через город и область шла эвакуация населения и
предприятий из западных областей Украины.
Вскоре началась и эвакуация глазных предприятий
самого Днепропетровска. Л. И. Брежнев имел военную
специальность и просил отправить его на фронт. В сере-
дине июля 1941 года он был направлен в распоряжение
штаба Южного фронта. Леонид Ильич назначается за-
местителем начальника Политуправления этого фронта.
В его состав входили 9-я и 18-я армии и 9-й отдельный
стрелковый корпус. И командование фронта, и военная
обстановка быстро менялись, однако в первые месяцы
войны Южный фронт оборонялся успешно и стойко, и
войска здесь отходили на восток с боями медленнее, чем
на других направлениях. Немецких дивизий тут было не-
много. Только к концу июля 1941 года войска Южного
фронта отошли за Днестр, а к концу августа — за
Днепр. Немцы рвались вперед, стремясь выйти к Кавка-
зу. На короткое время им удалось захватить Ростов, но
в ходе коптрнаст}пательной операции, одной из первых
в Отечественной войне, войска Южного фронта под ко-
мандованием генерал-полковника Я. Т. Черевиченко су-
мели нанести поражение ударной группе немецких ар-
мий и освободить Ростов. Фашисты были отброшены на
60—80 километров от города, на несколько месяцев бои
приняли затяжной позиционный характер.
Какое-то участие во всех этих событиях принимал и
Л. И. Брежнев, получивший при переходе на военную
службу довольно высокий по тем временам чин или, вер-
нее, звание — бригадного комиссара. На его петлицах в
то время один ромб. Мы можем видеть это и на фотогра-
фии, опубликованной в пятом томе «Истории второй ми-
ровой войны». Именно Брежнев вместе с Грушевым ру-
ководили эвакуацией основных военно-промышленных
объектов Днепропетровска. Часть объектов, в том числе
и мост через Днепр, нужно было взорвать, но этого не
удалось сделать, что имело как для Брежнева, так и для
Грушевого негативные последствия.
В начале 1942 года Сталин приказал Советской Ар-
мии перейти в наступление на всех фронтах. Такой при-
каз получили и измотанные в осенне-зимних боях вой-
ска Южного фронта. У них не было преимущества перед
немцами ни в численности войск, ни в вооружениях,
однако наши части были все же лучше подготовлены к
12
войне в зимних условиях и они вели бои на советской тер-
ритории. Южным фронтом командовал в январе —фев-
рале 1942 года Р. Я. Малиновский. В это время он хо-
рошо знал, естественно, командующих армиями, но не
был знаком с Л. И. Брежневым.
Главной операцией фронта была тогда так называе-
мая Барвенково-Лозовская, проведенная совместно с ча-
стями Юго-Западного фронта. Наши войска прорвали
оборону противника, продвинулись вперед на 90—100 ки-
лометров и захватили оперативные ^пляшдрмь!, с кото-
рых можно было наносить удары в тыл и во фланги дон-
басской и харьковской группировкам противника. Хотя
Южный фронт и не выполнил всех поставленных перед
ним задач, проведенные им операции были оценены Став-
кой положительно. Многие командиры, солдаты и по-
литработники награждены. Именно за участие в Барвен-
ково-Лозовской операции Брежнев награждается пер-
вым орденом — орденом Красного Знамени.
Однако боевое счастье переменчиво. После короткого
затишья в боях войска Южного и Юго-Западного фрон-
тов получили приказ провести новую наступательную
операцию с целью освобождения Харькова и создания
условий для дальнейшего наступления на Днепропет-
ровск. Эта операция закончилась полной неудачей. Не-
мецким дивизиям удалось зайти в тыл ударной группи-
ровке Юго-Западного фронта и окружить ее. После оже-
сточенных боев из окружения смогли вырваться лишь
около 22 тысяч человек.
Мы не знаем, где находился и что делал в эти тре-
вожные месяцы поражений и отступлений Брежнев. Мно-
гие из причастных к неудачной Харьковской операции
были понижены в должности. Р. Я. Малиновский стал
командовать 66-й армией, и только в феврале 1943 года
он снова назначается командующим Южным фронтом.
18-я армия передается в состав Северо-Кавказского
фронта, и Брежнева переводят на Кавказ и назначают
заместителем начальника Политуправления Черномор-
ской группы войск Закавказского фронта, которая уча-
ствовала в сражении за Туапсе, а также Новорос-
сийск.
В начале 1943 года, когда в армии вводились новые
единые звания, бригадный комиссар мог получить зва-
ние генерал-майора или полковника. Л. И. Брежнев, как
известно, стал полковником, что явно свидетельствует не
о самом лучшем мнении о нем военного или военно-
13
политического руководства. Одновременно Брежнев по-
нижен в должности — он стал начальником политотдела
18-й армии и в этой должности прозел практически всю
оставшуюся часть войны. По свидетельству Д. А. Вол-
когонова, полковой комиссар ПУ РККА Верхорубов, про-
веряя политработу 18-й армии, отметил не только вер-
ность бригадного комиссара Брежнева партии Лени-
на — Сталина, но и написал в составленной им харак-
теристике: «Черновой работы- чурается. Военные знания
т? Брежнева— весьма слабые. Многие вопросы решает
как хозяйственник, а не как политработник. К людям
относится не одинаково ровно, склонен иметь любим-
чиков».
Если судить по официальной биографии Брежнева,
то можно было бы сделать вывод, что начальник полит-
отдела всегда был вторььм человеком в армии. Это не
так. Формы политического управления в Красной Армии
в первый год войны несколько раз подвергались значи-
тельным перестройкам, но уже к концу 1942 года они
приобрели устойчивый характер, сохранившийся до кон-
ца войны. Главным политическим руководителем в со-
ставе армии и в составе фронта был член Военного
совета, который утверждался непосредственно в ЦК
ВКП(б) и считался главным представителем партии в
военном руководстве. Командующий армией, начальник
штаба и член Военного совета принимали все важней-
шие решения и отвечали за судьбу армии или фронта.
Член Военного совета — политработник считался вто-
рым человеком в армии, он обязательно участвовал в
разработке оперативных планов и иногда назывался
«первый член Военного совета». Так, в 1943—1945 годах
членом Военного совета 18-й армии был генерал-майор
С. Е. Колонии, которому и подчинялся непосредственно
полковник Л. И. Брежнев. Кроме этих лиц, в работе Во-
енного совета принимали участие заместители команду-
ющего, командующие родами войск, но не начальник по-
литотдела.
Политотделы армий руководили работой партийных
и комсомольских организаций, агитационно-пропаганди-
стской работой, армейской печатью, подготовкой наград-
ных документов и др. В разработке военных планов по-
литотдел не участвовал. В своей работе политотдел ар-
мии отчитывался перед Военным советом армии и перед
Политуправлением фронта, а также перед командующим
армией. Под руководством политотделов проводились
14
партийные и комсомольские собрания в частях армии, а
также прием новых членов партии. Нередко Брежнев
лично вручал партийные билеты принятым в партию сол-
датам и офицерам.
Вообще судьба Брежнева как начальника политот-
дела 18-й армии была не слишком обычной. Его «забы-
вали» не только по части новых назначений и чинов, но
и по части наград. Когда работники политотделов гото-
вили наградные списки, они не обходили вниманием и
политических работников армии. Не был исключением в
этом отношении и политотдел 18-н армии. Но кто-то в
более высоких инстанциях постоянно вычеркивал из спи-
сков на повышение в чине и в наградных списках имя
Брежнева, и это больно задевало его самолюбие. Кроме
ордена Красного Знамени, о котором мы уже говорили,
в оставшиеся три года войны Брежнев получил всего
три ордена — еще один Красного Знамени, орден Крас-
ной Звезды и орден Богдана Хмельницкого, введенный в
1943 году по предложению Н. С. Хрущева для участни-
ков освобождения Украины. Во время Парада Победы в
июне 1945 года, когда генерал-майор Л. И. Брежнев шел
вместе с командующими во главе сводной колонны сво-
его фронта, на груди его сверкали только четыре ордена
и две медали — гораздо меньше, чем у любого другого
генерала, прошедшего от начала до конца всю войну.
Но вернемся к судьбе 18-й армии. После окончания
войны и особенно в 70-е годы об этой армии говорили и
писали в советской печати больше, чем о любой другой.
Были оставлены в’тени боевые подвиги многих славных
армий, в том числе и тех, которые еще во время войны
получили почетное звание гвардейских. В нескольких го-
родах страны были даже открыты музеи, посвященные
исключительно 18-й армии. Первая экспозиция появи-
лась в Баку. Инициатором создания такого музея вы-
ступил Гейдар Алиев, возглавлявший в 70-е годы ком-
партию республики...
В течение почти всего 1943 года 18-я армия вела бои
в составе Северо-Кавказского фронта.
При подготовке Краснодарской операции командова-
ние фронта решило провести важный отвлекающий ма-
невр. В то время как главные силы готовились к наступ-
лению на Краснодар, Черноморский флот в ночь на
4 февраля и затем 5—9 февраля высадил южнее Ново-
российска в районе Мысхако более 15 тысяч бойцов
с артиллерией и танками. Они захватили небольшой
15
плацдарм, создав немалые трудности для противника.
Однако дальнейшие события развивались не по плану,
предусмотренному командованием фронта и Ставкой.
Наступление основных наших сил было остановлено, а
затем и надолго отложено. Плацдарм на Мысхако ока-
зался изолированным.
Попытки немцев сбросить десант в море были отбиты.
На «Малой земле» наши войска создали крепкую оборо-
ну и сумели сохранить плацдарм до начала (в сентябре
1943 года) так называемой Новороссийско-Таманской
наступательной операции.
В масштабе Отечественной войны оборонительные
бои на «Малой земле» стали только одной из многих ты-
сяч подобных операций. Ни в ее планировании, ни в про-
ведении начальник политотдела Л. И. Брежнев не при-
нимал никакого участия. В его официальной биографии
говорится, что он «часто бывал здесь (на «Малой зем-
ле»), причем, как правило, в моменты, когда обстановка
становилась особенно сложной, а бои достигали высоко-
го накала... В трудные дни боев Л. И. Брежнев делил с
малоземельцами все горести и радости, тяготы и опасно-
сти фронтовых будней. Его оптимизм, бьющая ключом
энергия и бодрость заставляли бойцов подтягиваться,
расправлять плечи. Десантники знали его в лицо, в шуме
и грохоте боя не раз слышался его спокойный голос».
Однако для начальника политотдела армии участие в
боях не только не обязанность — оно считалось ненуж-
ным, а часто даже вредным, так как ег® присутствие в
«гуще боя» могло мешать строевым командирам. В дей-
ствительности все 225 дней боев на «Малой земле» как
штаб 18-й армии, так и ее политотдел находились на
Большой земле в относительной безопасности. Как мож-
но судить и по небольшой книжке «воспоминаний» Бреж-
нева «Малая земля», он прибывал на плацдарм два ра-
за — один раз с бригадой ЦК партии, другой раз для
вручения партийных билетов и наград солдатам и офи-
церам. В большой документальной повести Георгия Со-
колова «Малая земля», автор которой, как говорится в
предисловии, все «семь долгих месяцев находился в гуще
боев на «Малой земле», мы можем найти два упомина-
ния о Брежневе — «худом полковнике с большими чер-
ными бровями». Разумеется, даже и редкие поездки па
«Малую землю» были сопряжены с немалой опасно-
стью. Как рассказывал еще в 1958 году бывший воен-
ный корреспондент С. А. Борзенко, «однажды сейнер,
16
на котором плыл Брежнев, напоролся на мину, полковни-
ка выбросило в море, и там его в бессознательном со-
стоянии подобрали матросы».
В последующие годы даже этот эпизод стал претер-
певать весьма странные метаморфозы. В публикациях о
боях на «Малой земле» исчез вначале тот факт, что
Брежнева подобрали и подняли на сейнер в бессозна-
тельном состоянии. Еще позже можно было прочесть,
что Брежнев не только сам выбрался из трудной ситуа-
ции, но и помог подняться на борт нескольким ослабев-
шим матросам.
Ветеран 18-й армии А. Никулин не так давно писал:
«Мне как ветерану 18-й армии, малоземельцу с 14 фев-
раля по 28 апреля 1943 года, до недавних пор постоянно
задавали вопрос, видел ли я на «Малой земле»
Л. И. Брежнева. Нет, о том, что он был у нас начальни-
ком политотдела, я узнал только в 1957 году. В книжке
«Малая земля» многое описано правильно, но есть и до-
садные исключения.
Рассказывается, что к любому подразделению можно
было пройти по ходам сообщения. Может быть,
Л. И. Брежнева и водили по ходам, а мы ползали по по-
верхности, используя для укрытия складки местности и
воронки от авиабомб и крупнокалиберных снарядов, не-
достатка в которых, к сожалению, не было. В них обо-
рудовали огневые позиции и окопы для связистов. Про-
рыть же ход сообщения от орудия до окопа связиста ни
малой, ни большой саперной лопатой в скалистом грун-
те было невозможно, а другого шанцевого инструмента
у нас не имелось. Переползая, я и был контужен взрыв-
ной волной от разорвавшегося крупнокалиберного сна-
ряда и стал пожизненно инвалидом II группы.
Далее. В книжке описывается, что быт малоземель-
цев был налажен и даже была баня, в которой якобы
мылся Л. И. Брежнев. За все время пребывания на «Ма-
лой земле» мы мылись только под ливневыми дождями
и купались в море при высадке, да когда доставали с за-
тонувшего корабля рисовый концентрат. Им и питались,
так как теплоход с продовольствием был подбит немца-
ми и затонул метрах в 150 от берега. Это было в марте,
три недели мы не получали никаких продуктов вообще.
И последнее: от ветеранов 18-й армии я узнал, что
Л. И. Брежнев встречался только с политработниками,
другие, как и я, офицеры (а что уж говорить о солдатах),
в глаза его не видели.
17
Сейчас па «Малой земле», да и в других местах, где
проходила 18-я армия, убирают все, что связано с име-
нем Л. И. Брежнева. Заодно разрушают и то, что дорого
сердцу каждого воипа этой армии. Зачем же понадоби-
лось зачеркивать массовые героические подвиги тысяч
малоземольцев, отдавших свои жизни за Родину, остав-
шихся инвалидами? — справедливо спрашивает А. Ни-
кулин.— Пошли разговоры, что Новороссийску незаслу-
женно присвоили звание города-героя, что десант не
сыграл никакой роли в Великой Отечественной войне.
А ведь это не так. Наш десант держал этот важный кло-
чок земли площадью 30 квадратных километров в тече-
ние 225 дней, приковывая к себе значительные силы фа-
шистов, которые в противном случае использовались бы
на других участках фронта. И наконец, надо же понять,
что высадку десанта планировал не Брежнев».
Конечно, вполне понятна досада ветеранов боев на
«Малой земле». Но можно понять недовольство и дру-
гих ветеранов — в 70-е годы о боях на этом небольшом
плацдарме в нашей печати вспоминали едва ли не чаще,
чем о боях под Сталинградом, Курском, Ленинградом,
Москвой, и уж гораздо чаще, чем о героической обороне
Одессы, Бреста, Севастополя.
В результате приписывания Брежневу разных за-
слуг, которых у него не было, и родилась, вероятно, яз-
вительная шутка, что Верховный Главнокомандующий
Сталин, выслушав доклад своего заместителя Жукова
или начальника Генерального штаба о планах очередной
крупной операции, неизменно спрашивал: а согласован
ли этот план с полковником Л. И. Брежневым?
...Условия для возобновления наступательных дейст-
вий на Северном Кавказе сложились только к осени
1943 года. Лишь в сентябре 1943 года Северо-Кавказ-
ский фронт подготовился к проведению окончательной
операции по освобождению Северного Кавказа от фаши-
стских войск. В ходе продолжавшихся больше месяца
тяжелых боев советские войска полностью очистили Та-
манский полуостров и освободили Новороссийск. За уча-
стие во всех этих операциях многие армии и дивизии по-
лучили почетные наименования. Медаль «За оборону
Кавказа» и еще один боевой орден получил и полковник
Л. И. Брежнев.
Фронтовые встречи были короткими, но запоминаю-
щимися. Можно предположить, что именно в 1943 году
Брежнев познакомился с М. А. Сусловым, секретарем
18
Ставропольского крайкома партии, который в 1943 году
возглавил краевой штаб партизанского движения и был
также членом Военного совета Северной группы войск
Закавказского фронта. Вероятно, еще на Украине Вреж
нев познакомился с А. П. Кириленко, который в 1940—
1941 годах был вторым секретарем Запорожского обко-
ма партии, а в 1941 —1942 годах — членом Военного со-
вета 18-й армии. Военные дороги 1942—1943 годов, не
сомненно, сталкивали Брежнева с будущим адмиралом
С. Г. Горшковым — командиром бригады крейсеров
Черноморского флота, командующим Азовской военной
флотилией.
В конце 1943 года 18-я армия была выведена из со-
става Северо-Кавказского фронта и переброшена на
1-й Украинский фронт. Командовал этим фронтом гене-
рал Н. Ф. Ватутин. Членом Военного совета фронта, ко-
торому отныне подчинялся и Л. И. Брежнев, был
Н. С. Хрущев. Фронт лишь недавно освободил столицу
Украины Киев и теперь готовился не только к отраже-
нию немецкого контрудара, но и к возобновлению наступ-
ления на запад.
Когда идет война, все ее участники, хотя и в разной
степени, подвергают свою жизнь опасности. На Украине
погиб смертельно раненный командующий фронтом ге-
нерал армии Н. Ф. Ватутин. После тяжелой болезни
умер командующий 18-й армией генерал-полковник
К- Н. Леселидзе. Его заменил на этом посту генерал-
лейтенант Е. П. Журавлев, а того — генерал-майор
А. И. Гастилович. В опасные переделки попадал иногда
и Л. И. Брежнев. Однажды рядом с ним был убит стре-
лок. В другой раз во время контратаки противника груп-
па немецких войск прорвалась к Киевскому шоссе, и в
отражении этого прорыва пришлось принять участие ра-
ботникам политотдела, включая и самого Брежнева. Го-
раздо позднее Леонид Ильич писал: «Не теряя драго-
ценных секунд, я бросился к пулемету. Весь мир для
меня сузился тогда до узкой полоски земли, по которой
бежали фашисты. Не помню, как долго все длилось.
Только одна мысль владела всем существом: остано-
вить!»
Свидетелей этого подвига начальника политотдела
так и не нашлось, да и вряд ли сам Брежнев написал
своей рукой приведенные выше строчки. Тем не менее
на предполагаемом месте этого короткого боя через де-
сятки лет было решено возвести огромный монумент.
19
Его возвели па окраине села Ставище Коростышевского
района Житомирской области. На монументе надпись:
«Здесь в ночь с 11 на 12 декабря 1943 г. начальник по-
литотдела 18-й армии Л. И. Брежнев вел пулеметный
огонь, отражая атаку противника». Я не хочу оспари-
вать сам факт ночного боя, таких эпизодов на фронте
было немало и с генералами, а не только с полковника-
ми. Однако фраза о том, что Брежнев не только редак-
тировал армейскую газету, но «с автоматом в руках
штурмовал немецкие казармы», которую можно найти
даже в изданной в ФРГ биографии Брежнева,— явное
преувеличение. В любом случае Брежневу повезло: за
всю войну он не получил ни одного ранения.
В ходе общего наступления на Украине Красная Ар-
мия вышла к предгорью Карпат, и для наступления че-
рез Карпаты, которое требовало специальной подготов-
ки, был создан новый, 4-й Украинский фронт. 18-я ар-
мия вошла в состав этого фронта. Бои в Карпатах были
исключительно тяжелыми, но советские войска сумели
одолеть врага и выйти на территорию Чехословакии. Ря-
дом с 18-й армией сражался и Чехословацкий корпус
под командованием генерала Людвика Свободы. Между
советскими и чехословацкими офицерами состоялось не-
сколько дружеских встреч, на которых познакомились
также Брежнев и Свобода.
Не раз встречался Брежнев и с будущим диссиден-
том— подполковником, затем и полковником П. Г. Гри-
горенко, начальником штаба одной из дивизий 18-й ар-
мии. Григоренко, вспоминая об этих встречах, не слиш-
ком лестно отзывается о Брежневе, хотя, как и почти во
всяких мемуарах, и на воспоминаниях П. Григоренко ле-
жит печать субъективизма.
За участие в боях за освобождение Украины Бреж-
нев был награжден орденом Богдана Хмельницкого.
В конце ноября 1944 года ему было присвоено звание
генерал-майора. Войска фронта с января по май 1945 го-
да провели ряд крупных боевых операций по освобож-
дению Словакии и южных районов Польши, Моравско-
Остравского промышленного района. Вместе с войсками
1-го и 2-го Украинских фронтов 4-й Украинский участво-
вал в завершающей войну Пражской операции 1945 го-
да. Здесь, в Праге, и встретил генерал-майор Брежнев
конец войны. Здесь же в середине мая 1945 года он был
назначен начальником Политуправления 4-го Украин-
ского фронта.
20
Сразу после окончания войны началось сокращение
армии и демобилизация старших возрастов и части офи-
церов, в том числе и политработников. Брежнев, однако,
был оставлен в армии еще на год. Вскоре после Парада
Победы началась и реорганизация недавних фронтов в
военные округа. Па базе 4-го Украинского фронта был
образован Прикарпатский военный округ, в котором
Л. И. Брежнев стал начальником Политуправления.
В августе 1946 года он был направлен в распоря-
жение ЦК КП (б) Украины, возглавлявшегося тогда
Н. С. Хрущевым, а там было решено поставить его во
главе Запорожского обкома партии. Москва утвердила
это назначение. В ноябре 1947 года Брежнева перево-
дят на ту же должность в Днепропетровск, а в июле
1950-го — в Молдавию. Там он пробыл чуть больше двух
лет, и уже в октябре 1952 года, на XIX съезде КПСС, он
избирается в ЦК, затем становится кандидатом в члены
Президиума и одним из секретарей ЦК КПСС.
После смерти Сталина Брежнев оказывается вне ре-
организованных Президиума и Секретариата ЦК. Но
26 июня 1953 года, будучи заместителем начальникаt
Главного политического управления Советской Армии и
Военно-Морского Флота, он принимает участие в аресте
Берии. А в начале 1954-го оказывается в Казахстане.
В «Воспоминаниях» Брежнева можно прочесть: «Це-
лина прочно вошла в мою жизнь. А началось все в мо-
розный московский день 1954 года, в конце января, ко-
гда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была
знакома, о целине узнал в тот день не впервые, и ново-
стью было то, что массовый подъем целины хотят пору-
чить именно мне. Начать его в Казахстане надо бли-
жайшей весной, сроки самые сжатые, работа будет труд-
ная — этого не стали скрывать. Но добавили, что нет в
данный момент более ответственного задания партии,
чем это. Центральный Комитет считает нужным напра-
вить туда нас с П. К. Пономаренко».
В этом отрывке Брежнев не скрывает, что новое по-
ручение было для него полной неожиданностью. Но он не
пишет, что вызвал его в ЦК КПСС именно Н. С. Хрущев
и что вся упомянутая здесь беседа происходила у него
с Хрущевым. Брежнева не спрашивали о согласии, это
был приказ, и он должен был его выполнять.
Главным, конечно, был вначале П. К. Пономаренко,
тогда еще кандидат в члены Президиума ЦК КПСС. Это
был очень умный, деятельный и жесткий партийный
21
работник, типичный для высшего эшелона сталинского
аппарата.
После псдолгих сборов 52-летний Пономаренко и
47-летний Брежнев вылетели в Алма-Ату. В сущности,
у них не было ни времени, ни возможности познакомить-
ся с республикой, ее проблемами и кадрами, так как уже
в самом начале февраля 1954 года в Алма-Ате состоялся
пленум ЦК Компартии Казахстана. Ни Пономаренко, ни
Брежнев не выступали на этом пленуме, но именно они
по рекомендации’ЦК КПСС были избраны соответствен-
но первым и вторым секретарями ЦК 4\П Казахстана.
Всякие люди ехали па целину. По путевкам комсо-
мола прибывали десятки тысяч комсомольцев. Партия
направляла сюда организаторов, и некоторые из предсе-
дателей колхозов Кубани быстро становились там сек-
ретарями обкомов партии. Но тянулись туда и эшело-
ны с недавними уголовниками; для тех, кто уже отбыл
большую часть срока заключения и давал согласие ра-
ботать на целине, была объявлена амнистия. Из разных
районов страны в северные области Казахстана перево-
дили ссыльных немцев Поволжья; это были, вероятно,
лучшие работники целины, из них сложились постепенна
главные кадры механизаторов.
Уже в 1954 году в Казахстане было распахано
8,5 миллиона гектаров целины. Но распашка в большин-
стве случаев еще не сопровождалась посевами, которые
проводились в первый год только на ограниченных пло-
щадях. Земли распахивались под посевы будущего года.
В 1955 году в Казахстане было распахано еще 9,5 мил-
лиона гектаров. При этом большинство из них было за-
сеяно яровой пшеницей. Однако как раз на востоке стра-
ны 1955 год был засушливым, и почти все посевы яровой
пшеницы в Казахстане погибли. Это было огромным ра-
зочарованием и для Хрущева, и для Брежнева.
Если судить по «мемуарам» Брежнева, то не только
в ЦК КП Казахстана все были уверены в больших пер-
спективах целины, но и в ЦК КПСС Брежнев находил
всегда поддержку и помощь. Не называя никаких имен,
Брежнев пишет: «Хочу сказать самые теплые слова в
адрес членов Политбюро и секретарей ЦК КПСС, кото-
рые много сделали в те годы, чтобы как можно быстрее
и успешнее были освоены целинные земли. Я не раз
встречался и советовался с ними и всегда получал точ-
ные, конкретные ответы на поставленные вопросы, твер-
дую партийную и добрую моральную поддержку».
22
Если верить Брежневу, то только один из членов По-
литбюро не оказывал ему моральной поддержки, ио
лишь подрывал твердую уверенность Брежнева в важ-
ности целины. Это был якобы Хрущев. «...В тот бедст-
венный год,— читаем мы в «мемуарах»,— нам, верившим
до конца в успех, было порой трудно доказать свою пра-
воту. Когда на одном из больших совещаний в присутст-
вии Н. С. Хрущева я заявил, что целина еще себя пока-
жет, он довольно круто оборвал: — Из ваших обещаний
пирогов не напечешь! — Но я имел все основания твердо
возразить ему: — И все же мы вери^: скоро, очень скоро
будет и па целине большой хлеб!»
Но кто же из членов Президиума (Политбюро) под-
держивал его в 1955 году? Может быть, Маленков,
Молотов или Каганович, которые и раньше выступали
против целины, а теперь усиливали свою критику эко-
номической политики Хрущева? Ворошилов также с со-
мнением относился тогда к целине. Неудачи 1955 года
осложнили положение Хрущева и усилили скрытую, но
острую борьбу внутри партийно-государственного руко-
водства. Можно поэтому4 понять вспышки раздражения
Хрущева. Но именно он был в те трудные для Казахста-
на времена главной опорой Брежнева, человеком, у ко-
торого Брежнев в первую очередь и находил «твердую
партийную и добрую моральную поддержку».
В феврале 1955 года Маленков потерял пост Пред-
седателя Совета Министров СССР, хотя и остался од-
ним из первых заместителей Председателя СМ СССР и
членом Политбюро. Ослабление Маленкова привело и к
ослаблению позиций Пономаренко в Казахстане.
Верный своему стилю, Брежнев не конфликтовал с
Пономаренко. Но для Хрущева его присутствие в Алма-
Ате и в Президиуме ЦК было уже неприемлемо. Неожи-
данно Пономаренко был освобожден с поста первого
секретаря ЦК КП Казахстана и назначен послом за гра-
ницу.
Состоявшийся в августе 1955 года пленум ЦК Ком-
партии Казахстана избрал первым секретарем ЦК КП
Казахской ССР Л. И. Брежнева. Разумеется, главной за-
ботой Брежнева и после этого нового назначения оста-
валась целина. Распашка новых земель резко сократи-
лась, nd на уже распаханных 20 миллионах гектаров шла
напряженная подготовка к посевным работам 1956 года.
Пережить новую неудачу на целине и Брежневу, и тем
более Хрущеву было бы очень трудно.
23
Наиболее близким для Брежнева человеком, личным
другом становится в это время Динмухамед Ахмедович
Кунаев, Председатель Совета Министров Казахской
ССР. Вместе с ним Брежнев в феврале 1956 года воз-
главил группу делегатов от Казахской ССР на XX съезде
КПСС, который резко изменил не только политическую
атмосферу в стране и партии и состав ЦК КПСС, но и
личную судьбу Брежнева.
Он выступал на четвертом заседании съезда как пар-
тийный руководитель Казахстана. Брежнев активно под-
держал все начинания ЦК КПСС и лично Н. С. Хруще-
ва, особенно отметив укрепление в стране «государствен-
ной социалистической законности, которая была, как из-
вестно, ослаблена, а в некоторых звеньях подорвана
врагами партии и народа». И обещал довести производ-
ство зерна в республике до 1 миллиарда 400 миллионов
пудов уже в 1956 году и затем увеличивать его по мере
роста урожайности.
Целина действительно порадовала всю страну осенью
1956 года небывалым урожаем. Но Брежнев находился
в это время уже не в Казахстане. На первом после съез-
да Пленуме ЦК КПСС он был избран кандидатом в чле-
ны Президиума и одним из секретарей ЦК. Он остался
в Москве, и его новая работа была мало связана с проб-
лемами сельского хозяйства.
Теперь он должен был контролировать развитие тя-
желой промышленности, капитального строительства,
космонавтики, работу оборонной промышленности.
Как и целина, космонавтика стала одним из глав-
ных пристрастий Н. С. Хрущева. Он лично занимался
всеми ее главными и многими мелкими проблемами и
принимал здесь все наиболее важные решения. Но
Хрущев был главой государства и партии, и для повсед-
невной работы в новой области ему нужен был вер-
ный и послушный помощник. Неудивительно, что после
целинной эпопеи выбор Хрущева пал на Л. И. Бреж-
нева.
Бурные события 1956 года: волнения в Грузии, вол-
нения рабочих в Польше, восстание в Будапеште, война
за обладание Суэцким каналом между Англией и Фран-
цией с одной стороны и Египтом — с другой и другие —
мало затронули внимание и время Брежнева. Но ему
приходилось нередко заменять Хрущева при решении не
только сложных проблем промышленности, но и сель-
скохозяйственных, в частности целинных, проблем.
24
С большим напряжением шли работы и по созданию но-
вого поколения советских ракет, способных как запу-
скать в космос мирные спутники, так и нести через моря
и океаны ядерные заряды.
В своих воспоминаниях, рассказывая о развертыва-
нии космонавтики, Брежнев упоминает о множестве лю-
дей и событий, но ни разу не называет имени Н. С. Хру-
щева. Создается впечатление, что в 1956—1960 годах все
главные решения по линии ЦК КПСС в области космо-
навтики принимались в кремлевском кабинете Брежне-
ва. Несомненно, Брежнев во многих отношениях помог
в эти годы развитию космонавтики. Но не следует и пре-
увеличивать его действительной роли и реального
вклада.
В 1957 году обстановка внутри Президиума ЦК КПСС
обострилась, и все новые предположения Хрущева, и в
первую очередь о реорганизации управления народным
хозяйством, встречали сопротивление и критику. Посте-
пенно противники Хрущева объединились и, наконец,
бросили ему вызов на заседании Президиума ЦК
18 июня 1957 года. Хрущев оказался в меньшинстве. Но
почти все кандидаты в члены Президиума, и в том числе
Брежнев, твердо стояли на его стороне.
Брежнев не привык к подобного рода острым столк-
новениям, он временами казался растерянным, и, как
рассказывают, после одной из грубых выходок Кагано-
вича у него случился обморок. Но в итоге Хрущев одер-
жал полную победу. А Брежнев стал членом обновлен-
ного Президиума ЦК.
1958 и 1959 годы прошли для Брежнева в основном
спокойно, и его восхваления Н. С. Хрущева на внеоче-
редном, XXI съезде КПСС были искренними. В эти годы
Брежнев несколько раз выезжал за границу, главным
образом на съезды коммунистических партий некоторых
стран. Влияние его росло, и вряд ли можно считать слу-
чайным, что как раз в 1956—1960 годах некоторые из
его прежних близких соратников из Молдавии, Украины
и Казахстана стали перебираться на работу в Москву.
Еще раньше — в 1956 году — переехал из Кишинева
в Москву К. У. Черненко. Непосредственно в аппарате
Брежнева для Черненко не было подходящей должности,
и он стал работать в одном из секторов Отдела пропа-
ганды ЦК КПСС, а также в редакционной! коллегии
журнала «Агитатор». Инструктором Отдела агитации
и пропаганды ЦК КПСС стал работать и приехавший
25
в Москву С. П. Трапезников. Разумеется, Брежнев неред-
ко встречался и укреплял связи с теми из своих друзей,
сокурсников., сотрудников, товарищейУвоенной поры, ко-
торые уже раньше работали в Москве в самых различ-
пых учре/кдениях. Мы имеем в виду таких людей, как
генерал Г. К. Цинев, с 1953 года работавший в КГБ,
Н. А. Тихонов, который, еще в 1950 году стал начальни-
ком одного из’ управлений в Министерстве черной метал-
лургии, а в 1957 году возглавил Днепропетровский сов-
нархоз. Па ответственных постах в Москве продолжали
работать и такие друзья Брежнева, как К. С. Грушевой
и П. Н. Алферов. Брежнев любил приглашать всех этих
людей по разным поводам в свою большую квартиру в
доме № 26 на Кутузовском проспекте.
В западных биографиях и аналитических статьях но-
вая важная перемена в политической карьере Брежне-
ва — назначение его Председателем Президиума Вер-
ховного Совета СССР в 1960 году — рассматривается
обычно как «понижение», «первое падение», «ослабле-
ние позиций в составе власти» и т. п. Я думаю, что для
таких оценок нет никаких оснований. Хотя Председа-
тель Президиума Верховного Совета СССР был в то
время не фактическим, а формальным главо-й Советско-
го государства, он мог обладать немалым влиянием в
стране. Во всяком случае, и для Шверника в 1946-м, и
для Ворошилова в 1953 году, да и для «всесоюзного ста-
росты» Калинина назначение на этот пост было явным
повышением. Не было- новое назначение и понижением
или «падением» и для Брежнева. И он сам., и его ближай-
шие друзья всегда рассматривали это назначение как но-
вый важный шаг вперед йего политической карьере.
Брежнев никогда не был и не хотел быть руководи-
телем с «твердой» или «жесткой» рукой. Он не имел ни
сильного характера, ни выдающегося интеллекта, но
именно это обстоятельство нередко привлекало к нему
больше сторонников и делало его позиции более проч-
ными и надежными, а его связи — более крепкими, чем
у таких «твердых» и «жестких» членов Президиума ЦК,
как Ф. Р. Козлов, заменивший Брежнева в 1960 году па
посту секретаря ЦК, или как Г. И. Воронов, который
вскоре занял пост заместителя председателя Бюро ЦК
КПСС по РСФСР. Надо отметить, что не только Прези-
диум, но и Бюро ЦК по РСФСР, а также Секретариат
ЦК КПСС не имели при Хрущеве устойчивой структуры
и устойчивого состава. Почти никто из политиков,
26
окружавших Хрущева, не смог проработать в Секрета-
риате ЦК больше четырех-пяти лет.
В такой обстановке назначение Л. И. Брежнева Пред-
седателем Президиума Верховного Совета СССР было
для него большим и важным продвижением вперед.
Брежнев получал не только устойчивый и престижный
пост, который хороню соответствовал его стилю и мето-
дам работы,— и внутри страны, и за ее пределами Бреж-
нев становился наиболее известным политическим дея-
телем после самого Хрущева. Его имя почти каждый
день появлялось на страницах советских газета-41 л и под
Указами Президиума Верховного Совета СССР, пли в
приветствиях зарубежных государственных и обществен-
ных деятелей, в «трудовых рапортах» республик и обла-
стей. Мы видим Брежнева все чаще и чаще и на фото-
графгтях в газетах — вместе с Хрущевым или отдельно.
Брежнев должен был принимать, пусть только для про-
токола, большинство зарубежных политиков и глав го-
сударств, приезжавших в СССР Он и сам все чаще и
чаще выезжает с визитами за границу, и эти поездки
широко освещаются в советской и иностранной печати.
За границей Брежнева принимали как главу госу-
дарства, оказывая ему большие формальные почести.
Брежнев охотно откликался почти на все приглашения,
и за четыре года работы в Президиуме Верховного Со-
вета он 15 раз побывал с визитами за границей. Конечно,
поездки Брежнева мало напоминали поездки Хрущева, и
не только по важности решаемых проблем, но и по сти-
лю и манерам поведения. Брежнев всегда был очень ос-
торожен и даже скован в своих действиях и речах.
И если западная печать выделяла его из числа других
высших советских руководителей, то главным образом
из-за его хорошо сшитых костюмов.
На новом посту, как и раньше, главным помощником
Брежнева оставался Г. Э. Цуканов. На работу в Прези-
диум Верховного Совета СССР перешел из журнала
«Агитатор» и К. У. Черненко. Он стал теперь начальни-
ком канцелярии Президиума. Брежнев приобрелЛще од-
ного, на этот раз действительно ценного сотрудника. При
подготовке и проведении многочисленных зарубежных
поездок Брежневу с 1961 года стал помогать А. М. Алек-
сандров-Агентов, которого позднее называли иногда в
западной прессе «советским Киссинджером». Новый ре-
ферент Брежнева работал раньше в аппарате ТАСС
и МИД. Он был не только хорошим специалистом
27
по германскому вопросу, но очень хорошо разбирался в
международных проблемах, свободно владел немецким и
английским языками.
Когда в 1963 году тяжело заболел и вышел из строя
Ф. Р. Козлов, Хрущев не видел в своем окружении фи-
гуры, равной ему, то есть человека, способного в нужных
ситуациях заменять самого Хрущева.
Не без колебаний он остановился все же на Брежне-
ве. У него просто не оставалось другой подходящей, по
его мнению, кандидатуры. Хрущев ценил Брежнева пре-
жде всего за его полную лояльность, но считал челове-
ком крайне нерешительным, вспоминая старое прозвище
Брежнева — «Балерина», которое тот получил еще со
времен работы в Днепропетровске. Главный смысл этого
прозвища состоял в том, что Брежневым может крутить
всякий, кто хочет.
Заняв снова пост секретаря ЦК КПСС, Брежнев рас-
ширил свои полномочия по сравнению с 1957—1960 го-
дами, ибо отвечал теперь не только за оборонную про-
мышленность. И хотя переход на роль второго лица в
ЦК КПСС рассматривался всеми как повышение, сам
он воспринял его весьма болезненно и был этим реше-
нием Хрущева явно недоволен. Представительская рабо-
та, частые приемы и поездки за границу, мишура и
блеск, связанные с титулом формального главы государ-
ства, сменялись теперь работой весьма трудной, разгре-
банием грязи и разбором всякого рода конфликтов. При
этом имя Брежнева теперь почти перестало упоминаться
в печати.
Таким образом, в 1963 году Брежнев, судя по всему,
не стремился к полной власти в партии, его вполне удов-
летворяло положение главы Президиума Верховного Со-
вета. И хотя именно в 1963 году в кругах ЦК начала
зреть мысль о смещении Хрущева, Брежнев вовсе не
возглавлял этой группы его тайных недоброжелателей.
Поэтому недавние утверждения о том, что именно Бреж-
нев с самого начала возглавлял «заговор» против Хру-
щева, мы считаем ошибочными.
В центре возникшей оппозиционной группы были
член Президиума ЦК КПСС М. А. Суслов и секретарь
ЦК КПСС А. Н. Шелепин. Важную роль в практической
подготовке смещения играли Председатель Президиума
Верховного Совета РСФСР Н. Г. Игнатов и Председа-
тель КГБ В. Е. Семичастный. Ни Брежнев, ни Косыгин
не участвовали в подготовительной и организационной
28
работе, но они, несомненно, знали о пей и одобряли ее.
Согласие было получено и от министра обороны СССР
Р. Я. Малиновского. При обсуждениях вопрос должен
был идти не только о смещении Хрущева, но также и о
его преемнике или преемниках, так как было решено
разделить посты Первого секретаря ЦК КПСС и Пред-
седателя Совета Министров СССР. Не было никаких со-
мнений в том, что новым Председателем Совета Мини-
стров СССР должен стать А. Н. Косыгин, который уже
и без того выполнял всю главную работу по линии Со-
вета Министров СССР. Большую роль в управлении на-
родным хозяйством страны играл п Д. Ф. Устинов, за-
нимавший пост председателя Высшего совета народного
хозяйства СССР. Но Косыгин имел также немалый опыт
в международных делах, он пользовался большой изве-
стностью и авторитетом среди хозяйственных и полити-
ческих руководителей, тогда как Устинов в 1964 году не
входил даже в состав Президиума ЦК КПСС.
Вряд ли какие-либо споры велись и о кандидатуре
нового Первого секретаря ЦК- И в Президиуме, и в Сек-
ретариате ЦК КПСС было тогда немало честолюбивых
политиков, и главным среди них был, по-видимому,
Л. Н. Шелепин. Но он в то время'рще не входил в Пре-
зидиум ЦК КПСС, и, кроме того, этот «железный Шу-
рик» должен был вызывать немало сомнений и опасений
( роди членов ЦК, уставших от бесчисленных перемеще-
ний и реорганизаций. Реальные шансы имелись, конечно,
у М Л Суслова, хотя догматизм и аскетизм этого чело-
века, его замкнутость никогда не способствовали его по-
пулярности. Надо полагать, что он и сам не предлагал
собеседникам собственной кандидатуры. Никто из членов
Президиума ЦК в 1964 году не пользовался такой под-
держкой аппарата, как спокойный и доброжелательный
Брежнев.
В первой декаде октября 1964 года Брежнев нахо-
дился в ГДР на праздновании 15-летия со дня создания
этого государства. Он вернулся в Москву досрочно и с
12 октября 1964 года возглавил подготовку октябрьского
Пленума ЦК КПСС. Именно Брежнев позвонил утром
13 октября Хрущеву, который отдыхал на юге, и попро-
сил его вернуться в Москву для участия в неожиданно
и впервые без ведома Хрущева созываемом Пленуме ЦК
КПСС.
Уже в качестве Первого секретаря ЦК КПСС
Л. И. Брежнев произнес краткую речь, обещая постепенно
29
исправить запутанное положение в партийного, госу-
дарственном и хозяйственном руководстве. Он рекомен-
довал нс проводить по партийным организациям подроб-
ного обсуждения ошибок или злоупотреблений Хрущева,
а ограничиться краткой информацией.
Утром 16 октября 1964 года для всех советских лю-
дей было большой неожиданностью узнать из сообщений
печати и радио о переменах в советском и партийном ру-
ководстве. У большинства людей эти сообщения не вы-
звали ни радости, ни возмущения, ни особых ожиданий.
Перемены были встречены на редкость спокойно, хотя,
конечно, с интересом.
Неделя. 1990. № 11. С. 14—15; № 13. С. 16-17
Николай Кирсанов
НЕ ОСОБЕННО ЦЕРЕМОНЯСЬ
С ФАКТАМИ
Военная биография Л. И. Брежнева
в исторической литературе
Первый раз об Л. И. Брежневе историки написали в
1959 году, в новом учебнике по истории партии, подго-
товленном сотрудниками Института марксизма-лениниз-
ма при ЦК КПСС под руководством Б. Н. Пономаре-
ва — в то время заведующего отделом ЦК партии. Этот
авторский коллектив положил начало той фальсифици-
рованной военной биографии, которая стала органиче-
ской частью идеологического мифотворчества эпохи за-
стоя. В мае 1976 года Л. И. Брежневу было присвоено
высшее воинское звание Маршала Советского Союза,
четыре раза ему вручались золотые звезды Героя Совет-
ского Союза (1966, 1976, 1978, 1981 гг.) и однажды —
Героя Социалистического Труда (1961 г.). Он был на-
гражден высшим военным орденом «Победа» (20 фев-
раля 1978 г.). Почти каждое присвоение звания или на-
граждение сопровождались ссылкой на «большой вклад
в победу советского народа и его Вооруженных Сил в
Великой Отечественной войне».
Организаторы этих мероприятий, конечно, знали, что
звание Маршала Советского Союза присваивается «за
выдающиеся заслуги в деле руководства войсками», а
30
орденом «Победа», в соответствии с его статутом, «на-
граждаются лица высшего командного состава Совет-
ской Армии за успешное проведение таких боевых опе-
раций в масштабе нескольких или одного фронта, в ре-
зультате которых в корне меняется обстановка в пользу
Советской Армии». Но все это не принималось в расчет.
Да и такая высшая степень отличия, как присвоение
звания Героя Советского Союза, всякий раз увязывалась
с выдающимися заслугами Л. И. Брежнева в Вели-
кой Отечественной войне почему-то в пору юбилеев —
G0-, 70- и 75-летиями генсека, а не Победы советского
народа.
В действительности военная биография Л. И. Бреж-
нева была скромной. После краткосрочной службы в
должности политрука танковой роты (1935 г.) он надел
военную форму уже в июле 1941 года. Как секретарю
Днепропетровского обкома партии по оборонной про-
мышленности, ему было присвоено воинское звание бри-
гадного комиссара. Отсутствие какого-либо серьезного
опыта партийно-политической работы в армии сочеталось
у него со слабой осведомленностью в военных делах.
Поэтому в течение трех месяцев с начала войны он со-
стоял в группе особого назначения при Политическом
управлении Южного фронта.
Как ни странно, но именно служба Л. И. Брежнева в
этой должности тщательно обходится во всех биографи-
ческих справочниках. Лишь в октябре 1941 года Бреж-
нев стал заместителем начальника Политического управ-
ления Южного (затем — Северо-Кавказского) фронта, а
потом Черноморской группы войск. В начале 1943 года
его назначили начальником политического отдела 18-й
армии. Это было понижением в должности. Уже после
войны, а не в ходе ее, как пишется в официальных биог-
рафических справочниках, он стал начальником Поли-
тического управления 4-го Украинского фронта.
Биография как биография. Никакой карьеры. Звезд с
неба, как говорится, не хватал. Начал войну в звании
бригадного комиссара (промежуточное звание между
полковником и генерал-майором), получил при аттеста-
ции полковника, закончил войну генерал-майором. На
знаменитом Параде Победы 24 июня 1945 года участво-
вал в качестве комиссара сводного полка 4-го Украин-
ского фронта.
По какой-то пока неясной причине военная биогра-
фия Л. И. Брежнева стала объектом безудержного
31
возвеличения, даже прямой фальсификации в истории Ве-
ликой Отечественной войны уже вскоре после XX съезда
КПСС, положившего начало развенчанию культа лично-
сти Сталина. Может быть, сказался пример Н. С. Хру-
щева? Ведь за десять лет пребывания в должности Пер-
вого секретаря ЦК КПСС он удостоился трех золотых
звезд Героя Социалистического Труда (1954, 1957,
1961 гг.) и одной — Героя Советского Союза (1964 г.).
Сначала звезды героя ему вручали через каждые три
года за «большой личный вклад в неуклонный подъем»
народного, особенно сельского, хозяйства, а когда «под-
нимать» стало нечего, удостоили звания героя уже за
Великую Отечественную войну. Выдающийся вклад
Н. С. Хрущева в Победу советского народа над герман-
ским фашизмом обнаружили почему-то почти через
двадцать лет после войны, накануне его 70-летия.
Так не тогда ли стали приспосабливать историю Ве-
ликой Отечественной войны в «поле славы» вождей,
мало способных проявить себя в реальных делах совре-
менного хозяйствования, общественного развития, меж-
дународных отношений?
«История Великой Отечественной войны Советского
Союза 1941 —1945» в шести томах выходила с 1960 по
1965 год. Едва ли не главнодействующей ее личностью
стал Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев, кото-
рый во время войны был членом военных советов ряда
фронтов, а также членом Политбюро ЦК ВКП(б), пер-
вым секретарем ЦК Компартии Украины, Председате-
лем Совета Народных Комиссаров Украинской ССР.
В первом томе его имя упомянули 29 раз, во втором —
30, в третьем — 39, четвертом — 15, пятом — 16 раз. По-
следний том увидел свет, когда Хрущев стал «пенсионе-
ром союзного значения». Поэтому о нем уже ничего не
говорилось.
В шеститомной истории Великой Отечественной вой-
ны на фоне безмерной славы Н. С. Хрущева фигура
Л. И. Брежнева выглядела малоприметно. Во втором
томе его упомянули один раз, в третьем — два, в пятом —
один. И все же никакой другой начальник политотдела
армии такой чести не удостоился.
Но вернемся к учебнику истории КПСС, изданному
в 1959 году. Ведь именно он задавал методологию осве-
щения роли Л. И. Брежнева в Великой Отечественной
войне. Для начала приведем две цитаты. Первая: «На
руководящую работу в армии были направлены видные
32
деятели партии: К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов,
Д. 3. Мануильский, Н. С. Хрущев, А. С. Щербаков».
Вторая цитата: «Созданы были военные советы фронтов
и армий. В состав военных советов входили опытные
партийные работники — члены и кандидаты в члены ЦК
партии, секретари коммунистических партий союзных
республик, крайкомов и обкомов партии: Л. И. Брежнев,
Н. А. Булганин, Н. Г. Игнатов, Я. Э. Калнберзин,
А. И. Кириченко, А. А. Кузнецов, В. П. Мжаванадзе,
М. А. Суслов и другие».
Во время подготовки этого учебника не было в живых
А. А. Жданова, А. С. Щербакова, А. А. Кузнецова. Ос-
тальные еще здравствовали, и все, кроме Д. 3. Мануиль-
ского, были членами или кандидатами в члены Прези-
диума ЦК КПСС. Видимо, по этой причине не нашлось
места мобилизованным в армию другим первым секре-
тарям обкомов и крайкомов партии, первым секретарям
Центральных Комитетов компартий союзных республик,
членам ЦК ВКП(б).
Перечень «опытных партийных работников», как ви-
дно из второй цитаты, дан в нарочито расплывчатой ре-
дакции. Это позволило как бы незаметно поднять до-
военный статус Брежнева, Игнатова, Мжаванадзе, ко-
торые не были ни членами, ни кандидатами в члены
ЦК ВКП(б) или Центральных Комитетов компартий
союзных республик. Авторы учебника также знали,
что накануне войны Брежнев и Игнатов были отрасле-
выми секретарями обкомов партии, а Мжаванадзе пре-
бывал в должности политработника войскового соеди-
нения.
Когда вышло третье издание учебника истории КПСС.
Л. И. Брежнев был Первым (Генеральным) секретарем
ЦК. С учетом этого в главе, посвященной истории Ве-
ликой Отечественной войны, появилась редакционная по-
правка, сравнимая разве что с фокусом. Теперь обе при-
веденные выше цитаты соединились. В перечне имен
учли происшедшие в Политбюро ЦК КПСС кадровые
изменения, внесли небольшие уточнения, и в результате
Л. И. Брежнев оказался во главе выдающейся когорты.
«Почти треть состава ЦК партии,— говорилось в третьем
издании учебника,— а также многие секретари ЦК ком-
партий союзных республик, крайкомов и обкомов пар-
тии, опытные партийные работники находились на фрон-
те. Среди них были Л. И. Брежнев, К. Е. Ворошилов,
А. А. Жданов, Н. Г. Игнатов, Я. Э. Калнберзин,
2
Л. И. Брежнев
33
А. А. Кузнецов, Д. 3. Мануильский, В. П. Мжаванадзе,
П. К. Пономаренко, А. Ю. Снечкус, М. А. Суслов,
Н. С. Хрущев, А. С. Щербаков и другие».
В такой редакции этот текст сохранялся во всех по-
следующих изданиях. Изменения касались только от-
дельных лиц. Но место Л. И. Брежнева в ряду видных
деятелей партии того предвоенного времени оставалось
по-прежнему первым. Оценки официального учебника
истории партии стали своего рода эталонными для дру-
гих изданий, особенно в соединении с упоминавшейся
выше шеститомной историей Великой Отечественной
войны.
Например, в ее втором томе (1961 г.) о Л. И. Бреж-
неве сказано как о работнике неопределенно крупного
масштаба, мобилизованного в армию в числе таких же,
как и он, значительных деятелей. «Среди них,— говори-
лось в книге,— были такие видные партийные и государ-
ственные деятели, как К. Е. Ворошилов, А. А. Жданов,
Д. 3. Мануильский, Н. С. Хрущев, А. С. Щербаков, а
также руководители республиканских и областных пар-
тийных организаций — Л. И. Брежнев, М. А. Бурмистен-
ко, Н. Г. Игнатов, Я. Э. Калнберзин, А. А. Кузнецов,
В. П. Мжаванадзе, М. А. Суслов и многие другие».
Роль Л. И. Брежнева как организатора политиче-
ской работы в 18-й армии освещалась в третьем томе.
О нем здесь были написаны строки, пожалуй, более все-
го переполненные романтикой: «Вся страна с гордостью
и волнением следила за событиями на «Малой земле»...
Душой обороны «Малой земли» был мужественный кол-
лектив коммунистов-политработников 18-й армии, воз-
главляемый начальником политического отдела армии
полковником Л. И. Брежневым. Каждый солдат и офи-
цер хорошо знал его. Когда Брежнев приходил в землян-
ки или траншеи, вокруг него тотчас собирались бойцы и
начиналась дружеская беседа. Несколько раз побывал
Л. И. Брежнев на «Малой земле», хотя каждый рейс был
связан с огромной опасностью».
К апрелю 1943 года, когда Л. И. Брежнев был назна-
чен начальником политического отдела 18-й армии, он
успел освоиться со спецификой партийно-политической
работы в войсках, в целом умело выполнял свои обязан-
ности. И вполне понятно, что в шеститомной истории Ве-
ликой Отечественной войны нашлось место, чтобы отме-
тить его работу. Но справедливость требовала сказать
и о работе начальников политических отделов других
34
армий. Однако авторы шеститомного труда не сделали
лого.
Свою лепту в прославление воинских подвигов ген-
сека внесла первая книга пятого тома «Истории Комму-
нистической партии Советского Союза», посвященная
деятельности партии накануне и в годы Великой Отече-
ственной войны. Она вышла в 1970 году и сполна отда-
ла дань своему времени.
Логическим завершением многих усилий, рассчитан-
ных на возвеличение роли Л. И. Брежнева в Великой
Отечественной войне, стала книга «Партия и армия».
Она была написана группой видных военных авторов и
издана в 1977 году под редакцией начальника Главного
политического управления Советской Армии и Военно-
Морского Флота генерала армии А. А. Епишева. «Вели-
ки заслуги в организации защиты социалистического
Отечества,— отмечалось в книге,— А. А. Андреева,
Л. II. Брежнева, Н. А. Вознесенского, К. Е Ворошилова,
А. А. Жданова, М. И. Калинина, А Н. Косыгина,
М А. Суслова, Н. М. Шверника и других деятелей пар-
тии». Вот так, в сущности, неприметная личность была
вознесена едва ли не на самый высокий исторический
пьедестал.
Не особенно церемонясь с фактами, авторы объявили
Л. И. Брежнева начальником Политического управле-
ния 4-го Украинского фронта, хотя и редактору книги, и
се авторам был хорошо известен генерал, который до
конца войны действительно возглавлял Политуправле-
ние этого фронта — генерал-лейтенант М. М. Пронин.
И видимо, по этой же причине в исторической литерату-
ре никогда не называется первый секретарь Днепропет-
ровского обкома партии — С. Б. Задионченко.
Большинство авторов книги «Партия и армия» имели
прямое отношение к подготовке «Истории второй миро-
вой войны 1939—1945», двенадцать томов которой уви-
дели свет в 1973—1982 годах. Ничего удивительного, что
в этом большом труде Л. И. Брежнев предстал как одна
из поистине центральных фигур второй мировой войны.
Его имя упоминается здесь 97 раз. Уж не этот ли выда-
ющийся труд дал основание присвоить Л. И. Брежневу
звание Маршала Советского Союза, обсыпать золоты-
ми звездами, наградить высшим полководческим орде-
ном?
Родилось едва ли не государственно-политическое
направление, прославлявшее роль Брежнева в Великой
35
Отечественной войне, строительстве Вооруженных Сил
СССР. Тон задавался на самом высоком уровне, особен-
но отличились в этом министры обороны А. А. Гречко и
Д. Ф. Устинов. От авторов требовалось обязательное ци-
тирование и славословие генсека, что расценивалось как
проявление высокой идейности.
Однажды в журнале «Вопросы истории КПСС»
(1976. № 12) была опубликована статья, автор кото-
рой— Г. С. Акопян — задался целью «показать... неко-
торые стороны в деятельности политического отдела
18-й армии и его начальника Л. И. Брежнева». Слов нет,
надо изучать опыт партийно-политической работы в
Красной Армии в годы войны, о чем, кстати сказать, на-
писано немало. Но статья в действительности служила
другой задаче: она была явно комплиментарной. Утверж-
дение же автора о том, что Л. И. Брежнев «высоко под-
нял звание политработника и уровень руководства пар-
тийно-политической работой в армии», не подтвержда-
лось соответствующим материалом. Из приведенных в
статье фактов следовало, что начальник политотдела
18-й армии в соответствии с общими установками партии
и правительства вел свою работу и ничем выдающимся
как личность не отличался от своих коллег.
Но не все в ту брежневскую эпоху можно было пуб-
ликовать, особенно то, что касалось недостатков самого
Л. И. Брежнева. Лишь недавно Д. А. Волкогонов в сво-
ей книге «Триумф и трагедия. Политический портрет
И. В. Сталина» привел факт, который в период Брежне-
ва не мог попасть ни в одну книгу, ни в одну статью.
«Лектор ГлавПУРККА полковой комиссар Синявский,—
пишет Д. А. Волкогонов,— выезжавший в августе
1942 года в 18-ю армию с проверкой хода выполнения
приказа № 227, в частности, писал заместителю на-
чальника Главного политуправления РККА Шикину:
работники политуправления (очевидно, Северо-Кавказ-
ского фронта.— Н. К.) Емельянов, Брежнев (подчерк-
нуто нами.— Н. К.), Рыбанин, Башилов «не способны
обеспечить соответствующий перелом к лучшему в на-
строениях и поведении (на работе и в быту) у работни-
ков Политуправления фронта... По словам полкового
комиссара тов. Крутикова и старшего батальонного
комиссара тов. Москвина, и другие работники подвер-
жены в своей значительной части беспечности, самоус-
покоенности, панибратству, круговой поруке, пьянке
и т. д.».
36
Речь, разумеется, не о том, чтобы принизить деятель-
ность Брежнева в годы войны. Необходимо восстановле-
ние исторической справедливости. В то время, когда
раздувались боевые заслуги Брежнева, не принято было
писать о политических работниках, которые своими де-
ловыми качествами и результатами своей работы могли
затмить его «славу».
Именно в ту пору, когда Брежнев стал Первым (Ге-
неральным) секретарем ЦК КПСС, произошло пагубное
для исторической науки ужесточение цензуры. Доступ
исследователей в архивы ограничивался, устанавливал-
ся строгий контроль за использованием архивных источ-
ников, особенно Центрального архива Министерства обо-
роны СССР. В отделе печати Главного политического
управления Советской Армии и Военно-Морского Флота
просматривались все мемуарные рукописи советских вое-
начальников. В результате мемуары как исторические
источники н свидетели живой истории искажались.
История страны стала подделываться под Брежнева,
как в прошлом — под Сталина, под Хрущева. Прежняя
«методология истории», развенчанная после XX съезда
партии в связи с разоблачением культа личности Стали-
на, при Брежневе почти полностью возродилась. В исто-
рических трудах ссылки на него стали обязательными.
Когда Л. И. Брежнев умер, в Институте военной ис-
тории Министерства обороны СССР спохватились: ведь
в двепадцатнтомной истории второй мировой войны, пос-
ледний том которой вышел в год смерти Брежнева, не
оказалось ни одного упоминания о Ю В. Андропове —
новом Генеральном секретаре ЦК КПСС. Выход из по-
ложения нашли простой. Коллектив авторов спешно
подготовил и издал монографию «Карельский фронт в
Великой Отечественной войне 1941 —1945 гг.». Новый
генсек (в годы войны — первый секретарь ЦК ЛКСМ
Карело-Финской ССР) здесь упомянут 17 раз — чаще,
чем любой военачальник, включая командующего фрон-
том и командующих армиями.
Военная слава Ю. В. Андропова была недолгой.
В феврале 1984 года на должности Генерального секре-
таря ЦК КПСС оказался К. У. Черненко. И как уже до-
гадался читатель, военную историю страны стали тотчас
подделывать под Черненко. Если в «Военном энциклопе-
дическом словаре», изданном в 1983 году, его назвали
«видным советским партийным и государственным дея-
телем», который «в 1930—33 служил в пограничных
37
войсках», то уже в энциклопедии «Великая Отечествен-
ная война 1941 —1945», изданной в 1985 году, его военная
биография представлялась почти блистательной. О нем
говорилось: «...выдающийся деятель КПСС, Советского
государства, международного коммунистического и рабо-
чего движения... В 1930 пошел добровольцем в Красную
Армию, был секретарем партийной организации погра-
ничной заставы... В 1941—43 секретарь Красноярского
крайкома ВКП(б). В годы войны К. У. Черненко вел
большую работу по мобилизации тружеников края на
оказание всемерной помощи и поддержки фронту, по
патриотическому воспитанию советских людей. Личным
примером, страстным партийным словом он помогал ко-
вать нашу великую победу над фашизмом».
Такая вот, с позволения сказать, методология словно
в насмешку называлась марксистско-ленинской. На
страже ее чистоты, идейно-теоретической выдержанно-
сти стояла огромная армия приспособленцев. Особо
ретивые из них, когда К- У. Черненко стал Генеральным
секретарем, например, искали ту станцию, куда однаж-
ды из Красноярска он сопроводил идущий к фронту по-
езд с подарками. Помнится, как в одном центральном
издательстве выходила моя монография. Уже была вер-
стка, когда по указанию свыше потребовали заменить
ссылку на Андропова ссылкой на Черненко.
Под гнетом таких требований находились многие ав-
торы, по существу, вся советская история, все общество-
ведение. Беда была, разумеется, невеликой, если дело
было в замене цитат. Худо, когда под кого-то переписы-
вали нашу историю.
Комсомольская правда. 1990. 3 июня
Дмитрий Табачник
ЗАПЯТАЯ В БИОГРАФИИ ГЕНСЕКА
Удивительное изобретение письменности — запятая!
Такой маленький, незаметный значок, а как много мо-
жет. С помощью запятой можно перечислять, потихонь-
ку присоединяя к тому, что было, то, чего никогда не
было,— и звучит ненавязчиво, с паузой и заминкой, и
«прицеплено» более чем прочно. С помощью запятой
или, как говорят, через запятую можно разделять и про-
тивопоставлять, можно сталкивать подобное и соеди-*
38
нить несовместимое. Необыкновенно удобный знак, осо-
бенно необходимый при мифотворчестве, легкой и изящ-
ной подмене понятий и фактов. Например, при написа-
нии хвалебной биографии политического деятеля, когда
фактов и заслуг явно недостает для придания фигуре
необходимых размеров и масштабности, приходится при-
бегать н к помощи маленького, но многозначительного
знака пунктуации.
Так было и при написании в недавнем прошлом мо-
нументальной биографии Л. И. Брежнева, призванной,
но мысли ее создателей и вдохновителей, «еще более ук-
репить» авторитет дряхлеющего лидера.
...Именно с появления в 1976 году этой биографии,
безудержно апологетической, написанной в духе лубоч-
ных дореволюционных «житий святых», и начался пери-
од наибольшего возвеличивания Брежнева, раздувания
(ч’о биографии до размеров народного эпоса. Но дело
нс только в этом. Возникновение и нарастание мифов
вокруг фигуры Брежнева, его деятельности привело к
тому, что в ход пошла даже прямая фальсификация.
Одним из важнейших направлений мифологизации
жизни и выдуманных заслуг стала военная часть его
биографии, превращенная из более чем скромного уча-
стия в Великой Отечественной войне в «летопись слав-
ных деяний выдающегося полководца». Причем военные
заслуги Брежнева росли прямо пропорционально удале-
нию от нас событий Великой Отечественной — что-то ус-
лужливо «припоминалось» к 25-летию Победы, что-то
к 30-летию, очередная порция «подробностей» и «под-
линных случаев» участия Леонида Ильича в войне по-
явилась и к 35-летию Победы. Выплывал то новый эпи-
зод боев на «Малой земле», то «подвиг», связанный с
личным участием Брежнева в отражении атаки на Жи-
томирщине, когда «полководец» якобы лег за пулемет и
лично сдерживал врага до подхода резервов... Солиста-
ми его восхваления по части «военных подвигов» оказа-
лись военные историки, начавшие «подправлять» исто-
рию Великой Отечественной войны при создании ^нового
многотомника и наловчившиеся «испекать» пухлые мо-
нографии о боевом пути 18-й армии, о тех «судьбонос-
ных» для страны операциях, в которых принимал уча-
стие «лично» Леонид Ильич.
Возникает резонный вопрос — почему именно военная
биография Брежнева столь целенаправленно и активно
«подправлялась», лакировалась и дописывалась? Ответ
39
на него, на мой взгляд, достаточно прост. Сусловскому
идеологическому аппарату было хорошо известно, с ка-
ким огромным, неподдельным уважением, с какой иск-
ренней любовью относится наш народ к героям и актив-
ным участникам Великой Отечественной войны, кровью
и жизнью своей добывавшим нашу великую и многотруд-
ную победу над фашизмом. И это народное доверие, на-
родное уважение беззастенчиво использовалось на «всю
катушку». Была у трубадуров нового культа и еще одна
весьма веская, если не решающая причина.
Военный период — наиболее выгодный этап биогра-
фии Брежнева, позволявший хоть как-то выделить его из
общей массы чиновников того поколения, придать его
личности некую ауру подлинного «вождя». Но ведь,
если разобраться, Л. И. Брежнев был типичным вы-
движенцем недоброй памяти конца 30-х годов. Он, как
и многие другие, сделал головокружительную карьеру
во время сталинских массовых репрессий. Судите сами:
начало массовых репрессий — это весна тридцать седь-
мого. В мае арестованы члены Политбюро ЦККП(б)У
И. Э. Якир, Н. Н. Попов, И. С. Шелехес, В. А. Балицкий,
К. В. Сухомлин, десятки членов ЦК, сотни крупных со-
ветских, хозяйственных, партийных и военных руково-
дителей— и именно в мае 1937 года инженер Днепро-
дзержинского металлургического завода становится за-
местителем председателя исполкома Днепродзержинско-
го горсовета.
В начале 1938 года, после ареста в Москве С. В. Ко-
сиора, по Украине прокатилась вторая волна кровавых
репрессий — выискивали, выдумывали и разоблачали
«косиоровскую агентуру» — людей, которые хотя бы
косвенно контактировали с бывшим Генеральным секре-
тарем ЦК КП(б)У, его друзьями, выдвиженцами, под-
чиненными. Счет вновь пошел на тысячи — и именно в
мае 1938 года Л. И. Брежнев получает пост заведую-
щего отделом советской торговли Днепропетровского
обкома КП (б) У, а уже в феврале следующего, 1939 года
становится секретарем этого обкома. Разве не возникший
огромный кадровый дефицит, настоящий кадровый голод
плюс умелое приспособленчество способствовали такому
молниеносному взлету?
Затем была война, а после нее вновь ничем особо
героическим не отличавшаяся функционерская карье-
ра— со ступени на ступень, все выше и выше. Но ма-
териалов для каких-то особых черт лидера партии и
40
страны такая карьера в руки биографов не давала.
Так что единственной, пожалуй, козырной картой и были
события Великой Отечественной войны. Их разыгрывали
и «обыгрывали». Да так активно, что не остановились
перед прямой фальсификацией.
И в книгах о Брежневе, и в статьях о нем, и в справ-
ках в энциклопедиях — одним словом, везде сообщалось»
что в дни Великой Отечественной Леонид Ильич зани-
мал ряд видных постов, в том числе и достаточно высо-
кий военный пост начальника Политического управле-
ния 4-го Украинского фронта.
Все энциклопедии, изданные в период брежневского
правления, подчеркивают, что именно в ходе Великой
Отечественной войны Леонид Ильич ВОЗГЛАВЛЯЛ
Политическое управление 4-го Украинского фронта и
лишь таким образом был или хотя бы мог быть прича-
стен к разработке стратегических, то есть фронтового
уровня, планов н операций. Должность эта хоть и кос-
венно, но позволяла утверждать, что Леонид Ильич вхо-
дил во фронтовое командование, а следовательно, через
тридцать лет этот факт хоть как-то обосновывал и бреж-
невские амбиции на полководческую славу, и золотые
звезды Героя Советского Союза, и орден «Победа», и
маршальский мундир.
Но дело-то в том, что никогда, ни единого часа в дни
войны Брежнев не занимал этой должности. Ни единого
дня, пока шла Великая Отечественная!
Был, конечно, настоящий начальник Политуправле-
ния, у которого и «позаимствовали», а попросту сперли
часть фронтовой биографии, а самого вымарали из исто-
рии Великой Отечественной войны.
Начальником Политического управления Южного,
преобразованного затем (20 октября 1943 года) в 4-й
Украинский, фронта был с 7 февраля 1943 года и по
11 мая 1945 года без перерыва хотя бы на один день до-
вольно известный в военных кругах профессиональный
политработник, участник гражданской войны, член пар-
тии с 1919 года генерал-лейтенант Михаил Михайло-
вич Пронин (умер в 1967 г.). Он действительно, будучи
кадровым военным политработником, еще в 1941-м имел
высокое звание дивизионного комиссара, первые годы
Великой Отечественной работал в Главном политиче-
ском управлении Красной Армии, где возглавлял один
из важнейших отделов — организационно-инструктор-
ский, неоднократно просился на фронт.
41
И когда в начале февраля 1943 года началось боль-
шое наступление советских войск, именно ему было до-
верено руководить Политуправлением одного из самых
крупных фронтов. С порученным делом Пронин успешно
справлялся до конца Великой Отечественной — его зна-
ния, большой опыт, такт и умение трудиться от зари до
зари помогли Михаилу Михайловичу уверенно работать
при пяти разных командующих войсками фронта, ус-
пешно сотрудничать с часто менявшимися членами Во-
енного совета. А среди тех и других были люди весьма
нелегкого и крутого характера, как, например, А. И. Ере-
менко, Л. 3. Мехлис, Е. А. Щаденко. И лишь начальник
Политуправления фронта не менялся почти два с поло-
виной года. К концу войны Пронин, в числе немногих
политработников, был отмечен и высокими полководче-
скими наградами, которые получали лишь командую-
щие армиями и фронтами, среди них орденом Кутузова
1-й степени.
Раскрыть обман брежневских летописцев мне дове-
лось совершенно случайно: работая в Центральном ар-
хиве Министерства обороны СССР, я знакомился с до-
кументами Политуправления 4-го Украинского фронта,
его директивами политотделам армий, перепиской и т. д.
Добрался уже почти до конца войны, а подпись на всех
распоряжениях и приказах, на директивах и ответах в
Москву одна и та же — «Пронин». Как же так, думаю,
а где же Леонид Ильич? Нет и нет Леонида Ильича.
Может, подумалось, документы с его подписью забрали
в Центральный партийный архив на хранение? Дошел
до 9 мая 1945 года. Все победные приказы по фронту
также подписаны вместе командующим генералом армии
А. И. Еременко, членом Военного совета генерал-пол-
ковником Л. 3. Мехлисом, начальником штаба фронта
генерал-полковником Л. М. Сандаловым и началь-
ником Политуправления фронта генерал-лейтенантом
М. М. Прониным. И только 12 мая Михаил Михайлович
убыл к новому месту службы — начальником Политуп-
равления Группы советских войск в Германии. А 4-й Ук-
раинский фронт решено было основательно сократить по
численности, перевести из Чехословакии на Украину и
преобразовать в Прикарпатский военный округ. Вот
именно тогда-то, в мирные уже дни, и становится началь-
ником Политуправления генерал-майор Л. И. Брежнев,
которому, конечно же, вряд ли бы поручили руководить
Политуправлением фронта в ходе боевых действий как
42
человеку, не имевшему ни специального военного обра-
зования, ни опыта подобной по масштабам работы.
Л после войны, зная, что фронт на днях должен быть
расформирован, бои полностью завершены, командова-
ние сочло возможным поместить на эту должность Бреж-
нева. Ну а бланки, отпечатанные про запас, долго оста-
вались. Вот и продолжал Леонид Ильич в июле и даже
в августе сорок пятого подписываться как начальник
Политуправления несуществующего фронта (ведь еще в
июле 1945 г. Ставка ВГК превратила фронт специаль-
ным приказом в Прикарпатский военный округ), но
Брежневу больше нравилось возглавлять Политуправ-
ление фронта. А документы эти позволили затем услуж-
ливым людям «поправить» его биографию и дописать
через запятую, что в дни Великой Отечественной он был
весьма силен в военном деле и руководил Политическим
управлением фронта. Запятая, конечно, очень выручи-
ла... И это, к сожалению, не единственный пример ми-
фологизации Брежнева, которая, думаю, ему очень нра-
вилась и в которой он сам и его окружение принимали
непосредственное участие.
В книге «Малая земля», претендовавшей на роль во-
енных мемуаров генсека, ни разу не названы даже фа-
милии людей, командовавших 18-й армией в боях за ос-
вобождение Украины, Чехословакии, талантливых гене-
ралов Евгения Петровича Журавлева и Антона Иосифо-
вича Гастиловича. Очевидно, им не могли простить того,
что в своих мемуарах, изданных ранее, они не показали
его «выдающуюся» роль, не рассказали, как «помогал
им командовать армией» полковник Брежнев...
Вообще мифологизация темы «Брежнев и армия» не
знала границ. Не так давно капитан М. Толпегин, слу-
жащий в Забайкальском военном округе, поведал, что в
бытность Леонида Ильича партийным и государствен-
ным лидером абсолютно незначительный факт его служ-
бы курсантом-одногодичником в Забайкалье в 30-е годы
был раздут до абсурда и превращен в событие, превос-
ходящее крупные победы Красной Армии.
«Это обстоятельство,— пишет офицер,— играло гла-
венствующую роль в воспитательной работе с воинами
не только этой учебной части, но и всего Забайкальского
военного округа... Увы, в последнем издании книги по
истории округа страниц, посвященных приезду высокого
руководителя в Читу весной 1978 года, больше, чем стра-
ниц о сражениях на.. Халхин-Голе. Солдатам и офицерам
43
тогда объясняли, что следует гордиться службой за
Байкалом по той причине, что здесь служил будущий
маршал. Хотя никто, конечно, толком не мог объяснить,
в чем выдающиеся заслуги курсанта Брежнева перед
всем округом и что он успел сделать за тот год...»
Война, экстремальные условия, высвечивающие ис-
тинные черты и ценности личности, оказались для
Брежнева невзятым барьером — в военных условиях его
карьера вначале забуксовала, затем дала сбой, задний
ход и лишь на волне успешных операций и победного
завершения Великой Отечественной ему удалось восста-
новить то положение, с которым он начинал войну, и в
звании, и в должности. За войну Брежнев не преуспел.
И здесь нельзя не согласиться с историком Р. Медведе-
вым, который пишет, что в годы Великой Отечественной
войны у Брежнева не было сильной протекции, поэтому
он продвинулся мало. Начав войну в звании полковника,
закончил он ее в звании генерал-майора (вырос только
на один чин).
...Брежнев начал войну в звании бригадного комис-
сара, то есть носил в петлицах по одному ромбу, и был
назначен на должность заместителя начальника Полит-
управления Южного фронта летом 1941 года. Звание
бригадного комиссара — это военно-политическое звание,
соответствующее общеармейскому званию генерал-майо-
ра. И когда в конце 1942 — начале 1943 года началась
переаттестация политработников в общеармейские зва-
ния, большинство бригадных комиссаров стало генерал-
майорами. А некоторые, не проявившие себя достаточно
в ходе боевых действий или занимавшие не генераль-
ские должности,— лишь полковниками. Оказался пол-
ковником и Леонид Ильич, поскольку к тому времени
он был понижен на одну ступень — до начальника по-
литотдела армии. И только в конце войны — 2 ноября
1944 года — Брежневу фактически вновь было присвоено
звание генерал-майора (к тому времени должность на-
чальника политотдела армии считалась уже генераль-
ской). А в должности Леонид Ильич был повышен, как
мы знаем, уже после окончания Великой Отечественной
войны, то есть фактически сумел восстановить то, что
ему было дано авансом летом 1941 года, лишь к лету
1945 года. Какая уж тут карьера! Скорее, бег на месте.
Но почти через тридцать лет эти факты стали явно не
устраивать летописцев брежневских эпосов — не укла-
дывались в сталинскую еще схему о том, что «вождь»
44
должен быть самым умным, уметь лучше всех делать
любое дело, справляться с любым поручением, а значит,
н преуспевать на любом посту. А тут, понимаешь, пони-
зили (хоть и путем переаттестации) в звании, понизили
в должности. Тогда-то и пошли в ход запятые — «запя-
тые» в биографии генсека. Мифическое руководство По-
литуправлением фронта в годы войны позволяло обосно-
вывать «большой вклад в победу советского народа»,
узаконить, хотя бы косвенно, и право на орден «Побе-
да», и претензии на все новые золотые звезды. Как же,
человек был среди руководителей крупнейшего фронта,
участвовал в проведении важнейших операций и сраже-
ний! А генерал Пронин, лишенный части своей подлин-
ной биографии, не попал в военные энциклопедии, по-
скольку при описании его жизненного пути могли воз-
никнуть непреодолимые сложности. Ведь в самом деле:
не могло же быть па одном фронте два Политуправле-
ния пли у одного Политуправления два начальника...
Труд. 1990. 24 нюня
Юрий Аксютин
ОКТЯБРЬ 1964 ГОДА:
«В МОСКВЕ ХОРОШАЯ ПОГОДА»
Со времени октябрьского Пленума 1964 года минуло
более четверти века. Но до последнего времени о том,
что происходило тогда в Кремле, широкой публике ни-
чего не было известно. Нам объявили только, что сняли
Никиту Сергеевича за «субъективизм» и «волюнтаризм».
В последние два-три года занавес молчания приподнял-
ся. Журналисты и историки изложили нам ряд версий,
поведали кое-какие подробности. А самое главное, заго-
ворили активные участники тех событий. И благодаря
им мы теперь лучше представляем себе причины, выз-
вавшие эти события, их ход, кто и как их готовил. И тем
не менее вопросов и споров еще очень и очень много...
Вот хотя бы один из них: был ли это «переворот»?
Нет, категорически отвечают некоторые. О каком пере-
вороте может идти речь, когда войска продолжали оста-
ваться в казармах и даже Кремль был открыт для сво-
бодного посещения? У нас нет оснований не верить ка-
тегорическим утверждениям на этот счет тогдашнего
председателя КГБ СССР В. Е. Семичастного. И все же
45
мы сомневаемся, что Московский гарнизон и тем более
кремлевская охрана находились в обычном положении,
а не в состоянии боевой готовности.
О каком перевороте может идти речь, продолжают
нам внушать, если вопрос о персональных перемещениях
в высшем руководстве решался вполне демократически
и в соответствии с Уставом КПСС и Конституцией
СССР? Да, внешне вроде бы все так и обстояло. Нб что-
бы создать этот демократический и правовой декорум,
пришлось, как признавал позже Л. И. Брежнев, «хорошо
поработать».
Все началось с того, что Председатель Президиума
Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев привлек на
сэою сторону Н. В. Подгорного, которого Хрущев в июле
1963 года вызвал с Украины и назначил вторым секре-
тарем вместо заболевшего Ф. Р. Козлова. Произошло
это, вероятнее всего, еще во второй половине 1963 года.
Им обоим и принадлежала от начала и до конца ре-
шающая роль в подготовке смещения Хрущева.
Делали они это весьма осторожно и не сразу раскры-
вали свои карты. Поначалу обменивались мнениями о
вопросах, обсуждавшихся в Президиуме ЦК КПСС, де-
лились впечатлениями о том, кто, что и как при этом
говорил, выражали недовольство тем, что Никита Сер-
геевич мало считается с ними, часто пренебрегает их суж-
дениями и вообще становится все грубее и заносчивее.
Если собеседник сочувственно встречал их сетования и,
мало того, поддакивал, соглашался, поворачивали раз-
говор на то, что, вот-де, неплохо бы было остановить
Никиту, одернуть его, сделать ему коллективное внуше-
ние, может быть, даже пригрозить... Но как это лучше
сделать?
— А что, если ты, Петр Ефимович, созовешь у себя в
Киеве пленум республиканского ЦК, позовешь на него
Хрущева. И вы ему там все выскажете...— говорили,
например, тогдашнему кандидату в члены Президиума
ЦК, первому секретарю ЦК Компартии Украины Ше-
лесту.
— Да, нашли дурака,— резко отвечал тот.— Так он
вам и примчится по первому свистку... А если еще узна-
ет зачем, посыплются с нас пух и перья!
Разговор тот, состоявшийся еще в сентябре 1963 года
в Крыму, где они отдыхали, вроде бы ни к чему конкрет-
ному не приводил. Но тем не менее еще один человек
превращался в соучастника, был в курсе их ближайших
46
намерений, поддерживал их и, мало того, сам прово-
дил соответствующую работу, регулярно докладывая в
Москву о ее результатах. Тот же Шелест сагитировал та-
ким образом 31 из 34 членов и кандидатов в члены ЦК
и членов ЦРК от Украины.
В Российской Федерации такую роль в известной MB-
H' взял па себя бывший член Президиума ЦК КПСС и
1редседатсль Президиума Верховного Совета РСФСР
I. Г. Игнатов.
Да, недовольных Хрущевым в партийном, советском
и хозяйственном аппарате, среди членов Центрального
Комитета насчитывалось тогда немало. Однако если бы
Брежнев и Подгорный ограничились только тем, что под-
спудно формировали среди них большинство...
Нет, они не были такими наивными простаками, зна-
ли, что осуществить задуманное можно, лишь опираясь
па конкретную силу. Эту опору они обеспечили прежде
всего тем, что привлекли на свою сторону секретаря
ЦК КПСС, заместителя Председателя Совета Минист-
ров СССР и председателя Комитета партийно-государ-
ственного контроля А. Н. Шелепина, а вместе с ним и
председателя Комитета государственной безопасности
В. Е. Семичастного. Теперь можно было почти не опа-
саться нежелательной утечки информации. Щит, вроде
бы, налицо... А как насчет меча? Может быть, восполь-
зоваться и им?
И вот Л. И. Брежнев выясняет у В. Е. Семичастного
возможность физического устранения «первого».
— Что вы имеете в виду, Леонид Ильич? — спраши-
вает пораженный глава госбезопасности.
— Ну там, что-нибудь такое-эдакое...
— Яд, например, или пуля?..
— Да не мне вас учить, Владимир Ефимович...
— А как вы представляете себе все это? Кто будет
организовывать и исполнять? Лично я понятия не имею,
как за подобное дело взяться. Значит, надо кому-то пору-
чить. Причем, наверное, не одному человеку. Вы може-
те дать гарантию, что тайна, которой владеют столько
людей, останется тайной?
Брежнев явно разочарован.
— А я-то думал, что одной из важнейших задач ва-
шей службы и является обеспечение тайны...
— Да, но любая тайна рано или поздно перестает
быть таковой. В каком виде мы будем выглядеть в гла-
зах наших потомков?
47
Полагая, что ему удалось отговорить своего собесед-
ника от такой рискованной авантюры, Семичастный на-
правляется к выходу, но Брежнев останавливает его:
— Неужто так и нельзя ничего сделать?.. Вот, на-
пример, Н. С. собирается с официальным визитом в Шве-
цию... Может быть, арестовать его, когда будет оттуда
возвращаться, где-то на подходе к Москве?
Семичастный категорически запротестовал:
— Мы не заговорщики, и надо решать этот вопрос
законным путем.
Узнав, о чем именно беседовал Брежнев с Семичаст-
ным, Подгорный поддержал позицию последнего.
О каком визите в Швецию шла речь? Об официаль-
ном визите Н. С. Хрущева в скандинавские страны, ко-
торый начался в июне 1964 года. Заметьте: в июне! Все
тогда обошлось для Никиты Сергеевича благополучно.
5 июля он сошел с трапа теплохода «Башкирия» в порту
Балтийск (Калининградская область), где его встречали
командующий Балтийским флотом адмирал А. Е. Орел
и командующий Прибалтийским военным округом гене-
рал-полковник Г. И. Хетагуров, а также находившийся
здесь на отдыхе министр обороны СССР маршал
Р. Я. Малиновский.
Были ли они уже тогда на стороне заговорщиков?
Если были, то что помешало им привести в исполнение
план, которым Брежнев делился, очевидно, не с одним
Семичастным? Судя по всему, Малиновский, хотя и уз-
нал о намерениях Брежнева и Подгорного, в отличие от
своего первого заместителя маршала С. С. Бирюзова по-
лагал, что не дело армии — участвовать в таких сомни-
тельных мероприятиях, как арест главы партии и прави-
тельства...
Вернувшись из Швеции, Хрущев в июле выступает на
Пленуме ЦК КПСС с неожиданной для всех речью. Он
дает понять, что на следующем пленуме, в ноябре, будет
предложена еще одна реорганизация сельского хозяй-
ства, а также реформы в области науки. Затем доклады-
вает на Конституционной комиссии о том, как идет ра-
бота над проектом новой Конституции, высказывает ряд
«предварительных замечаний» о принципах, которые дол-
жны быть заложены в основу проекта. И наконец, высту-
пая 24 июля на расширенном заседании Президиума Со-
вета Министров СССР, требует пересмотреть главное на-
правление и задачи планирования на ближайший перйод
(1966—1970 гг.). По его мнению, уж коль Программа
48
партии предусматривает в ближайшем будущем пост-
роение коммунизма, необходимо взять решительный курс
на го, чтобы благосостояние народа росло как можно бы-
стрее. Л для этого следует быстрее развивать производ-
ство средств потребления, не забывая, конечно, при этом
о должном уровне обороны.
I (одиялся всеобщий ропот... Одни стонали от того, что
«ПОШЛИ иод хвост» плоды долгой и упорной работы по
составлению народнохозяйственных планов и балансов.
Другнх пугали «идеологические» аспекты грядущей госу-
дарственной реформы. Третьи со страхом ждали обещан-
ной «перетряски» кадров. Эта атмосфера недовольства,
тревоги и неуверенности способствовала тому, что ряды
«заговорщиков» стали быстро пополняться... А Никита
Сергеевич тем временем разъезжал по стране, собирая
материал для доклада, который он намеревался сделать
па предстоящем Пленуме ЦК партии. Посетил Поволжье,
Северный Кавказ, Казахстан и Киргизию. Едва вернулся
в Москву, вынужден был срочно вылететь в Крым, что-
бы навестить там внезапно заболевшего Генсека Италь-
янской компартии П. Тольятти. Но не успел: когда он,
Косыгин и Подгорный примчались в пионерский лагерь
«Артек», им сообщили, что Тольятти умер 40 минут на-
зад. Когда провожали тело покойного в Симферополь,
загорелась машина с гробом:
— Не к добру это,— качали головами старики.
Хрущев едет в Чехословакию, а вернувшись, посещает
выставки, осматривает новые виды оружия и ракетной
техники, встречается с иностранными премьер-министра-
ми, президентами, парламентариями. Выступает на Все-
мирном форуме молодежи и студентов. Наведаться же
в Центральный Комитет времени совсем нет. Да и за-
чем? Ведь там Брежнев и Подгорный вроде бы со всем
справляются...
А последние между тем продолжали забрасывать
свою сеть, извлекая из нее то большую рыбу, то малень-
кую. Им так удалось поссорить с «первым» Г. И. Воро-
нова— человека очень принципиального и сугубо дело-
вого,— что тот «созрел». 15 августа его пригласили в
Завидово на открытие охотничьего сезона, поохотились
там, а на обратной дороге Брежнев и Андропов посвя-
тили Воронова в свои планы.
Расстояние от Завидово до Москвы даже на пра-
вительственной «Чайке» не преодолеть менее чем за
полтора часа. От «новообращенного» Воронова теперь
49
скрывать было нечего, и у него из обрывочных фраз и
реплик, которыми обменивались в его присутствии сек-
ретарь ЦК и заведующий отделом ЦК, сложилось впе-
чатление, что Андропов исполняет в затеянной игре от-
нюдь не второстепенную роль. Он вынимал из папки и
показывал Леониду Ильичу какие-то бумажки. Тот их
читал и с удовлетворением говорил:
— Никуда он теперь от нас не денется.
Что это были за бумаги? Компромат?..
Правда, не все у противников Хрущева шло гладко.
Случалась и утечка информации. Доходило кое-что и до
Никиты Сергеевича.
От своего сына Сергея он узнал (а тому эту информа-
цию передал бывший охранник) о подозрительных бесе-
дах Игнатова один на один с секретарями обкомов, о
частых звонках с недомолвками и намеками Брежневу,
Подгорному, Кириленко, об упоминаниях о ноябре как
о сроке, к которому что-то должно быть сделано.
— Нет, невероятно,— реагировал Хрущев на это со-
общение.— Не может этого быть... Игнатов — еще воз-
можно: он очень мною недоволен и вообще нехороший
человек. Но что у него общего с Брежневым, Подгор-
ным и Шелепиным?
И все же Никита Сергеевич обеспокоился и на засе-
дании Президиума ЦК 1 октября 1964 года, обращаясь
к Микояну, проговорил:
— Давай-ка, Анастас Иванович, займись этим делом,
постарайся выяснить, что это за мышиная возня.
Накануне этого заседания Л. И. Брежнев позвонил
Н. Г. Егорычеву и попросил срочно зайти к нему, а ко->
гда тот явился, шепотом сообщил:
— Коля, все пропало. Хрущеву все известно в под-
робностях.
Был он необычайно бледен, руки его дрожали.
— Ну и что? Что тут незаконного? Подготовка к Пле-
нуму ЦК не противоречит Уставу.
— Ты его плохо знаешь, он нас всех расстреляет!
Совсем расквасившись, Брежнев аж заплакал. Его-
рычев вынужден был подвести его к умывальнику в зад-
ней комнате и заставить умыться.
— Ничего непартийного в нашем поведении нет,—
убеждал он.— Сейчас другие, не сталинские времена.
Надо отстаивать линию XX съезда, свои убеждения,
а не дрожать за свое положение и личное благопо-
лучие.
50
— Ты, конечно, можешь ползти к нему на коленях,
надеясь вымолить себе пощаду,— увещевал Брежнева и
Подгорный.— Ну, а о других людях ты подумал: о тех,
которых мы с тобой — ты в первую очередь — вовлекли в
свое дело? Ты покаешься первым и останешься как бы
ни при чем, а они? Что будет с ними?
Но все обошлось. Хрущев уже 2 октября был на юге...
Микоян не проявил особой прыти в расследовании.
Ограничившись беседой с информатором Сергея Хруще-
ва, он улетел в Пицунду, где присоединился к уже начав-
шему свой отдых Никите Сергеевичу.
Зато остальные члены Президиума ЦК были встре-
вожены серьезно, и страх заставил их задуматься над
ускорением событий. Подгорный поручил помощникам
готовить доклад с перечислением всех «грехов» Хрущева.
Усиленно шля вербовка оставшихся неохваченными
членов ЦК. Состоялся разговор с членом Президиума
ЦК КПСС н первым заместителем Председателя Совета
Минне।ров СССР А. Н. Косыгиным. Когда стали вы-
яснять его позицию, он сразу же спросил:
— Ас кем армия и госбезопасность?
— Малиновский и Семичастный в курсе дела,— заве-
рили его.
— Я согласен.
Поддержка Косыгина весьма способствовала привле-
чению других членов ЦК: он пользовался большим авто-
ритетом (особенно среди хозяйственников), и на него
противники Хрущева не уставали ссылаться.
Первый заместитель Председателя Совета Минист-
ров СССР Д. Ф. Устинов и его заместитель по Высшему
совету народного хозяйства А. М. Тарасов пригласили к
себе министра В. Н. Новикова и с места в карьер пред-
ложили ему подготовить тексты двух выступлений на
Пленуме ЦК, который состоится в ближайшее время:
— Надо показать руководящему составу партии все
безобразия, которые вытворяет Хрущев. Ты много лет
проработал в Госплане, и у тебя должно быть материа-
лов предостаточно.
— Что, Хрущева снимать собираются?
Устинов подтвердил.
— А как к этому относятся военные и КГБ?
— Тут все в порядке. Будет полная поддержка.
Тогда Новиков согласился.
Пока Первый готовил в Пицунде с помощью Микоя-
на материалы к предстоящему пленуму (между прочим,
51
уже после его снятия среди них был обнаружен список —
судя по всему, его соображения о новом составе Прези-
диума ЦК, из старых его членов в нем значились только
двое — сам Хрущев и Микоян...), Брежнев отмечал 15-ле-
тие ГДР в Берлине, Подгорный — 40-летие Советской
Молдавии в Кишиневе, Кириленко отдыхал в Кисловод-
ске; в Москве же на партийном «хозяйстве» оставался
Полянский. И вот, по его словам, в воскресенье, 11 ок-
тября 1964 года, ближе к вечеру ему звонит Хрущев, ру-
гается, намекает на какие-то интриги против него и, обе-
щав показать кузькину мать, объявляет, что через три-
четыре дня вернется в столицу.
— Будем рады, Никита Сергеевич,— выдавливает из
себя Полянский.
— Так-таки рады?—переспрашивает Хрущев, и в го-
лосе его чудится не только недоверие, но и угроза.
Полянский тут же обзванивает всех членов Прези-
диума ЦК. Никак только не удавалось переговорить с
Брежневым. Его помощник каждый раз отвечал:
— Леонид Ильич занят и не может подойти к теле-
фону.
Наконец потеряв терпение, Полянский просит помощ-
ника:
— Передай Леониду Ильичу слово в слово, не пере-
путай: в Москве хорошая погода, через три-четыре дня
Никита Сергеевич возвращается в Москву!
«В Москве хорошая погода!» — до Брежнева £разу же
дошло тревожное значение этого пароля, и череЬ Йесколь-
ко минут он сообщал Полянскому:
— Митя, все понял, выезжаю на аэродром, дал коман-
ду подготовить самолет к срочному вылету. Через пару
часов буду с вами.
И вот они вместе. Последние совещания, последний
подсчет сил. И на следующий день порешили: будем вы-
зывать Хрущева на заседание Президиума ЦК, предъя-
вим ему список обвинений и вынудим подать в отстав-
ку. Но кто будет звонить в Пицунду?
— Коля,— назвал Брежнев имя Подгорного,— ведь он
тут, пока Никиты и меня не было, председательствовал.
— Но что я ему скажу? — возразил тот.— Ведь я
только вчера разговаривал с ним, сказал, что все у нас
идет нормально, никаких проблем не возникает. «Что
там у вас вдруг произошло?» — спросит он... Пусть луч-
ше говорит Леня. Тем более что ему надо передать лич-
ный привет от товарищей Ульбрихта и Штофа.
52
Все согласились. Но Брежнев уперся. Еле уговорили
его и чуть ли не силой притащили к телефону. Дрожа-
щим голосом тот сообщает Хрущеву:
— Завтра заседание Президиума... Хотим обсудить
некоторые вопросы. Надо срочно прилететь.
— Не понимаю, какие вопросы? Решайте без меня...
— Нельзя. Есть серьезные нестыковки по проекту се-
милетисго плана...
— Я же отдыхаю. Что может быть такого срочного?
Вернусь, тогда и разберемся...
— Но ряд республик и областей выдвигают некото-
рые требования... по сельскому хозяйству. Мы тут все
собрались... А без вашего участия обсуждать их не бе-
ремся. Просим,— упорно настаивал Брежнев.
— Ну хорошо,— сдается Хрущев,— подумаю.
И повесил трубку. Делать нечего. Разъехались. Че-
рез каждый час Брежнев звонил Семичастному и спра-
шивал:
— Ну как?
И только после полуночи тот позвонил сам:
— Леонид Ильич, только что сообщили из «девятки»
(управление КГБ, ответственное за охрану руководите-
лей партии и правительства.— Ю. Д.): самолет в Пицун-
ду заказан на 6 утра. С Н. С. полетит Микоян.
А в Пицунде в это время Хрущев делился своими
мыслями с Микояном:
— Знаешь, Анастас, нет у них никаких неотложных
дел. Думаю, что этот звонок связан с тем, что нам гово-
рил Сергей...
Наступило утро 13 октября 1964 года. Семичастный
звонит Брежневу:
— Кто поедет встречать?
— Никто,— отвечает тот.— Ты сам встречай. В такой
обстановке зачем же всем ехать?
Внуково-2. С трапа самолета сходят Хрущев и Ми-
коян.
— С благополучным прибытием, Никита Сергеевич,—
подходит и здоровается с ним Семичастный, вежливо, но
сдержанно.
— А где остальные?
— Они собрались в Кремле. Ждут вас...
Хрущев и Микоян садятся в длинный «ЗИЛ-111»,
Семичастный—в свою «Чайку» и из нее звонит ох-
ране:
— Едем в Кремль...
53
Приезжают. Хрущев направляется в свой кремлевский
кабинет, где его уже ждут члены и кандидаты в члены
Президиума, а также секретари ЦК КПСС. Семичастный
вместе с начальником «девятки» Чекаловым заменяет ох-
рану в приемной, а затем дома (на Ленинских горах) и
на даче (в Петрово-Дальнем). Заместителю же началь-
ника личной охраны Хрущева (ее непосредственный на-
чальник Литовченко был в отпуске) приказывает:
— Ни одной команды, ни одного распоряжения без
моего ведома не давать. Запрещаю. Таково указание ру-
ководства ЦК.
А в это время на заседании Президиума ЦК КПСС
Хрущеву предъявляли счет его грехов: «Ты развалил
сельское хозяйство! В результате мы вынуждены заку-
пать зерно за рубежом. Созданные тобой совнархозы
себя не оправдали! Управление через них ведет к ос-
лаблению оборонной мощи страны. Ты необоснованно
снимал многих руководителей, тебе неугодных. Причем
решал эти вопросы единолично, а нас, членов Президиу-
ма, делал бессловесными исполнителями твоей воли.
Лишь в этом году в печати опубликовано более тысячи
твоих фотографий. Разве это не утверждает новый культ
личности? А разделение партии на городскую и деревен-
скую? Ведь это же политическая безграмотность! Ты по-
пал в лапы подхалимов и наушников, и их мнение для
тебя значит больше мнения членов Президиума! А по-
дарки зарубежным деятелям? Во сколько сотен тысяч
рублей они обошлись государству? И разве ты лично не
присваивал себе кое-каких подарков, полученных за гра-
ницей?»
Наибольшую активность проявили Шелепин и Ше-
лест. Очень резко, не сдерживаясь в выражениях, гово-
рил Воронов. Остальные выступали более сдержанно.
Главные же зачинщики — Брежнев и Подгорный, а
также Косыгин — вообще молчали.
Хрущев, оглушенный и подавленный, все же пытался
возражать. Но его плохо слушали, грубо перебивали.
— Друзья мои! — чуть ли не взмолился он.
— У вас здесь нет друзей!—отрезал Воронов.
— Вы не правы, Геннадий Иванович,— возразил ему
председатель ВЦСПС В. В. Гришин,— мы здесь все
друзья Никиты Сергеевича.
Но к объективности взывал один лишь Микоян.
— Деятельность Хрущева,— заявил он,— это боль-
шой политический капитал партии.
54
Около восьми часов вечера решили прервать заседа-
ние и собраться назавтра с утра. Хрущев сразу же встал
и вышел. Остальные договорились:
— К телефону сегодня не подходить! Вдруг он начнет
нас обзванивать, и ему удастся склонить кого-нибудь на
свою сторону.
Однако когда у Микояна раздался телефонный зво-
нок, он поднял трубку и действительно услышал голос
Хрущева:
— Я уже стар и устал. Пусть теперь справляются
сами. Главное я сделал... Разве кому-нибудь могло при-
грезиться, что мы можем сказать Сталину, что он нас
не устраивает, и предложить ему уйти в отставку? От
нас бы мокрого места не осталось. Теперь все иначе. Ис-
чез страх, и разговор идет на равных. В этом моя заслу-
га. А бороться я не буду.
Когда утром 14 октября заседание Президиума
ЦК КПСС возобновилось, эти слова Никиты Сергее-
вича, несомненно, были уже известны его оппонен-
там. Хрущев поблагодарил за то, что все же кое-что
положительное было отмечено в его деятельности, и
сказал:
— Рад за Президиум в целом, за его зрелость. В фор-
мировании этой зрелости есть и крупинка моей работы...
Я уйду и драться не буду.
Он попросил извинения, если кого обидел, допустил
грубость — «в работе все могло быть». Однако ряд
предъявленных ему обвинений им был категорически
отвергнут.
— Меня обвиняют в совмещении постов Первого сек-
ретаря ЦК и Председателя Совмина. Но ведь я сам этого
не добивался. Этот вопрос решался коллективно, а не-
которые из вас, в том числе и Брежнев, даже настаива-
ли на этом.
Главным своим недостатком Хрущев назвал доброту
и доверчивость, а также, может быть, то, что сам не за-
мечал своих недостатков.
— Но вы все, здесь присутствующие, открыто и от-
кровенно мне о моих недостатках никогда не говорили и
всегда поддакивали... С вашей стороны отсутствовала
принципиальность и смелость.
Далее он коснулся внешней политики, приводил ар-
гументы в защиту предпринятых в свое время мер во вре-
мя карибского кризиса, в отношениях с Китаем,— ведь
все эти вопросы решались коллективно...
55
— Я понимаю, что это последняя моя политическая
речь, как бы сказать, лебединая песня. На пленуме я вы-
ступать не буду. Но хотя бы обратиться к пленуму с
просьбой...
— Этого не будет,— поспешил категорически пре-
рвать его Брежнев.
— Да, да,— поддержал Суслов.
У Хрущева на глазах появились слезы.
— Ну что ж,— нашел он в себе силы закончить,— я
готов ко всему... Прошу написать заявление о моей от-
ставке, я подпишу... Если вам нужно, уеду из Москвы.
— Зачем это делать?—подал кто-то голос.
Все поддержали.
Объявили перерыв на обед. Хрущев отказался там
присутствовать, и его не задерживали. Он уехал домой.
Уже без него обсуждали другие вопросы. Кого реко-
мендовать пленуму новым первым секретарем, а кого —
главой правительства? Решили — Л. И. Брежнева и
А. Н. Косыгина. А кто зачитает доклад на пленуме?
Брежнев отказался:
— Мне как-то неудобно, раз вы выдвигаете мою кан-
дидатуру на пост Первого...
Категорически отказался и Подгорный. Тогда пору-
чили М. А. Суслову.
Пока утрясали все эти и другие детали, не раз звонил
Семичастный:
— Леонид Ильич, вы дозаседаетесь до того, что к вам
пойдут делегации членов ЦК для поддержки вас или для
защиты Хрущева. Еле отбиваюсь от звонков...
— Успокой всех. В 18 часов — пленум.
Однако сам Брежнев до конца спокоен не был. Он по-
звонил Егорычеву и сказал:
— Мы тут посоветовались и думаем, что прения от-
крывать не следует. Хрущев заявление подал. Что же
мы его будем добивать? Лучше потом, на очередных пле-
нумах, обстоятельно обсудим все вопросы...
— Ну хорошо,— согласился глава столичной партор-
ганизации.— Пусть будет так, однако если потребуется,
я к выступлению готов.
Свой доклад на пленуме «О ненормальном положе-
нии, сложившемся в Президиуме ЦК в связи с непра-
вильными действиями Хрущева» Суслов начал с того, что
ему поручено изложить единодушное мнение членов и
кандидатов в члены Президиума, а также секретарей
ЦК. В том, что он зачитал, не было глубокого анализа
56
положения дел в партии и обществе, не было речи и о
конкретной программе действий. Зато много говорилось
о «некоторых» лицах, близко стоявших к Хрущеву и яко-
бы плохо влиявших на него. Особенно досталось зятю
Никиты Сергеевича А. И. Аджубею за его зарубежные
поездки.
— Позор! — разражался то и дело возгласами зал.
— Исключить его из партии, отдать под суд! — кри-
чали самые рьяные из обиженных и подхалимов.
Но многие сидели спокойно.
Суслов сообщил, что Хрущев в ходе заседания Пре-
зидиума подавал непра^вильные-де реплики, фактически
отрицал критику.
— Однако напор многих членов Президиума был на-
столько силен, что товарищ Хрущев вынужден был пе-
рейти к обороне, а потом прекратил сопротивление, при-
знал правильность критики в свой адрес и попросил раз-
решения нс выступать на пленуме.
Заканчивая свой доклад, Суслов сказал.
— Товарищ Хрущев признал, что состояние здоровья
не позволяет ему выполнять возложенные на него обя-
занности, и потому просит освободить его от занимае-
мых им постов.
И тут же зачитал письменное заявление Н. С. Хру-
щева на имя пленума. Никита Сергеевич все это время
сидел в президиуме на крайнем стуле. Обхватил руками
голову и ни разу не поднял ее, не взглянул в зал. Бреж-
нев спросил:
— Нужно ли открывать прения?
— Нет!—отвечали ему из зала.
— Тогда проголосуем постановление, подтверждаю-
щее решение Президиума.
После голосования Хрущев встал и направился в зад-
нюю комнату, Брежнев же не без пафоса подвел итог:
— Вот Никита Сергеевич развенчал культ Сталина
после его смерти, мы развенчиваем культ Хрущева при
его жизни...
Сейчас, по прошествии лет, участники тех событий по-
разному их оценивают. «Вполне логичным и обоснован-
ным» считает принятое тогда решение Н. Г. Егорычев.
С ним согласен В. Е. Семичастный:
— В конечном итоге Хрущев завел дело в тупик. До-
бавлю к тому же неуправляемость.
Но в то же время он делает существенную ого-
ворку:
67
— Если бы в Президиуме была коллегиальность, если
бы и ЦК проявил свой характер, высказав свое мнение,
думаю, что все было бы по-другому.
— Ошибок у него было немало, но их должны были
разделить и другие руководители, работавшие с ним ря-
дом,— полагает П. Е. Шелест.
Он теперь уверен, что объективной необходимости за-
менять Хрущева Брежневым не было:
— Это мое твердое убеждение, хотя и сам принимал
участие в случившемся. Сейчас сам себя критикую и ис-
кренне сожалею о том.
Подобного же мнения придерживается и Г. И. Воро-
нов.
— Даже явные ошибки Хрущева весят гораздо мень-
ше того главного, что он сделал... Мотивы у участников
пленума были разные, а ошибка общая: вместо того что-
бы поправить одну яркую личность, мы сделали ставку
на другую, куда менее яркую. Подобные ошибки неиз-
бежны, когда нет механизма критики .руководства, ис-
правления его ошибок, а когда надо, его замены.
Что ж, с этим замечанием, кажется, трудно не согла-
ситься. И учитывая наш общий опыт, включающий в
себя как достижения, так и утраты, потери на пути к
реальному народовластию, надо помнить, не забывать
главного: чтобы вскрываемые сегодня вчерашние ошиб-
ки не повторились завтра, надо покончить с командно-
административной системой, сделать всех нас подлинны-
ми хозяевами — всюду, где мы работаем и живем. И что-
бы любое решение от нашего имени не принималось без
нас, без нашего участия, не считаясь с нами, с нашими
интересами.
Труд. 1989. 26 ноября
Лидер и символ застоя
Георгий Арбатов
ИЗ НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО
Смещение Н. С. Хрущева в октябре 1964 года я счи-
таю самым настоящим «дворцовым переворотом». После
того как вызванного из отпуска Хрущева на Президиуме
ЦК заставили подать в отставку, Пленум ЦК КПСС был
призван лишь утвердить решение и придать ему види-
мость законности. При этом произошла очень странная
вещь, о которой я не раз потом думал. В партии и стра-
не практически не ощущалось недовольства этой, в об-
щем-то, демонстрацией произвола. Наоборот, почти по-
всеместно решение пленума было встречено с одобрени-
ем, а го и с радостью.
Такие настроения в народе, конечно, облегчили
«дворцовый переворот» и даже в какой-то мере вдохно-
вили его организаторов. Но этими людьми двигали, по
моему глубокому убеждению, не высокие идеи — главны-
ми мотивами были самая банальная борьба за власть
или страх потерять свое кресло, что бы ни говорили се-
годня участники того сговора...
Сменили лидера. Но какая идеология и какая поли-
тика должны сопутствовать этой смене, какие теперь ут-
вердятся политические идеи? Эти вопросы не обрели от-
вета. Ибо к власти пришли люди, у которых не было
единой, сколько-нибудь определенной идейно-политичес-
кой программы. ♦
Помню, в первое же утро после октябрьского Плену-
ма Ю. В. Андропов (я работал в отделе ЦК КПСС, кото-
рый он возглавлял) собрал руководящий состав своего
отдела, включая нескольких консультантов, чтобы как-
то сориентировать нас в ситуации. Рассказ о пленуме он
заключил так: «Хрущева сняли не за критику культа лич-
ности Сталина и политику мирного сосуществования, а
потому, что он был непоследователен в этой критике и
в этой политике».
Увы, Андропов глубоко заблуждался.
Первый сигнал на этот счет мы получили буквально
две недели спустя. Близилось Седьмое ноября. С тради-
ционным докладом, вполне естественно, было поручено
61
выступить вновь избранному Первому секретарю. Андро-
пов (и его группа консультантов) получил задание под-
готовить проект одного из разделов доклада. Причем,
против обыкновения, не внешнеполитического, а внутрен-
него. Мы восприняли это как знак доверия к своему ше-
фу и с энтузиазмом принялись за работу. Не помню де-
талей, но был написан очень прогрессивный по тем вре-
менам проект. И пошел он к П. Н. Демичеву — ему и его
сотрудникам поручили свести все куски воедино и отре-
дактировать.
«Конечный продукт», когда мы его увидели, поставил
нас в тупик — все наиболее содержательное, яркое, все,
что несло прогрессивную политическую нагрузку, исчез-
ло. Как жиринки в сиротском бульоне, в тексте плавали
обрывки написанных нами абзацев и фраз, к тому же
изрядно подпорченные литературно.
В начале 1965 года, перед заседанием Политического
консультативного комитета Организации Варшавского
Договора, на Президиуме ЦК обсуждался проект дирек-
тив нашей делегации, подписанный Андроповым и Гро-
мыко. Это был.первый после октябрьского Пленума боль-
шой конкретный разговор о внешней политике.
Андропов пришел с заседания очень расстроенный.
Как мы потом узнали, некоторые члены Президиума —
Юрий Владимирович был тогда «просто» секретарем
ЦК — обрушились на представленный проект за недоста-
точно определенную «классовую позицию», «классовость»
(слово «классовость» потом на несколько лет стало мод-
ным, и его к месту и не к месту совали во внешнеполи-
тические речи и документы). В вину авторам проекта
ставили чрезмерную «уступчивость в отношении империа-
лизма», пренебрежение мерами для улучшения отноше-
ний, сплочения со своими «естественными» союзниками,
«собратьями по классу» (как мы поняли, имелись в виду
прежде всего китайцы). От присутствовавших на сове-
щании узнали, что особенно активно критиковали проект
Шелепин и, к моему удивлению, Косыгин. Брежнев от-
малчивался, присматривался, выжидал. А когда Косы-
гин начал на него наседать, требуя, чтобы тот поехал в
Китай, буркнул: «Если считаешь это до зарезу нужным,
поезжай сам» (что тот вскоре и сделал, потерпев полную
неудачу).
Реальным результатом начавшейся дискуссии в вер-
хах стало свертывание всех предложений и инициатив,
направленных на улучшение отношений с США и стра-
62
нами Западной Европы. А побочным—на несколько
месяцев — нечто вроде опалы для Андропова; он сильно
переживал, потом болел, а летом его свалил инфаркт.
Главные события после октябрьского Пленума развер-
тывались, однако, не во внешней политике, а во внутрен-
них делах. Здесь довольно быстро начали обозначаться
перемены — в руководстве кристаллизовались какие-то
новые точки зрения. Поскольку у организаторов сме-
щения Хрущева не было сколь-нибудь внятной идейно-
политической платформы, они попытались ее сформули-
ровать. Не было, однако, не только платформы, но и
единства, и потому перемены проходили в борьбе — под-
час довольно острой, хотя велась она в основном за ку-
лисами.
Как я и мои коллеги воспринимали тогда (делаю эту
оговорку, поскольку не уверен в полноте информации, ко-
торой располагаю) расстановку политических сил?
Брежнева большинство людей в аппарате ЦК и во-
круг ЦК считали слабой, а многие — временной фигурой.
Не исключаю, что именно поэтому на его кандидатуре и
сошлись участники переворота. Однако тем, кто недо-
оценил Брежнева, его способность сохранить власть, по-
том пришлось поплатиться. А вот люди, хорошо знавшие
нового лидера лично, такого исхода ожидали. Помню,
через несколько недель после октябрьского Пленума мой
близкий товарищ Н. Н. Иноземцев рассказал о своем
разговоре с академиком А. А. Арзуманяном, который
был хорошо знаком с будущим Первым секретарем на
войне. В доверительной беседе Арзуманян так охарак-
теризовал Брежнева: «Учить этого человека борьбе за
власть и расставлять кадры не придется».
Я, как, по-моему, и подавляющее большинство сто-
ронников курса XX съезда КПСС, беспокоился, разоча-
ровывался, но все же верил, как многие, верил, что Бреж-
нев при всех его очевидных слабостях все же более пред-
почтительная, чем другие, политическая фигура, коль
скоро уж сместили Хрущева. И не остается ничего ино-
го, как Брежнева поддерживать, помогать ему. Тем бо-
лее очень скоро выяснилось: курс партии толкают впра-
во прежде всего конкуренты, еще более консервативные
соперники Брежнева («слева» у него ни одного соперника
не было). Как, впрочем, и некоторые его приближенные.
Не говоря уже о консервативных деятелях, не сопер-
ничавших с Брежневым, но влиявших на политику, за-
нимая видные посты в руководстве (Кириленко, Суслов,
63
Полянский, Демичев и другие). Развертывалась настоя-
щая борьба, так сказать «за душу» самого Брежнева, ко-
торого многие хотели сделать проводником и главным
исполнителем правоконсервативного курса. Курса на реа-
билитацию Сталина и сталинщины, на возврат к старым,
весьма опасным в сложившейся обстановке догмам внут-
ренней и внешней политики.
Выбор позиции, ставший неизбежным в условиях этой
борьбы, я и мои товарищи из числа консультантов ЦК,
конечно, должны были делать сами. Но его нам облег-
чил Андропов, определившийся, поддержавший Бреж-
нева с самого начала, и не думаю, что только в силу
ставшей почти второй натурой каждого партийного
работника старшего поколения привычки поддерживать
руководство. Просто стало очевидным, что в то время
приемлемых альтернатив ему не было.
Ключевым, так сказать, исходным в сложившейся
ситуации был все-таки вопрос: во что верит, чего хочет,
что думает сам Брежнев? Первое время он был очень ос-
торожен, не хотел себя связывать какими-то заявлениями
и обещаниями, и, если бы меня спросили о его изначаль-
ной политической позиции, я бы затруднился ответить.
Может быть, Брежнев, пока не стал Генеральным секре-
тарем, даже не задумывался всерьез о большой политике,
а присоединялся к тому, что говорил сначала Сталин,
потом Хрущев,— вот и все. Такое в нашей политической
практике тех лет было вполне возможно.
Из тянувших вправо людей, близких к Брежневу, хо-
тел бы прежде всего назвать С. П. Трапезникова. В Мол-
давии он, кажется, был преподавателем марксизма. По-
мощником Брежнева стал, когда того перевели в Мо-
скву. Когда Брежнев стал Генеральным секретарем, он
выдвинул Трапезникова на пост заведующего отделом
науки ЦК. Вот тогда этот закоренелый сталинист и
получил возможность развернуться. Под стать ему был
один из помощников Брежнева, убежденный сталинист
В. А. Голиков.
Они собрали вокруг себя группу единомышленников
и объединенными усилиями, очень напористо, ловко ис-
пользуя естественную в момент смены руководства не-
определенность и неуверенность, а также, конечно, свою
близость к Брежневу, бросились в наступление. Пытаясь
радикально изменить идеологический и политический
курс партии, они особое внимание уделяли психологи-
ческой обработке самого Брежнева. Это была, так ска-
64
зать, «пятая колонна» сталинистов в самом брежневском
окружении (в него входили также К- У. Черненко и
Н. А. Тихонов, но в идеологии они большой активности
не проявляли).
Эти люди вместе с наиболее консервативными чле-
нами Президиума и Секретариата ЦК КПСС все же
смогли быстро сбить какое-то подобие общей идейно-по-
литической платформы. Во внутренних делах добивались
отмены решений XX и XXII съездов КПСС, полной реа-
билитации Сталина; отказа от выдвинутых после его
смерти новых идей и реставрации старых, сталинистских
взглядов в истории, экономике, других общественных
науках. Во внешней политике целью сталинистов было
ужесточение курса, опять же отказ от всех появившихся
в последние годы новых идей и представлений в вопро-
сах войны и мира и международных отношений. Все это
не только нашептывалось Брежневу, но и упрямо вписы-
валось в проекты его речей и в проекты партийных доку-
ментов.
Развернувшаяся атака на курс XX съезда, надо ска-
зать, встретила довольно серьезное сопротивление. Ви-
димо, сами идеи обновления, очищения изначальных
идеалов социализма от крови и грязи уже завоевали
серьезную поддержку общества. С ходу, одним махом
изменить политическую линию и политическую атмосфе-
ру в партии и стране не удалось.
На XXIII съезде вопреки требованиям сталинистов
решения предыдущих съездов отменены не были. Хбтя
но духу своему съезд был не только бесцветным, а и кон-
сервативным, и уж, во всяком случае, не сделал ни од-
ного шага вперед, но реставрации сталинизма не про-
изошло. Тогда и это многие считали победой. Сейчас это
может казаться невероятным, но само упоминание в офи-
циальных документах и речах XX и XXII съездов партии
воспринималось как свидетельство того, что «крепость»
еще не сдалась, обрело важное символическое значение.
Сохранены были и шедшие от XX съезда новшества во
внешней политике, включая понятие мирного сосущест-
вования, хотя вокруг него тоже шла острая борьба. А ле-
том 1966 года на заседании Политического консульта-
тивного комитета Организации Варшавского Договора
была одобрена идея переговоров, направленных на соз-
дание системы общеевропейской безопасности, то есть
начат путь, который через девять лет привел к Хель-
синкскому Заключительному акту.
3
Л. И. Брежнев
65
Но при сложившемся соотношении сил борьба не мог-
ла завершиться торжеством курса XX съезда. Кое-какие
плацдармы были захвачены сталинистами. Начиная с
вещей символических, но в нашем обществе, где все дав-
но научились читать между строк, тем не менее весьма
существенных. Например, имя Сталина перестало появ-
ляться в контексте критики преступлений и ошибок.
Но зато все чаще начало упоминаться в хвалебном, поло-
жительном смысле. Изменились содержание и стиль офи-
циозных статей. В них все реже рассматривались, даже
обозначались идеи и понятия, вошедшие в обиход после
XX съезда. Зато ключевыми становились слова «клас-
совость», «партийность», «идейная чистота», «неприми-
римая борьба с ревизионизмом» и т. д.— весь столь при-
вычный со сталинских времен идеологический набор.
Первая схватка закончилась как бы компромиссом.
Что-то сохранила одна сторона, но что-то получила и
другая. Консерваторы в Политбюро и в непосредствен-
ном окружении Брежнева, их приближенные нащупали
его слабости, на которых могли ловко играть. Он пона-
чалу искренне верил, что эти люди — настоящие знатоки
марксизма, которые оберегут его от ошибок, ляпсусов,
а то и подскажут какую-то стоящую мысль. И уж, во
всяком случае, помогут разобраться: соответствует ли
то или иное заявление, предложение, та или иная форму-
лировка марксистскому «священному писанию» или нет.
Это особенно волновало Брежнева, когда он стал Гене-
ральным секретарем и из-за слабой грамотности постоян-
но испытывал комплекс «марксистской неполноценно-
сти».
Но этим людям все же тогда не удалось добиться
главного, чего они хотели,— монополии на «ухо Брежне-
ва», положения «верховных жрецов» от марксизма, мо-
нополии на теоретическую, а тем более (ведь они этого
и добивались) политическую экспертизу. Здесь, думаю,
решающее значение имела в высшей мере присущая
Брежневу осторожность. Он стал искать альтернативные
мнения и точки зрения.
Вскоре начали играть все растущую роль два дру-
гих помощника Брежнева — А. М. Александров и
Г. Э. Цуканов. Александров, профессиональный дипло-
мат, был приглашен из МИД, еще когда Брежнев зани-
мал пост Председателя Президиума Верховного Совета
СССР. Более высокий, чем у других, окружавших руково-
дителя, интеллект, политическая порядочность помогли
66
Александрову как минимум нейтрализовать наиболее
оголтелые атаки крайних консерваторов на внешнеполи-
тическом направлении. Во всяком случае, там, где сам
он занимал прогрессивную позицию (в некоторых вопро-
сах Александров, на мой взгляд, был достаточно консер-
вативен).
Что касается Цуканова, то он был инженер-метал-
лург, в прошлом директор крупного завода в Днепро-
дзержинске. Когда Брежнева назначили вторым секре-
тарем ЦК КПСС, он сорвал Цуканова с места, чтобы
тог помогал ему в делах, связанных с общим руководст-
вом оборонной промышленностью. После того как Бреж-
нев занял пост Генерального секретаря, Цуканов, функ-
ции которого стали более широкими, начал помогать ему
в экономических, а со временем и в других делах. И для
этого (сказалась, видимо, привычка руководителя круп-
ного деля, каким был завод) привлекал в качестве экс-
пертов специалистов, которым склонен был доверять. Не
могу сказать, чтобы у него с самого начала были четкие
идейно-политические позиции по вопросам, вокруг кото-
рых развертывалась особенно острая борьба,— о Стали-
не и курсе XX съезда, о мирном сосуществовании и дру-
гих; он раньше просто стоял от них в стороне. Но быстро
определился. Не в последнюю очередь потому, что, лич-
но зная многих консерваторов, роившихся вокруг БреЖ'
йена, относился к ним с глубокой антипатией. Может
быть, это заставляло его искать людей, определенным
образом настроенных, нередко спрашивая совета и у Ан-
дропова, которому очень доверял. В число тех, кого при-
влекали для выполнения заданий Брежнева либо для
рецензирования поступающих к нему от других помощ-
ников материалов, попали Н. Н. Иноземцев, А. Е. Бовин,
В. В. Загладин, автор этих воспоминаний, а также
Г. X. Шахназаров, С. А. Ситарян, Б. М. Сухаревский,
А. А. Аграновский и некоторые другие.
И тогда и, естественно, потом я не раз задавал себе
вопрос: а что думал сам Брежнев, каковы были его убеж-
дения? Не мог же он сохранить свои представления в ви-
де tabula rasa—нетронутого листа, на котором другие
могли писать что им заблагорассудится. Ведь ему было
уже под шестьдесят, и он прошел, притом на весьма от-
ветственных постах, почти через все главные политичес-
кие события своего времени.
Вот здесь-то и заключен один из (используем изве-
стное американское выражение) «грязных маленьких
67
секретов» — один из феноменов нашего (а точнее, того)
времени. Это сформировавшийся при Сталине, затем фор-
мировавшийся примерно так же при Хрущеве, а затем
при Брежневе тип руководителя, который политическим
деятелем вовсе не является. Командно-административ-
ной системе-дшлитические деятели, исключая верховного
вождя не нужны, наоборот, они ей противопоказаны.
Типичным рукбТО^телё^Гста^овится функционер, чи-
нобникТ^совершёнстве овладевший правилами аппарат-
ной игры. Он не очень образован, подчас, несмотря на
диплом о высшем образовании, почти безграмотен, с
марксизмом знаком в объеме «Краткого курса» и сталин-
ской политграмоты, нетерпим к инакомыслию, к новым
идеям. Твердых идеологических и политических принци-
пов у деятелей этого типа чаще всего нет— иначе в пору
бесконечных ломок и перемен они бы просто не уцелели.
Все это, разумеется, не исключает у них большего или
меньшего здравого смысла, большей или меньшей жиз-
ненной мудрости, личной доброжелательности к людям
(если, конечно же, это не соперники), большей или мень-
шей любознательности.
Вот к такому типу руководителей принадлежал и
Брежнев. Притом — рискую здесь вступить в спор со
многими — был отнюдь не худшим из них, во всяком
случае, в первые годы своего руководства партией и
страной.
Но я забежал вперед. Возвращаясь к теме о борьбе
за «душу» нового лидера в первые месяцы и годы после
октябрьского Пленума ЦК КПСС, хотел бы сказать, что,
став Первым секретарем ЦК КПСС, Брежнев неизбежно
начал меняться. Полагаю, что вообще разница в ответ-
ственности, в мироощущении и, конечно же, в подходе к
политике между первым человеком в стране и остальны-
ми руководителями гораздо больше, чем, скажем, между
членами Политбюро и аппаратными чиновниками не
только высокого, но даже и среднего ранга. Причины
этой разницы неоднозначны. Одна из них — власть, ог-
ромная власть и ее влияние на личность. А другая — от-
ветственность. Когда дело доходит до окончательного ре-
шения, надо сказать «да» или «нет», перекладывать от-
ветственность просто не на кого. Именно на этой грани
мнение «лидера номер один» превращается в политику,
слова — в дела, затрагивающие интересы и судьбы мно-
жества людей, страны, а иногда и международного со-
общества.
68
Став Первым секретарем ЦК КПСС, Брежнев с не-
малым трудом прдвыкал к своей новой ответственности,
проникался пониманием того, какое огромное бремя лег-
ло на его плечи. И хотя столь высокое положение ему,
несомненно, очень нравилось, поначалу были и робость,
и осторожность, и боязнь ошибиться. Его, конечно, очень
серьезно обременял старый, скудный интеллектуальный
багаж, провинциальные взгляды на многое, узкий, даже
мещанский, обывательский кругозор (потом все это сыг-
рало очень дурную роль). Самонадеянность появилась
позже, и не без помощи „подхалимов, ставших со сталин-
ских времен, пожалуй, самой большой угрозой для по-
литического руководства страны? собственно, для руко-
водства па любом уровне. А о поразивших его еще поз-
же болезни, старости, даже маразме разговор особый.
В первые два-три года после октябрьского Пленума
Брежнев, хотя еще и верил своим прежним советникам,
начал понимать, что не может полагаться лишь на них,
что он должен радикально расширить круг получаемой
информации, знакомиться с мнениями (притом различ-
ными мнениями) большего количества самых разных лю-
дей. В то время Брежнев действительно многим интере-
совался и охотно слушал то, что ему говорили (читать
он не любил, письменный текст воспринимал хуже уст-
ного, потому и направляемые ему записки чаще всего
просил читать вслух). И — из песни слова не выки-
нешь— кое-что воспринимал. Здесь, правда, существо-
вала любопытная закономерность: воспринимал то, что
относилось к сферам, в которых он считал себя несведу-
щим,— внешней .политике, в какой-то мере в вопросах
культуры, даже в идеологии и марксистско-ленинской
теории. Зато был убежден, что прекрасно знает сельское
хозяйство, да и вообще практическую экономику, а так-
же военные вопросы. И очень хорошо разбирается в лю-
дях, в кадрах, знаток партийной работы. На все эти те-
мы, как я заметил, говорить с ним, пытаться его пере-
убедить было почти бессмысленно.
Как бы то ни было, общими, хотя и разрозненными
усилиями значительного числа людей удалось серьезно
ослабить влияние на нового Генерального секретаря наи-
более воинственных сталинистов, включая как отдель-
ных членов Политбюро, так и доморощенных теорети-
ков из свиты. Давалось это в упорной борьбе.
Одна из самых острых схваток, в которых я участво-
вал, разгорелась вокруг текста речи, которую он должен
69
был произнести в ходе своей первой в новом качестве
поездки в Грузию, в начале ноября 1966 года (для вру-
чения ордена республике, конечно). Первоначальный ва-
риант речи был подготовлен под руководством Трапез-
никова и Голикова и их грузинских друзей. Он представ-
лял собой совершенно бессовестную попытку возвеличить
Сталина и снова провозгласить его великим вождем. По-
лучив текст, Брежнев передал его Цуканову на «экс-
пертизу». Цуканов же хорошо понял, какой скандал мо-
жет вызвать такая речь, и попросил меня дать разверну-
тые замечания. Я это сделал. В тот же день он сказал,
что назавтра в 9 утра меня приглашает Брежнев.
Подумав, я решил, что наиболее эффективным спо-
собом доказательства будут не призывы к политической
порядочности (разве можно, разоблачив Сталина как
преступника, его теперь восхвалять?) и не абстрактные
рассуждения о вреде культа личности и его несоответ-
ствии марксизму, а предельно предметные аргументы о
пагубных практических последствиях такого выступле-
ния нового лидера для него самого, для партии и стра-
ны. Первый аргумент сводился к тому, что такая речь
вызовет серьезные осложнения в ряде социалистических
стран. В двух из этих стран, решился я напомнить Бреж-
неву, лидерами стали люди, в свое время заключенные
Сталиным в тюрьму и чудом оставшиеся в живых,— Ка-
дар в Венгрии и Гомулка в Польше. Что ж, там снова
менять лидеров? Ведь этого местные сталинисты непре-
менно захотят. Неужто Брежневу нужны такие ослож-
нения? Второй аргумент — реакция компартий Запада.
Они с трудом, а кое-где с немалыми издержками перева-
рили XX съезд. Что ж им теперь делать? И третий аргу-
мент— внутренний. Я не поленился выписать из стено-
граммы XXII съезда партии самые яркие высказывания
против Сталина людей, еще состоящих при Брежневе в
Политбюро, секретарей ЦК (в том числе Шелепина, Сус-
лова, Подгорного, Мжаванадзе). Как же они, совсем не-
давно клеймившие Сталина, требовавшие вынести его
труп из Мавзолея и воздвигнуть памятник его жертвам,
после такой речи нового генсека будут выглядеть в гла-
зах партии, широкой советской и зарубежной обществен-
ности? Как будут смотреть в глаза людям? Или това-
рищ Брежнев специально хочет их дискредитировать?
Да ведь и сам Брежнев участвовал во всех съездах
партии, начиная с XIX, и с того же съезда был членом
ЦК КПСС.
70
С тем я и пришел к Брежневу. Единственной неожи-
данностью было то, что, когда мы с Цукановым зашли в
кабинет, поздоровались и сели, Брежнев предложил: «А
не позвать ли нам еще Андропова?» И тут же его вы-
звал. Так что всю «домашнюю заготовку» я выкладывал
уже обоим: и Брежневу, и Андропову.
Чувствовалось, что аргументы произвели впечатление,
Брежнев выглядел все более озабоченным, время от вре-
мени обращался к Андропову: что думает тот? Андропов,
по-моему, очень удачную выбрал тактику. Он каждый
раз повторял примерно следующее: конечно, Георгий Ар-
кадьевич горячится, в чем-то, может, и пережимает, пре-
увеличивает, но такого рода издержки, наверное, неиз-
бежны. И добавлял какие-то свои, подчас очень весомые
соображения.
В конце концов Брежнев поручил нам троим спешно
подготовить новый вариант речи. Не скажу, что он по-
лучился глубоким по мысли, богатым новыми идеями.
По имя Сталина там упоминалось (большего я здесь
сделать просто не мог) только один раз — в перечне ор-
ганизаторов революционной борьбы в Грузии. Зато на-
ряду с этим упоминался и XX съезд. По тем временам,
особенно с учетом того, что в Грузии тогда были очень
сильны настроения в пользу реабилитации Сталина, это
было подтверждением прежнего курса в отношении всей
проблемы Сталина и сталинизма.
Тогда — в 1965—1967 годах — мне казалось, что при
всей противоречивости, неопределенности обстановки
шансы на выправление политического курса возрастают.
Увы, в 1968 году свершился поворот вправо, во всяком
случае, во внутренних делах. Не в смысле той фор-
мальной реабилитации Сталина и осуждения решений
XX съезда, словом, всего, чего поначалу, сразу после ок-
тябрьского Пленума, добивались сталинисты. Произошло
другое. Ужесточилась политика, стали «закручивать гай-
ки» в идеологии, культуре и общественных науках, за-
метно ухудшалась психологическая и политическая атмо-
сфера в стране.
Рубежом поворота, если не одной из его важных при-
чин, стали события в Чехословакии. Уже с января
1968 года руководство начало нервничать (это я знаю
больше по свидетельствам товарищей: сам с декабря
1967 года ушел из аппарата ЦК, занялся созданием Ин-
ститута США и до осени следующего года контактов с
Брежневым не имел).
71
Враждебность вызывал сам курс реформ, на который
вступила Чехословакия. Это недоброжелательство навер-
няка было замечено в Праге. И, по-моему, изрядно ради-
кализировало изначально умеренно-реформаторское ру-
ководство партии и страны, толкало его к тем, кого по-
том называли ревизионистами и контрреволюционерами.
А это, в свою очередь, вызывало нарастающую подозри-
тельность и недоверие в СССР и других странах Вар-
шавского Договора. Так, по спирали, мне кажется, и рас-
кручивались события вплоть до драматической развязки.
Как принималось роковое решение о вводе войск, я
не знаю. По свидетельству людей, которым верю, Бреж-
нев очень долго его оттягивал, колебался, не хотел при-
бегать к применению силы, просто боялся последствий.
Наверное, к более решительным действиям его побуж-
дали некоторые другие представители руководства. Осо-
бую ретивость, как я слышал, проявлял Шелест, а также
Устинов (Суслов, рассказывают, держался осторожнее,
возможно, в связи с тем, что на осень было намечено
международное Совещание коммунистических и рабо-
чих партий). Но в конце концов за ввод войск высту-
пили все. Ни один человек не возразил. Это я знаю точ-
но. Так же как и то, что к вооруженному вмешательству
подталкивали некоторые зарубежные лидеры, в частно-
сти В. Гомулка и В. Ульбрихт, тоже, наверное, боясь, что
реформы в Чехословакии окажутся «заразительными».
Несомненно, большую роль в принятии рокового ре-
шения сыграли укоренившиеся идеологические стереоти-
пы, согласно которым любой отход от твоих собствен-
ных представлений о том, что подобает социализму, а что
нет, равнозначен предательству, преступлению. Думаю,
Брежнев в полной мере разделял эти стереотипы, дал себя
убедить, что предаст дело социализма, если не вмешает-
ся в ход событий. Заслуживающий полного доверия това-,
рищ вспоминал, как в июле 1968 года, соглашаясь с тем,
что надо продолжать поиск политического решения, ис-
пользовать любой предлог, чтобы уклониться от приме-
нения военной силы или хотя бы отложить его, Брежнев
сказал: если в Чехословакии победят «ревизионистские»
тенденции, он будет вынужден уйти в отставку с поста
Генерального секретаря ЦК КПСС — «ведь получится,
что я потерял Чехословакию».
Словом, с одной стороны, события в Чехословакии
очень негативно повлияли на политическое развитие на-
шей страны, а с другой — нетерпимость в значительной
72
мере объяснялась тем, что происходило у нас дома, кон-
сервативным сдвигом после октябрьского Пленума ЦК.
С середины 70-х годов, видимо, полностью исчерпал*
себя тот потенциал движения вперед, который наше об-
щество обрело в результате XX съезда КПСС. Я имею
в виду не только возможности пришедшего к власти в
1964 году руководства, они, наверное, иссякли раньше,
но и политические и экономические структуры, тем бо-
лее что в сфере политики даже не искали путей к обнов-
лению унаследованных от прошлого механизмов. А в эко-
номике реформа прожила очень недолго и вскоре смени-
лась самым сильным за послесталинскую историю раз-
гулом привычных административно-командных, бюро-
кратических методов хозяйствования. Нежизнеспособный
административно-командный организм, рожденный ста-
линской деспотией, медленно, на глазах угасал, хотя не
утихали громовые рапорты об успехах и овации офици-
ального ликования.
Эти гибельные процессы нашли свое поистине симво-
лическое выражение в личной судьбе руководителя. В но-
ябре 1974 года Брежнев заболел, и в течение восьми лет
наша страна жила в ненормальной, едва ли имеющей
прецеденты ситуации — с руководителем, уже не способ-
ным удовлетворительно выполнять даже свои элементар-
ные функцицДА ведь во всех основных чертах сохрани-1
лась структура политической власти, унаследованная от
сталинских времен и предусматривавшая, что решения по
сколько-нибудь важным вопросам принимаются на са-
мом высоком .уровне, в конечном счете «самим». Тради-
ции и реальная политическая обстановка практически
исключали возможность «нормальной» замены лидера.
Да и на кого было его менять — на Суслова, Кириленко
или Черненко? Такая «безальтернативность» отнюдь не
случайна: механизмы, созданные еще в период культа
личности, не только концентрировали власть в руках ру-
ководителя, но и последовательно, целеустремленно «вы-
бивали» его сильных соперников уже на очень дальних
подступах.
О болезни Брежнева много я сказать не могу — тогда
это был большой государственный секрет. А потом как-
то я не решался расспрашивать врачей, может быть, про-
сто из уважения к врачебной тайне. Но вот то, что я
знаю. В ноябре 1974 года на военном аэродроме близ
Владивостока, едва успев проводить президента США
Форда, Брежнев почувствовал себя плохо. Посещение
73
города, где на улицы для торжественной встречи вышли
люди, отменили. Больного усиленно лечили в специаль-
ном поезде, на котором он должен был ехать во Влади-
восток. И все же на следующий день Брежнев отправил-
ся, как было запланировано, в Монголию. Вернувшись
оттуда, он тяжело и долго болел, настолько долго, что это
дало толчок первой волне слухов о его близящемся уходе
с политической сцены. С того времени Брежнев жил,
«царствовал», хотя не всегда управлял, еще восемь лет.
Временами его здоровье несколько улучшалось, но
он уже никогда не приходил в нормальное работоспособ-
ное состояние, болезнь неуклонно прогрессировала — это
было видно всем окружающим. Он быстро уставал, ут-
рачивал интерес к предмету обсуждения, все хуже гово-
рил, терял память. К концу жизни даже самые элемен-
тарные вещи к предстоящим беседам и протокольным
мероприятиям для Брежнева заранее писали — без та-
ких «шпаргалок» он уже просто не мог обойтись.
Опасность серьезных ошибок в политике возросла —
и ошибки эти не заставили себя ждать.
Начну с внешней политики.
В середине 70-х годов «забуксовали» переговоры с
США по ограничению стратегических вооружений. Ко-
нечно, виновниками были не одни мы. Во время влади-
востокской встречи в верхах в ноябре 1974 года была
достигнута договоренность об основных параметрах бу-
дущего соглашения. Но в 1975—1976 годах президент
Форд, возможно в ожидании предстоявших выборов, не
проявлял настойчивости, колебался, а его государствен-
ный секретарь Киссинджер то громогласно заявлял, что
договор ОСВ-2 будет подписан до выборов, то терял к
переговорам интерес. Словом, внутриполитические расче-
ты брали верх над внешней политикой. А когда к власти
пришел новый президент — Дж. Картер, он и его окруже-
ние попытались в переговорах «начать партию» с само-
го начала, что тоже прибавило трудностей. Немало ос-
ложнений возникало и в результате американской по-
литики в региональных конфликтах и ситуациях. И все
более серьезным раздражителем в советско-американ-
ских отношениях стали попытки части конгресса США,
некоторых деятелей в правительстве, средств массовой
информации активно использовать в политике проблему
прав человека.
Но то была лишь одна сторона дела. Другая, не ме-
нее важная, определялась нашими политическими слабо-
74
стями. Среди них особенно существенными мне пред-
ставляются две. Одна — сбои, неверные идеологические
подходы к некоторым важным проблемам внешней по-
литики. И другая — преувеличение роли военного фак-
тора в политике, приведшее к становлению и укреп-
лению весьма влиятельного военно-промышленного
комплекса, контроль над которым, по существу, был
утрачен.
Пережитки «революционаристской» идеологии, остат-
ки прежней веры в идеи «экспорта» революции приняли
к тому времени форму и силу определенной политиче-
ской доктрины — о нашем долге оказывать освободитель-
ным движениям различные виды помощи, включая пря-
мую военную. Эти идеи, уходящие корнями в революци-
онный романтизм, свойственное на каких-то стадиях
многим великим революциям мессианство причудливым
образом переплетались с имперскими притязаниями и
амбициями. При таком крутом «замесе» тех и других
мотивов в ряде ситуаций становилось все труднее точно,
верно и трезво оценивать, насколько государственная по-
литика соответствует национальным интересам.
Все это с середины 70-х годов заметно давало себя
знать, особенно в отношении к странам «третьего мира»,
где действительно еще шли освободительные войны и су-
ществовал империалистический гнет. Как раз в этом по-
литическом регионе тогда начались весьма драматиче-
ские события, послужившие одной из причин свертыва-
ния разрядки.
Первым из таких событий стала, пожалуй, посылка
кубинских войск в Анголу для поддержки одной из сто-
рон— партии МПЛА — разгоревшейся там политиче-
ской и вооруженной борьбы, определявшей, кто будет у
власти после ухода португальских колонизаторов.
Осенью (то ли в ноябре, то ли в декабре) 1975 года
в Завидово собрались работники ЦК, МИД СССР, а так-
же ученые, которых привлекли к подготовке документов
XXV съезда КПСС. В ходе обсуждения внешнеполити-
ческого раздела будущего доклада разговор зашел о
только заваривавшихся событиях в Анголе. Я сказал
Брежневу, что, по моему мнению, участие там кубинских
войск и наша помощь в обеспечении этой операции могут
обойтись очень дорого, ударят по основам разрядки. Мо-
им главным оппонентом сразу же выступил А. М. Алек-
сандров, возразивший, что ему Ангола напоминает
Испанию в 1935 году и мы просто не можем остаться
75
в стороне. Брежнев заинтересовался завязавшимся диа-
логом и сказал:
— Представьте себе, что вы члены Политбюро, спорь-
те, а я послушаю.
К такому приему — вызвать на спор и послушать —
он прибегал не раз. Присутствовали Андропов, Инозем-
цев, Бовин, Загладин, но не вмешивались.
Мои доводы сводились в основном к тому, что мы, ко-
нечно, вправе, даже связаны моральным долгом помогать
национально-освободительному движению. Наверно, нет
сомнений, что самый достойный представитель этого дви-
жения в Анголе — МЙЛА. Но есть ведь разные формы
помощи. Политическая поддержка не вызывает сомне-
ния, возможна и экономическая помощь, нельзя исклю-
чать даже, скажем, помощи оружием. Но участие в воен-
ных действиях подразделений регулярных вооруженных
сил иностранной державы радикальным образом меняет
ситуацию. Американцы только что ушли из Вьетнама, а
тут мы и наши друзья в совершенно новой ситуации, в
условиях разрядки, пытаемся возродить дурную тра-
дицию.
Александров, возражая мне, в основном приводил до-
воды идеологического характера — о нашем интернацио-
нальном долге, о том, что мы не можем от него уклонять-
ся. В какой-то момент Брежнев, слушавший довольно
внимательно, нас прервал и, обратившись ко мне, ска-
зал, что понял, что я имею в виду,— участие регулярных
вооруженных сил в военных действиях за рубежом будет
противоречить Хельсинкскому акту. Я, разумеется, живо
согласился с ним. Но тут Александров привел совершен-
но неожиданный для меня довод:
— А помните, Леонид Ильич, как вели себя амери-
канцы во время индо-пакистанского конфликта?
Брежнев очень эмоционально отреагировал, сказал о
политике США что-то резкое и вдруг как-то сразу погас,
«выключился»,— это с ним после болезни все чаще слу-
чалось. А через минуту сказал:
— Ну, вы спорьте, а я пойду к себе.
На этом спор и закончился.
Хотя США отреагировали на развитие событий нега-
тивно, это до поры не привело к видимым последствиям.
Ведь снижение уровня доверия не так легко сразу за-
метить. Что касается самой Анголы, то поначалу могло
показаться, что цели достигнуты — к власти пришла
МПЛА, у страны вроде бы появилось стабильное прави-
76
тельство, был открыт путь к ее самостоятельному разви-
тию. Казалось также, что кубинские войска в Анголе
долго не задержатся. Едва ли можно было тогда предпо-
лагать, что им придется оставаться там, вести бои, нести
потери еще полтора десятка лет. Не говорю уже о мо-
ральных издержках, обычных для такого рода войн,
включая коррупцию части тех, кто воинским континген-
том командовал.
К сожалению, я оказался прав. Ангола открыла це-
лую серию аналогичных акций. Мы смело зашагали по
этому накатанному пути, на деле же — по ступеням эска-
лации: Эфиопия, Йемен, ряд африканских стран, нако-
нец, Афганистан.
Кульминацией стал, конечно, Афганистан.
Допускаю, что из четырех человек, принявших реше-
ние, двое не предвидели его последствий (Брежнев из-
за болезни, Устинов из-за политической ограниченно-
сти). Но как могли совершить такую ошибку Громыко и
особенно Андропов, этого я не в силах понять.
Впрочем, раз уж мы встали на путь силовых вмеша-
тельств, подталкивания событий военной рукой, так и
должно было продолжаться вплоть до крупной неудачи,
провала, как это было с американцами во Вьетнаме.
И может быть, приходила мне потом шальная мысль,
именно то, что мы увязли в Афганистане, помогло удер-
жаться от вмешательства в Польше в 1980 году? А такое
вмешательство привело бы к поистине катастрофическим
последствиям.
Подводя итог, скажу: политикой военных вмеша-
тельств и «полувмешательств» в дела ряда стран мы во
второй половине 70-х годов создали себе репутацию экс-
пансионистской державы, сплотили против себя многие
государства и нанесли сокрушительный удар по разряд-
ке. В те же годы беспрецедентными темпами разверну-
лось военное строительство; с полной силой, азартно мы
включились в гонку вооружений. И все это в условиях
разрядки, начинающей приносить первые результаты,
да еще перед лицом растущих экономических трудно-
стей.
Логическому объяснению это не поддается. У меня
только один ответ на вопрос о главной причине бед.
Полная бесконтрольность, всевластие военно-про-
мышленного комплекса, набравшего силу и влияние и
ловко пользующегося покровительством Брежнева, его
слабостями и тем, что он не очень хорошо понимает суть
77
проблем. А военные имеют монополию на «ухо» руковод-
ства, только они разъясняют и обосновывают ему свои
программы. Конечно, я далек от того, чтобы винить од-
них только генералов, адмиралов и генеральных конст-
рукторов,— отсутствие должного политического контроля
над руководством вооруженными силами и военной про-
мышленностью имело более глубокие корни в политиче-
ской истории страны, отсутствии демократических инсти-
тутов.
Брежнев, судя по всему, с самого начала видел в во-
енных очень важную основу своей власти. И уже по-
этому старался давать им все, что они просили. Под стать
Брежневу вел себя Устинов, при котором военные дела
полностью вышли из-под политического контроля. Бреж-
нев ни в чем ему не отказывал, а остальные (в том числе
Громыко и, мне кажется, Андропов) опасались, боялись
вмешиваться, портить отношения с военными. Немалую
роль сыграло и то, что некоторое время Брежнев был
секретарем ЦК, отвечавшим за оборонную промышлен-
ность, и попал под очень сильное влияние руководителей
военной индустрии. Были здесь и чисто сентиментальные
нюансы, усилившиеся с возрастом и болезнью. Он особо
гордился годами, которые провел на военной службе,
считал себя чуть ли не профессиональным военным. И
придавал огромное значение всевозможной мишуре, пи-
тал пристрастие к воинским званиям и орденам, серьез-
но подорвавшее его репутацию.
Однако в ряде случаев Брежнев не только возражал
военным, но и вступал с ними в конфликт. Так произо-
шло, например, во время принятия решения о договоре
ОСВ-1. На Политбюро с возражениями против уже со-
гласованного текста выступил тогдашний министр обо-
роны Гречко, заявив, что как человек, отвечающий за
безопасность страны, не может поддержать договор.
Брежнев, как председатель Комитета обороны и Главно-
командующий, вполне резонно считал, что за безопас-
ность страны отвечает прежде всего он, и настоял на по-
ложительном решении Политбюро, резко выступив про-
тив Гречко. Позднее Брежнев рассказывал группе това-
рищей в моем присутствии, что Гречко приезжал к нему
извиняться. Брежнев — так, во всяком случае, он расска-
зывал — заявил:
— Ты обвинил меня в том, что я пренебрегаю инте-
ресами безопасности страны, на Политбюро, а извиня-.
ешься с глазу на глаз.
78
Во время визита Форда в конце 1974 года, когда об-
суждались общие рамки договора ОСВ-2, у Брежнева
тоже был длинный, очень острый и громкий спор с воен-
ным руководством по телесвязи «ВЧ». Об этом я знаю
как от наших участников, так и от американцев, расска-
завших, что в решающий момент обсуждения советский
лидер выставил всех из кабинета и чуть не час говорил
по телефону, да так громко и эмоционально, что было
слышно даже через стены и закрытые двери.
Во второй половине 70 — начале 80-х годов разверну-
лась беспрецедентная пропаганда милитаризма, безза-
стенчивая спекуляция на священной для советских лю-
дей теме Великой Отечественной войны. Мемуары, поток
псевдохудожественной литературы, многосерийные филь-
мы и телевизионные передачи, строительство громоздких,
безумно дорогих монументов, введение в обиход всевоз-
можных церемониалов, почетные караулы, вооруженные
автоматами школьники у памятников и солдатских захо-
ронений... И все это не в обстановке нависшей военной
угрозы, а в период разрядки.
И еще один фактор, способствовавший подрыву раз-
рядки во второй половине 70 — начале 80-х годов,— бо-
лезнь Брежнева. Когда серьезно и долго болеет лидер
страны, так серьезно и долго, что раз за разом прокаты-
вается волна слухов о его близящейся кончине и возмож-
ных преемниках, очень большую власть забирает высший
эшелон бюрократии. В том числе военный.
Мне кажется, будь Брежнев в нормальном состоянии,
он не дал бы, например, согласия строить Красноярскую
радиолокационную станцию. Тем более что Министерство
обороны, вносившее вопрос «наверх», не скрывало, что
ее местоположение нарушает договор ОСВ-1 (которым
Брежнев, кстати, очень — и по праву — гордился).
В последние годы жизни Брежнева на решения воен-
ных, по существу, некому было и жаловаться. Делались
прямо-таки невероятные нелепости — скажем, своего ро-
да помешательство с устройством нашей гражданской
обороны, огромными затратами на нее, вызвавшими оче-
редной приступ военного психоза в США.
В конце 70 — начале 80-х годов мы, по существу,
участвовали в размонтировании разрядки, помогли ее
противникам в США и других странах НАТО начать вто-
рую «холодную войну». Мало того, наша внешняя (как,
впрочем, и внутренняя) политика в эти годы оказала за-
метное воздействие на расстановку политических сил,
79
укрепила позиции правых и крайне правых в США и ря-
де других западных стран.
Словом, к 1982 году наша внешняя политика пришла
с весьма плачевными результатами. Вовсю бушевала
«холодная война», гонка вооружений достигла невидан-
ной интенсивности.
Перелом к худшему в развитии экономики поддает-
ся точной датировке. Восьмая пятилетка была успешной.
С девятой начался упадок.
Было ли это неожиданностью?
В общем, нет. Ни для специалистов, ни даже для ча-
сти руководства. Дискуссии по проблемам экономики
шли с начала 60-х годов. Из них родилась реформа. Не-
смотря на успех восьмой пятилетки, на XXIV съезде
был, как известно, поставлен целый ряд принципи-
альных вопросов экономического характера. О том, что
исчерпаны экстенсивные факторы роста и надо пере-
ходить к интенсивным, о необходимости повысить роль
экономических рычагов и улучшить управление хо-
зяйством. Был даже изложен в виде довольно прозрач-
ного намека план серьезного сокращения числа мини-
стерств.
Вскоре после съезда (под воздействием сигналов тре-
воги, исходивших от ряда ученых, в том числе исследо-
вателей мировой экономики) было принято решение
провести специальный пленум ЦК по проблемам научно-
технической революции. Если бы его не испугались про-
вести, серьезно отнеслись к уже разработанным предло-
жениям, он мог бы сыграть заметную роль в развитии
экономики. Этот несостоявшийся пленум, так же как и
неосуществленная реформа 1965 года, были двумя предо-
ставленными нам историей возможностями начать ради-
кальные преобразования в относительно нормальной,
даже благополучной ситуации — преобразования, так
сказать, «с позиции силы». Но возможности эти исполь-
зованы не были.
И здесь вполне уместен второй вопрос: почему были
упущены эти возможности и ценное время, почему мы
так непростительно затянули с наведением порядка в
своем экономическом доме?
Главная причина (сейчас, когда началась перестрой-
ка, это особенно высветилось) состоит в том, что к ра-
дикальным переменам не были готовы ни руководство,
80
ни значительная часть народа. Административно-команд-
ная система породила особый склад экономического и
управленческого мышления, коренящийся в эпохе «во-
енного коммунизма». Такие «чуждые социализму» кате-
гории, как рынок или признание множественности форм
собственности, долгое время воспринимались враждебно.
Кроме того, жестоко мстили за себя тоталитарные
традиции, помешательство на пропаганде успехов, неу-
емное желание говорить только приятное: истинная кар-
тина экономики была скрыта от общества. Конечно, ру-
ководство знало много больше, чем широкая публика.
Но даже при желании трудно было уяснить правду. Ис-
кажение фактов начиналось с приписок на рабочем ме-
сте, на предприятии, в совхозе и колхозе. Вся статистика
была подстроена «под систему», под главную потреб-
ность управляющих — рапортовать об успехах; она, не
вдаваясь в сложности, охватывала лишь количественные
показатели, не учитывала в должной мере качества, по-
терь, издержек, не исключала двойной счет и т. д. Самое
интересное: начальство об этом знало или, во всяком
случае, догадывалось. Но ни желания, ни настойчивости
докопаться до правды не проявляло. Драматизма, нара-
ставшей остроты ситуации руководство не ощущало. Я и
мои коллеги, много лет участвовавшие в подготовке став-
ших тогда традиционными пленумов ЦК по плану и бюд-
жету на очередной год, могли судить об этом по доку-
ментам, которые к нам поступали, а также по характе-
ру дискуссии о плане на Политбюро. Не помню, чтобы
там поднимались самые важные, коренные вопросы хо-
зяйствования— в основном речь шла о довольно мелких
межведомственных претензиях и, главное, о платежном
балансе, то есть о том, чтобы план товарооборота соот-
ветствовал денежным доходам. Если же здесь что-то не
сходилось на несколько миллиардов, предлагалось повы-
сить цены на какие-то виды товаров, чтобы «сбалансиро-
вать» план и бюджет. И это тогда, когда из года в год
десятки, если не сотни миллиардов тратились на «строй-
ки века», питали долгострой и выпуск ненужной продук-
ции, пускались по ветру ужасающими потерями (не гово-
рю уж о неведомых даже начальству в полном объеме
военных расходах).
Ну а другой причиной промедлений с реформами бы-
ло то, что все увеличивавшиеся дыры в народном хо-
зяйстве затыкали, варварски расхищая природные бо-
гатства страны, экономя на охране окружающей среды
81
и социальных расходах. Важнейшим резервом затыка-
ния дыр стал экспорт нефти (а потом и газа).
Доминирующим, подавляющим все остальные стрем-
ления тех, кто определял политику и на все влиял, стало
не развитие общества, а глухая оборона от перемен, кон-
сервация положения вещей, сложившегося к середине
70-х годов, иными словами — сохранение любой ценой,
любыми усилиями «статус-кво». Совершенно естествен-
но, что именно в этом состоял «заказ», директива госу-
дарственных и партийных органов науке и культуре,
средствам массовой информации. Они должны были по-
могать или хотя бы не мешать, не замечать обостряв-
шиеся трудности и проблемы, подменять усложнявшуюся
действительность иллюзиями стабильности, успехов, про-
гресса. Потому и исчезали последние островки гласности,
зато росла сфера секретности.
В результате в этот период выработался совершенно
определенный политический стиль — крайне осторожный,
замедленный, ориентированный не так на решение на-
сущных задач, как на то, чтобы не нарушить собственно-
го равновесия. Социальных и национальных проблем,
экологических угроз, упадка образования и здравоохра-
нения, бедственного положения значительной части чле-
нов общества — всего этого как бы не существовало.
Такая политика вела к сохранению и даже усугуб-
лению приниженного положения представительных ор-
ганов, все новым ущемлениям демократии. И хотя до
массовых репрессий дело не дошло, политика «статус-
кво» в ситуации, когда перемены назрели, все же неумо-
лимо требовала массированных мер принуждения и за-
пугивания. Как конкретно использовался широкий на-
бор средств расправы и устрашения, рассказывать не
буду — эта неприглядная страница нашей истории доста-
точно выразительно написана жертвами и очевидцами.
Непосредственной мишенью репрессивной политики
были сотни, ну, может быть, тысячи людей, но их выяв-
ление и преследование потребовали серьезно активизиро-
вать всю деятельность органов, называемых «тайной по-
лицией». Это не могло пройти незамеченным. Подслуши-
вания, доносов начинали опасаться все. Даже весьма вы-
сокопоставленные люди, когда разговор в их кабинете
становился острым, делали красноречивый жест в сто-
рону телефона или потолка и тут же переходили на дру-
гую тему.
82
Использование карательного аппарата для проведе-
ния консервативной политики не сводится к преследова-
нию инакомыслящих, борьбе с диссидентами. Нежела-
тельным, опасным для системы становился не только,
так сказать, политический оппонент,— каждый, кто сво-
ей деятельностью, желанием что-то изменить, найти не-
ординарное решение проблем бросал ей вызов. Ибо его
Энергия, его успех были равнозначны осуждению без-
делья, ошибок, плохой работы окружающих. И потому
его пытались укоротить, срезать, затоптать. Уголовные
преследования нередко становились и орудием рас-
правы начальства с неугодными, непослушными, строп-
тивыми.
Но хватало и чисто политических «операций». Вспо-
минаю о трудностях, которые переживал Институт миро-
вой экономики и международных отношений АН СССР.
«Ножи» на этот институт точили давно. И не только по-
тому, что там работало немало творческих, прогрессив-
ных ученых. Институт и его тогдашний директор акаде-
мик Н. Н. Иноземцев были ближе, чем многие другие, к
политике, к людям, которые ее формировали, а потому
казались кое-кому особенно опасными.
По-настоящему крупные неприятности разразились
«под занавес» застоя — в 1982 году.
Весной органы КГБ арестовали двух молодых науч-
ных сотрудников — Фадина и Кудюкина. Они входили в
группу, занимавшуюся, в частности, распространением
листовок, в которых критиковалась официальная версия
событий в Польше, сочувственно оценивалась деятель-
ность «Солидарности». Обвиняли их также в несанкцио-
нированной встрече с секретарем одной из латиноамери-
канских компартий, в ходе которой они «с диссидентских
позиций» оценивали положение в СССР и политику со-
ветского руководства.
Для проверки деятельности института была образова-
на партийная комиссия во главе с членом Политбюро
Гришиным, входили в нее секретарь ЦК Зимянин, ряд
ответственных работников ЦК и МГК КПСС. Комиссия
явно стремилась ошельмовать деятельность института и
его директора.
После скоропостижной кончины Н. Н. Иноземцева от
сердечного приступа в МГК КПСС возник план распу-
стить партком института и заменить его секретаря, на-
чать новую проработку руководства и коллектива. Этот
план был близок к осуществлению.
83
Мы с Бовиным решили попытаться во время уже на-
меченной встречи с Л. И. Брежневым, хорошо знавшим
Иноземцева, поговорить об этом деле, если, конечно, со-
стояние Генерального секретаря позволит завести такой
разговор. Обстановка сложилась благоприятно. И мы
рассказали Брежневу о невзгодах, которые обрушились
на Иноземцева и, видимо, ускорили его смерть, и о том,
что на послезавтра намечено партийное собрание, где по-
стараются запачкать саму память о нем. Сказали также,
что планируется учинить погром в институте.
Брежнев, для которого, судя по его реакции, это было
новостью, спросил: «Кому звонить?» Мы, посовещавшись,
сказали: лучше всего, наверное, Гришину, который был
председателем партийной комиссии, тем более что и ди-
ректива о проведении партсобрания исходила из МГК.
Сделав знак, чтобы мы молчали, Брежнев нажал соот-
ветствующую кнопку. Тут же в аппарате раздался голос
Гришина: «Здравствуйте, Леонид Ильич, слушаю вас».
Брежнев сказал, что до него дошло (источник он не
назвал), что вокруг ИМЭМО и Иноземцева затеяно ка-
кое-то дело, даже создана комиссия по расследованию во
главе с ним, Гришиным. А теперь намереваются посмерт-
но прорабатывать Иноземцева, разбираться с партийной
организацией и коллективом. «Так в чем там дело?»
Ответ был, должен признаться, такой, какого мы с
Бовиным, проигрывая заранее все возможные сценарии
разговора, не ожидали. «Я не знаю, о чем вы говорите,
Леонид Ильич,— сказал Гришин.— Я впервые вообще
слышу о комиссии, которая якобы расследовала что-то в
институте Иноземцева. Ничего не знаю и о партсобра-
нии».
Я чуть не взорвался от возмущения, но Брежнев, пре-
дупреждающе приложив палец к губам, сказал Гриши-
ну: «Ты, Виктор Васильевич, все проверь, если кто-то дал
указание прорабатывать покойного, отмени, и потом мне
доложишь». И добавил несколько лестных фраз об Ино-
земцеве.
Когда он отключил аппарат, я не смог удержаться от
комментария: никогда не думал, что члены Политбюро
могут так нагло лгать Генеральному секретарю! Бреж-
нев только ухмыльнулся. Возможно, он считал такие си-
туации в порядке вещей. Нас с Бовиным обуревали сме-
шанные чувства. С одной стороны, мы были рады, что
удалось предотвратить плохое дело. А с другой —
озадачены ситуацией наверху и моральным обликом
84
некоторых руководителей, облеченных огромной вла-
стью.
Думаю, из сказанного выше уже понятен главный
«секрет» поразительного взлета Брежнева и столь дол-
гого пребывания его на самой вершине власти. Это — в
дополнение к счастливой случайности (человек в пра-
вильный момент оказался на правильном месте)—от-
сутствие сколько-нибудь достойных соперников. Рискнул
бы даже сказать так: общий уровень и облик окружаю-
щих (имеются в виду, конечно, лишь те, кто находился
достаточно высоко, чтобы претендовать на власть) были
такими, что на их фоне Брежнев, при всех своих очевид-
ных недостатках, выделялся определенными, пусть не
очень многочисленными достоинствами, которыми либо
в действительности обладал, либо ему их, как минимум,
приписывала молва.
Одно из этих достоинств видели в том, что он не злой,
не жестокий человек. И если сравнивать со Сталиным, а
в некоторых ситуациях и с Хрущевым—так оно и было.
«Ссылка» в послы или выход на пенсию (персональ-
ную) — это не тюрьма, не пытки, не расстрел и даже не
исключение из партии и жестокая публичная проработ-
ка, которой подвергались противники Хрущева. Правда
и то, что это был человек, в общем, простой, даже демо-
кратичный. Во всяком случае, в первые годы, когда он
еще не разучился выслушивать других, говорить спаси-
бо за помощь, даже вслух признавать, что многих вещей
не знает. Он обладал к тому же здравым смыслом, не
был склонен к крайностям, скороспелым решениям, хотя
потом это хорошее качество обратилось в противополож-
ную крайность — нерешительность и бездеятельность.
Вполне очевидными были с самого начала и многие
недостатки Брежнева. Он имел заслуженную репутацию
человека малообразованного, весьма ограниченного, не
обладающего собственным представлением о многих сфе-
рах жизни общества и политических проблемах (хотя в
этом отношении был, пожалуй, не хуже, а может, не-
сколько лучше других наших тогдашних руководителей,
таких, как Кириленко, Подгорный, Полянский). О куль-
турном уровне и потребностях этого человека даже труд-
но говорить. Если он что-то читал, то иллюстрированные
журналы; предпочтение отдавал фильмам о природе и
животных, любил «Альманах кинопутешествий»; серьез-
ные же редко мог досмотреть до конца — одно из исклю-
чений, пожалуй, «Белорусский вокзал», который его глу-
боко тронул.
Но и все это не только не мешало, но помогало голо-
вокружительной политической карьере Брежнева. Ибо не
меньший, чем некоторые достоинства, «секрет» его силы
и политического успеха был в его заурядности, в том,
что человек этот был типичен для тогдашней полити-
ческой элиты. Только такой мог выжить и преуспеть.
Вместе с тем было бы неверно представлять себе его
глупцом, примитивным функционером. Это был по-сво-
ему очень неглупый человек. И я имею в виду не только
хитрость, аппаратную ловкость, без которых он бы про-
сто пропал, не выжил в тогдашней системе политиче-
ских координат. Нет, Брежнев мог проявлять политиче-
скую сообразительность, ум и даже политическую уме-
лость. Например, сразу после октябрьского Пленума ЦК
избрал, как мне кажется, очень правильную, выгодную,
выигрышную линию поведения.
Начать с того, что он, так сказать, «работал» на
контрасте с Хрущевым. Того в последние годы на все
лады превозносили. Брежнева поначалу — нет. Тот был
очень «видим», все время мелькал — в печати, в кино,
на телеэкране. Этот (опять же поначалу) —нет. Не стро-
ил из себя «великого человека». Тем, кому доводилось
работать над его речами, не раз говорил: «Пишите про-
ще, не делайте из меня теоретика, ведь все равно никто
не поверит, что это мое, будут смеяться». И сложные,
затейливые места вычеркивал (случалось, даже просил
вычеркнуть цитаты из классиков: «Ну кто поверит, что
Брежнев читал Маркса?»).
В отличие от Хрущева он вовсе не спешил высказы-
вать по каждому поводу свое мнение — первые годы вы-
жидал, прислушивался и присматривался, словом, вел
себя осмотрительно, даже с известной скромностью (во
все это трудно поверить, помня «позднего» Брежнева, но
поначалу дело обстояло именно так). А уж если с чем-
то выступал, то, по возможности, наверняка.
Ну а кроме того,— об этом упоминалось — в аппарат-
ной борьбе Брежнев проявил ум, хитрость и изобрета-
тельность. Пусть медленно, но сумел вытеснить, «вы-
жать» из руководства всех своих соперников и недобро-
желателей. И без конфликтов и срывов, без кровавых
репрессий, как Сталин, и даже без публичного поноше-
ния, как Хрущев, обеспечил послушание, покорность и
даже страх (к моему удивлению, его боялись, боялись
даже Андропов и Громыко, мне кажется, и Суслов). Он
очень ловко манипулировал властью, держа каждого
86
на таком месте, на котором, по его мнению, тот был
удобен.
В аппаратных играх, в аппаратной борьбе, то есть в
реальностях власти и политики, Брежнев отнюдь не был
простаком—скорее это был настоящий «гроссмейстер».
Не все это сразу поняли, и за свое непонимание им по-
том приходилось расплачиваться.
В отношении к власти Брежнев был большим реали-
стом, рассматривал ее традиционно, в политических па-
раметрах, сложившихся при Сталине, когда власть ли-
дера определялась не успехами экономики, уровнем бла-
госостояния народа, популярностью политики руководст-
ва и благоприятным общественным мнением, а прежде
всего силой, аппаратом принуждения. Он очень заботил-
ся о том, чтобы сохранять контроль над армией и КГБ.
И сохранял. Не только потому, что с 1967 года во главе
КГБ был поставлен лояльный к нему 10. В. Андропов, а
министром обороны после смерти не очень надежного
Гречко тоже стал «свой» человек — Д. Ф. Устинов. И в
КГБ, и в армии у него были и другие «свои» люди; руко-
водители обоих ведомств об этом знали и вели себя
вдвойне лояльно. Брежнев понимал и значение для вла-
сти средств массовой информации, особенно Гостелера-
дио и «Правды»,— ими руководили люди, полностью ори-
ентирующиеся на него лично.
Обладал ли он положительными качествами, сущест-
венными для общества? По моему убеждению, обладал.
Во всяком случае, пока он не заболел, эти качества были
очевидны. Для него вовсе не были характерны экстре-
мистские, авантюрные устремления. В своей внешнепо-
литической деятельности он довольно быстро стал сто-
ронником политики смягчения международной напря-
женности, улучшения отношений с другими странами, ог-
раничения вооружений.
Политическая умеренность, отсутствие стремления к
ужесточению политики, нелюбовь к «острым» политиче-
ским блюдам проявлялись и в его подходе к внутренним
делам. Притом в условиях, когда многих в руководстве
тянуло к такому ужесточению. Он, конечно же, нередко
уступал окружению, тем более что в основном разделял
образ мыслей своих коллег, и все же во многих случаях
амортизировал натиск и удары любителей острых блюд.
Конечно, при всем том человек этот — даже в пору
его, так сказать, «расцвета», когда он еще был здоров
и относительно молод, не испорчен абсолютной вла-
87
стью,— не обладал качествами руководителя, тем более
руководителя великой державы, да еще в столь сложное
и ответственное время. Однако альтернативы тогда про-
сто не было или, во всяком случае, ее никто не видел.
Все эти наблюдения относятся к политическим каче-
ствам Брежнева в ту пору, когда он был здоров. С на-
чалом болезни он очень сильно изменился. Легче под-
давался давлению окружающих. И постепенно стал ут-
рачивать всякий контакт с реальностью. Уверен, что за-
метно убавились и его аппаратная хитрость, и умелость.
Мне пе раз приходило в голову, что, не сумей он еще до
болезни, то есть до 1975 года, консолидировать свою лич-
ную власть, ему едва ли удалось бы даже при тогдашних
авторитарных политических порядках удержаться на по-
сту руководителя до самой смерти. И совершить или по-
зволить совершить такое количество ошибок, дурных дел
и преступлений (вторжение в Афганистан, например, я
иначе характеризовать просто не могу), допустить стаг-
нацию во всех областях жизни, разложение, расцвет кор-
рупции.
Теперь коротко о личных чертах Брежнева. Начал бы
я тоже с положительного, тем более что посторонним он
умел показывать себя именно с этой стороны. В принци-
пе (до болезни — я снова вынужден сделать эту оговор-
ку) Брежнев был не лишен привлекательности, даже
обаяния. Он не был жесток и мстителен (хотя, по-мо-
ему, достаточно злопамятен). В обхождении умел (и, ви-
димо, любил) выказывать внимание к окружающим. Во
многом, особенно связанном с войной и военными воспо-
минаниями, был даже сентиментален. Друзей своих ста-
рых помнил и, как правило, не оставлял без поддержки
(которая, правда, нередко опять же перерастала в про-
текционизм, покровительство бездарным и не всегда
честным приятелям). Не любил объясняться с людьми
в случае конфликтов, вообще старался избегать неприят-
ных разговоров; поэтому те, кого очернили, оклеветали,
не имели возможности не только объясниться, но даже
узнать, за что вышли из доверия и попали в опалу.
Мог и удивить. Так, когда бывал в настроении, осо-
бенно во время застолья (от рюмки, пока был здоров, не
отказывался, хотя меру, насколько я могу судить, знал,
во всяком случае, на склоне лет), вдруг начинал декла-
мировать стихи. Знал наизусть длинную поэму «Сакья
Муни» Мережковского, немало стихотворений Есенина.
Оказалось, что в молодости Брежнев (об этом он как-то
88
при мне сказал сам) участвовал в самодеятельной «Си-
ней блузе», мечтал стать актером. Известная способ-
ность к игре, к актерству (боюсь назвать это артистич-
ностью) в нем была. Я иногда замечал, как он «играл»
(надо сказать, неплохо) во время встреч с иностранцами.
Были у Брежнева и очень неприглядные черты. Мно-
гое шло оттого, что сам он, его семья, его среда в очень
большой мере воплощали, олицетворяли в себе мещанст-
во, мещанский склад мысли, психологию и, что сущест-
венно, «нутряные инстинкты». То самое мещанство, кото-
рое разглядели в выдвигавшихся все больше «совслужа-
щих», мелких и средних (но хотевших забраться повы-
ше) руководителях и администраторах и так умно и
беспощадно описали М. Зощенко, а затем И. Ильф и
Е. Петров.
Но, повторю, пока Брежнев был здоров, негативные
качества — и политические, и личные — были не так за-
метны. Болезнь притушила, а потом свела на нет многие
его положительные свойства. Отчасти, возможно, пото-
му, что он утратил контроль над собой, перестал сдер-
живать воспитанные всем прошлым и пришедшие из ок-
ружения подозрительность, любовь к сплетням, стяжа-
тельство, не знавшие границ тщеславие, желание покра-
соваться и перед людьми, и перед собой. Уровень его
нравственной требовательности к себе, как, впрочем, и
к окружающим, становился все ниже. Может быть, бо-
лезнь ускорила процесс распада личности.
Много толков, кривотолков, сплетен вокруг его мате-
риальных злоупотреблений. Не думаю, что имеет поли-
тический смысл затевать посмертное расследование, но
нет сомнений: основания для претензий некоторые по-
ступки Брежнева, и особенно членов его семьи, давали.
Например, любовь посидеть за рулем автомобиля не бы-
ла бы таким уж предосудительным «хобби» (он, кста-
ти, имел права водителя-профессионала), если бы он не
выбирал самые роскошные заграничные марки, такие,
как, например, «роллс-ройс» и «мерседес». Эти машины
образовали вскоре целый автомобильный парк. Остава-
лось только гадать: то ли они принадлежат Брежневу и
его семье, то ли они казенные и он просто любит время
от времени на одной из них «с ветерком» прокатиться.
В зарубежной печати тема любви советского лидера к
роскошным автомобилям широко обсуждалась, немало
писали и о том, что при встречах на высшем уровне он
их одну за другой принимает в подарок.
89
Был и подаренный Алиевым перстень с бриллиантом,
который Брежнев рассматривал перед телекамерой, то
есть на виду у всей страны. Было и многое другое в том
же роде. Сюда, естественно, добавлялись всяческие вы-
мыслы и домыслы, тоже подрывавшие авторитет власти,
авторитет руководства, авторитет партии. А главное —
какой все это подавало пример руководителям всех
рангов...
Я уже говорил, что в немалой степени на Брежнева
влияла его семья. Конечно, не возразишь, если скажут,
что сам он не только терпел, но каким-то образом и по-
ощрял дурные нравы и стиль поведения своих домочад-
цев, прежде всего детей. Наверное, это так. Но я не хочу
искать виноватых, а просто констатирую факт: семья,
многие из родственников, а также близкие к ним люди,
тянувшиеся за Брежневым с Украины, из Молдавии, во-
обще с мест его прежней работы, дурно влияли на него.
Одним из таких людей был Щелоков. Брежнев отлич-
но понимал, где находятся рычаги власти, и потому на
пост министра внутренних дел назначил своего человека.
А знал он Щелокова давно и был, видимо, уверен в его
преданности. Что Щелоков был человек не только серый,
ничтожный, но и аморальный, даже готовый на преступ-
ления, сегодня доказывать, наверное, нет нужды. Он меч-
тал, как говорили, стать председателем КГБ и членом
Политбюро. Не знаю, может быть, на каком-то этапе
своей болезни Брежнев и уступил бы неистовому давле-
нию приятеля. Но мешало то, что даже тогда большин-
ство руководителей ввергала в ужас эта перспектива.
Мне несколько раз доводилось слышать, в частности от
Андропова, о том, что он договорился с Пельше и Сус-
ловым, чтобы вместе или порознь со всей решительно-
стью поставить перед Брежневым вопрос о Щелокове, о
необходимости одернуть его, остановить его карьеру, а
лучше всего — вообще снять. Этот вопрос перед Бреж-
невым ставили — правда, не знаю, насколько решитель-
но: каждый раз дело кончалось ничем.
Самым нелепым, просто анекдотическим было, по мо-
ему убеждению, назначение на ответственнейший пост
Председателя Совета Министров страны Н. А. Тихонова,
малограмотного, бездарного человека (тоже из старых
приятелей Брежнева). Вклад в экономический упадок
нашего государства он внес немалый. Много ставленни-
ков Брежнева было и на других высоких постах — заме-
стителей Председателя Совета Министров, ответственных
90
деятелей Вооруженных Сил, министров (один из них пе-
чально знаменитый министр водного хозяйства Н.Ф. Ва-
сильев).
Не могу не сказать коротко и о принявшем чудовищ-
ные размеры тщеславии Брежнева. Меня поражало, как
этот человек, отлично знающий всю наградную «кухню»,
сам награждавший множество людей, мог придавать ор-
денам и медалям такое большое значение. Это стало поч-
ти что помешательством — он забылся, перестал пони-
мать, что награждает себя сам, а подхалимы только под-
сказывают ему новые поводы, делая на этом карьеру.
Притом он не только любил получать награды, по и но-
сил их. Здесь, по-моему, проявлялись наряду с тщесла-
вием патология, болезнь, распад личности, который ста-
новился все более очевидным в конце 70 — начале 80-х
годов.
К этому же разряду относится и вся история с пи-
сательскими «подвигами» Брежнева. Не знаю точно,
кто был инициатором затеи, но большую роль сыграли
и немало на этом для себя выгадали Черненко, ряд
других.
У Брежнева была хорошая память, и оц любил рас-
сказывать, подчас довольно остроумно, точно схваты-
вая детали, разные забавные истории. Вспоминал моло-
дость, фронтовые годы, секретарство в Запорожье, ра-
боту в Казахстане и Молдавии и т. д. При этом часто
повторялся, но никто не подавал вида, что это уже изве-
стно,— смеялись, выражали одобрение. А подхалимы не
раз говорили ему, что надо все это описать. В конце кон-
цов собрали небольшую группу владеющих пером, под-
час одаренных людей, предоставили им документы, ну
и, конечно, возможность обстоятельно поговорить с оче-
видцами тех или иных событий или «подвигов» Бреж-
нева. Вся эта затея хранилась в глубочайшей тайне — я
узнал о ней случайно, недели за две до появления «Ма-
лой земли» в «Новом мире».
Но самое чудовищное было то, что началось после
публикации. Она была встречена оглушительными воп-
лями восторга. Союз писателей поспешил выдвинуть ли-
тературный шедевр на Ленинскую премию, которая и
была тотчас присуждена. Притом, наверное, не было в
нашем огромном государстве человека, даже среди самых
неискушенных, который не догадывался бы, что в «ше-
девре» этом ни одна страница самим Брежневым не на-
писана.
91
Моральный урон общественному сознанию и общест-
венной нравственности был нанесен огромный: всенарод-
но разыгрывался постыдный спектакль, в который не ве-
рили ни актеры (кроме, пожалуй, исполнителя «главной
роли»), ни зрители. И это добавило изрядную дозу недо-
верия к власти, политической апатии и цинизма, кото-
рые разъедали сознание и души людей. В символическом
смысле это была как бы эпитафия очень печальному,
много стоившему нам отрезку нашей истории — застою в
его самом подлинном смысле, пик которого я бы датиро-
вал 1975—1982 годами.
Знамя. 1990. № 9. С. 201—222; № 10. С. 197—207
Александр Бовин
КУРС НА СТАБИЛЬНОСТЬ ПОРОДИЛ ЗАСТОЙ
В октябре 1964 года Пленум ЦК КПСС освободил
Хрущева от партийных и государственных должностей
«по состоянию здоровья». С докладом на пленуме высту-
пил М. А. Суслов. В нем были правильные, справедливые
оценки. Основной мотив критики Первого секретаря
ЦК КПСС — нарушение коллегиальности, коллективно-
сти руководства, нежелание считаться с мнением това-
рищей, возрождение «культовой» атмосферы, а также
дестабилизация общей обстановки из-за непродуманных
реформ и частой смены кадров. Трудно сказать, насколь-
ко искренни были докладчик и те, кто ему аплодировал,
каковы были их действительные намерения. Если же от-
влечься от намерений и встать на почву фактов, то мы
увидим, что прозвучавшая на октябрьском Пленуме
ЦК КПСС критика в значительной мере оказалась ли-
цемерной...
В принципе Брежнев исходил из тех же посылок, что
и Хрущев: люди хотят жить лучше, спокойнее; нужно во
что бы то ни стало предотвратить войну; нужно реши-
тельно сдвинуть сельское хозяйство с мертвой точки,
ускорить развитие группы «Б». Причем политика Бреж-
нева действительно была более уравновешенной, более
основательной на ряде направлений. И где-то до конца
60 — начала 70-х годов давала, на мой взгляд, пусть ог-
раниченные, но положительные результаты. Однако в
дальнейшем — особенно после чехословацких событий
1968 года — курс на стабильность, не сопровождавшийся
92
развитием демократии, необходимыми переменами, об-
новлением кадров, начал порождать застой, мертвящую
неподвижность, которая, в свою очередь, стала источни-
ком бесконтрольной бюрократизации, нравственно-поли-
тического разложения работников партийного и государ-
ственного аппарата. В партийных комитетах, в партий-
ном аппарате стал увеличиваться удельный вес серых, не-
выразительных, бездуховных людей.
После ухода Хрущева давление сталинистов много-
кратно усилилось. Отношение Брежнева к этой пробле-
ме, насколько я могу судить, было неоднозначным. Как
политик он понимал, что «полномасштабная», гласная,
точнее, громогласная реабилитация Сталина невозмож-
на, что она окажет в целом отрицательное воздействие
на обстановку в стране, на авторитет СССР за рубежом.
Но как человек, сформировавшийся в сталинские годы
и Сталиным выдвинутый на руководящие посты, он сим-
патизировал Сталину и внутренне нс мог принять его
развенчание. В этом он находил полную поддержку мно-
гих товарищей из Политбюро и Центрального Комитета,
которые прошли сходный жизненный путь и примерно
одинаково оценивали Сталина. Имя Сталина стало все
чаще всплывать в мемуарной литературе, в различного
рода книжках и статьях. Плохо то, что воспоминания эти
имели, как правило, апологетический характер. Начался
постепенный дрейф в сторону от решений XX и XXII съез-
дов партии.
В отличие от Сталина или Хрущева Брежнев не обла-1
дал яркими личностными характеристиками. Его трудно
назвать крупным политическим деятелем. Он был чело-
веком аппарата и, по существу, слугой аппарата.
Если же иметь в виду человеческие качества, то, по
моим наблюдениям, Брежнев был в общем-то неплохим
человеком, общительным, устойчивым в своих привязан-
ностях, радушным, хлебосольным хозяином. Любил охо-
ту, домино, кино «про зверушек». Радовался доступным
ему радостям жизни. Так было примерно до первой по*
ловины 70-х годов.
В житейском плане он был добрый человек, по-моему.
В политическом — вряд ли... Ему не хватало образова-
ния, культуры, интеллигентности в общем. В тургенев-
ские времена он был бы хорошим помещиком с большим
хлебосольным домом...
У меня сложилось впечатление, что попервости Бреж-
нев был придавлен свалившейся на него ответственно-
93
стью, властью, растерян... Потом стали срабатывать до-
ступные ему аналогии. Помню такой случай. В Улья-
новске дело было. За накрытым столом сидело местное
начальство. Брежнев говорит:
— Я сейчас вроде как царь. Только вот царь мог
деревеньку пожаловать. А я деревеньку пожаловать не
могу, но зато орден могу дать.
Я работал сначала консультантом, а потом — руко-
водителем группы консультантов отдела, который зани-
мался соцстранами. Встречался со многими интересны-
ми людьми и занимался интересным делом. Приходилось
писать всякие бумаги Брежневу. Писал то, что думал.
Но если Брежнев думал по-другому, то приходилось пе-
реписывать.
Часто так было? Как когда. Спорили много, отстаи-
вали позицию. В первую половину своего «царствования»
Брежнев это допускал. Потом стало худо. Например, я
был категорически против введения наших войск в Чехо-
словакию в 1968 году. Подавал «начальству» соответ-
ствующие бумаги...
Как реагировал тогда Брежнев на такого рода сигна-
лы, известно. Он игнорировал их.
Но случалось и иначе. Особенно когда дело касалось
не глобальных политических проблем, а судеб отдель-
ных людей. Например, в 1970 году Жореса Медведева —
видного биохимика, активно занимавшегося политикой,—
поместили в сумасшедший дом. Так тогда поступали с
диссидентами. Начался шум. Научная общественность
поднялась на его защиту.
В те дни я делал для Брежнева какую-то бумагу.
И когда докладывал ее, заметил, зря все это с Медве-
девым, себе же хуже делаем...
У Брежнева была такая привычка: ты ему что-то тол-
куешь, а он сидит с невозмутимым лицом и никак не
реагирует на сказанное. Долго «переваривал». А тут,
уж не знаю почему, он сразу при мне позвонил по се-
лектору Андропову. И спросил его:
— Это ты дал команду по Медведеву?
Ответ звучал примерно так:
— Нет, это управление перестаралось. Мне уже зво-
нили из Академии наук. Я разберусь.
Мне Брежнев так ничего и не сказал, но дал возмож-
ность убедиться, что он «вник».
Но дальше — дальше Брежнев стал разрушаться, раз-
валиваться как личность и как политик. Всякая власть
94
портит, абсолютная власть портит абсолютно. Но то, что
раньше было трагедией, теперь стало фарсом. Неумерен-
ное славословие принимало гротескные формы. Обилие
наград и званий превысило все допустимые «нормати-
вы». Явные следы болезни, которой официально вроде
бы и не было, делали ситуацию вообще какой-то ирре-
альной, фантасмагорической. Брежнев полностью утра-
тил самокритичный контроль за своими действиями. Ве-
рил в собственное величие. Всерьез воспринимал пане-
гирики в свой адрес. Его политика, если здесь примени-
мо это слово, создавала и поддерживала обстановку, в
которой прогрессировала коррупция на всех уровнях,
процветали очковтирательство, обман, воровство. Мно-
гие партийные руководители в республиках и областях
превратились в своего рода пожизненных феодальных
князьков.
У меня такое впечатление, что все или почти все ком-
мунисты— неважно, в «верхах» или на «низах»,— все,
кто способен думать, отдавали себе отчет в нелепости,
парадоксальности, постыдности, наконец, происходящего.
И все-таки — вот оно самое страшное, самое пугающее
наследие Сталина! — вставали и аплодировали, аплоди-
ровали и вставали...
Отдельно — экономическая тема. На грани 50—60-х
годов оставшаяся от Сталина административно-команд-
ная система управления экономикой, ориентированная на
всеобъемлющий централизм, экстенсивный рост, вало-
вые, количественные показатели, игнорирование закона
стоимости, подошла к пределу своих возможностей. В хо-
де развернувшейся тогда дискуссии становилось все яс-
нее, что существующий хозяйственный механизм не мо-
жет претендовать на всеобщность, что социализм вполне
совместим и с иными вариантами системы руководства
экономикой.
Реформы 1965 года наметили правильный путь.
Выступая 29 сентября 1965 года на Пленуме
ЦК КПСС, Брежнев заявил: «Чтобы в полной мере ис-
пользовать все возможности социалистического способа
производства, предлагается усилить экономический ме-
тод управления хозяйством. С помощью системы эконо-
мических стимулов нужно создать прямую заинтересо-
ванность каждого рабочего, мастера, техника, инженера
и служащего предприятия во внедрении новой техники,
в совершенствовании технологии, повышении производи-
тельности труда и качества продукции. Этим же целям
95
будет служить расширение прав каждого отдельного
предприятия...» Подчеркивая необходимость глубокой
теоретической проработки возникающих проблем, оратор
поставил на первый план такие вопросы, как «социали-
стический хозяйственный расчет, использование в пла-
новом управлении экономикой прибыли, цены, кредита,
хозяйственных договоров и т. д., ^эазработка учения об
организации и управлении социалистической промыш-
ленностью в условиях развертываюиТеис^?[аучн^т^хПи-
ческой революции, сочетание централизованного плани-
ров алия" с ’ эконо ми ческо й^самостоятельностью предпри я -
тий и другие».-
—Намеченный путь не был пройден. Сторонники ре-
форм ^не смогли сломить сопротивление накопленной
инерции, старых привычек и порядков, за которыми сто-
яли значительные влиятельные группы партийных, совет-
ских и хозяйственных работников. Компромисс между
сторонниками и противниками реформы ничего не мог
решить. Важное, нужное дело было загублено непосле-
довательностью, полумерами, нерешительностью.-
Если XX съезд считать первой попыткой перестрой-
ки, перевода социализма на новые, современные полити-
ческие рельсы, то реформа 1965 года может рассматри-
ваться как вторая попытка перестройки, на этот раз —
в экономической сфере. Обе попытки, хотя и способство-
вали пробуждению мысли, самосознания, критического
отношения к практике первых этапов строительства со-
циализма, не удались. Старое было все еще сильнее но-
вого.
Не приняв реформу, отторгнув мелкие поправки и
улучшения, затормозив, остановив десталинизацию, ста-
рая политическая и экономическая система продолжала
жить по своим законам^В политике прочно утвердилась
консерватшвная, антидемократическая тенденция. В эко-
номике была несколько иная картина. Сп’ор'адически воз-
никали и даже получали юридическое оформление про-
екты реформ (можно упомянуть в этой связи постанов-
ление ЦК КПСС «О дальнейшем совершенствовании
хозяйственного механизма и задачах партийных и госу-
дарственных органов», а также постановление ЦК КПСС
и Совета Министров СССР «Об улучшении планирования
и усилении воздействия хозяйственного механизма на по-
вышение эффективности производства и качества рабо-
ты», принятые в июле 1979 г., но так и оставшиеся на бу-
маге). Вполне здравые, подчас весьма актуальные и глу:
96
бокие соображения о тех преобразованиях, в которых
нуждается уародное хозяйство, система и порядок управ-
ления им, неоднократно высказывал на партийных съез
дах и на пленумах ЦК Брежнев. Но слова не подкрепля
ЛИеь делами. Все сходило на нет, тонуло в чиновничьем'
болоте, в аппарате, который из инструмента, орудия по-
литического руководства превратился в самостоятельную
силу, направленную на самосохранение, на глушение по
вого, необычного, расходящегося с освященными тради
цией стереотипами.
Дорого обошлась нам почти тридцатилетняя пауза.
Падали темпы роста. Поступательное движение эконо-
мики обеспечивалось растущими капиталовложениями,
которые давали все меньшую отдачу. Недопустимо мед-
ленными темпами внедрялись результаты научно-тех-
нической революции. Хронической болезнью стали «де-
фициты». Падала заинтересованность людей в произ
водительном труде. Нарастали апатия, социальная
пассивность. Социальной бедой обернулось пьянство
Увеличивалось число наркоманов. Падали рождаемость
и продолжительность жизни.
Все это уже не говорило, все это кричало о том, что
модель социализма, созданная в 30—50-е годы, полно-
стью исчерпала все свои возможности. Ее искусственное
сохранение вело к экономической стагнации, ставило со-
ветское общество на грань кризиса, ослабляло автори-
тет и влияние СССР на мировой арене.
Избрание Ю. В. Андропова Генеральным секретарем
ЦК КПСС вдохнуло надежду. Высокообразованный, ин-
теллигентный человек, с огромным опытом политической
работы, прекрасно осведомленный о реальном положе-
нии дел, он понимал: дальше так нельзя, невозможно.
Сделать почти ничего не успел.
Выдвижение К. У. Черненко, бесцветной, серой по-
средственности, было трагикомедией, позором для пар-
тии. Люди не знали, плакать или смеяться.
Предвижу вопрос: а где же народ, массы? Почему
опять Хрущев и Брежнев, Андропов и Черненко? Почему
снова просчеты и ошибки? Ведь народ — рабочие, кре-
стьяне, интеллигенция — осваивал целину, строил КамАЗ
и БАМ, создавал ракеты и спутники. Народ продолжал
Строительство социализма...
Да, народ продолжал... Но все дело в том, что, как
и раньше, народ был лишен права принимать решения по
фундаментальным вопросам, определявшим направление,
4 Л. И. Брежнев 97
характер, темпы развития. Ведь не народ же решил,
что мы уже создали развитое, зрелое социалистическое
общество. Не народ спустил на тормозах решения
XX съезда КПСС, реформу 1965 года. Не народ довел
нашу экономику до предкризисного состояния. И не на-
род решил ввести «ограниченный контингент советских
войск» на территорию Афганистана.
При том уровне демократизма, который существовал
в нашей стране, говорить о народе как творческой исто-
рической силе — значит вводить в заблуждение и себя
и народ. Строить БАМ и строить социализм — не одно
и то же. Народ мог строить и строил, но не мог ска-
зать, что и как надо строить. Такова правда.
Есть и другая правда. Гегель выразил ее так: «Вели-
ким, бросающимся в глаза революциям должна пред-
шествовать тихая, скрытая революция, совершающаяся
в самом духе века, революция незримая для взора каж-
дого, наименее доступная для наблюдения современни-
ков, столь же трудно выразимая в словах, сколь и трудно
постижимая». Видимая невооруженным глазом корруп-
ция, наглое воровство, обман, подтасовки отчетности,
рост «теневой экономики», разболтанность, расхлябан-
ность на производстве отравляли жизнь, мешали рабо-
тать каждому честному человеку. В глубинах народной
жизни зрели гроздья гнева, накапливались недовольство,
раздражение, все более острым становилось желание пе-
ремен— и перемен не косметических, не уравновешенных
на весах придворных компромиссов, не сводящихся к
длинной или короткой рокировке в «верхах», а перемен,
затрагивающих основы устоявшихся порядков. Зрела пе-
рестройка.
Парадокс: надо было семьдесят лет строить социа-
лизм, чтобы поставить перед собой вопрос — что же та-
кое социализм? Та же самая ирония истории... А то, что
мы научились воспринимать ее, говорить о себе прав-
ду, задавать себе трудные вопросы, свидетельствует, если
угодно, о нашем социальном здоровье, свидетельствует о
том, что, пройдя сквозь исторические лихолетья, побывав
в темницах духа, мы сумели сохранить свежесть и яс-
ность мысли, способность изменить самих себя, а значит,
и общество, в котором мы живем.
Теоретический анализ социалистического идеала, не-
избежный пересмотр традиционных представлений о со-
циализме предполагают ретроспективную оценку поис-
ков, находок и потерь, которыми характеризуются про-
98
шлые этапы развития теории социализма. И здесь нуж
но преодолевать конъюнктуру, преодолевать самих себя.
Ведь, к сожалению, мы привыкли жить без истории, при
выкли не только «забывать», вычеркивать из памяти тех,
кто нами руководил, но и в угоду очередному начальству
переписывать, переиначивать историю, перечеркивать то,
что вчера еще казалось самоочевидным.
В этой связи хотелось бы упомянуть концепцию раз-
витого, зрелого социализма. Наиболее ретивые, полно-
стью «перестроившиеся» умы или делают вид, что ее не
существует, или объявляют ее пустопорожней «выдум-
кой». Между тем стоило бы не торопиться с выводами,
подумать...
Долгое время, как мы помним, ни о каких этапах в
развитии социализма речь не шла. Рассуждали так: если
ликвидирована частная собственность на средства про-
изводства, если нет уже эксплуататорских классов, то,
значит, социализм построен и надо идти дальше — стро-
ить коммунизм. Именно такой вывод сделал XXI съезд
КПСС, провозгласив курс на «развернутое строитель-
ство коммунизма». В резолюции, утвержденной съездом
5 февраля 1959 года, говорилось: «Советский народ,
сплоченный вокруг своей Коммунистической партии, до-
стиг таких вершин, осуществил такие грандиозные пре-
образования, которые дают возможность нашей стране
вступить теперь в новый важнейший период своего раз-
вития— период развернутого строительства коммунисти-
ческого общества... Это будет решающий этап соревно-
вания с капиталистическим миром, когда практически
должна быть выполнена историческая задача — догнать
и перегнать наиболее развитые капиталистические стра-
ны по производству продукции на душу населения. Ком-
мунистическая партия, весь советский народ полны уве-
ренности, что эта задача будет решена успешно». Фор-
мально все вроде бы было правильно, «по теории»: по-
строили социализм, строим коммунизм. Но, оглядываясь
вокруг себя, люди чувствовали фальшь, искусственность
созданной ситуации, несоответствие теоретических вы-
кладок и социально-экономической действительности.
Противоречие между «научно» констатируемой побе-
дой социализма и реальным, далеко не отвечающим
идеалам социализма положением дел привело к отказу
от привычной схемы.
Постепенно пришли к пониманию того, что мы пока
находимся на первых, начальных этапах социалистиче-
99
скоро общества, что социализм — это длительная полоса
развития, включающая в себя последовательность сме-
няющих друг друга этапов, ступеней зрелости социализ-
ма. Впервые задача строительства «развитого социали-
стического общества» была поставлена Коммунистиче-
ской партией Чехословакии. В ноябре 1960 года в За-
явлении Совещания представителей коммунистических и
рабочих партий отмечалось, что некоторые страны социа-
лизма «уже вступили в период строительства развитого
социалистического общества». Постановка вопроса о раз-
витом, зрелом социализме предполагает, что «разверну-
тому строительству коммунизма» должен предшество-
вать переход от исторически начальных, первых, ранних
форм социализма к его более развитым, более зрелым
формам, все полнее раскрывающим преимущества ново-
го общественного строя.
К сожалению, ценность этой концепции, ставящей во
главу угла конкретно-исторический подход к социализ-
му, была подорвана сделанным в ноябре 1967 года по-
спешным, явно опережающим время заявлением о том,
что в СССР развитой, зрелый социализм уже построен.
Почти через двадцать лет последовала корректировка:
наша страна находится на начальных этапах развитого
социализма. Возможно, и эта оценка завышена. Но, как
мне представляется, сама по себе идея различных этапов
зрелости социализма вполне конструктивна. И как раз
перестройка—это реальный и единственно возможный
путь перехода от низших ступеней социализма к высшим,
современным его формам.
Мы не должны пугаться слов. Политическая страте-
гия коммунистов отнюдь не исключает возможность ма-
неврирования, отступления, если это диктуется обстоя-
тельствами. Наши слова явно обогнали наши дела. Тео-
рия оторвалась от практики. Мы создавали и наделяли
реальной жизнью, реальным содержанием понятия, кото-
рые такой жизнью и таким содержанием пока не обла-
дают («зрелый социализм», «новая историческая общ-
ность— советский народ», «новый советский человек»
и т. д. и т. п.). Больше того. Господствующая у нас си*
стема производственных, хозяйственно-управленческих
отношений (максимально высокий уровень обобществле-
ния, фактическое игнорирование закона стоимости, то-
варной природы производимой продукции со всеми вы-
текающими следствиями) заметно обогнала достигну-
тый уровень производительных сил и прежде всегй
100
обогнала уровень сознания главной производительной си-
лы — человека.
На протяжении тысячелетий стимулом экономической
активности, мотором, который заставлял работать чело-
века, а значит, и экономику, было деление на «мое» и
«не мое» и стремление увеличить, умножить «мое» при —
в лучшем случае — нейтральном отношении к «не мо-
ему». Социалистическая революция сломала этот мотор.
Мы заменили его мотором принципиально иной конст-
рукции, центральным элементом которой было не «мое»
(или «не мое»), а «наше». Индивидуалистическая модель
развития экономики была заменена коллективистской.
Великие революции рождают и великие иллюзии.
Большевики полагали, что за несколько лет, ну в край-
нем случае десятилетий можно будет перестроить психо-
логию человека, подавить индивидуалистические, част-
нособственнические инстинкты и пустить на полные обо-
роты новый коммунистический мотор.
Можно спорить, была ли эта поспешность, был ли
этот радикализм необходимыми или их можно было из-
бежать? Но бесспорно, теперь бесспорно, что темпы и
размах перемен в экономических отношениях взвалили
непосильную ношу и на государство, и на человека. Го-
сударство не смогло решить задачу, которую обязалось
решить: обеспечить эффективность народного хозяйства,
дать своим гражданам необходимые им товары и услуги.
Человек не смог переломить себя и обеспечить произво-
дительный труд на основе коллективного интереса. Диа-
лектика: второе обусловливает первое, первое усугубля-
ет второе.
Так вот. Мы отступаем не от социализма, а от наших
иллюзий, от созданной нами же мифологии. Суть совер-
шенствования производственных отношений — а это, на-
ряду с демократизацией, центр, нервный узел перестрой-
ки— возвращение на рубежи, на позиции, учитывающие
реальные возможности и государства, и человека. Мы
даем новую жизнь некоторым формам экономической
деятельности, которые, казалось бы, уже превзойдены
теорией и практикой социализма. Чем прочнее полити-
ческая власть, тем большими возможностями она распо-
лагает для маневров, экспериментирования, опробова-
ния различных вариантов. Пусть с опозданием, но мы
осознали: у нас есть необходимый запас прочности,
чтобы использовать в интересах социализма и рыноч-
ные отношения, и иностранные инвестиции, и мелкого
101
кооператора, и частника. Любой труд, который способ-
ствует удовлетворению человеческих потребностей, ко-
торый нужен людям, имеет изначальную ценность и
может «работать» на социализм.
Вероятно, усилится имущественная дифференциация,
появятся большие заработки. Но мы так натерпелись
от уравниловки, от фактического поощрения лентяев и
бракоделов, что хуже того, что было, уже ничего не бу-
дет, не может быть. Умная налоговая политика, повы-
шение количества и качества государственных товаров
и услуг, рост эффективности экономики помогут обойти
некоторые острые углы. А в общем, придется привыкать
жить с острыми углами. Но именно жить, то есть вы-,
рваться из полосы застоя, из социальной спячки, разви-
ваться, лучше делать дело, лучше работать.
Мы отступили, чтобы пойти вперед более уверенно,
твердо. Меняя стратегию, мы поворачиваем не в сторо-
ну от социализма, а заменяем одну, уже износившуюся,
изжившую себя модель социализма другой, более жизне-
способной, соответствующей новым историческим усло-
виям.
Воздушные шарики иллюзий красивы, но слишком
легки, легковесны. Мы учимся обходиться без иллюзий.
Только так можно перестроить настоящее и обеспечить
социализму будущее.
Иного не дано. М., 1988. С. 635—543
Федор Бурлацкий
БРЕЖНЕВ И КРУШЕНИЕ «ОТТЕПЕЛИ»
Мы нуждаемся в ясной и точной оценке эпохи застоя.
Мы обязаны понять, что же произошло почти за два де-
сятилетия руководства страной Л. И. Брежневым, его
окружением, всем аппаратом управления. Понять, ко-
нечно, не для того, чтобы простить, но и не для того,
чтобы проклинать. Понять, чтобы оценить опыт прош-
лого ради лучшего будущего. Ибо, как говорилось не
раз, народы хотя бы частично вознаграждаются за велц-
кие испытания теми великими уроками, которые из них
извлекают.
Само понятие застоя тоже ждет своего дальнейшего
исследования. Вряд ли могут быть сомнения, что если в
102
одних сферах, прежде всего в экономике, действительно
все более обнаруживалась тенденция к стагнации, то в
других — в сфере политики и морали — происходило яв-
ное откатывание назад в сравнении с десятилетним пери-
одом хрущевской оттепели. Отказ от реформ, а во многом
и возвращение к командно-административном системе
стал и некой эп оли, замораживание жизненного уровня',
всяческое торможение абсолютно очевидных решений, а
взамен — пошлое политическое словоблудие, коррупция
и разложение власти, в которые все более вовлекались
целые слои народа, утрата нравственных ценностей и по-
всеместное падение нравов,— если это застой, то что та-
кое кризис? Внешняя политика особенно отразила всю
противоречивость брежневского времени, когда каждый
шаг вперед по пути разрядки сопровождался двумя ша-
гами назад/ Всего несколько лет разделяют два таких
противоположных события — Заключительный акт в
Хельсинки и войну в Афганистане.
Из всех многоплановых аспектов застоя хотелось бы
коснуться только одного: как могло случиться, что в
такой трудный период в истории нашей Родины, да и все-
мирной истории, у руля управления страной оказался са-
мый слабый из всех руководителей, которые пребывали в
таком качестве в советское, а может быть, и дореволюци-
онное время? При этом очень не хочется поддаваться
соблазну осмеяния этого человека, насаждавшего с поч-
ти детской простотой аксессуары своего культа: четы-
режды Герой Советского Союза, Герой Социалистическо-
го Труда, Маршал Советского Союза, Международная
Ленинская премия, бронзовый бюст на его родине, Ле-
нинская премия по литературе, золотая медаль имени
Карла Маркса — не хватало только звания генералисси-
муса: жизнь оборвалась раньше. Осмеяние — это слиш-
ком легкий путь, который к тому же, увы, отвечает едва
ли не самой устойчивой российской традиции. Еще Клю-
чевский, помнится, заметил: каждый новый русский царь
начинал свою деятельность с того, что отвергал предше-
ственника. Вспомним известное изречение: о мертвых ни-
чего, кроме хорошего. У нас наоборот: живым — неуме-
ренные хвалебные песнопения, а мертвым — поношение
без конца. Видимо, так сублимируется отсутствие воз-
можности критиковать действующих руководителей.
Из всех лидеров советского периода исключением стал
только Ленин. Да и как стал, если Сталин всей своей де-
ятельностью отверг ленинское завещание, сохраняя в то
103
же время лицемерный ритуал поклонения лично Ленину.
Что касается критики самого Сталина, только сейчас она
возвышается до серьезного анализа установленного им
политического и идеологического режима.
Не пора ли сделать такой же разумный шаг и в от-
ношении Брежнева? Конечно, детальные описания интим-
ных тайн его коррумпированного семейства щекочут
нервы иных читателей. Хотя что там говорить—дети
нередко становились отмщением политических лидеров...
Поэтому более полезно, вероятно, поразмышлять не
столько о Брежневе, сколько о его режиме, о брежнев-
щине, о стиле политического лидерства, который, увы,
еще не умер до конца, и тут требуются не менее прочные
защитные гарантии, чем от сталинизма.
На Брежнева власть свалилась как подарок судьбы.
Сталину, чтобы превратить скромный по тем временам
пост Генерального секретаря ЦК партии в должность
«хозяина» нашей страны, «пришлось» уничтожить едва
ли не всех членов ленинского Политбюро за исключением,
разумеется, самого себя, а также огромную часть пар-
тийного актива. Хрущев после смерти Сталина пришел
вторым, а не первым, как многие думают, поскольку пер-
вым в ту пору считался Маленков. Хрущев выдержал
борьбу против могучих и влиятельных соперников, в том
числе таких, как Молотов, которые стояли у фундамен-
та государства чуть ли не с ленинских времен. Может
быть, поэтому сталинская и хрущевская эпохи, каждая
по-своему, были наполнены драматическими переменами,
крупными реформациями, беспокойством и нестабиль-
ностью.
Ничего подобного не происходило с Брежневым. Он
получил власть так плавно, как будто кто-то долго заго-
дя примерял шапку Мономаха на разные головы и оста-
новился именно на этой. И пришлась она, эта шапка, ему
так впору, что носил он ее 18 лет без всяких страхов, ка-
таклизмов и конфликтов. И непосредственно окружав-
шие его люди жаждали только одного: чтоб жил этот че-
ловек вечно — так хорошо им было. Сам Брежнев во
время встречи с однополчанами, гордясь сшитым недав-
но мундиром маршала, сказал: «Вот... дослужился». Это
слово вполне годится и для характеристики процесса его
прихода на «должность» руководителя партии и государ-
ства — дослужился...
104
Брежнев являл собой прямую противоположность
Хрущеву с его смелостью, склонностью к риску, даже
авантюре, с его жаждой новизны и перемен. Можно было
бы считать загадкой, почему Хрущев так покровительст-
вовал человеку противоположного склада души и темпе-
рамента, если бы мы меньше знали Никиту Сергеевича.
Как личность авторитарная, не склонная делить власть
и влияние с другими людьми, он больше всего окружал
себя такими руководителями, которые в рот ему гляде-
ли, поддакивали и с готовностью выполняли любое его
поручение. Ему не нужны были соратники, а тем более
вожди. Он довольно нахлебался с ними после смерти Ста-
лина, когда Маленков, Молотов, Каганович пытались
изгнать его с политического Олимпа, а быть может, и
сгноить где-то в Тмутаракани. Такие, как Брежнев, Под-
горный, Кириченко, Шелест, были послушными испол-
нителями его воли, «подручными», как называл, кстати
говоря, Хрущев не без едкого юмора представителей пе-
чати. Правда, когда дело дошло до сакраментального
вопроса «кто кого?», именно эти «подручные» быстро пе-
ребежали на другую сторону... Ибо в политике не быва-
ет любви — здесь превалируют интересы власти.
Впрочем, в одном отношении приход Брежнева к ру-
ководству напоминает сталинскую и хрущевскую модель.
Никто не принимал его всерьез как претендента на роль
лидера, да и сам он всячески подчеркивал полное отсут-
ствие подобных амбиций. Запомнилось, как во время под-
готовки его речей (в бытность Председателем Президиу-
ма Верховного Совета СССР) по случаю зарубежной
поездки их составителям передали главное пожелание
заказчика: «Поскромнее, поскромнее, я не лидер, я не
вождь...»
Не все знают, наверное, что свержение Хрущева гото-
вил не Брежнев. Многие полагают, что это сделал
М. А. Суслов. На самом деле его осуществила группа
во главе с А. Н. Шелепиным. Собирались они в самых
неожиданных местах, чаще всего на стадионе во время
футбольных состязаний. И там сговаривались. Особая
роль отводилась Семичастному, руководителю КГБ, ре-
комендованному на этот пост Шелепиным. Его задача
заключалась в том, чтобы сменить охрану Хрущева. И
действительно, когда Хрущева вызвали на заседание
Президиума ЦК КПСС из Пицунды, где он отдыхал в это
время с Микояном, он, видимо, сразу понял что к чему
и, говорят, даже подумывал посадить самолет в Киеве.
105
До сих пор неясно, когда Шелепин вступил в столь
рискованный сговор с Сусловым и Брежневым. Известно
только, что дело происходило именно в такой последо-
вательности: сначала — с первым, потом—со вторым.
Известно также, что непосредственным поводом для
заседания Президиума ЦК было выступление зятя Хру-
щева Аджубея в Западном Берлине, где он легкомыс-
ленно сказал о том, что нам ничего не стоит пойти на
объединение двух Германий. Руководители ГДР немед-
ленно выразили свое возмущение советским коллегам,
и это послужило той искрой, которая воспламенила
пожар...
Шелепин, однако, жестоко просчитался. Он плохо
знал нашу историю, хотя окончил ИФЛИ. Он был убеж-
ден, что Брежнев — фигура промежуточная, временная и
ему ничего не будет стоить, сокрушив такого гиганта, как
Хрущев, справиться с человеком, который был всего лишь
его слабой тенью. (Замечу, кстати, что отношусь с пол-
ным недоверием к рассказу Семичастного о том, будто
Брежнев уговаривал его физически устранить Хрущева,
как и к версии Шелепина, что инициатором заговора был
не оп, а Брежнев. Нет, Брежнев был слишком осторожен
и даже труслив для таких действий. «Смелыми» были
комсомольцы.)
Надо сказать, что действительно всей своей карье-
рой Брежнев был обязан именно Хрущеву. Он закончил
землеустроительный техникум в Курске и только в двад-
цатипятилетием возрасте вступил в партию. Затем, окон-
чив институт, он начинает политическую карьеру. В мае
1937 года(!) Брежнев становится заместителем предсе-
дателя исполкома горсовета Днепродзержинска, а через
год оказывается в обкоме партии в Днепропетровске.
Трудно сказать, споспешествовал ли Хрущев этим пер-
вым шагам Брежнева, но вся его последующая карьера
происходит при самой активной поддержке тогдашнего
первого секретаря ЦК Компартии Украины, а потом и
секретаря ЦК ВКП(б).
После XIX съезда партии Брежнев становится канди-
датом в члены Президиума ЦК, после смерти Сталина
оказывается в Главном политуправлении Советской Ар-
мии и ВМФ. Чем больше укреплялся Хрущев, тем выше
поднимались акции Брежнева. К октябрьскому Пленуму
1964 года он — второй секретарь ЦК- Таким образом,
Хруще1Гсобственными руками соорудил пьедестал для
преемника...
106
В октябре 1964 года в составе группы сотрудников
двух международных отделов ЦК я находился на заго-
родной даче. По прямому поручению Хрущева мы гото-
вили один из важных документов, касающихся внешней
политики. Нас очень торопили. Секретари ЦК по несколь-
ку раз в день справлялись, в каком состоянии находи-'
лось дело. Накачивая себя кофе и другими «лекарства-
ми», мы мучительно вынашивали очередную «бумагу».
Вдруг телефон затих. Никто не звонит. Проходит день.
Начинается другой — ни звука. Тогда один мой старый
друг говорит мне: «Съездил бы ты в Москву, узнал, что
там происходит, подозрительная какая-то тишина».
Приехал я на Старую площадь. Зашел на работу, и
первое, что почувствовал,— именно подозрительную ти-
шину. В коридорах — никого, как метлой вымело. Загля-
дываю в кабинеты — сидят по двое, по трое, шушукаются.
Но вот встретил одного человека, помнится, заведующе-
го сектором Чехословакии. Суетливый такой мальчик, из
бывших комсомольских работников. Он говорит мне: «Си-
дите, пишете! Писаки! А люди вон уже власть берут!»
Наконец узнаю, в чем дело. Второй день идет заседание
Президиума ЦК... Выступают все члены руководства.
Критикуют Хрущева. Предлагают уйти «по собственному
желанию».
После пленума Андропов — руководитель отдела, в ко-
тором я работал,— выступал перед сотрудниками и рас-
сказывал подробности. Помню отчетливо главную его
мысль: «Теперь мы пойдем более последовательно и твер-
до по пути XX съезда». Правда, тут же меня поразил
упрек, первый за много лет совместной работы, адресо-
ванный лично мне: «Сейчас ты понимаешь, почему в
«Правде» не пошла твоя статья?»
А статья, собственно, не моя, а редакционная, подго-
товленная мной, полосная, называлась так: «Культ лич-
ности Сталина и его пекинские наследники». Была она
одобрена лично Хрущевым. Но на протяжении несколь-
ких месяцев ее не печатали. Почему? Уже после октябрь-
ского Пленума стало ясно, что ее задерживали специ-
ально.
Вскоре после того пленума состоялся мой первый и, в
сущности, единственный подробный разговор с Брежне-
вым. Весной 1965 года большой группе консультантов
из нашего и других отделов поручили подготовку докла-
да Первого секретаря ЦК к 20-летию Победы в Вели-
кой Отечественной войне. Мы сидели на пятом этаже
107
в комнате неподалеку от кабинета Брежнева. Мне по-
ручили руководить группой, и именно поэтому помощник
Брежнева передал мне его просьбу проанализировать
и оценить параллельный текст, присланный ему Ше-
лепиным. Позже Брежнев вышел сам, поздоровался со
всеми за руку и обратился ко мне с вопросом:
— Ну, что там за диссертацию он прислал?
А «диссертация», надо сказать, была серьезная — не
более и не менее как заявка на полный пересмотр всей
партийной политики хрущевского периода в духе откро-
венного неосталинизма. Мы насчитали 17 пунктов круто-
го поворота политического руля к прежним временам:
восстановление «доброго имени» Сталина; пересмотр ре-
шений XX и XXII съездов; отказ от утвержденной Про-
граммы партии и зафиксированных в ней некоторых га-
рантий против рецидивов культа личности, в частности
отказ от ротации кадров; ликвидация совнархозов и воз-
вращение к ведомственному принципу руководства, уста-
новка на жесткую дисциплину труда в ущерб демокра-
тии; возврат к линии па мировую революцию и отказ от
принципа мирного сосуществования, как и от формулы
мирного перехода к социализму в капиталистических
странах; восстановление дружбы с Мао Цзэдуном за счет
полных уступок ему в отношении критики культа лично-
сти и общей стратегии коммунистического движения; во-
зобновление прежних характеристик Союза коммунистов
Югославии как «рассадника ревизионизма и реформиз-
ма»... И многое другое в том же направлении. (Напрасно
Шелепин отрицает сейчас факт подготовки им и его груп-
пой параллельного доклада. Об этом знает добрый деся-
ток людей: А. Н. Яковлев, Г. А. Арбатов, А. Е. Бовин
и др.).
Начал излагать наши соображения пункт за пунктом
Брежневу. И чем больше объяснял, тем больше менялось
его лицо. Оно становилось напряженным, постепенно вы-
тягивалось, и тут мы, к ужасу своему, почувствовали, что
Леонид Ильич не воспринимает почти ни одного слова.
Я остановил свой фонтан красноречия, он же с подкупаю-
щей искренностью сказал:
— Мне трудно все это уловить. В общем-то, говоря
откровенно, я не по этой части. Моя сильная сторона —
это организация и психология,— и он рукой с растопырен-
ными пальцами сделал некое неопределенное движение.
Самая драматическая проблема — и это выяснилось
очень скоро — состояла в том, что Брежнев был совер-
108
шенно не подготовлен к той роли, которая неожиданно
выпала на его долю. Он стал Первым секретарем ЦК пар-
тии в результате сложного, многопланового и даже стран-
ного симбиоза сил. Здесь перемешались: опасения по по-
воду необузданных крайностей политики Хрущева, аван-
тюрных действий, которые сыграли роль в эскалации
карибского кризиса; иллюзии по поводу «личностного
характера» конфликта с Китаем; и в особенности — раз-
дражение консервативной части аппарата управления
постоянной нестабильностью, тряской, переменами, ре-
формами, которые невозможно было предвидеть. Не по-
следнюю роль сыграла и борьба различных поколений
руководителей: поколения 1937 года, к которому при-
надлежали Брежнев, Суслов, Косыгин, и послевоенного
поколения, в числе которого были Шелепин, Воронов,
Полянский, Андропов. Брежнев оказался в центре, на
пересечении всех этих дорог. Поэтому именно он на пер-
вом этапе устраивал почти всех. И уж во всяком случае
не вызвал протеста. Сама его некомпетентность была
благом; она открывала широкие возможности для ра-
ботников аппарата. В дураках оказался лишь Шелепин,
полагавший себя самым умным. Он не продвинулся ни
на шаг в своей карьере, так как не только Брежнев, но и
Суслов и другие руководители разгадали его авторитар-
ные амбиции.
Произошло то, что нередко мы наблюдаем в первич-
ных партийных организациях, когда на пост секретаря
парткома избирают не самого активного, смелого и ком-
петентного, а самого надежного, который никого лично не
подведет, никакого вреда без особой надобности не сде-
лает. Но если бы кто-то тогда сказал, что Брежнев про-
держится у руководства 18 лет, ему рассмеялись бы в
лицо. Это казалось совершенно невероятным.
Тогдашний первый секретарь МК КПСС Н. Г. Егоры-
чев выразил, вероятно, общее настроение, когда заметил в
разговоре с одним из руководителей: «Леонид Ильич, ко-
нечно, хороший человек, но разве он годится в качестве
лидера для такой великой страны?» Фраза дорого обош-
лась ему, как, впрочем, и его открытая критика на одном
из пленумов ЦК КПСС военной политики, за которую
отвечал Брежнев. Вместо того чтобы стать секретарем
ЦК, как это предполагалось, Егорычев почти 20 лет про-
был послом в Дании...
Тем временем разгорелась ожесточенная борьба во-
круг выбора путей развития страны. Один, о чем уже
109
упоминалось, недвусмысленно предполагал возвраще-
ние к сталинским методам. Другой путь предлагал ру-
ководству Андропов, представивший емкую программу,
которая более последовательно, чем при Хрущеве, опи-
ралась на решения антисталинского XX съезда. Сейчас
нетрудно восстановить эти идеи, поскольку они в более
общей форме были изложены в редакционной статье,
подготовленной тогда же для «Правды» («Государство
всего народам. 6 декабря 1964 г.). Это: 1) экономиче-
ская реформа; 2). переход к современному научному уп-
равлению; 3) развитие демократии и самоуправления;
4) сосредоточение партии на политическом руководстве;
5) прекращение ставшей бессмысленной гонки ракетно-
ядерного оружия и выход СССР на мировой рынок с
целью приобщения к новой технологии.
Такую программу Андропов изложил Брежневу и
Косыгину во время совместной их поездки в Польшу в
1965 году. Отдельные ее элементы были поддержаны,
однако в целом она не встретила сочувствия ни у Бреж-
нева, ни у Косыгина, хотя и по разным мотивам. Косы-
гин поддерживал экономические преобразования, но
настаивал на восстановлении отношений с Китаем за
счет уступок ему и отказа «от крайностей» XX съезда
КПСС.
Что касается Брежнева, то он не торопился опреде-
лять свою позицию, присматриваясь к соотношению сил
внутри Президиума ЦК КПСС, в Центральном Комите-
те партии.
Смелый шаг Андропова, наверное, сыграл не послед-
нюю роль в его перемещении с поста секретаря ЦК на
должность Председателя КГБ СССР. Тут сошлись раз-
ные силы. С одной стороны, Суслов, который давно не
любил Андропова, подозревая, что тот метит на его ме-
сто. С другой стороны, Косыгин, который питал иллю-
зии о возможности быстрого восстановления союзниче-
ских отношений с Китаем и потому хотел отстранить от
руководства отделом участника советско-китайского кон-
фликта. С третьей стороны, стремление Брежнева на-
править верного человека в КГБ и обезопасить себя
тем самым от той «шутки», которую сыграл Семичаст-
ный с Хрущевым. В конечном счете Брежнев проявил
себя большим мастером компромисса: пошел навстречу
Суслову и Косыгину, но одновременно рекомендовал
избрать Андропова кандидатом в члены Политбюро
ЦК КПСС, а затем и членом Политбюро.
ПО
Итак, сразу обнаружилась главная черта Брежнева
как политического лидера. Будучи человеком крайне
осторожным, не сделавшим ни одного опрометчивого
шага на пути своего возвышения, будучи тем, что на-
зывается «флюгерный лидер», Брежнев с самого начала
занял центристскую позицию. Он не принял ни той ни
другой крайности — ни программы реформы в духе XX
съезда, ни неосталинизма.^ Кстати, он здесь следовал
сложившейся после Ленина" традиции. Не все, наверное,
знают, что Сталин тоже пришел к власти, как центрист.
Он вошел в блок с Каменевым и Зиновьевым против
«левака» Троцкого, а затем с Молотовым, Микояном и
другими — против «правого» Бухарина И только в кон-
це 20-х годов — главным образом с целью укрепления
личной власти — он стал осуществлять левацкую про-
грамму «революции сверху» и террора. Хрущев, кото-
рый вначале разорвал рубаху у себя па груди в секрет-
ном докладе на XX съезде партии, тоже после венгер-
ских событий 1956 года стал смещаться к центру. Вы-
ступая в китайском посольстве в Москве, он назвал
Сталина «великим марксистом-ленинцем», затем рассо-
рился с горячо поддержавшими критику культа лично-
сти представителями интеллигенции и т. д. Правда, его
все время снова несло в направлении крайних решений.
За непоследовательность и легкомысленные ошибки он
и заплатил полную цену в октябре 1964 года.
Иное дело Брежнев. По самой своей натуре, харак-
теру образования и карьере это был типичный аппарат-
ный деятель областного масштаба. Неплохой исполни-
тель. Но не вождь, не вождь... И взял он потому изрядно
от Сталина, но немного и от Хрущева.
Вернемся, однако, к подготовке доклада к 20-летию
Победы, потому что именно тогда определился истори-
ческий выбор, предопределивший характер брежневской
эпохи. «Диссертация» Шелепина была отвергнута, и об-
щими силами был подготовлен вариант доклада, кото-
рый хотя и не очень последовательно, но развивал прин-
ципы, идеи и установки хрущевского периода. Брежнев
пригласил нас в кабинет, посадил по обе стороны длин-
ного стола представителей разных отделов и попросил
зачитать текст вслух.
Тут мы впервые узнали еще одну важную деталь
брежневского стиля: он очень не любил читать и уж
111
совершенно терпеть не мог писать. Всю информацию, а
также свои речи и доклады он обычно воспринимал на
слух, в отличие от Хрущева, который часто предвари-
тельно диктовал какие-то принципиальные соображения
перед подготовкой тех или иных выступлений. Брежнев
этого не делал никогда.
Чтение проекта доклада прошло относительно благо-
получно. Но, как выяснилось, главная битва была впе-
реди, когда он, как обычно, был разослан членам Пре-
зидиума и секретарям ЦК КПСС. Мне поручили обоб-
щить поступившие предложения и составить небольшую
итоговую справку. Подавляющее большинство членов
руководства высказалось за то, чтобы усилить позитив-
ную характеристику Сталина. Некоторые даже предста-
вили большие вставки со своим текстом, в которых го-
ворилось, что Сталин обеспечил разгром оппозиции,
победу социализма, осуществление ленинского плана
индустриализации и коллективизации, культурной рево-
люции, что стало предпосылками для победы в Великой
Отечественной войне и создания социалистического ла-
геря.
Сторонники такой позиции настаивали на том, что-
бы исключить из текста доклада само понятие «культ
личности», а тем более «период культа личности». Боль-
ше других на этом настаивали Суслов, Мжаванадзе и
некоторые молодые руководители, включая Шелепина.
Другие, например Микоян и Пономарев, предлагали
включить формулировки, прямо позаимствованные из
известного постановления «О преодолении культа лич-
ности и его последствий» от 30 июня 1956 года.
Особое мнение высказал Андропов. Он предложил
полностью обойти вопрос о Сталине в докладе, попросту
не упоминать его имени, учитывая разноголосицу мне-
ний и сложившееся соотношение силхСреди руководства.
Юрий Владимирович считал, что нет проблемы, которая
в большей степени может расколоть руководство, аппа-
рат управления да и всю партию и народ в тот момент,
чем проблема Сталина.
Брежнев в конечном счете остановился на варианте,
близком к тому, что предлагал Андропов. В докладе к
20-летию Победы фамилия Сталина была упомянута
только однажды.
Между тем сторонники Шелепина растрезвонили об
амбициях и планах своего вождя. Во время поездки
Шелепина в Монголию его ближайший друг, бывший
112
секретарь ЦК комсомола Н. Н. Месяцев в присутствии
Ю. Цеденбала стал хвастливо говорить о том, что на-
стоящий первый — это именно он, Шелепин. И в хорошем
«поддатни» распевал песню «Готовься к великой цели».
Цеденбал не замедлил сообщить об этом в Москву. Ше-
лепин, который был поумнее своих клевретов, специаль-
но остановился па обратном пути в Иркутске и произнес
в обкоме речь, в которой демонстративно подчеркивал
роль Брежнева, Однако было уже поздно. Он «подста
вился», и все поняли его замыслы. Началась долгая,
хитрая, многотрудная, подспудная борьба между двумя
руководителями, в которой преимущество оказалось на
стороне Брежнева. Тогда только я оценил его фразу:
«Моя сильная сторона — это организация и психология».
Еще раз подтвердилось, что в политике неторопливое
упорство всегда берет верх над необузданной силой.
Свой рабочий день в первый период после прихода
к руководству Брежнев начинал необычно — минимум
два часа посвящал телефонным звонкам другим членам
высшего руководства, многим авторитетным секретарям
ЦК союзных республик и обкомов. Говорил он обычно
в одной и той же манере: вот, мол, Иван Иванович, воп-
рос мы тут готовим. Хотел посоветоваться, узнать твое
мнение... Можно представить, каким чувством гордости
наполнялось в этот момент сердце Ивана Ивановича.
Так укреплялся авторитет Брежнева. Складывалось впе-
чатление о нем как о ровном, спокойном, деликатном
руководителе, который шагу не ступит, не посоветовав-
шись с другими товарищами и не получив полного одоб-
рения своих коллег.
При обсуждении вопросов на заседаниях Секретариа-
та ЦК или Президиума он почти никогда не выступал
первым. Давал высказаться всем желающим, вниматель-
но прислушивался и, если не было единого мнения, пред-
почитал отложить вопрос, подработать, согласовать его
со всеми и внести на новое рассмотрение. Как раз при
нем расцвела пышным цветом практика многотрудных
согласований, требовавшая десятков подписей на доку-
ментах, что стопорило или искажало в итоге весь смысл
принимаемых решений.
Прямо противоположно Брежнев поступал при реше-
нии казовых вопросов. Когда он был заинтересован в
каком-то человеке, он ставил свою подпись первым и
добивался своего. Он хорошо усвоил сталинскую фор-
мулу: кадры решают все. Постепенно, тихо и почти
113
незаметно ему удалось сменить больше половины секре-
тарей обкомов, значительную часть министров, многих
руководителей центральных научных учреждений. Ему
принадлежало последнее слово в присуждении Ленин-
ских и Государственных премий. Брежнев вообще пред-
почитал заниматься не столько производством, сколько
распределением, раздачами. Эту работу он хорошо по-
нимал, не ленился позвонить человеку, которого награж-
дали орденом, а тем более званием Героя Социалисти-
ческого Труда, поздравить, показать тем самым, что ре-
шение исходило лично от него.
Если говорить о брежневском стиле, то, пожалуй, он
состоит именно в этом. Люди такого стиля не очень ком-
петентны при решении содержательных вопросов эко-
номики, культуры или политики. Но зато они прекрасно
знают, кого и куда назначить, кого, чем и когда возна-
градить. Леонид Ильич хорршо поработал, чтобы поса-
дить на руководящие посты — в парторганизациях, в
экономике, науке, культуре — проводников такого стиля,
«маленьких брежневых», неторопливых, нерезких, невы-
дающихся, не особенно озабоченных делом, но умело
распоряжающихся ценностями.
«Флюгерный лидер», который всегда ориентировался
на большинство в руководстве, находил органическое
дополнение в лидере, так сказать, распределительном.
Это возвращало нас к традиции русской государствен-
ности допетровского периода, когда воевод посылали не
на руководство, а на кормление...
Людей XX съезда или просто смелых новаторов не
расстреливали, как в 30-х годах. Их тихо отодвигали,
задвигали, ограничивали, подавляли. Повсюду все боль-
ше торжествовали .«середнячки» — не то чтобы глупые
или совсем некомпетентные люди, но и явно неодарен-
ные, лишенные бойцовских качеств и принципиальности.
Они постепенно заполняли посты в партийном и госу-
дарственном аппарате, в руководстве хозяйством и даже
наукой и культурой. Все серело и приходило в упадок.
Каков был поп, таким становился и приход...
Это Брежнев понимал прекрасно, и в чем он был
действительно великим мастером — так в умении терпе-
ливо тащить пестрое одеяло власти на себя. Тут у него
не было конкурентов. Причем делал он это незаметно,
без видимого нажима. И даже так, чтобы соломку под-
стелить тому, кого он легким движением корпуса стал-
кивал с края скамейки. Нужны были места для разме-
114
щения днепропетровской, молдавской и казахстанской
команды. На всех важных постах он расставлял надеж-
ных людей, которые лично его не подведут. И вот один
за другим из Президиума, из Политбюро ЦК КПСС
исчезли Подгорный, Воронов, Полянский, Микоян. Вы
помните, как без всякого шелеста и объявлений исчез
Шелест — руководитель крупнейшей украинской пар-
тийной организации. На заседании Политбюро произнес
только одну фразу по какому-то вопросу: «Украинская
партийная организация не поддержит это решение».
А насчет «соломки» — вот любопытный факт. После
освобождения Н. Г. Егорычева с поста секретаря Мо-
сковской парторганизации ему позвонил Леонид Ильич
и сказал примерно такое: «Ты уж извини, так получи-
лось... Нет ли у тебя каких там проблем — семейных или
других?» Егорычев, у которого дочь незадолго до этого
вышла замуж и маялась с мужем и ребенком без квар-
тиры, имел слабость сказать об этом Брежневу. И что
же вы думаете? Через несколько дней молодая семья
получила квартиру. Брежнев не хотел ни в коем случае
вызывать чувство озлобления. Если бы он был сведут
в искусстве, наверное, ему больше всего импонировали
бы пастельные полутона, без ярких красок, будь то бе-
лых или красных, зеленых или оранжевых... Он часто
сам одаривал квартирами свое окружение. Ну что вы
скажете? Представляете себе президента США, который
распределяет квартиры?..
Итак, Брежнев пришел без своей программы разви-
тия страны. Это один из редких случаев в современной
политической истории, когда человек принимает власть
как таковую без каких-либо определенных планов. Но
нельзя сказать, пользуясь выражением Мао Цзэдуна,
что это был чистый лист бумаги, на котором можно бы-
ло писать любые иероглифы. Человек глубоко традици-
онный и консервативный по своему складу, он больше
всего опасался резких движений, крутых поворотов,
крупных перемен. Осудив Хрущева за волюнтаризм и
субъективизм, он прежде всего позаботился о том, что-
бы перечеркнуть его радикальные начинания, восстано-
вить то, что было апробировано при Сталине. В первую
очередь были ликвидированы совнархозы и деление
партийных органов на промышленные и сельскохозяйст-
венные (форма своеобразного хрущевского плюрализ-
ма?), что так раздражало аппарат управления. Крупные
руководители, которые против своей воли отправи-
115
лись в ближнюю и дальнюю периферию, вернулись на
прежние места в Москву. Тихо и незаметно была сведе-
на на нет идея ротации кадров. В противовес ей был
выдвинут лозунг стабильности — голубая мечта каждого
аппаратчика. Брежнев не вернулся к сталинским репрес-
сиям, но успешно расправлялся с инакомыслящими.
Вместо хрущевской одиннадцатилетки, претендовав-
шей на политехнизацию школы, снова вернулись к преж-
ней десятилетке. Крестьяне получили обратно отрезан-
ные у них приусадебные участки. Ушла в прошлое ку-
курузная эпопея, а вместе с ней и Лысенко. Постепенно
произошла переориентация с освоения целины на фор-
сирование земледелия центральных районов страны.
Колхозники получили пенсионное обеспечение, была га-
рантирована минимальная зарплата для работающих в
колхозах. Снизилась норма обязательных поставок и
увеличились закупки сельскохозяйственных продуктов по
более высоким ценам.
Все эти мероприятия в сельском хозяйстве были на-
мечены еще при Хрущеве. Последним таким всплеском
реформаторства стал сентябрьский Пленум 1965 года.
На нем была предложена хозяйственная реформа, ини-
циатором которой выступал Косыгин. В основу реформы
легли дискуссии, начатые еще в сентябре 1962 года во-
круг статьи харьковского профессора Е. Либермана
«План, прибыль, премия». Эти идеи развивались затем
в выступлениях крупных советских ученых В. Немчино-
ва, В. Новожилова, Л. Канторовича. Накануне октябрь-
ского переворота, в августе 1964 года, по предложению
Хрущева началось осуществление предложенной учены-
ми новой хозяйственной системы на фабриках «Больше-
вичка» в Москве и «Маяк» в Горьком. И через несколько
дней после пресловутого «добровольного» ухода Хруще-
ва на пенсию этот эксперимент распространился на мно-
гие другие предприятия. Вдохновленный его результата-
ми, Косыгин и сделал свой доклад на сентябрьском Пле-
нуме 1965 года.
Брежнев, однако, относился скептически к этой «за-
тее». Не вникая в ее суть, он интуитивно больше доверял
тем методам, которые дали такие блестящие, по его
мнению, результаты в период сталинской индустриали-
зации. Не последнюю роль сыграла и ревность к Косы-
гину, который имел перед ним все преимущества как
один из старейших руководителей, авторитет его восхо
дил еще к периоду Отечественной войны.
116
В самый начальный период руководства Брежнева
на заседании представителей стран Варшавского Дого-
вора произошел забавный эпизод, когда он произнес
единственную, кажется, не загодя написанную речь.
Румынскую делегацию возглавлял не руководитель пар-
тии, а Председатель Совета Министров, и он предло-
жил, чтобы общий документ был подписан именно
руководителями государств, а не партий. И тут, как под-
брошенный пружиной, подскочил Леонид Ильич и про-
изнес две с половиной фразы. Они звучали примеряю
так: «Как же можно? Документ должен подписывать
первый человек в стране... А первый человек — это руко-
водитель партии».
В ту пору в аппарате пересказывали слова Брежне-
ва по поводу доклада Косыгина на сентябрьском Пле-
нуме: «Ну что он придумал? Реформа, реформа... Кому
это надо, да и кто это поймет? Работать нужно лучше,
вот и вся проблема».
Впрочем, мои личные впечатления о Брежневе могут
быть субъективны, тем более что говорил я с ним толь-
ко однажды. Уже в январе 1965 года я подал заявление
об уходе из аппарата ЦК и прямо сказал Андропову, что
не согласен с линией нового руководства, прежде всего
по вопросам культа личности Сталина, оценки XX съезда
КПСС, отношений с Китаем и США.
Обратимся к оценкам людей, которые знали Брежне-
ва больше. А. Бовин, например, утверждает, что Бреж-
нева трудно назвать крупным политическим деятелем,
правда, он тут же добавляет, что, по его наблюдениям,
«Брежнев был в общем-то неплохим человеком, общи-
тельным, устойчивым в своих привязанностях, радуш-
ным, хлебосольным хозяином». «Любил охоту... Радовал-
ся доступным ему радостям жизни».
Но это к слову. А вот с чем решительно нельзя согла-
ситься, так это с концепцией «двух Брежневых» — до
середины 70-х годов и после, с утверждением, будто он
был в самом начале своей деятельности сторонником
экономической и других реформ. Приводит длинную ци-
тату из выступления Брежнева на сентябрьском Плену-
ме 1965 года, которая якобы особенно характерна для
оценки его позиции. Однако уже в то время было допод-
линно известно, что Брежнев — активный противник
реформы, предложенной Косыгиным, и прежде всего по
его вине она провалилась.
117
Как раз при Брежневе сложилась традиция ужасаю-
щего словоблудия, которое с трудом разместилось в де-
вяти томах «его» собрания сочинений. Произносились
речи — и нередко хорошие и правильные,— за которы-
ми, однако, ничего не стояло. Авторы его речей облада-
ли исключительной способностью с помощью малоза-
метного поворота исказить любую плодотворную идею.
Так, например, в 1966 году в «Правде» была опублико-
вана моя статья «О строительстве развитого социали-
стического общества». В ней, в сущности, содержались
отказ от лозунга «развернутого строительства комму-
низма», признание того, что у нас пока еще созданы
лишь отсталые формы социализма, и ориентация на на-
учно-техническую модернизацию, реконструкцию управ-
ления, демократическое развитие. Что же сделали люди
из «идеологической парикмахерской»? Они вложили в
уста Брежнева указание на то, что у нас уже построено
развитое социалистическое общество.
Политика переставала быть политикой. Ибо полити-
ка— это деловые решения, а не многословные речи по
поводу решений. Это не декларации о Продовольствен-
ной программе, а продовольствие в магазинах, не обе-
щание коммунизма, а реальное движение к благосостоя-
нпю для каждого человека.
Верно, что словечко «проблема» стало излюбленным
в первых выступлениях Брежнева. Он говорил о пробле-
мах научно-технической революции, производительности
труда, продовольственной проблеме, жилищной и так
далее. И все время призывал принимать какие-то реше-
ния. Однако решения почему-то не принимались. А если
принимались, то не исполнялись. В Институте конкрет-
ных социальных исследований АН СССР было прове-
дено изучение эффективности решений, принимаемых
Совмином СССР. Результаты потрясали: фактически
исполнялось не более одного из десяти решений.
Верно, что Брежнев любил застолье, охоту, быструю
езду. Это он ввел такой силь — проноситься на ста со-
рока километрах по «коммунистическому городу». И чем
быстрее ездило начальство в новеньких «ЗИЛах», тем
медленнее ползла страна. Зато были слова, слова, слова.
А как расплачивался народ? Сколько миллиардов на-
родных денег и народного энтузиазма ушло на необес-
печенное и экономически не проработанное строитель-
ство БАМа? А чего стоили «величественные» проекты
поворота сибирских рек? А бесконтрольные военные
118
затраты? Тем временем уровень жизни народа откаты-
вался на одно из последних мест среди индустриально
развитых государств.
Бовин рассказывал о таком разговоре, который про-
изошел на даче в Завидове, где готовилась очередная
речь. Кто-то сказал Брежневу о том, как трудно живет-
ся низкооплачиваемым людям. А тот ответил: «Вы не
знаете жизни. Никто не живет на зарплату. Помню, в
молодости, в период учебы в техникуме, мы подрабаты-
вали разгрузкой вагонов. И как делали? А три мешка
или ящика туда — один себе. Так все и живут в стране».
Да, верно говорится: рыба гниет с головы. Брежнев счи-
тал нормальным и теневую экономику, и грабительство
в сфере услуг, и взятки чиновников. Это стало едва ли
не всеобщей нормой жизни. Вспомним слова Сен-Симо-
на, давно уже заметившего, что нации, как и индивиды,
могут жить двояко, либо воруя, либо производя.
Кто виноват? Брежнев? Сейчас легко так сказать.
Виновата дворня, небескорыстно раздувавшая этот пу-
стой резиновый сосуд? Больше, чем он. Да потому, что^
ведала, что творила. Но главный виновник, которого
надо привлечь к суду истории,— брежневский режим,
который законсервировал бедность и развратил сознание
огромной массы людей.
Значит ли это, что страна не развивалась, что все
действительно остановилось? Конечно нет. Народ про-
должал трудиться. Промышленное производство мед-
ленно, но росло, хотя и все более обращали на себя вни-
мание два крайне опасных явления. Стремительно уве-
личивалась добыча топлива. За полтора десятка лет
было добыто, столько же, сколько за всю предыдущую
историю страны. Это означало проедание запасов, при-
надлежащих будущим поколениям, по принципу: после
нас хоть потоп! И второе: почти неуклонно уменьшалась
доля предметов потребления в общем выпуске продук-
ции. Страна продолжала развиваться экстенсивно.
То было 20-летие упущенных возможностей. Техно-
логическая революция, развернувшаяся в мире, обошла
нас стороной. Ее даже не заметили, продолжая твердить
о традиционном научно-техническом прогрессе. За это
время Япония стала второй промышленной державой
мира. Южная Корея стала наступать на пятки Японии.
Бразилия выдвинулась в число новых центров индуст-
риальной мощи. Правда, мы добились военного парите-
та с крупнейшей промышленной державой современного
119
мира. Но какой ценой? Ценой, все большего технологи-
ческого отставания во всех других областях экономики,
дальнейшего разрушения сельского хозяйства, так и не
созданной современной сферы услуг, замораживания
низкого уровня жизни народа.
Ситуация осложнялась тем, что были отвергнуты ка-
кие-либо поиски модернизации самой модели социализ-
ма. Напротив, вера в организационные и бюрократиче-
ские решения усилилась. Чуть возникала проблема — и
руководство страны реагировало однозначно: а кто этим
занимается? Надо создать новое министерство или дру-
гой аналогичный орган.
Сельское хозяйство и продовольственная проблема
оставались ахиллесовой пятой нашей экономики. Но ре-
шения искались на традиционных путях, которые уже
показали свою неэффективность в предыдущую эпоху.
Продолжалась политика совхозизации колхозов, то есть
дальнейшего огосударствления.
Не дала ожидаемых результатов химизация. Не-
смотря на то что в 70-х годах СССР опередил США по
производству удобрений, производительность труда в
сельском хозяйстве была в несколько раз ниже. Четверть
самодеятельного населения СССР не могла прокормить
страну, тогда как три процента фермеров США произ-
водили столько, что значительную часть продавали за
границу.
Причина экономической и технологической отстало-
сти была одна: непонимание и страх перед назревшими
структурными реформами — переходом на хозрасчет В
промышленности, кооперированием сервиса, звеньевым и
семейным подрядом в деревне. И страшнее всего было
бы режиму тех лет решиться на демократизацию, огра-
ничение власти главной опорной базы Брежнева — бю-
рократии.
Всякие попытки продвижения по пути реформ, про-
явления хозяйственной самостоятельности или само-
стоятельности мысли пресекались без всякой пощады.
Главный урок эпохи Брежнева — крах командно-ад-
министративной системы, сложившейся при Сталине.
Государство не только не обеспечивало прогресс, но все
более тормозило развитие общества — экономическое,
культурное, нравственное. Брежнев и его окружение в
одном отношении накопили не совсем бесполезный опыт,
к несчастью, затянувшийся почти на двадцать лет. Воз-
врата нет! Даже если бы Брежнев решился подкрепить
120
подгнившее здание рецидивом сталинских репрессий,
ему не удалось бы сделать эту систему эффективной.
Ибо технологическая революция требует свободного
труда, личной инициативы и заинтересованности, твор-
чества, непрерывного поиска, состязательности. Струк-
турные реформы и перестройка стали непреложным ло-
гическим выходом из застоя.
Будучи живым воплощением иллюзий государствсчь
ного социализма, Брежнев привел его на самую послед-
нюю тупиковую остановку. Отсюда начинается единст-
венно возможный, хотя и крайне трудный переход к фор-
мированию гражданского социалистического общества,
в центре которого стоят самоуправляемые трудовые кол-
лективы и активные индивиды: трудясь на самих себя,
они трудятся на все общество. Государство, разумеется,
не превращается в ночного сторожа, но оно, подобно
шагреневой коже, резко сужает свои функции, сохраняя
за собой только те, которые отвечают безопасности и
прогрессу общества. Условно говоря, если из ста мини-
стерств и ведомств сохранятся 15—20, а из 18 миллио-
нов аппарата управления две трети перейдут в сферу
общественного самоуправления, наша держава от этого
только выиграет, как, бесспорно, выиграют и ее.граж-
дане.
Урок второй — пора навсегда покончить с такими
порядками, когда к руководству страной приходят не в
результате нормальной демократической процедуры и
публичной деятельности в партии, государстве, а путем
закулисных комбинаций, а тем более заговоров и кро-
вавых чисток. Опыт уже в достаточной степени показал,
что в подобной обстановке к власти приходят отнюдь
не самые способные организаторы, не самые яркие поли-
тические умы, не самые преданные народу, а самые хит-
роумные улиссы — мастера групповой борьбы, интриг и
даже обыкновенной коррупции. Политические мафии
Рашидова и Кунаева, Щелокова и Медунова, «днепро-
петровский хвост» в лице Тихонова, а затем «феномен»
Черненко — все это должно стать суровым предостере-
жением политическим работникам любого ранга и
уровня.
Во все времена среди всех народов считается, что
руководство государством требует определенной подго-
товки, поскольку от этого в большой степени зависит
судьба народа. Не будем вспоминать о древнем мире,
где в качестве наставников правителей выступали такие
121
люди, как Аристотель или Сенека. В нашей России на-
следника престола наставлял близкий друг Пушкина
Жуковский. Но и в современных государствах считается
общепринятым, что для этой работы нужны и природ-
ные данные, и образование, и воспитание чувства граж-
данской ответственности, и многолетняя школа полити-
ческой деятельности, участия в общественных и госу-
дарственных делах, и ораторское искусство, и навыки
публицистики. Не будем ссылаться на западный опыт —
он нам не указ, мы сами с усами. Но усы мы выращи-
вали, а потом брили в больших хлопотах и трудах, на-
бивая шишки не только отдельным людям, но и всему
народу, пока не поняли: нет, не каждый секретарь об-
кома может руководить великой державой нашей.
Бурлацкий Ф. Вожди и советники:
О Хрущеве, Андропове и не только о них...
М., 1990. С. 271—302;
Литературная газета. 1988. № 37. С. 13—14.
Рой Медведев
ФАРС С ПРИМЕСЬЮ ТРАГЕДИИ
СМЕРТЬ ПОЛИТИКА И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ
В. И. Ленин говорил, что настоящие политические
деятели не умирают для политики, когда наступает их
физическая смерть. Политика, впрочем, мало чем отли-
чается в этом отношении от любой области человеческой
деятельности. Есть много людей, которые остаются на-
шими современниками, хотя они умерли десятки и сот-
ни лет тому назад. Эти люди продолжают свою жизнь
не только в учебниках истории, но и в современной по-
литике и культуре, оказывая и сегодня влияние на
взгляды, чувства и поведение отдельных групп, партий,
наций, а иногда и всего человечества, хотя это влияние
и не всегда бывает благотворным. Но есть еще больше
политиков или деятелей культуры, влияние которых не
переходит за границы их земной жизни. Они могут сой-
ти с политической сцены и потерять значение для своей
страны или партии даже при жизни. Это и есть то, что
принято называть политической смертью. Она может
оказаться для политика более страшной, чем физичес-
кая смерть. Именно эту участь уготовила судьба для
Л. И. Брежнева.
122
КОНЕЦ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ БРЕЖНЕВА
Еще в 50-летнем и даже в 60-летнем возрасте Бреж-
нев жил, не слишком заботясь о состоянии своего здо-
ровья. Он не отказывался от всех удовольствий, кото-
рые может дать жизнь и которые далеко не всегда спо-
собствуют долголетию.
Первые серьезные проблемы со здоровьем появились
у Брежнева, видимо, в 1969—1970 годах. Рядом с ним
стали постоянно дежурить врачи, и в местах, где он
жил, были оборудованы медицинские кабинеты. В на-
чале 1976 года с Брежневым случилось то, что принято
называть клинической смертью. Однако его удалось
вернуть к жизни, хотя в течение двух месяцев он не мог
работать. С тех пор около Брежнева постоянно нахо-
.дилась группа врачей-реаниматоров, вооруженных не-
обходимым оборудованием. Хотя состояние здоровья на-
ших лидеров относится к числу тщательно охраняемых
государственных тайн, прогрессирующая немощь Бреж-
нева была очевидна для всех, кто мог видеть его на эк-
ранах своих телевизоров. Американский журналист Си-
мон Хэд писал: «Каждый раз, когда эта тучная фигура
отваживается выйти за кремлевские стены, внешний мир
внимательно ищет симптомы разрушающегося здоровья.
Во время ноябрьских 1981 года встреч с Гельмутом
Шмидтом, когда Брежнев едва не падал при ходьбе, он
временами выглядел так, как будто не сможет протянуть
и дня».
В сущности, он медленно умирал на глазах всего
мира. В последние шесть лет у него было несколько ин-
фарктов и инсультов, и врачи-реаниматоры неоднократ-
но выводили его из состояния клинической смерти. В по-
следний раз это произошло в апреле 1982 года после
несчастного случая в Ташкенте.
Разумеется, болезненное состояние Брежнева стало
отражаться и на его способности управлять страной. Он
был вынужден часто прерывать выполнение своих обя-
занностей или перелагать их на непрерывно растущий
штат своих личных помощников. Рабочий день его со-
кратился до нескольких часов. Он стал выезжать в от-
пуск не только летом, но и весной. Постепенно ему ста-
новилось все труднее выполнять даже простые прото-
кольные формальности, и он перестал разбираться в том,
что происходит вокруг. Однако очень много влиятель-
ных, глубоко разложившихся, погрязших в коррупции
123
людей из его окружения были заинтересованы в том,
чтобы Брежнев время от времени появлялся на людях
хотя бы как формальный глава государства. Они бук-
вально водили его под руки и достигли худшего: ста-
рость, немощь и болезни советского лидера стали пред-
метом не столько сочувствия и жалости его сограждан,
сколько раздражения и насмешек, которые высказыва-
лись все более открыто.
Еще днем 7 Ноября 1982 года во время парада и де-
монстрации Брежнев несколько часов стоял, несмотря
на плохую погоду, на трибуне Мавзолея, и иностран-
ные газеты писали, что он выглядел даже лучше обыч-
ного. Конец наступил, однако, всего через три дня. Ут-
ром во время завтрака Брежнев вышел в свой кабинет
что-то взять и долго не возвращался. Обеспокоенная
жена пошла из столовой за ним и увидела его лежащим
на ковре возле письменного стола. Усилия врачей на
этот раз не принесли успеха, и через четыре часа после
того, как сердце Брежнева остановилось, они объявили
о его кончине. Через день ЦК КПСС и Советское пра-
вительство официально оповестили мир о смерти
Л. И. Брежнева.
НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКОЙ СМЕРТИ БРЕЖНЕВА
Иностранные журналисты в Москве отмечали в сво-
их репортажах то равнодушное спокойствие, с которым
очень многие из рядовых граждан встретили весть о
смерти Брежнева. Этого события давно ждали. «Отму-
чился»,— сказала пожилая работница, которая еще не-
давно с жалостью говорила мне: «Такой старый и боль-
ной, а еще заставляют работать». Эта женщина и ее
муж были моложе и здоровее Брежнева, но они уже
давно были на пенсии и проводили большую часть дня
у телевизора. Действительно, известие о смерти Бреж-
нева большинство людей в стране приняло спокойно, не
было ничего, что походило бы на «всенародную скорбь».
В Обращении ЦК КПСС, Президиума Верховного
Совета СССР и Совета Министров к советскому народу
говорилось, что «жизнь и деятельность Л. И. Брежнева
будет всегда вдохновляющим примером верного служе-
ния Коммунистической партии и советскому народу». На
внеочередном Пленуме ЦК КПСС, который собрался в
Кремле 12 ноября 1982 года, также заявляли, что
Л. И. Брежнев «навсегда останется в памяти благодаря
124
ного человечества как последовательный, страстный и
неутомимый борец за мир и безопасность народов». То
же самое можно было услышать с трибуны Мавзолея в
день похорон.
Но уже через десять дней на очередном Пленуме ЦК
прозвучала хотя и косвенная, но резкая критика многих
недостатков прежнего руководства и утвердившегося
при нем бюрократического стиля управления. Имя Бреж-
нева все реже и реже стало появляться в печати, а его
портреты снимались как со стен московских домов, так
и со стен служебных кабинетов. В газетах и журналах
почти исчезли цитаты и ссылки на Брежнева. Весьма
формально были проведены в декабре 1982 года различ-
ные мероприятия по увековечению его памяти. Сообще-
ния о митингах и собраниях по этому поводу были крат-
кими и помещались где-то на последних страницах газет.
С февраля 1983 года упоминания имени Брежнева почти
полностью прекратились. Один лишь раз упомянул имя
Брежнева и М. С. Горбачев в своем докладе на торже-
ственном заседании в Москве, посвященном 113-й го-
довщине со дня рождения В. И. Ленина. Процесс забве-
ния шел не только в печати. О Брежневе все меньше и
меньше говорят в любой советской семье, его образ ис-
чезает и из сознания народа. Мы присутствуем, таким
образом, не только при постепенном демонтаже «культа»
Брежнева, который безуспешно насаждался в стране в
течение столь многих лет, но и при начале его полити-
ческой смерти.
Основные причины физической смерти Брежнева бы-
ли названы 12 ноября 1982 года в кратком медицинском
бюллетене. Причины его политической кончины с такой
же краткой определенностью изложить трудно. В пер-
вую очередь надо сказать в этой связи о том, что Бреж-
нев оставил своим преемникам тяжелое наследие из
трудноразрешимых проблем. В сущности, последние пять
лет его правления были годами все углубляющегося
экономического и политического кризиса. Ни один из
планов экономического развития в эти годы не был вы-
полнен. Национальный продукт увеличивался не более
чем на 2 процента в год при ухудшении многих важных
экономических показателей. Огромные трудности воз-
никли в энергетике, в угольной и лесной промышленно-
сти, на транспорте, в производстве многих предметов
йотребления. Четыре года подряд был неурожай, и в
этом повинна не только плохая погода. Особенно сокра-
125
тилось производство зерна. Соответственно увеличились
закупки зерна и продовольствия за границей. Полки
продовольственных магазинов пустели, в большинстве
промышленных центров пришлось ввести лимитирование
в распределении продуктов питания. Была расширена
система коммерческой торговли по более высоким це-
нам. Все это вызывало недовольство среди самых ши-
роких слоев населения.
Чрезвычайно усложнилось международное положе-
ние СССР. Отношения с Соединенными Штатами стали
напоминать худшие времена «холодной войны». Страны
Востока и Запада стояли на пороге нового витка все
более опасной, дорогостоящей и бессмысленной гонки
вооружений. На востоке у советских лидеров появилась
такая трудная проблема, как Афганистан, а на западе —
не менее трудная проблема Польши. Китайско-вьетнам-
ский конфликт, проблема Кампучии, приход к власти в
ФРГ консервативного руководства — все это осложняло
решение проблем советской внешней политики.
Политический капитал, накопленный администрацией
в годы разрядки и сравнительно быстрого экономиче-
ского развития 60-х годов, был позднее почти полностью
растрачен. Анализируя эпоху Брежнева, многие иност-
ранные обозреватели отмечали, что при нем Советский
Союз достиг небывалого ранее военного могущества,
впервые в своей истории сравнявшись с объединенной
военной мощью Запада. Это верно. Но даже самые энер-
гичные сторонники укрепления военной мощи СССР
понимали, что военно-промышленный комплекс — это, в
сущности, лишь болезненный нарост на экономическом
организме любой страны и его развитие всегда лимити-
руется развитием гражданских отраслей экономики. По-
этому без крепкой и хорошо налаженной экономики, без
передовой технологии, без процветающего сельского хо-
зяйства, обеспечивающего хорошее питание всего насе-
ления и необходимые стратегические резервы, не только
дальнейшее расширение, но и поддержание военной мо-
щи СССР может оказаться крайне затруднительным
или вообще невозможным.
Конечно, политические, хозяйственные или даже во-
енные неудачи и трудности не могут быть единственной
причиной политической смерти того или иного человека,
возглавлявшего страну или партию. Многие великие
политические лидеры потерпели неудачу в своих начи-
наниях, они имели печальную возможность видеть упа-
126
док своего дела в конце своей жизни, однако это не
приводило автоматически к их политической смерти.
ЛАасштабы личности и деятельности того или иного по-
литика или деятеля культуры могут иногда даже воз-
расти в благодарной памяти его наследников и по-
томков.
Но истина состоит в том, что Брежнев не был под-
линно великим или даже выдающимся человеком. Если
давать какую-либо предельно краткую характеристику,
ю я сказал бы в первую очередь о нем как о слабой
почти во всех отношениях личности, и этим он отличал-
ся от своих предшественников. У него не было интеллек-
туальной силы и политического гения Ленина. У него
не было сверхчеловеческой силы воли и злого властолю-
бия Сталина. У него не было исключительной самостоя-
тельности, огромных реформаторских замыслов и гро-
мадной работоспособности Хрущева. И по характеру, и
по интеллекту Брежнев был посредственным и неглубо-
ким политиком, но большим мастером аппаратной инт-
риги.
Несомненно, что слабость Брежнева как руководите-
ля и человека не могла не отразиться и на положении
дел в стране. Здесь не было простой автоматической
связи, так как ухудшение как внутреннего, так и меж-
дународного положения СССР было связано и с рядом
объективных причин. Однако глубина переживаемых
трудностей определялась и рядом субъективных факто-
ров, и, в частности, прогрессирующим одряхлением
Брежнева и его ближайших соратников. Ведущая группа
советских лидеров, как она сложилась в 1978—1982 го-
дах, оказалась не в состоянии преодолеть неблагоприят-
ное влияние объективных тенденций. При этом сказа-
лось не только то, что Брежнев, Суслов, Кириленко и
отчасти Косыгин были уже очень старыми и тяжело
больными людьми, способными работать лишь несколь-
ко часов в день и слишком обремененными заботой о
состоянии своего здоровья. Можно вспомнить, что и Ле-
нин был в 1922—1923 годах тяжело болен и врачи раз-
решали ему работать нередко всего по 10—15 минут в
день. Однако то, что он сумел сказать, написать и про-
диктовать в эти годы, составляет едва лц не наиболее
важную и зрелую часть его наследия. Тяжело был болен
в 1949—1953 годах и Сталин, однако это не ослабляло
страшной силы его деспотической власти. Что касается
Брежнева, то во время болезни он практически целиком
127
отстранился от руководства страной, передоверив его
клике своих многочисленных фаворитов и помощников.
Выступая 12 ноября 1982 года перед Пленумом ЦК,
Черненко говорил о выдающихся способностях, остром
уме и исключительном мужестве Брежнева, о его наход-
чивости, требовательности к подчиненным, нетерпимом
отношении ко всем проявлениям бюрократизма и т. п.
С таким же успехом он мог бы говорить о выдающемся
литературном даровании покойного (не зря же он полу-
чил Ленинскую премию по литературе), о его глубочай-
шей научной эрудиции (не зря же он получил золотую
медаль имени Карла Маркса) или о его выдающихся
полководческих и ораторских дарованиях. Даже во мно-
гих статьях в западной печати о Брежневе говорилось
как о сильной личности, как о человеке с сильным ин-
теллектом, умело и тонко «обыгрывающем» своих со-
перников. Но все эти оценки далеки от истины. Брежнев
никогда не был тем, кого принято называть «сильной
личностью». Это был человек со слабой волей и слабым
характером. Во многих отношениях он был человеком
не только доброжелательным, но даже мягкотелым. Но
качества, которые можно было бы считать даже похваль-
ными для рядового обывателя, не слишком подходят
для руководителя могущественной сверхдержавы.
«ТИХИЙ ПЕРЕВОРОТ» 1970 ГОДА
В Политбюро Брежнев до конца 60-х годов был лишь
первым среди равных, многие из членов Политбюро вы-
двинулись еще при Сталине и занимали тогда более вы-
сокие посты, чем Брежнев. Другие члены Политбюро
выдвинулись при Хрущеве. Однако став Генеральным
секретарем ЦК КПСС, Брежнев получил возможность
продвинуть вперед многих из своих ближайших друзей.
Так, например, в 1966 году было решено восстановить
упраздненное при Хрущеве общесоюзное Министерство
внутренних дел. По предложению Брежнева новым ми-
нистром внутренних дел стал его друг, выпускник Днеп*
ропетровского металлургического института Н. А. Ще-
локов, продолжавший все еще работать в Молдавии вто-
рым секретарем ЦК. Щелоков быстро перебрался в
Москву и получил большую квартиру в доме на Куту-
зовском проспекте, где жил и сам Брежнев. В этом же
доме выше этажом имел квартиру и Ю. В. Андропов.
128
Еще в 1965 году членом Военного совета и началь-
ником Политуправления Московского военного округа
стал друг Брежнева и Щелокова К. С. Грушевой. Важ-
ный пост управляющего делами ЦК КПСС занял быв-
ший выпускник Днепропетровского металлургического
института Г. С. Павлов, работавший до того на мало-
значительном посту в аппарате Комитета партийно-го-
сударственного контроля. Еще более важный пост заве-
дующего Общим отделом ЦК КПСС занял К. У. Чер-
ненко, перешедший сюда из секретариата Президиума
Верховного Совета СССР. Друг Брежнева Н. А. Тихо-
нов перешел не только из кандидатов в члены ЦК КПСС,
но и с более скромной должности заместителя председа-
теля Госплана — на должность заместителя Председате-
ля Совета Министров СССР. Стал быстро увеличиваться
и личный секретариат Брежнева, возглавляемый Г. Э. Цу-
кановым. К концу 60-х годов в нем имелось около 20 по-
мощников, секретарей и референтов, каждый из которых
создавал и свой подсобный аппарат.
Немалое недовольство в самых различных кругах вы-
звало быстрое возвышение С. П. Трапезникова, кото-
рый в свое время директорствовал в Молдавской ВПШ,
затем работал с Брежневым в аппарате ЦК КПСС, а
потом стал заместителем ректора ВПШ. И все это — при
феноменальной безграмотности. Во время его выступле-
ний слушатели забавлялись тем, что составляли списки
грубых ошибок и оговорок, допущенных докладчиком.
И вот теперь Брежнев делает его заведующим Отделом
науки и учебных заведений ЦК КПСС.
Став на XXIII съезде членом ЦК КПСС и укрепив,
таким образом, свое положение, Трапезников выставил
свою кандидатуру в члены-корреспонденты АН СССР.
При предварительном голосовании на Секции общест-
венных наук его кандидатура была одобрена, но на об-
щем собрании действительных членов академии он не
получил не только необходимых для избрания 2/3, но
даже половины голосов. Разразился скандал, и многие
консервативные ученые из Секции общественных наук
потребовали повторного голосования. Президент акаде-
мии М. В. Келдыш доложил обо всем Суслову. Послед-
ний сказал, что если академики требуют провести пере-
голосование, то его надо провести, но не следует оказы-
вать давление на участников голосования. Суслов был
человеком консервативным, но все же достаточно гра-
мотным, чтобы понимать, что представляет собой его
5 Л. И. Брежнев 129
новый подчиненный, однако не хотел из-за него вступать
в конфликт с Брежневым. На повторном заседании об-
щего собрания Академии наук в защиту Трапезникова
выступили В. М. Хвостов п Б. А. Рыбаков — оба от от-
деления истории. Но против выступил выдающийся фи-
зик И. Е. Тамм, который весьма квалифицированно
разобрал три главные книги кандидата и дал им отри-
цательную оценку. Приведенные им цитаты не нужда-
лись в комментариях, и при повторном голосовании кан-
дидатура Трапезникова была вновь провалена большин-
ством голосов. Вся эта история получила огласку, и не-
которые из членов Политбюро предложили освободить
Трапезникова от должности заведующего отделом ЦК.
Обсуждался даже вопрос о назначении его министром
просвещения, но против этого решительно высказался
Косыгин. Вопрос был отложен, и в конце концов Бреж-
неву удалось отстоять своего любимца; он оставался
заведующим отделом до 1983 года, и только Ю. В. Анд-
ропов отправил этого графомана на пенсию.
Уже на XXIII съезде чувствовалось, что дирижерская
палочка находится в руках Суслова. Именно к нему об-
ращались в конце 60-х годов работники аппарата для
разрешения спорных вопросов. Да и сам Брежнев не
предпринимал никаких инициатив, не согласовав их
прежде всего с Сусловым. Это обстоятельство раздра-
жало окружение Брежнева, которое состояло в основном
из его старых друзей, соратников по Днепропетровску
и Молдавии, и некоторых вновь обретенных друзей и по-
мощников. Они хотели придать Брежневу большую са-
мостоятельность в решении идеологических, политиче-
ских и внешнеполитических проблем. Но поскольку
Брежнев по своей нерешительности и некомпетентности
опасался принимать самостоятельные решения, это озна-
чало бы увеличение роли его аппарата.
Перелом в отношениях между Брежневым и Сусло-
вым наступил в декабре 1969 года. По традиции в кон-
це каждого года собирался Пленум ЦК КПСС, который
в преддверии сессии Верховного Совета СССР обсуж-
дал итоги уходящего года и основные директивы к плану
на предстоящий год. Докладчиком выступал обычно
Председатель Совета Министров СССР, после чего про-
исходили краткие прения. Но на декабрьском Пленуме
1969 года вскоре после доклада с большой речью по
проблемам управления и развития народного хозяйства
выступил Брежнев. Эта речь содержала крайне резкую
130
критику органов хозяйственного управления, оратор
очень откровенно говорил о плохом состоянии дел в со-
ветской экономике. Эта речь была подготовлена в лич-
ном секретариате Брежнева. Разумеется, так как он был
не рядовым оратором, а лидером партии, то и его речь
воспринималась как директивная.
Необычная самостоятельность Брежнева не только
удивила, но и обеспокоила многих членов Политбюро,
которые опасались, что увеличение влияния и власти
Брежнева нарушит ту «стабильность» в кадрах, к кото-
рой все начинали привыкать. Естественно, что больше
других был недоволен Суслов, с которым Брежнев не
нашел нужным проконсультироваться. Выступить в оди-
ночку против Суслов не решился. Он подготовил спе-
циальную «записку» для членов Политбюро и ЦК, кото-
рую подписали также А. Н. Шелепин и К. Т. Мазуров.
В этой записке подвергалась критике речь Брежнева как
политически ошибочное выступление, в котором все
внимание было якобы сосредоточено на негативных яв-
лениях и в котором оратор ничего почти не сказал о тех
путях, с помощью которых можно и нужно исправить
недостатки и пороки в народном хозяйстве.
Возникший спор предполагалось обсудить на пред-
стоящем мартовском Пленуме ЦК КПСС в 1970 году.
Брежнев был также обеспокоен возникшей в ЦК оппо-
зицией и не желал доводить дело до обсуждения на Пле-
нуме. По совету своих помощников он предпринял не-
обычный по тем временам шаг: отложил на неопреде-
ленный срок пленум и выехал в Белоруссию, где в это
время проводились большие маневры Советской Армии,
которыми руководил лично министр обороны А. А. Греч-
ко. Никто из членов Политбюро не сопровождал Бреж-
нева, с ним в Белоруссию отправились лишь некоторые
наиболее доверенные помощники. Там он провел не-
сколько дней, совещаясь не только с Гречко, но и с дру-
гими маршалами и генералами. Этот неожиданный визит
Брежнева на военные маневры произвел немалое впе-
чатление на членов Политбюро. Они видели теперь но-
вого, более самостоятельного и независимого Генсека.
Никто не знал содержания его бесед с Гречко и марша-
лами, да Брежнев и не был обязан в данном случае от-
читываться перед членами Политбюро, не входившими
в Совет Обороны. Однако было очевидно, что военные
лидеры обещали ему полную поддержку в случае воз-
можных осложнений.
131
Вскоре стало известно, что Суслов, Шелепин и Ма-
зуров «отозвали» свою записку, и она нигде не обсуж-
далась. По возвращении Брежнева в Москву Суслов
первым выразил ему свою полную лояльность. Весь ап-
парат печатной и устной пропаганды, а также весь под-
ведомственный Суслову идеологический аппарат быстро
перестроились на восхваление «великого ленинца» и
«выдающегося борца за мир», который становился от-
ныне не только руководителем, не только первым среди
равных, но и неоспоримым лидером, «вождем» партии и
фактическим главой государства. Перед праздниками и
некоторыми крупными торжествами на площадях и
главных улицах Москвы и других городов вывешивались
обычно портреты всех членов Политбюро. Так было и
перед 1 Мая 1970 года. Но теперь повсюду появились
огромные портреты и одного Брежнева, большие пла-
каты с цитатами из его речей и докладов. Изображение
Брежнева давалось во многих случаях более крупным,
чем других членов Политбюро. Газеты почти ежедневно
публиковали его фотографии. Передовые статьи в газе-
тах и также теоретические статьи в партийных журна-
лах и в журналах по общественным наукам почти всег-
да включали цитаты из «произведений» Брежнева. Мас-
штабы всей этой начавшейся с весны 1970 года пропа-
гандистской кампании по укреплению и утверждению
авторитета «вождя» партии намного превосходили все
то, что делалось во времена Хрущева.
Поведение Брежнева после 1970 года изменилось,
что было сразу замечено западными политиками. Вспо-
миная о своих первых встречах с Брежневым, В. Брандт
писал: «Существует ряд взаимоотношений, из которых я
почувствовал, какие изменения произошли в положении
моего визави. Прежде всего, вряд ли можно было более
наглядно продемонстрировать его статус в качестве до-
минирующего члена советского руководства... он обна-
руживал величайшую самоуверенность, когда обсуждал
международные дела».
Речь идет о начале 70-х годов, когда Брежнев на са-
мом деле обнаруживал «величайшую самоуверенность»
при обсуждении международных проблем и, не будучи
еще формальным главой государства, ставил свою
подпись на важнейших договорах с западными страна-
ми, хотя это и не отвечало общепринятым протокольным
нормам. Но быть самоуверенным — это еще не значит
быть мудрым или даже обладать сильным характером.
132
В те годы Брежнев нередко терялся, встречая не ме-
нее самоуверенного, но более умелого и опытного поли-
тика. При таких встречах Брежнев постоянно испытывал
чувство неполноценности, так как потом расспрашивал
своих помощников — какое он, Брежнев, производил
впечатление. Весьма сомнительно, что он получал от
них правдивые и точные ответы. Когда один из рефе-
рентов Брежнева в 1972 году в осторожной форме вы-
сказал своему шефу некоторые критические замечания
и советы, Брежнев был явно раздосадован и вскоре
удалил этого референта из своего окружения. К тому
же первый инсульт зимой 1976 года отразился не только
на координации движений, на речи, но и на интеллекте
Брежнева. В этом могли убедиться как Гельмут Шмидт,
так и Джимми Картер. Когда в 1979 году в рамках вен-
ских переговоров по ОСВ-2 должна была состояться
встреча двух президентов с глазу на глаз, то есть в при-
сутствии лишь переводчиков, Картер не мог вести с
Брежневым серьезного политического разговора и дол-
жен был обращаться с ним не как с «самоуверенным»
политиком, а скорее как с вызывающим сочувствие
больным ребенком.
ОТНОШЕНИЕ К РАБОТЕ
Из политического темперамента Брежнева вытекал
и его стиль работы как главы партии и государства.
Брежнев вполне добросовестно относился к своим обя-
занностям, но не очень любил перегружать себя рабо-
той. Конечно, временами ему приходилось работать
очень напряженно, но как только он стал главной фи-
гурой в Политбюро, его рабочий день не увеличился, а,
напротив, стал уменьшаться.._Qh никогда не стремился
держать в своих руках все нити управления даже са-
^мьГми важными делами ~й тем болёё~не брался решать
тЦёие^ела, которые могли и^должны были решать ра-
ботники более низкого ранга. Он не вни~каЛ~в детали
конструкции новых танков или самолетов, артиллерий-
ских орудий или проектов плотин, как это делал Сталин.
Он не вмешивался в агрономические вопросы сельско-
хозяйственного производства или типового проектиро-
вания жилых домов, как это делал Хрущев. Он отка-
зался принять Шолохова, чтобы выслушать претензии
писателя к газете «Правда». По мнению Брежнева, каж-
дый руководитель должен в своей сфере нести всю долю
133
ответственности. Можно сказать, что это было совер-
шенно правильным отношением к обязанностям главы
партии и государства.
Недостаток Брежнева состоял, однако, в том, что он
при^зтом_ не ^лишкомтщательно контролировал своих
помощников и подчиненных, передоверяя им .нередко и
те_делДг- которые эффективно может- выполнить только
лично гдава^пдртии.и. государства. При Брежневе каж-
дый из секретарей обкомов или министров был более
самостоятелен в своих действиях, чем при Хрущеве или
Сталине. В сочетании с курсом на «стабильность» кад-
ров это давало им большую власть в своих учреждениях
или на подведомственных им территориях. Можно ска-
зать поэтому, что в эпоху Брежнева ослабла слишком
жесткая централизация партийного и государственного
аппарата. Иногда это шло только на пользу, но часто и
во вред государству и населению. Мы имеем в виду не
только рост местнических или ведомственных настрое-
ний, но также прямое злоупотребление властью и кор-
рупцию.
Некоторая децентрализация сочеталась в последние
15—20 лет с ростом численности и полномочий различ-
ного рода центральных учреждений. Бюрократическая
машина не уменьшалась, а возрастала при Брежневе,
работая при этом не лучше, а хуже, чем ранее. Руково-
димый Брежневым партийный аппарат старался скорее
воспрепятствовать, чем помогать, развитию разумной
самостоятельности хозяйственных органов. Это в первую
очередь свело на нет начатую Косыгиным экономиче-
скую реформу.
Из-за недостаточной активности и работоспособности
Брежнева постоянно увеличивался и штат его личных
помощников, секретарей и референтов, который посте-
пенно превратился в большой и влиятельный аппарат,
получивший название секретариата при Генеральном
секретаре ЦК КПСС. Этот секретариат действовал па-
раллельно обычному рабочему аппарату ЦК, что только
запутывало систему партийного руководства и порож-
дало бюрократизм. Брежнев привык слишком полагать-
ся на своих помощников и подчиненных и поэтому попа-
дал в чрезмерную зависимость от своего собственного
окружения, состоящего из людей, далеко не одинаковых
по своим деловым и моральным качествам. В резуль-
тате Брежнев постепенно начинал жить в мире как соз-
данных им самим, так и навязанных ему иллюзий. Прак-
134
тически он не общался с простыми людьми, не знал их
жалоб и настроений. «Ходоки» из народа, которых часто
принимал Ленин, не допускались к Брежневу. Правда,
он регулярно посещал собрания ветеранов 18-й армии,
в которой провел большую часть войны. Но и здесь не
было слишком откровенных бесед. «Как хорошо стали
теперь жить советские люди!» — сказал Брежнев во
время одной из последних встреч группе ветеранов, мно-
гие из которых приехали из городов, где в магазинах
уже давно не было ни мяса, ни масла, ни сыра. Но ве-
тераны не стали разубеждать Брежнева.
ЭПОХА ИНОГДА ТРЕБУЕТ СЛАБЫХ ВОЖДЕЙ
После смещения Хрущева высший партийно-государ-
ственный аппарат уже не желал слишком сильного ли-
дера. Эти люди хотели более спокойной жизни и более
спокойной работы. Они стремились к стабильности в
своем положении и к уверенности в будущем. В основ-
ном составе ЦК партии опасались каких-либо новых
«сильных» руководителей, подобных Шелепину, о кото-
ром еще Микоян как-то сказал, что «этот молодой чело-
век может принести слишком много хлопот». Но пар-
тийная элита не слишком симпатизировала и таким
догматикам и аскетам, как Суслов. Ее вполне устраивал
именно слабый и доброжелательный руководитель, не
обладающий ни сильным интеллектом, ни сильной во-
лей. Эта жажда стабильности и выдвинутый Брежневым
лозунг «стабильности» полностью совпадали.
Один из моих знакомых, часто сопровождавший как
Хрущева, так и Брежнева в их поездках по Советскому
Союзу, рассказывал, что Брежнева встречали на раз-
личного рода партийных активах гораздо более привет-
ливо, чем Хрущева, приезд которого обычно восприни-
мался как визит строгого ревизора. Визиты Брежнева
были своеобразной демонстрацией единства между ним
и партийно-государственной бюрократией на местах.
Опираясь на поддержку этой бюрократии, Брежнев по-
степенно удалял из Политбюро людей с политическими
амбициями. Так были удалены А. Н. Шелепин, Г. И. Во-
ронов, К. Т. Мазуров, П. Е. Шелест, Д. С. Полянский.
Оказавшись во главе партии и государства, Бреж-
нев, как можно судить по его поведению, постоянно ис-
пытывал комплекс неполноценности. В глубине души он
все же понимал в первые годы своей власти, что ему
135
не хватает многих качеств и знаний для руководства та-
ким государством, как Советский Союз. Его помощники
уверяли его в обратном, ему стали льстить, и чем с боль-
шей благодарностью Брежнев воспринимал эту лесть,
тем более частой и непомерной она становилась. Посте-
пенно она стала нужна ему, как постоянная доза нар-
котика.
Стали создаваться и различного рода мифы, особен-
но вокруг военной биографии Брежнева. Торжественные
церемонии, присвоение Новороссийску звания города-
героя, открытие громадного мемориала, организация
музеев, посвященных именно боевому пути 18-й армии,—
все это настолько превышало разумную меру, что дало
пищу многочисленным насмешкам, которые рождались
и в военной среде. Даже участок под Москвой, где была
выстроена большая дача Брежнева, а рядом дачи его
дочери, сына и внучки, окрестные жители называли
«Малой землей».
Не обладая даже малейшей долей ораторского та-
ланта, Брежнев стремился чуть ли не еженедельно вы-
ступать с речами или докладами, которые транслирова-
лись телевидением по всей стране или включались в
специальные выпуски кинохроники. Разумеется, все это
только вредило его репутации, не могло не служить и
наглядной иллюстрацией деградации ораторского искус-
ства у руководителей.
Брежнев был простым чтецом подготовленных для
него речей и докладов. Но даже и такое чтение давалось
ему с большим трудом, он делал много ошибок при про-
изношении слов. Он терялся на публике или перед теле-
визионными камерами. Без бумажки он не мог произ-
нести даже краткой приветственной речи при вручении
ордена своим коллегам по Политбюро. Только однажды
в октябре 1971 года, во время официального визита
во Францию, где так высоко ценится ораторское искус-
ство, Брежнев на приеме в Елисейском дворце произнес
свою речь без бумажки. Я слушал прямую трансляцию
этой церемонии по радио, и было очевидно, что Брежнев
старательно выучил заранее свою небольшую речь. Од-
нако от волнения он забывал произнести отдельные
слова или предложения, что делало непонятными или
бессмысленными некоторые фразы. Конечно, переводчик
из советской делегации выучил текст этой речи лучше
Брежнева, и потому французы не заметили никаких
ошибок.
136
Когда еще в 60-е годы по радио или телевидению
передавали пространные доклады и речи Брежнева, их
почти никто не слушал. В 70-е годы даже в публичных
местах — в фойе гостиниц или в больницах — в самом
начале этих трансляций люди расходились, выключая
телевизор. В Кисловодске я наблюдал однажды, как за
день до выборов в Верховный Совет по всем репродук-
торам курортного парка транслировалась 3—4-часовая
речь Брежнева. Но тысячи отдыхающих гуляли по парку,
не обращая ни малейшего внимания на голос оратора.
БРЕЖНЕВ В УЗКОМ КРУГУ
Брежнев терялся на разного рода торжественных
церемониях, скрывая порой эту растерянность неестест-
венной малоподвижностью. Но в более узком кругу, во
время частных встреч или в дни отдыха Брежнев мог
быть совсем иным человеком, более самостоятельным,
находчивым, иногда проявляющим чувство юмора, прав-
да, не слишком тонкого. Об этом вспоминают почти все
политики, которые имели с ним дело, конечно, еще до
начала его тяжелой болезни. Видимо, понимая это,
Брежнев вскоре стал предпочитать вести важные пере-
говоры на своей даче в Ореанде в Крыму или в охот-
ничьем угодье Завидово под Москвой.
Бывший канцлер ФРГ В. Брандт, с которым Бреж-
нев встречался не один раз, писал в своих воспомина-
ниях:
«В отличие от Косыгина, моего непосредственного
партнера по переговорам 1970 г., который был в основ-
ном холоден и спокоен, Брежнев мог быть импульсив-
ным, даже гневным. Перемены в настроении, русская
душа, возможны быстрые слезы. Он имел чувство юмо-
ра. Он не только по многу часов купался в Ореанде, но
много говорил и смеялся. Он рассказывал об истории
своей страны, но только о последних десятилетиях...
Было очевидно, что Брежнев старался следить за своей
внешностью. Его фигура не соответствовала тем пред-
ставлениям, которые могли возникнуть по его офици-
альным фотографиям. Это не была ни в коей мере вну-
шительная личность, и, несмотря на грузность своего
тела, он производил впечатление изящного, живого,
энергичного в движениях, жизнерадостного человека.
Его мимика и жесты выдавали южанина, в особенности
если он чувствовал себя раскованным во время беседы.
137
Он происходил из украинской индустриальной области,
где перемешивались различные национальные влияния.
Больше чего-либо иного на формировании Брежнева
как человека сказалась вторая мировая война. Он гово-
рил с большим и немного наивным волнением о том, как
Гитлеру удалось надуть Сталина...»
Г. Киссинджер также называл Брежнева «настоя-
щим русским, полным чувств, с грубым юмором». Когда
Киссинджер, уже в качестве государственного секретаря
США, приезжал в 1973 году в Москву, чтобы догово-
риться о визите Брежнева в Соединенные Штаты, то
почти все эти пятидневные переговоры происходили в
охотничьем угодье Завидово во время прогулок, охоты,
обедов и ужинов. Брежнев даже демонстрировал гостю
свое искусство вождения автомашины. Киссинджер пи-
шет в своих мемуарах: «Однажды подвел он меня к чер-
ному «кадиллаку», который Никсон подарил ему год
назад по совету Добрынина *. С Брежневым за рулем
помчались мы с большой скоростью по узким извили-
стым сельским дорогам, так что можно было только мо-
литься, чтобы на ближайшем перекрестке появился ка-
кой-нибудь полицейский и положил конец этой риско-
ванной игре. Но это было слишком невероятно, ибо
если здесь, за городом, и имелся бы какой-либо дорож-
ный полицейский, он вряд ли осмелился бы остановить
машину Генерального секретаря партии. Быстрая езда
окончилась у причала. Брежнев поместил меня на кате-
ре с подводными крыльями, который, к счастью, он вел
не самолично. Но у меня было впечатление, что этот
катер должен побить тот рекорд скорости, который уста-
новил генсек во время нашей поездки на автомобиле».
Весьма непосредственно вел себя Брежнев на мно-
гих приемах, например по случаю полета в космос сов-
местного советско-американского экипажа по проекту
«Союз» — «Аполлон». Однако советские люди не видели
и не знали такого жизнерадостного и непосредственного
Брежнева. К тому же образ более молодого Брежнева,
которого тогда не очень часто показывали по телевиде-
нию, был вытеснен в сознании народа образом тяжело
больного, малоподвижного и косноязычного человека,
который чуть ли не еженедельно появлялся на экранах
наших телевизоров в последние пять-шесть лет своей
жизни.
* А. Ф. Добрынин был послом СССР в США в 1962—1986 гг,
138
БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ И СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТЬ
Брежнев был в целом человеком благожелательным,
он не любил осложнений и конфликтов ни в политике,
ни в личных отношениях со своими коллегами. Когда
такой конфликт все же возникал, Брежнев старался из-
бежать экстремальных решений. При конфликтах внутри
руководства лишь очень немногие из людей отправля-
лись на пенсию. Большинство «опальных» руководителей
оставались в «номенклатуре», но лишь на две-три сту-
пени ниже. Член Политбюро мог стать заместителем
министра, а бывший министр, секретарь важного обко-
ма партии, член ЦК КПСС направлялся послом в не-
большую страну: Данию, Бельгию, Норвегию.
Эта благожелательность переходила нередко в по-
пустительство, которым пользовались и нечестные люди.
Брежнев часто оставлял на своих постах не только про-
винившихся, но и проворовавшихся работников. Извест-
но, что без санкции Политбюро судебные органы не мо-
гут проводить следствие по делу любого из членов
ЦК КПСС. Очень много времени и усилий потребова-
лось, например, для того, чтобы убрать из Грузии ее
многолетнего партийного лидера Мжаванадзе, о жадно-
сти и коррупции которого в Грузинской ССР ходили ле-
генды. Его отправили на пенсию, так и не передав дело
в судебные инстанции. Не был, по существу, наказан и
министр рыбной промышленности СССР Ишков, в ве-
домстве которого в течение многих лет осуществлялась
невиданная по масштабам афера, за участие в которой
десятки руководящих работников министерства были
арестованы, а один из заместителей министра пригово-
рен к расстрелу. Весьма спокойно чувствовал себя пер-
вый секретарь Краснодарского крайкома партии Меду-
нов, вопрос о злоупотреблениях которого неоднократно
поднимался в различных инстанциях, включая и Проку-
ратуру СССР. Долгое время могли безнаказанно зло-
употреблять своим влиянием и властью такие близкие
Брежневу люди, как министр внутренних дел СССР
Щелоков и некоторые другие.
Мы приводили выше слова Брандта о «быстрых сле-
зах» Брежнева. Эта сентиментальность главы Советского
государства удивляла многих. Один из моих знакомых
входил в 1973 году в группу по технической подготовке
Всемирного конгресса миролюбивых сил. Во время
выступления Председателя Всемирного Совета Мира
139
индийца Р. Чандры, который в самых высокопарных и
изысканных выражениях восхвалял миролюбие и заслу-
ги Брежнева, мой знакомый, ожидавший увидеть на
лице Брежнева выражение досады или нетерпения, был
немало удивлен, увидев, что последний плачет. Восточ-
ная льстивость Р. Чандры растрогала Брежнева, кото-
рый принимал ее за чистую монету. Брежнев плакал и
при визите в Болгарию, когда Тодор Живков в самых
восторженных выражениях приветствовал советского ли-
дера на аэродроме.
Эта сентиментальность, столь мало свойственная по-
литикам, иногда приносила пользу... искусству. Так, на-
пример, еще в начале 70-х годов был создан кинофильм
«Белорусский вокзал». Это была хорошая картина, но
цензура не допускала ее на экран, полагая, что в филь-
ме не в лучшем свете представлена московская мили-
ция. Защитники картины добились просмотра ее с уча-
стием членов Политбюро. В фильме есть эпизод, где
показано, как случайно и через много лет встретившие-
ся однополчане поют песню о десантном батальоне, в
котором все они когда-то служили. Песня эта, сочинен-
ная Б. Окуджавой, тронула Брежнева, и он заплакал.
Разумеется, фильм был немедленно разрешен к прока-
ту, а песню о десантном батальоне с тех пор почти всег-
да включали в репертуар концертов, на которых бывал
Брежнев.
Сходная история произошла и с фильмом «Калина
красная». В фильме есть эпизод: герой, бывший уголов-
ник, вместе с подругой навещает старушку мать. Спря-
тавшись за дверью, сын слушает, как мать говорит о
нем, давно пропавшем, но все еще любимом и ожидае-
мом. Сын не решается показаться матери и, выйдя из
избы, медленно идет в сторону, рыдая, падает на траву
возле полуразрушенной церкви. Эту сцену требовали
убрать придирчивые цензоры — пусть герой плачет где
угодно, но не возле разрушенной церкви. Но как раз в
этом месте фильма Брежнев прослезился. Картина бы-
ла разрешена без купюр и принесла заслуженный успех
своему создателю.
Благожелательность Брежнева в сочетании с боль-
шой властью приводила иногда к поступкам, которые
можно было бы назвать «произволом наоборот». Бреж-
нев всегда любил смотреть кинофильмы, и особенно лю-
бил американские боевики и ковбойские фильмы. Он
знал Р. Рейгана как голливудского актера еще задолго
140
до того, как тот стал американским президентом. Но в
последние два-три года Брежневу нередко показывали
и старые советские фильмы, которые он не смог посмот-
реть раньше из-за занятости. Так, например, ему очень
понравился фильм «Тихий Дон», четыре серии которого
вышли на экран еще в 1957—1958 годах. Роль главного
героя в этом фильме с успехом исполнил Петр Глебов.
Посмотрев картину, Брежнев сказал, что надо наградить
артиста. Ему пояснили, что фильм очень старый и что
артистическая карьера Глебова с тех пор была не слиш-
ком успешной. Но Брежнев настаивал на своем, и через
несколько дней артистический мир был немало удивлен
сообщением о награждении П. Глебова орденом Ленина
и присвоением ему звания народного артиста СССР.
Очень понравился Брежневу и 12-серийный телевизион-
ный фильм-детектив «Семнадцать мгновений весны».
Он даже позвонил по телефону нескольким ведущим ар-
тистам, снимавшимся в этом фильме, и поздравил их с
успехом. Почти все они были награждены орденами.
Брежнев прослезился при первом исполнении песни
А. Пахмутовой «Малая земля», которую исполнил при
посещении им Владивостока военный ансамбль Тихо-
океанского флота. Это довольно примитивная песня, но
ведь в ней речь шла о боях на «Малой земле». Солист
ансамбля, исполнивший песню, был награжден орде-
ном, ему также было присвоено звание заслуженного
артиста РСФСР.
СЕМЕЙСТВЕННОСТЬ И ИНСТИНКТ ВЛАСТИ
Не будучи сильной^ личностью, Брежнев обладал
своеобразным инстинктом власти. Хотя он и^е прояв-
лял в прошлом ясно выраженного стремления к доми-
нированию, он постепенно входил в роль фактического
главы партии и государства, и эта роль ему все больше
и больше нравилась. Он все же понимал или чувство-
вал, что может укрепить Основу хвоей личной власти и
влияния только путем назначения на ответственные по-
сты в ключевых органах партийно-государственной вла-
сти не просто подходящих людей, а своих ближайших
друзей, товарищей по институту, по работе в Днепро-
петровске, в Молдавии, по службе в армии, даже своих
родственников и родственников своей жены. У общи-
тельного Брежнева таких друзей и знакомых всегда
было много.
141
Вероятно, каждый крупный политический деятель и
в авторитарной, и в демократической стране создает
свою «команду» из особо доверенных людей. Но при
Брежневе его «команда» разрослась до слишком боль-
ших размеров. К тому же в ней было не так уж много
одаренных политиков и администраторов, но множест-
во слабых руководителей, которые могли удерживаться
на своих постах только благодаря поддержке Брежне-
ва. И чем слабее становилось здоровье Брежнева, тем
больше людей из его «команды» выдвигались на руко-
водящие посты. На XXVI съезде партии, в 1981 году,
кандидатами в члены ЦК КПСС были избраны сын
Брежнева Ю. Л. Брежнев и зять Ю. М. Чурбанов, сде-
лавший стремительную карьеру в системе органов внут-
ренних дел.
Однако ему не удалось продвинуть многих людей из
этой «команды» на руководящие посты в армии, в орга-
нах МИД, а также в Политбюро и Секретариат ЦК
КПСС. Поэтому, несмотря на очевидные усилия Бреж-
нева, руководство страной и партией перешло в руки
людей с независимой от него политической биографией.
Однако «команда» Брежнева, видимо, не лучший из
компонентов того наследия, которое оставил партии ее
покойный лидер.
Критика Брежнева звучит сегодня еще довольно
глухо и не особенно конкретно. И тем не менее даже
этой критики оказалось достаточно, чтобы его культ
исчез с поразительной быстротой из нашей жизни. Ни-
кто не ведет дискуссий о «великой роли» Брежнева в
войне, в экономическом строительстве или в развитии
культуры. Даже в его родном Днепродзержинске и в
Днепропетровске никто не торгует значками и кален-
дариками с портретами Брежнева. Нигде в стране не
видно портретов Брежнева на ветровом стекле автома-
шин. Почти 15 лет вся наша пропаганда предпринимала
чрезвычайные усилия для создания культа Брежнева —
«великого борца за мир», «великого ленинца», «великого
теоретика» и т. п. Однако вся эта дорогостоящая про-
пагандистская машина работала вхолостую. Культ
Брежнева так и не вошел в сознание или в подсознание
советских людей, относившихся к нему с равнодушием,
перешедшим в последние годы его жизни в плохо скры-
ваемое пренебрежение.
О временах Сталина наша печать говорит сегодня
как о временах «великого террора» и «великого пере-
142
лома», «триумфа и трагедии». Для обозначения эпохи
Хрущева давно уже подобрали эвфемизмы: «времена
субъективизма и волюнтаризма». Историки и публици-
сты ищут название и для времени Брежнева: «эпоха
подхалимажа», «времена вседозволенности и бюрокра-
тизма», «эпоха торможения и застоя», «геронтократия».
Пожалуй, подходит любое из этих названий.
Но разве все было так плохо у нас во времена Бреж-
нева? Разве не называли мы 70-е годы самым спокой-
ным десятилетием в истории СССР? Да, но это было
спокойствие застоя, когда проблемы не решались, а от-
кладывались и тучи продолжали сгущаться. Разве не
были 70-е годы временем разрядки? Да, но это была
слишком хрупкая «разрядка», результаты которой ма-
ло кто ощущал уже в 1980 году, то есть еще при жизни
Брежнева. Разве советские люди в начале 80-х годов
не жили лучше, чем в начале 60-х? Да, жизнь улучша-
лась, но крайне медленно, если иметь в виду широчай-
шие массы крестьян, рабочих и служащих. При этом
рост разного рода денежных выплат намного превышал
темпы роста производства товаров для населения, жи-
лищного строительства и услуг. Разве Советский Союз
не достиг при Брежневе паритета с Америкой в области
стратегических вооружений? Да, эта цель была достиг-
нута, но слишком большой ценой для нашей экономики
и на слишком высоком уровне — далеко за пределами
разумной достаточности. К тому же гонка вооружений
продолжалась, истощая страну.
Советский Союз оправился от ужасов сталинского
террора. Однако в меньших масштабах незаконные ре-
прессии проводились и при Брежневе, сохраняя в обще-
стве атмосферу «умеренного» страха, поддерживаемую
к тому же постоянными попытками реабилитации Ста-
лина. В стране не было не только торжества законно-
сти, но и элементарного порядка. Везде усиливалась
бесхозяйственность, безответственность и атмосфера все-
дозволенности. Все более открытой и наглой становилась
разлагавшая общество коррупция, злоупотребления вла-
стью и хищения в крупных и мелких масштабах стано-
вились нормой жизни. Во всех сферах общественной и
государственной деятельности от партийного руководст-
ва в центре и на местах до редакций литературных жур-
налов и руководства творческими союзами насаждалась
атмосфера групповщины, круговой поруки, непотизма и
мафиозности.
143
Нежелание и неумение хорошо работать, политиче-
ская пассивность и апатия, нравственная деградация
десятков миллионов людей, повсеместное господство
посредственности, разрыв слова и дела и поощрение все-
общей лжи — все это искалечило сознание целого поко-
ления, которое мы называем порой не без основания
«потерянным поколением». С этой точки зрения общие
последствия брежневщины оказались не менее тяжелы-
ми, чем сталинщины. Страна и общество зашли в тупик,
и мириться с этим больше было нельзя.
На протяжении всей своей истории Советский Союз
развивается рывками — от одного социально-политиче-
ского кризиса к другому. Каждый режим продвигает
страну вперед, но исчерпывает свои возможности гораз-
до раньше, чем его представители и лидеры сходят с
политической сцены. С этой точки зрения режим Бреж-
нева исчерпал себя к середине 70-х годов.
История повторяется дважды, один раз как траге-
дия, другой раз как фарс. К. Маркс любил повторять
эти слова. Сталинщина была трагедией. Брежневщина
была, конечно, фарсом, но с примесью трагедии. Было
бы странным, если бы этот уродливый фарс не вызвал
оппозиции. В то время как открытая оппозиция слабела
от репрессий, становилась все более сильной оппозиция
скрытая, во главе которой оказались столь разные лю-
ди, как Андропов, Устинов и Горбачев.
История этой трудной борьбы, которая не вполне за-
вершилась и сегодня, еще не написана и, возможно, не
скоро будет написана. Но не сказана еще даже малая
часть правды о злоупотреблениях не только Брежнева,
но даже Рашидова, Гришина, Романова, Кунаева и Чер-
ненко. Критика звучит очень резко, но она касается всей
эпохи застоя, а не отдельных и наиболее видных се
представителей и создателей. Популярный в стране пи-
сатель Д. Гранин отмечает характерные черты поздней
«брежневщины»: «Истовая работа спецов, подхалимов
всех рангов ограждала от жизни народной, приносила
плоды прежде всего им самим. Угодничество настаива-
ло: великая страна должна иметь великого вождя.
И стали изготавливать великого. Дутые заслуги соот-
ветствовали дутым сводкам, цифрам. Это усваивали по
ступенькам, этаж за этажом. Благие намерения, с ка-
ких все началось в 1965—1966 годах, постепенно сменя-
лись бесконечными речами. Механизмы печального это-
го процесса стоило бы подробнее разобрать историкам».
144
Историки работают долго, и я думаю, что политики
их опередят. Режим Брежнева пугал всех своей ирра-
циональностью: трудно доверять политической группе,
которая управляет великой страной по принципу «после
нас хоть потоп». Физическая смерть Брежнева проходи-
ла долго и мучительно на глазах всего мира. Теперь
пришло время его политической смерти. Но это не по-
вод для того, чтобы молчать о Брежневе. Чтобы окон-
чательно покончить с его наследием, недостаточно толь-
ко снять вывески с его именем с улиц городов, площадей
и районов. Поэтому я только могу присоединиться к
призыву простого рабочего Н. К. Козырева: «Нужно от-
крыть форточку не только в страшные 30-е, но и в удуш-
ливые 70-е годы».
Рабочий класс и современный мир.
1988. Хе 6. С. 142-161
Петр Родионов
КАК НАЧИНАЛСЯ ЗАСТОИ!
Из заметок историка партии
ИЗВОРОТЛИВАЯ, ХИТРАЯ И ЛОВКАЯ
ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ
С Брежневым я встречался не раз. В известном смыс-
ле даже являюсь его «крестником»: когда в конце 1963 го-
да принимали решение рекомендовать меня на пост вто-
рого секретаря ЦК КП Грузии, я был у него на приеме
дважды. Первая беседа была продолжительной; и о
Брежневе у меня сложилось вполне благоприятное впе-
чатление. В дальнейшем я встречался с ним еще, но осо-
бенно мне запомнилась встреча, которая состоялась в
конце моего пребывания в Грузии.
Но сперва расскажу, что предшествовало ей. Поло-
жение в Грузии сложилось совершенно нетерпимое: кор-
рупция, разложение кадров достигли здесь наибольшего
расцвета. Это уже значительно позже соседние респуб-
лики отнимут у Грузии сомнительную «пальму первенст-
ва». Тогда, правда, еще не произносили слова «корруп-
ция», термин этот был не в ходу, как, впрочем, и «ма-
фия». Поэтому когда на теоретическом семинаре для рес-
публиканского партийного актива в сентябре 1969 года я
сказал о том, что среди руководящих работников широко
145
распространилось взяточничество, в том числе под видом
дорогостоящих «подарков», и что на политическом языке
это называется коррупцией, выступление вызвало бук-
вально бурю.
На меня посыпались жалобы, и это понятно, ибо сре-
ди участников семинара было немало таких, на ком, что
называется, «шапка горела». Атаковали, кстати, не
только меня, но и тогдашнего министра внутренних дел
Э. А. Шеварднадзе, который в отличие от своего союзно-
го шефа Щелокова стремился вести борьбу с коррупцией
не на словах, а на деле.
Положение осложнялось тем, что у жуликов и взяточ-
ников всегда находились сильные защитники, и не только
внутри самой республики. Однажды в моем кабинете раз-
дается звонок телефона правительственной связи (ВЧ).
Абонент представляется: «С вами говорит Яков Ильич
Брежнев». И тут же стал просить за арестованного мах-
ровейшего жулика. Я ему ответил: «Извините, но я не
имею никакого права вмешиваться и давить на следствен-
ные органы». А в ответ слышу: «Вы все можете, в ваших
руках большая власть». В самой категорической форме
я заявил звонившему, что никаких шагов на сей счет
предпринимать не стану. Содержание нашей беседы пе-
редал первому секретарю ЦК КП Грузии В. П. Мжава-
надзе, который лишь сказал: «Это меня не удивляет.
В другой раз адресуй его ко мне».
И до этого звонка доходили до меня слухи, что
некоторые грузинские комбинаторы нашли дорожку к
Я. И. Брежневу, однако не придавал значения этим раз-
говорам. Слышал, что он большой поклонник Бахуса.
Впрочем, я и сам, встречаясь с ним на различных прие-
мах в Москве, видел, что он слишком активно приклады-
вается к рюмочке. Это уже потом, после Грузии, узнал
я, что был он запойным пьяницей, что на своей работе в
Минчермете лишь числился, отсутствуя иногда по две —
три недели, и что на вопрос Л. И. Брежнева: «Где
Яков?» — руководители министерства часто ничего не
могли ответить.
...Видя, что моя информация о положении дел в Гру-
зии не находит должной реакции в аппарате ЦК КПСС,
я обратился напрямую к Л. И. Брежневу и попросил при-
нять меня. Он внимательно слушал мой рассказ, поощ-
ряя даже к большей откровенности, но только потом я по-
нял, что сообщенные мною факты интересовали его не
сами по себе, а нужны были как аргументы для устра-
146
нения последнего из «мавров», сделавших свое дело: в
свое время Мжаванадзе помог Брежневу устранить Хру-
щева...
Доводилось мне встречаться с Л. И. Брежневым и в
иной обстановке, когда он посещал Грузию. Был он об-
щителен, контактен, любил шутку, острое, меткое слов-
цо, да и сам умел пошутить, особенно во время застолий.
Мог вдруг разоткровенничаться. Насчет того, например,
как тяжело ему носить «шапку Мономаха», что в голове
под этой шапкой и ночью прокручивается все, над чем
приходится думать днем. А думать приходится ой как
много и о многом! Если отбросить позерство Брежнева,
то на многих людей, которые с ним общались, он произ-
водил очень хорошее впечатление.
При всем том Брежнев принадлежал к числу людей,
о которых в народе метко говорят: «Мягко стелет, да же-
стко спать». В прессе как-то попалась на глаза фраза о
том, что сентиментальность, душевность Брежнева сосед-
ствовали с беспощадностью, что бархатные перчатки
лишь прикрывали стальные кулаки. С этим я в общем-то
согласен: Брежнев без колебаний убирал всех инакомыс-
лящих, при этом, как правило, подслащивая пилюлю. Не
щадил он и тех, кто был близок к нему, но сделал вдруг
неосторожный, опрометчивый шаг, вызвавший неудоволь-
ствие патрона. Так оказался в опале Ф. Д. Кулаков,
тогдашний член Политбюро и секретарь ЦК, ведавший
вопросами сельского хозяйства. Вокруг его загадочной
смерти в ту пору ходило немало толков. Впал в не-
милость С. К. Цвигун, который благодаря близости
к Брежневу стал первым заместителем Председателя
КГБ, членом ЦК КПСС, депутатом Верховного Совета
СССР и в числе очень немногих людей пользовался
его особым доверием. Резкая и неожиданная перемен-
чивость Брежнева настолько потрясла Цвигуна, что
он покончил жизнь самоубийством. Патрон же его и
«благодетель» даже не поставил под некрологом свою
подпись...
Вот вам и «отсутствие ярко выраженного честолюбия
и властолюбия», как говорилось в одной из публикаций
о Брежневе. Вот вам, наконец, и «пустой резиновый со-
суд», как образно назвал его Федор Бурлацкий. Подоб-
ные характеристики, с моей точки зрения, расходятся с
истиной.
Что касается отсутствия «ярко выраженного честолю-
бия» и «властолюбия», то многочисленные факты опро-
147
вер га ют такой вывод. Относительно же «пустого'резино-
вого сосуда» тоже, по-моему, требуется кое-что прояс-
нить. Если иметь в виду интеллект, эрудицию, остроту
ума,, то да, подобный образ, пожалуй, удачен. Брежнев
в этом смысле был действительно посредственностью. И
отнюдь не случайно он окружал себя, как правило, людь-
ми серыми, чтобы выделяться на этом фоне. Он убирал
тех, кто поумнее, поспособнее, проявляя при этом необы-
чайную изворотливость, недюжинную хитрость, ловкость.
До тонкостей знал аппаратную работу. Умело используя
явную слабость демократических традиций в партии и в
обществе в целом, он шаг за шагом укреплял свое поло-
жение в верхнем эшелоне власти. За многие годы Бреж-
нев накопил большой опыт политического выживания,
маневрирования в борьбе за власть, что особенно ярко
было проявлено им при соперничестве с Ф. Р. Козловым
и Н. В. Подгорным, главными его оппонентами. Многому,
очень многому научился он и у Н. С. Хрущева, который
однажды открыто назвал Брежнева одним из своих пре-
емников. К тому времени Ф. Р. Козлов уже «сошел с ди-
станции», и Хрущев подыскивал на его место такого че-
ловека, который был бы предан ему лично. Известный
западный советолог Поль Мерфи в своей книге «Бреж-
нев— советский политик» не без основания писал, что
вряд ли в партии был человек, преданный Хрущеву боль-
ше, чем Брежнев, без чего последний, разумеется, никог-
да не поднялся бы наверх. Однако своим поведением
Брежнев стал не удовлетворять Хрущева, он проявлял
хотя и не ахти какую, но все же определенную независи-
мость в суждениях, а изредка даже и в действиях, что,
конечно же, понуждало Хрущева искать ему противовес
из тогдашних членов Президиума. Прежде всего он об-
ратился к украинским кадрам. Кандидатуру Кириленко
исключил с ходу, так как тот был слишком близок к
Брежневу, а выбор свой остановил на Подгорном, по-
скольку в политическом отношении тот был более зави-
симым и, надо сказать, не в пример Брежневу менее че-
столюбивым. Брежнев воспринял этот шаг Хрущева весь-
ма болезненно, что впоследствии и побудило его бороть-
ся за устранение Хрущева. Имея высокие полномочия в
Секретариате ЦК, опираясь на свои кадры (в первую
очередь днепропетровские и молдавские), которые при
недогляде Хрущева он расставил на важнейших участках
работы, в том числе в руководстве Вооруженных Сил и
КГБ, Брежнев постепенно набирал силу. С определенно-
148
го момента его поддержали Подгорный и Суслов. В ко-
нечном итоге именно они вместе с Шелепиным оказались
во главе заговора против Хрущева.
ПОДГОТОВКА
К «ДВОРЦОВОМУ ПЕРЕВОРОТУ»
Волею обстоятельств я оказался в свое время посвя-
щенным во многие детали, связанные с подготовкой и
проведением октябрьского Пленума 1964 года, на котором
снимали с должности Н. С. Хрущева. Об этом стоит ска-
зать подробнее хотя бы потому, что события того года
проливают свет и на биографию Брежнева, который сме-
нил Хрущева на посту главы партии.
В последнее время появились публикации, авторы ко-
торых обоснованно свидетельствуют, что подготовка к
пленуму носила характер заговора. Среди таких публи-
каций в первую очередь хочу назвать дневники сына Хру-
щева — Сергея Никитича «Пенсионер союзного значения».
Основанием для такого утверждения, помимо всего про-
чего, служит и свидетельство одного из участников за-
говора— Н. Г. Игнатова.
Будучи вторым секретарем ЦК Компартии Грузии, в
одну из своих командировок в Москву (примерно год спу-
стя после октябрьского Пленума ЦК) я позвонил Игна-
тову, чтобы, как говорится, засвидетельствовать свое поч-
тение. В ответ услышал: «Ты, голубчик, что-то стал заз-
наваться. Бываешь в Москве, а ко мне не заходишь и
даже не звонишь». Я отшутился: «Не хочу отрывать дра-
гоценное время у президента Российской Федерации».
Условились о встрече. И вот я на Делегатской, где в то
время размещались Президиум Верховного Совета и пра-
вительство РСФСР. Беседа шла в комнате отдыха за
чашкой чая. После обмена несколькими ничего не знача-
щими фразами Игнатов совершенно неожиданно для ме-
ня принялся буквально поносить Брежнева. «Дураки
мы,— говорил он в нервной запальчивости,— привели
эту хитренькую Лису Патрикеевну к власти. Ты по-
смотри, как он расставляет кадры! Делает ставку на
серых, но удобных, а тех, кто поумнее и посильнее, дер-
жит на расстоянии. Вот и жди от него чего-либо пут-
ного».
Говоря о людях «посильнее» и «поумнее», мой госте-
приимный хозяин наверняка имел в виду прежде всего
самого себя. В нем буквально клокотала обида: столько
149
сделал для подготовки «дворцового переворота», а в ре-
зультате черная неблагодарность! По ходу тирады он
вдруг промолвил: «Никита сам виноват. Он же получил
сигнал о затеваемых против него кознях! Даже пытался
через Микояна «раскрутить» эту историю, что вызвало
буквально переполох среди заговорщиков. Но Анастас не
довел, а скорее всего и не решился довести дело до конца.
Конечно, Хрущева сильно подвела его самоуверенность.
Мужик он, безусловно, дюже башковитый, а тут проманн
ку дал. Иначе Брежнев и его гоп-компания потерпели бы
крах».
Весьма заметную роль в подготовке и осуществлении
заговора против Хрущева играл, как уже отмечалось, Ше-
лепин. Для выполнения этой роли он максимально ис-
пользовал имевшиеся в его распоряжении важные ры-
чаги и пружины. Очевидно, полагая, что занимаемые им
должности (он был секретарем ЦК КПСС и одновремен-
но заместителем Председателя Совмина СССР и Пред-
седателем Комитета партийно-государственного контро-
ля) гораздо ниже его возможностей, Шелепин стремился
к власти более высокой, даже самой высокой. Люди, близ-
ко знавшие его, единодушно утверждают, что он в про-
тивоположность Брежневу всегда был представителем
так называемого твердого крыла. Между ним и тогдаш-
ним Генсеком уже после октябрьского Пленума начались
разногласия, которые со временем приобрели более ост-
рый и почти открытый характер. Распространявшиеся од-
но время слухи о нездоровье Брежнева (кстати, отнюдь
не беспочвенные) были инспирированы если не самим
Шелепиным, то его окружением и должны были служить
средством, облегчающим новую «смену караула». Окру-
жение переусердствовало, чем и было ускорено падение
Шелепина.
Полагаю уместным и даже нужным отметить, что Ше-
лепин, насколько я могу судить, был одним из немногих
деятелей в тогдашнем руководстве страны, кого отличали
и интеллект, и большие огранизаторские способности, и
творческая жилка. Но ох уж эта распроклятущая жажда
власти! Сколько людей, в том числе и одаренных, она
сломала и погубила, какой ущерб нанесла партии и об-
ществу! Думаю, погубила она и Шелепина.
Ключевую позицию среди заговорщиков занимал,
по всем данным, М. А. Суслов — самый многоопытный
из них. Удивительно, но на каждом крутом повороте
истории этот человек — фигура довольно сложная и
150
даже загадочная — вдруг оказывался «на коне». Неда-
ром же его и у нас, и за рубежом называли «серым кар-
диналом»...
Примечательно, что идея заговора против Хрущева
объединила самых разных людей, в том числе и таких,
которые испытывали друг к другу неприязнь.
В последнее время появились публикации, авторы ко-
торых — участники октябрьского Пленума — утверждают,
что он якобы готовился и проводился по всей форме, в
согласии с Уставом и что никакого заговора не было. Но
тогда позволительно спросить: зачем же потребовалось
предварительно «обрабатывать» многих членов ЦК и ис-
пользовать органы КГБ?
Конечно же, нельзя события тех дней сводить только
к заговорщическим методам подготовки октябрьского
Пленума. Речь должна идти и об объективной, назревшей
тогда необходимости перемен. Хотя, повторюсь, от воп-
роса о том, как готовился и как был проведен Пленум,
при всем желании никуда не уйдешь.
Все свидетельствует о том, что организаторы загово-
ра до конца не верили в успех задуманного. Например,
Мжаванадзе, вернувшись из Москвы в Тбилиси, на встре-
че с членами бюро ЦК Компартии Грузии рассказывал
о своих дорожных переживаниях, когда, купив на одной
из крупных станций газеты, не увидел в них сообщения о
пленуме. Это ему показалось плохим предзнаменованием,
он даже решил, что произошло что-то непредвиденное.
Когда же, по его словам, услышал он по радио припод-
нятый голос диктора: «Передаем информационное сооб-
щение о Пленуме Центрального Комитета КПСС», тог-
да только пришел в себя. На радостях, по его словам, да-
же рюмочку пропустил...
Вернемся, однако, к самому пленуму. Решение, кото-
рое он принял, отвечало духу доклада М. А. Суслова. В
нем критиковались ошибки и недостатки Н. С. Хрущева и
ничего не было сказано о том, как и что делать дальше:
лишь позже, уже на мартовском и сентябрьском (1965 г.)
Пленумах, а затем и на XXIII съезде партии, намечены
были меры, направленные на развитие экономики и со-
циальной сферы, укрепление обороноспособности страны.
Октябрьский Пленум, несомненно, занял свое место
в истории. Необходимость перемен действительно назре-
ла, она носила объективный характер, многое осложня-
лось проявлениями хрущевского субъективизма и волюн-
таризма...
151
ОКАЗЫВАЛИ ЛИ БРЕЖНЕВУ ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ!
Помню, в середине 70-х западная пресса делала прог-
ноз: Брежнев уйдет в отставку на XXV съезде в 1976 го-
ду, когда ему исполнится 70 лет. Увы, не произошло это-
го ни в 1976-м, ни позже. Брежнев об отставке не помыш-
лял, и, как это впоследствии подчеркивалось в докумен-
тах партии, растущее расхождение между высокими
принципами социализма и повседневной реальностью
жизни стало совершенно нетерпимым. Конечно, брежнев-
ский режим — главный виновник застоя, тут я целиком
согласен с авторами публикаций о том периоде нашей
истории. Однако не хотел бы и упрощать — корни застоя
нс только в личности Брежнева, а в первую очередь в яв-
ном несовершенстве, а во многом даже порочности наших
политических институтов, включая и саму партию, что,
конечно, не освобождает от персональной ответственно-
сти людей, составлявших в застойные годы партийное и
государственное руководство страны. Почему многие из
них мирились с создавшимся положением? Почему пря-
мо и честно не сказали тому же Брежневу, что ему пора
оставить свой пост и выйти в отставку, как это делается
в некоторых западных компартиях?
Впрочем, вопрос здесь гораздо сложнее, чем это мо-
жет показаться на первый взгляд. При наших политиче-
ских институтах, механизмах и традициях, тоталитарных
порядках, унаследованных от Сталина, не так-то просто,
а может быть, и невозможно было заменить лидера пар-
тии нормальным путем, тем более что Брежнев устраи-
вал и большинство из его ближайшего окружения, и кон-
сервативный аппарат. Устраивал даже тогда, когда уже
в силу болезни, дряхлости и распада личности не мог
никем и ничем управлять. К тому же нельзя сбрасывать
со счетов и того, что в первые годы правления Брежнева
были достигнуты некоторые успехи в социально-экономи-
ческом развитии страны. Устранены некоторые крайно-
сти в политике и действиях, присущие его предшествен-
нику.
Вместе с тем неверно было бы считать, что в руковод-
стве, особенно на первых порах, не было людей, проти-
водействовавших чрезмерному возвышению Брежнева и
проводимой им политике. Такие примеры есть. Тут хотел
бы оговориться, что порой чуть ли не за оппозиционеров
выдают людей, которые ими не были. Мэлор Стуруа, на-
пример, пишет о том, как в годы правления Брежнева
152
устранен был «занесшийся Кириленко», об «укрощении
строптивого Шелеста», о расправе со «взбунтовавшимся
Егорычевым». Другой публицист, Федор Бурлацкий, при-
водит факт из жизни тогдашнего первого секретаря Мос-
ковского горкома партии Н. Г. Егорычева, который в раз-
говоре с одним из руководителей сказал: «Леонид Ильич,
конечно, хороший человек, но разве он годится в качест-
ве лидера такой великой страны?» «Фраза эта,— пишет
далее автор,— дорого обошлась ему, как, впрочем, и его
открытая критика на одном из пленумов ЦК военной по-
литики».
В отношении «занесшегося Кириленко», например, тут
вообще какое-то недоразумение. Есть, правда, данные,
указывающие на то, что его отношения с Брежневым в
1978—1979 годах охладели и это повлекло за собой не-
которое снижение влияния Кириленко в высшей партий-
ной иерархии, куда он попал исключительно благодаря
Брежневу. Но может ли это служить основанием для ут-
верждений о каком-либо противоборстве его с Брежне-
вым?
Что касается «строптивого Шелеста», то, не оспаривая
такой черты его характера, как строптивость, скажу тем
не менее, что никто его не «укрощал», а что его, как это
было кем-то остроумно замечено, «без шума и шелеста»
спровадили на пенсию (что он и сам признал публично).
Сделать это было легко, поскольку особой популярно-
стью он не пользовался, слыл за человека с сильными
националистическими замашками, сторонника жесткой
линии.
Особо — о Н. Г. Егорычеве. Думаю, что называть его
выступление на июньском (1967 г.) Пленуме «бунтар-
ским» также нет оснований. Как участник злополучного
для Егорычева пленума могу засвидетельствовать: та
часть его выступления, в которой он критиковал недостат-
ки в организации противовоздушной обороны, не давала
никаких оснований для последовавших затем оргвыво-
дов. То было лишь некоторое «шевеление воздуха», но и
тем оно запомнилось слушателям, что такие «шевеления»
были тогда крайне редки. Глубоко убежден, что оратор,
выступая с критикой, рассчитывал на поддержку самого
Брежнева, так как руководствовался он лишь благими
намерениями и речь его в этой части носила к тому же
характер самокритики, поскольку сам Егорычев был чле-
ном Военного Совета Московского округа ПВО. Но что
не учел Егорычев, так это то, что вторгается он в закры-
153
тую зону, куратором которой наряду с Д. Ф. Устиновым
был сам Генеральный. Вот почему неожиданно для боль-
шинства участников пленума дело приняло крутой обо-
рот. Досрочно объявили перерыв, а после перерыва оче-
редные ораторы (включая Мжаванадзе) свои заранее за-
готовленные речи начали с проработки Егорычева, при-
чем чуть ли не одними и теми же фразами. Свое прост-
ранное заключительное слово Брежнев почти целиком по-
святил Егорычеву, доказывая, что ЦК много и последо-
вательно занимается обороной страны, а уж в особенно-
сти противовоздушной. Стало ясно: судьба Егорычева
предрешена. Между тем накануне из достоверных, как
говорится, источников я узнал, что на этом пленуме пред-
полагалось избрать Егорычева секретарем ЦК. Перед
этим он вместе с Брежневым был в Грузии, и мы уже тог-
да слышали эту новость, и я, честно говоря, радовался
за Егорычева, поскольку довольно неплохо его знал и
всегда относился к нему (и отношусь!) с искренним ува-
жением.
Когда же судьба сыграла с ним неожиданно злую
шутку, очень за него переживал, как, впрочем, и за наши
«сверхдемократические» порядки.
Что же касается фразы, брошенной Егорычевым в
разговоре «с одним из руководителей», то, будь она из-
вестна Брежневу, судьба Николая Григорьевича была
бы куда драматичнее и вопрос о его выдвижении не воз-
ник бы.
Тем не менее были люди, которые действительно ока-
зывали Брежневу серьезное противодействие. Кроме
А. Н. Шелепина и Н. В. Подгорного, которых Брежнев с
помощью своих подручных буквально вытолкал из соста-
ва Политбюро, а заодно и с занимаемых ими высоких по-
стов, опасаясь лишиться единоличной власти, был еще и
А. Н. Косыгин. Его разногласия с Брежневым — разно-
гласия принципиальные. Косыгин отстаивал экономиче-
ские приоритеты во внутренней политике, считая, что
именно на этой основе надо поднимать материальное бла-
госостояние трудящихся. Во внешней политике он высту-
пал за разрядку и торговлю с Западом. Именно Косыгин
был инициатором экономической реформы 1965 года.
Главнейшим условием ее осуществления он считал свобо-
ду действий в управлении экономикой, которое должно
было осуществлять правительство. И до сегодняшнего дня
в печати появляются рассуждения о том, что реформа
эта сорвалась якобы из-за противодействия чиновников,
154
особенно на местах. Все это по меньшей мере наивно. Ре-
форма, несомненно, была зарублена «наверху», и не в
последнюю очередь из-за ревнивого отношения Брежне-
ва к Косыгину.
Алексей Николаевич Косыгин пользовался большим
и заслуженным авторитетом как в нашей стране, так и
за рубежом, это был опытный, компетентный государст-
венный деятель. Отмечу, к слову, что, когда в печати про-
мелькнула заметка о том, что помощники Косыгина были
чуть ли не церберами, ограждавшими шефа от народа,
мне стало как-то не по себе от явной несправедливости
подобного утверждения — Косыгин был демократичным
человеком, и одной из черт его характера было сильно
развитое чувство справедливости.
От мелких уколов, от некомпетентного вмешательства
Брежнев, ставя перед собой цель ослабить позиции Ко-
сыгина и возглавляемого им правительства, перешел к
более ощутимым акциям. Мне вспоминается декабрьский
(1969 г.) Пленум ЦК КПСС, посвященный вопросам эко-
номики. Был он необычным, поскольку на нем, пожалуй,
впервые за многие годы так резко критиковалось прави-
тельство. Сценарий, правда, был типичным: один за дру-
гим выступали ораторы и, направляя стрелы по пре-
имуществу в сторону Госплана, на самом деле метили в
правительство и в Косыгина, который его возглавлял.
Некоторые речи, особенно тогдашнего первого секретаря
Алтайского крайкома партии А. В. Георгиева, который
даже не говорил, а буквально кричал, словно оказался
на многолюдном митинге, отличались явной тенденциоз-
ностью, чрезмерной категоричностью, а главное — неар-
гументированностью и вопиющей бестактностью.
Сидя за столом президиума, Косыгин терпеливо и,
как мне казалось, очень внимательно выслушивал орато-
ров. Однако нельзя было не заметить, что он нервничал,
хотя по натуре это был человек огромной выдержки.
Многие из нас ждали, что Косыгин выступит, но высту-
пил не он, а председатель Госплана Н. К- Байбаков.
В 1976 году Косыгин серьезно заболел. Кто-то созна-
тельно пустил в ход и раздувал слухи о том, что после
выхода из больницы он уже якобы не сможет выполнять
свои обязанности Председателя Совета Министров
СССР. На пост первого заместителя Председателя Сов-
мина назначают Н. А. Тихонова, приятеля и земляка
Л. И. Брежнева, чтобы в скором будущем сделать его
главой правительства. Конечно же, этот выдвиженец и
155
в подметки не годился Косыгину, популярность его была
па нулевой отметке. Но что до этого тем, кто стоял за
его спиной и кто личную преданность ценил выше дело-
вых качеств, кто личные интересы ставил выше интере-
сов государства....
Отдельно скажу о предшественнике Тихонова Кирил-
ле Трофимовиче Мазурове. Мне доводилось с ним встре-
чаться в бытность его первым секретарем ЦК Компартии
Белоруссии. Впечатление осталось самое благоприятное.
Авторитет его в республике был прочным и вполне заслу-
женным. Став первым заместителем Председателя Сов-
мина СССР, К. Т. Мазуров оказался хорошей опорой для
главы правительства и зарекомендовал себя с наилуч-
шей стороны. Но Брежнева он, по-видимому, не очень-то
устраивал, так как считался, во-первых, выдвиженцем
Косыгина, а во-вторых, никогда не пытался потрафить
«вождю». Понятно, что преждевременный его уход с ак-
тивной работы «по состоянию здоровья» никого не мог
удивить. В «застойные» времена судьбу Мазурова окон-
чательно решило, как он сам потом поведал, его столк-
новение с Генсеком по довольно деликатному вопросу,
касающемуся недостойного поведения дочери Брежне-
ва— Галины Леонидовны, которой сходили с рук все ее
«художества». Замечу попутно, что тогдашние члены
Политбюро и Секретариата ЦК КПСС сочли даже воз-
можным наградить сие чадо... орденом Трудового Крас-
ного Знамени в связи с ее 50-летием, которое отмечалось
очень пышно...
И наконец, еще об одном «инакомыслящем» — Генна-
дии Ивановиче Воронове. Лично я с ним знаком не был,
сужу о нем по выступлениям на пленумах и Секретариа-
тах ЦК, по тому, как в свое время вел он заседания
Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Воронов производил на ме-
ня впечатление сугубо делового и очень принципиально-
го руководителя. В подготовке к заговору он практичес-
ки не участвовал, хотя и поддался перед Пленумом ЦК
соответствующей обработке, о чем впоследствии очень
сожалел. По его собственному признанию, приход Бреж-
нева к власти стал для него неожиданностью и встречен
был им, судя по всему, без восторга. Занимая пост гла-
вы правительства РСФСР, а затем Председателя Коми-
тета народного контроля СССР и являясь членом По-
литбюро ЦК КПСС, Воронов имел мужество высказы-
вать и отстаивать свою собственную точку зрения по та-
ким, в частности, вопросам, как строительство КамАЗа,
156
Чебоксарской ГЭС, назначение того же Щелокова на
пост министра внутренних дел. Знаю о том, что к реше-
нию о вводе наших войск в Чехословакию в августе
1968 года он отнесся отрицательно, о чем сужу по его
выступлению в Новосибирске перед членами бюро об-
кома, где он прямо и недвусмысленно расценил этот шаг
руководства как глубоко ошибочный, дав понять, что
подобную точку зрения высказал и на Политбюро. За-
нять такую позицию в тех условиях мог лишь человек
большого личного мужества, и не случайно в конечном
итоге стал он неугоден Брежневу...
Повторяю: я касаюсь проблемы лишь с точки зре-
ния политической ответственности тогдашнего руковод-
ства страны за принятие решений, подобных вводу войск
в Чехословакию, а вот тут-то есть о чем поговорить. Во-
первых, это решение было принято не полным составом
Политбюро. Наиболее активную роль играли Брежнев,
Подгорный, Андропов, Косыгин (к сожалению, и он!),
Шелест и некоторые другие члены Политбюро. Во-вто-
рых, разве принципиальные вопросы такого рода могут
быть прерогативой лишь Политбюро ЦК? Не были соз-
ваны ни Пленум ЦК, ни сессия Верховного Совета
СССР. Конечно же, при существовавших тогда порядках
и традициях они скорее всего «проштамповали» бы ре-
шение Политбюро, как это делалось обычно, но Бреж-
нев и его соратники даже не пытались создать и види-
мости демократичности. Я уже не говорю о том, что ни
об истинных событиях в Чехословакии, ни о том, по какой
причине ввели мы туда войска, сказано не было ни до
событий, ни после. Более того, наши центральные газеты
зачастую публиковали такие необъективные материалы,
которые чехословацкие сатирические журналы перепеча-
тывали без всяких комментариев и правки, потому что
их содержание заведомо было не в нашу пользу.
Журналисты — очевидцы «пражской весны» 68-го го-
да рассказали в печати (к сожалению, много лет спустя)
о том, с какими трудностями была сопряжена их работа
в Чехословакии. События в братской стране нарастали
с каждым днем, и журналисты, конечно же, испытывали
понятную и жгучую потребность рассказать о них совет-
ским людям, однако ничего не шло в печать. И вот в
Прагу прилетает Брежнев. Александр Дидусенко (тог-
дашний собкор газеты «Труд») и Василий Журавский
(собкор «Правды»), воспользовавшись подходящим мо-
ментом, обратились к нему за помощью: «Как же нам
157
быть, что писать?» А в ответ услышали: «Пишите прав-
ду». Потом Брежнев подумал и добавил: «В одном эк-
земпляре». Еще подумал и заключил, ткнув пальцем в
своего помощника: «Вот в его адрес».
Вспоминаю, как после чехословацких событий
1968 года небольшая группа советских коммунистов по
приглашению ЦК ФКП приехала во Францию. Куда ни
посмотришь — пестрят антисоветские лозунги, да и сами
французские коммунисты не скрывали своего негативно-
го отношения к вводу советских войск и войск Варшав-
ского Договора в Чехословакию. Помню, с каким гневом
говорилось это нам на встречах в различных районах
страны. Зато в одной из речей Брежнева была сделана
попытка обосновать правомерность ввода войск в Чехо-
словакию, что послужило поводом говорить о «брежнев-
ской доктрине ограниченного суверенитета социалисти-
ческих стран». Разве это не подрывало авторитет КПСС
и страны?...
Приход Брежнева к руководству партией и страной
еще не давал ему той реальной единоличной власти, ка-
кую он обретет несколько позже. В руководстве, как
это вскоре обнаружилось, нашлись люди, способные бро-
сить ему вызов. Именно поэтому в официальных доку-
ментах того времени усиленно подчеркивалась необхо-
димость строго соблюдать принцип коллективности пар-
тийного руководства, а фамилия Брежнева указывалась
лишь в редких случаях. Это не могло не импонировать
широким массам в партии и стране. Но так продолжа-
лось недолго. Брежнев был хитроумным тактиком, он
умело использовал самые различные рычаги для дости-
жения своих целей, включая сюда не только армию и
КГБ, но и средства массовой информации. Активно под-
держивал лично ему преданных работников, раздавал
должности друзьям, однокашникам, которым сходили с
рук все возможные прегрешения. За короткий срок в со-
ставе Политбюро и Секретариате ЦК произошли изме-
нения, в результате чего власть Брежнева была упро-
чена, а к середине 70-х годов она стала, по существу, без-
раздельной.
Брежнев умело схватывал уроки истории, один из
которых знал назубок: начиная со времен Сталина ре-
шающим средством для упрочения власти было установ-
ление господствующего положения в Политбюро, Секре-
тариате ЦК, а также в центральном аппарате. Он пер-
вым делом упрочил свои позиции в руководящих колле-
158
гиях ЦК, его аппарате, игравшем при нем, как никогда,
важную, если не решающую роль, а уже потом прибрал
к рукам и высшую государственную власть. Он посте-
пенно создал послушный ему Секретариат, с помощью
которого осуществлял свою линию и решения через По-
литбюро, переведя последнее как бы во второй эшелон
(не случайно заседания Политбюро длились нередко
лишь 15—20 минут). Со временем это позволило ему со-
средоточить в своих руках все важнейшие рычаги пар-
тийной и государственной власти.
РАБОЛЕПСТВО БЛИЖАЙШЕГО ОКРУЖЕНИЯ
В эпоху Брежнева были забыты горькие и неодно-
кратные уроки истории, за что мы вновь заплатили слиш-
ком дорого. Те же, кто не закрывал глаза, действовали
локально, разрозненно, а потому, не достигнув своих це-
лей, были выброшены за борт.
Одним из инструментов, который максимально ис-
пользовал Брежнев, по свидетельству К. Т. Мазурова,
служило раболепие его ближайшего окружения, изрядно
«поработавшего», создавая культ личности Брежнева
(точнее его было бы назвать культом должности).
Уже вскоре после октябрьского Пленума вовсю был
запущен механизм славословия. Немаловажным им-
пульсом для этого стало предпринятое XXIII съездом
КПСС преобразование Президиума в Политбюро ЦК и
восстановление поста Генерального секретаря.
На XXIII съезде в обосновании целесообразности вос-
становления поста Генерального секретаря говорилось
о том, что должность эта была введена после XI съезда
РКП (б) якобы по инициативе Ленина. И хотя предло-
жение восстановить пост Генсека внес на съезд тогдаш-
ний секретарь Московского горкома Н. Г. Егорычев, для
всех было очевидно, что инспирировано оно верхами, а
точнее, самим Брежневым. Предложение переименовать
Президиум ЦК в Политбюро опять-таки мотивировалось
тем, что так было заведено еще при Ленине.
Именем Ленина еще не раз будут прикрываться в те
годы. В 1973 году начался обмен партдокументов, и
средства массовой информации оповестили весь мир о
том, что рукой Генерального секретаря ЦК КПСС
Л. И. Брежнева подписан был партийный билет за
№ 00000001 на имя Владимира Ильича Ленина; бук-
вально на следующий день было сообщено, что партбилет
159
за № 00000002 вручен самому Леониду Ильичу. Вдохно-
вителен этих «процедур» даже не смутил тот факт, что
в биографии В. И. Ленина (издание 1960 г.) была поме-
щена фотография ленинского партбилета № 114482, вы-
данного ему в 1922 году за подписью секретаря Замоск-
ворецкого райкома (райкома, а не ЦК!).
Популярность нового лидера партии катастрофически
падала. «Трюком» с выпиской партбилета № 1 на имя
В. И. Ленина и партбилета № 2 на имя Брежнева искус-
ственно пытались доказать «преемственность» новым ру-
ководством страны ленинского курса («от Ильича до
Ильича»!). Ближайшее окружение Брежнева делало все,
чтобы поддерживать своего «патрона», и не кто иной,
как «серый кардинал» Суслов, как его называли, предло-
жил осуществить ряд мер по укреплению авторитета
Л. И. Брежнева, увязав это с приближавшимся 70-летием
последнего. Среди прочего предусматривалось подгото-
вить к изданию книгу «Леонид Ильич Брежнев. Краткий
биографический очерк». Об этом стоит рассказать особо,
тем более что волею судеб мне пришлось возглавить эту
работу, выполняя поручение ЦК. Рассказать хотя бы
ради того, чтобы покаяться.
Однажды, когда директор Института марксизма-ле-
нинизма был в отпуске и я как первый заместитель вы-
полнял его обязанности, меня вдруг вызвали к тогдаш-
нему секретарю ЦК Михаилу Васильевичу Зимянину, ко-
торый ведал вопросами идеологии. В самом начале бесе-
ды мне было сказано: «Есть поручение оперативно под-
готовить и издать краткий биографический очерк о Лео-
ниде Ильиче Брежневе. Объем — где-то листиков 8—10.
Срок исполнения — 6 месяцев». Когда зашел разговор о
содержании работы, хозяин кабинета вдруг бросил фра-
зу: «Но чтобы все было без соплей и воплей!» Честно
скажу: меня эта фраза и удивила, и обрадовала. Все это
не вязалось с общим тоном нашей тогдашней пропаган-
ды, с безудержным славословием, которое процветало в
то время. Очень не хотелось мне, чтобы и наш институт
участвовал в кампании по созданию нового культа. По-
делился своими мыслями с Михаилом Васильевичем.
Тот лукаво улыбнулся и после некоторой паузы сказал,
что по всем вопросам, связанным с подготовкой и изда-
нием рукописи, я должен буду обращаться прямо к нему
или к Суслову.
Не вдаваясь в подробности, скажу лишь, что при
выполнении данного нам поручения мы столкнулись с
160
большими трудностями, поскольку не было материалов
чисто биографического характера,— у нас в отличие от
Запада такие сведения не принято было публиковать.
Чтобы не попасть впросак, попросили товарищей из ЦК
КПСС выслать нам регистрационный бланк члена КПСС
Л. И. Брежнева, где обозначены лишь самые краткие
биографические данные. Остальное надо было скрупу-
лезно выискивать, как это делали, например, помощники
тогдашнего первого секретаря ЦК ВЛКСМ Е. М. Тя-
жельникова, которые в конечном итоге обнаружили но-
мер многотиражки Днепродзержинского металлургичес-
кого комбината, а в нем заметку, содержащую похвалу
группарторгу Леониду Брежневу. Казалось бы, не ахти
какая находка, но, когда Тяжельников упомянул о ней
в своей речи на съезде партии, это имело «нужный» эф-
фект... Позже появится печально знаменитая «автобио-
графическая» трилогия Брежнева, написанная бойкими
перьями тех, кто тоже «выполнял поручение»...
Впрочем, на поиски и времени-то особого не было, по-
этому то, что было связано с биографией Брежнева, за-
няло совсем мало места. Старались больше говорить о
деятельности партии, ее ЦК. Мы не усердствовали по ча-
сти славословия, хотя обойтись без него не смогли,
ибо на это толкал и сам жанр, характер книги. Работая
над ней и выпуская ее в свет, мы отнюдь не претендова-
ли на какие-либо лавры, не афишировали ее, благо ра-
бота была безымянная. Если говорить со всей откровен-
ностью, лавров институту это издание не прибавило.
Вспоминаю, как однажды заведующий секретариатом
ИМЛ принес мне эту книжицу и пояснил, что прислал
ее один читатель со своими комментариями, которые по-
мещены внутри. Освободившись от неотложных дел, я
стал перелистывать присланный читателем наш много-
страдальный труд, и оказалось, что почти все страницы
книги перечеркнуты крест-накрест цветным карандашом,
а на многих страницах сделаны надписи: «Зачем выпус-
кали?», «Брехня», «Чушь собачья», «Брежневу давно
пора уходить. Куда он ведет и приведет страну?»,
«А за что, за какие же заслуги такой «золотой дождь»?»,
«Разве на «Малой земле» решился исход войны?»,
«Орден Победы выдается только полководцам. А ка-
кой же, к черту, Брежнев полководец?», «Все это де-
лают лизоблюды и подхалимы из окружения Брежнева.
Стыд им и позор!» И все в таком духе, а кое-где даже
похлеще.
6
Л. И. Брежнев
161
Читать это было, разумеется, неприятно, но ведь и
возразить было нечего, тем более что стараниями васса-
лов на Брежнева в то время и действительно Ниагар-
ским водопадом низвергался золотой дождь «звезд», все-
возможных наград и почестей. С различных трибун, в
гом числе и самых высоких, звучали речи, все чаще и
чаще напоминавшие заздравные госты. Замечу к слову,
что на октябрьском (1964 г.) Пленуме ЦК Суслов с пра-
ведным гневом клеймил Хрущева за то, что тот бесце-
ремонно способствовал восхвалению и возвеличиванию
своей личности, что угодники все делали для того, чтобы
едва ли не в каждом газетном номере публиковались
его фотографии, длиннющие речи. После тирад такого
рода в зале раздавались аплодисменты, и никто конечно
же не догадывался, что пройдет время и новые угодники,
в числе которых будет и сам Суслов, создавая культ
Брежнева, будут действовать куда более активно и це-
ленаправленно. Тот же Хрущев с трибуны съезда пытал-
ся хотя бы для порядка приструнить чересчур ретивых
аллилуйщиков; у Брежнева не было этого даже в по-
мыслах. Аллилуйщиков ничуть не смущало, что славо-
словие лидеру принижает роль коллективных органов
партии, что наподобие яда оно медленно, но верно ока-
зывает свое разрушающее действие.
1 Одним из тех, кто активно способствовал прославле-
нию «вождя», был К. У. Черненко, отмеченный самыми
высокими наградами и почестями вплоть до присуж-
дения, правда, в закрытом порядке Ленинской премии
за участие в... реконструкции одного из кремлевских
зданий.
Коль скоро речь зашла о Черненко, скажу, что знал
я его довольно хорошо по совместной работе в секторе
(он им тогда заведовал) Идеологического отдела ЦК.
Знал как человека исключительно добросовестного, хо-
рошо разбиравшегося в аппаратной работе, ее особенно-
стях и возможностях, умевшего чутко улавливать наст-
роение и запросы начальства. «Голубой мечтой» его был
пост заместителя заведующего отделом, благо с тогдаш-
ним заведующим отделом Л. Ф. Ильичевым у него сло-
жились очень хорошие отношения. Мечта была близка
к осуществлению, не стань Л. И. Брежнев Председате-
лем Президиума Верховного Совета СССР. Формируя
свой аппарат, он первым делом пригласил К. У. Чернен-
ко, чтобы предложить пост начальника своей канцеля-
рии.
162
Тот нехотя дал согласие, так как новый пост был для
него, по существу, понижением.
Когда Брежнев стал лидером партии и страны, уже
можно было с большой долей вероятности предположить,
что Черненко он переведет в ЦК и скорее всего на долж-
ность заведующего Общим отделом, поэтому назначение
последнего на этот пост у меня не вызвало, да и не могло
вызвать удивления. Тогда, помню, мысль мелькнула: «Ну
вот и достиг он своего потолка». Так же, вероятно, ду-
мали многие из тех, кто знал возможности Черненко.
И когда того избрали секретарем ЦК, оставив одновре-
менно заведующим Общим отделом,— даже это можно
было еще как-то объяснить, понять, хотя тут уже был
большой перебор. Последующий же взлет его был, что
называется, фантастическим. Такое, даже с учетом на-
ших тогдашних «порядков», никак не укладывалось в го-
лове.
На роль главного идеолога партии, тем паче Генсека
он не годился никак, не обладал для этого ни интеллек-
том и эрудицией, ни политическим кругозором, ни общей
культурой, ни организаторскими способностями. Надо
сказать, что Черненко претендовал на пост Генерального
секретаря ЦК сразу после смерти Брежнева, тем более
формально он считался вторым лицом в ЦК.
Выбор кандидатов на этот пост по тогдашним усло-
виям был весьма ограничен — или Черненко, или Ан-
дропов.
Хотя амбиции Черненко были абсолютно необосно-
ванными, он имел в Политбюро поддержку тех, кого
вполне устраивала обстановка бесконтрольности, все-
прощенчества и вседозволенности, сложившаяся в стра-
не, кто не желал и боялся перемен в жизни партии и об-
щества,— Кунаева, Тихонова, Романова...
Но победа все же оказалась на стороне Ю. В. Ан-
дропова, и Политбюро поручило Черненко выступить на
Пленуме ЦК, состоявшемся 12 ноября 1982 года, и
представить кандидатуру Юрия Владимировича. Речь
К. У. Черненко в основном была посвящена ушедшему
лидеру, о котором он говорил как о талантливом про-
должателе ленинского дела, великом и неутомимом бор-
це за идеалы мира, как о человеке, жившем интересами
общества, народа, как о выдающемся руководителе, ос-
тавившем партии и народу драгоценное наследство: нор-
мами нашей жизни при Брежневе стали требователь-
ность и уважение к кадрам, нерушимая дисциплина и
163
поддержка смелых, полезных инициатив, нетерпимость к
любым проявлениям бюрократизма и постоянная забота
о развитии связей с массами, о подлинном демократиз-
ме советского общества. Говорилось все это, разумеется,
совершенно серьезно, возможно, даже с искренней верой
в справедливость и реальность сказанного.
Что касается рекомендации на пост Генерального
секретаря ЦК КПСС Ю. В. Андропова, то она была весь-
ма лаконичной. Для порядка назвав Юрия Владимирови-
ча ближайшим соратником Леонида Ильича, который вы-
соко ценил его, Черненко заявил, что все члены Полит-
бюро считают, что Юрий Владимирович хорошо воспри-
нял «брежневский стиль руководства», «брежневскую
заботу об интересах народа», «брежневское отношение к
кадрам».
Став Генсеком, Ю. В. Андропов действовал вопреки
этому стилю и оставил о себе в народе добрую память.
Но это самостоятельная тема. Здесь же скажу, что по
своим качествам Юрий Владимирович стоял несравненно
выше Брежнева, и отнюдь не случайно, что после ок-
тябрьского Пленума, как об этом уже сообщалось в пе-
чати, именно он, а никто другой предложил наиболее ем-
кую, четкую программу действий. Программа эта была
более последовательной, чем при Хрущеве, опиралась она
на линию XX съезда партии. В нее были включены такие
пункты, как экономическая реформа, переход к совре-
менному научному управлению, развитие демократии и
самоуправления, сосредоточение партии на политичес-
ком руководстве, прекращение гонки вооружений, став-
шей бессмысленной, и, наконец, выход СССР на мировой
рынок с целью приобщения к новой технологии.
К сожалению, эти меры, назревшие, продиктованные
общественным развитием страны, не встретили понима-
ния ни у Брежнева, ни у Косыгина, ни у других влия-
тельных в то время членов Политбюро. Результатом
предпринятого Андроповым шага стало перемещение его
самого на пост Председателя КГБ, что устраивало и Сус-
лова, который подозревал Андропова в том, что тот ме-
тит на его место, и одновременно Брежнева, стремив-
шегося иметь во главе КГБ верного человека, чтобы
обезопасить себя от той «шутки», которую сыграли с
Хрущевым. Для большей верности он держал при
Андропове в качестве первых замов и соглядатаев своих
преданных людей — земляков Цинева и уже упоминав-
шегося Цвигуна.
164
Да, на этой должности Ю. В. Андропов много делал
для улучшения деятельности КГБ, но вместе с тем, к ве-
ликому сожалению, верно и то, что именно тогда нача-
лась в стране «охота на ведьм», усиленно создавался об-
раз врага, применялись непомерно суровые методы борь-
бы против инакомыслящей интеллигенции. Именно в те
годы шла во многих случаях неоправданная «утечка моз-
гов» за рубеж. В борьбе с инакомыслием КГБ вкупе с
другими ведомствами применял порой совершенно дикие
по своему характеру и формам методы. Чего стоит унич-
тожение выставки художников-нонконформистов в семь-
десят четвертом году в Москве, когда в ход пустили
бульдозеры?
Никуда не уйдешь и от прискорбного факта, что ко-
нец 60-х, все 70-е и начало 80-х годов ознаменовались у
нас в стране широкой кампанией по борьбе с так назы-
ваемыми диссидентами, или «узниками совести», чьи вы-
сказывания объявлялись клеветой на советский общест-
венный строй. Судебными процессами, тюремным заклю-
чением и ссылкой дело, однако, не ограничивалось. Для
усмирения инакомыслящих использовались психиатри-
ческие больницы, куда направляли совершенно здоровых
людей. Так было, например, с героем Великой Отечест-
венной войны, ныне покойным генералом Петром Гри-
горьевичем Григоренко, с известным ученым-биологом
Жоресом Медведевым, проживающим ныне в Англии и
издавшим несколько книг, вызвавших большой интерес
зарубежных читателей. К слову сказать, популярный ны-
не историк Рой Медведев, родной брат Жореса, давно
уже и широко известный на Западе своими произведе-
ниями, издававшимися там, долгие годы «ходил» в ту-
неядцах и диссидентах. Любопытный факт: Ю. В. Ан-
дропов, в бытность свою секретарем ЦК КПСС, не толь-
ко не осудил, как об этом сообщает сам Р. А. Медведев,
его работу над книгой «Перед судом истории», но и сове-
товал продолжать ее. Однако, став вскоре Председате-
лем КГБ, Андропов передал Медведеву свое пожелание
продолжать начатое исследование, но не издавать руко-
пись за рубежом, ибо в противном случае против того
будут приняты меры, а он, Андропов, не сможет ему по-
мочь. Медведев не внял совету, и свой первый большой
труд, посвященный Сталину и сталинщине, издал в США,
после чего был исключен из партии за «клевету на совет-
ский общественный строй».
Беспрецедентной мерой борьбы с инакомыслием в по-
165
слесталинское время была ссылка без суда и следствия.
Так был сослан в Горький «главный диссидент» акаде-
мик Андрей Дмитриевич Сахаров, что одновременно со-
провождалось кампанией клеветы, когда публиковались
разного рода «протесты» писателей, композиторов, рабо-
чих. В числе прочих было и составленное в тиши каби-
нетов «обличительное» письмо (Правда. 1973. 29 авгус-
та), подписанное сорока академиками, проявившими ма-
лодушие и не решившимися, как это сделал, скажем,
академик В. И. Гольданский, выступить в защиту Саха-
рова. Письмом дело не кончилось. Были предприняты
упорные попытки добиться исключения Сахарова из Ака-
демии наук СССР, но, к чести большинства академиков
и к неудовольствию организаторов травли, эта попытка
была сорвана. Остается только сожалеть, что академия
не смогла защитить выдающегося ученого и честного че-
ловека от притеснений, унижений и надругательства над
его именем; иначе чем надругательством нельзя, на мой
взгляд, назвать и книгу «ЦРУ против СССР», автор ко-
торой Н. Яковлев обливал грязью известного всему миру
ученого.
Масштабы репрессий тех лет не идут конечно же ни в
какое сравнение со сталинскими. Но одно то, что проис-
ходило это после XX и XXII съездов партии, не может не
поражать. Нет никакого оправдания тому, что после «от-
тепели» подули холодные ветры. Повинны в этом, конеч-
но, не только работники КГБ и его руководители, хотя»
несомненно, их «вклад» был весьма и весьма значитель-
ным.
Именно работники КГБ в эпоху Брежнева буквально
стряпали «дела» некоторым истинным патриотам, про-
водили их через суды, «подчиняющиеся только закону»,
отправляли на муки мученические в колонии строгого ре-
жима и ссылки. Там такие же «служители Закона» вся-
чески глумились над заключенными, по надуманным по-
водам создавали новые «дела», что влекло для непо-
корных новые сроки и новые муки. Доводя людей до
полного отчаяния, заставляли их «раскаиваться» в гре-
хах и преступлениях, которых те не совершали: эти сю-
жеты показывали по Центральному телевидению, статьи
о «прозрении» публиковались в газетах. «Метода», как
видим, очень смахивает на ту, что применяли сталинские
опричники.
Вспоминая и анализируя эти и другие факты, осмыс-
ливая свой жизненный опыт, я часто задумываюсь: как
166
же сделать, чтобы не повторялось прошлое? Важнейший
урок и гарантия необратимости начатой по инициативе
партии перестройки, на мой взгляд, в том, чтобы с по-
мощью подлинно демократических механизмов и струк-
тур начисто исключить такое положение, при котором
судьба народа, как это было в недалеком прошлом, оп-
ределялась бы всякого рода случайностями, эгоистичес-
кими интересами консервативных сил, весьма далекими
от интересов общества, покончить с накопившимися во
времена сталинщины и брежневщины заводями безнрав-
ственности, лжи и лицемерия.
Впрочем, эта тема требует отдельного разговора.
Знамя. 1939. № 8. С. 182—210
Мэлор Стуруа
ДВЕ ФОТОГРАФИИ К ОДНОМУ ПОРТРЕТУ
25 сентября 1963 года Президиум Верховного Совета
СССР ратифицировал Договор о запрещении испытаний
ядерного оружия в атмосфере, в космическом простран-
стве и под водой. В тот же день репортаж об этом собы-
тии был опубликован в «Известиях». Написали его по-
койный Валентин Леднев и я. Репортажу была предпос-
лана рубрика «Парламентские корреспонденты «Извес-
тий» передают из Кремля».
Рубрику придумал я. Алексей Аджубей, бывший то-
гда главным редактором нашей газеты, без колебаний ос-
вятил ее своим авторитетом. Было даже решено сделать
эту рубрику постоянной. Однако, к сожалению, волею
судеб этого не произошло.
Репортаж из Кремля был проиллюстрирован сним-
ком фоторепортера «Недели» Н. Рахманова. На первый
взгляд — ничем не примечательное фото. Трафаретное,
официозное изображение заседания Президиума. Но
это только на первый, непосвященный взгляд. Опыт-
ный «кремленолог» сразу же уловил бы необычность
снимка.
Во-первых, на нем не был запечатлен сам момент ра-
тификации Договора. Подпись под фото гласила: «Засе-
дание Президиума Верховного Совета СССР. Выступает
первый заместитель министра иностранных дел СССР
В. В. Кузнецов».
167.
Во-вторых, главное действующее лицо — председатель
Президиума—оказалось на самом заднем плане и вы-
глядело по размерам слегка больше головки канцеляр-
ской булавки. Рассмотреть его можно было лишь в мощ-
ную лупу. Члены Президиума, фигурировавшие на пер-
вом плане, казались по сравнению с ним почти что голиа-
фами.
Председателем Президиума Верховного Совета СССР
был Леонид Ильич Брежнев,
История появления фото, о котором я упомянул, как
бы подкрепляет наброски его политического портрета.
После окончания церемонии ратификации договора
Л. И. Брежнев осведомился, кто из присутствующих жур-
налистов представляет «Известия». Я ответил, что из-
вестинскую бригаду поручено возглавлять мне. И гут
между нами состоялся следующий диалог.
«Вы будете давать фотографию?»—спросил
Л. И. Брежнев. «Разумеется, Леонид Ильич».— «Ни в
коем случае. Репортаж должен пойти без снимка».— «Но
это невозможно!» — «Я говорю, никаких фото!» — «Но
почему же, Леонид Ильич?» — «Ты что, не помнишь или
прикидываешься непомнящим?» — «Вы имеете в виду
историю с фото к вашей статье?» — «А что же еще».—
«Но это совсем другое дело. В данном случае вы не ав-
тор статьи, а официальное лицо, подписавшее Ратифи-
кационные грамоты».— «Кто станет вдаваться во все эти
тонкости!» — «Да нет здесь никаких тонкостей».— «Ну,
хватит. Никаких фото, и баста!» — «Леонид Ильич, мне
придется доложить об этом главному редактору».— «Ну
и докладывай».— «А если он решит по-иному?» — «Тог-
да другое дело. Но пусть все-таки он посоветуется».—
«С вами?» — «При чем тут я? Ты же знаешь, с кем!..»
Для того чтобы вышеприведенный диалог не выгля-
дел обменом репликами в театре абсурда, необходимо
отмотать ленту повествования несколько назад от 25 сен-
тября 1963 года
Как-то «Известия» опубликовали статью Л. И. Бреж-
нева на целую полосу с его портретом посередине. Номер
со статьей и фото попался на глаза Никите Сергеевичу
Хрущеву, который в присущем ему стиле дал автору на-
гоняй «за нескромность». Видимо, Леонид Ильич хорошо
усвоил урок и принял «здравое» решение не спотыкаться
дважды «на ефтом самом месте». (Сделали вывод и «Из-
вестия». С тех пор статьи государственных деятелей мы
168
развертывали на два подвала и конечно же без каких-
либо фотографий авторов.)
Но вернемся к 25 сентября 1963 года. Приехав из
Кремля в редакцию, я немедленно пошел к А. Аджубею
и доложил ему о разговоре с Л. И. Брежневым. Ситуа-
ция создалась тупиковая. Выходить без фото было нель-
зя, а «закладывать» вторично бедного Леонида Ильича
не хотелось. К счастью, в нащелканной Н. Рахмановым
пленке оказался кадр, где главное действующее лицо —
В. В. Кузнецов. Этот кадр и пошел в газету. (Ретушеры
к нему руки не приложили. Наоборот. Было сделано все,
чтобы смазать типографское качество снимка: чем ху-
же— тем лучше.) Таким образом мы, говоря словами
восточной пословицы, и шашлык поджарили, и шампур
не сожгли.
В русском переводе эта пословица имеет знакомое
звучание: «И волки сыты, и овцы целы». Но применима
ли она целиком к действующим лицам и ситуациям мо-
его рассказа? Думаю, что лишь наполовину. Газетные
волки были налицо. Но вот назвать Л. И. Брежнева «ов-
цой» язык не поворачивается. Рой Медведев пишет, что
«именно слабость и отсутствие ярко выраженного често-
любия и властолюбия стали основой победы Брежнева».
Подобная характеристика мне представляется весьма
поверхностной. История с фотографией тоже лишь внеш-
не иллюстрирует ее.
Суть этой истории в ином. Она живописует нравы, ца-
рившие тогда в наших верхах. Конечно, Брежневым дви-
гал естественный страх перед первым лицом в государ-
стве. Но одновременно это был инстинкт политического
выживания, свидетельствовавший не столько о трусости,
сколько об осторожности. Без искусства выживания
нельзя было рассчитывать на успех в борьбе за власть,
тем более высшую. Брежнев владел этим искусством в
совершенстве. Назвать его посредственностью в данной
области было бы явной несправедливостью.
История свидетельствует, что именно те деятели, ко-
торые владели искусством выживания и инстинктом са-
мосохранения в большей степени, чем их соперники, в
конце концов и клали последних на лопатки. Когда после
смерти Ленина ареопаг вождей стал примерять его ман-
тию, то она меньше всего подходила к узким плечам Ста-
лина. Его третировали как посредственность, а Сталин
обратил это себе во благо. То же самое повторилось
и с Хрущевым. После смерти Сталина его ближайшее
169
окружение с жадностью расхватало совминовские посты,
«бросив» посредственности — Хрущеву — Центральный
Комитет. Что произошло дальше, общеизвестно. И Бреж-
нев протанцевал аналогичный менуэт.
Первое лицо в государстве, где господствовал культ
лнчностщ не назначали и тем более не выбирали. Первое
лицо само делало себя. Оно всегда было тем, что в анг-
лийском языке называют «сэлфмейдменом», в букваль-
ном переводе — человеком, сделавшим самого себя. Ведь
выбрали же первым лицом в государстве сразу после
смерти Сталина Георгия Маленкова! А он не устоял.
(В Китае аналогичная судьба постигла Хуа Гофэна.)
Брежнев же устоял, выстоял и победил и властвовал
почти два десятилетия. И не потому, что он был продук-
том, посредственным продуктом, консенсуса.
Схема Роя Медведева разваливается, если вспомнить
даже лежащие на поверхности события, не углубляясь
во тьму коридоров власти. Как известно, Брежнев стал
единоличным лидером не с ночи на утро. К власти после
свержения Хрущева пришел, по сути дела, триумвират
Брежнев — Косыгин — Подгорный. Лишь со временем
Брежнев возобладал в нем. А устранение слишком за-
несшегося Кириленко? А укрощение строптивого Ше-
леста? А расправа со взбунтовавшимся Егорычевым?
А уход Мазурова «по состоянию здоровья»? Нет, Брежнев
был сработан не из глины сентиментальности, замешен-
ной на слезах умиления и растроганности. Это был бес-
пощадный боец со стальными кулаками, хотя и в бар-
хатных перчатках.
Нельзя путать интеллектуальную посредственность
политического деятеля с его способностью стать лиде-
ром. Эти две ипостаси не всегда совпадают, а скорее
всего и чаще всего не совпадают. (Кстати, в этом в зна-
чительной степени кроется наше непонимание того, по-
чему «посредственности» становятся президентами Сое-
диненных Штатов.) Вполне допускаю, что Брежнев, по-
добно Есенину, ни при какой погоде не читал «пузатый
«Капитал». Но последнему это не помешало стать вели-
ким поэтом, а первому — первым лицом в государстве.
И тот, и другой обладали талантом: один — поэта, дру-
гой — лидера.
Талант лидера предполагает прежде всего волю, це-
леустремленность, жесткость, переходящую «при надоб-
ности» в жестокость, отсутствие предрассудков Бреж-
нев владел этими качествами больше и лучше, чем его
170
соперники, а посему и возобладал. Слабое наполнение
его интеллектуального пульса и гедонизм, граничивший
с развратом, разложением и казнокрадством, не должны
заслонять этого обстоятельства.
Рой Медведев, подкрепляя свою схему, обращается к
мемуарам Брандта и Киссинджера. Цитаты, которые он
приводит из них, точны, но некорректны. Они характе-
ризуют Брежнева как человека, как частное лицо, а не
как политического и государственного деятеля и тем бо-
лее не как лидера.
Парадокс — и совсем не психологический — заключа-
ется в том, что посредственность не только в интеллекту-
альной сфере, но и в сфере политической и государ-
ственной отнюдь не является непреодолимой помехой
для захвата лидерства. Здесь скорее играют роль такие
«внешние» факторы, как время, система, случай, везение,
долготерпение, долгожительство, а следовательно, и
здоровье.
И в мемуарах Брандта, и в мемуарах Киссинджера
можно найти пассажи, которые подтверждают именно та-
кую точку зрения. А вот свидетельства человека, знавше-
го Брежнева лучше их, человека, политическая судьба
которого в течение долгих лет непосредственно перекре-
щивалась с брежневской на самой обширной междуна-
родной арене, в самой важнейшей ее сфере — в советско-
американских отношениях. Я имею в виду бывшего пре-
зидента Соединенных Штатов Ричарда Никсона. В своей
книге мемуаров «Лидеры», описывая гедонизм и сенти-
ментальность Брежнева, его человеческие слабости, быв-
шие в чем-то одновременно и его сильной, во всяком слу-
чае, привлекательной стороной, Никсон настойчиво под-
черкивает и нечто другое.
Бывший президент США пишет о нашем бывшем Ген-
секе как о человеке властном, честолюбивом и беспо-
щадном, который при «иных режимах» вполне мог пре-
тендовать на титул «Леонида Великого» по аналогии с
Иваном и Петром. Даже вежливость Брежнева была как
бы «осадком» его безграничной власти. Никсон вспоми-
нает, что иногда Брежнев вел с ним переговоры в тоне
«следователя КГБ, допрашивающего трудного узника».
Бывало и так, что он даже давал волю рукам, переходя
грань оживленной жестикуляции.
Сравнивая Хрущева с Брежневым, Никсон делает ак-
цент на детали. Плохо сшитые костюмы первого, элегант-
но скроенные — второго. Хрущев любил утиную охоту и
171
принимал в ней активное участие. Брежнев предпочитал
охоту на крупную дичь, но делали за него всю «черную
работу» егеря. Он лишь стрелял из ружья с оптическим
прицелом.
(Это последнее сравнение особенно символично. Как
видим, результат охоты был один и тот же, несмотря на
различную методу ее ведения. Лидеры обязаны метко
стрелять. Промах может оказаться фатальным. «Анти-
партийная группировка», пытавшаяся свалить Хрущева,
меткостью стрельбы не отличалась.)
В мемуарах Никсона можно встретить ставшие уже
клишированными места о французских галстуках и зо-
лотых запонках Брежнева, о его пристрастии к автомо-
билям и лихой езде. В 1973 году, когда Брежнев совер-
шил поездку в США, Никсон от имени своей админист-
рации презентовал ему темно-синий «линкольн Континен-
таль». А в загородной резиденции Кэмп-Дэвиде Бреж-
нев заставил испытать его несколько неприятных минут»
гоняя машину с умопомрачительной скоростью по пет-
ляющей дороге. Никсон не забывает упомянуть и о «мас-
сажистке Брежнева», от которой несло духами «Ар-
педж» — любимыми духами госпожи Никсон. Тоже фран-
цузскими.
Но все эти детали нужны Никсону не сами по себе.
И даже не для характеристики личности Брежнева. Он
пишет, что в годы его правления в Советском Союзе сло-
жилось нечто похожее на «новый класс». К сожалению,
Никсон в значительной степени прав. Кунаевщина, раши-
довщина, щелоковщина, чурбановщина и многие другие
«вщпны» эпохи застоя легли не только тяжелым бреме-
нем, но и черным пятном на наше общество.
Никсон приводит в своих мемуарах затасканный
анекдот о том, как мать Брежнева посетила его роскош-
ную дачу. Осмотрев ее, она восхитилась и удивилась, од-
нако и поинтересовалась: «Леонид, все это, конечно, пре-
красно, но что ты будешь делать, если коммунисты вновь
захватят власть?»
Старуха, видимо, предчувствовала, что грядет пере-
стройка...
Брежневых было два — сентиментальный и беспощад-
ный, эпикуреец и мастер политической интриги, пышу-
щий здоровьем жизнелюбец и человеческая развалина.
Если первая пара полюсов — две стороны одной медали
(можно быть скорым и на слезу, и на расправу), то по-
следнее— дело рук природы.
172
Именно после того, как здоровье Брежнева резко по-
шатнулось, он выпустил бразды правления из своих рук,
все больше делегируя власть узкому кругу непосредст-
венных помощников. Он отнюдь не стал добрее. Он стал
слабее, а под конец жизни — абсолютно немощен. Госу-
дарство управлялось по инерции от его имени, но в его
стиле. Застой физический пришел в равновесие с застоем
политическим. Физическое увядание лидера способство-
вало еще большему расцвету коррупции в рядах его про-
консулов.
В последний раз мне довелось наблюдать Брежнева
в непосредственной близи и в «деле» в июне 1979 го-
да на венской встрече в верхах, завершившейся подписа-
нием Договора ОСВ-2. Это было удручающее, травми-
рующее зрелище. Брежнев, по сути дела, не мог ходить.
Его ловко, почти незаметно для постороннего глаза, но-
сили, именно носили, а не поддерживали, бравые молод-
цы из личной охраны. Когда же — волею протокола —
они оставляли его одного, беспомощность Брежнева ста-
новилась абсолютно очевидной.
Так, позируя фотографам на ступенях здания совет-
ского посольства, он чуть было не упал. Его вовремя под-
хватил под руку президент Картер. Человек, который
когда-то ночи напролет вел сложнейшие переговоры с
Никсоном, теперь переговаривался с Картером лишь с
помощью шпаргалок.
Вполне понятно, что здоровье Брежнева стало одной
из главных тем в работе бесчисленных представителей
средств массовой информации, съехавшихся в Вену со
всех концов планеты. К этой теме, по существу, и све-
лась заключительная пресс-конференция во дворце Хоф-
бург, которую проводили совместно с американской сто-
роны пресс-секретарь Белого дома Джоди Пауэлл и с
советской стороны — заведующий Отделом международ-
ной информации ЦК КПСС Леонид Замятин, бывший
фактически пресс-споксменом Брежнева.
Замятин, который, даже пребывая в хорошем распо-
ложении духа, не отличался особой вежливостью в своих
контактах с журналистами, сказать по правде, не толь-
ко с западными, но и с советскими, окончательно вышел
из себя под напором вопросов о состоянии здоровья сво-
его шефа. Растеряв последние остатки чувства юмора,
Леонид Митрофанович сердито отбивался, утверждая,
что Леонид Ильич здоров чуть ли не как бык и ведет
повседневную, если не круглосуточную работу, прилагая
173
воистину геркулесовы усилия во всех областях государ-
ственной деятельности.
Слова эти никого не убеждали. Они падали в никуда,
лини» провоцируя все новые и новые вопросы о здоровье
Брежнева. Последний вопрос, на котором должна была
завершиться пресс-конференция, касался этой же темы.
Атмосфера в зале дворца австрийских императоров
опасно сгущалась. Американцы наседали. Мы были не-
мы как рыбы. Когда прозвучал последний вопрос-залп,
я не выдержал. Конечно, речь шла о личности Брежнева,
но рикошетом били по нашей державе, и это было по-
человечески неприятно. Обращаясь к сидевшему между
Пауэллом и Замятиным представителю австрийского
МИД, я потребовал права на дополнительный вопрос,
чтобы «восстановить нарушенный паритет», ибо льви-
ная доля вопросов пришлась на наших американских
коллег. Австрийский дипломат дал свое благосклонное
добро, и я, сдерживая волнение, как перед атакующим
броском, выпалил:
— Мой вопрос господину Пауэллу. Как обстоит дело
с политическим здоровьем президента Картера?
В зале раздался дружный смех. Смысл моего вопро-
са был ясен для посвященных, а в зале сидели только
они. Политическое будущее президента Картера выгля-
дело весьма мрачно. Выборы 1980 года, которые он с
треском проиграл Рейгану, подтвердили это с беспощад-
ной однозначностью.
Джоди Пауэлл, надо отдать ему должное, не расте-
рялся.
— Политическое здоровье Картера такое же, как и
здоровье Брежнева,— ответил он, слегка улыбнувшись:
мол, понимай, как знаешь.
На этом пресс-конференция закончилась.
Журналисты повскакали со своих мест. Американцы
хлопали меня по плечу, хвалили за находчивость. Но
вот мои коллеги повели себя несколько странно. (Впро-
чем, ничего странного в этом не было.) Они как бы не
замечали меня.
Действительно, моя инициатива могла оказаться пал-
кой о двух концах. Не говоря уже о том, что я нарушил
святую заповедь незабвенного Кости-капитана «Не вы-
совываться!», я нарушил и указание Замятина не под-
вергать критике президента Картера в дни венских пере-
говоров. Поскольку они завершились плодотворно —
Договор ОСВ-2 был подписан,— криминальность моей
174
вылазки, независимо от ее благих целей, зримо воз-
растала.
После окончания пресс-конференции я поехал из
дворца Хофбург в отель «Империал», где разместилась
основная часть советской делегации. И здесь я почувст-
вовал какой-то незримый, холодящий загривок вакуум,
создавшийся вокруг меня. Напряжение спало лишь к
вечеру, когда из резиденции, где жили Брежнев и его
ближайшее окружение, приехал переводчик Суходрев,
мой старый друг Витя Суходрев, вечно юный и веселый,
и громогласно объявил, что Устинову и Громыко мой воп-
рос «понравился».
И тут же все вокруг меня как по волшебству измени-
лось. Вакуума как не бывало. Люди спешили пожать
мне руку и поздравить. Поздравления приняли букваль-
но гомерический характер и размеры, когда еще позже в
отель прибыл сам Замятин и передал мне «личную бла-
годарность от самого Леонида Ильича»!
Я стал героем на час, ибо на меня лег отблеск высо-
чайшей власти. Когда подали ужин, буквально каждый
столик в ресторане отеля пытался заполучить меня в ка-
честве почетного гостя. Я выбрал столик, за которым си-
дел Суходрев, первым снявший с моей души груз гнету-
щей неизведанности...
Вот так мы жили и работали в годы застоя...
Еще одним, последним испытанием была официальная
церемония отъезда Л. И. Брежнева из Вены в Москву,
Брежневу предстояло самостоятельно — без помощи мо-
лодцов — пройтись по красной ковровой дорожке и под-
няться по трапу самолета. «Упадет или не упадет» — вот
о чем гадали все присутствующие, а было их сотни мил-
лионов, ибо церемония проходила под прицелом телеви-
зионных камер.
Я стоял в квадрате, отведенном для прессы. Вгляды-
ваясь в лица своих коллег, не только советских, я видел
на них выражение жалости, именно жалости, а не любо-
пытства и тем более злорадства. У стоявшего рядом со
мной политического обозревателя «Известий» Викентия
Матвеева подозрительно увлажнились глаза.
— Он долго не протянет,— шепнул мне на ухо Ви-
кентий.
Брежнев, видимо, понимал или ощущал, что происхо-
дит вокруг него. Собрав в кулак всю оставшуюся у него
силу и волю, он по старинке встряхнул головой, поиграл
плечами, на которых как на вешалке болтался пиджац^
175
и ступил на красный ковер, словно на путь, ведущий к
Голгофе. «Архитектор разрядки» одолел с грехом по-
полам ковер и трап. Последний прощальный взмах ру-
ки — п он канул в чрево Ил-62, втянутый в него поджи-
давшими с той стороны молодцами. Дверь самолета по-
спешно захлопнулась. Брежнев исчез...
Но брежневщина еще далеко не исчезла. Последние
годы лидера были агонией для него и пиком застоя для
страны.
Непостижимым образом немощь Брежнева отрази-
лась и на моей журналистской карьере. В 1982 году аме-
риканский еженедельник «Ньюсуик» выпустил номер, по-
священный в основном здоровью Брежнева. На обложке
журнала был помещен коллаж — разваливающийся, весь
в трещинах бюст Брежнева, вылепленный из глины.
(Сильно подозреваю, даже уверен, что самому Брежне-
ву, которому оставалось жить несколько месяцев, жур-
нал не показали.) «Брежневский номер» сыграл не по-
следнюю роль в решении выдворить из Москвы собст-
венного корреспондента «Ньюсуик» Нагорского. Репрес-
салия госдепартамента США не заставила себя долго
ждать. В качестве жертвы был избран автор этих строк.
В тот день я находился где-то в Атлантике на борту
теплохода, направляясь домой в очередной отпуск. Я
преспокойно загорал в лежаке на палубе, слушая по
транзисторному приемнику последние известия, переда-
вавшиеся Би-би-си (в Атлантике эту радиостанцию не
глушили). Госдепартамент заявлял, что обратно в Ва-
шингтон меня не впустит, хотя лично против меня ров-
ным счетом ничего не имеет и готов немедленно отме-
нить свое решение, если мы пересмотрим свой демарш
в отношении Нагорского. В то время подобные чудеса в
нашей стране не происходили. Я остался в Москве, На-
горского «Ньюсуик» перевел в Рим.
Вернувшись в Москву, я обнаружил, что никто — ни
Союз журналистов СССР, ни даже мои родные «Изве-
стия»— никак не прореагировали на жест госдепарта-
мента. Не было заявлено никакого протеста, даже сооб-
щения-информации не было помещено. Вот так мы жили
п работали в годы застоя...
И наконец, под занавес — о второй фотографии. При-
надлежит она все тому же Н. Рахманову и сделана в тот
же день, что и первая, но уже после ратификации До-
говора о запрещении ядерных испытаний в трех средах.
На ней—слева направо — Л. И. Брежнев, Председатель
176
Президиума Верховного Совета Узбекистана Ядгар Нас-
риддинова (спиной к нам), секретарь Президиума Вер-
ховного Совета СССР М. П. Георгадзе и я.
Ядгар Насриддинова была крутой, волевой и норо-
вистой женщиной, а уж если говорить начистоту, взбал-
мошной и заносчивой. Помню, в 1959 году мне довелось
сопровождать ее и первого заместителя Председателя
Совета Министров СССР Фрола Козлова в поездке по
Соединенным Штатам. В программе поездки значился
и частный клуб недалеко от Сан-Франциско, разместив-
шийся в роще роскошных секвой. Он, кажется, если мне
не изменяет память, так и назывался «Секвойя-клуб».
К всеобщему замешательству, оказалось, что вход в
клуб особам слабого пола заказан. Насриддинова взор-
валась. На повышенных тонах, словно дело происходило
в ее ташкентском кабинете, она стала поучать хозяев, что
прибыла к ним не в качестве женщины, а как президент
Узбекистана и вице-президент Советского Союза.
Инцидент удалось замять и темперамент Насридди-
новой погасить лишь после того, как ей объяснили, что
даже для королевы Великобритании Елизаветы II не бы-
ло сделано исключение, когда она находилась в этих
краях. В «Секвойя-клуб» поехал только ее муж принц
Филипп, герцог Эдинбургский. Сравнение с английской
королевой польстило самолюбию Насриддиновой. (Жены
членов «Секвойя-клуба» обычно «инспектировали» своих
мужей с вертолетов, низко зависавших над запретной
территорией. Это не было нарушением устава клуба, гла-
сившего, что на его землю не должна ступать нога жен-
щины. Смышленые жены пользовались этой формальной
лазейкой и поступали, как наши девчата из кинофильма
«Небесный тихоход», которым сверху было видно все.)
Я задержался на фигуре Ядгар Насриддиновой со-
всем не случайно. Ее судьба имеет прямое касательство
к теме нашего повествования, к феномену Брежнева и
его портрету.
Заговор с целью свержения Хрущева не был экспром-
том, разыгранным в одночасье. Его готовили (вернее, он
вызревал) долго и тщательно. Кстати, упоминаемый Ро-
ем Медведевым «многолетний партийный лидер» Грузии
Мжаванадзе играл в нем далеко не последнюю роль, об-
рабатывая членов ЦК КПСС от Закавказья, а затем до-
ставив их на самолете в Москву к «историческому» Пле-
нуму октября 1964 года. Брежнев никогда не забывал
этой услуги, оказанной ему Мжаванадзе, и уберег его от
177
многих неприятностей, хотя и не смог оставить на посту
первого секретаря ЦК КП Грузии и кандидатом в члены
Политбюро ЦК КПСС.
Не забыл Брежнев и того, что Насриддинова, которой
на сей раз изменил политический нюх, тщетно порыва-
лась предупредить Хрущева о надвигавшемся переворо-
те, безуспешно пробиваясь к фактически изолированно-
му на своей даче в Пицунде Никите Сергеевичу. После
«исторического» октябрьского Пленума 1964 года судь-
ба Насриддиновой была решена. Джентльмен Брежнев
не пощадил ее, ибо в отличие от хозяев «Секвойя-клуба»
видел в ней не женщину, а политического деятеля, по-
ставившего на другую лошадь. В борьбе за власть, ко-
торую он вел, сантиментам места не было.
Обратите внимание: Брежнев, как правило, расправ-
лялся с теми, кто обладал, так сказать, «лидерской ко-
сточкой», например с Шелепиным, Шелестом, Егорыче-
вым, возглавлявшим Московскую городскую партийную
организацию, и с некоторыми другими. А вот Косыгин и
Суслов, несмотря на то что, казалось, обладали огром-
ной властью, сошли с политической арены естественным
путем.
Дело в том, что ни тот, ни другой не покушались на
место лидера, довольствуясь вторым порядковым номе-
ром в иерархической системе. Ни тот, ни другой не обла-
дали «лидерской косточкой», хотя последнего и велича-
ли «серым кардиналом» Брежнева.
Великий французский политический деятель нашего
времени Шарль де Голль, отвечая на вопросы журнали-
стов после подавления алжирского путча генералов о
том, как он захватил власть, с высокомерной, презри-
тельной усмешкой сказал: «Сейчас власть не захваты-
вают. Ее подбирают».
Не знаю, знаком ли историк Рой Медведев с этим
афоризмом де Голля. Но его «Набросок политического
портрета» Брежнева написан именно с подобных пози-
ций. Однако, как говорят некоторые литературные кри-
тики, в жизни так не бывает. Несмотря ни на что, власть
не подбирают, а захватывают. И великие, как де Голль,
и посредственности, как Брежнев...
Неделя. 1988. № 43. С. 16—11
«Ошибки с Брежневым
мы себе не прощаем»
Геннадий Воронов
«ОШИБКИ С БРЕЖНЕВЫМ МЫ СЕБЕ НЕ ПРОЩАЕМ»
Из беседы с Ю. Аксютиным
— Геннадий Иванович, каким в свете сегодняшнего
дня вам видится ваш собственный жизненный путь? Что
ставите вы себе в заслугу, а что в минус?
— ...Перебирая в памяти события прошлых лет,
вольно или невольно всякий раз вспоминаешь те из них,
которые были особенно значительными не только для те-
бя самого, но и для страны, всего нашего народа. О чем-
то, может быть, и вспоминать не очень хочется, да толь-
ко память наша куда хитрее нас самих: безжалостно
подсовывает все подряд — и хорошее и плохое, но всег-
да чрезвычайно важное.
Одним из таких событий, свидетелем и участником
которых мне пришлось стать, был октябрьский (1964 г.)
Пленум ЦК КПСС, тот самый, который, отказав в до-
верии Н. С. Хрущеву, избрал Первым секретарем ЦК
Л. И. Брежнева.
Я был в числе безусловных сторонников Хрущева, не-
смотря на то что случались у нас и споры и разногласия
по серьезным и даже очень серьезным, принципиальным
вопросам. И вплоть до самого последнего момента мне
конечно же и в голову не могла прийти мысль о воз-
можном устранении его с поста Первого секретаря ЦК.
Однако события октября 1964 года повернулись так, что
такая акция казалась мне тогда не только возможной,
но даже и необходимой. Как мне позже стало известно,
готовилось снятие Хрущева давно. Может быть, даже не
один год. Во главе сговора стояли Брежнев, Подгорный,
Полянский, Андропов, Платов и другие.
— Когда и при каких обстоятельствах вас «завербо-
вали» противники Хрущева?
— Перед самым октябрьским Пленумом ЦК КПСС
пригласили меня поохотиться в Завидово. Был, кстати,
там тогда и Сергей Хрущев, сын Никиты Сергеевича. На-
верное, взяли его для отвода глаз... Постреляли. И когда
стали собираться домой, Брежнев вдруг предлагает мне
сесть в его «Чайку»: «Поговорить надо дорогой...»
181
Там и договорились. Между прочим, с нами ехал еще
один секретарь ЦК КПСС — Ю. В. Андропов. Он то и
дело вынимал из папки какие-то бумажки и показывал
их Брежневу. Тот их просматривал и возвращал со сло-
вами: «Хорошо, теперь он от нас никуда не денется».
У меня сложилось впечатление, что дело шло о ка-
ком-то компромате... В руках Брежнева я видел справоч-
ник «Состав Центрального Комитета и Центральной Ре-
визионной Комиссии КПСС», в котором он около каж-
дой фамилии ставил крестики, галочки и какие-то дру-
гие значки — очевидно, отмечал, кто уже «созрел» и с
кем еще надо поработать, чтобы привлечь его в антихру-
щевскую компанию. Такой практики он, между прочим,
придерживался при подготовке многих вопросов.
— У вас тогда не было никаких сомнений в необхо-
димости сместить Хрущева?
— Никаких. Я шел на пленум, твердо зная, что с ним
надо кончать. Хотя сейчас вижу, что выбирать вместо
него нужно было вовсе не Брежнева. Но тогда я мало
знал его. Знали украинцы, молдаване, казахи. Но они-то
как раз больше всего в кулуарах за него агитировали...
— Кое-кто из активных участников тех событий счи-
тает сегодня, что информацию об интригах против него
Хрущев получал не только через своего сына Сергея, но
и от вас. Насколько подобные слухи отвечают действи-
тельности?
— Нет под ними никаких оснований. Хотя, действи-
тельно, Брежнев спрашивал меня в первых числах октяб-
ря: «Ты зачем рассказываешь разным подонкам о наших
делах?» — «Каким подонкам?» — «Писателю Войтехову,
например».
Я отрицал это. Но мне, судя по всему, не поверили,
ибо Подгорный уже перед самой своей смертью тоже за-
давал мне этот вопрос. Мне он казался провокационным.
Они просто боялись, как бы я не переметнулся на сторо-
ну Хрущева и, мало того, не повлиял бы на россиян. И
прощупывали меня.
— Вам часто с Брежневым до этого приходилось
иметь дело?
— Мы же вместе работали в Президиуме ЦК КПСС.
И мне случалось видеть его в разных ситуациях... На-
пример, однажды, в 1960-м, вызывает он меня в Москву
и буквально огорошивает: «Есть решение: ты утверж-
даешься первым секретарем Целинного крайкома и
третьим секретарем ЦК Казахстана».— «Как же так,—
182
недоумевал я,— со мной никто не говорил. Надо же бы-
ло спросить о моем мнении». — «Решение есть. Поезжай
на Внуковский аэродром, лети туда на пленум».
Я вышел от Брежнева. Что делать? Меня трясет. Иду
по коридору. Навстречу мне Н. Г. Игнатов, другой секре-
тарь ЦК КПСС. «Ты чего?» Рассказываю. Он удивлен:
«Когда возник вопрос о твоем новом назначении, все
говорили — и Полянский, и Брежнев,— что ты согла-
сен».— «Никто со мной не говорил».— «Ясно, они хотят
Россию избавить от тебя. Вот что, зайдем-ка ко мне в ка-
бинет, и ты позвони оттуда Хрущеву».— Звоню: «Никита
Сергеевич, секретарь Оренбургского обкома Воронов го-
ворит. Как же так: состоялось решение, а я не хочу туда
ехать. У меня еще много дел в Оренбурге. Мне хотелось
бы там еще хотя бы два-три года проработать».— «Так
говорили, что ты дал согласие».— «Никто со мной не го-
ворил».— «Пойди к Брежневу, скажи, чтобы подобрал
другую кандидатуру».
Иду к Брежневу, пересказываю ему распоряжение
Хрущева. Он матом меня покрыл. Я ушел. А они вынуж-
дены были подобрать другую кандидатуру.
— А чем Брежнев в то время в ЦК занимался?
— Кадрами, подбирал кадры.
— А разве не Козлов занимался тогда этим?
— Нет, он тогда был первым зампредом Совмина
СССР. А секретарем ЦК КПСС стал немного позже, в
мае 1960-го, когда Брежнева решено было поставить во
главе Президиума Верховного Совета СССР.
— Чем еще запомнился вам Брежнев того периода?
— Тем, что он мог ругаться не только с нижестоящи-
ми по отношению к нему, но и даже, с самим «первым»,
если чувствовал поддержку большинства членов Прези-
диума, например в вопросе о судьбе крымских татар и
поволжских немцев. Однажды, году, наверное, в 1963-м,
перед заседанием Президиума в «предбаннике» Хрущев
сказал: «Воронов предлагает создать. Немецкий нацио-
нальный округ из четырех районов Саратовской области
и Татарский национальный округ из нескольких районов
в Крыму». Сам он был вроде бы не против, говоря: «Ста-
лин не только их, но и украинцев всех бы переселил,
если б нашлось место, ибо и на Украине предателей хва-
тало... А что, в России разве меньше было? А вы все
твердите, что среди немцев и крымских татар было много
предателей...»
Тут Брежнев начал на него орать. Его поддержали
Суслов и другие.
183
— Что, дело до крика доходило?
— Не то слово «крик». Ругань матерная висела в воз-
духе.
— Это было в самое последнее время перед снятием
Хрущева?
— Да, хотя и раньше ругани и непотребных слов
хватало. Да и вообще бывать среди членов Прези-
диума (при Хрущеве) и Политбюро (при Брежневе)
в неофициальной обстановке, особенно за обеденным
столом, было для меня делом довольно обременитель-
ным. Склоки, наушничество... Одним словом, клоака ка-
кая-то...
— И все же, Геннадий Иванович, кого бы вы выде-
лили из тогдашних членов Президиума ЦК, кому бы из
них доверили в 1964 году пост Первого секретаря ЦК?
— Безусловно, Косыгину. Кстати, если бы Алексей
Николаевич выступил тогда в защиту Хрущева и про-
тив Брежнева, за ним бы пошли многие. Он пользовался
большим авторитетом в ЦК и среди народа. Но он этого
не сделал. А я последовал его примеру...
Тогда нам казалось, что перемены необходимы. Но,
как показало время, мы были недостаточно проницатель-
ны и не знали личных и деловых качеств Брежнева. Эту
ошибку потомки нам никогда не простят, да мы сами
себе не простим. Мне товарищи говорили, что Косыгин,
который вначале поддерживал Брежнева, даже плакал,
когда понял, как он ошибался.
В брежневский период у нас никто ничего не обсуж-
дал. Мы только делали вид, что все понимаем, а сами
плелись в хвосте событий. Это было, по сути, единолич-
ное правление. Сам же Брежнев был человек безграмот-
ный. Он, я думаю, не читал ни Маркса, ни Энгельса, ни
Ленина.
— Что больше всего не нравилось вам в Брежневе
как руководителе партии?
— Многое. Но прежде всего неискренность. Говорил
одно, а поступал по-другому. На словах поддерживал, на
деле саботировал. Так было и с переводом промышлен-
ности и строительства на новые методы планирования и
руководства. Так было и с организацией звеньев и
бригад, работающих по безнарядной системе. Не без
его подачи печать (особенно усердствовала в этом «Сель-
ская жизнь») выступала против этой системы органи-
зации и оплаты труда. Были случаи и откровенного са-
ботажа. Так, например, в 1969 году «Комсомолка» под-.
184
готовила к предстоящему вскоре съезду колхозников
брошюру под названием «Кто он, мастер хлебного це-
ха?», которая была отпечатана тиражом почти в 70 ты-
сяч экземпляров. Как автор одного из материалов, по-
мещенных в этой брошюре, я получил сигнальный эк-
земпляр и был в полной уверенности, что она распро-
страняется среди делегатов съезда. А совсем недавно
узнал, что весь тираж этой брошюры был уничтожен, как
говорят, по личному указанию. Неприязненные отноше-
ния, бывшие таковыми практически с самого начала на-
шей совместной работы, в конце концов вылились в ряд
столкновений, сначала мелких, а потом и по принципи-
альным вопросам.
В 1971 году я был перемещен с поста Председателя
Совета Министров РСФСР на должность Председателя
Комитета народного контроля СССР. Работа эта пред-
ставлялась мне чрезвычайно важной и нужной. Все за-
висело от того, насколько считают ее таковой руководи-
тели партии и государства, и в частности Генеральный
секретарь ЦК КПСС.
Увы, никакого понимания у Л. И. Брежнева я не
встретил, и более того — выяснилось, что народный конт-
роль как таковой ему представляется вовсе ненужным.
«Никакой пользы от народного контроля я не вижу,—
сказал он как-то.— Вот был Мехлис — его все боялись».
Одно упоминание о Л. 3. Мехлисе, бывшем в послевоен-
ные годы министром Госконтроля СССР и прославив-
шемся своей грубостью и жестокостью, сразу ставило
точки над «и» —народный контроль как институт демо-
кратический не вписывался в рамки бюрократической си-
стемы, столь милой сердцу Л. И. Брежнева. Все мои по-
пытки убедить его, включая ссылки на работы В. И. Ле-
нина «Лучше меньше, да лучше» и «Как нам реоргани-
зовать Рабкрин», оставались тщетными.
Правда, он попросил меня написать записку, чтобы
вынести вопрос на Политбюро. Я написал и позвонил
ему. Он был в то время в Пицунде. Я прилетел туда. Он
как раз купался. Я искупался с ним. Потом сели играть
в домино, я со своим помощником, он — со своим. Не-
сколько раз оставили Брежнева «козлом».
Выпили рюмку коньяку, потом вторую. Пил он здо-
рово. Записка моя до сих пор, наверное, находится в ар-
хиве, хода ей не было дано никакого.
Более того, встал вопрос о моем членстве в Политбю-
ро. Брежнев считал, что Председатель Комитета народ-
185
ного контроля входить в состав Политбюро не должен.
Поскольку я видел в этом явное принижение роли народ-
ного контроля как такового, мне не оставалось ничего
другого, как подать в отставку...
— Вы говорили, что Брежнев отваживался спорить
даже с самим Хрущевым. А некоторые авторы утверж-
дают, что, будучи Генеральным секретарем, он всячески
уклонялся от дискуссий и споров на заседаниях Полит-
бюро, Нет ли тут противоречия?
— Нет. Он ругался, когда чувствовал за собой под-
держку большинства. Л когда этой поддержки не было,
предпочитал навязывать свое мнение иными способами,
закулисными. Например, Президиум ЦК еще при Хруще-
ве отклонил предложение возобновить строительство Че-
боксарской ГЭС, прерванное в 40-е годы, согласившись
с мнением, что новое водохранилище затопило бы черес-
чур много сельскохозяйственных угодий в пойме Волги
и вынудило бы проводить трудоемкие дренажные рабо-
ты в Горьком и других городах. Но вскоре после прихода
к руководству JI. И. Брежнева вопрос о сооружении Че-
боксарской ГЭС снова был поставлен в повестку дня,
причем единственным доказательством необходимости
этого было то, что стройка уже обошлась в 10 миллионов
рублей. Выходило примерно так, что к этой пуговице на-
до было пришить кафтан стоимостью в три (а возможно,
и больше) миллиарда рублей.
Президиум ЦК это предложение отклонил, но была
образована комиссия, под председательством секретаря
ЦК А. П. Кириленко, который, кстати сказать, так же
как и Л. И. Брежнев, поддерживал предложение энер-
гостроителей. Комиссия, в которую входили член Прези-
диума Д. С. Полянский, Ф. Д. Кулаков, я, а также руко-
водители сельскохозяйственных органов СССР и РСФСР,
Минводхоза, Минречфлота, секретари Марийского, Та-
тарского, Чувашского и Горьковского обкомов партии,
абсолютным большинством голосов высказалась против'
сооружения Чебоксарской гидроэлектростанции, что, ес-
тественно, не устраивало Л. И. Брежнева и других сто-
ронников строительства.
Казалось бы, вопрос ясен и с повестки дня снят. Но
началась персональная «обработка» членов комиссии. Их
вызывали к секретарю ЦК Кириленко, где доверительно,
«по секрету» сообщали, что строительство это будет
иметь особое значение для обороны страны: случись, не
дай бог, война, возникнет-де необходимость перегонять
186
подводные лодки из Балтики в Черное море, а для этого
нужно иметь на Волге соответствующую глубину. И вот
на следующем заседании автор этих строк оказался в
печальном одиночестве, голосуя против развертывания
строительства.
Итог теперь всем известен: затоплена огромная тер-
ритория, исчезло около 90 населенных пунктов, а в Горь-
ком и на нефтепромыслах Татарии до сих пор в значи-
тельных масштабах приходится проводить дренажные
работы.
Подобным же образом был решен вопрос и о том, где
строить КамАЗ. Строительство нового автомобильного
завода тщательно прорабатывалось в Совмине и Госпла-
не РСФСР, в союзном Госплане, было уже рассмотрено
в Совмине СССР у А. Н. Косыгина. Пришли к выводу,
что наиболее целесообразно строить завод в Абакане
Красноярского края. Вопрос о строительстве был выне-
сен на заседание Политбюро, но перед самым заседани-
ем, когда мы все собирались в «предбаннике» (есть там
такая комната), входит Брежнев, бросает, как всегда,
свою папку на стол и вдруг говорит: «Думаю, что завод
надо строить в Набережных Челнах». Я4 просто опешил,
у нас даже варианта такого не было, и денег уже много
в Абакане истрачено. Брежнев потом говорил, что никто
на него так не кричал, как Воронов. А Косыгин, он во*
обще непонятный человек, сидит и молчит. И все молчат.
Вопрос этот Брежнев с обсуждения снял и потом решил
все по-своему. Через несколько дней было опубликовано
постановление о том, что завод этот будет строиться в
Набережных Челнах. Позднее, правда, на одном из пле-
нумов ЦК Брежнев признал свою ошибку, и в Абакане
разместили новый завод, контейнерный. Но он до сих пор
не построен.
Не меньше волюнтаризма проявлял Л. И. Брежнев и
в решении кадровых вопросов. В 1966 году, например,
он предложил ликвидировать Министерство охраны об-
щественного порядка РСФСР и образовать союзное ми-
нистерство. Я, как Председатель Совмина РСФСР, кате-
горически выступил против. Меня поддержали Косыгин,
в то время еще имевший смелость отстаивать свою точку
зрения, большинство других членов Политбюро.
Немного погодя дела позвали меня во Владимир-
скую область. И вдруг мне туда, в Муром, по ВЧ звонит
Брежнев:
«Слушай, все уже «за». Один ты остался».
187
Противопоставлять себя всем мне не хотелось. При-
шлось дать согласие. «Кого назначить министром?»—-
спрашивает. «Тикунова»,— предлагаю я кандидатуру
российского министра. «Понятно».
Смотрю, вскоре Тикунов оказался послом в Верхней
Вольте, а Брежнев стал настаивать на Щелокове, своем
приятеле по Днепропетровску и Молдавии. Я продолжал
противиться.
Как-то раз Брежнев звонит и приглашает меня на
охоту в Завидово. Я приехал, правда, опоздал. Они уже
сидят после утренней зорьки, завтракают: Брежнев, По-
лянский, Громыко, Гречко, старший егерь и директор хо-
зяйства. Налили мне штрафной фужер коньяку. Бреж-
нев говорит: «Доложи, как идет уборка урожая». Я до-
ложил. А он: «Ну ладно, это потом. Ты лучше скажи,
кого хочешь министром внутренних дел?» Он уже под
мухой, разговор неофициальный, я пошутил: «Чего му-
читься, возьми любого партийного работника, к примеру
Школьникова *. Надеть на него милицейскую форму, ка-
кой замечательный министр внутренних дел получится».
А Брежнев сразу вскочил: «Я хочу своего».
Года четыре спустя я поставил перед ним вопрос о за-
мене одного из первых моих заместителей по Совету Ми-
нистров РСФСР. «Приходи»,— отвечает он. Прихожу со
своими соображениями. А у него уже готова кандидату-
ра— его старого соратника по 18-й армии и Днепропет-
ровску Н. Ф. Васильева.
— Итак, по принципиальным вопросам с Брежневым
спорить было бесполезно и даже опасно. А по непринци-
пиальным?
— То же самое. Большой спор, помню, был, когда мы
обсуждали положение об обмене партийных билетов. До
тех пор графа «социальное положение» в учетной кар-
точке заполнялась по состоянию на момент вступления в
партию. Поэтому я, например, считался рабочим. Но го-
товивший новое положение секретарь ЦК и заведующий
отделом парторганов И. В. Капитонов предложил запи-
сывать отныне по состоянию на момент обмена. Я был
против. Меня поддержал А. Н. Косыгин и, кажется, на
Секретариате А. Н. Яковлев, бывший тогда первым за-
местителем заведующего отделом агитации и пропаган-
ды. С нами резко спорил Суслов. С ним согласился Бреж-
нев. И естественно, они победили.
* А. М. Школьников был тогда первым заместителем Председа-
теля Совета Министров РСФСР.
188
— Вы говорите о том самом обмене, который состо-
ялся в начале 1973 года, когда биле? № 1 был выписан
на имя Ленина, а № 2 вручен Брежневу?
— Да, о том самом.
— А кому «подарили» № 3, № 4, № 5?
— Суслову, Косыгину и Подгорному...
— Так что же, многие из вас ясно осознавали, что
ошиблись с Брежневым, но никто не попытался изменить
ход событий?
— Пытались сопротивляться, да без результата.
— Вы имеете в виду выступление первого секретаря
МГК КПСС Н. Г. Егорычева на июньском (1967 г.) Пле-
нуме ЦК?
— И его в том числе. Но вы же знаете, чем это вы-
ступление обернулось для него? И А. Н. Шелепина че-
рез несколько месяцев двинули из ЦК на «укрепление»
ВЦСПС. Кстати, там, на пленуме, когда после выступле-
ния Егорычева был объявлен перерыв, я покидал зал
вместе с Шелепиным, и он мне говорит: «Во, Геннадий
Иванович, выступление! А?» Я отвечаю: «Стоящее».
И, оглянувшись, вдруг вижу, что сзади, в двух шагах,
идет Леонид Ильич и смотрит на нас... Я обомлел: надо
же, подслушивает!
— А как встретили вы докладную записку Суслова,
Шелепина и Мазурова (1970 г.), о которой упоминает
историк Рой Медведев? Правда ли, что 6 из 11 тогдаш-
них членов Политбюро согласны были с их требова-
нием сменить руководство?
— Лично мне ничего об этом известно не было. Да
и была ли подобная докладная записка? Сомневаюсь.
И время было уже упущено. И Суслов не мог стать в
таком деле инициатором. И Мазуров навряд ли способен
был на такую активность.
— А его роль закулисного руководителя в Праге, во
время вступления туда войск ОВД в августе 1968 года?
— Его роль там заключалась в неуклонном испол-
нении директив Москвы, в создании нового партийно-
государственного руководства. Миссия эта, как изве-
стно, окончилась неудачей. Пришлось Брежневу сми-
риться и вести переговоры с интернированным было Дуб-
чеком.
— А новое руководство следовало создать из тех, кто
подписал приглашение? Кто были эти люди?
— Вы не первый, кто задает мне этот вопрос. Но на-
звать их я не вправе...
189
— А как вы лично тогда относились к этой акции, к
вводу войск в Чехословакию?
— Как и все. Выступал за вмешательство.
— АП, Родионов утверждает иное, ссылаясь на ва-
ше выступление в Новосибирске.
— Я там всего-навсего спрашивал: «Кого же надо
было защищать и от кого?»...
— Итак, вы смирились с Брежневым и его курсом.
И тем не менее он решил отдела! ься от вас.
— Почему смирился? В апреле 1973 года я попросил
освободить меня от обязанностей Председателя Комите-
та народного контроля СССР. Тогда же меня вывели из
Политбюро.
— Ав 1976 году перед самым XXV съездом КПСС
вместе с Мжаванадзе, Шелепиным и Шелестом вывели
и из ЦК.
— Да, Брежнев не хотел, чтобы мы присутствовали
на этом съезде. Нарушены были все уставные нормы. Я
был так возмущен, что собирался выступить. Мжавана-
дзе отговорил меня: «К чему? Все равно микрофон от-
ключат». А вот Шелест, молодец, демонстративно поки-
нул зал.
...Принятие человеком, занимающим высший пост в
партии (и соответственно в государстве), непродуман-
ных и ничем, кроме личной убежденности, не подкреп-
ленных решений — это наша тяжкая беда, корни кото-
рой уходят еще в сталинские времена, а ведь именно тог-
да сформировались как руководители и Н. С. Хрущев и
Л. И. Брежнев, и забыть об этом — значит не суметь по-
нять и в полной мере оценить ошибки и заблуждения
обоих.
Николай Егорычев
«У НАС БЫЛИ РАЗНЫЕ ВЗГЛЯДЫ»»
Из интервью корреспонденту «Огонька» Л. Плешакову
— Николай Григорьевич, с ноября 1962 года вы воз-
главляли Московский горком КПСС. И на этом посту
проработали до июня 1967 года. Ваш уход был для мно-
гих неожиданным. Так что же все-таки произошло? У вас
был конфликт с Брежневым?
— Конфликта как такового не было. Просто у нас
были разные взгляды на методы и практику партийного
1Э0
руководства. Но опять-таки это не носило характера рез-
’ них противоречий. Все было гораздо проще и в то же
время сложнее... В двух словах и не объяснишь.
Меня не снимали с работы. Я сам, по собственной
инициативе подал заявление и был готов к любой другой
работе, И сейчас лишний раз убеждаюсь, что поступил
тогда правильно. Хотя это был очень крутой поворот в
моей жизни. Поворот трудный. Ведь к тому времени я
сложился как партийный работник, а мне пришлось пе-
рестраиваться на инженерно-административную работу.
Но чтобы было понятно, как все произошло, нужно
вернуться ко времени, когда Первым секретарем ЦК
КПСС был еще Никита Сергеевич Хрущев, с которым мне
пришлось некоторое время довольно плотно работать.
— В последнее время в нашей печати появилось не-
сколько публикаций, где снятие Хрущева с его высоких
постов расценивается как переворот, осуществленный
группой Брежнева, переворот, который произошел не
спонтанно, а готовился планомерно, довольно продолжи-
тельное время, причем роли каждого участника этого
«заговора» (в воспоминаниях используется и такой тер-
мин) были заранее распределены, каждый знал, с кем
он должен побеседовать, кого должен убедить голосо-
вать на пленуме против Хрущева...
— Дело вовсе не в «заговоре» против Хрущева,, а в
том, что он сам вел дело к своему освобождению, что
ЦК, избранный на XXII съезде партии, нашел в себе си-
лы освободить своего Первого секретаря, не дав возмож-
ности разрастись его ошибкам. Но, разумеется, пленум
надо было готовить, а это дело непростое, в известной
мере опасное. Однако большинство членов ЦК были
внутренне готовы к такому обсуждению, в чем я лично
убедился, когда беседовал накануне пленума с членами
ЦК Келдышем, Елютиным, Кожевниковым, Костоусовым
и некоторыми другими. Могу лишь добавить, что сам
Брежнев в начале октября очень напугался, узнав о том,
что Хрущев обладает какой-то информацией на этот счет,
и никак не хотел возвращаться из ГДР, где находился
во главе делегации Верховного Совета СССР.
т- Вы помните, как это происходило?
— Конечно. Четырнадцатого октября прошел пленум,
где Хрущева и освободили, как было сказано в постанов-
лении, «в связи с преклонным возрастом и ухудшением
состояния здоровья». Сам он на пленуме присутствовал,
но. не выступал. Просто было зачитано его заявление,
191
Суслов сделал доклад, и вопрос поставили на голосо-
вание...
— Кто-нибудь выступал еще?
— Нет, никто.
— Странно. Столько претензий накопилось к Хруще-
ву, и вдруг никто не захотел высказать их в открытую..«
— Думаю, что такое желание было у многих. Я, на-
пример, был готов к выступлению. Но перед самым пле-
нумом мне позвонил Брежнев, который был в то время
на положении второго секретаря ЦК, и сказал: «Мы тут
посоветовались и думаем, что прения открывать не следу-
ет. Хрущев заявление подал. Что же мы его будем доби-
вать? Лучше потом, на очередных пленумах, обстоятель-
но обсудим все вопросы, а то, знаешь, сейчас первыми
полезут на трибуну те, кого самих надо критиковать»...
— В каком смысле?
— Знаете, есть такая категория людей, которые уж
очень «любят» начальство, а как только руководитель
теряет пост, первыми начинают его втаптывать в грязь,
выслуживаясь перед новым... Помню, я спросил Бреж-
нева: «А как другие считают?» — «Говорят, что можно
обойтись без выступлений».— «Ну хорошо,— согласился
я.— Пусть будет так, однако если потребуется, то я к вы-
ступлению готов». Тезисы выступления были при мне.
— Все-таки, Николай Григорьевич, получается какая-
то неожиданная ситуация: снимается с поста лидер пар-
тии, возглавлявший ее в течение одиннадцати лет. К это-
му лидеру имеется много претензий за его субъективизм,
волюнтаризм и так далее. И вдруг те, кто имеет возмож-
ность высказать эти претензии, решают промолчать. Я
понимаю: критиковать уже свергнутого вождя, когда за
свою критику ты не будешь подвергнут гонениям, не
очень красиво. Китайцы говорят: не нужно быть героем,
чтобы подергать за хвост мертвого тигра. Но ведь, кри-
тикуя Хрущева, можно было выступать не столько про-
тив самого Никиты Сергеевича, сколько против систе-
мы отношений, которая позволила расцвести его субъек-
тивизму, волюнтаризму, вела к новому культу.
— С этим трудно спорить. Но так вы рассуждаете
спустя более четверти века после октябрьского Пленума,
когда уже известно, куда привели страну восемнадцать
лет правления Брежнева, когда мы знаем о его прова-
лах во внутренней и внешней политике, о коррупции и
моральном падении ряда приближенных Леонида Ильи-
ча. А тогда, осенью 1964 года, мы искренне верили в по-
192
рядочиость Брежнева и близких к нему людей, в то, что,
добиваясь освобождения Хрущева, эти люди руководст-
вуются лишь высокими партийными интересами, желают
добра партии и стране. Так думал и я. Теперь я пони-
маю, что был наивным, что Брежнев преследовал одну
цель — занять место Хрущева. Но это стало ясно потом.
И это дорого стоило партии и стране. Разумеется, каждый
из нас, членов ЦК того времени, несет ответственность
за такое развитие событий, которое привело к застою.
Теперь, по прошествии стольких лет, ясно и то, что
Брежнев не зря был против выступлений на пленуме. Во
время прений под горячую руку могло быть высказано
много такого, что потом связало бы ему руки. А у Лео-
нида Ильича в голове, очевидно, уже тогда были другие
планы.
— Николай Григорьевич, меня всегда удивляло, что
тогда лидером партии был избран Брежнев. Ведь не бы-
ло у него никаких особых заслуг или авторитета, чтобы
быть избранным на такой высокий пост.
— Леонид Ильич — лидер? Он никогда не был лиде-
ром ни до, ни после октябрьского Пленума. Так уж сло-
жилось, что, когда освобождали Хрущева, другой кан-
дидатуры, достойной этого высокого поста, просто не
оказалось. В узком кругу друзей я тогда говорил: Бреж-
нев не потянет...
— А кто, на ваш взгляд, мог бы «потянуть»?
— Я называл Косыгина. Мне возразили: «Косыгина-
администратор, хозяйственник, а не партийный дея-
тель».— «Зато,— говорю,— он один из самых старых чле-
нов в составе руководства партии, и у него, таким обра-
зом, большой опыт партийно-государственной работы».
Думаю, что в то время я был прав...
— Хорошо, Николай Григорьевич, вы высказывались
в пользу Косыгина в кругу друзей. А разве нельзя было
с этим предложением выступить прямо на пленуме?
— Конечно, было можно. Но в то время я не очень
хорошо знал Брежнева, и меня убедили, что он не сла-
бее Косыгина. Кроме того, я исходил и из того положе-
ния, что главное не в том, будет ли Первым секретарем
Косыгин или Брежнев, а в том, чтобы руководство ЦК
строго придерживалось в своей работе ленинских прин-
ципов коллективного руководства. Кроме того, я убедил-
ся, что большинство членов ЦК, с кем мне пришлось об-
щаться, выступало за Брежнева. Он ведь внешне старал-
ся быть очень обаятельным человеком. Многие до сих
У Л. И. Брежнев 193
пор считают, что он был этаким добрячком, хотя на са-
мом деле это было не так.
— Думаю, бывают случаи, когда для пользы дела
следует идти наперекор большинству...
— Согласен, такие случаи бывают, но в тот конкрет-
ный момент я, пожалуй, один сомневался относительно
кандидатуры Брежнева. Между прочим, Брежневу об
этом стало известно: «Ты вот поддерживаешь Николая,
а он выступал против тебя».
— Кто доложил?
— Это неважно, кто... Я знаю, и этого достаточно.
Тем более знать и доказать, это ведь не так однозначно.
— И вам до сих пор случается встречаться с этим че-
ловеком?
— Приходилось и встречаться.
— Выходит, Брежнев ждал примерно три года, что-
бы при случае припомнить вам ваше негативное отноше-
ние к его кандидатуре?
— Я думаю, что у него было что припомнить, кроме
этого факта. А на октябрьском Пленуме 1964 года членов
ЦК объединяло общее критическое отношение к ошиб-
кам и недостаткам Хрущева, к его отступлению от идей
XX и XXII съездов партии, что, как мы все видели, ме-
шало нашему движению вперед.
И в тот момент трудно было предположить, что цели
людей, стремившихся к восстановлению ленинских прин-
ципов руководства, и цели самого Брежнева и его бли-
жайшего окружения не совпадали. Но когда Леонид
Ильич пришел к власти, стал подбирать всю «команду»,
только тогда эти расхождения стали проявляться.
Должен сказать, лично у меня поначалу с ним сло-
жились достаточно хорошие отношения. Я часто встре-
чался с ним, высказывал свои предложения, замечания и
даже свое несогласие с чем-то. И он выслушивал, иногда
советовался. Но в какой-то момент я ему, видимо, надо-
ел, может быть, даже стал мешать...
— Некоторые считают, что Брежнев был подставной
фигурой своего окружения, которое, двигая его вперед,
превознося его, и само продвигалось...
— Я не думаю, что он был чьей-то подставной фигу-
рой. Другой вопрос — он опирался на людей под стать
себе, не особенно глубоких, не особенно утруждавших
себя работой. Пользуясь вседозволенностью, некоторые
из них опускались все ниже и ниже. Авторитет себе он
хотел завоевать скорым и легким способом. Для этого
194
сразу внес предложение повысить зарплату целому ряду
категорий работников. Зарплату-то подняли, но ее нуж-
но было еще и чем-то отоварить. А товаров народного
потребления и услуг в нужном объеме не дали, излишки
денег нужно было чем-то покрывать. Стали увеличивать
производство водки, дешевого вина. И это был очень
опасный путь. Огромные деньги, которые накопились ны-
не в сберегательных кассах или имеются на руках у на-
селения,— прямые последствия той необдуманной поли-
тики. Пьянство, алкоголизм, так бурно расцветавшие в
годы застоя,— тоже ее результат.
— Но, как я вас понял, были и другие идеи, предло-
жения после октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК?
— Разумеется. И они были высказаны делегатами
XXIII съезда партии. В частности, и мною лично. Тогда
в прениях я должен был выступать первым. И Брежнев
очень хотел, чтобы мое выступление полностью отвечало
положениям его доклада, например чтобы не были под-
няты вопросы культа личности. Хотя весь мир ждал, что
после XX и XXII съездов наш новый форум подтвердит
неизменность курса КПСС на преодоление последствий
культа. Когда Леониду Ильичу печатали последний ва-
риант доклада, он третий или четвертый экземпляр пря-
мо с машинки по страничкам присылал мне, в горком:
«Николай, посмотри, как там, на твой взгляд*.
— Вы были на «ты»?
— Он меня на «ты*, я — на «вы»: все-таки между
нами была разница в 14 лет... Так вот, посылал он мне
странички своего доклада, я-то отлично понимал, не по-
тому, что интересовался моим мнением, а чтобы я в сво-
ем выступлении, учитывая такое доверие докладчика, не
допустил ничего, что было бы нежелательно ему.
— И вы учли это в своем выступлении?
— Нет, Я все-таки сказал (разрешите, прочту прямо
по стенограмме): «Культ личности, нарушение ленинских
норм и принципов партийной жизни, социалистической
законности — все то, что мешало нашему движению впе-
ред, решительно отброшено нашей партией, и возврата
к этому прошлому не будет никогда! Надежной гаран-
тией тому служит курс XX съезда и октябрьского Пле-
нума Центрального Комитета КПСС».
Я знал, что иду против линии, которая наметилась в
деятельности Брежнева...
— Хотя вроде бы и хвалили решения октябрьского
Пленума, который избрал его на пост Первого секре-
таря..,
г 195
— Да, хотя и хвалил решения пленума. И тем не ме-
нее это не прошло незамеченным. На следующий день
получаю я тассовский материал и вижу, что во всем ми-
ре, рассказывая о съезде, в первую очередь обратили
внимание как раз на этот абзац из моего выступления.
Леонид Ильич ничего мне не сказал по этому поводу, но,
как я почувствовал, сильно осерчал.
— Откровенно говоря, Николай Григорьевич, я что-
то не усмотрел в вашем выступлении никакого кримина-
ла. Не могу понять, что тут могло не понравиться Лео-
ниду Ильичу.
— Конечно, никакого криминала и не было. Но, как
видно, упоминание о культе личности не понравилось,
могли не понравиться рассуждения о недостатках в эко-
номической науке, в организации производства и управ-
лении социалистическими предприятиями, в системе под-
готовки руководящих кадров и другие. Мое выступление
как-то выпадало из наметившейся тенденции к чрезмер-
ному восхвалению наших успехов.
— Вы почувствовали, что вашим выступлением оста-
лись недовольны?
— Да, и мне дали это понять. Отношения с Брежне-
вым после съезда заметно изменились в худшую сторо-
ну. А уже с самого начала 1967 года он вообще старался
меня не принимать. Однажды как бы невзначай он пред-
ложил мне перейти в МИД заместителем министра, от
чего я отказался, сославшись на то, что я не специалист.
Передо мной был выбор: слиться с течением, которое
возглавил Брежнев, вероятно, успешно участвовать в об-
щественно-политической деятельности или остаться са-
мим собой. Я выбрал второй путь, который оказался
грудным, но зато совесть моя спокойна.
— Ну и?..
— На июньском (1967 г.) Пленуме ЦК КПСС я вы-
ступил острокритично. В повестке дня тогда было два
вопроса: о политике Советского Союза в связи с агрес-
сией Израиля на Ближнем Востоке и о тезисах к 50-ле-
тию Великой Октябрьской социалистической революции.
Пленум проходил два дня. Я выступал в первый, где-то
в середине...
— О той вашей речи мне довелось слышать много
всяких пересудов, но прочесть ее так и не удалось...
— У нас традиционно публикуются с пленумов толь-
ко информационные сообщения и основной доклад. Вы-
ступления же тех, кто принял участие в его обсужде-
196
пии,— нет. Но у меня сохранилось то мое выступление.
’Теперь оно не представляет никакого секрета, так что
могу зачитать некоторые положения:
«События на Ближнем Востоке вызвали среди наи-
более отсталой части нашего населения некоторые нездо-
ровые настроения. Я говорю прежде всего о таких отвра-
тительных явлениях, как сионизм и антисемитизм. Чтобы
они не получили развития в дальнейшем, не следует про-
ходить мимо них сегодня, как бы не замечая их. Ведь
нездоровые проявления национализма и шовинизма в лю-
бой форме очень опасны... Национальный вопрос — это
живой процесс общественного развития. И едва ли пра-
вильно, что вот уже несколько десятков лет он не раз-
рабатывается во всем его многообразии...» Да, уже в те
годы межнациональные отношения в нашей стране стали
усложняться, а мы продолжали делать вид, что все в по-
рядке...
— В чем это проявлялось конкретно? Можно привес-
ти какие-то факты?
— Видите ли, тут главное было не столько в фактах,
сколько в общей тональности, особенно что касалось на-
циональной культуры, родного языка. И видимо, основа-
ния для подобных настроений были, с ними требовалось
разобраться, а не загонять болезнь вглубь. В некоторых
республиках возникли осложнения в кадровой политике,
несколько ухудшилось отношение местных национально-
стей к русскому населению. Нельзя сказать, что эти тре-
ния были сильными, что дело доходило до открытых кон-
фликтов, но в своей практической работе мы их начали
ощущать, и они нас беспокоили...
Не смог я обойти молчанием и вопрос, который меня
тогда по-прежнему волновал. Я сказал: «Серьезный урон
нашему делу был нанесен в связи с культом личности
Сталина. Партия преодолела это уродливое, чуждое ле-
нинскому духу явление, осудила волюнтаристские методы
и субъективизм Хрущева... Ведь партия — это не только
и не столько Сталин или Хрущев. Это миллионы комму-
нистов-ленинцев, это многотысячный, преданный делу
наш замечательный партийный актив, это, наконец, наш
Центральный Комитет КПСС».
И это было напоминанием, это расценивалось как
предупреждение от новых ошибок. Пленум притих, пони-
мая, кому адресовано обращение.
Это не могло понравиться Брежневу. Он хотел забыть
любое упоминание о культе и его осуждении. Потому что
197
уже тогда все заметнее стала проявляться тенденция к
возвеличиванию самого Леонида Ильича...
— Июньский Пленум 1967 года проходил через дека-
ду после окончания так называемой «шестидневной вой-
ны», где нашим друзьям, Египту и Сирии, израильские
войска нанесли жестокое поражение. Во всем мире оно
было расценено и как наша крупная политическая не-
удача на Ближнем Востоке. Не случайно вопрос об этом
был включен в повестку дня пленума, и многие ораторы
коснулись его в своих выступлениях. Говорят, что вы вы-
сказались на эту тему наиболее резко. Наверное, думаю,
люди, причастные к проведению нашей внешней поли-
тики, и Брежнев в первую очередь, могли расценить
ваши слова как критику.
— Действительно, я затронул эту тему... В апреле
1967 года я побывал в Египте во главе советской делега-
ции в течение 10 дней. Даже такого краткого визита ока-
залось достаточно, чтобы убедиться: наши представления
о положении в этой стране далеко не соответствуют ис-
тинному состоянию дел. Естественно, я в своем выступ-
лении не мог не поделиться этими наблюдениями и вы-
сказал пожелание, чтобы в наших отношениях с ОАР и
лично с президентом Насером при оказании помощи этой
стране было бы побольше требовательности: «Уж очень
беспечны и безответственны часто бывают некоторые
наши друзья. Что стоят, например, безответственные за-
явления президента Насера о том, что арабы никогда не
согласятся на сосуществование с Израилем, о тотальной
войне арабов против этой страны или заявление каирско-
го радио в первый день войны о том, что наконец-то еги-
петский народ преподнесет Израилю урок смерти. По-
добная безответственность в сочетании с беспечностью
может привести мир к еще более тяжелым последст-
виям».
— Слухи приписывали вам и такую фразу: «Помогая
своим друзьям, мы готовы снять с себя последнюю ру-
башку, а они не знают, как ее вообще надевают...»
— Нет, этого я не говорил...
— Утверждают также, что вы критиковали и состоя-
ние противовоздушной обороны. Вы были хорошо зна-
комы с ее объектами?
— Я, что называется, позиции ПВО Москвы на брюхе
прополз, так что знал состояние дел не по докладам под-
чиненных или заинтересованных лиц, а видел сам. Те-
перь, двадцать с лишним лет спустя, это уже не тайна,
198
поэтому можно сказать, что тогда ПВО столицы была
ненадежной... Существовавшая система все более мо-
рально устаревала. Модернизация ее должного эффекта
не дала. Создание же новой системы ПВО столицы слиш-
ком затянулось.
Скорее всего, товарищам из руководства ЦК не очень
понравилось и такое мое предложение: «Может быть, на-
стало время, продолжая линию октябрьского (1964 г.)
Пленума ЦК, на одном из предстоящих пленумов в за-
крытом порядке заслушать доклад о состоянии обороны
страны и о задачах партийных организаций, граждан-
ских и военных». Мое предложение могло быть расцене-
но как попытка принизить роль Политбюро, поставить
его деятельность под контроль Центрального Комитета,
что в общем-то соответствовало бы Уставу КПСС и не
позволяло бы принимать такие опрометчивые решения,
как, например, ввод советских войск в Афганистан.
Короче, выступление получилось довольно острое и в
этой части. Должен сказать, что пленум очень внима-
тельно и одобрительно принял мое выступление.
— Но кого-то оно, видимо, задело, кому-то не понра-
вилось?
— Очень задело Дмитрия Федоровича Устинова. Он
был в то время секретарем ЦК, курировал оборонную
промышленность. А моя критика как раз и была направ-
лена на перекосы, которые были допущены в оборонной
промышленности.
— Но я думаю, что и Брежнев имел все основания
обидеться: как председатель Совета обороны он нес пер-
сональную ответственность, в частности, и за ПВО Мо-
сквы... Как же дальше развивались события?
— После меня в тот день выступило еще человека
три, и никто из них ни словом не обмолвился в критичес-
ком плане ни обо мне, ни о моих соображениях. В тот
день заседание пленума было прервано на полчаса рань-
ше намеченного времени. До следующего заседания, как
мне известно, была проведена определенная работа с
членами ЦК, и когда на следующее утро первым па три-
буну поднялся Шараф Рашидов, то он начал примерно
так: «Николай Григорьевич, противовоздушная оборона
начинается не в Москве, она начинается в Ташкенте». Ну
и так далее. Примерно в том же духе выступили Мжа-
ванадзе (Грузия), Катушев (Горький), Ахундов (Азер-
байджан), хотя они и не знали, в каком состоянии на-
ходится ПВО Москвы.
199
Честно скажу, выслушивать все это было не очень
приятно... На другой день после пленума я пришел к
Брежневу и сказал: «Я понимаю, что руководить пар-
тийной организацией Москвы можно только тогда, когда
ты пользуешься поддержкой Политбюро и руководства
партии. Мне в такой поддержке, по-видимому, отказано.
Поэтому я прошу дать согласие на уход». Брежнев гово-
рит: «Напрасно ты так драматизируешь. Подумай до
завтра». На самом же деле не мне нужны были эти сут-
ки, а Брежневу, так как по его заданию в Москве уже
шла работа с партийным активом.
Назавтра я снова прихожу к нему. Он спрашивает:
«Ну как? Спал?» — «Спал»,— отвечаю. «Ну и как ре-
шил?»— «Я еще вчера сказал, как решил».— «Ну ладно.
Какие у тебя просьбы?» — «Просьба одна: я должен ра-
ботать...» — «Не волнуйся, работа у тебя будет...»
— Он был доволен, что вы сами развязали ему руки
в этой достаточно щекотливой ситуации?
— Вероятно, доволен... Я думаю, что он побаивался,
что Московская партийная организация не примет мою
отставку. Но я его уверил, что все пройдет хорошо, что
никаких эксцессов не будет. Московская партийная ор-
ганизация не должна была внести какой-либо разлад в
единство партии. Да и я понимал, что Брежневу оказано
доверие всей партией. Это его время. И если в наших от-
ношениях возникли разногласия, то уйти должен я. А бу-
дущее покажет, кто был прав. И пленум МГК действи-
тельно не доставил никому хлопот, он прошел молча.
Суслов выступил, сказал, что. мол, так и так, товарищ
Егорычев попросил, чтобы его освободили от обязанно-
стей первого секретаря МГК. ЦК его просьбу принял и
в связи с этим и переходом на другую работу предлагает
его освободить. Дальше Суслов стал говорить уже о Гри-
шине, которого предложил избрать вместо меня. Ни о
только что закончившемся Пленуме ЦК, ни о моем вы-
ступлении на нем он ничего не сказал. И мне слова не
предоставил, хотя у меня была заготовлена речь, в кото-
рой я бы рассказал, почему в сложившихся условиях я
не могу оставаться первым секретарем МГК. Видимо, это
и беспокоило Леонида Ильича, поэтому наш городской
пленум там, «наверху», и было решено провести без пре-
ний...
— Извините, Николай Григорьевич, но я: видимо,
чего-то недопонимаю. Какая-то странная ситуация. Бреж-
нев и его окружение остались недовольны вашим выступ-
200
лснием на пленуме. Ну и что? Надо было отстаивать
• свою правоту. А вы вдруг добровольно, без их принуж-
дения подаете заявление об отставке. И ваши товарищи
по работе, члены МГК партии, без ваших объяснений,
без обсуждения вопроса принимают эту отставку. Как
все это совместить? Как понять? Как очередной образец
демократического централизма и партийной дисциплины?
Но ведь именно такое непротивление злу и привело нас
к эпохе застоя... В конце концов, у вас, я уверен, были
единомышленники, которые должны были поддержать
вас на том пленуме и после него.
— К сожалению, в тот момент нельзя было сделать
ничего такого, о чем вы говорите. Понимаете, сейчас на-
блюдается несколько облегченный, поверхностный под-
ход к сложному процессу, который в конце концов при-
вел нас к застою. Все было гораздо сложнее.
Методы руководства, которые характеризуют время
Брежнева, сформировались не вдруг, не сразу. Они по-
степенно врастали в нашу жизнь, как постепенно вокруг
Леонида Ильича образовывалось руководящее ядро, без-
оговорочно поддерживавшее его во всем. Пробиться через
их плотные ряды с какими-то новыми идеями, а тем бо-
лее критическими замечаниями было невозможно. Вспом-
ните хотя бы хозяйственную реформу 1965 года. Пред-
ложенная Косыгиным, она встретила поддержку в пар-
тии и народе. Но постепенно, причем довольно скоро,
ее свели на нет. На словах все еще вроде бы двигалось
вперед, на деле торможение шло по всем направле-
ниям. Когда Брежнев, создав надежное окружение, пол-
ностью почувствовал свою силу, он связал руки Сов-
мину, Косыгину, а в конце концов добился назначения
Председателем Совмина СССР Н. А. Тихонова, человека
лично ему преданного, но недостаточно компетентного
для столь высокой должности. Помню, еще до июньского
Пленума 1967 года я сказал одному из наших писате-
лей: «У меня такое чувство, что мы встали поперек
потока нашей жизни, пытаемся его остановить. Сделать
это невозможно. Поток сметет нас. Надо встать во
главе этого движения и направлять его по правиль-
ному руслу». И эти мои «крамольные мысли» донесли
Брежневу.
— Николай Григорьевич, почему бы тогда, на июнь-
ском Пленуме, не сказать именно об этом? Ваше выступ-
ление и так было достаточно острым...
— Я верил, что у меня еще есть в запасе время.
201
Но были еще и другие обстоятельства, которые сей-
час почему-то совсем не учитываются, хотя они имели
большое значение. Брежнев со своим окружением и я с
людьми, которые придерживались примерно одних со
мной взглядов, принадлежали к разным поколениям. Мои
сверстники были первым поколением, родившимся в со-
ветское время. Но мы, если можно так выразиться, раз-
вивались на дрожжах революции. Нашими воспитателя-
ми были те, кто участвовал в революции, в гражданской
войне, были активными творцами тех исторических собы-
тий. Через них мы впитывали идеи революции. Непосред-
ственно мы не принимали личного участия в коллекти-
визации, индустриализации страны, но все это происхо-
дило у нас на глазах.
Наше поколение пережило 37—38-й годы, мы были
свидетелями тех трагических для страны событий, но мы
остались с чистыми руками. Наше поколение первое по-
сле революции по-настоящему образованное. Но это вы-
рубленное войной поколение. Оно могло бы принять
эстафету от предшественников, чтобы потом передать
тем, кто шел следом. К сожалению, сделать этого нам
не удалось...
Кто-то поехал работать в дальнюю область, кого-то
послали на дипломатическую работу в Африку, Австра-
лию, Европу, на Американский континент. Мы мешали
Брежневу, а он хотел иметь около себя только тех, кто
беспрекословно поддерживал его, кто ему нравился. Мне,
например, приближенные к Брежневу люди не раз гово-
рили, что надо поднимать авторитет Леонида Ильича.
Я отвечал всегда: «Я за то, чтобы поднимать авторитет
Генерального секретаря, но по делам. Раздувать же его
не следует, это нанесет урон и партии, и лично Брежневу,
и поступать так я не буду». И мое мнение Брежневу было
известно.
— Вы уже тогда чувствовали, что его авторитет
начали раздувать не по заслугам? Вернее, это уже
тогда начало проявляться, а не в последние годы его
жизни, когда славословие нашему руководителю, его
бесконечные награждения стали производить обрат-
ный эффект: его популярность все больше и больше па-
дала?
— Да, лесть и славословие он любил всегда.
— Неужели ничего нельзя было поделать в то первое
время, когда застой и все сопутствующие ему явления не
расцвели столь пышным цветом?
202
— Сложность ситуации заключалась в том, что нега-
тивные процессы проявились не сразу. Страна шла впе-
ред, развивалось народное хозяйство. И хотя замедли-
лись темпы этого движения, хотя всем было ясно, что мы
не выполняем намеченные планы, немногие догадыва-
лись, в ком и в чем причина торможения. Я уверен, что
секретари обкомов и крайкомов, успешно работавшие на
местах, полностью поглощенные решением своих мест-
ных проблем, просто бы удивились, предъяви я на пле-
нуме какие-то обвинения лично Леониду Ильичу. Они бы
сказали, что я не прав, что им никто не мешает работать!
Особенно если учесть, что Брежнев, если хотел, ос-
тавлял о себе положительное мнение. Он всегда мог при-
нять областного секретаря, запросто поговорить с ним,
пообещать помощь, похлопать на прощание по плечу.
Все мы люди, и согласитесь, когда Генеральный секре-
тарь ЦК дружески тебя хлопает по плечу или сам зво-
нит тебе в область, спокойно с тобой говорит,— это при-
ятно, это вызывает симпатию. И поверить, что такой доб-
рый, доступный человек может ошибаться или может ве-
сти себя не по-партийному,— невозможно...
Так что более резкое мое выступление на том плену-
ме ничего бы не дало. Нужно было время, чтобы люди
прозрели.
— Но когда многие прозрели, ситуация изменилась
настолько, что поделать уже ничего было нельзя... Ко-
нечно, Николай Григорьевич, я скорее всего ошибаюсь,
потому что у меня за плечами нет, как у вас, двадцати
лет работы в партийном аппарате, но все-таки, мне ка-
жется, бой надо было дать уже тогда, в июне шестьдесят
седьмого. Пусть бы это не привело к победе, но хотя бы
заставило задуматься, может быть, ускорило прозрение
других...
— Я не уверен... К тому же надеялся, как говорил,
что у меня в запасе еще один пленум, где можно будет
продолжить начатый разговор.
— Думаю, вы согласитесь, что застой как явление
имел все-таки и свое начало. Конечно, оно развивалось
исподволь, шло незаметное количественное накопление
каких-то элементов, которые в один «прекрасный» мо-
мент сработали и дали новое качество ситуации. Ведь эти
«зоны вне критики», «персоны вне критики» возникли не
сразу. Как вы считаете, когда?
— Я думаю, что до 1970 года процесс шел не
очень заметно. А пышным цветом, по-моему, он расцвел
203
в середине 70-х годов с легкой руки Кунаева, который
первый наградил Леонида Ильича всеми положитель-
ными эпитетами. А потом эстафету восхваления подхва-
тил Рашидов, а дальше пошло-поехало по всей стране.
— А как вам работалось, на новом месте?
— Меня назначили заместителем министра трактор-
ного и сельскохозяйственного машиностроения. Когда я
пришел к министру Ивану Флегонтовичу Синицыну, он
говорит: «Николай Григорьевич, я был на пленуме, все
видел, слышал. Очень рад, что ты пришел ко мне рабо-
тать. Сходи в отпуск — и приступай...» Да и в коллекти-
ве министерства меня приняли тепло, всячески старались
помогать в работе. Синицын создал мне очень хорошие
условия для работы, хотя участок дал тяжелый: строи-
тельство новых предприятий отрасли. Когда я приезжал
на места — в Омск, Целиноград, Волгоград, Челябинск,
на Украину, в Белоруссию,— мои товарищи по партийной
работе всегда старались помочь и поддержать. Наверное,
это не особенно понравилось Брежневу. Во всяком слу-
чае, через три года меня направили послом в Данию,
где я проработал четырнадцать лет.
Между прочим, мне не раз говорили: «Брежнев тебя
ждет»,— понимая под этим, что я должен попроситься к
нему на прием. Однако я всегда отвечал: каяться мне не
в чем, а если Леонид Ильич хочет встретиться, пусть
вызывает. От Копенгагена до Москвы — всего два часа
лету. На уговоры я не поддался и не жалею. В любое
время трудно иметь и отстаивать свои убеждения и прин-
ципы, зато, если сумеешь их отстоять, обретаешь такие
бесценные вещи, как уважение людей и уважение к са-
мому себе.
Огонек. 1989. № 6. С. 6-7, 28—30
Кирилл Мазуров
«ГЛАВНОЙ ЗАБОТОЙ БРЕЖНЕВА
БЫЛ ЛИЧНЫЙ АВТОРИТЕТ»
Из интервью журналистке Г. Бондаренко
— Кирилл Трофимович, рядом с Брежневым вы про-
работали тринадцать лет в качестве первого заместителя
Председателя Совета Министров СССР, члена Политбю-
ро. Как сложились московские страницы вашей биогра-
фии?
204
— На пленуме, после освобождения Хрущева, я вы-
ступил с замечанием, что нельзя сосредоточивать всю
политику в руках одного человека, руководителя партии.
Потому что если она неправильна, то народ связывает
все недостатки и провалы с партией, а это вредно для
общества. (Кстати, я сам об этом как-то не вспоми-
нал, а много лет спустя перелистывал книжку одного
итальянского историка-коммуниста и увидел ссылку
на то мое выступление.) Я говорил эти слова искренне,
а не подлаживаясь под ситуацию. Уверен, что многие
тогда думали так же. По-настоящему хотели восста-
новить доброе имя нашей идеологической, партийной
службы.
И в области экономики мы тогда под руководством
Косыгина начали думать о реформах, в какой-то мере
развивать то лучшее, что начинал Хрущев. Поставили
вопрос о предоставлении большей самостоятельности
местным органам власти, мечтали о хозрасчете. Правда,
конкретные детали отшлифовывались с трудом, потому
что было много консерватизма и в нас самих. Но, в об-
щем, что-то хорошее мы сделали. Не случайно же вось-
мая пятилетка — самая высокопроизводительная за всю
историю страны.
Тогда же партия восстановила райкомы, обкомы. По-
высили требовательность. Дело пошло. Но потом рефор-
ма постепенно стала сходить на нет, распадаться, потому
что за нее надо браться, а ее не очень-то поддерживал
Леонид Ильич. Все-таки многое, хотя я и не сторонник
персонифицировать политику, зависит от первого лица.
А главной заботой нашего руководителя, к сожалению,
стала забота о создании личного авторитета.
«Руководителю нужен авторитет, помогайте»,— гово-
рил он в узком кругу. Но под помощью подразумевалось
нечто особенное. Например, Подгорный рассказывал мне,
что Леонид Ильич просил его, чтобы тот в нужных мес-
тах речи Генсека на собраниях общественности столицы
вставал и поднимал таким образом зал, чтобы аплоди-
ровал в нужных местах. И добавлял: «Может, это и не-
хорошо, но это нужно, приходится это делать». Вероятно,
из тех же побуждений, нежелания делить с кем-то авто-
ритет он на заседании Президиума ЦК перед XXIII съез-
дом партии предложил: «Я выступаю с докладом, вы все
его читали, это наш общий отчет перед партией. Поэто-
му не надо вам выступать. Вот товарищ Косыгин может
выступить о пятилетке, остальным не надо».
205
Мы нехотя согласились. А когда подошел XXIV съезд,
эта «просьба» уже действовала как закон.
— Принято считать, что Брежнев был бесталанным
лидером. И тем не менее важнейшие рычаги партийной
и государственной власти многие годы находились в его
руках. Чем объяснить этот феномен? И какую позицию
занимало Политбюро — орган политического руководст-
ва, чья роль и задача в партии— не только осуществлять
текущую политику и контроль за ее развитием, выраба-
тывать коллективные решения, но и предотвращать де-
формации. отход от ленинских принципов действий, норм
руководства...
— При том что Леонид Ильич действительно ни в коей
мере не обладал качествами выдающегося деятеля, он
был хорошим выучеником той самой системы, о которой
мы говорили. И, пользуясь ее методами, сумел перевести
Политбюро во второй эшелон, лишить его права решаю-
щего голоса. Вроде бы безобидно — не надо членам По-
литбюро и секретарям выступать на пленумах и съездах,
потому что у нас общая линия. А по сути, мы оказались
безголосыми.
Следующий этап — была ограничена возможность
передвижений. Случилось это так. Первое время мы ез-
дили по стране, например, я с 1965 по 1970 год посетил
29 областей Российской Федерации, где до того не был.
Тем более что я в исполнительном органе, заместитель
Председателя Совмина. И вот как-то поехал в Сверд-
ловск, потом в Кемеровскую область. А там на меня
очень серьезно насели шахтеры. Я неделю у них пробыл,
разобрался с делами. Приезжаю, вызывает Леонид Иль-
ич: «Как это ты в Кемерове был и мне ничего не сказал?
(Я-то предполагал, что приеду и расскажу, какое там
положение.) Знаешь, так нельзя, надо все-таки спраши-
вать, когда ты уезжаешь». И когда собралось Политбю-
ро, предложил: «Товарищи, нам надо порядок навести.
Надо, чтобы Бюро знало, кто куда едет. Чтоб было реше-
ние Бюро. И предупреждать, что он там будет делать».
Стали было возражать: «Зачем так регламентировать?
Ведь мы же члены руководства страны и партии». Но
уже не в первый раз прошло его предложение, хотя не-
которые члены Политбюро и возражали.
Дело в том, что Брежнев опирался на Секретариат, а
не на Политбюро. Традиционно Секретариат занимался
организацией и проверкой выполнения решений, расста-
новкой руководящих кадров. А теперь все предрешалось
206
группой секретарей. Там были Суслов, Кириленко, Кула-
ков, Устинов... и другие. Секретариат рассматривал про-
блемы до Политбюро. И нередко было так: приходим на
заседание, а Брежнев говорит: «Мы здесь уже посовето-
вались и думаем, что надо так-то и так-то». И тут же
голоса секретарей: «Да, именно так, Леонид Ильич».
Членам Политбюро оставалось лишь соглашаться. Сна-
чала Подгорный во всем поддерживал Брежнева (к се-
редине 70-х годов он по многим вопросам стал с ним
спорить). Воронов, Шелепин, Косыгин, Полянский, я —
на отшибе.
— Как же все-таки получилось, что Брежнев столько
ле1 оставался у руля?
— Как получилось? Когда освободили Хрущева от
должности, не видели замены. Встал вопрос — кто? Вто-
рым секретарем был Брежнев. Доступный, вальяжный, с
людьми умел пообщаться, не взрывался никогда. И био-
графия. Всю войну прошел, до войны был секретарем об-
кома партии. Казалось, подходящий человек. Но главное
выявилось потом — что он был очень некомпетентным
руководителем. Наверное, чувствуя это, ревновал Косы-
гина.
— Кирилл Трофимович, где-то в конце 70-х годов из
официальных сообщений, которые приходили в редакции
из ТАСС, постепенно стала исчезать ваша фамилия. По-
том— сообщение об уходе на пенсию. Вам было 64 года.
По тем временам для члена Политбюро ранний уход.
Чем это объяснить, что тогда происходило?
— Мне стало трудно с ним работать. А окончатель-
ное решение созрело после нескольких разговоров с Лео-
нидом Ильичом, Мы все получали для служебного поль-
зования закрытую информацию, и в одном из сообщений
я как-то прочитал, что его дочь плохо вела себя во
Франции, занималась какими-то спекуляциями. А уже и
без того ходило немало разговоров на эту тему. Пришел
к Брежневу, пытался по-товарищески убедить, что пора
навести ему порядок в семье. Напомнил, что его автори-
тет— это наш общий авторитет. Он резко отчитал ме-
ня— не лезь не в свое дело... И по другим поводам сты-
чек было немало. Наконец однажды мы сказали друг
другу, что не хотим вместе работать. Я написал заявле-
ние...
— Вы работали рядом с тремя совершенно разными
и по складу характера, и по воспитанию, и по устремле-
ниям лидерами партии и государства. Знаете ли вы ответ
207
на вопрос, почему во всех столь различных вариантах, в
разной социально-экономической, политической обстанов-
ке рано или поздно возникал «культовый синдром»? Где
противоядие?
— Спросите что-нибудь полегче... Ну вот, скажем, не
культ, а культик— так правильнее — Брежнева. Как он
создавался? Постепенно. Один из инструментов, как хо-
рошо известно,— раболепство ближайших. Содрать с че-
ловека всякие «предрассудки» вроде сомнений в себе, са-
мокритичности и молиться на каждое слово, какое он
скажет. Так было и в данном случае. И печать, ваш
брат, очень много вредила в этом плане. Да, мы прого-
варивали иногда цитаты Брежнева. Почему? Потому что
это была ссылка не на мысли Брежнева, а на уста-
новку партии, выраженную его устами. Да, мы иногда
во время его юбилеев говорили какие-то приятные
слова, но это обычно принято у людей. По одному этому
нельзя считать, что мы создавали этот культ. Но журна-
листы...
— А что могут сказать журналисты, если вы, будучи
рядом, занимая настолько высокие должности, показы-
вали такой пример?
— Поэтому и хочу сказать: разобраться надо, кто на-
чинал. Может быть, сам носитель культа? Я вот не слу-
чайно привел пример, что он просил Подгорного вставать
во время его речей. Одни вставали, другие соревнова-
лись, кто хлестче напишет. А потом уж и ораторы при-
страивались: раз в «Правде» написано пышно, а я скажу
скромнее — что обо мне подумают?!
Я согласен, разобраться, где тут корни, надо. Ведь
до сих пор сильна вера в доброго барина, который при-
едет и рассудит, а для властей предержащих такая ве-
ра— штука не безобидная. В какой-то степени гарантию
против культа дают гласность и демократизация. Но
даже это может превратиться в свою противоположность.
Я помню, где-то один из современных публицистов за-
явил: мы-де не позволим, чтобы Горбачева сняли. Еще
человек только начал себя проявлять как деятель высо-
кого масштаба, а ему, хоть и из самых похвальных по-
буждений, объясняются в личной преданности и уже на-
стораживают насчет возможных противников.
— И все-таки полностью «отрегулировать» внешние
проявления личных симпатий и предпочтений вряд ли
возможно. Гораздо большая ответственность ложится на
ближайшее окружение.
208
— Увы, все это не так просто, как иногда кажется.
Скажу, например, о себе. Правда заключается в том, чго
в мои интересы не входило вступать в какую-то кон-
фронтацию с руководителем, даже если я с ним был не
согласен. Почему? Меня сдерживали постоянные неуря-
дицы в нашей партии и мнения иностранцев. Я много ез-
дил, был во многих странах, в партийных организациях,
на съездах. И слышал от зарубежных коммунистов нема-
ло упреков: слушайте, когда у вас кончится? Сталина вы
разоблачили, Хрущева свергли, Брежневым недовольны.
Вас не поймешь, никакой стабильности.
Вот и смутило, возможно, ложное чувство. Зачем, дес-
кать, еще я буду компрометировать партию. Выступлю,
положим, с критикой, и это все пойдет перемываться...
Наверное, так думали и другие. Мы, может быть, непра-
вильно представляли себе борьбу за авторитет партии.
В том явлении, о котором мы говорим, это, вероятно, то-
же играет свою роль. Наверное, почву для него создают
разные факторы. С одной стороны, потребность в «добром
барине», с другой—забота о единстве партии, боязнь
ослабить ее. Немаловажной считаю и такую причину.
У нас в партии, да и в стране в целом сложилась без-
нравственная, по моему мнению, традиция, когда руково-
дитель, уходящий по тем или иным причинам с руково-
дящего поста, уходит в забвение. И часто не только в мо-
ральном плане, но страдает и материально. Отсюда
стремление «держаться на плаву» любыми средствами.
Хоть это и безнравственно, многие «держались» за счет
подхалимства. Но решающая, думаю, причина этой бо-
лезни— малокультурность наших вождей. При Ленине
никогда не возникал вопрос о культе, он, наоборот, про-
тиводействовал ему... Ну а какими свойствами должен
обладать руководитель такого крупного ранга, чтобы не
переродиться под звуки восхваляющих кантат, это уже
предмет изучения для науки. Заниматься этим обяза-
тельно надо, мы живем не последний год...
Кстати, кое у кого складывается представление, что в
застойный период мы только и делали, что отдыхали.
У меня личной жизни не было ни в застойный, ни в во-
люнтаристский, ни в сталинский периоды. Потому что в
этот злополучный застойный этап мог позволить себе от-
дохнуть и отдыхал Генеральный секретарь ЦК. Предсе-
датель же Совмина или его заместители не имели спокой-
ных дней. Ночью звонят, поднимают с постели: там зем-
летрясение, там пожар, там крушение, там неприятности,
209
надо что-то сделать, кого-то вызывать, кому-то передать
распоряжение...
— Но могут ли вас удовлетворить конечные резуль-
таты?
— Не могут. Мы могли делать значительно больше.
Вот в восьмой пятилетке мы работали просто замеча-
тельно, все активно трудились, коллективно обсуждали
вопросы, и каждый отвечал за свое дело. А потом —так
называемая стабильность...
— Приходилось где-то читать, что, мол, Мазуров, бу-
дучи первым секретарем ЦК в Белоруссии, сам водил
«Чайку», а рабочий день начинал с рейдов по магази-
нам, вокзалу, предприятиям...
— Объезжал, действительно, хотя и не каждый день,
но часто.
— А как «обставлялся» быт руководящих кадров?
— Когда я работал в Белоруссии, мы дач не строили.
Позже появились и там фешенебельные пресловутые
охотничьи домики.
— С каким периодом это совпало?
— С брежневским. Уже в начале 70-х годов вольгот-
но стали жить. Скромнее всегда надо жить руководите-
лям. Если люди это увидят, больше будет доверия и со-
трудничества.
— Кирилл Трофимович, когда вы вернулись к актив-
ной общественной, политической жизни?
— В 1985-м.
— Как встретили апрельский Пленум ЦК КПСС?
— Как человек, который мечтал о таком пленуме. По-
сле своей отставки, если уж говорить напрямую, я был
подвергнут определенному остракизму. Все связи обор-
вались, куда ни обращался, чтобы дали общественную
работу, никто не принимал. Все звонки и обращения к
бывшим соратникам оставались без ответа. Потом я плю-
нул, начал писать книжку. О войне и немножко о себе,
о своем детстве. Она вышла, не без сопротивления неко-
торых наших идеологов, в 1984-м.
А в 1985 году пробился к Михаилу Сергеевичу, ска-
зал, что хочу работать. И моя жизнь переменилась...*
Советская Россия. 1989. 19 февраля
* К. Т. Мазуров скончался 19 декабря 1989 г.
210
Николай Месяцев
«ГЕНСЕКА НА ЭКРАНЕ ДОЛЖНО БЫТЬ
ВТРОЕ БОЛЬШЕ...»
Из интервью журналисту Г. Кузнецову
— Вы были назначены председателем Государствен-
ного комитета по радиовещанию и телевидению в связи
с переменами в руководстве страны в октябре 1964 года.
— Я узнал о назначении примерно за неделю до ок-
тябрьского Пленума ЦК КПСС. Заведующий отделом ад-
министративных органов ЦК Н. Р. Миронов сказал мне:
наверно, Хрущев будет освобожден от обязанностей, как
ты к этому относишься? Говорю—поддерживаю. Тогда,
возможно, ты пойдешь в Комитет по радиовещанию и те-
левидению.
Привез меня на Пятницкую секретарь ЦК Л. Ф. Ильи-
чев, представил членам коллегии. И все время, пока шло
заседание Президиума ЦК и пленума, я находился там,
в комитете,— три дня дома не был.
— Кем вы работали до этих событий?
— Заместителем у Ю. В. Андропова в Отделе ЦК
КПСС по связям с соцстранами. К тому времени было
очевидно, что Хрущев допускает крупные ошибки в поли-
тике. На октябрьский Пленум мы возлагали большие
надежды. Верилось, что в обществе получат настоящее
развитие демократические начала, новое коллективное ру-
ководство будет более последовательно придерживаться
курса XX и XXII съездов КПСС, поведет страну вперед.
К великому сожалению, эти надежды впоследствии не
оправдались.
В чем, кстати сказать, колоссальная ошибка Бреж-
нева? Он в силу недостаточного интеллекта не учел по-
настоящему те огромные изменения, которые происходи-
ли в мире. НТР, изменения в политической расстановке
сил в мире, рост духовного потенциала нашего народа —
всему этому не уделялось должного внимания.
— А пропаганда не может быть лучше той политики,
которую она обслуживает. Хотя председатель Государст-
венного комитета, казалось бы, должен быть одним из
тех советников руководства, которые помогают делать
политический выбор.
— Некоторые идеи я пытался довести до руковод-
ства. Вот такое, казалось бы, очевидное... Я добивался,
211
чтобы нашему радио и телевидению предоставили право
первыми давать информацию о важных событиях. Так,
в 1965 году космонавты сели в тайге, их не могли найти
сразу. «Надо сообщить, дать хотя бы первичную инфор-
мацию о том, что ведутся поиски»,— говорю я. Двое су-
ток наш эфир молчал. Д. Ф. Устинов возражал особенно
активно. И на этом примере я убеждал: западное радио
слушают потому, что оно опережает нас в информации.
Но брала верх кондовая традиция умолчания.
— Среди ветеранов эфира ходит немало рассказов о
том времени. Был, к примеру, подготовлен радиоочерк
«О правде», О правде в науке говорили академик
И. Тамм и писатель В. Дудинцев, о правде общей и ме-
стной— районный газетчик и так далее. Передачу
не выпустили в эфир. Ее автор обращается к председа-
телю комитета. Вы собираете в своем кабинете главных
редакторов, на магнитофон ставится пленка, идет про-
слушивание. Передача, видимо, достаточно острая, глав-
ные редакторы не решаются дать «добро». Тогда вы
говорите: «Передачу в эфир, но без Дудинцева». Было
такое?
— Подобных историй десятки. Конечно, поддержка
смелых передач была возможна до известных пределов.
Фамилия Дудинцева находилась среди тех, чье появле-
ние в эфире или в печати было в то время невозможно в
принципе. Но я не имел права и не хотел ни на кого ссы-
латься...
Не смог я поддержать и своего товарища Бориса Фир-
сова, возглавлявшего Ленинградское телевидение. Знаете
эту историю?
— Шла прямая передача из Ленинграда. «Круглый
стол» — сейчас самый распространенный, а тогда самый
опасный жанр. И вот писатель В. Солоухин высказыва-
ется, что не худо бы вернуть исконные названия поволж-
ским городам. Это вызывает немедленный гнев на выс-
шем уровне,, вы получаете указание вмешаться в ход пе-
редачи и противопоставить Солоухину «правильную»
точку зрения. Однако в Ленинграде не успели...
— В общем так. И защитить Фирсова я не смог.
— Борису Максимовичу не стало хуже, он видный
социолог, доктор наук. Пострадали главным образом
зрители, поскольку острота дискуссионных передач поти-
хоньку сглаживалась.
— Общественности внушалось, что правильная точка
зрения может быть только одна. Даже на Пленуме ЦК,
212
когда Н. Г. Егорычев, тоже один из моих товарищей,
высказал критические замечания по некоторым внутрен-
ним вопросам, то его сразу сняли с работы. А был он
первым секретарем Московского горкома партии, членом
ЦК. Единообразие в суждениях прививалось различны-
ми, в том числе суровыми, мерами. Недальновидно это.
Да и неумно. Если руководитель слышит одни возгласы
одобрения и окружает себя льстецами, его политика об-
речена. Никто не осмелится его поправить даже в случае
очевидной нелепости «единодушного» решения. Так оно
и получалось впоследствии.
Поступило указание о показе Л. И. Брежнева и дру-
гих высших руководителей в соотношении 3:1, то есть
Генсека на экране должно быть втрое больше, чем всех
остальных. Ревниво следили и за крупностью планов. Од-
нако на летучках и с трибуны партийных активов я по-
вторял, что единственным культом в нашей стране мо-
жет быть культ трудового человека — рабочего, колхоз-
ника, инженера. Режиссерам и операторам перед пара-
дом или демонстрацией прямо говорил: не показывайте
одного, показывайте народ больше. Так мои собственные
воззрения входили в противоречие с тем, что я получал
«сверху».
Помню, от стоявших близко к Брежневу я получил
замечание: ну подумаешь, приехал Косыгин в Лондон, а
ты даешь его в эфире на 20 минут. Он там в золоченых
креслах сидит, зачем это народу показывать, достаточно
было бы трех минут, это вызывает недовольство сам зна-
ешь кого. «Он же Председатель Совета Министров стра-
ны»,— говорю я. А про себя думаю: это же безнравст-
венно.
— Кроме репортажей с Красной площади, в эфире
заметно убавилось количество прямых передач. Именно
при вас. Не парадокс ли: развитие техники способствова-
ло застою.
— Тогда мы недооценили эту опасность. Просто ра-
довались, что появилась такая новая сложная техника,
видеомагнитофон. Есть возможность творческим работ-
никам сделать вещание более качественным и упорядо-
ченным. А приводило это нередко к тому, что стали вы-
резать «сомнительную» мысль. Ведь чуть что — в редак-
ции звонки с самого верха, от членов семей и работников
аппарата...
Я по-хорошему завидую тем, кто сегодня работает на
телевидении и радио, отдавая свои силы, разум созида-
213
нию. Рискуя заслужить упрек читателя в какой-то идеа-
лизации прошлого, я все же утверждаю: на перестройку
мы работали уже тогда. Начинало’набирать силу мно-
гопрограммное вещание. Так, в информации успехом стал
выход 1 января 1968 года первого выпуска программы
«Время». Делали ее с любовью, неформально, эмоцио-
нально, под руководством главного редактора Н. Бирю-
кова. Или другой пример. Стали проводить всесоюзные
конкурсы народных талантов. А четырехсерийный фильм
режиссера Л. Пчелкина «Штрихи к портрету» по сцена-
рию М. Шатрова! На мой взгляд, лучше М. Ульянова ни-
кто образ Ленина не создал. Всем своим содержанием
эта лента, а особенно серия «Воздух Совнаркома», вос-
ставала против чванства, рутины, бездумья, самолюбо-
вания— того, что все больше тревожило в те годы ду-
мающих и болеющих за Родину людей. Мы устроили
просмотр для руководства, фильм оказался неприемлем,
был положен на дальнюю полку. Потом его, говорят,
даже требовали смыть. Но это было уже после моего
ухода. Фильм прошел в эфир недавно. В моей судьбе
этот фильм сыграл, наверное, роль той самой последней
капли... Ведь и до того я чувствовал, что становлюсь не-
уместным. Раздумывал, подать в отставку или ждать,
пока снимут.
— Подавать в отставку у нас вроде бы не принято.
— В том-то и дело. В общем, дождался. В мае
1970-го меня освободили от работы и направили послом
в Австралию...
— При вас возникло такое уникальное издание, как
журнал «РТ». Но продержалось недолго и при вас же
переродилось в знакомую всем телепрограммку. Почему
это произошло?
— Журнал был большого формата, на отличной бу-
маге, выглядел очень красиво благодаря превосходному
художнику Н. Литвинову. За оформление даже дали пре-
мию журналу, кажется, в Италии. Вскоре Суслов сделал
мне замечание: не бережете бумагу, «воздуха» много.
Но дело было не в «воздухе», а в содержании статей. Мы
собрали в «РТ» хороших журналистов. Отделом искус-
ства заведовал А. Золотов, отделом литературы — М. Ро-
щин. Работали Л. Лиходеев, В. Моев, А. Васинский,
И. Саркисян. Даже сейчас те старые номера журнала
выглядят достойно и на фоне перестройки. Перечитайте
материалы о демократии, о важной роли телевидения и
радио для создания общественного мнения. Публикаций
214
В. Хлебникова, И. Бабеля, да мало ли... Перестарались.
Поступило указание ограничить творчество аннотациями
к передачам. А один номер просто не выпустили в про-
дажу. Там были размышления А. Стреляного по поводу
книги под заголовком «Что такое колхоз?».
— Товарищи вспоминают, в какой оригинальной
форме вы им выразили свое возмущение. Зачем, дескать,
пишете, что такое колхоз? У нас даже некоторые члены
Политбюро не знают, что такое колхоз...
— Однажды я сказал про секретаря ЦК А. П. Кири-
ленко, что у него всегда пустой стол, он сам с собой от
безделья в крестики-нолики играет. Ему немедленно про-
стучали...
— Кстати, о юморе. Как вышло, что из эфира стали
исчезать смешные передачи?
— Они стали исчезать в волнах искусственно созда-
ваемого ликования. В каждом году находился повод для
большого юбилея, а какой может быть смех в юбилейном
году? Вместо «телевизионного окна сатиры» было пред-
писано выпускать юбилейные телеплакаты. Радиопереда-
ча «Опять двадцать пять» вызывала неудовольствие. Она
шла в эфире в полдевятого, когда начальство ехало на
работу и приемники в машинах были настроены на вол-
ну «Маяка». Я перенес эту передачу на семь утра, и пре-
тензий не стало. Даже у царей были шуты, которым по-
зволялось говорить правду, а если народ не смеется, то
общество больно.
— Должен сказать вам, Николай Николаевич, что
рядовые журналисты отнеслись к вашему уходу так же,
как вы—к смещению Хрущева. Вскоре поняли, что же-
стоко ошиблись.
— Понимаю...
— Перед многими из нас встает такой выбор. Вы-
полнишь указание—погрешишь против совести. Не вы-
полнишь— напомнят: вольность духа кончается там, где
начинается принуждение.
— Выступить против своих убеждений я бы не смог
и во времена Хрущева. А если бы изменил своим убеж-
дениям, то, наверное, приспособился бы и позже, в семи-
десятые, ходил бы вокруг сапога Брежнева, как некото-
рые. Многим в годы застоя неплохо жилось, в том числе
и журналистам.
— Наверное, каждый сейчас разбирается в себе...
— Только не надо быть перевертышами. Мы страна
первопроходцев, мы не имеем права бездумно хулить все
215
и вся, то, что делали. Стремление жить по чести и совес-
ти жило и будет жить в людях всегда. Без этого и сегод-
няшней перестройки быть не может.
Журналист. 1989. № 1. С. 36—39
Петр Шелест
«ОН УМЕЛ ВЕСТИ АППАРАТНЫЕ ИГРЫ,
А СТРАНУ ЗАБРОСИЛ...»
Из беседы с Ю. Аксютиным
— Я не признаю понятия «застойный период». Дегра-
дация была. Моральное разложение было. При чем же
здесь «застойный период»? Это что, нужно понимать, ра-
бочие, крестьяне, интеллигенция стояли, застаивались? —
говорит бывший член Политбюро и бывший Первый сек-
ретарь ЦК КП Украины П. Е. Шелест.
— Этот период, как его ни называть, берет начало с
события, которое в отечественной научной литературе на-
зывают октябрьским (1964 г.) Пленумом ЦК КПСС, а в
западной—октябрьским переворотом, заговором. Вы не
согласны с таким определением?
— Это и был заговор. За спиной Никиты Сергеевича.
Созывается Пленум ЦК, а первый секретарь не знает об
этом. Что это такое? Разговор с членами ЦК идет о Хру-
щеве, а он и не знает. Если бы созвали пленум, сказали:
Никита Сергеевич, давай — объясняйся. Тогда понятно
было бы.
Помню обстановку того пленума. Все его участники
были соответствующим образом подготовлены: что гово-
рить и что выкрикивать... Механизм «гласности» работал
тут как по нотам.
— Какого же лидера получила страна после
Н С. Хрущева?
— Приведу один пример. Было это в 1966 году, в год
60-летия Л. И. Брежнева. Мы в Политбюро ЦК КПСС
решили: одна звезда Героя Социалистического Труда у
Генерального есть, наградим его второй. Но едва я, вслед
за другими товарищами по Политбюро, подписал «опрос-
ку», позвонил Н. В. Подгорный:
— Ты знаешь, Петр Ефимович... Брежнев просит
звезду Героя Советского Союза.
— С какой стати? —удивился я.
216
— Ну вот хочет, и все тут... Вроде его раньше пред-
ставляли к ней...
— Кто представлял? Когда?
— Ну что ты меня пытаешь? Соглашайся, он уже
многих уговорил... Но я не изменил своего решения.
Так пошел «звездопад» на пиджак и мундир Брежне-
ва. Нравственные последствия этой наградной мании
были для страны весьма плачевными, ибо обесценивался
действительно ударный труд. Почести шли как из рога
изобилия. По заслугам ли?
— Как вы оцениваете первые годы после октябрь-
ского Пленума?
— Первые три года Брежнев прислушивался к мне-
нию членов Президиума, иногда даже советовался с ни-
ми Пытался вникать в хозяйственные дела. Хотя он в
них мало разбирался. Но затем он «освободился» от тех,
кто его критиковал, окружил себя подхалимами типа Ра-
шидова, Щербицкого и Кунаева, стал препятствовать
проведению хозяйственной реформы.
Этой реформой А. Н. Косыгин старался оздоровить
экономику, но брежневцы постепенно «связывали» ему
руки. Сам был свидетелем, как между Брежневым и Ко-
сыгиным часто возникали споры. Но Косыгин был хоро-
шим хозяйственником и, как правило, одерживал верх
над Брежневым. Однако для Косыгина это не проходило
бесследно. И не только для него. Хозяйственная реформа
забуксовала. От нее остались только лозунги типа «Эко-
номика должна быть экономной».
— Как относился Брежнев к международным делам?
— С удивительной легкостью. Я принимал участие в
Дрезденском, Варшавском и в Чиерне-над-Тиссой сове-
щаниях политических руководителей нашей страны
и Чехословакии в 1968 году. Но это было дискуссион-
ное участие. Мы разбирались, в чем там дело. Думаю,
можно было решить все вопросы совершенно спокойно.
Политическими методами. Если бы не упустили момент.
А упустил его Брежнев. Он все с Дубчеком встречался,
занимался, как сказал Гомулка, политикой поцелуев.
А потом пришлось ввести войска стран Варшавского До-
говора.
— Как вы считаете, введение войск в Чехословакию
было крайней и единственно возможной мерой в то
время?
— Я считаю, что это было негативное решение
и отрицательно сказалось на престиже нашей страны
217
как социалистического государства. Даже наши друзья
за границей были в недоумении. Уже.не говоря о том,
что и в нашей стране были противники. Я помню, вы-
ступал перед студентами Киевского университета, и это
было как раз после ввода войск. И мне было очень
много записок: зачем это сделали? Пришлось объяснять.
— Студенты были удовлетворены вашими объясне-
ниями?
— Разве ж эта братия бывает когда-нибудь удовлет-
ворена? Я старался разъяснить ситуацию. Сейчас я счи-
таю, что был упущен момент решения проблемы полити-
ческими методами. А потом уже этот рецидив проявился
во время «афганской проблемы». Ввели в Чехословакию,
там ничего не случилось, давайте введем и в Афганистан.
Эта акция была предпринята под влиянием догматика
Суслова. Этим самым стране был нанесен политический
и экономический урон. К тому времени Брежнев стал уже
считать себя вождем. Верным марксистом-ленинцем. Вы-
дающимся деятелем международного коммунистического
движения. А страну забросил. И уже пошла расправа с
кадрами, которые помогли ему прийти к власти. Ордена
любил безумно. Об этой его слабости были осведомлены
многие государственные деятели разных стран. Помнит-
ся, Подгорный говорит ему: «Леонид Ильич, нельзя же
так. В народе уже анекдот ходит, что нужно Генсеку опе-
рацию делать по расширению груди. Награды вешать
некуда...»
— Значит, Брежнев знал об анекдотах, над которы-
ми рыдала вся страна?
— Знал, конечно. И говорил: «Если рассказывают обо
мне, значит, любят меня...»
— А каковы у вас были отношения с Брежневым? Ва-
ши семьи бывали друг у друга в гостях? Или это были
чисто деловые отношения?
— Я никогда с ним не дружил. И очень много стычек
было с ним по работе. Я всегда считал его выскочкой.
Как-то во время заседания я написал-записку, что воз-
ражаю против продажи за рубеж жмыха. Знаете, что
это? Белковый корм для скота. Ценная вещь. А мы его
продавали. Вот мне Брежнев и всыпал, что я, дескать,
вмешиваюсь во внешнеторговые дела. И таких стычек
было много.
Подвергался я «критике» и осуждению, в частности,
и за отчисления в фонд республики валюты, полученной
при реализации произведенных ею товаров.
218
В то же время я неоднократно выполнял ответствен-
ные И довольно щекотливые поручения Политбюро ЦК и
лично Л. И. Брежнева. Это в основном то, что было свя-
зано с чехословацкими событиями 1968 года. Несмотря
па трудности во взаимоотношениях с некоторыми «идео-
логами», мне казалось, все проходит нормально. По ос-
новной работе мне никогда не предъявлялось никаких
претензий.
Но вот во время работы Пленума ЦК КПСС 19 мая
1972 года Брежнев взял меня за плечо и говорит: «Пой-
дем поговорим». Вышли в комнату. «Как на Украине?»
А я только вчера рассказывал ему, как дела идут. Я от-
вечаю: «Да я ж тебе уже рассказывал». Он: «Не сер-
дись. Говори». Я ему рассказал снова.
«Ты работаешь первым секретарем ЦК КПУ уже око-
ло 10 лет, наверное, тебе уже надоело, и ты надоел
всем». Я сказал Брежневу: «Скажите откровенно, Лео-
нид Ильич, к чему этот разговор?» «Думаем,— ответил
он,— что тебе пора перебираться в Москву работать. На-
до дать дорогу молодым товарищам, подержался за
власть, дай другим подержаться». Брежнев предложил
мне должность заместителя Председателя Совмина
СССР, заниматься, сказал он, будешь оборонной про-
мышленностью. Я его спросил: «А что случилось, какие
ко мне претензии по работе?» Он ответил: «Претензий
никаких нет, так надо сделать». Я не давал согласия на
переход работать в Москву и сказал ему: «Если я чем-
либо вас не устраиваю, прошу отпустить меня на «от-
дых», оставить в .Киеве, где у меня семья, дети, внуки.
К тому же начинать новое дело в такие годы позднова-
то, ведь мне пошел уже шестьдесят пятый». Брежнев уго-
варивал, обещал «золотые горы» и вечную дружбу. Я не
устоял: «Ну что ж, всему есть начало и конец. Мне жал-
ко расставаться с республикой, там остается много нача-
тых мной и незавершенных дел и планов». На мое «со-
гласие» Брежнев подарил мне свой «поцелуй Иуды».
После Пленума ЦК состоялось вечером заседание По-
литбюро, на котором Брежнев сообщил о моем «согла-
сии» работать в Москве. Было принято решение Полит-
бюро об освобождении меня от обязанностей первого сек-
ретаря ЦК КПУ и утверждении в должности заместите-
ля Председателя Совмина СССР. Для многих членов
Политбюро это было неожиданностью. Все меня поздрав-
ляли, а у самого на душе тревожно и тоскливо.
— А что было потом?
219
— Я приступил к работе в Совмине, «определили»
мне объем работы. Пробыл в этой должности почти год,
освоился, имел неплохие отзывы. И все же эта работа
меня тяготила, хотя я и старался смириться, но ничего
хорошего не получалось. Я был просто большим чинов-
ником с малым портфелем и без права решать самостоя-
тельно какие-либо вопросы.
Потом началась вокруг меня какая-то возня, причем
организована она была явно на Старой площади, ибо я
еще оставался членом Политбюро ЦК КПСС. И все это
делалось не только с ведома Брежнева, а под его непо-
средственным руководством и не без участия Суслова.
В конце концов я тоже вынужден был уйти в отставку
«по состоянию здоровья», хотя мои «болезни» заключа-
лись в том, что я всегда говорил правду, не умел лице-
мерить и подхалимничать, не преклонял колени перед
новоявленным «вождем». Наконец я написал заявление в
Политбюро, в котором изложил всю сложившуюся во-
круг меня ситуацию.
— И как Брежнев реагировал на это заявление?
— Когда я попал на прием к Брежневу, он заявил:
«Что же, ты этим заявлением хочешь оставить документ,
по которому меня после смерти будут ковырять носком
сапога?» Я сказал ему, что здесь написана только прав-
да. Что мне до сих пор неизвестно, за что меня освобо-
дили от обязанностей первого секретаря ЦК КПУ, а те-
перь еще ко всему организовали травлю. Наконец Бреж-
нев сказал, что якобы я в свое время «не считался с Мо-
сквой, слабо вел работу с националистическими прояв-
лениями». Я на это ответил, что все это служит только
предлогом. Истинная причина в том, что опасно держать
в составе Политбюро принципиальных людей, имеющих
свое мнение, много знающих о тайнах «кремлевского
двора». Разговор был долгий и тяжелый. Брежнев на-
стойчиво «рекомендовал» мне переписать заявление, ад-
ресованное в Политбюро, я отказывался, тогда он при-
грозил мне, сказав: «Ведь ты, Петр Ефимович, сам по-
нимаешь, что можно уйти в отставку так, что тебе никто
руки не подаст, а можно уйти с почетом». Я вынуждей
был несколько срезать острые углы в моем заявлении,
после этого Брежнев его принял. На прощание поблаго-
дарил за совместную работу и расцеловал меня, и это
был второй «поцелуй Иуды».
На Пленуме ЦК 27 апреля 1973 года я не присут-
ствовал, сославшись на плохое самочувствие. Я быЛ
220
освобожден от обязанностей члена Политбюро в связи
с бблезнью и переходом на пенсию.
Два года сидел дома, чувствовал себя очень плохо. За-
тем немного отошел, хотел пойти работать. Везде любез-
но принимают, сочувствуют, но решить без ЦК не могут.
А в ЦК тоже, кроме Брежнева, решать этот вопрос никто
не осмелится. В апреле 1975 года я написал письмо
Брежневу с просьбой дать мне возможность работать.
Он позвонил мне на дачу и сказал, что дано указание
Д. Ф. Устинову заняться моим устройством, как он ре-
шит, так и будет. Так была прорвана брежневская бло-
када, после двухлетнего бездействия я пошел работать
на одно из предприятий Министерства авиационной про-
мышленности...
Волной меня смыло с политической палубы. Но рабо-
той держусь на плаву. Работа — великая сила. Рабо-
таю— значит живу. Снова познаю жизнь, только с дру-
гой оценкой событий и положений. Все течет, все изменя-
ется, и я очень надеюсь, что дождусь того времени, когда
будет написан истинный портрет «верного ленинца», а
мои скромные записи опубликуют.
— А какие отношения были у Брежнева с другими
членами Политбюро? Кто был к нему наиболее близок?
С кем он больше всего считался?
— Поначалу, наверное, с Н. В. Подгорным. Ни один
кадровый, организационный, политический, идеологичес-
кий, хозяйственный вопрос не решался Брежневым без
консультации и совета с ним. Во всем они действовали
заодно. Между ними и существовали самые близкие от-
ношения, и они друг друга называли просто по имени
«Леня» и «Коля». Хотя Подгорный высказывал свое не-
согласие с некоторыми предложениями Брежнева, крити-
ковал его недостойные действия, в том числе самовосхва-
ление и властолюбие. В большинстве случаев Брежнев
уступал, ибо знал, чем ему грозит потеря поддержки Ни-
колая Викторовича.
Почти все члены Политбюро обращались к Под-
горному за помощью. Когда надо было какой-ни-
будь вопрос решить или отложить, просили: «Николай
Викторович, ну скажите ему (Брежневу), он вас од-
ного может послушаться». В таких случаях Подгор-
ный часто доводил до сведения Генсека мнение, вы-
сказанное товарищами, при этом не ссылаясь ни на
кого персонально, зная, что кое-кому это может даром
не пройти.
221
Справедливости ради надо сказать, что Подгорный
много делал для создания и укрепления авторитета
Брежнева. Но вместе с тем решительно выступал против
непомерного раздувания его культа. Однако Брежнев,
волей случая взобравшись на вершину власти, не жало-
вал правды и не прощал никому опрометчивых высказы-
ваний о себе.
— И в разряд этих людей попал Подгорный. Что же
произошло между ними?
— Брежневу захотелось стать Председателем Совми-
на СССР. По этому поводу он повел разговор с Подгор-
ным, последний отговаривал Брежнева от такого шага,
говорил ему, что мы ведь на октябрьском Пленуме осу-
дили за это Хрущева. Но Генеральный настаивал на сво-
ем. Не устояв, Подгорный «провел определенную рабо-
ту»— склонил многих членов Политбюро к решению это-
го вопроса, но все держалось в строгом секрете от само-
го Председателя Совмина А. Н. Косыгина. Осуществить
этот замысел помешали случай и трусость Брежнева, в
это время он сильно заболел, к тому же ему Подгорный
сказал, что Совмин—это исполнительная власть, надо
много работать, а за недостатки в работе придется нести
ответственность.
Брежнев отказался от своей затеи, но на этом не ус-
покоился и затеял новую игру. На этот раз вокруг Под-
горного, намереваясь занять пост Председателя Прези-
диума Верховного Совета СССР. Эта политическая ин-
трига развернулась в период подготовки к XXV съезду
партии. Подгорного хотели дискредитировать среди пар-
тийного актива страны. Во время выборов делегатов от
Харьковской областной партийной организации, от ко-
торой Николай Викторович избирался неоднократно,
произошло нечто невероятное: против Подгорного прого-
лосовали 250 из 650 коммунистов, но все же он большин-
ством был избран на XXV съезд. Зная наши порядки, это
само по себе не могло произойти. Здесь был написан
«специальный сценарий» и «разыгран» спектакль по
команде из Центра, по прямому указанию Брежнева при
подлейшей роли в этом позорном фарсе Щербицкого и
Соколова.
— Очевидно, именно за заслуги в этом неблагород-
ном деле Иван Захарович Соколов тогда же, в феврале
1976 года, был повышен в чине: с поста первого секре-
таря Харьковского обкома его передвинули на должность
второго секретаря ЦК КП Украины?
222
— Да, именно за это. Харьковский инцидент в какой-
то мере «подкосил» Подгорного и «открыл» Брежнева.
Но последний, ведя интриганскую политику, лицемерно
высказал свое сочувствие Подгорному. Сам же старался
исподволь подготовить себе пост Председателя Прези-
диума Верховного Совета СССР.
И вот вскоре на одном из пленумов ЦК КПСС вы-
ступает секретарь Донецкого обкома КПУ Качура и вно-
сит предложение: соединить пост Председателя Прези-
диума Верховного Совета с постом Генерального секре-
таря ЦК КПСС. И вновь знакомый прием: внезапность,
быстрота и натиск. До того момента с Подгорным никто
не обмолвился об этом ни единым словом. Ну а дальше
пошло по заведенному порядку: пленум одобрил такое
предложение, а заодно, на этом же пленуме, совершенно
неожиданно для Подгорного его освободили от обязан-
ностей члена Политбюро ЦК КПСС. Вот так самым
подлым образом, тихой сапой и внезапным приемом
Брежнев рассчитался с Подгорным как с основным оп-
понентом и критиком его действий в составе Политбюро.
На сессии Верховного Совета СССР формально ос-
вободили Н. В. Подгорного от обязанностей Председате-
ля, даже не сказав ему нескольких слов благодарности
за 12 лет работы. Но зато когда Суслов внес предложе-
ние избрать Брежнева Председателем Президиума Вер-
ховного Совета СССР, то это «вызвало бурю восторга».
После ухода в «отставку» Н. В. Подгорный неоднократно
пытался связаться по телефону или встретиться, погово-
рить с Брежневым, но каждый раз это откладывалось
под «благовидным» предлогом. В последний раз Подгор-
ный звонил Брежневу и разговаривал с его помощником
Цукановым, просил организовать встречу с Генеральным.
Через несколько дней Цуканов передал Подгорному:
«У Леонида Ильича нет к вам вопросов». Тогда Подгор-
ный сказал Цуканову: «Передайте Брежневу, что с сего
дня и у меня нет к нему никаких вопросов и что я нико-
гда ему не позвоню». Вот так снова показал свое подлин-
ное лицо Леонид Ильич Брежнев. Он выбросил бывшего
соратника из политической жизни и из своей памяти.
— А разве не Косыгин был основным оппонентом
и критиком Брежнева в Политбюро?
— Да, Алексей Николаевич был на несколько поряд-
ков выше многих членов Политбюро, в том числе и Бреж-
нева. При обсуждении важных и сложных вопросов, ка-
сающихся экономики, планирования, финансов, креди-
223
тов, между Брежневым и Косыгиным нередко завязы-
вались споры, каждый раз Косыгин логически и убеди-
тельно доказывал свою правоту и поучал Брежнева, как
школьника, не знающего предмета.
Постепенно Брежнев стал относиться к Косыгину все
хуже и хуже. Брежнев часто подбивал нас, секретарей
ЦК республиканских компартий, на то, чтобы мы на пле-
нумах ЦК критиковали работу Совмина, а это, естествен-
но, касалось в первую очередь А. Н. Косыгина. Он все
стоически переносил, терпел; много и добросовестно ра-
ботал. Мне кажется, что Брежнев и Косыгин друг друга
ненавидели, но делали вид, что все в порядке. Брежнев
одно время даже ставил вопрос о замене Косыгина, вы-
двигая на эту должность неуча Щербицкого, но в Полит-
бюро этому воспротивились некоторые товарищи, и ему
пришлось отказаться от своего замысла.
— Но не насовсем. В октябре 1980 года дали отстав*
ку и Косыгину.
— Да, от перегрузки он серьезно заболел — получил
обширный инфаркт, был 10 дней без сознания, даже рас-
пустили слух, что он скончался. Проболев почти 70 дней,
Алексей Николаевич вышел на работу. В это время в
стране сложилась катастрофическая обстановка с топли-
вом, ему сразу же пришлось окунуться в это тяжелое де-
ло. Провел большое совещание с 10 часов утра до 14.00
с большим напряжением, и его снова свалила болезнь.
Опять инфаркт, но на сей раз полегче, он даже работал
в больнице над материалами к своему выступлению на
XXVI съезде. И вот неожиданность: Брежнев требует от
него заявление об отставке.
Все это было очень жестоко и бесчеловечно. На Пле-
нуме ЦК А. Н. Косыгина освободили от обязанностей
члена Политбюро, но об этом не сообщили в печати<
Сразу же за пленумом проходила сессия Верховного Со-
вета СССР, где Алексей Николаевич был освобожден от
должности Председателя Совмина СССР. На сессии не
было сказано ни единого слова благодарности за его ра-
боту. Спохватились на второй день после сессии: в
«Правде» была помещена заметка, в которой Брежнев от
имени Политбюро «благодарил» Косыгина за работу в
Совмине. Председателем Совмина был назначен
Н. А. Тихонов, но он не шел с ним ни в какое сравнение.
Алексей Николаевич скончался в больнице 18 декабря
1980 года. А накануне у него были визитеры, которых
интересовало, когда он освободит занимаемую им дачу.
224
На следующий день, 19 декабря 1980 года, Брежневу
исполнилось 74 года, его наградили вторым орденом Ок-
тябрьской Революции. «Торжества» передавались по те-
левидению, радио. 18 декабря поздно вечером «Голос
Америки» сообщил о смерти А. Н. Косыгина, все наши
средства массовой информации молчали об этом до 21 де-
кабря. Очевидно, не хотели подхалимы портить «вождю»
настроение в его день рождения.
— Ас кем еще из членов Политбюро были у Брежне-
ва хорошие отношения, а потом испортились?
— С самым молодым членом Политбюро Дмитрием
Степановичем Полянским, активным, кстати, участником
подготовки октябрьского (1964 г.) Пленума. Работая
первым заместителем Предсовмина СССР, ведая сель-
ским хозяйством, он остро ставил вопросы материально-
технической помощи сельскому хозяйству, подъема ма-
териальной заинтересованности колхозников. Однако
вначале он обострил отношения с А. Н. Косыгиным, ко-
торый хотя и разбирался в экономике страны, но к во-
просам сельского хозяйства относился с явным недопо-
ниманием и мало его знал.
Но затем у Полянского стали возникать стычки с
Брежневым, который начал относиться к нему с некото-
рым раздражением. Очевидно, желая задобрить его, По-
лянский к 60-летию Брежнева написал политическую
оду, в которой сравнивал октябрьский Пленум с Ок-
тябрьской революцией, а Брежнева — с Лениным. При-
писал Брежневу невероятные и несвойственные ему ка-
чества политического деятеля, организатора, вождя со-
циалистического лагеря, болеющего за интересы народа
и его благосостояние, хорошего товарища, сплотившего
крепкий коллектив Политбюро. Много было других лест-
ных эпитетов. Но не помогла и ода. Брежнев по-прежне-
му относился к нему с настороженностью, опаской и при
каждом случае старался его ущемить. Позже Полянский
понял свою ошибку с одой. Часто в разговорах он срав-
нивал стиль работы, человеческие отношения, эрудицию
Брежнева и Хрущева и высказывал сожаление, что спо-
собствовал приходу к власти Брежнева.
— Если он и говорил такое, то, очевидно, только по-
спе ухода из Политбюро. Или же именно эти разговоры
послужили причиной его удаления?
— Все делалось за кулисами, а что там происходило,
мне неведомо. Но вот с сельским хозяйством страны яв-
но не ладилось: намечаемые планы не выполнялись,
8
Л. И. Брежнев
225
выделяемые средства не давали должной отдачи. Все ча-
ще на Политбюро начали поговаривать об укреплении
руководства Министерства сельского хозяйства. У По-
лянского обострились отношения с Ф. Д. Кулаковым, сек-
ретарем ЦК КПСС, ведавшим сельским хозяйством, но
из числа приближенных Брежнева.
На одном из заседаний Политбюро, в начале 1973 го-
да, Брежнев вынул из кармана какую-то записку и ска-
зал: «Товарищи, нам надо решить еще один вопрос — о
министре сельского хозяйства. Был у меня на приеме
В. В. Мацкевич, он просит освободить его от обязаннос-
тей министра сельского хозяйства, думаю, что его прось-
бу надо удовлетворить». Решили Мацкевича освободить
от занимаемой должности в связи с переходом на дру-
гую работу. Встал вопрос о министре, Брежнев назвал
кандидатуру Полянского и обратился к нему с вопросом:
«Как вы, Дмитрий Степанович, смотрите на такое пред-
ложение?» Полянский встал, бледный, дрожащий: «Со
мной об этом никто не говорил». Брежнев отпарировал:
«Вот сейчас и поговорим». Полянский, обращаясь к
Брежневу, сказал: «Леонид Ильич, не надо этого делать,
я по состоянию здоровья этот объем работы не потяну».
Брежнев на это ответил: «А первым заместителем Пред-
седателя Совмина вы, товарищ Полянский, можете ра-
ботать?» Полянский замолчал. Так его утвердили ми-
нистром сельского хозяйства СССР, освободили от обя-
занностей первого зампредсовмина, но пока оставили
членом Политбюро. За три года работы министром сель-
ского хозяйства Полянский так ни разу и не попал на
прием к Брежневу, несмотря на то что он якобы туда
был послан на «укрепление», но никто ни разу его отчет
о работе не выслушал. Зато вокруг него сгущались
«черные тучи» — его начали открыто в печати критико-
вать за недостатки в сельском хозяйстве. По прямой
указке Брежнева с подачи Кулакова на XXV съезде
КПСС в марте 1976 года он также подвергся «острой
критике». При выборах в члены ЦК против него было
подано много голосов, и в результате он «выпал» из со-
става членов Политбюро. Затем его освободили от обя-
занностей министра сельского хозяйства, а чтобы убрать
из Советского Союза — направили в Японию послом.
— Петр Ефимович, это случилось в том же году, ко-
гда началось «подсиживание» Подгорного. Нет ли тут
связи? Ведь как раз перед этим Брежнев в первый раз
серьезно заболел и надолго вышел из строя, а в его ок-
226
ружвнии начались разговоры о необходимости новой пе-
рестановки на самом партийном верху. Не участвовали
ли в этих разговорах Подгорный и Полянский, а также
Шелепин?
— Ничего не могу сказать об этом, ибо был уже к
тому времени свергнут с партийного Олимпа.
— Ну а о событиях 1967 года, когда были удалены
близкие к Шелепину люди— Семичастный и Егорычев,—
вы можете что-нибудь рассказать? Был ли все-таки
«комсомольский заговор» против Брежнева?
— Насчет «заговора» сказать ничего не могу. Не
знаю. Но вот чему я был свидетелем. Мне не раз прихо-
дилось слышать, что среди широкого круга партийного
актива, да и среди рядовых партийцев в Москве, Ленин-
граде, республиках, краях и областях задавались вопро-
сы: как так случилось, что такая заурядная посред-
ственность, как Брежнев, стал у руководства нашей
партии?
Брежнев и сам чувствовал неуверенность, подчас рас-
терянность и в пылу горячности неоднократно заявлял:
«Я подам заявление об уходе». Некоторые члены Полит-
бюро ему говорили: «Чем ты нас пугаешь? Подавай» —
и он остывал. Подхалимы, льстецы и приспособленцы та-
кого типа, как Суслов, Пономарев, Кунаев, Цвигун и дру-
гие, все время «подпитывали» Брежнева разного рода
«информацией», всячески старались возвысить его, что-
бы на этой волне самим быть сверху.
Весной 1967 года, когда я был в командировке в Тер-
нополе, поздно ночью ко мне на прием попросился на-
чальник областного управления КГБ. Я его принял, и он
мне рассказал: «Из центрального аппарата КГБ в обла-
сти была комиссия, которая проверяла всю работу об-
ластной госбезопасности. Почти все члены комиссии от-
кровенно и очень нелестно отзывались о Леониде Ильиче
Брежневе. Они говорили, что это случайный человек у
власти, в руководстве партии. Что он совершенно не под-
готовлен для выполнения этой высокой роли, что он во-
обще недалекий, нечистоплотный, жадный человек. Он
в партии и народе совершенно не пользуется авторите-
том, большой пустослов, к власти пришел интриганским
путем, и дни его могут быть сочтены». С большой го-
речью я все это выслушал и предложил все, что мне было
рассказано, написать. К утру письмо было у меня.
Получив его, я задумался, ибо в письме было много
правды, но что мне с ним делать, как поступить? Замол-
227
чать это нельзя, потому что все может стать известным
по другим каналам. Довести до сведения Брежнева? Но
как он, очень мнительный и трусливый человек, все это
воспримет? Все же, посоветовавшись с Н. В. Подгорным,
решил все рассказать Брежневу и передать ему письмо.
Он воспринял все очень болезненно, но поблагодарил
меня за информацию, взял письмо и положил его в сейф.
— Итак, эта информация и послужила причиной от-
странения Семичастного от руководства Комитетом гос-
безопасности?
— Вернее будет сказать, не причиной, а одним из по-
водов. Причины, думаю, лежали глубже. Да и моя ин-
формация, наверное, не была единственной.
18 мая 1967 года я приехал в Москву на заседание
Политбюро. В повестке дня было много разнообразных
вопросов. За несколько часов до заседания меня при-
гласил к себе в кабинет Брежнев. Немного поговорили о
текущих делах, затем он мне сказал: «Сегодня на Полит-
бюро будем решать вопрос об освобождении Семичаст-
ного от обязанностей председателя КГБ». Для меня это
было большой неожиданностью и довольно неприятной
новостью. Мне хорошо была известна особая роль Семи-
частного в период подготовки и проведения «мероприя-
тий на основе партийной демократии» в отношении Хру-
щева. Безусловно и то, что Брежнев многим был обязан
ему лично.
Продолжая разговор, Брежнев сказал: «Я пригласил
тебя, чтобы посоветоваться, где и как использовать Се-
мичастного. Оставлять его в Москве нельзя и в то же
время не хочется и «обижать» его сильно. Может быть,
ты что предложишь ему на Украине?» Договорились, что
Семичастный будет назначен первым заместителем
Председателя Совмина республики, хотя такую долж-
ность надо было утвердить дополнительно. Брежнев по-
благодарил меня за участие в решении такого «деликат-
ного вопроса»...
Решение было принято «единогласно»: «Освободить
т. Семичастного В. Е. от работы в КГБ в связи с перехо-
дом на другую работу». Сразу же Брежнев объявил, что
«Семичастный будет назначен первым заместителем
Председателя Совмина УССР. Вопрос этот с Украиной
согласован».
Тут же им было внесено предложение: председателем
КГБ утвердить Андропова 10. В. Но тот возразил: «Мо-
жет быть, не надо? Я в этом деле не разбираюсь, и мне
228
Судет трудно». Но и этот вопрос без каких-либо обсуж-
дений был тоже «решен единогласно». В КГБ поехала
комиссия Политбюро ЦК КПСС в составе: М. А. Сус-
лов, А. П. Кириленко, И. В. Капитонов. Была созвана
коллегия комитета, ей объявили об освобождении
В. Е. Семичастного и о назначении Ю. В. Андропова
председателем КГБ, никаких вопросов не было.
— А через месяц подоспела очередь еще одного быв-
шего комсомольского работника, И. Г. Егорычева... Что
же все-таки послужило причиной такого поворота его
личной судьбы — выступление на Пленуме ЦК или опять
это был только повод?
— Конечно, повод. Повод для расправы над ним и
для удаления других молодых, энергичных, принципиаль-
ных работников, имевших свое мнение и высказывавших
его на самом высоком уровне. Надо иметь в виду также,
что и Семичастный, и Егорычев, и Шелепин, активно спо-
собствуя приходу Брежнева к власти, знали ему истин-
ную цену, он среди них очень низко котировался. А он
наверняка знал об этом и подозревал, что среди них мо-
жет найтись кандидатура, на которую его потенциальные
противники сумеют сделать ставку в случае «омоложе-
ния руководства». Но объективности ради следует отме-
тить, что и эта тройка вместе с теми, кто стоял за ними,
переоценила свои возможности и недооценила силу
Брежнева, его умение вести аппаратные игры, закулис-
ную борьбу.
— Все это так, Петр Ефимович, не согласиться с вами
нельзя, но слушая сейчас вас и других бывших «сорат-
ников» Брежнева, ныне его критикующих, невольно хо-
чешь сказать: «Все мы теперь стали умниками. А где
были раньше?» Вам такой вопрос не кажется неумест-
ным?
— Нет. Это мы его поставили во главе партии. Это
мы не сумели ограничить его определенными рамками,
мирились с его некомпетентностью и позволили ему по-
ставить превыше всего собственные амбиции и сделаться
единовластным самодержцем. Но мы же от этого и пост-
радали, что, конечно, не должно служить успокоением
нашей совести. Единственно, что хоть в какой-то степени
могло бы послужить моим лично оправданием, так это
то, что ко всем тем оценкам и выводам я пришел уже
давно. Все, что тут мною говорилось, я изложил еще в
1977—1981 годах в своих записках, которые уже начи-
наю предавать гласности.
229
Александр Шелепин
«ИСТОРИЯ —УЧИТЕЛЬ СУРОВЫЙ»
ОКТЯБРЬ 64-го
К осени 1964 года в партии, в ее ЦК и Президиуме
ЦК сложилось чрезвычайно трудное и опасное положе-
ние, поскольку Хрущев, все более скатываясь на пози-
ции единоличной власти, все дела ЦК и Совмина СССР
решал сам. Он внес очередное предложение, и опять об
очередной реорганизации управления сельским хозяйст-
вом: создать главки по зерну, картофелю, овощам, коро-
вам, свиньям, овцам, птице.
Все это вызвало острую реакцию в президиуме ЦК. Да
и народ устал от скоропалительных и бесплодных экспе-
риментов. Во весь рост встал вопрос о невозможности
дальнейшего пребывания Хрущева на занимаемых пос-
тах. Л И. Брежнев и Н. В. Подгорный беседовали об
этом с членами и кандидатами в члены Президиума ЦК,
секретарями ЦК КПСС. Встречались и со мной, и я сог-
ласился с их доводами. С М. А. Сусловым они говорили
в самую последнюю очередь, так как не полностью ему
доверяли.
После этих бесед было созвано закрытое заседание
Президиума ЦК, на котором присутствовали только чле-
ны, кандидаты в члены Президиума ЦК и секретари ЦК,
Не было здесь, вопреки бытующим утверждениям, мини-
стра обороны СССР Р. Я. Малиновского, министра ино-
странных дел СССР А. А. Громыко, председателя КГБ
СССР В. Е. Семичастного. Когда все собрались, Бреж-
нев сказал, что обстановку, сложившуюся в Президиуме
ЦК и в партии, терпеть дальше нельзя. Все с этим еди-
нодушно согласились. Никто не выразил никаких сомне-
ний, повторяю — никто. Было решено вызвать в Москву
членов ЦК КПСС. В присутствии собравшихся Брежнев
(не Суслов, как некоторые пишут) позвонил на Пицунду,
где в это время отдыхали Н. С. Хрущев и А. И. Микоян,
и сказал, что обстоятельства складываются так, что вам,
Никита Сергеевич, надо срочно приехать в Москву. Хру-
щев после некоторых колебаний согласился и вместе с
Микояном прибыл в столицу. Прямо с аэродрома они
направились в Кремль, и тотчас под председатель-
ством Н. С. Хрущева началось заседание Президиума
ЦК КПСС.
230
Краткое вступительное слово сделал Брежнев, а за-
тем выступили все члены, кандидаты в члены Президиу-
ма ЦК и секретари ЦК КПСС...
Подводя итоги, Брежнев выразил полное согласие со
всеми выступавшими. Сказал также, что Хрущев насаж-
дает свбй культ личности, все чаще действует через голо-
ву ЦК, а то и просто игнорирует его, что его речь на Кон-
ституционной комиссии была опубликована без обсужде-
ния се на Президиуме ЦК. Он говорил также о грубости,
которую допускал Хрущев по отношению к некоторым
членам Президиума ЦК...
Президиум единогласно принял проект решения пле-
нума. Подгорный внес предложение избрать Первым сек-
ретарем ЦК КПСС Брежнева. Это предложение было
принято также единогласно. Было поручено председа-
тельствовать на пленуме Брежневу, а с докладом высту-
пить Суслову.
После окончания заседания Президиума ЦК состоял-
ся пленум ЦК КПСС. Когда Суслов окончил доклад,
председательствующий сообщил, что И. С. Хрущев зая-
вил на заседании Президиума ЦК, что он на пленуме вы-
ступать не будет, и спросил, надо ли открывать прения?
Из зала хором закричали: «Все ясно! Никаких прений!»
Раздавались и грубые выкрики («Исключить Хрущева из
партии!» и другие). Никто из участников пленума слова
не просил.
После этого был оглашен проект постановления пле-
нума об освобождении Хрущева от занимаемых должно-
стей, которое было принято единогласно. Убежден, что
никто, в том числе и авторы статей, которые публикуют-
ся сегодня, не сожалел в то время об освобождении
Н. С. Хрущева.
Пленум избрал Первым секретарем ЦК КПСС
Л. И. Брежнева. Если бы хоть один из нас знал, чем обер-
нется это избрание!
Когда пленум закончился, в комнате, где обычно со-
бирались члены Президиума ЦК, Хрущев попрощался с
каждым за руку. Подойдя ко мне, он произнес: «Поверь-
те, что с вами они поступят еще хуже, чем со мной». Эти
его пророческие слова сбылись...
ДАВАЙТЕ НЕ ИСКАЖАТЬ ФАКТЫ
Итак, окончилась «эра Хрущева». Этот, несомненно,
одаренный партийный и государственный деятель не
231
только нашей страны, но и международного коммунисти-
ческого и рабочего движения не выдержал испытания
славой и властью.
Мое поколение долго, вплоть до XX съезда КПСС, не
располагало достоверной информацией о положении дел
в партии, стране и жило во лжи. Зачем же теперь, в наши
дни, допускать явное искажение фактов? При этом я ду-
маю не о себе, а о целом поколении умных, инициатив-
ных, способных работников, которые внесли свой посиль-
ный вклад в наше общенародное дело.
У меня лично сложилось убеждение, что здесь дейст-
вует небольшая группа людей — бывших друзей еше с
так называемых застойных лет, которые в те годы рабо-
тали в отделе ЦК КПСС, возглавлявшемся Ю. В. Андро-
повым, получили ученые звания, участвовали наряду с
другими товарищами в подготовке материалов к докла-
дам и речам Хрущева, Брежнева и Андропова, £ сегодня
целеустремленно бьют по тем, кто в те годы был молод и
честен.
Они, в частности, характеризуют освобождение Хру-
щева как «дворцовый переворот»...
Нет, то не был «дворцовый переворот». При освобож-
дении Хрущева были соблюдены все демократические
нормы. Хотя и тогда считал, и сейчас, что прения по
докладу надо было все же провести. Конечно, чувствуя
настроения участников Пленума ЦК, допускаю, что
открытие прений могло бы закончиться трагически для
Хрущева — исключением его и из состава ЦК, и из
партии. Чтобы снять всякого рода домыслы в печати,
как это происходит сегодня, следовало бы полностью
опубликовать доклад Суслова на октябрьском Пле-
нуме ЦК...
У меня мои друзья и товарищи нередко спрашивают,
почему я не выступаю в печати по поводу различных вы-
сказываний в мой адрес Ф. Бурлацкого, Г. Арбатова и
С. Хрущева. Прежде всего потому, что не хочу придавать
в какой-то степени дополнительный общественный вес их
произведениям, которые, на мой взгляд, того не заслужи-
вают. Не собираюсь и сейчас вступать в развернутую по-
лемику. Но на некоторых моментах все же, справедливо-
сти ради, пришла пора остановиться.
Ф. М. Бурлацкий в своей вышедшей в 1990 г. книге
«Вожди и советники» пишет: «В своих воспоминаниях я
не придумал ни одного эпизода... Я стремился быть аб-
солютно искренним и правдивым...» Жаль, но это все же
232
не так. Странное, на мой взгляд, впечатление производит
книга — избыток самолюбования, стремление выдать се-
бя за главного советчика бывших первых руководителей
страны: Хрущева, Брежнева, Андропова. К тому же не-
мало фактических искажений, что уже подрывает дове-
рие к работе.
Автор пишет: «...и вот я сам сижу на балконе Крем-
левского Дворца съездов в момент октябрьского Плену-
ма ЦК КПСС» (имеется в виду 1964 г.— А. Ш.). Или
сообщает, что на этом пленуме был выведен из состава
ЦК А. Аджубей. В действительности пленум был в Сверд-
ловском зале, а не во Дворце съездов, и на него никого
не приглашали, и А. Аджубея на нем не выводили из со-
става ЦК.
Ф. М. Бурлацкий в своей книге повествует, что вскоре
после октябрьского Пленума ЦК он готовил речь для
П. Н. Демичева, бывшего секретарем ЦК КПСС. И тот, по
словам Бурлацкого, торжествующе рассказал, как соби-
рались бывшие комсомольцы, в том числе и он — Деми-
чев,— на стадионе в Лужниках во время футбола и как
они разрабатывали план «освобождения» Хрущева. Я за-
читал П. Н. Демичеву это место из книги. Он с возмуще-
нием сказал: «Я никогда на эту тему ни с кем не гово-
рил. На стадион в Лужниках на футбольные матчи вооб-
ще не ходил. К тому же и никогда в комсомоле не рабо-
тал».
И еще о чем нельзя не сказать. В своей книге
Ф. М. Бурлацкий особо не жалует комсомол, и прежде
всего его Центральный Комитет, а равным образом и
всех известных ему товарищей, которые пришли на госу-
дарственные, советские и партийные посты через школу
комсомола. Он пишет, например: «Что касается более
молодых деятелей, таких, как Шелепин, Демичев, Полян-
ский, то мы в нашей среде очень побаивались их, по-
скольку все они были выходцами из ЦК комсомола —
по тем временам худшей школы карьеризма». Вот так-
то! (Кстати, ни Полянский, ни Демичев в комсомоле и
в ЦК ВЛКСМ не работали.) Автор не стесняется в вы-
ражениях, когда говорит о воспитанниках комсомола.
То честит их «младотурками», то «молодежью» в кавыч-
ках, то предателями линии XX съезда КПСС, то просто
«комсомольской бандой». Таков уровень критики.
Выдумано и утверждение о якобы представленных
мною каких-то сталинистских предложениях к готовя-
щемуся докладу Брежнева о 20-й годовщине Победы.
233
На самом деле никакого участия в подготовке этого до-
клада я вообще не принимал. Помощники Брежнева —
А. М. Александров, В. А. Голиков, Г. Э. Цуканов, с ко-
торыми я говорил, подтвердили, что никаких материалов
от меня не получали. Да ведь это и легко проверить в ар-
хиве ЦК.
В период работы в отделе ЦК КПСС Бурлацкий на
партийном собрании был подвергнут резкой критике за
высокомерие, амбициозность. Помню, я находился в ка-
бинете у Суслова, когда зашел Андропов, доложил об
итогах этого партийного собрания и получил санкцию
Суслова на освобождение Бурлацкого от работы в аппа-
рате ЦК. Вскоре он был направлен в газету «Правда».
Хотя пишет, что ушел из ЦК по своему желанию. Список
подобных «вольностей», которыми изобилует книга, мож-
но продолжать.
Г. А. Арбатов в своих мемуарах в журнале «Знамя»
(№ 9—10, 1990 г.) пишет, что Брежнев колебался в воп-
росе ввода наших войск в Чехословакию в 1968 году.
Откуда ему это известно? Ведь он не был на заседании
Политбюро, когда обсуждался этот вопрос, а я был.
И утверждаю, что Брежнев не только не колебался, а,
наоборот, настаивал на этом и уговаривал некоторых
действительно колебавшихся товарищей. Тот же автор
пишет, что, будучи еще секретарем ЦК ВЛКСМ, я уже
тогда имел свое «теневое правительство», включая и «те-
невое Политбюро». Ну кто из здравомыслящих людей
может в это поверить?
Не хочу приводить некоторые другие «факты», одна-
ко удивлен тому, что академик при описании их то и де-
ло применяет такие оговорки: «я не располагаю никаки-
ми документальными данными», «как я слышал», «мне
рассказывали», «я не уверен в полноте информации»,
«мне кажется» и т. д. и т. п. Если «кажется», то лучше
(как мне «кажется») не писать: история не терпит воль-
ного обращения.
В некоторых писаниях меня называют «железным
Шуриком». Да, я всегда последовательно стоял и стою
на позициях XX съезда КПСС, но никогда не тяготел к
диктаторским методам руководства. Считаю себя убеж-
денным демократом и уверен, что товарищи, работавшие
со мной, близко меня знающие на протяжении многих
лет, могут подтвердить это. Вместе с тем всегда был и
остаюсь сторонником глубоко продуманных решений,
строжайшего соблюдения дисциплины, порядка и спра-
234
ведливой требовательности, противником бесхозяйствен-
ности и разгильдяйства, безответственности и расхлябан-
ности.
БРЕЖНЕВ В РОЛИ ГЕНСЕКА
Однако вернемся в 1964 год. Представляется умест-
ным вопрос: почему тогдашний состав Президиума ЦК и
Пленум ЦК КПСС остановили свой выбор на кандида-
туре Брежнева? Думается, здесь надо учитывать три
фактора. Во-первых, едва ли не решающую роль играло
то обстоятельство, что именно он вместе с Подгорным
возглавлял всю работу по подготовке октябрьского Пле-
нума ЦК. Во-вторых, за его плечами был солидный опыт
работы на высоких постах в партии и государстве. И на-
конец, многим импонировали черты его характера в тот
период: уравновешенность, доступность и демократизм в
общении с товарищами, умение легко завязать отноше-
ния с людьми, доброжелательность.
Вначале на посту Первого секретаря ЦК КПСС он
всерьез пытался вникнуть в главные проблемы и задачи,
стоявшие перед партией и страной, советовался с члена-
ми Президиума ЦК и местными руководителями, прислу-
шивался к их мнению. Он внес определенный вклад в
дальнейшее развитие ракетостроения, освоение космоса.
При нем было подписано советско-американское Согла-
шение об ограничении стратегических вооружений и из-
вестные Хельсинкские договоренности. Он строго соблю-
дал коллегиальность в работе Президиума ЦК, где соз-
далась товарищеская атмосфера. Но, увы, длилось это
недолго... Сошлюсь на некоторые примеры.
На расширенном заседании Президиума ЦК КПСС,
на котором присутствовали все первые секретари ЦК
компартий союзных республик и группа первых секрета-
рей крайкомов и обкомов партии Российской Федерации,
обсуждался; вопрос о крупных животноводческих комп-
лексах. В своем выступлении на этом заседании я гово-
рил о крайне тяжелом положении в сельском хозяйстве.
Привел истинные цифры и факты, а не те, которые пред-
ставляло ЦСУ СССР, поддержал и идею о создании жи-
вотноводческих комплексов, но не в ущерб мелким и
средним животноводческим фермам, многие из которых
все же были ликвидированы, что, конечно, отрицательно
сказалось на снабжении населения мясом, молочными
продуктами. В заключение своего выступления внес
235
предложение об освобождении с поста министра сельско-
го хозяйства В. В. Мацкевича.
К моему удивлению, подводя итог заседания Прези-
диума, Брежнев никак не отреагировал на мои замеча-
ния и предложения. На другой день вызвал меня. «Как
понимать твое вчерашнее выступление?» — резко спро-
сил он. «А так и понимать, как было сказано»,— ответил
я. «Твоя речь была направлена против меня!» — «Поче-
му?» — удивился я. «А ты что, не знаешь, что сельское
хозяйство курирую я? Значит, все, что ты говорил вче-
ра,— это против меня... Затем, какое ты имел право вно-
сить предложение о снятии с работы Мацкевича? Ведь
это моя личная номенклатура!»
Дорого мне обошлось это выступление. С той поры
каждый раз записывался для выступления в прениях на
пленумах ЦК. Однако ни разу мне не дали возможно-
сти выступить. Брежнев добился такого порядка, чтобы
на пленумах в прениях члены Политбюро и секретари
ЦК КПСС (кроме товарищей, работающих на местах)
не выступали, поскольку их общее мнение якобы изло-
жено в докладе Политбюро.
Перед одним из пленумов ЦК я пошел к А. Н. Косы-
гину и сказал ему, что если он не внесет на рассмотрение
пленума поправки к проекту плана, предусматривающие
более высокие темпы повышения жизненного уровня на-
рода, то я как член Политбюро и Председатель ВЦСПС
резко выступлю на пленуме. И изложил ему еще и еще
раз конкретные предложения, за счет чего это можно
было бы сделать.
Примерно через час после этой беседы меня пригла-
сил к себе Брежнев. Он задал вопрос, которого я не ожи-
дал: «Какие у тебя отношения с Косыгиным?» Я ответил
ему: «Нормальные, но ведь вы хорошо знаете, что на за-
седаниях Политбюро мы не раз с ним по принципиаль-
ным вопросам остро спорили». А затем Брежнев спросил:
«Ты говорил ему, что собираешься выступать на плену-
ме?» Ответил, что говорил, и объяснил почему. Тогда он
стал меня настойчиво уговаривать не выступать на пле-
нуме. твердо обещал многое поправить при рассмотрении
годовых планов, Я, к сожалению, сдался, о чем до сих
пор очень сожалею.
В этой связи вспоминается почти детективная исто-
рия П. Елистратова, бывшего первого секретаря Мордов-
ского обкома КПСС. Накануне открытия одного из пле-
нумов ЦК он зашел ко мне и сказал: «Не могу больше
236
терпеть, буду выступать и критиковать Брежнева».
И стал рассказывать о тезисах своего выступления. Я ук-
лонился от обсуждения. Открылся пленум. Смотрю, Ели-
стратова в зале нет. Как потом он рассказал мне и не-
которым другим товарищам, вечером, после его визита
ко мне, Цвигун — заместитель председателя КГБ
СССР — пришел к нему в номер гостиницы «на правах
старого друга» и заказал ужин. Утром Елистратов оч-
нулся в больнице... Путь к выступлению на пленуме ему
был отрезан.
Однажды Брежнев в присутствии Суслова сказал
мне, что знает каждую фразу, произносимую мной в слу-
жебном кабинете, на квартире и даже на улице. И в под-
тверждение своих слов рассказал почти дословно о раз-
говоре с П. Елистратовым у меня в кабинете. Думаю, что
слушали не только меня, но и других товарищей, напри-
мер Семичастного, работавшего уже в то время замести-
телем председателя Всесоюзного общества «Знание».
В один из дней его вызвал секретарь ЦК КПСС И. В. Ка-
питонов и обвинил в том, что в его кабинете некоторые
люди плохо отзываются о нынешнем руководстве ЦК, а
он не дает отпора, и предупредил, что если он и впредь
будет так себя вести, то его строго накажут.
Остался в памяти и такой факт. Когда меня избрали
членом Президиума ЦК, я отказался от охраны. В кон-
це одного из заседаний Президиума Брежнев и Суслов
обрушились на меня: ты что, хочешь быть среди нас «бе-
лой вороной»? Я сказал, что, на мой взгляд, следует эко-
номить государственные деньги и потому охранять лишь
Генерального секретаря, Председателя Президиума Вер-
ховного Совета СССР и Председателя Совета Министров
СССР. Между тем, когда после заседания подошел к ма-
шине, в ней уже находилась охрана...
На одном из заседаний Политбюро сказал, что мне
стыдно стоять на Мавзолее и видеть, как несут мой порт-
рет, и внес предложение: впредь никаких портретов, кро-
ме портретов Маркса, Энгельса, Ленина, на демонстра-
ции не носить и на домах не вывешивать. Это опять выз-
вало бурю негодования у Суслова, которого активно под-
держал Брежнев.
По предложению Брежнева председателем КГБ
СССР был утвержден Ю. В. Андропов. Нельзя не ска-
зать, что в течение более чем 15 лет пребывания его в
этой должности сотни людей были незаслуженно репрес-
сированы, многие помещались в психбольницы, были
237
лишены советского гражданства, высланы за рубеж или
в ссылку внутри страны.
У меня были хорошие отношения с Андроповым, сло-
жившиеся еще со времени работы в комсомоле. Это был
умный человек, хороший организатор. Он пользовался
авторитетом у актива. Зная Андропова, думаю, что его
просто вынудили исполнять все требования Брежнева,
хотя, конечно, и от него лично зависело многое. Напри-
мер, он знал, да и не мог не знать по долгу службы о
темных делах, которые творились в МВД СССР, в Уз-
бекской ССР, Краснодарском крае и некоторых других
регионах страны, но мер не принимал вплоть до смерти
Брежнева. Нельзя, конечно, не учитывать и то обстоя-
тельство, что первыми заместителями у него были зем-
ляк и друг Брежнева — Цинев и сподвижник Генсека по
Молдавии — Цвигун.
При Брежневе в то время, когда я еще был членом
Политбюро, в повестки дня заседаний этого органа вклю-
чались десятки мелких, частных вопросов, но и они рас-
сматривались походя. Крупные, принципиальные пробле-
мы обсуждались крайне редко, а отдельные из них ре-
шались опросом. При мне почти не обсуждались идео-
логические, военные вопросы или, скажем, негативные
явления, происходящие в нашем обществе. Одной из пер-
вых акций Брежнева была ликвидация Комитета партий-
но-государственного контроля, так как он боялся этого
компетентного органа, то есть поступил так, как Сталин,
ликвидировавший в свое время ЦКК — РКИ.
Брежнев имел привычку сталкивать одного члена По-
литбюро с другим, иногда звонил, в частности, мне (а я
знаю — и некоторым другим товарищам) и говорил, что
вот, мол, завтра будем обсуждать такой-то вопрос, так
ты выступи и раскритикуй такого-то. Некоторые его по-
ступки просто необъяснимы. Когда умерла его мать, то
все руководство пошло на ее похороны. И это правиль-
но, по-человечески. А когда умерла жена Косыгина, то
он обзванивал членов руководства и говорил: мы тут по-
советовались и решили не участвовать в похоронах. Та-
кой звонок был и мне. Тем не менее я был у нее и в боль-
нице незадолго до ее смерти, и на похоронах.
Брежнев не отличался особым трудолюбием. Я не
раз в этом убеждался, и особенно в период работы с ним
по подготовке Отчетного доклада ЦК КПСС XXIII съез-
ду партии. Вот каким был тогда режим его рабочего дня:
подъем в 10 часов утра, завтрак в 11 часов, затем с 12 до
238
14 часов ему читали вслух подготовленные материалы.
При этом он обычно не высказывал никаких идей и пред-
ложений. Затем с 14 до 15 часов обед; до 17 часов он
спал, после этого выпивал стакан чаю и уезжал на охо-
ту, с которой возвращался в 21—22 часа, ужинал и до
часу, а иногда до двух ночи смотрел кинофильмы.
Любил он спорт, особенно футбол и хоккей. Художе-
ственной литературы, насколько я знаю, почти не читал.
С интеллигенцией не встречался. Изредка бывал в цир-
ке. В неоднократных беседах с ним я убедился в том, что
он не знал основополагающих произведений Ленина.
В последние годы его деятельности в стране резко
упала государственная, плановая, финансовая, трудовая
и технологическая дисциплина, стали в широких масшта-
бах процветать злоупотребление служебным положени-
ем, алкоголизм, наркомания, проституция, хищение го-
сударственных ценностей, обогащение многих партийных,
советских и хозяйственных работников за счет государ-
ства, приписки и очковтирательство, подкуп, спекуляция,
взятки.
Скрывалось от народа и партии истинное положение
дел в экономике. Брежневым создавалась видимость ак-
тивности и успехов. Его земляк и протеже, вполне зау-
рядный человек Н. А. Тихонов стал Председателем Сов-
мина СССР и дважды Героем Социалистического Труда.
Он рассылал сводки о положении дел в экономике, в ко-
торых были грифы: «Для печати» и «Совершенно секрет-
но», и только в последней сообщалось истинное положе-
ние дел. Процветали пустословие, консерватизмомытле-
ния, отсутствовали гласностБ^критика-^и самокритика.
РазбухрПгдттаты, рослЁГволокитаГбюрократизм. За все
это практически никто кответственности не привлекал-
ся .ТТаиборот, была^допущена полная^Гнфляиия государ-
ственных наград^орц^овждие далей, всякого рода зва-
н_ий^Марксово определение «герой без подвигов» цели-
ком и полностью может быть отнесено к самому Бреж-
неву. Ведь второго такого «героя» не знает тысячелетняя
история России.
У Брежнева была своя система подбора и расстанов-
ки кадров. Он вел активную кампанию по освобождению
от работы молодых, честных, преданных народу, способ-
ных работников. В то же время в состав ЦК КПСС и на
различные высокие должности подбирались зачастую его
земляки, приближенные и даже прямые родственники.
Больше того, создавались отдельные министерства «под
239
родственников». Скомпрометировали себя разного рода
недостойными делами выдвинутые Брежневым и Сусло-
вым ряд первых секретарей обкомов, крайкомов партии
и ЦК компартий союзных республик, а также работни-
ков центрального аппарата партии. Только один пример.
Брежнев выдвинул на должность управляющего делами
ЦК КПСС своего друга и земляка Г. С. Павлова, кото-
рый отбил у родного сына жену и женился на ней. Это-
му человеку, по предложению Брежнева, было присвоено
звание Героя Социалистического Труда и Государствен-
ная премия СССР...
НЕ ХВАТИЛО У НАС МУЖЕСТВА
И ПРИНЦИПИАЛЬНОСТИ
В апреле 1967 года в моей политической судьбе про-
изошел крутой поворот. В один из дней, когда я приехал
на очередное заседание Политбюро, меня неожиданно
позвал Брежнев. Зашел к нему в кабинет — там еще и
Суслов сиди г. Это не удивило: все последние годы Бреж-
нев со мной один на один никогда не разговаривал.
В этот раз, обращаясь ко мне, сказал: «Знаешь, надо
нам укрепить профсоюзы. Есть предложение освободить
тебя от обязанностей секретаря ЦК и направить на ра-
боту в ВЦСПС председателем. Как ты смотришь?» Я от-
ветил, что никогда себе работы не выбирал и ни от ка-
кой не отказывался. Хотя прекрасно понимал, что не об
«укреплении профсоюзов» заботился Генсек. Ему просто
нужно было увести меня от активной работы в ЦК.
Брежнев и Суслов (не проронивший, кстати, ни сло-
ва) поднялись, и мы перешли в другую комнату, где уже
собрались все члены Политбюро. Брежнев повторил все,
что сказал мне, заявил, что он и Суслов рекомендуют на-
править Шелепина в ВЦСПС и что он останется членом
Политбюро для повышения авторитета профсоюзов. Все
согласились. А уже через пару дней Суслов представил
меня пленуму ВЦСПС, где я и был избран.
Вскоре состоялся съезд профсоюзов, на котором я вы-
ступал с отчетным докладом. Перед съездом в беседе с
Брежневым и Сусловым предложил в докладе ВЦСПС
сказать о главном — о переориентации профсоюзов на
защитную функцию как первейшую их задачу. Это пред-
ложение ими было категорически отклонено.
Работая в ВЦСПС, я высказывал Брежневу ряд пред-
ложений, причем делал так, чтобы они исходили как бы
49
от него, а не от меня. В противном случае любые разум-
ные предложения были обречены. Но не помогала и эта
уловка. Вот лишь несколько вносившихся мною предло-
жений: о введении социального планирования отдельным
разделом в годовых и пятилетних планах; об отмене соц-
соревнования и принятия встречных планов и обяза-
тельств к праздникам, что вело к падению качества; об
увеличении отпуска женщинам в связи с рождением ре-
бенка; об увеличении отпуска всем рабочим; о выплате
100 процентов заработной платы по больничному листу
независимо от непрерывности стажа работы; об увеличе-
нии строительства жилья, и в частности из красного кир-
пича, и ряд других. Брежнев говорил, что это важно, но...
ничего не предпринимал. Вина ВЦСПС, и прежде всего
моя, что я не проявил должной настойчивости в реализа-
ции этих и многих других предложений.
Я видел явно неприязненное отношение ко мне и пол-
ное безразличие к профсоюзам и ВЦСПС. К тому же
еще западная пресса регулярно публиковала материалы,
в которых меня прочили в преемники Брежнева, что, ес-
тественно, раздражало его. Вообще настроение у меня
было отвратительное. В конце концов я подал заявление
с просьбой освободить меня от обязанностей члена По-
литбюро ЦК КПСС и Председателя ВЦСПС. Эта от-
ставка была принята. В информационном сообщении об
итогах Пленума ЦК, опубликованном в печати, так и бы-
ло сказано: освобожден «в связи с его просьбой». Иного
выхода я нс видел, а просто «отбывать» службу не мог.
Вскоре я был направлен на должность заместителя пред-
седателя Государственного комитета СССР по професси-
онально-техническому образованию.
Хочется хотя бы кратко сказать о М. А. Суслове —
втором человеке в партии. Это яркий тип угодливого чи-
новника, настоящий двуликий Янус. Он был одинаково
угоден Сталину и Маленкову, Хрущеву и Брежневу. Сус-
лов никогда не брал на себя ответственность за решение
того или иного вопроса, а, как правило, предлагал по-
ручить его рассмотреть комиссии. Будучи секретарем
Ростовского обкома, Ставропольского крайкома партии,
а затем и председателем Бюро ЦК КПСС по Литовской
ССР, он имел прямое отношение к массовым репрессиям.
Да иначе и не могло быть: тогда бы Сталин не выдвинул
его в руководство партией.
Суслов принимал самое активное участие в разработ-
ке фантастической Программы КПСС. Он был консерва-
241
тором и догматиком, оторванным от реальной жизни
страны. Никакого вклада в развитие теории марксизма-
ленинизма не внес. Именно по его вине советские люди
не увидели многие талантливые произведения литерату-
ры и искусства. Мне достоверно известно, что именно
он запретил демонстрировать на экранах кинофильмы
режиссеров Германа, Тарковского, Климова, издавать
роман Дудинцева «Не хлебом единым», Гроссмана —
«Жизнь и судьба» и другие. Это был образец человека,
формально относившегося к своим обязанностям. По не-
му можно было проверять самые точные в мире часы,
так как он приходил на работу в 8 часов 59 минут утра
и уходил с работы в 17 часов 59 минут.
Многочисленные провалы, допущенные в подборе и
расстановке кадров того времени,— это и его вина, так
как все годы при Брежневе он возглавлял Секретариат
ЦК КПСС. Суслов сам во многом способствовал разду-
ванию культа личности Брежнева. Но ради справедли-
вости надо сказать, что положил начало этому Н. В. Под-
горный, который по просьбе Брежнева, как потом с го-
речью рассказывал сам Подгорный, выступил на одном
из пленумов ЦК и призвал членов ЦК КПСС, средства
массовой информации поднимать авторитет Брежнева,
ссылаться на него. Вот и начали вскоре называть его «ве-
ликим борцом за мир», «великим ленинцем», «выдаю-
щимся теоретиком».
Незадолго до открытия XXV съезда КПСС состоялся
пленум, на котором из состава ЦК вывели бывших чле-
нов Политбюро Г. И. Воронова, П. Е. Шелеста и меня в
связи с тем, что мы, как сказал в сообщении по этому
вопросу Суслов, теперь не представляем те организации,
в которых работали в то время, когда нас избирали в со-
став ЦК. В информационном сообщении об итогах пле-
нума, опубликованном в печати, об этом не сообща-
лось. От партии это скрыли. И понятно почему, ибо это
было грубым нарушением внутрипартийной демократии.
На X съезде РКП (б) В. И. Ленин говорил: «Чтобы ЦК,
выбранный на съезде, имел право исключить из ЦК —
никогда никакая демократия, никакой централизм не
допустит... Это — крайняя мера, которая принимается
специально в сознании опасности обстановки... Это —
мера крайняя. Надеюсь, мы ее применять не будем».
Почти все бывшие члены Политбюро— Г. И. Воронов,
А. П. Кириленко, К. Т. Мазуров, Н. В. Подгорный,
Д. С. Полянский, П. Е. Шелест — участники октябрьско-
242
го (1964 г.) Пленума — были освобождены от обязанно-
стей членов Политбюро. Брежнев, видимо, руководство-
вался при этом принципом: «Мавр сделал свое дело,
мавр должен удалиться».
Восьмая пятилетка была самой успешной в результа-
те принятых в 1965 году реформ. Однако вскоре поло-
жение дел в социально-экономической области стало из
года в год ухудшаться, так как реформы не были доведе-
ны до конца, их стали игнорировать. К тому же нельзя
не учитывать и то обстоятельство, что во второй полови-
не 70-х и первой половине 80-х годов в руководстве пар-
тии и государства было много людей преклонного воз-
раста, которым были, мягко говоря, чужды новые идеи,
отвечающие требованиям научно-технического прогресса.
Брежнев не очень переживал за успех реформ, так
как их инициатором и разработчиком был не он, а
А. Н. Косыгин, который обладал огромным опытом и
знаниями. Алексей Николаевич был скромным, честным
и добросовестным работником, самым подготовленным и
знающим руководителем, и прежде всего в области эко-
номики и финансов. Брежнев поступил по отношению к
нему, прямо скажу, по-хамски. Если мне не изменяет па-
мять, то немедленно после принятия отставки А. Н. Ко-
сыгина с поста Председателя Совмина СССР его лиши-
ли машины, отключили телефоны. Но самое главное —
на сессии Верховного Совета СССР его даже не поблаго-
дарили за многолетнюю работу на благо Родины. Это
вызвало недоумение, в частности у москвичей, которые
его уважали, всегда демонстративно встречали более
тепло, чем Брежнева.
За годы пребывания Брежнева у власти было созда-
но огромное количество различного оружия, началось
размещение ракет средней дальности, была построена в
нарушение Договора ОСВ-1 Красноярская радиолокаци-
онная станция... Усиленная гонка вооружений привела к
обострению холодной войны, что очень дорого обошлось
нашему народу, жизненный уровень которого по-прежне-
му оставался крайне низким.
Одной из трагических ошибок был ввод наших войск
в Афганистан. СССР оказался втянутым в изнуритель-
ную и затяжную войну, которая стоила жизни более чем
14 тысячам наших солдат и офицеров и здоровья 35 ты-
сячам искалеченных. Это стало всенародной болью. Глав-
ная вина за это лежит на Брежневе, Андропове, Громы-
ко, Устинове — членах Политбюро.
243
Хочу сказать об одном эпизоде. Однажды, когда я от-
дыхал в Литве, мне позвонил заведующий международ-
ным отделом ВЦСПС Б. А. Аверьянов и сообщил, что в
Москву прилетел председатель профцентра Австралии
Боб Хоук (ныне он премьер-министр этой страны) и на-
стаивает на встрече со мной, готов в любое время при-
лететь в Литву. Я согласился. На другой день он вместе
с Аверьяновым прилетел. В ходе переговоров Хоук сооб-
щил следующее: он только что вернулся из Израиля, где
встречался с главой правительства Голдой Меир, с кото-
рой у него давно сложились дружеские отношения. Она
сказала ему, что если СССР выступит гарантом на
Ближнем Востоке, то в этом случае можно ближневос-
точную проблему урегулировать. Я немедленно послал
об этом телеграмму Брежневу и просил его срочно меня
информировать о возможной реакции Центра на это за-
явление премьер-министра Израиля. Однако никакого
ответа на это мое обращение не последовало. Сам я, ес-
тественно, хотя и был членом Политбюро ЦК, самостоя-
тельно дать ответ по такой важной проблеме не мог.
А бог его знает, может, и могло что-то в то время полу-
читься, если верить ее заявлению...
У Брежнева не было полета мысли и воображения,
без чего трудно творить большие государственные дела.
Для Генсека, на мой взгляд, безусловно, требуются и ум,
и широкое образование, и воспитание, и сильная воля, и
характер, и благородство чувств и помыслов. Брежнев;
же, как выяснилось (к сожалению, позже), не обладал
этими и другими качествами. Он по натуре был трусли-
вым человеком. Даже тяжело заболев, не нашел в себе
мужества уйти в отставку.
Серьезные последствия застойного периода преодоле-
ваются ныне болезненно, усилиями всех трудящихся, и
работа по перестройке еще предстоит нелегкая.
Было бы, конечно, неправильным валить все наши бе-
ды на одного Брежнева или вычеркивать его из истории
КПСС. К сожалению, все, в том числе и я, виноваты в
том, что избрали его на пост Первого секретаря ЦК
КПСС. У всех нас не хватило мужества и принципиаль-
ности сказать вовремя Брежневу: нет, дальше так рабо-
тать нельзя, надо уходить в отставку! История, как всег-
да, жестко и поучительно распорядилась событиями. Она
поступила с нами как учитель суровый и нелицеприят-
ный...
Труд. 1991. 14, 15, 19 марта
Шлюзы ИЛИ КИНГСТОНЫ1
экономика, политика,
идеология
Николай Байбаков
БЕЗ ГЛУБОКОГО АНАЛИЗА
И ВЗВЕШЕННОГО ПОДХОДА
Как известно, октябрьский Пленум ЦК (1964 г.)
сместил Н. С. Хрущева со всех партийных и государст-
венных постов. Все участники пленума вздохнули сво-
бодно, когда во главе партии стал Л. И. Брежнев. При-
ветливость и доброжелательное отношение Леонида
Ильича были всем хорошо известны. Красивое, с густы-
ми бровями лицо казалось значительным и спокойным.
За столом президиума оно выражало какую-то важную
думу и обещало всем участникам пленума спокойную и
обеспеченную жизнь.
Придя к политическому руководству, Брежнев при-
ступил к организации экономики на старый лад. Вскоре
были упразднены совнархозы и вновь были образованы
прежние отраслевые министерства. Они теперь снова
несли главную ответственность за ту или иную отрасль.
Но принять важное решение без согласования с соответ-
ствующим отраслевым отделом ЦК не могли. А из-за
этого возникали трудности, заминки, столкновения в
проведении экономической реформы.
Косыгин неоднократно выступал за ликвидацию от-
раслевых отделов ЦК, но Брежнев и его окружение лик-
видировать не захотели. Сусловская «команда», которая
в прошлом восхваляла Хрущева, теперь стала превоз-
носить до небес Леонида Ильича.
Мне нередко задают вопросы: каковы у меня были
взаимоотношения с Брежневым в период моей работы во
главе Госплана СССР и какова была его роль в разви-
тии экономики страны, когда он был Первым, а затем
Генеральным секретарем ЦК КПСС, то есть в период
1964—1982 годов? Мне представляется, что деятель-
ность его можно разделить на два периода, условно го-
воря, активный и пассивный.
Сначала он взялся за дело и при недостатке соб-
ственного опыта и глубоких знаний в области эконо-
мики считался со специалистами, прислушивался к уче-
ным.
247
Тогда мне приходилось встречаться с ним, а также
быть на заседаниях Политбюро и на разного рода сове-
щаниях, проводимых им. Должен сказать, что он пы-
тался познать экономику страны и принимал активное
участие в рассмотрении проектов годовых и пятилетних
планов развития народного хозяйства, уделял большое
внимание сельскому хозяйству и неоднократно обсуждал
этот вопрос на пленумах ЦК КПСС. Вот один из эпизо-
дов нашей совместной работы. Это было летом 1972 го-
да. Страшная засуха поразила многие районы, горели
леса, в Москве стоял запах гари. Брежнев пригласил
Косыгина и меня к себе на дачу в охотничье хозяйство в
Завидово для рассмотрения проекта народнохозяйствен-
ного плана на следующий год. Обсуждение этого вопро-
са заняло у нас два дня с ночевкой на даче. Правда, и
в то время у Леонида Ильича не хватало терпения при
рассмотрении тех или иных вопросов и поэтому им порой
принимались непродуманные решения. Не любил он и
слушать, когда в докладе содержалось большое количе-
ство цифр. И в тот раз он остановил меня во время моего
доклада и сказал:
— Николай, ну тебя к черту. Ты забил нам голову
своими цифрами, и я уже ничего не соображаю. Давай
сделаем перерыв и поедем охотиться.
Мы с Брежневым сели в лодки с егерями и поплыли
охотиться на уток. Косыгин углубился в лес, сказал, что
пойдет на лося, но вернулся ни с чем. Во время обеда
рассказали друг другу о том, сколько каждый из нас
подбил уток. Наибольшие трофеи были у Брежнева, как
у старого опытного охотника.
После обеда мы продолжали работу над планом и
закончили ее на следующий день.
Через несколько дней на заседании Политбюро
Брежнев заявил, что «два дня слушал Байбакова, а те-
перь спать не может», но представленный нами проект
народнохозяйственного плана поддержал.
Вспоминая прошлое, скажу, что между Брежневым
и Косыгиным отношения были сложные. Косыгин вел
замкнутый образ жизни, много читал, работал. О нем
можно было сказать, что «человек в деле».
А. Н. Косыгин реальнее других представлял истинное
положение дел и был поглощен поиском доходов, спо-
собных пополнить бюджет. Зная, что, помимо расходов
на военные нужды, нам приходится помогать левым и
коммунистическим партиям и разным странам в ходе
248
противоборства с Западом, он предлагал быстрее раз-
вивать добычу алмазов в Якутии и ускорить ввод в дей-
ствие нефтегазового комплекса Тюменской области.
И был противником проекта переброски северных рек
па юг Европейской части страны. Очень осторожно под-
ходил к строительству атомных станций. В вопросах
планирования и решения государственных задач мы с
ним придерживались одинаковых позиций, и чувствова-
лось, что Алексей Николаевич относился ко мне довери-
тельно, хотя в душе считал меня «брежневцем». Однако
я очень редко бывал у Брежнева без Косыгина. Может
быть, поэтому, когда мы входили в кремлевский кабинет,
Леонид Ильич критически глядел мне в лицо, считая ме-
ня «косыгинцем».
Мне же нравились трезвомыслие и осмотрительность,
с какими Косыгин подходил к решению народнохозяй-
ственных задач, острота и твердость мыслей, высказан-
ных на заседании Политбюро. Может быть, поэтому
Брежнев относился к нему настороженно. Самодоволь-
ный и амбициозный, он не мог не чувствовать своей
некомпетентности в области экономики, не мог не за-
мечать дельных предложений главы правительства
и к авторитету его не мог не испытывать зависти.
Чувство внутренней неуверенности он гасил доброже-
лательностью, говорил просто и душевно о делах не
столь докучливых, какими являются экономические
проблемы.
Отношения со сторонниками и приверженцами у
него были фамильярными, доходящими до панибратства.
Это нравилось «брежневцам», и они угодливо улыбались
ему, поглядывая в рот. Занимая высокое положение в
партии и государстве, они всячески превозносили «доро-
гого Леонида Ильича», пели дифирамбы семидесятилет-
нему Генеральному секретарю, льстя, говорили, что его
возраст — возраст расцвета политиков. Создавался но-
вый культ Брежнева, у которого с возрастом угасал ди-
намизм движения, порождая социальную апатию у лю-
дей, окружавших его.
Видя, как Брежнев болезненно реагирует на крити-
ческие замечания Косыгина, они не затрудняли себя об-
суждением проблем. Едва Брежнев с трудом дочитывал
текст своего выступления, который подготовил ему ап-
парат, следовал вопрос:
— Товарищи, какие будут замечания? Предложе-
ния?
На что со всех сторон следовали ответы:
— Нет, Леонид Ильич, давайте принимать, соглас-
ны с этим.
Так нередко без глубокого анализа и взвешенного
подхода к принятию решений обсуждались крупномас-
штабные мероприятия.
Вспоминаю, как после подобных обсуждений Косы-
гина всего трясло от возмущения. Но один, без поддерж-
ки Политбюро, он ничего не мог сделать. Не раз Алек-
сей Николаевич приходил с заседания Политбюро вне
себя, что так непродуманно, поспешно решился тот или
иной вопрос.
По мерс того как участие Брежнева в рассмотрении
планов снижалось, обострялись и взаимоотношения ме-
жду ним и Косыгиным. Внешне это никак не проявля-
лось, по по существу раздор был. Потом как-то посте-
пенно Брежнев отошел от активной деятельности, полно-
стью доверился помощникам, аппарату ЦК.
К сожалению, у нас, членов ЦК, в тот период недо-
ставало мужества прямо сказать о необходимости избра-
ния нового руководителя партии. Когда-то полновласт-
ная роль Политбюро в экономической политике страны
при Брежневе стала из года в год ослабевать. Многочис-
ленные решения и постановления ЦК и Совмина СССР
в большинстве своем не выполнялись. Такое положение
было обусловлено тем, что в самых высших эшелонах
руководства при принятии решений были сужены демо-
кратические принципы обсуждения, без которых важней-
шие партийные и правительственные акты теряли свою
эффективность. Следовательно, и практическая реализа-
ция неотложных мер по устранению недостатков в раз-
витии народного хозяйства значительно отставала. Воз-
никало много нерешенных вопросов вследствие халатно-
сти, нераспорядительности. По всем отраслям было
видно, как шло ослабление дисциплины сверху донизу,
ослабление контроля за выполнением принимаемых ре-
шений.
В середине 70-х годов, учитывая проблемы, возник-
шие в развитии народного хозяйства, Госплан подгото-
вил и направил за моей подписью в.аппарат ЦК доклад,
в котором очень подробно и откровенно доложил об эко-
номическом положении страны и задачах десятой пяти-
летки. Интересна и весьма показательна судьба этого
документа. В ЦК КПСС мой доклад не был дан руко-
водству, а был прочитан только несколькими работни-
250
ками аппарата. В Совмине доклад сначала был размно-
жен и представлен заместителям Председателя Совета
Министров СССР, а затем, буквально па следующий
день, экземпляры были у них изъяты и уничтожены. Где-
то в архиве этот доклад еще лежит, он не потерял сво-
его значения и сейчас. Можно смело сказать, что крити-
ческий анализ Госпланом СССР развития народного хо-
зяйства в целом был верный.
Конечно, не хватило у Брежнева ни сил, ни полити-
ческих и экономических знаний, чтобы твердо проводить
правильную линию. Этим пользовались, и на практике
допускался неконтролируемый и незаконный рост мате-
риальных доходов отдельных групп и лиц, участились
нарушения социалистического принципа распределения
по труду. Интересы развития страны приносились в
жертву частным сиюминутным интересам. В угоду ведом-
ственным амбициям через Политбюро «протаскивались»
крупные государственные мероприятия, которые требо-
вали тщательного анализа и взвешенного подхода.
Анализируя прошлое, могу сказать одно: жизнь была
сложна. Были и у нас, плановиков, ошибки. Да, уступали
и мы давлению сверху. Были и сомнения, и муки сове-
сти, и бессонные ночи. Но главным для меня было — за-
ставить работать наше народное хозяйство более эффек-
тивно, чтобы не снижались темпы роста экономики стра-
ны. Выходили мы на Политбюро с предложениями, и не-
редко наше мнение не совпадало с мнением большин-
ства членов Политбюро.
Близкое окружение Генерального секретаря обвиняло
меня в том, что я все время рисую такую мрачную кар-
тину в нашей экономике, отчего Леонид Ильич не мо-
жет спокойно спать. Это они внушали Брежневу, что я
«косыгинец», что мы опять на Политбюро с Косыгиным
вышли с единой точкой зрения. А Косыгину давали по-
нять, что «Байбаков — брежневец».
Да, все это было. Когда я слышу, что время Брежне-
ва, особенно с середины 70-х годов, характеризуется та-
кими явлениями, как консерватизм, тенденциями плыть
по течению, не решать до конца назревшие проблемы, со-
провождавшиеся самолюбованием и самообольщением,—
я не могу с этим не согласиться. Но слова о застое и
застойных явлениях вызывают в моей душе протест. За-
стой? Я этого слова не воспринимаю. Замедление тем-
пов развития — да. Торможение — может быть, но не за-
стой..,
251
Владимир Кузнечевский
«СВЯЩЕННАЯ КОРОВА»
ВОЕННО-ПРОМЫШЛЕННОГО КОМПЛЕКСА
В 1989 году два шведских исследователя Кристиан
Тернер и Стефан Хедлунд в опубликованной ими в Ве-
ликобритании книжке «Идеология и рациональность
в советской модели: наследство для Горбачева» обо-
значили «эру Брежнева» как процесс возрастания «до-
потопности и ритуальности». «Как известно,— пишут
они,— брежневская эра могла бы быть охарактери-
зована экономической стагнацией и усилением летар-
гии как в экономическом, так и в политическом руко-
водстве».
Если принять эту типичную для западных советоло-
гов оценку как итог деятельности Брежнева на посту
высшего партийного руководителя советского общества и
главы государства, то так оно и есть. Но если рассмат-
ривать весь период его деятельности на этих постах в
динамике, то дело обстоит не так просто.
К тому моменту, когда Л. И. Брежнев стал Первым
секретарем ЦК КПСС, экономический организм первой
в мире страны социализма был уже в значительной сте-
пени подорван некомпетентностью руководства, управ-
ленческими ошибками стратегического характера, непо-
мерным бременем колоссальных военных расходов. На-
родное хозяйство страны втягивалось в глубокий кризис,
выхода из которого на прежних путях развития общества
уже не просматривалось. Устойчивое падение темпов ро-
ста экономики предвещало цепь отраслевых кризисов и
распад системы управления. К 1965 году обнаружилась
тенденция замедления темпов роста производства и про-
изводительности труда, снижение эффективности исполь-
зования производственных фондов и капитальных вло-
жений. Но самое тревожное заключалось в том, что пос-
ле короткого подъема после смерти Сталина к 1965 году
обозначилось резкое снижение в темпах роста жизнен-
ного уровня населения. Это было заметно в особенности
в сфере производства продовольствия. По всем важней-
шим показателям в 1961 —1965 годах по сравнению с
1956—1960 годами темпы снизились в 2 и более раза (по
мясу, например), по молоку в 3,5 раза, производству
зерна — в 4,5 раза, а по картофелю, этому второму хле-
бу славянских республик, даже в абсолютном исчисле-
252
Нии доля снижения производства составила 1,6 процента
(с 88,3 млн т в 1956 г. до 81,5 млн т в 1965 г.).
Судя по его первым шагам, Брежнев хорошо пони-
мал, что экономика должна удовлетворять требованиям
не только обороны страны, но и обеспечивать население
питанием, одеждой, возможностями по-человечески про-
водить отдых и т. д. Поэтому уже на своем первом пар-
тийном съезде (XXIII) он наметил ряд глубоко проду-
манных мер по совершенствованию методов управления
народным хозяйством. Нам нужны не частные поправки,
сказал Брежнев в Отчетном докладе съезду, а «выра-
ботка системы мер, которые обеспечили бы... полное ра-
скрытие преимуществ нашего строя». Суть этого «нового
подхода к руководству экономикой» заключается в том,
чтобы «усилить роль экономических методов и стимулов
в управлении народным хозяйством». Здесь же стави-
лась задача сближения темпов роста производства
средств производства (группа «А») и производства пред-
метов потребления (группа «Б»). Сближение на пяти-
летку 1965—1970 годов предполагалось относительно не-
большое, всего на 3—6 пунктов, но по сравнению с пре-
дыдущей пятилеткой (там разрыв в пользу группы «А»
составлял 22 процента) это был настоящий прорыв, со-
вершенный впервые после Бухарина и Рыкова.
Осуществить этот прорыв предполагалось за счет
«ускорения научно-технического прогресса».
Одновременно намечалось повысить за пятилетку
1966—1970 годов производство сельхозпродукции на
25 процентов и реальные доходы на душу населения на
30 процентов.
Складывается, однако, впечатление, что до того, как
стать первым руководителем страны, Брежнев имел не-
сколько искаженную общую экономическую картину со-
ветского общества. Попросту говоря, не представлял
себе, до какой степени бедны возможности экономики в
деле удовлетворения нормальных человеческих потреб-
ностей населения. До этого, будучи секретарем ЦК КПСС
по обороне и космическим исследованиям, а потом на-
ходясь на посту Председателя Президиума Верховного
Совета СССР, он, видимо, исходил из того, что, в общем,
уровень военно-промышленного комплекса близко отра-
жает состояние всего народного хозяйства. Поэтому п
выдвинул на XXIII съезде КПСС идею о том, что уско-
ренное развитие НТП, всего машиностроительного комп-
лекса при активизации экономических стимулов в управ-
253
лении позволит остановить падение темпов роста эконо-
мики и даже двинуться вперед. Поэтому он одобрительно
отнесся к экономической реформе 1965 года, которая
предлагала отойти от «вала» как главного показателя
развития экономики и перейти к прибыли как основному
показателю эффективности. Рассказывают, что публика-
ция статьи Е. Либермана в «Правде» в сентябре 1962 го-
да, лейтмотивом которой была мысль: прибыльное для
общества должно быть прибыльно для каждого пред-
приятия, была одобрена лично Брежневым. На XXIII и
XXIV съездах партии им был выдвинут целый ряд новых
многообещающих идей по выводу экономики страны из
начинающего все настойчивее проявляться кризиса.
Но эти же годы показали и всю противоречивость его
натуры, в которой органически сочеталось понимание сути
стоящих перед страной проблем, умение найти правиль-
ные акценты в решении этих задач и, одновременно с
этим, неспособность преодолеть в самом себе черты вер-
ного воспитанника сталинского партаппарата. Этому по-
следнему в значительной степени способствовала и сло-
жившаяся к тому времени структура народного хозяй-
ства.
Ретроспективно оценивая итог тех лет, современный
аналитик 10. В. Яременко, директор Института прогно-
зирования экономики и научно-технического прогресса
АН СССР, пишет: «Что было главным для всей си-
стемы? Непомерное внеэкономическое давление на нее
оборонного комплекса. Причем так: в нем — техноло-
гическое ядро всей системы. И в нем же — в ущерб
остальной экономике — внеочередное, «красной строкой»,
материально-техническое снабжение. Вся же остальная
экономика — вся! — жила, считайте, на остаточном прин-
ципе. Так, обычное машиностроение — это уже иной, бо-
лее низкий технологический уровень, чем в «оборонке».
Еще ниже уровень технологий и хуже обеспечение в от-
раслях, призванных работать непосредственно на челове-
ка: в легкой, пищевой».
В годы перестройки стало модным бросать все кам-
ни, лежащие на ее пути, в огород Брежнева. Это делают
даже те, кто был достаточно близок к Брежневу.
Г. А. Арбатов в опубликованных в конце 1990 года ме-
муарах пишет, что «становление и укрепление весьма
влиятельного военно-промышленного комплекса, конт-
роль над которым, по существу, был утрачен», произо-
шло в 70-е годы.
254
Думаю, что в лучшем случае это заблуждение. ВПК
в СССР начал свое формирование задолго до 70-х годов,
практически сразу же после того, как сталинское руко-
водство покончило с нэпом.
О каком становлении и развитии ВПК во второй по-
ловине 70-х годов может идти в таком случае речь? Он
всегда занимал ведущее место в нашей экономике. Воп-
рос в другом: как к этому явлению относился Брежнев?
И вот здесь есть основания говорить, что сначала
Брежнев явно стремился к тому, чтобы ВПК служил не
только обороне от внешнего врага, по и людям. Будучи,
однако, сам плоть от плоти этого комплекса, дальше вы-
сказанных устремлений он не пошел. Более того, он
даже продолжил линию прежних руководителей КПСС
по камуфлированию истинного положения ВПК в эконо-
мике страны. Провозглашенные желания здесь радикаль-
но разошлись с действительностью. Точно так же дейст-
вовали и его соратники. А. Н. Косыгин, анализируя на
XXIV съезде КПСС первую «брежневско-косыгинскую»
пятилетку (1966—1970 гг.), объявил, что если весь на-
циональный доход страны за пять лет составил 1 трил-
лион 166 млрд рублей, то на оборону было израсходо-
вано 80 млрд — ровно столько, сколько было употребле-
но на пенсии и стипендии студентам — тоже 80 млрд руб-
лей.
При всех прогрессивных идеях, сформулированных
им в самом начале своего руководства, уже на
XXIII съезде партии Брежнев был вынужден все же от-
кровенно предупредить партию и народ, что экономика
страны оказалась в сложной ситуации и потому «в наших
планах на будущее не должно быть нереальных поло-
жений». Он, правда, был менее откровенен в анализе
причин этого. «На темпах экономического роста,— заме-
тил он буквально мимоходом,— отразились недостатки в
управлении и планировании, недооценка хозрасчетных
методов хозяйствования, неполное использование мате-
риальных и моральных стимулов».
Более откровенен был Косыгин, который в своем до-
кладе на съезде прямо сказал, что «замедление роста
реальных доходов населения» вызвано тем, что руковод-
ство страны «вынуждено было пойти на увеличение рас-
ходов на оборону», объяснив этот шаг возросшей агрес-
сивностью США.
Таким образом, военно-промышленный комплекс не
только не был затронут, но было достаточно ясно дано
255
понять, что новый Первый секретарь ЦК не собирается
ломать тенденцию наращивания военной мощи страны и
потому темпы роста промышленности будут по-прежне-
му вдвое опережать таковые сельхозпродукции.
И тем не менее экономика выказывала кризисные
симптомы в своем развитии (Брежнев назвал это на
съезде буржуазными вымыслами, но все же назвал).
Нужны были какие-то меры по преодолению.
Вопреки всем своим прогрессивным мыслям о возра-
стании роли экономических методов управления, Бреж-
нев на деле пошел на то, чтобы стянуть эту рассыхаю-
щуюся бочку новыми обручами централизованного уп-
равления. Уже с 1965 года началось дополнительное стя-
гивание нитей управления экономикой страны в Москву.
Брежневское руководство разделило народное хозяйство
на более узкие отрасли и создало целый ряд новых ми-
нистерств и ведомств. На XXIII съезде Брежнев объявил
об этом как о большом достижении и назвал «новой си-
стемой управления промышленностью». Фактически же
централизованная бюрократическая система управления
из Центра с первых же шагов брежневской эры получи-
ла своего рода кислородное дутье и стала резко наращи-
вать свою мощь. Как мы теперь уже знаем, эта искусст-
венная попытка нарастить мускулы на изношенный ске-
лет привела к непосильным нагрузкам на этот скелет и
в конечном итоге — к окончательному подрыву его не-
сущих способностей.
К сожалению, практическая линия, принятая на
XXIII съезде, нашла свое продолжение и на XXIV. И че-
рез пять лет главным рычагом преодоления возникаю-
щих в экономике трудностей Брежнев считал «повыше-
ние роли... Госплана и других общегосударственных ор-
ганов... повышение роли и расширение самостоятельно-
сти министерств и ведомств». Положение же «об усиле-
нии экономических стимулов» в управлении уже выгля-
дело не более чем фразами.
Несмотря на то что большая часть экономики про-
должала работать не на потребителя, Брежнев по-преж-
нему подчеркивал важность первостепенного развития
тяжелой индустрии, так как без нее «нельзя поддержи-
вать на должном уровне обороноспособность».
И все же обстоятельства, видимо, оказывали влияние
на Брежнева. Давление военно-промышленного комплек-
са на все народное хозяйство, на всю экономику в смыс-
ле забирания в свою сферу средств и ресурсов из общего
256
котла всегда было очень большим, а в условиях нара-
стающего, начиная с 70-х годов, кризиса общественно-
экономической системы оно все более становилось не-
подъемным, в психологическом же плане — просто не-
выносимым. Экономика изнемогала под этим прессом и
требовала структурного перераспределения.
Брежнев ощущал это давление складывающейся об-
становки и вынужден был реагировать. Ио реагировал
он стойко с позиций сохранения status quo. На
XXIV съезде КПСС в Отчетном докладе он сказал: «...о
ресурсах, которые мы должны мобилизовать для реше-
ния стоящих задач. Откуда могут быть взяты эти ресур-
сы, и в частности средства для ускоренного развития
отраслей, на которые делается упор? Кое-что можно по-
лучить за счет перераспределения из одних отраслей в
другие, но такой источник, естественно, является огра-
ниченным... Имеют свои пределы и темпы роста капи-
тальных вложений. Следовательно, главное, на что мы
должны рассчитывать,— это повышение эффективности
производства». Брошенное Брежневым почти вскользь
замечание, что темпы роста капиталовложений имеют
свои пределы, находит расшифровку в докладе А. Н. Ко-
сыгина на XXIII съезде, который в 1971 году, как в
1966-м, обронил как бы невзначай фразу о том, что «эко-
номическое развитие страны в период восьмой пятилетки
протекало в условиях обострившейся международной об-
становки. Это вызвало необходимость проведения допол-
нительных мер оборонного характера, которые потребо-
вали некоторого отвлечения средств и сил».
Сейчас, в 90-е годы, ретроспективно оглядывая со-
стояние народного хозяйства страны в 60—70-е годы, по-
нимаешь, что все основные параметры глубочайшего
кризиса нашей экономики проявили себя уже к началу
«эпохи» Брежнева. И руководство КПСС уже тогда не
только видело всю глубину кризиса, но и правильно под-
мечало всю его, так сказать, технологию развития. Уже
на XXIV партийном съезде в Отчетном докладе ЦК
Брежнев отмечал тенденции, которые получили полное
развитие лишь в годы перестройки, когда руководство
КПСС ослабило политико-административный контроль
над экономикой и тенденции, до того находившиеся под
прессом, втуне, получили возможность беспрепятственно
развиваться. Критикуя хозяйственных руководителей,
Брежнев указал на то, что некоторые хозяйственные
руководители «сокращают или вообще прекращают
9 Л. И. Брежнев 257
выпуск нужных вещей, под видом замены устаревших то-
варов новыми снимают с производства недорогую, но
повседневно необходимую для населения продукцию».
Это были глубокие наблюдения, но дальше конста-
тации дело не пошло. Да и вообще все это было только
вначале. После XXIV съезда Брежнев уже не хотел даже
и отмечать черты надвигающейся катастрофы. В 1976 го-
ду на XXV съезде КПСС он предпочел говорить иное:
«...девятая пятилетка не имеет себе равных. (Аплодис-
менты.)», «к экономическому потенциалу, на создание
которого ушло почти полвека, мы смогли добавить рав-
ный ему всего за десять лет. (Аплодисменты.)» и т. д.
Зато мог быть более чем доволен военно-промышлен-
ный комплекс. Отбросив теперь уже всякие оговорки,
Генеральный секретарь прямо заявил, что «стержень
экономической стратегии партии, пронизывающий и де-
сятую пятилетку и долгосрочную перспективу,— даль-
нейшее наращивание экономической мощи страны... обес-
печение устойчивого сбалансированного роста тяжелой
промышленности — фундамента экономики».
На практике это означало, что высшее руководство
партии закрывало глаза на нарастающий кризис эконо-
мики, выражающийся, в частности, н в нарастающих
структурных диспропорциях народного хозяйства. Руко-
водство партии теперь уже откровенно подчиняло все
развитие народного хозяйства лишь увеличению доли на-
копления, то есть, по существу, делало обыденностью
присущие военному времени методы в структуре распре-
деления использованного национального дохода.
На XXV съезде КПСС уже и Косыгин не набрался
храбрости объяснять трудности экономического разви-
тия страны субъективной волей правящего звена. А все
недостатки прошедшей пятилетки объяснил тем, что
не дают должной «отдачи некоторые научные учрежде-
ния».
Экономика страны неуклонно двигалась к коллапсу,
который разразился уже после смерти Брежнева.
XXVI съезд КПСС, состоявшийся в феврале 1981 го-
да, проходил в условиях, когда любой, более или менее
приближенный к действительности анализ рисовал столь
страшную картину, что надо было либо открыть народу
и себе всю правду и тогда приступать к радикальному
изменению экономической системы в стране, либо же
зажмуриться и сказать, что все обстоит не так уж и
плохо. Брежнев и его окружение предпочли второе.
258
Поэтому па съезде Генеральный секретарь призвал лишь
«повысить требовательность, научиться эффективнее ра-
ботать, эффективнее хозяйствовать», понять «простую ис-
тину», что «экономика должна быть экономной». Факти-
чески это была расписка в бессилии овладеть ситуа-
цией.
Эпоха Брежнева пришлась па время, когда промыш-
ленно развитые страны Запада втягивались в информа-
ционную революцию. Брежнев же и его окружение, идя
навстречу стремлениям ВПК, тиражируя выпуск «дви-
жущихся мишеней», танков и прочей подобной техники,
«просмотрели» информационную революцию и тем за-
стопорили развитие экономики СССР, фактически от-
бросив страну назад, так как стояние на месте, когда
другие уходят вперед,— это и есть отставание от всех.
И все же как политический деятель Брежнев очень
мало похож на того беззлобного, очень любящего награ-
ды, сентиментального, страдающего провалами памяти
дедушку, какого мы видели па экранах своих телевизо-
ров в 1979—1982 годах. Так же мало похож он и на од-
нолинейного, одномерного героя так называемого «за-
стойного времени», каким его в первые годы перестрой-
ки чаще всего изображала центральная пресса. Беспри-
страстный и внимательный анализ того, как понимал он
свалившуюся на него в октябре 1964 года действитель-
ность советского общественного развития, показывает,
что в лучшие свои годы это был сложный, способный на
тонкий и глубокий анализ политический лидер, который
многое, очень многое понимал адекватно обстоятель-
ствам.
В первые годы перестройки М. С. Горбачев, отделен-
ный от эпохи Брежнева временем Ю. В. Андропова и
К. У. Черненко, свои идеи и разработки взял из арсенала
60-х годов. Перечисляю в хронологической последова-
тельности: попытка опереться на научно-технический
прогресс как на палочку-выручалочку, с помощью кото-
рой можно вытащить из ямы всю экономику; попытка
бросить все свободные средства в машиностроительные
отрасли, обновив которые, в короткий срок можно было
бы модернизировать все остальные отрасли народного
хозяйства; выдвижение на передний план проблемы «ус-
корения» (не буду расшифровывать) и, наконец, пони-
мание того, что от волевых методов управления экономи-
кой следует все более решительно переходить к экономи-
ческим,— все эти вопросы ставились Брежневым начиная
259
с 1965 года. Поднял он и проблему экологии, до реше-
ния которой руки не доходят и сейчас. Еще в 1976 году
он предупредил, что «по мере развития народного хозяй-
ства, роста городов и промышленных центров все боль-
ше средств будет требовать сохранение окружающей
среды...».
' Я не хочу сказать, что тезис «ускорения», выдвигае-
мый Брежневым, был правильным. Вероятнее всего, осу-
ществление этого тезиса и в брежневскую эпоху привело
бы к усугублению узких мест в экономике и стимулиро-
вало бы непроизводительные капиталовложения, что, не-
сомненно, поставило бы экономику страны на грань ка-
тастрофы (может быть, Брежнев интуитивно чувствовал
это и потому не шел дальше выдвигания тезиса?). Я хо-
чу лишь сказать, что Брежнев искал выходы из надви-
гающегося кризиса экономики. И несмотря на все слож-
ности времени, в котором он жил, он чувствовал, что
«что-то не так происходит в королевстве Датском», и
всякий раз с поразительной точностью указывал на са-
мую суть этого «не так».
Однако Брежнев был фигурой весьма противоречи-
вой. Понимая, что западные эксперты уже к середине
60-х годов совершенно обоснованно определили состоя-
ние советской экономики как кризисное, правильно ведя
поиск решения проблем и инструментов осуществления
этих решений, Брежнев не только не мог провести в
жизнь выдвинутые им положения, он не мог даже дове-
сти их до логической завершенности. Не потому, что ему
мешало это сделать окружение (хотя конечно же меша-
ло). А потому, что сам он был плотью от плоти воспи-
тавшей его системы, сам был не просто сторонником, но
активным строителем военно-промышленного комплекса.
Эта противоречивость сказывалась буквально во
всей его деятельности. Вот, например, на XXV съез-
де КПСС Брежнев говорит, что всякая «управлен-
ческая и прежде всего плановая деятельность должна
быть нацелена на конечные народнохозяйственные ре-
зультаты» и промежуточные звенья должны обеспечивать
конечный результат. И приводит пример: «Например,
ради удовлетворения спроса на красивую и добротную
одежду государство идет на большие затраты, наращи-
вая производство хлопка, шерсти, синтетического волок-
на». Казалось бы, все сказано верно и возразить нечего.
И все же здесь есть нюанс, и весьма важный. Во-пер-
вых, Брежнев в 1976 году уже знал о в лучшем случае
260
неоднозначной реакции в Узбекистане на расширение
посевов хлопка и хотел утвердить курс на это расшире-
ние, заручившись поддержкой партийного съезда. А во-
вторых, сказав, что расширение посевов хлопка нужно
для удовлетворения спроса населения па красивую и
добротную одежду, он умолчал, что львиная доля хлоп-
ка идет не в группу «Б», а в группу «А», в тяжпром, в
Б ПК, так как используется он в основном для произ-
водства высоких сортов пороха.
Судя по всему, сосуществование в Брежневе одно-
временно этих двух противоречивых сущностей не про-
ходило для него бесследно. И как знать, сравнительно
рано (в 68 лет) начавшаяся болезнь не стала ли ре-
зультатом той «сшибки», которую столь ярко и вырази-
тельно описал А. Бек в своем «Новом назначении» и ко-
торая столь часто поражала «сталинских наркомов»?
Сказанным ни в малейшей степени не преследую цели
оправдать экономическую политику Брежнева и его
«команды». Хочу понять это время сам и, если мне это
удалось хоть в какой-то мере, помочь попять это другим.
Александр Гаврилюк
«ТЕПЕРЬ МУЖИК СКАЖЕТ...»
Из жизни номенклатуры
Из личного письма Генеральному секретарю ЦК
КПСС Л. И. Брежневу: «Дорогой Леонид Ильич! О том,
что здесь пишу, мне хотелось бы доложить лично. Одна-
ко время шло: Ваша занятость не позволяла выделить
время для встречи, дальнейшая же затяжка решения
могла все сильнее и сильнее отразиться на деле.
Я решил обратиться к Вам с этим сугубо личным
письмом, обратиться как к старшему брату, которого
глубоко уважаю, которому безгранично верю. Пять лет
по возвращении с целины я работаю министром сельско-
го хозяйства. В последние годы, однако, начал чувство-
вать, что мне все труднее и труднее удается справляться
с тем тяжелым грузом, с той огромной ответственностью,
которую налагает пост министра сельского хозяйства
нашей необъятной страны.
Анализируя пройденный путь, подводя итоги сде-
ланному, прихожу к выводу, что многих очень важных
261
задач мне решить не удается, а это осложняет дальней-
шее развитие сельского хозяйства...»
...Их связывало крепкое знакомство с 1946 года —
министра животноводства Украины В. В. Мацкевича и
избранного тогда по рекомендации Л. М. Кагановича
первым секретарем Запорожского обкома Л. И. Бреж-
нева.
В 1947 году отношения окрепли... Вот каким обра-
зом: первый секретарь теперь уже Днепропетровского
обкома партии Брежнев доложил Хрущеву об оконча-
нии уборки кукурузы в области (вернее, соврал), ми-
нистр животноводства республики Мацкевич, присутст-
вовавший при докладе, промолчал, проще говоря, скрыл
обман от крутого и скорого на расправу Хрущева...
Политическая карьера Брежнева складывалась удач-
но. Жизнелюб, хороший рассказчик анекдотов, всегда
отлично одетый, Брежнев умел нравиться окружающим.
Хрущев ему симпатизировал: легкость, покорность, по-
кладистость — что может быть лучше у подчиненного.
Однажды, разговаривая со Сталиным, Никита Сергеевич
упомянул о тихом, спокойном, доброжелательном Лео-
ниде Ильиче, старательном, услужливом секретаре обко-
ма. В 1950 году Брежнев избирается первым секрета-
рем ЦК КП Молдавии.
Через четыре года Брежнев и Мацкевич вновь сош-
лись по работе в Казахстане, во время освоения цели-
ны — министр сельского хозяйства Союза Мацкевич и
второй, а затем первый секретарь ЦК КП республики
Брежнев. 19 декабря 1955 года после совещания в Алма-
Ате Леонид Ильич пригласил Мацкевича поужинать,
но Владимир Владимирович отказался: билет на само-
лет в кармане. «Жаль, мне ведь сегодня исполняется
49 лет»,— вздохнул Брежнев. Мацкевич остался. Поужи-
нали и поехали на Медео, долго гуляли, Брежнев сокру-
шался: молодость-то прошла. Работалось Леониду Иль-
ичу в Казахстане тяжело: он постоянно находился под
прессом внимания к целине Хрущева. Не раз он просил
Мацкевича, имевшего еще тогда некоторое влияние на
Никиту Сергеевича, замолвить словечко, намекнуть, что
пора бы его переместить отсюда. Брежнев был избран
секретарем ЦК КПСС.
Работая в ЦК, Леонид Ильич остался доброжела-
тельным, умеющим выслушать, посочувствовать челове-
ку. Сочувствовал он и Мацкевичу, например, когда уз-
нал в 60-м году, что на вопрос, читал ли Никита Сергее-
262
впч его записку о тяжелом положении сельского хозяй-
ства, о грозящей перспективе покупки зерна за грани-
цей, тот ответил: «Не читал, я ею задницу вытер».
Став главным лицом в партии, Брежнев одним из пер-
вых вернул из хрущевской опалы председателя Целино-
градского облисполкома Мацкевича. Сразу после плену-
ма, на котором был освобожден ото всех постов Хру-
щев, в коридоре Косыгин спросил Мацкевича: «Не хотите
ли вернуться работать в Москву? С Леонидом Ильичом
не разговаривали?» А через некоторое время позвонил
сам Брежнев и попросил срочно прибыть в Москву, где
сообщил о решении ЦК назначить Мацкевича минист-
ром сельского хозяйства. «Собирай умных людей, готовь
пленум по сельскому хозяйству. Будем работать, как на
целине»,— напутствовал Леонид Ильич.
Пленум начали готовить в постпредстве Казахстана
с шутки: «Ну, рассмотрим структуру?» Так всегда начи-
нал Хрущев. Приезжая в колхоз, он первым делом шел
в правление и, обращаясь к председателю, говорил:
«Прежде всего рассмотрим структуру управления. Струк-
туру надо менять». В следующем колхозе Никита Сер-
геевич рассматривал структуру посевных площадей и
тоже безжалостно менял ее...
Но за шуткой этой стояло нечто гораздо большее, а
именно: собравшиеся и готовящие пленум люди — Нови-
ков, Мацкевич, Лобанов, Синягин и другие — были, если
так можно выразиться, людьми Хрущева, носителями тех
идей, которые зародились у Никиты Сергеевича или при
Никите Сергеевиче, но в силу различных обстоятельств^ и
прежде всего из-за его непоследовательности, остались
нереализованными. У Брежнева своей программы не ока-
залось... Случай в истории редкий. Возможно, именно
поэтому испытывал он неприязнь к думающим соратни-
кам, прежде всего к Косыгину. Его идеи экономической
и хозяйственной реформы Леонид Ильич воспринимал
слишком вяло, если не сказать враждебно.
В октябре 1980 года, катаясь на лодке по Москве-реке
неподалеку от Архангельского, Алексей Николаевич
перевернулся, подоспела охрана — он не утонул, но
сильно простудился — заболел воспалением легких. На
заседании Политбюро выступил Кириленко, заявив, что
Косыгин мало работает. Его поддержал Андропов. На
пленуме Алексей Николаевич, находившийся в больни-
це, был освобожден от своего поста. Интересная деталь:
это случилось в октябре, а уже 5 ноября последняя
263
машина со скарбом семьи бывшего Председателя Совета
Министров выехала за ворота дачи.
После октября шестьдесят четвертого Брежнев начал
с сельского хозяйства. Министерства, по существу, не
было, он сразу провел несколько больших, серьезных со-
вещаний с секретарями обкомов и райкомов, уяснил ис-
тинное положение. Появилось постановление ЦК и СМ
«О повышении роли Министерства сельского хозяйства
СССР в руководстве колхозным и совхозным производ-
ством». Опять, как в начале 50-х годов, стала заново соз-
даваться структура управления сельским хозяйством,
определяться его тактика и стратегия. После скачка в
50-е годы наступил спад буквально по всем позициям.
Закупочные цены, как правило, не покрывали затрат на
их производство. Колхозы, совхозы были в долгах как в
шелках.
Из личного письма Генеральному секретарю ЦК
КПСС Л. И. Брежневу: «...не удалось добиться, чтобы
Министерство сельского хозяйства стало настоящим ми-
нистерством. Мартовский (1965 г.) Пленум возложил
огромную ответственность на министерство по руковод-
ству развитием сельского хозяйства, увеличением произ-
водства продукции. Мы создали большой и довольно
квалифицированный аппарат, кое-что сделали для улуч-
шения деятельности сельскохозяйственных органов, тех-
нологии производства, активизации сельскохозяйствен-
ной науки, но так и не смогли добиться обладания пла-
новыми, экономическими и организационными рычагами
воздействия на деятельность мест, на деятельность кол-
хозов и совхозов. Постоянно теряя позицию за позицией,
не имея возможности подкрепить свои мысли и разра-
ботки экономическими и техническими средствами, во
многом обрекали аппарат работать вхолостую».
Согласившись принять разоренное аграрное ведомст-
во, Мацкевич не сомневался, что повторит успех 50-х го-
дов, когда хлеба было столько, что он стоял бесплатный
па столах в каждой столовой. А будет хлеб, будет и мясо.
Свои надежды он связывал прежде всего с Брежневым,
отлично понимая, сколь много зависит от первого лица
в нашей стране. Надо, думал он, лишь направлять Лео-
нида Ильича. В отличие от Хрущева Брежнев не считал
себя знатоком сельского хозяйства, впрочем, как и дру-
гих отраслей, прислушивался к советам, позволял спо-
рить с собой. Хотя вскоре мягко одернул Мацкевича:
«Ты, Володя, при людях мне не возражай, я Генераль-
264
иый секретарь, в этом кабинете Сталин сидел. Зайди
позже, когда один буду, и скажи, что считаешь нуж-
ным».
Кстати сказать, умение показаться мягким, воспри-
нимать советы ввело в заблуждение многих искушенных,
хитрых и опытных людей. Д. С. Полянский говорил мне,
что эти качества Брежнева были решающими при опре-
делении кандидата на пост Первого секретаря ЦК. Пос-
ле диктатуры Хрущева стремление к так называемому
коллективному руководству было очень велико среди чле-
нов Президиума ЦК. Они хотели иметь Первым секрета-
рем равного среди равных, и Леонид Ильич, им каза-
лось, как нельзя лучше подходил для этой роли. Но ра-
зочарование наступило скоро. Тот же Полянский рас-
сказывал, как однажды в 1969 году, при подготовке к
III съезду колхозников, где он, как предполагалось, вы-
ступит в качестве первого заместителя Председателя
Совмина СССР с докладом, в кабинет зашел Брежнев.
Узнав, что доклад уже готов, он попросил его почитать,
а вскоре позвонил и сообщил: «Это хороший доклад,
Митя. Я с ним и выступлю. А ты подготовь другой». Так
н вышло. Справедливости ради надо заметить, что пра-
во выступать с докладом на III съезде колхозников По-
лянский «выхватил», воспользовавшись статусом члена
Политбюро, отвечающего за сельское хозяйство, у сек-
ретаря ЦК Ф. Д. Кулакова, который и готовил съезд.
После пятимесячной подготовки 24 марта 1965 года
начал свою работу Пленум ЦК КПСС с повесткой «О не-
отложных мерах по дальнейшему развитию сельского хо-
зяйства». С докладом выступил Брежнев. Собрав, на
его взгляд, лучших аграрников, с их рекомендациями,
он определил, и наверное правильно, болевые точки от-
расли: «Мы оказались перед фактом, что в последние
годы сельское хозяйство замедлилось в своем развитии,
наши планы по подъему сельскохозяйственного произ-
водства остались невыполненными... Если до 1959 года
происходил заметный подъем сельского хозяйства, то в
последующий период оно, по существу, стало топтаться
на месте».
На пленуме был наконец-то разрублен узел в цено-
образовании и капитальных вложениях в сельское хо-
зяйство, завязанный еще Игнатовым и Гарбузовым в
60-м году. Их убеждения в том, что «перекормили мы
деньгами сельское хозяйство», подействовали на Хру-
щева: резко сократились вложения в аграрное произ-
265
водство, был принят проект увеличивать закупочные
цены лишь в неурожайные, а в урожайные годы, наобо-
рот, уменьшать — эти меры и привели, по мнению Мац-
кевича, к плачевному положению. Было определено по
линии государства и колхозов вложить в сельское хо-
зяйство 71 миллиард рублей. На 600 миллионов тонн
был снижен план закупок зерна, решено перейти к твер-
дым планам заготовок, одновременно повысив закупоч-
ные цены на пшеницу, рожь, другие зерновые культуры.
Тем хозяйствам, которые захотят продавать пшеницу и
рожь сверх плана, платить 50-процентную надбавку к
основной закупочной цене. С колхозов списали задол-
женность, а колхозникам вернули приусадебные участки
и начали платить пенсию. И хотя последующие годы
были неблагоприятными, результаты не замедлили ска-
заться. Положение в сельском хозяйстве резко попра-
вилось.
В 50-е годы Хрущев делом своей жизни считал накор-
мить страну, догнать Америку, поднять сельское хозяй-
ство на небывалую высоту. Тогда и была создана схема,
которую не имела ни одна страна в мире. Институт — и
у него завод. 15—20 опытных станций — и у них 20—
30 крепких колхозов и совхозов, где была освоена техно-
логия размножения. Схему эту с помощью американца
Гарета отработали на кукурузе, а по зерну создать не
успели: Никита Сергеевич начал громить аграрное ве-
домство. Кукурузное хозяйство отошло к Госкомитету
заготовок и, по существу, перестало существовать. Мац-
кевич попытался реанимировать эту схему, тем более
что, по его мнению, она применима и в животноводстве.
Памятуя о своей поездке в США в 1956 году, он исполь-
зовал опыт фирмы Челевнча в Колорадо, где заводы по
переработке создавались вблизи производителей. И у
нас при главных управлениях стали создавать отделы по
переработке сельхозпродукции. Начали создавать круп-
ные птицеводческие предприятия. Все это требовало де-
нег, больших денег, и у Мацкевича была полная уверен-
ность, что они есть. Порукой тому — решение пленума о
выделении 71 миллиарда рублей на сельское хозяйство
и поддержка Первого, а потом Генерального секретаря
ЦК Брежнева.
Вообще, это было время разнообразных решений,
легко принимаемых и легко не выполняемых. На мартов-
ском (1965 г.) Пленуме решено было сделать ставку на
мелиорацию, химизацию и механизацию — вот «киты»,
266
па которых решил построить сельскохозяйственную поли-
гику Брежнев^ С мелиорацией было все более или менее
ясно: именно тогда началось безумное рытье бесчислен-
ных каналов, а как вершина, апофеоз этой политики —
возникновение «проекта века»: переброски стока север-
ных рек. С другим «китом» — механизацией — оказалось
сложнее. «Разве можно считать нормальным, когда зяб-
левая вспашка вместо 18—20 дней нередко продолжа-
ется до двух месяцев... Из-за недостатка комбайнов и
другой техники уборка зерновых культур продолжается
нередко 30—40 дней, что вызывает огромные потери уро-
жая... Предусматривается значительное увеличение про-
изводства тракторов, с тем чтобы довести его к концу
пятилетия до 625 тысяч штук в год... Сельскому хозяй-
ству за пять лет предполагается поставить 1 миллион
790 тысяч тракторов... сельскохозяйственных машин на
10,7 миллиарда рублей. Производство зерновых комбай-
нов возрастет с 84 тысяч до 125 тысяч штук в год... Что-
бы выполнить эту обширную программу увеличения про-
изводства тракторов, автомобилей, комбайнов и других
сельскохозяйственных машин, нам необходимо постро-
ить около 80 новых заводов...» Но повисли в воздухе эти
слова, сказанные Брежневым утром 24 марта 1965 года,
решения остались на бумаге. Ф. М. Бурлацкий в одной
из своих статей, посвященных Брежневу, приводит дан-
ные Института конкретных социальных исследований: из
10 решений, принимаемых Совмином в то время, испол-
нялось не более одного.
К 1970 году пахотных площадей на один трактор у
нас все еще было 117 гектаров, в то время как в США —
37, а в ФРГ — всего лишь 6 гектаров. Предусматрива-
лось с 1966 по 1970 год создать и освоить 1436 наимено-
ваний технических средств, а в колхозы и совхозы по-
ступило лишь 700, то есть ровно половина. Производство
машин и оборудования для сельского хозяйства было
разбросано на 160 предприятиях 24 министерств и ве-
домств. Денежные затраты на изготовление тракторов
составляли 23—24 процента, а остальные 77 процентов
расходовались на ремонт.
Вспоминая тот период, Мацкевич главным считает
разработку перспективного плана развития сельского хо-
зяйства на пять лет, первую после Хрущева пятилетку:
«Я поднял все сельхозорганы» — более трех тысяч спе-
циалистов занимались этой работой, и поначалу все скла-
дывалось неплохо. Зерна в 1965 — 1966 годах собрали
267
па 2 миллиарда пудов больше, чем в предыдущие годы,
увеличилось поголовье крупного рогатого скота, повыси-
лись закупочные цены, и доходы колхозов увеличились
на 4 миллиарда рублей, снизились цены на автомобили,
трактора, сельхозмашины, тарифы на электроэнергию
для производственных нужд... Но вдруг что-то случи-
лось, что-то сломалось в добротном, по мнению Мац-
кевича, плане. Он почувствовал это уже на XXIII съезде
весной шестьдесят шестого. По расчетам Минсельхоза,
ВАСХНИЛ и Академии наук, для нормального развития
сельского хозяйства капитальных вложений на 1966—
1970 годы требовалось 58,9 миллиарда рублей, а в ди-
рективах XXIII съезда стояла цифра 41,0, выделено же
было по годовым планам 35,4 миллиарда рублей, факти-
чески освоено лишь 33,7. Нехватка денег ощутилась
прежде всего в строительстве дорог, жилья на селе...
План кое-как тянули. Началась долгая, изнурительная
борьба Минсельхоза с Госпланом, В. В. Мацкевича с
Н. К. Байбаковым.
Из личного письма Генеральному секретарю ЦК
КПСС Л. И. Брежневу: «Для развития отрасли было
предусмотрено 41 миллиард рублей вложений и соответ-
ствующая техника, а также химические средства. Было
поручение дополнительно изыскать средства на укреп-
ление материально-технической базы сельского хозяй-
ства. Однако я, как министр, не только не добился этого,
но даже не смог противостоять линии, направленной, по
существу, на ревизию решений пленума и съезда, линии,
которая привела к принципиальным снижениям инвести-
ций в сельское хозяйство. Но это, казалось бы, можно
объяснить объективными условиями, что всем, мол, сни-
жали вложения. Но ведь по народному хозяйству в це-
лом снизили на 5—6 процентов, а по сельскому хозяй-
ству— 23—25 процентов! К тому же, когда в промышлен-
ности снижали вложения, то соответственно корректи-
ровали план, а по сельскому хозяйству деньги и технику
снизили, план же оставили. Безрассудность этого реше-
ния, казалось бы, очевидна, но мне не удалось отстоять
важнейших позиций сельского хозяйства».
Председатель Госплана Байбаков разработал неза-
тейливую теорию, согласно которой в сельское хозяйство
невыгодно вкладывать капитальные вложения из-за сни-
жения фондоотдачи. А во что же выгодно? Что будет
есть страна, где взять хлеб? Выгодно вкладывать в
нефть, считал нефтяник Байбаков. Продав ее, можно ку-
268
пить многое, и хлеб в том числе, много хлеба. «Что ты,
Владимир Владимирович, все ходишь и денег просишь.
Тебе хлеб нужен, скажи сколько, и я куплю тебе 10,
100 пароходов с хлебом» — эти слова Байбакова отчет-
ливо запечатлелись в памяти Мацкевича. Апеллировать
к Леониду Ильичу оказалось бессмысленной тратой вре-
мени. Он всегда радушно принимал, вставал из-за стола
и через весь кабинет шел навстречу, после чего сажал на
диван и ударялся в воспоминания. В конце беседы зво-
нил Байбакову: «Ты что, Байбаков, обижаешь Мацке-
вича, он у меня сидит. Посмотри, чем можно ему по-
мочь». Но знал Байбаков, ЧТО и — главное — КАК го-
ворит Брежнев, и все оставалось по-прежнему. Ущерб-
ные идеи председателя Госплана упали на благодатную
почву, такое положение как нельзя лучше устраивало
Леонида Ильича: не прилагая абсолютно никаких уси-
лий, страна вполне сводила концы с концами, получала
валюту за счет продажи энергетического сырья, страна
буквально купалась в нефти, полезных ископаемых, дра-
гоценных металлах. Началось великое проедание при-
родных ресурсов.
А что же Мацкевич? Не мне делать из него героя, по
должен заметить — он пытался переломить ситуацию,
как специалист и профессионал (если такое понятие
применимо к министру), отлично понимая: падение сей-
час будет проходить гораздо быстрее, чем при Хрущеве.
Он втайне гордился тем, что как министр не покупал
зерна за границей, а такая перспектива уже замаячила,
не вызывая, впрочем, отрицательных эмоций у руковод-
ства страной, воспринимаясь благодаря госпланов-
ской теории как нормальное течение событий. Он опять
пошел к Леониду Ильичу, попросил дать слово на пред-
стоящем пленуме, но Брежнев не любил острых вопро-
сов, и выступление не состоялось... Тем временем борьба
с Госпланом продолжалась, министр сельского хозяйства
превратился в банального выбивалу денег.
Из личного письма Генеральному секретарю ЦК
КПСС Л. И. Брежневу: «Госплан на расширенной колле-
гии с участием республик рассмотрел наши разработки
на перспективу 5—10 лет, в основном их одобрил, однако
в представленном проекте пятилетнего плана оставил
только задания по заготовкам и производству сельско-
хозяйственной продукции, а необходимые по расчетам
материально-технические средства снизил в целом почти
на одну треть».
269
Тем не менее личные отношения министра с Леони-
дом Ильнчом однажды принесли свои плоды: состоялось
решение Политбюро об увеличении капитальных вложе-
ний в сельское хозяйство. Но не прост был и Госплан.
Он ответил на это повышением цеп на горючее, промыш-
ленную продукцию для сельского хозяйства, сводя на
пет все добавки.
Не сложились отношения Мацкевича с членом По-
литбюро, курирующим сельское хозяйство, первым за-
местителем Председателя Совета Министров Дмитрием
Степановичем Полянским; при существующей структуре
управления страной личные отношения отражались пре-
жде всего на всей отрасли. Дело зашло так далеко, что
Мацкевич обратился с письменной жалобой в Президиум
ЦК на оскорбительный тон члена Президиума Полян-
ского при решении вопроса о зимовке скота в январе
1965 года. Наверное, нелегко было скоту пережить ту
зиму и весну...
Отношения Полянского с Брежневым, судя по рас-
сказам Дмитрия Степановича, строились по принципу
«Мптя — Леня». Он принял активное участие в отстране-
нии Хрущева и избрании Брежнева Первым секретарем
ЦК в октябре 1964 года, и сначала ничто не омрачало
их отношений. В декабре шестьдесят шестого торже-
ственно отмечалось 60-летие Леонида Ильича, ознаме-
нованное вручением ему первой Звезды Героя Советско-
го Союза (Героя Социалистического Труда он к тому
времени уже имел). Дмитрий Степанович так расчувст-
вовался, по его собственному признанию, что написал
стихи, точнее, целую поэму по этому поводу.
Однако после того, как на одном из заседаний По-
литбюро Полянский выступил против решения Леонида
Ильича организовать набор 93 тысяч сельских жителей
для работы в строительных организациях, он вдруг за-
метил, что все вопросы, связанные с сельским хозяйством,
стали решаться без него. Именно в это время он оказы-
вался в командировках. Брежнев объяснял: «Извини,
Митя, но решаю не я, а Политбюро». Так же легко Лео-
нид Ильич «отбился» и от письма Полянского, ему адре-
сованного и переданного через Черненко, где Дмитрий
Степанович утверждал, что награждения различными
орденами и знаками отличия становятся смешными и не-
приличными. Брежнев пригласил его к себе и опять про-
изнес: «Митя, не я сам себя награждаю. Это решает
Политбюро». Полянский не присутствовал ни на одном
270
заседании Политбюро, где бы обсуждался такой вопрос.
Нехитрую же. технику создания таких решений раскрыл
Шелест. «Как-то получаю почту,— рассказывал мне
Петр Ефимович,— а там фишка (так называли бумагу с
предложениями об утверждении на различные руково-
дящие посты того или иного человека и награждении от-
личившихся). Члены Политбюро такие предложения
должны утверждать, подписывая фишку. Было там и
предложение присвоить Брежневу звание Героя Социа-
листического Труда. Я подписал, но вскоре позвонил
Подгорный и сообщил: «Леонид Ильич просит обменять
звание Героя Социалистического Труда на звание Героя
Советского Союза». Я воспротивился и устоял. Правда,
это ничего не изменило».
Отношения Полянского и Брежнева усложнились еще
больше после письма, полученного от 92 коммунистов из
Свердловска, где они утверждали, что Леонид Ильич
окружил себя своими людьми, перестал прислушиваться
к советам, возрождая новый культ, теперь уже своей
личности. Опять через Черненко Дмитрий Степанович
передал письмо Брежневу. Реакция его была своеобраз-
ной. Леонид Ильич позвонил и спросил: «Митя, а у тебя
что, в Свердловске своя мафия?» Политическая карьера
Полянского закончилась. Знал Брежнев, как лишить
влияния и авторитета того или иного деятеля: в данном
случае не было способа надежней, чем назначение Дмит-
рия Степановича министром неотвратимо разваливавше-
гося сельского хозяйства. В 1973 году Полянский при-
ступил к новым для себя обязанностям. Но вот что удив-
ляет: конфликты Брежнева с соратниками возникали из-
за его безумной страсти к наградам. В остальном все
происходящее в стране их устраивало. И в этом смысле
судьба члена Политбюро, секретаря ЦК Кулакова, ве-
давшего вопросами сельского хозяйства, рисовалась,
по слухам, куда как сложней и драматичней.
В одной из газет его уход из жизни представлялся
следующим образом. Когда Кулаков вернулся из Юго-
славии, изучив их опыт, у него возникли разногласия с
большинством членов Политбюро по вопросам коопера-
тивного переустройства сельского хозяйства. Дело дошло
до обвинений в ревизионизме, оскорблений, и, не выдер-
жав их, Федор Давыдович застрелился у себя в кабине-
те, в здании ЦК. Эта легенда и привела меня в дачный
поселок Совета Министров, где живет сейчас вдова Ку-
лакова. «Никакого самоубийства не было,— говорила
271
Евдокия Федоровна,— он скончался в ночь с 16 па
17 июля 1978 года от паралича сердца».
Но вот что не дает покоя, мешает составить положи-
тельный, светлый портрет человека, определявшего мно-
го лет аграрную политику государства в тот период.
Недавно стало известно о письме Кулакову замести-
теля министра сельского хозяйства Казахстана Абдрах-
мана Елеманова, одного из немногих, кто всегда под-
держивал безнарядно-звеньевую систему Худенко — че-
ловека, безвинно осужденного и скончавшегося в коло-
нии строгого режима. «...Нас убеждает опыт безнарядно-
звеньевой системы организации и оплаты труда: там, где
сейчас совхозы терпят убытки, можно иметь прибыль...
В опытном хозяйстве производительность труда опере-
жает высокую зарплату, а в совхозах, работающих по
старой системе, зарплата в полтора раза превышает раз-
мер вновь созданного продукта. Это крах завуалирован-
ной противоречивыми показателями действующей систе-
мы учета, отчетности, финансирования, организации и
оплаты труда. Это они задушили светлый ум и разум со-
ветского земледельца»,— писал Абдрахман Елеманович.
Знал, стало быть, Федор Давыдович об эксперименте,
как не мог не знать и о его яром противнике и душителе,
министре сельского хозяйства республики М. Г. Рогинце.
Да простят меня за еще одну цитату, теперь уже из
брежневской «Целины», думаю, она много объяснит в
позиции, занятой секретарем ЦК Кулаковым. «Я знал
ГАихаила Георгиевича Рогинца еще по Украине... С той
поры не видел его и искренне обрадовался неожиданной
встрече. Впоследствии, будучи первым секретарем Кок-
четавского обкома партии, а затем министром совхозов
и министром сельского хозяйства Казахской ССР, он
вложил немало труда и сил в освоение целины». Можно
предположить, что потому и не портил отношения с Лео-
нидом Ильичем секретарь ЦК Кулаков...
В 1972 году подал в отставку Мацкевич, убедившись:
сельское хозяйство перестало интересовать руководите-
лей страны окончательно. Недополучено 40 процентов
выделенных средств, погибли озимые, стране грозит опас-
ность остаться без хлеба. Брежнев отставки не принял,
как всегда, был радушен, пообещал приказать Байба-
кову исправить положение, а за границей купить 10 мил-
лионов тонн хлеба. «Но у меня к тебе, Володя, есть дру-
гое поручение. Вы знакомы с Никсоном?» Дело в том,
что во время приезда Никсона в Москву, еще при Хру-
272
щеве, во время посещения американской выставки в Со-
кольниках, у них произошел так называемый «кухонный
спор». Встреча была испорчена. Чтобы как-то исправить
положение, Никита Сергеевич попросил не так давно
вернувшегося из США Мацкевича отвести Никсона на
ВСХВ, попытаться сгладить конфликт, что с блеском и
исполнил Мацкевич: обед в узбекском павильоне и набор
шкурок бухарского каракуля на шубу жене вице-прези-
дента окончательно восстановили отношения.
Теперь к помощи Мацкевича прибег Брежнев. В Во-
сточном Пакистане был арестован и приговорен к смерт-
ной казни избранный народом Муджибур Рахман. Ин-
дия двинула свои войска к границам, седьмой амери-
канский флот курсировал у берегов Индии. Срывались
советско-американские переговоры. «Если тебе удастся
убедить Никсона воздействовать на Якуб Хана и осво-
бодить Муджибура Рахмана, ты сделаешь дело, достой-
ное крупного государственного деятеля. Заодно перего-
воришь о закупках хлеба»,— напутствовал Мацкевича
Брежнев. С этим напутствием да еще с прекрасным пес-
цом с черной полосой через всю спину для супруги Пре-
зидента и отправился Мацкевич в Америку. С помощью
давнего знакомого, министра сельского хозяйства США
Батса Владимиру Владимировичу и тогдашнему совет-
нику посольства Воронову удалось выполнить поруче-
ние, успешно закончились и переговоры о покупке зерна
у американцев...
Из личного письма Генеральному секретарю ЦК
КПСС Л. И. Брежневу: «Говоря по-человечески — это
просто угнетает меня. Мне кажется: вижу, понимаю пути
решения, но не могу убедить, доказать правильность это-
го пути, этого решения. Теряю уверенность, теряю пер-
спективу. На таком посту это просто недопустимо. Ко
всему прочему ухудшилось и физическое состояние. Пе-
ренес операцию, на очереди две других, что также не
воодушевляет.
Взвесив, с моей точки зрения, все, я принял нелегкое
решение — просить Вас освободить меня от занимаемого
поста. На этот, один из важнейших постов в государстве,
а он по крайней мере должен быть таким, надо подобрать
человека, обладающего, помимо всего прочего, большей
пробивной силой...»
Трудный 1972 год. Кто помнит: даже под Москвой,
в Шатуре, горели болота и над городом долгие летние
дни висела дымовая завеса. Угроза засухи становилась
273
реальностью, царило состояние, близкое к панике. И то,
что в следующем году страна была с хлебом, животно-
водство вышло практически без потерь, случилось во мно-
гом благодаря закупкам 8 миллионов тонн зерна в США,
хотя Мацкевич утверждает, что сельхозорганы труди-
лись на пределе возможностей и он, как министр, на-
стаивал на покупке лишь 3 миллионов тонн, Брежнев —
10, а в итоге остановились на цифре в 8 миллионов тонн
зерна. Следующий год обещал быть урожайным, о чем
Мацкевич и доложил на заседании Совета Министров в
феврале 1973 года. «Да что нам бояться неурожаев,—
заметил Косыгин,— когда у нас есть министр, который
знает, где и как купить зерно». В зале хохот... Его под-
держал Полянский: «Надо лучше поворачиваться мини-
стерству, и тогда не придется хлеб покупать».
Мацкевич обиделся. Обиделся как человек, по его
мнению, не жалевший себя и пытавшийся все долгие
годы изменить само отношение к сельскому хозяйству,
убедить руководителей страны отказаться от порочной
практики затыкать дыры в экономике страны за счет
сельского хозяйства. Обиделся как министр, убежден-
ный, что не по своей вине ему пришлось еще и «шапку
ломать» за океаном, выпрашивая хлеб.
Утром другого дня он был у Брежнева. «Леня, я уже
старый, и не надо из меня в третий раз делать дурака.
У тебя есть молодые Кулаков и Полянский. Пусть они
попробуют сделать то, что не получилось у меня» — так
пересказал свой разговор с Брежневым Владимир Вла-
димирович. Леонид Ильич сначала уговаривал остаться,
а потом сказал: «Твою дальнейшую судьбу решит Полит-
бюро». Вскоре состоялось и это решение: дать Мацке-
вичу трехмесячный отпуск с сохранением министерской
зарплаты, дачи, машины, но уже через три дня он был
направлен послом в Чехословакию, а министром сель-
ского хозяйства был назначен член Политбюро Полян-
ский. Впрочем, недолго и без особого успеха руководил
Дмитрий Степанович Министерством сельского хозяй-
ства.
Через три года и он разделил судьбу своих предше-
ственников Бенедиктова и Мацкевича — отправился пос-
лом в Японию. Рождалась труднообъяснимая традиция:
третий подряд руководитель аграрного ведомства закан-
чивал свою карьеру на дипломатическом поприще. Но-
вым министром сельского хозяйства был назначен Ва-
лентин Карпович Месяц.
274
Друживший с Полянским А. И. Микоян, прощаясь,
спросил: «А что о сельском хозяйстве говорит армянское
радио?» — «Говорит, что для его подъема одного месяца
мало»,— ответил Дмитрий Степанович...
Сельская молодежь. 1990. № 5. С. 8—9, 11 — 14
Лев Овруцкий
ДО И ПОСЛЕ ОВАЦИЙ
Съезды партии — вехи ее истории и моментальные
рентгеновские просвечивания. Читая стенографические
отчеты, переходишь из эпохи в эпоху: ленинская, ста-
линская, хрущевская, брежневская.
Я нарочно беру VIII и XXVI съезды — две крайние
точки развития партии.
Театр начинается с вешалки, партийный съезд — с рег-
ламента. С него и начну сравнение. Регламент VIII съез-
да РКП (б) включал в себя 12 пунктов, некоторые из
них звучат, как «преданья старины глубокой». Напри-
мер:
«1. Президиум съезда избирается в количестве 7 че-
ловек и 3 секретарей.
...4. Каждая группа делегатов с решающим голосом,
насчитывающая 40 человек, может выставить своего до-
кладчика.
...6. Внеочередные запросы и заявления за подписью
не менее 20 делегатов оглашаются немедленно, никакие
прения по запросам и заявлениям не допускаются.
...10. По мотивам голосования дается 3 минуты пос-
ле голосования.
11. ...По требованию 15 товарищей с решающими го-
лосами должно быть произведено поименное голосова-
ние.
12. Президиуму предоставляется право образовать
секции по отдельным пунктам порядка дня или по от-
дельным детальным вопросам партийной работы...»
Регламент XXVI съезда ограничен всего тремя пунк-
тами: о времени заседаний, о 15 минутах для участвую-
щих в прениях (в прениях?!!) и о том, что замечания и
предложения должно вносить в Секретариат в письмен-
ном виде (надо ли говорить, что стенографический отчет
не содержит ни малейших следов каких-либо замечаний
275
и предложений). Работа в секциях, выставление содок-
ладчика, выступления по мотивам голосования, внеоче-
редные запросы, именные голосования — каждый ли ны-
нешний член партии с многолетним стажем знает, что
это, собственно, такое? Зачем, в самом деле, содокладчик,
если докладчик непререкаем? Какие такие могут быть
мотивы у завсегда единогласного голосования? К чему
внеочередные запросы, когда все решается в «рабочем
порядке»?
XXVI—это съезд оваций. Они начались, едва куран-
ты на Спасской башне пробили десять. Избрание прези-
диума (124 человека) было встречено бурными аплоди-
сментами, приглашение избранным в него занять свои
места отозвалось в душах делегатов менее бурно, зато
более устойчиво: стенографист зафиксировал «продол-
жительные аплодисменты». И «аплодисменты» — когда
сформировался Секретариат съезда (29 человек). 80-стра-
нпчный доклад Л. И. Брежнева прерывался аплодисмен-
тами 78 раз, продолжительными аплодисментами—40,
бурными, продолжительными аплодисментами — 8.
Структура выступлений была примерно такова: 30—
40 процентов — ритуальные поклоны, половина — само-
отчет (республики, области, края, района, колхоза или
больницы — в зависимости от должности оратора). Иног-
да в одном абзаце содержалось деликатное предложе-
ние, адресованное Госплану, Госснабу и тому подобному
ведомству «обратить внимание», «глубже вникнуть»,
«оказать помощь». В заключение следовал блок, закли-
нающий Центральный Комитет и «лично...», что трудя-
щиеся (республики, области, края, района, колхоза или
больницы) «не пожалеют сил» либо «приложат все
силы».
Ритуальные поклоны отвешивались по крайней мере в
трех направлениях. Во-первых, фимиам курился перед
монументальной фигурой лично Леонида Ильича, что до-
ставляло некоторое неудобство престарелому лидеру. Те-
левизионные камеры с умилением фиксировали, как вре-
мя от времени он смахивал с уголков глаз набегавшую
раз за разом скупую мужскую слезу.
Выписывая эпитеты, которых многажды удостаивал-
ся Генеральный секретарь и которых ни разу не слыхи-
вал первый Председатель Совнаркома, я полагал, что
несколько десятков выступающих непременно начнут по-
вторяться. Ничуть не бывало. Русский язык вполне оп-
равдал свою репутацию великого и могучего, он точно
276
выразил мельчайшие оттенки чувств, обуревающих ора-
торов. Всего 6 раз Брежнев был назван «верным продол-
жателем бессмертного дела Ленина», трижды — «выдаю-
щимся политическим и государственным деятелем» и
«пламенным борцом за мир и коммунизм», дважды —
«верным марксистом-ленинцем». Остальные характери-
стики были неповторимы, тут надо отдать должное бе-
зымянным редакторам, правящим тексты выступлений.
Отмечались «страстность и проницательность», «глубо-
кая отзывчивость и внимание к людям труда», «постоян-
ная забота о благе народа», «могучий ум, беспокойное
сердце», а также «горячее сердце и выдающийся ум».
К этим личностным характеристикам присовокуплялись
на первый взгляд не вмещающиеся в одного человека де-
ловые качества, именно: «государственная мудрость и
прозорливость», «неиссякаемая творческая энергия», «бо-
гатейшие теоретические знания», «мудрый теоретик»,
«неиссякаемый талант дальновидного и гибкого полити-
ка», «наш мудрый руководитель», «громадный политиче-
ский и организаторский талант» и просто «талантливый
организатор». Последнее, по-видимому, граничило с из-
вестной недооценкой.
«Достойный сын рабочего класса» и «всенародно при-
знанный лидер» тянулся к Ленину, как мальчик к елоч-
ным игрушкам. И точно так, не умея до них возвысить-
ся, принижал их до себя: «руководитель подлинно ленин-
ского типа», «ленинская принципиальность и человеч-
ность», «великий революционер-ленинец», «ленинская
мудрость», «выдающиеся качества революционера ленин-
ского типа», «ленинский стиль работы», «по-ленински
глубоко, с гениальной ясностью», «в фундаментальных
трудах раскрыты диалектические закономерности разви-
того социализма» и т. д. и т. п.
Второй иконой, перед которой надлежало лбы раз-
бивать, был Отчетный доклад Центрального Комитета.
Во времена Ленина, когда слова выражали лишь то, что
они выражали, Отчетный доклад ЦК означал доклад, в
котором ЦК отчитывался перед партией о своей деятель-
ности. И в прениях по докладу ЦК обсуждалась и кри-
тиковалась деятельность ЦК, а тот, кто находил ее удов-
летворительной, попросту не выступал. Большевикам по-
казалась бы вздорной мысль, будто делегат может взой-
ти на трибуну единственно, чтобы похвалить доклад.
И уж вовсе невероятным и абсурдным — чтобы член ЦК
распевал дифирамбы докладу... ЦК. Между тем па
277
XXVI съезде из 40 выступавших в прениях по докладу
ПК 36 человек были членами ЦК.
И как они выступали!
В докладе были отмечены достижения «в развитии
творческой активности производственных коллективов и
коммунистическом воспитании трудящихся» Московской
парторганизации. В. В. Гришин ответствовал: «Доклад...
произвел сильное, незабываемое впечатление, вызвал
чувство гордости за нашу партию и страну, ее великие
достижения... Это выдающийся документ творческого
марксизма-ленинизма. Он вооружает партию новыми
теоретическими выводами и обобщениями, вдохновляет
советских людей на дальнейшие трудовые свершения».
А в это время великий город задыхался в тисках со-
тен проблем, цвело то, что называлось потом «рыбным
делом», «елисеевским делом», «щелоковским», «чурба-
новским»...
В докладе было сказано о «крупных достижениях хле-
боробов Казахстана». Последовала адекватная реакция
Д. А. Кунаева: «Этот беспримерно емкий документ, во-
бравший в себя коллективную волю и мудрость Цент-
рального Комитета, подводит итоги гигантской целеуст-
ремленной работы партии и народа, вносит большой
вклад в теорию и практику коммунистического строи-
тельства, служит боевым руководством буквально по
всем позициям... Можно без преувеличения сказать, что
значение Отчетного доклада ЦК всемирно».
А в это время на Атбасарском кладбище возводился
монументальный памятник белогвардейцу Ялымову—
тестю Кунаева, катастрофически пустели полки магази-
нов, под промышленной мышцей республики вздувались
капилляры родо-племенного родства.
Докладчик по касательной прошелся насчет «почи-
на партийных организаций Кубани». С. Ф. Медунов не
заставил себя ждать: «В чеканных и мудрых положениях
Отчетного доклада Генеральный секретарь ЦК КПСС то-
варищ Леонид Ильич Брежнев по-ленински глубоко, с
гениальной ясностью раскрыл богатый практический
опыт нашей партии, дал научный анализ ее внутренней
и внешней политики в стремительно меняющихся острых
ситуациях современности, наметил захватывающие перс-
пективы дальнейшего восхождения к вершинам комму-
нистического общества».
А в это время сочинско-краснодарская мафия была в
расцвете самонадеянной силы, и заместитель Генераль-
278
ного прокурора СССР предостерегал Аркадия Вансбер-
га от поездки на тихий Дои...
Доклад увязывал успехи «тружеников хлопковых по-
лей Узбекистана» с «усилением работы парторганиза-
ции». Шараф Рашидович был на месте: «Всеохватываю-
щий доклад Генерального секретаря ЦК КПСС товари-
ща Леонида Ильича Брежнева содержит марксистско-
ленинский анализ положения в мире, яркую картину ито-
гов деятельности партии, общества развитого социализ-
ма по выполнению решений XXV съезда КПСС. Проник-
нутый заботой о благе народа, о прочном мире, неисся-
каемой верой в правоту и победу нашего великого дела,
Отчетный доклад вооружает партию, всех советских лю-
дей научно обоснованной программой действий на вось-
мидесятые годы. В нем сконцентрирован огромный, по-
истине бесценный опыт коммунистического созидания.
Разработанные в докладе важнейшие теоретические об-
общения и выводы имеют огромное значение для истори-
ческих судеб всего человечества».
Наконец, в-третьих, предметом восхищения служила
предприимчивость Леонида Ильича, его бесконечная
инициативность. Большой, надо сказать, был затейник.
Мало того, что по его задумке разрабатывались Про-
довольственная программа, комплексные програм-
мы развития транспорта и Нечерноземья, так он еще вы-
двинул «задачу рационального использования трудо-
вых ресурсов», «историческую инициативу о создании
отечественного рисосеяния», ему Дальневосточный ре-
гион обязан «ускоренным комплексным развитием», с
его именем связано «создание и успешное развитие»
электронной промышленности, при его «активной и са-
мой непосредственной поддержке» развивался Южно-
Таджикский территориально-производственный комп-
лекс.
Если Сталин был скромным корифеем наук, то Бреж-
нев приобрел статус и супервыдающегося литератора.
Так, первый секретарь правления Союза писателей СССР
Г. М. Марков отметил огромное воздействие на все виды
и жанры искусства книг «Малая земля», «Возрождение»,
«Целина»: «Эти подлинно народные книги обогатили ду-
ховную жизнь советского общества, показали высокий
образец партийного мышления, побудили художников
всех поколений на более объемные и глубокие исследо-
вания современности, на более весомые художественные
обобщения».
279
Как водится, была образована комиссия для подго-
товки проектов резолюций, в нее вошли 123 человека.
Магия цифр завораживает: почему 123? А не 120 или
125? С холодком в груди чувствую здесь проявление выс-
шего, отнюдь не гегелевского разума. Резолюция, пред-
ложенная ста двадцатью тремя, состояла из четырех аб-
зацев, а собственно резолютивная часть — из двух (41
слово, включая союзы и предлоги):
«1. Целиком и полностью одобрить ленинский курс
и практическую деятельность Центрального Комитета
партии.
2. Одобрить Отчетный доклад Центрального Коми-
тета КПСС и предложить всем партийным организа-
циям руководствоваться в своей работе положениями и
задачами в области внутренней и внешней политики,
выдвинутыми в докладе товарищем Л, И. Брежне-
вым».
Как палеонтолог по единой косточке (скорее всего
собачьей) воссоздает динозавра, так я, читая текст резо-
люции, пытаюсь вообразить ее первоначальный, не тро-
нутый 123 редакторскими карандашами вид. И охотно
признаюсь в дремучем текстологическом невежестве.
Над кем, однако, смеемся? Холуйская это повадка —
валить на покойное «начальство» все неудачи. Оборот-
ная сторона культа. Только слабые, заметил Фадеев,
ищут виновных вокруг себя. И подтвердил это собствен-
ной смертью.
А где были мы, коммунисты? Не мы ли создавали у
верхов иллюзию всеведения и всемогущества, являя
собой все одобряющий мелкий партийный народец?
Не ко времени и жалок лепет оправдания: «А что я
мог поделать?» Его в жесткий упор следовало зада-
вать себе, когда писали под копирку: «Прошу принять...
Хочу быть в первых рядах... С Программой и Уставом...»
Между тем в Уставе обозначен длинный перечень
обязанностей членов партии. «Выступать активным по-
борником всего нового, прогрессивного...» Выступали?
Поборником? Нового? Прогрессивного? Отчего же стра-
на находилась в перманентном технологическом от-
ступлении, а новаторы, движители прогресса,— в за-
гоне?
«Служить образцом исполнения гражданского дол-
га...» В чем же состоял наш гражданский долг? В ча-
стном и синхронном сокращении локтевого сустава,
равнодушном взирании на язвы Отечества, упоительном
280
повышении собственноличного «жизненного уровня на-
рода»?
«Строго соблюдать нормы коммунистической мора-
ли...» Не знаю, поймет ли, о чем речь, читатель мой — ди-
ректор гастронома. А ведь все они, кажется, у нас при
партбилетах...
«Овладевать марксистско-ленинской теорией...» Если
и овладевали, то насилием, как девкой, превращая веч-
нозеленое дерево теории в обрубок. Из марксизма-лени-
низма извлекался безжизненный экстракт, цитатник. И
на нем восседали мы таким обширным седалищем, что
коричневое и синее многотомье даже краешков своих
не казало.
«Развивать критику и самокритику, смело вскрывать
недостатки и добиваться их устранения, бороться против
парадности, зазнайства, самоуспокоенности, очковтира
тельства, давать решительный отпор всяким попыткам
зажима критики, выступать против бюрократизма, мест-
ничества, ведомственности...»
Развивали? Вскрывали? Боролись? Давали отпор?
Отчего же торжествовали показуха и рапортомания?
И «Монетный двор» не успевал штамповать ордена и
медали? И критика не зажималась, а просто искоре-
нялась? И бюрократизм, подобно Воланду, правил бал?
И партийность повсюду побиваема была ведомственно-
стью?
Мы не исполнили уставных требований. Мы оказа-
лись плохими членами партии. Нас становилось все боль-
ше, а социализма все меньше. Это так — поднимем гла-
за к правде. Еще и еще раз заглянем за грань кризиса,
к которой мы, коммунисты, и никто другой, подвели
страну.
В январе 1921 года Ленин пишет работу «Кризис пар-
тии». В ней слова: «Надо иметь мужество смотреть пря-
мо в лицо горькой истине. Партия больна. Партию треп-
лет лихорадка». Сегодня категорическим императивом
выступает наша обязанность спросить себя: партия вы-
здоравливает? Но, чтобы говорить о выздоровлении, сле-
дует взвесить тяжесть недавней и еще не прошедшей бо-
лезни. И отказаться от прекраснодушного представления,
будто общество было в застое и предкризисе, а партия
неизменно динамична и на подъеме.
Еще и сегодня при любой инициативе снизу некото-
рые партийцы вздрагивают и хватаются за «вертушку >.
Нас не поймут! — сокрушаются. Кто не поймет? Народ!
281
Но очи возводят — горе. Точнее, холмушке, где покоятся
директивные офисы. Низ-з-зя-я, говорят они (воспользу-
юсь словцом Маяковского) «голосом ожившего лампад-
ного масла».
Они мыслят классическими образами: почин бывает
великим, когда в депо Москва-Сортировочная ремонти-
руют паровоз. А всякий иной подозрителен и должен
быть одобрен — сами знаете кем. Папа Карло брал дере-
вяшку, удалял лишнее, получался живой человечек. Они
же берут человечка, удаляют живое, получается дере-
вяшка. И ее кладут в поленницу, взор ласкающую стро-
гостью и соразмерностью.
Им давали шанс перестроиться — и не один. Но, по-
добно французским роялистам, они ничему не научились
и в отличие от них все забыли.
По мнению некоторых политологов и публицистов,
борьба двух тенденций в КПСС—ленинской, демо-
кратической, и сталинской, тоталитарной (или ее
смягченным вариантом — брежневской, авторитарной),
характерна не только для прошлого и настоящего, но
непременно продолжится и в будущем. И это, полагают
они, призван учитывать внутрипартийный плюрализм.
И внутрипартийная борьба этих традиций будет-де
содействовать революционным преобразованиям в обще-
стве.
С этим невозможно согласиться. Партия — политиче-
ский авангард общества, а не его точная модель. Да,
борьба этих двух тенденций в партии действительно на-
лицо. Но все ли разумно, что действительно? Мы гово-
рим «партия», подразумеваем — и Ленин, и Сталин, и
Брежнев? Ситуация, когда коммунистическая партия,
превращаясь в демократическую организацию, числит в
своих рядах исповедующих не только демократизм, но и
авторитаризм, представляется мне алогичной. Если часть
авангарда плетется в арьергарде, путаются стратегиче-
ские карты перестройки и существует опасность, что они
будут биты.
Партия — это сплошная Гора, ее структура равно от-
торгает Жиронду и Болото. Оздоровление партии — пио-
нерный процесс. Сначала — партия, затем — все общест-
во. По-иному перестройка не делается.
Огонек. 1988. № 36. С. 28-29
282
Сергей Михалков
«КРАСИВО ЖИТЬ НВ ЗАПРЕТИШЬ»
Из разговора
со специальным корреспондентом «Огонька»
Ф. Медведевым
Я однажды спросил у Брежнева:
— Леонид Ильич, ваше мнение о «Фитиле»?
Он говорит:
— Неприятно смотреть.
Как-то спросил Мазурова:
— Кирилл Трофимович, «Фитиль» смотрите?
— Смотрю.
— Ну и как?
— Три ночи потом не сплю.
— Ну так что, может, его прикрыть? — пошутил я,
— Нет-нет, он нам нужен!
А выступая чуть позднее в Баку, Брежнев поддержал
«Фитиль», когда я ему сообщил, что острый сюжет, за-
трагивающий честь мундира азербайджанских руководи-
телей, не допущен в прокат.
Какие парадоксы! С одной стороны — застой, с дру-
гой — поддержка «Фитиля»!
Мне не раз приходилось встречаться с Л. И. Брежне-
вым. Он производил на меня впечатление доброжела-
тельного и контактного человека. Необъяснимо быстро
Брежнев утратил связи с реальностью. Наверное, пото-
му, что по характеру был сибаритом. Как говорится,
«красиво жить не запретишь». Но когда такой личности
придается бесконтрольная власть, создаются все условия
для удовлетворения ее любых потребностей. А угодниче-
ство и вседозволенность окружающих как бы стимулиру-
ют безнаказанность в тех слоях общества, для которых
личное благополучие превыше всего. Нарушения социа-
листической законности — приписки, казнокрадство и
коррупция, парадная показуха, тотальный бюрократизм
в годы застоя при попустительстве высшей иерархии в
государственном аппарате разъедали общество, тормо-
зили его развитие. Здоровые же силы практически не
имели возможности противостоять этой беспринципно-
сти чиновников и руководителей. Колесо истории кати-
лось не в ту сторону. Рождалось недоверие и к тому, что
провозглашалось с трибун, и к средствам массовой
283
информации. Генеральным секретарем партии стано-
вится IO. В. Андропов, честнейший и скромнейший ком-
мунист, все видевший со своего поста председателя Ко-
митета государственной безопасности, по в условиях
полного забвения демократизма и гласности не имев-
ший возможности содействовать коренному изменению
обстановки в стране. Для всего нужны соответствующие
условия...
Время ставит все на свои места. При Брежневе мно-
гие, очень многие на себе почувствовали, куда уводит
разрыв между словом и делом, угнетала общая неста-
бильное гь. Только после его смерти, когда Генеральным
секретарем был Юрий Владимирович Андропов, атмосфе-
ра общественной жизни начала оздоровляться. Но судь-
ба отпустила ему так мало времени...
Я, тоже, честно говоря, порою шел на поводу вместе
со всеми. Не один, а вместе со всеми. Однако, когда окле-
ветали, арестовали, обвинили, посадили, состряпав на
пего уголовное дело, художника-оформителя К., я дол-
го боролся за реабилитацию его честного имени. В кон-
це концов его не только реабилитировали, но еще и из-
винились перед ним.
Дело в данном случае, конечно, не во мне одном, я
не тяну на себя одеяло. Я просто знаю, что и во време-
на культа, и во времена застоя всегда находились чест-
ные, мужественные люди — коммунисты и беспартийные,
которые не могли не сделать того, что надо было пы-
таться делать во имя справедливости. Когда невозмож-
но было доказать что-то Рашидову, Щелокову, Чурба-
нову или Медунову, когда с трудом удавалось пробивать-
ся к правде, тогда приходилось ждать подходящего мо-
мента для какого-то ходатайства, заступничества.
Герой моей басни «В нашем доме» сантехник Степан
говорит: «...не сменить ли всю эту систему?» Не систему
строя, а систему управления, систему хозяйствования, си-
стему наплевательского отношения к людским заботам.
Разве не готовили перестройку те писатели, которые
писали произведения острые, злободневные, смелые и
печа1али их чаще всего с великим трудом? Я имею в ви-
ду Абрамова, Думбадзе, Гончара, Быкова, Трифонова,
Бондарева, В. Гроссмана, Бека, Троепольского. Слож-
ными были судьбы Овечкина, Дороша, Радова. Впереди
времени шли Дворецкий, Володин, Рощин.
...Владимир Высоцкий в искусстве — уникальная твор-
ческая личность, хотя я не считаю его великим поэтом.
284
Это такой же народный талант, как Шукшин, которого
я очень люблю. Когда Высоцкий умер, меня удивило, что
нет некролога. Я даже пытался помочь напечатать его.
Звонил, просил. Мне говорили: «Да, да, разберемся, по-
смотрим». Но ничего не сделали. И пришлось утешаться
тем, что его похороны, по существу, превзошли все мыс-
лимые некрологи. И когда сын мой Никита выступил на
панихиде в Театре на Таганке, я сказал ему: «Ты — мо-
лодец!» И когда Михаил Ульянов тоже выступил на той
же панихиде, я и ему сказал: «Хороший пример честного,
объективного отношения к ушедшему из жизни товари-
щу по искусству».
...Николая Гумилева надо было давно вернуть отече-
ственной культуре. В конце 70-х годов я попытался по-
мочь этому. Дважды ходил в ЦК КПСС к Суслову с об-
стоятельным, как мне кажется, весьма аргументирован-
ным письмом, в котором говорилось о значении Гумиле-
ва для русской поэзии. Инициатором этого моего похода
была поэтесса Лариса Васильева. Суслов пообещал: «Мы
подумаем». Однако положительного решения не после-
довало.
...Большой разговор о времени культа личности тогда
уже начинался, но только сейчас открыты шлюзы. Пов-
торяю, шлюзы открыты, а не кингстоны. Эти шлюзы оз-
доровляют общество, духовную атмосферу. Кингстоны
же мы не собираемся открывать. Хотя некоторые про-
тивники перестройки, злопыхатели, быть может, хотели
бы их открыть.
Огонек. 1988. № 12. С. 8, 29
Георгий Яковлев
КАК СОЗДАВАЛИСЬ МЕМУАРЫ БРЕЖНЕВА
Когда один из наиболее раболепствующих литера-
турных подпевал, явно желая перекричать сладкоголо-
сый хор коллег, сравнил прошумевшие и затем позабы-
тые воспоминания Л. И. Брежнева по «глубине художе-
ственного осмысления» со «Словом о полку Игореве», то
фельетонист-правдист Александр Суконцев в кругу то-
варищей иронично сказал: «Это точно — и там, и там ав-
тор неизвестен». Однако «группа товарищей» как бы про-
пустила эту едкую реплику мимо ушей, хотя среди них
285
находился и один из создателей сей трилогии, позже раз-
росшейся до пенталогии.
Угодники всегда окружали и царский трон, и кресло
диктатора, и трибуну партийного лидера. Известно, как
соратники Сталина пытались внушить А. М. Горькому
мысль, что народ жаждет прочитать книгу об «отце на-
родов» в его исполнении. Не внял. Не будем строить до-
гадки, в какой степени честная твердость писателя по-
влияла на его судьбу...
Ровно тридцать лет назад представлялся я в До-
нецке как собкор «Комсомолки» тогдашнему секре-
тарю обкома партии по пропаганде Д. 3. Белоколосу.
Тогда, при первом знакомстве, Дмитрий Захарович пред-
ложил:
— А что, если мы подключим тебя к одному партий-
ному делу? Очень важному?
— Если вы о книге...
— Откуда знаешь? — взволновался секретарь.
— В Москве слышал,— ответил я неопределенно.
— A-а, понятно, мы в ЦК согласовывали,— успокоен-
но протянул он.
В общем, отказался.
И вот выходит «Рассказ о почетном шахтере», в кото-
ром речь шла о пребывании Н. С. Хрущева в Донбассе.
Держу в руках эту книгу в суперобложке, смотрю на
добродушное, с лукавинкой лицо «великого реформато-
ра». На титульном листе названы все шесть авторов, в са-
мом низу подпись редактора — Д. Белоколос, секретарь
обкома.
Что же побудило донецких партаппаратчиков внести
и свой «вклад» в историю Донбасса? Те же честолюби-
вые устремления, коими резвые авторы создали толстен-
ный труд «Лицом к лицу с Америкой», вышедший годом
раньше.
Но здесь авторы «успели». На первой странице не-
стандартно начертано: «Эту книгу написали: А. Аджу-
бей, Н. Грибачев...» Замыкает колонку из двенадцати
авторов Г. Шуйский, помощник Первого секретаря, ко-
торый, судя по должности, был «техническим руководи-
телем» этого хвалебного сборника репортажей, стено-
грамм, авторских отступлений.
Тогда все двенадцать авторов стали лауреатами Ле-
нинской премии. Ни больше ни меньше. Не зря, знать,
имя лидера, «изумляющего мир своей энергией», было
густо рассеяно по всем страницам.
286
А теперь вернемся к воспоминаниям Л. И. Брежнева.
Соратники его, похоже, только тем и занимались, как
бы еще отметить «выдающиеся заслуги» посредственно-
го человека, который, по воспоминаниям компетентного
Ф. Бурлацкого, «очень не любил читать и уж совершен-
но терпеть не мог писать». Звезды, золотое оружие, зва-
ния...
В недавней статье об одном из самых громких и
беззастенчивых подпевал бывшего Генерального сек-
ретаря ЦК «Правда» вынесла в заголовок слово «алиев-
щина». Но что это такое, я узнал годом раньше, на-
ходясь в трехмесячной командировке от ЦК КПСС
в Баку.
Трижды Брежнев побывал в этом старом и прекрас-
ном городе. И каждый раз его приезд обставлялся Гей-
даром Алиевичем как праздник республики, где роскошь
власть имущих и бедность тружеников принимала все
более контрастные очертания. Однако сказанная «хозяи-
ном» фраза в сентябре 1978 года — «Широко шагает
Азербайджан» — замелькала в названиях статей, книг,
в речах.
Вот картина известного художника: полковник Бреж-
нев вручает уходящим в бой солдатам партбилеты. Му-
зей-землянка сделана в натуральную величину. В ней
якобы обитал будущий маршал на «/Малой земле». Луч-
шие ювелиры украшали рукоять памятного меча, вручен-
ного гостю из Кремля. А как он обрадовался перстню из
белого золота, на гранях которого бугрилось его собст-
венное изображение! В памяти бакинцев любимый Зеле-
ный театр, что по указанию Алиева уничтожили в одно-
часье для сооружения особняка-резиденции специально
для Брежнева.
А в 1982 году сняли с проходки в море громозд-
кую бурильную установку «Шельф-2» и буксировали
несколько десятков миль, чтобы подогнать к стенке При-
морского парка, предварительно проведя дорогостоя-
щие дноуглубительные работы (не предъявить ли
счет на оплату самому Алиеву?!). Кстати, проведенный
по мосту дюжими молодцами на установку, где вы-
строились сорванные с работ люди, дряхлеющий лидер
произнес приветствие, которое стало среди бакинцев
расхожей шуткой: «Здравствуйте, дорогие афганские
нефтяники!»
— Мы в Баку, в Баку! — кричал ему прямо в ухо
один из помощников.
287
Эти и многие другие факты жизни Брежнева и его
окружения были хорошо известны среди больших и ма-
лых функционеров, журналистов, особенно центральной
прессы. А в народе никогда еще не рождалось столько
злых анекдотов о первом лице в государстве. Тем более
знали мельчайшие подробности жизни лидера те, кто
приложил руку к созданию воспоминаний Л. И. Бреж-
нева. Поднятая вокруг них шумиха в печати напомина-
ет разве что восторженные отклики по поводу «теорети-
ческой» работы Сталина «Марксизм и вопросы языко-
знания», о которой поется в лагерной песне: «Товарищ
Сталии, вы большой ученый, в языкознаньи знаете вы
толк...»
Вспомним, что автор «Малой земли», «Возрождения»,
«Целины» и других воспоминаний не любил читать, а
тем более писать. Неделями на спецдачах большие груп-
пы крупных специалистов по вопросам внутренней и
внешней политики составляли для него доклады и речи.
Дирижером будущих мемуаров стал ответственный ра-
ботник ЦК КПСС, а ныне посол в заморской державе.
Для приличия книги создавались поочередно. А исполни-
тели... Их не пришлось уговаривать. Магическая фраза:
«Вы будете щедро вознаграждены», отодвинула в сторо-
ну такие девальвированные к тому времени в обществе
понятия, как честь, совесть, достоинство. Их командиро-
вали в отдаленные от Москвы районы прежней работы
лидера, где будущие «соавторы» неделями подбирали
фактуру, находясь под доброжелательной опекой пер-
вых лиц области или республики. Кунаева, например, в
Казахстане. Затем много недель «отписывались» по до-
мам. С сохранением зарплаты, разумеется. Верстку од-
ной из будущих книг «трилогии» мне довелось даже по-
листать. «Ты второй читатель»,— сказал мне автор-лит-
записчик. «А кто первый?» — «Я, конечно»,— откликнул-
ся он горделиво. А затем верстку повезли в Крым, где
отдыхал Л. И. Брежнев. «Всего два слова поправил»,—
комментировал мой прежний коллега.
Миллионы телезрителей в 1980 году стали свидетеля-
ми грандиозного шоу: вручение Л. И. Брежневу в Крем-
ле за выпущенные миллионными тиражами книги и «не-
устанную борьбу за мир» Ленинской премии. А я наблю-
дал за литзаписчиками хозяина торжества, которые си-
дели в 7-м или 8-м ряду, напряженно вслушиваясь. Еще
бы, им пообещали, что сам упомянет об их помощи. А со
сцены потоком лилась на головы присутствующих паточ-
288
пая река. Сверкая Золотой Звездой, глава писательского
корпуса Г. Марков взволнованно утверждал, что «по
популярности, по влиянию на читательские массы, на их
сознание книги не имеют себе равных...». Неловко, стыд-
но даже читать хвалебные речи (все они напечатаны в
центральных газетах). А потом выступил «автор», побла-
годарил литераторов «за добрые отклики»: «...если вы-
крою время, если сумею, то записки продолжу. Считай-
те, что награду, врученную мне сегодня, я рассматриваю
и как напутствие на будущее». Тут уж тяжеленные люст-
ры звякнули от бурных аплодисментов. Уместно вспом-
нить, что ровно за год до присуждения Брежневу Ленин-
ской премии другого лауреата, М. Ростроповича, вместе
с Г. Вишневской — их имена вошли в историю мировой
культуры — лишили гражданства СССР, званий народ-
ных артистов страны, всех правительственных наград.
Газеты называли их «духовными перерожденцами». Их
письма Брежневу о допущенной жестокой несправедли-
вости остались без ответа.
Литзаписчики, так их правильнее будет называть, с
кислыми лицами расходились с торжества. Как же, ос-
тались безымянными. Их фамилии вы не увидите ни на
одной книге, ни в одной рецензии, ни в гонорарных ве-
домостях. Хотя только Политиздат выплатил Л. И. Бреж-
неву почти полмиллиона рублей *. И нет, наверное, тако-
го издательства в стране, которое, отодвинув в дальний
ящик своих авторов, не поспешило бы напечатать вели-
кими тиражами воспоминания.
Ныне литзаписчики рады, что остались в тени. Но...
с ними щедро рассчитались — кому орден, кому кварти-
ру, кому собрание своих сочинений. Как говорят в наро-
де, замазали рты. Изображу эпизод, который лишний
раз свидетельствует об уровне нравственности этих ис-
полнителей «социального заказа».
На улице случайно встретились двое из них, писа-
тель и журналист, знакомые уже много лет. «Послушай,
ты не собираешься написать правду, как создава-
лась..?»— спросил журналист, называя одну из книг три-
логии. «Да ты что? — искренне удивился писатель.— Я к
этому грязному делу никакого отношения не имею».
А разговаривали, заметьте, вдвоем на улице, без сви-
детелей. Уточним: сразу же после выхода трилогии была
* Цифра, приведенная автором, неточна. Л. И. Брежневу было
выплачено Политиздатом 179 281 руб. Ред.
10 Л. И. Брежнев 289
создана комиссия, которая затребовала у исполнителей
все черновые записи для уничтожения. Докажите-де те-
перь, кто автор, а кто самозванец.
Но все тайное, как известно, со временем становится
явным. На недавней встрече редколлегии еженедельни-
ка «Совершенно секретно» с читателями в столичном
Дворце культуры «Меридиан» публично названы фами-
лии литзаписчиков брежневских мемуаров — А. Сахнин,
А. Мурзин, А. Аграновский.
Известный педагог В. А. Сухомлинский называл ли-
цемерие, угодничество, приспособленчество «многоликим
злом», призывал быть непримиримым к нему. Но более
тревожат мысли о «звездной болезни» лидеров партии,
высших государственных сановников. Сколько толстен-
ных сборников их речей, всякого рода трудов — от теоре-
тических до мемуаров — ушло в макулатуру! Что же это,
хроническая болезнь? Выходит, что так.
Пример тому — желание очередного лидера партии
К. У. Черненко отметиться вступлением в высокую долж-
ность печатным трудом. А поводом послужило посеще-
ние московского завода «Серп и молот». Знаю об этсм,
что называется, из первых рук. Лично мне предложили
срочно написать книгу объемом в 10 печатных листов об
облагодетельствованном кратким визитом заводском кол-
лективе. Пояснив: «Есть пожелание сверху доверить та-
кую работу правдисту». На тех же, замечу, условиях—с
отрывом от работы, но с сохранением зарплаты. Не раз-
думывая, отказался. Не такая уж и заслуга, но, честно
говоря, с большим удовлетворением об этом вспоминаю.
Правда, К. У. Черненко брал «планку» поскромнее —
всего лишь эпизод своей жизни. Но кто знает, куда би
завели его честолюбивые устремления...
Так хочется верить, что новые лидеры партии удер-
жатся от соблазна преподнести народу кладезь премуд-
рости в виде собственного жития. Да еще с эксплуатаци-
ей чужих мозгов.
Московская правда. 1990. 13 мая
Разрядка и новый виток
«холодной войны»
Андрей Громыко
КОЕ-ЧТО О ПЕРИОДЕ ЗАСТОЯ
В связи с освобождением Хрущева с занимаемых им
постов в печати иногда появляются разного рода домыс-
лы, касающиеся событий того времени. Говорят, что
Брежнев чуть ли не сам себя навязывал Центральному
Комитету партии кандидатом на пост Первого секретаря
ее ЦК. Это неправда. Настроение у ЦК по поводу того,
чтобы на этот пост избрать Брежнева, было общим.
Именно общим. Безусловно, таким было и мнение По-
литбюро.
Брежнев не выказывал желания делать сообщение о
Хрущеве и вносить предложение о его освобождении на
Пленум ЦК партии. Даже возражал против этого. Было
общее мнение, что с таким сообщением и соответствую-
щим предложением выступит Суслов. Это он и сделал...
У меня никогда не было сомнений, как и у других членов
ЦК, членов Политбюро того периода, что Брежнев —
деятель, приверженный политической линии, выработан-
ной после XX съезда КПСС. Допускаю, что я знал не все
стороны его деятельности, но ее основные направления
ни ЦК КПСС в целом, ни Политбюро под вопрос не ста-
вили.
И все же прежде всего заслуживает внимания то, что
в течение нескольких последних лет он работал, будучи
уже больным. Правда, он этого не афишировал. И даже
скрывал. Однажды 10. В. Андропов и я договорились на-
мекнуть Брежневу:
— Не следует ли вам как-то поберечь свое здоровье?
Если ему не уделить должного внимания, то это может
быть связано с большой опасностью.
Конечно, намек выглядел прозрачным, хотя и постав-
лен был, как нам казалось, с должным тактом.
Брежнев в ответ просто промолчал, а затем перешел
к разговору на другие темы.
Мы оба, Андропов и я, расценили такую реакцию,
как то, что он и не помышлял об изменении своего поло-
жения.
293
Тут, пожалуй, уместно вспомнить еще один разговор.
Как-то при удобном случае я сказал ему:
— Надо бы что-то сделать, чтобы в стране меньше
потреблялось алкогольных напитков. Уж очень много у
нас пьюг, а отсюда и рост преступлений, дорожных про-
исшествий, травм на производстве и в быту, развала
семей.
— Знаете,— оживился он в ответ,— русский человек
как пил, так и будет пить! Без водки он не может жить.
Я настаивал на своем:
— Миллионы алкоголиков тянут страну назад. И пар-
тии, и народу от того пьянства, которое существует сей-
час, будет только худо. Разве не об этом говорит стати-
стика, да и медицина?
Разговор этот не привел к положительным результа-
там. Но через два-три месяца вопрос об этом все же воз-
ник на Политбюро. Генеральный секретарь уже не воз-
ражал против принятия какого-нибудь антиалкогольного
решения. Но оно оказалось слабым, неконкретным и
ощутимого эффекта не дало.
Пожалуй, нелишне высказать свое мнение об уровне
общей подготовки Брежнева. Я бы сказал так. В обще-
принятом смысле слова он был человеком образованным.
Неверны утверждения об обратном. Однако его знания
не отличались глубиной. Не случайно он не любил раз-
говоров на теоретические темы, относящиеся к идеоло-
гии и политике. Последние годы жизни он почти ничего
не читал. Иногда я по своей инициативе рекомендовал
ему прочесть те или иные книги, хотя бы в короткие часы
отдыха.
Помню однажды, находясь на отдыхе в санатории под
Москвой, я рекомендовал ему книгу о жизни Леонардо
да Винчи, даже принес ее. Он обещал прочесть. Но неде-
ли через две вернул,сказав:
— Книгу я не прочел. Да и вообще — отвык читать.
Комментарии к этим словам, как говорят, излишни.
Сильной стороной Брежнева был особый интерес к
кадрам. Иногда его беседы с членами ЦК и другими от-
ветственными работниками сводились к теме о том, кто
чем занимается, какие у кого с кем отношения,— все это
с целью выяснения у собеседников, не строит ли кто-ни-
будь против него лично каких-либо козней. Члены По-
литбюро, да и многие члены ЦК знали эту особенность
Генерального секретаря и учитывали ее. При этом имел
место, безусловно, и подхалимаж.
294
Все это, конечно, в какой-то степени отражалось па
его Авторитете, отнюдь не повышая его. Но собеседники,
как правило, его щадили и старались ему помогать, как
могли. Видимо, болезненное состояние усугубляло его
подозрительность. Даже важные проблемы пропускались
через призму личных настроений того или иного работни-
ка по отношению к нему как к Генеральному секретарю.
Экономическое положение страны было очень слож-
ным, а в некоторых отношениях тяжелым. По справед-
ливости тогдашний период назван «застойным». Он был
застоем в экономике, науке и технике, социальной сфе-
ре. Имели место разного рода комбинации с цифрами, не
отражающими истинного положения в промышленности
и сельском хозяйстве. Узкие места и недостатки часто
затушевывались.
Всегда перед съездами партии и пленумами ее ЦК
руководство проходило через мучительную стадию раз-
думий о том, в каком виде представить итоги развития
страны. С этой же трудностью ЦК КПСС и правитель-
ство встречались каждый год при подведении итогов за
минувший период. Хозяйство находилось в состоянии
стагнации. Это была суровая действительность. А при-
ходилось говорить о мнимых успехах. Полностью вся
правда обнажилась позднее.
Страна тогда закупала за рубежом много промыш-
ленного оборудования. С его освоением паша промыш-
ленность не справлялась. Положение усугублялось и тем,
что импортируемое иностранное оборудование не уста-
навливалось в нормативные сроки. Пролежав годы, уста-
ревало с точки зрения технологии и становилось фак-
тически непригодным к работе еще и по этой причине.
Помню, как-то при мне Брежнев задал Косыгину вопрос:
— Как много закупленного за границей промышлен-
ного оборудования у пас до сих пор не установлено на
предприятиях и все еще складировано?
Косыгин ответил:
— На шестнадцать-семнадцать миллиардов инвалют-
ных рублей.
По тому времени (да и по нашему тоже!) это состав-
ляло огромную сумму.
Почти систематически страна закупала и зерно. Сель-
ское хозяйство Советского Союза переживало исключи-
тельно трудные времена, что еще больше отягощало эко-
номическое положение. Все это не могло не отразиться
в отрицательном плане на жизненном уровне населения.
295
Конечно, сейчас может возникнуть вопрос: если было
ясно, что принимаются решения, не отвечающие интере-
сам страны, то почему же Политбюро, да и ЦК не при-
нимали иных решений, которые в действительности от-
вечали бы интересам государства и народа?
Нужно учитывать, что существовал определенный
механизм принятия решений.
Могу привести факты в подтверждение такого тезиса.
Не только я, но и некоторые другие члены Политбюро
справедливо указывали на то, что тяжелая промышлен-
ность и гигантские стройки поглощают колоссальные
средства, а отрасли, производящие предметы потребле-
ния— продовольствие, одежду, обувь и т. д., а также ус-
луги,— находятся в загоне.
— Не пора ли внести коррективы в наши планы? —
спрашивали мы.
Брежнев был против. Планы оставались без измене-
ний. Диспропорция этих планов сказывалась на обста-
новке вплоть до конца 80-х годов, когда пишутся эти
строки.
Или взять, к примеру, личное хозяйство колхозника.
Фактически его уничтожили. Крестьяне не могли себя
прокормить...
Мне не приходилось наблюдать, чтобы Брежнев глу-
боко осознавал недостатки и серьезные провалы в эконо-
мике страны. Правда, он соглашался, что обстановка тре-
бует, чтобы был сделан серьезный поворот в сторону на-
учно-технического прогресса. Было ясно, что наша наука
и техника во многих отношениях отстают от развития
науки и техники в передовых капиталистических стра-
нах. Он даже дал согласие выступить с докладом на Пле-
нуме ЦК КПСС по этому вопросу. Интересы страны тре-
бовали принятия соответствующих решений. Но пленум
несколько раз откладывался. С докладом он так и не вы-
ступил, никакие серьезные решения по этому вопросу в
тот период так и не были приняты.
Сама оценка положения в стране в области эконо-
мики, науки и техники, социальной сферы, да и в куль-
турной жизни была какой-то вялой, давалась от случая
к случаю. Многие факты просто скрывались. С таким по-
ложением и встретилась политика перестройки.
Тогда все считали, что главное лицо, с которого сле-
дует спрашивать за недостатки и прорывы в области эко-
номики,— это А. Н. Косыгин. Во-первых, он был Предсе-
дателем Совета Министров СССР, во-вторых, он дей-
296
ствительно считался знатоком экономических проблем,
поскольку являлся крупным экономистом, я и сам так
оценивал его роль. Но как бы основательно Косыгин ни
понимал экономические проблемы, он все же на практике
шел по тому же пути застоя. Каких-либо глубоких поло-
жительных мыслей, направленных на преодоление па-
губных явлений в экономике страны, он не высказывал.
Ни он, ни руководство того периода не сумели вывести
страну из сложного положения.
Естественно, возникает вопрос: отдавал ли Брежнев
себе отчет в том, что обстановка в стране чрезвычайно
тяжелая и что необходимо искать пути к ее коренному
изменению?
Он не отдавал себе в этом полного отчета. Прини-
мал на веру заявления работников, непосредственно от-
вечавших за то или иное направление в социальном и
экономическом развитии страны, за выполнение намечен-
ных планов. Был снижен уровень требовательности к
этим работникам, делалось немало успокоительных до-
кладов и речей, но обстановка в лучшую сторону не ме-
нялась.
Дело осложнялось еще и тем, что само Политбюро
главных внутренних проблем, стоящих перед страной,
фактически серьезно не обсуждало. Как правило, прини-
мались формальные решения, причем без обсуждений.
Тексты решений готовились соответствующими ведомст-
вами.
В первые годы пребывания Брежнева на посту Пер-
вого секретаря, а затем Генерального секретаря ЦК
партии он старался в какой-то мере охватывать главные
вопросы положения в стране и выказывать самостоятель-
ность суждений. Но глубоко проблем, стоящих перед пар-
тией и народом^ он не знал. Обычно полагался на суж-
дения Совета Министров, отдельных членов Политбюро
и других товарищей. А выводы делал по подсказке экс-
пертов и помощников, готовивших заранее предложения
по рассматриваемым вопросам. В конце дискуссии он
зачитывал то, что было подготовлено. Страшно не лю-
бил, если кто-то вносил предложение, отличное от того,
которое им было зачитано. Обычно все при этом чувст-
вовали неловкость. \
Все это не способствовало продуктивному рассмотре-
нию актуальных проблем. Эти серьезные недостатки все
больше давали себя знать прежде всего в центре. Из-
вестно это становилось и большому слою партийных
297
работников. Положение было абсолютно ненормальным.
Все в руководстве понимали, что долго так продолжать-
ся не может. Но это «не может» длилось до самой кон-
чины Генерального секретаря.
Еще при жизни Брежнева иностранные деятели час-
то меня спрашивали:
— Что собою представляет Брежнев?
Такой вопрос ставился и перед другими членами на-
шего руководства во время их поездок за рубеж. Вот и
приходилось давать ответы на этот, казалось бы, про-
стой, но совсем нелегкий вопрос. Авторитет Генераль-
ного секретаря все мы щадили. Но ведь многие зарубеж-
ные деятели знали положение, так как следили за тем,
как он вел переговоры с руководителями других госу-
дарств. Например, бывший президент Франции Жискар
д’Эстен подробно изложил в печати свое впечатление о
Брежневе, с моей точки зрения, даже перехлестывая че-
рез край.
Если не считать затруднений, связанных с состоя-
нием его здоровья, то переговоры с иностранными дея-
телями Брежнев вел в общем достойно. Отстаивал ин-
тересы Советского Союза и предложения, с которыми он
выступал во время контактов с руководителями других
государств.
Связи с ведущими деятелями стран Варшавского До-
говора у Брежнева были в общем нормальные, зачастую
доверительные. Но здесь следует сказать, что при нем
все же не был использован должным образом полити-
ческий потенциал отношений по той же причине, о ко-
торой говорилось выше.
В ходе бесед с иностранными деятелями временами
возникали ситуации, когда требовалась реакция на со-
ответствующее заявление иностранного партнера именно
со стороны Брежнева. Такая реакция явно ожидалась, но
ее часто не было. А если что-то и было сказано, то неяс-
но. Надо, однако, отметить, что переводчик Виктор Су-
ходрев часто выручал Брежнева, особенно когда беседы
происходили один на один.
Тут я должен кое в чем защитить Брежнева. Когда
возникал вопрос, что предпочтительнее: изложить пози-
цию страны устно, может быть, даже с претензией на
оригинальность в формулировках, или зачитать подго-
товленный текст с точной фиксацией нашей позиции, он
не колеблясь избирал второй путь. Он дорожил точно-
стью и, думаю, поступал правильно.
298
Но этот метод на разного рода внутренних совеща-
ниях, заседаниях, собраниях фактически лишал его воз-
можности вносить свой вклад в обсуждение соответст-
вующего вопроса. Если он не имел подготовленного тек-
ста, то иногда просто не принимал участия в обсуж-
дении.
К этому следует добавить, что Брежнев не обладал
творческим складом ума. Хотя у него имелись незауряд-
ные способности в организаторском плане. Все это было
широко известно. Эти способности и его умение ориенти-
роваться в кадровых вопросах оттеняли его сильную сто-
рону. На такие темы он мог вести многочасовые беседы.
Он и Хрущев в кадровых вопросах были в известном
смысле антиподами. Хрущев считал необходимым посто-
янно переставлять людей с одного места на другое, часто
создавая тем самым хаотическое положение на отдель-
ных участках работы. Брежнев, наоборот, даже тех ра-
ботников, которых в интересах дела, в интересах стра-
ны нужно было бы освободить и заменить новыми, ос-
тавлял на своих постах.;
Он был чересчур восприимчив к похвалам и компли-
ментам. Совершенно не улавливал грани, отделяющей
искренность от лести. Такая черта характера наносила
ему большой вред.\
Характерен эпизод с присвоением ему звания Марша-
ла Советского Союза. Даже среди руководящих деятелей
трудно было найти того, кто бы отнесся положительно
к идее присвоения ему такого звания. Однако сам он не-
однократно давал понять, что, по его мнению, такое ре-
шение отвечало бы справедливости. Даже во время про-
ведения Политбюро подходил к некоторым участникам
заседания и подбрасывал эту мысль как бы между про-
чим. Обрамляя ее в такую форму:
— Военные меня уговаривают дать согласие на при-
своение звания маршала.
Подошел как-то и ко мне. Тоже как бы в шутку, со-
славшись на военных, высказал эту мысль. Ответа не
стал ждать и отошел. Сидевший рядом со мной министр
обороны СССР Д.Ф. Устинов посмотрел на меня и улыб-
нулся. Я ответил тем же. На заседании было нетрудно
уйти от ответа. Но прошло совсем немного времени,
и в Политбюро было получено предложение коллегии
Министерства обороны СССР о целесообразности при-
своения Л. И. Брежневу звания Маршала Советского
Союза.
299
Сродни этому получилось и награждение его орденом
«Победа». Особенно печальным было то, что он не отда-
вал себе отчета, насколько отрицательно это восприни-
малось п в партии, и в народе.
Надо сказать, что последние два-три года до кончины
он фактически пребывал в нерабочем состоянии. Появ-
лялся на несколько часов в кремлевском кабинете, но
рассматривать назревшие вопросы не мог. Лишь по теле-
фону обзванивал некоторых товарищей. Для большин-
ства руководящих работников, особенно в центре, стано-
вилось ясным, что силы его на исходе. Не смог он ук-
репиться в мысли о том, что пора честно сказать о невоз-
можности для него занимать прежнее положение, что
ему лучше уйти на отдых. Вполне возможно, что, избрав
именно такой путь, он мог бы еще свою жизнь и про-
длить.
Состояние его было таким, что даже формальное за-
седание Политбюро с серьезным рассмотрением постав-
ленных в повестке дня проблем было для него уже за-
труднительным, а то и вовсе не под силу.
Вот в такой период рано утром 10 ноября 1982 года
мне позвонил Андропов и сообщил:
— Леонид Ильич Брежнев только что скончался.
Громыко А( А. Памятное. В 2 ин.
Кн. 2. М., 1990. С. 622-530
Лев Делюсин
СССР —КНР: НА ГРАНИ ПОЛНОГО РАЗРЫВА
Из интервью корреспонденту Д. Макарову
— В октябре 1964 года Хрущев был снят и его место
занял Брежнев. Как отразилось это на наших отношени-
ях с КНР?
— Приход к власти в любой стране нового руково-
дителя— это всегда возможность для исправления оши-
бок прошлого, отказа от определенной части «наследст-
ва». В данном случае этого не произошло, хотя опреде-
ленные шаги для нормализации и улучшения советско-
китайских отношений предпринимались.
— Почему?
— Причин несколько. Антисоветская кампания в
КНР и антимаоистская в СССР к тому времени уже
набрали темп, и остановить их было не так-то просто.
300
В пылу взаимных упреков трудно быть объективным.
‘И все-таки объективность была необходима. Тем более
таким странам, как наши. Однако, к сожалению, и мы, и
китайцы употребляли в полемике аргументы не слишком
добросовестные. Китайцы обвиняли нас среди прочего в
ревизии марксизма, в соглашательстве с международным
империализмом. Мы же старались доказать, что Китай
сползает на путь капитализма. Это была глубоко оши-
бочная идея, которая поддерживалась некоторыми на-
шими крупными чиновниками. Им казалось, что если они
сумеют убедить весь мир в том, что КПК перерождается
и становится мелкобуржуазной партией, то это принесет
нам какие-то идеологические дивиденды. На самом деле
КПК, несмотря на все свои серьезные теоретические
ошибки и шатания (а у кого их не было?), стремилась
построить в стране социализм. Хотя понимание путей
строительства социализма было далеким от научного.
С нашей стороны допускалось и, прямо скажем, «не-
корректное» обращение с фактами и документами, что
совсем не способствовало примирению позиций. Это ка-
салось и биографии Мао Цзэдуна, которая была издана
в разгар полемики, где ему приписывались такие грехи,
которых он не имел.
— Не был ли эпизод с биографией Мао, о которой вы
упомянули, исключением?
— К сожалению, нет. Допускались и другие фальси-
фикации, которые не способствовали росту нашего авто-
ритета. И не только в Китае. «Классическим» примером
может служить книга П. П. Владимирова «Особый рай-
он Китая», изданная в СССР тиражом в 150 тысяч эк-
земпляров в 1973 году и пользовавшаяся популярностью
среди наших читателей в 70-е годы.
Публикация этой книги нанесла большой урон пре-
стижу СССР за рубежом, в том числе среди наших дру-
зей, и заставила усомниться в справедливости советской
позиции относительно Китая *.
— А почему именно эта книга получила столь боль-
той резонанс в мире?
— Дело в том, что по распоряжению М. А. Суслова
«Особый район» был переведен агентством печати «Но-
вости» па многие иностранные языки и широко распро-
странялся за рубежом, хотя против этого выступили
* Существует другая оценка этой книги и иная точка зрения на
историю ее создания. См.: Власов Ю. Правда об отце//Аргументы и
факты. 1990. № 18. С. 4—5.
301
ученые-китаеведы, которых поддержал Ю. В. Андропов.
К сожалению, их голоса не оказались в этом вопросе
решающими.
Полемика против ошибочных маоистских методов, ле-
вацкой линии КПК часто принимала издевательскую
форму над национальными чувствами китайцев. Это, ко-
нечно, не способствовало тому, чтобы так называемые
здоровые силы в КНР, на которые мы уповали, проник-
лись к нам любовью.
— Все же полемика, которая велась с Китаем с се-
редины 60-х годов, была межпартийной.
— Но, учитывая, что КПСС и КПК — правящие пар-
тии в своих странах, она не могла не отразиться и на
межгосударственных отношениях.
Идеологические разногласия между КПСС и КПК в
конечном итоге поставили наши страны на грань полно-
го разрыва всех отношений, включая дипломатические,
и даже войны.
— Вы имеете в виду события на острове Даманском
в марте 1969 года?
— Пограничные столкновения начались гораздо рань-
ше— где-то в начале 60-х годов, а события на Даман-
ском стали как бы кульминацией всего конфликта меж-
ду СССР и КНР.
В нагнетании антисоветской истерии сказался аван-
тюризм руководителей КНР, и прежде всего министра
обороны Линь Бяо, который испытывал определенные
трудности в ходе «культурной революции» и стремился
разрешить их, используя угар национализма,— прием,
часто применяемый политиками, терпящими крах...
— Как повлияли события на Даманском на дальней-
шее развитие событий?
— Когда перебранка превратилась в перестрелку, да
еще с применением реактивной артиллерии, обе стороны
неожиданно опомнились: погранично-идеологический
конфликт рисковал перерасти в нечто худшее. И тогда
были предприняты дипломатические усилия по нормали-
зации обстановки. В 1969 году была проведена встреча
А. Н. Косыгина и премьера Госсовета КНР Чжоу Эньлая,
после чего отношения между нашими странами в какой-
то мере стали более спокойными.
— И все-таки боязнь большой войны с Китаем у нас
долго не исчезала.
— Это было следствием нашей пропаганды, изобра-
жавшей Китай как врага чуть ли не более опасного, чем
302
США. Да и в Китае официальная пропаганда изо дня в
день трещала об «угрозе с Севера», в Пекине и других
городах строили бомбоубежища, что способствовало на-
гнетанию страха. Конечно, стопроцентной гарантии в
том, что войны с Китаем не будет, никто тогда дать не
мог, но тот, кто внимательно следил за развитием собы-
тий в КНР в то время (а это был самый разгар «куль-
турной революции», сопоставимой по многим аспектам
с репрессиями 1937—1938 годов в СССР), кто знал о со-
стоянии китайской армии с ее полуграмотными солдата-
ми, вооруженными винтовками, кто имел хоть малейшее
представление об уровне разрухи промышленности и
сельского хозяйства, тот просто не мог и помыслить о
том, что китайцы решатся пойти на военный конфликт
более серьезный, чем пограничная стычка. Те мелкие
провокации, которые китайцы совершали тогда на грани-
це, преследовали не внешние, а внутриполитические це-
ли. И это было тоже более чем очевидно.
Однако наши руководители тогда не захотели при-
слушаться к специалистам, они сначала раздули «образ
врага», а затем стали в массовом масштабе перебрасы-
вать на Дальний Восток войска и боевую технику. По
моему глубочайшему убеждению, это был акт беспри-
мерного расточительства, аналогичного повороту рек.
— Но не стоит забывать, что у Китая уже была атом-
ная бомба и геополитическая доктрина Мао предусмат-
ривала возможность для Китая «погреть руки» у атом-
ного костра.
— Сама по себе бомба не может выиграть войну. Не
бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, выиграли
войну у Японии, а соединенные усилия советской и аме-
риканской армий, сокрушивших японские войска. К «бом-
бе» цу^на ^орошо оснащенная обычным оружием ар-
мия, а такой армии у Китая тогда не было.
— Зачем же тогда в Китае положили столько сил и
средств на ее создание?
— Она нужна была Мао только для престижа. Мы,
говорил он, готовы остаться без штанов, но с атомной
бомбой...
Чтобы избежать ошибок в будущем, в Китае тщатель-
но разрабатывается концепция начальной стадии раз-
вития социализма. Социализм, как считают в Китае,
только начинается.
Аргументы и факты. 1990. № 5. С. 4—5
303
Игорь Беляев
ТАК МЫ ВОШЛИ В АФГАНИСТАН
Сегодня есть возможность приоткрыть завесу над тай-
ной принятия решения о вводе советских солдат в Афга-
нистан. Вокруг этой тайны до сих пор кипят страсти, и,
как мне кажется, настала пора кое о чем поговорить. Ра-
зумеется, в пределах информированности...
РЕАЛЬНОСТИ
Кабул. 27 апреля 1978 года. В столице Афганистана
произошел военный переворот. Расстрелян президент
страны, бывший принц М. Дауд, его ближайшие помощ-
ники. Власть перешла в руки Народно-демократической
партии Афганистана. Изумление в Москве. Советское ру-
ководство не ожидало ничего похожего. Испуг в Вашинг-
тоне. На фоне приближавшейся грозы в Иране ЦРУ не
уделяло достаточного внимания Афганистану и просмот-
рело готовившийся переворот...
Кабул. 30 апреля 1978 года. Провозглашена Демокра-
тическая Республика Афганистан. Впервые назван глава
нового государства — Нур Мухаммед Тараки, глава
НДПА. Выступая по кабульскому радио, он заявил, что
в стране произошла «подлинная революция», и подтвер-
дил верность нового режима всем договорам и обязатель-
ствам с иностранными государствами. Сформировано
правительство ДРА. Его состав предан гласности 1 мая
1978 года. Тараки стал премьер-министром, министром
иностранных дел — Хафизулла Амин. Целью революции
в Афганистане провозглашен социализм... В Москве при-
ветствовали создание Демократической Республики Аф-
ганистан, признали новое правительство. И не хотели за-
мечать афганской специфики...
Тегеран. 10—12 февраля 1979 года. Здесь совершен
антишахский переворот. Рухнула монархия в Иране, на-
чалась исламская революция. В Москве не только с боль-
шим интересом, но и с некоторым опасением наблюдали
за событиями в соседней стране. В Вашингтоне царила
паника. Американцев изгоняли из Ирана, причем с самы-
ми разрушительными последствиями. Все их беды еще
были впереди...
Вена, 15 июня 1979 года. Сюда для подписания со-
ветско-американского договора об ограничении стра-
304
тегических вооружений (ОСВ-2) прибыл президент
США Дж. Картер. Появление договора могло способство-
вать всеобщей разрядке международной напряженно-
сти. В этом главы государств США и Советского Союза
не расходились. Однако Дж. Картер намеревался в при-
ватном порядке довести до сведения Л. И. Брежнева
кое-что важное...
Вена, 17 июня 1979 года. Во время деловой встречи в
советском посольстве президент США счел нужным зая-
вить Брежневу:
— Я бы хотел, чтобы разрядка в Европе распростра-
нилась на другие регионы, где между США и Советским
Союзом существуют разные подходы... В некоторых из
этих регионов мира мы имеем жизненно важные интере-
сы. И Советский Союз должен признать эти интересы.
Один из таких регионов — район Персидского залива и
Аравийский полуостров. Сдержанность необходима вашей
стране, чтобы не нарушать интересы нашей националь-
ной безопасности... Есть много проблем в Иране и Афга-
нистане, но США не вмешиваются во внутренние дела
этих стран. Мы ожидаем, что Советский Союз будет де-
лать то же самое...
Брежнев ответил:
— Мы услышали о революции в Афганистане тоже по
радио. И не мы стимулировали изменение в правительстве
этой страны. Советский Союз надеется, что США присое-
динятся к нему для прекращения атак на нынешний ре-
жим в Кабуле...
Оставаясь каждый при своем мнении, президент США
и Председатель Президиума Верховного Совета СССР
после подписания Договора ОСВ-2 в Вене разъехались
по домам. Дж. Картер был явно перегружен эмоциями, а
потому позволил себе выражаться прямолинейно. Бреж-
нев не усмотрел в словах президента США ничего нео-
бычного...
Начало сентября 1979 года. Президент Афганистана
Нур М. Тараки участвовал в конференции неприсоеди-
нившихся стран в Гаване. На обратном пути он посетил
Москву. Его приняли как главу дружественного госу-
дарства. В очередной раз Тараки напомнил о просьбе ка-
бульского правительства к Советскому Союзу направить
в Афганистан своих солдат для защиты афганской
революции...
К сентябрю 1979 года важную роль в Афганистане
играл* Хафизулла Амин. Он стал главой правительства
305
и министром обороны, практически контролировал всю
внутреннюю и внешнюю политику страны. Его стреми-
тельное возвышение очень беспокоило Тараки. Во время
пребывания в Москве глава афганского государства за-
метил, что Амин проводит не ту политику, о которой они
уславливались в самом начале революции, что может
привести к опасным последствиям. Ему дали понять, что
возможны перемены... Каково же было удивление Тара-
ки, когда, выйдя из самолета в Кабуле, он увидел в груп-
пе афганцев стоящего... Амина. Как рассказывают оче-
видцы, его аж пошатнуло от нахлынувших переживаний.
Но реальности были таковы, что врагам пришлось об-
няться, а затем в одной машине отправиться на заседа-
ние пленума ЦК НДПА. Там Тараки рассказал и о ре-
зультатах визита в Москву. И члены пленума разъеха-
лись по домам, чтобы продолжать работу. И вдруг...
Приведем выдержки из воспоминаний генерала армии
Ивана Григорьевича Павловского, находившегося в то
время в Кабуле, где он возглавлял группу наших военных
советников и поневоле стал свидетелем трагических со-
бытий.
«14 сентября 1979 года, пятница, Кабул. Ну и ночь
выдалась! Прямо Варфоломеевская ночь! Когда я прие-
хал к послу А. Пузанову, то стало известно, что после
утренней встречи Тараки и Амина, на которой у них по-
лучилась размолвка, Амин потребовал, чтобы Тараки от-
странил от власти четырех министров, и заявил, что он
уйдет в отставку, если появится новый министр обороны.
И этот свой замысел Тараки хотел осуществить. Доложив
о случившемся в Москву, мы... получили указание посе-
тить Тараки и Амина, чтобы они были вместе, и попы-
таться примирить их, добиться недопущения раскола в
партии. Особенно подчеркивалась необходимость защи-
тить Тараки от нападок Амина?!»
Далее И. Г. Павловский вспоминает, что Тараки и
Амин помирились. Но только на словах...
Еще одна ремарка генерала армии:
«9 октября 1979 года, вторник, Кабул. Сегодня Хафи-
зулла Амин показал свои когти, свой крутой характер,
свою агрессивность, деспотизм. По поручению центра сов-
посол, я, другие посетили X. Амина и передали ему за-
явление нашего руководства в связи с неточной инфор-
мацией, сделанной представителем МИД Афганистана
послам некоторых социалистических стран, о нашем
пребывании в резиденции Нура М. Тараки 14 сентября
306
,1979 года... в момент покушения, организованного Тара-
ки на X. Амина... О том, что Тараки уже нет в живых,
нам X. Амин сегодня ничего не сказал. А когда мы верну-
лись в посольство, то по кабульскому радио было пере-
дано сообщение о том, что Тараки «умер» и похоронен в
своем фамильном склепе. «Умерла» и его, Тараки, жена...
Вот это расправа!»
Еще один переворот?
Брежнев принял случившееся на свой личный счет.
Ближайшему окружению он говорил, что ему нанесена
пощечина, на которую он должен ответить. И вот его от-
ветом стало...
РЕШЕНИЕ
Что говорил А. А. Громыко о причинах ввода совет-
ских войск в Афганистан? Этот вопрос я задал его сыну,
члену-корреспонденту Академии наук СССР Анатолию
Андреевичу Громыко. Вот его ответ:
«Это для меня нелегкий вопрос. Раньше, до ухода от-
ца из жизни, я на него, конечно, не стал бы отвечать. По
многим причинам. Во время многочисленных прогулок в
Заречье, где была его дача, мы, как правило, обсуждали
многое другое, но редко Афганистан... У меня в памяти
навсегда остались слова об Афганистане, сказанные от-
цом в дни, когда на первом Съезде народных депутатов
в мае 1989 года эта тема вылилась в острейшую дискус-
сию. В ход тогда пошли такие слова, как «преступление
века» и «оккупация». И тут отец во время пашей прогул-
ки в лесу впервые сам заговорил об обстоятельствах вво-
да советских войск в Афганистан. Слушал ,его вниматель-
но, запомнил. В какой-то мере сработал инстинкт исто-
рика. Вот что говорил отец:
«Решение о военной помощи Советского Союза Афга-
нистану принималось 10 лет тому назад под влиянием
как объективных, и они были основными, так и субъек-
тивных обстоятельств. Объективные были следующие.
Стремление правительства США дестабилизировать об-
становку на южном фланге советской границы и создать
угрозу нашей безопасности. После потери шахского Ира-
на и вывода оттуда оружия, нацеленного на СССР, ста-
ли реальными намерения замены Ирана Пакистаном и,
если бы это стало возможным, Афганистаном. Что каса-
ется Пакистана, то так и произошло. Он стал военно-
политическим союзником США и стремился свергнуть
законное правительство Афганистана. Вторым важным
307
обстоятельством, повлиявшим на наше решение, стало
убийство в Кабуле заговорщиками во главе с Амином
лидера Апрельской революции Тараки. Оно также было
расценено в Политбюро как попытка контрреволюцион-
ного переворота в этой стране, который мог быть исполь-
зован США и Пакистаном в своих целях против СССР.
Нам были известны их стратегические, внешнеполи-
тические установки того времени, вынашивавшиеся в пра-
вительстве США планы дестабилизации дружественных
нам прогрессивных режимов. Эти планы в арсенале за-
падной политики дипломатии остаются на вооружении
до сих пор. Не видеть их было бы наивно. Более того,
сейчас действия по их осуществлению даже усилились.
В 1979 году ни в Политбюро, ни в ЦК КПСС, ни в ру-
ководстве союзных республик не было ни одного челове-
ка, который возразил бы против удовлетворения прось-
бы афганской стороны по оказанию военной помощи дру-
жественному Афганистану. Во всяком случае, мне такие
мнения были тогда неизвестны. Сейчас иногда говорят,
что такие решения принимались за закрытыми дверями
несколькими высокими руководителями страны. Да, так
оно на самом деле и было. Это были члены Политбюро.
Но затем эти решения Политбюро были единогласно
одобрены Пленумом ЦК КПСС. Можно сегодня, спустя
10 лет, с этим решением не согласиться, но политическую
основу нашей помощи Афганистану ставить под сомнение
оснований нет. Мое предложение вынести это решение
для одобрения Верховным Советом СССР принято Бреж-
невым не было...»
(Прерву рассказ Анатолия Андреевича о высказыва-
ниях А. А. Громыко, чтобы подчеркнуть: его предложение
о созыве сессии Верховного Совета значило много. Ведь
если бы такая сессия была созвана и она на своем откры-
том или закрытом заседании обсудила бы решение по-
слать советских солдат в Афганистан на основе советско-
афганского Договора 1921 года о дружбе и сотрудничест-
ве для создания более безопасной обстановки на наши.х
южных границах, то в этом случае свое «да» или «нет»
сказал бы высший законодательный орган страны.)
«Отец в нашем памятном разговоре коснулся и сов-
ременной обстановки в стране. «Конечно,— говорил он,—
сегодня, с позиции гласности и перестройки, которые я
целиком поддерживаю, прежний механизм принятия ре-
шения по Афганистану легко критиковать. Но тогда, в
1979 году, на деле не было другого более влиятельного
308
механизма для принятия решений, чем тогдашнее Полит-
бюро ЦК КПСС. Государственного же механизма по
принятию таких решений, между прочим, нет до сих пор,
и его еще предстоит создать.
Что касается вопроса о том, кого на первые совеща-
ния по Афганистану приглашали, кого нет, то это зависе-
ло от желаний Генерального секретаря ЦК КПСС.
Сегодня в живых уже нет Брежнева, Андропова, Ко-
сыгина, Устинова, Суслова. Остались немногие, в том чис-
ле и я, из числа тех, кто обсуждал эту проблему за дей-
ствительно закрытыми в кабинет Генсека дверями. И не
буду отрицать, что после этого обсуждения мы пришли
к единодушному мнению, что временный ввод ограничен-
ного советского воинского контингента в Афганистан не-
обходим. Излагать сейчас нюансы этого обсуждения бес-
смысленно, так как живых свидетелей этих бесед, кроме
меня, нет. Быть же единственным их истолкователем счи-
таю неправильным.
Хотел бы только отметить, что Брежнев был просто
потрясен убийством Тараки, который незадолго до этого
был его гостем, и считал, что группировка Амина может
пойти на сговор с США... Нашим военным в то время бы-
ло дано строгое указание стоять гарнизонами в Кабуле
и некоторых других городах. И только в случае крайней
необходимости применять оружие. По существу, в Афга-
нистане мы оказывали интернациональную помощь. Ока-
зывали ее и после апреля 1985 года. Считаю всех совет-
ских воинов, сражавшихся в Афганистане, и особенно от-
давших жизнь в этой суровой борьбе за интересы нашей
безопасности, героями. Всех раненых тоже считаю геро-
ями-интернационалистами. Им надо оказывать всемер-
ную помощь и поддержку, так же как и ветеранам Вели-
кой Отечественной войны».
Итак, роковое решение по Афганистану было приня-
то. Когда? Если следовать словам А. А. Громыко, то, по-
видимому, в ноябре — начале декабря 1979 года. Были
ли заслушаны на заседании Политбюро какие-то объек-
тивные мнения экспертов «за» или «против» принятия ре-
шения о вводе войск? Были ли выслушаны кем-то из чле-
нов Политбюро ЦК КПСС мнения экспертов о целесооб-
разности ввода советских войск в Афганистан? А. А. Гро-
мыко отметил, что ему было неизвестно ни о каких мне-
ниях экспертов.
309
Вопрос генералу армии И. Г. Павловскому:
— Иван Григорьевич, высказывали ли вы кому-нибудь
из членов Политбюро ЦК КПСС свое мнение о вводе со-
ветских солдат в Афганистан?
— Я докладывал члену Политбюро ЦК КПСС, ми-
нистру обороны СССР Маршалу Советского Союза
Д. Ф. Устинову, что во вводе наших войск в Афганистан
нет необходимости. И привел в поддержку своего мнения
ряд соображений.
— У вас не возникали другие предложения по создав-
шемуся положению, в частности в Кабуле?
Несмотря на свои 80 лет, подтянутый, еще бодрый ге-
нерал армии испытующе взглянул на меня не по возрасту
зоркими глазами и ответил:
— Возникали. Я, в частности, предлагал принять в
Москве внушавшего многим тревогу Амина кому-нибудь
из членов Политбюро ЦК КПСС. Но...
Ни первое, ни второе предложение члена ЦК КПСС,
заместителя министра обороны СССР, Главкома Сухо-
путных войск Вооруженных Сил Советского Союза ус-
лышаны не были. По возвращении из Афганистана гене-
рал армии И. Г. Павловский был вынужден оставить свои
высокие посты и пойти служить в группу инспекторов
при министре обороны СССР.
Афганистан требовал в 1978—1979 годах повышенно-
го внимания, а его Москвой оказано не было. Перед ап-
рельским переворотом посольство СССР в Кабуле воз-
главлял А. Пузанов — непрофессиональный дипломат, ни-
когда прежде не бывавший на зарубежном Востоке. Сме-
нил его буквально незадолго до ввода советских солдат
в Афганистан партийный работник Ф. Табеев. Ничего по-
рой, кроме недоумения, такая практика назначения пос-
лов не вызывала. Когда же мы будем руководствоваться
соображениями, что их работа требует определенных про-
фессиональных навыков? Может быть, тогда у нас реже
повторялись бы эпизоды, когда о важнейших событиях в
той или иной стране наши руководители узнают... из пе-
редач радио...
Был ли учтен исторический опыт других стран в Аф-
ганистане? Нет, не был. Известно, что Великобритания в
годы существования своей империи проиграла три войны
в Афганистане и ни военных, ни политических лавров
британские политики и генералы там не стяжали. Прав-
да, мы с Афганистаном воевать и не намеревались...
Возникает еще один непростой вопрос — почему ввод
310
советских войск в Афганистан начался именно 27 декабря
1979 года? Выбор именно того дня не случаен. На 28 де-
кабря 1979 года, то есть на следующий день, в Кабуле
были намечены афгано-пакистанские переговоры. Туда
должен был прибыть министр иностранных дел Паки-
стана— страны, ставшей опорой США в Западной Азии.
Об этом мне говорили в Бейруте, где я тогда работал.
— Считаете ли вы, что при принятии решения по Аф-
ганистану учитывались реальности? — спрашиваю сно-
ва Анатолия Громыко.
— И да, и нет, то есть они были учтены лишь частич-
но. Были, например, приняты во внимание геополитиче-
ский фактор, интересы безопасности наших южных гра-
ниц. И хотя порой сегодня его задним числом пытаются
отрицать, он от этого не перестает существовать и дейст-
вовать...
Кэмп-Дэвид, загородная резиденция президентов
США, 27 декабря 1979 года. Находившийся там Дж. Кар-
тер, услышав сообщение о вводе советских войск в Афга-
нистан, посчитал, что произошло «нечто очень серьезное».
Его первая реакция — похоронен Договор ОСВ-2, летят
в тартарары американо-советские отношения. К исходу
дня он записал в своем дневнике: «Концентрация совет-
ских частей на афганской границе началась едва ли не
с мая 1979 г., за последние 24 часа 215 военных транспор-
тных самолетов приземлились на поле кабульского аэро-
порта и высадили 8—10 тыс. солдат и советников».
Дж. Картер возвратился в Вашингтон. В Белом доме
едва ли не шок. Между Москвой и Вашингтоном зарабо-
тала «горячая линия»... Начался обмен посланиями с
Брежневым. Бывший госсекретарь С. Вэнс отметил в сво-
их мемуарах «Трудный выбор» и то, что Москва решила
послать войска в Афганистан для защиты советских по-
литических интересов в этой стране, которые были под-
вергнуты опасности.
4 февраля 1982 года в Москве мне довелось встре-
титься с послом Канады в СССР г-ном Пирсоном по его
просьбе. У него сложилось впечатление, сказал он в бе-
седе, что американцы очень боятся советской сухопутной
мощи, способности Советского Союза ее быстро развер-
тывать в Афганистане! В Пентагоне генералы, как и
Дж. Картер, пришли к выводу, что Москва якобы стре-
мится к захвату региона Персидского залива и даже
311
побережья Индийского океана. Заметил послу, что Совет-
ский Союз не собирается этого делать. Г-н Пирсон с
улыбкой заметил, что он-то знает, что мы не собираемся
этого делать, но вот американские генералы думают ина-
че...
18 июня 1980 года. Американский генерал Д. Джоунс,
председатель объединенной группы начальников штабов,
заявил, что США способны предотвратить советскую ин-
тервенцию в Иран с целью захвата... иранской нефти.
Как видим, реакция США на ввод наших солдат в Аф-
ганистан была панической. Значит, о решении, которое
может взбудоражить мировое общественное мнение, не-
обходимы разъяснения в печати, по дипломатическим ка-
налам, которые помогли бы избежать ненужных обостре-
ний, в том числе и советско-американских отношений.
— Считал ли А. А. Громыко, что Советскому Союзу
придется и в будущем посылать свои войска за границу
для защиты своих интересов?
— Он не исключал, что придется,— вспоминает Ана-
толий Громыко.— Когда и как принимать такие решения,
если интересы безопасности Родины заставят это делать?
Он полагал, что ответ на этот непростой вопрос должны
дать Съезд народных депутатов и Верховный Совет
СССР. Тогда не будет келейных решений ни по вопросам
внешней, ни по вопросам внутренней политики.
Хочу в заключение возвратиться к встрече Тараки и
Брежнева в Москве в сентябре 1979 года. Одна важная
деталь их разговора проливает свет на случившееся позд-
нее. Я только что узнал о ней и думаю, что она поможет
понять, что же в конце концов было истинной причиной
афганской трагедии...
Брежнев беседовал с президентом Афганистана в
Кремле. Хозяин демонстрировал свое радушие и понима-
ние происходящего в соседней стране. В ответ на напо-
минание Тараки о просьбе направить в Афганистан со-
ветские войска Брежнев после небольшой паузы сказал:
— Войска в Афганистан Советский Союз вводить не
будет. Появление наших солдат в вашей стране, товарищ
президент, наверняка восстановит большую часть афган-
ского народа против революции...
На какое-то мгновение Тараки напряженно задумался
над услышанным, решил, что настаивать на высказанном
предложении не следует...
Что же случилось с Брежневым всего пять-шесть не-
дель спустя после последней встречи с Тараки? Почему
312
он изменил своему трезвому убеждению, что вводить со-
ветских солдат в Афганистан пагубно? Не был ли крутон
поворот в настроении Брежнева результатом его болез-
ни? Хотя именно ему, без сомнения, принадлежала ре-
шающая роль в принятии «афганского решения».
Тяжелобольной глава государства принял государст-
венное решение на волне сильного эмоционального стрес-
са. Да, после убийства Тараки. Конечно, его ближайшее
окружение должно было удержать Генсека от пагубного
решения. Но вождизм, помноженный на все пороки уп-
равления нашим государством, существовавшие в годы
застоя, сделал свое дело.
Литературная газета. 1%9. № 33. С. И
Виктор Суходрев
БЕЗ ПОПРАВКИ НА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ
Из интервью корреспонденту Д. Бирюкову
Беседа один на один глав государств и правительств
всегда окружена ореолом таинственности, который толь-
ко усиливают сжатые до предела тассовские сообщения.
Но главная загадка подобных бесед заключается все же
в другом — в них принимают участие не два, а четыре
человека. Кто же эти люди, которые, помимо руководи-
телей, оказываются в центре самой большой, как говорят
дипломаты, политики, становятся свидетелями сложных,
полных драматизма ситуаций? Это переводчики. Один из
ведущих советско-американские отношения дипломатов,
заместитель начальника Управления США и Канады
МИД, блистательный переводчик Виктор Михайлович
Суходрев, присутствовал при стольких встречах один на
один, что, наверное, установил своеобразный мировой ре-
корд.
— Виктор Михайлович, воспоминания политиков выс-
шего ранга во все времена притягивали людей, из перво-
источников надеявшихся узнать, почему события разво-
рачивались так, а не иначе, о чем шла речь в беседах
один на один, ну и, наконец, как руководители государств
воспринимали друг друга. Причем не секрет, что простые
читатели относились к подобного рода литературе с ог-
ромным доверием. Скажите, а как ее воспринимали вы —
313
профессионал, свидетель многих исторических встреч и
переговоров?
— С большим интересом читаю воспоминания людей,
с которыми мне довелось общаться. Любопытно читать
описание событий, в которых и сам принимал участие.
Однако я пришел к выводу, что объективных мемуаров
не бывает. На мой взгляд, любые воспоминания — это
попытка описать прошлые события или конкретных
людей с обязательной поправкой на сегодняшний день.
— Для нас сегодня особый интерес представляют вос-
поминания о руководителях нашей страны. Это не празд-
ное любопытство, а, наверное, нормальное желание знать,
как люди, облеченные огромной властью, вели себя в тех
или иных ситуациях,— информация, которой мы были
всегда лишены. Насколько мы можем доверять подоб-
ным воспоминаниям, если оценки авторов различны? Вот,
например, бывший президент США Ричард Никсон, ха-
рактеризуя Брежнева как живого и энергичного человека,
в подтверждение своих слов привел один драматический,
по его мнению, эпизод, который произошел в Кэмп-Дэви-
де. Там Никсон подарил Брежневу автомашину. Осмат-
ривая подарок, оба руководителя сели в «олдсмобиль» —
Брежнев за руль, Никсон рядом. И вдруг, вспоминает
Никсон, Брежнев завел машину и сильно газанул. Ох-
рана была застигнута врасплох. Но больше испугался
Никсон, который знал, что через несколько сотен мет-
ров дорога делает крутой поворот. Он написал, что это
были самые напряженные минуты, когда лидеры двух
сверхдержав, не имея возможности разговаривать друг
с другом, мчались навстречу смертельной опасности.
— Я бы не хотел Никсона ни в чем уличать, по, ве-
роятно, он забыл, что на заднем сиденье был я. К тому
же Брежнев прекрасно водил машину. Я очень’хЬрошо
помню, как выкатили автомобиль и Никсон вручил
Брежневу ключи. Едва освоившись с приборами и рыча-
гами, Леонид Ильич завел автомобиль. Крутой вираж
действительно был, но я уже сказал, что Брежнев от-
лично водил, и мы успешно миновали этот поворот. Так
что ничего драматического в том эпизоде я что-то не при*
помню. Вот, кстати, и иллюстрация к достоверности ме-
муаров. С этой машиной, правда, был другой случай, ко-
торый как нельзя лучше характеризует Брежнева и нашу
экономическую систему. Однажды я получил приказ
срочно прибыть в Кремль к Леониду Ильичу. Честно го-
воря, я был удивлен, потому что точно знал, что на это
314
время не предполагалось ни одной зарубежной делега-
ций. Оказалось, меня вызвали для того, чтобы посмот-
реть каталог к автомобилю и выписать запасные части.
«А вдруг что-нибудь сломается»,— сказал Брежнев, хотя
доподлинно было известно — «олдсмобиль» не потребо-
вал бы ремонта еще много лет. Так я и сндел в его ка-
бинете, листая документацию и выясняя, что нужно за-
казать в США.
Неточностей в воспоминаниях хватает. Вот еще один
пример, на этот раз из воспоминаний бывшего государ-
ственного секретаря США Генри Киссинджера. Дело бы-
ло в подмосковном местечке Завидово, где’Проходили
переговоры между Брежневым и Киссинджером. Шла
интенсивная беседа, как вдруг Брежнев сказал: «Генри,
давай поохотимся». Киссинджер развел руками: «Я не
охотник, даже стрелять не умею». «Ничего,— ответил
Брежнев,— стрелять буду я». Киссинджер в своих воспо-
минаниях об этом пишет очень подробно, потому что
именно там, на охоте, состоялась очень важная беседа,
которую я потом письменно воспроизводил по памяти.
После того как Брежнев подстрелил очередного кабана,
вернее, ранил, неизвестно откуда выбежали егеря и по-
мчались отлавливать раненое животное. Мы же остались
на пятиметровой вышке, расположившись за столом, и
начали вынимать из охотничьей сумки хлеб, колбасу и,
как написал Киссинджер, «откуда-то появились бутылки
с пивом». Я же могу вам сказать, что, кроме пива, там
было еще кое-что.
— А зачем же Киссинджер опустил столь несущест-
венную деталь? Тогда ведь ни в Америке, ни у нас со
спиртным не боролись?
— Это так. Но беседа была настолько серьезной, что,
напиши он не только о пиве, в его стране могли бы за-
сомневаться в нем как в политике.
— «Огонек» недавно опубликовал отрывок из воспо-
минаний Валери Жискар д'Эстена, в котором бывший
президент Франции написал, что Брежнев довольно от-
кровенно говорил с ним о своем здоровье. Вам не при-
ходилось быть свидетелем подобных бесед?
— Нет. Я никогда не слышал, чтобы Брежнев обсуж-
дал с кем-нибудь свое здоровье. Случалось, правда, он
интересовался, хорошо ли, понятно ли он говорит — это
его волновало.
— Скажите, а мог Брежнев во время переговоров
вспылить, не согласиться с мнением своего собеседника?
315
— Вы знаете, он вообще ни с кем не хотел портить
отношений.
— Интересно, а какое впечатление осталось у вас от
этого человека?
— Лично мое мнение. Необразованный, незнающий.
Ленящийся читать даже то, что ему давали. Он не хотел
глубоко вникать ни в один вопрос и при этом отделывал-
ся фразами типа «тут надо посоветоваться, тут надо по-
думать».
— И тем не менее с ним вам пришлось работать
больше всего?
— Я даже живу в доме, где он жил,— с этого дома
недавно сняли мемориальную доску.
— Вы прекрасно знали, что за человек стоял во главе
нашего государства. Вам никогда не было страшно за
страну да и за себя?
— Страшно — нет. Стыдно — да. Мне стало особен-
но стыдно во время беседы один на один Брежнева и
Картера.
Тогда Брежнев уже без бумажки ничего не произно-
сил. Беседа один на один заключалась в том, что Бреж-
нев зачитывал подряд заранее приготовленные тексты,
плохо воспринимая то, что говорил в ответ Картер. Для
того чтобы отреагировать на возможные вопросы, не-
сколько заготовок дали и мне. В случае необходимости я
должен был передать их Брежневу. Среди бумаг одна
была особой. Все зависело от того, как Картер поставит
вопрос; или следовало читать всю заготовку ответа, или
только половину. Когда Картер задал вопрос, я зачерк-
нул в тексте ненужную часть и передал листок Брежне-
ву. Он начал читать и, добравшись до зачеркнутого,
обернулся ко мне: «А дальше читать не надо?» «Не на-
до»,— ответил я и с ужасом посмотрел на Картера и его
переводчика, которые внимательно наблюдали за этой
сценой, прекрасно понимая, что происходит. Мне стало
по-настоящему стыдно.
— А если бы Брежнев что-нибудь добавил от себя?
— К счастью, к этому времени Брежнев от себя ни-
чего не добавлял. Потом не забудьте — за бумагами, ко-
торые он читал, стояли конкретные, в том числе и очень
умные, люди. Другое дело^ раньше мы хорошо умели
завязывать узлы в международных делах, но не умели
их развязывать, не умели при переговорах учитывать по-
зицию другой стороны.
Огонек. 1989. № 10. С. 22-24
” V-»0
>э’
oj^
11|||||ф№н t
^вйЙ||1|||№!1^ I
^^ич*!!1вдМ^ II
^Й«МвМЛ *"
|i!|||b!i!iH
X
ф
оз
n
ф
Q
3
3
о
13
X
Т5
О
00
Q
3
X
Андрей Сахаров
ЭТО БЫЛО БЫ САМОУБИЙСТВОМ
ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
К 1966—1967 годам относятся мои первые обращения
в защиту репрессированных. К 1968 году возникла по-
требность в достаточно развернутом, открытом и откро-
венном выступлении. Так появилась статья «Размышле-
ния о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллек-
туальной свободе».
РАЗМЫШЛЕНИЯ О ПРОГРЕССЕ,
МИРНОМ СОСУЩЕСТВОВАНИИ
И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ СВОБОДЕ.
1968 ГОД
Разобщенность человечества угрожает ему гибелью...
Перед лицом опасности любое действие, увеличивающее
разобщенность человечества, любая проповедь несовме-
стимости мировых идеологий и наций — безумие, пре-
ступление. Лишь всемирное сотрудничество в условиях
интеллектуальной свободы, высших нравственных идеа-
лов социализма и труда с устранением факторов
догматизма и давления скрытых интересов господствую-
щих классов отвечает интересам сохранения цивилиза-
ции...
Три технических аспекта термоядерного оружия сде-
лали термоядерную войну угрозой самому существова-
нию цивилизации. Это огромная разрушительная сила
термоядерного взрыва, относительная дешевизна ра-
кетно-ядерного оружия и практическая невозможность
защиты от массированного ракетно-ядерного напа-
дения...
Капиталистический мир не мог не породить социали-
стического, но социалистический мир не должен разру-
шать методом вооруженного насилия породившую его
почву — это было бы самоубийством человечества в сло-
жившихся конкретных условиях. Социализм должен об-
лагородить эту почву своим примером...
319
В советской прессе «Размышления» долго замалчива-
лись, потом о них стали упоминать весьма неодобритель-
но. Многие, даже сочувствующие, критики воспринима-
ли мои мысли в этой работе как очень наивные, прожек-
терские. Сейчас мне все же кажется, что многие важные
повороты мировой и даже советской политики лежат в
русле этих мыслей.
После опубликования за рубежом моей статьи
«Размышления» я был отстранен от секретных работ
и «отлучен» от привилегий советской «номенклатуры».
С 1972 года все более усиливалось давление на меня и
моих близких, кругом нарастали репрессии, я больше
о них узнавал, и почти каждый день надо было высту-
пать в защиту кого-то. Часто в эти годы выступал я и
по проблемам мира и разоружения, свободы контактов,
передвижения, информации и убеждений, против смерт-
ной казни, о сохранении среды обитания и о ядерной
энергетике.
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА
ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС
Л. И. БРЕЖНЕВУ
...Я высказываю мнение, что было бы правильным
следующим образом охарактеризовать общество, к осу-
ществлению которого должны быть направлены неот-
ложные государственные реформы и усилия граждан по
развитию общественного сознания:
а) Основной своей целью государство ставит охрану
и обеспечение основных прав своих граждан. Защита
прав человека выше других целей.
б) Все действия государственных учреждений «цели-
ком основаны на законах (стабильных и известных граж-
данам). Соблюдение законов обязательно для всех граж-
дан, учреждений и организаций.
в) Счастье людей, в частности, обеспечено их свобо-
дой в труде, в потреблении, в личной жизни, в образо-
вании, в культурных и общественных проявлениях, сво-
бодой убеждений и совести, свободой информационного
обмена и передвижения.
г) Гласность содействует контролю общественности
за законностью, справедливостью, целесообразностью
всех принимаемых решений, способствует эффективно-
сти всей системы, обусловливает научно-демократический
320
характер системы управления, способствует прогрессу,
благосостоянию и безопасности страны.
д) Соревновательность, гласность, отсутствие приви-
легий обеспечивают целесообразное и справедливое по-
ощрение труда, способностей и инициативы всех граж-
дан...
В 1975 году я удостоен звания лауреата Нобелевской
премии мира. Это огромная честь для меня, признание
заслуг всего правозащитного движения в СССР.
МИР, ПРОГРЕСС, ПРАВА ЧЕЛОВЕКА.
НОБЕЛЕВСКАЯ ЛЕКЦИЯ.
1975 ГОД
Мир, прогресс, права человека —эти три цели нераз-
рывно связаны, нельзя достигнуть какой-либо одной из
них, пренебрегая другими...
...Я убежден, что международное доверие, взаимопо-
нимание, разоружение и международная безопасность
немыслимы без открытости общества, свободы информа-
ции, свободы убеждений, гласности, свободы поездок и
выбора страны проживания. Я убежден также, что сво-
бода убеждений, наряду с другими гражданскими свобо-
дами, является основой научно-технического прогресса и
гарантией от использования его достижений во вред че-
ловечеству, тем самым основой экономического и соци-
ального прогресса, а также является политической гаран-
тией возможности эффективной защиты социальных
прав...
В действительности все главные стороны прогресса
тесно связаны между собой, ни одну из них нельзя отме-
нить, не рискуя разрушить все здание цивилизации: про-
гресс неделим. Но особую роль в механизме прогресса
играют интеллектуальные, духовные факторы...
В январе 1980 года я лишен всех правительственных
наград СССР (ордена Ленина, звания трижды Героя
Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Го-
сударственной премий) и выслан в город Горький,
где находился в условиях почти полной изоляции и
под круглосуточным милицейским надзором. Этот акт
властей совершенно беззаконен, это одно из звеньев
усиления политических репрессий в нашей стране в те
годы.
11 Л. И. Брежнев
321
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
ПРЕЗИДИУМУ ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР,
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ПРЕЗИДИУМА
ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР
Л. И. БРЕЖНЕВУ.
1980 ГОД
Копии этого письма я адресую
Генеральному секретарю ООН
и главам государств —
постоянных членов
Совета Безопасности
Я обращаюсь к вам по вопросу чрезвычайной важно-
сти — об Афганистане. Как гражданин СССР и в силу
своего положения в мире, я чувствую ответственность за
происходящие трагические события...
Военные действия в Афганистане продолжаются уже
семь месяцев. Погибли и искалечены тысячи советских
людей и десятки тысяч афганцев — не только партизан,
но главным образом мирных жителей — стариков, жен-
щин, детей, крестьян и горожан. Более миллиона афган-
цев стали беженцами...
Внутри СССР усиливается разорительная сверхми-
литаризация страны (особенно губительная в условиях
экономических трудностей), не осуществляются жиз-
ненно важные реформы в хозяйственно-экономических
и социальных областях, усиливается опасная роль ре-
прессивных органов, которые могут выйти из-под кон-
троля.
Я не буду в этом письме анализировать причины
ввода советских войск в Афганистан — вызван ли он
законными оборонительными интересами, или это часть
каких-то других планов, было ли это проявлением бес-
корыстной помощи земельной реформе и другим со-
циальным преобразованиям, или это вмешательство во
внутренние дела суверенной страны. Быть может, доля
истины есть в каждом из этих предположений... По
моему убеждению, необходимо политическое урегулиро-
вание...
Я также считаю необходимым обратиться к вам по
другому наболевшему для страны вопросу. В СССР за
без малого 63 года никогда не было политической амни-
стии. Освободите узников совести, осужденных и аре-
стованных за убеждения и ненасильственные действия...
322
Такой гуманный акт властей СССР способствовал бы ав-
торитету страны, оздоровил бы внутреннюю обстановку,
способствовал бы международному доверию и вернул
бы счастье во многие обездоленные семьи...
Огонек. 1989. № 8. С. 7, 30-31
Юрий Орлов
ПЕРЕЙТИ К ПОЛНОЙ СВОБОДЕ
В СФЕРЕ ИДЕЙ
Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Появление этих вопросов было вызвано кампанией
против академика А. Д. Сахарова.
1. Наши ученые получают приблизительно 7зо Но-
белевских премий по фундаментальным наукам. У нас
есть и замечательные исследователи, и замечательные
результаты. Но Вы должны реалистически оценивать
ситуацию в целом. В целом же разрыв в числе и ка-
честве открытий не сокращается. Не считаете ли Вы,
что это говорит об опасном интеллектуальном отста-
вании страны по сравнению с другими развитыми стра-
нами?
2. Исторические факты таковы, что новая научная и
промышленная революция началась и интенсивно про-
должается на Западе и что наша государственная фило-
софия долго боролась против всех основных направле-
ний современной мысли: теории относительности, кванто-
вой теории, генетики, кибернетики. Теперь эти провалы
предпочитают не вспоминать. Однако научная револю-
ция далеко еще не закончилась. Причем точные науки
продолжают вторжение в такие области знаний, которые
наша идеология все еще рассматривает как не подлежа-
щее пересмотру «научное марксистское мировоззрение».
Попытки объективного анализа в этих областях рассмат-
риваются как посягательство на государство. Идеологи-
ческая нетерпимость такого сорта в целом ограничивает
наши способности к сложному мышлению и непредвзя-
той оценке опыта. Ие считаете ли Вы, что по этой при-
чине наше интеллектуальное отставание будет продол-
жаться и в будущем?
Это не значит, что не следует иметь никакой государ-
ственной идеологии. Я глубоко убежден, что и народ, и
323
государство должны исповедовать определенные нравст-
венные принципы. Они давно выработаны человеческим
опытом. Это любовь к Родине, и это человеческая со-
весть, изобретенная и проповедуемая лучшими предста-
вителями поколений. Есть еще один принцип, важность
которого мы вынуждены понять, если хотим задержаться
на черте последнего катаклизма истории. Он состоит в
том, что фанатическое следование принципам изменяет
сами принципы, что в человеческих отношениях любой
принцип должен иметь известную неопределенность тол-
кований и допускать значительную свободу выбора.
Но наша идеология носит совсем другой характер.
Она называет себя «научной», что опасно для любой
идеологии, так как научные истины способны претерпе-
вать коренные изменения. Это вредно и для науки, кото-
рую идеология стремится законсервировать. Что же ка-
сается государства, то, поддерживая такую идеологию
всеми имеющимися у него средствами, оно попадает в
весьма глупое положение.
Не следует ли отсюда, что репрессивный аппарат го-
сударства должен быть отделен от этой идеологии; что
от детского сада и до Академии наук нас следует освобо-
дить от обязательного обучения и послушания принци-
пам, столь ненадежным как с точки зрения научного, так
и с точки зрения исторического опыта?
3. Нам незачем отказываться от своего собственного
пути развития, в основе которого лежит осуждение част-
ной собственности. Но мы должны признать, что сущест-
вуют и другие, параллельные, пути, обладающие своими
достоинствами. Так, например, западный опыт показал,
что проблема «абсолютного обнищания масс» эффектив-
но решается и в рамках современного капитализма — ме-
тодами науки и технологии и с участием дополнительных
факторов: частичный контроль со стороны государства;
давление профсоюзной борьбы, осуществляемой в рам-
ках буржуазных свобод; давление общественной совести;
страх перед взрывами насилия. Далее мы видим, что ка-
питалистическая экономика научилась использовать «ре-
гулирующие стержни» для предотвращения взрывоопас-
ных ситуаций и работает в таком колебательном режиме,
который можно считать нормальным. Наконец, нужно
признать, что сложнейшие человеческие проблемы, свя-
занные с концентрацией власти в немногих руках, выгод-
ным образом смягчаются и затушевываются у них бур-
жуазными свободами, и это отнюдь не недостаток, тогда
324
как те же проблемы у нас встают во весь рост в весьма
откровенном виде.
В то же время видно, что, если бы мы жили абсолют-
но изолированно от внешнего мира, мы не знали бы, что
существуют другие устойчивые исторические пути. Более
того, нам были бы очень долго неизвестны важнейшие
научные истины, так как они лежали бы за пределами
идеологического барьера, защищаемого всей мощью го-
сударства. И между прочим, наша идеология казалась
бы тем самым «доказанной». По существу, так оно и бы-
ло до 1953 года.
Учитывая эти исторические факты, не должны ли мы
крайне осторожно относиться ко всем вообще теориям и
«законам» общественного развития? Не следует ли нам
перейти в области государственного управления к осто-
рожному, но активному экспериментальному поиску оп-
тимальных путей, с учетом своих собственных историче-
ски сложившихся идей и особенностей? Это сдерживает-
ся сейчас отсутствием гласности и отсутствием свободы
дискуссий по любым вопросам экономической и полити-
ческой структуры нашего общества.
4. Кажется правильным утверждение, что вариант
строго регламентированного социализма становится вы-
годным лишь в условиях принципиальной ограниченно-
сти энергетических и других ресурсов — как альтернати-
ва расточительному свободному капитализму. Однако
сейчас можно считать доказанным, что человечеству
удастся обеспечивать себя энергией в течение ближай-
ших сотен лет. Не считаете ли Вы, что уже по этой при-
чине строгий регламент не обязателен и мы можем пе-
рейти к почти полной свободе в сфере идей, исключив из
этой сферы лишь идеологии насилия и мятежа? Не счи-
таете ли Вы далее, что по той же причине мы могли бы
безбоязненно перейти и к гораздо большей свободе про-
явления личной инициативы также и в сфере производ-
ства?
5. Самая крупная ошибка марксистской теории об-
щественного развития в том, что в теорию не вошли вро-
жденные духовные потребности и качества человека. По
существу, марксизм отрицает их наличие в природе че-
ловека. Однако это предположение не доказано научно,
то есть методами экспериментальной биологии, биохи-
мии и биофизики. Наука только-только подбирается к
этим вопросам. Но, наблюдая «крупномасштабные» не-
соответствия между практикой и марксистской теорией,
325
уже сейчас можно отметить наиболее существенные про*
махи.
Прежде всего человеческая мораль и совесть сущест-
вуют и являются одной из возможных и вечных движу-
щих сил истории. Это свойство возникает у человека вме-
сте, с воображением и благодаря способности испыты-
вать боль не только от реальных, но и от воображаемых
страданий. Поэтому человек способен страдать, зная о
страданиях других. Сам Маркс — человек именно такого
типа, хотя и создал упрощенную схему, не учитывающую
этого качества.
Что касается насилия, которому придается такое зна-
чение в марксизме, то и оно — движущая сила истории.
Однако здесь существует одна важная тонкость. Челове-
ческое насилие отнюдь не всегда становится строго за-
кономерным следствием внешних условий, как у живот-
ных, но может возникнуть, по-видимому, спонтанно и пой^
ти далее «в разгон». Проблема насилия требует поэтому
вечной бдительности его принципиальных противников,
какими бы ни были общественный строй и уровень ци-
вилизации.
Далее, потребность свободного, иногда спонтанного
выбора решений — внутреннее качество человека. Имен-
но свободный выбор, а не «свобода как познанная необ-
ходимость» есть истинная свобода. С этой потребностью
бессмысленно бороться. Современное государство долж-
но уметь ее удовлетворять, одновременно ограничивая
разумными рамками закона.
Потребность иметь и высказывать другим свое соб-
ственное индивидуальное мнение — также одна из важ-
нейших внутренних потребностей человека, в особенно-
сти когда он сыт.
Не кажется ли Вам, что практикующийся у нас под-
ход к человеку и его месту в обществе примитивен и не
соответствует объективно существующим человеческим
качествам и потребностям?
6. Согласны ли Вы, что истинная культура неделима
и непрерывна? Что наше интеллектуальное отставание в
значительной мере объясняется теми опустошительными
разрывами, которые мы сами делали в своем тонком
культурном слое на протяжении истории? Что интеллект
ученого воспитывается научной традицией и не только
научным, но и всем культурным окружением, что огра-
ниченность воображения в искусстве влияет и на вообра-
жение в науке?
326
7. Согласны ли Вы с тем, что мы не изучаем сколько-
нибудь серьезно проблему стимулирования крупной хо-
зяйственной деятельности? Что, оставаясь неизменно в
рамках общегосударственной собственности, мы могли
бы с пользой для дела резко усилить стимулы, переняв
западный опыт? Может быть, например, нужно время от
времени вводить в отдельных отраслях хозяйства режим
свободной инициативы, поставив одновременно оплату
труда руководителя в зависимость от прибыли и опреде-
ляя круг отраслей, вводимых в такой режим, в за-
висимости от текущей конъюнктуры. Однако ясно,
что самое главное — это иметь возможность свободно
обсуждать любые идеи в этой области. Согласны ли Вы
с этим?
8. Возможно, некоторых догматиков будут шокиро-
вать различные предложения «частичного капитализма
без частной собственности» или чего-нибудь в том же ро-
де. Но, во-первых, наш главный принцип — отсутствие
частной собственности — будет сохраняться. А во-вторых,
я вынужден заметить, что в нашей стране социализм при-
нимал на практике черты даже не «феодализма без част-
ной собственности», а — при Сталине — рабовладельче-
ства без частной собственности. В самом деле, чем были
миллионы лагерников или шарашные ученые, если не го-
сударственными рабами? Чем отличается беспаспортный
колхозник от общинника — в смысле своих прав? Что та-
кое наша теперешняя система прописок, если не феодаль-
ное ограничение свободного передвижения по территории
страны? Создается впечатление, что наш народ до сих
пор еще не научился мыслить нефеодальными категория-
ми в области правовых отношений. Разве не пора нам
перейти на другой, более современный уровень более сво-
бодных отношений?
9. Одна из наиболее быстрых возможностей выравни-
вания интеллектуальных потенциалов между странами
заключается в отмене запрета на свободные поездки за
границу. Речь идет о поездках, совершаемых в тот мо-
мент и на столько времени, когда и насколько это необ-
ходимо ученому, инженеру, студенту, писателю, худож-
нику и любому гражданину. Каков смысл этого не-
выгодного государству и унизительного для граждан за-
прета?
10. Один из пережитков истории в нашем сознании
состоит в том, что мы никому и ни в какой мере не раз-
решаем критиковать ЦК. В этих условиях приходится
327
признать, что передача критических работ за границу, с
тем чтобы они сложным путем дошли обратно до ушей
правительства,— это единственный легальный канал «об-
ратной связи» для внутренней политики. Разве никто в
ЦК не понимает всей нелепости этой ситуации?
11. Наш способ политического управления — это ти-
пичный режим без обратной связи. В сущности, мы со-
ревнуемся с капитализмом, поставив сами себя в наибо-
лее невыгодные условия: не используем всех возможных
стимулов и всех каналов обратной связи, не доверяем
собственным согражданам. Мы избежали бы многих
ошибок и бедствий, если бы предоставили народу
на первых порах хотя бы совещательный голос, не фор-
мально, а на практике, и обратились бы, например, к
испытанному методу обратной связи — свободной пе-
чати, то есть печати без политической и идеологиче-
ской цензуры, с указанной выше оговоркой. Не ка-
жется ли Вам, что в стране возникли сейчас некоторые
напряжения, которые могли бы быть легко и безбо-
лезненно сняты отменой цензуры, если, однако, провести
ее вовремя?
12. Любая критика ЦК рассматривается как преступ-
ление. Поэтому люди либо «колеблются вместе с парти-
ей», либо отбрасываются к барьеру жесткой борьбы. Вы
знаете, конечно, что сейчас обнаруживается хотя и ма-
лое, но растущее число людей, которые отброшены к это-
му барьеру. Эта «логика борьбы» навязывается самой
властью. Я спрашиваю: какой в этом смысл? Не разум-
нее ли нам к концу XX века и через 60 лет после рево-
люции создать, наконец, нормальные промежуточные
ступени взаимоотношений между гражданином и госу-
дарством? Я подразумеваю снова и прежде всего как
первый шаг отмену цензуры печати, свободный обмен
информацией, гласность.
13. Вы, очевидно, понимаете, что сажать оппозицио-
неров в психдома и калечить их там уколами — это мер-
зость вроде стерилизации политических противников в
нацистском рейхе. Здесь мне, в сущности, не о чем спра-
шивать.
16/IX —73 г.
Огонек. 1989. № 36. С. 20-24
Мстислав Ростропович
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО
Главным редакторам
газет «Правда»,
«Известия»,
«Литературная газета»,
«Советская культура»
Уважаемый товарищ редактор!
Уже перестало быть секретом, что А. И. Солженицын
большую часть времени живет в моем доме под Москвой.
На моих глазах произошло и его исключение из Союза
писателей — в то самое время, когда он усиленно рабо-
тал над романом о 1914 годе. И вот теперь награждение
его Нобелевской премией и газетная кампания по этому
поводу. Эта последняя и заставляет меня взяться за
письмо к Вам.
На моей памяти уже третий раз советский писатель
получает Нобелевскую премию, причем в двух случаях
из трех мы рассматривали присуждение премии как
грязную политическую игру, а в одном (Шолохов) — как
справедливое признание ведущего мирового значения на-
шей литературы.
Если бы в свое время Шолохов отказался принять
премию из рук присудивших ее Пастернаку «по сообра-
жениям холодной войны», я бы понял, что и дальше мы
не доверяем объективности и честности шведских ака-
демиков. А теперь получается так, что мы избирательно
то с благодарностью принимаем Нобелевскую премию по
литературе, то бранимся.
А что, если в следующий раз премию присудят т. Ко-
четову?— ведь нужно будет взять?!
Почему через день после присуждения премии Сол-
женицыну в наших газетах появляется странное сообще-
ние о беседе корреспондента Икс с представителем сек-
ретариата Союза писателей Икс о том, что вся обще-
ственность страны (то есть, очевидно, и все ученые и
все музыканты и т. д.) активно поддержала его исклю-
чение из Союза писателей? Почему «Литературная газе-
та» тенденциозно подбирает из множества западных га-
зет лишь высказывания американских и шведских ком-
мунистических газет, обходя такие несравненно более
329
популярные и значительные коммунистические газеты,
как «Юманите», «Леттр франсез» и «Унита», не говоря
уже о множестве некоммунистических?
Если мы верим некоему критику Боноскому, то как
быть с мнением таких крупных писателей, как Белль,
Арагон, Франсуа Мориак?
Я помню и хотел бы напомнить Вам наши газеты
1948 года, сколько вздора писалось там по поводу при-
знанных теперь гигантов нашей музыки С. С. Прокофье-
ва и Д. Д. Шостаковича, например: «тт. Д. Шостакович,
С. Прокофьев, В. Шебалин, Н. Мясковский и др.! Ваша
атональная дисгармоническая музыка ОРГАНИЧЕСКИ
ЧУЖДА НАРОДУ... Формалистическое трюкачество воз-
никает тогда, когда налицо имеется немного таланта, но
очень много претензий на новаторство... Мы совсем не
воспринимаем музыки Шостаковича, Мясковского, Про-
кофьева. Нет в ней лада, порядка, нет широкой напевно-
сти, мелодии». Сейчас, когда посмотришь на газеты тех
лет, становится за многое нестерпимо стыдно. За то,
что три десятка лет не звучала опера «Катерина Из-
майлова», что С. С. Прокофьев при жизни так и не
услышал последнего варианта своей оперы «Война и
мир» и симфонии-концерта для виолончели с оркест-
ром, что существовали официальные списки запретных
произведений Шостаковича, Прокофьева, Мясковского,
Хачатуряна.
Неужели прожитое время не научило нас осторож-
нее относиться к сокрушению талантливых людей? Не
говорить от имени всего народа? Не заставлять людей
высказываться о том, чего они попросту не читали или
не слышали? Я с гордостью вспоминаю, что не пришел
на собрание деятелей культуры в Центральный дом ра-
ботников искусства, где поносили Б. Пастернака и наме-
чалось мое выступление, где мне «поручили» критико-
вать «Доктора Живаго», в то время мной еще не читан-
ного.
В 1948 году были списки запрещенных произведе-
ний. Сейчас предпочитают устные ЗАПРЕТЫ, ссылаясь,
что «есть мнение», что это не рекомендуется. Где и у ко-
го есть МНЕНИЕ — установить нельзя. Почему, напри-
мер, Г. Вишневской запретили исполнять в ее концерте
в Москве блестящий вокальный цикл Бориса Чайковско-
го на слова И. Бродского? Почему несколько раз препят-
ствовали исполнению цикла Шостаковича на слова Саши
Черного (хотя тексты у нас были изданы)? Почему
330
странные трудности сопровождали исполнение 13-й и
14-й симфоний Шостаковича? Опять, видимо, «было мне-
ние»... У кого возникло «мнение», что Солженицына
нужно выгнать из Союза писателей, мне выяснить не
удалось, хотя я этим очень интересовался. Вряд ли пять
рязанских писателей-мушкетеров отважились сделать это
сами без таинственного «мнения». Видимо, МНЕНИЕ
помешало моим соотечественникам и узнать проданный
нами за границу фильм Тарковского — «Андрей Рублев»,
который мне посчастливилось видеть среди восторжен-
ных парижан. Очевидно, МНЕНИЕ же помешало выпу-
стить в свет «Раковый корпус» Солженицына, который
уже был набран в «Новом мире». Вот когда бы его на-
печатали у нас — тогда б его открыто и широко обсуди-
ли на пользу автору и читателям.
Я не касаюсь ни политических, ни экономических
вопросов нашей страны. Есть люди, которые в этом
разбираются лучше меня, но объясните мне, пожалуй-
ста, почему именно в нашей литературе и искусстве
так часто решающее слово принадлежит лицам, абсо-
лютно не компетентным в этом? Почему дается им
право дискредитировать наше искусство в глазах на-
шего народа?
Я ворошу старое не для того, чтобы брюзжать, а что-
бы не пришлось в будущем, скажем, еще через 20 лет,
стыдливо припрятывать сегодняшние газеты.
Каждый человек должен иметь право безбоязненно
самостоятельно мыслить и высказываться о том, что ему
известно, лично продумано, пережито, а не только сла-
бо варьировать заложенное в него МНЕНИЕ. К свобод-
ному обсуждению без подсказок и одергиваний мы обя-
зательно придем.
Я знаю, что после моего письма непременно появит-
ся МНЕНИЕ и обо мне, но не боюсь его и откровенно
высказываю то, что думаю. Таланты, которые составля-
ют нашу гордость, не должны подвергаться предвари-
тельному избиению. Я знаю многие произведения Сол-
женицына, люблю их и считаю, что он выстрадал пра-
во писать правду, как ее видит, и не вижу причины скры-
вать свое отношение к нему, когда против него развер-
нута кампания.
31 октября 1970 года
331
Илья Милыитейн
ВЫЙТИ НА ПЛОЩАДЬ
Трагические события августа 1968 года прервали
процесс демократических преобразований не только в
Чехословакии. В равной мере пострадали народы тех
стран, чьи войска были посланы в Прагу. Гусеницы тан-
ков проехались по ним самим. Так лишний раз подтвер-
дилась старая истина: не может быть свободен народ,
угнетающий другие народы...
Сегодня событие, о котором мы хотим рассказать,
может показаться незначительным. Но это не так, по-
тому что всегда велика цена поступка, нравственного
выбора, который человек совершает наедине с собой.
Да они, к счастью, и не были одиноки — те, кто решился
тогда выйти на площадь. За ними стояли тысячи дру-
гих, согласных с ними, но — молчавших. И десятки тех,
кто не молчал...
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года войска пяти
стран Варшавского Договора — СССР, НРБ, ВНР, ГДР
п ПНР — перешли чехословацкую границу.
В те годы народ у нас был благонамеренный, не то
что теперь. На заводах и фабриках, в колхозах и кон-
торах по всей стране состоялись митинги, были приняты
резолюции, одобрявшие «братскую помощь» чехословац-
кому народу, вызванную «угрозой существующему в
Чехословакии социалистическому строю со стороны
контрреволюционных сил», как говорилось в Заявлении
ТАСС.
Существовало и другое мнение.
Прежде всего его придерживались почти все чехи и
словаки, включая тогдашнее руководство страны. Иной
оказалась и позиция некоторых компартий. Цивилизо-
ванный мир был возмущен и испуган.
Иную же точку зрения открыто высказала и горст-
ка ваших граждан. Причем некоторые из них протесто-
вали против ввода войск еще до того, как он совер-
шился.
Утром 29 июля 1968 года арестовали Анатолия Мар-
ченко. За «нарушение паспортного режима». Нелепость
обвинения — тридцатилетнего грузчика задержали в Мо-
скве, где он не был прописан, однако работал — объяс-
нять не приходилось. В недавнем прошлом политзаклю-
332
ценный, автор получившей широкое хождение в самиз-
дате книги «Мои показания», Марченко незадолго до
ареста опустил в почтовый ящик «Открытое письмо
чехословацким газетам», в котором писал:
«Я внимательно (насколько это возможно в нашей
стране) слежу за событиями в Чехословакии и не могу
спокойно и равнодушно относиться к той реакции, ко-
торую вызывают эти события в нашей печати. На про-
тяжении полугода... газеты стремятся дезинформиро-
вать общественное мнение нашей страны и в то же
время дезинформировать мировое общественное мнение
об отношении нашего народа к этим событиям. Пози-
цию партийного руководства газеты представляют как
позицию всего населения — даже единодушную. Стоило
только Брежневу навесить на современное развитие
Чехословакии ярлыки «происки империализма», «угроза
социализму», «наступление антисоциалистических эле-
ментов» и т. п.— и тут же вся пресса, все резолюции
дружным хором подхватили эти же выражения, хотя наш
народ сегодня, как и полгода назад, ничего по суще-
ству не знает о настоящем положении дел в Чехосло-
вакии».
С осени 1967-го лишь малый круг интеллигенции,
как губка, впитывал все сведения, поступавшие из
Праги. События, происходившие в этой стране, вызы-
вали горячее сочувствие, внушали надежду и тревогу.
Еще продавались в киосках «Союзпечати» пражские га-
зеты; их молниеносно раскупали, быстро переводили
и шумно обсуждали. Ясно было одно: правительство
Дубчека решилось на дерзкий эксперимент — действуя
в рамках социалистической системы, оно почти упразд-
нило цензуру, на деле, а не на словах предоставило
своим гражданам свободу высказывать и отстаивать
убеждения.
А на московских кухнях кипели споры. К весне
1968-го, когда разногласия между «братскими компар-
тиями» стали очевидны, ощущение тревоги сменилось
предчувствием беды и все дискуссии свелись к одному
простому вопросу: «Задавят или не задавят?» Одни
(их было большинство) полагали, что вооруженное
вторжение невозможно, приводя достаточно веские до-
воды. Если танки войдут в Прагу, говорили они, то
будет дискредитировано мировое коммунистическое дви-
жение, от нас отшатнутся даже друзья, чего не могут
не понимать наши руководители... Так что ситуация
333
будет урегулирована мирным путем, более того, пример
Чехословакии чему-нибудь и нас научит! Другие были
не столь категоричны, они предполагали худшее, хотя
и не теряли надежд на благоразумие Советского пра-
вительства. Третьи (их было немного) считали, что
вторжение почти неминуемо, и всеми силами стреми-
лись если не предотвратить, то хотя бы отдалить
трагедию.
Из самиздатской «Хроники текущих событий» (вы-
пуск третий, 1968 год): «29 июля в посольство Чехо-
словакии было передано письмо пяти советских комму-
нистов с одобрением нового курса КПЧ и осуждением
советского давления на ЧССР. Письмо подписали
П. Григоренко, А. Костерин, В. Павлинчук, С. Писарев
и И. Яхимович».
Еще у многих на памяти были венгерские события
1956 года. Советские интеллигенты, убежденные в том,
что чехи разделят судьбу венгров, оказались в мучи-
тельнейшем положении людей, которые знают о готовя-
щемся преступлении, ничем не могут помочь жертве, но
и молчать тоже не могут. Обязаны предупредить, хоть
это и бесполезно...
Суд над А. Марченко был назначен на 21 августа.
Обычно приговор по столь ничтожному делу, как на-
рушение паспортных правил, оглашается быстро и сво-
дится к штрафу, а тут заседание продлилось до позд-
него вечера, и судья был строг, и приговор не мягок:
год лагерей. И все уже понимали, что на свободу Мар-
ченко выйдет нескоро, что в лагере добавят... Расчет
властей был прост: припугнуть, предупредить «дисси-
дентов» (чужой народ в грош не ставим, с вами тем
более не будем чикаться), принудить к молчанию.
Крови не алкали — жаждали послушания. Но просчита-
лись.
А на короткой волне уже звучал исполненный боли
и отчаяния женский голос с чуть заметным чешским
акцентом: «Русские братья, уходите, мы вас не звали!»
Еще — звучал.
Из «Хроники текущих событий» (выпуск четвертый,
1968 год): «В ночь с 21 на 22 августа... 20-летний ле-
нинградец Богуславский написал на трех клодтовских
конях: «Вон Брежнева из Чехословакии». Тут же, на
Аничковом мосту, он был арестован и через две недели
осужден по ст. 70 на пять лет строгого режима.
Верховный суд РСФСР... переквалифицировал его дсй-
334
ствия на ст. 190 1 и соответственно изменил меру на-
казания: 3 года общего режима (максимум по данной
статье).
Эстонский студент, написавший в Тарту на стене
кинотеатра в ночь с 21 на 22 августа: «Чехи, мы — ваши
братья», при задержании был зверски избит: у него
отбиты почки, и он до сих пор находится в боль-
нице».
23 августа 1968 года Москва встречала Людвика
Свободу. Рассказывает Лариса Богораз: «Везли Сво-
боду. Он ехал, стоя в открытой машине, слепо смотрел
перед собой. Лицо его было безжизненной, трагической
маской. Рядом с ним, добро улыбаясь, стояли Брежнев
с Подгорным, а стоящий сзади Косыгин был, как всег-
да, мрачен. Машина шла медленно. Люди на тротуаре
замахали флажками, закричали, заприветствовали. Сво-
бода глядел вперед, не поворачивая головы ни вправо,
ни влево. Видеть это было страшно и невыносимо, слов-
но посреди карнавала шла по улицам похоронная про-
цессия. Мне захотелось выкрикнуть что-то наперекор
этой равнодушно-веселой толпе, ведь произошла жуткая
трагедия, наши танки вошли в Прагу, и все мы, и я в
том числе, в этом виновны... Я сдержалась».
«Утром 25 августа,— вспоминает Юлий Ким,— ко
мне пришел Вадик Делоне. Все уже было решено, отго-
варивать поздно, но Вадик мог и не знать... Знал. Он
коротко спросил: «Идут или не идут?» Соврать я не
мог и все же вяло напомнил Вадиму, что на нем ви-
сит еще прежний, условный срок. Он в корне пресек
эти поползновения, протянул руку и сказал, картавя
на все буквы в силу своего французского происхожде-
ния: «Пгощай, стагик, чегез тги года встгетимся».
Меня потрясла будничность этого — нет, не предсказа-
ния, не пророчества, не предвидения—достоверного
распределения своей жизни... «Все, я пошел в ла-
герь, старик»,— так это прозвучало. Так и исполни-
лось».
Два года спустя во Франкфурте-на-Майне выйдет
книга Натальи Горбаневской «Полдень», где будут со-
браны документы, рассказы друзей, свидетельства оче-
видцев, чудом добытая стенограмма суда... Часть этих
материалов использована в статье.
Наталья Горбаневская:
«Флажок я сделала еще 21 августа: когда мы ходи-
ли гулять, я прицепляла его к коляске, когда были дома,
335
вывешивала в окне. Плакаты я делала рано утром 25-го:
писала, зашивала по краям, надевала на палки. Один
из них был написан по-чешски: «At zije svobodne a neza-
vislc Cescoslovensko!», то есть «Да здравствует свобод-
ная и независимая Чехословакия!». На втором был мой
любимый призыв: «За вашу и нашу свободу»...
Я подошла к Лобному месту со стороны ГУМа,
с площади подошли Павел, Лариса, еще несколько
человек. Начали бить часы... Демонстрация началась.
В несколько секунд были развернуты все четыре плаката
(я вынула свои и отдала ребятам, а сама взяла фла-
жок), и совсем в одно и то же мгновение мы сели на
тротуар».
Это такая традиция российская — идти на площадь.
В счастливые годовщины, в праздники на площадях со-
бираются ликующие толпы. В дни испытаний и бед сюда
шли тоже — свергать царей, но шли уже по-другому,
стиснув зубы или выкликая проклятия. Красная пло-
щадь немало их повидала, бушевавших под кремлевски-
ми стенами. Те, кто пришел сюда 25 августа 1968 года,
сразу направились к Лобному месту, потому что никого
свергать не намеревались, а только «за правду пора-
деть и крест принять опальный». Ведь случилась беда,
и они явились, чтобы рассказать об этом. Молча, сидя
лицом к Историческому музею, с развернутыми плака-
тами и маленьким флажком чужой страны. Константин
Бабицкий, лингвист, и Лариса Богораз, филолог. Вла-
димир Дремлюга, рабочий, и Вадим Делоне, поэт. Па-
вел Литвинов, физик, и Наталья Горбаневская, поэт.
Татьяна Баева, студентка, и Виктор Файнберг, искусст-
вовед.
Что видит и слышит человек, сидящий средь бела
дня у Лобного места на Красной площади? Он видит
ноги гуляющих, вдруг обступившие его со всех сторон,
слышит недоуменные голоса. Это длится недолго. Даль-
ше все происходит еще быстрее. Расталкивая кучку лю-
бопытных, на демонстрантов разом набрасываются ка-
кие-то одинаковые люди, вырывают из рук и рвут пла-
каты, пытаются отнять флажок. «Вы хотите отнять у
меня чехословацкий государственный флаг?» — спраши-
вает Горбаневская. Рука разжимается, но тут же на
помощь ей приходит другая, и флажок гибнет. Толпа
увеличивается. Слышны возгласы: «Это что, чехи?», а им
в ответ: «Бей антисоветчиков!», матерщина. Начинается
избиение. Какая-то женщина бьет Литвинова тяжелой
336
сумкой по голове. Сидящего трудно ударить рукой, но-
гой— легче. Лариса Богораз вдруг чувствует, что у нее
на спине намокла блузка — это выбили зубы сидящему
сзади Виктору Файнбергу, и кровь идет у того изо
рта. Таня Баева, присев на корточки, вытирает ему
платком лицо. Избивают Делоне. Толпа стоит смотрит:
демонстранты молча сносят побои, слышны лишь
крики избивающих, их сопение, треск рвущейся ма-
терии.
Начинают подъезжать машины. В них, выворачивая
руки и продолжая наносить удары, вталкивают участ-
ников демонстрации. За юную Татьяну Баеву вступается
совершенно незнакомый ей юноша из толпы (М. Ле-
ман), его тоже втаскивают в машину, потом разберут-
ся, отпустят.
В 50-м отделении милиции, располагавшемся тогда
на Пушкинской улице и известном в народе как «пол-
тинник», встретились вновь. Чувство, переполнявшее
их, называлось счастьем. Все-таки посмели, сбросили
с плеч эту окаянную ношу, вышли на площадь. Пусть
знают чехи, что мы им все-таки братья... Пусть знают
люди... Пусть знает мир... Дело сделано. А теперь будь
что будет...
Суд приговорил Владимира Дремлюгу к трем годам,
Вадима Делоне — к двум годам и девяти месяцам лише-
ния свободы; Павла Литвинова — к пяти годам, Ларису
Богораз — к четырем и Константина Бабицкого — к трем
годам ссылки. Виктору Файнбергу и Наталье Горбанев-
ской было «назначено» принудительное психиатрическое
лечение.
Демонстрация на Красной площади была актом от-
чаяния. Отчаяния такой глубины и силы, что оно пере-
весило, превозмогло страх перед оскорблениями, побоя-
ми, тюрьмой. Они были и остались очень разными людь-
ми, но в те августовские дни одно и то же чувство объ-
единило их. Они вышли на площадь не потому, что
рассчитывали что-либо изменить, а именно потому, что
никакой надежды на это уже не было.
«Не ругайте нас, как все нас сейчас ругают. Каж-
дый из нас сам по себе так решил, потому что невоз-
можно стало жить и дышать». Эти слова Л. Богораз
написала 25 августа 1968 года. «И не пишите о нас как
о героях, мы были обычными людьми»,— добавляет она
21 год спустя. Но это не мешает мне восхищаться их
жертвенностью, мужеством, благородством.
Огонек. 1990. № 1. С. 26—29
337
Николай Черкашин
ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД ВАЛЕРИЯ САБЛИНА
В тот год им вручали эти звезды почти одноврел
менно: без пяти минут маршалу Брежневу и капитану
3-го ранга Саблину. Первому — сверкающую бриллиан-
тами «Маршальскую звезду». Второму — томпаковую
офицерскую звезду «За службу Родине в Вооружен-
ных Силах СССР» 3-й степени. Родине Саблин служил
на большом противолодочном корабле (ВПК) «Сторо-
жевой».
Этим двум звездам суждено было: одной — брилли-
антовой — бесславный закат, другой — медно-цинковой —
долгое затмение...
А пока Брежневу прилежно рукоплескали. В гуле хо-
рошо организованных оваций потонул гневный грохот
железа. То стучали костылями по батареям водяного
отопления безногие фронтовики в госпитале инвалидов
войны, что на Преображенской заставе. Сначала стала
бить одна палата, к ней присоединилась другая, третья,
и вот уже все этажи зашлись от грохота. Били в гулкий
металл от обиды и возмущения те, чьи боевые ордена
вобрали в себя цвет крови своих кавалеров... Набатный
бой этого протеста не донесся до слуха четырежды звез-
доносного, но зато был услышан в компетентных инстан-
циях. Госпиталь на Преображенке был расформирован
в считанные дни...
Нет, в безгласные годы молчали не все. И Вале-
рий Саблин был явно из породы тех гневных фронто-
виков, даром, что в сорок первом ему было всего три
года...
„.На второй день Ноябрьских праздников из парад-
ного строя военных кораблей в Риге самовольно вышел
БПК «Сторожевой» и двинулся в открытое море. Зампо-
лит арестовал командира, занял его место на мостике и
повел корабль в нейтральные воды. Там он обратился по
радио к руководителям страны с революционным воззва-
нием. Поднятые в воздух самолеты остановили «Сторо-
жевой» предупредительными залпами. А когда команди-
ру удалось освободиться, он, поднявшись на мостик, тя-
жело ранил из пистолета своего заместителя по полити-
ческой части Саблина и повернул корабль.
Трудно было поверить, что эта история разыгралась
в наше время, на нашем флоте.
338
Потом толковали разное. Мол, содеял это душевно-
больной, которого вовремя не распознали. «Никак нет,—
утверждали другие,— его завербовала шведская развед-
ка, и потому он пытался угнать корабль в Стокгольм».
Третьи уверяли, что сделал он это назло командованию,
так как служба у него не пошла, задержали звание, не
давали квартиру...
Впрочем, мы нашли тогда для себя довольно удоб-
ное объяснение — «авантюра». Ломать голову над смыс-
лом происшедшего было некогда: мы собирались на бое-
вую службу — в океан, далеко и надолго.
И все же зарубка в памяти осталась — Саблин. Не
забылось это имя и на флоте. Время от времени оно
всплывало в досужих разговорах в доверительном кру-
гу, обрастало подробностями вероятными и невероятны-
ми и всякий раз произносилось с весьма сочувственными
нотками. При этом все знали, что экипаж расформиро-
ван, корабль сослан в моря, от Балтики весьма отдален-
ные, и толковать на эту тему весьма не рекомендуется.
Теперь обо всем этом можно говорить в полный го-
лос. Но, право, как странно и больно: слова, которые мы
читаем ныне о деформации социализма, о необходимости
вернуться к ленинским принципам, к подлинной демо-
кратии, стоили Саблину жизни, едва он поспешил адре-
совать их Брежневу.
Поспешил? Неужели же он должен был дожидаться
апреля 85-го?
Флот — тонкая и сложная материя, на которой сразу
же отзывается любое нездоровье общественного орга-
низма, будь то взяточничество, наркомания или засилье
бумаг. Корабль — модель государства в миниатюре. Ли-
хорадит страну — трясет и корабль. В те недоброй памя-
ти годы флот лихорадило, как никогда. Именно тогда
начался расцвет «дедовщины», повалил черный дым
аварийности. Корабли горели, сталкивались, тонули.
В 1974 году загорелся, взорвался и затонул большой
противолодочный корабль «Отважный». Спустя год за-
бушевало пламя на огромном вертолетоносце «Москва»,
гибли подводные лодки...
В грозных приказах причиной всех несчастий чаще
всего называлась «халатность должностных лиц». Но
у этой «халатности» были длинные и разветвленные
корни...
339
Владимир Высоцкий, ровесник Саблина й любимый
его поэт, выкрикивал под гитарный бой горькие слова:
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз,
Мы тоже дети страшных лет России —
Безвременье вливало водку в нас...
Капитан 3-го ранга Саблин посмел вскинуть голову,
поднять глаза, возвысить свой протестующий голос... Он
поднялся на мостик корабля, взошел на эту трибуну,
прекрасно сознавая, что поднимается вместе с тем и на
эшафот...
«Я долго был либералом,— писал Саблин в своем
прощальном письме жене,— уверенным, что надо что-то
чуть-чуть подправить в нашем обществе, написать одну-
две обличительные статьи, что-то сменить... Так было
примерно до 1971 года. Учеба в академии окончательно
убедила меня в том, что стальная государственно-пар-
тийная машина настолько стальная, что любые удары
в лоб будут превращаться в пустые звуки...
С 1971 года я стал мечтать о свободной пропагандист-
ской территории корабля. К сожалению, обстановка
складывалась так, что только в ноябре 75-го возникла
реальная возможность выступить... Что меня толкнуло
на это? Любовь к жизни... Причем я имею в виду не
жизнь сытого мещанина, а жизнь светлую, честную, ко-
торая вызывает искреннюю радость у всех честных лю-
дей. Я убежден, что в нашем народе, как и 58 лет назад,
вспыхнет революционное сознание и он добьется комму-
нистических отношений в стране...»
Он увидел свой выход... Привести корабль в Ленин-
град— и в эфир: «Всем! Всем! Всем!!! Говорит свобод-
ный корабль «Сторожевой»...» И дальше — правду о по-
ложении в стране. «Граждане, Отечество в опасности!
Его подтачивают казнокрадство и демагогия, показуха
и ложь... Вернуться к ленинским принципам, к демокра-
тии и социальной справедливости... Уважать честь, жизнь
и достоинство личности...» О, сколько же всего надо бы-
ло успеть прокричать...
Его заветная тетрадь обрывается последней записью:
«И ты порой почти полжизни ждешь, когда оно придет,
твое мгновение!»
Его мгновение пришло 8 ноября 1975 года. В тот день
страна праздновала не только 58-ю годовщину Октября,
но и 70-летие первой русской революции...
340
A 7 ноября 1975 года Саблин писал в своей каюте
под мокрый свист балтийской осени прощальное письмо
родителям.
Незадолго до этого он поздравил их с 30-летием Побе-
ды. Теперешнее письмо было совсем о другом. Поймут
ли? Простят?..
Отец не сразу понял, во имя чего Валерий ставит
свою жизнь на карту. Лишь потом, когда на свидании в
Лефортовской тюрьме у них состоится разговор, отстав-
ной капитан 1-го ранга Саблин, кажется, дойдет до сути
мыслей своего среднего. Во всяком случае, осуждать его
не станет, как ни настаивали советчики-доброхоты.
Мама же поняла одно: сын решился на верную ги-
бель. Тут же отбила из Горького в Балтийск срочную
телеграмму: «Получили письмо Валерия. Удивлены, воз-
мущены, умоляем образумиться. Мама. Папа.»
Он не остановился. Его воспитывали на других прин-
ципах.
У Саблина с командиром были довольно ровные отно-
шения, и он не хотел подвергать его унизительной, но
все же неизбежной процедуре ареста. Поэтому он попро-
бовал уговорить Васильева провести праздничный день
на берегу. Но командир — кремень, с корабля ни шагу;
в праздники служба правится еще круче, чем в будни.
— В двадцать ноль-ноль 8 ноября 1975 года,— рас-
сказал А. В. Васильев,— ко мне в каюту вошел без сту-
ка замполит. Был он очень взволнован, слегка бледен...
«Товарищ командир — ЧП!» Я вскочил: «Что случилось?
Где?!» — «Там, в носу, в гидроакустической выгородке...»
Бросились вместе по трапам: люк за люком, палуба
за палубой — вниз, вниз, вниз... Едва влетел в носовую
выгородку, как над моей головой захлопнулась сталь-
ная крышка, лязгнули задрайки. Не сразу и понял, что
произошло. Огляделся, увидел конверт с надписью «Ко-
мандиру» и несколько книг из корабельной библиотеки.
Письмо, в котором Саблин объяснял мотивы своих дей-
ствий, ошеломило меня. Я выхватил из зажимов теле-
фонную трубку — она молчала...
И все же это не был захват корабля в духе пират-
ских романов. Да, Саблин хитростью заманил Василье-
ва в ловушку. Замполит выбрал наименьшее зло, кото-
рое мог причинить в этой ситуации командиру. Единст-
венное, чем он мог оправдаться перед самим собой
за вынужденно бесчестный поступок,— это мыслью, вы-
сказанной Чернышевским (она записана в саблинском
341
конспекте): «Революционеру ради достижения его целей
часто приходится становиться в такие положения, до ка-
ких никогда не может допустить себя честный человек,
преследующий чисто личные задачи».
Собрав офицеров и мичманов в кают-компании, Саб-
лин объявил о своем решении «превратить корабль в
центр политической активности» и предложил каждому
сделать свой выбор. Голосование проходило так: зампо-
лит раздал всем красные и зеленые кружки. Зеленый —
«за», красный — «против». Зеленых набралось что-то
около дюжины. Остальных закрыли в кубрике, хотя они
и не собирались вмешиваться в ход событий. Сделано это
было для того, чтобы потом их не обвинили в соуча-
стии.
План Саблина был дерзок и на первый взгляд невы-
полним: перейти за ночь из Риги в Ленинград, войти в
Неву. Стоять там до тех пор, пока ему не дадут возмож-
ность выступить по телевидению.
Замысел Саблина вполне мог удаться, если бы не од-
но обстоятельство. При съемке корабля с якоря выпрыг-
нул за борт некий мичман и добрался до подводной лод-
ки, стоявшей в парадном строю перед «Сторожевым».
Командир подводной лодки не поверил в сбивчивый рас-
сказ мичмана, но все же доложил на берег, и спустя ка-
кое-то время — пока информация не докатилась до Мо-
сквы— на перехват «Сторожевого» вылетели боевые са-
молеты...
Где-то в Ирбенском проливе скоростные бомбарди-
ровщики настигли цель и дали предупредительный залп.
Очередь крупнокалиберного пулемета прошила дымовую
трубу. Тогда боцман освободил командира и тот, воору-
жившись пистолетом, взбежал на мостик, где у машин-
ного телеграфа стоял замполит...
С приходом корабля в базу Саблин был арестован и
отправлен в Москву.
Следствие по его делу было несложным. Саблин ни-
чего не отрицал, всю вину брал на себя и в последнем
слове просил, чтобы матросов «Сторожевого» не отда-
вали под трибунал...
Пока лежал в тюремном лазарете (пуля пробила но-
гу), писал родителям бодрые письма.
Он изо всех сил старался поддерживать в стариках
веру, что жизнь у него не отнимут.
После нескольких месяцев зловещего молчания при-
шел тонкий конверт. Из него выпало вот это:
342
«Свидетельство о смерти.
Гражданин Саблин В. М. умер третьего августа
1976 г. Причина смерти— (прочерк).
Место смерти— (прочерк)».
Расстрелян...
Знаю, что история Саблина вызовет разные толки.
Найдутся и такие, что усмотрят в его поступке чуть ли
не попытку военного переворота. Да и что это, мол, за
дела, если все будут выступать подобным образом?!
Да полноте!
Был в старом русском флоте обычай: команда, горячо
не согласная с чем-либо, становилась во фронт и не рас-
ходилась до тех пор, пока не придет командир и не вы-
слушает ее обиды. Это называлось «заявить претензии».
Нечто подобное и намеревался сделать Саблин: «стать
во фронт» на виду города Ленина и «заявить претензию»
на чудовищную неправду нашей тогдашней жизни, на
искажение ленинских идей, на самоуправство брежнев-
ской элиты...
В прощальном письме к сыну Валерий Саблин напи-
шет: «Дорогой сынок! Я временно расстаюсь с вами, что-
бы свой долг перед Родиной выполнить. Не скучай и
помогай маме. Береги ее и не давай в обиду.
В чем мой долг перед Родиной?
Я боюсь, что сейчас ты не поймешь глубоко, но под-
растешь, и все станет ясно. А сейчас я тебе советую про-
читать рассказ Горького о Данко. Вот и я так решил
«рвануть на себе грудь и достать сердце...».
Что бы о нем ни говорили, кем бы ни выставляли,
одного не отринуть: Саблин, безусловно, явление глубо-
ко русское, он из недр национального характера, о кото-
ром проникновенно сказал Достоевский:
«...Они (русские мальчики.— Н. Ч.) не станут тратить
время на расчеты — поступят, как велит им совесть, час-
то даже будучи уверенными в самых ужасных для себя
последствиях...»
Нетерпеливы русские мальчики, им хочется сразу все-
го, одним разом либо пристукнуть весь мир зла и не-
справедливости, либо обнять и жизнью своей защитить
его красоту от прихлопывания других. Все или ничего...
«Ну, и чего добился Саблин своим выступлением?» —
спрашивают скептики.
Да, внешне ничего особенного не произошло; вышел
корабль из парадного строя вечером, а под утро снова
343
занял свое место. Никто из рижан этого даже и не за-
метил.
Лично мне нужно узнать всю правду о Саблине, что-
бы жить стало легче. Я думаю, и многим другим тоже.
Как бы ни было это горько и трудно, и все так сложно...
Брежневщина паразитировала на страхе общества пе-
ред сталинской костоломной государственной машиной.
Саблин попытался развеять этот убийственный страх.
«Сторожевой» не был ни крейсером «Авророй», ни
броненосцем «Потемкиным». С него не собирались да-
вать сигнал к вооруженному восстанию, как не собира-
лись выбрасывать офицеров за борт. Он был самим со-
бой— «Сторожевым», прорывателем блокады сановной
лжи.
Я не могу не задать вопрос: как поступил бы Саблин
сегодня? И отвечаю себе так: вряд ли «Сторожевой» под-
нял свои якоря сегодня, ибо ныне нет нужды ломиться в
открытые двери. Тогда, в 75-м, прорыв в гласность был
невозможен иным, неэкстремистским, способом. Сегодня,
грустно подумать в каком году — уже девяностом!—он
имел бы легальную возможность выступить перед мил-
лионами телезрителей, имел бы возможность найти «сво-
бодную территорию для пропаганды» на любом из соб-
раний без захвата корабля. Но чтобы это наконец стало
возможным, и вывел Саблин в открытое море «Стороже-
вой» в немом ноябре 75-го.
Комсомольская правда. 1990. I марта
Владимир Войнович
ПУТЕМ ВЗАИМНОЙ ПЕРЕПИСКИ,
или Интервью с человеком,
который был лишен советского гражданства
за то, что был не лишен чувства юмора
— После отстранения от власти Хрущева «оттепель»
замерзала буквально на глазах. В 1965 году были аре-
стованы и осуждены писатели Синявский и Даниэль.
Вместе с другими коллегами я подписал письмо в их
защиту. Когда посадили Александра Гинзбурга и Юрия
Галанскова, которые написали книгу об этом процессе,
я опять подписывал протесты против подобного произ-
вола. Так и пошло...
344
— С тех пор эпистолярный жанр занял прочное место
в вашей литературной деятельности. Какими были отве-
ты на ваши послания?
— В 1968 году состоялся идеологический Пленум ЦК,
после которого всех нас, «подписантов», начали усилен-
но прорабатывать. На секретариате СП мне объявили
выговор с предупреждением. В издательствах перестали
брать мои рукописи, а те, которые были приняты рань-
ше, исчезали из тематических планов. В библиотеках
начали пропадать книги и журналы с прошлыми публи-
кациями. Песни, которые до этого чуть ли не ежедневно
исполнялись по радио, стали звучать без упоминания
имени автора, а потом и вовсе были запрещены к испол-
нению. Снимались с репертуара и спектакли. Это нуж-
но было как-то объяснять публике, артистам, режиссе-
рам (к тому времени две мои пьесы с успехом шли поч-
ти в 50 театрах страны). Объяснения были самые неожи-
данные. Например, в Театре Советской Армии труппе
сказали, что я арестован за контрабанду: перевозил че-
рез границу бриллианты. Хотя всем было хорошо извест-
но, что границу я никогда не пересекал, а бриллианты
видел только в кино. А в газете «Вечерний Новосибирск»
появилась огромная статья с доходчивым заголовком:
«На что тратите талант?» Когда я приходил в москов-
ские кабинеты, где мне устраивали очередную выволоч-
ку, буквально на всех столах ответственных товарищей
лежала эта далекая областная газета с особо ценными
цитатами. Примерно такими: «Театр ставит спектакль по
идейно вредной, порнографической пьесе». Хозяева каби-
нетов мне говорили: «Вот что думает народ о ваших про-
изведениях».
Под заметкой, кстати, стояла подпись — Анатолии
Иванов. Не знаю, насколько это связано с моей истори-
ей, но вскоре ее автор получил должность главного ре-
дактора журнала «Молодая гвардия».
— А как отрывки из «Чонкина» оказались на За-
паде?
— Для меня это до сих пор загадка. Не исключаю
«помощь» кого-то из моих московских «доброжелателей».
Естественно, что после этого меня начисто «забыли».
Вспомнили — и то ненадолго — лишь в 1972 году. Веро-
ятно, сочли, что я уже достаточно наказан. Но скорее
всего где-то услышали (а я говорил это неоднократно и
повсюду), что поступать с собой так не позволю и буду
бороться. Так или иначе, напечатали сборник повестей и
книгу о Вере Фигнер.
— Чем запомнилось исключение из Союза писате-
лей?
— Сначала пришлось выдержать долгую серию фор-
мальных проработок. Этим занимались не только секре-
тари СП, все вместе и по отдельности, но и работники
ЦК, горкома партии (хотя я и беспартийный), Министер-
ства культуры, киностудии «Мосфильм»... В глазах вла-
стей я уже был отпетым антисоветчиком, поэтому, когда
в 1975 году по Би-би-си была передана радиокомпозиция
по «Чонкину», меня вызвали на Лубянку. Один допрос,
другой... Угрозы. И до самого 1980 года попытки выгнать
из страны всякими способами, часто далекими от циви-
лизованных.
После высылки в Горький академика Сахарова я сно-
ва сел за открытое письмо, теперь уже в «Известия». Оно
было исполнено в жанре благодарственных посланий, ко-
торые присылают награжденные от имени народа юбиля-
ры. Вот этот текст:
«Позвольте мне через вашу газету выразить мое глу-
бокое отвращение ко всем учреждениям и трудовым кол-
лективам, а также отдельным товарищам, включая пере-
довиков производства, художников слова, мастеров сце-
ны, Героев Социалистического Труда, академиков, лау-
реатов и депутатов, которые уже приняли или примут
участие в травле лучшего человека нашей страны Андрея
Дмитриевича Сахарова».
Спустя какое-то время — в день «выборов» в Верхов-
ный Совет РСФСР, на которые я, как всегда, не пошел,—
раздался звонок в дверь. На пороге стояли два молодых
человека. «Мы агитаторы. Почему вы не идете голосо-
вать?» «Не имею желания»,— ответил я и собрался за-
крыть дверь. Тогда один из них говорит: «Вообще-то мы
не совсем агитаторы. Я работник райкома КПСС Бог-
данов, у меня к вам поручение». В квартире он торжест-
венно заявил: «Я уполномочен сообщить вам, что терпе-
ние Советской власти и народа кончилось. Если вы не
примете каких-то кардинальных решений, ваша жизнь
станет невыносимой». Жизнь моя и без того уже была
невыносимой. Поэтому я ответил, что, если речь идет о
моем отъезде,— я готов. Но я не собираюсь обивать по-
роги разных учреждений, быть просителем. Раз уж вы
уполномочены сообщить, то намекните мне, когда и как
я могу ехать без лишних хлопот и унижений. На том и
расстались. И действительно, уезжал я сравнительно бла-
гополучно.
346
— Помню очень горький афоризм польского сатирика
Станислава Ежи Леца: «Любовь к родине не знает гра-
ниц». Думали ли вы о том, что следующим шагом будет
Лишение вас советского гражданства?
— Я предполагал, что так будет. Но когда это все-таки
произошло, мне стало очень обидно. Я написал* очеред-
ное открытое письмо — на имя Генерального секретаря.
«Господин Брежнев!
Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко.
Я не подрывал престиж Советского государства. У Со-
ветского государства, благодаря усилиям его руководи-
телей и Вашему личному вкладу, никакого престижа нет.
Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить
гражданства себя самого. Я Вашего Указа не признаю и
считаю его не более чем филькиной грамотой. Юридиче-
ски он противозаконен, а фактически я как был русским
писателем, гражданином, так и останусь им до самой
смерти, даже после нее. Будучи умеренным оптимистом,
я не сомневаюсь, что после недолгого времени все Ваши
Указы, лишающие нашу бедную родину ее культурного
достояния, будут отменены. Моего оптимизма, однако, не-
достаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бу-
мажного дефицита, и моим читателям придется сдавать
в макулатуру по 20 килограммов Ваших сочинений, что-
бы получить талон на одну книжку о солдате Чонкине.
17 июля 1981 г. Мюнхен»,
Родина. 1989. № 10. С. 31—32
Терентий Мальцев
НА ЗЕМЛЕ —ХОЗЯЙСТВОВАТЬ
Письмо в ЦК КПСС
Мне кажется, что сегодняшнее состояние сельских
земледельцев-колхозников в какой-то мере имеет сход-
ство с состоянием среднего крестьянства перед X съездом
партии, когда крестьянство начинало терять интерес к
его природному делу, к природному источнику своей
жизни — земле...
Правда, время сейчас другое, прежнего мужика е его
традициями и прежней любовью к земле теперь уже и
в помине нет. Потомки его не имеют того, что он имел,
остались от этого лишь воспоминания. Но есть еще и те-
перь труженики, которые любят и землю, и труд на ней,
347
любят и поля, и деревню, но таких, к сожалению, год от
года становится все меньше и меньше. Но ведь обстанов-
ка если ее в какой-то мере изменить, то она постепенно
может изменить и людей, их психологию и их отношение
к земле, к хозяйству. На что сейчас стало особенно тя-
жело смотреть? Почему-то у людей ко всему какое-то без-
различие, равнодушие, почему-то ничто общественное
многим людям стало недорого, стало казаться каким-то
чужим. Заработал себе месячную плату, получил денеж-
ки, это его, а больше он ни о чем не думает. Это еще в
лучшем случае. В худшем — пьет.
Безусловно, такое появилось не сразу. Все это шло
постепенно. Колхозники не всегда к своему хозяйству
были так безразличны, не всегда они пили так, как пьют
сейчас. А что значит земледельцу быть безразличным к
своему родному труду и к его результату?!
Люди, работающие на земле, перестали чувствовать
себя ее хозяевами, хотя земля и передана им государст-
вом по акту на вечное пользование. Акты эти, к сожа-
лению, давно уже забыты, и их надо снова вытащить и
сказать людям: земля, на которой вы трудитесь, ваша и
ваша по-настоящему, будьте на ней полными хозяевами.
Государство будет брать с вас лишь за землю налог, на-
лог посильный, и все излишки результата вашего труда
останутся в полном вашем распоряжении, вы их можете
сбывать по вашему усмотрению. Можете продавать го-
сударству, на рынке. Государство же за проданные ему
излишки может встречно отоваривать какими-то дефи-
цитными, нужными для хозяйства товарами или брать
их по повышенным ценам. А на земле хозяйствуйте так,
как вам будет лучше, но не забывая и интересы государ-
ства, страны.
А то ведь что получается. Колхоз по форме считает-
ся хозяином земли. Сам по существу па ней не хозяйни-
чает, а лишь выполняет планы, задания разного рода.
Да, глядишь, еще навяжут «самообязательства». О чем
это говорит? О потере доверия к хозяйствам.
Помпю, еще в январе 1965 года я был с таким пред-
ложением у тов. Брежнева Л. И. Тогда я предлагал ему
это в порядке опыта, в разрезе нескольких районов.
А вместо разного рода планирования и задания ввести
в одном случае налог натуральный, в другом—денеж-
ный, что будет лучше. Он мне тогда сказал: «Тов. Маль-
цев, мне это нравится, а почему не в разрезе области?
Мы можем это сделать в разрезе области». Ну, я ему
348
ответил, что не имел на это смелости вовлекать в такой
опыт такой большой регион. Он опять мне сказал, что
такой опыт можно сделать в разрезе области. Помнится,
что такое предложение было сделано нашей Курганской
области, но согласия на это не последовало. Не последо-
вало согласия и со стороны Шадринского РК КПСС, так
как ему было сделано такое предложение. На этом все
тогда и кончилось.
Не знаю, обсуждалось ли это в ЦК КПСС или нет.
Почему я тогда обращался к тов. Брежневу Л. И. с та-
ким предложением и откуда оно у меня зародилось? Бы-
вает, наедет в колхоз какой-нибудь уполномоченный или
представитель, увидит в колхозе те или иные неполадки
и говорит колхозникам: «Вы же хозяева, почему это до-
пускаете?» Они обычно отвечают: «Какие мы хозяева,
откуда вы это взяли? Что бы нам хотелось сделать, нам
не позволят, а делаем то, что прикажут или укажут, с
нашими мнениями не считаются». Правление или предсе-
датель колхоза на подобное отвечает обычно тем же, чем
и колхозники, что с нашими планами не считаются, а за-
ставляют выполнять то, что намечено по плану, сверху.
И вот такое положение, мне показалось, отдаляет людей
от интересов хозяйства, делает его для них чуждым.
А как сделать, чтобы колхозники и правление колхо-
за по-настоящему чувствовали себя хозяевами, в душе
себя чувствовали, а не как-нибудь? Вот я задумал поис-
кать такой опыт и попытался это доказать тов. Бреж-
неву Л. И., который тогда мое предложение одобрил, но
другие, видимо, не поняли и не нашли в себе мужества
это испытать. И вот сегодня я снова готов внести в ЦК
такое предложение, заложить такие опыты, и мне кажет-
ся, что это не будет шагом назад. А если и будет, то он
в будущем позволит быстрее шагнуть вперед.
Что бы я сейчас предложил?
Вместо всяких планов и заданий ввести в колхоз про-
довольственный налог — «продналог», как его называли
в 20-х годах. Тогда налог был на единоличные хозяйства,
а теперь на коллективные. За объекты обложения взять
наличие в хозяйстве разного рода земельных угодий, ис-
ходя из их количества и качества, а также и других ес-
тественных объектов, если где они имеются.
Излишки от выполнения налоговых обложений оста-
ются в полном распоряжении хозяйства, которое вольно
их реализовать по своему усмотрению: продать ли госу-
349
царству по повышенным ценам или в обмен на дефицит-
ные товары, или часть их свезти на рынок (это тоже
нужно, рынок нужно оживить). А если можно, то и до-
пустить межколхозный оборот.
Допустить выполнение натурального налога другими
продуктами, если тех, которые намечены, почему-либо не
хватит (по определенной шкале).
Труд оплачивать в конце хозяйственного года, по ме-
сяцам выдавать лишь аванс, как денежный, так и нату-
ральный, если когда и где потребуется. Окончательный
расчет в конце года — это крепче привяжет труженика
к своему коллективному хозяйству, и он больше будет
его беречь, чтобы получить больше за свой труд.
Необходимо установить такой административно-хо-
зяйственный аппарат, который мог бы, и хорошо, обслу-
живать хозяйство и в то же время был бы не громоздким
и не отрывал бы лишних людей от производственной дея-
тельности и не был бюрократическим. Представить право
правлению колхоза совместно с агрономами устанавли-
вать такие севообороты, которые при соответствующей
агротехнике могли бы обеспечивать высокую культуру
земледелия и при любых погодных условиях позволяли
бы получать высокие урожаи высеваемых культур.
Допустить в каждом хозяйстве иметь чистого пара
столько, сколько нужно и по севообороту и по другим
соображениям. А под пар землю отводить прежде раз-
мещения намеченных к посеву культур.
Считать весьма и -весьма важным установить проч-
ную внутрихозяйственную дисциплину и найти соответ-
ствующие меры к ее нарушителям.
Чтобы закрепить в колхозе оседлость, необходимо для
колхозников, особенно для молодоженов, строить особые
домики и сдавать их с долгосрочной уплатой.
Большое значение для привлечения людей к сельской
жизни имело бы устройство разного рода водоемов, об-
саженных деревьями и кустарниками, устройство парков
и озеленение улиц. Устройство водоемов увлекало бы
людей заниматься разведением водоплавающей домаш-
ней птицы — гусей, уток и др.
Необходимо создать благоприятные условия для раз-
ведения скота в семьях колхозников: коров, овец, свиней.
Сентябрь 1981 г.
Правда. 1990. 26 января
Юрий Чурбанов
ВСЕ, КАК БЫЛО
Из книги «Зэк № 1»
В один из январских вечеров 1972 года я с товари-
щем приехал поужинать в Дом архитектора по улице
Щусева. Пришли в ресторан, сели за столик, заказали,
как помню, холодный ростбиф, салаты и бутылку вина.
Не знаю, как сейчас, но тогда в ресторане Дома архи-
тектора был большой камин, и вот когда его разожгли,
я заметил, что в глубине зала за двумя столиками, сдви-
нутыми вместе, сидит знакомая компания. Разумеется,
мы с товарищем тут же подошли, поздоровались, при-
сели, и нас познакомили с теми, кого мы не знали, и в
том числе — с молодой, внешне интересной женщиной,
которая представилась скромно и просто: Галина. Я и
понятия не имел, что это Галина Брежнева.
Так состоялось знакомство. Наверное, если бы я был
писателем, я бы говорил сейчас о том, что весь вечер
старался смотреть только на Галину Леонидовну, ибо
вдруг стало как-то очень уютно и хорошо, но я не пи-
сатель и скажу, как было: этот человек мне сразу по-
нравился. Мы о чем-то поговорили, но не очень долго,
вечер близился к концу, пришла пора расставаться, и
все разъехались по своим домам. Не помню, просил ли
я Галину Леонидовну оставить свой телефон, как это
обычно бывает между людьми, установившими добрые
отношения,— кажется, нет. В конце концов компания
была знакомая, и я решил, что где-нибудь мы конечно
же встретимся.
Прошло какое-то время, и получилось так, что Га-
лина Леонидовна сама позвонила мне на работу. В удоб-
ной и оригинальной шутливой форме спросила, куда же
я исчез, почему не звоню. Не скрою, я обрадовался та-
кому звонку. Мы тут же решили встретиться. После
работы Галина Леонидовна заехала за мной, и мы про-
вели вместе целый вечер. Мне было очень интересно.
Эта женщина нравилась мне все больше и больше. По-
том я уехал в отпуск, отдыхал в Подмосковье, Галина
Леонидовна несколько раз приезжала ко мне, и я тоже
12 Л И. Брежнев
353
ездил в Москву. Наши отношения стали сердечными.
И только тут она призналась, чья она дочь.
Может быть, и не стоит об этом подробно говорить,
но читатель сам помнит, какой ажиотаж был поднят в
газетах и журналах вокруг нашей семьи. Лучше я сам
скажу, как же все было на самом деле.
Когда мы с Галей решили пожениться, она пригла-
сила меня на дачу к отцу. Только решение оформить
наш союз законным образом было принято, конечно, не
с бухты-барахты, а после долгих совместных размыш-
лений. У меня были и просто человеческие колебания:
а по Сеньке ли шапка? — спрашивал я себя. Все-таки
такое дело, Галина Леонидовна—дочь Генерального
секретаря ЦК КПСС, я войду в его семью, готов ли я
к этому, как еще все получится? И вот Галя говорит,
что Леонид Ильич хочет со мной встретиться и позна-
комиться. Конечно, состояние у меня было очень слож-
ное: знакомство не с простым человеком — с руководи-
телем нашей партии и государства. Мандраж, одним
словом, был достаточно велик. Но раз надо знакомить-
ся — значит, надо.
Все знают, что Леонид Ильич и Виктория Петровна,
его супруга, имели квартиру на Кутузовском проспекте.
Это пять или шесть комнат с обычной планировкой.
Шум, гам — за окном обычная московская жизнь. Что
и говорить, здесь не было необходимых условий для
полноценного отдыха, поэтому свою московскую квар-
тиру Леонид Ильич не любил и бывал здесь крайне
редко, всего пять-шесть дней в году. В Подмосковье, в
Одинцовском районе, у него была государственная да-
ча. Он жил на ней круглый год. Пройдет время, и в са-
мом конце 70-х годов Леониду Ильичу предложат новую
благоустроенную квартиру на улице Щусева. Конечно,
гут было лучше, чем на Кутузовском проспекте, да и
центр рядом, всего несколько минут езды, но то ли Лео-
нид Ильич был однолюб, то ли еще что,— он посмотрел
новую квартиру и сказал, что она для него чересчур
большая. Скорее всего, она просто не понравилась ему
своей казенностью, что ли, я не знаю. А квартира на
Кутузовском была скромнее: это обычный московский
дом старой застройки, потолки что-то около трех мет-
ров, комнаты в среднем 25—30 метров — столовая, не-
большой рабочий кабинет, спальня, гостиная... Обслу-
живающий персонал всего три человека: повар, готовив-
ший пищу под руководством Виктории Петровны (она
354
всегда подсказывала, что Леонид Ильич любит больше
всего и как это получше приготовить), официантка и
уборщица. Охраны здесь не было, она помещалась вни-
зу, на первом этаже. В подъезде (дом имел один
подъезд), кроме семьи Брежневых и Юрия Владимиро-
вича Андропова, который жил двумя этажами ниже, бы-
ли квартиры министров, партийных и советских работ-
ников, причем разного ранга, то есть это не был дом
Брежнева, это был обычный дом № 26, расположенный
на Кутузовском проспекте. Здесь, в этой квартире, у
Леонида Ильича была хорошая библиотека и такая же,
если не больше, находилась на его даче.
Сколько же было публикаций об этой даче Генераль-
ного секретаря! Вся беда в том, что я, например, не ви-
дел ни одной фотографии к этим публикациям. А кто-
нибудь их видел? Интересно, почему бы не показать?
Ведь Леонид Ильич жил не на какой-нибудь супердаче:
это был обычный трехэтажный дом кирпичного испол-
нения с плоской крышей. Наверху располагалась спаль-
ня Леонида Ильича и Виктории Петровны, они все вре-
мя предпочитали быть вместе, и, когда Леонид Ильич
10 ноября 1982 года принял смерть, Виктория Петровна
спала рядом; небольшой холл, где он брился (сам, но
чаще приглашая парикмахера). На втором этаже две
или три спальни для детей, очень маленькие, кстати го-
воря, от силы 9—12 метров с совмещенным туалетом и
ванной. Мы спали на обычных кроватях из дерева. Вни-
зу жилых комнат не было, там находились столовая,
рядом кухня и небольшой холл. На третьем этаже Лео-
нид Ильич имел уютный, но совсем крошечный кабинет.
Там же была библиотека. Обычно он отдыхал здесь
после обеда, и никто не имел права ему мешать. Всех
посетителей Леонид Ильич принимал в основном на ра-
боте. На дачу приезжали только близкие товарищи, это
было довольно редко, обычно гости собирались к ужину
и разъезжались, как правило, часов в десять — в поло-
вине одиннадцатого, но не позже. Леонид Ильич ста-
рался жить по строгому распорядку, мы знали этот рас-
порядок, и его никто не нарушал. В одиннадцать он уже
спал. Леонид Ильич ложился с таким расчетом, чтобы
проснуться не позже девяти.
На всю дачу приходился один видеомагнитофон и
один телевизор — советского производства, по-моему,
«Рубин»... На первом этаже был кинозал, в нем стоял
бильярд, на котором Леонид Ильич почти не играл,—
355
но это не кинотеатр, именно кинозал, где Леонид Ильич
обычно смотрел документальные фильмы. Он их очень
любил, особенно фильмы о природе.
В доме был бассейн, где-то метров пятнадцать в дли-
ну, а в ширину и того меньше — метров шесть. Утром
Леонид Ильич под наблюдением врачей делал здесь гим-
настику. Рядом с домом был запущенный теннисный
корт, на нем никто не играл, и он быстро пришел в не-
годность, зарос травой.
Правда, весь дачный участок занимал довольно
большую территорию, но не больше, чем у других чле-
нов Политбюро: после работы и в выходные дни Леонид
Ильич очень любил пройтись по свежему воздуху. За
пользование государственной дачей с него, так же как
и со всех, высчитывали деньги, не знаю сколько, но знаю,
что он платил, так как Виктория Петровна, распределяя
бюджет семьи, иногда «докладывала»: все в порядке,
за дачу я заплатила на полгода вперед, на что Леонид
Ильич посмеивался: а как же, ведь мы здесь живем,
платить-то надо. Разумеется, деньги платились и за
квартиру на Кутузовском проспекте.
Вот сюда, на загородную дачу, Галина Леонидовна
и пригласила меня для встречи с Леонидом Ильичем.
Это был обычный день, мой отпуск шел к концу. При-
ехали где-то к обеду, Галя сразу познакомила меня с
Викторией Петровной, и я увидел очень простую, уди-
вительно обаятельную женщину. Сели за стол, и она
как-то так повернула разговор, что моя скованность
(давайте употребим это слово) быстро прошла. И если
посмотреть со стороны, за столом сидели два хорошо
знакомых человека и мирно беседовали на самые раз-
ные житейские темы. Вечером мы с Галей были в кино-
зале, смотрели фильм — и я даже не сразу заметил, как
Леонид Ильич вошел. Только вдруг на фоне света
увидел: стоит коренастый человек в серой каракулевой
шапке-пирожке. Я поднялся, а он спрашивает: «Ты —
Юрий?» — «Я». Тут он говорит: «А чего ты такой высо-
кий?» Я хотел отделаться шуткой, но она у меня как-то
не получилась, а он сказал: «Хорошо, я сейчас пойду
разденусь, потом поужинаем и поговорим». Вот так со-
стоялось знакомство. Потом был ужин: Леонид Ильич,
Виктория Петровна и мы с Галей. Он задал вопрос:
«Ваше решение серьезно?» И меня, и Галю спросил.
«Да, мы подумали». Леонид Ильич поинтересовался,
где я работаю. А я занимал должность заместителя
356
начальника политотдела мест заключения МВД СССР,
курировал как раз те зоны, где теперь вот сам сижу.
Он никак не отреагировал, видно, знал уже, кто и на
какой должности. Что и говорить, пока мы не сели ужи-
нать, я чувствовал себя очень скованно, но Леонид
Ильич так легко держал себя, так уважительно отно-
сился к своему молодому собеседнику, так хорошо вспо-
минал о своем рабочем прошлом, сказал мне, что в ор-
ганах внутренних дел надо серьезно трудиться, что ско-
ванность сразу прошла, и уже за столом были два че-
ловека, которым есть о чем поговорить. Кстати, Леонид
Ильич — человек очень неплохого юмора, интересный,
живой собеседник, и, когда мы расстались, я был уже
совершенно раскованным и питал самые добрые чувст-
ва к родителям своей будущей жены.
Видимо, я все-таки понравился ему. И не потому,
что, как пишут, высокого роста, 181 см, широкий в пле-
чах, кареглазый...— наверное, не только поэтому. В то
время у Галины Леонидовны недостатка в женихах не
было. И уровня они были повыше, чем подполковник
Чурбанов. Молодой офицер, еще неизвестно, как у него
сложится служебная карьера, не споткнется ли он...
Но — понравился.
Мы расписались в загсе Гагаринского района. Лео-
нид Ильич категорически запретил нам обращаться во
дворцы бракосочетания; он хотел, чтобы все прошло как
можно скромнее. Мы специально выбрали день, когда
загс был выходной, приехали, нам его открыли, мы рас-
писались, поздравили друг друга,— что и говорить,
пышное получилось торжество при пустом-то зале. Сва-
дебный ужин проходил на даче и длился часа три. Мож-
но представить себе робость моих родителей, когда их
доставили на большой правительственной машине на
дачу Генерального секретаря ЦК КПСС. Из двух костю-
мов отец выбрал самый лучший, что-то подыскала ма-
ма, все считали, что они нарядно одеты, а мне их было
до слез жалко. Конечно, они очень стеснялись, мама
вдобавок ко всему еще и плохо слышит, но отец дер-
жался с достоинством, не подкачал. Гостями с моей сто-
роны были брат, сестра, несколько товарищей по рабо-
те в политотделе мест заключения Министерства внут-
ренних дел, Галя тоже пригласила двух-трех подруг,— в
общем, очень узкий круг. Было весело и непринужден-
но. Леонид Ильич сам встречал гостей, выходил, здоро-
вался. Представляю себе состояние того человека, кого
357
o:i как хозяин выходил встречать, но потом выпили по
рюмке, и скованность ушла. Вот не помню, были ли тан-
цы, кажется, нет, кто-то смотрел в кинозале фильмы,
кто-то просто прогуливался по территории. За столом
царила приятная и добрая обстановка, Леонид Ильич
сам назначил себя тамадой, очень много шутил, расска-
зывал какие-то веселые истории и был с гостями до кон-
ца, пока все не разъехались. Вот так мы с Галиной Лео-
нидовной Брежневой стали мужем и женой.
...Кто-то, видимо, сказал Леониду Ильичу, что него-
же получается: зять Генерального секретаря ЦК
КПСС — и тюремщик. Тогда меня перевели заместите-
лем начальника Политуправления внутренних войск
МВД СССР, присвоив звание полковника. И хотя сей-
час пишут, что сразу после женитьбы передо мной от-
крылась головокружительная карьера, никто не обра-
щает внимания на тот факт, что и в политотделе мест
лишения свободы я занимал полковничью должность...
«Генерала» я получил не сразу, как пишут сейчас,
только через три года, хотя эта должность — генераль-
ская, а между полковником и генералом нет никаких
уставных сроков, это воинское звание присваивается по
результатам работы.
Были, конечно, люди, которые из холуйских или
конъюнктурных соображений прямо, даже без совета со
мной, обращались не только к Щелокову, но и к Бреж-
неву с просьбами побыстрее присвоить мне звание ге-
нерал-майора. Об этом мне рассказывал сам Леонид
Ильич. Однажды, когда Леонид Ильич был не в лучшем
расположении духа, он вдруг остановил меня, взглянул
из-под своих бровей и спрашивает: «Тебе что, генерала
приспичило, что ли?» Я очень удивился и спрашиваю, о
чем, собственно, речь? «Да вот, тут ходоки». То есть
Леонид Ильич сразу дал понять, что генеральские пого-
ны надо еще заслужить — заработать. Под горячую ру-
ку у меня и с Щелоковым был разговор. Николай Ани-
симович искренне негодовал: кто же это за его спиной
мог обращаться к Брежневу?
Наступил 1975 год. В работе Главного политического
управления все чаще и чаще появлялись сбои...
Кого назначить начальником управления? Выбор пал
на меня, и не только, думаю, потому, что я был зятем
Генерального секретаря ЦК КПСС,— просто на весы
358
были положены и возраст в первую очередь, и деловые
качества. Кроме того,— самое главное — учитывался
«вид на будущее».
Короче, я стал начальником Политического управ-
ления внутренних войск МВД СССР.
В том же 1975 году я был награжден орденом Крас-
ной Звезды. В Указе говорилось: «За боевую и полити-
ческую подготовку личного состава внутренних войск и
в связи с 30-летием Победы над фашистской Герма-
нией».
Через год, в 1976-м, меня назначили заместителем
министра внутренних дел СССР. Было это так: прибли-
жались Ноябрьские праздники, до парада на Красной
площади оставалось еще несколько дней, мы с Галиной
Леонидовной ехали на дачу, вдруг в машине раздалст!
телефонный звонок из приемной Леонида Ильича, и де-
журный секретарь сказала: «Юрий Михайлович, сейчас
с вами будет говорить Леонид Ильич». Первая мысль
была: что-то случилось, какое-то ЧП во внутренних вой-
сках. Мы остановились. Стало тихо. В машине раздался
телефонный звонок. Леонид Ильич поздоровался, спро-
сил, на каком участке пути мы находимся, и, получив
ответ, сказал: «Поздравляю тебя с новой должностью».
Я опешил. Спрашиваю: какая должность? «Ты назначен
заместителем Щелокова».— «Как же так,— говорю,—
Леонид Ильич, со мной же никто не посоветовался».—
«Ну вот еще,— полушутя говорит он,— надо мне с тобой
советоваться! Это решение Политбюро, я его только что
подписал. Кстати, тебя рекомендовал Щелоков. И еще:
тебе только что присвоено звание генерал-лейтенанта...»
Не могу сказать, что от счастья у меня сердце в пят-
ки ушло, наоборот, я говорю: «Леонид Ильич, к такому
объему работы я, наверное, просто не готов».— «Ниче-
го,— усмехнулся Леонид Ильич,— ты возьмешь на себя
кадры и о всех кадровых проблемах будешь доклады-
вать лично мне». Тут я понял, что докладывать надо
так... в общем, минуя Щелокова. Почему, чем это было
продиктовано, не знаю... Не думаю, чтобы Леонид Ильич
не доверял Щелокову. Скорее всего, он просто нуждал-
ся в объективной информации, в том числе и по вопро-
сам кадровой политики МВД СССР. Все-таки это был
1976-й: еще относительно молодой и энергичный Гене-
ральный секретарь ЦК КПСС, уверенный в себе и ра-
ботоспособный министр внутренних дел — и в то же вре-
мя назначает зятя на должность заместителя министра,
359
ничего ему предварительно не сказав, а также проком-
ментировав назначение таким вот образом...
Мне был 41 год. Если честно, то я думаю, что Щело-
ков, конечно, не просил за меня Брежнева и никуда меня
не выдвигал. Он мог сделать меня начальником Глав-
ного управления внутренних войск или назначить на
какую-нибудь другую высокую должность, но никогда
не отдал бы ключи от своего кабинета. Тут, видно, была
задумка Леонида Ильича...
Леонид Ильич был широким человеком. Вот, я ду-
маю, почему его в какой-то степени раздражал Михаил
Андреевич Суслов с его вечным педантизмом и претен-
зиями на всезнание. Над Сусловым часто подсмеива-
лись, причем не только у нас дома, но и в кругу членов
Политбюро. Суслов, скажем, несколько десятков лет
подряд носил одно и то же пальто,— и я помню, как в
аэропорту, когда мы то ли встречали, то ли провожали
Леонида Ильича, он не выдержал и пошутил: «Михаил
Андреевич, давай мы в Политбюро сбросимся по червон-
цу и купим тебе модное пальто». Суслов понял, купил
пальто, но в калошах, по-моему, так и ходил до самой
смерти. Однажды, я помню, кто-то из нас спросил: «Лео-
нид Ильич, Суслов хотя бы раз в жизни ездил на охо-
ту?» Находясь в хорошем расположении духа, Леонид
Ильич часто был настоящим артистом. Тут он вытянул
губы и, пародируя речь Михаила Андреевича, протянул;
«Ну что вы, это же о-чень... о-пасн-о...» Вот такая лег-
кая была пикировка.
Когда мы прилетали в Крым, он всегда сам садился
за руль, но не своего большого «ЗИЛа», конечно, а «ино-
марки», специально туда доставленной. И рядом с ним
был не начальник охраны, как полагалось по инструк-
ции, рядом с ним садилась Виктория Петровна, посто-
янно говорившая своему супругу только одно: не надо
ездить быстро. К ее советам и просьбам Леонид Ильич
обычно прислушивался. Вот так мы и шли по трассе:
впереди машина ГАИ, потом охрана, затем «иномарка»
с Леонидом Ильичом и Викторией Петровной, а за ни-,
ми — мы с Галей. Что и говорить, любил Леонид Ильич
садиться за руль, очень любил! Случалось, что па охоте
он сам ездил и на «газике», и на «уазике». Да он и не
думал никогда, что на него кто-то станет покушаться.
И никаких покушений на жизнь членов Политбюро в
360
70-е, так же как и в первой половине 80-х годов, не бы-
ло. Светлана Владимировна, жена Щелокова, никогда
не стреляла в Юрия Владимировича Андропова, руково-
дитель Белоруссии Петр Миронович Машеров действи-
тельно погиб в автомобильной катастрофе, Ф. Д. Кула-
ков, А. А. Гречко, Д. Ф. Устинов, А. Я. Пельше и другие
члены высшего руководства страны умерли своей
смертью. Тем не менее одно покушение на жизнь Лео-
нида Ильича действительно, судя по всему, было. ...Во
второй половине 60-х годов, во время встречи героев-
космонавтов, точнее, в тот момент, когда праздничный
кортеж машин въезжал на территорию Кремля, по од-
ной из них — той самой, где были космонавты Терешко-
ва, Николаев и, кажется, Береговой, было совершено
несколько выстрелов. Кажется, этот террорист, Ильин,
проник в Кремль, чтобы действительно убить Генераль-
ного секретаря ЦК КПСС. Но дело в том, что Брежнев
и сопровождающая его машина охраны въезжали на
территорию Кремля через другие ворота.
Вопросами охраны Генерального секретаря ЦК КПСС
занималось Девятое управление КГБ СССР. Леонид
Ильич имел небольшую охрану. Когда он ездил в зару-
бежные командировки, она усиливалась, но и принимаю-
щая сторона, в свою очередь, гарантировала личную
безопасность высокого советского гостя. Все поездки
Леонида Ильича за границу обычно проходили доста-
точно спокойно, в строгом, деловом режиме, никаких
нежелательных эксцессов не было. Мне думается, что
Леонид Ильич пользовался определенной симпатией не
только среди руководителей западных стран, но и среди
их деловых кругов. Я так уверенно об этом говорю, ибо
Леонид Ильич почти всегда возвращался из своих поез-
док переполненный самыми различными впечатлениями’
и сам о многом подробно рассказывал. При нем была
очень хорошая традиция: когда Леонид Ильич возвра-
щался, все члены и кандидаты в члены Политбюро, сек-
ретари ЦК собирались в здании правительственного
аэропорта Внуково-2, и Генеральный секретарь ЦК
КПСС по свежим следам делился своими впечатления-
ми. Тогда же принималось решение: принять к сведению
информацию товарища Брежнева, одобрить итоги его
визита и провести конкретные меры по таким-то и та-
ким-то вопросам. Соответствующие ведомства тут же
получали соответствующие указания. В зависимости от
общего настроения и усталости Леонида Ильича эти
361
встречи длились когда час, когда больше часа. Викто-
рия Петровна ездила вместе с Леонидом Ильичом за
рубеж всего один или два раза, да и то лишь в тех слу-
чаях, когда этого требовал протокол.
На мой взгляд, Леонид Ильич был очень мужествен-
ным человеком. Уже где-то в возрасте 70 лет врачи уда-
лили ему... то ли это был — в области паха — осколок,
то ли свернувшаяся земля с войны. Врачи говорили, что
ему нужно полежать несколько дней, подготовить себя
к операции, но Леонид Ильич настаивал (и настоял!),
чтобы эта операция была сделана сразу, уже на следую-
щий день. В клинике Леонид Ильич пробыл недолго, и
даже там он умудрился работать, с кем-то встречался,
что-то диктовал.
Очень серьезную травму Леонид Ильич получил .в
Узбекистане. Я думаю, что теперь это уже не может быть
каким-то государственным секретом. Приехав в Узбе-
кистан для вручения республике ордена Ленина, он
вдруг (во второй половине дня) решил посетить один
довольно большой авиационный завод. И вот, когда
Леонид Ильич вошел в сборочный цех, его встретила
большая толпа людей. Кто-то из рабочих, человек во-
семь, наверное, залезли на большой и тяжелый стапель,
чтобы оттуда все как следует разглядеть. И вдруг имен-
но в тот момент, когда Леонид Ильич как раз находил-
ся под этим стапелем, он рухнул на него с высоты по-
рядка 5—6 метров. Охрана успела поднять руки, но вся
эта махина в конечном счете со всего размаха обруши-
лась на головы людей, придавив и Леонида Ильича.
У него была переломана ключица. Один из членов охра-
ны получил тяжелые увечья. Все смешалось — шум,
гам, крики Рашидова и начальника охраны, тут же бро-
сившихся на помощь. Но Леонид Ильич сам, превозмо-
гая боль, конечно, встал и прежде всего отдал распоря-
жение отправить пострадавшего охранника, молодого
симпатичного парня, в госпиталь. А на следующий день
Леонид Ильич выступал на торжественном заседании
ЦК КП, Президиума Верховного Совета и Совета Ми-
нистров Узбекистана, посвященном вручению республи-
ке высшей правительственной награды: рука с перело-
манной ключицей была искусно перевязана, блокирована
новокаином, и хотя лечащий врач Леонида Ильича, ум-
ный и еще очень молодой человек, настаивал на немед-
ленном вылете в Москву, Леонид Ильич решил не пор-
тить людям праздник и отложил этот вылет на утро
362
следующего дня. Потом он довольно долго находился в
больнице, дело медленно шло на поправку: Леонид
Ильич, видимо, перенес и тяжелую психологическую
травму, но он был сильным человеком и даже здесь, в
палате, продолжал работать, звонил по разным теле-
фонам, очень беспокоясь за судьбы урожая 1979 года.
Кстати говоря, вручая Узбекистану орден Ленина и
лично очень хорошо относясь к Шарафу Рашидовичу
Рашидову, Генеральный секретарь ЦК КПСС даже в
этом, казалось бы, сугубо праздничном докладе подверг
Рашидова определенной критике. Но что это была за
критика? Я бы назвал ее так: «брежневская». Леонид
Ильич, как никто другой, умел так журить людей, что
они на него никогда не обижались. Как-то раз у нас с
ним был разговор о первых секретарях обкомов и край-
комов партии, и Леонид Ильич сказал так: каждого сек-
ретаря партийного комитета можно в любой момент
снять с работы и всегда — при желании — можно найти
за что. Но прежде чем придираться к партийным сек-
ретарям, нужно помнить о той колоссальной ответствен-
ности, которая возложена на их плечи. А еще Леонид
Ильич говорил, что больше десяти лет на посту руково-
дителя областной или краевой партийной организации
могут работать только те люди, которые действительно
снискали авторитет и уважение среди своих коллег, а
самое главное — среди народа. И такие примеры у нас
были, можно назвать многих руководителей: в Астра-
хани— Бородин, в Смоленске — Клименко, в Ростове —
Бондаренко и т. д. А также первые секретари крупных
республик: Украины, Казахстана, Азербайджана, Гру-
зин, Армении, Узбекистана. Леонид Ильич хорошо знал
этих людей и доверял им полностью. Двери его кабине-
та для них не были закрыты. И каких-то «любимчиков»
среди них у Генерального секретаря ЦК КПСС не было.
Несколько сложнее складывались его отношения с
прибалтами. Насколько я помню, Леонид Ильич ни разу
не был в Прибалтике ни с официальными визитами, ни
на отдыхе. Трудно сказать — почему. Но Леонид Ильич
все-таки отдавал некоторое предпочтение Закавказским
республикам и Средней Азии. Мне не раз приходилось
быть свидетелем того, как хорошо Леонид Ильич отзы-
вался об Алиеве, Шеварднадзе и Рашидове. Они во мно-
гом дополняли друг друга. Сейчас все накинулись на
Алиева за то, что он в Азербайджане преподнес Леониду
Ильичу очень красивый и дорогой перстень. Уже здесь,
363
в колонии, я встречал не одну публикацию на эту тему.
Сам Алиев в интервью, которое я тоже читал, говорит,
что никакого перстня он Леониду Ильичу не дарил. Но
Алиеву никто не верит. Я же свидетельствую, что он
говорит правду: этот перстень в день 70-летия Леониду
Ильичу подарил его сын Юрий. И этот перстень быстро
стал любимой игрушкой — ведь сын подарил! — уже не-
молодого Генсека.
Вот другая интересная деталь. Накануне пленума
или сессии Верховного Совета СССР первые секретари
областных и краевых комитетов партии группами по
15—20 человек обязательно заходили к Леониду Ильи-
чу. Шел совершенно откровенный и доверительный раз-
говор— острый, критический. Причем без всякого под-
халимажа. После таких встреч Леонид Ильич всегда
возвращался очень поздно и в хорошем расположении
духа. Довольно часто, особенно во время крымских
встреч, я иногда видел, как недоволен Леонид Ильич
кем-то из своих собеседников (а многие из этих людей
еще живы, так что я, может быть, пока повременю их
называть). Тогда Леонид Ильич в достаточно деликат-
ной, но определенной форме ставил этих людей на ме-
сто. Он не любил Чаушеску, весь этот румынский социа-
лизм у него, кроме резких комментариев, никаких дру-
гих эмоций не вызывал, но Чаушеску был вынужден
терпеть критику Брежнева. Гусак, Хонеккер, Живков
пользовались у него авторитетом, хотя крымские встре-
чи по ряду позиций международного коммунистического
движения зачастую носили не только откровенный, но
и очень резкий характер.
Именно в Крыму, кстати говоря, я непосредственно
наблюдал, как Леонид Ильич работает. Его рабочий
день начинался здесь в 8 утра. С помощником или дву-
мя помощниками он уходил в свой кабинет, созванивал-
ся с теми руководителями крайкомов и обкомов, где
имелись хорошие виды на урожай. Леонид Ильич всегда
был противником повышения цен на хлеб, хотя некото-
рые члены Политбюро на этом настаивали. Он говорил:
пока я жив, хлеб в стране дорожать не будет, и всегда
очень переживал из-за положения с урожаем. То есть
в Крыму Леонид Ильич работал так же плотно, как и
в Кремле. А я просто удивлялся: зачем такой отдых ну-
жен? Да и отдых ли это? Леонид Ильич купался при-
мерно до восьми утра, плавал он великолепно, по пол-
тора-два часа держался на воде, правда, в последнее
364
время уже начинал уставать и поэтому старался не зло-
употреблять водой. Он обычно делал легкую гимнастику,
иногда принимал оздоровительный массаж. Потом, как
я уже говорил, уходил в свой рабочий кабинет, и так
было до самого обеда. Вечером — встречи с иностран-
ными лидерами. К ним тоже надо было готовиться.
Я видел, как он уезжал на эти встречи, какие папки с
бумагами были у него в руках. После таких бесед он
обычно возвращался очень уставший. Они проходили
неподалеку: кажется, это была бывшая дача Сталина...
Сама дача, на которой мы жили с Леонидом Ильи-
чем, когда-то принадлежала Хрущеву. Об этом расска-
зывали члены охраны. Обычный двухэтажный дом, по-
моему, каменного строения, весь заштукатуренный и
облицованный заново. Его несколько раз переделывали,
менялась, очевидно, планировка комнат, появлялась но-
вая сантехника, но в общем все оставалось, как было.
Если посмотреть по первому этажу, там находились две
или три комнаты и спальня. Справа — кухня, неподале-
ку—маленький кинозал с бильярдом. Столовых было
две: открытая, под тентом, и закрытая, если шел дождь.
Спальня Леонида Ильича и Виктории Петровны нахо-
дилась на втором этаже. Там же был его рабочий ка-
бинет. Территория дачи на редкость ухоженная, но сов-
сем небольшая; она не располагала к длительным про-
гулкам. Рядом—дом отдыха «Пограничник».
В Подмосковье, у себя дома, Леонид Ильич тоже ра-
ботал по вечерам. В вечернее время ему иногда звонили
и члены Политбюро. Часто звонил Подгорный, хотя я
не могу сказать, какие государственные вопросы мог по
вечерам решать Николай Викторович. Звонил Громыко,
сообщавший последние политические новости. Устинов
и Андропов, пользовавшиеся, как я уже говорил, его наи-
большей симпатией, старались звонить нечасто, только
если в этих разговорах действительно была срочная не-
обходимость. А уж если звонили, то обязательно дели-
лись какой-то важной новостью или просто свежим
анекдотом. Они знали, что Леонид Ильич никогда не
откажет в разговоре, что он всегда сам снимает трубку,
но, учитывая его усталость и — особенно в последние
годы — не очень хорошее состояние здоровья, звонили,
чтобы просто перекинуться двумя-тремя словами, не за-
быв при этом интересы дела, и пожелать Леониду Ильи-
чу спокойной ночи или еще что. У них были искренние,
товарищеские отношения.
365
Возвращаясь с охоты в хорошем расположении ду-
ха, Леонид Ильич всегда говорил начальнику охраны:
этот кусочек кабанятины отправить Косте — Черненко,
вот этот — Юрию Владимировичу, этот — Устинову и
т. д. Потом, когда фельдсвязь уже должна была бы до
них донестись, брал трубку и звонил: «Ну как, ты полу-
чил?»— «Получил». Тут Леонид Ильич с гордостью рас-
сказывает, как он этого кабана выслеживал, как уби-
вал, какой был кабан и сколько он весил. Настроение
поднималось еще больше; те в свою очередь благодари-
ли его за внимание, а Леонид Ильич в ответ рекомен-
довал приготовить кабана так, как это всегда делает
Виктория Петровна.
Он очень любил охоту, и никто Леониду Ильичу мед-
ведей к дереву веревками не привязывал! Жюль Верн,
я думаю, не поверил бы, узнав о том, что у нас пишут
сейчас разные болтуны и фантасты! В Подмосковье есть
много хороших мест для охоты, но это не заповедные
«зоны» для членов Политбюро, о чем сегодня опять-таки
столько разговоров, это обычные охотхозяйства, причем
с «незакрытой», никак не огороженной территорией, ибо
территорией для охоты был весь лес, куда хочешь, туда
и иди, добывая зверя. А перед тем как приехать, нужно
было обязательно обратиться в Росохоту и купить ли-
цензию на отстрел. Леонид Ильич обычно ездил в «За-
видово», это около 150 км от Москвы по Ленинградскому
шоссе. Но и пребывание в охотхозяйстве Леонида Ильи-
ча тоже сочеталось с государственной работой. Скажем,
Киссинджер в своих воспоминаниях прямо писал, что
«Завидово» было рабочей резиденцией Генерального
секретаря ЦК КПСС.
Что же касается меня, я только один раз в жизни
был на охоте вместе с Леонидом Ильичом. Только раз
он меня и приглашал. Многие члены Политбюро там
бывали, конечно, чаще, хотя охотой увлекались не все.
В тот раз, когда я был в «Завидово», там уже находи-
лись Гречко и Подгорный. Кстати говоря, вечером в день
нашего приезда (это могла быть пятница или суббота)
у Леонида Ильича и Андрея Андреевича состоялся ка-
кой-то неприятный разговор с Подгорным, который (это
был 1974 или 1975 год) становился уже совершенно не-
терпим, амбициозен и все хуже и хуже работал. Когда
этот разговор начался, я сразу вышел из комнаты, оста-
вив их одних...
Все, как обычно: «Завидово» рядом с Москвой, всего
366
полтора часа езды, охотники приезжают, размещаются,
им готовят оружие и т. д. Каждый приезжал на своей
машине, отдельно друг от друга. Добыть зверя можно
только в те часы, когда он выходит на тропы. Тут нуж-
но обладать сноровкой, навыками, знать зверя, его по-
вадки и время выхода. В «Завидово», как и везде, есть
специальные «кабаньи тропы». Есть места, куда кабан
выходит на корм. Возле этих мест здесь либо подготов-
лены специальные «охотничьи площадки», либо стояли
вышки. И вот, находясь на этой площадке, охотник тер-
пеливо ждет кабана.
...Рабочий день Леонида Ильича обычно заканчивал-
ся в половине девятого, может быть, чуть раньше. От
Кремля до дачи было 25 минут езды, он приезжал к
программе «Время», которую обязательно смотрел, по-
том читал газеты, если не успевал проглядеть их утром,
ужинал и шел отдыхать. По утрам за завтраком он чи-
тал «Правду», «Московскую правду», листал «Комсо-
молку», реже — «Советскую Россию». По вечерам читал
«За рубежом», «Крокодил» — какие-то публикации в
«Крокодиле» весело комментировались и обсуждались.
Между дачей и Кремлем регулярно работала фельд-
связь. Обычно какие-то важные деловые бумаги посту-
пали к Леониду Ильичу на подпись именно вечером или
рано утром. Если требовалось срочное решение, то они
доставлялись прямо на дачу. Леонид Ильич не застав-
лял себя ждать и принимал решение немедленно. Иног-
да он с кем-то советовался, скажем, с Громыко или Анд-
роповым, но обычно он всю ответственность брал на
себя. В жизни страны и особенно за рубежом случалось
всякое. В таких ситуациях информация немедленно по-
ступала к Леониду Ильичу, приходилось его будить,
иногда — хотя и редко — даже среди ночи. Да и так не
было, пожалуй, вечера, чтобы Леонид Ильич, уже после
ужина, не поговорил бы с кем-нибудь по «вертушке».
Все члены Политбюро, министры, работники цент-
рального аппарата знали, что Леонид Ильич обладал
достаточной работоспособностью. Она понизилась толь-
ко в последние годы. Но на даче, конечно, он прежде
всего отдыхал — много гулял, иногда один, иногда с
кем-то из членов семьи, читал... Очень он любил возить-
ся с голубями. На даче у Леонида Ильича была своя
голубятня. Голубь — это такая птица, которая прежде
367
всего ценится за красивый полет. Из числа охраны на
даче был прапорщик — любитель, следивший за голубя-
ми,— но Леонид Ильич сам очень любил наблюдать го-
лубей, их полет, кормил своих «любимчиков», знал их
летные качества. Он был опытным голубятником. Эта
страсть осталась в нем еще от жизни в Днепродзержин-
ске; он как-то рассказывал мне, что его отец тоже был
голубятником... да чуть ли и не дед гонял голубей. Весь
этот металлургический поселок держал высоколетных
«сизарей». Часто Леонид Ильич сам проверял, все ли в
порядке в голубятне, подобран ли корм, не мерзнут ли —
если это зима — птицы. Побыв немного с голубями, Лео-
нид Ильич обычно заходил в вольер, где жили собаки.
Это была еще одна его страсть. Собак он тоже любил,
особенно немецких овчарок, относился к ним с неизмен-
ной симпатией и некоторых знал, как говорится, «в ли-
цо», по кличкам.
В общем, середина 70-х годов — это было хорошее,
интересное время, Леонид Ильич чувствовал себя хоро-
шо, почти не болел, был очень добрым, мягким, разго-
ворчивым человеком (если, конечно, на работе все было
как надо и не возникали какие-то острые проблемы).
Он поддерживал хорошие контакты с товарищами воен-
ных лет, они приезжали к нему на дачу или на работу,
а иногда и он откликался на их приглашения, и тогда
эти встречи «переносились» в Центральный дом Совет-
ской Армии. Но они были не только там. После таких
встреч он приезжал очень поздно, в хорошем располо-
жении духа, делился рассказами,— я знаю об этих встре-
чах с его слов, я на них не был, да и делать мне там
было нечего, у каждого, как говорится, свое место.
Не могу сказать, что Леонид Ильич увлекался про-
смотром художественных фильмов. Он, конечно, знал о
них, но смотрел редко. А зарубежные ленты вообще, за
редким исключением, не смотрел. Ему очень нравились
«Семнадцать мгновений весны», фильмы военных лет и
просто фильмы о войне. В целом же их тематика была
весьма разнообразной — Леониду Ильичу всегда давали
каталог фильмов, имевшихся в наличии, и он сам выби-
рал картины.
Я не помню, чтобы по вечерам к нему на дачу приез-
жали в гости деятели литературы и искусства. Все-таки
он очень уставал на работе. Тем не менее из разговоров
с Леонидом Ильичом я делал вывод, что многих пред-
ставителей литературы и искусства он знает и относит-
368
ся к ним с большим уважением. Ему нравились песни
Пахмутовой и Добронравова, он с удовольствием слу-
шал Кобзона, в какой-то мере — Лещенко, особенно его
«День Победы». Леониду Ильичу вообще очень нрави-
лись песни военно-патриотической тематики. С большой
симпатией он всегда говорил о Зыкиной, особенно о ее
лирическом репертуаре. Ему было очень приятно, когда
на одном из правительственных концертов, транслиро-
вавшемся по Центральному телевидению, Людмила
Георгиевна исполнила — конечно, прежде всего для не-
го— «Малую землю». Ему нравилась София Ротару — и
исполнением, и своей внешностью; Леонид Ильич был
уже немолод, но и здесь он, как и все мужчины, навер-
но, ценил женскую красоту. В основном он слушал пес-
ни по телевидению и радио, я что-то не припоминаю,
чтобы он особенно увлекался грампластинками.
А вот рок-музыкантов Леонид Ильич не понимал и
не любил. Говорил: бренчат там что-то, слушать нече-
го. Все-таки он был воспитан другой культурой. И уп-
рекать в этом его не стоит. Роком больше «баловалась»
молодежь, приезжавшая на дачу. Леонид Ильич отно-
сился к этому снисходительно — пусть, мол, слушают —
и никому не мешал. Даже когда молодежь смотрела в
кинозале зарубежные фильмы в «роковом» исполнении,
он относился к этому совершенно спокойно. Но если ему
очень хотелось посмотреть какой-то нравившийся ему
фильм, молодежь быстро покидала помещение, и он
оставался там один или с кем-то из охраны. Из молодых
«звезд» эстрады Леонид Ильич выделял Пугачеву, а
вот когда внуки «крутили» кассеты с песнями Высоц-
кого и голос гремел по всей даче, Леонид Ильич мор-
щился, хотя его записи на даче были в большом коли-
честве, они лежали даже в спальне.
Субботними вечерами, в основном на отдыхе, он
очень любил играть в домино с охраной. Вот эти игры
просто сводили с ума Викторию Петровну, так как они
обычно заканчивались около трех часов ночи, и она,
бедная, не спала, сидела рядом с Леонидом Ильичом и
клевала носом. Начальник охраны вел запись этих пар-
тий. Они садились за стол где-то после программы «Вре-
мя»— и пошло! Игра шла «на интерес». Веселое наст-
роение, шутки-прибаутки, но проигрывать Леонид Ильич
не любил, и когда «карта» к нему не шла, то охрана,
если говорить честно, старалась подыгрывать, а Леонид
Ильич делал вид, что не замечает.
369
...В моем понимании Леонид Ильич был. человеком
общительным. Он никому не запрещал бывать у него,
и все это хорошо знали. Не могу сказать, что среди чле-
нов Политбюро у него были близкие друзья, все-таки
он старался поддерживать ровные отношения, но, как
я уже говорил, ближе всех к нему были Андропов, Усти-
нов, Громыко и Черненко. Но разбирался ли Леонид
Ильич в людях? Могу ответить утвердительно: да. Как
посмотрит на тебя из-под густых бровей, так ему мно-
гое становилось ясно, и какие-то вопросы отпадали сами
собой. Если человек обращался к Леониду Ильичу с
какой-то разумной просьбой и эта просьба казалась ему
объективной, он помогал во что бы то ни стало. Но если
же кто-то начинал приставать, то он всегда мог — до-
статочно твердо — поставить этого человека на место.
Я уже говорил, что по отношению к семье это был очень
добрый и мягкий человек,— так вот, эти качества рас-
пространялись и на тех людей, которые окружали Лео-
нида Ильича. Он никогда не подчеркивал свое служеб-
ное превосходство, которым — в среднем звене — так
тупо кичатся некоторые наши чиновники. Не помню,
чтобы за какой-то просчет или поступок он мог одним,
как говорится, махом лишить «проштрафившегося» че-
ловека всего, что тот имел, если, конечно, это были не
уголовно наказуемые действия. Вот почему я утверждаю,
что главная черта характера Леонида Ильича — добро-
та и человеческое отношение к людям.
Независимая газета. 1991.
19, 26 января, 2 февраля
Андрей Брежнев
КОГДА НЕ СТАЛО ДЕДА
Внук Леонида Брежнева —
о нем, о себе и о нас
Когда умер мой дед—Генеральный секретарь ЦК
КПСС Леонид Ильич Брежнев, мне был двадцать один
год. Я перешел на пятый курс Московского государст-
венного института международных отношений. Я любил
деда, мои детство и юность прошли в тесном общении с
ним. Выходные дни мы, внуки, проводили на его даче,
каждое лето вместе отдыхали в Крыму. Я запомнил его
370
веселым, отзывчивым, добрым человеком. В последние
годы он, правда, сдал, тяжело болел, переживал, что
его дети отбились от рук, позорили его имя. Ограничил
контакты с внешним миром, на даче большую часть вре-
мени проводил наверху в кабинете или же в беседке, по-
долгу разговаривал с начальником личной охраны
А. Я. Рябенко, своим однополчанином, одним из немно-
гих людей, которому доверял безгранично. Он медленно
угасал, и нам было жаль его.
Когда он умер, меньше всего я думал о том, что с его
смертью в моей жизни начнется новая полоса, возможно,
менее устроенная, менее благополучная. Нет, горе было
слишком велико. Судя по газетам, вместе с нами скор-
бела вся страна.
Но вскоре выяснилось, что с именем деда связан пе-
риод застоя в экономической, общественной жизни стра-
ны, что именно в те годы, когда он находился у власти,
в стране расцвела коррупция, была ограничена демокра-
тия, пришли в упадок многие отрасли промышленности
и сельского хозяйства. Страна вошла в предкризисное
состояние, из которого не может выбраться до сих пор.
Не скажу, что эти сообщения были для меня откры-
тием. У меня были глаза, уши, я поездил по стране, ра-
ботал в стройотрядах, много повидал. В компании школь-
ных, а потом институтских друзей мне довелось слышать
всякое, в том числе, между прочим, и имевшие в ту пору
широкое хождение анекдоты, героем которых был мой
дед. Так что кое-что я знал.
Отдавал ли себе полностью отчет в том, что делается
в стране, сам Леонид Ильич? Думаю, что не всегда. Он
был окружен тесным кольцом многочисленных помощ-
ников и сотрудников, порой принимал откровенную лесть
за чистую монету, а ведь всякий докладывавший ему че-
ловек был кровно заинтересован в том, чтобы предста-
вить дело в как можно более радужном свете, поскольку
он, этот человек, и был ответствен за сложившееся в дан-
ной конкретной области положение. Подобная опасность
подстерегает каждого руководителя: пока есть возмож-
ность все недостатки списывать на предшественников,
откровенная критика может существовать; когда прихо-
дится подводить первые итоги собственной деятельности,
начинается дезинформация.
Но я решил написать эту статью не для того, чтобы
«выгораживать» сейчас Леонида Ильича, преуменьшать
меру его личной ответственности. Не берусь судить,
371
обладал ли он всеми теми качествами, которые необходи-
мы государственному руководителю. Но переносить на од-
ного человека вину всех, кто работал рядом с ним и отве-
чал за конкретные участки работы, думаю, несправед-
ливо. То, что Л. И. Брежнев сейчас главный герой кари-
катур и политических плакатов, это объяснимо: его имя
стало символом его времени, а расчет с прошлым ведет-
ся сейчас по большому счету. Но когда на премьере
фильма «Асса» в течение месяца рок-музыканты играли
и танцевали на огромном портрете Брежнева, расстелен-
ном на сцене, ничего, кроме протеста, это не могло у
меня вызвать.
Но, повторяю, я не затем сел за эту статью, чтобы по-
делиться воспоминаниями и соображениями о своем
деде, хотя мне, конечно, есть что рассказать. Меня бес-
покоит другое. Почему культивируется ненависть к де-
тям и внукам ушедших с исторической сцены деятелей?
Иначе чем «наследничками» нас не называют, любой на-
шей неудаче радуются, распространяют слухи о неких
доставшихся нам обширных состояниях, о головокружи-
тельных развлечениях, которым мы предаемся. Все это
выплескивается на страницы печати, хотя при проверке
большинство обвинений не подтверждается, страсти на-
каляются. Я знаю случаи, когда людям приходилось
увольняться с работы, когда от них уходили близкие,
когда отворачивались знакомые. Во всех этих случаях
пострадавшие от молвы «наследнички» были честными,
работящими, вполне нравственными людьми. И уж во
всяком случае не несущими ответственности за ошибки
своих дедов и отцов. Если сейчас, читая о преступлениях
30-х годов, мы вспоминаем слова: «Сын за отца не ответ-
чик», почему мы забываем их, когда ведем речь о дне
сегодняшнем?
Возможно, я слишком категоричен в своих суждени-
ях. Но говорю о том, что накипело. Мне 27 лет, и моя
самостоятельная жизнь только начинается, но уже сей-
час я чувствую, что моя фамилия все чаще становится
камнем преткновения в самых разных ситуациях. А ведь
я хочу быть таким же, как все, я такой же, как все, но
многие не желают видеть во мне ничего, кроме моей фа-
милии. У меня двое детей, они тоже Брежневы, неужели
и им придется ощутить на себе то, что ощущаю сей-
час я! У моего брата Леонида, сотрудника Института
органической химии АН СССР, тоже двое детей — и им
предстоит это?
372
Когда в печати стало возникать мое имя, я задумал-
ся: а правильно ли я до сих пор жил? А может быть, есть
основания упрекать меня, может, и на мне есть вина?
Положа руку на сердце скажу: я никогда не стремился
извлечь выгоду из того, что я внук Генерального секре-
таря, не злоупотреблял этим. Я вступил в партию по
убеждению, и хочется верить, что не запятнал имени ком-
муниста, гражданина своей страны.
Хочу рассказать о себе. Наибольшее влияние на меня
оказала мать, Людмила Владимировна. Я с ранних лет
слышал от нее: «Ты должен быть таким, как все дети».
И моего брата, и меня отдали в самую обычную, ника-
кую не специальную московскую школу. Среди моих дру-
зей не было детей высокопоставленных партийных ра-
ботников. Мой очень хороший друг Андрей, с которым
мы дружим со школы, работает сейчас в Министерстве
морского флота, его отец был шофером. Учился я вроде
бы неплохо, но я бы не сказал, что учителя создавали
мне особые условия: двойки ставили не стесняясь.
Вообще коллектив — это великое дело. Как бы баналь-
но ни звучала эта фраза, но, поскольку я не ходил в дет-
ский сад и воспитывался дома, именно школьный кол-
лектив сделал меня человеком. Я любил ходить в школу.
Дома у нас никогда не было домработницы. Мама
стирала, готовила, ходила в магазины сама, следила за
тем, чтобы мы с братом вовремя сделали уроки, не по-
зволяла ни дня лишнего провести дома, когда мы боле-
ли. По образованию она преподаватель английского
языка, и ей пришлось уйти с работы, чтобы основательно
заниматься семьей. Материально нам помогали Леонид
Ильич и Виктория Петровна Брежневы, вторая бабуш-
ка, Антонина Григорьевна, помогала матери с детьми
(сейчас она нянчит уже наших с братом детей). Ни в
школу, ни в институт на черной машине меня никто не
возил, я ездил на автобусе или ходил пешком — все мои
одноклассники и однокурсники могут это подтвердить.
Когда я поступил в институт, я стал командиром опе-
ративного отряда, дважды ездил летом в стройотряд,
после четвертого курса, как и все студенты, был в воен-
ных лагерях. Согласитесь, работа в строительном отряде
в Казахстане, куда я поехал после первого курса, и при-
писываемые мне похождения в Монте-Карло — это всё-
таки разные вещи.
Кстати, насчет заграницы. Надо внести ясность и в
этот вопрос. В конце 60 — начале 70-х годов мой отец,
373
Юрий Леонидович Брежнев, работал в советском торг-
предстве в Швеции, и четыре года я жил с родителями
гам, учился в советской школе (с первого по четвертый
класс). Следующая моя поездка за границу состоялась
уже после третьего курса института — я работал в меж-
дународном студенческом строительном отряде в Болга-
рин. После четвертого курса я, как и предусмотрено
учебным планом МГИМО, отправился на практику в
Англию, но через два месяца мне пришлось вернуться:
умер Леонид Ильич. С тех пор никаких поездок за гра-
ницу — ни увеселительных, ни деловых — у меня не
было. Даже все последние годы, будучи сотрудником
МИД, я ни разу не был в заграничной командировке.
Еще одно распространенное заблуждение, которое
мне хочется опровергнуть: будто Леонид Ильич нахо-
дился в плену прихотей своих домашних, безропотно вы-
полнял их просьбы и капризы и они с его помощью «об-
делывали свои дела». Должен сказать, что дед очень не
любил, когда к нему обращались с просьбами через чле-
нов его семьи (исключение составляла разве что Вик-
тория Петровна), всем предлагал обратиться официаль-
но, прийти на прием. Зная это, мы не обременяли его
просьбами. Я вообще ни разу ни о чем его не просил.
Однажды (кажется, в последний год его жизни) мою
машину остановил инспектор ГАИ и попросил похлопо-
тать по поводу получения им квартиры. Он не поверил,
что таких возможностей у нас просто не было.
Никогда не покрывал Л. И. Брежнев грехов своей
дочери и моей тетки, Галины Леонидовны. Она рано вы-
рвалась из-под его отеческого контроля, никогда с ним
не считалась, доставляла ему боль. Наблюдая ее па про-
тяжении многих лет, могу сказать, что это неуправляе-
мый человек. Законов ни для нее, ни для ее мужа,
IO. М. Чурбанова, не существовало. Чурбанов был че-
ловек недалекий и, видимо, находился под ее влия-
нием. Он прекрасно понимал, что именно благодаря ей
он получил генеральские погоны, всеобщее уважение
и материальный достаток (теперь уже многим изве-
стно, на чем именно зиждился этот «материальный до-
статок»).
У Галины Леонидовны есть дочь Виктория, моя двою-
родная сестра и очень близкий друг. Еще в школе она
разошлась с матерью, не принимая ее образа жизни,
ушла от нее, отказывалась встречаться, жила у бабуш-
ки, которая, собственно, ее и воспитала. Возможно, имен-
374
но «слава» Галины Леонидовны сыграла существенную
роль в формировании общественного мнения обо всей
нашей семье. К сожалению, частная жизнь наших ру-
ководителей, их семейные неурядицы и проблемы оста-
ются вне непосредственного внимания общественности,
вне гласности. В этих условиях и рождаются легенды,
одна нелепее другой.
Учась в школе и в институте, я часто вынужден был
отвечать на вопросы ребят: а правда ли, что у Леонида
Ильича огромная коллекция картин? А правда ли, что
у него десятки иностранных автомобилей? А правда ли,
что он пишет стихи? Я думаю, в условиях демократиче-
ского государства на все эти вопросы должны давать
ответ средства массовой информации. Но те люди, ко-
торые делали из моего деда полубожка, извлекая из это-
го максимум выгоды для себя, не были заинтересованы
в том, чтобы люди знали правду. В результате симптомы
изнуряющей болезни принимались за признаки маразма,
скудоумия; мягкотелость и инстинктивное желание сгла-
живать конфликты — за преступное попустительство ха-
латности, едва ли не осознанное желание развалить эко-
номику. Жертвой отсутствия гласности пал прежде всего
сам Брежнев.
А что касается меня, то я готов подписаться под каж-
дым своим поступком. Фамилию свою менять не соби-
раюсь. Судьбу свою связываю с судьбой страны, верю
в те благотворные процессы, которые проводит сейчас
партия, а вместе с ней народ, и в меру своих сил стрем-
люсь принять в них участие. Это для меня не общие сло-
ва, а выстраданное убеждение.
Московские новости. 1988. К» 38. С. 10
Александр Васинский
СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ
На какие размышления наводит читателей
письмо в «МН» внука Л. Брежнева
«Когда не стало деда»
СТРОКИ ИЗ ПИСЕМ
«Если Андрюша не кокетничает, а действительно хо-
чет «быть, как все», то кто ему мешает? Пусть то, что
им не заработано, а получено в дар от деда, он отдаст
375
московской школе-интернату № И или передаст Дет-
скому фонду».
«А если завтра внук Рашидова напишет, какой доб-
рый, прекрасный был у него дед, вы тоже напеча-
таете?»
«Автор письма совершенно прав, призывая прессу
рассказывать о частной жизни политических деятелей и
тем самым противодействовать слухам и сплетням».
«То, что Андрей Брежнев написал свое письмо, до-
стойно одобрения. Он действительно не виноват, что судь-
ба уготовила ему быть внуком партийного работника,
стиль и методы работы которого сегодня справедливо
подвергаются критике».
«Письмо А. Брежнева помимо его воли ставит вопрос:
кому на Руси жить хорошо? Хотим мы того или нет, но
элитарность, принадлежность к значимой фамилии се-
годня приносят самую высокую ренту, и причем гораздо
большую, нежели личные способности, которые не столь-
ко важно обнаружить и выказать, сколько суметь упот-
ребить и реализовать. Кому из нас не памятны показан-
ные по телевидению на всю страну сюжеты из семейной
хроники о вручении Л. И. Брежневым ордена по случаю
сорокалетия сыну Юрию, сумевшему к тому времени не
без родительского участия оказаться в ранге заммини-
стра?»
У нас в газетах нет жанра светской хроники. Счита-
ется, что незачем интересоваться личной жизнью наших
именитых людей, их досугом, домашними пристрастиями
и т. п., это, мол, отвлекает общественность от действи-
тельно насущных задач... Интерес к нетрибунной сто-
роне жизни лидеров у нас окрестили словечками «по-
тянуло на жареное», «на клюкву». А собственно, почему
от нашей общественности держать в тайне то, что в дру-
гих цивилизованных странах знают про своих президен-
тов рядовые избиратели, телезрители, фининспекторы,
депутаты, члены комиссий и т. д.? Где нет информации,
там рождаются легенды вроде той, сколько машин и ка-
ких марок насчитывал личный гараж автолюбителя Лео-
нида Брежнева.
376
Так что я не считаю, что в интересе к письму Андрея
Брежнева проявилась пресловутая тяга к «жареному».
Вполне законно утоляется длительный информационный
голод (подпитка слухами не в счет). Большинство от-
кликнувшихся на публикацию одобряют ее появление
ради того важного разговора, которому письмо должно
дать повод. Гораздо меньше единодушия в оценке самого
письма Андрея Брежнева.
Вряд ли справедливо валить на внука все, что было
сооружено его дедушкой — прорабОхМ здания застоя. Че-
стно говоря, мне и себя приходилось, читая его письмо,
осекать, призывая к объективности. Кто знает, как бы
вели себя в его положении те, кто сейчас гневно пишет
о его заносчивости и «мерседесе»? Иные моралисты-об-
личители добродетельны только потому, что их правед-
ность попросту не искушалась...
Но самому Андрею будет полезно прочесть выдержки
их тех писем, где звучали горечь и искреннее желание
открыть ему глаза на его представление, что такое
«стать, как все». Или он не понимал, что его письмо бу-
дет читаться не как простая информация, а, можно ска-
зать, под перекрестным огнем самых разных эмоций?
Что его жизнь, им самим описанная, будет сравниваться
не с жизнью внуков каких-нибудь артистических знаме-
нитостей и даже не с жизнью внуков маршалов, а — та-
ков психологический закон — с жизнью рядовых чита-
телей, с жизнью дедов, не дождавшихся своих внуков из
Афганистана, с жизнью десятков миллионов людей, жив-
ших в годы правления его дедушки на 100—150 рублей
в месяц. Каково было им читать жалобные строки Анд-
рея хотя бы про то, что мама сама стирала и ходила по
магазинам?
Про «точку отсчета» написали многие. Вот читатель
из Оренбурга Андрей Альтов: «То, что А. Брежнев жи-
вописует как обрушившиеся на его семью испытания,
есть для многих предел мечтаний. Свой уровень («жить,
как все») он принимает за общедоступный стандарт. Но,
наверное, ему будет интересно узнать, что, например,
почти все матери ходят в магазины, причем совсем не
в те, куда позволяют иногда сходить женам первых зам-
министров. И еще пусть узнает, что в обычных семьях
эту обязанность с малолетства исполняют дети, так как
у их матерей за многочисленностью забот для этого
просто не хватает времени. Если бы он знал жизнь,
то заметил бы, что для поступления в МГИМО бывает
377
недостаточно учиться в «обычной» школе даже на отлич-
но, не говоря уже о «неплохо», да еще с двойками в днев-
нике. Он бы узнал, что не все студенты ездят на практи-
ку в Англию и в международный стройотряд в Болгарию
и что далеко не все распределяются сразу в МИД. Он
бы знал, что не каждого советского студента может ос-
тановить инспектор ГАИ, так как они, не имея «мерседе-
сов» и не накопив к 20 годам денег даже на велосипед,
больше имеют дело с контролерами общественного
транспорта».
Неприятно резануло многих, что на всех родственни-
ков хватило у него добрых слов, но вот находчиво отме-
жевался от «неуправляемой» тети Гали, дочери
Л. И. Брежнева. Никто же к этому нс вынуждал Андрея.
И что значат полные праведного гнева слова: «Законов
для них не существовало»? Для многих инакомыслящих
в свое время нашлись суровые законы. А для рашидо-
вых, медуновых и прочих законов не существовало, и об
этом нельзя было говорить. О, если б хоть долей «неуп-
равляемости» тети Гали обладали средства массовой ин-
формации в эпоху так называемого застоя!
Все-таки выходит, не может не выйти разговор за
рамки письма Андрея Брежнева: как обойти саму эпоху,
связанную с именем его деда? Конечно, защита деда де-
лает ему внучатую честь, но долг гражданина должен
был бы понуждать его взглянуть на эпоху не только с
позиции благодарности. А это была эпоха фарисейства,
когда можно было провозгласить фазу развитого социа-
лизма не после, а до выполнения Продовольственной про-
граммы. Увы, это была эпоха реформ, которые ничего не
реформировали. Эпоха, когда можно было слыть «верным
ленинцем» и при этом бесконечно увешивать мундир
очередными звездами, отчего он напоминал фюзеляж
истребителя Покрышкина. А высшие литературные пре-
мии за не им написанные книги — что это? Это как на-
зывать?
Я понимаю, слабости могут быть у всех. Но на то и
демократия, чтобы личные слабости лидеров не стано-
вились слабостями государственной структуры. Понадо-
билась перестройка, чтобы все поставить с головы на
ноги. В каком-то смысле Брежнев и его предшественни-
ки «спровоцировали» перестройку — по принципу анти-
тезы. Ему мы в определенном смысле обязаны выдвину-
тым на XIX партконференции тезисом об ограничении
срока пребывания на высших постах.
378
Наши нынешние планы в отношении правового госу-
дарства тоже, без сомнения, «отталкиваются» от практи-
ки периода застоя, от телефонного, семейственного, своя-
ческого (и прочего) права.
Многое, очень многое эпоха застоя, доведя до край-
ности, вынудила нас пересмотреть. Дедушек не выбира-
ют, это понятно. Но если чей-то дедушка — высший го-
сударственный деятель, на соответствующий пост его
надо выбирать, выработав строгую демократическую про-
цедуру. Реформа политической системы тоже «подсказа-
на» практикой застоя «от противного».
Что же касается рассказа, как рок-музыканты играли
и танцевали на огромном портрете Брежнева, то, конеч-
но, это недопустимо. Прав читатель В. Матвеев: «Под-
линное покаяние и безнравственность несовместимы. По-
каяние требует других, более ответственных поступков,
а не игрищ, распаляющих низменные инстинкты. Хотим
мы того или нет, но Л. Брежнев — часть нашей истории
и, следовательно, часть нас самих. Что касается судьбы
Андрея, то как она у него дальше сложится, решат, надо
думать, не те, кто выказывает свое ревностное отноше-
ние и поддержку перестройке, расправляясь с прежними
сановниками без разбору и отыгрываясь на их родствен-
никах». А другой читатель добавляет: «Задастся жизнь
или нет у Андрея, это должно зависеть прежде всего от
него — от его деловых и нравственных качеств».
А мы, заканчивая этот обзор, поблагодарим читате-
лей за отклики, а Андрея Брежнева за то, что его пись-
мо помогло расширить рамки гласности и бросить взгляд
не только на его семейное прошлое.
Московские новости. 1988. № 43. С. 2
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
АКСЮТИН Юрий Васильевич — кандидат исторических наук.
АРБАТОВ Георгий Аркадьевич—академик, директор Института
США и Канады АН СССР; в 1964—1967 гг. работал в аппара-
те ЦК КПСС.
БАЙБАКОВ Николай Константинович — в 1965—1985 гг. был заме-
стителем председателя Совета Министров СССР и председате-
лем Госплана СССР.
БЕЛЯЕВ Игорь Петрович — журналист, политический обозреватель
«Литературной газеты».
БОВИН Александр Евгеньевич — журналист, политический обозре-
ватель газеты «Известия»; в 1963—1972 гг. работал в аппарате
ЦК КПСС.
БРЕЖНЕВ Андрей Юрьевич — внук Л. И. Брежнева, служит в
МИД СССР.
БУРЛАЦКИЙ Федор Михайлович — доктор философских наук; в
1959—1965 гг. работал в аппарате ЦК КПСС.
ВАСИНСКИЙ Александр Иванович — журналист, специальный кор-
респондент газеты «Известия».
ВОЙНОВИЧ Владимир Николаевич — писатель.
ВОРОНОВ Геннадий Иванович — член Политбюро (Президиума)
ЦК КПСС в 1961—1973 гг., Председатель Совета Министров
РСФСР в 1962—1971 гг., Председатель Комитета народного
контроля СССР в 1971 —1973 гг.
ГАВРИЛЮК Александр Ануфриевич — журналист, редактор отде-
ла журнала «Сельская молодежь».
ГРОМЫКО Андрей Андреевич (1909—1989)—член Политбюро ЦК
КПСС в 1973—1988 гг., министр иностранных дел СССР в
1957—1985 гг., председатель Президиума Верховного Совета
СССР в 1985—1988 гг.
ДЕЛЮСИН Лев Петрович — главный научный исследователь Ин-
ститута экономических и политических исследований АН СССР.
ЕГОРЫЧЕВ Николай Григорьевич — первый секретарь Московско-
го городского комитета КПСС в 1962—1967 гг., заместитель ми-
нистра тракторного и сельскохозяйственного машиностроения
СССР в 1967—1970 гг., посол СССР в Дании в 1970—1984 гг. и
в Афганистане в 1988 г.
380
КИРСАНОВ Николай Андреевич — доктор исторических наук.
КУЗНЕЧЕВСКИЙ Владимир Дмитриевич — кандидат философских
наук, политический обозреватель «Российской газеты».
МАЗУРОВ Кирилл Трофимович (1914—1989)—член Политбюро
(Президиума) ЦК КПСС в 1965—1978 гг., первый секретарь
ЦК КП Белоруссии в 1956—1965 гг., первый заместитель Предсе-
дателя Совета Министров СССР в 1965—1978 гг.
МАЛЬЦЕВ Терентий Семенович — руководитель опытной станции в
колхозе «Заветы Ильича» (Курганская область), дважды Герой
Социалистического Труда, почетный академик ВАСХНИЛ.
МЕДВЕДЕВ Рой Александрович — кандидат педагогических наук,
публицист.
МЕСЯЦЕВ Николай Николаевич — кандидат юридических наук, ра-
ботал в аппарате ЦК КПСС, в 1964 г. назначен председателем
Государственного комитета Совета Министров СССР по радио-
вещанию и телевидению, затем был послом СССР в Австралии.
МИЛЬШТЕЙН Илья Исаакович — журналист.
МИХАЛКОВ Сергей Владимирович — поэт и драматург, первый
секретарь Московской писательской организации в 1965—
1970 гг., председатель правления Союза писателей РСФСР в
1970—1990 гг.
ОВРУЦКИЙ Лев Мирович — кандидат исторических наук, консуль-
тант Московского центра общечеловеческих ценностей.
ОРЛОВ Юрий Федорович — доктор физико-математических наук,
член-корреспондент АН Армении, в 1972 г. арестован и осужден
на семь лет лишения свободы с последующей ссылкой на пять
лет за «антисоветскую агитацию и пропаганду», в 1986 г. вы-
слан за пределы СССР, в 1990 г. реабилитирован.
РОДИОНОВ Петр Александрович — доктор исторических наук, вто-
рой секретарь ЦК КП Грузии в 1964—1971 гг., первый замести-
тель директора Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС
в 1971 — 1987 гг.
РОСТРОПОВИЧ Мстислав Леопольдович — виолончелист и дири-
жер, в 1974 г. вместе с женой — оперной певицей Галиной Виш-
невской выехал за границу, в 1978 г. лишен советского граж-
данства (возвращено в 1990 г.).
САХАРОВ Андрей Дмитриевич (1921—1989)—академик, в 1980 г.
лишен всех правительственных наград, звания лауреата Ленин-
ской премии и выслан в г. Горький (ныне Нижний Новгород),
откуда вернулся в Москву в 1986 г., в 1989 г. избран народным
депутатом СССР.
СТУРУА Мэлор Георгиевич — журналист, политический обозрева-
тель газеты «Известия».
СУХОДРЕВ Виктор Михайлович — долгое время был заместителем
заведующего Американским отделом МИД СССР, в настоящее
время работает в ООН.
381
ТАБАЧНИК Дмитрий Владимирович — журналист.
ЧЕРКАШИН Николай Андреевич — писатель.
ЧУРБАНОВ Юрий Михайлович — зять Л. И. Брежнева, замести-
тель начальника и начальник Политуправления внутренних
войск МВД СССР в 1971 —1977 гг., заместитель министра вну-
тренних дел СССР в 1977—1980 гг., первый заместитель мини-
стра внутренних дел СССР в 1980—1984 гг., арестован в 1987 г.
и осужден за взяточничество на длительный срок тюремного за-
ключения.
ШЕЛЕПИН Александр Николаевич — секретарь ЦК КПСС в 1961 —
1967 гг., член Политбюро (Президиума) ЦК КПСС в 1964—
1975 гг., заместитель Председателя Совета Министров СССР и
Председатель Комитета партийно-государственного контроля в
1962—1965 гг., Председатель ВЦСПС в 1967—1975 гг., замести-
тель председателя Государственного комитета по профессио-
нально-техническому образованию СССР в 1975—1984 гг.
ШЕЛЕСТ Петр Ефимович — первый секретарь ЦК КП Украины в
1963—1972 гг., член Политбюро (Президиума) ЦК КПСС в
1964—1973 гг., заместитель Председателя Совета Министров
СССР в 1972—1973 гг., затем был директором завода в Подмо-
сковье.
ЯКОВЛЕВ Георгий Николаевич — журналист, работал в газете
«Правда».
В подготовке материалов, включенных в сборник, участвовали
также журналисты Д. В. Бирюков, Т. С. Бондаренко, Г. В. Кузнецов,
Д. И, Макаров, Ф. Н. Медведев, Б. Новаковский и Л. П. Плешаков.
СОДЕРЖАНИЕ
От составителя 3
На пути к власти
Рой Медведев. ВО ВТОРОМ ЭШЕЛОНЕ 11
Николай Кирсанов. НЕ ОСОБЕННО ЦЕРЕМОНЯСЬ С ФАК-
ТАМИ 30
Дмитрий Табачник. ЗАПЯТАЯ В БИОГРАФИИ ГЕНСЕКА 38
Юрий Аксютин. ОКТЯБРЬ 1964 ГОДА: «В МОСКВЕ ХОРО-
ШАЯ ПОГОДА» 45
Лидер и символ застоя
Георгий Арбатов. ИЗ НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО 61
Александр Бовин. КУРС НА СТАБИЛЬНОСТЬ ПОРОДИЛ
ЗАСТОЙ 92
Федор Бурлацкий. БРЕЖНЕВ И КРУШЕНИЕ «ОТТЕПЕЛИ» 102
Рой Медведев. ФАРС С ПРИМЕСЬЮ ТРАГЕДИИ 122
Петр Родионов. КАК НАЧИНАЛСЯ ЗАСТОЙ? 145
Мэлор Стуруа. ДВЕ ФОТОГРАФИИ К ОДНОМУ ПОРТРЕ-
ТУ 167
«Ошибки с Брежневым
мы себе не прощаем»
Геннадий Воронов. «ОШИБКИ С БРЕЖНЕВЫМ МЫ СЕБЕ
НЕ ПРОЩАЕМ» 181
Николай Егорычев. «У НАС БЫЛИ РАЗНЫЕ ВЗГЛЯДЫ» 190
Кирилл Мазуров. «ГЛАВНОЙ ЗАБОТОЙ БРЕЖНЕВА БЫЛ
ЛИЧНЫЙ АВТОРИТЕТ» 204
Николай Месяцев. «ГЕНСЕКА ПА ЭКРАНЕ ДОЛЖНО
БЫТЬ ВТРОЕ БОЛЬШЕ...» 211
Петр Шелест. «ОН УМЕЛ ВЕСТИ АППАРАТНЫЕ ИГРЫ,
А СТРАНУ ЗАБРОСИЛ...» 216
Александр Шелепин. «ИСТОРИЯ--УЧИТЕЛЬ СУРОВЫЙ» 230
383
Шлюзы или кингстоны:
экономика, политика, идеология
Николой Байбаков. БЕЗ ГЛУБОКОГО АНАЛИЗА И ВЗВЕ-
ШЕННОГО ПОДХОДА 247
Владимир Кузнечевский. «СВЯЩЕННАЯ КОРОВА» ВОЕН-
НО-ПРОМЫШЛЕННОГО КОМПЛЕКСА 252
Александр Гаврилюк. «ТЕПЕРЬ МУЖИК СКАЖЕТ...» 261
Лев Овруцкий. ДО И ПОСЛЕ ОВАЦИЙ 275
Сергей Михалков. «КРАСИВО ЖИТЬ НЕ ЗАПРЕТИШЬ» 283
Георгий Яковлев. КАК СОЗДАВАЛИСЬ МЕМУАРЫ БРЕЖ-
НЕВА 285
Разрядка и новый виток
«холодной войны»
Андрей Громыко. КОЕ-ЧТО О ПЕРИОДЕ ЗАСТОЯ 293
Лев Делювии. СССР—КНР: НА ГРАНИ ПОЛНОГО РАЗ-
РЫВА 300
Игорь Беляев. ТАК МЫ ВОШЛИ В АФГАНИСТАН 304
Виктор Суходрев. БЕЗ ПОПРАВКИ НА СЕГОДНЯШНИЙ
ДЕНЬ 313
Не все аплодировали
Андрей Сахаров. ЭТО БЫЛО БЫ САМОУБИЙСТВОМ ЧЕ-
ЛОВЕЧЕСТВА 319
Юрий Орлов. ПЕРЕЙТИ К ПОЛНОЙ СВОБОДЕ В СФЕРЕ
ИДЕЙ 323
Мстислав Ростропович. ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО 329
Илья Милыитейн. ВЫЙТИ НА ПЛОЩАДЬ 332
Николай Черкашин. ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД ВАЛЕРИЯ САБ-
ЛИНА 338
Владимир Войнович. ПУТЕМ ВЗАИМНОЙ ПЕРЕПИСКИ 344
Терентий Мальцев. НА ЗЕМЛЕ — ХОЗЯЙСТВОВАТЬ 347
Семейный портрет в интерьере
Юрий Чурбанов. ВСЕ, КАК БЫЛО 353
Андрей Брежнев. КОГДА НЕ СТАЛО ДЕДА 370
Александр Васинский. СЕМЕЙНЫЙ ПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕ-
РЕ 375
Краткие сведения об авторах 380