УДК 27-312.55
ББК 86.37
Ф35

Рекомендовано к публикации
Издательским Советом
Русской Православной Церкви
(Рег.№ ИС 11-103-0250)

Митрополит Вениамин (Федченков)
Ф35

Лики святой Руси. - М .: Неугасимая лампада, 2013. - 320 с.
ISBN 978-5-904268-14-5

УДК 27-312.55
ББК 86.37

ISBN 978-5-904268-14-5
© ООО «Неугасимая лампада», 2013

ООО «Неугасимая лампада»
107258, г. Москва, ул. 3-я Гражданская, д.35, стр 1;2;9

Оптина
птина... Так сокращенно называли обычно этот
монастырь богомольцы. Подобно и Саровский
монастырь называли просто «Саров». Иногда к Оп­
тиной присоединяли и слово «пустынь», хотя пус­
тынного там не было ничего, но этим хотели, веро­
ятно, отметить особую святость этого монастыря.
Оптина находится в Калужской губернии, в Ко­
зельском уезде, в 10 верстах от города, за речкой
Жиздрой, среди соснового бора.
Самое слово Оптина толкуют различно. Но нам,
с духовной точки, больше по душе легенда, что эта
пустынь получила свое имя от какого-то основате­
ля ее, разбойника Опты. Так ли это было на самом
деле или иначе, но посетителям да и монахам, это
объяснение нравится больше потому что богомоль­

О

6

Божии люди

цы тоже приходили туда с грехами и искали спасе­
ния души: да и монашеское житие по сущности сво­
ей есть прежде всего покаянное подвижничество.
Прославилась же Оптина своими старцами.
Первым у них был отец Лев — или Леонид — уче­
ник знаменитого старца, Паисия Величковского,
подвизавшегося в Нямецком монастыре, в Молда­
вии. После отца Льва старчество перешло к преем­
нику его, иеромонаху о. Макарию (Иванову), про­
исходившему из дворян. Про него сам митрополит
Московский Филарет сказал однажды: «Макарий —
свят». Под его руководством воспитывался и вы­
зрел «мудрый» Амвросий, учившийся сначала в се­
минарии. Потом были старцы — два Анатолия,
Варсонофий — из военной среды и о. Нектарий.
Последнего, а также и второго, Анатолия, видел я
лично и беседовал с ними. Но кроме этих, особо вы­
дающихся иноков и настоятеля, и многие монахи
тоже отличались высокою святою жизнью. Впро­
чем, и вся Оптина славилась на Россию именно ду­
ховным подвижничеством братии, что связано бы­
ло больше всего со старчеством и в свою очередь
воспитывало опытных старцев.
Старец — это опытный духовный руководи­
тель. Он не обязательно в священном сане, но не­
пременно умудренный в духовной жизни, чистый
душою и способный наставлять других. Ради этого
к ним шли за советами не только свои монахи, но
и миряне со скорбями, недоумениями, грехами...

Божии люди

7

Слава оптинских старцев за одно второе полстоле­
тие распространилась за сотни и тысячи верст от
Оптиной, и сюда тянулись с разных сторон ищу­
щие утешения и наставления. Иногда непрерывная
очередь посетителей ждала приема у старца с утра
до вечера. Большей частью это были простые лю­
ди. Среди них иногда выделялся священник или
послушник монастыря. Не часто, но бывали там
и интеллигентные лица: приходил сюда и Толстой,
и Достоевский, и великий князь И. Константино­
вич, и Леонтьев, и б. протестант Зедергольм; жил
долго при монастыре известный писатель С. А. Ни­
лус; постригся в монашество бывший морской
офицер, впоследствии епископ Михей; при о. Ма­
карии обитель была связана с семьей Киреевских,
которые много содействовали издательству монас­
тырем свято-отеческих книг; отсюда же протяну­
лись духовные нити между обителью и Н. В. Гого­
лем; известный подвижник и духовный писатель,
епископ Игнатий Брянчанинов тоже питался ду­
хом этой пустыни. А кроме этих лиц дух внутрен­
него подвижничества и старчества незаметно раз­
лился по разным монастырям. И один из моих
знакомых писателей, М. А. Н., даже составлял ро­
дословное дерево, корнями уходившее в Оптину...
Хорошо бы когда-нибудь заняться и этим вопро­
сом какому-нибудь кандидату богословия при пи­
сании курсового сочинения... А мы теперь перей­
дем уже к записям наших воспоминаний.

8

Божии люди

Конечно, они не охватывают всех сторон мона­
стырской жизни; не говорят о подвижнической
страде иноков, какая известна была лишь им од­
ним, их духовникам, да Самому Богу. Я буду гово­
рить лишь о наиболее выдающихся лицах и свет­
лых явлениях Оптиной. Разумеется, такое описание
будет односторонним. И правильно однажды заме­
тил мой друг и сотоварищ по СПб. Д. Академии,
впоследствии архимандрит Иоанн (Раев), скончав­
шийся рано от чахотки, —что я подобным описани­
ем ввожу читателей, а прежде всего — слушателей
в некое заблуждение. Он привел тогда такое срав­
нение. Если смотреть на луг или цветник сверху,
то как покажется он красивым со своими цветами
и яркой зеленью. А спустись взором пониже, там
увидишь голенький стволик с веточками. Но и здесь
еще не источник жизни, а — внизу, в земле, где ко­
рявые и извилистые корни в полной тьме ищут пи­
тания для красивых листочков и цветочков. Тут уже
ничего красивого для взора нет, наоборот, и небла­
голепно, и грязно... А то и разные червяки ползают
и даже подгрызают и губят корни, а с ними вянут
и гибнут листочки и цветочки.
Так и монашество —говорил о. Иоанн, —лишь на
высотах и совне — красиво; а самый подвиг иночес­
кий и труден и проходит через нечистоты, и в боль­
шей части монашеской жизни является крестной
борьбой с греховными страстями. А этого-то ты, —
говорил друг, — и не показываешь в своих рассказах.

Божии люди

9

Все это совершенно верно, — скажу я. Но ведь
и в Житиях Святых описываются большей частью
светлые явления из жизни их и особенные подвиги.
А о греховной борьбе упоминается обычно кратко
и мимоходом. И никогда почти не рассказывается о
ней подробно. Исключением является лишь житие
св. Марии Египетской, от смрадных грехов дошед­
шей потом до ангелоподобной чистоты и совершен­
ства. Но и то описатели оговариваются, что они де­
лают это вынужденно, чтобы примером такого
изменения грешницы утешить и укрепить мало­
сильных и унывающих подвижников в миру и в мо­
настырях. Так и мы вообще не будем много оста­
навливаться на наших темных сторонах; это не
поучительно. Да они мне и неизвестны в других лю­
дях; о чем бы я стал говорить?! Впрочем, где следу­
ет там будет упомянуто и об этом. Читателю же
действительно нужно и полезно не забывать, что
высоте и святости угодников Божиих и предшест­
вует и сопутствует духовная борьба; иногда —
очень нелегкая и некрасивая...
Кстати, и сам упомянутый о. Иоанн должен по
справедливости быть причислен к лику подвижни­
ков; он мало жил; умер, будучи инспектором Пол­
тавской семинарии.

10

Божии люди

Имя Божие

М

не дважды привелось бывать в Оптиной. Еще
с академии я узнал о ней. И будучи студентом,
в одном селе встречал духовных чад старца Амвро­
сия и слушал их рассказы о нем. Но сам и не думал о
посещении пустыни; не воспитывали в нас ни в семи­
нариях, ни в академиях интереса и любви ни к мона­
стырям, ни к подвижникам, ни к таким светилам
Церкви, как даже о. Иоанн Кронштадтский или епи­
скоп Феофан, затворник Вышенский, уже наши со­
временники. Учеба, книги — вот был наш интерес.
Потому и после академии почти никто из нес не ду­
мал о посещении обителей вообще.
Будучи ректором Таврической семинарии, ре­
шил я к концу летних каникул посетить Оптину. На
следующий года или через два, я вторично побывал
там, будучи ректором Тверской семинарии. Жил
недолго — не больше двух недель. Конечно, за та­
кой короткий срок я заметил лишь немногое из бо­
гатых сокровенных сокровищ святой обители. Оба
воспоминания солью воедино.
В первый раз я приехал на извозчике в монас­
тырь днем и остановился в так называемой «чер­
ной» гостинице, где останавливались «обыкновен­
ные» богомольцы; мне не хотелось выделяться из
них и обращать на себя внимание. Помню заведу­
ющего инока, с темными густыми волосами; я не
знал никого. Мы пили вместе с ним чай. Ничего

Божии люди

11

особо не было. Но вот однажды он пригласил к чаю
афонского монаха, удаленного со Святой горы за
принадлежность к группе «имебожников», а те­
перь проживавшего в Оптиной. Сначала все было
мирно. Но потом между иноками начался спор об
Имени Божием. Оптинец держался решения Св.
Синода, осудившего это новое учение о том, что
«имя Бог есть Сам Бог». Афонец же защищал свое.
Долго спорили отцы. Я молчал, мало интересуясь
тогда этим вопросом. Оптинец оказался остроум­
нее; и после долгих и резких споров он, казалось,
почувствовал себя победителем. Афонец, хотя и не
сдался, но вынужден был замолчать. И вдруг, —
к глубокому моему удивлению, — победитель, точ­
но отвечая на какие-то свои тайные чувства, ударя­
ет кулаком по столу и, вопреки прежним своим до­
казательствам, с энергией заявляет: «А все-таки
имя Бог есть Сам Бог»! Спор больше не возобнов­
лялся. Я же удивленно думал: что побудило побе­
дителя согласиться с побежденным?! Это мне было
непонятно. Одно лишь было ясно, что обоим мона­
хам чрезвычайно дорого было «Имя Божие». Ве­
роятно, и по опыту своему, творя по монашескому
обычаю молитву Иисусову («Господи, Иисусе Хри­
сте, Сыне Божий, помилуй мя грешного»), они оба
знали и силу, и пользу и сладость призывания име­
ни Божия; но только в богословствовании своем не
могли справиться с трудностями учения богослов­
ских формулировок.

12

Божии люди

Потом, посещая некоторых оптинских монахов, я
заметил у них в кельях большей частью у икон, листы
бумаги, где славянскими буквами были написаны эти
святые слова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий,
помилуй мя грешного». По-видимому, эти иноки в ка­
кой-то степени сочувствовали защите имени Божия.
Но не смея и не имея сил делать это словами. Выража­
ли свое почитание имени Божия вывеской на бумаге.
«Боже, —думал я, —в миру безбожие ширилось,
маловерие, равнодушие, а тут люди еще горячатся
и спорят о значении и силе даже имени Божия! Зна­
чит, они так или иначе живут жизнью в Боге».

Отец Анатолий
ерез 2 -3 дня моей жизни пронеслась весть в мо­
настырь: прибывает чудотворная икона Калуж­
ской Божией Матери (память 2 сентября). К указан­
ному времени многие монахи и богомольцы вышли
навстречу святой иконе по лесной дороге и, приняв
ее, пошли обратно в монастырь с пением молитв.
Вдруг я вижу, как из нашей толпы некоторые от­
деляются от процессии и спешно-спешно торопятся
в правую сторону. Через несколько моментов там
уже собралась густая толпа народа. Плотным коль­
цом кого-то или что-то окружившая. Из простого
любопытства я тоже направился туда: в чем дело?

Ч

Божии люди

13

Чтобы оставить икону Богородицы нужна была ка­
кая-то особая причина к этому. Протискавшись не­
много к центру толпы, я видел, что все с умиленной
любовью и счастливыми улыбками смотрят на ка­
кого-то маленького монаха в клобуке, с седенькой
нерасчесанной небольшой бородкой. И он тоже
всем улыбался немного. Толпа старалась получить
от него благословение. И я увидел, как вокруг этого
маленького старичка все точно светилось и радова­
лось. Так милые дети встречают родную мать.
- Кто это? — спрашиваю я соседа.
- Да батюшка отец Анатолий! — ласково отве­
тил он, удивляясь, однако, моему неведению.
Я слышал о нем, но не пришлось еще встретить
его лично; да и не было особой нужды в этом не имел
никаких вопросов к нему. А теперь явился вопрос
о нем самом: что за чудо? Люди оставили даже икону
и устремились к человеку. Почему, И ответ явился
сам собою: святой человек тоже чудо Божие, как
и икона, только — явное чудо. Святой есть только
«образ» Божий, воплощенный в человеке. Как
в иконе, так и во святых людях живет сам Бог Своею
благодатью. И тут и там Сам Бог влечет нас к Себе
Своими дарами радости, утешения, милосердия, ду­
ховного света. Как Спаситель с Моисеем и Илией
явились на Фаворе в благодатном несозданном свете
ученикам, и тогда Петр от восторга воскликнул: «Гос­
поди! Хорошо нам здесь быть». (Лк. 9 , 33). Так и че­
рез святых людей эта же Преображенская благодать

14

Божии люди

и светит, и греет. А иногда — как это не раз было с
о. Серафимом Саровским, — она проявляется и в ви­
димом, хотя и в сверхъестественном свете. Так было
и теперь: через «батюшку» (какое ласковое и почита­
тельное слово!) светилось Солнце правды. Христос
Бог наш. И люди грелись и утешались в этом свете.
Вспомнились мне и слова апостола Павла о хри­
стианах: «Разве не знаете, что вы — храм Божий,
и дух Божий живет в вас», (1 Кор. 6 , 19).
И — другое его изречение, что всякий христиа­
нин должен бы возрастать в образ совершенный,
в меру возраста полноты Христовой (Еф. 4, 13)...
Вот какая высота задана христианину — Сам Бого­
человек, Христос!
И это — не дерзость хищения невозможного
(Флп. 2, 6), а повеление заповедь Спасителя, дан­
ная на последней Его беседе:
«Если кто будет исполнять Мои заповеди, то бу­
дет возлюблен Отцем Моим; и Мы придем к тому
и обитель в нем сотворим». (Ин. 14, 23).
Это — цель и задача христианской жизни: об­
щение с Богом через благодать святого Духа. И тог­
да облагодатствованные люди начнут изливать
свой, т. е. Божий свет и на других.
Боже, как велики сами по себе и как чрезвычай­
но важны для других эти святые люди! Выше их нет
никого!
Пришлось и мне встречать в жизни своей так на­
зываемых «великих» людей, но никогда я не чувство­

Божии люди

15

вал их величия: человек как человек, обыкновенный.
Но вот когда приходилось стоять перед святым, тогда
ясно чувствовалось действительное величие их... Вот
это — необыкновенные люди! А иногда и страшно
становилось при них, — как это мне пришлось ярко
пережить при службе с о. Иоанном Кронштадтским.
И тогда понятным становится, почему мы про­
славляем святых, пишем их иконы, кланяемся им
в землю, целуем их. Они — воистину достойны это­
го! Понятно станет и то, что мы в храмах кадим не
только иконы Спасителя, Богородицы и святых, но
и вообще — всех христиан: мы в них кадим, возда­
ем поклонение и почитаем Самого Бога, проявляю­
щегося в своих образах: и в иконах, и в людях.
Ведь всякий христианин должен быть образом
Божиим. Однажды мне пришлось спросить некоего
старца:
- Как нужно относиться вообще к человеку?
- С почитанием, — ответил он.
Я удивился словам его:
- Почему?
- Человек есть образ Божий, — сказал он.
И когда этот образ восстанавливается в челове­
ке, тогда его чтут и люди; повиновались Адаму
в раю даже и звери. Об этом говорят и жития Гера­
сима Иорданского и Серафима Саровского; и тре­
пещут их даже бесы. Зато радуются им небожители.
Когда Матерь Божия явилась с апостолами Петром
и Иоанном св. Серафиму, то Она сказала им:

16

Божии люди

- Сей — от рода нашего!
От того же рода был и батюшка о. Анатолий.
Сколько радости, любви и ласки изливалось от его
лика на всех смотревших на него в Оптинском лесу,
на солнечной прогалине!

Муж и жена
вот — и наставление его, старческий совет. Я по­
лучил письмо от своего друга и товарища по ака­
демии, священника о. Александра Б. из Самарской гу­
бернии, о разладе с женой... Уж как он любил ее
невестой! Весь наш курс знал о ней, какая она хоро­
шая и прекрасная. И вот они повенчались. Он полу­
чает приход в рабочем районе города. Нужно строить
храм. Молодой и идейный священник с любовью
и энергией принимается за дело. Постройка быстро
продвигается вперед. Казалось бы все хорошо. Но вот
горе для матушки: ее батюшка запаздывает к обеду.
Матушка недовольна этим: то пища остыла, то пере­
варилась и пережарилась. Да и время напрасно про­
падает, и другие дела по дому есть... И дети появи­
лись... И огорченная хозяйка начинает роптать
и жаловаться на такой непорядок и расстройство
жизни. А еще важнее то, что она вместо прежней
любви начинает уже сердиться на мужа: разлагается
семья. Батюшка же оправдывается перед ней:

А

Божии люди

17

- Да ведь я не где-нибудь был, а на постройке
храма!
Но это ее не успокаивает. Начинается семейный
спор, всегда болезненный и вредный. Наконец, ма­
тушка однажды заявляет решительно мужу:
- Если ты не изменишь жизни, то я уйду к роди­
телям.
И вот к такому-то моменту мы обменялись с
о. Александром письмами. Узнав, что я еду в Опти­
ну, он описал все свое затруднение и попросил меня
зайти непременно к о. Анатолию и спросить старче­
ского совета его: как ему быть, кого предпочесть —
храм или жену, Я и зашел в келью батюшки. Он при­
нимал преимущественно мирских; а монахи шли
к другому старцу — о. Нектарию. В келье о. Анато­
лия было человек десять-пятнадцать посетителей.
Среди них обратился с вопросом и я. Батюшка, вы­
слушав с опущенными глазами историю моего това­
рища, стал сокрушенно качать головой.
- Ах, какая беда, беда-то какая! — Потом не ко­
леблясь, заботливо начал говорить, чтобы батюшка
в этом послушался матушки: — Иначе плохо будет,
плохо!
И тут же припомнил мне случай из его духовной
практики, как развалилась семья из-за подобной же
причины. И припоминаю сейчас имя мужа: звали
его Георгием.
- Конечно, — сказал о. Анатолий, — и храм
строить — великое дело; но и мир семейный хра­

18

Божии люди

нить —тоже святое Божие повеление. Муж должен,
по апостолу Павлу, любить жену, как самого себя;
и сравнил апостол жену с церковью (Еф. 5, 25-33).
Вот как высок брак! Нужно сочетать и храм, и се­
мейный мир. Иначе Богу неугодно будет и строение
храма. А хитрый враг-диавол под видом добра, хо­
чет причинить зло: нужно разуметь нам козни его.
Да, — вот так и отпишите, пусть приходит вовремя
к обеду. Всему есть свое время. Так и отпишите!
А потом, немного подумав, добавил:
- А тут добро-то добро: строить храм-то. Но к не­
му тайно примешивается и тщеславие... Да, приме­
шивается, примешивается: ему хочется поскорее кон­
чить... людям понравиться... Так и отпишите...
Я так и отписал. И дело поправилось.

Дворянская
о второе посещение я приехал ночью. Извозчик
из Козельска подвез меня почему-то не к «чер­
ной» гостинице, а к «дворянской», где принимали по­
четных или богатых гостей. Я не стал возражать. Бы­
ло уже около часу ночи, если не два. Нужно сказать,
что в то время моей жизни мне сопутствовала Ивер­
ская икона Божией Матери. Бывало, одну отдам ко­
му-нибудь —получу скоро другую, И я уже так скоро
привык к сей святыне, что, куда бы ни приезжал, ис­

В

Божии люди

19

кал сначала: а нет ли и здесь Иверской: Так было
и тут. Вхожу в первую комнату, —в переднем углу ви­
сит икона Спасителя. Я жалею уже — не Иверская.
Вхожу в спальню: и в углу — Иверская: слава Богу!
Ложусь спасть... Едва успел задремать, слышу
звон к утрене! Хорошо бы встать да идти в храм. Но
лень. Устал. И снова заснул... Проснулся рано, часов
около пяти. Было прекрасное августовское утро. Не­
бо чистое. Солнце яркое. Зеленые деревья. Я открыл
окно. И вдруг ко мне на подоконник прилетает го­
лубь, совсем без страху. Я взял оставшийся от пути
хлеб и стал крошить ему. Как это мне было отрадно:
не боится людей! Но тут прилетает второй голубь.
Я и ему отделяю крошки. Но первый уже стал рев­
новать: зачем я даю и другому?! И начинает клевать
нового гостя. Сразу пропала моя радость:
- Господи, Господи! Вот и голуби враждуют и во­
юют. А уж, казалось бы, какие это мирные птицы!
Даже Спаситель указывает на них, как на пример
апостолам: «Будьте кротки, как голуби» (Мф. 10,
16). И грустно стало на душе. А уж, чего же требовать
от нас, людей. При нашем себялюбии?! Говорят
иные: не будет войн когда-то... Неправда: всегда бу­
дут, до конца миру. И не могут не быть; так как каж­
дый из нас в самом себе носит источник войн: за­
висть, злобу, раздражение, сребролюбие... Недаром
сказал один из писателей перед смертью: когда сын
спросил его, прекратятся ли войны, — пока человек
останется человеком, будут и войны!

20

Божии люди

Сам же Сын Божий предсказал, что мир ожидает
не прогресс, а ухудшение человеческих отношений.
И к концу мира будут особенно страшные войны:
восстанет народ на народ (а не одни армии на армии),
царство на царство. Зло лежит в нас самих, в сердцах
наших; потому вся история этого мира и человека во­
обще —есть трагедия, а не легкая и веселая прогулка.
Мир испорчен, и все мы грешны.
Так голуби мои и не примирились — улетели
оба.
В тот же день я, посетивши о. игумена, попро­
сил у него разрешения пожить мне в скиту: там
больше уединения и духовного отдыха, чем при мо­
настыре. И к вечеру я ушел туда.
Скит — это отделение монастыря, где монахи
живут более строго и в большей молитвенности.
Туда обычно не впускают посторонних лиц вообще,
а женщинам — совсем не разрешается входить.
Оптинский скит, во имя св. Иоанна Предтечи,
находится приблизительно в полуверсте от монас­
тыря. Кругом стройные высокие сосны. Среди них
вырублено четырехугольное пространство, обне­
сенное стеной. Внутри — храм и небольшие отдель­
ные домики для братии. Но что особенно бросается
в глаза внутри его, это — множество разведенных
цветов. Мне пришлось слышать, что такой порядок
заведен был еще при старце о. Макарии. Он имел
в виду утешать уединенную братию хотя бы красо­
тою цветов. И этот обычай хранился очень твердо.

Божии люди

21

Мне сначала было отведено место в правой поло­
вине «Золотухинского» флигеля; в левой жил сту­
дент Казанской Духовной Академии о. А. Войдя
в новое помещение, я устремился к углу с иконами:
нет ли Иверской, Но там была довольно большая
икона с надписью «Портатисса». Я пожалел... Но по­
том спросил сопровождавшего монаха, что значит
«Портатисса», «Привратница», —ответил он, —или
иначе — Иверская. Ее икона явилась Иверскому мо­
настырю на Афоне (Иверия — Грузия); и ей постро­
или храм над воротами обители; потому что Матерь
Божия в видении сказала: «Я не хочу быть храни­
мой вами, а Сама буду вашей Хранительницей». —
Я возрадовался. И в этом скиту я прожил около двух
недель.
Провожал меня сюда — высокий, статный инок
с светло-белыми волосами и густой бородой. Имя
его я уже не теперь. Но запомнил, что он был из се­
минаристов. Почему он — такой представитель­
ный, образованный и с хорошим басом — оставил
мир и ушел в пустынь? Не знаю, а спрашивать было
неделикатно.
Еще вспоминаю, что он почему-то рассказывал
искушение одного египетского монаха, боримого
плотскими страстями; как тот не унывал от своего
падения, а бежал обратно в монастырь, несмотря на
то, что бес шептал ему вернуться в мир и женить­
ся... Когда же монах пришел к старцу своему, то пал
в ноги со словами: «Авва, я пал!». Старец же увидел

22

Божии люди

над ним венцы света, — как символ того, что диавол
несколько раз хотел свести его в уныние и [убеж­
дал] оставить монастырь; а благоразумный инок
столько же раз отвергал эти искусительные помыс­
лы и даже не сознавался в содеянном грехе, пока не
пал в колена старца.

Старцы
еред уходом в скит я — по совету ли игумена
монастыря или кого-то из иноков — пожелал
отслужить панихиду по усопшим старцам. За глав­
ным храмом, около стены алтаря, были две моги­
лы — о. Макария и о. Амвросия мне дали в качестве
певчего —клиросного монаха-тенора. В засаленном
подряснике, с довольно большим животом, он про­
извел на меня неблагоприятное впечатление. Не по­
хоже на оптинских прославленных святых, — дума­
лось мне...
Поя панихиду, я заметил под надгробной плитой
ямочку. Монах объяснил мне, что почитатели стар­
цев берут отсюда песочек с верою для исцеления от
болезней. И вспоминаются мне слова Псалмопевца
об Иерусалимском храме, что верующие в Господа
любят не только самый храм, но благоволят и о кам­
нях его; и «персть (прах) его полижут». И что тут
дивного, если и теперь русские эмигранты, возвра­

П

Божии люди

23

щаясь на родину, берут горсть земли и целуют ее;
а иные припадают к ней лицом и тоже целуют. Пусть
же не осуждают и нас, верующих, если мы берем пе­
сочек от святых могилок. Русский народ при всей
своей простоте, совершенно правильно и мудро по­
нимал святые вещи. И чудеса могли твориться толь­
ко от этого. Из Деяний мы знаем, что не только голо­
вные уборы Апостолов изливали исцеления; но даже
тени их творили чудеса (19, 12; 5 , 15). А от о. Серафи­
ма Саровского оставшиеся вещи — мантия, волосы:
камень, на котором он молился тысячу дней и ночей,
вода из его колодца и проч. — творили чудеса.
«Велий еси, Господи; и чудны дела Твоя!» (Пс.
8 , 5 , 10).
Продолжу, однако, историю о «плохих мона­
хах». Для этого забегу немного вперед. Накануне
праздника Успения Богоматери я стоял среди бого­
мольцев; монахи там стояли в левой особо выделен­
ной части храма. Впереди на амвоне ходил с клиро­
са на клирос послушник-канонарх и провозглашал
певчим стихиры. Свое дело он вел хорошо. Но мне
бросился в глаза белый ворот рубахи, выпущенный
сверх воротника подрясника. И мне показалось, что
этот монах недалек от мирян, тщеславящихся свои­
ми одеждами. «Какой же он оптинец?!» — так вот
я осудил этих двух иноков. И думал, что я — прав
в своих помыслах.
Но вот на другой день за литургией я сказал
проповедь (об этом ниже). И что же, Когда я сходил

24

Божии люди

с храмовой паперти, ко мне подбежали два монаха
и при всем народе поклонились мне с благодарнос­
тью в ноги, прося благословения. Кто же были эти
два монаха?.. Один из них полный певчий на мо­
гилках, а другой — этот канонарх с белым ворот­
ничком. Я был ошеломлен тем, что именно те двое,
которых я осудил как плохих монахов, они-то
именно и проявили смирение... Господь как бы об­
личил меня за неправильный суд о людях. Да, серд­
це человека ведомо одному лишь Богу. И нельзя су­
дить нам по внешнему виду... Много ошибок делаем
мы в своих суждениях и пересудах...
Вместе с этими монахами мне вспомнился и отец
игумен монастыря. Я теперь забыл его святое имя, —
может быть, его звали Ксенофонт. Это был уже седо­
власый старец с тонкими худыми чертами бледного
лица. Лет более 70... Мое внимание обратила особая
строгость его лица, даже почти суровость. А когда он
выходил из храма боковыми южными дверями, то
к нему с разных сторон потянулись богомольцы,
особенно — женщины. Но он шел поспешно вперед,
в свой настоятельский дом, почти не оглядываясь на
подходивших и быстро их благословляя... Я напол­
нился благоговейным почтением к нему. Этот опыт­
ный инок знал как с кем обращаться. И вспоминает­
ся мне изречение святого Макария Великого, что
у Господа есть разные святые: один приходит к Нему
с радостью; другой — в суровости; и обоих Бог при­
емлет с любовью.

Божии люди

25

Вспоминаю другого игумена, по имени Исаа­
кия. Он перед служением литургии в праздники
всегда исповедался духовнику. Один ученый монах,
впоследствии известный митрополит, спросил его:
зачем он это делает и в чем ему каяться? Какие у не­
го могут быть грехи? На это отец игумен ответил
сравнением:
- Вот оставьте этот стол на неделю в комнате с за­
крытыми окнами и запертой дверью. Потом придите
и проведите пальцем по нему. И останется на столе
чистая полоса, а на пальце пыль, которую и не заме­
чаешь даже в воздухе. Так и грехи: большие или ма­
лые, но они накапливаются непрерывно. И от них
следует очищаться покаянием и исповедью.
По поводу этих «малых» грехов припоминается
здесь широко известный случай с двумя женщинами,
имевший место в Оптиной пустыни. К старцу о. Ам­
вросию пришли две женщины. Одна из них имела на
своей душе великий грех и потому была крайне по­
давлена. Другая была весела, потому что за ней ни­
каких «больших» грехов не значилось. О. Амвросий,
выслушав их откровения, послал обеих к речке Жи­
здре. Первой он велел найти и принести огромный
камень, какой только она была в силах поднять;
а другая должна была набрать в подол своего платья
маленьких камней. Те исполнили повеленное. Тогда
старец велел обеим отнести камни на старые места.
Первая легко нашла место большого камня, а вторая
не могла вспомнить всех мест своих небольших кам­

26

Божии люди

ней и воротилась со всеми ими к старцу. Он и объяс­
нил им, что первая всегда помнила о великом грехе
и каялась и теперь могла снять с души своей его; вто­
рая же не обращала внимания на мелкие грехи, а та­
ких оказалось много, и она, не помня их, не могла
очиститься от них покаянием.
Здесь же заметим, что в монастырях обычно
один лишь игумен монастыря называется — «ба­
тюшка» — как одна матка в пчелином улье. А про­
чие монахи — как рясофорные, так и манатейные
(постриженные в мантию) и иеромонахи — имену­
ются — «отцы», с прибавлением их монашеского
имени. Исключение составляют лишь «старцы»,
народ обычно называет их тоже «батюшка»; а мо­
нахи и тут отличают их от игуменов, называя —
«старец» такой-то, по имени.

Скитники
апишу разговор со мною о. Феодосия, настояте­
ля скита, о монашестве моем.
- Вы для чего приняли монашество, — спросил
он меня.
- Ради большего удобства спасения души и по
любви к Богу, — ответил я.
- Это —хорошо. Правильно. А то вот ныне при­
нимают его, чтобы быть архиереями «для служения

З

Божии люди

27

ближним», — как они говорят. Такой взгляд — «не­
правильный и несмиренный. По-нашему, по-пра­
вославному, монашество есть духовная, внутренняя
жизнь; и прежде всего — жизнь покаянная, именно
ради спасения своей собственной души. Ну, если
кто усовершится в этом, то сможет и другим послу­
жить на спасение. А иначе не будет пользы ни ему,
ни другим.
Утренние службы совершались недолго, но зато
скитские иноки вообще проводили значительную
часть дня в свободных молитвах, по кельям. И эта
сторона их жизни была ведома лишь им да Богу...
Известно, что всякие «правила» и уставы о молитве
нужны больше всего для нас, новоначальных, не
воспитавших еще молитвенного горения «непре­
станной» молитвы и «стояния перед Богом». Усо­
вершившимся же в этом внешние правила необяза­
тельны, а иногда даже они отвлекают от внутренней
молитвы.
Какова была эта сторона жизни у подвижников
и у старца Нектария, мне было неизвестно, а спраши­
вать не смел, да и признаться и не очень-то интересо­
вался этим, будучи сам нищим в молитве. Только я
прежде уже заметил, что, например, у о. Нектария
глаза были воспалены: не от молитвенных ли слез,
Говорил мне кто-то, что у него еще и ноги больные,
распухшие: ясно, от долгих стояний и поклонов...
В молитвенности и заключается главная жизнь
подлинных иноков, путь к благодатн ому совершен­

28

Божии люди

ству и даже средство к получению особых даров Бо­
жиих: мудрости старческой, прозорливости, чудес,
святости. Но эта сторона жизни —сокровенная у по­
движников. Однако мы никогда не должны забы­
вать о ней, как самой главной, если желаем хоть
умом понять жизнь вообще святых.
Вставать приходилось около трех часов утра.
Будил нас по кельям довольно молодой еще по­
слушник, о. Нестор. Очень милый и ласковый, все­
гда с улыбкой на чистом лице, с небольшой боро­
дой. Говорили про него, что он любил спать;
поэтому ему и дано было послушание будить дру­
гих; для этого он вынужден был поневоле вставать
раньше, чтобы обойти весь скит. Но и после, гово­
рят, его тянуло ко сну.
О. Макарий, в противоположность о. Нестору,
был человек сурового вида. Огромная рыжая боро­
да, сжатые губы, молчаливый, он напоминал мне
о. Ферапонта из «Братьев Карамазовых» Достоев­
ского. Он занимал положение эконома в скиту. На
эту должность вообще назначают людей посуровее,
чтобы не расточал зря, а берег монастырское добро.
Познакомился же я с ним по следующему поводу.
Однажды я с сожителем в Золотухинском «корпусе»
о. Афанасием, пошли к литургии; и позабыв внутри
ключ от дома, захлопнули дверь его. Что делать, Ну,
думаем, после попросим о. эконома помочь нам;
у него много всяких ключей. Так и сделали. О. Мака­
рий молча пошел с нами. В рясе и клобуке —велича­

Божии люди

29

во. А замок наш был винтовой. О. эконом вынул из
связки один подобный ключ, но его сердечко было
меньше дырочки замка. Тогда он поднял с земли то­
ненькую хворостинку, сложил ее в отверстие и мол­
ча начал опять вертеть ключом. Не помогало. Тогда
я посоветовал ему:
- О. Макарий, вы бы вложили хворостиночку
потолще! А эта — тонка; не отопрете.
- Нет, не от того. Без молитвы начал! — сурово
ответил он.
И тут же перекрестился, прочитав молитву Иису­
сову: «Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй
мя грешного»! И снова начал вертеть ключ с преж­
ней хворостиночкой. И замок тут же открылся.
О. Макарий, не говоря более ни слова, ушел к себе,
а мы разошлись по своим комнатам.
По этому поводу и в связи с ним мне вспомина­
ется и другой случай. Спустя десять лет, будучи уже
эмигрантом в Европе, я был на студенческой кон­
ференции «Христианской ассоциации молодых лю­
дей» в Германии в г. Фалькенберг. По обычаю, мы
устраивали временный храм и ежедневно устраива­
ли богослужения; а в конце недельной конферен­
ции все говели и причащались.
В устройстве храма мне помогал друг — студент
А. А. У-в. На алтарной стороне нужно было пове­
сить несколько икон. Юноша начал вбивать в стен­
ку гвозди, но они попадали на камни и гнулись.
Увидев это и вспомнив о. Макария, я сказал: «А вы

30

Божии люди

сначала перекреститесь и молитву сотворите, а по­
том уж выбирайте место гвоздю».
Тот послушно исполнил это. Помолился и на­
ставил гвоздь в иное место, ударил молотком, и он
попал в паз, между камнями. То же самое случилось
и со вторым гвоздем и с прочими.
Был подобный случай и с о. Иоанном Крон­
штадтским. Встав рано утром, около 3 часов, он, по
обычаю, должен был читать утреннее правило ко
Причащению. Но никак не мог найти этой книжки.
Безуспешно пересмотрев все, он вдруг остановился
и подумал: «Прости меня, Господи, что я сейчас из-за
поисков твари (книги) забыл Тебя, Творца всячес­
ких!» —и немедленно вспомнил место, куда он вчера
положил книгу.
Потом в жизни я многим рассказывал об этих
случаях. И сам нередко на опыте проверял истин­
ность слов «сурового» отца Макария: «Без молитвы
начал».
О. Кукша. Странное имя, никогда прежде мною
не слыханное. Память этого святого 27 августа. Жил
он в Киевской Лавре в конце XI и начале XII века.
Он миссионерствовал среди вятичей; творил чудеса.
Вместе со своим учеником Никоном был убит языч­
ником. Мощи их доселе лежат в Антониевых пеще­
рах. Живший в то время в Лавре Пимен постник
воскликнул среди Церкви:
- Брат наш Кукша убит! — и сам тотчас же скон­
чался (1113 г.).

Божии люди

31

В память этого священномученика и было дано
при постриге имя оптинскому иноку.
Я с ним познакомился ближе потому, что монас­
тырское начальство нашло нужным перевести меня
из Золотухинского дома в другой, в келью рядом
с о. Кукшей. Это был пожилой уже монах, лет около
65, а может быть, и больше; небольшого роста, с свет­
лой бородой и необыкновенно простой и жизнерадо­
стный. Он мне готовил чай в маленьком самоварчике,
вмещавшем 4-5 чашек. Тут лишь мы и встречались
с ним. И в скиту, и в монастыре не было обычая
и разрешения ходить по чужим кельям без особого
послушания и нужды. И я не ходил. А однажды за­
шел-таки по приглашению к одному монаху, но после
получил от о. Феодосия легкое замечание:
- У нас — не ходят по кельям.
Вероятно, и пригласивший меня получил выго­
вор. Хотя наша беседа с ним была не на плохие те­
мы, а о святых отцах и их творениях, но раз — без
благословения, то и хорошее — не хорошо...
И к о. Кукше я не ходил, и даже не видел его
кельи, хотя жили рядом в доме. Да и он заходил ко
мне исключительно по делу и наши разговоры бы­
ли случайными и короткими. Однажды он с удиви­
тельной детской простотой сказал мне о старчестве
и старцах:
- И зачем это, не знаю... Не знаю! Все так ясно,
что нужно делать для спасения! И чего тут спра­
шивать?!

32

Божии люди

Вероятно, чистой душе его, руководимой благо­
датью Святого Духа, и в самом деле не ни о чем не
нужно было спрашивать: он жил свято и без вопро­
сов. Беззлобный, духовно-веселый, всегда мирный,
послушный —отец Кукша был как дитя Божие, о ко­
торых Сам Спаситель сказал»: Коли не будете как
дети, не войдете в Царство небесное» (Мф. 18, 3). Но
однажды с нами случилось искушение. Мне захоте­
лось отслужить утром литургию. А о. Кукша заведо­
вал церковной стороной скита и ризницей. Поэтому
я и сказал ему накануне о своем желании. По чистой
простоте он радостно согласился, и я отслужил.
А в скиту был обычай — вечерние молитвы со­
вершать в домике о. скитоначальника. После этого
мы все кланялись о. Феодосию в ноги, прося проще­
ния и молитв и постепенно уходили к себе. А если ему
нужно было поговорить с кем-либо особо, то он ос­
тавлял их для этого после всех. Но на этот раз о. Фе­
одосий оставил всех. Братии в скиту было немного.
После «прощения» он обращается к о. Кукше и до­
вольно строго спрашивает:
- Кто благословил тебе разрешить отцу архи­
мандриту (т. е. мне) служить ныне литургию?
О. Кукша понял свою вину и без всяких оправ­
даний пал смиренно в ноги скитоначальнику со
словами: «Простите меня, грешного! Простите»!
- Ну, о. архимандрит не знает наших порядков.
А ты обязан знать! — сурово продолжал выговари­
вать о. Феодосий.

Божии люди

33

О. Кукша снова бросается в ноги и снова гово­
рит при всех нас:
- Простите меня, грешного, простите!
Так он и не сказал ни одного словечка в свое оп­
равдание. А я стоял тоже, как виноватый, но ничего не
говорил... Потом, с благословения начальника мы все
вышли... И мне, и всей братии был дан урок о послу­
шании... Действительно ли о. Феодосий рассердился
или он просто через выговор смиренному о. Кукше
хотел проучить и других, а более всего — меня, не
знаю. Но на другой день утром вижу в окно, что он,
в клобуке и даже в мантии, идет к нашему дому. Во­
шел ко мне в келью, помолился перед иконами и, по­
давая мне освященную за службой просфору, сказал:
Простите меня, о. архимандрит, я вчера разгне­
вался и позволил себе выговаривать при вас о. Кукше.
Не помню теперь, ответил ли я что ему или нет.
Но вот скоро встретился другой случай. В Ка­
лужскую епархию приехал новый архиерей: епис­
коп Георгий. Он был человек строгий и даже край­
не властный. День был солнечный. Утро ясное.
Вижу, о. Феодосий направляется с о. Кукшей к хра­
му св. Иоанна Предтечи. Я поклонился. Батюшка
говорит мне, что ныне он с о. игуменом монастыря
едет в Калугу представляться новому Владыке.
- Вот сначала нужно отслужить молебен.
А я про себя подумал: монахи едут к общему От­
цу епархии и своему, а опасаются, как бы не случи­
лось какого искушения при приеме... Странно...

34

Божии люди

В это время отец Кукша отпер уже храм и мы
двинулись туда. На пути о. Феодосий говорит мне:
- Вы знаете? О. Кукша — великий благодатный
молитвенник. Когда он молится, то его молитва —
как столп огненный летит к престолу Божию!
Я молчал. И вспомнил выговор этому столпу:
видно, было нужно это и ему, и всем нам.
Седовласый о. Афанасий. Представьте себе глу­
бокого старца с белыми волосами, с белой широкой
бородой, закрывавшей почти всю грудь его. На го­
лове мягкая монашеская камилавка. Глаза опуще­
ны вниз и духовно обращены внутрь души — точно
они никого не видят. Если кто помнит картину Не­
стерова «Пустынник», то о. Афанасий похож не не­
го, только волосы белее. В первый раз я обратил на
него свое внимание в скитской трапезной. В чистой
столовой, человек на 20-25, в середине стоял стол,
а по стенам лавки. Первый приходивший сюда, по­
ложив, по обычаю, троекратное крестное знамение,
садился направо на первое от дверей место входив­
ший за ним другой инок, после крестного знамения,
кланялся пришедшему раньше и занимал соседнее
место. Так же делали и другие, пока к строго опре­
деленному времени не приходили все. И никто ни­
чего не говорил. Нагнувши лицо вниз, каждый или
думал что, или — вернее — тайно молился. На этот
раз мне пришлось в ожидании трапезы сидеть ря­
дом с о. Афанасием. В молчаливой тишине я услы­
шал очень тихий шепот со стороны своего соседя.

Божии люди

35

Невольно я повернул свое лица и заметил, как
о. Афанасий двигает старческими губами и шепчет
молитву Иисусову... По-видимому, она стала у него
беспрестанною привычкою и потребностью.
После обеда я спросил у кого-то из скитников:
какое особое —кроме молитвы, —послушание несет
старец? Оказалось, что он из скита носит на «скот­
ный двор» грязное белье монахов для стирки. Этот
двор расположен где-то в лесу, в стороне от монас­
тыря, и там трудится несколько женщин, Бога ради.
Вот туда и посылают старца, убеленного сединами.
Отец Иоиль. Я уже упоминал о нем, как об оче­
видце визита Л. Н. Толстого к о. Амвросию. Теперь
добавлю его рассказ о сотрудничестве с этим свя­
тым старцем. Батюшка начал и вел постройку жен­
ского Шамординского монастыря больше с верою,
чем с деньгами, которые давали ему на это дело на­
род и благотворители. И не раз, в конце недели, ра­
бочим нечем было платить. О. Иоиль был подряд­
чиком на этой стройке, от лица о. Амвросия.
Приходит время расчета, а денег нет... Народ — все
бедный. Приступают к подрядчику: «Плати!» —
«Нечем!» Подождите да потерпите. И рабочие —
хоть бросай дело. А о. Иоилю и их жалко, и пост­
ройку нельзя остановить.
- Вот я один раз решил отказаться от послуша­
ния: невмоготу мне, — рассказывал он сам. — При­
шел к Батюшке, упал ему в ноги и говорю: — Отпу­
сти, сил никаких нет терпеть людское горе.

36

Божии люди

О. Амвросий уговаривает:
- Не отказывайся, проси их подождать.
И сам я плачу, а сил нет.
- Ну, подожди, подожди! — говорит Батюшка.
И пошел он к себе в келью. Ну, — думаю, —
где-нибудь в столе своем отыщет деньги? А он вы­
ходит с иконой Казанской Божией Матери и гово­
рит:
- О. Иоиль! Сама Царица Небесная просит тебя:
не отказывайся!
Я упал ему в ноги. И опять пошел на дело
Отец Исаакий. Кажется, таково было имя одного
из скитских старых иеромонахов. Мы с ним встрети­
лись во внутреннем садике. Это был старец, лет под
70, но еще бодрый. Длинная, с проседью, борода. Он
был духовником в этом самом Шамординском мона­
стыре, наезжая туда по временам. К сожалению, из
небольшой случайной нашей беседы осталось очень
мало в памяти моей. Но он утешал меня, убеждая не
унывать. Причем обратил мое внимание на то, что
образованные монахи тоже делают святое дело в ми­
ру, тоже исполняют церковное послушание в шко­
лах, семинариях, во славу Божию. И при этом в гла­
зах его светилась ласка и тихое ободрение.

Святой старец
отец Нектарий
ерез ворота под колокольней вошел я внутрь
двора скита. Меня приятно поразило множество
цветов, за коими был уход. Налево, узенькая дорож­
ка вела к скитоначальнику о. Феодосию. Он был
здесь «хозяином», но подчинялся отцу игумену мо­
настыря, как и все прочие. Это был человек высокого
роста, уже с проседью и довольно плотный. Познако­
мились. И я сразу попросил у него благословения
сходить исповедаться у старца о. Нектария.
Опишу ту комнату, в которой я встретился с ним
и где бывали и Достоевский и Л. Толстой, и проф.
В. С. Соловьев и другие посетители. Этот домик на­
зывался «хибаркою». Она была небольшая, прибли­
зительно аршин пять на восемь. Два окна по стенам

Ч

38

Божии люди

скамьи. В углу икона и картина святых мест. Свети­
лась лампадка. Под иконами стол, на котором лежа­
ли листочки религиозного содержания. Из прием­
ной комнаты вела дверь в помещение самого старца.
А другая дверь от него вела в подобную же комнату,
соседнюю с нашей; там принимались и мужчины,
и женщины, в нее вход был прямо из леса, с внешней
стороны скита; я там не бывал.
Другой старец, батюшка о. Анатолий, жил в са­
мом монастыре и там принимал народ, преимуще­
ственно мирян, а монахам рекомендовалось — бо­
лее обращаться к о. Нектарию.
Когда я вошел в приемную, там уже сидело чет­
веро: один послушник и какой-то купец с двумя
мальчиками лет по 9-10. как дети, они все о чем-то
говорили весело и тихо щебетали; и сидя на скамей­
ке, болтали ножками когда их разговор становился
уже громким, отец приказывал им молчать. Молча­
ли и мы, взрослые: как в церкви, и здесь была благо­
говейная атмосфера, рядом — святой старец... Но де­
тям это было невтерпеж, и они сползли со скамьи
и начали осматривать красный угол с иконами. Ря­
дом с ними висела картина какого-то города. На ней
и остановилось особое внимание шалунов. Один из
них говорит другому: «Это наш Елец». А другой воз­
ражает: «Нет, это Тула». — «Нет, Елец». — «Нет, Ту­
ла»! И разговор опять принимал горячий оборот.
Тогда отец подошел к ним; и обоим дал сверху по
щелчку. Дети замолчали и воротились назад к отцу

Божии люди

39

на скамейку. А я, сидя почти под картиной, поинте­
ресовался потом: за что же пострадали малыши? За
Тулу или за Елец? Оказалось, под картиной была
подпись: «Святый град Иерусалим».
Зачем отец приехал и привез своих деточек, я не
знаю, а спросить казалось грешно: мы все ждали
выхода старца, как церковной исповеди. А в церкви
не говорят и об исповеди не спрашивают... Каждый
из нас думал о себе.
Отец Иоиль, старый монах, рассказал мне малень­
кий эпизод из жизни JI. Толстого, бывшего в скиту.
Долго он говорил с о. Амвросием. А когда вышел от
него, лицо его было хмурое. За ним вышел и старец.
Монахи, зная, что у отца Амвросия, известный писа­
тель, собрались вблизи дверей хибарки. Когда Тол­
стой направился к воротам скита, старец сказал твер­
до, указывая на него: «Никогда не обратится ко
Христу! Гордыня!».
Как известно, он перед смертью ушел из своего
дома. И, между прочим, посетил свою сестру Марию
Николаевну, монахиню Шамординского монастыря,
созданного о. Амвросием верстах в 12 от Оптиной.
И тут у него снова явилось желание обратиться
к старцам. Но он опасался, что они откажутся при­
нимать его теперь, так как он был уже отлучен Цер­
ковью за свою борьбу против христианского учения:
о св. Троице, о воплощении Сына Божия, о таинст­
вах (о коих он выражался даже кощунственно). Сес­
тра же уговаривала его не смущаться, а идти смело,

40

Божии люди

уверяя, что его встретят с любовью... И он согласил­
ся... Слышал я, что он будто бы подошел к двери хи­
барки и взялся за ручку; но... раздумал и ушел обрат­
но. Потом он поехал по железной дороге; и, заболев,
вынужден был остановиться на ст. Астапово, Туль­
ской губернии, где и скончался в тяжелых душевных
муках. Церковь посылала к нему Епископа Тульско­
го Парфения и старца Оптинского Варсонофия; но
окружавшие его лица (Чертков и др.) не допустили
их до умирающего.
Припомню тут и слышанное мною о нем во
Франции. Одно время я жил на побережье Атлан­
тического океана. Там же в одном доме жила тогда
и жена одного из сыновей Л. Толстого со своим
внучком Сережей. И она иногда рассказывала
кое-что о нем и тоже повторяла, что он был «гор­
дый»... Но она жалела его... Внук тоже был чрезвы­
чайно капризный: если что-либо было не по нем, то
он бросался на пол и затылком колотился об него,
крича и плача. А в другое время он был ласков ко
всем... После отец, чех, выкрал его от бабушки; он
тогда уже разошелся с внучкой Толстого.
Прождали мы в комнате минут десять молча: ве­
роятно, старец был занят с кем-нибудь в другой по­
ловине домика. Потом неслышно отворилась дверь
из его помещения в приемную комнату, и он вошел...
Нет, не «вошел», а как бы вплыл тихо... В темном
подряснике, подпоясанный широким ремнем, в мяг­
кой камилавке, о. Нектарий осторожно шел прямо

Божии люди

41

к переднему углу с иконами. И медленно-медленно
и истово крестился... мне казалось, будто он нес ка­
кую-то святую чашу, наполненную драгоценной
жидкостью и крайне опасался: как бы не пролит ни
одной капли из нее? И тоже мне пришла мысль: свя­
тые хранят в себе благодать Божию; и боятся нару­
шить ее каким бы то ни было неблагоговейным ду­
шевным движением: поспешностью, фальшивой
человеческой лаской и др. Отец Нектарий смотрел
все время внутрь себя, предстоя сердцем перед Бо­
гом. Так советует и еп. Феофан Затворник: сидя ли
или делая что, будь непрестанно пред лицом Божи­
им. Лицо его было чистое, розовое; небольшая боро­
да с проседью. Стан тонкий, худой. Голова его была
немного склонена к низу, Глаза — полузакрыты.
Мы все встали... Он еще раза три перекрестился
перед иконами и подошел к послушнику. Тот покло­
нился ему в ноги; но стал не на оба колена, а лишь на
одно, вероятно, по тщеславию стыдился делать это
при посторонних свидетелях. От старца не укрылось
и это: и он спокойно, но твердо сказал ему:
- И на второе колено встань!
Тот послушался... И они о чем-то тихо говори­
ли... Потом, получив благословение, послушник
вышел.
Отец Нектарий подошел к отцу с детьми, благо­
словил их и тоже поговорил... О чем, не знаю. Да и не
слушал я; было бы грешно подслушивать. О себе са­
мом думал я... Все поведение старца произвело на

42

Божии люди

меня благоговейное впечатление, как бывает в храме
перед святынями, перед иконою, перед исповедью,
перед Причастием.
Отпустив мирян, батюшка подошел ко мне, к по­
следнему или я тут отрекомендовался ему, как рек­
тор семинарии; или прежде сказал об этом через ке­
лейника, но он знал, что я — архимандрит. Я сразу
попросил его принять меня на исповедь.
- Нет, я не могу исповедовать вас, — ответил
он. — Вы человек ученый. Вот идите к отцу скито­
начальнику нашему, отцу Феодосию, он — образо­
ванный.
Мне горько было слышать это: значит, я недосто­
ин исповедаться у святого старца, Стал я защищать
себя, что образованность наша не имеет важности.
Но отец Нектарий твердо остался при своем и опять
повторил совет —идти через дорожку налево к о. Фе­
одосию. Спорить было бесполезно, и я с большой
грустью простился со старцем и вышел в дверь.
Придя к скитоначальнику, я сообщил ему об от­
казе отца Нектария исповедовать меня и о совете
старца идти за этим к образованному о. Феодосию.
- Ну, какой же я образованный?! — спокойно от­
ветил он мне. — кончил всего лишь второклассную
школу. И какой я духовник?! Правда, когда у старцев
много народа, принимаю иных и я. Да ведь что же я
говорю им, Больше из книжек наших же старцев или
из святых отцов, что-нибудь вычитаю оттуда и ска­
жу. Ну, а отец Нектарий — старец по благодати и от

Божии люди

43

своего опыта. Нет, уж вы идите к нему и скажите, что
я благословляю его исповедать вас.
Я простился с ним и пошел опять в хибарку. Ке­
лейник с моих слов все доложил батюшке; и тот по­
просил меня к себе в келью.
- Ну, вот и хорошо, слава Богу! — сказал старец
совершенно спокойно, точно он и не отказывался
прежде. Послушание старшим в монастыре —обяза­
тельно и для старцев; и может быть, даже в первую
очередь, как святое дело и как пример для других.
И началась исповедь... К сожалению, я теперь
решительно не помню ничего о ней... Одно лишь
осталось в душе, что после этого мы стали точно
родными по душе. На память батюшка подарил мне
маленькую иконочку из кипарисового дерева с вы­
точенным внутри распятием.
Подошел праздник Успения Божией Матери.
Накануне, часов около 11, ко мне приходит из мо­
настыря благочинный отец Федот. Несколько пол­
ный, с проседь в темных волосах и бороде, спокой­
ный, приветливый; он и с собою принес тишину.
Помолившись и поздоровавшись со мною, он сна­
чала справился о моем здоровье и самочувствии;
потом порадовался — «какая ныне хорошая пого­
да», — был тихий, безоблачный день. Я подумал:
подход — как в мину, между светскими людьми...
Жду дальше: напрасно монахи не ходят по кель­
ям, — как писалось раньше. И действительно, отец
благочинный скоро перешел к делу:

44

Божии люди

- Ваше высокопреподобие! Батюшка игумен
просит вас сказать завтра, на поздней литургии, по­
учение...
Это предложение было для меня совершенно не­
ожиданным: я в миру довольно много говорил про­
поведей, речей, уроков. И устал духовно от много­
глаголания; потому, живя в монастыре, хотел уже
отдохнуть от учительства в тишине, одиночестве
и молчании. И в самом деле отдыхал. И вдруг —
проповедуй и здесь?
- Нет, нет! — запротестовала моя душа. — Не
могу, батюшка!
И начался между нами долгий спор.
- Почему же, Ваше высокопреподобие?!
- Ну чему я буду учить вас в монастыре?! Выистинные монахи; а живя в миру, какие мы монахи?
Нет, и не просите напрасно.
Но отца благочинного нелегко оказалось заста­
вить отказаться от данного ему игуменом поручения.
- А как же вон у нас жили другие ученые мона­
хи, — стал он перечислять их имена, и проповедо­
вали?
- Это не мое дело, — отстранял я его возраже­
ние. — Я про себя говорю, что не могу учить вас,
монахов. Да и что особого я могу вам сказать? У вас
на службах читаются, по уставу, и жития святых из
Пролога и поучения святых отцов. Что же лучше?
- Так-то так; но и живое устное слово полезно
нам послушать, — настаивал о. Федот.

Божии люди

45

- Святые отцы — всегда живые, — возражал
я, — нет уж, батюшка, не просите! Мне трудно это.
Так и объясните отцу игумену.
Да ведь о. игумен и благословил меня просить
вас проповедовать.
Видя, что никакие уговоры не действуют на по­
сланца, я вспомнил о старце Нектарии. «Вот кто
может выручить меня из неожиданной беды, — ду­
малось мне, — я у него исповедался, он знает мою
грешную душу и скорее поймет мой отказ по созна­
нию моего недостоинства, а слово старца — сильно
в обители».
- Я спрошу у батюшки, о. Нектария, — сказал я.
- Хорошо, хорошо! —согласился сразу о. Федот.
И с этими словами он начал прощаться со мной.
Да было и время: в монастыре зазвонил небольшой
колокол к обеду. Благочинный ушел, а я направился
к «хибарке» старца. В знакомой мне приемной нико­
го не было. На мой стук вышел из кельи о. Мелхисе­
дек: маленького роста, в обычной мягкой камилавке,
с редкой молодою бородою, с ласковым лицом.
Я объяснил ему наше дело и добавил:
- Мне нет даже нужды беспокоить самого ба­
тюшку, он занят другими. Вы только спросите у не­
го совета. И скажите ему, что я прошу его благосло­
вить меня не проповедовать.
И я верил в такой ответ старца: мне казалось, что
я хорошо поступаю, смиренно. Келейник, выслушав
меня, ушел за дверь. И почти тотчас же возвратился:

46

Божии люди

- Батюшка просит зайти вас к нему.
Вхожу. Целуем друг у друга руки. Он предложил
мне сесть и, не спрашивая больше ни о чем, сказал
следующие слова, которые врезались мне в память
до смерти:
- Батюшка, — обратился он ко мне тихо, но
чрезвычайно твердо, авторитетно, — примите совет
на всю вашу жизнь: если начальники или старшие
вам предложат что-нибудь, то как бы трудно или
даже высоко ни казалось это вам, — не отказывай­
тесь. Бог за послушание поможет!
Затем он обратился к окну и, указывая на при­
роду, сказал:
- Смотрите, какая красота: солнце, небо, звез­
ды, деревья, цветы... А ведь прежде ничего не было!
Ничего! — медленно повторил батюшка, протяги­
вая рукою слева направо. — И Бог из ничего сотво­
рил такую красоту. Так и человек: когда он искрен­
но придет в сознание, что он — ничто, тогда Бог
начнет творить из него великое.
Я стал плакать. Потом о. Нектарий заповедовал
мне так молиться: «Господи, даруй мне благодать
Твою!» — И вот идет на вас туча, а вы молитесь:
«Дай мне благодать!» И Господь пронесет эту тучу
мимо». И он протянул рукой слева направо. О. Не­
ктарий, продолжая свою речь, рассказал мне поче­
му-то историю из жизни Патриарха Никона, когда
он, осужденный, жил в ссылке и оплакивал себя.
Теперь уж я не помню этих подробностей о Патри­

Божии люди

47

архе Никоне, но «совет на всю жизнь» стараюсь ис­
полнять. И теперь слушаюсь велений Высшей Цер­
ковной власти. И, слава Богу, никогда в этом не рас­
каивался. А когда делал что-либо по своему
желанию, всегда потом приходилось страдать.
...Вопрос о проповеди был решен: нужно слу­
шать о. игумена и завтра — говорить. Я успокоился
и ушел. Обычно для меня вопрос о предмете и изло­
жении поучения не представлял затруднений; но на
этот раз я не мог отыскать нужной темы до самого
всенощного бдения. И уже к концу чтения канона
на утрени в моем уме и сердце остановились слова,
обращенные к Богородице: «Сродства Твоего не за­
буди, Владычице!». Мы, люди, сродники Ей по пло­
ти, Она — из нашего человеческого рода. И хотя
Она стала Матерью Сына Божия, Богородицею, но
мы, как Ее родственники, все же остались Ей близ­
кими. А потому смеем надеяться на Ее защиту нас
пред Богом, хотя бы были и бедными, грешными
родственниками Ее... И мысли потекли, потекли
струей... Вспомнился и пример из жития св. Тихона
задонского о грешном настоятеле этой обители, как
он был помилован и даже воскрешен Господом:
«За молитвы Моей Матери возвращается в жизнь
на покаяние», — послышался ему голос Спасителя,
когда душа его спускалась на землю? А настоятель
этот, будучи по временам одержим нетрезвостью,
имел обычай в прочие дни читать акафист Божией
Матери.

48

Божии люди

В день Успения я отслужил раннюю в другом
храме... И вдруг во мне загорелось желание сказать
поучение и тут. Но так как это было бы самоволи­
ем, я воздержался.
Какие лукавые бывают искушения!
На поздней литургии я сказал приготовленную
проповедь. Она была, действительно, удачною.
В храме кроме монахов было много и богомоль­
цев-мирян. Все слушали с глубоким пониманием.
По окончании службы я спускался по ступень­
кам с паперти. Вдруг ко мне спешно подбежали те
два монаха, которых я осудил в душе, и при всем
народе радостно поклонились в ноги, благодаря
за проповедь... К сожалению, я не запомнил их
святых имен: а они заслужили бы этого за смире­
ние свое.
Но на этом «слава» моя не кончалась. Когда я
возвратился в скит, меня на крылечке нашего доми­
ка встретил преподобный о. Кукша:
- Вот, хорошо сказали, хорошо! Вот был у нас
в Калуге архиерей Макарий: тоже хорошо-о гово­
рил проповеди!
Я промолчал. На этом разговор и кончился.
Через некоторое время из монастыря пришла
уже целая группа послушников и стала просить
меня:
- Батюшка, пойдемте, погуляем в лесу и по­
беседуем: вы такую хорошую проповедь нам ска­
зали.

Божии люди

49

«О-о! —подумал я про себя. —Уже учителем за­
делаться предлагают тебе? А вчера считал себя не­
достойным и говорить?! Нет, нет: уйди от искуше­
ния!» — И я отклонил просьбу пришедших.
Кстати: вообще монахам не дозволяется ходить по
лесу, и лишь по праздникам разрешалось это, и то —
группами для утешения. Но этим пользовались лишь
единицы: а другие сидели по кельям, согласно запове­
ди древних отцов: «Сиди в келии и келия спасет тебя».
На следующий день мне нужно было выезжать из
монастыря на службу в Тверскую семинарию; и я по­
шел проститься сначала с о. Нектарием. Встретив ме­
ня, он с тихим одобрением сказал:
- Видите, батюшка: послушались, и Бог дал вам
благодать произнести хорошее слово.
Очевидно, кто-то ему уже об этом сообщил, так
как старец не ходил в монастырь.
- Ради Бога, — ответил я, — не хвалите хоть вы
меня, бес тщеславия меня уже и без того мучает
второй день.
Старец понял это и немедленно замолчал. Мы
простились.
От него я пошел через дорожку к скитоначаль­
нику о. Феодосию. Тот спросил меня, как я себя
чувствую, с каким настроением отъезжаю.
Я искренно поблагодарил за все то прекрасное,
что я видел и пережил здесь. Но добавил:
- А на сердце моем осталось тяжелое чувство
своего недостоинства.

50

Божии люди

Мне казалось, что я говорил искренно и сказал
неплохо, а сознание недостоинства представлялось
мне смирением. Но отец Феодосий посмотрел иначе:
- Как, как? — спросил он. — Повторите, повто­
рите!
Я повторил. Он сделался серьезным и ответил:
- Это — не смирение. Ваше преподобие, это —
искушение вражье, уныние. От нас по милости Бо­
жией уезжают с радостью; а вы — с тяготею? Нет,
это — неладно, неладно. Враг хочет испортить пло­
ды вашего пребывания здесь. Отгоните его. И бла­
годарите Бога. Поезжайте с миром. Благодать Бо­
жия да будет с вами.
Я простился. На душе стало мирно.
Какие вы духовно опытные! А мы, так называе­
мые «ученые монахи», в самих себе не можем разо­
браться правильно... Не напрасно и народ наш идет
не к нам, а к ним... «простецам», но из мудрых и обу­
ченным благодатью Духа Святого. И апостолы бы­
ли из рыбаков, а покорили весь мир и победили
«ученых», Истинно говорится в акафисте: «Вития
многовещанные», — т. е., ученые ораторы, — «ви­
дим яко рыбы безгласные», по сравнению с христи­
анской проповедью этих рыбаков.
И теперь «ученость» наша была посрамлена
еще раз.
Когда я приехал на вокзал в Козельск, то в ожи­
дании поезда я сидел за столом. Против меня ока­
зался какой-то низенький крестьянин, с острень­

Божии люди

51

кой бородкой. После короткого молчания он обра­
тился ко мне довольно серьезно:
- Отец, ты, что ли, вчера говорил проповедь в мо­
настыре?
- Да, я.
- Спаси тебя, Господи! А знаешь, я ведь думал,
что благодать-то от вас, ученых, совсем улетела?
- Почему так?
- Да видишь: я безбожником одно время стал;
а мучился. И начал я к вам, ученым обращаться: го­
ворил я с архиереями — не помогли. А потом при­
шел сюда, и эти простецы обратили меня на путь.
Спаси их, Господи! Но вот вижу, что и в вас, уче­
ных, есть еще живой дух, как Сам Спаситель сказал:
«Дух дышит, идеже хощет» (3 , 8).
Скоро подошел поезд. В вагон второго класса пе­
редо мной поднялись по ступенькам две интеллигент­
ные женщины. За ними пошел и я. Они очень дели­
катно обратились ко мне со словами благодарности за
вчерашнее слово. Оказалось, это были две дворянки,
приезжавшие издалека на богомолье в Оптину и слы­
шавшие мою проповедь. И думается, что эти «уче­
ные» —не хуже, —а даже лучше, смиреннее, чем быв­
ший безбожник... Да, воистину дух Божий не смотрит
ни на ученость, ни на «простоту», ни на богатство, ни
на бедность, а только на сердце человеческое, и если
оно пригодно, то Он там живет и дышит...
Началась революция. И вот какое предание до­
шло до меня за границей. Отец Нектарий будто бы

52

Божии люди

встретил пришедших с детскими игрушками и элект­
рическим фонариком, совершенно спокойный. И пе­
ред ними он то зажигал, то прекращал свет фонаря.
Удивленные таким поведением глубокого старца,
а может быть, и ожидавшие какого обличения за свое
безобразие от «святого» молодые люди сразу же от
обычного им гнева перешли в благодушно-веселое
настроение и сказали:
- Что ты? Ребенок, что ли?
- Я — ребенок, — загадочно-спокойно ответил
старец.
Если это было действительно так, то стоит серь­
езно задуматься над смыслом поведения его и зага­
дочным словом о «ребенке».
А ребенком он мог назвать себя, поскольку иде­
альный христианин становится действительно по­
добным дитяти по духу. Сам Господь сказал учени­
кам при благословении детей:
«Если не будете, как дети, не войдете в Царство
Небесное» (Мк. 1 0 , 15).

Зосимова пустынь
то было в 1910 г. Посетить Зосимову пустынь по­
будило желание разрешить один душевный во­
прос, который беспокоил меня долгое время. Для
этого нужно было посоветоваться с лицом опытным
и духовно-тонким. Таким мне показался, со слов
знавших его лично, настоятель Зосимовой пустыни
о. Герман. И я выехал к нему через Москву. Из Моск­
вы нужно было ехать по железной дороге, несколько
десятков верст на север, мимо Сергиевой Лавры.
Крошечная станция Лесики. Кругом было сплошное
чернолесье. Ни деревни, ни иного какого человечес­
кого жилья. Действительно —пустыня лесная. Но до
монастыря нужно было еще пройти пешком около
4 или 5 верст по узкой лесной дороге. День был хо­
роший, августовский. В лесу тихо. Через час пути

Э

54

Божии люди

в просвете между деревьями я увидел обитель. Она
была еще новая, храмы и дома казались свежими по
краскам. Архитектура была красивая.
Дорога подвела меня к монастырской гостини­
це, построенной для богомольцев вне обители. За­
ведующий ею был иеромонах Иннокентий. Года
два назад он был еще жив, Тогда ему было лет око­
ло 35-40. Острое лицо; остренькая черная бородка;
серьезный взгляд. Он отвел мне в гостинице ма­
ленькую чистенькую комнатку.
Скоро я направился к настоятелю. Я ранее слы­
шал, что к нему обращаются с духовными вопросами
и монашествующие из близкой Московской Духов­
ной Академии, и писатели светские, и великая княги­
ня Елизавета Федоровна. Следовательно, по одному
этому можно было заранее видеть в старце незауряд­
ного подвижника и духовного руководителя известна
мне была и небольшая брошюра, в которой была из­
дана переписка его с знаменитым затворником Вы­
шенским, Епископом Феофаном. Там затрагивались,
главным образом, вопросы о молитве. Но мне осо­
бенно запомнилось одно письмо еп. Феофана о бесах,
Отец Герман просил Затворника подарить ему на па­
мять какую-либо одежду свою. Епископ Феофан от­
клонил просьбу. И между прочим, мотивировал это
тем, что с одеждой его в келью о. Германа налетит
много бесов и искушений.
Вспоминается и ответ о духовничестве. Батюш­
ке, до настоятельства, было дано послушание испо­

Божии люди

55

ведовать монахов и богомольцев. Оно казалось ему
трудным и опасным для него самого, почему он
просил настоятеля снять с него этот крест, но ему
отказывали. Тогда он обратился с вопросом к Вы­
шенскому Затворнику. И между прочим сообщал,
что иные приходят к нему исповедоваться с одними
и теми же грехами многократно; как быть с такими,
Епископ Феофан — настолько помню, — ответил
ему, чтобы никогда не отказывал и таким в исповеди,
и сам не расстраивался их немощами, а также совето­
вал ему разрешать грехи с милосердием, сколько бы
раз такие ни приходили. Одно лишь строго заповедо­
вал старцу Затворник — никому не давать и намеков
о том, в каких именно грехах каются приходящие.
«Для этого положите около места исповеди
нож, да поострее, и, посматривая на него, думайте
лучше отрезать себе язык, чем объявить чью-либо
тайну духовную».
Вот к какому человеку шел я теперь. Увидевши
его, я сразу сделался серьезным и строгим, каким по­
казался мне и о. Герман. Высокого роста, с седою ма­
лорасчесанною бородою, с дряблеющим старческим
лицом, с опущенными на глаза веками, с холодно
спокойно-строгим голосом, как у судьи, без малей­
шей улыбки — он произвел на меня строгое впечат­
ление. Мы познакомились. Среди вопросов он задал
мне и такой: «Что вы будете преподавать в акаде­
мии?» Я начал с более невинного предмета: «Гоми­
летику» (учение о проповедничестве).

56

Божии люди

- А еще что, — точно следователь на допросе
спрашивал он.
Я уже затруднился ответить сразу.
- Пастырское богословие, — говорю. А самому
стыдно стало, что я взял на себя такой предмет, как
учить студентов быть хорошими пастырями.
- А еще, —точно он провидел и третий предмет.
Я уже совсем замялся.
- Аскетику, — тихо проговорил я, опустивши
глаза...
- Аскетику... Науку о духовной жизни... Легко
сказать! Я, духовный младенец, приехавший сюда за
разрешением собственной запутанности, учу дру­
гих, как правильно жить... Стыдно было.
После этого мой духовный отец в Петрограде,
когда я рассказывал все это в деталях, сказал мне:
«Вы уж лучше умолчали бы об этом предмете».
Потом я открыл о. Герману свою душу со всеми
ее недостатками и задал тревожащий меня вопрос.
Мое откровение он выслушал с тем же холод­
но-спокойным вниманием, как и все прочее. На во­
прос дал нужный ответ, удовлетворивший меня. В
конце беседы я сказал ему:
- Батюшка! Мы, грешные люди, и так вообще
не заслуживаем сочувствия, но когда вот так рас­
скажем о своих грехах, вы, вероятно, и совсем пере­
станете любить нас?
- Нет! — все тем же спокойным и ровным, бес­
страстным голосом ответил о. Герман. — Мы — ду­

Божии люди

57

ховники, больше начинаем любить тех, кто обна­
жает перед нами свои духовные язвы.
Потом я попросил его назначить мне какое-ни­
будь послушание в монастыре о чем речь далее.
Кстати, с самого входа в его комнату я заметил
высокий мольберт и на нем большую незакончен­
ную икону Божией Матери; оказывается, батюшка
был еще и хорошим иконописцем.
Уходя от него, я уносил впечатление, что он —
строгий. Это, впрочем, не удивляло меня и не разо­
чаровывало: из святоотеческой литературы я давно
знал, что и святые люди бывают индивидуальны,
одни — ласковы, другие — суровы, одни — госте­
приимны, другие —чуждаются встреч, одни молча­
ливы, другие — приветливые собеседники. А перед
очами Божиими все они могут быть угодниками.
Впрочем, об о. Германе от других лиц мне не раз
приходилось потом слышать, что с ними он был
весьма ласков... Может быть, лично для меня он
принимал такой строгий тон, как спасительный
мне?.. Нет, думается, он по природе был действи­
тельно серьезным и строгим вообще.

Грибное послуш ание

К

ак только что было упомянуто, перед уходом я
обратился к нему с просьбой;

58

Божии люди

- Батюшка! Не дадите ли вы мне какое-нибудь
послушание, чтобы я до отъезда поработал в мона­
стыре?
Мне тогда припомнилось, что один из товари­
щей по академии вот так же попросил в Валаамском
монастыре послушания, и его отправили на скот­
ный двор доить коров. Вот, думалось теперь: и мне
дадут сейчас какую-нибудь грязную и тяжелую ра­
боту, и я... смирюсь, приму и исполню ее. Но старец
оказался проницательнее меня:
- Какое же вам послушание? Уж лучше отды­
хайте. Ну, вот разве грибов пособираете на мона­
стырь?
- Хорошо, — ответил я, недовольный, однако,
что не удостоился «грязного» послушания.
Но прошел день, другой, а я и не думал о грибах.
Потом как-то раза два-три сходил в лес, набрал не­
много и отдал их на кухню. Думаю, что о. Герман
и забыл о таком пустяке. Но перед отъездом при
прощании он неожиданно задает мне вопрос:
- А послушание-то грибное исполняли?
- Плохо, — ответил я в смущении.
Батюшка ничего не сказал, но тут я и сам почув­
ствовал, что и тут я не оказался твердым.
Однажды, собирая грибы, я опоздал на обед
пришел в трапезную, когда все столы были вычи­
щены. Трапезный послушник, брат Иван, — он же
нес и послушание церковника в храме, — молча,
со скромной улыбкой, поставил мне пищу. Это был

Божии люди

59

молодой человек, с красивым родовитым лицом...
Во время моего обеда монастырские певчие делали
в трапезной спевку к празднику. И мне так все каза­
лось прекрасным: и пели хорошо, и грибов я на­
брал, и брат Иван такой хороший. И я как-то сказал
о. Герману:
- Какой хороший брат Иван!
- Это у вас — душевное, а не духовное чувство
к нему, —точно холодной водою облил меня старец.
Я замолчал и думал: как духовные люди осто­
рожно разбираются во всем, даже —и в «хорошем».
Они правы: в нас много бывает разной смеси; осо­
бенно же — в начале опыта. Я снова получил пе­
чальный урок. Но самое печальное было еще впере­
ди, к концу.
Этот новый урок был связан с прибытием сюда
в монастырь Елизаветы Федоровны и ее сестер мона­
хинь Марфо-Мариинской обители в Москве. Ввиду
наезда их нужно было освободить для них несколько
номеров монастырской гостиницы. И некоторым из
богомольцев предложено было внутрь монастыря.
Среди них и я получил какую-то маленькую запу­
щенную келейку, в которой давно никто не жил. Но
скоро началась всенощная; и я, по обычаю, стал на
клирос с певчими.
Службы в монастыре совершались необыкно­
венно медленно, мне еще нигде не приходилось на­
блюдать такой растянутости: и ектений, и пения.
Вероятно, настоятелю почему-то нужно было это —

60

Божии люди

не хочу судить его. Но мне такая тягучесть была
просто нудна, мучительна. И я стал ускорять темп
пения: за мной потянулись и певчие.
Мелькало у меня еще и желание подкрасить
этим богослужение еще «ради княгини».
Но через несколько минут из алтаря, где стоял
на этот раз и настоятель, вышел тот самый брат
Иван, о котором упоминалось раньше, и, подойдя
к регенту хора, сказал:
- Батюшка, — т. е. о. Герман, — благословил
петь реже...
Я понял, что вина тут моя, и немного сократил­
ся. Но оказалось — не вполне. Через некоторое вре­
мя брат Иван во второй раз передал то же распоря­
жение о. игумена. Стали петь еще пореже. Но
батюшка и этим не удовлетворился: «Пойте как
всегда!» — передал он регенту строго через брата
Ивана. И хор возвратился к обычной тягучести.
Служба шла от 6 часов до 11 ночи. Все разошлись
после по своим местам.
Я пришел в свою запущенную келейку. Лег
спать. Но это оказалось совершенно невозможным:
мириады оголодавших блох ожесточенно броси­
лись на меня. Никакие усилия заснуть не помогали.
Так я промучился часов до пяти утра, когда уже на­
чинало рассветать. Наконец, утомленный, я задре­
мал. Но не прошло, вероятно, и часу, как в дверь мо­
ей временной кельи раздался стук с обыкновенной
монашеской молитвой: «Молитвами святых отец

Божии люди

61

наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй
нас»! Я немедленно проснулся и ответил: «Аминь».
Наскоро накинув подрясник, отворил дверь; и ка­
кой-то послушник спокойно сказал: «Батюшка, —
т. е. игумен, — просит вас прийти к нему» — и ушел.
Через несколько минут я был в кабинете старца. При­
гласив меня сесть, он стал собирать пришедшую поч­
ту. А зрение у него было уже плохое.
- Это письмо кому? — спросил он, подавая мне
прочитать адрес.
- Отцу... (такому-то).
- А это?
- Это отцу... (другому)...
- Вы уж к нам больше на клирос на станови­
тесь! — вдруг заявил он мне все так же ровным го­
лосом, как и с адресами. Я понял, что этот урок мне
за вчерашнее ускорение пения. А он в объяснение
своего приказа добавил:
- Ваши напевы к нашим не подходят.
Не напевы, а темп мой действительно не подхо­
дил к их тягучести... Мне, разумеется, ничего не ос­
тавалось делать, как молча согласиться, в чужой
монастырь со своим уставом не ходят, — говорит
пословица. Игумен был прав.
После этого он отпустил меня в мою блошиную
келью. Но уходя, я чувствовал необыкновенную ду­
шевную боль от этой «обиды». Хотя игумен был
обязан сделать, чтобы посторонний человек не раз­
рушал установленного порядка, но это правильное

62

Божии люди

соображение не могло усмирить мое взбаламучен­
ное сердце. Наоборот, боль все возрастала и усили­
валась. Я мог бы теперь и заснуть после бессонной
ночи, но было уже не до сна. Душа горела от горечи
«обиды». Не помню, пошел ли я уже на литургию
или было не до молитвы, но я стал настолько му­
читься, что нужно было принимать какие-то меры
к облегчению страданий. И тут мне вспомнился со­
вет, который я вычитал где-то у Толстого: во время
гнева должно заняться какой-то тяжкой физичес­
кой работой. Что мне делать? Грибы собирать? Это
— легкое дело. Дрова рубить у кухни? Монахи об­
ратят внимание и смутятся. Что еще?.. И я решил
замучить себя ходьбой по оврагам, по чащам... Так
и сделал... Прошел час, больше... Я уже взмок от по­
та... Но ничто не помогало: боль не унималась.
Сердце щемило: как «он» не пожалел меня? Ведь
я —даже не простой монах, а будущий «профессор»
академии! Да и почему бы ему не потерпеть меня?
Осталось день или два жить. Да и пение уже возвра­
тилось к обычной медлительности...
Старался и повторять молитву Иисусову; и это не
помогало залить огонь самолюбивого раздражения.
А назавтра — в воскресенье — он уже благосло­
вил меня сослужить ему на литургии: как же я буду
служить с таким озлоблением против него? Один
грех будет!
И метался я так несколько часов. Но наконец
пришла мне мысль: «Необходимо обратиться к та­

Божии люди

63

инству исповеди»! Однако, и к исповеди следует ид­
ти, примирившись сначала? Значит, я должен про­
сить у него же еще и прощения? Ах, как это все —
трудно, трудно!
А тут вспомнился мне и другой инок, против ко­
торого уже несколько дней зародилось раздражение,
он мне казался святошей, любителем учить и настав­
лять, самомнительным старцем и т. д. Значит,
и у этого нужно просить прощения? А исповедником
в монастыре был известный старец о. Алексий. Он
назывался затворником, потому что большую часть
недели проводил в одиночестве, но в среду (если это
верно помню) и в субботу исповедовал приходив­
ших; к этому затворнику, собственно, и приезжала
великая княгиня с сестрами на исповедь. После мне
приходилось слышать, как и княгиня говорила одно­
му лицу, что о. Герман — «строгий и суровый».
А о. Алексий был много проще и мягче. Сам он
прежде был одним из протоиереев при Успенском
Кремлевском соборе. Потом, овдовев, ушел в затвор
в Зосимовскую пустырь, отдав себя в послушание
о. Герману. Тут ему было дано послушание испове­
довать. Впоследствии, через 7 лет, он был участни­
ком в Московском Поместном Соборе: и ему именно
было благословлено вынимать жребий одного из
кандидатов в патриархи. Помню (я тоже был членом
собора), как он, широко осенив себя трижды крест­
ным знамением, опустил руку в ящичек и передал за­
писку митрополиту Владимиру.

64

Божии люди

- Митрополит Тихон, — громко прочитал тот
имя избранного в патриархи.
Вспомню кстати, что он, после революции, со­
ветовал приходившим слушаться Высшую Церков­
ную власть, заповедавшую (хотя и не сразу) при­
знать новую власть.
Вот к нему я и должен был идти на исповедь. Во­
прос у меня был лишь в том, нужно ли у обоих «не­
любимых» монахов просить прощения, или же лишь
у отца Германа? Ломая свою волю, я был уже готов
был пойти к обоим. Но потом усомнился в благора­
зумности «мириться» с другим иноком, когда у нас
с ним не было никакого столкновения и он даже не
подозревает, что таилось в моей дурной душе. Обду­
мав, я предрешил: пока не смущать того напрасно,
а если отец Алексий благословит, то потом попрошу
прощения и у него. А теперь, перед исповедью, пой­
ду лишь к о. Герману.
Обычно по будням он становился в самом
конце храма, на правой стороне, среди других
иноков. И как сейчас вижу его: высокий, прямой,
с закрытыми глазами, он неподвижно стоял как
столп; и точно не замечал никого и ничего, углу­
бившись во внутреннюю молитву Иисусову. Не­
сомненно, он был высоким молитвенником, ис­
ключительным.
Но под праздник о. Герман стоял в алтаре. К не­
му я и направился перед исповедью.
Поклонившись, по обычаю, в ноги, я сказал:

Божии люди

65

- Благословите, батюшка, исповедаться у отца
Алексия!
- Бог благословит! — бесстрастно, как всегда,
ответил он.
- Батюшка! Простите меня!
- Бог простит, — сказал он, точно и не помыш­
ляя об утреннем уроке.
- Но у меня против вас, —говорю я, — есть осо­
бенное огорчение.
- Какое? — все так же спокойно продолжал он.
- Утром вы строго обошлись со мною.
Отец Герман не стал оправдываться, а кратко
сказал следующее:
- Простите меня! Я от природы — человек гор­
дый.
Так именно и сказал: не твердый, не «строгий»
или «суровый», а — «гордый».
...Но мне уже не требовалось теперь объяснений
и извинений: как только я поклонился и сказал это
дивное слово «простите», из моей души исчезла ре­
шительно всякая злоба, мука, а водворилась полней­
шая тишина! Совершилось известное всем нам чудо
благодатного исцеления кающегося. Ни Толстой, ни
утомление не помогли, а «простите» дало мир. И я
спокойно пошел к затворнику. Рассказал и о грехах
раздражения. Он одобрил мое покаяние перед игуме­
ном, а к другому монаху тоже не посоветовал ходить,
лишь бы в сердце покаяться на исповеди.
На другой день я с миром сослужил о. Герману.

66

Божии люди

Потом, намереваясь в понедельник уезжать,
сходил к нему попрощаться. Беседа была недолгая,
но мирная. В заключение он подарил мне два крас­
ных малых яблочка и еще что-то.
Теперь я стараюсь вспомнить: спал ли я в две
последних ночи? Кажется, да. Куда делись блохи,
не знаю... Вероятно, внутренний мир преодолел их
кусание...
Закончу главу эту последним актом о. Германа.
Довольно рано утром я пешком направился к стан­
ции. А свой узелок бросил в возок, на котором дол­
жен был ехать игумен — провожать княгиню... По­
года была тихая, но облачная... Чувствовалось уже
приближение осени. На праве была, помнится, све­
жая роса... На душе было мирно...
Так прошел с полпути. Слышу, сзади тарахтит во­
зок. Оглянулся: впереди — кучер-монах, а сзади игу­
мен с приставом, тоже ехавшим провожать княгиню.
Приравнявшись со мною, о. Герман велел остано­
виться. Потом молча, без слов, коснулся рукой до
плеча офицера; и без слов же указал ему на козлы,
чтобы он туда пересел. А меня батюшка посадил ря­
дом с собою. Лошадь тронулась опять. Едем. А о. Гер­
ман правою рукою обнял меня и ласково поглажива­
ет по спине. Молчим. А я про себя думаю:
- Да, вот два дня назад побил! А теперь ласка­
ешь? Лучше бы тогда не был...
Но эти мысли были уже без яда злобы и раздра­
жения.

Божии люди

67

За нами подъехала и княгиня с сестрами. Подо­
шел поезд. И мы сели. Отец игумен стоял — как все­
гда беспристрастно. И даже кланяясь княгине, хра­
нил свое обычное внутреннее спокойствие...
Конечно, это был святой подвижник, хотя и суро­
вого типа.
С того времени прошло целых 35 лет. Пронес­
лась революция... Потом вторая война с немцами...
Я был в Москве на выборах Патриарха. И тогда
встретил одного человека, бывшего монаха в Зоси­
мовой. Он тоже считал батюшку святым. Но гово­
рил о его ласковости и любви.
Обитель просуществовала, кажется, до 1923 го­
да. Отец Герман еще окормлял ее. И предсказал:
- Пока я жив, обитель не тронут. А помру, при­
дется вам всем разойтись.
Так и случилось: буквально в день его погребе­
ния монастырь был закрыт. Иноки разошлись —
кто куда.
Что будет дальше — Бог весть...
1956-13/XII

Отец Дионисий

Р

одился он в 1854 г., 1 ноября, в день св. Косьмы
и Дамиана, в селе Белицком, что на речке Чоп­
ке, на границе Таврической и Екатеринославской
губерний. Отец его был крестьянин Вукол Ивано­
вич Чудновеч, мать — Мария; дети — Симеон, Да­
ниил, Дамиан — таково было прежнее имя о. Дио­
нисия, — Мария, Марина и Никифор. Семья была
религиозная, ходили к утрене и пели. Дамиан рас­
сказывает про себя, что он любил заглядывать в ал­
тарь, чтобы посмотреть, как во время таинства пре­
существования сходит на Дары — Дух Святой.
Пришел срок солдатской службы старшему бра­
ту Симеону — попросту Семену — но он был уже
женат, а второй скончался, и Демьян пошел в сол­
даты за старшего брата. После службы его, в 1878 г.

Божии люди

69

умерла мать, а в 1879 г. — отец. И Демьян в 1880 г.
ушел в Бахчисарайский Успенский скит. Он был
как бы в раздвинувшейся горе; восточная сторона
была очень крутая, а западная — несколько отло­
гая. На первой, очень высоко, был городок, ког­
да-то в нем жили караимы — секта евреев; при мне
он был совершенно пуст. Жил только сторож этого
места, у ворот крепостной ограды. Называется он
«Чуфут-Кале».
А вот на противоположной подсолнечной сто­
роне этого города и находится в горе Успенский
скит. Вверху был целый ряд пещер, в которых были
и храм, и кельи для монахов. Может быть здесь и
в древние христианские времена был монастырь,
потому что весь крымский полуостров принадле­
жал православным грекам. Но внизу лощин были
построены деревянные домики. Средства на это дал
известный во второй половине [века] церковный
благотворитель С-в.
Сюда и прибыл Демьян. Игумен принял его охот­
но, и отвел ему место в пещерах. Спокойно, — такой
у него был характер на всю жизнь, —принялся за мо­
нашеские послушания. Но вскоре он почувствовал
резкие боли в ногах; в пещере было сыро и темно. Не
вытерпел этого Демьян и спустился вниз к игумену,
жалуясь на ревматизм в ногах и прося дать ему ка­
кой-нибудь уголок в деревянных домиках.
- Эх, брат Демьян, брат Демьян! Первое послу­
шание тебе дано: и ты не вынес его!

70

Божии люди

Демьян стал ссылаться на болезнь, желая оп­
равдать себя.
- Ну что же?! Хотя бы и умер ты: был бы муче­
ником, — сказал ему игумен.
Тогда Демьян понял значение монашеского по­
слушания и говорит:
- Ну, батюшка! Воротите меня опять в пещеру.
- Нет, теперь уже поздно. Переходи в низ!
- И с той поры, — говорил мне о. Дионисий, —
я дал себе зарок: никогда ничего не просить, а толь­
ко исполнять послушания.
В июне 1895 года он был пострижен в мантию,
с именем Дионисия, в память преподобного Диони­
сия, игумена Глушицкого (Вологодской епархии),
празднуется 1 июня. Обыкновенно при пострижении
переменяют мирское имя на другое, преимуществен­
но иноческое, — но с сохранением заглавной буквы.
И после пострига о. Дионисий был рукоположен во
иеродиакона, которым прослужил 4 года. В 1899 г.
хиротонисан в иеромонаха, а в 1914 г., 60 лет от роду,
был назначен игуменом Бахчисарайского скита. Пе­
ред этим он был заведующим подворьем в городе
Симферополе, от которого Бахчисарай находится
в 30 верстах. Здесь он был духовником Епископа Та­
врического Феофана, чтившего его. У него же испове­
довался и я, будучи тогда ректором Духовной Семи­
нарии из этого времени мне вспоминается один
случай. Как-то на исповеди я пожаловался ему на
скорби. Отец Дионисий спокойно сказал мне в ответ:

Божии люди

71

- Бог и не хотел давать нам скорбей, но беда на­
ша в том, что без скорбей мы не умеем спасаться!
Потом я был переведен в Тверь, а епископ Фео­
фан —в Астрахань, оттуда — в Полтаву. В это время
произошло такое событие с ним. Епископ Феофан
был человек очень слабого здоровья и вынужден
был поехать в теплый Крым. От Симферополя нуж­
но было ехать из Ялты за извозчике. На пути он за­
ехал на короткое время к о. Дионисию. И быстро от­
правился дальше. Правящий епископ Димитрий
(Абашидзе), узнав об этом, рассердился на о. Дио­
нисия, что тот не испросил на это его благослове­
ния, и, призвав батюшку к себе, обрушился на него
с горячим выговором. Нужно сказать, что он родом
был грузин, а они народ вспыльчивый, но отходчи­
вый. После революции он ушел в Киевскую лавру
и постригся в схиму, с именем схиархиепископа Ан­
тония: и прославился на всю Россию как святой ста­
рец. Умер он в 1942 году.
Отец Дионисий без всяких оправданий упал ему
в ноги:
- Простите меня, святой Владыка!
А тот все горячится. Отец Дионисий снова пада­
ет в ноги:
- Простите меня, святой Владыка!
И так до конца, пока не сошла с него горячка,
и в мире отпустил о. Дионисия. Говорят: епископ
после каялся в этом. Но нам важно здесь — смирен­
ное поведение батюшки.

72

Божии люди

В сентябре 1915 года он возведен был в сан архи­
мандрита Бахчисарайского монастыря. А в 1919 г.
я был поставлен викарным епископом Севасто­
польским (архиепископ Димитрий ушел в Киев на
покой), и мне явилось желание взять его в Севасто­
польский архиерейский дом заведующим и настоя­
телем Петропавловского храма. Новый архиепис­
коп Никодим отпустил его. А о. Дионисий, по
своему обету — «ничего не просить» — послушно
согласился.
Из этого периода, в два года, я припоминаю
о нем следующее.
Всегда смиренный, он был любим всеми. Лишь
одна ненормальная женщина, низкого роста, после
службы шла сзади него из храма до кельи и все
просила его взять ее к себе для сожительства. Но
он, ничего ей не отвечая, шел спокойно к себе, по­
ка не запер двери. Она уходила. Люди ничуть это­
му не удивлялись и нисколько не винили батюшку.
Я обычно говорил проповеди. Передавали мне
после, будто он несколько печалился, что я хорошо
говорю, но все о покаянии, тогда как следовало бы
учить о любви Божией к людям, это он и после ча­
сто повторял.
Еще мне запал в душу рассказ его о каком-то
монахе, который горько со слезами каялся в грехах
своих. И вот — это было под пасху, — он облил сле­
зами весь пол перед молитвенным углом, и вдруг
он исчез, явился свет, и в нем — Господь Иисус

Божии люди

73

Христос — и сказал ему, чтобы монах не унывал,
что Господь прощает его...
Нечто подобное я потом встретил в Житиях
Святых у Димитрия Ростовского.
Больше ничего не помню —к сожалению. А сто­
ило бы записывать о нем... Это — особые люди...
Уже одно воззрение его о любви Божией к людям
говорит о необычайно духовной высоте его...
Подошла революция. Защитники Крыма эваку­
ировались за границу. Меня о. Дионисий не удержи­
вал. Сам, конечно, остался. После, уже будучи в Па­
риже, я встретился с одним человеком, который
выехал из Севастополя позже нас. Расспрашивая
его, я, между прочим, заговорил об о. Денисии. Тот
рассказал следующее.
Отец Архимандрит был арестован и заключен
в тюрьму. Он перенес это совершенно спокойно. При
допросе, ему, между прочим, задали вопрос:
- Как ты смотришь на нашу власть?
- Как на наказание за грехи наши!
- A-а! За грехи? Наказание? Ну, вот тебе еще на­
казание: чисти в тюрьме все клозеты!
- Это легко. Только дайте побольше тряпочек.
И отец Денисий спокойно чистил. Через неко­
торое время его снова вызвали на допрос.
- Ну, а как теперь смотришь на нас?
- Не иначе, как на Божие нам наказание.
Его опять оставили в тюрьме. Потом, видя кро­
тость старца Дионисия и полную безопасность его,

74

Божии люди

освободили из тюрьмы. Он, верстах в 7 от Севасто­
поля, поселился на каком-то хуторе, собрал к себе
человек пять послушником и трудился с ними в раз­
ных работах... Но потом удалили их и оттуда...
Он уехал в родные места Таврической области.
Теперь я буду брать из записок духовных чад
его, которые мне пришлось читать уже по возвра­
щении из Америки на родину, в 1952 г., 19 февраля.
Там рассказывается, между прочим, о случае
с ульем. У него был всего лишь один улей, с верхней
стороны которого было отверстие под стеклом, в ко­
торое о. Дионисий часто с любовью смотрел, как ра­
ботают там пчелки. И вдруг этот улей пропал. Но по­
том открылось, что его украл некий Федор. И после
этого он говорил: «Если ты не прощал от всей души
человека, тебя обидевшего, ты еще не знаешь насто­
ящей радости».
Исцелял своими молитвами больных и бесно­
ватых: и они выздоравливали у него был огром­
ный синодик, который он сам читал раздельно, не
торопясь.
- Я, — говорил он, — явственно чувствую об­
щение с загробным миром и ответные молитвы
усопших.
Потом рассказывал, что в самую Пасхальную
ночь у него было такое чувство, что «крыши над го­
ловой нет, а прямо — небо спустилось к нам».
Не любил похвал и иногда говорил жившим
с ним монахам на хуторе:

Божии люди

75

- Вы-то ведь знаете, какой я грешник! И пони­
маете, какой вы этим делаете мне вред!
Когда отец Дионисий был выслан из Крыма на
родину, он написал одной из духовных дочерей, ко­
торые глубоко чтили его, а потом — и служили ему:
«Только прошу, не надо скорбеть и волноваться,
может быть, Господь делает для нашего спасения.
Надо уповать, что все делается по Его святой воле.
Молись, не унывай. Да хранит тебя Господь и Ма­
терь Божия и Ангел Хранитель; будь радостна.
Церкви не оставляй, пением одушевляйся. А что ты
поешь песнь Господу, подобно херувиму, этим не
возносись о своем даровании, чтобы не удалился от
тебя Господь, и не погубила ты красоты души своей
гордостью; но в смирении услаждайся с Господом
и день и ночь, да с Ним будет твое дыхание и жизнь.
Сколько благодатного и радостного с нами сотво­
рил Господь; но мы неблагодарны остаемся Твоей
благости. Сам, Господи, просвети и озари нас светом
Твоего благоразумия и соедини нас с Тобой в сей
и будущей жизни, чтобы мы лицезрели и славили
Тебя, Создатель наш сего желает душа моя тебе, до­
рогая В. Н-на, за твою искреннюю любовь, которую
ты всегда оказывала мне, грешному. Благословен
Бог и милостив, да пребудет Он с тобою.
Твой духовный отец арх. Дионисий
Нам же вдвоем с Олей Батюшка писал:
«Христос посреди нас, дорогие сестрички В. Н.
и О. И.! Мир вам! Радуюсь и благодарю Господа,

76

Божии люди

что он не оставляет нас Своею благодатию, милует
и прощает нас, грешников, к Нему прибегающих в
покаянии и питает нас Своим Телом и Кровью, хва­
лите и благодарите Господа, создавшего вас так бла­
годатно, по образу и подобию, для вечного блажен­
ства с Господом Иисусом Христом, Который
возлюбил нас Божественною любовью, даже до
смерти крестной. Возлюбите и вы своего Жениха
Иисуса Христа: Он ожидает вашей любви, вашей ве­
ры, вашей преданности и упования на Его милость
и благодать. В Нем — наша жизнь, радость и спасе­
ние. Возлюбите друг друга: старайтесь избегать гре­
ха, который омрачает ум, оскверняет душу и сердце,
наводит печаль и уныние. Стяжите смирение по об­
разу Божию. И Он вознесет вас. В устах и сердце ба
будет молитва непрестанно: Господи Иисусе Христе,
Сыне Божий, помилуй меня, грешную! После заня­
тий на службе спешите в свою келью ограждая себя
крестным знамением. Приветствуйте друг друга лю­
бовью и о Христе лобзанием. Дома отдыхайте телом
и душою. Друг другу старайтесь услужить любовью
и сердечно: Господь примет это Себе».
Еще письмо:
«Дорогая В. Н-на, оставь все земное, мрачное;
вспомни благодатные минуты, когда ты в страст­
ные дни пела о Божией Любви и о страдании за нас,
грешных, нашего Господа. Как умилялась твоя ду­
ша горячею любовью и сожалением, что мы причи­
нили ему своими грехами позорную смерть. Это

Божии люди

77

Дух Святой за Его страдания наполнял твою душу.
Не забудь тех минут святых! И постарайся —смире­
нием, молитвою, терпением — преуспевать, укреп­
ляемая благодатию Божиею. Люби дорогую сестру
О. И-ну. Господь соединил вас во спасение. Не ду­
май, что это само собой получилось. Будь приме­
ром христианской любви и жизни».
В другом письме Батюшка писал:
«Только не похвалю, что ты унываешь. Если ты
сознаешь свою немощь и можешь укрепиться в вы­
соких добродетелях — простоте сердца, в смире­
нии, простоте и любви к ближним: то и тогда благо­
дари Господа, что Он, Благий, терпит наши
согрешения и не оставляет нас Своею благодатию.
Господь пришел грешников спасти: и все верующие
и уповающие на Господа —спасутся Его божествен­
ною благодатию и силою, — а не своими мнимыми
подвигами и заслугами. Поэтому смиримся перед
Господом, покоримся Его святой воле и будем пере­
носить все с терпением и — не унывать, потому что
уныние есть величайший грех перед Богом».
И еще: «Проповедей о. Архимандрит никогда не
говорил... Но всегда Батюшка старался нам вну­
шить, чтобы мы непрестанно помнили: как Господь
нас любит! Ты и представить себе этого не можешь.
Но всегда это помни».
Еще говорил: «Если будешь всегда при церкви,
то всегда буду любить тебя, и никогда не будешь
одинока».

78

Божии люди

Если же я жаловалась, что кто-нибудь меня не
любит, то всегда получала от него в ответ:
«О чем нам хлопотать? Лишь бы ты любила»!
Рассуждения о будущем, о своей судьбе, Батюш­
ка обычно прерывал веселым голосом:
- О чем нам толковать? Что Бог даст, то и будет.
В скорбных обстоятельствах, во всех лишениях
мы спрашивали его: как это он всегда спокоен? А он
в ответ:
- Мне что? Я — монах! Значит, я всего себя от­
дал в волю Божию. Я так люблю Бога, что если бы
Он и в ад послал меня, пойду с радостью исполнить
волю Его»!
Нам же говорил: «Я вас так люблю, сестры, то
что бы вы ни сделали, я все равно буду любить вас».
В записках его духовных дочерей так описыва­
ется конец его жизни:
«В 1930 г., в Великом посту, он заболел тяже­
лой, мучительной болезнью печени; и очень стра­
дал. Никому из нас не разрешал ухаживать за ним,
не желал показывать своих страданий, хотел в оди­
ночестве приготовиться к смерти.
В эту же болезнь Батюшка принял схиму.
Но к Страстям Христовым он мог уже выходить
в церковь.
В эту весну, после Троицы, всем монахам, в том
числе и архимандриту, было предложено уехать из
Симферополя. Батюшка был спокоен, но руки дро­
жали; и вообще он торопился: признак внутреннего

Божии люди

79

волнения. Переехал он недалеко. Но надо было уез­
жать и оттуда. Он уже не знал: куда себя деть?
И вдруг неожиданно приезжает наш бывший ре­
гент, отец иеродиакон Иннокентий, и говорит ему,
что в его деревне Петропавловской, около г. Мели­
тополя, на утренней молитве пришла мысль: непре­
менно ехать к отцу Архимандриту и взять его к се­
бе... И он его увез. В этой деревне он пробыл еще
почти два года.
Осенью 1931 г. ему удалось выполнить свою
мечту: побывать в Бахчисарайском монастыре и мо­
настырском хуторе «Анастасии». Но Батюшка стал
печален.
Весною 1932 г. в неделю Жен Мироносиц, Ба­
тюшка сходил с детьми на речку и полежал там на
берегу. Вернулся оттуда усталый, ушел в дом, не
поужинав». Слышно было, как он там пел: «Ангел
вопияше Благодатней». А наутро нашли его лежа­
щим без движения на дворе. С ним был удар одной
стороны, но говорить он еще мог, хотя с некото­
рым трудом. В утешение о. Иннокентию он гово­
рил, что у него ничего не болит и что «так легко
умирать»! На третий день, 3/16 мая, он тихо скон­
чался. Перед смертью Батюшка был пособорован
и причастился.
На погребении присутствовало семь священни­
ков. Похоронили его в ограде. Возглавлял службу
благочинный отец Дамиан. Какое совпадение имен:
в день рождения Батюшка был назван Дамианом,

80

Божии люди

а теперь святые Косьма и Дамиан прислали своего
соименника проводить его в жизнь вечную.
Отец благочинный сказал прощальное слово на
118 псалом, ст. 54: «Пета бяху мне оправдания
Твоя, на месте пришельствия моего». По русскому
переводу это понятнее: «Уставы Твои были песня­
ми моими на месте странствований моих!» — т. е.:
«Заповеди Твои, Господи, были песнями моими на
местах странствований моих на земле».
Вечная тебе память!

Дополнение

П

осле того, как я написал это житие о. Диони­
сия, мне одно лицо, — не знаю почему, — при­
слало пять тетрадей о «Современных подвижни­
ках». И там я нашел заметку и о нем.
Перепишу сюда выдержки, как они записаны.
Однажды недавно попавшая к нему под руко­
водство девушка исповедовала все свои грехи. Це­
лый свиток был исписан грехами. И она со страхом
и стыдом читала ему их. По окончании исповеди
девушка от стыда не смела взглянуть на старца.
К ее удивлению, отец Дионисий после исповеди
стал весело ходить по комнате, напевая что-то. За­
метив ее изумление, старец сказал:
- Когда человек искренне кается, то благодать,
получаемая им, переходит к священнику.

Божии люди

81

После беседы с ней батюшка разрезал арбуз, он
оказался невкусным. Но о. Дионисий, вкусив, стал
хвалить его: «Вот арбуз! Ну и арбуз! Никогда тако­
го не ел!». Дал и ей вкусить. Старец провидел усер­
дие этой сестры и хвалил арбуз.
Летом архимандрит Дионисий жил на хуторе,
принадлежавшем Херсонской обители, находив­
шемся в нескольких километрах от С. Зная вред
праздности и желая предохранить своих чад от дур­
ных помыслов, старец отправил их с хутора домой
и нагрузил их овощами и фруктами в таком количе­
стве, что еле несли это: трудящемуся не придут в го­
лову помыслы, — не до них! Приходится об одном
думать: как бы поскорее донести тяжесть.
Однажды сестра, нарушив заповедь блаженства,
сказала в унынии старцу:
- Батюшка! Я не люблю Бога: нарушаю запове­
ди Его. А кто любит Бога, заповеди Его исполняет.
Старец быстро вскочил с места, где сидел, и очень
расстроился:
- Таких слов говорить нельзя! Бога мы любим.
Но как не достигшие совершенства, нарушаем запо­
веди по немощи!
Идешь, бывало, к старцу, — буря помыслов.
Войдешь в его комнату — все исчезло, тишина на
душе: так бесы, насылающие эти помыслы, боялись
старца, не смея даже войти к нему.
Душа отца Дионисия была необыкновенно тон­
кая, нежная, чуткая.

82

Божии люди

Любимые темы его проповедей были: любовь,
смирение, кротость.
Духовная дочь старца за веру во Христа была
посажена в темницу. Там она видела следующий
сон. В церкви из алтаря вышел о. Дионисий. Она по­
дошла к нему и опустилась на колени. Старец воз­
вратился в алтарь и вынес оттуда громадный цветок
розы на длинном стебле... И дал его ей со словами:
«Гляди на эту красоту, помни о вечной красоте».
Умирала мать этой девушки. Вместе с нею, видя
ее страдания, страдала и дочь. Во сне она увидела от­
ца Дионисия: и он, желая утешить ее в горе, сказал ей:
- Без страданий нельзя спастись!
Та же духовная дочь, много лет спустя, видела
старца со всеми его духовными чадами, и он ска­
зал им:
- Мы должны быть образцом для других!
Она же видела во сне усопшую свою мять и бро­
силась к ней со словами:
- Это ты, моя радость!
Она строго взглянула на дочь и сказала:
- Радость — Господь»

Епископ
Иннокентий Херсонский

С тудент

П

еред нами стоит смиреннейший епископ Инно­
кентий. Это имя дано было ему при постриге
не случайно, а в память святого архиерея Сибири,
откуда и где воссиял и сей Иннокентий. Происхо­
дил он из духовной семьи Рязанской губернии Со­
лотчиных; но потом они переехали в Томскую гу­
бернию. Кончил там духовную семинарию, а потом
поступил в СПб. Академию. Почти всегда посту­
пившие в нее кончают успешно четырехлетний
курс. Но Солотчин, неожиданно, после двух лет
обучения, подает прошение об увольнении. И по­

84

Божии люди

том просит Томского архиерея зачислить его со­
трудником в Алтайскую миссию для просвещения
сибирских язычников. Тайна такого исключитель­
ного поворота души студента мне неизвестна. По­
сле этого раб Божий никогда не хвалился академи­
ческим образованием, как другие, упоминая лишь
о семинарии.
- Но, Владыко, вы же учились и в Академии, —
скажет, бывало, кто-нибудь.
А он, просто глядя вам в глаза, ответит медлен­
но и с невинным видом:
- Да ведь что же?! Не кончил ее! — давая по­
нять, будто его уволили за неспособность.
И на этом обыкновенно обрывались все разго­
воры об Академии. Дальше шли речи более важ­
ные, чем учебная школа. По-видимому, о. Инно­
кентий не придавал действительно в душе своей
особого значения наукам, но открыто он никогда не
говорил об этом. Лишь однажды он рассказал мне
следующий случай из жизни казанского ученого ар­
хиепископа Владимира, бывшего раньше инспекто­
ром и профессором в СПб. Академии. Приехал он
в семинарию на экзамен по философии. Вызвали
лучшего ученика. Он смело ответил по своему биле­
ту. А потом архиерей задал ему вопрос:
- Скажи ты мне: что такое философия?
Лучший ученик сразу припомнил определение
ее в учебнике и бойко начал: «Философия есть на­
ука о бытии и его сущности», — и т. д., и т. д.

Божии люди

85

- И ты все это учил?
- Да, —в недоумении ответил молодой философ.
- И зубрил?
Семинарист промолчал.
- Так забудь ты все это. Я тебе скажу, что такое
философия. Философия есть наука о заблуждениях
человеческой мысли.
Так ли было в деталях или простой передаче еп.
Иннокентия рассказ получил несколько упрощен­
ную форму, но думается, и сам он не придавал вы­
сокой цены нашей учености. И совершенно верно!
Может быть, и молодому студенту Солотчину уже
тогда не по душе пришлось преклонение перед «на­
уками», и он уволился из Академии? Или Бог звал
его к апостольскому делу миссии?

В Алтайской м иссии

Э

та миссия состояла из нескольких «станов»,
в каждом из которых трудилось по нескольку
человек. В один из таких и вступил Солотчин, —уже
постриженный потом в монахи, с именем Иннокен­
тия. Вероятно, сначала он был послушником, а впос­
ледствии стал и начальником стана. Служение это
было нелегкое: язычники относились к миссионерам
враждебно, условия жизни были физически труд­
ные, иногда и хлеба не достанешь; климат суровый;

86

Божии люди

а больше всего тут вредил святому делу «ангел сата­
нин», о коем говорил ап. Павел: «да ми пакости деет».
Ведь вся история христианской миссии, со вре­
мен «Деяний апостольских», есть крестное дело сре­
ди борьбы, гонений, мучений, убийств, ненависти
врагов Христовых. А во главе всего этого стоит диа­
вол: о нем в наших школах на уроках церковной ис­
тории, увы, не говорилось, все переводили на «есте­
ственно-исторические» причины. Но сила Божия
все препобеждала; и волны Церкви, перекатываясь
через все препятствия, бежали все дальше и дальше,
до концов мира. Сам Бог помогал проповедникам —
и словом, и чудесами.
Так было и в Алтайской миссии.
Однажды стан о. Иннокентия остановился на
границе языческого поселка. У миссионеров не бы­
ло пищи. Сам о. начальник пошел с мешком к одно­
му из жителей, прося хоть продать ему муки или
хлеба. Но тот отговорился бедностью и указал на
богатого «шамана» (местного жреца). О. Иннокен­
тий и пошел к нему, прося хлеба «Христа ради».
Тот встретил его недружелюбно, но сделал вид, что
хочет дать муки. Пришли к амбару. Шаман прика­
зал раскрыть мешок. И взяв одну щепоть муки, ска­
зал с насмешкой:
- Вот тебе Христа ради!
Не смутился Христов ученик. Истово перекрес­
тившись, он упал с благодарностью шаману в ноги
и сказал:

Божии люди

87

- Да спасет тебя за твой дар Христос Господь!
Жрец был так поражен смирением монаха, что
тут же просил научить его вере христианской и без
долгих проповедей крестился сам со всем поселком.
И сколько бы мог рассказать интересного, важ­
ного и поучительного из своей работы о. Иннокен­
тий, но никогда, вопреки нашему общему влечению
хвалиться, ничего подобного не говорил. Мудрые
любят смиренное молчание. Поэтому и я, к сожале­
нию, не могу ничего больше рассказать об этой по­
лосе его жизни.

В сане епископа и на покое

М

ало-помалу о. миссионера возвышали в чинах,
и наконец возвысили его в сан епископа Бла­
говещенского. Не по его смиренной душе, привык­
шей служить, а не повелевать было новое послуша­
ние. И он начал просить освободить его от высокого
положения и отпустить на покой, куда-нибудь в мо­
настырь. Вероятно, и года уже незаметно подходи­
ли к старости. Справедлива русская пословица: «Не
так скоро дело делается, как скоро сказка сказыва­
ется». Время у всех течет быстро и незаметно несет
нас к общему концу — к смерти. Но можно без коле­
бания предполагать, что наряду и в основе внешней
миссионерской деятельности росла и его внутрен­

88

Божии люди

няя собственная духовная жизнь: молитвенный дух,
живое благодатное общение с Богом, стремление
отдаться всецело Господу. И возможно, что отец
Иннокентий отчасти прикрываясь своей старостью
и «неспособностью» к управлению, стремился те­
перь отдаться более созерцательной жизни к «спа­
сению своей души». Ведь Один Бог да дух человека
знают: что было и есть в человеке! Святой Синод
назначил его сначала в Алатырский Троицкий мо­
настырь (Симбирской губернии), потом он был пе­
реведен на юг, в Крым, настоятелем монастыря,
возле г. Севастополя. Этот монастырь был создан
на месте крещения св. Князя Владимира. Еп. Инно­
кентий управлял им около четырех лет, затем был
перемещен настоятелем в Свияжский монастырь
Казанской губернии. А оттуда был возвращен в
Херсонес в 1909 г. Здесь мне и пришлось встретить
его. Еще будучи студентом Академии, я посетил
его. А потом, рукоположенный в викария Севасто­
польского, сделался его преемником по управле­
нию монастырем; он же ушел совсем на покой, уда­
лившись в особый домик, возле колоссального
собора, построенного над остатками стен древнего
храма, где, по преданию, крестился князь Влади­
мир. В домик к нему почти никто не ходил. Но об
этом расскажу после.
А теперь вспомню кое-что о жизни его, как на­
стоятеля этого монастыря, и как об этом я слышал
от других — сам он всегда предпочитал молчание.

Божии люди

89

В монастыре братии было немного, человек 30, хо­
тя земельные средства были очень богатые. Братия
в большинстве была поющая и становилась на кли­
росе; другие, по обычаю, несли послушание в алта­
ре, на кухне, по коровнику, по трапезной и проч.
Сам настоятель, епископ Иннокентий, обычно ста­
новился с певчими на клиросе. По монастырскому
уставу в нескольких местах утрени полагается, как
известно, и посидеть. Например, при чтении псал­
мов можно сидеть, отчего они и названы по-грече­
ски «кафизмами», а по-русски это значит «сиде­
ние»; во время чтения поучений и проч. Для этого
на клиросе делались подъемные лавочки, которые
после сидения опускались. Конечно, монахи всегда
пользовались этими элементами «отдыха». Но зато
стоял Владыка, никогда не присаживавшийся, не­
смотря на старость. Говорят, что кто-то из посто­
ронних однажды спросил его?
- Владыко! Почему вы не садитесь, как и все
другие?
- Да ведь как тут сядешь-то? — отвечал он на
очень простом сельском языке, — Вон они (мона­
хи) сидят, а я стою. А если я сяду, так они и лягут,
пожалуй.
Я думаю, что подобной шуткой он хотел снова
прикрыть совсем иные мотивы стояний: подвиг
свой. Но ему совершенно невозможно было вскры­
вать напоказ свои добродетели. И вероятно, потому
он отвел нескромный вопрос шуткой. Вообще он

90

Божии люди

говорил крайне просто, иногда прямо по-деревен­
ски, употребляя крестьянские обороты, вроде:
«Ежели всмотришься — вглядишься», или: «Да кто
ж его знает» и т. д. Никогда не любил употреблять
иностранных слов.
Однажды произошел такой случай. О. Амвро­
сий, исполнявший в монастыре обязанности ризни­
чего, как-то остался ночевать у знакомых в городе,
а в монастырь возвратился уже утром. Благочин­
ный, по долгу своему, сообщил об этом Владыке.
Он велел позвать виновного к себе в настоятель­
ские покои. По обычаю, монахи при входе кланя­
ются архиерею в ноги, прося благословения.
- Отец Амвросий, —спокойно обращается к про­
винившемуся Владыка, — ты нынче не ночевал до­
ма-то?
- Простите, Владыка святой! — снова бросается
тот в ноги святителю.
А монах он был большого роста, всегда с тща­
тельно расчесанными волосами и бородой в пре­
красно сшитой рясе, а иногда и на шелковой шумя­
щей подкладке, с красивыми разноцветными
четочками, в блестящем черном клобуке, жизнера­
достный, улыбающийся, всем услужливый, привет­
ливый. А сверх всего этого, он искренно любил
Владыку и прислуживал ему. Да и святитель, ка­
жется, относился к нему с любовью же.
- Простить-то бы ништо! — отвечал послови­
цей архиерей. — Да было бы за што.

Божии люди

91

Тот молчит. Да и что тут скажешь?
- Давай помолимся!
И старый святитель становится перед образа­
ми и начинает класть земные поклоны с молитвой:
«Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешно­
го»! С ним бьет поклон и о. Амвросий; за первым
следует второй, пятый, десятый, тридцатый...
Старцу архиерею ширококостному, но с тощей по­
стнической плотью все нипочем; а у полного риз­
ничего уже и сил нет, и пот катится по лицу... Уж
не знаю, до какого десятка довел виновного Вла­
дыка. Потом обращается к монаху с мирным бла­
гословением:
- Иди, брат! И вперед уж ночуй в монастыре.
Тот сделал последний прощальный поклон и
вышел.
Пищу Владыка употреблял самую простую: кар­
тофель, щи, кашу. Но если появлялись «важные»
гости, он приказывал подать и спрятанную соленую
рыбу, и яичницу, и молочные продукты. Но сам не
касался этой «роскоши». Подробный список пищи
напишу после.
- Владыка, что же вы сами не кушаете этого?
- Желу-у-удок не принимает, — отвечает он
медленно и при этом указывает на место, где у него
находится этот своенравный желудок. А смотрит он
на вас в это время опять будто детскими наивными
глазами. Мы же уверены, что он лишь скрывает
свое постничество, — и не только не кушал, конеч­

92

Божии люди

но, скоромного, — но и из постной пищи выбирал
себе только самое простое: это тоже не так уж легко
и обычно.
- Вот картофель, — и он дружественно указывал
на пару картофелин, — принимает мой желудок.
Еще рассказывали мне замечательный случай
о фотографии.
В это время покойный митрополит Киевский
Флавиан собирал почему-то коллекции всех рус­
ских архиереев. Но еп. Иннокентий не снимался, он
считал это греховным делом:
- Ведь у нас кого изображают-то? Чьи лики-то
на иконах? Господа нашего Иисуса Христа, Пре­
святой Владычицы нашей Богородицы, апостолов,
мучеников, святых. Ведь вон Кого нужно изобра­
жать, а не наши грешные лица, — говорил он в объ­
яснение.
Но тут случай был особой: сам Киевский митро­
полит просит! Что же Владыка? Пишет письмо с от­
казом, прося прощение за ослушание. Но тот неумо­
лимо настаивает на своем. Смиренный святитель
повинуется, едет в город, снимается, но захватывает
всего лишь одну фотографию для митрополита,
а негатив приказывает фотографу разбить, чтобы
тот не повторил снимков.
Кстати, вид его был благолепнейший. Широкая,
из-под самых глаз растущая седая борода, проница­
тельные, но намеренно скрываемые очи, сжатые, ед­
ва видимые за усами, тонкие губы, широкие, но то­

Божии люди

93

щие руки, всегда прилично одетый, людей принимал
непременно в рясе, клобуке и панагии, в храм ходил
с архиерейским жезлом. Вообще вел себя достойно
истинного святителя и по внешности показывал себя
обыкновенным.
Но что было внутри, знает Один Бог высоту его
жизни и молитвы. Одно лишь я хорошо помню: на
суставах его пальцев были большие мозоли — от
множества земных поклонов.

Некоторые мысли его

Я

уже писал, что он не любил учить и наставлять,
особенно от своего имени.
И поэтому он в монастыре никогда не говорил
проповедей. А в положенное время читали что-ли­
бо из разных печатных сборников. Как-то я спро­
сил его: почему он не говорит от себя?
- Да ведь проповеди-то отца протоиерея Шумо­
ва (или там, Белоцветова) какие прекрасные! И ду­
мать-то не приходится. Лучше не скажешь!
И выйдя на амвон, широко перекрестившись, он
благоговейно начинал читать монахам или немногим
богомольцам из города «прекрасного» Шумова...
Мне случалось иногда беседовать с ним, и неко­
торые его мысли врезались навеки. Вот одна из
них — «Кто хорош?».

94

Божии люди

Как-то я, еще студентом, начал в разговоре с ним
хвалить одного из знакомых: вот он-де какой хоро­
ший, какой славный. Выслушав мою легкомыслен­
ную сказку, Владыка вдруг и спрашивает тихо:
- Вот мы, — не сказал он мне, — «вы, — а и на
себя взял грех, —часто говорим: такой-то хороший,
а такой-то нехороший. Скажите мне, что значит
быть хорошим?
Немного подумав, я ответил ему:
- Хорош тот, кто смирен.
Так-то оно так, да ведь как узнать-то, что ты
смирен?
Я не нашел ответа и спросил, что думает сам
Владыка.
- Хорош тот, кто искренне считает себя нехоро­
шим, тот только еще начинает быть хорошим.
На том и кончился тогда этот разговор. Но те­
перь я задумывают: зачем он задал мне такой во­
прос? Не может быть чтобы для отвлеченного рас­
суждения! Такие люди всегда имеют какую-либо
жизненную, практическую спасительную цель...
Долго я размышлял и сделал такое предположение:
урок его был направлен ко мне самому. Я хвалил
другого, но в это время о себе думал высоко, что вот
и я хорош, и хорошее дело делаю: хвалю, а не осуж­
даю. А если хвалю, то считаю себя вправе делать
разбор и оценки, обыкновенно эти оценки делают
высшие по отношению низших. Ясно, что я в то
время воображал о себе немало и, конечно, не счи­

Божии люди

95

тал себя плохим... Вспоминается изречение из древ­
них отцов, что они не любили ни корить, ни хва­
лить, ибо в обоих случаях они становились судья­
ми, т. е., мнили бы себя выше других.
И Владыка должен был сказать тогда мне пря­
мо — чего ты о других думаешь? Посмотри на себя,
ты-то каков? Но по своему смирению он не мог ска­
зать это открыто, потому и придумал такой отвле­
ченный разговор.
Но увы! Я не сделал этого вывода до конца,
а мне, как «богослову» понравилась лишь «остро­
умная» постановка вопроса о хорошести. И лишь
теперь, много лет спустя, я вижу (и то мало еще):
да, я не считал себя нехорошим...
В другой раз я вел себя еще хуже: в беседе с ним
я уже кого-то резко и настойчиво осуждал. Епископ
прямо мне смотрел в глаза и молчал, точно будто
бы внимательно слушал. Во всяком случае он не
прерывал меня, не остановил, и я во взгляде его не
подметил укора... Может быть теперь бы узрел пе­
чаль обо мне в очах его... Я продолжал и продолжал
судить — он слушает. Наконец, запас моей критики
подошел к концу... После я много раз рассказывал
об этом случае знакомым и задавал им вопрос: что
они думают, как бы должен в подобном положении
поступить опытный святой служитель? И что ска­
зал на этот раз епископ?
И почти никто не отвечал мне правильно. И от­
вет — нелегкий. В самом деле, если бы согласиться

96

Божии люди

со мною в осуждении, то и слушатель оказался бы
соучастником греха; если же так или иначе осудить
меня самого или хотя бы остановить разговор, то
Владыка стал бы судьей надо мной, как я — над тем.
А кроме того, может быть, тот человек и в самом де­
ле что-либо худое допускал; если так, то как худое
защищать? Или как называть его хорошим? Итак,
везде трудно. А благодатный дух Владыки нашел
легко мудрый ответ. Крестясь, он спокойно с мо­
литвой сказал; «Спаси; Господи, этого человека!»,
т. е„ осуждаемого мною. А затем, снова крестясь,
добавил о себе; «И помилуй меня, грешного». Про
меня же ни слова... Так он никого не осудил, кроме
себя. А к осужденному проявил любовь в молитве...
Я же сам уже должен был сделать вывод: хорошо ли
я поступил, судя другого?
Я не раз поражался такой Божественной прему­
дрости Владыки. Дух Божий руководил его.
Пришла революция. В районах белой власти по­
стоянно бранили красных. «Особый» Владыка и тут
занял особую позицию.
- Вот мы все осуждаем и молимся о себе. Да
ведь еще неизвестно: о ком нужно больше мо­
литься-то? — Потом, подумав, добавил: — О них
нужно молиться, они — в опасном духовном по­
ложении.
Ни слова ненависти, ни намека на их политику,
ни даже какого-нибудь осуждения, а лишь — о мо­
литве.

Божии люди

97

Еще вспоминается его ответ о войне: что он ду­
мает по этому вопросу? Тогда либеральное мнение
осуждало всякую войну. А он, задумавшись немно­
го, со спокойной решительностью и ясной для себя
несомненностью сказал по-деревенски:
- Ежели всмотришься-вглядишься, то, пожа­
луй, еще скажешь: слава Богу, что есть войны! Без
них еще хуже было бы.
Признаюсь, что такой ясной и смелой формули­
ровки о войне, с благодарением Богу, я не читал ни­
где. Такие люди, как он, не умственно подходят к во­
просам, а духом зрят основную правду или неправду
в решении их.
Пример — недавняя война против немцев... Ее
принял сознательно и русский народ, вслед за пра­
вительством; ее благословила и Церковь от всего
сердца. И, конечно, нужно сказать:
- Слава Богу, что война была!
Еще не хочу забыть один случай. Однажды еп.
Иннокентий ехал по какому-то делу в Симферо­
поль. Сидел он в третьем классе (и это — значи­
тельно). На одной из станций вошла женщина с ре­
бенком на руках. Мест свободных не было. Он
встал, уступил свое место и продолжал стоять... Это
рассказывали очевидцы.
Однажды он заговорил о фарисее, хвалившемся
собою:
- Да ведь тут как не подумаешь о себе хорошо,
когда сравниваешь с мытарями, прелюбодеями

98

Божии люди

и другими грешниками? А если бы он сравнил себя
с пророками, а мы теперь — с Пресвятою Богоро­
дицею, апостолами, мучениками, с великими пре­
подобными, вот тут уж не станешь хвалить себя,
а опустишь голову, как евангельский мытарь, да
только и скажешь: Боже, милостив будь ко мне,
грешнику.

П оследние дни

С

вятитель вообще не болел, и я не помню случая,
чтобы он выбирался к докторам. И до самой
кончины никто из нас в монастыре не думал о его
близкой смерти? За неделю до этого я пришел к не­
му с какой-то беседою. По обыкновению, он был
внимателен и сосредоточен. Перед моим уходом он,
вопреки его обычной сдержанности, вдруг прямо
и решительно обратился ко мне и дал мне некий
обличительный совет... И притом со всей опреде­
ленностью и даже с резкостью: точно это был уже
не смиренный Владыка Иннокентий. Совет был яв­
но прозорливого свойства. Точно от удара хлыстом
я съежился и виновато замолчал. Но вдруг картина
решительно изменилась:
- Простите меня, ради Бога! Простите, — заво­
пил он. — Кто я такой, окаянный, что осмелился
сказать вам это? Я еще не начинал спасаться!

Божии люди

99

А через неделю наступил конец. Утром ко мне
пришел «наместник» монастыря (т. е., заместитель на­
стоятеля, фактически правящий монастырем) и сказал
об агонии Владыки. Мы поспешили к умирающему.
Там сидел и наш монастырский фельдшер, иеромонах
Августин. Владыка был уже без сознания, тяжело сто­
нал. И через несколько часов скончался. Когда он ис­
пустил последний вздох, вдруг раздалось страшное
рыдание, это плакал о. наместник, духовный сын
усопшего. Тут должно обратить внимание на край­
нюю необычность этих слез именно не у кого другого,
как у о. наместника. Это был человек очень справед­
ливый и талантливый администратор по монастырю,
но в то же время — и властный, и резкий. Его почти
никто не видел улыбающимся когда-либо. В монасты­
ре у него было немало врагов, особенно из своеволь­
ных и недисциплинированных монахов. И мне само­
му он был тяжел и казался властным и жестоким. И не
раз я собирался переводить его в иной монастырь, но
все откладывал. И вдруг — этот надрывающий душу
крик и рыдания. Я был поражен. Как он — о. намест­
ник — любил покойного! А если любил, если мог так
сильно любить, то он не мог быть дурным человеком:
дурные никого не любят. И я искренне примирился
в душе с мнимым недругом моим. А теперь вспоминаю
его с почитанием и любовью и рад бы видеться...
После были устроены надлежащие похороны.
И покойник был погребен под сводами в право-зад­
ней стороне.

100

Божии люди

Никаких денег у него не осталось. Вещи же свои
он завещал монастырю и некоторым из нас. Мне
досталась его верхняя ряса, которую я и носил, не­
достойный.
Среди книг и рукописей его оказалась одна тет­
радь его о необычайном чуде, о коем я по памяти
теперь и расскажу, не ручаясь за точность подроб­
ностей. Эта рукопись была копией письменного до­
клада покойного Томскому архиерею, пославшему
его обследовать необыкновеннейшее чудо.
В одном алтайском селе нужно было совер­
шить крещение новообращенного. Возле стоял и
восприемник, бывший прежде язычником. Когда
священник зачитал молитвы, где испрашивалось
об освящении воды «наитием Святого Духа», то
восприемник испуганно закричал, прерывая свя­
щенника:
- Это и со мною так было? Это и со мною было?
Едва успокоили его, заставили замолчать. Что
же оказалось? Когда священник молился о «наитии
Святого духа», сей бывший язычник, а теперь хри­
стианский восприемник, ничего не думая и, конеч­
но, не разумея даже слов молитвы, вдруг явно уви­
дел Духа Божия, спускавшегося из-под купола на
чан с водою, в виде огня Пятидесятницы. И огонь
этот растаял в воде.
Вот тут-то и закричал созерцатель этого чуда.
О совершившемся донесено было архиерею, а тот
и назначил ответственным следователем о. Инно­

Божии люди

101

кентия. Он под присягою допросил всех свидетелей,
и все подтвердилось с несомненной достоверностью.
Благодарим Господа, что и доселе еще твори­
лись Его чудеса в Православной Церкви!
Значит и при всяком крещении сходит Дух Свя­
той. Значит, и при освящении крещенской воды
сходит Дух Святой, Слава Духу Святому, Господу
Животворящему!
Жили муж и жена, она православная, он — про­
тестант. Дети у них не рождались. Но жена хотела
иметь хотя бы приемного мальчика. А муж опасал­
ся брать приемыша ввиду неспокойного характера
своей жены. Споры не приводили их к соглашению.
И тогда они решили принести вопрос на суд Влады­
ки. Его тогда уже чтил народ как святого. Пришли
в монастырь. Епископ сначала принял мужа-проте­
станта. Его долго продержал Владыка и выпустил
плачущим, дав совет не брать приемыша. Жена
ожидала к себе, именно как к православной, еще
большего внимания и рассчитывала на победу сво­
его мнения. Но Владыка, ласково проводив мужа,
жену его не принял даже для беседы, только с пе­
чальной укоризной сказал ей:
- Гордыня, матушка, гордыня! — и затворил
двери...
Так мне рассказывали, так и записал.
Через год мы эвакуировались из Севастополя
в Константинополь. Последний, кто пришел на бро­
неносец проститься со мной, был тот же о. намест­

102

Божии люди

ник, который горько рыдал над своим духовным от­
цом. Ничего он не просил, ни на что не жаловался.
Только я почувствовал его любовь и ко мне, худому.
Получив от меня благословение, он, печальный, ти­
хо пошел по палубе... Что-то с ним будет?
Прошло 28 лет. Я возвратился из-за границы на
родину. И узнал, что архимандрит Августин еще
жив и живет в Алма-Атинской области. Я снесся
с ним и получил несколько писем от него. Особен­
но я просил написать мне воспоминания свои о
епископе Иннокентии, которого он знал много лет
по Херсону, был ближайшим сотрудником его по
монастырю и лично. Из этих писем я и выпишу не­
которые новые данные об Угоднике Божием, а так­
же и о самом монастыре. А что было уже написано,
опускаю.
«Приветствую вас с праздником Св. Живона­
чальные Троицы...
Посылаю вам сведения об епископе Иннокен­
тии...
Написал то, что более запечатлелось в памяти.
В мире — Иван Солотчин. В епископа хиротонисан
в Томске в гор. Благовещенск в 1900 году (или
1899)...» Далее о. Августин вспоминает о хозяйст­
венной деятельности Святителя в Херсонесском
монастыре, это я опускаю, пишу лишь то, что каса­
ется духовной личности его:
«Владыка Иннокентий во время его настоятель­
ства в Херсонесском монастыре, неопустительно

Божии люди

103

посещал все церковные богослужения. Особенно
отдавал предпочтение утрене, совершаемой в 4 часа
утра. На утрени сам читал все каноны. Никогда не
садился, несмотря на болезнь ног. Особенно чтил
память св. Иннокентия Иркутского, 26 ноября.
Акафист ему читал на коленях, иногда со слезами.
Раза три в году Владыка ездил в Севастопольскую
тюрьму для совершения богослужения в один день
на пасхальной седмице, на храмовый праздник
Св. Николая (9 мая) и в одно воскресенье Великого
поста. И, кроме того, несколько раз в году ездил ту­
да для собеседования с арестантами. В Великий
Пост читал им о страданиях Спасителя. Когда слу­
жил там, то каждый раз выделял из своих скудных
средств небольшую сумму (25 рублей) на улучше­
ние пищи арестованным. Начальник тюрьмы сна­
чала не хотел принимать этого, говоря, что у них
пища и так хороша:
- Вы посмотрите на них, какие они исправные!
- Но все же, — говорил Владыка, — слава Богу,
что они — исправные, а я прошу принять от меня
малую лепту. Наше дело — утешить их страдания
хоть чем-нибудь: купить им рыбки, фруктов, чай­
ком сладеньким с сухарями напоите, вот им и будет
утешение и настоящий праздник.
В воскресные дни проводил беседы с братией
в трапезной. Все монашествующие и послушники за
неделю должны были заучить наизусть очередное
воскресное литургийное Евангелие, и таким образом

104

Божии люди

братия приучалась к чтению Евангелия. Великим
постом Владыка проводил с ними беседы о страда­
ниях Спасителя.
Всех приходящих за помощью или милостынею
принимал сам... Даже на пути в храм всегда оста­
навливался и подавал милостыню просящим. Зато
после смерти не осталось у него ни одной копейки,
только — небольшая сумма, оставленная заранее
в конверте с надписью: «На погребение».
Незадолго до смерти Владыка принял постри­
жение в схиму, с именем Иоанна, Предтечи Господ­
ня, и над ним было совершено Таинство Елеосвя­
щения...
Митрополит Петроградский Антоний был два ра­
за: первый —в сентябре 1902 года. Обращаясь к бра­
тии монастыря, он сказал: «Вам назначили настояте­
лем великого молитвенника, смиренного и кроткого
епископа Иннокентия. В духовном отношении он бу­
дет образцовым настоятелем, а в экономическом,
я думаю, между братии всегда найдутся опытные ему
помощники, которые будут следить за хозяйственной
частью обители»...
Расскажу про один печальный случай. В 1904 го­
ду Владыка Таврический Николай возвращался из
Одессы с хиротонии Елисаветградского Анатолия,
через Севастополь пароходом. Телеграмма о его
приезде в монастырь не была получена своевремен­
но. И лошади к 4 часам утра не были высланы. Вла­
дыка приехал на извозчике, к 7 часам утра; в это

Божии люди

105

время Святые ворота бывают еще закрыты, и бра­
тия, после утрени, ложится вздремнуть. Владыка
Николай с черного хода подъехал к парадному
подъезду. Первым заметил его я, так как мои окна
были около подъезда пока я одевался, Владыка был
уже на верхней площадке лестницы. Двери в покои
были заперты келейником снаружи. Когда его разы­
скали и открыли дверь, Владыка Иннокентий подо­
шел к Владыке Николаю с приветствием: «Милости
просим, Преосвященнейший Владыка». Но Владыка
Николай отвернулся от него и стал кричать: «Боже
мой! Приехал архиерей, а они все спят!.. Старый ду­
рак! Грех на себя взял и тот архиерей, который про­
изводил и тебя в архиереи! Тебе не архиереем быть,
а свинопасом»!
Владыка Иннокентий кланялся земно, прося
простить его и братию.
- Пошел прочь, старый дурак! —и ушел в покои.
Наш Владыка стоял с недоумением и говорил
нам:
- Спаси его, Господи! Что с ним случилось?
Верно, в дороге что-нибудь произошло? Надо мо­
литься о Владыке, чтобы Господь помог ему успо­
коиться!
После обедни он сделал попытку войти к Влады­
ке Николаю и взял просфору. Но он его не принял.
Владыка весь день молился... Сообщили благочин­
ному Баженову, он тоже ничего не знал о прибытии
архиерея. И уже к 4 часам вечера приехал он к Вла­

106

Божии люди

дыке Николаю. Во время их беседы была подана на­
рочным телеграмма. Тогда был приглашен и Влады­
ка Иннокентий. Он поклонился в ноги, умоляя про­
стить его и братию за невнимание к Епископу. Но —
ни одного слова не сказал в оправдание себя, что
они не получали телеграммы... Только тогда состоя­
лось примирение...
(Моя вставка. Это для нас, грешных, просто —
невероятно! И я думаю, что подобного случая не бы­
вало во всем мире. Только смиренный Святитель мог
сделать это... Как не умилиться перед ним?! А о В. Н.
хочется плакать. — М. В.)

- Вот ведь какие случаи в жизни бывают! — го­
ворил он нам после. — Спаси нас, Господи!
Вспоминаю, кстати, и другой случай с о. благо­
чинным. Умерла у него жена. Он приехал пригла­
сить Владыку на погребение. И просил преподать
ему утешение в постигшем его горе. Подумал не­
много Владыка и сказал: «Слава Богу»! О. протоие­
рей смутился от такого ответа.
- Нужно не сетовать, а благодарить Господа за
великую его милость. Ведь без Его воли святой ни­
чего не совершается в мире!
Не успокоился благочинный. А Владыка спо­
койно продолжал:
- Когда мы научимся жить по воле Божией и Его
Всеблагому промыслу, то для нас будет ясна и смерть
матушки. Она тяжело болела больше года, пригото­

Божии люди

107

вила себя к переходу в вечную жизнь. Об ее кончине
нужно только благодарить Господа и усердно мо­
литься!
О. благочинный понял Владыку и стал благода­
рить его за такое утешение...
Был и такой случай. Одна гражданка г. Севасто­
поля пришла к Владыке за благословением. Он бла­
гословил ее и сказал:
- В твоей комнате на сундуке под клеенкой ле­
жит картина, которую ты должна убрать: у тебя на
днях будет обыск и ты можешь пострадать.
Это был портрет Николая II. Женщина эту кар­
тину сожгла. Через 5 дней действительно был
обыск, и все обошлось благополучно.
Отношение к братии было снисходительное.
Виновных иногда вызывал к себе, сначала говорил
спокойно, под конец возвышал тон. Когда винов­
ный уходил, то он нам с восторгом говорил:
- Ух, и пробрал я его! Будет долго помнить меня!
Но уходящий, наоборот, был спокоен: он знал,
что этим все и окончится; и все обходилось благо­
получно.
А если кто провинился больше, Владыка давал
назидание и ставил его на поклоны. А сам в это вре­
мя стоял сбоку и считал поклоны по четкам. Иногда
же вместе с ним клал поклоны. А потом с миром от­
пускал.
Отношение же монашествующих к нему было
не со страхом, а как внуков к дедушке. И все мы так

108

Божии люди

и называли его: «Наш дедушка». Когда он видел нас
утомленными от какой-нибудь работы или от пере­
грузки, то сочувственно говорил: «Спаси вас, Гос­
поди! Вы уже сегодня измаялись».
Я при нем прожил всего 20 лет и ни разу не имел
никакого выговора. Если и были ошибки у меня по
службе, то когда мы встречаемся у него в зале, он
остановит меня и, ни слова не говоря, посмотрит
приветливо в глаза мен, тяжело вздохнет и скажет:
- Спаси тебя Господи, брат.
А я, понимая мои ошибки, извинялся и, приняв
от него благословение, уходил.
К подвигам его относится личный обычай; на
всех богослужениях, во время произношения по­
следнего прошения на просительной ектении «Хрис­
тианские кончины живота нашего и доброго ответа
на страшном судилище Христовом», клал земные
поклоны, этот обычай он исполнял до самой смерти.
Еще припоминается особый случай. Французский
консул в Севастополе, Луи Ге, очень уважал Владыку
и часто посещал его. Воспользовавшись этим, он воз­
будил перед ним ходатайство о возвращении из Па­
рижа плененного во время Крымской войны колоко­
ла в 150 пудов. Правительство Франции возвратило
его из собора Божией Матери («Нотр Дам») в монас­
тырь в 1913 году. Он сохраняется и теперь.
За обедом Владыка приносил читать какую-ни­
будь книгу или газету и читал статью, отмеченную
синим карандашом.

Божии люди

109

Не любил сниматься. А если кто-нибудь из-за
кустов хотел сфотографировать его, он прятался.
У меня сохранилось два снимка его: на одном он
снят с Архиепископом Томским Макарием, Мефо­
дием и еще третьим, после хиротонии его во епис­
копа, а на другом — снят с Митрополитом Киев­
ским Флавианом.
Колокольный звон к службе любил благослов­
лять, за четверть часа выходил в зал, держал часы
в руках и ходил взад-вперед, дожидаясь звонаря...
(Далее архимандрит Августин подробно описы­
вает пищу Владыки Иннокентия. Но мы здесь не бу­
дем описывать это. Только отметим, —к написанно­
му раньше, — что сначала он ел еще рыбу, только
судака, а после и это перестал. Масла, даже постно­
го, не употреблял на первой неделе Великого Поста
пил чай без сахара. Если же когда-нибудь приходилось
с гостями выпить стакан чаю, кроме обычных двух,
то за это он клал по 10 земных поклонов. Особенно
хвалил редечный сок. Вино не пил никогда, и не любил
много пьющих, Но никогда никого не осуждал, а всегда
говорил: «Спаси вас, Господи!». Одежда его была про­
стая. Были 2 панагии; и ни одного наперстного крес­
та. Все, что оставалось, он раздавал: архиепископу
Димитрию — панагию, мне —рясу, книги — в монас­
тырь; прочее —монахам и знакомым. —М. В.).
Скончался он в 1919 году, 23 октября. Утром он
пригласил иеромонаха Бориса, исповедался и при­
нял Святые Дары. И еще, сидя на кровати, сам про­

110

Божии люди

читал молитвы по причащении и выпил стакан чаю
с просфорой. Потом лег в постель. Я сидел около
него. Он уснул. Но начал ненормально сильно ды­
шать. И, не приходя в сознание, отошел ко Господу.
Погребен был в задней части правого придела собо­
ра: в память преподобного Мартиниана: этот при­
дел над могилой Архиепископа Таврического Мар­
тиниана был устроен Владыкой Иннокентием на
личные его средства и им самим освящен».

Крымские подвижники

А р х и м ан д р и т Т ихон
рхимандрит Тихон, в миру Тимофей Клемен­
тьевич Богуславец, родился в 1859 году; умер
в 1950 году, 30 января.
Родился он в простой семье, получил техническое
образование. Был на военной службе — моряком на
корабле, участник в заграничном плавании. С детства
имел дар воздержания: никогда не вкушал мяса, сала
не мог принимать. Среди моряков выделялся своим
целомудрием. Офицеры любили его за чистоту, цело­
мудрие, честность, во всем сдержанность и исполни­
тельность. По окончании военной службы он посту­
пил в монастырь близ Инкермана, возле Севастополя.

А

112

Божии люди

Игумен, желая испытать Тимофея, подвел его
к уборным, приказал очистить их.
- Где черпак и ведро, — спросил он.
И в своем чистом костюме принялся за дело.
Игумен сразу принял. 60 лет о. Тихон — такое имя
дано было при постриге —провел в иноческом чине.
Посещая город, он надевал заплатанную рясу и
лапти, чтобы не тщеславиться.
Из Инкермана он был переведен игуменов в Ге­
оргиевский монастырь в 11 верстах к востоку от Се­
вастополя, на спуске горы к Черному морю. Но по­
том он снова возвращен в Инкерманский монастырь,
где жил в пещере, вырубленной в каменной скале.
Их было много, в римские времена сюда ссылали
христиан и заставляли их вытесывать из гор пре­
красный камень. Сюда был сослан и Климент, папа
Римский, и папа Мортин, и многие тысячи христиан,
и преступники. Во время гонений на христиан о. Ти­
хон удален был и отсюда. Он ушел на Украину, по­
следние же годы жил в С. И все время тосковал по
монастырю.
- В монастыре тебя в Царство Небесное в спину
толкают, — говорил он.
Он был духовным сыном оптинского старца,
о. Амвросия. Последний, под видом некоей юроди­
вости, дал о. Тихону заповедь:
- Будь почудаковатее!
И поэтому он всегда шутил, смеялся, рассказы­
вал веселые случаи, поговорки и пр. Жалобы, уны­

Божии люди

113

ние, огорчение — не были знакомы ему, особенно,
на людях, а сердечный плач он скрывал. Лицо у не­
го всегда было светлое, сияющее, розовое, без еди­
ной морщинки. И в девяносто лет он был бодр и ве­
сел, не походил на старика.
Но в присутствии тех, кому он доверял, был
строг и серьезен.
Он был наделен от Бога даром старчества рас­
сказывается об этом несколько случаев.
Одна пожилая женщина, потерявшая в войну
единственного сына и здоровье, оглянувшись на
свою жизнь, пришла в отчаяние от множества своих
грехов. Она была даже вовлечена в союз безбожни­
ков. Но не ответила прямо на вопрос, верующая ли
она. Услышав про отца Тихона, она приехала к нему.
Хозяйка дома, где он жил, не впустила ее. Озадачен­
ная, она осталась около закрытой перед нею двери.
Вдруг она отворилась, и ее позвала к старцу хозяйка.
Войдя в его комнату, женщина зарыдала и не могла
сказать ни слова... Успокоившись, она открыла все,
сказала и об отчаянии. Старец ответил ей:
- Вот отчаяние больше всех ваших грехов! А у Бо­
га милости на всех хватит!
Получив благословение и указание — как ей
жить дальше, — она ушла от него успокоенная, как
будто бы она все грехи свои оставила у него.
Другой случай. Девушка-сиротка пережила в кон­
це осады Севастополя немцами страшное горе: на ее
глазах в убежище, разбитом снарядом немцев, сгоре­

114

Божии люди

ла ее мать. Она сидела в стороне и ждала, когда оста­
нутся от матери хоть кости. Полубезумная, она от­
правилась в Б-ву, чтобы там схоронить останки. За
ней пошел из С. священник, знавший ее; он принял
ее и похоронил кости в своем саду. Поселившись
в С., она узнала об о. Тихоне и привязалась к нему.
Но скоро она заболела психически; ее отправили
в больницу. Когда она оправилась, старец предло­
жил ей делать массаж, будто бы он страдает ногами:
девушка была знакома с массажем. Отец же архи­
мандрит все время что-нибудь говорил ей. И она
совсем выздоровела...
Многих сироток он воспитал и дал им возмож­
ность обучиться; и теперь они в М. и в С. работают
по бухгалтерии.
Однажды к нему приехала игуменья закрытого
монастыря М-я с келейницей. Он поместил их в од­
ной семье и питал несколько лет.
В последние годы, когда в Крым был назначен из­
вестный ученый-хирург, архиепископ Лука, о. Тихон
был его духовником; и назначен духовником всей
Крымской епархии. Он очень чтил его. Узнав о смер­
ти старца, архиепископ Лука бросился ему на грудь со
словами и в слезах:
- На кого ты меня оставил?
За 20 дней до смерти старец перестал прини­
мать пищу, ничего не вкушал кроме Причастия,
а причащали его через день... Перед смертью собо­
ровали его.

Божии люди

115

И ер о м о н ах С ераф и м
еромонах Серафим был не простого звания.
Братия, по наваждению врага, не любили его.
Из обителей гнали его и считали недостойным пост­
ригать его в иноческий чин. В конце концов приня­
ли в Херсонесский монастырь. Здесь он и прожил
большую половину своей жизни, неся всякие послу­
шания. А в последние годы, приняв схиму, провел
почти в затворе всю остальную жизнь. Там он не
принимал к себе почти никого. Вел строгую по­
движническую жизнь. В келье его висело изображе­
ние страшного суда и стоял гроб, в котором старец
и почивал. В изголовье лежал камень с углублением
для головы. Но в последние годы жизни двери его
кельи открылись для простых людей, ищущих спа­
сения души. Особенно стремились к нему старуш­
ки-странницы и ищущие спасения в миру.
Однажды пришла к нему П. с маленькой дочкой.
- Ты знаешь, кто я? — спросил он ее.
- Ты —мертвый Батюшка! —ответила она в про­
стоте.
- Воистину тебе Ангел возвестил, что я — мерт­
вый.
Перед смертью его посетили три преданные ему
старушки. Одной он сказал:
- Ты сама не съешь, а все мне несешь.
Другой напророчил:
- А ты, Анна, останешься со скорбями до смерти.

И

116

Божии люди

И это действительно сбылось.
Третьей ничего не сказал, а только снял шарф
с ее головы и вытер себе глаза. И под конец ее жизни
ее дочь и зять повыбрасывали все ее иконы. И она от
слез ослепла.
Предвидя будущее гонение на церковь, монас­
тыри, на священников, монахов, вообще верующих:
старец говорил:
- Горе на земле, горе и на море, горе и на реках.
Спустя некоторое время после смерти его один
инок Херсонесской обители стоял около его моги­
лы и подумал:
- Вот Батюшка Серафим помер и ничего от не­
го не осталось: прах и больше ничего!
Глядь, а Батюшка живой идет к собору... Инок
бросился за ним бежать. Но о. Серафим дошел до
собора, вошел через дверь и исчез.
- Вот тебе и прах! — воскликнул инок. — Ба­
тюшка жив!

И ером онах К сеноф онт
тец Ксенофонт сначала был иноком в Киев­
ском монастыре, потом, еще до закрытия Хер­
сонесской обители, переехал в С.
Во время обновленчества все священнослужи­
тели г. С. зашатались и отошли от Православной

О

Божии люди

117

Церкви. И лишь один, небольшого роста, незамет­
ный и малоизвестный священник о. Агапит, сохра­
нил православие.
В это время Господь послал православного епи­
скопа Сергия 3-ва, он воссоединил с православной
Церковью кающихся священников. Между прочим,
он обратил внимание на инока Ксенофонта и руко­
положил его в иеромонаха. Церковные службы он,
как малообразованный, проводил с трудом; но во
время гонения от отступников он прославился в С.
своим усердием к верующим. Монахи и священни­
ки были сосланы; церкви разорены или закрыты.
И вот в это время о. Ксенофонта Господь оставил
на утешение христианам. Он жил в городе тайно:
ночевал в сараях, собачьих конурах. Но по вечерам
и ночам, и в ненастную погоду, и в морозы он обхо­
дил христианские дома: исповедовал, причащал,
крестил, напутствовал умирающих, навещал боль­
ных, приводил к покаянию отступников или забыв­
ших Бога.
В таких подвигах и злостраданиях, без крова и пи­
щи, отец Ксенофонт провел несколько лет, подверга­
ясь постоянным опасностям от злых и неверующих
людей.
Во время переписи о вере и неверии некоторые
страха ради, отрекались от Христа и объявляли се­
бя неверующими: одни из них вскоре умирали вне­
запно; другие мучились в совести и заболевали;
меньшая часть — одиночки, каялись. И таких каю­

118

Божии люди

щихся о. Ксенофонт, ходя к ним ночью, воссоеди­
нял исповедью и причастием.
Но в конце концов пришлось и ему выехать из
города. Поселился он в нескольких километрах от
С., у чудного и большой доброты священника о. А.,
дававшего приют всем гонимым и бесприютным.
Царство ему Небесное!
Здесь о. Ксенофонт продолжал вести прежние по­
двиги и посещения, как и С. Но только у него теперь
было пристанище. Днем он старательно вычитывал
правила, а по ночам вычитывал многочисленные за­
писки о здравии и упокоении, подаваемые ему веру­
ющими. Читал он их медленно, с трудом, часами.
И точно придерживался устава Св. Отцов. И не­
пременно требовал такой же исполнительности и от
других, например, где полагалось произносить 40 раз
«Господи, помилуй», чтобы так и делали.
- А зачем же, — говорил он, — Отцы и устанавли­
вали это? Раз заповедали сорок, надо столько и читать!
Не любил, когда к нему приходили духовные
дети в шляпках. И говорил им:
- Матерь Божия таких — не носила. Надень
платок!
Часто повторял приходящим:
- Надо иметь живую веру! Как рыбу в воде, пти­
цу в воздухе, так и нас окружает благодать Божия!
Боролся он и против искуса таким образом:
борщ, кашу, кисель или что-нибудь другое смеши­
вал вместе и потом вкушал.

Божии люди

119

Лицо у него было серенькое, незаметное, как
у самых заурядных монахов. Но к концу жизни
оно сделалось светлым, прозрачным, очень прият­
ным, как лицо святого, совершенно не похожее на
прежнее.
В последние годы его жизни Господь даровал ему
отдых: одна добрая христианка по указанию Божию,
построила в своем доме комнатку, взяла старца к се­
бе и посвятила себя уходу за болящим и ослаблен­
ным подвижником. Из этой комнаты о. Ксенофонт
никуда уже не мог выходить и в ней совершал все
службы. И в эту домашнюю церковь собирались все
почитатели старца.
К концу жизни он страдал болезнью сердца и оте­
ком ног. Ничего не помогало ему: ни лекарства, ни
пища...
Стал проявляться в нем дар прозорливости... Не
раз он предсказывал: «Много крови будет всюду...
Кровь... кровь. А в этом доме (где он скончался) не
будет».
Перед смертью отеки ног и живота еще более
увеличились: ноги были — как столбы. Но после
смерти они исчезли; и все тело сделалось худень­
ким-худеньким.
Скончался о. Ксенофонт в 1946 году.

120

Божии люди

И ером онах С оф роний
22 верстах от г. Ялты, в глубине Крымских гор,
покрытых густым лесом вековых деревьев, на
небольшой поляне, расположенной у подошвы го­
ры, находился маленький скит, называемый «Со­
фрониева пустынь». Скит был женский, мал и бе­
ден. В нем не было ни ограды, ни ворот. У входа
в дом скитниц на согнувшемся толстом стволе гро­
мадного старого дерева висело несколько малень­
ких колоколов. Управлял скитом иеросхимонах Со­
фроний, отличавшийся простотой и смирением. Он
жил в маленькой келейке, примыкавшей к церкви,
устроенной вплотную у самой горы. В келье было
небольшое оконце, выходившее в церковь: через не­
го старец выслушивал все службы и правила, совер­
шаемые о. иеромонахом Нонном, худеньким, исто­
щенным от поста и молчаливым человеком.
Поздним вечером монахиня на коленях вычи­
тывала правила, каноны Иисусу Сладчайшему, ма­
тери Божией, ангелу-хранителю. И тот час же, в 12
часов ночи, начиналась полунощница, утреня; вы­
читывались правила к Причастию. Оканчивалось
это рано утром.
Весь день жившие в скиту проводили в утоми­
тельном труде. Сна было мало.
Отец Софроний был прозорлив.
Однажды в скит пришли два студента. Перед их
приходом он велел трезвонить в колокола, сказав:

В

Божии люди

121

- К нам идут епископ и священник!
Действительно, один из них стал после еписко­
пом; а другой в том же скиту принял иночество с име­
нем Серафим и впоследствии рукоположен в иеромо­
нахи. Он был любимым учеником старца Софрония:
отличался духовным трезвением, глубокой внутрен­
ней жизнью и смирением; весь был в молитве, забы­
вая все окружающее.
Однажды о. Софроний с иноком Серафимом
предпринял богомолье в Киево-Печерскую Лавру.
На обратном пути они заехали в С., обошли окружа­
ющие монастыри и пришли в Херсонесскую обитель
к празднику Рождества Богоматери, в честь коего
был освящен нижний храм Собора. Народа было
много. Старец не желал; чтобы узнали о нем. Но ка­
ким-то образом люди узнали и бросились к нему за
благословением и с разными вопросами. Батюшка
сильно этим расстроился. А на другой день они тай­
но ушли в Георгиевский монастырь.
Там враг устроил им искушение. Иноки были от­
туда уже изгнаны. Новые жильцы, неверующие, за­
хватили старца с Серафимом, арестовали и заперли в
одну из келий. Но с Божией помощью они чудом вы­
брались оттуда ночью и убежали опять в С., к одной
старушке, знакомой им по скиту. Она, добрейшей ду­
ши человек, тотчас озаботилась об угощении. После
завтрака она изготовила обед и предложила гостям.
- Что это? Недавно вкушали и опять? Постни­
кам тяжело нарушать воздержание!

122

Божии люди

Ночевать в комнате они отказались. Тогда кро­
вати поставили им во дворе, но они, тайно от хозя­
ев, простояли почти всю ночь в молитве по разным
углам двора.
После и они — о. Софроний, о. Нонн и о. Сера­
фим — были изгнаны из скита и двое высланы в су­
ровый край на север, где и скончались. А отец Со­
фроний, одинокий и больной, выслан был на
Украину, где вскоре умер...
Скит был разрушен...

С химонахиня Серафима

Е

е звали в миру Прасковья Фоминична Штокова...
Рано овдовела она: 22 лет. Муж ее был ра­
нен на войне и умер. После смерти его она разда­
ла все и ушла в Почаевскую лавру. Там она была
тайно пострижена в иночество с именем Серафи­
мы, и воротилась в С., где у нее оставались два
брата. Вскоре они уехали на А. и там тоже приня­
ли иночество.
Оставшись одна, Прасковья Ф-на начала вести
строго-подвижническую жизнь: ночью простаива­
ла на коленях на камне во дворе, вкушала мало,
все прочее время проводила в непрестанной мо­
литве. Свое схимонашество несла тайно, но носи­
ла длинную монашескую мантию и по улицам; за

Божии люди

123

это над ней насмехались и считали ее ненормаль­
ной. Но другие видели в ней юродствующую по­
движницу. Одна благочестивая женщина, Е. С.,
стала заходить к ней и прислуживать. А других пу­
скала она к себе по строгому выбору.
Скоро она стала предсказывать. Между прочим,
говорила, что в С. будет великое разрушение и про­
льется много крови.
Однажды пришел к ней шедший на войну чело­
век. И вдруг мать Серафима закричала на него:
- Вон отсюда! Прогоните пса! Кто это впустил
пса? Кровосмеситель! Пшел, пес отсюда!
Действительно, он жил незаконно с двоюрод­
ной сестрой.
Пораженный он упал перед ней на колени,
прося прощения и благословения на войну... Вдруг
она произнесла: «Дзинь!», — и схватилась за свое
ухо: «Ишь ты! Обожгло ухо!», а через несколько
минут схватила себя за ногу и сказала: «Обожгло
кожу немного»!
Он покаялся и получил благословение. Во вре­
мя сражения одна пуля пролетела мимо уха, оцара­
пав его, другая пробила шинель и задела кожу ноги.
Были и другие случаи прозорливости.
После смерти местные люди благоговейно чти­
ли ее память.

124

Божии люди

С тр ан н и к
тот странник — Л. В. С-в — происходи из бога­
той семьи; получил прекрасное образование
и хорошее домашнее воспитание. Отец его женился
поздно, лет сорока. Мать его, София, была благо­
родной чистой личностью и умной по природе;
и сама следила за воспитанием детей, хотя были
и гувернантки у них. Семья состояла из троих сы­
новей и трех дочерей. Один из сыновей, М-л, офи­
цер, погиб на войне, другой, Е-ний, кончив М. уни­
верситет, был блестящим юристом. К ним в дом
приходила молодая красивая девушка-еврейка, она
торговала на улице папиросами, а к ним ходила на­
бивать папиросы для красивого Евгения. Тайно от
родителей он вступил в незаконную связь с этой де­
вушкой. Но мать его, София, узнав об этом грехе,
пригласила к себе ее (имя ее было Раиса) и застави­
ла своего сына, избалованного юриста, жениться
законным браком на этой девушке с улицы. Из нее,
под влиянием матери вышла прекрасная женщина
и ревностная христианка. Впоследствии Евгений
стал священником, а во время гонений был отправ­
лен в ссылку в Сибирь, где и скончался. Раиса окон­
чила свою жизнь мученически: вместе с сыном она
была расстреляна немцами, как еврейка, — несмот­
ря на то, что была крещена.
Третий сын, Леонид, отличался особой религиоз­
ностью: еще будучи студентом М. университета, он

Э

Божии люди

125

посещал Троице-Сергиеву Лавру. Там он познако­
мился с духовным старцем Алексием, который выни­
мал жребий на патриарха, и выпал он на М. Тихона.
Старец заповедал Леониду чаще креститься.
Еще студентом он был взят на войну 1914 года;
и всех удивлял тем, что часто крестился. Солдаты
его любили, товарищи офицеры дивились, считая
его поведение чудачеством. По окончании войны
умерла его сестра Мария, особенно любимая им.
Это совсем потрясло его, и он, оставив все, сделал­
ся странником, по благословении о. Алексия. От­
правился сначала на Кавказ. Недалеко от г. Сухуми
в лесу находился женский монастырь. Л. В. пожил
в нем несколько времени и хотел уходить дальше.
Но когда он, в церкви монастыря, стоял на коленях
перед иконой Божией Матери, молился Ей, то уви­
дел Ее живою в образе. Она повелела ему остаться
здесь. И скоро он заметил недостатки у обитатель­
ниц; они обзаводились хозяйством, разводили кур.
Он стал их обличать, что они живут не по иночес­
ким заветам. Некоторые монахини стали прислу­
шиваться к нему и исправляться, а большинство
вместе с игуменьей, восстали против него и выгна­
ли из монастыря. Тогда он стал странничествовать
по городам, зовя людей к покаянию. В пути оста­
навливался только у христиан, — и притом по пря­
мому указанию Божию. Жил как птица, ходил бо­
сиком, волосы не стриг и они густой копной
покрывали его голову. Высокий, в желтом плаще,

126

Божии люди

с высокой палкой в руке, он одним видом привле­
кал сердца ко Господу, а потом действовал благо­
датным словом. Слова его были так сильны, что без
слез нельзя было слушать его.
Пришел он и в Крым и здесь извлекал из духов­
ных бездн души, намеченные Господом ко спасе­
нию. Своих учеников и слушателей он приучал к по­
стоянной молитве Иисусовой.
Ночи проводил в молитве сидя. Пищу вкушал,
как траву. Предсказывал и будущую войну. Толко­
вал Апокалипсис, — по благословению о. Алексия.
Изгонял бесов из тех людей, которые для этого ему
указываемы бывали Господом.
Множество бедствий, гонений, клевет, оскорб­
лений перенес он за имя Христово. Диавол ненави­
дел его, мстил, прельщал его, подсылая ему девушек
и женщин. Но он молился о них; и в их присутствии
вытаскивал из своей головы вшей и бросал их на
пол, желая этим вызвать к себе брезгливость и от­
вращение.
Для получения благодати посылал к одесскому
батюшке, о. Ионе Атаманскому. Часто и сам бывал
у него. Отец Иона очень любил его и высоко це­
нил. В одном письме к нему писал: «Ты мне — сын,
брат и друг». Делился с ним своими духовными
видениями.
JI. В. познакомился с молодым профессором М.
По его приглашению он пришел к нему в дом, и они,
забыв обо всем, три дня и три ночи, ничего не вку­

Божии люди

127

шая и не выходя из кабинета, просидели, разбирая
Апокалипсис. И профессор сделался учеником Л. В.;
позже его арестовали и выслали.
Однажды он хотел выйти из одного дома, уже
подошел к дверям, как увидел в дверях Ангела с ог­
ненным мечом, преграждавшего ему путь. Он по­
нял, что выходить нельзя. Действительно, его вы­
хода ждали, чтобы арестовывать.
Да и арестовывали его не раз и ссылали. А он
везде вновь и вновь продолжал свое дело, возло­
женное на него Господом.
Был в дружбе и любви с архим. Тихоном, быв­
шим тогда игуменом Инкерманской обители...
Так в опасностях, злостраданиях проводил Л. В.
свою земную жизнь. Окончил он ее мученически.
Выслали его в Казахстан и требовали отречения от
Христа. Конечно, он отвергнул это. А в 1937 г. его
расстреляли.
Еще —заметка. Однажды Н. Н. была свидетель­
ницей молитвы его в храме. JI. В. стоял неподвиж­
но, как бы застывши, не крестясь и не делая покло­
нов, а только устремив пламенный взор на местный
образ Спасителя в иконостасе... Он весь горел, на­
ходясь в молитве — ничего не видя и не слыша.
«Вот так молятся рабы Бога Живого», — поду­
мала она.

Приходские священники

Ч асть 1
а этот раз я намерен рассказать об одном необы­
чайном сельском священнике-молитвеннике.
Моя встреча с ним произошла еще в молодые
семинарские годы. Зимой на святках мне при­
шлось гостить у своего друга и товарища Е. М. Он
был талантливым юношей, впоследствии сделался
профессором университета. Хотя отец его был свя­
щенником, но мой друг считал себя неверующим,
к величайшему огорчению его благочестивой ма­
тери. На стенах его комнаты висели портреты
Маркса, Энгельса и других. Но это ничуть не ме­
шало ему дружить со мною, человеком верую­

Н

Божии люди

129

щим, — за что его мать весьма сильно любила ме­
ня, а сына своего все-таки «обожала».
У этой семьи, особенно у матушки, была теплая
дружба и даже какое-то родство с семьей священни­
ка о. Василия С., жившего верстах в сорока от наше­
го села. Матушка уже не раз рассказывала мне о нем
совершенно исключительное: о случаях чудес его,
о святой жизни, хотя он был многосемейный чело­
век. Я очень заинтересовался им; в один день с ран­
него утра мы втроем выбрались на санях «в гости».
Поехал и мой друг, но он интересовался не святым
батюшкой, а прогулкой и молодыми дочерьми.
Путь был красивый: по чистому снегу, среди гро­
мадного соснового леса, при тихой погоде мы неза­
метно проехали часов шесть. Выехав на открытое
поле, я увидел немного пониже длинное село с бе­
лой церковью. Друг мой говорит матушке:
- Я не буду подходить под благословение к о. Ва­
силию.
Я по тщеславию тоже хотел показаться «силь­
ным», но добрая матушка предупредила это иску­
шение мое:
- И. А., —обратилась она ко мне, — вы-то уж не
слушайтесь моего сына, благословитесь.
Очевидно, она не желала нанести огорчение по­
читаемому ею духовному отцу таким нашим воль­
нодумством. Я промолчал, но в глубине грешного
сердца затаилось легкомысленное искушение. Че­
рез четверть часа мы въехали в село, повернули

130

Божии люди

к церкви; направо от нее стоял деревянный священ­
нический дом, довольно большой, в 5 -6 окон по
длине его. Наш приезд не был предупрежден; и мы
заметили за занавесками окон: как замелькали не
ожидавшие нас женские лица.
В зале нас встретила матушка о. Василия, до­
вольно полная женщина с розовым лицом и тихой,
медленной улыбкой. После нее появились две мо­
лодые девушки и еще двое или трое детей. Мы поз­
доровались. Девушек заинтересовал наш приезд:
молодые «богословы». Кто знает: может быть, же­
нихи? Друга они знали и раньше, а я был новым че­
ловеком для них.
- А где же батюшка? —осведомилась мать друга.
- Он все еще в церкви, привезли какого-то
больного, — спокойно и медленно ответила нам ма­
тушка. И может быть, она послала кого-нибудь
оповестить его о неожиданном приезде гостей.
Минут через десять появился незаметно и о. Ва­
силий. Довольно высокого роста, очень худой,
с бледно-розовым лицом, тонким носом, светло-ры­
жей бородой и волосами, он сразу произвел на меня
очень серьезное и благоговейное впечатление. И мне
стало стыдно от глупого предположения уклониться
от благословения. Но товарищ мой уже успел пожать
ему лишь руку; зато наша матушка с любовью и бла­
гоговением протянула к нему свои тонкие руки;
вслед за нею я сделал то же самое. Отец Василий мед­
ленно и с молитвою осенил каждого из нас широким

Божии люди

131

крестом. Я почувствовал, что это благословение при­
несло мне радость. И с той поры я каждое утро стре­
мился прежде всего получить благодать Божию че­
рез его благословение... Не знаю: испытывают ли
другие что-нибудь подобное; но я ощутил это опыт­
но. После я испытывал нечто подобное и от других
духовных служителей Божиих; но едва ли с таким
радостным трепетом, как от о. Василия.

Часть 2.
Усердный молитвенник
десь мы погостили три-четыре дня. И многое за­
печатлелось особенно сильно в моей памяти до­
селе, хотя с того времени прошло уже сорок пять лет.
Сначала меня немного удивило, что у святого —
такая большая семья, едва ли не семеро детей.
Обычно мы представляем святых в виде мона­
хов-пустынников, или девственных святителей,
или мучеников. Здесь же была с виду обычная мир­
ская и мирная семья. Но скоро это недоумение ис­
парилось само собой: святой лик иерея Божия не
нуждался в объяснениях и оправданиях. Факт ока­
зался убедительнее теорий.
Кажется, в тот же вечер — это был канун вос­
кресенья —отец Василий, направляясь по звону ко­
локола к вечерне, сказал своей жене:

З

132

Божии люди

- Ныне ты не бери маленьких детей в храм:
привезли одного больного, опасного. Как бы они не
испугались?
Все мы прочие пошли к службе: не идти каза­
лось совершенно немыслимо и грешно... Не помню
лишь о друге... Со всех сторон к храму стекался на­
род. Село было большое кроме обычных сельских
занятий, крестьяне работали еще на огромном вин­
ном заводе какого-то богача. Не доходя до храма,
мы прошли мимо зданий (почему-то их называют
«флигелями»), стоявших против алтаря церкви че­
рез проезжую дорогу мне объяснили, что это — до­
ма для приезжающих больных и богомольцев.
Храм уже был полон народа. Началась служба...
Она шла очень чинно, не спеша; а главное —по пол­
ному уставу — что не только в селах, но и в город­
ских церквях почти никогда не исполняется. И если
вечерня, при сокращении ее, продолжается обычно
минут двадцать, то на этот раз она шла не менее ча­
са. У самого о. Василия был прекрасный тенор; и он
пел стихиры (помню: был глас седьмой) вперемеш­
ку со стариком-псаломщиком.
По окончании службы народ расходился не сра­
зу. И я увидел, как о. Василий направился в гущу
толпы направо. Там и стоял «опасный» больной.
Это был человек очень высокого роста, с красивым
лицом, черной бородой и волосами. Родом — морд­
вин. Его держали два таких же огромных красав­
ца — братья. А он все порывался куда-то идти. Но

Божии люди

133

народ не шарахался от него; видимо, не впервые
был такой случай. А кроме того: простой православ­
ный человек глубоко жалеет таких несчастных стра­
дальцев и потому не чуждается их. Впрочем, боль­
ной вел себя в основном мирно: не кричал, никого
не трогал; других он точно не видел перед собою.
Отец Василий подошел к нему совсем спокойно
и обычным медленным крестом благословил его.
А потом сказал братьям, чтобы они переночевали
в доме для приезжих, а завтра привели его к утрене.
Другой день начался для батюшки очень рано.
Кажется, около трех часов он уже вставал и начи­
нал читать положенные «Правила ко причаще­
нию». У него была особенная «моленная» комна­
та, большого размера, уставленная подсвечниками
и множеством икон, некоторые — с частицами мо­
щей. Там он и совершал вои молитвы. Не знаю,
вычитывал ли он вечерние Правила с вечера;
а они, при истовом их исполнении, занимают ни­
как не менее часа, а при внимании — и полтора; да
утреннее правило берет три четверти или с час...
Обычно мы, ленивые, лишь в начале своего служе­
ния пытаемся исполнять эти правила да и то с по­
спешностью, лишь бы «вычитать» положенные
четыре канона — Спасителю, Божией Матери,
дневным святым, ангелу-хранителю, — потом ака­
фист и вечерние молитвы; а утром — утренние мо­
литвы, канон ко причащению. А потом начинает
отставать, отставать и остывать, остывать. И нако­

134

Божии люди

нец совсем оставляем эти правила. И лишь исклю­
чительные единицы из нас хранят этот мудрый
обычай. А признаться, иногда никого не видать
кругом, кто совершал бы те и другие правила.
И уже по одному этому можно удивляться та­
ким единицам. Отец Василий был одним из таких
иереев. Потому ему и нужно было вставать в три
часа утра. Другие в деревне еще спали сладким
сном, а он уже молился одиноко. В пять часов на­
чиналась утреня. Народ быстро наполнял храм,
И снова служба шла по уставу. Однако, чтобы со­
кратить немного времени, батюшка установил та­
кой порядок: одну кафизму он читал на правом
клиросе вслух, а псаломщик в это время вычиты­
вал другую «про себя». Иной может и возражать
против такого «формализма», но едва ли нам, ле­
нивым, следует критиковать ревнителей устава.
Лучше помолчим.
Среди богомольцев на вчерашнем же месте я за­
метил привезенного больного. Мне показался он
немного спокойнее, чем вчера.
В восемь часов утра утреня кончилась. И весь
народ разошелся по своим домам, чтобы отдохнуть
и подкрепиться пищей. А о. Василий один оставал­
ся в храме и начинал служить проскомидию, кото­
рая продолжалась еще целых три часа. Как извест­
но, на проскомидии мы вычитываем помянники за
живых и умерших. И таких книжечек у отца Васи­
лия были сотни: и он считал своим долгом поми­

Божии люди

135

нать имена записанных лиц. Вероятно, ему присы­
лали или оставляли богомольцы с разных стран эти
помянники, не считая уже прихожан своего села за
многие годы. На это и уходило 3 часа... В 10 часов
раздавался благовест к литургии, потом псаломщик
читал третий и шестой часы, а батюшка все выни­
мал и вынимал частицы в алтаре. Псаломщик чи­
тал — уж сверх устава — девятый час; но и этого
оказывалось мало; он раскрывал Псалтирь и про­
должал читать... Так проходил час и начиналась
уже литургия.
Нельзя не остановиться и на этом обычае о. Ва­
силия. Я уверен, что таких других священников поч­
ти нет. Да и вычитывать-то нам нечего: никто к нам
не несет, не посылает своих помянников. Лишь ис­
ключительные молитвенники удостаиваются этого...
После запричастного [стиха] он предложил мне
сказать поучение. Оно было выслушано вниматель­
но, но без особого впечатления: да и что я, юноша,
мог бы сказать им сильного, когда у них постоянно
горел перед глазами такой светильник?!
Не нужно забывать, что народ после двух-трехчасовой передышки снова массой приходил в храм
и проводил здесь еще добрых два, а то и три часа:
всего с утреней, следовательно, 5-6 часов. Много ли
таких приходов на Руси?.. Про заграницу я уже и не
говорю...
Время подходило уже к часу дня, когда кончи­
лась литургия. Народ ушел. Остались лишь десят­

136

Божии люди

ки. Среди них и больной... И начались молебны...
Отец Василий совершал один общий для всех моле­
бен; только на запевах поминал тех святых, кому
«заказывали» молебен просители; да еще вычиты­
вал множество «Евангелий» по роду святых — Бо­
жией Матери, мученикам, святителям и пр., и пр.
После этого он помазывал больных елеем...
Наши все уже ушли давно в дом, а я продолжал
наблюдать. Но и мне стало трудно: я тоже ушел. Не
дождался я и молитв батюшки об опасном больном.
Такие мы легкомысленные: не ценили в России на­
ших изрядных людей. А теперь таких и посмотреть
негде за границей.
Наконец после трех часов дня пришел батюшка.
С радостным видом, но уравновешенно, спокойно
он приветствовал всех нас; и как будто обычный се­
мьянин, принялся и кушать (умеренно) и говорить
с нами на житейские темы: о знакомых, о здоровье,
о семейной жизни и т. п.
Его собственная семейная жизнь была не сов­
сем заурядной. Я, конечно, ничего не могу сказать
о неизвестных мне сокровенных сторонах ее и сужу
лишь отчасти по некоторым внешним признакам.
Например, во всем доме не видно зеркал. Батюшка
считал грешным занятием засматриваться на свой
лик. И лишь после долгой борьбы его дочерям уда­
лось отвоевать право поставить маленькое зеркаль­
це, вершков с пять на четыре, в гостиной (она же
и столовая). Да и то место для него нашлось на вы­

Божии люди

137

ступе «голландской» печи. Разумеется, соблюда­
лись строгие посты, говенья. А теперь?
Но вот что особо отличало жизнь их семьи. Отец
Василий категорически решил не учить в губернских
школах девочек: ни в гимназиях, ни даже в женском
епархиальном училище. Он был уверен во вредном
влиянии этих школ на невинных детей. А тогда гос­
подствовала сильная мода на высшие женские курсы.
И слово «курсистка» стало нарицательным именем
нечистой и «политической» девицы: остриженные
короткие волосы, развязные манеры, курение табака,
непременный революционный либерализм, безверие
и нередко нравственная невоздержанностью Вот так
рисовался образ «курсистки». И почти всегда такие
девицы уходили из-под влияния родителей, это тоже
считалось знаком самостоятельности и свободы ко­
нечно, не все были такими, но молва шла плохая
о них. И о. Василий боялся за своих девочек. И пото­
му решил учить их сам, дома... И действительно вы­
учил, все они были весьма умными и широко образо­
ванными девушками. К моему удивлению, они знали
так много, сколько не знали рядовые гимназистки
и «епархиалки». Откуда они научились? Не отец же
наставлял их в знании и политических систем, и эко­
номических социальных реформ, и русской литера­
туры, и истории европейской цивилизации? Секрет
нам открыли сами девушки. Выросши уже до возрас­
та невест, они упросили отца выделить им в огром­
ных сенях маленькую «светелочку» по четыре-пять

138

Божии люди

шагов в длину и ширину. Здесь и была спальня их
и библиотека. И чего только там не было! И Толстой,
и Достоевский, и «Заочный университет», издавав­
шийся в Киеве. Вот откуда девушки набирались зна­
ний. Все это делалось как-то секретно от отца, чтобы
не огорчить его. Но зато они остались глубоко веру­
ющими душами, как и родители. В «светелке» у них
было, конечно, зеркало значительно большего раз­
мера, чем в гостиной. Батюшка тут не наводил реви­
зии, деликатно щадя любимых дочек. Здесь мы, мо­
лодежь, и проводили время.
Однажды нам, «богословам» пришла легкомыс­
ленная затея: покататься с девушками в отдельных
двух санках. У отца Василия были две хорошие ло­
шади. Мы сначала обратились к матушке, справед­
ливо надеясь соблазнить ее скорее, чем батюшку,
ведь случай не частый — ну-ка и замуж выйдут,
а женихи неплохие... Я тогда тоже думал о женатом
священстве... Действительно, матушка без особен­
ной борьбы склонилась на нашу затею. Но по осто­
рожности она добавила, что надо спросить батюш­
ку. Мы это знали; но попросили ее быть нашей
соумышленницей и помочь нам уговорить и его.
Был уже вечер. Батюшка воротился откуда-то. Мы
приступили к нему. И он сразу не разобравшись,
дал согласие. Я поспешил на кухню. Там на полатях
собирался уже спать рабочий, Алексей. Я горячо
торопил его запрячь лошадей в двое саней. Он, не
с особой охотой, но покорно, стал слезать с пола­

Божии люди

139

тей. Но в это время вошел на кухню и батюшка. Ве­
роятно, он успел посоветоваться и с матушкой сво­
ей. Или та не успела в своей помощи нам, или и она
оказалась благоразумной матерью, но только отец
Василий спокойно сказал мне:
- Я с вами тоже поеду.
Но такое предложение расстраивало все наши
юношеские планы, и я отказался:
- Тогда уж мы лучше совсем не поедем.
Это было и грубо, и грешно. Но отец Василий со­
хранил равновесие и совершенно спокойно ответил:
- Что же делать! Хорошо. А то ведь люди уви­
дят на улице вас одних с девушками да и начнут по­
том говорить Бог знает что.
Все это было совершенно правильно и благора­
зумно. Алексей, довольный такою развязкою, полез
обратно на полати, а мы с батюшкой ушли в комна­
ты и решили раньше лечь спать. Но этот случай ни во
мне, ни в батюшке не изменил добрых отношений.
На другой день я, утром снова бежал к нему полу­
чить радостное благословение, а он нимало не оби­
жался на нашу действительно дурную и злую выход­
ку. Девушки же, понятно, и не возбуждали потом
никаких вопросов. Да и во время обсуждения с ними
нашей затеи они лишь молча соглашались с нами...
Видимо, отец Василий понял всех нас, как опытный
отец, и постарался покрыть все тихим миром.
Я рассказал такой далеко не поучительный слу­
чай потому, чтобы показать жизнь не в отвлеченной,

140

Божии люди

надуманной благочестивой форме, а такою, какою
она действительно бывает в эти наши годы. Все это
человечно. Но другая семья могла бы использовать
подобный случай, а здесь отец Василий развязал все
по-христиански мирно и благоразумно. Это тоже од­
на из светлых сторон домашней жизни святого сель­
ского священника. Святость не в одной лишь молит­
ве оказывается, а и в остальных сторонах целой
жизни. Верный в малом верен и во многом — гово­
рил Господь. И наоборот — можно сказать.
Припомню еще случай из пастырского быта
о. Василия. В один из будничных дней к нему за­
шли почему-то две монашки. Может быть, они шли
«по сбору» на монастырь, а может быть это были
мирские «чернички», жившие в своих селах девст­
венно и носившие черные одежды и платки. Они
обратились к батюшке с просьбою сказать им
что-либо «во спасение души». И он начал говорить
им о смирении. Доселе мне не запомнилось сравне­
ние: колос, наполненный хорошим зерном, гнется
незаметно вниз головой, а пустой топорщится
вверх: так и тщеславный человек.

Ч асть 3
скоро поступил в Академию. Потом принял
иночество и был уже ректором семинарии в са­
не архимандрита. Наступила первая война с немца­

Я

Божии люди

141

ми. В этом же году открылись мощи святого Епис­
копа Тамбовского Питирима. Как питомец этой се­
минарии я счел долгом присутствовать на великом
торжестве. Со всей епархии были вызваны лучшие
священнослужители и благочинные. Среди них я
встретил и отца Василия. За эти одиннадцать лет он
значительно постарел. Острый нос его сделался еще
тоньше. Выражение лица стало еще более серьез­
ным. Мы приветствовали друг друга. Но побеседо­
вать нам так и не удалось.
Через три года после этого началась революция.
Что служилось с этой святой семьей за те одиннад­
цать лет и после — ничего не знаю. А так теперь хо­
телось бы узнать...
Да, мало мы ценили наших изрядных людей...
А иные даже злословили:
- Ну, какие там святые?! Знаем мы...
А теперь хоть посмотреть бы...
Одного из таких критиков я видел. Он был тоже
сельским священником. Но потом, вероятно, как
вдовец, поступил студентом в Академию. На святки
приезжал домой. При встрече со мной он стал зло
и высокомерно отзываться об о. Василии. Но этим
он вызвал в моей душе лишь отрицательное отно­
шение к себе самому? После описанных личных
встреч со святым батюшкой я окончательно убе­
дился в душевной порче критики вообще а чем же
он сам тогда интересовался? Он стал пропагандиро­
вать меня и других революционными и политичес­

142

Божии люди

кими идеями, настойчиво советовал прочитать ка­
кую-то книжку английского экономиста по вопросу
о реформе подоходных налогов. И эту книгу он
считал чуть ли не откровением миру и спасением от
всех зол и бед. Я взял почитать ее, но она оказалась
для меня скучной и неважной, и я скоро возвратил
ее «ученому» богослову. Если он дожил бы до вто­
рой революции, т. е. прожил бы со времени нашей
встречи 15-20 лет, то наверно, он оказался бы в ря­
дах «живой» или «обновленческой» церкви... Изба­
ви, Боже, нас от такого духовенства... Нам нужны
отцы Василии, отцы Алексии...

Из записок епископа
Посвящается моим родителям

дин день их жизни... Они — достойны того,
чтобы сын их благодарно вспомнил их. Пото­
му ведь я и могу писать, что они с трудом дали 6 де­
тям, в частности — мне, образование...
Лето... Мы живем уже в своем доме, в с. Чута­
новке, в 4 верстах от г. Кирсанова Тамбовской гу­
бернии... Каникулы для учащихся — вольное вре­
мя. Самое раннее утро: едва стало светлеть небо.
Звезды понемногу тухнут.
Мать — будто кто толкнул ее в бок — быстро
вскакивает с постели (у нас была лишь одна кро­
вать для нее и одного-двух маленьких детей, а ос­
тальные мы спали на полу, на легком шерстяном
войлоке). Кое-как накидывает на себя юбку, кофту,

О

144

Божии люди

платок; на ноги набрасывает отрезанные, дырявые
«головки» с наших сапог и незаметно, чтобы не
разбудить детей, исчезает из домика. Это она хочет
подкормить корову где-нибудь на меже соседних
полей, — конечно, не наших, — где росла трава, ро­
са ее, вероятно, освежила за ночь.
Так проходит, может быть, полчаса. Небо уже
светло.
Сейчас поднимутся куры, захрюкают свиньи
(большею частью — одна), а корову нужно еще под­
кармливать на траве, чтобы потом отогнать ее в сель­
ское стадо на день (приблизительно в полуверсте от
нас, если не больше).
Мать быстро возвращается в дом... Где уж ос­
тавляет корову, не знаю, вероятно, ведет домой...
Тихо открывает дверь и подходит к отцу, он спит на
полу.
- Отец, отец! — будит она его тихо. — Вставай,
покарауль корову!
Она всегда называла его «отцом». При посто­
ронних людях говорила: «Афанасий Иванович»,
этим она хотела выразить почтительное отношение
к нему пред чужими. Никогда она не называла его
ласковым уменьшительным именем. Он обычно
называл ее тоже «мать», при людях: «Наталья Ни­
колаевна»; не помню, чтобы он позволил себе име­
новать ее ласково — «Наташа». Может быть, это
бывало в первых годах совместной жизни? — не
знаю... Дети звали: «папа» и «мама»; и всегда обра­

Божии люди

145

щались к ним непременно на «вы», говорить им
«ты» нам казалось совершенной развязностью, не­
воспитанностью... ворочусь назад...
Отец, нимало не возражая, медленно поднимает­
ся с полу и, по обычаю, раза два-три перекрестится,
помахивая рукой по груди... И закуривает. Он не лю­
бил ни папирос, ни «турецкого» табаку, считая их
слишком слабыми; «махорка», «полукрупка» — вот
это настоящий табак! Обычно он скручивал папирос­
ку еще с вечера, оставляя часть до утра; и теперь «за­
куривал» ее не спеша... Он ведь по происхождению
был украинцем, или, как мы в то время говорили, —
хохлом; причем это слово произносилось в нашем
краю совершенно без малейшей насмешки и обиды,
так же как мы о себе говорили: «русские» («каца­
пы» —не употребляли мы, даже в детстве и не слыха­
ли этого слова)... Но об этом —после...
Затем отец также бесшумно и без разговоров
уходил подкармливать и отгонять корову.
А мать заканчивала печку: топили больше соло­
мой, дрова — потом уже — были роскошью.
Отворяла ворота в сарайчик, куры прыгали с на­
шестей, свиньи уже просили себе хлёбова. Мать им
чего-то давала... Потом — курам... Если в этот день
она пекла хлебы, то начинала возиться со вскисшим
тестом...
Отец возвращался с сельского «выгона» (площа­
ди, где собирали коров) и начинал молча, по при­
вычке, помогать матери, в чем нужно было.

146

Божии люди

А мы, дети, безмятежно спали, поэтому дела все
велись тихо: «Не разбудить бы»!
Животные и куры успокаивались... Мать начина­
ла готовить нам кушанье: либо «пышки», либо кашу;
и непременно — чай, в скоромные дни — «с моло­
ком», в «забелку»: сливки «снимались» на масло,
которое потом продавалось в городе, в помощь на со­
держание наше, т. е., детей; молоко же мы употребля­
ли лишь «снятое» и тому были рады... Отец был до­
волен какой-либо кашицей пшенной или кулешом,
чая он не любил, как и папирос — «слаб».
Потом он уходил в «контору»: он был «контор­
щиком». Что он там писал? Какие счета подво­
дил? — мы не знаем... Для матери и для нас это бы­
ло «тайной», причем мать смотрела на это с
некоторым уважением: единственное, в чем она
признавала превосходство отца; а сама она была
малограмотна: читать умела а писала очень плохо,
да и то научилась этому от наших писем из школы.
Писала крупным почерком, не считаясь с красотой.
Отец же писал мелко и очень красиво, за это он,
собственно, и попал в «конторщики».
... А мы все спали...
Вдруг мы слышим: растворяется дверь и врыва­
ется мама... В это время, которое я описываю, мы
имели уже собственный домик из трех комнат:
средняя предназначалась быть «столовой», хотя
мы обычно ели в кухне, направо от столовой, а на­
лево было две спальни: женская и мужская...

Божии люди

147

Итак: врывается мать, с песнью: «Ах вы, сони,
мои, сони! Сони милые мои»! Перевернутое из пес­
ни: «Ах вы, сени». Стаскивает с нас одеяла (было уже
две кровати), пошлепывает по мягким местам и сме­
ется нам. Брат Сергей — самый младший — в это
время он был уже семинаристом, а я — студентом,
недовольно возражает: «Мама! Оставь!». А я подни­
маюсь. Матерь идет в соседнюю спальню к сестрам
с тою же песней. Там протестов не полагается.
Все мы умываемся, немного молимся. И выхо­
дим из спален на балкон: он был на восток, ходом
через столовую. А там уже шумит самовар; кругом
чашки, сахар, молоко, пышки или что-либо иное.
Перекрестившись, мы садимся «чайпить»; так
говорилось у нас везде, а не двумя словами «пить
чай». Потом берем «книжки» для чтения и уходим
в соседние поля: мы жили на загибе села, на краю.
А мать продолжала хлопотать: то мыла полы, то
стирала белье, то сушила его, после полоскания
в реке, то гладила, то опять кормила «живность»,
то пекла хлеба, а потом «готовые» ставила боком на
полку, то уже готовила обед. Она обычно любила
делать все это сама одна; не беспокоила даже наших
сестер; но они ей все же помогали.
Так приближался полдень...
Мне и доселе представляется будто каждый день
было тогда солнце и — светлый радостный день.
Иногда был и дождь с грозой, но это не наруша­
ло, а дополняло красоту дня...

148

Божии люди

К обеду мы возвращались с поля...
Стол был уже готов. Ели мы вообще — из одной
«чашки», ножей и вилок не полагалось, ложки бы­
ли деревянные, за столом, помолившись, молчали.
После обеда убирали, вероятно, сестры. А мать
после 9-10 часовой беспрерывной работы, броса­
лась на чистый пол под какую-нибудь из мужских
кроватей (чистота у нее была всегда отличная), бра­
ла туда подушку и почти сразу засыпала... Под кро­
ватью — потому, что там не было мух за одеялом...
А мы опять брались за книжку для чтения...
Проспавши с час, она быстро вскакивала, и
опять — за дела по хозяйству; то шла на реку, то
что-нибудь шила: у ней была швейная машина;
в крайнем случае, если не было иного дела, вязала
привычными «спицами» чулки... И что-то думала...
Мы легкомысленно не интересовались, чем были
заняты ее мысли.
Подходит «полдник»: так назывался 4-й час...
Опять — чай... Скоро — и вечер... Куры уже на на­
шести... Приходит из стада корова. Мать доит ее...
Немного снова подкармливает ее по меже... Во­
семь-девять часов... Мать снова поработала 6 -7 ча­
сов после полдня, а всего — 15-17 часов в день...
И ложится уже спать — после ужина... А мы —
опять на гулянье.
Отец иногда посидит с нами вечером... И смот­
рит на звездное небо: он всегда любил это! И нас
учил: «Вот эта Большая Медведица, а вот если про­

Божии люди

149

вести почти прямую линию от чашки кастрюли
вверх, то мы «наткнемся» на Северную Звезду, во­
круг которой все движется. А от нее, обратно с Боль­
шой Медведицей постепенно появится Малая Мед­
ведица». Это я и сейчас помню... Еще говорил отец о
«Петровом Кресте», о «Вечерней звезде», об «Ут­
ренней зарнице»; утром, ночью показывал нам яр­
кую кучку «Стожаров» (иногда мы спали на соломе,
постеленной на земле)... И мы любовались прекрас­
ным небом и звездами... Иногда вспоминается
и красивая луна, но это почему-то помню реже.
Характерно, что отец никак не соглашался с об­
щепринятой системой вращения земли вокруг
солнца в течение года, ему это казалось, очень дол­
го бы было. И он придумал свое объяснение: земля
вертится под солнцем, как если бы какой-нибудь
шарик привязали к потолку, и он внизу делал бы
ежегодное движение. Я, как «ученый» сын, старал­
ся поддержать Коперника, — но безуспешно...
А мать давно уже спала... Завтра снова начинать
рабочий день часа в три утра... А отцу — свой труд...
Перед смертью мама предлагала ему еще по­
слать за доктором, а он ответил ей: «Нет, мать, не
хлопочи зря: я чувствую, мне не поправиться. По­
жил, потрудился, пора и на покой мне».
Оба трудились всю жизнь... Хорошие были люди.

150

Божии люди

Чернички
х было три в наших краях, в разных селах,
три-четыре человека. Так называли этих дев­
ственниц потому, что они всегда одевались подоб­
но монахиням, в черное, иногда их именовали
«вековушами», так как они век вековали незамуж­
ними. Обыкновенно они по умершим читали
Псалтирь, — где их звали. В остальные дни они
скрытно жили в какой-либо маленькой хате, или
«келии», на огородах; как проходила их жизнь,
мы не знали: вероятно, читали какое-нибудь мо­
литвенное правило, клали земные поклоны, зани­
мались в «свободное» время какой-либо работой.
Никогда ничего худого про них не говорили.
В храме они были первыми, уходили — по­
следними. Стояли обычно в сторонке, сзади всех...
Своей «стайной». На молитвах — кланялись низ­
ко, кладя кресты твердо, как полагается по-устав­
ному. Никогда не говорили и вообще были молча­
ливыми.
Почему они не вышли замуж, не знаю. Но я хо­
рошо помню, что две из них были даже красивыми:
одна — с удивительно белым лицом, блондинка, —
хотя волоса их были укрыты черным большим
платком, низко надвинутым на глаза; другая, с тон­
кими чертами лица, брюнетка: а вот замуж не вы­
шли... Видно, думается мне, не пожелали замужест­
ва по тем же религиозным убеждениям, которые

И

Божии люди

151

иных направляют в монастыри. Только здесь было
свободнее, чем при послушании в обители.
Про святость их тоже не говорили люди, хотя
относились к ним с почтением... Народ наш был
разборчив в употреблении слова «святой», — во­
преки сектантам.
А третья, известная мне «слепая Даша», была
удивительным человеком. Слепая от рождения —
у ней в больших глазах белки были без зрачков —
она как-то научилась по слуху Псалтири: все псалмы
и междопсалмия она знала твердо наизусть. 150
псалмов — это не легко запомнить, да еще в порядке
их! Довольно полная, с округлым лицом, с расши­
ренными глазами — как это делаем мы, зрячие, ког­
да прислушиваемся к чему-либо, с рябинками на ли­
це, всегда довольная, даже ласково-улыбающаяся
при разговоре... Немыслимо было даже подумать,
чтобы она кого-либо осуждала! Она особенно твердо
крестилась, вдавливая персты в лоб, живот и плечи.
Свой крест слепоты Даша несла совершенно без­
ропотно. И слепота ей, вероятно, была во-спасение.
Да и посторонние, глядя на нее, легче переносили
скорби. А я, вспоминая сейчас о ней, поучаюсь.
Примечательно, что эти чернички никого не
учили, не давали советов. И — Боже сохрани — не
обличали, не судили; учить — это дело батюшки!
К священству всегда относились со смирением, с по­
чтением. А батюшка смотрел на них спокойно, точ­
но не замечал их, будто хранить лишь девство — та­

152

Божии люди

кое простое и легкое дело! А ведь это явление —заме­
чательное! И стоило бы заинтересоваться им! Но кру­
гом были подобные им — религиозные, смиренные,
целомудренные —только —в браке: а это —тоже по­
двиг. Дух же был один: христианский, православный,
потому, вероятно, и не дивились черничкам.
Кстати: брать у «чернички» — блондинки, Се­
мен Иванович, — бывший садоводом у помещиков
Ч., живший версты за полторы от своего дома, —то­
же был одиноким, холостым. У него была широкая,
чистая, бело-желтая борода. Он обладал мягким те­
нором, и всегда пел в хоре. Видно, в этой семье бы­
ла почему-то общая наклонность к девству и к церк­
ви. Спокойный. Относились к нему с уважением.
Что с ним случилось после — не знаю...

«Жили-были»

Три кладбищ а
нашем селе Софьинке было три кладбища: од­
но — барское, внутри, в церковной ограде; дру­
гое —для «дворовых» господских, за оградой; и тре­
тье, за версту от храма — крестьянское. На нем
осталась мельница без крыльев, низ был каменный
или кирпичный, — потому и уцелел; а верх сорвал
когда-то ветер. Вот о них я и написал свои думы
в стихах.
Церковь была на взгорье, а мельница — еще
выше: издалека ее видно было... Около церкви —
барский дом: они и храм выстроили. Внизу, по ре­
ке, деревни...

В

154

Божии люди

Стеною низкой огражденный
На взгорье белый храм стоит.
За ним, кленами осененный,
Господ старинный род лежит.
Кресты — из мрамора белеют...
Лампадки тихо здесь горят...
На плитах надписи темнеют...
Цветы кругом могил пестрят.
А вот, канавой окаймленный Чтоб скот сюда не забродил, Ряд слуг, всей жизнью усмиренный,
И здесь, вблизи господ, почил.
Могилы — без имен... Лампадок
Уж нет. Из дерева — кресты.
Но кто-то тут блюдет порядок...
Кругом — акации кусты.
А вот далеко на кургане,
Без крыльев мельница торчит.
За ней на кладбище крестьяне
Нашли покой. Все тихо спит.
Вокруг — поля. В траве — могилы...
Кой-где кресты. А то — и кол.
Канавы нет... теленок хилый...
Одна ветла... весь вид здесь гол...

Божии люди

155

Вернусь назад... Уютно, мило
В тени, за алтарем... Но вот:
«Что — там?» Простит Господь, что было!
Да даст блаженный им живот.
Когда ж к слугам зайдешь случайно,
Спокойно... Мало их... Как мог,
Безвестный род нес крест свой тайно...
Но знает их Всеведец Бог...
О третьем кладбище, читатель,
Я расскажу, что видел сам...
Была засуха: «Знать, Создатель
Кару послал во гневе нам...
А что бы, — просят, — нам всем миром
С молебном завтра по полям?
Грехи простит Господь нам, сирым!
Скотина стонет... Мор и нам!
«Благая мысль! Вот и прекрасно!»
«И ты уж походи, попой!» Меня зовут, «Ну что ж? Согласен»
Ах, Русь моя! Народ простой!
Наутро крестный ход сбирают:
Берут хоругви мужики,
Смиренно бабы покладают
Под образами ручники.

156

Божии люди

И радостный трезвон раздался...
Запели мы... Кладут кресты...
И дух мой верой отозвался:
«Не можешь не услышать Ты!»
На кладбище остановились,
Пропели кратко парастас,
За всех усопших помолились:
Мы здесь — за них, они — за нас.
Дьячок в подряснике, с косой —
Он крепостное время знал, —
Подперши голову рукой,
Задумчиво мне так сказал:
«Гляжу на это поколенье:
Чай, сколько здесь святых лежит», —
«Каких святых?» — в недоуменье
Прошу его мне разъяснить.
«Да как же?! В прежнюю неволю
Легко ли им пришлось страдать?
Тяжелую терпели долю:
Один лишь Бог мог силу дать!»
Молчим... К родным душой умильной
Свернули бабы со слезой...
А мы уж пели в поле пыльном:
«Даждь дождь, Христе, земле сухой»

Божии люди

157

Те — там, мы — здесь весь день молились...
Святая Русь! С тобой бог жил...
А к вечеру уж тучи вились...
И ночью жданный дождь полил...
Так было прежде, Русь родная:
Ты верила... А что теперь?..
Умом давно тебя не знаю,
А сердце говорит мне: «Верь!»
М. В. Стихи написаны
в Нью-Йорке около 1937 года

«Золотко»
стати припомню об одной женщине... О ней бы
следовало написать целое житие... Не ценим
мы людей, как должно бы.
Могу припомнить кое-что о ней.
Молодою девушкой захотела она уйти в монас­
тырь. Мать знала об этом намерении дочери и ста­
ла сама подготавливать ее к будущей жизни. Как? —
прежде я знал. Теперь совершенно забыл.
Редкая мать! Нередко они идут наперекор.
Впрочем, в православном мире простые люди
охотно идут навстречу подобным желаниям.
Приняли девушку... И чуть ли не с самого перво­
го начала назначили ей «послушание» — шитьевое...

К

158

Божии люди

А главное — в том, что она всю жизнь была ла­
скова: «Золотко» — это любимое ее выражение!
И все-то у нее — «золотко»...
Она и сейчас еще живет: лет 75 ей... И работает.
К этому можно прибавить другое послушание ее:
она кормит курочек и голубей, что так идет к ее ласко­
вости. Если кто-нибудь подарит ей деньги за работу,
она тотчас накупит на это гороху, зерна, —или еще че­
го-нибудь —для курочек и голубей... Заболела как-то
одна курица, и она всю зиму держала ее в своей келье.
Спит она — сидя, потому что у нее грудная жа­
ба. Но никогда не жалуется на это, даже никому не
говорит.
Никогда ни с кем не спорит. А чтобы — ссорить­
ся — об этом даже думать о ней нельзя! За долгую
монашескую жизнь она несомненно приобрела
большой опыт, но никогда никого не учит: считает
себя для этого недостойной...
Узнал теперь, что мать ее готовила к монашест­
ву так: в семье ели и мясо, а ей готовили постное,
построили ей сзади двора маленькую келью, где
она и жила, если же приходили гости к ним, то мать
непременно отсылала ее в келью. А потом сама от­
везла в монастырь.
О другом — о молитве, чистоте и смирении —
и говорить не стоит: это само собою разумеется...
Святая!
Молитвами ее помилуй нас, Господи!
Зовут ее Евгения!

Божии люди

159

Три Нины
ервая была дочь высокого чиновника. Лет с 16
она хотела поступить в монастырь, но родители
решительно воспротивились этому. У нее была тетка,
бывшая замужем за лесничим. Иногда Нина приез­
жала туда, но скоро исчезала в лесу. Стали искать ее
и находили молящейся... Надеясь отучить ее от этого
намерения, родители отправили ее учиться на докто­
ра за границу (кажется, в Париж). Она вышла оттуда
медичкой, но внутри осталась «монашкой», замуж
выходить никак не хотела. Отец помер. На ее попече­
нии осталась старушка мать и взяла с нее обет — не
поступать в монастырь. На ее же заботе осталась
и тетка, муж которой (лесничий) тоже скончался.
Из нее вышел прекрасный доктор, знающий
свое дело, всегда готовый для больных, полный
бессребреник. Ею все дорожили.
Я видел ее уже старушкой, лет более 50 с седи­
ной. Мать и тетка продолжали, слава Богу, жить;
я их тоже видел. И странно мне было наблюдать,
как мать ее обращалась с ней, как с девочкой, хотя
ей тогда было уже на шестой десяток. Тетка лежала
в постели безнадежно больной, племянница ухажи­
вала за ней. Матери шел к концу восьмой десяток:
крепкая была, высокая ростом. Нина по-прежнему
была безответной послушницей.
Умирала глубокая, но одинокая безродная ста­
рушка. Была ночь. Все, кто был здесь, заснули.

П

160

Божии люди

И Нина одна приняла душу ее, ухаживая за ней до
последней минуты.
Померла и тетка... Потом скончалась и мать...
И она исполнила свое желание: тотчас ушла в мо­
настырь, где ее давным-давно знали и любили.
Но она была уже сама старушкой...
Вот и все.
Но кто может рассказать самое главное: про ее
внутреннюю жизнь, про тайные молитвы, про ее
чистоту и смирение, про веру? Она всегда скрывала
это. Припоминается лишь рассказ мне о том, что не
раз видели ее ядущей черный хлеб, — и тот с плесе­
нью. А о тайном посте говорило очень худое ее те­
ло... Теперь она жива еще... И по-прежнему лечит
и ухаживает за сестрами монастыря, как врач.
Конечно, исполняет и другие послушания, ког­
да свободна, соединяя в себе Марфу и Марию.
Это — одна Нина.
Вторая —тоже доктор и жена доктора. О ней я ма­
ло расскажу. Одно знаю: что она в больнице со всеми
обходится ласково, такою и я знаю ее. Знаю, что и
муж ее относится к ней с великой любовью за ее сми­
рение и любовь, хотя он сам — крутой характером.
У них одна дочь, и не совсем здорова. Росту маленько­
го. Я видел ее — пожилою, лет 50. Они все еще живы.
Я подарил ей медный, позолоченный складень
«Деисус» (правильно: «Деисис», греч. «молитва»
Христу Богоматери и Предтечи). Она дала мне та­
кой же Крест в пол-аршина. Он у меня и сейчас.

Божии люди

161

Третья Нина — послушница монастыря. Жизнь
ее была сложная. Была не крещена, лет до 20. Рабо­
тала на фабрике. Жила в общежитии с другими ра­
ботницами. Жизнь там была далекая от благочес­
тия... Такою, кажется, была и она... Но постепенно
в ней явилась вера. Подружки стали издеваться над
ней. И подкладывали в ее постель дрова. Смея­
лись... Она все вытерпела...
Крестилась. Ушла из общежития. Потом посту­
пила в монастырь. Там жизнь показалась ей недоста­
точно строгою и мало рабочею... И она ушла в иную
обитель.
Конечно, у нее самой был крутой и неуживчи­
вый характер. Не ужилась и другом монастыре,
хотя здесь было больше физического труда и бед­
ности. Ее сестры невзлюбили — за ее тяжелый
нрав.
И она зимой решила уйти из обители... И пош­
ла... По дороге ей встретился священник монастыря.
- Ты — куда?
- Ушла из монастыря! — резко ответила она.
- Ну, смотри, в другой раз не примут!
Они разошлись в разные стороны; он шел в мо­
настырь.
А она, пройдя еще несколько шагов, стала
что-то думая... Была, кажется, метель... Простояла
она 5-10 минут. Повернула обратно...
Но потом —опять проявила она своеволие. Мона­
стырский совет (старшие монахини) хотели удалить

162

Божии люди

ее из обители. Однако ее оставили и еще... Здоровье ее
было уже надорвано. Что будет дальше с нею, не знаю.
Только помню слова Св. Лествичника:
«Иной приходит в монастырь по любви к Богу,
другой — ища спасения от грехов, третий думает
найти там покой. Но не знаешь, кто из них окажет­
ся впереди и угоднее Богу!» И борьба ценна.
И еще им же сказано другое слово:
«Иной живет в монастырстве легко: такой уж
у него характер. А другому все дается трудно —от ха­
рактера его. Но я (говорит он) предпочту второго».
А другие отцы говорят так: «В чем застану, в том
тебя и судить буду». И пословица сложилась неда­
ром: «Конец красит дело!» Спаси ее, Господи!

Доказал
был уже ректором семинарии. Однажды иду из
Собора домой. Направо — Волга. Поперек в нее
впадает маленькая речушка «Тьмака»: вода — гряз­
но-желтая; где-то выше фабрики, заводы. Деревян­
ный мостик. Догоняю старушку.
- Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, батюшка!
- Сколько тебе лет?
- Да уж 74.
- Хорошо-о.

Я

Божии люди

163

- Да я уж и Бога просила —умереть, а Он смер­
ти не дает.
Помолчали. Идем.
- А я хотела тебя вот о чем спросить. Онамед­
нись (т. е., на днях, — М. В.) я видала сон.
И она рассказала его мне.
- Бабушка! Отцы святые не велят верить снам.
Стал ей говорить, почему не велят. И привел ей
случай и совет угодника Божия, известного старца
Амвросия Оптинского.
- А вот еще есть святой (о нем написано в Добро­
толюбии — М. В.) Диадох; он даже говорит о «Доб­
родетели неверования снам».
Кончил. Думал, что убедил, доказал старушке.
- Гм-м — протянула она спокойно, — а я —дру­
гой сон видела!
Какой уж, не помню, оба забыл.
У меня мелькнула мысль: если бы Чехов услышал
этот разговор, он, может быть, написал бы —подобно
рассказу о диаконе и записи живых и умерших — то­
же рассказец; и может быть, назвал бы его «Доказал».
Как дети! Недаром таких любил Христос...

Христа видел

Т

еперь припомнил рассказ о. А. Кир-го об игуме­
не Афонского Пантелеймонова монастыря Ни­

164

Божии люди

фонте. Это было в Париже: отец Алексий приехал
к нам в Богословский институт духовником студен­
тов. И он рассказал следующее.
В одной семье была строгая-престрогая мать.
У нее было два мальчика, может быть, лет по
8-10. У матери на косяке всегда висел кнут, для на­
казания ребят. Как-то дети расшалились и старший
разбил лампу — или только стекло... Спрятать беду
уж некуда. Тут вошла в избу мать; и, конечно, сразу
увидела следы шалости.
- Кто разбил лампу, — спрашивает она сурово.
Младший вдруг говорит:
- Я!
Мать сняла кнут и жестоко отхлестала его.
А старший брат с ужасом и удивлением смот­
рит, как мать бьет неповинного брата.
Мальчик (не помню имени его: может быть,
Николай?) полез на печь —утешительницу всех не­
счастных. И вдруг потолок над ним исчез. Воссиял
свет. И явился Христос.
... Далее не припоминаю, что Он сказал ребенку
в похвалу за самоотверженное страдание за брата.
Но только мальчик тогда же дал обет: уйти на Афон
в монастырь. И когда вырос, так и сделал. Потом
был там игуменом и сам рассказывал о видении.
А я теперь записываю — для тех, кто спрашива­
ет: «А кто Бога видел?»

«Северный Афон»

I.
Валаам. — На верхней палубе. — Бесплатный комик. —
Кругом вода. — «Пропимшись и заблудимши». —Коневец
и его «достопримечательности». —«Водные» ирмосы. —
Кронштадтская собака. — Земля! Земля! — «Владыка
здесь». — Кладбище и храм. — «Падший» послушник
и «Святой остров» . — Никольский скит. — Сту­
дент-послушник. - Всенощная. - Обедня и Сердоболь.

ще зимой несколько человек из нас начали тол­
ковать о весеннем путешествии компанией.
Иные предлагали прокатиться по Волге, — да кар­
маны у нас были тощи, как фараоновы коровы
(см. Быт., гл. 41); другие указывали юг, но «коро­
вы» и здесь помешали. И вот нашли такое место,

Е

168

Северный Афон

где удачно соединилось интересное паломничество
с средней толщиной карманов, — это Валаам. Ка­
ких-нибудь рубля два-три на билет на пароходе,
заманчивый путь по реке Неве и Ладожскому озе­
ру-морю, да еще — самое главное — религиозная
окраска, — все это было на стороне Валаама, и па­
ломничество было решено. Как только свалим
с плеч последний экзамен, — дело было в мае,
страдном для учащихся, — тотчас на пароход, —
толковали мы. В самом деле, после спешных отве­
тов, экспромтом собрали мы корзину, — кое-чего
захватили; — и, конечно, по обычной молодой бес­
печности, позабыли самое главное — хлеб насущ­
ный. Но молодежь плохо рассуждает: лишь бы сей­
час сыт был, а завтра — что Бог даст.
Извозчики повезли нас к Валаамской приста­
ни, — что на Калашниковской бирже, около церкви
Бориса и Глеба. С какой-то верой в интересность бу­
дущего, с ожиданием впечатлений от неизвестных
еще картин, — мы энергично вскочили на плавучую
пристань. Тотчас были куплены билеты, и ими, так
сказать, начали путешествие. Уложили свои вещи и
опять выскочили на пристань. Попрощались с про­
вожавшим нас товарищем и хотели было спокойно
воротиться на пароход, — как вдруг заметили у кас­
сы две унылые физиономии в одеждах богомо­
лок-черничек. Отец кассир — валаамский инок —
спокойно и решительно заявил, что даром их не по­
везут. Я подхожу к ним.

Северный Афон

169

- В чем дело?
- Да вот, родимый, на Валаам хотели было про­
браться, — да денег не хватает!
- Сколько вам нужно?
- Хоть бы с ру-у-блик! — жалобно протянула
одна из них. На лицах их написана была и печаль от
безденежья, и надежда на помощь, и неуверенность
в ней.
Я тотчас обратился к товарищам с предложением
помочь, —и через полминуты в руках паломниц был
лишний полтинник. Оказалось, что и его было до­
статочно к имевшейся у них сумме, — так как отец
кассир дал им после добавки льготную контрамарку.
С какой радостью не пошли, а прямо побежали они
по трапу на пароход! Сколько благодарности за один
лишь полтинник светилось в их глазах!..
Суетня все усиливалась... Начали приготовлять­
ся к снятию парохода с якоря. Раздался властный
и хладнокровный голос капитана — финна, — зазве­
нели где-то электрические звонки, с шумом вытянут
был якорь, покрытый гадкими червями, разбухшим
зерном и вонючей грязью.
...Раздался второй звонок... Сняли трап. Прово­
жавшие что-то шумели отъезжавшим, делали пре­
достережения, высказывали пожелания счастливого
пути... Гам был невообразимый... Раздался третий
звонок... Зашумели винты, вспенилась у кормы во­
да, и пароход — еле заметно — тронулся в путь-до­
рогу. Почти все сняли фуражки, шляпы и начали

170

Северный Афон

креститься на церковь Бориса и Глеба. С пристани
тоже крестились и крестили отъезжавших. Не обо­
шлось, конечно, без слез. Две-три женщины утира­
ли платками глаза и нос — махали отъезжавшим...
В это время пароход успел развить порядочную си­
лу — и мы поплыли довольно быстро против тече­
ния Невы... Было уже часов десять с половиной ут­
ра... День выдался замечательно ясный, — редкий
для северной столицы даже в мае. Дул маленький
ветерок, — но он бежал за нами и равнялся по быст­
роте пароходу; поэтому для пассажиров казалось
совсем тихо: только небольшие волны говорили,
что мы обманываемся...
Тотчас после отхода парохода мы забрались на
верхнюю палубу — значившуюся, по объявлению,
только для пассажиров первого класса. А мы имели
лишь второклассные билеты; да и то, признаться,
зря лишь деньги истратили: в третьем — почти все
равно. Вместе с нами забрались и третьеклассни­
ки —человек пять, и лишь один имел законное пра­
во на верхнюю палубу.
Но неравенство финансового положения не
препятствовало «зайцам» и имеющему право завес­
ти между собой речи. Один из третьеклассников —
несколько подвыпивший, с красной, видимо спив­
шейся физиономией, оказался порядочным остря­
ком, что и экспериментировал пред верхнепалуб­
ной публикой над первоклассником. Видимо, он
чувствовал себя полнейшим хозяином здесь.

Северный Афон

171

- Вы чем занимаетесь? — спрашивает наш ост­
ряк у собеседника, лукаво щурясь и играя то глаза­
ми, то губами, — то вдруг насупившись, как отстав­
ной философ.
- Торгуем мучными товарами! — отрывисто от­
вечает тот, видимо недовольный, к тому же психи­
чески больной, как оказалось после.
- Татарами? Скажите, пожалуйста?! Почем же
с пуда? — перевирает остряк.
- Товарами, а не татарами-с! — в раздражении
обрывает больной. — Нужно слушать, а не глазами
хлопать!
- Лопать? Да пожалуй, пора и лопать! Шурка! —
обращается герой к товарищу, — пойдем лопать!
- Болван!.. — отрезает взбешенный собеседник.
«Болван», ничуть не сконфузившись, на минуту
замолкает, чтобы, собравшись с новыми силами,
продолжать изводить нервного больного и поте­
шать себя и публику удачными, хотя подчас и глу­
пыми рифмами...
А пароход в это время знай себе бежал вверх.
...Вот плывут мимо нас фабрики, заводы. Вот Нев­
ский судостроительный, вот чистенькая карточная
фабрика, —а там весь в дыму черный Обуховский за­
вод... С левой стороны появились уже леса, луга... Па­
роход долго просвистал и красиво загнул за угол Не­
вы. ...Город и пригородья кончились... Картина сразу
изменилась: как будто из прокопченного города вас
перебросили в поволжскую родную обстановку...

172

Северный Афон

Остряк с товарищами спускался несколько раз
вниз и возвращался все веселей. Дело становилось
подозрительно. Вдруг, я замечаю, — летит за борт
пивная бутылка. Недоумеваю. Через несколько
времени в другом конце мелькает в воздухе пустая
«сороковка». В это время на палубу вышел один
подвыпивший пассажир.
- Понимаешь, Шурка, — говорил он своему то­
варищу, — какая штука? Монах внизу говорит: по­
кажите свою корзинку. Я ему развязал. Ну, извест­
но, водки уж не нашел. Я ему и говорю: а ну-ка,
отец, завяжи теперича, я развязывал, тебе завязы­
вать. И что же? Понимаешь? Завязал! Гмм! Я ему
там и говорю: завяжи-ка! Ну и ни слова, значит, не
говоря, — завязал! Вот, братец ты мой, как!
И довольный своим ухарством и мнимой побе­
дой, он торжественно закурил папиросу.
Оказалось, что на пароходе всячески преследу­
ется вино, вероятно, из опасения за самих же пасса­
жиров. Если же у кого найдут неиспользованные
еще бутылки, — то конфискуют до обратного воз­
вращения в Санкт-Петербург. Но обычно не удает­
ся это. Втихомолку, украдкой выпивается драго­
ценная влага, а ненужная посуда летит за борт,
провожаемая благодарным взглядом.
...А пароход все шумит винтами... Вот проехали
и Невские небольшие пороги, отличающиеся от
обычного течения ее лишь еще большей быстротой
да незначительным уклоном воды, видимым для

Северный Афон

173

простого глаза... Затем — Екатерининский дворец,
и около него прозаический кирпичный завод. Еще
далее — Потемкинская дача на чудном местополо­
жении... Недалеко уже и Шлиссельбург.
Мы решили подумать об обеде. Желудки давали
себя знать. А с собой ничего не взяли. Пришлось за­
казывать какую-то селянку, покупать белого хлеба
и пр. Все это страшно дорого.
Около двух часов дня мы выходили опять на па­
лубу... Еще немного, и перед нами Шлиссельбург.
К нашему пароходу подъехал таможенный чинов­
ник и скоро отъехал. Мы двинулись дальше. Вот
вам и Ладожское озеро.
Пароход выбежал на водяной простор, и предо
мной впервые открылась картина озера-моря. Впере­
ди и вправо от парохода разливалось безбрежное
пространство. На краю горизонта небо нагнулось до
воды и как бы прильнуло для того, чтоб напиться.
Слева же и позади были видны берега, покрытые
сплошным лесом. И до самого Валаама оставалась та
же картина — лишь сзади Шлиссельбург и берега
скоро исчезли из виду, — и с трех сторон мы видели
только одну воду. Время было очень тихое, по озеру
бежали только небольшие волны, — по-морскому-то
«рябь», — то обгоняя друг друга, то сливаясь в один
гребень, то снова шаловливо разбегаясь друг от дру­
га. Такая чудная погода бывает на озере не всегда.
Ближе к осени, да и летом не в редкость, на нем под­
нимаются сильные ветры, а иногда расходятся и

174

Северный Афон

страшные бури. А качка-то почти обычное явление.
Но все это случается к осени; а мы ехали 13 мая. Зато
у нас было другое, хотя очень маленькое неудобство.
Из Санкт-Петербурга мы выехали в жаркую погоду;
но на озере было еще очень холодно. Дело в том, что
там долго не тает лед, — да вследствие глубины вода
нагревается плохо северным солнышком. И тут-то
мы узнали пословицу — «от жару кость не ломит», —
теплые шинели-то вот как пригодились бы. А один
студент — кажется, технолог, — вероятно, несостоя­
тельный, — ехал на Валаам в одной лишь тужурке.
Можно было полагать, как было ему холодно! Впро­
чем, нужда мучит, но и учит; около дымовой желез­
ной трубы огромного размера стоял деревянный ди­
ван; от трубы сильно несло пеплом, но и грело;
студент и лег на этот диван, и не раз сладко засыпал.
...Налюбовавшись «вдосталь» видом Ладожско­
го озера, мы взяли книжки. У меня было Доброто­
любие. Читали вслух кое-что. Поэтому на палубе, —
все на верхней пока, — образовалась вокруг нас
группа. Когда мы перестали читать, один из слуша­
телей попросил у меня книгу и убежал с нею вниз.
За ним последовал скоро и я. На нижних палу­
бах большею частью были простачки: крестьяне,
мещане, мастеровые, немного купцов; преобладали
мужчины — женщин было немного, — и то все бо­
лее постоянные богомолки.
Между прочим, после внимательного наблюде­
ния меня поразило следующее обстоятельство. Поч­

Северный Афон

175

ти половина из пассажиров либо сизым носом, либо
краснотой лица, либо истрепанной кожей и синяка­
ми под глазами, или проще запахом, выдавали свое
неравнодушное отношение к патриотической влаге.
Я невольно задал себе вопрос: пьянство и богомо­
лье? Где тут связь? Думаю, уж не на заработки ли ку­
да едут? В недоумении обращаюсь с вопросом к од­
ному трезвому молодому парню с симпатичным
открытым лицом.
- Почему это пьяных много или спившихся?
- Да они на Валаам едут тоже.
Видно, я сделал глупо-недоумевающую физио­
номию, ибо собеседник улыбнулся моей неопытно­
сти, а потом пояснил:
- Это постоянно здесь. Кто пропимшись, кто за­
блудимши, —не осилят себя дома-то; ну и едут на Ва­
лаам выдерживаться. А там у них уж строго. Поживет
эдак с недельку, закрепнет и опять за работу. Я тоже
вот везу одного знакомого сапожника: совсем спился
с кругу. Жена его ухе и попросила меня захватить
с собой; дала ему на дорогу бутылку, другую обещала
отдать мне. Он поверил. Выпил дорогой свою бутыл­
ку, стал придавать ко мне; а жена-то лишь успокаива­
ла его, обманывала, чтобы он согласился ехать. Я ему
так и сказал. Уж он ее! Уж он ее! Говорит: убью, при­
еду. Пошумит, перестанет. Проспится.
Собеседник указал мне на своего протеже. Са­
пожник, оказывается, как запьянствовал в рабочем
фартуке и в грязной рубахе, — так в этом костюме

176

Северный Афон

и ехал «выдерживаться». После на Валааме я видел
его совершенно здоровым, с осмысленным взором,
спокойным лицом, и все в том же рабочем фартуке.
...А пароход бежит и бежит. Картина все та же;
только изредка попадается встречный пароход, —
или где-нибудь вдали сбоку покажутся паруса и по­
том постепенно скрываются за выпуклостью воды.
Солнышко начало уже склоняться книзу. Мы
напились чаю, — хорошо хоть свой захватили с са­
харом. В публике начали ожидать уже остров.
В самом деле, скоро на горизонте впереди паро­
хода показалась синяя полоска. Она все росла и рос­
ла, затем начали показываться определенные очерта­
ния берегов. Перед нами всплыл Коневец. Было
около восьми часов. Пароход плавно обогнул мель
и подошел к пристани. Публика должна была вся уй­
ти на берег и переночевать в монастырских гостини­
цах. Только один «первоклассник» остался в своей
каюте на пароходе, который почти тотчас же ушел на
стоянку куда-то к берегу материка, лежавшего вер­
стах в семи от острова. Мы направились в гостиницы.
Почти всех богомольцев разместили в общие номера
человек на десять-пятнадцать, а нам — трем студен­
там и еще кое-кому из «белой кости» отвели отдель­
ные небольшие комнаты человека на два-три. Самая
заурядная обстановка. Чистое белье на кроватях —
наш пароход почти впервые после зимнего перерыва
вез посетителей. А может быть, и всегда чисто быва­
ет? Мы расположились... На столе стояли чистые

Северный Афон

177

приборы; это подало нам мысль напиться первым де­
лом чаю. Скоро к нам вошел отец гостинник и на на­
шу просьбу принес кипящий самовар, десяток яиц
(30 к.), две бутылки молока (коп. по 10 каждая), чер­
ного хлеба и гречневой каши, оставшейся после ино­
ческого ужина. Всему этому наши проголодавшиеся
желудки оказали достойную честь. А потом мы реши­
ли поискать и духовной пищи. В это время входит
в наш номер монах — как узнали после, иеродиакон.
- Христос воскресе! — приветствует он нас за
дверью по иноческому правилу: это еще было до
Вознесения.
- Воистину воскресе! — отвечаем мы в тон ему.
- Не пожертвуете ли на монастырь для записи по­
койников на вечное поминание, живым на здоровье?
- Нет, батюшка! Где нам?.. Молчание.
- А что у вас нет ли старой газеты, прочитан­
ной? Какие новости-то там у вас в миру? Здесь мы
ничего ведь не слышим.
- К сожалению, батюшка, не захватили. А вы
вот скажите нам — что бы нам тут посмотреть?
Отец иеродиакон словоохотливо разъяснил нам
и достопримечательности, и путь к ним.
Прежде всего мы направились в храм. Там уже
пели стихиры «на хвалитех». В храме был приятный
полумрак. Налево от входа стояла рака с мощами
преподобного Арсения Коневецкого. Молящихся
было немного: по бокам и по стенам стояли немного­
численные иноки, в середине храма — приехавшие

178

Северный Афон

богомольцы. Меня привлекло к себе пение. На левом
клиросе пели, по-видимому, близко к столповому
распеву, —но неаккуратно, грубо и крикливо. Наобо­
рот, на правом клиросе подделывались под «мир­
ское» пение: старались петь чуть слышно, с затягива­
нием, с crescendo, «по Бахметеву». Мне это не
понравилось. Ну, я еще понимаю, что подобная ис­
кусственность допустима в миру для изнеженного уха
светского человека. Но в монастыре должны быть
только молитва и никаких заигрываний с сентимен­
тальностью стоящих в храме... Всенощная кончилась.
После неё мы отправились гулять по острову и осмат­
ривать «достопримечательности». Зашли в Казан­
ский скит в полуверсте от монастыря. Было тихо
и совсем почти темно. Одна-две свечечки слабо мер­
цали в темном храмике, придавая ему таинственный
полумрак. Но скоро застучали шаги, и перед нами сто­
ял инок. При входе на столике разложены были кипа­
рисовые крестики, четки, круглые камни, естествен­
но — обточенные водой, с картинками религиозного
и совсем светского содержания. Мы спросили дорогу
к Конь-камню я купил себе на память о Коневце кре­
стик. Пошли далее. Было уже около одиннадцати ча­
сов; но северная белая майская ночь позволяла еще
видеть почти все. Природа острова произвела на нас
самое мирное впечатление, точно нас перенесли в лес­
ную среднерусскую губернию. Небольшие холмы, не­
глубокие долины, в общем же ровная местность, по­
крытая обычным смешанным лесом, — вот вам и все.

Северный Афон

179

Впереди показался огонек. Оказалось, это была
малюсенькая часовенка, построенная на знаменитом
Конь-камне, — от которого получил свое название
и самый остров. По мысли ученых, этот камень один
из оставшихся валунов ледникового периода, а может
быть, — свидетель катастрофы всемирного потопа,
выбросившего его сюда. Огромной величины этот ка­
мень поражал прежде воображение язычников, пере­
гонявших с материка своих коней на остров для кор­
ма; чтоб умилостивить Бога, темные люди приносили
здесь, по преданию, жертвоприношения, дабы вооб­
ражаемый владыка острова сохранил скотину. А хра­
нить-то было, собственно, не от чего: здесь нет ни од­
ного опасного хищного животного. Впоследствии на
этом месте возникло христианское богослужение.
Помолившись в часовенке, мы направились к озе­
ру, лежавшему в нескольких шагах от камня. Пред на­
шими взорами открылась чудная картина. Берег об­
разовал здесь изгибом бухту. Волны сюда уже не
докатывались. Тишина стояла полная. На воде ни ма­
лейшего движения. Как раз перед нами догорала еще
вечерняя заря. Ее бледно-кровавый блеск отражался
в воде и окрашивал ее в чудный цвет. Сзади над двух­
саженным обрывом стояли заснувшие сосны. Каза­
лось, все погрузилось в глубокую-глубокую думу. Мы
до того восхищены были этой картиной и завороже­
ны молчанием, что от восторга начали дерзко разры­
вать заколдованную тишину громкими криками и ау­
каньями.

180

Северный Афон

Было уже двенадцать часов. Шли напрямик по
темному лесу, но опасаться здесь было некого: ни
зверь не нападет, ни лютый человек не встретится.
Подходя к монастырю, мы обратили свое внимание
на какой-то шум, все усиливавшийся. Скоро мы до­
гадались, что это прибой волн... В самом деле, ско­
ро это стало совершенно ясно для слуха, — и мы
очутились около берега.
Ветра ничуть не было; но озеро, взволнованное за
день, не хотело успокоиться, и как малое дитя долго
еще после обиды надувает губы, и озеро все катило
и катило тихие гладкие волны. Они с шумом растека­
лись по песчаному берегу, — а иногда с треском раз­
бивались мелким серебром. После той мирной карти­
ны шум волн взбудоражил нас. И мы затянули
ирмосы «о воде». «Воды древле манием Бо­
же-э-ственным». «Моря чермную пучину невлажны­
ми стопа-а-ами», — прерывает меня товарищ. Я свое,
он свое, — а волны аккомпанируют нам своим шу­
мом. — Ребята, а пожалуй, пора уж и спать. Посмот­
рели на часы. Стрелки показывали час ночи. Уже ста­
ло рассветать, небо начало белеть, кое-где
перекликались ранние пташки. Мы пошли в свой но­
мер и заснули как убитые, свежим детским сном. Хо­
тели было встать к обедне в половине пятого, — но
даже и благовеста не слыхали, проснулись в шесть.
Едва поспели к молебну. Иноки скоро пели: «Препо­
добие отче наш (!) Арсение, моли Бога о нас». В этом
«наш» мне послышалась новость, вполне понятная.

Северный Афон

181

Приложившись к раке и местной чудотворной
иконе Божией Матери, держащей на руках Младен­
ца с двумя белыми голубями, мы воротились в но­
мер, выпили еще молока, затем направились к при­
стани, куда уже подходил отдохнувший пароход.
Было часов семь с половиной утра. День снова был
роскошный. Тишина и тепло. Волны наконец-то
утихомирились почти. Пароход медленно отошел от
пристани, и перед нами снова раскинулась знакомая
картина безбрежного пространства. Я отправился на
нижнюю третьеклассную палубу. Богомольцы пили
свой чай (кипяток дают здесь бесплатно). Шли раз­
говоры между знакомыми кучками.
Вот группа: два старика-богомольца, средней
руки бойкий купец, два-три мастеровых, какой-то
мелкий молодой чиновник.
- Это — первое, значит, средствие, — рассказы­
вает один старик, — ежели, значит, к примеру, уку­
сит те собака, —то ты возьми, добудь клок евонной
шерсти промеж лопаток, сожги его и засыпь, как
рукой снимет!
- Не может быть! — попытался неуверенно воз­
разить я.
- Мне ли ты говоришь? — отвечает убежденно
рассказчик. — Я вот...
- Это уж верно! — безапелляционно утверждает
купец, прерывая старика. — Я сам ведь не раз ле­
чился. Доктора ничего не помогали, засыплешь
шерстью — на другой день — ничего!

182

Северный Афон

- Я вот, к примеру, — снова начинает старик, —
в Кронштадте ходил по дворам, — одна, проклятая,
и укуси меня, значит, за голеняжку. Я сейчас к ку­
фарке, так мол и так, —добудь ради Христа, шерсти
евонной промеж лопаток. Ну она, спасибо ей, добы­
ла. Я приложил к ноге...
- Ну что же? Скоро зажила рана-то?
- Рана-то значит? — Да!
- Не-е-т! Вот уж недели три, как всё нарыва­
ет, — наступить больно.
Старик действительно хромал немного.
- Так как же ты говоришь?..
- Да, значит, потому шерсти-то мало было,
жечь нечего, я так и приложил ее сырую.
Конечно, грязная шерсть плохой бинт, и долго
еше проболит, видно. Бедный темный старик. А по­
пробуй-ка разуверить!..
- А зачем ты в Кронштадт-то попал?
- В Кронштадт-то? Кстати! У меня племянник
ни за што ни про што в Сибирь угодил.
- Как так? — в один голос спрашиваем мы, все­
гда жадные до уголовных новостей.
- Жена его — шлюха — погубила! Сама-то разо­
шлась с ним, а за кого хотела выходить замуж, за­
кон, значит, не дозволял. Ну, вот они и решили из­
весть сначала племянника. Стоял он, к примеру,
часовым у казенного гамазея; они ночью и крадут­
ся; чтобы, значит, он погнался за ворами, — а ее со­
житель сломает печать у замка. Ну, Александра

Северный Афон

183

(имя племянника) услышал, — ползет кто-то, ок­
ликнул до трех раз и выстрелил в энто место и уго­
ди, как раз, значит, по ногам жене-то. Энта как за­
орет: — убил, кормильцы, убил! Не выдержал
Александра, жалко стало жену: —любил он ее, под­
лянку! Побежал к ней, а сожитель-то сломай в эф­
тот самый момент печать-то. Ну и пошел под суд.
Я как, значит, узнал про суд-то, к Плевакину
бросился в Москву.
- Зачем же это ты к нему? Разве он доступный
для вашего брата-то? —спрашивает голос из группы.
- Плевакин-то? Он, братец ты мой, простой.
- Да ведь все равно племянника твоего уже никто
не выгородил бы. Виноват он, хоть и любил и жалел
жену.
- Ну, нет! Плевакин, значит, он, кого захочет,
невиноватого виноватым сделает, черного белым
покажет. Он оправдал бы Александру! — уверенно
твердил старик. — Только я маненько запоздал
к нему. Племянник двенадцать дней уже был со­
слан в Сибирь.
Слушатели сочувственно нахмурились: и жалко
было доброго солдата, и помиловать по закону
нельзя... Молчание...
- А в Кронштадт как же ты попал? — спросил
последовательный собеседник.
- Ну из Москвы дай, мол, поеду в Питер, не сде­
лаю ли там чего? Да и к батюшке Ивану Кронштадт­
скому собирался давно съездить. Вот и попал туда;

184

Северный Афон

прожился на аблакатов, стал побираться. Собака-то
и укуси, значит, за самую голенятку.
В другой группе шли речи про будущий неуро­
жай хлебов, про засуху. В третьей говорили о бого­
мольях.
Утомленный вчерашней прогулкой, с тяжелой
головой от четырёхчасового сна, я решил проспать
до Валаама и отправился в каюту второго класса...
Около двенадцати часов вбегает ко мне один из
товарищей, начинает энергично будить.
- Слышишь? Вставай скорей! Валаам!
Последнее слово, как электрический ток, сбра­
сывает меня с дивана. Я бегу на верхнюю палубу.
Пред глазами в версте от парохода — Валаам.
Первое впечатление было смутное, как и всегда
при первом беглом взгляде на новый предмет. Гла­
за как-то разбегаются, мысль не в состоянии сосре­
доточиться на одной стороне предмета; получается
что-то бесформенное, бесцветное. В те десять ми­
нут, пока мы не остановились у пристани, я только
одно вынес — это лесистость острова. После, когда
мы изъездили и исходили Валаам по разным на­
правлениям, это внешнее впечатление от острова
определилось вполне.
Остров Валаам (остров Ваала или Белеса, язы­
ческого бога), точнее — целая группа островов, чис­
лом сорок, — представляет из себя целый ряд гра­
нитных скал большей или меньшей величины,
поднимающихся из глубины озера.

Северный Афон

185

Гранитная почва острова придает ему какой-то
суровый серьезный тон: здесь сентиментальностям и
нежностям нет места, —заявляет природа. Но между
тем, сколько своеобразной прелести в этих диких су­
ровых местностях!
Вот, например, Святой остров (расположен к се­
веро-востоку от главного острова Валаамского архи­
пелага —А.С.). Гранитная отвесная скала сажен в де­
сять-пятнадцать высоты круто обрывается в озеро.
Смотреть вниз —так голова кружится, дух замирает!
А внизу шумят несмолкающие волны; они то будто
нежно обнимают утесы, то как дикие звери в ярости
бросаются на скалу, но в бессилии с шумом и диким
шипеньем летят назад, разбиваясь в тысячи серебри­
стых брызг.
Но суровость дикой природы смягчается замеча­
тельным покровом: повсюду острова покрыты лесом,
которого здесь не трогают. Тут больше северных
хвойных деревьев, и лишь изредка попадается берез­
ка, дубок, осина. А иногда между деревами блеснет
просвет, и перед вами зеленая порядочной величины
лужайка. Есть даже поле, на котором, впрочем, ни­
когда не дозревают хлеба.
И невольно припомнишь слова Аксакова: «Лес и
вода —краса природы». Прибавьте к этому еще утесы,
заливы, бухты, и вы можете составить себе приблизи­
тельное представление о богатстве природы Валаама.
Особенно ярко встает предо мной одна картина...
Остров святого Иоанна Предтечи. Мы с одним по­

186

Северный Афон

слушником, братом В., сидим на гранитном камне
у самой воды. Впереди — безбрежное пространство.
Едва заметный ветерок. Солнышко опускается уже
к облачному горизонту, немного пригревая нас. У са­
мых наших ног журчат тихие волны, точно жалуясь
нам на вечную и бесплодную свою деятельность.
И лишь изредка девятая волна запротестует слишком
громко и сердито разобьется со злости о камни, обдав
наши ноги брызгами. А потом опять и опять жалоб­
ное журчанье. А наверху над нашими головами стоят
со сны, шепчась о чем-то с ветром, точно опасаясь за
покой старцев-схимников. Да и действительно, здесь
неудобно шуметь, как захочется, — неделикатно.
И все это до того мирно действует на душу, что про­
сто погружаешься в какое-то забвение, какой-то
сладкий мир разливается по всему существу, не хо­
чется даже говорить. А волны и шёпот сосен все уба­
юкивают и убаюкивают душу утомленного в миру
всяческой суетой человека, умиротворяют усталого
от подвигов духовных и телесных инока!
И только мраморный крест-памятник, ярко выде­
ляющийся над нашими головами среди зеленого леса,
зовет человека вверх, прочь от духовной спячки, вле­
чет инока после отдыха к новому и новому труду!
Не забыть мне этой картины, и испытанных впе­
чатлений! Подобной грандиозной красоты я не ви­
дел еще нигде!..
А пока мы с вами, читатель, забежали вперед
в рассказе, —пароход обогнул остров и вошел в ров­

Северный Афон

187

ный, точно искусственно высеченный залив. При
входе в него мы встретили еще плавающие льдины,
жалкие остатки зимы. Перед нами предстал тотчас
же собор с высокой колокольней.
Кругом в лесу, на самом верху горы, освещенный
майским солнцем, белый собор манил к себе взоры
подъезжавших богомольцев... А вот мы и у приста­
ни... На берегу стоит толпа иноков и мирян... Мы со­
брали вещи и пошли вперед к гостинице вслед за
другими богомольцами. На дороге нас догнала ло­
шадь с телегой, нагруженной корзинами и мешками
паломников. Мы тоже бросили туда свои пожитки.
Затем проскакали три, четыре пролетки; это ехали
либо начальствующие здесь иноки, либо познатнее
богомольцы, либо старенькие и больные посетите­
ли. После узнали, что это все бесплатно.
Пред нами обширнейшая гостиница; но мы в нее
не пошли, а отправились прямо в собор, так как услы­
шали, что там служит епископ Сергий, ректор нашей
академии. Когда мы вбежали во двор монастырских
зданий, то пред нами открылась торжественная кар­
тина. Иноки во главе с епископом попарно шли из
храма в столовую. Нам велели стать в последние ря­
ды и тоже идти с ними, чему мы охотно подчинились.
Пропели предобеденную молитву и шумно рас­
селись за столы. Затем наступило молчание, изредка
нарушаемое скромной речью. Братья-послушники
подавали одно блюдо за другим, предваряя словами:
«Христос воскресе!» Мы отвечали: «Воистину вос­

188

Северный Афон

кресе» и начинали истреблять поданное. Впрочем,
сначала-то, после питерских блюд валаамская пища
не очень-то пришлась по вкусу; но потом привыкли,
ничего: больше все рыбное, иногда молочное.
Потрапезовав, мы тотчас выбежали вон и протол­
кались к владыке; получили благословение и вместе с
ним отправились в «царские комнаты» —ничего осо­
бенного, впрочем, кроме портретов царственных
особ, не представляющие.
Там владыке вместе с нами предложен был чай.
И еще здесь мое внимание привлек к себе тот осо­
бенный дух, который витает в этих иноческих сте­
нах. Все — по чину, благообразно. Сначала подали
чай владыке, затем отцу наместнику (игумен в то
время еще не был избран после умершего отца Вита­
лия), после него — отцу казначею и так далее. — Ка­
кое местничество! — подумает мирской человек, —
и глубоко ошибется. Различие коренное: в миру
каждый хочет быть выше других и крепко отстаива­
ет свое место; здесь, наоборот, всякий рад уступить
свое высшее место низшим, но те сами не согласят­
ся, чувствуя свою немощь и почитая «всяко началь­
ство и всяку власть» «не за страх, а за совесть» (ср.
Рим. 13, 5 — А. С.). Здесь свободное подчинение,
христианская дисциплина, а там, — в местничестве,
обычный закон мира сего, по которому «князья на­
родов господствуют над ними и вельможи властву­
ют ими» (Мф. 2 0 , 25). Эта дисциплина, проявивша­
яся в таком незначительном факте, оказалась не

Северный Афон

189

только здесь, пред лицом владыки, но во всем строе
иноческой жизни, как ясно было всякому богомоль­
цу. Всяк при своем деле, всяк под началом у старше­
го и без воли и благословения последнего никто не
имеет права сделать ни шага. Таков, по крайней ме­
ре, основной характер монастырского общежития,
как мы увидим далее на самом деле. Конечно, ис­
ключения везде бывают, но своею редкостью они
лишь наиболее подчеркивают правило.
Другая черта, прямо поразившая меня, была ка­
кая-то безыскусственность и любовная простота.
У нас обычно в миру хозяева стараются занять гос­
тя, за отсутствием общих тем несут всякую чепуху.
И свежему человеку становится тоскливо и пусто от
этой ветреной болтовни. Здесь говорят, что нужно;
допускают, конечно, и шутки, но вполне уместные
и естественные. Поэтому не чувствовалось особен­
ной неловкости, когда приходилось даже и мол­
чать, хотя мы были совсем еще незнакомы.
Напившись чаю, мы решили все вместе отпра­
виться осматривать монастырь. Но пред отходом
местные фотографы-иноки попросили благослове­
ния у владыки снять его, на что тот, понятно, согла­
сился. А затем и мы целой группой, человек в де­
сять, вышли за монастырские стены.
Солнышко ярко светило с небосклона. Было ти­
хо. Кругом лес, под ногами —довольно низко под об­
рывом —залив; на нем «Валаам» и еще два парохода:
«Сергий» —игуменский и «Николай» —рабочий.

190

Северный Афон

Прежде всего мы отправились на кладбище, где
хоронились только, кажется, схимники и манатей­
ные монахи; послушники же, рясофорные и светские
погребались на другом месте, в версте от монастыря.
Направо от входа внимание богомольца оста­
навливает крайняя надгробная плита со следующей
надписью под крестом:
На сем месте тело погребено,
В 1371 году земле оно предано,
Магнуса Шведского короля,
Который святое крещение восприя,
При крещении Григорием наречен.
В Швеции он в 1336 году рожден.
В 1360-м году на престол он возведен.
Великую силу имея и оною ополчен,
Двоекратно на России воевал,
И о прекращении войны клятву давал,
Но преступив клятву паки вооружился,
Тогда в свирепых волнах погрузился,
В Ладожском озере войско его осталось
И вооруженного флота знаков не оказалось;
Сам он на корабельной доске носился,
Три дни и три нощи Богом хранился,
От потопления был избавлен,
Волнами ко брегу сего монастыря управлен,
Иноками взят и в обитель внесен,
Православным крещением просвещен.
Потом вместо царския диадимы
Облечен в монахи, удостоился схимы,

Северный Афон

191

Пожив три дни здесь скончался,
Быв в короне и схимою увенчался.

Под стихами высечен обычный череп с костьми.
- Шведы, — поясняет один инок, — оспаривают
этот факт и показывают у себя могилу Магнуса.
Не будучи историком, автор этих строк не может
ни подтвердить, ни отрицать подлинности написан­
ного. Где-то мне пришлось читать опровержение, но
оно показалось недостаточным. Возражать по суще­
ству нельзя: факт этот был возможен, притом неда­
ром же предания являются. Но, впрочем, особенно
на этом не настаиваю, потому что Валааму гробница
Магнуса ни придает ничего особо важного, ни отни­
мает у него. Копий ломать не из-за чего! Валаам це­
нен сам по себе.
Читая надписи, мы обратили внимание на коли­
чество лет усопших иноков: то 75, то 80, то 90.
Обычная же доброзрелая старость, по пророку «70
лет, аще же в силах семьдесят». А здесь —выше сил.
И при таких наглядных фактах находятся люди, ко­
торые стараются возражать против постов, аскетиз­
ма, будто подрывающих, медленно убивающих ор­
ганизм. Если бы все «скоромники» доживали хоть
до 70 лет!
Позабывают они, что «не одним хлебом жив бу­
дет человек, но и словом Божиим», — жив — не
только духовно, но и телесно.
Есть еще несколько интересных надписей.

192

Северный Афон

Схимонах Киприан.
Из закоренелых раскольников, утвержденный в
православии чудесными знамениями.
20 мая 1798 года, 80 лет от рождения.
Или:
Монах Авраамий.
Ревностно потрудившийся в послушаниях и в оби­
тели источавший по кончине и при отпевании ток
живой чистой крови.
Кое-где написаны простенькие стихи, вроде
следующих:
Схимонах Авраамий.
Все в мире презирая,
Он Господу служил,
И славу неба предвкушая,
Здесь телом от трудов почил.
Коротко и ясно!
Осмотрев кладбище, мы направились снова в ог­
раду монастыря. Владыка пошел в братскую больни­
цу посетить немощных, а мы в это время прошли
в летний верхний этаж собора. Громадной величины
храм производил внушительное и вместе с тем легкое
впечатление. Довольно много было золота, блестев­
шего от боковых лучей солнца; но всего более мне по­
нравилась живопись Нижний храм производит сов­
сем иное впечатление; но о нем в свое время. Здесь же
бросалась в глаза яркость и светлый тон красок. Ро­
зовый, голубой, красный, синий и редко коричне­
вый —цвета икон и стен придают храму положитель­

Северный Афон

193

но бодрящий, веселый, жизнерадостный тон. Высота
купола и арок и обилие света чудно дополняли это
впечатление. И невольно спросил я себя: зачем мона­
хам эта светлая жизнерадостность? Но ответ явился
тотчас же. Ведь христианство не только — одна пе­
чаль и сокрушение о грехах, — но и радостная жизнь
в Боге, «неизреченный свет» и непрекращающееся
веселие, как утверждают по опыту христианские по­
движники-мистики. Правда, на эту последнюю сто­
рону радости, оптимизма, в последнее время начали
указывать даже чересчур уж неумеренно, вооружаясь
против какого-то будто ложного аскетизма. Горячей
всех возмущался им известный В. В. Розанов, взывая
как-то в «Новом Времени»: почему это у христиан
Пасха продолжается всего лишь одну неделю, а пост
тянется 40 дней? Почему все наше христианство чер­
ное, а не белое? Почему христианство Страстная Пят­
ница, а не Светлое Воскресение? Милый, — если
только не фальшиво наивный, — Василий Василье­
вич! Я спрошу вас: почему это большинству христиан
нравятся дни Страстной седмицы более, чем Пас­
хальная неделя? Почему это горько-покаянное «По­
милуй мя, Боже, помилуй мя!» влечет сердца верую­
щих? Да, уж очень просто: совесть-то у нас не чиста!
Если же у вас, жизнерадостный Василий Васильевич,
совесть покойна, если, как «чистый сердцем, вы уже
зрите Бога» (ср. Мф. 5 , 8 —А. С.), то «радуйтесь и ве­
селитесь» (Мф. 5 , 12 —А. С.), —но нам, грешным, ос­
тавьте уж плач и сетование, —мы здесь находим себе

194

Северный Афон

тихую, печальную радость и скорбное утешение.
«Блаженни плачущие, яко тии утешатся» (Мф. 5 , 4 —
А. С.); утешатся не только там, за гробом, но еще
и здесь, даже в самом плаче будут утешаться. «Бла­
женни нищие духом» (см. Мф. 5 , 3 —А. С.), опять все
скорбные, смиренные, уничижающие себя мытари,
потому что им принадлежит «Царствие Небесное»
(см. Мф. 5, 3 — А. С.); а «царствие-то внутрь» ведь
нас есть (ср. Лк. 17,21 —А. С.).
Слезы — и радость! Смирение — и дерзновение
пред Богом! Все это, Василий Васильевич, — вместе
бывает. Таков обычный ход внутреннего обновле­
ния человека «во образ Христа», «возрастание в му­
жа совершенна!» (Еф. 4 , 13 — А. С.)
Но, конечно, бывают моменты, когда плакать
неуместно, да сердце и не хочет плакать.
«Почто мира с милостивными слезами, о учени­
цы, растворяете?» — вещал мироносицам блистав­
ший во гробе ангел, — ведь «Спас-то воскресе» из
мертвых: теперь «рыдания время преста, не плачи­
те!» — поется в каждую воскресную всенощную. Но
ведь до этого воскресения нужно прожить шесть
дней. До Пасхи — нужно жить целый год. Да и то не
все могут радоваться по-настоящему; почти что не
все дожили до воскресения своей души. Для этого
нужны нам долгий пост духовный, сетование о своей
нечистоте нужно; Страстную неделю внутри себя пе­
режить, перестрадать, — тогда и загорится светлая
заря христианского богообщения. А вы, Василий Ва­

Северный Афон

195

сильевич, рекомендуете после угарной, опьяняющей
масленицы, да прямо опять Пасху ликовать! Не вый­
дет, поверьте, не выйдет ничего: совесть-то, того...
грязновата у нас! И рад бы в рай, да руки коротки!
И вот это вполне понимают иноки, эти истинные
христиане, — поэтому они большую часть года про­
водят в нижнем скромном храме, а летом веселят
свои сердца описанной красотой, и благодарят Бога,
утешающего смиренных и утружденных.
Вот какие мысли и чувства возбудил во мне вид
Валаамского храма. Да простит мне читатель это
отступление.
Один из провожавших иноков разъяснил, что
почти весь этот храм с его архитектурой, живопи­
сью сделан трудами Валаамской братии, почему он
совсем родной для них.
Между прочим, наше внимание привлекли к се­
бе две картины — иконы. На одной из них, нарисо­
ванной по трем стенам лестницы, ведущей с верхне­
го этажа в нижний, изображены лики русских
святых, начиная, кажется, от Владимира Святого
и до последних дней. И замечательно: все иноки,
простые миряне и князья.
- Знатных-то и богатых, да белых священников
совсем почему-то мало! — замечает один из приез­
жих богомольцев.
Это замечание брошено вскользь, но оно имеет,
кажется, глубокий смысл. В нынешний век почти все,
и интеллигентные миряне, и белое духовенство, во­

196

Северный Афон

оружаются против иночества. Правда, много, много
темных сторон здесь. Но ведь это обычное явление —
где сильнее свет, там гуще тени, больше козней врага;
где выше подвиг, там возможнее — падение. Но за­
ключать из темных сторон о ненормальности всего
монашества неосновательно. Ненормальности, иска­
жения нужно преследовать, — дурные листья и сучья
обрезать, —но рубить самое дерево, когда на нем бы­
ли и листья и плоды, жестоко и глубоко несправедли­
во. Скажут, что в монашестве больше негодных листь­
ев. Бог им судья! Нужно стараться строже принимать
в монашество и вообще улучшать это дело Христово.
Но не забывайте, что большинство святых — иноки
или мирские аскеты, такие же монахи. Тесен путь
в Царствие Божие, но иного нет! И вот рассматривае­
мая картина наглядно показывает и говорит зрителю:
строгие судьи! Не рубите дерева! Посмотрите, сколько
оно принесло зрелых для Господа плодов! Не рвите
розу из-за того, что на ней есть и шипы! Вглядитесь
в подвижнические лики: есть ли среди святых Божиих
жившие широко, пользовавшиеся удобствами и удо­
вольствиями? Да, православные, тесен путь и узки
врата, ведущие в Царствие Небесное!
Вот что подсказывает эта картина. Другая сторона
обращает внимание одной мелочью. С низко накло­
ненной головой грешница, окруженная фарисеями
и книжниками, готовыми уже удрать под давлением
мучащей совести; — Христос сидит и чертит перстом
на песке, а что именно — в Евангелии не говорится.

Северный Афон

197

Художник, желая заполнить этот пробел, по простоте
своей рисует на латинском языке слова Господа: qui
vestrum sine peccato.., то есть кто из вас без греха, —
тот, и т.д., понятно, почему взяты эти слова, — но за­
чем латинский язык? Видно, художник знал его в гим­
назии, а, может, и в семинарии и хотел выразить идею
неизвестности и непонятности писанного.
Осмотревши храм, мы пошли на колокольню,
откуда открывался чудный вид кругом на далекое
пространство. К сожалению, в этот раз нельзя было
взобраться на самый верх ее, где находилась под­
зорная труба.
Когда затем сошли вниз, — то обратили внима­
ние и на внешнюю сторону собора. Храм напомина­
ет своей архитектурой византийский стиль — очень
красивый; колокольня же — в русском стиле, при­
чем она производит немного странное впечатление:
сначала идет ровно, ровно — и вдруг круто сужает­
ся и неожиданно кончается острым шпилем. Гово­
рят, что по плану предполагался еще целый этаж,
но игумен не благословил; может быть, денег не
хватило, — а может быть, считал это лишней роско­
шью! Бог его знает!
В это время владыке сказали, что все готово для
отправления на Святой остров. Мы пошли пешком
к пристани, а владыке и отцу наместнику подали
лошадей.
У пристани ждал нас чистенький игуменский
пароходик «Сергий», названный в честь святого

198

Северный Афон

Сергия Валаамского. Мы уселись. Из машинного
отделения вышли иноки — машинист и кочегар —
получить у владыки благословение. И пароход лег­
ко отошел от пристани...
На пути я разговорился с некоторыми иноками,
ехавшими с нами. Между прочим, один молодой
послушник почему-то сильно понравился мне. Как
мирянин, я недоумевал, как можно было жить в мо­
настыре, да еще в глухом скиту, молодому, полному
жизни и сил, юноше, и, не утерпев, задал этот во­
прос. Но ответ был очень прост...
Скромно, как дитя, и смиренно, он ответил мне
искренно: «Был я приказчиком... Дело молодое...
неразумное... Я начал падать»... Краска стыда от со­
знания своей слабости залила щеки молодого по­
слушника. «В миру не удержаться. Вот я и решил по­
жить недельки с две на Валааме... Да вот уж восьмой
месяц пошел, — все не хочется уезжать отсюда. Мо­
жет быть, ныне летом ворочусь опять в Петербург».
Столько было здесь смирения, кротости и просто­
ты, что пред этим «падшим» юношей мало стоили
внешне чистые праведники. Глядя на этот живой при­
мер, понимаешь немного, почему Христос любил
иногда явных грешников гораздо уж больше, чем за­
коннически праведных фарисеев: хоть они и падали,
но зато основное-то настроение у них было наиболее
благодарное для очищения —покаяние, уничижение,
смирение, — тянули к себе дары Бога, Который, по
слову Писания, «смиренным дает благодать». При

Северный Афон

199

своей грязи они жаждали чистого Света более, чем
мнимо праведные книжники. И Христос к ним шел, —
ценя не внешние подвиги или падения, а внутреннюю
подкладку духа. Вспомните картину блудницы, омы­
вающей слезами ноги Спасителя, и хозяина вечери —
Симона фарисея! Ясно, куда клонится твое сердце, чи­
татель. И поймешь, почему нельзя судить людей по
внешности, если не видишь самого нутра их.
Не знаю, где-то теперь знакомый послушник?
В тихой ли пристани Святого острова? Или опять
в «житейском море, воздвизаемом греховными бу­
рями»? Спаси его, Господи!
...Пока мы беседуем с вами, пароход совсем поч­
ти подошел к цели. Здесь уж ждали владыку. Выса­
дившись, мы стали взбираться вверх по крутой, кру­
той лестнице. И вот тут-то открылась та чудная
панорама, которую я описывал ранее. Право, чита­
тель, из-за одного этого стоило съездить на Валаам.
Слов нет выразить красоту! Может быть, это —пото­
му, что я ничего, кроме тамбовских полей и лесов, не
видел?! Не знаю — но одно утверждаю, что я вместе
со всеми был в восторге!
Здесь мы посетили церковь, в которой, между
прочим, почти все сделано было из дерева, за исклю­
чением разве потира. На пороге владыку встретил
с крестом иеромонах отец N. Напряженные черты
лица, показывавшие самособранность и бодрствова­
ние духа, сразу говорили уму и сердцу, что он вполне
усвоил принцип «тесного пути узких врат». После

200

Северный Афон

один из иноков рассказывал мне, что этот иеромонах
летом ездит, по благословению высшего начальства
и по приглашению одного кронштадтского батюш­
ки, служить вместо последнего. Но он и в миру уме­
ет жить по-иночески: совершенно одиноко, не прося
даже и прислуги, сам себе и готовит, и смотрит за до­
мом, и отправляет требы...
Из церкви сходили в пещеру святого Александра
Свирского, высеченную, а вероятнее, естественно
образовавшуюся в гранитной скале. Места —только
для молитвы. В пещере тихо-тихо мерцала свечечка
и наводила тени по темным скалистым стенам.
Невдалеке от церкви на солнечном припеке раз­
веден был садик; около него выкопанная кем-то
давно пустая могила — видно, для напоминания
о смерти. А затем и келий. Против главной из них
около садика стоял столбик из местного мрамора.
На нем были устроены солнечные часы, а под ними
высечены следующие поучительные стихи:
Размышление у солнечных часов
Время мчится вперед; час за часом идет непреложно.
И вернуть, что прошло, никому ни за что невозможно.
Береги каждый час: их немного у нас для скитанья.
И клади на часы, вместо гирь на весы покаянье.
Приближает всех нас каждый пройденный час ближе к гробу.
Помня этот удел, накопляй добрых дел понемногу
И отбрось суету, не стремись ко греху так беспечно,
Но в юдоли земной обновися душой к жизни вечной.*
* Орфографию сохраняю по подлиннику.

Северный Афон

201

Мне эти стихи кажутся чрезвычайно музыкаль­
ными, не говоря уже о содержании, почему я и вно­
шу их в свои записки.
Так как здесь очень уж красива была природа, то
следовавшие с нами фотографы сняли всех присут­
ствовавших группой, после чего мы снова сели на
пароход и отправились в Ильинский скит, лежав­
ший почти рядом. Та же чудная природа, тот же
прием, такие же иноки. Дорогой один из стареньких
монахов этого скита обратился ко мне с вопросом:
- Ну что? Как там о войне-то пишут?
По-видимому, что общего между мечом и куку­
лем (монашеский головной убор —А.С.)? Ан, видно,
и христианство не уничтожает патриотизма, любви к
страдающей родине. Правда, на последних ступенях
совершенства везде — одно солнышко, везде — Гос­
подь, везде отечество, по словам Василия Великого:
но до тех пор несомненно лучше быть истинным пат­
риотом, чем равнодушным космополитом — интер­
националом. Читал я ныне летом книгу Л. Толстого
на немецком языке (Christenthum und Vaterlandsliebe)
о любви к отечеству, где чувство патриотизма он ста­
рается объяснить путем искусственного взбудоражи­
вания прессой, богослужениями, манифестациями
и прочее. Спрашивается —кто разжигает это чувство
у старца-монаха? Право, удивляешься, как Толстой
может писать такие вещи, которые, пожалуй, еще бы­
ли бы по плечу гимназисту, —да и то из первых четы­
рёх классов.

202

Северный Афон

Я ответил на вопрос инока, что знал:
- Пока еще неизвестно. Вот все ждем важных
событий. А генералы у нас теперь решительные, что
Линевич, что Рожественский! Смерти не боятся!
Это было как раз в несчастнейший день 14 мая, —
день — «Цусимы». Было уже около пяти часов. Нуж­
но было возвращаться в монастырь ко всенощной.
Мы спустились вниз к пароходу и поплыли обратно
к острову Валааму в собственном смысле.
Между прочим, когда мы вступали на берег
Ильинского скита, а также при прощании с ним,
иноки и мы с ними давали друг другу «ликование».
Оба здоровающиеся или прощающиеся снимают
кукули и кланяются, почти прикасаясь друг к другу
щеками, сначала, кажется, левыми, потом правыми.
После и мы с товарищами приучились творить ли­
кование, хотя все ошибались: начинали не с левой,
а с правой. На первых порах было как-то чудно, —
ну, а потом — привыкли, — все равно, что и к мир­
скому рукопожатию.
На обратном пути и затем в монастыре я беседо­
вал с одним послушником, братом С. Сын богатых ро­
дителей, образованный и выдающийся пианист, сту­
дент университета и вольнослушатель академии, —он
все-таки едет на Валаам в послушники. По-видимому,
у него всего много: и богатства, и образования, и эсте­
тики; а однако человек ясно чувствует, что тут не все,
чего-то еще более важного не хватает, — нет одухо­
творяющего начала. — Религия дает этот свет. И если

Северный Афон

203

ум развивают в храмах науки, чрево насыщают в при­
личных сему органу местах, иногда — шикарнейших
ресторанах, то и для духа есть тоже свои храмы, свои
кивоты с манной, где Бог как бы осязается и вкушает­
ся. Это — хорошие, истинно христианские монасты­
ри, каков между прочими Валаам. И вот брат С. едет
в этот религиозный университет, чтобы набраться му­
дрости духовной, «единой на потребу».
- Какую-то дряблость стал в себе замечать я ны­
не зимой, —рассказывает он. —На Валааме же я был
уж не раз; поживешь этак с месяц и уедешь домой
с окрепшими и освеженными силами. Теперь вот я
живу здесь уже три месяца.
- Чем вы здесь занимались? Какое послушание
несли?
- Сначала меня обрядили вот в эти черные
одежды, дали мне сапоги — «бахилы» (очень про­
сторные и грубой работы), шапочку, — а потом по­
слали на кухню быть черным помощником у пова­
ра: чистить картофель, рыбу, и пр.
Представляю я себе, каково было нежным, тон­
ким пальцам — привыкшим бегать по шрёдеров­
ским клавишам, — оперировать ножом над чешуей
и иглами рыбы и грязным картофелем!
- Потом я был благословлен (то есть получил
назначение) разносить пищу братии за столы. А вес­
ной меня перевели в сад чернорабочим: окапывать
фруктовые деревья и кусты, удобрять почву наво­
зом и человеческими отбросами, поливать и т. п.

204

Северный Афон

- И каково же вам чувствуется при такой...
грязной работе?
- Да что же? —тихо, задумчиво и кротко отвеча­
ет брат С. — Очень хорошо! Чистый воздух, физиче­
ский труд, спокойствие души, чего же еще больше?..
А не хотите ли посмотреть на нашу келью?
Я согласился, и мы пошли... Очень маленькая —
аршина в четыре шириной, и шесть-семь — дли­
ной, — комната была весьма скудно обставлена: две
кровати — для двух послушников, стол, два, кажет­
ся, табурета, икона в переднем углу, и печь в проти­
воположном, — вот и все. И такая убогость после,
вероятно, изящной квартиры! На полке около икон
стояло пять книг из Валаамской библиотеки, взя­
тых братом С., —творения епископа Игнатия Брян­
чанинова и еще что-то.
- Читаете?
- Нет, почти некогда за работой. Разве что с пол­
часа или час выберешь свободный; да и то не всегда.
- А кто рядом с вами живет? В соседней комнате?
- Это наш «хозяин», — то есть заведующий са­
дом и нами — двумя послушниками. Без воли его
мы ничего не смеем делать...
- Долго еще думаете пробыть здесь?
- На днях возвращаюсь домой; а то уж и здесь
начинаю чувствовать усталость, вялость!
И вполне понятно: ведь иноческая жизнь, да
еще в таком строгом монастыре — не легкая вещь,
особенно — брату С.

Северный Афон

205

Как-то теперь себя чувствует?
Пока мы с ним беседовали от отца наместни­
ка прибежал послушник, приглашая к обеду меня
и брата С.
Обед был — роскошный: супы, рыба во всех ви­
дах и родах, мороженое и еще что-то, — все это нес
Валаам от всего сердца успевшему помолиться вла­
дыке. После трапезы подошел под святительское
благословение сам виновник ее — еще молодой бе­
зусый юноша.
- Ваше Преосвященство! Это — наш повар; то­
же получил высшее образование, — рекомендовал
его отец наместник.
Дело в том, что этот юноша раньше был в пова­
ренках у известного петербургского ресторатора
Палкина.
Было уже восемь с половиной вечера. Заблаговес­
тили ко всенощной: была суббота. Служили в нижнем
этаже. Низкие своды потолков, темные лики святых
иноков по стенам, позолота на красном фоне, все это
в противоположность верхнему этажу придавал ему
серьезный, строгий аскетический тон. Черные мантии
и рясы иноков, этих добрых воинов Христовых, до­
полняли внешнее впечатление особенно в полумраке
всенощного богослужения. Как новый человек, я вни­
мательно вслушивался и всматривался во все проис­
ходящее. И признаться, на первый раз валаамское пе­
ние почти не произвело на меня впечатления, если
только не сказать больше. Не совсем стройное, с па­

206

Северный Афон

раллельными октавами басов и теноров, а иногда да­
же с параллельными квинтами, не соблюдающее ни
forte, ни piano, как в мирских храмах, своеобразное,
неуловимое с первого раза, — пение иноков не осо­
бенно понравилось моему сердцу. И я теперь вот что
думаю, кроме указанных сейчас особенностей, —
главная причина заключалась во мне самом: я так
привык в миру к искусственному «партесному» пе­
нию в итальянском стиле, что не мог сразу освоиться
с простотой и строгостью валаамских напевов! Да
прибавьте еще к этому, что я страшно хотел спать, так
что не раз даже забывался во время всенощной.
И так сладко было после разочароваться в пер­
вом впечатлении! Но об этом после, в свое время.
Между прочим, несколько странно было видеть,
как во время чтения кафизм, седальнов, Пролога
иноки садились; причем, так как мест готовых для
всех не хватало, то стоявшие в середине послушни­
ки присаживались прямо на пол, кто по-татарски,
кто на одну ногу. Как будто поняв мою мысль, один
из иноков во время одного сиденья заметил мне:
- Иные мирские-то соблазняются этим.
А собственно, это замечательно мудро сделано:
служба долгая, внутреннее напряжение у молящихся
иноков сильное, —а тут вдруг, как раз почти в среди­
не всенощной можно отдохнуть; и это не только тер­
пится, как будто что-то дурное, хотя и неизбежное,
но законно разрешается, благословляется, чтобы не
смущать совести немощных братии. Дальше о суб­

Северный Афон

207

ботнем богослужении я не буду писать, так как боль­
шую часть второй половины поддался сонной немо­
щи. Окончилось богослужение около двенадцати ча­
сов ночи. Мы с товарищами пришли в гостиницу,
спросили себе номер и моментально заснули, утом­
ленные путешествием и массой впечатлений.
Не успели мы, казалось мне, как следует отдаться
в объятия Морфея, как вдруг раздался трескучий зво­
нок, приглашавший вставать желающих идти к ран­
ней обедне. Было половина пятого утра. Со страшной
неохотой мы поднялись; а идти нужно было, так как
владыка последний раз присутствовал у богослуже­
ния, после которого должен был ехать в Сердоболь...
Пока мы собирались, ударил колокол, будя спящие
воды, леса, людей и птиц...
За обедней пели иноки-»любители», так как по­
стоянный хор поет лишь позднюю службу. Человек
пять — без всяких гармонизаций и «пресладкого
трегласия» или четырегласия хвалили Бога в один
тон, в октаву. Цель была не услаждать себя музы­
кой, а молить; для этого же совершенным или про­
стым христианам не требуется «партесов», нужно
лишь горячее, молящее Бога сердце. Конечно, хор
для владыки мог бы раз то и спеть, по благослове­
нию отца наместника; но Преосвященному хоте­
лось не сверхпрограммного, а обычного строя их
жизни. Простояв обедню, владыка приложился
к мощам святых Сергия и Германа, чудотворцев Ва­
лаамских, иноки отслужили молебен со словами

208

Северный Афон

«отцы наши». Епископ попросил у них молитв о се­
бе и вышел из храма. Скоро мы направились к зна­
комому пароходику — «Сергию». Проводить архи­
пастыря собралось множество иноков, кои могуче
запели Валаамское веселое «Светися». Нас владыка
благословил провожать его на пароходе до Сердо­
боля, — чему мы были весьма рады.
На монастырской колокольне затрезвонили «во
вся кампаны», и пароход двинулся от пристани, со­
провождаемый пением и напутствиями.
А затем и мы, ехавшие, запели величание Вала­
амским чудотворцам и святителю Николаю.
Озеро было почти совсем гладкое.
...За беседами и под шумок винтов мы и не заме­
тили, как впереди показались гранитные, почти го­
лые берега Финляндии, изрезанные множеством
заливов и бухт... А вскоре выплыл из-за гор и Сер­
доболь — уездный город Выборгской губернии.
Финское название его собственно Sartavalan. Но
русский человек, желая перевести это непонятное
ему «сартавалан», переделал на Сардабалан, а по­
том — по сходству звуков — на Сердоболь, — то
есть самое русское слово... Вспоминается мне одна
такая же метаморфоза: «нейтралитет» наши муж­
чины выговаривают, как «нетроньитет»...
С парохода мы отправились на Валаамское по­
дворье (между прочим, чрез это подворье можно
пробраться на Валаам зимой, когда станет лед), а от­
туда —на вокзал. Там причт и прихожане встретили

Северный Афон

209

своего епископа пением каких-то финских кантат...
Поезд двинулся... Мы отплыли обратно на Валаам...

II.
Больше стихир! — Гипнотизация вечерних молитв. —
На «самый постный» остров. —Монах-воин. —Земной
ангел. — «Не в седине лишь мудрость» . — «Домой». —
«Рухольная». — Будущий валаамлянин и черниговец. —
Монах-прапорщик. — Жизнерадостный подвижник. —
Валаамское пение.

П р и б ы в ш и на остров, мы прежде всего решили
поближе познакомиться с видами его, почему и
отправились на прогулку. Погода была чудная... Мы
столько набрались впечатлений, что не хотелось
возвращаться в монастырь; но время близилось
к вечерне. Мы воротились в свой номерок. Чистень­
кий, высокий, он производил весёлое впечатление.
По стенам стояло три койки с чистейшим бельем,
мягким тюфяком, хорошим одеялом и подушкой...
Скоро нам подали самовар и молока; и мы с аппети­
том использовали все, благодаря Бога и братию,
бесплатно ссужавшую нас и квартирой, и пищей,
и кипятком, и молоком! И мне тотчас же приходит
на мысль сравнение другого монастыря, где за все
нужно платить и платить. Имя его пусть не произ­
носится! Да и мало ли таких? Ведь бесплатных-то,
как Валаам, один, два, да и обчелся! И как это стало

210

Северный Афон

непохоже на древнюю гостеприимность и благотво­
рительность святых обителей!..
Скоро заблаговестили к вечерне, и мы отправи­
лись в храм. Он уже был полон иноков и богомоль­
цев. Девятый час уже начался. Чтец произносил сло­
ва раздельно, проникновенно. Потом последовала
вечерня... Запели стихиры... В этот раз я почувство­
вал какое-то приятное движение в сердце. Напевы
валаамские звучали уже знакомее. Но особенную
благодарность я принес в этот раз канонарху. Произ­
несет он строфу-то таково истово и отчетливо, —
прямо вложит в сердце; слушатель только что вос­
приимет мысль, как хор подхватит слова песни и по­
ложит их на своеобразную музыку. Богомольцу ос­
тается только умиляться. Как сейчас, вижу одного
высокого старика — паломника из Черниговской гу­
бернии. Когда запели стихиры с канонархом, он по­
дался всем корпусом вперед, склонил правое ухо
к пикам, соединившимся в середине храма, раскрыл
несколько рот, напряженно остановил глаза! Так
и чувствовалось, что он всем нутром своим, как жаж­
дущая самарянка, ловил слова и пение и складывал
их в сердце своем. И горько, вероятно, встали в его
памяти родные картины халатности русской, когда
какой-нибудь псаломщик гудит себе что-то под нос,
спеша скорее отделаться от неприятной обязаннос­
ти. И стоит наш «богоносец»-крестьянин, как словно
чужой в своем-то родном приходском храме. Да еще
вопрос: поют ли у него на родине стихиры? Правда,

Северный Афон

211

есть еще истинные израильтяне, не преклонявшие
колен пред тем, «что скажет княгиня Марья Алексе­
евна?», — поют еще, хоть как нибудь-то, в сельских
убогих церквах. Но вы уже почти никогда не услы­
шите стихир ни «на Господи воззвах», ни «на стихо­
внех», ни «хвалитных» в городе. Все это слишком
просто и неинтересно для избалованного уха горо­
жанина. Им нужны ведельские «Ныне отпущаеши»,
громогласные с бесчисленными «славит, славит»,
«Свете тихий», с «соло» хвалите и т. п.
Поистине «не ведят бо, что творят!» Я уверен, что
против стихир может вооружаться лишь тот, кому
нет дела до молитвы, какой-нибудь полуверующий
регент и псаломщик, — или же не ведущий всей глу­
бины и содержательности их благочестивый служи­
тель Церкви. А сколько от этого теряется!.. Церковь
наша круглый год питает молящихся не однообраз­
ным духовным «меню», а богатейшим столом! Ведь
что ни неделя, то новая идея, новое воспоминание,
новые мысли и чувства: то являются перед нашими
взорами ударяющий себя в грудь мытарь, наряду
с высоко закинутой головой фарисея, — то мудрые
пять дев, заготовившие духовное масло для Небесно­
го Жениха, то расслабленный, тридцать восемь лет
лежавший в ожидании исцеления, то самарянка, бе­
седовавшая с «пророком», большем Иакова. И сколь­
ко психологии в этих стихирах, сколько содержания,
религиозных восторгов! Слыхали ли вы, православ­
ный читатель, пришедшую сейчас мне на память ста-

212

Северный Афон

хиру о расслабленном: «При овчей купели чело­
век», — просто какой-то человек может быть, и мы с
вами —духовные расслабленные? —«лежаше в немо­
щи... И видев Спаса, мимо грядуща, возопи, глаго­
ля», — вообразите, как жалобно и мучительно вопил
тридцать восемь лет страдавший больной: «человека
не имам, да егда возмутится вода, ввержет мя в ню:
егда же прихожду, ин предваряет мя; аз же» —
по-прежнему — «немощствуяй лежу»... Больной с
робкой надеждой лихорадочно смотрит в лицо Цели­
теля... «И абие», — тотчас же! — «умилосердився
Спас и глаголаше: тебе ради», — не вообще ради че­
ловечестна, а ради каждого из нас в отдельности, «че­
ловек быв, —тебе ради в плоть облекохся», и ты еще
«глаголеши: человека не имам!..» дело очень просто:
«возьми» с верой «одр твой и ходи!» Ну как же не
воскликнуть после этого, поднимающего наш дух,
стиха: «вся Тебе, — Господи, — возможна, вся послу­
шествуют ти, вся повинуются Тебе!» — Ты уж «и нас
спаси, как Благий и Человеколюбец!»
- Когда я услышал впервые эту стихиру, слу­
чайно из любопытства зашедши в храм единовер­
цев, — рассказывает мне один студент университе­
та, князь У., —то прямо был поражен содержанием
ее. Какую-то веру в себя, во всемогущество Мило­
сердого Спаса, вдохнула она в меня, — точно элект­
ричеством зарядила мою душу!.. С тех пор во мне
точно все перевернулось. Так и хотелось сказать ка­
кой-нибудь горе: воздвигнись и верзися долу!

Северный Афон

213

И действительно, сколько надежды, веры вли­
вают слова Христа в расслабленную страстьми и со­
мнениями нашу душу! Каких еще нужно христиани­
ну опор, когда ради него Сам Господь в плоть
облекся! Бери каждый из нас одр и с несумненной
верой иди вперед!
Опять вспомните стихиры Кресту Христову... Ну,
право, ведь в них самая-то соль каждого богослуже­
ния и заключается. Ектений, «Свете Тихий» и прочие
постоянные части — это как бы рамки, — которые
еженедельно наполняются новым и новым содержа­
нием. А мы и знать его не хотим.
Пусть желающие проверить сходят хоть в еди­
новерческие храмы, что ли, а еще лучше, — если
съездят на Валаам. И поймут они тогда, почему на­
голодавшийся духовно старик-черниговец жадно
впитывал содержание стихир. А пели в то время
о самарянке, у которой просил «воды пити» Тот,
Кто «одевает небо облаки», с которой беседовала
Сама Нескверная Чистота, хотя иудеи старались да­
же обходить страну Самаринскую, боясь осквер­
ниться. Не так же ли бывает и с нашей грязной ду­
шой? Проходят мимо нее священницы и левиты, —
а Господь очищает ее от страстей и вселяется в ней.
На меня пение стихир произвело такое же почти
впечатление, как и на старика: я ведь тоже собствен­
но в первый раз слушал их со вниманием. И с тех
пор ничего я так не любил слушать, а потом и сам
петь на клиросе, как стихиры, подобны, самоглас­

214

Северный Афон

ны. Никакие Бортнянские, Архангельские, Панчен­
ки — со своими «сочинениями», «концертами» не
могли идти даже в сравнение.
Своеобразные напевы валаамские тоже заслужи­
вают всяческого внимания. Но о них я скажу после,
потому что в этот раз я не мог еще освоиться с ними
достаточно.
После вечерни началось повечерие и «вечерние
правила»; и непосредственно затем — ужин. Было
уже часов восемь с половиной. Подкрепленные тра­
пезой иноки и богомольцы были приглашены не­
многими ударами колокола снова в церковь для мо­
литв пред отходом ко сну.
Внимание нового человека обращают на себя две
вещи за этими молитвами. Во-первых, в средине их
творится двести поклонов. Очередной чтец произно­
сит известную «молитву Иисусову», после которой
кладется всеми поклон, от Пасхи до Пятидесятницы
поясной, а постом, кажется, — земной. Так двадцать
раз... А затем наступает полнейшая тишина. В это
время молящиеся творят ту же молитву молча, с од­
ними лишь крестами. И таково торжественна и глу­
боко таинственна бывает эта тишина, что невольно
сосредоточиваешься умом в сердце своем.
Один из товарищей даже смутился ею.
- Это — возмутительно! Это какая-то гипноти­
зация! — раздраженно говорил он.
Но гипнотизацией молчание казалось лишь для
него, а иноки в это время ближе соединялись духом

Северный Афон

215

с Тем, Который обетовал прийти в чистые сердца
и обитель сотворить в них, Который являлся Илии
не в буре и громах, а в тихом веянии ветерка, «в гла­
се хлада тонка» (3 Цар. 19, 12). «На кого воззрю? —
говорит Господь, —токмо на кроткаго и молчалива­
го, и трепещущаго Словес Моих» (Ис. 66, 2). И вся­
кому истинному молитвеннику вполне понятно, что
истинная беседа с Богом не в словах и крестах, —
а «в духе и истине» (Ин. 4 , 24); поклоны же и сочи­
ненные молитвословия нужны лишь на первых по­
рах для духовных младенцев.
Другою особенностью было прощание иноков.
Очередной иеромонах после всего сходит с амвона
вниз и пониженно глухим голосом спрашивает у всех
предстоящих молитв и прощения за вольные и не­
вольные грехи. А затем к нему подходят сначала
иеромонашествующие, целуясь в руку, — а за ними
остальные иноки и, наконец, миряне, получая благо­
словение. Такова христианская истинно братская,
смиренно-любовная жизнь.
Между прочим, выделяется несколько среди
молящихся очередной схимник, стоящий возле чте­
ца и своим присутствием напоминающий иночест­
вующим о конечной ступени их жизни.
Приложившись, опять же по чину, к раке святых
мощей, все расходятся спать... Уже десять часов...
Так кончился другой день нашего богомолья.
16 мая, понедельник. В этот раз мы уже выспа­
лись как следует, — часов с девять. И напившись

216

Северный Афон

чаю, отправились к обедне. Привыкнув с детства
петь на клиросе, я и здесь пошел на левый лик, где
меня очень радушно приняли. Во время пения «Те­
бе поем» оба лика сходятся вкупе на средине храма.
Я тоже не отстал от них; и странно было видеть сре­
ди черных мантий, ряс и подрясников студенческую
тужурку со светлыми пуговицами. Поэтому я решил
просить себе у отца наместника послушнической
одежды, дабы не смущаться самому и не смущать
молящихся своим выделением.
После обедни направились вместе с иноками в
трапезную. Вопреки ожиданиям, мы увидели за сто­
лом постную пищу, так как монастырь добровольно
соблюдал пост и в понедельник.
За обедом один из наших товарищей решил уе­
хать на пароходе обратно в Санкт-Петербург, так
как, по его словам, дома беспокоились о нем
и ждали, — тем более, что он написал письмо о
времени своего приезда. Как мы его ни отговари­
вали, чем уж ни соблазняли, — все было напрасно.
Ждать же нового рейса «Валаама» — нужно было
ровно неделю. Мы видели, что отъезжавший това­
рищ насилует себя, оставляет остров с надломом,
хотя и с напускной хладнокровностью. Когда по­
сле мы рассказали ему о многом таком, чего он не
мог увидеть в два-три дня, то он сильно жалел, что
переломил себя против желания... Но уже было
поздно... В час он сел на пароход, предварительно
простившись с отцом наместником, — и груст­

Северный Афон

217

ный-грустный тронулся в путь... Пароход скрылся
из виду за лесистым углом острова...
Мы же пошли к лодке, ожидавшей нас около
пристани. С благословения отца наместника нам
разрешено было посетить остров святого Иоанна
Предтечи, побеседовать там со старцем-схимни­
ком отцом Никитой. Я говорю «с благословения»
потому, что туда женщин не пускают никогда,
а мужчин лишь с разрешения, да и то немногих,
дабы не нарушать молитвенного покоя стар­
цев-подвижников. В проводники и ру ководители
отец наместник дал нам иеродиакона отца З. Спо­
койный, основательный, с большим уже запасом
святоотеческих знаний, и вообще с крепким здра­
вым умом, с настойчивою и сильной, даже власт­
ной, волей, — он неуклонно работает над собой,
подвигаясь по лестнице духовных добродетелей.
Правда, путь его еще далек, но дорогу он нашел
верную. Спаси его, Господи! Его-то и благослови­
ли нам в проводники.
В качестве гребцов даны были отец А. и брат М.
Когда мы взошли в лодку, то я обратился к от­
цу А. с просьбой дать мне весло.
Смотря на его широкую русскую бороду, простое
открытое лицо и широкие кисти рук, я был уверен,
что это инок из крестьян какой-нибудь Тверской гу­
бернии. Но скоро выяснилось, что он не простой
смертный. Отец А. прежде был, оказывается, офице­
ром. И не раз приезжал гостить на Валаам, пока, на­

218

Северный Афон

конец, с благословения родителей не остался здесь
совсем. Коротко и просто. И теперь он чувствует так,
как чувствуют себя почти все иноки: доволен всем
и благодарит Бога.
Брат М., как послушник, старался вести себя не­
заметно: усердно работал веслами и скромно мол­
чал при старших иноках.
И вот впятером в две пары весел мы отправи­
лись к «Иоанну Предтече» — верст за пять, вероят­
но, — если не больше. Но этих верст мы совсем не
видали. Прогулка на лодке по заливам, причудливо
извивающимся, зеленые леса вокруг, теплое сол­
нышко, почти полная тишина за лесом, — все это
было так приятно! При сем еще нас почти всю доро­
гу развлекали «дикие» птицы, разнообразных по­
род утки. Собственно, они здесь такие же «дикие»,
как, например, голуби в селе: подъедешь к како­
му-нибудь чернышу или водяной курице, они пе­
релетят на другое место или вынырнут саженях
в двадцати от прежнего. Это объясняется тем, что
здесь мяса, конечно, не употребляют, стрелять не
стреляют, — и птицы благоденствуют себе, не бо­
ясь этих черных людей. Только иногда когда-ни­
будь финн воровски охотится за дичью, но за этим
на Валааме следят. В такой прекрасной обстановке
и двадцать верст уедешь незаметно. Гребли попе­
ременно. Пришлось как-то проезжать под низким
узким мостиком.
- Кабы не зацепить? — говорит один из нас.

Северный Афон

219

- Ничего, с Богом!
- Ну-ка, брат М., понатужься посильней раз,
другой, да и пускайте весла, — наставляет отец З.,
сидя за рулем. Мы взмахнули веслами.
Еще — раз!.. Еще — раз! Ну, будет! — Мы выпу­
стили весла из рук. Лодка подходила к мостику.
- Во имя Святыя Троицы, — закончил отец З.,
твердо и верно держа руль... Лодка выскочила
из-под моста. Мы снова взялись за весла...
- А вот здесь Никонова пустынь, — сказал
кто-то из иноков, — разве заехать?
Мы, конечно, согласились. У лодки остался
брат М., все остальные стали подниматься на верх
острова по очень крутой горе. На самом верху был
построен храмик очень красивой архитектуры,
к сожалению, еще недоконченный. В притворе
стояло несколько икон. Между прочим, под одной
из них была подпись такого содержания: «Святой
Андрей Первозванный, в бытность свою на сем ос­
трове молился Богу и водрузил каменный крест
со своими учениками». Насколько справедливо
это предание, судить не берусь. Профессор Голу­
бинский отрицает даже факт посещения апосто­
лом Андреем Киева, а тем более уж Валаама, ссы­
лаясь при сем на то, что Киев лежал не на пути
апостола. Но не менее авторитетные люди гово­
рят, что апостолы при проповеди руководствова­
лись не только прямотой и краткостью пути, но
и Духом Святым, и желанием распространить

220

Северный Афон

христианство как можно более и дальше, хотя бы
для этого нужно было делать сто крючков на пути.
И кто знает, о чем говорит и эта надпись: благоче­
стивом ли желании Валаама связать себя непо­
средственно с Христовыми учениками, или же
о действительно бывшем факте?
Наскоро осмотрев пустынь, мы поплыли к «Ио­
анну Предтече», который скоро и показался перед
нашими взорами... Привязав лодку к пристаньке,
мы сначала пошли осматривать островок. Затем на­
правились к кельям. На дороге перед нами среди
леса вдруг выросла черная избушка. Стены ее бы­
ли оклеены какой-то черной, вроде вара или ас­
фальта, массой. Около нее встретил нас какой-то
человек в пиджаке и картузе. Но это был не хозя­
ин кельи, а временно проживавший в ней, спасав­
ший душу какой-то купец. Владелец же кельи, как
тотчас же мы узнали, был офицером, а потом по­
шел в послушники на Валаам, отдав ему, кажется,
около 10 ООО руб. Сам же построил себе эту чер­
ную келью и проводил здесь время в богослуже­
нии, подвигах и молитве.
- Может быть, внутрь войдем? — предложил
отец З. Мы вошли. И, о удивление! Келия и внутри
была также совершенно черной. Свет, падавший
из небольших окошек, да и к тому же еще закры­
тых от солнца лесом, — совсем уж почти уничто­
жался в черных стенах, так что едва можно было
разобрать что-нибудь.

Северный Афон»

221

Жутко стало душе от такого мрака, и сердце
больно сжалось от сострадания к подвизавшемуся
здесь, — сострадания, ему, конечно, не нужного.
Жалко-то собственно было себя, а по себе су­
дим обычно и о другом: от сердца бо исходят помы­
шления всякие... В то время, то есть 16 мая, брат К.,
хозяин кельи, был на Дальнем Востоке, в действую­
щей армии, откуда писал письма в родной ему Ва­
лаам, к старцу Никите. Вот они —подвижники и во­
ины: святой Феодор Стратилат, Иоанн Воин,
Александр Невский, брат К. и др. Видно, война ми­
рится с христианством, со святостью!
С тяжелым чувством поспешили мы расстаться
с кельей и сторожем ее купцом-послушником, по­
просившем при уходе нашем «простить» его «греш­
ного, окаянного». Видно было, что какая-то тяжелая
ноша висит у него над сердцем!
- Вот как спасаются: по влечению созидают
свою духовную храмину, — сказал дорогой отец З.
И говорят, брат К. удостаивается великих озарений,
несмотря на молодость.
Вдали показались другие келий, расположен­
ные друг от друга «на вержение камня, по древнему
уставу», как объяснил нам отец З.
Мы втроем: я, товарищ и отец иеродиакон, на­
правились к келье отца Никиты, а остальные, ка­
жется, пошли в другие келий — к знакомым. На
стук и воззвания отца З. никто не отвечал нам. Мы,
опечаленные, хотели было уж возвратиться к лод­

222

Северный Афон

ке, думая, что старцу не угодно принять нас, но от­
цу З. пришла мысль поглядеть отца Никиту у озера,
раскинувшегося у нас внизу под самыми ногами...
Действительно, старец оказался там: он мыл там
что-то.
- Отец Никита! — воскликнул наш провожа­
тый, — иди, принимай гостей!
Признаться, я как-то боялся различных схимни­
ков, прозорливцев, подвижников. С одной стороны,
хотелось посмотреть и поговорить с ними, а с дру­
гой — совесть-то, загрязненная, храбрая при паде­
ниях и трусливая при расплате, дрожала, как осен­
ний лист перед грозой.
- А ну как станет обличать вслух?!
- Ну что же? — говорит другой голос, — умел ка­
таться, умей и саночки возить!.. — Но это было пло­
хое утешение. И воображение рисовало мне строжай­
шее аскетическое лицо со сжатыми губами, сердитые
пронзительные глаза, блестевшие из-под густых на­
супившихся бровей, глубокие складки у корня носа,
глухой правосудный голос...
Каково же было мое приятнейшее разочарова­
ние, когда снизу послышался такой добродушный,
смиренный голос, что воображаемая картина почти
тотчас же стушевалась.
- Сейчас, сейчас, — долетели до нас тихие лас­
ковые слова, — вот поднимусь по лесенке.
- Может быть, мы лучше сойдем туда к вам? —
предложил я.

Северный Афон

223

- Нет, я сейчас выйду, — отвечал отец Никита,
шагая медленными старческими ногами по крутой
и длинной лестнице...
И вот он около нас... Только один взгляд его,
и последние остатки трусости растаяли, как утрен­
ний иней под теплым солнышком. Такая ласко­
вость, теплота и добродушие, короче — христиан­
ская любовь светилась в каждой морщинке лица
отца Никиты и лучистых невинных голубых глазах
его, что я сразу был без оружия побежден им.
- Вот вымыл себе халат, — высушил его и опять
надел, — сказал он, указывая на белую верхнюю
одежду свою.
- Присаживайтесь-ка! —Все так же тихо, ласково,
старчески добродушно пригласил нас отец Никита,
оглядываясь на скамейку. Мы вчетвером с ним сели.
Познакомились, объяснили, где мы учимся, как
попали на Валаам и к нему в гости.
- Ты бы, отец Никита, сказал чего-нибудь нам
в назидание, — попросил после отец З.
- Да что же я вам скажу? Вы и без меня все то
знаете, что и я — да еще и больше.
- Ну-у! — протянули мы в один голос, возражая
на это. — Мы что? Если и знаем малость, то только
умом; а вы опытно переживаете здесь все. Это сов­
сем иное дело.
- Кто его знает? Трудиться вот трудишься по­
маленьку, а угодны ли Богу-то твои труды? Ну, а все
же благодарение Ему, Создателю, и за это.

224

Северный Афон

- Да как же так? Ведь вы подвизаетесь же? Зна­
чит, должны надеяться на милость Божию, на угод­
ность пред Ним.
- То правда! Все-таки нужно надеяться на Его
милосердие; ну а ручаться вот и не можешь: угоден
ты Богу или нет? Ну а все равно благодари, знай,
Господа. Сделал — благодари! Получил милость от
Бога — опять благодари. Скорбь ли нашла, не вы­
ходит твое дело — не падай духом, опять благодари;
видно, уж это для нас же лучше: Господь-то Про­
мыслитель знает, что творит. Он и скорби посыла­
ет, для нас же лучше. Ну, благодари и радуйся!
И все лицо его радостное, кроткое, благодатное,
светилось тихим умилением. Явно было, что духов­
ная радость и благодарение Бога за все, — как пи­
шет и апостол Павел (1 Сол. 5, 16, 18), — есть ос­
новное настроение у отца Никиты. А такое
состояние показывает высокую степень духовного
роста, это говорит уже о муже, достигшем меры
возраста исполнения Христова, — поскольку это
возможно на земле.
И сколько раз после отец Никита говорил мне
с товарищем о терпении скорбей и о благодарении
Бога. Тогда мне казалось это простым общим местом.
Но... потом понял я, что недаром предупреждал меня
старец о скорбях! Да и мало ли еще впереди-то?!
Время было «чайное». Отец Никита пригласил
нас в трапезную отпить чайку. По дороге товарищ
сказал ему:

Северный Афон

225

- Вот как-то нервничаешь, раздражаешься на
людей и сердишься на них!..
- А ты старайся не гневаться... Смиряй себя,
а главное — молись за обижающего, и сам бу­
дешь любить его, и он тебя будет любить. Вот и
все тут.
Мы подошли к трапезной. Там уже, оказывает­
ся, приготовлен был чай и прибавление к нему. Но
пусть не думает читатель, что это были печенья или
сласти, — поданы были огурцы соленые и черный
хлеб, кои и предложены были нашему вниманию
пред чаем. После мы все шутили, что пили чай с со­
леными огурцами.
Этот скит считается на Валааме «самым пост­
ным». Действительно, — здесь скоромного ничего
не видят в течение всего года, А собственно «пост­
ные» дни отличаются от «скоромных» лишь срав­
нительно большим воздержанием: в них вся пища
готовится даже без постного масла, которое бывает
в остальные дни. А, однако, ни отец Никита, ни
брат В., о котором будет речь ниже, ни другие жи­
вущие здесь иноки не худее остальной Валаамской
братии, и не худее нас. Скажу больше — некоторые
из них отличаются свежим и розовым цветом лица.
И припомнишь невольно пример Даниила и трех
отроков (см. библейскую книгу пророка Даниила —
А.С.), питавшихся лишь овощами, а сделавшихся
здоровей и красивее всех. Отец Никита по-прежне­
му просто и ласково, как добрая старая нянюшка,

226

Северный Афон

угощал нас, чем был богат. Добыли даже откуда-то
крендельков местного вкусного изделия.
После чаю, около пяти часов вечера, мы вместе
отправились ко всенощной. Только провожавшие
нас иноки возвратились домой, а мы, по любезному
приглашению «хозяина» скита и отца Никиты, оста­
лись ночевать здесь. У всенощной мы стали помо­
гать в чтении и пении канонарху, псаломщику и пев­
чему, все в одном лице, — брату В. Во время чтения,
кажется, акафиста, или еще чего-то, я не мог разыс­
кать требуемой мне вещи, почему довольно шумно
стал перелистывать книгу, читая в то же время поло­
женное наизусть. За такое небрежение один из схим­
ников, отец А., подошел ко мне и круто оговорил:
- Чего ты роешься?
А когда мы вышли из церкви после всенощной,
то он же, улыбаясь, хотел сказать нам комплимент:
- Ишь! Не монахи, а читаете и поете здоро­
во-то! — И простодушный схимник с довольной
улыбкой посматривал на наши лица.
Времени было около семи часов. Спать было
еще рано. Кто-то из нас предложил покататься на
лодке. Спросили благословения у «хозяина» отца
И. и отца Никиты, — те согласились, хозяин снаб­
дил нас даже биноклем. И мы вчетвером, два сту­
дента и два послушника, побежали по горе к лодке.
Еще во время всенощной мое внимание прико­
валось к брату В. Поэтому теперь я старался сбли­
зиться с ним. И я еще раз убедился, что есть правед­

Северный Афон

227

ники на земле, что из-за них Господь не карает
грешный и развратный Содом.
Сын портного из Вятской губернии, он по смер­
ти своего отца направил свой путь, куда влекло его
чистое, еще отроческое сердце: пришел на Валаам,
а сестра его поселилась где-то в другом монастыре.
И вот уже несколько лет он подвизается здесь
в послушниках. В последнее время он живет под ру­
ководством отца Никиты; и как же он ценит его! как
любит своего «старца» — авву! Строгость в пище,
одиночество, — все это ничто пред духовным води­
тельством аввы.
- Боюсь только, — говорит брат В., — ну-ка он
скоро помрет?! Что тогда буду делать?
- Воля Господня, — говорю я.
- Так, конечно. Но только уж старцев-то хоро­
ших ныне мало, — с грустью продолжает брат В., —
светильников духовных трудно отыскать!
- Ну еще поживет отец Никита-то, Бог даст, —ус­
покаиваю я его. — Он еще ничего, крепок на вид-то.
И столько было любви в речах брата В., столько
было в нем кротости и смирения, готовности слу­
жить всем и каждому. Всем он старался уступить,
если только это было нужно и можно.
Но, когда дело касалось неправильного освеще­
ния разговора, — то он скромно и в то же время ре­
шительно заявлял о своем мнении.
Особенно ярко отражалось все это на его ясном
лице и глазах. Каждая черточка в нем говорила вам,

228

Северный Афон

что он весь — услуга, весь — внимание, весь — же­
лание уступить. И вспоминаешь слова Премудрого:
не в седине лишь мудрость и не числом лет она ис­
читывается.
Мне и на другой день и потом еще раза два при­
ходилось с ним беседовать, — и это чудное впечат­
ление лишь более укреплялось. После (может быть,
и неверно) я заметил, что у него есть ахиллесова пя­
та, это — способность раздражаться; но он против
нее-то и борется, напрягая свои силы, налагая пе­
чать молчания на уста, когда это нужно, и верно,
думаю я, молясь в то время.
В три встречи с ним мы о многом переговорили.
Между прочим, я как-то спрашиваю его:
- У Немировича-Данченко в его «Крестьян­
ском Царстве» я прочитал, что будто на Валааме —
два течения, борющихся между собой: одно созер­
цательное, другое — практическое; и будто послед­
нее начинает брать верх; схимничество будто не
в моде уж?
Он немного подумал и сказал:
- Конечно, есть и такие, то есть практические,
как вы сказали. Но только они не имеют собствен­
но силы-то, — это все больше среди молодых мона­
хов, которые не совсем отвыкли от мира. А «стар­
цы» все, конечно, правильного образа мыслей.
И схимничество у нас в почете, это считается идеа­
лом для всякого. Но, конечно, ведь нельзя же, вы
сами понимаете, чтобы все сразу сделались аскета­

Северный Афон

229

ми, созерцателями; эта пища не всем по зубам,
тверда еще для нас, молодых-то. Поэтому боль­
шинство иноков благословлены заниматься рабо­
той; а потом постепенно их освобождают от трудов
для молитвы; наконец, некоторые надевают и схи­
му. Я не замечаю, чтобы была борьба двух течений.
Бывают, правда, случаи, — но это уж отступление.
Впоследствии я и сам убедился в правоте его
взгляда, в ясности светлого и здравого ума его.
Такое внутреннее богатство есть плод долгого
подвига и чистого сердца, а также и святоотеческих
знаний, которых у брата В. уже много: на полке я ви­
дел у него, между прочим, такого глубочайшего пра­
вославного мистика, как святой Симеон Новый Бо­
гослов, и др. Итак, мы у лодки. Наступил уж вечер,
но северные зори — светлые... Мы отправились во­
круг острова Иоанна Предтечи. На воде было ти­
хо, — но гладкие «волнышки», по выражению одно­
го из нас, — как в люльке качали лодку... Где-то
послышалось частое пыхтение парохода; мы стали
смотреть в бинокль, и, наконец, едва разглядели его,
к удивлению нашему верстах в десяти-двенадцати от
нас: было очень тихо, звуки далеко неслись по глад­
кой поверхности.
Обогнувши свой остров, мы пристали к друго­
му — Порфирьевскому. Так называется он оттого,
что здесь некогда жил инок Порфирий; как-то ему за­
хотелось идти в монастырь, а отец игумен ранее еще
не благословил его на это, потому что вода покры­

230

Северный Афон

лась тонким льдом. Инок не послушался и скрылся
в водной гробнице... Поучительная история непослу­
шания иноческого.
Вытащив лодку на берег, мы побежали вверх.
Гора была очень крута; мы запыхались страшно. На
самом верху остановились. Весь остров был покрыт
девственным лесом. Внизу под деревьями было уже
темно: но бояться было некого. Мы стали шаловли­
во бегать. Под ногами все было покрыто мхом, ле­
жавшим здесь, может быть, уже целые столетия.
Иногда наступаешь на какую-то подушку, а под ней
оказывается камень. Или вдруг проваливается но­
га, и вас обдает облаком гнилой древесной пыли.
Набегавшись, мы сошли к берегу и сели здесь над
небольшим обрывом... Кто-то из нас предложил
попеть, — и вот окрестность острова, на который
давно уже не ступала живая нога человеческая, ог­
ласился звуками: «Кто тебе-не-э-у-у-бла-жит,
Пре-э-свя-я та-а-а-я Де-э-э-э-э-э э-во?» обиходно­
го распева, — пением ирмосов «о воде» и тому по­
добного... Кругом стало все темней и темней... Небо
заволоклось тучами, хотя в воздухе было еще сухо,
тепло и тихо... Часы показывали около одиннадца­
ти ночи. Мы сели в лодку и сокращенным путем во­
ротились в свой скит. Нам указали флигель для сна,
и мы, утомленные, скоро заснули. Было половина
двенадцатого. Расставаясь с послушниками, мы по­
просили разбудить нас завтра за несколько минут
до обедни.

Северный Афон

231

17 мая, вторник. В половине пятого часа к нам
стал стучаться в двери один инок: «Христос воскре­
се!» — тук, тук, тук! Молчание... «Христос воскре­
се!»... и опять — то же. И много раз пришлось ему
повторять слова и стук, пока, наконец, я вскочил
и ответил: «Воистину воскресе!» Кое-как умыв­
шись, мы пошли в храм; там уже были все иночест­
вующие. Началось «ликование» «по чину». А затем
зачитали часы. Отец Никита стоял за клиросом...
И не раз, смотря на него, я видел, как он стоял с опу­
щенной головой и с закрытыми глазами, внимая со­
вершавшемуся, «молясь Богу духом», без крестов.
Кончилась литургия... Мы вышли наружу. Шел
мелкий «осенний» дождь.
- Ах! жалко, — погода-то скверная! — сказал
один из иноков, —работать на огороде нельзя будет.
Но в это время выходил из церкви отец Никита;
кажется, он и не слышал этих слов брата.
- Слава Тебе, Господи! —тихо произнес старец,
смотря на небо, и осеняя себя крестом. — Ишь, вот
Господь благодати послал: теперь ведь мужич­
кам-то дождь вот как нужен!
И как это было непохоже на предыдущую
мысль: там — о себе, и здесь — о других, там — не­
довольство, здесь — благодарение. И опять вспом­
нил я слова отца Никиты: и в скорбях благодарите
Господа. Напились чаю, кажется, опять с огурцами,
и решили возвратиться на Валаам. Но шел порядоч­
ный дождь, а на нас была легкая обувь и летние ту­

232

Северный Афон

журки. Братия нацелила нас сапогами — «бахила­
ми» и грубыми армяками — не боящимися дождя.
Мы стали прощаться со скитниками. Отец Никита
в заключение еще сказал нам, чтобы мы прощали
друг другу обиды. Когда я указал на пример Христа,
изгонявшего торговцев из храма, то он ответил:
- Тут тайна Божественная! Объяснить вам я не
умею; но только Господь ясно ведь учит в других
местах о ланитах, об одежде.
Несомненно, чтобы понять все дела и поступки
Христа, мало одного человеческого рассудка —
нужно, по Апостолу, «иметь ум Христов» (1 Кор. 2,
16). А его мы не имели, следовательно, и разъяс­
нять нашему плотскому уму было трудно и даже не­
возможно.
Поблагодарив всех за гостеприимство и любовь,
мы в сопровождении брата В. отправились к при­
станьке, откуда брат П. перевез нас на берег острова
Валаама, а идти нам до монастыря нужно было
верст пять.
На пути мы проходили мимо Большого Скита.
Здесь живет, между прочим, отец А., старец схим­
ник, пользующийся известностью среди братии за
свои подвиги и духовную жизнь. Нас, конечно,
влекло к нему любопытство, а товарищ приходился
ему земляком по губернии. Входим в келию его.
Нас встречает «сурьезный» старец... Мы получили
благословение и не знали, что говорить. Я отреко­
мендовал товарища как земляка старца. Отец А. су­

Северный Афон

233

хо спросил его о чем-то; затем наступило опять не­
ловкое молчание... Мы поспешили проститься...
Отец А. пригласил приходить еще. Такой сухо­
стью мы были наказаны за свое пустое любопытст­
во, за праздное желание искушать старцев. После
товарищ ходил к отцу А. еще раз и воротился от не­
го удовлетворенный.
Наконец, показался и монастырь. Мы стащили
с себя одежду и обувь и передали ее брату В. Не хо­
телось расставаться с ним; но иначе было нельзя.
На прощанье он предложил в знак памяти и любви
связать мне четки. Я поблагодарил, обещая в свою
очередь сделать что-нибудь подобное. При сем мы
уговорились с ним обмениваться хоть изредка
письмами, что и делаем теперь...
Иноки шли уже в трапезную к обеду. Мы после­
довали их благому примеру.
За обедом решили обратиться к отцу наместнику
за благословением получить монашеские подрясни­
ки и колпачки; тот благословил, и вот мы в сопро­
вождении того же отца З. направились в «рухоль­
ную». Так называлось помещение, где хранилась
одежда, обувь и т. п. «рухлядь». Здесь нас вырядили
в «бахилы», приноровили подрясники и дали на го­
лову кукуль или просто колпачок, формой — как
скуфейка... И мы увидели себя в странном образе...
Придя в номер, не раз осматривались в зеркале...
Ничего, оказалось недурно. В такой уже одежде мы
пошли с отцом З. в монастырскую библиотеку. Мно­

234

Северный Афон

го там интересного, но описывать не стану; всякий
может посмотреть и сам. Здесь мы получили не­
сколько книг для чтения. Из библиотеки отец З. по­
вел нас в ризницу, которой он заведовал в качестве
помощника. Ризница оказалась не очень богата —
не то, что, например, в Сергиево-Троицкой Лавре
или в Саровской обители, — где, по словам одного
инока, находится до пятисот перемен. Может быть,
и неправда?..
...Затем мы воротились в свой номер.
С этого дня — то есть 17 мая, у нас начинается
уже регулярная, сравнительно спокойная жизнь
до самого отъезда, то есть до 28 числа: постоянное
присутствие за службами, прогулки, знакомство
с жизнью монастыря, дорога в трапезу из гостини­
цы и обратно, — вот в сущности рамки нашего
обычного дня. Но новые впечатления все росли
и росли.
Когда я подошел к храму на звон вечернего ко­
локола, то меня встретил какой-то рыжебородый
крестьянин, бесхитростный верующий мужичок,
с чистой совестью, хотя и с небольшим умом. Мир
со страстями и злом не нравился этой простой и чи­
стой душе — и вот она начинает искать себе успоко­
ения за стенами суетной жизни, в монастырях. Но
к стыду нашего иночества, на широкой «святой»
Руси немало и грешных обителей, которые должны
бы разливать свет вокруг. И такого простеца, как
мой знакомец, конечно, обижали в таких обителях;

Северный Афон

235

он ссориться не желал, а по совету одного старца
отправился на Валаам. И вот здесь, встретясь со
мной и принимая за монаха, обратился с просьбою
вразумить его, как бы попасть ему в число братии...
Я обещал узнать. Мне велели направить его к отцу
наместнику. После я узнал, что он отправлен на ка­
кую-то черную работу, самую подходящую для его
мозолистых рук, по словам его. И теперь он работа­
ет, конечно, доволен своим положением и благода­
рит Господа, тихо и незаметно для посторонних со­
вершая свой путь спасения. А как много таких
простецов среди Валаамской братии!..
На ступеньках паперти сидел задумчиво тот са­
мый черниговец-старичок, который жадно ловил
пение.
- Ну, как поживаешь? — спросил я у него, при­
саживаясь рядом, в ожидании начала вечерни.
- Слава Богу, ничего. Только вот скучно. —В его
выговоре слышался малоросс.
- Почему же это?
- Да вон другие-то все работают, а мне делать
нечего, не дают, говорят, что ты, мол, старичок, те­
бе отдыхать нужно. А каково без работы-то? Ну
и скучно. Завтра буду просить чего-нибудь, хоть
дрова что ли таскать...
На колокольне затрезвонили, и мы пошли в храм.
Чтобы понять старика, нужно принять во вни­
мание следующий замечательный обычай валаам­
ской жизни.

236

Северный Афон

Все приезжающие для богомолья содержатся на
монастырский счет во всем. В благодарность за это
все стараются чем-нибудь отплатить. Конечно, тут
дело свободы, а особенно для интеллигентных, не
привыкших к черной работе, паломников Но обыч­
но почти все что-нибудь да делают. Это имеет гро­
мадное нравственное значение. Как я уже упоми­
нал, многие едут на Валаам лечиться духом. И это
лекарство они находят в богослужении, во всей об­
становке монастыря, но остается, конечно, свобод­
ное время. И если бы его не заполнять трудом, то
многие начали бы тосковать, подобно черниговцу,
и вместо лекарства лишь ослабели бы душой еще
больше. Поэтому, как во всем строе Валаама, так,
в частности, и у богомольцев, труд имеет громадное
значение. Одни, например, носят дрова с баржи на
остров, другие отправляются на конюшню, сапож­
ника посылают в сапожную мастерскую, портного
в «рухольную» и т. д. Я, как с детства стоявший на
клиросе, отправился петь. При таком времяпрепро­
вождении естественно забываются все пороки
и страсти. Известно, что мать всех пороков — лень,
ну, вот ее-то прежде всего и гонят на Валааме.
Не менее важное значение для иночествующих
и особенно для нездоровых паломников имеет пре­
следование валаамским уставом вина и табаку. Не
говоря уже о братии, и посторонние посетители не
имеют права курить здесь; разве только украдкой
где-нибудь в лесу. Да и то, если узнают, то попросят

Северный Афон

237

оставить остров с первым же отходящим парохо­
дом или высадят на какой-нибудь глухой скит для
воздержания.
Вот такая строгая дисциплина и служит причи­
ной того, что сюда едут безвольные люди, чтобы
«выдержаться». И вся обстановка так приспособле­
на здесь, как ни в одной душевно-лечебной клинике:
молитва, труд, воздержание, нравственная атмосфе­
ра вокруг и наконец говение, исповедь и причаще­
ние — вот те средства, какими лечит приезжающих
Валаам. И вылечивает...
...За вечерней трапезой — ворочусь опять к по­
вествованию, — я увидел трех «светских» студен­
тов. При сложившемся воззрении на большинство
из них, как на неверующих, мне несколько странно
было видеть их здесь. Зачем они приезжали, я не
узнавал; но товарищ познакомился с одним из них;
оказалось, что он, кажется, сын священника, по
своим взглядам «разошелся с отцом», университе­
ты закрыты, ехать домой он не хочет, ну и решил
провесть на Валааме недельку-другую: благо, что
бесплатно. После один из гостинников отзывался о
студентах неодобрительно: «Спят много, едят, как
и все, а в церковь не ходят; спрашиваю их, зачем же
они прибыли на Валаам? Говорят: приехали посмо­
треть остров».
Понятно, если люди приехали с такими целями,
то что же хорошего они могли вынести? Кроме кре­
стов и поклонов да черных подрясников они едва ли

238

Северный Афон

что видели? Действительно, когда мы возвращались
вместе обратно с Валаама, тот же студент жаловался
товарищу, что ему «Валаам не понравился: одна
только внешность!» Право, как-то обидно становит­
ся за огульные речи человека, не бывшего даже
в церкви, не знакомого почти ни с одним иноком!
Вот так же открывают различные немировичи-дан­
ченки: посмотрит с птичьего полета — а! тут одно
лишь хорошо, что мужички сыты, — вот и весь иде­
ал Валаама, этого «Крестьянского Царства».
Среда, 18 мая. В половине третьего раздался
знакомый уже теперь трескучий звонок: будили же­
лающих идти к утрене. Ох, как же не хотелось вста­
вать после четырёхчасового сна. Бывало, проспишь
часов семь-восемь, а тут с белой зореньки поды­
майся. Дай, мол, еще минут пяток полежу. И, усту­
пая своей чувственности, опять закрываешь глаза.
Но в душе пробуждается совесть и начинает упре­
кать за безволие. Тогда крестишься сонной рукой
и сдергиваешь одеяло. И почти все дни — до отъез­
да — не хотелось вставать так рано; но замечалось,
что чем дальше, тем вставать становится легче: об­
разовалась, значит, постепенно привычка.
Братия тоже являлась в это время к молитве
в храм. Но так как одни из них должны были рабо­
тать весь день, то им делалось такое послабление:
вставать так рано они должны были лишь три раза
в неделю, кажется; — причем стояли только до ка­
физм; а после них — то есть часа в четыре утра ухо­

Северный Афон

239

дили соснуть с часик или полтора по келиям. И за­
тем, после чая, часов в шесть, а зимой — в семь при­
нимались каждый за свой труд. В остальные дни
они спали до пяти часов, —то есть семь часов в сут­
ки, — вполне достаточно. Ну а «старцы» — так те
присутствовали на всех богослужениях; зато они
были свободнее днем и могли по желанию поддер­
жать бренную плоть часом-двумя сна среди дня.
Опять сколько мудрости и здесь: ведь молитва, на­
стоящая молитва — самое трудное дело; поэтому
устав приучает к ней иноков постепенно, чтобы не
убить охоты излишней неразумной и непосильной
ревностью. Ну а для старцев молитва делается есте­
ственной пищей.
После обедни мы решили соснуть часика с
два-три — то есть с пяти до восьми, и таким обра­
зом дополнить ночной отдых. Так мы поступали во
все время; прибавляя в крайнем случае иногда еще
часик после обеда. После этого отдыха пили чай,
отправлялись к поздней обедне, а после — в трапе­
зу. Вечером, часов в шесть с половиной, нас звал ко­
локол к вечерне, — и после ужина к «молитвам на
сон грядущим». На эти молитвы собиралась почти
вся братия, уже ежедневно. Так проходил обычный
день. Следовательно, у нас оставалось свободное
время лишь после обеда до вечерни, —то есть часов
с двенадцати до шести вечера. Им-то мы и пользо­
вались для наблюдений над жизнью иноков и на­
слаждения чудными видами. В этот раз, то есть во

240

Северный Афон

вторник, мы отправились к «новому кладбищу»,
находящемуся за монастырем, в версте от него. Ту­
да вела прекраснейшая, ровная искусственная ал­
лея из лиственниц. Когда мы отошли с полверсты,
то случайно оглянулись назад: аллея упиралась
в лесок, — а над ним замечательно красиво подни­
мались главы собора. Если будете, читатель, на Ва­
лааме, то непременно полюбуйтесь. На новом клад­
бище были простые кресты, а под ними круглые,
обточенные волнами голыши, — на которых напи­
сано было имя умершего, год и число, — а иногда
и стих из Писания, редко — стихотвореньице.
Между прочим, там находится избушка одного
подвижника, жившего еще в начале девятнадцатого
столетия. Как гласит надпись на надгробном памят­
нике его, к нему приезжал император Александр I.
Вот уж подлинно избушка на курьих ножках, рань­
ше не было даже дверей, и подвижник сообщался с
«миром», — то есть с остальным Валаамом, чрез
узенькое оконце.
Часа в четыре мы воротились в монастырь и
отправились в гости к отцу А. — бывшему прапор­
щику, который давно уже звал нас к себе. Обста­
новка у него была не совсем уж простая: под нога­
ми на всем полу маленькой келий красивая
подстилка, цветы, ковер на стене за койкой, изящ­
ный самоварчик и т. п. На столе лежали местные
крендели, коробка монпансье и блюдечко с халвой,
очевидно приготовленные для нас. Конечно, все

Северный Афон

241

это было не строго — монашески; по общежитель­
ному уставу иноки не имеют права приобретать
никакой собственности. Но на Валааме такой стро­
гости нет. И мне думается, что это разумно делает­
ся. Ведь среди тысячи братии различные люди-то:
одни совершенно бессребреники и нищелюбцы,
другие имеют какие-нибудь мелочи. Всякий предо­
ставлен отчасти своей свободной воле, хотя основ­
ной-то закон — это общинная жизнь, заключенная
в известных рамках, ниже которой не должны уже
спускаться иночествующие.
А в данном случае угощение было поставлено
ради мирской слабости и сластолюбия нашего... Да
собственно говоря, по этим мелочам нельзя судить
о человеке. Но мысль уж наша, как-то невольно,
привыкает критиковать «всех и вся», указывать
брату сучки и не замечать в своих глазах бревен. Так
было и здесь. Хотя сласти и были поставлены, но
хозяин до них, кажется, совсем не дотронулся, —
а мы оказали им полную честь с товарищем. Но по­
лучили достойную оценку: над столом висела в рам­
ке выписка из святого Ефрема Сирина: «Не осуж­
дай, и ты сделаешь милость себе самому», —
приблизительно так гласит она, «то есть, не в бровь,
а прямо нам в глаз!» — как говорит пословица.
Между прочим, в беседе отец А. сказал:
- Нас ведь (то есть, образованных, интелли­
гентных) здесь не особо чествуют. Все равно, что
крестьянин, что дворянин.

242

Северный Афон

Поистине несть «варвар и скиф», но все равны
во Христе.
- Здесь смотрят не на ум, а на духовную
жизнь, — пояснил отец А.
Разумеется, это вполне понятно; так и должно
быть. До нас владыкой был посвящен один простой
инок в иеродиакона; он едва разбирает ектений 66,
но зато отличается смирением, послушанием, лю­
бовью, — как говорили нам.
- А читать-то научится; это всякий ныне может.
Нет, ты поди, потрудись «гля Бога» («гля» выгова­
ривается вместо «для»), послушания пройди, как
следует. Это — другое дело!
Вполне резонное рассуждение.
Поблагодарив отца А. за угощение и привет, мы
по совету его направились в живописную мастер­
скую. Там работало несколько молодых послушни­
ков, неизвестных для будущих потомков, потому
что под своими произведениями они вместо своих
фамилий смиренно все пишут: «Трудами валаам­
ских иноков», — как это делается и в гранитной,
и других мастерских.
Случайно здесь повстречался нам наш знако­
мый иеромонах, отец В-й. Небольшого роста, со
здоровым розовым лицом, с густой черной бородой
и красивыми волосами, с закрученными даже не­
много усами, юркий, живой, говорливый остряк, —
он при первой встрече, как-то раньше еще, произ­
вел на меня совсем неприятное впечатление: ниче­

Северный Афон

243

го аскетического, казалось мне, нет у этого красно­
щекого шутника; особенно меня смущали его за­
винченные усы. Но Промысл Божий устроил так,
что я скоро, к счастью своему, разочаровался в сво­
ем первом впечатлении Когда мы были еще в скиту
Иоанна Златоуста, то он получил от отца наместни­
ка благословение совершить здесь всенощную
и обедню И вот с первых же звуков его возгласов
и особенно при чтении акафиста я увидел у него та­
кое неподдельное и горячее чувство искренне мо­
лящегося, что был сбит с толку. Затем на улице и за
чаем он шутил при отце Никите; но шутки были все
такие невинные, чистые. Однако я не был еще впол­
не разубежден. И вот Господь свел нас в живопис­
ной. Получив у него благословение, мы спросили:
куда бы еще сходить?
- А вы были в фотографной?
- Нет.
- А в водопроводном отделении? А в граниль­
ной? А в позолотной?
Оказывается, мы нигде еще не были. Он тотчас
же предложил свои услуги проводника, а нам оста­
валось лишь благодарить. С недоверием относился
я к его предложениям, — но в них дышала только
чистая любовь и обычная для валаамских иноков
готовность всячески служить ближним. Я совсем
уж почти был обезоружен.
И вот мы начинаем осматривать валаамские за­
ведения... Много везде интересного, — но еще инте­

244

Северный Афон

реснее и важнее сами иноки... Соль-то монастыря
«не в бревнах, а в ребрах», как говорит сектантская
пословица, — то есть во внутренней, а не во внеш­
ней жизни.
В заключение путешествия мы приглашены бы­
ли отцом В. в золотную мастерскую, которою заве­
дует он сам. Отпуская затем нас от себя, он подарил
нам на память по иконе.
...Уже заблаговестили к вечерне. Мы вошли в
храм: я — на клирос, товарищ — в толпу молящихся.
Пением валаамским я был уже теперь прямо
очарован, — нет, это «очарован» как-то мало для
него, — я был от него в каком-то напряженно-бла­
гоговейном восторге.
По существу своему валаамские напевы — север­
но-русская переработка древнего большого знамен­
ного распева. Но так как он поется здесь уже целые
столетия, то сделался для иноков родным, и старые
монахи любят «свое» пение до ревности. Иногда
случится, что на правом или левом клиросе запоют
«партесное» по-мирскому, — как выражаются вала­
амцы про разных Бахметьевых, Львовых, Архан­
гельских и т.д. «Старцы» тотчас поднимают против
этого недовольный ропот, и вещь снимается с ре­
пертуара. Нынешний игумен, отец П., как я слышал,
велел запереть все «партеса» и петь только валаам­
ским распевом. В отце П. сказывается, очевидно, дух
знаменитого предшественника его — отца Дамаски­
на, твердого и энергичного администратора и в то

Северный Афон

245

же время великого подвижника. Живой идеал для
валаамского и всякого иного игумена! Теперешний
отец игумен был еще современником отцу Дамаски­
ну, следовательно, помнит этот чудный образ, поче­
му и в пении блюдет его валаамские традиции.
И действительно, — всякая чуткая религиозная
душа, не имея никакого теоретического музыкаль­
ного образования, не зная ни мелодии, ни гармо­
нии, ни контрапунктов и прочих мудреностей, сразу
почует, что такое наше «мирское» пение и валаам­
ские напевы.
Прежде всего в них слушатель не найдет ника­
ких нежностей, никакой слащавости, — нет тут хро­
матических каденций, красивых диссонансов; мо­
лящийся не развлекается всей этой шелухой;
здесь —простота и строгость, и в то же время — ка­
кая-то захватывающая душу могучая, своеобразная
красота! Напевы валаамские до того оригиналь­
но-содержательны, что нередко приходишь в рели­
гиозный восторг. И представьте, я говорю не про
«Херувимские» или «Милость мира» или концерты
— которых, кстати, там и духу нет, — то есть не про
то, в чем обычно полагают всю красоту наши хоры
и слушатели, — а про обычное, простое гласовое
пение! Я разумею пение стихир, «самогласнов»,
«подобное» и т. п. Как бы вам, читатель, передать
то богатство, какое я слышал на Валааме. Не похо­
же ли это будет на то, как бы крестьянину расска­
зывать об устрицах или слепому о зайце? Скажу од­

246

Северный Афон

но: я ничего так не любил на Валааме, как слушать
и петь «гласовые» распевы. Бывало, сойдутся на се­
редине храма два хора, человек в пятьдесят, — го­
лоса все могучие, особенно басы, — и понесутся
к небу одушевленные, именно живые «сплотивши­
еся» звуки простых, строгих и могучих напевов! Не
наблюдают здесь никаких piano и forte, — а свобод­
но, дерзновенно славят Бога.
К этому еще прибавьте канонарха: скажет он
сначала фразу-то, ее немного поймешь, а потом
вдруг подхватит могучий хор, и мысль как картина
рисуется перед твоими глазами. Как сейчас слышу
разговор Христа с самарянкой: «Даждь ми воду
пи-и-ти», просит «Одеваяй небо обла-а-ки» у «же­
ны, самаряныни су-у-щей».
Не могу не упомянуть с благодарностью об от­
четливости и благоговейно-проникновенном про­
изношении обоих канонархов: здесь уже не скрадут
слова, точно вложат их тебе самому в рот. Мне же
лично весьма нравился также тот иноческий чин,
или по-мирскому — церемония что ли, какая стро­
го соблюдалась канонархами, иеродиаконами, ие­
ромонахами, певчими и другими служителями хра­
ма, когда они проходили мимо иконостаса:
подойдет это канонарх к иконе Спасителя — пояс­
ной поклон, против Царских дверей — поклон, ико­
не Божьей Матери — тоже, — и затем — лику опять
поясной поклон. А затем уж зачитывает стихиру.
И таково все это благоговейно-чинно; право, у нас

Северный Афон

247

в миру смеялись бы над этим наши извращенные
сердца; но здесь все было так серьезно и уместно —
что стыдно было бы даже улыбки.
И вообще, как во всем монастыре, так особенно
в храме, везде чуялась дисциплина, чин, порядок!
Главное же самое, — отчего и пение, и чтение,
и внешняя обрядовая сторона, — получали такой
религиозно-благоговейный характер, — заключа­
лось в духе молитвы. Сюда приходили не за тем,
чтобы понежить ухо изящными мелодиями, не за
тем, чтобы лишь успокоить, замазать совесть мыс­
лью, — я-де был (и только) в церкви; а шли только
для единодушной молитвы. Посмотрите, как стоят
здесь иноки: прямой напряженный стан, ноги не от­
кинут уж, стянутые губы, вдумчивый взгляд или да­
же закрытые глаза, энергично сжатые для истового
креста персты, низкие поклоны, —ведь все это, вси­
лу связи внешнего с внутренним, души с телом, не­
сомненно говорит о самособранности и напряжен­
ной молитве иноков. Дух ее веет в храме
ощутительно ясно: оттого-то все получает здесь
одухотворенность, религиозную энергию.
Правда, нужно сказать по совести, что такой
одуховленности больше среди молящихся иноков,
чем в певчих; но ведь это так понятно. Как уже при­
ходилось говорить, настоящая молитва — самое
трудное дело, она — плод долгого подвига и внут­
ренней чистоты; а между тем, певчие должны лишь
обладать голосом, поэтому есть здесь молоденькие

Северный Афон

248

тенора, не старые еще басы, которым до высоты-то
еще далеко. Да прибавьте к этому еще, что прихо­
дится петь постоянно, волей-неволей нести это
труднейшее послушание; и у певчего образуется ус­
талость; он из одушевленного хвалителя может
превратиться в простую трубу, а хор — в говорящий
орган. Ведь, собственно, так и бывает в мирских
церквах, где певчие и особенно регент больше или
даже исключительно следят за «исполнением» ве­
щи, а не за содержанием ее. Знаю это по горькому
опыту. Но валаамские иноки и здесь выделяются:
если не всегда, то нередко, особенно при совмест­
ном пении, почти все воодушевляются, как бы на­
электризовываются. А иные, хотя это и трудно, и на
клиросе так же самособранны, как и простые моля­
щиеся. Это уже подвижники.
13:40 /14.10.03

III.
Подвижник-комик и аскет. —Любовь старика и ссора
студентов. —Много ли нужно молиться? — Прощаль­
ные визиты. — Еще о старце Никите и брате В. —
«Тяжелый дух». —«Не тянет ли в мир?» —Разлука. —
Интервью.

1 9

мая, четверг... После обедни хоронили оди­
нокого схимника — лет, кажется, 80-ти. Го­

Северный Афон

249

ворят, ходил чуть не до последнего часа и умирать
не думал, даже еще шутил пред концом-то. Упокой,
Господи, душу его!..
После обедни мы испросили у отца наместника
благословение бесплатно сняться в монастырской
фотографии в иноческой одежде и перед отъездом
получили карточки на всегдашнюю память о чуд­
ном богомолье.
А затем отправились в баню. Дисциплина чув­
ствовалась и здесь; над кранами для воды прибита
была дощечка с такою приблизительно надписью:
«По благословению отца игумена воду зря не тра­
тить». Как это мило! Или еще где-нибудь, глядишь,
написано: «По благословению игумена дверь за со­
бой затворять», — или: «Вход посторонним запре­
щается». — И все «по благословению игумена»! —
Замечательная черта иноческого общежития! Сами
же они выбирают себе настоятеля, значит, будто,
начало здесь конституционное; — но это лишь при
выборе, а затем все свободно и охотно отдают себя
в полную зависимость от него: без его воли шагу
ступить никто, собственно, не должен. Бывший игу­
мен отец Ионафан во время своего послушания взял
от одного паломника просфору в подарок без благо­
ловения; после совесть его смутила, пошел он к отцу
Дамаскину — и тот велел Ионафану возвратить про­
сфору обратно, прочитав ему при этом поучение
о громадном значении послушания даже в мелочах.
Так соединяется здесь конституция и монархия.

250

Северный Афон

«Старцы» имеют здесь власть, но и они все — по­
слушники игумена. Замечательно, что такое соедине­
ние власти старцев с самодержавием игумена харак­
терный признак славянских монастырей даже на
Афоне. Как только из строгого общежития, киновии,
они обращаются в идиоритмы, то есть своежитель­
ные монастыри с буржуазно-республиканским ха­
рактером, —то тотчас же падает монастырь. И наобо­
рот, с восстановлением киновии — поднимается
и жизнь монастыря. Ясный пример этого представля­
ет наш тамошний известный монастырь святого Пан­
телеймона, также сербский — Хиландар, болгарский
— Зограф и др. Греческие идиоритмы отличаются
распущенностью И вспоминаются мне слова одного
ученого афонского богомольца: многому бы «мир»
мог поучиться у людей «не от мира сего». Особенно
характерно и важно для нас, русских граждан, теперь
знать, что славянские монастыри процветают при
строгом самодержавии игумена и непосредственной
связи его со «старцами». Таков и устав их.
Ворочусь к рассказу. Напившись после бани
чаю, мы пошли гулять. Погода была опять чудная.
На дороге встретили нашего водителя отца З. Он
повел нас туда, где мы еще не были
Пройдя мимо недоконченного брошенного до­
ка, мы направились сначала к смоляному и спирто­
вому заводу. Нас встретил «хозяин» его, брат М.,
здоровый, плотный, с розовым полным и почти бе­
зусым лицом, лет 27-ми.

Северный Афон

251

- Как поживаешь, брат М.? — спрашивает его
отец З., познакомив его с нами.
- Да слава Богу! Только вот все хвораю, — сме­
ясь, ответил он
Глядя на свежее лицо и крепость тела, я не по­
верил его шутливому тону, что и высказал.
Но он, опять смеясь, старался серьезно под­
тверждать то, что «он больной — нутром». Но вид­
но болезнь не сильно отзывалась на брате М., по­
тому что он, по просьбе отца З., живо стал
показывать нам все на своем заводе, толково разъ­
ясняя механизм дела, пересыпая речь веселыми ос­
тротами и улыбаясь нам самым сердечным и ис­
кренним образом
Отсюда мы пошли к отцу Е. на известковый за­
вод. Около последнего наворочено было несколько
тысяч пудов местного серого и белого мрамора.
Самое простое типичное великорусское лицо, с
открытыми веселыми глазами, с широкой бородой.
- Мы к тебе в гости, отец Е. Вот ученые люди
хотят поработать у тебя, — шутил отец З.
Он поздоровался с нами и сейчас же всунул нам
в руку тачку с большим камнем, которую он вез.
- А ну-ка! Читать-то мастера, небось, — а вот
покушайте нашей науки, — с предобродушнейшей
улыбкой, скороговоркой сказал отец Е.
Я взялся за тачку, но скоро она сползла у меня
с дощатой дорожки. Попробовал также товарищ,
и тоже неудачно.

252

Северный Афон

- Нет! Видно, дело мастера боится. Вот она, на­
ша наука-то! Ну, бросим её, тачку-то. Пойдем, я вам
покажу свой университет.
И он повел нас к своему сараю, объясняя выде­
лывание известки, причем оказалось, что эта работа
чрезвычайно вредная для легких и горла; едкая
пыль иногда вызывает даже кровохаркание. Но отец
Е. и не думал уходить отсюда на другую работу.
- Таскать камни — это самое дело по нам; быть
дьячком, аи дьяконом, — это не нашего ума дела: я
арихметику произошел простую. Знай себе камушки
потаскиваю, с благословения Господнева и игумен­
ского. Больше нам ничего и не надоть, стало быть.
- Разве нам тульского поддать? — предложил
отец Е. чаю. Мы отказались.
- Лучше поговорим, — сказал отец З.
- Поговорим? Ну, нехай, поговорим. О чем же
мы поговорим? Сказку разве вам рассказать?
- Расскажи.
И он нам передал какую-то сказку о лисе, сове
и зайцах.
- У нас котелок-то тоже работает маленько, не­
множко-то есть ума, — ответил отец Е., стуча себя
пальцем по лбу. — Отец Гавриил (игумен бывший)
недаром ведь говаривал: «Ты у меня человек обра­
зованный: на три манера говорить можешь».
Отец Е. знал русский, финский и корейский
языки. И вот в таком духе он потешал нас с полчаса
или больше.

Северный Афон

253

Ты, читатель, может быть, осудишь его? На­
прасно. Мне кажется он необыкновенно чистым.
Прежде всего это человек такого незлобивого
сердца, как ягненок; самолюбия у него днем с ог­
нем не найдешь, — наоборот, смирения, вменения
себя ни во что почти, сколько хочешь; работает он
не лениво, как наемник, а усердно, как свободный
сын из послушания, и трудится с любовью, без ма­
лейшего ропота. Что же касается его шутливого
и веселого характера, то это лишь внешняя обо­
лочка своеобразной души, это — индивидуальная,
как говорят, черта, которую иноческая дисципли­
на не стирает и не желает стирать, так как никакой
индивидуализм в известных пределах не препятст­
вует спасению.
Святой Макарий Египетский, неоспоримый уже
знаток человеческой души, вот что пишет на во­
прос: «Приявший в себя Божественную силу и из­
менившийся отчасти остается ли в своем естестве?»
«Чтобы и после благодати испытываема была
воля, к чему она склонна и с чем согласна, естест­
во оставляется таким же; и человеку суровому ос­
тавляется его суровость, а легкому — его легкость.
Бывает же и то, что иной невежда разумом воз­
рождается духовно, преобразуется в мудрого и из­
вестными делаются ему сокровенные тайны, а по
естеству он невежда. Иной, по естеству будучи су­
ровым, предает волю свою богочестию и приемлет
его Бог, а естество пребывает в своей суровости, но

254

Северный Афон

Бог благоволит о нем. Иной добронравен, скро­
мен, добр, посвящает себя Богу, и приемлет его
Господь» (194 ст.).
Так свободно относится благодать Божия к ин­
дивидуальным чертам людей.
То же самое, но — ближе к отцу Е„ пишет и Гри­
горий Богослов:
«Не в числе последний (иноков) и Феогний.
Стоя на земле, касается он небесных престолов; он
ласков, сладкоречив, на цветущем лице его всегда
видно сияние благорасположенного духа» (т. IV,
280). Не правда ли, вместо «Феогний» можно по­
ставить «отец Е.», и дело не изменится по существу.
Притом таким веселым характером этот инок
приносит немалую пользу Валааму.
- Случается, что иной молоденький послушник
затоскует по «миру», —ну мы его сейчас к отцу Е., —
замечает при нем же отец З. — Поживет здесь не­
дельку, другую, — поработает усердно, а главное —
насмеется вдосталь, натешится с отцом Е., — и воз­
вращается опять в монастырь.
- Это мы можем, — подтверждает валаамский
комик, оставаясь верным себе и в этом случае.
Мы распростились с этим оригинальным по­
движником и пошли к кожевенному заводу.
- Простите за празднословие, —смиренно и про­
сто донеслось нам вслед.
Разумеется, мы сейчас же поделились друг с дру­
гом своими впечатлениями.

Северный Афон

255

- Да он — веселый, — закончил отец З. — Шу­
точками спасется.
«Шуточками спасется», — то есть так вырази­
тельно сказано! —Действительно, шутя, без особых
подвигов, даже смеясь, отец Е. спасется.
А вот и кожевенный завод.
«Хозяин» его — отец В. Полная внешняя, а отча­
сти и внутренняя противоположность отцу Е. Тот —
широкий, плотный, а отец В. худенький, тщедуш­
ный; —у того борода лопатой, этот почти совсем без
растительности; у того — вечно смеющееся подвиж­
ное лицо, у этого — сдержанное, спокойно-серьез­
ное. Тот — говорлив, этот молчалив, лишь изредка
скажет что-нибудь нужное; тот кроме «Господи, по­
милуй», по его же словам, ничего не знает, —отец В.,
по свидетельству нашего проводника, «из святых от­
цов все знает», — отчего является хорошим «стар­
цем-руководителем» для своих духовных чад. Но
при этих довольно заметных особенностях оба они
в существенном сходны; оба любят трудиться не за
страх, а за совесть, оба смиренны, оба чисты ду­
шой. — Такой —тоже праведник, — говорит нам по­
сле отец З., уж никого не обидит. Помощник у него
человек раздражительный, — иногда оскорбит его,
и сам же начнет ссориться, а отец В. просит у него
прощения. Ударь его в ланиту, подставит другую. Да
притом —молитвенник какой: редкий по нынешним
временам! И духовного опыта много, и знаний —то­
же, поэтому многие ходят к нему за советами.

256

Северный Афон

По нашей просьбе отец В. показал нам все свое
дело; причем, начав с самой чистой работы, уже
окончательной выделки кож, он в заключение при­
вел нас в грязное и вонючее отделение, где проис­
ходила первая самая неприятная и трудная, но в то
же время главная, обработка материала.
- Здесь вот — самое важное дело, — тихо заме­
тил отец В. — Черновая работа всегда ведь бывает
самой трудной и самой важной, — наставительно
произнес он.
Поблагодарив за все, мы простились с ним и за­
шли мимоходом в Никольский скит; здесь за левым
клиросом в футляре стояла деревянная статуя свя­
тителя Николая Чудотворца. Между прочим, после
узнал, что один из паломников соблазнился этим:
неправославно. Но во-первых, статуя обычно за­
творена; затем в скиту никого почти не бывает, кро­
ме монахов, да она и не приравнивается к иконам.
Оттуда мы уже направились в монастырь к ве­
черне. Здесь от одного певчего я услышал ужас­
нейшую весть о разгроме нашего флота. Сердце
защемило. Мысль остановилась. Молитва не шла
на ум.
Вечером за трапезой прислуживавший за на­
шим столом брат спросил: «Кто говельщики здесь?
Идите за постный стол».
Мы пошли по его указанию. Действительно,
стол был слишком постный: горячее без масла и су­
хая каша, хлеб и квас. Так мы говели пятницу.

Северный Афон

257

20 мая, пятница... День прошел без особенных
впечатлений... Вечером исповедовались у монас­
тырского духовника и отправились без ужина спать.
Но в это время в номер вошел один старичок бого­
молец, которому я обещался написать листочек для
«заздравной» и «упокойной» просфор.
- Вот крышки-то от поминанья у меня оста­
лись, а бумагу выронил где-то, — с горечью жало­
вался нам потерпевший.
Я взял бумаги, вшил ее в крышки — поминание
вышло на славу. Затем славянским шрифтом я за­
писал туда несколько десятков имен. И старик так
был доволен, что не знал, как и благодарить меня,
какими добродетелями наделить, каких мне имен
надавать. Просто неловко стало. На другой день он
даже принес просфору мне «за труд». Все это было
совершенно искренно, — и за какой же пустяк!
О, как мало нужно, чтобы удовлетворить право­
славного крестьянина! А ныне хронические забас­
товки, требования, «им же несть конца»: дали одно,
подавай и другое. Это ясно говорит, что исчезает из
русского рабочего христианский дух. Юридический
запад с его культурой совсем заедает совесть право­
славного человека.
Когда ушел этот богомолец, мы с товарищем,
как бы в противоположность мирному и кроткому
тону старика, завязали острый разговор по поводу
личной и общей исповеди. И вот я замечаю, что на­
ша беседа снова принимает острый характер. Я го­

258

Северный Афон

ворю «снова», потому что и прежде не раз уже меж­
ду нами затевались горячие бесплодные споры,
только раздражавшие нас, не раз уже мы чувствова­
ли какую-то тяжесть на душе. В данном случае такое
отношение как-то выразилось еще ярче. Мы поло­
жительно нервничали оба. Я давно уже стал заме­
чать это за собой и с трудом иногда сдерживал злое
слово, которое готово бывало сорваться; но иногда
это не удавалось, и между нами не раз пробегали
черные тени. То же, кажется, чувствовал и товарищ
и также, вероятно, боролся. Но все же нам до само­
го отъезда не удалось установить любовные и крот­
кие отношения. Я понял, что одно дело говорить
о любви, смирении, снисхождении, воздержании,
а другое — осуществлять. Трудно жить по-христи­
ански. Несомненно, враг употребляет все средства,
чтобы посеять вражду между людьми; ведь это его
главное дело. И на Валааме, не без его содействия,
были наши размолвки, хотя мы и сами не менее ви­
новаты были. Когда беседа наша зашла уж слишком
далеко, —то я замолчал и лег спать... Теперь припо­
минаю я слова, сказанные обоим нам старцем отцом
Никитой: «Не гневайтесь, прощайте обижающим.
Молитесь за них, и вы будете их любить и они вас
будут любить». Как будто предвидел старец, что мы
будем гневаться друг на друга. Так исполнились,
следовательно, и эти слова его.
21 мая, суббота. За ранней обедней мы вместе
с другими богомольцами сподобились причастить­

Северный Афон

259

ся Святых Тайн. Между прочим, когда служивший
иеромонах в последний раз вынес Святые Дары,
я хотел положить земной поклон, но стоявший ря­
дом инок удержал меня, говоря:
- Не кланяйся Святой Чаше: теперь ты сам но­
сишь в себе Христа.
После обедни, напившись чаю, мы легли спать,
так как ночью спали всего лишь часа два-три.
...Когда проснулись, то, оказалось, прозевали
обед. Но, благодаря отцу наместнику, нам позволи­
ли подкрепиться и телесной пищей.
После этого мы пошли к пристани, куда в это
время подходил уже «Валаам» с новыми богомоль­
цами из Санкт-Петербурга. Пред ними повтори­
лись те же картины, какие испытали сами и видели
мы ровно неделю тому назад...
Вечером мы случайно разговорились с одним
братом, прислуживавшим в гостинице. Он жало­
вался нам, что слишком много им работы; жаловал­
ся или —лучше — скорбел не потому, что ему труд­
но, — нет, а потому, что за этой суетой остается
мало времени для молитвы.
Собственно говоря, он и прав, и не прав, — как
думается мне.
«Монастырь, по моему мнению, — коротко
и точно определяет его святой Григорий Бого­
слов, — есть учреждение, которое имеет целью спа­
сение». Следовательно, и «монах — тот, кто живет
для Бога и притом для Него Единого» (т. V, 285).

260

Северный Афон

Но «путей ко спасению много, много путей, веду­
щих к общению с Богом» (VI, 39). «Чему же отда­
ешь предпочтение, — спрашивает тот же святой
отец, — деятельной или созерцательной жизни?
В созерцании могут упражняться совершенные,
а в деятельности — многие. Правда, то и другое
и хорошо, и вожделенно; но ты к чему способен,
к тому и простирайся особенно» (V, 169). Но, разу­
меется, совершенных не много; обычный же путь
таков: «Соблюдай заповеди и не выступай из пове­
лений. Ибо дела, как ступени, ведут к созерцанию.
Трудись телом для души» (он же II, 142).
С этой точки зрения понятно, почему на Вала­
аме большинство иноков заняты преимуществен­
но трудом на общую пользу и только постепенно
им дают свободу для молитвы. Ибо иначе можно
было бы надорваться душой и вместо пользы по­
лучить неисправимый вред: свобода — оружие
обоюдоострое. И сама жизнь показывает всю не­
обходимость такого закона. Все эти и прочие тоже
трудятся и в труде соделывают свое спасение.
Здесь место — любви, смирению, послушанию. Ес­
ли даже не хватает времени для молитвы, то и это
не вменится иноку в грех: «послушание паче поста
и молитвы». Но душа жаждет, конечно, «небесной
пищи». Валаамский устав отводит довольно поря­
дочное место молитве, предоставляя здесь много
свободе иноков. Кто хочет, тот может найти вре­
мя. Не знаю твердо, почему не хватало времени

Северный Афон

261

для беседовавшего с нами инока? Не от себя ли са­
мого? Я, например, видел, как один же из гостин­
ников ежедневно посещал утреню и пел за ранней
обедней. Но, может быть, он был свободней поче­
му-либо? Ответить не могу; поэтому лучше пове­
рю скорби брата-гостинника. Тем более, что по­
добное я услышал на другой день и от брата В. По
его мнению, нужно бы увеличить «молитву» для
всей братии; теперь же будто слишком много от­
влекаются работой. Я на это скажу, пожалуй, не­
сколько иное: для брата В., для гостинника, может
быть, и нужно бы увеличить «молитву»; но они су­
дят по себе, — а ведь люди-то различны. Одно
нужно всегда помнить, что «дело молитвы», ис­
тинной молитвы, «совершаемой надлежащим об­
разом, — выше всякой добродетели», по автори­
тетному опыту святого Макария Египетского;
потому что «все добродетели одна на другой дер­
жатся и взаимно связаны между собой и как бы
в некой священной духовной цепи одна от другой
зависят: молитва от любви, любовь от радости, ра­
дость от кротости, кротость от смирения, смире­
ние от служения, служение от упования, упование
от веры, вера от послушания, послушание от про­
стоты». Следовательно, «если не будут украшать
нас смиренномудрие, простота и благость, то ни­
какой не принесет нам пользы молитвенная на­
ружность». Поэтому очевидный вывод будет та­
кой: «тем, которые по духовному младенчеству не

262

Северный Афон

могут вполне посвятить себя любви духовной», —
то есть любви к Богу, — надлежит принять на себя
служение братиям с благоговением, с верою и со
страхом Божиим и служить, как Божией заповеди
и как делу духовному» (379, 349, 376).
Так определенно и принципиально решается
у святых отцов вопрос о сравнительном достоинст­
ве созерцательной и деятельной жизни монасты­
рей, — вопрос, столько нашумевший года два тому
назад и теперь снова вытаскиваемый из архива на
сцену жизни противниками «черного клобука».
Как известно, сначала все шумели: почему это на­
ше монашество придерживается аскетически-со­
зерцательного идеала? Пусть оно выходит в жизнь,
работает среди мира, устраивает у себя богадельни,
больницы, школы и прочее! Теперь слышится дру­
гое: зачем монашество, это воинство не от мира се­
го, овладело миром? Зачем они, отрекшиеся от сво­
ей воли, господствуют над другими? Зачем,
надевши клобук безбрачия, они вершат законы
о браке, ничего в них не понимая? Ваше место не
здесь, ваше место в пустыне, в диких лесах, вдали
от «презираемого вами на словах и любимого на
деле мира»!
Как это непоследовательно. А непоследова­
тельно оттого, что и тогда, и теперь рассуждали не­
верно с принципиальной точки зрения, увлекались
через край. Вооружаясь против явных недостатков
монашеской жизни, судьи сами пересаливали все­

Северный Афон

263

гда в противоположную сторону. Правда, в монас­
тырях немало плохих иноков, недостойных носить
даже мирского христианского звания; конечно,
лучше было, если бы они хоть за больными, что ли,
ухаживали. Но зачем притягивать к этому делу
всех тех, которые идут в монастырь для духовной
жизни, — и особенно тех старцев-молитвенников,
кои упокоиваются уже в общении с Богом? Это
крайность. Равным образом — может быть, иные
монахи слишком переусердствовали в любви к ми­
ру и деятельности в нем; — но зачем же гнать в пу­
стыни всех? Ведь большинству из них хотя далеко
еще до Антониев, Феодосиев и Сергиев, блаженст­
вовавших о Господе в глуши, но уже нет любви
и привязанности к этому суетному миру. Куда же
их-то вы денете?
Поэтому самый естественный из этих крайнос­
тей выход навязывается сам собой: «против ненор­
мальностей монашества — а их немало, — нужно
бороться всеми силами, кому дорого оно. Нужно
строже относиться к желанию принять ангельский
образ, назначать испытания, отдавать их под руко­
водство опытных старцев, в монастырях вводить
строгую дисциплину, сокращать удобства и т. п.
Особенно строже нужно относиться к ученому мо­
нашеству, где много соблазнов, увлечений. Как-то
отец Никита говорил: — вот вашим студентам-мо­
нахам годик-другой вперед на Валааме пожить, по­
слушание пройти.

264

Северный Афон

- Все это совершенно верно. Но зачем же гнать
всех иноков в пустыню, или привязывать к деятель­
ности в мире против воли? Пусть всякий ищет себе
своего места; пусть «одни идут тою, а другие дру­
гою стезею, какую кому указывает природа, только
бы всякий вступил на тесный путь; не всем равно
приятна одна снедь, и христианам — приличен не
один образ жизни» (Григорий Богослов. IV, 226).
Лишь бы осуществлялся закон любви и смирения,
образом которых был Сам Господь Иисус Христос,
чему учит сплошь все Евангелие!
Поэтому, — скажу теперь брату-гостиннику, —
да не смущается сердце его: общение с приезжими
богомольцами больше, чем другое какое послуша­
ние, дает возможность проявить христианскую
смиренную любовь И это будет молитвой Богу, слу­
жением Слову. А когда придет время, Господь ука­
жет иной путь...
22 мая, воскресенье.
Завтра нужно было уезжать в Санкт-Петер­
бург. Поэтому мы решили начать еще ныне про­
щальные визиты наиболее дорогим людям и еще
раз полюбоваться самыми красивыми местами. По
благословению отца наместника, мы на лодке от­
правились опять в остров Иоанна Предтечи в со­
провождении двух послушников. Опять одна за
другой открывались пред нашими взорами знако­
мые уже нам картины чудной панорамы. Впрочем,
путь был несколько иной: мы заехали на монас­

Северный Афон

265

тырскую ферму, где было до полсотни отличных
коров, питавших молоком своим братию. И здесь
же рядом находилось помещение для искусствен­
ного разведения хорошей рыбы. Все это мы осмо­
трели, выпили по стакану молока и двинулись да­
лее к Коневскому скиту. Опять — какая чудная
природа! Но уже напоминающая более родные
мирные картины. Недалеко от церкви находится
прудик, где разведено много рыбы. Богомольцы,
приезжая сюда для прогулки и осмотра скита, бро­
сают в воду хлеб и до того приучили рыбу, что при
приближении людей окуни целыми стаями при­
плывают к мостику.
Наскоро осмотрев все это, мы отплыли к месту
назначения. На островке нас уже ждал брат В.
Я тотчас подхватил его под руку, и мы пошли гу­
лять по всему острову. Беседа потекла живо и инте­
ресно. Мы чувствовали, что стали родными по духу.
Нагулявшись, отправились к отцу Никите. Его ке­
лия была «заперта», то есть к двери приставлен не­
большой кол, что на скитском языке должно было
обозначать: обитателя нет дома. Но брат В., зная
характер и привычки отца Никиты, начал стучать­
ся, потому что иногда старец, не желая, чтобы его
тревожили, нарочно «запирается». Кто знает, мо­
жет быть, в этот раз он не хотел принять нас, а ско­
рей всего, его действительно не было дома.
Несколько опечаленные, мы направились к ке­
лий, где жил брат В. с двумя другими послушника­

266

Северный Афон

ми. Там готов уже был чай с «ситным» (то есть бе­
лым хлебом). За столом мы разговорились о цер­
ковном обиходном пении, достали ноты и начали
распевать под открытым небом при теплых лучах
солнышка, прорезывавшихся чрез иглы сосен.
Затем брат В. скрылся в хижину и воротился от­
туда с двумя свертками. Это оказались четки, кото­
рые он нам обещал сплесть на память.
- Знаете, я хотел было из деревянных шишечек
сделать вам; да они стучат и отвлекают от молитвы,
а эти лучше, — ведь для Бога, а не для игрушки —
четки-то: тише-то и лучше.
Трудно было не согласиться с этими смиренны­
ми и верными словами.
Я ему подарил в ответ Новый Завет, — а он еще
дал мне искусный деревянный вечный календарь
После чаепития мы снова отправились гулять...
Хорошее время!.. Между тем близилась вечерня;
нужно было идти к храму.
Около паперти нас встретил отец Никита. Та же
ласковость, теплота, благодатное сияние радости на
лице! Заговорили о монашестве, о трудностях его.
Он согласился, но потом добавил:
- Нам-то здесь что? Кругом Господь нас обнес
водой, народу мало: летом-то еще вот приезжают,
а зимой занесет нас снегом, поднимутся вьюги; па­
роходы ходить перестанут: тишь да гладь, да Божья
благодать. Спокойно... только ветер в трубе воет...
подпевает... Он задумчиво остановился.

Северный Афон

267

- А вот в миру монашество —иное дело. Кругом
соблазны. Враг везде подстерегает... А ведь нужно
же и там кому-нибудь быть... Ну что ж, что трудно?
Зато если кто блюдет себя, тот наследует прямо му­
ченический венец. А мы что?...
То же самое я слышал и от другого инока.
- Ну, конечно, беречься нужно крепко: плоть
немощна, а враг силен и бодр. Главное, нужно бе­
речь уши и глаза, — падать-то меньше пришлось
бы. Ну уж если упал, то вставай. Согрешил помыс­
лом — очистись. Все мы слабы. Нужно только не
робеть: упал, не тоскуй особо и не тужи через край,
а вставай, поднимайся выше. Опять сорвался — ка­
рабкайся еще выше. Мы ведь не Ангелы — без паде­
ний-то не обойдешься. Только и падения самые об­
ращай себе на пользу.
«Часто падение, — припоминаются мне слова
святого Григория Богослова, —поднимало с земли на
высоту, а возвращение низлагало на землю» (V, 68).
«Не робей слишком плоти, как будто она по природе
своей неукротима» (там же, 69).
Какой светлый бодрящий голос. «Вся могу о ук­
репляющем мя Иисусе» (Флп. 4 , 13).
Нам пора была уже возвращаться на Валаам.
Отец Никита проводил нас до ограды, трижды пере­
целовался, и мы с горечью в сердце расстались с этим
мирным и радостным земным Ангелом. И до сих пор
его образ озаряет мои воспоминания и путь кротким
сиянием... Побольше бы таких старцев!

268

Северный Афон

Затем мы простились с хозяином скита, отцом
И.; тоже — добрый воин Христов. Смиренный, дея­
тельный, услужливый, сердечный — карел, он оста­
вил в нас симпатичнейшее впечатление.
Подошли к пристаньке. Сняли лодку, расцелова­
лись с грустью с братом В. и отчалили... Поехали по
новому пути: вокруг острова по самому озеру. Было
сравнительно тихо, — но мягкие волны катились,
как всегда, и точно в люльке качали нас. Мы то опу­
скались вниз, то поднимались на гребень волны, по­
падая иногда веслом в пустое пространство.
Прогулка была великолепнейшая, — но бочка
меду отравлялась ложкой дегтя; разлука с полю­
бившимися людьми сосала сердце... Мы не раз ог­
лядывались на пристаньку, где все еще стоял брат
В. Но скоро лодка загнула за угол и «Иоанн Пред­
теча» скрылся из глаз Когда-то еще придется по­
быть здесь?!.
Наконец, мы поворотили в залив и были снова
в монастыре. Там уже шла вечерня. Я поспешил
на клирос...
После трапезы мы очень долго гуляли в послед­
ний раз по Валааму с отцом З. Много было поднято
вопросов Зашла речь и о «двух течениях».
Из этой беседы для меня выяснилось, почему
Немирович обвинял Валаам в борьбе двух направ­
лений.
Дело в том, что до половины XIX века монас­
тырь находился в запущенном состоянии; когда же

Северный Афон

269

во главе его стали опытные кормчие, то началось
и внешнее «строение», и подъем иноческого духа.
Результатом первого явилась организованная об­
щина; плодом второго был рост подвижничества.
Эти два направления шли параллельно почти до
конца столетия. К этому времени «строение», соб­
ственно, закончилось; и оставалось обратиться бо­
лее к внутреннему иноческому деланию. Но строи­
тельные идеи жили еще по инерции, иногда даже
увлекаясь несколько в крайность. Но понятно само
собой, что эти увлечения не могли продолжаться
большое время. Скоро «старцы» поняли свое поло­
жение, и началась некоторая реакция против край­
ностей внешнего практического направления; мо­
настырь был поставлен в надлежащие границы
своего специального делания. Но и до сих пор в не­
которых иноках, преимущественно молодых, оста­
лись следы того направления, что вполне понятно
и извинительно. Соль же Валаама — за внутреннее
делание. В частности, теперешний отец игумен сто­
ит на спасительной средине, ближе к духовному де­
ланию, хотя не забывает и о внешнем «строении»,
сколько требуют обстоятельства.
Немирович же попал в период, когда сильно
было внешнее строительство, которым он и увлек­
ся. Теперь ему приходится разочароваться, что мо­
настырь поворачивает в непонятную и бесцельную
для него сторону духовного делания. Православ­
ный же человек лишь радуется этому.

270

Северный Афон

23 мая, понедельник. Нужно было собираться к
отъезду. Мы отправились в «рухольную»; там со­
влекли с нас послушнические одежды, и мы сно­
ва — студенты. Затем отправились в библиотеку
сдавать книги.
Библиотекарь, отец И., опытный старец, «ду­
ховный» человек, тихо спрашивает нас:
- Ну, как вам понравился Немирович? — книгу
которого «Крестьянское Царство» мы брали для
чтения.
Конечно, ответ был отрицательный.
- Да, тяжелый в ней дух, — подтвердил отец
Иосиф; —только и видят здесь одно дурное; так что
она — вроде иронии.
Конечно, это была чистая правда, а мне особенно
понравилось характерное выражение — «тяжелый
дух». Действительно, когда я читал эту книгу, на
сердце буквально наваливалась какая-то тяжесть,
находила тоска. Один раз, возмущенный несправед­
ливостью автора, я просто вышел из себя. Такая бы­
ла досада. Потом стал анализировать причины свое­
го раздражения и увидел, что не стоило портить
крови: очень уж неосновательно было. Но «тяжелый
дух» все-таки возникал всякий раз, когда снова на­
чинал читать книгу. Что бы вы испытали, читатель,
если несправедливо стали бы бранить мать вашу?
Ведь тяжелый дух стал бы давить вас, и вы или ушли
бы от таких речей, или чем-нибудь ответили. Ну
и мне также не хотелось читать этого автора.

Северный Афон

271

Затем от отца библиотекаря мы направились
прощаться к отцу наместнику. Он подарил нам, —
как, кажется, и всем вообще паломникам, — по кни­
жечке о Валааме и иконке святых Сергия и Германа
и предложил чаю. От нас же он получил только за­
здравную просфору и искреннюю благодарность.
Сидя у него, мы увидели, какое труднейшее послу­
шание берет на себя настоятель: то инок, то бого­
молец, то работник, то начальствующие монастыр­
ские лица постоянно отрывали его от нас. Поистине
оправдывается слово Спасителя ученикам: «кто хо­
чет быть между вами большим, да будет вам слу­
гою» (Мф. 20, 26). И поймешь, почему бывали слу­
чаи, когда все старцы отказывались от игуменского
жезла, так что приходилось принимать его молодо­
му иноку. Дай, Господи, отцу игумену сил верно па­
сти словесное стадо!
После обедни мы пошли с прощальным визи­
том к отцу В. У него готов был чай с лимоном, ка­
жется, и кренделями. За самоваром снова затеяли
разговор о монашестве. Отец В. высказал интерес­
ные мысли.
- Не тянет ли в мир? —задали мы ему очень не­
скромный вопрос.
- Нет! — живо и уверенно сказал он.
- Но ведь трудно же бороться с собой?
- Как вам сказать? Пожалуй, было и не особен­
но трудно. Пришел я сюда лет двадцати восьми. За­
ставили меня работать по целым суткам. Да еще по­

272

Северный Афон

пал я к хорошему старцу, отцу Никите Бывало, за­
даст он нам «пятисотницу», —то есть прочитать 500
раз молитву Иисусову, — ну и читаешь ее весь день:
счет-то потеряешь за делом, а думаешь, что все не
дочитал еще. Вот и работаешь весь денек с молитвой
После вечернего правила-то придешь в келию и за­
снешь замертво. Где тут соблазнам и мыслям ка­
ким-нибудь?.. А вот теперь сделали меня самостоя­
тельным хозяином позолотной-то мастерской, дали
свободу; ну и хуже стало, — трудней бороться-то
с собой; сам себе владыка, иной раз без дела; ну, по­
нятно, соблазны стали увеличиваться.
- Ну а все-таки в мир не хочется возвращаться?
Ну, хоть во сне, что ли, иногда вообразите себя там?
- Не-э-т! Наоборот: один раз увидел во сне, буд­
то я оставил Валаам и воротился в мир, так вот какая
тоска поднялась, что измучился... Просыпаюсь и ви­
жу себя в келий; и так-то уж обрадовался, что это
был сон; ну, — слава Богу! — вздохнул я свободно.
И все это он передавал без малейшей рисовки,
просто и скромно. Я теперь окончательно перешел
на его сторону. Что же касается его жизнерадостнос­
ти, то, кроме писанного об отце Е., вспоминаю еще
одно место из Григория Богослова: «Все они (иноки)
—служители Всемогущего Бога, и каждый из них со­
вершен на особом пути благочестия» (IV, 281).
Во время этого визита в келию вошел отец З.,
приглашая нас к себе. Мы с любовью распрощались
с отцом В. и отправились к нашему проводнику.

Северный Афон

273

Здесь снова был предложен чай, уже третий по счету.
Таков уж обычай установился на святой Руси: встре­
чать ли, или провожать, всегда гудит гостеприимно
самоварчик. Отказываться было неловко. В это вре­
мя в келию вошел ризничий отец И. — тоже хоро­
ший валаамлянин, теперь вызванный в Благове­
щенск «строить» монастырь. Он подарил нам по
яблоку: чем богат, тем был и рад потешить нас.
Надавав нам благих пожеланий, они, наконец,
отпустили нас. Да уже было время. До отхода паро­
хода оставалось с полчаса. Мы захватили уложен­
ные раньше вещи и пошли к пристани Там служи­
ли напутственный молебен пред часовенкой
святых валаамских чудотворцев Мы присоедини­
лись к певчим в последний раз. После молебна по­
дошли ко кресту, около лежала тарелка для добро­
вольных пожертвований. Я за все те неисчислимые
блага, которые собрал на Валааме, положил всего
лишь... гривенник...
По трапу народ уже впускали на пароход. Нас
пропустили бесплатно. Дело в том, что если ка­
кой-либо богомолец, прожив на Валааме, потру­
дится на пользу монастыря, — то его везут домой
даром. А я тоже трудился в пении...
Загудел третий свисток. Трап сняли. Пароход
двинулся. Я в это время успел собрать человек пять
певцов, и мы вплоть до выхода в открытое озеро
пели величания и тропари. Из народа, стоявшего
с открытыми головами, кое-кто подтягивал и все

274

Северный Афон

молились... Пароход завернул за угол, и монастырь
скрылся. Когда мы ехали мимо острова святого Ио­
анна Предтечи, то я в бинокль все всматривался, —
не видно ли было где брата В.; но ничего не разгля­
дел. После, из письма его я узнал, что он выходил;
но тоже не разобрал меня.
Пароход бежал быстро. Валаам все удалялся.
Скоро на горизонте была лишь синяя полоска. По­
том все исчезло. Сзади, спереди и с левого боку бы­
ло безбрежное пространство...
Так кончилось валаамское житье. На сердце ста­
ло тоскливо-тоскливо! Оно заныло, точно кого-то
потеряло... Было около двух часов с лишним, а ча­
сам к пяти мы были на Коневце.
Переночевав в гостинице, мы отправились ча­
сам к восьми утра на пароход. Скоро он тронулся.
Шел дождь, начавшийся еще с вечера, поэтому мы
сидели в каюте. Но часам к десяти стало теплее, над
озером поднялся страшный туман, затем выглянуло
солнышко, тучи поредели, и наступила опять хоро­
шая погода. Мы снова выползли на «первокласс­
ную» верхнюю палубу. Там уже сидело несколько
человек «из простых».
Скоро я затеял с соседями разговор. Один из
них был кучер, красивый и скромный мужчина, Фе­
одор Иванович, другой — рабочий.
Я поднял вопрос о Валааме, потому что у меня
явилась мысль: не односторонни ли мои впечатле­
ния о нем? Не видел ли я одну лишь показную сто­

Северный Афон

275

рону? И вот захотелось проверить себя мнениями
других, людей непосредственных и откровенных.
И каково же было приятно чувствовать, когда все
оказались согласны со мной. Все были чрезвычай­
но довольны Валаамом.
- Ну, что же вам, собственно, больше понрави­
лось?
- Вот хорошо, что службы у них часто, почти
постоянно; поют хорошо.
- А ведь братия понравилась?
- Да, уж настоящий монастырь, не так, как дру­
гие. Очень они уж приветливы, незнакомый чело­
век я, а они все делают и услуживают. Спрашиваю
раз я об одном предмете какого-то монаха; он гово­
рит: «Я не знаю; пойду сейчас справлюсь»; и пошел.
Хорошие!
- А природа-то на Валааме какая! — говорю я.
- Уж на что лучше!? Красивая! ...Немного по­
молчали.
- Да! — задумчиво произнес рабочий, — на всю
жизнь запомнится это богомолье!
Как видите, и им понравилась служба, пение,
братия и природа, — и служба прежде всего! Это
знаменательно.
Феодор Иванович молчал все, лишь поддакива­
ниями и взорами соглашаясь с нами. После я рас­
спросил его, как он попал на Валаам.
- Свихнулся с кругу! — как-то деликатно начал
он; — стал зашибать, сначала понемногу, а потом

276

Северный Афон»

рублей пятьдесят пропил. С места прогнали. Я все не
унимаюсь. То — ты в гости пойдешь, то к тебе при­
дут. Ну, и трудно удержаться. Вот и думаю, дай, мол,
на Валаам поеду; авось, там выдержусь. И поехал.
- Как же ты себя теперь чувствуешь?
- Теперь совсем хорошо. Пить больше не буду.
Найду место: тверезому-то враз дадут. Буду опять
служить.
От его речей дышало спокойствием и верой в свои
силы. Так подействовал Валаам..
На диване около дымовой трубы сидели две
женщины и, конечно, уж разговаривали без умолку.
Удивляюсь всегда этой способности их; мужчины
иной раз молчат, не находя общих тем; женщины
же, точно их заведут, — говорят без умолку. Речь
шла о мощах. Говорили о Сергии и Германе, о Сер­
гии Радонежском, о киевских Печерских угодни­
ках. Наконец, дело дошло до Иерусалима.
- Одна моя знакомая говорила мне, что в Еруса­
лиме лежат мощи Господни. Как есть, живые, и пе­
леной покрыты.
Рабочий недоверчиво посмотрел на рассказчи­
цу, потом стал неуверенно возражать ей, что Иисус
Христос воскрес с телом. При сем оглянулся на ме­
ня, ища поддержки. Я, разумеется, подтвердил его
слова.
Ну, уж не знаю. А так что моя знакомая говори­
ла: лежат, как живые, и пеленой покрыты. — Но ав­
торитет ее был уже сорван: ей не верили.

Северный Афон

277

...Пароход подходил к Шлиссельбургу. Здесь
озеро, стесненное берегами, быстро и могуче вы­
ливает свои излишки в Неву. От большого напора
воды образуется перекрестное течение. Наша зна­
комая вспомнила при этом, почему здесь вода кре­
стом течет.
- Так что Петр Великий поехал один раз по озе­
ру: поднялась буря. Он осерчал на озеро-то и хлест­
нул кнутом крест-накрест по воде; с той самой поры
крест так и остался.
И такой верой в эту легенду дышало от рассказ­
чицы, что так и хотелось воскликнуть: о, святая
простота!
После этих речей я сошел вниз; здесь пришлось
выслушать одну грубую и резкую брань «попам».
Оратор был, видимо, из босяков.
- У попов самые лихие собаки. Один раз чуть не
съели. Сами-то говорят проповеди, а собак знай се­
бе заводят, чтобы нищие не заходили.
И его лживым грубостям долго еще не видно
было конца. Я возразил против такого огульного
обвинения; но этим лишь подлил масла в огонь: он
еще более разошелся и стал браниться, поддержи­
ваемый сочувствием пяти-шести молодых людей,
всегда готовых поострить насчет ближнего, а осо­
бенно — относительно духовенства. Здесь всякое
пятно темнее — всякое лыко в строку пишется.
Я счел за лучшее отойти.
В другой группе шла почему-то речь о кладбищах.

278

Северный Афон

- Завсегда первого покойника нужно хоро­
нить арестанта; потому как разбойник первый во­
шел в Царство Небесное, прямо с креста; так, зна­
чит, и нам нужно поступать.
О, sancta simplicitas!.. О мудрость богословская!
Скоро показался Петербург... А вот и при­
стань... Здесь нас встретила таможенная стража; на­
скоро осмотрели наши корзинки, не привезли ли
мы чего запрещенного из-за границы: ведь Валаам
относится к Финляндии.
Затем наняли извозчика и снова были в своей
академии. Это было уже 24 мая.
Так кончилось наше двенадцатидневное палом­
ничество. Вполне можно сказать: как мало прожи­
то, как много пережито!

Отец Иоанн
Приступать к воспоминаниям о приснопамятном отце
Иоанне мне всегда бывало особенно трудно: слишком он
был высок; а я — грешный. И лишь ради пользы других
принимаюсь за описание моих личных впечатлений
о нем. Начинаю писать в больнице (в городе Бруклине),
лежа от болезней.

Кратк ая б и о г р а ф и я
уду записывать, что осталось в памяти из про­
читанных книг и из виденного мною лично.
Отец его, Илья Сергиев, был простым псалом­
щиком в селе Сура Пинежского уезда Архангель­
ской губернии. Мать его звали Феодорой. Насколь­
ко можно судить по разным данным, отец был
человеком уравновешенного кроткого нрава, а мать,

Б

282

Отец Иоанн Кронштадтский

несомненно, была чрезвычайно энергичной женщи­
ной, со взглядом орлицы. Отец обладал тонким кал­
лиграфическим почерком, который передался по
наследству и сыну, но от матери перешли в почерк
будущего светильника порывы силы.
Кроме мальчика, были в семье и девочки. Ребе­
нок родился хилым, поэтому его поспешили крес­
тить в день рождения, 19 октября 1829 года, в день
памяти болгарского подвижника Иоанна Рыльско­
го, именем которого и назвали младенца. Когда он
стал подрастать, его начали учить грамоте и отдали
в школу. Но первоначальная мудрость сложения
букв в слоги давалась мальчику с трудом. И вот,
рассказывал потом сам батюшка, стал он на колени
и начал горячо молиться, чтобы Господь открыл
ему разум к ученью. И вдруг в голове его точно
сняли какую-то пленку, и он стал понимать все яс­
но. А Духовную семинарию он кончил уже лучшим
учеником.
Тогда, не в пример моему времени (1900-е годы),
студенты учились добросовестно, а Сергиев отличал­
ся особым прилежанием. До меня, между прочим, до­
шел учебник по философии, по которому проходил
эту науку усердный студент. Книга сохранилась
в удивительной чистоте, и только кое-где его краси­
вым почерком были сделаны примечания к читано­
му: видно, что он усваивал все серьезно, глубоко.
Но, кроме обязательных предметов, Иван Иль­
ич читал и святых отцов. Особенно любил он тво­

Отец Иоанн Кронштадтский

283

рения святого Иоанна Златоуста. Иногда, сидя за
чтением его поучений, он вдруг начинал хлопать
в ладоши святому Златоусту: до такой степени вос­
хищала его красота и глубина ораторства Великого
Вселенского Учителя.
В это время отца уже не было в живых, и моло­
дой студент, чтобы помогать матери и сестрам, оп­
ределился писцом в канцелярию Духовной акаде­
мии и получаемое небольшое пособие отсылал на
родину. Здесь ему пригодился красивый наследст­
венный почерк. А помещение канцелярии, закры­
тое для других, дало серьезному студенту еще боль­
шую возможность заниматься в уединении своим
образованием и в особенности святыми отцами.
Читая теперь (1948 год) Златоуста и отца Иоанна,
ясно видишь, как близки они, в особенности —в во­
просах о богатстве, бедности, любви, причащении,
покаянии.
С товарищами, по-видимому, у него не было ка­
ких-либо особо близких отношений и дружбы,
а тем более- веселых товарищеских пирушек. По­
добно древнему святому Василию Великому, и он
пользовался уважением и даже боязнью со стороны
студентов: не до веселья и не до празднословия бы­
ло ему. Учение, канцелярия и самообразование от­
нимали у него все время и внимание.
Зато в такой тишине и занятиях в нем рос дух
родительской веры, укрепленной Словом Божиим,
просвещенный к тому же православной наукою

284

Отец Иоанн Кронштадтский

и святыми отцами, а вообще и в особенности —вос­
питанный Святой Православной Церковью.
К концу академии у него явилось сначала же­
лание взять на себя подвиг миссионерства в мо­
нашеском чине. Но, присмотревшись вниматель­
нее к окружающей жизни столицы, он узрел, что
пастырско-духовной работы и кругом него — не­
початый край. Поэтому передумал свое первое
решение и остановился на пастырстве. Как изве­
стно, священник должен был сначала обвенчать­
ся на девице: безбрачных пастырей тогда совсем
почти не бывало; да это, в общем, — и правиль­
нее, и мудрее.
В это время в городе Кронштадте скончался
протоиерей Андреевского собора отец Константин;
и от него осталась взрослая дочь Елизавета. По ста­
рым обычаям, особенно если после умерших оста­
вались сироты, приход передавался кандидату, ко­
торый женился на осиротевшей дочери. Обычай
тоже добрый. Так Иоанн и Елизавета сочетались
браком. Но с самого начала совместной жизни мо­
лодой муж упросил жену жить в девстве, как брат
с сестрой. Подобные примеры, хотя и немного, зна­
ет история Церкви. Знал о них и Сергиев, но не они
решили такой трудный вопрос, а чистая целомуд­
ренная душа и твердая воля будущего пастыря. Ему
хотелось всецело отдать себя на служение Богу
и ближним. Если уж отклонено было монашество,
то нужно сохранить девство при браке. Всякий по­

Отец Иоанн Кронштадтский

285

нимает, какую трудную задачу брал на себя моло­
дой студент. Но он поднял ее с дерзновением.
Не так легко восприняла безбрачие в браке мо­
лодая жена. Предание свидетельствует, что она да­
же подавала жалобу на мужа епархиальному архи­
ерею. Но молодой священник уговаривал ее
добровольно согласиться с ним:
- Лиза! Счастливых семей и без нас с тобою до­
вольно. А мы отдадим себя всецело Богу и ближним.
И она наконец согласилась. Я лично видел ее
еще в доме при жизни отца Иоанна. При одном по­
сещении батюшки на звонок мой вышла встретить
нас глубокая седая старушка, вся в старческих мор­
щинах. Я увидел ее впервые.
- Батюшка дома? — спросил я ее.
- Да, брат Иоанн дома, — кротко ответила она
и тихо пошла доложить ему.
Тут я понял, что это и есть славная «жена»-матушка знаменитого на весь свет «отца Кронштадт­
ского». Какая она была простая и тихая! И всегда
она была в тени, при такой славе «мужа»!
Рукоположенный в иереи, отец Иоанн отдался
своему делу с присущей ему энергией: богослуже­
ния, занятия в школах, посещения прихожан на до­
мах, составление проповедей, домашние молитвы,
благотворение бедным — все это занимало у него
и время, и силы. Скоро он начал записывать осо­
бенные мысли свои в дневник, под заглавием: «Моя
жизнь во Христе».

286

Отец Иоанн Кронштадтский

Богослужения все учащались и учащались; и он
наконец стал совершать литургию ежедневно: это
стало потребностью его души.
Все это постепенно создавало молву о нем, как
о совершенно исключительном пастыре. Его нача­
ли чаще приглашать на частные требы по домам,
особенно — где было какое-либо горе, больные
и т. п. И начали совершаться по его молитвам чуде­
са. Но в этом последнем виде служения был один
особенный момент. Пригласили его служить моле­
бен о здравии болящего. По обычаю своему, он слу­
жил твердо и с верою. Но присутствовавшая тут од­
на почитательница его сказала, что батюшка не так
молится, как нужно, и как он может молиться. Мо­
литься следует ему с великим дерзновением, с несо­
мненным упованием на исполнение просимого, а не
просто, как все молятся.
Эти слова — по собственному признанию ба­
тюшки — произвели на него исключительное дей­
ствие: он услышал в них глас Божий — и с той поры
начал молиться дерзновеннее, как бы лично пред­
стоя Богу и «требуя» от Него милосердия, милости
и помощи несчастным, страдающим, бедным зем­
ным детям Небесного Отца.
Чудес в его жизни совершено множество. Счета
им никто не знает. Но весь православный и даже
инославный мир знает Кронштадтского чудотворца.
И сам в своем дневнике он не раз открыто свиде­
тельствует, что Господь через него творил чудеса.

Отец Иоанн Кронштадтский

287

Поэтому становится понятным: почему его стали
звать во все места, где была нужда, горе, страдание.
И прежде всего его стали приглашать в многомил­
лионный Петербург. Но и со всей России ехали
и ехали многочисленные группы богомольцев, по
телеграфу текли ежедневно сотни просьб о молит­
вах или о советах. Слава его росла все более и более.
И его начали вызывать и в другие города: в Москву,
Харьков, Казань, Киев, Вильно, Уфу и т. д.
Знала его и Царская Семья. Когда заболел Царь
Александр III, то великого молитвенника вызвали
в Крым, в Ливадийский дворец. Царь принял его
с почитанием и любовью. Отец Иоанн отслужил
Литургию, причастил больного. И хотя дни Царя
были сочтены, но по молитвам батюшки он полу­
чил некоторое облегчение.
Наконец, слава его возросла до такой степени,
что образовались по разным местам России ячейки
его особенных почитателей и почитательниц, кото­
рые дошли даже до сектантского увлечения, что ба­
тюшка есть воплощение самого Бога. Такие секты
назвали себя по имени батюшки «иоаннитами».
Пришлось принимать против них церковные меры.
И сам отец Иоанн публично и печатно осуждал этих
безумцев, но и это не всегда помогало...
Подходили дни революции. Батюшка выступал
со своими речами против поджигателей ее. Особен­
но он обличал Льва Толстого за его безбожные
и антихристианские мысли и пропаганду.

288

Отец Иоанн Кронштадтский

Зато церковная слава его поднялась до такой
высоты, что Царь Николай II назначил отца Иоан­
на членом Святейшего Синода: награда единствен­
ная. Но отец Иоанн был так занят и считал себя не­
достойным заседать среди архиереев, что не
воспользовался таким своим положением и ни разу
не принял участие в заседаниях Святого Синода.
Время же делало свое дело. Отец Иоанн близил­
ся к концу восьмого десятка. Незадолго перед смер­
тью его постигла болезнь. А 20 декабря 1908 года он
отдал Богу свою святую душу. Точно удар громовой
раздался по всей России. Но об этом еще будет речь
впереди. А теперь прибавим, что несколько месяцев
спустя тихо почила и его духовная «сестра», раба Бо­
жия Елизавета. Я поминаю их обычно вместе.

У отца Иоанна
ероятно, уже во второй, а не в первый год мое­
го студенчества (то есть в 1904 году) мне уда­
лось поехать к батюшке. Почему же не в первый?естественно, спросит читатель. Да, стоит спросить
об этом. Объясняется это общим духовным, точнее,
недуховным состоянием России. Теперь, после по­
трясений революции, принято у многих хвалить
прошлое. Да, было много прекрасного. Но вот беда:
мы сами не хотели замечать его. Так было и с отцом

В

Отец Иоанн Кронштадтский

289

Иоанном. По всему миру славилось имя его. И мы,
студенты, знали об этом. А теперь мы и живем ря­
дом с Кронштадтом: через час-два можно было
быть в гостях у отца Иоанна... Но у нас, студентов,
и мысли не было об этом. Что за загадка? Нужно со­
знаться, что внешность религиозная у нас продол­
жала быть еще блестящей, но дух очень ослабел. И
«духовные» сделались мирскими. Чем, например,
интересовались сначала мы, новые студенты? Неде­
лями ходили по музеям, забирались под самый верх
купола «Исаакия», посещали театры, заводили зна­
комства с семейными домами, где умеющие танце­
вали. Лекциями интересовались очень мало: ходи­
ли лишь по два-три «дежурных» для записи за
профессорами и чтобы не было полной пустоты в
аудиториях. Службы тоже посещали по желанию. И
лишь небольшая группочка покупала себе столики
и керосиновые лампы с абажурами, ставили мы их
не в «занятных», где не было тишины, а в аудитори­
ях, по стенам. По крепко установившейся тради­
ции, здесь уже не разрешалось говорить. В этой ти­
шине всякий занимался любимым предметом: кто
святыми отцами, кто вавилонскими раскопками,
кто политической литературой (таких было очень
мало). А еще образовалась группочка богомолов,
эти ходили и на будничные богослужения: утром —
на Литургии, а вечером — на вечерню с утреней. Во
главе этой группы стояли сам ректор академии, тог­
да — епископ Сергий (впоследствии патриарх), и

290

Отец Иоанн Кронштадтский

инспектор архимандрит Феофан (скончавшийся во
Франции беженцем). Но здесь были буквально еди­
ницы. А общестуденческая жизнь шла мимо рели­
гиозных интересов. Совершенно не нужно думать,
что духовные школы были питомниками отступни­
ков, безбожников, ренегатов. Таких были тоже еди­
ницы. И они опасались даже перед товарищами по­
казывать свой атеизм, ибо все мы хорошо знали
друг друга и не придавали никакой серьезной цены
этим атеистам.
Но гораздо опаснее был внутренний враг: рели­
гиозное равнодушие. Большинство из нас учились не
для священства, а чтобы получить места преподава­
телей, иногда — чиновников, и лишь десять процен­
тов шли в пастырство, то есть на пятьдесят-шестьде­
сят человек курса каких-то пять-шесть человек.
При таком равнодушии вообще, к пастырству
в частности, должно быть понятным и равнодушие
студентов к всероссийскому светильнику, отцу Ио­
анну. А тут еще подошли революционные времена:
студенты интересовались политикой, забастовка­
ми; а отец Иоанн попал на «доску» правых: не по
времени уже был он.
И даже профессора, более ответственные люди,
чем мы, молодежь, ничуть не интересовались отцом
Кронштадтским. Однажды мне, как регенту хора,
пришлось завести разговор с ученейшим профессо­
ром, протоиереем Орловым, о богословии. Я со­
слался на отца Иоанна. А он иронически сказал мне:

Отец Иоанн Кронштадтский

291

- Ну какой же это богослов?!
Пришлось прекратить разговор. Была некото­
рая часть столичного духовенства, которая, вместе
с паствами своими, почитала отца Иоанна. Еще бо­
лее почитало его духовенство в провинции.
Но самым главным почитателем —как всегда —
был наш так называемый простой народ. Не обра­
щая никакого внимания на высших, он тысячами
и за тысячи верст и шел, и ехал, и плыл в Крон­
штадт. К тому времени уже вполне определилось
разделение между народом и интеллигенцией, а от­
части —и духовенством, которое скорее можно бы­
ло отнести к интеллигенции, чем к простонародью.
Это разделение было и в наших школах... Мало то­
го: даже архиереи не проявляли особого интереса
к отцу Иоанну. Мне, впрочем, известно несколько
имен, которые почитали его и старались быть с ним
в общении... Но в глубине души и архиереи, и иереи
чувствовали высоту батюшки. Очевидцы рассказы­
вали мне, как огромная зала Дворянского Собра­
ния, во главе с тремя митрополитами, ждала обе­
щавшего приехать на духовный концерт отца
Иоанна. И когда он вошел туда, то тысячи людей
встали, в потрясающем до слез благоговении, как
один человек. Архиереи облобызались с ним, пред­
ложили сесть рядом на приготовленное ему место...
И концерт начался.
Среди глубоких почитателей отца Иоанна был и
архиепископ Финляндский Сергий, впоследст­

292

Отец Иоанн Кронштадтский

вии — Патриарх всея Руси. Я в то время (1908-1910
годы) был у него личным секретарем. И помню, что
он завел у себя и в Выборге, и на Ярославском по­
дворье обычай — читать ежедневно вместо всяких
поучений слова батюшки. И один из монахов, отец
В-фий, читал нам его простые, но православные бе­
седы. Это уже было начало прославления. А другой
богослов, архимандрит Феофан, ставил его творе­
ния наряду со святыми отцами и советовал их изу­
чать так же серьезно, как и древних отцов.
А мы, студенты и профессора, не интересова­
лись. Боже, как горько! Как стыдно теперь! И сейчас
вот плачется от нашей нищеты и от окамененного
нечувствия. Нет, далеко не все было благополучно
и в Церкви. Мы становились теми, о коих сказано
в Апокалипсисе: «Так как ты ни холоден, ни горяч,
то изблюю тебя из уст Моих...» Пришли скоро вре­
мена, и мы, многие, были изблеваны даже из Роди­
ны... Не ценили мы святынь ее. Что посеяли, то
и пожали.
Вот почему и я не на первый год поехал в Крон­
штадт, а уже на второй, вместе с двумя другими то­
варищами, младшими по курсу.
То был холодный ноябрь. Но снегу почти не
было. Извозчики ездили еще на пролетках.
Приехали в гостиницу «Дома трудолюбия», со­
зданного отцом Иоанном. Там нас, как студентов ака­
демии, приняли со вниманием. Утром нужно было
вставать рано, чтобы в четыре часа уже быть в храме.

Отец Иоанн Кронштадтский

293

Нас провели в алтарь собора. Андреевский собор
вмещал, вероятно, пять тысяч человек. И он уже был
полон. В алтаре, кроме нас, было еще несколько че­
ловек духовных и несколько светских лиц.
Утреню начал один из помощников отца Иоан­
на. А скоро через узкую правую боковую дверь ал­
таря вошел и батюшка в меховой шубе — дар почи­
тателей. Отдавши ее на руки одному из сторожей
(их было много в соборе, как увидим), он, ни на ко­
го не глядя, ни с кем не здороваясь, быстро и реши­
тельно подошел к престолу и также быстро пал на
колени перед ним... Не помню: перекрестился ли он
на этот раз? После я заметил, что он не раз падал
ниц, не крестясь: очевидно, так требовала его пла­
менная душа. Иногда, вместо креста, всплескивал
руками, а иногда и крестился. Ясно, что для него
форма не имела связывающего значения, — как
и должно быть у людей, горящих духом: «не чело­
век для субботы, а суббота для человека», — гово­
рил Господь. Конечно, это право принадлежит не
нам, рядовым и слабым людям, а окрепшим в бла­
годати Божией; поэтому никому нельзя искусствен­
но подражать таким великанам...
После этого батюшка обратился уже к присутст­
вовавшим в алтаре и со всеми нами весьма ласково
поздоровался, преподав мирянам благословение.
Потом быстро оторвался от нас и энергично по­
шел к жертвеннику. Там уже лежала целая стопка те­
леграмм, полученных за день и за ночь со всех кон­

294

Отец Иоанн Кронштадтский

цов Руси. Батюшка не мог их сразу и прочитать
здесь. Поэтому он с тою же горячностью упал перед
жертвенником, возложил на все эти телеграммы
свои святые руки, припал к ним головою и начал
тайно молиться Всевидящему Господу о даровании
милостей просителям... Что потом делалось с этими
телеграммами, я лично не знаю: вероятно, секретар­
ствующие лица посылали ответы по адресам, соглас­
но общим указаниям, данным батюшкою. В особых
случаях им самим составлялись тексты для теле­
грамм. Да ведь, собственно, и не в этих ответах было
главное дело, а в той пламенной молитве, которая
возносилась им перед жертвенником или в других
местах, где захватывали его просьбы...
Между тем утреня продолжала идти своим по­
рядком. После шестопсалмия, во время великой ек­
тений, батюшка в одной епитрахили быстро вышел
на правый клирос. На этот раз ему показалось, что
недостаточно света. И он, подозвав одного из цер­
ковных служителей, вынул из кармана какую-то
денежную бумажку и вслух сказал:
- Света мало! Света!
Очевидно, полутемнота храма не соответство­
вала его пламенному духу: Бог есть Бог светов! Бог
славы и блаженства! — и потому отец Иоанн послал
за свечами...
Подошло время чтения канонов. По Уставу, по­
лагается читать два очередных канона дня недели;
а сверх этого, третий канон — в честь святого, па­

Отец Иоанн Кронштадтский

295

мять которого о совершалась в тот день. Была среда.
А праздновалась, как сейчас помню, память препо­
добного Алипия, 26 ноября. И как читал батюшка!
Совсем не так, как читаем мы, обыкновенные свя­
щеннослужители: то есть ровно, без выражений, пе­
вучим речитативом. И это мы делаем совершенно
правильно, по церковному учению с древних вре­
мен: благоговение наше пред Господом и сознание
собственного недостоинства не позволяют нам быть
дерзновенными и в чтении; бесстрастность ровного,
спокойного, благоговейного совершения богослу­
жения — более пристойна для нашей скромности.
Не случайно же подчиненные вообще разговарива­
ют с начальствующими не развязно, не вольно,
а «почтительно докладывают» ровным тоном. Осо­
бенно это заметно в военной среде, где воины отве­
чают начальникам, подобно церковному речитати­
ву, на «одних нотах».
«...Закон положен,- говорит апостол Павел, —
не для праведника...»
И отцу Иоанну- при его горящей энергии, гре­
мящей вере; при тысячах людей, жаждущих его
дерзновенной молитвы; при сознании им нужд, го­
ря, скорбей, грехов этих простых чад Божиих; даже
при огромности самого храма, требующего сильно­
го голоса, —отцу Иоанну нельзя было молиться так,
как мы молимся. И он молился чрезвычайно гром­
ко, а главное: дерзновенно. Он беседовал с Госпо­
дом, Божией Матерью и святыми... Батюшка не мог

296

ОтецИоанн Кронштадтский

ни войти, ни выйти через храм, как это делаем мы
все — и священники, и архиереи. Нам это можно;
а ему было нельзя. Народ тогда бросился бы к нему
массою и в порыве мог затоптать его. Мне пришлось
слышать о давно прошедшем подобном случае, как
толпа сбила его с ног, разорвала в клочки «на благо­
словение» его рясу и едва оставила его живым.
И потому нужно было избрать иной путь: его из
дома привозили на извозчике (а не в карете, как пи­
шут иные) до сада, хотя тут было всего каких-то
пять минут ходу. И на извозчике увозили. В саду не
было ни души: высокие ворота были заперты. Ба­
тюшка быстро садился на пролетку; извозчик сразу
мчался по саду к воротам. А там уже стояли служи­
тели, они сразу открывали выезд, и лошадь мчалась
прямо, хотя там стоял народ, ждавший батюшку
«хоть еще разок взглянуть». И лишь от страху по­
пасть под копыта или под колеса, люди невольно
раздвигались, и батюшка вылетал «на свободу».
Но и тут не обошлось без инцидента. На моих
глазах — мы из алтаря вышли за ним по саду — ка­
кой-то крестьянин бросился прямо в середину про­
летки, желая, видимо, получить личное благослове­
ние. Но быстрой ездой он был мгновенно сбит с ног
и упал на землю. Я испугался за него и, закрыв ли­
цо руками, закричал инстинктивно:
- Ай,задавили,задавили!
И вдруг на мой испуг слышу совершенно спо­
койный ответ:

Отец Иоанн Кронштадтский

297

- Не бойся, не бойся! Батюшкины колеса не да­
вят, а исцеляют!
Я открыл глаза: это сказала худенькая стару­
шечка, действительно спокойная.
Поднялся и смельчак невредимым, отряхнул
с себя пыль и пошел в свой путь, а люди — в свой:
точно ничего и не случилось. Куда уехал батюшка,
не знаю: говорили, что в Петербург.

Общая исповедь
древности исповедь бывала открытой: грешник
каялся пред всей Церковью. Но потом этот обы­
чай был заменен теперешней тайной исповедью.
Причина этого заключалась в том, что не у всякого
хватало силы смирения бичевать себя публично
пред всеми; а кроме того, подобная исповедь вводи­
ла в соблазн невинные души. Но вот бывают такие
обстоятельства, что они вынуждают иногда пользо­
ваться и общими исповедями. Главной причиной тут
является громадное количество причастников, когда
невозможно справиться не только одному, но даже и
нескольким священникам. Остается одно из двух:
или не допускать желающих до причащения, а это
болезненно и неспасительно; или же сделать общую
исповедь для всех. Что избрать? В древние времена
христиане причащались вообще без исповеди, жили

В

298

Отец Иоанн Кронштадтский

свято, за исключением особых случаев. И эта прак­
тика существует доселе в греческой, сербской, си­
рийской Церквах. Я лично наблюдал это в некото­
рых приходах Югославии; видел в Крыму, когда
азиатские беженцы от турок молились в приделе
Симферопольского собора, и в свое время их свя­
щенник мерно обходил стройные ряды и причащал
всех подряд, без исповеди. Слышал от очевидцев,
как греческий смиренный священник после литур­
гии шел еще со Святой Чашей по селу и причащал
тех, кто по хозяйственным препятствиям не был
в церкви: и эти —большей частью женщины —выбе­
гали из своих хижин на улицу в чем были, кланялись
в землю и с детскою верою причащались Святых Бо­
жественных Тайн. Картина такой первобытной чис­
той веры была умилительна. Эти и другие примеры
показывают, что Церковь допускает возможность
причащения и без исповеди и даже считает это нор­
мальным порядком для добрых христиан; поэтому на
всякой Литургии она приглашает всех «верных»:
- «Со страхом Божиим и верою приступите»
к причащению...
Прежде и приступали. Святой Василий Великий
говорит, что в его время люди причащались по три
и по четыре раза в неделю. А Златоуст отвечает:
- Не спрашивай: сколько раз; а скажи: как ты
приступаешь?
Конечно, и теперешний способ говения и при­
чащения один раз в году тоже имеет свой смысл,

Отец Иоанн Кронштадтский

299

чтобы верующие с большим страхом, благогове­
нием, приготовлением, очищением, покаянием,
ответственностью приступали ко святому прича­
щению, именно со страхом Божиим. Но этот обы­
чай совсем не есть закон, обязательный на все слу­
чаи. Во время трудного периода последних
тридцати лет Церковь наша разрешала желающим
и еженедельное причащение, при условии, если
это благословляет местный духовник для желаю­
щих. И нормально — перед каждым причащением
нужно исповедоваться каждому. А если таких же­
лающих оказывалось бы много, тогда дозволялось
духовнику делать и общую исповедь. Но при этом
внушалось, что имеющий какие-либо особые нуж­
ды духовные должен подойти после к духовнику
и раскрыть ему душу, чтобы получить и особое
разрешение.
Так иногда делалось в разных приходах. Но я
хочу рассказать, как при мне происходила общая
исповедь у отца Иоанна. Мы с юношеской просто­
тою обратились к нему в алтаре:
- Батюшка! Нам бы хотелось видеть вашу об­
щую исповедь.
Он с простотой и любовью ответил:
- Я только вчера совершил ее. Но ради вас я
и ныне покажу вам, как она делается мною.
Перед причащением отец Иоанн вышел через
Царские врата на амвон и сказал приблизительно
следующую проповедь. Привожу ее в извлечении.

300

Отец Иоанн Кронштадтский

- Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь! —
с силой начал он. — Царь и псалмопевец Давид ска­
зал: Бог с Небесе приниче на сыны человеческия,
видети, аще есть разумеваяй или взыскаяй Бога?
Вси уклонишася, вкупе непотребни быша, несть
творяй благое, несть до единого (Пс. 52, 3-4).
По-русски: «Господь посмотрел с Неба...» — и т.д.
Батюшка перевел псалом на русский язык. Затем
обратился ко всем с указанием, что и в наше время
— все уклонились в грехи... И он начал перечислять
их. В храме стали раздаваться всхлипывания, рыда­
ния, потом восклицания:
- Батюшка! Помолись за нас!
Тогда батюшка на весь храм воскликнул:
- Кайтесь!
В храме поднялся всеобщий вопль покаяния:
каждый вслух кричал о своих грехах; никто не ду­
мал о своем соседе; все смотрели только на батюш­
ку и в свою душу... И плакали, и кричали, и рыда­
ли... Так продолжалось не одну минуту... Затем отец
Иоанн дал рукою знак, чтобы верующие стихли.
Довольно скоро шум утих. И батюшка продолжал
свою проповедь:
«Видите: как мы все грешны. Но Отец наш Не­
бесный не хочет погибели чад Своих. И ради нашего
спасения Он не пожалел Сына Своего Единородного,
послал Его в мир для нашего искупления, чтобы ра­
ди Него простить все наши грехи. И не только —про­
стить нас, но даже позвать нас на Свой Божествен­

Отец Иоанн Кронштадтский

301

ный пир! Для этого Он даровал нам великое Чудо,
даровал нам в пищу и питие Святое Тело и Святую
Кровь Самого Сына Своего, Господа нашего Иисуса
Христа. Этот чудесный пир совершается на каждой
Литургии, по слову Самого Господа: «Приимите,
ядите. Сие есть Тело Мое!» и: «Пиите от нея (Чаши)
вси, сия есть Кровь Моя».
Как в притче, отец с любовью принимает своего
прегрешившего, но покаявшегося блудного сына
и устраивает ему богатый пир, радуясь его спасе­
нию, —так и ныне Отец Небесный ежедневно и каж­
дому кающемуся учреждает Божественную Трапе­
зу — святое причащение.
Приходите же с полною верою и надеждой на
милосердие нашего Отца, ради ходатайства Сына
Его! Приходите и приступайте со страхом и верою к
святому причащению.
А теперь все наклоните свои главы; и я, как свя­
щеннослужитель, властью Божией, данной нам,
прочитаю над вами отпущение грехов».
Все в благоговейной тишине склонили головы;
и отец Иоанн поднял на воздух над всеми свою епи­
трахиль и прочитал обычную разрешительную мо­
литву, совершая над всею церковью знамение крес­
та при словах «прощаю и разрешаю» ... «во имя
Отца и Сына и Святаго Духа»... Затем началось
причащение.
Чтобы закончить об «общей исповеди», я вспом­
ню о нескольких подробностях и случаях в связи

302

Отец Иоанн Кронштадтский

с ней. Когда я уже был иеромонахом, приходит ко
мне один знакомый старый богомолец и почитатель
отца Иоанна и сообщает мне следующее:
- Стоял я у батюшки в соборе; и он велел нам ка­
яться. Я вслух рассказывал ему свои грехи. И вдруг
мой сосед ударил меня, в какой-то злобе, по щеке.
Я вспомнил Евангелие Христово, чтобы подставить
ударившему и другую мою щеку. А он ударил меня
и по другой.
- Зачем вы рассказываете мне об этом?
Он замешался в ответе. Я подумал:
«Вероятно, ему хотелось похвалиться своим
мнимым смирением». — И тогда становилось не­
сколько понятным, почему Бог попустил ему потер­
петь дважды посрамление. Оказалось все же, что он
пришел ко мне с вопросом:
- Хорошо ли я сделал, что подставил ему и вто­
рую щеку?
- Не думаю, — ответил я. — Смиреннее было бы
подумать вам о том, что вы не доросли еще до такой
высоты. А еще лучше, если бы вы чем-то не задели
вашего соседа и не довели его до раздражения и до
первой пощечины.
- Как так?- не ожидал он этого поворота.
- Мы, несовершенные, можем расстроить на­
ших ближних даже своим благочестием. Бесы хоро­
шо умеют различать истинную святость от неистин­
ной. Первой они боятся, а над второй издеваются.
Помните, в книге Деяний рассказывается, как бес

Отец Иоанн Кронштадтский

303

поступил с семью сынами иудейского первосвящен­
ника Скевы, которые заклинали бесноватых именем
Господа Иисуса: злой дух сказал: Иисуса знаю, и Па­
вел мне известен, а вы кто? И бросился на них чело­
век, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над
ними такую силу, что они, нагие и избитые, выбежа­
ли из того дома. А апостолу Павлу духи повинова­
лись (Деян. 1 9 , 13-16). Поэтому я думаю, — говорю
ему, — нам, грешникам, лучше скрывать свое доб­
рое, если оно и есть. Вот — мое мнение вам.
Потерпевший замолчал, но я не был уверен, со­
гласился ли он со мною. Ему, по-видимому, хоте­
лось лучше оставаться с хорошим мнением о себе
и «пострадать» за правду, чем сознать себя недо­
стойным ни того, ни другого.
Да, и в «добрых делах» каждому нужно ведать
свою меру. Без меры и добро не есть добро, — учит
святой Исаак Сирин.
Когда мы возвращались в тот же вечер из Крон­
штадта в Петроград, то ко мне на пароходе обра­
тился с вопросом какой-то простец из богомольцев,
бывший на той же Литургии у отца Иоанна:
- Что-то я слышал, батюшка звал нас всех на
обед, а обеда-то не было?! А-а?
Я понял наивность души этого посетителя и спо­
койно разъяснил ему, что под «пиром» батюшка ра­
зумел святое причащение. И повторил поселянину
мысль поучения. Он понял и успокоился:
- Вот оно что! А я-то думал, он обедать позвал.

304

Отец Иоанн Кронштадтский

Много лет спустя, уже за границей, мне приве­
лось самому быть участником подобной исповеди.
Но должен откровенно сознаться, что она на меня
не произвела такого действия, силы и мира, какие
почти всегда сопровождают отдельную, личную,
тайную, обычную исповедь. А у отца Иоанна была
особая сила Божия.

Чудеса отца
Иоанна Кронш тадтского
адача этих записок заключается отчасти в том,
чтобы писать о том, что я лично видел или по
крайней мере сам слышал от достоверных свидете­
лей. Об этом и запишу.
О чудесах его знали по всей России. Одна мать
привела своего сына, страдавшего глазами. Она по­
просила меня провести их к отцу Иоанну. Батюшка
принял их со мною. Мать рассказала ему о десяти­
летнем сыне. Отец Иоанн взял его, поставил между
своих колен и начал, молясь внутренне, гладить по
закрытым его зеницам своими большими перстами.
После, — говорила мать, — сын никогда не жало­
вался на свои глаза.
Другой случай мне сообщил сын о своем родном
отце. Я уже печатал о нем в кратком листке об отце
Иоанне. Вспоминаю снова.

З

Отец Иоанн Кронштадтский

305

Отец был из богатой купеческой семьи Шусти­
ных. Сын его был потом слушателем богословских
курсов, организованных мною в Югославии (Бела
Церква). Это был чистый и добросовестный чело­
век, неспособный на обман. Теперь он священству­
ет. И вот что он рассказывал мне.
Отец заболел горловой чахоткой. Никакие док­
тора не могли помочь. Смерть была у дверей. Как
раз время было к Рождеству. В прежнее время гото­
вились к «елке», теперь было не до нее: все ждали
конца со дня на день. Больной уже не мог вслух го­
ворить.
Послали за отцом Иоанном, как за последней
надеждой. А он был восприемником одного из де­
тей купца. Приехал батюшка и спрашивает, почему
не послали за ним прежде? Около кровати больно­
го был столик с бесполезными уже лекарствами. Он
отодвинул его ногою, пузырьки попадали на пол.
- Ты веруешь в Господа Иисуса Христа всем
сердцем?
- Верую, — прошептал больной.
- Веруешь, что Он волен и силен творить чуде­
са и теперь?
- Верую.
- Раскрой рот твой.
Больной раскрыл. Батюшка с молитвою триж­
ды дунул ему в горло и сказал:
- Через три дня приезжай ко мне в Кронштадт:
поговеешь и причастишься.

306

Отец Иоанн Кронштадтский

И уехал. Как везти такого больного зимою в
Кронштадт? На верную смерть?
Но больной приказал исполнять повеление ба­
тюшки. Его свозили и привезли...
- И после того, — закончил сын, — отец прожил
еще двадцать пять лет.
Третий случай произошел в Париже в 1933 году,
второго апреля. В одно воскресенье назначено бы­
ло совершить крещение взрослой еврейки. Она вы­
разила желание, чтобы это было сделано после Ли­
тургии в пустом храме... Ушли все. Осталось лишь
духовенство да восприемники. Кроме них, я вижу
еще двух женщин среднего возраста. «Вероятно, —
думаю, — это знакомые крещаемой». На всякий
случай подхожу к ним и спрашиваю, не знакомые
ли они этой еврейки? «Какой?»- «А вот которую мы
будем крестить сейчас». — «Мы даже и не знали об
этом».- «Почему же вы остались?» — «У нас есть
свое дело к вам». — «Ну, в таком случае подождите
до конца крещения». Перекрестили. Назвали Ев­
фросинией. Одели ее. Увели. Я подошел к двум
женщинам. И вот что они сообщили. Одна из них
была жена казачьего генерала О. А другая — жена
полковника: фамилию этой теперь забыл. А она
в эту ночь видела необычайный сон.
- Я прежде была верующей, когда училась в гим­
назии. А потом — высшие курсы, товарищество:
я сделалась «неверующей» без особых оснований,
так себе! Потом — замужество, революция, эвакуа­

Отец Иоанн Кронштадтский

307

ция: не до веры. И я просто перестала интересоваться
всем этим. И не мучилась. Но вот ныне вижу сон. Яв­
ляется ко мне какой-то священник с золотым крес­
том на груди, а рядом с ним старичок, весь в белом.
Священник грозно говорит: «Я — отец Иоанн Крон­
штадтский, а это —отец Серафим Саровский». Затем
он строго сказал мне: — Ты совсем забыла Бога.
Это —грешно! Воротись к вере опять. Иначе тебе бу­
дет плохо!» —и они исчезли. Я проснулась. Утром по­
бежала вот к моей знакомой генеральше О. А она —
верующая. И показала мне иконочку Серафима, а по­
том нашла и картинку отца Иоанна. Я их именно
и видала во сне. Мы теперь просим вас прийти ко мне
в квартиру и отслужить там молебен.
Я взял певца, Бр. Г., и тотчас же исполнил их
просьбу.
Кроме этих случаев, я слышал десятки подоб­
ных рассказов об отце Иоанне, но забыл их, а запи­
сать в свое время — не записал.
Давно пришлось слышать рассказ, записанный
самим отцом Иоанном в Дневнике. Как известно,
он возвращался из Санкт-Петербурга в Кронштадт
поздно; иногда чуть не к полуночи. После молитв
ложился спать.
«Если ты хорошо помолишься, — советовал он
в Дневнике, —то выгадаешь два-три часа хорошего
сна».
Утром, не позже трех часов, он уже вставал, что­
бы прочитать утреннее правило к причащению.

308

Отец Иоанн Кронштадтский

Книжка эта — как и вообще все в небольшой квар­
тирке его — была всегда в определенном месте. Но
на этот раз она точно пропала куда.
«Долго я искал ее напрасно. И вдруг я заметил,
что за все это время совсем забыл о Боге. И, остано­
вившись, сказал в себе: «Господи! Прости меня, что
я из-за твари позабыл о Тебе, Творце!» И тотчас
книжка нашлась».
Больше я не буду выискивать в памяти моей чу­
дес. Чудеса ведь совсем не главное свидетельство
о высоте или святости человека.
Апостол Павел говорит коринфянам, что если я и
чудеса творю, а любви не имею, —то я ничто. Так мне
можно сказать: чудеса без святости —тоже ничто.
Самое главное чудо — это был сам отец Иоанн!
Пройти такую жизнь, благодетельствовать своими
молитвами, жить непрестанно в Боге — это высшее
чудо!
И притом как прожить? Будучи в Париже, я од­
нажды посетил русскую библиотеку в католическом
монастыре. И там попался мне Дневник отца Иоан­
на. Начав читать его, я скоро наткнулся на запись
его под Новый, 1898 год. Он пишет благодарения
Богу за многое. А в конце написал слова, способные
потрясти кого угодно: он благодарит Бога за непо­
рочное житие свое!!! «За непорочное житие!»
Боже, Боже! Кто из нас мог бы дерзнуть даже не
только сказать, но и подумать подобные слова?! Бук­
вально никто. А он изрек и записал навеки... Сколько

Отец Иоанн Кронштадтский

309

же ему тогда было лет? Уже — семьдесят!.. Вот это —
чудо! Дожить до старости в «непорочности».
Чудо и его богослужение, особенно ежедневные
Литургии. Дело даже не в том лишь, что он служил
их ежедневно, а в том, что он возрос духовно до этой
церковной высоты — до Литургии. Литургия есть
вершина и средоточие всего христианства, Литургия
есть полнота и завершение всех прочих богослуже­
ний. И если кто дошел до этой вершины и жил ею
(а не служил только), тот, значит, дошел до вершины
Церковной жизни! Вот это еще более высокое чудо!
Человек не только сохранился от грехов, но и дошел
до высоты небесной, ибо отец Иоанн считал и назы­
вал Литургию «Небом на Земле».
И если бы мы не знали ничего больше об отце
Иоанне, как лишь об этой высоте его Литургическо­
го богослужения, и тогда мы могли бы сказать о нем:
«Это был святой служитель Церкви Божией!»

П оследние дни
асколько было известно, батюшка хотя и болел
не раз, но сравнительно мало и редко. В нуж­
ных случаях обращался к врачам. Апостол Павел
своему ученику Тимофею и то давал в болезни со­
вет: ради стомаха и частых твоих недугов пей мало
вина с водою... Но не всегда отец Иоанн слушался

Н

310

Отец Иоанн Кронштадтский

предписаний врачей. Например, однажды доктора
предписали ему в посту есть мясо: иначе грозят
плохие последствия. Он отказывался. Доктора на­
стаивали. Тогда батюшка заявил, что спросит теле­
графом благословения матери. Эта духовная орли­
ца ответила телеграммой: «Лучше умереть, а постов
не нарушить!» Конечно, отец Иоанн беспрекослов­
но послушался мать. Я думаю, что такой повели­
тельный приказ могла дать одна из тысячи, а может
быть, из миллионов матерей! И неудивительно, что
от нее родился человек подобной силы духа. Исто­
рия великих святых свидетельствует нам, что у них
были и великие матери: святые Василий, Григорий,
Златоуст, Августин родились от славных матерей,
преподобный Сергий Радонежский, святой Тихон
Задонский, святой Серафим Саровский воспитаны
были сильными и святыми по духу матерями. Фи­
ларет Московский, Феофан Затворник родились от
благочестивых родителей. И вообще если мы про­
смотрим все Четьи-Минеи (я этим однажды зани­
мался), то увидим, что или оба родителя святых
были богоугодны, или кто-либо один из них, боль­
шей частью — мать, а иногда бабушка. И лишь
в очень исключительных случаях святые дети име­
ли дурных родителей; для Бога все возможно!
Недаром сказано в Слове Божием, что за благо­
честие родителей Господь благословляет их потом­
ков до двадцатого рода! А наказывает за грехи их —
до третьего и четвертого колена (Исх. 20).

Отец Иоанн Кронштадтский

311

Но меня всегда удивляло в отце Иоанне другое:
поразительная сила в несении невероятных трудов по
пастырству. Ведь только подумать: с трех часов утра
и до одиннадцати-двенадцати ночи он был занят. За­
нят с людьми. Мы сами, по своему опыту, знаем, как
нелегко переносить людей вообще. Человек — суще­
ство тяжелое! Ибо греховное, изломанное, испорчен­
ное. Если уж Сам Господь однажды воскликнул:
«...доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас?» —то
тем более трудно нам. И мы любим хоть на некоторое
время уединиться от людей, «отдохнуть» от них. По­
этому строят отдельные дома, отдельные комнаты,
затворяют двери; работают в конторах, а спешат уе­
хать домой, да и дома просят еще «не беспокоить» их.
А отец Иоанн не имел ни уединения, ни отдыха
чуть не круглые сутки! Да и с кем бывал? С больны­
ми, с несчастными, со страдающими... Это особенно
трудно.
В Париже мне пришлось посещать иногда дома
для сумасшедших, вмещавшие до пяти тысяч боль­
ных. В одном из них главный доктор, верующий ка­
толик, сказал мне в кабинете
- Прошу вас: молитесь обо мне! С этими несчаст­
ными, мне кажется, я и сам начинаю сходить с ума!
Подумать лишь, какого напряжения вообще,
и в особенности — молитвы, требовали люди от отца
Иоанна: ведь почти все ждали чуда! Легко сказать!
И в Евангелии сказано, что после исцеления кровото­
чивой Христос почувствовал «силу, исшедшую» из

312

Отец Иоанн Кронштадтский

Него». Вероятно, и в других чудотворцах происходит
нечто подобное. Какая же нужна была громадная си­
ла, чтобы переносить все это каждый день, месяцы,
годы, почти до восьмидесяти лет! Вот что поражает
больше всего в отце Иоанне.
Но Божественная благодать поддерживала его в
таком беспрерывном подвиге. Служение ежедневных
Литургий, непрестанная сердечная молитва, призы­
вание Божией силы во время молебнов — это укреп­
ляло и, вероятно, обновляло его природную силу.
Кроме того, думаю, радовало его и то, что он по­
стоянно пребывал в среде верующих, то есть среди
лучших людей!
Зато какую же борьбу вел против него «ангел
сатанин»! В Дневнике он постоянно пишет об этом!
И неудивительно, что батюшка по временам уезжал
на отдых: то на родину, то к друзьям... Даже и апо­
столы после проповеди нуждались в этом, и Сам
Христос отводил их в уединенное от народа место.
Да и самая молитва его требовала огромной
траты сил. Нам, обычным людям, служить легко; но
так молиться, как он молился, — нужна сила! Или
говорить проповеди: мы ровненько объясняем слу­
шателям, точно урок в классе, а у него всякое слово
горело. Однажды в Сербии старый и разумный бо­
гомолец спросил меня (по-сербски):
- Отче владыко! Что это значит? Один скажет
«Бог», и «нема ништа» (нет ничего); а другой скажет
тоже «Бог», и «огонь запалисе» (огонь загорится)?

Отец Иоанн Кронштадтский

313

Вот и у отца Иоанна все всегда было с «огнем».
И именно от этого были сильны и его молитвы,
и действенны проповеди. Последние по содержанию
своему и с ораторской точки зрения не представляли
ничего чрезвычайного. Будучи преподавателем
в Санкт-Петербургской академии, я однажды задал
для доклада курсу тему: определить по проповеди
проповедника. А автора я скрывал, конечно. На этот
раз три докладчика дали, по проповеди, такой отзыв:
- Автор — священник какого-нибудь уездного
городка. Ничего особенного.
Другой сказал:
- Обыкновенный проповедник. Обыкновенная
проповедь.
И лишь третий сказал:
- Нет, я чувствую в авторе особого человека. Но
понять его не могу.
- А ведь это —великий отец Иоанн Кронштадт­
ский! — к общему удивлению всей аудитории, ска­
зал я.
Тогда поднялся вопрос, почему же проповеди его
так просты и обычны? Ответ был понятен: сила его
слов была не в оригинальности мыслей и не в ора­
торском их изложении, а в силе его духа: у него сло­
ва дышали пламенем... Именно как сказал серб: один
скажет «Бог»- и «нема ништа»; а другой скажет то же
самое слово «Бог» — и «огонь запалисе».
Апостол Павел тоже писал, наша сила не в убеж­
дающих словах, а в явлении духа и силы!

314

Отец Иоанн Кронштадтский

И отец Иоанн тратил колоссальные силы в сво­
ем служении Богу и людям. Но при всем том дожил
почти до восьмидесяти лет. По словам царя Дави­
да, — «аще в силах», то есть при особой силе, — во­
семьдесят лет может прожить человек. Всему при­
ходит конец.
Незадолго перед смертью и он заболел. Перед
этим мне удалось еще дважды быть с ним. Один
раз, будучи уже иеромонахом, я был приглашен
сослужить ему на Литургии. Он предстоятельство­
вал. Я стоял пред престолом с левой стороны.
И как только он возгласил с обычною ему силою:
«Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго
Духа», меня, точно молния, пронзило ясное созна­
ние, выразившееся в уме в таких словах: «Боже!
Какой он духовный гигант!» И созерцая это с оче­
видностью, я, в размышлении, закрыл уста свои
служебником. «Какой гигант». Вдруг он протяги­
вает ко мне левую руку, отодвигает книгу от уст,
говорит властно:
- Не думай! Молись!
Вероятно, он прозрел мои тайные мысли о нем.
Последнее мое посещение было приблизитель­
но за полгода до кончины его. Мы с сотоварищем
по академии, иеромонахом Ш-м, посетили отца Ио­
анна по причине болезни моего друга. Батюшка вы­
шел к нам уже слабеньким. Пригласивши сесть, он
устало спросил нас:
- И чего вам от меня, старика, нужно?

Отец Иоанн Кронштадтский

315

- Батюшка, — вольно ответил я, прости меня за
это, Господи! —если бы вы были простой старик, то
к вам Россия не ходила бы.
- Ну, ну, — махнул он рукою, не желая спорить.
- Скажите нам что-нибудь во спасение души.
Тогда он взял в руки крест, висевший на гру­
ди моего товарища, и, смотря на него, стал мо­
литься. Потом начал многократно и долго цело­
вать его; прижимал его к своему лбу, опять
целовал. Затем то же самое он делал с моим крес­
том... Все это творилось молча, несколько минут.
Потом он сказал:
- Монахи, монахи! Не оглядывайтесь назад!
Помните жену Логову!
Дальше я задал ему такой вопрос:
- Батюшка! Скажите, откуда у вас такая горячая
вера?
- Вера? — переспросил он и на минуту задумал­
ся. Потом с твердой ясностью ответил: — Я жил
в Церкви!
- А что это такое — жили в Церкви? — спро­
сил я.
- Ну, — с некоторым удивлением от моего во­
проса продолжал он, — что значит жить в Церкви?
Я всегда пребывал в церковной жизни... Служил
Литургию... Любил читать в храме богослужебные
книги, минеи. Не Четьи-Минеи (Жития святых),
хотя и те прекрасны! — а богослужебные минеи,
стихиры, каноны... Вот! Я жил в Церкви!

316

Отец Иоанн Кронштадтский

К сожалению, я не записал тогда подробнее всю
беседу, но эти слова о значении Церкви врезались
в память мою на всю жизнь.
Поблагодарив батюшку, мы ушли... Вскорости
мой друг скончался в молодых годах. Я... еще жи­
ву, по милости Божией. И часто вспоминаю о его
словах...
Болезнь отца Иоанна не проходила. Ждали кон­
ца. И 20 декабря (ст. ст.) 1908 года батюшка скон­
чался. Весть эта мгновенно облетела всю Россию.
Похоронили его в созданном им женском монасты­
ре в Санкт-Петербурге, «на Карповке».
Мне не удалось попасть в храм на отпевание, и
я шел далеко за гробом в необъятной толпе народа.
Всякое движение здесь было прекращено. Зато ды­
шали сердца тысяч и тысяч людей: в одном месте
пели «Со святыми упокой», другая группа начина­
ла «Вечную память», третьи — «Святый Боже» —
похоронное... Большой стон стоял над этими ду­
ховными детьми батюшки. Иногда приходилось
слышать выкрики:
- Уж больше не видать нам такого отца!
Или:
- Дорогой батюшка! Помолись за нас!
И опять пение тьмы голосов... Трудно было
сдержаться от слез среди этой общей печали и ры­
даний.
В подвальном этаже монастырского храма —
светлом, облицованном белым мрамором — была

Отец Иоанн Кронштадтский

317

приготовлена белая же мраморная гробница на по­
лу. И здесь положили честные мощи святого батюш­
ки. Теперь, вместо Кронштадта, началось паломни­
чество «на Карповку». Ежедневные службы...
Постоянные панихиды. Снова чудеса. Всеобщее по­
читание. Святой Синод постановил считать день
смерти отца Иоанна — неучебным в духовных шко­
лах. Царь обратился к России с особым манифестом
— о значении его и почитании. А народ унес о нем
память в сердцах своих и записал в «поминаниях»...
Так началось уже прославление батюшки в Церк­
ви. И недолго ждать, когда завершится это и канони­
зацией его во святые.
Три года тому назад (1948 году) я был в Ленин­
граде и узнал, что монастырь «на Карповке» за­
крыт, но там все, включая и гробницу, остается не­
тронутым.
Преподобие отче Иоанне! Моли Бога о нас,
грешных! ...Вот я и записал, что помнил о нем. Как
ни описывай, все же это не может дать о нем такого
впечатления, как живые подлинные слова самого
батюшки...

Содержание

БОЖ ИИ ЛЮ ДИ
О п т и н а .......................................................................................................... 5
Имя Б ож ие............................................................................................ 10
Отец Анатолий ...................................................................................12
М уж и ж е н а ..........................................................................................16
Дворянская ..........................................................................................18
Старцы .................................................................................................. 22
Скитники...............................................................................................26
С в я то й ст а р е ц о т е ц Н е к т а р и й ......................................................37
З о с и м о в а п у с т ы н ь .............................................................................. 52
Грибное послуш ание......................................................................... 57
О т ец Д и о н и с и й ..................................................................................... 68
Дополнение...........................................................................................80
Е пископ И ннок енти й Х ер сон ск и й
Студент .................................................................................................83
В Алтайской м иссии..........................................................................85
В сане епископа и на покое ............................................................87
Некоторые мысли его ...................................................................... 93
Последние д н и .................................................................................... 98
К р ы м ск и е п о д в и ж н и к и
Архимандрит Тихон .......................................................................111
Иеромонах С ер аф и м .......................................................................115
Иеромонах К сен оф онт................................................................... 116
Иеромонах С офроний..................................................................... 120

Схимонахиня С ераф им а................................................................122
Странник............................................................................................. 124

Приходские свящ енники
Часть 1 .................................................................................................128
Часть 2 .................................................................................................131
Часть 3 .................................................................................................140
И з за п и с о к е п и с к о п а ........................................................................143
Чернички.............................................................................................150

«Ж или-были»
Три кладбища ...................................................................................153
«Золотко» ............................................................................................157
Три Н и н ы ............................................................................................159
Доказал ............................................................................................... 162
Христа в и д е л .................................................................................... 163
« С Е В Е Р Н Ы Й А Ф О Н » ........................................................................... 167
ОТЕЦ И О АН Н
Краткая биограф ия............................................................................... 281
У отца И оан н а..........................................................................................288
Общая исповедь...................................................................................... 297
Чудеса отца Иоанна Кронштадтского ............................................ 304
Последние д н и ..........................................................................................309

Подписано в печать 25.10.12.
Печать офсетная. Бумага офсетная.
Формат 84 х 108/32. Объем 16,8 у сл. печ. л.
Заказ № 5879. Тираж 5000 экз.
Отпечатано в ОАО «Тульская типография».
300600, г. Тула, пр. Ленина, 109.

Общество с ограниченной ответственностью

«Неугасимая Лампада»
Директор В.Б. Шингирей

Оптовый склад в Москве
• Более 3000 наименований книг всех православных издательств
России
• Церковная утварь
• Аудио- и видеопродукция
• Широкий ассортимент литературы собственного издательства
в качественном полиграфическом исполнении
• Бесплатная доставка ж /д контейнерами и автотранспортом по
России
Наш адрес: 107143, Москва, ул. Тагильская, 4
(на территории завода «Метромаш»)
Проезд до станции метро «Улица Подбельского»,
далее трамваем № 2, 13, 29, 36 до ост. «Тагильская улица»
Телефоны: (499) 685- 11-34, ( 985) 998- 80-22,
(916) 637- 70-94
www.neyglamp.ru

www.православныймагазин.рф
E-mail: neyglamp@yandex.ru