ВВПОХЛЕБКИН gfe gfe gg Bg
ж uuur*
Финляндия
В-В-Похлебкин
<h CCCF-
Финпяндия
2GD лет
отношений
1713-1973
ИЗДАТЕЛЬСТВО
«МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ-
МОСКВА 1975
327
П41
Рецензент С. Зайчиков
Похлебкин В. В.
П41 СССР — Финляндия. 260 лет отношений. М.,
«Междунар. отношения», 1975.
408 с.
Книга посвящена исследованию отношений нашей страны с
Финляндией с 1713 года до современности. Работа построена на
большом архивном материале, многое исследуется впервые.
Труд советского историка, первоначально изданный в 1969 го-
ду на финском языке в Хельсинки через издательство Агентства
печати «Новости», вызвал большой интерес в Финляндии. Его оце-
нил как значительное и полезное произведение президент Финлян-
дии У. К. Кекконен.
П
11101-069 я «
-----------о—70
003(01)—75
327
(g) Издательство «Международные отношения», 1975 г.
Пером восстанавливается то,
что разрушил меч.
Ю. К. ПААСИКИВИ
Краткое введеине
Эта книга — об отношениях двух
соседних стран за два с половиной
столетия. Но это не учебник истории,
хотя основная цель книги как раз и
состоит в том, чтобы сделать историю
поучительной, извлечь из нее уроки.
Как известно, Финляндия на про-
тяжении длительного времени при-
надлежала к «трудным» соседям для
нашей страны. С ней долго не могли
найти общий язык.
Чем это объяснялось, как и отчего
складывалась напряженность отно-
шений в прошлом и каким путем по-
ложение изменилось в наше время —
ответы на эти вопросы и составляют
содержание книги.
За последнюю четверть века стало
привычным и естественным, что Со-
ветский Союз и Финляндия не только
мирно сосуществуют, но и плодотвор-
но сотрудничают и искренне дружат
друг с другом. Но этот исторический
результат не пришел сам собой. Как
он был достигнут и каково его истин-
ное историческое значение — можно
понять и по-настоящему высоко оце-
нить, только зная историю прошлого.
3
Советско-финляндское сотрудни-
чество поднялось ныне до ранга су-
щественных вопросов международной
политики, вышло за пределы узкой
сферы взаимоотношений, касающих-
ся лишь двух сопредельных стран.
Вот почему, обращаясь к истории вза-
имоотношений этих государств, мы,
естественно, в первую очередь инте-
ресуемся, каков был в прошлом ха-
рактер этих отношений и их удель-
ный вес для каждой страны, имели ли
они международное значение и что
вообще значила Финляндия для Рос-
сии и Россия для Финляндии с точки
зрения международной политики, ка-
ково, короче говоря, их историческое,
непреходящее значение друг для
друга.
Часть первая
Россия
РИНЛЯНДИЯ
II

Глава I
Черное и белое
Россия и Финляндия... Соседи...
Соседние, но столь разные, столь не похожие друг на друга
страны, что различие это навязчиво лезло в глаза, за-
поминалось, застревало в памяти. Государство-гигант, про-
сторно расположившееся на двух материках, и малень-
кая страна, сжатая между ним и Западной Европой. Мно-
гомиллионный народ и нация во сто крат малочисленнее.
Великая держава мира, империя и скромное, зависимое
княжество.
Но дело не ограничивалось чисто внешними отличия-
ми. Географическая среда, исторические судьбы, социаль-
ные условия, религия и даже быт — все было не только
разным, но и во многом противоположным, почти взаимо-
исключающим: здесь — необозримые равнины и разнооб-
разие климатических поясов, там — крошечные участки
отвоеванных у леса земель, зажатые между скал, болот и
озер, однообразный, скудный, суровый край; здесь — веко-
вая борьба за собирание земель, за рост и могущество ве-
ликого государства, там — полное отсутствие государствен-
ности на протяжении ряда веков; здесь — война большей
частью далеко, на границах или за их пределами, там —
война всегда внутри страны, превращенной в проходной
двор наемных войск; здесь — православие, восточное хри-
стианство; там — католичество, лютеранство, западное
христианство; здесь — община и крепостное право, там —
хуторская система и торпарство; здесь—натуральное хо-
зяйство, долго не знавшее товарных, денежных отноше-
ний, обширный, никем не занятый внутренний рынок,
там — рынок преимущественно внешний с засильем иност-
ранцев во внешней и внутренней торговле; здесь — сухо-
путные пути, там — водные, морские; здесь — ничем не
сдерживаемое, поощряемое светской и духовной властью
развитие национальной культуры, там — подавление на-
циональной, финской культуры и развитие в рамках чуж-
дой, шведской культуры; здесь — неограниченное само-
державие, там — конституционные традиции, парламен-
таризм и т. д. и т. д.
7
Все эти внешние и внутренние различия двух сосед-
них стран, различия, сформированные, накопленные и
сконцентрированные веками, были тем непременным, не-
избежным фоном, на котором развивались взаимоотноше-
ния обоих народов. Вполне понятно, что этот фон зача-
стую затмевал все, тем более что со временем различия
отнюдь не проявляли тенденции сглаживаться, а еще
более обострялись, пополняясь новыми политическими, иде-
ологическими, психологическими чертами: здесь — обще-
ственная собственность, социалистическая система хозяй-
ства, там — собственность частная, система капиталистиче-
ская; здесь — идеология коммунизма, пролетарского
интернационализма, там — идеология антикоммунизма, на-
ционализма, подчас фашизма: здесь — дух коллективизма,
там — индивидуализма. И так во всем. Казалось, нет и не
может быть ничего общего между этими соседями — вели-
ким народом и малой нацией, между гигантом и крошкой.
Так казалось, виделось особенно издали, из других стран,
из Западной Европы, из Скандинавии, наконец, из самой
Финляндии. Что могла опа ждать — маленькая, слабая,
беззащитная — от большого, грозного и сильного восточ-
ного соседа? Равноправного отношения, уважения? Это
казалось невероятным и даже нелепым, исходя из самого
соотношения сил.
Так созданный историей фон и презумпция того, что
сильный всегда притесняет слабого, а большой — маленько-
го, стали прочной основой для той нехитрой схемы рус-
ско-финляндских отношений, которая закрепилась не
только в учебниках истории, но и в головах многих поко-
лений подавляющего большинства и финнов, и русских.
По этой схеме всю историю взаимоотношений России
и Финляндии, всю их суть можно было изложить букваль-
но в нескольких фразах. До того все в этих отношениях
казалось простым и ясным.
Вот эта схема: Россия и Финляндия всегда враждова-
ли между собой. Россия угнетала Финляндию, притесня-
ла финнов. Царское правительство проводило политику
руссификации в Финляндии. Финны мужественно боро-
лись за свою национальную независимость. Им помогали
в этом русские революционеры.
Так как царская Россия представляла собой опасность
для всей Северной Европы, то Финляндия, препятствуя
царизму своей освободительной борьбой и даже чисто гео-
графически находясь на пути России, служила форпостом
8
Скандинавии, форпостом всего Запада против русской
угрозы, против Востока
В этой общей схеме, как, впрочем, и в большинстве
исторических схем, лишь два цвета: черный и белый, при-
чем первый целиком пришелся на долю России, а второй
столь же безраздельно достался Финляндии.
Схема понятна и удобна для запоминания. И она
проста по своей конструкции, ибо основана на том якобы
непреложном факте, что Россия извечно представляла
опасность для Финляндии, для Скандинавии, для всего
Запада; она пронизана утверждением о существовании
для финнов русской угрозы, руссификации. Вот почему,
говоря о русско-финляндских отношениях в прошлом, сле-
дует прежде всего установить, существовала ли эта угро-
за, была ли реальна такая опасность. Ибо от этого в зна-
чительной мере зависит наш взгляд на то, как складыва-
лись русско-финляндские отношения в прошлом.
Глава II
Миф о „русской опасности1 11 или „русской угрозе11
Миф о «русской опасности» не является, так сказать, ми-
фом, созданным на национальной финской почве, а имеет
иностранное происхождение. Он импортирован в Финлян-
дию из Швеции и впоследствии был отчасти немного мо-
дернизирован и приспособлен для финских условий. Вре-
мя возникновения этого мифа уходит в глубь веков, во
всяком случае его существование в зачаточном виде можно
нащупать уже в 20-х гг. XVIII в., как психологический
результат Великой Северной войны, в которой Швеция по-
терпела поражение от России и утратила статус великой
державы. Но окончательные, завершенные формы, как
«миф», как сознательный вымысел, лишенный реальной
основы, этот миф получил лишь в середине XIX в. и пыш-
но расцвел во второй половине столетия в Швеции, чтобы
в 20—30-х гг. XX в. вновь обрести второе рождение в
Финляндии.
Поскольку в создании мифа о «русской опасности» в
свое время принимали участие крупнейшие интеллекту-
1 Курсивом набрана точка зрения, нашедшая отражение в
финских учебниках истории, обычным шрифтом — совпадающая
точка зрения историографии обеих стран.
9
альные силы Швеции, ее национальные авторитеты, то он
сразу же приобрел оттенок фундаментальности, столь
успешно содействовавшей длительному существованию это-
го мифа. К формулированию этого мифа приложил, напри-
мер, руку известный либеральный шведский историк Гу-
став Гейер, знаменитое высказывание которого о рус-
ском гиганте, ищущем повсюду жизненное пространство
и особенно выходы к морю, твердо было усвоено посредст-
вом учебников истории не одним поколением скандинав-
ских школьников. Еще большему усвоению этого мифа
скандинавами содействовал реакционный шведский фи-
лософ, отец геополитики, Рудольф Челлен — не менее
авторитетная и колоритная фигура в глазах своих
соотечественников. Указание Челлена на то, что на
протяжении четырех столетий, с 1500 по 1900 г.,
русское государство росло в среднем на 140 кв.
миль в день, произвело неизгладимое угнетающее
впечатление на современников. Русская экспансия,
представленная такими убедительными цифрами, ка-
залась неотвратимой. Сознание того, что по соседству со
Швецией находится держава, цель которой будто бы толь-
ко и состояла в том, чтобы непрерывно расширяться, по-
рождало глубокое беспокойство у большинства шведов.
Русская опасность представлялась неким неизбежным
явлением природы, предотвратить которое могла лишь объ-
единенная военная сила всего Запада. Так создавалось
почти биологическое чувство убежденности в том, что Во-
сток непременно противостоит Западу и что нельзя найти
никаких способов сгладить эти, как бы навязанные самой
природой противоречия. Эта убежденность захватила и
финнов, они научились причислять себя к Западу и про-
тивопоставлять себя во всем Востоку. Подкрепляемый за-
тем идеологическими и политическими аргументами (борь-
ба с тиранией самодержавия, с царизмом как поработителем
народов, душителем свободы), миф о «русской опасности»
приобретал все более внушительный вид, становился
для новых поколений и законом природы, и зако-
ном общества. Россия неофициально и официально объя-
влялась и числилась «наследственным врагом». Помимо
«увесистого» факта о росте русской державы по 140 кв.
миль в день миф о «русской опасности» подтверждался и
другими аргументами, которые выдвигались либо пооче-
редно, либо одновременно в зависимости от исторической
ситуации.
10
Одним из главных обвинений против России были яко-
бы русские планы захвата Северной Норвегии с целью
получения доступа к незамерзающим портам Ледовитого
океана ’. Это обвинение, выдвинутое впервые еще в пери-
од Крымской войны, затем, по существу, никогда не сни-
малось с повестки дня, пережило первую мировую вой-
ну и сохранилось в арсенале противников Советского Со-
юза как накануне, так и после второй мировой войны.
В 90-х гг. XIX в. в дополнение к этому аргументу поя-
вился новый — ссылки на русское железнодорожное стро-
ительство в Финляндии; в Швеции и в остальной Сканди-
навии увидели в этом коварные стратегические планы
России. Наконец, на рубеже XIX и XX вв. возник еще
один «грозный признак» русской экспансии — политика
«русификации» Финляндии, в которой и скандинавы, и
финны усмотрели звено в якобы широко задуманной рус-
ской политике «большого броска» через Балтику.
Так к началу первой мировой войны миф о «русской
опасности» созрел окончательно, чтобы стать удобной ду-
бинкой в руках всех противников России, дубинкой, кото-
рую применяли не только по прямому назначению — про-
тив России, но и со временем все чаще как средство за-
ставить замолчать политическую оппозицию внутри своей
собственной страны. Таким образом, миф о «русской опа-
сности» стал для Скандинавии в целом, а позднее все бо-
лее и более для Финляндии своеобразным фактором об-
щественной жизни, наложившим глубокий отпечаток на
всю ее современную историю. Но если этот фактор ока-
зывал вполне ощутимое влияние на реальную политиче-
скую жизнь в Финляндии, то сам по себе он, как ни па-
радоксально, не основывался абсолютно ни на какой
реальности. Иными словами, реальной основы для утверж-
дения о наличии русской опасности не существовало. Рус-
ской опасности в действительности не было.
Докажем это шаг за шагом.
1. Начнем с аргумента о безудержном росте русского
государства по 140 кв. миль в день. Откуда возникла эта
цифра и что за ней скрывалось в действительности?
1 Об английском происхождении этих слухов подробнее см.
I. Vogt, Rusland og Norden, Kobenhavn, 1947, ss. 49—51. О дей-
ствительной политике России в отношении Норвегии см. Проект
инструкции русскому посланнику в Норвегии в 1905 г. в сб. до-
кументов «Признание Россией норвежского независимого госу-
дарства», М., 1958, стр. 66—75.
11
В пачале XVI в. (1505 г.) площадь русского государ-
ства составляла 41136 кв. миль, а к середине XIX в.
(1848 г.) — 367 112 кв. миль \ то есть примерно за 350 лет
Россия увеличилась по территории в 9 раз, или на 326 тыс.
кв. миль, что дает увеличение лишь примерно на 2 —
2,5 кв. миль в день. Как известно, после поражения в
Крымской войне 1853—1856 гг. и вплоть до февральской
революции 1917 г. Россия непрерывно испытывала воен-
ные неудачи, особенно разительные во время русско-япон-
ской войны 1904—1905 гг. (утрата Южного Сахалина) и
во время первой мировой войны, в результате которой рос-
сийское государство потеряло огромные территории на
своих западных границах: всю Польшу, часть Украины и
Белоруссии, Бессарабию, всю Прибалтику (Литву, Лат-
вию, Эстонию) и, наконец, Финляндию в границах боль-
ших, чем она была приобретена (т. е. вместе с Выборг-
ской губернией, частью Карелии и Печенгской областью,
Не входивших в состав Финляндии в момент ее присоеди-
нения к России в 1809 г.). Кроме того, в течение второй
половины XIX в. Россия без войны лишилась (в 1867 г.)
громадных территорий в Северной Америке (Аляска, Але-
уты)1 2. Таким образом, ни о каком гигантском территори-
альном расширении, о «русской территориальной экспан-
1 К. Арсеньев, Статистические очерки России, Спб., 1848,
стр. 54, 58.
2 Русская государственная власть на протяжении многих
столетий упорно отказывалась от целого ряда территориальных
приобретений, когда они делались ее подданными в «чужих зем-
лях», особенно в заморских. Еще Петр I на предложение адмира-
ла Ф. И. Соймонова занять Калифорнию нашел, что это для Рос-
сии дело неподходящее. Этому правилу следовали и остальные
правительства. Так, Россия отказалась от Гавайских островов,
когда они были заняты русскими моряками (1824 г.); доброволь-
но уступила Англии часть нынешней Британской Колумбии (Ка-
нада) (1825 г.); при Александре I отказалась принять от Испа-
нии Калифорнию за помощь, оказанную русскими Фердинан-
ду VII, продала за гроши из нежелания входить в переговоры с
Мексиканской республикой ту часть Калифорнии, которой уже
владела (Земля Росса), покинула из опасения вызвать недоволь-
ство Англии острова Цусима, обжитые русскими моряками, хотя
Англия не постеснялась занять в то же самое время (1861 г.)
Гонконг; продала в 1867 г. за мизерную сумму в 7,2 млн. долл.
Соединенным Штатам Аляску и Алеутские острова с их незамер-
зающими портами; уступила Японии Курильские острова (1875 г.)
и тем самым превратила Охотское море из шаге clausum в от-
крытое и, наконец, самоустранилась от освоения части Новой
Гвинеи (берег Маклая), исследованной русским ученым (1877—
1878 гг.), предоставив занимать ее кайзеровской Германии.
12
сии» во второй половине XIX в. и в начале XX в., которая
могла бы быть направлена против Западной Европы, а
гем более угрожать ей, не могло быть и речи. Россия по-
сле Крымской войны находилась в состоянии перманент-
ного политического отступления — непрерывно утрачива-
ла свои территориальные, военно-стратегические и мо-
рально-политические позиции. Таким образом, Р. Челлен
и другие создатели мифа о «русской опасности» не мог-
ли черпать материал для своих домыслов непосредствен-
но в современных им фактах и ссылались на факты пред-
шествующей истории русского государства. Однако и
здесь они допускали, мягко говоря, некорректность, чтобы
1те употребить более точного, но менее вежливого выра-
жения.
Дело в том, что с XVI по XX в. Россия росла террито-
риально главным образом па восток— вначале на восток
от Москвы, затем на восток от Волги и, наконец, на вос-
ток от Урала — в сторону Западной и Восточной Сибири,
этих действительно обширных территорий, испокон веков
географически и экономически примыкавших к русскому
государству. Другим направлением, по которому шел тер-
риториальный рост русского государства, был юг — отча-
сти юго-запад и в основном юго-восток. Что касается за-
падного и особенно северо-западного направления, которое
больше всего должно было беспокоить скандинавов и фин-
нов, то здесь территориальные приращения были крайне
Как видим, царская Россия имела возможность обладать об-
ширной колониальной империей, господствовать не только на
морях, но и океанах. Однако, как свидетельствуют инструкции
МИД, русская традиционная политика состояла в том, чтобы не
расширять пространства империи за пределы того, что счита-
лось «естественными границами» российского государства, то есть
придерживалась крупных географических рубежей — морей, гор-
ных хребтов, а там, где они отсутствовали,— рек и историко-
этнических границ. В соответствии с этой доктриной русская
граница шла на западе по восточному побережью Балтики, Вис-
ле, Карпатам, на юге — по Черному морю, Кавказскому хребту,
Каспийскому морю, горным цепям Средней Азии и Сибири, а на
ностоке — по побережью Тихого океана.
(Подробное изложение внешнеполитической и военной докт-
рин «естественных рубежей» см. А. Н. Куропаткин, Задачи
русской армии, т. I, Спб., 1910, стр. 1; т. III, стр. 225—229.
Об отмежевании от завоевательных прожектов панславистов см.
там же, т. III, стр. 205, 217, 219, 220. См. также Арктур,
Основные вопросы внешней политики России в связи с програм-
мой нашей военно-морской политики, т. I, Одесса, 1913, стр. 32,
И—45, 48-49.)
13
незначительны по масштабам и составляли ничтожней-
шую долю в общей массе присоединенных земель — менее
1%. Но если разобраться по существу, то именно северо-
западная граница России была единственным участком
в империи, где русское государство не только испытыва-
ло постоянное военно-политическое давление извне, но и
теряло территории. Для этого не обязательно даже вести
отсчет от первой разграничительной линии на северо-за-
паде, установленной Ореховецким договором между Нов-
городом и Норвегией 1323 г., или от более древней русско-
норвежской границы X в. по Люнг-фиорду. Даже в период
1600—1850 гг., то есть как раз в ту эпоху, когда проис-
ходил наиболее интенсивный территориальный рост Рос-
сии, на северо-западе прослеживалась убывающая тен-
денция.
Год
Утрачено
Россией
Площадь,
кв. миль
Приобретено,
Россией
Площадь
кв. миль
1617 Карелия и Ин-
германландия
1721
1743
1809
1826 Южный Варан-
гер и меж-
дуречье Пазы
и Ворьемы
2 200
3 000
Часть Карелии и
Ингерманландии 1305
Кюменегорский
округ	109
Финляндия	6 873
Итого за 200 лет	5 200	8 287
Всего приобретено в этом районе 3087 кв. миль*.
* Таблица составлена на основе данных: К. Арсеньев,
Статистические очерки России, стр. 55—57; сб. документов «При-
знание Россией норвежского независимого государства», стр. 70.
Однако если учесть, что Финляндия не была инкорпо-
рирована в состав русского государства, что не только в
экономическом, но и в политическом отношении она оста-
лась самостоятельной и что Выборгская губерния (789 кв.
14
мили) 1 была с 1811 г. отделена от России и присоединена
к Финляндии, то в целом получится, что собственно рус-
ская территория на северо-западе, находившаяся под не-
посредственной юрисдикцией российского правительства,
сократилась.
Кроме того, нельзя упускать из виду, что продвижение
границы России в северо-западном направлении полно-
стью прекратилось к началу XIX в. с вхождением в сос-
тав Российской империи Финляндии. Именно факт при-
соединения Финляндии к России являлся сам по себе
гарантией незаинтересованности России в дальнейшем
расширении своей территории на северо-запад, а вовсе не
доказательством ее притязаний в этом направлении, как
вначале ошибочно полагали, а впоследствии сознательно
извращали факты противники России на Западе.
Одним из веских доказательств этого является добро-
вольная утрата Россией обширного пространства в Рус-
ской Лапландии (междуречье Пазы и Ворьемы, Южный
Варангер), переданного по разграничительной конвенции
от 2 мая 1826 г. Швеции — Норвегии и вошедшего в со-
став норвежского государства1 2. Добровольная передача
этой территории на основе лишь просьбы шведско-нор-
вежского правительства, причем вопреки интересам мест-
ного русского и лапландского населения, вопреки общим
военно-стратегическим и экономическим интересам импе-
рии, свидетельствует о недооценке тогдашним российским
правительством этого района и о его глубокой уверенно-
сти в том, что безопасность России и главным образом ее
северной столицы — С.-Петербурга прочно обеспечена
ближним прикрытием — Финляндией. Таким образом, не
только абсолютные цифры, приведенные некогда Р. Чел-
леном и столь гипнотизировавшие его современников и да-
же потомков, оказываются, мягко говоря, завышенными,
неверными, но и, главное, их интерпретация, выводы, ко-
торые из них делались, об экспансионистских устремле-
ниях России как непосредственной угрозе Скандинавии
по меньшей мере необоснованны. Как справедливо отме-
чает известный современный шведский историк проф.
Фольке Линдберг, хорошо знающий архивы Скандинав-
1 «Статистический очерк Великого Княжества Финляндии»,
Гельсингфорс, 1840, стр. 3.
2 См. «Признание Россией норвежского независимого государ-
ства», стр. 70.
15
ских стран, Германии и Англии, пот никаких документов,
которые бы подтверждали, что российское правительство
когда-либо вынашивало идеи приобретения северо-нор-
вежских портов или иные экспансионистские планы в от-
ношении Скандинавии Г
Такие документы отсутствуют и в советских архивах.
Наоборот, имеются многочисленные документы (помимо
договора от 2 мая 1826 г.), которые свидетельствуют об
упорном нежелании царизма осваивать даже свой собст-
венный север — Карелию, Кольский полуостров, Русскую
Лапландию, Беломорское поморье.
Дело в том, что наряду с характерными для царской
бюрократии косностью и непониманием экономического
значения этого района, считавшегося глухой провинцией,
в данном случае играл роль и внешнеполитический мо-
тив — нежелание беспокоить и раздражать своих соседей
(шведов и норвежцев) любой формой проявления актив-
ности в этом районе. Были здесь и военно-стратегические
соображения — не осваивать этот район, оставить его пу-
стынным, неинтересным для противника в экономическом
отношении и непреодолимым (непроходимым) в воен-
но-техническом отношении. Это были военные соображе-
ния чисто оборонительного порядка, причем довольно-та-
ки примитивного, что свидетельствовало как о политиче-
ской, так и о технической отсталости царской России.
2. В свете этих фактов становится очевидной и абсурд-
ность второго аргумента, подкрепляющего миф о «русской
опасности», —аргумента об угрожающем железнодорожном
строительстве России в Финляндии, преследовавшем яко-
бы коварные военные цели. Если российское правитель-
ство и военные ответственные круги на протяжении все-
го XIX в. предпочитали оставлять северо-западную погра-
ничную область нетронутой, труднопроходимой, способной
задержать продвижение возможного агрессора, то вполне
естественным и логичным было нежелание русских вла-
стей допускать в Финляндии и на русском севере широ-
кое железнодорожное строительство. Как известно, такая
«военная хитрость» обошлась царскому правительству и
России слишком дорого: лишь в самый разгар первой ми-
ровой войны Россия, испытывая все тяготы немецкой бло-
1 См. F. Lindberg, Englands nordiska politik. Historiska
sludier tillagnade N. Ahnlund, Stockholm, 1949; F. Lindberg,
Den ryska faran, «Dagens Nyheter», 4.12.1959.
16
кады на Балтике, под давлением обстоятельств вынужде-
на была пойти па строительство железнодорожного пути,
связывающего Петербург с Мурманском. И тем не менее
в 80—90-х гг. XIX в. и в начале XX в. железнодорожное
строительство в Финляндии рассматривалось как звено в
завоевательных планах России, как веское доказательст-
во существования «русской опасности».
Действительно, железнодорожная политика России в
Финляндии направлялась военными и политическими мо-
тивами, однако совершенно не теми, которые ей приписы-
вались.
На протяжении всей второй половины XIX в. значение
для России финляндской железнодорожной сети было с
экономической и политической точек зрения весьма и
весьма скромным, если не сказать ничтожным.
Российское правительство не уделяло финляндским
дорогам внимания и с военно-стратегической точки зрения,
поскольку все железнодорожное строительство в Финлян-
дии велось совершенно без контроля российского пра-
вительства и потому, естественно, не учитывало военно-
стратегических интересов империи.
Финляндский сенат как верховный административный
и хозяйственный орган Финляндии, а также частные фин-
ляндские предприниматели, исходя из транспортно-эконо-
мических и политических интересов Финляндии, как они
их тогда понимали, всячески стремились теснее связать
свою страну со Швецией, с Западом и потому вели основ-
ное железнодорожное строительство в западном и особен-
но в северо-западном направлении, то есть к шведской
границе. В Швеции и в Западной Европе такая ориента-
ция железнодорожного строительства начиная с 80-х гг.
XIX в. приписывалась коварным проискам России, хотя
последняя не ведала даже о том, что происходило в то
время в Финляндии без ее контроля.
В конце XIX — начале XX в. в связи с общим подъе-
мом технического уровня в Европе и с подготовкой вели-
ких держав к «большой войне» царское правительство
спохватилось, что Финляндия слишком изолирована от
остальной империи. Поэтому и возникла задача сблизить
эту пограничную область с империей, сделать так, чтобы
сеть железных дорог в Финляндии была связана с русской
имперской сетью, чтобы финляндские железные дороги
в известном смысле были продолжением русских, чтобы
колея и в России, и в Финляндии была единой и, нако-
4 Я 1
ПЭЗ
"Л й
17
нец, чтобы управление дорогами империи, в том числе и
финляндскими, находилось в одних руках: у одного ми-
нистерства путей сообщения. Все эти меры были мини-
мальными, исходя из соображений обеспечения обороны
северо-запада страны и из задач мобилизационной готов-
ности.
Царское правительство попыталось начать с объеди-
нения управлений железными дорогами, что потребовало,
во-первых, введения единого (русского) языка во всех
звеньях высшего управления железнодорожным транспор-
том и замещения некоторых постов в Финляндии русски-
ми. Этот шаг даже в проекте вызвал столь резкое проти-
водействие в Финляндии как «русификаторская мера»,
что так и не был осуществлен. Тогда российское прави-
тельство попыталось упорядочить развитие финляндской
железнодорожной сети, исходя из интересов империи в
целом. С этой целью русские власти сделали попытку ос-
тановить строительство железных дорог в направлении к
западной (шведской) границе и сосредоточить новое стро-
ительство в Восточной Финляндии, чтобы таким путем
улучшить связи Петербурга и Петербургского военного
округа, а следовательно, и империи с Финляндией. Речь
шла, таким образом, о коренном перемещении главных
направлений финляндской железнодорожной сети, об из-
менении всей ее ориентации в диаметрально противопо-
ложном направлении — с северо-запада на юго-восток.
Дело в том, что для финнов Восточная Финляндия яв-
лялась глухой периферией их страны и они не поощряли
развитие здесь железнодорожной сети из экономических и
в значительной степени из политических соображений,
стремясь как можно основательнее отгородиться от Рос-
сии. В результате Финляндия к началу XX в. имела ис-
ключительно плохую железнодорожную связь с Росси-
ей — всего одну линию Петербург—Рихимяки. Такое по-
ложение в случае войны могло бы затруднить переброску
войск в Финляндию и сделало бы ее легкой добычей ок-
купантов или интервентов, что свело бы совершенно на
нет те военно-стратегические преимущества, которые да-
вало России обладание Финляндией. Вот почему русское
командование настаивало на улучшении железнодорож-
ной сети в Восточной Финляндии, непосредственно при-
крывавшей столицу империи, и планировало как макси-
мум своих требований строительство второй линии, кото-
рая связала бы Петербург с Финляндией. Кроме того,
18
сосредоточением железнодорожного строительства на восто-
ке финляндского государства русское руководство пыта-
лось «убить и второго зайца» — ослабить чересчур выпи-
равшие связи финнов с Западом, ибо российское прави-
тельство вдруг обнаружило, что финляндская «окраина»
лучше связана с заграницей, чем с самой метрополией,
а это, естественно, не могло не шокировать русские пра-
вящие круги.
Речь, следовательно, шла о коренном перемещении ос-
новных направлений финляндской железнодорожной сети,
об изменении всей ее ориентации в диаметрально проти-
воположном направлении. Вполне закономерно и естест-
венно, что это вызвало взрыв негодования и упорнейшее
сопротивление с финской стороны, ибо такая политика
России шла вразрез с основными экономическими и по-
литическими интересами финляндской буржуазии. Мы
еще вернемся к этому аспекту русско-финляндских про-
тиворечий. В данном же случае следует подчеркнуть дру-
гое: упорное стремление царизма с начала XX в. сконцент-
рировать железнодорожное строительство в Восточной
Финляндии и прекратить его в северо-западном направле-
нии, вблизи шведской границы, свидетельствует об оборо-
нительных, а не о наступательных планах России в этом
районе. Именно не кто иной, как генерал-губернатор Фин-
ляндии Н. И. Бобриков, решительно выступал против стро-
ительства железнодорожной линии на Торнео, указывая на
опасность шведско-германского вторжения в случае но-
вой мировой войны. Однако Финляндии удалось добиться
осуществления этого строительства, а в 1906 г., несмотря
на резкое противодействие русского генштаба, ей точно
так же удалось вырвать личное согласие напуганного ре-
волюцией царя (в обход русских центральных государст-
венных учреждений) на строительство железнодорожной
линии Кеми — Рованиеми на севере Финляндии \ Русские
планы железнодорожного строительства в Финляндии бы-
ли фактически сорваны. В результате этого, а также из-
за отсутствия единого плана мобилизационной готовно-
сти для России и Финляндии военное значение финлянд-
ских железных дорог во время первой мировой войны
оказалось для России ничтожным.
1 См. Т. Polvinen, Die finnischen Ei&enbahnen in den mi-
litarischen und politischen Planen Russlands vor dem ersten Welt-
krieg, Helsinki, 1962, S. 280.
19
Этот непреложный исторический факт еще раз убеди-
тельно подтверждает искусственность и необоснованность
тезиса о русской угрозе Северной Европе. Это же подтвер-
ждают и все известные ныне документы русского военно-
го руководства того времени. Так, например, в секретном
докладе русского военного министра А. Н. Куропаткина за
1900 г. прямо рекомендовалось придерживаться оборони-
тельной политики в отношении Швеции1. Эти рекомендации
выполнялись и последующим военным руководством: хотя
русский генштаб с 1910 г. разрабатывал новую рабочую ги-
потезу ведения войны с учетом того, что Швеция примкнет к
Германии, он тем не менее и на этот раз рассчитывал на чи-
сто оборонительные действия в районе Балтийского мо-
ря и в Финляндии. Документы об этом были опубликова-
ны сразу же после Октябрьской революции в России. Од-
нако они не пошатнули тогда миф о «русской опасности».
Он оказался жизнеспособнее фактов и, будучи слегка мо-
дифицирован и подновлен, продолжал свое существование.
Только после второй мировой войны в Скандинавии и
Финляндии раздались трезвые голоса, обратившие внима-
ние на факты. В частности, хорошо осведомленный швед-
ский историк Фольке Линдберг заявил, что «русская опас-
ность, как она воспринималась общественностью (в Скан-
динавии.— В. П.) была чистейшей фикцией»1 2. И тем не
менее эта фикция, по словам того же Ф. Линдберга, играла
роль одного из важнейших факторов в новейшей истории
Скандинавских стран, «оказывала влияние на мировоз-
зрение народа и оставила глубокие следы в общественной
жизни» 3. Эта характеристика в полной мере относится и
к Финляндии. Вот почему и в наше время имеет смысл
внести полную ясность в этот вопрос, вот почему мы уде-
лили ему такое внимание.
Выше мы указывали, что миф о «русской опасности»
подкреплялся нередко ссылками на «русификацию» Фин-
ляндии как на дополнительный важный аргумент. По-
1 См. ЦГАДА, ф. 2135, on. 1, д. 531 и 1871.
2 F. Lindberg, Den ryska faran, «Dagens Nyheter», 4.12.1959.
В архивах, наоборот, содержатся данные о действительных,
серьезных, а не пропагандистских опасениях генштаба России
перед угрозой шведского вторжения в конце XIX — начале XX в.
(см. ЦГВИАЛ, ф. 3, оп. 21, д. 398).
3 F. Lindberg, Den ryska faran, «Dagens Nyheter», 4.12.1959.
См. также отповедь мифу о «русской опасности» в статье швед-
ского военного журналиста Gunnar Du Rietz, Den militara
forkunnelsen och verkligheten, «Tiden», 1973, N 1, ss. 25—38.
20
скольку тезис о «русификации» Финляндии приобрел
затем самостоятельное значение как основное обоснование
возникновения и культивирования антирусских настрое-
ний в финском народе, поскольку он перерос в самостоя-
тельный миф, то мы остановимся на его разборе подробнее.
Глава III
Миф о „руссифинации11 Финляндии
Термин «руссификация» аналогичен по своему значению
таким терминам, как германизация, полонизация, шведи-
зация и т. д. Эти попятил означают обычно комплекс ме-
роприятий, применяемых государственной властью той
или иной господствующей нации против какого-либо на-
ционального меньшинства данной страны с целью лишить
это меньшинство (народ, народность) его характерных
национально-культурных признаков и особенностей, слить
его в этническом, языковом и культурном отношениях с
господствующей нацией страны. Иными словами, речь
идет о политике денационализации и ассимиляции. Та-
кую политику, как известно, проводили (если называть
типичнейшие исторические примеры) немцы в отношении
славян и других народов на завоеванных территориях,
поляки — в отношении украинцев и белоруссов, русский
царизм — в отношении малых народов Поволжья, шведы —
в отношении финнов. Во всех указанных случаях налицо
были все основные признаки политики денационализации
и ассимиляции: начиная от изменения географических
названий, имен и фамилий в завоеванной стране и кон-
чая запрещением национального языка, письменности,
религии, национальных обычаев и национального искус-
ства.
Возникает вопрос, была ли политика царского прави-
тельства России в отношении Финляндии именно такой
политикой? Была ли она направлена на денационализа-
цию финского и шведского населения Финляндии или на
ассимиляцию его с русскими? Преследовала ли она какие-
либо цели, сходные с ущемлением национальной культу-
ры финского народа, его языка, религии и народного ис-
кусства? Иными словами, правомерно ли называть поли-
тику царизма в Финляндии политикой руссификации, то,
ость обрусения, как это обычно принято в исторической
21
и политической литературе, или же эта политика была
по содержанию другой и, следовательно, заслуживает
иной характеристики и оценки?
Как известно, во времена шведского господства в Фин-
ляндии там отсутствовала чисто финская национальная
культура, а ее проявления либо игнорировались, либо
подавлялись. Даже спустя два столетия после Реформа-
ции, в так называемом «просвещенном» XVIII в., в Фин-
ляндии языком церкви и науки продолжала оставаться
латынь, официальным языком администрации и суда был
шведский, а языком торговли в значительной степени —
немецкий. Все они были, естественно, чужды и непонят-
ны подавляющему большинству населения страны — фин-
нам, национальный язык которых вплоть до первых деся-
тилетий XIX в. считался языком черни.
Шведские государственные деятели не скрывали, что
они не намерены предоставлять финнам никаких льгот в
области национальной культурной автономии, хотя уже в
конце XVIII в. с финской стороны неоднократно выдви-
галось скромное требование разрешить во время судопро-
изводства хотя бы делать устный перевод на финский
язык. Основанные в середине XVII в. Абоский универси-
тет и первая типография в Финляндии явились форпо-
стами шведизации, активными распространителями швед-
ской культуры, шведского влияния и фактически препят-
ствовали возникновению и развитию национальной
финской культуры.
Так обстояло дело, когда Финляндия вошла в состав
России. Поскольку русские власти решили сохранить по-
литические, правовые, экономические и национальные
особенности Финляндии в неприкосновенности, то вполне
понятно, что и в области языка и культуры они придер-
живались той же политики: государственным языком
Финляндии остался шведский и именно на этом языке
была узаконена не только внутренняя переписка в пре-
делах Финляндии, но и переписка между государствен-
ными учреждениями Финляндии и Российской империи \
1 В период 1809—1856 гг. в переписке генерал-губернатора
и статс-секретариата по делам Великого Княжества Финляндского
с царем употреблялся также французский язык, на котором
изъяснялось в то время русское дворянство. Но государствен-
ным языком для России, для ее центральных учреждений был
всегда русский язык. Только органы министерства иностранных
дел пользовались французским языком в этот период для вну-
триведомственной переписки. Поэтому, предоставляя высшим
22
где шведского языка, конечно, не знали и где государст-
венным языком был русский. Однако российское прави-
тельство Александра I пошло на такой акт явного нерав-
ноправия в отношении русского языка, акт, имевший
пе только практически административное, но и морально-
политическое, престижное значение, учитывая просьбу
наиболее массового сословия на сейме 1809 г.— кресть-
янского сословия о сохранении шведского языка как офи-
циального. Надо сказать, что российское правительство
пе придавало серьезного значения языковому вопросу,
считая, что он всецело подлежит компетенции представи-
телей края как сугубо местный, внутренний вопрос. Да-
же прошения на имя царя финляндцам было разрешено
писать на шведском языке, в отличие от всех других мно-
гочисленных народов империи.
На шведском языке велось поэтому и все преподава-
ние в Финляндии как в высших, так и в средних и на-
чальных учебных заведениях. Исключение составляла
лишь Выборгская губерния, где преподавание велось на
немецком языке и, кроме того, в число обязательных
предметов начиная с 1812 г. был включен русский язык.
В 1841 г. устаревшая, оставшаяся со шведских времен
XVII в. система образования в Финляндии была рефор-
мирована, в чем приняли участие русские государствен-
ные власти. Одним из результатов школьной реформы
было включение с 1843 г. финского языка в программу
финляндских школ. С этих пор началось его быстрое
распространение как национального языка Финляндии.
В 1850 г. русские власти санкционировали введение ка-
федры финского языка в Гельсингфорсском университете
и разрешили издание на финском языке религиозной, ис-
торической, экономической литературы, а также саг, на-
родных песен, поэм и трудов финского литературного
общества, но по представлению финляндского сената* 1
финляндским учреждениям право сноситься с высшими импер-
скими государственными учреждениями на французском языке,
царское правительство тем самым отличало Финляндию от про-
чих частей империи, приближало ее к рангу иностранного госу-
дарства.
1 Следует подчеркнуть, что это было сделано не по русской
инициативе, а именно по представлению финляндского сената,
и в первую очередь лично по предложению Л. Г. фон Гартмана,
Его Преужасности, как его тогда за глаза называли, который
противодействовал фенноманским мероприятиям Ю. В. Снельмана.
11е следует забывать, что введению финского языка в Финляндии
23
запретили публикование политической литературы, разу-
меется, не по языковым соображениям. Однако уже в
1857 г. даже это ограничение было снято. В том же году
в Ювяскюля была открыта первая в Финляндии высшая
начальная школа, где преподавание велось исключитель-
но на финском языке. В 1863 г. последовало распоряже-
ние царского правительства о предоставлении финскому
языку одинаковых прав с официальным государственным
языком Финляндии — шведским, причем все судебные и
административные органы края обязаны были «впредь
беспрепятственно принимать бумаги и документы на фин-
ском языке». Как известно, это постановление было опуб-
ликовано царем во время его приезда в Хямеенлинна ле-
том 1863 г. по личной просьбе Ю. В. Снельмана \ Уже
сам факт непосредственного сношения виднейшего пред-
ставителя финского национального движения с носите-
лем верховной власти в империи и столь быстрое согласие
царя с мотивами, выдвинутыми Снельманом, говорят о
том, что русские государственные власти с пониманием
и сочувствием относились к развитию финской нацио-
нальной культуры. Они либо содействовали этому разви-
тию, либо сохраняли полнейший нейтралитет в наиболее
ожесточенных спорах по языковому и национальному во-
просам в Финляндии, исходя из того, что эти вопросы
являются внутренними для финляндцев и потому входят
исключительно в их компетенцию.
Вот почему было бы по меньшей мере ошибочным ут-
верждать, что российское правительство проводило в Фин-
ляндии политику ущемления национальной самобытности
финского парода или нарушения культурно-националь-
ной автономии Финляндии. Наоборот, факты говорят
о том, что национально-культурная автономия Финлян-
дии на протяжении XIX в. не только сохранялась, но и
противодействовали в первую очередь представители шведской
администрации и вообще «шведоманы». Так, например, проф.
Нервандер на просьбу царского правительства дать заключение
о целесообразности введения кафедры финского языка, в уни-
верситете еще в 1846 г. ответил резко отрицательно. Его под-
держал проф. Бломквист и сенатор Клинковстрём. Поэтому
вопрос этот был отложен вторично (впервые он обсуждался в
1840 г.). (О финляндских политических группировках — «фепно-
манах» и «шведоманах» см. ниже.)
’Ю. В. Снельман (1806—1881 гг.)—выдающийся фин-
ляндский общественный и государственный деятель, писатель,
философ, фактический руководитель и идейный вдохновитель
финского национального движения.
24
неизменно расширялась. В 1884 г. последовал указ об
официальном установлении финского языка как государ-
ственного языка Финляндии. Результаты не замедлили
сказаться.
Если в начале 70-х гг. XIX в. из 11 имевшихся в Фин-
ляндии гуманитарных лицеев в 8 преподавание велось
все еще по-шведски и в 8 — по-фински, то в середине
80-х гг. из 14 лицеев 8 были финскими, 5 — шведскими
и 1 — двуязычным. Что же касается реальных училищ,
не дававших права поступления в университет, то в 70-х гг.
из 19 в 10 преподавание велось по-фински, а в 80-х гг.
из 7 реальных лицеев (укрупненных училищ) 5 было фин-
ских. Та же картина преобладания финноязычных учеб-
ных заведений была и среди женских училищ (8 из 11).
Еще более показательна картина роста числа казенных
школ с преподаванием на финском языке за период
1877—1895 гг. В 1877 г. в Финляндии насчитывалось
26 школ с обучением на шведском и 15 — с обучением
па финском языке, а в 1895 г. количество шведских школ
сократилось до 23, в то время как число финских возрос-
ло до 26
Не менее наглядны и данные о развитии шведской и
финской периодической печати во второй половине XIX в.,
также свидетельствующие о позициях шведской и фин-
ской культуры в Финляндии. Так, если в 1860 г. издава-
лось 14 шведских и 14 финских периодических изданий,
то в 1880 г., соответственно,— 23 и 31, в 1892 г.— 61 и 85,
а в 1896 г.—73 и 991 2.
Ну, а каково было положение русских культурных уч-
реждений в Финляндии? Одна мужская гимназия в Хель-
синки, открытая в 1870 г., одна женская гимназия там
же, открытая в 1875 г.,— и ни одной русской газеты до
1900 г.!
Русский язык преподавался лишь в реальных учили-
щах и лицеях наравне с иностранным (немецким), а в
гуманитарных средних учебных заведениях он был вовсе
необязателен и, как правило, отсутствовал. Что же каса-
ется так называемых народных начальных школ, то в них
русский язык отсутствовал и преподавание велось пре-
имущественно по-фински, если только эти школы не на-
ходились в шведоязычных районах. Если не считать
1 «Финляндия», под ред. Д. Протопопова, Спб., 1898, стр. 290.
2 Там же, стр. 289.
25
русской начальной школы в Свеаборге, расположенной в
русском гарнизоне и предназначенной для детей офице-
ров русской армии и флота, то русское, хотя и немного-
численное, население Финляндии было абсолютно лишено
возможности получать образование на своем родном язы-
ке и могло лишь, да и то в виде исключения, пользоваться
финскими или шведскими школами. Вот почему в то
время, как из 461 тыс. финляндских детей в конце XIX в.
было всего лишь 17 тыс. неграмотных, или около 4%,
из 8827 русских детей на территории Финляндии негра-
мотных было 4370 человек, или почти 50% 1-
Эти факты если и говорят о национально-культурном
неравенстве, то о неравенстве в положении русского на-
селения в Финляндии по сравнению с финским, то есть,
по сути дела, указывают на ущемление национальных и
культурных прав русского меньшинства в Финляндии.
И такое ущемление было не случайным: оно отражало
неравноправие русских по сравнению с финляндцами в
юридическом отношении, о чем мы будем говорить в дру-
гом месте. Таким образом, ни о какой руссификации не
могло быть и речи.
Российское правительство, дав финскому языку фак-
тически и юридически права государственного, оказало
тем самым огромную историческую услугу финскому на-
роду, содействовав пробуждению его национального само-
сознания и формированию в нацию. В то же время рос-
сийское правительство было весьма умеренно в своих
требованиях относительно прав русского языка в Фин-
ляндии. То факультативное преподавание русского языка,
которое было в Финляндии, в конечном счете не давая
никаких преимуществ русским властям (поскольку рус-
ский язык не имел в Финляндии юридического значения),
предоставляло в то же время весьма ощутимые преиму-
щества финляндцам, ибо знание государственного языка
империи открывало для них возможность работать в Рос-
сии в любой сфере. Для финляндских подданных не су-
ществовало даже ограничений сословного порядка, кото-
рые связывали деятельность русских подданных царя.
Таким образом, знание русского языка было выгодно и
полезно финляндцам в политическом, экономическом и в
культурном отношениях. Только в одном Петербурге,
1 Г. Ф. Л е н н б е к, Народные школы и общества для содей-
ствия народному образованию, Спб., 1894, стр. 201.
26
и столице империи, куда весьма ограничен был доступ
для всех других инородцев, насчитывалось в конце XIX —
начале XX в. до 40 тыс. финляндцев, которые были заня-
ты в административной (государственный аппарат, воен-
ное ведомство, научные учреждения) и хозяйственной
сферах (торговля, промышленность, транспорт, обслужи-
вание и т. п.) Ч
Наряду с доминирующим положением финского язы-
ка немаловажным показателем полного отсутствия нацио-
нального угнетения в Финляндии было положение рели-
гии. Царизм проявлял в Финляндии большую веротер-
пимость, не имевшую прецедента не только в истории
православной церкви, ио и вообще в истории христиан-
ства. Русская православная церковь, являвшаяся госу-
дарственной на всем необозримом пространстве Россий-
ской империи, не имела никаких прав, не пользовалась
никакими преимуществами на территории Финляндии,
где безраздельно господствовала лютеранская церковь,
к которой принадлежало 98% населения края. А ведь
русское православие было теснейшим образом связано с
русской государственной машиной и, следовательно, цар-
ское правительство могло, при желании, предпринимать
шаги для защиты прав русской церкви, для укрепления
ее влияния в Финляндии. Могло, но не предпринимало.
Ни в одном документе, ни в одном официальном, полу-
официальном, секретном или публичном заявлении с рус-
ской стороны за 100 лет нельзя при всем желании найти
п какой-либо тени отрицания права на национальную и
религиозную самобытность за финляндцами.
Аналогичным было отношение русских властей и к
финляндской культуре, включая ее шведское ответвление.
«Калевала», произведения Ю. Л. Рунеберга, 3. Топе-
лиуса, Ю. Векселя, А. Киви и других шведо-финских и
фипских писателей не только беспрепятственно публико-
вались на обоих государственных языках Финляндии, но
и переводились на русский язык, получая широкое рас-
пространение в России1 2. Труды финляндских ученых
1 Всего на территории России к исходу 1900 г. работало
Г>0 тыс. финляндцев (S. J u n g а г, Finlandare i Ryssland, Abo,
1972, s. 35).
2 Библиографию переводов финляндских авторов на русский
нзык в дореволюционных изданиях см. в «Сборнике финляндской
литературы» под ред. В. Брюсова и М. Горького, Петроград, 1917,
стр. 476—487.
27
А. И. Шогрена, Ю. Гадолипа, А. Ю. Гиппипга, Э. Леппро-
та, М. А. Кастрена, 10. Нервапдера, И. И. В. Лагуса,
Э. Лаксмана и др. в первую очередь находили себе при-
знание, получали материальную поддержку и публикова-
лись в России. Финские архитекторы, художники,
скульпторы пользовались неизменной поддержкой рос-
сийских государственных учреждений, обладали преиму-
щественным правом поездок за границу для совершенст-
вования своего мастерства.
Такая политика в отношении финляндской националь-
ной культуры и языка оставалась неизменной и после
1900 г., в первые десятилетия XX в., которые считаются
«эрой русификации». За это время финские националь-
ные позиции в Финляндии еще более окрепли, особенно
после революции 1905—1907 гг., а русские позиции фак-
тически остались неизменными: русский язык даже на
бумаге не был превращен в государственный язык Фин-
ляндии, и русская пресса была представлена в этот период
всего одним небольшим официальным органом — «Фин-
ляндской газетой».
Все «руссификаторские» меры ограничились лишь по-
пытками в некоторых случаях облегчить положение рус-
ских в Финляндии. Так, в 1902 г. появилось постанов-
ление о порядке употребления русского языка в прави-
тельственных учреждениях и судах Финляндии, ранее
сносившихся между собой и принимавших документы
исключительно на финском и шведском языках, а также
было установлено правило, по которому дипломы выпуск-
ников Московского, Петербургского и некоторых других
российских университетов (но не всех) приравнивались
к дипломам Гельсингфорсского университета (до тех пор
они вообще не признавались). Кроме того, в 1903 г. в
Гельсингфорсском университете были учреждены кафед-
ры русского права и русской истории, что в свое время
было расценено финнами как «возмутительная русифи-
кация».
На самом же деле все эти более чем безобидные для
финского национальпого существования мероприятия со-
вершенно не затрагивали финского народа, имели крайне
О русско-финляндских литературных и культурных связях в
XIX—XX вв. см. Э. Г. К а р х у, Финляндская литература и Россия,
т. I, 1800—1850, под ред. В. В. Похлебкина и И. И. Кяйвяряйне-
на, Таллин, 1962; т. II, 1850—1900, Л., 1964.
28
узкий диапазон действия, касались лишь верхушки бур-
жуазной интеллигенции, да и то объективно не могли
идти ей во вред. Не случайно в апреле 1913 г. В. И. Лепин,
характеризуя положение в Финляндии, писал: «Если в
Финляндии мы видим культуру, цивилизацию, свободу,
грамотность, образованных женщин и так далее, то это
исключительно потому, что в Финляндии нет такого «об-
щественного бедствия», как российское правительство» *.
Тем самым В. И. Ленин подчеркивал, что невмешатель-
ство русского царизма в национально-культурные дела
Финляндии создало в этой стране условия для расцвета
национальной культуры, высокого уровня просвещения,
развития финской цивилизации. Ленин всегда подчерки-
вал наличие в Финляндии как национальной, так и по-
литической самобытности, всегда и особенно после 1905 г.
приводил Финляндию в качестве примера такой страны,
где были полная свобода и последовательный демокра-
тизм в области национально-культурной автономии, и
неоднократно сравнивал ее в этом отношении со Швей-
царией1 2, которую он, как и Финляндию, знал не по кни-
гам. Следовательно, руссификация, обрусение или дена-
ционализация никогда не угрожали Финляндии, и поэто-
му мы не случайно нигде не встретим у В. И. Ленина,
добившего и умевшего точно выражать суть явлений,
этих слов, когда он говорит о Финляндии. Таким образом,
и этот миф рассыпается в прах при первом же добросо-
вестном обращении к фактам3.
Как известно, миф о «руссификации» Финляндии ро-
дился на рубеже XIX и XX вв. в среде наиболее реакци-
онных финляндских националистов с целью вызвать от-
чуждение и недоверие между русским и финским народа-
ми. Этот миф с той же самой целью был развит и обновлен
н 20—30 гг. XX в. самыми махровыми, профашистскими,
шовинистическими элементами в Финляндии. Он имел
целью не только похоронить традиции культурного со-
трудничества России и Финляндии, но и, главное, скрыть
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 23, стр. 132.
2 Там же, стр. 376, 425.
3 В некоторых работах финских историков, посвященных
первой половине XIX в., уже признается тот факт, что никакой
руссификации представители русской власти в Финляндии не
проводили (см., например, A. A. Lillja, A. A. Zakrevskij,
(''inlands Generalguverner, 11.9.1831 — 1.12.1831, Helsingfors, 1948).
29
от финского народа подлинные причины обострения рус-
ско-финляндских отношений в начале XX в. и создать
предлог для продолжения обострения отношений с Со-
ветской Россией. Понятно, что популяризация подобных
взглядов не только недопустима сама по себе как прямое
искажение исторических фактов, не только не объясняет
ничего из прошлого русско-фипляпдских отношений, ио
и наносит в наше время вред делу упрочения взаимопони-
мания и дружественных отношений между советским и
финским народами.
Все это, вместе взятое, и заставило нас остановиться
специально на вопросе о том, имела ли место так назы-
ваемая «русификация» Финляндии, была ли она дейст-
вительно той исторической реальностью, которая не мо-
жет быть изглажена из сознания финского народа, так как
оставила после себя реальные, ощутимые рубцы, или же
никаких национальных ущемлений финская нация со
стороны русских никогда не испытывала. Думается, что
теперь существо этого вопроса ясно для читателя.
Но если национального угнетения финнов не сущест-
вовало, то, может быть, миф о «руссификации» базиро-
вался на фактах правовой, экономической и политической
дискриминации финнов в Российской империи, на фак-
тах и формального, и фактического их неравенства по
сравнению с русскими и в Финляндии, и в России?
Посмотрим, как обстояло дело в этом отношении.
Глава IV
Правовое, политическое и экономическое положение
Финляндии в составе Российской империи
Хотя Финляндия с 1581 г. носила титул Великого Кня-
жества, но ее положение в составе Швеции пе только не
соответствовало этому титулу, не только не было обособ-
ленным и сколь-нибудь политически самостоятельным, но
и мало чем отличалось от колониального.
В политическом отношении Финляндия не имела ни
тени самоуправления, а ее право посылать своих пред-
ставителей в риксдаг фактически лишь подчеркивало ее
бесправие, ибо весь край имел в риксдаге столько же де-
путатов, сколько и один город Стокгольм, и голос финнов
при такой системе представительства, естественно, тонул
30
в массе шведских голосов. Кроме того, следует учесть, что
и от Финляндии в риксдаг посылались не финны, а пред-
ставители шведской знати. Вот почему фактически финны
не имели возможности отстаивать через шведские госу-
дарственные органы ни свои права, ни интересы Финлян-
дии в целом.
Финляндия не имела никаких особых национальных
законов и учреждений, которые отличали бы ее от Шве-
ции. В правовом и административном отношениях она
была рядовой шведской провинцией, но фактически бо-
лее бесправной, чем коренные шведские области. Это бес-
правие выражалось в следующем:
1.	На Финляндию падала главная тяжесть войн, веду-
щихся Швецией, ибо Финляндия была в большинстве
случаев непосредственным театром военных действий и
потому претерпевала губительные опустошения. Она пла-
тила за войны кровью своих сынов, поставляла шведской
армии солдат и шведскому флоту — матросов; несла тя-
желое бремя военных постоев и различных военных по-
винностей, связанных с обеспечением армии транспорт-
ными средствами и фуражом. В то же время Швеция не
оказывала Финляндии помощи в залечивании ран от бес-
численных войн.
2.	Финны несли тяжелое налоговое бремя, выплачи-
вая ежегодно в шведскую казну на удовлетворение обще-
государственных нужд почти половину (48%) собирае-
мых в стране налогов.
3.	Экономически Финляндия была сырьевым придат-
ком Швеции; она поставляла корабельный лес, строи-
тельные материалы (лес, гранит, мрамор), топливо, де-
готь, смолу, рожь, овес, сливочное масло, рыбу, рогатый
скот, кожи.
4.	Финляндия полностью зависела от Швеции в тор-
говом отношении. Вся оптовая торговля была организо-
вана с учетом интересов Швеции и в смысле цен, и в
смысле ее географического направления.
Финны не имели прямых торговых сношений с други-
ми странами. Особо финнам было запрещено торговать
с Россией. Все это вынуждало финнов уступать свои то-
вары шведским перекупщикам по пониженным ценам.
Вполне понятно, что такое тяжелое, бесправное эко-
номическое положение Финляндии в составе Швеции ста-
ло особенно тягостным для финнов к концу XVIII — на-
чалу XIX в., когда в связи с развитием денежных отно-
31
шений и зарождением финляндской буржуазии последняя
особо остро ощутила свое правовое и политическое бес-
правие, ставшее серьезной помехой экономическому раз-
витию финляндского бюргерства и хозяйства Финляндии
в целом. Тот факт, что к началу XIX в. в самой Финлян-
дии уже появились ростки недовольства шведским влады-
чеством, а также основанные на этом недовольстве планы
эмансипации из-под шведской эгиды, был основной при-
чиной той безболезненности, с какой финляндцы встре-
тили выход своей страны из состава Швеции и присоеди-
нение ее к России. Иными словами, к началу XIX в.
Финляндия вполне созрела для того, чтобы быть само-
стоятельной экономической единицей, и дальнейшее на-
хождение ее в составе Швеции потому становилось тяго-
стным. Вхождение же в состав России происходило на
совершенно иных условиях, чем пребывание Финляндии
в составе Швеции. И уже сам по себе один этот факт
свидетельствовал о большом качественном скачке, совер-
шенном Финляндией, о шаге вперед в ее историческом
развитии. Вот почему вхождение Финляндии в состав
России нельзя с исторической точки зрения оценить ина-
че, как прогрессивный шаг. Мы уже говорили выше, что
этот шаг сказался благоприятно на национально-культур-
ном развитии финского народа, что он содействовал пре-
вращению финнов в нацию. Но автономия Финляндии в
составе России отнюдь не ограничивалась автономией в
области национальной культуры. Финляндия не только
фактически, но и юридически обладала областной автоно-
мией в составе России, причем настолько широкой, что
она фактически граничила с автономией типа реальной
унии, хотя юридически такое положение и не было за-
креплено.
1. Финляндия обладала независимым положением в
области внутренней политики. Она пе знала российского
абсолютизма, самодержавия, ибо в Финляндии царь обла-
дал лишь правами конституционного монарха. Таким об-
разом Финляндия в составе России стала конституционной
страной. У нее был собственный законодательный ор-
ган — сейм ’, который к началу XX в. превратился быст-
1 Название «сейм» употреблялось .только в русской литера-
туре. В самой Финляндии законодательный орган носил до 1906 г.
шведское название «ланддаг», в то время как финское стало
употребляться лишь с конца XIX — начала XX в., но довольно
редко и было неустойчивым («валтиопяйвят» или «валтиосяя-
32
рее, чем в ряде других европейских стран, из сословного
органа в весьма демократический однопалатный парла-
мент, образуемый на основе самого прогрессивного в то
время в Европе избирательного права (прямое предста-
вительство, участие женщин, пропорциональная система).
Финляндия с самого начала своего пребывания в со-
ставе России имела собственное правительство: прави-
тельственную комиссию (до 1816 г.), а затем — сенат,
полностью автономный во внутренних делах* 1.
дют»). Сейм делился на четыре сословные камеры, заседавшие
раздельно: 1) рыцарство и дворянство, 2) духовенство, 3) бюр-
герство, 4) крестьянство. В первой камере были представлены
главы всех дворянских родов; во второй — избранные представи-
тели духовенства, преподавателей университета и школ; в треть-
ей — представители горожан, в основном купечества и домовла-
дельцев; в четвертой — представители крестьян-землевладельцев
и арендаторов коронных земель.
Сейм был впервые созван в 1809 г. Затем не созывался до
18 сентября 1863 г. В 1863 и 1867 гг. на сессиях сейма была
окончательно утверждена его четырехпалатная структура, а в
1869 г. была установлена периодичность созыва сейма не реже
чем раз в пять лет (1872, 1877—1878), но уже с 1882 г. сейм стал
фактически созываться каждые три года (1885, 1888, 1891, 1894,
1897), а потом даже чаще (1899, 1900, 1904, декабрь,—1905, ап-
рель; 1905, декабрь,— 1906, сентябрь). С 1886 г. сейм получил
право законодательной инициативы, так называемое «право мо-
ций». 18 сентября 1906 г. состоялось последнее заседание сослов-
ного сейма. Еще ранее, 20 июля 1906 г., он принял решение о
преобразовании в однопалатный парламент («эдускунту»), вы-
боры в который произошли в марте 1907 г., а созыв — 23 мая
1907 г. Эта дата является датой рождения современного парла-
мента Финляндии. До революции 1917 г. новый парламент изби-
рался почти ежегодно: 1907, 1908, 1909, 1910, 1911, 1913, 1916, 1917.
Таким образом, начиная с 80-х гг. и вплоть до падения ца-
ризма политическая активность, влияние, объем прав и значение
местной финляндской законодательной власти последовательно
возрастали с XIX по XX в.
1 Сенат играл отчасти роль совета при монархе, отчасти
местного правительства, причем правительственные функции все
более возрастали к концу XIX в. и были окончательно сформу-
лированы в уставе сената в 1892—1896 гг. Сенат состоял из двух
совершенно независимых друг от друга департаментов — юсти-
ции (по русской терминологии — судебного) и экономического
(по русской терминологии — хозяйственного). Первый выполнял
фактически роль Верховного суда Финляндии и состоял из девя-
ти членов и вице-председателя сената. Второй разделялся на де-
вять экспедиций, соответствовавших министерствам: юстиции,
внутренних дел, финансов, государственных имуществ и государ-
ственного контроля, военного, культов и просвещения, сельского
хозяйства, путей сообщения, промышленности и торговли. На-
чальники экспедиций (министры) назначались царем на трехлет-
2—225
33
2.	Особенно отчетливо чувствовалось привилегирован-
ное положение Финляндии в области права и администра-
тивного управления. Финны имели свои особые законы
(собственное, финляндское государственное, уголовное и
гражданское право), свои два государственных языка —
финский и шведский (но не русский!), свои, не похожие
на российские, суды и свою, не связанную с Россией и
русской системой, администрацию, начиная от самых выс-
ших и кончая самыми низовыми ее ступенями. Они обла-
дали также отдельным от российского финляндским под-
данством, которое давало ряд преимуществ — одинаковые
права на территории Финляндии и России, в то время
как русское подданство не давало никаких прав на тер-
ритории Финляндии. Приведем несколько примеров этих
правовых различий.
В то время как российские подданные в Финляндии,
подобно иностранцам, были полностью лишены политиче-
ских прав и не могли участвовать даже в местном само-
управлении, хотя и платили коммунальный налог, если
русским в Финляндии был закрыт доступ на военную,
гражданскую и духовную службу, если им было запреще-
но заниматься ремеслами, предпринимательством и даже
ограничивалось их право на свободную профессию, то
финляндским подданным в России был открыт самый ши-
рокий и свободный доступ ко всем без исключения по-
прищам. При этом финляндцам не мешало даже то об-
стоятельство, что они не принадлежали к русской госу-
дарственной церкви, хотя для всех других народов
Российской империи отсутствие православного вероиспо-
ведания служило основным и самым непреодолимым пре-
ний срок. G 1857 г. они носили название сенаторов. Число их было
всегда более 9 — либо 10, либо 11, так, что из их числа назна-
чались либо сенаторы без портфеля, либо второй сенатор в наи-
более «трудную» экспедицию.
Хозяйственный департамент также возглавлялся своим вице-
председателем сената, фактически исполнявшим роль премьер-
министра Финляндии. Все сенаторы были финляндцами. Предсе-
дателем сената был, однако, представитель России — генерал-
губернатор Финляндии, но он принимал участие в работе сената
только в случае совместного (пленарного) заседания его депар-
таментов, что происходило весьма редко, по торжественным слу-
чаям. Тем самым председателю сената, формально представляв-
шему в нем особу монарха, фактически отводилась декоративная
роль, тем более что он не знал языка, на котором велись засе-
дания. Генерал-губернатор не имел также права приостанавли-
вать сенатские решения.
34
пятствием на пути к равноправию с русскими. Как из-
вестно, наиболее почетной, привилегированной и почи-
таемой службой в России была военная служба. Вплоть
до второй половины XIX в. она составляла исключитель-
ную привилегию дворянства. Тем не менее для финлянд-
цев и здесь были сделаны исключения. Еще в 1835 г. было
разрешено поступать на военную службу офицерами
финляндским купцам ’. (Финляндское дворянство получи-
ло это право фактически еще задолго до присоединения
Финляндии к России — с начала XVIII в.) Надо сказать,
что финляндцы не упускали возможности пользоваться
этим правом, и многие из них сделали в русской армии
блестящую карьеру. Так, по данным Ярла Галлена 1 2, Фин-
ляндия дала России за сто лет (а фактически с 30-х гг.,
т. е. примерно за 80—85 лет) по крайней мере 3 тыс. офи-
церов, в том числе более 300 генералов и около 70 адми-
ралов, занимавших зачастую самые крупные посты в
русских вооруженных силах — военных и морских мини-
стров, начальников главных штабов, главнокомандующих
армиями и флотами. Среди них было 32 полных генерала
(т. е. генералов армии), 78 генерал-лейтенантов, около
двух сотен генерал-майоров, 10 адмиралов, 16 вице-адми-
ралов и 41 контр-адмирал, не считая многочисленного
старшего офицерства, особенно на флоте. Процент фин-
ляндцев в составе высшего командования России во много
раз превышал ту скромную долю, которую занимала Фин-
ляндия в составе империи по численности населения
(немногим более 1%).
Среди других профессий, которые преимущественно
осваивали в России финляндцы, следует назвать врачей,
аптекарей, инженеров и других лиц с техническим обра-
зованием 3.
Конечно, говорить о какой-либо правовой дискрими-
нации финнов после этого не приходится. Более того, объ-
ективно такая политика российского правительства в от-
ношении финляндцев способствовала выдвижению из
числа финнов и шведов крупных государственных, воен-
1 К концу 80-х гг. XIX в. свыше 2/з финляндских офицеров
па русской службе было недворянского происхождения (см.
S. J u n g а г. Finlandare i Ryssland, s. 48).
2 J. Gallen, La Finlande militaire au temps du Grand Duche
(1809—1917), «Revue International d’Historie Militaire», 1961, N 23,
p. 207.
8 Cm. S. Jung ar. Finlandare i Ryssland. ss. 49—50.
2*
35
ных, научных и промышленных деятелей, давала им воз-
можность развернуть свои способности на различном по-
прище в России. Это обстоятельство, независимо от того,
хотело ли российское правительство этого или нет, имело
немалое морально-политическое значение для укрепления
национального самосознания финского народа и для скла-
дывания его международного авторитета и престижа.
Начиная с конца XVIII в. Россия предоставляла свою
государственную, общественную и научную арену, имев-
шую всегда мировое значение, многим талантливым сы-
нам Финляндии, ставшим таким путем известными всему
миру или сумевшим развернуть свои дарования, приме-
нить свои административные способности в масштабах
громадной империи, не дав им увянуть в финляндском
приходском захолустье. Российское правительство не ос-
танавливалось никогда перед тем, чтобы поручать фин-
ляндцам самые ответственные государственные и военные
посты как в империи, так и за ее пределами. Вот несколь-
ко примеров: Ю. М. Норденстам — наместник Кавказа в
1829—1846 гг.; А. А. Этолен — военный губернатор Аляс-
ки в 1832—1845 гг.; Ю. X. Фурухьельм — военный губер-
натор Аляски в 1858—1864 гг. и генерал-губернатор
Восточной Сибири в 1865—1870 гг.; барон Ю. Ф. Ами-
нов — генерал-губернатор Туркестана и Закаспийского
края в 1870—1882 гг.: Казимир Эрнрут — военный министр
Болгарии в 1880—1881 гг.,азатем министр иностранных
дел и премьер-министр Болгарии, занявший этот пост по
протекции России; Оскар фон Кремер — начальник глав-
ного штаба военно-морских сил России в 1886—1896 гг.;
Т. К. Авелан — начальник главного морского штаба Рос-
сии в 1896—1903 гг. и военно-морской министр России в
1903—1912 гг.; А. Редигер — военный министр России в
1905—1909 гг.; О. Л. Старк — командующий Тихоокеан-
ским флотом России в 1904—1912 гг. и, наконец, О. П. Эн-
кель — видный деятель военной разведки царской России
накануне 1917 г.1 Мы уже не говорим о таких лицах, как
К. Г. Маннергейм и В. П. Ненонен, которые занимали
относительно скромные посты в царской армии накануне
революции. Излишне умножать эти примеры. Вполне оче-
виден главный вывод: административно-правовой, служеб-
1 J. Gallen, La Finlande militaire an temps du Grand Duchd
(1809—1917), «Revue International d’Historie Militaire», 1961, N 23,
pp. 208-209.
36
пой дискриминации финнов и шведов йе существовало.
Даже в период наибольшего обострения русско-финлянд-
ских отношений, каким было начало XX в., многие фин-
ляндцы находились на важнейших военных постах России.
3.	Следует подчеркнуть, что в период пребывания
Финляндии в составе России коренным образом измени-
лось ее военное положение. Страна перестала быть теат-
ром военных действий. Более того, она непосредственно
не участвовала в войнах в течение более 100 лет и не ис-
пытывала иностранного вторжения, за исключением крат-
ковременного занятия Аландских островов англичанами в
1854 г. Финляндия освободилась и от тяжелой рекрутчи-
ны. В 1809 г. русский царь дал заверение сейму, что
«кроме учреждения милиции и образования регулярных
войск на собственные Его Величества средства... никакой
другой способ рекрутской или же военной конскрипции
не будет иметь места в Финляндии» L В соответствии с
этим обещанием до 1867 г. Финляндия имела вербован-
ные войска, численность которых колебалась до 1854 г.
от 1600 до 4500 человек1 2, во время войны 1854—1856 гг.
они увеличились всего до 10 тыс. человек, а к 1867 г. по-
степенно сократились до первоначального минимума3.
С 1868 до 1881 г. Финляндия содержала лишь один гвар-
дейский батальон, да и то не полностью на свои средст-
ва4. С 1881 г., когда была введена всеобщая воинская
повинность, Финляндия получила уже не только факти-
чески, но и юридически особую национальную армию,
совершенно не связанную с русской армией. Эта армия
имела только одну цель — защищать Финляндию. Она не
могла быть выведена за пределы Финляндии. Это еще
более подчеркивало особое положение Финляндии в со-
ставе России. Кроме того, сама воинская повинность в
Финляндии была вчетверо легче, чем в России (9 человек
от 1000 вместо 36). В то же время в Финляндии резко
уменьшилось бремя военных расходов: разумеется, ни
о каких военных постоях и повинностях шведских вре-
1 Цит. по М. Бородкин, История Финляндии. Время им-
ператора Александра I, Спб., 1909, стр. 240.
2 А. Л ык о ш ин, Финские войска и воинская повинность в
Финляндии, «Энциклопедический словарь Брокгауза», т. XXXV а,
стр. 941.
3 Там же.
4 М. Бородкин, Краткая история Финляндии, Спб., 1911,
стр. 192.
37
мен не было и помину. Наоборот, постой русских войск
в портовых городах Финляндии приносил ежегодный до-
ход до 3 млн. рублей золотом L Если в России на оборон-
ные цели шло в конце XIX в. 28% государственного бюд-
жета, то в Финляндии — только 6,5 %. Практически это
означало, что русский налогоплательщик в среднем упла-
чивал на оборонные расходы 2 рубля 83 копейки, а фин-
ляндский подданный — лишь 1 рубль 35 копеек1 2. Зато в
силу небольшой численности финских национальных
войск материальное довольствие финского солдата было
в два-три раза лучше, чем русского. Вместе с тем Россия
в собственных интересах должна была осуществлять стра-
тегическую оборону Финляндии, и прежде всего защиту
своим Балтийским флотом обширного финляндского побе-
режья. В то время как Россия затрачивала на создание
и содержание своего военного флота сотни миллионов,
Финляндия не принимала в этом участия.
Таким образом, Финляндия находилась в исключи-
тельно выгодном положении с точки зрения обеспечения
своей безопасности.
Имея небольшие национальные вооруженные силы,
служившие в основном символом ее четкой политической
обособленности от России, Финляндия в то же время в
случае войны или иностранного вторжения могла рассчи-
тывать, что ее не дадут в обиду вооруженные силы круп-
нейшей державы континента.
4.	Финляндия обладала и другими обособленными от
России государственными учреждениями, являвшимися
солидными атрибутами ее национальной, политической и
экономической самостоятельности. Она имела к концу
XIX в. собственное национальное почтовое ведомство, вы-
пускавшее национальные почтовые марки, свою железно-
дорожную систему, свои финансы и собственную денеж-
ную единицу — марку, абсолютно не связанную с рус-
ским рублем.
5.	В социально-политическом и общественном отно-
шениях Финляндия была, не в пример России, развитой
страной. Она имела свою, совершенно независимую и обо-
собленную от России общественно-политическую жизнь,
свою систему политических партий, тесно связанных с
1 М. Бородкин, Краткая история Финляндии, стр. 193.
2 Там же, стр. 192.
38
историческими, национальными и классовыми особенно-
стями финляндского общества, столь не похожего на рос-
сийское. И эти партийно-политические особенности Фин-
ляндии также не затрагивались со стороны России и были,
так сказать, своеобразным доменом, вмешиваться в дела
которого русские власти юридически не имели права.
6.	Финляндия имела собственные налоги, поступав-
шие целиком на нужды края, а также такие исключи-
тельно важные финляндские источники доходов, как лес-
пое хозяйство и таможня, доходы от которых полностью
шли в финляндскую казну. Точно так же и все другие
виды доходов, получаемых в Финляндии, предназнача-
лись для самих финнов, а не для империи. Уже одно это
обеспечивало Финляндии более выгодное финансовое по-
ложение, чем коренным русским областям, не говоря уже
о других окраинах России.
7.	Русское правительство начиная с первой половины
XIX в. поощряло экономическое развитие Финляндии,
содействуя развитию как сельского хозяйства, так и осо-
бенно промышленности. Оно отменило средневековые, ос-
тавшиеся со шведских времен ограничения на занятие
промыслами, производствами и ремеслами для финнов и
регулярно снабжало казенными крупными заказами фин-
ляндских промышленников.
8.	В период пребывания в составе Российской импе-
рии в Финляндии широкое развитие получила националь-
ная внутренняя торговля, сложился национальный фин-
ляндский рынок. Одновременно вся внешняя торговля
перешла в руки финляндских купцов. Финляндия по-
лучила право осуществлять свою внешнюю торговлю с
другими странами без всяких ограничений. Она беспрепят-
ственно могла торговать со своей прежней метрополией —
Швецией: российское правительство не запретило торго-
вых отношений со шведами даже во время войны 1854—
1856 гг., когда на Балтике шли военные действия и когда
Швеция относилась к России враждебно.
Выгодное положение Финляндии в области торговли
дополнялось еще и тем, что она обладала правом торго-
вать беспошлинно с обширным русским рынком, в то
время как ввоз товаров из России в Финляндию облагался
пошлиной. Огражденная от России таможенной границей,
проходящей всего в 30 верстах от Петербурга, Финлян-
дия не только необычайно широко пользовалась вытекав-
шими из такого положения разносторонними экономиче-
39
скими выгодами, но и получала тем самым фактически
возможность в известной степени осуществлять свою
внешнюю политику.
Таким образом, к началу XX в. Финляндия, формаль-
но входя в состав империи, фактически обладала всеми
атрибутами и правами государства, состоявшего в лич-
ной унии, ибо общими у нее с Российской империей оста-
вались лишь глава государства — монарх — царь в Рос-
сии и великий князь в Финляндии, а также внешняя
политика, да и то с кое-какими фактическими изъятиями.
Такого положения в Российской империи не имела ни
одна другая национальная окраина. Даже такие древние,
в прошлом самостоятельные, национально сложившиеся
государства, как Крымское ханство и Грузия, присоеди-
ненные к России примерно в ту же эпоху, что и Финлян-
дия (Крым — в 1784 г., Грузия — в 1801 г.), полностью
утратили не только свою государственность, но и област-
ную автономию и были превращены в обычные губернии,
в то время как Финляндия, не бывшая государством до
присоединения, фактически стала - им в составе России,
а финны, бывшие до 1809 г. угнетенной народностью, вы-
росли в нацию.
Положение Финляндии было привилегированным не
только по сравнению с положением других национальных
районов России, но и в первую очередь по сравнению с
коренными областями Российской империи, по сравнению
с господствующей нацией — великороссами.
В Финляндии не было крепостничества, чиновничьего
гнета, тяжелой рекрутчины, непомерных налогов, нище-
ты и безграмотности подавляющей массы населения, как
это имело место в собственно России.
В начале XX в. Финляндия с ее трехмиллионным на-
селением была, по сути дела, передовой страной как в по-
литическом; так и в экономическом и культурном отно-
шениях.	-
Она имела демократическую парламентскую систему,
свои совершенно- легальные- политические партии, свои
высшие органы исполнительной и судебной власти.
- Ее хозяйство, возникшее и-сформировавшееся под се-
нью охранительных нЬшлин и разнообразных привилегий^
было хорошо организовано и процветало. Темйы -развития
финляндской промышленности начиная с 40-х гг. XIX в.
поражают своей стремительностью. В 1905 г. уровень про-
мышленного производства Финляндии увеличился в.
40
300 раз по сравнению с 1840 г.1 Только за последнюю
треть XIX в. число крупных промышленных предприятий
увеличилось в 5 раз1 2. Даже наиболее промышленно раз-
витую часть России — европейскую с ее центральным
промышленным районом, Петербургом, Баку, Донбассом
и уральским районом, Финляндия по темпам развития
опережала (в расчете на душу населения) в 1,5 раза.
И это не удивительно. Финляндская металлургия была
полностью освобождена от налогов, в то время как ураль-
ская была задавлена ими начиная с XVIII в. Изделиям
финляндской лесобумажной промышленности был пре-
доставлен беспошлинный доступ на русский рынок, что
вызывало ежегодные потери русской казны на сумму 20—
23 млн. золотых рублей, попадавших, помимо стоимости
лесотоваров, в карманы финляндских промышленников.
Вот почему 2/з финляндского экспорта в конце XIX в.
составляли лесоизделия, главным потребителем которых
была Россия. Передовым и рентабельным было и фин-
ляндское сельское хозяйство, обслуживающее Петербург-
ский промышленный район и столицу империи. Оно бур-
по развивалось начиная с 60-х гг. XIX в. как в основном
молочное животноводство, и к концу XIX в. Финляндия
по поголовью коров на душу населения вышла на первое
место в Европе (400 коров на каждую 1000 человек).
За годы пребывания в составе империи Финляндия
необычайно развила свою транспортную сеть — железно-
дорожную, шоссейную, водную. Было сооружено два де-
сятка искусственных каналов, в том числе такой значи-
тельный, как Сайменский.
Особое развитие получил в Финляндии морской торго-
вый флот, что резко отличало ее от России. В 1826 г. в
Финляндии было всего 250 небольших парусных шхун
водоизмещением около 40 тыс. бр. per. т, а в 1907 г.—
1760 судов, в основном паровых, водоизмещением 325 тыс.
бр. per. т.
Уже к концу 60-х гг., когда Россия еще фактически
пе имела:своего торгового флота, Финляндия обладала
тоннажем в 220 тыс. бр. per. т, занимая. 12-е место в Мйрё
по тоннажу на душу населения. (В то же самое время Гол-
1 Д. С. Тризна, Финляндия за 100 лет в составе ” России
(1809-1909), Спб., 1911, стр. 54.
2 М. К о v е г о, Suomen vientiteollissuus, Helsinki, 1926, ss. 85,
92, 96, 200.
41
ландия занимала 8-е место, США — 9-е, Дания — 10-е, Шве-
ция и Норвегия — 7-е, а Россия — 25-е Ч) Даже Франция
и Германия были соответственно на 20-м и 15-м месте.
Полнокровие финляндской экономики хорошо отра-
жалось на ее цветущем финансовом здоровье. Бюджет
Финляндии с 1868 по 1908 г. вырос с 9,5 млн. до 57 млн.
рублей, в сберкассах Финляндии хранилось вкладов на
сумму втрое большую, чем в банках всей европейской ча-
сти Российской империи, что в пересчете на душу насе-
ления означало, что средний финн был богаче (только
по одним вкладам) среднего русского более чем в 50 раз!
Выше мы уже говорили, что культурный уровень фин-
ляндской окраины был в несколько раз выше, чем в Рос-
сии. Приведем здесь лишь главные итоговые данные, по-
казывающие, какой прогресс был достигнут в Финляндии
лишь в течение нескольких десятилетий «русского господ-
ства».
Медицинское обслуживание: в 1835 г. во всей Финлян-
дии было 8 штатных врачей, а в 1901 г.—198 больниц,
31 приемный покой, 5063 больничные койки.
Образование: в 1828 г. было одно высшее учебное за-
ведение с 339 студентами, а в 1901 г.— три высших учеб-
ных заведения на 2000 студентов; в 1835 г. во всей Фин-
ляндии было всего три гимназии, а в 1901 г.— бЬлее 3 тыс.
учебных заведений, и все население поголовно грамотное.
Печать: в начале XIX в. в Финляндии издавалась все-
го одна газета на шведском языке, а в начале XX в. в
стране издавалось 328 газет, из них 232 — на финском язы-
ке, 92 — на шведском, 3 — на немецком и 2 — на русском.
Таким образом, русские газеты составляли немногим бо-
лее лишь полпроцента общего числа финляндских газет,
то есть были поставлены в худшее положение, чем ино-
странные цериодические издания (по тиражу они были
меньше немецких и, кроме того, одна из них была узко-
ведомственной) .
Но положение Финляндии было благоприятным не
только по сравнению с Россией, но и по сравнению с по-
ложением таких ее скандинавских соседей, как Норвегия
и Исландия, входивших в то время в состав Швеции и
Дании. Прежде всего финляндцы получили от России
1 X. Вольдемар, Статистико-критический обзор вопросов,
касающихся торгового флота России» М., 1868, стр. 193 (табл,
к стр. 72),	\
42
больше всевозможных привилегий и прав, чем норвежцы
от Швеции и особенно исландцы от Дании. Причем эти
права были приобретены без всякой борьбы. А ведь Нор-
вегия была по отношению к Швеции союзным, состоящим
лишь в личной унии государством и, следовательно, юри-
дически должна была пользоваться гораздо большей неза-
висимостью, чем Финляндия. На самом же деле Финлян-
дия была более обособлена от России, чем Норвегия от
Швеции и Исландия от Дании.
Это означало, что Финляндия фактически оказалась
почти через 100 лет после присоединения к России в по-
ложении реальной унии с Россией, хотя юридически это
положение и не было ясно и четко закреплено. Во вся-
ком случае, ни о какой политической, правовой или эко-
номической дискриминации финнов не могло быть и речи.
Несомненно, у большинства читателей возникает воп-
рос, чем же объяснялась такая особая политика царизма,
российских правительств на протяжении целого столетия
в отношении Финляндии, чем руководствовалась верхов-
ная власть великой державы, предоставляя привилегии
маленькому финскому народу, когда буквально сотни
других народов империи, и среди них — многомиллион-
ные нации, были лишены элементарнейших прав?
И, во-вторых, если царизм был столь щедр и велико-
душен в отношении Финляндии, если не существовало
национально-культурного угнетения финского народа,
не проводилась его русификация, не было ни правовой,
ни политической, ни экономической дискриминации фин-
ляндцев и Финляндии в целом, то чем же тогда объяснить
несомненный и совершенно реальный факт возникнове-
ния на рубеже XIX и XX вв. резкого обострения русско-
финляндских отношений, обострения, быстро прогресси-
ровавшего и оказавшегося чрезвычайно устойчивым?
Как и почему возникло это обострение, что послужило
к нему поводом и каковы были его глубинные причины?
Ответом именно на эти вопросы мы и займемся в сле-
дующих главах.
43
Глава V
Что обусловливало особое отношение
царизма и Финляндии?
История столетнего пребывания Финляндии в составе
Российской империи неопровержимо свидетельствует, что
существовало два обстоятельства, которые неизменно на
протяжении века оказывали определяющее влияние на
политику царизма в отношении Финляндии. Одно из них
носило преимущественно внешнеполитический характер,
другое — внутриполитический. Но оба они играли роль
самых важных, самых существенных мотивов, заставляв-
ших российское правительство с неизменной последова-
тельностью осуществлять в отношении Финляндии ясно
выраженную линию односторонних уступок.
Этими обстоятельствами были: во-первых, военно-стра-
тегическое значение Финляндии и, во-вторых, преданность
финляндцев престолу, монархии, установленному государ-
ственному строю и общественному порядку, их слепая
вера в законность всего существующего, их политический
консерватизм, короче говоря, политическая благонадеж-
ность финляндского общества.
Ниже мы увидим, насколько оба эти фактора были
значительны, насколько они направляли и регулировали
финляндскую политику царизма и в какой степени они
оказались постоянно действующими.
Но, прежде чем приступать к изложению фактической
стороны вопроса, следует обратить внимание на три весь-
ма важных теоретических положения, без учета которых
нельзя правильно истолковать политику России в отноше-
нии Финляндии.
Во-первых, следует напомнить, что нельзя механиче-
ски распространять оценки, сделанные классиками марк-
сизма в отношении какого-либо совершенно конкретного
исторического факта, на всю историческую картину, пред-
шествовавшую этому факту. Так, неправомерно перено-
сить оценку манифеста от 3 февраля 1899 г. и изданного
на его основании закона от 29 июня 1901 г., которые
В. И. Ленин резко критиковал за нарушение конституци-
онных прав Финляндии \ на всю оценку разнообразных —
1 См. В. И. Л е н и н, Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 352—
357 (подробнее о манифесте, его критике и последствиях см. ниже).
44
политических, экономических и культурных — отношении
между Россией и Финляндией в XIX в. Однако именно
такое перенесение оценки конкретного исторического фак-
та на всю совокупность русско-финляндских взаимоот-
ношений на протяжении столетия встречается в истори-
ческой литературе довольно часто *. И это ведет, естест-
пепно, к ошибочным толкованиям исторических событий.
Во-вторых, нельзя путать мотивы той или иной поли-
тики и ее результаты, точно так же как нельзя отож-
дествлять желаемую цель действий и вытекающие из них
результаты. На эту разницу и значенир ее учета при ис-
торическом анализе указывал еще Ф. Энгельс1 2.
Не следует забывать, что, каковы бы ни были мотивы
финляндской политики царизма, из каких бы интересов
ни исходил царизм (безопасность империи, стратегиче-
ские соображения, поддержка консервативных элементов
и т. д.), это никоим образом не меняет самого по себе
специфического характера этой политики, не снижает ее
исторически положительного значения для Финляндии.
В-третьих, при историческом анализе нельзя упускать
из виду, отбрасывать своеобразие или отступление от об-
щего правила в политике классового противника. Его надо
объяснить.
В. И. Ленин неоднократно подчеркивал в этой связи,
что игнорировать определенные исторические факты лишь
па том основании, что они исходят от империалистов, вме-
сто того чтобы объяснить подлинные причины того или
ипого своеобразия империалистической политики в кон-
кретной исторической ситуации, есть карикатура на марк-
сизм. Как на один из источников такого своеобразия
В. И. Ленин совершенно определенно указывал на воен-
но-стратегические мотивы, которые порой имеют решаю-
щее значение для формирования характера политических
отношений государств. Империалистам «иногда прямо
1 См. О. J u s s i 1 a, Ystavallinen Venaja ja ymmartamaton
Suomi, Neuvostoliittolainen nakemys Suomen ja у Venajan suhtei-
den historiasta, ss. 293—301; H. Pipping, Var han del under
fsartiden, 26.11.1969; «Ystava — vihollinen?», «Nootti», 1969, N 12.
Па неправомерность такого механического перенесения оценок
и советской исторической литературе уже обращалось внимание
(см. И. И. Кяйвяряйнен, К вопросу об оценке присоедине-
ния Финляндии к России в 1809 году, «Ученые записки Петро-
заводского государственного университета», т. VI, вып. 1, Петро-
заводск, 1957, стр. 67—70).
2 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 306.
45
выгодно... для их империалистской политики..,— писал
В. И. Ленин,— дать как можно больше демократической
свободы, вплоть до государственной независимости, от-
дельным маленьким нациям, чтобы не рисковать порчей
«своих» военных операций» *. При этом В. И. Ленин не
только ссылался на пример отделения Норвегии от Шве-
ции, по поводу которого и написана цитируемая статья1 2,
не только доказывал, что «норвежский» вопрос может
стоять и в России, но и прямо указывал на пример Фин-
ляндии, которая «по чисто военным и стратегическим со-
ображениям... впоцне может стать отдельным государст-
вом» 3.
«Забывать своеобразие политических и стратегиче-
ских соотношений,— заключал свои выводы Ленин,— и
твердить, кстати и некстати, одно только заученное сло-
вечко: «империализм» — это совсем не марксизм»4. Памя-
туя это ленинское указание, приступим к рассмотрению
влияния двух факторов — политического и военного — на
формирование финляндской политики царизма.
Политическая благонадежность финляндского общества5
Не будет преувеличением утверждать, что политической
благонадежности как отдельных лиц, так и целых соци-
альных групп населения или общественных движений
1 В. И. Ленин,	Полное	собрание	сочинений,	т.	30,	стр.	102.
2 Там же, стр.	99—106.
3 Там же, стр.	105.
4 Там же, стр.	102.
6 Понятие «финляндское	общество»	меняло	свое	содержание
за столетний период. С 1809 по 1863 г. это было архаичное со-
словное общество, в общественно-политической жизни которого
доминировало консервативное шведское чиновничество, а реаль-
ная политическая власть находилась в руках титулованного и
нетитулованного шведского дворянства и отчасти городского
бюргерского патрициата. Они-то и держали в «страхе божьем»
весь остальной финляндский народ; они-то и были теми «фин-
нами» и «финляндцами», с которыми контактировала офици-
альная Россия. После 1863 г. возросла роль зажиточного швед-
ского бюргерства. Одновременно произошел раскол финляндского
общества на два национальных лагеря — «фенноманов» (фин-
ских патриотов) и «пгведоманов». Оформление этих лагерей в
политические партии относится к 80-м гг. Выразителем интере-
сов финляндского общества, которое с этого времени уже можно
называть буржуазным (хотя сословное деление все еще сохра-
нялось до начала XX в.), становится все более торгово-промыш-
ленная буржуазия, сохранявшая деление по национальному при-
знаку на шведскую и финскую до середины 90-х гг. Поэтому, го-
46
российское самодержавие придавало гораздо большее зна-
чение, чем какая-либо иная государственная власть.
Начиная с эпохи французской революции русский ца-
ризм стал обращать на этот фактор столь пристальное
внимание, что вскоре последний превратился в глазах го-
сударственной власти и особенно в глазах полицейско-
бюрократического аппарата России в первостепенный по-
казатель, по которому судили о прочности режима, в
своего рода единственный универсальный термометр, пока-
зывавший состояние внутриполитического здоровья ца-
ризма. Гипертрофированному вниманию к этому фактору
способствовали исторические условия в России: наличие
самодержавной, абсолютной власти и на ее фоне особенно
события начала XIX в.— восстание декабристов (14 де-
кабря 1825 г.), сильно напугавшее самодержавие и на-
долго укрепившее почти патологический страх царизма
перед всякими общественными движениями, не проник-
нутыми духом самого раболепного верноподданнства.
Отсюда понятно, что любые проявления политической
реакционности, консерватизма, а тем более открытые про-
явления преданности монархии и лично монарху встре-
чались и самодержавием, и всем царским бюрократиче-
ским аппаратом с необычной благожелательностью и им
придавалось столь же преувеличенное значение, как и
опасности всяких иных, немонархических воззрений.
Так сложился примитивный, схематический и чисто фор-
мальный подход к оценке внутриполитического положения
империи, подход, который открывал широкий простор
для создания искаженной картины обстановки в стране,
подход, согласно которому желаемое легко могло быть
принято за действительное.
Уже к концу царствования Александра I Финляндия
приобрела хорошую репутацию как страна поголовной
политической благонадежности. В 1824 г., после 15-лет-
пего пребывания Финляндии в составе России, генерал-
воря О господствующих классах ИЛИ правящих кругах Финляндии,
мы не употребляем выражение «финляндская буржуазия» ранее
80-х гг. G середины 90-х гг. национальное деление буржуазии те-
ряет былое значение, поскольку с этих пор националистическая
финская и шведская буржуазия перестают выступать как про-
тивники друг друга, объединяясь на классовой и внешнеполити-
ческой основе. Рабочее движение в Финляндии дает* о себе знать
лишь в самом конце XIX в., но по-настоящему выходит на обще-
ственно-политическую арену как самостоятельная сила лишь во
время революции 1905 г.
47
Губернатор А. А. Закревский докладывал: «Верность й
преданность царю и отечеству — сии всегдашние качест-
ва финского народа — остаются залогом благодарности
и любви его к монарху». «Общественный порядок и тиши-
на во всем — ненарушимы». С тех пор эта фраза лишь
с незначительными стилистическими вариациями, по су-
ществу, стала стереотипной в докладах всех высших пред-
ставителей русской власти в Финляндии, направляемых
на имя монарха. И это была не только фраза. В верности
и преданности финляндских сословий престолу, монархи-
ческому принципу цари не имели оснований сомневаться.
Они были глубоко уверены в этом почти вплоть до конца
90-х гг. Об этом свидетельствовали не только доклады
должностных лиц, но и личные наблюдения царей и, глав-
ное, сравнения внутриполитических настроений в Фин-
ляндии и в империи. Надо сказать, что эти сравнения
были не в пользу России, где буквально не проходило и
года, чтобы не случилось крестьянских волнений, голод-
ных бунтов, восстаний и других «беспорядков» и «нару-
шений спокойствия», в то время как в Финляндии самым
большим «беспорядком» в XIX в. мог быть кошачий кон-
церт, устраиваемый студентами какому-либо профессору.
Вот почему в отношении Финляндии, не знавшей такого
явления, как общественные беспорядки, исподволь стала
складываться иная, чем в отношении остальной империи,
практика осуществления внутриполитических мер. Даже
те полицейские мероприятия, которые были рассчитаны
на неукоснительное проведение на всем пространстве им-
перии, в Финляндии выполнялись либо спустя рукава,
с запозданием, либо вовсе не выполнялись, так как в них
не было необходимости. Так, например, еще в 1822 г.
царское правительство особым указом запретило тайные
общества в России, но на Финляндию это требование
не было распространено. Когда же после восстания де-
кабристов в 1825 г. новый царь, Николай I, особенно за-
беспокоился о тщательном исполнении полицейских мер
во всем государстве и распространил в мае 1826 г. особым
рескриптом указ 1822 г. на Финляндию, то он, не спеша,
был выполнен финляндским сенатом лишь год спустя, в
1827 г., причем подчеркнуто верноподданнически. Царю
был представлен исчерпывающий список членов «тайных
обществ» вроде «Дубовая долина верности», «Пылающая
звезда», «Космополитическое общество», различных ма-
сонских лож и орденов, куда вполне легально входила
48
добрая сотня самых высокопоставленных чиновников Фин-
ляндии, цвет ее аристократии. Но среди них, как писал
препровождавший список референдарий-секретарь сената
И. Ф. Стихеус, «не было ни одного, который бы не раз-
делял беспредельнейшее благоволение и верность госуда-
рю». Неудивительно, что даже Николай I отнесся спо-
койно к подобным финляндским «заговорщикам». Еще
более укрепилось доверие царизма к «благонамеренным
финляндцам» после польского восстания 1831 г., которое
пе только не пробудило в Финляндии к себе сочувствия,
по и вызвало, как писал современник событий историк
II. К. Шильдер, «отвращение и негодование к ненавист-
ному предприятию зачинщиков бунта» Ч Объясняя эту
слишком благоприятную для царизма и потому порази-
тельную даже для русских властей реакцию всех фин-
ляндских сословий на борьбу польских повстанцев, Шиль-
дер добавляет: «Кто имеет хотя бы малейшее понятие о
праве и характере финляндской нации и о действительном
положении княжества, знает, впрочем, и то, что собствен-
ная революция в Финляндии даже невозможна». «Взгляд
па различные классы народа в Финляндии подтверждает
мнение о невероятности мятежа в сем княжестве». Дей-
ствительно, финские войска участвовали в подавлении
польского восстания с таким примерным усердием, что
получили особую награду царя: георгиевское знамя, при-
чем, как писал русский историк М. М. Бородкин, «благо-
расположение государя к батальону отражалось на его
благорасположении к краю: финский батальон являлся
тогда единственным представителем Финляндии, по кото-
рому русские делали свои заключения о всей окраине» * 2.
Сам Николай I называл своих финляндских подданных
не иначе, как «верные финны, усердные слуги престола
и отечества». И это официальное мнение полностью со-
ответствовало подлинному убеждению царя и его тайной
полиции. Как раз в августе 1831 г. генерал-губернатор
А. А. Закревский представил царю особо секретную запис-
ку «О расположении умов в Княжестве Финляндском»,
где подчеркивал, что «тишина и спокойствие вообще со-
храняются настолько, сколько того всегда желать дол-
жно» 3. Выводы А. А. Закревского были полностью под-
' Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
императора Николая I, Спб., 1915, стр. 90.
2 Там же, стр. 83.
8 Там же, стр. 150.
49
тверждены майором Эренстолпе, объехавшим в ноябре
1831 г. Финляндию по специальному повелению царя и
донесшим о «спокойном и безропотном повиновении на-
селения правительству» \ а также жандармским полков-
ником И. Вульфертом, доносившим лично Бенкендорфу1 2.
Таким образом, появившаяся в «Московских ведомо-
стях» в 1832 г. информация о финнах как о народе, кото-
рый «искренне предан российскому престолу и монарху
и готов каждую минуту жертвовать для доброго царя иму-
ществом и кровью», была не просто словами, а покоилась
на жандармских отчетах и сводках о положении дел в
Финляндии.
В течение 30—40-х гг. как руководящие сферы, так и
общественность России непрерывно получали аналогичные
заверения в благонадежности финляндцев и в конце кон-
цов привыкли смотреть на это как на неизменное, врож-
денное финское качество.
«Во всех выражениях народного чувства,— доносил
царю в 1844 г. генерал-губернатор Финляндии князь
Меньшиков, — видна прочная верноподданническая пре-
данность престолу монаршему и признательность к по-
печениям Вашего императорского величества о благосо-
стоянии края... По врожденным свойствам финна он бо-
лее всего страшится прикосновения к привычным формам
его быта, при всякой резкой перемене его недоверчивое
воображение грозит ему отчуждением родного языка и
закона, которые он любит, как самого себя...» Именно
эта привычка к рутинному ходу событий, этот консерва-
тизм общественной жизни Финляндии особенно успокои-
тельно, почти убаюкивающе действовали на царизм,
убеждая его в искренности верноподданнических чувств
финнов. У современного читателя может возникнуть сом-
нение: не были ли эти донесения обычной чиновничьей
лестью. Такое предположение отпадает, если сравнить
донесения из Финляндии со сведениями, поступавшими из
других частей империи, а также если обратиться к тем
донесениям, где отсутствуют верноподданнические оборо-
ты и охарактеризована лишь обстановка в Финляндии.
«Никаких следов тех политических заблуждений, кои
нарушают благоденствие многих других стран, никакого
сопротивления правительству или расположения осуждать
1 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время им-
ператора Николая I, стр. 151.
2 Там же, стр. 524—525, 527.
50
его действия я не мог заметить»,— писал в 1837 г. в одном
из своих рапортов царю министр-статс-секретарь граф
Ребиндер. «Читал с особым удовольствием»,— наложил ре-
золюцию Николай I на этот документ Ч
Даже бурный и революционный во всей Европе 1848 г.
прошел в Финляндии спокойно. Заверения местных вла-
стей о лояльном поведении финляндцев не прекращались.
«Спешу донести, что в здешнем крае все спокойно,— пи-
сал Меньшикову в конце марта 1848 г. помощник фин-
ляндского генерал-губернатора П. И. Рокосовский,— и с
самого моего приезда доходили до меня только одни от-
голоски о совершенной преданности государю императо-
ру...» 1 2. «Даже со стороны студентов не замечалось ника-
ких выступлений» 3,— замечает по поводу 1848 г. в Фин-
ляндии русский историк М. Бородкин. В соответствии с
этим царское правительство не распространило на Фин-
ляндию те меры предосторожности, которые были приня-
ты в империи.
Война 1853—1856 гг. также не внесла изменений во
внутриполитическое положение в Финляндии. Финны ос-
тавались «спокойными и рассудительными», несмотря на
то что в Швеции в это время готовы были думать, будто
Финляндия только ищет случая к восстанию против ца-
ризма. «Это самое радикальное заблуждение, которое
только можно себе представить! — восклицал по этому
поводу проф. Эмануэль Ильмони в письме к своим друзьям
в Стокгольм.— Я свято могу заверить, что Финляндия
считает себя счастливой под русской властью, искренне
верна и предана государю».
Почти в то же самое время — в августе 1854 г.—
К. Маркс и Ф. Энгельс писали в своей корреспонденции
в «Нью-Йорк дейли трибюн», приводя слова из газеты
«Гамбургер корреспондент», что русское правительство,
будучи уверено в чувствах финского населения, издало
приказ о распределении оружия среди способных к обо-
роне людей с целью дать им возможность противостоять
попыткам высадки английского десанта на побережье
Финляндии4. И в дальнейшем на протяжении Крымской
1 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
императора Николая I, стр. 528.
2 Там же, стр. 532.
9 М. М. Бородкин, История Финляндии. Время императора
Александра II, Спб., 1908, стр. 109.
4 См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 10, стр. 339.
51
войны К. Маркс и Ф. Энгельс неоднократно подчеркивали,
что именно внешняя опасность — мародерские нападения
Англии на финляндское побережье — могут лишь «проч-
нее связать Финляндию с Россией» !, примирить «финнов
с русским господством» 1 2. Таким образом, в 50-х гг. XIX в.
ни о каком недовольстве или нелояльности финляндского
населения к России вопрос еще не стоял.
Не изменилось положение в Финляндии и в 1861 г.,
когда вся Россия была возбуждена отменой крепостного
права. Это грандиозное событие для всей остальной импе-
рии прошло совершенно незамеченным для финнов, так
как не касалось, не затрагивало их, поскольку в Финлян-
дии крепостного права не существовало. Явная отчуж-
денность Финляндии от проблем русской жизни нисколько
не колебала в то же время лояльности финнов царизму,
престолу. То, что в Финляндии не отождествляли царя
и Россию, совершенно ясно видно из записки сенатора
аф-Бруннера, составленной для Александра II в 1861 г.,
где говорилось: «Всякий, кто ближе познакомился с ха-
рактером финского народа, найдет, что дух финского
характера, живущий в груди народа, есть чисто монар-
хический». «Из сего, однако, не должно заключать, что
эта любовь и преданность монарху и императорскому до-
му простирается также и на русский народ, к которому
доселе не было симпатий по многим причинам, каковы
суть: различие религий, характера, нравов и обычаев и
прочее. Но это, впрочем,— успокоительно добавлял автор
записки,— не препятствует обоим народам жить друг с
другом в мире и дружбе». Однако царизм не особенно
беспокоился об отсутствии тесных дружеских уз между
народами России и Финляндии. Царское правительство
вполне было удовлетворено фактом верности финнов мо-
нархии и даже склонно было отождествлять этот факт с
верностью Финляндии России. Что же касается дружбы
между финским и русским народами, то именно ее отсут-
ствие было положительным моментом в глазах царизма,
одним из краеугольных камней политики которого было
разобщение народов империи, девиз «разделяй и власт-
вуй». Это обстоятельство объясняет нам весьма многое
в дореволюционных русско-финляндских отношениях: и
уступки царизма Финляндии, и его равнодушие к расту-
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Соя., т. 11, стр. 398.
2 Там же, стр. 618.
52
щей изоляции финляндского общества от русского. Ус-
тупки эти делались Финляндии не только потому, что
царизм хотел таким путем оплатить особую лояльность
финнов, но и потому, что углублявшиеся в результате
этих уступок различия в положении России и Финляндии
совершенно не беспокоили царизм (до поры до времени)
и согласовывались с его принципами внутренней поли-
тики. Все крупные уступки, сделанные главным образом
в 60—70-х гг. XIX в., а именно установление парламент-
ского строя (периодический созыв сеймов), национальной
армии, денежной единицы, привязанной к золотому фран-
ку, а не к серебряному рублю, не говоря уже о националь-
ной системе мер и весов и др., были направлены в ко-
нечном счете на обособление Финляндии от России и в
значительной степени создавали технические и матери-
альные неудобства в отношениях между Финляндией и
Россией.
На Западе склонны были объяснять такие уступки
исключительно тем давлением, которое оказывали на ца-
ризм как обстановка в Европе, так и события в Польше
(восстание 1863 г.), которые якобы заставляли царизм
бояться аналогичного восстания в Финляндии, могущего
будто бы окончиться вмешательством Швеции. Разуме-
ется, эти соображения отчасти имели место, однако их не
следует преувеличивать. Именно на основе преувеличен-
ного (и неверного) представления о значимости давления
финляндских правящих кругов совместно с Западом на
Россию впоследствии родилось стремление продолжать
оказывать давление для получения уступок и на Совет-
скую Россию. Между тем царизм шел на уступки Фин-
ляндии, в значительной степени исходя из внутриполи-
тических соображений, добровольно оплачивая таким
путем преданность финляндцев монархии. В тронной ре-
чи царя на открытии сейма 1863 г. недаром подчеркива-
лось, что депутатам своей деятельностью и прежде всего
своей «умеренностью и спокойствием при суждениях»
предстоит доказать, что «в руках народа мудрого, гото-
вого действовать заодно с государем, либеральные учреж-
дения не только не опасны, но и составляют залог порядка
и благоденствия» Ч И действительно, как отмечает
М. М. Бородкин, «Финляндия мирно перешла к либераль-
1 Цит. но М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
императора Александра П, стр. 168.
53
ным преобразованиям» ', опять-таки в противоположность
коренной России, где реформы 60-х гг. породили не толь-
ко рост революционных настроений в среде русской ин-
теллигенции, но и крестьянские волнения в большинстве
губерний. Неудивительно поэтому, что конституционно-
монархические эксперименты царизма в Финляндии го-
рячо приветствовали и одобряли как раз не прогрессив-
ные, оппозиционные элементы в русском обществе, а,
наоборот, самые верноподданные, славянофильские, кон-
сервативные слои русского дворянства и чиновничества.
Все газеты, кроме «Московских ведомостей», приветство-
вали финляндский сейм как радостное для России собы-
тие1 2. Оно, по словам «Отечественных записок», было
знаменательно тем, что «показывало меру тех преиму-
ществ и прав, которыми могут пользоваться под русским
скипетром завоеванные нами провинции, когда они ведут
себя смирно» 3. Ту же самую мысль выражал менее пря-
молинейно и топорно известный славянофил И. С. Акса-
ков: «Наконец, в Финляндии сейм! Финляндия ликует и
празднует, и Россия искренним сердцем радуется вполне
законной и светлой радости честного, трезвого, здорового
финляндского населения». Это событие доказывает, писал
далее Аксаков, «как спокойно и свободно могут жить и
благоденствовать под покровом России даже совершенно
чуждые ей народности, если только их развитие совер-
шается не в духе вражды и ненависти к России...» 4.
Таким образом, совершенно ясно, что реформы 60—
70-х гг. в Финляндии были в значительной степени пла-
той царизма за консерватизм и монархические взгляды
финляндских сословий, доказанные не только в предше-
ствующие десятилетия, но и в течение второй половины
XIX в. Будь у царизма хотя бы малейшие сомнения в
верноподданнической преданности финнов престолу и мо-
нархии, никакие уступки не имели бы места. Царское
правительство шло на них не ради заигрывания с финна-
ми, не ради того, чтобы задобрить их на будущее в ожи-
дании каких-либо беспорядков, как об этом ошибочно
думали и антирусская печать в Западной Европе, в ча-
1 М. М. Бородкин, История Финляндии. Время императо-
ра Александра II, стр. 168.
2 См. «Северная пчела», 1863 г., № 305.
3 «Отечественные записки», 1863 г., № 9, стр. 132.
4 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
императора Александра II, стр. 170.
54
стности в Швеции, и русские эмигранты-бакунисты, не
знавшие положения в Финляндии, а, наоборот, за то, что
финны доказали на деле свою лояльность режиму, и по-
тому, по мнению царизма, можно было безбоязненно до-
верять им. Вот почему либеральные эксперименты в этой
обстановке абсолютно не страшили царизм. Он действо-
вал наверняка, зная, что ничем не рискует в Финляндии.
Более того, со временем у Александра И, по-видимому,
все более зрела мысль превратить Финляндию в своеоб-
разную конституционно-монархическую витрину, которая
служила бы образцом как для остальной России, так
и для Запада своим «спокойствием и порядком», своим
строгим поддержанием «закона». Именно в этот период
со стороны финляндских правящих кругов особенно на-
стойчиво подчеркивалось уважение Финляндии и фин-
ляндцев к «силе закона» в противовес физической силе,
насилию. «Закон — наша единственная защита, наш един-
ственный оплот»,— эти слова Ф. Виллебрандта, сказанные
в 1863 г. в связи с полемикой о правах Финляндии в
«Московских ведомостях», были в эту пору принципиаль-
но важны для царизма, боровшегося с анархистскими
течениями в России и испытывавшего чисто физический
страх перед действиями боевых организаций народоволь-
цев, организовавших ряд покушений на Александра II Ч
Весьма показательно, что в отношении всех этих по-
кушений большая часть финляндской общественности за-
нимала совершенно определенную позицию: она самым
категорическим образом осуждала революционеров; фин-
нам претил, был антипатичен сам образ их действий и
направленность этих действий против монарха1 2. Монар-
хические, верноподданнические чувства финляндцев ос-
тавались неизменными и в 80-х гг. XIX в., такими же,
как и полвека назад, в 30-х гг. Постоянство этого фактора
(несмотря на изменившуюся к этому времени историче-
1 В 1866 г.—выстрел Д. В. Каракозова, в 1867 —А. И. Бере-
зовского, в 1879, весной,— выстрел А. К. Соловьева и осенью —
мина на Московской железной дороге, в 1880 — взрыв, организо-
ванный С. Н. Халтуриным в Зимнем дворце, и, наконец, в марте
1881 г.— бомба И. И. Гриневицкого.
2 Жандармскому управлению удалось выявить лишь един-
ственный факт сочувствия убийству Александра II со стороны
финляндского офицера Отто Гренгольма, который радовался, од-
нако, тому, что убили «русского», но сожалел, что этим русским
был монарх (донесение 23 марта 1881 г. начальника финлянд-
ского жандармского управления, ЦГИАМ, ф, 102, д. 3, 1881 г.,
од. хр. 218, л. 1—3).
скую обстановку в Финляндии) убеждало царизм дейст-
вовать в направлении уступок. Эта политика во второй
половине XIX в., особенно в последней четверти, стала
вызывать все большие и нарастающие недоумения со сто-
роны различных слоев русского общества, как дворянст-
ва, так и особенно растущей русской буржуазии, что
находило выражение в нападках на чрезмерные привиле-
гии Финляндии и, как на причину этих привилегий, на
«неразумность, мягкотелость, непоследовательность» цар-
ской политики. «Грустно для каждого русского видеть,
что завоеванная русской кровью провинция пользуется
такими правами и преимуществами, которых не имеет
Россия» !,— писал в 1882 г. в берлинском издании рус-
ский дворянин-оппозиционер Г. Д. ТЦербачев. Людям,
подобным ему, такое пристрастие самодержавия к Фин-
ляндии казалось неправомерным. «Если Финляндия имеет
свое представительное собрание, то какие же могут быть
причины, лишающие Россию права на такое политическое
устройство? Неужели русское дворянство менее предано
своему царю, чем финляндские бароны? И неужели рус-
ский народ не так любит своего царя, как бывшие швед-
ские подданные финны?» — задавал он вопрос, на который
подразумевал утвердительный ответ. Однако как ни па-
радоксально, но ответ следовало дать отрицательный.
Именно потому, что пи одному русскому сословию царизм
не мог доверять, именно потому, что он не был уверен в
верности не только недавно вышедших из крепостной за-
висимости крестьян, но и в верности дворянства (вспом-
ним Радищева, декабристов и др.), в России невозможны
были преобразования, вполне допустимые в верноподдан-
ной, монархической по духу, консервативной Финляндии.
Этого не могли попять даже многие приверженцы
царизма в России, русские монархисты. Они недооцени-
вали значение финляндской политической благонадежно-
сти как важного составного фактора всей финляндской
политики : царизма, не . видели: особых, исключительно
прочных по сравнению с Россией позиций консерватизма
вт Финляндии и потому не могли понять, отчего, русские
Монархи так «избаловали/финнов». Вот почему,, как. пи
поразительно это-слышать»:в России во второй половине
XIX в. всё чаще стала; раздаваться критика финляндской
политики царизма, причем критика справа: царизм обви^
1 (Г. Д. ТЦербачев), Russlands jetzige Lage, Б., 1882.
56
няли в слабости, мягкотелости, непоследовательности, в
то время как русские монархи с почти фанатической
последовательностью исходили в своей политике в отно-
шении Финляндии из фактора политической благонадеж-
ности страны. Показательно, что Александр II, пытаясь
разъяснить мотивы политики царизма в Финляндии та-
кому ярому монархисту, как Катков, который никак не
мог взять в толк, отчего монарх столь милостив к каким-
то чухонцам, говорил ему в личной беседе 20 июня 1866 г.:
«Не надо как бы колоть и раздражать происхождением...
Все могут быть верными подданными и хорошими граж-
данами...» Ч Именно это обстоятельство имело для россий-
ского правительства решающее значение. Уверенность в
преданности финляндцев престолу была для царизма осо-
бенно важна потому, что Финляндия была пограничной
страной, расположенной к тому же вблизи столицы импе-
рии. Таким образом, в соединении с военно-стратегиче-
ским значением этой территории для России фактор поли-
тической благонадежности населения приобретал, естест-
пепно, первостепенную роль.
При этом необходимо подчеркнуть, что роль эта все
более возрастала к концу XIX в., по мере того как в са-
мой России все более усиливалась политическая оппози-
ция царизму и вырастало революционное рабочее движе-
ние. На фоне политически неспокойного положения в
России стабильность внутриполитического положения в
Финляндии, отсутствие в этой стране открытых классовых
столкновений1 2, решение внутриполитических проблем в
духе законности — все это выглядело в глазах царизма
этаким своеобразным гранитным утесом монархизма и
консерватизма, о который, по мнению российского прави-
тельства, неизбежно должны были бы разбиться волны
«крамолы», все ближе и сильнее накатывавшиеся на Рос-
сийскую империю.
1 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
императора Александра И, стр. 195.
2 Еще донесения начальника Финляндского жандармского
управления , за 1892 г. проникнуты полным спокойствием — они
говорят о чествовании памяти поэта Рунеберга, о приезде, в Або
шведских студентов, о путеществии. по Финляндии лиц царской
фамилии и-, других «происшествиях» (см. ЦГИАМ, ф. 102, 3 д-во
1892 г., ед. хр. 48, л. 1—59). Однако уже летом 1898 г. появляется
одно из первых донесений о стачках рабочих в Котке, Або и
Выборге (см. ЦГИАМ, ф. 102, Особ, отд., 1898 г., ед. хр. 4, ч. 24,
л. 1—10).
57
Каковы же были политические последствия такого
представления официальной России о Финляндии?
Прежде всего основным последствием политической
благонадежности финляндцев было то, что царизм неод-
нократно и последовательно «премировал» Финляндию,
«изливал на нее милость», словом, отличал ее от осталь-
ных частей империи. Другим, связанным с первым, по-
следствием такой политики было то, что царизм созна-
тельно шел на изоляцию Финляндии от России, преследуя
при этом двоякую цель: вначале — не допустить проник-
новения с Запада, через Финляндию, либеральных и дру-
гих «пагубных» для самодержавия идей \ а затем — изо-
лировать эту примерную по поведению провинцию от за-
ражения революционностью российского пролетариата1 2.
Эта сторона политики царизма и его целей в Финляндии
полностью смыкалась, совпадала с задачами финляндских
правящих кругов, с задачами финляндской буржуазии,
стремившейся обособить финляндское общество от России,
и в первую очередь изолировать финляндский народ от
политических проблем в жизни русского народа. Таким
образом, финляндская буржуазия получала фактически
поддержку царизма при осуществлении своих узкоклас-
совых планов подчинения всего общественного движения
и политической жизни Финляндии исключительно нацио-
нальным задачам. Так, царизм, выступая внутриполити-
ческим классовым союзником финляндских правящих
кругов, на деле углублял внешнеполитический разрыв
между Россией и Финляндией, содействуя разобщению
интересов русского и финляндского обществ и тем самым
укрепляя их изоляцию друг от друга, и это было одним
из самых существенных противоречий политики царизма
в отношении Финляндии.
1 На эту цель политики царизма в Финляндии правильно
указал в своих исследованиях, посвящённых 40—50-м гг. XIX в.,
финский историк Э. К. Осмонсало (см. Е. К. О 9 m о и g а 1 о,
Suomen historian kasikirja II, Porvoo, 1949).
2 Реальность взаимодействия революционных организаций
русского и финского рабочего класса возникла уже в начале
1898 г. См. записку начальника Петербургского охранного Отде-
ления от 16 февраля 1898 г. о попытках установления связи
между Петербургским Союзом борьбы за освобождение рабочего
класса и финляндскими социалистами. Эта попытка была сорвана
охранкой (см. ЦГИАМ, ф. 102, 3 д-во 1898 г., ед. хр. 9, ч. 20,
л. А, л. 1—2).
58
Надо сказать, что финляндская буржуазия умело
пользовалась как предубеждениями, так и убеждениями
царизма. Так, она добилась в 60-х гг. введения полной
свободы печати на том основании, что «печатаемое здесь
(т. е. в Финляндии) на шведском и финском языках
является безразличным для России: оно не найдет в ней
читателей» *, а в 70-х гг. убедила царизм в необходимости
снятия цензуры на ввозимую с Запада в Финляндию ли-
тературу, опять-таки мотивируя допустимость этой меры
тем, что «ввозимая шведская литература касается одной
Финляндии, так что в России ее не читают»1 2. В свете
этого яснее становится и то, почему царизм не был заин-
тересован в распространении в Финляндии русского язы-
ка, не делал его государственным. Ведь это поддерживало
изолированность Финляндии от русской жизни, от идей
и проблем русского общества.
Даже когда в Финляндии все отчетливее стало фор-
мироваться национально-политическое движение, откро-
венно враждебное России, и генерал-губернатор П. Роко-
совский решил предупредить об этом царя и представил
ему конфиденциальную записку от 19 мая 1865 г., то и
тогда финляндские правящие круги сумели успокоить ца-
ризм, козырнув все тем же аргументом — «население
края отличается спокойным нравом, малой склонностью
к нововведениям и по образу мыслей является преиму-
щественно монархическим»3, что же касается «лиц, пи-
тающих не совсем доброе расположение к России», то они
«почти все на счету и образ их мыслей не есть тайна».
И этого было вполне достаточно, чтобы царь успокоился,
сочтя эти аргументы «дельными» 4.
Отсюда понятно, почему финляндские правящие круги
старались строить свои отношения с Россией исключи-
тельно как отношения с монархом, этим «единственным
русским, который должен и может иметь влияние на
финляндские дела» 5, и почему они ставили своей перво-
очередной задачей пользоваться его неизменным личным
расположением, не допуская вмешательства в отношения
1 J. V. Snellman, Painovapaudesta Suomessa, «Literaturbla-
dot», 1930, N 4/1862, Kootut teokset VII, s. 70.
2 I b i d„ s. 71.
3 Цит. по M. M. Бородкин, История Финляндии. Время им-
ператора Александра II, стр. 256.
4 Там же, стр. 257.
6 Там же, стр. 356.
59
между Финляндией и Россией со стороны других органов
власти и учреждений, включая Совет Министров. И надо
сказать, что такая «поддержка» самодержавной власти
со стороны финляндских представителей импонировала
царю, равно как и чисто внешние признаки «благонадеж-
ности». Так, Э. К. Шернвалль-Валлен1 в письме от 30 ию-
ля 1876 г. к барону К. фон Котену1 2 сообщал, что царь,
посетивший первую финляндскую торгово-промышленную
выставку, был особенно растроган тем, что «публика выка-
зала чрезвычайно хорошее поведение и требовался лишь
один полицейский для поддержания порядка и указания
мест» 3. «Ни один из этих признаков порядка,— подчерки-
вал Шернвалль-Валлен,— не ускользнул от него (т. е. ца-
ря.— В. Я.),ион сказал мне, что с момента приезда к гра-
нице (т. е. к границе Финляндии с Россией.— В. П.) он
встречал лишь одни веселые лица и что в порыве радости
везде протягивали ему букеты из полевых цветов» 4.
Поскольку финляндские правящие круги со временем
убедились, насколько важен для царизма именно принцип
преданности монархии, и поскольку они были уверены
в том, что решение финляндских дел может зависеть иск-
лючительно от личного решения царя, то они без особого
риска уже с 60-х гг. параллельно укреплению монар-
хических тенденций в финском обществе стали вести ан-
тирусскую пропаганду, целиком направленную против
русского народа, изображаемого варварской, отсталой,
темной, некультурной нацией. Такая пропаганда велась
довольно откровенно и вполне легально, причем об этом
без всяких обиняков докладывалось самому царю. То, что
царизм, удовлетворенный классовой лояльностью фин-
ляндских подданных, вполне терпимо относился к антирус-
ской направленности политики финляндских правящих
кругов, являлось вторым крупным противоречием, харак-
терным для финляндской политики самодержавия.
Итак, царское правительство было настолько загипно-
тизировано фактом монархичности, консервативности,
1 Э. К. Шернвалль-Валлен (1806—1890 гг.)—финляндский го-
сударственный деятель, министр, статс-секретарь в 1861—1881гг.
2 К. фон Коген (1807—1880 гг.) — финляндский государст-
венный деятель, губернатор Выборгской губернии (1844—1856 гг.),
сенатор (1853—1859 гг.), поборник введения русского языка в
университете.
3 Цит. по М. М. Бородкин. История Финляндии. Время
императора Александра II, стр. 363.
4 Там же.
60
классовой лояльности своих финляндских подданных, на-
столько было уверено в их политической благонадежности,
что кроме нее ничего не видело, и этот факт буквально
ипслонял для самодержавия все остальные события, все
другие аспекты финляндской политической и обществен-
ной жизни. В результате политика царизма в Финляндии,
особенно к концу XIX — началу XX в., по мере усложне-
ния политической ситуации в крае, становилась все более
одпосторонней, все более примитивной, что порождало, в
свою очередь, утрату царизмом элементарной политиче-
ской гибкости, непонимание им вновь создающихся спе-
цифических финских национальных условий, самоуспоко-
енность иг как итог всего этого, фактический отрыв уста-
ревших политических установок от реальной действитель-
ности. Вот почему к началу XX в. традиционная политика
царизма в отношении Финляндии оказалась искусствен-
ной, насквозь противоречивой и потому нереальной.
Не следует думать, что монархические и консерватив-
ные устои финляндского общества, на которые опирался
царизм, либо исчезли, либо ослабли к началу XX в. Нет,
наоборот, они в известной мере усилились: даже русские
либералы вынуждены были говорить, что «финская пре-
данность самодержавию и контрреволюционность заходят
слишком далеко». Но они были в это время отнюдь не ос-
новным и тем более не единственным фактором финлянд-
ской политической жизни. В ней все большую роль стала
приобретать с 80-х гг. XIX в. борьба буржуазных нацио-
налистических партий — фенноманов и шведоманов, а
позднее и их ответвлений — активистов и конституциона-
листов как между собой за реальное влияние во внутри-
политической и хозяйственной жизни страны, так и за
гегемонию в общем финляндском буржуазном национали-
стическом лагере. Все эти партии стремились к тому, что-
бы, подчинив этому лагерю возникшее рабочее движение,
направить всю националистическую борьбу против Рос-
сии в угодном той или иной группировке направлении.
Новые, дотоле неизвестные компоненты политической
ситуации в Финляндии — воинствующий финляндский
буржуазный национализм и зарождавшееся рабочее дви-
жение — резко изменили к началу XX в. привычную для
царизма буколическую картину финляндской действи-
тельности. Но и в этой меняющейся обстановке царизм
продолжал уповать на сохранение населением края поли-
тической благонадежности в смысле верности монархии.
61
И дело здесь не только в том, что неповоротливая и гро-
моздкая бюрократическая машина российского самодер-
жавия не могла уловить новые политические веяния или
совершенно не замечала их. Просто националистическому
аспекту борьбы финляндской буржуазии не придавалось
того значения, которого он заслуживал, поскольку в ка-
честве финляндских националистов выступали не только
шведоманские либеральные буржуазные круги, но и в
значительной степени шведоманские дворянские элемен-
ты, придерживавшиеся во внутренней политике реакци-
онных, консервативных взглядов, полностью соответство-
вавших взглядам царского правительства. Да и в среде
финской националистической буржуазии преобладали в
это время приверженцы монархизма. Вот почему царизм,
для которого высшим критерием политической благона-
дежности были консервативные, монархические взгляды,
не особенно беспокоился за положение в Финляндии до
тех пор, пока власть в ней находилась в руках консерва-
тивного чиновничества и реакционной буржуазии. Наобо-
рот, по сравнению с настроением умов в России Финлян-
дия все еще рисовалась эдаким бастионом внутриполити-
ческого спокойствия вплоть до революции 1905 г. Недаром
даже в момент наибольшего обострения отношений с ца-
ризмом финляндская буржуазия в своем массовом про-
тесте против манифеста 3 февраля 1899 г. подчеркивала,
что «нет страны, где уважение к законной власти и к закону
имело бы более глубокие корни, чем в Финляндии», что
последние 90 лет «порядок в финляндском обществе ни-
когда не колебался» и «разрушительные учения не нахо-
дили у нас почвы...», что «в наших сердцах не может быть
места сомнению в ненарушимости императорского слова»1.
Таким образом, ни монархические принципы, ни ре-
акционная внутренняя политика царизма, ни даже пре-
словутая «русификация» не были предметом расхожде-
ний с царизмом и не беспокоили в этот момент финлянд-
скую буржуазию. Она протестовала против царского
манифеста как раз- потому, что он «колеблет фундамент
общественного строя» 1 2. В чем состояла суть этого «коле-
бания», что подрывал царизм в Финляндии с точки зре-
ния финляндских правящих кругов, об этом мы расскажем
1 Первый массовый адрес-протест против манифеста 3 фев-
раля 1899 г. (цит. по М. Бородкин, Из новейшей истории
Финляндии, Спб., 1905, стр. 469).
2 Там же.
62
подробнее ниже. Здесь Же лишь подчеркнем, что царизм
имел известные основания несколько переоценивать в
конце XIX — начале XX в. фактор финляндского внутри-
политического консерватизма, который субъективно при-
обретал для царизма все большее значение по мере роста
революционного и буржуазно-демократического движения
в империи и даже был способен заслонить собой реальную
обстановку. Что же касается второго важного фактора,
под влиянием которого формировалась финляндская по-
литика царского правительства, — военно-стратегических
соображений, то они стали во второй половине XIX в.,
и особенно в последней его четверти, играть для царизма
субъективно все меньшую роль, хотя и здесь реальная
обстановка, объективные условия складывались совершен-
но иначе.
Военно-стратегическое значение Финляндии для России
Стратегическое значение Финляндии для России было,
объективно говоря, настолько важным, что соображения
военного порядка были основным и, можно сказать, почти
единственным фактором, который побудил царизм пойти на
присоединение к империи территории, столь отличавшейся
от России и природно-географическими, и социально-поли-
тическими, и национально-историческими условиями.
Присоединение Финляндии к России в 1809 г. не было
актом заведомой агрессии и не носило характера историче-
ски случайного завоевания. Оно было логическим следст-
вием всего предшествующего по меньшей мере столетнего
исторического развития и было обусловлено как глубокими
историческими причинами, так и мотивами военного и
внешнеполитического порядка, возникшими непосредст-
венно в конце XVIII — начале XIX в.
Указывая на историческую закономерность этого при-
соединения, К. Маркс писал: «Перенести царский трон из
Москвы в Петербург — значило поставить его в такие ус-
ловия, в которых он не мог быть защищен от нападения до
тех пор, пока все побережье от Либавы до Торнео не было
покорено, что было завершено лишь к 1809 г. завоеванием
Финляндии» !. Таким образом, этот акт был предопределен
еще в начале XVIII в., после Полтавской битвы в 1709 г.
1 К. Marx, Secret Diplomacy of the Eighteenth Century, N. Y.,
1969, p. 123.
63
Растущая напряженность международного положения в
районе Балтики начиная с конца XVIII в., неистребимый
реваншизм шведов, три войны на протяжении одного лишь
XVIII в. в непосредственной близости от столицы, а также
наступление в начале XIX в. благоприятной для России
внешнеполитической ситуации — все это, вместе взятое,
совпадение всех условий — и исторических, и конъюнк-
турных — заставило Россию именно в 1809 г. отважиться
на присоединение Финляндии к империи.
При этом Россия стремилась достичь двух целей: во-
первых, прочно гарантировать мир на северо-западной гра-
нице империи, выйдя к морскому побережью и обезопасив
себя Ботническим заливом, как рвом, от любых попыток
реванша со стороны Швеции в будущем, и, во-вторых, га-
рантировать безопасность своей северной столицы, отодви-
нув государственную границу подальше от ее стен. Обе эти
задачи носили сугубо оборонительный характер и, учиты-
вая военно-технический уровень того времени, полностью
решались присоединением Финляндии.
До середины XIX в. царское правительство не делало
никакого секрета из того факта, что Финляндия необходи-
ма России для «сохранения безопасности государства», как
сказано в манифесте Александра I, то есть из военно-страте-
гических соображений. Наиболее полно эта аргументация
была развернута в вышедшей в 1848 г. книге видного рус-
ского экономиста К. Арсеньева, посвященной положению
России Ч
«Приобретение Финляндии и Аландских островов, —
писал Арсеньев, — есть важное ручательство безопасности
российской границы со стороны Швеции; многие хорошо
укрепленные порты по берегам заливов, болотистые, почти
непроходимые пространства на севере близ Торнео и вой-
ска, расположенпые в Финляндии, вполне обеспечивают
спокойствие края. Швеция, потерявши Финляндию, не
имеет в настоящем своем положении ни повода, ни такой
возможности, как прежде, отваживаться на неприязненно-
сти с мощным своим соседом, и Россия не должна ныне
страшиться от шведов такого грозного нападения, каким
некогда, при Густаве III, распространили они ужас до са-
мых врат столицы» 1 2.
1 См. К. Арсеньев, Статистические очерки России.
2 Там же, стр. 4.
64
«Приобретение, которое округлило нашу северо-запад-
ную границу, должно считать по справедливости драгоцен-
нейшим из всех приобретений Александровых; завоевание
Финляндии есть несокрушимый щит безопасности России
со стороны Швеции» *.
Таким образом, Финляндия официально рассматрива-
лась как территория, основное назначение которой состоит
н том, чтобы прикрывать Россию и особенно ее столицу с
запада, служить гигантской оборонительной полосой, обо-
ронительным предпольем Российской империи. Именно в
силу существования такого взгляда на роль Финляндии в
составе империи царское правительство в течение всей пер-
вой половины XIX в. полностью предоставляло финнов са-
мим себе, не интересовалось внутренним управлением края,
не знало о тех процессах, которые исподволь происходили
или назревали в Финляндии, короче говоря, проявляло пол-
нейшую политическую пассивность в отношении этой тер-
ритории. Финляндия была для царизма в этот период такой
страной, которая «обеспечивает внешнюю безопасность го-
сударства, не затрудняя внутреннего управления» и «не со-
ставляя существа империи» 1 2. Царизм или, точнее, царская
бюрократия, правящие круги считали, что такое положение
для них удобно, поскольку не требует никаких забот, и не
подозревали, какую опасность таит для России такое само-
устранение из политической жизни Финляндии.
Во время Крымской войны 1853—1856 гг., затронувшей
частично Финляндию, царизм получил своего рода под-
тверждение правильности своей оценки роли Финляндии и
правильности своей политики в отношении этой части им-
перии: Финляндия оказалась надежной природной оборо-
нительной преградой и в то же время верной царизму в
военном отношении и политически благонадежной страной.
По поскольку после войны положение царизма стало с
внешне- и внутриполитической точки зрения менее проч-
ным и поскольку внешнеполитическая ситуация в Север-
ной Европе претерпела изменения в ущерб России в резуль-
тате заключения Швецией военного союза с Англией и
Францией (Ноябрьский трактат 1855 г.), то царизм решил,
по ограничиваясь уже чисто военно-стратегическими преи-
муществами обладания Финляндией, укрепить в этой стра-
не еще более свое политическое влияние.
1 К. Арсеньев, Статистические очерки России, стр. 50.
2 Там же, стр. 25.
3—225
65
С этой целью правительство России, исходя из прежних
принципов своей политики в отношении Финляндии и учи-
тывая уроки прошедшей войны, решило вознаградить фин-
ляндские правящие круги предоставлением им еще боль-
шей политической, правовой и экономической самостоя-
тельности, надеясь тем самым поставить Финляндию в
столь идеальные условия, которые бы лишили финнов не-
обходимости стремиться к выходу из состава империи.
Целью серии реформ и льгот, которые царизм предо-
ставил Финляндии в 60—70-х гг., было опять-таки сохра-
нение Финляндии как надежного, непоколебимого во всех
отношениях щита на северо-западных границах империи.
Ради обладания этой важной для России оборонительной
позицией стратегического значения царизм шел на не свой-
ственные ему политические уступки. Однако царское пра-
вительство, вместе с тем, ничего не предпринимало для
чисто военно-технического укрепления этой важной пози-
ции. Это объяснялось отчасти тем, что Россия была связана
по рукам и ногам постановлениями Парижского конгресса
о демилитаризации Аландских островов, а в основном тем,
что царское правительство по-прежнему уповало на при-
родно-географические факторы, которые столь часто спаса-
ли Россию в прошлом. Поэтому, как и накануне Крымской
войны, царское правительство не обращало внимания на
поступавшие иногда в военное ведомство и главные штабы
тревожные предупреждения отдельных должностных лиц,
знакомых с фактическим положением дел (например, ви-
це-адмирала Меликова), о том, что «Финляндия есть са-
мый слабый пункт нашей границы»1.
Мы уже видели выше, в предыдущей главе, чем поли-
тически объяснялась эта поразительная беспечность ца-
ризма.
Такой устаревший, с военной точки зрения, взгляд на
Финляндию сохранялся вплоть до конца XIX в. и только
в 90-х гг. стал несколько меняться под влиянием полити-
ческих и военно-технических изменений в Европе, о чем
мы будем говорить ниже.
Здесь же исключительно важно подчеркнуть, что удель-
ный вес того значения, который придавался царизмом во-
енно-стратегическому положению Финляндии, постепенно
падал к концу XIX в. Разумеется, объективно Финляндия
1 Цит. по М. Бородкин, Война 1854—1855 на финском по-
бережье, Спб., 1904, стр. 326.
66
продолжала играть роль совершенно исключительного,
можно сказать неповторимого и уникального, прикрытия и
столицы, и всей империи со стороны Запада. Но по мере ук-
репления международного положения России, особенно
после отмены постановлений Парижского конгресса в отно-
шении России (1872 г.) и в связи с нарастанием швед-
ско-норвежских противоречий, усилившихся с середины
80-х гг., царское правительство стало считать, что опас-
ность интервенции западных держав через Финляндию в
Россию сократилась почти до минимума, и потому не склон-
но было придавать прежнее значение военно-стратегиче-
скому положению Финляндии. Иными словами, субъектив-
но царское правительство было спокойно насчет безопасно-
сти финляндской границы, перестало считать ее «горячей»
границей, как это было в первой половине XIX в., тем
более что центр тяжести забот царизма переместился на
юго-запад империи, поближе к Балканам. В то же время
царское правительство всегда превосходно сознавало, что
для безопасности России абсолютно необходимо сохранение
Финляндии в составе империи: по этому поводу никогда не
возникало иных мнений. Итак, стратегическое положение
Финляндии было тем основным фактором, в силу которого
российское правительство считало сохранение Финляндии
в составе России жизненно важным для империи и кото-
рый наряду с фактором политической благонадежности
финляндцев определял всю политику царского правитель-
ства в отношении Финляндии. Только принимая во внима-
ние исключительность военно-стратегического положения
Финляндии и верность трону ее населения, царское прави-
тельство создало для этой страны особое, привилегирован-
ное политическое, правовое и экономическое положение в
империи. Однако понятие «военно-стратегическое значе-
ние» имело разное содержание для русских и финнов.
Обычно, признавая наличие интереса России к военно-
стратегическому положению Финляндии, финляндские ис-
следователи видят в этом факте отражение существования
наступательных планов России в отношении Финляндии и
Скандинавии. Такие домыслы, однако, не подкрепляются
никакими фактами, поскольку, как мы видели выше, этих
фактов не существует. Если Финляндия и имела военно-
стратегическое значение в качестве плацдарма для насту-
пательных действий, то лишь для западных держав, стре-
мившихся использовать этот плацдарм против России. Для
России же она всегда, особенно начиная с XVIII в., после
3*
67
основания столицы в Петербурге, и на протяжении XIX и
XX вв., имела исключительно оборонительное значение, вы-
полняя роль стратегического прикрытия столицы империи
и ее центральных промышленных, экономически важных
районов. При этом царизм не сумел использовать ничего,
кроме природно-географических условий Финляндии, что-
бы превратить ее действительно в щит, в эффективное при-
крытие. Россия не вела в Финляндии военного строитель-
ства, не осуществляла активной военно-экономической и
военно-политической подготовки и, таким образом, даже не
проводила в Финляндии последовательно в жизнь своих
чисто военно-оборонительных планов.
Более того, в попытках их осуществления российское
правительство всегда наталкивалось на упорное противо-
действие с финской стороны. Финляндия, будучи на про-
тяжении столетия вполне защищенной в военном отноше-
нии всей мощью России и не принужденная считаться с
внешнеполитическими обстоятельствами, беспокоившими
Россию, никогда не принимала во внимание ни оборонно-
стратегических соображений, коими руководствовалось
российское правительство, ни тех внешнеполитических по-
следствий, которые могли проистекать для империи в це-
лом от той или иной позиции Финляндии. В этом смысле у
населения Финляндии не было развито ни чувства принад-
лежности к империи, ни чувства уважения общегосударст-
венных интересов. Отечеством для финнов была лишь Фин-
ляндия, но отнюдь не Россия, остававшаяся для многих по-
колений финляндских подданных царя чужой и, главное,
чуждой им страной. И эта отчужденность двух соседних и
формально неразрывно связанных частей единой империи
проявлялась не только во взглядах на оборону страны, но
и, как показано выше, во всех других областях государст-
венной и общественной жизни.
Глава VI
Внешняя политика России в отношении Финляндии
Итак, мы рассмотрели два существенных фактора, под
влиянием которых складывалась особая политика царизма
в отношении Финляндии и которые в тесном взаимодей-
ствии оказывали влияние на формирование и развитие
всего комплекса отношений между Финляндией и Россией
на протяжении столетия. Как мы видели, эти факторы не
были равноценны, равновелики ни по времени своего
возникновения, ни по тому историческому значению, ко-
торое они имели в разное время. Один из них — военно-
стратегическое значение финской территории — сущест-
вовал еще до присоединения Финляндии к России и
определял политику российского правительства в отноше-
нии как собственно Финляндии, так и Швеции. Таким
образом, этот фактор носил преимущественно внешнепо-
литический характер, и эта его особенность сохранилась
также после 1809 г. Другой фактор — фактор политиче-
ской благонадежности финляндского населения — возник
после 1809 г. и на первый взгляд представляется исклю-
чительно фактором внутриполитического характера. Од-
нако, если взглянуть более глубоко, фактор политической
благонадежности пограничного населения имел и ясно
выраженное внешнеполитическое значение. Таким обра-
зом, в целом внешнеполитические аспекты играли немало-
важную роль при определении политической линии рос-
сийского правительства в отношении Финляндии. Сочета-
ние таких факторов, а тем более столь явно выраженный
внешнеполитический аспект не возникал при проведении
русской политики в отношении других частей империи, и
именно поэтому русская политика в отношении Финлян-
дии столь своеобразна. Она не имеет аналогии в истории
взаимоотношений России с другими частями империи
именно потому, что, по сути дела, является не внутренней
политикой метрополии к своей провинции, а внешней
политикой большого государства по отношению к малой,
по чрезвычайно важной для его внешнеполитических ин-
тересов стране, причем к стране, поставленной юридически
не только в равноправное, но и в привилегированное по-
ложение.
Если мы взглянем на русско-финляндские отношения
именно с этой точки зрения, то многое в их истории ста-
нет понятнее, яснее. Понятной станет не только русская
предупредительность к Финляндии, но и причины возник-
шего на рубеже XIX и XX вв. обострения в отношениях
этих двух стран, которое до сих пор либо объясняется до
примитивности просто, либо, оставаясь загадкой, дает
пищу фатальному взгляду на историю.
Для современного историка представляются трагиче-
скими те непонимание и отчужденность, которые сущест-
вовали и сосуществовали целое столетие наряду с самыми
69
тесными отношениями между двумя странами. Йо эти
непонимание и отчужденность становятся понятными,
как только мы вспоминаем, что речь фактически все вре-
мя шла об отношениях двух иностранных государств.
Самым поразительным и парадоксальным при этом кажет-
ся то, что ни российское правительство, фактически
осуществлявшее внешнюю политику в отношении Фин-
ляндии, ни финляндские правящие круги, являвшиеся и
объектом, и субъектом этой внешней политики, ни под
каким видом не признавали и не хотели признавать этот
непреложный исторический факт.
Обеим сторонам мешали, конечно, при этом юридиче-
ские шоры, заслонявшие от них действительные, реальные
отношения. Кроме того, русские правящие круги руковод-
ствовались, разумеется, еще и соображениями государ-
ственного престижа, а финляндские — ложным патриотиз-
мом. Они заведомо рассматривали Россию и русских как
противную сторону, враждебное отношение к которой
якобы диктовалось патриотическими задачами. Этот край-
не национально ограниченный взгляд мешал оценивать
факты без антирусской предвзятости. Результатом такого
подхода могли, естественно, быть и были лишь недоразу-
мения. При этом важно подчеркнуть, что даже мелкие
недоразумения порой разрастались и их значение преуве-
личивалось только потому, что в то время в Финляндии
не существовало еще таких общественных сил, которые
препятствовали бы распространению антирусских тенден-
ций. Наоборот, реальная власть находилась большей частью
в руках прошведских, прозападных, антирусских сил,
которые имели и использовали возможность распростра-
нять в финляндском народе угодную им идеологию.
Вот почему, между прочим, недоразумения и оставили
более глубокий след в сознании людей, в памяти народ-
ной, в то время как та внешнеполитическая линия, кото-
рую реально проводила Россия, предавалась забвению и
современниками, и последующими поколениями, и исто-
риками обеих стран и упрямо не признавалась за особую
внешнюю политику.
Между тем Россия начиная с XVIII в. систематически
проводила в отношении Финляндии своеобразную внеш-
нюю политику, осуществлявшуюся с неизменной последо-
вательностью вплоть до конца XIX в.
Своеобразие ее заключалось не столько даже в том,
что по своему содержанию она была уважительной, дру-
70
шественной, но главным образом в том, что она от-
личалась по форме осуществления от обычной внешней
политики, ибо проводниками ее выступали не внешнепо-
литические органы империи, а русские военные и военно-
административные органы. Однако следует сразу же ого-
вориться, что от этого внешняя политика России по
отношению к Финляндии не стала более жесткой. Скорее
наоборот. В то время как дипломаты из чисто профессио-
нальной осторожности, несомненно, избегали бы уступок,
последствия которых трудно было предусмотреть, воен-
ные, наоборот, постоянно опасались, что их действия
будут сочтены чересчур грубыми, и потому подчас пыта-
лись смягчить их. «У нас всегда все пересолят»,— говари-
вал по этому поводу князь П. А. Вяземский. И этот
психологический момент в финляндской политике России
едва ли позволительно сбрасывать со счетов.
Перефразируя слова Вяземского, можно сказать, что
русские власти с самого начала «пересластили» свою
политику в отношении Финляндии, и это дало совершенно
пе тот эффект, которого они вправе были ожидать.
В Финляндии отнеслись с недоверием к слишком
«сладкой» политике русских, находя ее по меньшей мере
пеестественной со стороны военных и тем более завоева-
телей и победителей. И это вначале лишь психологическое
недоразумение, перенесенное затем в область политиче-
ских и национальных взаимоотношений, в течение почти
двух веков настолько уклонилось в сторону от своих исто-
ков, что превратилось в мифы о «наследственном враге»,
«русской угрозе» и т. п. и в конечном счете послужило
базой для враждебного отношения в Финляндии к России
и русским вообще.
Чтобы уяснить, как возникала и складывалась русская
внешняя политика по отношению к Финляндии и как
исторически нелеп (чтобы не сказать — трагичен) был
тот финал, к которому она пришла, нам придется вновь
вернуться к началу XVIII в. и хотя бы кратко взглянуть
па отношения России и Финляндии до 1809 г.
Политика в XVIII в.
Еще в период Северной войны, в 1713 г.,.русские войска
овладели Финляндией и ее тогдашней столицей Або (Тур-
ку). Ввиду того что все шведское чиновничество и духо-
венство покинуло Финляндию, бежав в Швецию, страна
71
осталась без местной администрации, и поскольку Карл XII
упорно не соглашался на заключение мира, то русские
вынуждены были оставаться в Финляндии. Это и заставило
русские военные власти за отсутствием местной админи-
страции ввести свою и вступить таким образом в офици-
альные контакты с представителями финляндского народа.
На протяжении ряда лет (1714—1721 гг.) Финляндия
управлялась русской военной администрацией, во главе
которой, что было весьма немаловажно, стоял князь
Михаил Михайлович Голицын — один из образованней-
ших людей своего времени. Так в силу стечения обстоя-
тельств возникла, а затем постепенно сформировалась
определенная система взаимоотношений между коренны-
ми жителями Финляндии и русскими властями, считав-
шими себя иностранными и временными.
Это до некоторой степени объясняет отсутствие у рус-
ских властей каких-либо перспективных политических
планов в отношении Финляндии. Их действия диктова-
лись требованиями данного момента и ограничивались
конкретной административно-хозяйственной деятель-
ностью. Однако именно эта повседневная деятельность в
итоге приобретала политическое значение.
Прежде всего русские власти начали с экономического
восстановления Финляндии, хотя в то время систематиче-
ское разорение театра военных действий составляло одну
из основ ведения войны, особенно на чужой территории,
и обычно широко применялось в Финляндии шведской
армией. Кроме того, русским войскам внушалось быть
дружественными в отношении местного населения, неза-
висимо от его вероисповедания. Надо сказать, что петров-
ские войска были хорошо дисциплинированными. Их ус-
тавы строго запрещали им совершать насилие или ос-
корблять гражданское население. За малейшие случаи
мародерства, за небольшую кражу у финнов русские сол-
даты наказывались самым строгим образом, а за более
серьезные преступления — ограбление церкви или свое-
вольный сбор контрибуции с населения — была введена
смертная казнь. С другой стороны, распоряжениями рус-
ской военной администрации, так называемыми универса-
лами, финляндцам предоставлялась правовая защита и
покровительство властей, которые всячески стремились
даже в годы войны создать в Финляндии мирную атмос-
феру. Русские исправили почтовый тракт, учредили от-
дельную финляндскую почту, восстановили лоцманскую
72
службу, наладили торговлю, как внутреннюю (на ярмар-
ках), так и внешнюю, допустив даже частично торговлю
с воюющей Швецией (I), организовали финляндскую
церковную администрацию, независимую от Швеции, вос-
становили деятельность Абоской академии. Русская адми-
нистрация действовала очень осторожно в финансовых
вопросах: она допустила обращение привычной для фин-
нов шведской монеты наряду с русской, которой распла-
чивались с местным населением русские солдаты и офице-
ры, и не ввела никаких особых обложений или контрибу-
ции, сохранив лишь прежние шведские налоги мирного
времени. Фактически же эти налоги были значительно
сокращены, ибо по просьбам и ходатайствам финнов, как
отдельных лиц, так и организаций — городов, приходов,—
русские власти давали льготы, делали всевозможные
отсрочки, скидки и даже вовсе освобождали от уплаты
налогов и исполнения повинностей, если дело касалось
разоренных и бедных районов. Такие льготы давались без
особых затруднений, по первому заявлению, ибо русские
власти имели возможность убедиться в честности финнов,
которую исключительно высоко ценили и потому доверя-
ли им, как правило, на слово. Более того, русские власти
снабжали Финляндию продовольствием, регулярно завозя
из России фураж и хлеб. Все это делало русскую «оккупа-
цию» Финляндии крайне необычной и для оккупации
вообще, и для той эпохи в особенности.
Прошло 20 лет, и вовремя следующей русско-шведской
войны (1741—1743 гг.), развязанной шведами, Финлян-
дия вновь была занята русскими войсками. К этому вре-
мени русские уже обладали известным опытом взаимоот-
ношений с финнами. Еще 18 марта 1742 г. правительство
Елизаветы I опубликовало манифест, в котором весьма
сочувственно говорилось о финнах: «Они имеют тем боль-
ше повода желать скорейшего окончания войны, ибо они
сами, их страна, их имущество при настоящей войне со-
вершенно невинно подвергаются жестоким бедствиям и
всякого рода разорениям и потери претерпевать должны»1.
Таким образом, российское правительство совершенно
отчетливо отличало Финляндию от своего противника —
Швеции. Оно заявляло о своем дружественном отношении
к этой территории и обязалось даже гарантировать фин-
1 Цит. по К. Ордин, Покорение Финляндии, т. I, Спб., 1889,
стр, 25.
73
ляндскую самостоятельность, если это потребуется. «И ес-
ли оно (т. е. Великое Княжество Финляндское.— В.П.),—
говорилось в манифесте,— захочет как свободное и ни от
кого не зависящее государство быть под собственным,
избранным самими финляндцами правлением, пользуясь
всеми к тому относящимися правами, привилегиями и
льготами, которые для их собственной пользы и твердого
основания их независимости будут ими признаны нужны-
ми и полезными, то мы им для защиты и охранения тако-
вых их новых учреждений во всех случаях и когда только
встретится нужда нашим войском усердно помогать бу-
дем, посылая им его когда и сколько потребуется» !. Одна-
ко в этот период Финляндия еще не созрела для обособле-
ния от Швеции в самостоятельное государство. В ней не
сформировались национальные политические силы, спо-
собные возглавить этот процесс, и о какой-либо экономи-
ческой, национальной, а тем более государственной консо-
лидации Финляндии в эту пору пе могло быть и речи.
Правительство Елизаветы I оказалось на удивление до-
статочно зрелым, чтобы понять это и не форсировать
искусственно процесс отделения Финляндии от Швеции.
При этом сказались и легитимистские соображения: рос-
сийское правительство считало, что «законный владелец
Финляндии — шведский король», которому она и была
возвращена в конце концов.
Но поскольку в ходе войны 1741—1743 гг. повтори-
лась ситуация, имевшая место во время Северной войны
(Финляндия была оккупирована русскими войсками, а за-
ключение мира затягивалось), то и на сей раз русскому
командованию пришлось организовать управление Фин-
ляндией. Из политических и правовых мер русская адми-
нистрация ограничилась принятием присяги от населения
на российское верноподданство, причем при акте капиту-
ляции шведской армии, 24 августа 1742 г., финские полки
пришли в русский лагерь отдельно от шведских. Как и
все финское гражданское население, они присягнули рус-
ской императрице, что обеспечило им особое положение:
они не были взяты в плен, и им было оставлено оружие (!).
В основном же русская военная администрация посвятила
себя упорядочению хозяйственных дел в Финляндии. Гене-
рал-губернатором Финляндии был назначен И. Б. Кампен-
гаузен, швед, поступивший в 1711 г. на русскую военную
1 Цит. по К. Орд ин, Покорение Финляндии, т. I, стр. 25—26.
74
службу и в 1742 г. произведенный в генерал-лейтенанты.
Од хорошо знал местные условия и делал все возможное,
чтобы в период временной оккупации Финляндия ощути-
ла все преимущества мирного времени. Характерно, что
и на этот раз, в 40-х гг. XVIII в., политика России в
отношении Финляндии приняла еще более определенные
доброжелательные формы, шла еще дальше по пути учета
особых финляндских интересов.
Как и 20 лет назад, по всей Финляндии шли восстано-
вительные работы, ремонтировались общественные здания
и церкви, исправлялись и наводились мосты, прокладыва-
лись дороги, делались заказы на постройку судов, причем
в каждом случае русские власти оплачивали труд рабочих
по существовавшим в Финляндии ценам мирного времени.
Содержание русских войск всячески облегчалось для мест-
ного населения. Прежде всего российский Сенат предпи-
сал генерал-губернатору установить способы содержания
войск по соглашению с местными «земскими управителя-
ми», а что касается объема содержания, то оно не должно
было ни в коем случае превышать размеров налогов,
взимаемых шведами в мирное время. И подобную дели-
катность проявляли победители, «оккупанты»! На практи-
ке, как явствует из отчетов Кампенгаузена Сенату, он
фактически не взимал оккупационных сборов, ибо каждый,
кто удостоверял письменно свою несостоятельность, не
только освобождался от уплаты налогов, но и мог рассчи-
тывать на получение вспомоществования из русской каз-
ны С Заботливость русских властей простиралась столь
далеко, что они даже установили и выплачивали пенсии
финским солдатам шведской армии, хотя те должны были
находиться на положении пленных. Фактически России
пришлось в еще большей степени, чем при Петре I, содер-
жать в Финляндии оккупационные войска на свой соб-
ственный счет, ввозя и фураж, и продовольствие, и даже
некоторые материалы из России, поскольку купить все
это в Финляндии было затруднительно.
Нельзя не отметить, что русские военные власти на-
значили на все низшие административные должности в
Финляндии лиц финского происхождения и предписывали
своим войскам и другим представителям в Финляндии
«гуманное обхождение» с финнами. Все это свидетельст-
вовало о том, что российское правительство проявляло
1 См. ЦГАДА, ф. 248, Капц. сената, кн. 1262, л. 63 а — 71.
75
йолное понимание особого положения Финляндии й ак-
тивно, сознательно стремилось приобрести симпатии на-
селения этой пограничной страны, независимо от того,
кому она будет принадлежать.
Хотя часть русских государственных деятелей выска-
зывалась за присоединение Финляндии к России после
окончания войны, а некоторые предлагали уже в то время
образовать из Финляндии буферное государство (барьер,
как тогда говорили) между Швецией и Россией, которое
находилось бы под властью нейтрального правителя и
придерживалось бы политики нейтралитета, однако рос-
сийское правительство проявило на этот раз осторожность
и пошло по пути компромиссного решения финляндской
проблемы — удовольствовалось лишь небольшой частью
приграничной финской территории по реке Кюми, вернув
всю остальную Финляндию шведам. Отсюда видно, что
правительство России ставило перед собой исключительно
оборонительные задачи и считало, что естественный ру-
беж по реке Кюми будет достаточно прочной границей со
Швецией.
Того же мнения придерживалось позднее и правитель-
ство Екатерины II, считавшее, что обладание Карельским
перешейком с Выборгом, этой «подушкой Санкт-Петербур-
га», по выражению Петра I, а также граница по реке
Кюми являются вполне достаточной гарантией безопас-
ности империи. Вот почему Екатерина II упорно не хоте-
ла верить донесениям своего посла в Стокгольме графа
А. К. Разумовского о реваншистских намерениях Швеции
и о подготовке новой войны против России и вот почему,
когда война все же началась, весьма сдержанно отнеслась
к планам об отделении Финляндии от Швеции, предло-
женным финскими оппозиционерами-аньяльцами, и в част-
ности Ю. М. Спренгтпортеном!.
1 Аньяльцы— дворянская оппозиция в Финляндии, высту-
павшая против войны Швеции с Россией, за заключение мира.
Состояла из 113 офицеров-финляндцев, входивших в состав швед-
ской армии. Получила название по местечку Аньяла, близ Фред-
риксгама (Хамины), где была организована в начале августа
1788 г. Аньяльская конфедерация, или союз, и подписан про-
граммный документ аньяльцев — «Условия финской армии». Идей-
ным вдохновителем аньяльцев был Ю. М. Спренгтпортен, фор-
мально не принимавший участия в Аньяльском союзе. В начале
1789 г. участники Аньяльского союза были арестованы, а в тече-
ние 1789—1790 гг. над ними был организован процесс, закончив-
шийся для большинства казнью, каторгой и ссылкой. В буржуаз-
76
Российское правительство в период шведско-русской
войны 1788—1790 гг. вновь, как и прежде, дифференци-
ровало свою внешнюю политику в отношении Швеции и
Финляндии. Прочно находясь на почве легитимизма,
Россия и на сей раз не хотела окончательно лишать Шве-
цию Финляндии, чтобы не обострять отношения с этой
северо-западной соседкой до крайней степени. Российское
правительство придерживалось того взгляда, что достиг-
нутая линия разграничения в Финляндии по реке Кюми
является наиболее разумным и удовлетворяющим обе
стороны решением пограничной проблемы, ибо, с одной
стороны, обеспечивает безопасность Петербурга, а с дру-
гой — оставляет за Швецией большую часть Финляндии,
«Мы шведа не задерем,—говорила Екатерина II,— но и
уступать ему не будем»1. Однако шведское правительство
не понимало или не хотело понять эту позицию России.
Густав III, как известно, ультимативно потребовал от
России ни больше, ни меньше, как возвращения всей Фин-
ляндии и Карелии. В такой обстановке представители
российского правительства сочли себя вправе завязать
отношения и с представителями Финляндии — аньяльца-
ми. Однако правительство постаралось, чтобы эти отноше-
ния не носили официального характера, и в связи с пред-
ложениями аньяльцев о вводе русских войск в Финлян-
дию высказало мнение, чтобы просьбу об этом направил
такой представительный орган, как финляндский сейм,
то есть представители всех сословий страны. Поскольку
же идею об отделении Финляндии от Швеции в то время
проповедовала лишь сравнительно узкая каста военных-
дворян, то Россия уклонилась от предоставления фин-
ляндским сепаратистам прямой и немедленной помощи.
Финляндии не хотели навязывать никакого решения из-
вне, даже если оно и провоцировалось определенными
группами из самой страны. И такая позиция была чрез-
вычайно характерной для русской политики в отношении
Финляндии и в дальнейшем. У.
ггой историографии — шведской, финляндской и русской — суще-
ствовала резко отрицательная оценка аньяльского движения как
аптилегитимного, его участники именовались «предателями». Эта
оценка в Финляндии сохранялась вплоть до 60-х гг. XX в. Одна
из первых попыток взглянуть на аньяльцев как на' представите-
лей движения за дружбу с Россией была сделана президентом
У. К. Кекконеном.
1 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
Екатерины II и Павла I, Спб., 1912, стр. 102.
77
Разумеется, в выработке этой позиции играли роль и
другие соображения (уже указанный выше легитимизм,
опасения по поводу республиканских планов Спренгтпор-
тена, отсутствие национальной администрации в Финлян-
дии, международная обстановка), но все они были допол-
нительными, побочными, а главным оставался подход к
Финляндии как к самостоятельному, равноправному парт-
неру. Недаром в русском ответе аньяльцам 9 августа
1788 г. подчеркивалось, что «вступление русских войск и
пребывание их в стране не только не поведет к притесне-
нию или во вред жителям, но будет, напротив, способство-
вать установлению и упрочению такого политического и
гражданского быта, которого желают и должны желать
все истинные и разумные патриоты, чтобы достигнуть
действительного и нерушимого благосостояния»1.
Поскольку территория Финляндии сама по себе, при
наличии мирной Швеции, была не нужна России, а со
Швецией надеялись помириться, проявив максимальную
умеренность, то российское правительство в конце концов
не только закончило войну на основе статус-кво, подпи-
сав в 1790 г. Верельский мир, но и заключило в 1791 г.
дружественный союз со Швецией.
Правительства Екатерины II и затем Павла I в течение
конца XVIII в. поддерживали со Швецией дружественные
отношения и неоднократно приходили ей на помощь свои-
ми вооруженными силами. Такой же политики придер-
живалось и правительство Александра I вплоть до 1807 г.
Все эти правительства, желая подчеркнуть свою лояль-
ность в отношении Швеции и отсутствие каких-либо
антишведских замыслов, удаляли от дел всех финляндцев,
перешедших на русскую службу в начале 90-х гг., и
отсылали их подальше от Петербурга, от северо-западных
границ. Спренгтпортену, например, было придумано зада-
ние, выполнение которого способно было удерживать его
кипучую натуру в течение многих лет в удалении от
политических европейских дел лучше, чем какая-либо
ссылка: он должен был проехать верхом вдоль всей даль-
невосточной и южной границы Российской империи и
составить ее подробное описание.
Только согласие Наполеона I в Эрфурте в 1808 г. на
переход Финляндии в состав России позволило Александ-
1 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
Екатерины II и Павла I, стр. 193.
78
ру 1 решиться на войну Ч Йо и после присоединения Фин-
ляндии к России в 1809 г. царь постарался заручиться в
1812 г. гарантиями со стороны Бернадотта (шведского
короля Карла XIV Юхана), что Швеция не будет беспо-
коить Россию по поводу Финляндии1 2.
Именно это принятое за спиной народов решение двух
монархов легитимировало в глазах царизма присоедине-
ние Финляндии к России. В то время как царизм в тече-
ние почти полувека не решался пойти на акт присоедине-
ния Финляндии даже после того, как его подталкивали
на это сами финляндцы, ибо с точки зрения царского
правительства поддержка мятежных подданных любого
монарха была незаконной и недопустимой мерой, тот же
царизм почувствовал, что его действия узаконены, как
только они получили одобрение императора французов.
Таким образом, соображения «законности», то есть в
некотором роде идеологические соображения, оказались в
начале XIX в. той существенной «гирькой», которая пере-
весила все сомнения царизма и добавление которой к
основным, военно-стратегическим, соображениям в конце
концов заставило правительство России пойти на акт
присоединения Финляндии к империи. То, что этот акт
был санкционирован в Эрфурте Наполеоном I, оказало
двоякое влияние на внешнюю политику России в отноше-
нии Финляндии. Прежде всего это облегчило процесс при-
соединения Финляндии, так как позволило российскому
правительству с первых же дней войны 1808—1809 гг.
рассматривать Финляндию как союзную, а не как враже-
скую страну. Такое отношение было необычным и каза-
лось необъяснимым как сторонним современным наблюда-
телям, так и историкам. Но в то же время оно не было
неожиданным для финляндцев, ибо имело исторические
соответствия и примеры в политике русских военных
властей в Финляндии во время предыдущих войн. Оно
лишь явилось логическим завершением предшествующей
финляндской политики России.
С другой стороны, факт участия Наполеона I в реше-
нии судьбы Финляндии осложнил для царизма формиро-
1 См. И. И. Кяйвяряйнен, Международные отношения на
севере Европы в начале XIX в. и присоединение- Финляндии к
России в 1809 г., Петрозаводск, 1965, стр. 212; Е. К. Osmo пэ а-
1 о, Suomen valloittus 1808, Porvoo, 1947, s. 403.
2 См. P. T о m m i 1 a, La Finlande dans la politique еигорёеппо
en 1809—1815, Helsinki — Lahti, 1962.
79
вание отношений с этой страной, затруднил обладание
Финляндией. «Эрфуртский подарок» навсегда оказался
отравлен привкусом неполноценности: хотя внутри импе-
рии царизм и мог утверждать, что Финляндия «завоевана
русским оружием», но он в то же время не мог не созна-
вать, что эта страна была в известной степени «получена
из рук Европы»1. 
Международно-правовая сомнительность обладания
Финляндией, поскольку она фактически была присоеди-
нена в результате политического сговора с «корсиканским
чудовищем», послужила немаловажным дополнительным
фактором, оказывавшим влияние на финляндскую поли-
тику России после 1809 г. и проявлявшимся в неуверен-
ности, в постоянной оглядке на Европу: что-то там скажут
по поводу финляндских дел? Эта неуверенность, исчез-
нувшая было после Венского конгресса 1815 г., с новой
силой возродилась после Крымской войны и уже не исче-
зала вплоть до падения царизма, давая изредка особо
яркие вспышки тревоги.
Политика в XIX в.
Начиная войну 1808—1809 гг., Россия не имела определен-
ных планов завоевания или аннексии Финляндии. Рус-
ская нота от 18 февраля 1808 г. давала Швеции возмож-
ность сохранить за собой Финляндию, а с ней—«союз и
тесное согласие» с Россией. И тем не менее в отношении
Финляндии и на этот раз была намечена особая линия
внешней политики.
Уже в первом воззвании к финскому народу россий-
ское правительство фактически рассматривало Финлян-
дию не только как отдельное от Швеции, но и как друже-
ственное и даже союзное государство. Там говорилось о
необходимости решить «общие дела» для России и Фин-
ляндии, дела, в которых «потребно доброе соседственное
согласие, взаимная в суждениях доверенность и единогла-
сие в заключениях».
В манифесте от 20 апреля 1808 г., подписанном
Н. П. Румянцевым, одним из виднейших руководителей
русской внешней политики, подчеркивались такие выгоды
1 Статья 5 Эрфуртской конвенции предусматривала необхо-
димость признания присоединения Финляндии к России и со
стороны Англии (см. А. В а н д а л ь, Наполеон и Александр L
т. I, Спб., 1910, стр. 479).
80
от соединения (по существу, от союза)1 Финляндии с
Россией, как беспошлинная торговля и создание нацио-
нального банка, то есть экономические последствия ново-
го внешнеполитического статуса Финляндии как особого
государства. Наконец, посланная в том же 1808 г. в Петер-
бург финляндская делегация, являвшаяся полуофициаль-
ной и ставившая перед собой лишь информационные цели,
тем не менее была принята как посольство дружественной
державы. Она была представлена царю в присутствии
министра иностранных дел, и в переговорах с ней русский
МИД придерживался протокольных норм, обычно соблю-
давшихся в отношении миссий иностранных суверенных
государств1 2. А ведь то была эпоха, когда этикет и цере-
мониал играли исключительно важную роль в поли-
тике.
Чрезвычайно показательным для особого отношения
России к Финляндии было и то, что до окончания войны
русская администрация традиционно продолжала сно-
ситься с финляндским населением через посредство ма-
нифестов, воззваний, прокламаций и подобных им актов,
непосредственно исходивших от верховной власти или
изданных по ее прямому распоряжению специально упол-
номоченными на этот счет лицами (канцлером империи,
главнокомандующим, генерал-губернатором). Почти во
всех этих актах (а их всего было издано свыше полусотни)
совершенно обходился вопрос о войне как политическом
факторе, будто ее и не было. Так, например, ни воззвание
к финскому народу, ни манифест Спренгтпортена, уве-
домлявшие финнов о созыве сейма, никоим образом не
обусловливали время созыва сейма окончанием войны.
Тем самым правительство России как бы еще раз
подчеркивало, что война со Швецией ни в коей мере не
касается русско-финляндских отношений, являющихся
особой сферой. Вот почему и сам созыв сейма в Борго
(Порвоо) в конечном счете произошел до окончания рус-
ско-шведской войны. Финляндия таким образом оказа-
1 Не следует забывать, что на языке XVIII в. слово «соеди-
нение» даже по-русски означало «союз», а не инкорпориронянив
(слияние, присоединение). На шведском же и французском язы-
ках, на которых в основном составлялись все документы, касав-
шиеся Финляндии, это значение было еще явственнее: там прямо
употреблялось слово «унион», исчезавшее подчас в русских пере-
водах, то есть союз, уния.
2 См. Н. Schulman, Taistelu Suomesta 1808—1809, s. 375.
81
Лась соединенной с Россией и получила особый статус не
в итоге войны, не как военная добыча России, не как
результат договоренности России со Швецией, а помимо
окончания войны, как бы независимо от ее исхода, как
прямой результат соглашения между русскими и финна-
ми, между Россией и Финляндией.
В полном соответствии с таким взглядом на Финлян-
дию как на равноправного внешнеполитического партне-
ра ведение всех финляндских дел было совершенно изъято
из компетенции всероссийских имперских ведомств и ми-
нистерств, хотя они в этот момент как раз создавались, и
отдано в руки самого царя как главы государства и
верховного руководителя русской внешней политики. Та-
ким образом, особый статус Финляндии в системе Россий-
ской империи складывался еще до формального присоеди-
нения Финляндии к России.
На этот бросающийся в глаза своей необычностью
факт, на этот важнейший аспект русско-финляндских от-
ношений, как ни парадоксально, совершенно не обращали
внимания ни большинство политических деятелей цар-
ской России в конце XIX — начале XX в., ни тем более
историки Ч А именно этот факт весьма многое объяснял
в последующей русской политике в отношении Финлян-
дии 1 2.
1 С русской стороны невнимание к этому аспекту было след-
ствием столь характерного для русских невнимания к формаль-
ностям, европейским нормам и условностям, что, кстати говоря,
всегда коробило финляндцев, а также следствием неосведомлен-
ности русской общественности в финской истории и истории
русско-финляндских отношений. Вот почему вплоть до наших
дней в учебниках истории, вопреки исторической правде, гово-
рится, что «Финляндия была присоединена к России в резуль-
тате русско-шведской войны 1808—1809 гг.», что обычно понима-
ется как присоединение после войны и в качестве добычи за
победу в войне. Тем самым особый характер соединения Фин-
ляндии с Россией смазывается. Таким образом с самого начала
в русском и финляндском обществах стали складываться различ-
ные взгляды, различная трактовка факта присоединения Фин-
ляндии к России. Но русская государственная власть руководст-
вовалась в своей политике в отношении Финляндии духом и
буквой акта соединения на протяжении всего XIX в.
2 В новейших работах финских историков уже обращено
внимание на то, что особый статус Финляндии начал склады-
ваться еще до заключения мира, но вывода о внешнеполитиче-
ском, притом союзном характере отношений между Россией и
Финляндией из этого не делается (см. К. Korhonen, Suomen
asiain komites, Helsinki, 1963; P. T о m m i 1 a, Finlande dans la
politique europeenne et 1809—1815). Между тем, вступая в отно-
82
Мы уже отметили, что еще до формального присоеди-
нения Финляндии к России российское правительство
фактически относилось к Финляндии как к союзному го-
сударству. На Боргосском же сейме в речи, произнесенной
сразу же после оглашения акта, утверждавшего права и
привилегии Финляндии и фактически ее конституцию,
царь во всеуслышание назвал этот документ «торжест-
венным актом соединения»1, то есть союзным актом,
союзным договором, каковым он являлся если и не по
форме, то по своему значению * 1 2 3.
Это был договор между «законно избранными пред-
ставителями финского народа», то есть представителями
всех четырех сословий Финляндии, добровольно присяг-
нувшими от имени своего народа на верноподданство
монарху, и русским царем как верховным представителем
Российской империи31. И хотя ни формально, ни юридиче-
шения с Финляндией до заключения мира со Швецией, царское
правительство подчеркивало, что оно не рассматривает Финлян-
дию в качестве воюющей стороны и отделяет, отличает ее от
Швеции.
1 Цитируется по русскому тексту, приведенному в работе
анонимного автора Е. Е. (Э. К. Э н г м а н), Россия и Финляндия,
«Русская старина», LVII, январь 1888 г., стр. 127.
2 Недаром текст этого акта, отпечатанный и размноженный
в тысячах экземпляров, был разослан во все приходы Финлян-
дии для обнародования и вечного хранения в приходских церк-
вах: о нем должен был знать и, как показало время, знал каж-
дый финляндец. И этот фактор сыграл впоследствии, спустя сто-,
летие, далеко не последнюю роль в развитии русско-финляндских
отношений. Сознание особого, исключительного правового поло-
жения Финляндии глубоко укоренилось в финском народе, стало
одной из главных, если не главнейших, общественно-политиче-
ских догм Финляндии.
3 Следует подчеркнуть уникальный характер этого докумен-
та, поскольку он не имеет аналогий в отношениях России с дру-
гими окраинными территориями, бывшими в прошлом отдельны-
ми государствами (например, Остзейским краем, Грузией, Мол-
давией). Попытки сравнить его с «жалованными грамотами»,
даваемыми царизмом привилегированным классам других окра-
инных территорий, делались К. Ф. Ординым и другими русскими
историками уже давно, но эти попытки не выдерживают кри-
тики. Дело в том, что «жалованные грамоты» давались монархом
исключительно одному, притом избранному сословию (рыцарст-
ву, дворянству), а вовсе не стране в целом. Грамоты подчерки-
вали привилегированное положение этого сословия по отношению
ко всему остальному населению страны. Ничего -подобного не
имело места в Боргосском акте. Этот акт был соглашением двух
сторон, из которых одна представляла все четыре сословия Фин-
ляндии, то есть всю нацию, всю страну, которая таким образом
целиком ставилась в особое отношение к Российской империи.
83
ски, ни по содержанию этот акт не был договором между
двумя государствами, но по своему духу, по своему поли-
тическому значению это было соглашение между пред-
ставителями двух сторон, из которых одна — Россия, а
точнее лишь русский царь — признавала незыблемость
обособленного государственного положения Финляндии,
а другая — финляндские сословия —добровольно, то есть
открыто, на сейме, конституционно и еще до окончания
войны вступала в подданство российского императора.
Результатом этого соглашения было начало эры самостоя-
тельного политического развития Финляндии.
Таким образом, традиционная русская внешняя поли-
тика в отношении Финляндии как страны особой и при-
том дружественной, проводимая с начала XVIII в., полу-
чила в 1809 г. свое естественное, логическое завершение
в заключении фактического союза между Россией и Фин-
ляндией.
Александр I действовал, следовательно, в отношении
Финляндии не в силу своих «либеральных идеалов», как
это пытались изобразить буржуазные историки, не спон-
танно, как это казалось его потомкам, а на основе исполь-
зования плодов традиционной линии русской дипломатии.
И эту линию он старался, насколько возможно, проводить
последовательно в новых исторических условиях. О том,
что финляндская политика Александра I строилась на
основе глубоких исторических традиций и была внешне-
политически целеустремленной, свидетельствует и другой
исторический факт — почти столетняя история так назы-
ваемой Старой Финляндии, то есть части Финляндии,
принадлежавшей России со времен Северной войны 1700—
1721 гг. и вновь присоединенной российским правительст-
вом к Финляндии в 1811 г.1
1 Как известно, образованная в 1713 г. из части Финляндии
Выборгская провинция была в 1741 г. поднята до ранга губер-
нии, но, в отличие от других российских губерний, получила
свой особый порядок управления, хотя и лишилась части быв-
ших шведских учреждений. Это особое положение Выборгской
губернии было в основном сохранено и при Екатерине II, не-
смотря на предпринятую ею реформу административного устрой-
ства России с целью унификации управления губернских учреж-
дений. Правда, к концу своего царствования Екатерина II
намеревалась ввести во всех губерниях единообразную форму
управления, но не успела осуществить это намерение, да и неиз-
вестно, коснулось бы оно Выборгской губернии. Зато мы знаем,
что Павел I, также внесший изменения в административную
структуру России в 1798 г., не только сохранил за Выборгской
84
Понимание преемственности й последовательности
русской политики в отношении Финляндии чрезвычайно
важно для уяснения всего развития русско-финляндских
отношений в исторической перспективе. Речь, следова-
тельно, идет о том, что в политике России, какой она была
намечена в отношении Финляндии в 1809 г., отсутствова-
ли конъюнктурные соображения: эта политика была ис-
торически обусловлена, отвечала коренным интересам
России и прошла проверку временем.
В самом деле, перед правительством России в 1809 г.,
когда оно безраздельно контролировало положение в Вос-
точной и Северной Европе, стояла дилемма, как поступить
с Финляндией:
1) либо, завоевав ее силой оружия, уничтожить там
унаследованные от Швеции социально-правовые порядки
и государственное устройство и заменить все это русски-
ми стандартами, то есть преобразовать финляндскую тер-
риторию в одну из многочисленных провинций Россий-
ской империи со всеми вытекающими отсюда последстви-
ями, поддерживая и охраняя новый порядок введенными
в страну русскими войсками;
губернией прежние привилегии и отличия, но и расширил их,
восстановив те учреждения, которые существовали там до при-
соединения Выборга к России, в частности лагманский суд.
Еще более показательно, что правительство Александра I,
стремившееся ликвидировать последствия административных мер
Павла I во всей России и осуществившее в 1801 г. свою рефор-
му губернского управления, тем не менее не коснулось Выборг-
ской губернии, сохранив ее нерусский статус. Более того, в
1803 г. оно пошло еще дальше по пути подчеркивания ее осо-
бого положения в империи, переименовав ее из Выборгской в
Финляндскую, то есть сделав явный крен с административно-гео-
графического аспекта на этническо-политический. Тем самым
Выборгская губерния была вполне официально приравнена к та-
ким национальным губерниям-странам, как Лифляндия, Эстлян-
дия и Курляндия, и в этом качестве просуществовала восемь лет
(1803—1811 гг.), когда была присоединена к остальной Финлян-
дии как своего рода добровольный и великодушный дар России
Великому Княжеству Финляндскому.
Надо сказать, что это был не только территориальный дар,
как его обычно рассматривали, но и политический акт, направ-
ленный на ликвидацию условий, способных породить в будущем
национальные споры между Россией и Финляндией. Не следует
забывать, что это было сделано в период зарождения националь-
ного движения в Европе, развязанного Французской революцией
1789 г. К сожалению, значение этого акта не было понято и по
достоинству оценено ни современниками, ни потомками как с
русской, так и с финляндской стороны, как, впрочем, и вся внеш-
няя политика России в отношении Финляндии.
85
2) либо, воспользовавшись зарождением финского на-
ционального движения, дать Финляндии возможность
национального самостоятельного развития, выделить ее в
особое, фактически обособленное от России государство,
связанное с империей лишь общностью внешней полити-
ки и подчиненное лично монарху, одновременно (по сов-
местительству) являвшемуся главой и Российской импе-
рии, и Великого Княжества Финляндского.
Как известно, правительство России предпочло второй
путь. Оно признало его наиболее целесообразным, исходя
из исторических традиций русско-финляндских отноше-
ний и принимая во внимание важное военно-стратегиче-
ское значение финляндской территории. Целью этой по-
литики России было создать в пограничной Финляндии
«население дружественное, спокойное, довольное своим
положением и заинтересованное во внешнем могуществе
и силе России»1, а не недовольное и тем более не враждеб-
ное ей.
Последовательно проводя в жизнь сформулированный
еще М. М. Сперанским1 2 3 принцип «Финляндия есть госу-,
царство, а не губерния»^, правительство России с самого
начала не распространяло на Финляндию компетенцию
русских правительственных учреждений, а затем, особен-
но в 60—70-х гг. XIX в., непрерывно расширяло особые
государственные права Финляндии и тем самым усилива-
ло обособленность этой страны от империи. Осуществляя
фактически все время в отношении Финляндии дружест-
венную внешнюю политику, оно одновременно рассмат-
ривало русско-финляндские отношения как сферу исклю-
чительно внутренней, а точнее, внутриимперской поли-
тики и крайне ревниво оберегало эти отношения от
трактовки их в плане международной политики и между-
народного права.
Так, в декларации от 28 марта 1808 г., которая изве-
щала иностранные государства о присоединении Финлян-
дии к России, а также в Фридрихсгамском мирном
договоре от 15 сентября 1809 г. отсутствуют какие-либо
1 Е. Е. (Э. К. Эн гм а и), Россия и Финляндия, «Русская ста-
рина», т. VII, март 1888 г., стр. 678.
2 М. М. Сперанский (1772—1839 гг.)—русский государствен-
ный деятель, автор конституционных проектов, государственный
секретарь в 1810—1812 гг.
3 «Русский биографический словарь», том: Смеловский — Су-
ворина, Спб., 1909, стр. 220.
86
намеки на особое положение Финляндии в империи !.
Правительство России и впоследствии старалось под-
черкнуть тот факт, что вопрос о создании из Финляндии
государства никогда не подлежал обсуждению или гаран-
тии других европейских государств, а был делом взаимно-
го соглашения между русским монархом и представите-
лями сословий Финляндии.
Таким образом, правительство России готово было
идти навстречу государственным национальным интересам
Финляндии, соглашалось предоставить ей права националь-
но-культурной и политико-административной автономии,
а также правовые и социально-экономические привилегии
при условии, что обособление Финляндии не приведет
или, точнее, не будет означать ее фактического внешне-
политического обособления, а, наоборот, будет лучшим
гарантом единства и согласия Финляндии и России в
области внешней политики.
Этой точки зрения российское правительство последо-
вательно придерживалось вплоть до конца XIX в. Оно по-
стоянно подчеркивало, что со стороны России в отноше-
нии Финляндии не было и не будет сделано ничего, что
могло бы нарушить согласие между «честным и верным
финляндским народом» и монархом, верховным предста-
вителем интересов Российской империи.
Фактическое отношение России к Финляндии как вне-
шнеполитическому партнеру и то значение, которое при-
давалось российским правительством внешнеполитичес-
кому единству России и Финляндии, нашли свое конкрет-
ное проявление во всегдашнем внимании руководителей
русской внешней политики к Финляндии, хотя формаль-
но она вовсе не относилась к их ведомству. Между тем
это внимание было весьма примечательным: руководители
внешней политики России, особенно крупнейшие, наиболее
значительные и самостоятельные из них — граф Н. П. Ру-
мянцев и князь А. М. Горчаков (первый — в начале, а
1 Статья VI Фридрихсгамского мирного договора не может
считаться таким намеком. Скорее наоборот. Она исключительно
направлена на то, чтобы предотвратить в будущем любое вмеша-
тельство Швеции в дела Финляндии под предлогом заботы о сво-
их бывших подданных, и потому говорила, что религия, право
собственности и другие привилегии этих подданных гарантиру-
ются русским царем. Что же касается особого положения Фин-
ляндии как страны, то о нем не сказано ни слова. Более того,
Финляндия нигде не названа даже по имени, и речь всюду идет
лишь о «жителях приобретенных областей».
87
второй — в середине XIX в.) —всегда стояли на страже
финляндской обособленности и привилегий. Особенно
содействовал расширению автономии Финляндии во вто-
рой половине XIX в. князь А. М. Горчаков, который по-
стоянно предотвращал любое вмешательство общероссий-
ских учреждений в финляндские дела, опасаясь, как бы
такие действия за границей, а главное, в Финляндии не бы-
ли восприняты как нарушение финляндской конституции.
А это по европейским нормам означало бы государствен-
ный переворот 1 и могло бы привести к разрушению основы
русско-финляндского внешнеполитического союза.
Таким образом, русские министры иностранных дел
наряду с царем, являвшимся верховным руководителем
русской внешней политики, объективно выступали защит-
никами финляндских интересов, исходя из интересов им-
перии в целом. Независимо от того, хотели они этого или
нет, они в силу своего положения и своей государственной
ответственности должны были смотреть и смотрели на
Финляндию с внешнеполитической точки зрения. Они
стремились прежде всего к тому, чтобы Финляндия вне-
шнеполитически всегда была союзницей России, выступа-
ла с ней на европейской арене единым фронтом. Это была,
так сказать, основная программа русской внешней полити-
ки в отношении Финляндии. Она, с одной стороны, созда-
вала благоприятные условия для решения чисто военно-
стратегических задач обеспечения безопасности России, а
с другой, именно ради достижения этой программы пред-
принимались все те многочисленные шаги навстречу Фин-
ляндии, которые содействовали «привязыванию» финско-
го народа к России «собственными его очевидными поль-
зами» 1 2.
Именно борясь за выполнение этой программы, царизм
обнаруживал крайнее беспокойство всякий раз, когда в Фин-
ляндии проявлялись симптомы, свидетельствовавшие о на-
личии у финляндских правящих кругов иных внешнепо-
литических интересов, чем интересы России, и иной внеш-
неполитической ориентации, чем ориентация на союз с
Россией. Так было, например, когда в Финляндии в связи
с войнами, ведущимися Россией (Крымской войной, поль-
1 См. М. М. Бородкин, История Финляндии. Время импе-
ратора Александра И, стр. 81.
2 Известные слова из секретного предписания Александра I
генерал-губернатору Финляндии от 26 сентября 1810 г. (ЦГАВМФ
СССР, ф. 19, д. 24, л. 74).
88
ским восстанием 1863 г., русско-турецкой войной 1877—
1878 гг.), возникала идея об объявлении нейтралитета. Ней-
тралитет Финляндии в отношении России вместо союза
с Россией, нейтральная Финляндия в сравнении с Финлян-
дией союзной и дружественной — это было, разумеется,
шагом назад с точки зрения русских государственных ин-
тересов. И именно поэтому русское политическое и осо-
бенно внешнеполитическое руководство реагировало на
эти симптомы весьма и весьма болезненно. До конца XIX в.
оно знало лишь один-единственный метод «лечения» этих
тревожных симптомов «финляндской болезни» — усилить
дозу уступок Финляндии. Но постепенно русские руково-
дящие круги стали все более сомневаться в эффективно-
сти этого средства. Казалось, что «лекарство» вызывало
последствия, совершенно противоположные ожидаемым
результатам.
Глава VII
Внешняя политика Финляндии в отношении России
Мы достаточно подробно ознакомились с традициями и
действиями российского правительства в области русско-
финляндских отношений и с его внешнеполитической про-
граммой в отношении Финляндии.
Остается рассмотреть, какую же позицию занимала
Финляндия в отношении России, каковы были ее внешне-
политическая ориентация и ее национальные внешнеполи-
тические идеалы.
На первый взгляд может показаться неправомерной на-
тяжкой говорить о внешней политике Финляндии в отно-
шении России, поскольку для этого нет никаких юридиче-
ских, формальных оснований. Однако так кажется только
на первый взгляд. Имеются веские, реальные исторические
факты, свидетельствующие о наличии у финляндских кру-
гов определенных внешнеполитических взглядов начиная с
XVIII в. и о попытках претворить эти взгляды в ту или
иную линию поведения в отношении России на протяже-
нии XIX в.
Политика до 1809 г.
Первые попытки определить самостоятельную финлянд-
скую точку зрения на отношения с восточным соседом от-
носятся к 40-м гг. XVIII в. Еще во время русско-шведской
89
войны 1741 г. со стороны отдельных гарнизонов Финлян-
дии были сделаны заявления о желании перейти в поддан-
ство России. Под непосредственным влиянием этой войны
в те же годы в Финляндии возникло оппозиционно настро-
енное к шведскому управлению в Финляндии тайное обще-
ство ФФФ («Фёр Финляндс Фрихет» — «За свободу Фин-
ляндии»), члены которого высказывали идею об отделении
Финляндии от Швеции при активном участии восточного
соседа.
В период 40—60-х гг. XVIII в., как писал Г. И. Эренс-
верд, «в Финляндии много трудились во имя отделения ее
от Швеции», причем это отделение в более или менее ясной
форме почти всегда связывалось с помощью со стороны
России. Вплоть до конца 70-х гг. «эта идея,— по словам Це-
дерберга,— все еще не была забыта» '.Ав 80-х гг. получи-
ла вновь довольно заметное развитие.
В 1781 г. было создано тайное общество офицеров-пат-
риотов «Валгалла», возглавлявшееся Егергорном. Одновре-
менно в Финляндии и за границей развернул свою кипучую
деятельность Ю. М. Спренгтпортен, и к 1787 г., по сообще-
нию русского посла в Стокгольме А. К. Разумовского, про-
екты отделения Финляндии от Швеции обсуждались «по-
всеместно», то есть повсеместно в финляндской армии1 2.
Характерной особенностью движения за независимость
в Финляндии в конце XVIII в. было то, что это движение
было в первую очередь движением военных, движением
шведо-финляндских офицеров-дворян, а не национальным
движением финнов, как это стало позднее. В отличие от
Норвегии, где в этот период также возникло движение за
национальную независимость и за обособление от Дании,
финляндское движение было слабо экономически обуслов-
лено и во главе его еще не встала местная, финская буржу-
азия, поскольку этот класс в ту пору не успел сложиться в
Финляндии. Вот почему военно-дворянская оппозиция,
хотя и была достаточно заметной, не захватила в силу сво-
его верхушечного характера народные массы и даже сколь-
нибудь глубокие общественные слои, не получила поддерж-
ки других сословий Финляндии и ее действия не могли
дать ощутимых, реальных результатов.
1 A. R. Cederberg, Suomen historia vapauden ajalla II,
Porvoo, 1947, s. 602.
2 См. И. И. Кяйвяряйнен, Международные отношения
на севере Европы в начале XIX в. и присоединение Финляндии
к России в 1809 г., стр. 29.
90
Зато не было недостатка в планах и проектах. И по-
скольку авторами их являлись представители военно-дво-
рянской верхушки, эти проекты неизбежно носили военный
и внешнеполитический характер, пытались решать проб-
лему независимости Финляндии, исходя не из внутренних
условий, не внутренними силами страны, не из расчета на
союз с другими классами финляндского общества (все это
было недостижимо в тогдашних условиях), а исходя из
благоприятной военной и внешнеполитической обстановки,
опираясь на поддержку военных и внешних сил. Тем са-
мым уже в первых проектах независимости Финляндии
оказались чрезвычайно сильно выражены внешнеполитиче-
ские концепции будущего финляндского государства.
Главным организатором движения за независимость
Финляндии и автором проектов ее отделения от Швеции
выступал Ю. М. Спренгтпортен. Он считал, что русско-
шведские отношения не поддадутся урегулированию до тех
пор, пока Финляндия останется в составе Швеции; что
Финляндия географически ближе расположена к России,
чем к Швеции, к Петербургу, чем к Стокгольму, и потому
более удобно и более надежно может получить защиту со
стороны России, а не Швеции. Исходя из этих убеждений,
Спренгтпортен доказывал, что предоставление Финляндии
независимости вообще упразднило бы «финляндскую про-
блему» как для Швеции, так и для России и было бы вы-
годно обоим государствам. Если же в Швеции не смогут
понять этого и добровольно не согласятся на предоставле-
ние независимости Финляндии, то финнам рано или позд-
но придется принудить Швецию к этому силой. При этом
Спренгтпортен указывал, что приобретение самостоятель-
ности Финляндией в этом случае невозможно без военной и
внешнеполитической поддержки со стороны России, без
дружбы с Россией. Понимая, что в условиях того времени
абсолютно самостоятельное, внешнеполитически независи-
мое существование Финляндии как государства невозмож-
но, Спренгтпортен стремился к союзу Финляндии с Росси-
ей, причем к настолько выгодному союзу для своей страны,
настолько независимому для нее положению, насколько это
было возможно в тогдашних исторических условиях. Вот
почему Спренгтпортен выдвигал в своих проектах идею
полнейшей политической независимости Финляндии во
внутренних делах, полного ее обособления в отдельное го-
сударство, находящееся лишь во внешнеполитическом от-
ношении под покровительством России. Насколько широко
91
Мыслил себе Спренгтпортен внутриполитическую независи-
мость Финляндии по отношению к России, видно из того,
что он предложил русским монархам создание республи-
канской Финляндии под протекторатом монархической
России.
По плану Спренгтпортена, Финляндия должна была
стать республикой федеративного типа, сходной по внут-
реннему устройству с Голландией или США,— стать Сое-
диненными Штатами Финляндии. Во главе ее должен был
стоять президент с широкими полномочиями, в то время
как все феодальные привилегии, дворянство и титулы под-
лежали упразднению. Внешнеполитически Финляндская
республика должна была находиться в союзе с Россией и в
военном и международно-правовом отношениях состоять
под ее покровительством и защитой.
Эти планы можно было бы назвать нереальными, утопи-
ческими, если бы они не были построены на таком знании
своеобразия международного положения Финляндии, кото-
рое мы ныне можем назвать феноменальным. Конечно, пла-
ны Спренгтпортена во многом опережали время, были свое-
образным предвидением перспективы развития русско-фин-
ляндских отношений. И именно поэтому они не были
понятны большинству современников. Правда, русские пос-
лы в Гааге и Стокгольме С. Колычев и А. Морков, кото-
рым Спренгтпортен в 1785 и 1786 гг. изложил эти проекты,
одобрили и поддержали их перед своим правительством,
подчеркивая, что финляндская независимость не противо-
речит интересам России, но легитимистские воззрения
правительства Екатерины II оказались сильнее русских
национальных соображений и государственных интересов
России. Правительство Екатерины II проявило сдержан-
ность и охладило пыл своих дипломатов, решив предоста-
вить инициативу отделения от Швеции исключительно
самим финляндцам. Еще большее непонимание встретил
Спренгтпортен со стороны своих соотечественников. Его
не всегда понимали даже ближайшие соратники.
Наряду с проектом Спренгтпортена те же военные кру-
ги выдвигали проект Ю. А. Егергорна, более радикальный,
поскольку он предусматривал полную самостоятельность
для Финляндии, без установления над ней русского про-
тектората и объявления ее нейтральным государством. Од-
нако и этот план исходил из предположения, что Россия
окажет помощь Финляндии в вопросе отделения ее от Шве-
ции. Егергорн считал, что уже сам факт превращения Фин-
92
ляндии в нейтральное буферное государство на границах
России настолько благоприятен для последней, что россий-
ское правительство должно полностью и бескорыстно по-
мочь Финляндии отделиться, применив для этого как воен-
ные, так и дипломатические средства давления на Швецию.
Однако план Егергорна был хорош, так сказать, в иде-
але. На деле же он был составлен без учета исторической
обстановки, без учета внешних и внутренних условий, в ко-
торых в ту пору находилась Финляндия. Этого не понима-
ли Егергорн и его последователи, офицеры. Для большин-
ства офицеров-дворян уже один переход в русское поддан-
ство воспринимался как измена, предательство шведской
короне и потому был неприемлем, особенно для военных и
лиц с военно-дворянской психологией. Вот почему боль-
шинство финляндцев, будучи убеждены в необходимости и
неизбежности воспользоваться для получения независимос-
ти услугами России, в то же самое время отказывались
принять план Спренгтпортена, предусматривавший соеди-
нение с Россией, союз с ней как гарантию и в известной
мере как плату за эту независимость. Именно факт военно-
го происхождения идеи о независимости Финляндии, факт
возникновения сепаратистского движения как военной оп-
позиции прочно наложил своеобразный отпечаток на все
национальное движение в Финляндии вплоть до XX в.,
оказал влияние на его узкое, преимущественно военное,
идейно ограниченное направление и понимание им своих
целей и задач.
К преодолению этой ограниченности как раз и стремил-
ся Спренгтпортен. Но трагизм его положения состоял в
том, что его не понимали в конечном итоге ни финны, ни
русские, ни современники, ни потомки, в том числе и истог
рики. Короче говоря, его идеи остались чуждыми как для
своих, так и для чужих.
Свои обвиняли его в измене, даже в предательстве на-
циональных интересов, в корыстной «продаже» себя и
Финляндии России. Российские же правящие круги обви-
няли его в неискренности, в пристрастии к финляндским
привилегиям, в стремлении изолировать, оторвать Финлян-
дию от России. Русские историки-монархисты и впоследст-
вии видели в Спренгтпортене не друга России, а опасного
республиканца, зачинателя финляндской обособленности.
Монархическое бельмо на глазу мешало им объективно оце-
нивать даже непреложные исторические факты. Они, на-
пример, совершенно не понимали настойчивого стремления
93
Спренгтпортена занять самые наивысшие посты в Финлян-
дии: президента — в случае ее самостоятельности и уста-
новления республиканского строя, главнокомандующего —
в случае вооруженного восстания за независимость и гене-
рал-губернатора — в случае вхождения Финляндии в со-
став Российской империи. Как современники, так и исто-
рики находили этому лишь одно, притом самое банальное,
объяснение — честолюбие. Они не видели и не понимали
другого: стремления Спренгтпортена максимально сокра-
тить недоразумения в отношениях между финляндцами и
русскими и потому стать арбитром, наивысшей инстанци-
ей, могущей решать все споры и смягчать, а порой и ликви-
дировать, если возможно, их возникновение, а также устра-
нять все непонимания, возникающие между Россией и
Финляндией. Короче говоря, он вполне сознательно, зная
финский характер, а также педантизм и бюрократическую
волокиту, свойственные государственным учреждениям
обеих сторон, и русское незнание шведо-финляндской со-
циально-политической специфики, хотел и даже считал аб-
солютно необходимым быть единственной высшей инстан-
цией, решающей судьбу Финляндии, исходя из ее нацио-
нальных, наиболее верно только им понимаемых интересов.
Разумеется, подобные претензии не прощаются смерт-
ным даже в более спокойные, терпимые времена, а не толь-
ко в бурное время краха феодального общества в Европе.
И они, действительно, не были прощены Спренгтпортену,
так сказать, в личном плане. Но если при этом и следует
чему-то удивляться, то только тому, что Спренгтпортену
все же удалось столь многое сделать, тому, что он в основ-
ных чертах осуществил свою идею и продержался в каче-
стве посредника между Россией и Финляндией сравнитель-
но долго. Одна из главных причин этого — политическое
чутье русской дипломатии и ее руководителей, понявших,
вопреки всему — условиям эпохи, монархическим шорам,
личным антипатиям, правильность основной идеи Спренгт-
портена, а именно: самостоятельность Финляндии, ее неза-
висимое внутриполитическое развитие при наличии внеш-
неполитического единства с Россией ни в коей мере не
противоречит интересам России. То, что этот тезис Спренгт-
портена совпадал с выводами российского правительства,
сделанными на основе предыдущего столетнего опыта рус-
ско-финляндских отношений, служило надежной гарантией
сотрудничества русских властей со Спренгтпортеном, во-
преки всем мешающим этому сотрудничеству конъюнктур^
94
пым моментам, и во многом обусловило благоприятную по-
зицию России в отношении национального будущего Фин-
ляндии.
Таким образом, к концу XVIII в., еще до отделения
Финляндии от Швеции, в финляндском обществе были вы-
двинуты две концепции внешней политики, которой могло
и должно было следовать финляндское самостоятельное го-
сударство,— политика дружественного России и гарантиро-
ванного ею нейтралитета или политика внешнеполитиче-
ского союза с Россией при полной экономической, внутри-
политической и государственно-правовой независимости
Финляндии.
Все документы финляндских сепаратистов-патриотов
конца XVIII в., носящие внешнеполитический характер
(Ликальская нота от 18 июля 1788 г., Аньяльское согла-
шение, или «Условия финской армии», от 2 августа 1788г.,
памятные записки Спренгтпортена российскому прави-
тельству и т. п.), по сути дела, являлись вариациями,
модификациями и попытками сближения или уточнения
охарактеризованных нами выше двух основных проектов
курса будущей финляндской внешней политики.
Как известно, из них был осуществлен один — а имен-
но: внешнеполитический союз с Россией, хотя и на не-
сколько более жестких условиях, чем это первоначально
предполагал Спренгтпортен,— без республиканской формы
правления в Финляндии. Но такой исход, во-первых, зави-
сел не только от русских властей, но и находил горячую
поддержку монархических кругов в Финляндии, а во-вто-
рых, не затрагивал намеченного Спренгтпортеном внешне-
политического статуса Финляндии. Внешнеполитический
союз, дружба с Россией — такой ясной и незыблемой на
долгие годы представлялась внешняя политика Финляндии
в отношении восточного соседа для тех, кто закладывал ос-
новы финляндской государственности в 1809 г.
Политика после 1809 г.
В течение первой половины XIX в. внешнеполитический
союз с Россией молчаливо признавался политическими кру-
гами Финляндии доминирующим направлением финлянд-
ской внешней политики, которая фактически в этот пери-
од активно не проявлялась, если не считать внешнеторго-
вых отношений Финляндии со Швецией и Россией. Именно
это отсутствие внешнеполитической активности, вызванное
95
как общими условиями николаевской эпохи, так и слабым
развитием общественно-политических отношений в самой
Финляндии, породило неверное представление о том, что
внешнеполитический союз Финляндии с Россией означает
будто бы лишение Финляндии внешнеполитической линии
вообще и национальной самостоятельной внешней полити-
ки в особенности. Это неверное представление и оказалось
тем глубоким и слишком устойчивым фоном, на котором
впоследствии стали развертываться и из которого стали ис-
ходить различные концепции финляндской внешней поли-
тики как во второй половине XIX в., так и значительно
позднее.
Отсюда понятно, почему развитие внешнеполитических
идей в Финляндии и отстаивание собственных, националь-
ных внешнеполитических действий, национальной внешне-
политической самостоятельности в конце концов оборачи-
вались и перерастали во враждебность по отношению к
России.
Первый значительный толчок в этом направлении
был дан и самим ходом исторических событий во второй
половине XIX в., в первую очередь Крымской войной 1853—
1856 гг., и ослаблением внешнеполитических позиций Рос-
сии в Европе, что сопровождалось активизацией антирус-
ской пропаганды в Скандинавии, и прежде всего в Швеции.
Именно в этот период возникают идеи скандинавизма, име-
ющего антиславянскую и антирусскую направленность,
именно в это время получает распространение миф о «рус-
ской опасности», и именно в самый разгар Крымской вой-
ны создается вполне реальный антирусский военный союз
Англии и Франции со Швецией, закрепленный так называ-
емым Ноябрьским (Канроберовским) трактатом 1855 г.,
предусматривавшим, между прочим, в одной из своих се-
кретных статей возвращение Финляндии Швеции в случае
успешной войны союзников против России.
Активизация шведской внешней политики против Рос-
сии, антирусская пропаганда в Швеции и попытки швед-
ских политических кругов найти опору этой пропаганде в
Финляндии вызвали к жизни финляндскую оппозицию и по-
будили ее формулировать свое внешнеполитическое кредо
в прошведском духе. Немногочисленные, но все же появив-
шиеся в 50—60-х гг. финляндские политические эмигран-
ты, осевшие в Швеции, стали проповедовать отделение
Финляндии от России и присоединение ее к Швеции. Эта
идея, надо сказать, не была совершенно новой. Она возник-
96
ла впервые как одна из альтернатив финляндской полити-
ки почти сразу же после 1809 г., но не получила особого
распространения, не нашла никакого отклика среди фин-
ского народа. Выразителем этой идеи выступила незначи-
тельная часть шведского дворянства, оставшегося в Фин-
ляндии и не получившего от русских властей тех льгот и
выгод, на которые они рассчитывали. Эта незначительная
даже в самой шведо-финляндской среде группировка обра-
зовала еще в 1818—1819 гг. тайную прошведскую полити-
ческую организацию — Виллебрапдтскую лигу, ставившую
своей конечной целью отторжение Финляндии от России, а
ближайшей и повседневной — проникновение в государст-
венный аппарат Финляндии, овладение им и борьбу с ло-
яльными российскому правительству финляндскими чинов-
никами Ч Лига была связана со шведскими политическими
кругами, имела свою тайную сеть агентов и линии связи,
использовала свой шифр. Хотя российское правительство
было осведомлено о существовании лиги, оно тем не менее
не придавало ей особого значения и ограничивалось наблю-
дением за ее деятельностью через верных ему людей, учи-
тывая узковерхушечный и ограниченно-конспиративный
характер этой организации, ее дворянский состав и, глав-
ное, нереальность ее целей. Тем не менее лига медленно, но
неизменно сеяла недовольство Россией среди высшего чи-
новничества, вербовала своих членов среди высшего слоя
финляндской администрации, и в конце концов эта работа
дала отнюдь не безвредные для русско-финляндских отно-
шений всходы.
Именно эти всходы, еще не окончательно созревшие к
середине XIX в., принялась поспешно собирать в период
Крымской войны и непосредственно вслед за ней третья
сторона — шведское внешнеполитическое руководство: со
стороны Швеции с этих пор стали систематически выра-
жать «сочувствие» Финляндии, якобы попавшей в рабство
к России, и собирать все оппозиционные России силы из
среды финляндцев. Произошло то, чего больше всего опаса-
лось правительство России,— вмешательство Европы в рус-
ско-финляндские отношения. Статус Финляндии как стра-
ны, соединенной с Россией, впервые после 1809 г. был
поставлен под сомнение третьей стороной, в судьбе Финлян-
дии приняла участие иностранная держава, и она же высту-
пила в роли стимулятора, побудителя и, главное, руководи-
1 См. ЦГАДА, ф. 16, Госархив, д. 679, л. 1—3.
4—225
97
теля еще не оформленной финляндской оппозиции. Именно
из-за рубежа начиная с 50-х гг. стал распространяться в
Финляндии тезис, на котором основывалось и которым обо-
сновывалось внешнеполитическое противопоставление
Финляндии и России, а именно тезис о том, что «сущест-
венные интересы Финляндии стояли и всегда будут стоять
в противоречии с направлениями русской политики». Этот
тезис был голословен, ибо как раз существеннейшие, а
именно экономические, интересы Финляндии делали для
нее выгодным союз с Россией.
Тем самым стремление финляндских сепаратистов к на-
рушению союза с Россией получило не только ярко выра-
женную антирусскую окраску, но и антипатриотический,
антинациональный (прошведский) характер по отношению
к самой Финляндии. Этого не могли не заметить даже та-
кие умеренные политические деятели Финляндии, как
Ю. Снельман и Ф. Сигнеус, кстати сказать, целиком свя-
занные со шведской культурой, воспринимавшие Швецию
как духовную родину финнов, но являвшиеся выразителя-
ми и видными представителями финского национального
движения.
Ю. В. Снельман, например, отказывался видеть в про-
шведски настроенных финляндских деятелях, в финлянд-
ской политической эмиграции в Швеции представителей
интересов Финляндии. Он осуждал деятельность этой эми-
грации, указывая, что она возглавляется пе финнами, а
шведами по происхождению и потому «столь легко отряха-
ет от ног финскую землю».
Фредерик Сигнеус также доказывал, что «Финляндия
отнюдь не находится в рабстве у России и что соединение
со Швецией — далеко не единственное средство спасения
Финляндии».
Таким образом, внешнеполитическая ориентация на
Швецию хотя и существовала и время от времени оживля-
лась как одна из актуальных внешнеполитических альтер-
натив для Финляндии па протяжении всей второй полови-
ны XIX в., однако не находила сколько-нибудь широкой, а
тем более серьезной поддержки со стороны финляндских
правящих кругов и общественного мнения.
Новый внутри- и внешнеполитический кризис, насту-
пивший для России в 1863 г. в связи с польским восстанием
и реакцией на пего в Европе, оказал на Финляндию еще
большее воздействие, чем даже Крымская война, и вызвал
довольно широкую дискуссию в финляндской открытой
98
прессе о внешнеполитическом статусе и внешнеполитиче-
ских интересах Финляндии. Поскольку ожидалось, что мо-
жет вновь возникнуть война между Россией и западноев-
ропейскими странами, то прозападно настроенные, так на-
зываемые «либеральные», шведомапские круги попытались
определить в этой эвентуальной ситуации такое положение
Финляндии, которое бы предотвратило ее участие в войне
за русские интересы и исключило бы возможность превра-
щения Финляндии в театр военных действий. Таким поло-
жением мог быть только нейтралитет Финляндии во время
войны.
Проект нейтралитета Финляндии в случае войны Рос-
сии с европейскими державами был вполне открыто выдви-
нут газетой «Хельсингфорс дагбладет» 1 15 апреля 1863 г.
и затем не менее открыто обсуждался во всей финляндской
прессе. «Наше бедное отечество,— писала газета,— было
вечным яблоком раздора между скандинавской и славян-
ской народностями. Неужели оно снова должно сделаться
полем битвы для пих?» Исходя из того, что Финляндия мо-
жет, следовательно, подвергнуться опасности стать театром
военных действий, газета считала, что международное по-
ложение Финляндии сходно с положением Бельгии или
Швейцарии, и потому требовала объявления Финляндии
полностью нейтральной и гарантии этого нейтралитета со
стороны России и Швеции или того противника России, ко-
торый бы выступил совместно со Швецией. Еще дальше
шла в требовании нейтралитета абоская газета «Обу ундер-
реттельсер», которая высказывала мнение о необходимости
рассмотреть вопрос о нейтралитете Финляндии на одном из
общеевропейских конгрессов, не обусловливая этот нейтра-
литет согласием на то России 1 2.
Таким образом, как само требование нейтралитета, так
и те формы его осуществления, которые предлагались фин-
ляндскими кругами, носили ясно выраженный враждебный
России характер. Не говоря уже о том, что сам факт объяв-
ления нейтральной одпой из частей империи был, по суще-
ству, открытой демонстрацией разрыва внешнеполитиче-
ского союза между Финляндией и Россией, нейтралитет
Финляндии в тогдашних условиях был попросту на пользу
врагам России из чисто военно-стратегических соображе-
ний, ибо при наличии «нейтральной» Финляндии против-
1 См. «Helsingfors Dagbladet», 15.4.1863.
2 См. «Abo Underrattelser», 1863, N 65, 98.
4*
99
ник мог свободно напасть с моря на Петербург и весь
смысл приобретения Финляндии для России как защитно-
го, предохранительного пространства, как естественной
предпольной оборонительной полосы сводился, по су-
ществу, на нет.
Тем самым внешне «невинное» требование «нейтрали-
тета» оборачивалось для России враждебностью со сторо-
ны финляндцев, причины которой правительство России и
особенно русская общественность не могли постичь.
За границей быстро уловили подлинную суть этого тре-
бования. В первую очередь немецкие газеты и другие изда-
ния за границей немедленно поддержали мысль финлянд-
ских газет о нейтральной Финляндии, особенно с европей-
ской гарантией. Они видели в этом надежное средство
постоянного вмешательства во внешнюю политику России
и ключ к ослаблению русских военных и внешнеполитиче-
ских позиций в районе Балтики.
То, что ослабление России отнюдь не принесет пользы
национальным и государственным интересам Финляндии,
понимали, однако, наиболее трезвые и наиболее глубоко
разбиравшиеся в обстановке политические деятели Фин-
ляндии. Одним из них был Ю. В. Снельман. Он подчерки-
вал, что неразумно и несерьезно верить в осуществимость
финляндского нейтралитета в тогдашних условиях, особен-
но если Россия будет вести войну. Снельман считал раз-
говоры о нейтралитете утопичными, беспочвенными, «не-
сообразной мыслью», а попытку осуществить эту мысль,
вопреки согласию России, чреватой ликвидацией самосто-
ятельного положения Финляндии Снельман подчерки-
вал, что только «в полной дружбе с Россией финский на-
род может жить и создавать предпосылки для своей само-
стоятельности».
С укреплением международного положения России к
концу 60-х гг. идея нейтралитета Финляндии постепенно
утратила свою актуальность, по она породила или, вер-
нее, оплодотворила впоследствии две другие концепции
финляндской внешней политики, которые, исходя из того,
что самостоятельная Финляндия должна быть нейтраль-
ной, пришли к диаметрально противоположным выводам
о фактическом содержании внешнеполитического курса
Финляндии.
1 См. J. V. Snellman, Sota tai rauha Suomelle, «Literatur-
bladet», 1930, N 5/1863, Kootut teokset VII, ss. 239—251.
100
С одной стороны, в 70-х гг. под влиянием того рас-
цвета экономической и политической жизни, который на-
ступил в Финляндии как следствие русской политики
предоставления Финляндии широчайшей внутриполитиче-
ской автономии, в части финляндских правящих кругов,
отличавшихся наибольшей самостоятельностью внешнепо-
литического мышления, получила распространение так на-
зываемая идея «моста». Эта идея вела свое начало от-
части от идей Спренгтпортена и отчасти — архиепископа
Тенгстрёма и заключалась в том, что внешнеполитически
Финляндии отводилась роль «моста» или посредника меж-
ду Скандинавией, Западом и Россией, причем посредника
благожелательного, умного, понимающего обе стороны и
стремящегося оказывать как на Россию, так и на Запад
смягчающее влияние. Эти идеи находили приверженцев,
особенно в среде финляндской интеллигенции, в первую
очередь в среде ученых, а также у ряда представителей
высшего «просвещенного чиновничества», имевшего более
широкий кругозор. Именно наличие широкого кругозора,
способность оценить положение Финляндии в общеевро-
пейском масштабе, а также знание русских условий и по-
нимание позиции России по отношению к Финляндии за-
ставляли ученых и наиболее просвещенных и информиро-
ванных людей Финляндии выдвигать и отстаивать идею
«моста» как наиболее соответствующую национальным ин-
тересам Финляндии линию самостоятельной внешней по-
литики в будущем. Однако круг этих людей и их влияние
были крайне невелики. Поэтому и политика России, и вы-
ступления в ее защиту оставались непонятными большин-
ству финляндцев. Недаром в одном из своих писем барон
Шернвалль-Валлен жаловался барону А. Маннергейму
на это непонимание, указывая, что «Россия руководству-
ется политическими причинами, которые не могут быть
оцениваемы у нас, где местный кругозор не простирается
дальше границ края» Ч Наоборот, необоснованная, но зато
резко враждебная реакция на любое русское мероприятие
воспринималась в Финляндии во второй половине XIX в.
как показатель национального мужества, национальной
самостоятельности, хотя на самом деле такие враждебные
выступления нередко свидетельствовали о совершенно
противоположных качествах.
1 Цит. по М. М. Бородкин, История Финляндии. Время
императора Александра II, стр. 85.
101
Блестящим примером этого могут служить те выводы
из идеи нейтралитета, которые были сделаны в Финлян-
дии в 80-х гг. некоторыми псевдопатриотами.
Если приверженцы идеи «моста» исходили из того,
что Финляндия может играть роль нейтрального посредни-
ка между Россией и Скандинавией именно потому, что она
имеет нечто общее и с той и с другой, то прозападные
круги, группировавшиеся вокруг газеты «Хельсингфорс
дагбладет» и требовавшие с 60-х гг. нейтрального положе-
ния для Финляндии, исходили при этом из того, что у
финнов «нет с Россией общих интересов»1. Откровенно
антирусская направленность планируемого финляндско-
го нейтралитета стала особенно ясно вырисовываться по
мере развития в финляндской прессе взглядов на способы
осуществления этого нейтралитета. Помимо уже указан-
ной выше статьи в «Обу ундер-реттельсер» о необходимо-
сти решения вопроса о нейтралитете Финляндии на одном
из европейских внешнеполитических конгрессов, в 1876 г.
в качестве бесплатного газетного приложения стала рас-
пространяться брошюра Рудольфа Тенгберга «Историче-
ское положение Финляндии», начисто отрицавшая какое-
либо положительное значение русского союза для Финлян-
дии и доказывавшая, вопреки известным историческим
фактам, возможность существования изолированной и
враждебной в отношении России Финляндии.
Эти взгляды получили еще большую законченность и
завершенность в вышедшей в 1880 г. в Париже брошюре
полковника Беккера «Финляндия — независимая и нейт-
ральная».
В ней автор, свободный от цензурных соображений,
ставил, что называется, все точки над «Ь>. Уже сам факт
перенесения дискуссии о внешнеполитическом курсе Фин-
ляндии за границу и апеллирование к европейскому об-
щественному мнению, к международным органам как ар-
битрам в «споре» между Финляндией и Россией говорит
о многом. Однако еще более показательна аргументация
Беккера и тех сил в Финляндии, которые он, несомненно,
представлял. Беккер прежде всего пугал финнов пансла-
визмом, представляющим якобы угрозу для всех народов
Европы и влекущим за собой руссификацию всех окраин
России. Применительно к Финляндии Беккер усматривал
1 «Helsingfors Dagbladet», 1863, N 132.
102
угрозу русификации в том, что российское правительст-
во лишит Финляндию национальной армии, начнет заме-
щать высшие административные посты русскими чиновни-
ками и станет посылать финляндских депутатов в русский
парламент. Не говоря уже о том, что эти «ужасы» руси-
фикации абсолютно не могли затрагивать по своему ха-
рактеру интересов широких масс финского народа или
угрожать финнам как нации и, следовательно, пугать ими
можно было лишь узкий привилегированный правящий
слой в Финляндии, но даже для выдвижения подобных
обвинений против России в 1880 г., после крупнейших
русских уступок в правовых, экономических, военных и
политических вопросах в пользу Финляндии, совершенно
не было никаких оснований. Смысл всех писаний Беккера
был, следовательно, в том, чтобы найти благовидный пред-
лог для вмешательства третьих сторон в русско-финлянд-
ские отношения. Именно таким предлогом и должны были
стать разговоры о руссификации Финляндии. Беккер от-
кровенно указывал, что «Финляндия сможет противиться
России», ссылаясь на «русификацию» и «лишь обратив-
шись за заступничеством к Европе: к Австрии, Германии,
Англии, которые отняли бы Финляндию у России и соз-
дали бы из нее независимое нейтральное государство», ней-
тралитет которого они бы гарантировали, а взамен полу-
чили бы для себя «гарантию против панславизма па Се-
вере».
Таким образом, иностранный (на этот раз откровенно
прогерманский) характер проекта Беккера не подлежит
сомнению. Из него особенно ясно видно, что нейтралитет
Финляндии в тогдашних условиях, да еще при наличии га-
рантии этого нейтралитета западноевропейскими держа-
вами мог носить для Финляндии только антирусский ха-
рактер. Это был бы, разумеется, не нейтралитет, а лишь
псевдоним служения Финляндии иностранным, а не фин-
ляндским, не национальным, а антинациональным внеш-
неполитическим интересам.
Так к исходу второй половины XIX в. выкристаллизо-
вывалась постепенно еще одна альтернатива финляндской
внешней политики: служить иностранным интересам про-
тивников России, в основном Германии или Англии, быть
форпостом противников России в Северной Европе, плац-
дармом для интервенции в Россию с Запада.
Правда, эти взгляды не получили тогда сколько-нибудь
широкого распространения в Финляндии. Более того, они
103
были осуждены со стороны финской общественности, а
финляндские ответственные круги отмежевались от них.
Но семя было брошено. И оно дало всходы значительно
позднее, в XX в., когда были забыты все те трезвые аргу-
менты, которые выдвигали против проекта Беккера сов-
ременники, и в частности Ю. В. Снельман.
В уже цитированной нами статье «Война или мир для
Финляндии» Снельман еще за 20 лет до выдвижения про-
екта Беккера указывал на авантюризм и несовместимость
участия Финляндии в какой-либо антирусской коалиции
европейских держав с ее национальными интересами.
Он справедливо подчеркивал, что это создало бы прежде
всего братоубийственную гражданскую войну в самой
Финляндии, привело бы к превращению ее территории в
театр военных действий и в конечном счете, особенно в
случае поражения противников России, вызвало бы уси-
ление зависимости Финляндии от России, лишило бы ее
многих дарованных ей привилегий. В целом такая авантю-
ра пагубно сказалась бы на судьбах небольшого финско-
го народа. В другой статье Снельман напоминал тем, кто
кричал об отсутствии у Финляндии общих интересов с
Россией, что такие интересы имеются и притом они суще-
ственны в первую очередь для Финляндии.
«Финляндия своим соединением с великой державой, —
писал Снельман, — ограждена от опустошительной войны.
Войны России вместе с тем ведутся и для безопасности
Финляндии, и уже одно лишь это обстоятельство налага-
ет на финляндцев известные обязанности». Снельман, та-
ким образом, прямо указывал на то, что не видели или не
хотели видеть некоторые его современники, ограниченные
узконациональными взглядами, а именно, что русская во-
енная защита обеспечивает, по сути дела, политическую
самостоятельность Финляндии и поэтому требования
расширить эту политическую самостоятельность обуслов-
ливают необходимость еще более прочно опираться на
русскую военную и внешнеполитическую защиту Фин-
ляндии. Однако этот тезис во всей своей ясности и
непреложности, к сожалению, так и не дошел до
глубины сознания подавляющего большинства финлянд-
ских правящих кругов, а тем более широких масс.
Внешнеполитический раскол финляндского общества стал
к середине 90-х гг. XIX в. настолько явным, а силы, сто-
явшие за сохранение союза с Россией, столь малочислен-
ны, что консолидация сколько-нибудь значительных груп-
104
пировок вокруг единой внешнеполитической националь-
ной программы так и не была достигнута к исходу XIX в.
Как мы видели, разные социальные группы и слои вы-
двигали различные альтернативы внешнеполитического
курса Финляндии:
1.	Внешнеполитический союз с Россией (партия старо-
финнов во главе с И. Ирье-Коскиненом и Ю. Паасикиви).
2.	Превращение Финляндии в «мост», связывающий
Скандинавию и Россию, Запад и Восток и посредничаю-
щий между ними (умеренные круги «фенноманского» дви-
жения).
3.	Объявление Финляндии нейтральной при гарантии
России и Швеции (часть «либеральных» шведоманов и
часть младофиннов).
4.	Установление нейтралитета Финляндии, гарантиро-
ванного лишь западноевропейскими державами («либера-
лы» прозападного толка во главе с Л. Мехелином).
5.	Внешнеполитический союз Финляндии и Швеции
против России (часть дворянско-консервативных шведо-
манов).
6.	Вхождение Финляндии в коалицию западных дер-
жав против России, превращение Финляндии в форпост
всего Запада против Востока (наиболее националистиче-
ская часть младофиннов и активистская часть Шведской
партии).
Таким образом, были как бы перебраны все возможно-
сти, все варианты курса финляндской национальной внеш-
ней политики, причем ни один из них не был окончатель-
ным и не собрал необходимого национального большинст-
ва. Это были лишь проекты, пе проверенные ни временем,
ни обстоятельствами, ни практикой, проекты, казавшие-
ся неплохими на бумаге, но становившиеся совершенно
неясными при малейшей попытке конкретизировать их.
С этой неясностью национальной внешнеполитической
программы финляндское общество вступило в XX в. Зато
предельно ясным стало одно: прежде всего разорвать с
Россией, а затем определить, какой внешнеполитический
курс избрать. Таким образом, невозможность заранее
прийти к соглашению насчет общей внешнеполитической
линии буквально толкала финляндские правящие круги
на путь внешнеполитического авантюризма, лишь при-
крытого покровом финляндской умеренностй и респекта-
бельности, а потому зреющего под спудом и, следователь-
но, более опасного.
105
Достижению ближайшей внешнеполитической цели,
относительно которой не возникало сомнений у всех, кто
выступал за альтернативы № 2—6, а именно осуществле-
нию обособления от России во внешнеполитической сфере,
и были посвящены все усилия, была направлена вся энер-
гия, вся изобретательность господствующих классов Фин-
ляндии, ее правящих кругов и всех оппозиционных им по-
литических группировок на протяжении второй половины
XIX в. Таким образом, те, кто выступал в Финляндии за
сохранение внешнеполитического союза с Россией, с са-
мого начала внешнеполитической дискуссии остались в
меньшинстве и изоляции. Это неблагоприятное тактичес-
кое положение указанной группировки, несмотря на ее
исходные неплохие позиции и первоначальное господству-
ющее положение в правящем лагере, в конце концов и
предопределило не только ее поражение, но и тот еще бо-
лее важный для судеб Финляндии факт, что предложенная
ею внешнеполитическая программа так и не подверглась
серьезному обсуждению со стороны общественности стра-
ны. Просто она была отвергнута априори как якобы не-
финляндская, ненациональная, а сами сторонники этой
программы были заклеймлены как «соглашатели с наслед-
ственным врагом» и надолго утратили политический кре-
дит у большинства своих соотечественников. Но это про-
изошло уже в самом конце XIX в. До тех пор даже эти
«соглашатели» во всех практических вопросах, касавших-
ся русско-финляпдских взаимоотношений, по сути дела,
как и остальные представители Финляндии, стремились
любой ценой приобрести такие позиции, которые послу-
жили бы прочной базой для ведения Финляндией само-
стоятельной внешней политики. Разница была лишь в том,
что «соглашатели», то есть старофинны, желали вести с
завоеванных внешнеполитических плацдармов разговор с
Россией «на равных» и тем самым формально, юридиче-
ски закрепить факт существования союзных отношений
между империей и Финляндией. Их же политическим
противникам, активным и пассивным националистам
(в число которых с 1894 г. входили все остальные бур-
жуазные политические группировки), те же самые вне-
шнеполитические позиции нужны были для того, чтобы
противопоставить Финляндию России. Разница эта, как
показала история, оказалась весьма существенной, более
того — решающей для всего дальнейшего направления
внешней политики Финляндии в первой половине XX в.
106
Каким же путем, какими методами и средствами за-
воевывались эти реальные внешнеполитические позиции
Финляндии, когда она юридически все еще продолжала
оставаться в составе Российской империи?
Прежде всего следует подчеркнуть, что финляндская
внешняя политика на протяжении второй половины
XIX в. никогда не осуществлялась, да и не могла юриди-
чески осуществляться совершенно открыто, а проводилась
замаскированно, через посредство внутриполитических
требований по отношению к России, которые на деле, по
содержанию имели внешнеполитический характер.
Основным и наиболее внушительным каналом, по ко-
торому с 1817 г. непрерывно шло внешнеполитическое
обособление Финляндии от России, была сфера экономики
Базой экономического обособления Финляндии от им-
перии и главной предпосылкой для складывания особой
финляндской внешнеэкономической ориентации, резко от-
личающейся от общероссийской, служила таможенная са-
мостоятельность Финляндии. Наличие таможенного закона
в Финляндии, расходящегося с имперским, с самого начала
трактовалось финляндцами как наличие оформленных до-
говором внешнеторговых отношений между Россией и Фин-
ляндией, а наличие таможенной границы между ними
служило веским подтверждением строгого территориально-
го разграничения между Россией и Финляндией. Эта та-
моженная граница, охраняемая пограничной таможенной
стражей, фактически рассматривалась и являлась полити-
ческой границей, закрытой, например, для русской служ-
бы государственной безопасности (жандармерии) и поли-
тического сыска (тайной полиции). Уже в 1863 г. «Мос-
ковские ведомости» писали, что русско-финляндская
таможенная линия служит для финляндцев «достаточным
основанием для международных отношений к России».
На протяжении второй половины XIX в. таможенная обо-
собленность и таможенные привилегии Финляндии все бо-
лее возрастали. В 1869 г. между Россией и Финляндией
был заключен торговый договор, аналогичный тем, кото-
рые Россия имела с европейскими державами. Более того,
Финляндии был предоставлен в одностороннем порядке
ряд таких преимуществ, о которых не могло мечтать иное
1 См. Дополнительный акт к Фридрихсгамскому трактату,
10 сентября 1817 г., Спб., 1817.
107
независимое государство. Так, Финляндия получала пра-
во беспошлинного ввоза товаров из Европы и других ча-
стей света и одновременно сохраняла право беспошлинно-
го вывоза в Россию. И это являлось, так сказать, двойной
поблажкой, поскольку, во-первых, Россия, вопреки соб-
ственным интересам, допускала в своем протекционист-
ском панцире фритредерскую брешь, чем подрывала пози-
ции отечественной промышленности, а во-вторых, несла
чисто финансовый ущерб, позволяя финляндской буржу-
азии наживаться на перепродаже в Россию европейских
товаров, не говоря уже о полном предоставлении внутри-
российского рынка сбыта и сырья в распоряжение фин-
ляндского купечества.
В то же самое время торговое и промышленное законо-
дательство самой Финляндии, сильно отличавшееся от рос-
сийского, плотно и прочно закрывало финляндский внут-
ренний рынок для таких «иностранцев», как подданные
Российской империи. Но оно определенно содействовало
привлечению в Финляндию европейских капиталов. Тем
самым в области даже внутриэкономической жизни Фин-
ляндии складывались односторонне благоприятные усло-
вия для экономических интересов западноевропейских
держав в ущерб интересам России. А это, в свою очередь,
предполагало усиление заинтересованности европейского
капитала и в развитии политических событий в Финлян-
дии. Парадоксальным при этом было то, что именно гаран-
тия правительства России значительно облегчала и уде-
шевляла заграничный кредит для Финляндии, которая,
таким образом, прикрываясь финансовой состоятельностью
всей Российской империи, заключала независимые от Рос-
сии внешние займы и входила во всевозможные экономи-
ческие взаимоотношения с иностранными державами со-
вершенно без всякого вмешательства в эти дела со сторо-
ны российского правительства. Все это обеспечивало
Финляндии не только полную экономическую независи-
мость и свободу внешнеэкономической политики, но и де-
лало внешнеэкономические сношения в целом чрезвычай-
но выгодными для Финляндии в чисто финансовом отноше-
нии, позволяя ей класть в карман значительную разницу
между ставками таможенных тарифов, валютными
курсами и т. п. Дело в том, что, как фактически самосто-
ятельная держава, Финляндия начиная с 13 ноября 1865 г.
стала чеканить свою собственную монету, официально вы-
пускаемую Финляндским национальным банком. Курс
108
этой монеты расходился с курсом русского рубля, ввиду
чего российское казначейство вынуждено было ежегодно
отпускать огромные суммы на пополнение курсовой раз-
ницы, изымаемые из общего бюджета России. Более того,
растущая обособленность Финляндии во внешнеторговом
отношении, проявляемая в свободном выборе внешнетор-
говых партнеров, и связанные с этим широкие самостоя-
тельные заграничные расчеты и операции привели к тому,
что Финляндия все более и более экономически привязы-
валась к хозяйству западноевропейских стран и все бо-
лее ориентировалась на него. Вот почему с переходом
большинства стран Западной Европы с середины 70-х гг.
XIX в. к золотой валюте Финляндия, имевшая серебря-
ную монету, оказалась в невыгодном положении при внеш-
неторговых расчетах, что стало болезненно отражаться на
ее экономическом положении. Выходом из этого поло-
жения мог быть либо переход финской марки под защи-
ту русского рубля, таможенное объединение с Россией и
выступление на мировом рынке в союзе с Россией, либо
переход Финляндии к золотому стандарту. Однако по-
скольку Россия оставалась страной с серебряной валютой,
то переход одной из частей империи к совершенно иной
основе монетной системы казался невозможным и даже
утопичным. Тем не менее финляндские правящие круги
избрали именно этот путь и добились в январе 1878 г. вве-
дения в Финляндии золотого паритета и приравнивания
финляндской марки к французскому франку1.
Это означало, что в валютно-денежном, финансовом от-
ношении Финляндия полностью отделилась от Российской
империи и даже вышла вообще из зоны рубля, включив-
шись в зону франка, и тем самым внешнеэкономически
совершенно обособилась. По сути дела, была разорвана
еще одна существенная нить — весьма важная валютно-
финансовая пуповина, связывавшая Финляндию до тех
пор с Россией.
Собственная национальная почта, железнодорожная
система, свое лоцманское и маячное ведомство, юрисдик-
ция которого простиралась на весь Финский залив, и, на-
конец, переход в 1887 г. к метрической системе мер и ве-
сов, в то время как вся империя пользовалась русской
системой, — все это были звенья той же цепи администра-
тивно-хозяйственных мероприятий, подлинное значение
1 П. фон Винклер, Финляндская монета, Спб., 1900, стр. 43.
109
которых состояло в том, что они все сильнее связывали
Финляндию с Западом, выходя тем самым за рамки сферы
экономики и внутренней политики и приобретая в сово-
купности вполне отчетливо различимый внешнеполитиче-
ский характер.
Однако царское правительство вплоть до конца XIX в.
охотно шло па предоставление Финляндии самой широкой
самостоятельности в экономической сфере, не замечая,
что именно здесь ведется главный подкоп под его внешне-
политические позиции. Это объяснялось тем, что основное
внимание российского правительства было обращено на то,
чтобы Финляндия была едина с Россией по вопросам
внешней политики, касавшимся военно-политической
сферы, причем для обеспечения прочности этого единства
еще с XVIII в. российское правительство признавало до-
пустимым и даже необходимым идти на уступки в эконо-
мической области. То, что такая политика таила в себе
опасное противоречие, не приходило в голову русским
государственным деятелям в связи с неразвитостью капи-
талистических отношений в Российской империи и свя-
занными с этим наивными представлениями об экономи-
ке как о далекой от политических вопросов сфере. Вот по-
чему все требования финляндцев, носившие тот или иной
экономический оттенок, беспрепятственно удовлетворя-
лись, даже если они явно имели внешнеполитический ук-
лон. Так, например, правительство России предоставило
Финляндскому банку право иметь своих собственных аген-
тов за границей — в Лондоне, Гамбурге и Стокгольме, а
когда финляндская сторона в 1856 г. возбудила ходатай-
ство о создании отдельного экономического и консуль-
ского представительства Финляндии за границей, то рус-
ское министерство иностранных дел и российское прави-
тельство согласились на это без всяких возражений. Однако
финляндское правительство (сенат) в последний момент
посчитало невыгодным содержать своих консулов в Лон-
доне, Гамбурге, Стокгольме, Кадиксе, Марселе, Лиссабо-
не, Гулле и Ливерпуле за счет финляндской казны и хоте-
ло во что бы то ни стало возложить расходы по содержа-
нию консульств Финляндии на МИД России, на что,
разумеется, тот не мог решиться из-за нехватки средств
даже для своих собственных дипломатов Ч
1 Архив статс-секретариата по делам Великого Княжества
Фипляндского. Письмо товарища министра иностранных дел гра-
фа И. М. Толстого от 27 июня 1858 г. и Ответ сената от 10 сен-
110
Таким образом, лишь скупость финляндских правящих
кругов воспрепятствовала решению вопроса о введении
финляндских консульских представительств за границей
как системы еще в 1858 г. Тем не менее уже с 1859 г. стало
осуществляться назначение финляндцев консулами в по-
рядке единичных актов (первый вице-консул Финляндии
был назначен в Алжир), так что к концу XIX в. Финлян-
дия обладала несколькими консульствами за границей.
Кроме того, Финляндия имела свою собственную консуль-
скую сеть и на территории России, уподобляясь тем самым
иностранному государству.
Итак, даже в свете этих фактов, без приведения циф-
рового материала, вполне ясно, что Россия предоставляла
Финляндии полнейшую экономическую свободу, не свя-
зывала ее в сфере внешнеэкономической политики, не кон-
тролировала ее связи. Словом, политика России в отно-
шении Финляндии в данном вопросе представляла собой
резкий контраст с политикой Швеции в отношении Нор-
вегии, которую шведское правительство совершенно ли-
шило внешнеэкономической самостоятельности и для ко-
торой вопрос о собственных консулах имел настолько
важное значение, что отказ Швеции учредить их, как из-
вестно, вызвал в конце концов отделение Норвегии и чуть
было не привел к шведско-норвежской войне.
Терпимо относясь к реальным уступкам в пользу Фин-
ляндии в области внешних экономических отношений,
признавая, по существу, право Финляндии па ведение соб-
ственной, независимой и даже невыгодной для России
внешнеэкономической политики, российское правитель-
ство и к посягательству на его прерогативы в вопросах,
связанных с внешнеполитическим престижем, проявляло
также значительную снисходительность. Особенно это вид-
но, если сравнить его поведение опять-таки с позицией
шведского правительства в отношении Норвегии.
Так, например, российское правительство не чинило
препятствий финляндцам при введении ими особой фин-
ляндской униформы в армии, а также в различных служ-
тября 1858 г. Следует иметь в виду, что российское министер-
ство иностранных дел имело чрезвычайно скудный бюджет и
подавляющее большинство русских дипломатов, принадлежавших
к знатным дворянским родам, не получало государственного жа-
лованья, а использовало свои личные (фамильные) источники
существования (особенно до отмены крепостной системы в
1861 г.).
111
бах и ведомствах; допустило открытое исполнение в офи-
циальных и торжественных случаях, в том числе в при-
сутствии царя, национального гимна Финляндии «Ворт
ланд» («Наш край»), введенного с 1848 г. явочпым по-
рядком; признавало употребление герба Финляндии не
только при торжествах и в административных финлянд-
ских учреждениях, но и на финляндских почтовых мар-
ках; молчаливо соглашалось с самовольно осуществляв-
шимся отдельным представительством Финляндии на меж-
дународных научных конгрессах, торгово-промышленных
выставках и т. п. Наконец, при открытии финляндских
сеймов русский царь произносил тронную речь по-фран-
цузски, то есть на официальном языке европейской ди-
пломатии, как если бы он выступал перед иностранным
парламентом, а сословия отвечали на тронную речь по-
французски (духовенство), по-шведски (дворяне и горо-
жане) или по-фински (крестьянство), то есть либо на
международном, либо па своем родном языке. Это, есте-
ственно, умаляло престиж России, поскольку русский
язык не фигурировал при этом не только как общеимпер-
ский государственный язык, но и как язык равноправной
в отношении Финляндии стороны, ибо он совершенно иск-
лючался из официального общения и документов.
Единственно, что еще отсутствовало у Финляндии к
концу XIX в. из внешнеполитических атрибутов, так это
собственный государственный флаг. Требование о введении
его никогда не выдвигалось официально с финляндской
стороны, но неофициальные разговоры о желательности
установления торгового флага Финляндии шли в финлянд-
ской прессе начиная с 1863 г. и были непосредственно
связаны с проектами нейтралитета. Более того, в 1863 и
затем в 1871 г. были отмечены случаи самовольного подъ-
ема финляндского флага на судах торгового флота Фин-
ляндии, курсировавших на международных морских ли-
ниях. Однако русские власти, как правило, оставляли эти
действия без последствий, ограничиваясь иногда выгово-
ром шкиперу соответствующего судна.
Таким образом, уже к началу 70-х гг. Финляндии, по
существу, без особого труда и, во всяком случае, без кон-
фликтов с Россией и вполне легально удалось достичь весь-
ма ощутимых результатов в приобретении как реальных,
экономических, так и формальных, престижных, симво-
лических показателей своей самостоятельности от России
во внешнеполитическом плане.
112
После этого финляндцам оставалось лишь нанести удар
по наиболее чувствительному для России месту во всем
комплексе русско-финляндских отношений. Таким «ме-
стом» был вопрос об обеспечении безопасности империи
от нападения извне и в связи с этим — вопрос о взаимных
обязательствах России и Финляндии как союзных, соеди-
ненных и имеющих общую внешнюю политику госу-
дарств.
Как государства союзные Россия и Финляндия дол-
жны были в принципе взаимно помогать друг другу в слу-
чае войны или иного вторжения извне. Российское прави-
тельство не только считало это само собой разумеющимся,
но и вообще видело в этом основной смысл присоединения
Финляндии. Не возникало сомнений на этот счет до Крым-
ской войны, да и во время нее, и в самой Финляндии.
Однако в 1871 г. в связи с проектами создания нацио-
нальной финской армии и обсуждением ее статута в Фин-
ляндии как в прессе, так и в сейме, то есть вполне офици-
ально, стали высказываться соображения иного порядка,
сводившиеся к тому, что финляндская армия должна быть
создана лишь для обороны Финляндии.
Это положение содержало вполне прозрачную внеш-
неполитическую мысль о том, что Финляндия не должна
оказывать военную помощь России. Это мотивировалось
следующим образом: мы — маленькая страна, мирная и
миролюбивая, скудная, малоинтересная для захватчиков,
поэтому война из-за нас может возникнуть значительно
реже, чем из-за России — великой державы с интересами
в разных частях света. Поскольку у нас нет общих ин-
тересов с Россией, то нам нет расчета посылать свою ар-
мию для защиты другой страны, для защиты чуждых нам
интересов, ради чужих и чуждых нам войн. Вот почему
мы не должны помогать России, не должны иметь перед
ней обязательство взаимно обеспечивать безопасность им-
перии.
Как ни странно, но российское правительство и на
этот раз спокойно реагировало на удар по его престижу,
считая, что дело ограничивается, правда, весьма неприят-
ными, но тем не менее одними разговорами. Оно считало,
что суть дела в том, чтобы сейм одобрил в целом закон о
всеобщей воинской повинности, в чем, впрочем, не было
никаких сомнений, а потому русские власти не обращали
особого внимания, как это одобрение будет сформулирова-
но финляндской стороной. Между тем в законе от 6 де-
113
кабря 1878 г. говорилось: «Военные силы Финляндии
имеют целью защищать престол и отечество и тем самым со-
действовать также защите империи». Поскольку под уба-
юкивающими слух царизма словами «престол и отечест-
во» в Финляндии понималась не Россия, а Финляндия то
на деле эта формулировка звучала так: финляндские во-
оруженные силы будут защищать только Финляндию и
уже тем самым оказывать содействие в обороне России.
Никаким иным способом финляндская армия не обязана
выступать в защиту России.
Следует еще и еще раз подчеркнуть, что важным было
внешнеполитическое, а не военное значение этих форму-
лировок, их внешнеполитическая направленность. Иными
словами, для России вовсе не страшно было бы и полное
отсутствие военной помощи со стороны Финляндии в слу-
чае войны, если бы имелась какая-либо иная прочная га-
рантия, что финляндцы полны решимости действовать
внешнеполитически заодно, совместно с Россией. Факти-
ческое же, реальное значение чисто военного вклада Фин-
ляндии в общую оборону не только империи, но и собст-
венно финляндского побережья, было ничтожным. Даже
по диспозиции, разработанной во время Крымской войны,
то есть уже значительно устаревшей по своим расчетам к
концу XIX в., оборону Финляндии должна была осущест-
влять армия в 275 тыс. человек, из которых финляндские
национальные войска составляли около 10 тыс. человек,
или примерно менее 4%, а остальные 96% состояли из ре-
гулярных русских войск, которые надо было вводить в
Финляндию на время войны1 2.
Таким образом, вся тяжесть по обороне Финляндии от
вторжения неприятеля извне фактически падала на Рос-
сию, в то время как помощь, которую оказывала своими
людскими ресурсами Финляндия, была мизерной не толь-
ко в целом для России, но и более чем недостаточна для
защиты самой Финляндии. Это обстоятельство, как мы
видели выше, не ускользнуло от внимания Ю. В. Снельма-
на, пытавшегося втолковать своим соотечественникам, что
их категорические и демонстративные заявления об «от-
1 Так, во время обсуждения закона в сейме сенатор Л. Ме-
хелин заявил: «Под словом «трон» можно подразумевать только
законное правительство Финляндии» (т. е. сенат.— В. П.).
2 «Соображения относительно обороны берегов Балтийского
моря», 29 сентября 1854 г., ЦГИАМ, ф. 722, д. 203, л. 32 и об.
114
казе» «в военной помощи» России звучат по меньшей ме-
ре претенциозно: ведь не Финляндия ограждает Россию от
военных опустошений, а Россия своей мощью охраняет
от войны Финляндию. Но главное заключалось в том, что
эти претензии имели совершенно определенный, хотя и
скрытый, но недвусмысленный подтекст: у нас нет с Рос-
сией общих интересов, нам нс нужен с Россией и внешне-
политический союз. И это было необоснованным, а потому
и неверным выводом, породившим политику, чреватую
опасными для самой Финляндии последствиями.
Между тем именно курс на подчеркивание отсутствия
общих интересов у Финляндии с Россией стал начиная с
70-х гг. основной формой проявления внешней политики
Финляндии, поскольку к этому времени внешнеполитиче-
ская обособленность в экономической сфере была уже пол-
ностью достигнута.
Наряду с отмеченной выше линией на неофициальное,
но упорное употребление внешнеполитических атрибутов
и символов (между прочим, национальный флаг начиная
с 1869 г. явочным порядком был введен в употребление
студенческими корпорациями, к чему русские власти, так
же как и к употреблению национального гимна с 1848 г.,
отнеслись терпимо) финляндская сторона вполне офици-
ально стала проводить курс на тщательное правовое
размежевание русских и финляндских интересов, на пе-
дантичное отграничение сфер влияния русских и финлянд-
ских учреждений с откровенной тенденцией к расшире-
нию компетенции именно последних. Одним из правовых
вопросов, приобретавших ярко выраженный внешнеполи-
тический характер, был вопрос о подданстве. Финляндцы
официально имели свое финляндское подданство, но од-
новременно пользовались всеми правами российских под-
данных, как только они оказывались на территории им-
перии или за границей. Однако русские и лица всех дру-
гих национальностей, являвшиеся подданными России,
рассматривались в Финляндии как иностранцы, с той толь-
ко разницей, что, в отличие от обычных иностранцев, они
были лишены элементарной юридической защиты, по-
скольку Россия не имела на территории Финляндии ни ди-
пломатических, ни консульских представительств, ни ка-
ких-либо иных органов, призванных осуществлять охрану
интересов своих граждан. По существу, русские, попадая
на территорию Финляндии, оказывались там в бесправном
положении. За ними вполне официально отрицалось пра-
115
во поступать на финляндскую государственную службу.
Насколько демонстративно подчеркивалась с финлянд-
ской стороны чуждость для Финляндии всего, что связа-
но с Россией, видно из следующих фактов.
Так, еще на сейме 1863 г. на первом же заседании дво-
рянская палата лишила депутатских мандатов трех своих
членов, которые хотя и были уроженцами Финляндии, но
имели неосторожность состоять на русской государственной
службе. Лишение мандатов было осуществлено на осно-
ве шведского Устава о привилегиях рыцарства, § 32 кото-
рого запрещал избирать в сейм лиц, перешедших на ино-
странную службу. При этом некоторые депутаты сейма
высказывались даже за то, чтобы лишить не только права
представительства, но и вообще политических прав тех
финляндцев, которые, не выезжая в Россию, станут слу-
жить в русских учреждениях, находящихся на территории
Финляндии, например в канцелярии финляндского гене-
рал-губернатора, которая таким образом также была от-
несена к разряду иностранных учреждений. Хотя дело до
этого не дошло, но само требование такого рода было весь-
ма симптоматичным.
Еще более неприкрыто враждебный по отношению к
России характер носила кампания по возведению в каж-
дом городке и селении Финляндии памятников «героям
войны 1808—1809 гг.», начатая впервые в 1864 г. и до-
стигшая кульминации к середине 70-х гг.
Наконец, тем же отсутствием общих интересов с Рос-
сией мотивировался и отказ Финляндии участвовать в раз-
личных всероссийских мероприятиях, независимо от того,
какой они носили характер. Особенно показательным по
формулировке был вполне официальный отказ Финляндии
принять участие в сборе добровольных пожертвований на
имперский флот в 1878 г. Финляндский сенат подчерки-
вал, что участие Финляндии в таком мероприятии во вре-
мя русско-турецкой войны «может вызвать репрессии Ан-
глии против финляндского коммерческого флота», который
в таком случае не будет рассматриваться как нейтраль-
ный. Таким образом, финляндское правительство недву-
смысленно отмежевывалось от единой с Россией внешне-
политической линии и формулировало свою внешнюю по-
литику фактически не только по отношению к России, по
и по отношению к другим государствам.
Но, конечно, наиболее ясно и неприкрыто самостоя-
тельная финляндская внешняя политика проявлялась в
116
территориальных вопросах, причем это выражалось не
только в осуществлении финской юрисдикции и в защите
национального суверенитета Финляндии в пределах наци-
ональной территории, но и в предъявлении территориаль-
ных претензий Финляндии к России.
Мы уже упоминали, что таможенная граница Финлян-
дии с Россией, по существу, носила характер политичес-
кой границы между двумя государствами. Тщательность и
даже педантизм, с какой соблюдалась с финской стороны
русско-финляндская граница, вряд ли имеет аналогию в
отношениях каких-либо других союзных государств, а
тем более в отношениях автономной области с центром.
Все это было рассчитано на то, чтобы яснее ясного под-
черкнуть, что Россия является для Финляндии «заграни-
цей» и пе просто иностранным, но и, в отличие, например,
от Швеции, совершенно «чужим» и чуждым государством.
Как известно, на территории Финляндии, в Свеаборге,
находилась одна из тогдашних крепостей, гарнизон кото-
рой комплектовался из русских войск и в целом входил в
систему общеимперской обороны, подчиняясь военному
министерству России и верховному командованию русской
армии. Как военная пограничная зона территория архи-
пелага, на которой был расположен Свеаборг, была изъя-
та из юрисдикции финляндского правительства и подчи-
нена русским военным властям. Для этого российское пра-
вительство еще в 1819 г. официально купило острова у
Финляндии. Однако с 60-х гг. магистрат города Хельсин-
ки стал ограничивать крепостной гарнизон Свеаборга в
пользовании водами, омывающими архипелаг, мотивируя
это тем, что русской юрисдикции может быть подчинена
лишь военная зона, расположенная непосредственно на
островах архипелага. Воды же залива являются фински-
ми территориальными водами и принадлежат городу Хель-
синки, а потому закрыты для захода в них иностранных
военных судов без соответствующего разрешения финлянд-
ских властей. Дело осложнялось тем, что финляндская
сторона отказывалась сдавать в аренду акваторию Свеа-
боргской бухты, ссылаясь па старые шведские законы.
Таким образом, Свеаборгский гарнизон в случае вой-
ны стоял перед необходимостью либо нарушить русско-
финляндскую границу и вступить в конфликт с Финлян-
дией, либо оказаться в положении пленника, не будучи
вправе предпринять активные боевые действия в водах,
окружающих крепость.
117
В то же самое время юрисдикция финляндского лоц-
манского и маячного ведомства охватывала все простран-
ство Финского залива, доходя на востоке непосредственно
до Петербурга, и исключала лишь русскую морскую кре-
пость Кронштадт. Несмотря па то что морское министер-
ство России с 1873 г. указывало на опасность такого по-
ложения для обороны Петербурга, поскольку подчинение
указанной акватории властям Финляндии лишало Рос-
сию возможности возводить здесь оборонительные соору-
жения, а также создавало значительные трудности для
действий русского военного флота в шхерах, поскольку
финляндская лоцманская служба не брала на себя обя-
занность обеспечивать безопасность прохода военных су-
дов иностранного (т. е. русского) флота, воды Финского
залива все же были оставлены в ведении Финляндии. Цар-
ское правительство всемерно избегало споров с Финлянди-
ей, и особенно территориальных, зная по опыту, что оно
будет вынуждено уступить, так как финляндская сторона
проявит исключительное упорство и настойчивость в этом
вопросе и неизбежно выдвинет территориальные контр-
требования. Еще в 1862—1863 гг. возник вопрос об изме-
нении административного подчинения города Сестрорецка,
входящего в состав Выборгской губернии, то есть фор-
мально находившегося на территории Великого Княжест-
ва Финляндского, хотя фактически и город, и особенно
расположенный здесь Сестрорецкий государственный ору-
жейный завод всецело были связаны и исторически, и эко-
номически с Россией, с Петербургским промышленным
районом. Рабочие завода были русскими, и большинство
их проживало по другую сторону реки Сестры, на русской
территории. Поэтому положение завода «за границей»
создавало для них массу разнообразных неудобств. Возни-
кали затруднения и для военного ведомства, которому был
подчинен «заграничный» завод. Все это заставило россий-
ское правительство просить правительство Финляндии
(сенат) дать согласие на исправление границы, то есть
на передачу оружейного завода с небольшим поселком —
территорию общей сложностью всего в 20 квадратных
верст — из состава Финляндии в состав Петербургской
губернии.
В ответ на эту просьбу финляндское правительство (се-
нат) и министр-статс-секретарь по делам Великого Кня-
жества Финляндского выдвинули требования о террито-
риальной компенсации. Они мотивировали это тем, что
118
Россия и Финляндия являются разными государствами и
потому изменение их границы не может произойти в ад-
министративном порядке и потребует согласия сейма, ко-
торый ни в коем случае не допустит безвозмездную уступ-
ку финляндской территории.
Тогда царское правительство, даже не сославшись на
то, что в свое время оно простым административным ак-
том подарило Финляндии всю Выборгскую губернию, а не
только один Сестрорецк, предложило финляндскому пра-
вительству самому выбрать любую территорию, приле-
гавшую к финско-русской границе в Петербургской гу-
бернии, и обязалось прирезать эту территорию к Финлян-
дии в виде компенсации за Сестрорецк. Финляндия по-
просила уступить ей территорию прибрежной полосы
Баренцева моря к востоку от реки Якобс-эльв, то есть
часть области Печенги, по площади в несколько десят-
ков раз большую, чем «Сестрорецкий пятачок». Царское
правительство немедленно согласилось на это. Но после
того, как в 1863 г. граница в районе Сестрорецка была ис-
правлена, финляндский сенат счел возможным потребо-
вать еще большей компенсации: он подал прошение о при-
резке к Финляндии части Архангельской губернии — всей
области Печенги размером в 10,5 тыс. кв. км, а также
западной части Кольского полуострова, Кемского и Онеж-
ского уездов России, то есть обширной территории, отгра-
ниченной с востока 33° восточной долготы. Непомерность
этого требования привела к затяжке решения вопроса,
поскольку царь вынужден был запросить мнение ряда ве-
домств, интересы которых такая территориальная уступ-
ка затрагивала. Кроме того, против этой уступки высту-
пили русское духовенство и военное министерство, а так-
же русское общественное мнение. Только в начале 80-х гг.
министру внутренних дел графу Лорис-Меликову и воен-
ному министру Милютину с трудом удалось отговорить
царя от выполнения своего обещания финляндскому пра-
вительству !.
Итак, вырисовывается довольно определенная карти-
на той внешнеполитической активности Финляндии, кото-
рую эта страна, формально лишенная по своему положе-
нию права внешнеполитической инициативы, проявляла
во второй половине XIX в.
1 См. К. Скальковский, Сатирические очерки и воспоми-
нания, Спб., 1902, стр. 321.
119
Эта активность обнаруживается и в стремлении выра-
ботать различные проекты внешнеполитического курса
страны, и в разнообразии методов осуществления факти-
ческой внешнеполитической линии: через сферу экономи-
ки, права, путем явочного употребления внешнеполитиче-
ских атрибутов и символов, посредством распространения
юрисдикции финляндских властей как на определенные
общественные институты и категории лиц, так и на новые
территории.
Иными словами, факт проведения Финляндией, ее
правящими кругами в XIX в. своей внешнеполитической
линии, хотя и прикрываемой псевдонимами то экономиче-
ской, то внутренней политики, не подлежит сомнению. Яс-
ны планы и методы этой политики.
Для полноты картины недоставало лишь органа, руко-
водившего внешней политикой, то есть внешнеполитиче-
ского ведомства Финляндии. Формально Финляндия была
лишена его, так как ее внешняя политика была единой с
Россией и, следовательно, не могла осуществляться ина-
че, как только через министерство иностранных дел Рос-
сии. Но так было лишь формально. На деле же Финлян-
дия обладала своим собственным внешнеполитическим
ведомством. Его роль играл статс-секретариат по делам
Великого Княжества Финляндского во главе с министром-
статс-секретарем.
Статс-секретариат являлся совершенно уникальным уч-
реждением не только в России, но и вообще в практике
международных отношений. Сложился он постепенно, и
потому в структуре его было много запутанного и непос-
ле довательпого !. Однако по сути своей основной деятель-
1 Сразу после присоединения Финляндии к России россий-
ское правительство создало Комиссию финляндских дел в Петер-
бурге, которая существовала с 30 октября 1809 г. по 5 ноября
1811 г. и должна была стать посредником между местными фин-
ляндскими властями и правительством России, персонифициро-
вавшимся в то время в личности царя. Посредничество это вы-
зывалось в значительной степени техническими причинами:
необходимостью перевода со шведского языка на русский (и на-
оборот) разнообразной документации, входящей и исходящей,
русских и финляндских правительственных учреждений. Кроме
того, российское правительство хотело видеть в Комиссии свой
доверенный орган, который снабжал бы его информацией о фин-
ляндских делах, так сказать, из первых рук. Это привело к тому,
что глава Комиссии был облечен полнейшим доверием и огром-
ными полномочиями, а также к тому, что царскому правитель-
ству пришлось назначать на этот пост лиц, хорошо знавших
120
ности, особенно во второй половине XIX в., и по своему
юридическому и фактическому положению этот государст-
венный орган Финляндии мог рассматриваться как орган
внешних сношений. Его можно было сравнить одновре-
менно и с министерством иностранных дел Финляндии, и
с финляндским посольством (или представительством)
при русском дворе, ибо статс-секретариат был единствен-
ным и притом полномочным представителем интересов
Финляндии в империи. При этом министр-статс-секретарь
обладал огромнейшими преимуществами по сравнению с
послом любой, даже великой, державы в Петербурге. Он
мог докладывать дела своей страны всегда непосредствен-
но царю, минуя министра иностранных дел России. Он мог
быть принят в любое время императором, если считал, что
интересы представляемой им страны этого требуют. В то
же время, в отличие от всех других министров царя, он
не был обязан докладывать о делах своего ведомства пред-
седателю Совета Министров России, и уже одно это обсто-
ятельство подчеркивало особое и притом обособленно-при-
вилегированное положение статс-секретариата. В то же
финляндские условия, то есть не русских государственных деяте-
лей, а финляндских. Все это вызвало изменения и в объеме
деятельности, и в функциях Комиссии, которая в октябре 1811 г.
была преобразована в Комитет по финляндским делам, просуще-
ствовавший до 17 марта 1826 г., когда он был ликвидирован.
Затем Комитет был преобразован в статс-секретариат по делам
ВКФ, а спустя семь лет, 23 декабря 1834 г., в ведомство мини-
стра-статс-секретаря ВКФ, то есть достиг ранга имперского
министерства. Таким образом, именно в николаевскую эпоху и
произошло окончательное изменение функций статс-секретариа-
та, превращение его из русского государственного органа в фин-
ляндский и полнейшее обособление его от сферы русской госу-
дарственной жизни. Такая метаморфоза была следствием поли-
тики царизма и лично Николая I, стремившегося создать из
Финляндии политический заслон между Европой и Россией,
своего рода идеологически мертвую зону, куда не проникали бы
ни либеральные веяния из Западной Европы, ни отголоски вспы-
шек русского бунтарского духа, нет-нет да и пробивавшегося,
несмотря на всю бдительность «голубых мундиров». Поэтому
именно правительство Николая I, поощряя языковое обособление
Финляндии от России, на деле объективно содействовало фин-
ским националистическим элементам, усиливало позиции верно-
подданных, хотя и сепаратистских, группировок в Финляндии,
в целом изолировало Финляндию от русской жизни. И органом,
дирижировавшим этой работой по изоляции Финляндии от Рос-
сии, стал «доверенно-преданный» статс-секретариат по делам
ВКФ. Во второй половине XIX в. шло лишь закрепление и рас-
ширение тех позиций, которые были созданы для мипистров-
статс-секретарей еще в николаевское время.
121
самое время министр-статс-секретарь получал доступ к го-
сударственной, и особенно внешнеполитической, информа-
ции наравне с прочими членами правительства России.
И это ставило его в привилегированное положение по от-
ношению к представителям всех других иностранных дер-
жав в России. Пост министра-статс-секретаря по делам
ВКФ иногда сравнивают с постом статс-министра Норве-
гии при стокгольмском дворе. Однако аналогия здесь
только внешняя. Как Королевство Норвегия, состоящее в
унии со Швецией, так и Великое Княжество Финляндское,
соединенное с Россией, имели своих представителей при
центральном правительстве, а вернее, при главе государст-
ва. Однако прерогативы представителя автономной Фин-
ляндии были неизмеримо большими, чем права предста-
вителя союзной Норвегии.
В то время как норвежец имел право лишь на то, что-
бы в его молчаливом присутствии шведский король рас-
сматривал со своими министрами дела Норвегии и решал
их, представитель «угнетенной» Финляндии в Петербур-
ге был единственным полномочным лицом в империи, ко-
торое не только могло обсуждать с царем дела своей ро-
дины, но и решать и подписывать эти решения за царя.
В то же время любое царское постановление, касавшееся
Финляндии, нуждалось в контрассигнации со стороны ми-
нистра-статс-секретаря. В результате конституционный
монарх в Швеции и Норвегии был более самодержавен в
«свободной» Норвегии, чем самодержавный российский
царь в «угнетенной» Финляндии.
Показательно и то, что министром-статс-секретарем
мог быть назначен исключительно финляндский подданный
и притом уроженец Финляндии, швед или финн по наци-
ональности. На должность же норвежского министра в
Стокгольме шведский король назначал либо шведов, либо
представителей прошведской группировки в Норвегии.
В результате финляндские министры-статс-секретари
всегда выступали в роли защитников национальных инте-
ресов Финляндии при российском дворе, а норвежские
статс-министры в Стокгольме являлись проводниками ин-
тересов Швеции в Норвегии. Таким образом, и по своим
прерогативам, и по своему характеру эти внешне похожие
органы резко отличались друг от друга: для Норвегии это
был орган связи центрального (шведского) правительст-
ва с местным (норвежским), для Финляндии же это был
орган, во-первых, представлявший местное (а точнее, от-
122
дольное) правительство Финляндии перед правительством
союзной (а на деле просто соседней) страны, и, во-вторых,
орган, осуществлявший сношения этого местного прави-
тельства не только с союзной державой, но и с другими
странами, причем через голову центрального правитель-
ства. А это означало, что министр-статс-секретарь факти-
чески выполнял функции министра иностранных дел Фин-
ляндии, по совместительству являясь также послом Фин-
ляндии в России.
Именно так понимал свою роль первый финляндский
статс-секретарь граф Г. М. Армфельт, который непосред-
ственно сносился с иностранными державами, адресуя,
например, в Стокгольм секретные документы, минуя Пе-
тербург и докладывая о внутренних делах Финляндии ино-
гда обстоятельнее шведскому двору, чем российскому им-
ператору.
Не случайно и то, что последний из финляндских ми-
нистров-статс-секретарей — Карл Энкель был назначен по-
сле провозглашения независимости Финляндии в 1917 г.
ее министром иностранных дел и ее первым дипломатиче-
ским представителем в Советской России. Этот факт лиш-
ний раз говорит о том, что сходство статс-секретариата с
МИД и с посольством в России, по крайней мере для са-
мих финляндцев, было вполне очевидным.
Еще в середине XIX в. К. И. Фишер, один из крупных
чиновников Финляндии, характеризовал пост министра-
статс-секретаря по делам ВКФ как «место политическое».
И это место действительно сыграло немалую роль в по-
литических судьбах Финляндии: оно было призвано свя-
зать и сдружить Финляндию и Россию, но те, кто его за-
нимал, последовательно предпринимали все, чтобы выз-
вать отчуждение между двумя странами, разъединить их..
Итак, подведем некоторые итоги.
Как мы видели, к концу XIX в. Финляндия, формально
соединенная с Россией и являвшаяся лишь частью Рос-
сийской империи, фактически осуществляла свою особую
внешнюю политику: она имела свои внешнеполитические
планы, обладала собственным представительством за гра-
ницей, рядом внешнеполитических атрибутов и даже
предъявляла территориальные требования. Характерней-
шей чертой финляндской внешней политики было то, что
ее основным, главным, преимущественным, хотя и не едитт-
ственным, объектом внимания и действий .был восточный
сосед Россия. Как бы Финляндия ни старалась изоли-
123
роваться от России, как бы ни подчеркивала свою отчуж-
денность по отношению к Востоку, ее основное внешнепо-
литическое внимание непреодолимо, подобно компасной
стрелке, устремлялось в направлении России, независимо
от того, хотело этого финляндское политическое руковод-
ство или пет. Все вопросы внешней политики, будь то
крупные, как вопросы войны, государственной безопасно-
сти или территориальных претензий, или мелкие вроде
вопроса о кочевьях лопарей в приграничных районах Лап-
ландии, требовали участия России, просто-напросто не
могли быть удовлетворительно решены без нее. И это бы-
ло не только следствием того, что Финляндия входила в
состав России, как это казалось большинству финлянд-
цев, а просто потому, что в силу международной значимо-
сти великой русской державы и географического положе-
ния самой Финляндии было невозможно, неестественно
начисто изолировать интересы двух столь тесно соседст-
вующих стран.
Однако финляндское политическое руководство мень-
ше всего думало во второй половине XIX в. о естествен-
ности союза Финляндии и России и об общих интересах
обеих стран. Все его помыслы, вся энергия были обраще-
ны на то, чтобы доказать и эффективно продемонстриро-
вать всем и вся полнейшее отсутствие чего-либо общего
между Финляндией и Россией. И это стало в конце концов
самоцелью.
Глава VIII
Поворот в политике царизма
в отношении Финляндии
Итак, к концу XIX в. Финляндия представляла собой
фактически совершенно обособленную от России страну,
обладавшую многими признаками отдельного государства,
включая даже некоторые существенные элементы внешне-
политической самостоятельности.
Общим с Россией формально оставались еще внешне-
политическое ведомство и глава государства. Но и они
фактически пе были абсолютно общими. Во-первых,
из функций внешнеполитического ведомства общим для
России и Финляндии сохранялось лишь дипломатическое
представительство, в то время как в правовые и экономи-
ческие вопросы внешних сношений Финляндии с други-
124
ми странами российское министерство иностранных дел
практически не вмешивалось. Во-вторых, Финляндия об-
ладала своими органами внешних сношений, как зару-
бежными в виде консульской сети, так и центральными в
виде статс-секретариата по делам ВКФ. В-третьих, что
касается главы государства, то хотя российский царь и
великий князь финляндский являлся одним и тем же ли-
цом, однако на деле его функции в России и Финляндии
были совершенно различными. В России он был самодерж-
цем, абсолютным монархом, объединявшим в своем лице
законодательную, исполнительную, судебную и церковную
высшую власть в стране со всеми вытекавшими отсюда пос-
ледствиями. В Финляндии же он был всего лишь консти-
туционным монархом, совершенно лишенным влияния на
судебную и церковную власть и сильно ограниченным в
своей законодательной и особенно исполнительной власти
как сеймом, так и сенатом. И это была немаловажная раз-
ница. Она не только имела тенденцию возрастать с года-
ми, но и вызывала все большие противоречия в системе
управления огромной империи, ибо делала невозможной
какую-либо унификацию управления.
Однако к концу XIX в., по мере того как на смену ста-
рой, военно-феодальной России в ее недрах постепенно
вызревала и росла Россия буржуазная, по мере того как
на смену распыленному, изолированному, патриархально-
му хозяйству шло хозяйство капиталистическое, для им-
перии жизненно важными и просто неизбежными стано-
вились мероприятия по унификации и централизации эко-
номической и административной жизни в стране, которые
превращались в непременное условие всех дальнейших
технико-экономических и общественно-политических пре-
образований российского общества.
Это был неизбежный исторический процесс.
Из крупных держав мира Россия дольше всех удержи-
валась в стороне от этого пути. И силой, препятствовав-
шей капиталистическим преобразованиям в России, был,
несомненно, царизм, стремившийся, насколько возмож-
но, сохранять в стране неизменными сложившиеся соци-
ально-экономические и общественно-политические отно-
шения.
Но, как ни желал этого царизм, он был не в состоянии
законсервировать жизнь огромной страны, он не мог про-
тивостоять исторически неизбежному ходу событий: он был
бы сметен, если бы продолжал упрямо стоять на пути,
125
либо должен был уступить путь буржуазии хотя бы ча-
стично и тем самым сохранить себя. Естественно, что ца-
ризм предпочел последнее, хотя и с большим запоздани-
ем и пе без сильных колебаний.
В общем комплексе мер по административно-полити-
ческой и технико-экономической модернизации отсталой
империи своеобразное место занимала Финляндия. Свое-
образие это состояло прежде всего в том, что Финляндия
во всех отношениях была более передовой страной, чем
Россия, и поэтому унификация финляндских условий с рос-
сийскими могла проходить более или менее безболезненно
для финляндцев лишь в том случае, если бы российские
стандарты были подтянуты до уровня финляндских. Одна-
ко каждому было ясно, что практически это сделать невоз-
можно, тем более в короткий срок, и потому любая попытка
унификации могла выглядеть как ухудшение финляндских
условий до уровня общероссийских.
Это обстоятельство было исключительно важным пси-
хологическим препятствием для осуществления любых ме-
роприятий царского правительства в отношении Финлян-
дии, даже независимо от их подлинного значения и на-
правленности. И нельзя сказать, что царизм не считался с
существованием этого препятствия. Скорее наоборот, он
указывал именно на это обстоятельство, отказываясь идти
на изменение политики в отношении Финляндии, как на
главное препятствие, он даже переоценивал его.
Кроме того, царизм в лице самого монарха и его окру-
жения опасался привнесения в спокойное, «верноподдан-
ное» финляндское общество «крамольных» идей русских
революционеров, нелегальные организации которых серьез-
но беспокоили самодержавие на протяжении последней
четверти XIX в.
Все эти соображения и обусловливали в принципе от-
рицательную позицию царизма к каким-либо изменениям
в сложившихся отношениях между Россией и Финляндией,
его стремление законсервировать эти отношения, оставить
«все, как есть», и, по крайней мере, не портить отношений
с финляндскими господствующими классами — дворянст-
вом и буржуазией, не раздражать их.
Эта позиция российского самодержавия в финляндском
вопросе ясно проявилась в 70—80-х гг. XIX в. и нашла от-
ражение в ряде официальных документов того времени, по-
священных Финляндии. Приведем лишь два примера.
В 1872 г. статс-секретариат по делам ВКФ составил
126
«Очерк устройства правления Великого Княжества Фин-
ляндского», одобренный Александром II. Этот, по сущест-
ву, секретный документ был предназначен для распростра-
нения среди крайне узкого круга лиц, принадлежавших к
высшему руководящему составу империи: для членов Го-
сударственного совета, Сената, министров и других членов
Комитета министров, наместников и генерал-губернаторов,
то есть для законодателей, членов правительства и высших
представителей исполнительной власти па местах.
Цель «Очерка» состояла в том, чтобы доказать, что лю-
бое, даже случайное, вмешательство со стороны российских
правительственных органов в дела Финляндии всегда без-
основательно и противозаконно. В «Очерке» особо подчер-
кивалось, что за всю историю пребывания Финляндии в со-
ставе России там «никакого нововведения вне установлен-
ного порядка (т. е. неконституционным путем) производи-
мо не было».
Вместе с тем «Очерк», излагавший официальную точку
зрения на положение Финляндии в России, да еще предна-
значенный для самого царя и высших сановников импе-
рии, естественно, ставил целью не вызывать у них сомне-
ний насчет главнейшего, существеннейшего вопроса рус-
ско-финляндских отношений — относительно лояльности
Финляндии в отношении России. Там, во-первых, указыва-
лось, что финляндцы — верные подданные и никогда не
уклоняются от строгой легальности, а во-вторых, говори-
лось, что автономия Финляндии «не имеет ни малейшего
характера политической внешней самостоятельности», ибо
Великое Княжество Финляндское «в отношении внешнего
положения составляет северо-западную окраину россий-
ских владений».
Это был, конечно, самообман, попытка скрыть от самих
себя фактический процесс внешнеполитического обособле-
ния Финляндии, выдать желаемое за действительное. Та-
кая «неосведомленность» может показаться тем более
странной, что именно в том же 1872 г. в Хельсинки ню-
ландским землячеством студентов была издана брошюра,
которая прямо утверждала, что Финляндия как суверенное
государство должна иметь не только свои собственные пар-
ламент, правительство и консульскую службу, но и «свою
армию, свой флаг и свою дипломатию». Однако не следует
считать, что царизм просто убаюкивал себя приятными
сказками или что ответственным правительственным кру-
гам, самому царю, наконец, попросту не были известны все
127
факты относительно действительного положения Финлян-
дии, относительно подлинного значения тех уступок, кото-
рые российское самодержавие сделало Финляндии на про-
тяжении семи десятилетий. Дело обстоит гораздо сложнее.
Царизм скрывал свои уступки Финляндии и особенно ре-
зультаты этих уступок от русского общественного мнения,
то есть от русской буржуазии — от русских националистов
и конституционалистов, от оппозиционеров и слева, и спра-
ва (типа Самарина). И скрывал потому, что начиная с
70-х гг. все более опасался критики вообще и по финлянд-
скому вопросу в частности. Такая критика со стороны бур-
жуазной оппозиции была бы, по существу, нападением на
прерогативы монарха, на принципы и права самодержавия.
На примере Финляндии и особого отношения к ней со
стороны царизма его критики из буржуазного лагеря могли
бы лучше и нагляднее всего противопоставить интересы
России и интересы самодержавия и доказать русскому
обществу неспособность, слабость самодержавия. Вот поче-
му царизм ревниво оберегал сферу отношений между само-
державием и Финляндией от вмешательства русских же
властей, рассматривая эту сферу как одну из своих само-
державных, освященных традицией прерогатив.
Таким образом, как ни парадоксально, но самодержавие
оказалось хранителем сложившихся с Финляндией особых
отношений, исходя, конечно, при этом из собственных вы-
год. И царизм упорно не желал отступать с этих позиций,
несмотря на испытываемое им с середины 80-х гг. все уси-
ливавшееся давление со стороны русских административ-
ных кругов.
Даже попытка полицейско-административных органов,
служб политического сыска и государственной безопаснос-
ти, а также органов юстиции, то есть всех органов охраны
существовавшего тогда правопорядка, органов защиты ца-
ризма, унифицировать российское и финляндское уголовное
право так и не получила одобрения Александра III. Его
правительство не только отменило все планы кодификации
законов, ограничившись лишь единственным и поистине
неизбежным административным актом — подчинением
финляндского почтового ведомства российскому министер-
ству почт и телеграфа (с оставлением особых финляндских
марок), но и в самой торжественной форме, именным им-
ператорским рескриптом от 28 февраля 1891 г. заявило, что
царь будет строго соблюдать все права и привилегии Фин-
ляндии, дарованные ей предыдущими монархами.
128
В связи с этим чрезвычайно интересно привести свиде-
тельство С. Ю. Витте, тогдашнего премьер-министра Рос-
сии. Витте подчеркивает, что, хотя Александр III лично
«не любил, а терпел» финляндскую конституцию, что, хотя
он как глава Российской империи прекрасно понимал необ-
ходимость ликвидировать полную разобщенность действий
финляндского и русского законодательного аппарата, он
тем не менее «не мог одобрить путь отрицания финлянд-
ской конституции», был против совершения государствен-
ного переворота в отношении Финляндии и соглашался
лишь на постепенные объединительные шаги, поскольку
это было возможно, не нарушая финляндской конституции.
Свою позицию по отношению к Финляндии царь суммиро-
вал, по словам Витте, следующим образом: «Мне финлянд-
ская конституция не по душе. Я не допущу ее дальнейшего
расширения, но то, что дано Финляндии моими предками,
для меня так же обязательно, как если бы это я сам дал.
И незыблемость управления Финляндии на особых основа-
ниях подтверждена моим словом при вступлении на пре-
стол» L
Таким образом, во второй половине 80-х гг. царизм, не-
смотря на давление административно-полицейских и пра-
вовых органов, доказывавших необходимость унификации
русских и финляндских условий в законодательной и адми-
нистративной сферах, тем не менее сохранял в принципе
статус Финляндии нетронутым. Такое статус-кво сохраня-
лось и в течение почти всего следующего десятилетия. Од-
нако уже с начала 90-х гг., а особенно с их середины ца-
ризм вновь, на этот раз в лице Николая II, испытал давле-
ние. На сей раз это были более разнообразные и, главное,
более мощные общественные силы. В 90-х гг. унификации
добивались уже не только и не столько узкие администра-
тивно-полицейские круги, а более влиятельные, более силь-
ные группы и даже классы — военные, торговцы и про-
мышленники, то есть русская армия и русская буржуазия.
Чем же объяснялась активность этих сил?
Включение России уже с 90-х гг. все более и более в
орбиту стран будущей Антанты и начавшаяся в связи с
этим подготовка к первой мировой войне заставили русские
военные руководящие круги заняться проблемами модер-
низации русской армии и пересмотром всех военных планов
России.
1 С. Ю. Витте, Воспоминания, т. 3, М., i960, стр. 258.
5—225
129
Поскольку Финляндия в силу своей близости к импер-
ской столице была для царизма военно-стратегической по-
зицией № 1, то и новый военный министр (Куропаткин), и
руководство столичного военного округа (генерал Бобри-
ков), естественно, при пересмотре планов в первую очередь
обратили внимание на военное положение Финляндии.
Обратили и были изумлены, поражены и даже ужасну-
лись, насколько Финляндия оказалась обособленной от Рос-
сии в экономическом, транспортном, политическом, право-
вом и военном отношениях. С огромным запозданием рус-
ское военное руководство обнаружило, что Финляндия в
военном отношении абсолютно не подготовлена к отраже-
нию нападения, что там отсутствуют элементарные военно-
оборонительные сооружения, что она хорошо доступна с за-
пада и юга и что даже труднодоступность ее северных рай-
онов отходит в область предания, поскольку эти районы
оснащаются сетью шоссейных и даже железных дорог,
строительство которых ведется местными финляндскими
властями не только совершенно бесконтрольно со стороны
российского правительства, но даже и вопреки стратегиче-
ским планам русского генерального штаба. Если в начале
XX в. Финляндия и оставалась недоступной, то только с
востока, со стороны России, ибо здесь почти отсутствовали
дороги.
Сделав столь неприятное открытие, военное руководст-
во настоятельно рекомендовало царю принять самые реши-
тельные меры для исправления положения. Однако по рос-
сийским стандартам того времени самые неотложные го-
сударственные нужды могли быть удовлетворены не ранее,
чем по прошествии нескольких лет, да и то в том случае,
если на пути их осуществления не встретится противодей-
ствия. В финляндском вопросе такое противодействие было
весьма сильным. Вот почему наиболее активная часть рус-
ских военных кругов, хорошо зная слабые стороны государ-
ственной бюрократической машины царизма, попыталась
помимо использования обычных каналов оказать непосред-
ственное давление на царя с целью ускорить осуществле-
ние мероприятий по сближению Финляндии с Россией.
Наряду с военными сферами не меньший нажим на ца-
ризм оказывали и торгово-промышленные, деловые круги,
русская крупная буржуазия.
В своей работе «Развитие капитализма в России» (на-
писанной в 1899 г.) В. И. Ленин указывал, что образова-
ние внутреннего рынка в России и его освоение русским
130
капитализмом произошло в основном в период с середины
80-х до конца 90-х гг. (1885—1897 гг.). Именно в эти годы
шел невиданный поток переселенцев, особенно в 90-х гг.,
росли крупные города, индустриальные центры, резко уве-
личилась железнодорожная сеть, гигантски подскочили
вверх вклады в сберкассах (с 4,4 млн. до 276,6 млн. руб-
лей), значительно укрупнились капиталы русской бур-
жуазии Ч
Придя к экономическому господству с запозданием, ис-
пытывая многочисленные препятствия, создаваемые на его
пути «русскими условиями», то есть сложным комплексом
феодально-бюрократических пережитков, русский капита-
лизм, наскоро овладев рынком Центральной России, судо-
рожно стал искать себе рынков дальше, за пределами отча-
янно бедных исконно русских, традиционных хозяйствен-
ных единиц. Ленин в своем исследовании подчеркивал, что
невозможность капитализма вообще существовать и разви-
ваться без постоянного расширения сферы своего господст-
ва с громадной силой проявилась и продолжает прояв-
ляться в пореформенной России, причем Ленин указывал,
что если расширение капитализма вглубь, то есть на старой
территории, задерживается какими-либо обстоятельствами
(например, сохранением устарелых учреждений), то «фаб-
риканты не станут, конечно, ждать», ибо им нужен рынок
немедленно, и «они будут искать рынка в другом районе
или других странах» 1 2, то есть пойдут по пути развития
капитализма вширь.
В. И. Ленин, указав на «чрезвычайно важное значение»
развития капитализма вширь, не подверг исследованию эту
сторону истории русского капитализма, поскольку оно, по
его словам, «потребовало бы особой работы» 3. Однако он
подчеркнул, что стремление русского капитализма к освое-
нию окраин империи вовсе не означает, что он ограничится
или в первую очередь направит свою экспансию на так на-
зываемые внутренние колонии — Среднюю Азию, Новорос-
сию, Сибирь или Кавказ, но что не менее вероятно освое-
ние в Европейской России таких окраин, как, например,
Карелия и Архангельская губерния, поскольку эти необъят-
ные пространства, плохо связанные в экономическом отно-
шении с Центральной Россией, эксплуатируются «в самой
1 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3,
стр. 553—557, 560-563.
2 Там же, стр. 593.
’Там же, стр. 596.
б'
131
ничтожной степени» Ленин не указывает при этом кон-
кретно Финляндию, поскольку вообще всюду исключает ее
из рассмотрения как отдельное государство, не связанное с
Россией и в социально-экономическом отношении, имеющее
свое особое развитие. Однако с принципиальной точки зре-
ния Финляндия полностью подпадала под категорию тех
рынков внутри империи, в европейской части России, на
которые мог зариться русский капитализм, поскольку до
тех пор на него еще не ступала нога русского капиталиста:
Финляндия была для русской буржуазии terra intactus ex
clausa — не только неизведанная, но и закрытая страна.
Таким образом, вопрос о проникновении русского капита-
лизма на финляндский рынок являлся более сложным и
более своеобразным, чем вопрос о расширении его на дру-
гие окраинные рынки Российской империи. В данном слу-
чае речь шла не только о расширении, завоевании фин-
ляндского рынка, но и о преодолении сопротивления тех
сил, которые этот рынок уже занимали и которые активно
закрывали его, специально ограждали от русского капита-
лизма.
Этих сил было три: во-первых, финляндская буржуазия,
финляндский капитализм, для которого Финляндия была
национальным рынком; во-вторых, западноевропейский
(английский, германский, шведский, датский) капитал, для
которого Финляндия служила, как, впрочем, и Архангель-
ский Север, внешним рынком, не будучи даже внутренним
для русских промышленников; и, наконец, правовые, эконо-
мические и политические установления, изолировавшие
Финляндию от России и мешавшие проникновению туда
русского капитала. Естественно, что русская буржуазия,
не будучи в состоянии решить проблему экономического
«завоевания» Финляндии, так сказать, естественным пу-
тем, экономически, в борьбе со своим конкурентом — за-
падноевропейским и финляндским капитализмом, решила
добиться успеха путем административных мер: она стала
оказывать давление на царизм с целью побудить его отка-
заться от сохранения политико-правовой обособленности
Финляндии, создававшей такое положение для финлянд-
ской буржуазии, которое делало ее неуязвимой для русской
конкуренции. Иными словами, русский капитализм требо-
вал от царизма, чтобы он отказал финляндской буржуазии
в своем особом покровительстве и, уравняв ее в правовом
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 3, стр. 596.
132
положении с русской буржуазией, оставил бы ее один на
один с русским капиталом как на общероссийском, так и
на финляндском рынке. Речь шла, таким образом, о том,
чтобы через 100 лет после военно-политического завоева-
ния Финляндии совершить ее экономическое завоевание.
Такое требование русских промышленников и торговцев
стало для них крайне неотложным и важным не только в
результате очерченных выше общих тенденций развития
русского капитализма, искавшего в конце 90-х гг. выхода
вширь, но и вследствие особого рода экономических взаи-
моотношений и позиций, которые сложились у русской и
финляндской буржуазии к концу XIX в.
Дело в том, что развитие капитализма в Финляндии
произошло на несколько десятилетий ранее, чем в России,
а финляндская буржуазия окрепла и сложилась в прочную
и конкурентоспособную силу по крайней мере на четверть
века ранее, чем ее «русская сестра».
Еще в 20—30-х гг. XIX в., когда в России господствова-
ло феодально-помещичье хозяйство, первые капиталисты
Финляндии, в подавляющем большинстве иностранные
(выходцы из Англии), получали из рук царского прави-
тельства право на беспошлинный ввоз из-за границы ма-
шин, сырья и других материалов для текстильной промыш-
ленности. Эти невиданные привилегии, распространенные
затем на всю финляндскую промышленность, получили
название Таммерфорсских и наряду с другими благоприят-
ными факторами стимулировали развитие финляндской
текстильной, металлургической, лесопильной и лесообраба-
тывающей промышленности, а также таких отраслей, как
судостроение, стеклоделие, металлообработка. В дальней-
шем изданные царем постановления 1859 и 1868 гг. о ре-
месленных заведениях и фабриках еще более расширили
свободу промышленной деятельности в Финляндии, в то
время как в России она только лишь зарождалась,
а закон 31 марта 1879 г. окончательно открывал простор
частнокапиталистической инициативе, объявляя полную
свободу промышленной и торговой деятельности для всех
подданных Финляндии. Но еще значительно ранее, в
1861 г., лесопиление объявлялось свободным от всяких ог-
раничений.
В результате такой поощрительной политики царизма
в Финляндии довольно быстро завершился промышленный
переворот и развилась крупная капиталистическая про-
мышленность. Следствием этого был бурный рост промыш-
133
ленного Производства и сбыт финляндских промышленных
товаров в отсталую, аграрную Россию. Этот сбыт облегчал-
ся для финляндских промышленников и экспортеров еще
более тем, что по торговому положению 1858 г., то есть по
фактически русско-финляндскому торговому договору,
Финляндия могла ввозить свои промышленные товары в
Россию либо беспошлинно, либо на чрезвычайно льготных
условиях, особенно по сравнению с иностранными про-
мышленными товарами, от которых Россия как страна с
протекционистским курсом ограждала себя высокими та-
моженными барьерами. Так, например, Швеция, ввозя в
Россию писчую бумагу, должна была платить 13 рублей
пошлины за каждый пуд, в то время как Финляндия ту же
самую бумагу могла ввозить совершенно беспошлинно *»
Поэтому неудивительно, что финляндские промышлен-
ные товары преимущественно шли на русский рынок, да-
вая тем самым финляндским капиталистам возможность
наживать колоссальные прибыли. При этом из года в год,
из десятилетия в десятилетие объем и доля экспорта фин-
ляндских промышленных товаров на русский рынок непре-
рывно возрастали, а доля сельскохозяйственных продуктов
и по объему, и по стоимости снижалась, то есть Финлян-
дия все более и более на протяжении второй половины
XIX в. стала выступать по отношению к России как про-
мышленная «мастерская» по отношению к аграрной «ко-
лонии». К концу 70-х гг. финляндские капиталисты прочно
«оседлали» русский рынок и продолжали закреплять и уси-
ливать свои позиции на нем и в 80-х гг. по таким важней-
шим группам промышленных товаров, как железо, метизы,
продукция судостроительной и вагоностроительной про-
мышленности, древесная масса, бумага, текстиль и др. Вот
несколько цифр, характеризующих этот процесс.
Если, например, уже в 60-х гг. в Россию экспортирова-
лось из Финляндии до 57% производившегося там железа,
то в начале 70-х гг. эта доля поднялась до 81%, в середине
70-х гг. — до 85,% а к исходу десятилетия дошла почти
до 90% и перешагнула этот уровень в течение 80-х гг.1 2
В 80-х гг. особенно увеличивалась доля метизов и машин в
финляндском экспорте на российский рынок. Финляндия
по ввозу в Россию речных и морских судов стояла на од-
1 В. И. Покровский, Сборник сведений по истории и ста-
тистике внешней торговли России, Спб., 1902 г., стр. 99.
2 «Обзоры внешней торговли за 1871—1890 гг.», Спб., 1872—
1891.
134
ном месте с Германией и Англией, давая почти половину
российского импорта судов, а по поставке железных и
стальных изделий к середине 80-х гг. заняла второе место
среди европейских государств, уступив первенство лишь
Германии и оставив на третьем месте Англию Ч Финлян-
дия стала крупнейшим поставщиком в Россию проволоки
и гвоздей, создавая тем самым огромную конкуренцию рус-
ским фабрикантам тех же отраслей. В 80-х гг. Россия вво-
зила из Финляндии проволоки в 2—3 раза больше, чем из
Германии и Англии, а по гвоздям Финляндия в 2 с лишним
раза превышала норму, допускаемую к беспошлинному
ввозу в Россию (1881 г.— свыше 46 тыс. пудов) 1 2. Высокий
уровень вывоза финляндского железа и изделий из него на
российский рынок дал возможность финляндским железо-
промышленникам не только загребать баснословные прибы-
ли, но и, как правильно отмечает финляндский исследова-
тель Э. Лайне, позволил всей этой отрасли безболезненно
перенести мировой экономический кризис 70-х гг.3
В еще более выгодном положении на русском рынке
оказалась финляндская целлюлозно-бумажная промышлен-
ность. Она не имела здесь конкурентов, да и вряд ли кто-
либо мог конкурировать с ней при тогдашних условиях.
В результате уже в первой половине 80-х гг. Финляндия
вывозила в Россию свыше 90% всей производимой в стра-
не древесной массы, что составляло 60% всего общероссий-
ского импорта, или около 77% по отношению к собствен-
ному российскому производству4.
Что же касается различных видов бумаги, то здесь по-
ложение Финляндии на русском рынке было абсолютно до-
минирующим, поскольку поставки финляндской бумаги и
бумагоизделий, в отличие от древесной массы, были пол-
ностью освобождены от всяких ограничений — квот, пош-
лин, обложений и т. п. Поэтому к середине 80-х гг. Фин-
ляндия поставляла в Россию от 95 до 98% своего вывоза
бумаги, то есть до 75% всего своего производства, а также
99—100% экспорта обоев, что составляло примерно 96%
всего всероссийского импорта обоев. Иными словами, вся
1 «Обзоры внешней торговли за 1883—1885 гг.», Спб., 1884—
-1886.
2 Е. Laine, Suomen vuoritoimi 1809—1884, I, Helsinki, 1950,
s. 661.
8 См. E. Laine, Suomen vuoritoimi 1809—1884, I, s. 519.
4 Л. Сун и, Финляпдско-русские торговые отношения во вто-
рой половине XIX в., Тарту, 1963, стр. 104—105,
135
Российская империя оклеивалась только финляндскими
обоями. Вполне понятно, что русским промышленникам
было просто-напросто не под силу даже и мечтать о конку-
ренции с финляндскими капиталистами в указанных выше
отраслях. Но даже и в некоторых исконно русских отраслях
промышленности, вроде текстильной, финляндские капи-
талисты успешно конкурировали с русскими, ввозя на рос-
сийский рынок до 40—42% всего русского импорта тек-
стильных изделий. Примерно аналогичное положение
складывалось и в кожевенной, фарфоро-фаянсовой и сте-
кольной промышленности, где финляндским экспортерам
удалось «проталкивать» на русский рынок свои товары и
давать чувствовать российским «собратьям» свою конку-
рентоспособность.
Таким образом, русский капитализм, сформировавший-
ся значительно позднее финляндского, обнаружил вдруг к
середине 80-х гг., когда он «вошел в силу» и почувствовал
необходимость расти вширь, что ему не только невозможно
«расширяться» в сторону Финляндии, но и стало затрудни-
тельно дышать в самой России, на русской территории, на
родном, так сказать, рынке, да притом еще на его столич-
ном, петербургском участке, где финляндская буржуазия
заняла выгодные позиции и без всякого стеснения насту-
пала своей «русской сестре» на любимую мозоль. Вполне
понятно, что такое положение не могло не беспокоить рус-
ских промышленников и торговцев и вызывало у них от-
нюдь не чувство симпатии в отношении финляндской бур-
жуазии.
Вот почему русская крупная буржуазия, и прежде все-
го капиталисты тех отраслей, которые непосредственно за-
трагивала финляндская экспансия на русский рынок, стали
начиная с 80-х гг., когда, как мы видели выше, положение
обострилось, оказывать давление на царское правительство,
прося его проявить власть и ликвидировать беспошлинный
ввоз финляндских товаров, ибо он «крайне неблагоприятно
влияет» на ряд отраслей отечественной промышленности.
Именно под давлением этих просьб правительство созвало
в 1884 г. Особое совещание для пересмотра русско-финлянд-
ского торгового договора 1858 г., тем более что, даже исходя
из чисто финансовых соображений казны, царское прави-
тельство к этому времени понимало необходимость ликви-
дации той бреши, которую фактически создавала Финлян-
дия в таможенной границе империи с Европой.
Результатом Особого совещания явился новый таможен-
136
ный тариф 1885 г., который должен был служить извест-
ным барьером для финляндских экспортеров при их попыт-
ках проникнуть на русский рынок. Однако квоты и пошли-
ны, введенные новым тарифом, носили в общем характер
частичных изменений и коренным образом не затрагивали,
а тем более не ликвидировали привилегированного положе-
ния Финляндии на русском рынке, поскольку окрепший,
захвативший позиции и в целом более конкурентоспособ-
ный финляндский капитализм и в новых условиях все еще
мог успешно соревноваться с «русским собратом». Новый
тариф 1885 г., отражая, таким образом, факт возросшего
влияния русской буржуазии на экономическую политику
царизма, в то же время свидетельствовал и о том, что цар-
ское правительство все еще не решалось резко порвать с
«особой политикой» в отношении Финляндии и, по-видимо-
му, надеялось на осуществимость постепенного пути сбли-
жения российских и финляндских условий, пойдя на ком-
промисс.
Развитие событий в течение последующего десятилетия
со всей очевидностью показало, что тариф 1885 г. являлся
типичным паллиативом, не удовлетворявшим ни ту, ни дру-
гую, особенно русскую, сторону. Еще более окрепшая к се-
редине 90-х гг. русская буржуазия стала оказывать реши-
тельное и концентрированное воздействие на царизм, тре-
буя от него раз и навсегда покончить с привилегированным
положением финляндского капитала в России *, и прежде
всего отменить те устаревшие и отжившие свой век формы
административных, правовых отношений, ликвидировать
те архаичные учреждения, которые разделяли Финлян-
дию и Россию и в конечном счете ставили преграды на пу-
ти расширения российского капитализма, мешали ему рас-
ти и вширь, и вглубь, замедляя его развитие.
Это требование было жизненно важным для русской
буржуазии, ибо она чувствовала экономическую отсталость
1 Принятый в 1897 г. новый таможенный тариф для русско-
финляндской торговли был всего лишь новым паллиативом, так
как незначительное повышение пошлин для финнов уже не мог-
ло сдержать финляндский ввоз в Россию, особенно продукции
целлюлозно-бумажной промышленности, а льготы для русского
экспорта в Финляндию не привели к расширению русско-фин-
ляндской торговли, ибо внутренний финляндский рынок был к
этому времени прочно занят не только финляндскими, но и гер-
манскими и английскими монополиями (см. Г. Д. Корнилов,
Русско-финляндские таможенные отношения в крнце »XIX — на-
чале XX и., Л., 1971, стр. 118-126),	"
137
страны и понимала, что медленное, особенно по сравнению
с европейскими темпами, развитие капитализма в России
оставит ее в хвосте, уготовит ей подчиненное положение в
новой, капиталистической Европе. И это могло произойти
потому, что, как подчеркивал Ленин, «ни в одной капита-
листической стране (кроме России.— В. П.) не уцелели в
таком обилии учреждения старины, несовместимые с капи-
тализмом, задерживающие его развитие...» !.
Вот почему русская буржуазия с таким жаром наброси-
лась именно на одно из подобных архаичных учрежде-
ний — комплекс финляндских привилегий, тем более что
они затрагивали ее экономические интересы не только кос-
венно, в перспективе, но и непосредственно, в данный мо-
мент, в 80—90-х гг. XIX в.
Как мы видели выше, именно в 90-х гг. независимо от
буржуазии, по соображениям государственной безопасно-
сти и обороны, с требованием положить конец правовому
и административно-хозяйственному обособлению Финлян-
дии выступили и ведущие военные круги. Таким образом,
две важнейшие силы российского общества — исконная,
традиционная (военно-дворянские круги) и новая, наби-
рающая мощь (буржуазия) — объединили свои усилия в
нажиме на царизм, добиваясь как максимум полного урав-
нения Финляндии в правах с остальными частями империи
и распространения на нее всех имперских законов.
Тот факт, что унификации требовали не только капи-
талисты, но и военные, и что изменение статуса Финлян-
дии мотивировалось в первую очередь соображениями го-
сударственной безопасности, имевшими первостепенное
значение, и обусловливал решимость царизма отойти, нако-
нец, от той правовой базы, на которой строились прежде
отношения России и Финляндии. Это лишний раз подтвер-
ждало, какое важное военно-стратегическое значение име-
ла для России Финляндия и насколько российское прави-
тельство дорожило сохранением Финляндии именно с этой
точки зрения.
Только крайняя необходимость — стечение всех исто-
рически неизбежных и исторически значимых обстоя-
тельств могла заставить царизм проявить не свойствен-
ную ему активность и пойти на разрыв с традиционной,
освященной историей и укорененной обычаем политикой
до отношению к Финляндии.
’В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, ?. 3, стр. 601.
138
Разумеется, что при этом известную роль сыграли и
некоторые субъективные моменты — слабохарактерность
нового царя, Николая II, вступившего на престол в 1894 г.
и более легко поддающегося давлению со стороны, чем его
предшественники на российском императорском троне; но
этот субъективный фактор вовсе не следует переоценивать,
как это делает, например, в своих воспоминаниях
С. Ю. Витте и некритически следующие за ним историки.
Будь даже на месте Николая II более самостоятельная
и более политически зрелая личность, царское правитель-
ство все равно вынуждено было бы на рубеже XIX и XX вв.
вступить на путь изменения своей «финляндской полити-
ки». Возможно, что иное руководство, иные люди осуществ-
ляли бы эти изменения более тонко, более ловко, а может
быть, и более настойчиво или более решительно и жестко,
но не подлежит сомнению, что самого поворота в политике
России по отношению к Финляндии ни одно царское пра-
вительство того времени не смогло бы ни предотвратить,
ни избежать. И в этом смысле субъективный фактор в дан-
ном вопросе не имел существенного значения. Поворот в
отношениях России и Финляндии на рубеже XIX—XX вв.
был предопределен, так сказать, исторически, и речь шла
лишь о том, в какой степени, в какой форме и в какой кон-
кретно срок этот поворот будет осуществлен. Но сам по
себе он был неизбежен, ибо дальнейшее пребывание Фин-
ляндии в составе империи на совершенно исключительном
привилегированном экономическом и правовом положении
вызывало массу противоречий. Финляндия должна была
либо отделиться от России в совершенно самостоятельное
государство, либо поступиться частью своих привилегий и
вступить на путь унификации с остальной империей в во-
просах права, экономики и политики. Иного развития быть
не могло.
И поскольку царское правительство, естественно, не
могло допустить даже отдаленной возможности первого пу-
ти, то есть предоставления полной независимости Финлян-
дии, оно неизбежно должно было вступить на второй
путь — на путь унификации финляндских и российских уч-
реждений как необходимого шага по созданию унитарного
государства — единой и неделимой Российской империи.
Надо сказать, что царское правительство избрало илщ
точнее говоря, применило наиболее грубую, наиболее при-
вычную для него форму осуществления поворота своей по-
литики в отношении Финляндии: форму нарушения фин-
139
Ляндскои конституции, то есть в правовом отношении всту-
пило на путь государственного переворота. Неуклюжесть
и политическую опасность этой меры предвидели наиболее
дальновидные лица среди царского окружения (императ-
рица-мать — Мария Федоровна, ее отец, дед Николая II,—
датский король Христиан IX, премьер-министр С. Ю. Вит-
те, генерал-губернатор Финляндии граф Гейден и др.),
которые настоятельно советовали царю воздержаться от не-
конституционного акта и проводить объединительные меро-
приятия постепенно, в течение нескольких десятилетий,
действуя в рамках финляндской конституции или обходя
ее законным путем. Однако нажим русских капиталистов и
военных, проявлявших особое нетерпение и указывавших
на невозможность дальнейших отсрочек унификации, вы-
нудил царя не только поспешить с решением, но и провести
это решение помимо даже российских законодательных уч-
реждений, помимо Государственного совета, путем едино-
личного императорского указа. Так в 1899 г. появился ма-
нифест, в силу которого все общеимперские вопросы, ка-
савшиеся Финляндии, должны были после обсуждения их
в сейме проходить затем через Государственный совет Рос-
сии с участием там и финляндских представителей, после
чего поступать царю на окончательное утверждение. Имен-
но этот манифест и являлся нарушением финляндской кон-
ституции, согласно которой решения сейма не нуждались
ни в чьем последующем утверждении, кроме разве, в неко-
торых случаях, царского Ч
Указ этот нужен был российскому правительству для
того, чтобы иметь правовую основу для проведения различ-
ных конкретных постановлений, касающихся Финляндии
наравне с другими частями империи, и в частности для осу-
ществления первого конкретного мероприятия, которого
столь настойчиво добивались военные круги, — для уни-
1 В представлении сената от 18 февраля 1899 г. по поводу
царского манифеста напоминалось, что издание последнего неза-
конно, потому что законы для Финляндии «даруются монархом
при содействии собственных учреждений страны», что законо-
проекты «должны обрабатываться земскими чинами (т. е. депу-
татами сейма.— В. П.) в виде решения, которое монарх может
либо утвердить без изменений, либо отклонить», и что обычно
«решение чинов должно быть утверждено монархом без измене-
ний». Таким образом, царю ясно указывали на то, что в Фин-
ляндии его права ограничены, что он как конституционный мо-
нарх пользуется лишь правом отлагательного вето, но сам решать
дела не может (цит. по М. Бородкин, Из новейшей истории
Финляндии, стр. 462).
140
фикации финляндской и русской армий. Уже 29 июня
1901 г. был издан закон о сокращении финской армии.
Именно эта мера, воспринятая в Финляндии как ликви-
дация финляндской национальной армии, и развязала мощ-
ную волну сопротивления со стороны финляндской буржуа-
зии1, волну, умело направляемую руководящими финлянд-
скими кругами и принявшую самые разнообразные формы,
начиная от пассивного сопротивления, петиционного дви-
жения, адресов-протестов, апелляции к загранице1 2 и кон-
чая актами открытого террора против представителей
центральной власти в Финляндии (убийство генерал-губер-
натора Н. И. Бобрикова).
В эту борьбу, в это движение буржуазия вовлекла са-
мые широкие слои народа. Она убеждала его, что речь идет
о «русификации» Финляндии, о национальном наступле-
нии на нее «наследственного врага» — русских, умалчивая,
разумеется, о существе спора с русской буржуазией, об ис-
тинных причинах обострения своих отношений с царизмом.
Более того, финляндская буржуазия подняла истошный
крик о «руссификации» на всю Европу, хотя фактически
на русификацию, как таковую, не было не только пополз-
новений, но и малейшего намека3.
1 По закону 1901 г. сокращались 6 батальонов из 8. Именно
это вызывало наибольшее недовольство буржуазии. В адресе-
протесте финского народа от 17 сентября 1901 г., поданном в
финляндский сейм для доставления царю, говорилось: «Финлянд-
ский народ не просил какого-либо облегчения в несомой им ныне
военной тяготе... повеления, не составляющие какой-либо ре-
формы, а преследующие лишь уничтожение национальных войск
Финляндии, указывают на недоверие, к которому финляндский
народ ничем не дал повода...» Именно эта мера объявлялась
«русификацией» на том основании, что «финские войска по
большей части будут упразднены, что русские офицеры могут
поступать на службу в немногие остающиеся части» (цит. по
В. И. Ленин, Полное собранно сочинений, т. 5, стр. 353).
2 См. Адрес государственных, политических и культурных
деятелей Европы в защиту Финляндии, направленный правитель-
ству России, в кн. «Рго Finlandia», В., 1899, S. 131.
3 Даже максимальная программа так называемых «русифи-
каторских» мер, которая так никогда и не была осуществлена,
превосходно свидетельствует о том, что они ничего общего не
имели с русификацией, не были направлены против финской
нации, а исключительно против экономических и юридических
интересов финляндской буржуазии, в защиту .русской. Вот пе-
речень этих мер:
1. 1900 г.— канцелярии русского генерал-губернатора в Фин-
ляндии, статс-секретариату ВКФ, паспортной экспедиции Фин-
ляндии предписывалось употреблять русский язык в сношениях
с империей.
141
На самом деле ситуация в Финляндии являла собой
классический пример борьбы буржуазии за «свой» нацио-
нальный рынок. «Основной вопрос для молодой буржуа-
зии — рынок. Сбыть свои товары и выйти победителем в
конкуренции с буржуазией иной национальности — тако-
ва ее цель. Отсюда ее желание — обеспечить себе «свой»,
«родной» рынок. Рынок — первая школа, где буржуазия
учится национализму. Но дело обыкновенно не ограничи-
вается рынком. В борьбу вмешивается полуфеодальная-по-
лубуржуазная бюрократия господствующей нации со свои-
ми методами «тащить и не пущать». ...Борьба из хозяйст-
венной сферы переносится в политическую... Стесненная со
всех сторон буржуазия угнетенной нации, естественно,
приходит в движение. Она апеллирует к «родным низам»,
начинает кричать об «отечестве», выдавая свое собственное
дело за дело общенародное. Она вербует себе армию из «со-
отечественников» в интересах... «родины». И «низы» не
всегда остаются безучастными к призывам буржуазии, со-
бираясь вокруг ее знамени: репрессии сверху задевают и
их, вызывая в них недовольство. Так начинается нацио-
нальное движение» Ч
Эта картина как будто зарисована с финляндской нату-
ры с той только разницей, что царизм, по существу, не ус-
пел развернуть своих репрессий.
2. 1902 г.— устанавливался порядок употребления русского
языка в правительственных учреждениях Финляндии наравне со
шведским и финским.
3. 1902 г.— отменялось правило о приеме на государственную
службу в Финляндии только финляндских граждан.
4. 1902 г.— дипломы Московского, Петербургского, Киевского,
Казанского и Томского университетов приравнивались к дипло-
мам Гельсингфорсского университета. (Ранее они не имели ника-
кого значения в Финляндии, в то время как дипломы герман-
ских и шведских университетов признавались наравне с фин-
ляндскими.)
5. 1903 г.— русские получали право приобретать недвижи-
мость в Финляндии наравне с финляндскими уроженцами.
6. 1903 г.— в Гельсингфорсском университете основывалась
кафедра русского языка и истории.
7. 1904 г.— издано постановление о приеме к платежам в
Финляндии рублей наряду с финляндской маркой. (Это постанов-
ление не имело даже даты вступления в силу и никогда не
применялось на практике.) См. Вольф фон дер Остеп-
С а к е н, Государственно-правовое положение Великого Княжест-
ва Финляндского в Российском государстве, Спб., 1910.
1 И. В. Сталин, Соч., т. 2, стр. 305—306.
142
Таким образом, фактически речь Шла о столкновений
экономических интересов русской и финляндской буржуа-
зии 1 и об обеспечении военно-политических интересов ца-
ризма в Финляндии.
Юридически же поворот политики царизма в отноше-
нии Финляндии выразился в нарушении финляндской кон-
ституции и, следовательно, мог квалифицироваться как го-
сударственный переворот, произведенный самим главой го-
сударства, а также как нарушение клятвы царей, то есть
как клятвопреступление царя 1 2, как нарушение его личного
обязательства быть верным финляндской конституции.
Именно так, а никак не иначе расценивали этот шаг цариз-
ма все объективные наблюдатели как за границей, так и в
России, независимо от их партийной принадлежности.
Так расценил это В. И. Ленин, который писал: «И ма-
нифест 3 февраля 1899 г., и закон 29 июня 1901 г. незакон-
ны» 3. Характерно, что слово «незаконны» подчеркнуто
В. И. Лениным. Следует отметить, что и позднее мы нигде
не встретим у Ленина слов «руссификация» или «нацио-
нальное угнетение» для определения политики царизма в
Финляндии, но всегда найдем категорическое подчеркива-
ние незаконности, неконституционности действий царского
правительства, то есть их точную правовую и политиче-
скую оценку.
Однако царское правительство, декларировав поворот
своей политики в отношении Финляндии, но, натолкнув-
шись на яростное сопротивление этой политике еще до то-
го, как она начала осуществляться, вынуждено было фак-
тически взять назад свою программу, отказаться от наме-
ченного изменения, испугавшись реакции финляндских
правящих кругов.
Поэтому, как авторитетно подчеркивает даже
С. Ю. Витте, «указ, так удивительно появившийся на свет,
1 В своей известной работе «Марксизм и национальный воп-
рос», написанной в конце 1912 г., И. В. Сталин подчеркивал, что
«национальная борьба в условиях подымающегося капитализма
является борьбой буржуазных классов между собой. Иногда бур-
жуазии удается вовлечь в национальное движение пролетариат,
и тогда национальная борьба по внешности принимает «общена-
родный» характер, но это только по внешности. В существе своем
она всегда остается буржуазной, выгодной и угодной главным
образом буржуазии» (И. В. Сталин, Соч., т. 2, стр. 308).
2 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 5,
стр. 352 и 356.
3 Там же, стр. 356.
143
более не применялся. Да и едва ли удобно было его приме-
нять после сделанной пробы» *.
Российскому правительству удалось лишь ввести 29 ию-
ня 1901 г. новый устав о воинской повинности, согласно ко-
торому высшее командование в Финляндии возлагалось на
особого командующего финляндским военным округом,
подчиненного военному министру России.
Но в важнейшем практическом военном вопросе — о на-
правлении железнодорожной сети в Финляндии русские
военные круги потерпели поражение1 2.
Все остальные мероприятия по административному
сближению Финляндии с Россией, декларированные в пе-
риод 1900—1904 гг. и долженствующие вступить в действие
с 1 октября 1905 г., так и остались на бумаге. От некоторых
из них царское правительство отказалось само в 1904 г. по-
сле убийства Бобрикова. От остальных Финляндию избави-
ла первая русская революция 1905—1907 гг.
Революция эта, начатая пролетариатом России, имела
колоссальные последствия для всех дальнейших судеб Фин-
ляндии как с внутри-, так и с внешнеполитической точек
зрения3. Она потрясла самодержавие, ослабила его. Она
пробудила революционный дух финляндского рабочего
класса.
1 С. Ю. Витте, Воспоминания, т. 3, стр. 271.
2 Активным проводником политики русских военных кругов
выступал, как известно, генерал Н. И. Бобриков, который считал,
что военно-стратегический аспект должен определять всю рус-
скую политику в Финляндии. В качестве меры, обеспечивавшей
проведение быстрой мобилизационной готовности армии и пере-
броску ее в Финляндию, Бобриков планировал провести новую
железнодорожную линию (кроме линии Петербург — Рихимяки),
связывавшую Финляндию с империей в восточном направлении,
и одновременно пытался прервать или хотя бы сократить интен-
сивное железнодорожное строительство в Финляндии на западе
страны, добиваясь запрета строительства железнодорожной линии
на Торнео. Это была точка зрения не лично Бобрикова, а рус-
ского генерального штаба. И тем не менее финляндским правя-
щим кругам удалось добиться не только проведения линии на
Торнео, но и разрешения царя (личного, в обход русских учреж-
дений и генштаба) на строительство линии Кеми — Рованиеми.
3 События революции 1905—1907 гг. в Финляндии нашли
подробное освещение в советской исторической литературе (см.
В. Смирнов, Из революционной истории Финляндии 1905, 1917,
1918 гг., Л., 1933; И. И. С ю к и я й н е н, Революционные собы-
тия 1905—1907 гг. в Финляндии, в кн.: «Первая русская револю-
ция и международное революционное движение», ч. I, М., 1955;
М. Н. Власова, Пролетариат Финляндии в годы первой русской
революции (1905—1907), Петрозаводск, 1961).
Ш
Революция создала для Финляндии чрезвычайно выгод-
ное положение. Главные военные силы царизма были от-
влечены в это время на Дальний Восток, на противополож-
ный конец обширной империи; главные промышленные и
политические центры России — Москва и Петербург —
были объяты восстанием народа, поднявшегося на воору-
женную борьбу против царизма за свои права. Царизм на-
ходился в состоянии чрезвычайной растерянности. В этой-то
обстановке и началась революция в Финляндии. Однако
плодами революции воспользовалась в основном финлянд-
ская буржуазия. Во-первых, когда финляндский пролета-
риат по примеру русского рабочего класа начал забастовоч-
ное движение, буржуазия при помощи своих классовых
военизированных организаций — «белой гвардии» и стрел-
ковых обществ (шюцкоров) — не дала развернуться соци-
альному выступлению финляндского рабочего класса и
одновременно постаралась перевести социальное недоволь-
ство широких масс в антирусское, чисто националистиче-
ское русло.
Во-вторых, используя страх царизма перед революцией,
финляндская буржуазия предъявила ему от имени народа
ультиматум: прекратить в дальнейшем намеченное наступ-
ление на позиции буржуазии Финляндии, предоставить ей
ряд льгот по сравнению с теми, которыми пользовалась
русская буржуазия. Взамен финляндские господствующие
классы обещали царизму верой и правдой сохранять суще-
ствующий общественный строй и порядки. Царизм, цели-
ком связанный по рукам и ногам борьбой с пролетариатом
России, испытывавщий смятение и растерянность, вынуж-
ден был издать 22 октября 1905 г. манифест «О мерах к
восстановлению закономерного порядка в крае», то есть
отступить перед натиском финляндской буржуазии по всем
пунктам, тец более что та гарантировала ликвидацию соци-
альных выступлений финляндского пролетариата своими
собственными силами.
Вот почему В. И. Ленин писал по этому поводу следую-
щее: «Буржуазия Финляндии обнаружила свои контррево-
люционные свойства даже в этой мирной стране, проделав-
шей революцию за счет русских октябрьских дней, отстояв-
шей свободу за спиной декабрьской борьбы и двух оппози-
ционных Дум в России» *.
1 В. И, Ленин, Полное собрание сочинений, т. 19, стр. 220.
145
О том, какой оборот приняла революция в Финляндии и
какова была истинная роль финляндских правящих кругов,
не только воспользовавшихся всеми плодами революции, но
и использовавших против собственного народа царскую по-
лицейскую машину, повествует, между прочим, и один
весьма беспристрастный, деловой документ: памятная за-
писка военной разведки от 6 февраля 1907 г., составленная
для начальника главного управления генерального штаба
России. Там говорится, что представители финляндской
шведоманской буржуазии, воспользовавшись тем, что цар-
ские власти были напуганы всеобщей забастовкой 1905 г.,
«добились осуществления всех своих антирусских требова-
ний и, наконец, встали во главе местного правительства
как люди, избранные народом. Между тем теперь уже ни
для кого не секрет, что список этих народных избранников
был просто продиктован князю Оболенскому Лео Мехели-
ном. Народ был обманут шведоманами и заволновался: его
гнев был готов обрушиться на издавна ненавистную для
народа партию, но шведоманы подняли перед народом за-
весу, за которой были скрыты грозные средства усмирения,
указали на готовые к действию русские войска, послали к
толпе искусных агитаторов и заставили ее разойтись.
Много помогла при этом шведоманам и изумительная
дисциплина, в которой воспитывался народ в течение де-
сятков лет. Но расходился народ чуть ли не с зубовным
скрежетом, посылая по адресу шведоманов проклятия и
угрозы рассчитаться с ними в свое время» !.
Таким образом, русская революция 1905 г. помешала
осуществлению намеченного царским правительством Рос-
сии административно-хозяйственного сближения Финлян-
дии с Российской империей. Более того, она привела к еще
большему ослаблению хозяйственно-политических позиций
царизма в Финляндии, к укреплению политического и эко-
номического положения финляндской буржуазии.
Следовательно, в начале XX в. царизму не только не
удалось затронуть и поколебать позиции финляндской бур-
жуазии, как он надеялся, но и пришлось отступить со сво-
их старых рубежей и, отступая, потерять не только пози-
ции, но, как говорят шахматисты, и качество. Как писал в
1909 г. проф. Э. Берендтс, «Финляндия получила свои пре-
жние права не из добровольно дающих рук сильной госу-
дарственной власти, но из рук слабого, униженного прави-
1 ЦГВИА, ф. 2000, on. 1, д. 298, л. 21-22.
140
тельства, вынужденного силой обстоятельств к политиче-
ской капитуляции» Ч
После революции 1905—1907 гг. произошло еще боль-
шее обособление Финляндии от России, и процесс этот шел
с нарастающей быстротой в следующем пятилетии.
G 1907 г. Финляндия стала фактически республиканской
страной с однопалатным парламентом, с европейской систе-
мой политических партий, со своими проблемами нацио-
нальной и классовой борьбы и с собственным, отечествен-
ным торговым, промышленным и финансовым капиталом,
связанным прочными узами не с русскими, а с иностранны-
ми, западноевропейскими монополиями, влияние которых
в силу тесных внешнеторговых и промышленных связей на
экономику и политику Финляндии резко усилилось.
Эти связи имели свою историю. Еще в 60—80-х гг. фин-
ляндский капитализм, испытывая недостаток в капиталах
для расширения своей деятельности, обратился к внешним
займам, к привлечению капиталов из стран Западной Евро-
пы — Швеции, Германии, Франции. Это объяснялось в
значительной степени тем, что Россия не могла удовлетво-
рять потребности финляндского капиталистического хозяй-
ства, не говоря уже о политической склонности финлянд-
ской буржуазии к контактам с западноевропейскими стра-
нами. Вот почему финляндская буржуазия, так сказать, «с
колыбели» «воспитывалась» не только идеологически, но и
экономически целиком на западном «молоке». И это «вос-
питание» не прошло бесследно. Уже к началу XX в. оно
привело к прочному финансовому подчинению Финляндии
Западу, причем внешне это подчинение выглядело все еще
привлекательно — западноевропейский денежный рынок
был в то время относительно дешевым, и финляндская бур-
жуазия, естественно, тяготела к нему. Кроме того, после
1900 г. и особенно после 1905—1907 гг. в экономической
политике финляндской буржуазии все большую роль стали
играть внешнеполитические мотивы. Опасаясь проникнове-
ния в Финляндию русского капитала, для которого царское
правительство пыталось создать благоприятный юридиче-
ский статус, финляндский капитализм в начале XX в. ши-
роко открыл двери в страну иностранному, в основном гер-
манскому, капиталу, надеясь с его помощью не только пре-
градить путь русским монополистам, но и нанести им
1 Э. Н. Берендтс, Краткий очерк бюджетного права Фин-
ляндии, Спбч 1909, стр. 19.
147
такой ущерб, чтобы навсегда отбить у них охоту соваться на
финляндский рынок. С этой целью наряду с привлечением
прямых иностранных капиталовложений и поощрением им-
порта из Германии финляндский капитал с начала XX в.
принимает и другие меры: вступает в международные со-
глашения о ценах, блокируясь с германскими и шведскими
фирмами против русских, создает специальные монополис-
тические объединения, ставящие своей целью организацию
неослабного экспорта в Россию определенных товаров (на-
пример, синдикат по экспорту лесобумажных изделий —
«Паперюхдистус») и т. п.
Таким образом, ставка на иностранное заступничество,
линия на блок с иностранной державой в борьбе против
России, выдвигавшаяся как одна из альтернатив «самосто-
ятельной» финляндской внешней политики, имела свои ис-
тинные, глубокие корни в экономике, была не только идей-
но-политическим, но и ведущим экономическим курсом
финляндской буржуазии.
В начале XX в. Германия оказалась, таким образом, в
числе самых близких «идейных друзей» финляндцев, и од-
новременно германские монополистические объединения
стали крупнейшими инвесторами в финляндскую промыш-
ленность. Кроме того, Германия заняла первое место в им-
порте промышленных изделий в Финляндию, а затем стре-
мительно оттеснила Россию на задний план даже на фин-
ляндском хлебном рынке, буквально завалив его дешевым
прусским хлебом!. В течение первого десятилетия XX в.
германский финансовый капитал предпринял широкое
вторжение в Финляндию, став, таким образом, главным им-
периалистическим соперником России, так сказать, в ее же
собственном доме, под самым носом у неповоротливых рус-
ских монополий.
Немецкие монополисты непрерывно давали Финляндии
займы, обрушивали на нее волны избыточного импорта,
удерживая постоянный пассив финляндского торгового
баланса, скупали, что называется, «на корню» финляндские
энергетические ресурсы, приобретая целые реки и водопа-
ды, не брезговали хлебным демпингом, словом, самым раз-
1 Подробнее о позициях германского капитала в Финляндии
см. В. Н. Денисов, Экономическое завоевание Германией фин-
ляндского рынка, Спб., 1911; М. Н. Селихов, Русское мукомолье
в борьбе с германской конкуренцией на международном рынке,
Спб., 1912, стр. 26—34.
148
личным образом участвовали в экономической жизни чу-
жой страны.
Активизация финляндского монополистического капи-
тала и особенно бесцеременное вторжение германского им-
периализма в экономическую жизнь Финляндии, которая
на глазах у растерявшейся русской буржуазии буквально
уплывала в сферу германского политического влияния, вы-
звали серьезное беспокойство господствующих классов цар-
ской России, вселили глубокую тревогу в высшие военные
и административно-хозяйственные круги, поскольку все это
происходило в чувствительнейшем для империи стратеги-
ческом районе, да еще в самом преддверии надвигавшейся
мировой войны.
Наряду с тревожными сигналами из экономической сфе-
ры еще более устрашающими и, главное, более наглядны-
ми, доходчивыми были сигналы бедствия, подаваемые рус-
скими военными кругами в связи с обстановкой в Финлян-
дии. В течение 1907—1909 гг. российское правительство
серьезно считалось с возможностью вооруженного восста-
ния в Финляндии, инспирированного и подогреваемого из-
вне, и с возможностью ведения локальнрй войны в услови-
ях, абсолютно неблагоприятных с дипломатической точки
зрения и неподготовленных с военно-технической. Вполне
понятно, что царизм, еще не оправившийся от цусимской
трагедии, как огня боялся появления на Западе «второй
Японии», которой легко могла бы стать для него Финлян-
дия, с той только разницей, что на сей раз падение Крон-
штадта, этого балтийского Порт-Артура, повлекло бы за со-
бой падение самого царизма, а в «лучшем» случае — угро-
зу отторжения Финляндии.
Неудивительно, что в этой обстановке финляндской про-
блеме начинает уделять внимание министерство иностран-
ных дел России — учреждение, которое никак не вмешива-
лось во внутриполитические вопросы. Уже сам факт
привлечения представителей МИД в 1907 г. к Особому со-
вещанию, посвященному рассмотрению положения в Фин-
ляндии, говорит о многом. Еще более красноречива «Запис-
ка» от 5 апреля 1907 г. министра иностранных дел А. И. Из-
вольского, где прямо высказывается опасение, что, в слу-
чае начала националистического восстания в Финляндии,
ее весьма быстро признают в Европе • «воюющей сторо-
ной» или независимым государством, а в худшем случае —
«восстание этой бывшей шведской области... не только не
оставит равнодушным шведское общество и народ, но даже
149
может при известных условиях, помимо желания самого
Стокгольмского кабинета, привести его к необходимости...
открыто вмешаться в вооруженную борьбу Финляндии с
Россией» Ч Извольский подчеркивал, что возможность та-
кого поворота событий вполне реальна и потому с ним на-
до считаться.
Подобно своему знаменитому предшественнику на пос-
ту министра иностранных дел—А. М. Горчакову, А. И. Из-
вольский традиционно не советовал предпринимать в отно-
шении Финляндии мер давления. Он, несомненно, учиты-
вал, что «нарушение демократизма по отношению к
маленьким нациям..,— говоря словами В. И. Ленина, — вы-
зывает либо восстание.., либо переход целых полков на сто-
рону врага» * 2. Но он не мог порекомендовать ничего, кроме
политически наивного в обстановке того времени диплома-
тического воздействия на Швецию «для удержания ее в
строгом нейтралитете», используя посредничество... кайзе-
ровской Германии 3. Такой рецепт, разумеется, никак не
удовлетворял русскую буржуазию, которая прекрасно со-
знавала в этот момент, что именно германский империа-
лизм стоит за спиной финляндской буржуазии и финлянд-
ского сепаратизма.
Вот почему вопрос о том, что делать с Финляндией4,
продолжал обсуждаться в период 1905—1910 гг. десятки
раз во всех высших государственных органах России — в
Государственном совете, Государственной думе, в прави-
тельстве (Комитет и Совет Министров), на секретных меж-
ведомственных, так называемых Особых совещаниях. И от-
веты, которые все чаще и настойчивее предлагались на
этих совещаниях и которые с каждым разом собирали в
свою поддержку все более широкий круг голосов государ-
ственных и деловых людей Российской империи, сводились
в конце концов к тому, что с решением вопроса о Финлян-
дии надо спешить5.
Это означало, что необходимо срочно прервать далеко
зашедший процесс обособления Финляндии и, главное, пре-
сечь или хотя бы сократить экономические и политические
связи Финляндии с европейским монополистическим капи-
’ ЦГВИА, ф. 2000, on. 1, д. 298, л. 67—73.
2 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 30, стр. 102.
3 См. ЦГВИА, ф. 2000, он. 1, д. 298, л. 69; АВПР, ф. МИД,
Канцелярия 1907 г., д. 118, л. 102.
4 См. С. Шарапов, Что делать с Финляндией? М., 1910.
8 «С Финляндией надо спешить» (Обзор за 1913 г.), Спб., 1914.
150
талом, в первую очередь с германским. Таково было кате-
горическое требование крупной русской буржуазии, выс-
ших военных и административных кругов, наконец, бли-
жайшего окружения царя. И на этот раз основной силой,
призывавшей к обузданию финляндского сепаратизма, вы-
ступала крупная буржуазия.
Ее программа-максимум в отношении Финляндии со-
стояла из следующих пунктов 1:
1.	Ликвидация финляндской таможенной границы с им-
перией.
2.	Распространение на Финляндию системы аграрного
протекционизма, принятой в России.
3.	Распространение на Финляндию операций Русского
государственного банка с целью лишить Финляндский
банк значения госбанка Финляндии и включить кредитную
систему Финляндии в кредитную систему империи, а так-
же подготовить условия для дальнейшего объединения рус-
ской и финляндской монетно-депежных систем.
4.	Распространение на Финляндию системы вывозных
премии.
5.	Ограничение вывоза промышленных товаров из Фин-
ляндии в Россию.
6.	Административно-хозяйственное подчинение фин-
ляндских железных дорог общероссийскому министерству
путей сообщения и осуществление новой политики желез-
нодорожного строительства в Финляндии.
Таким образом, это была ярко выраженная программа
экономического «освоения» Финляндии российским капи-
тализмом.
Для осуществления этой программы российский моно-
полистический капитал хотел использовать царизм, кото-
рый мог действовать лишь одним путем — путем админи-
стративного декретирования указанных выше экономиче-
ских мер. На «нормальную», конкурентную борьбу с
финляндской буржуазией у русских капиталистов не было
уже времени, да и сил.
Вот почему и на этот раз, после революции 1905—
1907 гг., царизм, понукаемый русской буржуазией, букваль-
но был вынужден избрать для наступления на Финляндию
1 См. ЦГИАМ, ф. 32. Совет съезда представителей промыш-
ленности и торговли. 1900—1913 (докладные записки монополий
и представительных организаций буржуазии и помещиков России
о необходимости ограничить привилегии Финляндии в экономи-
ческой области).
151
ту же самую, уже однажды провалившуюся и скомпроме-
тированную форму государственного переворота, то есть
вынужден был путем указа изменить исторически сло-
жившиеся правовые отношения между империей и Фин-
ляндией.
Этот так называемый второй государственный перево-
рот, или, на официальном языке того времени, закон от
17 июня 1910 г., был проведен через Государственную ду-
му и Государственный совет.
Он устанавливал, что ряд дел, затрагивавших одновре-
менно интересы России и Финляндии, впредь должен про-
водиться через законодательные органы империи, а не ре-
шаться в одностороннем порядке сеймом Финляндии. К та-
ким общеимперским делам были отнесены: воинская
повинность, участие Финляндии в общегосударственных
расходах, вопросы о подданстве и иностранцах, железнодо-
рожное сообщение и строительство, таможенное и теле-
графно-почтовое дело, морское судоходство, а также законы
о печати, публичных собраниях и демонстрациях.
Тем самым царизм с огромным запозданием, в самом
преддверии мировой войны одним махом судорожно попы-
тался наверстать упущенное в предыдущее неспокойное
для него десятилетие и осуществить максимальную про-
грамму по сближению, нивелировке русских и финлянд-
ских условий в административно-хозяйственной и в госу-
дарственно-правовой сферах.
Это была попытка одним ударом поставить Финляндию
на «свое место», отменить одним актом часть приобрете-
ний, которые Финляндия получила от русской власти за
предшествующее столетие, прервать и даже повернуть
вспять то экономическое и социальное развитие, на кото-
рое Финляндия вступила и по которому особенно быстро
шла в течение последнего полувека.
Но было уже поздно. Царскому правительству и на этот
раз не удалось привести свои решения в исполнение. Закон
1910 г. так и остался на бумаге. Его не только не успели
осуществить до начала первой мировой войны, но и не смо-
гли этого сделать из-за ожесточенного сопротивления Фин-
ляндии Ч У русской буржуазии не хватало сил даже на ча.Ст
тичное осуществление своей экономической программы.
1 Лишь два года спустя, в 1912 г., удалось провести через
Думу два первых законопроекта, касавшихся Финляндии, ..Оба
они еще более подчеркивали привилегированное положение Фий-
152
1.	Полностью невыполнимым оказался ее первый
пункт — о ликвидации таможенной границы. Во-первых,
па помощь финляндской буржуазии пришла в этом вопро-
се Германия, которая и на сей раз, как и в 1904 г. при за-
ключении русско-германского торгового договора, вырази-
ла открытый протест против таможенного объединения
России и Финляндии. Во-вторых, в 1910—1913 гг. обста-
новка настолько изменилась, что некоторые группы рус-
ской буржуазии вынуждены были сами снимать это требо-
вание. Дело в том, что к этому времени финляндская про-
мышленность находилась уже па таком высоком уровне,
что о проникновении на финляндский рынок нечего было
и думать, а оставалось лишь обороняться от наступления
финнов на русский рынок и для этого просить правительст-
во ввести высокие таможенные ввозные пошлины, чтобы
противостоять конкуренции финляндских изделий хотя бы
на внутреннем имперском рынке *.
2.	С большим запозданием в 1914 году была сделана
попытка поднять ввозные пошлины на хлеб в Финляндию
и тем самым преградить путь германскому хлебному дем-
пингу на финляндский рынок. Однако война к этому време-
ни сама закрыла путь германской торговле и в то же время
вынудила русских экспортеров сократить свой вывоз хлеба
в Финляндию. Поэтому реальных выгод русской буржуазии
закон 1910 г. все равно не принес и в этой области, по-
скольку война фактически отсрочила его действие.
3.	Абсолютно ничего не было предпринято по третьему
пункту — объединение кредитной и денежной систем Фин-
ляндии и империи, едва ли не самому важному для русской
буржуазии.
4.	Лишь на короткое время, да и то не всем категориям
русской буржуазии (особенно повезло сахарозаводчикам)
удалось попользоваться системой вывозных премий. Но в
этом случае пострадала российская государственная казна,
из которой эти премии выплачивались, а вовсе не финлянд-
ская буржуазия.
5.	Русским монополиям не только не удалось проник-
нуть на финляндский рынок, но и с трудом приходилось от-
биваться от финляндской конкуренции на своем собствен-
ляндии. Первый из этих законопроектов заменял финнам воин-
скую повинность денежным взносом, а по второму — русские,
проживавшие в Финляндии, наконец, уравнивались в правах с
финляндскими гражданами.
. 1 См. ,ЦГИА СССР, ф. 1162, -оп. 5, д. 167.
453
ном. Из трех позиций, на которых финляндские промыш-
ленники традиционно теснили своих русских «собратьев»
(металлообрабатывающая, военная и бумажная промыш-
ленность), последние накануне войны смогли отстоять
только одну, устранив финляндцев от получения выгодных
казенных военных заказов. Да и то эта «победа» была до-
стигнута лишь с помощью нажима военно-бюрократическо-
го аппарата и не без помощи подкупа чиновников военного
ведомства. Что же касается бумажной промышленности, то
русские фабриканты потерпели здесь тотальное пораже-
ние: им не удалось даже установить нормирование ввоза
финляндской бумаги в Россию, не говоря уже о повышении
пошлин на нее. В 1913 г. на русский рынок поступало свы-
ше 75% всего экспорта продукции лесобумажной промыш-
ленности Финляндии.
6.	И, наконец, без всякого изменения остался вопрос о
железнодорожном строительстве в Финляндии, хотя в са-
мом преддверии первой мировой войны, в 1913 г., россий-
скому правительству удалось принять закон об админист-
ративном подчинении финляндских железных дорог рос-
сийскому министерству путей сообщения. Но реальных из-
менений этот закон не принес. Война фактически приоста-
новила его действие.
Первая мировая война временно, а затем Октябрьская
революция окончательно сорвали реализацию всех планов
русской буржуазии в отношении Финляндии. Эти планы
никогда, следовательно, не были осуществлены и как бы-
ли, так и остались планами на бумаге. И если мы их вспо-
минаем и рассматриваем, если они представляют для нас
известный интерес, то лишь как показатель той тенденции,
того пути, по которому намеревались идти русский капита-
лизм и царизм на последней стадии своих отношений с
Финляндией. Это была тенденция на лишение финляндской
буржуазии ее привилегированного положения в империи и
на уравнивание финляндской буржуазии, Финляндии юри-
дически и экономически с русской буржуазией, с осталь-
ной Россией. Речь шла, таким образом, не о национальном
угнетении, не о «руссификации» и тем более не о денацио-
нализации финнов и Финляндии — так вопрос никогда не
стоял ни юридически, ни практически,— а речь шла ...об
уравнении социально-экономических, правовых и полити-
ческих условий Финляндии и России, что, конечно, означа-
ло ухудшение экономических позиций финляндской бур-
жуазии. И потому речь щла и конечном счете о борьбе рус-
454
ской и финляндской буржуазии, которую первая старалась
вести не обычным в условиях капитализма путем так на-
зываемой «честной конкуренции», а при помощи исполь-
зования в своих интересах государственного администра-
тивного аппарата империи, при помощи всей бюрократиче-
ской машины царизма.
Именно это обстоятельство и наложило особый отпеча-
ток на русско-финляндские отношения накануне первой
мировой войны и революции и дало совершенно не тот эф-
фект., на который рассчитывали правящие круги России.
Меры, принятые царизмом, не привели к экономическому,
военному и политическому сближению России и Финлян-
дии, а, наоборот, резко усилили отчуждение между обеими
странами во всех указанных областях и даже, более того,
породили враждебное отношение финляндцев ко всему рус-
скому. Как и почему это произошло, мы увидим в следую-
щей главе.
Глава IX
Реакция господствующих классов Финляндии
на поворот в политике царизма накануне и вовремя
первой мировойхвойны
Мы уже указали выше, что финляндская буржуазия сохра-
нила почти в полной неприкосновенности свои экономиче-
ские позиции после обоих государственных переворотов, а
это означало, что она оказала активное и упорное сопротив-
ление наскокам русского монополистического капитала.
Отразив эти наскоки в самом преддверии первой мировой
войны, финляндский капитализм почувствовал себя доста-
точно сильным, чтобы начать экономическое контрнаступ-
ление на позиции русской буржуазии в годы войны, на-
сколько это вообще позволяла военная конъюнктура.
Основным методом противодействия российскому капи-
талу финляндская буржуазия избрала привлечение в стра-
ну иностранных капиталов, с помощью которых она надея-
лась создать непреодолимую плотину для русских капита-
лов и вытеснить русскую буржуазию, так сказать, чужими
руками даже с тех скромных позиций, которые той уда-
лось приобрести в Финляндии.
155
Уже с начала 1900-х гг., после первого государственного
переворота, для иностранного капитала были широко рас-
пахнуты двери в Финляндию. В ответ же на второй госу-
дарственный переворот финляндская буржуазия предпри-
няла новые, еще более решительные шаги: она пе только
существенно облегчила условия для иностранных инвесто-
ров, но и демонстративно поставила их в исключительно бла-
гоприятное положение по сравнениюсрусскими. В 1911 г.
парламент принял моцию о разрешении иностранным (но
не русским) банкам создавать в Финляндии свои филиалы
и осуществлять самостоятельные кредитные операции.
И хотя этот и другие экономические контрудары, направ-
ленные по русскому капиталу, еще не успели в полную си-
лу сказаться к началу первой мировой войны на положении
обеих враждующих сторон, все же ставка финляндских гос-
подствующих классов на привлечение иностранных капи-
талов в Финляндию как на главное оружие в борьбе с Рос-
сией означала, что в будущем предстоит весьма ожесточен-
ная борьба, что в ней вряд ли будет возможен компромисс
и что опора на иностранное «оружие» может оказаться
опасной не только для России, но и в. первую очередь для
самой Финляндии, для ее экономической, да и политиче-
ской независимости.
Если тем не менее в целом обстановку на экономиче-
ском фронте русско-финляндских отношений можно было
считать стабильной, поскольку ни той, ни другой стороне
не удалось за период 1910—1916 гг. существенно изменить
соотношение сил в свою пользу, то положение на фронте
политической и идеологической борьбы между Финляндией
и Россией было иным.
Здесь инициатива всецело была захвачена финляндской
стороной, которая вела непрерывное, целенаправленное и
всегда успешное наступление на легкоуязвимые позиции
своего соперника.
Важнейшими составными частями этого наступления
начиная с 1899 г. были:
1.	Организация активного и пассивного сопротивления
всем административным и политическим мероприятиям
российского правительства в Финляндии, развернутая ан-
тирусская кампания в буржуазной печати.
2.	Демонстративные и систематические обращения к ев-
ропейскому общественному мнению и к правительствам ев-
ропейских государств с требованием защитить Финляндию
от угнетения и «руссификации».
156
3.	Активное вступление в политический и даже в воен-
но-политический контакт с германским империализмом и
фактический союз с ним против России.
4.	Систематическая пропаганда финской националисти-
ческой идеологии, заостренной против русских как нации
и даже отчасти против славян вообще как расы, и последо-
вательное истолкование русско-финляндских противоречий
как противоречий чисто национальных, противоречий меж-
ду финнами и русскими.
Таким образом, наступление шло по трем линиям: вну-
триполитической, внешнеполитической и идеологической.
Тактическое и идейное руководство всем наступлением осу-
ществляла исключительно финляндская буржуазия, кото-
рой удалось в значительной степени повести за собой в
этом вопросе и часть трудящихся Финляндии.
Трудящиеся массы Финляндии, рабочий класс и его
массовые организации — социал-демократическая партия
и профсоюзы — рассматривали вначале борьбу против ца-
ризма, против царской России как часть своей общей соци-
альной борьбы. Однако после революции 1905—1907 гг.,
когда Финляндия стала фактически республиканской стра-
ной с однопалатным парламентом и с западноевропейской
системой политических партий, со своими специфическими
проблемами классовой и национальной борьбы, часть ее ра-
бочего класса под влиянием лидеров правой социал-демо-
кратии все больше стала отходить от участия в совместных
действиях с русским пролетариатом и постепенно была во-
влечена в «национальную» борьбу против русских вообще
под руководством национальной буржуазии. Последняя
своей демонстративной активностью и ожесточенностью в
борьбе с «русаками» и своими весьма эффектно препод-
несенными жертвами в этой борьбе добилась доминирую-
щего положения в политической и национальной жизни и
получила всеобщее признание как вождь нации. Буржуа-
зия выдвинула из своей среды «активистов», боевиков-тер-
рористов, заложивших основу «Союзов силы», а затем «бе-
лой гвардии» и позднейшего шюцкоровского движения!.
1 Шюцкоровское движение — буржуазное военизированное дви-
жение в Финляндии, поддерживаемое государством и исполь-
зуемое против рабочего класса и прогрессивных сил. Возникло
в 1918—1919 гг. и было преобразовано позднее в полугосудар-
ственные организации, руководимые офицерами-резервистами и
имевшие связь с армией. Получили наибольшее развитие в 20—
40-х гг. В 1944 г. были запрещены наравне с фашистскими орга-
низациями.
157
Буржуазия поставляла основные кадры теоретиков, руко-
водителей, практиков и участников для движения пассив-
ного сопротивления. Буржуазия — и только она — инспи-
рировала выступления европейской буржуазной прессы и
видных деятелей культуры в Европе с заявлениями по по-
воду угнетательской политики русских в Финляндии и ор-
ганизовывала адреса и петиции протеста против «русифи-
кации», направляемые в министерство иностранных дел
России или лично царю со стороны отдельных иностранных
и международных организаций.
Наконец, буржуазия Финляндии, нимало не смущаясь
тем, что это не вязалось с ее национально-пуристскими за-
верениями, взяла с начала XX в. курс на опасный для на-
циональной независимости Финляндии союз с германским
империализмом.
Убедившись во время революции 1905—1907 гг. в пол-
ной неспособности царизма оградить ее от революционных
рабочих и солдат и видя в России потенциальный очаг ре-
волюции, финляндская буржуазия решительно обратила
свои взоры на германский империализм как на силу, спо-
собную оказать ей помощь и против внутренних (рабочее
движение), и против внешних (Россия) врагов. Размеже-
вание внешнеполитических и военных лагерей в Европе на-
кануне первой мировой войны и тот факт, что Германия и
Россия оказались в противоположных, враждебных друг
другу лагерях, послужили для финляндской буржуазии
лишь новым дополнительным и еще более убедительным
аргументом в пользу политической ориентации на герман-
ский империализм. Именно накануне первой мировой вой-
ны было положено начало альянсу финляндской буржуазии
с германским империализмом, альянсу, в конечном счете
направленному против национальных интересов Финлян-
дии и принесшему впоследствии этой стране бездну внут-
ри- и внешнеполитических несчастий.
Между тем в то время этот альянс не вызывал серьез-
ных возражений со стороны финляндской общественности,
поскольку финляндская буржуазия рекламировала.герман-
ский империализм как лучшего союзника всего финского
народа в его национально-освободительной борьбе против
«славянизации» и «руссификации». Таким образом, апел-
лируя к национальным чувствам финского народа, бессо-
вестно эксплуатируя эти чувства в своих политических ин-
тересах, финляндская буржуазия не только приобрела в
народных массах Финляндии союзника в борьбе за сведе-
158
ние своих «личных» счетов с российской буржуазией. Она,
кроме того, заручилась поддержкой части населения для
проведения своего антинационального внешнеполитическо-
го курса, состоявшего в опоре Финляндии на иностранную
державу, в данном случае на Германию, как на союзницу в
борьбе с Россией. Немалую роль в этом успехе финлянд-
ской буржуазии сыграла позиция правых сил финляндской
социал-демократии, которые, в свою очередь, политически
и идеологически ориентировались на германскую социал-
демократию, аттестуя ее перед рабочим классом Финлян-
дии как наилучшую союзницу финского рабочего движения
и одновременно указывая на невозможность и неумест-
ность сотрудничества с русским революционным движени-
ем, особенно с большевиками, исходящими-де в своей поли-
тике из чуждых финнам, своеобразных русских условий.
Только левая часть финского рабочего движения — силта-
сааровцы — считала русское рабочее движение той силой,
с которой должен идти вместе финский рабочий класс в
борьбе против царизма. Но эта группа находилась в то
время в социал-демократической партии (СДПФ) в мень-
шинстве Ч
Таким образом, правые руководители финляндской со-
циал-демократии в начале XX в. и особенно накануне пер-
вой мировой войны серьезно помогли финляндской бур-
жуазии, втягивая в поддержку буржуазного национали-
стического движения трудящиеся массы. В целом так
называемые «национальные задачи», а по существу разви-
тие национализма отвлекли накануне первой мировой вой-
ны финский рабочий класс, финских трудящихся от клас-
совых задач, затруднили им понимание расстановки клас-
совых сил в собственной стране и помешали распознать
своего непосредственного классового врага — отечествен-
ную буржуазию.
Разумеется, самую крупную, поистине неоценимую ус-
лугу финляндской националистической буржуазии в маски-
ровке ее истинного лица оказал сам царизм. Своим вторым
государственным переворотом он дал в руки националис-
тов новый, свежий аргумент, позволивший усилить анти-
русскую пропаганду и создать в Финляндии обстановку не-
терпимости ко всему русскому, независимо от того, каково
было содержание этого «русского». Раздувая слухи о «рус-
1 См. выступления О. В. Куусинена на VII Гельсингфорсском
съезде СДПФ в 1911 г. и на VIII Таммерфорсском съезде в 1913 г.,
«Kommunisti», XI. 1969.
159
сификации», обволакивая плотным националистическим
туманом массы, натягивая до отказа животрепещущую на-
ционалистическую струну, финляндская буржуазия тем не
менее не предпринимала никаких активных действий на
политическом фронте, не спешила ясно и определенно вы-
ступить с программой национального государственного от-
деления Финляндии от России. Ее цель состояла в другом:
измотать своего противника в скрытом, «домашнем» бою и
навязать ему затем с иностранной помощью выгодные для
себя экономические и политические условия, предоставив
ему в качестве «утешения» лишь номинальное право счи-
тать Финляндию в числе своих владений. Иными словами,
финляндская буржуазия боролась за сохранение и даже за
расширение своих особых прав в Российской империи, а
вовсе не за выход Финляндии из ее состава. Такой выход
был бы ей менее выгоден, чем использование привиле-
гированного положения в составе России. Финляндская
буржуазия желала сохранения союза с Россией, но лишь
такого союза, в котором ей была бы отведена роль всадника
на огромном крупе покорной российской лошади.
Эти непомерные аппетиты и претензии финляндской
буржуазии выглядят фантастически невероятными. Однако
они существовали, и именно для их претворения в действи-
тельность финляндской буржуазии необходим был такой
союзник, как германский империализм. Пока между Герма-
нией и Россией сохранялся мир, финляндская буржуазия
выжидала. Она ждала, как обернутся события, а до тех
пор дразнила царизм своими заигрываниями с Германией,
шантажировала его своим сепаратизмом, не думая еще
всерьез об отделении от России. Это была, как мы теперь
бы сказали, психологическая «холодная война».
Но когда началась первая мировая война и когда все
более и более стало обнаруживаться, что Россия проигры-
вает эту войну, то финляндская буржуазия забеспокои-
лась. Ее устраивало значительное ослабление России, но не
полнейшее ее поражение. На случай такого исхода извест-
ная часть финляндской буржуазии стала делать ставку на
Германию как на государство-протектор, которому фин-
ляндские капиталисты хотели бы поднести Финляндию на
блюдечке. Наиболее экстремистские в этом отношении кру-
ги установили уже во время войны прочные связи с герман-
ской военной машиной и тайно переправляли и готовили
в Германии будущие вооруженные силы финляндского ка-
питала — так называемых егерей.
160
Так «гордая», «национально-непримиримая», «незави-
симая» и «свободолюбивая» буржуазия Финляндии готова
была отдать свою страну в национальную, политическую и
экономическую кабалу германскому империализму, готова
была отдать немецкой военщине финский народ в качестве
пушечного мяса для борьбы с Россией.
Во время войны Финляндия не только не облегчила, но
и затруднила для русской армии оборону России. Россий-
ское правительство было вынуждено согласиться на факти-
ческий нейтралитет, занятый Финляндией в войне, и пойти
на сковывание в Финляндии значительных сухопутных сил
и флота, ибо осуществить свою оборону собственными си-
лами Финляндия не могла и пе желала.
Таким образом, русский царизм незадолго до своего
краха, в разгар войны, с запозданием обнаружил, что своей
политикой в отношении Финляндии в последние годы, сво-
им поворотом в этой политике, вызванным в значительной
степени соображениями обороны России и империи, он
добился в Финляндии прямо противоположного результа-
та, чем тот, на который он рассчитывал и к которому стре-
мился.
Он подготовил из Финляндии потенциального против-
ника в непосредственной близости от столицы, в самом
уязвимом с военно-стратегической точки зрения месте им-
перии, противника, о намерениях которого трудно было су-
дить и который мог нанести удар с тыла и с фланга в лю-
бой момент.
Таков был итог столетней политики царизма в отноше-
нии Финляндии, политики, которая все время была на-
правлена на то, чтобы избежать именно этого финала. Это
был плачевный, позорный, бесславный итог политики ца-
ризма, итог, который как бы символизировал полнейшую
прострацию царизма к концу его существования.
Этот итог был обидным и оскорбительным для России
как страны, отдавшей много сил и средств Финляндии, на
се защиту от внешних врагов и на содействие ее внутрипо-
литическому и экономическому развитию. Русский народ,
который заслуживал за все это благодарность финского
народа, не только терял эту признательность соседа, но и
совершенно несправедливо становился объектом ненави-
сти, обвинений и неистребимой вражды.
За все это можно было «благодарить» лишь царизм и
финляндскую буржуазию. Но русский народ, естественно,
не мог знать всего этого, точно так же как и финский на-
6—225
161
род, которому с колыбели вдалбливали небылицы о «на-
следственном враге».
Таким образом, враждебность финнов к русским и к Рос-
сии, воспринимавшаяся на Западе как нечто традиционное
и классическое, как якобы неотъемлемое, врожденное каче-
ство каждого истого финна, на самом деле возникла в на-
чале XX в. и была, следовательно, вовсе не древней, искон-
ной, «наследственной», а весьма и весьма свежеиспеченной
и порожденной специфической обстановкой первых двух
десятилетий нынешнего столетия. Показательно, что этот
факт никогда открыто не признавался, но зато всегда до-
вольно настойчиво замалчивался финляндской буржуазией.
И это вполне понятно. Националистической буржуазии бы-
ло гораздо удобнее и выгоднее ссылаться на седую древ-
ность, призывать в свидетели тени предков и придавать тем
самым глубоко национальный характер антирусскому куль-
ту, окружая его героической легендой, чем сознаваться в
том, что этот культ был сфабрикован ею самой и притом со-
всем недавно. Одно лишь такое признание в авторстве в
значительной степени лишило бы антирусский культ того
ореола святости и исторической неизбежности, который
впоследствии выполнял немаловажную для финской бур-
жуазии политическую функцию: он легко помогал устра-
нять у простого народа сомнения в правильности антисо-
ветского курса.
Вот почему и ныне столь важно подчеркнуть, что анти-
русская враждебность в ее неприкрытой и непримиримой
форме возникла в Финляндии лишь в начале XX в. и была
в то время порождена реакцией финляндской буржуазии на
наступление русской буржуазии, была реакцией тогдашних
финляндских правящих кругов на государственные пере-
вороты, предпринятые царизмом *.
1 В финской исторической литературе последних лет выска-
зывается иная точка зрения на происхождение враждебного от-
ношения финнов к русским (см. О. J u s s i 1 a, Rysshatets histo-
riska rotter i Finland, «Sovjetologisia tutkimuksia», 1968, N 10).
Юссила датирует возникновение враждебности финнов к России
примерно серединой XIX в. и рассматривает ее как ответ на
пропаганду славянофилов, панславистов и панруссистов. Таким
образом, действительные реально-политические, а точнее, даже
политико-экономические причины, послужившие источником
обострения русско-финляндских отношений и вызвавшие враж-
дебное отношение у финляндской буржуазии к России, подменя-
ются причинами национально-идеологического порядка и к тому
же реально не существовавшими: мнимой угрозой панславизма
для финской культуры и национального существования.
162
Мы уже в начале книги на фактах показали, что никакого
национального, а тем более национально-культурного угнетения
Финляндии со стороны России ни формально, ни фактически не
осуществлялось.
Но, может быть, мы, рассматривая лишь официальную поли-
тику по отношению к Финляндии, недооценили значения того
давления, которое оказывали на царизм националистические
круги в России, националистическое общественное мнение, и в
частности славянофильство? Может быть, оно угрожало Финлян-
дии по крайней мере своими планами? На этот вопрос следует
ответить отрицательно, и вот почему. Во-первых, любое общест-
венное мнение весьма мало весило в царской России, особенно
в XIX в. Оно не могло ни при каких обстоятельствах стать важ-
ным, а тем более реальным политическим фактором. Но этого
мало. Если обратиться к существу деятельности славянофилов и
панславистов в России, то мы увидим, что в первую очередь их
интересовала судьба русской общины, проблемы ее сохранения,
то есть сугубо внутренний социально-экономический вопрос.
Во-вторых, они были заняты судьбой южных славян, находив-
шихся под турецким игом. И, в-третьих, они оборонялись от
немецкого засилья в русской администрации. Иными словами,
основное направление деятельности славянофилов исключало их
сколько-нибудь активный интерес к Финляндии и ее националь-
ным проблемам. Но когда им приходилось проявлять такой ин-
терес, то они относились к Финляндии и финнам с симпатией.
(Ср., например, позицию И. С. Аксакова, см. стр. 54).
Что касается русских националистов, которые в финской
литературе называются панруссистами, то их лидер М. Катков вы-
ступал в 60-х гг. XIX в. на страницах своей газеты «Московские
ведомости» с идеями централизации России и против «местного
патриотизма» малых национальностей, входивших в состав Рос-
сии. Но, во-первых, Катков делал исключение для Польши и
Финляндии, а во-вторых, русская буржуазия еще не созрела в то
время для восприятия идей Каткова, и царь был принужден
одергивать Каткова, как мы видели выше.
Если русские националисты и обращали свой взор на Фин-
ляндию, то самое большее для того, чтобы выразить сожаление,
что русские находятся там в загоне. Вообще следует учесть, что
все выступления русских националистов по поводу немецкого
засилья в русской администрации и в западных областях (Ост-
зейском крае) носили оборонительный характер. Авторы таких
выступлений вынуждены были эмигрировать... в Германию и
лишь оттуда вести националистическую пропаганду (Ю. Ф. Са-
марип, Г. Д. Щербачев). Все другие выступления в русской пе-
чати 60—80-х гг. XIX в., посвященные Финляндии, носили вообще
не националистический характер, а касались лишь обсуждения
юридического статуса Финляндии. Надо было обладать слишком
большой фантазией, чтобы расценивать эти рассуждения публи-
цистов как угрозу национальному существованию Финляндии,
особенно на фоне того, что практические мероприятия россий-
ского правительства в те же годы шли в направлении укрепления
особого положения Финляндии. Вот почему нелепо и нереально
выдвигать газетные статьи причиной страха, а тем более причи-
ной ненависти к русским всего финского народа, вряд ли имев-
шего об этих статьях какое-либо представление.
6'
163
Глава X
Причины провала политики царизма
в отношении Финляндии
Прежде чем поставить точку на политике царизма в отно-
шении Финляндии, попытаемся уяснить, почему же эта
политика завершилась таким чудовищным крахом, как мог-
ло случиться, что, начатая столь обнадеживающе, будучи
затем в течение многих десятилетий неизменно направлена
на поддержание добрососедских отношений с Финляндией,
она в конце концов привела к диаметрально противополож-
ному результату?
Выше мы видели, какие исторические причины привели
царизм к повороту в его финляндской политике, показали,
какие ошибки совершал царизм, переоценивая вернопод-
даннические чувства финляндской буржуазии как фактор,
стабилизировавший русско-финляндские отношения, ука-
зали, сколь велики и несоразмерны реальным возможно-
стям были аппетиты финляндской буржуазии и сколь
авантюристичны, претенциозны были ее замыслы. Короче
говоря, мы обрисовали, насколько возможно, всю сумму
объективных и субъективных причин, приведших к воз-
никновению конфликта между правящими кругами Фин-
ляндии и России, причин, которые объясняют, как и отчего
произошел конфликт.
Понятна нам, наконец, и суть конфликта, его истинная
подоплека — экономические противоречия между фин-
ляндской и российской буржуазией. Однако при всем том
все же возникает вопрос, почему этот конфликт не мог быть
примирен? Почему сравнительно хорошо ладившие между
собой на протяжении сотни лет русские и финляндские
правящие круги (несмотря на всегда имевшиеся между
ними различия и противоречия) не смогли в начале XX в.
договориться между собой, не пришли к какому-то прием-
лемому для обеих сторон решению?
Иными словами, возникает вопрос, почему кризис, воз-
никший в русско-финляндских отношениях в начале XX в.,
принял неразрешимый характер и был ли он действитель-
но неразрешим? А если да, то в чем состояла эта неразре-
шимость? Или, попросту говоря, что же в конце концов
«сломалось» в русско-финляндских отношениях?
164
Следует подчеркнуть, что русско-фицляндский конф-
ликт, возникший и бурно развившийся буквально в течение
одного-полутора десятилетия, действительно принял нераз-
решимый характер. Неразрешимость эта была, так сказать,
тотальна. Она была обусловлена объективными историче-
скими причинами и усугублена субъективными обстоятель-
ствами, наглухо закрывавшими путь к компромиссу.
Если суммировать объективные причины, то они своди-
лись к следующему. Во-первых, столетнее привилегирован-
ное положение Финляндии в составе империи привело ее к
иному историческому развитию, опиравшемуся как на ее
прошлое, так и в значительной степени на новые, непре-
рывно создаваемые царизмом исключительные условия.
Это историческое развитие, имевшее иные исходные рубе-
жи и шедшее иным путем, чем развитие России, постепен-
но к началу XX в. настолько разошлось с историческим раз-
витием империи, что совместное существование под одной
крышей двух столь разнородных в экономическом, соци-
альном и политическом отношениях государств становилось
невозможным: каждое из них любым своим шагом мешало
другому. Кроме того, к началу XX в. Финляндия резко
«вылезла» из рамок автономии, полученной ею в 1809 г. и
расширенной в 1860—1870 гг. Финляндия переросла эти
рамки фактически, но была все еще заключена в них юри-
дически. Отсюда ее правящие круги все более настойчиво
требовали от царизма юридического признания фактиче-
ского конфедеративного положения Финляндии. А это, в
свою очередь, означало претензии на особое, независимое
от России внешнеполитическое положение.
Таким образом, логика исторического развития привела
к фактическому обособлению Финляндии от России по всем
линиям: экономической, социальной, внутри- и внешнепо-
литической, культурной и к требованию финляндских пра-
вящих кругов юридически оформить это фактическое поло-
жение. Логическим следствием этого должно было быть
отделение Финляндии от России в самостоятельное госу-
дарство. И хотя такое требование финляндскими правящи-
ми кругами никогда открыто пе выставлялось, но фактиче-
ски речь шла именно об этом.
Во-вторых, к началу XX в. в изменившихся историче-
ских условиях царизм уже не мог соглашаться с теми ог-
раничениями, которые он сам создал себе в Финляндии в
XIX в. Это неизбежно обостряло отношения между Росси-
ей и Финляндией, которая также не желала мириться со
165
складывавшимся, положением. Дело усугублялось тем, что
царизм все более и более испытывал давление новой си-
лы — русской буржуазии, которая наряду с военно-адми-
нистративным аппаратом империи к началу XX в. стала
играть решающую роль в формировании политики ца-
ризма.
Таким образом, правящие круги обеих стран не были
удовлетворены существующим положением, и их неприми-
римость к дальнейшему сохранению этого положения в
XX в. с каждым годом усиливалась. В этих условиях про-
тиворечия между Финляндией и Россией резко обостря-
лись. Исторически, объективно из этих противоречий мог-
ло быть лишь два выхода: либо Россия должна была предо-
ставить Финляндии возможность сделать следующий шаг
вперед, то есть дать ей право самоопределения вплоть до
отделения в самостоятельное государство, либо принять
меры к ликвидации хотя бы наиболее кричащих, несовмести-
мых расхождений между Финляндией и Россией, унифици-
ровать хотя бы основные условия экономической, полити-
ческой и правовой деятельности обеих стран, чтобы сгла-
дить, ослабить, лишить почвы сложившиеся противоречия.
Пойти первым путем царизм не мог. Надежда на первый
путь при условии существования царизма, да и вообще
любого буржуазного правительства в России, такая надеж-
да с финляндской стороны была бы утопией. Оставался не-
избежно второй путь. И царизм вступил на него не только
потому, что был царизмом, не только в силу своей, так ска-
зать, реакционной, империалистической сущности. Такое
объяснение было бы слишком общим и слишком упрощен-
ным, не учитывающим конкретную историческую ситуа-
цию и конкретных «действующих лиц». В данном случае
огромное значение для решения царизма пойти по пути
унификации имели оборонные и внешнеполитические со-
ображения. Царское правительство не видело иной возмож-
ности обеспечить безопасность России на северо-запа-
де, как сохранение любым путем, любой ценой Финляндии
в составе империи. И если монархическое шведское прави-
тельство в те же годы допустило отторжение от Швеции
Норвегии, историческое развитие которой, подобно истори-
ческому развитию Финляндии, привело к резкому расхож-
дению ее экономических и внешнеполитических путей с
путями метрополии, то царское правительство ничего по-
добного допустить не могло, ибо это резко ослабило бы
стратегические позиции России и сделало бы ее уязвимой.
166
Нельзя забывать или упускать из виду, что политика ца-
ризма в отношении Финляндии отличалась от политики по
отношению к другим национальным единицам империи
тем, что в ней никогда не играли роли узко- или сугубо на-
циональные мотивы, а наоборот, она всегда была связана
с международной политической ситуацией. Тем самым
вольно или невольно Финляндия вовлекалась в отношения
между Россией и Западом как фактор мировой политики.
Этот фактор мог быть для России и положительным, и от-
рицательным в зависимости от отношений между Финлян-
дией и Россией. И политика российских правительств со-
стояла поэтому всегда в том, чтобы сделать его положи-
тельным, то есть превратить Финляндию в дружественную
страну. Вся российская политика начиная с 1809 г. и до
начала XX в. была целеустремленно направлена на это.
Внешне такая политика выглядела со стороны России как
великой державы политикой уступок в отношении Финлян-
дии, особенно на фоне общей политики царизма вовне и
внутри империи. Но царизм сознательно шел на такую по-
литику, исходя из своих внешнеполитических интересов.
До тех пор пока эта политика шла на пользу правящим
кругам и господствующим классам Финляндии, она нахо-
дила у них полнейшую поддержу и доверие. До определен-
ного времени царизму поэтому удавалась такая политика.
Но как только интересы, в первую очередь экономические
интересы, господствующих классов Финляндии пришли в
противоречие с интересами господствующих классов Рос-
сии, то традиционная политика царизма дала первую же
осечку.
Если бы финляндская буржуазия оказалась менее алч-
ной, смогла бы умерить свои аппетиты, то не исключено,
что компромисс между ней и русской буржуазией был бы
возможен. Но финляндская буржуазия уже на первой ста-
дии конфликта не проявила «благоразумия»; к экономиче-
ским, коренным противоречиям с царизмом она добавила
еще и внешнеполитические, усилила эти виды противоре-
чий своей реальной экономической и политической ориен-
тацией на германский империализм. Тем самым она насту-
пала царской России на самую больную мозоль, тем самым
делала свои противоречия с русской стороной непримири-
мыми, поскольку непримиримы были русско-германские
империалистические противоречия, решавшиеся, как изве-
стно, при помощи войны. Таким образом, одна лишь внеш-
неполитическая или, точнее, международная сторона взаи-
167
моотношений России и Финляндии в начале XX в. резко
усугубляла русско-финляндский конфликт. Но, кроме того,
была и другая сторона конфликта — внутриполитическая,
оказавшаяся для царизма не менее неразрешимой и неиз-
бежно толкавшая его на путь «ущемления» прав Финлян-
дии. Следует учитывать, что царизм решился на издание
законов об унификации управления России и Финляндии,
пошел на государственные перевороты, на резкое измене-
ние своей политики в отношении Финляндии также и из
внутриполитических соображений, которых не существова-
ло ранее, но которые возникли как раз в начале XX в.
Суть их состояла в следующем. До тех пор пока Фин-
ляндия оставалась в докапиталистический период факти-
чески полностью изолированной от России и русского об-
щества, царизм добровольно создавал для нее привилеги-
рованное внутриполитическое положение, не опасаясь, что
оно «развратит» его подданных в России: ведь о положе-
нии в Финляндии русские просто не знали. Но с развити-
ем капитализма и с расширением транспортных, экономи-
ческих и культурных связей между Финляндией и Россией
все изменилось: либеральные, а после 1907 г. буржуазно-
демократические, республиканские порядки в Финляндии
могли стать серьезным соблазном для всех подданных ца-
ря в остальной империи и послужить препятствием для
попыток стабилизировать внутриполитический кризис в
империи в целом. Вот почему царское правительство, рис-
куя навлечь неудовольствие своих финляндских поддан-
ных, по памятуя, что они все же составляют меньшинство,
вынуждено было и по внутриполитическим соображениям
пойти на приведение Финляндии к единому внутриполи-
тическому знаменателю с остальной империей. Новый внут-
риполитический аспект приобретали также стратегические
интересы царизма в Финляндии. До начала XX в. возник-
новение войны на финляндском направлении создавало
угрозу внешнеполитическим позициям России, но не
затрагивало ее внутриполитического статуса. После рус-
ско-японской войны 1904—1905 гг., подъема российского
революционного движения и первой русской революции
1905—1907 гг., потрясших до основания царский режим,
возникновение войны с иностранной державой на столич-
ном направлении могло окончиться не только внешнеполи-
тическим поражением России, но и при этом поставить под
вопрос само существование царизма. Все эти соображения
неизбежно вынуждали царизм полностью отойти от своей
168
прежней линии — «мягкой» политики в отношении Фин-
ляндии и перейти или, по крайней мере, сделать попытки
перейти к более «жесткому» курсу, к отказу рассматривать
Финляндию как «балованную дочь» Российской империи.
То, что царизм рядом деклараций, а также демонстратив-
ными, хотя и крайне неуклюжими, государственными пере-
воротами подтверждал свою решимость не отступать с это-
го нового курса своей политики в отношении Финляндии,
пе только не побудило, как рассчитывало царское прави-
тельство, финляндскую буржуазию к уступчивости, не
только не облегчило достижение компромисса, но, наобо-
рот, лишь еще более оттолкнуло от царизма финляндские
правящие круги, обозлив и напугав их.
Серьезно опасаясь, что все планы царизма, направлен-
ные в первую очередь на ущемление ее экономических и
политических интересов, станут явью, финляндская бур-
жуазия стала отчаянно кричать, что «ее режут», хотя до
этого было еще очень далеко. Более того, финляндская бур-
жуазия, используя националистическую дымовую завесу,
стала мобилизовывать парод Финляндии в свою поддерж-
ку, натравливая его на Россию, причем не только на рос-
сийское правительство, но и на русский народ. Как только
финляндская буржуазия прибегла к этому новому оружию,
как только она бурно развернула активное и пассивное
националистическое наступление, откровенно опиравшееся
на иностранную, главным образом германскую, поддержку,
так сразу «сломался», перестал действовать важнейший
субъективный фактор, на протяжении века регулиро-
вавший нормальное течение русско-финляндских отноше-
ний,— фактор доверия между русским и финляндским
политическим руководством. Царизм был шокирован «не-
благодарностью» финнов, возмущен их враждебностью к
общеимперским проблемам, напуган возможностью внеш-
неполитических и военных осложнений, вытекавших из не-
примиримой позиции финляндской буржуазии, а потому
отказал ей в политическом доверии.
Со своей стороны, буржуазия и правящие круги Фин-
ляндии полностью перестали доверять русским властям:
клятвопреступление царизма, как определил его В. И. Ле-
пин1, его отказ от вековых традиций служили в глазах
финляндцев веским доказательством того, что русский го-
’ См. В. И. Лени н, Полное собрание сочинений, т. 5, стр. 352.
169
сударственной власти нельзя доверять ни на йоту, что лю-
бые ее обещания и заявления относительно сохранения не-
прикосновенности финляндских национальных привилегий
и автономии следует рассматривать как ложные.
Таким образом, к концу первого десятилетия XX в. до-
верие между Россией и Финляндией совместными усилия-
ми царизма и финляндской буржуазии было нарушено, бо-
лее того, была полностью подорвана, ликвидирована основа
этого доверия.
Если вплоть до конца XIX в., несмотря на нарастание
русско-финляндских противоречий, существовала еще ос-
нова для доверия между политическим руководством обеих
сторон, а следовательно, и была основа для политического
соглашения между царизмом и финляндскими правящими
кругами, состоявшая в том, что финляндские круги пред-
лагали России верность (классовую и внешнеполитиче-
скую) Финляндии в обмен на юридическое признание ца-
ризмом фактически уникального статуса Финляндии, то в
1907—1910 гг. всякая база для политического соглашения и
тем самым для доверия исчезла. Обеим сторонам нечего
уже было предложить друг другу. Царизм не верил фин-
ляндцам, боялся и их внешнеполитического предательства,
и буржуазно-демократического радикализма. Со своей сто-
роны, финляндские правящие круги-лишились веры и в си-
лу царизма как преграды для революции, и в его способ-
ность сдерживать аппетиты русской буржуазии, утратили
доверие к его политическим обещаниям, а также потеряли
надежду выколотить из царизма новые привилегии и ус-
тупки. Короче говоря, с точки зрения финляндской бур-
жуазии, царизм сыграл свою роль, от него нельзя было уже
больше ничего получить, и поэтому она считала возмож-
ным в этой ситуации отказаться от поисков соглашения с
российским правительством.
Получить же финляндская буржуазия хотела отнюдь не
отделение от России, а признание за Финляндией прав кон-
федеративного государства, то есть хотела нового, еще бо-
лее выгодного для себя расширения политических и эконо-
мических привилегий и использования их на всем прост-
ранстве Российской империи, хотела пользоваться на
самых благоприятных, привилегированных условиях об-
ширным российским рынком. На это царское правительст-
во, осаждаемое с другой стороны русской буржуазией, пой-
ти, конечно, не могло, хотя соглашение с финляндской
буржуазией, привлечение Финляндии на сторону России,
170
несомненно, решили бы проблему безопасности империи на
северо-западе, были бы полезны России и Финляндии с
международной и национальной точек зрения.
Однако находившийся между двух огней царизм не мог
пойти на такое соглашение с Финляндией. Его финлянд-
ская политика, лишенная доверия с обеих сторон, зашла в
тупик, оказалась бесперспективной в самый решающий
момент.
Итак, взаимное доверие, бывшее на протяжении века
одним из главных условий союза между Россией и Фин-
ляндией, было нарушено. В итоге союз был подорван, фак-
тически разрушен еще до падения царизма, и на его месте
возникли отношения недоверия, подозрительности и враж-
ды, на сей раз совершенно открыто, почти официально и
даже намеренно.
Таким образом, кризис политических и экономических
отношений России и Финляндии дополнился кризисом до-
верия правящих кругов обеих стран друг к другу. И это
обусловливало безнадежную неразрешимость русско-фин-
ляндского конфликта накануне буржуазно-демократиче-
ской революции в России. Обе стороны не только имели
противоположные интересы, но они уже заранее не верили
в желание друг друга сделать попытку примирить эти ин-
тересы. Более того, они подозревали друг друга во всех
смертных грехах. При таких условиях любой компромисс,
любое соглашение были исключены.
Глава XI
Временное правительство и Финляндия
Крушение царизма в результате февральской революции
в России должно было повлечь за собой важные последст-
вия для Финляндии. К 1917 г. Финляндия была фактиче-
ски связана с Россией всего лишь персональной унией 1,
то есть узами такого рода, которые должны были обор-
ваться уже в силу ликвидации монархии. Русская буржуа-
1 К этому времени общим у Финляндии и России оставался
лишь глава государства — монарх, в то время как их внешняя
политика начиная с 1914 г. была не только фактически, но и
формально различной, если не сказать противоположной: Россия
участвовала в войне против Германии, а Финляндия сохраняла
благожелательный по отношению к Германии нейтралитет.
171
зия и ее власть — Временное правительство как нельзя
лучше понимали, что с государственно-правовой, юриди-
ческой точки зрения особое положение Финляндии после
революции стало более обоснованным и что в этих услови-
ях Финляндия сможет откровеннее, чем когда-либо преж-
де, повести дело к отделению от России. Кроме того,
непрерывное ухудшение военного, внешне- и внутриполи-
тического положения России также играло роль дополни-
тельного фактора, облегчавшего эвентуальное отделение
Финляндии. Вот почему Временное правительство, не в
пример колебавшемуся царизму, с самого начала своей
деятельности стало считаться с необходимостью прово-
дить возможно более твердую финляндскую политику и
решительнее, чем прежде, «придерживать» Финляндию в
рамках России.
Таким образом, свержение самодержавия практически
не привело к принципиальному изменению направления
политики правящих кругов России в отношении Финлян-
дии. Этот непреложный исторический факт следует под-
черкнуть самым определенным образом, ибо установление
его исключительно важно для правильного понимания раз-
вития русско-финляндских отношений не только после
февральской, но и после Октябрьской революции. Вместе
с тем финляндская политика Временного правительства
имела свои особенности по сравнению с политикой цариз-
ма. И эти особенности, эти отличия также нельзя игнори-
ровать, хотя обычно из-за краткого правления Временного
правительства его политику в отношении Финляндии не
выделяют, не анализируют отдельно от политики царизма,
сливая и ту, и другую в общую дореволюционную полити-
ку российских правительств. Между тем такое слияние
неверно. Немалое влияние на формирование политики ца-
ризма в отношении Финляндии, как мы видели выше,
оказывали не только национальные, но и династические,
самодержавные и, наконец, традиционные соображения и
принципы, придававшие этой политике некоторые арха-
ичные черты, лишавшие ее известной последовательности
и четкости. Временное же правительство как правительст-
во буржуазии не было связано и отвлекаемо никакими
побочными соображениями, за исключением соображений
выгоды для русской буржуазии, и поэтому оно могло про-
водить более определенную политику в отношении Фин-
ляндии. Эта определенность могла быть определенностью
лишь одного рода: более жесткий, более четкий курс на
172
недопущение сепаратистских устремлений финляндской
буржуазии.
Как известно, Временное правительство в классовом
отношении стояло неизмеримо ближе к правящей в Фин-
ляндии буржуазии, чем чуждое финнам по классу и духу
военно-феодальное абсолютистское правительство царя.
Но именно это классовое родство Временного правительст-
ва и финляндского сената 1917 г. усиливало, нагнетало и
делало еще более непримиримыми существовавшие русско-
финляндские противоречия, ибо суть этих противоречий
заключалась вовсе не в презрении русских к финнам,
то есть не в национальных различиях, а в том, что это
были противоречия в первую очередь экономические и
политические, рожденные и, если можно так выразиться,
«закаленные» в борьбе за расширение национального рын-
ка. И в этой борьбе первое буржуазное правительство
России оказалось более упорным, более цепким, более
последовательным, чем все царские правительства России,
вместе взятые. И этого, собственно, следовало ожидать.
Ведь не кто иной, как именно русская торгово-промыш-
ленная буржуазия, выступала в роли основной силы,
понукавшей царизм к осуществлению объединительной
политики в отношении Финляндии начиная с конца XIX в.
Вот почему буржуазное правительство России, естествен-
но, не могло выдвинуть принципиально новую политику
в отношении Финляндии по сравнению с политикой ца-
ризма, проводимой после 1905 г. Все, на что русская
буржуазия оказалась способной,— это лишь «очистить»
политику царизма от последних остатков «идеалов 1809 г.»,
от пережитков «патриархальности» и до предела обна-
жить суть «нового» подхода к финляндскому вопросу,
призвать к откровенной борьбе против конкуренции фин-
ляндской буржуазии.
Однако в Финляндии далеко не сразу поняли и
довольно-таки неверно оценили существо финляндской по-
литики Временного правительства. Для этого были свои
причины. И главной из них было полное незнание финна-
ми русских условий и сущности партийно-политической
борьбы в России.
Февральская революция застала Финляндию, то есть
и финляндские правящие круги, и финляндское рабочее
движение, буквально врасплох. Финны, в том числе и
финский рабочий класс, не говоря уже о буржуазии, не
ожидали этого события; они не предвидели его, были к
173
нему совершенно не подготовлены ни психологически, ни
тем более политически. Революция вызвала в Финляндии
прежде всего растерянность, ибо создавала для финнов
нежданную, неясную и потому неудобную ситуацию, тре-
бовавшую от них пересмотра уже сложившейся, выверен-
ной и чуть ли не канонизированной линии политического
поведения в отношении России. К этому пересмотру поли-
тики финны не были подготовлены. В условиях войны
такой пересмотр представлялся просто нежелательным,
ибо менять четкую и удобную для пропагандистско-агита-
ционных целей схему «русские — наследственные враги»
финляндская буржуазия, а точнее, ни одна из финских
политических партий не хотела. Даже социал-демократы
считали для себя неудобным изменение политики в отно-
шении России в значительной степени по тактическим
соображениям, ибо с момента своего рождения они при-
выкли сотрудничать с буржуазными партиями на базе
общей борьбы против «политики руссификации» и не хо-
тели прерывать ни само сотрудничество, ни тем более
утрачивать весьма удобный для него предлог —«общую
борьбу с русским грубым медведем». Вот почему ни одна
политическая сила в Финляндии и слышать не желала о
пересмотре политики в отношении России и весьма опаса-
лась, что такой пересмотр придется осуществлять. По этой-
то причине февральская революция вызвала в Финляндии
не столько чувство энтузиазма, сколько чувство растерян-
ности, неудобства и неловкости. Эта неловкость усилилась
еще и тем, что в Финляндии имели весьма смутные пред-
ставления о тех политических силах, которые участвова-
ли в февральской революции и которые пришли к власти
в результате ее. Но когда обнаружилось (а это произошло
довольно скоро), что Временное правительство само не
является сторонником коренного пересмотра царской по-
литики в отношении Финляндии и в принципе не отсту-
пает от нее, то именно это обстоятельство (как ни парадок-
сально) обрадовало финские ответственные политические
круги. Им просто необходимо было «русское пугало» как
для внешнего, так и для внутриполитического употребле-
ния. Оно их вполне устраивало, особенно в том случае,
когда оставалось всего-навсего лишь «пугалом», достаточ-
но страшным для трудящихся масс, но, по существу, сла-
бым и не опасным для финляндской буржуазии. Именно
такое «пугало» видели финляндские правящие круги в
лице Временного правительства.
174
Вот почему, едва оправившись после первого шока,
финляндская буржуазия и социал-демократия предпри-
няли массированное наступление на «пугало» и совмест-
ными усилиями вырвали у еще не прочно стоявшего на
ногах Временного правительства манифест от 20 марта
1917 г., которым отменялись все царские приказы и
предписания, нарушавшие государственно-правовые прин-
ципы, на которых строились взаимоотношения Финляндии
и России. Этим шагом, призванным вырвать новую уступ-
ку у России в трудный для нее момент, и ограничилось
«новое» отношение финляндской буржуазии к «демокра-
тической» России.
Дело в том, что весной 1917 г. финляндскую буржуа-
зию вполне удовлетворяло то, что она называла «восста-
новлением законного порядка». Манифест 20 марта 1917 г.
был немалым успехом в этом отношении, и поэтому уже
сам по себе факт получения этой уступки от России резко
повышал авторитет финляндских правящих кругов как в
самой Финляндии, так и за ее пределами. По этой причине
Временное правительство вполне устраивало на этом эта-
пе финляндскую буржуазию, ибо оно предоставляло ей
полную свободу рук в самой Финляндии, то есть давало
то, в чем по своей политической отсталости отказывал
финнам царизм. Это означало, что Временное правитель-
ство, зная неистребимую консервативность финляндской
буржуазии, доверяло ей политически и надеялось, что она
обеспечит «порядок» в Финляндии и примет все меры,
чтобы не допустить у себя дома революцию.
Со своей стороны, и финляндская буржуазия рассмат-
ривала Временное правительство как союзника в борьбе
против собственного рабочего класса, который серьезно
беспокоил финляндские правящие круги, после того как в
июле 1917 г. завоевал большинство в сейме и получил
формальное право на образование социал-демократиче-
ского правительства. Полевение рабочего движения в са-
мой Финляндии и опасность рабочей революции заставля-
ли финляндскую буржуазию с надеждой взирать на рус-
скую полицейскую машину, которая одна лишь могла
оказать ей, в случае необходимости, надлежащую под-
держку. Как и во время революции 1905—1907 гг.,
финляндская буржуазия не упустила случая воспользо-
ваться этой «чужой», «иностранной» полицейской силой
для расправы со своим «внутренним» классовым против-
ником. Она побудила Временное правительство издать в
175
конце июля 1917 г. закон о роспуске «красного» сейма,
где социал-демократы обладали 103 мандатами из 200 и с
которым она не была в состоянии успешно бороться чисто
политическими средствами. Даже помощник русского ге-
нерал-губернатора Финляндии барон G. А. Корф был оза-
дачен таким «внезапным» пренебрежением финляндской
буржуазии к собственному сейму и тем, что она, «вовсе не
стесняясь, укрылась еще раз под законной защитой
Временного правительства и признала его вновь носите-
лем верховной власти»1. Все это блестяще подтверждало
характеристику финляндской буржуазии, данную на съез-
де СДПФ в 1911 г. О. В. Куусиненом, подчеркнувшим,
что «ее классовые интересы заставляют ее искать согла-
шения с русской реакцией... Ее стремление наживы идет
настолько далеко, что она полагается на чужих угнетате-
лей для защиты своих интересов против пролетариата»1 2.
Именно по этой причине финляндские правящие круги не
выступали вплоть до октября 1917 г. за полное отделение
Финляндии от России.
Таковы были основные политические, но далеко не
единственные причины, по которым финляндская буржуа-
зия была готова сотрудничать с Временным правительст-
вом.
Другим и едва ли не самым весомым аргументом для
финляндской буржуазии в пользу ее сосуществования и
даже сотрудничества с Временным правительством были
экономические выгоды. Эти выгоды складывались, во-пер-
вых, из прибыльных военных заказов, которые Россия да-
вала финляндской промышленности, а во-вторых, из исклю-
чительно благоприятного валютного положения Финлян-
дии по отношению к России, которое создалось в 1917 г.3
1 Цит. по С. Е n k е 11, Poliittiset muistelmani, I, Porvoo — Hel-
sinki, 1956, s. 92.
2 Цит. no A. Hyvonen, Luentoja Suomen tyovaenliikkeen
historiasta, «Kommunisti», 1954, N 4, ss. 231—232.
3 В 1917 г. Россия оказалась в таком плачевном финансовом
положении, что вынуждена была обратиться к Финляндии за
займом. Однако сейм не вотировал этот займ, и таким образом
Временному правительству было отказано в его просьбе. Это
означало, что финляндская буржуазия хотела довести свою «стар-
шую сестру» — русскую буржуазию — до банкротства и злорадно
ожидала финансового краха своего основного экономического
конкурента. Эта экономически корыстная, но политически не-
дальновидная политика финляндской буржуазии вызвала протест
даже у такого антирусски настроенного политического деятеля,
как Вяйне Таннер, который предупреждал депутатов сейма, что
176
Естественно, что финляндская буржуазия не желала
терять ни того, ни другого, тем более что чисто финансо-
вые и экономические выгоды влекли за собой далеко иду-
щие политические последствия.
Итак, исходя из политических и экономических выгод,
правящие круги Финляндии были готовы в 1917 г. к
сотрудничеству с буржуазным правительством России.
Но это сотрудничество могло носить лишь временный
характер, то есть оно могло сохраняться лишь до тех пор,
крах Временного правительства может оказаться крайне невы-
годен для Финляндии, так как, возможно, приведет к победе
большевиков. Но финляндские буржуа, слабо разбиравшиеся в
тогдашней политической обстановке, не вняли голосу осторожно-
сти. Для них большее значение в тот момент имело то обстоя-
тельство, что Россия уже вошла в долги у Финляндии и была не
в состоянии оплатить их из-за нехватки золотой валюты, в част-
ности финских марок. Видя во Временном правительстве всего
лишь неисправного должника, финляндские толстосумы оказались
неспособными подняться до политической оценки своих действий.
Как известно, Временное правительство после неудачного запро-
са у финнов обратилось за займом к США, которые оказались
сговорчивее. Получив американский займ, Временное правитель-
ство летом 1917 г. стало покупать у Финляндии на американ-
ские доллары финские марки, делая это как с целью выкупа
своего прежнего долга, произведенного в марках (марка, в отли-
чие от рубля, была золотой валютой), так и с целью оплаты
новых русских военных заказов в Финляндии. Эта операция была
чрезвычайно выгодна для финляндских капиталистов. Она давала
финнам не только чисто финансовую прибыль, не только укреп-
ляла в целом экономику Финляндии, но и одновременно приво-
дила к экономическому ослаблению России, а главное — созда-
вала исключительно важный для Финляндии политический пре-
цедент: своим обращением к Финляндии за государственным
займом и своей расплатой с Финляндией долларами, то есть
иностранной валютой, Временное правительство фактически при-
знавало полную самостоятельность финляндского валютного
рынка, считало его иностранным. А именно такого признания
независимости своей экономической и внешнеторговой политики
и добивалась Финляндия. Кроме того, этим шагом Временное
правительство косвенно признавало, что политической базой эко-
номических отношений между Россией и Финляндией могло быть
лишь признание государственной самостоятельности Финляндии,
на что, разумеется, Временное правительство добровольно пойти
не собиралось. Так, само того пе желая, Временное правитель-
ство своей неуклюжей политикой практически приближало раз-
рыв имперских уз между Россией и Финляндией и даже неволь-
но предоставляло финляндской буржуазии необходимые ей для
этого разрыва юридические аргументы. Таким образом, как и цар-
ская политика, политика Временного правительства в отношении
Финляндии запутывалась в противоречиях, хотя это были про-
тиворечия иного свойства.
177
пока это было выгодно финляндской стороне. Кроме того,
следует подчеркнуть, что готовность к политическому
сотрудничеству с Временным правительством России в
первую очередь определялась классовыми интересами и
задачами финляндской буржуазии и вовсе не означала
для нее отказ от антирусской националистической поли-
тики, от культивирования шовинизма и антирусских тра-
диций, от укрепления у финского народа антипатий к
России и русским вообще. Скорее наоборот.
Как раз после февральской революции общественно-
политические и культурные связи Финляндии с Россией
еще более ослабли, не говоря уже об административно-го-
сударственных связях.
Такое развитие событий было внешне как бы прямым
результатом отмены всех прежних предписаний в отноше-
нии употребления русского языка в административных и
учебных заведениях Финляндии, что создавало юридиче-
скую, «законную» основу отчуждения от России, но фак-
тически усиление изоляции от России было следствием
опасений финляндской буржуазии, что «русский пример»
окажет революционизирующее воздействие на Финляндию
и ее пролетариат. Наконец, существовала и еще одна при-
чина, содействующая усилению политической изоляции
Финляндии от России в 1917 г. Дело в том, что финлянд-
ские политические круги совершенно не понимали су-
щества событий, происходивших в России, и в частности
были сбиты с толку наличием двоевластия, которое было
непонятно, органически чуждо и даже враждебно пред-
ставлению финской буржуазии о законности и власти.
В этой обстановке «финны,— как пишет финляндский ис-
торик В. Ра сил а,— решили проявлять осторожность и не
смешивать дела Финляндии с событиями в России»1.
В основе этой осторожности лежала, конечно, все та
же боязнь революционизирующего влияния событий в
России на Финляндию, но, вместе с тем, несомненную
роль играло и то, что весь комплекс политических проблем,
имевших значение для Финляндии, коренным образом
отличался от проблем, занимавших в то время Россию.
Так, например, важнейший для всей России политический
лозунг того времени, выдвинутый большевиками и бук-
1 В. Р а с и л а, Вопрос об ориентации рабочего движения
Финляндии после февральской революции в России (доклад на
первом симпозиуме советских и финских историков, 1966 г.,
стр. 3).
178
вально взбудораживший всю страну, лозунг о необходи-
мости окончания войны и заключения мира, оставлял
финнов абсолютно безучастными, совершенно не трогал их.
Более того, он был им чужд, ибо Финляндия не участво-
вала в первой мировой войне, не посылала на войну своих
сынов, не тратила на нее львиную долю национального
дохода и даже наживалась на войне, получая и выполняя
прибыльные военные заказы. Вот почему лозунг мира —
этот главнейший политический лозунг в России в 1917 г.—
абсолютно не был актуален для Финляндии.
Финляндские правящие круги рассматривали все со-
бытия в России лишь сквозь призму того, насколько они
могут способствовать ослаблению этой державы и насколь-
ко это будет выгодно для Финляндии. Этот своекорыстный,
политически ограниченный и недальновидный подход к
оценке событий, имевших эпохальное и всемирно-истори-
ческое значение, был чрезвычайно характерен для всей
политики финляндских господствующих классов в конце
10-х и в 20-х гг. и явился, несомненно, основной причиной
серьезных политических и особенно внешнеполитических
просчетов финляндской буржуазии не только в 20-х, но и
в 30 — 40-х гг. нашего столетия.
Итак, весной — летом 1917 г. финляндская буржуазия
была в целом удовлетворена состоянием русско-финлянд-
ских отношений. Ее вполне устраивала в первую очередь
политически и экономически ослабленная Россия, ибо
только при таком положении финляндская буржуазия
могла надеяться на успешное вырывание уступок у рус-
ской буржуазии, на проведение постоянной политики дав-
ления на Россию при каждом неудобном для нее повороте
во внутри- и внешнеполитической ситуации. Именно со
слабой Россией готовы были «сотрудничать» финляндские
правящие круги; именно от слабой России не помышляли
они отделять Финляндию. Вот почему финляндскую бур-
жуазию вполне устраивала принятая I Съездом Советов
в июле 1917 г. резолюция по финляндскому вопросу, от-
ражавшая точку зрения меньшевиков и эсеров и настаи-
вавшая на сохранении связи Финляндии с Россией.
Однако для Временного правительства указанная резолю-
ция звучала иначе. Она была отражением решимости рус-
ской буржуазии прочно взять в свои собственные руки
выпущенную было весною 1917 г. инициативу в отноше-
ниях с Финляндией и строить с ней в будущем свои отно-
шения как отношения метрополии с провинцией.
179
В необходимости проведения в отношении Финляндии
более энергичной общеимперской политики русскую бур-
жуазию и ее правительство убеждал не только крах иллю-
зий насчет того, что финнов можно «приручить посредст-
вом мягкости», но и провал всех дорогостоящих попыток
Временного правительства развязать тугой узел своих
экономических затруднений в Финляндии путем чисто
финансовых уступок финляндским правящим кругам.
В результате Временное правительство уже с середины
лета 191,7 г. решило прибегнуть к «чрезвычайным» мерам
урегулирования российского долга Финляндии. Некоторые
из этих мер, как, например, введение государственного
контроля за расходованием и использованием в России
финляндской валюты, были выгодны финляндской бур-
жуазии, ибо с целью строгой экономии финских марок
Временное правительство пошло на сокращение числен-
ности русских войск в Финляндии и на полное прекраще-
ние военного строительства на территории княжества.
Однако вслед за этим Временное правительство приня-
ло ряд мер, настороживших финляндскую буржуазию.
Были частично сокращены военные заказы Финляндии, а
на финляндскую валюту был распространен точно такой
же порядок расходований, как и на иностранную. И то, и
другое затрагивало прибыли финляндских капиталистов,
ограничивало эффективность спекулянтских валютных
операций финляндской буржуазии.
Но самыми тревожными для финнов оказались такие
шаги Временного правительства, как введение государст-
венного регулирования русско-финляндской торговли с
целью улучшения русско-финляндского торгового баланса
в пользу России (т. е. курс на принудительное сокраще-
ние финляндского ввоза в Россию) и заключение 24 июня
1917 г. «хлебного договора» между Россией и Финляндией.
По этому договору Временное правительство соглашалось
поставлять русский хлеб в Финляндию по более высоким
ценам, чем это делало в свое время царское правительство.
Русская буржуазия не желала, чтобы разница между ми-
ровыми и имперскими ценами на хлеб целиком присваи-
валась финляндскими торговцами. Однако последние так-
же не желали терять привычных прибылей и потому
повысили соответственно розничные цены на хлеб в Фин-
ляндии. Таким образом, «хлебный договор», почти не задев
финляндских толстосумов, ударил в основном по рядо-
вому финскому потребителю, по рабочему и мелкому го-
180
родскому люду. Это был первый случай, когда экономиче-
ское мероприятие российского правительства непосредст-
венно ударило по трудящимся Финляндии. И этот факт
был умело использован финляндской буржуазией для по-
догревания у финнов неприязни к «новой России».
Когда же Временное правительство в августе — сен-
тябре 1917 г. распорядилось сократить размеры импорт-
ных операций, производимых Финляндией помимо России,
но за ее счет, в союзных странах — Франции, Англии и
США, то это сильно затронуло крупную финляндскую
буржуазию и было расценено ею как «объявление войны»,
ибо являлось посягательством на прерогативу финлянд-
ского государства — свободу внешнеторговой и внешнепо-
литической ориентации, которую финляндские правящие
круги в период с 1914 по 1917 г. считали свершившимся
фактом.
Это было для финляндской буржуазии важным аргу-
ментом в пользу пересмотра своей позиции по отношению
к Временному правительству. Вопрос о государственно-
правовых отношениях между Россией и Финляндией вновь
был поднят и выдвинут на обсуждение в партийно-поли-
тических кругах, сейме и сенате и к началу октября
1917 г. превратился в самый острый и самый больной
вопрос русско-финляндских отношений.
Но и на этом этапе финляндские правящие круги не
высказывались открыто за выход из государственных
рамок бывшей Российской империи. Им было удобно и
выгодно пребывать в положении особого государства в
прежних рамках. И за полное юридическое утверждение
этого положения финляндская буржуазия была готова
бороться с русской буржуазией и ее правительством.
Решимость начать эту борьбу именно осенью 1917 г.
обусловливалась как тем, что к этому времени финлянд-
ская буржуазия все менее оказывалась заинтересованной
экономически в продолжении сотрудничества с Времен-
ным правительством, так и тем, что политические позиции
Временного правительства ослабли, внутриполитическое
положение в России обострилось. Неспособность русской
буржуазной власти защитить буржуазию в самой России
от наступления пролетариата серьезно пугала господству-
ющие классы Финляндии и в значительной степени побу-
ждала их покинуть попавший в сильнейший политический
шторм русский государственный корабль при первой же
угрозе его опрокидывания.
181
Со своей стороны, и Временное правительство, стре-
мившееся к укреплению своей власти и своего политиче-
ского престижа, вынуждено было пойти на крайние меры
в отношении Финляндии, сочло более не нужным маски-
ровать свои истинные цели и решило ускорить развязку.
В октябре 1917 г. Временное правительство созвало
так называемое Юридическое совещание с целью установ-
ления мероприятий государственно-правового и политиче-
ского порядка, направленных на достижение той унифи-
кации государственной, административной, экономической
и общественно-политической жизни России и Финляндии,
которой не удалось добиться царизму.
В течение 13—17 октября 1917 г. (по новому стилю
26—30 октября), то есть всего лишь за две недели до
своего падения, Временное правительство приняло поста-
новления о будущем политическом положении Финляндии
и о государственно-правовых взаимоотношениях России с
Финляндией, которые ликвидировали былые привилегии
Финляндии и превращали ее из особого государства в
составе России в обычную провинцию !.
Русская буржуазия в большей степени, чем царизм,
не желала проявлять терпимость к сепаратистским тен-
денциям со стороны финнов. Конечно, во время войны, да
еще при обещаниях Временного правительства союзникам
возобновить ведение войны с новой силой, военно-страте-
гические мотивы, по которым России нужна была Фин-
ляндия, стали еще весомее, еще значительнее. Но все же
главная причина наступления Временного правительства на
права Финляндии заключалась в другом. Дело в том, что
русская буржуазия, еще более чем царизм, стремилась к
созданию унитарного государства, к «единой и неделимой»
России, то есть к единому общероссийскому рынку, на
котором она была бы полновластным хозяином и не дели-
ла бы ни с кем своих прибылей. А это было бы возможно
лишь при условии полного, безоговорочного инкорпориро-
вания Финляндии в состав России, причем не только эко-
номически, но и политически. Таким образом, наихудшие
опасения финляндских буржуазных националистов, пред-
сказывавших, что с введением в России конституционного
государства особое положение Финляндии будет ликвиди-
1 См. ЦГАОР, ф. 474, on. 1, д. 6. Журнал юридического сове-
щания при Временном правительстве, л. 30—40, 51—54, 55—74.
182
ровано, были весьма близки к осуществлениюДля
действий русской буржуазии в отношении Финляндии
весьма характерны были алчность, стремление в крайне
малый исторический срок наверстать упущенное ранее, а
также непримиримость, с которой она выставляла свои
политические и экономические условия русско-финлянд-
ского «сосуществования». Обе эти черты отличали поли-
тику Временного правительства от политики царизма в
отношении Финляндии. В то время как царизм на протя-
жении всей истории русско-финляндских отношений искал
компромисса с Финляндией и с ее политическими круга-
ми, молодой российский капитал не хотел идти ни на ка-
кой компромисс с финляндской буржуазией, не желал ни
в какой степени делиться с ней прибылями ни на общерос-
сийском рынке, ни за его пределами.
Эта позиция русской буржуазии как нельзя лучше ил-
люстрировалась поведением такого «русского» капиталис-
та, как Э. Нобель, занимавшего в 1913—1917 гг. пост
председателя Петроградского общества заводчиков-фабри-
кантов и одновременно пост заместителя председателя Со-
вета съездов представителей промышленности и торговли
всей России, то есть возглавлявшего высший орган рус-
ских монополистов. Эммануил Нобель, по национальности
швед, как и вся семья Нобелей, был теснейшим образом
связан со шведской буржуазией, которая более всех на
свете кричала об угнетении Финляндии Россией и рус-
скими, более всех инспирировала в Финляндии антирус-
ский сепаратизм. Однако, несмотря на все это, именно
Э. Нобель в качестве «русского» капиталиста настаивал
на проведении самых жестких экономических мер по
отношению к Финляндии, причем в качестве руководителя
русских монополистов и особенно как петербургский ка-
питалист требовал и от царского, и от Временного прави-
тельств решительной и скорейшей ликвидации обособлен-
ного экономического положения Финляндии и включения
ее в единый общероссийский рынок.
Вполне понятно, что непримиримая позиция русских
правящих кругов в финляндском вопросе могла лишь при-
вести к крайнему обострению русско-финляндских проти-
1 В Финляндии боялись, что по республиканской конститу-
ции России финны будут посылать в российский парламент лишь
число депутатов, строго пропорциональное численности населения
Финляндии, то есть всего 4 депутата вместо 200, представленных
в финляндском сейме при царизме.
183
воречий, ибо финляндская буржуазия вовсе не собиралась
сдавать свои позиции без боя.
Это обострение тем более усиливалось, что при Вре-
менном правительстве впервые в истории отношений Рос-
сии и Финляндии предельно обнажилась суть противоре-
чий этих стран. Русская буржуазия, зачастую демагоги-
чески выступавшая при царизме в поддержку прав
«угнетенной» Финляндии, взяв власть в свои руки и бу-
дучи вынуждена решать вопрос о Финляндии по существу,
не могла уже прятаться за спину царизма и принуждена
была волей-неволей показать свое собственное лицо. Бо-
лее того, переход власти в кабинете Керенского в руки
меньшевиков и эсеров, в недалеком прошлом выступавших
в качестве «друзей народа Финляндии», еще яснее и от-
кровеннее свидетельствовал о том, что ни одна из полити-
ческих группировок в России, так или иначе связанных
с политикой буржуазии, не пойдет пи на какие уступки
финляндской буржуазии, не одобрит государственного от-
деления Финляндии от России.
Таким образом, русская буржуазия в период своей
кратковременной власти продолжала в отношениях с
Финляндией не лучшие, а худшие из царских традиций.
Как и царизм, правительство русской буржуазии привело
русско-финляндские отношения в конце концов к кризису,
к величайшему обострению. Но если царизму для этого
потребовалось сто лет, то Временное правительство «до-
билось» того же результата менее чем за один год. Всего
за 250 дней своего правления Временное правительство
успело стать более страшной и притом вполне реальной
угрозой для автономии, экономической и национальной
обособленности Финляндии, чем царизм за всю историю
русско-финляндских отношений.
Кризис доверия между правящими кругами Финлян-
дии и России был по сути своей кризисом буржуазной
политики России в отношении Финляндии. Иной полити-
ки русская буржуазная власть не знала, не принимала и
потому не могла предложить финнам. Буржуазная Россия
должна была поглотить буржуазную Финляндию. Таков
«закон джунглей» капиталистического мира. И такой фи-
нал, возможно, имел бы место, если бы планы русской
буржуазии в отношении Финляндии не оказались нару-
шены таким ходом исторических событий, предвидеть ко-
торый, само собой разумеется, не могла ни та, ни другая
сторона.
184
Октябрьская социалистическая революция, свергнув-
шая власть помещиков и капиталистов, заодно сорвала и
планы Временного правительства по ликвидации особого
положения Финляндии.
Тем самым революция российского пролетариата спас-
ла Финляндию как независимое национальное и государ-
ственное целое.
Однако это весьма существеппое для судеб Финляндии
обстоятельство полностью ускользнуло от внимания то-
гдашних правящих кругов Финляндии, оказалось непо-
пятным или неоцененным ими. Вплоть до самой последней
минуты существования Временного правительства фин-
ляндские господствующие классы не решались выставить
открыто как единую национальную политическую линию
требование о выходе Финляндии из состава России. Клас-
совые соображения, боязнь революции в собственной стра-
не перевешивали соображения общенационального поряд-
ка. И только когда в России победила пролетарская рево-
люция, направленная против власти буржуазии, все
сомнения финляндских правящих кругов насчет целесооб-
разности отделения от России исчезли мгновенно: фин-
ляндская буржуазия приняла решение спасать себя — не-
медленно отделиться от рабоче-крестьянской, революцион-
ной, красной Советской России. И на сей раз классовые
соображения или, точнее, классовый инстинкт финлянд-
ской буржуазии оказался сильнее голоса разума. Ведь,
исходя из чистой логики, финляндцы должны были бы
приветствовать Октябрьскую революцию, спасшую их от
превращения в окраинную провинцию российского буржу-
азного унитарного государства. Но именно этого, как мы
теперь знаем, не произошло.
Каковы были причины такого развития, как и насколько
серьезно повлияли они на дальнейшее складывание и раз-
витие советско-финляндских отношений, мы увидим ниже.
Оценка русской дореволюционной политики
в отношении Финляндии
Прежде чем обратиться к анализу нового периода в отно-
шениях Финляндии с восточным соседом, следует подвес-
ти итог столетней истории отношений Финляндии с доре-
волюционной, досоциалистической Россией.
185
Как мы видели выше, и царизм, и следующее за ним
Временное правительство, то есть власть русской буржуа-
зии в условиях республиканского строя, довели русско-
финляндские отношения до такой степени напряжения, что
и при монархии, и при республике Россия и Финляндия
не могли уже договориться и прийти к какому-то модусу
вивенди, удовлетворяющему обе стороны. Короче говоря,
к 1917 г. дело дошло до кризиса русско-финляндских от-
ношений и смена власти в России в результате февраль-
ской революции лишь отсрочила на первое время развитие
этого кризиса, но затем еще более ускорила его созревание.
Иными словами, никакие внешние причины и толчки не
могли уже существенно изменить процесс созревания рус-
ско-финляндского конфликта, не могли предотвратить и
сам конфликт.
Таким образом, этот конфликт был исторически неизбе-
жен и исторически обусловлен всей тогдашней расстанов-
кой политических сил как в России, так и в Финляндии.
Суть этого конфликта состояла в том, что между правящи-
ми кругами, между господствующими классами в России и
Финляндии наступил кризис доверия. Восстановить дове-
рие финляндцев к России неспособны были к этому вре-
мени ни самодержавие, ни русская буржуазия, ни мень-
шевики, ни эсеры.
Такая ситуация была на руку финляндской буржуазии,
могущей в этих условиях без труда играть роль националь-
ного героя, всегда ведшего и выведшего страну якобы
единственно правильным антирусским путем к общенацио-
нальной цели. Такая ситуация помогала финляндской бур-
жуазии поддерживать в финляндском народе миф об из-
вечности, об исторической неизбежности и «священности»
борьбы Финляндии с «русским медведем» как основе на-
циональной финской внешней политики.
Но такая ситуация, такой исторический итог ставили
одновременно и перед внешнеполитическим руководством
России новую задачу на новый исторический период — за-
дачу восстановления в Финляндии утраченного доверия к
России.
Эту тяжелую задачу пришлось взять на себя с первых
же минут появления на свет новой власти в России —
власти рабочих и крестьян.
О том, как решалась эта задача, расскажет вторая
часть этой книги.
Часть вторая
Советский Союз
РИНЛЯНДИЯ
II

Глава I
Исторические истоки принципов советской внешней
политики в отношении Финляндии
Октябрьская революция 1917 г. привела не только к появ-
лению в России нового правительства и даже не только к
появлению нового типа власти — Советской власти, нахо-
дящейся в руках Советов рабочих, солдатских и крестьян-
ских депутатов. Революция создала новый тип государст-
ва — государства социалистического, государства диктату-
ры пролетариата и привела к возникновению новой соци-
ально-экономической формации, коренным образом отлича-
ющейся от всех других исторически известных и предшест-
вующих ей формаций.
Вполне естественно, что такой новой формации и тако-
му новому государству должна была соответствовать и со-
вершенно новая внешняя политика, то есть новому базису
должна была соответствовать новая надстройка. Однако
было бы неверно считать, что принципы советской внеш-
ней политики и, в частности, принципы политики Совет-
ской власти в отношении Финляндии родились внезапно в
одну ночь с 7 на 8 ноября 1917 г.
На деле эти принципы зародились задолго до 1917 г. и
получили свое теоретическое обоснование в партийной про-
грамме большевиков еще тогда, когда партия находилась
в глубоком подполье.
Чтобы понять, как и почему сложилась еще до рево-
люции определенная политическая линия партии больше-
виков по финляндскому вопросу, и уяснить, чем эта линия
отличалась от линии других оппозиционных царизму сил,
нам нужно будет хотя бы вкратце вновь вернуться к исто-
рии XIX в.
Дело в том, что в России уже со времени первого орга-
низованного оппозиционного движения против царизма —
со времени восстания декабристов в 1825 г. сложились две
линии по финляндскому вопросу: официальная и неофици-
альная, причем последняя не оставалась неизменной, а все
время развивалась в соответствии с развитием русско-фин-
ляндских отношений и с развитием революционного дви-
жения в России.
Каково же было существо этой неофициальной линии
по финляндскому вопросу? Как известно, оппозиция ца-
189
ризму в России шла в основном по социально-политической
линии. Это была центральная линия сопротивления само-
державию. Противники самодержавия в России, как пра-
вило, вынуждены были вести свою борьбу нелегально, в
условиях подполья или заграничной эмиграции и выступа-
ли либо за свержение царизма, либо за ограничение его
власти конституционными рамками. Но для тех и других,
для революционных и умеренных оппозиционеров, Фин-
ляндия представлялась страной невиданных свобод и вы-
сокой культуры (каковой она и на самом деле была по
сравнению с Россией).
В то же время в России, в особенности в рядах оппози-
ции, почти не было людей, которые бы хорошо разбира-
лись в специфических финляндских условиях и в сущест-
ве русско-финляпдских отношений. Далее общего пред-
ставления о Финляндии как о стране, сохранившей свою
национальную и политическую самобытность под самым
носом у самодержавного Петербурга, дело не шло. Еще
Ф. Энгельс отмечал, что русские оппозиционеры его вре-
мени обнаруживали весьма слабое знакомство с русской
внешней политикой, ибо слишком презирали царское пра-
вительство, считая его ограниченным и неспособным ни
на какие разумные действия 1. Именно поэтому уже сам
факт автономного существования Финляндии импонировал
всем оппозиционным по отношению к царизму силам Рос-
сии, независимо от их конкретных политических убежде-
ний. Для них Финляндия являлась как бы символом вызо-
ва, бросаемого царизму. Более того, зная, что Финляндия
представляет для царизма своего рода уязвимое место, оп-
позиционные деятели всегда занимали сторону Финляндии,
высказывались в ее пользу, защищали ее в любом споре,
возникавшем между Финляндией и Россией, между фин-
ляндской и русской администрацией. При этом исходным
положением было то, что царизм является основным вра-
гом всех свободолюбивых сил и отсюда все его действия
направлены против свободы всех без исключения народов,
населяющих Россию.
С иных точек зрения русско-финляндские отношения
противниками царизма вообще не рассматривались. Во
всяком случае, все это обусловливало стойкие симпатии к
Финляндии и к финляндскому национальному движению
со стороны всех оппозиционных царизму сил.
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельсе, Соч., т. 22, стр. 14.
190
Если декабристы еще глухо упоминали в одном из сво-
их проектов о необходимости создания из Финляндии осо-
бой «Ботнической державы» в составе России *, то уже
Герцен и Огарев вполне определенно высказывались в
пользу независимой Финляндии, представляя ее себе как
страну дружественную и союзную по отношению к демок-
ратической, революционной России1 2.
Даже русские либералы конца XJX в., ведя свой уже
менее принципиальный, да и менее ожесточенный, спор с
царизмом, также на первых порах выступали в защиту
Финляндии, стремясь бросить лишний камень в своего
противника и выставить себя в качестве поборников либе-
ральных свобод. Однако как только русская буржуазия по-
сле 1905 г. сама стала делить власть с царизмом, ее отно-
шение к Финляндии, как мы видели выше, изменилось.
1 По «конституции» Никиты Михайловича Муравьева — одно-
го из главных руководителей и идеологов Северного общества
декабристов (основано осенью 1822 г.) Россия делилась на неза-
висимые, объединенные общим союзом державы, то есть должна
была стать федерацией. Финляндия выделялась в «Ботническую
державу» со столицей в Гельсингфорсе и с особым парламентом
(см. «История СССР с древнейших времен до наших дней», т. IV,
М., 1967, стр. 194).
В финляндской исторической литературе этот проект Ники-
ты Муравьева совершенно игнорируется, а обычно упоминается
конституция Пестеля — так называемая «Русская правда», разра-
ботанная в 1818 г. для «Союза Благоденствия», то есть общества
декабристов, которое было распущено в 1821 г. Пестель считал,
что благо любого государства требует его единства. Поэтому
Пестель принципиально отрицательно относился к идее федера-
ции. Но это вовсе не значит, как полагают финские историки,
что Пестель хотел уничтожить автономию Финляндии. Наобо-
рот, он считал, что если одна из народностей, входящих в госу-
дарство, имеет исторические права на самостоятельное нацио-
нальное существование, то ей надо дать независимость. Такое
решение он предусматривал для Польши: или независимость и
выход из государства, или полное вхождение, без оговорок —
иного решения Пестель не представлял себе. И если для Фин-
ляндии он не предусматривал такого же варианта, как для Поль-
ши, то только потому, что совершенно не зпал положения в этой
стране (ведь прошло всего девять лет с момента вхождения
Финляндии в Россию и, кроме того, Пестель все время жил на
юге России). Весьма показательно, что эта сторона проекта Пе-
стеля не разделялась северянами и особенно Федором Глинкой,
который хорошо знал Финляндию. Вот почему нельзя, ссылаясь
на проект Пестеля, говорить, что «декабристы хотели уничто-
жить автономию Финляндии».
2 См. «Литературное наследство», т. 53, Герцен и Огарев,
вып. III, письмо Н. Огарева Э. Квантену, стр. 146—149.
191
Что же касается основной политической силы, высту-
павшей против царизма в России, — русского рабочего дви-
жения, то оно сочувственно относилось ко всем социальным
и национальным движениям в России, направленным про-
тив царизма, в том числе и к финляндскому сепаратизму.
Вместе с тем, передовой отряд российского рабочего дви-
жения, находившаяся в подполье партия большевиков —
РСДРП (б), возглавляемая В. И. Лениным, в отличие от
других фракций РСДРП и других отрядов рабочего дви-
жения, с самого начала стремилась подходить к финлянд-
скому вопросу, во-первых, с марксистских принципиальных
политических позиций *, а во-вторых, дифференцированно
оценивать различные политические и социальные силы,
действовавшие в Финляндии, а не выступать «за свободу
финнов» вообще, как это голословно делали меньшевики и
эсеры, впоследствии оказавшиеся на деле противниками
независимости Финляндии 1 2.
В. И. Ленин всегда строго различал буржуазию и рабо-
чий класс Финляндии. Он никогда не упускал случая под-
черкнуть отрицательное отношение большевиков к фин-
ляндской буржуазии. Ленин указывал на контрреволюци-
1 Партия большевиков в решении финляндского вопроса ис-
ходила прежде всего из общего марксистского положения о праве
наций на самоопределение. Одновременно в оценке действий ца-
ризма в отношении Финляндии В. И. Ленин исходил из марксист-
ского положения о конкретности истины, об историчности истины
и отсюда — о необходимости анализа конкретно-исторической си-
туации. Так, в 1901 г. В. И. Ленин выступил в «Искре» со статьей,
клеймившей царское правительство за нарушение законов Фин-
ляндии, назвав царское правительство клятвопреступником, то
есть подчеркнув юридический, а не национальный характер рус-
ско-финляндского конфликта. В. И. Ленин неоднократно указы-
вал, что смысл царской политики в Финляндии состоит в право-
вом, политическом, конституционном нарушении норм, а вовсе
не в антифинской национальной политике, как это примитивно
представляли себе меньшевики и эсеры. Вот почему даже при
всей остроте критики царизма В. И. Ленин не обвинял царизм в
денационализации и руссификации, строго стоял на почве марк-
систского понимания существа конфликта.
2 Так, уже в июне 1917 г. представитель ЦК меньшевиков
Ю. О. Мартов (Цедербаум), выступая на съезде СДПФ, отложил
решение вопроса о Финляндии до Учредительного собрания, в то
время как представитель ЦК партии большевиков А. М. Коллон-
тай ясно заявила, что ее партия признает право финляндского
народа самому решать вопрос о своем государственном суще-
ствовании.
192
онные свойства финляндской буржуазии, на ее стремление
загребать жар чужими руками
Таким образом, большевистская партия прекрасно от-
давала себе отчет в том, что в Финляндии существует
власть не менее алчной, чем в России, буржуазии, но боль-
шевики требовали полного сохранения автономного стату-
са Финляндии, исходя из марксистского положения о праве
наций на самоопределение вплоть до полного отделения в
самостоятельное государство. Эта принципиальная позиция
большевиков была развернута и обоснована Лениным на-
кануне и во время первой мировой войны и применена не
только по отношению к Финляндии, но и по отношению к
Норвегии в период ее отделения от Швеции, то есть, по
крайней мере, более чем за десятилетие до совершения
Великой Октябрьской социалистической революции и обра-
зования Советского государства.
Характернейшей чертой политики большевиков в отно-
шении Финляндии была строгая последовательность их
принципиальной линии. Как при возникновении первой
мировой войны, так и после совершения в России буржуаз-
но-демократической революции, то есть дважды при суще-
ственном изменении в положении России, большевики
твердо продолжали стоять на позиции признания права
Финляндии на отделение от России, в то время как мень-
шевики и эсеры перешли к этому времени в лагерь сторон-
ников ликвидации особого положения Финляндии, а сама
финляндская буржуазия и финляндская социал-демокра-
тия еще не отваживались и не решались выставить такое
требование, как предоставление независимости Финляндии.
Наконец, когда партия большевиков совершила рево-
люцию и пришла к власти, она нисколько не отступила от
своей прежней принципиальной линии, не отказалась от
своей позиции в 1905 и 1914 гг., а вновь подтвердила ее.
Принципиальные установки большевиков как партии, сто-
явшей на теоретических позициях марксизма-ленинизма,
исходили из того, что финский народ сформировался в на-
цию и что объективные, исторические предпосылки для
отделения Финляндии от России вполне созрели. Вот по-
чему для большевиков вопрос об отделении Финляндии не
мог быть предметом колебаний или раздумий и его реше-
ние не могло подвергаться влиянию изменчивой политиче-
1 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений,т. 19,стр.220.
7—225	193
ской конъюнктуры ’. Отсюда вполне логично, что одним из
первых актов молодого Советского государства было при-
знание полной государственной независимости Финляндии.
Этот шаг, который в свое время был незаслуженно при-
нижен и скрыт финляндскими правящими кругами от ши-
рокой финляндской общественности, имел и имеет огром-
ное историческое значение и для Финляндии, и для всего
направления советской внешней политики в отношении
этой страны.
Вот почему он заслуживает того, чтобы ому был посвя-
щен более детальный анализ.
Глава II
Предоставление Финляндии права на самоопределение
и признание независимого финляндского государства
Советской Россией
Октябрьская революция явилась для Финляндии отнюдь
не меньшей неожиданностью, чем февральская1 2. Однако
отношение к Октябрю со стороны различных классовых
сил в Финляндии определялось четче и быстрее, чем это
имело место по отношению к февральской революции. Ос-
новным моментом было то, что Октябрьская революция вы-
звала резкое классовое размежевание в Финляндии. Как
финляндская буржуазия, так и рабочий класс достаточно
быстро поняли, что речь идет о совершенно иной власти,
о совершенно ипом правительстве в России, не имеющем
и не имевшем прецедента пи в одной стране. Конечно,
финны в своем абсолютно подавляющем большинстве ма-
1 В финской исторической литературе имеются попытки объ-
яснить позицию большевиков по национальному вопросу, и в
частности признание ими права на самоопределение Финляндии,
пе принципиальными, а тактическими соображениями. Так, на-
пример, ставит вопрос проф. Т. Полвинеп (см. Т. Р о 1 v i n е n,
Venajan vallonkumous ja Suomi, I, Porvoo — Helsinki, 1967, ss. 50—
59), который утверждает, что до революции большевики высту-
пали за отделение Финляндии лишь потому, что они ничего при
этом не теряли, и что будто бы после революции они пересмот-
рели свою точку зрения. Такое утверждение абсолютно неверно.
Оно грубо искажает политику большевиков и не подтверждается
ни одним фактом.
2 См. «Финляндская революция. Сборник статен», М., 1920,
стр. 25—26.
194
ло верили в то время в возможность сколько-нибудь дли-
тельного существования новой, Советской власти, по что
касается ее принципиально нового характера и ее ппиппи-
пиалыто нового отношения к Финляндии, то пе заметить
этого в тогдашней Финляндии было попросту невозможно.
И если финляндская социал-демократия еще какое-то
время колебалась в этих условиях делать для себя опре-
деленные политические выводы, то финляндская буржуа-
зия сразу же отбросила всякие колебания, как только ей
стало ясно, что Россия вступила па путь социалистической
революции. Изолироваться от Советской России как оча-
га революции, предотвратить тем самым перебрасывание
«революционного огня» на Финляндию стало основной по-
литической задачей правящих кругов Финляндии после
7 ноября 1917 г.
Осуществить эту задачу можно было, лишь по^вп^
де-факто и де-юре все государственные связи с Советской
Россией. Для этого имелось два пути: 1) явочное само-
вольное отделение от России и возможное столкновение с
Советской Россией в случае ее несогласия пни^па^т. з-гО
отделение и 2) мирное соглашений с Советской Р'-'с-чшй о
признании ею самостоятельности Финляндии
Для Финляндской буржуазии осенью 1917 г. и п«-^’й
п второй путь были, однако, неппиемлемыми. Гкпвый —
потому, что Финляндия не располагала тогда силами для
военного столкновения с Россией, а второй — потому, что
фипляндская буржуазия (вполне последовательно) не же-
лала получать государственную независимость Финляндии
из рук большевиков — власти не только классово ей чуж-
дой. но и власти, по ее убеждению, «незаконней* «нере-
презентативной» и никем «не пятнанной»
исходя из своих антибольшевистски^ по^ипий пт>ат>итптт’.-
ство буржуазной Финляндии уже 15 ноября 1917 г. счита-
ло. что Финляндия должна избегать всякого контакта с
Советской Россией, полностью не замечать, игпопипов^ть
Советское правительство, поскольку, как полагала Фин-
ляндская буржуазия, во-пенвьтх. опо пе является жизне-
способным и его палепие — лишь вопрос вярмрпи а ьо-вт’о-
рых (и это главное), даже так называемые «чмепрпиктр»
круги Финляндской буржуазии, представителем готовых
был К. Энкель. считали, что любое обрашепие к Советской
России по вопросам русско-финляндских отношений, а тем
более с просьбой о независимости Финляндии будет озна-
чать признание Советской власти со стороны Финляндии и
7*
195
может усилить внутриполитические и международные по-
зиции большевиков в борьбе с контрреволюцией. Кроме
того, финляндская буржуазия выдвигала у себя в стране
и такой аргумент, что обращение к Советскому правитель-
ству лишит Финляндию признания тех государств, которые
считают законным органом России Учредительное собра-
ние (т. е. государств Антанты), и что поэтому в целом акт
признания независимости со стороны Советской России не
будет иметь для Финляндии какой-либо цены. Такова бы-
ла «генеральная линия» внешней политики финляндских
правящих кругов по отношению к Советской России сра-
зу же после свершения Октябрьской революции1.
1 Единственная попытка изменить эту линию и убедить пра-
вительство Финляндии (сенат) в необходимости пересмотреть
свое отношение к молодой Советской власти и вступить с ней в
контакт по вопросу об отделении Финляндии от России была
сделана чиновником статс-секретариата по делам ВКФ статским
советником Каарло Юлёнепом, который на свой страх и риск ре-
шил получить информацию о позиции Советского правительства
в отношении будущего Финляндии из первых рук и беседовал
по этому вопросу с И. В. Сталиным, являвшимся в то время нар-
комом по делам национальностей. К. Юлёнен сообщил содержа-
ние своего разговора со Сталиным в письме от 29 ноября 1917 г.
фактическому главе финляндского правительства Э. Н. Сетяля и
историку Даниельсон-Кальмари, имевшему огромный авторитет
и влияние в политических кругах Финляндии, а также пытался
в течение декабря 1917 г. довести свою точку зрения на события
в России как до своего непосредственного начальника — мини-
стра иностранных дел Карла Энкеля, так и до одного из регентов
Финляндии — К. Г. Идмана. «Единственно возможный способ без-
болезненно или с наименьшей болезненностью достичь незави-
симости,— писал К. Юлёнен,— это, по моему мнению, получить
признание России. На это должны быть направлены все наши
стремления... Мы не можем строить наш гороскоп исключитель-
но на основе расположения звезд на западе, если не хотим по-
вредить сами себе. То, что в России нет признанного всеми
странами правительства, не должно менять дела. Правительство,
которое ныне имеется в Петербурге, является единственным в
настоящее время центром сил этой страны, с которым мы к тому
же имеем физическую возможность вступить в контакт. Говорить
сейчас о правительстве Керенского — все равно, что говорить о
прошлогоднем снеге.., а вести переговоры о независимости нашей
страны с «правительствами» в южной России — лишь попусту
тратить время. Ни одно другое правительство или партийная
группировка даже не обешали нам независимости. Разве в этих
условиях для нас не является настоятельной обязанностью по-
лучить признание нашей независимости от того, кто обещает нам
ее дать, на том лишь условии, что мы сами пожелаем этой неза-
висимости и ясно выразим это свое желание?.. Отодвигать дело
до тех пор, пока соберется в России Учредительное собрание,
было бы, на мой взгляд, ошибкой. Насколько я понимаю обста-
196
Й хотя эта линия была построена на крайне неверной,
ошибочной, поверхностной оценке положения и исходила
не из национальных интересов Финляндии и всего фин-
ляндского народа, а исключительно из узкоклассовых ин-
тересов финляндской буржуазии, финляндское правитель-
ство упорно придерживалось ее в течение последних меся-
цев 19'17 г. и ждало, когда обстоятельства сложатся в его
пользу: либо Советская власть падет, либо ослабнет на-
столько, что с ней можно будет пе считаться и явочным
порядком, опираясь, быть может, на иностранную под-
держку (точнее, на поддержку Германии), осуществить
отделение Финляндии от России.
Однако такая политика, не основанная ни на трезвом
учете объективных условий, ни на подлинно национальных
чаяниях финляндского народа, оказалась обреченной на
провал. При всей ее «жесткости», при всей «силе» и «ре-
шимости», с которой она осуществлялась, она не выдержа-
ла проверки временем, как не выдерживала и объективной
критики. Главный удар по ней нанесло то самое время, и
причем весьма непродолжительное, которое, по мнению
финляндской буржуазии, должно было уничтожить Совет-
скую власть. С каждым днем ноября и декабря 1917 г. все
более ясно выступала тенденция укрепления и победонос-
ного утверждения Советской власти в России, с каждым
днем обнаруживалось для всех и каждого ее триумфальное
шествие. В этих условиях, испытывая к тому же давление
внутри со стороны социал-демократов, выступавших сто-
ронниками получения независимости по соглашению с
Россией, финляндское буржуазное правительство вынуж-
дено было, скрепя сердце, отказаться от своей «генераль-
ной линии» и, вопреки своим убеждениям и первоначаль-
ным планам, получить независимость Финляндии из рук
Советского правительства.
* Таким образом, только по вине самих финляндских пра-
I вящих кругов вопрос о независимости Финляндии затянул-
ся на два месяца, ибо с 7 ноября по 31 декабря 1917 г.
новку, правильно было бы получить независимость до созыва Учре-
дительного собрания».
Однако ни это трезвое мнение К. Юлёнена, ни его общая
оценка сил революции в России и исходящий из нее анализ бу-
дущего развития советско-финляндских отношений не были при-
няты во внимание правящими кругами тогдашней Финляндии,
решившими придерживаться иной линии (см. Sven Lindman,
Ett samtal med Stalin ar 1917, «Finsk tidskrift», 1967, N 10, ss. 447—
453).
197
Финляндия юридически продолжала находиться в составе
России.
Своеобразие этого двухмесячного периода в истории
Финляндии и в истории советско-финляндских отношений
заключается в том, что Финляндия, фактически являясь
буржуазной республикой, формально продолжала оставать-
ся в составе Советской России.
Казалось бы, в этой ситуации основной задачей Совет-
ской власти по отношению к Финляндии должна была быть
ликвидация власти буржуазии в этой стране, исходя из
общих задач охраны революции и безопасности Советского
государства, особенно учитывая условия войны, близость
Финляндии к Петрограду и наличие интенсивных фин-
ляндско-германских связей. Юридически такой шаг был
бы вполне оправдан, ибо он был бы в то время внутренним
делом России; в военном отношении такой шаг также был
бы возможен, ибо в Финляндии, особенно вблизи Гельсинг-
форса, дислоцировались значительные силы русской армии
и флота, в то время как Финляндия своей военной силой
не располагала. Однако, несмотря на все эти «за», Советское
t правительство и в новой исторической обстановке продол-
I жало последовательно придерживаться принципиальной
линии партии большевиков в отношении Финляндии. Эта
линия исходила из твердого убеждения большевиков, что
Финляндия фактически представляет собой и в государст-
венном, и в национальном отношении самобытную страну,
что финны сложились в самостоятельную нацию и что,
следовательно, имеются все условия для самоопределения
ь финнов вплоть до государственного отделения Финляндии
от России. Что же касается государственного устройства
будущей самостоятельной Финляндии, то большевики
считали этот вопрос относящимся исключительно к компе-
тенции самого финляндского народа и не связывали его с
вопросом осуществления национальной и государственной
независимости Финляндии. Конечно, большевики считали,
что для трудящихся Финляндии более выгоден союз с Со-
ветской Россией, а не с капиталистической Европой, что
экономически и политически Финляндия от такого союза
только выиграет, но добиваться установления этого союза,
добиваться оставления Финляндии в составе социалисти-
ческой России они считали правом и обязанностью самих
финнов, самих трудящихся Финляндии, ибо не мыслили
себе никакого иного союза между Финляндией и Россией,
кроме добровольного.
198
£Це действия Советской власти в течение двух первых
месяцев после революции, то есть до того, как Финляндия
юридически стала независимой, ярко свидетельствуют о
том, что большевики последовательно и твердо стояли па
своих принципиальных позициях в отношении Финляндии,
а именно признания за пей права на самостоятельное го-
сударственное существование. Во-первых, Советское пра-
вительство с первых же дней революции полностью сняло
контроль над Финляндией в административном и экономи-
ческом отношениях. Во-вторых, оно пи разу за период с
7 ноября по 31 декабря 1917 г. пе претендовало на сохра-
нение за собой государственно-правовых и политических
прерогатив, не пыталось утверждать финляндские законы
или состав сейма, хотя как центральное правительство
России оно юридически имело на это право вплоть до мо-
мента признания независимости Финляндии. Более того,
Советское правительство на протяжении всего этого време-
ни выражало готовность юридически закрепить, оформить
свое добровольное согласие па отделение финляндского
государства от России.
Уже через четыре дня после совершения Октябрьской
революции, то есть 11 ноября 1917 г., произошли два важ-
ных для Финляндии события. Во-первых, В. И. Ленин
«от имени революционного пролетариата России» послал
телеграмму руководителям СДПФ — Мапнеру, Сироле,
Куусинену, Валпасу, Вийку, где выражал надежду, что и
в Финляндии произойдет социалистическая реорганизация.
«Мы рассчитываем, — писал В. И. Ленин, — на братскую
помощь революционной социал-демократии Финляндии» *.
Это было ясное подтверждение взгляда большевиков
на Финляндию как на фактически самостоятельную стра-
ну, а не как на часть России.
Второе событие в тот же день — выступление на засе-
дании Центрального революционного совета Финляндии
(ЦСРФ) большевика А. Шотмапа как представителя Со-
ветской России. Именно в результате разъяснений, данных
Шотманом, ЦРСФ принял решение на этом заседании про-
сить Советскую власть отменить постановления правитель-
ства Керенского в отношении Финляндии.
15 ноября 1917 г. Советское правительство опубликова-
ло «Декларацию прав пародов России», где содержалось
подтверждение принципиального права Финляндии на са-
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 90.
199
моопре деление. В тот же день в Финляндии, еще до обна-
родования «Деклараций», был принят закон о переходе
верховной власти к сейму. Однако со стороны Советской
власти не последовало никакого протеста, хотя подобный
акт со стороны финнов при Временном правительстве вы-
звал бы, несомненно, применение самых крутых мер в от-
ношении Финляндии.
Таким образом, уже через неделю после Октябрьской
революции Финляндия де-факто стала самостоятельной.
Однако юридически это новое положение Финляндии не
получило признания ни в самой Финляндии, ни со сторо-
ны России, ни в международном плане. Более того, в те-
чение последующих двух недель внутреннее положение
в самой Финляндии было крайне неясным. Фактически
было неизвестно, кому в это время принадлежала власть.
Поэтому вполне естественно, что Советское правительство
в этот, период не делало никаких новых заявлений в отно-
шении Финляндии, предоставив возможность финляндским
политическим силам самим решать судьбу своей страны.
27 ноября 1917 г. па съезд СДПФ в Хельсинки прибыли
представители ЦК партии большевиков и Советского пра-
вительства — И. В. Сталин и А. М. Коллонтай \ которые
с полной ответственностью заявили, что Советское прави-
тельство признавало и признает право самоопределения за
Финляндией, за финским народом и не только декларирует
это право, но и готово без колебаний провести его в жизнь.
И. В. Сталин подчеркнул, что такая политика Советского
правительства направлена на восстановление братского
доверия между рабочими Финляндии и России, что только
установление доверия между народами России укрепит
завоевания Октябрьской революции 1 2.
Таким образом, в течение ноября 1917 г., то есть в те-
чение всего времени, пока вопрос о том, кому принадлежит
власть в Финляндии, не был выяснен, Советское правитель-
ство неоднократно подтверждало право Финляндии на
самоопределение и обращалось, естественно, с этими заяв-
1 О репрезентативности и компетентности делегации ЦК
РСДРП (б) на съезде СДПФ говорит тот факт, что И. В. Сталин
в это время был членом Политбюро ЦК, членом ЦИК и нарко-
мом по делам национальностей, а А. М. Коллонтай — членом
ЦК партии, наркомом и одним из крупных специалистов по фин-
ляндскому рабочему движению, автором книг «Жизнь финлянд-
ских рабочих» (1903 г.), «Финляндия и социализм» (1907 г.).
2 См. И. В. Сталин, Сбч., т. 4, стр. 3—4.
200
лениями непосредственно к финским социал-демократам,
то есть по партийной линии.
Когда же в начале декабря власть в Финляндии оказа-
лась в руках буржуазии и внутриполитическая обстановка
в этой стране значительно изменилась, Советское прави-
тельство и в этом случае не отступило от своей принципи-
альной линии.
5 декабря 1917 г. В. И. Ленин, выступая с речью на
первом Всероссийском съезде военного флота, вновь за-
явил, что Советское правительство не будет препятствовать
выделению из состава России национальных республик
вообще и Финляндии в частности, которой предоставляется
полная свобода самой решить свою судьбу — «жить в со-
юзе с нами или с другими» Ч Имея в виду это заявление,
финляндский сейм принял 6 декабря 1917 г. декларацию о
независимости Финляндии, то есть осуществил предостав-
ленное Советским правительством право на самоопределе-
ние Финляндии. Однако сейм, вопреки законам Финляндии
и Советской России, вопреки международному праву,
вопреки, наконец, логике и здравому смыслу, не обратился
вслед за этим к правительству Советской страны с прось-
бой об официальном признании независимой Финлянд-
ской Республики, а, продолжая игнорировать Советское
правительство, направил 7 декабря просьбы о признании
Финляндии ко всем капиталистическим государствам, при-
чем не только европейским, но и американским, а также
некоторым азиатским. Этот факт еще более, так сказать,
резким образом подчеркивал, что буржуазное правитель-
ство Финляндии абсолютно не намерено было считаться с
правительством Советской России и открыто, демонстра-
тивно игнорировало его.
И хотя Советское правительство на этот раз также не
прибегало к репрессиям против Финляндии, однако оно
решило ждать официального обращения к нему правитель-
ства Финляндии с просьбой о признании и до тех пор юри-
дически вопрос этот не решать* 2. Таким образом, в декаб-
* В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 116.
2 Советское правительство, кроме того, учитывало устную
просьбу ЦК СДПФ от 28 ноября 1917 г. (К. Маннер) не пред-
принимать никаких решений и мер в отношении Финляндии до
тех пор, пока финны не пришлют уполномоченного с письмен-
ными предложениями. Однако ни одна из политических групп
Финляндии никого не присылала, и Советское правительство тер-
пеливо продолжало ждать, пока финны сами договорятся между
собой. В этом можно видеть лишь новое, дополнительное под-
201
ре 1917 г. перед Финляндией встал вопрос о признании ее
независимости де-юре со стороны Советской России, ибо
без этого признания не могло последовать и международ-
ное признание. Поскольку финляндское правительство
отказывалось обращаться к правительству РСФСР, реше-
ние вопроса о признании Финляндии затягивалось. При
этом Советское правительство уже не могло, как в случае
с провозглашением права Финляндии на самоопределение,
ограничиться односторонним объявлением признания неза-
висимости Финляндии без договоренности с самой Фин-
ляндией и ее законными представителями. Тем самым бы-
ли бы не только ущемлены достоинство и престиж Совет-
ской державы, но и сама независимость Финляндии не
получила бы юридически вполне законной формы, что в
дальнейшем могло бы стать источником неблагоприятных
для самой же Финляндии толкований. Следовательно,
ожидая официального обращения с финляндской стороны
с просьбой о признании, Советское правительство соблю-
дало тем самым не только интересы своей страны, но и
Финляндии, поступало так в интересах самого финлянд-
ского народа. В то же время Советское правительство все-
цело стремилось облегчить финляндской стороне этот шаг,
неоднократно подчеркивая в течение всего декабря 1917 г.,
что акт признания независимости Финляндии со стороны
СПК РСФСР последует, как только правительство Фин-
ляндии обратится с просьбой об этом официально.
Уже 8—9 декабря В. И. Ленин заявил делегации сей-
мовской фракции СДПФ в составе К. Маннера, Э. Хутту-
нена и Э. Салина, что СПК признает Финляндию в случае
прямого обращения финляндской стороны либо к СП К
РСФСР, либо к ЦК РСДРП (б) ’.
12 декабря то же самое повторил представитель Совет-
ской России в Швеции В. В. Воровский, который подчерк-
нул, что признание произойдет без всяких колебаний.
Однако прибывшая в тот день в Петроград делегация
сейма в составе С. Алкио, Р. Холсти, А. Фуруельма, X. Рау-
тапяя, К. Г. Идмана демонстративно обратилась с просьбой
о признании не к законному Советскому правительству, а
к никого не представлявшим, находившимся в яростной
оппозиции к Советской власти лидерам меньшевиков и
тверждение того, насколько уважительно относилось Советское
правительство к Финляндии.
1 См. С. Е n с k е 11, Poliittiset muistelmani, Osa I, Porvoo —
Helsinki, 1956, s. 169.
202
эсеров, которые не только не могли, но и, главное, не хоте-
ли положительно решать вопрос о признании Финляндии.
Несмотря на эту, по существу, антисоветскую демонстра-
цию, правительство большевиков продолжало проявлять
исключительное терпение и выдержку в разъяснении и
неуклонном, последовательном проведении своей принци-
пиальной линии.
14 декабря представитель Советского правительства на
Брест-Литовских переговорах А. А. Иоффе заявил герман-
скому представителю Розенбергу, что Советское правитель-
ство не будет возражать против признания независимости
Финляндии, но для этого должно быть достигнуто согла-
шение между Финляндией и Советской Россией, до подпи-
сания которого признание Финляндии Германией будет
лишено смысла.
Германия, не желая ставить себя в неловкое положение,
отклонила необоснованные претензии финляндского прави-
тельства участвовать в качестве договаривающейся сторо-
ны на Брест-Литовских переговорах, куда еще 15 декабря
были посланы финляндские уполномоченные (Е. Ельт,
Р. Эрих, С. Сарио)
17 декабря в Обращении к Центральной Раде Советское
правительство, говоря о признании Украинской республи-
ки, сослалось на пример своего отношения к буржуазной
Финляндии, подчеркнув, что «против финляндской буржу-
азной республики мы не сделали ни одного шага в смысле
ограничения национальных прав и национальной незави-
симости финского парода» 1 2.
Это заявление не только демонстрировало, насколько
строго Советское правительство придерживалось своих
принципиальных установок по национальному вопросу, по
и показывало, какое терпение и выдержку проявляло оно
всякий раз, даже по отношению к классовому противнику,
1 М. Jaaskelainen, Ita — Karjalan kysymys, Helsinki, 1961,
ss. 76—77. Помимо того что Финляндия была к этому времени
никем не признанным государством, она не имела также ни
фактического, пи юридического, пи морального права участвовать
в качестве одной из воюющих сторон в Брест-Литовских пере-
говорах, поскольку во время войны занимала позицию нейтрали-
тета, а также начиная с 6 декабря не имела уже никакого отно-
шения к Советской России и, следовательно, и фактически, и юри-
дически не могла претендовать па «наследство» Российской
империи.
2 «Внешняя политика СССР», Сб. документов, т. I, М., 1946,
стр. 27.
203
когда со стороны последнего не осуществлялось активного,
прямого нападения на политические или иные позиции
Советской власти.
Тем не менее финляндские правящие круги продолжа-
ли с беспримерным упорством свою линию на игнорирова-
ние Советского правительства. Несмотря на последовавшие
в течение декабря 1917 г. неоднократные и настойчивые
рекомендации со стороны правительств Швеции и Герма-
нии непосредственно обратиться к Советскому правитель-
ству с просьбой о признании \ несмотря на переданное
21 декабря заявление русской делегации на переговорах в
Бресте, что Советское правительство готово немедленно
признать независимость Финляндии, как только финны
попросят об этом, финляндский сейм принял тем не менее
22 декабря постановление... обратиться с просьбой о при-
знании независимости Финляндии к несуществующему Уч-
редительному собранию, а не к Совнаркому РСФСР 1 2.
Сознавая всю бессмысленность этого шага и пытаясь
его как-то нейтрализовать, правление СДПФ приняло на
следующий день решение обратиться с письмом в ЦК
РСДРП (б) по вопросу о признании независимости Фин-
ляндии и направило с этим письмом в Петроград специ-
альную делегацию (Э. Гюллинг, К. X. Вийк, К. Маннер),
прибывшую 26 декабря и принятую В. И. Лениным 27 де-
кабря. Разъясняя позицию Советской власти в вопросе о
признании независимости Финляндии, Ленин особо под-
черкнул, что, как известно финской стороне, Советское
правительство не только не противится, а, наоборот, дела-
ет все возможное, чтобы помочь Финляндии получить не-
зависимость, что его позиция в этом вопросе неизменна.
Таким образом, зондаж представителей СДПФ, опа-
савшихся, что бестактное и вызывающее обращение сейма
Финляндии к Учредительному собранию может перепол-
нить чашу терпения Советского правительства и изменить
его благоприятную позицию в отношении Финляндии,
увенчался успехом. Это дало возможность фракции СДПФ
оказывать давление на буржуазный сейм и сенат, требуя
от них прямого обращения к Советскому правительству.
В том же направлении в последнюю неделю декабря ока-
зывали давление на финляндское правительство такие
различные силы, как шведский король Густав V, герман-
1 Швеция — 8 декабря, Германия —15, 17, 21 и 22 декабря.
2 См. Y. N и г m i о, Suomen itsenaistyminen ja Saksa, Porvoo —
Helsinki, 1957, s. 34.
204
ский МИД, правительства Дании и Норвегии. Все они в
один голос рекомендовали, указывали, требовали обратить-
ся к большевикам, предупреждая, что финны могут жесто-
ко поплатиться за свое упрямство и политическое недо-
мыслие, так как благоприятный момент может быть упу-
щен и вряд ли подобная возможность представится в бу-
дущем.
Неудивительно, что в такой обстановке финляндские
правящие круги не могли уже больше игнорировать Совет-
ское правительство и его неоднократные заявления.
28 декабря 1918 г. делегация финляндского сената
(К. Энкель, К. Идман) обратилась, наконец, к В. И. Ленину,
но не за признанием независимости Финляндии, а... с во-
просом, куда ей лучше адресоваться, к Учредительному
собранию (т. е. к несуществующему органу) или к Совнар-
кому РСФСР (т. е. к реально существующему правитель-
ству Советской России). Это была последняя попытка фин-
ляндской стороны избежать прямого обращения к прави-
тельству Советской России и даже продемонстрировать
перед большевиками, до какой степени Финляндия игно-
рирует их власть. Финляндские дипломаты надеялись, что
Советское правительство само попросит Финляндию за-
ключить соглашение о признании ее независимости и тем
самым избавит финляндскую сторону от ответственности
инициативы.
В. И. Ленин превосходно разгадал этот ход финлянд-
ских дипломатов. Он ответил, что финны сами должны ре-
шать, к кому им обращаться. Что же касается позиции
Советского правительства, то оно стоит на почве признания
независимости Финляндии.
После этого финляндской делегации ничего уже не
оставалось, как, получив 29 декабря 1917 г. в Хельсинки
полномочия (сенат одобрил письмо к СНК РСФСР в тот же
день), вновь выехать в Петроград (на этот раз во главе с
П. Свинхувудом) и представить просьбу о признании неза-
висимости Финляндии на рассмотрение СНК РСФСР.
Правда, и на сей раз письмо было адресовано несколько
неопределенно — «правительству России». Но и это обра-
щение в самый последний момент, в приемной Совнаркома,
30 декабря, по совету В. Д. Бонч-Бруевича было изменено
на слова «Совету Народных Комиссаров». От «игры» в
игнорирование Советов не осталось ничего, даже оболочки.
Два месяца финны, по существу, водили за нос самих себя.
Ровно в полночь 31 декабря 1917 г. В. И. Ленин и все Со-
205
ветское правительство подписали постановление о призна-
нии независимости Финляндии. Это был новогодний пода-
рок от Советской России народу Финляндии. Подарок, ко-
торому поистине не было цены с точки зрения и финского,
и русского народов. Для первого — это было достижение
заветной национальной цели, стоившей векового труда не
одному поколению финнов. Но и для России этот подарок
обходился весьма дорого: молодая, еще совершенно не
окрепшая республика в условиях войны резко ослабляла
тем самым свои стратегические позиции, «придвигая» за-
падную границу вплотную к Петрограду, колыбели рево-
люции, и лишаясь прикрытия со стороны Балтики. Не толь-
ко враги квалифицировали в то время этот акт Советского
правительства как начало «развала», «разбазаривания»
России, по и кое-где среди рабочих, солдат и крестьян
подобная оценка отчасти находила отклик. Щедрый акт
Советского правительства для многих в Советской России
выглядел чересчур непонятным, необъяснимым, а потому
ненужным и даже ошибочным и отнюдь не безопасным для
судеб революции.
Поэтому при утверждении постановления СНК на за-
седании ВЦИК 4 января 1918 г. нарком по делам нацио-
нальностей И. В. Сталин выступил с развернутой мотиви-
ровкой признания независимости Финляндии.
Он подчеркнул, что, во-первых, это признание принято
в полном соответствии с принципами права наций на само-
определение, которые были провозглашены и обещаны
большевиками задолго до революции, и что отказаться от
этих принципов, поступить иначе, не выполнить свои обе-
щания Советское правительство не могло. Во-вторых, Ста-
лин указал, что обвинение Советского правительства в том,
что оно «потеряло Финляндию», несостоятельно, ибо по-
терять Финляндию Советская Россия не могла, поскольку
та «фактически никогда не являлась нашей собствен-
ностью» «Если бы мы удержали Финляндию насильствен-
ным путем, — продолжал Сталин, — то это вовсе не значи-
ло бы, что мы ее приобрели» 1 2. Это заключение свидетель-
ствовало о трезвом взгляде Советского правительства на
положение Финляндии и на проблему русско-финляпдских
отношений. В-третьих, Сталин отметил полное беспристрас-
тие и объективность советской позиции в финляндском во-
1 И. В. Сталин, Соч., т. 4, стр. 23.
2 Там же, стр. 23.
206
просе, так как Советское правительство не отступило от
своих обещаний и тогда, когда независимость пришлось
предоставлять буржуазной Финляндии 1.
Несколько позднее, в 1919 г., на VIII съезде партии
В. И. Ленин, давая отчет о деятельности Советского пра-
вительства, также остановился на разъяснении советской
политики в вопросе о признании Финляндии. Ленин под-
черкнул, что признать независимость буржуазной Финлян-
дии надо было потому, что тогда финляндская «буржуазия
обманывала народ, обманывала трудящиеся массы тем, что
москали, шовинисты, великороссы хотят задушить фин-
нов» 1 2. В этой обстановке шаг Советского правительства
был направлен на то, чтобы разрушить вековые националь-
ные предубеждения у финнов против русского народа как
«наследственного врага» и вызвать доверие к новой, Совет-
ской власти, к Советской России. В. И. Ленин считал, что
такой шаг привлечет симпатии финского народа к Совет-
ской России, независимо от того, будет ли Финляндия бур-
жуазной или социалистической республикой. Он образно
назвал это «завоеванием» расположения Финляндии, под-
черкивая тем самым, насколько труден этот процесс3.
Вместе с тем, В. И. Ленин обратил внимание на необхо-
димость трезво, реально, объективно подходить к решению
национальных и внешнеполитических вопросов, не сби-
ваясь на субъективное, эмоциональное восприятие явле-
ний. «Если мы скажем, — говорил он, — что не признаем
никакой финляндской нации, а только трудящиеся мас-
сы — это будет пустяковиннейшей вещью. Не признавать
того, что есть — нельзя» 4.
Таким образом, в вопросе о признании независимости
Финляндии Советское правительство непоколебимо и по-
следовательно все время стояло на принципиальных пози-
циях и не давало себя с них сбивать критикой ни справа,
ни слева. Предоставляя независимость Финляндии, Совет-
ское правительство стремилось тем самым заложить проч-
ный фундамент будущих советско-финляндских отноше-
ний, построенных на принципах равноправия, взаимоува-
жения, невмешательства в дела друг друга и на принципе
нерушимости и строгого выполнения взаимных обяза-
тельств. Такие принципы, по мнению Советского прави-
1 См. И. В. Сталин, Соч., т. 4, стр. 24.
2 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 38, стр. 158.
3 См. В. И. Л е н и н, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 116.
4 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 38, стр. 161.
207
тельства, должны были придать будущим отношениям
Советской России и соседней Финляндии дружественный
характер или, по крайней мере, ввести эти отношения в
спокойное, нормальное русло. Советская сторона была
глубоко убеждена, что актом признания она положила
советско-финляндским отношениям хорошее начало и что
они с первого же дня (т. е. с момента рождения Советской
власти) стали строиться на здоровой основе. «Наша социа-
листическая республика сделала все, — заявил В. И. Ленин
в начале января 1918 г.,— что могла.., для осуществления
права на самоопределение Финляндии» *.
Убеждение в том, что советско-финляндским отноше-
ниям задан правильный тон, что действия Советского пра-
вительства будут с радостью и благодарностью восприняты
в Финляндии, подкреплялось еще и тем, что в тексте обра-
щения финляндского буржуазного правительства к СНК
от 29 декабря 1917 г. говорилось, что «природа сделала
финский и русский народы близкими соседями. Финский
народ глубоко надеется, что отношения дружбы и взаимно-
го уважения между этими двумя народами сохранятся на-
всегда» 2.
Глава III
Советско-финляндские отношения в период
с 4 по 22 января 1918 г.
Итак, все складывалось, наконец, как будто хорошо в от-
ношениях независимой Финляндии с новой, Советской Рос-
сией. Советское правительство продемонстрировало пре-
дельно убедительно не только свою полную идеологическую
и политическую противоположность всем предшествующим
властям в России (царской и буржуазной), с которыми у
финнов дело дошло до глубокого, непоправимого кризиса
отношений, но и своей внешней политикой непосредствен-
но по отношению к Финляндии доказало искренность сво-
их программных установок, показало, что оно точно и
последовательно выполняет обещания.
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 251.
9 Цит. ПО М. Рюэмя, Октябрьская революция И Финляндия,
«Международная жизнь», 1957 г., № 9, стр. 56.
208
Все это создавало основу для совершенно нового типа,
нового характера, нового направления отношений между
Финляндией и Советской Россией, для отношений добро-
соседских, построенных на доверии друг к другу. Казалось,
была открыта не просто новая страница, но новая глава,
новая эра в отношениях между Финляндией и Россией, не
имеющая ничего общего с предшествующим периодом.
Однако нам хорошо известно, что подобного коренного
перелома в характере советско-финляндских отношений
не произошло, что на протяжении всех 20-х, 30-х и начала
40-х гг., то есть на протяжении более четверти века после
получения Финляндией независимости, ее отношения с
Советской Россией были натянуты, напряжены, даже обо-
стрены и в их характере не происходило никаких измене-
ний к лучшему. Чем же объяснить такое развитие со-
бытий?
Чтобы ответить на этот вопрос, чтобы правильно разо-
браться в том, почему все это произошло, крайне важно
проследить, как складывалась внешняя политика Финлян-
дии после получения независимости, какие цели она ста-
вила и как шаг за шагом развивались отношения между
Финляндией и Советской Россией в первый же год.
Внешнеполитические концепции
и задачи финляндской стороны
Одним из самых основных, если не самым основным,
самым главным вопросом для Финляндии после получения
ею независимости стал вопрос о выработке национальной
внешнеполитической программы. До 1917 г. главной внеш-
неполитической и одновременно главной общенациональ*
ной целью Финляндии было достижение независимости как
программы-максимум, рассчитанной на далекую перспек-
тиву. С этой целью была неразрывно связана задача борь-
бы против России, которая тем самым приобретала значе-
ние основного внешнеполитического контрагента Финлян-
дии, основного объекта внешней политики Финляндии.
Однако после Октябрьской революции привычные, сло-
жившиеся за столетие внешнеполитические установки
финляндского общества были буквально сметены изменив-
шимися условиями. Во-первых, сразу же после 7 ноября
1917 г. отпала необходимость бороться против России за
независимость, ибо Советская Россия сама шла навстречу
осуществлению этого национального стремления финнов,
209
а во-вторых, после 31 декабря 1917 г. для Финляндии со
всей остротой встал вопрос о выработке новой националь-
ной внешнеполитической программы, рассчитанной на но-
вые условия, на новую историческую перспективу. Каковы
должны быть внешнеполитические цели независимой Фин-
ляндии? К чему должна стремиться Финляндия как совер-
шенно самостоятельное государство во внешнеполитиче-
ском, в международном плане? Ответить ясно и, главное,
правильно на этот вопрос для молодого финляндского госу-
дарства было нелегко. Это прежде всего означало, что его
руководители должны были уяснить место своей страны в
системе государств и четко представить ту реальную внеш-
неполитическую цель, которая обеспечивала бы для народа
Финляндии наиболее благоприятный вариант националь-
ного развития. Таким образом, от ответа на вопрос, что
является наиболее благоприятным вариантом национально-
го развития, и зависел выбор внешнеполитической цели
на новый период.
Разные политические группировки в Финляндии отвеча-
ли на этот вопрос по-разному, ибо для них национальные
внешнеполитические идеалы были теснейшим образом
связаны с идеалами внутриполитического существования
финской нации. А эти идеалы были весьма различны. Та-
ким образом, вопрос о внешней политике независимой Фин-
ляндии в значительной мере был связан с внутриполити-
ческим положением в стране и решался в зависимости от
соотношения и исхода борьбы внутриполитических сил.
В конце 1917 — начале 1918 г. на внутриполитическом
фронте в Финляндии боролись две основные силы: буржу-
азия (все политические партии финской и шведо-финлянд-
ской буржуазии) и пролетариат (социал-демократия).
Внутриполитическим идеалом первой была монархия, вто-
рой — социалистическая или буржуазно-демократическая
республика. Буржуазия обладала многолетними и усилив-
шимися в годы войны внешнеполитическими связями с
кайзеровской Германией, пролетариат внешнеполитиче-
ских связей еще не имел, но в силу логики борьбы начинал
робко тяготеть к установлению связей с соседней социали-
стической Россией. Таким образом, уже к началу 1918 г.
исходные внешнеполитические установки обеих борющих-
ся сил в Финляндии были диаметрально противоположны
и географически, и политически. При этом обострение
внутриполитической борьбы автоматически усиливало на-
кал борьбы за внешнеполитические идеалы, заставляло
210
каждую из сторон нападать на внешнеполитическую ли-
нию противника.
Наиболее активной, наступательной тактики в этой
борьбе придерживались связанные с Германией круги
финляндской буржуазии. Они считали интересы своей
группы общефинляндскими, а свою ориентацию на Герма-
нию — основным и наиболее выгодным направлением фин-
ляндской политики.
Односторонность, нелепость и, главное, опасность та-
кой внешнеполитической линии для Финляндии была оче-
видна пе только для социал-демократии, находившейся от
буржуазии по другую сторону баррикад, по и для части
финляндской буржуазии. Наиболее дальновидные ее пред-
ставители понимали, что новый этап в развитии финлянд-
ского государства будет более сложен, чем тот этап, ко-
торый сводился к достижению независимости страны, что
на новом историческом этапе встанет вопрос о борьбе за
существование самостоятельной Финляндии на междуна-
родной арене и что эта борьба будет нелегка финнам,
привыкшим за столетие не знать никаких внешних потря-
сений и находиться за широкой спиной России, под ее на-
дежным прикрытием. Такие финляндские политические
деятели, как Ю. К. Паасикиви, Э. Неванлиппа и даже
К. Энкель, сознавали, что для существования в качестве
независимого государства Финляндия в первую очередь
должна решить проблему своих отношений с соседями и
что из решения этого жизненно важного для Финляндии
практического вопроса и должна исходить ее основная
внешнеполитическая линия. Ибо жить Финляндии придет-
ся с соседями, хочет она этого или нет. Самым большим,
самым значительным по своему политическому весу сосе-
дом Финляндии оставалась Советская Россия, и это нала-
гало на финнов известную ответственность.
Сохранение традиционного отношения к Советской Рос-
сии как к «наследственному врагу» плохо вязалось с теми
глубокими политическими изменениями, которые произо-
шли в этой стране и в ее отношении к Финляндии после
Октября 1917 г. На первых порах это прекрасно сознавали
все политические группировки в Финляндии — от крайне
левых до крайне правых. И потому финляндское общест-
венное мнение довольно единодушно считало, что «в буду-
щем отношения между финским и русским народами ста-
пут наилучшими» 1 и что финляндцы отделяются от Рос-
1 «Hufvudstadsbladet», 3.1.1918.
211
сии «не для того, чтобы свободно ненавидеть ее, а для того,
чтобы свободно любить» Ч Не менее определенно выража-
лись по этому поводу не только «безответственные» газеты,
но и вполне ответственные официальные лица. 8 января
1918 г. на заседании сейма его председатель Лундсон во
всеуслышание заявил, что свободной Финляндии следует
в качестве хорошего соседа проявлять благодарность к
русскому народу. Таково было мнение большинства фин-
ского народа. И это было естественной реакцией на поли-
тику Советской России. Прямым следствием этой реакции
было стремление довольно широких финляндских общест-
венных кругов — как социал-демократии, так и части бур-
жуазии — проводить такую внешнюю политику, которая
бы не вызывала у Советской России недоверия к Финлян-
дии, а, наоборот, была бы своеобразной гарантией того
доверия, которое русская сторона оказала Финляндии,
предоставив ей независимость.
При этом даже у социал-демократов не возникало, ко-
нечно, мысли о проведении некоей целеустремленной по-
литики сотрудничества и дружбы с Советской Россией. Не
только время еще не созрело для этого, не только оно еще
не могло породить тогда подобной мысли, поскольку паде-
ния большевиков ждали со дня на день и их классовые цели
не вызывали в финляндском обществе никакого сочувствия,
но и сами финляндские социал-демократы, даже их наи-
более левое крыло, были еще не настолько политически
зрелыми, чтобы высказывать такие мысли. Кроме того, они
были слишком финнами, чтобы не быть шокированными
от одной идеи «быть союзниками русских», да и не виде-
ли никакой практической необходимости в подчеркивании
тесных отношений с большевистской Россией. Говоря о
необходимости установить отношения доверия между Со-
ветской Россией и Финляндией, они прежде всего имели в
виду урегулирование с ней некоторых практических вопро-
сов в пользу Финляндии с целью еще более укрепить не-
зависимость последней.
Такими вопросами были, во-первых, вопрос о пребыва-
нии русских войск в Финляндии и, во-вторых, вопрос об
установлении и о проведении демаркации советско-фин-
лянлской границы.	1
Оба эти вопроса могли быть решены благоприятно для
Финляндии в том случае, если бы Советская Россия имела
1 «Uusi paiva», 3.1.1918.
212
гарантию, что ни вывод из Финляндии русской армии и
флота, ни проведение советско-финляндской границы
слишком близко от Петрограда не приведут к резкому
ухудшению военного положения Советской республики, не
поставят завоевания революции под военный удар импе-
риалистической Германии.
Такая гарантия в известном смысле создавалась бы в
том случае, если бы Финляндия объявила себя нейтраль-
ной страной и тем самым образовала бы своего рода «ни-
чейную землю», служащую фактически полосой прикрытия
советских северо-западных границ. Именно исходя из того,
что политика нейтралитета со стороны Финляндии, несо-
мненно, повысила бы доверие Советского правительства к
своей соседке, некоторые финляндские политические круги,
в том числе и социал-демократы, выступали за объявление
Финляндии нейтральной и за провозглашение нейт-
ралитета национальной внешнеполитической линией Фин-
ляндии. Вступление Финляндии на такой внешнеполитиче-
ский путь облегчалось в то время тем, что вслед за Совет-
ской Россией она получила признание своей независимости
от Франции, Швеции и Германии (4—6 января), то есть
от представителей всех международных группировок, на
которые в то время был расколот мир.
Стремление к нейтралитету в Финляндии было в то
время настолько велико, что открыто против этого направ-
ления внешней политики не выступали в первое время
даже его ярые и убежденные противники вроде П. Свин-
хувуда. Однако они в то же время затягивали официальное
провозглашение политики нейтралитета и втайне в нача-
ле января наметили и стали осуществлять прогерманский
курс внешней политики Финляндии.
В течение января 1918 г. в Берлин тайно направлялись
финляндские делегации (19 января), тайно составлялись
и адресовались германскому правительству и верховному
командованию финляндские меморандумы (22 января),
тайно велась борьба за места во внешнеполитическом ве-
домстве Финляндии между сторонниками умеренно-ней-
трального и активистски-прогерманского направления
внешней политики (с 10 января).
Чувствуя, что что-то происходит за кулисами, понимая,
что готовится какая-то скрытая от народа внешнеполитиче-
ская акция, трудящиеся и их представители в сейме —
социал-демократы в своих парламентских выступлениях
и в печати призывали «покончить с тайной дипломатией»,
213
взывали к благоразумию буржуазного большинства сейма,
указывая, что только нейтральная внешняя политика Фин-
ляндии и поддержание добрососедских отношений со сво-
им главным соседом — с Советской Россией приведут к
укреплению независимости Финляндии и к достижению ею
двух ближайших целей: к выводу русских войск и к уста-
новлению наиболее благоприятной для Финляндии восточ-
ной границы.
Однако экстремистские буржуазные круги, а также се-
нат оставались глухими ко всем этим призывам. Во второй
половине января 1918 г. они усилили свою ориентацию на
Германию и не были намерены отступать с этого пути.
Таким образом, уже к середине января в Финляндии вы-
явились две линии внешней политики: нейтральная и про-
германская, причем последняя побеждала.
Чем же мотивировалась ориентация Финляндии на Гер-
манию и к чему логически вела эта внешнеполитическая
линия?
Отношение буржуазного правительства Финляндии
к Советской России в январе 1918 г.
Ориентация на Германию объяснялась несколькими
причинами. Если, однако, оставить в стороне тесные эко-
номические связи Финляндии с германским капиталом, а
точнее, заинтересованность германских монополий в фин-
ляндских природных ресурсах, а также вынести за скобки
довольно сомнительную, по усиленно рекламировавшуюся
«близость культуры» и «духовное родство» германского и
финского народов, то собственно для Финляндии сотрудни-
чество с Германией могло быть полезно лишь в случае,
если Германия выступила бы в качестве военного и поли-
тического заступника Финляндии. Именно с этой точки
зрения оценивала необходимость ориентации на Германию
финляндская буржуазия, по крайней мере ее решающее,
активистское ядро. Но тогда возникал вопрос: от кого мог-
ла бы и должна была бы защищать Финляндию Германия,
нужно ли было Финляндии это заступничество и какую
цену должна была бы заплатить Финляндия за германскую
военную или политическую помощь, если бы такая помощь
понадобилась?
Иными словами, ориентация на Германию должна бы-
ла иметь для финнов какой-то смысл, какую-то ценность,
иначе она была бы непонятной и, более того, абсурдной,
214
особенно если сравнить ее с той очевидно более выгодной
для национальных интересов Финляндии перспективой,
которую сулил нейтралитет.
Германия, являвшаяся противником России в мировой
войне, вела в это время мирные переговоры с Советской
Россией в Брест-Литовске, так как была заинтересована
в прекращении военных действий на восточном фронте и в
переброске своих войск па западный фронт, где усилива-
лось давление Антанты. Таким образом, сам факт ориента-
ции на Германию ставил Финляндию в положение против-
ника Антапты, вовлекал молодое финляндское государство
в противоречия великих держав и тем самым подвер-
гал риску только что приобретенную независимость. Уже
одно это было крайне невыгодно для национальных инте-
ресов Финляндии. Но этим дело не ограничивалось: ориен-
тация на Германию ставила Финляндию почти автомати-
чески в положение противника своего восточного соседа —
Советской России, была чревата ухудшением советско-фин-
ляндских отношений.
Однако перспектива ухудшения отношений с Советской
Россией не пугала финляндское правительство. Наоборот,
именно к этому ухудшению оно и стремилось. Более того,
для финляндских буржуазных экстремистов ориентация на
Германию приобретала свою ценность именно потому, что
таким путем неизбежно создавалась юридическая и поли-
тическая основа для ухудшения советско-финляндских от-
ношений, для проведения политики, враждебной Советской
России.
Чем же вызывалось подобное, на первый взгляд неле-
пое, ничем не оправданное, а по существу, авантюрное и
рискованное для Финляндии стремление к обострению
отношений с Советской республикой?
По крайней мере два обстоятельства имели для этого
решающее значение: во-первых, исчезновение привычного
«русского пугала» из мышления финляндского народа
создавало целый ряд неудобств для финляндской буржуа-
зии. Наряду с боязнью инфильтрации в Финляндию «раз-
лагающих» идей большевизма финляндская буржуазия
опасалась главным образом того, что с исчезновением «на-
следственного врага», с прекращением «национальной»
священной борьбы с ним рассыплется некогда единый на-
циональный лагерь и тем самым буржуазия утратит ту
роль вождя нации, к которой она привыкла и сохранить
которую она хотела во что бы то ни стало, И чем явствен-
215
нее проявлялись уже первые симптомы распада «общена-
ционального блока», чем сильнее подвергалась критике
внутренняя политика финляндской буржуазии, тем больше
оснований было у финляндской реакции спешить с обост-
рением советско-финляндских отношений. Это обострение
нужно было как воздух для финляндской буржуазии преж-
де всего по внутриполитическим причинам, и она решила
не останавливаться ни перед чем, чтобы такое обострение
создать.
Но была и другая, не менее важная для финляндской
буржуазии причина, по которой также было желательно
обострить отношения с Советским государством. Эта при-
чина носила внешнеполитический характер. Дело в том,
что легкость и быстрота, с какой Финляндия получила не-
зависимость от Советского правительства, создали, к со-
жалению. у финляндских правящих кругов представление
о крайней «слабости» большевиков и отсюда вызвали за-
поздалые сожаления о том. что финны «продешевили», что
с «Советов» можно было бы сорвать значительно больше.
Это узкокорыстное, недальновидное, пронизанное полити-
ческим провинциализмом суждение послужило одним из
отправных пунктов для формирования нереалистических
установок финляндской внешней политики, рассчитанных
на возможность территориального расширения за счет Со-
ветской России. Предварительное обострение отношений с
Советской Россией должно было облегчить финляндской
стороне предъявление Советскому правительству террито-
риальных претензий.
Таковы были основные причины, по которым финлянд-
ская буржуазия вступила на путь внешнеполитической
ориентации на Германию, по которым она домогалась лю-
бой ценой дружбы и сотрудничества с германским импе-
риализмом. Германия должна была, по мысли финлянд-
ского руководства, поддержать в военном и политическом
отношениях экспансионистскую политику Финляндии, на-
правленную против Советской России, а также укрепить
политическое положение финляндской буржуазии в самой
Финляндии. Упованием на то. что Германия выполнит эту
роль, и объясняется та настойчивость, с которой финлянд-
ские активисты добивались в январе 1918 г. утверждения
ориентации на Германию в качестве основной линии
внешней политики. То, что эта линия неизбежно предпола-
гала ухудшение отношений с Советской Россией, было
совершенно ясно сторонникам и противникам германской
216
ориентации в среде финляндской буржуазии. Последние,
понимая всю пагубность для национальных интересов Фин-
ляндии антисоветской линии, пытались воззвать к голосу
разума, обратить внимание финляндских руководящих дея-
телей, и в частности Свинхувуда, на то, что отношения с
Советской Россией как с самым большим соседом Финлян-
дии не могут зависеть от субъективных симпатий или анти-
патий финнов к большевизму, а должны строиться на уче-
те непреходящих, объективных факторов. Ю. К. Паасики-
ви указывал в связи с этим, что правильная политика
любой малой страны в Северо-Восточной Европе, соседней с
Советской Россией, состоит в том, чтобы поддерживать с
русскими нормальные, хорошие, добрососедские отношения.
Сторонники политики нейтралитета указывали также,
что ошибочность курса на игнорирование Советской России
уже была доказана в течение ноября — декабря 1917 г. и
что еще более откровенная и усиленная антисоветская по-
литика не принесет никакой пользы Финляндии, в то вре-
мя как курс на нейтралитет вызовет доверие к финнам у
Советской России и ускорит разрешение вопроса о выводе
русских войск из страны.
Однако все эти ясные и убедительные доводы были не
только отвергнуты, но и заклеймены как «антипатриотиче-
ские», «прорусские» и даже «предательские», хотя именно
они могли бы спасти Финляндию от вступления на путь
авантюристической, опасной для ее национальных инте-
ресов внешней политики. Но жребий был брошен. Свин-
хувуд прочно взял с середины января 1918 г. в свои собст-
венные руки руководство финляндской внешней полити-
кой. В течение последней недели января были сделаны
шаги, имевшие целью обострить советско-финляндские от-
ношения, хотя ориентация на Германию все еще держа-
лась в секрете.
Предлогом для обострения был выбран вопрос о русских
войсках в Финляндии, вопрос, вокруг которого легче всего
можно было возбудить национальные чувства финнов. Вы-
вод русских войск из Финляндии был важен для правитель-
ства Свинхувуда по многим соображениям. Отсутствие рус-
ских революционных войск в Финляндии, во-первых,
создавало необходимые предпосылки для расправы с фин-
ским революционным движением; во-вторых, облегчало
финнам предъявление Советской России территориальных
претензий; в-третьих, открывало подступы к Петрограду и
давало в руки Финляндии возможность в любую минуту
217
придвинуть к Советской России германский фронт для ока-
зания давления на Советское правительство в нужном Фин-
ляндии и Германии направлении.
Неудивительно, что социал-демократы, сознававшие,
что вывод русских войск из Финляндии необходим как за-
вершение ее полной самостоятельности, в то же время под-
черкивали, что до окончания мировой войны, а тем более
до подписания мира между Россией и Германией русские
войска не могут быть выведены, ибо они нужны для защи-
ты завоеваний революции от покушений германского им-
периализма. Кроме того, изолированность русских войск
от внутриполитической жизни Финляндии, их полное не-
вмешательство во внутренние финляндские дела были на-
столько ясным и проверенным фактом, что практически
пребывание русских войск на территории Финляндии не
мешало финнам и пе вызывало у них беспокойства Хотя
это заявление в пользу оставления русских войск было
сделано социал-демократами Финляндии 21 января 1918 г.,
однако 24 января правительство Свипхувуда демагогически
1 Политика Советского правительства и политических орга-
нов русских войск, находившихся в Финляндии, как до, так и
после предоставления независимости Финляндии, то есть и в де-
кабре 1917 г., и в январе 1918 г., последовательно состояла в том,
чтобы не вмешиваться во внутренние дела Финляндии. Приве-
дем только два документа на этот счет. В декабре 1917 г. Центро-
балт, Обком армии и флота, Гельсингфорсский исполком Совета
депутатов армии, флота и рабочих обратились к войскам и все-
му русскому населению Финляндии с воззванием: «В разное
время местными высшими демократическими организациями из-
давались распоряжения и приказы, в которых местному русскому
населению категорически запрещалось принимать участие во
внутренних делах Финляндии. Настоящим все эти распоряжения
лишний раз подтверждаются и все русское население Финлян-
дии призывается к соблюдению абсолютного невмешательства в
финляндские дела.
Виновные в неисполнении сего приказа будут привлекаться
к ответственности и судимы по всей строгости военного и рево-
люционного времени» («Известия Гельсингфорсского Совета»,
25. XII. 1917). Месяц спустя, 22 января 1918 г., когда внутрипо-
литическая обстановка в Финляндии стала обостряться, предсет
датель военного отдела Областного комитета армии и флота на-
правил телеграмму армейскому комитету 42-го армейского кор-
пуса, где требовал «пе вмешиваться в дела Финляндии, ибо
Финляндия — самостоятельное государство» (ЦГВИА, ф. 2262,
on. VIII, д. 41, л. 13). Помимо этого, центральные органы госу-
дарственной власти Советской России в тот же период, то есть
в конце января 1918 г., направили распоряжение русским вой-
скам в Финляндии соблюдать нейтралитет в борьбе Красной
гвардии и щюцкоров, о чем см. ниже.
?18
обратилось ко всем иностранным капиталистическим дер-
жавам, признавшим Финляндию, а также к Англии, кото-
рая не признала ее, с провокационным призывом оказать
давление на Советскую Россию и заставить ее вывести вой-
ска из Финляндии, ибо будто бы только это и угрожает
финляндской независимости. Два дня спустя, 26 января,
сенат в обращении к финляндскому народу заявил, что
хаос и анархия, царящие в стране, являются исключитель-
но следствием пребывания русских войск, что якобы дела-
ет немыслимым национальное существование фипнов.
В этих обоих заявлениях не было ни капли правды.
Они коренным образом извращали действительное положе-
ние в стране и были целиком рассчитаны на пропагандист-
ский эффект.
Целью этих заявлений финляндского правительства бы-
ло сделать Советскую Россию и русские войска ответствен-
ными за то, что буржуазия теряла контроль над положени-
ем в стране, стоявшей на пороге рабочей революции.
Действительно, в ночь с 27 па 28 января 1918 г. в Гель-
сингфорсе началась революция под руководством левого
крыла финляндской социал-демократии, но она была внут-
ренним делом Финляндии и никоим образом не была свя-
зана с пребыванием там русских войск.
Советская политика в отношении Финляндии
в январе 1918 г.
Как же па самом деле обстоял вопрос о русских войсках
в Финляндии, каково было их значение и какова была
позиция Советского правительства по вопросу об их ис-
пользовании и эвакуации?
К моменту свершения Октябрьской революции в рус-
ских войсках на территории Финляндии находилось при-
мерно около 100 тыс. человек, которые несли охрану края
от нападения Германии.
В течение первых же двух месяцев после Октября
большая часть этих войск была отозвана в Советскую
страну, в частности в Петроград. Однако продолжавшееся
состояние войны с Германией делало необходимым для
Советского правительства задержать в Финляндии хотя
бы самый ограниченный минимум военной силы для
прикрытия дальних подступов к Петрограду. К моменту
предоставления независимости Финляндии, то есть к на-
чалу января 1918 г., около 40 тыс. солдат все еще оста-
219
вались в Финляндии. Они дислоцировались в основном В
районах Выборга, Гельсингфорса и в юго-западной части
Финляндии. Хотя это был предельный минимум с воен-
ной точки зрения, Советское правительство, учитывая,
что Финляндия стала независимой, решило после 4 янва-
ря 1918 г. пойти на дальнейшее сокращение своих воору-
женных сил в Финляндии. В середине января был дан при-
каз о демобилизации лиц призыва 1902 г., а также всех
старших возрастов, не демобилизованных в декабре 1917 г.
Однако демобилизация несколько замедлилась из-за
нехватки подвижного железнодорожного состава, причем
финляндская сторона начиная с середины января вместо
содействия демобилизации стала практически препятст-
вовать ей. В то же время, как мы видели выше, требова-
ния о выводе русских войск со стороны финляндского
правительства усилились. В этой обстановке Советское
правительство создало 17—22 января специальный коми-
тет по демобилизации войск в Финляндии, которому было
поручено разработать меры по ускорению демобилиза-
ции, в частности изыскать необходимый транспорт и на-
ладить беспрепятственную отправку эшелонов, поскольку
к этому времени имелись случаи нападений шюцкоровцев
на воинские эшелоны и задержки их в пути. 25 января
комитет отдал приказ о демобилизации нового континген-
та войск — лиц призыва 1903 г. Несмотря на это, как мы
видели выше, правительство Свинхувуда на следующий
день не постеснялось обвинить большевиков в отказе от
вывода войск. Более того, русские войска и гарнизоны
стали в последнюю неделю января предметом повсемест-
ного нападения шюцкоровцев, наиболее крупное из кото-
рых произошло 25 января в Выборге. Вслед за тем 27—
28 января белые отряды Маннергейма произвели внезап-
ное тотальное разоружение русских войск и гарнизонов
в Эстерботнии. При этом бдительность русских войск была
усыплена предварительной официальной договоренностью
финляндского правительства с советскими военными вла-
стями и Центробалтом о невмешательстве русских солдат
и матросов во внутренние финляндские дела. Советская
сторона свято соблюдала эту договоренность: даже 26 ян-
варя, когда русские войска были атакованы шюцкоровца-
ми в Выборге, был получен категорический приказ Под-
войского воздержаться от всякого вмешательства в
финляндские дела. И когда в ночь с 27 на 28 января в
Гельсингфорсе началась рабочая революция, русские вой-
220
ска сохраняли строгий нейтралитет. Даже 29 января, ко-
гда правительство Свинхувуда уже не контролировало
положения в стране, нарком по военным делам телегра-
фом подтвердил Свинхувуду, что Советское правительство
полностью стоит на позиции невмешательства русских
войск во внутренние дела страны и согласно на их самый
скорый вывод, чему препятствует в значительной степени
сама финляндская сторона, подвергающая русские части
и эшелоны непрерывным нападениям.
Следует подчеркнуть, что Советское правительство
последовательно осуществляло эвакуацию русских войск
из Финляндии в течение следующего месяца, не прервав
ее даже в связи с революцией в Финляндии. Так, уже
5 февраля был отдан приказ о демобилизации солдат и
матросов призывов 1904, 1905, 1906 и 1907 гг., затем
9 февраля последовала демобилизация призывов 1908 и
1909 гг. и, наконец, 11 февраля была объявлена демоби-
лизация всех возрастов, призванных за период с 1910 по
1914 г. включительно.
Таким образом, начав вывод своих войск еще до офи-
циального предоставления независимости Финляндии,
Советское правительство неуклонно продолжало делать
это и при буржуазном правительстве Свинхувуда, хотя
финляндская буржуазия и своими политическими шага-
ми (отказ от нейтралитета, ориентация на Германию),
и практическими действиями (отказ предоставлять под-
вижной состав, нападения на русские войска и эшелоны)
фактически препятствовала эвакуации русских войск. Ус-
корение вывода русских войск после рабочей революции,
когда указанные мешающие моменты отпали, лишний раз
доказывает, что главным препятствием на пути достиже-
ния взаимопонимания и доверия между Финляндией и
Советской Россией в этот период была явно антисоветская
политика финляндской буржуазии.
При этом чрезвычайно важно подчеркнуть, что ан-
тисоветское направление внешней политики финляндской
буржуазии возникло и оформилось уже в конце декабря
1917 — начале января 1918 г. сразу же после получения
Финляндией независимости из рук Советского правитель-
1 Уже 25 декаря 1917 г. В. И. Ленин отметил начало процес-
са борьбы буржуазного националистического. финляндского сей-
ма (т. е. официальной буржуазной Финляндии) против Советской
республики, Советской власти (см. В. И. Ленин, Полное собра-
ние сочинений, т. 35, стр. 164).
221
ства, то есть в период, когда советско-финляндские от-
ношения не были омрачены никакими побочными явле-
ниями, когда на них еще не ложилась тень гражданской
войны и иностранной интервенции.
Этот факт крайне важно отметить, ибо финляндская
буржуазия на протяжении десятилетий настойчиво и не-
безуспешно проводила мысль, что ненависть к Советской
России и антисоветская политика возникли в результате
гражданской войны в Финляндии, в которой якобы по-
винна была Советская Россия, внесшая якобы семена
раздора в мирное финляндское общество.
Эта легенда, возведенная в свое время в ранг нацио-
нального символа веры, долго служила, да и сейчас слу-
жит, маскировкой антинациональной, антипатриотичной
сущности внешней политики финляндской реакционной
буржуазии. Опа удобно взваливала всю вину за «откры-
тие огня» на советский народ и позволяла финляндским
белогвардейцам в любом случае становиться в позу ос-
корбленной невинности.
И все это достигалось весьма легким, простым путем:
маленькой, едва заметной поправкой к хронологии —
простым перенесением даты рождения антисоветской
внешней политики всего на месяц или даже на неделю-
полторы позже, чем это произошло на самом деле. По-
правка была невелика, но искажение истории, достигав-
шееся с ее помощью, оказывалось грандиозным.
Вот почему на этом нельзя не остановить внимания.
Вот почему столь важно еще и еще раз зафиксировать
точный исторический момент окончательного оформления
антисоветской внешнеполитической линии финляндской
буржуазии — середина января 1918 г. Ибо этот момент
дает совершенно иное объяснение и иное освещение всей
последующей исторической картине. Более того, такая
антисоветская внешняя политика не была спровоцирова-
на какими-то антифинскими действиями Советского госу-
дарства. Это тоже крайне важно отметить. Эта политика
логически родилась из отказа финляндских правящих
кругов вступить на путь добрососедских отношений и со-
глашения с Советской Россией, из игнорирования, недо-
оценки Советского государства и, наконец, из прогерман-
ской ориентации.
В. И. Ленин еще в конце 1917 г. указывал, что перед
Финляндией в обстановке того времени открывались две
возможности внешней политики — либо ориентация па
222
Германию, либо позиция, дружественная Советской Рос-
сии Третьего не дано. Одно исключало другое. Поэтому
ориентация на Германию должна была с логической неиз-
бежностью привести Финляндию к антисоветской по-
литике.
Советское правительство было заинтересовано в том,
чтобы Финляндия была дружественной или хотя бы про-
сто миролюбивой, пе настроенной враждебно соседкой.
Поэтому оно старалось облегчить Финляндии ее выбор.
Ойо, говоря словами Ленина, сознательно завоевывало
симпатии Финляндии, ибо прекрасно видело, к чему мо-
гут привести отсутствие доверия и прогерманская поли-
тика Финляндии в исторической перспективе. Однако
курс Советского правительства на доверие был отвергнут
финляндской буржуазией. Рука, протянутая Советским
правительством Финляндии, осталась висеть в воздухе.
Одновременно правительство Свинхувуда затоптало, по-
давило в самой Финляндии первые ростки нового отно-
шения к России, ростки объективной, разумной нацио-
нальной финляндской внешней политики, заключающейся
в провозглашении необходимости сохранения добрых от-
ношений со всеми соседями, в том числе и с восточным.
Из двух возможных вариантов внешнеполитического
курса финляндская буржуазия избрала наиболее риско-
ванный, наиболее опасный для национальной независимо-
сти страны.
Глава IV
Саветсно-фннляндскне отношения в период рабочей
революции в Финляндии (28 января —5 мая 1918 г.)
Разразившаяся в Финляндии 27—28 января 1918 г. ра-
бочая революция была неожиданностью для Советского
правительства, по неожиданностью, несомненно, прият-
ной, желанной и потому встреченной с энтузиазмом. Хотя
в Советской России в это время еще пе были известны
внешнеполитические планы буржуазного правительства
1 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 115;
см. также J. Paasivirta. Finland аг 1918 och relationerna till
utlandet, Helsinki, 1962, s. 95.
223
Финляндии, германская ориентация которого не сказалась
еще в полную силу, Советское правительство тем не ме-
нее испытывало чувство облегчения и удовлетворения,
узнав о падении буржуазной власти в Финляндии, ибо
Советскому правительству как правительству рабочих и
крестьян не могло быть безразлично, будет ли в Финлян-
дии у власти пролетариат или буржуазия. Классовый
союзник был при всех условиях предпочтительнее клас-
сового врага в качестве соседа, особенно в тревожной и
тяжелой обстановке того времени, когда Советскому госу-
дарству приходилось вести ожесточенную борьбу за свое
существование. Но и помимо этих чисто государственных
соображений Советское правительство было радо победе
революции в Финляндии из чувства классовой солидар-
ности с финляндским пролетариатом. Это чувство, естест-
венно, усиливало симпатии Советского правительства к
новой власти, к правительству Совета Народных Упол-
номоченных (СНУ) в Финляндии, но ничего не изменяло
в то же время в принципиальном отношении Советской
России к Финляндии как к независимой зарубежной
стране и к финляндскому народу как к самостоятельной
нации. Стратегическая линия «финляндской» политики
Советского государства оставалась непоколебимой как в
случае пребывания у власти в Финляндии буржуазного,
так и пролетарского правительства. Уважение националь-
ных интересов, невмешательство во внутренние дела и
поддержание отношений доброго соседства были и остава-
лись при всех обстоятельствах основными, непременными
элементами этой линии.
Однако помимо отношений по государственной линии
рабочее правительство Финляндии как правительство со-
юзника по классу могло рассчитывать и на особое отно-
шение к нему Советской России по партийной линии, что
вносило в государственные отношения большую простоту,
сердечность, создавало обстановку высокого доверия.
Именно это обстоятельство служило дополнительным
фактором, укреплявшим советско-финляндские отношения
в период рабочей республики.
Таким образом, в отношениях с рабочим правитель-
ством Финляндии Советская Россия получила гораздо
большую возможность яснее проявить свой внешнеполи-
тический курс в отношении Финляндии. Эта возможность
открывалась уже в силу одного того простого факта, что
правительство СНУ не игнорировало Советскую Россию,
224
как это делало правительство Свинхувуда, и тем самым
создавало условия для широкого внешнеполитического
диалога, шло охотно на этот диалог, в то время как бур-
жуазное правительство Финляндии всеми возможными
способами демонстрировало свое откровенное нежелание
вести такой диалог с большевиками, не раз прикидыва-
ясь глухим и слепым к доброжелательным акциям совет-
ской внешней политики. Следовательно, уже один факт
желания со стороны рабочего правительства СНУ всту-
пить в общение с Советской Россией существенно, резко
отличал советско-финляндские отношения периода фев-
раля — апреля 1918 г. от отношений предшествовавшего
периода (ноябрь 1917 — январь 1918 г.).
Конечно, этот факт покоился в первую очередь на
классовой близости, классовой родственности рабочего
финляндского правительства и рабоче-крестьянского Со-
ветского правительства, но это не значит, что такой подход
к вопросу исключался в случае отсутствия общих клас-
совых интересов у правительств Советской России и Фин-
ляндии.
Наличие общности классовых интересов было, следо-
вательно, характерной чертой советско-финляндских от-
ношений в феврале — апреле 1918 г. Эти отношения
строились на ясной классовой, пролетарской основе, их
базой была международная пролетарская солидарность.
Естественно, это делало их более доверительными.
Вот почему именно на эту сторону обычно обращают
внимание исследователи. Но обращают однолинейно,
слишком упрощенно, ибо, кроме отношений классовой со-
лидарности, кроме вытекающих из этих отношений актов
поддержки Советской Россией финляндского рабочего
правительства как своего брата по классу, ничего не за-
мечают. Отсюда и проистекает то, что разница между
взглядом на эти отношения у исследователей разных
идеологических толков состоит иногда лишь в том, что
историков социалистической страны обычно восхищает
классово дружественный характер отношений, а буржуаз-
ных историков именно это возмущает, причем последние
даже черпают в восхищении своих противников наиболее
убедительный аргумент в пользу своего неверного тезиса
о зависимости правительства СНУ и его внешней поли-
тики от Советской России.
Между тем, увлекаясь описанием классово дружест-
венного характера советско-финляндских отношений в пе-
8—225
225
риод революции 1918 г. в Финляндии, сосредоточивая на
показе, на подчеркивании этого нового характера отно-
шений весь свой пафос, исследователи1 совершают не-
вольную ошибку, известную в логике под названием «под-
мена тезиса», ибо совершенно не анализируют, не обра-
щают должного внимания на содержание этих отношений,
на ту, так сказать, субстанцию, без которой не может
существовать никакой характер отношений.
Вот почему, всемерно подчеркивая новый, ярко вы-
раженный классово дружественный характер отношений
Советской России и революционной Финляндии, отмечая,
что в основе этих отношений лежала классовая солидар-
ность пролетарских государств, мы в то же время дол-
жны смотреть на отношения этих двух государств не
только в идеологическом плане, но и гораздо шире, мы
должны разобрать также фактическое содержание этих
отношений.
Вопрос, следовательно, должен быть поставлен так:
имелось ли в содержании советско-финляндских отноше-
ний периода революции 1918 г. что-либо столь сущест-
венно важное для национальных интересов Финляндии,
для путей складывания ее дальнейших исторических
судеб и ее внешней политики, чего не было или что было
упущено в отношениях между Советской Россией и бур-
жуазной Финляндией? И чем отличались (кроме клас-
сово дружественного характера) отношения Советской
России с революционной Финляндией от отношений, до-
стигнутых с Советской страной буржуазной Финляндией?
Одной из особенностей советско-финляндских отноше-
ний февраля — апреля 1918 г. было то, что это был пер-
вый, дотоле неизвестный в мире пример внешнеполитиче-
ских отношений двух пролетарских государств. При этом
нельзя упускать из виду, что для тех, кто формировал и
направлял эти отношения, то есть для руководства Со-
ветской России и революционной Финляндии, все было
1 См. И. И. С ю к и я й н е н, Революционные события 1917—
1918 гг. в Финляндии, Петрозаводск, 1962 (стр. 237—243 — о совет-
ско-финляндских отношениях); В. М. Холодковский, Рево-
люция в Финляндии и германская интервенция, М., 1967
(стр. 121—148 — 0 советско-финляндских отношениях); М. М. Ко-
ронен, Финские интернационалисты в борьбе за власть Сове-
тов, Л., 1969. Даже в этих специальных работах вопрос об ана-
лизе содержания советско-финляндских отношений в 1918 г. не
ставится; тем более его обходят в популярной литературе.
226
точно так же ново, неизвестно и непривычно, как и для
тех, кто наблюдал за событиями издалека и со стороны.
Оба правительства руководствовались в своих дейст-
виях в первую очередь принципами международной про-
летарской солидарности. Но, вместе с тем, Советское
правительство исходило в своей политике и из марксист-
ского анализа конкретной исторической обстановки, глав-
ным образом международной, а правительство СНУ при-
нимало во внимание также исторические традиции и
национальные предубеждения финского народа. Таким
образом, теоретическая основа внешнеполитических дей-
ствий Советского и финляндского правительств была да-
леко не столь одинаковой, как об этом принято судить.
Первым внешнеполитическим актом правительства
СНУ была нотификация всем иностранным государствам
о вступлении в управление страной революционного пра-
вительства. Но если в отношении всех государств это
было сделано обычным дипломатическим путем через со-
ответствующие консульства в Хельсинки, то в отношении
Советской России было сделано исключение. Обычная
нота была заменена приветствием Советскому правитель-
ству, где содержалась информация о переходе власти в
Финляндии в руки рабочего правительства СНУ. Ответ-
ное приветствие Совнаркома РСФСР от 30 января 1918 г.
было не просто послано, но специально привезено в Хель-
синки членом Совнаркома РСФСР II. Прошьяном. Это бы-
ла новая форма признания между пролетарскими госу-
дарствами, форма, не соблюдавшая прежние формально-
сти, но, по существу, более уважительная, подчеркивавшая
в первую очередь не юридические, а идеологические мо-
менты — классовую солидарность пролетариата обоих го-
сударств ’. Одновременно с Советским правительством и
даже в некоторых случаях ранее, то есть на другой же
день после революции, СНУ как «социалистическое пра-
вительство Финляндской республики» было признано
(также в форме приветствий) тремя русскими револю-
ционными организациями в Финляндии (Центробалтом,
Гельсингфорсским Совдепом и Облкомом армии, флота и
рабочих Финляндии).
1 В связи с этим странно выглядит заявление серьезного
финского историка Ю. Паасивирта, что Советское правительство
не признало СНУ, ибо в его приветствии не было слова «при-
знание» (см. J. Paasivirta, Finland аг 1918, s. 70). Признанием
был сам акт приветствия — акт, последовавший немедленно.
8*
227
В специальном приветствии, направленном рабочему
правительству Финляндии советской дипломатической де-
легацией на переговорах в Брест-Литовске, кратко, но
точно указывалось на наличие общих идеологических и
политических позиций у Советской России и пролетар-
ской Финляндии («пролетарская солидарность», «одни
враги и одни друзья», «общие идеалы» и «общие пути»).
Вся политика Советского правительства в отношении
Финляндии в период февраля — апреля 1918 г. последо-
вательно исходила из этой общности политических инте-
ресов двух государств.
Как известно, Советское правительство оказывало ре-
волюционной Финляндии разнообразную помощь: эконо-
мическую, военную, морально-политическую и гуманитар-
ную. Характер этой помощи был искренний, бескорыст-
ный и, более того, самоотверженный. Советская Россия,
сама крайне нуждавшаяся в хлебе, одежде, оружии, де-
лилась, а чаще всего даже не делилась, а просто отдавала
последнее, чтобы помочь финляндским рабочим. Ознаком-
ление с конкретными примерами продовольственной
помощи буквально потрясает, ибо сталкиваешься с фак-
тами массового героизма русских, чаще всего петроград-
ских, рабочих, голодавших в течение нескольких месяцев
(еще 15 января 1918 г. Ленин в телеграмме на имя
С. Орджоникидзе в Харьков писал: «...Хлеба, хлеба и
хлеба!!! Иначе Питер может околеть»1), питавшихся
одной кислой капустой, но посылавших в Финляндию
сотни вагонов продовольствия — пшеницы, риса, овса, яч-
меня, прибывавших из Сибири, Урала, Южной России для
голодающих. Кроме того, в феврале — апреле 1918 г. в
Финляндию поставлялись такие товары, которые были
для России того времени остродефицитными: жмыхи, ко-
жа, ткани и даже... нефть! И все это — по предельно
низким ценам, а иногда и бесплатно (хлеб) и притом без
всякого недовольства, даже с энтузиазмом со стороны рус-
ских рабочих. Это была не просто помощь одного прави-
тельства другому, хотя бы и дружественному. Нет, это
была помощь рабочих России рабочим Финляндии, по-
мощь, так сказать, выходящая и по своему характеру, и по
содержанию за рамки обычной государственной помощи и
превращавшаяся в народную добровольную помощь, ибо
в основе ее лежал сознательный отказ русских рабочих
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 50, стр. 30.
228
от самого необходимого в пользу финских трудящихся.
Вряд ли мы сможем найти в истории другой подобный
пример.
G тем большей горечью приходится констатировать,
что в целом ряде случаев собранное с таким трудом рус-
скими рабочими продовольствие не доходило до финских
рабочих, а в результате диверсий, обмана и предатель-
ства пропадало, уничтожалось или оказывалось в руках
противника.
Таким образом, песмотря па крайнее напряжение уси-
лий Советской России, песмотря на жертвы, которые она
приносила, и несмотря на искреннее желание русских
рабочих всемерно помочь финским братьям по классу,
результаты советской помощи, ее эффективность не соот-
ветствовали затрачиваемым усилиям. Особенно это отно-
сится к военной помощи. О военной помощи Советской
России революционному правительству СНУ в финлянд-
ской исторической литературе все еще существуют невер-
ные представления. И дело не только и даже пе столько
в том, что это представления преувеличенные. Суть дела
в том, что это обычно представления искаженные как в
фактическом, так и в юридическом, и историческом отно-
шениях. Вот почему было бы неправильно обходить мол-
чанием этот вопрос.
Прежде всего следует указать, что военная помощь,
которую Советская Россия пыталась оказать правитель-
ству СНУ, состояла в помощи оружием, людьми и в обу-
чении финских революционных войск. Но все эти виды
военной помощи могли оказываться Советским правитель-
ством фактически только до 10 февраля, то есть до раз-
рыва советско-германских переговоров в Брест-Литовске,
когда немцы прорвали фронт и начали широкое наступ-
ление на Россию, а юридически — до 18 февраля, когда
Советская Россия приняла условия Брестского мира с
Германией (и даже до 3 марта 1918 г.— до формального
подписания Брестского мира). Таким образом, примерно
до середины февраля, в течение двух недель, Советское
правительство имело полное юридическое основание ока-
зывать помощь признанному им правительству СНУ.
Реально речь шла в это время о помощи оружием, постав-
ки которого в Финляндию, кстати говоря, не были нару-
шением буквы договора, ибо там речь шла лишь о выводе
войск из Финляндии. Но у Советской республики самой
не хватало оружия, и поэтому Советское правительство
229
в течение столь краткого срока не могло оказать тайую
помощь вооружением, которая бы внесла существенные
изменения в военный потенциал финских революцион-
ных войск.
Что же касается помощи людьми, то до середины фев-
раля такая помощь не оказывалась, хотя тогда была воз-
можность оказать эту помощь, используя целые воинские
части. Это происходило потому, что русские войска по-
лучили приказ от командования 42-го армейского кор-
пуса в Финляндии о соблюдении нейтралитета и о невме-
шательстве во внутренние дела Финляндии, что в зна-
чительной мере было результатом ловкой тактики
буржуазного правительства Свинхувуда, отчасти достиг-
шего по этому вопросу договоренности с русскими воен-
ными властями в Финляндии, отчасти обманувшего рус-
ские войска прямым призывом Маннергейма соблюдать
нейтралитет, так как белая армия воюет не против рус-
ских войск, а против «красных хулиганов». (В заявле-
ниях для Запада Маннергейм, наоборот, подчеркивал, что
воюет именно за изгнание русских войск из Финляндии.)
Кроме того, в течение 5—11 февраля, как указывалось
выше, происходила демобилизация русских военнослужа-
щих призывов 1904—1914 гг., то есть одиннадцати воз-
растов, которые, естественно, спешили вернуться на ро-
дину. После же 3 марта оказание какой-либо помощи
войсками стало вообще невозможно отчасти по условиям
Брестского мира, отчасти и по фактическому состоянию
дел, ибо оставшиеся и сильно поредевшие в результате
многочисленных демобилизаций войска были небоеспо-
собными и зачастую не имели необходимого комплекта
оружия. Часть этих войск при эвакуации в Россию под-
вергалась неспровоцированным нападениям со стороны
щюцкоровцев, егерей и других частей Вазаского буржуаз-
ного правительства. В таких случаях русские войска вы-
нуждены были обороняться (поскольку перед ними стоя-
ла задача сохранить не только себя, по и принадлежавшее
Советской России имущество, стоившее колоссальных
сумм). Но такое положение имело место лишь до середи-
ны февраля. Начиная с середины февраля в военных
действиях на стороне революционного правительства
Финляндии принимали участие лишь добровольцы, то
есть те русские солдаты и матросы, которые после демо-
билизации, став уже гражданскими лицами, пожелали
добровольно остаться в Финляндии и помогать финским
230
рабочим. Общее число таких добровольцев за все время
гражданской войны в Финляндии не превышало 3 тыс.
человек, а после 3 марта 1918 г. их осталось в рядах
финской Красной гвардии всего около 1 тыс. человек.
Это было гораздо менее числа иностранных (шведских и
других скандинавских) добровольцев, участвовавших в
гражданской войне на стороне белых войск. При этом
надо иметь в виду, что незнание финского и шведского
языков было существенным дополнительным моментом,
еще более снижавшим эффективность использования рус-
ских добровольцев с военной точки зрения. Языковой
барьер очень мешал и осуществлению третьего вида воен-
ной помощи — обучению военному делу финляндских ре-
волюционных войск русскими военными специалистами.
Стремление помочь финнам в этом отношении имелось,
но реализовать его в большинстве случаев не удавалось
из-за незнания русскими военными специалистами фин-
ского языка.
Таким образом, в вопросе о военной помощи сущест-
вовал значительный разрыв между искренним желанием
советской стороны оказать помощь возможно более суще-
ственным образом и реальными возможностями приведе-
ния этого желания в исполнение.
Та помощь, которая оказывалась, во-первых, была
оправдана в правовом отношении, во-вторых, не вносила
никаких существенных коррективов в увеличение потен-
циала революционных войск в Финляндии и, следователь-
но, не оказывала решающего влияния на ход гражданской
войны и, наконец, в-третьих, во всех отношениях была
скорее актом классовой солидарности, имеющим мораль-
но-политическое, символическое значение, а не военной
акцией со стороны иностранного государства, как это
имело место в случае с германской военной помощью Ва-
заскому буржуазному правительству, оказываемой регу-
лярными частями германской действующей армии и под-
падающей целиком под понятие иностранной интер-
венции.
Из всего вышеизложенного следует, что при оценке
помощи революционному правительству Финляндии со
стороны Советской России нельзя подходить с обычными
и притом формальными мерками. С одной стороны, зна-
чение этой помощи велико с идейно-политической точки
зрения, в то время как, с другой стороны, по конкретно-
количественным показателям эта помощь была весьма
231
скромной и в силу одного этого факта целиком уклады-
вается в понятие помощи, то есть такой акции одного
иностранного государства в пользу другого, в результате
которой средства или люди полностью передаются в рас-
поряжение, в ведение, в управление получающего по-
мощь государства и тем самым лишаются признака своего
иностранного происхождения.
Итак, советская помощь революционному правитель-
ству Финляндии была одним из элементов содержания
советско-финляндских отношений. По своему характеру
она была бескорыстной, дружественной. По своей поли-
тической направленности она была рассчитана на укреп-
ление солидарности трудящихся Советской России и
Финляндии, укрепление дружбы, доверия между финским
и советским народами. Таким образом, будучи безупреч-
ной в правовом и моральном отношениях, советская по-
мощь и в политическом отношении ставила ясные, откры-
тые, законные и полезные для двух соседних государств
цели. В системе советско-финляндских отношений того
времени (февраль — апрель 1918 г.) советская помощь,
конечно, занимала определенное, но далеко не единствен-
ное место. Менее бросающимся в глаза и потому менее
известным был вопрос о принципах государственных вза-
имоотношений с Советской Россией и вопрос о террито-
риальном и имущественном размежевании двух стран.
Получив 30 января признание со стороны Советской
России, особенно красноречиво прозвучавшее на фоне
гробового молчания других государств, Совет Народных
Уполномоченных решил на следующий же день, 31 янва-
ря, обсудить вопрос об отношениях с Советской Россией
как в близкой, так и в более дальней перспективе.
Прежде всего правительство СНУ потребовало от Со-
ветской России ускорить вывод русских войск из Фин-
ляндии, хотя накануне рабочей революции финские со-
циал-демократы понимали, что до подписания мира с
Германией Советское правительство не может полностью
оголить подступы к Петрограду с северо-запада. Теперь,
после совершения революции, они считали, что обстанов-
ка изменилась, поскольку революционная Финляндия
может служить барьером для иностранной интервенции
в Советскую Россию, и потому присутствие русских войск
в Финляндии не вызывается более необходимостью.
Кроме того, СНУ считал, что вывод русских войск
укрепит международное положение Финляндии, повысит
232
престиж рабочего правительства в глазах как иностран-
ных государств, так и непролетарского населения Фин-
ляндии, поскольку это послужило бы ясным указанием
на то, что революционная Финляндия ни в коей мере не
зависит от Советской России. Революционное правитель-
ство Маннера — Сиролы считало даже, что оно должно
всеми силами подчеркивать, что революция в Финляндии
является полностью самостоятельной, не связанной с ре-
волюцией в России, а потому и может рассчитывать на
иное отношение западных держав, чем большевистская
революция в России. Именно исходя из этих соображений,
внешнеполитическая программа правительства СНУ пре-
дусматривала провозгласить Финляндию нейтральным
государством и добиться международных гарантий этого
нейтралитета со стороны великих держав и ближайших
соседей.
СНУ прочно стоял на той позиции, что для Финлян-
дии пригодна только нейтральная внешняя политика, и
потому предлагал Советской России как одной из сосед-
них стран дать Финляндии гарантию уважения ее ней-
тралитета, а также урегулировать все вопросы, вытекав-
шие из акта отделения Финляндии от России, то есть
вопросы принадлежности государственного имущества,
активов и вопросы территориального размежевания
Как известно, Советское правительство сразу же по-
ложительно откликнулось на этот шаг рабочего прави-
тельства Финляндии. В течение первой половины февраля
была ускорена демобилизация русских войск из Финлян-
дии, а для урегулирования остальных практических вопро-
сов советско-финляндских отношений с середины февра-
ля была создана смешанная советско-финляндская ко-
миссия на паритетных началах (по четыре участника с
каждой стороны) 1 2. Именно эта комиссия и занялась под-
1 См. «Tyomies», 1.2.1918.
2 В комиссию от Финляндии входили: Э. Гюллииг, Э. Вал-
пас, О. Токой, Ю. О. Арьяне, то есть большинство в ней принад-
лежало лицам, стоявшим на «твердых» националистических пози-
циях. От Советской России членами комиссии были назначены
А. В. Шотман, В. М. Смирнов, А. Л. Шейнман и К. Шишко, двое
из которых, являвшиеся большевиками, принадлежали к числу
самых благожелательно настроенных к Финляндии людей, лично
связавших еще до революции свою судьбу с Финляндией, а двое
других, принадлежавшие к меньшевикам-интернационалистам,
рассматривали свое участие в комиссии как в значительной сте-
пени «службу» и не особенно старались стоять на страже инте-
ресов Советской России как государства.
233
готовкой советско-финляндского договора, регулирующего
имущественные, территориальные, правовые и транспорт-
но-коммуникационные вопросы.
Вначале комиссия работала в Хельсинки, но затем,
примерно в 20-х числах февраля, перенесла свои заседа-
ния в Петроград. К этому времени международное и
военное положение Советской России ухудшилось: гер-
манская армия наступала на Петроград; Советское пра-
вительство было готово пойти на более тяжелые условия
мира с Германией, чем в январе, лишь бы поскорее до-
стичь прекращения войны. В этой обстановке правитель-
ство СНУ решило ускорить заключение советско-фин-
ляндского договора, где бы ясно было подчеркнуто неза-
висимое положение Финляндии от Советской России,
чтобы у немцев не создалось неверного представления
о Финляндии как части России и чтобы Финляндия могла
рассчитывать на иное к себе отношение, чем к России Ч
Точно так же и перед западными державами, особенно
перед США, СНУ стремился подчеркнуть, что финлянд-
ская революция является не связанным с русской рево-
люцией, совершенно особым, сепаратным от нее событием,
природа которого в силу особого географического положе-
ния Финляндии и своеобразия внутриполитических фин-
ляндских условий совершенно иная, чем в России.
Тактика СНУ в области внешней политики состояла,
таким образом, в том, чтобы привлечь к себе внимание
Антанты как к демократическому, умеренному режиму,
сохранение которого в Финляндии должно было стать бо-
лее выгодным для Антанты, чем установление прогер-
манского Вазаского правительства.
И хотя ни одно из иностранных буржуазных прави-
тельств, кроме правительства нейтральной Швеции, не
выразило своего сочувствия нейтралистским усилиям
правительства СНУ и даже не проявило к ним интереса,
тем не менее принятая правительством СНУ тактика ока-
зывала влияние и на позицию представителей СНУ на
переговорах с Советской Россией.
1 Правительство СНУ обратилось 21 февраля к германскому
правительству, как и к другим буржуазным правительствам ве-
ликих держав, с просьбой о признании, но представители Ваза-
ского правительства в Берлине и в ставке фон дер Гольца пре-
дотвратили всякие шаги Германии в направлении установления
контактов с рабочим правительством Финляндии.
234
Прежде всего это проявилось в выдвижении финлянд-
ской стороной территориальных требований к Советской
России. Речь шла в основном о присоединении к Фин-
ляндии территории Печенги (Петсамо), в результате чего
Финляндия могла бы получить свободный выход к неза-
мерзающему участку побережья Северного Ледовитого
океана, то есть прямую и близкую дорогу в Северную
Атлантику.
Советское правительство без спора согласилось удов-
летворить это требование, хотя таким образом от Совет-
ской республики отходила территория, находившаяся в
составе России с XV в. и никогда не принадлежавшая ни
одному иностранному государству, не говоря уже о том,
что в экономическом отношении это была чрезвычайно
богатая область (никель), имевшая значение для хозяй-
ственного развития молодой Советской республики. Од-
нако финляндская делегация не остановилась на этих
требованиях. С одной стороны, она в каждом конкретном
случае, когда речь шла о проведении советско-финлянд-
ской границы по тому или иному водному рубежу (реке,
фьорду), требовала установить границу не по тальвейгу,
как это обычно принято в подобных случаях, а по вос-
точному (т. е. по русскому) берегу (реки, фьорда), с тем
чтобы каждый водный рубеж целиком оставался в пре-
делах Финляндии. Как правило, советские члены комис-
сии в таких случаях уступали финнам, имея на то об-
щую инструкцию Совнаркома не превращать мелкие
территориальные разногласия в объект споров, памятуя
указание В. И. Ленина, что рабочие, в противоположность
буржуазии, никогда не разойдутся между собой из-за на-
циональных границ, никогда не сделают пограничный
вопрос предметом распрей *. Одиако в двух случаях, ко-
гда речь шла о границе на самом северном участке — по
реке Печенге и в Мотовском заливе (река Петсамо и
фьорд Муотка), советские эксперты (в частности, проф.
Д. И. Рихтер) обратили внимание членов комиссии на
специфичность условий в этом районе и в связи с этим
на невозможность согласиться с требованиями финнов1 2.
1 См. В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 115.
2 Дело в том, что река Печепга и залив Мотовский, будучи
местом нереста и хода семги, служили местом сезонных кочевий
русских лопарей (саамов), обитавших к востоку от этих водных
рубежей. Переход обоих водных источников за границу мог при-
вести к вымиранию и гибели саамского населения тундры,
235
Они рискнули, несмотря на наличие ясной инструкции,
возбудить вопрос перед В. И. Лениным, который даже в
этом случае пошел на территориальную уступку финнам,
оговорив, однако, права приграничного кочевого населе-
ния на переход границы и на доступ к традиционным
источникам промысла. Тогда финляндская делегация, ви-
дя такое доброжелательное отношение советской стороны,
возбудила непосредственно перед Совнаркомом вопрос о
передаче Финляндии всей Русской Лапландии — бассей-
нов Западной и Восточной Лицы, Туломы и Нот-озера.
Вопрос, таким образом, ставился не только о присоеди-
нении к Финляндии безлюдной территории или террито-
рии с редким и частично финским населением, как это
было в случае с Печенгской областью, но и о присоеди-
нении совершенно другого народа — саамов, не говоря
уже о том, что указанная область составляла неотъемле-
мую часть русского государства начиная с IX в.
Совнарком, рассмотрев 28 февраля 1918 г. в третий
раз это новое требование финнов, постановил, что «Лап-
ландия присоединяется к Финляндии, если население,
свободно опрошенное, выскажется за такое присоедине-
ние», то есть и в данном случае не возразил против соб-
ственно территориальной уступки, оговорив лишь инте-
ресы населения Лапландии, поставив уступку территории
в зависимость от решения народа, населяющего эту тер-
риторию.
Чем же объяснялась такая щедрая политика Совет-
ского правительства в территориальных вопросах? Поче-
му оно ни в одном из приведенных случаев не спорило
с финнами? Не было ли это ошибкой Советского прави-
тельства? Дело в том, что Советское правительство пос-
ледовательно осуществляло линию на завоевание дове-
рия у финского народа. В. И. Ленин прекрасно понимал,
что самым острым, самым жгучим вопросом для нацио-
налистов является вопрос территориальный. Ленин знал,
что финны настойчиво стремятся к территориальным при-
лишенного одного из главных средств к существованию — рыб-
ных промыслов. Это прекрасно понимали те, кто был не понас-
лышке, а на практике знаком с местными условиями. Пример
отошедших к Норвегии в 1826 г. семужных промыслов рек Пазы
и Ворьемы особенно настораживал советских экспертов, так как
в данном случае «ошибка» демаркационной комиссии привела
к массовому уходу из пределов России лопарей Пазерецкого и
Борисоглебского погостов, обреченных этой ошибкой на голодную
смерть.
236
обретениям и воспринимают всякий отказ как шовинизм
великороссов. Ленин считал, что необходимо на деле по-
казать финнам, что им доверяют, их просьбы исполняют-
ся, даже когда они чрезмерны, но не наносят ущерба
делу революции. В ситуации того времени главным было
укрепить завоевания революции в обеих странах, а ключ
к этому укреплению состоял в единстве пролетариата
обеих стран, в росте их доверия друг к другу, в укрепле-
нии международной солидарности пролетариата вообще
и солидарности пролетарских стран в особенности. И по
сравнению с этой основной для того исторического мо-
мента целью вопрос о территориальных уступках, как бы
велики они ни были, являлся мелким, частным и незна-
чительным. Именно с такой точки зрения рассматривал
Ленин данный вопрос. К тому же он учитывал, что ус-
тупки эти делаются социалистическому, рабочему госу-
дарству, что также было небезразлично для дела револю-
ции. Таким образом, Ленин сознательно подчинял в тот
момент национальные интересы России (как частные)
интересам революции (как более общим), понимая, какое
значение имеет социалистическая революция и ее укреп-
ление не только для Советской страны, но и для всего
мира, для всей истории человечества.
Там же, где дело шло об интересах революции, Ленин
не шел ни на какие уступки, какими бы незначительными
они ни казались. Этого глубоко принципиального подхода
Ленина к территориальным вопросам представители фин-
ляндского рабочего правительства в то время не поняли.
Видя, что Советское правительство шаг за шагом идет им
на территориальные уступки, они отказались провести
южный участок советско-финляндской границы так, чтобы
укрепления форта Ино, находившегося на Карельском
перешейке и связанного в единой системе обороны с
главной русской морской базой на Балтике — Кронштад-
том, не отделялись границей от Советской России Хотя
1 Форт Ино — крепость и укрепленный район береговой ар-
тиллерии, заложенный русским военным командованием па мысе
Инониеми, на северном побережье Кронштадтского залива в
1909 г. и законченный постройкой в 1914 г. Форт сооружался
исключительно на средства России, хотя и находился юридиче-
ски на территории Великого Княжества Финляндского (земель-
ный участок, занимаемый фортом, был выкуплен в русскую
казну). Форт Ино вместе с фортом Красная Горка, расположен-
ным на южном побережье Кронштадтского залива, и островом
Котлин с крепостью Кронштадт составляли единую систему обо-
237
речь шла о небольшом изменении линии границы в поль-
зу РСФСР, финны, только что получившие огромные тер-
риториальные пространства на севере, категорически
отказывались принять во внимание доводы Советского
правительства о важности этого исправления границы.
Финны заявили, что никакое сокращение национальной
территории Финляндии невозможно, хотя речь шла о тер-
ритории всего одной волости Териоки или даже об анкла-
ве Инониеми площадью всего в 3 кв. км. Характерно, что
Э. Валпас, который, будучи членом комиссии, считал по-
добную уступку неприемлемой, всего за месяц до этого
в качестве оппозиционного депутата сейма признавал
возможным передать Советской России преимущественно
русские по населению пограничные волости Териоки и
Кивеннапа па Карельском перешейке в обмен на область
Петсамо, которую Финляндия мечтала получить. Но, пос-
ле того как Петсамо была уступлена Финляндии Совет-
ским правительством без всяких условий, финляндские
представители не соглашались даже на передачу Совет-
ской России жизненно важного не только для ее нацио-
нальных интересов, но, главное, для судеб социалистиче-
ской революции военного объекта, прикрывавшего рево-
люционный Петроград с северо-запада. И эту позицию
представители СНУ занимали в тот момент, когда герман-
ские интервенционистские войска угрожали не только
Петрограду, но и их родине — Финляндии. Столь сильны,
столь глубоки были националистические убеждения и
антирусские предубеждения даже у финляндских левых
социал-демократов. Какова же была сила национализма
у контрреволюционной буржуазии, воевавшей с рабочим
правительством СНУ!?
Однако в данном случае В. И. Лепин не принял во
внимание ни упрямства финляндских членов комиссии,
ни их желаний, ни их доводов. Речь шла о судьбах рево-
люции. Небольшой форт Ино мог стать ключом к Петро-
граду, и этим нельзя было рисковать. Поэтому в данном
вопросе Ленин не мог считаться с формальностями — он
не только не пошел на удовлетворение желаний финлянд-
ской стороны, но и настоял на предельно категорической
формулировке параграфа 16 о передаче Советской Рос-
ронительных сооружений, прикрывавших Петроград с моря и с
сухопутных флангов со стороны Финляндии и Эстляндии. Утрата
одного из этих трех элементов оставляла столицу Советской
России беззащитной перед нападением с северо-запада.
238
сии форта Ино в окончательном тексте советско-финского
договора, чтобы на этот счет не могло быть никаких сом-
нений. Там подчеркивалось, что хотя для точного опре-
деления изменений советско-финляндской границы учреж-
дается особая подкомиссия, «однако финляндская социа-
листическая республика немедленно отчуждает в полную
собственность РСФСР территорию форта Ино... и обес-
печивает необходимый транзит к этому форту» !.
Два месяца спустя, разъясняя позицию Советского
правительства в докладе о внешней политике на объеди-
ненном заседании ВЦИК и Моссовета 14 мая 1918 г.,
Владимир Ильич говорил: «...К защите отечества мы от-
носимся с осторожностью, все, что может наша диплома-
тия дать, чтобы отдалить момент войны, дабы продлить
перерыв, мы обязаны сделать... Заключая мир с рабочим
правительством Финляндии, мы, представители социали-
стической России, признали полное право Финляндии на
всю территорию, но, с обоюдного согласия обоих прави-
тельств, форт Ино был оставлен России «для защиты
совместных интересов социалистических республик», как
сказано в заключенном договоре» 1 2.
Позиция Советского правительства, В. И. Ленина при
решении территориальных вопросов с Финляндией в фев-
рале 1918 г. совершенно ясно показывала, что Советская
Россия подходит к этим вопросам с принципиальных,
политических, а не с престижных и не с формально-юри-
дических, национально-исторических или каких-либо
иных частных, ограниченных позиций. Там, где полити-
ческие интересы, интересы, революции в целом не стра-
дали и не могли пострадать, Советское правительство
могло идти навстречу интересам финляндской стороны
настолько далеко, насколько это только было разумно,
даже если требования или претензии финляндской сторо-
ны не были оправданы или вызывали возражения с
формальной точки зрения. Но там, где интересы рево-
люции, глубоко политические интересы Советского госу-
дарства этого требовали, Советское правительство не шло
ни на какие компромиссы, ни на какие уступки и не
могло руководствоваться формально-юридическими дово-
дами. Иными словами, Советское правительство подхо-
дило к решению вопросов, в том числе территориаль-
1 «Правда», 10 марта 1918 г.
2 В. И. Л е н и н, Полное собрание сочинений, т. 36, стр. 342—343.
239
ных, по существу, с крупных, принципиальных позиции.
И здесь оно не могло уступать и не уступало, ибо это
было бы равносильно самоубийству. Теперь можно толь-
ко поражаться прозорливости В. И. Ленина, отстаивав-
шего ту точку зрения, что советско-финляндская грани-
ца на Карельском перешейке должна отстоять как ми-
нимум на 50—60 км к западу от Петрограда и целиком
оставлять в руках Советской России систему ближней
береговой обороны столицы как минимальное условие бе-
зопасности Советского государства, причем это мог быть
для РСФСР предельный оборонительный минимум лишь
в том случае, если Финляндия оставалась нейтральной
и благожелательной соседкой по отношению к Советской
республике, как это имело место в случае с революцион-
ной Финляндией в феврале 1918 г.
Мы еще не раз, обращаясь к событиям 30-х и 40-х гг.,
вспомним мудрость и дальновидность этой позиции Лени-
на, позиции, своевременная и правильная оценка которой
финляндской стороной могла бы привести к иному, более
благоприятному развитию советско-финляндских отноше-
ний в 20—30-х гг.
Помимо территориальных вопросов не менее важную
для Финляндии группу вопросов в советско-финляндских
отношениях составляли экономические. Все они были ре-
шены крайне выгодно для Финляндии. Ей безвозмездно
передавалось русское государственное недвижимое иму-
щество в Финляндии (земельные и водные участки, пост-
ройки, предприятия, железные дороги, телеграфные уч-
реждения и т. п.). Кроме того, Финляндии возвращалась
та часть ее торгового флота (независимо от того, принад-
лежали ли суда государству, пароходным компаниям или
частным владельцам), которая была реквизирована рос-
сийским правительством до и во время войны, а также
всякое иное реквизированное имущество. Помимо переда-
чи имущества по государственной линии Советское пра-
вительство передавало непосредственно рабочим органи-
зациям Финляндии имущество и средства русских пар-
тийных организаций в Финляндии, а также предоставляло
преимущественное и облегченное право на приобретение
такого имущества Советской России в Финляндии, кото-
рое не подпадало ни под одну из перечисленных рубрик.
Хотя при решении экономических вопросов формаль-
но был принят принцип взаимности (например, преду-
сматривалась взаимная, но не эквивалентная передача
240
ймущества, находившегося на территории каждой сторо-
ны), но поскольку практически финляндского имущества
на территории России почти не было, то от передачи од-
носторонне выигрывала финляндская сторона. Однако
Советское правительство без всяких колебаний и оговорок
соглашалось на предоставление экономических выгод Фин-
ляндии, поскольку это не нарушало его политических
интересов и шло на пользу укреплению советско-фин-
ляндского доверия и дружбы — основной политической
цели Советского правительства в советско-финляндских
отношениях.
Для принципиального политического подхода Совет-
ского правительства к практическим вопросам советско-
финляндских отношений показательна также точка зре-
ния советской стороны на финляндское двугражданство,
которое, как известно, при царизме вызывало трения в
отношениях обеих стран. Финляндская сторона желала
сохранить за финляндскими гражданами те преимущест-
ва, которые им давало прежде пользование правами граж-
дан России. Однако оно совершенно забывало об изменив-
шихся условиях и в России, и в Финляндии, о новом
классовом характере Советского государства и хотело
повторить прежнюю буржуазную формулировку о предо-
ставлении финляндским гражданам также и прав россий-
ского гражданства. В то же время для граждан Советской
России финны предусматривали возможность приобрете-
ния финляндского гражданства только после года пребы-
вания их на территории Финляндии, причем и в этом
случае такие лица не имели права на политическое рав-
ноправие с финнами.
В. И. Ленин обратил внимание на политически невер-
ное решение всего вопроса в целом Он категорически
возражал против бесклассового подхода к проблеме граж-
данства, указав, что Советское правительство не требует
политических прав для русских капиталистов, белогвар-
дейцев и нетрудовых элементов, которые укрылись или
могут укрыться в Финляндии, но зато русским трудя-
щимся должны быть предоставлены в революционной
Финляндии такие же политические права, как и фин-
ским трудящимся, а финские трудящиеся, в свою очередь,
должны получить в России все права, которыми наделе-
1 См. Э. Гю л л ин г, Первый договор между социалистически-
ми республиками и Ленин. Финляндия и РСФСР в 1918 г., «Крас-
ная летопись», 1929 г., № 1 (28).
241
ны советские трудящиеся, если эти финны проживают в
России для трудовых занятий. Однако финляндская сто-
рона, исходя из националистических установок, наотрез
отказывалась, чтобы русским и финнам были предостав-
лены равные права в обеих странах. Она упорно стара-
лась, чтобы финляндцы получили более выгодное юри-
дическое положение по сравнению с русскими. Видя,
что вопрос стоит таким образом, В. И. Ленин вновь решил
пойти на уступку финской стороне в юридическом, фор-
мальном отношении, сохранив свои политические по-
зиции.
Новая, окончательная редакция статьи о гражданстве
была сформулирована так, что и финские, и русские тру-
дящиеся должны были пользоваться одинаковыми поли-
тическими правами, но финны приобретали их немедлен-
но в Советской России, а русские в Финляндии — лишь
постепенно и при определенных условиях. Таким обра-
зом, советская сторона вновь уступила финнам, найдя
возможность выработать компромиссное решение вопроса
с соседней страной, и в то же время ни на йоту не отошла
от своих политических позиций и идеалов.
И в этом принципиальном, политическом подходе ко
всем вопросам советско-финляндских отношений, как бы
малы или велики они ни были, состояла отличительная
черта внешней политики Советского государства.
К 1 марта 1918 г. переговоры между РСФСР и Фин-
ляндией завершились подписанием договора, заключен-
ного, как было указано в его преамбуле, «для укрепле-
ния дружбы и братства» между упомянутыми сторонами.
Эти политические цели договора, равно как и подчерки-
вание того факта, что он заключался между социалисти-
ческими, свободными республиками, были внесены в
текст этого первого международного соглашения подоб-
ного рода по предложению Ленина \ В этом подчеркива-
нии пролетарского, классового характера всех своих вне-
шнеполитических акций проявлялась неизбежная после-
довательность политической линии Советского прави-
тельства, его стремление сделать этот факт ясным и
понятным для всех. Советское правительство считало
принципиально важным, чтобы уважительное, предупре-
дительное отношение к Финляндии и к финской нации
1 См. Э. Г ю л л и н г, Первый договор между социалистически-
ми республиками и Ленин. Финляндия и РСФСР в 1918 г., «Красная
летопись», 1929 г., К» 1 (28).
242
со стороны Советской России было понято и воспринято
как отличительный признак нового отношения Советской
власти к малым государствам и нациям вообще, а не как
результат случайного соотношения сил между обеими
странами или результат личных качеств руководителей
Советской России.
Таким образом, Советское правительство, подчерки-
вая классовый характер своей внешней политики, хоте-
ло предостеречь финнов от неверной оценки уступок, ко-
торые делались в пользу Финляндии в этом соглашении.
Многие из этих уступок были возможны только по отно-
шению к социалистическому, братскому государству. Все
эти уступки делались исключительно из принципиальных
политических соображений, поскольку они были направ-
лены на укрепление доверия к новой, Советской России
у народа Финляндии.
С финской стороны договор 1 марта 1918 г. объектив-
но оценивался как выгодный для Финляндии, а не взаи-
мовыгодный для обеих сторон.
8 марта 1918 г. об этом сказал выступивший на
VII съезде РКП (б) представитель Финляндии Э. Торни-
айнен: «Вы заключили выгодные для Финляндии догово-
ры»,— заявил он, обращаясь к делегатам съезда. То же
самое писала 11 марта 1918 г. и финская газета «Тиедо-
нантойя»: «Русские представители не пытались обеспе-
чить России какие-либо выгоды»; «Россия не потребова-
ла никакой опеки над финским законодательством отно-
сительно таможенных пошлин и никак не ограничила
торговлю Финляндии», а также «позволила финским торго-
вым судам свободно и беспрепятственно заходить во все
русские морские, озерные и речные порты...»
Однако глубокий политический смысл договора, его
открытый, искренний характер, призыв к доверию, друж-
бе и доброму соседству ко всему финскому народу и его
руководителям — все это не было до конца осознано даже
революционным правительством Финляндии.
Только тяжелые испытания, выпавшие на долю фин-
ляндской рабочей революции в марте и апреле 1918 г.,
бывшие результатом германской интервенции и граждан-
ской войны, открыли глаза наиболее классово сознатель-
ным рабочим Финляндии па то, что для них означала
Советская Россия.
1 «Tiedonantoja», 11.3.1918.
Советское правительство, верное духу своих обяза-
тельств, своей политике дружбы с народом Финляндии и
ее рабочим классом, в первую очередь предоставило убе-
жище на своей территории десяткам тысяч беженцев из
Финляндии, покидавшим свою родину под нажимом бе-
лых войск Вазаского правительства.
Это был пе только акт международной солидарности
трудящихся, но и акт милосердия, акт гуманности, на-
правленный на спасение жизни тысяч женщин, детей и
стариков.
И этот акт не преследовал враждебных целей против
буржуазного правительства Финляндии, разгромившего
революцию. Он был направлен на спасение жизни поли-
тических беженцев. Однако буржуазное правительство
Финляндии попыталось с самого начала сделать этот воп-
рос предметом споров с Советским правительством.
Естественно, что Советское правительство не могло
признать такие претензии, означавшие покушение на су-
веренитет Советского государства, имевшего полное пра-
во предоставлять убежище политическим беженцам. Это
был принципиальный вопрос, по которому никто не впра-
ве был надеяться на уступки Советского правительства.
Но именно этого финляндское буржуазное правительство
не хотело понимать. Так возник еще один, но далеко не
единственный пункт, по которому между Советской Рос-
сией и буржуазной Финляндией длительное время царило
полнейшее непонимание.
Глава V
Экспансионистская внешнеполитическая программа
буржуазных правительств Финляндии
в 1918 — 1920 гг. и ев результаты
В начале мая 1918 г. гражданская война в Финляндии
закончилась поражением революции. Правительство СНУ
пало. В стране вновь была восстановлена власть буржуа-
зии. Новое буржуазное правительство Финляндии, утвер-
дившееся с помощью германской экспедиционной армии
фон дер Гольца, немедленно отменило все государствен-
ные акты рабочего правительства, и в том числе его важ-
244
нейший внешнеполитический акт — договор с Советской
Россией от 1 марта 1918 г.
Все это поставило вновь в повестку дня, казалось бы,
уже решенный для Финляндии вопрос об урегулировании
отношений с восточным соседом. Более того, правящие
круги Финляндии тесно связали внешнеполитическую
судьбу своей страны с кайзеровской Германией, заключив
с ней договор от 7 марта 1918 г. и сопровождавшие его
секретные соглашения, которые не только поставили Фин-
ляндию в положение германского вассала, но и создавали
возможность ее столкновения с Советской Россией. В ча-
стности, ст. VI Брестского мира, касавшаяся Финляндии,
могла стать в новой ситуации источником различных тол-
кований и связанных с этим осложнений 1.
Однако правительство белой Финляндии отказывалось
от всякого урегулирования отношений с Советской Рос-
сией. Оно нимало не было обеспокоено тем, что поставило
свою страну, избежавшую вовлечения в первую империа-
листическую войну до 1918 г., в положение воюющей сто-
роны, в союзника империалистической Германии1 2, хотя
в случае поражения Германии это создавало бы для Фин-
ляндии довольно опасное положение. Буржуазное прави-
тельство Финляндии вовсе не стремилось заключить с
Советской Россией мир, на который ей давало право фор-
мальное состояние войны между Финляндией и Россией.
Нет, финляндское правительство не только не хотело ми-
ра, но и стремилось всеми силами превратить юридиче-
ское состояние йойны с РСФСР в фактическое, то есть,
опираясь на свой союз с Германией, оно хотело начать
военные действия против Советской России.
Чем же объяснялась такая позиция буржуазного пра-
вительства Финляндии? Отчего оно проявляло такую по-
разительную воинственность? И каковы были цели его
намечаемых военных действий против молодой Советской
республики?
1 См. «Документы внешней политики СССР», т. I, М., 1959,
стр. 122—123.
2 Поскольку первая мировая война еще пе копнилась, фак-
тический союз белой Финляндии с кайзеровской Германией ста-
вил Финляндию в положение противника стран Антанты. Вместе
с тем юридически — вплоть до вступления в силу Брестского
мира, то есть до момента его ратификации (она последовала со
стороны Германии 26 марта), — Финляндия ставилась в положе-
ние воюющей стороны и по отношению к Советской России.
245
Выше мы уже отмечали, что с самого момента совер-
шения Октябрьской революции и затем на протяжении
конца 1917 — начала 1918 г. буржуазное правительство
Финляндии испытывало классовую ненависть к первому
пролетарскому государству — к Советской России, что в
значительной степени объяснялось внутриполитическими
соображениями финляндской буржуазии. Эта ненависть
еще более усилилась после совершения в Финляндии ра-
бочей революции, а с момента поражения революции ста-
ла подстегиваться стремлением расправиться со своими
классовыми противниками, нашедшими убежище на тер-
ритории Советской России. Наряду с классовой ненави-
стью к большевизму финляндская буржуазия также с
момента Октябрьской революции и особенно после декаб-
ря 1917 г. пребывала в твердом убеждении, что больше-
вики и провозглашенная ими Советская власть слабы и
что именно эта их слабость служит основной причиной
уступчивости Советской России в национальном и терри-
ториальном вопросах, в то время как в дореволюционный
период ни одна из русских политических группировок —
от меньшевиков и эсеров до монархистов — не шла на
подобные уступки. Поэтому финляндская буржуазия счи-
тала возможным вырвать у Советской России любые тер-
риториальные уступки, если только по отношению к
большевикам занимать жесткую, твердую, непримиримую
позицию. Таким образом, высшая степень классовой не-
нависти, помноженная на неверные представления о сла-
бости большевиков и Советской России, в соединении с
ориентацией на Германию как на военно-политический
фактор, заинтересованный в ослаблении Советской России
и в экспансии на Восток, и породили с неумолимой логи-
ческой последовательностью мечты о легкости расшире-
ния финляндского государства за счет России, то есть
породили то экспансионистское, агрессивное, антисовет-
ское направление внешней политики финляндской бур-
жуазии, которое втихомолку и за кулисами наметилось и
осуществлялось уже в январе 1918 г., но официально, от-
крыто и широко было провозглашено лишь весной 1918 г.,
к исходу гражданской войны в Финляндии.
Этот внешнеполитический курс финляндской буржуа-
зии ставил своей конечной целью создание «Великой
Финляндии» как самого крупного, самого обширного по
территории и экономически самого сильного государства
Северной Европы, которое, обладая выходами в Атланти-
246
ку и Балтику, могло бы доминировать в Скандинавии в
военном и политическом отношениях.
Нельзя не заметить, что хотя основное острие фин-
ляндского экспансионизма было направлено против Со-
ветской страны, тем пе менее осуществление великодер-
жавных планов националистически настроенной финской
буржуазии, несомненно, угрожало и другим соседям Фин-
ляндии — Швеции, Норвегии и Эстонии, причем симпто-
мы этой угрозы проявились довольно рано — уже в 1918 г.,
когда этим странам Финляндия предъявила территориаль-
ные требования Ч Более того, экспансионистский внешне-
политический курс финляндской буржуазии обнаружил
свою шовинистскую, националистическую сущность и во
внутренней жизни страны по отношению к нефинским
национальным меньшинствам в Финляндии. Вот почему
самое крупное национальное меньшинство Финляндии —
шведы, понимая, к какому разгулу национализма может
привести победа идеи «Великой Финляндии», с весны —
лета 1918 г. заняли отрицательную позицию по отноше-
нию к экспансионистскому курсу финляндской внешней
политики. Шведская буржуазия Финляндии через свой
орган — газету «Хувудстадсбладет» — выражала сомне-
ния, опасения и даже осуждения планам захвата Финлян-
дией Советской Карелии, не говоря уже о более широких
проектах территориальных захватов. Таким образом, с
середины 1918 г. было бы неверно говорить о финлянд-
ской буржуазии и ее политике как о некоем целом, а го-
раздо вернее говорить об основном направлении внеш-
ней политики Финляндии с этих пор как о внешней по-
литике наиболее воинственных кругов финской буржу-
азии.
Еще 2 января 1918 г. в секретном меморандуме пра-
вительства Свинхувуда на имя рейхсканцлера Германии
Г. фон Гертлинга указывалось, что Финляндия желает с
помощью Германии расширить свою территорию путем
присоединения принадлежавших Советской России обла-
сти Петсамо и Кольского полуострова на севере и части
Русской Карелии на востоке.
Однако эта предварительная заявка на советскую тер-
риторию, сделанная зимой 1918 г., уже три-четыре меся-
ца спустя выглядела, с точки зрения финляндской бур-
1 См. «Hufvudstadsbladet», 23.5.1918; «Vossische Zeitung»,
7. 3.1918.
247
жуазии, более чем скромной. Ситуация весной — летом
1918 г. и в Советской России, и в Финляндии, и на совет-
ско-германском фронте была такова, что опа, по мнению
финляндских политических кругов, открывала блестящие
возможности финнам для широких территориальных за-
хватов на востоке и создания «Великой Финляндии»,
в состав которой намечалось включить обширный край,
восточная граница которого проходила бы по линии Ла-
дожское озеро — Онежское озеро — Белое море и по сое-
диняющим эти водоемы рекам. Кроме того, уже в апре-
ле— мае 1918 г. вполне официально как самим Свинхуву-
дом, так и другими ответственными лицами, в частности
финляндской делегацией в Швеции, были выдвинуты тре-
бования на присоединение к Финляндии Ингерманлан-
дии (Ижорской земли) вплоть до линии Псков — Ильмень-
озеро. При этом Петроград намечалось присоединить к
Финляндии как «свободный город» либо превратить в
буферный «город-республику», политически зависимый от
Финляндии. Советская Россия, по этим планам, радикаль-
но «отлучалась» от Балтийского моря и фактически от
Ледовитого океана, поскольку ей «оставлялся» лишь за-
мерзающий порт Архангельск, в то время как Мурманск
и все незамерзающее мурманское побережье должны были
стать достоянием Финляндии, которая обязалась (еще не
получив ничего) предоставить в этом стратегически важ-
ном районе военно-морскую базу для Германии. Таковы
были планы-максимум финляндской дипломатии весной —
ранним летом 1918 г. Однако ни эти планы, ни даже
план-минимум, то есть присоединение к Финляндии Вос-
точной Карелии, не были осуществлены ни в 1918 г., ни
в 1919 г., когда военное и политическое положение Со-
ветской России продолжало оставаться тяжелым и напря-
женным.
Почему же эти планы не были осуществлены? Были
ли они вообще настолько серьезны, что их можно прини-
мать в расчет при анализе внешней политики Финлян-
дии? И насколько повлияли они как на формирование
финляндских внешнеполитических концепций, так и на
дальнейшее развитие советско-финляндских отношений?
Прежде всего следует сказать, что основной чертой
экспансионистских планов финляндской буржуазий была
их нереальность. Они были утопичны со всех точек зрения.
Во-первых, с точки зрения реальных возможностей мо-
лодого финляндского государства, осуществление идеи
248
«Великой Финляндии» было бы рискованным предприя-
тием.
Молодое государство, едва лишь начавшее самостоя-
тельное политическое существование и уже суолкнувшее-
ся с наитруднейшими классовыми проблемами, взвалило
бы себе на плечи не менее трудные национальные и эко-
номические проблемы, связанные с присоединением на-
ционально и экономически разнородных территорий. Под
тяжестью подобных проблем рухнуло бы и более крепкое
государство, чем Финляндия. Следовательно, непомерные
аппетиты финляндской буржуазии могли обернуться тра-
гически для самого существования Финляндской респуб-
лики.
Конечно, финляндская националистическая буржуа-
зия не видела и не хотела видеть подобной удручающей
перспективы, однако ее планам противостояли и другие,
не менее серьезные факторы. Одним из них был военно-
политический потенциал Советской России, с которым
финские руководящие круги не хотели считаться как с
реально существующим фактором. Но именно в этом са-
моуверенном сбрасывании со счетов Советской России и
заключалась едва ли не самая большая нереальность
внешнеполитических расчетов финляндской буржуазии.
Между тем и в военном отношении, и особенно в полити-
ческом Советская Россия сумела в 1918 г. и в течение
всех последующих лет гражданской войны выстоять пе-
ред нажимом со стороны Финляндии, так сказать, «пере-
играть» ее в труднейшем военно-дипломатическом пое-
динке. Но финская дипломатия просчиталась не только
в оценке того, что в действительности представляет собой
Советская Россия. Она совершила гораздо более грубую
и потому менее простительную ошибку: нереально оце-
нила всю международную обстановку второй половины
1918 г., то есть не заметила ни решающего значения и
силы германо-антантовских противоречий, ни агонии гер-
манского империализма, судорожно пытавшегося выйти
из войны на два фронта.
Основной причиной неумения реально оценить скла-
дывавшуюся в Европе политическую ситуацию была ог-
раниченность политического кругозора финляндской бур-
жуазии, та крайне невысокая колокольня, с которой она
смотрела на европейские события и на свои собственные
внешнеполитические проблемы. Опа не могла (а может,
и не хотела) видеть, что ее требования насчет Петсамо
249
и Мурманска сталкиваются с империалистическими пла-
нами английского империализма и могут лишь привести
к серьезному конфликту с Англией, если будут осущест-
вляться при поддержке со стороны Германии. Еще менее
способны оказались финские руководящие круги разгля-
деть политику Германии в отношении Советской России.
К лету 1918 г. Германия, исходя из того что Советская
власть является единственной и притом ответственной
властью в Советской России, признающей условия Брест-
Литовского мира, стремилась к урегулированию, укрепле-
нию своих отношений с Советской Россией, надеясь, что
прочный тыл на востоке даст германской военной ма-
шине возможность усилить свой натиск на западе и таким
образом выйти из первой мировой войны победительни-
цей. Финляндская буржуазия своими требованиями экс-
пансии на Восток в этот момент способна была лишь
связать руки германской армии на северо-востоке Евро-
пы, отвлечь ее усилия от Запада и таким путем косвенно
помешать осуществлению германского плана ведения ми-
ровой войны. Вот отчего германская дипломатия и воен-
ные круги не склонны были поддерживать в это время
экспансионистские планы финляндской буржуазии, а, на-
оборот, были заинтересованы в сдерживании антисовет-
ского пыла и военного зуда у финляндской буржуазии.
Таким образом, уже в июне — июле 1918 г. стала ясна
нереальность планов финляндской буржуазии о создании
«Великой Финляндии», стало ясно, что осуществление
этих планов противоречило бы реальным национальным
интересам самой Финляндии, ее военным и экономиче-
ским возможностям, ее внешнеполитическому будущему
и, наконец, шло вразрез со всей обстановкой, складывав-
шейся в это время на востоке Европы. Однако для руко-
водящих кругов Финляндии все это звучало, по-видимо-
му, неубедительно. Поэтому для них было неприятным
сюрпризом, что Германия вместо содействия походу
финской армии на Восток стала способствовать перегово-
рам между Советской Россией и Финляндией, которые
состоялись в июле 1918 г. в Берлине и имели целью уре-
гулировать советско-финляндские отношения и, в част-
ности, установить советско-финляндскую границу.
Как и следовало ожидать, финляндская сторона, про-
должая считать, что Германия поддержит ее любые тре-
бования к Советской России, выставила на этих перегово-
рах претензии на Восточную Карелию и Кольский по-
250
луостров. Советская сторона, отклонив непомерные
требования в отношении Русской Карелии и Лапландии,
сосредоточила свое внимание на установлении границы
по Карельскому перешейку, предложив в качестве при-
мерной границы Выборг — Кексгольм, то есть линию, про-
ходящую западнее того участка границы, которая была
установлена по договору между Советской Россией и ре-
волюционной Финляндией. Это советское предложение
было прямым следствием возросшей воинственности и от-
крыто антисоветского курса политики, который стал осу-
ществляться финской стороной с мая 1918 г. Советское
правительство в изменившихся условиях лета 1918 г. бо-
лее отчетливо, чем прежде, осознало крайнюю важность
обороны Петрограда для интересов революции и Совет-
ской республики.
Уже сам факт перенесения к этому времени столицы
в Москву показывал, насколько Советское правительство
считалось с политическими, военными и экономическими
последствиями потери Петрограда, насколько оно опаса-
лось подобного развития событий и насколько сильно оно
стремилось такое развитие предотвратить. В этот период,
когда у Советской республики не хватало пи войск, ни
вооружения, ни продовольствия, расчет па то, что врага
у стен Петрограда сможет сдержать только один энтузиазм
питерских рабочих и балтийских моряков, был бы по
меньшей мере наивен. Надо было объективно, реально
улучшить оборонное положение колыбели революции.
И единственно реально возможным в тогдашних условиях
шагом в этом направлении, шагом, не требующим ни ма-
териальных, ни людских затрат со стороны Советской
республики, было максимально возможное удаление госу-
дарственной границы от стен Петрограда. Поскольку даже
при условии дружественпо настроенной Финляндии Со-
ветское правительство не могло согласиться на линию
границы восточнее форта Ино, ибо такая граница стави-
ла бы под угрозу весь оборонительный пояс Кронштадт-
ского залива, то при наличии в Финляндии открыто враж-
дебного Советской России режима Советское правитель-
ство было вынуждено стремиться к увеличению гарантии
безопасности своей страны. Вот почему оно настаивало
на проведении такой линии границы, которая могла га-
рантировать какой-то минимум безопасности в тогдашних
условиях. Именно такой границей и была линия Выборг —
Кексгольм, оставлявшая Советской России самый уязви-
251
мый участок русско-финляндской границы — Карельский
перешеек с двумя стратегически важными, с точки зрения
обороны всего перешейка, точками — Выборгом и Кек-
сгольмом.
Помимо чисто военно-оборонительных соображений
проведение границы между РСФСР и Финляндией имен-
но по этой линии мотивировалось с советской стороны
соображениями исторического, этнического и экономиче-
ского порядка. Речь шла о территории, до 1811 г. принад-
лежавшей России и добровольно присоединенной россий-
ским правительством к Финляндии; эта территория явля-
лась экономическим пригородом промышленного Петрогра-
да, была в этническом отношении наименее финской во
всей Финляндии. Финны были лишь одной из составных
частей здешнего смешанного населения, состоявшего из
русских, немцев и карелов. Все это делало эту часть Вы-
боргской губернии территорией, более тяготевшей к Рос-
сии, чем к Финляндии, и давало советской стороне наряду
с мотивами военного порядка веские основания и право
настаивать на проведении советско-финской границы
именно по указанной линии.
Характерно, что Германия, выступившая по просьбе
Финляндии в роли посредника на советско-финских пе-
реговорах, пыталась обратить внимание финнов на разум-
ность доводов советской делегации. Немецкие дипломаты
готовы были содействовать установлению советско-фин-
ской границы по линии Сэйвястё — Уусикиркко, то есть
по линии, близкой к той, которая была принята по догово-
ру от 1 марта 1918 г. Тем самым германская дипломатия
признавала эту границу максимумом того, что финны
могут потребовать у Советской России па петроградском
направлении, и в то же время максимумом того, что рус-
ские могут на этом участке уступить. Это был реалистич-
ный, трезвый взгляд на создавшееся положение. Однако
финляндская делегация не хотела и слушать не только
советских представителей, по и избранных ею же самой
германских посредников. В такой обстановке ни о каком
сближении советской и финляндской позиций не могло
быть и речи. Финляндская сторона открыто вела дело к
срыву переговоров, выдвигая вопрос о присоединении
к Финляндии и Восточной Карелии как непременное
предварительное условие урегулирования советско-фин-
ляндских отношений. Естественно, что советская сторона
не могла пойти на безоговорочную передачу Финляндии
252
Карелии, поскольку это не только привело бы к нанесе-
нию серьезного экономического и военно-стратегического
ущерба Советской республике, ибо отрезало бы от Цен-
тральной России весь Русский Север, Поморье, но и было
бы несовместимо с интересами и волей карельского и рус-
ского населения, жившего на этой территории, тем более
что речь шла о передаче советской территории буржуаз-
ному и антисоветски настроенному государству.
Характерно, что требования Финляндии в отношении
Карелии не поддерживали ни дружественная финнам
Германия, ни политически симпатизировавшая Финляндии
Швеция.
Шведские руководящие круги считали, что Финлян-
дия должна стать нейтральной и не только не стремиться
к широкой внешнеполитической экспансии, но и во имя
стабилизации своего международного, внешнеполитиче-
ского положения отказаться также и от дискредитирую-
щей финнов ориентации на Германию, освободиться от
германского влияния.
Однако подобные советы и призывы к благоразумию
не производили на правительство Финляндии никакого
впечатления. Оно всецело находилось в плену своих нере-
алистических, реакционно-утопических, неосуществимых
и опасных внешнеполитических концепций. Насколько
сильно овладели эти концепции ответственными руково-
дителями тогдашней Финляндии и насколько глухи были
они к голосу разума, видно из того, что внешнеполитиче-
ское руководство Финляндии, обнаружив, что Германия
избегает поддерживать экстремистские требования фин-
нов в отношении пересмотра границ с Советской Россией,
стало терять из-за этого интерес к военно-политическому
альянсу с Германией. Тем самым руководство тогдашней
Финляндии ясно обнаружило свои стремления во что бы
то ни стало довести дело до обострения отношений с
Советской Россией и, воспользовавшись ее ослаблением,
продиктовать в невыгодной для молодого Советского го-
сударства обстановке максимум своих территориальных
требований.
Устроить большевикам «финский Брестский мир» ста-
ло как бы навязчивой идеей финляндской дипломатии.
В погоне за осуществлением этой несбыточной, иррацио-
нальной идеи финляндское внешнеполитическое руковод-
ство наносило ущерб будущему своей собственной страны.
Тем самым оно, по существу, отказывалось от внешне-
253
политического сотрудничества со Скандинавскими стра-
нами и даже создавало опасное положение внешнеполи-
тической нестабильности для всего скандинавского ре-
гиона.
Итак, к лету — осени 1918 г. правительство Финлян-
дии твердо избрало путь антисоветской политики как ге-
неральную внешнеполитическую линию страны, как одну
из самых основных национальных догм. Повлиять на из-
менение этого курса не в состоянии оказалось даже пора-
жение Германии в мировой войне и ее отпадение в каче-
стве союзника Финляндии. Финляндские правящие круги
почти тотчас же попытались заполнить возникшую брешь,
ища сотрудничества с противницей Германии — Антан-
той, которая с конца 1918 г. поставила своей основной
задачей удушение Советской власти.
С точки зрения генеральной линии финляндской
внешней политики Антанта была для Финляндии цен-
ным союзником. Точно так же расценивали и Финляндию
антантовские руководящие круги, рассчитывавшие ис-
пользовать финские армию и территорию для нападения
на Советскую Россию. Финляндия была для Антанты, и
в частности для Англии, удобным вспомогательным эле-
ментом не только в осуществлении широких английских
планов по захвату Русского Севера, но и важным орудием
для нанесения удара в сердце Советской России.
«Если мы посмотрим на карту,— писала «Таймс» вес-
ной 1919 г.,— то увидим, что лучшим подступом к Петро-
граду является Балтийское море и что кратчайший и са-
мый легкий путь лежит через Финляндию. Финляндия
является ключом к Петрограду, а Петроград — ключом к
Москве» *. Несколько недель спустя та же «Таймс» ста-
вила точку над «Ь>, указывая, что «наступление финлянд-
ских войск на Петроград является частью программы
союзников в отношении России» 1 2.
Понимая, какую ценность представляет Финляндия
для Антанты как противника России, финляндские пра-
вящие круги еще в декабре 1918 г. попытались выторго-
вать у Антанты согласие на присоединение к Финляндии
Восточной Карелии и, таким образом, юридически обо-
сновать свое стремление аннексировать эту часть Совет-
ской России. Однако ни в конце 1918 г., ни позднее —
1 Цит. по «История дипломатии», т. III, стр. 67.
2 Цит. по «Vapaus», 19.5.1919.
254
летом 1919 г. союзники и Парижская мирная конференция
не пошли навстречу требованиям Финляндии. Финляндия
нужна была союзникам как орудие для борьбы с Совет-
ской Россией, но расплачиваться с ней даже русской тер-
риторией Антанта не желала. Как писал в госдепартамент
1 декабря 1918 г. американский поверенный в делах в
Копенгагене, претензии Финляндии на Восточную Каре-
лию «едва ли являются оправданными, так как данные
районы заселены русскими и карелами, причем русские
составляют большинство» *. Что же касается юридических
доводов, то Парижская мирная конференция отказалась
рассматривать вопрос о Восточной Карелии на том осно-
вании, что она не имеет права решать вопрос о террито-
риях, которые принадлежат Советской России.
Таким образом, Финляндии ни в конце 1918 г., ни на
протяжении всего 1919 г. не удалось заручиться офици-
альным согласием Антанты, точно так же как ранее не
удалось достичь согласия Германии на захват части тер-
ритории Советской России. Основная причина нежелания
Антанты связывать себя подобными обязательствами со-
стояла в том, что все антисоветские группировки и все
белогвардейские режимы, которые поддерживала Антанта
и которые вели борьбу за свержение Советской власти,
совершенно ясно и единодушно заявляли, что их целью
является восстановление Российской империи в границах
1914 г., причем и для Финляндии как части Российской
империи при этом не будет сделано никакого исключе-
ния, то есть она должна будет вернуться в состав России.
Иными словами, ни Деникин, ни Колчак, ни Юденич, ни
кто-либо другой, боровшийся с помощью Антанты про-
тив власти большевиков, против Советского государства,
не признавали независимости Финляндии. На этой же
точке зрения стояли и державы Антанты, связанные обя-
зательствами с белогвардейскими «правителями» и «пра-
вительствами». Вот почему Финляндия не могла питать
никакой надежды на помощь Антанты в планах аннексии
советской территории. Однако финляндские правящие
круги надеялись заслужить расположение Антанты и
вплоть до 30 сентября 1919 г., то есть до того момента,
когда Верховный совет союзников окончательно и беспо-
1 «Papers relating to the Foreign Relations of the United
States, 1919. Paris Peace Conference», vol. 2, United States Go-
vernment Printing Office, Wash., 1937, pp. 468—469.
255
воротно отказался призвать право Финляндии на Каре-
лию, поддерживали военные усилия белогвардейцев и
союзников против Советской России.
Начиная с середины февраля и до конца сентября
1919 г. финляндская армия совершала многочисленные
вторжения на территорию Петроградской губернии и Ка-
релии, стремясь закрепиться на советской территории.
Протесты и обращения Советского правительства к пра-
вительству Финляндии с призывом прекратить эти втор-
жения и с разъяснением советской политики, состоявшей
лишь в обороне своей территории, не производили ника-
кого впечатления, так что Советскому правительству при-
шлось ввести в действие регулярные части Красной Ар-
мии. Но и это оказалось недостаточно убедительным
аргументом для правящих кругов Финляндии, поскольку
советским войскам был дан приказ ограничиться изгна-
нием финских вооруженных сил лишь за пределы старой
русско-финляндской границы и не преследовать их на
финской территории, даже если это оказывалось возмож-
ным и полезным по чисто военным соображениям. Подоб-
но другим гуманным актам Советского правительства, это
распоряжение было расценено в Финляндии как показа-
тель слабости большевиков.
Только категорический отказ союзников помочь Фин-
ляндии в захвате Карелии подействовал отрезвляющим
образом на финляндские правящие круги. Подобно тому
как это было в случае с Германией летом 1918 г., у фин-
ской буржуазии мгновенно исчез интерес к поддержанию
антисоветской политики союзников, как только стало
предельно ясно, что Финляндия не получит от этой поли-
тики никакой выгоды. Более того, в случае победы бело-
гвардейцев и поражения Советской власти была бы со-
здана угроза самому существованию Финляндии как
независимого государства. Было от чего задуматься. По-
этому неудивительно, что когда в начале октября 1919 г.
началось наступление Юденича на Петроград, то Финлян-
дия отказалась оказать этому наступлению поддержку,
хотя Антанта буквально умоляла об этом финляндскую
буржуазию.
«Нет никакого сомнения, — говорил впоследствии
В. И. Ленин,— что самой небольшой помощи Финляндии...
было бы достаточно, чтобы решить судьбу Петрограда» L
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 348.
256
То, что Финляндия отказалась на этот раз таскать для
Антанты из огня каштаны, объяснялось многими причи-
нами. Сказалась не только обида на союзников за их ре-
шение по карельскому вопросу, сказались не только опа-
сения лишиться полученной из рук Советской власти
независимости, но и сыграл свою роль, как указывал
В. И. Ленин, более глубокий, более серьезный страх фин-
ляндской буржуазии перед экономическим и политиче-
ским поглощением со стороны Антанты. «Если Финляндия
не пошла брать Петроград, когда Юденич уже взял Крас-
ное Село,— говорил В. И. Ленин,— то потому, что она
колебалась и видела, что рядом с Советской Россией она
может жить самостоятельно, а с Антантой в мире жить
не может» Ч Разъясняя эту мысль, В. И. Ленин говорил:
«Когда представители английской и американской бур-
жуазии появились в Финляндии, в Эстляндии, они начали
душить с наглостью большей, чем русские империали-
сты,— большей потому, что русские империалисты были
представителями старого времени и душить, как следует,
не умели, а эти люди душить умеют и душат до конца» 1 2.
Итак, сами того не желая, финляндские правящие
круги вынуждены были прийти к исходу 1919 г. к выво-
ду, что существование Советской России в качестве вос-
точного соседа для Финляндии гораздо выгоднее и удоб-
нее, чем существование царской или буржуазной России
и любого иного государственного образования, связанного
с империалистическими державами Запада. Финны не
могли не видеть, что Советская Россия представляет
собой по отношению к ним «если не союзников, — как
говорил В. И. Ленин,— то соседей более надежных и цен-
ных, чем империалисты» 3, и что «мирная политика боль-
шевиков оказалась серьезной», она—«более добросо-
вестная, чем мирная политика всех остальных стран»4.
Таков был вывод, к которому приводил итог развития со-
ветско-финляндских отношений в 1917—1919 гг. Однако
правящие круги Финляндии не захотели извлечь из этого
вывода уроки. Они даже побоялись признаться самим се-
бе, что такой вывод существует, ибо это означало откры-
тое признание полного банкротства и полной бессмыслен-
ности проводимой ими в течение двух лет антисовет-
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 39, стр. 326.
’Там же, стр. 398.
3 Там же, стр. 349.
4 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 40, стр. 174.
9—225
257
ской политики. Это означало бы вынести, по существу,
смертный приговор всему антисоветскому направлению
финляндской внешней политики, направлению, которое
стало генеральным внешнеполитическим курсом страны.
На это финляндские правящие круги того времени не бы-
ли способны.
Но учесть обстановку, хотя бы отчасти, они все же
попытались. Иного выхода у них просто не оставалось.
События направляли и подталкивали их действия. В но-
ябре 1919 г. пал Колчак, 16 января 1920 г. Антанта сня-
ла экономическую блокаду с Советской России, 2 февраля
1920 г. советские представители подписали мирный до-
говор с Эстонией, который Ленин охарактеризовал как
«окно в Европу» Ч Надежда на использование в споре с
большевиками военной силы как решающего аргумента
с каждым днем убывала. В этих условиях руководителям
Финляндии ничего не оставалось, как согласиться сесть
за стол переговоров с большевиками и попытаться в дип-
ломатическом поединке достичь того, чего не удалось до-
биться на поле брани.
Глава VI
Юрьевский (Тартуский) мирный договор
от 14 октября 1920 г., ого содержание,
значение и оценка
Советское правительство с большим удовлетворением вос-
приняло согласие буржуазной Финляндии вступить на
путь переговоров, полагая, что уже одно это будет озна-
чать прекращение непрерывных пограничных стычек и
довольно значительных рейдов финских вооруженных от-
рядов в глубь территории Восточной Карелии и Русской
Лапландии, не прекращавшихся и в первой половине
1920 г.
Однако финляндская сторона не хотела и слышать о
заключении перемирия и прекращении военных дейст-
вий до тех пор, пока советская сторона не примет в каче-
стве предварительного условия переговоров согласие на
оккупацию финской армией части Восточной Карелии
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 40, стр. 111.
258
(Реболы и Порос-озера), Печенги, а также на отвод ча-
стей Красной Армии к востоку за линию Мурманской
железной дороги. Это означало, что финская сторона хо-
тела накануне переговоров усилить свои чисто военные
позиции и затем приступить к переговорам, что называ-
ется, «с позиции силы». Одновременно финляндская сто-
рона пыталась оттянуть начало переговоров, надеясь,
что начатая Польшей война против РСФСР завершится
успехом для поляков и позволит финнам проводить пере-
говоры в менее благоприятной для Советской России об-
становке.
Таким образом, даже и в этот момент, придя к выво-
ду о необходимости переговоров с РСФСР, финляндская
сторона тем не менее продолжала исходить из прежней
политической установки на применение силы и давления
как основного метода в отношениях с Советским государ-
ством и продолжала неизменно преследовать те же самые
цели внешней политики — захват территорий на востоке.
И все же Советское правительство чрезвычайно тер-
пеливо и последовательно с середины марта до середины
июня 1920 г. добивалось заключения перемирия и мира
с воинственно настроенной Финляндией. Начатые 15 ап-
реля 1920 г. переговоры о перемирии в Раяйоки, на тер-
ритории Финляндии, у самой советско-финляндской гра-
ницы, показали, что тактика финнов остается неизменной:
непомерными требованиями терроризировать советскую
делегацию и держать все время переговоры под угрозой
срыва, используя тот факт, что к моменту переговоров
часть территории Карелии находилась все еще в руках
Финляндии. Однако советская делегация своим спокойст-
вием и терпением добилась, чтобы не принесшие ника-
ких плодов переговоры о перемирии были заменены пе-
реговорами о мире на нейтральной территории.
И эти переговоры открылись 16 июня 1920 г. в Юрьеве
(Тарту), в Эстонии. С советской стороны в переговорах
участвовали Я. А. Берзин (председатель), М. П. Кержен-
цев, Н. С. Тихменев и в качестве военных советников
А. А. Самойло и Е. А. Беренс; со стороны Финляндии —
Ю. К. Паасикиви (председатель), Ю. X. Веннола, В. Вой-
онмаа, К. Р. Вальден, А. Фрей, В. Таннер, В. Кивилинна.
Финляндская делегация в первый же день предъявила
свои требования на присоединение к Финляндии Печенги
(Петсамо), Русской Лапландии и всей Восточной Карелии
с Петрозаводском. Как заявил 10. Веннола, граница Фин-
91
259
ляндии должна проходить от юго-восточного побережья
Ладожского озера на Белое море. Советская делегация
отклонила эти требования как непомерные претензии на
территорию, никогда не принадлежавшую Финляндии и
на протяжении более 800 лет входившую в состав русского
государства. Кроме того, вопрос о Восточной Карелии
являлся внутренним вопросом Советской России, посколь-
ку автономная Карельская область, называвшаяся в то
время Карельская Трудовая Коммуна, входила в состав
Российской Федерации.
Но финская делегация в течение целого месяца про-
должала настаивать на своих требованиях, не желая без
их принятия начинать переговоры по другим вопросам
мирного урегулирования. Такая позиция финской делега-
ции, строившаяся в расчете на то, что успешное развитие
польского наступления принудит Советы стать сговорчи-
вее, заводила переговоры в тупик.
Чтобы дать финнам возможность выйти из этого тупи-
ка и, спокойно возвратившись в страну и обсудив вновь
положение со своим правительством, начать разумную и
конструктивную работу на мирной конференции, глава
советской делегации Я. А. Берзин предложил 14 июля
1920 г. сделать перерыв в переговорах на две недели.
Дополнительной причиной, по которой советская де-
легация вынуждена была пойти на перерыв в перегово-
рах, было инспирированное финнами вмешательство Ан-
глии в советско-финские переговоры и ее предложение
перенести место переговоров в Лондон. Советской делега-
ции также было необходимо обсудить все эти вопросы со
своим правительством. Когда же 28 июля 1920 г. пере-
говоры возобновились, международная обстановка сущест-
венно изменилась, причем это изменение было в пользу
Советской России: польское вторжение на советскую тер-
риторию было блестяще отражено Красной Армией, что
заставило польское правительство 22 июля 1920 г. просить
у Советской России мира. В этой обстановке расчет фин-
ляндской делегации на использование польско-советской
войны как средства давления на РСФСР отпадал.
Учитывая это, председатель финляндской делегации
Ю. К. Паасикиви советовал своему правительству заклю-
чить с Советской Россией мир на основе признания статус-
кво, то есть признания той линии границы, которая суще-
ствовала между РСФСР и Финляндией к моменту пере-
говоров.
260
Эта фактическая граница проходила на Карельской
перешейке по линии Суванто — Юханнес, в Восточной
Карелии — по восточным рубежам волостей Ребола (Ре-
пола) и Порос-озеро, все еще оккупированных финскими
войсками, а на севере — примерно по старой русско-фин-
ляндской границе. Однако тогдашнее правительство Фин-
ляндии и слышать не желало о подобной границе. Оно
продолжало требовать Печенгу, Ребольский и Порос-озер-
ский районы и границу по реке Сестре на юге как мини-
мум, на который может согласиться Финляндия. Кроме
того, оно продолжало претендовать на своеобразный кон-
троль над всей Восточной Карелией, хотя это было уже
прямым вмешательством в чисто внутренние дела Совет-
ской страны.
Советская сторона с самого начала переговоров в тер-
риториальном вопросе стояла на той точке зрения, что
старая русско-финляндская граница 1917 г., просущест-
вовавшая между Россией и Финляндией столетие, может
быть приемлемой основой для переговоров. Обе стороны
могут предложить конкретные, частные изменения этой
границы, учитывая военные, экономические и этнические
соображения, но в целом эта линия, разграничивающая
две страны на протяжении долгого времени, должна ос-
таваться. При этом советская сторона сразу же заявила,
что ее наиболее интересует, как будет идти граница на
самом южном участке, вблизи Петрограда, где по во-
енно-стратегическим соображениям необходимо оставить
в пределах Советской России острова и побережье Крон-
штадтского залива — самую узкую часть Финского залива.
Сблизить финляндские и советские взгляды на линию
границы было, разумеется, чрезвычайно трудно. Однако
советская делегация пыталась достичь этого, исходя из
принципиальных политических установок: во-первых, до-
стичь мира и мирных, построенных на доверии отноше-
ний со всеми своими соседями и, во-вторых, достичь та-
кого мирного урегулирования, которое бы прочно гаран-
тировало безопасность Советской республики от нападения
извпе.
Вот почему к концу августа 1920 г., пытаясь вызвать
сдвиг в советско-финляндских переговорах и пробудить
доверие у финской стороны к мирным намерениям Со-
ветской России, советская делегация по указанию Ленина
пошла на первую и значительную уступку: она согласи-
лась передать Финляндии область Печенги при условии,
261
что финны выведут войска из захваченных ими районов
Восточной Карелии (Ребола и Порос-озеро), а также
согласятся на проведение южного участка границы по ли-
нии Суванто — Юханнес и на передачу мелких островов
Кронштадтского залива, прикрывающих с севера и запада
русский остров Котлин с находящейся на нем крепостью
Кронштадт.
Но финны готовы были скорее пойти на полный раз-
рыв переговоров, чем принять такие условия мира. На об-
мен уступками финны идти не хотели. Они желали полу-
чить от Советской России уступки не только грандиоз-
ные, но и абсолютно односторонние. Ни о каком принципе
взаимности и равноправия они не хотели и слышать.
Советское предложение об изменении старой русско-
финляндской границы у Петрограда было встречено по-
током ругани и оскорблений по адресу Советского прави-
тельства как правительства, ничем якобы не отличающе-
гося от царизма бобриковских времен. Советским делегатам,
старым кадровым партийным работникам ленинской
гвардии, изведавшим тюрьмы и эмиграцию, представля-
лись невероятными, чудовищными не столько подобные
оскорбления, ибо они подвергались худшим оскорблениям
со стороны своих классовых врагов, сколько тот факт,
что и непомерные националистические требования, и
взгляды на большевиков как на «красных империали-
стов» имели распространение и находили поддержку так-
же и в среде финской социал-демократии, один из видных
представителей которой (Таннер) был в то же время и
самым непримиримым антисоветчиком на переговорах.
Воспитанные в ленинском уважении к культуре и клас-
совой сознательности финского рабочего класса, к нацио-
нальной самобытности и свободолюбию финского народа,
советские делегаты-партийцы, равно как и Советское пра-
вительство, впервые увидели тогда, что та Финляндия,
которую они себе представляли на основе впечатлений,
полученных в период эмиграции, и та Финляндия, кото-
рая предстала перед ними на переговорах, не имеют меж-
ду собой ничего общего. Националистический угар и на-
ционалистическая, антирусская, антисоветская ложь на-
столько пронизали собой тогдашнюю обстановку в
Финляндии, что взывать к чувству справедливости у огол-
телых буржуазных националистов было бы чистейшей на-
ивностью. Тем более что националистическая пропаганда
захватила и массы.
262
Вот почему, исходя из необходимости выбить из рук
антисоветской финской буржуазии ее главное оружие
борьбы с Советами — националистический обман рабочих
и крестьян, стремясь разбить созданный буржуазией миф
о «красной опасности», советская делегация пошла в на-
чале сентября 1920 г. на дальнейшие территориальные
уступки Финляндии. Она отказалась полностью от страте-
гически важной для безопасности Петрограда границы,
от островов в Финском заливе, согласившись на сохране-
ние и на этом участке старой русско-финляндской гра-
ницы по реке Сестре, которая проходила в 30 км от Пет-
рограда. Но советская делегация настаивала на возвра-
щении в состав Советской Карелии оккупированных
финнами в 1919 г. Реболы и Порос-озера.
Эта вторая уступка советской стороны была встрече-
на в Финляндии двояко: умеренные элементы призывали
заключить с РСФСР договор на этих выгодных для Фин-
ляндии условиях, в то время как наиболее реакционные
и воинственные круги кричали, что следует нажимать на
большевиков и добиваться от них еще больших и даль-
нейших уступок. Реакционные группировки увидели в
великодушном шаге Советского правительства лишь под-
тверждение правильности своей тактики непрерывного и
наглого нажима. После того как в середине сентября со-
ветская делегация сделала еще одну небольшую уступ-
ку — отказалась от концессии в Суоярви на принадле-
жавшие русскому государству Аннинские лесоучастки,
чтобы упростить и ускорить мирное урегулирование и
вызвать у финнов полное доверие к своей мирной поли-
тике, к своему искреннему желанию не вмешиваться
в финские внутренние дела, партия «нажима» еще более
возвысила голос, ратуя за усиление непримиримости фин-
ляндской делегации на переговорах. Правительство Фин-
ляндии сделало даже выговор Ю. Паасикиви за его «ус-
тупчивость».
От советской стороны требовали новых уступок. В про-
тивном случае финляндская делегация грозила сорвать
переговоры. В этот критический момент 1 октября
1920 г. председатель советской делегации Я. Берзин пред-
ложил сделать перерыв на 15 минут, во время которого
состоялась неофициальная беседа между Берзиным и
Паасикиви. До сих пор нет полной, двусторонней веисии
этой беседы, оба ее участника умерли. Но о ее общем
содержании известно: Берзип предупредил Паасикиви,
263
что всякому терпению есть предел и что советская сто-
рона дошла до крайнего предела в своих уступках. Если
же финнам угодно не замечать своих выгод, если они, не-
смотря на это, серьезно готовы пойти далее по пути новых
и новых требований, полагая, что советская сторона так
слаба, что отдаст все, то Советской республике не оста-
нется ничего иного, как доказать финнам, что они за-
блуждаются. И тогда финны, возможно, не получат и доли
того, что ныне Советская Россия отдает им добровольно,
за столом переговоров. Паасикиви был умным человеком
и мудрым политиком. Он хорошо знал и Финляндию, и
Россию, и историю. И он лучше, чем его коллеги, пони-
мал, что Финляндия, его родина, имеет редчайший за всю
ее историю отношений с Россией шанс, который она бла-
годаря упрямству, невежеству и злобной ослепленности
своих политиков может потерять. И поэтому Паасикиви
употребил все свое влияние, чтобы не довести дело до
срыва переговоров. Он упросил советскую сторону пойти
еще на одну небольшую, частную уступку в отношении
границы на полуострове Рыбачьем, чтобы этим тактиче-
ским выигрышем облегчить свое положение перед прави-
тельством Финляндии.
После этого 5 октября окончательный текст мирного
договора был утвержден, 14 октября 1920 г. торжественно
подписан и 23 октября 1920 г. ратифицирован ВЦИК1.
Советская сторона оценивала Юрьевский договор как
справедливый и выгодный для обеих сторон, заключенный
на основе взаимных уступок. Так охарактеризовал его
Я. Берзин в день подписания. Советская официальная
печать того времени также придавала этому договору
большое значение, подчеркивая, что он устанавливал мир-
ное положение на северо-западных границах РСФСР и
уже тем самым отводил непосредственную военную опас-
ность от Петрограда. Эти оценки касались, таким обра-
зом, того значения Тартуского мира, которое он приоб-
ретал конкретно для ситуации начала 20-х гг. В. И. Ленин
счел, однако, необходимым даже в тогдашней обстановке
заявить IX Всероссийскому съезду Советов, что Юрьев-
ский мир является уступкой и даже «жертвой» со стороны
Советского государства, причем Ленин подчеркнул, что
1 Финляндский парламент одобрил договор лишь 1 декабря
163 голосами против 27 при 10 воздержавшихся, а 11 декабря он
был ратифицирован президентом Финляндии (см. К. Wahlback,
Fr^n Mannerheim till Kekkonen, Stockholm, 1967, s. 61).
264
«не было и не может быть в России правительства, кроме
Советского, которое делало бы такие уступки и такие
жертвы» Ленин тут же объяснил причины этих уступок
Советского государства. Это были принципиальные поли-
тические соображения, всегда имевшие приоритет в гла-
зах советского политического руководства перед всякими
иными соображениями и в данном случае поставленные
выше соображений военно-стратегических. «...Самая ма-
ленькая. ничем не вооруженная национальность,— гово-
рил Ленин,— как бы слаба она ни была.., абсолютно мо-
жет быть и должна быть спокойна за то, что ничего,
кроме мирных намерений, у нас по отношению к ней нет,
что наша пропаганда о преступности старой политики
старых правительств не ослабевает, и что наше желание
во что бы то ни стало, ценой громадных жертв и уступок,
поддержать мир со всеми бывшими в Российской импе-
рии и не пожелавшими остаться с нами национальностя-
ми остается твердым. Это мы доказали. И как бы ни были
сильны проклятия, которые сыплются на нас со всех сто-
рон, мы это докажем» 1 2.
С точки зрения широкой исторической перспективы,
Юрьевский мир открывал возможности для начала нового
периода в отношениях между Финляндией и ее восточ-
ным соседом, поскольку он служил убедительным дока-
зательством наличия доброй воли у советской стороны к
равноправному сотрудничеству с малой соседней страной.
Именно так склонен был рассматривать Юрьевский мир
Ю. К. Паасикиви, сказавший при подписании, что договор
закладывает основу для новых отношений между Совет-
ской Россией и Финляндией, и выразивший надежду, что
он принесет пользу обеим сторонам.
Однако Паасикиви был одинок в своем мнении. Оно
ничуть не разделялось руководящими кругами Финлян-
дии, но зато расценивалось как признак неизлечимого
руссофильства Паасикиви, как признак его сугубо лич-
ного и неудобного для финляндской политики качества.
При рассмотрении договора в сейме некоторые горя-
чие головы призывали отвергнуть его, а те, кто согласен
был его ратифицировать, все же называли его не иначе,
как «позорным», а лиц, подписавших его, за немногими
исключениями, считали «трусами» и «предателями».
1 В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т, 44, стр. 297.
’ Там же, стр. 299,
265
Только спустя четверть века, в 1946 г., в новой для
Финляндии ситуации, проф. Вяйне Войонмаа, вспоминая
накануне Парижской конференции Тартуский мир 1920 г.,
заявил, что «никогда Финляндия не заключала столь вы-
годного мира» \ а президент Паасикиви в 1955 г. говорил,
что финнам в 1920 г. не следовало требовать старой гра-
ницы, ибо это требование было по отношению к Совет-
ской России «экспансионистским» 1 2.
Да, спустя четверть века, после гигантской нацио-
нальной катастрофы, поразившей Финляндию по вине ее
политического руководства, среди финских государствен-
ных деятелей нашлись люди, которые поняли, что «фин-
ляндский народ был во внешней политике избалованным
ребенком» 3. Но в 1920 г. в Финляндии этого не понимал
никто, да и вряд ли старался понять.
Глава VII
Советсио-финляндскив отношения в 1920 — 1939 гг.
(от Тартуского мира к „зимней войне**)
Различные, а вернее сказать, диаметрально противополож-
ные оценки Тартуского мира с советской и финляндской
сторон имели чрезвычайно глубокое, серьезное значение
для дальнейшего развития советско-финляндских отноше-
ний, поскольку служили своеобразной призмой, сквозь
которую рассматривалось их будущее.
Для финляндских правящих кругов Тартуский мир
был отнюдь не итогом развития советско-финляндских
отношений в 1917—1920 гг., а всего лишь этапом; не по-
стоянным, а временным актом, то есть соглашением с
советской стороной, на которое они пошли временно, не-
охотно и которое они не считали для себя ни выгодным,
ни необходимым, а, напротив, позорным, обременитель-
ным, от чего, собственно, следовало освободиться, и как
можно скорее. Из таких настроений логически следовало,
что Тартуский мир надо пересмотреть, а отсюда оставал-
ся всего лишь один шаг до обоснования и оправдания
1 «Suomen Sosialidemokraatti», 14.8.1946.
2 См. «Линия Паасикиви. Статьи и речи Ю. К. Паасикиви.
1944—1956», М., 1958, стр. 285.
8 «Suomen Sosialidemokraatti», 14.8.1946.
266
идеи реванша, до идеи захвата силой того, что не удалось
захватить ранее ни силой, ни дипломатическим путем. От-
сюда оставался всего лишь шаг до логического вывода
о необходимости Финляндии усилиться настолько, что
пересмотр Тартуского мира силой стал бы не только воз-
можен, но и привел бы к несомненно положительному
для Финляндии результату. Так был сделан вывод о не-
обходимости усиления военной мощи самой Финляндии
и о необходимости ориентации ее на сильного в военном
отношении и на политически антисоветски настроенного
союзника.
Вывод этот был сделан, конечно, не сразу и не столь
прямолинейно, как здесь изложено, ибо на это потребова-
лись и время, и созревание обстановки. Такая обстанов-
ка создавалась в результате как внутриполитической
борьбы в Финляндии, так и развития международных со-
бытий в 20—30-х гг. Таким образом, вызревание антисо-
ветской внешнеполитической доктрины, ее дополнение и
полная кристаллизация были продолжительным процес-
сом, шедшим непрерывно на протяжении двух десятиле-
тий. Нарастая как снежный ком, этот процесс прошел
несколько этапов, прежде чем привел к советско-финлянд-
ской войне 1939—1940 гг. («зимней войне»).
Первым из них был этап 1920—1923 гг., непосредст-
венно следовавший за заключением Тартуского мира.
На этом этапе была сделана попытка пересмотреть Тар-
туский мир с международно-правовой точки зрения.
Хотя Финляндия во время переговоров добивалась не
только удовлетворения своих территориальных претензий,
но и выдвигала чисто политические и юридические тре-
бования, призванные узаконить ее вмешательство в дела
Советской Карелии, но последние были решительно от-
вергнуты Советским правительством. Пройдя достаточно
далеко по пути удовлетворения чисто территориальных
требований финляндского буржуазного правительства, дав
многочисленные экономические поблажки Финляндии,
Советское правительство не сделало никаких уступок по-
литического характера, не пошло па ущемление сувере-
нитета РСФСР. Текст договора пе оставлял никаких ла-
зеек для вмешательства правительства Финляндии в дела
Советской Карелии. Но правительство Финляндии не
очень беспокоилось о соблюдении формальных обяза-
тельств. Хотя 11 декабря 1920 г. Тартуский мир был ра-
тифицирован президентом Финляндии и с конца декабря,
267
после обмена ратификационными грамотами в Москве,
договор вступил в силу, но уже в 1921 г. он был нару-
шен, так как отряды финских добровольцев-активистов
вторглись на территорию Советской Карелии. Вслед за
тем в течение 1921—1923 гг. между Финляндией и РСФСР
шла непрерывная дипломатическая дуэль по карельско-
му вопросу: вопреки условиям мирного договора, Финлян-
дия добивалась права вмешательства в дела Советской
Карелии. Более того, правительство Финляндии вынесло
карельский вопрос на международную арену, сделало его
предметом обсуждения в различных международных ор-
ганизациях, пытаясь тем самым создать прецедент изъя-
тия этого вопроса из юрисдикции Советской республики.
Так, 27 ноября 1921 г. Финляндия обратилась к Лиге
наций с просьбой «учредить комиссию, которая изучила
бы вопрос о Восточной Карелии и, посетив этот край,
резюмировала результаты своего обследования в докладе,
чтобы была таким образом установлена объективная база
для будущего решения Лиги наций по этому вопросу» 1.
Совет Лиги наций на своих заседаниях 13 и 14 января
1922 г. вынес решение, где говорилось, что карельский
вопрос может быть рассмотрен Советом Лиги наций лишь
в том случае, «если между сторонами имеется соглашение
по данному вопросу»1 2. Естественно, что Советское пра-
вительство заявило самый решительный протест против
попыток вмешаться в его внутренние дела.
Но, потерпев неудачу, финляндское правительство не
оставило своих попыток вынести карельский вопрос на
международный форум, поднять вокруг него шум. Оно
не только продолжало осаждать Совет Лиги наций и вы-
ражать недовольство его осторожностью и нерешитель-
ностью, но и добилось в июле 1923 г. передачи карельского
вопроса на рассмотрение Международного Суда в Гааге.
Однако Международный Суд большинством голосов ре-
шил, что он некомпетентен высказывать свое мнение по
карельскому вопросу, причем подчеркнул, что «без согла-
сия России суд не может высказать даже своего совеща-
тельного мнения» 3.
1 «Внешняя политика СССР», Сб. документов, т. II, М., 1946,
стр. 201.
2 «Helsingin Sanomat», 16.1.1922.
• «Внешняя политика СССР», Сб. документов, т. Ill, М., 1947,
стр. 727.
268
Таким образом, несмотря на все симпатии к бу ржу а з-
ной Финляндии со стороны Запада, ни один из тогдашних
влиятельных международных органов не признал необос-
нованные притязания Финляндии на Восточную Карелию.
Вполне понятно, что Советское правительство, неоднократ-
но до тех пор указывавшее Финляндии на несовмести-
мость ее «карельских претензий» с Юрьевским мирным
договором и с нормами международного права, в ноте от
15 сентября 1923 г. отказалось сноситься в дальнейшем
с финляндским правительством по карельскому вопросу,
считая «отныне вопрос о Восточной Карелии окончатель-
но исчерпанным и совершенно устраненным из диплома-
тической переписки между правительством Союза и пра-
вительством Финляндии» *.
Но ни военное, ни дипломатическое поражение по ка-
рельскому вопросу, ни прекращение по нему всякой пе-
реписки в 1923 г. вовсе не означали, что реакционные
круги в Финляндии, и в том числе ответственные, руко-
водящие круги страны, отказались от мысли захватить
Восточную Карелию, отказались от осуществления идеи
«Великой Финляндии». Отход от военных и дипломати-
ческих методов борьбы не означал даже ослабления борь-
бы за эти цели. Изменились лишь характер и методы этой
борьбы, которая переносилась в сферу идеологической
борьбы, в сферу внутренней политической и духовной
жизни Финляндии. Речь шла о подготовке всего финско-
го народа, о воспитании нового поколения финнов в духе
захватнической, архинационалистической, шовинистской,
антисоветской и антикоммунистической идеологии. И эта
идеология должна была в равной степени служить как
внутренним, так и внешнеполитическим целям.
Таким образом, вся политическая, вся национальная
жизнь Финляндии в 20-х и 30-х гг. проходила так или
иначе под знаком этого процесса.
Период 1923—1929 гг. был вторым этапом в процессе
формирования антисоветской политики. Он характеризо-
вался стремлением финляндских правящих кругов создать
определенную политическую и идеологическую основу,
фон, базу, на которых затем можно было бы строить и
расширять антисоветскую пропаганду. В 1923 г. была
распущена примыкавшая к находившейся в подполье
1 «Внешняя политика СССР», Сб. документов, т. Ill, М., 1947,
стр. 728.
269
компартии массовая легальная Социалистическая рабо-
чая партия Финляндии, образовавшаяся в 1920 г. в ре-
зультате отхода от социал-демократической партии лево-
настроевньтх и сочувствующих Советской России членов.
Газеты СРПФ были закрыты, сотни ее активистов, в том
числе депутаты сейма, были арестованы. Оппозиция, ко-
торая могла бы выступить против антисоветского вне-
шнеполитического курса, была изолирована. Но этого
было мало. Одновременно в 1922 г. из ветеранов прова-
лившихся экспедиций по захвату Восточной Карелии и
Ингерманландии и из финского студенчества была созда-
на шовинистская организация «Карельское академическое
общество» (АКС), чей авторитарный, националистиче-
ский, нетерпимый характер и военно-корпоративная
структура бросались в глаза даже тем, кто еще не мог
предвидеть дальнейшего превращения АКС в одну из
наиболее агрессивных, яростных антисоветских групп
финского националистического лагеря.
Уже в 1926 г. АКС стало идеологически и организа?
ционно доминировать в студенческом движении Финлян-
дии, в 1927—1928 гг. вышло за пределы университетских
городов — Хельсинки и Турку и развернуло работу в
провинции. Под контролем и влиянием АКС находилась
студенческая газета «Улиопиласлехти» и издавался осно-
ванный им в 1928 г. политический журнал «Суомен
Хейме». Внешнеполитический антисоветский курс АКС
был определен с самого начала: его черное знамя озна-
чало «черную ненависть» к СССР, а его главной целью
было господство на севере Европы финской расы и слия-
ние всех финноязычных народов между Балтикой и Ура-
лом, чтобы начало третьего тысячелетия стало началом
«тысячелетия народов Ледовитых морей».
Это был не просто бред небольшой группы финской
молодежи. Это была вполне серьезно сформулированная
программа политической организации, претендовавшей на
роль авангарда финской нации, на роль его идейного вож-
дя в ближайшем будущем. Уже с 1923 г. АКС активно
участвовало во внутриполитической жизни страны. Его
акции всегда были целеустремленно направлены против
отечественного прогрессивного, либерального и особенно
против коммунистического движения. В 1923 г. АКС пер-
вым в Финляндии начал кампанию за изгнание прогрес-
сивных и «коммунистических» депутатов из сейма, за
полную ликвидацию Коммунистической партии.
270
Наряду с созданием националистических идеологиче-
ских организаций в период 1923—1929 гг. укреплялись и
чисто военные организации: армия и шюцкоры, также
воспитываемые в крайне националистическом духе.
С этой целью в 20-х гг. финляндскими ответственными
политическими кругами были предприняты усилия по со-
зданию и канонизации своеобразного национального сим-
вола веры, любой отход, любое отступление от которого
рассматривалось с официальной точки зрения как ан-
тифинское, антипатриотическое действие.
Этот «национальный символ веры», по существу, был
символом международного антикоммунизма и был лишен
каких-либо ярко выраженных национальных финских
черт. Чтобы как-то затушевать этот факт, чтобы навести
оригинальный национальный финский глянец на стан-
дартную пропагандистскую колодку международной ре-
акции, антикоммунизм и антисоветская внешняя полити-
ка были поданы как продолжение освободительных
антирусских, антицаристских традиций национальной
борьбы финского народа. На базе мифа о «русской опас-
ности», глубоко укоренившегося в финском народе, был
создан миф о «красной, советской опасности» как об опас-
ности большевизма, опасности коммунизма — внутреннего
и внешнего — для Финляндии, причем не только и не
столько как о классовой опасности коммунизма для фин-
ляндской буржуазии, а как якобы о национальной опас-
ности коммунизма для всего финского народа. Миф об
«опасности коммунизма» получил в Финляндии широкое
распространение в 20—30-х гг. и стал своего рода теоре-
тической основой антисоветской внешней политики. Фин-
ские правящие круги стали рассматривать себя форпостом
против «советской опасности» для всего Запада, подобно
тому как прежде они считали себя форпостом против рус-
ской, славянской «угрозы» западному миру.
Аналогично тому как миф о «русской угрозе» был пе-
релицован в миф об «опасности большевизма», о «крас-
ной угрозе», столь же легко миф о «руссификации» Фин-
ляндии был трансформирован в миф о «советизации»
Финляндии, которая якобы могла наступить посредством
контакта любого либерального, демократического, про-
грессивного общественного движения или течения с ком-
мунистами. Оба этих старых, привычных мифа как бы
подстилали почву для лучшего, более глубокого и «чисто
финского» усвоения новых антисоветских мифов. Оба
271
они помогли внедрению нового мифа об «освободительной
войне» или о «борьбе за свободу», как буржуазия стала
бесстыдно именовать самый мрачный период в новейшей
истории Финляндии — период вооруженной расправы с
рабочей революцией 1918 г. Создавая этот миф, финлянд-
ская буржуазия действовала по испытанному рецепту —
подменять классовые понятия националистическими, оп-
равдывать свои антинациональные действия, ссылаясь на
жупел «русской угрозы», «руссификации».
Кровавое подавление революции, гражданскую, брато-
убийственную войну против финского рабочего класса,
да еще с помощью германских штыков, буржуазия стала
выдавать за борьбу «освободительную» только потому, что
она велась против «красных», а следовательно, против
«советских», значит, против «русских». «Рюсся» же был
в официальной терминологии финляндской буржуазии си-
нонимом угнетателя, врага. Согласно такой «логике» полу-
чалось, что для финнов и Финляндии ничто не измени-
лось в их отношениях с восточным соседом и что поэтому
путь развития советско-финляндских отношений, естест-
венно, должен был повторять путь развития отношений
Финляндии с царской Россией: твердо, тверже, еще твер-
же. Ибо лишь этот жесткий курс, убеждала буржуазия
массы, привел Финляндию к победе — к достижению ею
независимости, к осуществлению ее тогдашней националь-
ной цели. И чтобы достичь новой национальной цели —
создания «Великой Финляндии» — оставалось лишь пов-
торить тот же курс в отношении Советской России.
Отсюда наступательность, агрессивность и выставление
непомерных требований, грубый, враждебный, презритель-
ный тон стали в отношении Советского государства ос-
новным тоном, основной формой и в конце концов основ-
ным содержанием отношений со стороны Финляндии.
По-иному с советской стороной не хотели даже и разго-
варивать. Все это было принято, утверждено и канонизи-
ровано в 20-х гг. в Финляндии как не подлежащее обсуж-
дению и изменению направление внешнеполитического
курса по отношению к восточному соседу.
Для многих финнов такой курс воспринимался даже
как показатель независимости, самостоятельности и храб-
рости маленькой скромной страны, эдакого «маленького
ягненка», по отношению к «большому грозному медве-
дю». Этот чисто внешний характер и эта чисто внешняя
форма отношений буржуазной Финляндии к СССР импо-
272
пировали многим финнам, абстрагировавшимся от содер-
жания, от смысла и от перспективы этих отношений.
В таком искаженном свете советско-финляндские отноше-
ния казались для многих финнов прямым, непрерывным
продолжением русско-финляндских отношений, полным
совпадением их со всеми их проблемами и спецификой.
И это обстоятельство помогало распространению и укоре-
нению антисоветских мифов в финском народе.
Компартия Финляндии, которой приходилось бороть-
ся против этой националистической пропаганды буржуа-
зии, столкнулась с серьезными трудностями при разъяс-
нительной работе. Коммунисты Финляндии увидели, ка-
кие глубокие корни пустили националистические, Шови-
нистские взгляды в народе в результате того, что бур-
жуазия столь долго обманывала рабочий класс лозунгами
борьбы с несуществующей «русификацией» скрывая
от финского народа подлинный смысл своего спора с Со-
ветской Россией.
Как же реагировало Советское правительство на такое
развитие политической обстановки в Финляндии? Заме-
чало ли оно это развитие, придавало ли ему значение и
понимало ли, сколь неблагоприятно оно может отразить-
ся на дальнейшем формировании советско-финляндских
отношений?
Да, с советской стороны не только замечали, по и с
тревогой следили за нарастающей враждебностью Фин-
ляндии по отношению к Советскому государству. Совет-
ское правительство понимало, что такое развитие пагубно
для советско-финляндских отношений. И все же в 20-х гг.
даже с советской стороны трудно было предвидеть, на-
сколько решающее значение приобретет такое развитие
внутриполитической обстановки в Финляндии для вне-
шнеполитических действий ее правящих кругов.
Во-первых, Советское правительство не склонно было
целиком отождествлять антисоветские программы и дей-
ствия реакционных группировок в Финляндии с позицией
финляндского правительства и в значительной мере рас-
сматривало антисоветские и антикоммунистические вы-
ступления в Финляндии как внутреннее дело страны, объ-
ясняя остроту этих выступлений классовой ненавистью
финляндской буржуазии к коммунизму. Во-вторых, на
1 См. О. Куусинен, Ю. С и р о л а и др., Фиидлтндска я ре-
волюция, Сборник статей, М., 1920, стр. 36.
273
фоне антисоветских кампаний и выпадов, имевших место
в других сопредельных с Советской Россией странах, на-
пример в сравнении с тем, что происходило в Латвии и
Польше, картина активности антисоветских сил в Фин-
ляндии не особенно выделялась, когда ее наблюдали из
Москвы. В-третьих, как считало Советское правительст-
во, в самой Финляндии имелись силы, могущие противо-
стоять реакционным экстремистским тенденциям во
внешней политике и способные контролировать их. К этим
силам Советское правительство причисляло отчасти уме-
ренные буржуазные либеральные круги, представители
которых занимали видные государственные посты в Фин-
ляндии в начале 20-х гг. (К. Ю. Стольберг, Р. Холсти,
Э. Борн) и которые не разделяли нетерпимо националисти-
ческих взглядов АКС, и отчасти также социал-демократи-
ческие круги. И те, и другие в области внешней политики
являлись сторонниками либо нейтралитета, либо регио-
нальных союзов (т. е. союза Финляндии с Прибалтийски-
ми или Скандинавскими странами) и не склонны были
к проведению демонстративно антисоветской политики.
Наконец, важнейшим и серьезнейшим препятствием для
укрепления антисоветской политики в Финляндии Совет-
ское правительство считало в 20-х гг. финляндское ра-
бочее движение, рабочий класс Финляндии.
Попытки Советского правительства на протяжении
z20-x гг. проводить линию на пробуждение доверия у об-
щественного мнения и государственного руководства
Финляндии, попытки завоевать симпатии в Финляндии
I своими внешнеполитическими актами, идущими навстре-
I чу экономическим и территориальным требованиям пра-
I вительства Финляндии, были рассчитаны на то, что фин-
| ляндский народ, самые широкие его круги поймут раз-
1 вицу между политикой старой России и Советского
государства и по заслугам оценят ее. В этой обстановке
антисоветская политика финляндской буржуазии, игно-
рировавшая и отвергавшая мирные усилия Советского
государства, могла быть эффективно разоблачена в глазах
финляндских трудящихся.
Было бы ошибочно утверждать, что в то время у со-
ветского руководства существовал особый оптимизм по
поводу дальнейшего развития советско-финляндских от-
ношений, но нельзя также и утверждать, что возникал
и особый пессимизм, поскольку в 20-х гг. отношение бур-
жуазной Финляндии к СССР еще не столь резко отлича-
274
лось в худшую сторону от отношения других капиталисти-
ческих стран к Стране Советов. Если что и могло насто-
рожить, так это особая последовательность, непрерывность
и известная целеустремленность антисоветского курса
Финляндии, отсутствие серьезных намеков на спад этого
курса, что отмечалось в других странах.
В 20-х гг. советской внешней политике, рассчитанной
на то, чтобы вызвать доверие у финской стороны, проти-
водействовали такие сильные факторы, как засилье на-
ционалистической буржуазной идеологии в Финляндии,
полное непонимание финскими правящими кругами су-
щества изменившейся обстановки на Балтике и в Европе
в результате существования Советской России, постоян-
ная трактовка всех уступок со стороны СССР только как
факта проявления военно-политической и экономической
слабости Советского государства. Все это, вместе взятое,
ослабляло эффективность советской внешней политики,
поскольку ее акты, ее проявления не доходили (а точнее,
не допускались) до адресата — народа Финляндии и, сле-
довательно, не находили, не могли найти в нем того от-
клика, на который они были рассчитаны.
Советское правительство продолжало последовательно
проводить ленинский курс на завоевание доверия Фин-
ляндии и ее народа. Оно принципиально стояло на неиз-
менных позициях мирного сосуществования, неоднократ-
но предпринимало попытки наладить добрососедские от-
ношения с Финляндией. Еще в 1922 г. Советское прави-
тельство добилось подписания с Финляндией соглашения
о мероприятиях по обеспечению неприкосновенности со-
ветско-финляндской границы, что имело большое значение
для нормализации пограничной обстановки и смягчения
общей напряженности в отношениях между двумя стра-
нами. В июне 1922 г. Советское правительство предложи-
ло Финляндии участвовать в Московской конференции
Прибалтийских стран по сокращению вооружений, состо-
явшейся в декабре 1922 г. Финляндское внешнеполити-
ческое руководство (президент К. Стольберг, министр
иностранных дел К. Энкель) в это время стояло на уме-
ренных и разчмных позициях и выражало желание со-
трудничать с СССР, признавая необходимость сокращения
вооружений до совместимого с национальной безопасно-
стью минимума, а также разделяя мнение Советского
правительства, что Тартуский мир должен быть прочной
основой для дружественных отношений между обеими
275
странами. Однако, как указывалось выше, отход умерен-
ных, либеральных сил от политического руководства в
Финляндии сорвал это лишь наметившееся стремление к
нормализации советско-финляндских отношений. Тем не
менее Советское правительство продолжало попытки вве-
сти отношения с Финляндией в нормальное русло.
В 1923 г. оно поставило перед новым правительством
Финляндии вопрос о ликвидации дискриминационных мер
в отношении СССР, проводимых под видом «санитарного
надзора». Жесткие правила надзора с финляндской сто-
роны фактически сдерживали развитие железнодорожного
и морского сообщения между СССР и Финляндией и тя-
жело отражались на экономических интересах обеих
стран. Благодаря усилиям Советского правительства осе-
нью 1923 г. была заключена советско-финляндская сани-
тарная конвенция. Это сразу оказало влияние на расши-
рение экспорта из СССР в Финляндию почти вдвое по
сравнению с предыдущим годом.
Следует подчеркнуть, что даже в годы гражданской
войны торговля нашей страны с Финляндией никогда не
прекращалась полностью. Так, например, в наиболее тя-
желом для Советской России 1919 г. РСФСР вывезла из
Финляндии бумагу, автотранспортное оборудование и
сельскохозяйственный инвентарь на сумму 150 тыс. золо-
тых рублей. Вторая половина 20-х гг. явилась периодом
наибольшего оживления советско-финляндских экономи-
ческих отношений за все время между двумя мировыми
войнами. В этот период не только произошло расширение
объема торговли по сравнению с первой половиной 20-х гг.,
но были установлены также и внеторговые виды эконо-
мических отношений. Так, например, в Карелии была ос-
нована в 1924 г. финская лесозаготовительная концессия
«Репола Вуд», действовавшая до 1931 г.1
' Однако общий товарообмен между СССР и Финляндией
даже и к концу 20-х гг. далеко еще не достигал уровня рус-
ско-финляндского товарооборота 1913 г. Средний объем вы-
воза СССР из Финляндии составлял в это время 50—
60 млн. рублей, а ввоза СССР в Финляндию — 20—30 млн.
рублей. Таким образом, торговля с СССР в это время была
крайне выгодна Финляндии, ибо ежегодно сводилась для
1 Подробно о возникновении и деятельности этой концессии
см. Ю. В. Курсков, Концессия «Репола Вуд» (1924—1931),
«Скандинавский сборник», Таллин. 1962, № 5, стр. 15—33.
276
нее с большим активом. По сравнению с 1013 г. изменилась
и структура советского ввоза и вывоза в Финляндию. Если
основной статьей вывоза царской России в Финляндию бы-
ли продовольственные товары (на 50% — мука, на 20% —
сахар, мясные изделия, овощи и фрукты), то в экспорте
Советского Союза в Финляндию в 20-х гг. солидную долю
заняло промышленное и продовольственное сырье (от 55 до
80%) — лесоматериалы, жмыхи, рожь, овес. Из других то-
варов, отправляемых из СССР в Финляндию, наиболее по-
стоянными были в 20-х гг. лом черных металлов, бензин,
керосин, асбест, резино-асбестовые изделия, химические
удобрения, а из готовых промышленных товаров — нитки
и ювелирные изделия. J
В Финляндии же Советский Союз покупал в основном
то, что она могла предложить,— бумагу и бумажную массу.
Другие товары, в которых нуждался СССР,— машины,
станки, аппараты и инструменты — поставлялись главным
образом из других стран, в частности из Швеции, ибо Фин-
ляндия могла предложить в этом отношении крайне мало.
Таким образом, ввоз из Финляндии в СССР отражал край-
не однобокую структуру финляндского хозяйства, особен-
но усугубившуюся в результате отрыва Финляндии от рус-
ского рынка. И все же, как ни скромны были по сравнению
с дореволюционными советско-финляндские экономические
связи, они тем не менее играли в 20-х гг. роль положи-
тельного фактора в нормализации советско-финляндских
отношений. Они давали Советскому правительству надеж-
ду достичь со временем и полного восстановления друже-
ственных отношений по государственно-политической, дип-
ломатической линии, причем Советское правительство не
упускало ни малейшей возможности ускорить нормализа-
цию политических отношений.
Г"Исходя из того что рабочее движение являлось в целом
сйлой, препятствовавшей развертыванию антисоветского
внешнеполитического курса в Финляндии, советское руко-
водство в 1926 г. предложило социал-демократическому
правительству Финляндии начать переговоры о заключе-
нии гарантийного пакта, в котором не только предусматри-
валось бы воздержание от взаимного нападения, но и ста-
вилась бы задача избегать во взаимоотношениях друг с
другом всего, что могло бы нарушить советско-финлянд-
ские добрососедские отношения. Однако Советское прави-
тельство ждало разочарование, едва ли не большее, чем в
1920 г., накануне заключения Тартуского мира. Пришед-
277
шее к власти в декабре 1926 г. однопартийное правитель-
ство социал-демократов во главе с Вяйне Таннером, на ко-
торое с советской стороны возлагались определенные на-
дежды как на правительство, способное умерить, если не
прекратить, антисоветскую пропаганду реакционных сил в
самой Финляндии, не только не оправдало, но и опровергло
эти надежды, ибо оно стало затягивать, а затем и вовсе
приостановило советско-финляндские переговоры о гаран-
тийном пакте. Этот факт имел весьма отрицательные по-
следствия для дальнейшего развития советской политики
в отношении Финляндии. Поскольку правительство Танне-
ра не только сорвало переговоры о гарантийном пакте, но и
обострило советско-финляндские отношения в 1927 г., то
стало ясно, что расчеты на социал-демократию как на силу,
противодействующую антисоветскому направлению умов в
Финляндии, ошибочны. Уже одно это обстоятельство спо-
собно было усилить недоверие советской стороны к фин-
ляндской внешней политике. Правда, после ухода прави-
тельства Таннера в отставку, в 1928 г., была заключена
советско-финляндская конвенция о пограничных комисса-
рах, которая дополняла соглашение 1922 г. об обеспечении
неприкосновенности границы, но на этом, к сожалению,
шаги в сторону нормализации советско-финляндских отно-
шений приостановились.
С началом мирового экономического кризиса в 1929 г. и
с усилением внутриполитической реакции в Финляндии в
начале 30-х гг. резко активизировался и антисоветский
внешнеполитический курс финляндских правительств, и
это было тем многозначительнее, что в этот период на по-
сту президента Финляндии вновь оказался П. Свинхувуд, с
именем которого были связаны едва ли не самые мрачные
страницы в развитии советско-финляндских отношений и
который не без оснований олицетворял прогерманскую
ориентацию финляндской внешней политики.
Этот третий этап формирования антисоветского внешне -
политического курса Финляндии (1930—1939 гг.), непо-
средственно подготовивший почву для<<зимней .войны»,
усилил недоверие советской сторойь! R финляндскому поли-
тическому руководству и углубил непонимание между обе-
ими сторонами. Да и как могло быть иначе, если внутри- и
внешнеполитическое развитие в Финляндии пошло в следу-
ющем направлении.
В области внутренней политики особенно бросавшимся
в глаза явлением была развернутая в 1929 г. без всяких на
278
то реальных оснований самая разнузданная кампания про-
тив «коммунистической угрозы», какую только можно бы-
ло себе представить в парламентской стране. Кульминаци-
онным пунктом этой кампанпи было запрещение любого
легального подобия коммунистической партии и отождеств-
ление коммунистов с государственными изменниками. Но
дело не ограничивалось арестами коммунистов и травлей
им сочувствующих или даже заподозренных в сочувствии
лиц. Более тревожным симптомом был быстрый рост и на-
раставшая агрессивность националистических организа-
ций, выдвигавших совершенно недвусмысленные антисо-
ветские лозунги. Не только уже знакомые нам АКС и шюц-
коры активизировали свою профашистскую и антисовет-
скую деятельность, но в стране возникло и стало стреми-
тельно расти в 1929—1931 гг. так называемое лапуасское
движение, представлявшее собой своеобразную вариацию
фашизма на финской почве. В это движение были вовлече-
ны зажиточные слои крестьянства, а также определенная
часть городской мелкой буржуазии. Лапуасское движение
оказалось не только орудием подавления финской компар-
тии и других прогрессивных демократических сил внутри
самой Финляндии, но и было использовано для широкове-
щательной антисоветской кампании. Лапуасцы объявили
Урал восточной границей Финляндии и открыто призывали
разрушить Ленинград и «освободить» Ингерманландию.
Они открыто поносили Тартуский мир и людей, его за-
ключивших, призывая государственное руководство Фин-
ляндии к его пересмотру. Они вызывающим образом де-
монстрировали свою нетерпимость к инакомыслящим и
свою решимость к самым крайним действиям, прибегая к
таким сильным средствам, как расправа с либеральным
кандидатом в президенты К. Стольбергом, похищенным и
переброшенным через границу в Советский Союз. Это гру-
бое, применявшее насилие, хаотичное, но вместе с тем по-
дозрительно легко повиновавшееся невидимой направляю-
щей руке движение, окрещенное «народным», получило
сразу и вполне определенно поддержку крупнейших офи-
циальных государственных деятелей Финляндии — премь-
ер-министра, а затем президента П. Свинхувуда и марша-
ла К. Г. Маннергейма — двух самых «сильных рук» фин-
ляндской буржуазии.
Но этого мало. Лапуасцев поддерживали не только от-
дельные политические деятели Финляндии, но и крупней-
шая и влиятельнейшая коалиционная партия, они пользо-
279
вались также симпатией в финляндской армии и в шюц-
коре.
Ликвидация этого движения после путча в Мянтсяля
в 1932 г. вовсе не означала его идейной гибели. Более того,
и идейно, и организационно лапуасское движение продол-
жало свое существование в рамках созданной в 1932 г. от-
кровенно фашистской партии ИКЛ, тесно связанной с ко-
алиционной партией, фактически определявшей и направ-
лявшей политическое развитие Финляндии и увеличившей
на выборах в октябре 1930 г. число своих мандатов в сейме
с 28 до 42. Все это, само собой разумеется, порождало
серьезное недоверие к внешнеполитическим целям ответ-
ственного руководства Финляндии. Особенно беспокоило то
обстоятельство, что антикоммунистическая и антисоветская
идеология, возведенная в Финляндии в ранг некоей патри-
отической национальной финской нормы, не получала
отпора даже со стороны умеренных буржуазных кругов,
которые, по-видимому, не сочувствовали политическим
идеалам фашизма. На деле это означало, что ни политиче-
ски, ни психологически фашизм че мог уже натолкнуться
на сколько-нибудь заметное противодействие в Финлян-
дии. Такой вывод внушал особое беспокойство на фоне по-
явления и усиления с 1933 г. нового неблагоприятного для
Советского государства внешнеполитического фактора —
фашистской Германии. Укрепление во второй половине
30-х гг. германо-финляндских контактов, поощряемых с
обеих сторон и захвативших военную, дипломатическую,
экономическую и культурную сферы, способно было лишь
еще больше усилить убеждение, что антисоветская ориен-
тация общественно-политической жизни в Финляндии но-
сит чрезвычайно серьезный характер и ведет к весьма не-
благоприятным последствиям. Ведь именно в это время
президент Финляндии Свинхувуд говорил германскому по-
слу в Хельсинки фон Блюхеру, что «Россия — единствен-
ный и постоянный враг Финляндии» и что «Гитлер с фин-
ляндской точки зрения лучгпе, чем Штреземан» именно в
эти годы министр иностранных дел Финляндии Антти Хак-
целль заверял германского дипломата в том, что Финлян-
дия «будет придерживаться антирусского курса» 2, а мар-
1 Цит. по W. Blucher, Suomen kohtalonaikoja, Porvoo, 1950,
88. 59—60, 69—71.
’ Ibid., s. 37.
280
шал Маннергейм в разговоре с английским королем вос-
хвалял заслуги Гитлера по искоренению коммунизма Ч
Было ясно, что в случае войны в Восточной Европе гер-
манский фашизм постарается использовать Финляндию
против СССР, а Финляндия предоставит Германии свою
территорию для нападения на СССР в надежде на под-
держку со стороны Германии в захвате Советской Карелии.
Эти внешнеполитические цели Финляндии не были новы
и оригинальны, и чтобы убедиться в их наличии, не надо
было обладать какими-то секретными документами. Доста-
точно было наблюдать и анализировать внутреннюю и внеш-
нюю политику Финляндии, тем более что они были нераз-
рывно связаны друг с другом. Один лишь факт антисовет-
ской демонстрации финских националистически настроен-
ных студентов, протестовавших перед зданием советского
посольства в Хельсинки против приема СССР в 1934 г. в
Лигу наций, или торжественное празднование 70-летия
Маннергейма, устроенное в 1937 г. в присутствии репре-
зентативной военной делегации Германии, говорили боль-
ше, чем любые секретные документы, о намерениях Фин-
ляндии. Ибо эти и многие другие им подобные факты сви-
детельствовали о том, что в случае германской агрессии
против СССР через Финляндию эта страна будет играть
для Германии не просто пассивную, вспомогательную роль
плацдарма агрессии, а станет активным военным и поли-
тическим союзником Германии, союзником, имеющим свои
конкретные цели по захвату советских земель и потому
кровно заинтересованным в германской агрессии, созна-
тельно способствующим ее подготовке и осуществлению.
Какое значение имел такой вывод для дальнейшего от-
ношения Советского Союза к Финляндии? Оказала ли ан-
тисоветская политика Финляндии обратное влияние на по-
литику СССР? И подверглась ли внешняя политика СССР
по отношению к Финляндии изменению в 30-х гг. по срав-
нению с первоначально намеченной Советским правитель-
ством линией?
Надо сразу сказать, что принципиальных изменений не
произошло. Но, вместе с тем, ослабло доверие к намерени-
ям финляндской стороны, ослабла, если не сказать почти
исчезла, вера в добрую волю финляндских ответственных
политических кругов и внешнеполитического руководства,
1 См. G. Mannerheim, Muistelmat, 2 osa, Helsinki, 1953,
s. 63.
281
а наряду с этим возникла и стала усиливаться из года в год
подозрительность по отношению к намерениям и действи-
ям Финляндии как приграничной страны.
Продолжать в новой обстановке политику уступок, рас-
считанных на то, чтобы пробудить доверие финляндской
стороны как ответную реакцию на доверие со стороны
СССР, было бы по меньшей мере бессмысленно. Более
дальновидной и логичной представлялась иная политика:
добиваться от Финляндии гарантии ее внешнеполитиче-
ской лояльности, формальных гарантий, официально под-
тверждавших отсутствие у этой соседки Советской страны
агрессивных, антисоветских намерений. Отсюда-вытекало
стремление советской дипломатии в 30-х гг. заключить с
Финляндией в первую очередь двустороннее соглашение о
ненападений й;во-вторых, привлечь Финляндию к участию
в коллективных актах по укреплению безопасности в Евро-
пе. И то, и другое рассматривалось с советской стороны
как форма сдерживания антисоветского внешнеполитиче-
ского куреа-Финляндйй.
Наиболее крупным достижением советской дипломатии
30-х гг. в отношении Финляндии было заключение 21 ян-
варя 1932 г. договора о ненападении и мирном улаживании
конфликтов. Подписание этого договора в 1932 г. стало воз-
можно в период кратковременной и относительной паузы в
антисоветской кампании, которая наступила в Финляндии
при правительстве Сунила, министром внутренних дел ко-
торого был барон Эрнст фон Борн, политический деятель
старой, консервативной закваски, но весьма отрицательно
относившийся к фашизму и понимавший необходимость
пресечь опасное для Финляндии лапуасское движение, под-
рывавшее ее международный престиж и особенно неприят-
ное лидерам Шведской народной партии своей вызывающей
претензией монопольно выступать от имени финляндских
патриотов. Именно фон Борн принял решительные меры
для подавления лапуасского путча в Мянтсяля, и это на
короткое время привело реакционных экстремистов в за-
мешательство. Этой-то буквально мгновенной передышкой
и воспользовалась советская дипломатия, чтобы в создав-
шейся обстановке получить у финляндского правительства
обязательство не только воздерживаться от нападения на
СССР, но и сохранять строгий нейтралитет при нападении
на СССР третьей стороны, а также не участвовать во враж-
дебных СССР коалициях. Договор 1932 г. подтверждал так-
же Тартуский мир 1920 г. и пограничное соглашение
282
1022 г., которые оставались в силе и обязывали обе сторо-
ны разрешать все споры между собой лишь мирным путем,
передавая их специальной смешанной советско-финлянд-
ской согласительной комиссии из четырех человек, состав-
ленной на паритетных началах. Конвенция о согласитель-
ной комиссии, являвшаяся неразрывной частью договора,
была подписана 22 апреля 1932 г. и вступила в силу вместе
с договором 9 августа 1932 г. Таким образом, в 1932 г. на-
ступило известное просветление в советско-финляндских
отношениях, но это просветление было буквально на сле-
дующий год омрачено усилившейся ориентацией Финлян-
дии на фашистскую Германию. Особенно беспокоил тот
факт, что заключенные в 1932 г. соглашения имели крайне
краткий срок действия, поскольку на этом настаивала фин-
ляндская сторона. Так, договор о ненападении был заклю-
чен всего на три года, причем мог быть продлен в случае
неденонсации только на два года. Такое положение, конеч-
но, не могло способствовать укреплению доверия между
СССР и Финляндией, а, наоборот, с самого начала порож-
дало сомнения в прочности и длительности добрососедских
отношений двух стран. Поэтому пришлось приложить не-
мало усилий, чтобы уже после заключения договора 1932 г.
убедить правящие круги Финляндии в необходимости как
можно более продлить срок его действия. И эти усилия так-
же увенчались успехом: в 1934 г. договор был продлен на
10 Jijji. Это было второе достижение советской дипломатии.
► ^Предполагалось, что и в отношении участия Финлян-
дии в актах коллективной безопасности удастся достигнуть
каких-либо сдвигов, учитывая тревожную обстановку в Ев-
ропе. Особенно обнадеживающими казались попытки внеш-
неполитического руководства Финляндии с осени 1934 г.
пойти на сближение со Скандинавскими странами, рас-
сматриваемыми в Европе как нейтральный регион с ан-
тифашистско-либеральными тенденциями.
Однако в самой Финляндии уже с 1935 г. возникла
сильная оппозиция националистических финских кругов
«скандинавской ориентации», а тем более идее коллектив-
ной безопасности. «Вся Скандинавия,— со злобой и на-
смешкой писал журнал АКС,— является не чем иным, как
сооружением безответственных элементов, и мы не можем
ни при каких обстоятельствах ожидать чего-либо хорошего
оттуда». «Мысли о скандинавском сотрудничестве пора
сдать в музей. Не только сотрудничество северных стран,
но и такие понятия, как «вечный мир», всеобщее разоруже-
283
Нйе, право наций на самоопределение, миролюбивые блоки
демократических стран, пакты о ненападении, экономиче-
ская блокада агрессоров, международная помощь жертвам
агрессии и коллективная безопасность,— все это типично
устаревшие теории» 1.
На этом фоне весьма резко прозвучал отказ министра
иностранных дел Финляндии Антти Хакцелля принять
приглашение Советского правительства посетить Москву
в 1935 г. с целью обсудить все вопросы, которые сама фин-
ляндская сторона считала спорными в своих отношениях
с СССР.
Стало ясно, что шансы на «потепление» политической
атмосферы в Финляндии эфемерны, но тем не менее с со-
ветской стороны попытки достичь сближения советской и
финляндской точек зрения на международную обстановку
продолжались. Нельзя было не заметить, что, хотя умерен-
ные буржуазные круги не представляют уже серьезной си-
лы, противодействующей антисоветскому направлению
внешней политики Финляндии, все же полное единство по
этому вопросу внутри буржуазного лагеря еще не достиг-
нуто, так как некоторые видные представители различных
буржуазных партий не были склонны безоговорочно одоб-
рять фашизацию Финляндии. Так, например, Ю. К. Пааси-
киви в 1934—1936 гг. неоднократно призывал коалицион-
ную партию не связывать себя с такой явно фашистской
группировкой, как ИКЛ, а депутат парламента от Аграр-
ного союза У. К. Кекконен, не раз выступавший в печати
под псевдонимом Пекки Пейтси против нетерпимого шови-
низма профашистских студенческих организаций, став ми-
нистром внутренних дел в 1937 г., сделал попытку распус-
тить ИКЛ как политическую партию. «Фанатизм и слепо-
та во внутриполитических делах,— писал У. К. Кекконен
в статье «Сегодня — студенты, завтра — народ»,— влекут,
как правило, неприятности только для тех, кто становится
жертвами этого фанатизма. Но во внешнеполитической об-
ласти эти качества могут вызвать серьезную опасность для
всего государства» 1 2.
На аналогичных умеренных позициях стоял и новый
министр иностранных дел Финляндии Рудольф Холсти, из-
вестный своими проскандинавскими взглядами и не раз-
делявший того крайнего восхищения гитлеровской Герма-
1 «AKS.n tie», 1937, ss. 123—124.
2 «Suomalainen Suomi», 1937, N 2, s. 115.
384
нией, которое было свойственно в эти годы большинству
финляндских политических и государственных деятелей.
В этой связи в феврале 1937 г., накануне президентских
выборов в Финляндии, когда ожидалось, что Свинхувуд по-
кинет этот пост, Советское правительство повторило свое
приглашение министру иностранных дел Финляндии посе-
тить Москву. Холсти принял это приглашение. Это был пер-
вый визит такого рода во всей 20-летней истории советско-
финляндских отношений. Это была первая попытка устано-
вить прямой и притом личный контакт между государст-
венными деятелями Финляндии и Советского Союза. Поэ-
тому понятно, что с советской стороны этому визиту при-
давали важное значение, надеясь, что в Финляндии вслед
за первыми контактами созреет понимание целей совет-
ской политики, стремящейся обеспечить мир на своей севе-
ро-западной границе. Финляндский министр действительно
заявил в Москве, что Финляндия желает развивать и ук-
реплять дружественные, добрососедские отношения с Со-
ветским Союзом, однако дальше этого заявления дело не
пошло.
Лично Р. Холсти не был виноват в том, что визит в
Москву не дал ощутимых результатов. Дело в том, что уже
в тот момент, когда Холсти находился в Москве, президент
Свинхувуд в разговоре с германским послом в Хельсинки
фон Блюхером назвал эту поездку «формальностью» и за-
верил посла, что «ничто не может изменить внешнеполити-
ческую ориентацию Финляндии» *. Когда же Холсти вер-
нулся в Финляндию, то он стал объектом нападок и оскорб-
лений со стороны реакционных кругов. Особое недовольст-
во этих кругов Холсти вызвал отказом от установления
слишком тесных отношений с гитлеровской Германией.
Генштаб Финляндии предупредил министра иностранных
дел, что он допускает огромную ошибку, игнорируя Герма-
нию 1 2. Неудивительно, что эти круги вскоре вынудили Хол-
сти уйти в отставку. Попытки привлечь Финляндию на
путь коллективной безопасности так и остались эпизодом,
не оставившим после себя никакого следа.
В конце 30-х гг. советско-финляндские отношения ухуд-
шаются по всем линиям — и по политической, и по эконо-
мической 3. Одновременно становится особенно заметна
1 W Bliicher, Suomen kohtalonaikoja, ss. 64, 68—70.
2 I b i d., s. 87.
8 В конце 30-х гг. советско-финляндские экономические свя-
зи были фактически нарушены. Финляндское правительство со-
285
ориентация финляндской внешней политики на союз с фа-
шистской Германией. Финляндская националистическая
печать не только с пониманием относится в эти годы к гит-
леровской доктрине о необходимости для Германии найти
себе жизненное пространство в Восточной Европе, но и
призывает западный мир к тому, чтобы Германии были
возвращены ее африканские колонии. Вслед за тем пропа-
ганда в пользу Германии выходит за рамки прессы. В те-
чение 1937—1938 гг. в Финляндии проводится ряд ши-
роких мероприятий, демонстрирующих германо-финское
«братство по оружию». Таковы торжественно празднуемое
70-летие К. Г. Маннергейма в 1937 г. в присутствии репре-
зентативной германской военной делегации во главе с ге-
нералом фон Фалькенхорстом; визит в Хельсинки герман-
ских подводных лодок в августе 1937 г.; прибытие в апреле
1938 г. на празднества по случаю 20-летия гражданской
войны генерала фон дер Гольца — командующего герман-
ской экспедиционной армией в 1918 г.; демонстрация и па-
рад финской армии в Хельсинки 16 мая 1938 г. в присут-
ствии германской военной делегации во главе с адмиралом
Бастианом.
Шансы удержать Финляндию от военно-политического
союза с Германией практически были сведены на нет, и
поэтому с середины 1938 г. пришлось встать на путь по-
иска средств, способных усилить безопасность северо-за-
падных границ СССР. Была предпринята попытка обеспе-
чить Советскому Союзу договорным путем более выгодные
военно-стратегические позиции в районе финляндской гра-
ницы на ленинградском направлении.
Глава VIII
Военно-стратегическое положение Финляндии и
советско-финляндские переговоры в 1938 — 1939 гг.
Выше уже неоднократно говорилось о военно-стратегиче-
ском значении Финляндии для России. Суть дела заключа-
лась в своеобразии географического положения Финлян-
кратило по сравнению с 20-ми гг. ввоз советских товаров в Фин-
ляндию почти в 5—6 раз, а вывоз из Финляндии в СССР умень-
шился почти в 20 раз. Фактически к 1939 г. торговля между
СССР и Финляндией почти замерла: весь годовой оборот не пре-
вышал даже 3% товарооборота 1913 г. («Внешняя торговля СССР
за 1918—1940 гг.», Статистический обзор, М., 1960, стр. 732—764).
286
дии, расположившейся у морского выхода России в Запад-
ную Европу. Этот чисто географический момент оставался
неизменным, постоянным и определяющим для всех эпох.
К этому географическому моменту, важному самому по се-
бе, добавлялись и усугублявшие или смягчавшие обстоя-
тельства, связанные с определенным историческим перио-
дом, изменявшиеся переменные величины, целиком завися-
щие от конкретной исторической обстановки. Одни из этих
исторических факторов действовали длительное время, дру-
гие — возникали и исчезали под влиянием более кратко-
временных воздействий международной или иной полити-
ческой ситуации. Так, факт наличия на этом важном страте-
гическом направлении крупнейшего в стране экономиче-
ского, политического и культурного центра, каким был Пе-
тербург для царской России, имел длительное значение.
После перенесения столицы из Петрограда в Москву в
1918 г. значение Ленинграда для СССР уменьшилось
лишь в чисто административном отношении, однако эко-
номически, внешнеполитически и внутриполитически Ле-
нинград и весь Ленинградский экономический район про-
должали играть исключительно важную роль в Советском
государстве. Поскольку во второй половине 30-х гг. об-
становка на Балтике для СССР значительно ухудшилась в
связи с тем, что доминирующей державой в этом районе
стала фактически фашистская Германия, то военное зна-
чение зоны Ленинграда резко возросло. Это прекрасно
понимали иностранные военные эксперты, подходившие
к данному вопросу с точки зрения военно-политической
расстановки сил в Европе.
Так, один из финских военных экспертов подполковник
Ю. К. Фабрициус, игравший видную роль в создании фор-
тификационных сооружений на восточной границе Фин-
ляндии, следующим образом оценивал военно-стратегиче-
ское положение Финляндии весной 1939 г.: «Финляндия
прикрывает с фланга все северо-западные морские связи
России с Европой: от Финского залива через Балтийское
море и вдоль Мурманской железной дороги до Белого моря.
При акции европейских великих держав против России
русское военное руководство должно считаться с возмож-
ностью нападения через Финляндию, которая угрожает в
силу своего географического положения всему правому
флангу русского западного фронта. Русский генеральный
штаб считался с этим накануне первой мировой войны...
Таким образом, совершенно ясно, что с военно-теоретиче-
287
ской точки зрения Финляндия представляет для России
как прямую угрозу, так и препятствие для активных воен-
ных операций в случае втягивания России в вооруженный
конфликт в Европе» *.
Независимо от этой оценки, данной военным специа-
листом, такой сугубо цивильный орган, как Комитет
СДПФ, опубликовал тоже весной 1939 г. свою точку зрения
по данному вопросу, не только поразительно совпадавшую
с мнением Фабрициуса, но и «политически» уточняв-
шую его.
«Именно в войне между Германией и Советским Сою-
зом,— заявлял Комитет СДПФ,— побережье и шхеры Фин-
ляндии представляют для воюющих весьма важные опор-
ные пункты. Финляндская территория поэтому может быть
использована Германией в ее планах нападения на Ленин-
град и Мурманскую железную дорогу, связывающую Со-
ветский Союз с Ледовитым океаном... Северная Финляндия
и особенно Петсамо также могут стать важной военной це-
лью в случае возможного военного конфликта» 1 2.
Как видим, и в военных, и в политических кругах Фин-
ляндии имелось вполне ясное представление о том, какое
важное стратегическое значение представляет Финляндия
для СССР, особенно в преддверии второй мировой войны,
когда гитлеровская Германия уже успела обнаружить до-
статочно ясно свои агрессивные планы.
Но этого мало. В Финляндии хорошо понимали также,
что Советский Союз может оказаться вынужденным в из-
вестной ситуации занять определенную часть финляндской
территории исключительно для того, чтобы укрепить свою
оборону 3. Поскольку такая ситуация могла наступить толь-
ко в случае нападения Германии на СССР через террито-
рию Финляндии или в непосредственной близости от фин-
ляндской территории, то со стороны Советского Союза бы-
ло бы едва ли дальновидно и логично ожидать, когда такое
нападение уже совершится, и не постараться предупредить
его заранее.
Эти соображения легли в основу стремления Советского
правительства начиная с весны 1938 г. и вплоть до осени
1939 г., то есть в течение почти полутора лет, договориться
1 I. С. Fabritius, Nordens neutralitet, «Svensk Вotten»,
14.4.1939.
2 «Suomen Sosialidemokraatti», 22.3.1939.
8 См. C. L. Lundin, Suomi toisessa maailman sodassa, Jyvasky-
la, I960, ss. 45—46.
288
с Финляндией о таком обеспечении безопасности советско-
финляндской границы на ленинградском направлении, ко-
торое бы гарантировало безопасность Ленинграда, а также
дало бы возможность построить более эффективную систе-
му предупреждения развертывания сил агрессора на всем
северо-западном фланге СССР.
Первое по времени предложение по этому вопросу от-
носится к апрелю 1938 г. Исходя из того что при сохране-
нии линии границы у Сестрорецка Красная Армия все рав-
но будет пытаться отбросить агрессора на территорию Фин-
ляндии и постарается разбить его вне пределов своих границ,
Советское правительство предложило Финляндии заранее
договориться о том, на какой основе советские войска смо-
гут действовать на финской территории в случае войны ме-
жду СССР и Германией. Советский Союз мог бы предоста-
вить Финляндии всевозможную военную и экономическую
помощь, если бы та оказала сопротивление высадке гер-
манских войск, причем Советское правительство подчерки-
вало, что, как только военные действия будут закончены,
оно непременно выведет свои войска с территории Финлян-
дии. Но правительство Каяндера, не входя даже в обсуж-
дение существа советского предложения, отнеслось к нему
отрицательно и заявило, что Советскому Союзу нет нужды
беспокоиться о германской угрозе, поскольку Финляндия
не допустит ничего похожего на создание германских воен-
ных баз на своей территории. Что же касается того, как
Финляндия намерена реагировать на германское вторже-
ние и отстаивать свою независимость и нейтральное поло-
жение в войне между великими державами, то об этом
финляндское правительство совершенно умолчало. Это-то
и заставило Советское правительство задать финляндскому
руководству прямой вопрос: чем Финляндия гарантирует
свой нейтралитет? Что может служить порукой тому, что
она будет сопротивляться прямой и косвенной германской
агрессии? Где доказательства того, что Финляндия станет
преградой, а не мостом для германской агрессии против
СССР?
На все это правительство Каяндера не могло дать ника-
кого сколько-нибудь успокоительного ответа. Оно молчало.
Зато его действия способны были вызвать вполне реальные
опасения у советского руководства. Так, в августе 1938 г.,
когда Советское правительство, желая облегчить для Фин-
ляндии форму выражения ее миролюбивых намерений,
предложило финнам вместо заключения столь неприятного
1/а 11—225	289
для них военного союза с СССР ограничиться лишь одно-
сторонним письменным обязательством в случае герман-
ской агрессии против Финляндии воспротивиться ей и за-
просить помощь против нее у Советского Союза, то и на это
предложение по-прежнему последовал отрицательный от-
вет. Наконец, правительство Финляндии и слышать не хо-
тело о просьбе СССР насчет постройки на острове Гогланде
оборонительных сооружений с целью прикрыть с моря и с
воздуха от нападения Кронштадт и Ленинград, хотя, со
своей стороны, Советское правительство обещало дать са-
мые торжественные гарантии соблюдать неприкосновен-
ность Финляндии, помогать ей против агрессора и заклю-
чить с ней крайне выгодное экономическое соглашение, да-
леко идущее навстречу интересам финляндской промыш-
ленности и сельского хозяйства.
Поняв по опыту весенних переговоров, что правительст-
во Финляндии весьма болезненно реагирует на всякие
предложения СССР об оказании ей военной поддержки со-
ветскими войсками, СССР осенью 1938 г. предложил вместо
ввода войск на финскую территорию оказать финнам по-
мощь оружием и обеспечить Финляндии полное морское
прикрытие силами Советского Военно-Морского Флота.
Однако и эти весьма умеренные, разумные и вполне ло-
гичные в обстановке 1938 г. советские предложения были в
довольно-таки категорической форме отклонены прави-
тельством Финляндии. Финляндское правительство наме-
ренно закрывало глаза на тот непреложный факт, что лю-
бой конфликт великих держав в районе Восточной Балти-
ки неизбежно затрагивал Финляндию, независимо от того,
хотела она этого или нет. Поэтому следовало принимать
профилактические меры, исходя именно из этого факта,
а вовсе не из того, что Финляндия будто бы при всех усло-
виях останется в стороне от войны, раз на то будет воля
ее руководителей.
Вторичный отказ Финляндии ярко демонстрировал от-
сутствие у финнов доброй воли к сотрудничеству против
угрозы германской агрессии. И тем не менее Советское
правительство еще не теряло в это время надежды, что с
финской стороны поймут, насколько в их же собственных
интересах выгодно заблаговременно договориться с Совет-
ской страной о совместной обороне Финского залива — то-
го небольшого, но важного географического участка, где
интересы Финляндии и СССР тесно соприкасались. Хотя и
было ясно, что мотивы, по которым Финляндия отказыва-
290
лась от сотрудничества с СССР по обороне этого района,
были надуманными, тем не менее в это время можно было
лишь догадываться о подлинных причинах финского отка-
за: либо уже существовало германо-финляндское секретное
соглашение, либо Финляндия с целью добиться более вы-
годных условий соглашения с СССР набивала себе, что на-
зывается, цену и желала запросить более значительные
компенсации за остров Гогланд.
Чтобы проверить эти предположения, советская сторо-
на предложила финнам самим выдвинуть любые требова-
ния компенсации за остров Гогланд. Но Финляндия отве-
тила на это гробовым молчанием.
Однако в марте 1939 г. обстановка в Европе стала на-
столько тревожной, что Советское правительство вновь ре-
шило обратиться к Финляндии с предложением об органи-
зации обороны Финского залива.
Финляндское посольство в Москве было запрошено, не
согласится ли Финляндия сдать Советскому Союзу в арен-
ду сроком на 30 лет остров Гогланд с окружающими его че-
тырьмя мелкими островками для организации там укреп-
ленного района с целью прикрытия Ленинграда с моря.
В обмен СССР предлагал Финляндии часть советской тер-
ритории в любом районе советско-финляндской границы,
предпочтительнее в районе Карелии. Из Хельсинки ответи-
ли на сей раз немедленно, но по-прежнему отрицательно.
Однако, поскольку ответ был дан весьма стремительно, со-
ветский нарком иностранных дел М. М. Литвинов заявил
финляндскому посланнику, что не будет рассматривать
этот ответ как окончательный и для выяснения мнения
финляндского правительства направит в Хельсинки специ-
ального представителя, который более подробно разъяснит
советские предложения. Но и эта попытка советской ди-
пломатии тактично дать финнам возможность обдумать и
взвесить свои шаги и тем самым предотвратить срыв пере-
говоров оказалась напрасной. Премьер-министр Финляндии
Каяндер и президент Каллио отклонили и это предложение
СССР, фактически даже не пожелав выслушать его как
следует. Парламент Финляндии, как и в 1938 г., оставался
в неведении, но высшие военные круги, точнее, лично мар-
шал Маннергейм, были на сей раз проинформированы о су-
ществе советских предложений. Правда, это мало помогло
делу. Но важно подчеркнуть, что правительство Каяндера
пренебрегло даже советом Маннергейма не отклонять со-
ветские предложения, серьезно изучить их и скорее всего
42 И
291
согласиться на них, ибо с военной точки зрения они лишь
выгодны для Финляндии. Маннергейм подчеркивал, что
мелкие острова в Финском заливе не имеют почти никакой
ценности для Финляндии, которая не может их даже как
следует оборонять, но, напротив, эти же острова представ-
ляют чрезвычайное значение для СССР, так как прикрыва-
ют путь к его главной военно-морской базе — Кронштадту.
(Вспомните: «Кронштадт — ключ к Ленинграду, Ленин-
град — ключ к Москве».)
Маннергейм шел в своих советах еще дальше, побуждая
правительство Финляндии по собственной инициативе
предложить СССР передвинуть советско-финляндскую гра-
ницу у Ленинграда на несколько километров западнее за
соответствующую компенсацию. Подобный шаг с финлянд-
ской стороны, несомненно, укрепил бы у советского руко-
водства доверие к финнам. Но, вместо того чтобы внять это-
му совету, правительство Каяндера, не сообщавшее о пред-
ложениях СССР собственному парламенту, тотчас же ин-
формировало о них германского посла в Хельсинки Вип-
перта фон Блюхера, которому докладывал сам министр
иностранных дел Финляндии Э. Эркко. В своих мемуарах
маршал Маннергейм называет позицию Каллио, Каянлепа,
Эркко и Таннера, ответственных за переговоры с СССР,
«близорукой». Однако такой ее можно было бы считать
лишь до весны 1939 г. После этого она скорее заслуживает
наименования безответственной, провокационной, антина-
циональной, ибо она систематически пренебрегала корен-
ными национальными интересами Финляндии.
Не успел еще специальный представитель СССР поки-
нуть 6 апреля 1939 г. Хельсинки и привезти в Москву от-
рицательный ответ финнов, как правительство Каяндера
демонстративно и весьма поспешно стало осуществлять
строительство укреплений вдоль границы с СССР на Ка-
рельском перешейке. Десятки тысяч националистически
настроенных студентов и молодых людей призывного воз-
раста были брошены на эти работы в летние месяцы 1939 г.
наряду с инженерными войсками и строителями.
Размах, который приобрели не столько работы, сколько
пропаганда вокруг этих работ, заставил депутата парла-
мента К. О. Фрича (Шведская народная партия) квалифи-
цировать это мероприятие как «демонстрацию шовинист-
ского самодурства». Советское посольство в Хельсинки вы-
нуждено было заявить протест против антисоветских ло-
зунгов и призывов, нанесенных на гранитные и бетонные
292
стены укреплений, повернутых фронтом к Ленинграду. Ты-
сячи строителей этой полосы фортификаций, получившей
впоследствии у нас название «линия Маннергейма», вооду-
шевляли себя песнями, где говорилось о том, как армии
Гитлера и Муссолини в пух и прах разобьют «Советы».
Если до тех пор все еще теплились надежды, что слухи
о существовании германо-финского тайного альянса сомни-
тельны и что с финнами удастся в конце концов найти об-
щий язык, то теперь финны сами, по существу, нанесли по
этим надеждам удар. Последние события, казалось, еще бо-
лее подтверждали самые худшие предположения. В конце
июня 1939 г. Финляндию посетил начальник германского
генерального штаба генерал Гальдер. Он присутствовал на
маневрах в районе Карельского перешейка, ознакомился с
состоянием финской армии, осмотрел «линию Маннергей-
ма», выезжал на Крайний Север, в Лапландию. После все-
го этого ему был пожалован высший финляндский военный
орден. Вслед за тем, в августе 1939 г., были устроены круп-
нейшие в истории Финляндии маневры, проходившие вдоль
советско-финляндской границы. На них были приглашены
все военные атташе, аккредитованные в Хельсинки, кроме
советского. Намек был более чем грубым. Он был вызываю-
щим, провокационным.
К осени 1939 г. советско-финляндские отношения стали
напряженными. Приходилось констатировать тот несом-
ненный и неприятный факт, что северо-западная граница
Советского Союза оказалась к началу второй мировой вой-
ны сравнительно легко ранимой в военном и политическом
отношениях.
Начало второй мировой войны и германская агрессия в
Польше резко актуализировали к середине сентября 1939 г.
проблему обороны западных границ СССР. Руководство
СССР спешно принимало меры для улучшения военно-по-
литической ситуации в районе Балтики. Вопрос о необходи-
мости обороны в этом районе — Финском заливе — ио не-
обходимости его укрепления вновь со всей остротой встал
перед военным и политическим руководством Советского
Союза. Советское правительство, естественно, не могло си-
деть сложа руки и ждать появления агрессора у Сестрорец-
ка. Несмотря на многократные неудачи переговоров с Фин-
ляндией, была предпринята попытка испробовать еще один
шанс в расчете, что изменившаяся ситуация в Европе и
особенно реально существовавшая угроза германской аг-
рессии в районе Балтики откроют глаза финляндскому пра-
10—225
293
вительству и будут способствовать изменению его точки
зрения на советско-финляндские отношения.
Кроме того, с советской стороны полагали, что перед
финляндским правительством следует поставить более кон-
кретные, но и одновременно более серьезные условия, чем
ранее, в 1938 г. и в начале 1939 г., когда в Европе еще не
разразилась война.
Исходя из всего этого, Советское правительство при-
гласило 5 октября 1939 г. прибыть в Москву полномочную
финляндскую делегацию, чтобы обсудить «конкретные по-
литические вопросы». Начавщиеся 11 октября 1939 г. со-
ветско-финляндские переговоры проходили на самом вы-
соком уровне. С советской стороны в них участвовали
И. В. Сталин и В. М. Молотов, с финляндской — Ю. К. Па-
асикиви и В. Таннер, державшие постоянную связь с де-
монстративно уклонившимся от поездки в Москву и остав-
шимся в Хельсинки Э. Эркко.
Целью Советского правительства было разрешить два
вопроса. Первый и главный состоял в том, чтобы достичь
договоренности о заключении оборонительного союза меж-
ду СССР и Финляндией, то есть решить проблему безопас-
ности Ленинграда и обороны северо-западных границ на-
шей страны фундаментальным политическим путем. Поэ-
тому сразу по прибытии финляндской делегации в Москву
И. В. Сталин спросил, готова ли она к переговорам о за-
ключении такого договора *. Когда же финляндская деле-
гация заявила, что не уполномочена на переговоры этого
рода, то И. В. Сталин констатировал, что в таком случае
Советский Союз вынужден будет предложить обмен неко-
торых территорий 1 2.
Таким образом, невозможность политического решения
проблемы безопасности в то время вынуждала идти на чис-
то военное решение как на единственно остающуюся аль-*
тернативу.
Вот почему советская сторона в качестве второго вопро-
са предложила передвинуть границу на Карельском пере-
шейке к западу, так чтобы она оставляла за Советским Со-
юзом все северное побережье Кронштадтского залива, то
есть наиболее узкое место Финского залива. Практически
это означало возвращение к первоначальному проекту со-
1 См. У. К. Кекконен, Краеугольный камень политики
дружбы, «За рубежом», 20—26 апреля 1973 г., стр. 9.
2 Там же.
294
ветско-финляндской границы, предложенному Советским
правительством в 1918 и 1920 гг. Это был минимум, необхо-
димый для создания линии обороны, непосредственно при-
крывавшей Ленинград на ближних подступах с суши.
Кроме того, в условиях 1939 г., когда и военно-полити-
ческая ситуация, и военно-технический прогресс вызвали
серьезное изменение обстановки в указанном районе, Со-
ветское правительство ставило вопрос также о создании
оборонительного пояса на дальних подступах к Ленингра-
ду со стороны моря. Для этого оно намеревалось создать
военно-морскую базу у входа в Финский залив и просило у
Финляндии уступить для этой цели небольшой участок ее
территории. Конкретно речь шла первоначально о части
полуострова Ханко, выдающегося в Финский залив на
крайнем юго-западе Финляндии. Но Советское правитель-
ство соглашалось также на любой остров или островок в
этом районе, поскольку ему было важно лишь то, чтобы ба-
за в Финляндии находилась как раз визави по отношению
к базе на территории Эстонии и таким образом эта оборо-
нительная система прочно закрывала бы вход в Финский
залив флоту агрессора.
Часть советских предложений касалась также неболь-
шого исправления границы на полуострове Рыбачьем и
срытия укреплений по обе стороны советско-финляндской
границы на Карельском перешейке. Но советская сторона,
заметив нежелание финляндских руководителей даже за-
трагивать эти дополнительные предложения, не настаива-
ла на их осуществлении. Главным было обеспечить чисто
военное прикрытие для Ленинграда. На достижение же по-
литических соглашений с Финляндией к этому времени не
оставалось уже никаких надежд.
Со своей стороны, СССР предлагал Финляндии в обмен
за уступку ему территории на Карельском перешейке
вдвое большую территорию Советской Карелии, полагая,
что такой обмен будет не только выгоден Финляндии, но
заинтересует некоторые влиятельные политические круги
в этой стране и тем самым ослабит их недовольство восточ-
ным соседом.
В ходе переговоров Советское правительство неодно-
кратно проявляло добрую волю, стремилось достичь обоюд-
ного согласия и готово было во многих случаях пойти на
компромисс при решении конкретных вопросов. Так, на-
пример, советская сторона соглашалась на любые угодные
финнам условия создания базы в Финляндии — на покуп-
10*
295
ку, обмен или аренду соответствующей территории, а так-
же на любой вариант конкретного места базы в районе юго-
западной оконечности Финляндии (полуостров, остров, ост-
ровки, шхеры).
Словом, советская сторона проявляла гибкость, чего
нельзя было сказать о финнах. Особенно Э. Эркко и В. Тан-
нер занимали крайне жесткую, отрицательную позицию.
Только Ю. К. Паасикиви не разделял непримиримой пози-
ции финляндского правительства *. Как и весной 1939 г.,
Маннергейм, несмотря на ненависть к большевикам, сове-
товал своему правительству в октябре 1939 г. достичь ком-
промисса с СССР. Он считал, что требование обезопасить
Ленинград вполне обоснованно и что разрыв переговоров с
СССР на фоне крайнего обострения отношений, да еще в
период мировой войны, может вынудить Советский Союз
к военным действиям против Финляндии 1 2. Однако руково-
дители внешней политики Финляндии, зная, что СССР в
силу своих принципиальных миролюбивых установок не
решает спорные вопросы с соседними государствами воен-
ным путем, полагали, что Советский Союз ни при каких
обстоятельствах не начнет войны с Финляндией. Поэтому
они считали, что их позиция категорического игнориро-
вания интересов СССР, занятая на переговорах, полностью
безопасна в военном отношении и в то же время весьма
выгодна для Финляндии с государственной, внешнеполи-
тической и морально-политической точек зрения, ибо уве-
личивает престиж и вес Финляндии в капиталистическом
мире, особенно среди потенциальных противников Совет-
ского государства.
Взяв курс на обострение переговоров, финляндское пра-
вительство провело параллельно им ряд демонстративно
враждебных Советскому Союзу мер, в том числе частичную
мобилизацию и переброску войск к советской границе. На-
конец, 8 ноября 1939 г. финляндская делегация отказалась
обсуждать с советской стороной вопрос об острове Юсаре, а
13 ноября, выполняя телеграфную директиву Эркко, пре-
рвала переговоры и отбыла из Москвы.
Как и вслед за разрывом переговоров весной 1939 г., с
финской стороны и на сей раз последовала резкая антисо-
ветская кампания в прессе, дополняемая инцидентами на
границе.
1 См. С. L. Lundin, Suomi toisessa maailman sodassa, s. 102.
2 Ibid., s. 101.
296
Для советского руководства было ясно, что в Финлян-
дии окончательно возобладали силы, «стремящиеся к на-
ступательной войне при благоприятной международной об-
становке», как об этом говорилось еще весной 1939 г. в за-
явлении Комитета СДПФ. Для надежд на мирное развитие
событий не оставалось места. Когда правительство Финлян-
дии отказалось отвести свои войска па 20—25 км от грани-
цы и не прекратило пограничных инцидентов, Советское
правительство вынуждено было денонсировать 28 ноября
1939 г. пакт о ненападении и отозвать 29 ноября из Хель-
синки своих дипломатических и торговых представителей.
Дальнейшее развитие событий привело к возникновению
30 ноября военного конфликта между Финляндией и СССР.
Война, для предотвращения которой Советское правитель-
ство затратило столько труда, тем не менее стала свершив-
шимся фактом.
Причины и характер кризиса советско-финляндских
отношений накануне второй мировой войны
Советско-финская война декабря 1939 — марта 1940 г.,
или, как ее принято называть в Финляндии, «зимняя вой-
на», была, несомненно, проявлением кризиса советско-фин-
ляндских отношений, созданного правящими кругами Фин-
ляндии. Но причины этой войны следует искать вовсе не в
событиях последних чисел ноября 1939 г. Ее корни лежат
намного ранее — в начале 30-х, а в известном смысле даже
и в начале 20-х гг., и учет этого факта ведет к более глубо-
кому пониманию причин и значения «зимней войны» для
обеих сторон.
Вспомним, что все усилия советской стороны устано-
вить отношения доверия с Финляндией в 20-х гг. наталки-
вались на стену враждебности и игнорировались с фин-
ляндской стороны. Вспомним, что все усилия по достиже-
нию договорным путем гарантий от нападения через Фин-
ляндию и по организации совместной с финнами обороны
Финского-залива не дали никаких результатов. Вспомпим,
наконец, что эта политика продолжалась и после возник-
новения второй мировой войны, в тревожной обстановке
осени 1939 г. При этом важно подчеркнуть, что финлянд-
ская буржуазия не только явственно проявляла классовую
враждебность к Советскому Союзу как к государству рабо-
чих и крестьян, но и, разговаривая с соседом, буржуазная
Финляндия, кроме того, не желала даже слушать и пони-
297
мать его. Это было более трагично, чем диалог глухих.
И это в конечном счете привело к глубочайшим расхожде-
ниям, а затем и к открытому столкновению между двумя
странами.
Было ли такое развитие преодолимо? Имелся ли из него
выход? Или отношения Финляндии с восточным соседом,
будь то Россия или Советский Союз, фатальным образом
были обречены на то, чтобы завершиться кризисом?
Чтобы ответить на эти вопросы, надо прежде всего уяс-
нить, в чем была основа, суть расхождений между Финлян-
дией и Советским Союзом. Если столкновения и кризисы в
отношениях Финляндии с царской и буржуазной Россией
были результатом спора финляндской и русской буржуазии
за рынок, то есть лежали в плоскости экономических, ад-
министративно-хозяйственных и уже производных от них
юридических и политических противоречий, то кризис от-
ношений между СССР и Финляндией был вызван совер-
шенно иными причинами.
Существо расхождений между Финляндией и СССР ле-
жало в плоскости внешней политики и заключалось в том,
что внешнеполитические концепции Финляндии и основан-
ная на них внешнеполитическая практика приходили в во-
пиющее противоречие не только с внешнеполитическими
концепциями Советского Союза, но и с национальными ин-
тересами самой Финляндии, так как были построены на иг-
норировании реально существовавшей в то время внешне-
политической ситуации в районе Балтики и Северной Ев-
ропы.
В течение всего периода между двумя мировыми война-
ми во внешней политике Финляндии преобладала концеп-
ция опоры на противников СССР, будь то кайзеровская
Германия, Антанта, Англия или гитлеровская Германия.
Балтийская или скандинавская ориентация, как и концеп-
ция финляндского великодержавия, точно так же были тес-
но связаны с внешнеполитической ориентацией Финляндии
на Эапад. Они лишь старались замаскировать прозападный,
антинациональный характер финляндской внешней поли-
тики, выдавая ее либо за регионально обусловленную, учи-
тывающую интересы большинства стран балтийского или
скандинавского регионов, либо за «истинно финскую». Но
существо финляндской внешней политики от всего этого не
изменялось: восточный сосед в любом случае игнорировал-
ся как внешнеполитический партнер и рассматривался не
как самостоятельный и равноправный субъект междуна-
298
родно-правовых отношений, а исключительно как объект
действий финляндской внешней политики. Такой подход
кажется ныне невероятным, но это факт. Этот подход отра-
жал господствовавшие в европейской буржуазной полити-
ческой мысли 20-х гг. представления о нежизнеспособностп
Советского государства и о его скорой и неминуемой гибе-
ли. В ожидании этой гибели финляндское внешнеполитиче-
ское руководство разрабатывало внешнеполитические кон-
цепции для Финляндии, далекие от реальной действитель-
ности, от реальных потребностей страны, построенные на
иллюзиях о недолгом существовании Советского государст-
ва. Вера в гибель СССР, ожидание этой гибели порождали
стремление ускорить ее и толкали финляндских ответст-
венных государственных деятелей на авантюризм во внеш-
ней политике, на обострение отношений с СССР. Таким об-
разом, нереальность, иллюзорность общих концепций тог-
дашней внешней политики Финляндии соединялись с аван-
тюристической практикой, что в целом резко усугубляло
бесперспективность и бессмысленность финляндской внеш-
неполитической линии.
При этом важно отметить еще одно обстоятельство: как
ни старались творцы этой политики закрыть глаза на суще-
ствование СССР, как ни стремились они игнорировать Со-
ветское государство в качестве субъекта международных
отношений, как ни устанавливали они, вопреки реальному
положению вещей, примат своих отношений с Западом как
основным партнером Финляндии, словом, как ни отворачи-
вались они в своей внешней политике от восточного соседа,
им не удавалось преодолеть то, что стрелка их внешнепо-
литического компаса упорно возвращалась к Востоку.
Правда, она обращалась туда как бы с отрицательным
зарядом, с отрицательным знаком, но обращалась настой-
чиво и неизменно. Ни один внешнеполитический акт, за-
ключенный Финляндией с Западом, не мог невольно не ис-
ходить из факта существования СССР. Более того, все
внешнеполитические концепции Финляндии, именно буду-
чи антисоветскими, по существу, учитывали в первую оче-
редь этот факт, хотя правящие круги Финляндии демонст-
ративно не хотели считаться с СССР. Так история мстила
тем, кто пытался не считаться с ней, кто пытался объявить
действительное несуществующим и, наоборот, выдать чис-
тейшие иллюзии за реальность.
Таким образом, Советский Союз оставался и в период
между двумя мировыми войнами основным внешнеполити-
299
ческим фактором для Финляндии, с которым надо было
считаться как с реальностью, независимо от того, хотели
этого или нет руководители тогдашней финляндской внеш-
ней политики.
Поскольку это условие было нарушено с финляндской
стороны, кризис отношений стал неминуем. Он был законо-
мерным проявлением конфликта иллюзий с реальной дей-
ствительностью.
В этом и состояло существо советско-финляндского кон-
фликта. Но раз так, то этот кризис был, следовательно,
преодолим. И путь этого преодоления был также ясен: фин-
ляндское руководство должно было отрешиться от реакци-
онных иллюзий и вернуться на почву реальной действи-
тельности. Оно должно было, короче говоря, коренным об-
разом пересмотреть свои внешнеполитические установки.
Как, когда, при каких обстоятельствах и каким путем,
на это должно было ответить время.
Глава IX
Итоги и уроки двух ВОЙН
между Финляндией и СССР (1939 — 1944 гг.)
Советско-финская война 1939—1940 гг. продолжалась три
с половиной месяца, или, точнее, сто дней.
Для такой страны, как Советский Союз, это была не-
большая война уже в чисто военном отношении — по вре-
мени, пространству, введенным силам, использованным ре-
сурсам. Она была более тяжелой, более трудной, наконец,
более своеобразной, чем можно было предполагать, но тем
не менее весьма ограниченной по своим масштабам, как
военным и историческим (в сравнении с другими войнами
Советской России), так и по психологическим и внутри-
политическим.
Подобно тому как в России память о русско-шведской
войне 1808—1809 гг. была сглажена последующей Отече-
ственной войной 1812—1814 гг., так и маленькая «финская»
война 1939—1940 гг. оказалась вскоре совершенно засло-
ненной в памяти советского народа Великой Отечествен-
ной войной 1941—1945 гг. или слилась с ней как эпизод.
Но этот, так сказать, историко-психологический и внутри-
политический аспект значения «зимней войны» для СССР в
300
то же время нисколько не снимал и не умалял внешнепо-
литического значения этого «эпизода» для формирования
общего международного положения СССР и особенно для
развития советско-финляндских отношений. Это была дру-
гая сторона вопроса. Советско-финская война имела, сле-
довательно, для СССР лишь внешнеполитическое значение.
Совершенно иным было положение в Финляндии.
Пожалуй, мало даже сказать, что «зимняя война» име-
ла национальное значение для Финляндии. Она не только
была важнейшим фактором, оказавшим влияние на все сто-
роны национальной жизни Финляндии, от экономической
до идеологической, пока она шла, но и в дальнейшем она
неизменно продолжала воздействовать на умы ряда поколе-
ний финнов как своеобразный верстовой столб на пути ис-
торического развития Финляндии, от которого можно было
вести любой отсчет — либо в сторону еще более ожесточен-
ного продолжения довоенной политики, либо в сторону по-
ворота к иной политике. Примечательно, что «зимняя вой-
на» для финнов вовсе пе оказалась заслоненной последую-
щей более длительной войной — участием Финляндии во
второй мировой войне на стороне гитлеровской Германии
против СССР, а, наоборот, рассматривалась как основа,
как начало, как исток для последующих событий. Участие
Финляндии во второй мировой войне рассматривалось как
логичное продолжение «зимней войны», что пашло отра-
жение в наименовании войны 1941—1944 гг. либо «летняя
война» (т. е. продолжение «зимней»), либо просто «про-
долженная война».
Тот факт, что именно «зимняя война» на протяжении
почти четверти века после ее окончания использовалась и
все еще продолжает использоваться определенными круга-
ми в Финляндии в качестве политического и идеологиче-
ского аргумента или оружия в политической борьбе, что
она продолжала и продолжает оказывать воздействие на
политическое и национальное сознание финнов, обязывает
нас постараться возможно объективнее показать и оценить
значение этого события для обеих сторон.
Если в СССР «зимняя война» уже в 1945 г., после окон-
чания Великой Отечественной войны, казалась «далеким
прошлым» советско-финляндских отношений, то в Финлян-
дии она продолжала оставаться отнюдь не «отжившим ис-
торическим фактом» даже в конце 50-х гг. Вспомним пе
только сам факт выхода в Финляндии после второй миро-
вой войны огромного количества исторической, мемуарной
301
и художественной литературы, посвященной именно «зим-
ней войне», но и тот, еще более удивительный факт, что
чуть ли не центральной проблемой спора, возникшего во
всей этой литературе, явилось не что иное, как выяснение
того, можно ли было продолжать эту войну по военным
соображениям или нет, и правильно ли поступили те, кто
согласился пойти на мир в 1940 г. При таком подходе вой-
на, разумеется, не осуждалась, необходимость ее ведения
подразумевалась и сомнению подвергалась лишь военная,
а не политическая целесообразность ее продолжения.
Если политически «зимняя война» получала тем самым
оправдание даже в конце 50-х гг., то можно себе предста-
вить, насколько доминирующим, характерным для фин-
ляндских правящих кругов было нежелание понять глубо-
кие политические причины этой войны и признать, что вой-
на явилась горьким уроком и неизбежным возмездием за
недальновидную внешнюю политику финляндской сторо-
ны. Тем более невероятным казалось для финляндских
правящих кругов в 1940 г. сделать логические выводы из
провалившейся политики, приведшей к войне, и пересмот-
реть ее.
Политическое руководство Финляндии вновь, как уже
неоднократно имело место в ее истории, не сумело посмот-
реть на итоги войны с СССР с широкой исторической и
международной точек зрения, оказалось не в состоянии оце-
нить события 1939—1940 гг. на фоне всей истории совет-
ско-финляндских отношений. Старые догмы вновь одержа-
ли верх. Новая советско-финляндская граница, по которой
Карельский перешеек с Выборгом, западным и северным
побережьем Ладожского озера отходил к СССР, рассматри-
валась как неприемлемая, невозможная и вынужденная.
Между тем финляндской стороной не принималось во вни-
мание, что этп территориальные изменения б|ыли продик-
тованы исключительно необходимостью обороны района
Ленинграда, что они исходили из уроков «зимней войны» и
были тем максимумом, который вообще снимал на будущее
вопрос о границах между СССР и Финляндией. С историче-
ской же точки зрения новая советско-финляндская граница
была лишь восстановлением положения, существовавшего
до присоединения Финляндии к России в 1809 г., и, таким
образом, оставляла в неприкосновенности исторически сло-
жившуюся национальную территорию Финляндии. Вместе
с тем финляндское руководство не оценивало и тот факт,
что Советский Союз оставил в руках Финляндии террито-
302
рию Печенги, которую он лишь вынужденно уступил Фин-
ляндии в 1920 г. и которую имел возможность вернуть себе
по миру 1940 г., так как эта область была в ходе войны за-
нята советскими войсками, а также представляла для Со-
ветского Союза особенно важное военное значение. Однако
поскольку в тот период реальной, ощутимой угрозы втор-
жения Германии в Советский Союз через Северную Фин-
ляндию еще не существовало, то Советское правительство
не видело насущной необходимости возбуждать вопрос о
Печенге перед правительством Финляндии на мирных пе-
реговорах. Если бы тогдашнее финляндское правительство
смотрело на вещи более широким политическим взглядом,
оно, несомненно, оценило бы позицию Советского прави-
тельства в этом вопросе, тем более что буквально месяц
спустя, в апреле 1940 г., стало совершенно ясно, что Совет-
ское правительство, по сути дела, требовало минимума не-
обходимого, то есть лишь того, что непосредственно вытека-
ло из военно-политической ситуации конкретного момента
в марте 1940 г. Когда же 9 апреля 1940 г. гитлеровская
Германия оккупировала Норвегию, стало ясно, что и тер-
ритория Северной Финляндии может стать плацдармом для
германской агрессии против СССР и что владение областью
Печенги исключительно важно для СССР по военно-стра-
тегическим, оборонным соображениям.
Однако только после второй мировой войны, то есть пос-
ле того, как Финляндия вторично, на этот раз в тесном сою-
зе с гитлеровской Германией^ вступила в войну против
СССР, Советское правительство поставило перед Финлян-
дией вопрос о возвращении Печенги в состав СССР.
Таким образом, даже несмотря на то, что Советскому
Союзу пришлось дважды на протяжении пяти лет убедить-
ся, что Финляндия в случае войны оказывалась в стане его
внешнеполитических и военных противников и что она в
коалиции с другой стороной или при поддержке других
стран способна была представлять угрозу для безопасности
СССР, советское руководство в своих территориальных тре-
бованиях к Финляндии проявило умеренность и не вышло
за пределы лишь крайне необходимого, с точки зрения го-
сударственной безопасности, и последовательно придер-
живалось принципа не затрагивать исконной финляндской
национальной территории, сложившейся к началу XIX в.
Такая политика Советского правительства объяснялась
тем, что оно все время имело в виду, что генеральной ли-
нией советской внешней политики в отношении Финлян-
303
дии, как и в отношении всех других сопредельных стран,
является курс на установление дружбы и доверия.
Несмотря на наступление к исходу 30-х гг. такой обста-
новки в советско-финляндских отношениях, которая делала
невозможным практическое осуществление этого курса, ос-
новы внешней политики в отношении Финляндии, заложен-
ные В. И. Лениным, оставались все время незыблемыми и
их проявление, их влияние можно было ощущать даже в
самые тяжелые времена советско-финляндских отношений.
И тем не менее ни очевидность этого факта, ни даже сам
по себе неудачный для Финляндии исход «зимней войны»
не побудили финляндское руководство к серьезной перео-
ценке своей политики в отношении СССР. В известной сте-
пени такая переоценка имела место лишь со стороны части
финляндской общественности, в основном со стороны про-
грессивной интеллигенции, да отчасти со стороны наиболее
осторожных и дальновидных политических деятелей вроде
Ю. К. Паасикиви, которые, однако, составляли единицы.
Попытки левых, прогрессивных кругов финляндской
общественности создать широкое массовое движение за ус-
тановление добрососедских отношений между Финляндией
и СССР, движение, которое бы имело главную социальную
опору в рабочем классе, привели не к смягчению советско-
финляндских отношений, как предполагалось, а, наоборот,
к их обострению. Это произошло потому, что не только ру-
ководящие круги финляндской буржуазии, но и лидеры пра-
вой социал-демократии, и в первую очередь В. Таннер, рас-
сматривали всякую легальную деятельность левых органи-
заций как антигосударственную, антифинскую, подрывную
и терпели ее только как своего рода неизбежное зло, цели-
ком связанное с пораженцем Финляндии в войне против
СССР. Такой известный государственный деятель, как со-
циал-демократ К. А. Фагерхольм, открыто заявил летом
1940 г., что «Общество за мир и дружбу с Советским Сою-
зом» (СПС), образованное 22 мая 1940 г., является совет-
ской «пятой колонной» в Финляндии и с ним должно быть
«покончено» ’. В соответствии с такими установками пра-
вящие круги Финляндии всячески стремились ограничить
деятельность СНС, что, естественно, вызывало недовольство
прогрессивных кругов, группировавшихся вокруг этого об-
щества, и заставляло их не только оказывать противодей-
1 Цит. по J. К. Р a a s i k i v i, Toimintani Moskovassa ja Suo-
messa 1939—1941, II, Porvoo, 1959, s. 77.
304
ствие попыткам финляндского правительства затруднить
работу СНС, но и апеллировать к Советскому Союзу.
Советское правительство, естественно, усматривало во
всяких попытках помешать деятельности СНС свидетель-
ство того, что Финляндия намерена продолжать и далее не-
дружественную внешнеполитическую линию в отношении
СССР, и делало правительству Финляндии соответствую-
щие представления. Однако последнее рассматривало такие
представления как вмешательство во внутренние дела
страны и находило в этом аргумент для своей оценки дея-
тельности СНС как антигосударственной. Такая оценка
была вредной для интересов Финляндии, так как объек-
тивно вела к ликвидации в Финляндии широкого движе-
ния в пользу добрососедских отношений с СССР, препят-
ствовала нормализации отношений между обеими страна-
ми и, естественно, усиливала недоверие.
Именно характерная для периода 1940—1941 гг. обста-
новка взаимного недоверия в советско-финляндских отно-
шениях, обстановка, не только не улучшавшаяся, но и с
каждым днем становившаяся все хуже, оказалась сама по
себе существенным фактором, препятствовавшим нормали-
зации отношений.
Недоверие Советского правительства к политике Фин-
ляндии, порожденное действиями и позицией финляндской
стороны в вопросах о СНС, о концессии в Петсамо, о возве-
дении военных укреплений вокруг советской военной базы
на полуострове Ханко, а также не в последнюю очередь в
вопросах торговли (в феврале 1941 г. Финляндия фактиче-
ски вела торговую войну против СССР), было настолько ве-
лико, что стало серьезным мотивом для отрицательного
отношения Советского правительства к идее скандинавско-
го военного союза с участием Финляндии.
Как известно, в начале марта 1940 г. Советский Союз
положительно отнесся к идее военно-политического сотруд-
ничества Финляндии со Швецией, Норвегией и Данией при
условии, что образованный этими странами блок не будет
направлен против СССР Ч Но после речи президента нор-
вежского стортинга Хамбро от 14 марта 1940 г., который за-
явил, что восточные границы Финляндии, установленные
Московским миром, следует считать временными и они дол-
жны быть исправлены, Советское правительство изменило
свою точку зрения на сотрудничество Финляндии со Скан-
* См. «Правда», 13—14 марта 1940 г.
305
дипавскими странами. Советское руководство полагало, что
любой такой союз будет использован Финляндией против
СССР».
По этой же причине СССР выступил в декабре 1940 г.
против попыток Финляндии войти в союз со Швецией или
даже объединиться с этой страной в унию1 2. Когда в январе
1941 г. шведское правительство, обеспокоенное ухудшением
советско-финляндских отношений и возможностью полного
скатывания Финляндии в объятия фашистской Германии,
попыталось предупредить это неблагоприятное для всей
Скандинавии развитие событий предложением о союзе с
Финляндией, то финляндское руководство, полностью ори-
ентировавшееся в это время на Германию, отклонило швед-
ское предложение под предлогом того, что оно якобы встре-
тит сопротивление Советского Союза3.
С весны 1941 г. Финляндия уже фактически активно
шла к новой войне.
Реакционные силы в Финляндии и германское военное
и политическое руководство умело воспользовались сущест-
вованием недоверия между СССР и Финляндией и исполь-
зовали его как важный политический фактор, для того
чтобы, вопреки национальным интересам Финляндии, во-
влечь ее снова в войну с СССР.
Если в «зимнюю войну» Финляндия получала поддерж-
ку и политическое благословение империалистов западных
держав — Англии, Франции и США, то в ее новой войне с
Советским Союзом союзником стал германский фашизм.
Иностранное влияние на внешнюю политику Финляндии,
подкрепляемое классовыми интересами самой финляндской
реакции, привело в конце концов к тому, что финляндские
правящие круги постепенно утратили историческую пер-
спективу и не смогли объективно оценить, кто же является
для Финляндии действительным врагом, а кто — другом,
исходя из коренных национальных интересов страны, из
сохранения ее мира и благополучия.
Четыре года тяжелой войны Финляндии, выступавшей
на стороне гитлеровской Германии против своего восточ-
ного соседа, стоили многих жертв и советскому, и финскому
1 См. «Внешняя политика СССР», Сб. документов, т. IV, М.,
1947, стр. 497, док. № 408.
2 См. V. Assarsson, I skuggan av Stalin. Stockholm,
1963, s. 46.
3 Cm. Per G. Andree n, Unionsplanens forlisning, «Svenska
Dagbladet», 10.8.1961.
306
народам. Советской стране был нанесен огромный матери-
альный ущерб в результате оккупации Советской Карелии
финской армией. Что же касается Финляндии, то «братство
по оружию» с фашистской Германией принесло ей нема-
лые тяготы.
Поэтому сепаратный выход Финляндии из войны, по-
следовавший в сентябре 1944 г. \ был встречен с облегче-
нием подавляющим большинством финского народа.
Тогдашнее государственное руководство Финляндии1 2,
видя, что дальнейшее участие Финляндии в войне на сто-
роне Германии равнозначно самоубийству нации и может
привести к серьезному разрушению экономики страны, ре-
шило пойти на сепаратные переговоры с советским коман-
дованием о перемирии и об изгнании немецко-фашистских
войск из Финляндии.
Этот шаг, на который правящие круги Финляндии выну-
ждены были пойти в трудную для страны минуту вначале
лишь из чувства самосохранения, привел затем постепенно
в результате изменения обстановки в стране к пересмотру
прежней внешней политики Финляндии и открыл возмож-
ность для нового курса финляндской внешней политики в
отношении СССР.
В целом война 1941 — 1944 гг. показала предельно на-
глядно не только плачевные результаты внешнеполитичес-
ких антисоветских концепций финляндских правящих кру-
гов, но и убедительно доказала большинству финнов, что
на этом пути нечего искать. Именно поэтому и возник во-
прос о переоценке и пересмотре самих основ финляндской
внешней политики, о коренном, радикальном ее пересмотре.
1 Первоначальные переговоры о перемирии, начатые еще вес-
ной 1944 г., были сорваны прогерманскими группировками в пра-
вящих кругах, и осенью 1944 г. Финляндия вторично, в менее
благоприятной ситуации, стала искать возможности выхода из
войны.
2 К середине августа 1944 г. наиболее прогерманские деяте-
ли в руководстве типа Рюти, Таннера, Виттинга и Линкомиеса
были заменены другими, в частности Маннергейм сменил Рюти
на посту президента 4 августа 1944 г. Разрыв с Германией был
одобрен парламентом 2 сентября 1944 г. 113 голосами против 43
(К. Wahlback, FrSn Mannerheim till Kekkonen, ss. 153—154).
307
Глава X
Поворот во внешней политике Финляндии
после второй мировой войны (1944 — 1948 гг.)
От перемирия к миру (1944—1947 гг.)
После поражения, понесенного Финляндией во второй ми-
ровой войне, как на Западе, так и в самой Финляндии мно-
гие считали, что Советский Союз воспользуется своими за-
конными правами и преимуществами победителя и продик-
тует Финляндии тяжелые условия мира.
Однако этого не произошло, да и не могло произойти,
ибо это противоречило бы всем нормам и принципам совет-
ской внешней политики. Советский Союз никогда не вел
войны против финского народа. У СССР не могло быть и не
было целей ущемления национальных прав и суверенитета
Финляндии. Война шла против фашизма, против реакцион-
ных сил, толкнувших страну и народ в пучину войны. И ког-
да война, наконец, была окончена, то для Советского госу-
дарства было важно, чтобы в Финляндии на сей раз пра-
вильно поняли цели и задачи советской внешней политики,
чтобы горечь поражения не отравила сознания финлянд-
ских государственных деятелей и народа и не стала той
питательной средой, на которой впоследствии вновь могли
бы созреть реваншистские замыслы. Вот почему Совет-
ское правительство с первого же момента после окончания
войны старалось словом и делом проявить свое дружест-
венное отношение к Финляндии.
Но одних усилий Советского правительства было недо-
статочно. Требовалась большая разъяснительная работа со
стороны финляндских прогрессивных кругов и со стороны
самих руководителей финляндской внешней политики, что-
бы сломать тот лед недоверия и предубеждения к СССР,
который нарастал в Финляндии десятилетиями.
Существовала и другая сторона той же проблемы иско-
ренения недоверия в отношениях между двумя государст-
вами, а именно: финляндским руководителям предстояло
теперь убедить Советский Союз, его правительство, обще-
ственность и народ в том, что Финляндия будет искренней
в своей политике дружбы с СССР.
Залог успеха в осуществлении коренного поворота со-
ветско-финляндских отношений на путь дружбы и сотруд-
308
ничества заключался, следовательно, в том, чтобы, во-пер-
вых, усилия по установлению добрососедских отношений
между СССР и Финляндией перестали быть односторонни-
ми, с одной лишь советской стороны, как это было в
20-х гг., и, во-вторых, чтобы политика СССР нашла пони-
мание и активную поддержку как со стороны широкой
финляндской общественности, так и со стороны ведущих
государственных деятелей Финляндии.
Первый же послевоенный акт Советского правительства
в отношении Финляндии — соглашение о перемирии, за-
ключенное 19 сентября 1944 г., в разгар победоносного на-
ступления Советской Армии на всех фронтах, имел целью
показать финскому народу, насколько справедливы и уме-
ренны требования могущественного победителя. Соглаше-
ние о перемирии не содержало никаких принципиально
новых территориальных и политических требований к Фин-
ляндии. Онг лишь, по сути дела, восстанавливало действие
мирного логовопа 12 марта 1940 г. и соглашения от 11 ок-
тября 1940 г. Возвращение Печенги фактически не было
новым требованием, а вытекало логически из учета военно-
политической ситуапии 1940 г. и опыта военных лет 1941 —
1944 г., не говоря уже о том. что оно не затрагивало собст-
венно национальной финской территории, какой она сложи-
лась к моменту вхождения Финляндии в состав России. То
же самое следует сказать и о границе на Карельском пере-
шейке, которая, по существу, восстанавливала границу
1809 г. Единственное частное исключение, отличавшее ус-
ловия 1944 г. от условий 1940 г., касалось арендной терри-
тории. Вместо арендованного Советским Союзом у Финлян-
дии в 1940 г. полуострова Ханко Советский Союз получал
в аренду небольшой участок территории побережья не-
сколько западнее Хельсинки и прилегаюшие к нему шхеры
Финского залива — район Порккала-Удд. Но это не меня-
ло ни характера, ни объема советских требований 1944 г.
по сравнению с требованиями 1940 г.
Все остальные условия перемирия 1944 г. логически вы-
текали из факта прекращения Финляндией войны: Фин-
ляндия должна была разоружить и интернировать оставши-
еся на ее территории немецко-фашистские войска, вернуть
советских и союзных военнопленных и' сократить свою ар-
мию и флот до размеров мирного времени. В качестве воз-
мещения убытков, причиненных военными действиями и
оккупацией советской территории, Финляндия обязалась
предоставить Советскому Союзу репарации на сумму
309
300 млп. долл, с погашением в течение шести лет различ-
ными товарами (лесоматериалы, бумага, целлюлоза, мор-
ские и речные суда, машинное оборудование), а также
возвратить вывезенные с территории Советской Карелии
и Ленинградской области имущество и ценности. Две тре-
ти репарационных поставок должны были составлять из-
делия металлопромышленности. Этот характер репараци-
онных платежей оказал большое влияние па формирование
послевоенной экономической структуры Финляндии и ее
торговых отношений с СССР.
После заключения перемирия в Хельсинки была созда-
на Союзная Контрольная Комиссия во главе с А. А. Жда-
новым, осуществлявшая связь между Советским главноко-
мандованием и правительством Финляндии. Ее основной
задачей был контроль за точным и своевременным выпол-
нением Соглашения о перемирии, и на нее была возложена
обязанность делать представления правительству Финлян-
дии в случаях нарушения соглашения. Соглашение о пе-
ремирии давало основное направление советско-финлянд-
ским отношениям в переходный период — в период до за-
ключения мирного договора между СССР и Финляндией.
Поэтому будущее советско-финляндских отношений в зна-
чительной степени зависело ле только от буквального, фак-
тического выполнения условий перемирия, но и от того
духа, в котором эти условия реально выполнялись.
Надо сказать, что со столоны правительства Финлян-
дии, возглавляемого с 17 ноября 1944 г. Ю. К. Паасикиви,
сразу же было проявлено глубокое понимание сложившей-
ся обстановки. Уже в декабре 1944 г. Паасикиви подчерк-
нул, что отношения с СССР — это основная внешнеполити-
ческая проблема Финляндии и от ее решения зависит
будущее финского народа. Важно не только точно и добро-
совестно выполнить соглашение о перемирии, разъяснял
Паасикиви, «но и добиться хороших, основывающихся на
доверии отношений с нашим великим соседом». Эту мысль
Ю. К. Паасикиви неустанно повторял затем при каждом
удобном случае на протяжении всего переходного периода.
Другим важным условием установления советско-фин-
ляндских дружественных отношений в этот период было
обезвреживание в Финляндии реакционных сил как основы,
порождаюшей, с одной стороны, атмосферу антисоветской
вражды в Финляндии, а с другой — недоверие в Советском
Союзе к действиям финляндских властей. Вот почему с
советской стороны считали крайне важным, в частности,
310
осуждение главных виновников вовлечения Финляндии в
войну с СССР. Поскольку это было предусмотрено ст. 13
соглашения о перемирии, то, верное своим принципам не-
вмешательства во внутренние дела других государств, Со-
ветское правительство полагало, что конкретно решать
этот вопрос должны сами финляндские власти. Союзная
Контрольная Комиссия в январе 1945 г. подтвердила это
самым определенным образом.
Вскоре правительство Финляндии объявило, что фин-
ские военные преступники будут осуждены судом по фин-
ским законам, и создало в феврале 1945 г. специальную
Следственную комиссию для определения виновных. Од-
нако силы реакции Финляндии попытались свести на нет
работу этой комиссии и всячески предотвратить осуждение
таких людей, как Рюти и Таннер, сыгравших мрачную роль
в истории Финляндии. Но это им не удалось. Прогрессив-
ные круги Финляндии организовали движение протеста.
Демократизация общественной жизни Финляндии, на-
ступившая после перемирия, выход из подполья Коммунис-
тической партии и запрещение фашистских и полуфашист-
ских организаций стали новым важным фактором не толь-
ко для внутриполитической жизни Финляндии, но и для
формирования ее внешнеполитического курса. Тем самым
и коммунисты Финляндии получили после войны возмож-
ность высказывать свое мнение в парламенте и в прави-
тельстве относительно внешнеполитического курса страны,
и это коренным образом меняло положение по сравнению с
довоенным.
Новое соотношение общественных сил в Финляндии яс-
но обозначилось после выборов в парламент в марте 1945 г.,
когда избиратели отдали голоса в основном левым партиям.
Демократический союз народа Финляндии — созданная
коммунистами и левыми социал-демократами массовая,
демократическая организация сотрудничества наиболее
прогрессивных общественно-политических сил города и де-
ревни — получил не только четверть мест в парламенте, но
и вошел в коалиционное правительство — второе прави-
тельство Паасикиви, сформированное в середине апреля.
Это способствовало демократическому развитию Финлян-
дии в области как внутренней, так и внешней политики.
К концу апреля 1945 г. с территории севера Финляндии
силами финской армии были изгнаны последние остатки
немецко-фашистских войск. Тем самым Финляндия в ка-
кой-то мере содействовала на последнем этапе войны борь-
311
бе СССР против гитлеровской Германии. В связи с оконча-
нием войны У мая 1У45 г. руководство Финляндии подчерк-
нуло твердое намерение финского народа всеми силами
развивать дружественные отношения с СССР. Премьер-ми-
нистр Ю. К. Паасикиви призвал своих соотечественников
забыть в отношении СССР слова «исконный враг» и корен-
ным образом изменить свое отношение к восточному соседу.
Для проведения новой внешней политики финляндское
правительство старалось призвать новых людей, не отяго-
щенных грузом старых представлений и предубеждений.
В течение лета 1945 г. Финляндия лояльно выполняла ус-
ловия перемирия, в частности точно осуществляла постав-
ки репараций.
В начале июля финляндское правительство приняло
меры к ликвидации тайных складов оружия, организован-
ных в разных районах страны группой высших офицеров
финской армии в нарушение условий перемирия и с целью
подготовить возможное возобновление военных действий
против Советского Союза, и начало широкое следствие по
этому делу. Все это, естественно, убеждало Союзную Конт-
рольную Комиссию в дружественных намерениях прави-
тельства Финляндии и позволило ей в качестве выражения
своего доверия передать ему 5 августа 1945 г. суверенитет
над воздушным пространством Финляндии, а также снять
введенные на время войны ограничения морской и почто-
во-телеграфной связи с Финляндией.
6 августа 1945 г. правительство СССР решило устано-
вить дипломатические отношения с Финляндией и обме-
няться посланниками. Это решение, принятое Советским
Союзом первым из всех великих держав — участниц ан-
тигитлеровской коалиции, вызвало искреннее удовлетворе-
ние правительства Финляндии и широких слоев финского
народа.
Политика доброй воли, проводимая Советским Союзом
в отношении Финляндии, не ограничивалась лишь меро-
приятиями политического характера, хотя и они сами по
себе имели огромное значение. Уже в начале 1945 г., когда
Советский Союз еще продолжал вести войну против гит-
леровской Германии, он стал налаживать нормальные тор-
говые отношения с Финляндией. Учитывая ее тяжелое про-
довольственное положение, в январе 1945 г. СССР заклю-
чил соглашение о снабжении Финляндии продовольствием
(зерно и сахар) в обмен на минеральное сырье и металлы.
К осени 1945 г. было заключено не менее трех подобных
312
краткосрочных торговых соглашений, сыгравших немалую
роль в облегчении продовольственного кризиса в Финлян-
дии. Кроме того, осенью 1945 г. Советское правительство
продлило Финляндии срок выплаты репараций па два года,
то есть с шести до восьми лет, с тем чтобы ежегодный взнос
равнялся не 50 млн. долл., а 37,5 млн. долл. Это также су-
щественно облегчило экономические трудности Финляндии.
Наконец, в апреле 1946 г. Советское правительство во вре-
мя переговоров в Москве с финской торговой делегацией,
возглавляемой Мауно Пеккала, полностью освободило Фин-
ляндию от дальнейших поставок по реституции вывезенно-
го из СССР имущества (из 67 млн. долл. Финляндия выпла-
тила в 1945 г. всего лишь 8 млн. долл.) и одновременно
согласилось продать Финляндии 100 тыс. т зерна и снаб-
дить ее химическими удобрениями.
Это понимание экономических нужд Финляндии, про-
явленное Советским Союзом, было высоко оценено прогрес-
сивной общественностью, народом и руководящими прави-
тельственными кругами Финляндии, и в первую очередь
Ю. К. Паасикиви. Паасикиви прекрасно понимал, что все
эти шаги Советского правительства свидетельствуют о его
прочном, серьезном желании видеть в Финляндии дружест-
венную соседку. Паасикиви старался объяснить своим соо-
течественникам, что это желание СССР продиктовано всем
историческим опытом советско-финляндских отношений и
имеет под собой веские основания. Советский Союз не хо-
чет более, чтобы Финляндия была использована против не-
го третьими странами в качестве плацдарма; он хочет
доверять Финляндии и ожидает, в свою очередь, искрен-
ности и доверия с ее стороны. Но если СССР увидит, что
финнам нельзя доверять, то он, несомненно, попытается
установить такие реальные гарантии, чтобы Финляндия не
смогла быть использована третьими державами; вот почему
в интересах Финляндии вести курс на доверие и дружбу с
СССР, разъяснял Паасикиви. Это единственная возможная
политика для Финляндии, говорил он. И категорически под-
черкивал при этом: «Я не вижу какой-либо альтернативы
этой политике».
Однако реакционные круги в Финляндии — бывшее
офицерство, деятели распущенных фашистских и полуфа-
шистских организаций, часть лидеров правой социал-демо-
кратии, а также круги, слишком тесно связанные с иност-
ранным капиталом, считали, что после установления
дипломатических отношений с СССР, после ряда экономи-
12—225
313
ческих облегчений, полученных Финляндией от Советского
Союза, они могут вновь поднять голову и заняться антисо-
ветской пропагандой, препятствуя установлению в Финлян-
дии атмосферы доверия и дружбы по отношению к СССР.
Такой тактикой эти круги пытались в первую очередь за-
тормозить и в конце концов сорвать решение двух важных
в то время вопросов: 1) осуждение главных виновников
войны и 2) разоблачение организаторов тайных складов
оружия. Это, по их расчетам, обострило бы отношения меж-
ду СССР и Финляндией.
Но тогдашнее правительство Финляндии во главе с Па-
асикиви отвергло со всей решительностью авантюрные
происки реакционеров. «Враждебной политикой по отно-
шению к СССР можно загубить все, что у нас еще оста-
лось,— заявил Паасикиви.— Это нетрудно сделать. Но ны-
нешнее правительство не примет в этом участия».
Парламент и народ поддержали правительство в этом
вопросе. Правительство Паасикиви, а затем правительство
Мауно Пеккала взяли курс на наказание виновников вой-
ны и организаторов тайных складов оружия. Еще 11 сен-
тября 1945 г. парламент принял закон об их наказании.
Процесс над ними начался 15 ноября 1945 г. и проходил до
21 февраля 1946 г. Рюти был осужден на 10 лет, Таннер и
Линкомиес — на 5,5 лет каждый. Что же касается органи-
заторов тайных складов оружия, то есть большой группы
офицеров (почти в 2 тыс.) во главе с генералом Айро, то
реакционные силы упорно старались затянуть следствие
над ними и спасти обвиняемых, используя старые законы
и старый аппарат финляндской юстиции. Поэтому в декаб-
ре 1946 г. после долгой борьбы парламент в конце концов
принял специальный закон о наказании виновных в хра-
нении оружия, на основе которого 28 марта 1947 г. начался
большой и весьма длительный процесс. В деле оказалось
замешано шесть генералов генштаба и около трехсот со-
трудников окружных управлений военного ведомства; след-
ственные органы выявили свыше 1300 тайных складов ору-
жия, разбросанных по всей территории Финляндии. Раз-
меры заговора были поразительно велики для столь малой
страны, как Финляндия. Они явно указывали на наличие
связи с иностранными реакционными кругами и свидетель-
ствовали о том, что финляндские реакционеры, несмотря
на уроки двух неудачных войн, не сделали для себя пра-
вильных выводов. Они не только не отказались от мечты о
реванше, но и фактически не сложили оружия. Процесс
314
показал, что, вопреки официальной правительственной по-
литике, огромная группа высших и старших военачальни-
ков разработала и начала осуществлять далеко идущий
заговор против условий перемирия, против политики друж-
бы с СССР.
Если бы подсудимые были оправданы, это означало бы
одобрение их действий в глазах общественного мнения и,
следовательно, свело бы на нет те усилия, которые были
сделаны обеими сторонами для создания атмосферы дове-
рия, привело бы к подрыву намечавшегося советско-фин-
ляндского сотрудничества. Вот почему общественное мнение
в Финляндии и в СССР с удовлетворением встретило весной
1947 г. осуждение главных организаторов тайных складов
оружия. Остальные группы участников заговора предстали
перед судом и были осуждены уже на протяжении лета и
осени 1947 г.
Поскольку условия перемирия, включая осуждение во-
енных преступников, были в основном выполнены уже к
марту 1946 г., то с весны 1946 г. начался последний этап
переходного периода — подготовка мирного договора с
Финляндией. К этому времени в Финляндии произошла
смена президента и правительства. На пост президента с
марта 1946 г. вместо маршала Маннергейма был избран
Ю. К. Паасикиви, а во главе нового правительства назначен
Мауно Пеккала — один из видных деятелей ДСНФ.
Эти перемены были истолкованы международной обще-
ственностью как одобрение народом и парламентом Фин-
ляндии дружественного в отношении Советского Союза
курса внешней политики и как пожелание проводить этот
курс и в дальнейшем.
Созданная в результате этого стабильность политиче-
ских отношений между СССР и Финляндией дала воз-
можность обратить еще большее внимание в 1946—1947 гг.
на экономические взаимоотношения обеих стран.
Прежде всего были расширены торговые отношения: в
конце апреля 1946 г. было еще раз заключено соглашение
о взаимных поставках товаров на 1946 г., а в декабре 1946 г.
вместо прежних краткосрочных соглашений было подпи-
сано двухлетнее соглашение на 1947—1948 гг. с возможным
его продлением в дальнейшем.
Это упрочило советско-финляндскую торговлю. Кроме
того, для содействия ее развитию еще в июне 1946 г. в
Хельсинки была учреждена финляндско-советская торго-
вая палата. Из других экономических вопросов этого вре-
12*
315
мени самым важным было решение проблемы передачи
немецких активов в Финляндии Советскому Союзу. По-
скольку немецкие капиталы в Финляндии, достигавшие
суммы 6 млрд, марок, были вложены в разные отрасли
хозяйства, изъятие их и передача СССР, согласно решению
Потсдамской конференции, могли бы вызвать серьезные
экономические затруднения для Финляндии. Советское пра-
вительство и на этот раз с глубоким пониманием отнеслось
к экономическим нуждам Финляндии и предложило взаи-
мовыгодное решение этой сложной проблемы. Половину
суммы немецких активов Советский Союз согласился полу-
чить в виде поставок различных товаров, производимых
финляндской промышленностью, а на остальную сумму
СССР приобрел у Финляндии небольшой участок разме-
ром 170 кв. км с электростанцией Янискоски при впадении
реки Пазы в озеро Инари; купил броненосец береговой
обопоны «Вяйпемейнен», а также два дома (в Ленинграде
и Таллине), принадлежавшие ранее финляндскому госу-
дарству. Из тех же средств Советский Союз оплачивал ре-
монт своих судов в финских портах и другие услуги фин-
ских фирм. В результате Финляндия должна была пере-
дать СССР в иностранной валюте лишь 0,4 млрд, марок,
да и то в течение 1948—1949 гг. Такое решение вопроса,
достигнутое 3 февраля 1947 г., непосредственно накануне
подписания мирного договора, значительно облегчило эко-
номическое положение Финляндии.
Мирный договор с Финляндией был заключен от имени
десяти держав — СССР, БССР, УССР, Великобритании и
ее доминионов, а также Чехословакии. Он был подписан
Советским Союзом 29 января 1947 г. в Москве, но офици-
альный торжественный акт подписания происходил в Па-
риже 10 февраля 1947 г., а ратификация Президиумом
Верховного Совета СССР и вступление в силу — 29 августа
1947 г. после сдачи ратификационных грамот другими го-
сударствами на хранение правительству СССР.
Мирный договор 1947 г. в основном воспроизводил по-
становления соглашения о перемирии с теми изменениями,
которые внесла практика последних лет, то есть с сокра-
щением реституций, продлением срока выплаты репараций
и т. д. Кпоме того, в мирном договоре содержалось обеща-
ние СССР содействовать приему Финляндии в ООН. Пос-
ле заключения мирного договора для Финляндии остава-
лись лишь два следа войны: она должна была продолжать
выплачивать репарации до середины сентября 1952 г. и
316
предоставила в аренду СССР Порккала-Удд сроком на
50 лет *. Вступление в силу мирного договора завершило
почти трехлетний переходный период в послевоенной исто-
рии Финляндии и было большим, радостным событием в
жизни финского народа.
Переход от состояния перемирия к миру изменял меж-
дународное положение Финляндии, снимал с нее многие
ограничения, ликвидировал контроль со стороны Союзной
Контрольной Комиссии, которая прекратила свою деятель-
ность и покинула Финляндию. Все это вновь ставило во-
прос о будущем направлении внешней политики Финлян-
дии, о ее взаимоотношениях с СССР в новых условиях, тем
более что и международная обстановка с весны 1947 г.
значительно изменилась.
Как известно, в это время обозначился явный отход
Англии и США от согласованной совместно с СССР поли-
тики в отношении Германии. Одновременно произошла
активизация антисоветских и реакционных элементов в
Финляндии; в парламенте и в прессе начались нападки на
правительство Мауно Пеккала и на отдельных его членов,
особенно коммунистов, с целью добиться ухода в отставку
этого дружественного Советскому Союзу правительства.
Однако правительство Финляндии не поддавалось дав-
лению внутренней и внешней реакции. Дважды в течение
1947 г. — в мае и в сентябре — президент Паасикиви твер-
до и определенно заявлял, что Финляндия не намерена ме-
нять свой внешнеполитический курс, который успешно
привел ее от войны к прочному миру и создал новую осно-
ву для ее отношений с СССР.
В своем выступлении в декабре 1947 г. Паасикиви вновь
со всей силой подчеркнул, что Финляндия должна, соглас-
но обязательству по мирному договору, воздерживаться от
любой агрессии, не заключать никаких военных союзов, не
участвовать в коалициях против СССР и что эти обязатель-
ства должны быть определяющими для внешней политики
Финляндии независимо от изменения международной об-
становки, независимо от разногласий между великими
державами. То же самое Паасикиви повторил и в начале
1948 г.
Уже в этот период Ю. К. Паасикиви, а также У. К. Кек-
конен правильно указывали финской общественности на
1 В 1955 г. Советское правительство добровольно отказалось
от арендных прав СССР и в начале 1956 г. вывело оттуда совет-
ские войска.
317
то, что основной проблемой для СССР в его отношениях с
Финляндией является проблема безопасности советских се-
веро-западных границ. Во время встреч с финскими госу-
дарственными деятелями руководители Советского госу-
дарства неоднократно подчеркивали, что необходимо ради-
кальным образом устранить возможность агрессии против
СССР через Финляндию. Правда, мирный договор 1947 г.
создавал для СССР в этом плане известные благоприятные
условия. Однако важно было, чтобы дело не ограничивалось
вновь, как и прежде, односторонними усилиями Советского
Союза. Важно было, чтобы и сама Финляндия также была
кровно заинтересована в предотвращении агрессии в райо-
не Балтики и Северной Европы, чтобы она также принима-
ла участие в ликвидации агрессии, если бы таковая возник-
ла. Все это наталкивало на мысль о заключении между
Советским Союзом и Финляндией особого соглашения, на-
правленного на укрепление их совместной безопасности.
Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи
от 6 апреля 1948 г.
Вопрос о подготовке такого соглашения впервые возник
еще с лета 1945 г. или по крайней мере с начала 1946 г.,
то есть задолго до заключения мирного договора, при об-
мене мнениями между Ю. К. Паасикиви и советскими пред-
ставителями — вначале Председателем СКК А. А. Ждано-
вым, а позднее дипломатами II. Д. Орловым и Г. М. Саво-
ненковым1. Паасикиви придавал этому вопросу перво-
степенное значение. Одобряя в целом идею советской
дипломатии, он старался как можно тщательнее изучить и
выяснить все международно-правовые и другие ее аспекты.
Возвращаясь неоднократно к этому вопросу в беседах с
советскими дипломатами, он интересовался аналогичными
договорами Советского Союза с другими странами, сравни-
вал их формулировки, выяснял, какое толкование они мо-
гут иметь, сопоставлял русские и финские обороты речи,
вплоть до отдельных слов. Поскольку с финляндской сто-
роны с самого начала были выражены опасения, как бы
произвольное толкование соглашения по вопросам обеспе-
чения безопасности двух стран не дало повод к вмешатель-
ству во внутренние дела Финляндии, то с советской сто-
роны было решено предоставить возможность сформули-
1 См. «Hufvudstadsbladet», 5.4.1973, s. 14; «Р. D. Orlov ja
G. M. Savonenkov haastateltavina», «Punalippu», 1971, N 1, ss. 60—64.
318
ровать текст такого соглашения самим финнам. В прин-
ципе договор был готов у финнов уже к середине 1946 г.
Но Паасикиви считал разумным не спешить с его подпи-
санием до заключения мира, тем более что в Финляндии
существовали влиятельные круги, резко противившиеся
заключению любого соглашения с СССР, и для преодоле-
ния подобных настроений нужно было время.
Советская сторона полностью согласилась с этим мне-
нием. Она продолжала предварительное обсуждение и под-
готовку договора в течение двух лет, давая руководителям
финляндской внешней политики возможность оценить и
его цели, и содержание, и возможный международный и
общественный резонанс.
Только после подписания мира в феврале 1947 г. наста-
ло время подумать о закладке прочного фундамента для
новых отношений, для выработки принципов нового подхо-
да друг к другу; вопрос о заключении договора, который
мыслился уже как договор о дружбе, сотрудничестве и вза-
имопомощи, был поставлен в повестку дня. Это было логич-
но. Кроме того, на это наталкивали и изменения в между-
народной обстановке. Таким образом, вопрос о советско-
финляндском договоре в начале 1948 г. становился акту-
альным, назревшим делом как естественная ступень к
дальнейшему развитию отношений между СССР и Финлян-
дией в направлении доверия.
Вот почему 22 февраля 1948 г. И. В. Сталин направил
на имя Ю. К Паасикиви официальное предложение о за-
ключении договора. Это предложение было встречено в
Финляндии по-разному: прогрессивные круги отнеслись к
нему сочувственно, некоторые либерально-буржуазные —
с известным сомнением и колебанием, правые, реакцион-
ные, — с резкой, нескрываемой враждебностью. Реакция
решила дать бой, стремясь не допустить наступления новой
эры в отношениях между Финляндией и СССР. Наряду с
нападками на демократическое правительство Мауно Пек-
кала правые круги распространяли среди населения дикие
слухи, будто бы по договору «финнов переселят в Сибирь»,
а финских солдат пошлют «защищать монгольские грани-
цы» и тому подобную чушь *. Старые, затрепанные, полу-
вековой давности утверждения о «русификации» Финлян-
дии вновь были вытащены на свет: реакционные круги
1 См. «Из истории Коммунистической партии Финляндии», М.,
I960, стр. 172-173.
319
надеялись, что они послужат и на этот раз ее целям отрав-
ления советско-финляндских отношений. Однако соотноше-
ние сил в самой Финляндии в 1948 г. было уже иное, чем
в 30—40-х гг. Прогрессивные силы могли говорить во весь
голос. Компартия не была загнана в подполье и действо-
вала легально. В результате рабочий класс Финляндии с
пониманием отнесся к предложению Советского правитель-
ства. На крупнейших предприятиях Хельсинки, Турку и
других промышленных центров страны состоялись митин-
ги, участники которых требовали начать переговоры с Со-
ветским Союзом.
Такова была обстановка, в ' которой президент
Ю. К. Паасикиви дал 8 марта 1948 г. официальное согласие
на советское предложение и 20 марта направил в Москву
делегацию на переговоры.
Следует отметить, что Паасикиви не остановился перед
отправкой делегации в Москву, несмотря на то что фин-
ляндские реакционеры удвоили после 9 марта свои усилия
сорвать переговоры, рассчитывая заблокировать обсужде-
ние договора в сейме, после того как стало ясно, что на-
травить общественное мнение страны, и особенно трудя-
щиеся массы, против заключения договора не удастся.
Не побоялся Ю. К. Паасикиви и внешнего давления —
послания президента США Трумэна конгрессу от 17 марта,
где была выражена поддержка финляндским реакционерам.
Политика Паасикиви в отношении Советского Союза
была принципиальной и последовательной. Его точка зре-
ния по вопросу о договоре с СССР была реалистичной и яс-
ной. Еще в феврале 1947 г. в интервью журналу «СНС-лех-
ти», издаваемому обществом «Финляндия — Советский
Союз», Паасикиви заявил следующее: «Народ Финляндии
хочет жить в мире с другими и не имеет врагов. Если же
Финляндия все же подвергнется военному нападению или
если агрессия будет направлена против СССР через фин-
ляндскую территорию, то Финляндия будет защищать себя.
всеми доступными ей средствами. В случае же, если ее си-
лы окажутся все-таки недостаточными, она должна будет
искать помощи у Советского Союза»1. Эта точка зрения
была особенно отчетливо выражена в промемории прави-?.
тельства, составленной лично Паасикиви 15 марта 1948 г.
для внешнеполитического комитета парламента Финлян-
дии, где после ссылки на вышеприведенное интервью под-
1 «SNS’lehti», 1947, N 2, а. 5.
320
черкивалось: «Целью опубликования этого интервью было
совершенно точно установить, что: 1) Финляндия никогда
в будушем не станет воевать против Советского Союза,
2) Финляндия хочет оставаться вне любых конфликтов,
3) Финляндия будет затпитпать свою территорию от напа-
дения. направленного против Финляндии или через Фин-
ляндию против СССР, и 4) если подобный случай произой-
дет и оборонительные силы Финляндии окажутся недоста-
точными, то Советский Союз должен будет помочь ее обо-
роне» *.
Эти положения легли в основу директив, данных фин-
ляндской делегации, направленной в Москву на перегово-
ры. В состав делегации входили премьер-министр Мауно
Пеккала, три министра, вице-председатель парламента
У. К. Кекконен и два члена парламентского внешнеполити-
ческого комитета. При этом входившие в состав делегации
министр иностранных дел Карл Энкелъ и депутат парла-
мента Юхан Сёдерьельм были ветеранами финляндской
внешней политики: первый был еше до революции мини-
стром-статс-секретарем по делам ВКФ. а затем принимал
участие в делегации, отправленной к В. И. Ленину в 1917 г.,
второй участвовал в советско-финских переговорах 1940 г.
в Москве вместе с Ю. К. Паасикиви. Делегации были при-
даны видные военные и юридические советники: генера-
лы А. Э. Хейнрике и В. Ойнонен и доктор права Т. Суон-
тауста.
В ходе начавшихся 25 марта советско-финляндских пе-
реговоров финляндской стороне было предложено первой
представить свой проект договора. Несмотря на это, со сто-
роны противников договора в правительстве и парламенте
Финляндии и в этот момент делались попытки приостано-
вить переговоры. О силе сопротивления этих кругов сви-
детельствует тот факт, что, когда 2 апреля 1948 г. два чле-
на финляндской делегации — У. К. Кекконен и ТО. Сёдерь-
ельм— были вызваны в Хельсинки за получением оконча-
тельных инструкций, ряд членов правительства и депута-''
тов парламента, особенно представители коалиционной
правой паптии, отказались дать согласие на заключение
договора. Тогда Паасикиви на заседании Государственного
совета 3 апреля прибег к поименному голосованию. За не-
медленное заключение договора высказались только пред-
ставители ДСНФ в правительстве и член Шведской народ-
1 «Hufvudstadsbladet», 5.4.1973, а. 14.
321
пой партии Ральф Тернгрен, остальные, начиная с испол-
няющего обязанности министра иностранных дел социал-
демократа Ууно Такки, заявили о своем несогласии, пола-
гая, что их мнение окажет воздействие на Паасикиви и
дело решится отрицательно простым большинством голо-
сов. Однако Паасикиви совершенно хладнокровно заявил,
что присоединяется к предложению министров от ДСНФ
и ШНП и что таким образом вопрос о подписании догово-
ра — дело решенное *.
На следующий день, 4 апреля, Кекконен и Сёдерьельм
возвратились в Москву, имея на руках все необходимые
полномочия, и 6 апреля 1948 г. договор был подписан.
Таким образом, на этот раз был предотвращен такой
срыв переговоров, к которому реакционные силы уже при-
бегали дважды — осенью 1939 г. и весной 1944 г., когда
они, отправив делегацию в Москву, не давали ей в послед-
ний момент полномочий для подписания договора и тем
самым заводили переговоры в тупик. Исторический опыт
говорил, что на подобном авантюрном пути Финляндия
ничего не добьется, что подлинная политическая мудрость
состоит не в том, чтобы демонстрировать по каждому по-
воду свое нежелание и глухоту к диалогу и сотрудничеству
с восточным соседом, а в том, чтобы понять, наконец, по-
зицию и мотивы друг друга, поверить друг другу и, если
нужно, проявить предупредительность. Так, например, ког-
да с советской стороны было предложено избрать местом
подписания договора Хельсинки, то Паасикиви, со своей
стороны, предложил подписывать договор в Москве.
Таким образом, успех переговоров был обусловлен в ко-
нечном счете тем, что дружественная, уважительная пози-
ция Советского Союза нашла отклик и в Финляндии, была
поддержана как прогрессивными силами страны, так и ре-
шительными действиями сторонников нового курса, и в
первую очередь лично президентом Паасикиви.
В основу договора был положен, как уже упоминалось,
проект, представленный правительством Финляндии, и
это сразу внесло в переговоры дух дружественного распо-
ложения, устранило ту настороженность, которая имела
место первоначально у финляндской стороны. Советская
сторона предельно откровенно и ясно подчеркивала жела-
1 За откладывание подписания договора были также: социал-
демократы — И. Каллинен, О. Хилтунен, Э. Хярма; аграрии —
П. А. Видинг, В. Вестеринен, Л. Кайялайнен, Л. Хельяс,
Т. Н. Вилхула (см. «Hufvudstadsbladet», 5.4.1973, s. 14).
322
ние создать такой договор, который был бы полностью при-
емлем для Финляндии и рассматривался ею самой как аб-
солютно реальный. В свою очередь, и финляндские поли-
тические деятели, участвовавшие в переговорах, по досто-
инству оценили позицию СССР. В результате был создан
документ, хорошо отвечавший жизненным интересам СССР
и Финляндии.
Заключение Договора о дружбе, сотрудничестве и вза-
имопомощи было большим историческим событием в со-
ветско-финляндских отношениях. Он был заключен с целью
формировать и направлять отношения двух стран в новом
духе, призван был сыграть роль хартии доброго соседства,
как позднее его стали называть в Финляндии. Выступив-
ший сразу же после подписания договора И. В. Сталин оха-
рактеризовал его уже тогда как документ, который «знаме-
нует собой поворот в отношениях между нашими страна-
ми», поворот к новому периоду доверия и дружбы !. Как
отмечал впоследствии Л. И. Брежнев, «Договор между
СССР и Финляндией 194.8 года был крупной вехой в нала-
живании мирного сотрудничества между народами в по-
слевоенной Европе. Он явился одним из ярких и значитель-
ных документов, воплотивших в себе ленинские принципы
мирного сосуществования государств с различными обще-
ственными системами. Он явился ярким свидетельством
верности Советского Союза благородному принципу равен-
ства в отношениях между большими и малыми государст-
вами, конкретным выражением стремления нашей страны
к установлению прочного добрососедского сотрудничества
с соседними странами» 1 2.
Однако далеко не все, как в Финляндии, так и в Запад-
ной Европе и США, поняли тогда все значение советско-
финляндского договора. В то время как советская общест-
венность и прогрессивные силы Финляндии во главе с Ком-
мунистической партией единодушно приветствовали его, в
реакционных кругах финляндских буржуазных партий и в
рядах правой социал-демократии не только демонстриро-
вали к договору холодное отношение, но и пытались актив-
но противодействовать ему, сея сомнения в народе насчет
будущих намерений СССР в отношении Финляндии и па-
1 См. И. В. Стали н, Речь па обеде в честь финляндской пра-
вительственной делегации 7 апреля 1948 г. («Правда», 13 апреля
1948 г.).
2 Л. И. Брежнев, О внешней политике КПСС и Советского
государства. Речи и статьи, М., 1973, стр. 289.
323
Деясь все Же сорвать его утверждение в сейме, не допустить
дело до ратификации. Паасикиви даже сообщил советской
стороне, что обсуждение договора в сейме придется, по-ви-
димому, отложить, ибо он встречает там очень сильную
оппозицию. Тогда с советской стороны было выражено
пожелание, чтобы в комиссию сейма, занимавшуюся обсуж-
дением договора, был включен как можно более широкий
состав депутатов, в том числе введены и все потенциаль-
ные противники договора, представители всех политиче-
ских партий. Паасикиви такое решение вопроса понрави-
лось. Тем самым финляндская сторона получала полную
возможность утвердить именно такой текст договора, кото-
рый ее устраивал, а во-вторых, противники договора ли-
шались тем самым возможности демагогически заявлять,
будто бы договор имеет какие-то секретные, неопублико-
ванные статьи или приложения.
Широкое ознакомление с договором, его обсуждение об-
щественностью, разоблачение явных инсинуаций противни-
ков договора в прогрессивной печати — все это сильно по-
дорвало позиции реакционеров и дезинформаторов. Даже
буржуазная печать не могла в конце концов отрицать, что
договор укрепляет международное положение Финляндии,
внося в него определенность. Объективным показателем
серьезного перелома в отношении к договору со стороны
самой широкой общественности было утверждение его пар-
ламентом 28 апреля 1948 г. 157 голосами против всего 11.
Этому утверждению не смог помешать предпринятый нака-
нуне голосования, 25 апреля, американский нажим Ч
Не удалась и последняя ставка иностранной реакции про-
тив договора: распространение накануне его ратификации
фальшивки о коммунистическом заговоре в Финляндии,
якобы направленном против президента Паасикиви и ин-
спирированном СССР.
В Финляндии вовремя обнаружили источник распро-
странения этих слухов и убедились в абсолютно ложном их
характере. 30 апреля президент Паасикиви ратифицировал
советско-финляндский договор, 11 мая это же сделал Пре-
зидиум Верховного Совета СССР, а 31 мая состоялся обмен
ратификационными грамотами в Хельсинки, и договор
вступил в силу на десять лет с последующим автоматиче-
ским продлением на каждые пять лет, если ни одна сторо-
на не пожелает расторгнуть его.
1 См. «Правда», 26 апреля 1948 г.
324
Каково же содержание этого документа, которому было
суждено открыть новую эру в советско-финляндских отно-
шениях и который стал не только своеобразной вехой, вер-
стовым столбом на поворотном пункте от прежнего внешне-
политического курса к новому, но и неизмеримо большим—
краеугольным камнем, основой всего последующего разви-
тия взаимоотношений Финляндии и СССР? Каковы были
его особенности, его буква и его дух, его содержание и его
смысл?
Договор 1948 г. с самого начала обращал на себя внима-
ние тем, что он очень четко отличался от всех предшеству-
ющих советско-финляндских договоров и соглашений. Ка-
кие договоры и соглашения были у СССР с буржуазной
Финляндией до 1948 г.? Во-первых, мирные — целых три —
Тартуский, Московский и Парижский и одно очень важное
соглашение по перемирию 1944 г. Характер этих договоров
известен — они трактовали о прекращении войны, установ-
лении мира и решении территориальных вопросов. Помимо
этих договоров были еще конвенция об урегулировании
пограничных споров, о мирном улаживании конфликтов,
договор о ненападении, то есть, по сути дела, речь шла все
о том же — о поддержании мира в промежутках между
войнами, о борьбе с конфликтами. Несмотря на это, проч-
ного мира не было. Судьба всех советско-финляндских до-
говоров и соглашений до окончания второй мировой войны
одинакова — они были недолговечны.
Договор 1948 г. резко отличался от предшествующих
договоров уже одним своим характером — это был договор,
трактовавший о дружбе и о сотрудничестве двух стран. Его
текст содержал при этом как военные, так и политические
постановления. Первые состояли в том, что если Финлян-
дия или СССР через территорию Финляндии станут объ-
ектом военной агрессии со стороны Германии или любого
союзного с ней государства, то Финляндия будет сражаться
для отражения агрессии, причем в пределах своих границ
и, в случае необходимости, при помощи СССР.
СССР и Финляндия обязались также не участвовать в
коалициях, направленных друг против друга, и консульти-
роваться между собой в случае угрозы нападения. Значе-
ние этих военных статей состоит не только в том, что они
делают невозможным использование Финляндии в качестве
плацдарма для нападения на СССР, но и в том, что они
ясно показывают, на какой путь встанет Финляндия, если
ее границы будут нарушены: Финляндия окажет сопротив-
325
лепие агрессору и она не останется одинокой перед лицом
агрессора. На этот счет договор не допускает никаких со-
мнений. Этим достигается одна из немаловажных целей
договора — профилактическая, предупреждающая. Этим
в значительной степени предотвращается возникновение и
распространение войны в бассейне Балтики и в Северной
Европе. Таким образом обязательства договора о военном
сотрудничестве, по своей сути, направлены на сохранение
мира. Таковы буква и дух договора в этой части.
Наряду с военными статьями договор содержал и обя-
зательства по созданию прочной основы советско-финлянд-
ских политических, экономических и культурных отноше-
ний. Политические отношения основываются на признании
и уважении Советским Союзом стремления Финляндии
оставаться в стороне от противоречий между интересами
великих держав, на соблюдении обеими сторонами принци-
па взаимного уважения, суверенитета и невмешательства
во внутренние дела, на искреннем участии в поддержании
международного мира на основе принципов ООН.
Все это создавало возможность строить политические
отношения двух стран в духе дружбы и сотрудничества.
Этот дух должен был пронизать и экономические, и куль-
турные отношения СССР и Финляндии.
Глава XI
Советско-финляндские отношения в 1948 —1973 гг.:
четверть века под знаком мира и дружбы
Первый этап: борьба за восстановление доверия
(1948—1955 гг.)
События весны 1948 г., естественно, укрепили веру Совет-
ского Союза в добрую волю и миролюбивые намерения
правительства Финляндии. Начался постепенный процесс
установления взаимного доверия. Но на пути этого процес-
са с самого начала возникли два препятствия. Одним из
них были внутренние реакционные силы в Финляндии, ко-
торые не хотели закрепления установленных договором
1948 г. отношений и надеялись, что и этот договор окажет-
ся всего лишь эпизодом, временным явлением, если они
будут на протяжении всего десятилетия активно и пассив-
но сопротивляться фактическому проведению его в жизнь.
326
Вторым, не менее серьезным препятствием являлась поли-
тика западных держав, стремившихся в обстановке «холод-
ной войны» навязать Финляндии старую роль плацдарма
против СССР и потому рассматривавших договор 1948 г.
как главную помеху осуществления своих планов. Таким
образом, интересы финляндских реакционных кругов и
иностранной реакции совпадали, и эти силы стали оказы-
вать поддержку друг другу. Повторялась ситуация, уже
знакомая в истории Финляндии. Новым, однако, было то, что
на этот раз финляндские реакционеры не могли уже рас-
считывать, что их ориентация на иностранные круги и их
призывы к ухудшению отношений с СССР не встретят от-
пора внутри страны со стороны прогрессивных сил, рабо-
чего класса, широких трудящихся масс и со стороны пре-
зидента Финляндии. Поэтому они вынуждены были скры-
вать и свои связи с зарубежной реакцией, и свою антисо-
ветскую политику. Что же касается западных друзей фин-
ляндской реакции, то они делали упор в первую очередь на
обострение внутриполитического положения Финляндии,
на создание экономических затруднений в стране, следст-
вием чего должно было стать и недовольство рабочего
класса прогрессивным правительством, и охлаждение отно-
шений с СССР. Эта программа стала осуществляться уже
с весны 1948 г. Первыми начали «артиллерийскую подго-
товку» монополистические круги США и Англии. Как толь-
ко договор 1948 г. был заключен, Англия снизила цены на
финскую древесину и вместе с США стала нарушать нор-
мальные поставки товаров в Финляндию. Расчет строился
на том, что эти внешнеторговые меры приведут к таким за-
труднениям для финляндской экономики, что она будет не
в состоянии одновременно выполнять репарационные по-
ставки Советскому Союзу и обеспечивать нормальный уро-
вень жизни финским трудящимся. Это, по мысли англо-
американских политиканов, дало бы возможность финлянд-
ской реакции разжечь антисоветскую и антикоммунисти-
ческую кампанию и должно было бы привести Финляндию
к ссоре с Советским Союзом.
Однако этот маневр был сорван. Еще в конце мая пра-
вительство Финляндии по инициативе трех министров-ком-
мунистов обратилось к правительству СССР с просьбой об-
легчить военные репарации, и 3 июня. 1948 г. Советское
правительство особым решением сократило Финляндии не-
выплаченную часть репараций на 50% начиная с 1 июля
1948 г. Это составило немалую сумму — 75 млн. долл.
337
Финский народ с благодарностью встретил решение Со-
ветского правительства. Выступивший 14 и 23 июля
Ю. К. Паасикиви заявил, что оно значительно облегчит эко-
номическое положение страны, поможет привести в поря-
док финляндскую экономику. Одновременно Паасикиви
подчеркнул, что в финском народе нет разногласий отно-
сительно того, что Финляндия должна проводить друже-
ственный СССР внешнеполитический курс.
Таким образом, нажим западных держав на Финляндию
не дал ожидаемых ими результатов, не привел к изменению
финляндским правительством его внешнеполитической ли-
нии. Правительство М. Пеккала заняло твердую позицию
в отношении иностранного давления.
Поняв, что таким Путем изменить внешнеполитическую
линию Финляндии не удастся, реакционеры сделали став-
ку на внутриполитические изменения в Финляндии, на
приход к власти правых сил, на устранение правительства
М. Пеккала. Вот почему вся вторая половина 1948 г.,
1949 г. и начало 1950 г. стали периодом напряженной внут-
риполитической борьбы в Финляндии, в ходе которой реша-
лись и внешнеполитические судьбы страны.
К власти с конца июня 1948 г. пришло правое социал-
демократическое правительство К. Фагерхольма, при ко-
тором ранее срока на свободу были выпущены виновники
войны во главе с В. Таннером, начали активизироваться
бывшие фашисты, шюцкоровцы и другие антисоветские
силы. Это вызвало прежде всего протесты прогрессивной
финляндской общественности. Так, 20 августа 1948 г.
одна из виднейших руководителей компартии и ДСНФ
Херта Куусинен выступила с открытым письмом к пре-
зиденту, где обращала его внимание на происки реакции.
В ответ на антисоветскую пропаганду таннеровцев в
прессе Коммунистическая партия Финляндии, выражая
мнение всех демократических, прогрессивных сил страны,
сделала 3 марта 1949 г. свое историческое заявление о том,
что финские коммунисты в случае войны поддержат Совет-
ский Союз и что весь финский народ одобрит эту позицию
компартии. Это заявление имело весьма серьезное значе-
ние в обстановке, когда американский империализм всеми
силами добивался включения стран Северной Европы в
НАТО. Заявление компартии ясно говорило, что на этот
раз агрессоры не смогут рассчитывать на обман финского
народа и на использование его против СССР.
С ясными заявлениями о внешней политике Финляндии
328
выступил и президент Ю. К. Паасйкиьи. В день независи-
мости Финляндии, 6 декабря 1948 г., он еще раз подчерк-
нул, что ничто не должно нарушать хорошие отношения
между Финляндией и СССР, что государственная власть
будет следить, чтобы не было отклонений от подписанных
договоров. Аналогичные заявления президента последова-
ли также 29 января и 2 февраля 1949 г. Они отвергли вся-
кие надежды реакции на втягивание Финляндии в НАТО.
Следует отметить, что Паасикиви приходилось бороться
с реакционными взглядами в буржуазных кругах. При
этом он решительно отметал попытки истолковать его по-
зицию как конъюнктурную, временную, вызванную об-
стоятельствами. Он призывал финский народ искренне
относиться к новому внешнеполитическому курсу, считая
его единственно возможным для Финляндии. И он твер-
до проводил свою линию, невзирая на критику справа.
Вот почему курс на установление отношений добрососед-
ства с СССР получил в первые послевоенные годы в Фин-
ляндии наименование «линия Паасикиви».
Когда в конце 1949 — начале 1950 г. отношения между
СССР и Финляндией охладились из-за отказа правитель-
ства К. Фагерхольма выдать Советскому Союзу укрывших-
ся на территории Финляндии более 300 военных преступ-
ников, совершивших тяжкие злодеяния во время войны в
Карелии и Прибалтике, президент Паасикиви выступил с
новогодним заявлением, где прямо подчеркнул, что «в Фин-
ляндии не должно быть врагов Советского Союза, а должны
быть только друзья» *.
Это заявление отражало тот громадный перелом в со-
знании различных слоев финского общества, который про-
изошел к тому времени. Это сказалось в переизбрании
Ю. К. Паасикиви 15 февраля 1950 г. президентом на но-
вый 6-летний срок подавляющим большинством голосов.
1 марта выступая с речью, он вновь торжественно за-
явил, что будет неуклонно придерживаться начатого им в
1944 г. курса внешней политики. Одновременно на смену
однопартийному правительству К. Фагерхольма пришло
правительство У. К. Кекконена, состоявшее из представи-
телей трех партий.
Одной из первоочередных задач нового правительства
было создание прочных дружественных связей между
1 «Линия Паасикиви. Статьи и речи Ю. К. Паасикиви. 1944—
1946», стр, 187.
329
СССР и Финляндией, атмосферы доверия в советско-фин-
ляндских отношениях, чего не было достигнуто при пре-
дыдущем правительстве.
У. К. Кекконен прямо указал, что для этих целей недо-
статочно одних усилий и желания правительства, но и не-
обходима добрая воля и содействие всего населения стра-
ны, особенно содействие финляндской прессы, формирую-
щей общественное мнение.
Первым дружественным шагом правительства Кекко-
нена было возобновление в апреле 1950 г. торговых перего-
воров с СССР, прерванных в ноябре 1949 г. при прежнем
правительстве, и подписание 13 июня 1950 г. торгового
договора и соглашения о поставках на 1951—1955 гг. Это
было первое из серии долгосрочных торговых соглашений,
которые с этих пор стали заключать между собой каждое
пятилетие СССР и Финляндия. Соглашение это было взаи-
мовыгодно !, но имело, вместе с тем, и ряд специфических
преимуществ для Финляндии. Прежде всего оно облегчало
ее валютное положение, поскольку было основано на прин-
ципе безвалютного обмена. Во-вторых, обеспечивало Фин-
ляндию крайне необходимыми ей товарами как раз в до-
вольно критический для ее экономики период. В-третьих,
значительно расширяло занятость в таких отраслях фин-
ляндского хозяйства, как металлопромышленность и свя-
занные с ней производства.
Уже в первый год действия соглашения стало очевидно,
что оно более чем оправдало надежды, возлагавшиеся на
него финской стороной. Оно полностью основывалось на
принципах договора 1948 г. и создавало прочную основу
для дружественного сотрудничества СССР и Финляндии в
1 Договор предусматривал товарообмен на общую сумму
1410 млн. рублей с обеих сторон. Финляндия должна была вы-
возить в СССР суда (от буксиров до крупных ледоколов), машины
и оборудование для бумажно-целлюлозной и деревообрабатываю-
щей промышленности, силовые установки, подъемные и транс-
портные средства, стандартные дома, кабель и т. д., то есть гото-
вые промышленные изделия, а не сырье и полуфабрикаты, как это
было обычно для Финляндии в ее торговле с капиталистическими
странами. Одновременно финны получали из СССР ценное про-
мышленное сырье (чугун, сталь, бензин, нефтепродукты, хими-
каты), продовольствие (зерно, сахар), товары, необходимые для
развития сельского хозяйства (фураж, химические удобрения) и
промышленности (машины, аппаратуру). Кроме того, из Чехосло-
вакии и Польши по трехстороннему соглашению между этими
странами, СССР и Финляндией в последнюю поступали каменный
уголь, химикаты, кокс, машины и т. п.
330
экономической области. Торговля и экономика оказались
именно той сферой, в которой сотрудничество с Советским
Союзом предстало перед всеми финнами с наибольшей на-
глядностью и убедительностью как желанное и полезное
для страны дело. Уже осенью 1951 г. торговое соглашение
было расширено по инициативе финско-советской торговой
палаты новой статьей — торговлей товарами широкого по-
требления, доля которых составила примерно треть стои-
мости всего товарооборота. А летом 1952 г., когда в связи
с падением мировых цен на лес в Финляндии возникли
экономические затруднения, ее правительство предложило
СССР расширить объем поставок по соглашению и достиг-
ло по этому вопросу полной договоренности 23 сентября
1952 г. Кризис в лесообрабатывающей промышленности
был предотвращен. В это же время произошло и другое
весьма важное событие в политической и экономической
жизни Финляндии: 19 сентября 1952 г. окончилась выпла-
та ею репараций и тем самым ликвидировался еще один,
и притом весьма ощутимый, след войны, что расширяло
основу для советско-финляндских дружественных отно-
шений.
Действительно, вслед за тем экономические связи Фин-
ляндии с Советским Союзом стали развиваться еще шире.
Если в 1951 г. доля Советского Союза составляла 8% внеш-
неторгового оборота Финляндии, то в 1952 г. повысилась
до 14,6 %, в 1953 г. — до 23,5% и в 1954 г. составила около
20% при увеличении абсолютной суммы товарооборота по
сравнению с 1953 г.
Советский Союз, осуществляя экономические связи с
Финляндией, всегда с неизменным вниманием относился к
специфическим нуждам своей соседки.
Так, например, с февраля 1954 г. Советское правитель-
ство, учитывая просьбу Финляндии, согласилось оплатить
часть финских товарных поставок на 1954 г. швейцарски-
ми франками, английскими фунтами стерлингов и золотом,
а в 1955 г. свободно конвертируемой валютой была опла-
чена вдвое большая сумма. Это позволило Финляндии
расширить свои закупки в тех странах, где со торговля не
основывалась на клиринге. Немалым подспорьем для Фин-
ляндии явились и предоставленные ей Советским Союзом
в 1954 и 1955 гг. два займа па общую сумму в 80 млн. руб-
лей (в золоте, долларах или другой валюте) па десять лет
из расчета 2,5% годовых, что было вдвое ниже тех процен-
тов, которые брали с Финляндии американские банкиры.
331
Вместе с тем, при предоставлении займов с советской сто-
роны не было поставлено никаких условий. Финляндия
могла использовать займы по своему усмотрению.
Все советско-финляндские экономические соглашения
1954—1955 гг. основывались на договоре 1950 г., срок дей-
ствия которого истекал в июне 1955 г. Поэтому еще за год
до указанной даты, в июле 1954 г., между СССР и Финлян-
дией начались переговоры о новом пятилетием соглашении
относительно взаимных поставок на 1956—1960 гг. Такое
соглашение было подписано 17 июля 1954 г. В нем не толь-
ко значительно увеличивался общий объем ежегодно воз-
раставших поставок (от 550—590 млн. рублей в 1956 г. до
615—655 млн. рублей в 1960 г. с каждой стороны), но и
значительно расширялась номенклатура товаров.
Расчеты по этому новому пятилетнему соглашению в
основном должны были осуществляться по клирингу, но
часть финских поставок на сумму 200 млн. рублей Совет-
ский Союз согласился оплатить в свободноконвертируемой
валюте.	1
Заключение второго пятилетнего торгового соглашения
знаменовало собой дальнейшее укрепление доверия меж-
ду СССР и Финляндией и явилось конкретным шагом на
пути к их более тесному сотрудничеству. Наряду с укреп-
лением и расширением экономических отношений в первой
половине 50-х гг. произошел и заметный перелом в сторо-
ну усиления советско-финляндских культурных связей.
Хотя до 1955 г. основной формой связей оставался обмен
делегациями артистов, спортсменов и обмен кинофильмами,
но количество делегаций и их членов уже в 1951 г. возрос-
ло вдвое по сравнению с предыдущим периодом, а затем
продолжало расти ежегодно. В 1955 г. сфера контактов
была расширена, появились и новые формы культурного
обмена: 16 августа 1955 г. было заключено соглашение о
научно-техническом сотрудничестве. Начался обмен науч-
ными достижениями и техническим опытом в промышлен-
ности и сельском хозяйстве, передача научно-технической
документации и информации, стали возможны совместные
совещания научных специалистов, обмен инженерами, сту-
дентами. Уже в самом конце 1955 г. возникла еще одна,
более широкая форма обмена — обмен туристами. Все это
помогало сближению финского и советского народов. Осо-
бенно большую роль в культурном обмене и процессе
«узнавания» Советского Союза в Финляндии сыграла дея-
тельность общества «Финляндия — Советский Союз». Ос-
332
Иованное почти сразу После окончания войны —15 ок-
тября 1944 г., это общество за десятилетие завоевало по-
пулярность как у рабочих и крестьян, так и у определен-
ной части буржуазной интеллигенции. В него вошли
многие видные политические и общественные деятели
Финляндии, в том числе и члены правительства. Почет-
ным президентом общества был сам президент Паасикиви,
а после его кончины — президент У. К. Кекконен, что вы-
соко подняло авторитет этой добровольной общественной
организации.
В целом в первой половине 50-х гг., несмотря на край-
нюю напряженность тогдашней международной обстанов-
ки, советско-финляндские отношения развивались в весьма
благоприятном направлении, в соответствии с буквой и ду-
хом договора 1948 г. Это касалось не только экономических
и культурных отношений, но и внешнеполитических. Вер-
ная обязательству держаться вне противоречий великих
держав, Финляндия не только отклонила все прямые и кос-
венные попытки в 1948—1949 гг. вовлечь ее в орбиту
НАТО, но и выступила в 1952 г. с призывом ко всем Скан-
динавским странам проводить политику нейтралитета,
чтобы создать действенное препятствие усилению военной
опасности в Северной Европе. Эта позиция Финляндии на-
шла поддержку в соседней Швеции. Так внешнеполитиче-
ская линия, основанная на договоре 1948 г., стала уже к
этому времени превращаться в один из важных факторов
укрепления мира в Северной Европе.
Все это, естественно, не могло не укрепить доверия к
Финляндии со стороны Советского Союза, не могло не
поднять уровня их взаимоотношений на более высокую
ступень, тем более что и объем их за это время все более
увеличивался. Поэтому преобразование в июле 1954 г. дип-
ломатических миссий Финляндии и СССР в посольства
было закономерным и необходимым шагом. Значение обеих
стран друг для друга возрастало. В советско-финляндском
коммюнике от 18 июля 1954 г. подчеркивалось обоюдное
желание двух стран строить свои отношения на принципе
мирного сосуществования. Финляндия стала, таким обра-
зом, первой капиталистической страной, признавшей этот
принцип в отношениях с СССР в обстановке «холодной
войны» в послевоенные годы. По образному выражению
У. К. Кекконена, финский парод, проиграв в прошлом две
войны, сумел, однако, выиграть мир, то есть пашел верную
линию внешней политики в мирное время. В течение 1954
333
и 1955 гг. было положено начало еще одной форме поли-
тических связей между СССР и Финляндией — прямым
контактам государственных деятелей. С этих пор такие
контакты превратились в прочную традицию. Все говорило
о назревании нового периода в отношениях двух стран.
В сентябре 1955 г. президент Финляндии Ю. К. Пааси-
киви был приглашен в СССР. Во время визита состоялись
советско-финляндские переговоры, завершившиеся 19 сен-
тября 1955 г. подписанием двух важных политических до-
кументов. Одним из них было соглашение о досрочном от-
казе Советского Союза от арендных прав на территорию
Порккала-Удд.
Порккала-Удд передавалась Финляндии почти на 40 лет
ранее срока, обусловленного в мирном договоре, причем
Советский Союз отказывался также и от права на свобод-
ный транзит через территорию Финляндии. При этом
вместе с арендованной территорией Советское правительст-
во передало и большие материальные ценности, созданные
здесь за десять послевоенных лет Ч Этот великодушный
акт Советского правительства был встречен с благодар-
ностью и огромной радостью правительством и народом
Финляндии. Этот акт служил убедительным доказатель-
ством строгой последовательности проводимой Советским
правительством политики дружественных, равноправных
и подлинно добрососедских отношений с Финляндией, по-
казывал, что целеустремленная работа по укреплению
взаимного доверия дает хорошие результаты.
Соглашение о Порккала-Удд выбивало почву из-под
ног тех остатков антисоветских сил в Финляндии, которые
продолжали при каждом удобном случае разжигать недо-
верие к Советскому Союзу воспоминаниями о «финских
потерях». Соглашение о Порккала-Удд ликвидировало по-
следний ощутимый след войны. Пером, по выражению
Ю. К. Паасикиви, восстанавливалось то, что разрушил меч.
С международной точки зрения этот акт также имел
несколько аспектов. Во-первых, Советский Союз, добро-
вольно ликвидируя свою единственную и последнюю воен-
ную базу за границей, демонстрировал не только свою доб-
1 СССР передавал Финляндии 675 жилых, административных
и производственных построек, больницу, школы, различное обо-
рудование и имущество, электростанцию, аэродром, железнодо-
рожную ветку, шоссейные дороги длиной 41 км, 9 пирсов общей
длиной 850 м, линии высоковольтных передач длиной 146 км и
другие сооружения («Правда», 17 января 1956 г.).
334
рую волю, но и давал возможность скептикам увидеть ис-
тинные перспективы мирного сосуществования. Во-вторых,
это был значительный шаг в деле укрепления международ-
ной позиции Финляндии \ что неоднократно отмечалось
самими финляндскими руководящими деятелями.
Было очевидно, что передача Порккала-Удд стала воз-
можной только в результате непрерывного улучшения со-
ветско-финляндских отношений и создания обстановки
взаимного доверия на базе договора 1948 г., что этот акт
был результатом десятилетнего проведения политики
дружбы с обеих сторон.
Соглашение о Порккала-Удд как бы знаменовало со-
бой то, что период недоверия действительно остался поза-
ди. Вот почему финляндское правительство поддержало
инициативу Советского правительства о продлении Догово-
ра о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи на 20 лет.
Протокол об этом продлении и был вторым документом,
подписанным 19 сентября 1955 г. в Москве. Ю. К. Паасики-
ви назвал тогдашние переговоры в Москве чрезвычайно
важным достижением Финляндии. В руководящих кругах
Финляндии укрепилось мнение, что после возвращения
Порккала-Удд между двумя странами нет такой проблемы,
которую невозможно было бы решить путем дружествен-
ных переговоров. Поэтому президент и правительство Фин-
ляндии не только считали необходимым продлить договор
1948 г., но и подчеркивали наступление качественно ново-
го момента в советско-финляндских взаимоотношениях, их
более тесный, сердечный характер. Выступая 23 сентября
1955 г., премьер-министр У. К. Кекконен заявил в этой свя-
зи: «Мы, финны, ...до сих пор искренне проводили полити-
ку доброй воли в отношениях между Финляндией и Совет-
ским Союзом, я бы сказал, руководствуясь скорее всего рас-.
судком... Начиная с данного момента мы будем проводить
эту политику доброй воли, руководствуясь не только разу-
мом, но и сердцем, ибо мы видели, каким, действительно,
полным искреннего доброжелательства является отношение
ведущих государственных деятелей Советского Союза к
Финляндии» 1 2.
1 В октябре 1955 г. Финляндия вступила в Северный совет —
консультативный орган, состоящий из представителей прави-
тельств и парламентов Скандинавских страп. В декабре 1955 г.
Финляндия была принята в члепы ООН, куда опа была рекомен-
дована Советским Союзом еще в 1947 г.
2 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи, М., 1960, стр. 89.
335
Действительно, осуществление «линии Паасикиви» с
осени 1955 г. стало «более легким и более благо ля рным де-
лом в Финляндии» \ чем прежде. До тех пор Паасикиви
приходилось неоднократно сталкиваться с более или менее
скрытым сопротивлением крайне правых кругов, ничего не
забывших и ничему не научившихся после второй мировой
войны.
С конца 1955 г. обстановка резко изменилась. Если в
1948 г. весьма многие политические крути, за исключением
коммунистов и других прогрессивных сил, рассматривали
заключение договора скорее как неизбежное зло, чем как
позитивное событие, то в 1955 г., когда речь зашла о прод-
лении договора, никаких принципиальных разногласий на
этот счет не возникло. Парламент единогласно одобрил
продление, и сам факт продления при этом не дискутиро-
вался. а рассматривался как совершенно ясное и решенное
дело2. Более того, в финляндских политических кругах с
этих пор стали возникать споры, кто внес больший вклад в
развитие добрососедских отношений с Советским Союзом.
Правда, нюансы в отношении к договору все еше имелись;
не исчезли и противники советско-финляндской дружбы,
но их численность резко сократилась и, главное, они уже
не обладали сколько-нибудь заметным влиянием на реше-
ние внешнеполитических вопросов. Однако это вовсе не
означало еще, что эти силы окончательно перестали дей-
ствовать и не попытаются выступить пои удобном случае
против сотрудничества Финляндии с СССР. Связи этих
темных сил с реакционными и антисоветскими кругами за
пределами Финляндии все еще сохранялись. И именно эта
опора на иностранные круги подчеркивала еще яснее анти-
национальный характер противников советско-финляндско-
го сотрудничества, их изоляцию от подлинно националь-
ных, патриотических сил финляндского народа. Когда в
последних числах января 1956 г. состоялась официальная
передача территории Порккала-Удд Финляндии и в Хель-
синки для подписания заключительного протокола ппибы-
ла советская правительственная делегация 3, то это событие
вылилось в большой праздник советско-финской дружбы.
К этому времени, как заявил Ю. К. Паасикиви, «в истории
* У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи. стр. 95.
9 См. D. An скат, Partiopinioner ochutrikespolitik, Abo,
1971, s. 51.
9 См. «Правда», 24, 26 и 27 января 1956 г.
336
финского народа закончился послевоенный этап и впереди
не было заметно явлений, которые могли бы омрачить от-
ношения Финляндии с Советским Союзом» *.
Второй этап: формирование «линии Паасикиви —
Кекконена» как основного направления финляндской
внешней политики. Курс на деловое сотрудничество
(1956—1960 гг.)
В начале 1956 г. в Финляндии произошло событие, имев-
шее важное значение для дальнейшего развития советско-
финляндских отношений. Хотя оно носило местный, внутри-
финляндский характер, относилось к области внутренней
политики страны, но имело и известный международный
аспект. Речь шла о президентских выборах. В середине
января 1956 г. состоялись выборы трехсот выборщиков пре-
зидента, а месяц спустя, в феврале, должно было произой-
ти избрание нового президента.
Поскольку Паасикиви ввиду преклонного возраста не
выразил желания быть переизбранным на новый срок, то
вопрос о преемнике президента приобретал важное значе-
ние, в связи с тем что президент республики имеет решаю-
щее влияние на формирование внешней политики страны.
Поэтому понятно, что вокруг выборов нового президента
разгорелась острая борьба сторонников и оставшихся еще
противников «линии Паасикиви». В качестве последних
выступали коалиционеры и правые лидеры социал-демокра-
тии во главе с Таннером. Ход их рассуждений был пример-
но таков: мол, ввиду изменившихся для Финляндии усло-
вий (возвращение Порккала-Удд) отпала необходимость
проводить дружественный курс политики в отношении
СССР, ибо такая политика более не имеет смысла, а потому
Финляндия, «получив свое», должна, наконец, более реши-
тельно ориентироваться на Запад. Прогрессивная общест-
венность, а также официальные правительственные круги
Финляндии еще до выборов решительно реагировали про-
тив таких заявлений и осудили их как близорукие и опас-
ные, с точки зрения национальных интересов страны 1 2. Од-
нако таннеровцы мобилизовали все силы, чтобы нанести
1 «Линия Паасикиви. Статьи и речи Ю. К. Паасикиви. 1944—
1946», стр. 309, 310.
2 См. У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Ста-
тьи и речи, стр. 99.
337
пдражение на выборах сторонникам «линии Паасикиви»,
одним из кандидатов которых был У. К. Кекконен. В упор-
ной борьбе в третьем туре голосования — 151 голосом про-
тив 149 — в президенты был избран У. К. Кекконен1.
Вступая на пост президента 1 марта 1956 г., Кекконен за-
явил, что Финляндии, «безусловно, нужно проводить ту
внешнюю политику мира, согласия и дружбы, путь для
которой открыл и проложил мой уважаемый предшествен-
ник— президент Паасикиви». «Я мог, — сказал далее
Кекконен, — в течение примерно десяти лет внимательно
наблюдать за работой президента Паасикиви, направлен-
ной на обеспечение внешнеполитического положения на-
шей страны. Эту работу я буду последовательно и в меру
моих сил продолжать» 1 2. Такая позиция нового президента
нашла полную поддержку в прогрессивных кругах Фин-
ляндии. Ее с большим удовлетворением встретили в Со-
ветском Союзе.
В нашей стране в это время происходило важнейшее
историческое событие: с 14 по 25 февраля 1956 г. состоялся
XX съезд КПСС. Он по-новому поставил и решил ряд ко-
ренных, принципиальных вопросов современного между-
народного развития. Партия активизировала внешнюю по-
литику Советского государства. Среди задач внешней по-
литики СССР, поставленных съездом и имевших непосред-
ственное отношение к Финляндии, была следующая: «До-
биваться улучшения отношений с капиталистическими
странами, неуклонно проводя ленинскую политику мирного
сосуществования государств с различным социальным
строем»3. При этом съезд конкретизировал ленинский
принцип мирного сосуществования стран с различным об-
щественным строем применительно к современной эпохе.
Все это привело к усилению международных связей СССР,
в частности связей с Финляндией. Ближайшие же годы —
1956—1957 — ознаменовались необычайным ростом совет-
ско-финляндских отношений и вширь, и вглубь, особенно
по общественной линии. Во-первых, обменом опытом были
1 В первом и во втором турах ни один из кандидатов не соб-
рал необходимого большинства голосов. Противником Кекконена
в третьем туре был К. Фагерхольм (см. «Правда», 16 февраля
1956 г.).
2 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи, стр. 109.
8 «История Коммунистической партии Советского Союза», М.,
1974, стр. 572.
338
затронуты новые, более широкие и разнообразные катего-
рии профессий и сферы: медики, учителя, кинематографи-
сты, военные круги, женские организации (1956 г.); по
линии научно-технического сотрудничества шел обмен в
области энергетики, судостроения, строительства, целлю-
лозно-бумажной промышленности и лесоводства (1956 г.),
а затем добавилось сотрудничество в области черной и
цветной металлургии, машиностроения (1957 г.). Во-вто-
рых, возникли новые формы массовых контактов, напри-
мер дружба породненных городов (1956 г.). В-третьих, но-
вые формы коснулись и экономического сотрудничества:
наладилась экономическая информация, было положено
начало энергетическому строительству Финляндии по
заказам СССР (электростанции Янискоски и Раякоски,
1956 г.), возрождены прямые торговые связи Финляндии
с Ленинградом, традиционно существовавшие с XIX в.
(1957 г.). В-четвертых, обогатились новыми формами и
культурные связи: началось устройство взаимных выста-
вок, передача исторических реликвий (1957 г.).
Все это не могло не повлиять на значительное расшире-
ние круга лиц, включавшихся в контакты с обеих сторон,
и вызвало в конце концов к жизни ту новую особенность
советско-финляндских отношений, что они стали выходить
из официальных, дипломатических, правительственных
рамок и все более превращаться в широкие, всенародные
отношения дружбы, стали заметно проникаться искрен-
ностью и взаимной сердечностью. Этому способствовало то
обстоятельство, что усилия государственных деятелей Фин-
ляндии, направленные на укрепление дружественных отно-
шений с СССР, отражали чаяния финского народа. Эти
усилия были полностью поддержаны советской стороной:
традиция личных контактов государственных деятелей,
глав государств и правительств, правительственных и пар-
ламентских делегаций продолжалась в 1956—1957 гг., не
ослабевая. Этому способствовали такие общие для двух
стран крупные события, как празднование в мае 1957 г. в
Финляндии 50-летия парламента, возникшего в годы пер-
вой русской революции 1905—1907 гг., и особенно 40-летие
Великой Октябрьской социалистической революции в но-
ябре 1957 г. и независимости Финляндии в декабре того же
года. Единство этих исторических дат, их взаимосвязь бы-
ли впервые со всей определенностью подчеркнуты и с фин-
ляндской стороны. Именно с этих пор возникла новая со-
ветско-финляндская традиция: период с 7 ноября по 6 де-
339
кабря превратился Я ежегодно отмечаемый месячник со-
ветско-финляндской дружбы.
Политическое и общественное значение установления
этой традиции было тем более велико, что она возникла
не без борьбы. Уже с середины 1957 г., когда со всей очевид-
ностью стало ясно, что политика доверия превратилась в
совершенно неоспоримый факт советско-финляндских отно-
шений, реакционные силы в Финляндии заметно активи-
зировались. Они увидели, что их надежды на изменение
внешнеполитического курса Финляндии рушатся с каж-
дым днем, становясь все более иллюзорными. Это и заста-
вило их пойти на отчаянный шаг — вызвать осенью 1957 г.
правительственный кризис и затем выдвинуть на пост
премьера кандидатуру вышедшего из тюрьмы бывшего
военного преступника В. Таннера. Сообщение о том, что
Таннеру поручено сформировать правительство, вызвало
протест широких масс и критику даже в буржуазной фин-
ской печати. Сам факт выдвижения В. Таннера в премьеры
вряд ли можно было истолковать иначе, как внешнеполити-
ческую демонстрацию. Ибо уже никто не мог себе серьезно
представить в Финляндии, что этот политический труп бу-
дет допущен к власти. Даже правая «Хельсингин саномат»
считала, что попытка Таннера окончится неудачей. Так
оно и случилось. Парламентская фракция Аграрного сою-
за 1 решительно заявила, что она не будет участвовать в
правительстве Таннера, и тому пришлось отказаться от
формирования правительства. Таким образом, реакционе-
рам не удалось и на этот раз добиться ухудшения или хо-
тя бы «замораживания» советско-финляндских отношений.
Наоборот, в конце 1957 — начале 1958 г. они существенно
оживились.
Начало 1958 г. ознаменовалось целой серией событий,
имевших большое политическое значение для укрепления
советско-финляндских отношений: 13 января 1958 г. для
более широкого привлечения советской общественности к
развитию советско-финляндского культурного сотрудниче-
ства было основано добровольное общество «СССР — Фин-
ляндия»; весной 1958 г. в обеих странах торжественно бы-
ло отпраздновано десятилетие существования договора
1948 г., в связи с чем было положено начало еще одной
1 Аграрный союз — партия преимущественно аграрной сред-
ней буржуазии, которую длительное время возглавлял У. К. Кек-
конен. С 1965 г. Аграрный союз носит название партии Центра,
ныне объединяет также средние городские слои.
340-
новой традиции — с этих пор ежегодно в СССР и Финлян-
дии стали отмечать с 6 по 12 апреля неделю советско-фин-
ляндской дружбы. Наконец, в мае 1958 г. состоялся офици-
альный визит в СССР президента У. К. Кекконена, явив-
шийся важной вехой в углублении взаимного доверия и
дружбы. Не только обширная программа ознакомления с
жизнью СССР и чрезвычайная широта общения главы фин-
ляндского государства с советской общественностью выде-
ляют этот визит (в ходе которого У. К. Кекконен посетил
Москву, Ленинград, Кронштадт, Ташкент, Чирчик и Сверд-
ловск) , но и необычайная доселе атмосфера теплоты и сер-
дечности и тот политический резонанс, который он приоб-
рел в Советском Союзе, Финляндии и во всем мире, делают
его поистине крупным событием. Никогда еще до тех пор
внешняя политика Финляндии не была изложена столь
развернуто, ясно, откровенно и определенно в публичном
выступлении высокопоставленного государственного дея-
теля Финляндии перед советскими слушателями, как во
время этого визита.
Президент неоднократно подчеркивал в своих выступ-
лениях, что добрососедское отношение Финляндии к Со-
ветскому Союзу прочно и стабильно, что оно продиктовано
национальной потребностью Финляндии, вытекает из глу-
боких национальных интересов финского народа, жизненно
важно для финнов. Именно поэтому, заявил президент, «мы
хотим поддерживать эти отношения во всякую погоду:
в погожие дни, а если понадобится, то и в бурю» ’. Прави-
тельство Финляндии последовательно выступало в эти годы
за запрет атомного и водородного оружия, за прекращение
его испытаний, за создание в Центральной Европе безатом-
ной и безракетной зоны и, главное, за поддержание мира
в своем собственном регионе — в Скандинавии и в районе
Балтики, за недопущение размещения в этом регионе ино-
странных военных сил.
Такая позипия Финляндии, разумеется, была не по вку-
су заправилам НАТО. Она являлась объективным препят-
ствием их политике. И поэтому реакционные круги па За-
паде всячески старались набросить тепь на такую позицию
Финляндии, представить ее несамостоятельной, «объяс-
нить» ее тем, что Советский Союз якобы.оказывает па фин-
нов давление. Отвечая на эти измышления, президент
1 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи, стр. 141.
Ml
У. К. Кекконен заявил: «Находятся, люди, которые рас-
сматривают международные отношения исключительно с
позиции «политики силы». Им, конечно, трудно поверить,
что такая небольшая страна, как Финляндия, находящаяся
в непосредственном соседстве с такой могущественной ве-
ликой державой, как Советский Союз, может, живя рядом
с ним, сохранять свою полную независимость и, несмотря
на свое географическое положение, осуществлять свои на-
циональные задачи. Еще труднее таким скептически на-
строенным обозревателям понять наши добрососедские от-
ношения, когда они, кроме того, должны еще отметить, что
Финляндия и Советский Союз отличаются по своему поли-
тическому, экономическому и общественному строю.
Однако наши мирные и дружественные отношения яв-
ляются реальной действительностью, которую нельзя опро-
вергнуть подобного рода рассуждениями» ’.
Наконец, выступая 23 мая 1958 г. на приеме в Кремле,
президент У. К. Кекконен остановился еще на одном
«деликатном» вопросе, касавшемся отношений СССР и
Финляндии. Он выразил свое искреннее сожаление по по-
воду того, что в финской печати время от времени появля-
лись антисоветские высказывания. Президент объяснил
такие явления тем, что период недоверия окончился в со-
ветско-финляндских отношениях сравнительно недавно, и
просил Советское правительство не придавать значения
отдельным выступлениям в прессе, считая их пустой на-
кипью, пеной на поверхности, под которой все равно имеет-
ся «здоровое понимание, доброжелательство и дружба меж-
ду нашими странами» 1 2. Это заявление президента вызвало
озлобление реакционных кругов в Финляндии, считавших,
что президент не должен был извиняться ни в какой фор-
ме перед Советским Союзом, что он должен был отрицать
даже явные факты антисоветских выступлений в Финлян-
дии. Осуждая весь визит У. К. Кекконена в целом, правые
круги начали давно планируемый ими подкоп под всю
внешнеполитическую линию дружбы и сотрудничества с
Советским Союзом. Но поскольку заявить об этом совер-
шенно открыто они не могли, то избрали тактику личных
нападок на президента. Именно к этому времени относятся
первые попытки противопоставить «линию Паасикиви»
«линии Кекконена», найти между ними «расхождения» и
1 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи, стр. 145—146.
2 Там же, стр. 147.
342
под видом защиты «линии Паасикиви» начать, по сущест-
ву, отход от договора 1948 г.
В конце августа 1958 г. реакционным силам — коали-
ционной партии и правым социал-демократам — удалось,
вопреки результатам июльских выборов в парламент, сфор-
мировать самое правое правительство за всю послевоенную
историю Финляндии под руководством К. А. Фагерхольма,
которое помимо осуществления антирабочей политики
внутри страны стало прислушиваться также к антисовет-
ским рекомендациям за границей.
В течение всей второй половины 1958 г. в Финляндии,
по словам У. К. Кекконена, «подрывалась в различной
форме основа той политики хорошего соседства, доверия и
доброй воли, которая была создана между Финляндией и
Советским Союзом» *.
В то время как в Советском Союзе за все послевоенные
годы не было опубликовано ни одной враждебной по от-
ношению к Финляндии статьи или книги, не было даже ни
одного устного высказывания подобного рода, в Финлян-
дии появились многочисленные «мемуары», художествен-
ные произведения и исторические «исследования», в кото-
рых советско-финляндские отношения, и особенно события
двух войн Финляндии с СССР, освещались с антисоветских,
тенденциозных позиций. Одновременно и информационная
деятельность финской буржуазной прессы приняла антисо-
ветский оттенок.
В этой обстановке прогрессивные круги Финляндии
начали активную борьбу в парламенте против правительст-
ва, приведшего к определенным осложнениям в советско-
финляндских отношениях. Опасный характер реакционно-
го курса стал в конце концов ясен и части буржуазных пар-
тий. Аграрный союз отказался от сотрудничества с прави-
тельством, отозвал из него своих министров, что привело
к отставке правительства 4 декабря 1958 г.
Вслед за тем, 10 декабря, президент У. К. Кекконен вы-
ступил по финскому радио с большой речью, посвященной
правительственному кризису и вопросам внешней полити-
ки Финляндии. Кекконен резко критиковал попытки реак-
ционных кругов испортить советско-финляпдские отноше-
ния и без всяких обиняков заявил, что «пикто в мире не
должен иметь и тени сомнения в том, что до тех пор, пока
1 У. К. К е к к о п е н, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи, стр. 171.
343
я являюсь президентом республики, я буду использовать
принадлежащие мне как президенту конституционные пре-
рогативы таким образом, чтобы внешнеполитический курс
Финляндии не изменялся» L
Отвечая тем кругам на Западе, которые давали Финлян-
дии советы, как ей следует вести себя в отношении Совет-
ского Союза, У. К. Кекконен сказал, что «Финляндия сама,
без посторонней помощи, будет осуществлять свою внеш-
нюю политику» и что «ни одной стране не следовало бы
надеяться на ухудшение отношений между Финляндией и
СССР» 1 2.
Таким образом, президент Финляндии твердо и опреде-
ленно заявил о незыблемости внешнеполитического курса
Финляндии, установленного договором 1948 г. Это заявле-
ние имело большое значение для дальнейшего развития
советско-финляндских отношений, поскольку оно укрепило
уверенность у друзей и выбило почву из-под ног у врагов
советско-финляндской дружбы. Для Финляндии Кекконен
ясно поставил основную внешнеполитическую задачу на
новом этапе: суметь в практической политике сохранить
и поддержать то доверие, на котором основана дружба
между СССР и Финляндией.
Ясная и откровенная позиция президента, его желание
ликвидировать начинавшееся осложнение в советско-фин-
ляндских отношениях и решительно остановить неблаго-
приятное развитие событий были встречены с удовлетворе-
нием с советской стороны.
В январе 1959 г. состоялся весьма важный и исключи-
тельно полезный для обеих сторон обмен мнениями, в ре-
зультате которого осложнения в советско-финляндских от-
ношениях были полностью ликвидированы, а советская
политика в отношении Финляндии получила исключитель-
но ясное освещение. Суть этих разъяснений сводилась к
следующему: Советский Союз не выдвигает перед Финлян-
дией каких-либо новых предложений, не предъявляет ей
требований, которые могли бы угрожать ее положению.
Короче говоря, Советский Союз не хочет от Финляндии
ничего такого, что могло бы повредить ее отношениям с
западными странами и тем более со Скандинавскими. Со-
ветский Союз заинтересован лишь в одном: чтобы в Фин-
ляндии было правительство, которое бы честно и добросо-
1 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Статьи
и речи, стр. 172—173.
’Там же, стр. 173.
344
вестно выполняло дух и букву советско-финляндских до-
говоров. Советское правительство считает в этой связи по
меньшей мере неуместными всякие антисоветские выступ-
ления в Финляндии, в частности в прессе, ибо невозможно
при наличии пропаганды недружелюбных взглядов стро-
ить дружественную политику. Друзья должны вести себя
как друзья — такова принципиальная точка зрения совет-
ских людей, и именно по этой причине Советский Союз
придает значение тому, чтобы пресса соседней дружест-
венной страны придерживалась дружественного тона.
Нам хотелось бы, было заявлено с советской стороны,
построить с Финляндией такие отношения, чтобы они
были примером хороших отношений социалистического
государства с государством, общественный строй которого
основан на несоциалистических началах.
Предельно ясное объяснение политики СССР в отно-
шении Финляндии, данное Советским правительством, бы-
ло подробно и тщательно изложено президентом Кекко-
неном финскому народу в его речи по радио 25 января
1959 г.
Президент еще раз подчеркнул, что у Финляндии нет
оснований допустить новые осложнения в отношениях с
СССР, ибо как в данный момент, так и на протяжении
всего послевоенного периода СССР неизменно проявлял
весьма дружеские чувства к Финляндии, и финны не мо-
гут не ответить тем же.
В течение последующих двух лет — 1959 и 1960 гг.—
советско-финляндские отношения развивались на фоне
двух характерных для этого периода тенденций: во-пер-
вых, непрерывно нарастали советско-финляндские кон-
такты по государственной линии, преимущественно в эко-
номической области, и, во-вторых, обозначилась резкая
изоляция реакционных сил в Финляндии, выступавших
в качестве противников советско-финляндского сотрудни-
чества. Обе эти тенденции были, по существу, тесно свя-
заны: чем больше укреплялась советско-финляндская
дружба, тем больше бесились ее противники, тем более
настойчиво пытались они сорвать развитие нормальных
отношений между СССР и Финляндией. Однако эти по-
пытки и привели к разоблачению реакционных, антисовет-
ских сил в Финляндии в глазах широкого общественного
мнения страны как антинациональных.
Сразу же после ликвидации «заморозков» в середине
января 1959 г. парламент Финляндии 175 голосами про-
13—225
345
тив 10 проголосовал за дальнейшее развитие торговли с
СССР и другими социалистическими странами.
На протяжении весны, лета и осени 1959 г. разверну-
лась затем серия экономических переговоров между СССР
и Финляндией.
С 9 февраля по 14 марта 1959 г. в Москве начались
торговые переговоры о товарообороте на 1959 г. в рамках
соглашения о взаимных поставках на 1956—1960 гг. В хо-
де переговоров решено было так увеличить советские по-
ставки по сравнению с 1958 г., чтобы в целом товарооборот
на 1959 г. возрос на 15% и составил сумму более 1,1 млрд,
рублей.
Одновременно правительство Финляндии выразило по-
желание погасить свой валютный заем 1954 г. не валютой
и золотом, как было вначале обусловлено договором, а
поставками товаров. Советское правительство пошло на-
встречу этому пожеланию и удовлетворило его. Наконец,
в конце февраля было подписано еще одно экономическое
соглашение между СССР и Финляндией, вступившее в си-
лу 4 апреля 1959 г. Это — соглашение о рыболовстве и
тюленьем промысле в Финском заливе, по которому Со-
ветское правительство предоставляло финляндским граж-
данам некоторых общин на побережье залива право без-
возмездно заниматься промыслом рыбы и тюленей в со-
ветских территориальных водах, прилегающих к данному
району. Но в самый разгар экономических переговоров,
в апреле — мае, начались выступления финских реакцио-
неров во главе с Таннером с критикой внутреннего и
внешнего положения Финляндии и государственных дея-
телей, несущих ответственность за политический курс
страны. На сей раз маскируясь под сторонников советско-
финляндской дружбы, таннеровцы направили основной
огонь своей критики как раз против тех, кто на деле вы-
ступал за сохранение дружественных отношений с СССР.
Целью этого маневра было обвинить правительственные
круги Финляндии в пренебрежении интересами страны,
поссорить их и с Советским Союзом и с народными мас-
сами, а самим выступить в роли защитников интересов
Финляндии. Тот факт, что правым пришлось прибегать к
подобным уловкам, показывал, что подавляющая часть
финляндского народа выступает за последовательное про-
ведение «линии Паасикиви — Кекконена» и что бороться
против этой линии в лоб уже нельзя. Хотя таннеровцам
удалось на какое-то время дезинформировать часть обще-
346
ственного мнения страны, привести к приостановке торго-
вых переговоров, однако в целом их обходный маневр не
удался, тем более что одновременно они ратовали за вхож-
дение Финляндии в западные экономические объеди-
нения.
Советское правительство на самом высоком уровне
официально разоблачило демагогию таннеровцев и других
правых сил и подчеркнуло, что, во-первых, не смешивает
позицию финляндского правительства, народа и широкой
финляндской общественности с позицией таннеровцев и
других противников советско-финляндского сотрудничест-
ва, которые представляют собой ничтожную группу и дей-
ствуют против воли подавляющего большинства финнов,
а во-вторых, понимает, что позиция таннеровцев отражает
лишь позицию определенных заокеанских иностранных
кругов, которые заинтересованы в ухудшении советско-
финляндских отношений и в вовлечении Финляндии в
свои внешнеполитические комбинации Ч
Позиция СССР вызвала большое удовлетворение в
Финляндии, ибо советское руководство подчеркнуло, что
оно не возлагает ответственности на официальные фин-
ляндские круги за антисоветские выступления в Финлян-
дии и тем самым полностью доверяет финляндскому пра-
вительству даже в такой ситуации, когда внутренние
антисоветские силы, в Финляндии поднимают голову.
Высоко оценивая степень доверия со стороны СССР,
финляндская общественность, со своей стороны, дала от-
пор антисоветским проискам таннеровцев, коалиционеров
и других реакционеров, причем этот отпор исходил не
только от КПФ и ДСНФ, как это чаще всего имело место
прежде, но и со стороны Аграрного союза, ряда деятелей
народной партии (либералов) и части социал-демократов,
отмежевавшихся от таннеровцев.
Последние, таким образом, оказались в политической
изоляции. Этот факт свидетельствовал о серьезных идей-
но-политических изменениях во взглядах финляндского
общества на вопросы внешней политики и самым опре-
деленным образом подтверждал, что эти изменения носят
отнюдь не поверхностный, пе конъюнктурный характер.
Когда летом — осенью 1959 г. таппсровцы, сочтя, что на-
ступил подходящий момент в международной обстановке,
вновь попытались выступить против расширения совет-
1 См. «Правда», 8 мая 1959 г.
13*	347,
ско-финляндской торговли, они получили отпор как от
правительственных кругов, так и от общественных, ибо
все политические партии (включая даже часть социал-
демократической) считали, что эксперименты вроде «за-
морозков» 1958 г. не должны повторяться.
В течение сентября и октября 1959 г. торговые пере-
говоры с СССР были продолжены, и 22 октября было под-
писано новое пятилетнее соглашение, третье по счету,
разработанное особенно детально и основательно и преду-
сматривавшее дальнейшее расширение советско-финлянд-
ской торговли. Если по первому соглашению (на 1951—
1955 гг.) товарооборот составил 4,5 млрд, рублей, а по
второму (на 1956—1960 гг.) —5,4 млрд, рублей, то по со-
глашению на 1961—1965 гг. товарооборот, по расчетам,
должен был достигнуть 6,1—6,3 млрд, рублей (или
500 млрд, марок), то есть возрасти на 15% по сравнению
с предыдущим и составить примерно Vs всего объема фин-
ляндской внешней торговли. Хотя Финляндия к этому
времени была крупнейшим торговым партнером СССР
среди западноевропейских государств, но советско-фин-
ляндский товарооборот, установленный этим соглашени-
ем, вовсе нельзя было рассматривать как предел.
Учитывая гибкость финляндской промышленности, вы-
сокое качество финских изделий, гигантские экспортные
ресурсы СССР, разнообразие советской промышленной
продукции, территориальную близость СССР и Финлян-
дии, удобные транспортные связи и единую железнодо-
рожную колею как факторы, облегчающие развитие тор-
говли и сокращение издержек на перевозку товаров, мож-
но было рассчитывать на дальнейшее расширение торговых
связей двух стран.
Одновременно с 19 ноября по 22 декабря 1959 г. про-
исходили переговоры о товарообороте на 1960 г. в рамках
прежнего соглашения на 1956—1960 гг. и об условиях
предоставления Финляндии советского товарного кредита
для оплаты поставляемых из СССР комплектных пред-
приятий, машин и оборудования. Советский Союз предо-
ставил Финляндии кредит в 500 млн. рублей из 2,5% го-
довых со сроком погашения 12 лет, причем Финляндия
должна была погашать кредит не валютой, а товарами,
включая изделия деревообрабатывающей промышленно-
сти. Это соглашение о кредите являлось ценным вкладом
в промышленное развитие Финляндии и означало новый
важный этап в экономическом сотрудничестве обеих стран.
348
Что же касается товарооборота на 1960 г., то он был
установлен на сумму свыше 1 млрд, рублей, то есть более,
чем планировалось вначале. Однако уже в середине 1960 г.
в него пришлось вносить поправки в сторону увеличения,
и 19 июля было заключено новое, дополнительное согла-
шение о поставках товаров на сумму 55 мли. рублей.
Таким образом, вплоть до вступления в силу соглаше-
ния на 1961—1965 гг. объем советско-финской торговли
непрерывно расширялся даже в рамках прежнего согла-
шения.
Устойчивость и стабильность советско-финляндских
торговых отношений, достигаемые в результате планиро-
вания товарообмена на пятилетия, и вместе с тем гибкость
этих отношений в результате сложившейся практики за-
ключать на основе долгосрочных соглашений ежегодные
протоколы о взаимных поставках, вносящие уточнения и
дополнения в намеченные списки товаров, создали боль-
шую популярность такого рода торговли на мировом
рынке.
Вслед за Финляндией по пути подписания долгосроч-
ных торговых соглашений с СССР пошли как Скандинав-
ские страны — Швеция, Норвегия, Дания и Исландия,
так и крупнейшие европейские капиталистические госу-
дарства — Англия, Франция, ФРГ, Италия.
Это как нельзя лучше свидетельствовало о том, что
советско-финляндские отношения стали образцом для дру-
гих стран в экономической области.
Следует подчеркнуть, что экономические отношения
СССР и Финляндии отнюдь не ограничивались в это вре-
мя торговлей товарами. Одной из перспективных форм
экономических связей, начатой в середине 50-х гг. и про-
должавшей сохраняться и расширяться в 60-х гг., было
сооружение промышленных предприятий в обеих стра-
нах, или, как их первоначально называли, «строительные
заказы» Все это оказывало как прямое, так и косвенное
1 Так, Финляндия строила первоначально преимущественно
электростанции для СССР в пограничных районах (до 1956 г.—
Янискоски и Раякоски, в 1959 г.— Кайтакоски, в 1962—1965 гг.—
Верхнетуломская). Со своей стороны, Советский Союз построил
для Финляндии в 60-х гг. две очереди металлургического комби-
ната в Раахе крупнейшее предприятие этого рода во всей Се-
верной Европе. Первая очередь (домна мощностью 600 тыс. т.
чугуна в год), заложенная еще в 1962 г., была завершена в ок-
тябре 1964 г., вторая очередь (сталеплавильный цех мощностью
в 500 тыс. т стали в тд) вступи™ в строй в октябре 1967 г.
349
благотворное влияние на формирование структуры и на
технический уровень финляндской промышленности. Бла-
годаря советским заказам технический уровень был осо-
бенно повышен в машиностроении, в частности в судострое-
нии, а также в ряде других производств, что привело к
увеличению мощности и конкурентоспособности финлянд-
ской промышленности на мировом рынке.
При этом немаловажно отметить, что решающую роль
в этом процессе играл не только объем советских заказов,
но и, главное, их стабильный, постоянный, регулярный и
длительный характер, что дало промышленности гаранти-
рованную на долгие годы перспективу и позволило про-
мышленникам совершенствовать свое производство, не
опасаясь омертвления вложенных капиталов или трудно-
стей в сбыте готовой продукции.
Ни одна капиталистическая страна не может похва-
литься подобным благотворным влиянием своих экономи-
ческих связей на своего партнера по торговле, особенно
на малую страну. Здесь преимущества социалистической
экономики выступают особенно отчетливо и зримо.
Не менее благотворное влияние на технический про-
гресс финляндского хозяйства и, следовательно, на его
экономические успехи оказало и научно-техническое со-
трудничество с Советским Союзом, в результате которого
более 400 специалистов с каждой стороны побывало, со-
ответственно, в СССР и Финляндии за пять лет действия
соглашения — с августа 1955 до конца 1959 г.
В течение 1960 г. были предприняты дальнейшие шаги
для установления еще более тесного делового советско-
финляндского сотрудничества.
Летом 1960 г. между СССР и Финляндией были за-
ключены два весьма важных соглашения. Первое из них,
подписанное 23 июня 1960 г. и вступившее в силу 5 ок-
тября, касалось режима советско-финляндской государ-
ственной границы. Цель этого договора состояла в том,
чтобы предотвратить пограничные инциденты, а в случае
их возникновения — обеспечить быстрое и дружественное
расследование и урегулирование. Если в 20-х гг. согла-
шения о режиме границы заключались из-за большого ко-
личества пограничных инцидентов и были долгое время
единственной формой советско-финляндских отношений,
то теперь заключение договора о режиме границы было
следствием дальнейшего укрепления дружественных свя-
зей и проявлением заботы о том, чтобы в любой сфере
350
советско-финляндских отношений царили нерушимая
дружба и взаимное доверие.
Вторым соглашением, подписанным 27 августа 1960 г.
и вступившим в силу тотчас же, было соглашение о куль-
турном сотрудничестве. Оно несколько «запоздало» с по-
явлением, ибо в послевоенные годы между СССР и Фин-
ляндией сложились уже разнообразные и широкие связи
в области культуры. Начав с обмена артистами, музыкан-
тами, произведениями изобразительного искусства, кино-
фильмами и фотовыставками как с первоначальной формы
культурного сотрудничества, контакты в этой области все
более расширялись и усложнялись, дав к 1960 г. такие
новые формы, как постановки совместных художествен-
ных фильмов («Сампо») и организация комплексных эт-
нографических и археологических экспедиций.
Но дальнейший рост обмена в области культуры потре-
бовал уже специального планирования и регулирования
на длительный период. С этой целью и было заключено
особое соглашение, которое, таким образом, явилось своего
рода юридическим закреплением существующих связей,
а также залогом их дальнейшего планомерного расши-
рения.
Вопросы дальнейшего развития советско-финляндских
экономических отношений были подвергнуты обсуждению
и в 1960 г., особенно в ноябре 1960 г. Это обсуждение про-
ходило в обстановке исключительной откровенности обе-
их сторон, откровенности, которая стала важнейшей пред-
посылкой и отличительной чертой политики взаимного
доверия между СССР и Финляндией.
Финляндское правительство, исходя из того что около
35% ее внешней торговли падало на страны ЕАСТ, заяви-
ло о своем намерении в той или иной форме присоеди-
ниться к этой группировке. Советское правительство вы-
сказало свое принципиально отрицательное отношение к
обособленным экономическим блокам западных держав.
Однако финская сторона разъяснила, что, заботясь о
состоянии совместной советско-финляндской торговли,
о ее развитии и расширении, опа, даже в случае присоеди-
нения к ЕАСТ, не допустит дискриминации и помех сво-
ей торговле с Советским Союзом. Советское правительст-
во, со своей стороны, с пониманием отнеслось к стремле-
нию Финляндии сохранить свою конкурентоспособность
на западных рынках.
В результате ноябрьских переговоров было достигнуто
351
конкретное единство мнений о способе, посредством кото-
рого можно будет применять принцип наибольшего бла-
гоприятствования, если Финляндия на основе отдельного
торгового соглашения все же ассоциируется с ЕАСТ. Надо
сказать, что Англия, которая особенно добивалась вхож-
дения Финляндии в ЕАСТ летом 1960 г., когда распро-
странились слухи, что СССР ни за что не разрешит Фин-
ляндии вступить в «рынок семи», сразу же потеряла вся-
кий интерес к Финляндии, как только стало известно, что
Советский Союз не препятствует Финляндии решать по
своему усмотрению этот вопрос. Отсюда ясно, что при-
влечение Финляндии к ЕАСТ рассматривалось на Западе
в первую очередь в политическом, а вовсе не в экономи-
ческом плане.
Другим крупным вопросом экономических взаимоот-
ношений двух стран, решенным осенью 1960 г., был воп-
рос об эксплуатации Сайменского канала.
Этот канал, сооруженный в середине XIX в. царским
правительством на территории бывшей Выборгской губер-
нии, общей длиной в 56 км в течение длительного време-
ни служил основным транспортным путем, соединяющим
озерный район Восточной Финляндии с Финским зали-
вом, и, таким образом, играл важную роль в экономике
района, давая выход его лесным и рудным богатствам к
морю. Однако после изменения государственной границы
Финляндии в 1940 г. часть канала отошла к Советскому
Союзу, и его эффективное использование стало возмож-
ным, естественно, лишь при условии договоренности обе-
их стран. Промышленное развитие Финляндии в послево-
енные годы сделало весьма актуальной проблему экс-
плуатации Сайменского канала, и в мае 1958 г. финская
сторона поставила эту проблему в переговорах с СССР.
Советское правительство выразило готовность детально
обсудить данный вопрос, принципиально согласившись на
то, что каждая сторона будет заботиться о своей части ка-
нала. Однако переговоры о методах эксплуатации канала
на этой основе не дали положительных результатов. Воп-
рос осложнился тем, что за время войн канал был приве-
ден частично в негодность и нуждался в серьезном ремон-
те и реконструкции. Осенью 1960 г. финляндская сторона
вновь выдвинула вопрос о Сайменском канале.
В результате широкого и детального обсуждения всей
проблемы Советское правительство согласилось предоста-
вить Финляндии право пользования советской частью ка-
352
нала на основе аренды сроком до 50 лет с прилегающей
к каналу по обе стороны береговой полосой, необходимой
для реконструкции и эксплуатации капала. Кроме того,
в принципе была достигнута договоренность о передаче
Финляндии в арепду перегрузочных и складских терри-
торий в порту Высоцк (по-фински Уурас) на побережье
Финского залива вблизи Выборга. Особое соглашение о
передаче Финляндии в аренду советской части Саймен-
ского канала было заключено позднее — осенью 1962 г.
(ратифицировано в марте 1963 г.) Ч
За период 1963—1968 гг. Сайменский канал был пол-
ностью реконструирован, спрямлен. Его общая протяжен-
ность ныне равна 42,9 км, из которых 19,6 км располо-
жены на территории СССР; вместо 28 шлюзов оставлено 8.
К зоне канала на территории СССР отнесепы также фар-
ватер залива Юустила (часть Выборгского залива) протя-
1 Окончательное содержание этого договора, переговоры о ко-
тором шли с перерывами с мая 1958 г. по осень 1962 г., сводилось
к следующему:
1)	СССР предоставит Финляндии в аренду советскую часть
Сайменского канала с береговой полосой шириной 30 м по обе
стороны русла канала, а в местах шлюзов, мостов и других со-
оружений — шириной до 200 м, а также сдал в аренду остров Ма-
лый Высоцкий для складирования грузов.
СССР предоставил Финляндии право проводить по советской
части канала и по советским территориальным водам в Фин-
ском заливе все невоенные суда Финляндии и торговые суда
третьих стран.
2)	Финляндия должна: осуществить реконструкцию канала
за свой счет в течение пяти лет (т. е. в конце 1967 г.); уплачи-
вать ежегодно арендную плату в зависимости от грузооборота
(в пределах от 180 тыс. до 260 тыс. рублей); выплатить единовре-
менное возмещение Советскому Союзу в сумме 960 тыс. рублей,
разделенное на равные доли в течение пяти лет; выплатить в
период реконструкции канала возмещение в счет затрат СССР
(по 140 тыс. рублей в течение пяти лет).
3)	Товары, провозимые по советской части канала в Фин-
ляндию и из Финляндии, не подлежат таможенному обложению
и иным сборам.
4)	На арендуемой территории действуют советское законода-
тельство и советские органы власти.
5)	Для эксплуатации канала создается специальпое управ-
ление, а для решения спорных вопросов — смсшаппая комиссия.
СССР может, по соображениям бсзопаспости, прекращать допуск
судов третьих стран в советскую часть капала.
6)	Договор заключен сроком на 50 лет, ратифицирован пар-
ламентом Финляндии 21 мая 1963 г.,- Президиумом Верховного
Совета СССР — 22 июня 1963 г. Обмен ратификационными грамо-
тами произошел 27 августа 1963 г.
353
женностью 14,4 км и морской канал (гродиб) до государ-
ственной границы (около 66 км) СССР с Финляндией.
Таким образом, прямые переговоры ведущих государ-
ственных деятелей Финляндии и СССР вновь позволили
расширить еще далее советско-финляндское сотрудничест-
во, укрепить еще более ставшую уже традиционной взаим-
ную дружбу.
Рост международного значения «линии Паасикиви —
Кекконена» (1961—1966 гг.)
Упрочение линии на сотрудничество Финляндии с СССР
во всех областях государственных отношений, ясно обозна-
чившееся к началу 60-х гг., не могло удовлетворять те
политические круги в Финляндии и за ее пределами, кото-
рые все еще не примирились с изменением е<е внешнепо-
литического положения в Европе и которые упрямо про-
должали, не считаясь с исторической действительностью,
расценивать это изменение как временное.
Эти круги превосходно понимали, что укрепление друж-
бы и сотрудничества с СССР все более и более отдаляет
возможность поворота Финляндии к старому, прозападно-
му курсу, делает этот поворот все более затруднительным и
наносит сокрушительные удары по антисоветской идеоло-
гии и представлениям в головах простых финнов. Созна-
ние обреченности антисоветской политики в Финляндии на
медленное вымирание, естественно, не могло не тревожить
эти круги.
Вот почему они все время ждали удобного момента,
когда можно будет вновь выступить со своей внешнеполи-
тической платформой.
Еще с начала 1959 г., после развала правительства
К. А. Фагерхольма, повинного в «заморозках», наступив-
ших в советско-финляндских отношениях, крайне правые
элементы в рядах тогдашней социал-демократии, таннеров-
цы, заняли резко отрицательную позицию по отношению к
президенту Кекконену L Они демагогически обвиняли его
в монополизации власти и в других внутриполитических
грехах, но все это служило лишь ширмой для маскировки
их недовольства внешнеполитической линией президента.
Особенно не могли они простить поездку президента в Ле-
1 См. М. Jakobson, Egna vagar, Stockholm, 1968, s. 114.
354
иинград, в результате которой были нормализованы совет-
ско-финляндские отношения, хотя эту поездку и критико-
вали будто бы лишь за ее «форму», за «неконституционный
характер», скрывая свои выпады против внешнеполитиче-
ской линии за подобными «нейтральными» формулиров-
ками
Весной 1961 г. правые социал-демократы объединились
с коалиционерами1 2 и правыми элементами из других бур-
жуазных партий в избирательный блок, который на пред-
стоящих президентских выборах 1962 г. намеревался вы-
двинуть своего кандидата. Таким кандидатом реакционных
сил стал Олави Хонка — человек политически незначи-
тельный, мало известный за пределами Финляндии, но
весьма консервативных взглядов, олицетворявший юсти-
цию довоенной Финляндии и, таким образом, вполне устра-
ивавший реакционные круги и как знамя, и как «закон-
ная» ширма. По его имени весь избирательный блок реак-
ционеров получил название «блок Хонка» 3. Эта группиров-
ка ставила своей целью не только вести избирательную
борьбу за президентский пост, но и стремилась в действи-
тельности подорвать в целом преемственность в проведении
миролюбивого внешнеполитического курса Финляндии,
отойти от «линии Паасикиви — Кекконена». Таков был
дальний, но подлинный и главный прицел, на который на-
целивался «блок Хонка».
Обстановка 1961 —1962 гг., когда встал вопрос о том,
будет ли переизбран президент Кекконен, являвшийся оли-
цетворением «линии Паасикиви — Кекконена», или будет
избран иной кандидат, выдвинутый в качестве противове-
са и, следовательно, долженствующий служить олицетво-
рением противоположной внешнеполитической липии,
казалась этим оппозиционным кругам крайне подходящей,
для того чтобы начать бой. Обстановка выборов президента
была подходяща для политического боя отце и тем, что фор-
мально была целиком внутриполитическим вопросом и
давала возможность правым силам выступать более реши-
тельно в поддержку своего кандидата, маскируя впутрипо-
1 См. «Suomen Sosialidemokraalti», 29.1.1959.
2 Коалиционеры — сокращенное наименование членов правой
буржуазной коалиционной партии, официально носящей название
«Национальная коалиция».
3 О составе и мотивах «блока Хонка» см. Т. Junnila, Noot-
tikriisi tuoreeltaan tulkittuna, WSOY, Porvoo, 1962, ss. 46—65;
D. Anckar, Parliopinioner och ulrikespolitik, Abo, 1971, s. 174.
355
литическими мотивами свои далеко идущие планы измене-
ния внешнеполитического статуса Финляндии.
Такой внутриполитический по форме, но внешнеполи-
тический по существу характер борьбы значительно услож-
нял всю ситуацию. Дело в том, что по внутриполитическим
тактическим соображениям президент Кекконен как вид-
ный деятель буржуазной партии Центра не желал ставить
свое избрание в зависимость от поддержки со стороны ком-
мунистов и народных демократов, стоявших в области внут-
ренней политики на противоположных классовых позици-
ях. Между тем полная гарантия того, что «блок Хонка»
будет побежден на выборах, имелась только в случае со-
здания широкого блока партий буржуазного Центра и ле-
вых сил, поддерживавших внешнюю политику президента.
Однако отказ Кекконена опереться именно на такой блок
в тот период затруднял и его положение, равно как и по-
ложение прогрессивных сил, и делал всю ситуацию край-
не сложной, острой и напряженной, поскольку исход со-
бытий в таком случае трудно было предугадать.
В этих условиях Кекконен решил добиваться поддерж-
ки широких слоев буржуазных партий, платформой кото-
рых была бы буржуазная внутренняя политика и «линия
Паасикиви — Кекконена» в области внешней политики.
Имелось в виду изолировать таким образом от широкого
буржуазного лагеря группу внешнеполитических экстре-
мистов. Для этого было необходимо наглядно показать
финляндской буржуазии и широким средним мелкобуржу-
азным слоям города и деревни, составлявшим основную со-
циальную базу почти всех буржуазных партий Финляндии,
что антисоветская, односторонне прозападная внешняя по-
литика, которой добивается и на которую толкает Фин-
ляндию оппозиционный «блок Хонка», бесперспективна, в
то время как «линия Паасикиви — Кекконена» ведет к
укреплению международного положения Финляндии, ее
независимости и самостоятельности в международных
делах.
Исходя из этого, Кекконен начал в 1961 г. борьбу про-
тив создаваемого правыми представления о «линии Пааси-
киви — Кекконена» как о таком внешнеполитическом со-
стоянии Финляндии, когда та находится якобы в тисках
советской политики. Поскольку «линия Паасикиви — Кек-
конена» предполагала удержание Финляндии в стороне от
конфликтов великих держав, то, с точки зрения националь-
ных интересов Финляндии, необходимым для нее модусом
356
отношений с Западом, с великими западными державами
было признание этими державами финляндского неприсо-
единения к блокам. Достижение такого признания давало
Кекконену веский аргумент в борьбе с буржуазной внешне-
политической оппозицией. Поездки Кекконена в мае
1961 г. в Англию и в октябре — ноябре 1961 г. в США пре-
следовали, в частности, и вышеуказанную цель. Обе веду-
щие капиталистические державы Запада обещали уважать
избранный Финляндией курс, признали ее полностью по-
литически самостоятельной в своих действиях, причем это
признание было достигнуто финляндской стороной в такой
форме, что оно не затрагивало ни советско-фипляпдских
отношений в целом, ни тем более краеугольного камня этих
отношений — договора 1948 г.
Этим внешнеполитическим шагом Ксккопеп выбил из
рук «блока Хонка» один из главных аргументов оппозици-
онеров — недоверчивое отношение западных стран к поли-
тике Финляндии и тем самым резко ослабил их позиции.
Однако «блок Хонка» и после этого пе сложил оружия. Его
инициаторы и осенью 1961 г. все еще рассчитывали, что им
удастся обострить и запутать внутриполитическую обста-
новку в Финляндии, выиграть в этой «мутной воде» прези-
дентские выборы в январе — феврале 1962 г., а затем уже
летом 1962 г. в изменившейся политической ситуации про-
вести очередные выборы в парламент и изменить там со-
отношение сил в свою пользу. Таков был «график» дейст-
вий реакционеров. При этом «блок Хонка» надеялся, что в
осуществлении этого «графика» ему на руку сыграет обо-
стрение международной обстановки.
Дело в том, что осенью 1961 г. резко усилилась актив-
ность западногерманских милитаристов в районе Балтики
и Северной Европы. Эта активность проходила па фоне
явного попустительства со стороны Дании и Норвегии, свя-
занных с ФРГ и НАТО военными соглашениями. Вполне
понятно, что в свете этих фактов и совпавшего с ними обо-
стрения внутриполитической борьбы в Финляндии Совет-
ское правительство решило обратить внимание правитель-
ства Финляндии па тревожность обстановки и в специаль-
ной ноте от 30 октября 1961 г. предложило провести в соот-
ветствии с договором 1948 г. консультации о мерах по обес-
печению обороны границ обеих стран от угрозы военного
нападения.
В момент получения поты президент У. К. Кекконен на-
ходился с визитом в США. По возвращении в Финляндию
357.
он принял решение 14 ноября 1961 г. распустить парламент
и назначить выборы на 4—5 февраля 1962 г.1 Это решение
президента внесло сильное замешательство в ряды «блока
Хонка». Его «график» явно срывался. Расчет на то, что
под видом избирательной борьбы в течение еще почти по-
лугода «блоку Хонка» удастся вести антисоветскую пропа-
ганду в Финляндии, рушился, равно как и попытка по ча-
стям решить проблему изменения соотношения сил в свою
пользу — отделив, изолировав во времени президентские
выборы от парламентских. Указ президента о роспуске
парламента отдавал решение вопроса о внутриполитиче-
ском положении Финляндии в руки самих избирателей.
Проведение немедленных выборов в парламент, да притом
накануне президентских выборов позволяло прояснить
внутриполитическое соотношение сил. После этого прези-
дент и в своих внешнеполитических действиях мог опи-
раться на ясно выраженную точку зрения избирателей.
Эти действия президента вместе с активной борьбой демо-
кратических сил против происков правых привели вскоре
к развалу «блока Хопка» 1 2. Внеся ясность во внутриполи-
тическую обстановку, президент Кекконен обратил все
свое внимание на руководство основным внешнеполитиче-
ским направлением — формированием отношений с Совет-
ским Союзом. Как некогда Паасикиви, У. К. Кекконен
вновь подтвердил осенью 1961 г. перед лицом всего фин-
ляндского народа свою репутацию государственного деяте-
ля, умеющего наилучшим образом вести дела Финляндии,
касающиеся отношений с СССР.
Еще 18 ноября 1961 г. правительство Финляндии в
ответ на советскую ноту попросило принять президента
Кекконена для беседы, и 24 ноября в Новосибирске состо-
ялись переговоры советского и финляндского руководства
на самом высшем уровне.
В результате переговоров советская сторона, проявляя
доверие к президенту Кекконену и его внешнеполитическо-
му курсу, сочла возможным отложить по его просьбе воен-
ные консультации. Но при этом была выражена уверен-
ность, что правительство Финляндии само будет внима-
тельно следить за развитием обстановки в Скандинавии и
на Балтике и, в случае необходимости, само, без всяких
напоминаний, выскажет Советскому правительству свои
1 См. М. Jakobson, Egna vagar, Stockholm, 1968, s. 116.
2 24 ноября 1961 г. Олави Хонка снял свою кандидатуру.
358
соображения относительно принятия необходимых военных
или политических мер.
В ходе новосибирских переговоров Финляндия в допол-
нение к обязательствам по договору 1948 г. фактически
взяла на себя обязанность проявлять инициативу в оценке
обстановки в Северной Европе и в отношении мер, необ-
ходимых для обеспечения безопасности СССР и Финлян-
дии в этом районе. Это не только повышало ответствен-
ность Финляндии за развитие международной обстановки
в Скандинавии и на Балтике, не только усиливало ее роль
среди стран этих регионов, но и явилось важным фактором
внешнеполитической активности и инициативности Фин-
ляндии, стимулом для ее более глубокого и постоянного ин-
тереса к внешнеполитическим проблемам, возникающим на
Балтике и в Скандинавии.
Уже одно это неизмеримо поднимало международный
престиж Финляндии, существенно меняло роль Финлян-
дии и ее политики в системе международных отношений,
делало Финляндию активным субъектом международных
отношений со своей ответственностью за судьбы мира в
районе Северной Европы.
Никогда прежде на протяжении всего исторического
развития Финляндии не приходилось играть столь ответ-
ственную роль в европейском концерте держав. Но именно
примерно о такой роли для Финляндии мечтал Юрье Мау-
но Спренгпортен.
В начале XIX в. это могло казаться лишь утопичным и
несбыточно фантастичным, учитывая тогдашнее положение
Финляндии. Но в середине XX в. это оказалось реально
осуществимым, причем, как и предвидел Спренгтпортен,
это стало возможным лишь благодаря установлению добро-
соседских отношений между Финляндией и ее восточным
соседом.
В начале 60-х гг. значение миролюбивой «восточной»
политики для укрепления престижа и национальных инте-
ресов Финляндии было уже ясным для подавляющего
большинства финляндского народа. Об этом говорили мно-
гие факты и явления: и развал «блока Хопка», и повышен-
ная активность избирателей на парламентских выборах
1962 г. ’, и поражение, нанесенное правому крылу социал-
1 В выборах приняло участие 85% избирателей вместо 75%
на предыдущих — самый высокий процент за все время с 1919 г.
(К. W a h 1 b а с k, FrSn Mannerheim till Kekkonen, Stockholm,
1967, s. 245).
359
демократии, а именно тапнеровцам, в результате которого
общее представительство СДПФ в парламенте сократи-
лось на 10 мандатов (с 48 до 38) Об этом говорили и
результаты президентских выборов 1962 г., где Кекконен
собрал 199 голосов 1 2 выборщиков, то есть две трети вместо
половины на выборах 1956 г.
В начале 60-х гг. стало совершенно ясно и то, что, тогда
как независимость и безопасность Финляндии прочно га-
рантируются, обеспечиваются и защищаются ее восточным
соседом, севере- и юго-запад являются единственными на-
правлениями, откуда может исходить как прямая, так и
косвенная опасность для Финляндии.
В этой ситуации внешняя политика Финляндии должна
была особенно активизироваться на поддержание мира в
Северной Европе.
Официальное руководство Финляндии, и в первую оче-
редь президент Кекконен, неизменно подчеркивали в этот
период, что независимость и будущее Финляндии зависят
исключительно от сохранения и поддержания хороших от-
ношений с СССР, что история достаточно убедительно до-
казала, насколько опасно для Финляндии брать на себя
роль форпоста антисоветских сил в Европе, и поэтому ни
одно ответственное правительство Финляндии ныне не пой-
дет на ломку сложившихся после войны советско-финлянд-
ских отношений.
В интервью журналу «Ану», данном 13 апреля 1963 г.,
президент Кекконен подчеркнул, что, не будь даже у Фин-
ляндии с Советским Союзом договора 1948 г., «все равно
бы интересы Финляндии потребовали создания с Совет-
ским Союзом таких отношений, к каким стремились и ка-
ких добились с помощью договора». Тем самым с финской
стороны самым авторитетным и самым непреложным об-
разом был подтвержден тот факт, что договор 1948 г. во-
все не является «путами» или «бременем» для Финляндии,
как его частенько именовали правые буржуазные круги,
вовсе не навязывает Финляндии искусственно ту политику,
которая ей пе нужна, а, наоборот, является естественным
юридическим закреплением той самой национальной ли-
нии во внешней политике, которая жизненно важна для
Финляндии и которая должна проводиться ею не за страх,
а за совесть.
1 К. Wahlback, Fran Mannerheim till Kekkonen, s. 245.
2 Ibid., s. 243.
360
Важно также отметить, что руководящие круги в Фин-
ляндии одновременно не забывали и о том, какое значе-
ние имеет договор 1948 г. для СССР как гарантия безопас-
ности его северо-западных границ.
Исходя из того что агрессия против СССР практически
может последовать только через территорию какой-либо из
Скандинавских стран, граничащих с Финляндией, фин-
ляндское правительство направило свои усилия на то, что-
бы предотвратить эту возможность путем нейтрализации
стран Скандинавии. С мая 1963 г. оно стало выдвигать
идею создания безъядерной зоны в Северной Европе как
важнейшую предпосылку безопасности Финляндии.
Одпако предложение президента Кекконена от 28 мая
1963 г. об объявлении Северной Европы безъядерной зоной
не встретило сочувственного отклика со стороны Сканди-
навских стран. Там даже вполне ответственные политиче-
ские деятели считали, что Кекконен сделал свое предложе-
ние под давлением СССР. Столь велика еще оказалась си-
ла идеологического и, главное, политического предубеж-
дения, столь глубоко было непонимание нового характера
и нового содержания советско-финляндских отношений и
финляндской внешней политики даже у близких западных
соседей Финляндии.
Но финляндская сторона не оставила своих усилий по
укреплению мира в Северной Европе. В феврале 1965 г.
президент Кекконен обратил внимание на ту угрозу, кото-
рую представляют для безопасности стран Скандинавии и
Балтики многосторонние ядерные силы НАТО и проекты
вооружения ФРГ ядерным оружием. Он подчеркнул, что
любое усиление военной опасности в этом районе несет в
себе угрозу и для Финляндии. Отсюда президент Кекконен
логически делал вывод, что Финляндия должна сугубо ин-
тересоваться развитием военно-политической обстановки в
Северной Европе, а не равнодушно взирать на то, как зре-
ют ростки будущей войны. Такой подход к оценке положе-
ния Финляндии и ее задач как миролюбивой страны харак-
теризуется глубоким учетом уроков истории и реализмом.
Внешнеполитическое руководство в Финляндии в
60-х гг. XX в. совершенно четко осознало, что главное для
Финляндии — мир и проведение политики мира во всех ее
аспектах; причем основным, неотъемлемым элементом по-
литики мира является осуществление дружественной поли-
тики в отношении СССР. И это пе только признавалось па
словах, но и весьма заметно ощущалось в делах Фипляп-
361
дии. Так, в своем выступлении от 29 ноября 1965 г. пре-
зидент У. К. Кекконен вновь связал договор 1948 г. с прин-
ципиальными установками и концепциями современной
финляндской внешней политики, продемонстрировав ее
активный, ищущий, инициативный характер. Он показал,
как практически Финляндия должна укреплять мир в Се-
верной Европе. Кекконен предложил Норвегии, единствен-
ной стране НАТО, которая граничит непосредственно с
СССР, договориться о мерах, которые предохранили бы
финско-норвежскую границу и весь пограничный район от
возможных военных действий в случае конфликта между
великими державами. Такой договор между Финляндией и
Норвегией, разумеется, ослабил бы военную напряжен-
ность на севере Европы. Однако норвежское правительст-
во ответило на предложение президента Кекконена отка-
зом. Тем самым был полностью разоблачен агрессивный
характер НАТО и крайняя опасность этой военной органи-
зации для всех без исключения стран Северной Европы.
Не ясно ли, что, давая такой ответ, Норвегия отказалась
помочь даже себе самой, ибо финско-норвежский договор
предусматривал бы исключение территории как финлянд-
ской, так и норвежской Лапландии из сферы военных дей-
ствий и тем самым ограничивал бы возможность вовлече-
ния Норвегии в военные авантюры НАТО. Норвегия не
посмела пойти навстречу Финляндии, государству с одина-
ковой с ней классовой основой, только потому, что норвеж-
ская внешняя политика оказалась по рукам и ногам связан-
ной НАТО. Заокеанские круги не позволили норвежской
буржуазии действовать в национальных интересах страны.
Какой разительный контраст с отношениями, установив-
шимися между социалистическим Советским Союзом и ка-
питалистической Финляндией! Политика СССР в отноше-
нии Финляндии, наоборот, создала возможность осущест-
вления такой финляндской внешней политики, которая
действительно отвечает национальным интересам страны,
всего финского народа.
В период 1962—1966 гг. на основе достигнутой стабиль-
ности внешнеполитического курса Финляндии советско-
финляндские отношения успешно развивались и в эконо-
мической, и в культурной областях. Так, например, объем
советско-финляндской торговли в первой половине 60-х гг.
продолжал ежегодно возрастать и к 1965 г. достиг 404,5 млн.
рублей. Однако доля СССР во внешней торговле Финлян-
дии за эти годы была все же недостаточно высокой, так
362
как составляла около 15—16%. Правда, 14 августа 1964 г.
в Москве было подписано четвертое долгосрочное соглаше-
ние о торговле и платежах между СССР и Финляндией,
рассчитанное на 1966—1970 гг. и предусматривавшее рас-
ширение объема торговли еще на 20% по сравнению с
третьим соглашением (т. е. около 480 млн. рублей), но и
это был далеко не предел для советско-финляндской тор-
говли.
Значительный шаг в 60-х гг. на пути расширения сфер
советско-финляндского сотрудничества в экономической
области был сделан путем заключения серии соглашений,
регулирующих правовые и хозяйственные вопросы, за-
трагивающие обе страны в пограничных районах.
Самым значительным из этих соглашений как по своей
экономической роли, так и по политическому звучанию
было, несомненно, соглашение 1962 г. о Сайменском кана-
ле, о котором упоминалось выше (канал был открыт для
эксплуатации 5 августа 1968 г.). Опо послужило в значи-
тельной степени толчком для заключения других, менее
широких по значению, по весьма сходных по характеру
соглашений. Таковы были соглашение о пограничных
водных системах, принципах и порядке их использования
(24 апреля 1964 г.), соглашение о границах территориаль-
ных вод и континентального шельфа СССР и Финляндии
в Финском заливе и примыкающий к нему протокол о ры-
боловстве финнов в некоторых районах советских терри-
ториальных вод (20 мая 1965 г.) и соглашение об оленях,
создавшее правовую основу сотрудничества по вопросам
оленеводства в Лапландии (4 июня 1965 г.).
Нельзя не отметить, что в углублении и расширении
этого хозяйственного сотрудничества между Финляндией
и СССР немалую роль сыграли не только государственные,
но и общественные прогрессивные организации Финлян-
дии. Так, в феврале 1965 г. делегация КПФ по своей
инициативе обсуждала с делегацией КПСС вопросы даль-
нейшего развития советско-финляндских отношений и
выдвинула в ходе этого обсуждения предложение о пря-
мых хозяйственных связях промышленных предприятий,
об усилении обмена специалистами на всех уровнях, о
строительстве силами финских рабочих промышленных
объектов на территории СССР, о расширении границ ры-
боловной зоны для финских рыбаков за счет территори-
альных вод СССР, о прямом пароходном сообщении между
Хельсинки и Таллином.
363
Первая половина 60-х гг. характеризовалась также
дальнейшим углублением политических отношений меж-
ду Финляндией и СССР. В 60-х гг. встречи государствен-
ных деятелей СССР и Финляндии приобретают регуляр-
ный характер. Так, например, президент Кекконен посе-
тил за период 1962—1966 гг. Советский Союз шесть раз,
причем в основном неофициально (октябрь 1962 г., ноябрь
1963 г., март 1964 г., февраль 1965 г., декабрь 1965 г.).
Советские визиты на высоком уровне в Финляндию состоя-
лись, соответственно, в апреле, июле и декабре 1964 г.,
июне 1966 г.
Помимо регулярности государственные контакты ха-
рактеризовались в 60-х гг. расширением их сферы. Так,
например, установились контакты не только на уровне
министров иностранных дел и внешней торговли, как это
было в 50-х гг., но и на уровне министров транспорта,
сельского хозяйства, обороны, промышленности и куль-
туры.
Контакты по государственной линии, как и прежде,
дополнялись контактами по линии общественных органи-
заций, но и здесь появилось новое. Если в прошлые годы
это был в основном контакт культурно-просветительных,
спортивных, молодежных и женских организаций, то с
середины 60-х гг. на первый план выступают контакты по
линии партий и профсоюзов — решающих общественных
организаций обеих стран.
Прежде всего крепнут еще более традиционные свя-
зи КПСС с компартией Финляндии. Одновременно КПСС
устанавливает контакты и с Социал-демократическим
союзом рабочих и мелких земледельцев — партией левых
социалистов, активно поддерживающей «линию Паасики-
ви— Кекконена». Наконец, налаживаются отношения по
партийной линии между КПСС и СДПФ, а по профсоюз-
ной — между ВЦСПС и ЦОПФ. Роль общественных орга-
низаций рабочего класса в налаживании сотрудничества
с СССР все более возрастает в этот период. За пять лет
(1962—1966 гг.) в СССР побывали 116 делегаций рабочих
из Финляндии, а в Финляндию выезжали 102 профсоюз-
ные делегации из СССР. Если учесть, что ранее СДПФ и
ЦОПФ никак не шли на такие контакты под влиянием
правых кругов в этих организациях, то перелом в этом
отношении принадлежал, несомненно, к разряду качест-
венных сдвигов в политическом мышлении финляндской
общественности и свидетельствовал о дальнейшем расши-
364
рении национальной основы, поддерживающей политику
сотрудничества с Советским Союзом.
Таким образом, смычка государственных и общест-
венных усилий в укреплении дружбы финского и совет-
ского народов, ставшая еще с 50-х гг. примечательной
чертой советско-финляндских отношений, получила к се-
редине 60-х гг. наиболее отчетливое и законченное выра-
жение. И это не было случайным явлением. С весны 1966 г.
советско-финляндские отношения вообще развивались в
условиях более благоприятного внутриполитического фона
в Финляндии, в условиях активизации левых сил в рабо-
чем движении.
Дело в том, что сокрушительное поражение СДПФ на
парламентских выборах 1962 г., когда многие рядовые
социал-демократы отказались поддерживать откровенно
антисоветскую линию таннеровцев, не прошло бесследно
для судеб партии. В низовых организациях СДПФ в тече-
ние всего 1962 г. и начала 1963 г. нарастала критика
правого руководства. Перспектива политической изоляции
и дальнейшего сужения социальной базы партии вызвала
тревогу за будущее СДПФ как у части умеренного руко-
водства, так и у среднего звена социал-демократов. Состо-
явшийся в июне 1963 г. XXVI съезд СДПФ прошел в об-
становке борьбы между умеренными и правыми силами
в партии. В результате В. Таннер был смещен с поста
председателя СДПФ и на его место был избран Р. Паасио,
хотя некоторые правые деятели (например, К. Питсинки)
все еще остались тогда в руководстве. На протяжении
1963—1966 гг. линия СДПФ и в рабочем движении, и во
внешней политике стала постепенно отходить от прежнего
антикоммунизма и антисоветизма, что содействовало уве-
личению числа мандатов, полученных социал-демократа-
ми на выборах в парламент в марте 1966 г. Обновленное
руководство СДПФ изъявило готовность пересмотреть
устаревшие политические догмы и принять участие в
правительстве, проводящем курс на укрепление дружбы
и сотрудничества с Советским Союзом. В мае 1966 г. было
создано правительство из представителей трех самых
крупных партий парламента — КПФ, СДПФ и партии
Центра. Его премьером стал вначале Р. Паасио, а позд-
нее — М. Койвисто. Новое правительство взяло курс па
сотрудничество прогрессивных сил страны. Это в значи-
тельной степени обусловило дальпсйший сдвиг политики
СДПФ влево. Наконец, в ноябре 1966 г. XXVII съезд
365
СДПФ официально высказался в поддержку «линии Паа-
сикиви — Кекконена». Таким образом, к началу второй
половины 60-х гг. внешнеполитическому курсу — «линии
Паасикиви — Кекконена» была обеспечена мощная офи-
циальная поддержка трех четвертей финляндского парла-
мента. Выступать с официальной парламентской оппози-
цией ему отныне не считала возможным ни одна серьезная
политическая партия, не рискуя оказаться в изоляции.
Расширение и углубление дружественного
сотрудничества СССР и Финляндии по всем линиям
(1967—1973 гг.)
На рубеже 1967—1968 гг. наступил новый этап в развитии
советско-финляндских отношений. Внешними, наиболее
заметными вехами, маркировавшими это событие, были
юбилейные торжества по случаю 50-летия Великой Ок-
тябрьской социалистической революции и 50-летия неза-
висимости Финляндии в ноябре и декабре 1967 г., а также
20-летия договора 1948 г. в апреле 1968 г. Эта обстановка
содействовала тому, что в обеих странах подводились
итоги прошедшего развития, делались как ретроспектив-
ные, так и перспективные оценки советско-финляндского
сотрудничества, в результате которых становилось особен-
но ясным, какой путь оставлен позади и что предстоит
еще сделать для укрепления дружбы и взаимопонимания.
Однако наступление новой стадии в отношениях двух
стран было вызвано, несомненно, более глубокими причи-
нами, связанными с изменениями во внутреннем положе-
нии Финляндии, а также с изменением в международной
обстановке, совершившимися не вдруг и не сразу, а созре-
вавшими в период 1966—1968 гг. Уже в июне 1966 г.
президент У. К. Кекконен отмечал в одной йз своих речей,
что в Финляндии «создалась в известном смысле новая
основа» для сотрудничества с Советским Союзом Ч
В чем же состояла эта новая основа, в чем проявлялся
и чем характеризовался этот новый этап, новая стадия
советско-финляндских отношений? Какие новые факторы
появились в этот период во внутренней жизни Финляндии
1 См. У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и
выступления. 1963—1967, М., 1968, стр. 88.
366
и в международной обстановке в целом? Какое конкретное
влияние оказали они на дальнейшее складывание и разви-
тие советско-финляндских отношений?
Начнем с внутриполитических факторов в Финляндии.
Известно, что внутренняя политика всегда бывает тесно
связана с внешней, последняя является концентрирован-
ным выражением сущности первой. И именно история
Финляндии в новейшее время давала особенно яркие
примеры и подтверждения подобной закономерности. Вот
почему без учета внутриполитических сдвигов во второй
половине 60-х гг. в Финляндии затруднительно понять то
новое, что было привнесено в советско-финляндские от-
ношения в период конца 60— начала 70-х гг. Эти сдвиги
заключались в следующем. Во-первых, в течение пяти лет,
то есть с мая 1966 по март 1971 г., сохранялось прави-
тельство, сформированное на широкой и прочной парла-
ментской базе — на сотрудничестве левых и центристских
сил в финляндской политической жизни. Во-вторых, впер-
ные после окончания войны установилось известное со-
трудничество рабочих партий — коммунистов и социал-
демократов — в основных вопросах внутренней и внешней
политики. В-третьих, огромное политическое значение
имел не столько сам факт включения представителей КПФ
и ДСНФ в состав правительства, что не было новым для
Финляндии, сколько то обстоятельство, что коммунисты
и народные демократы снова предстали перед финляндской
общественностью как органический, неотъемлемый, дина-
мичный, активный и во многих отношениях ведущий эле-
мент финляндского общества. Это был серьезный и боль-
шой внутриполитический качественный сдвиг для такой
страны, как Финляндия, где компартия в течение более
четверти века находилась под запретом.
Выступая 4 февраля 1967 г. с докладом об идейно-
политических течениях в Финляндии, президент У. К. Кек-
конен охарактеризовал роль коммунистов в жизни страны
как новый общественный фактор: «После войны комму-
нисты вышли из подполья и организовали массовые поли-
тические, профсоюзные и культурные движения. Комму-
нисты участвуют в работе на заводах, в коммунальных
органах, в науке и искусстве, в парламенте и его комис-
сиях, а сейчас и в правительстве. Они основывают высшие
учебные заведения, добиваются дотаций, опи ездят за
границу, представляют там свою страну, об их деятельнос-
ти полемизируют даже на страницах так называемой
367
буржуазной печати. Разве это вредит стране?» «Если
говорить о патриотизме,— продолжал далее он,— то, на-
сколько я понимаю, для финских коммунистов Финляндия
является столь же дорогой отчизной, как и для всех
других финнов»1 2 3.
Такая оценка роли и значения коммунистов со стороны
главы буржуазного государства говорит сама за себя.
Она свидетельствует о существенном переломе, проис-
шедшем не только во внутренних отношениях в финлянд-
ском обществе, ио и в общественном сознании подавляю-
щего большинства финнов. И именно это обстоятельство
имело огромное значение во внешнеполитическом плане.
Ибо разрушение антикоммунистических мифов означало
и разрушение многих антисоветских мифов в сознании
людей. Более того, изменение отношения к деятельности
Коммунистов коренным образом меняло и отношение к
ряду вопросов международной политики, в частности к
деятельности в защиту мира. «До войны у нас преобладало
чувство антипатии к такой деятельности, поскольку ее
Считали непатриотичной,— говорил президент Кекконен,
сравнивая внешнеполитические идеалы довоенной и пос-
левоенной Финляндии.— Но также и после войны эта
деятельность не пользовалась особой популярностью. Ее
рассматривали прежде всего в качестве орудия междуна-
родного коммунизма»31. В конце 60-х гг. таким настроени-
ям был иаиесеи существенный удар, и деятельность на
благо мира стала в глазах финляндского общества «такой
же патриотической, как и любая другая благородная дея-
тельность во имя общего блага» 4. Этому способствовали
как серьезные изменения, происшедшие в общественном
сознании, так и позиция государственной власти в Фин-
ляндии. Таким образом, общая демократизация внутри-
политической жизни в Финляндии после второй мировой
войны создала предпосылки для поворота в общественном
сознании финнов и проведения миролюбивой внешней по-
литики, направленной на развитие дружбы и сотрудниче-
ства с Советским Союзом. Уже в январе 1967 г. президент
1 У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и вы-
ступления. 1963—1967, стр. 125.
2 Там же, стр. 127—128.
3 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967—1972 гг., М., 1973, стр. 39.
4 У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и вы-
ступления. 1963—1967, стр. 26.
368
У. К. Кекконен полагал, что Финляндия почти подошла
к такому положению, когда доверие к СССР установилось
не только на государственном уровне, между государст-
венными деятелями обеих стран, но и охватывает широ-
кие слои финского парода ’.
Спустя буквально два месяца этот вывод подтвердился
на деле, поскольку большинство политических партий и
группировок Финляндии или, говоря точнее, все основные
партии страны единодушно выступили с предложением
выдвинуть на президентских выборах 1968 г. единого об-
щего кандидата — У. К. Кекконена. Если сравнить это с
той борьбой, которая развертывалась за президентский пост
на предыдущих выборах, то контраст был разительным.
«Первый раз в истории нашей страны,— говорил по пово-
ду этого события Кекконен,— в связи с президентскими
выборами создалось столь широкое сотрудничество»1 2.
И характер этого сотрудничества, его причина не остав-
ляли никаких сомнений. Оно возникло как выражение под-
держки внешнеполитического курса, проводимого прези-
дентом. «Все более широкие слои граждан стали понимать,
что избранный нами курс является правильным и соответ-
ствует интересам нашего народа» 3,— так объяснил сам
президент оказанную ему поддержку.
Одна из существенных черт нового периода состояла
в том, что внешнеполитический курс на дружбу и сотруд-
ничество с СССР получил начиная с 1967—1968 гг. моно-
литную внутриполитическую поддержку как в государст-
венном, так и в партийно-политическом и во всенародном
плане 4. В возникновении такого положения сыграли боль-
1 См. У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и вы-
ступления. 1963—1967, стр. 93—94.
2 Т ам же, стр. 129.
3 Там же.
4 Правда, и на этот раз реакционная оппозиция по отказа-
лась от попытки противопоставить Кекконену своего рода покую
редакцию «блока Хонка» — пужадистскую группировку крайне
правых аграриев во главе с Вейкко Веннамо, которой удалось со-
брать около трети голосов. Но для этого потребовалось примене-
ние чрезвычайно сильной дозы социальной демагогии, оказавшей
влияние в то время на политически незрелые средние слои. Од-
нако в дальнейшем многие разобрались в истинном характере и
лозунгах группировки Веннамо. Созданная им так называемая
Сельская партия распалась на две соперничающие части (Сель-
скую партию и так называемую Партию единства финского па-
рода), и ее представительство в парламенте, а также политиче-
ское влияние в Финляндии значительно сократились.
369
шую роль не только внутриполитические изменения в Фин-
ляндии, но и позиция Советского Союза, советская внеш-
няя политика.
«Благородство Советского Союза,— указывал Кекконен
в своем выступлении в городе Вааса 6 января 1967 г.,—
...пробудило с течением лет в нашей стране веру в иск-
ренность проводимой Советским Союзом политики дружбы
по отношению к Финляндии» Ч
Таким образом, благодаря совместным усилиям, как
подчеркивалось в приветствии Президиума Верховного
Совета СССР, направленном президенту Кекконену 5 де-
кабря 1967 г., была создана прочная база политического,
экономического и культурного сотрудничества обеих
стран 1 2.
Этот двусторонний характер процесса установления
взаимопонимания очень образно обрисовал президент Кек-
конен в августе 1968 г. «Успех общего дела,— говорил
президент,— являющийся результатом хороших отноше-
ний, в свою очередь дает новые возможности дальнейшего
развития этих отношений. Происходит нечто вроде накоп-
ления капитала хорошей дружбы, которое отличается
тем, что при своем использовании этот капитал возраста-
ет»3. В конце концов такая аккумуляция дружественных
отношений, происходившая постепенно в течение двух
десятилетий, привела к качественному скачку, и этот
скачок произошел в 1967—1968 гг.
Для характеристики той новой общественной атмос-
феры, которая сложилась в Финляндии к концу 60-х гг. и
в которой протекали затем все события начала 70-х гг.,
достаточно привести всего лишь три небольших, но пока-
зательных факта, чтобы лучше увидеть, что, как и
насколько изменилось в господствовавших прежде пред-
ставлениях в этой стране в отношении всего русского,
«красного» и советского.
Факт первый. Осенью 1968 г. среди школьников стар-
ших классов Финляндии был проведен конкурс на лучшее
сочинение о Советском Союзе. В нем участвовало свыше
60 тыс. человек: Если учесть, что в средних школах стра-
1 У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и вы-
ступления. 1963—1967, стр. 94.
2 См. «Известия», 7 декабря 1967 г.
3 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967—1972 гг., стр. 49.
370
вы в это время обучалось около 285 тыс. человек1 2, ти
выходит, что свыше одной пятой учащихся средних учеб-
ных заведений, то есть будущих выпускников, поколения
70-х гг. активно и добровольно решило участвовать в из-
ложении своих знаний, мыслей и суждений о соседней
социалистической стране. Как и сама постановка темы
для конкурса, так и факт массового участия в нем молодо-
го поколения означали очень многое для страны, где
прежде само слово «советский» было ругательным и за-
претным.
Факт второй. Летом 1969 г. был впервые проведен
все финляндский семинар преподавателей русского языка
в школах. Уже в течение нескольких лет до этого русский
язык изучался в Финляндии как иностранный в ряде школ,
а также в кружках общества «Финляндия — Советский
Союз». В 1969 г. не только были подведены итоги этой
работы и она стала координироваться и приобрела гораздо
больший размах, но русский язык вышел за пределы учеб-
ных аудиторий на широкую всефинляндскую арену. С сен-
тября 1969 г. была введена регулярная телепередача
«Добрый вечер», рассчитанная на двухгодичный курс
изучения русского языка2. Помимо нее аналогичный курс
был включен и в программу финляндского радио. Уже
весьма скоро обе программы приобрели исключительную
популярность, возникла потребность в их повторении и
расширении. К началу 70-х гг. русский язык в школе и
вне нее изучали тысячи финнов. Стоит сравнить все это
с теми протестами против введения русского языка только
для двух десятков студентов Хельсинкского университе-
та — меры, которая в свое время расценивалась как опас-
ная «руссификация», чтобы понять всю надуманность и
никчемность былых страхов и тот колоссальный сдвиг в
сознании финнов, который произошел за это время.
Ныне в Финляндии вновь вспомнили долго замалчи-
ваемые слова видного финского педагога, основоположни-
ка финской народной школы Уно Сигнеуса, сказанные им
более ста лет назад и не потерявшие своего значения до
сего времени: «Изучение русского языка имеет для пас,
финнов, громадное значение, и мы должны себя посвя-
тить ему. Лишь знакомясь с русским национальным язы-
1 М. Gustafson, Education in Finland (Reference Publica-
tions), Helsinki, 1967, p. 74.
2 См. «Известия», 20 сентября 1969 г.
371
ком, русской литературой и всей духовной и умственной
жизнью русского народа, мы поймем верно наших восточ-
ных соседей» Ч
Факт третий. В августе 1970 г. в самом центре Хель-
синки был торжественно открыт памятник бывшим крас-
ногвардейцам, участникам революции и гражданской вой-
ны в Финляндии в 1918 г. На митинге была зачитана
приветственная телеграмма президента Кекконена. Не го-
воря уже о довоенном времени, еще полтора десятилетия
тому назад подобный факт был бы невозможен в буржу-
азной Финляндии — столь глубокий раскол внесла граж-
данская война не только в финляндское классовое общест-
во, но и в сознание людей.
Итак, в Финляндии произошли серьезные прогрессив-
ные, демократические изменения во внутренней жизни,
ставшие благоприятной основой для укрепления и роста
добрых, дружественных отношений к Советскому Союзу.
Было бы, однако, упрощением расценивать констатацию
этого несомненного исторического факта как попытку на-
рисовать идиллическую картину. Внутриполитическое по-
ложение Финляндии и в период 1967—1973 гг. было
достаточно сложным, в стране продолжалась борьба клас-
совых сил, и это находило отражение самым непосредст-
венным образом в борьбе за сохранение и упрочение кур-
са миролюбивой внешней политики, курса на дружбу и
сотрудничество с Советским Союзом. Как заявил в 1970 г.
генеральный секретарь Общества Паасикиви видный фин-
ский историк И. Хакалехто, 90% финнов поддерживали
в это время «линию Паасикиви — Кекконена» 1 2. Это озна-
чало, что реакционные группировки хотя и составляли
незначительное меньшинство, тем не менее все еще оста-
вались в Финляндии, обладали реальными экономическими
и политическими позициями и им, естественно, не по нут-
ру были происшедшие в стране изменения. Поэтому они
не оставляли попыток помешать дальнейшему укреплению
советско-финляндского сотрудничества. Однако, не имея
поддержки со стороны народных масс и вынужденные
считаться с популярностью курса на дружбу с Советским
Союзом, эти круги не осмеливались уже выступать откры-
то против официальной внешнеполитической линии, про-
тив ее магистрального направления. Они пытались дейст-
1 «Valvoja», Helsingfors, 1889, s. 277.
2 «Известия», 6 июня 1970 г.
372
вовать окольными путями, избрали другую тактику: всту-
пать в борьбу с прогрессивными силами по вопросам,
формально не связанным с внешней политикой, но факти-
чески затрагивающим ее,— по внутриполитическим и
экономическим. В области внутренней политики реакцио-
неры, чтобы ослабить позиции КПФ и других прогрессив-
ных демократических сил, делали ставку на срыв сотруд-
ничества партий, входящих в правительство. Они не раз
прибегали к искусственному созданию правительственных
кризисов 1 и стали широко использовать тактику «отдель-
ных уколов», то есть вести критику отдельных государст-
венных, политических и общественных деятелей, наиболее
известных своим вкладом в укрепление советско-финлянд-
ской дружбы. Такие деятели подвергались нападкам в
правой печати и в других органах информации по разным
поводам. Были отдельные случаи и прямых антисоветских
выпадов в печати1 2. В области экономической политики
правые круги также избегали прямых, открытых выступ-
лений против экономического сотрудничества с Советским
Союзом в целом. Они перенесли центр тяжести на саботи-
рование практического осуществления советско-финлянд-
ских экономических связей, предпочитали высказывать
сомнения в целесообразности отдельных хозяйственных
мероприятий или торговых операций, применяли опять-
таки тактику выступлений против якобы частных, кон-
кретных вопросов, маскируя свою истинную позицию
«деловыми» соображениями. Так, например, в конце 60—
1 Такие кризисы происходили в апреле — июне 1970 г., в ок-
тябре 1971 г., в июле — августе 1972 г. Для разрешения осеннего
кризиса 1971 г. были проведены досрочные парламентские выбо-
ры 2—3 января 1972 г., давшие некоторый сдвиг влево.
2 В числе газет и журналов, помещающих материалы, на-
правленные так или иначе против официальной внешней поли-
тики Финляндии, следует назвать такие правые органы, как га-
зеты: «Аамулети», «Ууси Суоми», «Экспресс», журналы: «Поотти»,
«Ууси мааилма», «Ресервиляйнен». Особенно отличалась в этой
области газета «Ууси Суоми». Ее выступлепия пе раз подверга-
лись критике со стороны президента У. К. Кеккопепа, вызывали
протесты прогрессивных сил, запросы в парламенте. По поводу
провокационной статьи этой газеты 25 апреля 1971 г. посольство
СССР в Хельсинки сделало даже заявление МИД Финляндии.
Правительство Финляндии выразило сожаление по поводу «по-
добной писанины» и обещало обратить внимание па этот слу-
чай, поскольку он наносит вред работе по созданию добрых и
дружественных отношений между Финляндией и СССР («Правда»,
14 и 15 мая 1971 г.).
373
начале 70-х гг. правые круги выступали против размеще-
ния заказов в СССР на атомную электростанцию (1968 г.),
против закупки в СССР электровозов, природного газа и
нефти (1969—1970 гг.), против установления сотрудниче-
ства с СЭВ (1971 — 1972 гг.) как якобы не особенно выгод-
ных для Финляндии. Эту тактику правых кругов прези-
дент У. К. Кекконен в своем выступлении по радио 31 июля
1970 г. охарактеризовал как двуличную. «Подобное дву-
личие,— подчеркнул президент,— является не только от-
вратительным, но и в корне противоречит интересам
страны» Ч
Эволюция тактики правых кругов отражала, несомнен-
но, процесс их дальнейшей политической изоляции в
финляндском обществе. Даже в буржуазных партиях пра-
вые, реакционные группировки попали в положение оппо-
зиции по отношению к официальному руководству и боль-
шинству в этих партиях и к концу 1973 — началу 1974 г.
вынуждены были покинуть их ряды. Все эти осколки
правых фракций из коалиционной и Шведской народной
партии сконцентрировались ныне в так называемой кон-
ституционной партии, еще ни разу не принимавшей учас-
тия в парламентских выборах в стране. Весьма знамена-
тельно, что в эту партию реакционеров всех мастей при-
вело одно и то же обстоятельство: отказ поддержать прод-
ление президентских полномочий У. К. Кекконена на
четыре года — с 1974 по 1978 г. 1 2, то есть, по сути дела,
отказ от поддержки «линии Паасикиви — Кекконена».
Чтобы сорвать продление полномочий президента, правые
экстремисты в течение нескольких месяцев вели демаго-
гическую пропаганду в прессе, на дискуссионных собра-
ниях и даже в парламенте. Они организовали петицион-
ную кампанию против «исключительного закона», про-
зрачно намекая на знаменитые петиции конституциона-
листов конца XIX в., направленные против политики
царизма в Финляндии. Однако, вопреки всем шулерским
приемам реакционеров и их спекуляции на национальных,
исторических и эмоциональных чувствах простых финнов,
их ухищрения потерпели полный провал. Закон о продле-
нии президентских полномочий У. К. Кекконена поддер-
жали семь политических партий страны, просивших пре-
1 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967—1972 гг., стр. 102—103.
2 См. «Правда», 19 января 1973 г.
374
зидента в специальном обращении дать свое согласие па
этот акт, и 18 января 1973 г. парламент Финляндии при-
нял этот закон 170 голосами против 28. Реакционеры по-
лучили достойный отпор.
Не случайно решение о продлении полномочий прези-
дента характеризовалось в заявлении Политбюро ЦК КПФ
как «политическое событие большого значения, победа
миролюбивых демократических общественных кругов и
поражение ультраправых сил страны и международной
реакции» *.
На протяжении всей первой половины 70-х гг. про-
грессивные силы страны, и прежде всего коммунисты,
продолжали вести последовательную борьбу с происками
реакции. Они неоднократно обращали внимание государ-
ственной власти на отдельные факты таких происков,
подчеркивали необходимость не оставлять их безнаказан-
ными, поскольку те подрывают дружбу финского народа
с СССР. В начале февраля 1973 г. вице-председатель
КПФ Тайсто Синисало призвал социал-демократов совме-
стно с коммунистами выступить в парламенте за при-
нятие закона о защите мира, который явился бы серьез-
ным препятствием на пути активизации правых сил в
Финляндии и поставил бы прочный и надежный заслон
любой антисоветской и милитаристской пропаганде в
стране * 2.
Таким образом, несмотря на то что правые силы и в
период 1967—1973 гг. все еще не оставляли своих попы-
ток помешать дальнейшему углублению советско-фин-
ляндских дружественных отношений, размер и степень их
политического влияния сократились.
Эта новая внутриполитическая ситуация в Финляндии
создавала совсем иной исторический фон и превращалась
в существенный фактор дальнейшего углубления и разви-
тия тесных, доверительных, дружественных отношений с
СССР, поскольку она укрепляла у финнов и у советского
народа веру в стабильность и непреходящий характер
внешнеполитического курса Финляндии. Вот почему без
предварительной характеристики и хотя бы беглой обри-
совки основных аспектов этого фона невозможно понять
тот прогресс, который был достигнут в советско-финлянд-
ских отношениях в конце 60— первой половине 70-х гг.
* Цит. по «Правда», 19 января 1973 г.
2 См. «Правда», 6 февраля 1973 г.
375
Советско-финляндские отношения 1967—1973 гг. раз-
вертывались и на совершенно ином международном фоне,
чем в предыдущее десятилетие. Во второй половине 60-х гг.
решающее значение приобрело укрепление сил, выступаю-
щих за мир. Особенно это чувствовалось в Европе. В стра-
нах НАТО, в частности среди скандинавских участников
этой организации, в 1967—1968 гг. и в начале 1969 г. раз-
вернулись широкие общественные движения за пересмотр
Атлантического пакта, за поиски альтернатив ему в связи
с истекавшим в 1969 г. 20-летним сроком его действия.
В Центральной Европе также обозначились признаки
улучшения обстановки. Огромное влияние оказали на
формирование международных отношений в 70-х гг. выд-
винутая весной 1971 г. на XXIV съезде КПСС Программа
мира и никогда не прекращавшаяся борьба Советского
Союза за разрядку напряженности.
Все это не только благоприятно отразилось на разви-
тии советско-финляндских отношений в направлении еще
большего углубления дружбы и сотрудничества, столь
отвечавших духу этого времени, но и сами советско-фин-
ляндские отношения в этот период в силу достигнутого
ими размаха и степени своей зрелости и активности ока-
зывали, в свою очередь, благотворное влияние на склады-
вание международной обстановки как в ближайших к
Финляндии регионах — в Скандинавии и на Балтике, так
и в Европе в целом.
В этом и состояло главное своеобразие советско-фин-
ляндских отношений в данный период, их новый качест-
венный элемент, поднявший их до уровня существенного
фактора международной жизни. Характерной чертой со-
ветско-финляндских отношений в 1967—1973 гг. было и
то, что они стали расти и вширь, и вглубь, что резко
усилило их многообразие. При этом не просто добавились
новые формы и виды связей, но и прежние связи были
подняты на качественно новую ступень. Это относится ко
всем сторонам советско-финляндского сотрудничества, но
особенно заметно проявляется в экономических отношени-
ях, приобретающих невиданный дотоле размах. С неко-
торой долей упрощения, но без всякого преувеличения
можно было бы назвать этот период советско-финляндских
отношений стадией материализации дружбы, когда, по
образному выражению У. К. Кекконена, на смену речам
и заверениям в дружбе пришло непосредственное вопло-
щение дружественного сотрудничества в бетоне и граните.
376
Конечно, экономическое сотрудничество вполне ус-
пешно и нарастающими темпами развивалось и в преды-
дущий период, однако в 1966—1973 гг. оно приобрело
новые черты и стало более ощутимым и в прямом эконо-
мическом, и в политическом плане.
Во-первых, новые черты появились в торговом обмене.
Как известно, Финляндия была первой капиталистической
страной, которая развернула довольно широкую торговлю
с Советским Союзом в послевоенное время. Этот факт
имел для Финляндии огромное историческое значение.
Как показал опыт, торговля с СССР содействовала индуст-
риальному развитию Финляндии, общему укреплению ее
экономики. В 50-х гг. советский рынок был важен для
Финляндии тем, что предоставлял финской промышлен-
ности, и прежде всего машиностроению, благоприятные
возможности для роста и непрерывного сбыта продукции
в условиях все обостряющейся мировой конкуренции, но
уже во второй половине 60-х гг. советский рынок стал
приобретать все большее значение для экспорта финских
товаров потребления, как раз тогда, когда сбыт этих то-
варов в другие районы мира стал испытывать сильное
давление мировой конкуренции. Таким образом, торговля
с Советским Союзом помогала на всех решающих этапах
развитию послевоенной экономики Финляндии, отвечала
общим национальным интересам страны. Тем не менее
начиная с 1948 г. и вплоть до 1961 г. расширение торгов-
ли с СССР систематически ставилось под сомнение частью
финляндских деловых кругов. Однако, когда с начала
60-х гг. и другие капиталистические страны стали все в
большей мере устанавливать торговые отношения с СССР,
а 16 декабря 1966 г. последовала резолюция НАТО, реко-
мендовавшая участвовать в торговле с СССР своим чле-
нам, финляндские торгово-промышленные круги усилили
свой интерес к советскому рынку. В 1967 г. Финляндия
заняла первое место во внешней торговле СССР среди
капиталистических стран. В 1968 г. уровень этой торгов-
ли еще более возрос — на 13% по сравнению с уровнем,
предусмотренным долгосрочным соглашением ’.
В 1969 г. финны опережали график выполнения дейст-
вующего торгового соглашения па целый год и выполнили
к декабрю 1970 г. досрочно «пятилетку» (1966—1970 гг.).
Они прочно удерживали первое место в торговле с СССР
1 «Helsingin sanomat», 18.1.1968.
14—225	377
до 1970 г., оставляя позади другие капиталистические
страны. Пятая часть внешнеторгового оборота Финляндии
приходилась на торговлю с СССР.
Подписанное 26 августа 1969 г. очередное долгосрочное
торговое соглашение на 1971—1975 гг., предусматривав-
шее новое стабильное расширение объема товарооборота,
казалось, обеспечивало Финляндии доминирующее поло-
жение в советской торговле на несколько лет вперед.
Однако, несмотря на то что с середины 60-х гг. товарообо-
рот между Финляндией и СССР удвоился, а за четверть
века возрос почти в 6 раз и превысил 600 млн. рублей, в
1971 г. Финляндия заняла лишь второе место в торговле с
Советским Союзом. Сказалась конкуренция крупнейших
капиталистических держав, стремящихся в 70-х гг. также
расширять торговые отношения с СССР. Потеряв ныне
долго удерживаемое первое место в торговле с СССР, Фин-
ляндия тем не менее все еще опережает многие крупные
страны (Англию, Францию, Италию, но уступает ФРГ) Ч
Наряду с торговым обменом по линии долгосрочных
соглашений с конца 60-х гг. все большее значение стала
приобретать так называемая приграничная торговля с
Ленинградом, республиками Прибалтики и с Мурманском.
К середине 70-х гг. общий объем приграничной торговли
достиг 5% объема товарооборота по долгосрочному согла-
шению. Новым явлением для 70-х гг. в советско-финлянд-
ской торговле является то, что предметами ее помимо
традиционных товаров, хотя бы и с часто обновляемым и
регулярно расширяемым ассортиментом, становятся такие
совершенно необычные прежде товары, как природный
газ, электроэнергия, атомное топливо, крупные партии
электровозов и даже целые заводы, то есть их комплектное
оборудование. Такие поставки оформляются особыми
контрактами на многомиллионные суммы и на твердые
сроки далеко вперед1 2 3. Со многими финляндскими фирма-
1 Н. Патоличе в, Важный фактор мира и прогресса, «Прав-
да», 9 апреля 1975 г. В 1974 г. заключено соглашение о торговле
на 1976—1980 гг. Оно предусматривает рост товарооборота в 2 ра-
за по сравнению с текущей пятилеткой.
2 Так, в ноябре 1970 г. «Энергомашэкспорт» подписал конт-
ракт на поставку из СССР в Финляндию в 1971—1976 гг. около
3 млрд, квт-ч электроэнергии, а в августе 1971 г. «Технопром-
экспорт» — на поставку в Финляндию атомного топлива; 4 фев-
378
ми соглашения заключаются на 10—20 лет. Все это еще
более стабилизирует советско-финляндскую торговлю, де-
лает ее не подверженной конъюнктурным колебаниям.
Во-вторых, наряду с появлением новых моментов в
торговле еще более специфичным для советско-финлянд-
ского экономического сотрудничества в 1967—1973 гг.
стало то, что именно в эти годы получили широкое разви-
тие внеторговые формы экономических связей. Хотя такие
формы существовали и ранее, но завершение большинства
крупных строительных объектов, по которым была достиг-
нута договоренность в предыдущие годы, фактически
пришлось на вторую половину 60-х гг. (Верхнетуломская
ГЭС —1965 г., вторая очередь комбината в Раахе —1967 г.,
Сайменский канал—1968 г.). Основной же размах про-
мышленно-строительное сотрудничество приняло как раз
в конце 60— начале 70-х гг., когда были заключены
соглашения о строительстве финнами 23-этажной гостини-
цы «Виру» в Таллине (1969 г.), о сооружении двух атом-
ных электростанций в Финляндии при техническом содей-
ствии СССР (9 сентября 1969 г. и 20 апреля 1971 г.1), о
расширении металлургического завода и сооружении вто-
рой доменной печи в Раахе (10 мая 1971 г.), о строитель-
стве Пяозерского леспромхоза в Карельской АССР силами
финнов (20 апреля 1971 г.), о реконструкции ими же
Светогорского целлюлозно-бумажного комбината в Ле-
нинградской области, предусматривающей расширение
его мощности до 190 тыс. т за период с 1972 по 1975 г.
(20 марта 1972 г.), о прокладке газопровода в Финляндии
раля 1971 г. «Союзнефтеэкспорт» заключил контракт с финлянд-
ской государственной компанией «Несте» на поставку в Фин-
ляндию в 1971—1975 гг. нефти на сумму около 500 млн. рублей;
20 апреля 1971 г. был подписан протокол о поставках из СССР
в Финляндию природного газа и из Финляндии в СССР стальных
труб начиная с 1975 г. В 1971 г. финская фирма «Юльхяваара»
обязалась поставить по контракту с «Проммашприбором» в 1972—
1973 гг. оборудование комплектных установок по выпуску мело-
ванной и светочувствительной бумаги для трех заводов — в Мо-
скве, Ленинграде и Киеве; в сентябре 1972 г. были заключены
контракты на поставку из Финляндии в СССР комплектного обо-
рудования для 15 заводов по производству древесно-стружечпых
плит и их обработке. Их общая мощность — 2,1 млн. куб. м в год,
или свыше 20 млн. кв. м плит. Поставка намечена на 1974—
1976 гг. С января 1973 г. в СССР начато производство электрово-
зов СР-1 со скоростью 160 км/час для Финляндии.
1 Строительные работы завершены в 1974 г.
14*
379
по трассе Иматра — Коувола — Котка общей протяжен-
ностью 160 км совместными силами советских и финлянд-
ских строителей и технических организаций (1972—
1973 гг.1). И наконец, строительство в Карельской АССР
Костамукшского комбината по добыче и обогащению же-
лезной руды, определенная часть которой затем пойдет на
переплавку в Финляндию, на комбинат в Раахе, а также
создание целого города в Костамукше, шоссейных и же-
лезнодорожных путей к нему в течение 1975—1978 гг.1 2
Как видим, объем и сложность работ возрастают бук-
вально от объекта к объекту, и одновременно с ростом
технической сложности усиливается и переплетение обя-
занностей, растет число советских и финляндских орга-
низаций, участвующих в осуществлении объектов. Так
вместе с экономическими, деловыми крепнут еще больше
и дружеские, товарищеские отношения. Подобные стройки
приобретают для Финляндии большое значение, посколь-
ку они помогают разрешать ее хозяйственные проблемы.
Торговлей и промышленным строительством экономи-
ческие связи СССР и Финляндии, однако, не исчерпыва-
ются. В конце 60— начале 70-х гг. возрастает научно-тех-
ническое сотрудничество, переходящее из стадии обмена
информацией, патентами в непосредственное содействие
налаживанию того или иного производства, к совместным
советско-финляндским работам над изобретениями или
техническими усовершенствованиями, дающими ощутимый
экономический эффект.
Таковы совместная разработка и применение новой
автоматизированной системы контроля кабельной продук-
ции на предприятиях обеих стран (1969 г.), помощь фин-
ских специалистов в налаживании новой рентабельной
технологии в производстве строительных материалов и
бумаги в СССР (1970 г.), осуществление советского тех-
нического проекта ПЭС (паровой электростанции) в Крис-
тинанкаупунки (1973 г.) и др.
О размахе научно-технического сотрудничества в
70-х гг. говорит тот факт, что к лету 1974 г. были созданы
1 «Правда», 8 июня 1972 г.
2 Город Костамукша и комбинат сооружаются по последне-
му слову градостроительства и техники. Это будет город и про-
мышленный комплекс завтрашнего дня. Проектная мощность
Костамукшского комбината — 24 млн. т сырой руды и 8,8 млн. ока-
тышей в год. Это одно из крупнейших предприятий такого рода
в нашей стране. Первая очередь комбината вступит в строй в
1978 г. (см. «Известия», 20 сентября 1974 г.).
380
и успешно действовали 23 рабочие группы, определяв-
шие тематику сотрудничества в технической и научной
сферах.
Особое значение в последние годы приобрело сотруд-
ничество в области охраны окружающей среды и природ-
ных ресурсов, в первую очередь вод Финского залива, где
с конца 60-х гг. регулярно организуются совместные
Советско-финляндские экспедиции на финском судне
«Аранда».
Разветвление и усложнение советско-финляндских эко-
номических отношений уже к началу 70-х гг. поставило
вопрос о необходимости создать новый инструмент для
их координации, который бы соответствовал сложившим-
ся новым условиям, отвечал бы их новому качественному
уровню. Так возникла идея о заключении особого Догово-
ра о развитии экономического, технического и промыш-
ленного сотрудничества между СССР и Финляндией, ко-
торый был подписан в Москве 20 апреля 1971 г. Он был
ратифицирован парламентом Финляндии 10 ноября 1971г.,
Президиумом Верховного Совета СССР —17 декабря
1971 г., и 20 декабря произошел обмен ратификационны-
ми грамотами, что означало, что договор вступил в силу
на десять лет, до 20 декабря 1981 г.
Этот договор явился прямым развитием и дополнением
основополагающего документа советско-финляндских от-
ношений — договора 1948 г.— в той его части, которая
трактовала об экономическом сотрудничестве. Новый до-
говор ставил своей основной целью, во-первых, дальней-
шее развитие торговли за счет увеличения количества
товаров, расширения их номенклатуры, роста пригранич-
ной торговли, совершенствования взаимных расчетов и
кредитных соглашений; во-вторых, развитие совместного
исследования, проектирования и строительства промыш-
ленных, транспортных и других объектов; в-третьих, обмен
патентами, лицензиями, опытом в области техники, эко-
номики и науки; в-четвертых, особо предусматривал со-
трудничество в области защиты окружающей среды.
Обе стороны обязывались предоставлять друг другу
различные привилегии, льготы, преимущества, облегчения
в торгово-экономической сфере, содействовать заключе-
нию соглашений и контрактов между организациями
своих стран.
Таким образом, как подчеркнул в речи при заключе-
нии договора премьер Финляндии А. Карьялайнен, договор
381
объединил все ныне уже имевшиеся виды экономического
сотрудничества, сконцентрировал их Ч
Вместе с тем, как указывал Председатель Совета Ми-
нистров СССР А. Н. Косыгин, договор, отражая уже
достигнутый высокий уровень экономического сотрудни-
чества, одновременно определил развитие и на предстоя-
щие годы, явился базой для углубления экономических
связей на будущее Ч Он как бы обновлял, поднимал эконо-
мические связи на новую ступень. И это было новым дока-
зательством активности и неисчерпаемости форм развития
советско-финляндских отношений.
Такой договор невозможно было создать на пустом
месте. Для него необходимы были и экономические пред-
посылки, а именно тот высокий уровень развития эконо-
мических отношений, который охарактеризован выше, и
предпосылки политические, не менее высокий уровень
взаимопонимания и доверия между двумя странами.
Наконец, договор отвечал и требованиям времени в
международном масштабе — при его создании исходили из
того факта, что международное разделение труда и спе-
циализация ускоряют рост торгового обмена, отвечают
национальным интересам, создают благоприятную почву
для укрепления мира.
Уже вскоре после заключения договора 1971 г. был
оформлен ряд крупных контрактов, о которых упомина-
лось выше и которые по своим масштабам и характеру
знаменовали новый этап в экономическом сотрудничестве
двух стран. Самое характерное в этих новых экономиче-
ских проектах, например в сооружении газопровода в
Финляндии или в проекте Костамукшского комплекса в
СССР, было то, что их нельзя было считать исключитель-
но советским строительством в Финляндии или финским —
в Советском Союзе, они были в обоих случаях совместным
строительством с тесным переплетением функций и обя-
занностей организаций и фирм обоих государств.
Насколько сам факт заключения договора 1971 г. по-
влиял на расширение перспектив и масштабов советско-
финляндских экономических связей в будущем, свиде-
тельствует то, что уже к осени 1971 г. на базе договора
была разработана Перспективная программа его реализа-
ции. Эта программа ставила цель всемерно развивать про-
изводственную кооперацию и специализацию между обеи-
1 См. «Правда», 21 апреля 1971 г.
382
ми странами. Она была одобрена 23 ноября 1972 г.
представителями СССР и Финляндии, и ей, несомненно,
предстоит открыть еще одну страницу в истории экономи-
ческого сотрудничества обеих стран. Однако эта страница
будет относиться уже к новому периоду, выходящему за
хронологические рамки данной книги !.
В этот новый период ближайшего будущего большую
роль в координации советско-финляндских экономических
связей сыграет и тот факт, что Финляндия подписала
16 мая 1973 г. соглашение с СЭВ \ одним из крупнейших
членов которого является СССР. Этим шагом Финляндия
обеспечила себе на будущее ценный исходный пункт для
расширения и укрепления экономического сотрудничест-
ва со всем социалистическим мировым рынком.
Экономическое сотрудничество хотя и приобрело ис-
ключительно важное значение в конце 60— начале 70-х гг.
и в известной степени было наиболее примечательным
явлением этого времени, однако оно не заслонило собой и
не могло заслонить другие стороны советско-финляндских
отношений, которые также были существенно углублены.
Особенно ощутимым, зримым, явственным было углуб-
ление отношений по общественной линии. Это было про-
явлением тех демократических сдвигов в общественной
жизни и в общественном сознании в Финляндии, о кото-
рых говорилось выше.
Прежде всего крепла и развивалась тенденция на
установление сотрудничества между финляндскими и со-
ветскими партийно-политическими организациями, наме-
тившаяся уже в середине 60-х гг. Наряду с постоянно
существующими, традиционными тесными связями между
КПСС и КПФ в 1969—1970 гг. получили дальнейшее раз-
витие контакты по линии профсоюзов между ВЦСПС и
ЦОПФ, а по партийной линии — между КПСС и СДПФ.
В феврале 1970 г. в Москву прибыла делегация партии
Центра Финляндии. Она была принята в ЦК КПСС. Ре-
зультатом этого визита и состоявшегося обмена мнения-
ми было установление и поддержание регулярных связей
и по этой линии.
Но особенно углублялись всегда существовавшие кон-
такты коммунистических партий обеих стран. Обменива-
1 Советско-финляндская перспективная долгосрочная экономи-
ческая программа разработана в 1975 г. на 15 лет.
383
ясь делегациями на разных уровнях, КПСС и КПФ знако-
мились с различными сторонами деятельности друг друга,
делились опытом работы партийных органов, обсуждали
теоретические вопросы.
Финские коммунисты отмечали, что КПСС неизменно
идет навстречу инициативам КПФ по расширению совет-
ско-финляндского сотрудничества во всех областях, осо-
бенно в области экономики. Представители КПСС, в свою
очередь, выражали удовлетворение той большой работой,
которую ведут финские коммунисты по укреплению друж-
бы наших народов.
«Жизнь подтвердила историческую правоту финских
коммунистов, — говорил секретарь ЦК КПСС И. В. Капи-
тонов по поводу 25-летия выхода КПФ из подполья. — Ли-
ния на дружбу с Советским Союзом, которую КПФ отстаи-
вала еще в годы подполья, стала ныне признанным офици-
альным курсом внешней политики Финляндии» ’.
О том значении, которое финские коммунисты прида-
вали дружбе наших народов в 70-х гг.,иотой заботе, ко-
торую они продолжали проявлять к укреплению этой дру-
жбы, исчерпывающе говорит резолюция Пленума ЦК КПФ
«О развитии дружественных советско-финляндских отно-
шений», принятая 2 июня 1971 г. В ней подчеркивается,
что КПФ всегда играла центральную роль в финляндском
обществе в деле установления добрососедских отношений
с СССР и что эту линию на дружбу она проводила после-
довательно, несмотря ни на какие преграды. Плоды этой
целеустремленной работы коммунистов видны теперь всем.
КПФ подчеркивала далее исключительное, решающее зна-
чение, которое приобретает в 70-х гг. для развития эко-
номики Финляндии дальнейшее укрепление ее экономи-
ческих связей с СССР. Одновременно коммунисты обра-
щали внимание государственных властей на имеющиеся
еще рецидивы антисоветской деятельности правых, требо-
вали пресечения ее и призывали все демократические си-
лы страны давать постоянный отпор правым силам, не поз-
волять им ни под какими предлогами ослаблять дружбу с
СССР. Можно сказать, что дружественное отношение фин-
нов к СССР и в общественной сфере вступило в стадию ма-
териализации, претворения, в основном, в делах. Невоз-
можно, конечно, привести и проанализировать все факты,
иллюстрирующие и освещающие это новое явление. Одна-
1 «Правда», 22 октября 1969 г.
384
ко некоторые из них необходимо назвать, ибо, не будучи
обобщены, они могут показаться разрозненными, изолиро-
ванными. При этом следует подчеркнуть их главную чер-
ту — массовость и широкую гласность. Чем иным, как не
материализацией дружбы, можно назвать такие новые фор-
мы связей, как устройство многотысячных массовых лет-
них праздников, посвященных дружбе с СССР, и создание
смешанных летних лагерей для советской и финляндской
молодежи с проведением в них семинаров, дискуссий и
спортивных соревнований, или запечатление в материаль-
ной форме памяти о былых культурных связях русского и
финского народов. Так, 100-летие открытия железнодорож-
ного сообщения между Финляндией и Россией было отме-
чено организацией специального поезда Риихимяки —
Ленинград 12 сентября 1970 г. А память о том, что изо-
бретатель радио А. С. Попов впервые испробовал свое
изобретение на территории Финляндии, было ознаменова-
но открытием 15 октября 1970 г. памятника этому русско-
му ученому в городе Котка.
Особенно знаменательно было то, как прошло в Фин-
ляндии празднование 100-летия со дня рождения создате-
ля Коммунистической партии, основателя Советского го-
сударства Владимира Ильича Ленина. Оно выразилось в
самых разнообразных формах, охватило самые различные
слои и проходило на протяжении почти целого года. Пре-
жде всего бережное отношение к памяти В. И. Ленина со
стороны официальных властей было продемонстрировано
установлением во всей Финляндии мемориальных досок в
местах, связанных с пребыванием вождя русской револю-
ции. Выявлялись и обнародовались новые детали, позво-
ляющие восстановить многие эпизоды пребывания
В. И. Ленина в Финляндии, обнаруживались лица, лично
встречавшиеся или видевшие В. И. Ленина. Еще с осени
1969 г. стали проходить семинары и симпозиумы на тему
«Ленин и Финляндия», организованные сторонниками
мира в Финляндии и другими прогрессивными организа-
циями. В ноябре 1969 г. вышла книга «Ленин в воспомина-
ниях финнов», состоялись встречи ветеранов финского ра-
бочего движения, посвященные Ленину, семинары для
молодежи о Ленине в Хельсинки, Тампере, Турку и Оулу.
Они длились до января 1970 г. С середины февраля в Хель-
синки была устроена неделя фильмов о Лепипе, имевших
огромный успех. В течение последующих месяцев, вплоть
до осени 1970 г., осуществлялась установка мемориальных
385
досок в местах, связанных с пребыванием В. И. Ленина.
Такие памятные доски появились не только во многих ме-
стах на улицах столицы Финляндии — Хельсинки, но так-
же и в Турку, Тампере, Риихимяки, на маленьких стан-
циях Оулункюля (Оггельбю) и Лийттойнен. Конечно, ос-
новные торжества пришлись на апрель 1970 г., и их зна-
чение вышло за пределы чисто финляндских рамок. Дело
в том, что еще в 1968 г. на 15-й сессии ЮНЕСКО в Пари-
же, где было решено провести международный симпозиум
«В. И. Ленин и развитие науки, культуры, просвещения»,
представитель Финляндии предложил, чтобы этот симпо-
зиум был устроен на территории Финляндии, мотивируя
это тем значением, которое имеет для Финляндии деятель-
ность В. И. Ленина. В октябре 1969 г. между Финляндией
и ЮНЕСКО на этот счет было подписано специальное со-
глашение. В Тампере 6—10 апреля 1970 г. было намечено
начать международный симпозиум, с тем чтобы вторая по-
ловина его — с 11 по 14 апреля — проведена была в Ле-
нинграде — городе, так много значившем в жизни Лени-
на. В этом симпозиуме приняли участие 25 стран, а еще
35 прислали своих наблюдателей. Таким образом, и в этом
событии нашли отражение и тесная историческая связь
советско-финляндской дружбы, и ее международное зна-
чение.
В широком проведении ленинских дней в Финляндии
приняли участие в первую очередь рабочие организации,
члены общества «Финляндия — Советский Союз», но не
только они. Многие буржуазные ученые, деятели литерату-
ры и искусства, представители интеллигенции, буржуаз-
ных студенческих организаций, партии Центра и Шведской
народной партии проявили большой интерес к ленинскому
юбилею и активно содействовали его успеху. Во время
празднеств с огромной силой было подчеркнуто, что имен-
но В. И. Ленин заложил фундамент нынешних отношений
между СССР и Финляндией *. Одновременно коммунисты
отмечали, что, «если бы рабочее движение Финляндии бы-
ло вооружено ленинским учением еще до Великой Ок-
тябрьской социалистической революции, оно могло бы из-
бежать многих ошибок» 1 2.
Ленинский юбилей был самым крупным из юбилейных
торжеств в Финляндии, связанных с историей развития со-
1 См. «Правда», 31 апреля 1970 г.
2 «Известия», 23 апреля 1970 г.
386
ветско-финляндских отношений. Однако и все другие юби-
леи подобного рода, которыми столь изобиловали конец
60 — начало 70-х гг. и которых было, считая только самые
значительные, почти десять1, использовались и широкими
демократическими кругами Финляндии, и государственной
властью для укрепления и дальнейшего развития друже-
ственных отношений с СССР.
Так, например, в связи с 50-летием образования СССР
общество «Финляндия — Советский Союз» уже за три меся-
ца до юбилея начало проводить ряд мер, знакомивших
население с историческими достижениями советского наро-
да. Для этого использовались выставки, семинары, доку-
ментальные фильмы. Большую работу провели коммунис-
ты и народные демократы. Пленум ЦК КПФ принял особую
резолюцию, где отмечалось, что рабочий класс Фин-
ляндии считает образование СССР своим праздником, го-
ворилось о значении этого события для Финляндии, разъ-
яснялись принципы национальной и внешней политики
СССР. Характерным для празднования этого юбилея бы-
ла та же черта, которая проявилась и в связи с ленинским
юбилеем, — это стремление глубоко и серьезно познако-
миться со своим советским соседом, познать то, что было
неизвестно, неведомо многие десятилетия. Отсюда — при-
стальный интерес к советской истории, политике и эконо-
мике, деловой, серьезный характер многих семинаров, по-
священных Советскому Союзу, отсюда — участие в ряде
из них видных государственных и политических деятелей
Финляндии — премьер-министра, лидеров партий, парла-
ментариев.
Конечно, процесс ознакомления финляндской общест-
венности с Советским Союзом не ограничивался в эти го-
ды одними лишь мероприятиями по поводу юбилейных
торжеств, поскольку сохранились и продолжали разви-
ваться и все другие традиционные формы контактов, сло-
жившиеся за предыдущие годы. По именно юбилейная об- 1 * 3
1 В сентябре 1969 г.— 25-летие выхода Финляндии из войны;
в октябре 1969 г.— 25-летие выхода КПФ из подполья; 16 октяб-
ря 1969 г.— 25-лотие основания общества «Финляндия —Совет-
ский Союз»; 3 сентября 1970 г.— 70-лотио президента Коккопена;
27 ноября 1970 г.— 100-летие со дпя рождения 10. К. Паасикиви;
3 октября 1971 г.— 90-лстие со дпя рождения О. В. Куусипопа;
29 ноября 1971 г.— X юбилейный съезд. общества «Финляндия —
Советский Союз»; декабрь 1972 г.— 50-лотие образования Сою-
за ССР; 6 апреля 1973 г.— 25-летие Договора о дружбе, сотруд-
ничестве и взаимопомощи.
387
становка, позволившая оглянуться назад, обобщить, сде-
лать сравнения с тем, что было прежде, невольно помогала
в последнее пятилетие с особенной наглядностью и отчет-
ливостью увидеть, как много изменилось в советско-фин-
ляндских отношениях, какие преграды преодолены и какой
большой путь навстречу друг другу пройден за столь, ка-
залось бы, короткий срок. Как и развитие экономических
отношений с Советским Союзом, так и активизация отно-
шений по линии общественности, предполагавшая серьез-
ные изменения в общественном сознании, опирались, ес-
тественно, на политические решения государственных ор-
ганов обеих стран, покоились на существовании договора
1948 г., сделавшего возможным и поощрявшего дружест-
венное сотрудничество советского и финского народов. В
то же время сам факт расширения экономического сотруд-
ничества и установления взаимопонимания и дружбы меж-
ду двумя народами чрезвычайно укреплял политические
отношения обеих стран, подводил под них прочную эко-
номическую базу и освящал их тем, без чего они не обла-
дали бы полнокровием и активностью, — народным одоб-
рением. Таким образом, между политической и правовой
основой советско-финляндских отношений и их другими
аспектами существовала тесная взаимосвязь.
Достигнутый к концу 60-х гг. высокий уровень дове-
рия, взаимопонимания и сотрудничества давал все основа-
ния руководству обеих стран сделать вывод о необходимо-
сти сохранения на будущее той политической основы, то-
го фундамента, на котором строились все послевоенные
отношения СССР и Финляндии. Еще в октябре 1968 г. во
время визита в Хельсинки А. Н. Косыгина обе стороны
подчеркнули незыблемость избранного ими внешнеполи-
тического курса, независимость его от конъюнктурных
изменений в Европе L Спустя год, в октябре 1969 г., во
время визита Н. В. Подгорного в Финляндию вновь было
отмечено, что советско-финляндские отношения «успеш-
но выдержали испытание временем...» 2.
Все это означало, что надо продлить срок действия
договора 1948 г., поскольку, как указывал Н. В. Подгор-
ный, этот договор «является таким международно-право-
вым актом, который в качестве долговременного фактора 1 *
1 См. «Правда», 10 октября 1968 г.
* «Правда», 19 октября 1969 г.
388
направляет развитие отношении двух государств, посколь-
ку он отражает чаяния советского и финского народов, их
стремление к дружбе и добрососедству»3.
Переговоры о продлении договора 1948 г. состоялись в
июле 1970 г., во время второго официального визита в
СССР президента У. К. Кекконена.
Так как договор был действителен до 1975 г., то воз-
никал вопрос, почему его продление следует предприни-
мать в 1970 г., то есть досрочно. Как подчеркнул Н. В. Под-
горный, «такое решение дает четкую перспективу совет-
ско-финляндским отношениям, позволяет успешно разра-
батывать направления совместного сотрудничества на мно-
гие и многие годы» Ч
Такого же мнения был и У. К. Кекконен: «Для двух
дружественных стран-соседей имеет прямой смысл стро-
ить свою двустороннюю политику на достаточно длитель-
ный период времени. Такая плановость способствует
уверенности и надежности, необходимой для самых раз-
личных видов сотрудничества... Когда срок действия до-
говора будет определен па более длительный срок, наши
дружественные узы приобретут еще более постоянный ха-
рактер, и это еще сильнее укрепит взаимное доверие» 1 2.
Кроме того, президент подчеркнул, что «продление срока
действия договора влияет не только на наши двусторон-
ние отношения, но также имеет важное значение в облас-
ти международной политики... Подтверждение того, что
договор и отношения между договаривающимися сторона-
ми сохраняются неизменными, будет иметь стабилизиру-
ющее и потому полезное воздействие на международное
положение обеих стран» 3.
В результате 20 июля 1970 г. был подписан Протокол
о продлении срока действия договора о дружбе, сотруд-
ничестве и взаимной помощи на 20 лет.
Этот протокол прошел детальное и подробное обсуж-
дение в парламенте Финляндии и на совместном заседа-
нии комиссий по иностранным делам Верховного Совета
СССР. Законодательные органы обеих стран единодушно
высказались за одобрение протокола, который был рати-
1 «Известия», 4 ноября 1970 г.
2 У. К. К е к к о п е н, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967—1972 гг., стр. 88.
’Там же, стр. 89.
389
фицирован президентом Финляндии 16 октября 1970 г. и
Президиумом Верховного Совета СССР 3 ноября 1970 г.,
после чего 13 ноября 1970 г. бый произведен обмен рати-
фикационными грамотами, что означало вступление прото-
кола в силу и, следовательно, продление срока действия
договора 1948 г. до 13 ноября 1990 г. Тем самым развитие
добрососедских отношений с Финляндией, как подчерк-
нул Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев, по-
лучило «новые ясные перспективы»1.
Характеризуя продление договора 1948 г. как «акт, ус-
тремленный в будущее», Л. И. Брежнев говорил: «Естест-
венно поэтому, что сегодня мы думаем о перспективах на-
ших отношений и о тех возможностях, которые дает нам
для их развития наш только что продленный договор. Мы
в Советском Союзе придерживаемся того мнения, что воз-
можности этого договора в деле укрепления и развития со-
ветско-финляндской дружбы не только не исчерпаны, но,
наоборот, далеко еще не раскрыты полностью»1 2.
Весь опыт развития советско-финляндских отношений
в 70-х гг. послужил убедительным подтверждением этой
оценки. Именно в эти годы двусторонние отношения СССР
и Финляндии, как мы видели выше, были еще более углуб-
лены и расширены по всем линиям. Велико значение про-
дления договора 1948 г. и в международном плане. Как
указывал Н. В. Подгорный, это было «весьма важное зве-
но в усилиях Советского Союза, Направленных на разряд-
ку международной напряженности, на улучшение обста-
новки в Европе...»3. Во-первых, оно содействовало даль-
нейшему сохранению мира на севере Европы и в бассейне
Балтийского моря, а тем самым и в Европе в целом, во-
вторых, укрепляло международное положение Финляндии,
на что особенно обращал внимание президент Кекконен.
«Этим Финляндия, — говорил он, — исключила возмож-
ность каких-либо спекуляций в отношении ее политики»4.
«Именно наличие такого договора, — подчеркивал
Л. И. Брежнев, — позволяет Финляндии выступать в меж-
дународных делах в качестве весомого фактора мира и
взаимопонимания между народами» 5 6.
1 «Известия», 27 ноября 1970 г.
2 «Правда», 21 июля 1970 г.
3 «Известия», 4 ноября 1970 г.
4 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967—1972 гг., стр. 97.
6 «Правда», 21 июля 1970 г.
390
Действительно, продление договора 1948 г. почти до
конца нынешнего столетия создавало особую стабильность
международного положения Финляндии, делало его «весь-
ма предпочтительным по сравнению с положением ряда
малых стран» 1 и тем самым укрепляло престиж Финлян-
дии на международной арене, открывало дополнительные
возможности для ее активной миролюбивой внешней по-
литики.
Здесь нет возможности подробнее останавливаться на
различных аспектах внешней политики Финляндии, ко-
торые не относятся к двусторонним советско-финляндс-
ким отношениям, но указать на те из них, которые были
прямым следствием усиления международного престижа
Финляндии или косвенно были связаны с укреплением со-
ветско-финляндских отношений, необходимо. Это даст
представление и о диапазоне современной финляндской
внешней политики, и о том весе, который придает ей такой
фактор, как долгосрочный Договор о дружбе, сотрудничест-
ве и взаимной помощи с СССР, и о том благотворном влия-
нии, которое оказывает борьба СССР за разрядку напря-
женности на складывание отношений Финляндии с треть-
ими странами.
Прежде всего рост международного престижа Финлян-
дии в конце 60 — первой половине 70-х гг. выразился в
весьма заметном усилении ее представительства в ряде меж-
дународных организаций, в частом проведении на ее тер-
ритории крупных международных совещаний и встреч1 2.
Во-вторых, с конца 60-х гг. Финляндия стала выступать
с важными внешнеполитическими инициативами, направ-
ленными на поиски путей к укреплению мира в Европе.
Одна из этих инициатив охватывала разные стадии подго-
товки созыва Общеевропейского совещания по вопросам бе-
зопасности и сотрудничества и длилась с мая 1969 по лето
1 «Известия», 25 октября 1970 г.
2 Например, в 1968—1970 гг. Финляндия была непостоянным
членом Совета Безопасности, с 1973 г. ее представитель являет-
ся командующим чрезвычайными вооруженными силами ООН на
Ближнем Востоке. В 70-х годах только в столице Финляндии —
Хельсинки ежегодно проводится свыше -30 крупных международ-
ных съездов, конференций, встреч, по считая скандинавских и
других региональных совещаний, устраиваемых в других городах
страны.
391
1973 г.1 Когда же совещание было созвано, то Финляндии
взяла на себя заботу по его технической организации как
приглашающая страна.
Другая инициатива касалась урегулирования отноше-
ний Финляндии с обоими германскими государствами —
ГДР и ФРГ.
Вопрос этот был исключительно важен для Финляндии
и одновременно сложен. Финляндия по двум причинам стре-
милась разрешить его: во-первых, ей хотелось прекратить
состояние войны с Германией, в котором она находилась
формально с 1944 г., и предъявить экономические и право-
вые претензии за ущерб, нанесенный немецко-фашистской
оккупацией Лапландии; во-вторых, ей надо было добиться
ослабления напряженности на своих морских границах в
районе Балтики путем достижения соглашений с герман-
скими государствами. Об этом президент У. К. Кекконен
говорил еще 29 ноября 1965 г., а затем 6 января 1967 г. Од-
нако Финляндия всячески воздерживалась от определения
своей позиции по отношению к германским государствам,
избегала их дипломатического признания. Она поддержи-
вала с ними лишь торговые отношения. Таким образом,
желая урегулирования отношений с ГДР и ФРГ, Финлян-
дия была вынуждена воздерживаться от этого, боясь вме-
шаться в противоречия великих держав. Когда же обнару-
жились первые признаки разрядки напряженности в Цент-
ральной Европе, то есть буквально сразу после того, как
четыре великие державы подписали 23 августа 1971 г. со-
глашение по Западному Берлину и этот вопрос был устра-
нен из круга вопросов, порождающих противоречия меж-
1 В мае 1969 г. Финляндия предложила всем европейским
государствам, а также США и Канаде высказать свое мнение
по вопросу о созыве Общеевропейского совещания по безопасно-
сти и сотрудничеству. Это предложение Финляндии получило в те-
чение 1969—1970 гг. положительный отклик в принципе со сто-
роны всех государств, кроме Албании. В ноябре 1970 г. прави-
тельство Финляндии предприняло второй практический шаг — оно
обратилось с памятной запиской к правительствам 35 стран,
предлагая провести предварительные консультации их послов и
посланников в Хельсинки об организации Общеевропейского со-
вещания. К середине марта 1972 г. в Финляндии уже была обе-
спечена техническая готовность к проведению многосторонних
подготовительных встреч Общеевропейского совещания, 22 ноября
1972 г. начались многосторонние консультации, в середине 1973 г.—
первый этап совещания, а 30 июля 1975 г. открылся заключитель-
ный этап совещания на высшем уровне.
392
Ду интересами великих держав, Финляндия 10 сентября
1971 г. предложила обоим германским государствам на-
чать переговоры о дипломатическом признании и об уре-
гулировании всех других отношений. Поскольку положи-
тельного ответа от ФРГ не поступило, Финляндия в июле
1972 г. начала переговоры с ГДР, которые завершились
очень быстро, 6 сентября 1972 г. Этот шаг Финляндии
имел прогрессивное значение, поскольку он ускорил раз-
рядку и послужил примером для ряда других стран, осо-
бенно Скандинавских, в вопросе о дипломатическом приз-
нании ГДР. Так, вслед за Финляндией ГДР признали
Исландия, Норвегия, Швеция, Дания и Австрия. Несколь-
ко позднее, в ноябре 1972 г., были установлены дипломати-
ческие отношения Финляндии с ФРГ.
Внешнеполитическая активность Финляндии в послед-
ние годы особенно бросалась в глаза по сравнению с той
односторонностью ориентации, которой отличалась внеш-
няя политика страны до второй мировой войны. Это тоже
было новым явлением, тесно связанным с изменением как
международного, так и внутреннего положения Финлян-
дии. «Одно из самых существенных отличий между нашей
внешней политикой до второй мировой войны и нынешней
внешней политикой,— говорил в ноябре 1967 г. У. К. Кек-
конен,— заключается в понимании в настоящее время
того факта, что Финляндия прочно связана со всем осталь-
ным миром» *. Это чувство сопричастности к мировым про-
цессам в сочетании с возможностью вести широкий вне-
шнеполитический диалог со всеми странами, и в первую
очередь со всеми своими соседями, оказали обновляющее
воздействие на внешнюю политику Финляндии. Теперь
этого уже нельзя не заметить. Теперь условия измени-
лись, и стало не только возможно, но и необходимо актив-
но работать в интересах мира. И главным, решающим ис-
точником этого обновления являются, несомненно, тот
коренной поворот в отношениях с Советским Союзом, те
новые принципы взаимоотношений с восточным соседом,
которые, будучи зафиксированы в договоре 1948 г., стали
«гарантией политической и экономической независимости
Финляндии в области международных отношений» 1 2. На-
до сказать, что понимание этого факта всегда имелось
1 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967—1972 гг., стр. 17.
2 «Правда», 20 сентября 1972 г. Из резолюции Пленума
ЦК КПФ 19 сентября 1972 г.
393
у передовых, прогрессивных сил Финляндии, но его глу-
бокое осознание более широкими общественными кругами
пришло только в самое последнее время. Однако за преде-
лами Финляндии, в Западной Европе и США, суть и зна-
чение происшедших исторических изменений в отношени-
ях между Финляндией и СССР все еще подчас не понимают
или не желают понимать, и поэтому советско-финлянд-
ские отношения порой либо грубо искажают, изображая
избитую схему — «маленькая Финляндия под пятой рус-
ского медведя», либо характер этих отношений представ-
ляется «загадочным» даже, в казалось бы, хорошо инфор-
мированных западных кругах.
Отвечая тем кругам в Финляндии и вне ее, которые пы-
тались и пытаются, спекулируя формально-юридическим
пониманием слова «нейтралитет», столкнуть внешнюю по-
литику страны с пути активной борьбы за мир, с пути друж-
бы и сотрудничества с Советским Союзом, президент
У. К. Кекконен подчеркивал, что если бы Финляндия вста-
ла на такую формальную позицию, то вера в ее внешнепо-
литический курс могла бы пострадать Ч
Это нарушило бы, подорвало ту основу, на которой стро-
ится современная финляндская внешняя политика, — до-
верие: доверие международное, доверие своих соседей, до-
верие Советского Союза. Поэтому призывы к строгой «нейт-
ральности» при определенных условиях служат в руках
правых сил орудием подрыва существующего доверия меж-
ду Советским Союзом и Финляндией и тем самым направ-
лены на ликвидацию исторического завоевания, демонст-
рирующего дружбу и сотрудничество обоих народов. Вот
почему иногда за попытками определять внешнюю полити-
ку словом «нейтралитет» скрывается и не вполне безобид-
ное упрощение. «Лично я стараюсь избегать напрасного и
неизменного навязывания этого важного понятия, — гово-
рил президент Кекконен в одной из своих последних ре-
чей. — Наша политика зиждется не на бездумном повторе-
нии одного слова» 1 2.
Действительно, современную многогранную, активную
внешнюю политику Финляндии гораздо чаще принято обо-
значать как «линию Паасикиви—Кекконена». Это более
емкое понятие. Исчерпывающее определение этой полити-
1 См. У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и
выступления. 1963—1967, стр. 101.
2 У. К. Кекконен, Финляндия и Советский Союз. Речи
1967-1972 гг., стр. 145.
394
ки — ее научная и дипломатическая дефиниция — дано в
совместном советско-финляндском коммюнике, опублико-
ванном 24 апреля 1971 г. в связи с официальным визитом
в СССР премьер-министра Финляндии Ахти Карьялайне-
на. Там говорится: «Внешнеполитический курс Финлян-
дии — «линия Паасикиви — Кекконена», основываясь на
договоре о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, за-
ключенном между Финляндией и Советским Союзом в
1948 году и продленном в 1970 году, гарантирует непоко-
лебимое развитие дружбы и сотрудничества с Советским
Союзом, содержит стремление Финляндии осуществлять
миролюбивую нейтральную политику в интересах между-
народного мира и безопасности и поддерживать дружест-
венные отношения со всеми странами» Ч
Такое определение дает развернутое, подробное и, сле-
довательно, более точное представление о характере после-
военной внешней политики Финляндии. И это весьма су-
щественно, ибо тем самым исключается возможность домыс-
лов, превратных толкований и безответственных спекуля-
ций насчет внешней политики Финляндии и советско-фин-
ляндских отношений. Такая формулировка ясно указывает
на источник этой политики, на ее фундамент — договор
1948 г. и заложенные в нем идеи и принципы: взаимное
обеспечение безопасности, добрососедство, дружба и рав-
ноправное сотрудничество.
Претворение этих принципов в жизнь в советско-фин-
ляндских отношениях обогатило всю внешнеполитическую
деятельность Финляндии, придало ей ярко выраженный
миролюбивый характер. Понимание того, какое благотвор-
ное воздействие оказал и оказывает поворот в отношениях
с СССР на все стороны жизни Финляндии — не только на
ее внешнюю политику, по и на ее хозяйственную деятель-
ность, на ее социальный облик, на весь общественно-полити-
ческий и психологический климат в стране, — все глубже
проникает в сознание и душу финского народа в 70-х гг. И
это не только осозпатот, но об этом начинают говорить как
государственные и политические деятели, так и рядовые
граждане разных поколений, говорить с радостью, пони-
мая, на какой светлый и правильный национальный путь
вышла Финляндия, с каким тяжелым, мешающим про-
грессивному развитию грузом предубеждений распроща-
лись ее государственные деятели.
1 «Правда», 24 апреля 1971 г.
395
Особенно осознает это молодое поколение финнов. Пре-
зидент Кекконен однажды рассказал, что дочь одного его
хорошего друга и сверстника, магистр, прочитав в 60-х гг.
книгу писателя 30—40-х гг. Олави Пааволайнена 1 «Мрач-
ный монолог», пришла и сказала своему отцу: «Ну и огол-
телые же вы все были!»* 2.
Ныне, в середине 70-х гг., и представители старшего по-
коления, за весьма немногими исключениями, понимают
всю значимость и благотворность происшедших перемен.
Один из крупных финляндских политических деяте-
лей 30-х гг. Юхан Сёдерьельм сказал советскому коррес-
понденту в 1973 г.: «Я могу подтвердить, как человек уже
преклонного возраста, участвовавший в двух войнах, что
самое значительное состоит в том, что из сознания боль-
шинства финнов за эти 25 лет вытеснены исторически сло-
жившиеся предрассудки вражды и недоверия» 3.
То, что политика дружбы и сотрудничества с СССР —
не временное явление, продиктованное необходимостью,
как полагали многие финны еще в первой половине 50-х гг.,
а неизменный, незыблемый, не подверженный конъюнктур-
ным изменениям курс, отвечающий самым глубоким наци-
ональным интересам Финляндии, с особенной отчетливо-
стью проявилось в 70-х гг. И неудивительно. К этому вре-
мени дала результат огромная работа, проведенная за чет-
верть века.
Во-первых, политическая и экономическая правовая
база отношений Финляндии и СССР была обеспечена к
этому времени на многие годы вперед: договор 1948 г. дей-
ствителен до 1990 г., договор 1971 г. — до 1981 г., согла-
шение о поставках газа — до 1994 г., договор о Сайменском
канале — до 2013 г. Перспективная программа экономи-
ческого сотрудничества разработана до 1990 г.
Особенная сила советско-финляндских договорных от-
ношений обнаруживается в том, что на их базе созданы за
25 лет прочные традиции.
Во-вторых, система постоянных контактов, сложившая-
ся между обеими странами, поистине уникальна для го-
сударств с различными социально-экономическими систе-
* Олави Пааволайнен (1903—1963 гг.)—леворадикальный
финский писатель. В своей книге «Мрачный монолог», изданной
в 1946 г., дал весьма критическую оценку политики Финляндии,
приведшей ее к войне на стороне фашизма.
2 У. К. Кекконен, Дружба и добрососедство. Речи и вы-
ступления. 1963—1967 гг., стр. 38.
8 Цит. по «За рубежом», 1971 г., № 14, стр. 16.
396
мами. Она пронизала все звенья государственной и общест-
венной жизни. В ней участвуют главы государств и
правительств, руководители и работники родственных ми-
нистерств и ведомств, партийные и профсоюзные органы, мо-
лодежные, женские и спортивные организации, культурные,
просветительные и научные учреждения. В ней участву-
ют целые города — около 50 городов Финляндии и СССР
установили прямые связи. В ней участвуют, наконец, и
отдельные граждане, ибо помимо всех делегаций, деловых
командировок и обмена учащимися и учеными ежегодно из
Финляндии в СССР приезжает свыше 100 тыс. туристов.
Особенно велик размах культурных связей. Ныне в Финлян-
дию ежегодно выезжает свыше 500 деятелей советской
культуры и искусства — театры, ансамбли, хоры, балет-
ные и цирковые труппы и т. д. Иными словами, деловые,
научные и личные контакты советского и финского наро-
дов приобрели в 70-х гг. массовый, всенародный характер.
В налаживании этих контактов, в разъяснении массам
значения советско-финляпдской дружбы и в ознакомлении
финского народа с жизнью в СССР большую работу прово-
дит общество «Финляндия—Советский Союз». Оно превра-
тилось в мощную и самую массовую организацию, насчи-
тывающую около 300 тыс. членов, в том числе более
500 коллективных, и имеющую более 900 местных отделе-
ний по всей стране. Если в 50—60-х гг. ежегодно в обще-
ство вступало около 4 тыс. человек, то в 70-х гг. каждый
год в него вливается уже по 10 тыс. новых членов. Обще-
ство проводит по 15—18 тыс. публичных мероприятий в
год, где принимают участие сотни тысяч финнов, а в юби-
лейном 1973 г. на них присутствовало 1,5 млн. человек1 —
и это в стране всего с 5-миллионным населением! Да, об-
щество «Финляндия — Советский Союз» завоевало проч-
ные позиции в общественно-политической жизни страны.
Оно неоднократно выступало с ценными инициативами,
углубляющими развитие советско-финляндских отноше-
ний. Так, по его предложению были созданы финско-со-
ветская торговая палата, Институт Советского Союза.
Недаром ныне работа общества признана государствен-
но важной и оно получает с 1975 г. ежегодно государствен-
ную субсидию в 1,2 млн. марок.
В-третьих, сказалось к середине 70-х гг. и то, что
большая часть финского народа к этому времени принад-
1 «Правда», 12 октября 1974 г.
397
лежала уже к тому поколению, политическое самосознание
которого сложилось и сформировалось в период действия
договора 1948 г. «Таким образом, — как подчеркивал Кек-
конен, — мы постепенно уже достигли того, что для огром-
ного большинства народа отношение к дружбе с Востоком
стало естественным и свободным» *.
Все это, вместе взятое, и создало тот дух доброжела-
тельности и добрососедства по отношению к СССР, кото-
рый стал господствующим в Финляндии в 70-х гг. Это наш-
ло проявление во время празднования 25-летнего юбилея
Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи как
важнейшего договора в истории Финляндии.
Подготовка к юбилею началась еще осенью 1972 г. и
захватила настолько широкие слои населения, что вылилась
в подлинно всенародное дело. Был создан Национальный
комитет по празднованию, куда вошли представители об-
щества «Финляндия—Советский Союз», политических пар-
тий, профсоюзных, женских, молодежных и других обще-
ственных организаций. С 10 февраля 1973 г. и в течение
всего марта и апреля по всей стране, в городах и поселках
проводились собрания населения, семинары, конференции,
посвященные знаменательной дате. На некоторых семина-
рах присутствовали члены правительства, депутаты парла-
мента и даже президент У. К. Кекконен. Всего состоялось
свыше 2 тыс. мероприятий. Многие из них были яркими,
запоминающимися. Так, например, спортивная эстафета
советской и финской молодежи проходила в течение месяца
по 99 городам и поселкам страны, начиная от самого север-
ного и кончая столицей. Она прибыла в Хельсинки, вобрав
в себя представителей всех населенных пунктов, в кульми-
национный момент праздника и вручила адрес президенту
страны.
Средства массовой информации посвящали свои выступ-
ления развернутому анализу договора 1948 г. и особенно
подчеркивали его огромное международное значение. Были
выпущены сборник речей Л. И. Брежнева, сборник «25 лет
мира и дружбы», специальная почтовая марка по случаю
четвертьвекового юбилея. Были проведены Дни советской
науки и техники, в ходе которых видные советские ученые
выступили с докладами в нескольких городах страны. На
праздник прибыла советская правительственная делегация
во главе с Председателем Президиума Верховного Совета
1 Цит. по «Правда», 3 марта 1973 г.
398
СССР Н. В. Подгорным, вручившим президенту У. К. Кек-
конену орден Дружбы народов за заслуги в развитии и ук-
реплении дружбы между советским и финским народами,
за большой вклад в дело мира и в связи с 25-летием дого-
вора 1948 г. В этот день, 6 апреля 1973 г., по решению пра-
вительства во всей Финляндии были вывешены государст-
венные флаги, как в дни самых больших национальных
праздников.
Финляндия не знала еще в своей истории подобных мас-
совых манифестаций, посвященных внешнеполитическому
событию. Они произвели глубокое впечатление на совет-
скую делегацию. «Размах юбилейных торжеств, свидетеля-
ми и участниками которых мы являемся,— сказал в связи
с этим Н. В. Подгорный,— вновь подтверждает, что идеи и
цели договора широко разделяются и поддерживаются на-
родом Финляндии» Ч
«Торжества в Финляндии, посвященные юбилею дого-
вора, — писала в эти дни газета коммунистов «Тиедонан-
тоя», всегда очень трезво подходящая к оценке внутрипо-
литических событий,— показывают, что финский народ
действительно включился в здоровую миролюбивую поли-
тику, опирающуюся на дружбу и добрососедство».
Действительно, никогда еще в предыдущие годы среди
разных слоев населения Финляндии и ее руководителей не
наблюдалось такого единодушия в оценке договора 1948 г.
«Время не изменило значения, ценности и содержания
договора»1 2, — подчеркнул президент Кекконен в интервью
газете «Ахьо». Наоборот, опо выявило их еще ярче и яс-
нее. «Благодаря договору наша страна пользуется теперь
таким уважением среди наций, каким опа пе пользовалась
никогда за всю свою историю»3, — подчеркивалось в при-
ветствии Пленума ЦК КПФ, направленном ЦК КПСС.
«Договор обеспечил Финляндии ясное и твердое положе-
ние на международной арене и благодаря ому паша страна
может эффективно действовать на благо международной бе-
зопасности и сотрудничества в болое широких рамках» 4,—
говорилось в резолюции Центрального правления общества
«Финляндия—Советский Союз». «Очень хорошо, — писала
крупнейшая буржуазная газета Финляндии «Хольсипгип
1 «Правда», 7 апреля 1973 г.
2 Цит. по «Правда», 30 марта 1973 г.
3 Цит. по «Правда», 6 апреля 1973 г.
4 «Правда», 3 апреля 1973 г.
399
Саномат», — что существует основной документ, на базе
которого великая держава Советский Союз и маленькая
Финляндия могут, несмотря на различные общественные
системы, успешно развивать взаимные отношения».
Итак, сама жизнь подтверждала правильность политики,
основанной на договоре 1948 г. Вот почему в дни его чет-
вертьвекового юбилея нельзя было не вспомнить и не по-
мянуть добрым словом тех, кто способствовал торжеству
этой политики, кто в трудный и неспокойный период за-
рождения «холодной войны» проявил поразительную сме-
лость, мудрость и дальновидность, встав на единствен-
но правильный путь формирования будущего советско-
финляндских отношений.
Прежде всего борьба компартий обеих стран проложила
путь укрепления советско-финляндской дружбы и внесла
в ее развитие решающий вклад. Без Коммунистической пар-
тии Финляндии, без ее активной деятельности и инициа-
тивы отношения между Финляндией и Советским Союзом
не могли бы развиваться столь благоприятно.
Огромное значение имела дальновидность и мудрость,
проявленные руководителями обеих стран, заключивших
договор 1948 г., сформулировавших основы новой полити-
ки, приведшей к коренному повороту во взаимоотношениях
Финляндии и СССР, а затем сделавших все от них завися-
щее для ее закрепления и развития. Многие государствен-
ные и политические деятели обеих стран на протяжении
всего послевоенного периода заботились о создании усло-
вий для беспрепятственного развития советско-финлянд-
ских отношений. В наши дни в свете всей исторической
ретроспективы стало особенно хорошо видно, что договор
1948 г. оказался политическим фактором, устремленным в
будущее. Вот почему, как подчеркнул в своей речи на тор-
жественном собрании в Хельсинки Н. В. Подгорный, «мы
вправе заявить, что советско-финляндский договор, чет-
верть века хорошо поработавший на благо наших стран,
будет и впредь оставаться надежной основой развития
дружественных отношений Советского Союза и Финлян-
дии»
1 Цит. по «Правда», 5 апреля 1973 г.
Итоги развития советско-
финляндских отношений в 1917 — 1973 гг.
История советско-финляндских отношений охватывает пе-
риод вчетверо меньший, чем история отношений Финлян-
дии с Россией.
Однако историческое значение этого периода исключи-
тельно велико. Его результаты крайне важны не только
для отношений обеих стран. Они имеют огромное между-
народное значение, являясь примером мирного и справед-
ливого разрешения национального вопроса, мирного сосу-
ществования государств с различными социально-экономи-
ческими системами, добрых и равноправных взаимоотно-
шений двух соседствующих стран.
За полвека советско-финляндские отношения прошли
сложный путь.
К осени 1917 г. доверие между обеими странами — Фин-
ляндией и Россией — было нарушено. Их отношения
достигли высшей степени обострения. В этой обстановке мо-
лодая Советская власть предприняла попытку ликвидиро-
вать недоверие, существовавшее у финнов к России. Со-
ветское правительство предоставило независимость Фин-
ляндии. Это был выдающийся исторический акт. Он
подчеркивал принципиально новое отношение Советской
России, государства рабочих и крестьян, к Финляндии и соз-
давал исключительно благоприятные условия для разви-
тия финляндской государственности.
Но, к сожалению, этот акт пе привел к ликвидации не-
доверия Финляндии к восточному соседу. Финляндская
сторона не оцепила по достоинству ни усилий, ни мотивов
политики Советского государства, не поняла, да и не смог-
ла попять их значения. Классовая ненависть к советскому
строю, к коммунизму настолько ослепила финляндскую
буржуазию, вставшую у государственного руля молодой
Финляндской республики, что она стала формировать под
углом этой ненависти и все государственные отношения
между Финляндией и СССР. Классовая ненависть, таким
образом, заслонила собой у финляндской буржуазии ясное
понимание национальных интересов страны.
Более того, стремясь углубить изоляцию Финляндии от
первой Страны Советов с целью исключить влияние совет-
ского социалистического примера на трудящихся своей
страны, финляндская буржуазия избрала методом этой йзо-
401
ляции дальнейшее обострение отношений с Советской Рос-
сией.
Такая тактика, нарастая и углубляясь, привела к тому,
что не только невозможно было достичь восстановления
доверия, но и даже внешнеполитический диалог между
обеими странами стал затруднителен. В результате в 40-х гг.
между СССР и Финляндией дважды возникали войны.
Их непосредственным результатом было военное пора-
жение Финляндии. Их более глубоким историческим пос-
ледствием явился пересмотр Финляндией своей политики в
отношении Советского Союза. Этот пересмотр наступил, од-
нако, не сразу.
Советско-финская война в 1939—1940 гг., происходив-
шая в обстановке нарастания фашистской агрессии в Ев-
ропе, вызвала, несмотря на военное поражение Финлян-
дии, еще большее усиление политического влияния реак-
ционных сил в этой стране.
Только поражение Финляндии в 1944 г., происшедшее в
обстановке военного и политического краха фашизма в Ев-
ропе, привело к коренному пересмотру политических, и в
первую очередь внешнеполитических, концепций правя-
щих кругов этой страны.
Таким образом, довоенный период достаточно ясно
показал, что осуществление политики добрососедства со
стороны Финляндии в отношении СССР невозможно при
условии господства реваншистских сил внутри страны.
Заключение перемирия осенью 1944 г. между СССР и
Финляндией было не простым прекращением военных дей-
ствий, а являлось важным историческим рубежом, круп-
нейшим переломным моментом в истории Финляндии. Оно
оказало глубокое воздействие на все финляндское общест-
во. Перемирие положило конец целому историческому пе-
риоду — периоду первой Финляндской республики, кото-
рый характеризовался реакционной внутренней и внешней
политикой. Вот почему «перемирие означало также, — как
подчеркнул 30 лет спустя президент У. К. Кекконен, —
начало широких перемен во внутренней политике Фин-
ляндии и полную переоценку основ нашей внешней по-
литики» 1.
Однако эта переоценка и во времена второй Финлянд-
ской республики наступила не сразу и, главное, не сразу
1 Цит. по «За рубежом», 1974 г., № 39, стр. 3.
402
Приняла то направление, в котором стали развиваться со-
ветско-финляндские отношения в послевоенные годы.
Дело в том, что готовность правящих кругов второй
республики изменить тактику в отношении Советского Со-
юза, исходя из уроков истории, вовсе не сопровождалась на
первых порах доверием к советской политике. Поэтому ос-
новной проблемой советско-финляндских отношений и по-
сле перемирия 1944 г. оставалась проблема установления
доверия.
В этих условиях вновь решающий шаг был сделан со
стороны Советского Союза, который весной 1948 г. предло-
жил заключить с Финляндией Договор о дружбе, сотруд-
ничестве и взаимной помощи. Глубокий политический
смысл этого документа состоял, во-первых, в том, что он
предельно ясно выражал и подчеркивал равноправие Со-
ветского Союза и Финляндии как внешнеполитических
партнеров, что было чрезвычайно важно в отношении по-
бежденной страны, и, во-вторых, указывал Финляндии
путь к доверию через сотрудничество.
Что же касается содержания договора 1948 г., то, по
сути дела, можно сказать, что в нем в концентрированной
и совершенно законченной форме была выражена основ-
ная программа предвоенной советской политики в отноше-
нии Финляндии, так и оставшаяся неосуществленной из-
за противодействия финляндских правящих кругов, и
сформулированы общие принципы отношений двух стран
в послевоенный период.
Таким образом, договор 1948 г. подчеркивал последова-
тельность, постоянство и преемственность советской внеш-
ней политики в отношении Финляндии и готовность совет-
ской стороны осуществить курс на установление доверия
обеих сторон, который был заложен в 1917 г. Следователь-
но, с исторической точки зрения договор 1948 г. в такой же
степени, как и признание независимости Финляндии в
1917 г., был приглашением к установлению доверия. Он
призван был создать решительный поворот в совотско-фип-
ляндских отношениях.
На этот раз рука дружбы, протянутая Советским Сою-
зом, не повисла в воздухе. Теперь ужо могли сказать свое
слово в самой Финляндии силы, понимавшие, что доверие
нельзя строить па односторонней основе. Они выступили
за последовательное и честное проведение политики друж-
бы и сотрудничества с Советским Союзом.
Это были широкие общественные прогрессивные круги,
403
рабочий класс и трудящиеся массы, во главе которых шла
Коммунистическая партия. Это были и наиболее дально-
видные буржуазные государственные деятели, в первую
очередь президенты Финляндии Ю. К. Паасикиви и
У. К. Кекконен.
Последовательное практическое осуществление буквы и
духа договора 1948 г. с обеих сторон, дополнение, подкреп-
ление и развитие этого договора другими конкретными со-
глашениями создали целую систему отношений сотрудни-
чества обеих стран, способствовали достижению, а затем и
укреплению доверия друг к другу. Это доверие стало в
конце концов нормой общественного сознания самых ши-
роких кругов Финляндии.
Новый характер и новое качество советско-финлянд-
ских отношений изменили и их роль в системе международ-
ных отношений. Если до конца второй мировой войны или
даже в известной степени до заключения договора 1948 г.
финляндская политика в отношении СССР определялась в
значительной степени международной политической конъ-
юнктурой, то за последнюю четверть века, и особенно с
конца 60-х гг., она не зависит от этой конъюнктуры и опи-
рается прежде всего на широкую внутриполитическую под-
держку. Это лучше всего доказывает, что внешняя полити-
ка Финляндии в отношении СССР стала теперь свободной,
подлинно финляндской. Более того, сами советско-финлянд-
ские отношения оказывают большое влияние на складыва-
ние международной конъюнктуры.
Опыт советско-финляндских отношений за последние
30 лет имеет историческое значение в международном пла-
не, поскольку многие вопросы, которые возникают ныне
между социалистическими и капиталистическими странами,
по существу, уже нашли или находят решение в практике
советско-финляндского сотрудничества.
Во-первых, СССР и Финляндия первыми вступили на
путь мирного сосуществования стран с различными соци-
альными системами, первыми «сумели в условиях послево-
енной Европы подняться над тем, что их разделяет, и из-
брали единственно правильный курс — курс мира и сотруд-
ничества» 1 и за 30 лет блестяще подтвердили и доказали
на практике верность и плодотворность этого курса. Во-вто-
рых, Советский Союз и Финляндия так построили свои
договорные отношения, что они не только не наносят ущер-
ба другим странам, но и выступают в роли гаранта мирно-
го развития в целых регионах — в Северной Европе и на
404
Балтике, а также имеют стабилизирующее значение для со-
хранения мира на всем европейском континенте, способ-
ствуя разрядке напряженности. В-третьих, экономические
отношения между СССР и Финляндией построены на уче-
те глубоких национальных интересов сторон, совершенно
свободны от дискриминации и содействуют укреплению
выгодного для каждой стороны международного разделения
труда и специализации, а также ускоряют рост торгового
обмена и кооперирования различных отраслей хозяйства
обеих стран. Именно эти стороны экономических отноше-
ний СССР и Финляндии получают международпое приз-
нание, приобретают все больше приверженцев, обладают
огромной притягательной силой и для широких масс, и для
деловых кругов разных стран. В-четвертых, опыт советско-
финляндских культурных отношений своей разносторон-
ностью, обилием форм и в еще большей степени миролю-
бивым, гуманистическим паправлепиом содержапия куль-
турных контактов также имеет междупародпое зпачепие.
Таким образом, советско-фипляпдские отпошепия, прой-
дя серьезное испытание на прочность сохранения дружбы
и сотрудничества и блестяще выдержав проверку време-
нем, приобретают новое, более широкое политическое зву-
чание па последующих этапах исторического развития. Они
становятся не только фактом, но и мощным фактором меж-
дународной политики, являясь живым и убедительным при-
мером для других не только как историческое завоевание
двух народов, но и как историческое завоевание, характер-
ное для пашей эпохи, когда идеи социализма и коммуниз-
ма преобразуют международные отпошепия.
«Очень важно провозгласить правильные и справедли-
вые принципы отношений между государствами. Не менее
важно — укоренить эти принципы в современных отноше-
ниях, внедрить в практику и сделать их законом межтту-
наоолной жизни» 1 2, — говорил Генеральный секретарь ЦК
КПСС Л. И. Брежнев на Совещании по безопасности и со-
трудничеству в Европе в Хельсинки 31 июля 1975 г.
Современные советско-фипляпдские отношения как
раз и являются образцом впедрепия высоких принципов
международного сотрудпичества в жизпь, образцом их
материализации. И в этом — их историческое зпачепие.
1 Н. В. Подгорный, Речь 5 апреля 1973 г., «Правде», 6 ап-
реля 1973 г.
2 «Правда», 1 августа 1975 г.
Послесловие
75 лет назад около полумиллиона финляндцев подпи-
сали петицию-протест против манифеста 1899 г. как «рус-
сификации» Финляндии. Весной 1975 г. свыше полумил-
лиона граждан Финляндии подписали «Адрес Мира»,
который они направили Председателю Президиума Вер-
ховного Совета СССР Н. В. Подгорному в ознаменование
мира и дружбы между СССР и Финляндией и в связи с
30-летием Победы над фашизмом.
Между этими двумя массовыми выражениями чувств
народа Финляндии разница не только в том, что первый
из них направлен против царской России, а второй явля-
ется выражением благодарности Советскому Союзу.
Разница заключается и в том, что подписавшие пер-
вый адрес совершенно не знали, да и не могли знать,
против чего они протестуют и какими явлениями в поли-
тической жизни России и Финляндии вызвана их акция.
Им внушили и они поверили что манифест — зло для
Финляндии, что развертывается борьба за демократиче-
ские свободы, хотя на деле борьба шла за привилегии бур-
жуазии.
Подписавшие «Адрес Мира» 1975 г. хорошо разбира-
ются в современной международной обстановке и в со-
ветско-финляндских отношениях. Они знают на собствен-
ном опыте, какое бремя ложится в результате войны на
плечи народа. Они знают, что, разгромив фашизм во вто-
рой мировой войне, Советский Союз принес тем самым
избавление и Финляндии, открыл перед ее новыми поко-
лениями возможность свободного, демократического раз-
вития, избавил страну от засилья реакционеров. Они со-
знательно, добровольно направляют мирное приветствие
главе Советского государства как отражение своих искрен-
них стремлений к сотрудничеству между Финляндией и Со-
ветским Союзом.
Эти два события, диаметрально противоположные по
своему политическому значению, как бы в концентриро-
ванной форме отражают те громадные исторические из-
менения, которые произошли за сравнительно короткий
период в отношениях СССР и Финляндии. Они с необы-
чайной силой подчеркивают то подлинно новое, что роди-
лось в советско-финляндских отношениях,— их сознатель-
ный, добровольный, доверительный и широкий, всенарод-
ный характер.	_________________
.пс	fАблаевы б1бл1ятвка|
ОГЛАВЛЕНИЕ
Краткое введение........................................ 3
Часть первая
Россия и Финляндия
Глава I. Черное и белое................................. 7
Глава II. Миф о «русской опасности» или «русской
угрозе» ............................................. 9
Глава III. Миф о «русификации» Финляндии ....	21
Глава IV. Правовое, политическое и экономическое по-
ложение Финляндии в составе Российской империи . .	30
Глава V. Что обусловливало особое отношение царизма к
Финляндии?.......................................... 44
Глава VI. Внешняя политика России в отношении Фин-
ляндии ............................................. 68
Глава VII. Внешняя политика Финляндии в отношении
России ............................................. 89
Глава VIII. Поворот в политике царизма в отношении
Финляндии ......................................... 124
Глава IX. Реакция господствующих классов Финляндии
на поворот в политике царизма накануне и во время
первой мировой войны............................... 155
Глава X. Причины провала политики царизма в отно-
шении Финляндии ................................... 164
Глава XI. Временное правительство и Финляндия ...	171
Оценка русской дореволюционной политики в отношении
Финляндии ......................................... 185
Часть вторая
Советский Союз и Финляндия
Глава I. Исторические истоки принципов советской внеш-
ней политики в отношении Финляндии................. 189
Глава II. Предоставление Финляндии права па самоопре-
деление и признание независимости финляндского го-
сударства Советской Россией........................ 194
Глава III. Советско-финляндские отношения в период
с 4 по 22 января 1918 г............................ 208
Глава IV. Советско-финляндские отношения в период ра-
бочей революции в Финляндии (28 января — 5 мая
1918 г.)..........................................  223
Глава V. Экспансионистская внешнеполитическая про-
грамма буржуазных правительств в Финляндии в
1918—1920 гг. и ее результаты...................... 244
407
Глаза VI. Юрьевский (Тартуский) мирный договор от
14 октября 1920 г., его содержание, значение и оценка 258
Глава VII. Советско-финляндские отношения в 1920—
1939 гг. (от Тартуского мира к «зимней войне») . .	266
Глава VIII. Военно-стратегическое положение Финлян-
дии и советско-финляндские переговоры в 1938—1939 гг. 286
Глава IX. Итоги и уроки двух войн между Финляндией
и СССР (1939—1944 гг.)............................... 300
Глава X. Поворот во внешней политике Финляндии пос-
ле второй мировой войны (1944—1948 гг.).............. 308
Глава XI. Советско-финляндские отношения в 1948—
1973 гг.: четверть века под знаком мира и дружбы . .	326
Итоги развития советско-финляндских отношений в 1917—
1973 гг.............................................. 401
Послесловие ............................................. 406
ВИЛЬЯМ ВАСИЛЬЕВИЧ ПОХЛЕБКИН
СССР — Финляндия. 260 лет отношений
(1713—1973)
Редактор В. А. Шленская
Оформление художника О. Н. Коняхина
Художественный редактор Р. А. Казаков
Технический редактор Л. С. Андреева
Корректор Е. В. Архипова
А 09710. Сдано в набор 25/III 1975 г. Подписано в печать 23/IX 1975 г.
Формат 84х108'/з2. Бумага типогр. № 1. Усл. печ. л. 21,42. Уч.-изд. л. 23,35.
Тираж 10 000 зкз. Изд. № И—И. Издательство «Международные отноше-
ния», 103031, Москва, К-31, Кузнецкий мост, 24. Заказ Кв 225. .
Ярославский полиграфкомбинат «Союзполиграфпрома» при Государствен-
ном комитете Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии
и книжной торговли. 150014, Ярославль, ул. Свободы, 97. Цена 1 руб. 63 коп.