БИБЛИОТЕКА
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XX ВЕКА


ИНСТИТУТ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
БИБЛИОТЕКА
ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ОБЩЕСТВЕННОЙ
МЫСЛИ
С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО НАЧАЛА XX ВЕКА

Руководитель проекта А. Б. Усманов
Редакционный совет:
Л. А. Опёнкин, доктор исторических наук, профессор (председатель);
И. Н. Данилевский, доктор исторических наук, профессор;
A. Б. Каменский, доктор исторических наук, профессора
Н. И. Канищева, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии РФ (ответственный секретарь);
А. Н. Медушевский, доктор философских наук, профессор; Ю. С. Пивоваров, академик РАН;
А. К. Сорокин, кандидат исторических наук, лауреат Государственной премии РФ (сопредседатель);
B. В. Шелохаев, доктор исторических наук, профессор,
лауреат Государственной премии РФ (сопредседатель)
МОСКВА
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
(РОССПЭН)
2010


ИНСТИТУТ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ
Петр Алексеевич КРОПОТКИН
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
СОСТАВИТЕЛИ,
АВТОРЫ ВСТУПИТЕЛЬНОЙ СТАТЬИ:
П. И. Талеров,
кандидат исторических наук
А. А. Ширинянц, доктор политических наук
АВТОР КОММЕНТАРИЕВ:
П. И. Талеров
МОСКВА
РОССИЙСКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ (РОССПЭН)
2010


УДК 94(47) (082.1) ББК 66.1(2)5 К83
ИСКУССТВО И СПОРТ
Долгосрочная благотворительная программа осуществлена при финансовой поддержке НП «Благотворительная организация «Искусство и спорт»
Кропоткин П. А. Избранные труды / П. А. Кропоткин; [сост., ав- К83 торы вступ. ст. П. И. Талеров, А. А Ширинянц; автор коммент. П. И. Талеров]. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — 896 с. — (Библиотека отечественной общественной мысли с древнейших времен до начала XX века)
ISBN 978-5-8243-1127-3
УДК 94(47X082.1) ББК 66.1(2)5
ISBN 978-5-8243-1127-3 © Талеров П. И., Ширинянц А. А, составление тома,
вступительная статья, 2010 © Талеров П. И., комментарии, 2010 © Институт общественной мысли, 2010 © Российская политическая энциклопедия, 2010


Пётр Алексеевич Кропоткин
Известный ученый (философ, социолог, географ) и видный общественный деятель русского и европейского революционного движения, один из основоположников российского классического анархизма Пётр Алексеевич Кропоткин родился 27 ноября 1842 г. в Москве в семье генерал-майора князя А. П. Кропоткина и Е. Н. Сулимы. В 1850 г. на балу в Москве в честь 25-летия со дня вступления на престол императора Николая I малолетний Пётр был представлен императору, назначен пажом и объявлен записанным в кандидаты в Пажеский корпус. До осени 1853 г. он получал домашнее образование в ожидании зачисления в корпус. В августе 1857 г., с открытием вакансии, Кропоткин был принят на учебу в Пажеский корпус в Петербурге, в котором учился до 1862 г. В этом же году он был произведен в фельдфебели корпуса и назначен камер-пажом императора Александра II, 13 (26) июня 1862 г. произведен в офицеры и по личной просьбе отправлен в Амурское казачье войско (Восточная Сибирь).
По прибытии в Иркутск Кропоткин был назначен на должность адъютанта штаба генерала Б. К. Кукеля, принимал участие в административной деятельности (в частности, готовил документы для реформы тюрем и системы ссылки, а также участвовал в составлении проекта городского самоуправления). Весной 1863 г. в качестве начальника сплава продовольствия для войск и переселенцев Кропоткин возглавил казачью экспедицию в низовье реки Амур. Зимой 1864 г. он был назначен чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири М. С. Корсакове и в этой должности провел ряд экспедиций по неисследованным районам Восточной Сибири и Дальнего Востока: в 1864 г. — по Северной Манчжурии, в 1865 г. — в Восточных Саянах, в 1866 г. — по Верхним Саянам (Патомскому нагорью и Витимскому плоскогорью), открыл прямой путь с Олекминских приисков на Забайкалье. За отчет об Олекмин- ско-Витимской экспедиции в 1868 г. Кропоткин был награжден золотой медалью Русского Географического общества (РГО). В 1867 г.


6
П. И. Талеров, А А Ширинянц
после подавления Кругобайкальского восстания ссыльных поляков он вышел в отставку и уехал в Петербург. В этом же году поступил на службу в Статистический комитет МВД, одновременно (до 1871 г.) учился на физико-математическом факультете Петербургского университета, вел научную деятельность (член РГО, секретарь отделения физической географии РГО, секретарь русской полярной экспедиции и др.), изучал орографию Сибири. Летом 1871 г. Кропоткин был командирован в Финляндию, где исследовал строение наносных гряд (озов). В процессе обобщения материалов экспедиции разработал собственную теорию ледникового периода.
В феврале 1872 г. Кропоткин выехал в Швейцарию для изучения деятельности I Интернационала. В Цюрихе он вступил в местную секцию Интернационала, читал революционную литературу, посещал заседания революционеров-эмигрантов. Не удовлетворенный деятельностью секции, переехал в Женеву, где познакомился с членами кружка И. И. Утина. Разочаровавшись и в его деятельности, в Нев- шателе и Сонвилье познакомился с Дж. Гильомом, А. Малоном, А. Швицгебелем и другими членами Юрской федерации I Интернационала — «федералистами», пропагандировавшими идеи М. А. Бакунина. Теоретические положения анархизма, развитые Бакуниным, и революционный характер агитации юрцев окончательно склонили Кропоткина на сторону анархизма.
В мае 1872 г., по возвращении в Россию, П. А. Кропоткин вошел в общество «чайковцев», вел пропаганду среди петербургских рабочих под фамилией Бородина. В 1873 г. по поручению общества составил программную записку организации «Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?» — первое свое произведение социально-политического характера. 23 марта 1874 г. Кропоткин был арестован и заключен в одиночную камеру Петропавловской крепости. Весной 1876 г. по окончании предварительного дознания по делу общества «чайковцев» Кропоткина перевели в Дом предварительного заключения, затем (ввиду болезни, по ходатайству родственников) — в Николаевский военный госпиталь, откуда 30 июня 1876 г. при помощи «чайковцев» М. А. Натансона, С. Н. Лавровой и других он бежал и затем эмигрировал в Великобританию.
С июля 1876 г. по январь 1877 г. Кропоткин проживал в Эдинбурге и Лондоне, был сотрудником журнала «Nature». В мае 1877 г. в Берне в годовщину Парижской Коммуны участвовал в демонстрации с крас¬


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
7
ным флагом, закончившейся вооруженным столкновением с полицией. «Главная наша деятельность, — писал Кропоткин, — состояла в формулировке социалистического анархизма, в теории и в практическом его приложениях <...>». Пётр Алексеевич участвовал в издании «Bulletin de la Fédération jurassienne de l’association Internationale des Travailleurs» (1876-1878), сотрудничал в «Arbeiterzeitung» — первой анархистской газете на немецком языке (Берн, 1876-1877).
С 6 по 8 сентября 1877 г. Кропоткин (под фамилией Левашов) был делегатом от Юрской Швейцарии на конгрессе Международного объединения анархистов (Анархического Интернационала) в Вервье (Бельгия), принял участие в издании газеты «Le Mirabeau», выходящей в Вервье.
С 8 по 15 сентября 1877 г. был делегатом Международного социалистического конгресса в Генте (Бельгия). Из-за угрозы ареста Кропоткин был вынужден уехать в Лондон, где собирал материалы по истории Великой французской революции; с марта 1878 г. жил в Париже, вместе с единомышленниками Ж. Гедом, А. Костой и другими вел революционную пропаганду среди рабочих; с мая 1878 г. — в Швейцарии, стал редактором газеты Юрской Федерации «Avant-Garde». С 24 февраля 1879 г. Кропоткин вместе с Г. Герцигом и Дюмартрэ основал двухнедельную газету «Le Révolté» (Женева) и стал ее сотрудником и основным автором. Помимо этого, он активно занимался революционной публицистической деятельностью и, по свидетельству современников, приобрел репутацию выдающегося оратора и агитатора.
В 1878 г. Кропоткин в Женеве женился на Софье Григорьевне Ананьевой (Рабинович), которая приехала учиться в Швейцарию из Томска. «Брак этот, — писал Л. Дейч, — несмотря на значительную разницу в летах, оказался очень счастливым» L
С 14 по 21 июля 1881 г. Кропоткин участвовал в конгрессе анархистов в Лондоне, где выступил с докладом; после возвращения (в сентябре) по настоянию Федерального совета он был выслан из Швейцарии за революционную деятельность. Работать Кропоткину приходилось в обстановке политической реакции, охватившей в на-
1 	Дейч Л. Г. Русская революционная эмиграция 70-х годов: М. Бакунин, Л. Ва- рынский, С. Дикштейн, М. Драгоманов, Н. Жуковский, П. Кропоткин, П. Лавров, Э. Ралли, А Эльсниц и П. Ткачёв. Пг., 1920. С. 12.


8
П. И. Талеров, А А Ширинянц
чале 1880-х гг. не только Россию, но и все европейские страны, особенно после убийства народовольцами императора Александра II. Через две недели после этого кровавого теракта группа монархистов (граф И. И. Воронцов-Дашков, князь И. П. Щербатов, граф П. П. Шувалов и др.) создала конспиративную организацию, получившую название «Священная дружина». Помимо личной охраны царя и его семьи, она должна была вести активную и всестороннюю борьбу с революционным движением — сеять в среде революционеров взаимное недоверие, устраивать террористические акции. В итоге, П. А. Кропоткину, ошибочно принятому за вдохновителя революционного террора народовольцев, «Священная дружина» вынесла смертный приговор и даже послала специального агента, чтобы привести в исполнение свое решение.
3 сентября 1881 г. П. А. Кропоткин переехал в Тонон (Франция), а в ноябре — в Лондон, читал лекции о российском революционном движении в Ньюкастле, Глазго, Эдинбурге, сотрудничал с газетой Ж. Коуэна «Newcastle Weekly Chronicle», газетами «Fortnightly Review» и «Pall Mall Gazette» и журналом «The Nineteenth Century». С осени 1882 г. Пётр Алексеевич с семьей вновь поселился в Тойоне, читал лекции по теории и практике анархизма в Лионе, Сент-Этьене, Виенне. 21 декабря 1882 г. в Тононе Кропоткин был арестован французской полицией и 7 января 1883 г. по Лионскому процессу анархистов (по нему проходили 52 чел.) приговорен к 5 годам тюрьмы и штрафу в 2 тыс. франков с последующей отдачей под надзор полиции сроком на 10 лет. Наказание Кропоткин отбывал в тюрьме Лиона (до 15 марта 1883 г.), затем — в Клерво. Находясь в заключении, Пётр Алексеевич сотрудничал с газетой «Gazettier Chisholmia», с журналами «The Nineteenth Century» и «Geographical Journal», продолжал сотрудничество с Британской энциклопедией (начатое в 1880 г.) и «Chambers’s Encyclopedia». В январе 1886 г. по требованию мировой политической и научной общественности Кропоткин был освобожден из тюрьмы. Затем он переехал в Париж. 28 февраля 1886 г. в рабочем квартале Батинь- оль он прочитал лекцию об анархизме.
В марте того же года П. А. Кропоткин поселился в Великобритании, активно участвовал в английском социалистическом движении и издании газеты «The Anarchist» (1886), продолжил разработку своей теории анархизма, а также исследования в области биологии, гео¬


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
9
графин, геологии, этики, социологии, изыскания по истории Великой французской революции; сотрудничал в парижских изданиях «La Révolte» и «Les Temps Nouveaux»; в 1889 г. основал в Лондоне газету «Freedom». В 1893 г. Кропоткин был избран членом Британской научной ассоциации. В ходе биологических исследований, в борьбе с вульгаризаторами дарвинизма он развил одно из важнейших положений о взаимопомощи в живой природе, распространив его и на сферу социальных отношений, сформулировал закон взаимной помощи и солидарности. Данные представления легли в основу этических воззрений Кропоткина и составили содержание книги «Взаимная помощь как фактор эволюции» (1902).
В конце 1870-х — начале 1890-х гг. Кропоткин завершил разработку собственной анархистской теории, которую назвал анархо-комму- низмом. В октябре 1897 г. и марте 1901 г. Пётр Алексеевич совершил научные поездки в США и Канаду (вел геологические изыскания, наблюдал жизнь людей), читал лекции в университетах по анархизму и русской литературе, участвовал в конгрессе Британской научной ассоциации, проходившем в Торонто (1897), сотрудничал в газетах «The American Cooperative News» (Бостон), «The Forum» (Нью-Йорк), журнале «The North American Review» (Нью-Йорк). Выполняя просьбу Л. Н. Толстого и В. Г. Черткова, Кропоткин, через канадского профессора Джеймса Мейвора, содействовал выделению канадским правительством территории для расселения членов русских духоборческих общин, желающих переехать на жительство в Канаду. В 1897 г. Пётр Алексеевич начал писать мемуары по заказу журнала «Atlantic Monthly», которые стали публиковаться с сентября 1898 г. В то же время вышла книга П. А Кропоткина «Поля, фабрики и мастерские: Промышленность, соединенная с земледелием, и умственный труд с ручным», в которой автор развил идеи интеграции труда.
Теоретические разработки анархистского идеала Кропоткин совмещал с активной и широкой пропагандистской деятельностью, участвуя в митингах, собраниях, встречах в рабочих коллективах страны, читая лекции «отчасти о тюрьмах, но больше всего об анархическом социализме»2. Целям этой пропаганды служила и основанная им первая английская анархистская газета «Freedom» («Свобода»), Экономическую и социальную информацию для своих
2 	Кропоткин ДА Записки революционера. М., 1990. С. 459-


10
Я. И. Таперов, А А Ширинянц
публикаций Кропоткин получал в поездках по стране, скрупулезно вникая в детали хозяйственного уклада английского общества. Так, он «изучал крупную промышленность в Манчестере, Шеффилде, Бирмингеме, посещал угольные шахты и судоверфи, вел продолжительные беседы с рабочими, а иногда и с фабрикантами или владельцами копей»3.
Дважды Кропоткин ездил в Америку и «лектировал». В 1897 г. он делал доклады в различных городах (Торонто, Вашингтоне, Бостоне, Нью-Йорке и Филадельфии) как по геологии, так и о идеях анархии; проехал Канаду от устья реки Святого Лаврентия до Виктории. В 1901 г. читал лекции о русской литературе и анархии в Бостоне, Нью-Йорке, Филадельфии, Чикаго, о Л. Н. Толстом — в университете Штата Огайо, а также давал интервью и публиковался в местных изданиях4.
С конца 1890-х гг. Кропоткин активно участвовал в деятельности российской революционной эмиграции: сотрудничал в «Фонде вольной русской прессы»; с 19 по 21 сентября 1900 г. в Париже вместе с В. Н. Черкезовым участвовал в трех нелегальных собраниях анархистов Западной Европы и Америки, где выступил с докладами. В 1904 г. Кропоткин создал Лондонскую группу русских рабо- чих-анархистов с целью издания пропагандистской литературы для России; сотрудничал в газете женевских анархистов «Хлеб и воля» (1903-1905). Кропоткин председательствовал на первой конференции (съезде) российских анархистов-коммунистов за границей (декабрь 1904 г., Лондон).
В годы революции 1905-1907 гг. Кропоткин выступал в ее поддержку, против карательной политики царизма; был одним из ораторов и участников собрания российских анархистов-эмигрантов (сентябрь 1905 г., Париж), съезда российских анархистов-коммунистов (сентябрь 1906 г., Лондон), конференции анархистов-эмигрантов (январь 1907 г., Париж), разработавших стратегию и тактику анархистов в революции. С октября 1906 г. по июль 1907 г. Кропоткин — главный редактор газеты «Листки “Хлеб и Воля”».
3 Пирумова H. М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972. С. 152.
4 «Литературный послужной список» П. А. Кропоткина / Публ., вступ. ст. и примем. А. В. Бирюкова // Труды Комиссии по науч. наследию П. А Кропоткина. М., 1992. Вып. 2. С. 166-167.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
11
Теория анархо-коммунизма, созданная Кропоткиным в эмиграции, вдали от родины, имела большое международное значение, о чем свидетельствовало быстрое ее распространение в целом ряде стран. В Россию анархистские произведения Кропоткина попадали через эмигрантские связи, затем нелегально переиздавались народовольцами и их идейными последователями. Большую роль в распространении анархистских взглядов сыграла первая русская анархистская группа за рубежом «Хлеб и воля», главными представителями которой были Георгий и Лидия Гогелия. Дорогу для широкого распространения работ теоретиков анархизма в России открыла русская революция 1905-1907 гг.
К этому времени Кропоткин наряду с большой научной популярностью приобрел высочайший нравственный авторитет в революционной среде. Не случайно в октябре 1908 г. он вместе с Г. А. Лопатиным и В. Н. Фигнер принял участие в Париже в третейском суде над В. Л. Бурцевым, созванном ЦК Партии социали- стов-революционеров по поводу обвинения Бурцевым Е. Ф. Азефа в провокации.
В 1909 г. вышло научно-историческое исследование Кропоткина «Великая французская революция» (одновременно на французском, английском, немецком языках; русский перевод — 1914), которое принесло автору поистине всемирную известность.
В 1912-1916 гг. вместе с Черкезовым Кропоткин участвовал в подготовке десятитомного собрания сочинений М. А. Бакунина, предпринятого по инициативе и на средства М. П. Сажина. Во время Первой мировой войны он занимал оборонческую позицию, призывая к войне «до конца германского милитаризма».
30 мая 1917 г. вместе с семьей (женой Софьей Григорьевной и дочерью Александрой) П. А. Кропоткин вернулся в революционную Россию, жил вначале в Петрограде, а в августе 1917 г. переехал в Москву. Здесь он сразу принял участие в работе Государственного совещания, на котором выступил с речью (утреннее заседание 15 (28) августа), отстаивая позицию классового примирения всех сил — «и правых, и левых», действовавших в революции, а также призывая вести войну до победного конца. На совещании же Кропоткин высказал предложение объявить Россию республикой («...я думаю, мы не предвосхитим ничего из прав Учредительного Собрания <...> — если мы, Собор русской земли, громко выразим


12
Я И. Талеров, А А Ширинянц
наше желание, чтобы Россия была провозглашена республикой. Мы этим только облегчим работу Учредительного собрания, и нам будут благодарны все остальные народы Европы и Америки»). В то же время он отказался от личного предложения А. Ф. Керенского возглавить одно из министерств Временного правительства. «Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и полезным», — ответил Кропоткин на приглашение.
Находясь в 1917-1918 гг. в Москве, Кропоткин был председателем Лиги федералистов, созданной для пропаганды идей федерализма и децентрализма. Он сразу признал Октябрьскую революцию, высоко оценивал роль Советов, однако был необоснованно обвинен ВЧК в принадлежности к созданному Б. В. Савинковым в марте 1918 г. «Союзу защиты Родины и свободы», подвергнут обыску и кратковременному аресту.
В мае 1918 г. за «недоказанностью обвинения» Кропоткин был освобожден из заключения и переехал с семьей в г. Дмитров Московской губернии, где поселился в доме Д. Олсуфьева. Через В. Д. Бонч-Бруевича он поддерживал постоянные контакты с В. И. Лениным, в письмах к которому затрагивал различные вопросы общественной жизни, улучшения социального положения населения, развития кооперации, проблемы насилия в революции и др. Неоднократно обращался с просьбами к Ленину об освобождении близких ему представителей интеллигенции, соратни- ков-анархистов. В течение 1918-1920 гг. Кропоткин несколько раз лично встречался в Кремле с Лениным. Летом 1920 г. Пётр Алексеевич обратился с призывом к международному пролетариату поддержать социалистическую революцию, «заставить свои правительства отказаться от мысли о вооруженном вмешательстве в дела России».
С лета 1918 г. Кропоткин фактически отошел от практического участия в российском анархическом движении. В 1918-1921 гг. в Дмитрове он занимался литературной работой, готовил к новым изданиям свои произведения (в частности: «Взаимная помощь, как фактор эволюции», «Современная наука и анархия» и др.). В 1918 г. Кропоткин начал работу над рукописью «Этики» (первый том был издан после смерти Кропоткина в 1922 г.). В конце декабря 1920 г. Кропоткин направил последнее открытое письмо в адрес VIII Всероссийского съезда Советов, в котором отстаивал возможность су¬


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
13
ществования вольных издательств. В ночь с 17 на 18 января 1921 г. он заболел, с 28 января началось воспаление легких. Несмотря на помощь специальной бригады врачей во главе с Н. А. Семашко, посланной из Москвы по инициативе Ленина, к 8 февраля 1921 г. состояние здоровья Кропоткина стало критическим и в 3 часа 10 мин. он умер.
13 февраля 1921 г. П. А. Кропоткин был похоронен со всеми почестями на Новодевичьем кладбище в Москве.
* * *
Собственная анархистская доктрина была сформулирована Кропоткиным в основном в последние полтора десятилетия XIX в. и к 1903 г. получила свое стройное завершение. Последующие годы, несомненно, сказались на развитии, добавлениях, исключениях, пересмотре отдельных положений теории. Однако эти изменения вносились на основе и в русле уже сформулированных и обоснованных тезисов и были обусловлены меняющимися внешними обстоятельствами. Практика исторического процесса не могла не отразиться на мировоззрении анархистского теоретика, главным образом, в части определения перспектив безгосударст- венного развития общества. Экстраполяция — инструмент, которым вынуждена пользоваться любая социальная теория, обращающаяся к характеристике того, что должно быть, т. е. общественного идеала будущего, — может «показать будущее» лишь исходя из современного ей уровня социально-экономического и социально-политического развития. Именно с таких позиций нужно рассматривать основные положения кропоткинской анархо-коммунистической теории, явившейся, с одной стороны, итогом развития анархистских взглядов предшествующих мыслителей, а с другой — основой для дальнейших интеллектуальных разработок идей без- государственного общества и первых практических попыток их реализации.
В представлении Кропоткина, анархистский коммунизм является результатом развития естественных наук. Анархическая идея, писал он, является «приложением того же самого метода» естественных наук, с прогрессом которых «развитие анархической идеи шло рука об руку». Естественные науки, считал Кропоткин, рассматривают природные явления как механические, усложняющие¬


14
Я И. Таперов, А. А Ширинянц
ся по мере перехода от физики к явлениям жизни, но остающиеся все теми же механическими явлениями, которые «достаточны нам для объяснения всей природы и жизни органической, умственной и общественной». Анархия также есть «миросозерцание, основанное на механическом понимании явлений» и имеет тенденцию — «основать синтетическую философию, <...> которая охватывала бы все явления природы, включая сюда и жизнь человеческих обществ и их экономические, политические и нравственные вопросы»5. Но, в отличие от существующих философских теорий, анархия находится в периоде своего развития и «широко доступна всяким новым идеям. К тому же превращение ее в замкнутую доктрину и создание своего рода “Евангелия” противоречило бы самой сущности её»6.
Сущность методологического подхода Кропоткина коротко можно охарактеризовать тремя чертами. Во-первых, Кропоткин, в отличие от тех, кто не признавал философского теоретизирования, задался целью создать синтетическую философию, теорию, объясняющую все стороны анархии и способную соединить революционную борьбу и биологию, экономическую жизнь общества и социальные вопросы под эгидой нравственности. По сути, Кропоткин претендовал на некий синтетический анализ различных форм жизни. Ярким примером применения такого «синтетического анализа» является его идея «космического федерализма». Кропоткин не соглашается с целой плеядой мыслителей, представляющих себе мир по аналогии с государственной централизацией, где существует центр и подчиняющиеся ему бесконечные частицы. Эти частицы, считал Кропоткин, являются самодостаточными элементами системы, равновесие и устойчивость которой создается благодаря их взаимодействию. Таким образом, Кропоткин утверждал, будто бы в космосе нет центра, гнетущего единоначалия, и на этом основании делал вывод, что космос представляет собой готовое царство анархического федерализма. Во-вторых, Кропоткин, считая философию архаизмом, не принимал «диалектики» как
5 Кропоткин П.А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 242,259,280.
6 Письмо П. А. Кропоткина к Эмилю де Лавелье // ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед.хр.375.Л. 176.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
15
способа теоретизирования от простого к сложному, где простое — абстракция, а сложное — реальные факты. Вполне по-позитивистски он строит свою теорию от фактов к обобщениям. Главное для него — индуктивно-дедуктивная методология частных наук, особенно биологии7. В-третьих, для Кропоткина общественное развитие по своей сути есть лишь продолжение биологических законов развития животного мира. При этом универсальным законом развития живой природы (включая и человека) Кропоткин считает существование «взаимной помощи».
Теория «взаимной помощи как фактора эволюции» играет существенную роль во всей системе взглядов Кропоткина. Основные положения этой теории Кропоткин сформулировал уже в 1890-х гг., попытавшись в это время, с одной стороны, обосновать тезис о том, что «лучшие условия для прогрессивного подбора создаются устранением состязания»8, а с другой — проиллюстрировать действие «универсального закона взаимной помощи» на множестве примеров: вначале из биологии, а затем из истории и этики.
Нужно заметить, что обращение Кропоткина к проблеме «взаимной помощи» было вызвано широким распространением в конце XIX в. идей социал-дарвинизма, представители которого, механистически перенося биологические законы на процессы развития общества, считали главными движущими факторами социального развития борьбу за существование и естественный отбор. Высоко отзыва¬
7 В общих чертах индуктивная методология Кропоткина может быть представлена следующим образом. 1. При помощи наблюдения приобретается знание фактов об изучаемом предмете. 2. Полученные факты проверяют, ведут ли они к обобщению (inducere — лат) или к гипотезе, позволяющей обобщить факты. 3. Из допущенной гипотезы выводят следствие (deducere —лат), позволяющее предсказывать новые факты. Если гипотеза правильна, то предсказанные факты должны быть верны. 4. Сравнивают выводы с первоначальными исследуемыми фактами — гипотеза проходит проверку. 5. Признают гипотезу законом в случае, если она подтверждается. (См. Кропоткин П.А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 547). Кроме указанных ступеней познания, Кропоткин отдавал дань сравнительному методу и допускал отдельные предположения, которые выражали некоторые общественные идеалы.
8 Кропоткин П. А Взаимная помощь, как фактор эволюции / Пер. с англ. В. Ба- туринского под ред. автора; Собр. соч. в 7-ми т. Т. 7. СПб.: Знание, 1907. С. 85.


16
Я К Талеров, А А Ширинянц
ясь о теории происхождения видов Ч. Дарвина9, Кропоткин полагал, что абсолютизация борьбы за существование в качестве движущей силы эволюции грешит неточностями. «Борьба за существование» в социал-дарвинистском понимании — это совокупность сложных взаимоотношений между организмом и окружающей его средой, заключающаяся, во-первых, во взаимоотношении с неживой природой; во-вторых, в межвидовой борьбе; в-третьих, во внутривидовой борьбе. С точки зрения Кропоткина, такое понимание борьбы за существование не совсем корректно отражает истинный характер эволюции природы. Если межвидовая состязательность и имеет место в природе, хотя и играет ограниченную роль в детерминации развития, то абсолютно ошибочным, по мнению Кропоткина, является представление о существовании внутривидовой борьбы. На место борьбы за существование как основного движущего фактора эволюции Кропоткин ставит инстинкт взаимной помощи.
На основе огромного фактического материала Кропоткин анализирует различные формы взаимопомощи, существующие на всех этапах эволюции живой природы: начиная от простейших и заканчивая высшими млекопитающими. Этот материал позволил ему одному из первых обратить внимание на ту важную роль, которую коллективизм играет в развитии. Доказательство того, что наряду
9 	В своей работе «Происхождение видов путем естественного отбора в борьбе за существование», опубликованной в 1859 году, Ч. Дарвин (1809-1882) объяснял происхождение видов естественным отбором, который происходит в борьбе за существование каждого вида 1) против неблагоприятных условий (климата и т. д.), 2) против других враждебных или конкурирующих видов и даже — 3) внутри самого вида. Согласно Дарвину, все виды флоры и фауны происходят от нескольких главнейших, но вместе с тем и простых форм, путем эволюции, которая является следствием естественного отбора. Кропоткину импонировала главная «еретическая» мысль Дарвина, доказывающая его собственные предположения: что «“бессмертный дух” и нравственная душа человека развивалась тем же путем, как ум и общественные привычки у обезьяны или муравья» (Кропоткин П. А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 268). Более того, именно гипотеза Дарвина об изменяемости видов позволяла Кропоткину сформулировать один из важнейших тезисов, определяющих «нравственное чувство человека» как «развитие инстинктов, привычек взаимопомощи, существовавших во всех животных обществах задолго до появления человекоподобных существ» (Кропоткин П.А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 263).


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
17
с защитными свойствами организма (силой, быстротой, выносливостью, предохранительной окраской и т. д.) «общественный», «коллективный» характер жизнедеятельности существенно влияет на эволюцию, — является серьезным вкладом Кропоткина в биологическую науку. Однако сам Кропоткин считал, что открытый им закон взаимопомощи носит универсальный характер и проявляется не только в биологической, но и в антропологической и в социальной среде. С антропологической точки зрения эта теория основана на постулировании некой неделимой человеческой сущности, заключающейся в инстинкте взаимопомощи10. По мнению Кропоткина, в ходе развития человечества биологические факторы естественного отбора постепенно теряют свое главенствующее значение. По мере постоянного усложнения структуры общества, основной движущей силой исторического развития человечества все более и более становятся не биологические, а экономические, социально-политические и духовные феномены.
Кропоткин полагал, что во все периоды человеческой истории основной движущей силой общественного прогресса являются социальные институты взаимной помощи и общественной солидарности (объективированные из индивидуальной человеческой сущности)11, противостоящие Власти, которая в его концепции трансформируется в понятие Государства. Обобщая, Кропоткин называет эти социальные институты результатом творчества «народного духа», стремившегося во что бы то ни стало оградить себя от драконовских законов принуждения и эксплуатации со стороны государства. Кропоткин пытался дать определение государству как «сосредоточение многих отправлений общественной жизни в руках немногих», но эту
10 В обществе, как и в животном мире среди одного вида, считал он, главенствуют более тенденции взаимной помощи, чем борьбы за существование. Именно практика взаимной помощи и ее последовательное развитие «создали самые условия развития общественной жизни, благодаря которым человек смог развить свои ремесла и искусства, свою науку и свой разум» (Кропоткин П.А. Взаимная помощь, как фактор эволюции. Т. 7. СПб., 1907. С. 297).
11 Всякий раз, когда «человечеству приходилось вырабатывать новую социальную организацию, приспособленную к новому фазису его развития, созидательный гений человека всегда черпал вдохновение и элементы для нового выступления на пути прогресса все из той же самой, вечно живой, склонности ко взаимной помощи» (Там же. С. 228).


18
П. И. Талеров, А А Ширинянц
дефиницию нельзя назвать исчерпывающей, т. к. постепенно в изложении Кропоткина государство превращается в мифическое чудовище, безликое, «бесцветное и безжизненное»12. Оно подавляет свободу личности, набрасывая на шею человечества, в соответствии с эпохой, то или иное ярмо.
В созданной Кропоткиным широкомасштабной концепции всемирной истории скрупулезно собранный огромный фактический материал группируется таким образом, чтобы доказать, или, скорее, проиллюстрировать эту принятую априори теоретическую схему. Логика рассуждений Кропоткина в работе «Современная наука и анархия» сводится к следующему. Во-первых, по мнению мыслителя, сущность истории составляет непрекращающаяся борьба двух основных общественных сил — народных масс, с одной стороны, а с другой — представителей государственной власти, всегда угнетающих народ. Во-вторых, для того чтобы противостоять своим угнетателям, народные массы «вырабатывали в форме обычая множество учреждений, необходимых для того, чтобы сделать жизнь в обществах возможной». Эти «учреждения обычного права» являются, по его мнению, социальной формой проявления всеобщего закона «взаимной помощи». В-третьих, в отличие от тех, кто «возлагает свою надежду на законодательство, выработанное правительством», народные массы в соответствии с инстинктом «взаимной помощи», свойственным каждому отдельному человеку, всегда стараются опереться на такие формы общежития, которые основывались бы на обычном праве, прямой демократии и отсутствии авторитарного управления общественной жизнью. В-четвертых, в результате созидательной деятельности народных масс, в истории человечества последовательно создавался ряд общественных учреждений, способных регулировать общественные отношения, не прибегая к законодательству, государственному насилию и административному управлению. Такими (исторически сложившимися в ходе общественного развития) формами социальной жизни являлись «патриархальный род», «сельская община», «средневековый город». В-пятых, эти формы общественного устройства под воздействием субъективной деятельности отдельных
12 	Кропоткин П.А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 291,398,461.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
19
личностей, стремящихся захватить власть, постепенно начинают изменяться в сторону формализации и законодательной регламентации всех сторон их жизни. Возникает слой людей, занятых только социальным управлением, который постепенно отделяется от народной массы, становится над ней и начинает угнетать ее в собственных корыстных интересах. В результате этих изменений старая социальная форма превращается в тормоз общественного прогресса, в ответ народные массы создают новую, позитивную, форму социальной организации.
Далее отвергающий диалектику Кропоткин вполне диалектически рассуждает о том, что по логике исторического развития и эта «новая форма» в ходе развития неизбежно перерождается в свое отрицание. Тогда возникает следующий вид институционального воплощения принципа взаимной помощи, который с той же неизбежностью впоследствии претерпевает подобное самоотрицание. Такая закономерность, считает Кропоткин, характерна для всех периодов человеческой истории.
При этом Кропоткин не считал, что история является единым, строго взаимосвязанным процессом. По его мнению, свойственное большинству исторических концепций европоцентричное и прямолинейное понимание исторического развития не соответствует действительности. «История, — утверждает Кропоткин, — не представляет одной, непрерывной линии развития. По временам развитие останавливалось в одной части света, а затем возобновлялось в другой. Египет, Азия, берега Средиземного моря, Центральная Европа поочередно пребывали очагами исторического развития. И каждый раз развитие начиналось с первобытного племени, затем оно переходило к сельской общине, затем наступал период вольных городов и, наконец, период государства, во время которого все замирало»13. По мнению Кропоткина, по такому кругу уже прошли цивилизация Древнего Египта, Ассиро-Вавилонская культура, античный мир, зародившийся в архаической Греции и погибший вместе с Римской империей. В настоящее время к своему краху приближается Европейская цивилизация14.
13 Там же. С. 452.
14 См.: Мндоянц С. А. П. А. Кропоткин: [Вступит, статья] // Хлеб и Воля. Современная наука и Анархия. М., 1990. С. 9—10.


20
Я К Талеров, А. А Ширинянц
В своей работе «Взаимная помощь как фактор эволюции» Кропоткин на материале европейской истории попытался исследовать эволюцию институтов общественной солидарности, составляющих суть развития этого — четвертого — цивилизационного «склада». По его мнению, европейское общество, подобно египетскому, ассиро-вавилонскому и античному, проходит три основных исторических этапа, каждому из которых соответствует своя форма «взаимопомощи».
Первым этапом — с которого начинается каждое новое развитие, — является «дикость», которой соответствует «родовая форма социальной солидарности». С возникновением патриархальной семьи кончается родовая стадия развития человечества и начинается качественно новый этап истории — «варварство». На этом этапе возникает деревенская община. Община явилась одной из наиболее совершенных форм социальной организации, способствующих экономическому, умственному и нравственному прогрессу человечества. Прогрессивная роль общины была обусловлена рядом специфических экономических и организационных феноменов, обеспечивающих, по мнению Кропоткина, максимальный расцвет общественной солидарности. Во-первых, тем, что «община не признает частной поземельной собственности и стремится к общественной обработке полей». За счет этого имущественное неравенство внутри общины практически сведено к нулю. Во-вторых, тем, что «каждое изменение в юридических, военных, образовательных или экономических правах общины решалось всеми — на мирском сходе деревни»15. Благодаря этому не существовало потребности в отделенном от народа слое управленцев и законников. В-третьих, тем, что общинный строй «противостоит властолюбивым наклонностям меньшинства, слагаемого из колдунов, жрецов и профессиональных или прославленных воинов», и предполагает политическое равенство всех членов общины.
Следующей формой социальной солидарности, приходящей на смену патриархальной общине, Кропоткин считал вольный средневековый город. Залогом социальной справедливости и небывалого подъема наук и ремесел, характеризующих, с его точки зрения, жизнь «вольных городов», является положенный в основу всей городской общественной жизни принцип «двойной федерации». То есть федера-
15 	Кропоткин П.А. Взаимная помощь, как фактор эволюции. СПб., 1907. С. 101,102-103,107.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
21
ции а) всех граждан, объединенных в небольшие территориальные союзы — улицу, приход и т. д., и б) отдельных личностей, объединенных общею клятвою в гильдии, сообразно их профессиям. Здесь Кропоткин подчеркивал два обстоятельства. Во-первых, федеративное объединение граждан по территориальному признаку позволяло, так же как и деревенской общине, решать возникающие местные проблемы путем прямого голосования, а, следовательно, исключало необходимость отделенной от народа публичной власти. Во-вторых, федерация граждан, добровольно объединившихся для занятия единой профессиональной деятельностью, создавала базу для прогрессивного экономического развития общества. Экономические и социальные преимущества гильдейской организации хозяйственной жизни были обусловлены в первую очередь тем, что «...гильдия не была корпорациею граждан, поставленных под контроль государственных чиновников, она была союзом всех людей, объединенных данным производством...». Такой способ производственного объединения закладывал основу для имущественного равенства городского населения, имевшего различия «в возрасте и степени искусства, а не во власти и богатстве»16.
В соответствии со своим пониманием исторического процесса Кропоткин связывал основные этапы социального развития с изменением политико-организационной структуры общества. История представлялась Кропоткину цепью цивилизаций, которые проходят единый круг развития: родоплеменные отношения, первобытная община, вольный город и государство. Таким образом, на руинах вольных городов неизбежно возникает государство.
Что же такое государство? Под государством Кропоткин понимает централизованную иерархическую структуру: «сосредоточение управления местною жизнью в одном центре, т. е. территориальную концентрацию, а также сосредоточение многих отправлений общественной жизни в руках немногих». Эта система формирует совершенно новые отношения внутри общества, которые существенно отличаются от тех, что образовались до появления государства. Классическим образцом государства Кропоткин признает Древнюю Римскую империю: абсолютный централизм во всем (от военного и экономического управления до совокупности законных актов
16 Там же. С. 146,157-158,154.


22
Я И. Талеров, А А Ширинящ
римского права, регулировавшего отношения граждан), одновременно лишавший их этого статуса и превращавший римское общество в «союз подданных». (В то же самое время греческие полисы, с точки зрения Кропоткина, государствами не были.) На протяжении всей истории мыслители и юристы восхищались уникальностью единства и мощью этого древнего государства, однако, как отмечал классик российского анархизма, его фундамент рухнул и привел к распаду империи, дав начало новой цивилизации17.
Рассуждая о генезисе государства, Кропоткин разворачивает внешне непротиворечивую и внутренне обоснованную фактами идеальную картину этого процесса, начало которого он относит к доисторическим временам. С точки зрения Кропоткина, общество не является «изобретением» человека, т. к. возникло еще задолго до появления человекоподобных приматов. Поднявшись с четверенек в полный рост, человек стал стремиться к объединению с другими людьми, образуя род, племя. Обособленной семьи не существовало, это доказывает, что полноценно развиваться человек может только в тесном взаимодействии с другими людьми. Это природная закономерность (подобные примеры Кропоткин находил в естественной природе) в жизни большинства млекопитающих.
Жизнь племени, которую можно назвать жизнью сообща, практически удовлетворительна, полагает Кропоткин. Она эффективна экономически, потому что накопление частной собственности в тот период было невозможно. Когда в племени кто-нибудь умирал, сородичи отправляли его на тот свет с полным багажом необходимых вещей, добром, нажитым в течение жизни. Таким образом, вопрос о наследстве сам собой отпадал, а, следовательно, и связанные с этим возможные склоки между родственниками. Практически идеальное сосуществование омрачается на стадии взаимоотношения рода с другими племенами. Тогда, чтобы воспрепятствовать убийствам и грабежам, на все племена начинает распространяться неписаное правило, емко выраженное в Библии, — «кровь за кровь, око за око, зуб за зуб, рану за рану и жизнь за жизнь». Понимаемая таким образом древними людьми справедливость находит отклик в современном уголовном законодательстве в виде смертной казни. Таким обра-
17 Кропоткин П. А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 398.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
23
зом, первобытный период человеческой истории связан с формированием ряда общественных учреждений и определенной племенной нравственности. Порядок и добровольное послушание обеспечивали обычаи, т. е. привычки, выработанные в течение длительного времени. Чтобы заставить человека подчиняться, насилие не применялось: строптивого осуждало племя, а ослушника просто изгоняли. Существующие институты и осуществляли регулирование всей общественной жизни, другой власти на том этапе не было.
Однако вскоре в племени начинается процесс выделения немногих, претендующих на обладание властью над остальными. Этот процесс неизбежен, он согласуется с природным законом, согласно которому выживает сильнейший. Кропоткин не отрицает, что в каждом племени всегда присутствовали вожди. Они замыкали на себе всевозможные знания относительно природы явлений, истории, народных преданий. Уже в те времена выделялись три основных столпа племени — главный хранитель «закона» (авторитетный знаток всех обычаев и преданий), военный вождь и колдун (религиозный вождь). Но о государстве пока еще рано говорить, считает Кропоткин, поскольку между этими вождями не существовало «сговора» относительно порабощения остальных членов общества.
В первые века нашей эры начинается великий процесс передвижения племен и союзов племен на новые земли. Это могло быть вызвано разными причинами, возможно, климатическими переменами. Как бы то ни было, массовая миграция не могла не отразиться на взаимоотношениях внутри общества, ведь старое племя базировалось на общности происхождения, на почитании общих предков и богов, но хаос переселения внес сумятицу в эти привычные отношения. Старые связи были разрушены, а на их месте с неизбежностью стали возникать новые: племена стали оседать, возникла потребность в обработке земли (конечно, совместной). «С этих пор сельская община, состоящая вполне или отчасти из обособленных семей, соединенных <...> общим владением землей, сделалась на все последующие времена необходимым связующим основанием народного союза»18. Земля обрабатывалась сообща, но потребление было индивидуальным, отныне каждая семья получила возможность накапливать собственность с правом ее передачи по наследству. Обычай заменял собой закон, вернее, он
18 Там же. С. 404.


24
П. И. Таперов, А А Ширинянц
толковался в качестве закона. Все спорные вопросы община решала коллективно, точно так же решалась и судьба преступников.
Таким образом, на этом этапе развития человечества мы сталкиваемся с теми институтами, которыми, по словам Кропоткина, позднее государство завладело в интересах меньшинства. То же касается и правовой системы: элементы современной правовой защиты существовали еще в общине, а «римское право было не чем иным, как надстройкою над правом обычным»19.
Однако человек не может всю жизнь прожить в рамках одной общины и принуждать себя к отношениям с одними и теми же людьми. Кропоткин справедливо указывает на имманентную потребность к действиям вне рамок своей семьи. Это служит стимулом к образованию всевозможных союзов, профессиональных или досуговых. В период с V по XII в. в Европе функционирует множество объединений, созданных для различных целей — от торговли до помощи в борьбе с болезнями, религиозного просвещения, для поддержания добрососедских отношений. Паутина добровольных союзов и гильдий отхватывала практически каждого члена общества, вовлекая его во взаимоотношения с другими людьми, помимо собственной общины. Но мало-помалу община начинает перерождаться: возникает неравенство, среди равных выделяется более сильное, амбициозное меньшинство, которое начинает прибирать к рукам волю и собственность своих сородичей.
В период с X по XI в., продолжает Кропоткин, в Европе образуются варварские монархии, типичные для современного Востока теократические деспотии. Тиранство и свободный дух гильдий и союзов — две вещи несовместные, поэтому в ответ на насилие городские общины, возникшие на базе профессиональных гильдий, восстают. Кропоткин отмечает, что ученые, как правило, предпочитают умалчивать о данном периоде истории, либо сознательно преуменьшают его значение. Между тем, именно благодаря городским восстаниям процесс развития теократических монархий был приостановлен, и европейская цивилизация получила шанс на спасение, которого не было у древних цивилизаций Месопотамии, Ассирии и Вавилона. Народные восстания против центральной власти, имевшие место в Европе, продолжает Кропоткин, нельзя считать результатом борь-
19 Кропоткин П. А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
25
бы за сферы влияния каких-то групп интересов. Городские восстания XII в. инициировались «снизу», не будучи организованными какой-либо властной структурой, и в этом их главный смысл. В результате этой борьбы начался новый этап истории, где центральное место занимала жизнь свободных городских общин.
Была ли эта жизнь идеальной, с точки зрения теоретика анархизма? Скорее всего, нет. Кропоткин приветствует высокую роль ремесленных гильдий и элементы договорных соглашений, определявших взаимоотношения между горожанами и принципы внешней политики городов, но это лишь жалкие остатки того первобытного свободного состояния, свойственного родовой общине, которую Кропоткин склонен идеализировать.
Вольные города объединяют сельские общины и ремесленные союзы, составляя федерацию. Эта новая форма общественного устройства впервые имеет вполне четкие территориальные границы, в отличие от деревенских общин и городских союзов, существовавших до этого порознь. На протяжении всей человеческой истории происходит постоянная борьба двух начал — централизма и федерализма. По мнению Кропоткина, централизм всегда создавал неравенство — центр, как пиявка, высасывал из провинции все соки, создавая при этом безликий шаблон отношений. Культура же всегда расцветала именно на периферии, т. е. периодические всплески культуры — массового творчества, которым так дорожит Кропоткин, — происходили благодаря федерализму. В русской истории таким примером может служить борьба Пскова и Новгорода за автономию. Важным элементом жизни городов, продолжает Кропоткин, была принимаемая всенародно хартия, существенно ограничивавшая власть князей и королей. Такой порядок быстро распространился по всей Европе в период раннего средневековья. Вольные города имели место и в Шотландии, и во Франции, в Скандинавии, Нидерландах, Польше и России... Города постепенно приобретали статус независимого участника международного политического процесса, одновременно заключались договоры о сотрудничестве, т. е. создавалась правовая основа для отношений между ними. И, как отмечает Кропоткин, «эти договоры находились под охраной общественного мнения всех городов и соблюдались лучше, чем теперь соблюдается международное право государствами»20.
20 Тем же. С. 416.


26
Я К Талеров, А А Ширинящ
В представлении Кропоткина, в средневековом городе не было имущественного и социального неравенства, а общественное мнение выражало исключительно справедливую позицию большинства, не подвергаясь при этом манипулированию со стороны городских властей, будь то управленцы (бояре, чиновники) или торговая и ремесленная аристократия. «Теперешняя нищета, неуверенность в будущем и чрезмерный труд в средневековом городе были совершенно неизвестны», — заявлял он в «Современной науке и анархии»21.
Со второй половины XV в. начинается новый подъем государства, власть в лице тройственного союза между военным вождем, судьей и священником вначале действует в интересах общества, но затем подминает общество под себя. Правомерно возникает вопрос о причинах этого процесса. Кропоткин в поисках ответа на него смещает вектор своих рассуждений в сторону села. Не имея пока возможности справиться с вольностью городов, утверждает Кропоткин, государство направило все усилия на село, и деревня позволила себя подчинить ему. Средневековый город предоставил свободу своим горожанам, но отнюдь не сельским жителям. В это время горожане вели ожесточенную борьбу с феодальными баронами с тем, чтобы отстоять собственную независимость. На какой-то срок это удалось, но в уплату за мир пришлось пожертвовать свободой крестьян. Окончательное растление народа довершила исключительная расточительность дворян, оказавшаяся заразительной, потому что вскоре обычные горожане стали подражать привилегированному меньшинству. Традиционные семьи, «сделавшие революцию двенадцатого века», под которой Кропоткин понимал городские восстания, не желали делиться с молодыми родами, защищая тем самым сферы своего влияния в городе22. Так был сделан шаг к нравственному опустошению, отмечает Кропоткин, поскольку торговля перестала быть общинной и превратилась в частное дело.
С этого момента, по мнению мыслителя, началось формирование монархического государства. Его столпы — индивидуализм, римское право и религия — одинаково вредно повлияли на мировоз¬
21 Кропоткин П.А Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 418.
22 Там же. С. 426.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
27
зрение человека. Если европеец XII столетия понимал притягательность идеи добровольных ремесленных и торговых союзов и «видел в собственной личности исходный пункт общества», то под данный монархии начинает искать спасение в дисциплине и всю жизнь пребывает в ожидании спасителя. Одним словом, «умы людей постепенно развращались, по мере того, как поп и юрист приобретали больше и больше влияния»23. Полюбив власть, люди обращались за помощью к диктаторам, если город потрясала смута восстаний. С другой стороны, начиная с XIII в., европейские государства оказались перед угрозой вторжения внешнего врага, начинается эпоха восточно-азиатских завоевателей и создания крупных военных государств, которые поглощали мелкие княжества, благодаря чему становились способными отражать натиск внешнего врага.
Кропоткин никак не комментирует оборонную характеристику централизованного военного государства. Он умалчивает об отсутствии у вольных городов достаточных сил для защиты своей независимости как от внешней угрозы (кочевников), так и от посягательств цивилизованных добропорядочных соседей.
Впрочем, власть военного диктатора была принята далеко не безоговорочно. По Европе прокатилась волна крестьянских восстаний, которые вошли в историю под названием «движения гуситов». Этот период, как считает Кропоткин, неоднозначно освещается историками. По его представлениям, религиозные догматики нарочно искажают смысл этого движения, игнорируя его антигосударственную и атеистическую подоплеку. Гуситы отрицали всякую власть — власть человека и власть закона; их проповеди реанимировали коллективное пользование землей и отгораживали общину от государства, освобождая ее от всех обязанностей по отношению к властям. Изначально движение разворачивалось как анархическое, правда, включало в себя религиозный подтекст. Кропоткин говорит об этом не без сожаления, потому что именно религиозная составляющая движения, в конце концов, стала превалировать над светским содержанием. Это видоизменило саму суть восстания, трансформировавшегося вскоре в реформацию Лютера, которая, поддержанная государством, окончательно погубила коммунистическую и анархическую идею общинной жизни. Августинский монах Мартин Лютер
23 Там же. С. 427.


28
Я. И. Талеров, А А Ширинянц
сделал для Власти больше, чем кто-либо: он отвел народную руку гнева от Государства и наказом «бить попов!» направил недовольство людей в другое русло.
Союзы и гильдии не прекратили свое существование даже в период формирования централизованных государств. Кропоткин говорит о широкой деятельности Ломбардского, Рейнского и Тосканского союзов. Ганзейский союз охватывал множество европейских городов (в том числе и русский Новгород). Однако, рассуждал Кропоткин, государство не может мириться с существованием другого государства, т. е. общности независимых людей, внутри себя. Потому что государство признает только подданных, но не граждан. Тогда оно объявляет войну вольным городам, и на смену федерации приходят подчинение сословной иерархии и дисциплина. «Уничтожить независимость городов; разграбить богатые торговые и ремесленные гильдии; сосредоточить в своих руках всю внешнюю торговлю городов и убить ее; забрать в свои руки внутреннее управление гильдий и подчинить внутреннюю торговлю и все производство, все ремесла, во всех мельчайших подробностях, стаду чиновников и тем самым убить и промышленность, и искусства; задушить местное управление; уничтожить местное ополчение; задавить слабых налогами в пользу сильных и разорить страну войной — такова была роль нарождающегося государства в шестнадцатом и семнадцатом столетиях по отношению к городским союзам»24.
Кропоткин полагал, что государство лишило сельскую общину независимости с тем, чтобы спокойно конфисковать ее земли. Процесс уничтожения общин благополучно завершился к 50-м гг. XIX в. Далее государственная машина приблизилась вплотную к промышленности и внешней торговле, и всё, к чему она прикасалась, теряло не только нравственный смысл и привлекательность, но и экономическую эффективность. Ограниченная административным вмешательством промышленность, в результате оказалась охваченной кризисом. Вообще в этом периоде истории Кропоткин склонен видеть исключительно отрицательные явления: промышленность забуксовала, работники унижены и оскорблены, искусство уродливо, «архитектура замерла настолько, что и до сих пор еще не может оправить¬
24 	Кропоткин П. А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 434.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
29
ся от удара, нанесенного ей государством». По мнению Кропоткина, в целях укрепления своих позиций государство изобретает систему воспитания, начиненную исключительно «рабскими» понятиями: уголовное право, порожденное инквизицией; история, повествующая лишь о королевских династиях и восторгающаяся якобинством; философия, оперирующая терминами подчинения светской и религиозной власти... И в итоге общество получает не человека, а раба. Такова тенденция, свойственная человеческой истории: «по мере того как освобождение от личных обязательств человека по отношению к человеку завершалось в течение девятнадцатого века, обязательства по отношению к государству все продолжали расти»25.
Историко-генетический подход к исследованию государства сочетается у Кропоткина с анализом функций, раскрывающих «существенные черты государства». К таким «чертам» или «существенным функциям» государства он относил: государственное законодательство, касающееся собственности, направленное на ее охрану, поддержание нищеты масс в интересах предпринимателей; налог, с помощью которого государство «производит экспроприацию бедных в пользу богатых» и «поддерживает искусственно бедность» в «корректной форме». Следующая черта или функция, а правильнее, другой способ ограничения возможностей общества, это — монополии, образование которых ведет, по Кропоткину, к взаимному обогащению групп предпринимателей, финансовых дельцов, с одной стороны, и казны государства — с другой. Еще одна функция государства — защита территории, иначе говоря, «право войны». К этому перечню нужно добавить и ряд других направлений в деятельности государства. Так, Кропоткин писал о внешней торговле государства как средстве его обогащения, о деятельности государства по духовному подавлению масс. Главной же функцией капиталистического государства начала XX в. Кропоткин называл «удержание рабочего в рабстве» и полагал, что укрепление института государства означает прежде всего активизацию именно этой его функции26.
Кропоткин был убежден в том, что существование государства как такового противоречит закономерностям развития личности и общест¬
25 Там же. С. 443,460.
26 Там же.


30
П. И. Талеров, А А Ширтянц
ва и поэтому оно должно быть отменено. Самое серьезное обвинение, которое выдвигает Кропоткин против современного ему общества, связано с тем, что оно, «провозглашая, что отныне каждый будет работать над тем, что он хочет и сколько хочет», создало условия, когда «свобода, столь дорогая сердцу рабочего, остается все время воображаемой и призрачной благодаря тому, что он вынужден продавать свою силу капиталисту». Такое общество ненормально и несправедливо, поскольку уничтожает начала личной свободы. Государство, как одна из «форм, которые общество принимало в течение своей истории»27, с помощью своих институтов власти поставило себя в исключительное положение над массами. Производство в государстве имеет цель «не в том, чтобы удовлетворить потребности общества, а в том, чтобы получить ПРИБЫЛЬ, чтобы ограбить кого-нибудь, чтобы отнять у него чего-нибудь побольше». Прибыль здесь является не чем иным, как «хаосом, расхищением человеческих сил, всеобщим грабежом»28. Система образования, вооружившись «ложною религиозно-государственною философией», так извращает наше сознание, что «само понятие о свободе в нас исчезает и заменяется понятиями рабскими». Созданная система налогов изощренно производит экспроприацию произведенного рабочими в пользу богатых. Используя монополию, государство позволяет «группам предпринимателей и финансовых дельцов быстро накоплять громадные богатства, присваивая себе продукты подданных государства»29, набивая при этом свою казну и расширяя свою власть. Ту же цель преследует и такое «ужасное орудие для поддержания социального неравенства», как армии и войны. Народ, вынужденный «заполнять бездонную пропасть военного бюджета и государственного долга», тем самым содержит «армию для завоеваний рынков для промышленности», а не для защиты страны, армию, всегда готовую «подавить вооруженной рукой восстание неимущих». И все это направлено к одной единственной цели — «поддерживать этот отживающий режим, частную собственность — результат грабежа». Большинство тех функций, которые присвоило себе государство, приходит к выводу Кропоткин, «не только не
27 Кропоткин П. А Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 458,457,397.
28 гд рф ф п29. On. 1. Ед. хр. 521. Л. 28-29. Статья Кропоткина с критикой марксизма.
29 Кропоткин П.А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 447,517-518.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
31
приносит пользы, но и вредно <„> в девяти случаев из десяти эти функции могли бы быть уничтожены не только без ущерба для общества, но, напротив, к наибольшей пользе всех...»30
Кропоткин не признает возможность существования идеального государства, с помощью которого можно было бы организовать общество, справедливое для всех. Человечество за всю свою историю испробовало «всевозможные формы государственного правления, какие только можно себе вообразить». Это — разного рода представительства народа, унитарное и федеральное государства, всеобщее избирательное право, парламентаризм, демократия. И все они «превосходно действовали, чтобы сохранить эксплуатацию, чтобы помешать освобождению рабочего. Более того, введенные в общество почти равных людей, среди пионеров Северной Америки, они стали орудием капиталистической монополии»31. Например, по Робеспьеру, идеальное государство «должно обладать необходимой силой для подчинения индивида общей воле и, в то же время, само быть лишено возможности уклониться от этого подчинении», а это совершенно неосуществимо, замечает Кропоткин, поскольку «этот идеал в самом себе содержит внутреннее противоречие»32. Не может существовать и проповедуемое марксистами народное государство, когда «все будут чиновниками, все будут получать жалование от государства» и вообще всё в стране будет «общественной службой, как производство сукна, так и преподавание в школе». Такое государство будет представлять демократический парламент, «избранный всеобщим голосованием, с комиссиями вместо министерств; над парламентом будет стоять референдум <...>, которому палата депутатов представляет свои решения или который диктует ему их»33. Даже если представить, что такое авторитарно-коммунистическое общество, правительство которого «не будет иметь никакой иной цели, кроме блага общества», когда-нибудь и устроится, то «оно недолго просуществует и вскоре вынуждено будет вследствие всеобщего недовольства или распасться, или же перестроиться на принципах свободы»34. По¬
30 ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 375. Л. 195-196,180.
31 Там же. Ед. хр. 521. Л. 69.
32 Там же. 1129. On. 1. Ед. хр. 375. Л. 177.
33 Там же. 1129. On. 1. Ед. хр. 521. Л. 31.
34 Кропоткин П.А. Завоевание хлеба // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994. С. 340-341.


32
П. И. Талеров, А А Ширинянц
этому анархисты выступают против любого государства, считая «вредной и бесполезной идею и принцип государства», и требуют «разорвать в клочки всякую центральную власть, отнять у нее один за другим все атрибуты»35.
Таким образом, по мнению Кропоткина, с падением в Европе строя свободных городов начинается подлинная история эксплуатации, угнетения и несправедливости, вызванных установлением государственной власти. Государство, парализуя творческие силы народных масс, лишает общество основы его социального и экономического прогресса. В том виде, в котором европейские государства существовали в течение трех последних столетий, они больше существовать не могут. Степень их разложения настолько велика, что полного краха следует ожидать со дня на день. Подтолкнуть падение системы государственных институтов может сокрушительная социальная революция, сметающая все формы правового и институционального управления. В соответствии с законом цикличного развития человеческой истории на смену государству неизбежно придет безгосудар- ственное общественное устройство, основанное на созидательных принципах взаимной помощи. Кропоткин заявляет о том, что, отменив государство, человечество будет свободно развиваться в интересах всех и каждого. Спрут государства анархисты стремятся уничтожить с тем, чтобы «вернуться к свободным отношениям освободившихся людей, которые федерируются между собой, объединяются в группы и заключают союзы в зависимости от потребностей данного момента». Этот спрут уже умирает по мере того, как «пробуждается дух независимости в личности», происходит эволюция революционного сознания, что, в конечном счете, выльется в успешные революционные действия против своих угнетателей. Цивилизованные общества должны вернуться к такому положению, когда производство, потребление и т. д. «составляет ОБЩЕСТВЕННЫЙ интерес; всё, что служит этой цели: земля, орудия производства и средства существования во время производства, должно принадлежать обществу, а не личности». Человеческий труд будет производителен, если его обобществить, и не столько в рамках каждого завода, фабрики и т. д., сколько в целом «для общих целей всего производства целого общества», т. е. лишь тогда, когда «общество вновь завладеет богатствами,
35 	ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 521. Л. 77,70.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
33
захваченными в настоящее время отдельными личностями»36. Экспроприацию всех богатств с целью их употребления для общего блага Кропоткин ставит во главу угла предстоящей революции. И пусть, наконец, — заявляет он, — «в истории произойдет хоть одна революция, которая позаботилась о нуждах народа, прежде чем отчитывать ему проповедь о его обязанностях»37.
Кропоткин считает, что главной задачей революции является не столько разрушение старого, сколько созидание новых экономических и социальных отношений. Он связывает чередование мирных и революционных периодов общественного развития с логикой мировой истории. Революция, согласно его концепции, не только «неизбежна», но и «закономерна». Она отражает объективную смену этапов развития социального организма. Таким образом, у Кропоткина теория социальной революции «вписана» в концепцию циклической смены типов цивилизаций. В рамках одного цикла переход к каждому новому состоянию общественной жизни происходит путем революционных изменений. Первая революция приводит к смене родовой формы социальной организации общинной. Вторая — «городская революция» — закладывает основу культуры «вольных городов», фетья — «анархистская» — должна положить конец государственной власти и возвестить начало нового цикла истории. Таким образом, в понимании Кропоткина именно социальные революции являются залогом того, что каждый последующий тип цивилизации является более прогрессивным, чем предыдущий.
Основную причину революции Кропоткин усматривает в возникновении в обществе специфической социально-психологической обстановки, когда невозможность жить на старых основах тесно переплетается с «надеждой» на приближающееся освобождение. Эта «надежда» является результатом аккумуляции неизвестных ранее новых форм взаимной помощи. Подобный взгляд Кропоткина на революцию отличается, например, от Бакунина, который убежден, что успешные революции порождает вовсе не «надежда», а «отчаянье», вызванное нищетой и политической ситуацией38. Еще одним отличием позиции Кропоткина стало отрицание им заговора как метода подготовки революции и при¬
36 ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 521. Л. 78, 29.
37 Кропоткин П.А. Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 45.
38 См.-.ПирумоваН.М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972. С. 136.


34
П. И. Талеров, А А Ширинянц
знание необходимости создания анархистской партии. К этому следует добавить, что Кропоткин выступает против увлечения терроризмом и его апологетики как основного метода борьбы революционеров, «связывая» тактику прямых действий только «с предреволюционной обстановкой», рассчитывая затем на просвещение народных масс.
Не отвергая объективной необходимости революционного насилия, принуждающего виновных наконец платить по счетам, Кропоткин в то же время категорически отвергает попытки придать жестокости характер осознанной революционной политики. Насилие, совершаемое революцией, неизбежно, но анархисты — против всякого насилия в обществе, утверждает он. Естественно, что революция не может совершиться без жертв. И анархисты смотрят на это, как на закономерную необходимость, убежденные, что насилие, которое правит миром, можно победить только с помощью насилия, но исключительно против вооруженного противника. «Лицемеры оплакивают жертвы анархистов», сами без угрызений совести посылая на гильотину или виселицу всякого, «кто осмелится противиться тому, что они, лично они, считают общественным спасением или выгодным для общества». Если кто и выступает последовательно против насилия в отношениях между людьми, так это анархисты, которые требуют «уничтожения смертной казни, уничтожения всех Бастилий, уничтожения самого права человека наказывать другого человека»39.
Впрочем, это правило действует лишь до тех пор, пока оно касается права государства на организованное насилие. Когда речь заходит об индивидуальном терроре, мысль Кропоткина принимает иное направление. Кропоткин приветствовал первые террористические акты; после покушения А. К. Соловьева на императора (2 апреля 1879 г.) он писал, что «этот выстрел разбудит спящих и заставит лишний раз подумать о том, за что борются революционеры». А после убийства Александра II народовольцами (1 марта 1881 г.) Кропоткин не без доли цинизма заметил, что «престиж “помазанника Божья” потускнел перед простой жестянкой с нитроглицерином», и это послужит хорошим уроком власти, узнавшей, что «нельзя безнаказанно попирать народные права»40. Вместе с тем Кропоткин считал неэф¬
39 ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 521. Л. 92.
40 Цит. по -.Лебедев Н. К. П. А. Кропоткин и народовольцы //1 марта 1881 года. М, 1933. С. 12,123.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
35
фективным терроризм как форму революционной борьбы, поскольку основная задача — взбунтовать крестьянство — с его помощью не достигалась. Позитивное значение этой меры он усматривал в одном — террор расшатывает в народе веру в неприкосновенность власти. Таким образом, террор признавался ужасной вещью, хуже которой может быть только христианское смирение щеки, безропотно сносящей пощечины. Но отдельные жертвы, приносимые во имя благой идеи, находили моральное оправдание даже в глазах Кропоткина. Однозначно осудить террористов он не мог. В принципе не одобряя политическую стратегию народовольцев, сделавших ставку на политический переворот, но проигнорировавших экономические преобразования общества, Кропоткин все же верен своему времени: «Эти люди завоевали себе право убивать»41.
И наконец, квитэссенцией теории революции Кропоткина можно считать следующее утверждение. Опыт истории показывает, писал Кропоткин, что каждая «Великая революция» обладает собственной внутренней логикой развития. Накануне революции всегда «бывает минута, когда реформа еще возможна. Но если этой минутой не воспользоваться <.„> — тогда начинается революция. И раз началась революция, т. е. не простой политический переворот, а нечто более глубокое, — революция неизбежно развивается до своих крайних последствий, т. е. до той точки, которой она может достигнуть хотя бы на короткое время при данном состоянии умов, в данный исторический момент»42. С таких позиций, приход к власти большевиков был вполне закономерен. Но здесь нужно подчеркнуть еще одно обстоятельство. Кропоткин не раз повторял, что «власть развращает не только царей». Пережив голод и разруху, которые обрушились на революционную Россию в 1917 г., Кропоткин, подобно Г. В. Плеханову, не без горечи отметил, что не занимался бы революцией, если бы знал, что революционная волна выбросит на поверхность людей «последнего сорта». По верному замечанию Е. В. Старостина, «все или почти все социальные реформаторы пережили подобный трагический разрыв между идеалами и действительностью»43. В том же
41 Кропоткин П.А Этика анархизма. Б. м.: б. г. С. 138.
42 Кропоткин П. А. Великая Французская революция, 1789-1793 / Примем. А. В. Гордона, Е. В. Старостина. М., 1979- С. 444.
43 СтаростинЕ.В. Предисловие //Анархизм: Сборник. М, 1999. С. 6.


36
Я И. Талеров, А А Ширинянц
духе еще раньше прозвучало высказывание Н. А. Бердяева: «удавшаяся революция есть всегда неудача». И далее: «Про революции одинаково нужно сказать, что они осуществимы и неосуществимы. Они настолько осуществимы, что их почти невозможно остановить. И они неосуществимы потому, что в них никогда не реализуется то, к чему стремилось первое поколение делавших ее революционеров. Так всегда происходит»44.
Особое место в социальной доктрине Кропоткина, занимает схема будущего социального устройства, разработка позитивной программы безгосударственного коммунизма. Кропоткин считает, что, несмотря на разногласия, существующие между различными партиями общесоциалистического движения и в основном заключающиеся в различии способов действия, «все мыслители социалистического движения <...> признают, что конечною целью социалистического развития должно быть развитие вольного коммунизма. Всё остальное <...> есть не что иное, как ряд переходов на пути к этой цели»45. И все же, в отличие от коммунизма немецких государственников, коммунизм по Кропоткину — это коммунизм анархический, «коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей. Это синтез двух целей, преследовавшихся человечеством во все времена, — свободы экономической и свободы политической»46.
Элементы коммунистического общества Кропоткин усматривает уже в современной ему жизни: «мы имеем перед собою сотни учреждений <„>, основанные на началах приближения к коммунистическому пользованию целыми обширными отраслями потребления»47. Это, например, потребление воды, газа, электроэнергии в городах, когда оплачивается доставка этих ресурсов без подсчета конкретных расходов каждым потребителем, это — пользование библиотекой по абонементу и т. д. Конечно же, все это далеко еще не коммунизм. Но «основная мысль всех этих учреждений содержит в себе частицу коммунистического начала. А именно: За из¬
44 Бердяев Н.А Царство Духа царство Кесаря. М., 1995. С. 354.
45 Кропоткин П. А Коммунизм и анархия («Довольство для всех»), [СПб.], 1906. С. 6.
46 Кропоткин П.А. Анархический коммунизм // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. С. 335.
47 Кропоткин П.А Коммунизм и анархия («Довольство для всех»), С. 9-


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
37
вестную плату, по столько-то в год, вы имеете право удовлетворить такой-то разряд ваших потребностей — за исключением, конечно, роскоши...»48 Некоммунистичность этих учреждений прежде всего в том, что, «во-первых, плата производится деньгами, а не трудом; а во-вторых, потребители <„> не имеют голоса в заведовании делом»49. Поэтому при известной эволюции общества в направлении коммунизма остается необходимость и в действиях анархистского движения.
С точки зрения Кропоткина, социальную революцию следует начинать коммунизмом: отменить частную собственность и установить равенство людей. Анархисты, писал он, ставят своей целью «организацию общества путем свободного, постепенно усложняющегося соединения, сперва индивидов в группы, затем производительных и потребительских групп между собою, соответственно их нуждам и естественным склонностям»50. И главное даже не в том, что «мы ПРИДЁМ когда-нибудь к коммунизму <...>. Вопрос в том, чтобы НАЧАТЬ социальную революцию коммунизмом, взаимно обеспечить друг другу необходимое благосостояние»51. Покончив с частной собственностью, любое общество пойдет по пути организации анархического коммунизма. И анархизм, и коммунизм взаимно сближаются друг с другом, так как «и тот, и другой представляют собой не что иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающего в современных обществах, — стремления к равенству»52. Такое стремление Кропоткин видит, например, в переходе в промышленности от поштучной к поденной оплате труда: «сама подённая плата имеет стремление к уравнению». Однако иерархическое деление общества на руководителей и подчиненных не позволяет преодолеть различий в жаловании. Но если установить равенство между людьми, при котором «хозяин не сможет пользоваться подчиненным положением рабочего, мужчина — подчиненным положением женщины,
48 Там же. С. 10. См. также: Кропоткин П.А Современная наука и анархия. С. 376.
49 Кропоткин П. А. Коммунизм и анархия: («Довольство для всех»). С. 10. См. также: Кропоткин П.А. Современная наука и анархия. С. 377.
50 ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 375. Л. 177.
51 Там же. On. 1. Ед. хр. 521. Л. 43-
52 Кропоткин П.А. Анархический коммунизм // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. С. 333-


38
П. И. Таперов, А А Ширинянц
а городской рабочий — подчиненным положением крестьянина, — в таком обществе деление на классы исчезнет»53. Поскольку в сложных взаимосвязях и переплетениях современного общества трудно определить долю того или иного производителя в общем продукте, на переходе к принципу общественного владения средствами производства общество должно будет отказаться от всякой формы наемного труда. «Новая форма владения собственностью потребует и новой формы распределения того, что будет выработано на общей земле, общими орудиями труда»54, т. е. продуктами общего труда также должно будет пользоваться сообща.
Поскольку юридические законы упразднятся самим ходом истории, люди будут «удовлетворять свои потребности путем свободного соглашения между личностями и группами, стремящимися к одной цели». Взаимные соглашения явятся тем регулирующим инструментом, который направит «отдельные частные интересы к одной общей цели, независимо от государственных границ...»55
Основой гармоничного развития личности и общества Кропоткин считал коммунистическое производство и потребление при общественной собственности. Для того чтобы пользоваться произведенными обществом продуктами и услугами, необходимым и достаточным условием для каждого члена будущего общества будет участие в коммунистическом производстве. Производимая доля труда предоставит каждому «право на довольство — довольство для всех»56. Это право — единственная «возможность жить по-человечески <...> — это социальная революция», в то время как право на труд — «это право оставаться всегда наемным рабом <„> — это, самое большее, промышленная каторга»57. Естественно, что средством достижения коммунистической цели должна стать экспроприация и передача всего накопленного огромного капитала в общую собст¬
53 Кропоткин П.А. Коммунизм и анархия («Довольство для всех»), С. 6.
54 Кропоткин П. А Анархический коммунизм // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994. С. 333.
55 Там же. С. 335.
56 Кропоткин П.А Завоевание хлеба // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994. С. 336.
57 Кропоткин П.А Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 46.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
39
венность. Необходимо изъять богатства из рук немногих и сделать их достоянием всех. «Экспроприировать — взять назад в руки общества — нужно все то, что дает возможность кому бы то ни было — банкиру, промышленнику или земледельцу — присваивать себе чужой труд». Общественной собственностью должны стать не только земля и фабрики, но и все «жизненные припасы», жилища, одежда. Вопрос о хлебе — главнейший вопрос революции, вопрос, разрешить который не смогли все предыдущие революционные движения. Кропоткин уверен, происходило это потому, что народу не давали возможности проявить свою самодеятельность. Теперь должно быть иначе. «В то время как буржуа и обуржуазившиеся рабочие будут играть в великих людей в своих говорильнях, пока “практические люди” будут вести бесконечные рассуждения о формах правления, — нам, “утопистам”, придется позаботиться о хлебе насущном. Да, мы имеем дерзость утверждать, что всякий должен и может быть сытым и что Революция победит именно тем, что обеспечит хлеб для всех»58.
Экспроприация должна будет в первое время, пока еще не организовалось коммунистическое производство и когда «все находятся в периоде возбуждения и невозможно отличить ленивого бездельника от невольно праздного человека», обеспечивать население продуктами питания, одеждой и жильем. В каждой группе домов, на каждой улице, в каждом квартале организуются добровольцы, которые возьмут на учет всё продовольствие, одежду, жилища. Важно лишь, чтобы «якобинские штыки и научные теоретики» не вносили путаницу в творчество народа. После того как экспроприация будет произведена и первые потребности людей удовлетворены, встанет вопрос о том, на каких основаниях должно общество в дальнейшем осуществлять распределение жизненных благ. Ответ довольно прост — нужно делить то, чего не хватает59. Причем Кропоткин полагает, что каждый сможет «брать из массы то, что имеется в изобилии! распределять по долям то, что должно быть измерено, разделено!»60
58 Там же. С. 54,62.
59 Там же. С. 69.
60 Кропоткин П. А. Завоевание хлеба // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994. С. 337.


40
Я И. Талеров, А А Ширинянц
Так же просто Кропоткин решает проблему экономических взаимоотношений города и деревни — он предлагает прямой обмен городских товаров на продукты, произведенные крестьянами61. Продвижение к коммунизму должно осуществляться «в довольно большой, промышленной и земледельческой области, а отнюдь не в одном только городе. Город без деревни не сможет жить»62, — заявлял он. С другой стороны, и земледелие «может процветать только рядом с промышленностью»63. В этой связи вызывает интерес обширная программа развития сельского хозяйства, представленная русским анархистом в книгах «Поля, фабрики и мастерские» и «Хлеб и воля». Разрабатывая эту программу, Кропоткин испытывал сильное влияние народнических идей. Известно, что решение аграрного вопроса народники связывали с обобществлением собственности и совместной трудовой деятельностью на полях. Кропоткин приводит многочисленные примеры фермерских хозяйств в Западной Европе и Америке, которым удается достигать максимальных урожаев при минимальных затратах человеческого труда. Научный опыт Кропоткина позволил ему подсчитать количество необходимого труда, затраченного на производство сельскохозяйственной продукции, для того, чтобы опровергнуть мнение его современников об обществе, которое никогда не сможет удовлетворить потребности всех граждан и никогда не сможет отказаться от найма рабочих для выполнения сезонных работ. Сделав математические расчеты, Кропоткин удивился тому, как мало земли нужно человеку для того, чтобы обеспечивать себя не только самым необходимым, но и «предметами роскоши». Чтобы достичь необходимой эффективности, нужно лишь правильно обрабатывать землю. Кропоткин ставил под сомнение перспективность больших, «мамонтовых» ферм, обрабатываемых «рабочими батальонами», о которых вслед за Бабёфом и Кабе мечтали немецкие коммунисты. Но опыт французского крестьянства, пропалывающего маленькие наделы земли, тоже не вызывал у Кропоткина
61 См.:КропоткинП.АХлеб и воля //Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 78.
62 Кропоткин П. А. Коммунизм и анархия («Довольство для всех»), [СПб.], 1906. С. 15.
63 Кропоткин П.А. Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М, 1990. С. 206.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
41
симпатий, т. к. земледелие на таких участках требует слишком много труда, а отдача с них невелика. Поэтому единственно рациональный выход Кропоткину виделся в совместной работе в рамках общины. Социальная революция, краеугольный камень теории анархизма, позволит крестьянину избавиться от гнета земельного собственника, который душит арендной платой, государства, облагающего налогами, и банкира, который выжимает из работника все соки процентами. Вывод прост: избавив крестьянина от необходимости платить дань кому бы то ни было, революция автоматически способствует росту производительности его труда.
Кропоткин был глубоко убежден в производственной самодостаточности любого общества, и, возможно, поэтому для него оставались совершенно неприемлемыми многие элементы капиталистической экономики. В том числе и такая категория, как обмен, которую он считал бесполезной и даже вредной. Ему представлялось, что каждая коммуна должна будет сама сеять хлеб, разводить птицу и скотину, ковать железо и конструировать всевозможные механизмы для облегчения человеческого труда. В самом крайнем случае получить недостающее община сможет у своих соседей, других общин, входящих в анархическую федерацию.
Следующий принцип построения общества Анархии, провозглашаемый Кропоткиным, касается децентрализации. Обращаясь к глобальным мировым процессам, Кропоткин говорит о том, что установленное разделение труда экономисты пытаются переносить и на производственную специализацию стран, где России, например, отводится роль производителя хлеба, Англии — хлопчатобумажных тканей, Швейцарии — нянек для детей. Однако с развитием отношений эта система постепенно уходит в прошлое и усиливается тенденция к децентрализации мировой экономики. Говоря иначе, нарастает процесс борьбы с монополиями. Французский Лион утратил монополию на производство шелка — вся Европа оборудована фабриками, так же как Швейцария — не единственна страна, производящая часы. Анализируя огромный фактический материал о состоянии развития экономики в различных странах Европы, Азии, в Соединенных Штатах Америки, Кропоткин пытается доказать необходимость и естественность положения, при котором «каждый район должен сделаться своим собственным производителем и потребителем как мануфактур¬


42
Я И. Талеров, А А Ширинянц
ных товаров, так и продуктов земледелия»^. Необходимо, по мнению Кропоткина, также учесть и примечательное явление экономической жизни XIX в. — «стремление к децентрализации», т. е. каждая нация находит всё более выгодным для себя «соединить <...> земледелие с возможно более разнообразными фабриками и заводами»64  65, сократив импорт необходимых продуктов из-за рубежа. Действительно, расширение международной специализации приводит к росту ненужных расходов на перевозки, а также ставит ряд стран в подчиненное и отсталое положение, при котором «значительное число промышленных и технических способностей, существующих среди народа, остается без употребления»66. Что касается научно-технических новшеств и открытий, областью распространения которых становится весь мир, то они не знают политических границ и, «если у отдельных народов обнаруживаются особые способности в отдельных отраслях техники или науки, эти различия уравновешивают друг друга, и преимущества одного народа над другими могут быть только временными». Стремления к экономической независимости, считает Кропоткин, особенно важны в преддверии революции, которая поставит восставших в положение экономической блокады, заставив поэтому «преобразовать все свое производство». Если это им удастся, то «они совершат полную революцию во всей экономической жизни страны, во всем производстве и распределении»67.
Еще один принцип организации нового общества касается интеграции труда68. Вообще идея сочетания труда, которая предполагала чередование четырех-пяти часов физического труда с пятью-шестью часами умственного, вынашивалась Кропоткиным с юности. Еще
64 Кропоткин П.А. Поля, фабрики и мастерские. Промышленность, соединенная с земледелием, и умственный труд с ручным / Пер. с англ. А. Н. Коншина; Под ред. авт. Изд. 4-е, переем, авт. и значит, доп. М.: тип. т-ва И. Д. Сытина, 1918. С. 42.
65 Кропоткин П.А Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 205.
66 Там же. С. 206.
67 Кропоткин П. А. Земледелие, промышленность и ремесла // Кропоткин П. А. Этика. Избранные труды. М., 1991. С. 382,207.
68 См.: Кропоткин П.А. Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 80. См. также: Кропоткин П.А Поля, фабрики и мастерские. Промышленность, соединенная с земледелием, и умственный труд с ручным. М., 1918. С. 215.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
43
в 70-х гг. XIX в., будучи членом революционного кружка «чайковцев», Кропоткин говорил рабочим: «Должен ли профессор <...> заниматься только чтением в указанные 7-8 часов лекций или вместе с тем заниматься очисткой нечистот в университетском здании и т. д.? Мы полагаем, что да, должен делать последнее. Так как образование класса умственной интеллигенции, образование класса аристократии чистого труда рядом с демократией черного труда вовсе нежелательно»69. Позднее в работе «Хлеб и воля» он скажет: «Разделение труда — это значит, что на человека наклеивается на всю жизнь известный ярлык, который делает из него завязчика узелков на фабрике, под- талкивателя тачки с таком-то месте штольни, но не имеющего ни малейшего понятия ни о машине в ее целом, ни о данной отрасли промышленности»70  71. По мнению Кропоткина, в обществе анархии свободный ассоциированный труд на благо всех станет источником творческого наслаждения. Производство в будущем анархистском обществе будет организовано, по его словам, таким образом, чтобы высокой производительности труда, сделавшей резкий скачок в современном капиталистическом обществе благодаря развитию химии и механики, была дана другая, отличная от узкого частнособственнического интереса, историческая миссия: «придать всеобщий характер этой высшей производительности <.„> и применить ее в интересах всех». Таким образом, речь должна идти о том, чтобы «производить-, с наивозможно меньшей затратой человеческих сил, наивозможно большее количество необходимых для благосостояния всех продуктов». Тогда каждый мужчина (женщины должны быть заняты воспитанием детей!) в возрасте от 20-22 до 45-50 лет сможет занимается «по пять часов в день <...> работами по выбору в какой угодно отрасли человеческих дел, признанных необходимыми» и при этом ежедневно иметь время, которое бы «он мог посвятить науке, искусству и индивидуальным потребностям, не входящим в категорию необходимых»11, но которые со временем, с развитием
69 Кропоткин П.А. Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя? // Революционное народничество 70-х годов XIX века: В 2 т. М.: Наука, 1964. T.1.1870-1875 гг. С. 64.
70 Кропоткин П.А Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 198.
71 Кропоткин П.А Завоевание хлеба // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994. С. 339,340.


44
П. И. Талеров, А А Ширинящ
производительности, также смогут войти в категорию необходимых. Труд на производстве будущего будет не только необходимым вкладом каждого в общее богатство, но и сможет приносить удовлетворение самому работнику, «сделается удовольствием, отдыхом», приобретет творческий характер. То же самое «будет и с домашним трудом, который в настоящее время общество сваливает на многострадальную женщину». Свободный труженик, в отличие от наемного, скованного экономическими факторами и производящего только самое необходимое, понимает, что «довольство и роскошь возрастают для него, так и для других пропорционально его усилиям, <и> развивает гораздо больше энергии и ума и получает значительно большее количество продуктов лучшего сорта»72.
Кропоткин считает, что «разнообразие — лучший залог развития промышленности посредством взаимодействия различных ее отраслей, залог развития и распространения технических знаний и вообще движения вперед; тогда как специализация — это, наоборот, остановка прогресса»73. И если высокая производительность труда имеет своим источником именно специализацию, то неизбежное игнорирование личностных качеств работника при монотонном и скучном однообразии многократно повторяемых технических приемов труда рано или поздно должно привести к застою. У рабочих появляется «настоятельная потребность разнообразить свою деятельность и искать случая применить к делу свои способности». Поэтому Кропоткин предлагает обратиться к более выгодной идее — интеграции труда, его объединения, поскольку идеальное общество — это такое, «где каждый трудится физически и умственно; где способный к труду человек работает в поле и мастерской; где каждая нация и каждая область, располагая разнообразием природных сил, сама производит и потребляет большую часть своих продуктов земледелия и промышленности»74. Ассоциированный труд, при котором удается преодолеть недостатки как индивидуального, малопроизводительного, так и крупного, узкоспециализированного производства, видится
72 Кропоткин П.А Завоевание хлеба // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994- С. 340,342.
73 Кропоткин П.А Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 206.
74 Кропоткин П. А. Земледелие, промышленность и ремесла // Кропоткин П. А. Этика. Избранные труды. М., 1991. С. 380, 381.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
45
ему единственно возможным в будущем обществе. В нем производственная ассоциация или община производит продукты не только для себя или только для других, а и для всего общества. Распределение же по потребностям уничтожит всякие привилегии образования и умственного труда над грубым физическим, зачастую неприятным или нездоровым. Общество, владеющее всеми общественными богатствами и провозглашающее право всех на эти богатства, «будет вынуждено оставить всякую мысль о заработной плате, в деньгах ли, в трудовых ли чеках, под какой бы формой она ни представлялась»75.
Системообразующим принципом коммунистического общества Анархии, по Кропоткину, является свобода личности. Несвобода для него — это отказ от какого-либо удовольствия под страхом наказания или порицания. Поэтому человечество «должно освободиться от страха наказания, уничтожив само наказание; и <„> от может устроиться на анархических началах, при которых исчезнет страх наказания и даже страх порицания». Свободе Кропоткин дает следующее определение: это «возможность действовать, не вводя в обсуждение своих поступков боязни общественного наказания (телесного, или страха голода, или даже боязни порицания, если только оно не исходит от друга)»76. В отличие от других форм общественной жизни, коммунизм может либо уменьшить, либо расширить эту свободу в широком диапазоне: от полной свободы личности до полного порабощения всех, в зависимости от того, «с какими основными воззрениями мы приступим к коммунизму <...> [и] определяется теми воззрениями на необходимость личной свободы, которые вносятся людьми в то или другое общественное учреждение». Основным началом коммунизма, ведущим к освобождению, а не к порабощению, является способность общества овладеть всем, что «нужно для производства и жизни сообща, производить нужное сообща, и потреблять сообща, не высчитывая, что каждый из нас произвел и потребил»77.
Общество будущего уничтожит и домашнее рабство — закрепощение женщины. Однако, в отличие от государственников, предла¬
75 Кропоткин П.А. Завоевание хлеба // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX — начала XX века. М., 1994- С. 345.
76 Кропоткин П.А. Коммунизм и анархия («Довольство для всех»). С. 18,19. См. также: Кропоткин П. А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 387,388.
77 Кропоткин П.А. Коммунизм и анархия («Довольство для всех»), С. 19, 22.


46
Я И. Талеров, А А Ширинянц
гающих облегчение участи женщин путем организации коммунального проживания и обслуживания в фаланстерах, Кропоткин считает, что «огромное большинство людей все-таки предпочитает жизнь семейную <...> отдельные квартиры <„> даже отдельные домики из четырех, пяти или более комнат» и поэтому женский вопрос необходимо решать с учетом сохранения семьи. Освободить женщину — это значит «избавить ее от отупляющего труда кухни и прачечной <...>, чтобы дать ей возможность <„> иметь достаточно свободного времени, чтобы принимать участие в общественной жизни». Свобода женщины, по мнению Кропоткина, будет обеспечена посредством использования «всевозможных машин», максимально освобождающих всех от ручного домашнего труда. Семья должна будет «выйти из своей теперешней обособленности, соединиться в артель с другими семьями, чтобы сообща делать ту работу, которая теперь делается в каждой семье порознь» и связана, например, с более сложным обслуживанием целого жилого дома, района. Кропоткин предлагает учредить такие общества, которые могли бы практически устранить домашнюю работу (приготовление пищи, доставка продуктов, стирка белья и т. п.) для каждой группы домов»78.
Кропоткинская характеристика общества будущего включает утверждение о высокой нравственности, которой можно достичь только при анархистском коммунизме. Под нравственностью Кропоткин понимает такие черты, как общительность, справедливость, готовность к самопожертвованию в «силу непреоборимого внутреннего побуждения»79, а не под воздействием меркантильных или эгоистических интересов. Нравственность прошла долгий путь эволюции и своими корнями имеет природное начало. Чувство взаимной поддержки (солидарности), существующее в животном мире с момента его первых зачатков, дало основу для формирования нравственного чувства в человеческой среде. В «происхождении нравственного чувства ничего нет таинственного и сентиментального», поскольку известно, что взаимная поддержка имела «для прогрессивного развития животного мира гораздо большее значение, чем все приспособ¬
78 См.: Кропоткин П.А Хлеб и воля // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 132,136,134,135.
79 Кропоткин П.А Справедливость и нравственность // Кропоткин П. А. Этика. Избранные труды. С. 275.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
47
ления организмов, которые могли явиться в силу борьбы между отдельными особями». Еще сильнее это чувство развито среди людей, превращаясь в нравственную привычку. Только благодаря ему людям «удалось сохранить свою сравнительно слабую породу вопреки природным препятствиям, стоявшим на ее пути, и высоко развить свой разум». Именно поэтому чувство солидарности даже в самые сложные исторические моменты никогда полностью не исчезает в обществе: «оно все-таки живет в мыслях большинства и, в конце концов, вызывает протест против худых, эгоистичных учреждений — революцию. Оно и понятно: без этого общество должно было бы погибнуть»80.
Анархисты, объявляя равенство во всем — синонимом справедливости, объявляют войну «не только отвлеченной троице: закону, религии и власти», но и вступают «в борьбу со всем этим грязным потоком обмана, хитрости, эксплуатации, которые влиты в наши сердца управителями, религией и законом». Принцип равенства у Кропоткина шире того значения, которое придавали ему моралисты: он содержит в себе требование уважения к личности, а анархисты, по его утверждению, отказываются «присваивать себе право <...> ломать человеческую природу во имя какого бы то ни было нравственного идеала»81. Личность должна быть полностью свободной, свободно развивать все свои способности.
В обществе Анархии уйдут в прошлое лицемерие и обман. Случится это, считает Кропоткин, благодаря воздействию тех, кто уже сейчас создает истинную нравственность, расточая «свое чувство, свой разум и свою активную силу на служение человечеству, ничего не требуя себе взамен». Эти люди подготовляют нравственность будущего, когда «перестав “считаться”, наши дети будут расти в той мысли, что лучшее применение всякой энергии, всякой отваги, всякой любви там, где потребность в этой силе всего больше». Подсознательно используя это нравственное «обязательство», выражающееся в понятии: «жизнь может поддерживаться, лишь расточа- ясь», потомки сумеют расточить свою «энергию страстей и ума, чтобы распространить на других <...> разум, <...> любовь, <„.> активную
80 Кропоткин П.А Нравственные начала анархизма // Кропоткин П. А. Этика. Избранные труды. М., 1991- С. 298-299.
81 Там же. С. 301,307.


П. И. Таперов, А А Ширтянц
силу». Призывая своих современников вступить в борьбу против неравенства и угнетения, Кропоткин был уверен, что именно в этой борьбе можно найти великие радости активной жизни в противовес «годов растительного прозябания в болотной гнили»82.
В Сибири с Кропоткиным произошел курьезный случай. Однажды он попал на пароход «Граф Муравьев-Амурский», капитан которого настолько перебрал горячительных напитков, что оказался не в состоянии управлять судном. Энергичный и любознательный Кропоткин принял штурвал корабля, хотя отсутствие опыта и вызывало в нем понятные сомнения относительно поспешно взятых на себя функций капитана. «Но скоро, к великому моему изумлению, я убедился, что все идет так прекрасно само собою, что мне делать почти нечего, хотя я и прохаживался торжественно весь день по капитанскому мостику», — любил он потом вспоминать83.
Прошло много лет. На одном из анархистских митингов в Швейцарии оратору-Кропоткину один из слушателей-рабочих задал вопрос: «А как полагаете, товарищ, на пароходе во время рейса будет капитан или другое какое-нибудь главное лицо, распоряжениям которого все обязаны подчиняться?» Убежденный анархист, конечно же, стал доказывать, что «даже и на пароходе можно будет обходиться без “начальника”, так как среди пассажиров всегда найдется доброволец, умеющий управлять пароходом; такое лицо возьмет на себя обязанности капитана, но без его власти над остальными, и все охотно будут следовать его “советам” и “указаниям”, а не “требованиям” и “приказам”...
— Спасибо, — воскликнул тот же рабочий, — я на таком пароходе не поехал бы: мне жизнь еще не надоела»84.
Охарактеризовав анархию как «безначалие», Кропоткин, казалось бы, дал точное определение ходу своих рассуждений: идеально такое общество, в котором нет государственной власти. Но анархизм не отрицает организующего начала в обществе, организация жизни, в концепции Кропоткина, не происходит наобум, спонтанно. Анар¬
82 Кропоткин П. А Нравственные начала анархизма // Кропоткин П. А. Этика. Избранные труды. М., 1991. С. 308-311,317.
83 Кропоткин П. А Записки революционера. М., 1990. С. 202.
84 Дейч Л. Г. Русская революционная эмиграция 70-х годов. Пг, 1920. С. 15.


ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
49
хическое общество — это не хаос и не утопия. В работе «Современная наука и анархия» мыслитель поясняет, что утопия представляет собой принципиально неосуществимый идеал, тогда как анархия — это идеал, пока не осуществленный, но основанный на фактах, уже имеющих некоторое подтверждение в современном обществе, что позволяет говорить, скорее, о «научном предвидении»85. Описывая общество Анархии, Кропоткин с увлечением производил всевозможные математические расчеты, опираясь на условные статистические данные, и в духе своего времени прогнозировал технические открытия: женщине он обещал машины, облегчающие ведение домашнего хозяйства, землепашцу — трактор, рабочему — станки со сложными вычислительными приборами. Все эти фантастические во времена Кропоткина вещи сегодня стали частью обыденности.
Самодостаточное общество, функционирующее согласно рецептуре анархизма, способно выдержать все внутренние конфликты, убеждает читателя Кропоткин. Движущие силы нового порядка — солидарность и «смелая инициатива каждого» — в конечном итоге преодолеют феодальные и капиталистические установки. В этом, собственно, и заключается социальная революция. Единственная опасность кроется лишь в инертности многих людей и боязни начинаний, свойственной людям и приобретенной в результате многовекового рабства. При этом Кропоткин не отвечает на вопрос, почему события будут развиваться тем или иным образом. Ответ он заменяет формулировкой «сама жизнь толкает нас в этом направлении»86.
После смерти Кропоткина его последователи пересмотрели многие положения анархизма. В этом смысле правомерна метафора И. 3. Штейнберга, утверждавшего, что анархия — не социологический предел, берег, к которому нужно пристать, а скорее, духовный ветер, надувающий паруса переходного периода87. Востребованность анархистской доктрины, разработанной Кропоткиным, во
85 Кропоткин П. А. Современная наука и анархия // Кропоткин П. А. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. С. 289-
86 Кропоткин П.А Хлеб и воля // Кропоткин П. А Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990. С. 119.
87 См.: Штейнберг И. 3. Место анархизма в левом народничестве // Петр Кропоткин. Сборник статей под редакцией А. Борового и Н. Лебедева. Книгоиздательство «Голос труда». П.; М., 1922. С. 148.


50
Я И. Талеров, А А Ширитнц
многом определялась нравственной притягательностью его собственной личности. Ромен Роллан однажды выразился так: «Я очень люблю Толстого, но мне часто казалось, что Кропоткин был тем, о чем Толстой только писал. Он просто и естественно воплотил в своей личности тот идеал моральной чистоты, спокойного ясного самоотречения и совершенной любви к людям, которого мятущийся гений Толстого хотел достичь во всю свою жизнь и достигал только в искусстве»88. Кропоткин всегда отвергал обвинения в идеализме, звучавшие в его адрес, однако история подтверждает, что человеческая порода слишком несовершенна, и нравственная максима Кропоткина усвоению не подлежит. Тем не менее, востребованность выводов, сделанных Кропоткиным более ста лет назад, не вызывает сомнений, о чем свидетельствует активная деятельность многих анархистских движений сегодня. Несовершенство социальных отношений, чрезмерное вмешательство государства в жизнь общества и понимание необходимости всеобъемлющей децентрализации для обеспечения благополучия человека делают взгляды Петра Алексеевича Кропоткина как никогда актуальными.
Составители выражают глубокую благодарность А. Н. Гарявину, А. В. Гордону, Л. Ю. Гусману, А. В. Бирюкову, В. Д. Ермакову, В. В. Кри- венькому, В. А. Маркину, С. А. Мндоянцу, Д. И. Рублёву, П. В. Рябову, К. Р. Ситдыковой, В. В. Шелохаеву, всем коллегам, неравнодушное участие которых в данном проекте и существенную поддержку в подготовке к печати этой книги трудно переоценить.
П. И. Талеров, кандидат исторических наук, доцент, АЛШиринящ, доктор политических наук, профессор
Цит. по: Пирумова H. М. Петр Алексеевич Кропоткин. М, 1972. С. 218.


П. А. КРОПОТКИН
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ


ДОЛЖНЫ ЛИ МЫ ЗАНЯТЬСЯ РАССМОТРЕНИЕМ ИДЕАЛА БУДУЩЕГО СТРОЯ?
Часть I
Я полагаю, что должны.
Во-первых, потому что в идеале мы можем выразить наши надежды, стремления, цели, независимо от практических ограничений, независимо от степени осуществления, которой мы достигнем, а эта степень осуществления определяется чисто внешними причинами.
Во-вторых, потому что в идеале может выразиться, насколько мы заражены старыми предрассудками и тенденциями. Если некоторые бытовые стороны покажутся нам так святы, что мы не посмеем их коснуться даже при разборе идеальных, то насколько же велика будет наша смелость при практическом уничтожении всяких бытовых особенностей? Другими словами, хотя умственная смелость вовсе не есть ручательство за смелость практическую, но умственная мыслебоязнь есть уже наверно мерило мыслебоязни практической.
Говоря об определении идеала, мы, конечно, имеем в виду определение только четырех-пяти крупных черт этого идеала. Все остальное должно быть неумолимым осуществлением в жизни этих основных начал. Поэтому оно не может быть предметом обсуждения теперь. Формы осуществления не могут быть выведены научным путем. Практически они могут быть выведены только путем многократного практического обсуждения незадолго до и во все время осуществления на месте, в общине, в артели, а не теперь при зарождении дела1.
Нет никакого сомнения в том, что между различными социалистами самых разнообразных оттенков существует довольно полное согласие в их идеалах, если взять их в самой общей форме. Общественный быт, которого осуществления они желали бы в более или менее близком будущем, вообще довольно одинаков; и различия между их идеалами скорее происходят не от коренных различий в идеале, а оттого, что одни сосредоточивают все свое внимание на таком идеале, который может, по их мнению,


54
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
осуществиться в ближайшем будущем, другие — на идеале, по мнению первых, более отдаленном, чем от коренных различий в самом идеале.
В самом деле, все теперешние социалисты стремятся к возможно более полному равенству условий развития отдельных личностей и обществ. Все они желали бы осуществления такого строя, чтобы каждый имел бы одинаковую возможность зарабатывать себе средства к жизни личным трудом, т. е. чтобы каждый имел бы одинаковое право на пользование теми орудиями труда и сырьем, без которых никакой труд невозможен, чтобы каждый был бы поставлен в необходимость зарабатывать себе средства к жизни личным трудом, чтобы распределение полезных занятий в обществе было бы такое, при котором невозможно образование класса, занятого пожизненно, а тем более наследственно, исключительно привилегированным трудом, т. е. трудом, более приятным, менее тяжелым и менее продолжительным, но дающим право на одинаковое благосостояние с прочими или даже большее, чтобы каждый имел одинаковую возможность, наравне со всеми остальными, получить то теоретическое образование, которое ныне составляет удел лишь немногих, чтобы отношения отдельной личности ко всем остальным были бы таковы, при которых, пользуясь наибольшею суммою благ от этих отношений, она несла бы вместе с тем наименьшее количество стеснений ее личной свободы и ее личного развития2. Словом, коротко выражая эти положения, нынешние социалисты стремятся к равенству: в правах на труд; в труде3; в способах образования; в общественных правах и обязанностях, при наибольшем возможном просторе для развития индивидуальных особенностей; в способностях, безвредных для общества4.
Такова программа громадного большинства, если не всех социалистов нашего времени. Даже те, которые, по-видимому, проповедуют идеал совершенно иной, те, которые, напр., проповедуют в конечном идеале государственный коммунизм5 или6 иерархический строй и т. п., в конце концов желают того же; и если они сосредоточивают сильную власть в руках или правящего меньшинства или выборных старцев и, таким образом, приносят в жертву, напр., личную самобытность, но отнюдь не потому, чтобы они не придавали ей никакой цены или считали ее вредною,


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
55
но только потому, что они не находят возможным осуществление такого строя, при котором все четыре формы равенства осуществлялись в одинаковой мере, и жертвуют одною из форм для достижения прочих. При этом никто из живых последователей этих ученых социалистов и не думает, чтобы какая бы то ни было общественная форма могла закаменеть и не подлежать дальнейшему развитию.
Мы рассмотрим теперь все вышеупомянутые различные формы и условия равенства порознь и посмотрим, насколько они совместимы друг с другом и насколько необходимо совместное осуществление всех их для прочности каждого; причем практические меры, кажущиеся теперь полезными для осуществления каждого из этих идеалов, рассмотрим особо.
Первое условие равенства ясно само по себе и менее всего может быть предметом спора.
Чтобы каждый член общества имел возможность зарабатывать себе средства к жизни своим трудом — не закабаляясь ради этого никому, никакой отдельной личности или компании, или артели, — он, очевидно, должен иметь возможность во всякое время взять ту лопату, которою он намерен копать, тот хлопок, из которого он намерен спрясть нитку или соткать ткань, тот хлеб, одежду, квартиру, где он должен жить, прежде чем изготовить вещь, имеющую меновую ценность7 для общества, то помещение, где он будет работать. Очевидно, что если в былые времена производство было так просто, что для всего этого не требовалось большого накопления прежних продуктов своего труда, если всякий, работавший хотя бы только орудиями труда, имевшимися в его семье, над теми сырыми продуктами, которые он брал бесплатно у природы, мог производить полезные меновые ценности, то ныне, — и в этом состоит прогресс общества, — предварительное накопление продуктов труда для создания орудия производства и заготовления сырья должно быть так велико, что не может быть делом ни отдельной личности, ни отдельной группы личностей. Ясно, следовательно, что если желательно, чтобы личность, принимаясь за работу, не должна была закабалять себя, не должна была уступать часть своего труда, своих сил и своей независимости ни постоянно, ни временно отдельным личностям, произволу которых всегда принадлежало бы определить, как велика должна быть эта часть, то необходимо, чтобы ни орудия труда (ору¬


56
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
дия, машины и фабрики), ни места возделывания сырых продуктов (земля), ни запасенные ранее сырые продукты, ни средства для запа- сения8 их и передвижения в данное место (пути сообщения, складочные магазины и пр.), ни средства существования во время работы (запасы средств пропитания и дома) не находились в руках отдельных личностей.
Таким образом, мы приходим к отрицанию в будущем строе, осуществления которого мы желаем, всякой личной собственности, всякой собственности товарищества на паях или акциях, артелей и т.п.
Те писатели прежнего времени, которые приходили к подобному заключению, не видели другого исхода, как передача всего общественного капитала государству, т. е. сильной организации, представляющей собой интересы общества и заведывающей всеми делами, какие касаются всего общества в совокупности.
Ей предоставлялось обеспечить за каждым членом общества возможность получить нужные ему орудия труда и пр.; ей же предоставлялось распределять между членами общества выработанные ими продукты. Но именно поэтому блестящие сны последователей этих учений и не находили себе достаточно приверженцев среди тех, которые должны были осуществить эти сны в действительности. В самом идеале этих учений осуществлялась только одна сторона жизни, экономическая. Те же, которые привыкли мыслить конкретными образами, очень хорошо понимали, что какие бы сочетания условий ни были измышлены для того, чтобы такое правительство выразило собою образ мыслей большинства, как бы ни был подвижен, изменчив и удобоизменяем его состав, но всегда тот кружок личностей, в пользу которых общество отказывается от своих прав, будет властью, отдельною от общества, стремящеюся расширить своё влияние, свое вмешательство в дела каждой отдельной личности9. И чем шире круг действия этого правительства, тем более опасности порабощения для общества, тем более вероятности, что правительство перестанет быть выражением выгод и желаний большинства.
Поэтому как массы, так и многие отдельные мыслители издавна поняли, что передача такой самой существенной основы жизни общества в руки какого бы то ни было выборного правительства была бы источником самых существенных неудобств, если не просто самоубийством общества.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
57
От этого сознания самый естественный переход был к тому, что весь капитал, накопленный в том или другом виде предыдущими поколениями, должен стать достоянием всех, всего общества, которое само и должно быть полновластным его распорядителем10.
Ближайшую непосредственную форму, выражение этого идеала, составляют: признание всего наличного капитала, разрабатываемого или нет, собственностью всех членов той территориальной единицы (группы областей, нации, страны), где совершается социальный переворот; признание всего разрабатываемого общественного капитала (возделываемой земли11, работающихся руд, фабрик, действующих или строящихся железных дорог, жилых домов и пр.) отданным в пользование (на некоторый срок) тем лицам, которые ныне прилагают свой труд; принятие нужных мер для того, чтобы уравнение невыгодных условий, в которых находятся отдельные работающие группы, совершилось в различных мелких территориальных единицах (городе, губернии) путем взаимного соглашения этих групп, не устраняя возможности дальнейших перераспределений для уравнения неравномерностей условий в более обширных союзах мелких территориальных единиц.
Но еще яснее второе условие равенства, именно, чтобы каждый был поставлен в необходимость зарабатывать себе средства к жизни личным трудом. Это стремление обще всем социалистам и совершенно ясно выражается ими. Разногласия возникают только относительно того, что следует считать личным трудом. Но это разногласие в значительной мере есть следствие простого недоразумения12. Все экономисты издавна отличали производительный труд от труда полезного, причисляя к последнему труд ученых, писателей, художников, администраторов и пр. Но это подразделение едва ли пригодно в данном случае, и едва ли не разрешило13 подразделение на труд нужный данной группе и н е н у ж н ы й14. Мы полагаем, что трудом следует считать только такое производство, которым может пользоваться все общество и ж е л а е т пользоваться значительное его большинство. Таким образом, мы должны были бы включить в нашу формулу: «трудом, на который есть спрос в большинстве общества». Понятно, что классификация различных родов труда может быть во взаимных отношениях членов данной группы общества делом только этой группы, а во всех прочих отношениях этой группы к другим таким же группам — делом тех групп, с которыми она всту¬


58
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
пает в союз или в обмен произведений. Таким образом, в общине, где не все члены общества умеют читать и писать и не все могут приобретать дальнейшие знания, преподавание высшей алгебры может быть признано не трудом и может быть только делом досуга. С другой стороны, если все общество настолько развито в музыкальном отношении, что слушание музыкальных пьес стало для него необходимостью, то исполнение этих пьес может быть признано трудом, подлежащим оплате равнозначащим ему другим трудом, — если только такое признание было делом большинства группы. Очевидно, однако, что другие группы, менее развитые в музыкальном отношении, могут не признать музыкальных инструментов, вырабатываемых первою группою, продуктом нужного им труда и не соглашаться на обмен их на равнозначащее количество труда, который у них признается нужным. Громадное различие такого положения дел от современного очевидно из того, что теперь горсть личностей, завладевая чужим трудом, имеет право расходовать его бесконтрольно для удовлетворения своих потребностей и, таким образом, трудом всех оплачивает производства или поступки, нужные ей одной. Это зло устраняется15.
Но не раз было высказано, что такой порядок дел, который мы имеем в виду в нашем идеале, имеет за собою другой недостаток. Говорилось, что потребности большинства вовсе не суть потребности прогресса человеческого общества; что всегда прогресс в обществе шел таким путем, что некоторое меньшинство, случайно попавшее в особо благоприятные условия, развивалось более всех остальных, открывало и вещало миру новые истины, которые воспринимались несколько подготовленными личностями. Хотя мы сомневаемся, по нижеизложенным причинам, чтобы таков был в большинстве случаев ход прогресса в обществе и чтобы он всегда должен был быть таким, но, допустив даже, чтобы таков был единственно возможный ход прогресса в данном направлении, хотя бы в каком-нибудь редком, хотя бы даже исключительном случае, мы, конечно, должны подумать, не может ли предполагаемая нами в идеале классификация труда задушить этот проблеск прогресса?
Понятно, однако, что все рассуждавшие таким образом исходили из современного положения дел и воображали себе идеальную оценку труда в нынешнем обществе при нынешней удушающей обстановке мастерских, при разъедающем силы непосильном труде,


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
59
при той невозможной продолжительности машинального труда, ко- торая необходима теперь для того, чтобы иметь хоть кров и корку хлеба. Но очевидно, что та классификация занятий, о которой мы говорим, возможна только в обществе, подвергшемся переделке, о которой говорилось по поводу первого условия равенства. И для такого общества немыслимо отсутствие довольно продолжительного досуга. Если некоторые экономисты и говорили, что раздел всего теперешнего дохода нетрудящейся части общества поровну между всеми членами общества повысил бы средний заработок каждого члена только на 5 су (8 коп.), то опять-таки эти экономисты брали условие невозможное, т. е. воображали себе дележку, невозможную в теперешнем обществе, происходящую в теперешнем обществе при сохранении теперешних условий и формы производства. Теперь, конечно, невозможно даже определить, сколько времени пришлось бы каждому члену общества трудиться над производством предметов, необходимых для доставления всем членам общества комфорта, равного комфорту людей низших частей теперешнего среднего класса. Но можно прямо сказать, что если теперь каждый работник содержит средним числом (в Германии и во Франции), кроме себя16, еще трех, а во Франции — почти четырех человек, из которых только один есть член рабочей семьи, а остальные двое, почти трое, суть паразиты их семьи17, то имея надобность содержать в лучше организованном обществе только одного, много двух человек, т. е. всего, вместе с ним самим, от двух до трех чел[овек], вместо четырех-пяти человек, он может работать уже вдвое менее, т. е. пять с половиной часов вместо 11 часов в день, — всего 33 часа в неделю, и вместе с тем абсолютно нисколько не уменьшить своего благосостояния. Вспомнив далее все непроизводительные расходы общества, обуславливаемые главным образом их общественною неурядицею (войска, войны, тюрьмы и суды, тяжбы и пр. пр.), вспомнив далее, какие несметные количества труда тратятся на производство предметов, не служащих для увеличения производительных сил народа, — мы, конечно, поймем, как велик был бы досуг, который оставался бы в справедливо устроившемся обществе, за удовлетворением даже такого разумного комфорта, о котором теперь и не мечтают баре средней руки; мы поймем тогда, насколько был ближе к правде Оуэн18, утверждавший, что для этого и для многого другого достаточно было бы трехчасовой работы всех членов общества.


60
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Вот почему (допустив даже прогрессивное влияние меньшинства) мы полагаем, что отдельные личности имели бы совершенно полную возможность для выработки всех тех прогрессивных идей, которые отдельные личности могут выработать для распространения их, для изобретения всех тех механических орудий, которые могли бы облегчить человечеству удовлетворение его потребностей, для изобретения и усовершенствования всех тех наслаждений, которые способствуют дальнейшему развитию человека. Подготовленность почвы в обществе, которое состояло бы из членов, имевших возможность с детства получать такую подготовку, составляющую теперь удел лишь редких счастливцев; способность этого общества к восприятию всего хорошего с устранением теперешних помех; возможность отождествить хорошее с общественно-полезным и дурное — с общественно-вредным; наконец, наплыв в область творчества ремесленного, научного и художественного всей ныне бездеятельной массы, — вот залог прогресса в будущем обществе, не только не меньшего, чем теперь, но в 10,100 раз большего.
Поэтому мы считаем наше второе условие необходимым условием равенства и ближайшим, но вместе с тем и довольно полным шагом к достижению этой части идеала равенства, мы считаем: признание общественной меновой стоимости только за такими предметами, которые будут признаны нужными обществу большинством данной группы, данного союза групп.
Все сказанное сейчас приводит нас также к убеждению в осуществимости и практической целесообразности такого распорядка полезных занятий, при котором не существует группы личностей, занятых исключительно привилегированным трудом, напр., трудом умственным, управлением некоторыми делами фабрики, завода, общины и т. п. В том, что существование такого класса людей есть проявление неравенства, само по себе вовсе нежелательное, очевидно, не может быть никакого сомнения. Сомнения и возражения могут быть только в том смысле, что: 1) существование такого класса необходимо для дальнейшего развития самого общества; 2) с точки зрения необходимого, по мнению многих, разделения труда.
Мы сказали выше, что не находим ни справедливым, ни полезным оплачивать общественным трудом предметы, полезные или нужные только меньшинству. Мы сказали также, что для производства этих предметов достаточно будет досуга по окончании работ'9,


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
61
требуемых общ[ест]вом, и что возможные размеры досуга вместе с увеличением подготовленности почвы и увеличением числа людей, имеющих возможность употреблять досуг на всевозможные занятия, содействующие прогрессу общ[ест]ва20, суть достаточный залог против застоя в культуре и цивилизации общ[ест]ва.
Теперь мы идем далее. Мы говорим, что среди занятий, которые будут признаны нужными данною группою людей, могут быть занятия, так сказать, привилегированные. На первых же порах всякой общине потребуется школьный учитель, медик, бухгалтер; через несколько времени потребуется профессор, ученый, техник, пожалуй, финансист, и т. д. Спрашивается, но выгоднее ли будет для самой общины, чтобы школьный учитель занимался только обучением детей в течение тех 7-8 часов, которые придется каждому члену общ[ест]ва употреблять на общественно нужные занятия, не употребляясь ни на какие другие работы; или же он должен вместе с тем ежедневно или поочередно отправлять другие обязанности по так называемой] черной работе, напр., колоть дрова для школы (если бы это понадобилось21), мыть или натирать полы, топить печи, мести школьный двор, вытачивать учебные пособия и т. д., и т. д. Должен ли профессор — в такой общине, где таковой потребовался, — заниматься только чтением в указанные 7-8 часов лекций и[ли] вместе с тем заниматься в мастерской изготовлением физических приборов вместе с[о] слесарями и механиками, заниматься очисткой нечистот в университетском здании и т. д.? Мы полагаем, что да, должен делать последнее. Так как с образованием класса умственной интеллигенции, образование класса аристократии чистого труда рядом с демократией черного труда вовсе нежелательно, то весь вопрос, следовательно, только в том, насколько выгодно для общества такое распределение занятий, при котором отдельные личности не специализируются так, как теперь. Дарвин22, занимающийся вывозом нечистот, потому только кажется людям абсурдом, что они не в состоянии отрешиться от представлений23, целиком взятых из современного общества; только потому, что они забывают, что для того, чтобы могла образоваться такая личность, как Дарвин, опередившая в умственном развитии свое общ[ест]во на целое столетие, нужен был подбор в течение многих лет особо благоприятных, исключительных условий; только потому, наконец, что они допускают (конечно, бездоказательно), что если бы Дарвин и Уоллес24 не высказали в 1859 г. гипотезы естествен¬


62
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ною подбора, то человечество продолжало бы не знать ее еще долгие века и что нет такого сочетания общ[ественн]ых условий, при котором эта гипотеза могла бы быть высказана не только в 1859 г., но даже несравненно раньше; только потому, наконец, что они считают единственным или наиболее выгодным ходом прогресса в человечестве появление у отдельных личностей таких воззрений, которые опережают массу общества на целые столетия или тысячелетия. Все эти воззрения и представления, однако, в высшей степени неверны.
В силу всего сказанного мы считаем совершенно необходимым на первых же порах25: признание ненужности класса, пользующегося привилегированным родом занятий, другими словами — признание обязательности ручного мускульного труда для всех членов общества рядом с признанием в выборе этих занятий полной свободы каждой личности, если она докажет свою способность к избираемому роду занятий26.
Осуществление этих двух условий равенства и переход их в действительную жизнь обеспечиваются осуществлением четвертого условия, т. е. равенства в образовании, — не только возможности равенства в образовании, но действительного.
Безусловно отрицая, чтобы наиболее выгодное прогрессивное движение в обществе совершалось путем развития меньшинства, получающего образование несравненно большее, чем остальное общество, мы вовсе не хотим на общественные средства выделять такое меньшинство; поэтому нам не нужно ни университетов, ни академий, содержимых на общественные средства, если ими не пользуется каждый без исключения член общества. Если отдельные личности, захотевшие употребить свой досуг на дальнейшую разработку своих умственных способностей, будут учреждать высшие учебные заведения, ученые общества, консерватории и т. п. — пусть учреждают они их на продукты своего досуга, пусть посещают их в часы досуга, в то время как другие члены общества будут тратить эти часы досуга на забавы или увеселения; но общество, не желающее накладывать руки на те условия равенства, которых добилось своими усилиями, не должно уделять на эти учреждения ни одной единицы общественного труда27.
Мы не хотим, чтобы само образование с детского возраста стремилось разбить людей на управляемых и управляющих, из которых первые знакомы по преимуществу с черною работою труда, необхо¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
63
димого для их обыденной жизни, а вторые — преимущественно с приемами управления и с так называемыми высшими проявлениями человеческого ума. Поэтому нам вовсе не нужно университетов, которые создадут докторов, тогда как большинство трудящихся на этом же поприще будут обречены на исполнение обязанностей сторожей, сиделок или фельдшеров; адвокатов, тогда как большинство может быть только писцами; профессоров — рядом со сторожами кабинетов, ученых технологов — рядом с горнорабочими.
Повторяя формулировку Прудона28 мы скажем: если морское училище не есть само судно с его равноправными матросами, получающими теоретическое образование, то оно создает офицеров над матросами, а не матросов; если техническое училище не есть сама фабрика, сама мастерская плюс школа, то оно создает мастеров и управляющих, а не рабочих и т. д. Нам не нужно этих привилегированных учреждений, нам не нужно ни университетов, ни технических училищ, ни морских академий, созданных для немногих; нам нужна больница, фабрика, химическое производство, судно, производящая мастерская плюс школа для работающих, которая, ставши уделом всех, с невообразимой быстротой перешагнет уровень теперешних университетов и академий. Устранив весь ненужный балласт бесполезных знаний, изобретая ускоренные приемы образования (которые всегда являются лишь тогда, когда является на них неотложный спрос)29, школа подготовит здоровых работников, одинаково способных как к дальнейшему умственному, так и к дальнейшему физическому труду.
Сколько часов в каждом возрасте должен будет ученик заниматься производством (не играть в производство, как в нынешних технических и реальных училищах) и сколько часов теоретическими занятиями и до которого периода30 последнее будет обязательно, решит тогда каждая община, каждый округ независимо — и, конечно, это решение будет не случайное, как теперь, на основании разумных начал.
Мы должны сказать, наконец, несколько слов об обязательности образования, которое всегда было предметом стольких споров.
Мы полагаем, что источник всех споров был тот, что возражавшие против этой обязательности всегда имели в виду современное государство, со всеми его атрибутами. Но очевидно, что мы можем говорить об обязательности образования не в нынешнем общ[ест]ве


64
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
с его теперешним государством, а в будущем общ[ест]ве с теми учреждениями, которые будут выполнять те из полезных отправлений (или, вернее, могущих быть полезными), которые теперь отправляет государство. Поэтому мы, конечно, считаем, что в будущем общ[ест]ве образование до известных пределов, определяемых самим общ[ест]вом, будет и должно быть обязательным.
В силу сказанного мы считаем необходимым, для осуществления этой четвертой стороны идеала равенства, признание необходимости закрыть все университеты, академии и проч. высшие учебные заведения и открыть повсеместно31 школу-мастерскую, которая в очень скором времени объемом преподавания, конечно, доразовьет- ся до уровня теперешних университетов и превзойдет их.
Установить согласие по пятому пункту политического равенства всегда было всего труднее для всех социальных школ. Несколько десятков лет научные представители социализма не находили даже возможным осуществить свои идеалы иначе, как при посредстве сильного централизованного государства, сильного правительства, которое устанавливало бы, регулировало бы все общественные отношения, вмешивалось бы во все мелочи частной жизни людей. Особенно развились эти понятия среди писателей Фр[анции] и Германии]32. Но оттого и естественное] отвращение как во многих массах, так и в весьма искренних социалистах от прочих справедливых начал коммунизма.
Понятно, однако, что все это есть следствие простого недоразумения. Избавленный от вечно грозящего представления всемогущего правительства, коммунизм стал быстро распространяться даже в Зап[адной] Европе, в измененной и ограниченной форме, под именем коллективизма33.
С другой стороны, многие лучшие мыслители нынешнего столетия34 стремились определить литературным путем, каким сочетанием условий может быть достигнут такой порядок дел, при котором отдельной личности обеспечивается наибольшая свобода действий и развития при наименьших стеснениях. Понятно, однако, что покуда эти мыслители задавались мыслью выработать только чисто политические отношения, они не могли дойти ни до каких практических результатов. Но с перенесением вопроса в область экономических отношений вопрос решается гораздо проще. Самая идеальная форма, до которой доработались защитники государственной идеи, есть


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
65
федеративно-республиканская, с такою самобытностью общины, при которой ей приходится решать независимо как можно больше дел с возможно большею независимостью округа и, наконец, штата. Такую форму мы видим в Соединенных] Штатах Амер[ики]35. Необходимым дополнением этой формы считается в Европе то, что некоторые законы отдаются на голосование всего народа, всех граждан, как мы это видим в некоторых кантонах Швейцарии и во всем Швейц[арском] Союзе для законов, касающихся изменений Союзного Уложения36. Дальнейшим улучшением этой формы считается, наконец, отдача всех законов на народное голосование с предоставлением правительству права издавать от себя только.
Перечислять здесь все неудобства таких форм, все нарушения свободы, к которым они приводят, всю неспособность этих форм выражать, хотя [бы] в болып[инст]ве случаев, волю и желание большинства было бы неуместно. Эта критика делалась много раз, и достаточно сказать, что все ее выводы выведены не из логического разбора возможностей, а из критики реальных, ныне совершающихся явлений. Достаточно, наконец, сказать, что весь этот разбор привел к следующим положениям: помимо всех тех качеств и свойств всякого правительства, которые вытекают из экономической неравноправности, все указанные формы приводят к тому:
«что центральное правительство округа, штата и Союза не есть выражение воли большинства населения;
что, постоянно усиливаясь, оно ведет к захвату прав штата, округа, общины;
что отдельные личности, обладающие большею энергиею, могут, хотя на время, захватывать в свои руки большую власть и парализовать все необходимые меры, которые желает принять большинство;
что, создавая весьма сложную государственную машину, требующую долговременной практики для ознакомления с ее механизмом, такой порядок ведет к образованию класса, специально занимающегося государственным управлением, который, пользуясь приобретенной опытностью, начинает морочить остальных ради собственных ВЫГОД;
что, наконец, граница между законом и постановлением не может быть проведена даже с приблизительною точностью и что т[аким] о[бразом] приходится передать значительную власть в руки


66
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
центрального правительства округа или штата за невозможностью ежедневно собирать весь народ для голосований».
Вся эта критика привела Прудона к отрицанию всякого правительства, к безначалию (анархии).
Чтобы решить вопрос между предложенными воззрениями, не вдаваясь в очень обширные рассуждения, мы обратимся к самому корню государственной идеи.
Черта, общая всякому правительству, есть та, что члены общины, округа, штата государства лишены части своего права решать свои собственные дела и это право предоставлено нескольким личностям. При этом определяется в общих чертах, какие именно дела могут решать эти личности, составляющие местное правительство. Не менее коренная черта та, что этой группе личностей предоставляется решать не одно какое-либо частное дело, но все те дела, которые возникли или могут возникнуть по управлению общими делами, и определяется только объем, в котором они могут решать эти дела. Другая черта, общая всякому правительству, столь же основная, есть та, что этой же группе личностей или же еще меньшей группе, избираемой либо первою, либо всею остальною совокупностью народа в государстве, округе или общине, предоставляется приводить в исполнение решения либо общего собрания, либо выборного правительства. Для этого создается целая лестница исполнительных органов, обязанных подчиняться приказаниям исполнительной власти общинной, окружной или государственной. В видах удобств исполнительная власть общинная подчиняется окружной, а эта — в свою очередь — государственной. Такова в общих чертах суть всякого правительства. Различия состоят только — в том месте обширнее круг действий общины, в других местах больше общих дел передано окружному или центральному правительству; в одних местах эти власти все или отчасти выборные, в других — они сами себя поставили над народом и т. д.
Неудобства, возникающие от такого порядка дел, слишком известны, чтобы следовало на них останавливаться. Но важнее здесь не то, велики или малы эти неудобства, а то, что они лежат в самой основной мысли учреждения, в самой его сущности, и потому не могут быть устранены никакими мерами вроде ограничений, контроля и т. п., пока продолжает существовать самая сущность учреждения.
А в самой сущности мы знаем, что всякая группа людей, которой поручено решать некоторую совокупность дел, нередко ограничен¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
67
ных качественно, всегда стремится расширить круг этих дел и свою власть в этих делах. И чем умнее, энергичнее, деятельнее эти люди, тем более будет это стремление с их стороны к захвату не порученных им дел. Чем энергичнее, чем деятельнее и чем добросовестнее эти люди, тем больше привыкает остальное общ[ест]во не следить за их деяниями и не проверять их. Тем легче, следовательно, случайно попавшему в правительство недобросовестному, но талантливому человеку направить деятельность этой группы к достижению своих личных целей37.
Известно, что самое трудное составляет приложение к делу какого-либо общего начала. И чем новее это общее начало, чем менее оно сознано в частных его приложениях, тем легче, при приложении этого общего начала, сделать такие уступки, которые могут совершенно парализовать самое начало. Между тем в системе выборных, которые должны решать за известную группу людей, поневоле приходится требовать от них только решения согласного с общим началом в принципе, а не во всех частностях. Словом, самую трудную часть решения38, где всего более требуется содействие разнообразных складов ума, предоставляется группою отдельной личности. Всякая центральная власть округа, штата или государства должна состоять из небольшого числа лиц, и чем крупнее эта единица, тем менее возможности, чтобы избранные лица были известны большинству, тем менее, следовательно, обеспечивается избрание надежных достойных людей.
Наконец, всякое правительство, созданное по нынешнему образу, должно иметь в своем подчинении силу, которая приводила бы в исполнение его решения. Но понятно, что если бы решения правительства всякий раз признавались полезными большинством равноправных граждан, то в такой силе вовсе не могло бы быть никакой нужды. Если бы встречались мелкие, единичные уклонения отдельных лиц или мелких групп от исполнения воли всех, то эти личности или группы или были бы оставлены, или были бы вынуждены к исполнению невыгодами такого уклонения, без всякой физической силы. Эта физическая сила, состоящая из службы у всякого правительства, только потому и необходима, что никакое правительство не может быть выражением воли громадного большинства. Чем ближе оно к этому выражению, тем менее бывает физическая сила в распоряжении у правительства (пример: Соединенные] Штаты [Америки] с 40 т[ыс.] войска).


68
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Все эти рассуждения опять-таки приводят к зловредности всякой центральной власти и, следовательно, к безначалию.
Но представим себе страну, организованную без такой центральной власти, без правительства, и посмотрим, в каких отправлениях общ[ест]ва может оказаться надобность в таком правительстве.
Представим себе группы сельских общин, занятых земледелием и производящих хлеб, скот и т. п. Представим себе, что по общему согласию всех жителей данной страны эти общины не счи[таю]тся собственниками занимаемых ими земель, а только пользующимися ими39. Положим, что в отдельной общине является тунеядец, который отлынивает от работы и желает жить не работая. Теперь он не получает денег и без денег не может жить. Тогда он не получит денег или того свидетельства40, что он отработал ежедневно свою долю нужного труда, и без этого также не будет в состоянии жить.
Положим, что он начинает грабить и т. п. Теперь его препровождают к становому41 и т. д. Тогда с ним распорядится общинный самосуд — сам или через выборных.
Словом, понятно, и об этом не может быть спора, что во всех своих внутренних делах община, так же как и теперь, сумеет и сможет сама распорядиться, не создавая правительства.
Но положим, что одна община захватывает у другой земли, загоняет свой скот на ее луга или запахивает ее пашню и т. п. Теперь из этого возникает целое дело, решаемое во всевозможных правительственных судах. Что же без этих судов? Во-первых, никакая община хлебопашцев не может жить в одиночку. Она необходимо должна вступить в союз земледельческих Общин, который в свою очередь должен быть в союзе с союзами общин ремесленников, фабричных и т. п. Ясное дело, что обиженной общине приходится обратиться с жалобою к своему союзу землед[ельчески]х общин. Как должно совершаться это обращение, как может решить союз спорное дело — на это есть десятки способов, из которых каждый во сто крат лучше современных. Община, может, напр., непосредственно вызвать на место происшествия выборных от всех общин союза, и, полагая, что каждая община настолько интересуется своими общественными делами, что собирается для решения их через несколько дней, выборные через какой-нибудь десяток дней были бы уже на месте и решили спор. Очевидно, что не теперь решать, как удобнее


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
69
это сделать. Важен вопрос, скорее ли этот способ и вернее ли он ведет к цели, чем ныне существующие.
Но всякое решение должно приводиться в исполнение. Кто же приведет его в исполнение, если нет исправников42 с сотскими43 и окружных начальников с толпами войск? Мы полагаем, что если бы и нашлась такая неразумная община, которая стала бы сопротивляться решению союза, в который она добровольно вступила, то союз всегда имел бы против нее весьма сильное оружие — выключить ее из союза и лишить, следовательно, того обмена услуг на услуги, ради которого эта община некогда вступила в союз, известив притом все прочие союзы о причинах исключения. Если бы и случилось, что причины были неправильные, то община будет принята в какой-нибудь другой союз.
Точно так же в спорах между союзами хлебопашцев с союзами столяров, угольщиков, железного дела и пр. и пр. Союзы земледельцев точно так же не могут существовать одиноко, как и отдельная община, и должны будут вступать в союзы второго порядка с прочими ремесленниками, так же как и все кружки ремесленников данного ремесла между собой.
Словом, мы не видим, в чем могло бы состоять при таком порядке судебное отправление государства и в каких случаях могла бы встретиться в нем надобность.
Но также мало может в нем встретиться надобность во всех других случаях. Переберем для этого главные отправления теперешнего государства: налоги (на нужды этого г[осударст]ва), армия (для поддержки этого г[осударст]ва и защиты от внешних врагов), учреждения для взимания налогов, учреждения по путям сообщения, почты и телеграфа], учреждения по народному образованию, учреждения по народному хозяйству, учреждения по полиции.
Армии, как охранитель порядка, становятся тем менее нужны, чем ближе выражают решения правительства интересы большинства. При отсутствии правительства становятся нужны только для охраны от внешних врагов. Но опыт показал, что постоянные армии никогда не бывали достаточны для защиты от вторжения врагов. Еще меньше были бы они достаточны, если бы вторжения совершались по воле целого народа. Если бы целый народ пожелал вторгнуться в чужие области, то противопоставить ему можно только вооруженный народ. Немецко-французская война44 служит лучшим доказа¬


70
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тельством. Остановить 700-тыс. армию мог только вооруженный народ, оттого-то немцы так боялись народной войны, столько же, если не более, чем французское] правительство, и так варварски останавливали ее зарождение. Единственное средство остановить такое вторжение было бы вооружение целых союзов, целесообразное распределение обязанностей в союзах и т. д. Власть, нач[альст]во потребовались бы только для руководства готовою армиею и снабжения ее припасами и запасами; а с исчезновением армии исчезает и власть.
Пути сообщения. Теперь, когда они находятся в руках частных компаний, которые стараются как можно больше эксплуатировать частных лиц, очевидно, передача их в руки г[осударст]ва есть стеснительная мера (Англия). Но если постройка ж[елезных] д[орог] была сама результатом договора между производящими группами железнодорожный рабочих с теми общинами, по чьим землям проходит дорога, то очевидно, что о такой эксплуатации не может быть и речи. Если мерою всякого продукта есть количество потраченного на него труда, то стоит товарищ[ест]ву железной дороги повысить провозную плату сверх этой стоимости, чтобы все союзы всевозможного мастерства, соприкосновенного [с] его делом, все хлебопашцы, доставляющие хлеб, разорвали свой договор с этим товариществом], чтобы оно было вынуждено вернуться к прежним отношениям.
Почты и телеграфы]. Понятно, что эта отрасль представляет еще менее причин вмешательства государства. Вместе с тем почты и телеграфы представляют превосходный пример того, как много достигается независимым развитием и свободным договором. Вся теперешняя международная система почт есть продукт такого договора. Если бы 200 лет тому назад сказать кому-нибудь, что письмо будет обходить весь земной шар45 в несколько дней, что возможно проследить его путь чуть не на всем земном шаре, что оно проходит по десяткам независимых государств и что заплаченные за него несколько копеек справедливо распределяются между всеми этими государствами (мелкость единиц не служит помехою, пример: прежний Германский таможенный союз46) и что все это есть продукт свободного союзного (федеративного) договора, то это было бы сочтено за абсурд. Но оно так на самом деле.
И тут, следовательно, мы не видим, в чем бы могла состоять роль г[осударст]ва.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
71
Перебравши, таким образом, различные отправления современных правительств, мы не видим надобности при устройстве быта на социальных основаниях в правительстве и государстве. Поэтому в связи со сказанным выше о бессилии на справедливое дело и о вреде всякого правительства мы полагаем нужным [для] осуществления пятого условия равенства признать необходимость уничтожения всякого ныне существующего правительства и дать возможность производящим общинам и артелям самим заправлять всеми безусловно делами, касающимися членов артели и общины, соединяться на основании свободных договоров самопроизвольно в союзы по мере надобности и в этих союзах решать все дела, касающиеся отдельных артелей и общин.
Если признать вышеприведенные положения, то при совокупности осуществления всех этих условий идеал рисуется приблизительно в таком виде:
Население данной территории группируется в деревни, общины. Во всех общинах вводится мало-помалу общинная обработка земли.
Все заводы, фабрики и мастерские в городах, все сырье хозяев этих фабрик поступили в пользование тех рабочих, которые работали на них. Разработка их производится на артельном начале. Распределение занятий между членами артели происходит по добровольному соглашению артельщиков.
Все дома в городах поступили в общее пользование всего города. Во всех кварталах комиссии определили число нужных квартир, заперли или переделывают негодные, строят новые, распределение квартир совершилось по категориям, смотря по численности семейств, а в категориях — по жребию.
Все капиталы столичных и городских капиталистов, в звонкой монете или ценных вещах, объявлены собственностью всех членов территории, все долговые обязательства уничтожены.
Во всяком производстве на первых порах продолжают работать по-прежнему, положим, по 9 часов в день. Каждый член артели или общины, отработавший это время по назначению артели, получает в этом квитанцию артели.
Все артели данного ремесла группируются сперва в данном городе, в один или несколько союзов, и эти союзы или артели независимо вступают в союзы для обмена между собой продуктов своего производства47. Имея надобность в земледельцах, булочниках, гуртов¬


72
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
щиках, сапожниках и т. д., каждая артель неизбежно должна была вступить в союз всех ремесленников данного города, который в свою очередь должен был вступить в союз с возможно большим числом земледельческих союзов. Убедившись в том, что 9-тичасовые чеки каждой артели действительно представляют собою 9-тичасо- вую работу, приблизительно одинаково тяжелую, эти союзы могут уступать друг другу свои произведения на основании этого расчета. Если земледельцы не соглашаются вступать в эти союзы и принимать в обмен своим произведениям городские чеки, то, очевидно, приходится собранию выборных от всех артелей заняться сбытом своих произведений и обращением их в звонкую монету. На началах же обыкновенной купли и продажи ведутся дела со всеми прочими производящими группами, пока они не примкнут к союзам, равно как и вся внешняя торговля.
Все дети получают обучение, ремесленное и теоретическое, от самой артели или общины; по мере того как требуется повысить уровень образования, артели вступают в союзы для открытия общими силами более обширных высших учебных заведений, посещаемых всеми юношами союза.
В каждой земледельческой общине, в каждой ремесленной артели ведется точное счетоводство. В ней записывается число работающих членов, расходы по закупке и ремонту орудий труда и сырья, количество ежедневно выработанных продуктов и определяется таким образом, на основании простейшего расчета, какое количество выработанных мер ржи, пшеницы, овса, сох, лопат, гвоздей, сапог и т. д., и т. д. представляет собою один час общинного труда. Эта цифра служит мерилом при обмене между собою членов общины. Руководствуясь им и убедившись в правильности расчета, две или несколько земледельческих общин, две или несколько артелей различных ремесел вступают между собой в союз для обмена продуктов.
По мере образования союза расчет ведется общий для всего союза и определяется, чему равен один час союзного труда, выражая его в гвоздях, перьях, шляпах, хлебе, вине и пр. и пр.
Всякий союз должен будет получать многие предметы извне (напр., чай, керосин и т. д.). Для этого необходима внешняя торговля. Если этот союз сам вывозит что-нибудь, то он имеет возможность получать звонкую монету таким путем. Если нет, то он может вступить в союз с союзами золотопромышленников, чтобы полу¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
73
чать от них золото по той же стоимости производства; или же во время социального переворота основывается союз золотопромышленных раб[очи]х под присмотром особой комиссии выборных от всего народа для заведования разработкою золота. Ясно, что подобной комиссии будет принадлежать отнюдь не администрация промыслов, а только точное счетоводство, контроль для определения стоимости производства фунта золота. Другим комиссиям могут быть поручены опись и хранение всего государственного богатства, напр., мертвых капиталов в музеях, обращение драгоценностей в народное богатство, опись и хранение государственного оружия, флота, боевых запасов, слитков золота и серебра в банках и монетных дворах и т. п.
Очевидно, что все эти комиссии будут выполнять некоторые из действит[ельны]х или возможных функций теперешнего правительства, но не менее очевидно и то, что на теперешнее прави[тельст]во они нисколько и не будут походить.
Один из трудных вопросов обмена есть следующий: положим, что союз вятских земледельцев пришел к заключению, что 10 часов труда, при их почве и климате, выражаются 10 мерами ржи, а союз тамбовских земледельцев нашел, что 10 часов их труда равны 11 мерам ржи. И так как им вступить в общий союз кажется невыгодно, то они и не вступают в общий союз, где бы эта разница уравнялась. Поэтому чугунные рабочие и другие предпочитают обмениваться своими произведениями с тамбовцами, а не с вятичами. Отсюда — источник всевозможных раздоров. Это затруднение разрешается, однако, довольно просто несколькими путями.
Во-первых, никто никогда и не подумает, чтобы все возникающие трудности могли уладиться сразу. Нет сомнения, что до разрешения этих и многих других затруднений можно будет дойти только путем многих опытов, неудач, перераспределений, даже ссор. Вопрос может быть только о том, какой строй дает больше простора для того, чтобы в конце концов установился справедливый обмен продуктов труда — нынешний строй или предполагаемый? Но ответ на этот вопрос не может подлежать сомнению.
Во-вторых, и теперь уже можно предвидеть некоторые исходы из этого затруднения:
а) Невозможно и думать, чтобы удобно было переделывать общественный строй в такой обширной единице, как нынешние г[осу-


74
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
дарсфа и какова Россия. Нет сомнения, что такому государству придется разбиться на несколько больших союзов. Тогда каждый из этих союзов будет обладать такою совокупностью производимых богатств, которая дает возможность установиться более справедливому обмену.
б) Если стоимость производства в Вятской губ. больше, чем в Тамбовской, зато стоимость железа, дров и пр. будет более в последней. Вот уже одно условие для восстановления равенства стоимости хлеба. Нак[оне]ц, если в Вятской губ. производство хлеба обходится дороже, чем в Тамбовской, то он и не предназначен для вывоза из этой губ. Оттого он здесь и дорог, что возделывание земли дает его здесь так мало, что он не может быть предметом вывоза. Стало быть, в обмене продуктов Вятской губ. с остальными хлеб и не будет фигурировать. А в местном хозяйстве этой губернии трудность производства хлеба будет уравновешиваться легкостью производства других предметов. Поэтому Вятская губ. в сумме не будет беднее прочих. Известно, что челов[ечест]во не бывает, вообще говоря, беднее в одной местности, чем в другой, от чисто физич[ески]х условий (за исключением каких-нибудь полярных дикарей). Разности в богатстве различных губ[ерний] более обусловливаются теперь не естественными, а условными, бытовыми причинами, также как и различия в богатстве отдельных лиц.
Нак[оне]ц известно, что теперь люди возделывают невыгодные земли, разрабатывают самые невыгодные промыслы только потому, что вынуждены к этому, ибо не могут перейти на другие земли, не могут устроить другого промысла. Поэтому подобное неравенство в обмене, может быть, придется даже сохранить, так как оно послужит причиною тому, что люди, слишком привязанные к родине сентиментальною привязанностью, скорее покинут ее для переселения в другие, более удобные места.
Вообще мы пишем не проект устройства общ[ест]ва за много лет вперед. Если мы и говорим о том, как могло бы устроиться общ[ест]во в будущем, то только, чтобы показать, что уничтожение ныне существующих помех облегчит возможность более справедливого устр[ойст]ва, только для того, чтобы в самых общих чертах набросать эскиз этого будущего строя. Мы глубоко убеждены даже, что всякая попытка определить этот строй точнее есть бесплодная трата времени. И вот почему. Определять такой строй, при котором нет места абсолютно никакой несправедливости, значит забегать за


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
75
многие тысячи лет вперед. Такая работа уже потому бесплодна, что с уничтожением некоторых ныне существующих несправедливостей будет видоизменяться и самое понятие о справедливости, о добре и зле, о хорошем и дурном, о полезном и вредном. Поэтому ныне и не может существовать такого ума, который обнял бы все будущие нравственные понятия челов[ечест]ва. Следовательно, всякое представление нынешнего ума будет осуществление нынешних понятий о нравственности, осуществление, которое невозможно потому, что ранее, чем они осуществятся во всей совокупности, создадутся и начнут осуществляться новые понятия о справедливости.
Следовательно, теоретически построить такой идеал, который осуществился бы хоть приблизительно, — невозможно.
Но как бы ни был хорош теоретический идеал, он не имеет никакой цены, если он не имеет залогов осуществления. А залог осуществления он может иметь только тогда, когда он есть выражение существенных стремлений и надежд боль[шинст]ва. Пока можно сказать только, что стремление боль[шинст]ва суть осуществление вышеприведенных идеалов рав[енст]ва. В какую практическую форму выльются эти идеалы, теперь никто не может решить — всего менее, конечно, ученый. Ибо для этого нужно знать величину и форму интеграла всей совокупности строя мыслей, степени развития, тенденций каждой отдельной личности. Не говоря уже об ученом, который не может знать этого (ибо ни статист[ика], ни история не суть и еще очень долго не будут выражением этой стороны жизни), но даже самый близко стоящий к народу ч[е]л[ове]к может определить только в самых общих чертах, чем могло бы удовлетвориться теперь ч[е]л[ове- чест]во.
Наше дело — выразить это общее стремление, выяснить его тем48, у которых оно еще более смутно, чем у нас; показать, что эти надежды могут осуществиться; поддержать эту веру в тех, в ком она слабеет, показать, что главная помеха осуществлению этих надежд — не их смутность, а внешние помехи; указывать слабые стороны этих помех, создавать вокруг себя группы для беспощадного истребления всей этой кольчуги всяких помех и лечь49 при пробивании этой кольчуги.
А разрабатывать частности этих идеалов, т. е. разрабатывать тонкости собственной диалектики, упражнять свой ум в логической строгости, — дело праздных тунеядцев. Нашим делом оно быть не должно.


76
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
В силу всего сказанного мы полагаем, что осуществление будущего строя должно происходить одновременно во всех его отраслях, т. е. что рядом с уничтожением экономического барства должно идти и уничтожение современного государственного строя.
Далее, исходя из того принципа, что чем яснее определены цели и характер] революции] и чем социалистичнее эти цели, тем более она будет иметь сторонников, мы полагаем, что революция] должна стремиться сразу осуществить все эти меры целиком, помня, что ограничения и уступки неизбежно будут вызваны самою практикою.
Поэтому мы полагали бы необходимым тотчас же после дезорганизации нын[ешнего] правительства принять следующие меры:
Земля объявляется собственностью всех, всего русского народа;
Всякое село, деревня, поселок получают в пользование те земли, которыми они теперь владеют;
Все земли, снимаемые целою деревнею или отдельными крестьянами села или деревни, поступают во владение этого села или деревни;
Все земли, пустующие у помещиков, поступают во владение бывших крестьян этого помещика;
Все земли, купленные себе отдельными крестьянами, поступают во владение всего мира той деревни, где приписан этот крестьянин;
Все рабочие, живущие по найму у помещиков или арендаторов, могут приписаться к той деревне, которая прежде была во владениях у помещика. Если их больше 10, могут образовать особый поселок, получив от мира50 выдел земли поровну с прочими членами деревни. Помещики, оставшиеся в живых, могут обрабатывать мирскую землю наравне с прочими крестьянами села или деревни;
Никакого вознаграждения за отобранную землю не полагается; никакого особого от мира надела не полагается. Если мир признает их неспособными ни к какой мирской работе, в его воле назначить им месячину51 по усмотрению, наравне с престарелыми;
Все помещичьи усадьбы, огороды, рабочий скот, инструменты и машины поступают во владение бывшим крестьянам того помещика. Если помещичья земля куплена кем-нибудь после освобождения


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
77
крестьян, то она со всем, что на ней есть, поступает прежним кресть- янам. Если поместье устроено на новом месте, где нет крестьян, то в надел рабочим при поместье;
В каждой волости назначается из крестьянских выборных комиссия, чтобы уравнять земли между крестьянами той волости, провести межи и поставить столбы;
Следующий передел земли — через 3,5,10 лет;
Всякая фабрика или завод поступает во владение рабочих на этой фабрике или заводе со всеми машинами и запасами сырья;
Рабочие должны выбрать от себя распорядителей работ, мастеров и т. д.;
На всякой фаб[рике] д[олжен] вестись строгий расчет того, сколько людей каждый день работало и сколько чего сделано;
На первых порах, вплоть до такого-то срока каждый рабочий получает такую-то плату за каждый час работы;
Ото всех фабрик всякого округа должны быть выбраны добросовестные52, чтобы поверять, сколько людей работает ежедневно на каждой фабрике и сколько чего сработано;
Все, что сработано каждою фабрикою, складывается в магазины и в продолжение такого-то срока не может быть продаваемо;
Бывшие хозяева фабрик, которые остались в живых, могут быть наравне со всеми приняты на всякую фабрику, с согласия рабочих этой фабрики, на ту должность, куда их назначат;
Все бывшие чиновники, от министра до писца, могут быть приняты на тех же правах в любую артель, с согласия артели;
Все бывшие солдаты распускаются по домам, получив столько-то на дорогу;
В каждой деревне, артели образуется стража в таком-то размере так-то;
Все бывшие преступники возвращаются на родину так-то;
Все провинности каждого судятся в той артели, куда он приписан, по совести;
Все дома в городах поступают во владение всего города;
Назначаются в каждом квартале комиссии для исчисления, сколько потребуется квартир для жителей этого квартала, для подразделения их на холостые, артельные и семейные. Все записавшиеся на холостых кв[артирах]55 получают их по жребию из назначенных в этот разряд. Также и арт(ельные], и сем[ейные];


78
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Все денежные капиталы отдельных лиц, учреждений, дворцов, церквей и монастырей поступают в общую казну, куда должны быть сданы по описи. Через столько-то времени они будут поделены между губерниями или волостями поголовно54;
Все суда поступают во владение матросов, которые на них работают;
Назначаются комиссии для оценки стоимости провоза на каждом судне на такое-то расстояние. Все долговые обязательства как отдельных лиц, так и г[осударст]ва уничтожаются сожжением на площади;
Все в л а д е ж н ы е записи55, крепостные книги56 в судах должны] б[ыть] сожжены, но все счетные книги в магазинах д[олжны] б[ыть] сохранены;
Все товары в магазинах д[олжны] б[ыть] описаны подробно и описи сданы туда-то. Через столько-то времени они будут переданы выборным от всех артелей города;
В каждом городе назначается комиссия для покупки от крестьян, привозящих припасы на рынок, всех этих припасов. Раздача, бесплатная до такого-то срока, а потом продажа на часовые квитанции будет делаться этой комиссиею так-то.
Мы переходим теперь к вопросу, по которому существует полнейшее разделение между различными школами. Это вопрос о том, возможно ли осуществление указанного идеала мирным путем или же оно непременно совершится путем революции, переворота?
Весьма многие полагают, что это осуществление должно совершиться путем мирным, постепенным. Весьма многие идут далее и говорят, что постепенность должна состоять в осуществлении, хотя отчасти, сперва некоторых сторон этого идеала, затем остальных, т. е. не только каждой из сторон идеала отчасти, но и каждой порознь.
Наиболее обычный указываемый путь есть сперва приобретение народом политических прав, т. е. свободы сходок, свободы печати, свободы составления обществ. Затем установление народного представительства и даже народного голосования. Происхождение этого образа мыслей очевидно. Оно прямо навеяно Западною Европою.
Против этого пути есть, однако, много и весьма веских возражений.
Нечего и говорить о том, что они исходят из того совершенно недоказанного положения, будто всякий народ должен непременно пройти все те фазисы развития, которые проходили другие народы. Но для нас важно не его происхождение, а то, что он предполагает,


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
79
что пользование народом политическими правами есть лучшее условие для ускорения социального переворота, чем отсутствие этих прав. Уже a priori57 можно показать, что это предположение ложно. Если бы речь шла о том, какое положение народа выгоднее для мирного прогресса, то нет сомнения, что такое, при котором народ может свободно группироваться, обсуждать свои дела и приводить в исполнение свои решения. Но дело принимает совершенно другой вид, если допустить, что социальное преобразование не может совершаться мирным путем, а роковым образом должно совершиться путем восстания. Если допустить это положение как основное, то вопрос ставится уже так: какое положение более ускорит социальное восстание — такое ли, при котором народ пользуется свободою сходок и обществ, свободою слова и печати, или такое, при котором он не пользуется ни одною из этих гарантий, ни даже обеспеченностью личности? Какое положение более поддерживает революционный дух в народе? Если такова должна быть постановка вопроса, то в ответе не может быть сомнения. Ибо то самое утверждение защитников приобретения политических прав, что пользование этими правами есть лучшая гарантия против революционных вспышек, само, вместо нас, отвечает на вопрос. Но это положение может быть подтверждено и весьма многими другими соображениями. Мы готовы допустить, что свобода слова и группировки чрезвычайно содействуют выяснению всяких соображений и мыслей; нет спора также, что ясность сознания в значительной мере содействует его осуществлению. Но мы знаем очень хорошо, что во всяком поступке действуют рассудок и воля. И значение последней несравненно важнее первого, как во всей обыденной жизни, так тем более во всяком необыденном поступке. В самом деле, никакими умозаключениями нельзя убедить человека в том, что ему выгодно взяться в данную минуту за оружие, так как подобное воззвание есть воззвание к самопожертвованию58. Никакими умозаключениями нельзя убедить человека, что лучше всего будет ему рискнуть жизнью, чтобы в лотерее (т. е. в собрании фактов, где нельзя взвесить всех за и против), может быть, выиграть благосостояние для ближних и для его детей. От ясного сознания до страстного желания осуществить хороший (все-таки туманный по необходимости) идеал — страшная бездна. И этою-то бездною объясняются все те факты, которые можно привести в подтверждение высказанного положения.


80
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Для начала всякой революции необходимо прежде всего ощущение недовольства настоящим, сознание безысходности положения и непоправимости его обычными путями; наконец, готовность риска, чтобы изменить это положение.
Для успеха революции необходима: сила напора, слабость правительства, ясность стремлений.
Пользование народа политическими правами на в с е эти необходимые элементы (не исключая даже последнего) действует в обратном направлении.
Чем менее чувствует себя обеспеченною личность в самых святых своих правах, тем более в ней склонности к революционному] способу действий, тем более в ней враждебности к соврем[енном]у порядку. Примеры: массовые восстания Китая59 и Испании60, с одной стороны, и тупое довольство своим положением среди граждан Швейц[арской] республики]. Тот факт, что все крупные восстания случаются, когда народу невтерпеж (после голода, язвы и т. и), [и] заявления испанцев, что если бы правительство стало принимать крутые меры, то вызвало бы восстание в громадных размерах, и пр., и пр.
Чем менее принимается мер, которые возбуждают надежды на дальнейшие улучшения, чем бесплоднее оказываются всякие начинания, на которые сперва возлагались надежды, тем сильнее сознание безысходности положения, непоправимости его обычными реформами, тем сильнее готовность к революционным] действиям.
Нужно помнить при этом, что чем пошлее реформы, тем яснее видна их пошлость всей массе. А реформы бывают тем пошлее, чем менее привлекают они талантливых сил. Мы знаем, какая масса довольно талантливых людей увлеклась судебною реформою в России61, потому что эта реф[орма] была наиболее разумно обставлена, и мы знаем также, что революционное] настроение русской молодежи в значительной] мере поддерживается тем, что Россия отстает от совр[еменны]х г[осударст]в и что эта молодежь не находит приложения сил на таких поприщах, которые она знает из жизни Зап[адной] Европы. При герм[ански]х условиях они обратились бы в ученых профессоров, стремящихся решить вопрос метафизики, науки, а не жизни.
Нечего и говорить, наконец, что чем необеспеченнее положение людей, материальное и политическое, тем сильнее готовность риска с их стороны.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
81
Мы видим, следовательно, что обладание политическими правами содействует со всех сторон уменьшению революционного почина.
Ясно, что таким образом главное условие успеха революции], т. е. сила напора, ослабляется этим фактом. Рядом с этим увеличивается сила правительства62. Чем менее насилует правительство разные права личности, чем более обеспечивает оно охрану собственности, чем лучше, чем популярнее оно, тем сильнее оно, тем легче может оно подавить восстание. Чем менее оно популярно, тем слабее оно. Солдаты, хотя [их] тиранили при Александре] I63, во многих местах готовы были идти за своими гуманными офицерами. Моск[овски]й хожалый64 доброго старого времени никогда не оказал бы правительству тех услуг, которые оказывает ему и окажет петерб[ургский] городовой65.
Все эти положения так очевидны и подтверждающие их факты так общеизвестны, что нечего над ними останавливаться. Мы переходим к ясности воззрений. Нам говорят: чем свободнее обсуждение вопросов, тем лучше выяснятся неясные стремления и тем легче будет их осуществить. В абстрактной форме это бесспорно. Но здесь опять та же вечная путаница представления о будущем строе с представлениями о нынешнем. Та же вечная привычка мыслить отвлеченными представлениями], не додумываясь до их реальных, обыденных образов. Положим, это положение верно. Но где и когда? В будущем строе — д а! В нынешнем — абсолютно н е т. В самом деле, утверждающие это положение забывают, что первое условие ясности воззрения — их определенность, отграниченность от прочих, искренность тех воззрений, с которыми они сталкиваются. Но если приобретение политических прав дает полную свободу высказываться социалистам, то оно дает не меньшую свободу и их противникам, т. е. рядом с проповедью соц[иальны]х идей идет проповедь антисоц[иальны]х. Но еще хуже: возникает проповедь целых миллиардов промежуточных воззрений, из которых каждое старается замаскировать ту или другую сторону общих язв, прикрыть её тою или другою тряпицею, отвлечь от нее тою или другою побрякушкою. Если бы все воззрения высказывались приблизительно искренне, они б[ыли] бы почти безвредны. Если бы вся эта сеть побрякушек предлагалась по заблуждению, а не с хитростью, если бы она предлагалась силою, равною умственной, то из борьбы выяснилась бы правда66.


82
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Но при этих условиях она вполне достигает своей цели, она действительно лишает возможности людей, менее развитых, заглянуть делу в глаза. А при этом умственном и культурном превосходстве, при общем раболепстве перед якобы знанием и при подогревании этого раболепства ко всем этим силам присоединяется еще сила капитала, возможность распространять свои воззрения газетною пропагандою, задабриванием, наконец, подкупом (прямым или косвенным) талантливых и влиятельных личностей из массы же и т. д., и т. д. Какая же социальная пропаганда может выдержать конкуренцию с газетами, начинаемыми с затратою в два года капитала в 1400 000 р[убл.], издаваемыми в 100000 эка (как «Times» и «Daily News»67), сильными поддержкою всей цивилизованной буржуазной публики? Стоит вспомнить, сколько ежегодно развращает людей каждая такая газета, чтобы проклясть эту свободу слова в современном обществе, без возможности социалистического противовеса. И эта проповедь ужасна не гадостью, не мерзостью ее воззрений, она ужасна тем, что вовсе не проповедует своих воззрений, а просто опутывает человека туманом чуждого ему мира. Это не жало змеи, это заколдовывающий взгляд удава, это тина, засасывающая беспомощного человека.
И эти господа забывают еще больше. Они забывают наличное время и наличные мозговые силы каждого человека и всего общ[ест]ва в совокупности. Когда завтра нужно выбирать сборщика податей68 в общине, когда послезавтра предстоит решить между теми или другими кандидатами в Палату штата или госуд[арст]ва69, когда завтра же нужно на сходке высказаться против налога на табак и в ответ на речь агитатора привести столько же фактов, когда даже просто нужно узнать, что думают виргинцы70 об налоге на табак, когда завтра же придется выслушать саженную речь ученого оратора и т. д., и т. д., а каждый сколько-нибудь добросовестный человек зарвется в это «дело», — тогда много ли останется времени и наличной мозговой силы, чтобы думать о социальной] революции, о будущем строе, когда в ныне ш н е м спрашив. каплю...71 и когда первые 10 ч[асов] рабочего дня проведены перед пудлинговою печью72 с пудовою кочергою в руках?
И после всего этого еще говорить о приобретении политич[ески]х прав? Нет, нам нет другого пути: там, где нет этих прав, — нам нечего заботиться об них; там, где они есть, — мы не должны ими пользоваться, применяя правило Ростопчина73 относительно] французской армии 1812 года: faire de vide devant eux74.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
83
Ч[асть] II
Мы переходим теперь к самому трудному, но вместе с тем и самому существенному вопросу нашей программы, к вопросу о практических мерах, которые следует принимать для осуществления нашего идеала.
Мы сказали уже, что, по нашему убеждению, осуществление этого идеала должно совершиться путём социальной революции. При этом мы совсем не ласкаем себя надеждою, что с первою же революцией идеал осуществится во всей его полноте, мы убеждены даже, что для осуществления равенства, какое мы себе рисуем, потребуется еще много лет, много частных, может быть, даже общих, взрывов. Но мы убеждены также, что чем полнее, чем шире будут поставлены требования масс с самой первой революции, чем яснее, чем реальнее будут выражены эти требования, чем более будет уничтожено с первого же шага культурных форм, мешающих осуществлению социалистического строя, чем более будет дезорганизовано тех сил и отношений, которыми держится теперешний общ[ест]венный и го- суд[арст]венный быт, — тем мирнее будут последующие перевороты, тем скорее будут следовать друг за другом крупные усовершенствования в отношениях людей.
Поэтому нашею целью должно быть употребить свои силы на то, чтобы ускорить этот взрыв, чтобы выяснить те надежды и стремления, которые существуют у громадного большинства в неясных формах, чтобы можно было своевременно воспользоваться такими обстоятельствами, при которых взрыв мог бы иметь наиболее благоприятный исход, чтобы, наконец, самый взрыв произошел во имя ясно выраженных требований, а именно во имя тех, которые приведены нами выше.
Мы должны, следовательно, изложить совокупность мер, которыми, по нашему мнению, наилучшим образом достигаются эти цели.
При этом, если при разработке нашего идеала мы могли в значительной мере идти логическим путем, то здесь главною нашею опорою будет опытный путь. Говоря об идеале, мы могли исходить из общих стремлений и надежд массы и выводить тот общественный склад, который наилучшим образом мог бы удовлетворить этим стремлениям (конечно, не противореча складу воззрений нашего


84
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
народа) и быть выражением понятий о справедливости, которые всегда присущи всем массам. Здесь же мы не можем уже довольствоваться общими надеждами и стремлениями нашего народа; мы должны принять в расчет целую массу частных представлений, образов мыслей, отношений, поступков и т. д., предвидеть которые заранее нет возможности, узнать которые можно только путем опыта.
Далее, в общих стремлениях масс у всех народов чрезвычайно много общего; оттого стремления и надежды, выраженные западноевропейскими рабочими, во многих отношениях сочувственно принимаются и нашими. Но в вопросах о революционной практике западноевропейские примеры должны быть приводимы лишь с крайнею осторожностью, так как взвесить в каждом данном случае всю совокупность бытовых условий, которой обусловливался тот или другой результат, крайне трудно.
Но этими соображениями определяется также и одна общая черта всей второй части нашей программы. Если наши идеалы мы считаем теперь окончательно установленными, если основные начала наших идеалов мы считаем неизменными, если всякую частную уступку мы сделаем только тогда, когда увидим окончательную невозможность осуществить какую-нибудь сторону нашего идеала на практике, и тогда все-таки будем считать эту уступку вынужденной и временной; то, с другой стороны, так как программа наших практических подготовительных мер должна определяться не только их целесообразностью ввиду общего идеала, но и совокупностью бытовых условии среды, где мы действуем, т. е. рядом наблюдений, то мы не будем считать этой части нашей программы чем-нибудь неизменным; напротив того, мы будем готовы на всякое изменение ее, если только жизнь покажет нам, что такой-то способ действий ближе и лучше ведет к предполагаемой цели.
Есть, однако, несколько основных положений, которые мы считаем возможным и необходимым удержать неизменными во всей нашей практической подготовительной работе. Это отрицание в революционной организации таких отношений между лицами и таких способов действия, которые прямо противоречат идеалу, ради которого они вводятся. Таким образом, мы безусловно отрицаем введение в революционную организацию подчинения личностям, порабощения многих одному или нескольким лицам, неравенство во взаимных отношениях членов одной и той же организации, взаимный


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
85
обман75 и насилие для достижения своих целей. Нечего и говорить, конечно, что все подобные средства мы считаем совершенно позволительными и даже необходимыми во всех наших отношениях к правительству76, с которым вступаем в борьбу.
Мы еще вернемся к этим вопросам, когда выясним характер предполагаемой нами организации.
Прежде всего мы глубоко убеждены в том, что никакая революция невозможна, если потребность ее не чувствуется в самом народе. Никакая горсть людей, как бы энергична и талантлива она ни была, не может вызвать народного восстания, если сам народ не доходит в лучших своих представителях до сознания, что ему нет другого выхода из положения, которым он недоволен, кроме восстания. Следовательно, дело всякой революционной партии — не вызвать восстание, а только подготовить успех готовящегося восстания, т. е. связать между собою недовольные элементы, помочь ознакомлению разрозненных единиц или групп со стремлениями и действиями других таких же групп, помочь народу яснее определить истинные причины недовольства, помочь ему яснее определить своих действительных врагов, снимая маску с врагов, прикрывающихся какою бы то ни было благовидною личиною77, наконец, содействовать выяснению сообща ближайших практических целей и способов их осуществления78.
Поэтому, прежде всего, есть ли эти недовольные элементы в русском народе; существует ли то настроение, которое необходимо для успеха всякой революционной79 организации?
Мы можем смело ответить, что да. Все наши личные наблюдения, все сведения, которые мы получаем, неоспоримо свидетельствуют, что среди нашего крестьянства и фабричных рабочих глухое недовольство существует; что рядом с систематическим разорением народных масс это недовольство растет; что в первое время после освобождения крестьян оно было несравненно слабее, чем теперь; что надежды на то, что тем или иным способом помещиков уравняют в земле, податях и натуральных повинностях с крестьянами, продолжает жить среди крестьян; что надежда на то, что это уравнение произойдет сверху, мало-помалу утрачивается; что бого- творение особы царя в некоторых местах заметно подрывается; что80 это боготворение, о котором так много говорили прежде, вообще чрезвычайно непрочно и очень легко уступает место, особен¬


86
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
но в крестьянской молодежи, совершенно иным отношениям; что уверенность в том, что царь бессилен среди окружающих его бар, постоянно усиливается и, таким образом, неизбежно ведет к тому, что народ, однажды выведенный из терпения, примется беспощадно истреблять этих бар, а царь без их поддержки, конечно, станет бессильным названием81; что это недовольство крестьянства замечается не в одной какой-нибудь местности, а более или менее сильно повсеместно; что отрицают его только те, которые никогда не стояли в близких отношениях к крестьянству, и наоборот, утверждают все те, которые каким бы то ни было способом стали в близкие отношения к крестьянству или фабричным рабочим; что, наконец, наблюдения тех же людей приводят к тому, что готовность к восстанию, к риску гораздо сильнее, чем это могли думать даже оптимисты; что, наконец, то же подтверждается местными волнениями, которые постоянно продолжаются время от времени. Таковы отношения в экономической сфере82.
Что же касается до государственной, то мы видим, с одной стороны, полнейшее равнодушие ко всем реформам правительства, с другой — повсеместную ненависть ко всякому представителю государственных интересов, причем ненависть эта постоянно возрастает с увеличением государственных поборов83.
С другой стороны, расхождение между барством и народом, развитие безумной роскоши среди барства, гигантское развитие в барстве невообразимой жадности и разврата, сопровождающиеся упадком творчества, таланта и трезвой мысли и развитием жестокости, бешеной погони за легкой наживой и т. д., и т. д., свидетельствуют о том, что барство, со своей стороны, не решится своевременно на нужные уступки и не сумеет ими удовлетворить народ.
Наконец, развитие в Европе военно-хищнического элемента, безумное увеличение постоянных армий и неизбежность крупных войн в Европе свидетельствуют о неизбежности такого развития государственной силы, которое быстрыми шагами должно вести многие г[осударст]ва Европы, начиная с беднейших, к полному банкротству, а народ — к дальнейшему разорению. Словом, все, что мы видим кругом нас, приводит к несомненному убеждению, что приступить к организации революционной партии вполне своевременно и что задачи этой партии значительно облегчаются всюду встречаемым ею содействием.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
87
Задачи этой партии могут быть подразделены для удобства обзора на две отрасли деятельности, которые, впрочем, на самом деле должны идти одновременно и неразрывно: это, с одной стороны, распространение своих воззрений84 и увеличение числа своих единомышленников и, с другой стороны, соединение с ними в одну общую организацию.
Для удобства мы рассмотрим обе эти деятельности порознь. Прежде всего, куда должна быть направлена наша деятельность, где должны мы по преимуществу распространять свои воззрения и подыскивать себе единомышленников — в среде ли учащейся молодежи и вообще барства или же в среде крестьянства и городских рабочих?
Мы отвечаем на этот вопрос категорически, и этот ответ считаем основным положением в нашей практической программе: непременно в среде крестьянства и городских рабочих. Здесь должны мы распространять наши воззрения, здесь должны мы подыскивать товарищей, которые помогли бы дальнейшему распространению этих воззрений, с этими товарищами должны мы стать в дружную, тесно сплоченную организацию. С образованною средою, и преимущественно со средою учащейся молодежи, мы не хотим прерывать всяких сношений; но, отказываясь брать на себя роль неотлучных воспитателей этой молодежи в указанном направлении, мы будем вступать в тесные сношения только с теми кружками или людьми, относительно которых при первом же знакомстве мы приобретаем уверенность или почти полную надежду, что они направят свою дальнейшую деятельность в среду крестьянства и городских рабочих. Для всей массы образованной молодежи мы готовы делать только одно: распространять и, если дело не может обойтись без нашего содействия, а также если хватит свободных сил, заготовлять такие книги, которые непосредственно содействуют разъяснению наших идеалов и наших целей, которые дают в руки факты, чтобы показать всю неизбежность социального переворота и необходимость сплотить, соорганизоватьпробуждающиеся народные силы.
К этим заключениям мы пришли путем опыта, путем самой жизни, но мы можем подтвердить их и несколькими общими соображениями. Мы изложим и те, и другие.
Прежде всего восстание должно произойти в самом крестьянстве и городских рабочих. Только тогда может оно рассчитывать на


88
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
успех85. Но не менее необходимо для успеха восстания86 существование среди самих восставших сильной, дружно действующей кучи людей87, служащих связью между отдельными местностями, согласной в способах действия, ясно определившей, как сформулировать требования народа, как избегнуть различных ловушек, как закрепить свою победу. Ясно, что при этом такая партия не должна стоять вне народа, а среди его самого, должна служить не проводником каких-нибудь чуждых мнений, выработанных особняком, а только более отчетливым, более полным выражением требований самого народа; словом, ясно, что такая партия не может быть группою людей, чуждых крестьянству и рабочим, а должна быть средоточием наиболее сознательных и решительных сил самого крестьянства и городских рабочих. Всякая партия, стоящая вне народа, — а тем более барская — как бы ни была она воодушевлена желанием блага народу, как бы хорошо она ни выражала требования самого народа, неизбежно будет обречена на погибель, вместе со всеми остальными, как только восставший народ первыми своими поступками раскроет бездну между барством и крестьянством. И мы видим в этом лишь вполне справедливое возмездие за то, что эта партия не сумела ранее стать среди народа не верховными руководителями, а равноправными товарищами. Только те, которые своею предшествовавшею жизнью, всем складом своих прежних поступков сумеют заслужить доверие крестьянства и рабочих, будут выслушиваться ими; а это будут только деятели из самого же крестьянства и те, которые безраздельно отдадутся народному делу и докажут не геройскими поступками в минуту увлечения, а всею своею предшествовавшею обыденною жизнью, те, которые, отбросив в жизни всякий оттенок барства, теперь же завяжут тесные отношения, связанные личною дружбою и доверием, с крестьянством и городскими рабочими. Наконец, если мы уже признаем необходимость сплочения пробуждающихся народных сил, то мы решительно не понимаем, каким образом можно было бы не прийти к заключению, что единственно возможное для этого положение есть положение среди самого же крестьянства и рабочих, с таким складом жизни, который служит окружающим прямым доказательством того, что исповедуемые убеждения суть не простое разглагольствование, а дело всей жизни. Такова главная причина, которая побуждает нас перенести нашу деятельность в среду крестьянства


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
89
и городских рабочих. Но есть еще несколько второстепенных соображений, которые приводят к тому же заключению.
Самое главное — это сравнительно слабая восприимчивость нашей учащейся молодежи к проповеди социальной революции и к активному действию в этом направлении. При этом очевидно, что такая невосприимчивость вызывается не недостатком данных, которые приводили бы к убеждению в невыносимости теперешнего общественного быта, — эти данные слишком общеизвестны, — не88 невозможностью убедиться в том, что всякое полезное преобразование в этом направлении не может быть невынужденным, — и в этом отношении современная история слишком богата данными, — а просто невосприимчивостью ко всякого рода крайним воззрениям, неспособностью отрешиться от преданий школьной науки и, наконец, просто нежеланием прийти в теории к такого рода заключениям, выполнение которых в жизни вовсе нежелательно89. Кроме того, всякая образованная молодежь так заражена поклонением авторитетам, так развращена привычкою требовать, чтобы ее убеждали сотнями фактов, извороченных и представленных на все лады, выкопанных из самых авторитетных, разнообразных источников, тогда как существует уже целая совокупность фактов, доказывающих те же положения (подобно ученым, утверждающим, что изменчивость видов еще не доказана); наконец, так привыкла требовать, чтобы ей научно вывели ход будущего развития человечества, тогда как вывести это научным путем ни теперь, ни в очень далеком будущем невозможно, — что, говоря вообще, для всякой проповеди среди образованной молодежи нужны такая начитанность и такая диалектика, которые представляют страшную непроизводительную затрату времени и отвлечение сил от несравненно более насущного дела. Между тем те из молодежи, которые искренне ищут выхода из своих сомнений, неизбежно приходят сами, узнавая90 нужные факты, к тем же заключениям91 о необходимости революционного действия.
Поэтому нашей обязанностью по отношению к этим личностям было бы только92 давать им возможность узнать нужные факты, т. е. знакомить с главными моментами новейшей истории рабочего движения на Западе и у нас, с отношениями к этому движению барства и правительства и, наконец, с результатами, к которым мы сами приходим в нашей деятельности; но и здесь лишь постольку, поскольку93 наше содействие может способствовать появлению и распростране¬


90
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
нию таких книг94. Затем мы, конечно, будем вести95 знакомство с такими кружками, где можем встретиться с людьми, которые, не развратившись барски-ученым духом, охотно соглашаются в необходимости перенести свою деятельность в рабочую среду, и96 постараемся не упускать случая ближе сойтись и сговориться с такими людьми. Но брать на себя роль воспитателей, заниматься воспитанием и выработкой людей народного дела мы положительно отказываемся, так как всегда можем подыскивать себе единомышленников гораздо более надежных, во многих отношениях97 более полезных, а во всяком случае, более нужных, обращаясь прямо в среду крестьянства и городских рабочих. Наконец, мы должны признать, что даже самые лучшие представители цивилизов[анно]го общества, если они уже успели вжиться в эту разъедающую обстановку, никогда не дают таких полных представителей народного пропагандиста, каких можно желать. Сила их привычек к известному образу жизни и мыслей и к известному складу миросозерцания настолько в них велика, что даже и отдельные личности никогда вполне от них не отрешаются98.
Наконец99, есть еще одна сторона деятельности в среде крестьянства и городских рабочих, которую не следует оставлять без внимания. Необходимое и первое условие какого бы то ни было успеха среди крестьянства и рабочих есть полнейшее отречение от всяких признаков барства, понижение своей материальной обстановки почти до уровня той среды, где человек намерен действовать, и труд, фактический труд, который каждому рабочему, каждому крестьянину понятен именно как труд. С другой стороны, мы знаем, что от всякого революционного деятеля требуется крепкая нравственная закалка, т. е. упорная, устойчивая сила воли. И всякая партия действительно всегда стремилась к тому, чтобы вырабатывать это качество в своих сочленах, но большею частью этого стремились достигнуть преимущественно взаимным нравственным влиянием. Не отрицая благотворности последнего, мы считаем его, однако, недостаточным и полагаем, что лучшею школою для выработки этой воли есть добровольно на себя принятый, полезный, но не легкий, упорный труд и отказ от материальных благ. Человек, неспособный отрешиться от этих удобств, когда видит полезность такого отрешения, неспособный на упорный, скучный труд, никогда не будет способен на упорную революционную деятельность. Минутами он может быть геро¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
91
ем, но нам не нужно героев: они сами явятся в минуту увлечения из самых обыденных людей; нам нужны люди, которые, раз придя к известному убеждению, готовы изо дня в день терпеть из-за него всевозможные лишения. Но обращение со своею деятельностью в среду крестьянства и рабочих именно и требует отказа от всяких житейских благ, сужения своего благосостояния до уровня, доступного рабочему, и — труда, непременно труда. Таким образом, мы видим в указываемой нами деятельности и неизбежное воспитательное значение и вместе с тем лучшее средство для того, чтобы узнавать людей. Если бы какие бы то ни было лишения приходилось налагать на самого себя, как искупительную эпитимию или исключительно как воспитательную меру, то мы, конечно, не стали бы говорить о ней: мы не монашеский орден. Но в наш век всякой лжи и обмана других и самих себя мы считаем не лишним указать, что деятельность среди крестьянства и рабочих, вызванная совершенно иными соображениями, имеет, между прочим, и этот смысл, и это значение.
С другой стороны, мы видим, что100 подыскивание среди крестьянства и городских рабочих личностей, которые могли бы служить центрами дальнейшей пропаганды идеи о необходимости социального переворота в указанном выше направлении, дает результаты положительно даже лучшие, чем те, которых могли ожидать несколько лет тому назад самые смелые начинатели. Мы могли бы здесь нарисовать картину101 результатов, достигаемых в нескольких концах России, но чтобы не дать общипанной, недоговариваемой картины вместо той, которую бы следовало начертать, мы окончательно воздержимся от этого. Всякий искренне желающий узнать эти результаты всегда найдет возможность узнать их устно от нас и наших друзей.
Вот почему мы выставляем основным положением нашей практической] программы — распространять наши воззрения, и подыскивать себе единомышленников мы намерены почти исключительно среди крестьянства и фабричных102 рабочих.
Мы переходим теперь к возможным возражениям против этого положения.
Нам могут заметить: такую деятельность еще рано вести. Нас мало; когда нас наберется достаточно, чтобы наша деятельность среди народа могла иметь заметные результаты, тогда мы, конечно, направимся в крестьянство и рабочую среду. До тех пор будем же подбирать себе товарищей из образованной молодежи.


92
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Отчасти мы уже ответили на это возражение103, указав на то, что мы скорее находим себе единомышленников в крестьянской и рабочей среде, чем в среде образованной молодежи. Но мы можем привести и более104 частные доводы против этого возражения.
Прежде всего это возражение предполагает доказанным одно положение, которое, однако, не доказано, да и не верно. Это то, будто наиболее плодотворными проповедниками и организаторами среди народа есть и будет т[ак] называемая] интеллигенция. Мы считаем это положение совершенно] ложным. Если на стороне человека из интеллигенции есть больше знаний, больше уменья аргументировать, больше способности уловить в каждом факте известную его сторону, то из этого еще вовсе не следует, чтобы такой человек непременно был лучшим агитатором, чем человек из народной среды. Опыт до сих пор приводит к заключению, что из народной среды могут вырабатываться такие же преданные делу агитаторы, какие выходили из интеллигенции. Что же касается до убедительности доводов этих агитаторов, то нужно помнить, что они имеют дело не с учеными, которые всегда готовы укрыться за каждый бруствер, за каждый куст, чтобы только отстоять какую-нибудь традиционную идею, а с людьми105, не предубежденными против истинности социальных воззрений. Если аргументация таких агитаторов и не могла бы устоять против аргументация какого-нибудь философа, то убежденность в том, что существующий строй настолько плох и настолько неподатлив, что изменить его нужно и возможно только путем восстания, — раз вселившись, обращается у этих агитаторов уже в веру и не уступает ни перед какою аргументациею; человек после этого скорее ищет уже мотивов того, что ему говорится, чем логической доказательности утверждаемого. Наконец, мы убеждены, что для того, чтобы убедиться в несправедливости нынешнего строя, в неспособности его изменяться: без напора со стороны угнетаемых, наконец, в возможности изменения его этим путем, вовсе не требуется такой обширной подготовки, о которой всегда мечтает в таких случаях цивилизованное юношество. Но раз признавши, что для подготовки социальной революции106 достаточно подготовки, даже несравненно меньшей107, чем та, которую мы получаем, но только направленной целесообразно, и что такая подготовка людей, не предубежденных вовсе, не требует страшной массы времени, — мы должны будем признать; далее, что по кругу и способу своего дейст¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
93
вия агитатор из народа будет несравненно полезнее, чем агитатор из цивилизованной среды. Это последнее утверждение так уже ясно, что мы и не будем о нем распространяться.
Далее, мы считаем коренною ошибкою, выставив целью создать агитаторов среди народа, самим держаться поодаль от народа и вращаться в кругу своих интеллигентных товарищей. Нельзя в данную минуту по собственному желанию разом перейти из интеллигентных сфер в круг народной жизни. Интеллигентные сферы во всем кладут на людей, вращающихся в них, свой, особый отпечаток, от которого нужно сперва отрешиться, чтобы иметь успех среди народа. Сделаться народным агитатором в несколько дней нельзя, нужно воспитаться в этой деятельности. Поэтому мы считаем лучшим средством для достижения этой своей цели неотложно приступить к деятельности среди народа, как бы ни был мал кружок людей, пришедших к этому заключению. Мы убеждены также, что сплачивать людей во имя будущей деятельности нельзя или, по крайней мере, крайне неудобно и что гораздо легче сплачивать людей во имя такой деятельности, в возможности и целесообразности которой всякий может сам сейчас же убедиться, к которой он может сейчас же приступить. Показывая достигнутые результаты и действуя на людей не одним словом, а словом и делом, гораздо легче их убедить в том, в чем сам убежден. Наконец, так как приходится иметь дело с самыми обыкновенными людьми и так как всякое начинание надо строить на содействии именно таких людей, то приходится иметь в виду, что всякое объединение во имя предполагаемой со временем деятельности, к которой нельзя приступить сейчас же, поведет к образованию кружка из таких людей, которые взаимное схождение и влияние друг на друга скорее поставят главным своим делом и скорее совершенно забудут о своей будущей цели. Наконец, немедленно приступая к деятельности среди народа и предлагая приступить к ней тем из цивилизованной молодежи, с которыми мы сходимся, мы сразу даем им возможность испробовать и доказать свои силы на таком поприще, которое требует отказа от многих прежних традиций и вместе с тем уже есть дело на пользу будущей революции, ибо каждый из цивилизованной молодежи, хотя бы он и не считал себя подготовленным к агитации среди своих цивилизованных собратий, всегда имеет уже в запасе столько фактов, что может ими делиться с людьми из крестьянства и рабочих. Если даже его идеалы будущего не настолько


94
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ясно им сознаны, чтобы служить предметом распространения, он всегда может содействовать развитию в рабочих и крестьянах критики существующего, разоблачению причин всех язв современного быта. Такое общение с крестьянством и рабочими не только не помешает развитию в нем идеалов будущего, но еще будет содействовать развитию тех именно идеалов, которые прямо вытекают из отрицания неправды всех сторон существующего быта.
Словом, мы полагаем, что:
сходиться ради того, чтобы немедленно же приступить к деятельности среди народа, есть наиболее прямой путь;
что сходиться во имя какого-нибудь будущего дела крайне неудобно;
что сходиться во имя начатого уже дела гораздо целесообразнее и полезнее;
что всякий результат, достигнутый в деятельности среди народа, есть уже результат, достигнутый ради социальной] революции];
что деятельность среди народа есть деятельность, которая дает возможность приложить свои силы каждому честному человеку;
что эта деятельность представляет наилучшие условия для его собственного дальнейшего развития и исключает возможность отвлекаться от своей конечной цели;
что, наконец, такая деятельность, веденная совокупно, есть лучшее средство согласить между собою разнообразные оттенки в образе мыслей, которые всегда будут существовать, и привести их к наиболее прямому выражению стремлений к рав[енст]ву, присущих народу.
Поэтому мы считаем такую программу, которая требует прежде чем приступить к деятельности среди народа полного соглашения между деятелями108 во всех частностях идеала и, кроме того, организации обширной группы деятелей, положительною ошибкою.
Поэтому109 мы говорим каждому честному человеку, как бы одинаково он ни стоял в каком-нибудь уголке России: станьте в такое положение, при котором вам возможно будет сходиться с крестьянами или городскими рабочими в отношениях равенства; начинайте подбирать из них себе единомышленников и старайтесь подготовить из лучших людей этой среды преданных делу народных агитаторов; тогда во имя начатого дела подбирайте себе товарищей из не зараженной барством интеллигенции.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
95
Вот прямое выражение наших взглядов на этот вопрос. Мы можем только прибавить, что ежедневный опыт показывает, что к такому же заключению приходят и весьма многие деятельные люди во всех концах России совершенно независимо друг от друга.
Затем является вопрос, в каком же положении деятельность среди народа может быть наиболее полезна? В какое положение должен стать народный деятель?
Мы можем дать на эти вопросы один общий категорический ответ. Прежде всего такое, при котором человек живет при такой обстановке, что всякий вошедший к нему и говорящий с ним рабочий или крестьянин видит в его образе жизни такого же рабочего или крестьянина, как и он сам, и если чувствует рознь между собою и им, то только в степени развития. Поэтому всякое такое положение, при котором человек, чтобы удержаться на месте, принужден жить в обстановке барской, мы считаем положительно невыгодным110.
Мы, таким образом, положительно отрицаем возможность успеха в положении всяких правительственных чиновников, земцев и пр. Затем мы думаем, что самое выгодное положение есть положение крестьянина или фабричного и заводского рабочего. Но полагаем, что есть и многие другие положения, не исключающие в том или другом частном случае возможности действия, как напр. сельский фельдшер111, иногда учитель, может быть, даже и волостной писарь и т. д. Не место было бы здесь вдаваться в разбор относительно выгод этих положений; руководясь поставленною себе целью, каждый сам лучше нас сумеет взвесить выгоды и невыгоды всякого положения.
Мы переходим теперь к ближайшему определению того, в чем собственно должна состоять, по нашему мнению, деятельность всякого, ставшего в такое положение. В общих чертах эта деятельность ясна: это —
разъяснять окружающим коренные недостатки существующего строя;
разъяснять ту замаскированную и явную эксплуатацию, которой подвергается работник со стороны всех высших слоев общ[ест]ва и правительства;
указывать средства для выхода из этого положения, т. е. убеждать в том, что этот строй не изменится без сильного напора со стороны угнетаемых, что всякая уступка барства может быть вынуждена только силою; наконец, что добиваться и добиться одной какой-нибудь


96
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
частной уступки не имело бы никакого значения в силу солидарности всей экономической и государственной эксплуатации;
убеждать в том, что насильственное отнятие у бар и правительства их средств эксплуатации возможно и что есть данные утверждать, что согласие в этом исходе устанавливается между крестьянами и рабочими различных местностей;
наконец, сплачивать наиболее деятельные личности в одну общую организацию, т. е. доставлять возможность лично знакомиться таким деятелям из различных местностей, узнавать, таким образом, о ходе дела в различных местах, совещаться и сговариваться между собою относительно общих мер.
Если согласиться, что таков должен быть характер деятельности всякого, стоящего среди крестьянства и городских рабочих, то этим решается один спорный вопрос: должно ли со своею проповедью обращаться к отдельным личностям или к массе. Другими словами, какую пропаганду вести — личную или массовую? Мы не имеем теперь достаточной опытности, чтобы решить этот вопрос окончательно, но предложим здесь несколько соображений по поводу той и другой.
Мы думаем, что если восстание не предвидится сейчас же, через очень короткий промежуток времени, то вести пропаганду открытую, повсеместную, обращенную ко всем и каждому, — нельзя, да и незачем. Ходить по деревням, сеять на ходу мысль о необходимости восстания, производить мимолетное впечатление (допустив, что человек находится в таком положении, при котором крестьянство его слушает) мы считаем бесполезным, а главное, не наиболее полезным в данную минуту. Всякое112 кратковременное впечатление в этом направлении не будет прочно; оно очень скоро изгладится, если та же мысль впоследствии не будет постоянно поддерживаться местными народными агитаторами. Наконец, чтобы произвести сколько-нибудь сильное, одновременное впечатление на необъятном протяжении113 России, потребовалось бы гораздо больше деятелей, чем сколько бы их можно было собрать теперь.
Поэтому мы считали бы более полезным оседлое влияние и в этом случае, — как влияние на расположение умов вообще в данном селе или даже околотке, так и влияние на отдельные личности, — но в этом случае уже настолько сильное и полное, чтобы по удалении деятеля из села оставшиеся отдельные личности продолжали бы


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
97
объяснять своим односельчанам те же воззрения и продолжали бы подбирать лучших личностей для расширения дела. При этом мы считаем, конечно, необходимым, чтобы такое село или деревня впоследствии постоянно посещалось (и по возможности чаще) тем, кто прежде в нем жил, или теми, которые через него сведут знакомство с кружком подобранных людей того села. Затем не менее необходимым считаем мы, чтоб кружок этого села был знаком не только с тем агитатором, который в нем жил, но и с людьми из кружков, образовавшихся в других селах. Быть может, для этого потребуются периодические съезды, которые мы считаем совершенно возможными114; если бы на этих съездах приходилось даже ограничиваться одними рассказами выборных о том, что и как делается в разных местах, то и тогда они были бы полезными; но весьма вероятно, что на этих съездах поднимутся и некоторые общие вопросы, касающиеся общего дела. Затем мы думаем, что было бы полезно, чтобы всякий деревенский кружок представлял бы собою какое-нибудь подобие организации, т. е. сходился бы для обсуждения общих дел кружка (а такие общие дела всегда находятся, и их тем больше, чем ревностнее ведется агитация), представлял бы какое-нибудь распределение обязанностей по общему соглашению и сносился бы с другими знакомыми ему деревенскими кружками. Мы полагали бы, что никогда не следует останавливаться перед ничтожностью возможного состава кружка и наличных в данную минуту вопросов. Если бы кружок мог составиться только из трех человек, но зато эти люди были бы связаны тесною, личною дружбою, то общие вопросы у них нашлись бы, и раз признавши себя в круговой поруке по общему делу, они имели бы более задатков живучести. Если бы съезд состоял всего из выборных от 4-5 кружков и результатом его было бы только в каждом из этих 4-5 человек, съехавшихся из разных мест, реальное, образное представление о том, что то-то делается там-то, то уже и этот результат мог бы стоить некоторых затрат времени и средств, лишь бы не преувеличивалось его значение.
Таковы наши доводы за единичную пропаганду и организацию. Но если кружок собирается только для того, чтобы заниматься личным развитием и обучением, если он подбирает себе новых товарищей только для того, чтобы в большой компании безопасно вести болтовню о материях важных, то понятно, что это обращается в самое скверное и вредное безделье. Между тем замкнутый кружок, если


98
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
он имеет в виду только сговариваться между собою, неизбежно приходит к этому, если только его члены не обладают достаточным развитием всяких хороших сторон, а именно на такое-то большинство всегда следует рассчитывать. Вот тут-то, по нашему мнению, и является на помощь то, что мы назвали массовою пропагандою. Если целью такого кружка есть дальнейшее распространение своих воззрений не только в кругу посвященных, но и всех односельцев, то такой кружок будет несравненно более застрахован от распадения и от нравственного растления, а вместе с тем будет подготовлять и дело народного движения. В самом деле, если наиболее интеллигентные личности (честные и искренние — эти условия мы считаем признанными прежде всего как аксиомы) будут постоянно иметь в виду: сегодня прочесть там-то такую-то книжку и по поводу ее повести такую-то беседу; завтра завести на посиделке речь об том-то и т. д., — то они достигают разом трех целей: лучше узнать настроение отдельных лиц и их способность отстаивать свои убеждения на людях, поддерживают известное настроение в большинстве да с этим вместе и себя самих охраняют от безделия и пустой болтовни. Признаемся, мы как-то всегда не доверяем тем людям, которые приобретают убеждения для самих себя и про запас для исключительных личностей115. Т[аким] о[бразом], мы приходим к заключению, что для того, чтобы единичная пропаганда и организация в крестьянской и рабочей среде могла идти сколько-ниб[удь] успешно, необходимо, чтобы народные агитаторы из интеллигенции] или из самой народной среды отнюдь не ограничивались одним общением между посвященными, а вместе с тем старались влиять на общее расположение умов во всей массе всяким способом, какой только будет признан полезным. Т[аким] о[бразом], сторонники личной пропаганды и организации] признают полезность116 пропаганды в массе ради самой личной пропаганды] и организации].
Но пропаганда в массе и сама по себе имеет громадное значение. В самом деле, если мимолетное впечатление117 не может быть признано серьезно полезным, то никто уже не станет отрицать, что впечатление и действие, постоянно повторяющееся в массе в известном направлении, не могло достигать известного результата, видоизменяя расположение умов в известном направлении. Но нельзя же не признать, что такое видоизменение не только полезно, но и весьма желательно, и это по очень многим причинам.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
99
Прежде всего, хотя бесспорно верно, что социальные воззрения так справедливы, так легко вытекают из очень простых соображений, что они присущи всякому народу, но118 мы знаем, что от смутного сознания, — а оно, конечно, смутно, — до сознания настолько ясного, чтобы село согласилось с мерами, которые предлагают лучшие, энергичные личности, еще очень далеко. Еще дальше до непосредственного действия. Поэтому, если мы допустим даже, что в селе мог бы образоваться кружок из лучших людей, что они пользуются уважением мира и что они, — взяв село во всей его теперешней неподготовленности, — могли бы убедить его взяться за топоры (когда селу известно, что и другие села взялись за этот исход), все-таки нельзя же утверждать, чтоб село при неподготовленности массы непременно приняло бы такие дальнейшие меры, которые обеспечили бы и закрепили бы за ним победу; но мало того, нельзя ручаться даже, что, взявшись за топоры, оно возьмется разрушать именно то (и в такой мере), что требуется разрушить. Поэтому, кроме подготовки отдельных людей, крайне необходимо, чтобы и во всю массу проникали и не только некоторые^ как можно больше, как можно более ясные, сознательные представления о совокупности общих отношений и о возможных способах их переустройства. Говоря это, мы, конечно, вовсе не хотим утверждать, чтоб необходимо было дожидаться для социального переворота, пока во всю массу проникнут ясные, сознательные представления, но мы говорим, что чем более их проникнет, тем лучше, и что, следовательно, упускать какой бы то ни было случай для того, чтобы распространять в массе эти представления, было бы крайне странно и непоследовательно. Именно во всей массе необходимо развивать дух критики, дух недовольствия, сознание безвыходности мирных реформ, дух бодрости и веры в возможность союзного действия. Чем более будет развит этот дух в каждом человеке, тем солидарнее со всеми будет также чувствовать себя отдельная личность, вошедшая в народную организацию, тем сильнее будет ее вера в возможность переворота, тем яснее в ней самой будут складываться ее воззрении на будущий возможный строй. Наконец, всякая личность есть продукт окружающих ее воззрений, и чем более проникают в массу известные воззрения, тем более выделяется из массы новых людей, отдающих себя общему делу, тем радикальнее эти люди.
Вот почему мы думаем, что всякий119 народный деятель не должен упускать никакого случая и даже подыскивать всякий случай120,


100
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
чтобы повлиять на всех и каждого в известном направлении. Эту цель он никогда, ни в одной беседе, ни в одном поступке, не должен терять из вида; и не может даже терять из вида, если только он с увлечением отдается своему делу. Пусть иной задавлен, не развит, способен обдумывать только ближайшие события и вовсе не способен обобщать их причин. Но и тут всегда будет возможно, став на точку зрения этого человека, разобрать явление с более широкой стороны и навести его на соображения об общих причинах. С каждою отдельною личностью придется, конечно, розно вести речь: одному придется развить социальные воззрения и выводы из них полнее, другому — в самой первобытной форме, но лишь бы все эти беседы клонились к тому, чтобы развить склонность к этим воззрениям, способность прочувствовать гнет и сознание необходимости противопоставить ему крестьянское единство. Как вести дело с каждым человеком, какую струну затронуть, насколько откровенно высказывать свои конечные мысли — все будет обусловливаться подготовкою того человека, того общ[ест]ва, с которым имеешь дело, и осторожностью, нужною в том или другом случае; но следует помнить одно — что во всех и каждом надо подготовлять восприимчивость к этим конечным целям, стало быть, надо действовать в эт[ом] направлении. Конечно, везде найдутся люди, в которых личный эгоизм сильнее всего остального, и возиться с ними, даже случайно, значило бы попусту тратить время и силы; но не об них и говорим мы; мы говорим о всей массе, которой не было случая или времени обдуманно отнестись к окружающему, но которой именно и придется действовать когда-нибудь121. Отказываться от влияния на эту массу было бы просто ошибкою.
В силу сказанного мы считаем, что влияние на личности и влияние на массу должно идти одновременно, рука об руку; стараться влиять только на общее расположение умов в массе, не созидая тесного кружка нескольких человек, который можно бы было ввести в общую организацию, было бы так же ошибочно, как стараться только создать тесный кружок, но упускать возможность влиять на общее настроение в массе. Выгоды всего дела требуют и того, и другого влияния одновременно.
Понятно, что все сказанное вполне приложимо и к городским рабочим. При этом мы напоминаем, что наши городские рабочие представляют некоторые существенные отличия от западноевропей¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
101
ских и что этими отличиями объясняется, почему деятельность среди городских рабочих, несмотря на их малочисленность в России, имеет серьезное значение. Дело в том, что рядом с рабочими, обратившимися в постоянных городских жителей и имеющими определенное ремесло, т. е. с заводскими рабочими, существует гораздо более обширный класс рабочих, так называемых фабричных. Он слагается весь из крестьян, преимущественно молодежи, не знающих определенного трудного122 ремесла и поступающих на всевозможные фабрики ткачей.
Все они имеют на родине земельный надел и находятся в тесной связи со своими односелыдами; все они живут в городе не постоянно, а стекаются из разных концов России на время, а затем снова, через год или через два, а нередко во время безработья и каждый год, возвращаются в свои села на крестьянскую работу.
Таким образом, представляя подвижный элемент из крестьянской среды, элемент, избавленный от консервативного влияния семьи, наконец, людей, несколько более присмотревшихся к разным житейским отношениям, а вместе с тем элемент, который всегда возвращается назад в село, они представляют прекрасную, а в большинстве случаев и весьма восприимчивую почву и средство для распространения социальных идей. Наконец, все они живут не в одиночку, как заводские рабочие, а артелями, что значительно облегчает знакомство с большим кругом людей. Выработка из них отдельных личностей, способных для дальнейшей агитации; наконец, облегчается широким простором для выбора лучших людей, а помощь той образованной молодежи, которая приступает к занятиям с этими рабочими, значительно облегчает подбор, давая возможность поддерживать знакомство с очень многими рабочими. Так как эти рабочие нисколько не разрывают своих связей с селом и нисколько не изменяют своего прежнего крестьянского образа жизни, то из них всего удобнее вырабатывать людей, которые потом в селе могут послужить ядрами сельских крестьянских кружков123.
Практические приемы такой пропаганды не место здесь излагать, но мы остановимся на одном обстоятельстве, к которому многие, по нашему мнению, слишком легко относятся. Это то, что мы находим полезным и необходимым сообщать рабочим такие сведения, которые относятся к области научных сведений. Прежде всего к нам часто обращались с просьбою заняться обучением чтению и письму,


102
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и арифметике. Если это есть единственное средство для знакомства с артелью и если предвидится, что в этой артели найдутся люди, которые довольно скоро заинтересуются социальной пропагандой, то мы, конечно, не откажемся от таких занятий сами; или если есть другие более производительные занятия, то постараемся подыскать людей, которые, еще не желая заниматься социальной пропагандой, взялись бы, однако, этим заняться, зная, с какой целью ведутся эти занятия. Когда, читая среди этих занятий какие-нибудь книжки и ведя общую беседу по поводу прочитанного, мы видим, что отдельные личности принимают к сердцу общие интересы, мы постараемся учащенными беседами довести этих людей до мысли, что занятия арифметикой или письмом вовсе не ведут к цели, станем тогда знакомить их с совокупностью социальных воззрений и постараемся войти с ними в личные дружеские отношения; тех же, которые будут видеть в занятиях арифметикой свою исключительную цель, конечно, оставим через несколько времени, понимая очень хорошо, что всех желающих арифметике не обучишь и что есть вещи более нужные. Если мы столкнемся с человеком восприимчивым, энергичным, обещающим сделаться полезным агитатором, который не умеет даже читать, мы, конечно, сочтем непременною обязанностью выучить его грамоте, понимая очень хорошо, что человеку грамотному легче вести агитацию, чем неграмотному; что то, об чем не успеешь с ним перетолковать, он узнает и из порядочной книги, и собственными размышлениями над прочитанным.
Далее, тем лучшим людям, которые сделаются народными агитаторами, мы считаем необходимым сообщить и более обстоятельные сведения по истории, — конечно той, которая служит нам основанием для наших выводов, — по так называемой политической экономии, т. е. по критике существующих отношений между трудом и капиталом. Мы знаем, что переход из мирного рабочего, стоявшего век за станком и проявлявшего свою энергию, честность и отсутствие эгоизма лишь в личных или артельных отношениях, к убежденному, деятельному народному агитатору делается не в день и не в два. Мы знаем далее, что переход тем прочнее, залог их дальнейшего успеха тем больше, чем большею совокупностью данных владеет человек, чем большая сфера явлений дает ему доводы для подтверждения своей мысли. Поэтому мы должны сообщить такому человеку нужный ему материал, должны стараться выработать в нем способность пользоваться вся¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
103
ким фактом для подтверждения своих воззрений; а так как в трех-че- тырехмесячный срок всегда найдется, и с избытком, время для таких бесед, и так как изложение, наир, нужных исторических фактов или разъяснение экономических отношений, бывает удобнее в последовательной форме, то мы считаем положительно необходимым сообщать им эти сведения, — читать им «Курс истории и политической экономии», если только курсом можно назвать десяток последовательных рассказов, в которых каждый факт подтверждает известную сумму воззрений, каждый вывод служит предметом общих бесед на известную тему. Поэтому124 мы утверждаем:
подготовлять народных агитаторов необходимо; подготовить их в недельные сроки невозможно, если желать оставить по себе что-либо прочное;
во время знакомства, продолжающегося несколько месяцев, всегда найдется время для обстоятельного ознакомления их с фактами, которые потом очень пригодятся им в их агитации.
Следовательно, нужно вести такие беседы и нужно заботиться о возможно большем развитии таких агитаторов, конечно, всегда строго избегая нагружать их память каким бы то ни было лишним балластом.
Понятно, что во всяком таком деле не может быть определяемо никаких точных границ. Нужно только, чтобы каждый деятель ясно сознавал свою цель и не уклонялся от нее посторонними побуждениями.
Из всего сказанного уже видно, что главное место в нашей пропаганде мы отводим пропаганде личной, устной, а не литературно й, как ввиду поставленных нами целей, так и ввиду неграмотности русского народа. Но мы этим вовсе не отрицаем необходимости литературной пропаганды и считаем ее необходимою ради тех же целей.
О характере литературной пропаганды] в так называемой] цивилизованной среде сказано уже выше; там же определены и возможные наши отношения к ней. Но гораздо более необходимо появление и распространение в крестьянстве и рабочих таких книг, которые удовлетворяли бы поставленным выше целям. Такого рода книги мы считаем положительно необходимыми.
Необходимы такие книги, которые давали бы возможность людям, не умеющим легко поднимать и ставить известные вопросы125, тем не менее затрагивать эти вопросы. Книга, специально написан-


104
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
нал с этой целью, дает возможность поднимать и подвергать общему обсуждению такие вопросы. Далее, необходимы такие книги, которые давали бы народному агитатору нужный материал и факты, чтобы убеждать своих собеседников. Такие факты дают книги по истории народа, книги, объясняющие способы накопления капиталов в частных руках, захвата земель, захвата правительством народных прав и т. д., и т. д. Наконец, необходимы книги, пробуждающие дух независимости, сознание в народе его силы и бессилия барства, поддерживающие чувство мирского единства, сознание общности интересов и общности врагов всех разрозненных частей русской земли, всех отдельных классов народа и выясняющих круговую поруку царя, барства, купечества, мироедства и поповщины. Словом, нужны беллетристические рассказы как повод для бесед; нужны рассказы о сильных, выдающихся личностях из крестьянской среды; нужны, наконец, исторические и бытовые рассказы, разъясняющие всю безысходность современного быта, будящие сознание и дух силы, разъясняющие необходимость, возможность и способы предварительной организации. Поэтому мы ставим необходимою своею задачею заготовление и распространение таких книг. Мы уверены, что всякий из занимающихся пропагандою в крестьянской и рабочей среде, обладающий творчеством и талантом, всегда найдет время писать такие книги, не отрываясь от личной пропаганды, и мы всегда готовы будем уделить часть своих сил на печатание и распространение таких книг.
Понятно, что почти все такие книги должны быть нецензурные. Нам нужны, однако, и цензурные небольшие рассказы, затрагивающие разные стороны общественного быта, потому что с нецензурною книгою нельзя являться в первый раз в совершенно незнакомую группу рабочих и крестьян; поэтому мы всегда будем стараться126 вызывать от наших литераторов и подыскивать такие рассказы из ранее изданных, которые, будучи по крайней мере не вредны, могли бы давать повод к нужным беседам. Понятно, что все это требует самых ничтожных затрат времени, а средства всегда даже могут быть найдены из посторонних источников.
Наконец, мы полагаем, что весьма полезно было бы иметь небольшое, повременное издание, пишущееся языком, доступным крестьянам и рабочим, которое действовало бы в этом же направлении, внося в него элемент современности127.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
105
Нам остается, наконец, рассмотреть один род пропаганды, которую мы называем фактическою.
Сюда мы отнесем всякие такие действия, которые содействуют, по мнению нашему или других, распространению изложенных нами воззрений и организации народной революционной партии. Здесь мы рассмотрим, следовательно, всякие такие учреждения, которыми пропагандируют социальные воззрения, как напр., артели производственные и потребительные, такие движения, как напр., местные волнения на фабриках или в деревнях с какою-нибудь частною целью, направленные против каких-нибудь местных злоупотреблений, наконец, местные народные движения с широкою социалистическою целью.
Мы начинаем с артелей. После всего сказанного выше нечего уже и говорить, что как средство улучшения общественного быта мы считаем артели мерою совершенно неприложимою и нецелесообразною. Как воспитательную меру для подготовления социального переворота мы считаем их не только не полезными, но даже совершенно вредными. Всякое временное улучшение материального быта небольшой кучки людей в нынешнем разбойничьем общ[ест]ве неизбежно отзывается на них усилением их консервативного духа. Вся дальнейшая их деятельность направляется на то, чтобы сохранить, удержать это свое привилегированное положение, и поэтому самому они, роковым образом, должны утрачивать всякий импульс и отчасти даже фактическую возможность распространять это улучшение на остальных. Поглощенные делами своей артели, они прежде всего заняты ими и становятся менее способными употреблять свое время на активную социальную пропаганду. Затем они мало-помалу утрачивают всякую охоту заниматься этим делом; улучшение обстановки развивает только старание удержать эту обстановку, охранить ее от случайностей всякого движения, полицейского вмешательства и т. д.; развивает, наконец, самообольщение и высокомерное отношение к своим прочим, менее счастливым, братьям; то, что в значительной мере есть результат счастливых случайностей, приписывается своей личной энергии и т. д. Словом, мы убеждены, что всякая артель, сколько-нибудь удачная, есть лучшее средство отвлечь наиболее умных рабочих в полубуржуазное положение и отнять у революционной агитации нередко хорошие силы. Поэтому мы не считаем артели средством социальной пропаганды128.


106
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Таковы самые естественные общие выводы; но каждый из них может быть подкреплен и развит десятками доказательств, взятых из опыта жизни. Вся практика западноевропейская и отчасти русская дают для этого богатый материал. Естественно, что так же мало придаем мы воспитательного значения артелям потребительным. Те из германских агитаторов, которые восхищаются результатами дешевизны в какой-нибудь общественной кухне и придают воспитательное значение общему заведыванию кухонными делами, могли бы именно в России, где каждая артель холостых фабричных рабочих129 представляет такое потребительное общ[ест]во, убедиться, как прост и удобопонятен этот принцип, помимо всякой пропаганды, и как легко он осуществляется на практике, если не встречает каких-нибудь внешних или исторических помех. Они убедились бы также, как медлен избранный ими путь, если учреждение потребительных общ[ест]в они считают ступенью к революционной деятельности.
То же, что о потребительных артелях, думаем мы и об кассах взаимного вспоможения, взаимного пособия и т. д. К ним безусловно приложимы все предыдущие соображения, и все они могут быть подтверждены еще большим количеством фактов, доказывающих и их бессилие, и их вредное влияние. Мы считали бы даже гораздо более нравственным личную помощь, путем складчины в каждом нужном случае, случайно пострадавшему товарищу, чем касса, обращающаяся в какой-то налог для бедных. Поэтому мы никогда не станем проповедовать таких касс и готовы всегда отклонять от них наших друзей.
Но зато мы считаем полезными всякие кассы для социальной пропаганды,т. е. для приобретения книг, способствующих пробуждению критики существующего и сознания своей силы; для пособия агитаторам, покидающим работу, меняющим место жительства с целью пропаганды, для содержания квартиры и т. д., хотя, конечно, очень хорошо понимаем слабость таких касс (кроме исключительных, хорошо обставленных рабочих) и потому не станем преувеличивать их значение. Понятно, что всего лучше будут возникать такие кассы по мере развития потребностей пропаганды и организации. Наконец, в числе подобных же воспитательных мер мы считаем положительно полезным общежитие рабочих на началах коммунистических,т.е.общей


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
107
собственности всего заработка, но знаем очень хорошо, как велики трудности, с которыми сопряжено всякое такое учреждение, за невозможностью выработаться в нынешнем обществе коммунистического духа и отчасти по местным условиям (отсылка заработков в деревню и т. п.). Мы думаем поэтому, что рекомендовать эту меру следует, как прекрасное воспитательное средство для агитаторов, но что приводить ее в исполнение возможно будет только в ограниченных размерах и с исключительными личностями и большей частью лишь при сожитии рабочих с кем-нибудь из воспитавшихся в этом духе членов интеллигентной молодежи. Во всяком случае, если по характеру сблизившихся людей такое сожитие возможно устроить, то, по нашему мнению, им не следует пренебрегать.
Что касается до всяких местных волнений с какою-нибудь частною целью, напр. демонстрация против мастера или управляющего на фабрике, демонстрация против какой-нибудь стеснительной меры, волнения в деревне с целью учета старшины, писаря, посредника и т. п., то мы смотрим на них, как на воспитательное средство массы и как на средство для народных агитаторов ближе узнать людей, узнать выдающихся личностей, наконец, самим этим личностям приобрести местное влияние и отчасти воспитываться в духе противодействия, более или менее рискованного протеста. Этого значения частных движений, конечно, невозможно отрицать, и так как они всегда бывают помимо воли отдельных людей, то агитатору остается только этим пользоваться, чтобы ближе узнавать людей. Затем нельзя не признать, что такие волнения, если они не привели к жестокому усмирению, всегда поддерживают дух недовольства и раздражения в массе. Но, признавая эту полезность, мы, очевидно, должны решить вопрос, следует ли в интересах организации возбуждать и поддерживать такие волнения? Мы полагаем, что общего решения этого вопроса нельзя дать. Следует только в каждом частном решении иметь в виду, насколько каждое такое волнение может содействовать или мешать успеху организации и пропаганды. Если можно предвидеть, что такое волнение, дав возможность ближе узнать людей, не повлечет за собой удаления агитаторов из среды, где они уже успели освоиться и приобрести некоторое доверие, и если при этом оно даст массе возможность почувствовать силу дружного протеста, то, конечно, следует поддержать и вызвать такое волнение; если же можно предвидеть, что, даже достигнув своей частной цели, волне¬


108
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ние поведет за собою удаление агитаторов из среды, где желательно было бы, чтобы они остались, то следует избегать такого волнения. Деятельными личностями следует, по нашему мнению, дорожить и не подвергать их риску из-за пустяков или из-за результатов, которыми некому будет воспользоваться. Нужно помнить, наконец, при этом, что все правительства Запада, а также наше не замедлят принять ту же программу, всегда стараясь вызывать даже такие местные волнения, чтобы захватить лучших людей, вырвать их из места или перестрелять и нагнать страх на население. Поэтому всякое такое движение становится мечом обоюдоострым. С одной стороны, выясняются отношения между правительством и народом, с другой стороны, оно слишком тяжело отзывается на силах революционной партии и на лучших людях данного участка. Наконец, есть еще одно соображение, касающееся, впрочем, только людей из т[ак] называемой] цивилизованной среды. Это то, что во многих волнениях они никак не понесут всех тех последствий, которыми такое волнение ложится на крестьянство и городских рабочих. Как бы ни была тяжела нравственно та кара, которая постигнет в таком случае человека из интеллигенции, но она материально (а следовательно, в глазах народа) несравненно легче, чем кара, постигающая остальных. Очевидно, однако, что это обстоятельство подрывает на будущее время кредит агитации человека из интеллигентной среды в данной местности, даже во имя общих начал. Наконец, всякое средство, не прямо ведущее к цели, чрезвычайно легко во всяком новом деле становится целью, и мы считали бы необходимым во всяком подобном деле всегда прилагать при постановке решения, как отнестись к данному настроению умов по поводу частного вопроса. Не менее существенно и то, что всякая подобная агитация отвлекает внимание и время от агитации более существенной.
Но может явиться и такое соображение. Всякая агитация, не подкрепляемая никаким делом, скоро перестает поддерживать бодрость в деятельных людях. Люди деятельные не могут уже так спокойно сносить окружающих их неправд и неизбежно стремятся к тому, чтобы вступить в борьбу с этою неправдою, в каком бы она виде ни являлась. Стараться воздерживаться от протеста, когда он настойчиво напрашивается сам, значит развивать равнодушие к окружающему и даже род иезуитизма. Мы думаем, однако, что это возражение было бы неверно. Прежде всего очень желательно было


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
109
бы, чтобы на пропаганду и организацию агитаторы смотрели именно как на дело и не считали более серьезным «делом» борьбу со старшиною или мастером. И всякий человек, смотрящий на всякий представляющийся ему факт именно с точки зрения пропаганды и организации, всегда сумеет воспользоваться им, чтобы окружающим разъяснить его, как частное проявление целого, и перенести ненависть страсти, разожженной частным событием, на общего врага. Далее всякий деятельный и впечатлительный человек и без постороннего вмешательства достаточно склонен к протесту против всякого частного безобразия, а в таких людях скорее приходится сдерживать порывы страстного протеста против частного события, указывая возможность воспользоваться им для народной организации, чем разжигать эту страсть против самого события. Наконец, что касается того, что во всяком совершающемся протесте, как бы ни была очевидна его безысходность и что бы ни было высказано против него в минуту предварительного обсуждения, во всяком мирском риске агитатор должен быть впереди — об этой азбуке уже и говорить нечего. Все сказанное вполне приложимо и к вопросу о стачках. Об них написано и говорено уже так много, что можно ограничиться одними общими выводами130.
Прежде131 всего ясно, что никакими стачками, как никакою паллиативною мерою положение рабочих не может быть существенно улучшено. То маленькое улучшение, которое иногда достигается стачкою уменьшением ли рабочих часов, или увеличением рабочей платы, всегда бывает только временное и очень скоро уничтожается. Далее, можно привести тот факт, что стачка всегда бывает в Западной] Европе единственным средством возвысить сколько-нибудь заработную плату, когда с увеличением дороговизны она становилась решительно невозможною для существования. Поэтому в Зап[адной] Европе стачка стала обыденным орудием борьбы между рабочими и капиталом как в фабричной, так и в земледельческой сфере, а организация стачки долгое время была даже единственной целью, которою задавались и задаются до сих пор весьма многие рабочие общества и весьма многие агитаторы. У нас стачка есть явление несравненно более редкое по весьма многим причинам, о кот[орых] здесь не место говорить. Должна ли у нас, следовательно, стачка пропагандироваться так же, как в последние 20-30 лет она пропагандировалась в Зап[адной] Европе? Не можем ли мы помощью ее достигнуть


по
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
таких же результатов, каких достигли западноевропейские рабочие и которые бесспорно содействуют в некоторых отношениях социальной пропаганде?
Сравнивать в этом отношении наше положение с западноевропейским было бы крайне неправильно. Стачки в Зап[адной] Европе суть явления не последних лет, даже не последнего века. В Англии, т. е. именно в той стране, где ими достигнута и наибольшая заработная] плата и наименьшее [количество] часов работы, они начались и организовывались уже с XIII века. Рабочие союзы, главным образом ради стачек, уже в прошлом столетии были так распространены и так сильны, что на развитие таких союзов132 теперь потребовались бы целые десятилетия. Вот почему Англия могла опередить другие страны в скорости повышения заработной] платы и уменьшения раб[очих] часов, которое, однако, заметно повсеместно за последнее столетие, хотя и в меньшей мере, чем в Англии. Сила рабочих союзов для стачек не может быть приобретена скоро, — на это нужны долгие годы беспрепятственных со стороны правительства стачек, долгие годы воспитания.
Теперь в рабочих возникают новые идеалы, новые цели, новые стремления. Задачею рабочего вопроса становится уже не частное улучшение быта, а вопрос о передаче орудий труда в пользу самих рабочих. В этой же форме возникает задача и у нас. Следовательно, вопрос об организации для стачек становится уже вопросом о том, должны ли мы теперь, когда задача поставлена широко, трудиться над созданием организации, которая на Западе создавалась в то время, когда задача ставилась об улучшении быта, а не о коренном преобразовании? Ответ неизбежен и ясен: нет! Разве может быть полезно противодействовать злу в частной его форме, когда уже сознана общая причина зла? Разве мы имеем право скрывать эту общую причину? Разве, раз уже сознана общая причина зла, раз уже появилась надежда и вера в ее искоренение, можем ли мы и рабочие внести в пропаганду организации для стачек ту веру, к[отор]ую вносили в эту пропаганду те, кто видел в стачке единственное возможное орудие борьбы с капиталом? Ясно, следовательно, что в России, где рабочее движение начинается в эту пору, не может создаться той сильной организации для стачек, которая существует во многих местах Зап[адной] Европы. Ясно, что если рабочее движение не утратит веры в достижение конечной цели, оно не направится на стачки


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
111
с тою энергиею, с какою направлялось вплоть до последнего време- ни в Зап[адной] Европе.
Но если стачка уже не может быть для нас целью сама по себе, то не может ли она быть полезным средством для достижения заданной цели? Давая реальный, всем доступный импульс для организации, не может ли стачка сослужить ту службу, что подвинет к организации тех, которые без этого импульса к ней не приступили бы? Не послужит ли она хорошим случаем для социальной пропаганды?
Но здесь мы, следовательно, опять сталкиваемся с тем же вопросом, насколько полезно для достижения заданной цели ставить сперва какую-нибудь второстепенную, косвенную цель? Или, другими словами, насколько полезно привлекать к организации, имеющей в виду социальный переворот, людей, которые еще не согласны с необходимостью переворота? Но ответ на вопрос в такой форме не может подлежать сомнению, — конечно, не полезно, ибо эти люди будут только мешать организации в достижении ее целей; на них нужно действовать, следовательно, иным путем. Вообще, мы считаем не только недобросовестным, но и совершенно непрактичным завербовывать людей для одной цели, выставляя им другую. Что касается до того, что стачка может служить хорошим поводом для социальной пропаганды, то на это нужно заметить, что для критики общественного быта случай всегда есть и стачка не есть наиболее удобный. Для пробуждения же сознания собственной силы стачка служит хорошим средством только тогда, когда она оканчивается победою. Говоря о форме, достигшей наибольшего развития на Западе, мы здесь сошлемся на пример Зап[адной] Евр[опы]. Все, имевшие дело со стачками, утверждают именно это. Но стачка только тогда увенчивается успехом, когда рабочие (не говоря уже о вмешательстве правительства и допустим даже, что оно не существует) уже заранее имели прочную кассу: когда они получают помощь (немедленную) от других касс и т. п.; мы уже сказали выше, почему думаем, что прочной организации для стачек теперь не думаем достигнуть.
Что же касается до сознания (солидарности) единства, общности, которой так способствует круговая порука во время стачек, то мы думаем, что то же сознание, в такой же мере, достигается постоянным сношением кружков, необходимым при всякой организации, сношением, тем более живым и тесным, чем однороднее состав их. Обширная же организация ради стачек этому последнему нисколько не спо¬


112
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
собствует, а скорее вредит ему, внося крайнюю разнородность агитаторской подготовки в состав необходимых для этих целей кружков. Вот почему мы думаем, что обширная организация для стачек у нас не была бы целесообразным средством для достижения наших целей.
Затем остается воспитательный элемент стачки, который несомненен во многих отношениях. Всякая стачка приучает участников к общему ведению дела, к распределению обязанностей, выделяет наиболее талантливых и преданных общему делу людей, и наконец, заставляет прочих узнать этих людей и усиливает их влияние133. Поэтому мы полагаем, что не следовало бы, если бы имелись силы, упускать ни одной стачки без того, чтобы народные деятели не принимали в ней по возможности деятельного участия. Но нарочно ради этого возбуждать стачки со всеми ужасными их последствиями для рабочих в случае неудачи (лишениями, голодом, растратою последних грошевых сбережений) мы считаем положительно невозможным.
Наконец, мы переходим к последнему разряду случаев фактической пропаганды. Это местные движения с определенною, общею социалистическою целью. Положим, что есть основание думать, что в какой-нибудь губернии могло бы возникнуть восстание с явною целью отобрать все земли, фабрики, дома и капиталы в мирские владения и устроиться по-своему. Но между тем предвидится, что это движение не будет поддержано и его задавят войсками. Следует ли содействовать134 этому движению, следует ли поддерживать нравственно и физически собирающихся начать это движение или же следует употребить все старания (напр., двинуть в эту губернию все наличные силы), чтобы удерживать от этого? Очевидно, что здесь представляется много соображений. Не говоря о том, что такое волнение, начавшись с такими всем понятными целями, может привести и к тому результату, что поднимет соседние области; за исход такого движения, особенно, когда повсеместно есть некоторые недовольные элементы, никто не может ручаться даже тогда, когда известны, по-видимому, все определяющие обстоятельства. История полна таких неожиданностей, каких вовсе не предвидел никто из наиболее даровитых и знающих современников135. Поэтому, мы никогда не взяли бы на себя решить этого136 вопроса иначе, как по ознакомлении с местными условиями данного случая и по обсуждении их целым съездом народных деятелей. Но мы указываем на этот вопрос теперь же потому, что им опре¬


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
113
деляется план действия партии. Если бы решено было, что такое местное движение желательно, то по выборе местности можно было бы туда направить все наличные силы, вместо того, чтобы разбрасывать их по всей России. Поэтому мы выскажем только некоторые соображения, мотивирующие, почему следовало бы поставить этот вопрос, как только знание местных условии различных частей России позволит толковать о нем.
Что такое подавленное, местное да еще социалистское137 движение, слишком хорошо известно; какие вакханалии разыгрываются вечными кровопийцами народа на трупах всего, что есть честного, смелого, умного в разгромленной местности, все это позорными клеймами выжжено на животных лицах этих кровопийц. Каким подавляющим гнетом ложится такой разгром на полуравнодушное большинство, тоже известно. Но известно и то, какою враждою на всю жизнь заставляет он поклясться тех из уцелевших, в ком есть искра человеческой души, не заеденная животными потребами. Известно и то, как раскроет глаза всякому не слепому эта драма, где маски сброшены и одни давят других со всем остервенением бессильных и подлых, вымещающих свою злобу над сильным и честным, пойманным в капкан138. Пусть хоть раз выкажется барство и царь во всей их животной наготе, и реки крови, пролитые в одной местности, не протекут без следа. Без рек крови социальный переворот не совершится, первые заменят последующие, лишь бы только первые ослабили наводнение будущих. А, впрочем, эти первые реки, может быть, ручьи, льются уже теперь и непрерывною струею то сочатся, то льются через все последние десятилетия, и, может быть, с нашей стороны было бы даже безумием мечтать о том, чтобы задержать их, и, может быть, для нас нет лучшего исхода, как самим утонуть в первой реке, прорвавшей плотину.
Наши отношения ко всяким партиям довольно ясно определяются из всего сказанного. Мы выскажем их, однако, в нескольких словах.
Прежде всего наши отношения к Интернационалу. Вести речь о том, примкнуть к Инт[ернационалу] или нет не в принципах, а на деле, мы считаем теперь невозможным. Пока у нас нет сколько-нибудь сильной организации среди крестьянства и рабочих, всякие наши отношения были бы не деловые, а только личные; но о таких отношениях едва ли стоит рассуждать. Следовательно, [вопрос] о том, примкнуть или нет к Инт[ернационалу], еще впереди. Мы мо¬


114
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
жем сказать только, что вследствие громадной разницы строя мышления нашего народа, его склада представлений, его стремлений, с этими свойствами западноевропейских рабочих, вследствие розни языка, наконец, вследствие нашей экономической изолированности, мы не думаем, чтобы в сколько-нибудь близком будущем наши отношения могли бы быть сколько-нибудь тесные и живые, иначе как между отдельными личностями. Нет спора, что в довольно скором времени всякое социалистское движение на Западе будет отзываться и в нашем народе, всякий крупный успех западных интернационалов будет сочувственно и с интересом принят и у нас, будет подбодрять и нас; весьма вероятно также, что решения Интернационала] будут обсуждаться и у нас не только цивилиз[ованно]ю молодежью, но и рабочими кружками. Но все это еще не составляет того общения, которое должно существовать между частями одной партии. А такое едва ли может скоро установиться. Поэтому мы ограничимся только заявлением, что в принципах, как видно из всего сказанного, мы вполне сходимся с отраслью федералистов Инт[ернационала] и отрицаем государственные принципы другой отрасли.
Что касается до наших русских заграничных партий, то, сходясь в принципах с русскими представителями федералистского отделения Интернационала], мы совершенно отстраняемся от всякого вмешательства в раздоры наших партий, так как они приняли, наконец, личный характер и так как, живя здесь, не можем иметь никакого точного понятия о характере этих раздоров. Относительно их повременных изданий мы должны сказать, что ни одно из них не можем признать органом нашей партии.
Глубоко уважая некоторых представителей нашей русской эмиграции и их деятельность в Интернационале], мы тем не менее ни с кем из них не намерены вступать в тесный организованный союз, потому что не видим никакой возможности сделать этот союз реальным. Мы намерены развиваться здесь самобытно, вне всяких руководств заграничных партий, так как полагаем, что никогда эмиграция не может быть точным выразителем потребностей своего народа иначе, как в самых общих чертах, ибо необходимое условие для этого есть пребывание среди русского крестьянства и городских рабочих. Наконец, необходимое условие полного объединения лиц есть возможность находиться в непрерывных, тесных сношениях, что в данном случае невозможно.


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
115
Приложение
Примечание] к стр. 7139
Прежде чем устанавливать различие между нужным и ненужным трудом, прежде чем ставить на вид необходимость признания ненужности всех классов, занятых привилегированным трудом, необходимо показать, как по нашему мнению нужно организовать производство, распределение и обмен таким образом, чтобы всякая личность имела возможность удовлетворять свои потребности только ценою труда и ничего больше; далее, что при равенстве потребностей и энергий в труде удовлетворение потребностей, а следовательно] и распределение продуктов, может, и по необходимости будет, совершено равномерно. Словом, что принцип «всякому по потребностям и от всякого по способностям» может быть воплощен в жизнь человечества даже при неидеальном нравственном и умственном развитии и совершенстве человеческой натуры. Предлагаю следующую формулировку:
Осуществление140 первого условия равенства в виде трех вышеизложенных мер сделает невозможным существование какого бы то ни было продукта чужого труда, эксплуатацию человеческих сил как товара для удовлетворения своих личных потребностей. Современная форма рабства в виде найма, т. е. порабощения сил141 человека, с одной стороны, и конкуренция, как необходимое следствие такого порядка, заставляющая личность бороться с другими личностями с целью надеть на себя рабовладельческое ярмо, закабалить ему свои силы, рушатся сами собою142.
Таким образом, перед нами находятся две единственно реальные вещи, на наиболее разумной и целесообразной комбинации которых должно быть построено производство и распределение: это сумма всех потребностей человеческих, во-первых, все способности всякой личности и общества, во-вторых, великий принцип «всякому по потребностям и от каждого по способностям» остается с сих пор, как для всяких социалистов, так и для нас, основой будущего общества.
Допуская возможность деления общества на производительные автономичные в своих внутренних делах общины, связанные между собою на правах членов одной обширной федерации, мы необходи¬


116
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
мо должны признать возможным наивыгоднейшую эксплуатацию во всякую данную минуту всех орудий производства.
Единственною меновою единицею мы признаем общественное время. Всякий рабочий час производителей, потраченный на производство полезного продукта, реализуется в знаках общественного времени (чеки), которые могут быть обменены во всякой общинной или союзной лавке, складе или магазине по заранее определенной по взаимному соглашению всех членов всего союза пропорции.
Все роды труда мы признаем одинаково ценными, измеряя стоимость продукта количеством затраченного на него времени. Таким образом, принцип «всякому по потребностям, от всякого по способностям» осуществляется непосредственно. Эгоистические побуждения человеческой личности находят себе ограничение в невозможности накопленное общественное время превратить в капитал со всеми его атрибутами и при помощи его эксплуатировать труд и силы других личностей, поработить их на современный манер. Инертность человеческой личности, если даже признать ее существование при новых условиях жизни и труда, ограничивается естественным желанием удовлетворять свои потребности.
Конкуренция с ее неразрывным спутником — нравственным развращением, превращается в стремление заслужить одобрение общественного мнения со стороны людей и по возможности лучше полней эксплуатировать орудия труда — по отношению к силам природы.
Примечание] к стр. 13143
Мы выше уже сказали, что под идеалом разумеем такой строй, в котором нет места борьбе людей с людьми не в силу каких-либо принудительных повелений, закона, а в силу естественной необходимости, вытекающей из всей организации производства и распределения; при этом условии всякая принудительность становится излишней — опасность голодной смерти сильней всяких предписаний закона; кроме того, она составит противоречие с 1-м положением.
Определяя основные черты идеала, мы никоим образом не должны сбиваться на прямые практические меры для перехода от современного общества к идеалу; в противном случае мы непременно впадем в противоречие. Эти меры всегда обусловливаются существованием в обществе уродливостей, составляющих результат всей предыдущей жизни, культуры и цивилизации человечества, а потому


Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
117
сами будут уродливы и по необходимости породят уродливые последствия — класс людей, неспособных к физической работе и не умеющих ею заниматься; есть уродливость, против которой, конечно, необходимо заранее избрать орудие борьбы, но делать это орудие одной из необходимых гарантий будущего строя, значит не уметь отрешиться от тех самых бытовых особенностей, об которых говорено выше.
Если для разрушения старого и для расчищения пути новому строю в жизнь потребуется насилие, диктатура, захват, из этого вовсе еще не следует, чтобы все эти орудия борьбы (людей с людьми) могли и должны были лечь в основу будущего строя. Все это суть временные меры, вызванные существованием в современном обществе совершенно аналогичных гарантий, но отнюдь не свойствами человеческой натуры вообще.
Спрашивается, что будет гарантировать исполнение такого рода обязательства — изгнание из общины? Но ведь существование личности, не желающей заниматься производством нужностей, и без того будет невозможно, потому что такая личность лишается возможности иметь в своем распоряжении общественное время — единственного средства к удовлетворению своих потребностей. В таком случае изгнание, стало быть, становится уже не естественным следствием всей организации производства, а просто каким-то наказанием, карающим злую волю человека. После этого отчего же не допустить наказаний и за целый ряд других поступков, почему не заготовить заранее целый уголовный кодекс, почему не признать ссылок в Сибирь, Каэнну144 и т. д.?
Если сам строй не гарантирует человечества от проявлений злой воли отдельных личностей, значит он недостаточно согласован с реальными свойствами человеческой натуры, значит его нужно изменить таким образом, чтоб он устранял необходимость всякой борьбы людей с людьми.
Но в данном случае ничего подобного не существует — строй вполне гарантирует от всяких индивидуалистических поползновений, а след[овательно,] и в таких чертах будущего общества нет никакой надобности.
Меры, служащие для перехода от современного строя к будущему, подлежат особому обсуждению и должны измышляться на основании совсем других данных, составляющих в 9/10 случаев результат


118
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
культуры и цивилизации человечества. Кроме того, необходимо признать, что эти последние постоянно меняются, слагаются в новые комбинации, а потому и практические] меры, составляющие естественный вывод из них, подлежат и должны подлежать постоянному изменению. Поэтому ставить их в число основных черт идеала, не допускающих никакого изменения, пока существует современное общество, не только не рационально, но и антипрогрессивно.
Предлагать такую меру, как основную черту будущего строя, — значит отрицать свои собственные воззрения на законодательство и власть (отрицать анархию).
Предлагаю следующую формулировку: «Признание ненужности класса, пользующегося привилегированным родом занятий, или, другими словами, отказ со стороны общества признавать за продуктами привилегированного труда меновую ценность, или права быть обмениваемыми на чеки общественного времени, рядом с признанием и т. д....»
Необходимость взимать на общественные сооружения и учреждения налогов нисколько не доказывает необходимости принуждать всех людей непременно заниматься мускульным трудом. Коль скоро налог становится результатом не добровольного соглашения общинников и общин между собою, а одним из проявлений преобладания большинства над меньшинством, установленным раз навсегда и не допускающим изменений, как обязательство всякому заниматься мускульным трудом, — он становится орудием стеснения личности и тормозом для ее развития. Другой вопрос, как организовать налог на устройство и ремонт общественных сооружений и учреждений, разрешение его нас пока не занимает.


ИЗ ПИСЕМ К Э. ДЕ ЛАВЕЛЬЕ
Вы, очевидно, знакомы с мощной критикой государства и различных форм правления, данной Прудоном и Бакуниным. Вам известна также и позднейшая, сделанная Артуром Арну145 в его книжке «Государство и революция». Основные же начала анархических идей разъяснены большею частью в журналах и брошюрах, издаваемых испанской, итальянской и юрской федерациями Международного Товарищества Рабочих146. Испанцы дали прекрасное изложение анархии в своих манифестах-программах; итальянцы очень талантливо выяснили некоторые положения, а юрская федерация с 1872 года не перестает развивать принципы анархизма в целом ряде журналов <...> Брошюра, напечатанная в 1876 г. под заглавием «Мысли об отечественной организации», резюмирует взгляды анархистов...147 и излагает тот способ организации, который они проповедуют.
Анархия, как и всякая молодая, находящаяся в периоде развития, философия, широко доступна всяким новым идеям. К тому же превращение ее в замкнутую доктрину и создание своего рода «евангелия» противоречило бы самой сущности ее. Тем не менее, есть целый ряд идей, общих всем анархистам; их-то я и хочу изложить, отмечая, в то же время, те пункты, которые не могут быть приняты всеми вследствие недостаточности обсуждения и данных опыта.
* * *
Два основных элемента входят в концепцию всех, кто размышляет об организации человеческих обществ: организация производства и обмен и группировка человеческих существ в общество — экономическая и политическая сторона, настолько тесно связанные друг с другом, что способ организации и обмена необходимо соответствует политической организации.
В концепции анархистов также наблюдаются эти две стороны: экономическая и политическая организация общества.
Т[ак] называемая] политическая сторона анархизма достаточно известна. Исследовав все возможные формы правления и доказав, что идея власти несовместима с идеями свободы и равенства; выяснив, что идеальное правительство, которое по Робеспьеру «должно обладать необходимой силой для подчинения индивида обшей воле


120
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и, в то же время, само быть лишено возможности уклониться от этого подчинения» — совершенно неосуществимо, ибо этот идеал в самом себе содержит внутреннее противоречие; изучив происхождение правительств и исследовав их функции, мы пришли к отрицанию какого бы то ни было правительства. Мы ставили себе целью организацию общества путем свободного, постепенно усложняющегося соединения, сперва индивидов в группы, затем производительных и потребительских групп между собою, соответственно их нуж- дам и естественным склонностям148.
Я понимаю, что на первый взгляд наш идеал может показаться неосуществимой мечтой. Он затрагивает слишком многие предрассудки; он оказывается в противоречии со всей совокупностью идей, которые внушались нам с детства и которые Герберт Спенсер149 так метко окрестил «фетишизмом власти». И, однако, я убежден, что стоит независимому мыслителю спокойно подумать об этом предмете, и он придет к заключению, что в сущности именно наш идеал и охватывает действительные нужды и современные тенденции европейского общества.
В самом деле, пережив первую стадию своего развития, в течение которой независимость общин и индивидов была задавлена могуществом нарождавшихся правительств; затем вторую фазу, когда правительства мало-помалу подчинили себе все проявления человеческой жизни, вплоть до провозглашения устами одного короля: «государство — это я»; после напрасных стараний поставить правительства в зависимость от народной воли — не выступают ли теперь народы Европы, особенно принадлежащие к латинской расе, в новую фазу, в которой правительство вынуждается постепенно отрекаться от присвоенных им себе прав и в которой свободная инициатива индивидов и групп все более и более старается сбросить с себя опеку власти.
— Несомненно, что мы идем, и придем ускоренным шагом, к такому периоду, когда соглашение между индивидами, группами и т. д. установится без правительственной власти, когда люди будут сами управлять собой при помощи сильно развитого, не прибегая к законам, о коих Бокль справедливо заметил, что лучшие из них это те, которые уничтожают предыдущие. Выставляемый анархией идеал — не произведение кабинетных мечтаний; он указывает лишь истинный смысл эволюции, совершающейся уже в умах и привычках ци¬


Из писем к Э. де Лавелъе
121
вилизованных обществ. Он только формулирует то, к чему человечество уже направляется. Дело, следовательно, идет не о том, чтобы доказать, что этот идеал хорош, — его высокое совершенство спешат признать сами наши противники, — нужно лишь признать, насколько он распространен, в какой мере подготовлены человеческие общества к жизни без правительства.
* * *
Чтобы дать себе в этом отчет, не будем пока говорить об обществе, преобразованном уже экономической революцией, отдавшей во владение работника капитал, необходимый для производства богатств (я рассмотрю такой случай позже)... выполнение правительствами большинства тех функций, которые они себе присвоили, не только не приносит пользы, но и вредно... в девяти случаях из десяти эти функции могли бы быть уничтожены, не только без ущерба для общества, но, напротив, к наибольшей пользе всех <...>
Не очевидно ли, что, если бы какое-нибудь из современных государств превратилось в один прекрасный день в федерацию свободных общин, эти общины, взяв в свои руки заведование железными и шоссейными дорогами и каналами, сумели бы и лучше содержать их и прокладывать их более равномерно, чем это делают теперь министерства путей сообщения при системе концессий и взяток?150 Утвердительный ответ, мне кажется, не подлежит сомнению <...>.
Тогда я спрошу, найдется ли хоть одно правительство, которое сумело защитить свою страну от вторжения неприятеля? Напрасно я ищу такой пример в новой истории. — Его нет.
Правительства: немецкое, итальянское, испанское, русское — во время наполеоновских войн151; австрийское — в 1866 году152; французское — в 1870 году153, — сумели ли они помешать неприятелю проникнуть в их столицы или продиктовать на страну самые тяжелые условия мира? Они не сумели этому помешать, да и не могут, потому что всякое вторжение может быть отражено воздействием всей народной массы <...>.
Короче говоря, если правительство и может иногда отражать нападение довольно удачно, особенно, когда каждый солдат воодушевлен идеей, как немцы в 1870 году154, русские в 1878 году155, то организовать как следует защиту оно бывает обыкновенно неспособно —


122
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
такой вывод я делаю из изучения войн. Защита может быть успешной лишь в том случае, если она является результатом добровольных усилий всего народа. В случае вторжения неприятеля не только не является защитником своей страны, но обыкновенно мешает и противодействует защите. Оно парализует народную инициативу.
Эта мысль, находящая столько подтверждений в прошлом, особенно верна для настоящего. Народ, который перестанет рассчитывать на правительство, который сорганизуется для добровольной защиты, для общего восстания против всякого завоевателя, — такой народ не побоится миллионов штыков, направленных на его территорию. Он сумеет задержать их на границе.
* * *
<...> восстановление справедливости при помощи судебной власти...156 я замечаю стремление общества вырвать эту функцию из рук правительства. Выборная магистратура, упрощение громоздкого юридического механизма, более широкое участие общества в деле правосудия, создание честных свободных судов (организаций, осуществляющих более обширное применение обычного права) — всё это вопрос дня; и в этой отрасли, как и в двух предыдущих, — всё та же тенденция: ограничить функции государства, довести их до минимума, заменить деятельность правительства свободной инициативой частных лиц.
Анархисты же идут еще дальше. Мы думаем, что настало время поставить на очередь вопрос о самом праве общества наказывать и что пора ответить на этот вопрос отрицательно.
<...> Для ума, свободного от традиционных предрассудков, ясно, что все общество целиком ответственно за развивающиеся в нем пороки, точно так же, как оно причастно и к славе его героев; ясно также, что все виды «наказаний», испробованные до сих пор, не достигли цели и не могут их достигнуть, потому что нельзя улучшить человека, карая его дурные поступки; что наши тюрьмы и каторги — нового типа еще больше, чем старые, — являются рассадниками порока и преступлений; что привычки рассчитывать на других в деле предупреждения злоумышлений только поощряют злоумышленников, что так называемые «преступники» — это или темные люди, не сознающие зла, совершаемого ими, или больные, которых надо лечить, а не карать и т. д.


Из писем к Э. де Лавелье
123
<...> если завтра общество упразднит своих судей, жандармов и полицию, обычное число преступлений и проступков не увеличилось бы ни одним, а что касается покушений против личности, то число их, наверное, уменьшилось бы
Мы вынуждены содержать армию судейских, которые три четверти служебного времени употребляют на улаживание взаимных недоразумений между владельцами собственности или на подавление покушений на собственность, которая сама — ничто иное, как ограбленный труд других. Наконец, мы вынуждены заполнять бездонную пропасть военного бюджета и государственного долга, чтобы содержать армию для завоеваний рынков для промышленности, основанной на совершенно ложных принципах: производство для вывоза армии, которая должна защищать страну, незащищаемую самими жителями потому, что они не видят в этом личного интереса; армию, которая всегда будет готова подавить вооруженной рукой восстание неимущих. Мы вынуждены предоставить в распоряжение правительства целый арсенал репрессивных мер, здесь терпеть абсолютную или конституционную монархию — одинаково разорительные; там правительства банкиров или эгоистической плутократии157, — и всё это для того, чтобы поддерживать этот отживающий режим, частную собственность — результат грабежа.
<...> В самом деле, может ли существовать свобода там, где одна часть населения стремится освободиться от экономического ярма другой части? И не суждено ли нам, благодаря разрушительному действию эксплуатации, повторить историю городов древнего мира и средних веков, бросившихся в объятия какого-нибудь цезаря, короля или московского царя, жертвуя своими республиканскими установлениями, чтобы только спасти привилегии небольшой кучки лиц?
<...> несправедливо и вредно для человечества, чтобы капитал — плод совокупного труда всех минувших и существующих поколений — был бы частной собственностью нескольких лиц, и чтобы земля, которая приносит доход лишь в том случае, если она была обрабатываема целыми сотнями последовательных поколений, покрыта городами и деревнями, прорезана дорогами, канавами, покрыта железнодорожной и телеграфной сетью, — была бы также собственностью отдельных лиц, вместо того, чтобы быть в распоряжении тех, кто только и мечтает о том, чтобы возделывать ее.


124
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
<.„> Мы терпеливо изучали выгоды и неудобства частной собственности и пришли к заключению, что, если условия, в которых человечество развивалось прежде, привели его к этому строю, то это еще не основание, чтобы мы лично держались его. Если расовая ненависть, если переселение народов, вызванное геологическими причинами, против которых они бессильны были бороться, если невежество — мать всех суеверий, — привели к продолжительным войнам; если в течение и вследствие этих войн создался класс, сумевший овладеть землей и навязать себя более мирным жителям, сперва как защитников, потом — как сеньоров, военачальников, судей или законодателей; если этот класс мог продлить свое господство до наших дней, и если наши деды допустили сформироваться другой класс, который извлек свои богатства из эксплуатации пролетариата, созданного...158 законодательством, — всё это не основание для наших дней, чтобы мы безукоризненно терпели следствия, вытекающие из этого порядка вещей.


РЕЧИ БУНТОВЩИКА
Современное положение
Несомненно, мы идем большими шагами к революции. Разразившись в одной стране, она, как в 1848 году159, перейдет в соседние и, охватив весь мир, переродит современное общество и даст ему новые источники жизни.
Для подтверждения этой мысли незачем ссылаться на свидетельства знаменитого немецкого историка Гервинуса160 или известного итальянского философа Феррари161, которые после основательного изучения современной истории, убедились в неизбежности великой революции в конце этого века. Стоит только присмотреться к картине, развернувшейся перед нами за последние двадцать лет, приглядеться к тому, что происходит сейчас вокруг нас.
Мы видим, что два господствующих явления ярко выступают на сером фоне окружающего: пробуждение народа наряду с полным нравственным, умственным и экономическим крахом правящих классов и предсмертные судороги, немощные усилия имущих классов, стремящихся помешать этому пробуждению...
Да, пробуждение народа!
В удушливой, угнетающей атмосфере заводов и фабрик, в грязных харчевнях, под крышей чердаков, в подземных сырых галереях рудников нарождается сейчас новый мир. В этой темной массе, которую буржуазия одинаково презирает и боится, но из недр которой черпают свое вдохновение великие реформаторы, — сегодня ставятся один за другим основные вопросы социальной экономии и политической организации; они горячо обсуждаются и получают новые решения, подсказанные чувством справедливости. Беспощадно врезываются эти новые люди в язвы современного общества. Нарождаются уже новые мысли, новые стремления, набрасываются новые концепции.
Высказываются самые различные мнения, самые разнообразные взгляды, но среди всеобщего хаоса все резче и резче выделя¬


126
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ются две основных мысли: уничтожение частной собственности, коммунизм, с одной стороны, и уничтожение государства, свободная коммуна, интернациональный союз трудящегося народа, с другой. Два пути, ведущие к одной цели: равенству. Но это не лицемерная формула равенства, начертанная буржуазией на ее знаменах, записанная в ее кодексах и имеющая одну цель — порабощение производителя.
Это настоящее равенство: земля, капитал и труд для всех.
Напрасно правящие классы стараются подавить эти стремления пробуждающегося народа, напрасно сажают по тюрьмам, уничтожают все, написанное против них. Новые идеи все глубже и глубже проникают в сознание и овладевают сердцами, как мечты о свободной и богатой земле на Востоке овладевали некогда сердцами рабов, идущих в ряды крестоносцев. Мысль может дремать, но недолго, и если ей не дают выхода, препятствуют ее свободному творчеству, она зарывается, правда, на время, но с тем, чтоб снова пробиться на поверхность еще живее и с большей стремительностью. Взгляните на пробуждение социализма во Франции, на это второе пробуждение в течение пятнадцати лет162.
Волна, было павшая, подымается с новою силою. И как только первая попытка практического применения новых идей будет сделана, они предстанут во всей своей простоте, во всей привлекательности. Одна удавшаяся попытка — и сознание своей силы вдохновит народ на героический подвиг.
Момент настал. Всё способствовало его приближению: нищета, голод и, главным образом, безработица, вырывающая мыслящего человека из тесного круга его мастерской и бросающая на улицу, где он сразу познает пороки и бессилие правящих классов.
А в это время что делают они, эти правящие классы?
Тогда как естественные науки развиваются с неимоверной быстротой и бесконечными открытиями напоминают прошлое столетие перед великой революцией163; тогда как ежедневно человеку открываются новые горизонты в его борьбе с враждебными силами природы, — буржуазная социальная наука нема: она пережевывает свои старые теории.


Речи бунтовщика
127
Но, может быть, эти правящие классы прогрессируют в практической жизни?
О, нет! Они неистово перетряхивают лохмотья своих старых знамен, защищают эгоистичный индивидуализм, конкуренцию человека с человеком, нации с нацией, всемогущество централизующего государства.
Они переходят от протекционизма164 к свободе торговли и от свободы торговли к протекционизму, от реакции к либерализму и от либерализма к реакции, от атеизма к ханжеству и от ханжества к атеизму. Всегда запуганные, со взглядом, обращенным в прошедшее, они совершенно лишены способности создать что-либо более или менее прочное.
Вся их деятельность есть полное противоречие всем их обещаниям. Они обещали нам, эти правящие классы, обеспечить свободу труда — и отдали нас в кабалу фабрик и хозяину. Они взялись за организацию промышленности, сулили нам благосостояние — и дали бесконечные кризисы и нищету. Обещали просветить нас — и лишили возможности получать образование; обещали политическую свободу — и волокли от реакции к реакции; обещали мир — привели к войне, к войнам без конца!
Вот все, что они сделали для нас.
Народ устал; он изнемогает, он спрашивает себя, до чего довело его управление вечно издевающейся над ним буржуазии.
Ответом ему служит современное экономическое положение Европы.
Кризис стал бедствием хроническим. Кризис хлопчатобумажный, кризис металлургический, все кризисы разражаются сразу, чередуются непрерывно.
Миллионами исчисляется сейчас количество рабочих, оставшихся без работы; десятки тысяч ходят из города в город, прося подаяния или требуя с угрозами работы или хлеба. Как в 1787 году крестьяне бродили по дорогам Франции165, не находя в этой плодородной стране клочка земли для обработки, так теперь рабочие остаются с пустыми руками, не находя материалов и орудий, необходимых для производства и захваченных корыстью бездельников. Богатые промыслы внезапно гибнут; большие города, как Шеффильд166, стано¬


128
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вятся безлюдными, нищета в Англии, где «экономисты» так старательно применяли свои принципы167, нищета в Эльзасе168; голод в Италии, голод в Испании; безработица повсюду, а с безработицей нужда, вернее нищета: посинелые дети, женщины, состарившиеся к концу зимы на пять лет, болезни, косящие целые ряды рабочих1®. Вот до чего довел нас их режим.
И они нам говорят о перепроизводстве! Перепроизводство? Когда рудокоп, собирающий груды каменного угля, не имеет топлива в самую суровую зиму? Когда ткач, вырабатывающий километры материи, принужден отказывать в рубашке своим оборванным детям? Когда каменщик, воздвигающий дворцы, живет в конуре, а мастерице, изготовляющей роскошные наряды куклам, нечем покрыться в стужу?
Это ли они называют организацией промышленности? Это, вернее, тайный союз капиталистов для порабощения рабочих.
Капитал, этот продукт труда человеческого, не должен быть употреблен, говорят они, на земледелие и промышленность, как на предприятия слишком рискованные.
Но где он находит себе более выгодное помещение? Куда направляется он по выходе из несгораемых шкафов? Куда? Он идет на омеблировку гаремов султанов, на ведение войн, на поддержку русских против турок и в то же время турок против русских170. Употребляется он на учреждение акционерных обществ, основанных не для производства чего бы то ни было, а имеющих целью через какие-нибудь два-три года кончить грандиозным крахом, конечно, после того, как тузы-основатели удалились, унося с собою миллионы — плата за инициативу.
Пойдет он также на постройку никому ненужных железных дорог в Сен-Готард171, в Японии или даже в Сахаре — лишь бы Ротшильды172, инженер и подрядчик нажили на этом предприятии по несколько миллионов.
Но, главным образом, капитал идет на ажиотаж: на игру на бирже. Капиталист будет спекулировать на искусственном повышении цен на хлеб и на хлопок; он будет спекулировать на политике, на повышении государственных бумаг, вследствие ложно пущенного слуха о различных реформах или дипломатических переговорах; и, боль-


Речи бунтовщика
129
шею частью, агенты самого государства будут наживаться на этих спекуляциях. Ажиотаж, убивающий промышленность, вот настоящее положение, вот что они называют разумным ведением дел. Вот для чего мы должны, как говорят, содержать их!
Экономический хаос достиг своего апогея.
Но вскоре ему настанет конец!
Народ устал от бесконечных кризисов, вызываемых алчностью и хищностью правящих классов. Он хочет жить, работая, а не влачить бесконечные годы бедствия и нищеты, принимая унизительные подачки и имея впереди каких-нибудь два-три года более или менее обеспеченного, изнурительного труда, всегда нищенски оплачиваемого.
Рабочий убедился в несостоятельности правящих классов; он знает, что эти дряхлые старики не способны понять его стремлений к новой жизни, не способны в то же время сами организовать промышленность, производство и обмен. Народ в скором будущем произнесет приговор над буржуазией и лишит ее прав. Он сам возьмется за свои дела, как только наступит благоприятный момент. Момент этот не заставит себя долго ждать. Его приближению способствуют как бедствия, подрывающие промышленность, так и полное разложение государств, разложение, происходящее на наших глазах с головокружительной быстротой.
Разложение государств
Если экономическое положение Европы может быть формулировано словами: промышленный и коммерческий хаос и несостоятельность капиталистического производства, — то политическое состояние должно быть охарактеризовано так быстрое разложение и близкий крах всех государств.
Действительно, все они, от жандармского самодержавия России до буржуазной олигархии173 Швейцарии, большими шагами идут к разложению и, следовательно, к революции.
Дряхлые старики с морщинами на челе, с дрожащей поступью, изъеденные конституционными болезнями, неспособные приоб¬


130
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
щиться к новым потокам жизни, они бездельно растрачивают жалкий остаток своих сил на взаимную вражду, на защиту отживших предрассудков, и этим ускоряют свою гибель
Неизлечимая болезнь — болезнь старости и разложения — гложет их.
Достигнув в XVIII веке кульминационного пункта своего развития, старые государства Европы вступили теперь в фазу упадка. Государство — организация, в которой всеми членами и всеми делами управляют несколько человек, отжило свой век. Человечество вырабатывает уже новые формы общественной жизни. Народ стремится к разрушению власти, препятствующей его свободному развитию. Он хочет автономии провинций, коммун, рабочих союзов, основанных на взаимном добровольном соглашении, а не на предписанных властью законах.
Вот та историческая фаза, в которую мы уже вступили.
Если бы правящие классы могли только понять современное положение общества, они, конечно, поспешили бы стать впереди всех новых стремлений. Но, прожившие всю жизнь по старым традициям, не зная иного культа, кроме культа золотого мешка, они всеми силами противятся наплыву новых идей и этим самым неизбежно ведут нас к бурному потрясению. Народ предъявит свои требования под гром пушек, под треск картечи, при зареве пожаров.
Когда после падения средневековых учреждений народились в Европе новые государства, они должны были заведовать лишь небольшим кругом общественных дел. Теперь же государство вмешивается положительно во все проявления нашей жизни. От колыбели до могилы мы все время в его тисках. Будь то центральное государство, автономные провинции или кантоны, общинное государство174, оно преследует нас повсюду, налагает на нас свои цепи, предписывает нам свои законы.
Оно создает целые груды этих законов и предписаний, разобраться в которых не может самый искусный адвокат. Оно каждый день прилаживает что-нибудь новое к старой машине и создает сооружение настолько сложное, дикое и нелепое, что им начинают


Речи бунтовщика
131
возмущаться сами его заправители. Оно содержит целую армию чиновников, пауков-взяточников, смотрящих на мир сквозь грязные стекла своих канцелярий, теряющих здравый смысл среди бесконечной путаницы канцелярских бумаг.
Это — шайка, имеющая одну религию — религию медного гроша, одну заботу — скорее примкнуть к той партии, будь она черная, лиловая или белая, которая гарантирует максимум оклада при минимуме работы.
Результаты нам слишком хорошо известны.
Есть ли хоть одна отрасль государственной деятельности, которою бы не возмущались все, имеющие к ней прикосновение, хоть одна отрасль, в которой государство, после многих веков существования и работы, не показало бы полной своей несостоятельности?
Громадных, все растущих сумм, взимаемых с народа государством, не хватает на удовлетворение его нужд. Оно всегда живет на счета будущих поколений.
Государственные долги Европы достигли сейчас неимоверной цифры, больше ста миллиардов, — ста тысяч миллионов франков. Если бы доходы всех государств были употреблены на погашение этого долга, на это не хватило бы и пятнадцати лет. Между тем, государства с каждым днем увеличивают свои расходы; каждая партия, стоящая у власти, создает новые должности для своих клиентов — это неизбежно.
Так обстоит дело во время мира. Когда же наступает война, государственные долги и дефициты возрастают неимоверно. И этому нет конца; нет выхода из этого лабиринта. Государства на всех парах идут к разорению, к банкротству, и недалек тот день, когда обнищавший народ откажется платить ежегодно банкирам четыре миллиарда процентов, объявит полный крах государств и пошлет этих самых банкиров пахать землю, если им хочется жить.
С существованием государства неразрывно связана необходимость войны. Государство должно быть сильным, сильнее соседей, иначе оно будет игрушкой в их руках. Оно должно способствовать разорению других государств, чтобы подчинить их своим законам,


132
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ввести свои торговые договоры и разбогатеть на их счет. Борьба за преобладание, основа буржуазной экономической организации, является в то же время основой и политической организации. Вот почему война стала естественным состоянием Европы. Войны прусско-датская175, прусско-австрийская176, франко-прусская177, война на Востоке178, в Афганистане179 — непрерывно следуют одна за другой. Предвидятся еще новые войны: Россия, Англия, Пруссия, Дания готовы сейчас направить друг на друга свои войска. Причин для войны есть еще лет на тридцать.
А война влечет за собою безработицу, кризисы, увеличение налогов, наращение долгов. Кроме того, война — нравственный удар для государства. После каждой войны народ убеждается в несостоятельности государства даже в его прямом назначении: оно едва защищает свою территорию; даже победителем оно терпит большой урон. Вспомните только брожение, вызванное войной 1871 года как во Франции, так и в Германии180; вспомните недовольство, возникшее в России по поводу войны на Востоке181.
Войны и вооружение ведут государства к гибели; они ускоряют их нравственный и экономический крах. Еще одна, две больших войны, и конец этим развинченным машинам.
Наряду с внешней войной — война внутренняя.
Признанное народом на условии — быть защитником слабых против сильных, государство стало теперь оплотом богатых против эксплуатируемых, хозяев против рабочих.
К чему она, эта огромная машина, именуемая государством? Препятствует ли она эксплуатации рабочего капиталистом, крестьянина помещиком? Обеспечивает ли нам свободу труда? Защищает ли нас от ростовщиков? Дает ли хлеба женщине, когда она водою старается утолять голод ребенка, плачущего у ее истощенной груди?
Нет, тысячу раз нет! Государство покровительствует эксплуатации, спекуляции, частной собственности — этому продукту грабежа. Пролетарию же нечего ждать от государства; оно всеми силами стремится помешать его эмансипации.
Всё — для паразита-хозяина; всё — против работника-пролета- рия: буржуазное воспитание, развращающее ребенка, внушая ему предрассудки против равенства; церковь, затуманивающая рассудок


Речи бунтовщика
133
женщины; законы, препятствующие обмену мыслей о равенстве и солидарности; деньги для развращения и подкупа апостолов пролетариата; наконец, тюрьма и каторга в избытке для тех, кого нельзя подкупить. Вот что такое «государство»...
Может ли это идти так дальше?
Конечно, нет. Целый класс общества, самый многочисленный и единственный производящий, не может вечно поддерживать организацию, направленную всецело против него. Везде, — как под деспотическим игом России, так и под лицемерным правлением гамбе- тистов182, — недовольный народ восстает. История наших дней — это история борьбы привилегированных правителей с угнетенным народом, требующим уравнения прав. Эта борьба составляет главную заботу правителей и всецело руководит их действиями. Не определенные принципы, не заботы о благе народа кладут они в основу новых законов и распоряжений, а исключительно стремления сохранить свои привилегии.
Эта борьба, одна могла бы разрушить самую прочную политическую организацию. Когда же она происходит в государствах, идущих к упадку в силу исторической необходимости, когда эти государства ускоряют сами свою гибель, разрушая друг друга, когда они становятся ненавистными даже тем, кому они покровительствуют, — в исходе борьбы не может быть сомнения. Народ найдет силы, чтобы освободиться от своих притеснителей. Гибель государств близка и неизбежна. Самый спокойный философ не может не видеть зарева грандиозной революции.
Война
Современная Европа представляет собою крайне печальное и назидательное зрелище. С одной стороны, царит вечная сутолока дипломатов и маклеров, увеличивающаяся с головокружительной быстротой, как только почуется запах пороха на старом континенте. Заключают, расторгают союзы; как скотом, торгуют людьми, чтоб обеспечить себе союзников. «Столько-то миллионов голов гарантируем мы вам, столько-то десятин пастбищ, такие порта для вывоза


134
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
шерсти», говорят они, искусно обманывая друг друга в этой купле и продаже. Вот что называется дипломатией на их политическом жаргоне.
С другой стороны, вооружение растет без конца. Каждый день нам приносит новые усовершенствованные способы истребления себе подобных, новые расходы, новые займы, новые налоги. Кричать о патриотизме, распространять шовинизм, разжигать вражду между народами стало самым выгодным занятием политики и журналистики. Не щадят даже детства: наряжают ребятишек солдатами, дают им оружие и вселяют ненависть к пруссаку, англичанину, итальянцу. Внушают слепое повиновение существующему правительству, будь оно черное, белое или синее. Когда же этим детям минет двадцать один год, их, как вьючных животных, нагрузят патронами, провиантом, утварью, дадут в руки ружье и заставят маршировать под звуки труб. Они будут по первому приказанию убивать друг друга, душить, как дикие звери, никогда не спрашивая себя, к чему, с какою целью? Будут ли перед ними голодные бедняки немцы, итальянцы или даже собственные братья, доведенные до восстания нуждой и голодом, — раздалось приказание, прозвучали трубы — надо убивать!
Вот к чему сводится вся мудрость наших правителей! Вот что они способны дать нам, в то время как угнетенные труженики всех стран протягивают друг другу руки через границы!
«А! вы не хотели социализма, — так у вас будет война, война, продолжающаяся тридцать, пятьдесят лет!»183 — говорил Герцен после 1848 года184. Его предсказание сбылось; если гром пушек и умолкает на время, то вскоре он раздается с новою силой в другом месте. Европейская война — всеобщая схватка всех народов — угрожает нам вот уже десять лет, и никто не знает, за что придется драться, с кем, с какою целью, во имя каких принципов?
В прежнее время, если и бывали войны, то, по крайней мере, знали, для чего ведут на смерть. — «Такой-то царь обидел нашего, — отомстим ему, истребим его подданных!» — «Такой-то император хочет отнять у нашего его провинции — умрем, но сохраним их Его Величеству!»
Сражались из-за соперничества царей. Это было глупо, и цари не могли найти для войны больше нескольких тысяч человек


Речи бунтовщика
135
Но теперь черт знает, во имя чего целые народы накидываются друг на друга, как дикие звери!
С царями не считаются больше в вопросах о войне. Виктория185 не обращает внимания на обиды, щедро расточаемые ей во Франции; чтоб отомстить за нее, англичане не двинут пальцем, а, между тем, можете ли вы утверждать, что через два года англичане и французы не передушат друг друга за преобладание в Египте? — То же самое на Востоке... Как в России, так и в Англии, как в Германии, так и во Франции больше не сражаются для удовлетворения капризов королей. Теперь сражаются за неприкосновенность доходов, за рост капиталов всемогущих господ Ротшильдов, Шнейдеров186, за благосостояние баронов капитализма и промышленности.
Соперничество королей заменилось соперничеством буржуазных обществ.
Правда, говорят еще о «политическом преобладании». Но переведите метафизическую сущность этого понятия на язык действительных фактов, проследите, как проявляется сейчас в Германии политическое преобладание, и вы увидите, что дело идет исключительно об экономическом преобладании на международных рынках. Германия, Франция, Россия, Англия, Австрия стремятся сейчас не к военному господству, а к господству экономическому. Они стараются завоевать себе право предписывать свои таможенные тарифы, навязывать свои товары, эксплуатировать народы, отставшие в промышленности; они стремятся оставить за собой привилегию строить железные дороги в тех местностях, где их нет, и под этим предлогом становиться хозяевами рынков; наконец, они хотят присвоить себе право от времени до времени отнимать у соседей то порт, для поднятия своей торговли, то провинцию, для сбыта излишка своих товаров.
Мы сражаемся теперь, чтоб обеспечить нашим крупным промышленникам тридцать процентов прибыли, баронам капитализма — господство на бирже, акционерам рудников и железных дорог — ежегодный доход в сто тысяч франков. Если бы мы были более или менее последовательны, мы заменили бы орлов наших знамен золотыми тельцами, старые эмблемы — мешком золота, названия на¬


136
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ших полков, заимствованные некогда у принцев крови, — именами принцев промышленности и капитализма: «третий Шнейдер», «двадцатый Ротшильд». Мы знали бы, по крайней мере, тогда, из-за чего мы убиваем друг друга.
Открывать новые рынки, навязывать свои товары, хорошие или дурные, — вот что составляет основу современной политики, европейской и континентальной, вот настоящая причина войн девятнадцатого века.
В прошлом столетии Англия первая положила начало обширной промышленности и экспорту. Она притянула своих пролетариев в большие города, обучила их усовершенствованным ремеслам, неимоверно увеличила производство и сосредоточила в своих магазинах целые горы предметов. Но эти товары не были предназначены тем голышам, которые их производили. Получая ровно столько, чтоб не умереть с голода и размножаться, — что могли купить те, которые всю жизнь ткали шерстяные и льняные материи? И английские корабли, рассекая океан, шли искать покупателей на европейский континент, в Азию, Австралию, Америку, нигде не находя себе конкурентов. Ужасная нищета царила в городах, а фабриканты и купцы увеличивали с каждым днем свои доходы. Богатства, выманенные за границей, сосредоточивались в руках немногих, а экономисты континента восхваляли англичан и приглашали своих соотечественников следовать их примеру.
В конце прошлого века Франция вступила на тот же путь. Она принялась за организацию обширного производства с целью экспорта. Революция, переместив власть, притянув в города деревенских босяков и обогатив буржуазию, дала новый толчок экономической эволюции. Английская буржуазия возмутилась этим гораздо сильнее, чем всеми республиканскими декларациями и кровью, пролитой в Париже; поддерживаемая аристократий, она объявила войну французским буржуа, которые грозили закрыть английским продуктам все европейские рынки.
Исход этой войны нам известен. Франция была побеждена, но она отвоевала себе место на международных рынках187. Английская и французская буржуазия заключили даже на время трогательный союз: они признали друг друга сестрами.


Речи бунтовщика
137
Производя для экспорта, Франция стремилась захватить все рынки, не считаясь с тем, что промышленный прогресс растет с каждым днем, распространяясь с Запада на Восток и завоевывая все новые страны. Французская буржуазия ничем не брезговала, чтоб увеличить свои доходы. В течение восемнадцати лет она была под сапогом Наполеона III188 и молчала в надежде, что этот узурпатор сумет подчинить всю Европу своим экономическим законам. Но когда она поняла, что он на это не способен, она восстала и отвергла его.
Нарождающаяся страна, Германия, ввела у себя тот же экономический режим. Она обезлюдила свои деревни и собрала бедняков в города, население которых в несколько лет удвоилось. Она принялась за обширное производство. Ее промышленность, вооруженная усовершенствованными орудиями, поддерживаемая наукой и техникой, начинает вырабатывать целые груды продуктов, предназначенных для экспорта и обогащения господствующих классов. Капиталы накопляются и ищут выгодных помещений в Азии, в Африке, в Турции, в России. Берлинская биржа соперничает с парижской и хочет господствовать над ней.
Из недр немецкой буржуазии вырывается крик объединимся под каким бы то ни было знаменем, будь то даже прусское, и воспользуемся своей силой, чтобы навязать соседям свои продукты, свои тарифы, чтоб завладеть удобным портом на Балтийском или Адриатическом море. Уничтожим военное могущество Франции, которая двадцать лет тому назад угрожала подчинить всю Европу своим экономическим законам, угрожала продиктовать последней свои торговые договоры.
Следствием этого явилась война 1870 года. Франция потеряла свое преобладание на рынках; теперь Германия старается овладеть им и с неутомимой жаждой наживы стремится расширить свою эксплуатацию, не считаясь с кризисами, крахами и нищетой, подрывающими ее экономический строй. Берега Африки, нивы Кореи, равнины Польши, степи России, покрытые розами долины Болгарии, — всё возбуждает алчность в немецких буржуа.
И каждый раз, как немецкий негоциант видит невозделанные долины, города с незначительной промышленностью, мертвые реки, сердце его обливается кровью, воображение рисует ему заманчивые картины: он представляет себе, сколько золота можно добыть, обрабатывая эти естественные богатства, как легко порабо¬


138
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тить жителей этих местностей силою капитала. Он клянется ввести «цивилизацию», т. е. эксплуатацию на Востоке. В ожидании этого он пробует навязать свои товары, свои железные дороги Италии, Австрии и России.
Но эти государства, в свою очередь, освобождаются от экономической опеки соседей. Они входят понемногу в круг «промышленных» государств, и их молодая буржуазия не откажется от экспорта, чтоб увеличить свои доходы. В несколько лет Россия и Италия сделали поразительные успехи в развитии промышленности.
Крестьяне, доведенные до самой ужасной нищеты, не в состоянии ничего покупать, и потому русские, австрийские и итальянские фабриканты производят для экспорта. Им тоже нужны рынки, и, так как европейские заняты, они набрасываются на Азию и Африку, ежеминутно готовые дойти до драки, когда приходится делить большие барыши.
Какой союз может существовать при современном положении, созданном тем характером промышленности, который придали ей ее организаторы? Союз Германии и России — дело приличия189. Императоры могут лобызаться, но нарождающаяся буржуазия России не перестает ненавидеть от всей души немецкую буржуазию, которая ей платит тем же. Вспомните крик бешенства, поднятый всей немецкой прессой, когда русское правительство увеличило на одну треть свои ввозные пошлины190.
«Война с Россией», говорят немецкие буржуа и сочувствующие им рабочие, «была бы у нас гораздо популярнее, чем война 1870 года!»
А пресловутый союз между Германией и Австрией, разве он начертан не на песке? Далеки ли эти державы, вернее, их буржуазия, от серьезного конфликта по поводу тарифов? Даже близнецы, Австрия и Венгрия, готовы каждую минуту объявить друг другу войну из-за тарифов, так как их интересы при эксплуатации южных славян диаметрально противоположны. Да и сама Франция страдает не мало от разногласий по тарифному вопросу.
Вы не хотели социализма, так у вас будет война. Война продолжится тридцать лет, если новая революция не положит конца этому


Речи бунтовщика
139
бессмысленному и гнусному положению. Но заметьте: третейский суд, политическое равновесие, отмена постоянных войск, разоружение — всё это красивые мечты, не имеющие никакого практического значения. Только революция, которая пересоздаст весь промышленный строй и сосредоточит в руках производителей общественные богатства, орудия и машины, положит конец этим войнам из-за рынков.
Труд каждого для всех и всех для каждого — вот единственное средство, способное принести мир всем нациям. Человечество не в силах более переносить гнета господствующих классов, завладевших всем общественным достоянием; оно настоятельно требует полного преобразования всего социального строя.
Революционное меньшинство
— «Всё, что вы проповедуете, вполне справедливо», — говорят наши противники. — «Ваш идеал анархического коммунизма прекрасен, и его осуществление принесло бы человечеству мир и благоденствие. Но много ли тех, которые к нему стремятся, которые его понимают и готовы самоотверженно работать над его проведением в жизнь! Вы составляете незначительное меньшинство, рассеянное там и сям, слабые группы, затерянные среди индифферентной массы, а ваш враг силен, хорошо организован и вооружен капиталом, образованием и армией. Борьба, предпринятая вами, превышает ваши силы».
Вот возражение, которое нам представляют наши противники и даже некоторые наши друзья. Рассмотрим, насколько справедливо это возражение.
Что наши анархические группы составляют меньшинство в сравнении с десятками миллионов, населяющих Францию, Испанию, Италию и Германию, — совершенно верно. Но что же из этого?
Представители нарождающихся идей всегда составляли меньшинство. Весьма возможно, что мы, как организация, останемся этим меньшинством до самого дня грядущей революции, но разве это аргумент против нас? — В наше время оппортунисты191 составляют большинство, не стать же нам из-за этого оппортунистами? До 1790 года большинство составляли роялисты и конституциона¬


140
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
листы192: неужели республиканцы той эпохи должны были из-за этого отказаться от своих республиканских идей и стать роялистами, когда вся Франция шла большими шагами к уничтожению королевской власти?
Дело не в том, что мы составляем меньшинство. Это не важно. Успех будет на нашей стороне, если только наши идеи анархического коммунизма соответствуют современной эволюции человечества. На наш взгляд, относительно этого не может быть сомнений. Человечество стремится не к усилению власти, а к освобождению личности, к свободе производителя и потребителя, к Коммуне, к свободным союзам; оно восстает против частной собственности и мечтает о коллективном производстве и потреблении всех товаров всеми членами Коммуны. В больших городах коммунизм не страшит уже никого, особенно анархический коммунизм. В деревнях эволюция происходит в том же направлении. За исключением некоторых местностей, поставленных в особые условия, везде крестьяне начинают понимать преимущество общественных работ и приобретают орудия и машины для всеобщего пользования. Вот почему каждый раз, как мы излагаем трудящимся массам свои идеи, каждый раз, как мы говорим им простым понятным языком о социальном перевороте, они встречают нас сочувственно, как в крупных промышленных центрах, так и в деревнях.
И возможно ли, чтоб это было иначе? Если анархия и коммунизм были бы продуктами научного исследования и философских размышлений, то, быть может, они не нашли бы себе отклика. Но эти два принципа возникли в среде народа. Они являются выразителями того, что думают и говорят рабочие и крестьяне, когда, забыв на время свою обыденную жизнь, они мечтают о лучшем будущем. Эти принципы являются плодами медленной эволюции, происшедшей за последнее столетие. Народ надеется, что они принесут миру справедливость, единение и братство. Он радостно приветствуют каждого, излагающего в понятной форме эти идеи, зародившиеся в его среде.
В этом сочувствии народа и заключается настоящая сила анархического коммунизма; число же активных сторонников, сгруппированных и организованных, достаточно самоотверженных, чтоб пренебречь опасностями борьбы и преодолеть все возникающие препятствия, играет второстепенную роль. Число это растет с каждым


Речи бунтовщика
141
днем, и мы надеемся, что в решительный момент оно из меньшинства станет большинством.
История своим прошлым подтверждает нам это. Те, которые составляли меньшинство накануне революции, становились преобладающей силой в день ее наступления, если они являлись выразителями стремлений народа, а революция была достаточно продолжительна, чтоб пустить корни и дать плоды. Разрушить современный строй и создать общество, основанное на принципах анархического коммунизма, невозможно в два-три дня. Кратковременный взрыв может свергнуть одно правительство, чтоб поставить на его место другое, заменить Наполеона каким-нибудь Жюль Фавром193, но он не в силах переродить основных устоев общества. Чтоб свершить предполагаемый нами переворот, изменить современные способы группировки людей и уничтожить частную собственность — необходимы три-четыре года непрерывных восстаний. В течение пяти лет, с 1788 по 1793 г., Франция боролась с режимом феодального землевладения и с могуществом королевской власти194. Не меньше чем в три-четыре года можно будет сразить буржуазный феодализм и могущество европейской плутократии.
В этот период усиленного возбуждения, когда мысль работает с неимоверной быстротой, когда все, как в больших городах, так и в глухой деревне, принимают участие в общем деле, анархические идеи, посеянные уже существующими группами, пустят корни и принесут плоды. В такие моменты даже люди, индифферентные ко всему, становятся ярыми защитниками новых принципов.
Таков был всегда ход новых идей; Великая французская революция подтверждает нам это.
Французская революция195, конечно, была не так глубока, как та, которую мы предсказываем Европе. Она свергла аристократию, чтоб поставить на ее место буржуазию. Она не коснулась режима частной собственности и укрепила эксплуатацию низших классов буржуазией. Но эта революция окончательно уничтожила рабство, уничтожила его с оружием в руках, а не писаными законами. Она открыла эру революций, непрерывно следующих одна за другой, все более и бо¬


142
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
лее приближающихся к Социальной Революции. Она дала человечеству революционный импульс, без которого народы коснели бы до сих пор в рабстве. Она завещала миру целый поток плодотворных идей, пробудила дух восстания, дала французскому народу революционное воспитание. Если в 1871 году Франция дошла до Коммуны; если теперь она готова принять принципы анархического коммунизма, между тем, как другие нации пребывают еще в периоде монархизма или конституционализма (эти периоды были пройдены Францией до 1848 года, или вернее до 1879), то это несомненно объясняется тем, что в конце прошлого века она пережила четыре года великой революции.
Вспомните, какую печальную картину представляла собою Франция за несколько лет до революции и как бессильно было то меньшинство, которое мечтало об уничтожении королевской власти и феодализма.
Крестьяне были погружены в самую ужасную нищету и невежество. Затерянные в глухих деревнях, не имеющих между собой правильного сообщения, не зная, что делается за двадцать верст от них, задыхавшиеся под тяжестью труда и лишений, эти несчастные существа, казалось, были обречены на вечное рабство. Малейшее восстание подавлялось, вооруженной силой: солдаты расстреливали беззащитный народ и вели на виселицу его предводителей. Попадались иногда в деревнях агитаторы, проповедующие народу ненависть к его угнетателям, стремившиеся пробудить в нем надежду и жажду свободы. Смельчаков, решавшихся слушать их, было мало. Крестьяне не смели даже просить хлеба и уменьшения налогов.
Что касается буржуазии, то она поражала своей трусостью. Изредка попадались в ее среде революционеры, заявлявшие правительству свой протест. Но большая часть буржуазии гнула спину перед королем и придворными, перед знатью, перед слугами аристократов. Самой гнусной подлостью, самой ужасной низостью дышат ее слова и поступки до 1789 года, — что бы там ни говорили Луи Блан196 и другие защитники этой буржуазии. Глубоким отчаянием проникнуты слова революционеров той эпохи. Как прав Камиль Демулен197, говоря: «Нас, республиканцев, было в Париже до 1789 года едва двенадцать человек»...


Речи бунтовщика
143
И какое глубокое перерождение произошло за какие-нибудь три-четыре года. Как только власть короля была поколеблена, угнетенный народ поднялся. Весь 1788 год прошел в непрерывных, частичных восстаниях крестьян. Подобно стачкам нашего времени, они вспыхивали там и сям на территории Франции, захватывая все большие и большие пространства, становясь все продолжительнее и ожесточеннее.
За два года до революции народ униженно просил уменьшения податей (как теперь он просит увеличения заработной платы). В 1789 году он ищет свободы и хочет свергнуть иго аристократии, духовенства и частных собственников — буржуа. Как только народ заметил, что правительство больше не в силах подавлять мятежи, он восстал против своих врагов. Его предводители идут поджигать дворцы аристократов, между тем как еще покорная и трусливая толпа ждет, пока пламя пожара охватит холмы и осветит облака, чтоб вздернуть сборщиков податей на виселицы, на которых погибли провозвестники революции. Войска отсутствуют; они заняты в другом месте. Восстание идет от хижины к хижине, из деревни в деревню, и скоро пол-Франции пылает огнем. Будущие революционеры из буржуазии гнут еще спину перед королем, будущие герои революции пытаются подавить восстание незначительными уступками. Но города и деревни требуют свободы и предъявляют свои права, не дожидаясь созва- ния Генеральных Штатов198 и зажигательных речей Мирабо1". Сотни мятежей (Тэн200 их насчитывает более трехсот) вспыхивают в деревнях и подготовляют тот день, когда парижане, вооруженные пиками и несколькими пушками, овладевают Бастилией201.
Если бы революция разразилась только в Париже, если бы это была парламентская революция, ее можно было бы залить потоками крови. Тогда контрреволюционеры, высоко подняв белое знамя, толпами ходили бы из деревни в деревню, из города в город, избивая крестьян и санкюлотов202. Но, к счастью, революция сразу приняла другой характер. Она вспыхнула почти одновременно в тысяче мест. Революционное меньшинство, черпая силы в правоте своих стремлений и в безмолвном сочувствии народа, победоносно шло из деревень, сел и городов всей Франции взять Бастилию, королевский дворец и городскую думу. Оно терроризировало аристократию и крупную буржуазию и увлекало за собой народ, который гордо шел уничтожать привилегии и завоевывать свою свободу, свои права.


144
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Таков же будет путь наступающей революции. Идеи анархического коммунизма проникнут в сознание масс и привлекут их на свою сторону. Тогда меньшинство, поддерживаемое народом, подымет красное знамя восстания. Вспыхнув почти одновременно во всех концах мира, препятствуя учреждению какого бы то ни было правительства, могущего задержать ход событий, революция будет свирепствовать до тех пор, пока не исполнит своей миссии: уничтожение частной собственности и государства.
В этот день меньшинство станет большинством. Народ, перешагнув через частную собственность и государство, придет к анархическому коммунизму.
Парижская Коммуна203
I
18 марта 1871 года Париж восстал против ненавистного и всеми презираемого правительства и провозгласил себя свободным и независимым.
Это низвержение центральной власти произошло само собой, без ужасов, сопровождающих революции: в этот день не было ни одного выстрела, не было крови, пролитой на баррикадах. Правители исчезли при виде вооруженного народа на улицах; войска очистили город; сановники поспели скрыться в Версале204, унося с собой все, что было возможно. Правительство испарилось как гнилое болото, осушенное весенним ветром, и девятнадцатого Париж, не пролив ни капли крови, был свободен от смрада, заражавшего великий город.
Эта мирная революция открыла новую эру в серии революций, ведущих человечество от рабства к свободе. Под именем Парижской Коммуны возникла новая идея, призванная стать исходным пунктом всех будущих революций.
Как все великие идеи, она не была продуктом концепций философа или ученого: она создалась коллективной мыслью и работой целого народа. Эта идея была крайне неопределенна вначале; даже те, которые стремились привести ее в исполнение и посвятили ей свою жизнь, не понимали всего ее значения. Они не отдавали себе отчета в революции, которую сами создавали; не понимали величия того нового принципа, который стремились осуществить. Только


Речи бунтовщика
145
в последующей работе мысли этот новый принцип выяснился, определился и предстал во всей своей красоте и справедливости.
За пять, за шесть лет до Коммуны, в эпоху усиленного развития социализма, перед подготовителями будущей социальной революции предстал следующий основной вопрос: надо было найти способ политической группировки обществ, наиболее соответствующий той великой экономической революции, которой требует от нашего поколения существующий промышленный строй и которая приведет к уничтожению частной собственности и предоставлению во всеобщее пользование богатств, накопленных предыдущими поколениями.
Интернациональный Союз Трудящегося Народа205 дал ответ на этот вопрос. Группировка, — говорит он, — не может ограничиться одной нацией: она должна перешагнуть через искусственные границы. И вскоре эта великая идея охватила умы народов, овладела их сердцами. Преследуемая лигой всех реакций, она не погибла; как только препятствия, мешающие ее развитию, падут по повелению восставших народов, она возродится, полная силы и могущества.
Но что будет представлять из себя подобная обширная ассоциация?
Две могучих идеи ответили на этот вопрос: Народное Государство или Анархию.
Немецкие социалисты говорят, что все накопленные богатства должны быть сосредоточены в руках государства, которое предоставит их рабочим ассоциациям, организует производство и обмен и будет следить за жизнью и работой общества.
На это более опытные социалисты латинской расы им возражают, что подобное государство — если бы даже оно могло существовать — было бы самой ужасной из тираний. Этому идеалу, заимствованному из прошлого, они противопоставляют новый идеал — анархию, т. е. полное уничтожение государства и организацию, основанную на свободном союзе народных сил, на добровольном соглашении производителей и потребителей.
Многие сторонники Народного Государства, наименее зараженные правительственными предрассудками, признают в Анархии наиболее совершенную организацию; но анархические идеалы, по их мнению, так далеки от нас, что нам незачем ими заниматься. С другой стороны, анархической теории не доставало ясной и конкрет¬


146
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ной формулы, чтоб определить свою исходную точку, оформить свои концепции, доказать, что она опирается на стремления самого народа. Союз ремесленных корпораций и потребительных групп, распространяющийся за искусственные границы, выходящий за пределы существующих государств, казался в то время невозможным. Кроме того, было ясно, что он не может охватить всего разнообразия человеческих проявлений. Надо было найти для анархии более ясную и доступную формулу.
Если бы дело шло исключительно о выработке теоретических формул, вы бы сказали: оставим все теории! Но пока новая идея не получила ясного и точного определения, она не овладевает умами, не вдохновляет на решительную борьбу. Народ боится неизвестности и не берется за дело, пока у него нет, как точки опоры, вполне определенной и ясно формулированной идеи.
Эту точку опоры указала ему сама жизнь
В течение пяти месяцев осады изолированный Париж узнал, как велик избыток его экономических, интеллектуальных и моральных средств, какова сила его инициативы. Он видел, что шайка болтунов, захватившая власть, неспособна организовать ни защиты Франции от внешних врагов, ни ее внутреннего благоустройства. Он понял, что центральная власть препятствует всякому свободному проявлению мысли и сил великого города, что правительство бессильно отражать удары и не может обеспечить эволюцию человечества. Во время осады он видел самую ужасную нищету, нищету своих рабочих и защитников наряду с наглой роскошью правите- лей-бездельников. Он понял, что центральная власть была причиной гибели всех его стремлений к свободе, его попыток разрушить этот гнусный режим. Единственно206 возникла у него мысль преобразовать Париж в независимую коммуну, способную осуществить все то, что продиктует ей свободная мысль народа! Слово «Коммуна» вырвалось тогда из всех уст.
Коммуна 1871 года — первая попытка. Рожденная на исходе войны, стиснутая двумя армиями, готовыми протянуть друг другу руки, чтоб раздавить народ, она не посмела вступить на путь экономиче¬


Речи бунтовщика
147
ской революции. Она не объявила себя открыто социальной коммуной, не решилась приступить к экспроприации капиталов, к организации труда. Она не порвала окончательно с традициями государства и представительного правительства, не постаралась осуществить в Коммуне той организации, которую она представляла себе, провозглашая независимость и свободную федерацию коммун. Если бы Парижская Коммуна просуществовала еще несколько месяцев, естественный ход событий натолкнул бы ее на путь экономической революции. Потребовалось четыре года непрерывных восстаний, чтоб монархия стала буржуазной республикой; неудивительно, что парижский народ не сумел в один миг превратить государство грабителей в анархическую коммуну. Будущая революция будет коммунистической, но осуществит все то, чего не успела сделать Парижская Коммуна.
Коммуна пала, и буржуазия мстила народу за страх, который он ей причинил своими попытками к освобождению.
Она доказала, что современное общество действительно разделено на два класса; с одной стороны, рабочий, отдающий буржуазии больше половины своего производства и легко прощающий своим господам их обиды; с другой — бездельники с инстинктами дикого зверя, ненавидящие своих рабов и готовые их растерзать за малейшую провинность.
Оцепив Париж войсками и закрыв народу все выходы, они напустили на него целую армию солдат, озверевших от казарм и вина, и сказали им: «Убивайте этих волков, волчиц и волчат!»
Народу же они сказали*:
— «Что бы ты ни делал, ты погибнешь! Застанут тебя с оружием в руках, — смерть! Сложишь ты оружие — смерть! Будешь сопротивляться, — смерть! Будешь молить о пощаде — смерть! Куда ты ни взглянешь: направо, налево, вперед, назад, вверх, вниз, всюду — смерть! Ты не только вне закона, ты вне человечества. Ни возраст, ни пол не спасут ни тебя, ни твоих. Ты умрешь, но раньше ты насладишься агонией твоей жены, сестры, матери, дочерей, сыновей, младенцев, взятых из колыбели! На твоих глазах будут вытаскивать ране¬
* Histoire populaire et parlementaire de la Commune de Paris par Arthur Arnould.


148
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ных из госпиталей, рубить их шашками, добивать ружейными прикладами. Ты увидишь, как твоих братьев, обезумевших от боли, будут тащить за сломанную ногу и окровавленную руку и бросать в канавы, как кучу нечистот207.
Смерть! Смерть! Смерть!»
А после диких оргий и надругательств над грудами трупов, после массового истребления — месть! месть самая мелочная и отвратительная; плети, кандалы, каторга, нищета, оскорбления, голод и все самые утонченные проявления безумной жестокости!
Забудет ли народ все эти ужасы?
«Подавленная, но не побежденная», Коммуна возрождается сегодня. Возрождается она, не как мечта побежденных, ласкающих в своем воображении красивый мираж, — нет! Коммуна стала определенной и близкой целью наступающей революции; эта идея проникла в массы, стала их лозунгом, объединила все народы под одним знаменем.
Мы верим, что наше поколение совершит социальную революцию в Коммуне, положит конец гнусной эксплуатации буржуазией, освободит народы от опеки государства, откроет в эволюции человечества новую эру свободы, равенства и солидарности.
II
Десять лет прошло с тех пор, как парижский народ, низвергнув правительство предателей, захвативших власть в день падения Империи, учредил Коммуну и провозгласил свою полную независимость*. И все же этот день остался самым светлым в воспоминании народа, все же к нему обращены наши взоры и надежды. Годовщину 18 марта 1871 года предлагают друг другу торжественно праздновать пролетарии Старого и Нового Света. Завтра вечером сотни тысяч сердец будут биться в унисон при воспоминании о смелом восстании парижского пролетариата; рабочие Европы, Соединенных Штатов и Южной Америки протянут друг другу руки через границы и океаны.
Идея, за которую французский пролетариат проливал кровь в Париже и долгие годы страдал на берегах Новой Каледонии208, — одна из тех необъятных революционных идей, которые несут в изгибах своего знамени все стремления народов, идущих к освобождению.
’ Написано 17 марта 1881 года.


Речи бунтовщика
149
Конечно, если мы ограничимся рассмотрением реальных и осязательных фактов, сопровождавших Парижскую Коммуну, мы придем к заключению, что эта идея недостаточно обширна, что она охватила лишь минимальную часть революционной программы. Но если мы проникнемся настроением, вдохновлявшим 17 марта народные массы, если мы оценим стремления, пытавшиеся пробиться наружу и задавленные грудами трупов, — мы поймем все значение этого восстания и разделим симпатии к нему рабочих масс всего мира. Коммуна привлекает и вдохновляет не тем, что она сделала, а тем, что она обещает дать в скором будущем человечеству.
Откуда эта неодолимая сила движения 1871 года, притягивающая к себе симпатии всех угнетенных? Почему идея Парижской Коммуны так привлекательна для пролетариев всех стран, всех национальностей?
Ответ очень прост. — Революция 1871 года была народным движением. Созданная самим народом, родившаяся внезапно в его недрах, она в угнетенных массах нашла своих защитников, своих героев и мучеников. Этого характера «canaille»209 не простит ей никогда буржуазия. Основной идеей этой революции, — еще не определившейся, но уже ясно намеченной, — была идея социальной революции, пришедшей дать миру, после многих веков борьбы, настоящую свободу, настоящее равенство.
Это была революция народа, идущего завоевывать свои права.
Напрасно стараются исказить ее смысл и представить эту революцию, как простую попытку завоевать независимость Парижа и учредить таким образом маленькое государство во Франции. Париж никогда не стремился изолироваться, как не стремился подчинить себе оружием остальную Францию. Он не хотел укрыться в своих стенах, как бенедиктинец210 в монастыре, не вдохновлялся узкой замкнутой жизнью. Когда он требовал независимости, когда он стремился помешать вторжению в свои дела какого бы то ни было центрального правительства, он видел в этом средство для совершения социального переворота, для спокойной выработки основ будущей организации. Он мечтал о революции, которая преобразует современный режим производства и обмана, изменит людские отношения и создаст то общество, основанное на равенстве, справедливости и солидарности.


150
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Независимость была только средством в глазах Парижа; целью его была социальная революция.
И он достиг бы этой цели, если бы революция 18 марта не была прервана в своем бурном течении, если бы парижский народ не был расстрелян картечью, изрублен шашками по приказанию версальских убийц211. Найти ясное, определенное и доступное выражение для всего того, без чего не могла совершаться революция, было главною задачей Парижа с первого же дня его освобождения. Но великие идеи не созревают в один день, как бы усиленно ни работала мысль, как бы ускоренно ни вырабатывались, ни пропагандировались новые идеи в периоды революций. Им нужно время, чтоб развиться, проникнуть в массы, перейти в действие, а этого времени не было у Парижской Коммуны.
Рожденная в переходное время, на рубеже двух периодов развития современного социализма, она не успела исполнить своей задачи. Что мог дать свободным мыслителям 1871 год, признающий власть правительства и даже религию коммунизм 1848 года? Где было найти парижанина, который согласился бы запереться в фа- ланстерскую казарму212? С другой стороны, коллективизм, стремящийся впрячь в одну телегу заработную плату и коллективную собственность, оставался непонятым, мало привлекательным и представлял непреодолимые затруднения при практическом применении. А свободный, анархический коммунизм только что зарождался; он едва смел отражать нападки приверженцев правительства и власти.
Нерешительность царила в умах, и социалисты, не имея перед собой определенной цели, не смели приступать к уничтожению частной собственности. «Обеспечим себе победу, а там посмотрим что делать», говорили они, успокаиваясь на этом шаблонном рассуждении.
Обеспечить победу! Но разве можно основать свободную Коммуну, не коснувшись собственности! Разве можно победить врагов, пока народ не заинтересован в торжестве революции, не уверен, что она принесет человечеству материальное, умственное и нравственное благосостояние! Они пытались учредить Коммуну, откладывая


Речи бунтовщика
151
на.время социальную революцию, когда единственным средством учреждения Коммуны является социальная революция!
Провозглашая Свободную Коммуну, парижский народ провозгласил принцип преимущественно анархический. Но так как в это время анархические идеи не проникли еще в сознание народа, он остановился на полпути. В своей Коммуне он высказался за старый принцип власти и учредил Совет Коммуны213, наподобие Городской Думы.
Раз мы признаем, что центральное правительство абсолютно не нужно для регулирования соотношений между коммунами, неужели мы допустим его необходимость для регулирования взаимных отношений между группами, составляющими Коммуну!
Раз мы предоставляем свободной инициативе коммун право входить в соглашения относительно предприятий, касающихся нескольких коммун, неужели мы откажем в этом праве группам, составляющим каждую коммуну? Правительство в Коммуне не имеет большего raison d’être214, чем правительство над Коммуной.
В 1871 году парижский народ, низвергший столько правительств, впервые восстал против самой правительственной системы; но он не сумел освободиться от правительственного фетишизма215 и тоже учредил у себя правительство. Мы знаем, каковы были последствия. Он послал своих сынов в Городскую Думу. Там, вынужденные управлять, когда их убеждения требовали работы совместно с народом, вынужденные рассуждать, когда надо было действовать, они поняли всю бессмысленность своего положения, все свое бессилие. Утратив вдохновение, вдали от народа, этого очага революций, они, в свою очередь, парализовали народную инициативу.
Зарожденная в переходное время, в период глубокого перерождения социализма, осуществленная на исходе войны, в изолированном очаге, под громом пушек, Парижская Коммуна должна была погибнуть.
Но своим пролетарским характером и социальными идеями она положила начало новой эре в серии революций и была предвестницей Великой Социальной Революции. Массовыми избиениями, неслыханными жестокостями, гнусным издевательством своих палачей над заключенными буржуазия вырыла непроходимую пропасть меж¬


152
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ду собой и пролетариатом. Своей местью и оргиями каннибалов216, она произнесла над собой смертный приговор. Теперь народ знает, с кем он имеет дело; знает, что его ожидает, если во время будущей революции он не одержит решительной победы.
Когда Франция покроется сетью восставших Коммун, народ не изберет уже себе правительства и не будет ждать его приказаний. Изгнав всех паразитов, насевших на него, он завладеет общественными богатствами и отдаст их во всеобщее пользование, согласно принципам анархического коммунизма. Он уничтожит частную собственность, правительство и государство и устроит свою жизнь на свободных началах, продиктованных ему силой необходимости. Разорвав цепи и разбив идолы, человечество откроет себе путь к лучшему будущему. В своем гордом шествии к завоеванию свободы оно забудет, что были рабы и хозяева, и будет поклоняться только тем великим мученикам, которые своею кровью и страданиями положили начало его эмансипации.
III
Празднества и публичные собрания, организованные в память 18 марта во всех городах, где есть социалистические группы, заслуживают внимания, так как они ярко выражают настроение социалистов всего мира. Это праздники труда, праздники пролетария. На этих митингах социалисты высказывают свои новые идеи и стремления и обсуждают события 1871 года. Они не ограничиваются тем, что восхваляют героизм парижского пролетариата и призывают мстить виновникам майских избиений217. Они стремятся доказать, что предрассудки о частной собственности и власти, царившие в то время в пролетарских организациях, помешали осуществлению Коммуны, не дали революционной идеи развиться и осветить мир своими живительными лучами.
1871 год послужил уроком для пролетариев всех стран. Они поняли, какова должна быть их будущая революция, и порвали со старыми предрассудками.
Будущее восстание коммун не будет уже простым коммунистическим движением. Народ опередил тех, которые думают, что надо учредить Коммуну и потом в ней производить экономические ре¬


Речи бунтовщика
153
формы. Он знает, что только коренным социальным переворотом и уничтожением частной собственности будущие коммуны обеспечат себе независимость.
В день торжества социальной революции, когда правители будут изгнаны, и буржуазия, поддерживаемая ныне государством, потеряет свою силу, — восставший народ не провозгласит уже нового правительства и не будет ждать, чтоб оно со свойственной ему мудростью, объявило экономические реформы. Он уничтожит частную собственность насильственной экспроприацией и завладеет во имя народа всеми общественными богатствами, добытыми тяжелым трудом предыдущих поколений. Он покинет свои сырые подвалы и переселится в светлые дома буржуев. Он немедленно примется за обработку естественных богатств и постарается утилизировать ценности, накопленные в городах. Он сам возьмется за производство и будет пользоваться общественным капиталом так, как будто он никогда не был похищен у него буржуазией. Когда капиталисты будут отстранены от промышленности, производство, уничтожив убивающие его спекуляции, переродится и будет развиваться соответственно требованиям свободного труда. — «Никогда не пахали во Франции так усердно, как в 1793 году, когда земля была вырвана из рук сеньоров», — говорит Мишле218. — Никогда не работали так, как будут работать в тот день, когда труд станет свободным и успех каждого рабочего будет источником благосостояния для всей Коммуны.
Среди социалистов существуют различные взгляды на общественную собственность. Школа коллективистов, заменяя коллективизм старого Интернационала доктринерским коллективизмом, стремится установить различие между капиталом, предназначенным для производства, и капиталом, идущим на удовлетворение первых нужд. Машины, мастерские, сырой материал, пути сообщения и земля, с одной стороны, жилища, мануфактурные продукты, одежда и съестные припасы, с другой. Первые должны быть коллективной собственностью, вторые — частной.
Но народ, со свойственным ему здравым смыслом, убедился, что это различие — кажущееся, и что точно установить его невозможно. Он понял, что дома, укрывающие нас; уголь и газ, сжигаемые нами; пища, поддерживающая нашу жизнь; одежда, защищающая нас; кни¬


154
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
га, дающая нам знания, и даже развлечения — являются необходимыми условиями нашего существования. Они не менее способствуют успехам промышленности и прогрессивному развитию человечества, чем машины, сырой материал и другие предметы производства. Народ понял, что сохранить частную собственность на эти предметы значило бы сохранить неравенство, угнетение, эксплуатацию и заранее парализовать все результаты частичной экспроприации. Перескочив через препятствия, поставленные теоретическим коллективизмом, народ идет к коммунизму, не признающему власти (communisme anti-autoritaire219).
На революционных собраниях пролетарии предъявляют свои права на все общественные богатства и требуют уничтожения частной собственности, как для потребительных, так и для производительных ценностей. «В день Социальной Революции мы завладеем всеми естественными богатствами, всеми ценностями, накопленными в городах, и предоставим их во всеобщее пользование», — говорят представители рабочих масс.
«Пусть каждый берет из общей кучи все, что ему нужно, и будьте уверены, что в житницах наших городов хватит пищи, чтоб прокормить весь мир до дня объявления свободы производства, достаточно одежды, чтоб одеть всех, и даже предметов роскоши хватит на весь мир».
Одним словом, пролетарские массы требуют от революции немедленного введения анархического коммунизма и свободной организации производства. Эти два пункта окончательно установлены. Коммуны надвигающейся революции не повторят ошибок своих предшественников, которые своими страданиями и пролитою кровью открыли человечеству путь к лучшему будущему.
Относительно взглядов на правительство среди социалистов существуют различные мнения.
Одни говорят, что в день наступления революции надо учредить правительство и передать ему власть. Сильное и решительное, оно произведет революцию, издавая соответствующие постановления и строго следя за их исполнением.
«Печальное заблуждение!» — говорят другие. — «Нейтральное правительство, составленное из разнородных элементов и при¬


Речи бунтовщика
155
званное управлять, будет служить помехой для революции, так как в силу самой природы власти оно должно быть консервативным. Неспособное вселить революционный дух в отсталые коммуны, оно будет препятствовать развитию революции в коммунах, идущих впереди движения. Внутри же восставшей Коммуны правительство или будет санкционировать факты уже совершившиеся и, следовательно, станет излишним и даже вредным; или же будет действовать по своей воле, т. е. регламентировать то, что должно быть свободно выработано народом, применять теории там, где должна действовать свободная творческая сила социального организма, создающего новые формы общественной жизни. Люди, облеченные властью, запершись в канцеляриях, будут тратить на праздные споры те способности и силы, которые при совместной работе с народом могли бы быть употреблены на основание новых организаций. Бессильное там, где нужно настоящее дело, правительство будет служить тормозом для рационального развития человечества».
Как бы естественно и справедливо ни было это рассуждение, оно сталкивается с вековыми предрассудками и встречает противодействие со стороны тех, кому выгодно поддерживать религию правительства наряду с религией собственности и религией божества.
Бог, Собственность и Правительство — вот самые опасные препятствия для будущей революции.
Однако эти предрассудки уже сильно поколеблены. «Мы сами устроим свои дела, без вмешательства правителей. Нам не нужна опека священника, собственника и правителя», — говорят уже пролетарии. Анархисты в свою очередь энергично борются с поклонением этим принципам, и надо надеяться, что ко дню наступления революции они будут достаточно поколеблены, чтоб не увлечь пролетарские массы на ложный путь.
Однако есть существенный пробел в деятельности революционных союзов. Дело в том, что почти ничего не сделано для деревни. Все ограничилось городами. Деревня, казалось, не существовала для городских рабочих. Ораторы даже избегают упоминать в своих речах о деревне, о земле. Не зная стремлений крестьян, они не решаются говорить от их имени. Нужно ли доказывать, насколько это


156
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
опасно? — Эмансипация пролетариата неосуществима, пока революционное движение не охватит деревни. Восстание не продержится более года, если оно не встретит сочувствия среди крестьян. Когда налоги и подати будут уничтожены, конечно, крестьяне поймут преимущества революции. Но было бы крайне неосторожно рассчитывать на то, что революционные идеи проникнут из городов в деревни без предварительной пропаганды. Надо узнать, каковы стремления крестьянина, каковы его взгляды на земельную собственность, как он понимает надвигающуюся революцию. Надо познакомить его с деятельностью городских пролетариев и доказать ему, что они не будут вредить земледельцу. Необходимо, чтоб рабочие привыкли уважать крестьянина и действовать с ним заодно.
Рабочие должны содействовать пропаганде в деревнях. В каждом городе должна быть маленькая специальная организация, ветвь Аграрной Лиги220, для пропаганды среди крестьян. Необходимо, чтоб к этой пропаганде относились так же, как к пропаганде в промышленных центрах.
От этого зависит успех революции. Только в тот день, когда рабочий и земледелец, рука об руку, пойдут завоевывать Равенство для всех, революция победит мир и принесет счастье всему человечеству, как в убогую хижину, так и в богатые сооружения крупных промышленных агломераций.
Аграрный вопрос
I
Вопрос первостепенной важности предстал сейчас перед Европой и требует немедленного разрешения. — Аграрный вопрос, вопрос о том, какова должна быть новая форма владения и обработки земли. Кому будет принадлежать земля? Кто будет ее обрабатывать и как? Никто не станет отрицать всей важности этого вопроса. Те, которые внимательно следят за крестьянским движением в Ирландии, в Англии, в Испании, в Италии и в некоторых частях Германии и России, знают, что в деревнях, среди всеми презираемого класса земледельцев, готовится сейчас грандиозная революция.
Социалистам все еще продолжают возражать, что социальные вопросы интересуют исключительно городских рабочих, не затраги¬


Речи бунтовщика
157
вая крестьян. Если уничтожение частной собственности и экспроприация фабрикантов и заводчиков встречают сочувствие в городах, то дело обстоит совершенно иначе в деревнях. Крестьяне не доверяют социалистам и, если когда-нибудь городские рабочие захотят привести в исполнение свои планы, то деревенские жители сумеют помешать им.
Это возражение имело действительно некоторое значение лет тридцать, сорок тому назад, тогда крестьяне, менее нуждающиеся и более покорные, не выражали признаков неудовольствия и предавали себя на волю Божию. Теперь дело обстоит совершенно иначе. Концентрация недвижимых имуществ в руках богачей, развитие все растущего деревенского пролетариата, тяжелые налоги, подавляющие земледелие, вторжение машинного производства, конкуренция Америки и Австралии и, наконец, быстрый обмен идей — значительно изменили положение дел за последние тридцать лет. Теперь вся Европа охвачена сильным аграрным движением, которое растет с каждым днем и придаст будущей революции значение, какого она никогда бы не достигла, если бы ограничилась только большими городами.
Кто из нас не знает, что происходит сейчас в Ирландии221? Восстание против помещиков охватило больше половины страны. Крестьяне не платят владельцам земли арендных денег; если бы между ними и нашлись желающие это сделать, то они не посмели бы ослушаться Аграрной Лиги — могучей тайной организации, имеющей свои отделения во всех деревнях и строго карающей за неисполнение своих приказаний.
Помещики не решаются требовать следуемых им денег, так как пришлось бы прибегнуть к вооруженной силе, а это неизбежно вызвало бы восстание. Если бы кто-нибудь из помещиков вздумал изгнать крестьянина за невзнос платы, то на защиту последнего выступили бы тысячи вооруженных крестьян. Да и ферма такого помещика не нашла бы себе арендатора, так как Лига или какая-нибудь другая тайная организация приговорили бы изменника к смерти, и крестьяне сожгли бы его нивы и истребили скот. Положение становится невыносимым для самих помещиков; в одних уездах стоимость земли пала на две трети, в других помещики являются лишь номинальными владельцами своих имений: они не смеют даже показаться крестьянам без охраны полиции. Земля остается невозделан¬


158
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ной, и, по словам «Financial Reformer»222 за 1879 год, ценность урожаев пала на 259 миллионов франков, а количество обрабатываемых земель уменьшилось на 83 000 гектаров.
Положение дел принудило Гладстона223 дать ирландским представителям формальное обязательство представить в парламент проект закона, по которому владения крупных помещиков будут отчуждены и употреблены на общественные нужды, земля будет объявлена собственностью нации и продана народу на условиях ежегодных погашений в течение 25 лет. Такой закон не мог быть, конечно, вотирован английским парламентом, так как он нанес бы смертельный удар принципу земельной собственности в Англии. Уладить конфликт мирным путем не предвидится никакой возможности. Повсеместное восстание крестьян может быть предотвращено еще раз, как в 1846 году224; но недалек тот день, когда ирландский народ выйдет, наконец, из терпения после стольких ненужных страданий и обманутых надежд. Как только произойдет малейшая дезорганизация власти в Англии, ирландский крестьянин, подстрекаемый тайными обществами, поддерживаемый мелкой деревенской буржуазией, жаждущей для своей выгоды наступления нового 1793 года225, выйдет из своих берлог и осуществит все то, о чем ему говорили агитаторы. Он подожжет дворцы, завладеет хлебами помещиков и захватит земли, о которых он мечтает уже столько лет.
Перенесемся на другой конец континента, в Испанию, и посмотрим, что делается там. В Андалузии и Валенсии226, где земельная собственность сосредоточена в руках небольшого числа лиц, целые легионы голодных крестьян ведут непрерывные войны с помещиками. Под прикрытием ночи они истребляют стада, поджигают амбары, уничтожают плантации; каждому, посмевшему выдать предводителей, и судье, привлекающему их к ответственности, не избежать смерти. В Валенсии стачка мелких фермеров, отказывающихся платить арендные деньги, продолжается годами; горе дерзнувшему нарушить это взаимное соглашение!
Могучая тайная организация, вывешивая по ночам на деревьях прокламации, постоянно напоминает своим союзникам, что если они изменят общему делу, им грозит истребление жатв и скота, и даже смерть.


Речи бунтовщика
159
В других частях Испании, где собственность раздроблена, само государство делает все возможное, чтоб вызвать недовольство. Оно отягощает мелких собственников бесконечными налогами: национальными, провинциальными, городскими, постоянными и временными. Десятки тысяч мелких поместий конфискуются государством и не находят себе покупателей на публичных торгах. Население деревень совершенно разорено почти во всех провинциях, и голод заставляет крестьян объединяться и восставать против налогов.
Таково же положение в Италии. Во многих провинциях земледельцы разорены в конец. Доведенные до нищеты государством, они не платят налогов, и правительство отнимает у них последний клочок земли. В течение года 6644 мелких имений, стоимостью в среднем по 99 франков, были отобраны. Удивительно ли, что в этих провинциях царит непрерывное восстание! То фанатик, проповедующий религиозный коммунизм, увлекает за собой тысячи крестьян и настраивает их так, что разогнать сектантов можно лишь градом пуль227; то целые деревни захватывают невозделанные поля помещиков и обрабатывают их для себя; то громадные толпы крестьян собираются на площадях перед Городской Думой и требуют под угрозой восстания хлеба и работы.
Пусть не говорят нам, что это единичные факты! До мая 1789 года восстания французских крестьян повторялись не чаще и были менее сознательными, а между тем они послужили основой для революции больших городов!
На восточной окраине Европы, в России, аграрный вопрос своим течением напоминает положение Франции до 1789 года. Крепостное право уничтожено и каждая община владеет землей; но наделы так малы, земля местами так неплодородна, а подати, налоги и выкупные платежи так велики, что больше трех четвертей крестьян доведены до самой ужасной нищеты. Хлеба не хватает, и достаточно одного неурожайного года, чтоб голод свирепствовал в целых губерниях, унося многочисленные жертвы.
Но прошло то время, когда крестьяне безропотно переносили всю тягость своего положения. Новые идеи и стремления к лучшему будущему зарождаются в деревнях, имеющих сношения с крупными центрами, благодаря сети шоссейных дорог. Крестьяне со дня на


160
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
день ждут событий, которые положат конец современному экономическому строю и отдадут им во владение землю, принадлежащую народу по праву. Если какой-нибудь Артур Юнг228 объедет сейчас Россию, как он объезжал Францию в канун 1789 года, он услышит из уст русских крестьян те же слова надежды и заветные желания, которые записаны в его книге229. Повсеместно начались крестьянские бунты. Недовольство растет, и стоит только политическим событиям вызвать малейшее замешательство в правительстве, чтоб среди голодных крестьян, поддерживаемых мелкой деревенской буржуазией, возникло сильное аграрное движение. Мятежи вспыхнут во всех концах, восстание охватит всю Россию, будет продолжаться годами и, изнурив армию и правительство, положит начало грандиозной революции, имеющей громадное значение для всей Европы.
Но если аграрное движение примет во всех этих странах значительные размеры, если в них произойдет экспроприация земель, если вся старая Европа будет окружена, как огненным кольцом, крестьянскими бунтами, неужели все это не отразится на центре Европы, на так называемых цивилизованных странах? В этом не может быть сомнения. Если мы ознакомимся с аграрным положением Англии, Франции, Германии и Швейцарии, если мы обратим внимание на могучее влияние нового элемента, заставляющего Англию бить тревогу, если мы вникнем в новые идеи и стремления, захватившие крестьян, мы придем к убеждению, что аграрный вопрос требует немедленного разрешения во всей Европе: как в России, так и в Англии, как в Италии, так и во Франции. Мы поймем, что положение стало невыносимым, что так дальше идти нельзя. Недалек тот день, когда современный общественный строй должен будет уступить место новому порядку вещей, порядку, который переродит режим собственности и обработки земли. Тогда крестьянин не будет больше парнем230 общества, он займет достойное место на пиру жизни и прогресса. Тогда деревня перестанет быть очагом невежества и будет центром, испускающим лучи счастья и благосостояния на всю страну.
II
В предыдущей главе мы видели, насколько плачевно, вернее, возмутительно положение крестьян в Ирландии, в Италии, во Франции


Речи бунтовщика
161
и в России. Здесь аграрное восстание — вопрос дня. Но в Англии, Германии, Франции и даже Швейцарии, в этих странах, которые мнят себя цивилизованными, положение земледельца также невыносимо.
Возьмем для примера Англию. Двести лет тому назад — это была страна, в которой земледелец, обрабатывая землю, принадлежащую ему, пользовался некоторым благосостоянием. Теперь — это страна баснословно богатых помещиков и доведенного до нищеты земледельческого пролетариата.
Четыре пятых пахотной земли, около 23 976 000 гектаров, составляют собственность 2340 крупных помещиков; треть Англии принадлежит 710 лордам, такой-то маркиз проезжает 30 миль, не выходя за пределы своих владений; такому-то графу принадлежит целая провинция; между тем, как остальные собственники, приблизительно полмиллиона семейств, должны довольствоваться одной третью гектара на долю каждого.
Две тысячи триста сорок семейств получают баснословные доходы, от 100 000 франков до 10 000 000 франков в год. Маркиз Вестминстерский получает 25 000 франков в день, т. е. 1000 франков в час — больше, чем рабочий в течение целого года. А в это время сотням тысяч семейств землевладельцев едва удается заработать тяжелым трудом от 300 до 1000 франков в год. Крестьянин, обрабатывающий землю, считает себя счастливым, если, работая по четырнадцать или даже шестнадцать часов в сутки, он получит от 12 до 15 франков в неделю — ровно столько, чтоб не умереть с голоду.
Позорное богатство и бессмысленные траты бездельников наряду с вечной нищетой крестьянина.
Вы читали, должно быть, что, благодаря сосредоточению собственности в руках небольшого числа лиц, Англия стала самой культурной страной. Лорды не обрабатывают сами своих земель, а отдают их в аренду фермерам, но зато фермеры — говорят вам — делают из этих владений образцы рационального земледелия.
Это все было верно когда-то; теперь же дело обстоит совсем иначе. Огромные пространства остаются невозделанными или обращаются в парки, чтоб осенью помещик мог устраивать в них охоту для своих гостей. Несколько тысяч людей нашли бы себе пропитание на этих землях. Но хозяину нет до этого дела: он безумно расточает свое состояние и для удовлетворения своих прихотей отнимает у крестьянина последний клочок земли.


162
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Огромные пространства, которые когда-то возделывались, отданы теперь под пастбища. Тысячи и тысячи земледельцев были изгнаны помещиками, их поля, кормившие народ, превращены в луга для разведения быков, служащих пищею богачам. Количество засеваемой земли со дня на день уменьшается.
Даже фермеры, возделывающие от 50 до 100 гектаров земли, эти мелкие буржуа, стремящиеся стать господами и жить чужим трудом, разоряются теперь. Внося громадные арендные деньги, они не могут улучшать своего хозяйства и бороться с конкуренцией Америки и Австралии. Газеты полны объявлений о продаже с торгов их ферм.
Вот каково аграрное положение Англии. Народ, оторванный от земли, стремится в большие города, в мануфактурные центры, где идет ожесточенная конкуренция между голодающими. Земля сосредоточена в руках горсти помещиков, получающих баснословные доходы и расточающих их на бессмысленную и непроизводительную роскошь. Посредники, фермеры хотели бы стать мелкими собственниками, но, разоренные непомерной арендной платой, они переходят на сторону народа, чтоб помочь ему вырвать землю из рук крупных помещиков. Это ненормальное положение земельной собственности отражается на жизни всей страны.
Удивительно ли, что крик «Национализация земли!» стал девизом всех недовольных. Лига Земли и Труда еще в 1869 году требовала конфискации земель крупных помещиков; теперь эта идея получила широкое распространение. Лига деревенских рабочих, насчитывающая у себя 150 009 членов, стала также требовать экспроприации земель помещиков, между тем, как десять лет тому назад единственною ее целью было поднять заработную плату путем стачек.
Ирландская Лига Земли231 ведет широкую пропаганду в Шотландии, Англии и везде встречает сочувствие. Мы знаем, каковы будут ее дальнейшие действия. Она объявит, что арендная плата уменьшена на одну четверть по решению Лиги. Она будет всеми силами препятствовать изгнанию крестьян, вносящих три четверти арендной платы и терроризировать трусов, вносящих деньги сполна. Став организованной силой, она вооружит крестьян и объявит отмену арендной платы. В решительный момент она сделает то, что делали француз¬


Речи бунтовщика
163
ские крестьяне от 1789 до 1793 года: огнем и мечем принудит помещиков отказаться от своих прав на землю.
Трудно предвидеть, какова будет новая форма владения землей в Англии после революции; это зависит от продолжительности революции и от противодействия, которое аристократ и буржуазия окажут революционным идеям. Однако несомненно, что Англия идет к уничтожению частной собственности и что этот переворот не произойдет мирным путем; для осуществления своих целей английский народ будет принужден прибегнуть к оружию.
III
Франция
Как будет возмущено население французских деревень, если оно прочтет, что пишут про его жизнь господа депутаты и экономисты. В своих красивых книгах они говорят: «почти все крестьяне состоятельны и вполне довольны своей судьбой: у них достаточно земли и скота; им нетрудно платить налоги; арендная плата невысока, крестьяне получают большие доходы и ежегодными сбережениями увеличивают свое состояние». Крестьяне от души ругают этих господ, и они вполне правы.
Рассмотрим, из каких элементов состоит двадцати четырех миллионное деревенское население и каково число тех, которые довольны своим положением.
Начнем с того, что во Франции около 8000 помещиков владеют землями, приносящими от десяти до двухсот тысяч франков в год.
Они, конечно, довольны своей судьбой. Проведя нисколько летних месяцев в своих поместьях, забрав доходы, полученные благодаря тяжелому труду наемных рабочих и фермеров, они устремляются в города, где спускают эти деньги.
Там они пьют шампанское полными бокалами с женщинами, которым бросают горсти золота, живут в роскошных дворцах и не знают, чем украсить свой обеденный стол. Их ежедневного расхода хватило бы на прокормление целой семьи в течение полугода. От этих сытых баловней судьбы вы не услышите, конечно, жалоб; если они


164
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и недовольны чем-нибудь, то исключительно тем, что крестьянин со дня на день становится менее сговорчивым и отказывается работать даром.
Не будем говорить о них. В день революции они услышат наше слово.
Ростовщики, маклеры и торговцы, как коршуны, набрасываются на деревню и, придя из города почти без гроша, возвращаются туда богатыми собственниками и банкирами; нотариусы и адвокаты возбуждают и ведут процессы против крестьян; инженеры и чиновники грабят народ и бессовестно расточают государственные и общественные деньги. Вся эта шайка, как моль, съедает деревню и разоряет города. Они, конечно, довольны существующим строем и не желают никаких преобразований. Крестьяне, доведенные до нищеты векселями; фермеры, разоряющиеся на процессы; бедняки, из которых высасывают последние соки окружающее их пауки, — вот все, что нужно этим ростовщикам. Города и деревни, беспрекословно повинующиеся правителям; государство, расточающее общественное достояние, — вот все, что нужно чиновникам. Когда Франция будет окончательно разорена, они пойдут набивать карманы в Венгрию, в Турцию и даже в Китай. Ростовщичество не имеет родины.
Эти эксплуататоры довольны своим положением. Но сколько их? Пятьсот тысяч? Миллион, может быть? Вполне достаточно, чтоб разорить в несколько лет деревни, но слишком мало, чтоб оказать сопротивление восставшим крестьянам.
Рассмотрим положение помещиков, имеющих от 50 до 200 гектаров земли. Им нет дела до благосостояния человечества, до чужой нищеты; в случае каких-нибудь преобразований, единственной их заботой будет удержать свои владения. Если они находятся в нужде, их не покидает надежда выйти скоро из этого положения: счастливая спекуляция, выгодное предприятие, смерть богатого родственника, кончившего жизнь самоубийством, — и благосостояние вернется. Нужда и труд им не знакомы. Для обработки своих земель они нанимают рабочих, платят им за тяжелый труд от 250 до 300 франков в год.


Речи бунтовщика
165
Они, несомненно, будут врагами революции; уже теперь они враги свободы и равенства, оплот эксплуатации. Этих помещиков около 200 000, и они представляют значительную силу. Государство считается с ними, а их богатство обеспечивает им большое влияние. Что станут делать эти эгоисты во время революции? Конечно, не сопротивляться истоку восставших народов. Они благоразумно запрутся у себя и будут ждать окончания борьбы.
Помещиков, имеющих от 10 до 50 гектаров земли, значительно больше. Их около 250 000, приблизительно 1 200 000, считая и семьи. Четверть пахотной земли всей Франции принадлежит им.
Эти не порвали еще с деревней и пользуются там большим влиянием. Они обрабатывают сами свои поля и остались до сих пор, в сущности говоря, крестьянами. На их консервативный дух и рассчитывают реакционеры.
В первой половине нашего века этот класс земледельцев, продукт великой революции, пользовался некоторым достатком; тогда он был против всяких преобразований, так как боялся потерять все завоеванное им во время революции. Теперь условия значительно изменились. Во всей Франции, за исключением некоторых частей (юго-запада, например), земледельцы этой категории терпят уже нужду. Они не могут делать сбережений и увеличивать своих имений, которые раздробляются вследствие разделов. В то же время арендные условия стали так тяжелы, что им приходится платить бешеные деньги за землю.
Владея клочками земли, рассеянными там и сям, они получают скудные доходы и с трудом выплачивают повинности. Хлебопашество не приносит почти ничего, а скотоводство дает самые незначительные барыши.
Государство обременяет этих мелких помещиков налогами и община тоже не щадит их: лошадь, повозка, удобрение — все обложено податью. Налоги растут с каждым днем и своими размерами напоминают времена монархии. Крестьянин опять стал вьючным скотом для государства.
Ростовщики разоряют их; подати обременяют; фабриканты эксплуатируют, заставляя платить за каждое орудие тройную цену. Они только воображают себя владельцами своих имений, но на самом


166
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
деле не пользуются их доходами и работают для обогащения ростовщиков, для прокормления чиновников, для доставления шелковых платьев и богатых выездов женам фабрикантов, для услаждения жизни всем городским паразитам.
Вы думаете, крестьяне этого не понимают! Как же! Они прекрасно все понимают и, как только почувствуют в себе силу, не замедлят стряхнуть с себя иго этих господ, живущих на их счет.
Мы рассмотрели положение одной десятой деревенского населения. — Поговорим теперь об остальных.
Остальные — это четыре миллиона отцов семейств (всего около 18 000 000 человек), имеющих в лучшем случае пять или три гектара земли, иногда одну десятую гектара, а большею частью — ничего. Из них 8 000 000 едва сводят концы с концами, возделывая свой жалкий клочок земли и посылая ежегодно в город на заработки десятки тысяч своих детей; 7 000 000 живут тяжелым подённым трудом, в редких лишь случаях имея домик и маленький сад; один миллион истощенных, умирающих с голоду живет изо дня в день, питаясь картофелем и хлебом... — Вот основное население французских деревень.
Экономисты не принимают в расчет этой массы. Для нас же она всё; она — народ, а остальные — грибы-паразиты, присосавшиеся к стволу старого дуба.
И про этих людей нам говорят, что они богаты, довольны судьбой, не хотят перемен и не станут слушать социалистов!
Заметим, прежде всего, что каждый раз, как мы говорим с крестьянами, просто и ясно излагая наши мысли, они охотно выслушивают нас. Мы им не предлагали, правда, выбрать нас депутатами, не излагали в длинных речах теорий научного социализма, не советовали отдать землю в руки правительства, которое будет распределять ее по усмотрению своих чиновников. Если бы мы им предложили подобные глупости, они бы действительно повернули нам спину и были бы совершенно правы.
Мы излагали крестьянам свои взгляды на революцию и всегда встречали сочувствие; они говорили, что их идеи и стремления вполне совпадают с нашими.


Речи бунтовщика
167
Вот, что мы говорили крестьянам:
«Раньше земля принадлежала коммунам, состоящим из земледельцев, которые сами обрабатывали свои имения. Но путем обманов, силы и ростовщичества, спекуляторы завладели всей землей. Теперь крестьянин не имеет клочка земли для обработки и не может прокормить своей семьи, между тем как богачи не обрабатывают сами своих владений и выжимают из них последние соки для удовлетворения своих безумных прихотей.
Надо, чтобы крестьяне, организовав коммуны, вернули себе свои земли и отдали их в пользование тем, которые сами будут их обрабатывать.
Заклад недвижимых имуществ — явная несправедливость. Никто не имеет права за то, что одолжил вам денег, присвоить себе вашу землю, потому что земля приобрела цену, благодаря труду ваших отцов, которые ее возделывали, строили деревни, проводили дороги, осушали болота; теперь она производит только благодаря вашему труду. Интернационал будет считать своим долгом сжечь все ипотечные бумаги и положить конец этому постыдному установлению.
Налоги, взимаемые с вас, поедаются шайкой чиновников, никому ненужной и безусловно вредной. Упраздните же их. Провозгласите вашу полную независимость, объявите, что вы сами возьметесь за свои дела.
Вы хотите провести шоссейную дорогу? — Сговоритесь с соседними коммунами, и вы это сделаете лучше, чем министерство общественных работ. — Вам нужна железная дорога? Заинтересованные коммуны проложат ее гораздо лучше, чем подрядчик, который захочет нажить миллионы на этом предприятии. — У вас нет школ? Устраивайте их сами, не прибегая к помощи разных господ из Парижа.
Придется ли вам защищаться от врагов? Устраивайте сами свою защиту и не прибегайте к помощи генералов, которые обязательно изменят вам.
Помните, что никогда ни одна армия не могла остановить нашествия завоевателей, между тем как народ, когда он хотел сохранить свою независимость, побеждал самые сильные армии.
Вам нужны орудия, машины?
Войдите в соглашение с городскими рабочими, и они будут доставлять их в обмен на продукты; вы их получите за свою цену, не пе¬


168
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
реплачивая фабриканту, который наживается, обирая крестьяни- на-покупателя и рабочего, изготовляющего эти орудия.
Грозная сила правительства не страшна. Все эти правительства, как бы они ни казались несокрушимыми, рухнут под первыми ударами восставшего народа. Нетрудно предвидеть, что через несколько лет вся Европа будет охвачена революцией, которая подорвет авторитет власти. Воспользуйтесь этим моментом, чтоб произвести вашу революцию. Прогоните крупных помещиков и объявите их владения общественной собственностью, уничтожьте ростовщичество, положите конец ипотеке232 и провозгласите вашу полную независимость. Городские рабочие произведут тем временем свою революцию в городах. Тогда организуйтесь свободно, основывайте коммуны; остерегайтесь тех, которые под видом благодетелей крестьянина будут навязывать вам свои услуги. Делайте все сами, не надейтесь на других».
Вот, что мы говорили крестьянам.
Единственное возражение, которое мы встретили с их стороны, касалось не сущности наших принципов, а их практического применения.
— Все это верно и было бы осуществимо, говорили они, если бы крестьяне могли сговориться!
Так поможем же им сговориться! Будем пропагандировать наши идеи, распространять прокламации, облегчать сношения между деревнями, а в день революции пойдем сражаться с ними, за них.
День этот гораздо ближе, чем это предполагают.
Представительное правительство
I
Наблюдая развитие человеческих обществ, не считаясь с его второстепенными и временными признаками, мы убеждаемся, что политический режим всегда является выразителем экономического.
Политическая организация не может быть преобразована по желанию законодателей; она, правда, меняет свои названия: предстает сегодня под видом монархии, завтра — республики, но не претерпе¬


Речи бунтовщика
169
вает при этом соответствующих изменений; она всегда подделывается под экономический режим и служит его выражением, освящением и оплотом.
Если политический режим страны в своей эволюции отстанет от совершающегося в ней экономического перерождения, то в решительный момент он подвергается внезапным изменениям и приспособляется к существующему экономическому строю.
Обратно: если, в случае революции, политический режим опередит экономическое состояние страны, он остается мертвой буквой, формулой, записанной в хартиях, без практического применения. Декларация Прав Человека233, какова бы ни была ее роль в истории, является теперь лишь историческим документом; слова Liberté, Egalité, Fraternité234 останутся красивой мечтой, вернее, ложью, пока свобода и равенство не станут основами экономического строя.
Всеобщая подача голосов не совместима с рабством, так же, как деспотизм не имеет места в обществе, основанном на так называемой свободе мировых сделок, вернее, свободе эксплуатации.
Рабочие классы Западной Европы поняли уже эту простую истину. Они знают, что человечество будет продолжать прозябать при современном политическом строе, пока существует капиталистический режим. Они знают, что все политические институты, несмотря на их красивые названия, основаны на господстве сильного, возведенном в систему, на разврате, на подавлении всякой свободы, всякого прогресса и что изменить все это можно только установлением экономических отношений, основанных на принципах коллективной собственности. Они знают, что глубокая и плодотворная политическая революция немыслима без экономической.
Обратно, при связи, существующей между политическим и экономическим режимом, переворот в способах производства и распределения продуктов не может произойти без политической революции.
Уничтожение частной собственности и эксплуатации, установление коллективистического или коммунистического режима неосуществимы при наших парламентах и королях.
Новый экономический режим требует нового политического; эта истина проникла в сознание масс: народная мысль стремится разрешить одновременно оба эти вопроса. Она работает над созданием лучшего экономического и политического будущего; рядом со ело-


170
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вами «Коллективизм» и «Коммунизм» мы слышим слова: Рабочее Государство, Свободная Коммуна, Анархия, или: анархический Коммунизм, коллективистическая Коммуна.
«Вы хотите, чтобы ваша работа была плодотворна? Освободитесь прежде всего от тысячи предрассудков, которые вам внушили!»235 — Этими словами начинал свои лекции один знаменитый астроном: они приложимы ко всем отраслям знания; к социальным же наукам более, чем к естественным. С первых же шагов в этой области мы наталкиваемся на массу предрассудков, завещанных нам прошлыми веками, ложных идей, распространенных с целью обмануть народ, софизмов, тщательно выработанных — чтобы направить на ложный путь народную мысль.
Среди всех этих предрассудков наибольшего внимания заслуживает тот, который лежит в основе современных политических организаций и проявляется почти во всех социальных теориях. Этот предрассудок — вера в представительное правительство.
В конце прошлого века французский народ свергнул монархию и последний из королей искупил на эшафоте свои грехи и грехи своих предшественников236.
Тогда же выяснилось, что все великое, хорошее, что дала революция, было делом отдельных лиц или групп, достигших своей цели, благодаря дезорганизации и слабости центрального правительства. Казалось, что именно в эту эпоху народ не должен был искать и нового правительства, основанного на тех же принципах, как и только что свергнутое.
Но, находясь под влиянием предрассудков и введенный в заблуждение кажущейся свободой и мнимым благосостоянием конституционных государств Америки и Англии, французский народ поспешил учредить у себя конституцию, — конституции, которые он преобразовывал без конца, не изменяя, однако, принципу представительного правительства. Монархия или республика, не все ли равно! Народ не свободен: он управляется представителями, более или менее удачно выбранными. Он провозглашает свою свободу, свои права и сам же спешит отречься от них. Он избирает депутатов и поручает им разо¬


Речи бунтовщика
171
браться в бесконечном разнообразии смешанных интересов и сложных человеческих отношений.
Во всех государствах континентальной Европы эволюция приняла тот же характер. Все они, одно за другим, свергают абсолютные монархии и вступают на путь парламентаризма. Даже деспотический Восток следует их примеру: Болгария, Турция, Сербия пытаются учредить у себя конституцию; Россия, и та стремится свергнуть иго камарильи237, чтобы заменить его более сносным игом представительного собрания.
Ужаснее всего то, что Франция, открывая новые пути, не может освободиться от старых предрассудков. Народ, разочарованный в конституционной монархии, свергает ее, но на следующий же день он провозглашает новое правительство, основанное на старых началах — правительство, готовое предать народ в руки какого-нибудь злодея, который навлечет на прекрасные долины Франции нашествие неприятелей.
Через двадцать лет он повторяет ту же ошибку. Видя, что Париж покинут войсками и правительством, народ, предоставленный самому себе, не пытается установить той новой формы политической жизни, которая привела бы к новому экономическому режиму. Заменив слово Империя — Республикой, а это последнее — Коммуной, он здесь прибегает к представительной системе. Он передает свои права выборному собранию и поручает ему создать ту новую форму человеческих отношений, которая дала бы Коммуне силу и жизнь.
Конституции, разорванные в клочки, разлетаются подобно мертвым листьям, увлекаемым в реку осенним ветром! Освободиться от старых предрассудков так легко; уничтожив шестнадцатую конституцию238, народ создает семнадцатую.
Даже в теории мы встречаем то же поклонение представительному принципу. Многие реформаторы, рассматривая современное экономическое положение, требуют полного преобразования способов производства и обмена и уничтожения капиталистического режима. Но как только дело дойдет до их политического идеала, они не решаются коснуться представительной системы; в Рабочем Государстве, и даже в свободной Коммуне они стремятся сохранить представительное правительство.


172
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
К счастью, престиж этого принципа падает. Проследим за развитием представительного правительства. Мы имеем возможность это сделать. Оно функционировало и функционирует на открытой арене Западной Европы во всем разнообразии своих форм — от умеренной монархии до революционной коммуны. На него возлагали столько надежд, а оно явилось орудием интриг и личного обогащения, препятствием для развития народа и проявления его инициативы. Поклонение принципу представительства не имеет большего raison d’être, чем поклонение королевской власти. Теперь уже понимают, что недостатки представительного правительства не являются продуктом социального неравенства; осуществленное в среде, в которой капитал и труд равномерно распределены между всеми, оно приведет к тем же печальным последствиям. Недалек тот день, когда эта форма правления, возникшая, по удачному выражению Дж. Ст. Милля239, из стремления защитить себя от когтей и клюва короля коршунов, уступит место политической организации, созданной насущными потребностями человечества и основанной на следующем принципе: настоящая свобода заключается в том, чтобы каждый сам устраивал свои дела, не предоставляя их на волю Провидения или выборного собрания.
Такое же заключение должен сделать всякий, кто поймет, что главные недостатки правительственной системы присущи ей, как таковой, а не зависят от формы и места ее применения.
II
«Современные обычаи предохраняют нас от престижа королевской власти, — писал Огюстен Тьерри240 в 1828 году, — теперь мы должны опасаться авторитета легального порядка и представительного правительства»*. Бентам241 говорил приблизительно то же самое. Но в то время их предупреждения остались незамеченными. Вера в парламентаризм была сильна, и этим критикам возражали следующим аргументом: «парламентский режим не сказал еще своего последнего слова; о нем нельзя судить, пока в его основу не ляжет всеобщая подача голосов».
С тех пор всеобщая подача голосов введена. Буржуазия, после долгих сопротивлений, согласилась принять ее. В Соединенных
* Lettres sur l’histoire de France, lettre XXV.


Речи бунтовщика
173
Штатах всеобщая подача голосов функционирует уже около века в условиях полной свободы; во Франции и Германии она тоже проложила себе путь. Но представительный режим остался тем, чем был во времена Тьерри и Бентама; всеобщая подача голосов не изменила его; она только способствовала выяснению его недостатков. Вот почему теперь не только такие революционеры, как Прудон, восстают против этой системы; люди более умеренные, как Милль* и Спенсер, кричат: «остерегайтесь парламентаризма!» Можно, основываясь на общепризнанных фактах, написать целые тома о непригодности этой системы и найти сочувствие среди читателей. Представительное правительство было предано суду — и приговорено.
Его приверженцы постоянно указывают нам на заслуги этого режима. Мы обязаны ему, говорят они, нашей политической свободой, о которой не могло быть и речи при абсолютной монархии.
Но, в сущности говоря, не представительный режим нам дал и гарантировал свободу, которую мы завоевали вот уже больше века. Эту свободу, так же как и народное представительство, вырвал у правительств могучий поток народной мысли, рожденный революцией; дух свободы и восстания сумел сохранить их, несмотря на постоянные посягательства правительств и парламентов. Представительное правительство добровольно не дает народу никаких прав и не пренебрегает деспотизмом. Права приходится у него вырывать и защищать с оружием в руках, как во времена неограниченной монархии. Да и это возможно лишь в странах, где состоятельный класс жаждет этих прав и готов их защищать противоправительственной агитацией. Там же, где этот класс молчит, политическая свобода не может существовать, будет ли в стране народное представительство или нет. Палата в этих странах уподобляется прихожей королей. Примером тому служат парламенты Балканского полуострова, Австрии и Турции.
Приверженцы представительного правительства постоянно указывают на свободу и права английского народа и приписывают их парламенту. Они забывают, каким рядом мятежей и восстаний эти права были завоеваны. Свобода печати, свобода союзов, свобода собраний — все это было вырвано у парламента под угрозой восстания.
* La liberté; le Gouvernement Représentatif.


174
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Тред-юнионами, стачками против парламентских постановлений и разгромом фабрик английские рабочие завоевали себе право союзов и стачек Избивая полицию балясниками решетки Hyde-Park’a242, лондонский народ принудил конституционное министерство дать ему право манифестаций на улицах и в парках столицы. Не парламентскими дебатами, а противопарламентской агитацией и угрозой поднять сотни тысяч бедняков, готовых разгромить министерства и дворцы аристократов, английская буржуазия защищает свою свободу. Что касается парламента, то он все время посягает на политические права народа и упраздняет их одним росчерком пера, не хуже любого короля, когда ему грозит восстание масс. Куда девалась неприкосновенность жилища и корреспонденции, как только буржуазия уступила эти права правительству, чтобы оно защищало ее от революционеров.
Приписывать парламентам то, что сделано человечеством, надеяться, что конституция может дать свободу, — это грешить против исторической правды.
Дело не в том, каковы преимущества представительного режима перед правлением царедворцев, обращающих себе на пользу капризы неограниченного монарха. Если он утвердился в Европе, значит именно этот режим соответствовал той фазе капиталистической эксплуатации, которую мы пережили в XIX веке. Он гарантировал безопасность промышленникам и коммерсантам, которым предоставил власть, вырванную из рук аристократии.
Но и монархия, несмотря на свои недостатки, имела некоторые преимущества перед правлением феодальных князей. Она в свое время тоже была необходима. Должны ли мы были из-за этого оставаться навеки под гнетом королевской власти?
Нам, людям конца XIX века, надо выяснить, каковы недостатки представительного правительства, не является ли оно в наше время тем препятствием для развития человечества, каким была монархия в прошлом веке, и нельзя ли преобразованиями приспособить его к той экономической фазе, наступление которой мы предчувствуем? Вот чем мы должны заняться вместо того, чтобы вести бесконечные споры об исторической роли политического режима буржуазии.


Речи бунтовщика
175
Ответить на этот вопрос нетрудно.
Представительный режим — этот компромисс со старым режимом, сохранил правительству все атрибуты неограниченной власти и подчинил его действия фиктивному контролю народа. Теперь он отжил свой век и служит тормозом для прогресса человечества. Его недостатки не зависят от лиц, стоящих у власти, они присущи самой системе и так глубоко вкоренились в него, что никакое преобразование не приспособит его к требованиям нашего времени.
Представительный режим — это организованное господство буржуазии, исчезнет вместе с ней. Наступающая экономическая фаза требует новой политической организации, не имеющей ничего общего с представительством.
Представительному правительству присущи все недостатки правительства. Оно не только не умеет их сгладить, но даже создает новые. Знаменитые слова Руссо243 о правительстве вообще применимы к нему, как нельзя лучше. «Чтоб можно было передать свои права выборному собранию», — говорил он, — «оно должно состоять из ангелов. Да и у них вырастут рога и когти, как только они примутся за управление людьми — “этим стадом скотов!”»
Представительное правительство, — называется ли оно Парламентом, Конвентом244, Советом Коммуны или каким-нибудь другим нелепым именем, назначено ли оно префектами Бонапарта или архи-свободно избрано населением восставшего города, — всегда стремится подобно деспотам расширить свои права, вмешиваясь во все проявления жизни, заменяя законами свободную инициативу отдельных лиц и групп. Оно забирает в свои когти человека с самого детства и ведет его до могилы от закона к закону, от угрозы к наказанию, никогда не выпуская его из-под своей опеки. Приходилось ли вам слышать, чтобы выборное правительство объявило себя некомпетентным по какому-либо вопросу?
Подчинять своим законам все проявления человеческой деятельности, вникать в мельчайшие подробности жизни «своих подданных» — вот цель государства и правительства. Правительство, будь оно конституционным или нет, стремится распространить свою власть, регламентировать все функции общества, не останавливаясь ни перед какими преградами, кроме агитации и восста¬


176
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ния. Парламентское правительство, — оно уже доказало это, — не составляет исключения.
Государство, говорят нам, имеет целью защищать слабого от сильного, бедного от богатого, трудящиеся классы от классов привилегированных. Мы знаем, как правительства исполнили эту миссию: они поняли все в обратном смысле. Верные своему происхождению правительства, вообще, являются покровителями привилегированных против угнетенных. Представительное правительство, в частности, организовало защиту промышленной и коммерческой буржуазии от аристократии, с одной стороны, и эксплуатируемого народа, с другой; изысканно вежливое и заискивающее перед аристократами, оно поражает своей жестокостью по отношению к пролетариям. Вот почему самый пустяшный закон, охраняющий труд, должен быть вырван у парламента путем упорных восстаний. Вспомните, ценой какой борьбы, каких усилий удалось добиться от английских парламентов, швейцарского федеративного совета и французских палат нескольких жалких законов об ограничении рабочего дня. Впервые они были получены в Англии; рабочим удалось завоевать их лишь путем разгрома фабрик245.
В странах, где революция не лишила аристократию значения, дворянство прекрасно уживается с буржуазией. — «Признай, аристократ, за мною право издавать законы, говорит буржуа, и я буду охранять твои дворцы». И он честно исполняет свое обещание, пока ему не грозит опасность.
Потребовалось сорок лет непрерывных волнений, доходящих временами до восстаний и поджогов деревень, чтобы заставить английский парламент гарантировать фермерам тот излишек дохода, который получается с арендованной земли, благодаря произведенным ими улучшениям. А знаменитый «аграрный закон», вотированный для Ирландии246? После какой тяжелой борьбы он остался народу! Страна должна была восстать, отказаться наотрез от взноса арендной платы и защищать свое имущество бойкотом и поджогами. Сам Гладстон247 признает, что это был единственный способ принудить буржуазию вотировать этот жалкий закон, который только с виду защищает голодную страну от притеснений лордов.


Речи бунтовщика
111
Но когда капиталистам угрожает хоть малейшая опасность со стороны восставшего народа, тогда представительное правительство, этот орган господства капитала, сумеет показать свою силу. Оно избивает восставших с таким спокойствием, с такой жестокостью и подлостью, на которые не способен ни один деспот. Закон против социалистов в Германии248 не уступает нантскому эдикту245) ни Екатерина II после Пугачевского бунта250, ни Людовик XVI251 после мучной войны (guerre des farines)252 не проявляли той жестокости, с которой национальные собрания 1848 и 1871 года253 обрушились на беззащитную толпу. «Убивайте этих волков, волчиц и волчат!» — кричали члены этих собраний и поздравляли, опьяненных кровью, солдат с их блестящей победой.
Безымянный зверь о 600 головах превзошел Людовика XI и Иоанна Грозного254.
Положение дел не изменится, пока будет существовать представительное правительство, будет ли оно регулярно избираться народом или само провозгласит себя при первых искрах восстания.
Может быть, настанет экономическое равенство, и тогда равноправные и свободные граждане не передадут своих прав в руки избранных — они создадут новую политическую организацию и сами будут вести свои дела.
Или опять меньшинство, какое-нибудь четвертое сословие, состоящее из привилегированных буржуа, захватит в свои руки экономическое господство над массами и тогда — горе угнетенным! Представительное правительство, избранное этим меньшинством, будет действовать в его интересах. Оно издаст законы, охраняющие привилегии этой новой буржуазии, и силой оружия подавит себе непокорных.
Немыслимо здесь разобрать все недостатки представительного правительства. Для этого надо было бы написать целые тома. Ограничимся рассмотрением только самых существенных недостатков. Один из них заслуживает особенного внимания.
Удивительное дело! Представительное правительство имело целью положить конец единоличному правлению; оно должно было


178
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
передать власть в руки целого класса, а между тем мы видим, что оно стремится подчиниться одному лицу.
Причина этой аномалии ясна. В наше время правительство вооружено тысячами и тысячами полномочий; ему вручены все дела страны и дан бюджет в несколько миллиардов. Может ли беспорядочное парламентское собрание взять на себя ведение всех этих неисчислимых дел? Пришлось назначить исполнительную власть — министерство, — которое облечено всеми атрибутами королевской власти. Как ничтожна, в самом деле, власть Людовика XIV255, дерзнувшего сказать: — «государство — это я», — по сравнению с властью конституционного министерства наших дней!
Палата может, конечно, заменить одно министерство другим; но новое будет облечено теми же полномочиями и иметь те же недостатки, что и старое; если бы палата была последовательна, оно не просуществовало бы более недели. Вот почему она мирится с существующим министерством, пока страна не высказывает своего протеста; тогда она заменяет его тем, которое было у власти два года тому назад. Гладстон — Биконсфильд256, Биконсфильд — Гладстон, это не меняет сущности дела; страна управляется одним человеком. Но если палата нападет на ловкого министра, который гарантирует стране «порядок», т. е. эксплуатацию внутри государства и сбыт на внешних рынках, — тогда она подчиняется всем его капризам и вооружает его все новыми и новыми полномочиями. С каким бы презрением он ни относился к конституции, каково бы ни было его правление, палата мирится во всем, преследуя его в мелочах, она дает ему полную свободу действий во всех важных случаях. Примером тому служат Бисмарк257 для нас, Питт258, Гизо259 и Пальмерстон260 для прошлых поколений.
Это вполне понятно: всякое правительство стремится стать единоличным; таково его происхождение и сущность. Избран ли парламент путем всеобщей подачи голосов или нет, будет ли он состоять исключительно из рабочих, — он одинаково будет стремиться подчиниться одному лицу и передать ему все заботы о правлении. Пока мы будем поручать решение всех вопросов экономических, политических, военных, финансовых, промышленных и т. д. небольшой группе, она, подобно отряду солдат во время похода, будет стремиться найти себе начальника.
Таково положение дел во время затишья. Но пусть на границе появится неприятель, пусть внутри страны вспыхнет гражданская


Речи бунтовщика
179
война — и тогда первый попавшийся властолюбец, какой-нибудь авантюрист, захватит в свои руки управление государственной машиной. Правительство не посмеет препятствовать ему, наоборот, оно будет парализовать сопротивление народа. Оба авантюриста, носящие имя Бонапарта261, не были случайным явлением, они — неизбежное последствие концентрации власти. Относительно того, насколько парламенты способны сопротивляться государственным переворотам, Франция может нам рассказать много интересного. Разве палата спасла Францию от Coup d’Etat262 Мак-Магона263? Ее спасли противо-парламентские комитеты. Нам опять приведут в пример Англию. Но пусть она не хвастает, что ее парламентские постановления остались неизменными в течение XIX века. Она сумела за это время избегнуть классовой борьбы, но все предвещает ее приближение и не трудно предсказать, что парламент не выйдет целым из этой борьбы: его гибель неизбежна.
Если мы хотим во время будущей революции открыть двери реакции, может быть даже монархии, достаточно передать наши дела представительному правительству. Реакционная диктатура не заставит себя ждать; имея в своем распоряжении все орудия власти, она не замедлит утвердить свое господство.
Но не способствует ли представительное правительство, этот источник стольких несчастий, мирному и прогрессивному развитию общества? Содействует ли оно децентрализации власти, препятствует ли возникновению войн? Способно ли оно понять потребности времени и пожертвовать устарелыми институтами, чтобы избегнуть гражданской войны? Обеспечивает ли оно прогресс внутри страны? Какой горькой иронией дышат эти вопросы! История нашего времени убеждает нас, что представительное правительство не идет навстречу ни одной из этих потребностей.
Парламенты, верные традициям королевской власти и ее видоизменению — якобинству264, сконцентрировали власть в руках правительства. Крайний бюрократизм — характеристика представительного правительства. С начала века идут разговоры о децентрализации, автономии, а правительство усиливает централизацию, уничтожает всякие признаки автономии. Швейцария уже подверглась этому влиянию, Англия готова ему подчиниться. Если бы не со¬


180
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
противление промышленников и коммерсантов, мы теперь испрашивали бы у Парижа разрешения зарезать быка в отдаленной деревне Франции. Правительство понемногу подчиняет своей власти все проявления государственной жизни; ему не удается только захватить в свои руки ведение промышленности, торговли, производства и потребления. Но социал-демократы, ослепленные правительственными предрассудками, мечтают о дне, когда они будут в берлинском парламенте заведовать организацией производства и потребления для всей Германии.
Спасает ли нас это, якобы миролюбивое, правительство от разрушительных войн? Конечно, нет! Никогда не истребляли друг друга с такой яростью, как при представительном режиме. Буржуазия ищет преобладания на рынках, а его можно завоевать лишь гранатами и картечью. Адвокаты и журналисты жаждут военной славы и с этой целью изощряются в красноречии, ведут дипломатические споры, которые большею частью кончаются кровопролитием.
Идет ли парламент навстречу требованиям времени? Упраздняет ли он институты, пришедшие в упадок? Как у членов Конвента приходилось с оружием в руках вырывать признание уже свершившихся фактов, так теперь только упорным восстанием можно добиться от «представителей народа» малейшей реформы.
Что касается усовершенствований самого представительного режима, то никакое обновление не вдохнет в него жизнь. Он пришел в упадок и теперь близок к смерти. Во времена Людовика-Филиппа265 уже говорили о разложении парламента. Теперь это смрадное болото вызывает отвращение у всех близко стоящих к нему.
Но, может быть, новый элемент, элемент рабочих, вольет в него струю свежей крови. Приглядимся к представительным собраниям, проследим за их деятельностью и мы поймем, что мечтать об их обновлении так же наивно, как сочетать браком короля с крестьянкой в надежде получить новое здоровое поколение молодых королей!
III
Недостатки представительных собраний покажутся нам вполне естественными, если мы вспомним, как набираются их члены, и приглядимся к их деятельности. Не стану воспроизводить ужасной и омерзительной картины выборов. В буржуазной Англии и демократической Швейцарии, во Франции и Соединенных Штатах, в Гер¬


Речи бунтовщика
181
мании и Аргентинской республике — везде повторяется одна и та же гнусная комедия. Не стану рассказывать, как агенты и избирательные комитеты проводят своих кандидатов, как они раздают направо и налево обещания: в собраниях сулят политические реформы, частным лицам — места и деньги; как они проникают в семьи избирателей и там льстят матери, хвалят ребенка, ласкают собачку, страдающую астмой, или любимого котенка. Как они рассыпаются по ресторанам, заводят между собой вымышленные споры, завязывают с избирателями разговоры, стараясь поймать их на слове, подобно шулерам, стремящимся завлечь вас в азартную игру. Как после всех этих махинаций кандидат заставляет себя просить и, наконец, появляется среди «дорогих избирателей» с благосклонной улыбкой на губах, со скромным взором и вкрадчивым голосом, — совсем как старая мегера, старающаяся поймать жильца ласковой улыбкой и ангельскими взглядами.
Не стану перечислять лживых программ — одинаково лживых, — будь они оппортунистическими или социал-революционными, программ, которым не верит ни один из кандидатов, защищающий их с жаром, с дрожью в голосе, с пафосом, достойным сумасшедшего или ярмарочного актера. Недаром народ в своих комедиях стал теперь изображать, наряду с мошенниками, Тартюфами266 и банковскими плутами, — народных представителей, бегающих за избирателями и выманивающих у них голоса.
Не стану приводить здесь сметы расходов по выборам; газеты нас достаточно хорошо знакомят с этим вопросом. Не стану воспроизводить списков расходов избирательных агентов, в которые занесены телячьи окорока, фланелевые жилеты и разные сладости, купленные кандидатом для «дорогих детей» избирателей. Не стану упоминать о расходах на моченые яблоки и тухлые яйца, предназначенные «для смущения противника», которые отягощают бюджет Соединенных Штатов, также как и о расходах на разные объявления и «маневры в последний час перед выборами», которые играют такую видную роль при выборах во всех государствах Европы.
А когда выступает правительство со своими «местами», сотней тысяч мест, предлагаемых тому, кто больше за них заплатит, со своими орденами, со своей протекцией, обещанной в местах азартной игры и разврата, со своей постыдной прессой, со своими шпионами, с мошенниками, судьями и агентами...


182
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Но довольно, оставим эту грязь! Есть ли хоть одна страсть, самая низкая, самая гнусная, которая не появилась бы на сцену в день выборов? Обман, клевета, лицемерие, ложь, самые низкие проявления человека-зверя — вот картина страны во время выборов.
Таково положение дел, и оно не изменится, пока люди будут назначать себе начальников и терпеть их господство. Создайте общество из свободных и вполне равноправных рабочих, и в тот день, когда они захотят избрать себе правителей, — у них повторится та же гнусная история. Может быть, не будут больше подносить телячьих окороков, но ложь и лесть останутся в силе, и моченые яблоки не будут забыты. Да и можно ли ждать чего-либо хорошего, когда люди торгуют своими самыми священными правами.
В самом деле, мы поручаем избирателям найти человека, которому можно было бы передать право подчинять законам все проявления нашей жизни, распоряжаться всем, что у нас есть самого дорогого: нашими детьми, трудом и правами. Найти человека, который, вместе с другими избранными, губил бы наших детей, запирал их на три, а если ему вздумается, на десять лет в казармы и посылал бы на верную смерть, когда ему захочется вести войну. Человека, который мог бы по своему желанию открывать и закрывать университеты, принимать и исключать студентов. Этот новый Людовик XIV будет по своему усмотрению покровительствовать одной отрасли промышленности, убивать другую; жертвовать севером для юга, югом для севера; уступать одну провинцию, присоединять другую. Он будет располагать в год тремя миллиардами, отнятыми у бедняков. У него будет царское право назначать исполнительную власть, которая своим деспотизмом и тиранией не уступит королевской. Людовик XVI имел в распоряжении десятки тысяч чиновников, а он — сотни тысяч; король употреблял на удовлетворение своих прихотей несколько жалких мешков золота, а конституционный министр нашего времени искусственным повышением бумаг на бирже в один день «честно» наживает миллионы.
Неудивительно, что страсти разгораются, когда дело идет о выборе повелителя, облеченного такою властью. Когда испанский престол был объявлен свободным, удивлялся ли кто-нибудь, что флибу¬


Речи бунтовщика
183
стьеры267 сбегались со всех сторон?268 Пока будут торговать царскими правами, ничто не может быть изменено: выборы останутся ярмаркой тщеславия и совести.
Если бы даже уменьшили права депутатов и обратили бы каждую общину в маленькое государство, то положение дел не изменилось бы.
Мы не отрицаем окончательно права передачи своей власти выборным делегатам. Сто-двести человек, встречающиеся ежедневно на общей работе и хорошо знающие друг друга, обсудили со всех сторон какой-нибудь вопрос и пришли к вполне определенному заключению, тогда они выбирают кого-нибудь из своей среды и посылают его для переговоров по этому делу с другими делегатами. Таким образом выборы происходят вполне сознательно; каждый имеет ясное представление о том, что он может поручить своему делегату. Да и этот последний должен будет только передавать другим делегатам те соображения, которые привели его доверителей к данному заключению. Не будучи уполномоченным решить дела своею властью, он будет стремиться придти к какому-нибудь соглашению с другими делегатами; их предложения он передаст своим доверителям, которые по своему усмотрению могут принять их или нет. Таково происхождение делегаций; когда одни коммуны посылали своих делегатов в другие, у них не было иных полномочий. Так же поступают в наши дни метеорологи и статистики, когда они устраивают международные конгрессы; к тому же прибегают делегаты железнодорожных компаний и почтовых администраций различных государств.
Но что требуется теперь от избирателей?
— Десять, двадцать тысяч человек, которые не знают друг друга, никогда не встречались, не имели общего дела, должны выбрать одного представителя. Ему они поручат не изложение определенного дела или защиту данной резолюции: он должен будет знать все, решать всевозможные вопросы, и его решение будет законом.
Такого всеведущего человека не найти. Но вот способный, здравомыслящий, честный гражданин, получивший некоторое образование. Будет ли он избран? Конечно, нет! Едва двадцать человек, товарищей по училищу, знают его и ценят его способности. Он никогда не прибегал к рекламе, презирает все приемы легкого успеха, не


184
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
стремится стать популярным среди избирателей. При таких условиях он не получит больше 200 голосов; да кандидатура его и не будет выставлена. В число депутатов попадет какой-нибудь адвокат или журналист, краснобай или писака, которые перенесут в парламент нравы трибуны и газеты и будут увеличивать избирательное стадо министерства или оппозиции. Может быть, проскочит какой-нибудь негоциант, жаждущий получить звание депутата, готовый издержать хоть 10 000 франков, чтоб приобрести некоторую известность. А там, где нравы по преимуществу демократические, как, напр., в Соединенных Штатах, где комитеты легко учреждаются и до некоторой степени ослабляют влияние капитала, — там в депутаты изберут худшего из всех: это будет человек, занимающийся политикой по профессии, гнусное существо, ставшее язвой великой республики, шарлатан, который смотрит на политику, как на промышленность, и применяет к ней все ухищрения крупной промышленности — рекламу, обман и разврат.
Изменяйте избирательную систему сколько вам угодно: замените баллотировку по округам баллотировкой по избирательным спискам, введите двухстепенные выборы, как в Швейцарии (я говорю о подготовительных собраниях), применяйте ваши системы в наиболее благоприятных условиях, преобразовывайте сколько угодно избирательные коллегии — избавиться от недостатков, присущих избирательной системе, как таковой, вам не удастся. Наибольшее число голосов (за редкими исключениями, большею частью, в партиях, преследуемых правительством) получит человек, ничтожный, без определенных убеждений, словом тот, который сумеет удовлетворить всех.
Вот почему, — как это давно уже заметил Спенсер, — парламенты стоят на таком низком уровне. Палата, говорит он в своем введении269, всегда ниже среднего уровня страны, как в нравственном, так и в умственном отношении. Если бы страна поклялась выбрать своими представителями круглых невежд, она не сумела бы сделать этого лучше, чем при теперешних выборах. Что касается честности депутатов, мы знаем, какова их цена. Прочтите только, что говорят о ней экс-министры, которые успели узнать депутатов и их оценить.
Как жаль, что нет специальных поездов для избирателей, чтоб они могли приехать полюбоваться своей «палатой».


Речи бунтовщика
185
Они скоро почувствовали бы к ней полное отвращение. Древние народы напаивали рабов пьяными, чтоб вселить в детях отвращение к пьянству. Парижане, пойдите в палату, послушайте ваших представителей, и вы навсегда откажетесь от представительного правительства.
И этому-то сброду ничтожностей народ передает все свои права, за исключением права заменять от времени до времени одних депутатов другими. Но новое собрание, составленное по старой системе, облеченное той же властью, будет иметь те же недостатки, как и предыдущее; вот почему большая часть избирателей перестала интересоваться этой комедией и ограничивается лишь незначительными изменениями, принимая тех кандидатов, которые наиболее настойчиво навязываются.
Но если выборы заражены неисправимыми пороками, то что же сказать о том, как собрание выполняет возложенные на него обязанности. Вдумайтесь на мгновение, и вы поймете всю бесплодность и нелепость задачи, которую мы предлагаем этому собранию.
Ваш представитель должен будет подавать голос и иметь определенное мнение относительно всего ряда бесконечно-разнообразных вопросов, которые возникают в этой огромной машине, именуемой централизованным государством.
Он должен будет устанавливать налоги на собак и утверждать реформы по высшему образованию, когда ноги его не было в университете, и он никогда не видел деревенских собак. Он должен будет защищать преимущества одной системы ружей перед другими, выбирать место для помещения управления государственного коннозаводства, высказывать свое мнение относительно филлоксеры270, гуано271, табаку, начального обучения и оздоровления городов, говорить о Кохинхине272 и Гвиане273, о парижской обсерватории и устройстве каминов. Не имея понятия о военном искусстве, он будет размещать военные корпуса; не зная жизни арабов, он должен будет преобразовывать мусульманский земельный кодекс в Алжире. Он будет подавать голос за кивер или кепи, сообразуясь с вкусами своей супруги. Он будет покровительствовать сахарному производству, в ущерб возделыванию пшеницы, убивать виноделие, стремясь способствовать его развитию, подавать голос за лесовод¬


186
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ство и в то же время покровительством полеводству убивать лесное дело. Он выскажется против прорытия данного канала, за проведение такой-то железной дороги, не зная даже, в какой части Франции они проектируется. Он введет новые статьи в уложение о наказаниях, не заглянув даже в него. Всеведущий и всемогущий, сегодня военный, завтра скотовод, потом банкир, академик, доктор, астроном, аптекарь, фабрикант, купец, в зависимости от порядка дня в палате, он никогда ни в чем не будет сомневаться. Привыкнет, как адвокат, журналист и оратор публичных собраний, говорить о том, чего он не знает, он будет смело решать все дела, с той только разницей, что своей газетой он забавлял праздную публику, на суде пробуждал речами дремлющих судей и присяжных заседателей, а в палате его мнение будет законом для тридцати, сорока миллионов жителей.
Но так как немыслимо понимать и иметь определенное мнение относительно всех вопросов, предложенных палате на решение, он будет проводить время за выпивкой, сплетничать с соседями и писать письма, чтоб разжечь энтузиазм своих «дорогих избирателей», в то время, как министр будет читать начиненный цифрами доклад, написанный к этому дню его секретарем. В момент же голосования ваш представитель выскажется за или против доклада, в зависимости от знака, поданного главарем его партии.
Возникнет ли вопрос о прокормлении свиней или экипировке солдат — это послужит только поводом для парламентской стычки между партиями, министерской и оппозиционной. Вашим представителям совершенно безразлично, нуждаются ли свиньи в корме, не нагружены ли солдаты, подобно вьючным животным; они интересуются только тем, чтоб своим голосом обеспечить больший успех своей партии. Одержат ли верх министерство или оппозиция, это парламентское сражение одинаково ляжет тяжелым бременем на солдата, земледельца и рабочего.
Бедный Прудон, я себе представляю его разочарование: с детской наивностью изучал он все вопросы, входящие в порядок дня, выступал перед собранием с широкими планами, рядом точных данных и цифр, с смелыми и глубокими идеями, — а его даже не слушали. Вопросы окончательно решаются до заседания, причем руководствуются следующим простым соображением: выгодно ли это или нет для данной партии. Опрос голосов произведен заранее; те, которые


Речи бунтовщика
187
готовы подчиниться требованиям данной партии, зарегистрированы; противящиеся же им тщательно опрошены и сосчитаны.
Речи произносятся лишь для вида: их слушают только, если они художественны или могут вызвать скандал.
Все думают, что Руместан274 своим красноречием склонил палату к данному решению, а Руместан после заседания обсуждает с друзьями, как повыгоднее разделаться с обещаниями, которые он щедро раздавал, чтоб провести свое предложение. Его красноречие — это кантата, составленная для данного случая, спетая для завоевания популярности, для забавы публики.
«Провести свое предложение!» Но кто будет его обсуждать и своим голосом колебать парламентские весы? Кто будет составлять и проваливать министерства, даровать стране политику реакции или внешних авантюр, выбирать между министерством и оппозицией?
Те, которых так метко прозвали «болотными жабами»275. Те, у которых нет никаких убеждений, которые всегда садятся между двух стульев и виляют между двумя основными партиями палаты.
Именно эта группа людей, человек пятьдесят ничтожных и безвольных, лавирующих между либералами и консерваторами, подкупленных обещаниями, местами, лестью и паникой, — и решает все дела страны. Она издает законы, составляет министерства и изменяет направление политики. — Страна управляется группой в пятьдесят человек, самых ничтожных и жалких; — вот к чему сводится парламентский режим.
И это неизбежно, каков бы ни был состав парламента. Сколько бы в нем ни было звезд первой величины и честных людей — последнее слово будет принадлежать «болотным жабам». Ничто не может быть изменено, пока будет в силе принцип подчинения меньшинства большинству.
Указав вкратце основные недостатки представительных собраний, мы должны были бы перейти к рассмотрению их деятельности. Нам бы следовало показать, что все они, от Конвента до Совета Коммуны 1871 года, от английского парламента до сербской скупщи¬


188
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ны276, заражены одними и теми же пороками, что вся их деятельность — по выражению Бокля277 — ограничивается заменой старых законов новыми, завоеванными народом путем восстаний и ценою крови. Но это отвлекло бы нас в сторону.
Впрочем, те, в ком предрассудки, внушенные нашим порочным воспитанием, не убили окончательно здравого смысла, найдут в истории современного представительного правительства достаточно примеров для подтверждения нашей мысли. Они поймут, что, будет ли представительное собрание состоять из рабочих или буржуа, войдут ли в него даже социалисты-революционеры, — оно сохранит все недостатки представительного собрания, так как эти недостатки зависят не от состава данного собрания, а присущи самой системе.
Рабочее Государство, управляемое выборным собранием, одно из самых зловредных мечтаний, внушенных нам воспитанием, признающим власть и авторитет.
Хороший парламент также неосуществим, как желание видеть в Риензи278 и Александре III279 хороших царей. Будущее социализма пойдет по иному пути, оно откроет человечеству новые горизонты для усовершенствования политического строя.
IV
Сделаем беглый обзор истории представительного режима, вспомним, каково его происхождение, проследим, каким образом он извращался по мере развития государства, и мы поймем, что время его прошло и он должен уступить место новому способу политической организации.
Перенесемся в XII век и рассмотрим эпоху освобождения коммун.
В недрах феодального общества зарождается освободительное движение. Города свергают иго своих господ, их жители «клянутся» друг другу в взаимной поддержке, стремятся к независимости, организуются и объединяются для производства и обмена, промышленности и торговли. Они созидают города, которые потом три, четыре века служили убежищем свободному труду, искусству, науке, освободительным идеям, и положили начало той цивилизации, которой мы гордимся еще в наши дни.
Одни ученые утверждают что коммуны — романского происхождения, другие — что германского; между тем, они являются естест¬


Речи бунтовщика
189
венным продуктом средних веков, плодом все растущего значения городов, как торговых и промышленных центров. Так, мы видим, что почти одновременно, в Италии, во Фландрии, в Галлии, в Скандинавии и даже среди славян, где романское влияние сводилось к нулю, а германское было совсем ничтожно, в XI и XII веке возникают свободные и независимые города. В течение трех веков они ведут самостоятельную жизнь, а потом становятся составными элементами современных государств.
Союзы буржуазии вооружаются для своей защиты и организуются вполне независимо от власти светской, духовной и даже королевской. Свободные города процветают и, несмотря на свое стремление к господству над деревнями, заражают крестьян духом свободы. Nus sumes homes cum il sunt. — «Мы такие же люди, как они», поют крестьяне, — и верными шагами идут к уничтожению рабства.
Свободные города, эти «приюты, открытые для трудовой жизни», по своему внутреннему устройству уподобляются лигам независимых корпораций. У каждой корпорации своя юрисдикция, администрация и милиция. Каждый житель решает самостоятельно все вопросы, касающиеся не только его ремесла или торговли, но и всех тех отраслей общественной жизни, которые позже вошли в ведение государства: обучение, санитарные меры, уголовные и гражданские дела, военная защита страны. Эти корпорации, как органы политические, промышленные и торговые, объединяются при помощи форума; народ сзывается набатом и обсуждает дела, касающиеся всего города; он разрешает споры между отдельными корпорациями и устанавливает соглашения относительно общих крупных предприятий.
В коммуне средних веков мы не замечаем еще признаков представительного правительства. Вся корпорация, весь город, в полном составе, принимают участие в решении общих дел; принцип большинства не признается, вопросы обсуждаются до тех пор, пока сторонники различных мнений не придут к общему соглашению.
Но возможно ли такое соглашение? — Ответом служат нам произведения искусства, которыми мы восторгаемся и до сих пор, тщетно пытаясь им подражать. Все памятники, завещанные нам концом средних веков, принадлежат этим городам. Соборы, эти величественные сооружения, говорящие нам своими точеными камнями об истории и стремлениях коммун, построены свободными корпорациями, которые работали из благочестия, любви к искусству и при¬


190
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вязанности к своему городу; они соперничали между собой в украшении этих городов, строили роскошные ратуши и воздвигали величественные укрепления.
Освобожденным коммунам обязаны мы возрождением искусства. Корпорациям купцов, чаще всем жителям города, принимавшим участие в снаряжении каравана или флота, обязаны мы развитием торговли, которое привело к ганзейским союзам280 и морским открытиям. Корпорациям промышленников, так глупо осмеянным невежеством и эгоизмом производителей, обязаны мы возникновению крупной промышленности, которая приносит нам теперь большие барыши.
Но Коммуна средних веков должна была погибнуть: ее подтачивали одновременно внутренние и внешние враги.
Торговля, войны, эгоистическое господство над деревнями способствовали усилению неравенства между членами Коммуны, обогащая одних и разоряя других. В течение некоторого времени корпорация препятствовала развитию пролетариата в городах, но вскоре она погибла в неравной борьбе.
Торговля, поддерживаемая грабежом, и непрерывные войны обогащали одних и разоряли других. Нарождающаяся буржуазия сеяла раздор и способствовала усилению имущественного неравенства. Население городов разделилось на богатых и на бедных, «белых» и «черных»; зародилась классовая борьба, и с нею выступило на сцену Государство. По мере того, как бедняки разорялись, порабощенные богачами, путем ростовщичества и муниципального представительства, в Коммуне утверждалось выборное правительство, т. е. правительство богачей. Коммуна преобразовалась в представительное государство с его муниципальной кассой, наемной милицией, вооруженными кондотьерами281, государственной службой и чиновниками. Как маленькое государство, она естественно должна была стать добычей большого государства, которое уже зарождалось под покровительством королевской власти. Подточенная изнутри, Коммуна пала под натиском внешнего врага — короля.
Централизованное государство зародилось еще в период процветания свободных городов.
Оно развивалось вдали от шума форума, вдали от стремлений, вдохновлявших независимые города. Нарождающаяся королевская


Речи бунтовщика
191
власть могла утвердиться лишь в новом городе, в Париже, в Москве. Чем был король до тех пор? Начальником шайки разбойников, который взимал дань со всех желающих купить у него мир и спокойствие. Что мог сделать такой король, запертый в стенах свободного и независимого города? Если он пытался из защитника укреплений стать хозяином города, форум его немедленно изгонял. Тогда он находил себе приют в нарождающейся агломерации282, в новом городе. Там, пользуясь трудом рабов, он накоплял значительные богатства. Не встречая препятствий со стороны народа, он, путем денег, обмана, интриг и оружия, способствовал развитию централизации. Верными его союзниками были непрерывные войны и нашествия, которые толкали все европейские народы на тот же путь.
Коммуны, пришедшие уже в упадок и ставшие сами государствами, послужили ему исходным пунктом и образцом. Надо было соединить эти Коммуны, захватить в свои руки все их исполнительные органы и воспользоваться ими, как орудием, для развития королевской власти. Так и поступали короли; очень осторожные вначале, они становились все грубее и бесцеремоннее по мере того, как росли их силы.
Писаные законы зародились в хартиях Коммун. Они послужили основой для Государства. Позже римское право283 санкционировало как государство, так и королевскую власть. Теория императорской власти, взятая из римских учебников, усердно пропагандировалась в интересах короля. Церковь, в свою очередь, поспешила благословить ее и, после тщетной попытки учредить всемирную Империю284, заключила союз с королем, при помощи которого она надеялась захватить в свои руки власть над всей землей.
В течение пяти столетий королевская власть всеми силами способствовала процессу агломерации: она восстановляла Коммуны и рабов против сеньоров, а потом подавляла восстания при помощи тех же сеньоров, ставших ее верными служителями. Королевская власть льстила Коммунам и в то же время ждала, чтоб междоусобные войны открыли ей их двери, предоставили кассы и уступили укрепления, куда она поставит своих наемников. Признавая за Коммунами некоторые привилегии, королевская власть все же стремилась их поработить.


192
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Король в то время был исключительно начальником своих солдат, которые повиновались ему до тех пор, пока он мог предоставить им добычу. При нем всегда состоял совет из его помощников. В XIV или XV веке совет этот превратился в Совет Дворянства. Позже к нему присоединился Совет Духовенства. Когда король распространил свою власть на Коммуны, он стал призывать ко двору — главным образом в критические эпохи — представителей от «своих дорогих городов», чтобы просить у них субсидии.
Таково происхождение парламентов. Но, заметьте это, права этих представительных органов, также как и королевская власть, были очень ограничены. К ним обращались только за денежной помощью для войны, да и эта помощь, вотированная делегатами, должна была быть ратификована285 городом. Во внутреннее управление Коммун король не вмешивался. — «Такой-то город готов дать такую-то субсидию, чтоб предотвратить нашествие. Он согласен принять ваш гарнизон для укрепления стен и отражения врага», — вот какие мандаты давались в то время представителям. Сравните это с теми неограниченными полномочиями, охватывающими все вопросы жизни, которые мы даем теперь нашим депутатам!
Но ошибка была допущена, и последствия ее стали неизбежны. Королевская власть, развившаяся благодаря борьбе между бедными и богатыми, утвердилась под знаменем национальной защиты. Представители Коммун, видя, как королевский двор безрассудно расточает их субсидии, решили положить этому конец. Они попытались ограничить королевскую власть и взять в свои руки управление национальной кассой. В Англии им это удалось, благодаря поддержке аристократии. Во Франции, после разгрома Пуатье286, они были близки к завоеванию этих прав; но Париж, восставший под влиянием Этьена Марселя287, и Жакерия288 должны были уступить натиску королевской власти, которая почерпнула в этой победе новые силы.
С тех пор все способствует централизации власти в руках короля. Субсидии обращаются в налоги, и буржуазия спешит предоставить к услугам короля свои администраторские способности. Упадок коммун, подчиняющихся одна за другой власти короля; бессилие крестьян, доведенных до рабства, — если не личного, то экономического;


Речи бунтовщика
193
теория римского права, извлеченная из архивов юристами, непрерывные войны — все способствует утверждению королевской власти. Короли начинают вмешиваться во все проявления жизни своих подчиненных, и дело доходит до того, что Людовик XIV решается сказать: «Государство — это я!»
После того короли подчиняются влиянию своих куртизанок, и их авторитет сильно падает; Людовик XVI в начале своего царствования стремится поднять его либеральными мерами289, но скоро он падает жертвой своих проступков.
Великая Революция стала возможной только благодаря дезорганизации центральной власти, проявлявшей в течение четырех лет полное свое бессилие и введенной на роль машины, записывающей факты, уже совершившиеся. Восстание городов и деревень, отказавшихся повиноваться и платить налоги, окончательно вырвало власть из рук правительства.
Буржуазия не могла примириться с таким положением вещей.
Она прекрасно знала, что народ, уничтожив привилегии аристократии, не захочет признать привилегий городской и деревенской буржуазии. Она решила взять в свои руки власть над ним, и это ей удалось. С этой целью она стала апостолом представительного правительства и в продолжение четырех лет с присущими ей организаторскими способностями и энергией работала над проведением в жизнь этой идеи. Ее идеал совпадал с идеалом Этьена Марселя; он состоял в этом, чтоб король, облеченный в теории неограниченной властью, на деле был лишен всякой власти парламентом, состоящим, конечно, из представителей буржуазии. Всемогущество буржуазии, осуществленное парламентом под прикрытием королевской власти, — вот ее цель. Народ заставил буржуазию принять республику, но она была против нее и поспела положить ей конец.
Уничтожение центрального правительства, децентрализация и раздробление власти предоставили бы народу решение всех дел страны и привели бы к настоящей народной революции. Вот почему буржуазия стремилась усилить центральное правительство, облечь его властью, о которой король и не смел мечтать, подчинить ему всю Францию — и потом захватить все в свои руки при помощи Национального Собрания.


194
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Этот идеал якобинцев остался до сих пор идеалом всей буржуазии, представительное же правительство служит ей орудием для борьбы.
Но может ли этот идеал быть нашим идеалом? Могут ли социалисты мечтать о новой буржуазной революции? Могут ли они стремиться усилить центральное правительство, предоставляя ему экономическое господство; передадут ли они управление всеми делами, политическими, экономическими и социальными, представительному правительству? Должен ли этот компромисс между королевской властью и буржуазией стать идеалом социалистов?
Конечно, нет!
Новой экономической фазе соответствует новая политическая фаза. Глубокий переворот, о котором мечтают социалисты, несовместим с политическими формами прошлого. Новое общество, основанное на полном равенстве всех условий, на коллективном владении орудиями труда, не сумеет приспособиться к представительному режиму, какими бы преобразованиями ни пытались оживить этот труп.
Представительный режим отжил свой век. Его исчезновение так же неизбежно, как некогда было неизбежно его возникновение. Этот режим — режим буржуазии. На нем основано ее господство, и он должен исчезнуть вместе с ней. Мы, стремящиеся к Социальной Революции, должны найти новый способ политической организации, который соответствовал бы новому способу экономической организации.
Способ этот уже намечен. Это переход от простого к сложному, это образование свободных групп, организующихся для удовлетворения многочисленных потребностей всех членов общества.
Современное общество идет уже по этому пути. Повсюду свободная группировка, свободная федерация стремятся вытеснить пассивную покорность. Насчитывают уже десятки миллионов свободных групп; новые возникают ежедневно — и скоро все отрасли человеческой деятельности будут в их руках. Наука, искусство, промышленность, торговля, даже защита территории, общественная безопасность и суды — все будет в их ведении. Свободные группы разрастаются, и в скором будущем в их руках будет все то, что прежде составляло прерогативы короля и парламента.


Речи бунтовщика
195
Будущее принадлежит свободной группировке заинтересованных лиц, а не правительственной централизации, — свободе, а не власти.
Но прежде чем наметить в общих чертах организацию, которая возникнет из свободной группировки, мы должны разрушить все политические предрассудки, живущие и до сих пор в нашем обществе. Этим мы и займемся в следующих главах.
Революционное правительство
I
Современные правительства должны пасть, чтоб свобода, равенство и братство перестали быть словами и облеклись в реальную форму. Все виды правительства, испытанные до сих пор, были лишь различным формами угнетения и должны быть заменены новой формой группировки; на этом сходятся все, более или менее революционно настроенные, члены нашего общества. Да и не надо быть новатором, чтоб придти к этому заключению; пороки современных правительств и невозможность их преобразовать так очевидны, что бросаются в глаза каждому мало-мальски разумному наблюдателю. Мы знаем, что в известные эпохи низвергнуть правительство почти ничего не стоит. Есть моменты, когда правительства, подобно карточным домикам, рушатся почти сами собой от малейшего натиска восставшего народа. Мы это видели в 1848 и в 1870 году; мы это увидим в скором будущем.
Низвергнуть правительство — вот конечная цель для революцио- нера-буржуа. Для нас же это только начало Социальной Революции. Когда Государственная машина лопнет, когда иерархия чиновников будет дезорганизована и солдаты потеряют доверие к своим начальникам, словом, когда армия защитников Капитала будет побеждена, — перед нами предстанет великое дело разрушения институтов, стремящихся увековечить экономическое и политическое рабство. Положим, свобода действия приобретена — что же будут делать революционеры?
На этот вопрос только анархисты отвечают: «Долой правительство, да здравствует анархия!» Все же остальные провозглашают «революционное правительство». Разногласие между ними происходит лишь


196
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
относительно формы, которую нужно будет дать правительству, избранному путем всеобщей подачи голосов, в Государстве или в Коммуне. Некоторые же высказываются за революционную диктатуру.
«Революционное правительство!» Как странно звучат эти два слова для тех, которые понимают, чем должна быть Социальная Революция и что такое правительство. Эти два слова противоречат друг другу, взаимно уничтожаются. Мы знаем, что из себя представляет деспотическое правительство; — стоять за реакцию против революции, стремиться к деспотизму — вот сущность всякого правительства; но никто никогда не видел революционного правительства. Революция — это синоним «беспорядка», низвержения в несколько часов вековых институтов, насильственного разрушения установившихся форм собственности, уничтожение каст, внезапного перерождения взглядов на нравственность, вернее на заступающее ее место лицемерие, синоним личной свободы и свободы действий, — словом отрицание правительства, этого синонима «порядка», консерватизма, сохранения существующих институтов, отрицания частной инициативы и свободы действий. И тем не менее, нам беспрестанно говорят об этом «белом дрозде»290, как будто бы «революционное правительство» — самая обыденная вещь на свете, столь же знакомая всем и каждому, как королевство, империя или папство.
Революционеры из буржуазии должны проповедовать эту идею; оно вполне понятно. Мы знаем, что они называют революцией. Это подштукатуривание буржуазной республики; это захват так называемыми республиканцами доходных должностей, сосредоточенных сейчас в руках бонапартистов и роялистов; это разрыв брака между Церковью и Государством, замененный их конкубинатом291; это секвестрация292 церковных имуществ в пользу Государства, вернее, в пользу управляющих этими имуществами; быть может, это референдум293, или что-либо в этом роде... Но что революционеры-социалисты стали апостолами этой идеи — абсолютно непонятно, если не допустить следующих двух предположений. Или ее защитники так заражены буржуазными предрассудками, которые они почерпнули, может быть, даже бессознательно, в литературе и, главным образом, в истории, сфабрикованной специально для буржуазии самими буржуа, так проникнуты духом рабства, этим плодом долгих


Речи бунтовщика
197
веков крепостничества, что они не способны даже представить себе, что могут быть свободными. Или же приверженцы этой идеи вовсе не хотят той Революции, о которой они беспрестанно говорят: они удовлетворятся некоторым преобразованием существующих институтов, лишь бы это обеспечило им власть. Они борются с правительством исключительно для того, чтоб как можно скорее занять его место. С ними мы и не станем рассуждать. Поговорим с теми, которые искренно заблуждаются.
Разберем первую из двух провозглашенных форм «революционного правительства» — правительство выборное.
Королевская власть низвергнута, армия защитников Капитала побеждена, везде брожение, жажда работать для общего дела, стремление вперед. Возникают новые идеи, сознается необходимость коренных перемен — надо действовать, надо приняться за беспощадную работу разрушения, чтоб очистить путь для новой жизни. Что же предлагают нам делать? — Созвать народ для выборов, провозгласить правительство и передать ему ту работу, которую каждый из нас должен делать сам, руководствуясь своей собственной инициативой.
Так и сделал Париж после 18 марта 1871 года. — «Я никогда не забуду, — говорил мне один приятель — этих чудных моментов освобождения. Я спустился из своей маленькой комнаты в Латинском квартале, чтоб войти в этот огромный клуб под открытым небом, чтоб смешаться с толпой, наводнявшей улицы Парижа. Все обсуждали общее дело; всякая личная забота была на время отложена: дело шло не о купле и продаже, все были готовы душой и телом ринуться в неизвестное будущее. Даже буржуа, захваченные общим порывом, с ликованием смотрели, как открывался новый мир. “Если нужна социальная революция, — произведем ее: пусть все станет общим достоянием; мы готовы!”» Элементы революции были налицо: надо было употребить их в дело. Придя вечером домой, я подумал: “Как человечество прекрасно! Его не знают и всегда клевещут на него!”» Потом наступили выборы, члены Коммуны были назначены — и понемногу потухла сила самоотвержения и усердие к делу. Каждый принялся за свою обычную работу, говоря: «Теперь у нас есть честное правительство; предоставим ему поступать, как оно хочет»... Мы знаем, каковы были последствия.


198
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Народ, вместо того, чтоб действовать самостоятельно, идти впереди, смело ринуться навстречу новому порядку вещей, передал своим правителям право инициативы. Вот первое последствие — неизбежный результат выборов. Что же будут делать эти правители, облеченные всеобщим доверием?
Никогда выборы не были так свободны, как в марте 1871 года. Даже враги Коммуны признали это. Никогда избиратели не были так проникнуты желанием поставить у кормила правления лучших людей, людей будущего, революционеров. Так они и сделали. Все известные революционеры были избраны подавляющим большинством; якобинцы, бланкисты294, интернационалисты295, все три революционных фракции имели своих представителей в Совете Коммуны. Выборы не могли дать лучшего правительства.
Мы знаем, каковы были результаты. Запертые в Городской Думе, обязанные действовать, придерживаясь форм, установленных предшествующими правительствами, эти ярые революционеры, эти реформаторы потеряли способность что-либо создать. Несмотря на их страстное желание, на их храбрость, они не сумели организовать даже защиту Парижа. Теперь в этом обвиняют отдельных личностей; но причина неудачи не в них, а в самой системе.
В самом деле, собрание, избранное при всеобщей подаче голосов, будет в лучшем случае состоять из представителей среднего уровня понятий, распространенных в данное время в массах; но в начале революции эти представители не понимают даже, что предстоит совершить, и абсолютно не знают, как взяться за дело. Ах, если бы большая часть нации или Коммуны могла до начала движения сговориться и определить, что делать, как только правительство будет низвергнуто! Если бы эта мечта кабинетных утопистов могла бы быть осуществлена, у нас никогда бы не было кровавых революций: когда желание большинства нации было бы определенно высказано, меньшинство добровольно подчинялось бы ему. Но на деле выходит иначе. Революция разражается задолго до того, как может быть установлено общее соглашение, и те, которые понимают, что надо делать на другой день после взрыва, составляют в этот момент лишь незначительное меньшинство. Большая часть народа лишь в общих чертах представляет себе ту цель, к осуществлению которой она стремится,


Речи бунтовщика
199
и не знает, какие пути ведут к ее достижению. Практическое решение выяснится лишь в тот момент, когда начнутся преобразования: оно будет продуктом самой революции, продуктом работы народа, или же оно будет — ничем, выдумкой отдельных лиц, абсолютно неспособных найти то решение, которое должно быть рождено жизнью самого народа.
Это положение вещей неизбежно отражается на собрании, избранном путем всеобщей подачи голосов, даже если оно не заражено пороками, присущими вообще всем представительным правительствам. Представители революционной идеи данной эпохи слишком малочисленны и теряются среди представителей революционных школ прошлого и защитников существующего порядка вещей. Эти люди в дни революции должны быть среди народа, чтоб широко распространять свои идеи, привести массы в движение и уничтожить институты прошлого; а между тем они сидят тут, прикованные к зале Собраний, и ведут бесконечные споры, стремясь вырвать уступки у умеренных и переубедить своих противников, которых только осуществление новой идеи может обратить в ее сторонников. Правительство превращается в парламент со всеми недостатками буржуазных парламентов. Это «революционное» правительство становится непреодолимым препятствием для революции, и народ, если он хочет перестать топтаться на месте, должен оставить тех, которых еще вчера он приветствовал как своих избранных. Но это уже не так легко. Новое правительство успело организовать целую иерархию администраторов для расширения своей власти и подчинения себе народа, теперь оно уже добровольно не уступит своего места. Стремясь удержать места в своих руках, оно цепляется за нее со всей энергией молодого правительства, которого еще не успело коснуться старческое разложение. Оно готово противопоставить силу силе и, чтоб его свергнуть, надо снова взяться за оружие, произвести новую революцию. — И все это для того, чтоб освободиться от тех, на кого было возложено столько надежд!
И вот революция распалась! Потеряв столько времени на ожидание, она теперь будет тратить свои силы на распри между приверженцами нового правительства и теми, которые сознали необходимость освободиться от него! И все это потому, что никто не хочет


200
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
понять следующей простой истины: новая жизнь требует новых форм, нельзя произвести революцию, цепляясь за старые формы, революция и правительство несовместимы, одно — под каким бы видом оно ни было представлено, — всегда уничтожает другое; вне анархии — нет революции!
То же самое можно сказать о другой форме «революционного правительства» — революционной диктатуре.
II
Опасность, которой подвергается Революция, когда над ней господствует выборное правительство, так очевидна, что целая школа революционеров совершенно отказалась от этой идеи. Они понимают, что восставший народ не может путем выборов провозгласить правительство, которое не являлось бы представителем прошлого и не мешало народу совершать тот грандиозный экономический, политический и нравственный переворот, который мы называем Социальной Революцией. Они окончательно отказываются от мысли о «легальном» правительстве, по крайней мере, на период восстания против легальности, и провозглашают «революционную диктатуру».
Та партия, — говорят они, — которая свергнет правительство, захочет сама занять его место. Она захватит власть в свои руки и будет действовать революционным путем. Она примет все необходимые меры, чтоб обеспечить успех восстанию, разрушить старые институты, и организует защиту территории. Всем, кто не захочет признать ее власти, — гильотина; всем, будь они из народа или буржуазии, которые откажутся подчиняться ее приказам, изданным с целью регулировать ход революции, — тоже гильотина! Вот как рассуждают будущие Робеспьеры296, которые из великой эпопеи прошлого века запомнили лишь период упадка и речи прокуроров республики.
Мы, анархисты, произнесли окончательный приговор над диктатурой, как одного лица, так и одной какой-нибудь партии, — в сущности говоря, это одно и то же. Мы знаем, что одно лицо или одна группа не могут дать должного направления социальной революции. Мы знаем, что революция и правительство несовместимы; что одно должно убить другое, какова бы ни была форма правления: диктатура, королевство или парламент. Мы знаем, что сила на¬


Речи бунтовщика
201
шей парии заключается в следующей основной формуле: — «Только свободная инициатива народа может создать что-либо ценное и прочное, а всякая власть стремится убить эту инициативу». Вот почему, если бы наши идеи не должны были пройти через горнило народа, чтоб быть осуществленными, если бы мы стали хозяевами того замысловатого хитросплетения, — правительства, — которое позволяет каждому действовать сообразно своей фантазии, то лучшие из нас через неделю стали бы достойны смертной казни. Мы знаем, что всякая диктатура, как бы честны ни были ее намерения, ведет к смерти революции. Мы знаем, наконец, что идея диктатуры есть не что иное, как зловредный продукт правительственного фетишизма, который вместе с религиозным фетишизмом всегда стремился увековечить рабство.
Но теперь мы обращаемся не к анархистам. Мы хотим поговорить с теми революционерами, приверженцами правительства, которые заражены предрассудками, внушенными им воспитанием, которые искренно заблуждаются и охотно выслушают наши доводы. Мы станем на их точку зрения, и так будем говорить с ними.
Защитники диктатуры не замечают сами, что, поддерживая этот предрассудок, они подготовляют почву для торжества своих противников. Я бы посоветовал поклонникам Робеспьера твердо помнить следующие его слова. Он в принципе признавал диктатуру. Но... — «Остерегайся больше всего диктатуры» — резко оборвал он Манда- ра297, когда этот попробовал поговорить о ней. «Диктатором был бы Бриссо298!» Да, Бриссо, этот хитрый жирондист, ожесточенный противник стремлений народа к равенству, ярый защитник собственности (которую он сам когда-то называл воровством), Бриссо, который преспокойно заключил бы в тюрьму Марата299 и всех умеренных якобинцев!
Но эти слова относятся к 1792 году! В эту эпоху Франция уже три года была объята революцией! Фактически королевской власти уже не существовало: оставалось только нанести ей последний удар; феодальный режим был уже уничтожен. И, несмотря на это, даже в ту эпоху, когда революция свободно и смело несла свои волны, все же контрреволюционер Бриссо имел все шансы быть провозглашенным диктатором! А что было бы раньше, в 1789 году? Мирабо был бы


202
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
призван стать во главе правительства! Мирабо, этот человек, который торговал своим красноречием, продавал его королю, — вот в чьи руки в ту эпоху перешла бы власть, если бы восставший народ, опираясь на штыки, не провозгласил своего могущества и не воспользовался победами Жакерии, чтоб сделать призрачной всякую власть, утвержденную в Париже или в департаментах.
Но правительственный предрассудок так ослепляет тех, которые думают о диктатуре, что они предпочитают подготовить диктатуру какого-нибудь нового Бриссо или Наполеона, чем отказаться от мысли навязать нового повелителя человечеству, разрывающему свои цепи.
Тайные общества времен реставрации и Людовика-Филиппа в значительной степени способствовали развитию принципа диктатуры и поддерживали этот предрассудок Буржуа-республиканцы той эпохи, опираясь на трудящиеся массы, составили целый ряд заговоров, чтоб свергнуть королевскую власть и провозгласить республику. Не отдавая себе отчета в том, какое глубокое перерождение должно произойти во Франции, даже для того, чтоб установился буржуазный республиканский режим, они воображали, что путем одной только конспирации они сумеют свергнуть короля, захватить власть и провозгласить республику. В течение тридцати лет эти тайные общества работали с безграничным самоотвержением, поразительной настойчивостью и геройством. Если республика была естественным следствием восстания февраля 1848 года, то этим она обязана тайным обществам и их усердной пропаганде действием в течение тридцати лет. Не будь их самоотверженной работы, республика была бы немыслима и до сих пор.
Они думали захватить власть и утвердиться как республиканская диктатура. Но, как и следовало ожидать, это им не удалось. Как всегда, в силу самой необходимости вещей, королевская власть была свергнута не путем заговоров. Конспираторы только подготовили ее падение. Они широко распространили в массах идею республики, и, благодаря их героям и мученикам, она стала идеалом народа. Но последний натиск, решительный удар, который положил конец власти,


Речи бунтовщика
203
короля, буржуазии, был слишком силен, чтоб быть делом тайных обществ: это был натиск всего народа.
Мы знаем, каковы были результаты. Партия, которая подготовила падение королевской власти^00, — она не была допущена даже на порог Городской Думы. Люди, слишком осторожные, чтоб подвергаться опасностям конспирации, но более известные, более умеренные, выжидающие удобного момента для захвата власти, заняли те места, которые конспираторы завоевали под гром пушек Публицисты, адвокаты, краснобаи, которые работали над созданием себе имени в то время как настоящие республиканцы ковали оружие или томились в каторге, захватили власть. Одни из них, самые известные, были призваны к власти разными бездельниками; другие навязывались сами, и были приняты только потому, что их имя ничего не говорило толпе, или, вернее, давало программу, приспособленную ко всем вкусам.
Пусть говорят нам, что это были промахи, недостаток практического ума со стороны действующей партии; что другие сделают лучше... Нет, тысячу раз нет! Действующая партия остается за бортом, а интриганы и краснобаи захватывают в свои руки власть — это такой же непреложный закон, как законы движения светил. Эти говоруны более популярны в той массе, которая произвела последний натиск. Они получат наибольшее число голосов; их будут приветствовать все, а, главным образом, враги революции, которым выгодно выдвинуть ничтожностей; в правители попадут противники движения или же люди вполне безразличные.
Человек, который был самим воплощением конспиративной системы, человек, который всю жизнь провел в тюрьме из-за преданности этой системе, накануне смерти бросил миру следующие слова, представляющие собой целую программу: ни Бога, ни УчителяZ301
III
Главная ошибка всех революционных организаций, народившихся в недрах республиканской буржуазии с 1820 года, состоит в следующем: они думают, что правительство может быть низвергнуто тайными обществами и что эти общества могут занять его место. Все последующие факты способствовали выяснению этой ошибки. Какое самоотвержение, сколько настойчивости, сколько самоотречения проявляли тайные республиканские общества молодой Ита- лии302; какая гигантская работа, сколько жертв, жертв, перед которы¬


204
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ми бледнеют подвиги русской революционной молодежи, сколько борцов, похороненных в казематах австрийских крепостей, погибших от ножа и пуль палачей! — и все это досталось в наследие разным пролазам из буржуазии и приближенным короля.
То же самое в России. Вряд ли найдется в истории тайная организация, которая, располагая столь незначительными средствами, достигла бы таких громадных результатов, как Исполнительный Комитет303, проявивший столько энергии и силы. И все же, было бы наивно думать, что Исполнительный Комитет станет когда-нибудь во главе правления.
Люди осторожные, создававшие себе имя в то время, как революционеры изнемогали в рудниках и погибали в Сибири, — интриганы, краснобаи, адвокаты и литераторы, которые проливали слезы над свежей могилой героев и объявляли себя друзьями народа, — вот кто займет вакантное место правительства и грубо крикнет: Назад! тем «незнакомцам», которые подготовили революцию.
Это неизбежно, это не может быть иначе. Не тайные общества и даже не революционные организации наносят правительствам решительный удар. Их функция, их историческая миссия состоит в том, чтоб подготовить умы к революции. Когда же их идеи достаточно распространены — внешние обстоятельства помогают, — последний натиск производится не группой инициаторов, а массами, находящимися вне всякой организации. 31 августа Париж был глух ко всем призывам Бланки304. Четыре дня спустя он провозгласил падение правительства: но уже не Бланкисты были инициаторами этого движения, а сам народ. Правительство пало, и толпа приветствовала крикунов, имена которых непрерывно жужжат в ее ушах в течение двух последних лет. Когда революция готова разразиться и в воздухе чувствуется напряжение, когда успех почти обеспечен, тысячи новых людей, на которых тайные организации не имели непосредственного влияния, присоединяются к движению, присасываются к нему, подобно воронам, слетевшимся на поле брани делить добычу. Они наносят последний удар и сейчас же начинают искать себе новых правителей не среди конспираторов, честных и непримиримых, а среди людей без убеждений, среди флюгеров. О том, что можно обойтись без правителей, они и не думают.


Речи бунтовщика
205
Конспираторы, поддерживая предрассудки о диктатуре, бессознательно работают над тем, чтоб власть перешла в руки их противников.
Но, если всё, что мы говорили, справедливо по отношению к революциям, или, вернее, восстаниям политическим, — то это тем более справедливо для революции, о которой мы мечтаем, — Революции Социальной. Позволить утвердиться какому бы то ни было правительству, власти сильной и способной заставить подчиняться себе, — это преградить путь революции с самых ее первых шагов. Польза, приносимая этим правительством, сводится к нулю, вред же его — неизмерим.
В самом деле, что понимаем мы под этой Революцией? — Это уже не перемена правителей. Это захват народом всех общественных богатств. Это уничтожение всякой власти, — власти, которая непрерывно препятствовала развитию человечества. Но может ли эта грандиозная экономическая революция быть совершена декретами, исходящими от правительства? Мы знаем, что польский революционный диктатор, Костюшко305, еще в прошлом веке декретировал уничтожение личного рабства, — рабство существовало после того еще восемьдесят лет. Мы знаем, что Конвент, всемогущий Конвент, грозный Конвент, как говорили его поклонники, — декретировал поголовный раздел всех общественных земель, отобранных у сеньоров306. Этот декрет, подобно многим другим, остался мертвой буквой, так как для проведения его в исполнение деревенский пролетариат должен был бы произвести новую революцию, а революции не производятся декретами. Чтоб народ завладел всеми общественными богатствами, он должен себя чувствовать вполне свободным, должен свергнуть рабство, к которому он уже слишком привык, должен действовать по своей собственной инициативе и смело идти вперед, не дожидаясь никаких приказаний. Всему этому будет препятствовать диктатура, как бы честны ни были ее намерения; сама же она не способна двинуть ни на шаг дело революции.
Но если правительство — будь оно даже идеалом революционного правительства — не способно создать новой силы, не способно


206
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
содействовать работе разрушения, то тем более мы не должны рассчитывать на него при работе созидания. Экономический переворот — этот результат Социальной Революции — будет так велик и глубок, и так изменит все взаимоотношения, основанные теперь на собственности и обмене, — что одному или нескольким индивидуумам будет невозможно выработать те социальные формы, которые должны народиться в обществе будущего. Только коллективный труд всего народа может выработать эти новые социальные формы, только гибкость коллективной мысли целой страны может удовлетворить бесконечному разнообразию условий и потребностей, которые народятся в день падения частной собственности. Всякая внешняя власть будет лишь препятствием, помехой органической работе; она явится источником вражды и раздора.
Но давно пора распроститься с мыслью о революционном правительстве, пора покинуть эту мечту, неоднократно обманувшую нас. Пора понять политическую аксиому, что правительство не может быть революционным. Нам говорят о Конвенте; но не надо забывать, что те меры, принятые Конвентом, которые носили хоть сколько-нибудь революционный характер, были только санкцией фактов, уже совершенных народом, не считавшимся в то время ни с каким правительством. Конвент, подобно всем предшествующим и последующим правительствам, был исключительно препятствием для созидательной работы народа.
Факты, которые дает нам история, так убедительны; бессмысленность революционного правительства, бесполезность всего того, что называют этим именем, так очевидны, что, казалось бы, невозможно объяснить, почему известная школа, именующая себя социалистической, с такой яростью защищает идею революционного правительства307. Но, в сущности говоря, это вполне понятно. Дело в том, что последователи этой школы, сколько бы они ни называли себя социалистами, совершенно иначе смотрят на будущую революцию. Для них — как для всех радикалов-буржуа, — Социальная Революция дело далекого будущего, и об ее осуществлении сейчас не может быть и речи. Они мечтают, не смея, впрочем, признаться в этом, об установлении правительства, подобного правительствам Швейцарии или Соединенных Штатов, которые стремятся присвоить Государст¬


Речи бунтовщика
207
ву все то, что они называют «services publics»308. Это нечто среднее между идеалом Бисмарка и идеалом портного, который мечтает получить место президента в Соединенных Штатах. Это компромисс между социалистическими стремлениями масс и аппетитами буржуазии. Эти «социалисты» хотели бы, конечно, полной экспроприации, но они не смеют приступить к ней, откладывают ее на будущий век и задолго до начала битвы вступают в переговоры с врагами.
Для нас же ясно, что момент нанести смертельный удар буржуазии настал, что недалеко то время, когда народ завладеет всеми общественными богатствами и доведет до полного бессилия класс эксплуататоров. И потому мы без всякого колебаний ринемся в Социальную Революцию и, так как всякое правительство, каким бы именем оно себя ни называло, будет служить нам помехой, мы сметем с нашего пути всех честолюбцев, которые вздумают распоряжаться судьбой народа.
Все социалисты!
С тех пор, как идеи социализма стали проникать в рабочие массы, замечается следующее интересное явление. Враги социализма поняли, что лучший способ подавить это течение состоит в том, чтоб прослыть его сторонниками, и спешат объявить себя социалистами. Поговорите с одним из тех толстых буржуа, которые немилосердно эксплуатируют рабочего, работницу и ребенка. Поговорите с ним о возмутительном неравенстве распределения богатств, о кризисах и нищете, которую они порождают; поговорите с ним о необходимости изменения режима собственности для улучшения положения рабочих; и если ваш буржуа умен, если он добивается успеха в политике, а, главное, если вы его избиратели, он поспешит вам сказать:
— Помилуйте, я тоже социалист! — Социальный вопрос, сберегательные кассы, нормировка труда; — я вполне разделяю ваши мысли относительно всего этого. Только, знаете что? Нельзя все перевернуть в один день, будем действовать осторожно! — И, покинув вас, он идет «осторожно» обирать «своих рабочих», предвидя те убытки, которые социалистическая агитация причинит ему в скором будущем.


208
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Прежде он повернул бы вам спину. Теперь он стремится вас заставить поверить, что вполне разделяет ваши мысли: таким путем он надеется легче справиться с вами, когда представится возможность.
Это явление стало особенно заметным после выборов 1881 года309, во Франции. Достаточно было в любом избирательном собрании поднять вопрос о социализме, чтобы те, которые добивались избрания, сейчас же объявили себя приверженцами социализма — настоящего социализма, — конечно, социализма плутов и обманщиков.
Две трети делегатов дали понять избирателям, что они в Палате думают заняться социальным вопросом. Клемансо310 объявил себя социалистом, Гамбетта311 был близок к этому; если бы он не предвидел высшего счастья пожать когда-нибудь руку какому-нибудь Величеству, он, наверное, откровенно объявил бы себя социалистом. Бисмарк и не колебался: он выдавал себя за ярого социалиста, социалиста par excellence312; в Англии нередко приходилось слышать, что, если бы лорд Биконсфильд прожил бы дольше, он «разрешил бы социальный вопрос». Все, вплоть до носителей клобука и рясы, заняты этим. Проповедники при Берлинском Дворе превозносят социализм, а во Франции монахи издают журнал, в котором объявляют себя знатоками настоящего социализма313.
Словом, все социалисты! Биржевик, который спекулирует на повышении и понижении цен на хлеб, чтоб купить бриллианты своей жене; хозяин который доводит работниц до чахотки и детей до полного истощения; правители, которые арестовывают в Берлине и вешают в Петербурге; жандармы, которые обыскивают, — все, если они и роются в наших бумагах, арестовывают и вешают социалистов, истребляют работниц и детей, хозяйничают в политике и финансах, — они это делают, чтоб ускорить приближение торжества социализма!
А между тем находятся социалисты, которые так наивны, что слагают гимны победы при виде этого зрелища. — «Господин такой-то объявил себя социалистом; Гамбетта признал существование социального вопроса! Вот вам новое доказательство, что наша идея завоевывает себе место», — спешат они объявить в своих газетах. — Как будто нам нужна чья бы то ни была санкция, доказывающая, что идеи социализма находят широкое распространение в среде народа!


Речи бунтовщика
209
Нас же это зрелище ничуть не радует. Оно, с одной стороны, убеждает нас в том, что буржуазия составляет заговор против социализма и стремится применить к нему ту политику надувательства, которую оно когда-то применило к республиканской идее, с другой стороны, оно показывает нам, что те, которых мы считали когда-то социалистами, отреклись теперь от основных идей социализма и перешли в лагерь буржуазии, сохранив, чтоб замаскировать свой переход, кличку социалистов.
Какова же была, в самом деле, идея, на которой основан социализм?
— Необходимость уничтожения заработной платы, частной собственности на землю, дома, средства и орудия производства, словом, на общественный капитал. Тот, кто не признавал этой основной идеи, не проводил ее в своей частной жизни, отрекаясь от какой бы то ни было эксплуатации, — не мог считаться социалистом.
— «Признаете ли вы необходимость уничтожения частной собственности? — Признаете ли вы необходимость экспроприации общественного капитала в пользу всех? — Обязуетесь ли вы жить согласно этим принципам?»
Вот что спрашивали когда-то, прежде чем протянуть вам руку, как социалисту.
Очевидно, что задавая вам эти вопросы, вас не спрашивали, признаете ли вы необходимость уничтожения частной собственности через двести или две тысячи лет! Кто станет себе задавать праздные вопросы о том, что нужно будет делать через двести лет! Когда говорили об уничтожении частной собственности, признавали необходимость его немедленного осуществления, и решено было сделать первые попытки в момент наступления будущей революции. — «Будущая революция» — говорили социалисты десять лет тому назад (а те, которые остались социалистами, повторяют это и сейчас), — «будущая революция не должна быть простой переменой правительства, сопровождаемой некоторыми улучшениями в государственной машине: это будет Социальная Революция».
Сознание необходимости подготовиться к экспроприации ко дню наступления будущей революции составляла основную идею со¬


210
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
циалистов; вот чем они отличались от тех, которые признавали необходимость некоторого улучшения быта рабочих и готовы были согласиться, что коммунизм — идеал будущего общества, но не могли допустить мысли о его немедленном осуществлении.
Исповедуя эти идеи, социалисты были уверены, что их не спутают с их противниками. Они были уверены, что именем социалиста не воспользуются те, которые просто-напросто стремятся поддержать современную эксплуатацию.
Теперь всё это изменялось.
В среде самой буржуазии образовалось гнездо авантюристов, которые поняли, что, не прицепив к себе ярлыка социалиста, невозможно достичь власти. Надо было найти способ заставить себя признать партией, не принимая ее принципов. В том же смысле действовали те, которые поняли, что подавить социализм можно, только войдя в ряды его приверженцев, извратив его принципы и направив на ложный путь его тактику.
К сожалению, нашлись социалисты, социалисты прошлого, которые захотели сгруппировать вокруг себя как можно больше народа; они охотно принимали в свои ряды всех, согласившихся прицепить к себz ярлык социалиста, и широко открыли двери всем, якобы обращенным. Они сами отказались от основной идеи социализма и под своим покровительством образовали новый вид социалистов, который от старой партии сохранил только имя.
Подобно тому русскому жандармскому полковнику, который говорил одному из наших друзей, что он преклоняется перед коммунистическим идеалом, но что, так как этот идеал может быть осуществлен только через 200 или даже 500 лет, надо преследовать и лишать свободы всех, занимающихся пропагандой коммунизма; повторяю, подобно тому жандармскому полковнику, новые социалисты объявляют, что надо отложить на далекое будущее уничтожение частной собственности и экспроприацию, забыть все эти фантазии и утопии, приступить к осуществимым реформам и не считаться с теми, которые твердо стоят за идею экспроприации и препятствуют этим немедленному проведению реформ. — «Подготовим, говорят они, почву не для экспроприации земли, а для захвата государственной машины, и тогда примемся за улучшение положения рабочих. Подготовим для будущей революции не завоевание мастерских, а завоевание муниципалитетов!».


Речи бунтовщика
211
Как будто буржуазия, если бы капитал остался в ее руках, позволила бы им делать социалистические опыты, даже если им бы удалось захватить власть! Как будто бы завоевание муниципалитетов возможно без завоевания мастерских!
Последствия всего этого заставляют себя уже чувствовать.
Теперь, когда перед вами один из этих новых социалистов, вы не знаете, с кем вы имеете дело: с каким-нибудь господином, вроде русского жандармского полковника, или с настоящим социалистом. Они все признают, что когда-нибудь — через тысячу лет, может быть, — собственность должна стать коллективной; но теперь они занимаются избранием какого-нибудь члена Палаты, который потребует у нее уменьшения числа рабочих часов. Разница между социализмом жандармского полковника и социализмом нео-социалистов почти неуловима: все социалисты! Рабочий, который не имеет возможности следить за тридцатью газетами, скоро не будет знать, где социалисты и где извратители социалистической идеи. В день Революции рабочим придется перенести много испытаний, пролить много крови, прежде чем они поймут, кто их друзья и кто их враги.
Дух восстания314
I
В жизни человечества бывают эпохи, когда революция становится насущной необходимостью, когда она неизбежна. Новые идеи нарождаются с каждым днем, стремятся проявиться и найти себе применение в жизни, но они на каждом шагу сталкиваются с инертностью защитников старого режима и гаснут в удушливой атмосфере старых предрассудков и традиций прошлого. Принятые в нашем обществе взгляды на политический строй Государств, на законы социального равновесия, на политические и экономические взаимоотношения граждан не выдерживают никакой критики; они разбиваются каждый день, при каждом удобном случае, как в трудах философов, так и в обыденной беседе, как в роскошных салонах, так и в убогих харчевнях. Политические, экономические и социальные институты рушатся; старые здания, развалины, в которых жизнь стала уже не¬


212
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
возможна, — они не дают развиваться зачаткам, зародившимся в расселинах их полуразрушенных стен.
Чувствуется потребность чего-то нового. Нравственный кодекс, которым до сих пор руководствовалась большая часть людей в своей обыденной жизни, потерял всякое значение, стал явной бессмыслицей.
Всё, что мы еще так недавно уважали, с чем мирились, признается теперь вопиющей несправедливостью; нравственность вчерашнего дня поражает своей ужасающей безнравственностью. Столкновения между новыми идеями и старыми традициями становятся все чаще и ожесточеннее; они вносят разлад во все слои общества и даже в семью. Сын вступает в борьбу с отцом: он приходит в ужас от всего того, что отец находил естественным всю свою жизнь; дочь возмущается теми принципами, которые мать старается ей передать как плоды своего многолетнего опыта. Народное сознание, народная совесть восстают ежедневно против всех безобразий, происходящих в среде привилегированных и праздных классов, против преступлений, которые совершаются во имя права сильного, чтоб удержать в своих руках привилегии. Те, которые жаждут торжества справедливости и стремятся провести в жизнь новые идеи, не могут не признать, что их самоотверженные и гуманные идеи, — идеи, способные дать человечеству возрождение, неосуществимы при современном общественном строе: они сознают необходимость революционной бури, которая очистит мир от плесени, покрывшей его, вдохнет жизнь в оцепеневшие сердца и принесет человечеству благородство, самоотвержение и героизм, без которых общество заражается пороками и разлагается.
В эпохи бешеной погони за обогащением, в эпохи лихорадочных спекуляций и кризисов, внезапных крахов крупных промышленностей и эфемерного развития некоторых отраслей производства, в эпохи быстрого накопления постыдных богатств и столь же быстрого их расточения — общество начинает сознавать, что экономические учреждения, заведующие производством и обменом, не дают того благосостояния, которое они призваны гарантировать. Вместо порядка они зарождают хаос, вместо благосостояния нужду, неуверенность в завтрашнем дне; вместо гармонии интересов они создают непрерывную войну, войну эксплуататора с производителем, эксплуататоров и производителей между собой. Общество распалось на два враждебных лагеря и разделилось в то же время на ты¬


Речи бунтовщика
213
сячи мелких групп, ведущих между собой ожесточенную борьбу Утомленное бесконечными войнами, изнемогая под тяжестью нищеты и лишений, оно усиленно ищет новой организации; оно решительно требует полного преобразования режима собственности, производства и обмена и всех вытекающих из него экономических отношений.
Правительственная машина, призванная поддерживать существующий порядок, еще функционирует. Но при каждом повороте заржавленных колес она спотыкается и останавливается. Ее работа становится все более и более затруднительной, и недовольство, возбуждаемое ее недостатками, все растет. Каждый день возникают новые требования. — «Преобразуйте это, переделайте то-то!» — кричат со всех сторон — «Война, финансы, налоги, суды, полиция, — все должно быть преобразовано и установлено на новых началах», говорят реформаторы. Но все понимают, что невозможно переделать что-нибудь одно; все должно быть преобразовано сразу: но как приступить к работе, когда общество открыто разделено на два враждебных лагеря? Удовлетворить одних недовольных — это значит создать других
Правительства не способны приступить к реформам, так как для этого нужно было бы перейти на сторону революции; в то же время они слишком бессильны, чтоб открыто вступить на путь реакции; вот почему они прибегают к полумерам, которые никого не могут удовлетворить и только создают новые недовольства. Посредственности, которые в переходные эпохи забирают в свои руки управление правительственной ладьей, думают лишь об одном: они стараются как можно скорее разбогатеть, предвидя близкий разгром. Осажденные со всех сторон, они неумело защищаются, лавируют, делают глупость за глупостью и, наконец, обрывают последнюю нить спасения: топят правительственный престиж в своей тупости и несостоятельности.
В такие эпохи революция неизбежна. Она является социальной необходимостью; положение становится революционным.
Изучая генезис и развитие революционных потрясений, мы находим в трудах наших историков в главе «Причины Революции» поразительную картину положения общества накануне событий. Там — и нищета народа, и отсутствие общественной безопасности, и принудительные меры правительства, и ужасные скандалы, выводящие


214
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
на свет гнусные пороки общества, и новые идеи, стремящиеся проявиться и непрерывно сталкивающиеся с несостоятельностью представителей старого режима. Изучая эту картину, мы приходим к заключению, что революция действительно была неизбежна и единственным исходом было вступление на путь восстания.
Рассмотрим, например, положение общества до 1789 года. Крестьянин жалуется на подати и налоги и таит в своем сердце непримиримую вражду к сеньору, монаху, скупщику, кулаку, интенданту. Буржуа жалуется на потерю муниципальных свобод и изливает на короля целый поток проклятий.
Народ поносит королеву, возмущается рассказами о поступках министров и беспрестанно повторяет, что налоги невыносимы и подати разорительны, урожаи плохи и зимы суровы, съестные припасы дороги и кулаки ненасытны, деревенские адвокаты съедают жатву крестьянина и лесники разыгрывают из себя царьков, почта плохо организована и чиновники слишком ленивы... Словом, все жалуются, все не ладно. «Это не может идти так дальше, это кончится скверно!» — говорят со всех сторон.
Но от этих мирных рассуждений до восстания — далеко; между ними лежит целая пропасть, та пропасть, которая отделяет у большей части людей рассуждение от действия, мысль от воли, желание от поступка. Как перешагнули через эту пропасть? Как эти люди, которые вчера еще, покуривая трубку, спокойно жаловались на свою судьбу, ругали жандармов и в то же время униженно кланялись им — решились взяться за дубины и пошли громить дворцы сеньора, этой грозы вчерашнего дня? Благодаря каким чарам эти люди, которых жены презирали и справедливо называли трусами, превратились в героев, идущих под пулями и картечью завоевывать свои права? Каким чудом эти слова, которые столько раз произносились и умирали в воздухе подобно бесцельному звону колоколов, превратились в действия?
Ответ очень прост.
— Работа меньшинства, работа непрерывная и продолжительная, произвела это превращение. Смелость, самоотверженность, способность жертвовать собой так же заразительны, как трусость, покорность и паника.


Речи бунтовщика
215
Какие формы примет агитация? — Да самые разнообразные, все, которые будут продиктованы ей обстоятельствами, средствами, темпераментами. То мрачная и суровая, то задорная, но всегда смелая, то коллективная, то чисто индивидуальная, она пользуется всякими средствами, всеми явлениями общественной жизни, чтоб пробуждать мысль, распространять и формулировать недовольство, возбуждать непримиримую ненависть к эксплуататорам, выставлять в смешном виде правителей, доказывать их слабость и, главным образом, всегда и везде пробуждать смелость и дух восстания.
II
Когда в стране готовится революция, но дух восстания недостаточно силен в массах, чтоб проявляться бурными манифестациями, мятежами и восстаниями, — меньшинство только действием может пробудить смелость и стремление к независимости, без которых немыслима ни одна революция.
Люди, смелые и неподкупные, которые не довольствуются одними словами, не примиряются с разладом между словом и делом, предпочитают тюрьму, ссылку и смерть — жизни, противоречащей их принципам, люди, говорящие: — «надо сметь, чтоб победить», — вот те одинокие «передовые», которые начинают битву гораздо раньше, чем массы достаточно возбуждены, чтоб открыто поднять знамя восстаниями и идти с оружием в руках завоевывать свои права.
Среди жалоб, разговоров и теоретических споров вырывается вдруг какой-нибудь поступок, вызванный крайним возмущением, поступок индивидуальный или коллективный, который служит ярким показателем господствующих стремлений. Возможно, что вначале массы относятся к нему безразлично. Преклоняясь перед смелостью отдельных лиц или целой группы, они прислушиваются к речам благоразумных и осторожных людей, которые спешат объявить этот поступок «безумием» и сказать, что «горячие головы, безумцы, погубят все дело». Они рассчитали, эти благоразумные и осторожные люди, что их партия, спокойно продолжая свою работу, через сто, двести, может быть, триста лет, завоюет весь мир, — и вдруг врывается что-то неожиданное: неожиданное, т. е. то, чего не ожидали они, эти благоразумные и осторожные. Кто хоть несколько знаком с историей и не лишен способности отдавать себе отчет в своих мыслях, прекрасно знает, что теоретическая пропаганда революции неизбежно


216
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
переходит в действие гораздо раньше, чем того хотят теоретики; но все же, благоразумные теоретики возмущаются поступками безумцев, предают их анафеме и изгоняют из своей среды. Однако эти безумцы находят тайное сочувствие в народе, который восторгается их смелостью и готов следовать их примеру. Большей частью они идут умирать в тюрьмы и на каторгу, но сейчас же являются новые безумцы, которые продолжают их работу. Бурные проявления нелегального протеста, поступки, вызванные возмущением и жаждой мести, — все учащаются.
Оставаться индифферентным теперь уже невозможно. Люди, которые вначале даже не задумывались над тем, чего хотят «безумцы», принуждены теперь дать себе в этом отчет, выяснить их идеи и стремления и стать на ту или другую сторону. Поступки этих «безумцев» привлекают всеобщее внимание и в несколько дней делают больше, чем тысячи брошюр. Новые идеи проникают в сознание и завоевывают все больше и больше сторонников.
Пропаганда действием пробуждает дух восстания и зарождает смелость. — Старый режим с его судьями, полицейскими, жандармами и солдатами казался непоколебимым, но и Бастилия была неприступна в глазах безоружного народа, собравшегося под ее высокими стенами, укрепленными заряженными пушками, готовыми открыть огонь. Но вскоре замечают, что установленный режим не так силен, как это казалось. Одного смелого поступка было достаточно, чтобы расстроить в несколько дней правительственную машину, чтоб поколебать этот колосс. Один смелый порыв поставил вверх дном целую провинцию, и грозные войска должны были отступить перед горстью крестьян, вооруженных камнями и дубинами315. Народ замечает, что чудовище не так страшно: несколько энергичных усилий, и оно погибнет. Надежда зарождается в сердцах и, — заметьте это, — если отчаяние вызывает иногда мятежи, то только надежда, надежда победить, создает революции.
Правительство пытается устоять; оно не хочет показать своей слабости и безумно свирепствует. Но если раньше репрессии могли убивать энергию угнетенных, то теперь в эпохи возбуждения они производят обратное действие. Репрессии вызывают новые взрывы, новые протесты, индивидуальные или коллективные; они доводят


Речи бунтовщика
217
восставших до героизма и понемногу революционные действия усиливаются и распространяются.
Революционная партия растет благодаря притоку новых элементов, которые раньше относились к ней враждебно или же прозябали в полной индифферентности. В правительстве и среди правящих и привилегированных классов произошел разлад: одни стоят за упорное сопротивление, другие высказываются за уступки, третьи, наконец, готовы отказаться на время от своих привилегий, чтоб успокоить непокорных, в надежде в скором будущем окончательно подавить восстание. Связь между правительством и привилегированными классами порвана.
Правители могут, конечно, обратиться к последнему средству: прибегнуть к бешеной реакции. Но теперь уже поздно; борьба от этого станет только ожесточеннее, а грядущая революция зальется кровью. С другой стороны, малейшая из уступок со стороны правящих классов ободряет восставших, так как она сделана слишком поздно, вернее, вырвана силой. Народ, который раньше удовлетворился бы этой уступкой, замечает, что враг сдается; он предвидит победу и чувствует, как растет его сила; люди, которые раньше под бременем нищеты и страданий ограничивались одними вздохами, гордо подымают голову и смело идут к завоеванию лучшего будущего.
Наконец, разражается революция, и чем ожесточеннее была борьба, тем бурнее будет революция.
Направление, которое примет революция, зависит, конечно, от всей суммы разнообразных обстоятельств, которые подготовили наступление катаклизма. Но оно может быть определено заранее по силе революционных действий, совершенных в подготовительный период различными партиями.
Такая-то партия тщательно выработала теории, проповедуемые ею, и активно пропагандировала пером и словом свою программу. Но ее стремления не были достаточно подкреплены делами, которые являлись бы осуществлением ее основных идей и принципов. Она не предприняла ничего решительного против своих самых опасных врагов, не коснулась учреждений, которые ей предстояло разрушить; она была сильна созданной ею теорией, но у нее не было дел; она не сумела пробудить духа восстания и направить свои действия против того,


218
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
чему должен быть нанесен решительный удар в момент наступления революции. И вот, эта партия осталась менее известной; с ее именем не связаны дела, слух которых дошел бы до самых отдаленных хижин; ее стремления не проникли в народные массы, не прошли через горнило толпы и улицы, не нашли себе ясной формулы, выраженной несколькими словами, ставшей лозунгом всего народа.
Писатели, представители этой партии, известны читателям, как мыслители, но у них нет ни репутации, ни способностей людей дела; в тот день, когда толпа устремится на улицу, она пойдет за теми, чьи теоретические идеи, может быть, и менее ясны, стремления менее благородны, но которые успели показать себя в деле.
Та партия, которая вела более широкую агитацию и проявила больше жизни и смелости, станет во главе движения в тот момент, когда надо будет действовать, когда надо будет произвести революцию. Но если у нее не хватило смелости заявить о себе революционными действиями в подготовительный период, если у нее нет достаточной силы убеждения, чтобы внушить отдельным индивидуумам или группам чувство самоотречения и непреодолимое желание привести в исполнение свои идеи, — если бы это желание существовало, оно перешло бы в действие гораздо раньше, чем народ устремился бы на улицу, — если знамя ее не стало знаменем народа и стремления ее недостаточно осязаемы и понятны, — эта партия не будет иметь возможности привести в исполнение ни одного пункта своей программы. Она будет побеждена активными партиями.
Вот что нам говорит история о периодах, предшествующих революциям. Революционная буржуазия прекрасно поняла это: стремясь уничтожить монархический режим, она не пренебрегала ни одним из способов агитации, чтоб пробудить дух восстания. Французский крестьянин прошлого века инстинктивно понимал это, когда он боролся за уничтожение феодальных прав. Интернационал316 придерживался тех же принципов, когда он стремился пробудить в среде городских рабочих дух восстания и направить его против естественного врага наемника, — хищника, который захватил в свои руки орудия и средства производства.
III
Интересно и необходимо было бы изучить те средства агитации, которыми пользовались в различные эпохи революционеры, чтоб


Речи бунтовщика
219
ускорить наступление революции, уяснить массам значение грядущих событий, указать народу его главных врагов и пробудить в нем дух смелости и восстания. Мы знаем прекрасно, почему такая-то революция была неизбежна, но только инстинктивно мы можем объяснить себе процесс зарождения революции.
В Пруссии главный штаб издал для армии целый научный труд о том, как подавлять народные восстания, дезорганизовывать мятежи, вносить разлад в среду борцов и рассеивать их силы317. Теперь хотят наносить сразу верные удары, душить народ по правилам. Изучение, о котором мы только что говорили, могло бы дать ответ на этот труд и на многие другие, разбирающие те же вопросы, может быть, даже с меньшим цинизмом. Оно показало бы нам, как дезорганизовать правительство, как рассеять его силы, как поднять нравственный уровень народа, подавленного нищетой и гнетом.
До сих пор еще ничего не сделано в этом направлении. Историки дали нам яркую картину великих моментов эволюции человечества в его стремлении к освобождению, но они почти не останавливались на периодах, предшествующих революциям. Поглощенные тем, чтоб набросать самую драму, они лишь вскользь говорят о прологе. А нас больше всего интересует этот пролог.
Какую захватывающую, грандиозную и прекрасную картину представляют собой усилия великих борцов, подготовлявших революции! Какую неутомимость проявляли крестьяне и некоторые деятели из буржуазии в своей работе до 1789 года; какую упорную борьбу вели республиканцы, начиная с реставрации Бурбонов в 1815 году до их падения в 1830 году318; сколько самоотверженности было в деятельности тайных обществ во время царствования толстого буржуа319 Людовика-Филиппа! Каким ужасом веет от заговоров, составляемых итальянцами с целью свергнуть австрийское иго320, — от их героических попыток, от невыразимых страданий их мучеников. Как мрачна и грандиозна была бы трагедия, описывающая все преследования, которым подвергалась тайная работа русской молодежи, подкапывающейся под правительство, стремящейся преобразовать капиталистический и земельный режим, — работа, продолжающаяся с I860 года до наших дней! Сколько благородных личностей предстало бы пред современным социалистом, если бы


220
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
он прочел эти драмы; сколько самоотверженности и величественного самоотречения увидел бы он в них, какое революционное воспитание, не только теоретическое, но и практическое, могли бы они дать нашему поколению!
Мы не станем тут заниматься подобным изучением. Ограничимся несколькими примерами, в которых покажем, какими средствами пользовались наши отцы для революционной агитации.
Бросим беглый взгляд на один из периодов, предшествующих 1789 году, и, оставив в стороне подробный анализ обстоятельств, создавших к концу прошлого века революционное положение, ограничимся указанием нескольких приемов агитации, употребленных нашими предшественниками.
Революция 1789-1793 года дала нам два крупных явления. Низвержение королевской власти и появление буржуазии у кормила правления, с одной стороны; окончательное уничтожение рабства и ленных податей321 в деревнях, с другой. Оба они тесно связаны между собой, немыслимы одно без другого. Эти два течения замечаются в агитации предшествующей революции: агитация против королевской власти в среде буржуазии, агитация против прав сеньоров среди крестьян.
Бросим беглый взгляд на оба эти течения.
Газета в ту эпоху не имела того значения, которое она приобрела сейчас; ее место занимали брошюры, памфлеты и листки в три, четыре страницы. Брошюры распространяли в массах идеи философов и экономистов, предшественников революции; памфлеты и летучие листки способствовали агитации, направляя весь яд своего сарказма на трех главных врагов народа: короля и его двор, аристократию и духовенство.
Тысячи летучих листков говорят о развращенности королевы, о пороках и преступных развлечениях двора, срывают с него обманчивые покровы, осмеивают его и стремятся обнажить всю его подлость и глупость
Любовные истории короля, придворные скандалы, безумная расточительность, знаменитый Pacte de Famine322 — союз между правителями и скупщиками хлеба, заключенный с целью нажиться, заставляя голодать народ, — вот о чем говорят памфлеты. Их авторы всегда


Речи бунтовщика
221
настороже и пользуются всяким случаем общественной жизни, чтоб нанести удар своим врагам. Как только в обществе заговорят о каком-нибудь событии, — памфлет и летучий листок спешат дать ему свое толкование. Они удобнее, чем газета для такого рода агитации. Газета — целое предприятие; ее прекращение может поставить в затруднительное положение всю партию, и потому приходится призадуматься, прежде чем решаться на что-нибудь рискованное. Памфлет же и листок компрометируют только автора и типографа, — а попробуйте-ка их найти!..
Авторы этих листков, очевидно, должны были первым делом освободиться от цензуры. Тогда не прибегали еще к милой уловке современного иезуитства, к судебному преследованию прессы, которое лишает всякой свободы революционного писателя; авторов и типографов арестовывали по тайным повелениям, по грубым, но, по крайней мере, откровенным «lettres de cachet323».
И поэтому авторы печатали свои памфлеты или в Амстердаме, или еще где-нибудь — «за сто верст от Бастилии, под деревом Свободы». Они не стеснялись в своих нападках; поносили короля, королеву и ее любовников, сановников и аристократию. С этой подпольной прессой полиция, конечно, не могла справиться; сколько она ни обыскивала книжные магазины, ни арестовывала газетчиков, — авторы не попадались ей в руки и спокойно продолжали свое дело.
Песня, — слишком правдивая, чтоб быть напечатанной, переходившая из уст в уста с одного конца Франции на другой, — была всегда одним из самых удачных способов пропаганды. Она обрушивалась на установленные власти и общепризнанные авторитеты, осмеивала коронованных особ, сеяла везде, вплоть до семейного очага, презрение к королевской власти, ненависть к духовенству и аристократии, надежду на скорое наступление революции.
Но, главным образом, агитаторы прибегали к объявлениям, вывешиваемым на улицах. Объявление заставляло говорить о себе, вызывало больше толков и волнений, чем памфлет или брошюра. И объявления, печатные или писанные, появлялись при всяком удобном случае каждый раз, как происходило что-либо интересующее общество. Они срывались, но на следующий день появлялись снова и при¬


222
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
водили в бешенство правителей и их сыщиков. — «Ваши предки не попались нам в руки, но вам не избежать нашей мести!» — читает сегодня король на листках, приклеенных к стенам его дворца. Завтра королева плачет от злости, видя, что на улицах вывешивают объявления, говорящие о мельчайших подробностях ее постыдной жизни. Тогда еще зародилась в народе ненависть, проявленная им впоследствии, к женщине, готовой уничтожить весь Париж, чтоб остаться королевой и удержать в своих руках власть.
Вздумают ли царедворцы отпраздновать рождение Дофина324, — объявления угрожают поджечь город, вызывают панику и подготовляют умы к чему-то необыкновенному. Или вдруг появятся на улице объявления, возвещающие, что в день такого-то празднества «король и королева будут под конвоем отведены на Гревскую площадь325, потом в городскую думу для исповеди и наконец взойдут на эшафот и будут сожжены живыми». Созовет ли король собрание нотаблей326, сейчас же вывешиваются объявления: «новая труппа комедиантов, набранная господином Калоном (первый министр), начнет свои представления 29 числа такого-то месяца и даст аллегорический балет «Бочка Данаид^11». Или же, становясь все ядовитее и злее, объявления проникнут в ложу королевы и возвестят ей, что тираны скоро будут казнены.
Но объявления направляются, главным образом, против скупщиков хлеба, главных арендаторов и интендантов. И каждый раз, как в народе замечается усиленное возбуждение, они объявляют Варфоломеевскую ночь328 для интендантов и главных арендаторов. Фабрикант, хлеботорговец, интендант, которых ненавидит народ, — приговариваются этими объявлениями к смерти от имени «народного совета», «народного парламента» и т. п.; и во время восстания народная месть обрушится, конечно, на тех из эксплуататоров, имена которых особенно часто попадались в объявлениях
Если бы можно было собрать все неисчислимое количество объявлений, появившихся в течение десяти, пятнадцати лет, предшествующих революции, — мы бы поняли, какое громадное значение имел этот род агитации для подготовления всеобщего восстания. Объявления эти, игривые и насмешливые вначале, становились все более угрожающими по мере приближения развязки; всегда живые и остроумные, всегда готовые отозваться на каждое явление текущей политики и ответить на запросы масс — они возбуждали в народе


Речи бунтовщика
223
недовольство, указывали ему на его главных врагов, пробуждали в крестьянах, рабочих и буржуазии жажду мести и возвещали о близком дне расплаты, дне освобождения.
Совершение казней над изображениями преступников было очень распространенным обычаем в прошлом столетии. Это был один из самых употребительных способов агитации. Каждый раз, как замечалось в народе усиленное возбуждение, на улицу выносилось изображение врага данного момента, кукла, которую вешали, сжигали или четвертовали. — «Ребячество!» — скажут молодые старики, мнящие себя разумными. Но пусть они знают, что нападение на помещение, в котором происходили выборы в 1789 году329, казни Фу- лона330 и Бертье331, изменившие совершенно характер революции, — были только осуществлением того, что агитаторы подготовили и внушили народу путем казней над соломенными куклами.
Рассмотрим несколько примеров. Парижский народ ненавидел Мопу332, одного из любимых министров Людовика XVI. И вот как-то появляется на улице толпа, раздаются крики и кто-то объявляет: «по постановлению парламента господин Мопу, канцлер Франции, приговаривается к сожжению, а пепел его должен быть раскидан по ветру!» Вслед за этим толпа направляется к статуе Генриха IV333 с куклой, изображающей канцлера со всеми знаками отличия, и сжигает эту куклу при одобрении всех присутствующих. В другой раз привешивают к фонарю изображение аббата Теггау334 в рясе и белых перчатках. В Руане четвертуют изображение Мопу и, так как жандармы не допускают скопления народа, толпа ограничивается тем, что вешает вверх ногами изображение скупщика, у которого из носа, ушей и рта обильным дождем сыплется пшеница.
Вот вам и пропаганда! Пропаганда во всяком случае более действительная, чем абстрактная пропаганда, доступная небольшому числу избранных.
Чтоб подготовить восстания, предшествующие великой революции, надо было приучить народ выходить на улицу, громко выражать свои взгляды в общественных местах, не бояться полиции, войска и кавалерии. Вот почему революционеры той эпохи не пренебрега¬


224
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ют ни одним из способов, бывших в их распоряжении, чтоб привлечь народ на улицу и вызвать скопища.
Они пользуются всяким явлением общественной жизни, как в Париже, так и в провинциях. Когда общественному мнению удается принудить короля удалить нелюбимого министра, начинаются празднества и иллюминации. Чтоб привлечь народ, устраивают фейерверки, пускают ракеты. Если не хватает денег, останавливают, по словам современников, прохожих и «вежливо, но твердо просят немного денег для увеселения толпы». Как только соберется народ, ораторы начинают говорить, объясняют и комментируют события; вскоре образовываются целые клубы под открытым небом. Войска, явившиеся рассеять толпу, не решаются употребить насилия против этих мирно настроенных людей, а фейерверки и ракеты, разрывающиеся в воздухе при радостных возгласах, и хохот народа, умеряют пыл слишком ревностных блюстителей порядка.
В провинциальных городах вдруг показываются на улицах трубочисты, которые представляют и высмеивают заседание парламента, на котором присутствует король. Раздаются взрывы хохота; толпа весело встречает людей с измазанными сажей физиономиями, изображающих короля или королеву. Акробаты и жонглеры собирают на площадях тысячную толпу и потешают своих зрителей забавными рассказами, задевающими правителей и богачей. Страсти разгораются, возбуждение растет, и горе тому правителю или богачу, который в этот момент попадется в руки толпе: он будет растерзан ею.
Лишь бы мысль работала в этом направлении, — и сколько удобных случаев найдет смышленый человек, чтоб вызвать скопища, собрать на улицах толпу из болтунов и насмешников вначале, а потом из людей, готовых действовать, готовых жертвовать собой, особенно если возбуждение в народе подготовлено самим положением дел и отчаянными поступками безумцев.
Революционное положение и всеобщее недовольство, с одной стороны, объявления, вывешенные на стенах, памфлеты, песни и совершение казней над изображениями, с другой, — ободряют народ и придают ему смелости; понемногу скопища на улицах становятся все чаще и принимают более угрожающий характер. Сегодня напали в темном закоулке на парижского архиепископа, вчера чуть было не


Речи бунтовщика
225
утопили какого-то графа или герцога; властей встречают и провожают с гиканьем и свистом. Словом, проявления народного возмущения становятся все чаще и разнообразнее, и подготовляют день, когда достаточно будет малейшей искры, чтоб эти скопища превратились в мятеж, а мятеж в революцию.
— «Это восстания черни, восстания негодяев и бездельников», — говорят теперь наши честные историки.
— Да, это верно, революционеры-буржуа искали себе союзников не среди людей состоятельных, которые в салонах поносили правителей, а на деле гнули перед ними спину; в пригородных кабачках, пользующихся дурной славой, брали они себе товарищей, вооруженных дубинами, когда дело шло о нападении на его святейшество парижского архиепископа335.
IV
Если бы революционные действия ограничились нападками на отдельных правителей и на правительственные институты, не касаясь институтов экономических, могла ли Великая Революция быть тем, чем она была на самом деле, всеобщим восстанием народных масс — крестьян и рабочих, против привилегированных классов? Продолжалась ли бы революция четыре года? Подняла ли бы она на ноги всю Францию? Нашла ли бы в себе ту непобедимую силу, которую она противопоставила королям?
Конечно, нет! Историки могут петь хвалебные гимны Учредительному Собранию, Конвенту и всем «messieurs du Tiers336», — но мы знаем, в чем тут дело.
Мы знаем, что революция достигла бы лишь минимального конституционного ограничения королевской власти и не коснулась бы феодального режима, если бы крестьянское население всей Франции не восстало и не поддерживало бы в стране в течение четырех лет анархию — добровольную революционную работу отдельных групп и индивидуумов, освободившихся от какой бы то ни было правительственной опеки. Мы знаем, что крестьянин остался бы вьючным скотом сеньора, если бы Жакерия не свирепствовала с 1788 до 1793 года, — до того времени, когда Конвент был принужден санкционировать законом то, чего уже добились крестьяне: уничтожение без выкупа ленных податей и возвращение Коммунам всех богатств, отнятых у них при старом режиме богачами. Тщетно было бы ждать


226
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
справедливости от Собраний; они ничего бы не дали народу, если бы голыши и санкюлоты не бросили на парламентские весы своих пик и дубин.
Но ни агитация против министров, ни вывешивание в Париже объявлений, направленных против королевы, не могли подготовить восстания в деревнях. Восстание это было результатом общего состояния страны, результатом агитации людей, которые вышли из народа и направляли свои нападки на его непосредственных врагов: сеньора, священника — собственника, скупщика хлеба и толстого буржуа.
Этот род агитации еще менее известен, чем тот, о котором мы только что говорили. У нас есть история Парижа, но нет истории деревни, никто еще не начинал заниматься серьезно; история не знает крестьянина; но те немногие сведения, которые дошли до нас, дают нам о нем некоторое представление.
Памфлеты и летучие листки не проникали в деревню; крестьяне в то время были, большей частью, неграмотны. Пропаганда производилась при помощи простых и понятных картин, напечатанных или нарисованных. На этих лубочных картинах надписывали несколько слов, — и этого было достаточно, чтоб воображение народа создало целые романы, в которых действующими лицами были король, королева, графы, куртизанки, сеньоры, эти «вампиры, высасывающие кровь народа». Картины эти переходили из деревни в деревню и возбуждали умы.
Вывешивались иногда на деревьях объявления, которые призывали к восстанию, предвещали скорое наступление лучших дней и рассказывали о мятежах, непрерывно вспыхивающих во всех концах Франции.
В деревнях под именем «Jacques337» образовывались тайные общества, которые поджигали амбары сеньора, уничтожали его урожаи и даже убивали его. Часто находили в каком-нибудь дворце труп, пронзенный ножом, носящим надпись: De la part des Jacques!338 Случалось, нападали на какого-нибудь сеньора, едущего в своем громоздком экипаже по краю оврага. С помощью ямщика его связывали, клали ему в карман бумагу с надписью: De la part des Jacques! и бросали его в овраг.


Речи бунтовщика
227
Или же ставили на перекрестке двух дорог виселицу с надписью: «Если сеньор посмеет взимать подать, он будет повешен на этой виселице; кто посмеет платить сеньору, подвергнется той же участи!» И крестьянин, не принуждаемый властями, не вносил податей и был доволен, что нашел возможность избавиться от этой повинности. Он понемногу привыкал к мысли, что можно не вносить платежей, не повиноваться сеньору, а вскоре он уже сам не хотел платить и угрозами принуждал сеньора отказаться от взимания каких бы то ни было податей.
В деревнях непрерывно появлялись объявления, возвещавшие, что отныне взимание податей отменено, что надо сжигать дворцы и поземельные росписи, что Народный Совет издал указ в этом смысле. — «Хлеба! Отмены налогов и податей!» — вот тот лозунг, который обходил все деревни. Понятный и близкий всем, он проникал в душу матери, дети которой не ели в течение трех дней, пронизывал мозг крестьянина, преследуемого властями, которые вырывали у него силой недоимки. «Долой скупщиков!» — и склады их взламывались, обозы с хлебом захватывались, и мятеж переходил из провинции в провинцию. «Долой пошлины на съестные припасы!» — и заставы сжигались, а города, которым не хватало денег, в свою очередь, восставали против центральной власти, требующей от них платежей. — «Сжигайте реестры налогов, счетные книги, архивы муниципалитетов!» — и в июле 1789 года канцелярские бумаги горели, власть дезорганизовывалась, сеньоры эмигрировали, и революция охватывала своим огненным кольцом всю страну.
Все, что разыгралось в Париже, было лишь отражением того, что происходило в провинциях, отзвуком революции, которая бушевала в каждом городе, каждой деревне, которую народ был готов всецело направить не против центрального правительства, а против своих непосредственных врагов: эксплуататоров, этих пиявок, присосавшихся к его организму.
Словом, революция 1788-1793 года показала нам, как народная революция (революция преимущественно экономическая, как все народные революции) дезорганизует Государство.
Во Франции много раньше 1789 года замечалось революционное настроение, но дух восстания еще недостаточно созрел, чтоб разра¬


228
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
зилась революция. И революционеры направляли все свои усилия на развитие этого духа непокорности и смелости, духа непримиримой вражды к существующему социальному строю.
В то время как революционеры из буржуазии устремляли свои нападки на правительство, революционеры из народа — те, чьих имен нам даже не сохранила история, — подготовляли свое восстание, свою революцию и направляли все свои действия против сеньоров, агентов государственной казны и всякого рода эксплуататоров.
В 1788 году непрерывные народные бунты возвещали приближение революции. Король и буржуазия стремились подавить ее уступками, но могли ли остановить народную волну Генеральные Штаты339, иезуитские уступки 4-го августа340, жалкие указы Законодательного Собрания341? — Таким путем можно успокоить политические волнения, но этого слишком мало, чтоб улеглось народное восстание. Волна подымалась все выше; стремясь поглотить собственность, она подтачивала Государство. Она делала невозможным утверждение какого бы то ни было правительства, и народное восстание, направленное против сеньоров и богачей, кончилось тем, что через четыре года королевская власть и абсолютизм были уничтожены.
Таков ход всех великих революций. Таков будет ход и развитие будущей Революции, если она — в чем, конечно, мы не сомневаемся, — будет не простой переменой правительства, а настоящей народной революцией, катаклизмом, который переродит режим собственности.


АНАРХИЯ, ЕЕ ФИЛОСОФИЯ, ЕЕ ИДЕАЛ
Не без некоторого колебания решился я избрать предметом настоящей лекции философию и идеал анархизма. Многие до сих пор еще думают, что анархизм есть не что иное, как ряд мечтаний о будущем или бессознательное стремление к разрушению всей существующей цивилизации. Этот предрассудок привит нам нашим воспитанием, и для его устранения необходимо более подробное обсуждение вопроса, чем то, которое возможно в одной лекции. В самом деле, давно ли — всего несколько лет тому назад — в парижских газетах пресерьезно утверждалось, что единственная философия анархизма — разрушение, а единственный его аргумент — насилие.
Тем не менее об анархистах так много говорилось за последнее время, что некоторая часть публики стала наконец знакомиться с нашими теориями и обсуждать их, иногда даже давая себе труд подумать над ними; и в настоящую минуту мы можем считать, что одержали победу по крайней мере в одном пункте: теперь уже часто признают, что у анархиста есть некоторый идеал — идеал, который даже находят слишком высоким и прекрасным для общества, не состоящего из одних избранных.
Но не будет ли, с моей стороны, слишком смелым говорить о философии в той области, где, по мнению наших критиков, нет ничего, кроме туманных видений отдаленного будущего? Может ли анархизм претендовать на философию, когда ее не признают за социализм вообще?
Я постараюсь ответить на этот вопрос по возможности ясно и точно, причем заранее извиняюсь пред вами в том, что некоторые из примеров, которыми я воспользуюсь, заимствованы из одной лекции, читанной мною в Лондоне.
Но эти примеры, мне кажется, лучше помогут выяснить, что именно нужно подразумевать под философией анархизма.
* * *
Вы, конечно, не посетуете на меня, если я, прежде всего, возьму несколько простых примеров из области естествознания. Я нисколько не имею при этом в виду принять их за основу для наших общест¬


230
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
венных воззрений — далеко нет; я просто думаю, что они помогут мне выяснить некоторые отношения, которые легче понять на явлениях, принадлежащих к области точных наук, чем на примерах, почерпнутых исключительно из сложных фактов жизни человеческих обществ.
Что больше всего поражает нас в настоящее время в этих науках, это — та глубокая перемена, которая происходит в последние годы во всем их способе понимания и истолкования природы.
Вы знаете, что было время, когда человек считал себя центром вселенной. Солнце, луна, планеты и звезды казались ему вращающимися вокруг нашей планеты, а эта планета, на которой жил он сам, — центром творения. Сам же он являлся в своих собственных глазах высшим существом своей планеты, избранником творца. И солнце, и луна, и звезды существовали для него одного; на него было обращено все внимание бога, который наблюдал за малейшими его поступками, останавливал для него движение солнца, парил в облаках и посылал на поля и города дождь или грозу в награду за добродетели или в наказание за преступления жителей. В течение целых тысячелетий человек представлял себе вселенную именно таким образом.
Но в XVI в., когда было доказано, что земля не только не центр вселенной, но не более как песчинка в солнечной системе, не более как шар, гораздо меньший по величине, чем многие другие планеты; что само солнце — это громадное светило по сравнению с нашей землей — есть не более как одна из тех бесчисленных звезд, которые мы видим светящимися на небе и составляющими своей массой Млечный ПутьМ2; — в мироздании людей прошла, как вы знаете, огромная перемена. Каким ничтожным показался тогда человек в сравнении с этой бесконечностью, какими смешными показались его претензии! Изменение космогонических взглядов отразилось на всей философии, на всех общественных и религиозных взглядах того времени. Лишь с той поры начинается то развитие естественных наук, которым так гордимся мы теперь. В настоящее время, однако, во всех отраслях науки происходит еще более глубокая и еще более существенная перемена, и анархизм представляет собою, как вы увидите, не что иное, как одно из многочисленных проявлений этой эволюции, как одну из отраслей этой новой, нарождающейся философии.


Анархия, ее философия, ее идеал
231
* * *
Возьмите любое сочинение по астрономии конца прошлого или начала этого века. Само собою разумеется, что вы не встретите там утверждения, что наша маленькая планета занимает центр вселенной; но зато вы найдете на каждом шагу представление о громадном светиле — Солнце, — управляющем посредством силы притяжения всем нашим планетным миром. От этого центрального светила исходит сила, направляющая движение его спутников и поддерживающая гармонию всей системы. Планеты родятся из некоторой центральной массы, представляя собою, так сказать, не более как продукт ее почкования. И этой центральной массе, место которой заступило теперь наше лучезарное солнце, они обязаны всем: ритмом своих движений, своими искусно распределенными орбитами, жизнью, оживляющей и украшающей их поверхность.
Если какие-нибудь причины стремятся нарушить их течение, заставить их уклониться от своих орбит, центральное светило восста- новляет порядок в системе, охраняя его и обеспечивая таким образом на веки ее существование.
И вот это-то миросозерцание исчезнет в свою очередь, как исчезло старое. Астроном, сосредоточивавший раньше все свое внимание на солнце и крупных планетах, обращается теперь к изучению бесконечно малых, населяющих вселенную. Он видит, что ме- ждупланетные и междузвездные пространства заполнены повсюду мелкими скоплениями вещества — невидимыми и ничтожными, если их рассматривать в отдельности, но всемогущими по своей численности. Из этих скоплений одни довольно велики — как, например, тот болид343, который еще не так давно распространил ужас в Испании; другие, наоборот, весят не более нескольких лотов и золотников344, а вокруг них носятся еще более мелкие, почти микроскопические пылинки и газы, заполняющие собою все пространство.
И именно в этих пылинках, в этих бесконечно малых, несущихся в пространстве по всем направлениям с громадной скоростью, сталкивающихся, сливающихся и распадающихся повсюду и постоянно, именно в них ищет современный астроном объяснения, как происхождения нашей системы — солнца, планет и их


232
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
спутников, — так и движений, свойственных этим различным телам и гармонии во всей солнечной системе. Еще один шаг — и само всемирное тяготение окажется не более как равнодействующей беспорядочных и бессвязных движений этих бесконечно малых, — колебаний атомов, происходящих по всевозможным направлениям.
Таким образом, центр силы, перенесенный раньше с земли на солнце, оказывается теперь раздробленным, рассеянным повсюду: он везде и, вместе с тем, нигде. Мы видим, вместе с астрономом, что солнечные системы суть не более как продукт сложения бесконечно малых; что сила, которую рассматривали прежде, как управляющую всей системой, есть, может быть, сама не более как равнодействующая столкновений этих бесконечно малых; что гармония звездных систем — гармония только потому, что она представляет собою известное приспособление, известную равнодействующую этих бесчисленных движений, слагающихся, заполняющих и уравновешивающих друг друга.
Вся вселенная принимает, при этом новом миросозерцании, иной вид. Представление о силе, управляющей миром, о предустановленном законе и предустановленной гармонии, которую отчасти предвидел Фурье345 и которая есть не что иное, как равнодействующая движений, бесчисленных скоплений вещества, двигающихся независимо один от другого и взаимно поддерживающих друг друга в равновесии.
* * *
И не в одной астрономии происходит такая перемена. То же самое мы видим в философии всех наук без исключения, как тех, которые занимаются природой, так и тех, которые имеют дело с человеком.
В физике исчезают отвлеченные представления о теплоте, магнетизме, электричестве. Когда в настоящее время физика говорит о нагретом или наэлектризованном теле, оно уже не представляется ему в виде безжизненной массы, к которой прилагается неведомая сила. Она старается открыть, как в этом теле, так и в окружающем его пространстве, движения и колебания бесконечно малых атомов, двигающихся по всем направлениям, колеблющихся, живущих и производящих своими колебаниями, своими


Анархия, ее философия, ее идеал
233
столкновениями, своей жизнью все явления теплоты, света, магнетизма или электричества.
В науках, изучающих живые существа, постепенно исчезает понятие о виде и его изменениях, и его место занимает понятие об индивидууме, особи. Ботаник и зоолог изучают индивидуума — его жизнь, его приспособление к среде. Перемены, вызываемые в отдельных особях сухостью или сыростью воздуха, теплом или холодом, обили- лем или недостатком пищи, большей или меньшей чувствительностью к влияниям окружающей среды, ведут к образованию видов. Изменение вида представляет теперь собою для биолога не что иное, как равнодействующую, как сумму изменений, происшедших в каждом индивидууме в отдельности. То, каков вид, зависит от того, каковы составляющие его индивидуумы, испытывающие на себе бесчисленные влияния окружающей среды и реагирующие на эти влияния каждый по-своему.
Точно так же, когда физиолог говорит о жизни какого-нибудь растения или животного, он имеет в виду, скорее, некоторую агломерацию, состоящую из миллионов отдельных индивидуумов, чем единую и нераздельную особь. Он говорит о федерации пищеварительных органов, органов чувств, нервной системы и т. д. — органов, очень тесно связанных между собою, отражающих на себе хорошее или дурное состояние каждого из них, но тем не менее живущих, каждый, своей особой жизнью. В свою очередь, всякий орган, всякая его часть состоит из независимых клеток, соединяющихся друг с другом для борьбы с неблагоприятными для их существования условиями. Каждый индивидуум представляет собою целый мир федераций, заключает в себе целый космос.
В этом мире физиолог находит независимые клетки крови, различных тканей, нервных центров; находит миллиарды белых телец — фагоцитов, направляющихся к тем частям тела, которые задеты микробами, для борьбы с этими врагами. Мало того: в каждой микроскопической клетке он видит теперь целый мир независимых элементов, из которых каждый живет своей жизнью, стремится к своему благу и достигает его, группируясь и соединяясь с другими элементами. Каждый индивидуум, одним словом, представляет собою мир органов, каждый орган — целый мир клеток, каждая клетка — мир бесконечно малых, и в этом сложном мире благосостояние целого зависит вполне от размеров благосостояния, которыми поль¬


234
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
зуются мельчайшие микроскопические частицы организованного вещества. Целый переворот происходит таким образом в философии жизни.
* * *
Но особенно важны последствия этого переворота в области психологии.
Еще совсем недавно психолог говорил о человеке, как о едином и нераздельном целом. Согласно религиозной традиции, он делил людей на добрых и злых, умных и глупых, эгоистов и альтруистов. Представление о душе, как целом, даже существовало еще у материалистов XVIII века.
Но что сказали бы в наше время ученые, если бы психолог заговорил теперь о чем-нибудь подобном? Человек представляет собою теперь для психолога множество отдельных способностей, множество независимых стремлений, равных между собою, функционирующих независимо друг от друга, постоянно уравновешивающих друг друга, постоянно находящихся в противоречии между собою. Взятый в целом, человек представляется современному психологу, как вечно изменяющаяся равнодействующая всех этих разнообразных способностей, этих независимых стремлений мозговых клеток и нервных центров. Все они связаны между собою и влияют друг на друга, но каждый и каждая из них живет своею независимою жизнью, не подчиняясь никакому центральному органу, никакой душе.
* * *
Мне нет надобности входить в дальнейшие подробности: сказанного достаточно, чтобы показать, какое глубокое изменение происходит в настоящее время в области естественных наук. Изменение это заключается не в том, что они изучают теперь такие подробности, которыми пренебрегали раньше. Далеко нет: факты остаются те же, но изменяется самый способ их понимания. Чтобы охарактеризовать в немногих словах это новое направление, мы можем сказать, что прежде наука занималась изучением крупных результатов и крупных сумм (математик сказал бы: интегралов), тогда как теперь она изучает главным образом бесконечно малые величины — т. е. тех индивидуумов, из которых составляются эти суммы и в которых уче¬


Анархия, ее философия, ее идеал
235
ный увидел наконец элементы самостоятельные, индивидуализированные, но в то же время тесно связанные между собою.
Что же касается до гармонии, которую человеческий ум находит в природе и которая есть в сущности не что иное, как проявление известного постоянства явлений, то, несомненно, современный ученый признает ее в настоящее время больше, чем когда бы то ни было; но он уже не стремится объяснить ее действием «законов», созданных по определенному плану, предустановленных какой-то разумною волею.
То, что называлось прежде «естественным законом»346, представляется нам не более как улавливаемым нами отношением между известными явлениями; каждый такой «закон получает теперь условную форму причинности, т. е. «если при таких-то условиях произойдет такое-то явление, то за ним последует другое, такое-то явление». Вне явлений нет закона; каждое явление управляется не законом, а тем явлением, которое ему предшествовало.
В том, что мы называем гармонией природы, не проявляется никакая предвзятая мысль; для ее установления достаточно было случайных столкновений и сочетаний. Одно явление, например, будет существовать в продолжение целых веков, потому что для установления той приспособленности к условиям, того равновесия, которое оно выражает, требовались века; другое явление просуществует лишь одно мгновение, потому что эта временная форма равновесия возникла мгновенно. Если планеты нашей солнечной системы не сталкиваются ежедневно и не разбиваются друг о друга, а существуют в продолжение миллионов веков, то это зависит от того, что они представляют собою такую форму равновесия, на установление которой, как равнодействующей целых миллионов слепых сил, потребовались миллионы веков. Если материки не подвергаются ежегодно разрушению вследствие вулканических сотрясений, то причина этого в том, что тысячи веков понадобились им, чтобы воздвигнуться частица за частицей и принять настоящую свою форму. Напротив того, молния длится одно мгновение, потому что представляет собою минутное нарушение равновесия и внезапное перераспределение еще не уравновешенных сил.
Таким образом, гармония в природе является для нас временным равновесием, устанавливающимся между различными силами, — некоторым временным приспособлением, которое может существо¬


236
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вать лишь при условии постоянного видоизменения, представляя собою в каждый данный момент равнодействующую всех противоположных сил. Стоит только одной из этих сил оказаться стесненной на время в своем действии, и гармония исчезнет. Способность к действию будет тогда постепенно накопляться в данной силе и рано или поздно должна будет проявиться, должна будет обнаружиться. Если другие силы будут ей противодействовать, она все-таки не исчезнет, а нарушит, в конце концов, равновесие и разрушит гармонию, чтобы найти новое равновесие, новую форму приспособления. Так бывает в вулканических извержениях, когда заключенная внутри сила пробивает наконец застывшую лаву, которая мешает выходу газов, расплавленной лавы и раскаленного пепла. Так бывает и в революциях.
* * *
Аналогичное изменение в методах мышления совершается в то же время и в науках, занимающихся человеком.
Мы видим, например, что история, бывшая когда-то историей царств, стремится сделаться историей народов и изучением личностей. Историк стремится узнать, как жили в данную эпоху члены той или другой нации, каковы были их верования, их средства существования, какой общественный идеал рисовался в их воображении и какими средствами они обладали для его достижения. Именно действие всех этих сил, прежде оставлявшихся без внимания, даст ключ к истолкованию великих исторических явлений.
Точно так же ученый, занимающийся правом, уже не довольствуется изучением того или иного свода законов. Подобно этнологу, он стремится отыскать зарождение последовательного ряда учреждений — стремится проследить их развитие в течение ряда веков, причем занимается не столько писаным законом, сколько местными обычаями, тем «обычным правом», в котором во все эпохи находило себе выражение созидательное творчество безвестных народных масс. В этом направлении вырабатывается теперь совершенно новая отрасль науки, которая разрушит со временем все существующие понятия, внушаемые нам в школе, и объяснит историю таким же образом, как естественные науки объясняют природу.
Наконец, политическая экономия, бывшая в начале своего существования изучением богатства народов, становится теперь изучением богатства личностей. Она интересуется не столько тем, ведет ли


Анархия, ее философия, ее идеал
237
данная нация крупную внешнюю торговлю, сколько тем, есть ли до- статочно хлеба в хижине крестьянина и рабочего? Она стучится во все двери — в дворцы и в трущобы, — спрашивая как у богатого, так и у бедного: «В какой степени удовлетворены ваши потребности в необходимом и в предметах роскоши?» И, убедившись, что у девяти десятых человечества не удовлетворены даже самые настоятельные потребности, она ставит себе тот же вопрос, который поставил бы себе физиолог, изучающий какое-нибудь животное или растение, а именно: «Каким путем возможно удовлетворить потребностям всех с наименьшей тратой сил? Каким образом может общество обеспечить каждому, а следовательно, и всем, наибольшую сумму благосостояния и счастья?» В этом именно направлении происходит изменение экономической науки, которая так долго была простым перечислением явлений, истолкованных в интересах меньшинства богатых, а теперь стремится сделаться (или, вернее, вырабатывает нужные для этого элементы) наукой в настоящем смысле слова, т. е. физиологией человеческих обществ.
* * *
По мере того, как в науке вырабатывается, таким образом, новая общая точка зрения, новая философия, мы видим, что и понятие об обществе становится совершенно иным, чем оно было до сих пор. Под именем анархизма возникает новый способ понимания прошедшей и настоящей жизни обществ и новый взгляд на их будущее, причем и то и другое проникнуто тем же духом, о котором мы говорили только что по поводу изучения природы. Анархизм является, таким образом, одной из составных частей нового миросозерцания, и вот почему анархист имеет так много точек соприкосновения с величайшими мыслителями и поэтами нашего времени.
В самом деле: по мере того как человеческий ум освобождается от понятий, внушенных ему меньшинством, стремящимся упрочить свое господство и состоящим из духовенства, войска, судебных властей и ученых, оплачиваемых из старания увековечить это господство, по мере того как он сбрасывает с себя путы, наложенные на него рабским прошлым, — вырабатывается новое понятие об обществе, в котором уже нет места такому меньшинству. Перед нами рисуется уже общество, овладевающее всем общественным капиталом, накопленным трудом предыдущих поколений и организующееся


238
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
так, чтобы употребить этот капитал на пользу всех, не создавая вновь господствующего меньшинства. В это общество входит бесконечное разнообразие личных способностей, темпераментов и сил, оно никого не исключает из своей среды. Оно даже желает борьбы этих разнообразных сил, так как оно сознает, что эпохи, когда существовавшие разногласия обсуждались свободно и свободно боролись, когда никакая установленная власть не давила на одну из чашек весов, были всегда эпохами величайшего развития человеческого ума.
Признавая за всеми своими членами одинаковое фактическое право на все сокровища, накопленные прошлым, это общество не знает деления на эксплуатируемых и эксплуататоров, управляемых и управляющих, подчиненных и господствующих, а стремится установить в своей среде известное гармоническое соответствие — не посредством подчинения всех своих членов какой-нибудь власти, которая считалась бы представительницей всего общества, не попытками установить единообразие, а путем призыва людей к свободному развитию, к свободному почину, к свободной деятельности, к свободному объединению.
Такое общество непременно стремится к наиболее полному развитию личности, вместе с наибольшим развитием добровольных союзов — во всех их формах, во всевозможных степенях, со всевозможными целями, — союзов, постоянно видоизменяющихся, носящих в самих себе элементы своей продолжительности и принимающих в каждый данный момент те формы, которые лучше всего соответствуют разнообразным стремлениям всех. Это общество отвергает всякую предустановленную форму, окаменевшую под видом закона; оно ищет гармонии в постоянно изменчивом равновесии между множеством разнообразных сил и влияний, из которых каждое следует своему пути и которые все вместе, именно благодаря этой возможности свободно проявляться и взаимно уравновешиваться, и служат лучшим залогом прогресса, давая людям возможность проявлять всю свою энергию в этом направлении.
Такое представление об обществе и такой общественный идеал, несомненно, не новы. Изучая историю народных учреждений — родового строя, деревенской общины, первоначального ремесленного союза, или «гильдии», и даже средневекового городского народоправства в первые времена его существования, мы находим повсюду стремление народа к созданию обществ именно этого характера, —


Анархия, ее философия, ее идеал
239
стремление, которому, конечно, всегда препятствовало господствовавшее меньшинство. Все народные движения носят на себе более или менее этот отпечаток; так, у анабаптистов347 и у их предшественников мы находим ясное выражение этих самых идей, несмотря на религиозный способ выражения, свойственный тому времени. К несчастью, до конца прошлого века к этому идеалу примешивался всегда церковный элемент, и только теперь он освободился из религиозной оболочки и превратился в понятие об анархическом обществе, основанное на изучении общественных явлений.
Только теперь идеал такого общества, где каждым управляет исключительно его собственная воля (которая есть, несомненно, результат испытываемых каждым индивидуумом общественных влияний), только теперь этот идеал является одновременно в своей экономической, политической и нравственной форме, опираясь на необходимость коммунизма, который в силу чисто общественного характера нашего производства становится неизбежным для современных обществ.
* * *
В самом деле, мы очень хорошо знаем теперь, что, пока существует экономическое рабство, нечего толковать о свободе. Слова поэта:
Не говори мне о свободе:
Бедняк останется рабом!
теперь уже проникли в умы рабочих масс, во всю литературу нашего времени; они подчиняют себе даже тех, кто живет чужой бедностью, лишая их той самоуверенности, с которой они заявляли прежде о своем праве на эксплуатацию других.
Что современная форма присвоения общественного капитала не должна более существовать — в этом согласны миллионы социалистов Старого и Нового Света. Даже сами капиталисты чувствуют, что эта форма умирает, и уже не решаются защищать ее с прежней смелостью. Вся их аргументация сводится уже, в конце концов, к тому, что мы не придумали еще ничего лучшего. Но ни отрицать гибельных последствий существующих форм собственности, ни защищать свое право на нее они уже не решаются. Они пользуются этим пра¬


240
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вом, пока им это позволяют, но не стремятся уже основать его на каком-нибудь принципе.
И это вполне понятно.
Возьмите, например, Париж — город, представляющий собой творчество стольких веков, продукт гения целой нации, результат труда двадцати или тридцати поколений. Можно ли уверить жителей этого города, постоянно работающих для его украшения, для его оздоровления, для его прокормления, для доставления ему лучших произведений человеческого гения, для того, чтобы сделать из него центр мысли и искусства; можно ли уверить того, кто создает все это, что дворцы, украшающие улицы Парижа, принадлежат по справедливости тем, кто является в настоящее время их законными собственниками, в то время как вся ценность их создается нами всеми и без нас равнялась бы нулю.
Усилиями ловких воспитателей народа этот обман может еще поддерживаться в течение некоторого времени. Над ним могут не задумываться даже сами рабочие массы. Но как только меньшинство мыслящих людей подняло и поставило перед всеми этот вопрос, в ответе на него уже не может быть сомнения, и народный ум отвечает: «Конечно, если отдельные люди присвоили себе лично все эти богатства, то — только ограбивши всех».
Точно так же можно ли убедить крестьянина в том, что та или другая земля, принадлежащая помещику, принадлежит ему по законному праву, когда этот крестьянин может рассказать историю каждого кусочка земли на двадцать верст в окружности? Можно ли, наконец, уверить его в том, что лучше, чтобы такая-то земля была под парком и усадьбой у такого-то помещика, тогда как кругом есть столько крестьян, которые с радостью взялись бы ее пахать?
Возможно ли, наконец, заставить заводского рабочего или рудокопа поверить тому, что завод и копи принадлежат по истинной справедливости их теперешним хозяевам, тогда как и рабочий и рудокоп уже начинают понимать смысл всех этих громадных грабежей и захватов железных дорог и угольных копей и узнают понемногу, какими путями законного грабежа богатые господа забирают земли и заводы.
Да и верили ли в сущности когда-нибудь народные массы во все эти увертки экономистов, старавшихся не столько убедить рабочих, сколько уверить самих богачей в законности их захватов. Подавлен¬


Анархия, ее философия, ее идеал
241
ные нуждой и не находя себе никакой поддержки в обеспеченных классах общества, крестьяне и рабочие просто предоставляли вещи их собственному течению, лишь от времени до времени заявляя о своих правах восстаниями. И если городские рабочие могли еще когда-то думать, что придет время, когда частное владение капиталом послужит, может быть, к общей пользе, накопляя массы богатств и делясь ими со всеми, то теперь и это заблуждение исчезает, как многие другие. Рабочий начинает убеждаться, что он как был, так и остался обездоленным: что для того, чтобы вырвать у своих хозяев хоть бы малейшую частицу накопленных его усилиями богатств, ему приходится прибегать либо к бунту, либо к стачке, т. е. голодать и рисковать тюрьмой, а не то и попасть под пули императорских, королевских или республиканских войск
Вместе с тем проявляется все яснее и яснее еще и другой, более глубокий, недостаток существующего порядка. Он заключается в том, что при существовании частной собственности, когда все предметы, нужные для жизни и для производства, — земля, жилища, пищевые продукты, орудия труда, находятся в руках немногих, эти немногие постоянно мешают выращивать хлеб, строить дома, ткать и вообще — производить всего столько, сколько нужно, чтобы доставить достаток каждому. Рабочий смутно сознает, что наша техника, наши машины настолько могущественны, что могли бы доставить всем всего вволю, но что капиталисты и государство мешают этому повсюду. Им не нужно, чтобы крестьяне и рабочие имели всего вдоволь: они боятся этого. С сытыми труднее справляться, чем с голодными.
Мы не только не производим хлеба, всякой пищи, всякого платья и прочего больше, чем нужно, чтобы всем хватало вдоволь; но мы далеко не производим того, что обязательно необходимо.
В современных государствах, когда крестьянин смотрит на помещичьи необработанные поля, на их усадьбы и сады, охраняемые судьями и урядниками, он отлично понимает это; недаром он думает о том, как хорошо было бы распахать эти пустыри и выращивать на них хлеб, которого не хватает по деревням.
Когда углекопу приходится сидеть три дня в неделю сложа руки, — а в Англии это делается постоянно, как только цены на каменный уголь начинают падать, — он думает о том, сколько угля он мог бы добыть и как хорошо было бы, если бы в каждой семье было бы чем топить печь.


242
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Точно так же, когда на заводе нет работы и рабочему приходится слоняться без дела, и он встречает каменщиков, тоже слоняющихся без работы, сапожников, жалующихся на безработицу, и т. д. — он отлично понимает, что в обществе что-то не ладно. Он знает, что столько народа живет в самых отчаянных трущобах, что ребятишки ходят босиком — и что все это нужно рабочему. Да только кто-то мешает людям все это строить и делать, и все для того, чтобы трущобу сдать за дорогую цену, а голодного рабочего загнать на фабрику за самое скудное жалованье.
Когда господа ученые пишут толстые книги о том, что слишком много вырастили хлеба и наткали миткалей, и объясняют именно этой причиной плохие времена на фабриках, они, в сущности, очень затруднились бы ответом, если бы мы их попросили назвать, чего это в Англии, во Франции, в Германии или в России так уже много, что его уже и делать нечего. Сколько хлеба везут каждый год из России, а между тем известно, что если бы весь хлеб, выращенный в России, оставался в самой России — весь как есть, — то и тогда его было бы круглым счетом всего 10 пудов на душу в год, т. е. ровно столько, сколько нужно, чтобы никто не голодал. Леса, что ли, много, когда пол-России живет так тесно в избах, что по десять человек спят в одной комнате? Или домов слишком много в городах? Дворцов, точно, многовато, а квартир порядочных для рабочих — живет опять-таки по пяти и десяти человек в одной комнате. Или книг слишком много, когда целые миллионы людей живут, не видя за год ни одной книги... Одного только действительно производится слишком много — в тысячу раз больше, чем сколько их нужно: это — чиновников. Этих, точно, фабрикуют слишком, слишком много; только об этом товаре что-то не пишут в ученых книгах. А между тем — чем не товар! Покупай, кто хочет!
То, что ученые называют «перепроизводством», есть в сущности то, что производится всякого товара больше, чем могут купить рабочие, разоряемые хозяевами и государством. Так оно и быть должно при теперешнем устройстве, потому что — как было замечено еще Прудоном — рабочие не могут одновременно покупать на свою заработанную плату то, что они производят, и в то же время доставлять обильную пищу всей армии тунеядцев, которая сидит у них на шее.
По самой сущности современного экономического устройства рабочий никогда не сможет пользоваться теми благами, которые


Анархия, ее философия, ее идеал
243
составляют продукт его труда; и число тех, которые живут за его счет, будет все увеличиваться. Чем развитее страна в промышленном отношении, тем больше это число, потому что европеец эксплуатирует также при этом множество азиатов, африканцев и т. д. Вместе с тем промышленность направляется, и неизбежно должна направляться, не на то, в чем чувствуется недостаток для удовлетворения потребностей всех, а на то, что в данную минуту может принести наиболее крупные барыши хозяевам. Избыток у богатых неизбежно строится на бедности рабочих, и это бедственное положение большинства необходимо для того, чтобы всегда были рабочие, готовые продать себя и работать, получая только часть того, что они способны наработать. Иначе капиталист и не мог бы богатеть. А ему только это и нужно.
Эти отличительные черты нашего экономического строя составляют самую сущность его. Без них он не мог бы существовать. Кто, в самом деле, стал бы продавать свою рабочую силу за цену меньшую, чем то, что она может выработать, если бы его не принуждал к тому страх голода?
Но эти-то существенные обязательные черты нашего строя и заключают в себе самое решительное его осуждение.
* * *
До тех пор, пока Англия и Франция являлись первыми в промышленности среди других народов, отсталых в смысле технического развития; пока они могли продавать свои бумажные и шерстяные ткани, свои шелка, свое железо, свои машины, а также целый ряд предметов роскоши, по таким ценам, которые давали им возможность обогащаться на счет своих покупателей, — до тех пор можно было поддерживать в рабочем ложную надежду на то, что и ему достанется когда-нибудь более или менее крупная часть добычи. Но теперь эти условия исчезают. Народы, бывшие отсталыми тридцать лет тому назад, стали в свою очередь производить в крупных размерах бумажные и шерстяные ткани, шелк, машины и предметы роскоши. В некоторых отраслях промышленности они обогнали даже англичан и французов и, не говоря уже о торговле в отдаленных странах, где они вступают в соперничество со своими старшими братьями, начинают уже соперничать с ними и на их собственных рынках. За последнее время Германия, Швейцария,


244
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Италия, Соединенные Штаты, Австрия, Россия и Япония сделались странами крупной промышленности. За ними идут Мексика, Индия, даже Сербия, что же будет, когда и китайцы начнут подражать японцам и также начнут наводнять всемирный рынок своими ситцами, шелками, железом и машинами?
Оттого промышленные кризисы, т. е. времена застоя, приходят все чаще и чаще и длятся дольше, а в некоторых отраслях производства становятся чуть не постоянными. Оттого также европейцам все более и более приходится воевать из-за рынков на востоке и в Африке, и оттого также европейская война, т. е. драка европейцев из-за рынков, не переставая, висит угрозою над головами всех европейских народов, разоряя их вооружениями. Если до сих пор эта война еще не разразилась, то это зависит, может быть, только от того, что крупным финансистам (которые торгуют деньгами) выгодно, чтобы государства лезли все дальше и дальше в долги. Но если только эти ростовщики увидят выгоду в войне, то они и натравят толпы людей друг на друга и заставят их убивать друг друга, лишь бы финансовые цари могли тем временем богатеть.
В современном экономическом строе все тесно связано, все тесно переплетается между собою и все ведет к неизбежному падению окружающей нас промышленной и торговой системы. Ее дальнейшая жизнь исключительно вопрос времени, и это время можно считать уже не веками, а годами. Но если это вопрос времени, то вместе с тем оно и вопрос нашей собственной энергии. Лентяи не создают историю: они пассивно терпят ее!
* * *
Вот почему во всех цивилизованных странах образуются такие значительные группы людей, энергически требующих возвращения обществу всех богатств, накопленных трудами предыдущих поколений. Обобществление (земли, угольных копей, заводов и фабрик, жилых домов, средств передвижения и т. д.) стало общим боевым кличем этих партий, и преследование — излюбленное средство богатых и правящих классов — уже не может предотвратить торжество восставшего ума. И если миллионы рабочих еще не двинулись до сих пор и не отняли силою у хищников землю и заводы, то только потому, что они ждут удобной минуты — вроде той, которая представилась в 1848 году, — чтобы броситься на разрушение существующего


Анархия, ее философия, ее идеал
245
строя, встречая повсюду поддержку со стороны международного движения.
Такой момент не замедлит представиться. С 1872 года, т. е. с того времени, как Международный Союз рабочих был разгромлен правительствами348 — и даже в особенности с того времени, — идея международной связи между рабочими сделала громадные успехи — успехи, в которых даже самые сторонники Международного Союза иногда не отдают себе отчета. Связь установилась на деле, в мыслях, в чувствах, в постоянных международных сношениях, в то время как плутократии — английская, французская, немецкая, русская — враждуют между собою и ежеминутно могут довести Европу до вооруженного столкновения. Несомненно одно: в тот день, когда во Франции снова будут провозглашены коммуны и начнется социальная революция, Франция снова встретит у народов всего мира, в том числе и у немецкого, итальянского и английского, ту симпатию, которой она пользовалась у народов Европы в 1848 и в 1793 годах. И если Германия, которая, кстати сказать, ближе к республиканской революции, чем это думают, выкинет знамя этой революции — к сожалению, якобинской — и бросится в движение со всем пылом, свойственным стране молодой и переживающей (как переживает теперь Германия) восходящий период своего развития, она встретит во Франции полное сочувствие и поддержку со стороны народа, который умеет любить смелых революционеров всех наций и ненавидит высокомерную плутократию. Нечего и говорить, что, если даже эти две враждующие нации сойдутся по-братски в момент революции, то всякое революционное движение в Италии, Испании, Австрии или в России откликнется в сердцах рабочих всего мира.
Многие причины мешают до сих пор этому неизбежному революционному взрыву в Европе. До некоторой степени опасность войны не дает Франции выступать резко и определенно на революционный путь и отвлекает ее внимание, направляя его на ложно-патриотическую дорогу. Но есть еще, мне кажется, другая, более глубокая причина, на которую я хотел бы обратить ваше внимание. Многочисленные признаки указывают нам на то, что во взглядах наших социалистов происходит в настоящую минуту глубокая перемена, схожая с той, которую я наметил вначале, говоря о науке вообще. И неопределенность воззрения самих социалистов насчет общественной организации, к которой следует стремиться, ослабляет до известной


246
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
степени их энергию. При своем зарождении, в сороковых годах, социализм является в форме подначального коммунизма, в форме единой и нераздельной республики, диктатуры и правительственного якобинства, перенесенного на экономическую почву. Таков был идеал того времени. И социалист тех годов, был ли он христианин или свободомыслящий, одинаково готов был подчиниться всякому сильному правительству, даже империи, лишь бы только оно взялось за перестройку экономических отношений на пользу рабочих.
Но за последние пятьдесят лет в умах произошло глубокое изменение, особенно среди латинских народов и в Англии. Рабочие стали смотреть враждебно на правительственный и на церковный коммунизм, вследствие чего и появилось в Международном Союзе рабочих новое направление — коллективизм. Коллективизм обозначал вначале коллективную, т. е. общественную собственность орудий труда (не считая, однако, предметов, необходимых для жизни), и право каждой отдельной группы принимать для своих членов какой ей будет угодно способ распределения: коммунистический или индивидуальный. Владеем мы, стало быть, фабрикой, землей, железной дорогой и т. д. сообща и работаем сообща артелями; но каждая артель вольна по-своему распоряжаться тем, что она заработала: либо устроиться общим хозяйством и жить сообща, либо делить свой заработок, как она сама рассудит лучше. Вот что тогда (в самом начале семидесятых годов) называлось коллективизмом и по сию пору называется в Испании среди анархистов. Книга Гильома449 «Общий взгляд на социальную организацию» содержит прекрасное изложение этой системы, как она понималась тогда и проповедовалась анархистами, в противность государственному коммунизму, за который стояли марксисты. Мало-помалу французские социал-демократы переделали, однако, коллективизм в нечто вроде сделки между коммунизмом и государственным капитализмом (государство — главный капиталист); так что в настоящее время коллективисты стремятся к общей собственности на все то, что служит для производства, но хотят в то же время, чтобы каждый получал вознаграждение за свой труд — смотря по тому, сколько часов он проработал, — в виде чеков или расписок, где напечатано: «пять, десять, 20 часов труда». На эти чеки можно будет покупать в общественных магазинах все товары, которые в свою очередь будут тоже расцениваться по количеству часов, сколько потребно, чтобы выработать всякий товар. Так, например,


Анархия, ее философия, ее идеал
247
если на то, чтобы вырастить сто четвертей ржи, нужно, скажем, проработать (средним числом) четыреста часов, то четверть ржи будет стоить 4 часа; пуд каменного угля обойдется, примерно, полчаса, а фунт мыла будет стоить, скажем, пять минут.
Если подумать хорошенько, то вы увидите, что коллективизм сводится, в сущности, к следующему:
— частный (неполный) коммунизм по отношению к средствам производства и к воспитанию и в то же время конкуренция между личностями и группами из-за хлеба, жилищ и одежды;
— индивидуализм по отношению к произведениям человеческого ума и произведениям искусства;
— и, наконец, как поправка неудобств этой системы — общественная помощь детям, больным и старикам.
Одним словом, мы видим здесь ту же борьбу за существование, лишь несколько смягченную благотворительностью, т. е. все то же применение церковно-военного правила: «сначала изрань людей, а затем лечи их», и все тот же простор для полицейского сыска с целью узнать, нужно ли предоставить каждое лицо в борьбе за существование самому себе или же ему должна быть оказана государственная помощь.
Идея чеков, как вы знаете, не нова: ее применял еще Роберт Оуэн, а потом Прудон. Теперь она получила новое название — «научного социализма».
Нужно, однако, заметить, что эта теория плохо прививается к народным массам, которые точно предчувствуют все ее неудобства, чтобы не сказать всю ее неосуществимость.
Во-первых, время, употребленное на какой-нибудь труд, еще не дает мерила общественной полезности этого труда, и все теории ценности — от Адама Смита350 до Маркса351, — пытавшиеся основаться только на стоимости производства, высчитанной в затраченном труде, не могли до сих пор разрешить вопроса о ценности. Раз только происходит обмен, ценность предмета становится сложной величиной, зависящей, главным образом, от того, в какой степени она удовлетворяет потребностям не индивидуума, как прежде думали некоторые политико-экономы, а всего общества, взятого в целом.
Ценность есть явление общественное. Будучи результатом обмена, она имеет двойственный характер, представляя, с одной стороны, известное лишение, а с другой стороны, известное удовлетворение,


248
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
причем и та и другая стороны должны рассматриваться не как индивидуальное, а как общественное явление.
Затем, наблюдая недостатки современного экономического строя, мы видим — и рабочие это отлично понимают, — что сущность его заключается в том, что рабочий поставлен в необходимость продавать свою рабочую силу. Не имея возможности прожить двух недель без работы, поставленный государством в невозможность воспользоваться своей силой и приложить ее к какому-нибудь полезному труду, не продавши ее барину, фабриканту или тому же государству, рабочий вынужден — силою, голодом — отказаться от тех выгод, которые мог бы принести ему его труд. Он отдает хозяину львиную долю того, что он вырастит или сработает; и притом он приносит в жертву свою свободу и даже право высказывать свое мнение о полезности того, что он производит, и о способе производства.
Накопление капитала зависит, таким образом, не от его способности поглощать прибавочную стоимость (само понятие о прибавочной стоимости уже включает недодачу, т. е. эксплуатацию), а от того, что рабочий поставлен в необходимость продавать свою рабочую силу, зная очень хорошо, что он не получит всего того, что она произведет: что его интересы не будут соблюдены, что он станет по отношению к покупателю рабочей силы в положение низшее. Если бы этого не было, если бы миллионы обезземеленных и обездоленных рабочих не были вынуждены закабалять себя на невыгодных условиях, капиталист никогда и не мог бы купить или нанять рабочую силу. Катковская партия крепостников и московских фабрикантов только о том и хлопочет, как бы обезземелить крестьян и обратить миллионы населения (вдесятеро больше, чем их нужно на все фабрики) в голодных и обездоленных батраков, которых можно закабалить за грош. Отсюда следует, что для перестройки существующего порядка нужно уничтожить саму его причину, т. е. самый факт продажи и купли рабочей силы, а не одни его последствия, т. е. капитализм.
Рабочие смутно понимают это; все чаще и чаще они говорят теперь, что, если социальная революция не начнет с захвата всех средств жизни, т. е. с «распределения», как говорят экономисты, и не обеспечит каждому все необходимое для жизни, т. е. жилище, пищу и одежду, то это будет все равно, как если бы ничего не было сделано. И мы знаем также, что при наших могущественных средствах производства такое обеспечение вполне возможно. Если же рабочий


Анархия, ее философия, ее идеал
249
останется рабочим наемным, то он останется рабом того, кому вынужден будет продавать свою рабочую силу — все равно, будет то частное лицо или государство.
Точно так же народный ум, т. е. сумма всех бесчисленных мнений, возникающих в головах людей, предвидит, что если роль хозяина в покупке рабочей силы и в наблюдении за нею возьмет на себя государство, то результатом этого явится опять-таки самое отвратительное крепостничество. Человек из народа рассуждает не отвлеченностями, а прямо фактами повседневной жизни. Он чувствует поэтому, что то государство, о котором болтают в книгах, явится для него в форме несметных чиновников, взятых из числа его бывших товарищей по работе, а что это будут за люди — он слишком хорошо знает по опыту. Он знает, чем становятся отличные товарищи, раз они сделались начальством, и он стремится к такому общественному строю, в котором настоящее зло не было бы заменено новым, а совершенно уничтожено.
Вот почему коллективизм так-таки никогда и не мог увлечь народных масс, которые в конце концов приходят к коммунизму, но к коммунизму, все более и более освобождающемуся от церковной и якобинской окрасок сороковых годов, т. е. к коммунизму свободному, анархическому.
Мало того. Оглядываясь назад на все то, что мы пережили за последнюю четверть века в европейском социалистическом движении, я положительно убежден, что современный социализм вынужден непременно сделать шаг вперед в направлении к свободному коммунизму и что до тех пор, пока он этого не сделает, та неопределенность в умах массы, о которой я только что говорил, будет задерживать дальнейшие успехи социалистической пропаганды.
Мне кажется, что силою вещей социалист вынужден признать, прежде всего, что материальное обеспечение существования всех членов общества должно быть первым актом социальной революции. Но вместе с тем ему приходится сделать и еще один шаг, а именно признать, что такое обеспечение должно быть достигнуто не при помощи государства, а совершенно вне его, помимо его вмешательства.
* * *
Что общество, взявши в свои руки все накопленные богатства, может свободно обеспечить всем довольство, под условием четырех


250
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
или пяти часов в день физического труда в области производства, — в этом согласны все те, кто только думал об этом вопросе. Если бы каждый человек привыкал с детства знать, откуда берется хлеб, который он ест, дом, в котором он живет, книга, по которой он учится, и т. д., и если бы каждый привыкал соединять умственный труд с трудом физическим, в какой бы то ни было отрасли производства, — общество могло бы легко достигнуть этого, даже помимо расчета на упрощения в способах производства, которые принесет нам более или менее близкое будущее.
В самом деле, достаточно подумать только о том, какое невообразимое количество сил тратится в настоящую минуту задаром, чтобы представить себе, как много могло бы получать всякое образованное общество, как мало труда потребовалось бы для этого от каждого человека и какие грандиозные дела могло бы такое общество предпринимать — дела, о которых теперь не может быть даже и речи. К сожалению, метафизическая политическая экономия никогда не занималась тем вопросом, который должен был бы составлять всю ее сущность, т. е. вопросом об экономии сил.
В кругу общественных наук есть, конечно, место для науки политической экономии. Но эта наука, когда ее начнут разрабатывать, будет совсем непохожа на теперешнюю. Она займет место физиологии общества. Физиология растений (физиология питания, размножения) изучает, какими приспособлениями пользуются растения, чтобы достигать наибольших результатов (сохранение особи и вида) при наименьшей затрате энергии; физиология общества то же сделает для общества и, изучив эти приспособления и сравнив их с их результатами, скажет: такие-то приспособления представляют наибольшую экономию энергии при наибольшей жизненности особи и вида, а такие-то — безумную трату сил. Такие-то не экономны, но полезны тем-то. Сочинять же метафизические трилогии насчет развития общества и открывать законы, не подозревая даже условности всякого так называемого закона природы, — значит делать то, что делали геология и физиология, когда они еще не были науками. Оно, может быть, и нужно, только науки политической экономии еще не существует.
Относительно возможности для коммунистического общества быть богатым, при нашей современной, могучей технике, сомнения быть не может. Сомнение является только в вопросе о том, может ли


Анархия, ее философия, ее идеал
251
существовать подобное общество без полного подчинения личности контролю государства и не требуется ли, для достижения материального благосостояния, чтобы европейские общества принесли в жертву даже ту незначительную свободу, которую им удалось, ценою стольких жертв, завоевать в продолжение нашего века?
Одна часть социалистов утверждает, что этого результата можно достигнуть не иначе, как принеся свободу в жертву на алтарь государства. Другая же, к которой принадлежим мы, думает, наоборот, что возможно достигнуть коммунизма, т. е. владеть сообща всем нашим общественным наследием и производить сообща все богатства, — только путем уничтожения государства, завоевания полной свободы личности, добровольного соглашения и совершенно свободного соединения в союзы и в федерации союзов.
Этот вопрос стоит в настоящую минуту на первом плане, и на этот вопрос социализм должен дать тот или другой ответ немедленно, если не хочет, чтобы все его усилия оказались бесплодными.
Рассмотрим же его со всем тем вниманием, которого он заслуживает.
* * *
Каждый социалист легко вспомнит, как много предрассудков жило в нем в то время, когда он впервые услыхал или подумал сам, что уничтожение частной собственности на землю и капитал становится исторической необходимостью.
То же самое происходит в настоящее время с человеком, которому в первый раз приходится слышать, что уничтожение государства с его законами, со всей его системой управления, со всем его объединением точно так же становится исторической необходимостью, что уничтожение капитализма невозможно без разрушения государства.
Эта мысль, бесспорно, противна всем понятиям, привитым нам нашим воспитанием — воспитанием, которым (не мешает помнить) руководят в своих выгодах церковь и государство.
Мы так много учились и читали о необходимости власти, так запуганы и боимся самих себя (христианство) и еще более того «неразумной толпы» (история), мы так много наслышаны об ужасах бунтов, беспорядков «хаоса», «анархии», что мысль безвластия нас пугает с первого раза.


252
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Но становится ли от этого мысль безвластия менее справедливой? И раз мы принесли уже в жертву своего освобождения столько предрассудков относительно хозяина, собственности, религии — остановимся ли мы перед предрассудком государства?
* * *
Я не стану вдаваться в критику государства; это сделано было уже много раз. Точно так же я не стану рассматривать и его историческую роль и сошлюсь на другую мою работу («Государство и его роль в истории»). Я ограничусь несколькими общими замечаниями.
Прежде всего, в то время как человеческие общества существуют с самого начала появления на земле человека, государство представляет собою, напротив, форму общественной жизни, создавшуюся лишь очень недавно у наших европейских обществ. Человек существовал уже в течение целых тысячелетий, прежде чем образовались первые государства: Греция и Рим процветали уже целые века до появления македонской352 и римской353 империй, а для нас, современных европейцев, государства существуют, собственно говоря, только с XVI века. Именно тогда завершилось уничтожение свободных общин и создалось то общество взаимного страхования между военной и судебной властью, землевладельцами и капиталистами, которое называется государством.
Лишь в шестнадцатом веке был нанесен решительный удар преобладавшим до того представлениям о городской и сельской независимости свободных союзов и организаций, свободной на всех ступенях федерации независимых групп, отправлявших все те обязанности, которые теперь государство захватило в свои руки. Лишь после поражения крестьянских, гуситского и анабаптистского движений и после покорения вольных городов союз между церковью и зарождавшеюся королевской властью положил конец федеративной вольной организации. Между тем это устройство просуществовало с девятого по пятнадцатый век и дало тот замечательный период свободных средневековых городов, создавших целую новую и могучую цивилизацию, характер которой так хорошо уловили Огюстен Тьерри и Сисмонди354 — историки, к сожалению, слишком мало читаемые в наше время.
Известно, каким образом это соглашение между дворянином, священником, купцом, судьею, солдатом и королем упрочило свое


Анархия, ее философия, ее идеал
253
господство. Все свободные союзы, существовавшие в средневековой городской и деревенской общине, — все гильдии, все союзы ремесленников, мастеров и подмастерий, братства, подсоседства и т. д., — были уничтожены повсеместно: королями в Англии, Франции, Испании, Италии и Германии, московскими царями в России. Земли, принадлежавшие общинам, были отданы на разграбление; богатства, составлявшие собственность гильдий, были конфискованы; всякое свободное соглашение между людьми подвергалось безусловному и жестокому запрещению. Чтобы установить свое господство, чтобы получить возможность управлять потом лишь стадами, не имевшими между собою никакой прямой связи, Церковь и Государство не останавливались ни перед чем: убийство тайное, в одиночку и массовое, колесование, виселица, меч и огонь, пытка, выселение целых городов — все было пущено в ход. Вспомните о сотне слишком тысяч крестьян, перебитых в Голландии, о другой сотне тысяч убитых на войне и в Швейцарии, о зверствах Ивана Грозного в Новгороде355...
* * *
Только теперь, только в последние двадцать лет мы начинаем отвоевывать путем борьбы и революции некоторые крохи тех прав на вольные артели и всевозможные союзы, которыми пользовались средневековые ремесленники и крестьяне, даже крепостные.
Мы опять начинаем отвоевывать эти права, и если вы вглядитесь в жизнь современных цивилизованных народов — книги не говорят об этом, но присмотритесь к жизни, — вы увидите, что господствующее стремление нашего времени есть стремление к образованию тысяч всевозможных союзов и обществ для удовлетворения самых разнообразных потребностей современного человека.
Вся Европа покрывается добровольными союзами с целью изучения, обучения промышленности, торговли, науки, искусства и литературы, с целями эксплуатации и с целью ограждения от эксплуатации, с целью развлечения и серьезной работы, наслаждения и самопожертвования, — одним словом, для всего того, что составляет жизнь деятельного и мыслящего существа. Мы находим эти постоянно возникающие общества во всех уголках политической, экономической, художественной и умственной жизни Америки и Европы. Одни из них быстро исчезают, другие живут уже десятки лет, и все они стремятся, сохраняя независимость каждой группы, кружка, от¬


254
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
деления или ветви, соединиться друг с другом, сплотиться, образовать между собою федерации в каждой стране и международные и охватить все существование цивилизованного человека сетью перекрещивающихся и переплетающихся нитей. Эти общества насчитываются уже десятками тысяч и охватывают миллионы людей, а между тем не прошло еще и пятидесяти лет с тех пор, как Церковь и Государство стали терпеть некоторые — только еще некоторые из них.
Повсюду эти общества захватывают то, что прежде считалось обязанностью государства, и стремятся заменить деятельность его объединенной, чиновничьей власти деятельностью добровольною. В Англии мы находим даже общества страхования от воровства, общества спасания на водах, общества добровольных защитников страны, общества для защиты берегов и т. д. без конца. Государство стремится, конечно, взять всякое такое общество под свою опеку и превратить его в орудие упрочения своей власти, и иногда это ему удается (Красный Крест356); но первоначальная цель всех этих обществ — обходиться без государства. Не будь Церкви и Государства, свободные общества давно охватили бы область образования и воспитания, уже, конечно, давали бы лучшее образование, чем то ложное образование, которое дает — далеко не всем — государство. Впрочем, вольные общества уже начинают вторгаться и в эту область и уже оказывают в ней свое влияние, несмотря на все препятствия.
При виде того, как много делается в этом направлении, помимо государства и наперекор ему (так как оно старается сохранить за собою господство, завоеванное им в течение трех последних столетий), при виде того, как добровольные союзы захватывают понемногу все и останавливаются в своем развитии, только уступая силе государства, мы волею-неволею должны признать, что здесь проявляется могучее стремление и пробивается новая сила современного общества. И мы можем тогда с полным правом поставить следующий вопрос: «если через пять, десять, двадцать лет — все равно — восставшим рабочим удастся сломить силу названного общества взаимного страхования между собственниками, банкирами, священниками, судьями и солдатами; если народ станет на несколько месяцев хозяином своей судьбы и завладеет всеми созданными им и принадлежащими ему по праву богатствами, — то займется ли он снова восстановлением хищнического государства? Не попытается ли он, наоборот, создать организацию, идущую от простого к сложному,


Анархия, ее философия, ее идеал
255
основанную на взаимном соглашении, соответственно разнообразным и постоянно меняющимся потребностям каждой отдельной местности, с целью обеспечить за собою пользование завоеванными богатствами и возможность жить и производить все то, что окажется необходимым для жизни? Иными словами, разрушив современную государственную организацию, чтобы совершить социальный переворот, что лучше: создавать ли вновь государство — вековое орудие угнетения народов — в обновленной форме, или же искать средств обойтись без него?
Пойдет ли народ за господствующим стремлением века, или, наоборот, он пойдет против него, пытаясь вновь создать уничтоженную им же власть?
* * *
Культурный человек, которого Фурье с презрением называл «цивилизованным», — трепещет при мысли, что общество может остаться в один прекрасный день без судей, без жандармов и без тюремщиков.
Действительно ли, однако, так нужны нам эти господа, как говорят нам в книгах — книгах, написанных учеными, которые обыкновенно очень хорошо знают, что было написано до них в других таких же книгах, но совершенно не знают по большей части ни народа, ни его ежедневной жизни.
Если мы можем безопасно ходить не только по улицам Парижа, где кишат полицейские, но и по деревенским дорогам, где лишь изредка встречаются прохожие, то чему обязаны мы этим: полиции или, скорее, отсутствию людей, желающих убить или ограбить прохожего? Я не говорю, конечно, о людях, носящих при себе миллионы — таких мало, — я имею в виду простого буржуа, который боится не за свой кошелек, наполненный несколькими дурно приобретенными червонцами, а за свою жизнь. Основательны ли его опасения?
Недавний опыт показал нам, что Джек Потрошитель совершал в Лондоне свои зверства буквально-таки под носом у полицейских, — а лондонская полиция — самая деятельная в мире, — и прекратил он их только тогда, когда его начало преследовать само уайт- чапельское357 население.
А наши ежедневные отношения с нашими согражданами? И неужели вы думаете, что противообщественные поступки в самом деле


256
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
предотвращаются судьями, тюрьмами и жандармами? Неужели вы не видите, что судья, т. е. человек, одержимый законническим помешательством и вследствие этого всегда жестокий, — что доносчик, шпион, тюремщик, палач полицейский (а без них как жить судье?) и все подозрительные личности, ютящиеся вокруг судов, в действительности представляют, каждый из них, центр разврата, распространяемого в обществе? Присмотритесь-ка к этой жизни судейской, прочитайте отчеты о процессах, пробежите объявления, ими полны газеты английских агентств для частного сыска, предлагающие за бесценок выслеживать поведение мужей и жен при помощи опытных сыщиц; постарайтесь, хотя бы по отрывкам, составить картину Скотланд-Ярда358 (английского Третьего Отделения), Тайной Парижской полиции с ее помощницами на тротуарах и русского Третьего Отделения359; загляните за кулисы судов, посмотрите, что делается на задах торжественных каменных фасадов, и вы почувствуете глубочайшее отвращение. Разве тюрьма, убивающая в человеке всякую волю и всякую силу характера и заключающая в своих стенах больше пороков, чем в каком бы то ни было другом пункте земного шара, не играла всегда роль высшей школы преступления, а зала суда — всякого суда — школы самой гнусной жестокости?
Нам возражают, что, когда мы требуем уничтожения государства и всех его органов, мы мечтаем об обществе, состоящем из людей лучших, чем те, которые существуют в действительности. Нет, ответим мы, тысячу раз нет! Мы требуем одного: чтобы эти гнусные государственные учреждения не делали людей худшими, чем они есть!
* * *
Известный немецкий юрист Иеринг360 задумал однажды резюмировать свои научные труды в сочинении, в котором он намеревался разобрать средства, служащие к поддержанию общественной жизни. Сочинение это носит название «Цель в праве» (Der Zweck im Rechte) и пользуется вполне заслуженной репутацией.
Он выработал план своего труда и разобрал с большим знанием два существующих принудительных средства: наемную плату и формы принуждения, помеченные в законе. В конце он оставил два параграфа, чтобы упомянуть о двух непринудительных средствах, которым он, как и следовало юристу, не придавал особенного значения, а именно: чувству долга и чувству симпатии.


Анархия, ее философия, ее идеал
257
И что же? По мере того как он исследовал принудительные средства, он убеждался в их полной недостаточности, полной неспособности под держать общественный строй. Он посвятил им целый том, и в результате исследования — их значение сильно пошатнулось. Когда же он приступил к двум последним параграфам и принялся думать о непринудительных средствах общественной жизни, он увидал, что они имеют такое огромное, преобладающее значение, что вместо двух главок ему пришлось написать целый второй том, вдвое толще первого, об этих двух средствах: о добровольном самоограничении и о взаимной поддержке, причем он исчерпал только ничтожную часть предмета, так как говорил только о том, что вытекает из чувства личной симпатии, едва затронув вопрос о свободном соглашении для выполнения общественных отправлений.
С каждым из вас случится то же, что с Иерингом, если серьезно подумаете об этом предмете, и вместо того, чтобы повторять формулы, заученные вами в школе, сами серьезно займётесь этим вопросом. Подобно Иерингу вы увидите, какое ничтожное значение имеет в обществе принуждение сравнительно с добровольным соглашением.
С другой стороны, если вы последуете уже старому совету, данному Бентамом, и подумаете о гибельных — прямых, а в особенности косвенных — последствиях всякого законного принуждения, вы возненавидите, как Толстой361 и как мы, это употребление силы и придете к заключению, что в руках общества есть тысяча других, гораздо более действительных средств для предотвращения противообщественных поступков; если же оно теперь не прибегает к этим средствам, то только потому, что и его воспитание, руководимое церковью и государством, и его трусость и леность мысли мешают ясному пониманию этих вопросов. Если ребенок совершил какой-либо проступок — проще всего его наказать: тогда, по крайней мере, не нужно никаких объяснений. А разве трудно казнить человека, особенно когда есть на то наемные палачи — в Англии, всего по фунту, т. е. по 10 рублей за каждого повешенного? Чего лучше! Заплатить несколько сот рублей в год и не ломать дворянскую голову над причинами преступлений! А в Сибирь сослать или в Крест362 запереть — и того проще! Но — не омерзительно ли это? Нам часто говорят, что мы, анархисты, живем в мире мечтаний и не видим современной действительности. На деле же выходит, что мы, может быть, слишком хо¬


258
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
рошо ее видим и знаем, а потому и стараемся прорубить топором просеку в окружающей нас чаще вековых предрассудков по вопросу о всякой власти «от Бога или от мира сего».
Мы далеко не живем в мире видений и не представляем себе людей лучшими, чем они есть на самом деле: наоборот, мы именно видим их такими, какие они есть, а потому и утверждаем, что власть портит даже самых лучших людей и что все эти теории «равновесия власти» и «контроля над правительством» не что иное, как ходячие формулы, придуманные теми, кто стоит у власти, для того, чтоб уверить верховный народ, будто правит именно он. На деле же государством народ нигде не правит. Везде богатые и обученные управлению управляют бедными*.
Именно в силу нашего знания людей мы и говорим правителям, которые думают, что без них люди загрызли бы друг друга: «Вы рассуждаете, как тот французский король, который, будучи принужден уехать за границу, восклицал: “Что станется без меня с моими несчастными подданными!”».
Конечно, если бы люди были такими высшими существами, какими изображают их утописты власти, если бы мы могли, закрывая глаза на действительность, жить, как они, в мире иллюзий насчет нравственной высоты тех, кого они считают призванными к управлению, тогда, может быть, и мы думали бы, как они, и верили бы, как они, в добродетели правителей.
В самом деле, что же было бы худого в рабстве, если бы рабовладельцы действительно были теми праведными архангелами, какими их изображали утописты рабства? Вы, может быть, помните, ка¬
* Если в Англии, во Франции, в Соединенных Штатах да еще в Швейцарии народ имеет кое-какое влияние на государственные дела, то только потому, что в этих странах во всякой деревушке, во всякой мастерской, а тем более в больших городах есть люди, которые «когтем и зубом» готовы стоять за свои человеческие личные права и не позволят ни себя, ни свои права втоптать в грязь. Когда недавно (в 1886 году) в Лондоне опять заговорили, что надо бы не пускать манифестацию голодных рабочих в Гайд-парк, то вся печать завопила: «А забыли небось 1878 год (года, наверно, не помню), когда полицейские преградили толпе дорогу в парк? Что они тогда наделали? Разломали железную решетку и ее пиками полицейских перебили. С нашим народом нельзя шутить. Наша “чернь” весь Лондон способна разнести». И разнесли бы. Могу прибавить, что правительство отлично это знало в 1886 году. Свободу, какая бы она ни была, надо завоевывать, а не ждать ее от «высочайше дарованных» конституций.


Анархия, ее философия, ее идеал
259
кими розовыми красками нам расписывали американских рабовладельцев и крепостников-помещиков лет тридцать тому назад? Они ли не заботились отечески о своих рабах и крепостных! Без барина эти ленивые, беспечные, непредусмотрительные дети просто пропали бы с голоду! И к чему — говорили нам крепостники — станет барин обременять своих рабов непосильным трудом или истязать их под розгами! Ведь его прямая выгода хорошо кормить своих рабов, хорошо с ними обращаться, заботиться об них, как о своих собственных детях! Уж как сладко нам певали это в нашем детстве всероссийские Скарятины, американские газетчики и английские попы! А кроме того, ведь существовал «закон», каравший рабовладельца за малейшее уклонение от своих обязанностей! А между тем Дарвин, вернувшись из своего путешествия в Бразилию, так всю жизнь и был преследуем криками изувечиваемых рабов, которые он слышал в Бразилии, и рыданиями женщин, стонавших от боли в закованных в тиски руках. А нам, детям бывших помещиков, по сию пору краска бросается в лицо при одной мысли о том, что делали наши отцы.
Если бы господа, стоящие у власти, действительно были людьми, настолько умными и преданными общественному делу, как нам изображают их хвалители государства, — какую бы можно было создать великолепную утопию, с правительством и хозяевами во главе! Хозяин был бы не тираном, а отцом своих рабочих! Завод был бы привлекательнейшим местопребыванием и никогда бы целые населения рабочих не оказывались осужденными на физическое вырождение. Государство не отравляло бы своих рабочих, заставляя их делать спички с белым фосфором, когда его так легко заменить красным. Таких судей, которые осуждают на целые годы голода и лишений и на смерть от истощения ни в чем неповинных жен и детей приговариваемых ими людей, — таких зверей не существовало бы; прокуроры не стали бы требовать смертной казни для подсудимого ради того только, чтобы проявить свои ораторские таланты, и не нашлось бы ни тюремщиков, ни палачей для приведения в исполнение приговоров, которых судьи сами и не хотят исполнять! Да что тут говорить! У самого Плутарха363 не хватило бы слов, чтобы расписать все добродетели депутатов того блаженного времени, депутатов, которым противен самый вид панамских чеков! Дисциплинарные батальоны стали бы рассадниками всяких добродетелей, а постоянные ар¬


260
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
мии — одним удовольствием для граждан, так как ружья служили бы солдатам только для того, чтобы маршировать перед няньками и детьми с букетами цветов, надетыми на штыки.
Какая прекрасная утопия, какая чудная святочная сказка создается в нашем воображении, как только мы предположим, что люди, стоящие у власти, представляют собою высший класс людей, которому чужды или почти чужды слабости простых смертных! Достаточно было заставить чиновников контролировать друг друга, соответственно Табели о рангах364, и ограничить всего только двадцатью пятью номерами количество рапортов и отношений, которыми позволено будет канцеляриям обмениваться в случае, если где-нибудь ветер сломает казенное дерево. (Теперь в объединенной Франции, чтобы продать казенное дерево, сломанное бурею, канцелярии обмениваются 53-мя номерами бумаги.) В случае надобности можно, кроме того, предоставить надзор за чиновниками простым смертным, которые в государственных утопиях отличаются в своих взаимных отношениях всевозможными пороками, но становятся олицетворением мудрости, как только им приходится выбирать себе правителей.
Вся наука государственного управления, созданная самими правителями, проникнута этой утопией. Но мы слишком хорошо знаем людей, чтобы предаваться подобным мечтам. Мы не прилагаем двух различных мерок, смотря по тому, идет ли речь об управителях или об управляемых; мы знаем, что мы сами несовершенны и что даже самые лучшие из нас быстро испортились бы, если бы попали во власть. Мы берем людей такими, каковы они есть, и вот почему мы ненавидим всякую власть человека над человеком и стараемся всеми силами — может быть, даже недостаточно — положить ей конец.
* * *
Но одного разрушения недостаточно. Нужно также уметь и создать. Народ всегда оказывался обманутым во всех революциях именно потому, что недостаточно думал об этом созидании. Разрушив старое, он предоставлял всегда заботу о будущем буржуазии, которая имела перед ним то преимущество, что знала более или менее ясно, чего хотела, и таким образом восстановляла власть снова в свою пользу.


Анархия, ее философия, ее идеал
261
Вот почему, стремясь к уничтожению власти во всех ее проявлениях, к уничтожению законов и механизма, служащего для того, чтобы заставить им подчиняться, отрицая всякую лестничную организацию и проповедуя свободное соглашение, анархизм стремится вместе с тем к поддержанию и расширению того драгоценного ядра привычек общественности, без которых не может существовать никакое человеческое, никакое животное общество. Только вместо того, чтобы ждать поддержки этих общественных привычек от власти нескольких человек, он ждет его от постоянной деятельности всех.
Коммунистические учреждения и привычки необходимы для общества не только как способ разрешения экономических затруднений, но также и для поддержания и развития тех привычек общественности, которые сближают людей, создают между ними отношения, обращающие пользу каждого в пользу всех, — учреждения, соединяющие людей, вместо того чтобы разъединять их.
Когда мы задаем себе вопрос, какими средствами поддерживается в человеческом или животном обществе известный нравственный уровень, мы находим всего три таких средства: преследование и наказание противообщественных поступков, нравственное воспитание и широкое применение взаимной поддержки в жизни. А так как эти три способа уже были испробованы, то мы можем судить о них на основании их результатов.
Что касается бессилия судебного наказания, то оно достаточно доказывается тем безобразным положением, в котором находится современное общество, и самою необходимостью той революции, к которой мы стремимся и неизбежность которой мы все чувствуем. В области хозяйственной система принуждения привела нас к фабричной каторге; в области политической — к государству, т. е. к разрушению всех связей, существовавших прежде между гражданами (якобинцы 1793 года разорвали даже те связи, которым удалось устоять против королевской власти), с целью сделать из них бесформенную массу подданных, подчиненную во всех отношениях одной срединной власти. Государственные законы и наказание не только помогли создать все бедствия современного хозяйственного, политического и общественного строя, но вместе с тем обнаружили свою полную неспособность поднять нравственный уровень общества. Они не сумели даже удержать его на том уровне, на


262
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
каком оно стояло. В самом деле, если бы какая-нибудь благодетельная фея вдруг развернула перед нашими глазами все те преступления, которые совершаются в цивилизованном обществе под прикрытием неизвестности, протекции высокопоставленных лиц и самого закона, общество содрогнулось бы. За крупные политические преступления, вроде наполеоновского переворота 2 декабря365, или кровавой расправы с коммуной366, или царских расправ в каторге и Шлиссельбурге367, виновные никогда не несут наказания. Некрасов368 правду сказал: «Бичуют маленьких воришек для удовольствия больших»369. Мало того. Когда власть берет на себя задачу улучшать общественную нравственность «наказанием виновных», она лишь порождает ряд новых преступлений — в судах и тюрьмах. К принуждению люди прибегали в течение целого ряда веков и так безуспешно, что мы находимся теперь в положении, из которого не можем выйти иначе, как разрушив и уничтожив принудительные учреждения нашего прошлого.
Мы далеко не отрицаем значения второго из упомянутых средств: нравственного воспитания; особенно такого, которое бессознательно передается в обществе от одного к другому и вытекает из общего свода всех мыслей и мнений, высказываемых каждым из нас относительно событий ежедневной жизни. Но эта сила может влиять на общество только при одном условии: если ей не будет препятствовать другое, безнравственное, воспитание, вытекающее из существующих государственных учреждений.
В этом последнем случае ее влияние сводится к нулю или даже оказывается вредным. Возьмите христианскую нравственность: какая другая нравственность могла бы иметь такое сильное влияние на умы, как христианская, говорившая от имени распятого Бога и действовавшая всею силою своей таинственности, всей поэзией мученичества, всем величием прощения палачам? А между тем влияние государственных учреждений оказалось сильнее христианской религии. Христианство было в сущности восстанием иудеев против императорского Рима, но на деле оно было покорено этим Римом, оно приняло его начала, его обычаи, его язык Христианская церковь проникнулась началами римского государственного права и, вследствие этого, явилась в истории союзницей государства — самого отчаянного врага тех полукоммунистических учреждений, к которым взывало христианство в начале своего существования.


Анархия, ее философия, ее идеал
263
Можем ли мы предположить, хотя бы на минуту, что нравственное воспитание, устанавливаемое под покровительством министерских циркуляров, будет иметь ту творческую силу, которой не оказалось у христианства? И что может сделать воспитание, хотя бы оно и стремилось сделать людей действительно общественными, если против него будет стоять другое воспитание, ежедневное, вытекающее из суммы всех противообщественных привычек и учреждений?
Остается третий элемент — само учреждение, действующее так, чтобы поступки, в которых проявляются чувства общественности, вошли в привычку, сделались делом инстинкта. Эта сила, как показывает нам история, никогда не оказывалась беспомощною; никогда она не являлась обоюдоострым оружием. И если случалось, что она не достигала свой цели, то только тогда, когда хороший обычай, становясь понемногу неподвижным, окристалли- зованным, обращался в какую-то неприкосновенную религию и поглощал личность, отнимая у нее всякую свободу действия и тем самым вынуждая ее бороться с тем, что становилось препятствием к дальнейшему развитию.
В самом деле, все то, что послужило в прошлом как элемент развития, прогресса или как орудие нравственного и умственного воспитания человечества, — все это вытекало из приложений на практике начал взаимной поддержки и проявления таких привычек, которые признавали равенство между людьми, побуждали их самих соединяться друг с другом, сплачиваться для производства и потребления или же для общей защиты образовывать союзы и прибегать для решения возникавших между ними споров к посредникам, выбранным из своей собственной среды.
Всякий раз, когда эти учреждения, рождавшиеся как продукт народного творчества в те эпохи, когда народ завоевывал себе свободу, достигали в истории наибольшего развития, — всякий раз и нравственный уровень общества, и его материальное благосостояние, и его свобода, и его умственный прогресс, и развитие личности — все поднималось. Всякий же раз, когда, наоборот, в силу ли иностранного завоевания, или в силу развития государственных предрассудков, люди все больше и больше делились на управителей и управляемых, как эксплуататоров и эксплуатируемых, — нравственный уровень общества понижался; вместо благо¬


264
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
состояния большинства являлась нажива некоторых, и общий дух века быстро мельчал.
Этому учит нас история, и именно из нее мы черпаем нашу веру в учреждения свободного коммунизма как в силу, которая способна поднять нравственный уровень общества, пониженный привычками государственности.
В настоящее время мы живем в городах рядом с другими людьми, даже не зная их. В дни выборов мы встречаемся друг с другом на собраниях, слушаем лживые обещания или нелепые речи кандидатов и возвращаемся к себе домой. Государство заведует всеми делами, имеющими общественный интерес; на нем лежит обязанность следить за тем, чтобы отдельные люди не нарушали интересов своих сограждан, и, в случае надобности, исправлять нанесенный им вред, наказывая виновных. На нем лежит забота о помощи голодающим, забота образования, защита от врагов и т. д. и т. д.
Ваш сосед может умереть с голоду или заколотить насмерть своих детей — до вас это не касается: это дело полиции. Вы не знаете своих соседей; вас ничто не связывает с ними, и все разъединяет, и, за неимением лучшего, вы просите у Всемогущего (прежде это был бог, а теперь государство), чтобы он не допускал противообщественные страсти до их крайних пределов.
В коммунистическом обществе дело неизбежно должно пойти иначе. Организацию коммунистического строя нельзя поручить какому-нибудь законодательному собранию — парламенту, городскому или мирскому совету. Оно должно быть делом всех, оно должно быть создано творческим умом самого народа; коммунизм нельзя навязать свыше. Без постоянной, ежедневной поддержки со стороны всех он не мог бы существовать; он задохнулся бы в атмосфере власти.
Вследствие этого коммунизм и не может существовать иначе, как создавая тысячи точек соприкосновения между людьми по поводу их общих дел. Он не может жить иначе, как созидая независимую местную жизнь для самых мелких единиц: для каждой улицы, для каждой кучки домов, для каждого квартала, для каждой общины и города. Он тогда только и может достичь своей цели, если покроет общество целою сетью артелей и обществ, служащих для удовлетворения всевозможных потребностей: нужды довольства, роскоши, изучения, развлечений и т. д. А эти общества точно так же не могут оставаться чис¬


Анархия, ее философия, ее идеал
265
то местными; они неизбежно будут стремиться к тому, чтобы стать всенародными и международными, как это происходит уже теперь с учеными обществами, с обществами велосипедистов, с обществами для спасения утопающих и пр.
И те общественные привычки, которые неизбежно вызовет к жизни коммунизм — хотя бы вначале даже неполный коммунизм, — окажутся несравненно сильнее для поддержания и развития существующего уже ядра общественных привычек, чем все возможные карательные меры.
Вот от какой формы жизни, от какого общественного строя мы ждем развития духа взаимного соглашения. Заметим кстати, что эти соображения служат также ответом тем, кто утверждает, что коммунизм и анархизм несовместимы. На деле они составляют необходимое дополнение друг для друга.
Полное развитие личности и ее личных особенностей может иметь место — по справедливому замечанию одного из наших товарищей — только тогда, когда первые, главные потребности человека в пище и жилье удовлетворены, когда его борьба за жизнь, против сил природы, упростилась, когда его время не поглощено тысячами мелких забот о поддержании своего существования. Тогда только ум, художественный вкус, изобретательность и вообще все способности человека могут развиваться свободно.
Коммунизм представляет собою, таким образом, лучшую основу для развития личности — не того индивидуализма, который толкает людей на борьбу друг с другом и который только и был нам до сих пор известен, — а того, который представляет собою полный расцвет всех способностей человека, высшее развитие всего, что в нем есть оригинального, наибольшую деятельность его ума, чувств и воли.
* * *
Таков наш идеал, и что нам за дело до этого, что во всей своей полноте он осуществится лишь в более или менее отдаленном будущем! Его частное осуществление мы можем начать сейчас же, среди нас самих; его идеи мы должны распространять как можно шире, не медля ни минуты, — и тогда мы увидим, как наши отдаленные стремления повлияют на каждый шаг вперед, который сделает общество, как они отразятся на всех воззрениях относительно того, что следует делать сейчас же, как отнестись к каждому частному вопросу.


2 66
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Наше дело — открыть, прежде всего, путем изучения современного общественного строя, его стремления, его направление, свойственные ему в данный момент развития, и указать эти стремления. Затем — осуществить эти стремления в наших сношениях с нашими единомышленниками; и наконец — заняться уже теперь, и в особенности с наступлением революционного периода, разрушением учреждений и предрассудков, стесняющих развитие этих стремлений.
Это — все, что мы можем сделать, как мирным, так и революционным путем. Но мы знаем, что, способствуя проявлению этих стремлений, мы содействуем прогрессу и что все, что идет против них, может только задержать прогресс.
Нам часто говорят о промежуточных ступенях, которые общество должно будет пройти, и нам предлагают бороться за достижение того, на что нам указывают, как на первый этапный пункт; впоследствии, говорят нам, можно выйти на истинную дорогу, после того как мы достигнем первого этапа.
Мне кажется, однако, что рассуждать таким образом — значит совершенно не понимать настоящего характера человеческого прогресса и пользоваться сравнением, взятым из военного дела и, в сущности, довольно неудачным. Человечество не представляет собою ни катящегося шара, ни даже марширующей колонны солдат. Оно есть такое целое, развитие которого состоит в развитии составляющих его миллионов; и если мы уже непременно хотим делать сравнения, то материал для таких сравнений надо брать, скорее, из законов развития живых существ, чем из законов движения неживых тел. В действительности, каждый шаг в развитии общества представляет собою равнодействующую умственных деятельностей всех составляющих его единиц, и он носит на себе отпечаток воли каждой из них. Каков бы ни был новый вид развития, который готовит нам XX век, он неизбежно будет носить на себе отпечаток тех идей безгосударствен- ной свободы, которые уже начинают пробуждаться теперь. Глубина этого движения будет зависеть от числа умов, порвавших с государственными предрассудками от энергии, с которой они будут разрушать старые учреждения, от впечатления, которое они произведут на общество, от ясности, с которой общественный строй освободившегося общества будет обрисовываться в умах этой массы. Но мы можем сказать уже теперь, — например, относительно Франции, — что


Анархия, ее философия, ее идеал
267
пробуждение идей безгосударственной свободы дало французскому обществу известный толчок и что будущая революция во Франции ни в каком случае уже не будет той якобинской, сосредоточенной (централизованной) революцией, какой она была бы, если бы произошла двадцать лет тому назад.
Раз анархические идеи не представляют собою измышления какой-нибудь отдельной личности или группы, а вытекают из всего идейного движения нашего времени, мы можем быть уверены, что, каковы бы ни были результаты будущей революции, она уже не приведет нас ни к централизованному и диктаторскому коммунизму 40-х годов370, ни к государственному коллективизму371.
«Первый этапный пункт», наверное, не будет, следовательно, тем, что понимали под этим первым шагом всего каких-нибудь двадцать лет тому назад.
Я уже заметил, что, поскольку мы можем судить об этом на основании наших наблюдений, перед всей социалистической партией возникла в настоящее время громаднейшая задача: как согласовать ее общественный хозяйственный идеал с движением в сторону свободы личности, начинающимся в умах массы? Затем, в предыдущих революциях недоставало заботы о пробуждении духа народного почина. Теперь же люди начинают понимать, что без пробуждения именно этого почина, — повсеместно, в каждом городе и деревушке, — нет никакой возможности совершить громаднейший экономический переворот, который требуется совершить.
Отсутствие организаторского творческого почина в народных массах было, в самом деле, тем подводным камнем, о который разбились все прошлые революции. Очень сильный по своей сообразительности в нападении народ не проявлял почина и творческой мысли в деле построения нового здания. Народ дрался на баррикадах, брал дворцы, выгонял старых правителей, но дело новой постройки он предоставлял образованным классам, т. е. той же буржуазии. У буржуазии же был свой общественный идеал, она знала приблизительно, чего именно она хотела, знала, что можно будет извлечь, в ее собственных интересах, из общественной бури. И, как только революция ломала старые порядки, буржуазия бралась за постройку, в свою пользу.
В революции разрушение составляет только часть работы революционера. Ему приходится, кроме того, сейчас же строить вновь.


268
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
И вот эта постройка может произойти либо по старым рецептам, заученным из книг и навязываемым народу всеми защитниками старого, всеми неспособными додуматься до нового. Или же перестройка начнется на новых началах; т. е. в каждой деревне, в каждом городе начнется самостоятельная постройка социалистического общества под влиянием некоторых общих начал, усвоенных массою, которая будет искать их практического осуществления на месте, в сложных отношениях, свойственных каждой местности. Но для этого у народа должен быть свой идеал, для этого в его среде должны быть люди почина, инициативы*.
* Возьмите, например, Парижскую коммуну 1871 года. Не ученые, но руководители народа, даже не вожаки Международного Союза рабочих шепнули парижскому народу, что надо провозгласить коммуну; что в независимом городе, объявившем, что он не намерен ждать, пока вся Франция дойдет до идей радикальной, социалистической (или, по крайней мере, равенственной) республики, надо начать водворять такую республику. Эта идея жила в Париже, в народе, с 1793 года; ее развивал в 1848 году Прудон; она гнездилась, полусо- знанная — получувство и полумысль — в умах парижских рабочих. И они — даже сюрпризом для большинства вожаков — провозгласили коммуну. Они объявили, что им нет дела до Франции — государства; что они у себя, в своем любимом Париже, намерены начать нечто новое: выступить на новый смутно-социалистический путь точно так же, как в 1793 году в каждом городе, в каждой деревне Восточной Франции местный Робеспьер и местный Марат выступали на новый, нефеодальный путь: выгоняли старых чиновников, вооружались, отнимали общинные земли назад, жгли уставные грамоты и т. д. И, не дожидаясь никого, парижские блузники, рабочие, организовывали военную защиту города, организовывали почту (на диво английским корреспондентам) и начали (только под конец, к несчастью) организовывать общинное кормление. Если бы в эту пору у парижского народа, кроме идей равенства и идей коммуны, было бы также и смутное сознание, что дома должны быть отобраны у теперешних хозяев коммуной, что коммуне, т. е. блузникам, надо организовать кормление всего народа, а также производство всего, что нужно для этого, — тогда коммуна, быть может, и не погибла бы: вместо 35 000 защитников она, вероятно, имела бы втрое больше; и тогда Тьер с Бисмарком, по всей вероятности, не справились бы с нею. Но этих мыслей у рабочих в то время еще не было; а от буржуа, даже от ярых революционеров из среднего сословия, их, конечно, нечего было ждать. Таким образом, Парижская коммуна указала нам одно: социальная революция должна начаться местно; она может быть сделана только народным почином — не сверху, а снизу. А как ее сделать, хоть бы и в одном городе? С чего начать? Нам выпадает на долю обдумать это. Наш ответ, в общих чертах, таков: начинать с кормления всех, с устройства всех в порядочном жилье; говоря учено, с распределения. Производство же должно устроиться согласно надобностям распределения.


Анархия, ее философия, ее идеал
269
А между тем именно эту инициативу рабочего и крестьянина сознательно или бессознательно душили все партии — в том числе и социалисты — ради партийной дисциплины. Все распоряжения исходили из центра, от комитетов, а местным органам оставалось только подчиняться, чтобы не нарушать единства организации. Целая система воспитания, целая ложная история, целая непонятная наука были выработаны с этой целью.
Вот почему тот, кто будет стремиться уничтожить этот устарелый и вредный прием, кто сумеет разбудить в личностях и в группах дух почина, кому удастся положить эти принципы в основу своих поступков и своих отношений с другими людьми, кто поймет, что в разнообразии и даже в борьбе заключается жизнь и что единообразие есть смерть, тот потрудится не для будущих веков, а для ближайшей революции.
* * *
Еще несколько слов.
Мы не боимся «злоупотребления свободой». Только те, кто ничего не делают, не делают промахов. Что же касается людей, умеющих только повиноваться, то и они делают столько же промахов и ошибок, или даже больше, чем люди, которые ищут свой путь сами, стараясь действовать в том направлении, на которое их толкает склад их ума, в связи с воспитанием, которое им дало общество. Нет сомнения, что дурно понятая и в особенности дурно истолкованная идея свободы личности может повести — в особенности в среде, где понятие солидарности недостаточно вошло в учреждения, — к поступкам, возмущающим общественную совесть. Допустим же заранее, что это будет случаться. Но достаточная ли это причина для того, чтобы отвергнуть вообще начала свободы? Достаточная ли это причина для того, чтобы согласиться с теми, кто восхваляет цензуру для предотвращения «злоупотреблений» освобожденной печати и гильотинирует людей передовых партий ради поддержания единообразия и дисциплины? В конце концов, как нам показал опыт 1793 года, — ведь это лучшее средство, чтобы приготовить торжество реакции. Единственное, что мы можем сделать при виде противообщественных поступков, это отказаться от правила: «Каждый за себя, а государство за всех» и найти в себе достаточно смелости, чтобы выражать открыто наше мнение. Это, конечно, может повести


270
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
к борьбе, но борьба и есть жизнь. Притом же такая борьба приведет и нас самих к более справедливой оценке большинства поступков, чем та, которую мы сделали бы под исключительным влиянием наших установленных понятий. Многие ходячие понятия нравственности тоже нуждаются в переоценке.
Когда нравственный уровень общества понизился до такой степени, до какой он понизился у нас, тогда мы должны предвидеть заранее, что протест против такого общества будет принимать иногда такие формы, которые будут нас коробить; но этого еще недостаточно, чтобы заранее осудить всякий протест. Конечно, нас глубоко возмущают отрубленные головы, насаженные на пики в 1789 году, но не представляли ли они собою последствий виселиц старого королевского порядка и железных клеток, о которых нам говорил Виктор Гюго372? Будем надеяться, что избиение тридцати пяти тысяч парижан в 1871 г. и осада Парижа Тьером373 не оставили слишком много жестокости в характере французского народа; будем надеяться, что разврат высших классов, обнаружившийся в недавних процессах, не окончательно разъел еще сердце нации. Да, будем надеяться на это, будем содействовать этому! Но если бы эти наши надежды нас обманули, — то неужели вы, молодые социалисты, отвернетесь от восставшего народа только потому, что жестокость теперешних господствующих классов оставила в его уме некоторые следы? Что от грязи, даримой наверху, далеко разлетелись брызги во все стороны?
* * *
Нет сомнения, что глубокий переворот, совершающийся в умах, не может оставаться исключительно в области мысли, а должен перейти в область действий. Как справедливо заметил слишком рано похищенный смертью молодой философ Марк Гюйо374 (в одной из самых лучших книг [«Нравственность без принуждения и без санкции»], написанных за последние тридцать лет), между мыслью и делом нет резкой пропасти — по крайней мере для тех, кто не привык к современной софистике. Мысль есть уже начало дела.
Вот почему анархические идеи вызвали, во всех странах и во всевозможных формах, целый ряд действий протеста; сначала — протеста личного против капитала и государства, затем протеста коллективного, в виде стачек и рабочих бунтов, причем и тот и другой


Анархия, ее философия, ее идеал
271
вид протеста подготовляют, как в умах, так и в жизни, восстание мае- совое, т. е. революцию. Социализм и анархизм в этом отношении лишь следовали за тем развитием «идей — сил» (мыслей, ведущих к делам), которое всегда наблюдается при приближении крупных народных восстаний.
Вот почему было бы ошибкою со стороны других и наглостью с нашей стороны приписывать исключительно анархизму все резкие проявления протеста. Если пересмотреть все подобные проявления за последнюю четверть века, мы увидим, что они исходили отовсюду.
По всей Европе происходило множество рабочих и крестьянских бунтов. Стачка, бывшая когда-то «войной со сложенными руками», теперь беспрестанно переходит в бунт, достигая иногда — например, в Соединенных Штатах, в Бельгии, в Андалузии375 — размеров обширных восстаний*. Такие стачечные бунты, перешедшие в восстание, насчитываются дюжинами как в Старом, так и в Новом Свете. С другой стороны, акты единичного протеста принимают всевозможные формы, и все революционные партии прибегают к ним. Перед нами проходят: молодая революционерка Вера Засулич — просто социалистка, стрелявшая в Трепова376; социал-демократ Гедель и республиканец Нобилинг, стрелявшие в германского императора377; рабочий бочар Отеро, стрелявший в испанского короля378, и религиозный мадзинианец Пассанте, покушавшийся на итальянского короля379. Затем мы видим аграрные убийства в Ирландии и взрыв в Лондоне, организованные ирландскими националистами380, ненавидящими и социализм, и анархизм. Мы видим целое поколение русской молодежи — социалистов, конституционалистов и якобинцев, объявивших беспощадную войну Александру II и заплативших за этот поход против самодержавия тридцатью пятью виселицами и целыми сотнями замученных в Шлиссельбурге и Сибири381. Многочисленные покушения происходят точно также среди углекопов — бельгийских, английских и американских. И только к концу этого периода появляются в Испании и во Франции анархисты со всеми проявлениями протеста.
Вместе с тем, в течение всего этого периода, избиения — массовые и отдельные, — организуемые правительствами, не прекращают-
* Также в Милане и в Сицилии.


272
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ся. Версальское собрание избивает, при знаках одобрения всей европейской буржуазии, тридцать пять тысяч парижских рабочих, большею частью пленных побежденной коммуны. «Пинкертонские разбойники» — частная армия, содержимая богатыми американскими капиталистами, — избивают по всем правилам искусства рабо- чих-стачечников. Попы подстрекают слабоумного человека стрелять в Луизу Мишель382, которая, как истинная анархистка, спасает его из рук правосудия, беря его под свою защиту. Вне Европы происходят избиения индейцев в Канаде383, убийство Зиля384, истребление мата- белей385, бомбардировка Александрии386, не говоря уже о тех бойнях, которым дают название войн — тонкинской387, мадагаскарской388 и других. Наконец, ежегодно приговаривают восстающих рабочих Старого и Нового Света к годам тюрьмы, в общем насчитывающимся сотнями и даже тысячами, и осуждают таким образом на самую ужасную нищету их жен и детей, которые платятся за так называемые преступления отцов; других же восставших ссылают в Сибирь, на острова Треними, Липарию389 и Пантелларию390, в Бириби*, в Нумею391, в Гвиану392 и в этих местах ссылки расстреливают ссыльных за малейшие неповиновения”.
Какая бы получилась страшная книга, если бы кто-нибудь дал перечень всех страданий, перенесенных за последнюю четверть века рабочим классом и его защитниками! Сколько ужасающих подробностей, неизвестных публике, — подробностей, которые преследовали бы вас, как кошмар, если бы я стал рассказывать их сегодня! Какой взрыв негодования произвела бы каждая страница такого мартиролога современных провозвестников великой соци¬
* Исправительные военные батальоны Франции в Алжирии, где происходят такие неслыханные зверства, которые и николаевским палачам не снились. В Гвиане (официальные источники) одна треть заключенных умирает каждый год. Туда и ссылают анархистов.
” Наконец, здесь же следовало бы упомянуть про пытки анархистов в крепости Монжюинх в Испании. Мы не верили сперва возможности их зверств: трехдневное сечение, каски с винтами, надевающиеся на голову, выдергиванье ногтей... Но пришлось сдаться перед очевидностью фактов и докторских свидетельств, когда, после того, как анархисты убили первого министра Кановаса, и после постоянных угроз королеве, она вмешалась наконец, а затем поднялось и общественное мнение, и некоторые из пытанных были выпущены. Теперь все они, приговоренные после пыток к пожизненной каторге, выпущены на волю. Некоторые из пытанных с нами, в Лондоне.


Анархия, ее философия, ее идеал
273
альной революции! Но ведь эта книга пережита нами: каждый из нас пробежал по крайней мере несколько страниц, полных крови и ужасающих мук...
И вот, имея перед собою эту массу горя, эти казни, эти ссылки в Гвиану, в Сибирь, в Нумею [и Бириби], люди еще смеют ставить в упрек восставшему рабочему его неуважение к человеческой жизни!
Между тем все в нашей теперешней жизни стремится заглушить уважение к жизни человека! Судья, отдающий приказание повесить или голову отрубить, и его заместитель — палач, задушивающий людей среди белого дня в Мадриде или гильотинирующий их в утреннем тумане в Париже, при смехе собравшихся подонков общества; генерал, совершающий избиение в Тонкине или Туркмении, и газетный корреспондент, старающийся покрыть славою убийц; хозяин, отравляющий своих рабочих свинцовыми белилами, потому что, по его словам, «замена их цинковыми белилами на столько-то копеек дороже», английский якобы географ Стэнли393, убивающий старуху для того, чтобы не разбудила своими криками негритянскую деревню, и немецкий географ, вешающий «за неверность» негритянскую девушку, которую он взял себе в сожительницы; военный суд, ограничивающийся двухнедельным арестом, когда дело идет о тюремщике из Бириби, уличенном в убийстве...* всё, всё, решительно всё в современном обществе учит полному презрению к человеческой жизни — как к товару, который так дешево стоит на рынке! И те, кто казнит, убивает, истребляет этот дешевый человеческий товар, кто возводит в религиозный догмат правило, что для общественного спасения нужно вешать, расстреливать и убивать, еще смеют жаловаться на недостаточное уважение к человеческой жизни со стороны революционеров!..
Нет, до тех пор, пока общество будет следовать закону кровавой мести, пока вера и закон, казарма и суд, тюрьма и фабричная каторга, печать и школа будут продолжать учить полному презрению к человеческой жизни, — до тех пор не требуйте уважения к ней со стороны тех, кто восстает против этого общества! Это значило бы требовать от них доброты и великодушия, которых нет теперь в обществе.
* Как теперь пришлось бы удлинить этот список бойнями англичан в Африке, русских в Маньчжурии и т. д. и т. д.


274
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Если вы хотите, вместе с нами, полного уважения к свободе, а следовательно, и к жизни личности, вы неизбежно должны отвергнуть всякое управление человека человеком, в какой бы форме оно ни проявлялось; вы должны принять начала анархизма, которые вы до сих пор презирали. А, принявши их, вы должны будете стремиться, вместе с нами, к отысканию таких общественных форм, которые лучше всего соответствовали бы этому идеалу и положили бы конец всем возмущающим вас актам насилия.


ГОСУДАРСТВО, ЕГО РОЛЬ В ИСТОРИИ*
I
Избирая предметом этого очерка Государство и ту роль, которую оно играло в истории, я имел в виду замечаемую теперь потребность в серьезном исследовании самой идеи государства — его сущности, его роли в прошлом и того значения, которое оно может иметь в будущем.
Социалисты разных оттенков расходятся, главным образом, по вопросу о государстве. Среди многочисленных фракций, существующих между ними и отвечающих разнице в темпераментах, в привычках мышления и, особенно, в степени доверия к надвигающейся революции, — можно проследить два главных направления. На одной стороне стоят все те, кто надеется осуществить социальную революцию посредством государства, сохраняя большую часть его направлений и даже расширяя их и пользуясь ими для революции, а на другой стоят те, кто, подобно нам, видит в государстве — и не только в современной, или какой-нибудь другой его форме, которую оно может принять, но в самой сущности его — препятствие для развития общества на началах равенства и свободы, так как государство представляет историческую форму, выработавшуюся и сложившуюся с целью помешать этому развитию. Люди, стоящие на такой точке зрения, стремятся поэтому не преобразовать, а совершенно уничтожить государство.
Различие, очевидно, очень глубокое. Ему соответствуют два течения, борющиеся теперь повсюду — и в философии, и в литературе, и в общественной деятельности нашего времени. И если ходячие понятия о государстве останутся такими же сбивчивыми, каковы они теперь, то вокруг них и произойдет ожесточенная борьба, едва только настанет то, надеюсь, близкое время, когда коммунистические идеи попытаются осуществить на практике, в жизни общества.
Первоначально этот очерк был написан, как одна из лекций, которые я должен был прочесть весною 1896 года в Париже. Прочесть их мне, однако, не удалось, так как при въезде во Францию меня заарестовали и изгнали из страны. Тогда я несколько разработал эту лекцию и составил из нее предлагаемый очерк. П. К.


276
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Поэтому мне кажется, что для нас, так часто нападавших на современное государство, особенно важно выяснить теперь причину его зарождения, исследовать ту роль, которую оно играло в прошлом, и сравнить его с предшествовавшими ему учреждениями.
* * *
Условимся, прежде всего, в том, что мы разумеем под словом «государство». Известно, что в Германии существует целая школа писателей, которые постоянно смешивают государство с обществом. Такое смешение встречается даже у серьезных немецких мыслителей, а также и у тех французских писателей, которые не могут представить себе общества без государственного подавления личной и местной свободы. Отсюда и возникает обычное обвинение анархистов в том, что они хотят «разрушить общество» и проповедуют «возвращение к вечной войне каждого со всеми».
А между тем, такое смешение двух совершенно разных понятий, «государство» и «общество», идет вразрез со всеми приобретениями, сделанными в области истории в течение последних тридцати лет; в нем забывается, что люди жили обществами многие тысячи лет, прежде чем создались государства, и что среди современных европейских народностей государство есть явление самого недавнего происхождения, развившееся лишь с шестнадцатого столетия, — причем самыми блестящими эпохами в жизни человечества были именно те, когда местные вольности и местная жизнь не были еще задавлены государством и когда массы людей жили в общинах и в вольных городах.
Государство есть лишь одна из тех форм, которую общество принимало в течение своей истории. Каким же образом можно смешивать понятия об обществе и государстве?
* * *
С другой стороны, государство нередко смешивают спра- в и т е л ь с т в о м. И так как государство немыслимо без правительства, то иногда говорят, что следует стремиться к уничтожению государства.
Мне кажется, однако, что государство и правительство представляют собою опять-таки два разнородных понятия. Понятие о госу¬


Государство, его роль в истории
277
дарстве обнимает собою не только существование власти над обществом, но и сосредоточение управления местною жизнью в одном центре, т. е. территориальную концентрацию, а также сосредоточение многих отправлений общественной жизни в руках немногих или даже всех. Оно предполагает возникновение совершенно новых отношений между различными членами общества.
Это характерное различие, ускользающее на первый взгляд, ясно выступает при изучении происхождения государства. И для того чтобы понять государство, есть только один способ: это проследить его историческое развитие.
* * *
Древняя Римская Империя394 была государством в точном смысле слова. До сих пор она остается идеалом всех законников. Ее органы, как сетью, покрывали ее обширные владения. Все сосредотачивалось в Риме: экономическая жизнь, военное управление, юридические отношения, богатства, образованность и даже религия. Из Рима шли законы, судьи, легионы для защиты территории, губернаторы для управления провинциями, боги. Вся жизнь империи восходила к Сенату395, а позднее — к кесарю396, всемогущему, всеведущему богу империи. В каждой провинции, в каждом округе был свой Капитолий397 в миниатюре, своя частица римского самодержавия, от которой вся местная жизнь получала свое направление. Единый закон, закон, установленный Римом, управлял империей; и эта империя была не союзом граждан, а сборищем подданных.
Юристы и государственники, даже и в наше время, восхищаются единством этой империи, единым духом ее законов, красотой — говорят они — и гармонией ее организации.
И, несмотря на это, внутреннее разложение, с одной стороны, и вторжение варваров извне, с другой, — т. е. смерть местной жизни, потерявшей способность противостоять нападению извне, а также испорченность в самом народе, распространявшаяся от центра, — привели к распадению империи398, на развалинах которой зародилась и развилась новая цивилизация — наша цивилизация.
Если, оставляя в стороне древнюю историю Востока, мы обратимся к изучению происхождения и роста этой молодой варварской


278
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
цивилизации, вплоть до периода, когда она породила, в свою очередь, наши современные государства, то сущность государства станет нам совершенно ясной, яснее даже, если бы мы погрузились в изучение Римской империи, Македонского царства399 и деспотичность монархий Востока.
II
Большинство философов прошлого столетия объясняют происхождение человеческих обществ очень просто.
Вначале, говорили они, люди жили маленькими семьями, и постоянная вражда между этими семьями была обычным, нормальным состоянием. Но в один прекрасный день люди, убедившись в неудобствах этой бесконечной борьбы, решили образовать общество. Разъединенные семьи согласились между собою, заключили общественный договор и добровольно подчинились власти, которая — со школьной скамьи нас так учили — сделалась отныне источником и началом всяческого прогресса в человечестве. Наши теперешние правительства и до сего дня олицетворяют эту благороднейшую роль соли земли, роль умиротворителей и цивилизаторов рода человеческого. Так значится, по крайней мере, во всех учебниках и даже во многих философских трактатах.
Возникнувши в эпоху, когда о происхождении человека было известно еще очень мало, эта теория господствовала в продолжение всего прошлого столетия. И мы должны признать, что в руках энциклопедистов и Руссо идея «общественного договора» была могучим орудием в борьбе с божественным правом королей. Но тем не менее, какие бы услуги эта теория ни оказала в прошедшем, в настоящее время она должна быть признана ошибочной и отвергнута.
На самом деле, все животные, за исключением лишь некоторых хищников и некоторых вымирающих видов, живут обществами. В борьбе за существование виды животных, живущих обществами, имеют всегда преимущество перед необщественными видами. В каждом классе животных они занимают вершину лестницы, и теперь не может быть никакого сомнения в том, что первые человекоподоб¬


Государство, его роль в истории
279
ные существа уже жили обществами. Общество не было выдумано человеком; оно существовало раньше появления первых человеко- подобных существ*.
Мы также знаем теперь — антропология вполне доказала это, — что исходным пунктом для человечества послужила не обособленная семья, а род или племя. Патриархальная семья, в том виде, как она существует у нас, или как мы находим ее в древнееврейских преданиях, явилась уже гораздо позднее. Раньше этого, десятки тысяч лет люди жили родами или племенами, и в течение этого первоначального периода — будем, если угодно, называть его периодом диких или первобытных племен — в человечестве выработался уже целый ряд учреждений, обычаев или общественных привычек, задолго предшествовавших учреждениям патриархальной семьи.
В первобытном племени обособленной семьи не существовало, точно так же как ее не существует среди многих других млекопитающих, живущих обществами. Племя делилось скорее по поколениям, и с самых дальних времен, теряющихся в темной глубине до истории человеческого, возникали ограничения, не допускавшие брачных союзов между мужчинами и женщинами разных поколений и дозволявшие их только внутри одного и того же поколения. Следы этого периода можно еще и теперь встретить среди некоторых племен, а также их находят в языках, нравах и суевериях народов, стоящих даже на гораздо более высоком уровне развития.
Племя сообща охотилось и собирало служившие в пищу растения, а затем, утолив свой голод, дикари со страстью предавались своим драматическим танцам. До сих пор мы находим на окраинах наших материков и в наименее доступных горных областях племена, недалеко ушедшие от этой первобытной ступени.
Накопление частной собственности в этот период было невозможно, потому что все, принадлежавшее лично отдельному члену племени, после его смерти сжигалось или уничтожалось вместе с трупом. Это до сих пор практикуется даже в Англии, среди цыган; следы же этого обычая мы находим в похоронных церемониях у всех так называемых цивилизованных народов: ки¬
* Более полное изложение этих взглядов можно найти в моей книге, Mutual Aid [«Взаимная помощь» — П. Т.], 2-е издание, 1904; в немецком переводе, Gegenseitige Hilfe, Leipzig, 1904.


280
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тайцы сжигают сделанные из бумаги изображения тех вещей, которыми владел умерший, у нас за умершим военным ведут его коня и несут его шпагу и ордена. Смысл этих обычаев утрачен; сохранилась одна форма.
* * *
Эти первобытные люди не только не презирали человеческой жизни, а, напротив того, испытывали отвращение к убийству и кровопролитию. Пролить кровь — и не только кровь человека, но даже некоторых животных, например медведя, — считалось таким большим преступлением, что за каждую каплю пролитой крови виновный в этом должен был поплатиться соответственным количеством своей крови.
Убийство члена своего племени было, таким образом, делом совершенно неизвестным; мы видим это теперь, например, у инуитов или эскимосов, которые представляют собою остатки людей каменного века, еще до сих пор уцелевшие в полярных областях. Но когда племенам, различным по происхождению, по цвету и по языку, случалось, во время своих странствий, сталкиваться между собою, между ними действительно нередко происходили войны. Правда, что уже в те времена люди старались по возможности смягчить эти столкновения, как показали исследования Мэна400, Поста401, Ниса402 и др.; уже и тогда обычай начинал вырабатывать то, из чего впоследствии должно было возникнуть международное право. Так, например, нельзя было нападать на деревню, не предупредивши об этом ее жителей; также никто никогда не смел убивать на тропинках, по которым женщины ходили за водой. А при заключении мира у некоторых племен излишек убитых на одной из сторон вознаграждался соответственной платой с другой.
Одно общее начало господствовало тогда над всеми остальными: «Ваши убили или ранили одного из наших, поэтому мы вправе убить одного из ваших или нанести ему совершенно такую же рану» — все равно кому, потому что за всякий поступок каждого из своих членов отвечало все племя. Известное библейское изречение — «кровь за кровь, око за око, зуб за зуб, рана за рану и жизнь за жизнь» («но отнюдь не более», как совершенно верно заметил Кенигсвартер403), произошло от этого же обычая! Таково было понятие этих людей о справедливости, и нам нечего особенно гордиться перед ними: принцип —


Государство, его роль в истории
281
«жизнь за жизнь», до сих пор еще царящий в наших уголовных законах, — ничто иное, как одно из многочисленных переживаний.
Таким образом, уже в этот первобытный период выработался целый ряд общественных учреждений (многие из них я оставляю в стороне) и сложилось целое уложение (конечно, устное) племенной нравственности. И для поддержания этого ядра общественных привычек достаточно силы обычая, привычки и предания: никакой другой части не существовало.
У 	первобытных людей были, конечно, свои временные вожди. Колдуны и призыватели дождя — иначе, ученые того времени — старались воспользоваться своим действительным или кажущимся знанием природы для того, чтобы управлять своими соплеменниками. Точно так же приобретали влияние и силу и те, кто лучше других запоминал поговорки и песни, в которых воплощалось предание. Уже тогда «знающие» старались удержать за собой право на управление людьми, не передавая своих знаний никому, кроме избранных. Все религии, и даже все искусства и все ремесла были, как мы знаем, вначале окружены различными «таинствами».
Таким же образом, во время столкновений между племенами и во время переселений, наиболее храбрый, смелый, а в особенности, наиболее хитрый, естественно, становился временным вождем. Но союза между хранителем «закона», военным вождем и колдуном тогда еще не было, а поэтому о существовании среди этих первобытных племен государства так же не может быть речи, как о существовании его в обществах пчел и муравьев, или у современных нам патагонцев и эскимосов.
* * *
А между тем, в этом состоянии люди жили многие тысячи лет; его пережили и варвары, разорившие Римскую империю: в то время они только что выходили из него.
В первые века нашего летосчисления, среди племен и союзов племен, населявших среднюю и северную Азию, произошло громадное передвижение. Целые потоки народов, теснимые более или менее образованными соседями, шли с азиатских плоскогорий — откуда их гнало, вероятно, быстрое высыхание рек и озер — устремляясь в равнины, на запад, на Европу, тесня друг друга, смешиваясь и переплетаясь друг с другом.


282
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Во время этих передвижений, когда столько племен, различных по происхождению и по языку, смешались между собою, тот первобытный племенной быт, который существовал тогда у большинства диких туземцев Европы, неизбежно должен был распасться. Первобытный племенной союз был основан на общности происхождения, на поклонении общим предкам. Но какая же могла быть общность происхождения меяаду группами, образовавшимися в хаосе переселений, в войнах между различными племенами, причем среди некоторых племен кое-где зарождалась уже патриархальная семья, образовавшаяся благодаря захвату несколькими лицами женщин, отнятых или похищенных у соседних племен?
Старые связи были порваны, и чтобы избегнуть совершенной гибели (участь, которая в действительности и постигла многие племена, с того времени совершенно исчезнувшие для истории), приходилось создавать новые связи. И они возникли. Их нашли в общинном владении з е м л е й, т. е. той областью, на которой каждое племя наконец осело.
Владение сообща известной областью, той или другой долиной, теми или другими холмами сделалось основанием нового соглашения. Боги-предки потеряли всякое значение, их место заняли новые, местные боги долин, рек и лесов, которые и дали религиозное освещение новым союзам. Позднее христианство, всегда готовое приноравливаться к остаткам язычества, создало из них местных святых.
С этих пор сельская община, состоящая вполне или отчасти из обособленных семей, соединенных однако же общим владением землей, сделалась на все последующие века необходимым связующим основанием народного союза. На громадных пространствах восточной Европы, Азии и Африки сельская община существует и до сих пор. Под таким же строем жиж и варвары, разрушившие Римскую империю, — германцы, скандинавцы, славяне и т. д. И благодаря изучению варварских законов*, а также обычаев и законов, господствующих среди современных нам союзов сельских общин у кабилов, монголов, ин¬
* Под этим названием обыкновенно разумеют уцелевшие памятники древнего права Лангобардов, Баварцев и т. д., к которым принадлежит и наша «Русская Правда Ярослава». — Ради краткости я пропускаю «наделеную семью» — чрезвычайно распространенную бытовую форму, встречающуюся в Индии, составляющую основу жизни в Китае, а у нас встречающуюся среди «семейских», т. е. раскольников на Забайкалье. Она стоит между родом и сельскою общиною.


Государство, его роль в истории
283
дусов, африканцев и других народов, стало возможным восстановить во всей ее полноте ту форму общества, которая послужила исходной точкой нашей современной цивилизации.
Всмотримся же поближе в эти учреждения.
III
Сельская община состояла в прежние времена — как состоит и теперь — из отдельных семей, которые, однако же, в каждой деревне владели землею сообща. Они смотрели на нее как на общее наследие и распределяли ее между собою, смотря по величине семей, по их нуждам и силам. Сотни миллионов людей и до сих пор еще живут при таком порядке в Восточной Европе, в Индии, на Яве и в других местах. Таким же образом устроились и в наше время русские крестьяне, когда государство предоставило им свободу населять, как они хотят, огромные пространства Сибири.
Вначале обработка земли также происходила сообща, — и во многих местах этот обычай сохранился еще до сих пор, по крайней мере, при обработке некоторых участков общинной земли. Точно так же свозка леса и расчистка чащоб, постройка укреплений или «городков», или башен, которые служили убежищем в случае нашествия, — все это делалось сообща, как и до сих пор еще делается сотнями миллионов крестьян там, где сельской общине удалось устоять против вторжения государства, Но, выражаясь современным языком, «потребление» происходило посемейно — каждая семья имела свой скот, свой огород и свои запасы, так что могла уже накоплять и передавать накопленное по наследству. Во всех делах мир имел верховную власть. Местный обычай был законом; а общее собрание всех глав семейств — мужчин и женщин — было судьей, и притом единственным судьей, и по гражданским, и по уголовным делам. Обиженному общиннику достаточно было воткнуть свой нож в землю на том месте, где мир обыкновенно собирался, и мир был обязан «постановить приговор» на основании местного обычая, после того, как свидетели обеих сторон установят под присягой факт обиды.
* * *
Трудно было бы изложить здесь все то, что представляет интересного эта ступень развития общественности. Достаточно сказать, что


284
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
все учреждения, которыми различные государства впоследствии воспользовались в интересах меньшинства, все понятия о праве, которые мы находим в наших законах (искаженные к выгоде опять-таки меньшинства), и все формы судебной процедуры, насколько они охраняют личность, получили свое начало в общинном быте. Так что, когда мы воображаем, что сделали большой шаг вперед, вводя у себя, например, суд присяжных, — мы в действительности только возвращаемся к учреждению варваров, претерпевшему ряд изменений в пользу правящих классов. Римское право404 было ничем иным, как надстройкою над правом обычным.
Одновременно с этим, благодаря обширным добровольным союзам сельских общин, развивалось и сознание их национального единства.
* * *
Основанная на общем владении землею, а нередко и на общей ее обработке, обладающая верховной властью, и судебною, и законодательною на основании обычного права — сельская община удовлетворяла большей части общественных потребностей своих членов.
Но не все нужды были удовлетворены; оставались еще такие, которым нужно было искать удовлетворения. Но дух того времени был таков, что человек не обращался к правительству, как только возникнет какая-нибудь новая потребность, а сам брал почин и создавал по соглашению с другими союз, общество, больших или малых размеров, многочисленное или малочисленное, чтобы удовлетворить эту вновь народившуюся потребность. И действительно, общество того времени было буквально покрыто сетью клятвенных братств, союзов для взаимопомощи, задруг405, как внутри сельской общины, так и вне ее в союзе общин. Мы можем наблюдать эту ступень развития и проявление этого духа даже теперь, среди тех варваров, союзы которых не были поглощены государствами, сложившимися по римскому, или вернее по византийскому типу. Так, у кабилов406, например, довольно хорошо сохранилась сельская община со всеми только что упомянутыми ее отправлениями. Но у человека существует потребность распространить свою деятельность и за тесные пределы своей деревни. Одни отправляются странствовать по свету, в поисках за приключениями, в качестве купцов; другие берутся за то или другое ремесло, за то или другое искусство. Так вот, те и другие, купцы и ре¬


Государство, его роль в истории
285
месленники, соединяются между собою в «братства», даже если они принадлежат к различным деревням, племенам или союзам общин. Союз необходим им для взаимной защиты в далеких странствованиях, для передачи друг другу секретов ремесла — и они соединяются. Они приносят клятву в братстве и действительно практикуют его — на удивление европейцам — на деле, а не только на словах.
Помимо этого, с кем беды не случается? Обыкновенно тихий и спокойный человек, быть может, завтра в какой-нибудь драке переступит границы, положенные правилами приличия и общежития, нанесет кому-нибудь раны или увечье. А в таком случае придется уплатить раненому или обиженному очень тяжелое вознаграждение; обидчик должен будет защищаться перед деревенским судом и восстановить истину при помощи свидетельствующих под присягой, шести, десяти или двенадцати «соприсягателей». Это — еще одна причина, почему ему важно вступить в какое-нибудь братство.
Мало того, у людей является потребность потолковать о политике, может быть, даже поинтриговать, потребность распространять то или иное нравственное убеждение, тот или другой обычай. Наконец, внешний мир также требует охраны; приходится заключать союзы с соседними племенами, устраивать обширные федерации, распространять понятия междуплеменного права... И вот, для удовлетворения всех этих нравственных и умственных потребностей, кабилы, монголы, малайцы и проч. не обращаются ни к какому правительству — да у них его нет; они — люди обычного права и личного почина, не испорченные на все готовыми правительством и церковью. Они поэтому соединяются прямо; они образуют братства, политические и религиозные общества, союзы ремесел — гильдии407, как их называли в средние века в Европе, или с о ф ы, как их называют теперь кабилы. И эти софы выходят далеко за пределы своей деревни; они распространяются в далеких пустынях и чужеземных городах; и в этих союзах, действительно, практикуется братство. Отказать в помощи члену своего софа, даже если бы для этого пришлось рискнуть всем своим имуществом и самою жизнью, — значит стать изменником «братству»: с таким человеком обращаются как с убийцей «брата».
* * *
То, что мы находим теперь среди кабилов, монголов, малайцев и т. д., было существенной чертой общественной жизни так называе¬


286
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
мых варваров в Европе, от пятого до двенадцатого, и даже до пятнадцатого века. Под именем гильдии, задруг, университа- т о в (universitas) и т. п. повсюду существовало множество союзов для самых разнообразных целей; для взаимной защиты и для совместного наказания обидчика; для замены мести «око за око» вознаграждением за обиду, после чего обидчик обыкновенно принимался в братство; для совместной работы в своем ремесле, для взаимной помощи во время болезни, для защиты территории, для сопротивления нарождавшейся внешней власти, для торговли, для поддержания доброго соседства, для распространения тех или других идей — одним словом, для всего того, зачем современный европеец, воспитавшийся на заветах кесарьского и папского Рима, обыкновенно обращается к государству. Очень сомнительно даже, можно ли было в те времена найти хоть одного человека — свободного или крепостного, — за исключением, конечно, изгнанных из братств — изгоев, — который не принадлежал бы каким-нибудь союзам или гильдиям, помимо своей общины. В скандинавских сагах воспеваются дела этих братств; «беспредельная верность побратимов» составляет предмет лучших из этих эпических песен, между тем как церковь и нарождающаяся королевская власть, представительницы вновь всплывшего Византийского или Римского Закона, обрушиваются на них своими проклятиями и указами, которые, к счастью, остаются мертвой буквой.
Вся история того времени теряет свой смысл и делается совершенно непонятной, если не принимать в расчет этих союзов братьев и сестер, которые возникали повсюду для удовлетворения самых разнообразных нужд, как экономической, так и духовной жизни человека.
Чтобы понять громадный шаг вперед, сделанный во время существования этих двух учреждений — сельской общины и свободных братств, — вне всякого влияния со стороны Рима, христианства, или государства — достаточно сравнить Европу, какою она была во время нашествия варваров, с тем, чем она стала в десятом или одиннадцатом веке.
За эти пятьсот или шестьсот лет человек успел покорить девственные леса и заселить их; страна покрылась деревнями, окруженными полями и изгородями и находящимися под защитой укрепленных городков; между ними, через леса и болота, проложены тропы. В этих деревнях мы находим уже зачатки различных ремесел и це¬


Государство, его роль в истории
287
лую сеть учреждений для поддержания внутреннего и внешнего мира. За убийство или нанесение ран сельчане уже не мстят убийством обидчика или кого-нибудь из его родных, или нанесением им соответственных ран, как это делалось в былые времена. Бывшие дружинники — бояре и дворяне — еще держатся этого устарелого правила (и в этом причина их бесконечных войн), но у крестьян уже вошло в обычай платить вознаграждение за обиду, после чего мир восстановляется и обидчик, если не всегда, то в большинстве случаев, принимается в семью обиженного.
Во всех спорах и тяжбах мы находим здесь третейский суд, как глубоко укоренившееся учреждение, вполне вошедшее в ежедневный обиход, наперекор епископам и нарождающимся князьям, которые требуют, чтобы каждая тяжба разбиралась ими или их ставленниками, чтобы иметь, таким образом, возможность взимать в свою пользу ту пеню, которую мир налагал на нарушителей общественного спокойствия.
Наконец, сотни сел объединяются уже в могучие союзы — зачатки будущих европейских наций, — которые клятвою обязуются поддерживать внутренний мир, считают занимаемую ими землю общим наследием и заключают между собою договоры для взаимной защиты. Такие союзы мы встречаем еще и до сих пор у монгольских, тюрко-финских и малайских племен.
* * *
Тем не менее черные точки мало-помалу начинают собираться на горизонте. Рядом с этими союзами возникают другие союзы — союзы правящего меньшинства, которые пытаются превратить этих свободных людей в крепостных, в подданных. Рим погиб, но его предания оживают: с другой стороны, и христианская «церковь», мечтающая о восточных всемогущих церковных государствах, охотно оказывает свою поддержку нарождающейся гражданской и военной власти.
Человек далеко не такой кровожадный зверь, каким его обыкновенно представляют, чтобы доказать необходимость господства над ним; он, наоборот, всегда любил спокойствие и мир. Иногда он, может быть, и не прочь подраться, но он не кровожаден по природе и во все времена предпочитал скотоводство и обработку земли военным похождениям. Вот почему, как только крупные передвижения варваров начали ослабевать, как только толпы пришельцев осели бо¬


288
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
лее или менее на занятых ими землях, мы видим, что забота о защите страны от новых пришельцев и воителей поручается одному человеку, который набирает себе небольшую дружину из искателей приключений, привыкших к войнам, или прямо разбойников, тогда как остальная масса народа занимается разведением скота или обработкой земли.
Затем, мало-помалу, «защитник» начинает уже накоплять богатства: бедному дружиннику он дает лошадь и оружие (стоившие тогда очень дорого) и таким образом порабощает его; он приобретает первые зачатки власти. С другой стороны, большинство начинает забывать предания, служившие ему законом; изредка лишь какой-нибудь старик, удержавший в памяти те рассказы о прежних случаях решения, из которых складывается обычное право, поет о них песни или рассказывает были народу во время больших общинных праздников. Тогда, мало-помалу, обособляются семьи, которые делают как бы своим ремеслом, переходящим от отца к сыну, запоминание этих стихов и песен, т. е. сохранение «закона» во всей его чистоте. К ним обращаются сельчане за разрешением запутанных споров и тяжб, особенно, когда две деревни или два союза деревень отказываются признать решение третейских судей, выбранных из их среды.
В этих семьях гнездятся уже зачатки княжеской или королевской власти, и чем больше изучаешь учреждения того времени, тем более убеждаешься в том, что знание обычного права способствовало больше приобретению этой власти, чем сила оружия. Люди дали себя покорить гораздо больше из-за желания «наказать» обидчика «по закону», чем вследствие прямого покорения оружием.
Таким образом создается первое «объединение властей» — первое общество для взаимного обеспечения совместного господства — т. е. союз между судьей и военачальником, как сила, враждебная сельской общине. Обе эти должности соединяются в одном лице, которое окружает себя вооруженными людьми, чтобы приводить в исполнение судебные приговоры, укрепляется в своей крепости, начинает накоплять и сохранять за своей семьей богатства того времени, т. е. хлеб, скот, оружие, и мало-помалу утверждает свое господство над соседними крестьянами. Ученые люди того времени, т. е. знахари, волхвы408 и попы, оказывают ему поддержку и получают свою долю власти; присоединяя силу меча к грозному могуществу колдуна, они пытаются утвердить власть за собой.


Государство, его роль в истории
289
Не одна книжка, а целый ряд книг потребовались бы на то, чтобы изложить подробно этот в высшей степени важный предмет и рассказать, как должно, почему свободные люди превратились постепенно в крепостных, обязанных работать на своих светских или духовных господ; как понемногу и как бы ощупью создавалась власть над деревнями и городами; как соединялись и восставали крестьяне, пытаясь бороться против этого растущего господства и как они были побеждаемы в борьбе против крепких стен замков и против охраняющих их, с головы до ног вооруженных людей.
Довольно будет сказать, что около одиннадцатого века Европа, видимо, шла по пути к образованию варварских монархий, подобных тем, какие мы находим теперь, напр.[имер], в Африке, или церковных государств (теократии), вроде тех, «которые встречаются в истории Востока. Это не могло, конечно, произойти сразу; но, во всяком случае, зачатки таких деспотических королевств и теократии уже были налицо, и им оставалось только развиваться все больше и больше...
К счастью, однако, тот «варварский дух скандинавов, саксов, кельтов, германцев и славян, который в течение семи или восьми веков заставлял их искать удовлетворения своих нужд путем свободного соглашения братств и гильдий, — еще жил в деревнях, городах и местечках. Варвары, правда, позволили поработить себя и уже работали на господ, но дух свободного почина и свободного соглашения еще не был в них убит. Их союзы оказались в высшей степени живучими, а крестовые походы только способствовали их пробуждению и развитию в Западной Европе.
И вот в двенадцатом столетии по всей Европе вспыхивает с замечательным единодушием восстание городских общин, задолго до того подготовленное этим федеративным духом и выросшее на почве соединения ремесленных гильдий с сельскими общинами.
Это восстание, которое большая часть официальных историков предпочитает замалчивать, спасло Европу от грозившей ей опасности. Оно остановило развитие теократических и деспотических монархий, в которых наша цивилизация, вероятно, погибла бы после нескольких веков пышного показного могущества, как погибли цивилизации Месопотамии409, Ассирии410 и Вавилона411. Этой революцией началась новая полоса жизни — полоса свободных городских общин.


290
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
IV
Не удивительно, что современные историки, воспитанные в духе римского права и привыкшие смотреть на Рим, как на источник всех учреждений, не могут понять духа коммуналистического движения двенадцатого века412. Это смелое признание прав личности и образование общества путем свободного соединения людей в деревни, города и союзы — было решительным отрицанием того духа единства и централизации, которым отличался древний Рим и которым проникнуты все исторические представления современной официальной науки.
Восстание двенадцатого столетия нельзя приписать ни какой-нибудь выдающейся личности, ни какому-нибудь центральному учреждению. Оно представляет собою естественное явление роста человечества, подобное родовому строю и деревенской общине; оно принадлежит не какому-нибудь одному народу или какой-нибудь области, а известной ступени человеческого развития.
Вот почему официальная наука не может понять смысла этого движения, и потому во Франции Огюстен Тьерри и Сисмонди, оба писавшие в начале 19-го столетия и действительно понимавшие этот период, до настоящего времени не имели последователей. Теперь только Люшер413 попытался — и то очень несмело, следовать по пути, указанному великим историком меровингского414 и коммуналистического периода (Ог. Тьерри). Потому же и в Германии исследования этого периода и смутное понимание его духа только теперь выдвигаются вперед. В Англии верную оценку этих веков можно найти только у поэта Уильяма Мориса415, а не у историков, за исключением разве Грина416, который только под конец своей жизни начал понимать его. В России же, где, как известно, влияние римского права менее глубоко, Беляев417, Костомаров418, Сергеевич4'9 и некоторые другие превосходно поняли дух вечевого периода.
* * *
Средневековая община составилась, с одной стороны, из сельской общины, а с другой, из множества союзов и гильдий, существовавших вне территориальных границ. Она образовалась из федерации этих двух родов союзов, под защитой городских стен и башен.
Во многих местах она явилась как результат медленного роста. В других же — как во всей Западной Европе — она бьша результатом


Государство, его роль в истории
291
революции. Когда жители того или другого местечка чувствовали себя в достаточной безопасности за своими стенами, они составляли «со-присягательство» (con-juration). Члены его клялись забыть все прежние дела об обидах, драках или увечиях, а в будущем не прибегать, в случае ссоры, ни к какому другому судье, кроме выбранных ими самими гильдейских или городских синдиков.
Во всяком ремесленном союзе, во всякой гильдии добрых соседей, во всякой задруге этот обычай существовал издавна. То же было и в сельской общине, пока епископу или князю не удалось ввести в нее, а впоследствии навязать силою своих судей. Теперь все слободы и приходы, вошедшие в составе города, вместе с братствами и гильдиями, создавшимися в нем, составляли amitas («дружбу»), выбирали своих судей и клялись быть верными возникшему постоянному союзу между всеми этими группами.
Наскоро составлялась и принималась хартия420. Иногда посылали для образца за хартией в какой-нибудь соседний город (мы знаем теперь сотни таких хартий) — и новая община была создана. Епископу или князю, которые до сих пор вершили суд среди общинников и часто делались их господами, — теперь оставалось только признать совершившийся факт или же бороться против молодого союза оружием. Нередко король, т. е. такой князь, который старался добиться главенства над другими князьями и казна которого была всегда пуста, «жаловал» хартию за деньги. Он отказывался этим от назначения общине своего судьи, но вместе с тем возвышался, приобретал больше значения перед другими феодальными баронами, как покровитель таких-то городов. Но это далеко не было общим правилом; сотни вольных городов жили без всякого другого права, кроме собственной воли, под защитой своих стен и копий.
* * *
В течение одного столетия это движение распространилось (нужно заметить, путем подражания) с замечательным единодушием по всей Европе. Оно охватило Шотландию, Францию, Нидерланды, Скандинавию, Германию, Италию, Испанию, Польшу и Россию. И когда мы сравниваем теперь хартии и внутреннее устройство вольных городов французских, английских, шотландских, ирландских, скандинавских, германских, богемских, русских, швейцарских, итальянских или испанских — нас поражает почти буквальное сходство


292
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
этих хартий и республик, выросших под сенью такого рода общественных договоров. Какой знаменательный урок всем поклонникам Рима и гегельянцам, которые не могут себе представить другого способа достигнуть однообразия учреждений, кроме рабства перед законом!
От Атлантического океана до Волги и от Норвегии до Италии, вся Европа была покрыта подобными же вольными городами, из которых одни, как Флоренция, Венеция, Нюрнберг или Новгород, сделались многолюдными центрами, другие же оставались небольшими городами, состоявшими всего из сотни семейств, причем они все-та- ки считались равными в глазах других, более цветущих городов.
Развитие этих, полных жизни и силы, организмов шло, конечно, не везде одним и тем же путем. Географическое положение и характер внешних торговых сношений, препятствия, которые приходилось преодолевать, — все это создавало для каждой из этих общин свою историю. Но в основе всех их лежал один и тот же принцип. Как Псков в России, так и Брюгге в Нидерландах, как какое-нибудь шотландское местечко с тремястами жителей, так и цветущая Венеция со своими людными островами, как любой городок в северной Франции или Польше, так и красавица Флоренция — все они составляли те же amitas, те же союзы сельских общин и соединенных гильдий. В общих чертах их внутреннее устройство было везде одно и то же.
* * *
По мере роста городского населения стены города раздвигались, становились толще, и к ним прибавлялись новые и все более высокие башни; каждая из этих башен воздвигалась тем или другим кварталом города, той или другой гильдией и носила свой особый характер. Город делился обыкновенно на несколько кварталов или концов — четыре, пять или шесть, ограниченных улицами, которые расходились по радиусам от центрального кремля к стенам. Эти концы или кварталы были обыкновенно заселены, каждый особым ремеслом или мастерством; новые ремесла — молодые цехи — занимали слободы, которые со временем также вносились в черту города и городских стен.
Каждая улица и приход представляют особую земельную единицу, соответствующую старинной сельской общине; они имеют сво¬


Государство, его роль в истории
293
его уличанского или приходского старосту, свое уличанское вече, свое судилище, своего избранного священника, свою милицию, свое знамя и часто свою печать — символ государственной независимости. Эту независимость они сохраняют и при вступлении в союз с другими улицами и приходами*.
Профессиональной единицей, часто совпадающей или почти совпадающей с улицей или приходом, является гильдия — ремесленный союз. Этот союз точно так же сохраняет своих святых, свои уставы, свое вече, своих судей. У него своя касса, свое ополчение, свое знамя. Он точно также имеет свою печать и сохраняет полную независимость.
В случае войны, если гильдия сочтет нужным, ее милиция пойдет рядом с милициями других гильдий, и ее знамя будет водружено рядом с большим знаменем, или carosse всего города.
Город представляет собою союз этих концов, улиц, приходов и гильдий; он имеет свое общенародное собрание всех жителей в главном вече, свою главную ратушу, выборных судей и свое знамя, вокруг которого собираются знамена всех гильдий и улиц. Он вступает в переговоры с другими городами как вполне полноправная единица, соединяется с кем ему угодно и заключает, с кем захочет, национальные и международные союзы. Так английские «Cinque Ports»421, расположенные около Дувра422, образуют союз с французскими и нидерландскими портовыми городами по другую сторону пролива; точно так же русский Новгород соединяется с скандинаво-германской Ганзой и т. д. Во внешних сношениях каждый город имеет все права современного государства. Именно в это время и создается, благодаря добровольному соглашению, та сеть договоров, которая потом стала известна под именем международного права; эти договоры находились под охраной общественного мнения всех городов и соблюдались лучше, чем теперь соблюдается международное право.
Часто, в случае неумения решить какой-нибудь запутанный спор, город обращался за решением к соседнему городу. Дух того времени — стремление обращаться скорее к третейскому суду423, чем к власти, — беспрестанно проявлялся в таком обращении двух спорящих общин к третьей.
* Для России, см. в особенности Беляева, «Рассказы из Русской Истории».


294
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
* * *
То же видим мы и у ремесленных союзов. Они ведут свои торговые сношения совершенно независимо от городов, вступают в договоры помимо всяких национальных делений. И когда мы теперь гордимся международными конгрессами рабочих, мы в своем невежестве совершенно забываем, что международные съезды ремесленников и даже подмастерьев собирались уже в пятнадцатом столетии.
В случае нападения средневековый город или защищается сам, ведет ожесточенные войны с окрестными феодальными баронами, ежегодно назначая одного или двух человек для команды над своими милициями; или же он принимает особого «военного защитника» — какого-нибудь князя или герцога, избираемого городом на один год и с правом отставки, когда город найдет нужным. На содержание дружины ему обыкновенно дают деньги, собираемые в виде судебных взысканий и штрафов; но вмешиваться во внутренние дела города он не имеет права. Иногда, когда город слишком слаб, чтобы вполне освободиться от окружающих его феодальных хищников, он обращается, как к более или менее постоянному «военному защитнику», к епископу или князю той или другой фамилии — Гвельфов424 или Гибелинов425 в Италии, Рюриковичей426 в России или Ольгердо- вичей427 — в Литве; но при этом город зорко следит, чтобы власть епископа или князя никоим образом не распространялась дальше дружинников, живущих в замке. Ему даже запрещается входить в город без особого разрешения. Известно, что английская королева и до сих пор не может въехать в Лондон без разрешения лорда-мэра, т. е. городского головы.
* * *
Мне очень хотелось бы подробно остановиться на экономической стороне жизни средневековых городов, но она была так разнообразна, что о ней нужно было бы говорить довольно долго, чтобы дать о ней верное понятие. Достаточно будет заметить, что внутренняя торговля всегда велась гильдиями, а не отдельными ремесленниками, и что цены назначались по взаимному соглашению. Внешняя же торговля велась вначале исключительно самими городами: ее ведет Господин Великий Новгород, Генуя и т. д.; и только впоследствии она сделалась монополией купеческих гильдий, а еще позднее — отдельных личностей. По воскресеньям и по субботам после


Государство, его роль в истории
295
обеда (это считалось временем дня бани) никто не работал. Закупкой главных предметов необходимых потребностей, как хлеб, уголь и т. п., заведовал город, который потом и доставлял их своим жителям, по своей цене. В Швейцарии закупка зерна целым городом сохранялась до середины 19-го столетия.
Вообще, мы можем сказать на основании множества всевозможных исторических документов, что человечество ни прежде, ни после этого периода никогда не знало такого сравнительного благосостояния, обеспеченного для всех, каким пользовались средневековые города. Теперешняя нищета, неуверенность в будущем и чрезмерный труд в средневековом городе были совершенно неизвестны.
V
Благодаря всем этим элементам — свободе, организации от простого к сложному, тому, что производство и внутренний обмен велись ремесленными союзами (гильдиями), а внешний обмен и закупка главных предметов потребления производились самим городом, — средневековые города в течение первых двух столетий своего существования сделались центрами благосостояния для всего своего населения, центрами богатства, высокого развития и образованности.
Когда справляешься с документами, дающими возможность установить размер заработной платы, сравнительно со стоимостью предметов потребления (Т. Роджерс428 сделал это для Англии, а многие немецкие писатели — для Германии), то ясно видно, что труд ремесленника и даже простого поденщика того времени оплачивался лучше, чем оплачивается в наше время труд наиболее искусного рабочего. Счетные книги Оксфордского университета и некоторых имений в Англии, а также некоторых немецких и швейцарских городов ясно доказывают это.
С другой стороны, обратите внимание на художественную отделку, на количество орнаментов, которыми работник того времени украшал не только настоящие произведения искусства, как, например, городскую ратушу или собор, но даже самую простую домашнюю утварь, какую-нибудь решетку, какой-нибудь подсвечник, чашку или горшок, — и вы сейчас же поймете, что он не знал ни торопливости,


296
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ни спешности, ни переутомления нашего времени; он мог ковать, лепить, ткать, вышивать не спеша, что теперь могут делать лишь очень немногие работники — артисты. Если же мы взглянем на работы, делавшиеся рабочими бесплатно для украшения церквей и общественных зданий, принадлежавших приходам, гильдиям или всему городу, а также на их приношения этим зданиям, — будь то произведения искусства, как художественные панели, скульптурные произведения, изделия из кованого железа, чугуна или даже серебра, — или же простая работа столяра или каменщика, то мы сразу увидим, какого благосостояния сумели достигнуть тогдашние города. Мы увидим также на всем, что бы ни делалось в то время, отпечаток духа изобретательности и искание нового, дух свободы, вдохновлявший весь их труд, чувство братской солидарности, которая развивалась в гильдиях, где люди объединялись не только ради практических нужд своего ремесла, но и связаны были узами братства и общественности. Гильдейскими правилами предписывалось, например, чтобы два «брата» всегда присутствовали у постели «брата» в случае болезни — что в те времена чумы и повальных зараз требовало немало самоотвержения; в случае же смерти гильдия брала на себя все хлопоты и расходы по похоронам умершего брата или сестры и считала своим долгом проводить до могилы его тело и позаботиться об его вдове и детях.
Ни отчаянной нищеты, ни подавленности, ни неуверенности в завтрашнем дне, которые висят над большинством населения современных городов, в этих «оазисах, возникших в двенадцатом веке среди феодальных лесов», — совершенно не было известно.
* * *
Под защитой своих вольностей, выросших на почве свободного соглашения и свободного почина, в этих городах возникла и развилась новая цивилизация, с такою быстротой, что ничего подобного этой быстроте в истории не встречается ни раньше, ни позже.
Вся современная промышленность ведет свое начало от этих городов. В течение трех столетий ремесла и искусства достигли в них такого совершенства, что наш век превзошел их разве только в быстроте производства, редко — в качестве и почти никогда в художественности изделий. Несмотря на все наши усилия оживить искусство, разве мы можем сравняться в живописи по красоте с Рафаэлем429? по силе и смелости — с Миккель Анджело?430 в науке и искусстве —


Государство, его роль в истории
297
с Леонардо да Винчи?431 в поэзии и красоте языка — с Данте?432 или в архитектуре — с творцами соборов в Лаоне433, Реймсе434, Кёльне435, которых «строителями», по выражению Виктора Гюго, «был сам народ»? И где же найти такие сокровища красоты, как во Флоренции и Венеции, как ратуши в Бремене436 и Праге437, как башни Нюрнберга438 и Пизы439, и т. д. до бесконечности? Все эти памятники искусства — творения того периода вольных городов.
Если вы захотите смерить одним взглядом все, что было внесено нового этой цивилизацией, сравните купол собора Св. Марка в Венеции440 с неумелыми норманскими сводами; или картины Рафаэля с наивными вышивками и коврами Байё441, нюренбергские математические и физические инструменты и часы с песочными часами предыдущих столетий; звучный язык Данте — с варварской латынью десятого века... Между этими двумя эпохами вырос целый новый мир!...
* * *
За исключением еще одной славной эпохи — опять-таки эпохи вольных городов в древней Греции, — человечество никогда еще не шло так быстро вперед, как в этот период. Никогда еще человек в течение двух или трех веков не переживал такого глубокого изменения; никогда еще ему не удавалось развить до такой степени свое могущество над силами природы.
Вы, может быть, подумаете о нашей современной цивилизации, успехами которой мы так гордимся? Но она, во всех своих проявлениях, есть лишь дитя той цивилизации, которая выросла среди вольных средневековых городов. :Все великие открытия, создавшие современную науку, как компас, часы, печатный станок, открытие новых частей света, порох, закон тяготения, закон атмосферного давления, развитием которого явилась паровая машина, основания химии, научный метод, указанный Роджерсом Бэконом442 и прилагавшийся в итальянских университетах, — что все это, как не наследие вольных городов и той цивилизации, которая развивалась в них под охраной общинных вольностей?
* * *
Мне, может быть, скажут, что я забываю внутреннюю борьбу партий, которой полна история этих общин; забываю уличные схватки, отчаянную борьбу с феодальными владельцами, восстания «молодых


298
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ремесел» против «старых ремесел», кровопролития и репрессалии этой борьбы...
Нет, я вовсе не забываю этого. Но вместе с Лео443 и Ботга444, двумя историками средневековой Италии, с Сисмонди, с Феррари, Джино Каппони445 и многими другими я вижу в этих столкновениях партий именно залог вольной жизни этих городов. Я вижу, как после каждого из таких столкновений жизнь города делала новый и новый шаг вперед. Лео и Ботта заканчивают свой подробный обзор этих кровавых уличных столкновений, происходивших в средневековых итальянских городах, и совершавшегося одновременно с ними громадного движения вперед (обеспечение благосостояния для всех жителей, возрождение новой цивилизации) следующею очень верною мыслью, которую каждый революционер нашего времени должен был бы запомнить: «Коммуна только тогда и представляет, говорят они, картину нравственного целого, только тогда и носит общественный характер, когда она, подобно самому человеческому уму, допускает в своей среде противоречия и столкновения».
Да, столкновения, но разрешающиеся свободно, без вмешательства какой-то внешней силы, без вмешательства государства, давящего своею громадною тяжестью на одну из чашек весов, в пользу той или другой из борющихся сил.
Подобно этим двум писателям, я также думаю, что «навязывание мира часто причиняет гораздо больше вреда, чем пользы, потому что таким образом противоположные вещи насильно связываются, ради установления однообразного порядка: отдельные личности и мелкие организмы приносятся в жертву одному огромному поглощающему их телу — бесцветному и безжизненному».
Вот почему вольные города, до тех пор, пока они не стремились сделаться государствами и распространять свое господство над деревнями и пригородами, т. е. создать «огромное тело, бесцветное и безжизненное», — росли и выходили из этих внутренних столкновений с каждым разом моложе и сильнее. Они процветали, хотя на их улицах гремело оружие, тогда как двести лет спустя та же самая цивилизация рушилась, под шум войн, которые стали вести между собою государства.
Дело в том, что в вольных городах борьба шла для завоевания и сохранения свободы личности, за принцип федерации, за право свободного союза и совместного действия; тогда как государства


Государство, его роль в истории
299
воевали из-за подавления личности, за уничтожение свободного соглашения, за объединение всех своих подданных в одном общем рабстве, перед королем, судьей и попом, т. е. перед государством.
В этом вся и разница. Есть борьба, есть столкновения, которые убивают, и есть такие, которые двигают человечество вперед.
VI
В шестнадцатом веке явились новые, современные варвары и разрушили всю эту цивилизацию средневековых вольных городов. Им, конечно, не удалось уничтожить ее совершенно, но, во всяком случае, они задержали ее рост по крайней мере на два или на три столетия и дали ей другое направление.
Они сковали по рукам и по ногам личность, отняли у нее все вольности; они потребовали, чтобы люди забыли свои союзы, строившиеся на свободном почине и свободном соглашении, чтобы все общество подчинилось решительно во всем единому повелителю. Все непосредственные связи между людьми были разрушены, на том основании, что только государству и церкви должно принадлежать право объединять людей, что только они призваны ведать промышленные, торговые, правовые, художественные, общественные и личные интересы, ради которых люди двенадцатого века обыкновенно соединялись между собою непосредственно.
И кто же были эти варвары? — Никто иной, как государство — вновь возникший тройственный союз между военным вождем, судьей (наследником римских традиций) и священником, тремя силами, соединившимися ради взаимного обеспечения своего господства и образовавшими единую власть, которая стала повелевать обществом и в конце концов раздавила его.
* * *
Естественно является вопрос — каким образом эти новые варвары могли одолеть такие могущественные организмы, как средневековые вольные города? Откуда почерпнули они силу для этого?
Эту силу, прежде всего, дала им деревня. Как древне-греческие города не сумели освободить рабов, так и средневековые города, освобождая горожан, не сумели в то же время освободить от крепостного рабства крестьян.


зоо
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Правда, во время освобождения городов горожане, сами соединявшие ремесло с земледелием, почти везде пытались привлечь деревенское население к делу своего освобождения. В течение двух столетий горожане Италии, Испании и Германии вели упорную войну с феодальными баронами и проявили в этой борьбе чудеса героизма и настойчивости. Они отдавали последние силы на то, чтобы победить господские замки и разрушить окружавший их феодальный строй.
Но успех, которого они достигли, был неполный, и, утомившись борьбой, они заключили с баронами мир, в котором пожертвовали интересами крестьянина. Вне пределов той территории, которую города отбили для себя, они предали крестьянина в руки барона — только, чтобы прекратить войну. В Италии и Германии города даже признали барона гражданином, с условием, чтобы он жил в самом городе. В других местах они разделяли с ним господство над крестьянами, и горожане сами стали владеть крепостными.
И за то же бароны отомстили горожанам, которых они и презирали, и ненавидели. Они начали заливать кровью улицы городов, из-за вражды и мести между своими дворянскими родами, которые не отдавали, конечно, своих раздоров на суд презираемых ими общинных судей городских синдиков446, а предпочитали разрешать их на улицах, с оружием в руках.
Кроме того, дворяне стали развращать горожан своею расточительностью, своими интригами, своей роскошной жизнью, своим образованием, полученным при королевских или епископских дворах. Они втягивали граждан в свои бесконечные ссоры. И граждане, в конце концов, начали подражать дворянам; они сделались, в свою очередь, господами и стали обогащаться на счет труда крепостных, живущих в деревнях, вне городских стен.
При таких условиях короли, императоры, цари и папы нашли поддержку в крестьянстве, когда они начали собирать свои царства и подчинять себе города. Там, где крестьяне не шли прямо за ними, они во всяком случае предоставляли им делать, что хотят. Они не защищали городов.
* * *
Королевская власть постепенно складывалась именно в деревне, в укрепленном замке, окруженном сельским населением. В двенадца¬


Государство, его роль в истории
301
том веке она существовала лишь по имени: мы знаем теперь, что такое были те предводители мелких разбойничьих шаек, которые присваивали себе титул королей, не имевший — как доказал Огюстен Тьерри — тогда почти никакого значения. Скандинавские рыбаки имели своих «королей над неводом», даже у нищих были свои «короли»; король, князь, конунг был просто временным предводителем.
Медленно и постепенно, то тут, то там, какому-нибудь более сильному или более хитрому князю удавалось возвыситься над остальными. Церковь, конечно, была всегда готова поддержать его. Путем насилия, интриг, подкупа, а где нужно, и кинжала и яда, он достигал господства над другими феодалами. Так складывалось, между прочим, московское царство*.
Но местом возникновения королевской власти никогда не были вольные города с их шумным вечем, с их Тарпейской скалой447, или Волховом448, для тиранов; эта власть всегда зарождалась в провинции, в деревнях.
Во Франции, после нескольких неудачных попыток основаться в Реймсе или Лионе449, они избрали для этого Париж, который был собранием деревень и маленьких городков, окруженных богатыми деревнями, но где не было вольного вечевого города. В Англии королевская власть основалась в Вестминстере450 — у ворот многолюдного Лондона; в России — в Кремле, построенном среди богатых деревень на берегу Москвы-реки, после неудачных попыток в Суздале и Владимире; но она никогда не могла укрепиться в Новгороде или во Пскове, Нюрнберге или во Флоренции.
Соседние крестьяне снабжали королей зерном, лошадьми и людьми; кроме того, эти нарождающиеся тираны обогащались торговлей — уже не общинной, а королевской. Церковь окружала их своими заботами, защищала их, поддерживала их своей казной, наконец, изобретала для королевского города особого святого и особые чудеса. Она окружала благоговением Парижскую Богоматерь451 или Московскую Иверскую452. В то время, как вольные города, освободившись из-под власти епископов, с юношеским пылом стремились вперед, Церковь медленно работала над восстановлением своей
* См. Костомарова, «Начало единодержавия на Руси», — особенно статью в «Вестнике Европы». Для издания в его «Материалах» Костомаров ослабил эту статью, — вероятно, по требованию цензуры.


302
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
власти через посредство нарождающихся королей; она окружала в особенности нежными заботами, фимиамом и золотом фамильную колыбель того, кого она в конце концов избирала, чтобы в союзе с ним восстановить свою силу и влияние. Повсюду — в Париже, в Москве, в Мадриде, Вестминстере, мы видим, как Церковь заботливо охраняет колыбель королевской или царской власти.
Сильная своим образованием в государственном духе, опираясь в своей деятельности на людей с сильной волей и хитрым умом, которых она умело отыскивала во всех классах общества, искушенная опытом в интригах и сведущая в Римском и Византийском законах, Церковь упорно работает над достижением своего идеала — утверждением сильного короля в библейском духе, т. е. неограниченного в своей власти, но послушного влиянию верховного первосвященника, — короля, который был бы простым гражданским орудием в руках Церкви.
В шестнадцатом веке совместная работа этих двух заговорщиков — короля и церкви — была в полном ходу. Король уже господствовал над своими соперниками баронами, и его рука уже была занесена над вольными городами, чтобы раздавить, в свою очередь, и их.
* * *
Впрочем, и города шестнадцатого столетия были уже не тем, чем мы их видели в двенадцатом, тринадцатом и четырнадцатом. Родились они из освободительной революции двенадцатого века; но у них не достало смелости распространить свои идеи равенства ни на окружающее деревенское население, ни даже на тех горожан, которые позднее поселились в черте городских стен, как в убежище свободы, и которые создавали там новые ремесла. Во всех городах явилось различие между старыми родами, сделавшими революцию двенадцатого века, — иначе, просто «родами» — и молодыми, которые поселились в городах позднее. Старая «Торговая Гильдия»453 не выказывала желания принимать в свою среду новых пришельцев и отказывалась допустить к участию в своей торговле «молодые ремесла». Из простого торгового агента города, который прежде продавал товары за счет города, она превратилась в маклера и посредника, богатевшего за счет внешней торговли и вносившего в городскую жизнь восточную пышность. Позднее «торговая гильдия» соединяет¬


Государство, его роль в истории
303
ся с землевладельцами и духовенством или же ищет опоры для своей монополии, для своего права на обогащение в ближайшем короле. Переставши быть общинной и сделавшись л и ч н о й, торговля наконец убивает вольный город.
Кроме того, старые ремесленные гильдии, которые вначале составляли город и его вече, не хотят признавать за гильдиями более молодых ремесел тех же прав, какими пользуются сами. Молодым ремеслам приходится добиваться равноправия путем революции. Революция, действительно, происходит повсюду, в каждом из городов, которого история нам известна.
Но если в большинстве случаев она ведет к обновлению всей жизни, всех ремесел и искусств — что очень ясно заметно во Флоренции, — то в других городах она иногда кончается победой б о - г а т ы X (popolo grasso) над бедными (popolo basso), подавлением движения, бесчисленными ссылками и казнями, особенно в тех случаях, где в борьбу вмешиваются бароны и духовенство.
Нечего и говорить, что впоследствии, когда короли, прошедшие через школу маккиавелизма, стали вмешиваться во внутреннюю жизнь вольных городов, они избрали предлогом для вмешательства «защиту бедных от притеснения богатых». То, что происходило в России, когда Московские великие князья, а впоследствии цари, шли покорять Новгород и Псков под предлогом защиты «черных сотен»454 и «мелких людишек»455 от богатых, случилось также повсеместно в Германии, во Франции, в Италии, в Испании и т. д.
* * *
Кроме того, города должны были погибнуть еще потому, что сами понятиялюдей изменились. Учения канонического и римского закона совершенно извратили их умы.
Европеец двенадцатого столетия был по существу федералистом. Он стоял за свободный почин, за свободное соглашение, за добровольный союз и видел в собственной личности исходный пункт общества. Он не искал спасения в повиновении, не ждал пришествия спасителя общества. Поднятие христианской или римской дисциплины было ему совершенно чуждо.
Но под влиянием, с одной стороны, христианской церкви, всегда стремящейся к господству, всегда старающейся наложить свою власть на души, и в особенности на труд верующих; а с другой, под


304
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
влиянием римского права, которое, уже начиная с двенадцатого века, проникает ко дворам сильных баронов, королей и пап и скоро делается любимым предметом изучения в университетах, — под влиянием этих двух, так хорошо отвечающих друг другу, хотя и враждовавших вначале учений, — умы людей постепенно развращаются, по мере того, как поп и юрист приобретают больше и больше влияния.
Человек начинает любить власть. Если в городе происходит восстание низших ремесел, оно зовет к себе на помощь какого-нибудь спасителя, выбирает диктатора, или городского царька, и наделяет его неограниченной властью для уничтожения противной партии. И диктатор пользуется ею со всей утонченной жестокостью, заимствованной от церкви и от восточных деспотий.
Церковь оказывает ему поддержку: ведь ее мечта именно библейский король, преклоняющий колена перед первосвященником и становящийся его послушным орудием! Кроме того, она ненавидит всеми силами души и тот дух рационализма, который царствовал в вольных городах в эпоху первого возрождения — т. е. возрождения двенадцатого века*, — и те «языческие идеи», которые звали человека назад к природе под влиянием вновь открытой древнегреческой цивилизации, и, наконец, то течение, которое, во имя первобытного христианства, привело позднее к восстанию против папы, духовенства и церкви вообще. Костер, пытки и виселица — излюбленное оружие церкви — были пущены в ход против еретиков. Для церкви в этом случае было безразлично кто бы ни был ее орудием — папа, король или диктатор, — лишь бы костер, дыба и виселица делали свое дело против еретиков...
Под давлением этих двух влияний — римского юриста и попа — старый федералистский дух, дух свободного почина и свободного соглашения, вымирал и уступал место духу дисциплины, духу правительственной и пирамидальной организации. И богатые классы, и народ одинаково требовали спасителя себе извне.
И когда этот спаситель явился, когда король, разбогатевший вдали от шумного городского веча, в им самим созданных городах и окруженный подчиненными ему дворянами и крестьянами, постучался в городские ворота с обещанием «бедным» своей мощной защиты от богатых, а «богатым» — защиты от мятежных бедных, города, уже но¬
* См. Костомарова, «Русские рационалисты двенадцатого века».


Государство, его роль в истории
305
сившие в себе самих яд власти, не были в силах ему сопротивляться. Они отперли королю свои ворота.
Кроме того, уже с тринадцатого века монголы покоряли и опустошали Восточную Европу, и теперь в Москве возникало, под влиянием татарских ханов и православной церкви, новое царство. Затем турки вторглись в Европу и основали свое государство, опустошая все на своем пути и дойдя в 1453 году до самой Вены. И, чтобы дать им отпор, в Польше, в Богемии, в Венгрии — в центре Европы — возникали сильные государства... В то же время на другом конце Европы, в Испании, изгнание мавров456 дало возможность основаться в Кастилии457 и Арагоне458 новой могущественной державе, опиравшейся на Римскую церковь и инквизицию, меч и застенок.
Эти набеги и войны вели неизбежно к вступлению Европы в новый период жизни — в период военных государств, которые стремились «объединить», т. е. подчинить все другие города одному королевскому или великокняжескому городу. А раз сами города превращались уже в мелкие государства, то последние были неизбежно обречены на поглощение крупными...
VII
Победа государства над вольными общинами и федералистиче- скими учреждениями средних веков не совершилась, однако, беспрепятственно. Было даже время, когда можно было сомневаться в его окончательной победе.
В городах и обширных сельских областях в средней Европе возникло народное движение — религиозное по своей форме и внешним проявлениям, но чисто коммунистическое и проникнутое стремлением к равенству по своему содержанию.
Еще в четырнадцатом веке мы видим два таких крестьянских движения: во Франции (около 1358 года) и в Англии (около 1381 года); первое известно в истории под названием жакерии459, а второе носит имя одного из своих крестьянских вождей — Уата Тэйлора460. Оба они потрясли тогдашнее общество до основания. Оба были направлены, впрочем, главным образом против феодальных помещиков. И хотя оба были разбиты, но в Англии это народное восстание решительно положило конец крепостному праву; а во Франции жакерия настолько остановила его развитие, что


306
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
дальнейшее ее существование было скорее прозябанием, и оно никогда не могло достигнуть такого развития, какого достигло впоследствии в Германии и Восточной Европе.
И вот, в шестнадцатом веке подобное же движение вспыхнуло и в центральной Европе, под именем движения «гусситов» в Богемии461, «анабаптистов» в Германии, Швейцарии и Нидерландах. Сродное ему движение, известное под именем «смутного времени», совершилось в России, в начале семнадцатого века462. В Западной Европе это было восстание не только против феодальных баронов и помещиков, но и восстание против церкви и государства, против канонического и римского права во имя первобытного христианства.
В течение многих и многих лет смысл этого движения совершенно искажался казенными и церковными историками, и только теперь его в некоторой степени начинают понимать.
Лозунгами этого движения были, с одной стороны, полная свобода личности, не обязанной повиноваться ничему, кроме предписаний своей совести, с другой — коммунизм. И только уже гораздо позднее, когда государству и церкви удалось истребить самых горячих защитников движения, а самое движение легко повернуть в свою пользу, оно лишилось своего революционного характера и выродилось в реформацию Лютера463.
Началось оно с проповеди, а в некоторых местах и с практического применения безгосударственного анархизма, — к сожалению, однако, с примесью религиозных форм. Но если откинуть религиозные формулы, составлявшие неизбежную дань тому времени, то мы увидим, что это движение по существу подходит к тому идейному течению, представителями которого являемся теперь мы: мы находим в нем отрицание всякого закона, как государственного, так и божественного, на том основании, что собственная совесть должна быть единственным законом для человека; защиту общины, как единственной распорядительницы своей судьбы, которая должна отобрать свои земли от феодальных владельцев и перестать нести какую бы то ни было, денежную или личную, службу государству — одним словом, стремление осуществить на практике коммунизм и равенство. Когда, например, Денка464, одного из философов анабаптического движения, спросили, признает ли он авторитет библии, он ответил, что единственно обязательным для поведения человека он признает только те правила, кото¬


Государство, его роль в истории
307
рые он сам находит для себя в библии. — Но эти самые неопределенные формулы, заимствованные из церковного языка, — этот самый авторитет «книги», в которой легко найти доводы за и против коммунизма и власти, это особая неясность в вопросе о решительном провозглашении свободы, эта самая религиозная окраска движения уже заключала в себе зародыши поражения его.
* * *
Возникши в городах, движение скоро распространилось и на деревни. Крестьяне отказывались повиноваться кому бы то ни было и, надевши старый сапог или лапоть на копье, вместо знамени, отбирали у помещиков захваченные ими общинные земли, разрывали цепи крепостного рабства, прогоняли попов и судей и организовывали вольные общины. И только при помощи костра, пытки и виселицы, только вырезавши в течение нескольких лет больше 100 000 крестьян, королевской или императорской власти удалось, при поддержке папства и реформированной церкви — Лютер толкал на убийства даже больше, чем сам папа, — положить конец этим восстаниям, которые одно время угрожали самому существованию зарождавшихся государств.
Лютеранская реформация, сама родившаяся из анабаптизма, помогала истреблению народа и подавлению того самого движения, которому она была обязана, в начале своего существования, всей своей силой. Остатки этого громадного умственного течения укрылись в общинах «моравских братств», которые, в свою очередь, были раздавлены церковью и государством. И только небольшие уцелевшие группы их спаслись, переселившись, кто в юго-восточную Россию, кто в Гренландию, где они до сих пор еще живут общинами и отказываются нести какую бы то ни было службу государству.
С этих пор существование государства было обеспечено. Юрист, поп, помещик и солдат, сомкнувшись в дружный союз вокруг трона, могли теперь снова продолжать свою гибельную работу.
* * *
И сколько лжи было нагромождено историками об этом периоде! Всех нас учили в школе, что государство сослужило человечеству огромную службу, создавши национальные союзы на развалинах


308
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
феодального общества; что такие союзы оказывались прежде неосуществимыми, вследствие соперничества городов. Мы все учились этому в школьные годы и почти все верили этому и в зрелом возрасте.
И, тем не менее, теперь мы узнаем, что, несмотря на все свое соперничество, средневековые города в течение четырехсот лет работали над сплочением этих союзов в федерации, основанные на добровольном соглашении, и что они вполне успели в этом.
Ломбардский союз465, например, охватывал все города северной Италии и имел свою федеральную казну в Генуе и Венеции. Другие федерации, как Тосканский союз, Рейнский союз466 (включавший 60 городов), федерация вестфальских, богемских, сербских, польских и русских городов, — покрывали собою всю Европу. Торговый Ганзейский союз467 в то же время обнимал города Скандинавии, северной Германии, Польши и России вокруг Балтийского моря. Все элементы, нужные для образования добровольных союзов и даже само практическое осуществление их здесь налицо. До сих пор можно еще видеть живые примеры таких союзов. Посмотрите на Швейцарию. Там союз возник прежде всего между сельскими общинами (старые кантоны), подобными существовавшим и во Франции в Ла- онской провинции468. Затем, так как в Швейцарии города никогда не отделялись вполне от деревень (как это было в других странах, где города вели обширную внешнюю торговлю), то швейцарские города помогли деревням во время их восстания в шестнадцатом веке; союзу поэтому удалось объединить и те и другие в одну федерацию и уцелеть до сих пор.
Но государство, по самой сущности своей, не может терпеть вольного союза; для государственного законника он доставляет пугало: «государство в государстве!». Государство не хочет терпеть внутри себя добровольного союза людей, существующего самого по себе. Оно признает только подданных. Только государство и его опора — церковь — присвоили себе исключительное право быть соединительным звеном между отдельными личностями.
Понятно поэтому, что государство непременно должно было стремиться уничтожить города, основанные на прямой связи между гражданами. Оно обязано было уничтожить всякую внутреннюю связь в таком городе, уничтожить самый город, уничтожить всякую связь между городами. На место федеративного принципа оно долж¬


Государство, его роль в истории
309
но поставить подчинение и дисциплину. Это самый основной его принцип. Без него оно перестает быть государством и превращается в федерацию.
И вот весь шестнадцатый век, век резни и войн, вполне исчерпывается этой борьбой на жизнь и смерть, которую нарождающееся государство объявило городам и их союзам. Города осаждаются, берутся приступом и разграбляются; их население избивается и ссылается. Государство одерживает победу по всей линии, и вот каковы последствия этой победы.
* * *
В пятнадцатом веке Европа была покрыта богатыми городами; их ремесленники, каменщики, ткачи и резчики производили чудеса искусства; их университеты клали основания науке; их караваны пересекали материки, а корабли бороздили моря и реки.
И что же осталось от всего этого через двести лет? — Города с 50 000 и 100 000 жителей, как Флоренция, где было больше школ и больше постелей в госпиталях на каждого жителя, чем теперь в наилучше обставленных в этом отношении столицах, — превратились в захудалые местечки. Их жители были или перебиты, или сосланы; их богатства — присвоены государством или церковью. Промышленность увядала под мелочной опекой чиновников; торговля умерла. Самые дороги, которые соединяли между собой города, в семнадцатом веке сделались непроходимыми.
Государство повсюду сеяло войну, и война опустошала Европу и разоряла те города, которые государство не успело разорить непосредственно.
Но, может быть, хоть деревня выиграла от этой государственной централизации? Нисколько! Посмотрите, что говорят историки о жизни в деревнях Шотландии, Тосканы и Германии в четырнадцатом веке, и сравните это с описаниями деревенской нищеты в Англии в 1648-м году, во Франции при «короле-солнце» Людовике XIV, в Германии, в Италии — одним словом, повсюду после столетнего господства Государства.
Везде нищета, которую единогласно признают и отмечают все. Там, где крепостное право было уже уничтожено, оно под самыми разнообразными формами было восстановлено, а где еще не было уничтожено, оно оформилось, под покровом государства, в свирепое


310
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
учреждение, обладавшее всеми характерными особенностями древнего рабства, и даже хуже того.
И разве можно было бы ожидать чего-нибудь другого от Государства, раз главной его заботой было уничтожить, вслед за вольными городами, сельскую общину, разрушить все связи, существовавшие между крестьянами, отдать их земли на разграбление богатым и подчинить их, каждого в отдельности, власти чиновника, попа и помещика?
VIII
Уничтожить независимость городов; разграбить торговые и ремесленные гильдии; сосредоточить в своих руках всю внешнюю торговлю городов и убить ее; забрать в свои руки внутреннее управление гильдий и подчинить внутреннюю торговлю и ремесла, во всех мельчайших подробностях, стаду чиновников и тем самым убить и промышленность и искусства; задушить местное управление; уничтожить местное ополчение; задавить слабых налогами в пользу сильных и разорить страну войной — такова была роль нарождающегося Государства в шестнадцатом и семнадцатом столетиях.
То же самое, конечно, происходило и в деревнях, среди крестьян. Как только государство почувствовало себя достаточно сильным, оно поспешило уничтожить сельскую общину, разорить крестьян, вполне предоставленных его произволу, и разграбить общинные земли.
* * *
Правда, историки и политикоэкономы, состоящие на жалованье у государства, учили нас всегда, что сельская община представляет собою устарелую форму землевладения, мешающую развитию земледелия, и что потому она осуждена была на исчезновение под влиянием естественных экономических сил. Политики и буржуазные экономисты продолжают говорить это и до сих пор, и есть даже революционеры и социалисты (претендующие на название «научных» социалистов), которые повторяют эту заученную ими в школе басню.
А между тем, это самая возмутительная ложь, которую только можно встретить в науке. История кишит документами, несомненно


Государство, его роль в истории
311
доказывающими всякому, кто только желает знать истину (относительно Франции для этого достаточно прочесть хотя бы одного Дал- лоза469), — что государство прежде всего лишило сельскую общину всякой независимости, всяких судебных, законодательных и административных прав; а затем ее земли были или просто разграблены богатыми под покровительством государства, или же конфискованы самим государством.
* * *
Во Франции грабеж этот начался еще в шестнадцатом столетии и продолжался еще более деятельно в семнадцатом. Еще в 1659 г. государство взяло общины под свое особое покровительство, и достаточно прочесть указ Людовика XIV (1667 г.), чтобы понять, что за грабеж общинных земель начался с этого времени. — «Люди присваивали себе земли, когда им вздумается... земли делились... чтобы оправдать грабеж, выдумывались долги, якобы числившиеся общинами», — говорит король в этом указе... а два года спустя он конфискует в свою собственную пользу все доходы общин. — Вот что называется «естественной смертью» на якобы научном языке.
В течение следующего столетия, по крайней мере, половина всех общинных земель была просто-напросто присвоена аристократией и духовенством под покровительством государства. И, несмотря на это, общины все-таки продолжали существовать до 1784 г. Общинники все еще собирались где-нибудь под вязом, распределяли земли, назначали налоги; сведения об этом можно найти у Бабо470 (Babeau. Le village sous l’ancien régime). Тюрго471 нашел, однако, что общинные советы «слишком шумны» и уничтожил их в той провинции, которой он управлял; на место их поставил собрания выборных — из состоятельной части населения. В 1787 г., т. е. накануне революции, государство распространило эту меру на всю Францию. Мир был уничтожен, и управление делами общин перешло в руки немногих синдиков, избранных наиболее зажиточными буржуа и крестьянами. «Учредительное Собрание» поспешило подтвердить этот закон в декабре 1789 г., после чего буржуазия, занявшая место дворян, стала грабить остатки общинных земель. И только после целого ряда крестьянских бунтов Конвент, в 1792 г., утвердил то, что было уже сделано восставшими крестьянами в вое-


312
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
точной Франции, т. е. издал распоряжение о возвращении крестьянам общинных земель. Но это случилось только тогда, когда крестьяне своим восстанием и так уже отбили землю, — только там, где они это совершили на деле, сами.
Такова, как известно, судьба всех революционных законов; они осуществляются на практике только тогда, когда являются совершившимся фактом.
Тем не менее Конвент не упустил случая подпустить в этот закон буржуазного яда. В нем сказано, что земли, отнятые у дворян, должны быть разделены поровну только между «активными гражданами» — т. е. между деревенской буржуазией. Одним росчерком пера Конвент лишил, таким образом, права на землю «пассивных граждан», т. е. массу обедневших крестьян, которые больше всего и нуждались в общинных угодьях. К счастью, в ответ на это крестьяне опять стали бунто- ваться в 1793 г. Тогда только Конвент издал новый закон, предписывавший разделение общинных земель между всеми крестьянами. Но это распоряжение никогда не было приведено в исполнение и послужило лишь предлогом для новых захватов общинных угодий.
* * *
Всех этих мер, казалось, было бы достаточно, чтобы заставить общины «умереть естественной смертью» — как выражаются эти господа. И, однако, общины продолжали существовать. 24 августа 1794 г. господствовавшая тогда реакционная власть нанесла им новый удар. Государство конфисковало все общинные земли, сделало из них запасной фонд, обеспечивающий национальный долг, и начало продавать их с аукциона крестьянам, а больше всего сторонникам буржуазного переворота, кончившегося казнью якобинцев, т. е. «термидорцам».
К счастью, 2 Прериаля472 пятого года этот закон был отменен, после трехлетнего существования. Но в то же время были уничтожены и общины, на месте которых были учреждены «кантональные советы», которые государство легко могло наполнять своими чиновниками. Так продолжалось до 1801 г., когда сельские общины были опять восстановлены; но зато правительство присвоило себе право назначать мэров и синдиков во все 36 000 общин Франции! Эта нелепость продолжала существовать до революции 1830 г., после которой был возобновлен закон 1784 г. В промежуток между этими мера¬


Государство, его роль в истории
313
ми общинные земли подверглись опять конфискации государством в 1813 г.; затем в течение трех лет предавались разграблению. Остатки земель были возвращены только в 1816 году.
Но и это еще был не конец. Каждое новое правительство видело в общинных землях источник, из которого можно было черпать награды для людей, которые служили правительству поддержкой.
После 1830 г., три раза — в первый в 1837 г. и в последний, уже при Наполеоне III, — издавались законы, предписывавшие крестьянам разделить общинные леса и пастбища подворно; и все три раза правительства были вынуждены отменять эти законы, ввиду сопротивления крестьян. Тем не менее Наполеон III умел все-таки воспользоваться этим и утянуть для своих любимцев несколько крупных имений.
♦ ♦ ♦
Таковы факты и таковы «экономические законы», под ведением которых общинное землевладение во Франции умерло «естественной смертью». После этого, может быть, и смерть на поле сражения ста тысяч солдат есть также «естественная смерть»?
* * *
То, что произошло во Франции, случилось также в Бельгии, в Англии, в Германии, в Австрии; короче говоря, во всей Европе, за исключением славянских стран. Страннее всего то, что и периоды разграбления общин во всех странах Западной Европы также совпадают. Разница была только в приемах. Так, в Англии не решались проводить общих мер, а предпочли издать несколько тысяч отдельных актов об обгораживании, которыми дворянско-буржуазный парламент в каждом отдельном случае утверждал конфискацию земли, облекая помещика правом удерживать за собой обгороженную им землю. И несмотря на то, что в Англии до сих пор еще видны следы тех борозд, которые служили для передела общинных земель на участки, по столько-то на семью, и что мы находим в сочинениях Маршаля473 ясное описание этого рода землевладения, существовавшего еще в начале 19-го века, — до сих пор еще находятся ученые люди (вроде Сибома474, достойного ученика Фюстель де Куланжа475), которые утверждают, что в Англии сельских общин никогда не существовало помимо крепостного права!


314
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Те же приемы мы видим и в Бельгии, и в Германии, и в Италии, и в Испании. Присвоение в личную собственность прежних общинных земель было таким образом почти завершено к пятидесятым годам 19-го столетия. Крестьяне удержали за собой лишь жалкие клочки своих общинных земель. Вот к чему привел союз взаимного страхования между помещиком, попом, солдатом и судьей, — т. е. Государство — в отношении к крестьянам, которых он лишил последнего средства обеспечения от нищеты и экономического рабства.
* * *
Теперь спрашивается — организуя и покрывая, таким образом, грабеж общинных земель, могло ли государство допустить существование общины, как органа местной жизни?
Очевидно, нет.
Допустить, чтобы граждане образовали в своей среде союз, которому были бы присвоены некоторые обязанности государства, было бы противоречием государственному принципу. Государство требует прямого и личного подчинения себе подданных, без посредствующих групп; оно требует равенства в рабстве: оно не может терпеть «государства в государстве».
Поэтому-то в шестнадцатом столетии, как только государство начало складываться, оно и приступило к разрушению связей, существовавших между гражданами в городах и в деревнях. Если оно иногда и мирилось с некоторой тенью самоуправления в городских учреждениях — но никогда с независимостью, — то это делалось исключительно ради фискальных целей, ради возможно большего облегчения общего государственного бюджета, или же для того, чтобы дать возможность состоятельным людям в городах обогащаться на счет народа; это происходило, например, в Англии до самого последнего времени и отражается до сих пор в ее учреждениях и обычаях: все городское хозяйство, вплоть до самого последнего времени, было в руках нескольких богатых лавочников.
И это вполне понятно. Местная жизнь развивается из обычного права, тогда как римский закон ведет к централизации власти. Одновременно существование того и другого невозможно: одно из двух должно исчезнуть.
Вот почему, например, в Алжире, при французском управлении, когда кабильская джемма, или сельская община, ведет какой-ни¬


Государство, его роль в истории
315
будь процесс о своих землях, каждый член общины должен обратиться к суду с отдельной просьбой, так как суд скорее выслушает пятьдесят или двести отдельных просителей, чем одно коллективное ходатайство целой джемме. Якобинский устав Конвента (известный под именем кодекса Наполеона) не признает обычного права: для него существует только римское, или скорее византийское, право.
Вот почему, если где-нибудь во Франции сломает ветром дерево на большой дороге, или, если какой-нибудь крестьянин пожелает заплатить камнелому два или три франка, вместо того чтобы самому чинить известный участок общинной дороги, то для этого должны засесть и царапать перьями целых пятнадцать чиновников министерства внутренних дел и государственного казначейства; эти великие дельцы должны обменяться более чем пятьюдесятью бумагами, и только тогда дерево будет продано, а крестьянин получит разрешение внести свои два-три франка в общинную кассу.
Вам это, может быть, покажется невероятным? Посмотрите в Journal des Economistes476 статью Трикоша, который составил подробный список всех этих пятидесяти бумаг.
И это, не забудьте, происходит при третьей республике: я здесь не говорю о «варварских» приемах старого порядка, который ограничивался всего пятью или шестью бумагами. Понятно, почему ученые говорят, что в то варварское время контроль государства был только номинальный.
* * *
Но если бы дело было только в этом! Что значило бы, в конце концов, лишних 20 000 чиновников и несколько сот лишних миллионов рублей в бюджете! Ведь это сущие пустяки для любителей «порядка» и единообразия.
Но важно то, что надо всем этим лежит нечто гораздо худшее: самый принцип, убивающий все живое.
У 	крестьян одной и той же деревни всегда есть тысячи общих интересов: интересы хозяйственные, отношения между соседями, постоянное взаимное общение; им по необходимости приходится соединяться между собою ради всевозможнейших целей. Но такого соединения государство не любит. Он дает им школу, попа, полицейского и судью; чего же им больше? И если у них явятся еще ка¬


316
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
кие-нибудь нужды, они должны в установленном порядке обращаться к церкви и к государству.
Так, до 1883 года во Франции крестьянам строго запрещалось составлять между собою какие бы то ни было союзы, хотя бы для того, например, чтобы покупать вместе химическое удобрение или осушать свои поля. Республика решилась, наконец, даровать крестьянам эти права только в 1883-1886 годах, когда был издан закон о синдикатах, хотя и урезанный всевозможными ограничениями и мерами предосторожности. Раньше этого, во Франции всякое общество, имевшее более 19-ти членов, считалось противозаконным.
И наш ум так извращен полученным нами государственным образованием, что мы радуемся, например, тому, что земледельческие синдикаты начали с тех пор быстро распространяться во Франции, не подозревая того, что право союзов, которого крестьяне были лишены целые столетия, составляло их естественное достояние в средние века; что это было бесспорное достояние всякого и каждого, свободного или крепостного. А мы настолько пропитались рабским духом, что воображаем, будто это право составляет одно из «завоеваний демократии».
Вот до какого невежества довели нас наше исковерканное и извращенное государством образование и наши государственные предрассудки!
IX
— «Если у вас есть какие-нибудь общие нужды в городе или в деревне, обращайтесь с ними к церкви и к государству. Но вам строго воспрещается соединяться вместе непосредственно и заботиться о них самим». Эти слова раздаются по всей Европе, начиная с шестнадцатого столетия. Уже в указе английского короля Эдуарда III477, обнародованном в конце четырнадцатого столетия, мы читаем, что «все союзы, товарищества, собрания, организованные общества, статуты и присяги, уже установленные или имеющие быть установленными среди плотников и каменщиков, отныне будут считаться недействительными и упраздненными». Но когда восстания городов и другие народные движения, о которых говорилось выше, были подавлены и государство почувствовало себя полным хозяином, оно решилось наложить руку на все без исключения народные учрежде¬


Государство, его рот в истории
317
ния (гильдии, братства и т. д.), которые связывали до сих пор и ремесленников, и крестьян. Оно прямо уничтожило их и конфисковало их имущества.
Особенно ясно это видно в Англии, где существует масса документов, отмечающих каждый шаг этого уничтожения. Мало-помалу государство начинает давить на гильдии и братства все сильнее и сильнее. Оно постепенно отменяет сначала их союзы, потом их празднества, их старшин, которых оно заменило своими собственными чиновниками и судьями. Затем, в начале пятнадцатого века, при Генрихе VIII478, государство уже прямо и без всяких церемоний конфискует имущество гильдий. Наследник «великого» протестантского короля, Эдуард VI479, докончил работу своего отца*.
Это был настоящий дневной грабеж, «без всякого оправдания», как совершенно верно говорит Торольд Роджерс. И этот-то самый грабеж так называемые «научные» экономисты выдают нам теперь за «естественную» смерть гильдии под влиянием экономических законов!
* * *
И в самом деле, могло ли государство терпеть гильдии или корпорации, с их торговлей, с их собственным судом, собственной милицией, казной и организацией, скрепленной присягой? Для государственных людей они были «государством в государстве». Государство было обязано раздавить их, и оно действительно раздавило их повсюду — в Англии, во Франции, в Германии, в Богемии, сохранивши от них лишь внешнюю форму, удобную для его фискальных целей и составляющую просто часть огромной административной машины.
Удивительно ли после этого, что гильдии и ремесленные союзы, лишенные всего того, что прежде составляло их жизнь, и подчиненные королевским чиновникам, превратились в 18-м столетии лишь в бремя, в препятствие для промышленного развития, вместо того, чтобы быть самой сущностью его, какой они были за четыреста лет до того? Государство убило их.
В самом деле, оно не только уничтожило ту независимость и самобытность, которые были необходимы для жизни гильдий и для за¬
* См. работы Toulmin Smith, о гильдиях.


318
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
щиты их от вторжения государства, оно не только конфисковало все богатства и имущества гильдий: оно вместе с тем присвоило себе и все их экономические отправления.
Когда внутри средневекового города случалось столкновение промышленных интересов, или когда две гильдии не могли придти к обоюдному соглашению, за разрешением спора не к кому было больше обращаться, как ко всему городу. Спорящие стороны бывали принуждены сойтись на чем-нибудь, найти какой-нибудь компромисс, потому что все гильдии города были заинтересованы в этом. И такой компромисс находили; иногда, в случае нужды, в качестве третейского судьи приглашался соседний город. Отныне единственным судьей являлось государство. По поводу каждого мельчайшего спора, в каком-нибудь ничтожном городке в несколько сот жителей — в королевских и парламентских канцеляриях скоплялись вороха бесполезных бумаг и кляуз. Английский парламент, например, был буквально завален тысячами таких мелких местных дрязг. Пришлось держать в столице тысячи чиновников (большею частью продажных), чтобы сортировать, читать, разбирать все эти бумаги и постановлять по ним решения; чтобы регулировать и упорядочивать ковку лошадей, беление полотна, соление селедок, деланье бочек и т. д. до бесконечности... а кучи дел все росли и росли!
Но и это было еще не все. Скоро государство наложило свою руку и на внешнюю торговлю. Оно увидело в ней средство к обогащению и поспешило захватить его. Прежде, когда между двумя городами возникало какое-нибудь разногласие по поводу стоимости вывозимого сукна, чистоты шерсти или вместимости бочонков для селедок, города сносились по этому поводу между собою. Если спор затягивался, они обращались к третьему городу и призывали его в третейские судьи (это случалось сплошь и рядом); или же созывался особый съезд гильдий ткачей, или бочаров, чтобы придти к международному соглашению, насчет качества и стоимости сукна или вместимости бочек. Теперь явилось государство, которое взялось решать все эти споры из одного центра, из Парижа или Лондона. Оно начало предписывать через своих чиновников объем бочек, качество сукна, число ниток и их толщину в основе и утке; оно начало вмешиваться своими распоряжениями в подробности каждого ремесла.


Государство, его роль в истории
319
* * *
Результат вам известен. Задавленная этим контролем, промышленность в 18-м столетии вымирала. Куда, в самом деле, девалось искусство Бенвенуто Челлини480 под опекой государства? — Оно умерло! А что сталось с архитектурой тех гильдий каменщиков и плотников, произведениям которых мы удивляемся до сих пор? — Стоит лишь взглянуть на уродливые памятники государственного периода, чтобы сразу ответить, что архитектура замерла, замерла настолько, что и до сих пор еще не может оправиться от удара, нанесенного ей государством.
Что сталось с брюжскими полотнами, с голландскими сукнами? Куда девались те кузнецы, которые умели так искусно обращаться с железом, что чуть ли не во всяком европейском городке из-под их рук выходили изящнейшие украшения из этого неблагодарного металла? Куда девались токари, часовщики, те мастера, которые создали в средние века славу Нюрнберга своими точными инструментами? Вспомните хотя бы Джемса Уатта481; в конце восемнадцатого века он напрасно искал в продолжение тридцати лет людей, которые сумели бы выточить точные цилиндры для его паровой машины; его мировое изобретение в течение тридцати лет оставалось грубой моделью, за неимением мастеров, которые могли бы сделать по ней машину.
Таковы были результаты вмешательства государства в промышленность. Все, что оно сумело сделать, — это придавить, принизить работника, обезлюдить страну, посеять нищету в городах, довести миллионы людей в деревнях до голодания — выработать систему промышленного рабства.
И вот эти-то жалкие остатки старых гильдий, эти-то организмы, раздавленные и задушенные государством, эти-то бесполезные части государственной администрации — «научные» экономисты смешивают в своем невежестве со средневековыми гильдиями! То, что было уничтожено великой революцией, как помеха промышленности, были уже не гильдии, и даже не рабочие союзы: это были бесполезные и даже вредные части государственной машины.
* * *
Но что революция тщательно сохранила, это — власть государства над промышленностью, над промышленным рабом — рабочим.


320
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Вспомните, что говорилось в Конвенте — в страшном террористическом Конвенте — по поводу одной стачки, в ответ на требования стачечников (цитирую на память): «Одно государство имеет право блюсти интересы граждан. Вступая в стачку, вы составляете коалицию, вы создаете государство в государстве. А потому — смертная казнь за стачку!»
Обыкновенно в этом ответе видят только буржуазный характер французской революции. Но нет ли в нем еще и другого, более глубокого смысла? Не указывает ли он на отношение государства ко всему обществу вообще — отношение, нашедшее себе самое яркое выражение в якобинстве 1793 года?
«Если вы чем-нибудь недовольны, обращайтесь к государству! Оно одно имеет право удовлетворять жалобы своих поданных. Но соединяться вместе для самозащиты — этого нельзя!» В этом-то смысле республика и назвала себя единственной и нераздельной.
И разве не так же думает и современный социалист-якобинец? Разве Конвент, с присущей ему свирепой логикой, не выразил его сокровенной мысли?
* * *
В этом ответе Конвента выразилось отношение всякого государства ко всем сообществам, ко всем частным организациям, каковы бы ни были их цели.
Что касается стачки в России, она и теперь еще считается преступлением против государства.
В значительной степени то же можно сказать и о Германии, где император Вильгельм482 еще недавно говорил углекопам: «Обращайтесь ко мне; но если вы когда-нибудь посмеете действовать в своих интересах сами, вы скоро познакомитесь со штыками моих солдат!»
То же самое почти всегда происходит и во Франции. И даже в Англии, только после столетий борьбы путем тайных обществ, путем кинжала, пускаемого в ход против предателя и хозяина, путем подкладывания пороха под машины (не дальше, как в I860 году), наждака в подшипники и т. п. английским рабочим почти удалось добиться права стачек. Они скоро добьются его окончательно, если только не попадут в ловушку, уже расставленную им государством, которое хочет навязать им обязательное посредничество в столкновениях с хозяевами, в обмен на закон о восьмичасовом рабочем дне. Больше ста лет ужасной борьбы! И сколько страданий, сколько рабо-


Государство, его роль в истории
321
чих умерло в тюрьмах, сколько сослано в Австралию, убито, повешено! И все это для того, чтобы возвратить себе то право соединяться в союзы, которое — повторяю опять — составляло достояние каждого человека, свободного или крепостного, в те времена, когда государство еще не успело наложить свою тяжелую руку на общество*.
* * *
Но не только рабочие подверглись этой участи. Вспомните о той борьбе, которую пришлось выдержать с государством буржуазии, чтобы добиться права образовывать торговые общества — права, которое государство предоставило ей только тогда, когда увидело в таких обществах легкий способ создавать монополии в пользу своих служителей и пополнять свою казну. А борьба за право говорить, писать или даже думать не так, как велит государство посредством своих академий, университетов и церкви! А борьба за право учить, хотя бы только грамоте! Право, которое государство оставляет за собой и которым оно не пользуется. А право даже веселиться сообща? Я уже не говорю о выборных судьях, или о том, что в средние века человеку очень часто предоставлялось самому выбирать, у какого судьи он желает судиться и по какому закону. И я не говорю также о той борьбе, которая еще предстоит нам, прежде чем наступит день, когда будет сожжена книга возмутительных наказаний, порожденных духом инквизиции и восточных деспотий, книга, известная под названием Уголовного Закона.
* * *
Или посмотрите на систему налогов — учреждение чисто государственного происхождения, являющееся могучим орудием в руках го¬
* Даже и теперь, не далее, как в 1903 г., при консервативном министерстве, право стачек снова подорвано. Палата Лордов, действуя как высшая судебная инстанция, постановила следующее: в случае стачки, если будет доказано, что рабочий союз отговаривал — просто отговаривал, без устрашения силою, через своих подчасков-рабочих, собиравшихся заступить места забастовавших рабочих, то весь рабочий союз отвечает своею кассою за убытки, понесенные хозяевами. В известной Taff Vale забастовке рабочий союз должен был уплатить хозяевам свыше 50 000 фун., т. е. более полумиллиона рублей. Второй такой же случай был поднят недавно, и рабочий союз кончил дело, признав себя должным 300 000 руб.


322
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
сударства, которое пользуется им, как во всей Европе, так и в молодых республиках Соединенных Штатов Америки, для того, чтобы держать под своей властью массы населения, доставлять выгоды своим сторонникам, разорять большинство в угоду правящему меньшинству и поддерживать старые общественные давления, старые касты.
Посмотрите на войны, без которых государство не может ни образоваться, ни существовать, — войны, которые делаются неизбежными, как только мы допустим, что известная местность (только потому, что она составляет одно государство) может иметь интересы, противоположные интересам соседних местностей. Подумайте только о прошлых войнах и будущих, которые грозят нам; о войнах за торговые рынки; о войнах для создания колониальных империй... А мы все знаем, какое рабство несет с собой война, все равно кончается ли она победой или поражением.
* * *
Но из всех перечисленных мною зол, едва ли не самое худшее — это воспитание, которое нам дает государство, как в школе, так и в последующей жизни. Государственное воспитание так извращает наш мозг, что само понятие о свободе в нас исчезает и заменяется понятиями рабскими.
Грустно видеть, как глубоко многие из тех, которые считают себя революционерами, ненавидят анархистов только потому, что анархическое понятие о свободе не укладывается в то узкое и странное представление о ней, которое они почерпнули из своего проникнутого государственным духом воспитания. А между тем, нам приходится встречаться с этим на каждом шагу.
Зависит это от того, что в молодых умах всегда искусно развивали и до сих пор развивают дух добровольного рабства, с целью упрочить навеки подчинение подданного государству.
Философию, проникнутую любовью к свободе, всячески стараются задушить католически-государственною философией. Историю извращают, начиная уже с самой первой страницы, где рассказываются басни о меровингских, каролингских и рюриковских династиях, — и до самой последней, где воспитывается якобинство, а народ и его роль в создании общественных учреждений обходятся молчанием. Даже естествознание ухитряются извратить в пользу двухголового идола, церкви и государства; а психологию личности,


Государство, его роль в истории
323
и еще больше общества, искажают на каждом шагу, чтобы оправдать тройственный союз — из солдата, попа и палача.
Даже теория нравственности, которая в течение целых столетий проповедовала повиновение церкви, или той или другой, якобы священной книге, освобождается теперь от этих пут только затем, чтобы проповедовать повиновение государству «У вас нет никаких прямых обязанностей по отношению к вашему ближнему, в вас нет даже чувства взаимности; все ваши обязанности — обязанности по отношению к государству; без государства вы перегрызли бы друг другу горло», — учит нас эта новая религия, называющая себя «научною», в то время как она молится все тому же, престарому, римскому и ке- сарьскому божеству. «Сосед, друг, общинник, согражданин, — ты должен забыть все это! Ты должен сноситься с другими не иначе, как чрез посредство одного из органов твоего государства. И все вы должны упражняться в одной добродетели: учиться быть рабами государства. Государство — твой Бог!»
И это прославление государства и дисциплины, над которыми трудятся и церковь, и университет, и пресса, и политические партии, производятся с таким успехом, что даже революционеры не смеют смотреть этому новому идолу прямо в глаза.
Современный радикал — централист, государственник и якобинец до мозга костей. По его же стопам идут и социалисты. Подобно флорентинцам конца пятнадцатого столетия, которые отдались в руки диктатуры государства, чтобы спастись от деспотизма патрициев, современные социалисты не находят ничего лучшего, как призвать тех же богов — ту же диктатуру, то же государство, чтобы спастись от гнусностей экономической системы, созданной тем же государством!
X
Если вы вникнете глубже во все те разнообразные факты, которых мы могли лишь поверхностно коснуться в этом очерке; если вы посмотрите на государство, каким оно явилось в истории и каким по существу своему продолжает быть и теперь; если вы убедитесь, как убедились мы, что общественное учреждение не может служить безразлично всем целям, потому что, как всякий орган, оно развивается ради одной известной функции, а не ради всех безразлично, —


324
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вы поймете, почему мы неизбежно приходим к заключению о необходимости уничтожения государства.
Мы видим в нем учреждение, которое в течение всей истории человеческих обществ служило для того, чтобы мешать всякому союзу людей между собою, чтобы препятствовать развитию местного почина, душить уже существующие вольности и мешать возникновению новых. И мы знаем, что учреждение, которое прожило уже несколько столетий и прочно сложилось в известную форму, ради того, чтобы выполнить известную роль в истории, не может быть приноровлено к роли противоположной.
* * *
Что же нам говорят в ответ на этот довод, неопровержимый для всякого, кто только задумывался над историей? Нам противопоставляют возражение почти детское: «Государство уже есть, оно существует и представляет готовую и сильную организацию. Зачем же разрушать ее, если можно ею воспользоваться? Правда, теперь она вредна, но это потому, что она находится в руках эксплуататоров. А раз она попадет в руки народа, почему же ей не послужить для благой цели, для народного блага?»
Это — все та же мечта шиллеровского маркиза Позы483, пытавшегося превратить самодержавие в орудие освобождения, или мечта аббата Фромана в романе Золя «Рим»484, пытающегося сделать из католической церкви рычаг социализма!..
Не грустно ли, что приходится отвечать на такие доводы? Ведь те, кто рассуждает таким образом, или не имеет ни малейшего понятия об исторической роли государства, или же представляет себе социальную революцию в таком жалком и ничтожном виде, что она не имеет ничего общего с социалистическими стремлениями.
* * *
Возьмем, как конкретный пример, Францию. Всем нам известен тот поразительный факт, что третья республика во Франции, несмотря на свою республиканскую форму, остается по существу монархической. Все мы упрекаем ее за то, что она оказалась неспособной сделать Францию республиканской; я уже не говорю о том, что она ничего не сделала для социальной революции: я хочу только сказать, что она даже не внесла республиканских нравов и республиканского духа.


Государство, его роль в истории
325
В самом деле, ведь все то немногое, что, действительно, было сделано в течение последних двадцати пяти лет для демократизации нравов или для распространения просвещения, — делалось повсюду, даже и в европейских монархиях, под давлением духа того времени, которое мы переживаем. — Откуда же явился во Франции этот странный государственный строй — республиканская монархия?
Происходит он от того, что Франция была и осталась государством, в той же мере, в какой она была тридцать лет тому назад. Имена правителей изменились, но все это огромное чиновничье здание, созданное во Франции по образцу императорского Рима, осталось; колеса этого громадного механизма продолжают по-прежнему обмениваться пятьюдесятью бумагами каждый раз, когда ветром снесет дерево на большой дороге. Штемпель на бумагах изменился, но государство, его дух, его органы, его территориальная централизация и централизация функций — остались без перемены. Мало того: как всякие паразиты, они день ото дня все больше и больше расползаются по всей стране.
Республиканцы — по крайней мере, искренние — долго льстили себя надеждой, что им удастся воспользоваться государственной организацией для того, чтобы произвести перемену в республиканском смысле; мы видим теперь, как они обочлись485.
Вместо того, чтобы уничтожить старую организацию, уничтожить государство и создать новые формы объединения, исходя из самых основных единиц каждого общества — из сельской общины, свободного союза рабочих и т. д., — они захотели «воспользоваться старой, уже существующей организацией». И за это непонимание той истины, что историческое учреждение нельзя заставить по произволу работать, то в том, то в другом направлении, что оно имеет свой собственный путь развития, они поплатились тем, что были сами поглощены этим учреждением.
А между тем, здесь дело еще не шло об изменении всех экономических отношений общества, как идет у нас: вопрос был лишь в изменении некоторых политических отношений между людьми.
* * *
И несмотря на эту полную неудачу, несмотря на такой жалкий результат, нам все еще продолжают повторять, что завоевания государственной власти народом будет достаточно для совершения социальной революции. Нас хотят уверить, несмотря на все неудачи, что


326
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
старая машина, старый организм, медленно выработавшийся в течение хода истории с целью убивать свободу, порабощать личность, подыскивать для притеснения законное основание, отуманивать человеческие умы, постепенно приучая их к рабству мысли, — каким-то чудом вдруг окажется пригодным для новой роли: вдруг явится и орудием, и рамками, в которых создастся новая жизнь, водворится свобода и равенство на экономическом основании, наступит пробуждение общества и завоевание им лучшего будущего!..
Какая нелепость! Какое непонимание истории!
Чтобы дать простор широкому росту социализма, нужно вполне перестроить все современное общество, основанное на узком лавоч- ническом индивидуализме. Вопрос не только в том, чтобы, как иногда выражаются на метафизическом языке, «возвратить рабочему целиком весь продукт его труда», но в том, чтобы изменить самый характер всех отношений между людьми, начиная с отношений отдельного обывателя к какому-нибудь церковному старосте или начальнику станции, — и кончая отношениями между различными ремеслами, деревнями, городами и областями. На всякой улице, во всякой деревушке, в каждой группе людей, сгруппировавшихся около фабрики или железной дороги, должен проснуться творческий, созидательный и организационный дух, — для того, чтобы и на фабрике, и на железной дороге, и в деревне, и в складе продуктов, и в потреблении, и в производстве, и в распределении все перестроилось по-новому. Все отношения между личностями и человеческими группами должны будут подвергнуться перестройке с того самого часа, когда мы решимся дотронуться впервые до современной общественной организации, до ее коммерческих или административных учреждений.
И вот эту-то гигантскую работу, требующую свободной деятельности народного творчества, хотят втиснуть в рамки государства! Хотят ограничить пределами пирамидальной организации, составляющей сущность государства! Из государства, самый смысл существования которого заключается, как мы видели, в подавлении личности, в уничтожении всякой свободной группировки, всякого свободного творчества, в ненависти ко всякому личному почину и в торжестве одной идеи (которая по необходимости должна быть идеей посредственности), — из этого-то механизма хотят сделать орудие для выполнения гигантского превращения!.. Целым общест¬


Государство, его роль в истории
327
венным обновлением хотят управлять путем указов и избирательного большинства!.. Какое ребячество!
* * *
Через всю историю нашей цивилизации проходят два течения, две враждебные традиции: римская и народная; императорская и федералистская; традиция власти и традиция свободы. И теперь, накануне великой социальной революции, эти две традиции опять стоят лицом к лицу.
Которое нам выбрать из этих двух борющихся в человечестве течений — течение народное или течение правительственного меньшинства, стремящегося к политическому и религиозному господству, — сомнения быть не может. Наш выбор сделан. Мы пристаем к тому течению, которое еще в двенадцатом веке приводило людей к организации, основанной на свободном соглашении, на свободном почине личности, на вольной федерации тех, кто нуждается в ней. Пусть другие стараются, если хотят, удержаться за традиции канонического и императорского Рима!
* * *
История не представляет одной, непрерывной линии развития. По временам развитие останавливалось в одной части света, а затем возобновлялось в другой. Египет, Азия, берега Средиземного моря, центральная Европа поочередно перебывали ареной исторического развития. И каждый раз развитие начиналось с первобытного племени; затем оно переходило в стадию сельской общины; затем наступал период вольных городов и, наконец, период государства, во время которого развитие продолжалось некоторое время, но затем вскоре замирало.
В Египте цивилизация началась в среде первобытного племени, достигла ступени сельской общины; потом пережила период вольных городов и позднее приняла форму государства, которое после временного процветания привело к смерти страны.
Развитие снова началось в Ассирии, в Персии486, в Палестине487; снова оно прошло через те же ступени — первобытного племени, сельской общины, вольного города, всесильного государства, и затем опять наступила — смерть!
Новая цивилизация возникла в Греции. Опять начавшись с первобытного племени, медленно пережив сельскую общину, она вступила


328
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
в период республиканских городов. В этой форме греческая цивилизация достигла своего полного расцвета. Но вот с востока на нее повеяло ядовитым дыханием восточных деспотических традиций. Войны и победы создали македонскую империю Александра. Водворилось государство и начало сосать жизненные соки из цивилизации, пока не настал тот же конец — смерть!
Цивилизация перенеслась тогда в Рим. Здесь мы опять видим зарождение из первобытного племени; потом сельскую общину и затем вольный город. Опять в этой форме римская цивилизация достигла своего апогея. Но затем явилось государство, империя, и с нею конец — смерть!
На развалинах римской империи цивилизация возродилась среди кельтских, германских, славянских и скандинавских племен. Медленно вырабатывало первобытное племя свои учреждения, пока они не приняли формы сельской общины. В этой стадии они дожили до двенадцатого столетия. Тогда возникли республиканские вольные города, породившие тот славный расцвет человеческого ума, о котором свидетельствуют нам памятники архитектуры, широкое развитие искусств и открытия, положившие основания нашему естествознанию. Но затем явилось на сцену государство и... неужели опять смерть? Да, смерть — или возрождение! Смерть, если мы не сумеем перестроить общество на свободном противогосударственном фундаменте.
Одно из двух. Или государство должно быть разрушено, и в таком случае новая жизнь возникнет в тысяче центров, на почве энергической личной и групповой инициативы, на почве вольного соглашения. Или же государство раздавит личность и местную жизнь; завладеет всеми областями человеческой деятельности, принесет с собою войны и внутреннюю борьбу из-за обладания властью, поверхностные революции, лишь сменяющие тиранов и, как неизбежный конец, — смерть!
Выбирайте сами!


ЗЕМЛВДЕЛИЕ, ПРОМЫШЛЕННОСТЬ И РЕМЕСЛА
Глава IX. Заключение
Читатели, имевшие терпение проследить за собранными в этой книге фактами, и особенно те из них, которые вдумались в эти факты, вынесут несомненное убеждение, что в последнюю половину этого столетия человек удивительно овладел производительными силами природы. Сравнив возможные усовершенствования, указанные в этой книге, с настоящим положением промышленности, многие из читателей, надеюсь, зададут себе вопрос, насколько экономичны употребляемые в настоящее время способы для удовлетворения человеческих потребностей при современном разделении производства и функций, и действительно ли они соблюдают экономию в распределении человеческих сил или же представляют из себя только бесполезные остатки прошлого, которое было погружено во мрак невежества и притеснения и никогда не принимало в расчет ценности человеческой жизни.
В области земледелия вполне доказано, что если только небольшая часть времени, затрачиваемого теперь на обработку полей, была бы посвящена капитальному улучшению почвы, то для того, чтобы выращивать годовую пищу семьи — скажем, 5 человек, — им всем пришлось бы работать не более 15 дней в году, и эта работа не была бы тяжелым невольническим трудом, а только удовлетворяла бы всякого здорового человека.
Я доказал, что при посредстве метода интенсивного огородничества овощи и плоды могут быть выращиваемы в таком количестве, что люди получат обильную растительную пищу и фрукты, если только захотят посвятить огородничеству те часы, которые каждый охотно работает на свежем воздухе после проведенного в занятиях наукой, на фабрике или в шахте времени, и производство пищевых продуктов сделается уже не промыслом какой-либо одной личности, но соединенным и заранее обдуманным занятием целого общества.
Вполне доказано, — и справедливость этого легко проверить самим при вычислении действительной траты труда при постройке


ззо
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
рабочих домов частными лицами и муниципалитетами*, — что при комбинации труда 20-24-месячной работы одного мужчины вполне достаточно для обеспечения навсегда семьи из 5 человек помещением в доме, снабженном всеми приспособлениями современной гигиены и современного вкуса.
Применяя к воспитанию детей уже введенные там и сям методы, можно легко достичь того, что дети моложе 14-15 лет получат обширные сведения как о природе, так и о человечестве, усвоят способы применения технической работы и ученых изысканий, и сердца их глубоко проникнутся чувством справедливости и всеобщей солидарности. Юноши усвоят в последующие 4-5 лет законы природы и принципы техники, на которых основано удовлетворение всех материальных потребностей. Они не только не будут стоять ниже «специалистов», оканчивающих курсы в наших университетах, но, наоборот, сделаются совершенными существами, обученными физической и умственной работе, и будут гораздо выше специалистов во всех отношениях и в особенности в области научных и технических изобретений.
Все это доказано на деле и познано опытом, невзирая на неисчислимые препятствия, по обыкновению преграждающих путь всякому нововведению; все это достигнуто скромными земледельцами, из рук которых жадные лэндлорды и средние классы общества вырывают плоды их трудов, раньше чем они созрели, скромными учителями, которые часто изнемогали под бременем своего экономического положения и предрассудков.
К чему же привели все эти одержанный победы в настоящее время?
Девять десятых населения стран, вывозящих хлеб (как, напр., Россия), половина населения стран, которые, подобно Франции, питаются хлебом внутреннего производства, получают, как древние рабы, только крупицы от почвы, которую возделывают, и от машин, на которых они работают, так как налоги, ренты и ростовщики держат их постоянно впроголодь. В конце прошлого столетия многие народы пахали теми же самыми орудиями, ко¬
* Что можно проверить цифрами, извлеченными из «The Ninth Annual Report of the Commissioner of Labour of the United States, for the year, 1893. Suilding and Loan Associations».


Земледелие, промышленность и ремесла
331
торыми пахали в средние века их предки, жили в той же самой неуверенности в завтрашнем дне и не получали никакого воспитания.
В промышленных странах двухмесячной работы — даже менее — достаточно для снабжения самой обильной мясной и растительной пищей. По исчислению же Энгеля488 и его многочисленных последователей, на прокормление семьи рабочий должен тратить !/г годового заработка, т. е. 6 месяцев или даже больше. А пища эта состоит только из хлеба и сала, — ею питаются более половины английских детей.
Одного месяца работы в год вполне достаточно для доставления рабочему здорового жилища. Теперь же он тратит 25-40% годового заработка (3-5 месяцев в году) на небольшое, часто нездоровое помещение, которое никогда не будет принадлежать ему; в 45-50 лет его прогонят с фабрики, так как работа, которую он всю жизнь делал, может быть исполнена машиной и ребенком.
Все мы знаем, что ребенок должен непременно знакомиться с силами природы, из которой он впоследствии будет извлекать для себя пользу, что он должен идти в уровень с прогрессом науки и техники, должен обучаться наукам и ремеслам. Все этого желают, но что же вместо этого делают?.. Посылают десяти, даже девятилетних мальчиков возить тачки в копях или с обезьяньим проворством связывать концы разорванных прядильною машиною ниток, а 13-летних девочек — работать как взрослых женщин на ткацких станках, дышать отравленным, чрезмерно горячим воздухом в хлопчатобумажных фабриках, или даже отравляться в убийственных гончарных мастерских Стаффордсшира. Тем же детям, которым выпадает на долю редкое счастье получить какое-либо образование, мы подавляем ум бесполезною тратою времени, лишая их возможности сделаться самим производительными тружениками. При подобной системе воспитания, целью которого служит «выгода», а средством «специализация», мы обрекаем на смерть тех учителей, которые серьезно относятся к своим обязанностям. Сколько бесполезных страданий разливает по свету так называемая цивилизованная страна!
Оглядываясь на прошлое, когда люди страдали точно так же, мы можем сослаться на то, что они были не ответственны благодаря гос¬


332
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
подствовавшему тогда невежеству; теперь же людям гений, вдохновленный новейшим «возрождением», указывает путь.
В течение целых столетий добыча пищи была непосильным бременем, проклятием для человечества, — теперь же надобность в подобном труде миновала. Если вы сами создадите почву и частью температуру и влажность, которую требует каждое растение, то убедитесь, что добывание годового пропитания семьи при рациональной культуре требует так мало работы, что она представляет собою только отдых от других занятий. Если вы вернетесь к земле и будете работать заодно с соседями, вместо того чтобы скрываться от них за высокой оградой, если вы будете принимать то, чему научил вас опыт, опираясь на науку и технические изобретения, всегда готовые к вашим услугам, вы сами будете поражены разнообразием и обилием пищи, добытой из земли, и будете восхищены громадным количеством знаний, которые приобретут и ваши дети возле вас, быстрым развитием их разума и легкостью, с которой они ознакомятся с законами природы.
Устройте же фабрики и заводы возле ваших садов и работайте на них; пусть это будут не гигантские здания, где перерабатываются громадные массы металлов, которые лучше располагать в местностях, указанных им самой природою, но самые разнообразные мастерские, где будет вырабатываться все, что нужно прихотливому вкусу цивилизованных людей. Это будут не такие фабрики, в которых дети теряют свой детский облик в адской атмосфере, но фабрики просторные, гигиеничные, а следовательно, и экономные, где человеческая жизнь будет цениться более, чем машины или приобретение громадных барышей. На такие фабрики мужчины, женщины и дети не будут сгоняться голодом, а будут привлечены туда желанием найти себе деятельность по вкусу и при помощи машин и двигателей избирать соответствующие наклонностям занятия. Фабрики эти будут построены не для продажи бесполезных и вредных предметов порабощенным африканцам, но для удовлетворения неудовлетворенных потребностей миллионов европейцев. И вы опять-таки будете поражены тем, как легко и как скоро вы удовлетворите все ваши потребности в одежде и роскоши, раз производство будет служить для того, в чем все нуждаются, а не ради доставления громадных барышей нескольким акционерам и не для наби¬


Земледелие, промышленность и ремесла
333
вания золотом карманов предпринимателей. Вы сами быстро заинтересуетесь этим делом и будете наслаждаться стремлением ваших детей ознакомиться с силами природы, машинным производством и быстрым развитием их гениальной изобретательности.
Это будущее возможно, достижимо; настоящее же осуждено на безвозвратное исчезновение. Что же мешает нам повернуться к настоящему спиной и идти навстречу будущему? Не «недостаток в научных сведениях», но, во-1-х, низкая алчность жадного человека, который убивает несущую золотые яйца курицу, и, ВО-2-Х, умственная наша лень, трусость ума, тщательно оберегающая прошлое. Наука и так называемая практическая мудрость веками втолковывали человеку: «Хорошо быть богатым и быть в состоянии удовлетворять сполна свои материальные потребности. А единственное средство разбогатеть — это направить свой ум и способности на то, чтобы другие люди — невольники, рабы или наемники на жаловании — добывали для вас богатство. У вас нет выбора: вы должны или стать в ряды крестьян и рабочих, которые (несмотря на пресловутые обещания экономистов и моралистов) обречены на голодовку после каждого плохого урожая и во время стачек, или же нужно напрягать ваши способности на то, чтобы сделаться или военным главнокомандующим, или одним из колес государственного механизма, или, наконец, стать хозяином людей в промышленности и торговле». Так и было в течение многих столетий, и люди покорно следовали этому завету, не делая счастливыми ни себя, ни своих детей, ни тех, которых они желали уберечь от худших действий. Новейшее знание предлагает мыслящим людям другой выход. Для того, чтобы разбогатеть, им не нужно вырывать кусок хлеба изо рта других, — самым рациональным обществом будет то, в котором люди, работая умом и руками при помощи изобретенных и имеющих быть изобретенными машин, могут доставлять себе всевозможные богатства. Техника и наука не отстанут: направленные наблюдением, анализом и опытом, они ответят на все запросы, сокращая необходимое для приобретения благосостояния время, так что его будет вполне достаточно для отдыха. Обещать счастье, конечно, невозможно: счастье зависит настолько же от самого человека, сколько и от его обстановки, но можно


334
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вполне гарантировать удовлетворение, которое человек может найти в разностороннем и полном применении своих способностей, в работе без переутомления и в сознании того, что благосостояние его основано не на страданиях ближних.
Вот горизонт, который открывают мои изыскания всякому непредубежденному уму.


РАБОЧИЕ И ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ
В своей брошюре Цогелия]489 прекрасно доказал, что интеллигенция — не составляет особого класса.
Совершенно верно. КЛАССА она не представляет.
Слово КЛАСС, в Зап.[адной] Евр.[опе], сперва отождествлялось с понятием СОСЛОВИЕ (classe des nobles490, прежде было Etat — сословие nobles, marchands, tiers état — дворяне, торговцы, третье сословие).
Теперь имеет определенный ЭКОНОМИЧЕСКИЙ признак.
Этого экономического признака интеллигенция] не имеет.
Но следует ли из этого, что она не представляет определённого СОСЛОВИЯ.
Конечно, нет.
Возьмем духовное сословие — напр.[имер] ламы491 у монголов. Громаднейшие большинство их — нищие, след.[овательно] КЛАССА, в экономич.[еском] смысле, из себя не представляет.
Но они представляют собою СОСЛОВИЕ, С ОПРЕДЕЛЕННЫМИ СОСЛОВНЫМИ ИНТЕРЕСАМИ, кот.[орые] будут существовать] до тех пор, пока сословие существует — пока границы м.[ежду] ними и массою народа не стушуются.
То же с интеллигенциею.
Что составляет ПРИЗНАК сословия?
Известные права политические, пока они есть. Напр.[имер], право занимать известные должности, известные привилегии политические — не подвергаться телесному наказанию, жить в столицах (для евреев), если имеется такой-то диплом, привилегии в военной службе и т. д.
И — еще важнее всего прочего — известное положение в обществе. К лицу духовн.[ого] сословия подходят под благословение. Священники или сами пользуются уважением, или внушают суеверный страх, и т. д. и т. д. Причем нравственный престиж еще важнее политических прав сословия.
ДВОРЯНИН, вплоть до Французской] революции]492, мог безнаказанно побить буржуя [— если он не принадлежал к чиновничьему сословию, хотя бы чин его был только XIV класса («не бей меня по морде» — «начальники почтовых станций пользуются правами


336
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
чиновников XIV класса493, ВО ОГРАЖДЕНИЕ ОТ ПОБОЕВ»: это б.[ыло] напечатано и висело на стене в моем бытии на каждой почтовой станции).]
И так — в тысяче вещей. Кончая курс в университете — становился личным дворянином — и IX класса494 — и т. д., не говоря уже о почете, кот.[орый] они разделяли наравне с духовным лицом (из кот[оро]го и вышла в старину интеллигенция).
Словом, интеллигенция представляет ОПРЕДЕЛЕННОЕ СОСЛОВИЕ и, как таковое, имеет свою СОСЛОВНУЮ ИДЕОЛОГИЮ. К ней я сейчас перейду.
Что они яро враждуют между собою? — Да. — Но то же делают лица духовного сословия. ЦЕРКВИ РАЗДЕЛЯЮТ ЛЮДЕЙ более даже, чем классовые (экономические) перегородки. А м.[ежду] т.[ем] между духовным лицами всех наций и всех классов есть общесословные признаки: они — руководители души, посредники между божеством и людьми, носители «благодати».
По отношению к «светским», от царя до пролетария, духовное сословие занимает определенное положение.
То же и с интеллигенцией — кот.[орая] есть ДИТЯ, отпрыск духовенства (прежде — знахарь и поэт, ученый и шаман495 были одно и то же лицо; монастырь — и университет).
Что интеллигенты] между собою зло грызутся? То же бывает и между разных сект. То же делают и работодатели, то же делают и рабочие.
Рознь — не признак Нужно искать — есть ли что общего, несмотря на рознь.
Это общее ЕСТЬ и оно — желание руководить, убеждение что они призваны руководить, уверенность, что то, чем они владеют, — наука — представляет талисман, дающий им превосходство над теми, кто им не обладает.
"/юо интеллигенции никогда даже критически не заглянула в СУТЬ того, что представляет НАУКА УНИВЕРСИТЕТА. НАУКА, как РАЗУМ вообще, конечно, восторжествует над ложными учениями, т. к. ее основное начало — торжество ЗНАНИЯ над ВЕРОЮ. Но — пока это случится, а громаднейшее большинство интеллигентов нередко называет наукою — ту массу ЛЖЕУЧЕНИЙ, проникнутых сословною и религиозною ложью, кот.[орые] составляют УНИВЕРСИТЕТСКУЮ НАУКУ.


Рабочие и интеллигенция
337
Давно ли эта наука учила, что «несть власти, аще не от Бога», что вообще «бедность — удел человечества», что законодатель обладает гениальнейшим (или божественным]) наитием, что человек не есть продукт эволюции, что община — плод гражданского права и т. д. и т. д. и т. д....
Так вот, приобретший] эти знания, плодом бессонных ночей и недоедания, интеллигент считает себя обладателем чего-то такого, чего не знают простые смертные, и вследствие этого считает себя вправе руководить массами. Он знает СТРАШНЫЕ СЛОВА (помните Островского?496: «Да-с, сударыня, есть страшные слова: Ме-таллл! Ме- таллл звенящий. Глагол времени — металла звон!» — «Ой, батюшка, не говори ты страшных слов на ночь!»): ЭКОНОМИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ. — «Логика истории!» — на ночь глядя, даже страшно все вспоминать — и, и..., этих создал марксизм!
Вы знаете, каким уважением среди еврейской бедноты пользуется хасид497, изучающий непонятный талмуд498.
Сколько таких хасидов среди нас, интеллигентов, особенно в Со- ц.[иал] Демократии]!
Вы скажете: «А автор Бога и Государства»499.
Да, но une hirondelle ne fait pas le printemps500.
Ну уж бывали обиды. С каким презрением один русский интеллигент спросил меня: — «Неужели вы в самом деле думаете, что Бакунин обладал широкими философскими и научными знаниями?» Надо было слышать, с каким презрением студент, прочитавший едва дюжину книг, говорит о «ненаучности» всякого интеллигента, осмелившегося бунтовать против университетской] науки! Напр.[имер] против материалиста Бюхнера501, физиолога Льюиса502 и всех вообще материалистов. А анархисты! Бывали случаи, русские интеллигенты говорили: — «И охота П.[етру] Ал.[ексееви]чу идти в партию, где 2 идиота и 3 шпиона!» Да что — послушайте отзыв университетской науки о Прудоне, или об «утопических» социалистах до Маркса.
— «Ты пойми, говорил мне Степняк503, что раз кто прочел Маркса, он на всю жизнь капитал приобрел!» Тот же университетский диплом. Еще — вспомните и сто бедных ласточек, прилетевших к нам в Брайтон прошлою раннею весною, не составили весны. Замерзли, бедняжки.


338
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
— Так и горсточка интеллигентов анархистов. Ее отрицают — десятки, сотни, тысячи интеллигентов. Мы, для них — «Недоучки!»
Вообще, всякое деление людей на классы, сословия, расы, подрасы, а животных на виды и разновидности — немыслимы, если не иметь в виду, что одни покрывают другие:
пролетарии купцы дворяне интеллигенция
Надо брать отличительные] черты максимальной точки кривой. И тут, конечно, у интеллигенции явятся отличительные черты сословия. <...>
Уверенность, что они, интеллигенты, представляют соль земли, залог прогресса (что и было правдой для меньшинства бунтарей из них — напр.[имер] антирелигозных отрицателей).
Уверенность, что только государство (правящее через них) может дать прогресс «темной массе», «быдлу» и т. п. игривым словечкам, служащим для обозначения """/юооооо человечества.
— Совершенно верно, что интелигент сплошь да рядом получает заработную] плату, меньшую чем махровый рабочий. Но КАЖДЫЙ интеллигент, начав с 150 и 100 фр.[анков] в месяц, живет в виду ПОДНЯТЬСЯ, т. е. перейти в ряды прямо-таки живущих трудом рабочего.
Мы слишком привыкли, все, рассматривать явления как нечто постоянное (в их СТАТИЧЕСКОЙ форме, а не в ДИНАМИЧЕСКОЙ).
М.[ежду] т.[ем] имеется эта НЕВОЗМОЖНОСТЬ ПОДНЯТЬСЯ - невозможность выползти из рудника и из 20-ти шиллингов в неделю, и (СОСТАВЛЯЕТ ГЛАВНУЮ ОТЛИЧИТЕЛЬНУЮ ЧЕРТУ НАЕМНОГО ТРУДА. Потребности растут с возрастом, а заработная плата та же).
В ЭКОНОМИЧЕСКОМ] отношении в этом главное отличие интеллигента от рабочего, а не в количестве платы, по отношению к которой интеллигент и рабочий нередко равны.


КОММУНИЗМ И АНАРХИЯ
На важности этого вопроса едва ли нужно настаивать. Многие анархисты и многие мыслители вообще, — вполне признавая все выгоды коммунистического строя, — видят в нем, однако, серьезную опасность для общественной свободы и для свободного развития личности. Что такая опасность действительно существует, нет никакого сомнения. Притом, коснувшись этого предмета, приходится разобрать другой, еще более важный вопрос — о взаимных отношениях Личности и Общества вообще.
К несчастию, вопрос о коммунизме осложнился разными ошибочными воззрениями на эту форму общественной жизни, получившими довольно широкое распространение. В большинстве случаев, под именем коммунизма проповедовался коммунизм более или менее христианский и монастырский — и, во всяком случае, подначальный, т. е. подчиненный строгой центральной власти. В таком виде его проповедовали в первой половине девятнадцатого века, и в таком виде его осуществляли в немалом числе общин. Принимая за образец семью, эти общины стремились создать «великую коммунистическую семью» и, ради этого, хотели прежде всего «переродить человека». Вследствие этого, помимо труда сообща, они налагали на своих членов тесное, семейное сожительство, удаление от современной цивилизации, обособление коммуны и вмешательство «братьев и сестер» во все малейшие проявления внутренней жизни каждого из членов общины.
Затем, в рассуждениях о коммунизме часто смешивают мелкие единичные общины, многократно создававшиеся за последние триста или четыреста лет в те общины, — имеющие возникнуть в большом числе и вступающие между собою в союзные договоры, которые могут создаться в обществе, выступившем на путь социальной революции.
Таким образом, для успешного обсуждения вопроса о коммунизме и о возможности обеспечить личную независимость в коммунистическом обществе, — необходимо рассмотреть порознь следующие вопросы:
(1) 	Производство и потребление сообща, т. е. — каким образом можно устроить работу сообща и как пользоваться сообща всем, что нужно для жизни?


340
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
(2) Совместную жизнь — т. е. необходимо ли устраивать ее непременно по образцу большой семьи?
(3) Единичные и разбросанные общины, возникающие в настоящее время; и
(4) Общины будущего строя, вступающие между собою в союзный договор (федерацию);
И наконец, (5) — общинная жизнь влечет ли за собою неизбежно подавление личности? Другими словами — положение Личности в Общинном строе.
* * *
Под именем социализма вообще в течение девятнадцатого века совершилось громаднейшее умственное движение. Началось оно с Бабёфа504, Фурье, Сен-Симона505, Роберта Оуэна и Прудона и продолжалось их многочисленными последователями: французскими (Консидеран506, Пьер Леру507, Луи Блан), немецкими (Маркс, Энгельс, Шефле508), русскими (Чернышевский509, Бакунин) и т. д., — которые либо распространяли в понятной форме воззрения основателей современного социализма, либо старались утвердить их на научном основании.
Мысли основателей социализма, по мере того как они вырабатывались в более определенных формах, дали начало двум главным социалистическим течениям: коммунизму начальническому и коммунизму анархическому (безначальному), а равно и нескольким промежуточным формам, выискивающим компромиссы, или сделки, между теперешним обществом и коммунистическим строем. Таковы школы: государственного капитализма (Государство владеет всем необходимым для производства и жизни вообще), коллективизма (всем выплачивается задельная плата, по рабочим часам, бумажными деньгами, в которых место рублей заняли рабочие часы), кооперации (производительные и потребительные артели), городского социализма (полусоциалистические учреждения, вводимые Городского Управою или муниципалитетом) и многие другие. В тоже время, в чисто-рабочей среде те же мысли основателей социализма (особенно Роберта Оуэна) помогали образованию громадного рабочего движения. Оно стремится соединить всех рабочих в союзы по ремеслам, ради прямой, непосредственной борьбы против капитала; и мало-помалу это


Коммунизм и анархия
341
движение (породившее в 1864-1879 годах Интернационал, или Международный Союз Рабочих) стремится установить всестороннюю связь между объединенными ремеслами. И успевает в этом все более и более, по мере того как международные сношения становятся более удобными.
* * *
Три существенных пункта было установлено этим громадным движением, умственным и революционным, и эти три пункта глубоко проникли за последние тридцать лет в общественное сознание. Вот ОНИ: —
(1) Уничтожение задельной платы, выдаваемой капиталистом рабочему, — так как представляет она собою ничто иное, как современную форму древнего рабства и крепостного ига;
(2) Уничтожение личной собственности на то, что необходимо обществу для производства; и
(3) Освобождение личности и общества от той формы политического порабощения — государства, — которая служит для поддержания и сохранения экономического рабства.
По этим трем пунктам, можно сказать, установилось уже некоторое соглашение между мыслящими социалистами.
Действительно, даже коллективисты, которые настаивают на необходимости «рабочих чеков», или платы по часам работы, а равно и те, которые говорят, как выразился поссибилист («воз- можник») Брусе510: «Все должны быть чиновниками! (Tous — fonctionnaires), т. е., что все рабочие должны быть на жалованье, либо у государства, либо у города, либо у сельской общины, — даже они соглашаются, в сущности, с выше упомянутыми тремя пунктами. — Они предлагают ту или другую временную сделку, только потому что не предвидят возможности сразу перейти от теперешнего строя к коммунизму. Они идут на сделки, потому что считают их неизбежными; но их конечная цель все-таки остается коммунизм.
Что же касается до государства, то даже те из них, которые остаются ярыми защитниками сильной государственной власти, и даже диктатуры, признают (как выразился однажды Энгельс), что когда классы, существующие теперь, будут уничтожены, то с ними исчезнет и надобность в государстве.


342
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Таким образом, нисколько не стремясь преувеличивать значение анархической партии в социалистическом движении, из-за того только, что она — «наша» партия, мы должны признать следующее:
Каковы бы ни были разногласия между различными партиями обще-социалистического движения — причем эти разногласия обуславливаются, в особенности, различием в способах действия, более или менее революционных, принятых тою или другою партиею, — все мыслители социалистического движения, к какой бы партии они ни принадлежали, признают что конечною целью социалистического развития должно быть развитие вольного коммунизма. Все остальное, — сами же они сознаются — есть ничто иное как ряд переходов на пути к этой цели.
* * *
Всякое рассуждение о переходах, которые придется сделать на пути к цели, будет совершенно бесполезно, если оно не будет основано на изучении тех направлений, тех зачаточных переходных форм, которые теперь уже намечаются в современном обществе.
Среди этих различных направлений два особенно заслуживают нашего внимания.
Одно из них состоит в том, что по мере того как сложнее становится жизнь общества, все труднее и труднее бывает определить, какая доля в производстве пищи, одежды, машин, жилья и тому подобного по справедливости должна приходиться на долю каждого отдельного работника. Земледелие и промышленность до того осложняются и взаимно переплетаются, и все отрасли промышленности до того начинают зависеть друг от друга, что оплачивать труд, смотря по количеству добытых или выработанных продуктов, становится более и более невозможным, если стремиться к справедливости. Работая одинаково усердно, два человека, на разного сорта земле, в разные годы, или даже в двух разных угольных копях, на двух разных ткацких фабриках при разных машинах, или даже на той же машине, но при разном хлопке, произведут различные количества хлеба, угля, тканей.
Поэтому мы видим, что чем развитее становится данная промышленность, тем более исчезает в ней поштучная заработная


Коммунизм и анархия
343
плата, — тем охотнее заменяется она поденною платою, по столько-то в день.
С другой стороны, сама поденная плата имеет стремление к уравнению. Теперешнее общество, конечно, продолжает делиться на классы, и есть целый громаднейший класс «господ» или буржуа, у которых жалованье тем выше, чем менее они сработают в день. Затем, среди самих рабочих есть также четыре крупных разряда, в которых рабочий день оплачивается очень различно; а именно: женщины, сельские рабочее, черно-рабочие и рабочие, знающие какое-нибудь ремесло. Но эти четыре разряда различно оплачиваемых рабочих представляют только четыре разряда эксплуатации рабочего его хозяином, и каждого разряда самих рабочих — другими, высшими разрядами: женщин — мужчинами, сельских рабочих — фабричными.
Теперь оно так; но в обществе, в котором установится равенство между людьми, и в котором хозяин не сможет пользоваться подчиненным положением рабочего, мужчина — подчиненным положением женщины, а городской рабочий — подчиненным положением крестьянина, — в таком обществе деление на классы исчезнет. И поэтому совершенно справедливо было замечено, что для правильно устроенного общества рабочий день землекопа стоит столько же, т. е. имеет одинаковую ценность, что и день ювелира или учителя. В силу этого, еще Роберт Оуэн, а за ним Прудон, предложили и даже оба попробовали ввести рабочие чет, т. е. каждый человек, проработавший, скажем, пять часов в каком бы то ни было производстве, признанном полезным и нужным, получает квитанцию с означением: «пять часов»- и с этою квитанцию он может купить в общественном магазине любую вещь — еду, одежду, предмет роскоши — или же заплатить за квартиру, за проезд по железной дороге и т. д., представляющие то же количество часов работы других людей. Эти самые рабочие чеки коллективисты и предлагают ввести в будущем социалистическом обществе для оплаты всякого рода труда.
* * *
Если вдуматься, однако, во все то, что до сих пор было сделано, чтобы установить общественное, социалистическое пользование чем бы то ни было, мы не видим, — за исключением нескольких тысяч фермеров в Америке, которые ввели между собою рабочие


344
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
чеки, — мы не видим, чтобы где-нибудь мысль Роберта Оуэна и Прудона, проповедуемая теперь коллективистами, принялась в сколько-нибудь значительных размерах. Со времени попытки Оуэна, сделанной три четверти века тому назад, рабочий чек не привился нигде. И я указал в другом месте (Хлеб — для всех, глава о задельной плате), какое внутреннее противоречие мешает широкому приложению этого проекта.
Зато, мы замечаем, наоборот, множество всевозможных попыток, сделанных именно в направлении коммунизма — либо частного, ограниченного, неполного, либо даже полного.
Многие сотни коммунистических общин были основаны в течение девятнадцатого века в Европе и в Америке; и даже в настоящую минуту нам лично известно наверное около сотни, если не более, общин, живущих более или менее на началах коммунизма. И если бы кто-нибудь занялся описанием всевозможных, больших и малых, коммунистических и полу-коммунистических общин, рассеянных по белу свету (как это сделал лет тридцать тому назад Нордхоф511 для Америки), то картина получилась бы весьма любопытная.
Но еще поразительнее количество попыток обобществления, делающихся повсеместно, среди самой буржуазии, на началах коммунизма, хотя и частного, ограниченного, неполного. И делаются эти попытки либо большими группами частных лиц, либо целыми городами (так называемый муниципальный или городской социализм).
* * *
Что такое гостиница, пароход, швейцарский «пансион», как не попытки, делающиеся в этом направлении среди буржуазного общества? За определенную плату — столько-то рублей в день — вам предоставляется выбирать, что вам вздумается из десяти блюд, или из пятидесяти блюд на большом пароходе, и никому в голову не приходит учитывать, сколько вы чего съели. Такая организация теперь установилась даже международная. Уезжая из Лондона или Парижа, вы можете запастись билетами (по 2 рубля 50 копеек в день), и по этим билетам вы получаете комнату, кровать в стол в сотнях гостиниц, рассеянных во Франции, Германии, Швейцарии, Италии и принадлежащих к международному союзу гостиниц.


Коммунизм и анархия
345
Буржуа прекрасно поняли, какую громадную выгоду представляет им этот вид ограниченного коммунизма, для потребления, — соединенного с полною независимостью личности; вследствие этого, они устроились так, что за определенную плату, по столько-то в день или в месяц, все их потребности жилища и еды бывают вполне удовлетворены, без всяческих дальнейших расчетов. Предметы роскоши, конечно, не входят в этот договор: за тонкие вина и за особенно роскошные комнаты приходится платить особо; но за плату, одинаковую для всех, основные потребности удовлетворены, не считая того, сколько каждый отдельный путешественник съест или не доест за общим столом.
* * *
Застрахование от пожаров — особенно в селах, где существует до некоторой степени приблизительное равенство в достатках всех жителей, и где поэтому страховая премия взимается равная со всех; застрахование от случайных увечий на двухколеске или во время путешествий по железным дорогам; застрахование от воровства, причем вы платите в Англии немного более рубля в год (полкроны), и компания выплачивает вам, по вашей собственной оценке, за все, что бы у вас ни украли, ценою до тысячи рублей — и делает это без всяких разбирательств и без всякого обращения к полиции («С какой стати?» — говорил нам агент — «обращаться к полиции! все равно она ничего не разыщет, а ваш рубль покрывает наши платежи и другие расходы, еще с барышом») — все это формы частного коммунизма, или вернее артельной жизни, возникающие чрезвычайно быстро за последние двадцать пять лет. Прибавьте к этому еще ученые общества, которые за такую-то плату в год дают вам библиотеку, комнаты для ваших работ, музей или зоологический сад, которые ни один биллионер не может купить на свои миллионы; прибавьте клубы, дающие вам комнату, библиотеку, общество и всякие другие удобства; возьмите общества застрахования на случай болезни; возьмите артельные путешествия, устраиваемые не только частными агентами, но и образовательными учреждениями (Polytechnic Tours в Англии); или возьмите обычай, распространяющийся теперь в Англии, что за рубль, или даже за полтинник в неделю, вам доставляют на дом, прямо от рыболовов, столько рыбы, сколько вы можете съесть в неделю в вашей семье; возьмите клуб велосипедистов, с его тысячами мелких удобств и услуг, оказываемых членам, и т. д. и т. д.


346
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Словом, мы имеем перед собою сотни учреждений, возникших очень недавно и распространяющихся с необыкновенною быстротою, основанных на началах приближения к коммунистическому пользованию целыми обширными отраслями потребления.
И, наконец, мы имеем еще, тоже быстро разрастающиеся городские учреждения коммунистического рода. Город берется доставлять всем воду, за столько-то в год, не считая в точности, сколько вы израсходуете воды, газ, электричество, для освещения и как рабочую силу (ради этого Манчестер решил уже купить свои угольные копи).
Города имеют теперь свои гавани и доки, свои конки, свои электрические трамваи, с одинаковою платою за большое или малое расстояние (начиная от нескольких сот шагов до 30-ти верст, вы платите в Америке все ту же плату), свои общественные бани и прачечные, и наконец, города начинают строить свои общественные дома; или же город держит своих овец, или, наконец, заводит свою молочную ферму (Торкэ в Англии). И с каждым годом эти попытки расширения городского хозяйства в коммунистическом направлении растут, и распространяется область их приложений.
II
Конечно, все это — еще не коммунизм. Далеко не коммунизм. Но основная мысль всех этих учреждений содержит в себе частицу коммунистического начала. А именно: За известную плату, по столь- ко-то в год, вы имеете право удовлетворить такой-то разряд ваших потребностей — за исключением, конечно, роскоши в этих потребностях. Теперь вы еще платите за это деньгами, но близок день, когда платить можно будет и трудом: начало уже положено.
Многого еще, конечно, не достает этим учреждениям, чтобы стать коммунистическими; главным образом, некоммунистично то, что, во-первых, плата производится деньгами, а не трудом; а, во-вторых, потребители, по крайней мере в частных предприятиях, не имеют голоса в заведывании делом.
Но нужно также заметить следующее. Если бы основная мысль этих учреждений была правильно понята, то не трудно было бы, уже теперь, завести, даже частному предпринимателю, такую общину, в которой первый пункт (т. е. уплата трудом) был бы уже введен. Возьмите, например, участок земли, скажем в 300 десятин. На этой земле строится двести домов — каждый с садом в четверть десятины.


Коммунизм и анархия
347
Остальная земля обращается в поля, огороды и общественные сады. Предприниматель берется либо предоставлять каждой семье, занимающей эти дома, на выбор, любые из пятидесяти блюд, приготовляемых им каждый день (как в американской гостинице); или же он доставляет желающим готовый хлеб, сырое мясо, овощи, чай и кофе, — сколько они потребуют — чтобы готовить у себя на дому (шаг в этом направлении делают рыбаки, доставляя на дом рыбу). Отопление производится, конечно, по-американски, из общей печи, по трубам с горячей водой. За все это хозяин учреждения берет с вас — либо плату деньгами, по столько-то в день, либо оплату работою, по столько-то часов в день, в любой из отраслей, нужных для его села-гостиницы. Работайте по вашему выбору в полях, или в огороде, или на кухне, или по уборке комнат, столько-то часов в день, и ваша работа зачтется в уплату за вашу жизнь. Такое учреждение можно было бы завести хоть завтра, и приходится удивляться одному — что этого давно уже не было сделано каким-нибудь предприимчивым содержателем гостиницы*.
* * *
По всей вероятности, некоторые читатели заметят, что именно на этом пункте — т. е. на работе сообща — коммунисты наверно провалятся, так как на нем уже провалились многие общины. Так, по крайней мере, написано во многих книгах. А между тем, это будет совершенно неверно. Когда коммунистические общины провалились, то причины неудачи обыкновенно бывали совсем не в общем труде.
* С тех пор, как эти строки были написаны, я ездил в Америку. Там, в Кембридже (около Бостона), устроена при университете, кроме громадной, роскошной столовой для богатых студентов, еще громадное, не менее художественное здание — очень дешевая столовая для более бедных студентов. А так как у многих студентов и тут нечем платить, то их охотно берут в половые, чтобы прислуживать за столами в часы обеда, и студенты в Америке, как известно, очень охотно это делают. Они платят, таким образом, за свой стол не деньгами, а трудом, по известному расчету. Нет никакой причины, почему при этих столовых не завести бы также свою ферму; Бостон, оказывается, — большой производитель земледельческих и садовых продуктов — главный, по денежному обороту, садовый и огородный центр в штате Массачусетс. Впрочем, и об этом уже поднята была нами речь, и идея принята сочувственно. Школьные фермы, наверное, скоро привьются в Америке: заведут ферму и при университете.


348
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Во-первых, заметим, что почти все такие общины основывались в силу полу-религиозного увлечения. Основатели таких общин решали стать «глашатаями человечества», «пионерами великих идей» и, следовательно, — подчиниться строжайшим правилам мелочно требовательной «высокой» нравственности, «переродиться» благодаря общинной жизни и наконец отдавать все свое время, во время работы и вне работы, своей общине — жить исключительно для нее.
Все это очень хорошо, даже прекрасно; именно таким самопожертвованием и проводятся в жизнь новые мысли. Но поступать так значило — поступать, как делали в старину отшельники; т. е. требовать от людей — без всякой нужды — чтобы они стали чем-то другим, чем они есть на самом деле. И только недавно, совсем недавно, стали основываться общины, преимущественно рабочими-анархи- стами, без всяких таких высоких целей — просто с целью избавиться от обирания хозяином капиталистом.
* * *
Другая ошибка коммунистов состояла в том, что они непременно желали устроиться по образу семьи и основать «великую семью братьев и сестер». Ради этого они селились под одним кровом, где им приходилось всю жизнь оставаться в обществе все тех же «братьев и сестер». Но тесное сожительство, под одним кровом, вообще — вещь нелегкая. Два родных брата и то не всегда уживаются в одной избе или в одной квартире. А потому, было коренною ошибкою налагать на всех членов жизнь «большою семьею», вместо того чтобы, напротив, обеспечить каждому наибольшую свободу и наибольшее охранение внутренней жизни каждой семьи. Уже то, что русские духоборы512, например, живут в отдельных избах — гораздо лучше обеспечивает сохранение их полу-коммунистических общин, чем жизнь в одном монастыре.
Заметим, маленькая община не может долго просуществовать. Известно, что люди, вынужденные жить очень тесно, на пароходе, или в тюрьме, и обреченные на то, чтобы получать очень небольшое количество внешних впечатлений, начинают просто не выносить друг друга (вспомните собственный опыт, или хоть Нансена513 с его товарищами).
А в маленькой общине довольно двум человекам стать во враждебные отношения, чтобы, при бедности внешних впечатлений, об¬


Коммунизм и анархия
349
щине пришлось распасться, — тем более что все такие братства еще уединяются от других.
Поэтому, основывая маленькую общину, так и следовало бы знать заранее, что больше нескольких лет она не может прожить. Если бы она прожила долее, то пришлось бы даже пожалеть об этом. Из этого следовало бы заключить что ее члены или дали себя поработить одним из них, или совершенно обезличились.
Но так как можно заранее быть уверенным, что маленькая община долго не проживет, то следовало бы, по крайней мере, иметь десяток или два таких общин, объединенных союзным договором. В таком случае, тот, кто по той или другой причине захочет оставить свою общину, сможет по крайней мере, перейти в другую, а его место может занять кто-нибудь со стороны. Иначе, братство гибнет из-за раздоров, причем (как оно бывает в большинстве случаев) его имущество попадает в руки одного из членов — наиболее хитрого и ловкого «брата». Эту мысль о необходимости союзного договора между братствами я настоятельно предлагаю всем тем, которые продолжают основывать коммунистические общины. Она родилась не из теории, а из опыта последних лет, особенно в Англии, где несколько общин попало в руки отдельных «братьев», именно из-за отсутствия более широкой организации.
* * *
Маленькие общины, основанные во множестве за последние тридцать лет, гибли еще по одной, весьма важной причине. Они уединились «от мира сего». Но борьба, и жизнь, одушевленная борьбою, — для человека деятельного гораздо нужнее, необходимее, чем сытный обед. Потребность жить с людьми, окунуться в бурный поток общественной жизни, принять участие в борьбе, жить жизнью других и страдать их страданиями особенно сильна в молодом поколении. Поэтому, как это отлично заметил мне Николай Чайковский514, — вынесший это из личного опыта, — молодежь, как только она подходит к восемнадцати годам, неизбежно покидает свою общину; и молодежь неизбежно будет покидать свои общины, если они не слились с остальным миром и не живут его жизнью. Между тем, большинство коммун (за исключением двух, основанных нашими друзьями в Англии, возле больших городов) до сих пор, прежде всего, считало нужным удалиться в пустыню.


350
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Замечу еще, что коммунисты, поступавшие таким образом, делали еще другую ошибку. Беря даром или покупая за более дешевую цену землю в местах, еще мало заселенных, они тем самым прибавляли, ко всем трудностям новой для них жизни еще все те трудности, с которыми приходится бороться всякому поселенцу на новых местах, вдали от городов и больших дорог. А трудности эти, как известно по опыту, очень велики. Правда, что они получали землю за дешевую плату; но опыт коммуны около Ньюкастля515 доказал нам, что в материальном отношении община гораздо лучше и скорее обеспечивает свою жизнь, занимаясь огородничеством и садоводством (в значительной мере, в парниках и оранжереях), а не полеводством; причем вблизи большого города ей обеспечен сбыт плодов и овощей, которыми оплачивается даже высокая арендная плата за землю. Самый труд огородника и садовника несравненно доступнее городскому жителю, чем полевое хозяйство, а тем более — расчистка нови в незаселенных пустынях.
* * *
Наконец, еще одною, едва ли не главною причиною распадения таких общин являлось, почти всегда, их желание — дать себе начальство. Те из них, которые низводили свое правительство до наименьшей степени, или вовсе не имели никакого, как, например, Молодая Икария516 в Америке, еще преуспевали лучше и держались дольше других (тридцать пять лет). Оно и понятно. Самое большое ожесточение между людьми возникает всегда на политической почве, из-за преобладания, из-за власти; а в маленькой общине споры из-за власти тем неизбежнее ведут ее к распадению. В большом городе мы еще можем жить о бок с нашими политическими противниками, так как мы не вынуждены сталкиваться с ними беспрестанно. Но — как жить с ними в маленькой семье, где приходится сталкиваться каждую минуту? Политические споры и интриги из-за власти переносятся здесь в мастерскую, в огород, в коровник, в комнату, где люди собираются для отдыха, — и жизнь становится невозможною.
* * *
Вот главные причины распадения основанных до сего времени общин.


Коммунизм и анархия
351
Что же касается до коммунистического труда сообща, до общинного производства, то именно оно всегда удавалось вполне. Ни в одном коммерческом предприятии возрастание ценности земли, приданной ей трудом человека, не было так велико, как оно было в любой, в каждой из общин, основанных за последние сто лет в Европе или в Америке. Редкая отрасль промышленности давала такую прибыль, как промышленные производства, основанные на коммунистических началах — будь ли то менионитская мельница, или фабрикация сукон, или рубка леса, или выращивание плодовых деревьев. Можно назвать сотни общин, в которых, в несколько лет, земля, не имевшая сначала никакой ценности, получала ценность в десять, или даже во сто раз большую.
Ошибки в хозяйстве, конечно, случались в коммунистических общинах, как и везде. Но известно что в промышленном мире число банкротств бывает, из года в год, от 60-ти до 80-ти на каждые сто новых предприятий. Из каждых пяти вновь основанных предприятий три или четыре банкротятся в первые же пять лет после их основания. Но ничего подобного не было с коммунистическими общинами.
Поэтому, когда буржуазные газеты, желая быть остроумными, советуют дать анархистам особый остров и предоставить им там основать свою коммуну, то, пользуясь опытом прошлого, мы ничего не имеем против такого предложения. Мы только потребуем, чтобы этот остров был Остров Франции517 (провинция Ile-de-France, в которой лежит Париж) и чтобы нам отделили нашу долю общественного богатства, сколько его придется на человека. А так как нам не дадут ни Иль-де-Франс, ни нашу долю общественного капитала, то мы когда-нибудь сами возьмем и то, и другое путем Социальной Революции. И то сказать, Париж и Барселона были не так-то уже далеко от этого в 1871-м году, — а с тех пор коммунистические взгляды успели-таки распространиться среди рабочих.
При этом, всего важнее то, что нынче рабочие начинают понимать, что один какой-нибудь город, если бы он ввел у себя коммунистический строй, не распространивши его на соседние деревни, встретил бы на своем пути очень большие трудности. Ввести коммунистическую жизнь следовало бы сразу в известной области — например в целом Американском Штате Огайо, или Идахо, как говорят наши американские друзья, социалисты. И они правы.


352
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Сделать первые шаги к осуществлению коммунизма надо будет в довольно большой, промышленной и земледельческой области, а отнюдь не в одном только городе. Город без деревни не сможет жить.
III
Нам так часто приходилось уже доказывать, что государственный коммунизм невозможен, что мы не станем вновь перечислять наши доводы. Самое лучшее доказательство то, что сами государственники — т. е. защитники социалистического государства — не верят в возможность коммунизма, устроенного под палкой государства.
Одни из них так заняты «завоеванием власти» (conquête des pouvoirs) в теперешнем, буржуазном государстве, что они вовсе даже и не стараются выяснить, что такое подразумевают они под именем «социалистического государства», которое не было бы вместе с тем осуществлением государственного капитализма, т. е. такого строя, при котором все граждане становятся работниками, получающими задельную плату от государства. Когда мы им говорим, что они стремятся именно к этому, они сердятся; но несмотря на это, они вовсе не стараются выяснить, какую другую форму общественных отношений они желали бы осуществить. Причина этого понятна. Так как они не верят в возможность близкой социальной революции, они стремятся захватить часть власти в теперешнем буржуазном государстве и предоставляют будущему, чтобы оно само определило свое направление.
Что же касается до тех, которые пробовали набросать картину будущего общества, то когда мы им указывали, что придавая широкое развитие государственному началу, они тем самым подрывают ту небольшую личную свободу, которую человечеству удалось уже отвоевать, они обыкновенно отвечали, что вовсе не хотят над собою власти, а только хотят завести Статистические комитеты. Но это — простая игра словами. Теперь достаточно уже известно, что единственная путная статистика исходит от самой личности. Только сама личность, каждая в отдельности, может дать точные статистические сведения насчет своего возраста, занятий и общественного положения и подвести итоги тому, что каждый из нас произвел и потребил. Так и собирается теперь статистика, когда составители действительно хотят, чтобы их цифры заслуживали доверия. Так делались, между


Коммунизм и анархия
353
прочим, и наши «подворные описи» честными земскими статистиками из молодежи.
Вопросы, которые надо поставить каждому обывателю, вырабатываются обыкновенно добровольцами (учеными, статистическими обществами), и роль статистических комитетов сводится теперь на то, что они раздают печатные листы с вопросами, а потом сортируют карточки и подводят итоги, при помощи вычислительных машин.
Поэтому утверждать, что социалист так именно и понимает государство и что никакой другой власти он ему и не хочет вручать, значит (если это сказано искренно), попросту «отступить с честью». Под словом Государство во все века, да и самими государственниками-со- циалистами, понимался вовсе не рассыльный, разносящий листы переписи, и не счетчик, подводящий итоги переписи, а действительные распорядители народной жизни. Надо и то сказать, что бывшие якобинцы порядком посбавили за последнее время со своих восторгов перед диктатурой и социалистической централизацией, которые они так горячо проповедовали лет тридцать тому назад. Нынче никто из них не решится утверждать, что потребление и производство картошек должно устанавливаться из Берлина, парламентом немецкого фолькштата (Народного Государства518). Подобный вздор уже перестали утверждать. Таким образом, Коммунистическое Государство есть утопия, от которой начинают отказываться те самые, которые прежде стояли за нее, — и давно пора заняться другим, более серьезным вопросом. А именно: Анархический, т. е. свободный и без- государственный коммунизм не представляет ли также опасности для свободного развития личности? Не повлечет ли он за собою тоже уменьшения свободы личности и подавления личного почина?
* * *
Дело в том, что во всех рассуждениях о Свободе, нам приходится считаться с целою кучею ложных представлений, завещанных нам веками рабства и религиозного гнета.
Экономисты толкуют нам, что договор, заключаемый рабочим, под угрозою голода, с его хозяином, именно и есть сама свобода. Политиканы всяких партий стараются, со своей стороны, убедить нас, что теперешнее положение гражданина, попавшего в крепость ко всемогущему государству, есть именно то, что следует называть свободой. И, наконец, моралисты, даже самые крайние, как Милль и его много¬


354
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
численные последователи, определяют понятие о свободе, как право делать все, лишь бы не нарушать такое же право всех остальных. Не говорю уже о том, что слово «право», унаследованное нами из смутных стародавних времен, ничего не говорит или говорит слишком много; но определение Милля позволило философу Спенсеру, очень многим писателям, и даже некоторым индивидуалистам-анар- хистам, как, например, Теккеру519, оправдать и восстановить все права государства, включая суд, наказание и даже смертную казнь. — Таким образом они в сущности воссоздали то самое государство, против которого выступили сначала с такою силою. Притом, мысль о «свободной воле» скрывается под всеми этими рассуждениями.
* * *
Оставляя в стороне полубессознательные поступки человека, и беря только сознательные (на них только и стараются оказать влияние закон, религии и системы наказания) — беря только сознательные поступки человека, каждому из них предшествует некоторое рассуждение в нашем мозгу. — «Выйду-ка я погулять», проносится у нас мысль... — «Нет, я назначил свидание приятелю», проносится другая мысль. Или же: «я обещал кончить мою работу», или — «жене и детям скучно будет одним», или же, наконец: «я потеряю свое место, если я не пойду на работу».
В этом последнем рассуждении сказался страх наказания. В трех же первых человек имел дело только с самим собою — со своими честными привычками, или со своими личными привязанностями. И в этом состоит вся разница между свободным и несвободным состоянием. Человек, которому пришлось сказать себе: «я отказываюсь от такого-то удовольствия, чтобы избежать такого-то наказания» — человек несвободный.
И вот мы утверждаем, что человечество должно освободиться от страха наказания, уничтожив само наказание; и что оно может устроиться на анархических началах, при которых исчезнет страх наказания и даже страх порицания. К этому идеалу мы и стремимся.
Мы прекрасно знаем, что человек не может освободиться ни от привычек известной честности (например, от привычки быть крепким своему слову), ни от своих привязанностей (нежелание причинить боль или даже огорчение тем, кого мы любим, или кого мы не хотим обмануть в их ожидании). В этом смысле чело¬


Коммунизм и анархия
355
век никогда не может быть свободен. Даже Робинзон520 не был свободен, в этом смысле, на своем острове. Раз он начал долбить свою лодку, обрабатывать огород или запасать провизию на зиму, он уже был захвачен своим трудом. Если он вставал ленивый и хотел поваляться в своей пещере, он колебался минуту, а затем шел к своей начатой работе. С той же минуты, как у него завелся товарищ-собака, или несколько коз, а в особенности с тех пор, как он встретился с Пятницею, он уже не был вполне свободен, в том смысле, в каком это слово нередко употребляется в жару спора и иногда на публичных собраниях.
У него уже были обязанности, он уже вынужден был заботиться об интересах другого, он уже не был тем «полным индивидуалистом», которого нам иногда расписывают в виде поразительного парадокса в спорах об Анархии. С той же минуты, как у Робинзона завелась бы жена и дети, — кто бы их ни воспитывал: сам ли он или «общество» — у него возникли бы еще новые обязательства; но даже с той минуты, как у него завелись хоть одно домашнее животное и огород, требующий поливки и ухода в известные часы дня, — он уже не был более тем «знать ничего не хочу», «эгоистом», «индивидуалистом» и т. п., которых нам иногда выставляют типами свободного человека. Ни на Ро- бинзоновом острове, ни еще менее в обществе, как бы оно ни было устроено, такого вольного гультяя не существует.
Человек всегда принимал и всегда будет принимать в расчет интересы хоть нескольких других людей — и будет принимать их все более и более, по мере того как между людьми будут устанавливаться более и более тесные взаимные отношения, — а также и по мере того, как эти другие сами будут определеннее заявлять свои желания и свои чувства, и настаивать на их удовлетворении.
Вследствие этого, мы не можем дать Свободе никакого другого определения, кроме следующего:
Свобода есть возможность действовать, не вводя в обсуждение своих поступков боязни общественного наказания (телесного, или страха голода, или даже боязни порицания, если только оно не исходит от друга).
IV
Понимая Свободу в этом смысле — а я сомневаюсь, чтобы можно было дать ей другое, более широкое, и вместе с тем конкретное (ве¬


356
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
щественное) определение, — мы должны признать, что Коммунизм, конечно, может уменьшить и даже убить всякую личную свободу (во многих общинах так и делали); но что он также может расширить эту свободу до ее последних пределов; и что только при этом условии — расширении личной свободы — он сможет утвердиться в человеческих обществах.
Все будет зависеть от того, с какими основными воззрениями мы приступим к коммунизму. Сама коммунистическая форма общежития отнюдь не обуславливает подчинения личности. Больший же или меньший простор, предоставленный личности в данной форме общежития, — если только она не устраивает заранее в подначальной, пирамидальной форме, — определяется теми воззрениями на необходимость личной свободы, которые вносятся людьми в то или другое общественное учреждение.
Сказанное справедливо по отношению ко всякой форме общественной или совместной жизни. Когда два человека селятся вместе в одной квартире, их совместная жизнь может привести одинаково — либо к подчинению одного из них другому, либо к установлению между ними отношений равенства и свободы для обоих. То же самое будет, если мы возьмемся вдвоем копать огород или издавать газету; и то же самое относится до всякого другого союза или артели и всякой формы общественной жизни. Таким образом, в десятом, одиннадцатом и двенадцатом веке в городах того времени создавались общины вольных и равных людей; но в тех же самых общинах четыреста лет спустя народ под влиянием учений Церкви и Римского Права требовал диктатуры какого-нибудь монаха. Учреждения городского суда, цеховое устройство и прочее остались те же; но тем временем в городах развились понятия Римского права, верховной Церкви и государственного права, тогда как первоначальные понятия о третейском суде, о свободном договоре и о личном почине притупились, исчезли — и из этого родилась рабская приниженность семнадцатого и начала восемнадцатого века в средней Европе.
* * *
Коли присмотреться внимательнее, то нет никакого сомнения, что из всех испробованных до сих пор форм общественной организации и учреждений коммунизм еще больше всех других может


Коммунизм и анархия
357
обеспечить свободу личности — если только основною идеею общины будет Свобода, Анархия.
Коммунизм может принять все формы, начиная с полной свободы личности и кончая полным порабощением всех, — между тем как другие формы общественной жизни не могут проявляться безразлично в том или другом виде: те из них, например, которые не признают гражданского и имущественного равенства, неизбежно влекут за собою порабощение одних людей другими. Коммунизм же может проявиться, напр.[имер], в форме монастыря, в котором все монахи безусловно подчиняются воле настоятеля; но он может выразиться и в форме вполне свободной артели, в которой каждый член сохранит полнейшую независимость, причем сама артель существует только до тех пор, покуда ее члены желают этого, и, нисколько не стремясь накладывать принуждение, старается еще защищать свободу каждого и расширять ее во всех направлениях.
Коммунизм, конечно, может быть начальническим, принудительным — и в этом случае, как показывает опыт, община скоро гибнет, — или же он может быть анархическим. Тогда как, например, государство, будь оно основано на крепостном праве или на коллективизме, роковым образом должно быть принудительным. Иначе оно перестает быть государством.
* * *
Что коммунизм лучше всякой другой формы общежития может обеспечить экономическую свободу — ясно из того, что он вполне может обеспечить каждому члену общества благосостояние, и даже удовлетворение потребностей роскоши, требуя взамен не более четырех или пяти часов работы в день, вместо того чтобы требовать от него десять, или девять, или хотя бы даже восемь часов в день. Дать каждому досуг в течение десяти или одиннадцати часов из тех шестнадцати часов в сутки, которые представляют нашу сознательную жизнь (около восьми часов надо положить на сон), — уже значит расширить свободу личности настолько, что такого расширения человечество добивается как идеала вот уже сколько тысяч лет. В настоящее время, при наших могучих способах производства, это, однако, вполне возможно. В коммунистическом обществе человек легко может иметь каждый день полных десять часов досуга, и вместе с тем пользоваться благосостоянием. А такой досуг уже представляет


358
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
освобождение от одной из самых тяжелых барщин, существующих теперь в буржуазном строе. Досуг, сам по себе, уже составляет громадное расширение личной свободы.
Затем — признать всех людей равными и отречься от управления человека человеком — опять-таки представляет расширение свободы личности; причем мы не знаем никакой другой формы общежития, при которой это увеличение личной свободы могло бы быть достигнуто в той же мере. Но достичь этого возможно только тогда, когда первый шаг будет сделан, — т. е. когда каждому члену общества будет обеспечено существование, и когда никто не будет вынужден продавать свою силу и свой ум тому барину, который соблаговолит воспользоваться этой силой ради собственной наживы.
Наконец, — признать, как это делают коммунисты, что первое основание всякого дальнейшего развития и прогресса общества есть разнообразие занятий, — опять-таки представляет расширение свободы личности. Если каждый член общества может отдаваться в часы досуга чему ему вздумается в области науки, искусства, творчества, общественной деятельности и изобретения; и если в самые часы работы он имеет возможность работать в разнообразных отраслях производства, а само воспитание ведется сообразно этой цели — в коммунистическом же обществе это вполне возможно, — то этим достигается еще большее увеличение свободы, так как перед каждым из нас широко раскрывается возможность расширить свои личные способности во всех направлениях. Области, прежде недоступные, как наука, художество, творчество, изобретения и т. д., открываются для каждого.
В какой мере личная свобода осуществится в каждой общине, или в каждом союзе общин, будет зависеть исключительно от основных воззрений, которые возьмут верх при основании общин. Так, например, мы знаем одну обширную религиозную общину, в которой человеку возбранялось даже выражать свое внутреннее настроение. Если он чувствовал себя несчастным и горе выражалось на его лице, к нему немедленно подходил один из «братьев» и говорил: «Тебе грустно, брат? А ты все-таки сострой веселое лицо: иначе огорчительно подействуешь на других братьев и сестер». И мы знаем одну английскую общину, состоявшую из семи человек, в которой один из членов — Кочкаревы521 водятся и между социалистами — требовал назначения председателя («с правом бранить») и четырех комитетов:


Коммунизм и анархия
359
садоводства, продовольствия, домашнего хозяйства и вывоза, с полными правами для председателя каждого из комитетов. Есть, конечно, общины, которые были основаны, или были наводнены со временем такими «преступными фанатиками власти»’ (особый тип, рекомендуемый доктору Ломброзо522); и не мало общин было основано фанатиками «поглощения личности обществом». Но таких фанатиков произвел не коммунизм. Их породило Церковное христианство (глубоко-начальническое в своих основных началах) и Римское Право, — т. е. государство и его учения. Эти государственные воззрения, — в силу которых никакое общество не может якобы существовать без судьи и секутора, вооруженного розгами и секирою, — действительно останутся угрозою и помехою коммунизму, пока люди не отделаются от них. Но основное начало коммунизма — вовсе не начальство, а то простое утверждение, что для общества выгоднее и лучше владеть всем, что нужно для производства и жизни сообща, производить нужное сообща, и потреблять сообща, не высчитывая, что каждый из нас произвел и потребил. Это основное понятие ведет к освобождению, к Свободе, а не к порабощению.
* * *
Мы можем, таким образом, высказать следующие Заключения:
До сих пор попытки коммунизма кончались неудачей, потому что:
Они имели исходною точкою религиозный восторг, тогда как в Общине следовало просто видеть экономный способ производства и потребления;
Они отчуждались от общества, его жизни и его борьбы;
Они были пропитаны духом начальствования;
Они оставались одиночными, вместо того чтобы соединяться в союзы; общины были слишком малы;
Они требовали от своих членов такого количества труда, которое не оставляло им никакого досуга, и стремились всецело поглотить их;
Они были основаны, как сколки с патриархальной и подчиненной семьи, тогда как им следовало, наоборот, поставить себе основною целью наивозможно полное освобождение личности.
Коммунизм — учреждение хозяйственное; и, как таковое, он отнюдь не предрешает, какая доля свободы будет предоставлена в общине личности, почину личности и отпору, который встретит в от¬


360
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
дельных личностях стремление однажды установленных обычаев к утверждению навеки, в определенной, окаменелой форме. Коммунизм может стать подначальным, и в таком случае община неизбежно гибнет; и он может быть вольным, и привести в таком случае, как это случилось даже при неполном коммунизме в городах двенадцатого века, к зарождению новой цивилизации, новой жизни, обновившей тогда Европу.
Из этих двух форм коммунизма — вольного и подначального — только тот и будет иметь задатки прогресса и жизни, который сделает все, что возможно, чтобы расширить свободу личности во всех возможных направлениях.
В этом последнем случае свобода личности, — увеличенная ее досугом, возможностью обеспечить себе благосостояние и вольным трудом, при меньшем числе рабочих часов, — нисколько не пострадает более, чем, например, от проводимого теперь городского газа или городской воды, или же от современной гостиницы, и от того, что мы теперь в часы работы вынуждены вести ее сообща с тысячами других людей.
Имея анархию как цель и как средство, коммунизм становится возможен, тогда как без этой цели и средства он должен обратиться в закрепощение личности и, следовательно, привести к неудаче.


СОВРЕМЕННЫЙ КРИЗИС В РОССИИ
Последние студенческие волнения в России существенно отличались от всех тех беспорядков, которые до этого имели место в российских университетах в течение последних сорока лет523. Они начались так же, как и всё студенческое движение, — с незначительного инцидента, который касался только одних студентов, но, в силу ряда весьма специфических для России обстоятельств, внезапно приобрели политическую окраску, и в этом отношении могут теперь рассматриваться как важная веха в истории конституционного движения в России. Вот почему невозможно говорить о последних событиях без должного углубления в суть, т. е. без того, чтобы не затронуть общей проблемы образования в России, и тем более без упоминания тех этапов, через которые прошло развитие конституционной идеи в нашей стране с 1861 года.
В течение последнего месяца моего пребывания в Кембридже студенты Гарварда провели в Memorial Hall524 шумное собрание с целью выразить протест против однообразия питания одной бараниной («mutton monotony»525). Подобным же образом, но с более серьезными намерениями, киевские студенты также провели собрание, возбужденные известием, что один из них предстал перед мировым судом за дурное поведение на улицах этого города526. В Гарварде собрание закончилось весельем, но в Киеве за участие в ,собрании ректор университета исключил одних студентов на год, а других отдал под арест527. «Что бы Вы сделали в этом случае?» — спросил я нескольких гарвардцев, и они отвечали: «Конечно же, провели бы другое собрание!» Так же поступили и киевские студенты. Они собрались и попросили, чтобы ректор528 встретился с ними. Однако последний послал за жандармами, полицией и войсками529. Невероятно, но факт! Это подтверждается не только множеством частных писем, но и официальным заявлением, опубликованном в «Официальном Вестнике»™. Собрание было незаконным, и ректор вызвал войска для его разгона. Самым умным из тех, кого он вызвал, был начальник киевского жандармского управления генерал Новицкий531. Я знаком с ним: он допрашивал меня в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге532.


362
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Он достаточно умён, и, по моему мнению, как и многих других, он намного лучше того учреждения, к которому принадлежит533. Генерал Новицкий, видя, что собрание протекает достаточно мирно, пригласил ректора, которому немедленно предложили место рядом с председателем. И студенты обращались к нему очень вежливо. Однако встреча закончилась ничем — ректор отказался пересмотреть свои распоряжения534. Мои американские друзья интересовались, не было ли собрание слишком шумным, с политическими требованиями. Нет, — и мои слова подтверждаются фактами, изложенными в «Официальном Вестнике»535. «Тогда что же, ректор — сумасшедший или дурак?» — последовал вопрос. Ни то, и ни другое. Однако здесь заложена причина всех студенческих волнений последних сорока лет.
Все реформы в России начались только с 1861 г. Крепостничество было отменено, телесное наказание почти не применялось. Были введены новые, открытые суды, с адвокатами536. В определённой степени было допущено самоуправление537. Воинская служба была полностью преобразована и введена всеобщая воинская повинность538. Только одно народное образование, как падчерица, не изменялось539. Вся Россия, от деревянной избы до особняка, хотела и громко призывала к образованию; женщины и мужчины всех имущих классов были готовы тратить любое время и деньги на повышение уровня образования крестьян. И они до сих пор готовы к этому. Однако повсюду усилия университетских профессоров и директоров колледжей, провинциальных органов самоуправления, богатых муниципалитетов и частных спонсоров сводились на нет деятельностью министров народного просвещения (с 1862 года они всегда назначались540), которые не только не стремились распространить образование по всей стране, а, наоборот, всячески этому препятствовали541.
Такое утверждение звучит, конечно, очень странно для американского уха. Но если представители различных партий в России могут попытаться объяснить и разными способами найти оправдания этому факту, то все они, однако, согласятся с тем, что министры действительно скорее сдерживали образование в достаточно узких пределах, чем позволяли ему развиваться. Более того, имеются неоспоримые факты для доказательства. Так, например, в то время как даже теперь у нас только в европейской части России име¬


Современный кризис в России
363
ется одна школа на каждые 2230 жителей, и только один ребенок из каждых двадцати-тридцати детей школьного возраста идет в школу (в Англии — один из семи), Министерство народного просвещения во время царствования Александра II каждый год возвращало в Государственную казну половину из того бедного пособия в $ 4 000 000 в год для поддержки и развития начальных школ, которое было предусмотрено бюджетом542. Этим деньгам не нашли применения! И если Министерство народного просвещения тратит теперь эти средства полностью, то поражает следующее. Они используются не столько на открытие собственно школ, сколько на поддержку деревенского духовенства, которое, оставим в стороне его общее невежество, имеет школы, главным образом, только на бумаге543. Его время полностью заполнено повседневными обязанностями (браки, похороны и т. д.), поэтому священники набирают для работы в школе вообще непригодных к этому канторов544 или отставных солдат545. Всё это хорошо известно в России и непрерывно упоминается и повторяется в печати, в законодательных собраниях, а также на местных школьных советах. И все же центральным правительством не учитывается это постоянно возрастающее недовольство.
Общим правилом является то, что более свободные от прямого влияния Министерства народного просвещения регионы России лучше других выступают за образование. Так, например, на Кавказе и в Туркестане, независимых в своих генерал-губернаторствах от влияния Министерства народного просвещения, на службе обычно состоит более просвещённый персонал, и — как следствие — здесь больше школ, причём они лучше, чем в целом по России. В этом отношении Кавказский образовательный район находится в авангарде. Что касается непосредственно России, то провинция донского казачества, территория которого находится под патронажем Военного Министра, без сомнения, имеет самое большое число лучших школ, начальных и средних, для мальчиков и девочек. И ещё: в губерниях, где есть местное самоуправление {земство), почти вдвое больше школ (относительно численности населения) по сравнению с теми, где школы — от Министерства546.
Нет, нигде еще в мире никто не смог бы найти подобную аномалию. В течение тридцати лет все родители в России кричали,


364
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
выступали и агитировали за реформу лицеев. Не греческий и латинский, говорили они, а естественные науки и техническое знание должны быть положены в основу лицейского обучения. «Больше технических школ всех степеней», — было общим требованием в течение сорока лет. Всюду России требуется больше инженеров, больше химиков, больше квалифицированных рабочих и более образованных технических экспертов. Все журналы и газеты, за исключением «Московской Газеты»547, наполнены горькими жалобами родителей на недостатки в Realschulen548 и технических школах. Очевидно, что протекционизм, поддерживаемый с целью развития отечественных отраслей промышленности, и отсутствие технических школ противоречат друг другу. И все же на протяжении сорока лет Министерство народного просвещения жестоко боролось против всей России, отказываясь от открытия технических школ549. Объяснялось это тем, что, дескать, научно-техническое обучение взращивало бы революционеров, или согласно официальному признанию — «мальчику, который должен перевести до завтрашнего утра две страницы из Цицерона, не останется времени, чтобы читать Писарева или Добролюбова». Лишь только теперь в основу реформирования школьного образования был положен поворот в направлении изучения естественных наук и открытия многочисленных политехникумов и начальных технических школ, после того, как Министр финансов де Витте550 публично объявил, что государство не сможет содержать шахты и Государственные железные дороги, регулировать выпуск продукции всех спиртовых и сахарных заводов, а также поддерживать должный рост российской промышленности в интересах Государственного бюджета, до тех пор, пока не будут созданы условия для распространения технических знаний551.
Страх перед революционным духом, который возрастает, как это уже говорилось, в России (и в этом нет исключения из правила) так же быстро, как образование распространяется по стране, был настолько велик, что два поколения молодых людей были принесены ему в жертву. Из Богемии для того, чтобы преподавать латинский и греческий, было отправлено огромное число весьма необразованных чехов552, которые в большинстве даже не знали русского языка. И делали они это так отвратительно, что только два процента всех


Современный кризис в России
365
мальчиков, принятых в лицеи, смогли закончить полный восьмилет- ний курс и были допущены к поступлению в университет. Российское правительство предпочитало скорее выпускать толпы молодых людей, покидающих школу абсолютными невеждами после трех-четырех лет механического изучения латинского и греческого, чем делать какую-либо уступку общественному мнению по пути более разумной системы образования.
Что касается университетов, то под давлением непрофессионализма российских министров образования, а также руководителей департаментов образования в губерниях, почти все лучшие профессора, краса российских исторических и гуманитарных наук, были вынуждены отказаться от занимаемых должностей. Так, уволились Костомаров553, Кавелин554, Стасюлевич555, М. Ковалевский556, физиолог Сеченов557 и другие, им подобные.
Изучение сравнительного государственного права558 запрещено, и российские студенты не имеют даже понятия о конституционном законодательстве в цивилизованных странах. Изучение российской истории, законодательства и экономики превратилось в изучение «общепринятой лжи»; снизился общий уровень университетского преподавания. Хуже всего дело обстояло с естественными науками: такие кафедры, как геология и физиология, оставались невостребованными в течение многих лет. Сам являясь геологом по специальности, я во время своей учёбы в Санкт-Петербургском университете не прослушал ни одной лекции по геологии559.
Что касается студентов, то каждый молодой человек, как только он поступал в университет, вносился в список подозреваемых. Университеты просто кишели полицейскими шпионами и провокаторами; были приняты десятки законов, запрещающие разного рода собрания как собственно в университете, так и на частных квартирах. Постепенно более высокие власти Министерства народного просвещения пришли к выводу, что каждый студент должен рассматриваться как потенциальный враг общества, и обращаться с ним следует соответственно560. Поэтому руководство и кураторы образовательных учреждений стали подбираться Министерством из числа людей, которые более были известны своим сотрудничеством с полицией, чем достижениями в науке и преподавании. Соответственно, когда, три-четыре года назад561, студен¬


366
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ты на собрании по поводу очередной годовщины Санкт-Петербургского университета освистали появление одного из своих преподавателей, в то время как приветствовали других (а это случается или может случиться в любом университете), ректор немедленно послал за полицией, которая жестоко нападала и разгоняла студентов, когда они группами выходили из здания университета. Это стало известно как избиение студентов на мосту через Неву. Многие из студентов были тогда арестованы и сотнями исключены из университета. Когда это стало известным, в других университетах прошли забастовки, студенты отказывались посещать занятия, пока их петербургские товарищи не будут освобождены; в результате многие сотни молодых людей также были исключены из своих университетов. Однако случилось так, что в то время, когда полиция избивала студентов на невском мосту, вдовствующая Императрица проезжала мимо, и студенты приветствовали её, пропуская экипаж. Позже состоялся её разговор с сыном: «Они были ко мне весьма лояльны, — сказала она. — Они приветствовали меня. Почему же Вы позволяете полиции обращаться с ними так жестоко?»562 В результате бывшему военному министру, генералу Банковскому565, было поручено провести служебное расследование564. И он доказал, что не было ни малейших причин для вызова полиции, полицейским властям был сделан выговор, были отменены почти все распоряжения об исключении студентов, все они были освобождены565. Таким образом, для защиты студентов от действий Министерства народного просвещения должен был вмешаться военный чиновник566.
Поэтому очевидно, что ректор Киевского университета ни сумасшедший, ни дурак Он был лишь просто послушным функционером, который действовал в строгом соответствии с инструкциями своего начальства — министра народного просвещения Боголепова567.
Г-н Боголепов в свои молодые годы слыл более или менее либералом568, но с момента своего назначения министром народного просвещения стал простым инструментом в руках обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева569, узко ограниченного фанатика государственной религии, который, если б только это было в его власти, сжёг бы у позорного столба всех противников православия и католицизма. Именно эти двое, Боголепов и Победоносцев, сообщили царю о киевском деле570.


Современный кризис в России
367
Дальнейшее развитие событий известно из газет*. Когда Николаю II доложили о киевских беспорядках, первое, что он сказал, было то, что он сыт по горло этими студенческими бунтами и закроет все университеты”. Затем он говорил о высылке всех «буйных» студентов в Порт-Артур571 и, наконец, через министра народного просвещения издал указ, противоречащий, однако, совету военного министра572, в котором говорилось, что студенты, принявшие участие в университетских беспорядках, впредь в качестве наказания будут служить в армии рядовыми сроком от двух до трёх лет575. Такое наказание будет выноситься ad hoc>74 судами, состоящими из университетских преподавателей, должностных лиц жандармерии, полиции и военных чинов; их заседания должны проводиться закрыто575.183 киевских студента и 22 студента Санкт-Петербурга576 были приговорены к такому наказанию и, как настоящие преступники, в абсолютной тайне, были вывезены в неизвестном направлении (предположительно, в Порт-Артур). Двенадцать из них отказались принимать военную присягу на преданность царю, и поэтому были приговорены военным трибуналом к смерти, но в дальнейшем были отправлены на тяжёлую воинскую работу в военные исправительные батальоны.
Такие меры, как можно и было ожидать, вызвали в стране всеобщее волнение. Я видел несколько частных писем, в которых родители, занимающие высокое положение, выражали своё сильное недовольство. Сотни родителей помчались в Санкт-Петербург, чтобы попытаться спасти своих сыновей. Представители закона, а именно — прокуроры Киева и Санкт-Петербурга (первый — жандармский генерал, а второй — военный генерал, принимающий участие в вышеупомянутых судах), возразили в письменной форме против применения императорского указа577. А 65 университетских профессоров написали царю письмо578, рискуя тем самым как мятежники оказаться в Сибири (коллективные письма к царю подпадали
* См. также мою статью в «The Outlook» от 6 апреля 1901 г. Сомнения, которые я там выражал в отношении точности сенсационных телеграмм по поводу заговоров против жизни царя, с тех пор полностью оправдались. Теперь все нью-йоркские газеты заявляют, что они были выдуманными, неизвестно откуда появившимися.
” Сообщения собственного корреспондента «The London Times» подтверждаются нынче частной перепиской.


368
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
под закон о заговорах), с просьбой отменить данный указ. Своё письмо они также отправили в Лондон для публикации в прессе. А когда 12 000 студентов объединились в общем восстании и студенческие манифестации в Санкт-Петербурге, Москве и Харькове579, поддержанные демонстрациями организованных рабочих580, были разогнаны хлыстами {нагайками) казаков, которые рассекали лица мужчинам и женщинам на улицах, общее негодование было настолько сильным, что готово было вырваться наружу. «Почтенное» Общество писателей581, преподобный член Государственного совета, князь Вяземский582 — более того, сами казаки из личной охраны — протестовали против обработки масс; и, в конце концов, Комитет министров, впервые с времён царствования Александра I взяв на себя роль «Кабинета Министров»585, обсудил императорский указ и настоял на его отмене584. Комитет Министров отказался подчиниться воле царя, желающего ввести в Санкт-Петербурге чрезвычайное положение, и добился от императора отставки петербургского prefect de police генерала Клейгельса585.
Причина такого единодушного недовольства самоочевидна. Что сказали бы американцы, если б Президент Мак-Кинли586 отправил студентов Гарварда, замешанных в подобных акциях, на Филиппины? Конечно вся страна бы негодовала; то же самое и случилось в России. Вся Россия сказала, что царский указ стал возвращением к ненавистным «временам Николая I». И все же, справедливости ради, я должен сказать, что идея относительно использования военной службы в качестве главной юридической меры наказания, никогда не приходила в голову «железного деспота», хотя он мог бы иметь этому оправдание, потому как в те времена помещики имели обыкновение наказывать своих крепостных, отправляя их в рекруты. Действительно, Николай I587 отправил поэтов Полежаева588 и Шевченко589 в солдаты, но сделал он это следующим образом: студент Полежаев написал поэму «Сашка», в которой оскорбил царя и его приближённых. Поэма распространилась в рукописях, и одна из них попала к царю. Николай I ночью послал за Полежаевым, заставил его громко читать поэму, и наконец сказал: «Вы знаете, какому наказанию должны быть подвергнуты за то, что написали эти стихи? Однако я отказываюсь от этого и даю Вам шанс реабилитироваться на военной службе. Готовы ли Вы служить рядовым солдатом?». И когда Полежаев, не имея никакого выбора, принял


Современный кризис в России
369
предложение, Николай добавил: «Постарайтесь отличиться и получить чин офицера. Если же Вы окажетесь в трудном положении, пишите прямо мне», что Полежаеву и пришлось однажды сделать, причём результат был хорошим590.
Вся Россия знает этот описанный в биографии поэта эпизод из его неудачной жизни. Вся Россия сочувствовала, и всё еще сочувствует ему и Шевченко. Могла ли она, в таком случае, иначе принять указ Николая И, чем со всеобщим негодованием?
Что касается идеи использования военной службы как главной меры наказания, то, в первую очередь, это неконституционно; и остается открытым, станут ли Кассационный или Судебный Департаменты Сената (которые в последнее время в отдельных важных ситуациях показали своё намерение предотвратить злоупотребления властью высшими чиновниками), если вопрос будет поставлен перед ними, объявлять Указ царя противоречащим существующему военному законодательству и выносить выговор министру народного просвещения за то, что на подпись монарху был представлен незаконный правовой акт. Я знаю, что у нас в России нет никакой конституции, а «Самодержавие» — это не «Демократия». Царь может аннулировать любой действующий закон, внеся предложение об его отмене на заседании Государственного совета; и даже если его предложение получит лишь меньшинство голосов, он сможет провести его, голосуя с меньшинством. Но предложение должно быть вынесено на Совет, и до тех пор, пока закон не аннулирован, он одинаково обязателен и для царя, и для его подданных. Действительно, царь не может взять в жёны даму, которая ему лично подчинена, без потери своего права на трон — таков закон России; и он не может ещё раз ввести крепостное право или отменить обязательную военную службу без того, чтобы представить такие проекты закона на утверждение Государственному совету. Тем более он не может подписать указ, нарушающий действующее законодательство, и в обязанности Сената входит следить за тем, чтобы выразить своё несогласие до того, как указ будет опубликован. Таков, по крайней мере, государственный закон в России.
Конечно, если указ царя не противоречил бы так явно общему настроению в стране, его незаконный характер остался бы незамеченным. Но теперь, когда опрометчивость и раздражительность молодого самодержца всколыхнула всю страну, что вылилось в крово¬


370
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
пролитие в трех больших городах и чуть ли не стало причиной дальнейших бедствий, важно отметить не только то, что предметом всеобщего обсуждения стал незаконный характер указа, но и то, что мыслящая и зрелая часть страны, включая даже собственных министров царя, ясно осознала опасность самодержавия, т. е. управления страной безответственной кликой придворных. Министр финансов де Витте, очевидно, стал особенно враждебным к этой власти, так как однажды увидел, что если бы не его энергичные возражения, то вся его многолетняя напряжённая работа по восстановлению российских финансов была бы практически сведена на нет порожденной паникой опасности введения чрезвычайного положения в Санкт-Петербурге, поскольку такая мера означала бы управление по законам военного времени с экзекуциями, виселицами и репрессиями, а также прекращение всех переговоров о предоставлении займов, так важных теперь после испуга, испытанного Россией в Китае и Маньчжурии591. Проблема образования, таким образом, отошла на второй план, и великий вопрос, самодержавие или представительное правительство, который ни на миг не прекращал будоражить Россию, начиная с 1861 года, внезапно чрезвычайно обострился из-за волнений в обществе.
Иностранцы обычно не понимают глубину и широту конституционного движения в России; но остаётся фактом то, что дважды в течение последних сорока лет, а именно в 1860-1863 гг. и в 1880-1881 гг., Россия была близка к установлению Конституционной Монархии. Когда в 1861 г. было отменено крепостное право, и обсуждался целый ряд реформ, закончившихся отменой кнута, введением местного самоуправления, нового судебного закона и военной реформы, хотя вообще-то рассматривалось, что эти реформы — только первые шаги к тому, что позже было сформулировано Наполеоном III, как «le couronnement de l’édifice» — венчающее здание, — т. е. созыв Парламента. В то время каждый был убежден, что принятие Конституции было делом лишь нескольких лет, отсроченным только на то время, которое могло бы понадобиться для разработки предварительных реформ, таких, как реформа судов, или учреждения местного самоуправления. Но то, что реформаторы пренебрегли тогда решением финансовых вопросов в рамках экономических преобразований Империи, было очень характерно для их образа мышления. Складывалось впечат¬


Современный кризис в России
371
ление, что реконструкция несчастных бедных финансовых дел станет надлежащей обязанностью Земского Собора или Представительского Собрания.
Я описал в своих мемуарах, как в отдаленной сибирской провинции, местный губернатор со своим адъютантом и главами казачьей администрации, а также Судебного и Акцизного управлений, упорно трудились в те годы над реформами, которые Санкт-Петербургские власти намеревались ввести — реформой местного управления, тюремной реформой и т. д.592 Но то, что мы сделали тогда в одном маленьком городке, было проделано и в каждом другом провинциальном городе России тысячами и тысячами людей, очень добросовестно работающими над завершением больших изменений, которые рассматривались в качестве прелюдии к великой реформе — Конституции. Следует, конечно, отдать должное Александру II за его смелость объявить своё намерение освободить крепостных крестьян и провести преобразования всей внутренней жизни России, и, особенно, за поддержку идеи предоставления земли освобожденным крепостным. Но колоссальная работа по разработке проекта освобождения, нового законодательства и т. д. в их бесконечно сложной детализации принадлежит самой России — многим тысячам людей, которые участвовали в этой работе. Вся интеллектуальная Россия — историки, публицисты, землевладельцы, чиновники всех рангов, военные и «люди никакого ранга» — внесла свой вклад в эти реформы. И все они, начиная с самого Зимнего Дворца и кончая самым маленьким провинциальным городком, и знали, и говорили, и писали, что представительское правительство есть единственный способ объединить все эти реформы и заставить их приносить плоды. Воистину, потребность в такой «консолидации» так остро чувствовалась ещё в 1861 г., что в детстве я часто слышал слова о том, что, если Александр II окажется не в состоянии предоставить Конституцию, то его брат, великий князь Константин593, мог бы стать, в случае надобности, Конституционным Королём России.
Польское восстание 1863 г. и, особенно, угрозы Наполеона III выступить на стороне поляков и неопределенные обещания, сделанные им в Англии594, — положили конец всем этим надеждам; партия «национал»-крепостников, возглавляемая Катковым595, одержала верх, и более никаких вопросов о Конституции не поднималось вплоть до 1880-1881 гг.


372
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
В 1880 г., когда террористический Исполнительный комитет596 вёл свою ужасную войну против царя, сам Александр II после взрыва в Зимнем Дворце597 возродил конституционные надежды, наделив генерала Лорис-Меликова598 почти диктаторскими полномочиями599. Это назначение расценивалось как желание со стороны Александра II предоставить стране Конституцию, и данный предмет в самых туманных выражениях стал обсуждаться непосредственно в российской прессе. Действительно, когда читаешь мемуары600 Лорис-Меликова и сравниваешь с тем, что известно из других различных источников об этом историческом периоде, неизменно приходишь к выводу, что в течение последних нескольких месяцев жизни Александра II было чрезвычайно близко обнародование Конституции601. Если это и не было сделано, то причина была, с одной стороны, в неопределенности и изменчивости настроения императора, а, с другой, в недостатке решительности со стороны самого Лорис-Меликова. Александр II, очевидно, хотел иметь при себе человека, который смог бы инициировать такое решение, в котором бы в то же время император увидел потребность602; но Ло- рис-Меликов не был таким человеком, который был нужен для того, чтобы довести дело до конца603.
Во всяком случае хорошо известно, (с разрешения цензуры это даже было обнародовано в России604), что 13-го605 марта 1881 г. Александр II подписал Указ, обязывающий Лорис-Меликова представить на заседание Государственного совета в ближайший четверг план созыва, как непосредственно сам Император её называл, Assemblée des Notables606 Делегаты, выбираемые в каждой губернии на местных районных ассамблеях (Земствах), должны были вызываться в Санкт-Петербург на обсуждение общегосударственных дел*. Также известно, что Александр II был убит в тот же самый день. После чего Лорис-Меликов, вместо того чтобы немедленно отослать для рассмотрения в Сенат подписанный царем Указ, не решался так поступить и ждал распоряжений нового царя Александра III, который после колебаний в течение нескольких недель выпустил Манифест607, где объявил своё намерение сохранить самодержавие. Этот
* Что касается подробностей, то эта «конституция» опубликована в мемуарах Лорис-Меликова, а также в виде отдельной работы в Сборнике российских законодательных актов, изданном в России в 1900 г.


Современный кризис в России
373
Манифест заставил всех министров его отца, включая Лорис-Мели- кова, уйти в отставку.
История этих нескольких недель чрезвычайно интересна и подробно описывается в мемуарах Лорис-Меликова; но достаточно странно, почему это почти никому неизвестно, исключая разве что русских. И всё же остаётся фактом, что только вследствие цепи ряда обстоятельств, по своему характеру почти случайных, Россия не получила Конституции в течение этих пяти или шести недель — цепи исторических «несчастных случаев», явившихся, очевидно, следствием глубоко коренящихся причин. Старый германский император Вильгельм I608 настоятельно советовал в письме своему племяннику609 предоставить Конституцию, однако добавляя, что он должен сохранить в своих руках гражданскую роспись610. Александру III были также представлены несколько проектов, предусматривающих Конституцию, — наиболее грамотным из них являлся, по моему мнению, проект великого князя Константина611. Он предложил кое-что подобное тому, что теперь есть у Канады — а именно, семь различных парламентов612. Однако, учитывая большое по численности население России (к тому времени 150 млн чел.), распределённое по необъятным частям империи, неуправляемый характер парламента, в котором было бы по крайней мере 3 тыс. депутатов, а также разнообразие манер, привычек и интересов в различных частях России, очевидно, что федералистский проект, подобный представленному Константином, был бы более предпочтительным, чем любая центра- листская система613. Что касается проекта Лорис-Меликова, о котором я уже упоминал, то, согласно вышесказанному, он, в конечном счёте, очевидно, очень немного отличался от централистского подхода. Несмотря на все эти трудности, Александр III, кажется, и сам выработал своё отношение к тому, как предоставить Конституцию, о чём свидетельствует, в частности, ссылка Меликова на строки письма, которое царь написал своему брату614: «Наконец-то, — говорил он в этом письме, — у меня свалилась гора с плеч. Я попросил своих министров набросать проект палаты представителей»615. Но министры, казалось, теряли время в ненужных колебаниях, тогда как глава консервативной партии Катков, нисколько не теряя времени, прибыл в Санкт-Петербург и умолял Александра III не делать подобных шагов616. Также очень вероятно, что Победоносцев и даже такой честный демократ, как славянофил Иван Аксаков617, действовали ана¬


374
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
логично — в частности, последний советовал царю сначала уменьшить своей властью бремя налогов, которое было непосильным для крестьян618. Во всяком случае «Программа Александра III», которая была напечатана во французском журнале619 и авторство которой приписывают Тургеневу620 (точнее, должен оговориться, перевод621), содержала такой же ряд мер в отношении крестьян, какие были предложены Аксаковым, а именно — отмена подушного налога и налога на соль, определённое сокращение выкупных платежей (при предоставлении крестьянам земли), укрепление деревенской общины622. С другой стороны, видя, что его министры чрезвычайно медленно готовят проект Конституции, и размышляя о том, что необходимо положить конец нерешенному государственному вопросу, Александр III несколькими неделями позже написал своему брату623, что он наконец-то решился сохранить самодержавную власть624, о чём и попросил Победоносцева подготовить манифест625.
Таким образом, очевидно, что скорее внешние, чем внутренние, причины помешали Александру II в 60-е гг. продолжить свои шаги в конституционном направлении; и дважды в течение 1881 года, в год царствования двух монархов, Александра II и Александра III, Россия была очень близка к предоставлению Конституции или, по крайней мере, к принятию первых решающих шагов в этом направлении. В России идея Конституции уже созрела даже в высших административных кругах, и, следовательно, нет необходимости удивляться тому, что начавшиеся в университете беспорядки внезапно приобрели важность конституционного вопроса. Дело в том, что эта идея с 1881 г. никогда не исчезала и особенно стала актуальной после смерти Александра III. Назначение генерала Ванновского на пост Министра народного просвещения не уменьшит трудности создавшегося положения, и, я уверен, будут возникать новые конфликты по самому незначительному поводу между молодым царем и страной, так же как и между высшими чиновниками государственной администрации. Проще говоря, дело в том, что Россия переросла самодержавную форму правления; и можно с уверенностью сказать, что, если осложнения во внешней политике не нарушат мирного развития России, то Николай И626 скоро осознает, что его предназначение — предпринять определённые шаги по исполнению желаний страны. Будем надеяться, что он правильно поймет смысл урока, который получил в течение последних двух месяцев.


РОССИЙСКИЕ ШКОЛЫ И СВЯТЕЙШИЙ синод
Если сентябрьскому номеру «North American Review», который содержал ответ Обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева на мою статью «Современный кризис в России»*, разрешат ввоз в Россию, мои соотечественники будут несомненно благодарны редактору за возможность познакомиться с этим возражением627. В течение почти двадцати лет практически каждая газета и журнал в России, за исключением субсидированных Московской Газеты628 и Русского Вестника629, резко критикуют как систему школ, торжественно открытых Обер-прокурором, так и очень красочные доклады о ней, которые ежегодно представляются Императору Эти газеты уже получали «предупреждения» — а три предупреждения означают закрытие газеты630, — но их критические выступления никогда не имели ответа. И лишь теперь впервые Обер-прокурор снисходит до того, чтобы на равных поговорить с одним из своих критиков.
Надо отметить, что г-н Победоносцев не возражает против тех фактов, которые я привёл на этих страницах, относительно начала студенческих беспорядков и событий, связанных с ними. Мой доклад, следовательно, может быть признан в значительной степени правильным. Слух, которому никто в Америке не хотел поверить, — а именно, что много студентов было отправлено в армию просто за то, что они провели своё собрание, таким образом был подтверждён Обер-прокурором. Он нисколько не возражает против моего резкого приговора правительственной политике в этом деле. Наоборот, он даже слегка подтверждает мои взгляды в следующем предложении:
«Но, к несчастью, правда то, что мера наказания, о которой идёт речь, была применена к ста восьмидесяти студентам, которые считали её слишком строгой, поскольку законом определялось её применение только в нескольких исключительных случаях».
Обер-прокурор Синода оспаривает только ту часть, которую я в некоторой степени приписал императору и ему самому, но подробнее об этом будет сказано ниже.
* «North American Review», 1901, май.


376
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Для каждого русского основным интересным моментом в ответе г-на Победоносцева является обращение к главной проблеме народного образования. Поэтому, возможно, и неудивительно, что он должен представлять эмигрантов, как не знающих России и не в состоянии понять своей родины. Но независимо от того, кто из нас, г-н Победоносцев или я, лучше знает Россию, это, я полагаю, не имеет особого значения. Что касается каждого из нас, пишущего о России для западных, более доверчивых, читателей, то это другой вопрос, который может быть решён сразу. Сам же г-н Победоносцев в качестве возражений описывает Россию следующими словами:
«Дорог нет, люди живут в степях, в лесах, в болотах; их жилища иногда разделяют пятьсот-восемьсот вёрст (330-530 миль) невозделанных и непроходимых земель; а сами жители, бескультурные и где-то даже дикари, зарабатывают скудные средства для своего существования вдали от всех средств коммуникаций и необходимых условий развития промышленности и торговли».
Совершенно естественно, что если бы школьник, даже в начальной школе, таким образом описал бы Россию, он, несомненно, получил бы плохую отметку. Такие условия, как описывает обер-прокурор, несомненно, преобладают на пустынных землях Сибири и на крайнем Севере Европейской части России — на Печорской земле и Кольском полуострове. Но, говоря о школах России, мы, несомненно, имеем в виду не эти отдалённые части империи, точно также как, говоря о школах Канады, не вспоминают пустынные земли вокруг Гудзонова залива. Фактически в средней полосе России, где проживает свыше пятидесяти миллионов человек населения, среднее расстояние между деревнями — только от двух до пяти миль. Кроме того, в России крестьяне живут в деревнях с численностью от 200 до 2000 жителей, реже — до 100, и иногда — до 5000-10 000 человек. Но даже самая маленькая деревня в России со своими тридцатью детьми школьного возраста представляет лучшие возможности для открытия школы, чем население в пятьдесят фермеров, разбросанных по своим «квартальным секторам». Хотя Россия, несомненно, бедна, она всё же не так значительно бедна по сравнению с Финляндией; и, тем не менее, «коэффициент образования», который определяется числом детей, посещающих школу, в отно¬


Российские школы и Святейший Синод
377
шении ко всей численности населения, в Финляндии составляет тридцать процентов, в то время как в Москве, Владимире, Курске, Тамбове и других провинциях, принадлежащих плодородному или промышленному поясу Центральной России, — три-четыре процента.
Не бедность России препятствует русским крестьянам обучаться чтению с тех пор, как они стали свободными, а также не ее степи и леса, и ещё менее — расстояния между ее деревнями. С 1863 г. по 1883 г. это было главной политикой правительства и, прежде всего, последующих министров народного просвещения; ас 1883 г. сказывалось влияние, которым в советах царю обладал г-н Победоносцев, а также использование им этого влияния для предотвращения открытия любых школ, кроме тех, которые были бы под управлением Синода. Поскольку с самого начала не было средств на открытие приходских школ, то и уровень обучения в них был самый низкий, в таких отдалённых частях империи, как те, о которых он писал в настоящем Review (NAR), постепенно обер-прокурор разработал политику, характеризовавшую его администрацию: «Лучше совсем не иметь школы, чем позволять кому-либо, кроме деревенского духовенства, организовывать начальные школы где-либо в стране; пустить только по этому каналу все деньги, которые государственные и местные правительства могут выделить на данные цели».
Для проведения этой политики каждый год делались в высшей степени приукрашенные доклады императору о замечательной деятельности деревенского духовенства в открывающихся новых школах. В самой России точность этих сообщений всегда оспаривалась вопреки всем «предупреждениям». Кроме того, преуменьшались и искажались усилия всех тех, кто честно работал над распространением образования в нашей стране. Нет, «школы Совета Святейшего Синода» даже ничуть не стеснялись в открытой фальсификации цифр. Доказательство этому можно найти в официальной публикации, которая передо мной на моем столе. Я имею в виду работу, выпущенную в России в 1896 г. согласно предписанию Министерства народного просвещения, под следующим названием: «Народное образование на всероссийской выставке в Нижнем Новгороде, опубликованное Главой образовательного отдела выставки Е. Ковалевским»631.


378
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Департамент школ Синода представил на выставке многочисленные дорогие карты, имея намерение показать посетителям то замечательное развитие, которое было достигнуто Синодом со своими школами, по сравнению со всеми другими школами, начиная с 1884 г. Одновременно среди посетителей свободно распространялась пояснительная брошюра, выпущенная тем же департаментом в огромных количествах копий632. Автор брошюры всех её читателей уверял, что в течение последних десяти лет количество школ по обучению чтению633 Синода возросло в восемнадцать раз. Однако, как оказалось, это было явным преувеличением — в действительности же количество школ возросло менее чем в два раза634. Сошлюсь на официальное издание, выпущенное Министерством народного просвещения635 (с. 123):
«Таким образом, например, в диаграмме, показывающей численный прирост школ для обучения чтению и предназначенной доказать посетителям, что число этих школ очень быстро увеличивалось, вводила в значительное заблуждение636. Как было сказано в таблице, в 1884 г. было только от 500 до 1000 таких школ в России, в то время как в 1893 г. их число достигло 18 000637... Как только открылся Образовательный отдел выставки, начали вноситься исправления. Оказалось, что в одной Московской губернии было 300 таких школ, 400 — во Владимире, а в целом их было более 10 ООО638... Число школ, подведомственных Министерству народного просвещения, показывалось на картах значительно меньше того, что было в действительности. Были сделаны официальные заявления, как от чиновников министерства, так и от земств, с просьбой, чтобы эти погрешности были исправлены639»*
Что касается вышеупомянутой брошюры, то Е. Ковалевский делает замечание:
«Наиболее прискорбно то, что анонимный автор этой брошюры считал необходимым, одновременно указывая на достоинства школ Синода, умалять школы Министерства народного просвещения и уверять своих читателей, что они были совсем чужды русскому народу»640.
* В Санкт-петербургской губернии была показана 391 школа вместо 900; в Курске 300 вместо 592 и т. д.


Российские школы и Святейший Синод
379
Я, конечно, не имею намерения намекать на то, что обер-прокурор Синода был лично ответственным за изготовление тех карт или этой брошюры; но везде есть много подхалимов, и они знают, что понравится их хозяевам. Я даже готов допустить, что обер-прокурор никогда не проверяет цифр, которые даёт в свои «Годовые отчёты». У него может не быть для этого времени. Он говорит нам, правда, почти дословно повторяя мои слова, что «приходской священник, занимаясь своими служебными обязанностями, не может эффективно осуществлять школьное преподавание»; маловероятно, что и сам обер-прокурор, также занятый своими профессиональными обязанностями, может эффективно осуществлять взятые на себя обязанности по организации школ по всей России. Но если у него нет времени для этой работы, так почему тогда в свете нужно брать на себя эти функции и добиваться от императора соглашения, с помощью которого мизерное ежегодное пособие, предназначенное в государственном бюджете для начальных школ, попадает к тем самым людям, которые, согласно его собственному признанию, «не могут эффективно осуществлять преподавание»?
Снова и снова в российской прессе указывается — очень часто с подробным описанием имеющихся доказательств, — что статистика, приводимая в докладах Синода относительно детей, которые предполагают получить образование в приходских школах и школах по обучению чтению Святейшего Синода (910 760 мальчиков и 205 730 девочек)641, чересчур преувеличена, и, даже если давалась реальная посещаемость, эти цифры нужно уменьшить не менее чем на две трети. Почему не проведено честное исследование этой проблемы?
Дело обстоит ещё хуже, когда нам приходится принимать во внимание состав преподавательского персонала этих школ и полученные в них результаты. Дети после одного года обучения в одной из таких школ не могут даже читать по складам; несмотря на то, что в русском языке слова произносятся так же, как пишутся, нам в своих воскресных школах, чтобы научить учащихся не только по складам, но и просто читать, нужно было лишь пятнадцать, иногда даже всего девять, уроков. Такая замедленность развития объясняется в России очень низкой квалификацией учителей в большинстве школ Синода.
Какая реакция была бы правильной на такую критику? Попросить научное исследование или, в случае неудачи, по крайней мере, опуб-


380
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ликовать чёткие требования к учительской квалификации педагогического персонала и дать таблицы, демонстрирующие достигнутый учениками прогресс. Но этого точно никогда не делали. Единственный вывод, который я могу сделать из последних доступных докладов обер-прокурора, — это то, что численность преподавательского персонала в школах Святейшего Синода в 1898 г. была следующей642:
Священников
Диаконов
Канторов
Наёмных учителей Всего
[Церковно-] приходские школы
561
2,154
1,903
11,211
15,829
Школы по обучению чтению
642
1,245
2,329
11,776
15,992
Допуская, что дьяконы и канторы — теперь лучшие педагоги, чем были тридцать лет тому назад, я напрасно пытаюсь установить из докладов, из какого рода мужчин и женщин составлены эти странные двадцать три тысячи наёмных учителей643. Какой процент среди них подготовленных учителей, и какой процент солдат644, чье единственное образование было получено в полковой школе в течение трех лет их службы в армии? Мы не находим таких цифр в возражении обер-прокурора. Вот всё, что он говорит об этом:
«То, что Кропоткин говорит о несостоятельности деревенского духовенства, — конечно несправедливо. Возможно, что в его время невежественные школьные учителя, о которых он говорит, часто набираемые из отставных солдат, были достаточно обыденным явлением. Сегодня у нас есть квалифицированная система семинаров и педагогических лицеев для подготовки школьных учителей и учительниц».
Да, у нас есть несколько, очень немного, колледжей для подготовки преподавателей; но как много, или лучше — сколько немного645, подготовленных учителей наняты в школы Синода, нам не говорят, и читателю остаётся самому решать, удивляться ли тому, что их численность не меньше числа русских деревень, которые разделяет друг от друга расстояние «от пятисот до восьмисот вёрст».
На мой взгляд, в целом, вопрос начального образования в России — слишком важный предмет, чтобы обращаться с ним так бес¬


Российские школы и Святейший Синод
381
церемонно. Оставляя в стороне похвальные усилия, которые военное министерство, министерства сельского хозяйства и финансов предпринимают в этом направлении, у нас в России есть три инстанции, которые непосредственно ответственны в делах начальных школ: министерство народного просвещения, областные и районные646 советы (земства) и Святейший Синод647. Но вот уже в течение сорока лет и, особенно, с 1883 г., мы наблюдаем крайне необычайное зрелище между двумя правительственными ведомствами, которые используют всю силу своей власти, чтобы препятствовать местным правительствам648 выполнять свои обязанности по отношению к народному образованию, а затем дерутся между собой за финансовое пособие для начальных школ, записанное в государственном бюджете, так же как и за все деньги, которые, может быть, ещё раз с трудом собраны с обложенных уже налогом общин и земств, — одновременно выводя двух последних из-под любого контроля над путями, которыми эти деньги тратятся. Это было достигнуто в результате решающего удара, который был нанесён Александром III по учреждениям местного самоуправления649, с тем, чтобы сделать из них простых сборщиков налогов, обеспечивающих деньги для школ, но не имеющих никакого права голоса в управлении ими650. Следовательно, я лишь выражаю мнение любого образованного человека в России, когда говорю, что давно уже пора положить конец такому положению дел.
Идеал обер-прокурора — Римская католическая церковь. То, чего он добивается в России, — и, в большой мере, успешно, — должно внедрить систему, которая была учреждена во Франции в 1849 г. и особенно была распространена при Наполеоне III, при котором начальное образование было полностью передано духовенству, и «lettre d'obédience»651, введённое епископом, всецело заменяло удостоверение, которое требовалось для того, чтобы стать учителем652. Но русские знают, как эта система близко подвела Францию к краху, когда она вступила в вооружённый конфликт со своим более образованным соседом653. Следовательно, вся образованная Россия с большим нетерпением ожидает теперь, когда будет проведена серьезная реформа во всей системе начального образования, а существующая система, которая была внедрена в то время, когда, по собственному выражению обер-прокурора, «запрещение сошло с ума», будет ликвидирована. Я только добавлю, что среднее и университетское обра¬


382
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
зование, которое, как я выразился относительно него в данном Review (NAR), далеко от имеющегося «предубеждения» или преувеличения, за время, прошедшее с майской публикации в большей степени получило удивительное подтверждение в самой России. Комитеты теперь заняты работой, и университеты посылают разработанные в деталях доклады с целью добиться реформ в тех самых направлениях, которые указывались в майском номере этого Review (NAR). Я лишь добавлю, что здесь мне нечем похвастаться, поскольку я только суммировал всё то, о чём профессора университетов и педагоги всех рангов довольно долго говорили в России, без надежд быть когда-либо услышанными, до последних, так трагически закончившихся, университетских беспорядков.
Вторая часть возражения г-на Победоносцева касается ответственности за отвратительные меры, которые были предприняты против студентов, — за меры, которые привели к избиению в Санкт-Петербурге и для дискредитации правительства в глазах всех общественных классов сделали больше, чем всё, что когда-либо было написано революционерами. Сразу же, насколько это было естественно для страны, находящейся под властью абсолютизма, общественное мнение в Санкт-Петербурге возложило большую долю ответственности за всё это на императора, и моя статья отразила это отношение. Теперь же г-н Победоносцев говорит нам, что я был не прав: что царская власть России «не участвовала» в этом злодеянии его министров, и я действительно очень рад признать это. Я даже добавлю от своего имени, что информация, которую я получил из Санкт-Петербурга вскоре после моего возвращения из Америки, имела тот же самый эффект. Но если император не виновен в киевском деле, то чья же это была вина?
Г-н Победоносцев пишет:
«Указ относительно военной службы студентов, виновных в проведении агитации против университетской программы, был издан вне всякой зависимости от какой-либо инициативы со стороны императора. Министры, приглашённые в Кабинет на заседание, чтобы обсудить последствия этих университетских беспорядков, посчитали необходимым прибегнуть к помощи такого наказания, и их решение было представлено на утверждение императору. Позже был опубликован устав, согласно которому наказание в каждом случае применялось в зависимости от решения специального комитета, в состав ко¬


Российские школы и Святейший Синод
383
торого входили министры соответствующих ведомств, и решения этого комитета приобретали силу закона без необходимости императорских санкций. Киевское дело, следовательно, было таким образом урегулировано, а воля императора не имела к этому никакого отношения».
И обер-прокурор добавляет:
«Нужно вспомнить, что наш император никогда не отдаёт таких приказов под свою персональную ответственность. Он лишь довольствуется утверждением решений различных исполнительных советов и резолюций собственных министров в случаях, установленных законом».
Касаясь своей собственной ответственности в этом деле, г-н Победоносцев говорит:
«Я полностью был не в курсе этого киевского дела, которое относилось к ведомству только двух министров, Боголепова и министра внутренних дел».
Совет Министров, в котором г-н Победоносцев, как он сам пишет, занимал место, согласно своему положению обер-прокурора Святейшего Синода в «Кабинете заседаний», подготовил, таким образом, закон, который давал двум министрам полномочия использовать военную службу как меру наказания за неповиновение университетскому руководству, а также самим назначать специальные комитеты или, вернее, — ad hoc суды, с целью применения самого экстраординарного наказания, какое им понравится. Этот поразительный закон (как показало время, он был слишком плох даже для российской терпеливости) представили императору, который его одобрил и выпустил в виде собственноручно подписанного декрета. Он так сделал, как нам теперь рассказывают, доверившись своему Кабинету, вероятно без понимания того, какую власть для злого умысла он давал, таким образом, Боголепову и Сипягину654 и как они смогут ею злоупотребить; точно также, как он, кажется, пока ещё не представляет себе, к какому нарушению его собственной клятвы655 Финляндии его недавно привёл ещё один из его министров656.
Таким образом, оказывается, министры могут предпринимать такие действия, которые спровоцируют волнения по всей России, приводящие к кровопролитию и всеобщему недовольству, и, когда вы спросите: Кто виноват за всё это? — не найдётся никого, кто бы взял на себя ответственность. Об императоре не может быть и речи, как


384
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
нам говорят; он должен кому-то верить, и он верит своему Кабинету. Один член его Кабинета теперь публично отказывается от какой-либо ответственности за последствия этого конкретного указа657. Другие члены Кабинета говорят, вероятно, что они также не несут за это ответственности, так как император подписал указ, несмотря на то, что он, возможно, отказывался бы подписать указ, если бы он противоречил его взглядам. Министры образования и внутренних дел только использовали власть, которую им дал Кабинет; а назначенные ими комитеты, которые должны были выступить в качестве судей и отправить 183 студента в армию, только сделали то, что им было поручено сделать их вышестоящими начальниками. Каждый из них был прав, и не найти виновного!
Но есть только один момент, который обер-прокурор, кажется, просмотрел. Он развил в настоящем Review (NAR) теорию Конституционной Монархии658 в России. Он пишет, что император только утверждает решения своего Кабинета, и, следовательно, не отвечает за ошибки в них. Это, конечно, совсем новое построение отношений, которые распространены в России между тремя ветвями законодательной власти империи: Государственным советом, Комитетом Министров и императором. Это только подтверждает идею, которую я выразил на этих страницах, — а именно, что идея ответственного министерства быстро распространяется в России. Очень хорошо, пусть это будет так. Никто в России, я уверен, не возразит, если император предпочитает, чтобы к нему обращались как к не несущему ответственности конституционному монарху. Только государственные учреждения должны измениться, чтобы соответствовать этим новым обстоятельствам. Пока выбор министров полностью зависит от хорошего настроения чиновника, и пока страна не имеет никаких возможностей контролировать действия министров, монарх всегда будет считаться ответственным за их проступки, даже если лично он их может осудить; и г-н Победоносцев согласится со мной, что привычка императора уходить от ответственности является вообще, по меньшей мере, нецелесообразной.
Возможно, он также согласится — а если — нет, то вся Россия теперь говорит об этом достаточно громко — что есть нечто крайне ненормальное в условиях, которые он так беспокоится сохранить. Кабинет, растаптывая основной закон империи, и предоставляя двум министрам такие значительные и неконтролируемые полномочия,


Российские школы и Святейший Синод
385
допустил серьёзный промах. Но для исправления этой грубой ошибки и для гарантии отмены этого закона (фактически, он был отменен) не были пригодны никакие другие средства, кроме всеобщего мятежа во всех университетах, уличных демонстраций, которые привели к убийству множества студентов в Санкт-Петербурге, расстрелу судом военного трибунала двух студентов в армии659, убийству министра660 и к ссылке; никто не знает, какого числа студентов и пожилых, широко уважаемых людей, которые были виновны лишь в сочувствии жертвам безответственного Кабинета. Россия больше этого не хочет.
Когда я говорю о будущей Конституции, это не значит, что в ней я вижу панацею. Мои собственные идеалы простираются значительно выше её. Но, нравится нам это или нет, она будет принята. Колоссальные промахи министров и многократно возрастающая с их стороны под защитой подписи императора узурпация власти из-за видоизменения основных законов империи простыми указами — всё это делает неизбежным принятие Конституции.
Когда661 закон, каравший студентов отдачей в солдаты, рассматривался Кабинетом, который знал, что царь слепо положится на его решение, какую позицию занял там он, Победоносцев? Указал ли он, учёный-законовед, на то, что Кабинет собирается учинить нечто противозаконное? Объяснил ли он Кабинету, какое опасное оружие даёт он в руки двум министрам? Или он подчёркивал эту меру, как он это всегда делает, когда ему представляется случай повредить просвещению? Если так, то не думает ли он, — раз последствия показали, что он и его коллеги совершили страшную ошибку и обманули доверие монарха, — что теперь священная обязанность тех, кто поддерживал эту меру, подать в отставку — тем более, что в России нет парламента, который мог бы принудить их к тому?
И ещё один пункт. Победоносцев говорит в своём ответе, что мне не понятна душа русского народа, которую он, Победоносцев, понимает. Прокурор св. Синода да позволит мне объяснить ему, что это утверждение весьма далеко от истины. Нет в мире народа более веротерпимого, чем русские. В русских деревнях православные христиане живут в искренней дружбе с мусульманами и сектантами четырёх или пяти различных толков, и нет более трогательного зрели¬


386
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ща, чем когда в вагоне третьего класса или в большой тюремной камере в часы молитвы русские простые мужики начинают говорить вполголоса, чтобы не нарушить молитвенного настроения какого-нибудь мусульманина, еврея или раскольника. Победоносцев, проповедовавший и проводивший в жизнь истребление духоборов и покрывавший казанского епископа, когда этот чиновник выкрадывал детей у духоборов и отдавал их монастырям, уверяя в то же время царя, что всё это ложь662; он, пытавшийся разжечь в русских деревнях религиозную ненависть против баптистов, т. е. штундистов663, и осквернивший Россию религиозными гонениями, воздвигавшимися им на иноверцев за последние три года, — словом, он, Победоносцев, заслуживает от такого сдержанного писателя, как Леруа-Больё664 прозвище «великого инквизитора», может, пожалуй, претендовать на звание «инквизитора», но отнюдь не на то, чтобы быть представителем души русского народа. Его место в Риме, рядом с генералом ие- зуитов665, но, конечно, не во главе церковного управления в России.


НУЖЕН ЛИ АНАРХИЗМ В РОССИИ?
Задавать подобный вопрос, по нашему мнению, так же странно, как если бы мы стали спрашивать; «Нужна ли правда, истина в политической жизни? Или же ей предпочтителен обман?» Нужно ли народу говорить всю правду? Или же истинное понимание современной жизни нужно оставить только для немногих, избранных, а народу следует говорить только то, что, по мнению этих избранных, лучше ведет к достижению задач, ими самими замеченных?
Если бы подобный вопрос нам задавали люди, которые стремятся только к личной власти, мы бы поняли их. В самом деле, вообразите партию, рассуждающую так: «Социализм — дело далекое; до его осуществления мы не доживем, а потому с нас довольно таких реформ в буржуазном строе, при которых мы сможем стать политическими и газетными руководителями народа. Убедивши буржуазию, что ей нисколько не опасно, а даже выгодно уступить нам часть своей власти, так как мы будем, по мере сил, удерживать народ от революции, мы получим таким образом возможность руководить народом, именно в его социалистических стремлениях, и будем, с одной стороны, занимать почетное место крайней политической партии, а вместе с тем войдем в число управителей народа и будем распространять социалистические идеи».
Если бы люди, так рассуждающие, говорили нам, что анархизм несвоевременен в России, мы бы поняли их логику. Им нужен какой ни на есть парламент, нужно место в этом парламенте, а что дальше будет, об этом они мало задумываются. Точно также мы понимаем логику тех, которые до того верят в магическую силу власти, верховодства, управительства и начальства, что им анархизм просто ненавистен, как отрицание власти. Аракчеев666 и Николай I должны были чувствовать физическое отвращение к анархизму, и точно также должны относиться к нему все те, кто смотрит на себя, как на соль земли, призванную управлять неразлучными детьми — народом.
Но логику тех, которые говорят: «Да, анархизм — великий идеал. К нему мы должны стремиться в будущем. Но, в данную минуту, в России, он не своевременен», этой логики мы не понимаем, потому


388
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
что тут нет никакой логики. Тут просто оппортунизм, а по-русски — желание угождать нашим и вашим, которое, обыкновенно, кончается тем, что партия, избравшая такую позицию, становится прямою помехою развития в народе правильного понимания действительных нужд и возможностей данной минуты.
* * *
Начать с того, что раз человек признал анархический идеал, и призвал анархический способ действия, он начинает иначе относиться ко всякому экономическому и политическому вопросу, чем все остальные политические партии. Он расходится не только с буржуазными политическими партиями, — охранителями, постепеновцами и буржуазными радикалами, — но также и с социалистическими партиями, не признающими анархизма. Все его миросозерцание приобретает новую окраску, а следовательно меняется его отношение ко всякому частному вопросу.
Помните ли вы Тургеневского нигилиста, Базарова?667 Припомните слова, которыми он заканчивает свой спор с одним из представителей старого поколения. Он говорит (привожу на память): — «Даю вам два дня на размышление; подумаете, и назовите мне хоть одно теперешнее учреждение, которое не заслуживало бы полного отрицания».
Раз он решился порвать с поклонением перед властью, перед буржуазною наукою и ее заветами, он понял, что ни одно из учреждений, освящаемых этою властью и этою наукою, не устоит перед критикою нигилиста. Он знал, что он и старое поколение ш все смотрят разно.
Так оно и было на самом деле: молодое поколение шестидесятых годов «сжигало все, чему поклонялось старое».
Но то же самое происходит теперь с молодым анархическим движением. Оно на все, решительно на все, смотрит другими глазами, чем буржуазные политики и пошедшие по их следам социалисты.
* * *
Почему? Да потому, что анархист поставил себе главною целью освобождение человечества от всех пут, которыми его опутали капиталисты, помещики, духовенство и представители феодального и буржуазного государства.
Он знает, что брать их порознь нельзя; что все они в круговой поруке. Рука руку моет. Помещик, капиталист, чиновник, либеральный


Нужен ли анархизм в России?
389
адвокат могут коситься друг на друга и даже говорить друг другу кол- кости. Но раз дело дойдет до того, что крестьянин начнет бунтовать против землевладельца или рабочий против капиталиста; раз толпа выйдет, не снявши шапки, не просит униженно о милости у барина, а станет требовать чего-нибудь, то все — и помещик, и чиновник, и капиталист, и адвокат выйдут дружною стеною против народа. Не догадка это, а факт. Вспомните, сколько рабочих избили либеральные и всякие другие буржуи, когда рабочие вздумали бунтоваться в Париже в 1848-м году, или в Коммуне.
* * *
Кроме того, анархисты поняли, что если человечеству удавалось по временам двигаться вперед, то всегда это было — через революцию. Периоды мирного развития — ничто иное, как осуществление идей, выдвинутых во время революции. И в самой-то революции дело двигалось вперед только тогда, когда народ выступал вперед и, отстранивши буржуазию, путавшуюся в революции и мешавшую народу идти вперед, брал дело в свои руки и сам шел на разрушение старого строя и созидание нового.
Так было при взятии Бастилии; так было, когда по всей Франции запылали помещичьи усадьбы и крестьяне стали жечь уставные грамоты (которыми установлены были их повинности и платежи помещикам) и начали брать себе назад земли, отобранные у них помещиками. Так было, когда простые, безвестные люди из народа задержали короля, который бежал из Парижа, чтобы передаться за границею немцам.
Так было, когда надо было брать королевский дворец, в 1792-м году, а потом надо было принуждать болтавших буржуа, чтобы они казнили короля. Так было, наконец, когда из самого революционного парламента пришлось народу удалить силою партию Жирондистов, т. е. тех буржуазных представителей, которые очень хорошо говорили о свободе, равенстве и братстве, но когда народ стал требовать «раздела земли» и «уравнения богатств», или только таксы на хлеб, потребовали от парламента, чтобы им была дана власть казнить всех таких «бунтовщиков» без разбора.
* * *
Даже самую революцию мы, как видно, понимаем иначе, чем понимают ее писатели всех политических, буржуазных и социал-демократа-


390
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ческих, партий. Для нас прежде всего является вопрос: что дало троду данное движение? Каких немедленных практических результатов добился тот, чьим трудом живет вся наша цивилизация, и кому, даже в момент революции, бросают лишь корку хлеба — да еще красивые слова о братстве, причем этот самый народ продолжают ненавидеть так же, как его ненавидели в былое время расфранченные дворяне.
Вопрос: «Что выиграл народ в данную минуту революции» — этот вопрос для нас бесконечно важнее всех громких, пышных фраз, произнесенных в парламенте или на площади. И еще — какая новая идея была выдвинута народом в данном движении, даже если ему и не удалось осуществить ее вполне? Вот почему, например, мы так дорожим идеею свободных общин, выдвинутою парижскими рабочими, во время Коммуны 1871-го года. Она является в наших глазах задачею, которую наиболее развитая часть французского народа наметила нам для будущего.
И, наконец, мы спрашиваем: — «Какую долю принял народ в данном движении?» Если бы какая-нибудь благодетельная волшебница могла дать народу богатство, счастье одним мановением своего волшебного жезла, мы и тогда спросили бы себя: — «Принимать ли этот дар? Если это счастье — простой подарок, ведь оно не продержится. Прочно живет только то, что завоевано самим народом».
Но волшебниц нынче уже нет в истории. А в политиканов, считающих себя волшебницами и обещающих народу всякие блага, мы вовсе не верим. Вот почему, когда мы читаем, как французские крестьяне, особенно в восточной Франции, сами уничтожили все остатки крепостного права с 1788-го по 1793-й год, сами отбирали назад у помещиков награбленные земли, сами, с вилами и дубинами в руках, заарестовали беглого короля и привели его назад в Париж, сами беспощадно уничтожали в деревнях все старое чиновничество, выросшее при крепостном праве, сами уничтожали в городах цеха, обратившиеся в руках государств в средство закрепощения городских рабочих, — мы радуемся этому движению. Мы видим в нем не только немедленное серьезное улучшение их быта, но нечто еще более существенное: то, что в крестьянине и рабочем того времени заговорил человек, взбунтовавшийся против всех насевших на него тунеядцев. Мы видим в этом народном движении (кстати сказать, богатеи правители того времени уже звали это движение анархическим), — мы видим в этом народном движении залог будущего развития; мы чувствуем, читая об нем, что страна, переживая такой подъем народ¬


Нужен ли анархизм в России?
391
ного духа, сумеет устоят против нашествия королевских и имперских войск из Германии и из Австрии и станет на долгие годы во главе всякого передового движения в Европе. Так оно и было на деле.
* * *
Веками старались убить в народе всякую силу революционного почина. Веками старались уверить его, что его спаситель — король, царь, имперский судья, королевский чиновник, поп. И теперь есть люди, старающиеся уверить народ, что за него готовы радеть всякие благодетели, лишь бы им позволили писать законы...
Так вот пора, прямо и открыто, говорить народу: «Не верьте вы спасителям! Верьте себе самим — и бунтуйтесь сами, ни от кого приказа и разрешения; бунтуйтесь против всех, кто вас грабит и правит вами. И помните, что богатства на земле — результат труда всех людей, а отнюдь не одного какого-нибудь барина или капиталиста. Помните, что земля — ваша, что фабрики и заводы — ваши, что леса и угольные копи принадлежат вам, что железные и всякие дороги — ваши и что вам, и никому другому, принадлежит право распорядиться ими так, чтобы ими не овладели снова всякие тунеядцы».
Вот что думают анархисты в Западной Европе, и вот как, и во имя чего, они действуют.
Но если в Западной Европе сама историческая необходимость, сама жизнь, начиная с шестнадцатого столетия, и все более и более в наше время, стала выдвигать таких революционеров, то — тем более необходимы такие люди, т. е. анархисты, в России.
В России они в тысячу раз необходимее, чем в Западной Европе.
В Западной Европе уже есть революционная традиция — у нас она только что зарождается. В Западной Европе, особенно во Франции, в Испании и в Италии, опять-таки благодаря революциям, создалась смелость мысли. У нас рабство мысли, даже среди молодых революционеров, доходит до того, что одно время у нас божились марксистскою библиею, как раскольники божатся буквою евангелия, и повторяли за своими вожаками, как слова великой мудрости, самые отчаянно-бессмысленные изречения о необходимости «выварить мужика в фабричном котле»!!!
В Западной Европе рабочий уже не верит в таинственные организации, издающие приказы о том, в какой день начинать революцию, а в какой день все еще ломать шапку перед господином полицейратом, т. е.


392
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
квартальным. Такая вера встречается еще только в Германии, где революционное дело не многим старее, чем в России; в латинских же странах социалист хочет мыслить сам по себе, и если несколько человек решатся сделать какой-нибудь смелый шаг, то они его и делают, не спро- сясь у начальства. У нас же такая смелость совсем еще внове.
Словом, нигде, ни в одном западно-европейском народе не чувствуется так сильно необходимость проводить в жизнь мысль о народной, крестьянской и рабочей революции, нигде не требуется так сильно разбудить, наконец, бунтовской дух и смелость личного почина. Нигде, следовательно, не чувствуется в такой степени необходимость широкой, смелой анархической пропаганды.
* * *
Те, которые говорят: «Нам теперь хоть бы какую-нибудь, хоть плохонькую конституцию», доказывают этим только, до какой степени им чужды интересы русского народа, до какой степени все их мышление проникнуто духом буржуазного либерализма, до какой степени слабо их понимание хода исторической жизни народа.
Нам нужна в России широкая, все захватывающая крестьянская и рабочая революция. Где бы она ни началась, как бы она ни разрослась, — широко или нет, — она даст России неизбежным образом представительное правление; только со следующею разницею.
Революция даст России не только несравненно более политической свободы, чем может дать любая конституция, дарованная царем. Она изменит, экономические, хозяйственные основы быта русского народа. Теперь русский народ не доедает. Хронический голод — язва России. Хлеба, хлеба нужно прежде всего русскому народу! И пусть он только силою возьмет себе хлеб, т. е. землю, — тем самым он возьмет себе и волю. Пусть он также начнет завладевать фабриками, заводами, угольными и соляными копями — всем, что нужно для жизни, — тем самым он возьмет себе и волю, настоящую — народную, а не господскую.
До чего довело нас вековое рабство, просто тяжело подумать. Даже такого мизерного подобия зачатков воли, как конституция, даже в такое время, когда за волю бьется и гибнет в России вот уже второе поколение молодежи и начинают восставать рабочие и крестьяне, — наши писатели нет-нет да продолжают выпрашивать себе «на чаёк с вашей милости».
И нам говорят, что анархизм не нужен в России?!


РЕВОЛЮЦИЯ В РОССИИ
I.
События в России следуют одно за другим с поразительной быстротой, характеризующей обыкновенно революционные периоды. Прошло девять месяцев с тех пор, как я писал о распространении в России агитации в пользу конституции. Съезд земских представителей, робко высказавшийся за желательность введения в России представительных учреждений, был первым шагом русского общества в этой борьбе, разгоравшейся с такой силой. Самодержавие, год тому назад такое несокрушимое на вид и готовое вынести не один штурм, теперь принуждено сознаться, что ему пришел конец. Между этими двумя гранями произошло немало событий первостепеннейшей важности. Их необходимо припомнить, если мы желаем вывести более или менее верные заключения относительно вероятного развития русской революции в будущем.
15 июля 1904 года всемогущий министр внутренних дел Плеве668 был убит социалистом-революционером Сазоновым669. Плеве хотел поддержать самодержавие еще лет на десять; он верил в неограниченную силу полиции и так ее поставил, что полиция при нем являлась самым деморализованным и наиболее опасным элементом в государстве. Чтобы навсегда сокрушить оппозицию, Плеве не поколебался выселить административным порядком в отдаленные места империи до 30 000 лиц. Он тратил огромные суммы на охрану своей особы и, проезжая по улицам в сопровождении полицейских и агентов тайной полиции на велосипедах и автомобилях, чувствовал себя в полной безопасности, как никто в России, даже сам царь. Но все оказалось напрасным. Система полицейского произвола была осуждена, а никто из приближенных царя не решался ее поддерживать. Шесть недель пост министра внутренних дел оставался вакантным. Николай II принужден был, скрепя сердце, призвать Святополк-Мир- ского670 в надежде, что этот последний даст земствам возможность выработать нечто среднее между неограниченным самодержавием и смягченными его формами, допускающими в том или ином виде народное представительство. Это сделано было в ноябре 1904 года


394
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
на съезде земских представителей, осмелившихся потребовать «гарантий личности и неприкосновенности жилища», «местного самоуправления и автономии», «сближения правительства с народом» — путем учреждения особого выборного собрания народных представителей, которые бы принимали участие в законодательной деятельности и в обсуждении бюджета с правом контроля над администрацией. Как ни была скромна эта декларация, она все-таки послужила сигналом к общей агитации. Правда, прессе запрещено было принимать участие в обсуждении этих вопросов, но тем не менее все газеты, городские думы, ученые общества и многие частные кружки обсуждали их. Наконец в последних числах декабря представители интеллигенции организовались в большие союзы — союзы инженеров, адвокатов, фармацевтов, учителей — и, наконец, в общий федеративный союз союзов. В скором времени эта агитация далеко опередила робкую резолюцию земцев. Учредительное собрание на основе всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосов стало лозунгом всех конституционных собраний. Лозунг этот становится таким же популярным, как известные параграфы Хартии во времена чартистского движения671 в Англии. Учащаяся молодежь первая вынесла эти резолюции на улицу. Чтобы выразить свою солидарность с ними, студенчество организовало грандиозные манифестации в Москве, Петербурге и других университетских городах. В Москве великий князь Сергей Александрович672 приказал стрелять в совершенно мирную демонстрацию. Многие были убиты, и с этого дня смерть великого князя стала решенным делом. События, по всей вероятности, не пошли бы дальше, если бы молодое движение не встретило в этот момент энергичной поддержки со стороны Петербургских рабочих.
Это совершенно изменило характер дальнейших событий. Русское правительство всегда ставило себе задачей всеми силами бороться с пропагандой, вносимой интеллигенцией в среду крестьян и рабочих; с другой же стороны, сближение с крестьянскими и рабочими массами и пропаганда среди них идей свободы и социализма всегда были целью революционной молодежи за последние 40 лет, начиная с 1861 г. Сама жизнь помогала им в этом. В течение последнего пятидесятилетия рабочее движение играло весьма важную роль в европейской жизни; оно так приковывало к себе внимание печати, что никакими мерами нельзя было предупредить проникновение этих идей в Россию. Большие забастовки 1896-1900 гг. в Петербурге


Революция в России
395
и центральной России, рост рабочих организаций в Польше, удивительный успех в западной и юго-западной России еврейской рабочей организации Бунда673 — все эти явления показывают, что русские рабочие идут в своих стремлениях рука об руку с западными их собратьями. Здесь нет необходимости говорить о том, что уже было изложено Георгием Талоном674 в его автобиографии, — именно о том, как удалось ему сгруппировать в несколько месяцев значительную массу рабочих вокруг всякого рода читален, чайных, потребительских обществ и т. д., и как он со своими друзьями из среды рабочих организовал эту массу и объединил во имя высших целей несколько тысяч человек Эта подпольная работа вполне им удалась, и, когда организованным ими рабочим Гапон и его друзья внушили мысль пойти en masse675 к царю и представить ему петицию с требованием конституционных гарантий и экономических реформ, около 70000 человек дали клятву поддержать задуманную демонстрацию, хотя почти достоверно было известно, что она будет разогнана силой оружия. Рабочие более чем сдержали данное слово: собралось около 200 000 человек, во что бы то ни стало хотевших достигнуть Зимнего дворца, несмотря на стрельбу. Император, как теперь стало известно, уехал в Царское Село, отдав приказ встретить демонстрантов ружейными залпами. С этой целью столица была разделена на военные участки, каждый с особым штабом, с новой телеграфной сетью, с перевязочными пунктами. Солдаты стреляли в толпу на расстоянии нескольких десятков футов. От двух до трех тысяч женщин и детей пали жертвой трусости и упорства правительства. Чувство ужаса, которым проникнуты рассказы очевидцев об этом избиении, превосходит всякое описание. Никогда из их памяти не изгладятся эти ужасные сцены, как ужасы кораблекрушения остаются навсегда запечатленными в памяти спасшихся пассажиров. Слова Гапона о «порождениях ехидны», произнесенные им по адресу правительства после этой кровавой расправы, раскатились по всей России и далеко отозвались, подобно маньчжурским залпам. Характер движения сразу изменился после январской бойни676. Все иллюзии рассеялись. Раз правительство не остановилось перед этой жестокой, трусливой и преступной расправой, стало ясно, что его насилиям и злодействам не будет конца. Иллюзия милостивого самодержца, отечески пекущегося о нуждах своих подданных, отошла в область преданий. Ее место заняло недоверие ко всему, что исходит сверху; идеал демократической рес¬


396
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
публики, который был формально усвоен только некоторыми социалистами, теперь вошел даже в сравнительно умеренные программы. Народ верил, что царь его может принять: этим воспользовались, завлекли его к Зимнему дворцу и там расстреляли. Подобные преступления не забываются в истории. Если правительство хотело терроризовать рабочих, то январское избиение имело как раз противоположное действие. Оно дало новый толчок рабочему движению по всей России. Пять дней спустя после страшного «владимирского воскресения»677 в Варшаве началась забастовка; за ней последовали забастовки в Лодзи678 и во всех индустриальных и горнопромышленных центрах Польши. В один день варшавская забастовка охватила до 100 000 рабочих и сделалась всеобщей. Все фабрики были закрыты, трамваи не ходили, газеты не выходили. Студенты присоединились к движению, их поддержали воспитанники средних школ.
Приказчики, служащие в банках и во всех общественных и коммерческих учреждениях, ресторанная прислуга последовательно присоединялись к забастовке. Лодзь примкнула к Варшаве. Два дня спустя забастовка охватила Домбровский горнопромышленный округ. Восьмичасовой рабочий день, повышение заработной платы, политические свободы, автономия Польши с польским сеймом, заседающим в Варшаве, — таковы главные требования забастовщиков. Итак, уже в польских стачках мы встречаем все те характерные черты, которые сделали октябрьскую стачку таким страшным орудием борьбы против разлагающегося самодержавия. Если бы правители России имели хотя смутное представление о происходящих пред их глазами событиях, они поняли бы, что на сцену выступил новый могущественный фактор — именно забастовка, в которой принимают участие все классы населения, и что поэтому ничего более не остается, как согласиться на предъявленные требования, иначе вся государственная машина будет потрясена до самого основания. Но они остались глухи к указаниям современной европейской истории, как всегда были глухи к урокам истории; когда забастовщики, организовав грандиозные манифестации, вышли на улицу, они не нашли ничего лучшего, как отдать приказ: «расстрелять их». В два Дня в Варшаве было убито около 300 мужчин и женщин, 100 — в Лодзи, 43 — в Сосновицах и 42 — в Островце; и так по всей Польше. После этих новых убийств различные классы общества теснее сомкнулись между собой против общего врага и поклялись бороться, пока не одержат полной победы. В то же самое вре¬


Революция в России
397
мя в различных частях Польши происходит целый ряд убийств и покушений на жизнь провинциальных губернаторов, полицейских офицеров, жандармов, сыщиков; ни одного дня не обходилось без подобных случаев. По подсчету, произведенному в августе, число зарегистрированных в Польше террористических актов доходило до 95, причем лишь в немногих случаях виновные были задержаны. Они обыкновенно укрывались; все население, очевидно, помогало им.
II.
Вместе с тем в России не прекращались и крестьянские волнения, начавшиеся еще два года тому назад. Эти волнения, как всегда бывает с крестьянскими движениями, возобновлялись в начале зимы и прекращались с наступлением времени жатвы. Они приняли значительные размеры в Прибалтийских провинциях, в Польше и Литве, в центральных губерниях — Черниговской, Орловской, Курской и Тульской, в среднем Поволжье и в особенности в западном Закавказье. Бывали недели, когда русские газеты отмечали в день от десяти до двенадцати случаев крестьянских волнений. Во время жатвы число их уменьшалось, а теперь, когда время полевых работ уже прошло, крестьянское движение началось с новой силой. В этих волнениях крестьяне обнаружили поразительное единство действия, замечательное спокойствие и выдающиеся организационные способности. В большинстве случаев требования их отличались умеренностью. Крестьяне прежде всего торжественно собирали мир, потом просили священника отслужить молебен для успеха предприятия, выбирали в качестве делегатов наиболее зажиточных хозяев в деревне и шли со своими требованиями к помещику. Они брали у помещика все, что нужно им было для поддержания своего существования до будущей жатвы, или же рубили дрова в его лесу; если крестьяне не встречали противодействия, они ограничивались этим и той же дорогой обыкновенно возвращались домой; или же они отправлялись к помещику и заявляли ему, что, пока он не согласится отдать всю свою землю их обществу по назначаемой ими цене — обыкновенной и справедливой оценке, никто у него ни землю не станет арендовать, ни работать не будет у него по найму, а также предлагали ему уехать из деревни. В других местах, где отношения с помещиками были хорошие, крестьяне предлагали им продать всю землю обществу по той цене, по какой в данной местности продавались отдельные, дробные участки земли; или же взамен того


398
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
они предлагали помещикам годовую ренту, а если он сам желает хозяйствовать, то выражали готовность работать у него за справедливую плату, обыкновенно выше принятой. Но чрезмерно высоких арендных плат, отдачи земли посредникам или другим деревням, чтобы заставить ближайших своих соседей работать за более низкую плату, этого они никогда не допустят. Что касается Кавказа, то гурийские крестьяне поступали еще радикальнее. Они отказывались работать на помещиков, прогоняли всякое начальство, выбирали своих судей и организовывали независимые крестьянские общины, охватывавшие всю территорию, наподобие тех, которые в течение нескольких столетий существовали в старых кантонах — Швиц, Ури и Унтервальден. Все эти факты говорят одно и то же. Деревенская Россия не успокоится до тех пор, пока не будет сделано чего-нибудь существенного в смысле национализации земли. Теоретики меркантильной школы экономистов679 могут обсуждать этот вопрос без конца, не приходя ни к какому определенному решению, но крестьяне ждать более не хотят. Помещики, очевидно, не вводят улучшенных систем земледелия на владеемых ими землях; они просто извлекают выгоду от недостаточности крестьянского надела и высоких налогов, которыми обременены крестьяне; они берут чрезвычайно высокую арендную плату и заставляют крестьян переплачивать кулакам, которые сдают землю от себя. Крестьяне во всей России, по-видимому, согласны в одном: «Пусть правительство платит помещикам, если уж это необходимо, а нам нужна земля. При более совершенных приемах обработки мы будем извлекать из нее гораздо больше, чем помещики, не ведущие сами хозяйства и получающие главный свой доход от гражданской и военной службы». Такие паллиативные меры, как сложение недоимок и уничтожение выкупных платежей, объявленные царем 18-го ноября прошлого года, несомненно не произведут никакого впечатления на крестьян. Они понимают, что в настоящее время, особенно ввиду ожидаемого голода, никаких недоимок с них нельзя взять. С другой стороны, люди, хорошо знающие крестьян, единогласно свидетельствуют, что в общем настроении крестьян — француз сказал бы: mentalité680 — произошла радикальная перемена. С тех пор как начал существовать мир, крестьянин был отдан на попечение урядника и волостного старшины, и, что хуже всего, во всякий момент в нем могли усмотреть крамольника, высечь его до смерти вопреки всем законам или отдать на расстрел казакам. Теперь его уже нельзя успокоить


Революция в России
399
и вернуть к повиновению одними жалкими реформами или обещаниями. Таково впечатление всех, кто близко стоит к современной крестьянской жизни.
Изменившееся настроение крестьянских масс сказалось как на официальном крестьянском съезде, бывшем летом прошлого года, так и на неофициальных съездах, собранных партией социалистов-революцио- неров более чем в ста селениях Восточной Европы. На всех съездах выражалось одно и то же мнение: мы требуем земли и получим ее.
III.
Крестьянские волнения, распространившиеся на огромное протяжение, подобно волнам, перекатывались из одного конца России в другой, охватывая то ту, то другую часть страны. Их одних было бы достаточно, чтобы выбить из колеи обычное течение русской жизни. Но к крестьянскому движению присоединилось еще общее пробуждение городских рабочих, не желавших долее безропотно сносить свое унизительное положение; все образованные классы открыто восстали против старой системы; такие обширные окраины, как Финляндия, Польша, Кавказ, потребовали полной автономии; другие же, как Сибирь, Прибалтийский край, Малороссия, наконец, каждая губерния, заявили о необходимости введения широкого местного самоуправления и освобождения от гнета петербургской бюрократии; все это сделало ясным до очевидности, что наступает время полного коренного пересмотра всех учреждений. И если уже делать при подобных обстоятельствах какие-нибудь уступки новому духу времени, то нужно делать их прямо и искренно, с глубоким сознанием важности предпринимаемого дела; они не должны быть вынужденным, случайным положением вещей в данный момент; нет, они должны явиться зрело-обдуманным шагом, диктуемым ясным пониманием сущности переживаемого страной исторического момента. Всякий мыслящий наблюдатель, всякий сколько-нибудь изучивший народную психологию, поймет это. К сожалению, ни сознательности, ни чувства ответственности незаметно было и следа у тех, которые в течение последних двадцати месяцев были вершителями судеб России. Как я указывал в своих мемуарах, некоторые частичные уступки, если бы правительство сделало их в конце царствования Александра II или при вступлении на престол его сына, были бы встречены с энтузиазмом; сделанные вовремя, они проложили бы путь медлен¬


400
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ному и постепенному переходу от абсолютизма к представительному образу правления. Даже в 1895 году, когда императором сделался Николай II, было еще не поздно выступить на указываемый путь. Для всех, кого созданная бюрократией атмосфера не лишила способности ждать, было ясно в то время, что десять лет спустя — в ноябре 1904 года — такие наполовину вынужденные уступки, как «законосовещательное собрание», будут неизбежны. События последнего десятилетия — студенческие беспорядки 1901 г., режим Плеве, непростительные промахи последней войны — вырыли глубокую пропасть между Россией и правительством. Январские избиения еще более углубили эту пропасть. Только открытое признание за народом его права выработать себе конституцию и полная, честная амнистия, как залог доверия, могли бы избавить Россию от кровавых ужасов последних месяцев. Всякий разумный государственный человек понял бы это, но беспринципный придворный карьерист Булыгин681, снискавший доверие при дворе, был не таков. Своею политикой он хотел только выиграть время, надеясь, что какое-нибудь обстоятельство даст событиям более благоприятное для его повелителя направление. С одной стороны, даются обещания, как в декабре 1904 года и марте 1905 года, а с другой — пускаются в ход репрессии, но не прямо — в этом нужно признаться, — а более или менее в замаскированном виде, согласно методам политики фон-Плеве. Летом прошлого года смертные приговоры выносились десятками. Ненавистные приемы абсолютистской политики, характеризовавшие режим Плеве, возродились в еще более возмутительной форме. Генерал-губернаторам были предоставлены полномочия, формально принадлежащие лишь одному министру внутренних дел. Например, одесский генерал-губернатор десятками выселил людей из города и в числе их бывшего ректора новороссийского университета Ярошенко682, которому приказано было выехать в Вологду! В это время вся Россия была охвачена революционным пламенем и переживала ряд таких событий, как восстание мусульман и резня в Баку и Нахичевани, восстание в Одессе, во время которого были сожжены все строения в порту, бунт на броненосце «Князь Потемкин», вторая серия забастовок в Польше, новые избиения в Варшаве, Лодзи и других крупных промышленных центрах, ряд волнений в Риге, достигших своего апогея в уличных битвах 15 июня прошлого года, не то вроде беспрерывных аграрных волнений, ставших регулярными, но срав¬


Революция в России
401
нительно небольших по своим размерам. Открытое восстание охватило всю Россию. Кровь лилась на улицах всех больших городов просто потому, что царь не хотел сказать слова, которое положило бы конец самодержавию его и придворной камарильи. Только к концу лета он был вынужден сделать некоторую уступку, выразившуюся в издании манифеста о созвании Государственной Думы683, объявленного 6 августа 1905 года.
IV.
Общее удивление и недоверие — вот слова, которые лучше всего характеризуют впечатление, произведенное этим манифестом. Для всякого, кто сколько-нибудь изучал человеческую психологию, было ясно, что ни одно выборное собрание, представляющее народ, не может оставаться чисто совещательным учреждением без всяких законодательных полномочий. Если бы даже Дума и могла осуществиться в том виде, какой ей был придан советниками Николая II, она все-таки не ограничилась бы ролью совещательной палаты. Полагать, что подобная Дума будет выражать свою волю в форме советов, а не в форме законов, и не будет их защищать как таковых, — просто нелепо. В акте о созыве Государственной Думы на подобных началах нужно видеть только попытку затянуть дело, выиграть время. Вот новое доказательство неискренности правительства. По мере того как раскрывался истинный смысл Государственной Думы, становилось все более ясным, что подобная Дума никогда не соберется; русским не пришлось проделать комедии выборов в Булыгинскую Думу. При этой системе выборов Петербург с населением около 1 500 000, несмотря на его богатство, дал бы всего только 7000 избирателей, в других больших городах с населением от 200 000 до 300 000 в избирательные списки было бы занесено от двух до трех тысяч лиц или даже, может быть, лишь несколько сотен. Девяностомиллионная крестьянская масса была так основательно профильтрована многостепенной системой выборов, что для избрания немногих депутатов допускались лишь несколько тысяч выборщиков; что касается четырех миллионов русских рабочих, то они совершенно были устранены от всякого участия в политической жизни страны. Очевидно, только фанатика избирательной борьбы могла заинтересовать перспектива потерять время на такую бессмыслицу, как избирательная кампания при подобных условиях. Кроме того, печати по-прежнему


402
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
мешал свободно говорить надетый на нее намордник, военное положение оставалось в силе, а провинциальные губернаторы правили, как неограниченные сатрапы, высылая всех неугодных им людей. Общественное мнение в России, естественно, приходило к убеждению, что Государственная Дума не соберется и никакой компромисс не может иметь места, как бы ни ратовали за него умеренные земцы. Вмешательство рабочих решило дело — и опять дало новое направление движению. В Москве в октябре месяце прошлого года началась забастовка булочников, за ней последовала забастовка типографских рабочих. Эти забастовки не были делом революционных организаций: они были делом самих рабочих; но забастовка булочников и типографщиков, будучи вначале простым выражением экономического недовольства, разрослась и распространилась на все отрасли труда, захватила Петербург, а потом и всю Россию. Эта революционная манифестация имела столь внушительный характер, что самодержавие должно было капитулировать перед ней. Когда в Москве началась забастовка булочников, по обыкновению были вызваны казаки. Но терпение московских рабочих истощалось. Казакам они оказали вооруженное сопротивление. Около трехсот человек забаррикадировались на чердаке, и началось настоящее сражение между осажденными рабочими и казаками. Последние, как всегда, победили осажденных и изрубили их. Тогда была объявлена всеобщая забастовка. «Пустяки — всеобщая забастовка невозможна», говорили умники. Но рабочие настойчиво останавливали все работы в городе и имели полный успех. Через несколько дней забастовка стала всеобщей. Легко можно вообразить, что перенесли рабочие за эти две недели, когда работы прекратились, а запасы пищевых продуктов подходили в концу. Но они вынесли все. В Москве не было в продаже ни хлеба, ни мяса; освещения на улицах также не было. Всякое движение на железных дорогах было совершенно приостановлено, и горы жизненных припасов, которые при обычном течении жизни ежедневно притекали в Москву, портились, остановившись в дороге.
Газеты не выходили, среди публики обращались только прокламации стачечных комитетов. Тысячи пассажиров, стекавшихся к такому большому центру, как Москва, не могли двигаться дальше и расположились на станциях железных дорог. В почтовых учреждениях скоплялись кипы писем и складывались в особых кладовых. Забастовка, постепенно распространяясь, охватила всю Россию. Как только забас¬


Революция в России
403
товала Москва, центр России, за ней последовали и все другие города. Забастовка прежде всего встретила поддержку в Петербурге, и здесь рабочие обнаружили поразительные организационные способности. Затем энтузиазм беднейших классов и их преданность общему делу привлекли к забастовке и другие классы: приказчики, конторщики, банковские чиновники, актеры, фармацевты, адвокаты, учителя присоединились к забастовке. В общей забастовке против правительства соединилась вся страна; оставались только войска, но отдельные солдаты и офицеры часто участвовали на митингах забастовщиков, и в рядах мирных демонстрантов нередко можно было заметить мундиры; во время демонстраций рабочие с удивительным тактом избегали столкновений с войсками. Через несколько дней всеобщая забастовка распространилась на все главные центры империи, не исключая Финляндии и Польши. Москва страдала от недостатка воды, а в Варшаве не было топлива. Пищевые продукты поступали на рынок в очень незначительных размерах; большие и малые города были погружены в абсолютный мрак Фабрики не дымили, движение на железных дорогах было приостановлено, трамваи не ходили, ни биржа, ни банки, ни театры, ни школы не функционировали. В некоторых местах рестораны были закрыты, и служащие были распущены; рабочие заставляли хозяев гасить огонь после 7 часов. В Финляндии домашняя прислуга даже отказывалась работать до 7 час. утра и после 7 час. вечера. Вся жизнь замерла в городах. Но рабочие не давали никаких доводов для употребления оружия и восстановления порядка путем избиения. И это более всего раздражало правительство. Новое оружие, более страшное, чем уличная война, было испробовано и дало поразительные результаты. Тревога, охватившая царя и его приближенных, достигла высшей степени. Царь в то же время совещался с консервативной придворной партией (Игнатьев684, Горемыкин685, Штюрмер686, Стишинский687), которая советовала вовсе не делать никаких уступок, и Витте, который явился выразителем более либеральных воззрений. Царь последовал советам этого последнего, убедившись, очевидно, что консерваторы не согласятся рисковать своей репутацией, а может быть, даже жизнью для спасения самодержавия. Поэтому 17 октября он подписал указ, в котором объявил, что его «непреклонная воля — даровать населению: 1) незыблемые основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и сходок; 2) не останавливая предназначенных


404
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе в мере возможности, соответствующей краткости остающегося до созыва Думы срока, все классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим дальнейшее развитие начала общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку; 3) установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силы без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа была обеспечена возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей».
В тот же день граф Витте был назначен главой министерства, которое он сам должен был сформировать, и царь скрепил своею подписью меморандум председателя совета министров, в котором говорилось, что «прямота и искренность в утверждении гражданской свободы», «стремление к устранению исключительных законов» и «устранение репрессивных мер против действий, явно не угрожающих обществу или государству», должны стать задачей его деятельности, как главы министерства. Поэтому правительство должно «воздержаться от всякого вмешательства в выборы в Государственную Думу» и «не противодействовать ее решениям, пока они не расходятся с историческим величием России». В то же время началась всеобщая забастовка в Финляндии. Все население поддержало ее с замечательным единодушием, и, когда сообщение с Петербургом было прервано, в Гельсингфорсе688 циркулировали самые нелепые слухи о революции в России. Настойчивость финского народа вынудила генерал-губернатора послать царю донесение о необходимости удовлетворить все требования, предъявленные населением Финляндии. Царь согласился с этим и тотчас же издал манифест об отмене всех исключительных мер, принятых по отношению к Финляндии, а также и знаменитого указа 1899 г., нарушившего конституцию Финляндии; в этом манифесте говорилось о созыве финского сейма и возвращении к status quo, существовавшему до Бобрикова689. В интересах будущего развития России нельзя не пожалеть, что в тот же день не было принято аналогичной меры относительно Польши — не было издано манифеста об учреждении и созыве польского сейма в Варшаве. Сколько кровавых столкновений предупредила бы подобная мера! И насколько прочнее было бы будущее развитие России, если бы Польше была гарантирована возможность устраивать свою жизнь согласно ее собственным желаниям!..


Революция в России
405
V.
17 октября граф Витте сделался председателем совета министров. Будущее значение событий в значительной степени зависит, несомненно, от того, как он будет пользоваться предоставленными ему широкими полномочиями. Теперь со всех сторон можно слышать вопрос: «Что за человек граф Витте?» Настоящего русского премьер-министра часто представляют Неккером690 русской революции, и, нужно признать, сходство между Витте и Неккером простирается гораздо дальше простой аналогии в их историческом положении в момент крушения абсолютной монархии. Подобно Неккеру, Витте — удачный финансист и также меркантилист; он поклонник крупной промышленности; совершая с помощью своих Морганов и Рокфеллеров691 грандиозные операции как в самой России, так и на ее окраинах, Витте склонен видеть в России просто фабрику для делания денег. Но политические воззрения Витте не отличаются широтой; его идеи — это идеи Неккера, изложенные французским министром в его сочинении «Pouvoir Exécutif», вышедшем в свет в 1792 году. Политический идеал Витте — либеральная полу-абсолютная, полу-конституционная монархия. В ней Витте хотел бы занять место рядом с обессиленным монархом и играть роль Бисмарка, опираясь на подчиненный ему буржуазный парламент. В этот парламент он согласен был допустить десяток, другой рабочих членов — этого было вполне достаточно, чтобы не обидеть видных рабочих агитаторов и дать возможность рабочим заявить о своих нуждах парламентарным путем. Витте смел, умен и энергичен. Но он никогда не будет великим государственным деятелем: так, ему кажется наивным убеждение, что в политике, как и во всем, полная неискренность даст наилучшие результаты. В политике, которую несколько лет тому назад вел Спенсер в защиту «принципов» в политике, Витте, я думаю, стал бы на сторону его оппонентов, и он в глубине души, мне кажется, преклоняется пред «всесильной политикой доллара» Сесиля Родса692. В России относятся к Витте с полнейшим недоверием. Его влияние на Николая II, по всей вероятности, преувеличено. Витте никогда не требует от властелина слишком многого: он боится, что тот повернется к нему спиной и отдаст его в руки своих реакционных советников, которых он понимает и любит, без сомнения, больше, чем Витте. Это обстоятельство совершенно упускают из вида. Но Витте, как и его французский предшественник, благоговеет пред силой самодержавия и бюрократии и с недоверием относится к массам. При всей своей смелости он все же не


406
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
решился на коренной переворот, так для этого трудно было бы опереться на какой-либо определенный принцип. Но Витте казалось более удобным ограничиться неопределенными обещаниями, не торопясь с их осуществлением. Русское общество вправе было сказать о нем: Timeo Danaos et dona ferentes®3. Всеобщее неодобрение, вызванное политикой Витте по отношению к вопросу об автономии Польши, заставило всех более или менее выдающихся либеральных деятелей России отказать ему в поддержке; а с другой стороны, среди русского общества получило широкое распространение мнение, что Витте способен очень далеко пойти в своих компромиссах с дворцовой партией. Во всяком случае даже умеренные земцы — мы это видим теперь — не могли одобрить его политику как в вопросе о народном представительстве, так и во второстепенном вопросе об амнистии. Он отказался провести всеобщее избирательное право и не мог гарантировать полной амнистии — требования, предъявленного ему земскими делегациями. «Прямота и искренность в утверждении народной свободы» — принцип, которому премьер обещал следовать в своей политике, — еще до сих пор ни в чем не находят себе подтверждения. Военное положение не только осталось в силе в тех местностях империи, где оно уже было введено, но сверх того было распространено и на Польшу. А что касается неискренности, то ей мог бы позавидовать Победоносцев.
Многословие указа об амнистии заставляет заподозрить его искренность. Акт о полной амнистии можно изложить в четырех или пяти строчках. Но акт об амнистии, составленный Витте, представляет длинный документ, написанный с ясным намерением обмануть читателя относительно истинного его смысла; не называя вещей своими именами, этот документ вместо того полон ссылок на номера статей свода законов. Кроме того, он очень запутан и, по мнению русских юристов, возбуждает тысячи спорных вопросов. Очевидно, во всяком случае — одно. Лица, заточенные, буквально замурованные в одиночку в 1881-1886 годах в Шлиссельбургскую крепость, варварский режим которой известен всему свету, согласно пунктам указа об амнистии не будут освобождены. Они подлежат высылке на пять лет в Сибирь в качестве поселенцев, вероятно, в самые нездоровые ее местности — и это после 24-х-летнего заключения в клетке, после стольких лет абсолютного одиночества и оторванности от внешнего мира! Что касается тех, которые были доведены до отчаяния режимом Плеве и не остановились перед


Революция в России
407
террористическими актами, они будут оставлены еще на десять, на двенадцать лет в Шлиссельбурге, в этой русской Бастилии: амнистия к ним не применяется. Эмигрантам же, живущим за границей, было предписано возбудить ходатайство перед русским департаментом полиции о выдаче особого удостоверения на право въезда. Повсюду, как только совершался коренной перелом в общей политике страны, объявлялась полная амнистия, как залог доверия. Но России было отказано в этом. Одни слова, слова и слова. Их можно похерить одним почерком [так в тексте. — П. Т] пера: подобным образом обещания конституции, данные австрийским императором после венской революции 18 марта 1848 года, были забыты несколько месяцев спустя. И как только революционный пыл охладился, население столицы жестоко расплатилось за свою доверчивость. Не ту же ли самую политику задумали в Царском Селе694? Объявление Польши на военном положении является, к сожалению, первым шагом к повороту в сторону реакции.
VI.
Первая победа, одержанная русским народом над самодержавием, была встречена всеобщим энтузиазмом и ликованием. Толпы, иногда в несколько сот тысяч человек мужчин и женщин всех классов общества, ходили по улицам столицы с бесчисленными красными флагами; энтузиазм охватил и провинцию, даже самые захолустные города. Правда, это было не одно только ликование — демонстранты выставляли три определенных требования. Прошло три дня после опубликования указа, которым самодержавие ограничивало свои права, а манифеста об амнистии все еще не было, и в Петербурге 21-го октября стотысячная толпа шла на штурм дома предварительного заключения; но в десять часов вечера один из рабочих депутатов сообщил толпе слова Витте, подкрепленные им честным словом, о том, что указ о всеобщей амнистии будет опубликован в эту же ночь. Затем делегат сказал: «Берегите свою кровь для более важных случаев. В одиннадцать часов мы получим ответ Витте, и, если он нас не удовлетворит, собирайтесь завтра к шести часам на улицах, где кому удобнее, для дальнейших действий*. И громадная толпа — я привожу эти подробности со слов очевидца — спокойно разошлась, сознавая новую силу — рабочих делегатов, народившуюся во время этой забастовки. Тут нужно обратить внимание еще на


408
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
два пункта, помимо амнистии. Казаки оказались самым гнусным орудием в руках реакции. Всегда готовые обрушиться на безоружную толпу с нагайками, шашками и винтовками, они смотрят на это как на молодецкую потеху; они охотно участвовали в подавлении восстаний в надежде на грабежи. С другой стороны, нельзя было поручиться и за то, что мирные демонстранты каждую минуту не будут расстреляны войсками: народ требовал удаления войск и в особенности казаков, отмены военного положения и учреждения народной милиции, подчиненной органам городского самоуправления. Как известно, прежде всего в Одессе, а потом и в других городах празднично настроенные толпы демонстрантов подвергались нападениям со стороны шаек, состоящих главным образом из мясников и всяких подонков общества, иногда вооруженных и очень часто предводимых городовыми и полицейскими офицерами в штатском платье; всякая попытка со стороны радикальных демонстрантов револьверными выстрелами отразить эти нападения тотчас же вызывала ружейные залпы казаков; лишь только из средины толпы демонстрантов раздавалось несколько отдельных выстрелов, может быть, полицейский сигнал, — и войска начинали расстреливать мирных граждан. В Одессе имели место организованный грабеж и избиение мужчин, женщин и детей, особенно в беднейших еврейских кварталах; войска стреляли в импровизированную студенческую милицию, которая пыталась предупредить избиения и положить им конец. В Москве издатель «Московских Ведомостей» Грингмут695 и часть духовенства, под влиянием пасторского послания епископа Никона696, открыто проповедовали о необходимости «силой смирить интеллигенцию»; импровизированные ораторы говорили перед толпой у Иверской часовни, проповедуя избиение студентов. Результатом этой агитации была осада университета, окруженного толпами «защитников порядка»; студенты расстреливались войсками, а люди, вдохновленные статьями «Московских Ведомостей», подстерегали по ночам студентов и убивали их. Так, в одну ночь были убиты и смертельно ранены 21 человек. Адвокаты, по собственной инициативе, начали расследование по делу об этих избиениях; но уже теперь можно кое-что сказать о них. Если расовая вражда играла важную роль при погромах в Одессе и других крупных городах, то этого нельзя сказать относительно Твери (сожжение здания земской управы), Томска, Нижнего Новгорода и большинства других городов


Революция в России
409
с чисто русским населением. Однако же беспорядки и в этих городах имели столь же дикий характер и произошли в одно и то же время. Организующая рука видна во всем этом, и нет сомнения, что погромы и избиения были организованы монархической партией. Она посылала своих депутатов в Петербург с князем Щербатовым697 и графом Шереметевым698 во главе и была принята Николаем И весьма милостиво; она открыто выступает в «Московских Ведомостях» и воззваниях епископов Никона и Никандра6", приглашавших своих единомышленников открыто объявить войну радикалам. Странно было бы, конечно, думать, что самодержавие и самодержавный режим, превращающий всякого полицейского чиновника в маленького царя, сдадутся без сопротивления и не будут защищаться всеми доступными им средствами, не останавливаясь даже перед убийствами. Русская революция, несомненно, будет иметь своих Фельянов700 и Мюскадинов701. Но эта борьба в России необходимо должна еще осложниться расовой ненавистью. Возбуждение взаимной вражды между разными национальностями всегда было излюбленной политикой русского правительства. В Финляндии финнов и карельских крестьян натравливали на шведов, в Прибалтийском крае возбуждали латышей против немцев, в Польше же — крестьян против помещиков; православных старалась натравить на евреев, татар — на армян и т. д. Характерной чертой политики Игнатьева, а потом Витте было разжигание расовой и национальной вражды в делах подавлении социалистической пропаганды. Для русской полиции эти погромы всегда были выгодны, так как они давали ей широкий простор для краж и грабежей. Поэтому достаточно было одного-двух намеков свыше — и несколько реакционных газет и два епископа не постеснялись выступить с открытой проповедью погромов и избиений, которая, быть может, вызвала ужасную бойню в Одессе и погромы в других городах. Подобные столкновения между темными силами прошлого и молодыми представителями будущего не прекратятся до тех пор, пока могучий поток, разлившийся благодаря поднятой революционной буре, по всей стране не войдет в свои берега. Английская революция продолжалась с 1639 года по 1655 г., французская — с 1789 г. до 1794 г., и за той и другой следовал смутный период, продолжавшийся около тридцати лет. Нельзя ожидать, что русская революция окончит свое дело в несколько месяцев. Но одну характерную черту можно отметить теперь. До настоящего времени виновниками


410
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
кровопролития являлись не революционеры, а защитники абсолютизма. С января прошлого года уже насчитывается около 25 000 убитых. Но вся эта масса убийств падает на защитников самодержавия. Победа над самодержавием, заставившая его отречься от своих прерогатив, была достигнута забастовкой, единственной в летописях истории по единодушию и самоотречению принимавших в ней участие рабочих масс. Для одержания этой победы не было пролито ни капли крови. То же самое справедливо и относительно деревни. Помещичьей собственности, несомненно, нанесен удар, который сделал фактически невозможным возврат к прежнему status quo в области землевладения. Если в деревне и была пролита кровь, то она была пролита войсками, призванными для защиты монополии на землю, а не теми, кто хотел эту монополию уничтожить. Что касается крестьян, то они уже высказались против мести. Другая замечательная черта русской революции — это выдающаяся роль, которую играют в ней рабочие. Не социал-демократы, не социал-революционе- ры и не анархисты идут во главе настоящей революции, а представители труда, рабочие люди. Уже во время первой всеобщей забастовки петербургские рабочие выбрали 132 делегата, которые и составили «Совет союза рабочих»; делегаты же из своей среды избрали исполнительный комитет, в составе 8 человек. Никто не знал ни их имен, ни их адресов, но все повиновались их резолюциям, как приказам. На улицах они появлялись в сопровождении пятидесяти или шестидесяти вооруженных рабочих, окружавших делегата кольцом, так что к нему никто не мог приблизиться. Теперь петербургские рабочие, без сомнения, расширили свою организацию; хотя их делегаты и вошли в сношения с революционными партиями, но совет все-таки сохранил свою полную самостоятельность. Подобные организации возникли, вероятно, в Москве и в других городах; в настоящее время рабочие систематически вооружаются, чтоб отразить абсолютистские черные сотни702. Что касается силы рабочей организации, то она лучше всего характеризуется следующим фактом. В то время как бюрократы-законники сидели над своими казуистическими законами о печати, рабочие простой публикацией в своей нелегальной газете «Известия совета рабочих депутатов» карательной резолюцией отменили предварительную цензуру. «Мы объявляем, — говорилось в этой резолюции, — если издатель какой-либо газеты станет посылать свое издание в цензуру до выхода его в свет, мы кон¬


Революция в России
411
фискуем на улицах эту газету, а рабочие в этой типографии будут сняты (стачечный комитет в этом окажет содействие); если же, несмотря на это, газета все-таки будет выходить, изменнику будет объявлен бойкот, и машины будут сломаны». Вот благодаря чему прекратила свое существование предварительная цензура в Петербурге. Старый закон еще действовал, но de facto текущая пресса стала свободной. Несколько лет тому назад рабочие латинских стран выдвинули всеобщую забастовку, как орудие осуществления своей воли. Как показала русская революция, они были правы. Если всеобщая забастовка принудила к сдаче институт самодержавия, насчитывающий за собой многовековую давность, то не подлежит никакому сомнению, что всеобщая забастовка окажется в состоянии сломить силу капитала; рабочие с присущим им здравым смыслом, который они не раз так блестяще доказывали, найдут средство для решения рабочего вопроса; они сделают из индустрии не одно только средство личного обогащения: они заставят ее служить интересам общества. Я всегда думал, что русская революция не ограничится реформой политических учреждений; она, подобно революции 48 года, пытается разрешить социальный вопрос. Полувековой опыт социалистического движения в Европе не может не повлиять на течение событий. Доминирующее положение, занятое трудом при современном кризисе, по-видимому, подтверждает это мнение. Не стоя близко к рабочей среде, я не берусь предсказывать, как далеко зайдет социальный переворот, какие конкретные формы примет движение; некоторые шаги, несомненно, уже сделаны в этом направлении. Сказать, что в России уже началась революция, в настоящее время — уже не метафора и не пророчество. Это факт. И удивительно, как повторяется история: не в отдельных событиях, конечно, а в психологии борющихся в ней сил. Правящие классы ничему не научились. Они по-прежнему неспособны понять реальное значение развертывающихся перед ними событий, так как им застилает глаза искусственность окружающей их атмосферы. В то время как лишь своевременные уступки, откровенное и прямое признание необходимости новых форм жизни могли спасти страну от потоков крови, они соглашались пойти на уступки лишь в последний момент и то неискренно, с затаенным желанием вернуться на старый путь. За последние десять месяцев убито 25 000 человек. Зачем это было нужно, если в октябре пришлось признать то, что упорно отрицали в декаб¬


412
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ре? К чему репрессии и избиения, если через несколько месяцев всеобщее избирательное право сделается основой народного представительства в России, а автономия Польши в области законодательства будет признана для России единственным средством удержать Польшу? Ведь принуждено же было правительство признать, что только автономия может сохранить для России Финляндию — и это после целого ряда насильственных мер! Нет, они не хотят признать того, что ясно всякому живущему вне одуряющей атмосферы петербургских бюрократических сфер. К счастью, русская революция стоит теперь на верном пути. Две силы, игравшие в революции главную роль, именно: городские рабочие, заключившие братский союз с интеллигентной молодежью, и крестьяне проявили замечательную согласованность в своих действиях. В иных случаях эта согласованность являлась даже сама собой; они избегали бесполезного кровопролития, и в этом можно видеть залог будущего торжества русской революции. Единодушие, самоотвержение, глубокое сознание своих прав, обнаруженные рабочими во время всеобщей забастовки, произвели сильное впечатление на войска; теперь пропаганда рабочих начинает проникать в те слои населения, из которых вербовалась черная сотня; скоро самодержавие лишится всякой опоры. Главную опасность представляют теперь государственные деятели, влюбленные в «порядок». Под влиянием встревоженных за свои интересы помещиков они могут прибегнуть к массовым избиениям для подавления крестьянских волнений; но тогда последует такое мщение, последствий которого трудно, почти совсем невозможно предвидеть, как показал первый год русской революции. У русского народа есть единомыслие, без которого невозможен ни один серьезный переворот в политической жизни страны, есть способность согласовать свои действия, что также необходимо для успеха, поэтому настоящее движение должно без сомнения восторжествовать. Смутное время пройдет, и Россия выйдет из него обновленной; тогда русский народ сумеет приняться за эксплуатацию колоссальных природных богатств своей родины; он найдет пути для утилизации их в интересах всех; русский народ будет противником всякого кровопролития; он выступит поборником мирного развития на пути к достижению высших целей прогресса. Самодержавие, самый худший из пережитков темного прошлого, смертельно ранено и более не воскреснет; а за этою последуют и другие победы.


РУССКАЯ «КОНСТИТУЦИЯ»
И ПЕТЕРГОФСКАЯ ДИКТАТУРА
Мы уже заметили в одном из предыдущих номеров, что за весь этот год в России существовало, и по сию пору существует, два правительства: одно явное, другое тайное. Явное, с «конституционными» заигрываниями, было назначено Николаем II для успокоения русского общества, для западной Европы, чтобы задобрить общественное мнение и иностранных банкиров. Другое же правительство, тайное, тоже назначенное самим Николаем П-м, существовало для того, чтобы втихомолку противодействовать всем либеральным уступкам и подготовлять возврат к старому порядку.
Так было целый год. Теперь же «тайное становится явным». Петергофский Двор сбрасывает с себя маску и, под прикрытием белого террора, возвращается к вполне самовластному хозяйничанью в России. На днях, одним почерком пера, они уничтожили у нас мирское, общинное землевладение, в угоду крупным землевладельцам, боярам и великим князьям, которым нужны дешевые, голодные рабочие, для обработки их громадных земель.
Когда всеобщая стачка разразилась в октябре 1905 года и петергофские самодержцы увидали, что вся Россия дружно поднимается против их своеволия, а Николай II не мог найти среди своих приближенных никого, кто бы решился рискнуть своей головой для спасения самодержавия, — он согласился на уступки. Он подписал манифест 17-го октября703. Он обещал торжественно, что без Думы новых законов вводить не будет, что своих приближенных он сделает ответственными перед выборными народа.
Но на эти уступки он шел нехотя, проклиная условия, вынудившие этот шаг. А потому, призывая Витте для проведения в жизнь «конституционных» начал, от тут же создал около себя другое правительство, тайное, которого назначение было парализовать все конституционные уступки и подготовить под шумок полный возврат к старому. Для вида, для выигрыша времени, было посажено «министерство», был назначен «премьер», был объявлен созыв Думы... Но позади всего этого был поставлен Трепов704, поселен¬


414
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ный в самом дворце, облеченный всеми полномочиями, с Жандармским управлением, Охраною и войсками, отданными в его распоряжение, и ему было поручено все эти уступки, все эти «свободы» свести на нет.
Теперь, после недавних разоблачений, нет никакого сомнения, что дело происходит именно так.
Нужно помнить, что большинство Двора, почти все великие князья и сам Николай II убеждены, что все эти «свободы» — ничто иное, как временные уступки. Это тяжелый сон, кошмар, который пройдет, и тогда все вернется в старое русло. В них твердо сидит эта вера, как сидела такая же вера в Людовике XVI, вплоть до той самой минуты, когда его взвели на эшафот. Его уже везли на казнь, а он все еще был уверен, что его ни за что не посмеют казнить и что все со временем «образуется» на старый лад.
Нужно также знать, что Николай II вовсе не тот безвольный человек, каким его изображает добродушная молва и услужливые английские корреспонденты. Впрочем, даже Стэд705 уже на что услужливее — и тот писал лет пять тому назад: «При всем этом, Николай II очень упрям, и люди, знающие его, сравнивают его, в этом отношении, с Николаем Первым. В этом, когда-нибудь, все убедятся». Замечание это совершенно верно. Когда Николай II колеблется между своих советников и не знает, кого слушаться, его внутреннее «я», его личное сочувствие всегда стоит на стороне реакции.
Разные правительственные, сенатские и другие отчеты, обнародованные за последнее время, а также письмо Лопухина706, дают теперь возможность восстановить способ действий тайного петергофского правительства; и в этом отношении заслуживает внимания свод этих отчетов, недавно напечатанный в Лондоне, в октябрьской книжке Quarterly Review, под заглавием: «Русское правительство и избиения». Автор этой работы, англичанин, пользовался, кроме уже опубликованных в России материалов (речь кн. Урусова707, обвинительный акт против Минского губернатора ген. Курлова708, отчет д. с. с. Савича709 о Гомельском погроме, отчет члена Совета министров Фриша710 о погроме в Белостоке и т. д.), также и некоторыми неизданными документами, а именно: докладом Витте царю о событиях 17, 18 и 19 июля 1905, «ревизионными отчетами» сенатора Турау о киевских событиях 18-20 окт. 1905, таким же отчетом сен. Кузьминского о погромах в Одессе в эти же дни711 и частным


Русская «конституция» и петергофская диктатура
415
отчетом о них проф. Щепкина712, а также дневником одного англичанина в Харькове, с 22 окт. по 8 ноября 1905, и свидетельствами некоторых членов самого правительства.
Свод этих данных отлично обрисовывает способ действия тайного петергофского правительства*.
«Кто были эти тайные силы?» — спрашивает автор названной статьи, и отвечает так: — «Общественное мнение называет покойного Трепова, который, как комендант Петергофа, держал в своих руках все ходы в Петергофский дворец, графа Игнатьева, князя Путятина713 и других сановников, находящихся в близком соприкосновении с императором. Великий князь Николай Николаевич714 и, в меньшей мере, великий князь Владимир Александрович715 считаются покровителями этой группы. Г. Рачковский716, очевидно, — один из ее официальных агентов. Генерал Богданович717, бывший полицейский, и г. Дубровин718 — тайные распространители ее воззваний. Адмирал Дубасов719, генерал Курлов и г. Нейдгардт720 были главными местными исполнителями идей этой группы» (Quarterly Review, № 409, стр. 613).
Трепов, продолжает тот же автор, был вдохновителем главного своего агента, Рачковского, а также Комиссарова721 — того жандармского ротмистра, который печатал призывы к погромам в здании жандармского управления (то же делал г. Шебеко722 в Вильне) и брался устраивать погромы и убийства. — «Погром, говорил он, мы можем устроить всякий: против десяти тысяч, или против десятка человек, если нужно»: другими словами, — простое убийство, если прикажут. И этот Комиссаров пользовался такой протекцией при Дворе, что Витте не посмел требовать его смещения, и жандармы были так утомлены борьбою, что желали одного — чтобы политическая смута улеглась как-нибудь.
Из духовенства, говорит тот же автор, главными зачинщиками избиений были: Епископ Гермоген723 в Саратове и епископ Никон в Москве, состоявший членом специально для этого организованного комитета; а Московский митрополит Владимир724 читал об этом даже
* Весьма желательно было бы, чтобы такой же свод был сделан на основании официальных данных для Росси и, для распространения в миллионах экземпляров. Письмо Лопухина, обнародованное с тех пор, еще лучше обрисовывает способ действия тайного, «душевного» петергофского правительства.


416
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
проповедь. Итак, великие князья, столпы реакции, пустившиеся в коммерцию, крупные землевладельцы и всякие грабители — вот из-за кого лилась кровь целый год. Вот истинные враги русского народа.
Интересно было бы знать, как к этому относится император, подписавший конституцию. Подробности неизвестны; но трудно думать, чтобы Трепов мог действовать, как он действовал, если бы он не имел поддержки самого Николая II. Во всяком случае, вот один факт. Когда одесский градоначальник, устроитель избиений и погромов, Нейдгардт, вынужден был в виду Сенатской ревизии, подать в отставку, Николай II захотел дать ему высшее назначение. Витте изложил в докладе, почему это было бы неудобно; но Николай надписал на этом докладе своей рукою: «Я знаю, что “общественное мнение возбуждено против г. Нейд- гардта”. Но что же из того? Я назначаю его вице-губернатором в Нижний Новгород». Теперь Нейдгардт подвизается в Москве. Он идет в гору и конечно доберется до почета в самом петергофском дворце.
Одним словом, из целой массы официальных документов вполне ясно, что в придворных сферах, в самом царском дворце был составлен заговор, чтобы не дать утвердиться в России какой бы то ни было форме представительного правления, и что для этого было учреждено особое тайное правительство.
Существование этого заговора подтвердилось недавно и из другого источника. Никто иной, как князь Мещерский725, писал об этом в «Гражданине», — газете, издающейся, как известно, в самом Петербурге. Известный консерватор прямо писал, что среди лиц высокопоставленных в придворных сферах был составлен заговор, чтобы погубить все конституционное дело в России и вернуть Россию к полному самодержавию. Их план был — вызвать восстание, утопить его в крови, и этим «сделать Думу мертворожденною, так, чтобы вернуться к старому порядку».
Князь Мещерский — старый реакционер, работавший уже в шестидесятых годах, чтобы удавить реформы Александра Второго; но даже он «с ужасом» говорит об этом плане заговорщиков. — «Несколько крупных сановников в Петербурге признались мне в этом», — писал он в «Гражданине».
Заговорщики не теряли времени. Едва был подписан манифест 17-го октября, как их доверенный, генерал Трепов, выпустил свой манифест, посильнее царского: — «Патронов не жалеть!» И во все концы России сейчас же полетели гонцы с приказом, — воспользоваться


Русская «конституция» и петергофская диктатура
417
шумными манифестациями толпы, праздновавшей первый луч свободы, и организовать избиения, расстрелы толпы.
Утопить конституцию в крови, таков был план заговорщиков. Так и поступали их подчиненные. — «Крови! побольше крови!» шел приказ сверху. «Погромов, зверств!» — чтобы мирные люди ужаснулись такой свободы и захотели назад, под власть петергофского двора!
Таков был дьявольский, адский план этих злодеев. Мы понимаем князя Мещерского. Даже он, старый столп реакции, пришел в ужас, когда узнал, на чем заговорщики петергофского Двора строили свои планы: на реках крови, пролитых по всей России.
Сомнений теперь быть не может. Отчет сенатора Турау об избиениях в Киеве, тотчас после объявления манифеста, ясно доказывает, что они были устроены по приказу из Петербурга. То же самое явствует из отчета другого сенатора, Кузьминского, об избиениях в Одессе и из отчета очевидца, профессора Щепкина.
То же самое было, наконец, в Харькове, Ревеле, Минске, в Лодзи, Вильне, Белостоке, Тифлисе, Николаеве, Александровске и других городах.
Везде агенты петергофских заговорщиков, посланные Треповым, Дурново726, Рачковским, — везде жандармские офицеры, сыщики сыскного отделения, а не то и просто любители грабежа, распространяли печатанные на казенные деньги, в домах жандармского управления, тайные прокламации, призывавшие к избиению интеллигентов, а в Западном крае — евреев. Везде агенты тайного петергофского правительства вооружали группы грабителей казенными кинжалами, револьверами и казенными бомбами, и производили погромы и убийства, сопровождавшиеся такими зверствами, в которых русский народ никогда раньше не был повинен. Еще бы! эти зверства, мы теперь знаем, шли из Петергофа. Их требовали заговорщики.
И эти господа — эти ненавистники всего хорошего и честного на свете, эти люди, которым все, все ненавистно в России, кроме денег, выколачиваемых у русского мужика, эти господа, назвавшиеся «русскими людьми», смели обвинять русский народ, выставляя его зверем перед образованными странами... «Какой, однако, зверь, ваш русский народ, чтобы доходить до таких жестокостей!» — говорили нам англичане, французы...
И теперь оказывается, что это наши петергофские придворные заговорщики устраивали все зверства; они подбирали для них самых


418
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
озверелых людей, они взвинчивали их обманом, они пользовались их темнотой, они одурманивали их ложью, а потом сами же ругали их скотами, зверьми, как Мефистофель727 ругает в кабаке им же одурманенных пьяниц!..
Так вот на какие средства пустились эти господа, чтобы сохранить за собою право бесконтрольно грабить тот самый русский народ, который пухнет теперь с голода в 2 5-и губерниях, после того, как вынес на себе всю тягость их безумной войны, их пошлой неспособности, их самодурного управления и их звериной жестокости.
Маски долой! В революции надо избегать иллюзий. Нужно знать, кто действительные и действующие враги народа, — и действовать сообразно.
Я. Кропоткин.
P. S. Именно теперь, когда выяснилась жалкая роль, предназначенная Думе в «пожалованной» конституции, — мы узнаем, что партии, доныне называвшие себя революционными, т. е. социал-демократы, Бунд, часть социалистов-революционеров, Кавказские федералисты, польская, латышская, народно-социалистическая партия, решили принять участие в выборах в новую Думу.. Поломавшись во время прошлых выборов, они теперь не утерпели и решили разыграть в Таврическом дворце728 роль, назначенную им петергофскими царедворцами. Мы понимаем, что буржуа, не дерзающие быть революционерами, идут в Думу. Их цель — вырвать у Двора хоть часть его власти, когда народ будет разрушать эту власть. Но, чтобы честный революционер, тем более, если он действительный социалист, добивался попасть в Думу, это — ложь, это — самообман, это — измена народному делу.
Революционер должен знать, что не Дума может вырвать власть у Двора. Вырвать ее может — всегда, везде вырывал — только народ, только силою. А потому, место революционера — не в Думе, не в избирательных комитетах, не в избирательном торгашестве «блоков». Его место — среди народа, на великой, необходимой работе подготовления широкого, могучего, массового революционного движения, которое не только сметет самодержавие, но и двинет Россию на путь социальной революции. Сидеть же в Думе и готовить революцию — нельзя, и они это знают.
П.К.


РЕВОЛЮЦИЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ
В № 14-ом «Хлеб и воля» были напечатаны решения небольшого съезда, состоявшегося в декабре 1904-го года, на котором несколько товарищей, анархистов-коммунистов, высказали свои мнения относительно необходимости образования анархической партии в России и вкратце указали основные начала, на которых партия могла бы сформироваться.
С тех пор в России произошел целый ряд крупных событий, которые уже в корень переродили всю жизнь страны и глубоко отзовутся на всей ее дальнейшей истории. Революция разлилась широкою волною по всей России, Сибири, Польше, Кавказу и т. д., и мы имеем перед собою почти двухгодовой опыт революционной жизни. А потому, возобновляя теперь наше временно приостановленное издание и приступая к изданию «Листков “Хлеб и воля”», мы сочли нужным собраться в числе нескольких товарищей и тщательно обсудить, что дал нам опыт этих лет.
Прежде всего мы отмечаем, что мы не ошиблись тогда в нашем основном положении. Переход от самодержавия к какой-нибудь форме представительного правления, к которому вело все развитие Европы в девятнадцатом веке и о котором заговорила тогда Россия, не совершился у нас тем путем, каким подобный переход совершился в 1848-м году в германских государствах и как того ожидали теоретики, воспитанные на немецкой социал-демократической литературе. Он идет у нас тем путем, каким шел в Англии, в 1648-1688 годах, и во Франции в 1789-1794, — т. е. путем народной революции, продолжающейся несколько лет и глубоко изменяющей существующие отношения — политические и экономические, — революции, низвергающей Старый Порядок и водворяющей Новый.
Требования, выставленные народными массами в России, оказались гораздо шире тех, которыми довольствовались берлинские рабочие в 1848-м году. Русские городские рабочие уже выставили широкие экономические требования и еще не сказали в этом отношении своего последнего слова; а крестьяне заявили свое право не только на те земли, которые были отняты у них в 1861-м году во время освобождения от крепостной зависимости, но и на все земли, от¬


420
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
нятые раньше у народа боярами и вельможами, путем захвата или царских законов.
Программы, которыми хотели заранее ограничить русскую революцию, полетели, таким образом, как карточные домики, едва народ начал выступать на борьбу.
Кроме того, самыми могучими силами в русской революции оказались городские рабочие и крестьяне. Они сразу опередили революционеров из имущих классов. Если самодержавие пошло уже на уступки, то вынудили эти уступки такие массовые события, как манифестации 9-го января 1905-го года, почти всеобщие стачки в мае того же года в Польше, всеобщая забастовка в октябре, повсеместные волнения в городах и, наконец, широко разлившиеся крестьянские восстания, начавшиеся с осени 1904-го года и продолжающиеся по сию пору; причем, очевидно, что глубоко возмущенные крестьянские массы не успокоятся, пока не будет признано их право на все вышеупомянутые земли.
Благодаря этому, дело русской революции сразу поставлено так, что переворот у нас не может ограничиться одним изменением формы правления и заменой Петергофской дворни представительною Думою. Переворот совершается у нас экономический вместе с политическим. И совершается экономическая ломка — не через новые представительные учреждения, — как того желали и требовали наши буржуазно-демократические партии, а самим восстающим народом.
Сама жизнь доказала, таким образом, что мы были правы, когда заявляли два года тому назад, что не признаем возможным делить борьбу на два последовательных периода: один для политического переворота, а другой — для экономических реформ, которые будто бы совершит русский парламент. Вместе с всем русским народом мы боремся против самодержавия; но мы обязаны, вместе с тем, работать, чтобы расширить борьбу и направить ее одновременно против капитала и против государства.
Мало того. Мы утверждаем, что только то и будет достигнуто для улучшения материальной жизни крестьян и рабочих, только то и положит конец голодовкам в России и вымиранию миллионов русского народа, — только то даст народу возможность двигаться


Революция политическая и экономическая
421
дальше на пути к полному освобождению, — чего крестьяне и рабочие добьются сами, революционным путем. Волю цари не дарят; парламенты ее также не дают: ее надо брать самим.
Уговаривать поэтому рабочих, чтобы они на время отложили свои экономические требования, и уверять их, что они всего этого лучше достигнут через Думу, — или же уверять крестьян, что надо бунтовать, чтобы получить Учредительное Собрание729, а оно уже даст им землю и волю, — в наших глазах преступно. Люди, проповедующие такую тактику, должны были бы знать, что никогда, нигде, никакой парламент, даже во время революции, не брал и не мог взять на себя совершение серьезных экономических преобразований законодательным путем.
Всякий Парламент, всякая Дума, всякое Учредительное Собрание, по существу своему, есть сделка между партиями будущего и партиями прошлого. А потому он не может принять никакой революционной меры. Самый революционный парламент может только утвердить, узаконить то, что уже будет совершено народом. Самое большее, что он может сделать, это — распространить (на бумаге, по крайней мере) на всю страну то, что сделано уже в значительной части страны. Но и то бывает только под давлением извне, и такое распространение тогда только и переходит в жизнь, когда на местах, на деле, народ совершает переворот*.
* Самый революционный парламент в истории был Конвент, избранный во Франции, в сентябре 1792 года, тотчас после того, как народ Парижа взял королевский дворец и засадил короля в тюрьму. Этот Конвент признал, в июне и в июле 1793 года, уничтожение, без выкупа, всех крепостных (феодальных) прав и возврат сельским общинам земель, отнятых у них помещиками за предыдущие 225 лет, — после того как крестьяне совершили уже и то и другое на деле в большей половине Франции. Но — чтобы добиться этих двух законов от Конвента, революционной части Конвента пришлось 31 мая 1793 года поднять Парижский народ против Конвента, при помощи Парижской Коммуны заарестовать другую часть Кон- вен т а, то есть 214 членов, из которых 31 были объявлены вне закона и казнены, а 180 засажены в тюрьму. И это — для того чтобы провести такое явно справедливое решение, которое в части Франции крестьяне уже сами провели и совершили.


422
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мы прекрасно знаем, что даже при указанных сейчас благоприятных условиях совершающийся в России переворот все-таки не будет социальной революцией. Но он может быть шагом, облегчающим затем успех социальной революции, если улучшение материального и правового положения крестьян и рабочих будет достигнуто Революционным путем, а не путем законодательных полумер.
Если русская революция действительно примет такой характер, — а от нас самих многое зависит в этом отношении, в таком случае в России не создастся той крепкой и сильной власти феодально-буржуазного государства, которая создалась в семнадцатом веке в Англии и в 1848-м году в Германии и которая затормозила на долгие годы дальнейшее освобождение рабочих и крестьян.
Если русские крестьяне завоюют себе землю, а также личную и общинную свободу, а также личную и общинную свободу, если они утвердят право на землю для всех тех, кто хочет возделывать ее своими руками, и заставят Думу признать этот свершившийся факт; если русские рабочие, теперь же, во время начавшейся революции, завоюют условия, дающие им возможность общечеловеческого развития, не только уменьшая рабочий день, но и утвердивши свое право и возможность самим, непосредственно заведовать промышленностью, — если они осуществят только это, а осуществить при теперешнем положении они могли бы и больше, — тогда, какая бы форма представительного правления ни народилась в России, она уже не приобретет той власти, которую приобрел Наполеон I после революции или же Бисмарк после уличного бунта в Берлине, побудившего прусского короля создать Парламент730. Тогда русский Парламент уже не будет могучим оплотом буржуазии. В худшем случае он будет только мертворожденным учреждением переходного периода*.
* Вспомним, что во Франции, во время Великой Революции, несмотря на невероятное истощение, в которое ее повергли войны, объявленные ей всеми монархиями (в революционных войнах погибло более миллиона самых отважных людей), — несмотря на отчаянную реакцию, ставшую возможной в силу такого истощения, — феодально-буржуазные правительства Бурбонов и Орлеанов не смогли продержаться более 15-18 лет. Революции повторялись каждые 16-18 лет: Франция пережила уже одну социалистическую революцию (1848) и одну коммунистическую (1871).


Революция политическая и экономическая
423
Опыт последних двух лет еще более убеждает нас в том, что нашу конечную цель, т. е. разрушение капитализма и его верного слуги, государства, и замену их вольным коммунизмом, — мы постоянно должны иметь в виду, как бы ни было далеко их конечное осуществление. Она одна дает нам верную меру для оценки всех совершающихся событий и наших собственных действий во время революции. Но мы поступили бы безумно, если бы мы ограничили свою борьбу исключительно экономическою программою, оставшись безучастными к совершающейся теперь политической борьбе против самодержавия. Самодержавие — одна из самых вредных форм государственности, хотя бы уже потому, что она дает государству такие страшные силы, что борьба против нее требует неимоверных усилий и жертв, — у нас в России она ведется уже полстолетия, если не больше. Ею держалось крепостное рабство, ею доведена крестьянская Россия до ее ужасного, нищенского состояния, и ею она держится в этом состоянии; ею поддерживается рабство и экономическая приниженность везде в Европе. Самодержавная Россия была жандармом Европы против народных революций 1848-го года. Она помогла, больше чем кто-либо, задушить социализм 1848-го года, и она же, вместе с Англией, стояла во главе коалиции против революционной Франции 1793-го года.
Поэтому, признавая идеалом будущего безгосударственный строй, мы, тем не менее, не можем оставаться вне реальной жизни, в ожидании пришествия нового строя. Мы боремся не с отвлеченным понятием о государстве, а с государствами живыми и угнетающими народы. Оттого наши товарищи в Западной Европе и Америке, — зная, что, какую бы личину ни принимала государственная власть, она всегда является защитником интересов земельных, промышленных, торговых и биржевых эксплуататоров, — находятся с нею в постоянной борьбе, какую бы форму она ни принимала.
Тем больше обязательно нам бороться против государственной власти в России, где, благодаря целому ряду исторических условий, самодержавие является не только врагом всякой личной свободы человека, но и созидателем и охранителем самых ужасных форм эксплуатации народного труда, и вместе с тем формою, навязанною русскому народу извне.
Вообще, историческая жизнь идет не по клеточкам, на которые разграфили ее всякие теоретики. И если политическая форма,


424
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
которая заступит в России место самодержавия, будет та или другая форма представительного правления, — из этого вовсе еще не следует, чтобы русские представительные учреждения непременно должны были быть сколком с прусского или немецкого имперского парламента. Если русскому народу удастся теперь же подрезать крылья капитализму и земельной аристократии, то он этим самым уже подрежет крылья и государственной власти. Он сделает феодально-буржуазный парламент, на немецкий манер, невозможным; но он сделает невозможной и централизованную республику, на манер французской. А если народному восстанию в России удастся подрезать власть центрального правительства и отвоевать у него многое из того, что в Западной Европе считается достоянием министерских чиновников; если русский народ отвоюет себе широкие права экономические и политические в о б - щине, в сельском обществе, в волости и в области; если народ возьмет сам в свои руки заведывание хозяйством, продовольствием, образованием, путями сообщения, рудниками и т. п. — отнявши все эти области у петербургских чиновников, — то и русское государство, каким оно сложится после революции, получит совершенно другой характер, чем оно получило после революции в Англии, во Франции и в Соединенных Штатах. И в силу этого русскому народу будет облегчена дальнейшая борьба с капитализмом.
Вообще, наши теоретики социалисты слишком поторопились решить, что Россия непременно должна пройти через период точь-в-точь такого же парламента, какой получили немцы. Германия еще не переживала революции. Ее конституции — октроированные, т. е. дарованные королями, напуганными французской революцией 1848года;они — не плод революции.
Мы можем поэтому смело утверждать, что от степени энергии, которую проявят в теперешней революции крайние противугосудар- ственные партии, — будет зависеть большая или меньшая сила государственной власти, т. е. чиновничества, в России, а также большая или меньшая подчиненность личности и большая или меньшая политическая свобода, которую завоюет Россия. А вместе с тем и прочность владычества буржуазии.
Если анархисты и сродные им элементы предоставят все дело политического переворота в руки буржуазных якобинцев и их ес¬


Революция политическая и экономическая
425
тественных союзников — социал-демократов, мечтающих о диктатуре своей партии, — то они изменят народному делу, и их бездействие отзовется на весь дальнейший ход истории. Анархическое понимание политических отношений настолько сродни русской жизни, а государственная, т. е. чиновничья, централизация настолько чужда, противна русской жизни и русскому складу ума, что в этом отношении нам предстоит громадная работа, лишь бы среди анархистов нашлись и около них сгруппировались люди, понимающие всю важность этой работы, — именно в настоящую минуту, когда централизаторы и чиновники всех лагерей хотят утвердить свою власть на развалинах власти, теряемой гнилым самодержавным строем.
В Думе нам делать нечего. В лагерь правящих мы не пойдем. Давать наши силы на дело созидания государственной силы мы не станем. У нас есть своя работа. Но мы изменили бы своей программе, если бы на том основании, что Дума не есть анархическая форма политических отношений, мы отошли в сторону и перестали интересоваться ее действиями. Напротив того, и до созыва Думы, и после мы обязаны разъяснять еще неясные, может быть, требования и желания самостоятельности среди народа, упорно отстаивать их, проводить их в жизнь, требовать их признания от желающих идти в Думу и, как бы думцы ни вздумали решать вопросы народной жизни, мы должны настаивать на следующем:
Земля — вся земля — народу, тем, кто сам обрабатывает ее. Не в личное владение, как это сделали буржуазные парламенты французской революции, — в общинное. И передача дела распределения земли не в руки Министерства Государственных Имуществ, хотя бы и социал-демократического, а самих общин и союзов общин.
Фабрики, заводы, угольные копи, железные дороги — не Министерству "фуда, а самим рабочим, которые на них работают, сорганизованным в вольные союзы.
Почту и почтовые сообщения — не Почтовому Директору, а тем, которые в данное время совершают реально, на деле, всю почтовую работу на местах.
Образование народа — не Боголеповым, одетым в новые мундиры, — а самому народу, самим крестьянам и рабочим, самим жителям, организующимся для этого в Образовательные союзы.


426
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
И так — во всех вопросах. По каждому из них мы должны стоять с народом и об руку с ним бороться против централизаторских якобинских стремлений и социал-теоретиков.
И чем сильнее мы выступим на защиту наших начал в каждом практическом вопросе, — именно теперь, в эту пору всеобщей ломки, — тем больше сделаем мы для дальнейшего развития Анархизма. Революция открывает нам возможность выступить из области теории в практическую агитацию. Постыдно было бы уклониться от этой обязанности.
Еще несколько слов.
Присматриваясь к тому, что до сих пор делали в России анархисты, мы должны признать, что нашими товарищами едва ли была понята вся важность предстоящей нам задачи.
Много личного геройства было проявлено за эти два года. Но всё оно проявлялось так, как будто мы думали, что стоит только отдельным лицам смело объявить войну старому порядку, совершить несколько актов террора и отнятия денег у богатых, чтобы народ восстал, свергнул немедленно старый строй и приступил к коммунистической экспроприации богатств. Дело революции, однако, не так просто. Без народа, без массы не может быть революции. Но массы, — если геройские акты и заставляют их задумываться, — все-таки не поднимаются, если внутри их не сделано серьезной, предварительной агитационной работы.
Вообще, анархистам в русской революции предстоит работа, гораздо более серьезная, — смело скажем, более великая, чем работа одиноких аванпостов, завязывающих перестрелку. Мы должны стать революционной силой, народной силой, которая была бы способна помочь народу, чтобы проложить новые пути в революционной перестройке всей русской жизни.
Нам предстоит не только совершить несколько подвигов личного геройства. Нам предстоит вместе с массою русского народа найти то, чего не нашли еще анархисты 1793-го года*, — а именно, найти новые пути, создать новые формы народного политического союза,
* «Анархисты» было ходячее слово к 1793 году. Так называли крайние партии, которые на деле совершали революцию в пользу бедных, на местах, преимущественно через посредство местных Народных Обществ.


Революция политическая и экономическая
427
которые положили бы начала вольной, безгосударственной, федеративной жизни.
Франция, в своей революции, выступила на путь экономического Уравнения. Соединенные Штаты, в революции 1773 года, указали путь федерализма. России предстоит теперь совершить ту же революцию и проложить при этом новые пути — экономического федерализма, соединенного с обеспечением свободы личности.
И что бы ни вышло из Русской Революции, зачатки такого нового развития должны быть положены в ней. Но положить их лежит на нас, анархистах. Иначе мы окажемся ниже требований, поставленных нам историею, ниже задач, поставленных самою нашею партиек». А чтобы выполнить эту задачу, мы должны выйти из нашей изолированности, понять нашу великую историческую миссию, и всегда, везде, мы должны быть с народом, среди народа.


БЕЗНАЧАЛЬНЫЙ КОММУНИЗМ И ЭКСПРОПРИАЦИЯ
[1.] Анархический коммунизм
Всякое общество, покончившее с частной собственностью, должно будет, по нашему мнению, организоваться на началах анархического коммунизма. Анархизм неизбежно ведет к коммунизму, а коммунизм — к анархизму, причем и тот, и другой представляют собою ничто иное, как выражение одного и того же стремления, преобладающего в современных обществах, — стремления к равенству.
Было время, когда крестьянская семья могла считать выращиваемый ею хлеб и выделываемую дома шерстяную одежду плодами своего личного труда. Правда, даже и тогда такой взгляд был не совсем верен: уже тогда существовали мосты и дороги, устроенные сообща, были луга, осушенные общими силами, общинные пастбища и загороди, поддерживавшиеся общими усилиями. Всякое усовершенствование в ткацком станке или в способе окраски холста шло на пользу всем; и крестьянская семья не могла существовать иначе как при условии, что ей, не в том, так в другом, будет оказана мирская поддержка.
Но в настоящее время, когда все связано и все переплетается между собою в промышленности, когда каждая отрасль производства пользуется услугами всех остальных, — искать долю каждого в современном производстве оказывается совершенно невозможным. Если обработка волокнистых веществ и ковка металлов достигли в образованных странах такого удивительного совершенства, то они обязаны этим одновременному развитию тысячи других, крупных и мелких отраслей промышленности, распространению железных дорог и пароходов, навыку и ловкости, приобретенным миллионами рабочих, известному общему уровню развития всего рабочего класса и, наконец, вообще всем работам, которые производятся на всем земном шаре.
Итальянцы, умиравшие от холеры при прорытии Суэцкого канала731 или от деревенелости сочленений в Сен-Готардском туннеле732; американцы, погибавшие от пушечных ядер в войне за отмену рабства, сделали для развития хлопчатобумажной про¬


Безначальный коммунизм и экспроприация
429
мышленности в России, в Европе и в Америке не меньше, чем те девушки и дети, которые чахнут на манчестерских или московских фабриках, или тот инженер, который — большею частью на основании догадки кого-нибудь из рабочих — вносит улучшения в ткацкие станки.
Каким образом определить, при таких условиях, часть, приходящуюся на долю каждого, в тех богатствах, созданию которых содействуем мы все?
Становясь на эту обобщающую точку зрения, мы не можем поэтому согласиться с коллективистами и не можем признать, чтобы вознаграждение, пропорциональное числу часов, употребленных каждым на производство этих богатств, представляло собою идеал, или хотя бы даже шаг вперед по направлению к идеалу. Не входя здесь в обсуждение того, действительно ли меновая ценность товаров измеряется в современном обществе количеством необходимого для их производства труда, как утверждали Адам Смит и Рикардо733, а за ними и Маркс (мы вернемся, к этому впоследствии), заметим только, что в таком обществе, где орудия производства считаются общею собственностью, идеал коллективистов уже окажется неосуществимым. Раз только общество примет за основание принцип общественного владения, ему неизбежно придется отказаться и от всякой формы наемного труда.
Мы твердо убеждены в том, что смягченный индивидуализм коллективистов не сможет удержаться рядом с коммунизмом, хотя бы неполным, но уже выраженным в общем владении землею и орудиями производства. Новая форма владения собственностью потребует и новой формы распределения того, что будет выработано на общей земле, общими орудиями труда. При новой форме производства невозможна старая форма потребления, точно так же, как при ней невозможны и старые формы политической организации.
Наемный труд есть результат присвоения земли и орудий производства несколькими лицами. Он был необходимым условием развития капиталистического производства и должен умереть вместе с ним, даже если бы его попытались замаскировать под именем «рабочих чеков»734. Общая собственность на орудия производства неизбежно приведет и к пользованию сообща продуктами общего труда.


430
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мы думаем, кроме того, не только что коммунизм желателен, но что современные общества, основанные на индивидуализме, сами неизбежно должны двигаться по направлению к коммунизму.
Развитие индивидуализма в течение трех последних веков — т. е. усиливающееся стремление каждой отдельной личности обеспечить себя, помимо всех остальных, — объясняется, главным образом, стремлением человека оградить себя от власти капитала и государства. Некоторое время большинство людей думали, а те, кто служил выразителями мыслей большинства, проповедовали, что, обеспечив себя, каждого порознь, человек сможет вполне освободиться и от государства, и от капитала. «Деньги, думали люди, дадут мне возможность купить все, что мне нужно, в том числе и свободу». Но, оказалось, что тут крылась глубокая ошибка. Современная история заставляет каждого признать, что деньгами ни свободы, ни даже личного, продолжительного и стойкого обеспечения нельзя купить; что без сотрудничества всех, отдельный человек бессилен, как бы ни были его сундуки полны золотом.
В самом деле, рядом с этим индивидуалистическим течением мы находим во всей современной истории, с одной стороны, стремление удержать остатки древнего коммунизма, а, с другой — восстановить коммунистические начала в самых разнообразных проявлениях общественной жизни.
Как только общинам десятого, одиннадцатого и двенадцатого века удалось освободиться от власти светских или духовных владетелей, в них тотчас же стали сильно развиваться начала общего труда и общего потребления.
Город — именно город, а не частные лица («Господин Великий Новгород» в России) — снаряжал корабли и посылал караваны для торговли с отдаленными странами, и барыши от торговли доставались не отдельным купцам, а опять-таки всем — городу; город же покупал и нужные для жителей припасы. Следы этих учреждений сохранились кое-где до самого девятнадцатого века (до 1848 года), и везде народ свято сохраняет воспоминание о них в своих преданиях.
Всё это исчезло. Одна только сельская община еще борется за сохранение последних следов этого коммунизма, да и то удается ей только до тех пор, пока государство не бросит на чашку весов свой тяжелый меч.


Безначальный коммунизм и экспроприация
431
Но вместе с тем, повсюду возникают в самых разнообразных формах новые организации, основанные на том же принципе: каждому по его потребностям, потому что без известной доли коммунизма современные общества вовсе не могли бы существовать. Несмотря на узко-эгоистический характер, который придает умам людей нашего времени товарное производство, коммунистическое направление обнаруживается постоянно и проникает в наши отношения во всевозможных видах.
Не так давно еще, когда через реку строили мост, то с каждого проезжего и прохожего взыскивали «мостовое»; теперь же мосты — общественная собственность, и каждый пользуется ими, сколько ему нужно. Шоссейная дорога, за которую платят столько-то с версты, сохранилась только на Востоке. Музеи, общественные библиотеки, даровые школы, общие обеды для детей, парки и сады, открытые для всех, доступные для всех, вымощенные и освещенные улицы, проведенная в дома вода (причем заметно стремление вовсе не считать в точности, сколько ее расходуется в каждом доме), все это учреждения, основанные на принципе: «берите, сколько вам нужно».
Конки и железные дороги уже вводят месячные и годовые билеты, сколько бы раз в году или каждый день вы не ездили взад и вперед; а недавно в целой стране, в Венгрии (а за ней и в России), ввели на железных дорогах зонный тариф, дающий возможность проехать за одну и ту же цену, как пятьсот, так и семьсот верст. От этого недалеко и до установления одной общей платы за проезд в такой-то области, как в почтовом тарифе. В всех этих и во множестве других учреждений (гостиницы, пансионы и т. д.) господствующее направление состоит в том, чтобы не измерять потребления. Одному нужно проехать тысячу верст, другому только семьсот. Один съедает три фунта хлеба, другой только два... Это — чисто личные потребности, и нет никакого основания заставлять первого платить в полтора раза больше. И такое уравнивание обнаруживается даже в нашем индивидуалистическом обществе.
Кроме того, замечается стремление, хотя еще и слабое, поставить потребности личности выше оценки услуг, которые она оказала или окажет когда-нибудь обществу. Общество рассматривается, таким образом, как целое, каждая часть которого так тесно связана со всеми другими, что услуга, оказанная кому-нибудь, есть вместе с тем — услуга, оказанная всем.


432
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Когда вы приходите в общественную библиотеку — только не в парижскую, а, например, в лондонскую или берлинскую, — библиотекарь не спрашивает вас, прежде чем дать вам нужную книгу, или хотя бы даже пятьдесят книг, какие услуги вы оказали обществу? Он просто дает вам книги, а в случае надобности даже поможет вам найти книгу в каталоге, если вы не умеете сделать этого сами. Точно также, за известный вступительный взнос — причем вклад в виде труда нередко даже предпочитается денежному взносу — научные общества открывают вам свои музеи, сады, библиотеки, лаборатории, ежегодные празднества, — каждому члену безразлично, будь он Дарвин или простой любитель.
В некоторых городах, если вы работаете над каким-нибудь изобретением, вы можете отправиться в особую мастерскую, где вам отведут место, дадут столярный верстак или станок и все необходимые инструменты, все приборы, — лишь бы только вы умели ими владеть, — и предоставят вам работать сколько хотите. — «Вот вам нужные инструменты, привлеките к своему делу своих друзей, если найдете нужным, соединитесь с товарищами других ремесел — или работайте в одиночку, если вам это больше нравится, — изобретайте воздухоплавательный снаряд, или не изобретайте ровно ничего — это ваше дело. У вас есть своя идея, и этого достаточно».
Точно так же добровольцы, принадлежащие к обществу спасания на водах, не спрашивают об их звании и заслугах у матросов тонущего корабля; они пускаются в море во время бури, рискуют своею жизнью среди разъяренных волн и нередко погибают сами, ради спасения людей, им совершенно неизвестных. Да и к чему им знать их? «В наших услугах нуждаются; там находятся человеческие существа, взывающие о помощи, — это достаточно: в этом уже заключается их право на спасение. Идем же спасать их!»
Таково направление — истинно коммунистическое, — проявляющееся повсюду, во всевозможных формах, в самой среде нашего общества, исповедующего индивидуализм.
Но пусть завтра какое-нибудь бедствие, например осада города неприятелем, постигнет один из наших больших городов — страшно эгоистичных в обыкновенное время, и этот самый город решит, что, прежде всего, нужно удовлетворить потребности детей и стариков, не справляясь с услугами, которые они оказали или окажут обществу; что нужно накормить, прежде всего, именно их и что нужно заботиться обо


Безначальный коммунизм и экспроприация
433
всех сражающихся, независимо от ума или храбрости, которые проявит тот или другой из них; а затем тысячи женщин и мужчин будут наперерыв проявлять свое самопожертвование в уходе за ранеными.
Итак, это стремление существует. Оно становится все более заметным, по мере того, как удовлетворяются наиболее настоятельные потребности каждого, по мере того, как возрастает производительная сила человечества; еще более делается оно заметным всякий раз, когда на место мелочных забот нашей ежедневной жизни выступает какая-нибудь общая идея.
Можно ли после этого сомневаться в том, что когда орудия производства перейдут в собственность всех, — когда работа будет производиться сообща, а труд, который займет в обществе принадлежащее ему по праву почетное место, будет давать гораздо больше продуктов, чем требуется, — что это стремление (сильное уже и теперь) расширит область своего приложения и сделается основным началом общественной жизни?
В силу всех этих данных, а также и ввиду практических соображений относительно экспроприации, о которой будет речь в следующих главах, мы думаем, что как только революция сломит силу, поддерживающую современный порядок, нашею первою обязанностью будет немедленное осуществление коммунизма.
Но наш коммунизм не есть коммунизм фаланстера или коммунизм немецких теоретиков-государственников. Это — коммунизм анархический, коммунизм без правительства, коммунизм свободных людей. Это синтез двух целей, преследовавшихся человечеством во все времена, — свободы экономической и свободы политической.
II.
Принимая «анархию» как идеал политической организации, мы опять-таки лишь формулируем другое очевидное стремление человечества. Всякий раз, когда развитие европейских обществ давало им возможность сбросить с себя ярмо власти, общество так и делало, и немедленно пыталось установить такую систему взаимных отношений, которая основывалась бы на началах личной свободы. И мы видим в истории, что те времена, когда сила правительства бывала расшатана, ослаблена или доведена до наименьшей степени путем местных или общих восстаний, были вместе с тем временами неожиданно быстрого развития хозяйственного и политического.


434
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мы видим это во времена независимых городов, настолько двинувших человечество вперед, в какие-нибудь двести или триста лет, в науках, искусстве, ремеслах, архитектуре, что раньше того времени, за пять, десять веков не совершалось такого прогресса; видим на крестьянском восстании, совершившем Реформацию и грозившем уничтожить папскую власть, на свободном (в течение некоторого времени) обществе, создавшемся по ту сторону атлантического океана, в Америке, недовольными элементами старой Европы.
И если мы присмотримся к современному развитию образованных народов, то мы ясно увидим, как в них все более и более растет движение с целью ограничить область действия правительства и предоставить личности все большую и большую свободу. В этом именно направлении совершается современное развитие, хотя ему и мешает весь хлам унаследованных от прошлого учреждений и предрассудков. Как всякая эволюция, она только ждет революции, чтобы разрушить стоящие ей на пути ветхие постройки и свободно проявиться в новом, возрожденном обществе.
Долго люди пытались разрешить неразрешимую задачу: «найти такое правительство, которое могло бы заставить личность повиноваться, причем само не выходило бы из повиновения обществу». Теперь же человечество старается освободиться вовсе от правительства и удовлетворять свои потребности путем сбодного соглашения между личностями и группами, стремящимися к одной цели. Независимость каждой территориальной, земельной единицы, т. е. деревни, города, области, страны, становится настоятельною потребностью; взаимное соглашение заменяет собою понемногу законодательство и направляет отдельные частные интересы к одной общей цели, независимо от государственных границ.
Все отправления, которые недавно еще считались исключительно принадлежностью государства, теперь оспариваются у него: без его вмешательства люди устраиваются легче и удобнее. И, рассматривая успехи, сделанные уже в этом направлении, мы неизбежно приходим к заключению, что человечество стремится свести деятельность правительства к нулю и уничтожить государство — это олицетворение несправедливости, притеснения и всевозможных монополий в руках капиталистов.
Мы уже можем предвидеть такое общество, в котором личность, не связанная законами, будет руководиться исключительно привыч¬


Безначальный коммунизм и экспроприация
435
ками общественности, которая сама есть следствие испытываемой каждым из нас потребности искать поддержки, сотрудничества и сочувствия у других людей.
Представление об обществе без государства вызовет, конечно, по меньшей мере, столько же возражений, как и представление о таком хозяйственном строе, в котором отсутствует частный капитал. Мы все выросли на целой куче предрассудков относительно государства, играющего роль Провидения в отношениях людей между собою, все наше воспитание, начиная с преподавания римских преданий, известных под названием римской истории, и кончая византийскими законами Юстиниана735, которые изучаются под названием римского права, а также всевозможными науками «о праве», преподаваемыми в наших университетах, — всё приучает нас верить в правительство и в достоинства вездесущего и всемогущего государства.
Целые философские системы были выработаны и стали предметом преподавания, с целью поддержания этого предрассудка. С тою же целью были созданы различные теории права. Вся политика основана на этом начале, и каждый политический деятель, к какой бы партии он ни принадлежал, всегда обращается к народу со словами: «Дайте мне в руки власть, и я вас избавлю от гнетущих вас бедствий: я имею возможность это сделать».
От колыбели до могилы, все наши действия управляются этими же началами повиновения государству и всемогущества правительств. Откройте любую книгу по общественной науке (социологии), или по юриспруденции, и вы увидите, что правительство, его организация и его действия всегда занимают в этих книгах такое важное место, что мы, учащиеся по ним, привыкаем думать, будто вне правительства и государственных людей ничего не существует.
То же самое повторяется на все лады и в газетах.
Целые столбцы посвящаются парламентским прениям и политическим козням, в то время, как вся огромная ежедневная жизнь народа, идущая своим путем вне государственной рамки, едва затрагивается в нескольких строках, — и то только по поводу какого-нибудь происшествия, сообщенного полициею. И когда вы читаете эти газеты, вы совершенно забываете думать о бесчисленном множестве существ — т. е., собственно говоря, обо всем человечестве, — которые растут и умирают, страдают, трудятся и потребляют, думают и творят,


436
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
помимо этих навязчивых людей, которых мы до того возвеличили, что их тень, разросшаяся благодаря нашему невежеству, заслонила собою все человечество.
А между тем, как только мы перейдем от печатной бумаги к самой жизни, как только мы взглянем на окружающее нас общество, мы будем поражены тем, что правительство играет такую незначительную роль. Еще Бальзак736 заметил, что миллионы крестьян живут всю свою жизнь, не зная относительно государства ничего, кроме того, что они вынуждены платить ему большие налоги. Миллионы торговых и всяких других сделок совершаются ежедневно без всякого вмешательства правительства, и самые крупные из них — коммерческие и биржевые сделки — заключаются так неформально, что правительство и не могло бы вмешаться в них, если бы одна из сторон возымела намерение не исполнить принятого обязательства. Поговорите с любым человеком, сведущим в коммерческих делах, и он вам скажет, что торговые операции, происходящие ежедневно между коммерсантами, были бы совершенно невозможны, если бы громадное большинство из них не основывалось на взаимном доверии. Простая привычка держать слово, боязнь потерять кредит оказываются более чем достаточными для поддержания той относительной честности, которая называется коммерческою честностью. Даже такие люди, которые без всякого зазрения совести станут отравлять своих покупателей негодным товаром, считают долгом чести исполнять свои обязательства по отношению к другим купцам. Но если эта относительная честность могла развиться, даже при теперешних условиях, когда обогащение составляет единственный двигатель и единственную цель, то можем ли мы сомневаться в том, что ее развитие пойдет несравненно быстрее, как только присвоение чужого труда перестанет служить основою общественной жизни?
Другой поразительный факт, очень характерный для современной жизни, еще красноречивее говорит в том направлении. Это — постоянное увеличение области предприятий, основанных на частном почине и необычайное развитие свободных союзов для всевозможных целей. Мы остановимся на этом подробнее в главах, посвященных свободному соглашению; здесь же достаточно будет сказать, что этого рода факты так многочисленны и так обычны, что самою существенною чертою второй половины нашего века следует при¬


Безначальный коммунизм и экспроприация
437
знать развитие вольных союзов, хотя социалистические и политические писатели не замечают их и предпочитают постоянно говорить нам о благодетельной роли правительства в будущем.
Эти свободные, до бесконечности разнообразные организации представляют собою настолько естественное явление; они растут так быстро, группируются так легко и составляют такой неизбежный результат постоянного возрастания потребностей образованного человека; и, наконец, они так легко и выгодно заменяют собою правительственное вмешательство, что мы неизбежно должны признать в них явление, которого значение в жизни обществ неизбежно должно расти с каждым годом.
Если такие вольные союзы еще не распространились на все общественные и жизненные явления, то это зависит только от того, что они встречают непреодолимые препятствия в бедности рабочих, в делении современного общества на касты, в частной собственности и — в особенности — в государстве. Уничтожьте эти препятствия и увидите, что они быстро покроют всё необозримое поле деятельности образованных людей.
История последнего пятидесятилетия служит также живым доказательством того, что никакое конституционное правительство не способно к исполнению тех отправлений, которые государство захватило в свои руки. На девятнадцатый век будут когда-нибудь указывать, как на эпоху крушения парламентаризма.
Это бессилие так очевидно для всех, ошибки парламентаризма и прирожденные недостатки так называемого представительного правления настолько бросаются в глаза, что те немногие мыслители, которые занялись критикою этой формы правления (Дж. Ст. Милль, Лавердэ737), были лишь выразителями общего недовольства. Не нелепо ли, в самом деле, избрать нескольких человек и сказать им: «Пишите для нас законы относительно всех проявлений нашей жизни, даже если вы сами ничего не знаете об этих проявлениях»? Люди начинают понимать, что так называемое «правление большинства» на деле значит — отдать все дела страны в руки тех немногих, которыми составляется большинство во всякой Палате, — т. е. в руки «болотных жаб», как их называли во время французской революции, или людей, которые не имеют никаких определенных воззрений, а пристают то к «правой», то к «левой» партии, смотря по тому, откуда дует ветер и с кого можно больше сорвать. Конституционное правление,


438
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
конечно, было шагом вперед против неограниченного правления дворцовых партий, но человечество не может закиснуть на нем: оно ищет уже новых выходов — и находит их.
Всемирный почтовый союз, общества железных дорог, различные ученые общества представляют собою примеры предприятий, основанных на свободном соглашении, заменившем собою закон.
В настоящее время, когда какие-нибудь группы, рассеянные в различных концах земного шара, хотят организоваться с какою-нибудь целью, они уже не выбирают интернационального парламента из «пригодных на всякое дело депутатов» и не говорят им: «Дайте нам закон и мы будем вам повиноваться». Если нет возможности сговориться прямо, или при помощи переписки, они посылают на конгресс людей, специально изучивших данный вопрос, которым говорят: «Постарайтесь сговориться относительно того-то и того-то и возвращайтесь к нам — не с готовыми законами в кармане — они нам не нужны, — а с проектом соглашения, которое мы можем принять, но можем и не принять».
Так делают, между прочим, вот уже полвека, английские рабочие союзы. Они ничего не привозят со своих съездов, кроме предложений, которые рассматриваются каждым союзом порознь и либо принимаются им, либо отвергаются. Точно также поступают и крупные промышленные компании, ученые общества и всевозможные союзы, покрывающее целою сетью Европу и Соединенные Штаты. Так же станет поступать и общество, освободившееся от государственной власти. Чтобы отнять землю, фабрики и заводы у тех, кто ими владеет теперь, парламенты окажутся совершенно негодными. Покуда общество было основано на крепостном праве, оно могло мириться с неограниченной монархией; а когда оно основалось на наемном труде и эксплуатации масс капиталистами, оно нашло лучший оплот эксплуатации в парламентаризме. Но общество свободное, взявшее в свои руки общее наследие — землю, фабрики, капиталы, — должно будет искать новой политической организации, соответствующей новой хозяйственной жизни, — организации, основанной на свободном союзе и вольной федерации.
Каждому экономическому фазису соответствует в истории свой политический фазис; нельзя разрушить теперешнюю форму собственности, не введя вместе с тем и нового строя политической жизни.


Безначальный коммунизм и экспроприация
439
[2.] Экспроприация
Рассказывают, что в 1848 году, когда революция заставляла Ротшильда738 дрожать за свое состояние, он выдумал следующую штуку. — «Хорошо, сказал он, допустим, что мое богатство нажито за счет других. Но если его разделить поровну между всеми жителями Европы, то на каждого придется не больше одного пятифранковика (двух рублей). Что ж, я согласен выдать каждому его пятифранковик, если он его потребует».
Объявивши это и распубликовавши свои слова, богач стал спокойно разгуливать по улицам Франкфурта. Раза три или четыре к нему подходили люди и просили вернуть им их пятифранковики, что он и делал с дьявольски насмешливой улыбкой. Фокус, таким образом, удался, и потомство миллионера продолжает до сих пор владеть своими миллионами.
Почти так же рассуждают и те буржуазные мудрецы, которые говорят нам: «А, экспроприации! Понимаю! Это значит, взять у каждого пальто, сложить их все в кучу, а затем пусть каждый берет себе пальто из кучи и дерется за самое лучшее со всеми остальными!» Но в действительности, эта болтовня — не более, как глупая шутка.
Мы вовсе не хотим складывать в кучу все пальто, чтоб потом распределять их (хотя даже при такой системе те, которые дрожат теперь от холода без одежды, — все-таки остались бы в выигрыше). Точно так же мы вовсе не хотим и делить деньги Ротшильда. Мы хотим устроить так, чтобы каждому родящемуся на свет человеческому существу было обеспечено, во-первых, то, что оно выучится какому-нибудь производительному труду и приобретет в нем навык, а, во-вторых, то, что оно сможет заниматься этим трудом, не спрашивая на то разрешения у какого-нибудь собственника или хозяина, и не отдавая львиной доли всего своего труда людям, захватившим в свои руки землю и машины.
Что же касается до различных богатств, находящихся во владении Ротшильдов или Вандербильтов739, то они только помогут нам лучше организовать наше производство сообща.
Когда крестьянин сможет пахать землю, не отдавая царю и помещику половину жатвы, когда все машины, нужные для того, что¬


440
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
бы вспахать и удобрить землю, будут в изобилии, в распоряжении самого пахаря; когда фабричный рабочий будет производить для общества, а не для тех, кто пользуется его бедностью, — тогда рабочие перестанут ходить впроголодь, в лохмотьях; и ни Ротшильдов, ни других эксплуататоров больше не будет. Раз никто не будет вынужден продавать свою рабочую силу за такую плату, которая представляет лишь часть того, что он выработал, — тогда и Ротшильдам неоткуда взяться.
— «Ну, хорошо», — скажут нам. — «Но ведь к вам могут явиться Ротшильды извне. Можете ли вы помешать человеку нажить миллионы где-нибудь в Китае, а затем приехать и поселиться у нас? Можете ли вы помешать ему окружить себя наемными слугами и рабочими, эксплуатировать и обогащаться на их счет?
Не можете же вы произвести революцию на всем земном шаре в одно время. Что же тогда? Уж не станете ли вы устраивать пограничные таможни и обыскивать приезжающих, чтобы конфисковать ввозимые ими деньги? Жандармы-анархисты, стреляющие по путешественникам, — вот будет любопытное зрелище!»
В основе всех этих рассуждений лежит одна крупная ошибка: люди не задаются вопросом о том, откуда происходит состояние богачей? А между тем, стоит только немного подумать, чтобы увидать, что богатство одних зависит исключительно от бедности других. Там, где не будет бедных, не будет и эксплуатирующих их богачей. Только из нищеты народа и создаются богатства.
Возьмите, в самом деле, средние века, в ту пору, когда начали зарождаться крупные состояния. Какой-нибудь феодальный барон (а в России — боярин или князь) захватывал тогда целую плодородную, незаселенную область. Но пока эта земля не была заселена, он совсем не был богат; земля ничего ему не приносила и имела для него не больше цены, чем какие-нибудь поместья на Луне. — Что же делал наш барон, чтоб обогатиться? — Он искал крестьян, бедноту.
Но если бы у каждого крестьянина был клочок земли, не обложенный никакими податями, если бы у него были, кроме того, нужные орудия и скот, то кто же пошел бы работать на земле барона? Каждый несомненно остался бы работать у себя, и барон оставался бы ни при чем. Но в действительности барон находил целые селения бедняков, разоренных войнами, засухами, чумой, падежами, не


Безначальный коммунизм и экспроприация
441
имевших ни лошади, ни плуга (железо в средние века было дорого, дороги были и рабочие лошади).
Везде были такие бедняки, искавшие возможности устроиться где-нибудь получше и бродившие ради этого по дорогам. И вот они видели где-нибудь на перекрестке, на границе владений нашего барона, столб, на котором обозначено было различными крестами и другими понятными для них знаками, что крестьянин, который поселится на этой земле, получит, кроме земли, соху, лес для избы, лошадь и семена, никому ничего не платя столько-то лет. Число этих годов, скажем, девять лет, — и бывало отмечено на столбе девятью крестами, и крестьянин хорошо понимал, что значат эти кресты.
И вот беднота шла селиться на землях барона. Они прокладывали дороги, осушали болота, строили деревни, обзаводились скотом и сперва никаких податей не платили. Затем, через девять лет, барон заставлял их заключить с ним арендный договор, а еще через пять — заставлял платить себе оброк потяжелее, а там опять увеличивал его, покуда у крестьян хватало сил платить; и крестьянин соглашался на новые условия, потому что лучших он не мог найти нигде. И вот мало-помалу, особенно, при содействии законов, которые писались баронами, нищета крестьянина становилась источником обогащения помещика, и не одного только помещика, а еще и целого роя ростовщиков, которые набрасывались на деревню и все более плодились по мере того, как крестьянину становилось тяжелее платить. А там, глядишь, крестьянин становился и крепостным барона, и уже никуда не смел уйти с земли.
Так было в Средние века. Но не происходит ли то же самое и теперь? Если бы были свободные земли, которые крестьянин мог бы свободно обрабатывать, разве он стал бы платить барину по сто рублей за десятину в вечность? Разве он стал бы платить непосильную арендную плату, отнимающую у него треть, а не то и больше, всей его жатвы? Разве он согласился бы сделаться половником740, т. е. отдавать собственнику половину своего урожая?
Но у него ничего нет, — а потому он и соглашается на всё, лишь бы ему позволили кормиться с земли, и своим потом и кровью он обогащает помещика. Из мужичьей бедности — из нищеты — растут княжеские, графские и купеческие капиталы в нашем двадцатом веке, точно так же, как и в Средние века.


442
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
II.
Помещик богатеет от мужичьей бедности; и точно так же, от чужой бедности, богатеет хозяин фабрики и завода.
Вот, например, буржуй, который тем или иным путем оказался обладателем суммы в двести тысяч рублей. Он может, конечно, проживать их по двадцать тысяч в год, что при нынешней безумной роскоши, в сущности, не особенно много. Но тогда через десять лет у него ничего не останется. Поэтому, в качестве человека «практического», он предпочитает сохранить свой капитал в целости и, кроме того, создать себе порядочный ежегодный доходец.
Добиться этого, в нашем теперешнем обществе — очень просто, именно потому, что города и деревни кишат рабочим людом, которому не на что прожить даже одного месяца, даже и недели. И вот наш буржуа находит подходящего инженера и строит завод. Банкиры охотно дают ему взаймы еще двести тысяч рублей — особенно если он пользуется репутацией продувного человека, — и с помощью этого капитала он уже получает возможность заставить работать на себя ну хоть четыреста рабочих.
Но если бы кругом его, в каждом городе и деревне, люди имели обеспеченное существование, — кто же пошел бы работать к нашему буржуа? Никто не согласился бы работать на него за рубль в день, когда всякий знает, что если продать товар, сработанный в один день, за него можно получить три или пять рублей. К несчастью, как нам всем хорошо известно, бедные кварталы городов и соседние деревни полны голодающих семей, и не успеет завод отстроиться, как рабочие уже сбегаются со всех сторон. «Прими нас, батюшка, Христа ради; уж мы рады на тебя стараться, а нам лишь бы подати заплатить и ребятишек прокормить». Их было нужно, может быть, триста, а явилась целая тысяча. И, как только завод начнет работать, хозяин — если он только не совершенный дурак — будет получать с каждого работающего у него рабочего около двух или трех сот рублей ежегодно. У него составится, таким образом, порядочный доходец, и если он выбрал выгодную отрасль производства, и обладает при этом некоторою ловкостью, то он будет расширять понемногу свой завод, удвоит число обираемых им рабочих и еще увеличит свой доход.
Тогда он станет почтенным лицом в городе и сможет принимать у себя других таких же почтенных чиновников, а не то и губернатора; потом он постарается соединить свое состояние с другим большим со¬


Безначальный коммунизм и экспроприация
443
стоянием, обвенчавшись с богатою невестою, выхлопочет выгодные местишки для своих детей, и, наконец, получит какой-нибудь заказ от государства, ну, хоть поставку гнилых сапог для войска или гнилой муки для местной тюрьмы. Тут он уже совсем округлит свой капитал, а если на его счастье случится война или пройдет просто слух о войне, он уже не упустит случая; либо окажется подрядчиком, либо совершит какое-нибудь крупное биржевое мошенничество и станет тузом.
Девять десятых тех колоссальных богатств, которые мы видим в Соединенных Штатах, обязаны своим происхождением (как доказал Генри Джордж741 в своей книге «Социальные Вопросы») какому-нибудь крупному мошенничеству, совершенному с помощью государства. В Европе, во всех наших монархиях и республиках, девять десятых состояний имеют то же происхождение: делаться миллионером можно только таким путем.
Вся наука обогащения сводится к этому: найти бедняков, платить им треть или четверть того, что они могут сработать, и накопить таким образом состояние; затем увеличить его посредством какой-нибудь крупной операции при помощи государства.
Стоит ли говорить после этого о тех небольших состояниях, которые экономисты приписывают «сбережениям», тогда как в действительности «сбережения» сами по себе не приносят ничего, если только сбереженные деньги не употребляются на эксплуатацию бедняков.
Вот, например, сапожник. Допустим, что его труд хорошо оплачивается, что у него всегда есть выгодные заказы и что ценою ряда лишений ему удается откладывать по рублю в день или двадцать пять рублей в месяц. Допустим, что ему никогда не случается болеть, что несмотря на свою страсть к сбережению, он хорошо питается, что он не женат, или что у него нет детей, что он не умрет в конце концов от чахотки, — допустим всё, что вам угодно! Мечтать — так мечтать! И всё-таки, к пятидесяти годам он не накопит даже девяти тысяч рублей и с этим запасом ему нечем будет прожить, когда он состарится и больше не сможет работать. Нет, большие состояния, очевидно, наживаются не так.
Но представим себе другой случай. Как только наш сапожник накопит немного денег, он сейчас же снесет их в сберегательную кассу, которая дает их взаймы какому-нибудь буржуа — предпринимателю по эксплуатации бедняков. Затем этот сапожник возьмет себе ученика — сына какого-нибудь бедняка, который будет считать себя счаст¬


444
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ливым, если мальчик выучится через пять лет ремеслу и сможет зарабатывать свой хлеб.
Ученик будет доставлять нашему сапожнику доходец, и, если только у него будут заказы, он возьмет еще и второго и третьего ученика. Позднее он наймет рабочих — бедняков, которые будут очень рады получать рубль или полтинник в день за работу, которая стоит трех или четырех рублей. И если нашему сапожнику «повезет», т. е. если он окажется достаточно ловким, его рабочие и ученики будут доставлять ему около десяти рублей в день дохода, помимо его собственного труда. Тогда он сможет расширить свое предприятие, начнет мало-помалу обогащаться и не будет вынужден экономить на необходимой пище. И, в конце концов, он оставит своему сыну маленькое наследство.
Вот что и называется «быть экономным, сделать сбережение». В сущности всё это значит просто — уметь наживать трудом тех, кому есть нечего.
Торговля, на первый взгляд, кажется исключением из этого правила. — «Вот, например, — скажут нам, — человек, который покупает чай в Китае, привозит его во Францию и таким образом получает тридцать процентов прибьии на свой капитал; он никого не эксплуатирует».
А между тем, в сущности, и в торговле всё то же. Если бы наш торговец переносил чай на своей собственной спине, тогда — другое дело! В былые времена, в начале Средних веков торговля именно так и велась. Поэтому таких чудовищных состояний, как в наше время, и нельзя было нажить: после трудного и опасного путешествия, купцу едва-едва удавалось отложить небольшой барыш. Люди занимались торговлей не столько ради барыша, сколько ради любви к путешествиям и приключениям.
Теперь же дело происходит гораздо проще. Купец, обладающий капиталом, может обогащаться, не трогаясь с места. Он поручает по телеграфу комиссионеру купить сто тонн чая; зафрахтовывает корабль и через несколько недель — или через три месяца, если путешествие совершается на парусном судне, — корабль привозит ему его товар. Он не рискует даже возможными приключениями в путешествии, так как и товар его, и корабль застрахованы. Если он затратил пятьдесят тысяч рублей, он получит теперь шестьдесят и, повторяя те же операции раза три в год, будет жить себе барином. Риск, опасность будет только тогда, когда он захочет спекулировать на каком-нибудь новом товаре: тогда он может или сразу удвоить свое состояние или разом все потерять.


Безначальный коммунизм и экспроприация
445
Но, спрашивается, где же он нашел людей, которые за ничтожный матросский заработок решились пуститься в плавание, совершить путешествие в Китай и обратно; решились столько работать, утомляться, рисковать жизнью? Как мог он найти в доках разгрузчиков и нагрузчиков, которые работали на него, как волы, и которым он платил ровно столько, сколько нужно было, чтобы они не умерли с голоду? Как это все ему удалось? Ответ прост. — Только благодаря тому, что бедноты везде не оберешься! Пойдите в любую гавань, обойдите там кабаки, посмотрите на босяков, которые приходят туда наниматься и дерутся у ворот лондонских доков, осаждая их с раннего утра, чтобы только получить возможность работать на кораблях. Посмотрите на этих моряков, которые радуются, когда после целых недель и месяцев ожидания им удается наняться в дальнее плавание! Всю свою жизнь они провели, переходя с одного корабля на другой, и будут путешествовать еще на многих кораблях, пока, наконец, не погибнут где-нибудь в море.
Войдите в их жилище, посмотрите на их жен и детей, одетых в лохмотья, живущих неизвестно как, в ожидании возвращения отца, — и вы узнаете, как и почему богатеет купец.
Возьмите примеры откуда хотите и сколько хотите; подумайте сами над происхождением всех состояний, крупных и мелких, — чему бы они ни были обязаны своим происхождением: торговле, банковым операциям, промышленности или владению землею, — и вы увидите, что повсюду богатство одних основывается на бедности других. А раз оно так, то анархическому обществу нечего будет бояться неизвестного Ротшильда, который явился бы вдруг и поселился в его среде. Если каждый член общества будет знать, что после нескольких часов производительного труда, он будет иметь право пользоваться всеми наслаждениями, доставляемыми цивилизацией, всеми удовольствиями, которые дает человеку наука и искусство, он не станет продавать за ничтожную плату свою рабочую силу. Для обогащения такого Ротшильда не найдется нужной бедноты. Его деньги будут не больше как куски металла, пригодные для разных поделок, но плодиться и рожать новые золотые и серебряные кружки они больше не смогут.
* * *
Этот ответ на возражение определяет вместе с тем и пределы экспроприации. Экспроприировать, — взять назад в руки общества — нужно всё то, что дает возможность кому бы то ни было — банкиру,


446
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
промышленнику или землевладельцу — присвоить чужой труд. Оно просто и понятно.
Мы вовсе не хотим отнимать у каждого его пальто, но мы хотим отдать в руки рабочих всё, — решительно всё, что дает возможность кому бы то ни было их эксплуатировать. И мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы никто не нуждался ни в чем и чтобы, вместе с тем, не было ни одного человека, который был бы вынужден продавать свою рабочую силу, чтобы обеспечить существование свое и своих детей.
Вот что мы понимаем под экспроприацией и вот как мы смотрим на наши обязанности во время революции — революции, до которой мы надеемся дожить, не через сто лет, а в недалеком будущем.
III.
Анархические идеи вообще и идея экспроприации в частности встречают среди людей независимых и среди людей, которые не считают праздность высшею целью жизни, гораздо больше сочувствия, чем обыкновенно думают. «Но берегитесь, — часто говорят нам друзья, — не заходите слишком далеко; человечество не меняется в один день, и не следует слишком торопиться с вашими планами экспроприации и анархии. Вы рискуете таким образом не добиться никаких прочных результатов».
По отношению к экспроприации, если мы чего боимся, то уже во всяком случае не того, чтобы люди зашли слишком далеко. Мы боимся, наоборот, что экспроприация произойдет в слишком незначительных размерах для того, чтобы быть прочною; что революционный порыв остановится на полдороге, что он разменяется на мелочи, на полумеры. Полумеры же никого не удовлетворят, а только произведут в обществе очень сильное потрясение и нарушат его обычное течение, но окажутся, в сущности, мертворожденными, как все полумеры, и, не вызвав ничего кроме всеобщего недовольства, приведут неизбежно к торжеству реакции.
Дело в том, что в нашем обществе существуют известные установившиеся отношения, которые совершенно невозможно изменять по частям. Все части того механизма, который представляет собою наше хозяйственное устройство, так тесно связаны между собою, что невозможно дотронуться до одной из них, не затронуть вместе с тем всего остального. В этом убедятся революционеры при первой же попытке экспроприировать что бы то ни было.


Безначальный коммунизм и экспроприация
447
Представим себе, что в какой-нибудь местности происходит такая частичная, отграниченная экспроприация; что экспроприируют, например, крупных земельных собственников, не касаясь фабрик, — как предлагал некогда Генри Джордж; или представим себе, что в каком-нибудь городе экспроприируют дома, не обращая в то же время в общую собственность съестных припасов; или же, что в какой-нибудь местности экспроприируют фабрики, не трогая крупной поземельной собственности. Результат будет всегда один и тот же: огромное потрясение во всей хозяйственной жизни, при отсутствии возможности перестроить эту хозяйственную жизнь на новых началах; приостановка в промышленности и обмене, без возвращения к принципам справедливости; невозможность для общества восстановить гармонию целого.
Если крестьянин освободится от барина, а в то же время промышленность не освободится от власти капиталиста, купца и банкира, то результата не получится никакого. Крестьянин страдает в настоящее время не только от того, что ему приходится платить аренду собственнику земли, но и от всей совокупности современных условий: от подати, которую с него взимает фабрикант, продающий ему за рубль заступ, который стоит — сравнительно с работой крестьянина — не больше полтинника; от налогов, которые взимает с него государство, существование которого невозможно без целой толпы чиновников; страдает он от издержек на содержание войска, которое нужно государству потому, что капиталисты всех народов ведут между собою непрерывную войну за рынки, и что из-за права обирать ту или другую часть Азии или Африки, каждый день может вспыхнуть война. Крестьянин страдает в Западной Европе от обезлюдения деревень, из которых молодежь уходит в большие города, куда ее привлекает временно более высокая заработная плата, получаемая на производстве предметов роскоши, или же удовольствие более живой жизни; он страдает, кроме того, от искусственного поощрения промышленности, в ущерб сельскому хозяйству; от торговой эксплуатации других стран; от биржевых спекуляций, от трудности улучшить почву и усовершенствовать свои орудия и т. д. Словом, земледелие страдает не только оттого, что приходится платить аренду (постоянно повышаемую) за землю, но от всей совокупности условий существования наших обществ, основанных на эксплуатации. И если бы даже экспроприация дала возможность каждому обрабатывать землю и пользоваться ее плодами, не платя никому земельной ренты, земледелие, хотя и почувствовало бы


448
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
некоторое временное облегчение, но, во всяком случае, быстро бы вернулось назад к тому же подавленному состоянию, в каком находится теперь. Все пришлось бы начинать сначала, — только к прежним затруднениям прибавились бы еще новые.
То же самое и с промышленностью. Попробуйте завтра передать фабрики в руки рабочих, т. е. сделайте то, что было сделано для некоторых крестьян, ставших собственниками земли; попробуйте уничтожить фабрикантов, но оставьте землю в собственности помещиков, деньги в собственности банкиров, биржу — в собственности торгашей. Сохраните, одним словом, всю массу тунеядцев, живущих на счет труда рабочего, и всех существующих посредников, живущих с чужого труда, а также — сохраните государство с его бесчисленными чиновниками — и вы увидите, что положение промышленности нисколько не улучшится. Не находя покупателей, в массе крестьян, оставшихся бедняками, не имея сырого материала и не обладая возможностью вывозить свои продукты — отчасти вследствие застоя в торговле, главное же благодаря тому, что промышленность распространяется повсюду — она неизбежно должна прозябать. Фабрики начнут закрываться, рабочие окажутся выброшенными на улицу, и голодные толпы их будут готовы подчиниться первому встречному политическому пройдохе, вроде Наполеона III, или даже вернуться к старому порядку, — лишь бы им обеспечили правильную плату за их труд.
Или — попробуйте экспроприировать земельных собственников и передать фабрики в руки рабочих, не касаясь при этом толпы посредников, которые сбывают продукты наших мануфактур и спекулируют в крупных городах на муку, на хлеб, на мясо — на всё! Обмен тогда приостановится, продукты перестанут двигаться по стране, Париж останется без хлеба, а Лион не будет находить сбыта для своего шелка — и реакция воцарится опять с ужасающей силой, на трупах рабочих, опустошая картечью города и деревни, среди оргий, казней, ссылок, как это и было в 1815-м, 1848-м и 1871-м годах.
В нашем обществе всё так тесно связано между собою, что невозможно коснуться одной какой-нибудь отрасли хозяйства без того, чтобы это не отозвалось на всех остальных. Как только частная собственность будет уничтожена в одной какой-нибудь форме — поземельной или промышленной, — ее нужно будет уничтожить во всех остальных. Самый успех революции сделает это необходимым.


Безначальный коммунизм и экспроприация
449
Впрочем, мы не могли бы ограничиться частичной экспроприацией, даже если бы хотели этого. Как только самый принцип «священной собственности» будет поколеблен, никакие теоретики не смогут помешать ее исчезновению под ударами ее взбунтовавшихся рабов — земледельческих, промышленных, железнодорожных, торговых. Если какой-нибудь большой город, например, Париж, возьмет в свою собственность дома или фабрики, то он самою силою вещей будет вынужден отвергнуть и права банкиров на взимание с Парижа пятидесяти миллионов годового налога, в виде процентов на прошлые займы. Точно также, вступивши в сношения с земледельческими рабочими, ему придется побудить их освободиться от поземельных собственников. Придется экспроприировать землю, хотя бы в окрестностях Парижа. Чтобы кормиться и работать, городу придется также экспроприировать железные дороги; и наконец, чтобы пищевые продукты не тратились зря и чтобы не оставаться во власти спекуляторов на хлеб, — как это случилось с коммуной 1793 года, — самим гражданам Парижа придется заняться устройством запасных магазинов и распределением хлеба и всякой пищи.
* * *
Некоторые социалисты, однако, попытались ввести еще одно различие. — «Хорошо, — говорили они, — пусть экспроприируют землю, угольные копи, фабрики и заводы. Это — орудия производства и они должны по справедливости рассматриваться как общая собственность. Но, кроме этого, существуют еще предметы потребления: пища, одежда, жилище, которые должны остаться в частной собственности».
Народный здравый смысл быстро порешил с этим слишком тонким различием. Во-первых, мы не дикари и не можем жить в лесу, в убежище из ветвей; для работающего европейца нужна комната, нужен дом, нужна кровать, нужна печка. Для того, кто ничего не производит, кровать, комната, дом — это среда для безделья. Но для человека работающего, отопленная и освещенная комната является таким же средством производства, как какой-нибудь инструмент или машина. Это — место, где восстановляются его мускулы и нервы, которые он завтра будет тратить на работе. Отдых производителя это — подготовление машины к действию.


450
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
По отношению же к пище это еще очевиднее. Тем якобы-эконо- мистам, о которых мы говорим, никогда не приходило в голову утверждать, что уголь, сгорающий в машине, не входит в число предметов, столь же необходимых для производства, как и сырой хлопок или железная руда. Почему же пища, без которой человеческая машина не способна ни на малейшее усилие, исключается из предметов, необходимых для производителя? Что это? Остаток религиозной метафизики?
Обильный и утонченный обед богача, конечно, представляет собою потребление предметов роскоши. Но обед производителя есть такое же необходимое условие производства, как и сжигаемый паровою машиною уголь.
То же самое и в отношении к одежде. Если бы экономисты, устанавливающие это различие между орудиями производства и предметами потребления, ходили в костюме новогвинейских дикарей, тогда это было бы еще понятно! Но людям, которые сами не могут написать ни строчки, не надевши рубашки, совсем не пригоже устанавливать такое резкое различие между рубашкою и пером. И если богатые туалеты их жен действительно предметы роскоши, то тем не менее существует известное количество полотна, бумажной или шерстяной ткани, без которых производитель не может производить. Блуза и обувь, без которых рабочему нельзя идти на работу, одежда, которую он оденет по окончании своего рабочего дня, и фуражка, которая у него на голове, также необходимы ему, как молот ищи наковальня.
К счастию, народ понимает революцию именно так Как только ему удастся смести различные правительства, он прежде всего постарается обеспечить себе здоровое помещение, достаточное питание и достаточную одежду, не платя никому за это никакой дани. И он будет прав. Его способ действия будет несомненно более «научным», чем прием ученых экономистов, устанавливающих такие тонкие различия между орудиями производства и предметами потребления. Народ поймет, что революция должна начаться именно с этого, и положить, таким образом, основание единственной экономической науке, которая действительно сможет претендовать на название науки и которую можно будет определись как изучение потребностей человечества и средств к их удовлетворению без лишней траты сил.


НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
Ниже мы помещаем письмо о сионизме, в котором поднят вопрос о национальностях и национальных стремлениях. Нас спрашивают в этом письме, как относимся мы к сионизму и к национальным стремлениям вообще. Конечно, мы могли бы просто сослаться на основные начала анархизма, которые требуют полной свободы для всех, без различия расы, исповеданий и национальностей, не признают ни за какою национальностью права угнетать другую и стремятся при этом к уничтожению государства, а следовательно, и всякого государственного угнетения. Но так как национальные вопросы постоянно выдвигаются жизнью и будут выдвигаться, пока существуют государства, то я постараюсь ответить на поставленные мне вопросы.
Замечу только, что полного согласия между анархистами по этому предмету не существует, а потому, высказывая свое мнение, я должен оговорить, что многие товарищи, особенно во Франции, смотрят на национальные вопросы, как на вопросы устарелые, которыми анархистам нечего заниматься, раз на них отвечает наша общая программа.
Точка зрения социал-демократов, как известно, та, что в современном обществе есть только два класса — эксплуататоров и эксплуатируемых, — и что поэтому все национальные различия должны исчезнуть перед этим классовым делением. А так как социал-демократическая теория выработалась преимущественно в Германии, где объединение страны и уничтожение мелких государств, из которых прежде слагалась Германия, составляло идеал радикалов-демократов, а впоследствии и соц.-демократов, то здесь слилось прямо-таки враждебное отношение к национальным вопросам вообще.
С другой стороны, среди анархистов, преимущественно французских, под влиянием сильной противовоенной агитации, которую им пришлось вести, — тоже сложилось представление, что рабочему, «у которого нет родины», нечего заботиться о сохранении своей национальности. Даже если бы Германия пошла войною на завоевание Франции, говорят многие, — то рабочим нечего защищать свою территорию. Они должны безусловно отказаться от всякого участия


452
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
в войне. Если б даже немцы покорили Францию, то французская национальность не погибнет. А если бы она погибла, то, стало быть, жалеть ее нечего.
Эта крайняя точка зрения вполне объясняется тем, что Франция пережила с 1871-го года. Когда знаешь, какой милитаризм, т. е. военщина, какое поклонение армии и всего военного развились во Франции со времени немецкого нашествия; какие негодяи держались в правительстве под предлогом «патриотизма», как близка была Франция, — вот уже два или три раза, — к тому, чтобы «патриоты», очертя голову, начали войну с Германией, в которой Франция потерпела бы, пожалуй, новое поражение, — когда все это пережито, то понимаешь вполне, откуда взялось такое воззрение.
Наконец, есть еще третье течение, тоже говорящее против прежнего национализма. Это — течение Международного Союза рабочих, Интернационала. Вне тесной международной связи для рабочих, очевидно, нет спасения. Капитал стал международным; и его защитники — короли и парламенты, — хотя и грызутся между собою, но тем не менее — против рабочих стоят заодно. Если между рабочими всего мира устанавливаются связи и взаимные симпатии, то и между буржуазиями всего мира установилась связь для борьбы против рабочих; и эта связь, хотя не оформлена, но несравненно глубже и действительнее, чем это подозревают рабочие. Адам Смит писал, что где бы ни сошлись два или три английских фабриканта — хоть за стаканом пива, — они всегда сговариваются против рабочих. Теперь то же самое следует сказать о буржуазии всего мира. Где бы ни сошлись буржуа разных стран, они говорят между собою о мерах борьбы против рабочих. Тоже делают и государственные люди; тоже делают и полиции всего мира.
Естественно, поэтому, что для рабочих национальный вопрос отходит в сторону. Что им нужно сейчас, это — объединяться между собою, без различия национальностей, против общего международного врага — международной буржуазии.
Но все это — верно только для рабочих свободных, не угнетаемых национальностей. Для рабочих же угнетенных национальностей, как справедливо замечено в помещенном нами письме, является вопрос — как создать ту среду, в которой могла бы правильно


Национальный вопрос
453
идти пропаганда международных симпатий и развиваться идея вольных коммун?
Вся история девятнадцатого века действительно показывает нам, что покуда нация борется против чужеземных угнетателей, она не выступает на путь социальной революции. Социальное движение против своих собственных эксплуататоров начинается в ней только тогда, когда она свергнет чужеземное иго. Италия служит тому поразительным примером. Но то же самое мы видим и в Балканских землях, в составных частях Австрии, в Польше, в Финляндии... Социальная борьба, борьба против «своих» эксплуататоров начинается только тогда, когда внимание народа не вполне отвлекается борьбою с чужеземцем; когда рабочий и крестьянин перестают видеть в фабриканте и помещике союзников в борьбе против иностранного гнета.
В силу сказанного, плодотворная борьба против социальной эксплуатации начинается только тогда, когда данный народ чувствует, что его народность может свободно развивать на данной территории все те умственные, нравственные и творческие качества, из которых слагается всякая национальность. Часто повторяемое французское изречение «у бедного нет родины» вовсе не значит, что бедному безразлично где бы ни жить и среди каких бы людей ни жить. Вовсе нет. Оно только значит, что богатые лишили его родины, которую, однако, ему хочется иметь — может быть даже гораздо больше, чем богатому. До того хочется, что в то время, как богатый везде, куда бы он ни поехал, находит международную свою среду: оперу богатых, их карточные столы и их «общество», — бедняк несет с собою свою песню, свою культуру, свои обычаи и пытается сложить свою, любимую им родину, в Канаде, в Америке, в Южной Африке, в Сибири, — куда бы он ни переселился.
Автор печатаемого ниже письма совершенно прав, когда говорит, что пролетарий стремится завоевать эту родину, и я прибавлю даже, что чем он ближе к этому завоеванию, тем бодрее он борется за свое экономическое освобождение. Рабочие парижане стекаются в столицу изо всей Франции: но Париж — такой город, что поживший в нем француз (кроме разве южанина) скоро роднится с ним и любит его, как свою родину. И когда умный парижский рабочий борется на своих баррикадах за свободу, им


454
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
движет не одна только мировая идея свободы, равенства и братства. Он хочет также стать вольным обладателем своего родного города. «Еще усилие, и Париж будет наш», — думает он, защищая Коммуну.
Всё это, заметим, нисколько не противоречит самому высокому развитию международного духа. Напротив того, истинный международный союз возможен будет только при наиболее полном развитии каждой отдельной народности. Свобода всех и гармония в обществе возможны только при условии полного, вольного развития каждой отдельной личности. Союзная федерация возможна только при полнейшей свободе развития каждой республики и каждой Коммуны (так только и сложилась, напр., Швейцарская федерация). Точно так же полное свободное развитие каждой народности только и может дать прочный международный Союз, — тогда как подавление одних народностей другими только и может привести к войне.
Одним словом, полнейшее развитие каждой народности, необходимое, по нашему мнению, условие, как для богатства жизни человечества и расцвета прогрессивного развития вообще, так и для торжества анархического коммунизма.
Но из этого вовсе не вытекает, чтобы сионисты, приглашающие евреев переселяться в Палестину и там создать еврейское государство, были правы. Напротив того, против такого плана есть множество веских возражений.
Начать с географических причин. Если население покинуло долину Иордана742, то произошло это, прежде всего, в силу физических причин. Вся эта часть Азии находится в периоде высыхания. Тем более — внутренние бассейны, не имеющие стока к морю, как бассейны рек Сыра743 и Аму744, реки Тарим745 и Иордан*.
Конечно, умные люди везде найдут средство жить. Но селиться в Палестине значит создавать себе заранее тяжелые условия борьбы с природою. Заранее осложнять и без того трудную задачу всякой колонизации.
* Несколько десятков тысячелетий мы жили на счет влажности, запасенной в громаднейших озерах, оставшихся после ледникового периода. Теперь они высыхают с поразительною быстротою, и от этого погибли целые цивилизации в Средней Азии.


Национальный вопрос
455
Затем, если группа людей хочет создать на новом месте свою территорию, то единственное для этого средство, это — возделывать занятую ею землю трудом своих рук. Земледелие — основа всякого прочного укрепления за собою данной области. Но, увы, столетия городской жизни и скитания из места в место, без укрепления на земле, сделали из евреев городских жителей, а не земледельцев. Из этого не следует, конечно, что евреи к земледелию неспособны; но им сходнее более легкие виды земледелия (так называемое интенсивное земледелие и садоводство). А в таком случае не имеет смысла идти в такую страну, где ничего нельзя возделывать без искусственного орошения, — тем более народу, который не развил в себе, подобно мусульманам, национального искусства орошения (в Туркестане, у мусульман, любимая игра детей — «в орошение», как у европейских христианских детей — «в солдаты»).
Надо идти туда, где земледелие легче, и нет никакого сомнения, что если бы в еврейском народе были обширные элементы для земледельческой колонизации (небольшие группы для этого недостаточны), то это давно было бы уже сделано. Французы создали Канаду, англичане — Соед. Штаты, испанцы — Аргентину, голландцы — Южную Африку. Немцы селятся в южной Бразилии и т. д.; даже меннониты746 и духоборы создали свои меннонитские и духоборческие общины, всё так же — путем земледельческой колонизации. Нет, следовательно, сомнения, что евреи вообще не стремятся засесть земледельцами на земле. Они предпочитают работу ремесленную, промышленную, в городах: к тому их привела их история.
Но если страсть к своей земле и привязанность к земледельческому труду не влекут евреев, — то что же может послужить приманкою для них в какой бы то ни было особой территории, а особенно в Палестине? — Остается одно: религия. Подобно тому, как духоборы переселились в Канаду в надежде основать там духоборческое царство, со своею религиею и со своею теократиею (духовною властью), — так точно главным двигателем переселения в Палестину может быть только религия.
Но на этом основании, в двадцатом веке, ничего не построишь. Во всякой религии есть элемент в е р ы, а наш век, науки и знания, подрывает всякую веру в недоказанное, а тем более


456
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
веру в предания, которых происхождение мы начинаем понимать и знать. Притом всякая религия неизбежно, роковым образом, ведет к теократии, т. е. к владычеству тех, кого считают лучшими выразителями воли божией. Буржуазные государственники с этим, пожалуй, могли бы ужиться. Но социалисты, а тем более анархисты такое поклонение отвергают безусловно. А потому с теократиею и повиновением религиозному преданию они никогда не помирятся.
Уже вследствие этого, эмиграция в Палестину, избранную потому, что она представляет колыбель царства Израилева747, не может быть удачна. Старое, пережитое и отжитое нельзя воскресить в истории. Новые века ставят новые задачи.
Ни один народ не должен, конечно, пренебрегать своею народностью. Развивая свой язык, свою культуру, свои особенности творчества и мышления, всякая народность, как бы мала она ни была, вносит свой ценный элемент в общую сумму развития человечества. Я знаю некоторые особенности, свойственные еврейскому мышлению, творчеству, юмору и грусти, музыке и комедии; я знаю их и ценю их; я радуюсь, когда вижу их народное проявление в искусстве, и считаю жаргон — языком, который стоит разрабатывать, точно так же, как стоит разрабатывать, напр., некоторые наречия западных языков.
Но создать искусственно национальность, переселением и удалением в пустыню — невозможно. Так — создаются религии, не национальности. Переселение же в Палестину, куда может влечь только религия, может послужить — не на пользу человеческому прогрессу, а только для искусственного возрождения того, что уже отжило свой век и возровдено быть не может.
С другой стороны, еврейские революционеры, которые борются в России за освобождение своей и других угнетенных народностей, делают несравненно больше на пользу человечества вообще, и в частности — для своей народности, чем те, которые удаляются в Палестину. Западный Край России748 — вовсе не чужое место для евреев. Их предки, заселившие эту область двести лет тому назад и содействовавшие ее развитию, имеют такое же право считать эту область своею родиною, как и все другие ее обитатели. И здесь, — тем более, если они возьмут с боя, завоюют своими усилиями свободу национального развития, — они создадут такую


Национальный вопрос
457
почву для дальнейшего развития своей народности, вдохновленной идеалами будущего, сильной своею победою, — какой они не найдут на Дальнем Востоке, под сенью ветхих идеалов далекого прошлого.
П. Кропоткин
Приложение. Анархизм и сионизм (письмо в редакцию)
Ввиду предстоящего конгресса анархистов-коммунистов обращаюсь к вам с просьбой ответить мне на некоторые теоретиче- ски-практические вопросы, касающиеся известного направления в анархизме — именно национального.
Обращаюсь к вам как сионист-анархист-комму- н и с т. По-моему, всякий идеал, охватывающий известную группу людей, связанных какими бы то ни было общими интересами, всякий общественный идеал, являющийся результатом известных реальных условий, должен содержать в себе отрицание существующего порядка вещей, а, во-вторых, утверждение, т. е. новые условия. Притом, разумеется, если этот идеал является революционным по отношению к настоящему, а не реформаторским, он должен дать какой бы то ни было реальный цельный ответ на все стороны общественной и индивидуальной жизни, а не на одну какую-нибудь. Приступлю конкретно. Идеал анархизма-коммунизма — уничтожая и разрушая существующий порядок во всех его проявлениях — дает нам, так сказать, антитезу для всякого явления (вместо экономического порабощения класса классов — передача орудий производства и продукты в руки свободных коммун; вместо государства — вольный федеративный союз и т. д.). Одно общественное явление, довольно грандиозное, и очень часто революционное, не нашло еще себе ответа в литературе анархизма (но не в самом идеале, по-моему). Именно — национальный момент. Если же вопрос этот когда-нибудь и затрагивался, то весьма слабо, поверхностно и половинчато. Везде разбирали национальный вопрос абсолютно: национальный момент у буржуазии угнетающей нации, у буржуазии угнетенной нации, у пролетариата угнетающей и угнетенной нации, — всё смешивали в одну кучу, не замечая, что между национальными проявлениями всех этих классов ле¬


458
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
жит большая пропасть. Верно, что национальный вопрос для буржуазии угнетающей нации состоит в захвате чужого рынка и что она пользуется для этого разными средствами, и «культурными», и материальными; верно и то, что национальный вопрос для буржуазии угнетенной выражается в защите своего рынка (но не только в этом). Но что же с пролетариатом угнетенной нации? Разве передовому рабочему этой угнетенной нации безразлично, порабощена ли его нация или нет, только потому, что «свой эксплуататор не лучше чужого»? — так вы выражаетесь в вашей последней статье об исторических задачах современного момента.
Опыт в еврейской жизни показал мне обратное. Пролетариат угнетенной нации не может развиваться свободно [даже постольку, поскольку это возможно в рамках капиталистического строя]: его родной язык (он другого не знает), его культура во всех ее проявлениях (литература, поэзия, театр и т. д.) стеснены буржуазией угнетающей нации; производительные силы данной угнетенной нации стеснены, и классовая борьба угнетенной нации ограничена. Следовательно, путь пролетариата угнетенной нации к идеалу анархизма-коммунизма ненормален, стеснен.
Итак, для нормального развития всех своих сил, которое возможно только при революционном преобразовании общества в сеть свободных коммун, для уничтожения власти во всех ее проявлениях, пролетариат угнетенной нации живо заинтересован в освобождении своей нации, ибо от этого зависит нормальная его борьба, нормальное его развитие.
В вашей вышеупомянутой статье вы это упомянули, но разве это всё? Разве достаточно уничтожить только все формы национального гнета? Это только одна часть работы пролетариата — отрицательная.
Для нормально развивающейся нации такой вопрос не существует, и существовать не должен. Но так ли это предстоит у нации угнетенной? Разумеется, что нет. Угнетенные классы угнетенной нации борются, во-первых, для уничтожения всех форм национального угнетения, а, во-вторых, для созидания (еще в рамках капиталистического строя) условий нормального, культурного и экономического развития и для нормальной классовой


Национальный вопрос
459
борьбы пролетариата угнетенной нации за святой пролетарский идеал — анархизм-коммунизм. Анархизм предполагает: нормальное, свободное развитие индивидуума в недрах известного общества. — «Анархизм стремится к поддержанию и расширению того драгоценного ядра привычек общественности, без которых не может существовать никакое человеческое общество». Итак, требуется свободное развитие общества, общественных привычек. По-моему, последние могут и должны быть только национальными (если взять их не в абстракции, а реально), т. е. приспособленными к внешним и внутренним условиям, в которых данному общественному организму приходится бороться. Внешние условия, я думаю, — климатические, географические, расположение и т. д., а внутренние — исторические, культурные ценности и т. д., которые вырабатывались данною нациею в течение многих веков. Внешние и внутренние условия окрашивают данные общественные привычки, данные общечеловеческие идеалы, в национальную форму. И поэтому, всякое движение (напр., социализм) выливается в национальные формы, приспособленные к данным национальным условиям (внешним и внутренним). Исходя из этой точки зрения, я думаю: для того, чтобы пролетариат, революционизируя ту общественную атмосферу, в которой он живет и ведет классовую борьбу, мог нормально привести общество к строю свободных коммун, ему нужны условия нормальной национальной жизни. Национальное богатство (материальные богатства) должны нормально развиваться, чтобы в конце концов пролетариат мог превратить его (это национальное богатство) из частной собственности в общественную, передав его в руки коммун. Совокупность национальных благ — естественных (земля, берега, леса и т. д.), материальных (орудия производства и потребление) и культурных (развитие языка, национальной философии, литературы, поэзии, искусства и т. д.), совокупность всего этого я называю родиной (вместе с сознанием этого у данной группы).
В капиталистическом обществе, хозяином этой родины — этих национальных богатств — является буржуазия. Пролетариат лишен этой родины, но своею массовою борьбою он стремится завоевать себе эту родину — разделить ее нормально между всеми ее членами (по коммунам).


460
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Еврейская нация изолируется из местных условий; благодаря существующей национальной конкуренции, общественному бойкоту, антисемитизму, еврейский рабочий класс не может нормально развиваться; он стеснен, ограничен во всех материальных и духовных проявлениях общественной жизни; он сконцентрирован в отсталых отраслях производства (в самодержавной России, в Англии, в Америке и везде, везде). Его классовая борьба ограничена. Еврейская нация не может, благодаря этому, нормально шествовать по пути анархизма. Для того, чтобы еврейская нация могла свободно развиться по пути к анархизму, ей нужны условия (внешние и внутренние) национальной жизни. Это в существующих государствах] невозможно. Евреи повсюду меньшинство, рассеяны, разбросаны по всему свету белу. И в экономической, и в культурной жизни им приходится приспособляться к местным условиям. Еврейская крупная буржуазия, ассимилируясь, это сделала. Но еврейский пролетариат и вся еврейская масса этого не может и не хочет делать.
У 	нее обнаруживаются тенденции создать условия нормального развития еврейских производительных сил (материальных и культурных).
Она считает это возможным только при концентрации еврейских масс на своей родине, в Палестине. Реализация этого идеала производится и объективными условиями (грандиозная эмиграция еврейская — неизбежный результат концентрирования еврейских рабочих в отраслях труда), и субъективными — сознательным стремлением создать новые условия национальной жизни. Еврейская иммиграция встречает уже теперь организованные и неорганизованные препятствия в крупно-капиталистических странах (Англия, Америка), и она поэтому устремляется в другие, не развитые страны — Палестину.
Процесс концентрации еврейских элементов в Палестине уже начался. В Палестине развивается труд и капитал. Начинается классовая борьба. В Палестине уже существует еврейская социал-демократическая рабочая партия. Я — анархист-коммунист сионист. (Такие группы уже существуют в России и Америке.) Мы стремимся в Палестине развить идеал анархизма, препятствовать всяким политическим тенденциям, обнаруживающимся еврейскою рабочею партиею.


Национальный вопрос
461
Наша задача — создать вольные коммуны, — для свободного, всестороннего, нормального развития индивидуума в еврейской нации, в Палестине. Разумеется, мы признаем анархизм идеалом интернациональным, будем его везде развивать и агитировать ради него; но как члены угнетенной нации евреев — более приспособленные к еврейской атмосфере, как сыны ее, мы будем там работать во имя всего человечества, во имя уничтожения, везде и повсюду, всякой эксплуатации и власти, в какой бы форме они ни проявлялись.
Теперь обращаюсь к вам, не можете ли вы мне ответить письмом, изложив ваше мнение об этом течении в анархизме; по-моему, оно вполне диктуется принципами анархизма. И сможем ли мы (частно) участвовать на конгрессе как анархисты-коммунисты? Я уверен, что товарищи помогут нам в этой трудной борьбе, и будем бороться рука об руку за полное уничтожение всякого угнетения: национального, классового, полового и т. д., за полное освобождение угнетенных.
Ярблум


ЕЩЕ ОБ АНАРХИЗМЕ И СИОНИЗМЕ
В ответ на нашу статью, «Анархизм и Сионизм»749, мы получили от того же корреспондента ответную статью. К сожалению, она слишком длинна, чтобы быть помещенною целиком, а потому я приведу только ее главную сущность и отвечу на нее.
После нескольких очень прочувствованных теоретических замечаний, Ярблюм [так в тексте. — П. Т] отвечает на мои возражения.
«Тов. Кропоткин, пишет он, выступает против сионизма по двум причинам: первая практическая — непригодность Палестины для колонизации, вторая принципиальная — что сионизм является идеалом религиозным, следовательно, идущим в разрезе с идеей анархизма. Разберемся в этих двух пунктах».
На первое Ярблюм отвечает ссылкою на проф. Варбурга750 и других. По их мнению, четверть страны, т. е. около 7500 квадр.[атных] килом.[етров], может быть использована под садовые культуры; и если в Палестине летом вовсе не выпадает дождей в долинах, и очень мало в горах, зато выпадают обильные зимние дожди, так что годовое количество дождя выше, чем оно бывает в средней Германии.
Говоря это, Варбург повторяет то, что известно всем географам. Да, в береговой полосе выпадают зимою обильные дожди, и в Палестине есть небольшие пространства, годные для культуры, — особенно около Яффы751 (где и основана яффская земледельческая школа и колония). Пространства, впрочем, очень небольшие, так как 7500 кв.[адратных] килом.[етров], т. е. 750 000 десятин, — это меньше половины Варшавской губернии, меньше одной десятой части Ирландии. Вся же страна высыхает, и без очень большой затраты труда не может быть обработана. Повторяю: есть несравненно лучшие местности в Южной Америке, где евреи, если бы у них была охота к земледелию, давно могли бы создать многочисленные колонии, вовсе не затрачивая той массы труда, которая потребуется, чтобы завести земледелие в Палестине.
Другое возражение Ярблюма привожу целиком: «Сионизм — и религия!! — пишет Ярблюм. — Если бы тов. Кропоткин поближе познакомился с сионизмом в той форме, как его понимают еврейский пролетариат и передовые элементы еврейства, он бы видел,


Еще об анархизме и сионизме
463
что это парадокс смешивать эти два понятия. Если есть в еврействе какое-нибудь течение, по с у щ е с т в у, по своему содержанию враждебное религии, — то это сионизм. Это и заметили религиозно настроенные элементы еврейства и в большинстве случаев всякими средствами боролись против него. Не в одном хасидском и раввинском доме праздновался день смерти доктора Герцля!752 Тов. Кропоткин смешивает два понятия, два течения в еврействе, из которых одно отрицает другое: мессианизм и сионизм. Первое течение является чисто религиозным. Оно основывается на вере в том, что должен прийти Мессия753 и освободить “избранный” Богом народ и через бумажный мост поведет их в Палестину. Сионизм же — течение революционное, оно говорит еврейским массам: твое освобождение есть дело твоих собственных рук, а не Бога и Мессии. Сионизм подрывает всякий корень религии, сионизм является тем течением, которое ускорит процесс уничтожения всякой веры в высшего, всякой религии. Многие противники наши этого не поняли, но зато уже еврейские религиозные элементы сейчас почуяли инстинктивно в сионизме своего непримиримого врага».
С таким пониманием сионизма нельзя согласиться. Если сионизм вызвал такие горячие споры, то именно потому, что в нем, сколько мне известно, встретилось несколько течений; а именно:
1) религиозный сионизм, — самый главный, — которого основа лежит во всей религии, молитвах и традициях еврейского народа;
2) культурный сионизм, или «духовное палестинофильство», стремящееся сейчас же, не дожидаясь переселения, поднять культуру еврейского народа; и, наконец, 3) «политический сионизм» Герцля. Об нем и говорит Ярблюм, но он вовсе не единственный в действительности.
Для этого «сионизма», по моему глубокому убеждению, нет другого пути, как отказаться от мечты — по-моему, несбыточной, — о переселении еврейского народа в страну, которая и для вполне земледельческого или садоводческого населения представила бы громадные трудности, в придачу к тягостям всякого переселения; и во 2) серьезно заняться двойною работою: работою экономического и политического освобождения евреев и работою культурного развития нации на началах народных [как это делает Богемия754, Малороссия755, Грузия756


464
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и т. д.]. Эту громадную работу, революционную и культурную, приходится совершать на тех самых местах, где еврейский народ живет теперь, и которые он имеет такое же право считать своими, как и все другие обитатели тех же пространств.
Если «политический сионизм» задастся этою громадною работою, он перестанет быть и сионизмом, и палести- н и з м о м. Он станет народничеством. И тогда его народническая мысль станет могучим рычагом для развития всего еврейского народа и его народности.
Для совершения этой работы незачем удаляться в пустыню. В пустыню уходят только те, кто хочет создать новую религию, т. е. именно тот элемент, который всегда разъединял людей: — все религии разъединяют людей. Те же, которые чувствуют необходимость культурного объединения еврейского народа со всем цивилизованным миром, будут развивать сокровища своей народности в борьбе за свободу и независимость там, где их застала современная история.
П.К.


К МОЛОДОМУ ПОКОЛЕНИЮ
I.
Молодые люди, я обращаюсь сегодня исключительно к вам. Пусть старики, т. е. старые духом и сердцем, оставят эту книгу и не утомляют даром глаз чтением, которое им ничего не даст.
Я полагаю, что вам восемнадцать, двадцать лет, что вы заканчиваете ваше образование или обучение ремеслу и вступаете в жизнь.
Я думаю, что вы свободны от предрассудков, которые вам старались внушить; вы не боитесь чертей и не станете слушать пустых бредней священников и пасторов.
Вы не принадлежите, конечно, к тем печальным продуктам человечества в периоде упадка, к тем жуирам757, которые целые дни мерят тротуары в модных брюках, с вылощенными физиономиями, и уже в этом возрасте мечтают только о бесплодных развлечениях. Напротив, я думаю, что вы здоровые люди, жаждущие разумного труда, и потому я обращаюсь к вам.
Не раз уже вы ставили себе, должно быть, следующий вопрос: кем я буду? В вас ясно сознание, что вы изучали какую-нибудь науку или ремесло — на счет общества, заметьте это, — не для того, чтоб воспользоваться ими, как орудием эксплуатации. Надо быть слишком испорченным и изъеденным пороками, чтоб не желать в вашем возрасте посвятить все свои способности, знания и силы служению тем, которые коснеют в невежестве и нищете.
Вы, конечно, мечтали об этом?
Поговорим о том, как осуществить ваши мечты.
Я не знаю, в каких условиях вы родились и воспитывались. Может быть, баловни судьбы, вы получили научное образование: вы будете доктором, адвокатом, писателем или ученым; широкое поле деятельности откроется перед вами: вы вступите в жизнь с обширными познаниями, с выработанными способностями к труду.
Может быть, вы будете честными ремесленниками; ваши научные познания ограничиваются тем немногим, что вы получили в началь¬


466
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ной школе; но зато вы хорошо знаете, какова тяжелая жизнь наших рабочих.
Остановимся сначала на первом предположении. Представьте себе, что вы доктор.
Завтра придет рабочий звать вас к больной. Он поведет вас в один из тех грязных, узких переулков, где соседки через улицу жмут друг другу руки над головами прохожих.
При тусклом освещении коптящей лампы, задыхаясь от спертого воздуха и вони, подымаетесь на пятый этаж по грязной, скользкой лестнице. Вы входите в темную, холодную комнату, где в углу лежит больная, покрытая какими-то лохмотьями. Бледные, исхудалые дети, дрожа от холода, вопросительно смотрят на вас широко открытыми глазами. Всю жизнь муж работает по двенадцати, тринадцати часов в сутки, как бы ни был тяжел его труд: теперь, вот уже три месяца, как он не находит работы. Безработица бывала и прежде, она повторяется периодически каждый год. Но тогда жена ходила работать поденно... быть может, стирать ваши рубашки, по полтиннику в день.
Но вот уже три месяца, как она не встает с постели, и ужасающий призрак нищеты и голода встал перед семьей.
Что посоветуете вы больной, господин доктор? Вы, который знаете, что единственная причина ее болезни — недостаток пищи и воздуха? Хороший бифштекс каждый день, немного движений на свежем воздухе, сухую, свежую комнату? Какая насмешка! Разве она без ваших советов не знает, что все это ей нужно!
Если вы сумеете вселить к себе доверие и захотите поговорить с этой семьей, она расскажет вам, что за перегородкой живет гладильщица, которую постоянно мучает душу раздирающий кашель, что в нижнем этаже все дети лежат в лихорадке, что прачка, поселившаяся в подвале, не дотянет до весны и что в соседних домах еще того хуже.
Что посоветуете вы всем этим больным? Хорошее питание, перемену климата, менее изнурительный труд? Вы не решитесь, конечно, этого сделать и поторопитесь уйти с разбитым сердцем, с проклятием на устах.
Вы еще находитесь под впечатлением этой ужасной нищеты, когда ваш товарищ рассказывает вам, что за ним только что приезжал выездной лакей, он повез его в роскошный отель к светской барыне,


К молодому поколению
467
изнуренной бессонными ночами, отдающей жизнь туалетам, визитам, танцам и бесконечным ссорам с дураком мужем. Ваш товарищ предписал ей более спокойную жизнь, менее возбуждающую пищу, побольше прогулок и комнатную гимнастику, чтоб заменить до некоторой степени продуктивный труд.
Одна умирает оттого, что она никогда не была сыта и не отдыхала; другая чахнет оттого, что всю свою жизнь она не знала, что такое труд...
Если вы одна из тех дряблых натур, которые легко мирятся со всем и при виде самых возмутительных фактов ограничиваются пустыми словами и утешаются кружкой пива, тогда, конечно, вы быстро свыкнетесь с этими контрастами и постараетесь, чего бы то ни стоило, поскорее стать в ряды привилегированных, чтоб не попасть, как-нибудь, в число угнетенных. Но если вы «человек», если вы реагируете соответствующим поступком на каждое ваше чувство, если животные инстинкты не убили в вас окончательно мыслящего существа, тогда, выходя из дома нищеты и страданий, вы скажете: «Это несправедливо, это не должно идти так дальше! Надо предупредить болезни, а не лечить их. Немного довольства, побольше умственного развития, и половина болезней исчезнет. Бросим все лекарства! Воздух, питание, менее изнурительный труд — вот с чего надо начинать. Без этого медицина — только обман и надувательство!»
В этот день вы поймете, что такое социализм. Вы хотите поближе познакомиться с ним, и если альтруизм для вас не пустой звук, и вы примените к изучению социальных вопросов строгий метод натуралиста, вы попадете в наши ряды и будете вместе с нами работать для социальной революции.
Но, может быть, вы скажете: «Бросим практику! Посвятим себя науке. Предадимся, подобно физику, агроному, химику, тем бесконечным радостям, которые дает изучение тайн природы и развитие наших умственных способностей». В таком случае, скажите, чем отличается ученый, занимающийся наукой, от пьяницы, который ищет в жизни только непосредственного наслаждения и находит его в вине? Конечно, источник радости ученого дает более интенсивные и продолжительные наслаждения, но в этом вся разница! Оба они,


468
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и ученый, и пьяница, преследуют одну и ту же эгоистическую цель — личное удовлетворение.
Но вы не желаете этого эгоистического счастья. Занимаясь наукой, вы хотите приносить пользу всему человечеству; эта мысль будет руководить всеми вашими научными изысканиями...
Красивая иллюзия! Кто из нас не лелеял ее, отдаваясь впервые изучению науки!
Но если на самом деле вы заботитесь о человечестве, если счастье его — цель ваших умственных работ, то перед вами не может не предстать следующее ужасное возражение: наука в современном обществе является исключительно предметом роскоши. Недоступная большей части человечества, она исключительно служит для услаждения жизни небольшого числа избранных.
Посмотрите, вот уже более века, как наука установила здравые космогонические758 начала, а каково число тех, которые их постигли и выработали в себе критическое, научное отношение к окружающему. Едва она достигает нескольких тысяч, теряющихся среди сотен миллионов, которые затемняют свой разум предрассудками и суевериями, достойными дикарей, и служат игрушкой в руках духовенства.
Посмотрите, сколько сделала наука для выработки рациональных основ физической и нравственной гигиены. Она учит нас, как устроить жизнь, чтоб сохранить здоровье, как поддерживать в хорошем состоянии людские сообщества; она указывает нам путь к умственному и нравственному благосостоянию. И вся эта огромная научная работа остается мертвой буквой, не выходит из кабинета ученого. А почему? Потому что наука существует сейчас только для привилегированных, потому что социальное неравенство, разделяющее людей на капиталистов и наемников, обращает все научные указания относительно улучшения жизни в издевательство над девятью десятыми человечества.
Я бы мог вам привести еще много примеров в подтверждение моей мысли, но вы сами найдете их: выйдите только из кабинета Фауста759, уставленного книгами, с запыленными окнами, не пропускающими дневного света, и посмотрите на все то, что делается вокруг вас.
В наше время дело идет не о накоплении истин и научных открытий. Нам следует распространить и вложить в жизнь истины, забы¬


К молодому поколению
469
тые уже наукой, сделать их всеобщим достоянием. Мы должны стремиться к тому, чтоб все человечество стало способным их воспринять, чтоб наука стала основой жизни, вместо того, чтоб быть предметом роскоши. Этого требует справедливость.
Даже больше: это в интересах самой науки. Наука только тогда прогрессирует, когда новые истины попадают в среду, способную их воспринять. Теория механического происхождения тепла, изложенная в прошлом веке почти в тех же выражениях, как у Гирна760 и Клаузиуса761, оставалась восемьдесят лет зарытой в академических мемуарах, потому что познания по физике не были достаточно распространены, чтоб создать среду, способную ее воспринять. Нужно было три поколения, чтоб теория Эразма Дарвина762 об изменяемости видов была принята из уст его внука и признана учеными академиками, но без некоторого давления со стороны общества. Ученый так же, как поэт и артист, является продуктом той среды, в которой он вращается.
Если вы проникнетесь всеми этими мыслями, вы поймете, что прежде всего должен быть произведен полный переворот во всем современном строе, при котором ученые обладают научными истинами, между тем как большая часть человечества обречена оставаться тем, чем она была пять, десять веков тому назад: рабами и машинами, неспособными приобщиться к истинам, добытым наукой. В тот день, когда вы проникнетесь этой широкой, гуманной и глубоко-научной идеей, у вас пропадает желание заниматься чистой наукой. Вы всеми силами будете стремиться найти способ, чтоб изменить всё существующее, и если беспристрастие, сопровождающее ваши научные изыскания, не покинет вас, вы перейдете на сторону социализма. Вы отделаетесь от разных софизмов и станете в наши ряды. Вы скажете: «довольно работать на услаждение жизни тех, которым и так хорошо живется; посвятим свои знания, способности и силы на освобождение угнетенных!» И будьте уверены, что тогда сознание исполненного долга и гармонии между вашими чувствами и поступками пробудит в вас силы, о существовании которых вы и не подозреваете. В тот день, когда совершится переворот, наука, черпая бесконечные силы в свободном коллективном труде целой армии работников, совершит грандиозный полет, в сравнении с которым


470
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
настоящие ее успехи покажутся ученическими упражнениями. День этот не далек, как бы не гневались ваши учителя.
Тогда наслаждайтесь наукой! Это наслаждение будет доступно всему человечеству!
II.
Положим, вы кончаете курс юридических наук и думаете заняться адвокатурой; у вас, должно быть, есть иллюзии относительно вашей будущей деятельности; я предполагаю, что вы честные, сердечные люди и что вам не чужд альтруизм. «Можно ли себе представить более благородную деятельность: посвятить свою жизнь бескорыстной борьбе с несправедливостью, заставлять всегда торжествовать закон — выразитель высшего правосудия!», думаете вы, и вступаете в жизнь с полной верой в себя и в избранную вами деятельность.
Но откроем наугад судебную хронику и посмотрим, что нам скажет сама жизнь.
Богатый помещик требует, чтоб удалили с его земли ферме- ра-крестьянина за невзнос арендных денег. С точки зрения закона не может быть никаких сомнений: раз крестьянин не платит, он должен уйти.
Но глубже вникая в дело, мы узнаем, что помещик все время расточал свои доходы на праздные увеселения, а крестьянин всегда работал. Помещик ничего не делал для улучшения своей земли, а стоимость ее за пятьдесят лет утроилась, благодаря проведению проселочных дорог, осушению болота, расчистке неплодородных склонов. Крестьянин же, на счет которого, главным образом, всё это производилось, разорился, влез в долги и не в состоянии теперь заплатить помещику. Закон, всегда оберегающий собственность, конечно, на стороне помещика. Но что сделаете вы, в которых юридические функции не успели еще убить живого чувства? Потребуете ли вы, чтоб выгнали на улицу фермера или чтоб помещик вернул крестьянину часть дохода за его труд? — Ведь последнего требует от вас справедливость. Перейдете ли вы на сторону закона против справедливости, или же на сторону справедливости против закона?
А когда рабочий устроит стачку против хозяина, не предупредив его об этом за пятнадцать дней, кого вы будете защищать? Станете ли вы на сторону закона, т. е. на сторону хозяина, который воспользуется моментом кризиса, чтоб бессовестно увеличить свои барыши (по¬


К молодому поколению
471
смотрите последние процессы), или же против закона — за рабочих, умирающих в это время с голода? Станете ли вы защищать эту функцию, состоящую в утверждении «свободы сделок»? Или же вы постараетесь поддержать справедливость, в силу которой контракт, заключенный между сытым и продающим свой труд за хлеб, между сильным и слабым, нельзя признать за контракт?
Вот вам другой пример. В Париже арестовали человека за то, что он стащил из мясной лавки бифштекс. Оказалось, что это рабочий, не имеющий заработка, семья которого не ела уже четверо суток Все упрашивают мясника отпустить его, но он преследует несчастного и требует торжества правосудия! Бедняка приговаривают к шестимесячному заключению. Того хочет слепая Фемида763. — Возможно ли, чтоб при виде подобных фактов наша совесть не возроптала против закона и общества!
Станете ли вы, например, требовать применения закона к несчастному, не слышавшему ни разу в жизни доброго слова, оскорбляемому с самого детства, за то, что он убил соседа из-за пяти франков? Потребуете ли вы, чтоб казнили или — что еще хуже — приговорили к двадцатилетнему заключению этого преступника, вернее, больного, когда всё общество ответственно за его преступление?
Потребуете ли вы, чтоб засадили в тюрьму ткачей, которые в момент отчаяния подожгли фабрику? Потребуете ли вы, чтоб сослали на каторгу этого юношу, покушавшегося на коронованного убийцу, стоящего вне закона? чтоб расстреляли восставший народ, который решился выкинуть на баррикадах красное знамя будущего? — Нет, тысячу раз нет!
Если вы сознательно относитесь к окружающему, а не повторяете то, чему нас учили; если вы освободите закон от функций, которыми его затуманили с целью скрыть его происхождение — волю сильного, и его сущность — оправдание притеснений, завещанных человечеству его кровавой историей, — вы, безусловно, отнесетесь с глубоким презрением к этому закону. Вы поймете, что писанные законы стоят в прямом противоречии с законами совести. Вы откажетесь от традиции и придете к нам работать над уничтожением всех несправедливостей: экономической, политической и социальной.
Но тогда вы будете социалистом — тогда вы станете революционером.


472
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
А вы, молодой инженер, мечтающий улучшить положение рабочих усовершенствованием способов производства, знаете ли вы, сколько разочарований вас ожидает? С юношеской энергией вы беретесь за проведение горной дороги, извивающейся над пропастью и разрезающей глыбы гранита, чтоб соединить две страны, отделенные друг от друга самой природой. Когда вы приступите к работе, вы увидите, как в темных тоннелях целые партии рабочих гибнут от болезней и лишений, как другие уходят с несомненными признаками чахотки, унося с собой лишь несколько грошей. Каждый метр вашей дороги будет стоить многих человеческих жизней, благодаря преступной скупости капиталистов. Когда же будет окончена ваша работа, вы поймете, что вы трудились над проведением дорог для пушек завоевателей...
Вы посвящаете свою молодость открытию, которое должно облегчить производство, и после долгих усилий, многих бессонных ночей, вы наконец достигли цели.
Что же оказалось? Десять, двадцать тысяч рабочих остались без заработка! Для приведения в действие вашей машины достаточно будет нескольких рабочих сил, детей, большей частью, сведенных на положение машин! Трое, четверо фабрикантов разбогатеют от этого открытия и «будут пить шампанское полными бокалами»... Об этом ли вы мечтали? Изучая положение рабочего класса, мы видим, что швея ничего не выиграла от изобретения швейной машины; что рабочие в Сен-Готарде умирают от клистов764, несмотря на употребление горных сверлильных станков с алмазными головками; что каменщик и поденщик по прежнему страдают от безработицы, вопреки изобретению подъемных машин Жиффара765. Если вы отнесетесь к социальным вопросам с той непредубежденностью мысли, которая руководила вашими техническими изысканиями, вы неизбежно придете к заключению, что при существовании частной собственности и заработной платы, каждое новое открытие, даже если оно и улучшает несколько благосостояние рабочего, делает условия его службы тяжелее, труд более притупляющим, учащает безработицу, обостряет кризисы. Эти изобретения увеличивают лишь барыши тех, которые проводят жизнь в вечном наслаждении и праздности.
Что же вам остается делать?
Или убаюкать свою совесть софизмами и в один прекрасный день, распростившись с честными мечтами юности, постараться за¬


К молодому поколению
473
владеть всем, что дает право на наслаждение и пойти в стан эксплуататоров. Или же, если вы еще не окончательно зачерствели душой, сказать себе: — «Нет, теперь не время делать новые открытия! будем работать над преобразованием современного промышленного строя. Когда частная собственность будет уничтожена, тогда каждое новое промышленное усовершенствование будет служить благу всего человечества. Эта масса работников, сведенных ныне на положение машин, будет тогда целой армией мыслящих существ, которые внесут в промышленность свою инициативу, развитую наукой и практикой ручного труда. Техника достигнет в какие-нибудь пятьдесят лет таких успехов, о которых мы теперь не смеем и мечтать».
Что скажем мы школьному учителю, не тому, который смотрит на свою профессию, как на скучное ремесло, нет — учителю по призванию, чувствующему себя прекрасно среди толпы веселых шалунов, скачущих вокруг него с горящими глазами и радостным смехом, мечтающему привить этим младенцам те гуманитарные идеи, которые он лелеял в молодости?
Часто я вас вижу грустными, и я знаю причину вашей тоски. Сегодня ваш любимый ученик — живой и впечатлительный мальчик, с воодушевлением рассказывал легенду о Вильгельме Телле766. Глаза его блестели; казалось, он готов был заколоть всех тиранов, так горячо прочел он эти строки Шиллера767:
Перед рабом, разбивающим цепи,
Перед свободным — не дрожи!
Но когда мальчик вернулся домой, он получил строгий выговор от отца, матери, дяди за недостаток почтительности к пастору. Родители целый день твердили о необходимости «осторожности, подчинения властям, послушания», так что Шиллер был отложен в сторону и заменен «Искусством устроить свою жизнь на белом свете»!768
Вчера еще вам говорили, что ваши лучшие ученики идут по плохой дороге: один мечтает лишь об эполетах, другой, сообща с хозяином, эксплуатирует рабочих. А сколько надежд вы возлагали на этих молодых людей! Как ужасно противоречие между действительной жизнью и идеалом!
Я уже предвижу, что года через два, после многих разочарований, вы отложите в сторону ваших любимых авторов и скажете:


474
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
«Конечно, Телль — честный отец, но он безусловно ненормален. Поэзия прекрасна, когда сидишь у теплого камина, после того, как целый день преподавал сложные проценты; но жизнь имеет мало общего со стихами поэтов, парящих в небесах, особенно, когда ждешь посещения господина инспектора»...
Или же, ваши юные мечты станут убеждениями зрелого человека. Вы будете стремиться к тому, чтобы все получали широкое, гуманитарное образование и, убедившись, что это невозможно при современных условиях, вы приметесь за разрушение основ буржуазного строя. Тогда, уволенный со службы, вы бросите школу и придете к нам работать с нами, чтоб показать людям, старше вас — но менее опытным, — чем должно быть человечество, чем оно может быть и что есть привлекательного в знании. Вы будете помогать социалистам в их работе над полным преобразованием современного строя: вы будете вместе с ними стремиться к достижению всеобщего равенства, солидарности и свободы.
А вы, молодой артист, скульптор, художник, поэт, музыкант, неужели вы не замечаете, что в вас нет того священного огня, который вдохновлял ваших предшественников, что искусство стало банальным, что везде царит посредственность?
Да и возможно ли, чтоб это было иначе? Восторг, охвативший творцов эпохи Возрождения, когда для них воскрес древний мир, когда они обратились к чистым источникам самой природы, — отсутствует в современном творчестве. Революционные идеи еще не отразились в искусстве, и, за отсутствием какой бы то ни было идеи, современные художники увлекаются реализмом. Они изощряются в фотографировании капли росы на листьях растений, в воспроизведении мускулов коровы, в тщательном описании, в стихах или прозе, смрада помойных ям и роскоши будуаров хорошеньких женщин.
Но что же делать, спросите вы. Если священный огонь, который горит в вас, — лишь тлеющий уголь, то продолжайте делать то, что вы делаете и доведите искусство до вырождения в ремесло декоратора, поставщика либретто для Буффа769 и фельетонов какому-нибудь Жирардену770. Большая часть из вас уже вступила на этот пагубный путь.


К молодому поколению
475
Но, если ваше сердце бьется в унисон с сердцем человечества, если вы, как истый поэт, способны вслушиваться в биение жизни, то при виде народа, умирающего от голода, трупов, наполняющих рудники, изувеченных тел, лежащих грудами у подножия баррикад, при виде сосланных, идущих умирать за свои убеждения в снега Сибири и на берега тропических островов, в хаосе всемирной борьбы, сопровождающейся воплями побежденных и оргиями победителей, ожесточенных схваток героизма с трусостью, вдохновения с пошлостью, — разве можете вы оставаться пассивными! Вы перейдете на сторону угнетенных, потому что вы знаете, что прекрасное, великое, — словом, сама жизнь, — там, где борются за истину, за свет, за справедливость!
Но вы возразите мне: «Если чистая наука — предмет роскоши, медицина — обман, если закон — несправедливость, технические открытия — орудия эксплуатации, если деятельность учителя — ложь, если искусство вырождается без революционных идей, то что же делать?»
«Вам предстоит, — отвечу я, — громадная, увлекательная работа; труд, при котором ваши поступки будут гармонировать с вашей совестью, труд, способный захватить самые благородные, сильные натуры».
Какой труд? Я вам сейчас скажу.
III.
Или поступать всё время против совести и кончить пошлым восклицанием: «Пусть гибнет человечество, лишь бы я мог наслаждаться и пользоваться всеми благами жизни, пока народ по глупости не предъявляет своих прав!» Или перейти на сторону социалистов и вместе с ними работать над преобразованием всего современного строя. Таков неизбежный вывод произведенного нами анализа. Таково логическое заключение, к которому должен придти всякий мыслящий человек, если только он отнесется честно к тому, что происходит вокруг него, и сумеет отделаться от софизмов, привитых ему буржуазным воспитанием и пристрастным мнением окружающих.
Тогда перед вами предстанет вопрос: «Что делать?» Ответ не заставит себя ждать.


476
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Покиньте среду, где вы родились и где смотрят на народ, как на бездушное стадо, идите к этому народу с верой в него, с желанием помочь ему. Там вы найдете себе работу.
Вы увидите, что везде, как во Франции, так и в Германии, как в Италии, так и в Соединенных Штатах, везде, где есть привилегированные и угнетенные, в недрах рабочего класса происходит грандиозная работа над уничтожением рабства, налагаемого капиталистическим феодализмом и созданием нового общественного строя, основанного на справедливости и равенстве. Народ уже не довольствуется теперь пением душу раздирающих мелодий, в которые выливались страдания рабов XVIII века, которые поются еще русскими крестьянами. Он решительно идет к освобождению с полным сознанием своих сил, не останавливаясь ни перед какими препятствиями. Его мысль неустанно работает над созданием жизни, обеспечивающей счастье людям, переставшей быть проклятием для трех четвертей человечества. Он берется за самые сложные вопросы социологии и старается их решить, пользуясь своим здравым смыслом, своей наблюдательностью и тяжелым опытом.
Чтобы установить связи с другими угнетенными, он организует сообщества, содержащиеся на средства самого народа. Он входит в соглашение с рабочими других стран и лучше, чем самые красноречивые проповедники филантропии, подготовляет день, когда войны между народами станут невозможными. Чтоб знать, что делают его братья, и сговориться с ними, чтоб вырабатывать и пропагандировать новые идеи, он содержит, — но ценою каких лишений, каких условий! — свою рабочую прессу. Наконец, когда настанет час, он подымается и, обагряя своею кровью подножья баррикад, идет завоевывать себе свободу и права, которые богачи и власти сумеют вскоре направить опять против него, обращая их в свои привилегии.
Сколько постоянных, упорных условий! Какая непрерывная борьба! Какая гигантская работа, работа, вечно непрерываемая, то чтоб наполнить ряды, поредевшие от пуль и картечи, то чтоб заменить беглецов, не вынесших тяжести борьбы и преследований, то чтоб взяться за изучение социальных вопросов, прерванное массовыми избиениями!
Их газеты создаются людьми, которые должны были вырвать у общества обрывки знания, лишая себя сна и пищи; агитация под¬


К молодому поколению
477
держивается на средства бедняков, отдающих свои последние гроши; и всё это под вечным страхом, что семья будет обречена на самую ужасную нищету, если только хозяин узнает, что «его рабочий, его раб — социалист!»
Вот что, прежде всего, вы найдете в среде народа.
И сколько раз, в этой бесконечной борьбе, рабочие, изнемогая под тяжестью обстоятельств, тщетно задавали себе следующий вопрос:
«Где же молодые люди, которые получили образование на наш счет, которых мы одевали и кормили, пока они учились? Молодежь, для которой, не разгибая спины, с пустым желудком, мы строили дома, академии, музеи и, с изможденными лицами, печатали книги, недоступные нам? А где профессора, эти двигатели гуманитарной науки, в глазах которых человечество не стоит редкого вида гусениц? Эти люди, которые постоянно кричат о свободе и не попробуют никогда защитить нашу свободу, ежедневно попираемую? Эти писатели, художники, поэты, вся эта шайка лицемеров, которые со слезами на глазах говорят о народе и никогда не попытаются помочь этому народу в его тяжелой борьбе?»
Одни довольствуясь трусливой индифферентностью; другие, большая часть, презирают народ «la canaille»771 и готовы растерзать его, если только он посмеет коснуться их привилегий.
Появится, правда, иногда какой-нибудь юнец, мечтающий о барабанном бое и баррикадах, ищущий сильных ощущений, но как только он увидит, что путь к баррикадам тяжел, а в лавровом венке, которого он добивается, слишком много терний, он отказывается от борьбы за освобождение народа. Большею частью это честолюбцы, которые стараются хитростью снискать расположение народа и будут первые громить его, когда он захочет провести в жизнь те принципы, которые они сами проповедовали. Они готовы даже навести пушки на эту «презренную толпу», если только она посмеет восстать не по их сигналу.
Прибавьте к этому бессмысленное надругательство и высокомерное презрение большей части нашего общества, и вы получите ясную картину того, что дает сейчас буржуазная молодежь народу, чтоб помочь ему в его социальной революции.


478
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
И вы еще спрашиваете: «Что делать?» Что делать, когда ничего еще не сделано, когда целой армии молодых сил, готовых пожертвовать своими способностями, энергией и талантом, не хватило бы на то, чтоб помочь народу в предпринятой им грандиозной работе. Вы, любители чистой науки, неужели, если вы прониклись принципами социализма и поняли значение наступающей революции, вы не замечаете, что вся наука должна быть изменена соответственно новым принципам; что и в этой области нужна революция, которая своим значением должна превзойти переворот, изменивший течение наук в XVIII веке? Неужели вы не понимаете, что современная история — басня о величии царей, история генералов и парламентов, должна быть обращена в историю народа, в историю эволюции человечества? Что социальная экономия, оправдывающая сейчас эксплуатацию капиталистами, должна быть переработана, как в своих основных принципах, так и в неисчислимых приложениях? Что антропология, социология и этика должны быть пересозданы, что даже естественные науки должны получить новое освещение, изменяющее как способы понимания явлений природы, так и методы их изложения? Что же, неужели вам мало работы? Посвятите ваши знания, ваши силы служению новой науке. А, главным образом, помогите нам вашей железной логикой победить вековые предрассудки, выработать путем синтеза основы лучших организаций; научите нас проявлять в наших рассуждениях убежденность, присущую точным наукам; покажите своим примером, как посвящать жизнь служению истине.
Вы, доктора, которых тяжелый опыт заставил понять социализм, повторяйте нам каждый день, что человечество вырождается, что оно погибнет, если не будут изменены условия его жизни и работы, что ваши лекарства бессильны, пока девяносто девять сотых человечества прозябает в условиях жизни, прямо противоположных требованиям медицины, что должны быть искоренены сами причины болезней и что есть средства для их искоренения. Возьмите ваш скальпель, рассеките верной рукой современное общество, идущее по пути к разложению, и внушите нам, что рациональная жизнь не сказка и что нельзя останавливаться перед ампутацией члена, зараженного гангреной, когда опасность грозит всему организму.


К молодому поколению
479
А вы, изыскивающие способы приложения науки к промышленности, расскажите нам откровенно, каков результат вашей работы. Скажите тем, кто не решается порвать с настоящим, сколько зачатков новых открытий несет в себе современное знание, чем бы могла быть промышленность при нормальных условиях и сколько бы мог производить человек, если бы он постоянно работал над улучшением способов производства. Посвятите вашу интуицию, ваш практический ум, ваши организаторские таланты народу, вместо того, чтобы отдавать всё на служение эксплуататорам.
А вы, поэты, художники, скульпторы и музыканты, если вы способны понять, в чём ваше призвание и интересы искусства, принесите ваше перо, вашу кисть, ваш резец на алтарь революции. Изобразите нам в сильных образах, захватывающих картинах, бодрящих звуках титаническую борьбу народа с его притеснителями; вдохните в сердца молодежи частичку того революционного огня, который вдохновлял наших предков, расскажите женщине, как возвышенна и красива будет деятельность ее мужа, если он посвятит свою жизнь социальной эмансипации. Покажите человечеству в ярких красках всё уродство современной жизни и заставьте его приглядеться к причинам этого уродства; опишите ему, чем была бы жизнь, если бы она не сталкивалась на каждом шагу с нелепостью и гнусностью современного строя.
Словом, вы все, обладатели знаний и талантов, если в вас не умерло всё человеческое, — ваш долг работать для тех, кто унижен и оскорблен. Там нуждаются в вас, там ждут вас. Идите к ним не как учителя, а как товарищи по борьбе; не руководить ими, а вдохновлять в новой для вас среде; не поучать, а впитывать в себя стремления масс, их предугадывать и формулировать. Возьмитесь за эту работу с юношеским пылом и старайтесь провести в жизнь те принципы, которые вы почерпнули у народа. Тогда, и только тогда, вы будете жить полной рациональной жизнью. Каждое ваше усилие в этом направлении будет приносить обильные плоды; гармония, установившаяся между вашими поступками и требованиями вашей совести, пробудит в вас силы, о существовании которых вы и не подозреваете.
Борьба за истину, за справедливость, за равенство в среде народа — что может быть возвышеннее.


480
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
IV.
В трех длинных главах доказывал я молодым людям состоятельных классов, что при дилемме, поставленной им жизнью, если они смелы и искренни, они придут в ряды социалистов и с ними будут работать для социальной революции. Ведь эта истина так проста! А сколько предрассудков приходится разрушать, сколько софизмов и возражений опровергать, говоря о ней с молодыми людьми из буржуазии!
Мне легче будет иметь дело с вами, молодые люди из народа. Сама жизнь вас заставит стать социалистами, если вы хоть сколько-нибудь сознательно относитесь к окружающему. Ведь современный социализм создан народом. Мыслители из буржуазии только изложили его в научной форме и дали ему философское обоснование, но основные принципы социализма — продукт коллективной мысли рабочего народа. А рациональный социализм Интернационала, составляющий нашу главную силу, разве он не был создан в организациях рабочих самим народом? И писатели, содействующие его развитию, формулировали только идеи и стремления, уже намеченные в среде народа.
Принадлежать к рабочему классу и не посвятить себя торжеству социализма — это значит действовать против своих собственных интересов, отрицать самую основу своего существования и свою историческую миссию.
Помните ли вы то время, когда, еще ребенком, в холодный зимний день, вы бегали играть в ваш темный переулок? Мороз пробирал вас через вашу старенькую одежду, и ноги мокли в рваных сапожках. Уже тогда, видя издали упитанных и богато одетых детей, вы прекрасно знали, что вы и ваши товарищи превосходите и умом, и энергией, и сообразительностью этих разодетых малышей, свысока смотрящих на вас. Но в то же время, как нужда заставляла вас работать по двенадцати часов в сутки в грязной мастерской, и в течение нескольких лет, следя за равномерным движением машин, вы сами превращались в машины, — они, баловни судьбы, получали образование в школах, в гимназиях, в университетах. А теперь эти самые дети, менее даровитые, но более образованные, стали вашими хозяевами и бу-


К молодому поколению
481
дут наслаждаться всеми благами жизни, всеми плодами цивилизации. А вы? Что вас ожидает в жизни?
Вы живете в темной, сырой комнате, в которой ютятся пять, шесть человек; вы питаетесь исключительно хлебом, картофелем и какой-то черной жижицей, именуемой кофеем... И кроме заботы о том, чтоб заплатить за черный хлеб и за грязную конуру, есть ли у вас время подумать о чем-либо другом!
Неужели и вам придется влачить то жалкое существование, которое влачили ваши мать и отец в течение тридцати-сорока лет! Неужели и вам придется всю жизнь работать только для того, чтоб доставить нескольким избранным возможность наслаждаться благосостоянием, наукой, искусством, а самим вечно заботиться только о куске хлеба? Неужели и вам придется отказаться от всего, что делает жизнь прекрасной, чтобы предоставить все преимущества горсти бездельников? Неужели и вам придется вечно работать до изнеможения и знать лишь нужду и даже нищету в периоды безработицы?..
Может быть, вы смиритесь и, не видя возможности изменить свое положение, скажете:
— «Целые поколения покорялись этой участи, и я, не имея силы протестовать, должен также покориться! Что же, буду работать, а там посмотрим!»
Пусть будет так! Жизнь сама вас научит.
Придет день, когда наступит ужасный кризис, который убьет целую отрасль промышленности, и тысячи рабочих останутся без заработка; семьи их будут гибнуть от голода. Вы, конечно, всеми силами будете бороться с этим бедствием. Но вскоре вы увидите, что ваша жена, ваш ребенок, ваш друг изнемогают от лишений; тают на ваших глазах и, за недостатком пищи и ухода, медленно чахнут и молча умирают в своем темном углу. А жизнь, которой нет дела до этих жертв, кипит в богатых, залитых солнцем кварталах большого города, принося волны наслаждения и веселья баловням судьбы. Вы поймете тогда всю подлость современного строя, вы призадумаетесь над причинами кризисов и нищеты, вы постигнете весь ужас несправедливости, отдающей тысячи людей в руки небольшого числа алчных капиталистов, проводящих всю жизнь в праздности. Вы согласитесь


482
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тогда, что социалисты правы, говоря о необходимости полного преобразования основ современного общества.
Когда хозяин уменьшит вашу заработную плату, не брезгуя этими грошами, чтоб округлить свое состояние, и вы будете протестовать, он вам надменно скажет:
— «Питайтесь воздухом, если не хотите работать за эту цену».
Вы поймете тогда, что ваш хозяин не только хочет содрать
с вас шкуру, но смотрит на вас, как на существа низшей расы, что он не довольствуется тем, что своими деньгами держит вас в когтях, но и стремится сделать из вас раба во всех отношениях. Тогда, — или вы покоритесь, откажетесь от человеческого достоинства и молча будете переносить всякие оскорбления; или же кровь бросится вам в голову, вам станет противна ваша работа, вы восстанете и, получив расчет от хозяина, поймете, что правы социалисты, когда говорят:
— «Восстань, восстань против экономического рабства, так как в нем источник всякого рабства!»
Тогда вы придете в ряды социалистов и будете вместе с ними работать над уничтожением всякого рабства: экономического, политического и социального.
Наступит день, когда вы узнаете о судьбе, постигшей молодую девушку, горячо любимую вами за ее открытый, честный взгляд, стройный стан, оживленную речь. После долгих лет голода и нищеты, она решилась покинуть деревню и поехать в город искать заработка, она знала, что борьба за существование тяжела, но надеялась честно заработать кусок хлеба. В городе за ней стал ухаживать состоятельный юноша, увлек ее своим красноречием, и она отдалась ему со всею страстью молодой чистой души. Через год бедная девушка была брошена с ребенком на руках. Она не упала духом, продолжала бороться, но не вынесла нищеты и страданий и умерла в больнице... Что же сделаете вы тогда? Утешитесь пошлыми словами: «Она не первая, не последняя», и пойдете с товарищами в ресторан, оскорбляя непристойными словами память несчастной девушки? Или же возмутитесь до глубины души, постараетесь найти мерзавца соблазнителя и отомстить ему за его преступление? Но во всяком случае вы призадумаетесь над причинами подобных фактов, ежедневно повторяющихся, и поймете, что из этого положения нет выхода, пока общество разделено на угнетенных тружеников и праздных жуиров со скот¬


К молодому поколению
483
скими наклонностями. Вы поймете, что необходимо уничтожить эту пропасть, и придете в ряды социалистов.
А вы, женщины из народа, можете ли вы быть равнодушными к подобным историям? Лаская белокурую головку нежно прильнувшего к вам ребенка, не задумываетесь ли вы над участью, ожидающей его при современном социальном строе? Хотите ли вы, чтоб ваши сыновья прозябали подобно тому, как прозябал ваш отец, всю жизнь думая о куске хлеба, не имея других радостей, как посещение кабака?
Хотите ли вы, чтоб ваш муж и ваш сын оставались во власти первого встречного, получившего от отца капитал для эксплуатации. Согласны ли вы, чтоб они оставались пушечным мясом, рабами капиталистов, навозом, удобряющим поля богачей?
Нет, тысячу раз нет! Я знаю, как вы возмущались, когда ваши мужья, смело начавшие забастовку, покорно приняли унизительные условия, предложенные им надменным тоном толстым буржуа! Я знаю, как вы восторгались женщинами-испанками, идущими во время народных восстаний в первых рядах подставлять свою грудь под штыки солдат! С каким уважением, с какой гордостью вы произносите имя женщины, стрелявшей в деспота, посмевшего оскорбить социалиста, содержавшегося в тюрьме. Я знаю, с каким трепетом вы читали о храбрости женщин, стоявших под градом пуль на улицах Парижа, вдохновляя мужей своих на героические подвиги.
Зная всё это, я уверен, что и вы, современные женщины, примкнете к тем, кто работает над завоеванием лучшего будущего.
Все вы, честные молодые люди, крестьяне, рабочие, чиновники, солдаты, вы поймете ваши права и придете к нам. Вы придете помогать вашим братьям пролагать путь революции, которая уничтожит рабство, разрушив старые традиции, откроет человечеству новые горизонты, даст истинную свободу, истинное равенство, труд для всех, всеобщее пользование плодами своих трудов и счастливую рациональную жизнь!
Тогда нам не скажут, что мы маленькая горсточка, не имеющая сил достигнуть намеченной нами цели.


484
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Сделаем подсчет и узнаем, сколько нас, жертв несправедливости. Крестьяне... Нас, работающих на других, довольствующихся овсом, предоставляя пшеницу хозяину, целые миллионы; мы составляем большую часть человечества. Рабочие... Нас, ходящих в лохмотьях, изготовляя шелка и бархат для богачей, тоже немало: когда свистки заводов и фабрик предоставляют нам кратковременный отдых, мы, как бушующее море, заливаем улицы и площади больших городов.
Страждущие и угнетенные, мы — грозная сила, океан, способный всё поглотить. Стоит нам захотеть, и мы в один миг завоюем счастье всего человечества.


О ВОЙНЕ: Два письма к В. Л. Бурцеву
Письмо первое
I.
Дорогой мой друг!
Вы хотите знать мое мнение о теперешних событиях. Вот оно, — коротко и ясно.
При данных условиях всякий, кто чувствует в себе силы что-нибудь делать и кому дорого то, что было лучшего в европейской цивилизации, и то, за что боролся рабочий Интернационал, может делать только одно — помогать Европе раздавить врага самых дорогих нам заветов: немецкий милитаризм и немецкий империализм.
С этим врагом боролись уже в 1871 году, тотчас после окончания франко-прусской войны, Либкнехт772 и Бебель773, когда протестовали против разбойного присоединения Эльзаса и Лотарингии774 к Германской империи, заведомо против воли народа этих областей. Они видели в этом грабеже залог новых, неизбежных войн, а с ними — приостановку цивилизации и прогресса.
С тем же врагом в крайнем лагере Интернационала боролся Бакунин, стараясь поднять освободительное восстание на юге Франции, а когда это не удалось, он старался поднять общественное мнение Европы своими проникновенными письмами, — Lettres à un français, — и теми статьями, которые он называл своим завещанием.
На защиту Франции, тотчас после падения Наполеона III и провозглашения республики, поднялся старик Гарибальди775 со своими волонтерами, и телеграмма — «La sainte chemise rouge à débarqué Marseille» — разнесла по Европе весть о высадке Капрерского льва776 на защиту Франции против германского нашествия.
Мало того. Не в одних крайних партиях, но и среди буржуазии всей Европы, всё, что принадлежало к передовой мысли, протестовало тогда против разгрома Франции, отторжения от нее двух областей и неслыханной в те времена контрибуции777 в пять миллиардов франков. Уже тогда лучшие люди Европы поняли, что военное тор¬


486
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
жество Германии и создание в центре Европы могучей Германской империи значили приостановку на долгие годы той цивилизации, носителем которой была Франция, и отречение самой Германии от идеалов, вдохновлявших до тех пор ее лучших представителей. Все чувствовали, что торжество прусского воинствующего юнкерства неизбежно приведет к торжеству военщины и кулачного права во всей Европе, — к общему понижению культуры.
И в настоящее время с этим врагом до последней минуты боролись мирным оружием все противники милитаризма: одни — протестуя против войны вообще, другие — угрозой всеобщей стачки.
Но раз сила стародавних устоев военного государства взяла верх, раз тот, который, посылая немецкие войска в Китай против боксеров778, мог сам себя назвать Аттилой779 и приказывать своим солдатам быть столь же свирепыми, как полчища Аттилы («Times» припомнил на днях эту речь), стал вождем и выразителем Германии; раз эта злая сила взяла верх и напустила своих озверевших солдат на Западную Европу, долг наш — дать отпор этой силе всеми средствами нашей власти.
Немецкие дипломаты хорошо помнят заветы Бисмарка: «Одновременно с военной кампанией вести дипломатическую кампанию», т. е. поход лжи и обмана*. И теперь эти дипломаты воспользовались убийством эрцгерцога Фердинанда780, чтобы уверить ничего лучшего не желавших немцев, что заступничество России за Сербию — причина войны. Между тем, государственным людям Западной Евро-
* Бисмарк сам рассказал, как он обработал депешу, полученную им от прусского короля Вильгельма, из Эмса, где он пил воды, и как он обнародовал ее в таком виде, что выходило, будто Франция была виновницей войны 1870 года. Вильгельм телеграфировал Бисмарку, что он ответил французскому посланнику во время гулянья на водах, что раз он обещал отказаться от кандидатуры немецкого принца на испанский престол, других гарантий не требуется. Бисмарк, остававшийся в Берлине, пригласил к себе обедать Мольтке [Гельмут Карл Бернхард фон Мольтке, Мольтке Старший {нем. Helmuth Karl Bernhard von Moltke; 26 октября 1800-24 апреля 1891) — немецкий фельдмаршал, военный теоретик. В 1858-1888 гг. — начальник Генерального штаба. — П. Т], прочел ему депешу и спросил его, уверен ли он в победе. Мольтке ответил утвердительно, насколько предвидеть возможно в войне. Тогда, — говорит Бисмарк, я не фальсифицировал депеши короля: я только так «уварил ее», что был уверен, что завтра весь Париж потребует войны — выходило оскорбление посланника. Так и случилось. Вышло, что в войне виновата была Франция, и вся Европа и мы все в Петербурге поверили этому. То же происходит теперь.


О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
487
пы было хорошо известно, что уже 6-го июля (19-го нового стиля) германским правительством война решена была бесповоротно.
Австрийский ультиматум Сербии был последствием этого решения, а не причиной.
Окончательное решение было принято 6-го (19-го) июля. Но сколько раз война Германии против Франции уже готова была разразиться со времени разгрома 1871 года! Германия всё время жила в готовности к ней, а Франция всё время ждала нового вторжения, которого не в силах была бы остановить. Сквозь всю историю Франции за последние сорок лет красной нитью проходит сознание этой опасности. Три раза, — сперва при Александре II, а потом при Александре III, — Россия должна была вмешаться, чтобы предотвратить, иначе неизбежный, разгром Франции. За последние же три года общеевропейская война уже дважды готова была разразиться. В июле 1911г. она была так близка, что здесь, в Англии, уголь для военных судов спешно отправляли из Уэльса781 в Ньюкасл782 по железной дороге! Везти морским путем было бы слишком медленно и, может быть, уже ненадежно.
Прошлым летом Австрия держала под ружьем миллион мобилизованных солдат близ своей восточной границы, а германская кавалерия уже в феврале, когда снег еще лежал в России, стояла на западной границе Царства Польского, вполне готовая к наступлению. Я это знаю от очевидцев.
Если европейская война тогда уже не разразилась, то только потому, что расширение и укрепление Кильского канала783, где должен был укрыться немецкий флот (раньше в него не могли войти дрэд- ноты784), еще не было закончено. А также не были еще готовы громадный укрепленный лагерь в озерной полосе Восточной Пруссии и новые укрепления крепостей в Кёнигсберге785 и Данциге786. Работы в Кильском канале были спешно завершены нынешним летом 20-го июня, — и две недели спустя война была решена.
Впрочем, уже прошлой зимой много разных признаков указывало на близость войны, и в феврале в Бордигере787 я доказывал моему другу редактору «Temps Nouveaux», как неправы были французы, протестовавшее против закона о трехлетней службе. Другого средства, в виду увеличения Германией ее готовых к бою войск на целые двести тысяч, не было. Если бы Франция объявила мобилизацию, хотя бы частную, она оказалась бы виновницей войны. Война начнется, — говорил я, — как только жатва поспеет в России и во Фран¬


488
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ции: немцы знают, что иначе им нечем было бы кормить свои армии, особенно свою быстро наступающую кавалерию. Помните, что война 1870 года началась 15-го июля. Русским друзьям я советовал заранее выбраться из-за границы.
Всё это было так ясно, так очевидно, что только люди, мало интересующиеся западно-европейскими делами да нежелающие вообще думать о «страшных» вопросах, могли этого не видеть. Что не мешает теперь целой куче людей, начитавшихся немецкой прессы и телеграмм, рассылаемых оплачиваемыми Германией телеграфными агентствами, воображать, что причта войны — заступничество России за Сербию, хотя Германия что-то еще не думает об Австрии, а пока что завоевывает и «присоединяет» Бельгию.
Впрочем, кто же из государственных деятелей Бельгии не знал, что Бельгию давно решено завоевать при первом удобном случае, а Голландию — заставить примкнуть к Германской империи, так как в ее руках находятся проливы, ведущие в Тихий океан из Индийского океана; Францию же давным-давно решено низвести на степень третьестепенной державы... К этим целям направлена была вся жизнь Германской империи. Этими завоеваниями бредят в Германии миллионы как буржуа, так и рабочих.
И.
Не Сербия — причина войны, не страх Германии перед Россией, а то, что, за исключением ничтожного меньшинства, тот класс, который заправляет политической жизнью Германии, был опьянен своим торжеством над Францией и своей быстро развивавшейся военной силой на суше и на морях. Этот класс считает прямо-таки оскорбительным для Германии, что ее соседи мешают ей завладеть богатыми (готовыми, заселенными уже) колониями на Средиземном море. (Марокко, Алжир, Египет), а также Малой Азией и частью Китая, опережают ее в планах захвата будущей Адриатики Индийского океана, т. е. Персидского залива, и вообще мешают ей установить свою гегемонию в Европе, Азии и Африке.
Быстрое закрытие германской обрабатывающей промышленности за последние сорок лет, без одновременного развития достатка среди крестьянства, которое могло бы быть рынком для сбыта мануфактурных изделий (как в Соединенных Штатах), сделало то, что громадная масса немецкого пролетариата заражалась теми же


О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
489
завоевательными планами и теперь тоже мечтает о быстром развитии могучего, завоевательного капитализма. Вследствие чего в результате получается настоящее поклонение перед идеей объединенного военного государства, обожание армии и поразительное единодушие в завоевательных мечтаниях.
Что в этой характеристике нет преувеличения, доказали события последних дней.
«Оставайтесь нейтральными, — писал Вильгельм английскому правительству. — Я оставлю нетронутой территории Франции в Европе, только отберу ее колонии (Марокко, Алжир, Тунис, Тонкин)».
«Не оставайтесь нейтральными, присоединитесь ко мне, — писал он в Италии, — Вы получите за это Савойю788, Ниццу789, Тунис».
«Не вмешивайтесь, дайте мне разделаться с Англией, Бельгией и Францией», — писал он в Россию и обещал не трогать России, — «покудова».
«Охота вам придавать такое значение клочку бумаги, — т. е. договору европейских государств, которым обеспечивалась независимость и нейтральность Бельгии», — писал германский канцлер английскому министру иностранных дел, нагло заявляя, таким образом, что для Германии никакие международные договоры не существуют.
Нам, верно, скажут, что Наполеон I тоже считал себя вправе попирать все международные договоры. Правда, но по крайней мере вплоть до войны 1812 года, армии Французской республики, а затем даже и империи, разносили по Европе уничтожение крепостного права и равенство всех граждан перед законом. В этом была их сила. Что же несут теперь немецкие армии в сжигаемые ими города и деревни? Ничего, кроме идеала военного государства! Никакой идеи права! Ничего, кроме торжества озверевшего солдата! Ничего, кроме топтания в грязь той самой культуры, которая развивалась в Германии до 1870 года.
Свобода народностей? Идеалы мира? Прогресс? Ничего этого нет на знамени Германской империи. Оно обещает только войну, оно — залог новых войн. Покорение вольных наций. Централизованное военное государство, подчинение всей жизни народа военному идеалу, воплощением которого служит он, Вильгельм, сам себя именующий «бичом Божьим», Аттилой!
Постарайтесь в самом деле представить себе, что значило бы торжество Германии в теперешней войне?


490
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Покорение Бельгии — всей или по крайней мере большей ее части. Во всяком случае водворение Германии в Антверпене790 и, по всей вероятности, в Кале791.
Насильственное приобщение Голландии к Германской империи.
Угроза присоединения Швейцарии, которую более не в силах будут защищать Франция и Англия*.
Присоединение к Германии части Франции (Шампани792 и северных берегов), а, следовательно, появление линии немецких крепостей в одном или двух днях пути от Парижа и запрещение воздвигать против них укрепления; громадная, изнурительная контрибуция, идущая, главным образом, на дальнейшее усиление германской армии и флота (уже Бисмарк жалел, что не взял контрибуции в 15 миллиардов вместо пяти). В результате — низведение Франции на роль третьестепенного государства, не смеющего сделать ни одного шага в направлении социального прогресса, в виду угрозы вмешательства Германии. Все эти годы в этом положении была Бельгия. В такое же положение попала бы Франция, и приблизительно в такое же положение попала бы Англия.
Теперь, когда строятся громадные пароходы, способные принять каждый по нескольку тысяч солдат, когда подводные лодки, аэропланы и управляемые воздушные шары стали частью вооруженных сил, неуязвимости Англии от вторжения немцев уже не существует. Уже теперь знающие люди предвидят здесь полную возможность вторжения. Когда же прусская каска будет владычествовать на южном берегу Па-де-Кале, вторжение в Англию станет просто вопросом удобной минуты. Весь строй жизни и дальнейшее развитие страны должны будут складываться в виду этой возможности, как они уже складывались во Франции.
О последствиях торжества Германии для нас, в России, даже думать не хочется, — так они были бы ужасны. Что станется с внутренним развитием России, когда на Немане793, в Риге794, а может быть, и в Ревеле795, воздвигнутся немецкие крепости, как Мец796, — не для защиты отвоеванной территории, а для нападений? Крепости, откуда в первый же день объявления войны смогут выступить двести тысяч войска, со всей своей артиллерией, готовые идти на Петроград?
* Если бы Швейцария быстрой мобилизацией 600-тысячного войска не подкрепила своего отказа пропустить германские войска во Францию чрез Базельский кантон, ее независимости был бы положен конец.


О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
491
Вообще, торжество Германии в этой войне значило бы порабощение всей европейской культуры задачам военного преобладания. Ее торжество в 1870 году уже дало нам сорок лет такого порабощения и остановки общего развития. Теперь ее торжество над Францией, Бельгией, Англией и Россией дало бы полстолетия, если не более, такой же остановки развития, распространенной на всю Западную Европу и на весь славянский мир.
Я не говорю уже о том, в каких возмутительно-диких формах выражается в теперешней войне торжествующий германизм. Говоря только о том, что засвидетельствовано непреложными свидетельскими показаниями, немецкие регулярные войска превзошли всё, что мы слыхали до сих пор. И при этом, — заметьте, — последний немецкий солдат и ца- бернский797 лейтенант, совершая зверства над бельгийцами, — стариками, женщинами, детьми, — считает их именно бунтовщиками. Не народом, воюющим за свою свободу, а беззаконными бунтовщиками.
Что всего ужаснее, это — то, что насилие, совершаемое германцами над Бельгией, возбуждающее омерзение во всем образованном мире, находит оправдание даже в среде крайней партии — социал-демократической. Надеюсь, не у всех. Но вы, конечно, читали о кампании, предпринятой немецким депутатом Зюдекумом798 в шведской газете «Socialdemokraten» и лично в Италии, и видели ответы, данные ему в этих странах.
Тем временем вне Германии пролетариат всей Европы понимает, какое клеймо теперешняя война налагает на германский народ, и желает, ждет полного поражения Германии и прекращения внесенной ею в нашу жизнь военщины.
Многое еще хотел бы сказать. Но на сегодня довольно. Всем, кто не закрывает глаза на совершающееся вокруг нас, достаточно ясно, почему всякий, кому дорого прогрессивное развитие человечества и у кого мышление не отуманивается личными привязанностями, привычкой и софизмами казенного якобы патриотизма, не может колебаться. Нельзя не желать полного поражения зарвавшейся военной Германии. Нельзя даже оставаться нейтральным, так как в данном случае нейтральность была бы потворством железному кулаку.
Это понимает громадное большинство, и отовсюду слышатся такие речи: Союзники победят, и эта война будет последней европейской войной. Права всех национальностей на свободное развитие будут признаны; федеративное начало найдет широкое приложение


492
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
при переделе карты Европы. Безобразие войны и неспособность вооруженного мира предотвратить ее — так бьют в глаза, что наступает период всеобщего разоружения. А единение внутри передовых наций, к которому уже ведет теперь необычайное напряжение всех сил, с тех пор, как надвинулась общая опасность, неизбежно оставит следы во всех народах. Оно уже кладет зачатки новой, более объединенной жизни всех слоев, из которых теперь слагаются нации.
Таковы мысли, нарождающиеся в Западной Европе. Они верны и они должны восторжествовать.
Брайтон, 23-го августа (3 сент.).
Письмо второе
I.
Дорогой мой друг!
Конечно, вам, должно быть, очень больно переживать противоречия, которые осаждают вас. «Меня одна мысль, главным образом, мучает, — пишете вы. — Неужели война, в особенности в таких размерах, как теперешняя, может являться войной освободительной... Если мы раньше знали, что война с Германией будет освободительной войной, тогда к чему нам был весь антимилитаризм, все фразы о всеобщей стачке и т. п. Вообще ряд вопросов, которые теперь не дают жить».
Я понимаю, как должны мучить подобные вопросы. Но не оттого ли они возникли, что во всей работе антимилитаристов, противников войны, лежит коренная ошибка. Они думали, что своей пропагандой против войны они могут помешать войне, несмотря на то, что теперь существуют еще во всей силе те причины, которыми обусловливается неизбежность войн.
Они писали, что причина всех современных войн — европейский капитализм со всеми его известными последствиями. А с другой стороны, они верили, что «достаточно объявить всеобщую стачку» во всех странах, готовых броситься в войну (только!), и война станет невозможною.
Каким-то чудом вся громадная сила капитала и подвластных ему орудий исчезала, рушилась, парализовалась. И исчезала она не толь¬


О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
493
ко во Франции, но и в той другой стране — в Германии, — которая в завоевании части Франции, в обессилении ее и в приобретении ее колоний видела «необходимый шаг», чтобы дать развиться вовсю своему, германскому капитализму.
Выходила, таким образом, явная несообразность. И я теперь спрашиваю себя. Вполне ли сознавало большинство антимилитаристов неразрывную связь между войною и разрастанием европейского капитализма. Не придавали ли они все-таки слишком большое значение в войнах злой воле отдельных личностей?
Вот почему за последние десять-двенадцать лет, когда неизбежность нападения Германской империи на Францию стала ярко обозначаться, я старался убедить французских товарищей, что пропаганда против войны — одно, а положение, которое им придется занять в момент объявления войны Германией, — совершенно другое.
Живя в обществе, скажем, двадцати человек и видя, что один из нас, посильнее, норовит угнетать другого, я могу, я должен употреблять все мои усилия, чтобы вразумить всех нас, а в особенности сильного, стремящегося угнетать слабого товарища. Если мои слова не подействовали, если сильный начал бить слабого, разве я имею право стоять в стороне, сложа руки, на том основании, что кулак — не доказательство и что я раньше проповедовал вред драки и необходимость мира. Именно потому, что я противник угнетения слабого сильным, я бросаюсь в драку и помогаю слабому отбить сильного, хотя прекрасно знаю по опыту, что удар кулака, предназначавшийся слабому, непременно попадет в мою голову.
Я понимаю, что можно не отвечать на личную обиду. Но стоять сложа руки, когда злой и сильный бьет слабого, — непростительная подлость. Именно ею держится всякое насилие.
Проповедь против войны, конечно, приближает время, когда люди поймут, что истинною причиной войны всегда бывает желание одной стороны воспользоваться трудом другой страны и накопленными ею богатствами. Она поможет также убедиться, что даже «успешная война» приносит в конце концов больше вреда, чем пользы, самим победителям.
Но при ныне существующих условиях такая пропаганда не может помешать войне, покуда есть страны, которых население готово помогать желающим наживаться чужим трудом, сплошь да рядом предполагая в жом и свою выгоду.


494
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Угроза всеобщей стачки может сдерживать до поры до времени завоевательные порывы. Но бросьте думать, — говорил я, — что всеобщая стачка может состояться в момент объявления войны, если одна из сторон решила открыть военные действия. Каждый в той стране, которой грозит вторжение, будет чувствовать в такую минуту, что один день промедления в мобилизации представит подарок завоевателю целой области и увеличит число жертв войны на лишнюю сотню тысяч человек.
На это мои французские товарищи возражали: «Для того-то мы и ведем антивоенную пропаганду, чтобы открыть глаза немцам, чтобы они отказались помогать своим капиталистам в грабеже Франции. Помни, что у немцев есть уже три с половиною миллиона социалистов, — наивно прибавляли мои друзья, — и эта масса социалистов вместе с нами воспротивится войне».
Когда же я доказывал, что этого не будет и быть не может, мне смело отвечали: — «Если даже и так, то кто-нибудь должен же взять на себя почин. Мы начинаем, — будь, что будет!»
На это оставалось только сказать: «Пусть так. Но с тем, что, когда Германия начнет с дикой энергией, — с согласия своих социалистов, — собирать свои полчища, вы с еще большей энергией и с тем более полным сознанием правоты своего дела, что вы старались помешать войне, будете помогать мобилизации и будете драться против завоевателей. Только бросьте вы говорить такой вздор, что рабочему-французу всё равно, кто бы ни владел им: французский капиталист и французский префект или немецкий генерал и немецкий фабрикант. Вы, во Франции, не видали и, мало путешествуя, не знаете, что значит жить под владычеством другой нации».
Впрочем на этот счет за последний месяц немцы сами постарались открыть глаза мечтателям*.
Большая часть французских антимилитаристов именно то и сделали, что следовало предвидеть. Через несколько дней после объявления войны один из близких моих товарищей, один из самых убежденных
* Один из таких мечтателей, французский депутат-социалист Комнер-Мо- рель, побывав в Санлисе (Seniis) и убедившись на местах, с каким злорадством немецкие солдаты подвергали пыткам французов, раньше чем их добить, с грустью признается в своих заблуждениях. Он указывает, что из четырех миллионов избирателей-социалистов в Германии, по крайней мере, один миллион должен находиться в немецких войсках, наводнявших Бельгию и Францию.


О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
495
антимилитаристов, писал мне из Парижа: «Ты был прав: надо защищаться. Только сопротивление и нападение сломят немецкую военщину». Другие пишут: «Состою в таком-то полку»: санитаром — кто постарше, рядовым — кто помоложе; и дерутся антимилитаристы, наверное, с таким же твердым намерением выгнать из Франции раз навсегда численно превосходных, засевших в окопы немцев, как и все остальные.
Так же поступили и бельгийцы. До последней минуты они стояли за мир. А когда надвинулась орда завоевателей, они стали геройски защищать дорогие им родные поля и города.
Теперь вы, конечно, знаете, что двинуло немцев на завоевание Бельгии и Франции. Вы знаете, как без всякого повода, или даже подобия повода, они вторглись в Бельгию, чтобы легче им было раздавить ненавистную им Францию; вы знаете, как они завоевывают, знаете, как они мстят, когда им приходится отступать из городов и сел, которые они уже считали своими. Вы знаете, почему и как они ведут войну. Так скажите: желаете вы успеха бельгийцам и французам? Желаете вы изгнания озверелых завоевателей из Бельгии и Франции?
Если да, то о чем же еще разговаривать.
II.
Я знаю, что далеко не все разделяют такой взгляд. В Италии есть много рабочих, особенно анархистов, синдикалистов и отчасти социал-демократов, которые безусловно против того, чтобы Италия приняла какое бы то ни было участие в войне. Все они выражают сочувствие Бельгии и Франции и ненависть к завоевательному германизму; но вместе с тем они стоят за полное невмешательство — не только правительства, но даже отдельных отрядов добровольцев. Объясняется это, по всей вероятности, теперешним состоянием Италии после триполийской войны7". Рабочие, очевидно, боятся, что если начнется агитация для посылки во Францию добровольческих отрядов (как это советовал на недавнем совещании синдикалистов де-Амбрис800), это даст повод правительству вмешаться в войну. А в данную минуту, — думают они, — вмешательство было бы гибельно для Италии. Действительно, поживши в Италии, вполне понимаешь, как должны итальянцы, любящие свою родину, опасаться войны. При теперешней дезорганизации армии после триполийской войны, при полном истощении военных запасов, — начинать новую войну они считают невозможным.


496
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Таким образом, положение, принятое итальянцами, вполне понятно. Можно сказать только одно: что его последствия могут быть очень невыгодны для Италии. Своим отказом стать на сторону тройственного союза801 Италия нажила непримиримого врага в Германии, которая, если она не потерпит полного поражения, непременно воспользуется первым удобным случаем, чтобы выполнить давно подготовляемое ею вторжение в северную Италию.
Что же касается до тех глубоко убежденных антимилитаристов во Франции и Швейцарии, которые во имя своего отрицания войны не желают поощрять ни той, ни другой воюющей стороны и среди которых я имею близких друзей, то они впадают, на мой взгляд, в серьезную ошибку. Их сочувствие — на стороне французского и бельгийского народа. Самый факт завоевания и обирания одного народа другим им ненавистен. «Но война — зло», — говорят они, — а потому они не хотят ее ни за, ни против Германии.
Но они упускают из вида одно. Теперешняя война творит новую историю. Она всем народам ставит новые условия общественного строительства. И когда начнется эта перестройка, новая жизнь пройдет мимо тех, кто отказался быть людьми действия в минуты, когда судьбы нашего века решались на полях битв.
Да, война, действительно, поставила мучительные вопросы. Но нельзя ли на нее взглянуть попроще?
Почему-то повсюду на нее возлагаются большие надежды. Отовсюду слышится мнение, что эта война положит конец развития могучего военного государства в центре Европы, служащего угрозой своим соседям. Почему-то люди верят, что она положит начало временам мирного развития в лучшем направлении; ужасы войны выступили за эти два месяца в такой потрясающей наготе; наконец, вызванное ею объединение всех слоев общества в одном общем деле не пройдет бесследно, а заложит зачатки более объединенной жизни...
Конец гегемонии Германии, распадение Австрийской империи и заря новой жизни для славянских народностей, объединенная Польша, снова вносящая свои народные начала в сокровищницу знаний и творчества Европы, как она вносила их раньше, — чего только не ждут от этой войны.
Конечно, можно только радоваться, что войне придают такие цели. Сколько бы из этих целей ни осуществилось, во всяком случае начало их осуществления будет положено.


О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
497
Но нужно ли всё это, чтобы определить наше отношение к войне. Не достаточно ли ясно уже определились ее ближайшие задачи.
Когда старый, раненый Гарибальди созвал в 1870 году своих старых и молодых товарищей и пошел с ними сражаться против немцев за Французскую республику, он не задавался мировыми задачами. Он не переоценивал значения войны вообще. Он видел во Франции «борьбу свободы с самовластием» и счел своим долгом стать, как всегда стоял, на защиту первой против второго.
Понятно, он не вмешался бы в войну 1866 года между Пруссией и Австрией, потому что ни за той, ни за другой он не признавал права на подавляющее значение в Германском союзе. И не вмешался бы он в войну двух государств за право завоевания какой-нибудь чужой земли в Африке или Азии. Но он вступился во франко-прусскую войну, потому что со времени падения Наполеона III война не имела для Германии иной цели, кроме завоевательной, причем право и прогресс были на стороне Франции.
То же самое приходится сказать себе теперь. События последних двух месяцев показали, насколько необходимо сокрушить злую силу, которая воюет во имя того, что германским капиталистам «нужны» чужие земли и колонии; что для покорения своей соперницы, Франции, Германии «нужно было» провести свои миллионные армии через нейтральную Бельгию, что ей «нужно» сокрушить Англию, чтобы богатеть. А потому Германия будто бы имеет право и даже «священную миссию» предавать огню и мечу поля, политые потом и кровью бельгийских и французских крестьян, обращать в развалины города и избивать мужчин, женщин и детей, раз кто-нибудь из граждан вздумает защищать свой дом и свою семью от вторжения.
Для вас и многих других всего этого однако еще недостаточно. Вы сомневаетесь, вы хотите знать наверно, будет ли эта война войною освободительной. Но на этот вопрос заранее ответить невозможно. Всё будет зависеть от исхода войны со всеми возможными, побочными ее осложнениями.
Одно только несомненно. Если восторжествует Германия, то война не только не будет освободительною: она принесет Европе новое и еще более суровое порабощение.
Правители Германии этого не скрывают. Они сами заявили, что начали войну с целями завоевательными: надолго обессилить Францию, отобрать у нее колонии, разбогатеть на ее счет, обессилить


498
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Англию, отобрать некоторые из ее колоний; обессилить Россию, «обеспечить себя от ее нападений», т. е. — «округлить границы» и настроить укрепленных лагерей вроде Меца в областях, отобранных у России, — поближе к Петербургу и Москве.
Что именно к этому стремятся и владыки Германии, и их политические и военные писатели, и их офицеры, и даже часть солдат, — в этом нет ныне сомнения. Они сами этого не скрывают. Они гордятся этим. И кто же не понимает, какой источник новых войн представил бы собою такой исход войны? Каким препятствием он явился бы всякому прогрессивному внутреннему развитию в Европе.
Но если это верно, то помешать такому торжеству завоевателей, избавить Европу от висящей над нею угрозы, — не будет ли это уже таким великим делом, что война, достигшая такой цели, вполне заслужила бы названия войны освободительной.
Заметьте, что в теперешней войне намечается еще один вопрос громадной важности: вопрос небольших народностей, стремящихся завоевать себе право на самобытное развитие. Но этот вопрос так важен, что лучше будет вернуться к нему в другом письме.
Во всяком случае уже теперь характер гигантской борьбы, ведущейся в Европе, достаточно выяснился. Пора прекратить разговоры о «носителях высокой германской культуры». Они достаточно выказали себя в Бельгии. Мы увидели, до чего могут дойти люди, даже не глупые и по природе не злые, если они выросли с детства в обожании права военного захвата. И мы вынуждены определенно сказать следующее:
«В Европе безусловно невозможно будет дальнейшее развитие идеалов и нравов свободы, равенства и братства, пока среди нас будет семидесятимиллионное государство, где до машинного совершенства разработаны все приемы военного разбоя,- где вся нация, включая ее лучших людей и ее передовые партии, оправдывает эти приемы и считает их своим правом, видя в них залог своего дальнейшего развития.
Необходимо, чтобы весь германский народ увидел на деле, в какую бездну разорения и нравственного падения повергла его культура, целиком направленная к завоевательным целям».
Я. Кропоткин Брайтон, 21-го сентября (4 октяб.) 1914 г.


РЕЧЬ НА ГОСУДАРСТВЕННОМ СОВЕЩАНИИ
Заседание 15 августа (утреннее)
Кропоткин. Граждане и товарищи. Позвольте и мне тоже присоединить мой голос к тем голосам, которые звали весь русский народ раз навсегда порвать с циммервальдизмом802 и стать всем дружной стеной на защиту нашей родины и нашей революции. (Аплодисменты). По-моему, родина и революция нераздельны. Родина сделала революцию, она должна ее довести до конца. В затяжной войне самые ужасные месяцы, это — последние месяцы войны. В эти последние месяцы решается, кто победил и кто побежден, и правду говорят немцы, что тот народ победит, у которого будет наибольшее мужество, наибольшая энергия, наибольшее единство в последние месяцы войны. Если бы немцы победили, последствия этого для нас были бы так ужасны, что просто даже больно говорить о них и пророчить такие вещи. Если русским народом овладеет усталость, то чем это кончится? Польша и Литва станут частью германского государства и увеличат германскую империю двадцатью миллионами народа. Курляндия803 отойдет к немцам, и тогда Рига и, может быть, Ревель, — во всяком случае Рига, — станет военной крепостью так же, как и Ковно804. Для чего? Для защиты Германии? Нет, для нападения на Петроград и на Москву. (Голос: «Правильно!»). Я уже говорю не о том, что произойдет, если они возьмут при этом Одессу и, может быть, далее Киев. Но что несомненно — это то, что будет наложена громадная контрибуция, и в течение 25-30 лет мы должны будем обнищать так же, как Франция обнищала в первые 15-20 лет после поражения ее в 1871 году. Но знайте, товарищи, есть что-то худшее, чем все это: это психология побежденной страны. (Голоса: «Верно, правильно!»). Психологию побежденной страны я пережил во Франции. Я не француз, но я с ними близко сошелся, и мое сердце болело, когда я видел, до чего Франция унижалась перед Александром и Николаем, до чего республика унижалась перед каким-то генералом Буланже805, потому что она чувствовала себя до того побежденной страной, что прибегала ко всяким средствам, только чтобы избавиться от гнета этого поражения. Неужели и нам пережить


500
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
это? Ни за что! (Аплодисменты всего зала). Товарищи солдаты. Посмотрите, как итальянцы в эту самую минуту, борясь в местности ужасно гористой, где каждое орудие надо втаскивать руками по наклонам в 45 градусов, борясь вообще в ужасных условиях, одерживают победы и стремятся они так одержать их в данную минуту особенно для того, чтобы освободить нас в Румынии, где на нас, на Одессу, наступает австрийская армия. Берите с них пример, товарищи! (Аплодисменты правой. Голос: «Да здравствуют итальянцы!». Овации.)
Товарищи граждане, продолжать войну — одно великое предстоящее нам дело, а другое, одинаково важное, дело — это работа в тылу. Репрессивными мерами тут ничего не сделаешь. Нужно что-то другое. Нужно, чтобы русский народ во всей его массе понял и увидел, что наступает новая эра: такая эра, которая откроет всему народу возможность для каждого получать образование, жить не в той отчаянной нищете, в какой живет до сих пор русский народ, даже тогда, когда в Петрограде говорят, что он якобы зарабатывает миллионы, между тем как он во всякое время жил и живет вплоть до настоящего времени в ужасающей нищете. Нужно, чтобы народ русский понял, что мы все, господа, и вы (о б р а - щаясь направо), и вы (обращаясь налево) делаете всё, чтобы этому народу жилось легче, чтобы ему открыть двери к свету, свободе и образованию. (Аплодисменты правой). Разруха у нас идет ужасная. Но знайте, господа, что и в Западной Европе наступает новый период, когда все начинают понимать, что нужно строительство новой жизни, на новых социалистических началах. Возьмите Англию. Вы знаете, какая это была страна капитализма, заскорузлого капитализма, а между тем, если рассказать подробно, вы едва поверите, какой переворот совершается теперь в умах всего английского народа, сверху донизу, в особенности снизу доверху, в понятиях о собственности вообще, о земельной собственности, о социализме и коммунизме. Вы не только видите министра Ллойд-Джорджа806, который произносит речи, проникнутые таким же социалистическим духом, как и речи наших товарищей социалистов, но дело в том, что в Англии, во Франции и в Италии складывается новое понимание жизни, проникнутое социализмом, к сожалению, государственным, и в значительной степени, но также и городским. Позвольте же мне, граждане и товарищи, призвать


Речь на государственном совещании
501
вас к такой же строительной работе. Тут кто-то говорил, что неопытна оказалась наша демократия. Да, да, мы все неопытны в деле общественного строительства. Кроме тех немногих, которые с головой окунулись в рабочую жизнь Западной Европы, большинство из нас проводило время в русских тюрьмах, в «Крестах»807 и т. п., в Нарымах808 и Средне-Колымсках809, или же [бывали] перелетными, как перелетные птицы, за границей, ждавшие весны в России, чтобы начать полет на восток. Мы многого не знаем, многому еще должны учиться. Но, господа, у вас есть (обращаясь вправо), — я не говорю про ваши капиталы, — у вас есть то, что важнее капитала: знание жизни. Вы знаете жизнь, вы знаете торговлю, вы знаете производство и обмен. Так умоляю вас: дайте общему строительству жизни ваши знания. Соедините их с энергией демократических комитетов и советов, соедините то и другое и приложите их к строительству новой жизни: эта новая жизнь нам необходима. (Возгласы:«Браво!»Бурные аплодисменты).
Наша милая бабушка810 говорила вам об образовании. Да, это верная мысль, которую в шестидесятых годах высказывал также Стендаль811 для Англии. Ее стоит разработать и приложить ее к делу. Но не только это. Все нужно сделать, все нужно строить. У нас, в Петрограде, я видел хвосты, в которых жены рабочих стоят по два, по три, по четыре и пять часов, чтобы получить хлеб и немножко молока для своих грудных детей. Разве это организация? Где же вы, господа городские головы и организаторы городского хозяйства, что не можете упорядочить этого? Не ваша ли это обязанность, святая обязанность? Не обязанность ли это каждого из нас — строительство- вать? Я мог бы привести вам пример невероятного самопожертвования во Франции и в Англии со стороны женщин всех классов, всех сословий, начиная от работниц и до высших богатых классов, чтобы сорганизовать жизнь на новых началах. Делайте то же и вы! Делайте это великое дело.
Я не могу долго занимать ваше время, но скажу еще одно. Мне кажется, нам, в этом Соборе русской земли, следовало бы уже объявить наше твердое желание, чтобы Россия гласно и открыто признала себя республикой (Голоса: «Правильно!» Все встают. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию). При этом, граждане, республикой федеративной! Товарищи и граждане, заметьте, я не понимаю федерации в том смысле, в каком это слово употребля¬


502
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ют, говоря о федерации в Германской империи: это не федерация. И если бы в России, на несчастье, различные народности разбились на мелкие государства: кавказское, украинское, финское, литовское и т. д., то это была бы такая катавасия (с м е х, а п л о д и с м е н т ы), какую мы видим на Балканском полуострове. Это было бы поприщем для таких же интриг между всеми царьками — романовскими, т. е. гольштейн-готторпскими812, кобургскими813 и т. п. Нет, не такая федерация государства нам нужна, а федерация, какую мы видим в Соединенных Штатах, где хотя каждый штат имеет свой парламент и этот парламент заведует всеми внутренними делами, но во всех делах, где требуется согласие нескольких штатов или же всех штатов, там они выступают, как тесный союз, как действительная федерация. Вы знаете, как дружно они все поднялись теперь, когда потребовалось выставить силы американской демократии против подлой австро-германской монархии! (Шумные и продолжительные аплодисменты). Недаром соединились против Германии все демократии всего мира. Даже китайская и та присоединилась и, поверьте, она поможет нам чем-нибудь хорошим.
Так вот, я думаю, мы не предвосхитим ничего из прав Учредительного Собрания, — я вполне признаю, что ему должно принадлежать суверенное решение в таком вопросе, — если мы, Собор русской земли, громко выразим наше желание, чтобы Россия была провозглашена республикой. Мы этим только облегчим работу Учредительному Собранию, и нам будут благодарны все остальные народы Европы и Америки. ([Возгласы]: «Правильно!» Бурные аплодисменты).
Так вот, граждане, товарищи, пообещаемте же, наконец, друг другу, что мы не будем более делиться на левую часть этого театра и на правую. (Бурные аплодисменты). Ведь у нас одна родина, и за нее мы должны стоять и лечь, если нужно, все мы, и правые и левые. (Бурные аплодисменты, переходящее в овацию).


ОБРАЩЕНИЕ К УКРАИНСКОМУ НАРОДУ
Братья Украинцы. Не посетуйте на меня за мое к вам обращение. Всю свою жизнь я не только стоял за право на самостоятельное развитие каждой народности, но считал, что в такой свободе и в возможности самостоятельного развития всех народностей лежит залог высшего развития для всего человечества.
Только тогда, когда каждая народность — большая или малая — получит возможность вполне свободного развития не только своего родного языка, своей литературы и художественного творчества, но и всех своих бытовых и хозяйственных особенностей, — только тогда развитие человечества выйдет на истинный путь.
Только тогда возможен будет полный расцвет лучших сил человеческой природы и ума. Только тогда будет человечество свободно творить новый строй жизни, ведущий к объединению людей, а не к разъединению.
Большую часть своей жизни я посвятил распространению этих воззваний, и только поэтому позволяю я себе обратиться к вам с братским словом. Я вполне понимаю, какие чувства должны были развиваться в Украинском народе по отношению к Российской Империи, когда всякая попытка распространить образование на вашем родном языке, снова оживить вашу литературу, задавленную владычеством Польского и Российского государств, или возродить исконные формы общественной жизни, рассматривались чиновниками русского царя, как политическое преступление; когда всякая попытка развивать свои бытовые особенности, или даже собственное понимание религии, преследовалась как попытка отложиться от России и присоединиться к ее врагам.
Создание такого враждебного отношения к целому народу естественно порождало в вас враждебное чувство. Но, братья, с 27-го февраля нынешнего года новая полоса развития открылась перед всеми народностями, обитающими громадные равнины Восточной Европы.
В совершившемся у нас перевороте нет ничего случайного. Его первыми провозвестниками были декабристы 90 лет т[ому] н[азад]. Его продолжали подготовлять Петрашевцы814, как только в Западной Европе совершилась революция 1848 года. А начиная


504
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
с 1861 года поколение за поколением без перерыва шло в тюрьму, в каторгу, на смерть, чтобы расшатать и разрушить гнусный государственный строй. Сыновья и дочери Украины гибли на тех же эшафотах, в тех же тюрьмах, при тех же расстрелах, что и сыновья и дочери великороссов, кавказцев, поляков, латышей, татар, восставшие против царского гнета. В этой борьбе различные народности, населяющие Россию и Сибирь, сплотились так же тесно, как Эльзас и Лотарингия сплотились с французским народом во время Великой революции.
Переворот 27 февраля — не случайность. Революция в России развивалась и крепла столетие, и возврат к прежнему строю безусловно невозможен.
Месяцы, прожитые Россиею без центральной власти, здравый смысл, высказанный народом, само время, в которое мы живем, и, наконец, полный провал императорской централизованной власти в срединных империях — всё это делает возврат к прежнему угнетению народностей, классов и личностей, совершенно неправдоподобным.
При этом все народы Европы вступают в новую полосу развития, как они вступили после Великой Французской Революции и, судя по всему, в эту новую жизнь широко войдет в Европе начало республиканской федерации, составившее силу США и Канады.
Прежнее сосредоточение законодательной власти в руках сильного централизованного правительства отжило свой век Вернуться к нему в России так же невозможно, как вернуться к самодержавию. Россия неизбежно должна будет перейти в федерацию народностей и областей, имеющих каждая своё широкое самоуправление и вместе с тем так же тесно сплоченных между собой, как республики Швейцарии, Штаты Северо-Американской республики или провинции Канады. И тогда при таком федеральном строе народы Украины, Польши, Литвы, Финляндии, Кавказа, Сибири и т. д. смогут выступить на путь пышного расцвета их умственной и хозяйственной жизни. В этом нет и не может быть сомнения.
Но, братья украинцы, всякая Федерация представляет договор между несколькими областями или народностями, и в данном случае договор не может быть заключен без согласия русского народа и других народностей, входящих в состав России. Но до созыва Учредительного Собрания нет органа, который мог бы заключить та¬


Обращение к украинскому народу
505
кой договор. Поэтому правильным путем для Украинского народа было бы — до окончания войны отложить разрешение коренного вопроса о федеративном союзе. А тем временем провести в жизнь Права человека и гражданина, признанные демократическою Рос- сиею, как основы ее Великой Хартии Вольностей815: провести их в образование, провести в жизнь свободное исповедание религий и положить начала освобождению труда, — ни в каком случае не прерывая федеративной связи с русским народом, и, конечно, избегая всего того, что могло бы нарушить в будущем добрые отношения между обоими народами.
При этом, позвольте сказать вам, братья, что всё, чему учит нас история и чему научил меня долгий жизненный опыт, ведет к заключению, что самою сильною помехою тому расцвету народной жизни, которого мы все желаем, было бы образование независимых государств из народностей и областей, входящих в состав Российской империи.
В таких государствах повторилось бы то, что мы видим в балканских государствах (отчасти и в скандинавских).
Слишком малые по сравнению с соседями, балканские государства стали, как вы знаете, добычей честолюбивых царьков, ищущих покровительства у соседних царей, которые вселяют им всякие завоевательные планы, втягивают их в войны, а тем временем грабят экономически народы этих малых государств.
В то время, как лучшие люди второй половины 19 века (в том числе М. А. Бакунин) проповедовали республиканскую федерацию, т. е. Балканские Соединённые Штаты, как зачаток Соединенных Штатов Европы, соседние императоры, конечно, всеми силами противодействовали такому решению Балканского вопроса. Они создали теперешнюю шахматную доску царьков, обращающих балканские народы в прислужников и рабочую силу для соседних монархий.
Каковы бы ни были политические планы и ошибки отдельных лиц, нельзя допустить мысль, чтобы большинство украинского народа, видя, каковы планы Германии и Австрии на порабощение — экономическое и политическое — русского народа, зная, каковы были последствия германо-австрийской победы на Востоке, и понимая, что такая победа была бы только началом новых притязаний на порабощение и русского, и украинского народа,


506
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и всех других народов, обитающих Россию, — нельзя допустить, чтобы, зная и предвидя всё это, мыслящие люди Украины не подумали о том, что нанести такой удар в такую минуту русскому народу было бы одним из тех преступлений, которые потом тяготят как проклятие на судьбе народа, совершившего такое преступление. Но она же знает, какой тяжелой ценой за них расплачивались преступные народы.
Братья, не рвите вековой связи. С обновленной Россией вы сможете жить по-братски. А сливая воедино устроительную работу жизни двух столь близких народов, вы достигнете великих результатов в мировом строительстве Свободы, Равенства и Взаимности.


ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОТ РЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ:
Письма И. А. Кропоткина С. И. Тюрину в Лондон
I.
Петроград, Рыночная, 10.
На даче мы проживем, вероятно, не больше 2-х недель (45, Средняя аллея, Каменный остров, Петроград)
26 июля / 8 августа 1917 г.
Дорогой, милый Сергей Петрович.
Вот уже во второй, — нет, в третий, раз начинаю писать Вам, и так не удается кончить. Сперва болезнь (простудился в день приезда), потом бесчисленное количество посетителей, масса впечатлений, налегающих одно на другое, то дивно-хороших, то глубоко-грустных, и всегда н о в ы х, до того, что раньше ничего подобного ни в жизни, ни в книгах не переживал. Потом события первых дней июля816, а за последние две недели то, что в газетах называют «кризисом власти», т. е. перекройка Временного Правительства со всеми ее последствиями в данную минуту. Ну, да когда это письмо дойдет до Вас, всё это уже будет древнею историею. И вот это отбивает охоту писать. А между тем, только этим живешь, только об этом думаешь, и думать о чем-либо другом кажется чуть ли не преступным.
Все-таки расскажу Вам, поэтому, об нас лично. Общественное Вы, наверное, уже знаете от Гарольда Вильямса817 или других.
Доехали мы хорошо. Подводная немецкая лодка караулила наш пароход перед входом в норвежские воды, но, увидав быстроходных военных конвоиров, поспешила нырнуть, и на другой день выместила свою неудачу на полдюжине мелких торговых норвежских судов.
В Бергене818 мы пробыли, должно быть, несколько часов и попали на внушительную манифестацию рабочих. Повидали Wardero- ре’а819, а в Христиании820 встретили совершенно неожиданно старого знакомого, т. е. молодого англичанина, приятеля Саши821, теперь женатого на норвежке, журналиста. Он попросил свою жену перевести на норвежский язык мою написанную interview, i. е. state-


508
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ment822, о войне и мире, и ее протелеграфировали сейчас же в Стокгольм82^ Другие interviews — воображаемые.
В Норвегии к нам очень симпатичны, и когда мы уезжали из Христиании, на поезд собралась молодежь и довольно большая группа норвежских студентов с грудами роз.
Переезд по железной дороге в Христианию через высокие фьельды824, местами еще в снегу, чрезвычайно красивый и поучительный. «Альп»825 нет, но высокое плоскогорье еще в том виде, в каком осталось пол-Европы. Кое-где растаял ледяной покров. И вот тут, на фьельде, — первая встреча с Россией.
В одном месте полотно дороги на четыре версты было испорчено. Нужно было выйти из поезда и перенести свой ручной багаж самим. Милейший, просто очаровательный, наш спутник Б. и такой же милейший Ч[упахин], конечно, помогали нести всякую всячину. Я нес свою долю и вдруг навстречу бегут четыре сестры... «Кропоткины, Вы!». Оказывается, русские сестры на отдыхе в санатории, в горном воздухе, предоставленном им Норвегией. Сердце застучало, как шальное, слезы брызнули из глаз. Ведь — оттуда, оттуда, где кровь льется ручьями, чтобы отстоять свой край от завоевателей.
С час, должно быть, пришлось простоять, пока перегрузили всё в новый поезд. Одна молодая сестра умно, живо рассказывала, как всё произошло в Петрограде: сама там была. Новая, молодая, смело смотрящая вдаль Россия.
А тут же и зловещее про-германство. С нами на пароходе в поезде ехали лондонские про-немцы и депутаты от двух дивизий с фронта из Франции. Одна дивизия дала добрых, бодрых, смелых, честных делегатов, другая — так называемых «большевиков». И тут на фьельде я познакомился поближе и с этой «Лондонской Россией»826, с героями пораженчества, с людьми, которые и во время революции найдут тысячи предлогов, чтобы оправдать свое «невмешательство», свое «моя хата с краю».
И вот с тех пор семь недель все время толчемся среди этих двух течений, и Вы знаете, как трагически отзывается на всю жизнь России и на войну вообще это про-германство. По временам сердце обливается кровью. За день до того утомишься, что засыпаю я моментально. И вот среди ночи проснешься, как ужаленный мыслью о том, что творится «там», к чему ведет эта агитация.


Первые впечатления от революционной России...
509
Какой ужасной ценой России — всей России, придется за нее расплачиваться, да и не одной России, а всей передовой цивилизации Европы.
В Стокгольме мы остановились только на несколько часов. Виделся с Брантингом827. С., ехавший с нами, протелеграфировал ему, и он встретил меня на вокзале. Мы час проговорили с ним о конференции. Его идея — верная, по крайней мере, что касается с о с т а - в а конференции, если не ее цели. Он сразу увидал, что если залпом созвать конференцию, то она не выразит ничьих мнений и ее сорвут агенты германского правительства.
Боюсь, что и затянувши ее созыв, Брантинг ничего не добьется. Агенты Германии за это время уже успели набрать много сил и работают вовсю. Стокгольм — их очаг: открыто предлагают и раздают сотенные русские бумажки — поддельные или настоящие, — не знаю (две такие бумажки Шапиро828 отобрал у одного приезжего), и почтовые марки в 15 и 20 копеек, у которых на обороте точь-в-точь таким же шрифтом, как на законных марках, напечатано — «имеет хождение наравне с разменной серебряной монетой»: «имеет хождение наравне с банкротом серебряной монеты», или «с русским разорением и грабежом». Это раздается щедрой рукой. Я привез две такие марки: одну передал Бурцеву.
А с другой стороны, тут же в Стокгольме — Новый Кобленц829.
Путешествие из Стокгольма до Хапаранды830 — длинное и неинтересное: две ночи в вагоне. Затем длинная выгрузка багажа (наш застрял на шведской границе и пришлось оставить милого Ч[упахина], чтобы его выручить; привез через неделю), переезд на пароходе через реку и — Торнео831. Вокзал набит русскими офицерами. Перед отъездом пришли финские рабочие с красным знаменем и гарнизон. Пришлось говорить с автомобиля — и так всю дорогу, до Петрограда. На больших станциях выходил встречать гарнизоны — в Рихимяки832 целый батальон с красными знаменами, полковыми и полотнами с надписями «Хлеб и Воля» и т. п. И везде приходилось говорить. В Рихимяках солдаты клялись, в ответ на мои слова, лечь костьми, но не допустить немцев до Петрограда; о Выборге833 — молчали и оглядывались на большевика, выражавшего всей своей позой: «Слыхали вас, таких-ся¬


510
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ких». В Белоостров834 приехали навстречу корреспонденты. В Петроград добрались только в 2 часа ночи, вместо полночи, из-за этих остановок. Толпа ждала спокойно, но когда поезд медленно входил в вокзал под звуки «Марсельезы»835 и крики караула Семеновцев836, все старания удержать пришедших встречать были напрасны, и толпа в 60 000 человек бросилась к вагонам, колыхаясь волнами из стороны в сторону. Когда я попытался выйти и не захотел, чтобы несли на руках, постарался пройти к почетному караулу Семеновцев, меня чуть не раздавили; Соня837 даже чуть не упала. Спасибо, человек 8 Семеновцев, сцепившись руками вокруг меня, провели в зал, где ждали приехавшие встретить. Но с какими усилиями!
Только когда уже было светло, добрались до Рыночной838.
Все следующие две недели приходили посетители, и я учился всё время, стараясь понять, как стоит дело во всяких направлениях: война, продовольствие, настроение рабочих в городах, крестьян, буржуазии и т. д. Иные факты до того прекрасны, другие до того ужасны по последствиям, что две-три недели приходилось все время переходить от умиления к ужасу и от ужаса к умилению. Ну, конечно, старость взяла свое. Простудился уже с первого дня — начало формироваться что-то в левом легком, значит лежание в постели; банки и т. д. предотвратили готовившееся воспаление. И целых пять недель тянулось что-то в легком и горле. Ни в одном митинге не мог говорить — больше шепота не мог добиться от своего горла. А первый день в Большом театре839 говорил, как молодой. Нехорошо быть старым в такие минуты. Не стану писать о положении в России. Вы его верно знаете из газет, а я не в силах этого писать. Буду, значит, продолжать личное. Так как я и Саша хворали, а доктор велел выбраться безотлагательно из Петрограда, то мы переселились на Крестовский840, на дачу одного голландца841, предлагавшего эту дачу моей племяннице — Половцевой842, которая случайно осталась без квартиры. Роскошный, громадный сад, почти парк, с чудными деревьями. Лето — сухое, и мы оба, Саша и я, поправились. Зато Соня разболелась чем-то вроде желудочной инфлуэнцы.
В дни 3-5 июля у нас на Каменном Острове843 было тихо; но пальба в Петрограде была ясно слышна. По телефону мы знали, что


Первые впечатления от революционной России...
511
происходит, и сразу видно было, что дело уладится, не доходя до гражданской войны.
Эту последнюю неделю я много видел народу, и здесь, и в Петрограде. Вы, верно, уже знаете из газет о сделанном мне предложении, я, конечно, моментально его отклонил, но сколько мог, помогал людям согласиться на чем-нибудь и направить усилия на строительство внутренней жизни, доходящей до большой разрухи.
При этом приходилось входить не только в общие «политические» соображения, а, главным образом, в подробности, мелкие частности нового, повсюду слагающегося строя, взаимного отношения различных органов общественной и хозяйственной жизни, — Вы знаете, как меня интересует именно эта часть, и со мной охотно об этом говорят; ну, и трения приходилось хоть сглаживать. Момент ведь ужасный мы переживаем. Хорошо то, что выдвинулись люди молодые, твердо верящие, что глубокие перемены нужны, что они необходимы, властно impose themselves844, и верящие в конечное торжество народного здравого смысла.
Я говорю не о тех «детях» и клубных агитаторах большевизма и максимализмов: эти повторяют перед новыми аудиториями свои эмиграционные речи парижских митингов, не замечая, что от них ждут ответа на вопрос: «к а к»?, а не «ч т о»?
Эти — иные безнадежны, другие учатся понемногу, но среди несравнимо более серьезных людей крепко держится вера, что если дружно приложить добровольно-готовые работать силы, внутренняя жизнь наладится к чему-то новому и хорошему. А только вера и дает силу осуществить желаемое.
Только военное положение плохо, хотя и тут приезжающие с фронта уверены, что понемногу и тут дело наладится. Если бы немножко больше здоровья, я давно бы был там. Вот где Земский и Городской Союзы845 могли бы много сделать, если бы за эти месяцы они не завяли, или вернее — их не заставили завять. Очень серьезно мне некоторые советуют ехать в Москву, говоря, что оттуда придет подъем духа, не такими героическими средствами, как женские батальоны смерти846 и ударные батальоны847, а общим заражающим подъемом, но я колеблюсь. Чувствую,


512
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
что и здесь могу пригодиться в тяжелую минуту, ну и пост здесь опаснее: Рига не за горами.
Ну, а теперь, дорогой Сергей Петрович, как Вам живется в Лондоне? Как идет Ваша работа? Налаживается ли она? Надеюсь, англичане еще не махнули на нас рукою? Как идет наше «общество сообщения верных сведений о России»848? Мы здесь совсем не видим английских газет и скучаем без них. Продолжаете ли Вы ездить на week-end’bi в Брайтон и видаете ли Вы кого-нибудь из наших брайтоновских знакомых? Не бываете ли Вы у наших милых Jennings’a, у Miss Lucas, у Sims? Если кого увидите, передайте им, пожалуйста, от нас обоих самые сердечные приветы. Как в Англии относятся теперь к России? Надеюсь, все умные люди понимают, что такой глубокий переворот, какой совершается в России, неизбежно влечет за собой такие результаты, особенно когда германское правительство так искусно использовало влияние германской социал-демократической партии во всей Европе (и особенно в России, где на Берлин смотрят, как католики смотрят на Рим), чтобы поддерживать иллюзию мира, которому мешает только Англия, и иллюзию социал-демократической революции, готовой вспыхнуть в Германии.
Опять сбился на общественные, жгучие, наболевшие вопросы. Напишите непременно, как идут дела Земского Союза в Англии. Я был, конечно, тотчас по приезде у кн. Львова849, видел его раза четыре, однажды как раз в день 18-го июня, потом во время правительственного кризиса850, и накануне своего отъезда в Москву он был у нас на даче. Мы оба понравились друг другу, и я очень жалею, что он вышел из правительства: он и его помощники из Земского Союза серьезно работали, чтобы организовать всё Земское Самоуправление на широко демократических началах. И я уверен, что в последнем кризисе он не дал бы ему затянуться так долго.
Спасибо Вам пребольшое за оба пакета с письмами. Я Вам писал раз, но то было короткое письмо наспех. Тогда же писал нашей милой Kiss Tashoff. Видели ли Вы ее? Если увидите, расскажите об нас. Соня никому в Англию еще не писала. Сперва хлопоты по устройству большого (очень удачного) митинга в пользу военнопленных, потом по Обществу заботы о них


Первые впечатления от революционной России...
513
(очень запущено), а потом вот уже третью неделю нездорова, сильно похудела и ослабела.
Довольны ли Вы нашей Marie851? Как ее дела?
Ну, довольно на сегодня. Крепко обнимаем Вас оба, любим Вас и ждем, когда опять свидимся. От всего сердца желаем Вам, дорогой, милый Сергей Петрович, всего, всего хорошего. Если увидите нашу nursia, скажите, что оба ее крепко обнимаем.
Искренно Вас любящий
П. Кропоткин
II.
Москва, Большая Никитская, 44. 4 сентября 1917 г.
Дорогой, милый Сергей Петрович.
Хоть несколько слов хочу Вам написать. Жизнь идет таким темпом, что и здоровому не остается времени для дружеских писем. А тут еще хвораю.
Мы прожили лето, до Московского совещания, на даче, на Каменном Острове среди чудного большущего сада-леса с Сашею и ее мужем и с племянницей-вдовою Половцева археолога. Ей предложил эту дачу Голландский консул, а она пригласила нас.
Так как я не принадлежу ни к каким группам, то не мог быть на Московском Совещании852, но Керенский855 и другие решили пригласить Бабушку854, Плеханова, Морозова855, Панкратова856 и меня вне групповых. И вот я попал, наконец, в Москву. Борис Федорович Лебедев857 получил билет, как мой секретарь, а Софья Григорьевна приехала позже и застала только вечернее заседание последнего дня, так что, к сожалению, не присутствовала на знаменательнейшей овации в пользу провозглашения Республики.
Я предложил это в очень скромной форме (до того даже никто слово «Республика» не упоминал), а именно нисколько не предвосхищая прав Верховного Учредительного Собрания, а только облегчая его задачу, высказать пожелания Совещания в пользу Республики. Весь зал вскочил на ноги и устроил бурную овацию. Она продолжалась долго: минуту или полторы. Я обвел глазами всю залу, весь партер, вся левая в ложах — на ногах. И к моему удивлению, — вся правая — тоже; особенно поразил меня


514
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
бель-этаж (промышленники, финансисты), всё время будировавшие и демонстративно остававшиеся безмолвными при демократических овациях левой.
Керенский прав в декларации, Республика была принята Совещанием единогласно. К сожалению, по заранее условленному принципу никакого постановления Совещание не имело права сделать. Оттого я и высказался так скромно.
Вот почему, мне кажется, Корниловское выступление858, хотя им несомненно хотели воспользоваться роялисты859, не имело бы никаких шансов на успех. Не в этом главное горе России, а в дезорганизации Армии — всем вообще: усталостью, бездействием, упадком духа, всем предыдущим поклонением перед Германией и игнорированием латинского мира, и, конечно, германскими, широко оплаченными агентами, — в дезорганизации Армии и надвигающемся голоде. Полфунтом хлеба, фунтом для мускульного рабочего, нельзя прожить; а всё остальное очень трудно достается, даже в малых количествах. Новая Городская Дума из с.-р’ов учится городскому хозяйству. Как только выздоровею, попробую помогать ей в строительстве и «завоевании хлеба». Но — задача нелегкая.
Со времени Совещания все болею. Два дня спустя слег от ин- флуэнцы860. Схватил от моего соседа по месту. Двенадцать дней не выходил. А как только поправился, сперва Соня, а потом я заболел какой-то скверной гастрической861 болезнью — поветрие. Третьего дня температура была совсем близка к ста четырем [градусам]862.
В Москве чувствую себя куда лучше, чем в Петрограде, что касается личных друзей. Нас устроили у очень хороших людей (Большая Никитская, 44), и Соня радуется, что они взяли на себя кормление нас. Должно быть, тут и останемся на зиму.
В Петербурге я ближе познакомился с Керенским и полюбил: высоко-трагическое его положение. Здесь часто вижусь с Георгием Евгеньевичем863, и мы очень его полюбили. В трагический момент он сейчас же поехал в Петербург помогать Керенскому, и я поехал бы с ним, если бы не лежал с повышенной температурой. И сейчас еще лежу. Лечит меня проф. Ланговой864, специалист по кишечным заболеваниям и очень симпатичный.


Первые впечатления от революционной России...
515
Я глубоко верю, что Россия справится с теперешней разрухой. Но пережить ей придется тяжелую годину. Я говорил с Георгием Евгеньевичем, — нельзя ли найти нужные строительные силы в Земствах и организовать Земскую Россию для неизбежной перестройки, как он организовал Земский Союз для войны как серьезную политическую силу. Но земства больше нет. Новые Земства, где и выбраны — из всякого сброда, назвавшего себя эс-эрами, не больше стоят, чем новые Думы: ни знания, ни опытности, ни привычки к работе. Всему надо учиться, а знающих отталкивают, или знающие будируют. Я умолял их в Совещании дать свои — не капиталы, а знания — промышленности и торговле. Об этом рассуждали и решили, что их время еще не пришло. Когда же придет? Болею, а то заставил бы высказаться.
Но довольно.
Получили ли Вы мое письмо, написанное с дачи, должно быть, в июне?
События Вы, наверно, знаете, без прикрас. Вы там за это страдаете. Представьте, как они здесь отзываются. Французские друзья спрашивают, отчего не пишу, и, по-видимому, догадываются сами, отчего. Если увидите Gardiner’a — скажите ему, отчего. Он поймет.
Вы помните, может быть, что я писал Вам о моей беседе с гарнизоном в Выборге по пути в Петроград. Ясно, что на Выборг немцы направили особые силы.
Как вы живете, дорогой, милый Сергей Петрович. Не пеняйте, что я не был еще у Вашей матушки. Слег через два дня после совещания. Соня тоже сильно хворнула, и забота обо мне. Нигде не была.
На второй день совещания, перед его открытием, был свободный час, и с Борисом мы проехали на автомобиле в Штатный переулок865. Дом, где умерла моя мать, — очаровательный. Прислуга пустила нас (хозяева в деревне), и я нашел спальню, где умирала наша мать866, только вместо двуспальной деревянной кровати стоят две малые. И дом в Мало-Левшинском остался такой же.
Пишите, дорогой. Здесь есть французский и американский консулы (верно, и Английский), все охотно перешлют сюда письмо. Так хочется услыхать от Вас, как Вы живете, что думают о России в Англии?


516
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Как поживают наши Брайтоновские друзья? Видели ли Вы нашу милую nursie? Встречаетесь ли с милым д-ром Jonides’oM и его семьей? Скажите всем: время проходит либо в лихорадочных переживаниях, как 3-5 июля, 20 июля, Совещания, министерских кризисов, либо в постели.
Крепко, крепко обнимаем Вас оба, дорогой, милый друг.
Крепко любящий Вас П. Кропоткин


ПОБЕДА ГЕРМАНИИ - СМЕРТЬ РУССКОЙ СВОБОДЫ
С начала войны было ясно, что вооруженное столкновение между Германией и Россией неизбежно повлечет за собой открытый конфликт между русским народом, борющимся против германского нашествия, и русским правительством, тесно связанным с Германией. Естественным последствием этого конфликта должно было явиться падение русской династии.
Только полное познание духовного развития русского народа за последние годы и полное незнакомство с современной историей Европы могло зародить предположение, что победа и торжество Германии могут способствовать освобождению России.
Война доказала нам, каковы были истинные завоевательные намерения правителей Германии, ее интеллектуальных вождей и большинства германского народа. Если эти мечты о захвате когда-либо получили бы осуществление, то Европа оказалась бы обращенной в один сплошной военный лагерь и ее духовное развитие приостановилось бы на много десятилетий. Последние совещания социалистов в Кинтале867 оказались в результате лишь праздной болтовней, и союзникам остается теперь лишь одно — продолжать войну до тех пор, пока не будет окончательно сломлен германский империализм.
Если это необходимо для Франции и Англии, то это тем более жизненная проблема для России, которая должна еще укрепить за собой плоды только что одержанной блестящей победы во имя дальнейшего развития, политического и социального, нашей родины.
Изгнать австро-германцев из занятых ими территорий — вот первая и насущнейшая задача Новой России.
Враг уже идет на наши столицы, желая восстановить самодержавный произвол и этим спасти свой пошатнувшийся трон.
Правители Германии больше всего опасались всегда того переворота, который свершился в России, и теперь они хотят уничтожить плоды этого переворота и превратить русский народ, как они уже сделали с бельгийским, в народ рабов, долженствующих гнуть спину под бременем тяжелого труда во имя обогащения крупных германских промышленников.


518
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мы, русские, показав миру такое редкое единодушие и такую беспримерную сплоченность при сбрасывании с себя ига самодержавия, — должны быть так же единодушны и в нашем стремлении сохранить за собой наши победы и укрепить их нашей творческой работой в деле снабжения армии и организации снабжения народа необходимыми для его существования припасами. Этим путем мы уготовим путь для будущей социализации наших естественных богатств, орудий производства и обмена.
Народы Италии, Франции и Англии уже работают в этом направлении.
Темные силы, от которых Россия только что освободилась, уже призывают к себе на помощь германские полчища.
Мы знаем, что появление германских пушек в Петропавловской крепости и германских пулеметов на Невском проспекте равносильно было бы смерти русского освободительного движения. И я уверен, что Россия до последней возможности будет бороться с австро-германскими полчищами.
Я. Кропоткин


ПОБЕДА НА ФРОНТЕ И ПОБЕДА РЕВОЛЮЦИИ НЕРАЗРЫВНЫ
Для всех, знающих Россию и современную Европу, очевидно, что наш долг — противодействовать всеми силами австро-германскому вторжению в Бельгию, Францию, Сербию и Россию. В этом отношении мы единодушны с русским народом. Для народа ясно, что не германский пролетариат вторгся в русские пределы. Было ясно также, что Германия и Австрия имели в виду подчинить население завоеванных ими территорий экономическому рабству, чтобы потом иметь возможность предпринимать новые завоевания. Весь русский народ понял и объединился для защиты родины. С самого начала войны было ясно также, что этот конфликт приведет к кровопролитному столкновению с самодержавием. Тысячи фактов дали русскому народу понять, что самодержавие вместе со своими духовной и гражданской камарильями заодно с германскими насильниками, что священный союз, установленный в 1815 году между правителями Пруссии, Австрии и России868 для охранения абсолютизма против европейских демократий, в действительности продолжал существовать до 1-го марта настоящего года, когда петроградская революция низвергла одного из этих правителей869. На наших многочисленных друзей в Англии произвело большое впечатление то единодушие, с каким была проведена русская революция. Объяснение этому в том, что за два с половиной года наша армия поняла, кто ее лучшие друзья. Ее друзьями были, разумеется, те, которые тысячью способов оказывали помощь доблестным войскам, тогда как самодержавное правительство высказывало только свою абсолютную неспособность и вероломное германофильство. Это было и почвой для объединения армии с народом. Неслыханный успех русской революции удивляет вас еще и потому, что ваша печать никогда не говорила вам о том, как сильны и неразрывны узы, связывающие армию с крестьянином. Вы никогда не были в курсе огромной работы, выполненной русской интеллигенцией, городскими самоуправлениями и земствами. Вы задаетесь вопросом: как могло случиться, чтобы те самые казаки, которые в 1905 году проявили себя такой жесткостью по отношению к народу, теперь вдруг объединились с народом? О, если бы кто-нибудь из вас мог побывать вечером на плат¬


520
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
форме станции русской железной дороги в один из тех вечеров, когда на улице трещат суровые морозы, чтобы видеть, как молодые студенты и курсистки ждут прибытия поездов с ранеными солдатами, чтобы затем переправить их в госпиталь!! Если бы вы могли видеть, с какой нежной заботой эти молодые люди ухаживали за теми же самыми казаками 1905 года, вы поняли бы, как русская молодежь покорила себе армию. Вы поняли бы также, почему армия ненавидела «немку»870 и «ее мужа».
В настоящую минуту главный долг для России, а также для Англии и Бельгии — прогнать германских насильников с тех территорий, которые они заняли, с которых не хотят уйти добровольно и не уйдут, пока их не заставят сделать это силой. Это вопрос жизни для России, а равно для конечного успеха русской революции. Если бы когда-нибудь германская пушка была поставлена на бастион Петропавловской крепости, это было бы равносильно поражению русской революции. Мы не хотим этого, и вы, — я в этом уверен, — заодно с нами. Мы хотим сберечь то, что мы завоевали, а русский народ, без сомнения, упрочит эти завоевания дальнейшим развитием созидательного труда, подготовляя почву для социализации земли, ее природных богатств, ее производительности и товарообмена.
П. Кропоткин


ПОСЛЕДСТВИЯ ГЕРМАНСКОГО ВТОРЖЕНИЯ
I.
Что все воюющие народы жаждут мира, — в этом нет никакого сомнения. Во всех народах Европы чувствуется истощение сил после трехлетнего напряжения, и это истощение сознается в Германии так же, как и во Франции; в Австрии столько же, сколько и в России.
Но для заключения мира требуется соглашение двух сторон. Одной мало. Между тем в Германии, почти во всех слоях народа так сильна еще вера в возможность удержать за Германской империей все области, захваченные ее войсками, что громадное большинство германского народа не проявило до сих пор никакого желания сделать нужные шаги, чтобы предложить союзникам приемлемые для них условия мира. Честный отказ от сделанных в течение войны захватов на западе и на востоке до сих пор считается в Германии немыслимым, чуть не позорным.
Напротив того, по мере того как растет разруха в русской армии и в России вообще, требования германского правительства, а с ним и большинства представителей народа, растут непомерно. В этом отношении представители германских рабочих не составляют исключения.
Спросите любого осведомленного и вдумчивого русского социал-демократа, отчего его партия не попросила до сего времени германскую социал-демократическую партию (ее большинство, представленное в рейхстаге 92-ми членами), а также три миллиона рабочих, организованных в синдикаты, прислать нам их условия мира. И вам, несомненно, ответят: «Мы думали об этом; но едва ли это желательно».
Почему? Потому что условия мира, которые предложат немецкая социал-демократия и немецкие рабочие синдикаты, произведут скверное впечатление, обнаружат завоевательные стремления германцев, даже среди их передовых партий. Требования же национал-либералов, а тем более правых партий, идут еще дальше. В этих партиях еще живут все заветы Бисмарка, Трейчке871, Бернгарда872 и фон-Бюлова873.
Мыслящие люда среда германцев, конечно, понимают, что удержать за собой области, захваченные армиями, образцово-подготовленными для внезапного нападения, невозможно, не затянув войны еще на два-три года. А этого Германия не выдержит. Но, видя слабость России, видя нашу


522
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
внутреннюю разруху и неспособность русских армий оказать серьезное сопротивление, большинство немцев верит своему правительству и Гин- денбургу874 в том, что они до наступления зимы заставят русское правительство подчиниться их требованиям и заключить мир на самых ужасных для России условиях Для этого немцам достаточно будет, — говорят они, — серьезно двинуться на Петроград и Одессу.
С каждым «отходом» русских войск перед слабыми немецкими силами требования Германии растут.
Если случится еще один такой «отход», как в Тарнополе875 или Риге, - от нас потребуют не только Польшу, Литву и Курляндию, но и все побережье Финского залива и всю Бессарабию876. Германцы потребуют от нас того, чему их пресерьезно учили сорок лет в университетах и гимназиях, т. е., чтобы русские «азиаты» удалились на восток от Москвы.
Чем податливее оказываются наши армии, тем тяжелее и свирепее оказываются требования германцев от нас и от наших союзников. Иначе и быть не может.
II.
Чего следует ожидать от немецких армий, если они дойдут до Петрограда, совершенно ясно из того, что они делали в Бельгии и Польше.
Во-первых, немцы, конечно, не займут Петрограда, не обеспечив себе продовольствия из внутренних губерний России.
А ради этого, они, идя на Петроград соединенными усилиями армии и громадного флота, очевидно, постараются в то же время продвинуться по линии Псков — Бологое — Рыбинск, чтобы проложить себе путь к верхней Волге и центральным русским губерниям. Одновременно с этим они неизбежно постараются связать свои завоевания на севере с южно-русскими железными дорогами.
Во-вторых, завоевывая русские области, они будут делать в них, дня предотвращения попытки народного восстания, совершенно то же, что делали в Бельгии. Со времени войны 1870-1871 года германские армии боятся всенародного восстания хуже чумы, а потому, занимая города и деревни, они строго прикажут офицерам, как это было сделано в Бельгии, при первом же выстреле, раздавшемся из народа, при первом крике Man bat gesethossen! («В нас стреляли!») расстреливать мужчин, пачками человек по ста, а женщин — заставлять рыть на улицах могилы


Последствия германского вторжения
523
и закапывать в них жертвы панического страха, охватывающего немецкие войска при одном намеке на народное восстание.
Так делали они с первых же дней войны в Малине877, Эршоте878 и т. д. в Бельгии, и так будут они поступать в русских городах, строго исполняя правила, изложенные в наказах и руководствах их генерального штаба.
Затем, следуя той же политике, какой они следовали в Бельгии, немцы будут выбирать из рабочего населения наиболее крепких и здоровых и отсылать их в рабство, в те области, которые они решат оставить за собою, — Лифляндию, Курляндию, Литву, — или в Пруссию. Там их заставят работать на войну против своих же русских братьев. Десятки тысяч человек, старых и молодых юношей и девушек, были увезены таким образом из Бельгии в подлинное рабство в Германию, точь-в-точь как делали римляне, покоряя галлов. Ничто не помешает немцам поступить так же с русскими, причем не мешает также помнить, что немцы всегда делали различие между областями, которые они надеялись удержать за собой, и теми, из которых они были вынуждены отступить. С этими последними они обращались просто зверски.
Обо всем этом, конечно, умалчивают наши циммервальдисты и их друзья. Но все это засвидетельствовано сотнями тщательно проверенных и абсолютно достоверных показаний, фотографий со зверских приказов германских генералов и т. п.; все это проверено комиссиями, заслуживающими полного доверия.
Затем немецкие армии, кормясь за счет завоеванных областей, будут посылать отряды войск отбирать по деревням все съестные припасы и попросту грабить население.
Из отчетов целого ряда международных комиссий известно, как немцы вот уже три года грабят Бельгию. Я говорю не о том, что какой-нибудь генерал или «комендант» грабил частные дома; — это встречается во всех войнах: я говорю о формальном, сверху утвержденном и узаконенном рейхстагом грабеже целой страны. Стоит только вспомнить, какие шальные, миллионные контрибуции взыскивали германские армии с бельгийских городов, и какие взыскания натурою, — в десятки тысяч бутылок вина и сотни тысяч папирос, — они налагали на небольшие города, — всё это вопреки постановлениям международного права и конвенциям, подписанным всего за несколько лет до войны представителями самой Германии на международных конференциях.


524
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мало того, Германия отобрала у жителей Бельгии безусловно всю медь, т. е. всю их медную посуду, нередко составлявшую всё, что было ценного у рабочей или крестьянской семьи,- медные скобки у дверей, телефонные проволоки, медные части машин и т. д. Также отобраны были всё олово и никель.
После этого стали отбирать все волокнистые вещества — лён, пеньку, хлопчатую бумагу, шёлк, непромокаемые ткани, одеяла, мешки, линолеум, скатерти, нитки, даже матрацы и подушки. Наконец, немцы составили, — вполне «научно», — исследование всех деревень и городов и обложили каждую общину налогом во столько-то фунтов шерсти. В случае недобора этого шерстяного налога община должна была платить по 75-ти марок за каждый недостающий фунт.
И так делалось во всем. Конечно, в Бельгии, как и везде, есть ловкие люди, пользующееся ужасным положением страны, чтобы нажиться на мелкой и крупной торговле. Но масса населенья давно вымерла бы голодной смертью, если бы ее не кормил международный комитет и распределение ввозимой комитетом пищи не взяли на себя американцы.
Такое же разорение внесут немецкие армии и у нас, если они проникнут еще глубже в Россию. А между тем в «очередях» в Москве вы слышите такие речи: «Что ж! Если немцы придут в Москву, хуже не будет: у всех будет хлеб. У немцев нет бедных и богатых». И такие речи, нашептываемые всякими темными личностями из царской охранки и из немецких источников, повторяются вслух в «очередях», тогда как о грабежах, совершаемых немцами в Бельгии, никто не решается говорить, — не то из боязни посеять народную вражду, не то из страха навлечь на себя гнев циммервальдистов.
III.
Но не одно разорение во время войны ждет русский народ, если мы вынуждены будем заключить «немецкий» гинденбургский мир, наложенный на нас с ножом к горлу. Если будет заключен такой мире, — а именно на него толкают нас циммервальдисты и лже-ин- тернационалисты, — то разорение будет продолжаться десятки лет, так как русскому народу придется выплачивать громадную контрибуцию, или — что сводится к тому же, — громадные подати, наложенные на Россию коммерческими трактатами, заключенными в пользу Германии. У нас есть, конечно, люди, уверяющие нашу темную, малограмотную бедноту, что «если немцы наложат на нас кон¬


Последствия германского вторжения
525
трибуцию, ее заплатят богатые; бедным нечем платить», — так учат русский рабочий люд те же учителя. И рабочий люд верит им.
Но каково это слышать нам, когда мы видели, как во Франции рабочий люд — мастеровые, крестьяне и все вообще, — в течение долгих лет выплачивал контрибуцию после разгрома Франции немцами в 1871 году?
Были тогда и во Франции агитаторы, уверявшие рабочих, что контрибуцию заплатят богатые. Но все доходы миллионеров тогдашней Франции, вместе взятые, не покрыли бы и десятой доли контрибуции в пять миллиардов, наложенной Бисмарком. Выплатили ее, как всегда выплачивают все государственные долги и налоги, десятки миллионов трудового населения; выплатили тяжелыми податями и налогами на все: на пищу, на одежду, на спички, на свет в избе, на окно в крестьянской хижине, на образование. И это так разорило Францию, что даже через 15 лет после 1871 года она еще не могла давать путного первоначального обучения всем своим детям. Не хватало денег, и одну треть детей приходилось оставлять в руках невежественных монахинь!
Я не говорю уже об условиях, которые, конечно, наложит на нас торжествующая Германия, чтобы поработить русскую промышленность и русский народ экономически.
Есть тысячи способов ограничить ту или другую отрасль русской промышленности, — напр., выделку стали, машин, ситцев и т. п., и заставить нас покупать эти товары в Германии; или же ограничить наш вывоз нефти и сырья вообще в другие страны, кроме Германии, и понизить, как заработную плату нашим рабочим, так и ценность русского рубля. Всеми этими способами широко воспользуются немецкие капиталисты, если они будут диктовать нам условия мира. «Немецкий» мир неизбежно приведет нас к экономическому порабощению.
Но есть еще одно последствие «пораженческого» мира, еще более ужасное, чем контрибуция и разорение страны, и я вам скажу о нем несколько слове. Это — психология побежденной страны.
Я знаю эту психологию, создавшуюся во Франции после поражения 1871 года; тридцать с лишним лет мы переживали ее. Только в начале 1900-х годов заметил я первые признаки выздоровления Франции от гнетущего чувства, принижавшего всю психику французского народа после военного разгрома, после потери двух богатых областей, уплаты контрибуции и тяжелых, унизительных условий франкфуртского мира879, запрещавших французскому народу


526
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
даже принимать меры для самозащиты. Все эти годы Франция жила под страхом нового разгрома Германией, едва только Берлину не понравится ее внутренняя, демократическая, республиканская политика или едва французская демократия не угодит русскому царю — ее единственному возможному союзнику.
Угнетенное настроение сказывалось тогда во всем. Чувство безнадежности, сознание своего бессилия, потеря веры в свой народ и в свое будущее охватили всю страну. Потеря веры в самих себя чувствовалась даже в лучших, недавно еще дерзки смелых борцах. С упадком веры в свои собственные силы являлась готовность искать спасения откуда бы то ни было извне, а не то просто в чуде. И отражалось это во всем: в литературе, в науке, в возрождении мистики, в философии, в упадке общественной нравственности, в равнодушии к судьбам Франции и мирового прогресса вообще, а следовательно, — что было всё хуже — в вялости творчества жизни, без которого народ может только прозябать.
Чувствовать это, переживать это — такой ужас, что когда я случайно упомянул об этой психологии побежденного народа с трибуны Московского Совещания и в несколько секунд пережил в воспоминании наболевшее в сердце за эти тридцать лет, я должен был употребить над собою невероятное усилие, чтобы тут же не быть вынужденным оборвать свою речь.
А между тем развитие такой психологии в побежденном народе неизбежно. Общественная самозащита против чужеземных и внутренних угнетателей — такое основное чувство для человеческого общества, что измена этому чувству роковым образом ведет за собою ослабление самых основных начал всякой общественности. Развивается мысль: «моя хата с края»; личная нажива возводится чуть не в принцип, и соответственно ослабляется чувство взаимности, солидарности, круговой поруки в жизни народа. Утрачивается сознание равенства в правах всех членов общества и является роковое последствие — утрата веры в основные начала общественности, даже в самих себя.
Ни одному народу не пожелаю я того, что пережила Франция за эти годы, тем менее России, освобождающейся от векового ига. И ужас берет меня при мысли о том, что готовят России наши проповедники гинден- бургского мира, в какую бездну нравственного падения влекут они за собой несчастный, безграмотный, детски-доверчивый русский народ.
Москва, 12 ноября 1917 г.


ОТРЫВКИ ИЗ РАБОТЫ С КРИТИКОЙ МАРКСИЗМА
<...> Объездите весь мир — везде вы найдете, что необходимые потребности неудовлетворены и всюду тысячи и тысячи мужчин и женщин с готовностью взялись бы производить необходимую работу, чтобы удовлетворить эти потребности, но им мешает сила, захватившая в свои руки промышленность. И рядом с ними тысячи и тысячи других, которые производят то, что фактически никому не нужно, что вы вынуждены покупать за неимением лучшего — хлам, который сбывают, прибегая к рекламе.
Всюду тот же хаос, те же противоречия. Но причина зла не в том, что длинен рабочий день, ни в недостаточности заработной платы, ни в несправедливом распределении прибылей, — всё это ПОСЛЕДСТВИЯ более общей причины.
Причина эта та, что цель производства в данное время состоит не в том, чтобы удовлетворить потребности общества, а в том, чтобы получить ПРИБЫЛЬ, чтобы ограбить кого-нибудь, чтобы отнять у него чего-нибудь побольше. И до тех пор, пока производство будет находиться в руках частного лица, имеющего в виду свою личную прибыль, оно будет оставаться тем, каково есть: хаосом, расхищением человеческих сил, всеобщим грабежом.
Поэтому цивилизованные общества должны вернуться к понятию, по которому производить пищу, жилища и всё остальное составляет ОБЩЕСТВЕННЫЙ интерес; всё, что служит этой цели: земля, орудия производства и средства существования во время производства, должно принадлежать обществу, а не личности. Человеческий труд должен быть обобществлен, чтобы быть производительным. Но недостаточно было бы обобществить его на каждом отдельном заводе: он должен быть обобществлен для общих целей всего производства целого общества, а это произойдет только тогда, когда общество вновь завладеет богатствами, захваченными в настоящее время отдельными личностями.
Экспроприация всех богатств и употребление этих богатств ради общественной пользы — такова цель предстоящей революции.
<...> Но в социалистическом движении обрисовываются две школы.


528
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Одна — марксистская школа, исходной точкой которой является государство. Другая, анархизм, исходит от личности и свободных групп.
С точки зрения марксиста надлежит произвести в мировых масштабах то, что уже делается в довольно больших масштабах в современных государствах, в особенности в Германии880 <...>.
Так пусть все будут чиновниками, все будут получать жалованье от государства. Всё является общественной службой, как производство сукна, так и преподавание в школе. Всякий полезный труд должен рассматриваться, как общественный труд и вознаграждаться, как таковой.
Кто будет представлять государство? — Демократический парламент, избранный всеобщим голосованием, с комиссиями вместо министерств; над парламентом будет стоять референдум, как в Швейцарии, которому палата депутатов представляет свои решения или который диктует ему их.
Таковы понятия, из которых развился социал-демократизм881. Это наследие 1848 года882 <...>.
Люди начинают спрашивать себя, не является ли совершенно безумной утопией доверять управление национальным производством парламенту.
Поэтому социал-демократы, которые когда-то не находили достаточно сильных выражений для осуждения автономии общин, спешат теперь признать ее. Те из них, которые отличаются некоторой независимостью в своих суждениях, признают, что централизованное государство будет таким же плохим администратором, как и современный капиталист, или хуже его <...>.
Вынужденные вести споры с противниками социалистического государства, они [социал-демократы. — П. Т] постоянно делают уступки анархистскому духу времени. Они продолжают еще стоять в ПРИНЦИПЕ за государственную централизацию производства. Но когда речь идет о вещах практического порядка, они готовы идти на всякие уступки, противоречащие их принципу <.„>.
Правда, социал-демократическая партия весьма мало занимается тем, чтобы уточнить свои стремления. Она почти всю свою деятельность посвящает реформам существующей системы наемного труда; и т. к. реформы эти входят всё шире и шире в про¬


Отрывки из работы с критикой марксизма
529
граммы радикалов и даже консерваторов, то вполне естественно, что она всё более и более смешивается с политическими партиями, которые работают на СОХРАНЕНИЕ системы частной собственности и наемного труда, стараясь сделать их менее ненавистными рабочему <...>.
Таким образом, определились две идеи после 1848 года.
Одна — та, что коммунизм может быть только анархическим. Коммунизм революционный, государственный, якобинский883, парламентский противен человеку нынешнего века. Кто из вас хотел бы такой коммунизм?
Другая идея, это та, что коммунизм необходим, что только он один позволит каждому пользоваться продуктами своего труда, один только он помешает тому, чтобы рядом с благосостоянием создавалась нищета, один он помешает капитализму возродиться путем эксплуатации тех, которые, в противном случае, вынуждены будут продавать свой труд, кто больше даст.
И — это еще больше — один он отвечает ИНТЕГРИРОВАННОМУ характеру современного производства, в котором невозможно больше определить часть каждого в производстве богатств.
<...> В самом деле, обеспечить всем существование, по крайней мере, всё необходимое, — это единственное средство положить конец эксплуатации.
Ведь это бедняки создают богатство и силу богатых, т. к. без них всё золото мира не принесло бы никому никакой прибыли. Именно так широкие массы европейских рабочих и понимают революцию; и в этом смысле они хотят действовать.
Вот почему мы — коммунисты, и почему мы настойчиво рекомендуем народу захватить в руки ВСЕ общественные богатства, устроить Коммунистическую Общину, которую я понимаю как товарищество, распространяющееся за пределы городов, в котором всем обеспечен некоторый, весьма значительный уровень благосостояния в обмен на несколько часов — скажем, пять — РУЧНОГО труда в любой отрасли производства, признанной необходимой для обеспечения этого уровня благосостояния.
<...> попадающиеся там и сям немногие анархисты-индивидуалисты884 сильны только в критике государства и закона. Что касается их идеала общества, то одни впадают в идиллию, какую сами они никогда не захотели бы применить на практике, а другие, как напри¬


530
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
мер, издатели бостоновской Liberty885, целиком воспринимают современную буржуазную систему. Для защиты своего индивидуализма, они восстанавливают государство со всеми его атрибутами (закон, полиция и т. п.), после того как так смело отрицали всё это. Наконец третьи, как Оберон Герберт886, кончают Лигой защиты помещичьей собственности (Roperty Defense League).
Поэтому анархисты, обыкновенно, являются решительными коммунистами <.„>.
Вопрос не в том, с нашей точки зрения, что мы ПРИДЕМ когда-нибудь к коммунизму; эта идея достаточно сбивала с толку революционеров в предшествовавших революциях. Вопрос в том, чтобы НАЧАТЬ социальную революцию коммунизмом, взаимно обеспечить друг другу необходимое благосостояние.
Дело не в том также, чтобы порвать цепи, слишком слабые, которые еще связывают нас, а в том, чтобы создать новые узы солидарности в общем пользовании благосостоянием, какое мы можем себе доставить, и в производстве того, что необходимо для его поддержания.
Поразительная вещь. Когда мы просматриваем литературу, порожденную марксизмом, и ищем в ней хоть какой-нибудь прогресс в развитии идей, мы не находим ни одного пункта политической экономии, в котором марксистская школа прогрессировала бы со времени Маркса... Она ограничивается повторением формул своего учителя; она увязла в отвлеченностях, которые скрывают бедность анализа; она повторяет формулы прогресса, которые Маркс мог считать более или менее правильными пятьдесят лет тому назад, но она не осмеливается ни проверить их теперь, ни даже углубить их: она упивается повторением утверждений, взятых из «книги», но [настолько нелепых, что они заставили [бы] самого Маркса сказать, что он всё, что угодно, «только не марксист». Произошло то же, что и с теми людьми, для которых вся мудрость заключалась в Библии. «Книга» обесплодила их мысль.
<...> могут быть два различных метода: один, научный метод — для естественных наук, и другой, диалектический метод — для наук, занимающихся человеком. Верные традиции, установленной современной наукой, начиная с прошлого века, мы применяем к политической экономии единственно научный метод: метод естественных наук.


Отрывки из работы с критикой марксизма
531
<...> Испробованы всевозможные формы государственного правления, какие только можно себе вообразить: представительное правление в большом и малом виде, унитарное и федеральное; вообще избирательное право, представительство меньшинств — и все превосходно действовали, чтобы сохранить эксплуатацию, чтобы помешать освобождению рабочего. Хуже того, введенные в общество почти равных людей, среди пионеров Северной Америки, они стали орудием капиталистической монополии.
<...> Вот почему ПРОГРЕССИВНАЯ идея нашего века — не централизовать, но расширять функции правительства — это якобинская идея прошлого столетия; она не отвечает нашей эпохе.
Прогрессивная идея нашего времени — это разорвать в клочки всякую центральную власть, отнять у нее один за другим все атрибуты <...>.
Если мы будем говорить об исторических законах, то можно было бы скорее сказать, что государство слабеет по мере того, как оно перестает чувствовать себя способным обогатить класс граждан за счет ли другого класса, за счет ли других государств. Оно приходит в упадок, если не удовлетворяет своей исторической миссии. Пробуждение эксплуатируемых и ослабление идеи государства, с исторической точки зрения, два параллельных явления <.„>.
Вот почему, видя многосложную роль Государства, анализируя его теперешние и исторические функции и понимая разнообразие его многочисленных влияний, — мы приходим к ОТРИЦАНИЮ ГОСУДАРСТВА.
Не ПРАВИТЕЛЬСТВА, как иногда говорили, но ГОСУДАРСТВА Мы считаем вредной и бесполезной идею и принцип государства — совокупность учреждений, форм общественной жизни, взаимоотношений между людьми.
<...> Этот спрут мы стремимся уничтожить, чтобы вернуться к свободным отношениям освободившихся людей, которые федерируются между собой, объединяются в группы и заключают союзы в зависимости от потребностей данного момента.
Впрочем, спрут уже умирает по мере того, как пробуждается дух независимости в личности — и, видя это, мы требуем, чтобы ему нанесли последний смертельный удар <...>.
До сих пор рабочим всегда говорили: объединяйтесь между собой и повинуйтесь тем, кто будет во главе организации.


532
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мы говорим: «Объединяйтесь с теми, кто думает, как вы, и действуйте по своей инициативе!»
«И когда наступит момент более широко взяться за дело, руководитесь двумя принципами: экспроприация капитала и уничтожение государства, и, не теряя из виду общей борьбы, берите на себя привести эти принципы в исполнение».
<...> В прессе много писалось жалобных слов по поводу жертв анархистов; возмущались насилием. Но, если есть на свете партия, которая имела бы право протестовать против насилия, так это, конечно, не какая-нибудь из существующих политических партий, ни из тех, которые поддерживают правительство, ни из оппозиционных.
Все они за насилие. Все они каждый день проповедуют насилие. Все они советуют, если не открыто, то намеками прибегать к нему; они применяли его и охотно будут опять применять! Умертвить врага, терроризировать его — вот их девиз, самый священный догмат их религий!
<...> Лицемеры оплакивают жертвы анархистов; но разве основной символ веры, религия всех государственников, революционеров или правителей — в особенности, правителей, не заключается в том, чтобы уничтожить, посылая на гильотину или на виселицу всякого, кто осмелится противиться тому, что они, лично они, считают общественным спасением или выгодным для общества!
Есть только одна партия, которая последовательна и которая стремится устранить элемент насилия в отношениях людей между собою, требуя уничтожения смертной казни, уничтожения всех Бас- тилий, уничтожения самого права человека наказывать другого человека. Это анархическая партия <.„>.
А АНАРХИЧЕСКИЙ ВЫХОД единственный, отвечающий внутренним, но бессознательным пружинам этого движения, — мы найдем только в том случае, если будем бороться с авторитарными, государственными тенденциями движения в самом движении.
<...> каково бы ни было общество, создавшееся после революции, оно не будет рабочим государством. Оно будет носить на себе анархический отпечаток, и этот отпечаток будет тем сильнее, чем больше энергии, мысли и действия мы употребим на это.
<...> Я указал, почему сочувствую общей цели их [большевиков. — Я. Т] революции, т. е. социализации земли, промышленности


Отрывки из работы с критикой марксизма
533
и торговли. Я считаю, что достичь этой цели путем государственной централизации производства и торговли и диктатуры партии — невозможно.
В этом основная ошибка большевистской революции. Но в ней есть еще одна сторона, — еще один первородный грех, который подтачивает её силы. Это её отношение к Германии в ту пору, когда эта империя — оплот самодержавия в России и реакции в Европе, — после долгой подготовки войны, как в военном снаряжении, так и в умах своего народа, — бросилась с завоевательными целями на Западную Европу и на Балканский полуостров887. Люди, пережившие события этой ужасной войны, не понимают такого отношения и видят в большевистских руководителях людей, предавших в мировой войне интересы русского народа и союзников германским завоевателям, и они объясняют это обещаниями германской империи предоставить большевикам возможность совершить предположенную ими революцию <...>.
То же самое следует сказать о русской революции. Она набрасывает очертания целого ряда экономических изменений, которых большая часть вероятно не удержится, но послужит во всей Европе стимулом для совершения тех же преобразований в форме, однако, соответствующей реальной жизни и, следовательно, способной жить и развиваться.


ИДЕАЛ В РЕВОЛЮЦИИ
(Из незаконченной рукописи 1918 г.)
Во всемирной истории выступает один ярко определенный факт. За последние три столетия, через каждые 130-140 лет, в какой-нибудь из европейских стран совершается крупная революция, которая затем на следующие сто с лишним лет (четыре поколения, как говорил итальянский историк Феррари) дает направление прогрессивному развитию мысли.
Отбрасывая более ранний период и начиная с английской революции 1648 года, мы видим, что Англия вплоть до французской революции дает более передовым странам свой лозунг: полная религиозная свобода, право каждого толковать библию, как он ее понимает; развитие свободных местных городских и земских учреждений — приход, как основная земская единица, — и конституционный образ правления. Этими лозунгами вдохновляются на той стороне океана молодые английские поселения Северной Америки, а в Европе философия шотландских философов энциклопедистов, а затем и целая страна — Франция.
В 1789 году начинается во Франции ее большая революция, и она не только принимает лозунги, выставленные Англией, но и со свойственной французскому уму логикой, т. е. последовательностью и систематичностью, она старается провести в жизнь «Права Человека» — т. е. политическое равенство всех перед законом, уничтожение всех безусловно пережитков феодального и крепостного права, представительный образ правления при всеобщем избирательном праве и, наконец, автономию сельских и городских общин. Эту автономию Франции, впрочем, не удается провести в жизнь, так как ей, с первых же годов революции, приходится вступить в отчаянную борьбу, на жизнь и смерть, со всеми королями Европы, и таким образом перейти на время от демократической республики к империи; точно так же ей приходится выдержать такую жестокую борьбу с католическим духовенством, которое поднимает, при содействии Австрии, германских государств и Англии, целые громадные области против республики и против проводимой ею в жизнь философской религии, в которой высоко-нравственное начало равенст¬


Идеал в революции (Из незаконченной рукописи 1918 г.)
535
ва, братства и любви к родине выводилось из созерцания природы и человеческого разума,
Для поверхностного наблюдателя французская революция, где наполеоновская империя скоро заменила республиканский режим, доказала только бесполезность революции; на деле же весь XIX-ый век был осуществлением в Европе начал, провозглашенных французской революцией, равенства всех граждан перед законом, уничтожения пережитков феодального строя и повсеместного введения представительного правления. Эти лозунги французские санкюлоты, а впоследствии даже Наполеон, разносили на своем трехцветном знамени, уничтожая крепостное право в Италии, Испании, германских княжествах и в Австрии, вводя под именем Наполеонова кодекса свод законов, выработанный Конвентом и уничтожавший сословные привилегии, и кладя конец кострам инквизиций в католических странах.
К несчастью, эта волна докатилась до России только тогда, когда во Франции царил уже император, а республиканская армия уже обратилась в сброд самых разноплеменных полчищ.
И вот теперь мировая история наложила на Россию тяжелую задачу выполнить новую революцию, распространяя далее на восток те же права человека и прибавляя к ним наследие XIX века — разрешение социального вопроса, как для крестьянских касс, так и для непомерно разросшегося городского населения и его естественного последствия — пролетариата. Подобно тому, как Франции в своей революции пришлось пойти гораздо дальше Англии и ребром поставить уничтожение земельного феодализма, — оно и было совершено во Франции, — тогда как в Англии он продолжает существовать и до сих пор, точно так же России предстоит провести в жизнь среди своего разноплеменного населения не только утверждение «Прав Человека» и уничтожение земельного феодализма, но еще и разрешение экономических вопросов, поставленных перед человечеством в XIX-OM веке. Задача громадная, вероятно, даже непосильная для русского народа, если он в ней не будет поддержан народами Запада, уже совершившими свои две революции, т. е. Англии и Франции, но совершенно неизбежная при современных условиях экономической жизни.
Задача, стоящая перед Россией, еще более осложняется тем, что нам приходится совершать нашу революцию во время жестокой


536
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
войны, в которую нам приходится воевать не с ничтожными армиями разрозненных немецких княжеств, как это приходилось Франции, а с громадными силами двух империй, обладающих в сложности населением в 120 с лишним миллионов жителей, обладающих высоко развитой промышленностью и воспитанных за последние 30 лет для завоеваний и распространения на восток
Но есть еще одна сторона, ставящая Россию в гораздо худшее положение, чем были Англия и Франция во время своих революций, — и тут требуется от безусловно лучших людей в России самое упорное напряжение сил, чтобы противодействовать разлагающему влиянию этого фактора, которого не знали ни Англия, ни Франция.
Обе эти революции, ставя себе определенные экономические цели, вместе с тем были одушевлены высоким нравственным идеалом.
Английская революция была в значительной мере революцией народной совести. Являясь протестом против разложения католического духовенства, она выставляла строго нравственные идеалы — пуританство888. Ее вражда направлялась столько же против разврата двора и высших классов, сколько и против их политического преобладания. Ее воодушевлял нравственный идеал столько же, сколько и идеал политического и экономического равенства.
Точно так же и французская революция ставила себе целью не только уничтожение политических и экономических классовых привилегий, но и проведение в жизнь высшего идеала человеческой взаимности.
Философия XVIII-ro века была проникнута идеалом человеческой взаимности, хотя она и выставляла принцип эгоизма889, но она понимала эгоизм, как сознание разумной солидарности всех членов общества. И, если среди более зажиточных классов проповедь эгоизма Гольбаха890 в его ограниченном смысле имела успех, то среди рабочих масс любимым философом был Руссо с его проповедью гуманизма и солидарности, высоко нравственного общественного образования. В том же духе шла в то время вся проповедь франкмасонства891, к которому принадлежали все сколько-нибудь видные деятели революции и которое дало революции ее лозунг — свобода, равенство и братство.
К сожалению, несмотря на удивительные подвиги самопожертвования, проявленные русскими революционерами в ее подготовительный период, несмотря на высокий общественный идеал, вооду¬


Идеал в революции (Из незаконченной рукописи 1918 г.)
537
шевлявший их, мы видим, что теперь берет верх учение, постепенно просачивавшееся в нашу жизнь за последнее десятилетие, — учение об экономическом материализме. Причем это учение понимается не в том смысле, в каком понимали его бланкистские организации Франции, когда они назывались коммунистами-ма- терьялистами, понимая под этим коммунизм не монашеских общин и парагвайских иезуитов с их колониями рабов, а коммунизм de facto, на деле, дающий всем не только нравственное благосостояние, но и нравственную независимость. В учении экономического материализма, шедшем из Германии, это понимание материализма утратилось.
Смысл, который оно приобретало в учениях последователей Фурье, осмеивался, как утопическое учение, и вместо него брало верх понимание социальной революции, как разнузданность единичных вожделений в смысле каких-нибудь штирнерианцев или ницшеановских сверхчеловеков низшего сорта. В этом отсутствии высокого, вдохновляющего идеала русской революции лежит всё различие между нею и ее предшественницами. Остается одно — жить надеждой, что такой характер революция приняла только под тлетворным влиянием последних годов самодержавной вакханалии и что здравый смысл русского народа возьмет верх и избавится от этой язвы, которая грозит обессилить русскую революцию и сделать ее бесплодной.
ДА Кропоткин


РАЗВИТИЕ ФЕДЕРАТИВНОГО СТРОЯ В XIX ВЕКЕ (Вступительное слово при открытии московскою лигою федералистов ряда лекций по вопросу о федерации)
Если бросить общий взгляд на развитие человеческих обществ во второй половине XIX века, то нас поражает прежде всего развитие обширных федераций.
Начало положили Соед. Штаты Северной Америки, приняв тот государственный строй, который выработался в Швейцарии и в Голландских Штатах, когда они освобождались от чужеродного владычества.
Когда Франция освобождалась от владычества Бурбонов, она не захотела сложиться в союз республик. Она уничтожила у себя феодализм, а зачатки самоуправления, существовавшие в различных провинциях Франции, имели феодальный характер классовых привилегий... Кроме того тогда царило мнение среди французских государственных людей, что республиканский феодальный строй возможен только в таких маленьких государствах, как Швейцария и Голландские Штаты, и непригоден для больших наций.
Соед. Штаты Сев. Америки блестяще опровергли это мнение. В каких-нибудь сто — сто тридцать лет из самых разнородных элементов сложилась нация в 85 млн жителей, полных творческой силы, — а, следовательно, могущества, — и, как показал опыт последних двух-трех лет, нация, не менее, а может быть даже и более объединенная общенациональным чувством, чем любая старая нация Европы.
Быстрота развития Сев. Ам. Соед. Штатов, широкий размах их жизни и их сплоченность, несмотря на коренное различие между населением и промыслами Севера и Юга и даже на недавнюю междоусобную войну, — всё это заставило признать за республиканским федеральным строем преимуществ, которых раньше ни за что не допускали теоретики государственной централизации. Выросшие в обожании идеала централизованной, единодержавной Римской империи, перед которым одинаково преклонялись университетская наука и церковь, государственные люди и уче¬


Развитие федеративного строя в XIX веке
539
ные юристы долго противились проникновению в жизнь и науку идей федеративного строя и пророчили им кратковременное эфемерное существование.
Но жизнь шла своим путем.
Вслед за Соединенными Штатами федеральное объединение новых единиц зачаточных наций, в значительной мере самостоятельных, стало вырабатываться в отношениях Великобритании к ее колониям: Канаде, Австралии, Новой Зеландии и Южной Африки. В то же время в каждой из них, — особенно в Канаде и Австралии, — вырабатывался федеральный строй внутри этих двух стран. Отдельные части Австралии — Южная Австралия, Западная Австралия, и провинции Канады — по мере роста в них населения и его потребностей цивилизации заявляли требования полной автономии для каждой такой области и провинции.
Конечно, метрополия всячески противилась этому самоопределению, — вернее, самоуправлению, — областей, идеалы централизации, сосредоточения власти в руках правительства, вполне подчиненного метрополии, по древне-римскому образцу, составляли по-прежнему всю суть правительственной мудрости.
Но принципы большой самостоятельности в самоуправлении самой Великобритании помогли ее государственным людям отнестись с уважением к все возраставшим требованиям самостоятельности колоний. Известно, что не только Шотландия892 и Уэльс, но и отдельные графства, города и приходы Великобритании сохранили немало остатков самоуправления; они не только сохранили их, но сильно расширили их во время своей революции XII века, и теперь либеральная партия упорно защищала эти права против стремления к захвату власти со стороны консерваторов империалистов. Естественно было поэтому, что уже в 1841 году, после чартистского движения, виги89^ т. е. либералы, охотно пошли на признание самостоятельности Канады. И не только государственной самостоятельности всей колонии, но и провинциальной самостоятельности отдельных провинций Канады, вскоре получивших каждая свой парламент на манер Соединенных Штатов Северной Америки.
Пример Штатов и Канады, быстрое развитие их благосостояния и их быстрый умственный и политический прогресс повлияли на ос¬


540
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тальные американские республики. В Южной Америке все они сложились на том же начале объединенных республик. Даже Бразилия, долго остававшаяся империей, когда она удалила своего императора, перешла к федеральному строю894.
Австралия и Новая Зеландия последовали тому же примеру895. А сейчас мы видим громаднейшую империю Китай, стремящуюся сложиться на началах федеральной республики. И то же, несомненно, предстоит в близком будущем, — вероятно, даже очень близком, — России.
Мало того. Если взаимная зависть больших европейских держав и желание каждой из них расширить свои владения за счет распадающейся Турецкой империи896 не позволяли отдельным ее народностям сложиться в федерацию республик, то каждому становится теперь ясно, что интриги царьков, которых насажали и стремятся насадить на Балканском полуострове897, будут постоянным источником новых войн, пока различные части полуострова не будут обращены с согласия всей Европы в ряд республик, объединенных в Балканскую федерацию898.
Точно так же стремления к освобождению и праву на свободное развитие народностей, входящих теперь в состав Австро-Венгерской империи899, не дадут Европе свободно развиваться, пока эти стремления не будут удовлетворены. И точно так же приходится признать, что не будет мира в Европе до тех пор, пока различные государства, вошедшие в состав Германской империи900, не освободятся от прусского империализма и не станут вольною германскою федерацией.
I.
Вот стремление, ярко намечающееся в цивилизованном мире.
Новое ли это стремление? Не имеет ли оно своих корней в прошедшем, во всем процессе развития человечества?
Самыми блестящими периодами в истории цивилизации, несомненно, были период небольших республик в истории Греции до основания Македонской империи и период вольных городов-республик во Франции, Италии, Испании, Шотландии, Англии, Германии, Нидерландах, Скандинавии, Польше и Северной России от XII до XVI века. Я знаю, что этот период в загоне у современных университетских историков. Но всякий, кто возьмет


Развитие федеративного строя в XIX веке
541
на себя труд ознакомиться с историей свободных городов-коммун по первоначальным источникам вроде второй Псковской Летописи?01 или по историям отдельных коммун (библиография многих из этих источников указана мной во Взаимной Помощи902) или же по таким сборным трудам, как Огюстена Тьерри для Франции, Лео и Ботта, Сисмонди, Феррари и Джино Кан- нони903 для Италии, Гегеля (сына философа)904 для Германии, вдовы историка Грина905 для Англии, Беляева, Костомарова и Сергеевича для России, тот неизбежно признает, что эти четыре столетия действительно представляют период расцвета европейской цивилизации. Впрочем, достаточно посмотреть на архитектурные памятники того времени, чтобы понять, какой громадный прогресс совершило человечество за эти четыре столетия. Сравните только купол собора св. Марка в Венеции с неумелыми нормандскими сводами; живопись Леонардо да-Винчи, Микель-Анджело и Рафаэля с наивными вышивками и коврами Байё; часы Нюрнберга906 и физические инструменты Торичелли907 с песочными часами предыдущих столетий; язык Данте — с варварской латынью X века, — и вы поймете, какой громадный прогресс совершило человечество под защитой каменных стен своих вольных городов.
Все великие открытия, помогшие создать современную науку, — компас, хронометр, печатный станок, открытие новых частей света, первые основы химии, научный метод, указанный Роджером Бэконом и уже применявшийся в английских университетах, закон всемирного тяготения, закон атмосферного давления, из которого родилась паровая машина, открытия Коперника908, впервые подорвавшие авторитет церкви, — всё то, из чего выработалась наука XIX века, представляет наследие вольных городов и цивилизацию, развившуюся под охраной их вольности.
Историки-государственники больше всего останавливаются не на этих великих завоеваниях человеческого ума, а на внутренних раздорах между Монтекками и Капулетами909, гвельфами и гибеллинами, происходившими в этих вольных городах, забывая, между прочим, что вольные города были, по картинному выражению Огюстена Тьерри, «оазисами среди феодальной пустыни» и что эти распри относятся уже к периоду упадка вольных городов.


542
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Но больше всего они забывают указать, в какой широкой мере принцип федерации был распространен среди этих независимых ячеек. А между тем, в то время как город представлял тогда, с одной стороны, союз гильдий, т. е. ремесленных союзов, а, с другой — союз приходов, улиц и секторов или концов, имевших каждый свою ратушу, своих судей и свою милицию, сплоченных в одну федерацию, точно так же и города объединялись в большие федеративные союзы. В это же время возникали союзы городов Северной и Средней Италии, союзы французских городов, союзы рейнских городов, нидерландских приморских портов, союз «Cinq[ue] Ports», объединивших Дувр с французскими и нидерландскими портами, Скандинавско-Германская Ганза, к которой принадлежал, между прочим, и Великий Новгород, и т. п.
Именно эти союзы вырабатывали при помощи договоров основы международного права, тогда как их гильдии вырабатывали те объединения рабочих, которые только в конце XIX в. могли возобновиться в международном союзе рабочих — Интернационале.
И.
Если же вы захотите вдуматься в причины упадка вольных городов, начавшегося в XV-XVI веках, то вы увидите, что их губили не столько внутренние распри, сколько вторжение монголов в Россию в XIII веке, вторжение турок вплоть до Венгрии в XV веке и вторжение мавров в Германию и Южную Францию. Эти вторжения различным образом вызвали образование военных государств в Испании, Польше, Венгрии, России и положили конец периоду вольных городов и федераций. А образование военных деспотических государств остановило на целых 200 лет прогрессивное развитие Европы. Необходимость военной защиты вынудила образование централизованных деспотических монархий, и первые столетия зарождения этой новой формы насильственного объединения выразились в ужасах поголовного истребления анабаптистов в Голландии, в Швейцарии и в Германии, а также фламандцев — испанцами; в религиозных войнах в Англии, в царской опричнине в России. Всё это привело Европу к непомерному развитию королевской власти, от которой Англия начала освобождаться только в середине XVII в., Франция — в конце XVIII, а Россия освобождается только теперь.


Развитие федеративного строя в XIX веке
543
III.
И вот теперь в развитии человеческих обществ, несомненно, наступает новый фазис развития. Основными чертами этого нового фазиса, несомненно, являются стремление к широкому развитию самоуправления сел и городов, освобожденных от королевской и царской опеки, и самоуправление областей, приобретающих почти суверенные права и объединяющихся в большие федерации, причем местная городская и сельская самостоятельность идет рука-об-руку с самостоятельностью областною, и, таким образом, вызывается в отдельных членах общества новая сила личного почина, которая уже начинала уничтожаться под палкою безграничной цивилизации и чиновничьей иерархии.
Россия стоит теперь в преддверии такого же нового фазиса развития. Мы долго жили под насильственным объединением разнородных частей Российской империи. Но лучшие люди из различных народов, входивших в состав империи, никогда не мирились со стремлением российского самодержавия и его чиновников к обезличению всех составных частей империи и их полным бесправием. Как нам расскажет Л. С. Козловский910, федеративное течение давно уже находило выражение в мыслях русских революционеров и реформаторов, — наравне с требованием самоуправления для областей, городов и деревень.
Теперь, после падения самодержавия, всё более и более определенно выражается федеративное стремление во всех составных частях России, и перед нами открывается два пути.
Третий — объединение России под скипетром царя, — все вы, надеюсь, отвергнете безусловно.
Оно немыслимо. Но тогда или Россия разобьется, как разбились народы на Балканах, на несколько отдельных государств — царств и княжеств, — и у нас начнется торговля народами и областями между Фердинандами, Константинами911 и тому подобными авантюристами, какая ведется на Балканском полуострове, — и эту возможность, конечно, отвергнет всякий здравомыслящий гражданин.
Или же мы постараемся сложиться в федерацию тесно связанных между собою народоправств с сильно развитым независимым самоуправлением, подобно тому, как сложились Соединенные Штаты


544
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
и провинции Канады и складывается целый ряд федеративных республик в Южной Америке, а также, вероятно, сложатся народы мощной Китайской республики.
Для достижения этой цели и работаем мы, лига федералистов, причем, я прибавляю уже от себя, — в полной уверенности, что такая форма политического объединения лучше всякой другой даст возможность той громадной и глубокой перестройке всей хозяйственной жизни, которая теперь поставлена на очередь во всем образованном мире и которая только тогда сможет совершиться разумно и прочно, когда будет обеспечен полный простор для нового строительства, вдохновленного общей идеей свободы, равенства и братства, но принимающего в каждой местности, большой или малой, те формы, которые вытекают из местных потребностей и национального характера отдельных областей.
П. Кропоткин


ФЕДЕРАЦИЯ - КАК ПУТЬ К ОБЪЕДИНЕНИЮ
Идея о необходимости перехода для России к федеративному строю давно уже зреет в умах наших передовых людей; и как идея Российской федеральной республики, по образцу Северо-Американских Соединенных Штатов, проходит в России непрерывною нитью с начала 19-го века. Она выражена была Муравьёвым912 среди декабристов и от них перешла к петрашевцам, к Чернышевскому, к Бакунину и к народникам семидесятых годов.
Но параллельно с этим течением мысли у нас шло, как всем известно, и другое, — течение централистское, нашедшее свое выражение у декабриста Пестеля913 и с тех пор поддержанное целым рядом публицистов и, конечно, самодержавным правительством и его сторонниками.
К каким плачевным результатам привело это течение, мы видим теперь.
Уже с тех пор, как Александр III и его преемник, оба присягнувшие на верность Финляндской Конституции914, начали систематически уничтожать ее; с тех пор, как тот и другой, подражая Пруссии, стали все более и более угнетать население Польши915, запрещая даже ксендзам преподавать католическую веру в школах и поручая это русским учителям истории и географии; с тех пор, как при Николае II стали уничтожать последние следы автономии Грузии, истреблять Имеретию916 и Гурию917 после движений 1905 года, натравливать в Закавказье татар и армян, устраивать погром евреев и преследовать украинцев, я с ужасом спрашивал себя: — «Что же они делают! Какое безумие! Начнись война с Германией, Финляндия, Польша, а, может быть и Кавказ, станут врагом России и пособниками ее врагов!»
Увы, так и случилось. Совершенно естественно вследствие этого, что теперь растет мысль о необходимости для русского народа безусловно отказаться от стремления к преобладанию над окружающими его народностями. Всё яснее становится невозможность управлять из одного центра ста восьмьюдесятью миллионами людей, расселившимися по чрезвычайно разнообразной территории, гораздо большей, чем вся Европа. Всё яснее становится сознание, что истинная творческая сила этих миллионов людей


546
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вполне проявится только тогда, когда они почувствуют полную свободу вырабатывать свои бытовые особенности и строить свою жизнь сообразно со своими стремлениями, физическими особенностями своей территории и со своим историческим прошлым. Таким образом, мысль о федеративном союзе областей и народов, входивших в состав Российской Империи, быстро растет среди мыслящих людей. Мало того, — нарождается сознание, что только путем федеративного договора и союза может установиться единение, без которого равнины России рискуют обратиться в яблоко раздора между ее воинственными соседями, настоящими и будущими.
Что в этом направлении лежит действительный путь к объединению разнородных элементов, из которых сложилась Российская Империя, доказательством служит вся история новейших времен. Она полна примерами того, как федерация вела к объединению и как противоположный путь централизации вел к раздору и распадению. Вот несколько таких примеров.
Британская Империя дает нам особенно поразительный урок. В ней испробовали два пути: федерацию и централизацию, и результаты обеих налицо. Своим колониям в Канаде, Австралии и Южной Африке английский народ, следуя импульсу, данному ему либеральной партией, дал полную свободу, не только самоуправления местного, но и самоуправления политического, со своими законодательными палатами, своими финансами, коммерческими трактатами и войском. И в результате оказалось, что эти колонии не только блестяще развились экономически, но в ту минуту, когда для Англии наступило тяжелое время, они с любовью поспешили принести тяжелые жертвы, чтобы придти на помощь своей метрополии, как старшей сестре или матери. Точно такими же чувствами оказались воодушевлены мелкие самоуправляющиеся острова Джерсей918, Гернзей919 и Мэн920, которые настолько независимы в своей внутренней жизни, что в землевладении сохраняют до сих пор древненорманское обычное право, а в отношениях с иностранными государствами не допускают даже тех ввозных пошлин, которые удержались в Англии. Автономия, близкая к независимости, и федеративная связь оказались, таким образом, самым прочным способом объединения.


Федерация — как путь к объединению
547
И рядом с этим — такой контраст в Ирландии, пробывшей весь девятнадцатый век под «твердою властью» «Дублинского замка»921, т. е. под управлением генерал-губернаторов, взамен своего парламента и своей внутренней организации! Весь девятнадцатый век в Исландии шло обнищание населения, у которого отнимали его общинные земли, отдавая их «абсентеистам — помещикам»922, т. е. господам, которые даже не живут на острове, а стараются присоединиться к государственному управлению, в то время, как в корень разоренные крестьяне мрут с голода или, несмотря на свое трудолюбие, доходят до такой нищеты, какой я нигде не видел раньше, кроме России. Мало того, как выразился однажды известный издатель Джемс Ноульз923, англичане, — люди римского права, совершенно не понимают ирландцев — людей обычного права, и совершенно неспособны управлять ими.
Вследствие этого Англия, — и все время от Наполеона I-го вплоть до настоящей войны, имеет в Ирландии врагов, готовых соединяться с ее врагами для вооруженного восстания. И если в Ирландии не случилось того, что случилось у нас с Финляндией и Украиной, то только потому, что со времен Гладстона924 в либеральной партии Англии нашлись люди, которые сами заразились «идеями обычного права», поняли, что земельные законы Ирландии требуют коренного изменения в интересах крестьян и отказались от желания управлять Ирландией и, таким образом, пробудили среди ирландцев надежду скорого освобождения.
Подобное же явление мы видим и в Соединенных Штатах в их отношениях к Кубе925, с одной стороны, и к Филиппинским Островам926, с другой. В 1898 году Соединенные Штаты помогли Кубе освободиться от действительно невыносимого ига испанцев и тотчас же они не замедлили признать освобожденную Кубу автономной республикой, под своим протекторатом. Сперва Куба оставалась под военным управлением Соединенных Штатов, но с 1909 года она стала уже совершенно независимой, и взаимные отношения между нею и Соединенными Штатами установились самые дружеские.
Наоборот, введенное в заблуждение первым американским губернатором, посланным на Филиппинские Острова после их освобождения от Испании в 1898 году, правительство Соединенных


548
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Штатов не решилось дать жителям этих островов полного самоуправления. Оно оставило их под управлением католических монахов и силою удерживало это правительство. Отсюда развилось недовольство, кончившееся восстанием Агвинальдо927. Теперь Соединенные Штаты поняли ошибку правителей. Филиппинским Островам дано полное самоуправление и широко поставлено народное образование; и с тех пор отношения между населением островов и Штатами стали настолько дружественными, что филиппинцы составили армию из 25 000 добровольцев, которые войдут в состав американской армии, и Агвинальдо, бывший вождь восстания, послал своего сына в лагерь для подготовки офицеров этой армии.
Мало того. Федеративные отношения колоний Англии к метрополии помогли колониям собрать в могучие федерации их разрозненные провинции, раньше не имевшие и не желавшие иметь никакой связи между собой. Так составилась Канадская федерация928 из таких разнородных элементов, как французская Канада, с населением, стоящим на уровне французского дореволюционного крестьянства, промышленной средней Канады, заселенной преимущественно шотландцами, степной западной Канады с ее смешанным населением из американцев, русских духоборов, менонитов, шведов, галичан и т. д. и, наконец, Тихо-Океанской Канады, преимущественно английского происхождения. И все в Канаде понимают, что если бы не составилась эта федерация, то распадение Канады на части и гражданская война между ними были бы неизбежны. То же самое совершилось в Австралии и даже в Южной Америке, несмотря на нелепую и варварскую Бурскую войну929.
У нас, дома, мы имеем, наконец, примеры Сибири, Финляндии и Грузии.
Когда я был в Сибири, с 1862 по 1867 год, я близко присмотрелся к последствиям управления Сибирью из Петербурга. Мысль Сперанского930, когда он вырабатывал план административного управления Сибирью, была — дать каждой губернии и генерал-губернаторству Советы, составленные из представителей всех ведомств — юстиции, финансов, просвещения, военного и т. д. Эти Советы должны были решать местные дела, и только более важные из них генерал-губернатор пересылал со своими соображе¬


Федерация — как путь к объединению
549
ниями на утверждение в Петербург. Так создавались уже зачатки самоуправления. Но из благих намерений Сперанского, конечно, ничего не вышло.
Сам он скоро попал в немилость, а петербургские чиновники, как водится, ничего не выпускали из своих рук И в результате, безусловно, всё стали решать в петербургских канцеляриях. Нечего рассказывать, как, при каких условиях шло управление Сибирью, и как все реформы, не интересовавшие петербургских чиновников, клались под сукно на десятки лет.
Так шло до последнего времени. Так идет и теперь. Централизация — язва не только самодержавия. Она губила и губит колонии Франции и Германии, тогда как рядом с ними процветают те колонии Англии, которые пользуются широкою автономией, переходящей понемногу в федерацию.
Наконец, самый ужасный пример представляет Финляндия. В 1871 году, изъездив и отчасти исходив — как геолог, значительную часть Финляндии и близко познакомившись для моих геологических работ с ее управлениями: железнодорожным, землемерным и каналов, я не мог налюбоваться работами, выполняемыми во всех областях, этою бедною по природе страною, с ее скромными бюджетами и более чем скромным жалованием чиновников. И я не мог нарадоваться любви к своей стране, которой проникнуты были все эти работы.
В ту пору Финляндия имела свои железные дороги, которые выстроены были ею самой очень давно, свою почту и телеграф, свои финансы (в превосходном положении), свой государственный долг (очень небольшой), свои ввозные пошли и свою армию.
К русским в Финляндии, особенно в восточной ее части, не было особой любви, — память о войнах с Россией в начале 19-го века и об отказе Николая I признать финскую конституцию еще была свежа, но Александра П-го любили, особенно в Гельсингфорсе, и когда началась война 1878 года с Турцией, финляндская армия (восемь стрелковых батальонов) с увлечением пошла в бой и всё время отличалась на полях битв. Ничего не осталось от этого после того, как Александр III, поощряемый Катковской партией московских фабрикантов, и Николай И, наставляемый иезуитом Победоносцевым, уничтожили автономию Финляндии и даже наложили руку на преподавание в ее университетах.


550
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Мало того. Вследствие стеснений в университетах, тысячи финских юношей поехали учиться в германские университеты, — в результате теперь в рядах белогвардейцев они завоевывают Финляндию для Германии!
П. Кропоткин


О ЗАЛОЖНИКАХ: Письмо В. И. Ленину
Владимир Ильич!
В «Известиях» и в «Правде» помещено было официальное заявление931, извещавшее, что Советскою Властью решено взять в заложники эсеров из группы Савинкова932 и Чернова933, белогвардейцев Национального и Тактического Центра934 и офицеров-врангелевцев935; и что в случае покушения на вождей Советов, — решено «беспощадно истреблять» этих заложников.
Неужели не нашлось среди Вас никого, чтобы напомнить, что такие меры, — представляющие возврат к худшим временам средневековых и религиозных войн, — недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах; и что на такие меры не может идти тот, кому дорого будущее коммунизма.
Неужели никто из Вас не вдумался в то, — что такое заложник
Это значит, что человек засажен в тюрьму — не как наказанный за какое-то преступление: что его держат в тюрьме, чтобы угрожать его смертью своим противникам. — «Убьете одного из наших: убьем столько-то из ваших». — Но разве это не все равно, что выводить человека каждое утро на казнь и отводить его назад в тюрьму, говоря: «Погодите, не сегодня».
Неужели Ваши товарищи не понимают, что это равносильно постановлению пытки — для заложников и их родных.
Надеюсь, никто из Ваших товарищей не скажет мне, что людям, стоящим у власти, также не весело жить на свете; нынче даже среди королей есть такие, которые смотрят на покушение на их жизнь, как на «особенность их ремесла». А революционеры — так сделала Луиза Мишель — берут на себя защиту перед судом покушавшегося на их жизнь; или отказываются преследовать их, как это сделали Малатеста936 и Вольтерина де-Клер937.
Даже короли и попы отказались от таких варварских способов самозащиты, как заложничество. Как же Вы, проповедники новой жизни и строители новой общественности, можете прибегать к такому оружию для защиты от врагов? Не будет ли это признаком того, что Вы считаете свой коммунистический опыт неудав- шимся, и спасаете уже не дорогое Вам строительство жизни, а лишь самих себя.


552
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Неужели Вы так поглощены настоящим, что Вам не приходит в голову, что Вы, коммунисты, — какие бы Вы ни наделали ошибки, —работаете для будущего; и что поэтому Вы не должны запятнать свое дело такими актами, слишком близкими к животному страху; что именно такие акты, совершенные в прошлом, делают так трудным и новые коммунистические попытки.
Я верю, что для лучших из Вас будущее коммунизма дороже собственной жизни. Один помысел об этом будущем должен заставить Вас отвергнуть такие меры.


ЭТИКА. T. 2: Сущность нравственности
Теоретическая этика
Мы видели в первой части, как целый ряд мыслителей, расставшись с религиозным происхождением нравственности, объясняли нравственное чувство в человечестве естественным путем. Они исследовали зарождение нравственного в человеке со всех возможных сторон: из унаследованного инстинкта общественности, из врожденного сочувствия, или из врожденных понятий братства, из общественного воспитания, их личного интереса и, наконец, из невозможности для человека жить в обществе, если бы путем самой практики жизни в обществе не развивалась привычка следовать обычаям, установившимся в данное время в данной среде.
Всё это так тщательно было разработано различными мыслителями, что можно только дополнить их разработки, указав на инстинкт и привычки общительности, существующие у всех животных и становящиеся всё более и более властными по мере того, как мы поднимаемся в каждом классе мира животных от менее развитых умственно к тем, у кого наиболее развиты общественность и разум: к муравьям, к пчелам, среди насекомых, к голенастым птицам и попугаям, к обезьянам и наконец к человеку.
Но во всех этих учениях о нравственности не хватает одного. Нет объяснения, почему в вопросах нравственных мы чувствуем что-то обязательное? Откуда берется это сознание обязательности этих правил жизни?
Мыслители восемнадцатого века объясняли это чувство либо общественным воспитанием, либо принуждением, т. е. законодательством, которое помогало обычаи обращать в привычки. И действительно, нет сомнения, что домашнее и общественное воспитание прививают человеку нравственные понятия и привычки, которые он понемногу привыкает считать обязательными. Некоторые из этих нравов и обычаев, строго соблюдаемых дикарями, мы, конечно, находим теперь безнравственными. Но мы понимаем, припоминая тяжелые условия жизни первых [людей], что в свое время они были вызваны необходимостью и были введены как средство сохранения


554
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
племени от вымирания, другие же, как родовая месть, были в свое время зачатком справедливости.
Тем не менее естественно напрашивается вопрос: не было ли у самых первобытных племен, как и теперь у нас, каких-нибудь первичных понятий, которые легли бы в основу всех нравов и обычаев? Не было ли и нет ли до сих пор в человечестве таких основных понятий, которые составляли бы сущность, основу всякой нравственности?
Мы видели, как трудно было мыслителям средних веков и нашего времени отделаться от мысли о божественном происхождении наших нравственных суждений. И до сих пор божественное происхождение нравственного составляет символ веры громадного большинства людей, и к нему приходили, как мы видели, даже мыслители, от которых можно было ожидать естественного объяснения нравственности. Мы видели затем, как упорно в философии держалось мнение о врожденности идей и как трудно было Локку и его последователям разбить это мнение, тем более, когда шотландская школа внесла понятие о прирожденном нравственном чувстве или по крайней мере о прирожденное™ людям взаимного сочувствия. И мы видели, наконец, какое усилие пришлось употребить философии, начиная с конца XVIII века, чтобы объяснить нравственные понятия человека одною их полезностью.
Мало того: спор между сторонниками врожденной нравственности с теми, кто объяснял ее разумом, или симпатиею, или хорошо понятым личным и общественным интересом, еще не кончен. Позволю себе поэтому предложить следующее приближенное решение задачи.
Затруднения мыслителей, писавших о нравственности, происходили главным образом от того, что (не говоря об унаследованных предрассудках) они стремились объяснить нравственное в человеке или внушением свыше, или какою-нибудь особенностью человеческого характера. Между тем нравственность — явление сложное. Прежде всего нужно признать, что наши нравственные понятия представляют сложный продукт инстинктов, чувств и мышления, а потому в них надо различать три различные ступени.
Первая из них — чувство, перешедшее уже в течение многих поколений в инстинкт общительности. Человек, как и все высшие


Этика. T. 2: Сущность нравственности
555
представители в каждом классе животных — насекомых, рыб, птиц, млекопитающих, — животное общительное. И в течение множества тысячелетий инстинкт общительности достиг в нем силы, гораздо большей, чем у самых высокоразвитых млекопитающих вроде бобров. Благодаря же высокоразвитому языку, который дает возможность передавать накопленный опыт из поколения в поколение, в человечестве не только развились многообразные, чрезвычайно сложные формы общественности, но создались, кроме того, литература общественности, традиции, регулирующие жизнь путем нравов, обычаев и законодательства, и художественное воспроизведение основ жизни человечества в разные времена, и, наконец, высокоразвитые системы обсуждения, т. е. философия различных форм общественной жизни.
Создались, наконец, религии, выражающие суть этих общественных форм; и во всех этих воспроизведениях жизни проходит одна общая черта: желание восхвалять и таким образом укреплять в людях те нравы и обычаи, те настроения и порывы, которые ведут к усилению общественности и делают человека более приспособленным к общественной жизни.
Словом, умственная, художественная и творческая жизнь человечества, его памятники письменности, зодчества, живописи и музыки, все преследуют одну цель — усилить чувство общительности и победу общественных инстинктов над инстинктами узко-себялюбивыми, эгоистичными.
Если окинуть взглядом все, что создано было в человечестве за последние тысячелетия в области религии, искусства, науки и даже промышленности, чтобы сплотить людей в общества и вдохновить их духом общественности — начиная с храмов и пирамид, религий, эпопей, поэм, философских исследований, ваяния, живописи и музыки, железных дорог, разговора на расстоянии при помощи электричества и кончая такими мелочами, как детские игры или взаимные приветствия при встрече, — если всё это окинуть умственным взором со времени начатков цивилизации, то ясно станет, как глубоко должка быть вкоренена в человеке общественность, а следовательно и нравственность.
Ясно станет также, как легкомысленны и поверхностны были такие писания, как Мандевилля, Штирнера, Ницше и др., если они думали парализовать ими нравственное в человеке, а не просто хо¬


556
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тели расшевелить людей и подорвать в них почет, которым всё еще пользуются всякие лицемеры, берущие на себя роль учителей нравственности.
Чувство общительности, таким образом, настолько глубоко вкоренено в человечестве, настолько перешло в общественный инстинкт, служащий первоосновою нравственности, что человечеству, как я позволил себе выразиться в критике против отрицателей нравственности, легче было бы выучиться снова ходить на четвереньках, чем отрешиться от инстинктивных чувств общительности и следующей из нее нравственности. Действительно, инстинкт общительности гораздо древнее, чем привычка человека выпрямлять свой стан и ходить на двух ногах; а потому человеку, чтобы отрешиться от общительности, инстинкта, пришлось бы проделать еще более долгий путь обратного развития, чем для того, чтобы обратиться в обезьяну, прыгающую на четвереньках.
Мы должны, стало быть, признать, что человек по глубокому существу своему животное общительное, что воспитанная долгою общественною жизнью потребность общительности уже представляет в нем не только полезное условие успеха в борьбе за существование, но глубоко заложенную в его строении и уме физиологическую потребность. Искоренять ее было бы невозможно, даже если бы общительность перестала быть необходимым условием для жизни и развития человечества.
Одинокая семья, а тем более одинокий человек, беспомощны против грозной природы. В обществе же, по мере развития склада его жизни и расширения его знаний, усиливается власть человека над силами природы; жизнь становится более обеспеченной и, с тем вместе, обеспечивается возможность дальнейшего развития. Уже из одного этого можно было бы вывести, что умно мыслящий человек должен понимать, что жить ему следует так, чтобы постоянно содействовать его совершенствованию, а не разрушать общественный строй.
Общительный инстинкт и разум в таком случае действуют заодно.
Развитие человечества в этом направлении — владычества над силами природы — идет, не прекращаясь, вот уже почти тысячу лет, несмотря на временное торжество темных сил угнетения и суеверия, наступавшее по временам.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
557
Правда, что прогрессивное развитие просвещения (цивилизации) не шло непрерывно. Время от времени наступали такие потрясения и их усмирения сопровождалось такими ужасами, что после них наступали периоды всеобщей усталости и даже отвращения от цивилизации. Наступали тогда периоды отчаянной реакции — общественной, умственной, философской и научной.
Такой период Европа пережила еще не так давно, после Великой Французской Революции и последовавших за нею наполеоновских войн. Но благодаря тому, что цивилизованный мир представляет теперь не одно государство, подавляющее все остальные, как это было во времена Римской Империи, а сожительство многих государств, которые идут не с одинаковой скоростью по пути развития и вносят, каждое из них, нечто свое в общее развитие, то даже в такие периоды всеобщей реакции прогрессивная жизнь продолжает где-нибудь свое дело, и через несколько десятилетий задержанное развитие вновь выступает, в новых, более совершенных формах.
Многообразие стало, таким образом, залогом непрерывности прогресса, точно так же, как единообразие служило его главным тормозом.
Вот почему общее развитие, несмотря на перерывы его такими ужасными катастрофами, как наполеоновские войны и теперешняя война, ведет человечество к более и более совершенному владычеству над силами природы и приближает его всё более и более к возможности благосостояния для всех.
Не далее, как семьдесят лет тому назад, надежды социалистических реформаторов разбивались о всеобщую нищету. Производительность самых образованных наций была так низка, что экономическое равенство всех значило бы нищенское житье для всех. Только теперь образованные страны Западной Европы и Соединенные Штаты выходят из этого нищенского состояния.
В своем прекрасном курсе, «История Этики», Иодль938, переходя к современной философии, говорит, что в конце XVIII века английский философ Стюарт (Stewart, «Outlines of Moral Philosophy» 1793939), желая дать тщательный исторический обзор нравственных учений, указал, что именно различные философы считали основою нравственной оценки.
Одни видели в них благожелательность, другие — справедливость, третьи — разумное себялюбие (эгоизм), четвертые — Божью


558
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
волю. Стюарт искал примирения между этими различными определениями и пришел к заключению, сходному с заключением Аристотеля940, что нравственность есть «склонность действовать согласно авторитету совести, ставшему привычкой, или руководящим началом — принципом». Иодль, так глубоко изучивший все учения о нравственности, нашел, что это заключение можно назвать превосходным. А между тем оно все-таки далеко не исчерпывает основного вопроса о том, что такое совесть.
«В некотором отношении, — писал Иодль, — это определение превосходно. Характеристика нравственности, как внутреннее и неизменное качество, исключающее из этого понятия все деяния, которые только случайно совпадают с нормой (с руководящим правилом); непосредственно примыкающее к этому требование, чтоб существовало сознание того, что справедливо (des Bewusstseins um der Rechte), — оно необходимо должно присутствовать во всех тех случаях, когда деяние представляется нравственным — резко выраженная противоположность частичному соединению “произвольного” и “непроизвольного” в понятии Юма о нравственности и отчасти также в понятиях Шефтсбэри941 и Хётчисона942 — всё это надо будет принять и запомнить, как ценный результат предшествовавших споров. Но вопроса о суетности нравственного это определение все-таки не исчерпывает — ибо оно не дает ответа на то, что такое совесть и ее авторитет, каково содержание и основа ее заповедей?»*
Взять за первичную основу нравственности чувство Стюарт совершенно справедливо находил недостаточным. «Моральное чувство» Хётчисона, «рефлективные аффекты» Шефтсбэри, «совесть» Бут- лера не удовлетворяли его. И он был прав. Не удовлетворял его и «категорический императив» Канта, т. е. неизвестно откуда — в сущности, про себя думал он, из воли Божией, — взявшееся приказание. Но не удовлетворял [его] и просто «разум», про который он говорил, что «вся сила суждения, какою мы обладаем, сама по себе не могла бы нам дать ни понятия добра, ни понятия о красоте**.
* Иодль, т. II, стр. 335. Outlines of Moral Philosophy, 1793, гл. II, § 7 (Собр. соч., VI, 107) и Philosophy of Active and Moral Powers, 1828, т. IV, гл. V, § 4 (Собр. соч., VII, 361 и след.). Оба сочинения в VI и VII томах Полного собрания его сочинений.
** Иодль, II, 387. Стюарт, тот же § его Philosophy.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
559
А потому он искал поддержки в том, что он называл «индуктивным», догадочным разумом, который он отличал от разума «дискурсивного», т. е. от способности умозаключения. Другими словами, основы нравственных суждений надо было искать в способности разума не только разлагать и связывать представления, рождающиеся из чувственных восприятий, а также из себя рождать простые представления, которые даны не впечатлениями чувств и не могут быть получены из умозаключений.
«Такими представлениями, — говорил Йодль, — Стюарт считает представление о тождественности нашего “я”, представление о лежащем вне нас объективном мире, или представление причинности, математическую идею равенства, и, наконец, понятие правого и неправого, должного и не должного; поэтому они, собственно, никакого определения или объяснения не допускают, — их можно только непосредственно воспринять»*.
Таким образом, мы здесь, по-видимому, впервые встречаемся в истории этики с мыслью, что в наши нравственные понятия входит такой умственный процесс, который сводится на математическую идею равенства. Мы увидим далее, насколько эта мысль естественно представляется, едва начинаешь понимать, какое значение понятие о справедливости, как равноправии всех, имеет в наших нравственных суждениях, и задумываешься над его возможным происхождением.
Иодль называет это учением старой интуитивной школы, и [он], конечно, прав. Но я не знаю, упоминают ли предшественники Stewart’a о «математической идее равенства», как основной способности нашего разума. Мне нигде этого не случалось находить, и только недавно я увидал, что Литтре уже объяснил понятие о справедливости, присущее нашему мышлению, но не как интуицию, т. е. догадку, а как физиологическую особенность строения нашего мозга.
Я нарочно остановился на этических учениях в Древней Греции, этом учении эпикурейцев, чтобы показать, что то, что многие сочли за великое открытие, чуть не за откровение, когда это высказано было Гассенди943 во Франции и Гоббсом в Англии и по¬
* См. также Philosophy, т. II, гл. II; гл. V, § 1; гл. VII, § 2 (Собр. соч., VI, 319 и след., 288,331-332) и Outlines, гл. I, § 6 (Собр. соч., VI, 20 и след.).


560
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вторяется теперь, нередко в преувеличенной форме, поборниками «эгоизма», представляет повторение мыслей, высказанных в превосходной форме уже 2500 лет тому назад целою школою мыслителей.
Конечно, возрождение учений, высказанных тысячи лет тому назад, не может служить укором современным философам. Учение могло быть забыто, или же в нем могло не хватать чего-нибудь второстепенного, что делало его неполным и мешало ему стать общепринятым. Мало того, самый факт возврата к нему во времена перестройки общественных понятий в XVI и XVII веке и снова теперь не указывает ли на то, что в нем есть нечто, заслуживающее внимания?
В сущности же дело в том, что как в Древней Греции, так и во время борьбы реформации против католицизма, а также и теперь, когда рационализм борется со слепою верою, учение Эпикура, Гассенди, Гоббса и их современных последователей потому становилось популярным, что оно являлось противовесом учениям о нравственности, которые приписывали нравственные понятия человека внушению внеприродных, божественных сил.
Силу таких учений делает периодически усиливающееся влияние традиции в учениях о нравственности. Нравственность же, построенная на религиозном начале, как это прекрасно показал Бэкон Веруламский944, легко может повести и к безнравственности, когда религия становится, как это бывает сплошь и рядом, суеверием; а также, прибавлю я, когда она становится защитницею классовых интересов и классовой власти, как мы это видим в современных государствах. Вот чем объясняется периодический возврат к гедонизму Древней Греции, который и в нашем веке находил блестящих защитников. Но в этом учении есть, однако, коренной недостаток в основном объяснении нравственного начала; и этот недостаток лишает гедонизм прочной научное опоры. Он точно так же подрывает основы нравственности, как и ошибка, дающая нравственным понятиям сверхприродное происхождение и связывающая их с суевериями.
Теперь, когда благодаря успехам индуктивных наук945 мы отрешаемся от чванства невежественного человека, воображающего себя чем-то, особо стоящим в мироздании, мы знаем, что нравственность не есть что-то случайное в человеке, тем менее — нечто


Этика. T. 2: Сущность нравственности
561
условное. Мы можем сказать, что корни человеческой нравственности кроются в чувстве общительности, присущем всем животным, и что это чувство успело обратиться в инстинкт, т. е. в бессознательное влечете, без которого ни один вид животных, а тем более человек, не мог бы существовать. В самом деле, мы видим в природе, что ослабление этого инстинкта, если оно происходит по каким-либо причинам, в каком-нибудь виде животных, всегда ведет к вымиранию этого вида.
Вторая же коренная ошибка вышеупомянутого понимания нравственности эпикурейцами и, к сожалению, их современными последователями, состояла в следующем. Они упустили из виду, что в человеке, разумном существе, кроме инстинкта общительности, развилось также умственное понятие о справедливости, которого основою была равнозначительность всех членов общества, мало-помалу развившаяся в понятие о равноправии. Правда, что в истории человечества ни одно понятие не подвергалось таким нарушениям, как понятие о равноправии. Шаманы и тайные союзы прорицателей и кудесников у дикарей, союзы воинов, а в позднейшие времена — богатые люди и правители постоянно посягали на равноправие, силою создавали касты и делили людские общества на неравноправные слои. Основное понятие о равноправии затемнялось, и сами угнетенные забывали его.
Но, с другой стороны, ни одно понятие не обладало такою живучестью, как понятие о равноправии. Когда оно было попрано законами и обычаем, оно снова стремилось пробиться к жизни, хотя бы силой, путем бунта. Когда вследствие войн, переселений, завоеваний в обществе усиливалось классовое расслоение и с ним ослаблялось понятие о справедливости и равноправии; когда в силу этого расслоения падал нравственный уровень общества, тогда неизбежно начинались большие общественные движения, создававшие новые религии: Зороастра, Будды, Христа, Магомета, Реформации и, наконец, так называемое сектантство моравских братьев, «перекрещенцев» (анабаптистов), штун- дистов, духоборов и др.946, и эти новые религии и новые общественные движения неизменно проповедовали равноправие всех и уничтожение классового расслоения, и в это-то время возникали новые школы этики.


562
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Вообще, если вникнуть в существо развитых человеческих обществ, от первобытных дикарей древнего каменного века (палеолитического периода), чрез периоды родового быта, сельские общины, вольных городов, самодержавных монархий, вплоть до теперешних попыток признания человеческих прав за всеми гражданами, нельзя не придти к заключению, что понятие о справедливости представляет основную черту всех нравственных понятий человечества. Без этого понятия общество идет к упадку.
Если бы этот идеал не продолжал жить в людских обществах даже тогда, когда общественный строй, по-видимому, представлял полное его отрицание, если бы он не подготовлял перестройки общества сообразно идеалам справедливости, общество не могло бы продержаться. В ряду умственных понятий человека оно должно быть таким же основным, каким общительность является в области инстинктов.
Откуда же оно берется?
Что, кроме нравственного чувства, в нравственные понятия входят также веления разума, понимало большинство писавших о происхождении этих понятий. Но, если не ошибаюсь, все они упускали из виду самое важное — т. е. определение того, что именно подсказывает человеку его разум и почему.
Стоики Древней Греции, говоря, что идеал нравственности состоит в том, чтобы «жить согласно природе», приблизились было к истинному решению вопроса. Но на этом они остановились и не объяснили, ни чего требует природа, ни как познаем мы ее требования. На эти два вопроса до сих пор еще нет настоящего ответа и вследствие этого современные писатели по этике, как и в Древней Греции, продолжают делиться на два лагеря. Одни видят основы нравственных понятий в выгоде личности, стремящейся к счастью, другие же, со времен Платона947, видят ее в воле верховного существа, понимаемого либо в виде личного Бога — христианского, буддийского, еврейского, магометанского или языческого, либо в виде туманного владыки — «Бог[а] нечто», более или менее затуманенного метафизикою.
Вся этика — не только средневековая, не только XVII-ro и XVIII-ro века, но и современная, колеблется между этими двумя решениями, хотя всё время лучшие умы, чувствуя неудовлетворительность обоих решений, ищут новых выходов.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
563
Чувство и разум
Что в выработке нравственных понятий, «нравственного», как выражаются некоторые писатели по этике, принимают участие чувство и разум, на это указывали почти все философы. «Чувство, без разума, не может быть критерием, т. е. мерилом, или основою нравственности», — определенно говорят они; участие двух сил — чувства и разума — необходимо. Но как то, так и другое, на мой взгляд, изображаются недостаточно полно.
Чувство, способствующее выработке нравственных понятий, представляется большей частью как нечто в роде любви, благоволения, или даже христианской благотворительности, подаяния — charitas948 — т. е. и в том, и в другом случае как нечто единоличное, подобное чувству голода или же чувству личного благосостояния, здоровья и т. д., — чувство, лишенное ощущения взаимности, которое проявляется у людей при работе сообща, а у животных — в их играх, совместной охоте и переселениях.
Точно так же и представление об уме, как о факторе, необходимом для выработки нравственных понятий, с одной стороны, суживается, а с другой — не видно, какая именно основная особенность ума содействует развитию нравственного начала. Мы знаем, например, что разум позволяет нам выводить правильные или неправильные умозаключения из имеющихся данных; и мы имеем целую отрасль знания, логику, посвященную разбору правильных и неправильных умозаключений: индуктивных, априорных, диалектических и т. д.
Почти все писатели по этике указывали на громадную роль ума в выработке нравственных понятий и этического склада ума. Первым двигателем, говорят они, бывает чувство: с этим согласны все. Но затем ум укрепляет и развивает дальше то, что человеку было подсказано чувством.
Разум указывает человеку, говорят одни, полезность нравственных понятий, как для личности, так и для всего общества. Он утверждает нравственность привычки, приучает нас подчиняться нравственным требованиям общества и возводить их в обычай, или в закон, говорят другие. Он развивает, расширяет эти обычаи, распространяет их со своих сородичей на других, даже на врагов.


564
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Другими словами, писатели по этике указывают на всё то, что способен дать в этой области разум, благодаря его отправлениям, разбираемым логикою. Раз дан толчок мышлению, — будет ли то открытие первых математических истин или открытие силы пара, — человеческий разум выводит в теории и в жизни целый ряд новых истин и открытий. То же самое происходит и в выработке нравственных понятий: раз толчок был дан чувством, разум работает, так же, как в науках, и приходит к новым, более широким заключениям.
Но нет ли в самом разуме человека чего-то, что заставляет мыслить этически, так что он становится пособником нравственного чувства?
Другими словами, если в исходном этическом чувстве есть начало не единоличное, а начало взаимности, то нет ли также чего-нибудь такого же в мышлении, в самой основе разума?
Несомненно, есть. Но эта сторона дела ускользала от писателей об этике, и после долгих поисков я нашел это одно указание только у позитивиста Литтре.
Между тем, кроме чувства общительности и вытекающей из него потребности взаимности, взаимной поддержки, у человека есть также, как указано на предыдущих страницах, понятие разума о справедливости, которое есть не что иное, как понятие о равно- значительности, о равноправии, о равенстве всех составных единиц общества.
В ходе развития человечества это понятие постоянно подвергается всевозможным нарушениям. Создаются шаманы и волхвы с их могучими тайными обществами; создаются классы воинов, а потом и эксплуататоров труда; создаются классы интеллигентов и людей ручного труда. Но, несмотря на всё это, мысль о равенстве, будь это только среди данного племени или класса, никогда не исчезает, а по временам в человечестве происходят глубокие нравственные перевороты; создаются новые религии и новые учения, и каждое из них начинает с того же, т. е. с провозглашения освобождения от гнета, т. е. свободы, а затем —равенства и братства. Такое явление не может быть случайным. А если так, то нет ли основного свойства ума, которое вселяет человечеству понятие о равноправии, о равенстве его членов? Не проявляется ли в этом никогда не умирающем стремлении какое-то основное свойство разума?


Этика. T. 2: Сущность нравственности
565
Несомненно, на этот вопрос не может быть иного ответа, как утвердительного. Да, такое основное свойство разума действительно существует. Как объяснить его — другое дело, и тут, конечно, возникнут разногласия.
Люди верующие объясняют это основное свойство ума вдохновением свыше, или верховного существа, творца мира. Но они, так же, как и мы, должны признать, что такое основное свойство ума существует. Мы же, естествоиспытатели, не можем не указать на двустороннее строение мозга, у всех более развитых животных, как на одну из возможных причин. Так и сделал, между прочим, в виде намека Литтре в одной из статей своего позитивистского журнала949.
Первобытная этика
Из всего, что нам известно о самых ранних стадиях развития человечества, неоспоримо следует, что человек полностью отождествлял себя со своим родом. И не только потому, что первобытный человек был не способен жить изолированно от других: он не мог даже думать о себе или о другом человеке отдельно от своего рода или рода того человека. Идея рода, его предков, его обычаев всегда присутствует в сознании дикаря; она никогда не покидает его, как и мысль о бунте против общества не может прийти ему в голову, а если и приходит, то тут же оставляет его. Полное подчинение обычаям племени, налагающим табу на ту или иную пищу, запрещающим те или иные формы общения людей или устанавливающим мелочную регламентацию каждого слова и жеста во время всех обрядов племени, завещанных ему предками; коммунистический образ мышления дикаря, согласно которому почти всё принадлежит роду, а те немногие вещи, которые являются личной собственностью, не могут быть переданы по наследству, но уничтожаются со смертью их хозяина; ответственность всего рода за любой ущерб, причиненный другому роду, и т. д. — одним словом, весь круг законов, обычаев, весь ход мыслей самых первобытных дикарей подтверждает, что у них идея личности была полностью поглощена идеей рода. Эти два понятия были тождественны. Иначе и быть не могло, так как формы общественной жизни нынешних дикарей (которые, по всей вероятности, не отличаются от тех, что были свойственны самым


566
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
древним человекоподобным существам), воспроизводят те же самые образцы общественной жизни, распространенные среди птиц и млекопитающих. Это вовсе не значит, что люди стремились подражать животным. Это был естественный рост, естественный результат физиологических [процессов].
Внутренняя борьба: необходимость ее ослабления950
Наблюдающий за жизнью животных не может не заметить, что хотя разные группы определенных видов (муравьи из разных муравейников, изредка — два стада скота) ведут друг с другом борьбу, подчас безжалостную, однако внутри группы — муравейника, поселения сурков, стада домашнего скота или антилоп — мир составляет правило. Следует также отметить, что даже свирепые схватки, возбуждаемые ревностью между самцами во время брачного периода, имеют скорее характер спортивных соревнований, чем настоящих боев.
Такой же характер спортивных состязаний носят схватки между самцами самых разных видов животных. В популярных книгах мы часто находим примеры жестоких схваток между самцами за обладание самками. Но если обратиться к оригинальным работам лучших натуралистов, то станет ясно, что хотя схватки между самцами часто бывают весьма упорными, они чрезвычайно редко оканчиваются гибелью одного из соперников. Как правило, побежденная сторона отступает и соединяется с другой самкой. Это можно заключить уже из глав «Происхождения видов» Дарвина, посвященных этому вопросу. Дарвин тщательно изучил всю известную литературу, и поскольку он был склонен придавать «половому отбору» значение, большее, чем то, которое, как впоследствии выяснилось, он имеет в действительности, то он, несомненно, должен был привести все обнаруженные им достоверные случаи, в которых борьба между самцами действительно заканчивалась смертью одного из участников схватки; однако приведенных им случаев чрезвычайно мало. Так например, Лондон, на которого ссылался Дарвин, не раз наблюдал схватки самцов колюшек, однако он отметил единственный случай, когда самец был убит соперником, и указал, что обычно побежденный «скрывает свой позор среди миролюбивых собратьев». Другой наблюдатель видел [схватку] двух самцов лосося, сра¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
567
жавшихся целый день, но не имевшую смертельного исхода. Еще один исследователь указывает, что после очень упорной схватки множество самцов лососей плыло недалеко от берега реки в состоянии крайнего истощения и, по-видимому, близких к смерти. В одном единственном случае подобная схватка привела к большому количеству жертв, но здесь доказательства косвенные, основанные на предположении*.
То же относится к лягушкам и ящерицам**951.
Почти все самцы птиц чрезвычайно драчливы, и именно в этой группе животных следует, казалось бы, ожидать наиболее убедительных свидетельств гибели самцов, потерпевших поражение в схватках. Дарвин собрал все известные данные такого рода в специальном разделе «Закон боя»952, из которого явствует, что если птицы живут не на воле, а, получая хорошую пищу, выращиваются специально для боев, особенно петушиных, то схватки кончаются обычно тем, что один из соперников убивает или смертельно ранит другого. Но в других условиях схватки, кажется, в подавляющем большинстве случаев бывают бескровными. Мы знаем, что в Евиане мускусные утки дерутся так, что «река на некотором расстоянии бывает покрыта перьями» (Дарвин, 1. с., с. 554)953, что самцы пеликанов хлопают друг друга своими массивными клювами или наносят тяжелые удары крыльями, но в драках лишь ранят друг друга.
Пение птиц в брачный период, прекрасные танцы некоторых из них, сопровождаемые любовными песнями, удивительные ужимки или преграциозные движения, исполняемые ими перед самками, — всё это формы ухаживания и соперничества, характерные и для муж¬
* В июне 1868 г. содержатель Стормонских рыбных прудов побывал на Северном Тайне и видел около 300 мертвых лососей; все они, за одним исключением, были самцы. Он был убежден, что они погибли в схватке. Свидетельство не прямое и, конечно, не вполне убедительное.
** Проф. Хоффманн, видевший в Гессене лягушек, «дравшихся во время периода размножения весь день напролет», добавляет, что схватка шла «с таким упорством, что у одного самца был вспорот живот». Драки самцов ящериц иногда бывают очень жестокими. Так, южноамериканские древесные ящерицы (Anolis cristatellus) яростно сражаются, и известно, что «схватка кончается обычно тем, что один из соперников теряет хвост, который пожирается победителем» (Происхождение человека, стр. 535,542).


568
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
чин; но схватки, которые сопровождались бы гибелью одного из соперников, случаются крайне редко.
Внимательно изучив ряд работ полевых зоологов, таких как Одюбон954, Коуне и Брэм955 (его работа, кроме собственных наблюдений, включает сводку множества точных выдержек из работ других исследователей), я пришел к выводу, что у птиц дело обстоит точно так же, как и у людей, у которых дуэли, в особенности со смертельным исходом, достаточно редки и были редкими даже во времена рыцарских турниров. Любовные поединки со смертельным исходом случаются так же редко среди птиц, как и среди людей.
Сам Дарвин, по своей замечательной научной честности равный лишь одному великому писателю, Льву Толстому, показал, сколь малую роль играют схватки самцов по сравнению с другими средствами привлечь самку и даже привел слова одного «хорошего наблюдателя», который относительно [глухаря] (Tetrao umbellus) доходит до того, что допускает, будто поединки самцов — «чистый балаган, разыгрываемый с целью показать себя в наилучшем виде перед собравшимися восхищенными самками, потому что мне никогда не удавалось видеть изувеченного героя, и я редко находил что-либо, кроме сломанного пера» (Происхождение человека, с. 5б2)956. В этом отношении птицы и люди схожи.
Такой вывод полностью приложим и к млекопитающим. Говоря о «законе боя» у млекопитающих, Дарвин, перерывший всю имевшуюся в его распоряжении литературу, смог найти лишь несколько примеров смертельного исхода боев между самцами и был вынужден допустить, что характерные признаки самцов, которые он ранее считал средствами нападения или защиты, имеют другое происхождение.
Территории: уважение к ним
Другой факт, который должны были заметить еще первобытные люди, — это то, как животные относятся к своей территории.
Живя среди животных, человек всё время сталкивался с фактами, которые заставляли его рассуждать и говорить о преимуществах общественной жизни. Осторожность общительных животных, их часовые и безопасность, которой они пользуются благодаря жизни группами, настолько очевидны, что на этом вряд ли следует


Этика. T. 2: Сущность нравственности
569
особо останавливаться. Всё это, несомненно, давало пищу для бесконечных рассказов у огня, и дети с самого раннего возраста усваивали из этих рассказов громадные преимущества совместной защиты. Кроме того, вероятно, что многие дикари считали необходимым заимствовать у животных некоторые повадки, производившее на них наибольшее впечатление, при помощи особых представлений и танцев.
Распространение по земному шару
Сила, которую общественная жизнь придает даже наименее приспособленным видам, не могла укрыться от внимания первобытного человека. Он должен был прийти к тому же заключению, к которому пришел Брэм относительно куриных, а Север- цов — относительно уток. Именно они, несмотря на очень плохую приспособленность к полету и довольно слабые умственные способности, «захватили всю поверхность земли» (IV, 284)957, от вершин гор до побережья морей. Но если обратить внимание на то, как тесно сплотившись, живут куриные, какие необъятные стаи образуют их пары (они всегда живут парами), то перестаешь удивляться, что они везде чувствуют себя как дома и что им так хорошо удается защищать себя и свое потомство от нападения бесчисленных врагов из всех классов животного мира. То же можно сказать и о многочисленных видах и разновидностях уток.
Первобытный человек, осознав, что общественная жизнь является формой жизни в природе («законом природы»), должен был осознать, что эта форма полезна, что она ведет к благоприятным последствиям, что будет благоразумно подражать животным вместо того, чтобы вырабатывать иной образ жизни, так как само выживание племени зависит от строгого соблюдения этого основного закона.
Защита, которую общественная жизнь дает не защищенным иным образом животным, и сила, которую они приобретают благодаря объединению, не могла укрыться от внимания первобытного человека. Он видел, что даже самые сильные животные, такие как львы и леопарды, соединяются для охоты, и он знал, как неодолимы волки, объединившиеся в стаи. Он видел и то, как стадо рогатого скота или лошадей отражает нападение самых сильных хищников, и как


570
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
эти последние целый день ходят вокруг голодные в надежде какой-нибудь уловкой выманить из стада лошадь или антилопу. Он не мог не видеть, в каких огромных количествах олени, антилопы, зебры и квагги распространились по необозримым территориям и как густо различные общительные виды грызунов — сурки, луговые собачки и сотни разновидностей мышей — заселили степи.
Игры, игривость
Нам неизвестен характер первобытных людей: были ли они игривыми подобно маленьким мартышкам или же угрюмыми и мрачными, как некоторые из больших обезьян. В любом случае многочисленные виды животных — млекопитающих, птиц, насекомых — показывали ему пример веселья, жизни, украшенной разнообразными играми и развлечениями. Даже среди птиц есть виды, как например, зеленый якамар [...]
Когда он видел, например, енота, всегда веселого, подвижного, оживленного, смелого, когда есть необходимость, чрезвычайно общительного и игривого, даже в старости, он не мог не оценить преимуществ общительности. Его не могло не тронуть то, как нежно привязана морская выдра к своему потомству [...]
[...] или лесные ласточки (hirondelle des forêts) или ленивцы (Galbulac), живущие обособленно в лесу неподвижные и ленивые или молчаливые и грустные, но вокруг них обитают тысячи видов, которые всю свою жизнь, кроме гнездового периода и пары часов, ежедневно затрачиваемых на питание, проводят в самых оживленных играх. Самая очаровательная книга на эту тему, как известно, написана [,..]958
Чрезвычайно интересно отметить, что для многих из птиц, особенно известных своими играми, выслеживание хищных птиц становится излюбленным развлечением. Перед естествоиспытателем, обратившим свое внимание на объединение птиц, донимающих своих прожорливых врагов, открывается целый мир взаимоотношений между ними.
Урок смелости. Нападение на сильных
Все общительные животные дают человеку урок смелости, которую трудно не заметить. Человек видел, например, что самые


Этика. T. 2: Сущность нравственности
571
беззащитные жвачные отбивают нападения волков или других хищников, что лошади или быки отражают нападения волков и в конце концов сами нападают на них, что обезьяны защищаются от орла и т. д. Он видел, что даже маленький хомяк чувствует себя вполне уверенно в своем поселении, окруженный своими собратьями, так что иногда может даже напасть на идущего мимо человека. Он конечно, знал, что лемминг (другой обитатель при- ледниковых областей) не боится ни животных, ни даже человека. Особенно среди птиц он мог видеть не только смелость объединившихся в сообщества мелких птиц, но и то, что преследование самых страшных пернатых хищников становится развлечением многих более мелких птиц. Коршун, преследующий страшного орла-карлика, или грифы, вместе с воронами отгоняющие даже африканского воинственного орла от его добычи, — почти обычное зрелище. Что касается сарычей и ястребов, то даже галки и [трясогузки] (bergeronnettes) преследуют и дразнят их; для галок преследование коршунов является своеобразным спортом, а сойкам доставляет особенное удовольствие преследование сарычей. Но с особым удовольствием дразнят и преследуют хищных птиц туканы. А преследование ночных хищных птиц является удовольствием для всех пернатых. Даже самые мелкие птицы принимают в нем участие. Но и у одиночных птиц человек может поучиться смелости. Брэм упоминает, что он получил урок смелости у египетского бегунка (IV, 551). А дятел, прозванный «часовым», не только сигнализирует об опасности, но и смело атакует сильного хищника. Одна из разновидностей тиранов (tyran intrépide) атакует даже орлов. Трясогузка вынуждает иногда ястреба прекратить охоту, а чибис преследует всех хищных птиц, вторгшихся в его владения.
Но наиболее поразительный урок подобного рода преподносят колибри. Эти птички, более похожие на насекомых, так единодушно и отважно нападают на всех незваных гостей, что заставляют отступать любых птиц.
Наша этика должка быть в гармонии со вселенной. Она не может быть вне ее; всё чуждое внешнему миру не может быть ее частью. Таков первый принцип этики.
Мы не знаем, какие формы могла бы принять биологическая эволюция в тех мирах, где существует жизнь. Живые существа могут


572
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
иметь облик, совершенно нам неизвестный, и всё, о чем мы можем лишь догадываться, это то, что должны существовать формы осевой симметрии (цветок) и формы, обладающие двусторонней симметрией, но у всех этих форм должны быть различия между экзодермой и эндодермой. Короче говоря, лишь малая часть тех основных (амен- тальных) законов, исследованных Спенсером в «Принципах биологии», присуща всей живой природе. Но каково сочетание этих основных форм — мы не знаем. Но один закон несомненен] — общительность — взаимная поддержка. Кое-кто, говоря о любви, рассматривает ее как атр[ибут]... Это конечно, метаф[ора]...
Научная истина состоит в том, что взаимная поддержка — это всемирный закон — первое означает...
Справедливость959
Большой ошибкой всех этических систем является требование жертв от человека. Конечно, если Сиджвик960 пишет: «Я не должен предпочитать своего собственного меньшего блага большему благу “Другого”», то проф. Вестермарк961 вправе спросить его, кто же тот “Другой”, чьему большему благу должен я предпочесть свое меньшее благо? Деревенский парень, дикарь, преступник, птица, рыба — все без исключения?» (Origins, 1,12)962.
Нравственность алеутов в этом вопросе гораздо более определенна. Когда она рекомендует принести в жертву «меньшее благо», она уточняет, что это следует делать по отношению к друзьям и родственникам и не требует иных жертв, кроме тех, которые могут быть сделаны всеми родственниками и друзьями.
Но вот в чем Вестермарк неправ. Он признает, что всё покоряется мнению идеального разума, т. е. разума, познавшего всё сущее; «но мы не можем представить себе нравственное сознание, которое могло бы претендовать на подобный авторитет» (с. 12).
Нет, мы можем — это справедливость.
Локк, Камберленд, Шефтсбэри.
Естественное происхождение нравственного чувства
Закон природы и божественный закон христианства
Моралисты всегда отмечали совпадение законов природы и «божественных» законов христианства.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
573
Особенно настаивал на этом совпадении Локк. Правила поведения человек извлекает из наблюдения явлений природы, закона природы (the law of nature), неизбежно отождествляемых с правилами, предписанными Богом, его божественным откровением. Последнее является, так сказать, итогом того, что получают, следуя более длинным путем, исходя из наблюдений природы и опыта.
«Самосознание», «нравственное чувство» прочих моралистов для Локка идентичны (gleich bedeutend — Jodi, р. 260) разуму в применении к практическим вопросам. Разум не устанавливает законы, но открывает их, их признает, их формулирует. Не существует такого практического разума, в чьем ведении была бы мораль.
Следовательно, самосознание963 не является законом, неотделимым от ума и не зависимым от опыта, диктующего нам правила поведения. Если бы было так, то самосознание не могло бы совершенствоваться навыком. Сознание всегда остается судьей (Richter): никогда оно не становится законом или законодателем'.
Действительно, в доводах Локка глубоко укоренена идея природного порядка, закона природы, служащего первоосновой нравственных убеждении человека. Она имеет ту же значимость, что и откровение, «резюмирующее» этот закон. Но эта идея сосуществует с идеей Бога, принимаемой с детской верой.
И наряду с этой верой, хорошо развитой у Локка, в других местах мы находим, что нравственные принципы могут быть выявлены с математической точностью; в то же время тот же Локк определенно утверждает, что не существует очевидных (self-evident) моральных аксиом. Но Иодль, подобно современникам Локка, не придает большого значения этой мысли Локка. Сам Локк, утверждает Иодль, выражает эту мысль лишь походя (с. 263).
Между тем возможно, на мой взгляд, что Локк предвидел «математический» характер идеи справедливости — уравнивания двух явлений — двух субъектов в вопросах нравственности — в их равноценности.  ** «Опыт о человеческом разуме», кн. II, гл. 28, § 11 и 12. Кн. 1, гл. 3, § 13: «Мне не хотелось бы, чтобы меня поняли в том смысле, что я признаю только положительные законы, так как отрицаю врождённые. Есть большая разница между врождённым законом и законом природы, между тем, что должно быть запечатлено в нашем уме с самого начала, и тем, чего мы не знаем, но о чём можем приобрести знания при помощи упражнения и надлежащего применения наших способностей».


574
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Утверждение, что наши нравственные понятия происходят из естественного порядка, наблюдаемого и изученного человеком, не было новым. Оно было высказано, говорит Иодль, Камберлендом, который к ней добавлял еще самодовлеющее стремление к деятельности. Последняя была признана Локком бесполезной; он утверждал, что у человека ничто не является врожденным, кроме способности испытывать удовольствие или страдание, и способности мыслить, позволяющей ему использовать свой опыт в стремлении к благу рода и в этом находить личное счастье.
Здесь мы находим основу всех учений английских утилитаристов и всей морали доброго буржуа, подчиненного долгу по отношению к Богу и прочному общественному порядку.
Но здесь же мы находим первые элементы новой этики, стремящейся освободить общество от старых цепей.
Общительность человека (Cumberland. De legis natur?
disquisitio philosophica964 и Shaftesbury)
Его концепция нравственного закона выражена так: «Высшим нравственным законом является благо общества. Всё, что ему способствует — нравственно». Человек приходит к этому, поскольку к этому тяготеет сама его природа. Общительность есть свойство, неотделимое от человеческой природы; она вызвана к жизни самим складом человека. Аргументация Гоббса, старавшегося доказать обратное — ложна: это он доказывает. Общительность должна была существовать уже у истоков «естественного состояния». Камберленд интуитивно пришел к тому, что так должно быть, еще не зная причин этого: животного происхождения человека, его общественного начала и уроков, преподанных природой.
Влияние идей Камберленда на всю последующую английскую философию огромно. Локку приписывается эта новая ориентация, говорит Иодль (с. 248), но в действительности именно к Камберленду восходит мысль, что чувство долга имеет своим истоком добрые или дурные следствия человеческих деяний, что приводит это чувство к божественной воле лишь опосредованно.
Если исключить всякую божественную власть, благожелательность во всем столь же тесно связана со счастьем всякого разумного существа, как естественная причина со своим следствием.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
575
По Иодлю, именно Шефтсбэри мы обязаны этой концепцией: истинное основание нравственного чувства заложено в общительности и активной благожелательности к себе подобным, которыми человек обладает в силу своей природы; именно эти две причины толкают человека на общественные поступки (sittlichen Handeln), без выяснения того, каковы будут их последствия для него и других. Эта мысль, даже если она и не вполне оригинальна, составляет, тем не менее, основное положение теории Шефтсбэри.
Она открывает новые пути для исследований Этики, но по этим путям, добавлю со своей стороны, не пошли.
Шефтсбэри
(«Нравственное чувство» является продуктом человеческой природы. Оно не внушено человеку божественной волей или общественным мнением, или утилитарными соображениями: в самой природе имеется сила, заставляющая человека содействовать благу общества и испытывать мучение, если он этого не делает.)
Не зная его философии, я пришел к такому же заключению, говоря, что человеку легче научиться ходить на четвереньках, чем отказаться от этого чувства, ибо в ходе человеческой эволюции общительность зародилась гораздо ранее, чем человек встал на задние конечности.
Ныне я вижу, что к нравственному чувству следует присовокупить и то, что эти привязанности подкреплялись суждением, требующим справедливости, равенства или, скорее, равноценности человеческих существ, что выражается в правиле: «Поступай с себе подобными так, как ты бы хотел, чтобы поступали с тобой».
Свою концепцию нравственного чувства Шефтсбэри сформулировал следующими словами (Inquiry, кн. II, ч. 1, § 1, с. 77 в изд. 1732 г.965): «Мы нашли, что для того, чтобы заслужить имя доброго или добродетельного, существо должно иметь все склонности и аффекты, склад ума и темперамента соответствующими и согласными с понятиями о добре ему подобных, или той системы, в которую он входит и частью которой является».
Чтобы достичь этого, нужно суметь установить некоторую гармонию, симметрию между природными склонностями, которые ведут к благу общности, эгоистическими склонностями, продикто¬


576
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ванными личным интересом, и теми, которые не несут пользы ни в том, ни в другом случае, и которые он называет за это противоестественными*.
Следует заметить, говорит Иодль, что эмоции (Affeckte), ведущие к всеобщему благосостоянию, обозначены у Шефтсбэри как «естественные», в то время как можно было бы ожидать, что он определит их как «социальные». Это характерно для его образа мыслей, так же, как и тесная связь, которую он видит между нравственным чувством (das Sittliche) и эмоциями (Affeckte). Здесь в его теории [виден] большой шаг вперед.
Таким образом, из его концепции исчезает идея нравственного закона, который придавал нравственному чувству либо сверхъестественный характер, либо делал его принадлежностью выдающихся людей.
Откуда же проистекает такая величественность, приписываемая нравственному чувству, которую можно заметить в определении нравственной ценности?
Она происходит от того, что человек одарен самосознанием (Selbstbewasstein und Reflexions-affeckte), что он может размышлять над своими поступками, оценивать их. Нравственное суждение есть не что иное, как выражение определенного чувства, когда человек пристально исследует свои эмоции и состояние души (Gemüts-beschaffenheiten). Нравственное чувство не берет слова в суждении разума. Оно влияет на естественное чувство, на внутреннее ощущение. Оно не «рационально», а «чувственно».
Шефтсбэри не старается объяснить, почему лишь наши общественные наклонности вызывают чувство одобрения при размышле-
* Под естественной склонностью он понимает следующее: «Ранее было показано, что в Страстях и Аффектах отдельных людей есть постоянная связь с интересами человеческого рода или всей природы.
Это было показано на примере таких естественных аффектов, как родительская любовь, забота о потомстве, стремление к размножению и воспитанию детей, любовь к обществу, сострадание, взаимная помощь и прочее. Никто не станет отрицать также, что такой аффект, направленный к благу всего рода или всей природы, так же присущ и естественен для человека, как всякому органу или части животного или даже растительного организма свойственно работать в известном направлении и развиваться определённым путём. Для желудка не более естественно переваривать, лёгких — дышать, желёз — выделять секрет или других органов — отправлять свои функции; однако из-за особых препятствий иногда их отправления могут быть расстроены или затруднены» (Кн. II, ч. 2, с. 78).


Этика. T. 2: Сущность нравственности
577
нии о наших поступках. Он это принимает как данность, как проявление общественной природы человека.
Надо добавить, что в его рассуждениях всегда присутствуют глубокое чувство общности, симметрии и, как следствие, чувство прекрасного, которое должно существовать между всеми поступками и мыслями высоко-развитого человеческого существа. Нравственность и прекрасное идут рука об руку.
Шотландская школа (Хётчисон966) продолжила развитие его идей о нравственном чувстве.
Глава III
Понятие о справедливости
Правит жизни у первобытных народов
Таким образом, из своего родового быта, из наблюдения природы и из общения с миром животных первобытный человек выводил обычаи жизни и, из обычаев, некоторые правила жизни.
В чем могли состоять эти правила жизни?
Прежде всего он приучился отождествлять свое я с общественным мы. Он привыкал думать об своем роде как о чем-то, в чем он сам составляет только часть, вовсе не главную часть, — наоборот, род стоял прежде всего.
Он привыкал ограничивать свою волю волею других членов рода. А эти основы составляют начало всякой этики.
Мы ничего не знаем об самых первобытных людях Третичного, До-Ледникового периода, кроме одного — что они уже жили обществами, и об их нравственных понятиях можем судить только по обществам животных.
В животных же обществах мы видим личную волю уже вполне сливающейся с волею всех.
Есть очень любопытная книга [Корниша]967 об играх животных968, да и сами мы многое можем узнать из наших наблюдений.
Возьмите, например, игру молодых ягнят, которых в Англии называют [yearling] castle. Козленок забирается на какой-нибудь бугорок и защищает его от других однолеток, которые берут бугорок. В игре есть уже известные правила, и если кто не соблюдает их, на него нападают его товарищи.


578
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Возьмите двух играющих собак, гоняющихся друг за другом. Они делают вид, что, нагнавши, кусают друг друга, что поваливши один другого, хотят загрызть упавшего и т. д. Но пусть один попробует взаправду укусить другого, пусть один взаправду обозлится, как это случается иногда между борющимися молодыми лю[дьми], — тем или другим способом его усмирят другие. Как? Мы, посторонние наблюдатели, может быть и не разберемся, как усмирят. Но факт тот, что игра редко переходит в настоящую драку, показывает, что так или иначе это редко случается. Очевидно, с самых ранних лет увлекающегося щенка отучают от таких дурных манер; его учат сдерживать свои рефлексы, точно так же, как наши дети это делают между собою.
Без этого жизнь обществом была бы невозможна. Уже у самых ранних человекоподобных существ, несомненно живших обществами, так же, как их менее человекоподобные предки, — уже у них вырабатывались нравственные правила общительности.
Я здесь взял игры, потому что в играх должны вырабатываться нравы общительности с детства. Но возьмите переселения животных. Какой-нибудь Гоббс, и вообще люди, никогда не дававшие себе труда ознакомиться с жизнью животных, и заранее, a priori969 отвергают, чтобы в жизни животных могло быть что бы то ни было, поясняющее психологию человека, а потому заранее оправдывающие свое глубокое невежество по отношению к природе, конечно, не подозревают даже, какую сложность отношений предполагает самый факт переселения. Но тот, кто даст себе труд осенью присмотреться к тому, как ласточки, например, совещаются, по вечерам, в продолжение нескольких дней перед отлетом (в Клерво, например, они каждый год собирались на проволоках, которыми поддерживалась труба мастерских; в Бромлее мелкие птицы собирались каждый год в известном месте на лужайке, и т. д.), — тот поймет, как общество стремится собрать всех членов для общественного предприятия, как они приучают себя к далекому перелету полетами всей стаей после заката и как некоторые, более общественные виды проделывают в воздухе сложные построения.
Во всем этом ясно видно согласование воли отдельных особей с намерением и волею целого.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
579
Нет никакого сомнения, что первобытный человек третичного периода стоял во всяком случае на такой же, если не высшей, степени развития общественности.
Люди раннего после ледникового периода.
Алеутская и эскимосская нравственность
Относительно же людей раннего после-ледникового периода мы можем сказать, что они уже стояли на значительно высшей ступени развития, так как мы имеем в обитателях далекого севера — алеутах и эскимосах — население, которое несомненно двигалось на север вслед за таявшим ледяным покровом, оттесняемое с юга разраставшимися другими племенами, развивавшимися в более благоприятном климате.
У алеутов (и у множества племен южного полушария, находившихся, по всей вероятности, приблизительно в тех же климатических условиях) мы находим уже высокое развитие общественности, и мы имеем в замечательном труде о. Веньяминова (впоследствии московского митрополита Иннокентия970) подробное исследование чрезвычайно добросовестного исследователя, основанное на многолетнем знакомстве [с ними].
Совершенно то же самое следует сказать об эскимосах. И об их нравах и обычаях мы тоже имеем весьма обстоятельное исследование [,..]971 экспедиции, прожившей зиму рядом с их поселением.
Какой же у алеутов и эскимосов кодекс нравственности?
Прежде всего — полнейшее отождествление отдельной личности со своим родом. Основное положение — не делай другому того, чего не хочешь, чтобы тебе делали, — основное положение их жизни. Оно идет не от христианства, не от книг Моисеевых (где оно встречается в Левите), — оно составляет первое основное начало всякой общественной жизни во всяком племени. Его даже не выражают особым изречением, так как оно — факт всеобщей практики.
Когда мне было 20 лет и я имел случай подниматься по Амуру на пароходе «Уссури», в Хабаровске мы нагнали Епископа Амурского и Камчатского Иннокентия. Он тянулся бичевой вверх по Амуру в своей крытой лодке. Наступала уже осень, и ему грозило застрять в какой-нибудь деревушке, так как добраться таким путем до Благовещенска было почти невозможно. Он пришел на наш пароход просить капитана взять его лодку на буксир. Капитан, очень милый мо¬


580
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
лодой человек, с величайшей любезностью согласился: Иннокентия все — крестьяне и служащие — очень любили. Вечером на другой день, когда остановились на ночлег, капитан пригласил Иннокентия на чашку чая. Я подсел ближе к Иннокентию. Мне очень хотелось спросить его, правду ли на Амуре говорят, что он, когда-то чрезвычайно удачливый миссионер, больше не крестит инородцев, и после долгих колебаний я раз задал ему вопрос — правда ли это?
— Да, правда, — отвечал он. — Если ко мне приходит какой-нибудь инородец и просит окрестить, я отказываю972.
Таким образом, жизнь обществами, племенами является у человека наследием от его человекоподобных предков. В этом нет и не может быть никакого сомнения, если только приглядеться сколько-нибудь к жизни животных, если перечитать описания зоологов, наблюдавших жизнь животных в обеих Америках и в Центральной Африке раньше, чем человеком начато было массовое истребление животного мира.
Но раз существует у живых существ общество, общежитие, в нем неизбежно вырабатываются уже известные нравы и обычаи, и эти нравы и обычаи мало-помалу переходят в правша общественной жизни. Складывается, таким образом, своя этика.
Этика первобытных дикарей
В чем же состоит эта этика?
Правила жизни у различных дикарей мира разнообразны. В разных климатах, у племен, окруженных различными соседями, вырабатывались различные нравы и обычаи. Но нужно помнить, что они стоят на различных степенях развития.
Точно так же и описания, данные для одного и того же племени различными исследователями, сильно различаются друг от друга, — особенно тогда, когда то или другое племя дикарей описывает, например, миссионер, имеющий в виду убедить своих соотечественников в необходимости усердно помогать их христианской миссии, чтобы обратить данное племя на путь истины и спасения.
Но среди многих тысяч описаний, которыми мы располагаем, довольно легко разобраться, и описания дикарей, основанные на долгой жизни среди них наблюдательных людей, выделяются среди массы условного вздора, и их оценили уже все работавшие над антропологией.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
581
Прежде всего, если мы хотим выяснить этику самых первобытных племен к концу ледникового периода, то мы, конечно, должны брать такие племена, на которые менее всего могли повлиять около-тропические цивилизации на равнинах Индии и Египта. Эти последние могли в самый «разгар» ледникового периода подвигаться в своем развитии, тогда как племена, оттеснявшиеся к югу, т. е. к экваториальным странам, постепенным распространением ледяного покрова (доходившего в Европе до широты средней Германии и Киева), оставались на низшей до-ледниковой ступени развития.
Эти племена, во время таяния ледникового покрова несомненно оттеснявшиеся разраставшимся населением равнин приэкваториальной полосы, мало-помалу отступали к северу (в северном полушарии и к югу в южном), и теперь мы находим их в северной Сибири и самых северных частях Америки в виде довольно сходных между собою племен эскимосов, алеутов и чукчей, а в южном полушарии — в Патагонии.
Как раз о первых двух мы имеем обстоятельные сведения от людей, живших среди них: от о. Веньяминова для алеутов северной Аляски и от двух или трех экспедиций, норвежских и германских, зимовавших в северной Гренландии среди эскимосов. Описание нравов алеутов особенно обстоятельно и потому особенно поучительно*.
Прежде всего в алеутской этике, как и в различных других, выступают два отдела. Одна часть обычаев, а следовательно и этических постановлений, безусловно обязательна; другая — менее обязательна, и рекомендуется в виде совета не делать того, что противно ей, — то, что стыдно делать.
Стыдно, например, опрокинуться в берестянке, плавая в гавани;
стыдно первому упасть силами во время какого-нибудь перехода;
стыдно при посторонних ласкать свою жену.
Тут, особенно в первых двух, еще нет ничего обязательного. Указывается только на то, что желательно в интересах всего племени. Но затем уже появляются переходные формы к тому, что почти обязательно и, наконец, безусловно обязательно.
* Описание уналашкинского отдела американской книги Даля (Dali) не оригинально. Большая часть взята у о. Веньяминова.


582
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Стыдно, выйдя вдвоем на охоту и убивши зверя, не предложить своей добычи товарищу; стыдно самому назначить цену тому, что желаешь выменять на что-нибудь.
Поддерживается этот разряд обычаев очень любопытным способом, а именно песней женщин. Так как эскимосы живут большей частью в «длинных домах» по несколько семей, отделяющихся друг от друга лишь занавесом из мехов, то женщины часто поют все вместе; и тогда если кто-нибудь из мужчин поступил нехорошо, то женский хор стыдит его насмешкой.
Затем, существует разряд поступков, безусловно обязательных; за неисполнение их на человека обрушивается полное презрение племени, а затем даже месть незримых существ, или сил, покровительствующих племени, и вообще охраняющих добрые его нравы. А потому нарушитель таких правил легко может подвергнуться исключению из племени, обратиться в изгоя. Так например, только что названный русский миссионер рассказывает, что когда он уходил на судне (из Камчатки?), второпях на берегу забыли взять связку вяленой рыбы, принесенной ему в подарок от местного племени. О. Веньямин[ов] вернулся в это место через год и узнал, что за время его отсутствия племя пережило очень сильный голод. Но подаренную ему рыбу никто, конечно, не тронул; связку принесли ему в сохранности!
Нет сомнения, что съесть эту рыбу считали бы тем, что мы называем преступлением: такой поступок мог навлечь всякие невзгоды на всё племя.
Затем, есть целый ряд постановлений, безусловно обязательных. Это — всё то, что касается поддержки родового быта, его деления на классы^ 3; брачных установлений, религиозных понятий, понятий о собственности — родовой и семейной или личной, — форм, установленных для добывания средств существования — сообща или в одиночку, — правил охоты, праздников и племенных обрядов религиозного характера. Тут уже является строгий родовой или племенной закон, неисполнение которого почти невозможно, а если и случится в кои веки, то наказывается исключением из рода (изгои) или даже смертью.
Здесь идет уже речь о чем-то священном: о сохранении того, на чем держится вся племенная жизнь. А потому нарушение установлений этого рода до того редко, что считается немыслимым, совсем


Этика. T. 2: Сущность нравственности
583
так же, как римское право считало немыслимым, например, отцеубийство, а потому не знало такого преступления — не имело никакого закона для наказания его.
Точно так же у громадного большинства известных нам дикарей нет закона об убийстве кого-нибудь из своего рода. И известно, что, например, сто и более лет в тундре северной Сибири не было ни одного случая убийства среди тамошних инородцев.
Сколько помнится, ничего подобного нет также у алеут Уналаш- кинского отдела, т. е. Аляски, описанных о. Веньяминовым974.
Вообще говоря, у всех первобытных народов выработался очень сложный кодекс родовой жизни и, следовательно, существует своя нравственность, своя сложная этика. И во всех этих неписаных «уложениях», тщательно охраняемых преданием, есть два главных разряда нравственных правил.
Одни из них определяют основы родового строя: деление на классы и брачные отношения, основы пользования тем, что принадлежит племени: водами, лесами, иногда плодовыми деревьями, дикими и сажеными, охотничьими областями, лодками и т. п., иногда, наконец, правила охоты. Затем определяются личные права и личные отношения: воспитание юношества (иногда в особых общих домах, как например, у дикарей Тихого океана), иногда «вы- ставливание» детей, обреченных на смерть, когда нечем их выкармливать, отношение к старикам, предупреждение острых столкновений и то, что следует делать, если ссора привела к насилию; наконец, очень сложное определение того, что следует предпринять, если, при дальнейшем развитии рода и существовании отдельной семьи, становятся возможными акты насилия внутри самого рода; а также — если возникла ссора, драка, а может быть и поранение, или убийство, между членами двух соседних родов или племен, и наконец, в том случае, если такие распри приведут к войне между двумя родами и племенами*.
На всё это могут дать ответ старики каждого рода дикарей. На всё у них уже есть определенные понятия и прецеденты. На каждый из этих вопросов родовая этика имеет свои определенные ответы.
* Я показал во «Взаимной помощи», что тут мы имеем уже зачатки будущего международного права.


584
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Эти ответы могут быть неодинаковы у различных родов и племен — оттого и возникают между-родовые распри, — но нам важен самый факт существования таких вопросов и ответов на них. Нам важно то, что у племен, стоящих на низших ступенях развития, уже есть свои нравственные понятия, своя этика.
Начала этой этики, как сказано выше, лежат в чувстве стадности и потребности взаимной поддержки, выработавшихся, в высокой мере, среди стадных животных. Но в человеческих обществах, благодаря появлению языка и развитию памяти и, следовательно, предания, традиции, в правила общежития привходит уже новый элемент, и желательно знать, в чем же состоит этот новый элемент?
Мы не ошибемся, я думаю, если скажем, что этот новый элемент человеческой этики состоит в чувстве справедливости —justice, équité, Recbtigkeif75, — и признании ее основою взаимных отношений.
Вот, например, два человека повздорили. Слово за словом, один упрекнул другого в чем-нибудь, по его мнению, нехорошем. Другой стал доказывать, что он был прав, имел право поступить так, что тут ничего не было нехорошего: ни обмана, ни нарушения чьих-нибудь прав; что поступая так, как он поступил, он, положим, сделал этому другому нечто неприятное; но и тот раньше причинил ему неприятность, поступивши так-то. Мало того, оправдывая свой поступок, он всегда стремится доказать, что причиненная им неприятность была равна, равнозначуща неприятности, причиненной ему самому, — отнюдь не больше.
Такой разговор привел, может быть, к ссоре. Один из двух сказал другому что-нибудь оскорбительное, на что ему ответили тоже оскорблением. Дело дошло, может быть, и до ударов. И тогда оба спорщика непременно доказывают, что каждый ничего не сказал другому, что не было бы равно обидности слов первого. А если ссора дошла до драки, то каждый доказывает, что удар, нанесенный им, был ответом на совершенно равный удар, нанесенный ему. Если же дело дошло до ножей и были нанесены раны, то и тогда, если это дело будут разбирать судьи, то они будут рассматривать раны, нанесенные той и другой стороной, чтобы решить, одинаково ли они опасны. Судьи будут даже мерить раны (зернами пшена или пшеницы — таков обычай), чтобы узнать, равны ли они и не придется ли одной стороне уплатить другой пеню за нанесение большей раны, чем первая.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
585
Так постоянно делается у дикарей, когда дело разбирается примирителями, или же доходит до общинного суда.
Я беру здесь не вымышленный случай, а один из бессчетных случаев, которые приходилось разбирать судам во все времена и разбираются теперь у всех первобытных народов. Но здесь уже ясно выступает, как понимают справедливость самые первобытные дикари, и что по сию пору понимают под словами справедливость, правда, justice, aequitas, Rech976 более образованные народы.
Под этими словами понималось и понимается восстановление нарушенного равенства. Основная идея всего разбирательства была и есть идея равенства между обоими спорщиками: мысль, что никто не должен был нарушать этого равенства двух членов общества и что, раз это равенство было нарушено, справедливость требует, чтобы оно было восстановлено признанием вины и соответственным вознаграждением — сперва обиженной стороне, а позднее — обществу за неподчинение его основному началу равенства — вернее, равнозначительности (эквивалентности) его членов.
Недаром Справедливость, justice, справедливый суд изображаются в виде женщины с завязанными платком глазами, держащей в руке «весы правосудия», на которых взвешиваются действия обеих тяжущихся сторон, — и если равновесие весов, т. е. равенство, нарушено, то взимается соответственная приплата, а позднее — назначается соответственное наказание.
Происхождение понятий этических вообщеэп
Откуда взялась и почему утвердилась такая идея равенства, équité978 aequitas, equity, отождествленная со справедливостью?
В XVII в., с легкой руки Левиафана979 Hobbes’a, писатели об обществе очень просто решали вопрос. Такое понятие, говорили они, устанавливали мудрые законодатели — Моисей, Солон980, их предшественники, одновременно с основанием общества. В этом и состояло «основание общественной жизни». До тех пор люди жили хуже волков: убивали, грабили друг друга. Кто сильнее был другого, тот был и прав. Понятие о праве, о справедливости не существовало. Никаких рассуждений о праве не полагалось; самого понятия о праве слабого, о справедливости, даже о насилии, не существовало. Царила сила.
Такого понятия держались почти все социологи XVIII века, и оно дошло до наших времен. Натуралист Гёксли (Huxley)981 оставался


586
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
последователем Гоббса, и в знаменитой своей лекции, прочтенной в Оксфордском университете в 1893 году {on «[.Evolution and Ethics]»982) он проводил мысль, что весь мир, включая сюда и человечество, построен на торжестве насилия. Этические понятия появились у человека только тогда, когда какая-нибудь выдающаяся личность «основывала общество» и вводила в него понятия этические*.
Между тем дело представляется совсем иначе, если стать на точку зрения наблюдателя природы. Все животные, за весьма немногими исключениями, живут обществами, и только у муравьев-амазонок мы находим разделение на два класса: завоевателей и завоеванных, отправляющих должность слуг при завоевателях.
Есть ли понятие о равенстве у первобытных дикарей? 983
Конечно, может явиться вопрос: есть ли, действительно, у первобытного человека понятие о равенстве? Не считал ли он, наоборот, что сильному всё позволено, пока не явились люди — первобытные предшественники Моисея, Солона и других, учившие его праву, равенству в правах, справедливости?984 Не находим ли мы, в самом деле, в преданиях почти всех первобытных народов предания о законодателе, который установляет правила родового быта? Такие уставщики действительно упоминаются у всех народов, и такие старики уставщики наверное были у всех первобытных народов. Они есть и до сих пор. У самых первобытных народов есть «старики», «шаманы», которые и теперь, как в стародавние времена, учат свой род и настаивают, особенно в случае новых условий жизни (голода, утраты огня, мора, приближения врагов и т. п.), на принятии каких-нибудь средств самообороны или изменении издавна установленных обычаев. Из этих «вещих», «знающих» стариков и выработались сословия прорицателей и колдунов и Тайные общества.
Но всё это уже предполагает существование общества, а общество невозможно без признания идеи о праве, о справедливости, т. е. идеи, как сказано выше, о равенстве. Откуда же взялась эта идея?985
* Здесь нужна оговорка. В этой же лекции, когда она была издана брошюрою, есть в конце ее примечание (19-е?), в 20-30 строк, которое безусловно опровергает всю основную мысль лекции. В нём говорится, что уже в животных обществах есть этический процесс. Я указал в другом месте («Justice and Morality») откуда, по всей вероятности, явилось это примечание.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
587
Мы так привыкли к неравенству и власти, что представления равенства нам кажутся неестественными. А между тем «естественно» именно понятие о равенстве, и развиваться оно должно было у всех общественных животных именно с самых ранних лет. Уже в ту пору, когда млекопитающие кормятся от груди матери, как щенята, должно вырабатываться понятие о равенстве. Но еще более развивается оно у молодых млекопитающих во время их детских игр, о которых сказано выше. Достаточно приглядеться к играм молодых ягнят и козлят или прочесть об их играх, так прекрасно описанных у [Чарльза Гросса]986, чтобы увидеть зачатки этого понятия.
Но есть, несомненно, и физиологическое основание для проявления этого понятия; и эту мысль выражали уже, более или менее неопределенно, различные мыслители, всегда, впрочем, с очень большою осторожностью, так как Церковь и общественное мнение всегда очень недружелюбно относились к подобным попыткам.
Понятие о равенстве — одна из форм мышления
нашего двухстороннего мозга
Так например (как это недавно напомнил Jodi), английский мыслитель Кёдворс (Cudworth)987 уже пытался доказать (в 1680 году), что нравственное сознание человека есть одна из форм его мышления*.
Подобно тому, как математические истины не были выдуманы теми, кто их открыл, точно так же и основные принципы нравственности** не были изобретены теми, кто их вводил, как законы общественности.
Камберленд (Cumberland), впоследствии епископ в Питерборо, тоже высказал мысль, что общительность у человека есть черта, определяемая уже его физическою организациею. Он развивал ее в своем очерке «О законах природы» в 1671 году*** и совершенно отрицал, чтобы жизнь обществами могла быть результатом воспитания. Только
* Jodi, т. 1, с. 235 и особенно примечание 52-е (на стр. 619), где он указывает соответственные места из Кёдворса.
** Прим. 53-е, J[odl, т.] 1, стр. 619. Stewart и Mackintosh (говорит Jodi?) показали, насколько этическая философия Канта приближается к воззрениям Кёдворса; только Кант не сумел или не захотел освободиться от мысли о божественном происхождении нравственного чувства. (См. Канта о христианстве в моих заметках)
*** De legibus natur? Disquisitio philosophico. Англ, перевод MaxweU’a; французская обработка Barbeyrac’a в 1754 г. Ср. также Whewell’a «Lectures», р. 52 и след.; Hallam «Introduction to the Literature of Europe», t. IV, стр. 167 и ai., цитируемые Jodl’eM.


588
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
его представление о том, как человек дошел до общительности, так же неудовлетворительно, как и объяснение недостаточной общительности у Гоббса, — замечает Иодль. Общительность явилась, говорит он, в силу воли Божией (I, рр. 245,247). Но практика всеобщей доброжелательности, помимо воли Божией, так тесно связана с природою вещей, что она неизменима. Она так же тесно связана с благом каждой личности и благом общества, как явление природы с его причиною*.
Учение Камберленда, особенно его положительная, построитель- ная часть, говорит Иодль, имело большое значение для дальнейшего развития этических учений в Англии, гораздо большее, чем его критика Гоббса. Он был предшественником Локка, так как его учение уже содержит оба последующих направления: номинализм и утилитаризм.
Идея долга, как основы этики, преобладающая у Локка, идет, говорит он, от Кэмберланда, и точно так же идея общительности (sociability), рассматриваемой Локком как источник этических понятий и развитая впоследствии Шефтсбэри".
Появление той же мысли в XVIII в.
Мысль, что нравственные понятия и чувства имеют основание в самой природе человека, а не внушены ему извне, давно уже проявляется у писателей о нравственных началах, особенно в Англии, с тех пор, как реформация открыла новые пути для рассуждений об этике.
Эта мысль уже определенно, хотя и очень кратко и осторожно, высказана была Бэконом, который видел эмпирическое происхождение естественного закона (natural law) в наших ощущениях довольства и недовольства. Этот закон, lex naturalis988, утверждал он, предшествует религиозному закону, который был дан человеку путем откровения.
Wollaston утверждал, например, в 1738 г., что безнравственность — «ошибка разума» (an intellectual error). Но определеннее всех эти мысли высказал Шефтсбэри, хотя, конечно, и он, как и его предшественники, прикрывает свои основные мысли уступками ходячим
* Никогда не следует забывать, говоря о нравственных воззрениях писателей, особенно XVII и XVIII века, духовной цензуры. Она была так свирепа, что даже Бюффон, за очень осторожное изложение геологической истории земли, был привлечен к суду Церкви и вынужден был отречься от того, что написал в первом томе своей Естественной Истории. В нравственных же вопросах приходилось быть ещё более осторожным. — Прим. П. А Кропоткина.
“Jodi, 1,249.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
589
религиозным учениям, так как без таких уступок обойтись тогда было невозможно и опасно.
Он прежде всего старался доказать, что нравственное чувство — не производное чувство, а основное в человеческой природе. Оно отнюдь не вытекает из оценки полезных или вредных последствий наших поступков, и этот «первородный и непосредственный характер нравственного чувства» (the primary and immediate character of moral feeling) доказывает, что нравственность основана на чувствах (emotions) и наклонностях, которых источник лежит в природной организации человека и о которых он может рассуждать только после их проявления (only secondarily), в каком случае у него слагаются нравственные суждения.
И он отвергал, конечно, всякое вознаграждение или наказание, как возможную первооснову нравственности. Нравственность в себе самой несет вознаграждение, и, уже отделяя справедливость от добра вообще, он говорит, что «добро и справедливость» существуют сами по себе. В этой фразе, таким образом, видно уже сознание двух различных элементов в нравственных поступках, причем справедливое отношение к другим отделено от благоволения вообще и от того, что позднейшие писатели назовут благотворительностью, chantas, charité989.
Наконец, у Шефтсбэри есть также разделение побуждений на общественные, эгоистические и такие, которые не природны, как ненависть, злоба, страсти. Нравственность же — «правильное отношение между общественными и эгоистичными побуждениями (affections) и отсутствие тех, от которых нет пользы ни самому себе, ни другим». Как известно, к такой же формулировке нравственного начала пришел, в наше время, Спенсер. (См. приложение А в конце этой тетради.)
Что касается до религии, в которой Локк видел главную опору нравственности, то Шефтсбэри совершенно отрицал это и говорил, что наоборот, «притязания религии допустимы в силу их этического содержания» (Wundt, 69,325—6)"°.
Вообще Шефтсбэри вполне отказывается от влияния наград и наказаний для выработки нравственных начал. Нравственное отношение к людям в себе самом содержит свою награду в высшей внутренней удовлетворенности: «оно само есть мера ценности всех things"1» (Wundt, 68). Для него доброе и справедливое имеют свое самобытное существование, а не божественное происхождение. Он первый из мыслителей провозглашает независимое происхождение


590
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
нравственного чувства. Он вполне понимает, как из этого первоначального чувства должен был развиться свод нравственных понятий; но он отрицает его производное происхождение, тем более из соображений о полезности или вреде тех или других поступков. И его самобытное происхождение показывает, что он основан на emotions and propensities"2, т. е. на впечатлениях и инстинктах, присущих природе человека; когда эти впечатления и инстинкты становятся предметами обсуждения и обращаются в нравственные приговоры, то мы уже имеем вторичную форму, которая представляет установ- ■ ление правильного отношения между общественными и эгоистическими стремлениями (between the social and egotistic affections^ и устранение тех, которые не нужны ни себе, ни другим.
К такому же выводу пришел Спенсер.
Нравственность вовсе не представляет взвешивания выгод и невыгод поступка; рассуждение о хорошем и дурном скорее следует за мыслями о хорошем и дурном, а не предшествует им. Содержание этого суждения состоит поэтому в emotion или в отношении (взвешивании между emotions (р. 69), и это отношение — не что иное, как гармония между эгоистическими и социальными побуждениями (р. 70). Здесь ясно выражено, что не взвешивание между ними, которое было бы взвешиваньем выгодных и невыгодных последствий, а гармония, т. е. искание гармонии между ними.
В пользу прирожденного нравственного чувства безусловно высказался шотландский философ Хётчисон. Чувство симпатии — мы сказали бы взаимности — говорил он, выше всех эгоистических инстинктов; мы одобряем не-эгоистические поступки не в силу «гармонии» между общественными и эгоистическими инстинктами, — такая гармония была бы только компромиссом, — а «в силу преобладания вполне незаинтересованной любви над всеми прочими импульсами» (Вундт993,73, цитирует Philosophia moralis, lib. I, cap. 1, § 9-13; cap. II, § 3-12 и cap. V)"4. «Победа альтруистических импульсов может происходить только при помощи особой эмоции одобрения, которая соединяется (associated itself) with every benevolent instinct995». Эта эмоция родится не из рассуждения о полезности нашего поступка, не из божественного повеления и не из признания истинности некоторых начал: юна скорее представляет прирожденное чувство, или особого рода инстинкт, варьирующий в степени».


Этика. T. 2: Сущность нравственности
591
Влияние разума — вторичное; также и влияние религии, которой главная ценность «в бесконечно-нравственных атрибутах, которые мы приписываем Богу». Даже внешний культ, говорит Вундт, Хётчи- сон считает основанным на желании найти общее поклонение (worship), он имеет, следовательно, свое основание в общественном характере человека, из которого истекают все благожелательные побуждения (Wundt, 74, Hutcheson, op. dt., гл. IV).
Недостаток системы Hutcheson’a не в том, что нравственная эмоция сводится к одной benevolence996 и что он упускает из виду, что эмоция включает approbation and disapprobation997, предполагающие вмешательство разума, как замечает Вундт.
Ее главный недостаток, по моему мнению, в том, что она (1) не делает различия между обязательным и желательным и (2) не замечает того, что считающееся в нравственном кодексе обязательным основано на признании равноправия. Черта чрезвычайно важная, так как вследствие этого, пока равноправие не станет основою человеческого общества, нравственные понятия останутся шаткими.
Но, помимо этого замечания, Shaftesbury и Hutcheson, конечно, ближе всех стоят к пониманию нравственности, как она вырабатывается теперь.
Юм первый вводит понятие о справедливости («Treatise on Human Nature», book III, pt. II и «Inquiry concerning the Principles of Morals, sect. Ill; pt. I"8). Но его либо не поняли"9, либо не захотели следовать за ним.
Подобно Шефтсбэри и Хётчисону, Юм рассматривал нравственность как гармонический союз атрибутов — одни из них социального характера, а другие индивидуального, причем часть их полезна только индивидууму, а другие полезны и другим людям.
Таким образом, и тут та же идея компромисса между обоими течениями. Правда, он старается объяснить, почему люди считают, что лучше отдавать предпочтение первым перед вторыми, но, как замечает Вундт, он недостаточно объясняет происхождение обязательности нравственных законов. Вообще, говорит Вундт, он стоит на полпути между Шефтсбэри и Шотландской школой (этика, основанная на чувстве), с одной стороны, и интеллектуализмом и утилитаризмом Локка.
Но у него уже встречается намек на понятие о справедливости, так как «в то время, как согласно с Юмом все прочие наши нравст¬


592
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
венные суждения основаны на симпатии и, следовательно, косвенно, на себялюбии (self-love), есть один моральный атрибут вполне альтруистический и поэтому он не может быть выведен из чувства симпатии, а именно справедливость («Treatise on Human Nature», book III, part И; также «Inquiry concerning the Principles of Morals, sect. Ill, pt. I). «Когда нами управляет естественное чувство, говорит он1000, мы мягки к себе и несправедливы к другим. Даже симпатия не может изменить дела, так как в симпатии наше “я” остается центром, к которому в конце концов относятся все эмоции, впечатления и суждения». Но со справедливостью дело обстоит иначе. Поэтому нельзя, думает Юм, причислять ее к природным добродетелям; она не составляет первоначального (природного?) атрибута человека и возникает не из непосредственного чувства, но предполагает разум и суждение. Поэтому она представляет искусственное создание, хотя из этого не следует, чтобы ее развитие не было неизбежно и точно так же необходимо, как и развитие других моральных атрибутов. Но в то время, как последние происходят из первоначальной природы человека, справедливость может быть названа изобретением (Wundt, 77); она может быть усовершенствована мышлением.
Дальше, Юм не только суживает понятие о справедливости, ограничивая его вопросами о собственности, но и собственность он понимает в чисто эгоистическом смысле.
Адам Смит в своей замечательной книге, «Theory of Moral Sentiments»1001, изд. 1759, тоже делает различие между мотивами нравственных суждений и самими суждениями. «Общие правила (maxims) нравственности составляются, подобно всем общим суждениям, из опыта и индукции», говорит он*; «но совершенно нелепо и непостижимо (unintelligible) полагать, чтобы первые представления о добре и зле могли быть порождены разумом (derived from reason), даже в тех особых действительных случаях, на которых строятся общие суждения» (р. 397). Первые представления зарождаются из непосредственных ощущений чувства (398). И основа их — чувство симпатии. Когда я вижу, например, что кто-нибудь бьет ребенка, я ощущаю удары, наносимые ребенку, злобу бьющего и чувства страха или возмущения ребенка, как будто удары наносились мне самому, и я протестую против них. Я переношу на себя обиду, чувст¬
* Moral Sentiments, изд. [1759,] р. 396.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
593
вуемую другим. В этом состоит симпатия. Такова первооснова, из которой возникают все нравственные суждения и обобщения.
К сожалению, ни Шефтсбэри, ни Хётчисон, ни Смит не видели первоосновы нравственных чувств человека в чувствах взаимной поддержки и симпатии, существующих у всех общительных животных. Но важно то, что они, гораздо вернее последующих философов, поняли, что в нравственном чувстве играет главную роль не рассудок, а глубоко [заложенное] в человеке чувство, от которого человек не может отделаться никакими утилитарными рассуждениями. Еще более ускользало от них сознание равноправности, равнозначитель- ности членов данного общества, которое необходимо проявляется во всех этических соображениях и становится, под именем справедливости, необходимою ступенью всех нравственных порывов и побуждений. В понятии «симпатия», которой Ад. Смит придает такое значение в объяснении нравственных чувств, есть уже намек на сознание равенства между симпатизирующим и тем, к кому он проявляет симпатию; в нем есть понятие взаимности, как на это указал Вундт*. Юм, говорит он, «упустил вывести один из самых главных этических мотивов, справедливость, из естественных нравственных чувств (moral feelings) и приписал ее рассуждению (reflection). Смит же показал, что эмоциональный корень справедливости лежит в стремлении к воздаянию должного: Справедливость для него есть только распространение этого стремления и, таким образом, стоит на той же основе, что и так называемые прирожденные добродетели». Когда наступает справедливое воздаяние1002, оно всегда вызывает одобрение других — не только тех, кто непосредственно затронут, «но, чрез объективную симпатию, всех остальных». Мотив акта спра¬
* Юм, говорит он, у которого, несмотря на эмоциональную основу нравственности — чувство симпатии, — с самого начала присутствует утилитарная тенденция (1. с., р. 80), взял симпатию только с её объективной стороны. Мы же симпатизируем моральным поступкам, воображая себя теми, на кого они распространяются, и Адам Смит берёт симпатию с её субъективной стороны: «Мы входим, — говорит он, — в дух человека, совершающего моральный поступок, а не только того, в чью пользу совершен был поступок» («we enter into the spirit of the agent» of the moral action, — not the object only). И это изменение, как бы тривиально оно ни казалось, имеет однако громадное значение для определения того, как будем мы смотреть на нравственные поступки (1. с., р. 80). Замечание совершенно справедливое, но оно касается только нравственности вообще, а не справедливости.


594
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ведливости получает общее одобрение, и сознание этого переноса воздаяния на всех есть со-весть (Ge-wissen), которой корень, равно как и корень зависящей от нее нравственности, лежит в обществе (Wundt, 1. с, р. 82).
Религия, прибавляет Смит, даже самая полная суеверий, имеет большое значение, но только как санкция нравственных понятий и принуждение к их принятию.
Мы видим, таким образом, что Смит близко подошел к понятию о справедливости, как мы его понимаем, особенно там, где он говорит об общественном одобрении акта справедливости, почти напрашивается понятие об восстановлении равновесия, нарушенного противообщественным поступком. Но он этого еще не замечает, и только во второй половине XIX века это понятие появляется у одного из этических мыслителей.
* * *
Я не стану разбирать здесь теорий нравственности, выработанных, с одной стороны, религиозными мыслителями, как Спиноза, Лейбниц и Руссо, а с другой — атеистами, как Гельвеций, и укажу только, что энциклопедист Гельвеций1003 уже определенно выставил принципом нравственности равенство и братство, а Вольтер и [,..]1004
Я перейду прямо к Канту, не для рассмотрения его Этики (об ней я говорю подробно во 2-й части, в главах VI и VII)1005, а чтобы указать, как у него сказывается понятие о справедливости.
Связь между этикой и религией
До сих пор все выдающиеся историки этики посвящали большую долю внимания связи между нравственностью и религией, между этикой и богословием.
Это потому, говорит Иодль, что тщательная и подробная разработка принципиальной стороны этики неизбежно приводит к коренным проблемам метафизики и освещает их с новой стороны.
Мне нет надобности вдаваться в это, так как при моем материалистическом, вернее, реалистическом миросозерцании меня не интересуют метафизические постановки вопросов мышления, чувства и сознания. Я те же самые вопросы ставлю иначе, на физиологической почве, и, во всяком случае, для этики, т. е. для правильного от¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
595
вета на вопрос, откуда в человеке (и животном) берутся понятия, называемые нами нравственными, как они развивались в обществах животных и людей, — мне нет надобности вдаваться в разбор вопросов, задаваемых метафизиками.
Разбирая происхождение нравственных чувств и понятий, мы пришли к заключению, что нужно подразделить различные элементы, из которых слагается воля, ведущая к нравственным поступкам.
1-й основной элемент всякой нравственности — общительность. Без нее невозможна никакая нравственность. За этим следует:
2. 	Суждение, в котором главную роль играет справедливость.
Мы видим, что большинство думавших о нравственности приходили к тому, что в основе нравственных понятий лежит понятие о справедливости = равноправие.
Действительно, без него не могло бы быть никакой нравственности, тем более никакого чувства обязательности в ее решениях.
Откуда берется это понятие? А главное — откуда в нем этот характер обязательности? Я отвечаю: «Чувство справедливости», но вернее такое понятие нашего разума.
Оно так распространено, что естественно является мысль, что оно имеет физиологическое основание в нашей природе.
И ища физической причины, естественно, мысль обращается к мысли о двусторонней симметрии мозга. И эта мысль связывается у меня со впечатлением, оставшимся от времени, когда мы с братом переводили «Основы биологии» Спенсера, — явилась мысль о бисимметрии мозга. К такому же воззрению, я узнал позже, пришел Литтре1006, и она действительно наиболее вероятное объяснение.
В жизни понятие о справедливости развивается уже с раннего детства. У млекопитающих — при кормлении матерью. У молодых животных и детей — уже в их играх, требующих непременно равенства шансов и равноправия на очереди в игре и т. п.
Многообразие объяснений нравственности
Существует множество определений нравственности, представляющих собою разнообразные смеси из абстрактных построений и результатов естественнонаучных наблюдений, а также метафизических объяснений в смеси с объяснениями рациональными, научными.


596
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
О терминах и идеях из обихода учений о нравственности говорит К. О. Бунге в книге «Le Droit, c’est la Force: théorie scientifique du Droit et de Morale»1007, перевод с испанского Эмиля Депланка: «их истинный смысл зависит от места и времени, я бы даже сказал, от субъекта, их произносящего или осмысливающего» (испанское название: «El Derecho. Ensayo de una teoria cientifica de la etica, especiamente en su fase juridica». Buenos-Aires, 190[7])1008. Французский перевод появился после 1909 г.
Понятие о справедливости
Во второй главе мы видели, какие уроки общительности первобытный человек должен был черпать из своей жизни в тесном общении с животными.
Из ежедневного наблюдения он знал их жизнь стадами, стаями и обществами из многих видов, какие мы по сию пору находим в Африке; он знал, как у лошадей, коз, оленей сильные самцы берут на себя защиту более слабых самок, в случае приближения хищного зверя; он видел, как самцы прикрывают отступление стада при нападении стаи хищников; он хорошо знал, как десятки тысяч животных, пасущихся в данной местности, переселяются в случае надобности, как не только громаднейшие стада оленей, коз, буйволов, но и полчища мелких грызунов — леммингов, сусликов, даже крыс, — переселяются иногда за многие сотни и тысячи верст, а также многомиллионные стаи птиц, особенно голубей, перелетают иногда, ради корма, из края в край; он знал также, как своры волков, гиен и мелких хищников идут вслед за стадами переселенцев, нападая только на отдельных, усталых и отсталых от стада; человек сам целыми родами и племенами двигался тогда за этими колоннами, как по сию пору переселяются чукчи за стадами оленей, и еще недавно переселялись краснокожие индейцы вслед за стадами буйволов.
Первобытный человек хорошо знал также весенние и осенние перелеты птиц. Он знал, как живут сообща, не ссорясь из-за лучших мест, сотни тысяч чаек, уток, гусей и других голенастых различных видов, прилетающих весною на болота, озера и морские побережья северных стран, чтобы вывести своих птенцов и выкормить их; знал также, как все перелетные птицы в конце лета, перед отлетом на юг, собираются большими стаями на такой-то лужайке или на такой-то


Этика. T. 2: Сущность нравственности
597
группе деревьев, оживленно щебечут между собою и перед тем, как усесться на ночлег, они делают полеты на большой высоте, с молодежью этого года выделывая в воздухе те построения — треугольниками или вереницами, — которыми они скоро пустятся в далекий путь из Северной Европы в Африку, из Канады к Мексиканскому заливу, из Камчатки в Китай и т. д.
Он знал, наконец, как живут колонии бобров и строят сообща свои жилища, громадные колонии сусликов и всяких грызунов, осенние сообщества молодых выводков самых различных видов и, наконец, бесчисленные общества муравьев, термитов, ос, пчел и т. д.
Он знал всё это, — чего не знают теперь наши музейные зоологи и не знали также средневековые монахи, запершиеся в монастырские башни.
А потому первобытный человек не обращался за объяснением своих общительных нравственных понятий к внушению их Творцом природы; и даже тогда, когда предание приписывало происхождение тех или других правил родовой жизни какому-нибудь законодателю, оно посылало его не в пустыню учиться у какого-нибудь сверхъестественного духа, а в лес, или на берег реки, учиться общественной жизни у животных (см. предыдущую главу).
И среди всех безусловно первобытных народов, вплоть до настоящего времени, мы находим обширный «животный эпос», т. е. целый склад рассказов из жизни животных, имеющих наставительную цель и учащих человека «честной», «справедливой» общественной жизни.
Рассказы из жизни животных, сказки, в которых животные принимали самое деятельное участие в жизни человека — его горестях и удачах, — складывались в обширный животный эпос, которого обломки по сию пору находят исследователи в сказках, преданиях и мистических родовых обрядах, и в этих преданиях мы находим основное ядро того, что мы теперь называем «нравственным», или нравственными понятиями, и «правил жизни», из которых складывается Этика.
Обладая языком, а следовательно, и возможностью предания из поколения в поколение, человек в продолжение десятков тысяч, или, вернее, сотен тысяч лет, накоплял наблюдения, подтверждавшие выгоды жизни обществами. И из этих наблюдений неизбежно выводи¬


598
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
лись обобщения — таково основное свойство разума, — понемногу становившиеся правилами жизни, «нормами», как их называют наши исследователи Права и Законодательства.
В самых зачаточных обществах родового быта человек уже приучался отождествлять свое «я» с общественным «мы» и ограничивать притязания своего «я» интересами или даже только желаниями общественного «мы». Уже в животных обществах мы видим такие ограничения. Так например, мы имеем целое исследование [Карла Гросса] об играх животных.
Из этой работы, а также и из наших собственных наблюдений над играми ягнят, козлят и молодых собак мы знаем, что у молодых животных есть игры с некоторыми определенными правилами, как, например, любимая игра молодых ягнят — защита одним из них какого-нибудь бугорка; причем того, кто нарушит эти правила, другие играющие заставляют подчиниться правилам игры.
Впрочем, каждому из нас случалось, конечно, видеть двух играющих собак; они гоняются друг за другом, делают вид, будто кусают друг друга, та, которая повалила другую, готова, по-видимому, загрызть ее и т. д. Но пусть одна попробует взаправду укусить другую, пусть одна из них взаправду обозлится, и игра прекращается, — иногда при замешательстве других.
Мы сплошь да рядом не сумеем даже сказать, как это происходит; но факт тот, что игры молодых собак вообще не переходят в драку. Очевидно, что с ранних лет увлекающегося, драчливого щенка (тоже и котенка) другие отучают от дурных манер, его учат сдерживать свои порывы, точно так же, как это делают между собою наши дети.
Без этого общественная жизнь была бы невозможна; и все наблюдавшие психологию животных без предвзятых мнений свидетельствуют о множестве привычек взаимной поддержки, постоянно практикующихся среди всех животных, живущих обществами.
Игры сусликов, гнездование перелетных птиц, занимающих сплошь да рядом каждая свое прошлогоднее гнездо; размещение по берегам озер, болот и морей бесчисленных стай прилетных птиц — уток, гусей, чаек, гагар и т. д., без драк из-за лучшего положения гнезда, и заботы соседних матерей о случайно осиротевших птенцах — всё это дает поразительные примеры развития привычек, сдерживающих противообщественные порывы уже у более развитых жи¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
599
вотных в каждом отдельном классе млекопитающих, птиц и даже высших насекомых.
В еще большей мере мы находим развитие тех же сдерживающих привычек у самых низших представителей человеческого рода, и я показал уже в предыдущей главе, насколько первобытный человек пользовался своими наблюдениями над животными для развития своих общественных привычек и обычаев.
Одним словом, развитие нравственных понятий можно представить в таком виде.
Сперва с развитием общества создается контроль общества над каждым членом, как средство самосохранения.
Рядом с ним в самой личности развивается внутренний контроль, самообладание, которое содержит в себе представление об некоторых отдаленных последствиях каждого поступка: а именно законное наказание властью, сверхъестественное наказание и общественное неодобрение.
Создается, таким образом, олицетворение последствий поступка, которое несомненно действительнее, чем отвлеченное представление об его естественных последствиях.
Так как с этими ограничениями связана мысль о внешнем давлении, то отсюда родится мысль об обязательности.
Нравственный контроль во многом совпадает с названными тремя видами контроля, но он также отличается от них по своей особой природе.
В чем же это отличие? В том, что нравственные стремления человека имеют свое происхождение не только в давлении общества на человека, но и в самих свойствах человеческой природы.
И вот эти свойства нашей природы должна указать и изучить великая серьезная попытка рационального построения Этики1009.
Долгое время мыслители, занимавшиеся вопросом о происхождении нравственных понятий у человека, не обращали внимания на предварительную ступень человеческих понятий о нравственности, представляемых общительностью, как у первобытных людей, так и у животных.
Вырабатывая основы Этики, нужно будет держаться такой последовательности.
Чувство общительности свойственно всем общительным животным, следовательно, и человеку.


600
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Из него вырабатываются известные обязанности в жизни.
Какая должна быть основа этих обязательств?
1. Взаимная симпатия — это и есть чувство общительности. Из него вытекает целый ряд обычаев жизни.
2. Нет ли в них основной черты? — Есть: справедливость, основа которой есть равноправие.
3. Довольно ли равенства? Нет. Требуется еще самопожертвование.
В этом вся этика.
Рассмотрим подробнее каждый из этих 3-х членов.
1. Общительность — инстинкт. Помогать общему делу.
2. Содействовать другим в общественном деле. Сотрудничество.
3. Великое значение общительности для преуспеяния рода.
4. Залог прогресса. Борьба с врагами животных.
5. Сочувствие рождается из этой привычки.
6. Есть порывы страсти, противодействующие сотрудничеству.
7. Чувство благодарности и неудовольствия. Merit and demerit1010.
Kill главе1011
Утверждение, что первоосновы современных нравственных понятий следует искать в общительности животных, в самых первобытных человеческих обществах, наверно, вызывает сомнения. Неизбежно является вопрос — возможно ли, чтобы из наблюдения животных и по- луживотной общительности могли развиться такие высоконравственные учения, как учения Будды и Христа, без вмешательства высшей сверх-природной силы.
Такой вопрос совершенно естественно будет поставлен, а потому необходимо показать, как из первоначальных привычек стадности вырабатывались, и могли вырабатываться, более высокие нравственные начала. В этике приходится сделать то, что было сделано теори- ею развития в биологии, чтобы показать, как из одноклеточных, микроскопических организмов могли выработаться в течение тысячелетий все более и более сложные организмы и достигнуть наконец совершенства организации, которое представляют высшие млекопитающие и человек. На выполнение этой работы потребовалось несколько поколений натуралистов. Но начать ее следует, точно также, как подобная работа начата в Опытной Психологии, где тоже предстоит показать, как из простейших рефлексов вырабатываются сложные представления, понятия и умозаключения.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
601
В статье «Нравственное начало в природе» я уже указал первые шаги развития этических понятий, а именно развитие чувства стадности. Если бы мне не приходилось повторять многое из сказанного уже во «Взаимной Помощи», я мог бы показать постепенное осложнение общительности и усиление общественного инстинкта в различных видах различных классов животных. Укажу только, что отчасти эта работа уже сделана была Эспина[сом]1012 в его [«Сообществах животных»]. Он уже указал различные степени осложнения чувства общительности среди птиц и млекопитающих. Но этот очерк легко было бы сильно развить, если рассмотреть различные формы общительности со стороны развития этического чувства.
Еще лучше можно было бы показать развитие нравственных понятий среди дикарей и тех народов, которые жили родовым бытом при общинном землепользовании, т. е. так называемых «варваров», и продолжают жить в тех же бытовых условиях.
Для такого описания мы имеем уже громадную массу вполне надежного материала и фактов. Для изучения развития нравственного чувства уже много приведено в главах «Взаимной помощи», посвященных этой фазе человеческого развития.
Не вдаваясь в повторение фактов, укажу здесь только на выгоды, которые можно сделать из этих фактов относительно развития нравственного чувства.
Гуго Гроциймп
Оставляя в стороне замечания Iÿro Гроция о Боге и его влиянии на выработку этических понятий чрез посредство неизменяемой, хотя и созданной им разумной природы, — Гроций утверждает, что источником] права и тесно связанных с ним этических понятий явл[яются] природа и познающий ее разум.
Из области естественной нравственности он выделяет теологическую нравственность и религиозные обрядовые постановления.
Под природой же он понимает человеческую природу, причем он отрицает то, что природа не могла отличать правого от неправого, так как в человеке и в животных есть общительный инстинкт, который влечет его к выработке спокойного сожития с ему подобными.


602
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Рядом с этим сильным социальным побуждением, благодаря языку, человек имеет способность выводить общие правила и поступать сообразно с ними. Эта «руководимая разумом забота об общежитии и есть собственно источник так называемого права: оно вытекает из природы одаренного разумом общительного существа».
К естественному праву присоединяются второстепенные факторы пользы.
В отличие от прочих тварей, человек получил не только социальное побуждение, но и силу суждения, чтобы измерять приятное и вредное не только в настоящем, но и в будущем, а также и средства] для этого. Человеческой] прир[оде] присущее] следовать по мере человеческого разумения тому, что признано справедливым. Но что противоречит этому воззрению, противно праву человеческой природы, это — произвольное понятие.
Словом, что не достаточно] вникнуть в понятие о справедливости, не отделив его от понятия о пользе для человеческого общества, хотя чувства эти — это прирожденное понятие.
Но он очень верно сказал, что право не будет изобретено из страха перед несправедливостью и что люди принуждены были к попечению] о праве не путем некоторого рода насилия. Это насилие относится] только к учрежд[ению] зак[онов,] установленных] для лучшего применения права.
Право — не ради одной пользы, туда влечет нас природа.
В этике, где главные положения достигаются главным образом не накоплением фактов и [не] знанием фактов, а вдумчивым отношением ко всем знакомым фактам ежедневной нашей жизни, мы встречаем поразительную бедность в новых воззрениях со времен первого пробуждения греческой философии.
Конечно, в Индии, Египте, Месопотамии, Персии создавались религиозные объяснения этических начал у человека приказанием свыше божества и вдохновлявшегося] божеством законодателя; в [силу] этого религиозного объяснения накопление знаний играло громадную роль.
Но со времен ранней, до-Сократовской греческой философии, вплоть до XVIII в. в этику не вносится никакого нового начала в объяснение нравственных понятий. С одной стороны, предписание богов или единого Бога рассматривается как единственный источник нравственных понятий человека.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
603
С другой стороны, до Эпикура, т. е. у софистов, нравственность человека объясняется не из природы вещей, а из человеческих установлений, из личных наклонностей, в которые попали отдельные человеческие общества и отдельные люди.
Таким образом, современные писатели, объяснявшие нравственные понятия как плод воспитания обществ, попавших в ходе истории и заселения земного шара в данные условия, — причем воспитание этих обществ велось в интересах власть имеющих: завоевателей, повелителей, религиозных учителей, а вовсе не масс, — ровно ничего не внесли нового в исследование вопроса о нравственности. Они повторяли то, что утверждала Киринейская школа1014. Думая освобождать человека от уз заинтересованной нравственности владеющих и богатых классов, они, разрушая всякую нравственность, основанную не на личном интересе, и всякое мерило нравственности, построенное не на этой основе, они в сущности, не сознавая этого, пытались уничтожить то, что служило, в области нравственных понятий, единственной защитой масс от нравственности захвативших власть и богатства. Они бессознательно толкали массы в руки эксплуататоров религий, которые, в свою очередь, забывая происхождение религий и учения ее основателей, работали над выработкой рабьей нравственности.
Только Эпикур и его последователи внесли поправку в этот гедонизм, утверждая, что счастье человека и его нравственность совпадают. То, что дает человеку [радость] и удовлетворение, должно быть основным положением его практического поведения. Таким основным положением не могут быть личные наклонности и личная польза, а только то, что дает человеку наибольшее счастье, которое достигается согласованностью стремлений отдельной личности со стремлениями всех.
Так как счастье есть свобода от зол, а свобода от зол достигается лучше всего согласованностью жизни каждого с интересами всех, то такая согласованность есть первая основа личного счастья, без коего последнее недостижимо. Человек, как существо разумное и умеющее пользоваться уроками опыта, способен выбирать между теми из поступков, которые приведут его к этой согласованности, и теми, которые отдаляют от нее.
Счастье человека есть единственное мерило для оценки нравственности и безнравственности поступков человека. В самих же


604
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вещах нет ничего такого, что могло бы решать наш выбор. Добродетели самой по себе не существует. Вся нравственность — не что иное, как осмысленный эгоизм. И когда человек действует бескорыстно, без всяких видов на предстоящее удовольствие, или даже с самопожертвованием, он только отказывается от временного удовольствия ради другого, гораздо большего и более прочного.
Мы видим, таким образом, что то, что считалось многими чуть не откровением, когда это высказано было Гассенди во Франции и Гоббсом в Англии, и теперь выдается иногда за великое открытие, представляет повторение идей, высказывавшихся уже, в превосходной форме, целою школой мыслителей древности.
Но главное дело не в этом. Верное учение могло быть забыто и, может быть, его следовало бы воскресить, или же в нем не хватало чего-нибудь второстепенного, что мешало его широкому распространению.
В сущности же, в нем есть крупная ошибка в основном объяснении. Теперь, когда отрешились от чванства невежественного человека, воображавшего себя чем-то особо стоящим в мироздании, «перлом создания», мы знаем, что нравственность не есть нечто случайное в человеке, тем менее — нечто условное. Мы узнаем теперь, что корни человеческой нравственности кроются в чувстве общительности, осознанном или бессознательном, присущем всем животным. Общительность есть чувство, или даже инстинкт, т. е. бессознательное влечение, без которого ни один вид животных, а тем более человек, не мог бы существовать и ослабление которого, если оно по тем или другим причинам происходит с каким-нибудь животным видом, неизбежно ведет к вымиранию этого вида.
Вторая же коренная ошибка вышеупомянутого понимания нравственности греческими философами состояла в том, что они упустили из виду, что инстинкт общительности нераздельно связан с понятием о справедливости среди всех членов данного общества. Основа этого понятия — равнозначительность всех членов общества, а потому с появлением понятия о праве является понятие о равноправии.
В течении истории человечества ни одно понятие не подлежит таким нарушениям (таким [...]1015), как понятие о равнопра¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
605
вии. Шаманы, воины, мужчины и женщины, старики, мудрые люди [...] но ни один [...] упорно не напоминал о себе, потому что оно — основное понятие всякого общества. И как бы оно ни топталось в грязь, оно постоянно выплывает. В роде, племени оно — основное понятие.
Религии все начинаются с восстановления этого понятия. Религии Будды, Христа [...]1016 Все идеалы стремились восстановить его.
Говоря о нравственности, неизбежно обращаешься к древним грекам.
На 150 лет — полный застой в развитии этики. Только в конце XVI века начинается возрождение этической философии — после того, как Европе пришлось пережить целое столетие кровавых войн и смут и таким образом создать почву, на которой снова можно было отважиться на изучение нравственности, как естественного явления, помимо религии, церкви и государства.
P. Charron своими [...]1017 (1588) и особенно своим De la Sagesse1018 (1601) открыл путь. Но и то с какими трудностями (у Шарро- на1019 в названной его книге есть прекрасное место — Иодль приводит его целиком в [т.] 1, [стр.] 70 русского] пер., изд. 1896 г. — где он открыто говорит, что нравственность не нуждается в религиозных мотивах. «Я хочу, чтобы человек был нравственным, потому что природа и разум (т. е. Бог) этого требуют, всеобщий порядок мироздания, частицу которого составляет индивид, требует этого, и потому что иначе жить нельзя, не нарушая своего бытия, своего благополучия и назначения; я хочу, чтобы человек был нравственным, несмотря ни на какие последствия». Религия может только помочь нравственности.
«Нравственность есть первое, религия же — второе»; религия не может создать нравственности: «Она скорее есть порождение этой последней, ибо нравственность — первична, стало быть, старее и естественней, и ставить ее после религии — значит извращать всякий порядок».
Но, конечно, и в начале XVII в. церковь была так сильна, что эти мысли нельзя было высказывать. Это место существует только в первом издании книги Шаррона, в издании 1604 г. и последующих, это место, говорит Иодль, «заменено заключением, которое, требуя лишь “mariage”1020 нравственности и набожности в мудреце (с чисто тео¬


606
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
логическим оборотом) присовокупляет: “tous deux complettes et couronnées de la grace de Dieu, laquelle il ne refuse â aucun qui la demande”1021».
Прибавка, очевидно, поповская.
Этика
Введение
Недостаточно сказать, как это делает большинство создателей рациональной этики нынешнего столетия, что индивидуальная воля, ведущая к эгоизму, и более широкая воля (Вундт называет ее универсальной), вырастающая из осознания тесного союза индивида и его окружения и побуждающая человека к альтруистическим поступкам, будут взаимодействовать таким образом, что в конечном итоге получится гармония. Это всего лишь догадка, научное предвидение, тогда как от этики ожидают чего-то большего. Она должна указать, что нужно сделать для того, чтобы наступила такая гармония, она должна воодушевить нас стремлением достичь ее. К тому же эпикурейский оптимизм Теннисона1022, начинающийся с пессимистической ноты, не замечающий положительных сторон жизни в природе, а видящий только негативные стороны, затем обращается к оптимизму в надежде, что в конце концов всё зло уступит место добру. Именно этот оптимистический пессимизм, определенно представляющий этику конца девятнадцатого века, не просто малопривлекателен, а просто отвратителен нынешнему поколению, ищущему идеалов.
Сейчас необходимо не простое обещание того, что гармония наступит. Конечно, такое обещание, если оно дается с уверенностью, основанной на глубоком научном анализе фактов, является огромным шагом в нужном направлении. Было бы абсурдно преуменьшать его и поступать, как в прежние времена, когда в силу обычая вере отдавалось предпочтение перед доказательством. Одно из наиболее значительных возражений современного скептического пессимизма, адресованных не только далеко идущим схемам социальных преобразований, но и всем этическим теориям, в том числе и религиозным, состоит в том, что они слишком надеются на человеческий прогресс. Нужно сказать, что конец XIX в. дал обильную пищу для такого пессимиз¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
607
ма. Но если бы внимательное исследование общественных учреждений, нравов и обычаев, подобное тому, какое современная антропология провела в последнее время, начиная с первобытного человека, сочеталось бы с исследованием развития человеческого разума или его господства над природой, то мы неизбежно пришли бы к выводу о необходимости прогресса и о том, что в последнее время накопилось немало условий, способствующих ему. Уверенность, что человечество совершенствует не только свое господство над природой и отвагу в использовании труда, но и свои идеалы и стремления, — имеет огромное значение, особенно если она основана на науке, а не на религии, на знании, а не на вере.
Но со всем тем этого недостаточно. Величайшая потребность нынешнего времени заключается совсем не в том, чтобы доказывать, что с развитием промышленного государства общественные чувства берут верх над эгоистическими чувствами. Создается синтез двух групп чувств, одна из которых побуждает людей к войне друг с другом, а другая побуждает их объединяться. Этот синтез, быть может, существует только в нашем сознании, в философии. Но и этот существующий в теории синтез считается примирителем в жизни.
Такой синтез совершенно необходим, так как деятельная сила цивилизованного человека, не имеющего твердых убеждений, совершенно парализована. Он не может признать борьбу за существование тем ножом, который некоторые дарвинисты1023 выдают за последнее слово науки; он не может согласиться с предлагаемой христианством проповедью полного братства; он не верит в решение вопроса, предлагаемое ему коммунизмом. И так он стоит на распутье, как юноша из евангельской притчи1024.
Для чего нужна этика
Споры об основаниях нравственности еще не завершены
Споры вокруг проблемы нравственности шли уже на заре философии. Можно даже сказать, что попытки подвести под нравственность новое основание начались с появлением религиозных представлений. Когда новая религия устанавливала, под покровительством богов или единого Бога, свои нравственные принципы или


608
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
основные предписания, то посредством той самой формы, в которую облекалось выражение этих принципов, утверждался в то же самое время новый принцип или же принцип, несколько отличающийся от тех, что утверждаются другими религиями. Каждая из них включает, так сказать, молчаливое признание некоторых философских понятий, отличных от тех, что признаются другими религиями: единство с окружающим миром в буддизме, любовь в христианстве, руководящая роль закона в иудаизме Моисея, радость жизни в зороастризме и т. д.
Если последовательно изучать все эти философские и религиозные системы в их разнообразии, то мы непременно придем к выводу, что всё, что было уже сказано по этому важному вопросу, и всё, что будет когда-либо сказано, необходимо является повторением — попыткой возродить нечто, что было сказано столетия тому назад. Это относится и к настоящему времени — и современные учения об этике являются по большей части попытками оживить — в слегка измененном виде — учения, которые проповедовались много веков тому назад на берегах Ганга или голубого Эгейского моря. Тем не менее споры продолжаются с неослабевающим интересом, и новые перспективы, которые обрела этика, когда она стала рассматриваться с эволюционистской точки зрения, а также свежие идеи, введенные такими мыслителями, как Пойо, показывают, что споры еще не исчерпали себя и последнее слово в науке о нравственности далеко еще не сказано.
Двойное назначение этики
То, что все люди в той или иной степени обладают нравственным чувством, не нуждается сегодня в доказательствах. Это принимается за реальную действительность. Все пишущие по Этике согласны, что хотя разные люди наделены им в чрезвычайно различной степени и хотя из представления о том, что правильно, а что — неправильно, могут сильно различаться, тем не менее у всех людей имеется представление о том, что определенные действия являются «плохими», а другие — «хорошими». Они допускают также, что как бы человек ни действовал, в громадном большинстве случаев — до совершенного им действия или после — он согласится, что должен был бы действовать определенным образом, что было бы лучше, если бы он действовал так, а не иначе.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
609
Взгляды двух людей, обладающих разным образованием и принадлежащих к разным обществам, могут быть совершенно противоположны. В случае убийства родственника кавказский горец и индуист придут к прямо противоположным заключениям: воспитанный с мыслью о справедливости кровной мести кавказец сочтет своим долгом убить убийцу, тогда как индуист решит, что ни в коем случае не следует лишать жизни еще одного человека. Даже два присяжных, принадлежащие к двум одинаково цивилизованным нациям, если им придется объявить приговор по совершенно одинаковым делам, могут принять разные решения: один из них скажет: «невиновен», чтобы спасти человека от эшафота, тогда как другой сочтет, что он поступил бы неверно, спасая убийцу от рук палача. Оба, однако, будут иметь представление о том, каков должен быть образ их действий — он должен быть правильным. Таким образом, у каждого есть своя норма поведения и, соответственно, определенные нравственные принципы. У каждого есть, кроме того, более или менее развитое чувство долга, т. е. убеждение, что по той или иной причине (иногда эти мотивы ясно не осознаны) он должен — он обязан — поступать определенным образом; что он поступит неверно, если не будет действовать согласно с велениями своей «совести» — «совесть» всегда содержит элемент обязательности по отношению к чужому бытию — личному или коллективному1025.
Сказанное выше определяет границы этики и ее основные проблемы. В человеке заложено понятие о нравственных принципах и чувство долга, или обязательство поступать в соответствии с этими принципами. Этика должна определить сначала происхождение этой основы нравственной заповеди и чувства долга.
Является ли это нравственное чувство целиком результатом обычного воспитания, как говорил Мандевиль1026? Может ли человечество менять их по своей воле, или же в основе всех вариаций нравственных заповедей лежат некие неизменные принципы? Наследуется ли нравственное чувство подобно инстинктам? И если оно наследуется, откуда исходит это наследство? Сверхъестественное ли вдохновение оделило человека нравственным чувством, или же оно, как и все инстинкты, является следствием естественных причин? Нравственна ли природа, или же она безнравственна, как утверждают некоторые философы, особенно в последнее время?


610
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
И если нравственное чувство — разновидность естественно развившегося инстинкта, — как оно развивалось? Каковы были фазы его развития в прошлом и чего, следовательно, мы можем ожидать от него в будущем? Какие факторы на него влияли и как они станут влиять в будущем?
Такое исследование происхождения и эволюции нравственного чувства, со всеми его восходящими и нисходящими фазисами — одна из составных частей Этики, и многие исследователи сводят ее именно к этой части. Но Этика включает еще одну важную часть, столь же существенную: она призвана сформулировать наиболее широкое и общее выражение нравственных принципов с тем, чтобы сделать их понятными всем, а проще говоря — общепринятыми.
Необходимость общих этических правил
Если бы каждый из нас был обеспечен на все случаи жизни, он бы считал, что и другие люди имеют такое же право на достаток, как и он сам, и всегда ясно отдавал бы себе отчет о том, как его действия влияют на чувства других. Тогда Этика могла бы ограничиться изучением происхождения и эволюции этого замечательного чувства или инстинкта. Но дело обстоит иначе. Даже исключительные личности, обладающие таким неисчерпаемым запасом жизненной энергии, что могут всегда найти в себе силы и направить их на службу людям, не могут в течение всей жизни, при всех обстоятельствах, оставаться благородными и великодушными героями. При всей их врожденной способности бороться за добро у них будут моменты сомнений и колебаний, и в такие моменты у них возникнет потребность обратиться к высшему, наиболее общему принципу своей природы, справедливость которого они признают самоочевидной и с которым они могут свериться, избирая в зависимости от обстоятельств характер действий.
Не подлежит сомнению, что подавляющее большинство людей живет по правилам условной нравственности, вырабатываемой их обществом на данной стадии развития (или даже узким социальным слоем), и что частные правила этой условной, классовой или узкогрупповой морали намного важнее для них, чем любой общий принцип. Лишь немногие из тех в нашем «цивилизованном» обще¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
611
стве, кто называет себя христианами, когда-либо задумывались над фундаментальными принципами религии, которую они якобы исповедуют. Мизерные правила условной нравственности («ходи в церковь по воскресеньям в лучшей одежде и без трости» и т. д.) или эгоистической нравственности («честность — лучшая политика»), или же классовой морали («будь милостив к своим рабам» или «к своим работникам») достаточны для них. Но даже для тех, кто редко терзает себя общими принципами, так как частные принципы их условной нравственности устраивают их, — даже они чувствуют в определенные периоды, что их принципы рушатся, что они уже неудовлетворительны; что даже в их сознании, опошленном каждодневным исполнением этих правил, звучит иногда, при особых обстоятельствах, голос неизмеримо более широкой общности со всем человеческим родом, голос, становящийся источником несравненно более высокой и напряженной радости, — и тогда они вдруг ощущают острую потребность понять это чувство, спавшее в глубинах подсознания и неожиданно проявившееся со столь внезапной силой. Они долго затем [пытаются] найти словесное выражение этого чувства, чтобы быть в состоянии выразить его в нескольких словах.
Значение такого выражения основных нравственных принципов становится еще более важным, если принять во внимание колебания нравственных норм данного общества в различные периоды его развития. Известно, что в истории целых народов и даже цивилизаций были периоды нерешительности по отношению к основным принципам действия, которые, как известно, бывают у отдельных людей. Нравственные кризисы бывают и у целых обществ. Мы сами пережили, в последние тридцать лет девятнадцатого века, период угасания высокой философской мысли и энтузиазма реформаторов, восхваления ограниченной условной и эгоистической нравственности богатых классов, возрождения образа мыслей, который, казалось, будет существовать всегда. Мы были свидетелями падения всех политических и социальных идеалов, шедшего рука об руку с торжеством воинственного Государства и жаждой обогащения за счет рабского труда так называемых «низших рас», начало чему было положено разделом Африки и стремительным ростом капитализма. У народов, как и у отдельных людей, бывают свои нравственные


612
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
кризисы, во время которых в обществе возникает всеобщая острая потребность в высшем принципе, способном сплотить вокруг себя передовых людей, воодушевить их высокими идеалами и стремлениями, стоящими выше мелочных предписаний расхожей условной и эгоистической морали. Такая необходимость остро ощущается в европейских обществах именно сейчас. Никогда потребность в новых идеалах не ощущалась так сильно, как сейчас, когда крушение идеализма прежних дней стало столь очевидным. Она столь велика, что многие лучшие умы готовы возвратиться к слепой вере, лишь бы уйти от того факта, что современная наука и философия оказались неспособны найти новый идеал — его нет.
Вполне естественно поэтому, что с древнейших времен до наших дней и основатели религий, и философы — проповедники нравственных учений стремились придать всеобщий характер своим этическим учениям, найти какие-то общие выражения для своей этики, чтобы для большинства умов они казались авторитетными, или, по крайней мере, более авторитетными, чем отдельно взятые нравственные заповеди.
Страх
Конечно, нравственные принципы не могут быть основаны на страхе, однако этические учения первобытных народов поддерживались именно страхом, и на него же опирается условная нравственность наших дней. К тому же вряд ли надо доказывать, что даже самые фанатичные приверженцы системы наказаний и поощрений вынуждены сегодня признать, что страх — не лучшая основа нравственности и что все меры, направленные на повышение нравственного климата общества посредством положительного воспитания, предпочтительнее насильственных методов.
Не закон создал нравственность, как это утверждают последователи Гоббса. Всегда имеет место обратное: в законе формулировалась определенная тенденция, утвердившаяся в обществе. Закон являлся формулировкой утвердившегося обычая.
Кроме того, не касаясь вопроса о пользе законного насилия, отметим, что его можно рассматривать только как средство усиления определенных принципов, истинность которых установлена другим путем — религиозным или этическим. Принудительный закон, нала-


Этика. T. 2: Сущность нравственности
613
тающий наказание на убийцу, является лишь применением общего нравственного закона «не убий», а будет ли человечество прибегать к насилию для придания силы нравственным правилам или нет, их формулировка и происхождение, равно как и их отношение к общим принципам, всё еще неизвестны.
Страх выступал источником нравственных законов лишь на ранних этапах человеческой цивилизации, когда страх навлечь на род гнев предков был действенной мерой господствовавшего нравственного кодекса. Но даже в те давние времена, кроме страха, среди законов были рациональные и общие понятия; таким было молчаливо признаваемое братство всех членов рода — детей общего предка, лежавшее в основе всей нравственности рода. Угроза гнева предков играла ту же роль, какую законное наказание играет сейчас, а его значение постепенно падало по мере того, как приходила в упадок родовая организация и исчезали суеверия относительно предков.
Нравственность и религия
Нравственные концепции и религии
То же можно сказать и о религии.
Необходимость подкрепить нравственные нормы ощущалась людьми столь сильно, на всех ступенях развития, что с древнейших доисторических времен до наших дней можно проследить стремление подчинить нравственные принципы авторитету религии. В первобытном роде обязательства по отношению к родственникам охранялись культом предков. Гнев их должен был пасть на тех отдельных людей и те племена, которые посмели бы умалить родовую мораль. В сельской общине и, позднее, в вольном городе к покушению на мир внутри деревни, города, союза относились как к оскорблению богов-покровителей местности или союза; а с развитием государства мы наблюдаем укрепление государственной религии, под защитой которой находятся нравственные принципы. Даже римское право, которое было наиболее продуманной и успешной попыткой выработать кодекс правил, свободный от греческого влияния, всё же помещало этот кодекс под защиту государственной религии.
Сейчас такое же желание принимает новую форму. По мере того, как религиозная вера в узком смысле слова среди цивилизованных народов ослабевает, становится всё более заметным стремление превра¬


614
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
тить в религию нравственную веру. Более высокая и чистая вера, освобожденная от сверхъестественных элементов, с помощью которых в былые времена удавалось обычно обманывать наивных и доверчивых людей, отделенная от космогонического начала, являющегося необходимой частью всех утвердившихся религий, на смену которому сейчас пришли научные исследования; вера, в которой чувство долга будет лишено ожидания наград и наказаний, а будет признано самодовлеющим желанием души — желанием ее неотъемлемой красоты и непреодолимой императивности. Вера, мораль которой в то же время стоит выше принципов, провозглашенных мстительным Иеговой древних иудеев или пророком мусульман, выше не только морали церковного христианства, но даже тех нравственных принципов, которые проповедовали апостолы Христа. Делается всё возможное, чтобы поставить учение Христа как можно выше его толкователей.
В самих Евангелиях эти учителя (как например, Руссо, Ламен- нэ1027, Толстой) пытаются увидеть учение, гораздо более высокое и чистое, чем то, которое они, как обычно полагают, содержат, тогда как другие ищут в раннем буддизме нравственное вдохновение, более высокое, чем в Евангелиях.
Однако по мере того, как образованная часть человечества утрачивает доверие к сверхъестественному началу религий, религия начинает искать себе убежища в святилище совести, и «внутренний и мысленный Бог» становится истинным предметом культа*. Нравственность, таким образом, становится подлинной религией. Сделать нас нравственными, поднять нас над мелкими заботами повседневной жизни, воодушевить высшими идеалами, усилить нашу нравственную волю и готовность отождествлять себя с другими людьми — такова, как стало принято считать, главная задача религии.
Однако еще Фейербах заметил, что все религии создавались в соответствии с нравственным идеалом человека**. Это безуслов¬
* Guyau, «Morale sans obligation ni sanction», p. 63; «Царство божие внутри нас» Толстого, «Философская [теория веры»] Канта и мн. др.
** Каждая религия, в том числе христианская, приписывает Богу, раньше всех других определений разума, нравственное совершенство.
Бог, как существо нравственно совершенное, есть не что иное, как осуществленная идея, олицетворенный закон нравственности, обращенная в абсолютную сущность собственная моральная сущность человека. «Essence du Christianisme», p. 75.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
615
но справедливо. Все религии заключают в себе нравственный идеал, сложившийся в данном обществе в данный период его развития, в данном месте. Даже некоторые теологи не отрицают этого факта.
Всё это особенно справедливо по отношению к христианству, так как никто не станет отрицать, что чистота, строгость и отвлеченность главнейших принципов раннего христианства были прямой противоположностью погоне за удовольствиями и чувственности, охвативших весь романский мир и поставивших его на грань самоуничтожения. Никто не станет отрицать и того, что подлинной сутью христианства является провозглашаемое им нравственное совершенство, а главной его особенностью — то, что высший строгий судья был гуманизирован введением идей высшей Жалости и любви. Эта последняя, воплощенная в Сыне, принимает во внимание человеческие слабости, прощает и сожалеет о нравственных недостатках ладей, ходатайствуя за человеческие души перед высшим судьей.
Вот каковы нравственные нормы лучших людей данной эпохи, которые определяют нравственное содержание новой религии — не наоборот. И этот факт тоже признает большинство теологов.
Они не отрицают этого факта, но толкуют его в том смысле, что новая религия является новым откровением, приспособленным к новому уровню человеческой нравственности. Когда они указывают на нравственное превосходство христианства, которое учит нас прощать обидчиков, над религией древних иудеев, исповедовавшейся ими в течение многих веков и учившей их отвечать злом на зло, они добавляют, что Создатель потому раскрыл людям через Христа более высокий жизненный идеал, что «счел их способными воспринять его». Если же мы возьмем различные толкования христианства, начиная от апостола Павла и кончая современностью, то обнаружим, что суть одной и той же религии непрерывно видоизменяется, что является еще одним свидетельством в пользу того, что именно общераспространенные нравственные нормы определяют нравственное содержание христианства, как и любой другой религии, оправдывают рабство или осуждают его, прославляют войну или отвергают ее, принимают коммунизм или отказываются от него, одобряют сожжение заживо или отрицают его.


616
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
За последние девятнадцать столетий христианский идеал выступал во множестве разнообразных обличий и форм, начиная от сурового кальвиниста и кончая сердобольным, желающим всем добра викарием, временами становясь таким же изменчивым и подвижным, как тучи в летнем небе. Не религия управляет нравственной стороной общества; напротив, общество наполняет любую религию своим вечно изменчивым нравственным содержанием, а иногда и создает новые религии.
Рациональные религии
Сказанное справедливо и по отношению к неоднократно предпринимавшимся прежде и к возобновившимся с недавних пор с новой силой попыткам создать рациональную религию, свободную от всего того, что с сомнением воспринимается образованными людьми. Все такие попытки, начиная с рационалистов двенадцатого, шестнадцатого и семнадцатого веков и продолженные затем Ж.-Ж. Руссо и французскими и английскими христианскими социалистами девятнадцатого века, объединяло то, что они старались создать нравственную веру, свободную от большей части аксессуаров, которыми христианство обязано влиянию Востока. Та же тенденция видна и в последней попытке Толстого. Но он стремился не столько даже возродить христианство, сколько заложить основу универсальной религии, свободной от свойственных различным позитивным религиям сверхъестественных и чудесных элементов, разделяющих людей, исповедующих разную веру: религии, столь безупречно правдивой, что она была бы одинаково приемлема и для христиан, и для буддистов, и для последователей даосизма, и для мусульман, а также и для атеистов. И как все его предшественники, Толстой, конечно, придавал особое значение нравственным принципам. Его религия — в высшей степени нравственная вера.
Он верит — разумеется, ошибочно — что разные языческие религии считали человека «самодовлеющим существом, живущим в мире для приобретения в нем наибольшего возможного личного блага, независимо от того, насколько страдает от этого благо других людей». Его точка зрения, конечно, неверна, но необходимо закончить его триаду, тем более что она многими разделяется. «Второе, языческое отношение человека к миру, — обществен¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
617
ное — ...состоит в том, что значение жизни признается не в благе отдельной личности, а в благе известной совокупности личностей, семьи, рода, народа, государства, и даже человечества (попытка религии позитивистов)». И, наконец, «третье отношение человека к миру... состоит в том, что значение жизни признается человеком уже не в достижении своей личной цели или цели какой-либо совокупности людей, а только в служении той воле, которая произвела его и весь мир для достижения не своих целей, а целей этой воли»*.
Дальше (с. 154) он говорит еще определеннее: «Религия есть известное, установленное человеком отношение своей отдельной личности к бесконечному миру или началу его. Нравственность же есть всегдашнее руководство жизни, вытекающее из этого отношения». Следование воле этого начала, или Высшей Воле, является прямым результатом установления «христианских» отношений между человеком и вселенной.
Но когда перед ним встал вопрос: «Чего эта Воля требует от нас?», он не нашел другого ответа, кроме отсылки нас к тому, что «обнаружено нашей совестью», а когда он пытается установить достоинства этой Воли, обнаруженные нашей совестью, он приходит к перечислению нравственных принципов, провозглашенных в Нагорной проповеди.
И вот, прочитав страстные страницы, где говорится, что нет другой основы морали, кроме религии, предписывающей покоряться “Высшей Воле” или первопричине» вселенной, мы узнаем, что единственным способом понять что-либо об обязанностях, предписываемых Высшей Волей человеку, является обращение к собственно совести, которая, как известно, меняется с течением времени. Выше нашей собственной совести ничего нет. Пять заповедей, которые Толстой прочитал в Евангелии, по его словам, имеют божественное происхождение, так как голос нашей совести говорит нам, что они — высочайшее выражение нравственности. Итак, единственным критерием того, насколько правильно человек установил свое «отношение ко вселенной», насколько верно он понял требования Высшей Воли, всегда и во всех случаях является его собственное понимание
* Religion and Morality: a Reply to Questions put by a German Ethical Society. «Essays and Letters», translated] by A. Mande.


618
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
нравственности. Единственным критерием истинности религии является, таким образом, то, что она является выражением высших из известных мне нравственных принципов.
Другими словами, и теологи, и рационалисты согласны, что кроме чудес, единственным доказательством божественного происхождения религии является то, что она ставит перед человеком наивысшие из возможных в данную эпоху нравственных идеалов.
В действительности рационалисты только подчеркивают — возможно, бессознательно — роль, которую играли нравственные принципы в выработке религий.
О христианстве можно написать тысячи томов, в дополнение к многим тысячам, уже написанным, и ничего не сказать о его основном свойстве, отличающем его от всех других религий: об особом месте и совершенно определенном значении, которое имеет в христианстве прощение обид. Именно это отличает его исторически, философски и социально от всех предшествующих религий. Отказ от кровавой мести и даже от материальной компенсации, а просто прощение, и даже не прощение, а отказ от своих обид, — вот что противопоставили первые христиане Римскому миру с его идеей государственной мести за преступления, а также и варварскому миру, с его принципом компенсации и примитивному пониманию правосудия как родовой мести. Если Константин1028 был покорен символом креста, то крест был символом прощения обид. Но прощение обид — это нравственный принцип, и это был именно тот принцип, который первые христиане считали сутью своего учения. Их нравственный принцип создавал новую религию, христианство.
Но именно этот принцип христиане не признали. Лишь квакеры и духоборы пытались следовать ему, но им не удалось обратить народ в свою веру. Народы и государства предпочли римское право христианскому закону.
Наука и религия в их отношении к этике
Излюбленное обвинение, выдвигаемое религиозными людьми, обвинение, повторяемое снова и снова Толстым, заключается в том, что наука не дает человеку советов относительно того, как он должен жить. Научиться жить — это, несомненно, самое важное, чему можно научиться и чему следует желать научиться; но этому наука,


Этика. T. 2: Сущность нравственности
619
говорят они, научить не может. Вряд ли можно придумать более неосновательный упрек. С глубокой древности те ученые, которые имели философский склад ума, стремились давать людям советы «как им жить» — стремились с неменьшей силой, чем религиозные проповедники. Если некоторые основоположники позитивной науки, [как] Эвклид1029, не писали работ по этике, то это произошло, вероятно, потому, что они не считали себя достаточно сведущими в этом отношении — не обладающими достаточно глубокими познаниями; обладая большими знаниями в своих специальных областях науки, они, видимо, считали, что не имея возможности сказать ничего оригинального в области этики, лучше всего сделаться сторонником того или иного философа-этика и посвятить себя тому, что им лучше известно. Однако даже те, кто ничего не писал по этике, гораздо лучше разбирались в нравственных правилах, чем большинство верующих, для которых внешняя обрядность религии имеет, как правило, большее значение, чем ее нравственное учение. Все ученые нашего времени, не говоря уже о древних, исповедуют какую-либо веру или принадлежат к определенной философской школе, выбранной не по рождению, но по предпочтению ее другим, после определенных размышлений.
Но если мы окинем взглядом науку, со времен античной Греции до наших дней, то мы обнаружим, что лучшие труды по этике были написаны не христианами и не сторонниками какой-либо другой, но философами, которые были людьми науки, а не просто легковерными сторонниками какой-нибудь веры.
Ксенофан1030, основатель Элейской Школы, Пифагор1031, создатель чрезвычайно развитой этической школы, атомист Демокрит1032, киник Антисфен1033, «божественный» Платон и, наконец, Аристотель — все они были выдающимися учеными или, по крайней мере, были известны в науке.
Именно к ним (и к некоторым поэтам) надо обращаться, если хочешь найти наилучшее выражение «отношения между Человеком и Вселенной» и увидеть этическую концепцию [...]1034, взятую в тесной связи с жизнью Вселенной, и к ним же следует обращаться в поисках высших нравственных принципов, выраженных в наиболее научных и поэтических формах.
Таковы были и некоторые стоики. В какой степени философия стоиков и неоплатоников повлияла на формулирование учения


620
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Христа в Евангелиях (которые, это можно считать теперь установленным, были записаны в нынешней форме примерно столетие спустя после смерти Христа) — это всё еще является предметом исследований. Но в том, что это влияние присутствует, не сомневается ни один серьезный исследователь; а влияния на христианство различных философских школ (неоплатоников, гностиков и т. д.) не станет отрицать самый фанатичный христианин. Если понимать под христианством веру, которую христиане исповедовали до и после Никейского собора и которая затем сплотила их с помощью церкви, нравственной жизни и т. д., в течение столетий позволявших вере существовать в виде этических принципов, то влияние различных философских школ (и среди них учения о Логосе) будет несомненно.
Переходя теперь к более позднему периоду, отметим, что ни один христианин не станет оспаривать влияния Августина1035 на христианскую мысль и христианскую этику, но нельзя не видеть и влияния Платона на этого великого христианского богослова. Августин был и философом, т. е. человеком, знакомым с наукой того времени, и верующим. То же можно сказать и о Фоме Аквинском. Так что совершенно очевидно, что сама религиозная этика несет на себе печать науки данной эпохи. Что же касается великих ученых Нового времени, то все они, начиная с основателя современной независимой науки Фр. Бэкона, считали этику важнейшей частью своих знаний. Не как верующие, а как люди науки, исследователи Вселенной как целого, в особенности же склонные к психологии и антропологии, — Гоббс, Локк, Хётчисон, Юм — разрабатывали они этику. За исключением Шефтсбэри и французских энциклопедистов, все они считали себя верующими.
А еще позже Кант и Адам Смит были известны в мире науки и при этом создавали самые прекрасные этические системы. А в XIX веке О. Конт, Дж. С. Милль, Дарвин, Спенсер, Вундт стремились создать цикл наук под именем систематической философии и включали в эту философию всех наук этику, которой посвящали специальные работы или специальную главу (Дарвин), не говоря уже о чистых философах, таких, как Шопенгауэр, Гартман, Гегель, писавших по вопросам права, стремившихся дать Закону научную основу, либо историческую, либо антропологическую, или об эволюционистах в области этики, как М. Гюйо.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
621
Упрек, что эта наука не учит человека тому, как ему жить, совершенно лишен оснований. За последние 120 лет почти все выдающиеся ученые, оставившие свой след в науке, открывшие новые области исследований, будь то в астрономии, математике, в теории права, в антропологии, в политической экономии или в психологии, оставили после себя трактаты по этике и создали несколько новых этических школ: идеалистическую, утилитаристскую, антропологическую.
Еще менее обоснован, просто несправедлив упрек большинства христианских писателей, в том числе Толстого, заключающийся в том, что ученые, пишущие по этике, лишь излагают другими словами христианский принцип «поступай с другим так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой» или «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Этот принцип безусловно не христианский принцип. Он дохристианский, точнее, просто общечеловеческий. Мы встречаем его еще в Левите1036: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя. Я Господь Бог ваш» (Лев., XIX, 18)*. Принцип одинакового отношения ко всем можно найти и в других предписаниях Левита (Лев., XXIV, 17-22).
Но этот принцип (об обращении с другими так, как хотел бы, чтобы поступали бы с тобой) — до-Моисеев, так как его находят у самых примитивных дикарей. Мы увидим, что этот принцип и до-че- ловеческий. Он лежит в самой основе любого общества.
Поэтому неудивительно, что и другие этические учения признают этот принцип, и лишь пытаются отыскать для него другое основание, чем то, которое дано в Левите: «ибо Я Господь, Бог ваш». Точно так же поступает и наука. Видя, что люди во все времена имели определенное представление об этом равенстве перед нравственным законом, люди науки — все те, кто соединял познания в области психологии и этнографии со знаниями в своей специальной области, изучали происхождение этих нравственных понятий человечества и делали всё от них зависящее, чтобы очистить эти понятия, освободить их от всех бесполезных и вредных примесей и привнести те доводы, которые Разум и Наука могут добавить к широко распространенному, но неясному чувству.
* А гл. XXIV, 22 добавляет: «Один суд должен быть у вас как для пришельца, так и для туземца, ибо Я Господь, Бог ваш».


622
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
То, что написал Хатчесон, было, как он сам выразился, «исследованием происхождения наших представлений о красоте и добродетели», и на первых же страницах введения он точно сформулировал ту же цель, которую Толстой считает сферой религии. Поступая так, он лишь повторил то, что делали его ученые предшественники, начиная с глубокой древности. Утверждая общечеловеческие нравственные идеалы, религия прибегала к суевериям. Она утверждала: «Любите друг друга, ибо я Господь», тогда как Наука пыталась открыть источник этого чувства, предшествующего всем религиям, действуя в соответствии с наличными знаниями данной эпохи. Тысячью различных путей она старалась показать, что это чувство было рациональным и давало и личности, и обществу в целом наибольшее достижимое счастье, личное и общественное.
Чувство и разум
И действительно, только так всё и могло произойти. Первым основанием любого нравственного поступка является чувство. Религии видят его в следовании высшей Воле, в боязни ее гнева, в чувстве одиночества во вселенной, если не во вступлении в сообщение с этой В[олей,] которая есть источник вселенной (Толстой), в чувстве греха перед другими людьми или Любви к ним, к этой воле — вот чувства, прививаемые различными религиями. Что касается различных философских этических систем, то они тоже прибегают к определенного рода чувствам: нравственному, религиозному, чувству долга, чувству прекрасного; к стремлению к гармонии, к симпатии, любви, бьющему через край веселью жизни, стремлению к счастью, разумному эгоизму и т. д. — таковы разнообразные чувства, в которых основатели различных этических систем ищут происхождение нравственных отношений между людьми. Но недостаточно просто указать эти чувства и предположить, что они являются главными пружинами нравственного поведения. Необходимо доказать, что в основе нравственной жизни находится то или иное чувство, надо доказать, что это чувство способствует счастью, что оно необходимо, что человечеству полезно развивать его и поощрять его рост. И если бы подтвердилось бы обратное, людям следовало бы подавлять в себе это чувство, точно так же, как они подавляют в себе страсть к обжорству,


Этика. T. 2: Сущность нравственности
623
или страх, или угодничество, которые тоже «естественны» и оправдываются большинством религий.
Вот чем пытается заниматься Наука. И если верующие не признают ее, то это доказывает лишь то, что вера в сверхъестественные силы способна затмевать нравственные чувства, основанные на здравом смысле и способные предупреждать фанатизм отдельных групп.
Размышления о пользе и выгоде
Простые рассуждения о выгоде принесут не больше пользы, чем страх или вера в установление руководящих принципов нравственной выгоды.
Для начала следует ответить, что хотя рассуждения о выгоде как основании нравственности, возможно, напомнят большинству читателей учение утилитаристов, дело обстоит иначе. К числу сторонников «полезности» или принципа целесообразности в вопросах этики относятся не только те, кто исповедует кредо утилитаризма. Все современные христиане, за небольшим, быть может, исключением, если не в теории, то в реальной жизни, являются сторонниками принципа целесообразности в вопросах нравственности — не в том возвышенном понимании, которое Дж. С. Милль пытался придать утилитаризму, выводя его из принципа Высшего Счастья, а в узком, обыденном смысле. С другой стороны, все те, кто, следуя Гоббсу, пытались вывести этику из идеи Закона, установленного в данном обществе избранным меньшинством с целью дисциплинировать и морализировать толпу, тоже относятся к сторонникам принципа целесообразности в этике.
Как известно, Бентам и Дж. С. Милль пытались соединить этику полезности или целесообразности с принципом Высшего Счастья. Толкуя этот принцип в его высшем смысле (как это и следует делать) как максимальную глубину и силу и, одновременно, наибольшее количество радости жизни, что открывает простор как для высших радостей самопожертвования, так и для самых простых радостей жизни, Милль написал, под названием «Утилитаризм», один из лучших трактатов по этике, который при своем небольшом объеме содержит высочайшие мысли о нравственности, выраженные в прекрасной форме. Но ему не удалось установить связь, которая,


624
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
по его мнению, соединяет и непременно должна соединять соображения пользы, или даже целесообразности, с теми соображениями, которые должны быть внушены принципом Высшего Счастья, воспринятым разумом, способным предвидеть последствия любого нравственного начала на столетия вперед. Принцип Высшего Счастья, как мы сейчас увидим, неясно, молчаливо признается за основание всеми этическими системами, даже этикой смирения: есть истинная красота в фразах Нагорной проповеди по Евангелию от Матфея: «Блаженны...»*.
Это великий принцип. Но каким образом можно вывести из него узкий и прозаичный принцип выгоды?
Милль, как видно из начальных фраз [его работы], пытался установить тождество между «пользой» и «принципом Высшего Счастья». Но такое тождество никак не следует из его работы и не может быть выведено из нее. Действительно, большинство утилитаристов либо не признает этот принцип, либо толкует его весьма произвольно, считая, что Высшее Счастье общества состоит в благополучии немногих, независимо от того, какие страдания это благополучие причиняет большинству.
Но в действительности польза не тождественна счастью, тем более — Высшему Счастью общества. Несомненно, что с позиций высоких философских умствований условия наибольшего счастья наибольшего числа [членов] общества в то же время наиболее способствует прогрессивному развитию этого общества в будущем и, следовательно, постоянному увеличению суммы счастья внутри этой части человеческого общества. «Польза», понимаемая в этом высшем смысле, может считаться спутником, или даже синонимом, «Высшего Счастья». Но «польза» — слово не для философских дискуссий. Его смысл — terre à terremi, оно выросло из повседневной жизни и имеет очень ограниченное значение. Неверно употреблять слово с узким, ограниченным смыслом для обозначения чего-либо возвышенного.
Для примера возьмем северный народ, живущий на берегах Северного Ледовитого океана. Прежде там было достаточно пищи. Сейчас количество ее сократилось, и они решили принять
* В прекрасном старославянском переводе «блаженны» значит «счастливы» и «благословенны».


Этика. T. 2: Сущность нравственности
625
все возможные меры для сокращения рождаемости. Матери кормят детей только до трехлетнего возраста, старики уходят из жизни и просят пожертвовать собой в более раннем возрасте. Но всё это не помогает, и они видят, что не могут вырастить даже немногих, ежегодно рождающихся, детей. Тогда принимается решение бросать детей, родившихся в «несчастливые дни». Они сознают, сколь сильно сопротивление матерей этому решению, сколь сильны их страдания, но племя видит в этой мере «необходимость», ведущую в конечном итоге, говоря языком утилитаристов, к «уменьшению страдания» их общин. Они выбрали путь «наименьшего страдания». Доведенные до отчаяния и апатии, они не могут найти иного выхода.
В таком состоянии встретил их миссионер Аргентов1038. Будучи интеллигентным человеком, он, вместо того, чтобы пугать их адом, как это делает большинство миссионеров, выступил в защиту детей, увеличивая жалость матерей, а на следующий год привез им порох и свинец, что сделало их охоту гораздо более выгодной. За каких-то десять лет он добился того, что обычай избавляться от детей исчез на значительной территории, посещавшейся им ежегодно. Всё изложенное — не более, чем факты. А теперь предположим, что наступил новый период нехватки средств существования. Если с тех пор, как обычай бросать детей окончательно отмер, прошло некоторое время, то прежде чем вернуться к «необходимости», они, скорее всего, попытаются испробовать другие средства: пошлют кого-нибудь за порохом и свинцом в ближайшее поселение европейцев, начнут продавать им меха или что-то другое, не дожидаясь появления купцов. Иными словами, всегда движимые желанием уменьшить страдания и увеличить удовольствие, и вдобавок сильным стремлением не убивать и не истощать детей — этическим мотивом, гораздо более высоким, чем простая польза, — они найдут и наилучшее решение проблемы, наилучшее в нравственном отношении и в то же время ведущее их к наибольшему счастью.
Выгода
Простые рассуждения о выгоде тоже мало что могут дать.
Утилитаристское этическое учение, изложенное таким ученым философом, каким был Дж. С. Милль, сформулировано в столь ясных терминах, что хорошо видны и его достоинства, и его недостатки.


626
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
«Учение, — пишет Дж. С. Милль, — признающее основанием нравственности Полезность или Принцип Величайшего Счастья, оценивает поступки по отношению их к нашему счастью: те поступки, которые ведут к счастью, — хороши, а те, которые ведут к несчастию, дурны. Под словом “счастье” оно разумеет удовольствие и отсутствие страдания; под словом “несчастье” — страдание и лишение удовольствия» (Utilitarianism, 2nd ed, L, 18641039, с. 9). И несколькими строками ниже: «удовольствие и отсутствие страданий желательны сами по себе» и «всё прочее желательное (которое столь же многочисленно и по утилитаристской системе, как и по всякой другой) желательно или потому, что заключает в себе удовольствие, или потому, что составляет средство для получения удовольствия и устранения страдания» (с. 10).
Широко известно, и Милль первым это осознал, что такой взгляд на жизнь и в особенности такая этика возбуждают во многих умах, и особенно в некоторых лучших умах, «глубочайшую неприязнь». Надо признать, что хотя среди последователей утилитаристской этики есть немало замечательных людей, общий интеллектуальный облик большого числа их не слишком привлекателен. Большинство из них страдает определенной узостью взглядов на жизнь, отсутствием «реалистического идеализма», недостатком поэзии. По большей части они принадлежат к типу законников. В самом непреклонном материалисте, даже в проповеднике «а-мора- лизма» больше общечеловеческого, больше поэзии, чем в чистом «утилитаристе».
Причина этого самоочевидна — она заключена в вышеупомянутой формуле, пытающейся отождествить «Пользу» с «Высшим Счастьем». Такое тождество не необходимо.
Пример смертной казни
Приведем другой пример. В настоящее время люди, как правило, считают, что смертная казнь — полезное и вполне нравственное установление. Такого же мнения придерживаются они относительно других наказаний: они считают тюремное заключение, телесные наказания (порку, кандалы и т. д.), наложение физических и нравственных тягот необходимыми установлениями цивилизованного общества. Но, оставив всё вышеперечисленное, остановимся на смертной казни. Несомненно, что главная, если не единственная


Этика. T. 2: Сущность нравственности
627
причина приверженности человечества этому установлению утилитарна, в смысле, придаваемом этому слову лучшими защитниками утилитаризма.
Попробуйте поговорить со сторонником смертной казни, и любой из них, от самого смирного обывателя до крупного юриста или священника, скажет вам в сущности одно и то же: «Мир был бы наводнен убийцами, если бы мы не обезглавливали или не вешали тех, кто осужден за убийство». А если бы общество отменило смертную казнь, то достаточно было бы волны убийств или просто нескольких убийств, которые произвели бы сенсацию, чтобы заставить общество требовать восстановления смертной казни — на основе принципа утилитарности. И самое удивительное здесь то, что принцип утилитарности берет здесь верх над религией. Христианство недвусмысленно отвергает судебное убийство. Ничто так ярко не выделяется во всех четырех Евангелиях, как слова Христа, в которых он противопоставляет свое учение закону Моисееву и вместо принципа «жизнь за жизнь», предписанного законом, предлагает ученикам прощать обиды, даже семьдесят семь раз подряд — вопреки любым утилитарным соображениям. Но, как уже говорилось, этические нормы создают религию, а не наоборот, и поэтому утилитарные соображения господствуют в большинстве стран — и в христианских, и в буддистских, и в мусульманских, и в языческих.
Утилитарный принцип «наше общество наводнили бы убийцы... и т. д.» господствует в сознании толпы над религиозными принципами, а что касается выдающихся философов-утилитари- стов, то в этом вопросе они заодно с толпой. Спенсер, как известно, посвящал свое свободное время изобретению центробежной гильотины1040, которую счел нужным описать в своей последней книге!
В этом вопросе мы находимся в том же положении, что и упомянутые выше чукчи, но только при отягчающих обстоятельствах, так как западноевропейцы должны знать, что те страны, где уничтожена смертная казнь, вовсе не перенаселены убийцами, вопреки предсказаниям утилитаристов. В России смертная казнь не употребляется с 17[54]1041 г., и хотя в Восточной Сибири многие тысячи убийц находятся на свободе, их доля там не выше, но даже ниже, чем в Западной Европе. Даже Италия, легко возбудимое население которой


628
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
склонно решать споры с помощью насилия, не чувствует себя хуже после отмены смертной казни.
Но и в этих странах обращение с заключенными остается очень жестоким, и ни в одной из стран не хватает мужества предпринять более решительные шаги в нужном направлении (хотя бы в сторону сокращения сроков заключения и улучшения обращения с заключенными). Человечество продолжает испытывать страх перед возможными последствиями «мягкости» и придерживается организованной системы мести, именуемой правосудием.
Те из нас, кто в течение многих лет ведет агитацию за отмену смертной казни, знают, конечно, что до тех пор, пока спор ведется на чисто утилитарной основе, какой-либо прогресс невозможен. Убеждение в необходимости уничтожения убийц — не научно доказанный факт, а вопрос веры. И разрушить эту утилитаристскую веру в казни можно только, обращаясь к чувствам.
Здесь сложилась такая же ситуация, как при любой социальной реформе. Поборники старого, лишенные позиции права и стоящие на почве полезности, становятся недоступны для полемики. Их аргументы в таких случаях не научны и не логичны. Тот, кто говорит, что «мир будет наводнен убийцами, если мы не будем вешать тех, кого поймаем», даже не пытается доказать это утверждение. Для него это вопрос веры, а если вы решите согласиться с ним, он ответит, что «это само собой разумеется».
И он будет прав, потому что вы совершенно лишены возможности доказать, что он неправ. Опыт отмены смертной казни без замены ее каким-либо другим жестоким наказанием никогда еще не проводился и вряд ли будет произведен в ближайшем будущем. Только по вопросу о постепенности спор, не приводя ни к каким определенным выводам, может продолжаться годами, подобно спору между индивидуалистами и коммунистами, или коллективистами, который тянется без каких-либо результатов последнее столетие. Вот почему обращенные к чувствам произведения искусства, такие как «Последний день осужденного» Виктора Гюго или «Казнь Тропмана» Тургенева или «Воскресение» Толстого, могут сделать больше для изменения общественного мнения, чем вся утилитаристская аргументация, неизбежно остающаяся несовершенной. Желание достичь максимально возможного счастья для всего человечества или хотя


Этика. T. 2: Сущность нравственности
629
бы для данного общества должно, таким образом, сочетаться с вдохновением, внешним по отношению к нему и, несомненно, производным от него.
Совершенно очевидно, что конечной целью для всего живого является, по словам Милля, «существование, наивозможно более свободное от страданий и наивозможно богатое наслаждениями как количественно, так и качественно» (с. 17) и что «это желание счастья, будучи конечной целью и деятельности человека, является также и принципом нравственности». Люди находят нравственным казнить убийц, так как считают, что это ведет к наибольшему счастью сообщества (хотя нравственный идеал, выработанный основателями их религии, отвергает такое обращение с преступниками).
До сих пор утилитаризм в общем был прав. Но когда он принимается за разрешение вопроса, как следует понимать принцип Высшего Счастья, означает ли оно, как полагали во времена Адама Смита, что наибольшее количество богатства страны достигается тогда, когда нация сосредоточивает наибольшие состояния в руках немногих семейств, или же, как мы теперь полагаем, наименьшее количество бедности во всей стране?
Имеют ли все, с точки зрения «наибольшего счастья», одну и ту же цену, как утверждал Бентам, или же сержанта можно считать за двоих, офицера — за пятерых, генерала — за сотню и «героя» — за миллионы? Принцип Высшего Счастья может иметь в виду Ницше, а может — Будду. Достаточно допустить, что в счастьи человечества сверхчеловек значит гораздо больше, чем скромный раджа, — мы получим Ницше.
На этот вопрос утилитаризм не сможет дать ответа (потому что для него невозможно доказать научно, т. е. в данном случае математически, что счастье каждой личности стоит счастья каждой личности) до тех пор, пока интуиция, или смутные догадки, не заставят действовать в этом направлении и пока не возникнут отношения, при которых счастье каждого начнет что-то значить, и в результате возникнет наибольшая сумма счастья. Но поставить такой вопрос — означает открыть целую область этики. Почему надо верить, что счастье всех должно иметь одинаковое значение, если в прошлом этого никогда не было? Почему нельзя признать правило, достаточно распространенное в определенные периоды


630
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
истории, что доброе расположение короля или жреца имеет такое громадное значение для благоденствия племени, что он может при желании выбрать себе раба из соплеменников или даже съесть его при желании, как это и бывало совсем недавно в некоторых частях Африки.
Необходимость общих нравственных принципов
Они особенно необходимы из-за того, что у разных людей под влиянием разных условий нравственное чувство развито совсем неодинаково. Каждая религия, каждая этическая система стремится сформулировать свои устремления в виде простых, исчерпывающих формул, подобных христианскому «возлюби ближнего, как самого себя» или заповедям Моисеевым, отвечая таким образом на общую потребность людей, которые нуждаются в таких формулах всякий раз, когда ищут себе внешние руководства.
То, что разные люди обладают нравственным чувством в разной степени, очевидно. Всем известно, что есть люди, которые совершенно естественным образом, непроизвольно, в большинстве ситуаций поступают правильным образом, тогда как другие, чья нравственность изменчива и ненадежна, чьи действия всегда находятся в соответствии с общепринятыми условными нормами морали, почти никогда не поднимаются над ними — до тех пор, пока не появится сильный интерес, препятствующий внушениям условного нравственного кодекса. Всё это общеизвестно, однако многообразие нравственных характеров недостаточно принималось во внимание всеми авторами трактатов по этике. Любопытно отметить, что T. М. Джонс, сообщивший Герберту Спенсеру наиболее интересные наблюдения над нравственными признаками различных собак (они включены в приложение к Спенсеровой «Справедливости»), лучше всего сформулировал это фундаментальное различие между двумя разными типами характеров: «прямой нравственностью», как он ее называет, и «эгоистичной, или условной нравственностью». С одной стороны, это те, чьими действиями всегда управляет сильно развитый принцип «поставь себя на его место», который, конечно, и является причиной «симпатии», понимаемой в своем подлинном смысле, как понимал ее Адам Смит. Стремлением таких людей (и животных) всегда является «поступать так, как поступили бы с ними»; в большинстве случаев такое качество является врожден¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
631
ным, хотя оно и развивается с возрастом («Справедливость», приложение D, с. 283)1042. С другой стороны, для других нравственность является чем-то условным, это, по словам Джонса, «эгоистичная, подверженная колебаниям, замкнутая, легко приспосабливающаяся нравственность», главная (если не единственная) ценность условного чувства долга, или эгоистичное «должно», служащая для предотвращения трений. Эти две крайности, конечно, в чистом виде встречаются крайне редко, однако не будет преувеличением сказать, что у большинства людей нравственное чувство представляет собой смесь этих типических разновидностей нравственности в разной пропорции.
Каждый знает по собственному опыту, что такое отличие действительно существует, и что всё человечество можно считать принадлежащим к тому или другому типу в большей или меньшей степени, — со всеми возможными переходами между наиболее типичными представителями каждой категории. Бесконечное разнообразие переходов между крайними типами является, по-видимому, главным объяснением того, почему до сих пор не уделялось достаточного внимания двум этим противоположным типам нравственности, но они, несомненно, существуют. Более того; следует отметить, что под воздействием некоторых особых обстоятельств в некоторые моменты своей жизни большинство людей, в том числе приближающихся к высшему типу, может колебаться и в конце концов поступать исключительно в соответствии с низкими принципами условной нравственности. Это справедливо и по отношению к целым народам. Спенсер был совершенно прав, когда говорил, что в те периоды, когда воинственная организация общества берет верх, средний уровень основных нравственных принципов падает. У Спенсера есть много ярких мест, в которых он показывает, что возврат от того, что он называет «промышленной формой» общества, к «военной форме» понижает общий уровень нравственности. Мы сами пережили недавно и всё еще продолжаем переживать такой период.
Кроме того, даже те, кто более других приближается к первому типу нравственности, попадают в некоторые периоды своей жизни, и, по всей вероятности, не однажды, в такие условия, что при всем их врожденном стремлении поступать наилучшим в данной ситуации образом, они испытывают необходимость об¬


632
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ращаться к высоким и еще более глубинным принципам, чтобы решить, какой способ действий следует избрать при данных обстоятельствах.
И, наконец, целым народам и даже цивилизациям приходится переживать сходные периоды нерешительности; считалось, что такие периоды ушли в прошлое, однако мы были свидетелями поразительного падения всех политических и общественных идеалов, шедшего рука об руку с торжеством военной силы после 1870 г. и жаждой обогащения за счет труда «низших рас», чему положил начало раздел Африки.
Народы и целые цивилизации, как и отдельные люди, знают свои взлеты и падения — свои болезни, во время которых нравственный уровень отдельных людей, партий и целых наций резко падает; когда эгоистичная, условная нравственность правящих классов отражает уровень нравственности всего общества, и даже эта условная нравственность перестает поддерживаться более общими принципами и падает до такого уровня, что становится необходимым движение в противоположном направлении.
Таким образом, очевидно, что этика не может быть сведена только к ее первой части. Изучение происхождения и эволюции нравственного чувства вовсе не покрывает всей ее сферы. Огромное большинство людей — по крайней мере в некоторые моменты своей жизни — могут вовсе не замечать или же только смутно распознавать глубинную часть основных нравственных принципов, которыми мы все обладаем в той или иной степени; в определенные моменты своей истории таким же образом могут поступать и целые народы. Для благосостояния общества становится первейшей необходимостью так сформулировать принципы нравственности, исповедуемой этим обществом, чтобы дать частным предписаниям условной нравственности (вроде «честность есть лучшая политика») более широкое основание в виде общих правил, которые каждый мог бы признать за настоящую основу жизни общества. Вот почему все религии и все писатели по этике, претендовавшие на философское объяснение своего предмета, стремились действовать таким образом. Даже если перечисляются все частные обязанности человека, как это сделано в так называемой третьей книге Моисея (Левите) или в Коране, они освящаются более общим и более высоким прин¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
633
ципом, таким как золотое правило христианства или Кантов «категорический императив».
Реакция на эволюционистскую этику
Может показаться, что начал, положенных Дарвином в основу 4-й главы его второго крупнейшего труда, «Происхождение человека», с целью создания этики, основанной на естественнонаучном базисе, достаточно, чтобы фундаментальные принципы, которые он развил в этой главе, оказали влияние на все последующие исследования в области Этики. Можно было бы подумать, что основные принципы, положенные в основу этой главы «Происхождения человека», могут определить всё дальнейшее развитие этики, подобно тому, как биология с «Происхождением видов» приобрела ясные очертания, давшие много замечательных результатов. Однако это не так.
Отчасти в силу симпатического влияния, которое прежние этические теории оказывали на работающих в этой области знаний, отчасти в силу некоторых пробелов, содержащихся в этой главе и ее контурного, схематического характера, — но идеям, общие очертания которых были столь замечательно обрисованы Дарвином, не стали следовать даже его ближайшие последователи и личные друзья.
Эволюционистская этика, в том виде, как она развивалась Гербертом Спенсером, Фуллье1043, Пойо и многими другими, не удовлетворяла умы по многим причинам; возникла реакция против эвдемони- стских школ, признававших те или иные утилитарные мотивы нравственности, и в настоящее время всё более решительно выдвигается на первый план интуитивистская этика, притязающая даже на признание натуралистов.
То, что подобная реакция в пользу религиозного идеализма существует, не вызывает ни малейшего сомнения. Жалобы на несостоятельность науки, раздававшиеся у нас, идеалистическое философское движение, представленное во Франции [...]1044, и даже в России, где оно было представлено наиболее сочувствующим философом Соловьёвым1045, — являются достаточным доказательством возрождения идеализма. Всё это доказывает, что современные умы не удовлетворены этическими теориями, разработанными эволюционистами, как естественнонаучной дисциплиной. Это следо¬


634
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
вало предвидеть. Как указывал Фуллье в предисловии к своей работе, посвященной современному возрождению идеализма во Франции, сухой позитивизм Литтре и сухой эволюционизм Спенсера не могут удовлетворить умы. Это самоочевидно. Человек, ищущий поэтическую концепцию природы, пытается обнаружить посредством созерцания жизни вселенной воздействие высоких порывов, по меньшей мере подобных тем, что нашел Гёте1046 в его пантеистическом понимании природы: «Нам нужны нравственные убеждения — и, следовательно, учение о мире и человеке». «Объективный синтез знаний», который является целью позитивизма, и «субъективный синтез», искомый идеализмом, должны слиться воедино в универсальном синтезе*. Но этого мы отнюдь не находим ни в позитивистской этике Литтре, ни в эволюционистской этике Спенсера и его последователей. Другими словами, полное отсутствие поэтического вдохновения в этике Литтре и Спенсера и узко-филистерский дух, которым она совершенно пропитана, так что не оставляет места для высших стремлений человечества к «Свободе, Равенству и Братству»1047, вдохновлявшим всякого лидера прогрессивной мысли и всякого человека действия на благо прогресса, и это в то время, когда цивилизованное человечество более всего нуждается в таком вдохновении для решения величайшей проблемы, когда-либо стоявшей перед ним, — проблемы использования в большом масштабе громадно возросших производительных сил в интересах общества, — всё это вызывает неминуемый возврат либо к идее так называемого идеализма Платона и Канта, либо к сверхъестественной этике положительных религий.
Несомненно, что это возрождение идет гораздо далее его начальной цели. Установивши, что нравственность сводится в эволюционистской этике к роли простой констатации факта, к простой систематизации знаний, и что нравственные принципы лишены, таким образом, императивного характера, выражающегося словом «должно», философы идеалистической этики пришли к заключению, что наука занимает всецело подчиненное, низшее по отношению к вере положение, и стали превозносить веру над наукой, для чего, описанная вначале как Непознаваемое, вера была затем, как замечает Фуллье, украшена характерными чертами
* A. Foullée. Le mouvement idéaliste en France. Préface, pp. IX & X.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
635
и «согласно этому утверждению и этому представлению о Непознаваемом, предпринимались попытки создать религиозную веру, которая в наши дни, кажется, склоняется к новому мистицизму» (р. XXVI).
Наконец, существует целый ряд вариаций, не объясняемых действием отбора, как естественного, так и искусственного, одних случайных модификаций, и, по всей вероятности, представляющих наследуемые влияния среды, или упражнения и неупражне- ния различных органов. В главе XXIV, «Изменчивость», Дарвин упоминает достаточное количество подобных примеров. Увеличение или уменьшение длины пищеварительного тракта домашних животных, которое он приписывает изменению питания, — современные эксперименты подтверждают его взгляд; висячие уши многих домашних животных еще более удивительны, так как лишь у одного вида диких животных — у слона — уши висячие; выдающаяся способность коров и некоторых коз давать большое количество молока, которую, конечно, следует объяснять длительным отбором лучших молочных животных, но также «отчасти наследуемым результатом увеличения (благодаря человеку) деятельности молочных желёз»; наследуемая близорукость и множество подобных изменений у растений — всё это относится к той же категории.
Направление волос у животных и у человека относится к этой же категории. В своей детальной работе, посвященной этой теме, Вальтер Кидд показал, что если естественный отбор является важным фактором в определении общего направления волос от кончика носа до кончика хвоста, что отмечается у выдры и что должно быть примитивным типом, — то этого нельзя сказать о наиболее поучительных вариантах направления [волос], обнаруживаемых у различных животных и особенно у человека. Часть этих модификаций, конечно, объясняется морфологическими изменениями животных, тогда как многие вариации наклона шерсти, описанные Киддом (участки с обратным направлением пучков волос, завитки, оперение, гривы), могут быть объяснены только влиянием нового облика и наследственной передачей приобретенных таким образом новых признаков в распределении волос и их направлении. Ср.: «The Direction of Hair in Animals and Man», by Walter Kidd1048. London, Black, 1903. С многочисленными иллюстрациями.


636
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Известно также, что Герберт Спенсер, уже в своих «Принципах биологии» и еще более в дискуссии с Вейсманом1049, указал на целый ряд примеров по этому вопросу.
Одним из них является развитие чувства осязания на тех участках кожи человека, которые подвержены частому контакту с окружающим миром, особенно на кончике языка и на кончиках пальцев. В самом деле, из экспериментов Вебера1050 по изучению чувства осязания стало известно, что это чувство или, скорее, тактильное восприятие, развито значительно лучше в указательных пальцах человека, чем посередине его спины, и что существует целая серия переходов между этими крайностями, переходов, соответствующих большей или меньшей частоте контактов данной части кожи с нашей одеждой, утварью и т. д. Позднее, экспериментируя с двумя опытными наборщиками, органы осязания на кончиках пальцев которых длительное время упражнялись во время работы, Спенсер обнаружил, что тактильное восприятие в пальцах этих наборщиков было еще более развито, чем у других людей*.
Самоочевидно, что все различия в чувстве осязания разных участков кожи не могут быть объяснены отбором и что они должны быть результатом определенного общего изменения, связанного с использованием одних нервов больше, чем других.
Подобный факт, также не объяснимый отбором, упоминает Дарвин. «У детей, — писал он, — задолго до рождения кожа на подошвах ног толще, чем на любой другой части тела (Paget1051, «Lectures on Surgical Pathology», vol. И, 1853, p. 2091052)». И он добавляет: «Вряд ли
* Используя пару циркулей, Вебер открыл, что «если они бьии сомкнуты так близко, что между иголками было менее одной двенадцатой дюйма, то конец указательного пальца не ощущал два острия, два острия казались одним. Но когда циркуль был раскрыт настолько, что острия находились в двенадцатой дюйма друг от друга, тогда кончик указательного пальца воспринимал их как два острия. В то же время он обнаружил, что середина спины отличает острие от двух, когда циркуль раскрыт на два с половиной дюйма». На различных участках кожи были обнаружены все возможные переходы между этими двумя крайностями. В дальнейшем в опытах с двумя опытными наборщиками Спенсер выяснил, что указательные пальцы их различали два острия при расстоянии между ними в одну семнадцатую дюйма («The Inadequacy of Natural Selection», London, 1893- Перепечатано в т. 1 расширенного издания «Принципов биологии» 1898 года).


Этика. T. 2: Сущность нравственности
637
можно сомневаться, что это происходит благодаря наследуемому влиянию давления на протяжении многих поколений»*.
Для проверки этого проф. Р. Семон1053 провел необходимые анатомические исследования**. Они показали, что, как уже было замечено Бернардом Альбином в 1754 г., развитие кожи на подошве ноги и ладони руки задолго до рождения ребенка опережает развитие кожи на других участках тела. И примерно в течение всего первого года жизни ребенка Hornschicht1054 развивается на подошве ноги значительно сильнее, чем где-либо, кроме ладони, хотя подошва в этот период жизни не подвержена внешнему давлению.
Что касается вопроса о том, был ли прав Дарвин, полагавший, что это явление есть следствие того давления, которое упражняло подошву человека на протяжении долгого ряда поколений, то проф. Семон пришел к выводу, после тщательного изучения предмета, что мы действительно имеем здесь доказательства наследственного закрепления свойства, приобретенного человеком путем упражнения в течение очень длительного периода времени.
Если мы не получили аналогичных результатов экспериментальным путем, причиной этого является то, что в наших экспериментах мы не можем располагать факторами, действующими на столь большое количество поколений, как в данном случае, когда видоизменяющие факторы действовали с тех пор, как наш предок начал ходить в вертикальном положении.
Давно пора серьезно изучить вопрос о наследовании изменений под действием упражнения и неупражнения органов, которому Спенсер отвел столь важный особый раздел «Принципов биологии», подобно тому, как проф. Семон изучил его на примере подошвы ноги. Если бы подобное исследование было проведено, биологи не стали бы с нынешней легкостью признавать «невозможность» такого наследования свойств подошвы, подобно тому, как они до сих пор не видят, как может происходить наследование.
* «The Descent of Man», 1901 ed., p. 91. Этот факт, замеченный уже в 1754 г. Бернардом Альбином, был оспорен позднее С. Г. Шэтгоком в Proceedings of the Royal Society of Medicine, vol. IV, London, 1911.
** «Die Fussohle des Menschen», in Archiv für mikroscopische Anatomie, Bd. 82, Abth. II, 1913, pp. 164-211, с тремя таблицами.


638
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Спенсер о нравственных мотивах и смысле долга
Перед этической философией стоит два основных вопроса. Один относится к происхождению нравственных чувств, или привычек, или инстинктов, которые мы видим у человека. Другой относится к происхождению чувства нравственного долга, того, что «должно». Основной упрек, с которым можно обратиться к Спенсеру, состоит в следующем: он хорошо сумел описать нравственные поступки и проанализировать их различные мотивы и даже показать их происхождение и эволюцию, но он никогда не объяснял истоки чувства долга, связанного с нравственными поступками.
Нравственные мотивы
В целом, идея Спенсера о характере нравственных ограничений совершенно верна. «Настоящее нравственное воздержание от убийства, — писал он (§ 45, с. 120)1055, — возникает не в результате представлений о повешении или представлений о муках ада, или отвращения и ненависти, возникающих у членов общества, но как представление о естественном и необходимом следствии — о предсмертной агонии жертвы, о пресечении ей всякого доступа к счастью, о страданиях, причиняемых близким. Ни мысль о тюремном заключении, ни мысль о божественном бесчестье не служат препятствием воровству, но лишь мысль об ущербе, причиненном ограбленному, соединенная с неясным сознанием вреда, вызываемого пренебрежением прав собственности».
Отобрав несколько подобных примеров, каждый из которых прекрасно сформулирован, он заключает: «Таким образом, нравственные мотивы отличаются от мотивов, с которыми их часто смешивают, тем, что образуются как естественный результат, произведенный поступками, а не как результат случайных, второстепенных, необязательных поступков». Здесь мы видим основное различие между Спенсером и, насколько известно, всеми предшествующими авторами индуктивного направления: они хотели бы предложить «эгоистические мотивы» в одном случае и «альтруистические» в другом или «узко-эгоистические» и «разумно-эгоистические» — это различие, установленное Спенсером, сразу стало


Этика. T. 2: Сущность нравственности
639
совершенно очевидным. Но я предпочел бы сказать, что в одном случае человек руководствуется страхом в той или иной форме. Нравственность, даже если поступок был нравственным, имеет рабские мотивы, тогда как в другом случае он руководствуется идеями Взаимопомощи, Общительности. Он ставит себя на место человека, которому он мог бы нанести вред своими действиями, он представляет себе его страдания, и так как он не считает себя высшим существом, чьи желания должны быть выше вызываемых ими страданий других людей, он воздерживается от поступков, внушаемых первым побуждением и могущих принести много страданий другим. В данном случае действует два чувства — общительности и равенства.
Очевидно, что любовь тоже может входить, как один из компонентов, в это нравственное чувство. Мое нежелание принести кому-нибудь вред своими поступками, без сомнения, будет зависеть от моих чувств к нему. Если я люблю его или ее, мое нежелание нанести вред ему или ей будет более сильным, чем в случае, если я равнодушен к этому лицу, или ненавижу или просто не люблю его*. Но основывать нравственную сдержанность на любви или подчеркивать любовь, велящую мне любить моих врагов, значит заранее парализовать действие нравственного сдерживания, которое проявляется сильнее, когда оно независимо от чувства любви, или наоборот: оно особенно необходимо именно тогда, когда вы равнодушны к лицу, чьи интересы должны быть затронуты в данный момент. Это не любовь преданного чибиса или воробья, побуждающая всех других чибисов преследовать хищных птиц. Это неизмеримо более широкое, чем любовь, чувство — это унаследованный инстинкт солидарности вида, наряду с унаследованным инстинктом ненависти к хищным птицам, толкающий их объединяться для преследования разбойника.
Однако главный пункт, в котором анализ Спенсера недостаточен, заключается в том, что он не указал на важное значение медленного накопления человечеством опыта, начиная с дочеловеческой стадии. Не оценил он и уроков, полученных примитивным человеком из наблюдений над животным миром.
В своем страстном стремлении установить — между прочим, в соответствии с Гоббсом и большинством философов XVIII века,
* Но любовь может мгновенно превратиться в ненависть.


640
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
объяснявших «Государство», «право» и «общественный договор» эволюцией этических чувств, — он не углубился достаточно глубоко в анализ происхождения нравственных чувств и, таким образом, остался далеко позади даже того, что высказал по этому поводу Дарвин в своих кратких набросках. Спенсер скорее повторяет, чем доказывает, свое утверждение о том, что «нравственные чувства и взаимная сдержанность появились позднее, чем чувства и ограничение, порожденные политической, религиозной, или общественной властью». Это утверждение, как мы вскоре увидим, находится в полном противоречии с фактами. Но он настолько увлечен этой идеей, что относит чувства самосохранения, как, например, предусмотрительное накопление предметов первой необходимости, на счет тех же «властей». «Отношения между ними те же, что и между чувствами самосохранения и чувствами, обусловливающими защиту других», — продолжает он предыдущую мысль. «Страдание, вызываемое непредусмотрительностью, и удовольствие, возникающее от накопления вещей, необходимых для будущего использования, и от усилий, направленных на добывание таких вещей, могут в обиходе противопоставляться в сознании, нолишь настолько прочно, насколько устойчивое социальное устройство делает возможным накопление; в установлении такого прочного устройства принимает участие страх перед видимыми и невидимыми правителями и перед общественным мнением». Но как же может существовать такое устройство в колонии сурков, регулярно запасающих на зиму пищу? Сам по себе факт большого количества народных сказок и мифов, распространенных по всему миру, о запасах сурков и подобных им существ может служить доказательством того, что человек не оставался глух к такого рода урокам природы (запасающие зерно муравьи упоминаются уже в древнееврейских священных книгах). Более того, люди, которые, подобно бурятам, каждую осень постоянно разоряют запасы сурков и забирают съедобные луковицы (Lilium martagon) и зерно, чаще всего запасают часть своей добычи, предвидя, что зимой, когда земля будет схвачена морозом, раскапывать подземные кладовые сурков будет трудно или невозможно1056.
В целом, хотя основные положения Спенсера верны, он не дошел до основной сути вопроса, и здесь, как заметил Дарвин по другому поводу, он неспособен убедить. Вне всякого сомнения, мы


Этика. T. 2: Сущность нравственности
641
можем утверждать, что «очевидные основополагающие нравственные знания, основанные на интуиции», которая «есть результат накопленного полезного опыта, постепенно приводившегося в порядок и наследовавшегося, накапливались человеческим родом и в конце концов стали рассматриваться как совершенно независимые от осознанного опыта» (Письмо к Миллю, § 45, с. 1231057). Но механизм этого накопления был затронут Спенсером только в самых общих чертах. В ряде мест содержится подозрение (eine Ahnung) о различиях между Справедливостью и великодушием, но относительная важность их и их взаимоотношения не прослежены.
Происхождение чувства долга
Важнейший вопрос любой Этики — из чего исходит чувство долга, чувство нравственного обязательства? — но на него Спенсер, как было отмечено большинством его критиков, не дал удовлетворительного ответа.
Бейн, замечает он в § 46 «Данных этики», приписывает это чувство воздействию наказания, налагаемого законом, и, в некоторых случаях, общественным мнением. «И я согласен с ним, — продолжает Спенсер, — в том, что им обусловлено чувство принуждения, которое включает сознание долга и на которое указывает и самое слово “обязательство”. Существование более ранних и глубоких элементов, возникших так, как было сказано выше, подразумевается, я думаю, тем фактом, что некоторые наивысшие чувства самосохранения, побуждающие к благоразумию и экономии, имеют нравственные основы, в противоположность простейшему чувству самосохранения, показывая, что не считая мыслей об искусственном характере наказания за непредусмотрительность, чувства, возникающие из представлений о естественных наказаниях, становятся господствующими» (с. 126-127, § 46).
Спенсер тем самым придерживается, в общем, той точки зрения, что страх политических, общественных и религиозных наказаний «порождает чувство принудительности, сопровождающееся представлением о будущем как об отсроченном настоящем и личными притязаниями на потребности других». Но здесь вновь просто указан, но не исследован источник чувства долга, так что защитники ин- туитивистской нравственности могут утверждать, что Спенсер не


642
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
в большей мере, чем Кант, показал истоки чувства долга, присущего нравственным обязательствам.
В чем Спенсер абсолютно прав — так это в сделанном им замечании, «которое, — говорит он, — является в высшей степени поразительным: чувство долга, или нравственная обязанность, есть чувство преходящее, оно будет ослабевать по мере того, как будут возвышаться нравственные правила» (тот же параграф, с. 127). Поступать нравственно будет всё более и более входить в привычку, станет простым инстинктом. «Даже в настоящее время заметно движение к этому высшему состоянию». Обычаи и образ жизни, служащие сохранению расы, сохраняющиеся из поколения в поколение, несомненно, становятся инстинктами, и чем меньше будет использоваться «воинственная» организация общественных побуждений, разрушающая такие привычки, тем более инстинктивными они станут. Принудительное «должно» исчезнет, чтобы дать место доставляющей удовольствие привычке. «Истинно честный человек всюду может быть обнаружен по тому, что, выполняя справедливые требования, предъявляемые к нему, не только не думает о религиозном, юридическом или социальном принуждении, но даже лишен мысли о самопринужде- нии. Он делает правое дело с простым чувством удовлетворения и даже не терпит препятствий, мешающих получать удовлетворение от такого дела» (с. 128).
Двусторонняя этика современности (Г. Спенсер)
Другой важный источник ошибки Спенсера заключается в том, что он признает неизбежность двух различных форм общества (§ 48-50): военной и промышленной. Действительность, однако, состоит в том, что эти два различные типа этики сосуществовали всегда, на каждой стадии развития общества — человеческого и до-человеческого; они являются принадлежностью не двух различных стадий общества, но двух различных общественных классов — потенциальных правителей и управляемых, завоевателей и завоеванных, счастливых и несчастных, эксплуататоров и эксплуатируемых. На каждой стадии развития человечества в обществе существовали две эти тенденции, и приписывая эти две этики двум различным периодам времени, Спенсер вносит в Этику ошибку, которая постоянно привносилась историками и филосо¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
643
фами истории: изображение в виде двух или трех различных периодов развития того, что на деле было колебанием между двумя различными тенденциями.
Но эта ошибка привела Спенсера к неверному выводу. Признавая две различные стадии: военную, когда существует внешняя опасность, и промышленную, когда эта опасность уменьшается и в конце концов отступает, он говорит: «Пока существование сообщества подвергается угрозе со стороны окружающих его сообществ, следует признавать за истину, что личные интересы непременно должны быть приносимы в жертву интересам сообщества, — до тех пор, пока это необходимо для спасения сообщества», а «когда множество уже не находится в опасности, конечная цель стремлений, благосостояние единиц (личностей), не требующая дальнейшего откладывания, становится непосредственной целью стремлений».
Сейчас такой взгляд на эволюцию человечества представляется неверным, он ведет к ряду неверных выводов.
Начнем с того, что никогда не было периода, когда бы сообщество было полностью защищено от других, враждебных сообществ или от стихийных бедствий, и поэтому не было периода, когда добровольное самопожертвование в пользу личностей было бы бесполезным. Более того, в природе вообще нет таких видов, которые совсем не нуждались бы в самопожертвовании или, по крайней мере, в каком-либо риске самопожертвования для сохранения их существования1058.
С другой стороны, в истории развития любого вида не было периода, за исключением внезапных бедствий (пожаров, вторжений, заразных болезней), когда благополучие сообщества (community) могло бы быть основано на самопожертвовании индивидуумов. Именно это опровергает взгляды тех, кто стремится поддержать принцип, согласно которому постоянные армии необходимы для предотвращения вторжений. Люди начинают понимать, что это была дань старым предубеждениям, приводившая к «белокурой бестии» Ницше. Физически развитая молодежь (jeunesse), уделяя военным упражнениям свободное время, которое теперь она отдает футболу — и ни часом более, — представляла бы столь же прочное препятствие (возможно, и лучшее) вторжению, чем современные армии с пяти-семилетней изоля¬


644
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
цией людей в казармах. Армия — традиционная дань предрассудку «профессии».
Во все эпохи развития человечества, для каждого сообщества, было бы выгодно не иметь профессиональных военных, ибо совершенно ясно, что профессиональные военные более нужны для агрессии за пределами страны, чем для защиты ее от вторжений. Во все времена, во всех странах каста профессиональных военных быстро разрастается, и это вовлекает страну в войну. Нация не может ощущать своего военного превосходства над соседями, не испытывая соблазна использовать это превосходство.
Что касается замечаний Спенсера, относящихся к двойственному аспекту нравственности в сообществе, которое живет поочередно «военной» и «промышленной» жизнью, то это двоякое обрамление нравственности и вытекающее из него лицемерие имеют гораздо более глубокую причину, чем указанная в 1887 г. в статьях «Анар- хо-коммунизм» в «Nineteenth Century»1059. Причина заключается в противоположности между религией, которую люди притворно пытаются исповедовать как коммунистическую религию, и разнузданным индивидуализмом (не индивидуализацией, что совсем иная вещь) нынешнего экономического и политического правления среднего класса и аристократии.
Спенсер совершенно прав, когда он описывает современную нравственность как компромисс между принципом враждебности и принципом дружелюбия, беря враждебность в широком смысле как результат господства и эксплуатации внутри самого сообщества и всеобщего стремления к присвоению плодов чужого труда внутри сообщества или вне его. Сегодняшняя нравственность зачастую имеет очень мало общего и с христианством, и с «интуитивной этикой» философов, и даже с утилитарной этикой, в которой полезность необходимо понимать в ее широком общественном смысле. Она действительно «полна компромиссов, расплывчато-двусмысленна, алогична», люди постоянно подчеркивают ту или иную сторону своих нравственных или безнравственных учений в соответствии с нуждами момента, глумясь сегодня над тем, чему вчера готовы были поклоняться, если сегодня видят в этом пользу, сегодня изображают религию, которую делают вид, что исповедуют, мирным учением великого Миротворца, а завтра — в виде carte blanche1060 для всяких низостей, которые могут


Этика. T. 2: Сущность нравственности
645
быть совершены англичанами, французами, русскими, немцами, итальянцами, японцами и т. д. под именем «цивилизации», которая означает не что иное, как наилучший способ воспользоваться чьим-нибудь трудом.
Но едва признав, что компромисс «расплывчато-двусмыслен и нелогичен», Спенсер не прилагает усилий, чтобы показать невыгоды существования с двусторонней моралью или «достаточно хорошей для сегодняшнего дня этикой», или же помочь нам расстаться с ней. Он почти пытается увековечить ее — посредством тех же трюков, к которым прибегают сами сторонники двусторонней этики. Он предлагает человеку достигнуть той стадии, на которой к справедливости он мог бы прибавить благодеяние. Он не замечает, что поступая таким образом, он подтверждает старую доктрину, столь дорогую филистерам всех времен: доктрину смягчения с помощью милосердия жестоких последствий несправедливости, что он изображает как справедливость.
Он даже не сомневается, что «справедливость», которая нуждается в милосердии для смягчения ее последствий, есть, следовательно, несправедливость. Это не справедливость — лишать жизни человека, а затем изливать милосердие на его вдову — даже самый примитивный дикарь отвергнет такое милосердие; его представления о справедливости требуют либо жизни убийцы или кого-нибудь из его рода (если они укрывают убийцу, что они, конечно, всегда делают), либо компенсацию, олицетворяющую, прежде всего, раскаяние убийцы, которое должно заставить вдову простить его, а кроме того, представляющую собой возмещение материальных потерь вдовы, связанных со смертью ее мужа. Даже дикари требуют либо жизни за жизнь, либо возмещения моральных и материальных потерь, и только под двойным влиянием римского права и христианской церкви понятие справедливости было замещено идеей наказания плюс милосердия.
Жестокость в принципе плюс сострадание в применении, калече- нье человека разрывными пулями и мелинитовыми снарядами — и строительство роскошных госпиталей для раненых, разрушение здоровья населения непосильным детским трудом на фабриках и грошовой оплатой труда их матерей, шьющих рубашки или делающих спичечные коробки по два пенса за дюжину; описывать всё это как справедливость и затем просить милосердия для исправления


646
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
бесконечно малой доли совершенного опустошения — всё это не значит прогрессировать в сравнении с дикарем или с теми последователями Шефтсбэри, которые назвали бы положение детей на фабриках явной несправедливостью.
Но Спенсер этого не замечает. Он настолько охвачен боязнью одобрить каким-либо образом «коммунистические принципы», что сам не замечает, как после всех его отступлений об «эволюции», «военном состоянии» и тому подобном он быстро возвращается к тем же принципам христианских филистеров, допускающих, что то, что он именует Справедливостью, — есть право использовать труд других людей, с тех пор, как [,..]1061
Необходимость всеобщих принципов
С самого начала истории, с доисторических времен каменного века, человек всегда жил обществами — родом, племенем, общиной, федерацией племен, где определенные привычки, обычаи и законы, передававшиеся в виде эпических сказаний, предания и обрядов, сплетенные с мифами о сотворении мира, определяли взаимоотношения между всеми членами сообщества.
Песнопения, в которых женщины обычно высмеивали отвергавших правила добрососедского поведения, наряду с притчами, пословицами, историями, пересказывавшимися в часы отдыха или при удобном случае, — служили одновременно для поддержания менее значительных правил приличия и для их запоминания, особенно среди молодого поколения*.
Без сомнения, с глубочайшей древности существовало стремление, возникшее, скорее всего, среди более просвещенных людей, так сказать, философов того времени, — облекать главные и наиболее обязательные правила поведения в форму немногих обобщенных принципов, строго обязательных для сообщества. Одним из самых ранних памятников такого рода был Декалог1062, а позднее практически в каждой ясно выраженной религии фундаментальные, лежащие в самой основе философские принципы выражались в форме ясных, кратких заповедей. Таким образом был выражен непреклонный авторитет Закона в иудаизме Моисея, борьба между принципами добра и зла в религии Заратустры и т. д.
* Взаимная помощь как фактор эволюции.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
647
Такое же желание найти и выразить в кратких формулах общие принципы, которые являлись бы квинтэссенцией нравственной жизни человека в различные периоды его развития, в различных частях земного шара, под влиянием различных религиозных систем, появлялось в работах величайших философов каждой отдельной эпохи и в каждом центре цивилизации.
Начиная с ранних китайских, индийских, иудейских и греческих философов и вплоть до наших дней величайшие мыслители старались отыскать некое универсальное понятие о Вселенной и одновременно сформулировать в виде нескольких принципов руководящие идеи общепринятой нравственности. Правда, в ходе этих попыток они то и дело возрождали, в слегка видоизмененных формах, те взгляды, которые давным-давно были провозглашены на берегах Ганга или у лазурных вод Эллады, однако работа продолжалась и продолжается с неослабевающим интересом.
По мере того, как знания о природе распространяются всё глубже и шире, желание отыскать несокрушимые, фундаментальные формулы нравственной философии становятся всё сильнее; каждое новое достижение на пути изучения [природы] требует нового философского осмысления и, следовательно, новой формулировки этических принципов.
Совершенно очевидно, что при определении линии поведения мы должны принимать во внимание в каждом случае абстрактные нравственные принципы этики, ибо даже те религии, за которые меньше всего держится громадное большинство людей, [составляют] ядро общественных привычек и обычаев, в соответствии с которыми мы живем. Но есть непреодолимое стремление человеческого разума к поиску некоего всеобщего принципа, в соответствии с которым, видимо, сложились наш обычный образ действий и предписания наших обычаев и при помощи которых они могут быть объяснены. В мире нравственных истин мы движимы тем же желанием, что и в мире научных знаний. Мы не удовлетворены знанием того, что линия, пересекающая десять окружностей или десять овалов, обладает определенными свойствами или что для таяния фунта льда требуется такое-то количество теплоты. Мы хотим знать общие истины, подтверждающие теорию упругости при строительстве мостов.


648
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Как все физические явления не могут быть сведены к нескольким элементарным уравнениям молекулярной механики, так и наука о нравственности не может сводиться к какому-то элементарному несократимому принципу, самоочевидность которого может быть подтверждена личным опытом каждого, подобно геометрическим аксиомам, положения которых принимаются за истину, стоящую выше частных истин; мы должны иметь возможность сводить их к некоторой простой и самоочевидной истине, которая, в свою очередь, не может быть сведена к какой-нибудь еще более простой и еще более очевидной истине, — только будучи несводимой, она может быть принята без доказательств. Мы нуждаемся в чем-то подобном по отношению к нравственным суждениям; вот почему, между прочим, нравственные суждения так часто сравниваются с геометрическими аксиомами, а этика уподобляется логике*.
Если каждый из нас был бы убежден, что всегда, при всех обстоятельствах жизни мы должны признавать за другим человеком те же права на благополучие, которыми мы сами обладаем, и что мы всегда должны ясно представлять себе, как наши поступки затрагивают других, — тогда этика должна была бы ограничиваться простым описанием общественных обычаев и привычек в различные периоды развития цивилизации. Изучение происхождения и развития нравственных чувств или инстинктов удовлетворило бы наши потребности. Но дело обстоит иначе. Даже те исключительные личности, обладающие такой огромной жизненной энергией, что обладают достаточными силами для служения другим, не всегда, на протяжении всей своей жизни и при всех обстоятельствах, остаются теми же благородными и великодушными героями. При всей своей врожденной способности поступать наилучшим образом в конкретной ситуации и у них могут быть моменты сомнений и колебаний, и в такие моменты они могут ощущать необходимость обратиться к высшему и более общему принципу их соб¬
* Не таинственные свойства нравственных принципов делают их сравнимыми с геометрическими аксиомами; нет, нравственные знания — такие же знания, как и все иные; наш разум неизбежно стремится свести это знание к самым основным истинам. Подобно тому, как физика не будет иметь обоснования до тех пор, пока [...]


Этика. T. 2: Сущность нравственности
649
ственной природы, истинность которого они сознают как самоочевидность, и который мог бы помочь им принять решение относительного того пути, который следует выбрать при данных обстоятельствах, пути, наиболее согласующегося с лучшими сторонами их интеллекта.
Не подлежит сомнению, что громадное большинство человечества не разделяет подобный максимализм в повседневной жизни. Правила своего рода условной нравственности, выработавшиеся в том обществе, или даже в том слое общества, или в клике, к которым они принадлежат, неизмеримо важнее для них, чем любые общие принципы. В действительности лишь немногие члены нашего общества, называемого христианским, задумываются об общих принципах религии, которую они якобы исповедуют.
Условность правил приличия (таких, как «ходи в церковь по воскресеньям и в лучшем платье и без трости») и некоторых ходячих правил эгоистической нравственности («честность — лучшая политика», «добрый телок двух маток сосет») или классовой морали («будь милостив к своим слугам», а также к «своим рабочим») вполне достаточна для них. Но даже те, кто обычно удовлетворен подобными принципами, сознают время от времени, в различные периоды своей жизни, что эти правила недостаточны. Даже в их умах, притупленных из-за каждодневного употребления условных правил благопристойности, звучит иногда, под влиянием особых обстоятельств, голос несравненно более глубокого единства с человеческим родом, и этот голос становится для них — часто к собственному их удивлению — источником бесконечно высокой, насыщенной радости. Тогда они начинают испытывать желание узнать, чем было то чувство, которое дремало в тайниках сознания и которое сейчас внезапно заговорило с такой невиданной силой? Они долго потом ищут словесного выражения этого чувства, с тем, чтобы иметь возможность повторять его для себя в нескольких словах*. «Да, все люди братья, — говорят они себе, — даже волки не пожирают друг друга», или подобные всеобщие принципы приходят им на ум и укореняются там. И нет необходимости в том, чтобы каждый приобретал такого рода опыт, хотя вероятность указывает вот на какой путь: чтобы уровень нравственности
* Напрасно, нельзя избавиться от этого чувства.


650
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
в обществе поднимался, достаточно, чтобы только определенное число людей пришло к таким взглядам. Подражание и взаимное влияние сделают остальное.
Значение общего выражения нравственных принципов становится еще более очевидным, когда мы размышляем о неустойчивости нравственных норм данного общества в различные моменты его существования. Целые нации и цивилизации переживают те же периоды нравственной нерешительности, которая, как мы знаем, охватывает иногда отдельного человека. У них тоже бывают нравственные кризисы, и мы сами пережили такой кризис в течение последних тридцати лет (или около того), во время которого мы видели упадок философской мысли, угасание реформаторского энтузиазма, прославление мелочной, эгоистической нравственности состоятельных классов и возрождение такого образа мыслей, который считался полностью исчезнувшим. Во время таких критических периодов потребность в каких-то более высоких принципах, согласно которым должны сплотиться те, кто смотрит вперед и кто может зажечь лучшие сердца новым энтузиазмом, начинает падать столь резко, что это часто граничит с катастрофой, и в то время, как у некоторых людей это рождает все крайности слепой веры или, напротив, абсолютное отрицание, мыслители и социальные реформаторы получают особый заряд вдохновения. Именно это происходит сейчас, когда интерес к этическим и философским исследованиям идет рука об руку с указанными тенденциями.
Справедливость и нравственность
II часть. Справедливость — равенство.
Здесь будет помещено широкое полотно современной безнравственности, возникшей из могущества наших государств, и которым обладают в настоящее время [представители] власти и богатства.
Здесь можно набросать захватывающую картину всей безнравственности, которая является результатом неравенства условий: безнравственность политическая, безнравственность экономическая, безнравственность социальная (государства и др., кланы), безнравственность личная, проистекающая из: неравенства политического,


Этика. T. 2: Сущность нравственности
651
неравенства экономического,
неравенства условий [жизни],
неравенства в оплате,
одним словом, из политической, экономической иерархии, иерархии происхождения и уровня заработной платы.
Примеры, которые я часто приводил (Justice and Morality1063, лекция «Prisons»1064 и т. д.) касательно безнравственности, порождаемой неравенством, и невозможности существования нравственности, если вернуться к положению о том, что равенство фактически не будет достигнуто, — этих примеров могло бы быть бесконечное множество, если нарисовать картину современного (и прошлого) общества с точки зрения нравственности различных кланов.
Здесь [вспоминается] также очень справедливое замечание Антона [...]1065, что пытаться изменить индивидуальную нравственность, устанавливая для нее нормы, — это чистое ребячество, пока всякая общественная нравственность (государственная, религиозная, клановая, профессиональная и т. д.) остается иллюстрацией того утверждения, что именно их нравственность (а не Нравственность вообще) равна их силе и влиянию. Сила, «нравственность силы» выдается за правильность.
Эгоизм versus1066 альтруизм
Существенный источник путаницы, присутствующей во всех дискуссиях на темы этики, заключается, несомненно, в использовании терминов «эгоизм» и «альтруизм». Слово «эгоизм» имело прежде совершенно особый смысл. Когда человек ест или пьет, он, несомненно, движим инстинктом самосохранения, но ни у кого не возникает мысль назвать этого человека эгоистом. За «эгоизмом» закрепился ряд вполне определенных поступков, при которых себялюбие человека разрастается до таких пределов, что он вырывает кусок изо рта того, кто так же, или даже еще больше нуждается в пище, даже не делясь с тем, у кого он отнят.
Позднее многие философы отмечали, что итогом всех человеческих поступков является либо увеличение количества личных удовольствий, либо уменьшение количества личных страданий. Было отмечено, что даже те поступки, которые противоположны эгоизму, имеют такие же мотивы. Даже самый бескорыстный акт


652
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
самопожертвования берет свои истоки в желании человека избавиться от мучительных, угнетающих ощущений, которые он испытывает или мог бы испытывать в будущем в виде угрызений совести. Краткости ради или для удобства выражения эти себялюбивые (self-interested) мотивы всех человеческих поступков изображались как эгоизм; но поскольку в этом названии не было ничего неверного, оно вскоре превратилось в источник не поддающейся описанию путаницы. Исчезло различие между человеком, который ест, чтобы удовлетворить свой голод, и человеком, который ест, чтобы удовлетворить свою страсть к обжорству. И тот, и другой изображались движимыми эгоизмом. Человек, убивший спутника во время терпящей бедствие арктической экспедиции и съевший его, и готтентот, который, не имея достаточно пищи для удовлетворения собственного голода, громко кричит перед едой, спрашивая, нет ли кого-нибудь еще, с кем бы следовало поделиться пищей, и который делит ее, если такой человек появится, — оба они изображались эгоистами, к вящему ущербу для ясности мышления.
Чтобы избежать этой путаницы, в противоположность «эгоизму», «эгоистическому образу действий» стали употреблять термины «альтруизм», «альтруистический поступок». Но так как путаница произошла не от недостатка слов для обозначения дружественных действий, или же актов самопожертвования и т. п., а из-за слишком широкого смысла, который придавали слову «эгоизм», то введение слова «альтруизм» нисколько не помогло. В свою очередь слову «альтруизм» неизбежно был придан такой же широкий смысл, как и слову «эгоизм».
Я уже упоминал, что все альтруистические поступки в конечном итоге эгоистичны, потому что имеют своей целью уменьшение страданий и увеличение удовольствий. Более того, с тех пор, как введен был этот термин, путаница даже возросла: вместо того, чтобы именовать «альтруистическими» исключительно те действия, которые представляют собой акты самопожертвования личности, в тот же раздел альтруистических действий включают поступки, продиктованные лишь благожелательностью, и даже просто акты разумного самосохранения, или просто признание принципа равенства. Таким образом получают дополнительную поддержку те, кто, желая утвердить различия между наиболее несхожими типами


Этика. T. 2: Сущность нравственности
653
поступков человека, и считая себя личностью, или нацией, или расой высшего рода, делают вид, что не намерены платить дань желаниям других; эти другие, позволяя себе руководствоваться принципами равенства и даже идти на самопожертвование, тоже оказываются эгоистами.
Я думаю, что существует только один выход из этой ситуации: надо полностью отказаться от употребления слов «эгоистический» и «альтруистический» и громко и открыто признать, что во всех своих поступках человек руководствуется в конечном итоге желанием увеличения чувств, приносящих удовольствие, и уменьшения чувств, приносящих страдания. Мы, следовательно, должны отказаться от попыток классифицировать поступки на основе первичных побуждающих мотивов, различия, необходимого только в тех случаях, когда поступкам пытаются присвоить стоимость ради наград и наказаний. Но тогда нам надо принимать во внимание, стремится ли человек, совершивший данный поступок, к наибольшему удовольствию и наименьшему страданию, имея в виду удовольствия и страдания и других, и самого себя, или же он ценит себя столь высоко, что страдания десятерых не идут в расчет, так как удовольствия следуют только ему и уровень его собственного благополучия должен быть равен благополучию в десять, двадцать или 100 раз меньшему десяти, двадцати или 100 других людей — в этом последнем случае люди, будучи существами общественными, осудят такие действия.
Эта последняя категория поступков несомненно соответствует тем, которые раньше обычно называли эгоистическими, но которые точнее было бы назвать, в зависимости от оттенка, противообщественными или антисоциальными, тогда как первая категория может быть названа общественной (sociable), и в самых чрезвычайных случаях, актами самопожертвования ради благополучия других.
На первый взгляд это различие может показаться не идущим к делу; однако это совсем не так, в чем можно убедиться, обратившись к главе «Эгоизм против альтруизма» «Данных этики» Спенсера1067 (§ 68 и сл.).
Так, одно из первых его утверждений заключается в «самоочевидной истине», как он говорит, «что действия, направленные на поддержание жизни, должны, вообще говоря, превосходить в своей


654
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
императивности все другие действия (§ 68, с. 187). «То есть, — продолжает он, — этика должна признавать истину, осознанную неэтической мыслью, о том, что эгоизм предшествует альтруизму. Действия, необходимые для самосохранения, включая удовольствие, получаемое от выгоды таких действий, есть главное требование всеобщего благополучия. Если каждый не будет должным образом заботиться о себе, его забота о других отомрет». Другими словами, он подразумевает филистерское выражение: «charité bien ordonnée commence par soi-même»1068, не говоря уже о том, что это относится только к милосердию, а не к долгу справедливости. Именно это Спенсер изображает как «Неизменное превосходство эгоизма над альтруизмом».
Начнем с того, что первая истина совсем не самоочевидна, потому что «жизнь» и «совершение поступков» — синонимы. Но даже если бы она и была самоочевидной, такого рода метафизические утверждения не имеют действительной ценности в этике. Действительность соответствует нравственным нормам алеутов, — да, впрочем, и всех других «дикарей»: если вы охотитесь вдвоем и испытываете недостаток в провизии, то стыдно не предложить первый кусок компаньону, ваш долг — предложить пищу тем, кто слабее, и уж абсолютный долг для каждого честного дикаря — разделить ее между всеми на равные доли. Иными словами, заботиться о других точно так же и тогда же, как о себе, — вот совершенная противоположность Спенсеровой «самоочевидной» истине.
Критерий нравственности, не найденный Спенсером1069
Спенсерова глава «Критика и разъяснения» представляет собой, видимо, наилучшее доказательство того, что он, при всех своих изысканиях, не смог отыскать критерия нравственности, как и все предшествовавшие ему системы этики. После очень хорошего анализа основных принципов этики, в котором он противопоставляет гедонизм Бентама критике его Сиджвиком, он приходит к выводу, что различные этические теории «в отдельности содержат долю истины, и чтобы получить всю истину, их просто надо соединить должным образом» (с. 171, § 62). Они вовсе не являются различными формами выражения одних и тех же устремлений — более конкретными или более неопределенными, чем прочие. Напротив, каждая из них со¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
655
держит лишь часть истины, и, следовательно, для того, чтобы стать истинной, «чтобы заключать в себе всю истину», должна быть дополнена другими*.
Такое заключение означает, осмелюсь сказать, отказ от предмета в целом и безразличие к вопросу о принадлежности к определенной философской школе, тогда как в действительности этические умозаключения всех возможных школ — метафизических и индуктивных, эволюционистских и религиозных, христианской и алеутской, человеческой и животной — хотя и согласны в определенных заключениях, таких, как «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой», содержащих в то же время принцип справедливости и, следовательно, равенства, равного мщения и равных наград, добродетели, любви (христианство) и «наибольшего количества счастья» — хотя все школы и признают такой принцип, ибо он выражает в наиболее общей форме их стремления, вовсе не безразлично, каким путем приходите вы к этому обобщенному принципу. Значение, которое вкладывается в этот принцип, будет зависеть от того, придем ли мы к нему от
* «Теологическая теория содержит долю истины. Если вместо божественной воли, подразумевающей сверхъестественное откровение, мы подставим цель, которую можно обнаружить естественным путём (?) и благодаря которой Сила (sic, с прописной) обнаруживает себя в работе эволюции; то, с тех пор, как существует эволюция и до настоящего времени, работая над улучшением жизни, она содействует достижению этой цели, так как действует согласно с теми принципами, которые ведут к совершенствованию жизни. Учение о том, что целью движения должно быть совершенство природы, является до некоторой степени верным, так как оно молчаливо признаёт идеальную форму бытия, которая предполагает высшую форму жизни и к которой ведёт эволюция. Истина содержится и в учении, что целью должна быть добродетель, ибо это лишь другая форма учения, говорящего о том, что цель заключается в исполнении условий, необходимых для достижения высшей.жизни. То, что нравственная интуиция может руководить нашим поведением, является утверждением, содержащим истину, так как такая интуиция есть постепенно складывающийся результат опыта, приобретаемого расой, живущей в определённых условиях. А то, что счастье есть высшая цель, — это бесспорная истина, так как оно сопутствует той высшей жизни, которую имеет в виду, отчётливо или неосознанно, всякая теория нравственного руководства.
Понимая таким образом свое взаимное положение, те этические системы, которые полагают своей основной целью добродетель, право, долг, должны, по-видимому, дополнять те этические системы, которые считают основной целью благоденствие, удовольствие, счастье» (стр. 171-172, § 62).


656
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
чувства равенства, или от любви, или от гедонизма. Современный христианин (или образчик того, что выдается теперь за христианина) делает из него вывод, что убийца должен быть повешен, тогда как простой последователь Христа заключил бы, что надо прощать обиды, а буддист протестовал бы против убийства убийцы из высших соображений о единстве природы и священности жизни; эгалитарист пустился бы в анализ причин убийства и заявил бы: «я не могу осудить его: я поступил бы на его месте так же»; а гедонист Спенсер внес бы предложение обратиться к палачу, тогда как иной, на чисто утилитаристской почве человеческого счастья, стал бы утверждать, что увеличение количества счастья не может быть ближайшим последствием еще одного акта мести, тогда как отдаленным последствием будет его уменьшение. И в то время как в одном случае мы должны приводить аргументы исходя из реальных фактов, в другом нам приходится витать в метафизических облаках. То же произошло с определением коммунистического desideratum1070, который может быть выведен и из метафизического анализа прибавочной стоимости, как это делал Томпсон1071 и его имитаторы (Маркс и его школа), и из анализа конкретных последствий частного присвоения предметов, необходимых для жизни и труда (Сен-Симон, Фурье и т. д.).
Однако эта разница видна не только из различных способов интерпретации общего принципа. Она проявляется во всем построении этики и особенно в возможности ее эволюции применительно к новым условиям. Спенсер дал в XI главе своих «Оснований» замечательный пример. Любой эволюционист, читая эту главу, не может не убедиться в приспособленности человеческой природы к поискам удовольствия в том, что сейчас — в силу ряда особых условий — считается страданием, а именно в труде. Только эволюционист может выдвинуть ту истину, что «живое существо должно жить, чтобы действовать» и что, следовательно, «этика должна признать истину, признанную неэтической мыслью, что эгоизм предшествует альтруизму» (с. 137, § 68)1072.
Спенсер, таким образом, ошибается, когда говорит, что различные системы этики дополняют друг друга. Если все они согласны в утверждении некоторого общего принципа, это еще не доказывает того, что все вместе они склонны оказывать ему поддержку, которую ни одна из них не может ему оказать в отдельности. Это попросту


Этика. T. 2: Сущность нравственности
657
означает, что все они, исходя из этого общего принципа, пытаются выработать систему этики, которая объясняла бы и подкрепляла его при помощи его предписаний.
Однако тот факт, что Спенсер в результате своего анализа пришел к выводу, что все они дополняют друг друга, показывает, что ни одна из них не идет по пути двух основополагающих принципов этики: «обращайся с другими так, как хотел бы, чтобы обращались с тобой» и другой принцип: «относись к ним хорошо, даже если не рассчитываешь, что они будут хорошо относиться к тебе».
Какое-то объяснение не будет содержать лишь одной части истины, но истина сама по себе настолько необходима, что стоит попытаться отыскать ее [...]1073
[...] утверждение Спенсера, в котором слова «эгоизм» и «альтруизм» только затемняют смысл; потому что в разделении пищи на равные доли эгоизма столько же, сколько альтруизма, и наоборот, что показывает, что так нет ни того, ни другого. Именно равенство в племенном кодексе дикарей стоит выше эгоизма. Действительно, вот правило, которое сопутствует человеку во всех бедствиях в чрезвычайных обстоятельствах. Люди в спасательной шлюпке или команда тонущего корабля действуют не в соответствии со Спенсеровым «постоянным превосходством эгоизма над альтруизмом». Они действуют не по принципу «sauve qui peut»1074. Напротив, они действуют в соответствии с принципом равной доли, или неравенства в пользу слабейшего. «Если уж умирать, то всем вместе» — этот принцип знает всякий, кто сталкивался с действиями человека на войне, или в путешествии, или при совместной работе, связанной с определенной опасностью, например, в шахтах или во время больших пожаров или крушений, короче говоря, во время опасности, — знает из собственного опыта. Но это не только человеческий опыт. Это наблюдение относится и к общественным животным.
В общем, достаточно прочитать первые два параграфа этой главы (§ 68 и особенно § 69), чтобы понять, что начальные пять глав, опубликованные в «Nineteenth Century» в 1900 г., были добавлены к книге после того, как она была написана совсем в другом духе. Даже чтение следующей главы, «Альтруизм против эгоизма», не ослабляет этого впечатления. Так, в § 69 он вновь представляет эволю¬


658
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
цию жизни на земле «прогрессирующей в соответствии с законом, согласно которому каждый индивидуум должен получать выгоду, какими бы возможностями для поддержания своего существования он ни обладал» (с. 188, § 69). Борьба за существование изображается как индивидуальная борьба — чем она не является — и это утверждение, нигде в сочинениях Спенсера не подтвержденное фактами, объявляется не нуждающейся в доказательствах аксиомой и законом. Действительно, Спенсер не добавил фактов к тем пяти (два уже опровергнуты), которые были приведены Дарвином в пользу индивидуальной борьбы видов и неспособность которых доказать такую борьбу Дарвин сам должен был осознать, раз он отказался в «Происхождении человека» от этой борьбы в пользу Взаимопомощи. Спенсер, в этом и во многих других местах, очевидно, не подозревал, что вышеприведенное выражение («каждый индивидуум должен получать выгоду, какими бы возможностями для поддержания своего существования он ни обладал») вовсе не является «всеобщим законом» развития природы и что принцип взаимной поддержки не только не завершает, но разрушает те следствия, которые возникли бы в природе, если вышеизложенное было бы законом природы.
Это приводит его к следующему утверждению, которое не только не подтверждается наблюдениями за жизнью животных в природе (а не только в книгах), но и совершенно опровергается такими наблюдениями. Он пишет:
«Любые порядки, серьезно мешающие превосходству получать выгоду и награду за превосходство [индивидуальное, заметим, не расовое] или защищающие менее полноправного от несчастий, которые он на себя навлек, —любые порядки, стремящиеся к возвышению или к принижению, есть порядки, диаметрально противоположные прогрессу в организации и возможности достижения высшей жизни.
Но сказать, что каждый индивидуум может пожинать плоды его собственного могущества, унаследованного или приобретенного, значит провозгласить эгоизм высшим принципом поведения. Это означало бы, что эгоистические притязания должны иметь превосходство над альтруистическими» (§ 70)1075.
Назначение этической системы
Целью этической системы не является перечисление, классификация или согласование принципов действия в каждом отдель¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
659
ном случае. Она заключается в выработке «некоего всеобщего положения («some generality»), как говорит Милль, которое было бы более очевидно в качестве необходимого основания прогрессивно развивающегося общества и поэтому легче налагаемым на себя или принимаемым правилом поведения, чем любые из отдельных конкретных принципов поведения. Такое «всеобщее положение» должно также отвечать другому требованию. Последнее столетие, несомненно, подразделяется на два главных течения: индивидуалистическое течение, провозгласившее в романтизме культ сильно развитой личности, приведшее к анархизму. А с другой стороны — социальное течение, приведшее к концепции всемогущего Социалистического Государства с его «армиями труда», «диктатурой пролетариата» и индустриальным цезаризмом, ведущим к уничтожению личной инициативы и индивидуальности. Эти два течения, несомненно, не были случайны. Они были выражением двух течений, присущих человеческой природе, борьба которых является сущностью истории.
Найти принцип, который позволил бы сформулировать условия синтеза этих двух тенденций, — вот высшая цель Этики.
Назначение этической системы. Заметки1076
Никогда еще потребность в новом, научном и философском Begründung1077 нравственности не была столь сильна, как в настоящее время.
Великое возрождение девятнадцатого] в[ека] заставило пересмотреть нравственные принципы.
Позитивная философия расшевелила, но не удовлетворила.
Антропологическая школа права потрясла самые основы, и мы увидели, что Shering пришел к заключению: то, что вчера считалось правом, завтра будет признано несправедливостью.
Философия утилитаризма; борьба за эволюционную теорию вызвала обратное движение к идеализму. Люди стали искать основание этики в религии (Фуллье), а затем стали искать истинный синтез интуитивной теории этики и эволюционистской, в направлении, кратко, но достаточно [точно] обозначенном Дарвином.
До сих пор умозрительной этической философией не уделялось достаточно внимания опыту и его влиянию на развитие этических концепций; тогда как эмпирики подразделяются на субъективистов


660
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
(самонаблюдение), давших этику рефлексии (разум — наибольшее внимание уделено) и этику чувства (любовь; сердце), и объективистов, давших антропологическую, историческую, юридическую и экономическую этику (Вундт, [с.] 14-15).
Размышление должно, считает Вундт, установить условия, с помощью которых станет ясной взаимная связь громадного количества фактов, даваемых нашим опытом.
Эмпирическое исследование само по себе чересчур склонно изображать нравственную эволюцию человечества не более чем случайностью, тогда как мы не можем не чувствовать, что есть лучшая нравственность — не бросать детей и не применять пытки с целью добиться истины от обвиняемого. Это позволяет сделать предположение, что здесь лежит некий высший критерий нравственности, отличный от критерия, существующего в данном обществе в данный момент.
Но это именно то наивное неопределенное ощущение, которое эксплуатируют все религии. И наш долг состоит в том, чтобы показать истинный источник такого ощущения, которое (следует в этом признаться) в сильной степени затушевывалось современным естествознанием и направлением, которое приняла теория эволюции под воздействием принципа борьбы за существование.
«С давних времен, — говорит Вундт (I, [с.] 12)1078, — этические законы, наряду с логическими, считали за первоначальную принадлежность духа, которая может развиваться не в своих основах, а только в приложениях». Более того: «или, так как нужно было приписать какое-нибудь происхождение как самому духу, так и его содержанию, — нравственным законам приписывалось сверхчувственное происхождение, причем они считались связующим звеном между эмпирическим существованием и его вечной причиною». (Предназначение человека: «Причина» его существования.)
Люди противопоставляли эмпирическую дедукцию этических принципов, потому что их происхождение считалось априорным, замечает Вундт (с. 12).
Лишь сейчас мы стали замечать возможность врожденного инстинкта и последующего развития установлений или обычаев, обусловленных этим инстинктом.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
661
Мы, таким образом, способны возвратиться (как указывал Вундт) к представлению древних греков, что «опыт всегда является лишь внешним средством для развития идей, уже существующих в наших умах».
Этика
Споры по вопросу об основаниях нравственности идут с начала философии.
Мало того, от самого начала философских религий, предшествовавших философии, существовало то же стремление открыть истинные основания нравственности.
Ни одна система из предложенных до сих пор, насколько можно судить, не удовлетворила умы.
Какова задача каждой системы Этики [?]
Несомненно, что люди обладают нравственным чувством, хотя и в разной степени.
Немного о чувстве долга.
Основной задачей этики является поиск общих законов поведения и оснований этих законов.
Люди нравственны независимо от того, знают ли они что-нибудь об этих законах или нет. Но они нравственны в очень разной степени.
Прямая и [«эгоистичная» нравственность].
Они нуждаются в последней — чтобы помочь себе принять решение, когда они не уверены.
Периоды аморальности. Тогда становится необходимым обратиться к какому-то общему принципу.
Что это должен быть за принцип?
1) Страх? — Но он недостаточен. Что если страх проходит?
2) Религия, как утверждает Толстой? — Мое отношение к этой Воле. — Но что, если существование этой Воли начнут отрицать? Что если чувство [...]
[...] как могли бы сказать другие, такое же общее, как и «борьба за жизнь» — но в великой и непрерывной борьбе за существование против природных условий — климата, наводнений, бурь и т. д., постоянно идущей в природе и постоянно требующей приспособления видов к новым условиям. Взаимопомощь выступает главным фактором сохранения этих приспособлений. Она крайне необхо¬


662
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
дима для выживания видов при помощи устойчиво прогрессивной эволюции, так как она является самым безопасным оружием в борьбе за существование — потому что позволяет лучше выживать при данных условиях, всегда действуя и продолжая действовать, по крайней мере до тех пор, пока стечение внешних причин не приведет к физическому и умственному упадку вида, который может завершиться полным его распадом и исчезновением. Это, разумеется, не означает, что процесс носит непрерывно восходящий характер. Напротив, очевидно, что у всех видов и у всех человеческих сообществ судьба складывается по-разному и что большое их число пришло в упадок и исчезло под тяжестью враждебного окружения или недостаточного запаса приспособляемости. Но общее направление всегда существовало, и наиболее процветающими видами и человеческими сообществами были те, которые быстрее и прочнее других выучивались применению взаимной помощи.
И, наконец, исследовать развитие нравственных идеалов в религиозных и философских системах и их влияние на человеческие сообщества в различных условиях, на разных уровнях развития техники. Именно такой схеме должен следовать философ-эволюционист. Такой план был заложен уже в наброске, сделанном Дарвином.
Но ничего в этом роде сделано не было.
[...] компромисс правилом, он никогда не сможет бороться за идеал; идя от компромисса к компромиссу, он, несомненно, будет опускаться всё ниже и ниже. Именно это происходит сейчас с нравственными идеалами. Но сегодня человечество, кажется, устало от «идеалов-компромиссов». Оно смутно чувствует, что необходимо определенное нравственное усилие, чтобы цивилизация сделала следующий шаг, что требуется нечто более сильное: обращение к мужеству — не обращение к благоразумию. Вот почему, не находя вдохновения в предлагаемой им узкой утилитаристской нравственности, люди предпочитают — одни искать идеал в Жанне д’Арк1079 или Франциске Ассизском1080, другие воображать себя «сверхчеловеком» Ницше, чем следовать слабому, возможно полезному [...]
[...] человека, как это сформулировали Спенсер и многие его последователи. Не может она быть и «рациональным исправлением на¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
663
шей религиозной жизни, — как назвал ее Геккель1081, — обращающимся по возможности к существующим установлениям и положениям нашей монистической религии»*. Компромиссы не дело этики, напротив, она должна честно и открыто, в самых точных выражениях утверждать свои идеалы. Этический философ должен заранее быть уверен, что в каких бы скромных масштабах не уменьшался его идеал, он должен стоять впереди условий нынешней жизни — жизни с тысячами [...]
Этические потребности наших дней
В ряде очерков, впервые опубликованных несколько лет назад в этом журнале, была сделана попытка доказать важное значение взаимопомощи для сохранения и прогрессивного развития как животных видов, так и человечества.
Не пытаясь преуменьшить тот факт, что многие виды животных [,..]1082
Широко известно (по крайней мере, должно быть широко известно), что Дарвин сам, в своей второй великой работе, «Происхождение человека», исследуя происхождение нравственного чувства у человека, пришел к сходным взглядам на внутреннюю жизнь стадных животных.
Анализ фактов, собранных в вышеупомянутых очерках, привел и меня к убеждению, что взаимопомощь является важнейшим условием прогрессивного развития видов. Если наступает период скудости и между особями одной группы животных возникает острая борьба за существование — такой случай с южноамериканскими полуодомашненными лошадьми упомянут Дарвином как доказательство реальности межвидовой борьбы за существование — и если наблюдается последовательный ряд такого рода периодов, неизбежным следствием этого должно явиться регрессивное развитие. Напротив, сравнительное благополучие, безопасность существования и долголетие, лучше всего обеспечиваемые взаимопомощью, благоприятствуют прогрессивному развитию как животных, так и человека и являются его непременным условием1083.
* Геккель. Мировые загадки.


664
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
[...] быть начеку, чтобы предупреждать нападения врагов, обеспечивать воспитание потомства, искать новые пастбища, делать запасы, переселяться в случае необходимости и т. д. Но в то же время она обеспечивает необходимые условия для дальнейшего прогрессивного развития вида. Она обеспечивает долгую жизнь, дает возможность накапливаться коллективному и индивидуальному опыту и тем самым обеспечивает развитие коллективного и индивидуального разума. Эти виды имеют наибольшие возможности для поддержания здоровья и благополучия всех особей, а также и для умственного развития, как виды, которым лучше известна взаимная поддержка внутри их сообществ и которые лучше умеют избегать индивидуальной борьбы и соперничества внутри их сообществ, постоянных или временных. И наоборот, у тех видов, которые находятся в упадке (как например, орангутанг или необщественные соколы), привычка к взаимной помощи убывает, и обособленно живущая семья становится для такого вида правилом, всё дальше уводящим его по пути регрессивной эволюции.
Такое исследование фактора взаимопомощи как урока природы было продолжено в области человеческих установлений. Из этого исследования стало ясно, что начиная с самых ранних стадий цивилизации именно обычаи и инстинкты взаимной помощи явились орудием развития тех общественных установлений, которые каждым, кто изучает социологию, считаются наиболее необходимыми условиями прогресса — умственного, технического, научного и социального от самых примитивных представителей людского рода и до наших дней. Выводом этого исследования является то, что человечество, с самого своего начала и до нынешних времен охраняло и развивало институт взаимной помощи; что когда в соответствии с новыми условиями жизни возникают определенные условия, развиваются новые установления, с тем, чтобы выработать новые связи, соединяющие людей, и отыскать новые формы взаимной поддержки. Преимущество (overhand) выше гораздо более могущественных конкурентов.
Будучи общественными и практикуя взаимную помощь во всех своих отношениях, они легко достигают большей безопасности, более высоких умственных способностей и большей приспособляемости к изменениям природных условий или к новым условиям в слу¬


Этика. T. 2: Сущность нравственности
665
чае переселения. Этот важный вывод относится не только к таким видам, как муравьи или пчелы, у которых взаимопомощь зашла так далеко, что привела к физиологическому разделению труда, глубоко связанному с половыми различиями.
Он относится ко всем видам без исключения, даже еще неизвестным. Даже среди хищных видов (полярные лисы, камчатские и тибетские медведи и т. д.) общительность развита в сильной степени, если только вид не находится в упадке из-за уничтожения человеком или по другим причинам.
Этический урок природы (Спенсер, Конт и Гёксли)
В статье «Нравственность в природе» (Nineteenth Century, [1905, т. 57]) я отмечал, что общие очертания труда по этике с эволюционистской точки зрения были даны Дарвином в «Происхождении человека». Исследовать, во-первых, общительность и взаимную поддержку в царстве животных, проследить, по возможности, их постепенное развитие и определить их наивысшие формы в различных классах животных; рассмотреть затем, как общественные привычки человека, поддерживаемые теми уроками, которые первобытные люди извлекали из наблюдений за природой, становились ядром, вокруг которого создавались наши этические понятия и как воздействовали на весь ход их эволюции, развитие речи, накопление традиций, рост религий, развитие знания, технических познаний и общественных институтов, а также конфликты между человеческими расами и общественными группами, и наконец, с этими данными в руках очертить основные, неизменные принципы этики, свободные от случайных надстроек, и предсказать, насколько это возможно, основные черты их будущего развития — вот какова должна быть работа философа-эво- люциониста, если бы он взялся построить этику на основе общих черт, указанных Дарвином.
К сожалению, такая работа до сих пор не была проделана, и те эволюционисты, которые занимаются этикой, до настоящего времени предпочитают следовать традиции до-Дарвиновской мысли, а не развивать выводы Дарвина.
Так поступал, как известно, и Герберт Спенсер. Здесь невозможно рассмотреть целиком его этику, отдельные части которой, как известно, имеют огромную ценность. Однако совершенно необхо¬


666
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
димо указать на те моменты, в которых этическая концепция Спенсера отличается от этической концепции Дарвина. Хотя Спенсеровы «Данные этики» появились только в 1879 г., а «Справедливость» еще позже, в 1881 г., т. е. обе — после Дарвинова «Происхождения видов»1084, однако, социологические части «Синтетической философии» были разработаны в основном задолго до появления работы Дарвина, отчасти под влиянием позитивизма Огюста Конта, отчасти — утилитарианизма Бентама, а также сенсуалистов восемнадцатого столетия*.
Спенсер был, конечно, совершенно прав, когда настаивал на различии между своими философскими концепциями и концепциями Огюста Конта, однако влияние на него Конта неоспоримо, несмотря на глубокую разницу умов двух философов. Чтобы понять эту разницу, достаточно сравнить взгляды Спенсера на биологию со взглядами Конта, в особенности на то, как эти последние изложены в главе III «Discours préliminaire» в «Politique positive»1085.
В этике влияние философа-позитивиста особенно проявляется в той важности, какую придает Спенсер, вслед за Контом, различию между «воинственным» и «индустриальным» периодами человечества. Контраст между «эгоизмом» и «альтруизмом», отмечаемый Спенсером, имеет большое сходство со взглядами Конта на этот вопрос”. Однако взгляды основателя позитивной философии, сформулировавшего идею социального инстинкта, несмотря на его враждебное отношение к органической эволюции, были ближе к взглядам Дарвина, чем к взглядам Спенсера. При обсуждении относительной важности двух групп инстинктов — общественных и индивидуальных, Конт не колеблясь отдавал предпочтение первой. В признании этого превосходства общественных инстинктов он даже видел отличительную черту нравственной философии, порвавшей с теологией и метафизикой.
Только в первых главах «Справедливости» (опубликованы в «Nineteenth Century» в марте-апреле 1890 г.)1086 видим мы ссылки Спенсера на «животную этику» и «до-человеческую справедли¬
* «Социальная статика» была опубликована ещё в 1850 г
” Второй из этих двух терминов понимался в том же, довольно неопределённом смысле, как понимал введший этот термин Конт.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
667
вость», которым Дарвин придавал столь большое значение. Впрочем, значение этих ссылок сводилось к нулю, поскольку, говоря о первобытных людях, Спенсер, следуя за Гоббсом, описывал их жизнь как постоянное состояние борьбы всех против всех, из которого они вышли только после того, как руководивший ими дух привил им общественную жизнь. Главы, посвященные этике животных, явились, таким образом, надстройкой над Спенсеровой этикой*. По его мнению, нравственные чувства человека и его чувство долга не унаследованы от дочеловеческого состояния. Они возникли в гораздо более позднюю эпоху, так как они произошли от тех чувств и ограничений, которые были привиты людям их политическими, общественными и религиозными руководителями («Данные [этики]», § 45).
Чувство долга не является, как предполагал Дарвин (вслед за Бэконом), продуктом борьбы между двумя природными инстинктами, из которых более постоянный общественный инстинкт одерживает верх над менее постоянным инстинктом самосохранения. Оно является, как вслед за Гоббсом предположил Бэкон, напоминанием о насилии, применявшемся на ранних стадиях человечества его временными руководителями.
Это допущение кладет свою печать на всё последующее развитие Спенсеровой этики. История человечества подразделена по Конту на два периода, «воинственный» и «индустриальный», последний из которых в настоящее время медленно совершенствуется; каждый из них требует своей собственной этики**. В «воинственный» период необходимым условием развития было не только насилие; необходимо было, чтобы личность была принесена в жертву сообществу и чтобы была выработана соответствующая этика. Такая двойная необходимость должна существовать до тех пор, пока индустриальный период полностью не вытеснит воинственный. Допускается существование двух различных родов этики, соответствующих этим двум периодам («Данные [этики]», § 48-50), и это допущение становится богатым источником ничем не оправданных заключений.
* Действительно, Спенсер впервые написал об общественных чувствах животных в «Nineteenth Century» в марте 1890 г.
** В этом делении Спенсер следует Конту, но [...]


668
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
Тем самым вся этика оказывается компромиссом между законами вражды и законами дружбы, между равенством и неравенством (§ 25). И так как нет никакого выхода из такого конфликта, потому что наступление индустриального периода возможно только после прекращения конфликта, не остается ничего другого, как добавлять некоторое количество благотворительности к строго индивидуалистическим принципам, которые Спенсер считает воплощением этой карающей справедливости. Вот почему Спенсеру не удавались все его попытки отыскать критерий нравственности, и он пришел к совершенно неожиданному выводу, что все нравственные системы, философские и религиозные, дополняют друг друга, тогда как идея Дарвина заключалась именно в том, что он признавал первопричиной, давшей начало всем нравственным системам и учениям, включая этические части различных религий, постепенную эволюцию общительности.
Позволю себе добавить, что хотя Спенсер многое позаимствовал у Огюста Конта, возможно, правда, косвенным образом, но взгляды французского философа по этому частному вопросу — о конфликте между общественными инстинктами — несомненно были много шире взглядов Спенсера.
В «Discours préliminaire», в котором места, обнаруживающие действительно гениальные догадки, соседствуют с понятиями, внушенными религиозными идеями более позднего1087 времени, Конт обсуждает относительную значимость двух групп инстинктов и не колеблясь отдает предпочтение общественным инстинктам. В таком предпочтении он видит даже отличительную черту этической системы, порвавшей с теологией и метафизикой*.
«Согласно неотъемлемому принципу биологии, провозглашающему коренное преобладание органической жизни над животной, социология, — писал он, — не испытывает затруднений при объяснении стихийного преобладания личных чувств, всегда более или менее связанных с инстинктом самосохранения.
* То, как его взгляды переплетены с идеями, принадлежащими к более позднему его периоду, показывает, насколько трудно даже гениальным людям отыскать свой путь сквозь омертвевший груз прошлого, везде встающий на его пути. В остальном «Discours préliminaire» является блестящим изложением [...]


Этика. T. 2: Сущность нравственности
669
Но она примиряет также и это не неизбежное превосходство с существующими длительное время чувствами благожелательности, которые католическая теория изображает внележащими нашему естеству и внушенными сверхчеловеческим Милосердием, не подчиняющимся никаким законам.
Наше социальное бытие неизбежно требует постоянного действия инстинкта сочувствия, поскольку он сдерживает личные склонности, которые, если их не обуздывать, стали бы вскоре препятствием для взаимных отношений. Более низкое положение этих склонностей компенсируется тем, что они способны к почти неограниченному расширению, естественное преобладание личных склонностей сдерживается благодаря неизбежному сопротивлению. Эти два постоянных стремления (к расширению одного и к ограничению другого), конечно, растут по мере развития человечества, и их развитие является главным критерием нашего постепенного совершенствования».
К этому он добавляет следующее: «Позитивная этика отличается не только от метафизической, но и от теологической этики еще и тем, что провозглашает универсальным принципом полное превосходство общественных чувств» (Politique positive. Discours préliminaire. 2-я часть, с. 93).
Еще труднее отыскать развитие идей Дарвина у другого известного эволюциониста, Гёксли. Этот блестящий сторонник дарвинизма, сделавший так много для его популяризации, не пошел дальше своего учителя в вопросах этики. Как известно, Гёксли изложил свои взгляды по вопросам этики незадолго до смерти в речи «Эволюция и этика», прочитанной им в Оксфорде в виде Романесовской лекции в 1893 г* Из переписки Гёксли, изданной его сыном1088, известно, что он придавал большое значение своей речи и готовил ее очень тщательно.
Исходившая от вождя научной мысли, всю жизнь боровшегося за торжество философии эволюционизма, эта речь была воспринята прессой как манифест агностицизма, и следует признать, что он вы¬
* Она была издана в том же году, с подробными дополнительными замечаниями, в виде брошюры. Позднее Гёксли написал предисловие («Prolegomena»), вместе с которым она была напечатана в его собрании сочинений и в «Этических и политических очерках» в макмиллановской серии (1903 г).


670
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
разил те взгляды на нравственность, которые имеют сейчас широкое распространение среди образованных классов во всем мире.
Основная мысль, вновь и вновь повторяемая во всей лекции, заключается в следующем. Существуют «космический процесс» и «этический процесс», резко противостоящие друг другу. Космический процесс обнимает Природу — всю природу, включая растения, животных и первобытного человека. Это процесс обагренных кровью когтей и зубов. Это отрицание всех этических норм. «Страдание есть признак всех способных к ощущению существ», оно является «неотъемлемой частью космического процесса». «Борьба за существование методами тигра и обезьяны» является его характерной чертой. В отношении человечества «самоуверенность, овладение без разбора всем, что может быть захвачено, крепкая власть над всем, что только может быть удержано, составляющие сущность борьбы за существование, сослужили свою службу» [(с. 6)]. И так далее. Урок природы, заключает он, есть урок «необходимости зла».
Зло и безнравственность — вот всё, чему можем мы научиться у природы. Нельзя даже утверждать, что зло и добро примерно уравновешены в природе, так что мы можем считать ее безнравственной. Еще меньше оснований считать, что из природы можно вывести, будто сильное развитие общительности и самоограничение у общественных животных являются, как учил Дарвин, мощным оружием космического процесса борьбы и эволюции. Вовсе нет! Гёксли отвергает такой взгляд и с огромным натиском пытается поразить нас тем, что «космическая природа — не школа добродетели, а скорее твердыня врага этической природы» (с. 21 брошюры). «Поступки, наилучшие с точки зрения этики, то, что мы зовем великодушием или добродетелью, влекут за собою образ действий, во всех отношениях противный тому, который обусловливает успех в космической борьбе за существование» (с. 33).
Но затем посреди этого космического процесса, продолжавшегося веками, возникает, в прямом противоречии с предыдущим процессом и с целью борьбы с ним, без всякой естественной причины, способной объяснить перемену, «этический процесс», торжественно введенный человеком на одной из ранних стадий его развития!


Этика. T. 2: Сущность нравственности
671
Космическая эволюция «неспособна объяснить удовлетворительно, почему то, что мы зовем добром, заслуживает предпочтения перед тем, что мы называем злом» (с. 31). Но несмотря на это, в человеческом обществе начинается социальный прогресс, который не является частью космического процесса, а, напротив, «является средством, ограничивающим на каждом шагу космический процесс и выдвигающим на смену ему другой процесс, который можно назвать этическим; результатом его должно быть выживание не тех, кто оказался бы наиболее приспособленным ко всем условиям существования, а тех, кто оказался лучше с нравственной точки зрения» (с. 33). Почему? Откуда происходит этот переворот в естественном пути органического прогресса? Откуда этот разрыв непрерывности? Ни малейшего ответа на эти вопросы нет и даже не предполагается. Нам просто вновь и вновь напоминают, что этический процесс не является продолжением космического процесса: он рождается в борьбе с ним и встречает в нем «стойкого и сильного врага».
Нам говорят далее, что урок природы есть урок абсолютного зла; но что с тех пор, как люди объединились в организованные сообщества, возник как-то этический процесс, совершенно противоположный тому, чему учила человека природа. Он начал затем развиваться путем закона и обычаев. Он воспитывается и поддерживается нашей цивилизацией (с. 35). Но когда мы спрашиваем, откуда исходит этический процесс, где его первоисточник, его начала, мы не можем получить ответа. Он не мог родиться из наблюдений разумного человека над природой — он не был знанием, потому что природа преподала бы ему противоположный урок. Он не мог быть «воспоминанием» до-человеческого времени, так как у до-челове- ческих орд животных, как и у примитивных людей, этического процесса не было. Он должен быть, следовательно, сверхъестественным — это единственно возможное объяснение. Нравственный закон происходит, следовательно, не из накапливающихся знаний о природе, не из общественных привычек, которые человек должен был унаследовать или которым должен был подражать, глядя на своих животных предков (так возник Декалог), и не из привычек, по какой-то неизвестной причине существовавших на ранней человеческой стадии и позднее закрепленных первобытным законодателем. Ничего подобного; единственно возможным объяснением


672
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
является возникновение его вследствие откровения, данного законодателю. Происхождение его сверхчеловеческое, более того — сверхъестественное.
Необходимо упомянуть здесь, что Дж. Майварт1089, который был преданным католиком и в то же время известным эволюционистом, немедленно после появления лекции Гёксли напечатал в «Nineteenth Century» поздравление своему другу с совершенным, как он считал, обращением в христианскую этику. Процитировав вышеупомянутые места, он воскликнул: «Так! Трудно провозгласить более определенно, что этика никогда не могла составлять часть или раздел общего хода эволюции»*. Следовательно, человек не может сознательно и произвольно создавать нравственный идеал. «Он был в нем, а неу него» (с. 208). Его источник — Божественный Создатель (с. 209).
Надо признать, что замечание Майварта было совершенно справедливо. Действительно, одно из двух: или все уроки природы — это уроки зла, уроки борьбы за существование методами тигра и обезьяны, например, и непризнание этих методов означает поражение. И в этом случае мы вынуждены заключить, что проблески нравственных принципов, появляющиеся на самых низких ступенях человеческих групп, являются лучами сверхъестественного вдохновения. Оно должно быть «явлено» извне. Или же нравственные понятия человека являются, как полагали Бэкон, Конт и Дарвин, просто дальнейшим развитием нравственной привычки к общительности, общей всем животным и представляющей собой, можно сказать, закон, всеобщее явление природы. В этом случае они являются заключением, которое человек делает на основании того, что он видит в природе (постольку, поскольку разум проникает в вопросы нравственности), и (постольку, поскольку в них проникают инстинкты) способом существования, естественно развившимся в результате дальнейшей эволюции того, что уже имелось у животных и человека.
Кто-то сказал, что великие ошибки великих умов более поучительны, чем истины, изрекаемые заурядными людьми. Это относится и к Гёксли, который, прочитав свою лекцию, тут же издал ее
* S. George Mivart. «Evolution in Professor Huxley», Nineteenth Century, август 1893, с. 205.


Этика. T. 2: Сущность нравственности
673
брошюрой, где изменил свою цельную точку зрения, добавив к лекции примечание, в котором, в каких-нибудь двадцати строках, совершенно уничтожил всю ее основную мысль. Он отказался от различия между космическим процессом и этическим, признав, что общий процесс органической эволюции содержит в себе этический процесс: последний является «частью или разделом» первого.
Каковы были соображения, заставившие Гёксли изменить свою точку зрении, мы не знаем, но вот это замечательное «Примечание 19» целиком*. Оно говорит само за себя.
«Конечно, строго говоря, общественная жизнь и этический процесс, благодаря которому она стремится к совершенству, являются частью или разделом всеобщего процесса эволюции; таков, например, общественный характер множества растений и животных, дающий им громадные преимущества. Рой пчел является общественным образованием, сообществом, в котором роль, исполняемая каждым членом, определяется органической необходимостью. Царицы, рабочие и трутни составляют, можно сказать, касты, отделяемые одна от другой заметными физическими барьерами. Среди птиц и млекопитающих образуются сообщества, связи внутри которых во многих случаях кажутся чисто психологическими; иначе говоря, они возникают в зависимости от стремления индивидуумов к обществу друг друга. Стремление индивидуумов к отстаиванию своих прав подавляется борьбой. Даже в таких зачаточных формах сообществ действуют любовь и страх, принуждающие к большему или меньшему самоограничению своей воли. Начиная отсюда, всеобщий космический процесс сдерживается зачаточным этическим процессом, который является, строго говоря, частью предыдущего, подобно тому, как “регулятор” паровой машины является частью ее механизма».
Примечание, добавленное Гёксли в противоположность ведущей идее его лекции по этике, и главы, посвященные этике животных, вставленные Спенсером во вторую книгу по этике, «Справедливость», достаточно многозначительны. Они показывают, что, подобно Дарвину, два ведущих наших мыслителя-эволюциониста были вынуждены признать, что представление о природе как
’ В собрании сочинений и в «Этических и политических очерках».


674
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
о поле беспощадной борьбы за средства существования внутри каждого вида неверно и что никакая рациональная философия не может быть построена без учета общественных чувств, пронизывающих мир животных, и взаимной поддержки внутри вида, которые я защищал в своей лекции.
Всё, что мы можем сказать, это то, что друг Гёксли Романее1090, у которого он жил в Оксфорде, приготовлял в это время материал для работы о нравственных элементах в жизни животных, и что председательствуя во время моей лекции о взаимопомощи, он публично высказал свое согласие с идеей об отсутствии войны внутри видовх()С,х.
К сожалению, никто из эволюционистов не занялся вопросом, главные черты которого были указаны Дарвином. Важность его понял Джордж Романее, и известно, что завершив исследование об уме животных, он приступил к работе, в которой намеревался изучить нравственность животных и предполагаемое происхождение нравственного чувства*. Правда, есть несколько работ, в которых обсуждаются нравственные аспекты жизни животных. Таковы работы Туссенеля1092 «Zoologie passioneile» и «Ornitologie passioneile»1 °93, Томпсона, и особенно замечательная работа Эспинаса «Sociétés animales»1094, а также «Liebe» Л. Бюхнера1095, которая обогатила меня сочувствием к животным и сведениями о том, как много [значит] любовь к [,..]1096
Кроме того, существуют такие работы, как «Государства животных» Карла Фогта1097, в которых проводится аналогия между обществами людей и животных. Однако мысль о том, что человек должен учиться у животных общественной жизни, занимала авторов более, чем то, что человек [,..]1098 в действительности.
Только работа Эспинаса затрагивает некоторые из указанных вопросов. Я должен также указать и на мою работу «Взаимная помощь как фактор эволюции», в которой было исследовано действие привычки ко взаимной помощи и в мире животных, и в человеческой истории как гарантия успеха в борьбе за жизнь и как фактор эволюции животных. В основу этой работы положена идея эволюции, понимаемая во вполне самостоятельном духе, сходном с нравственной философией Марка Гюйо**, которая, од¬
* Он упомянул об этом в «Умственной эволюции животных», Лондон, 1883-
** «Очерк нравственности», английский перевод г-жи Каптейн. Лондон, 18[98].


Этика. T. 2: Сущность нравственности
675
нако, посвящена главным образом высшим формам нравственности и не касается нравственности животных.
Ближе всего к идеям Дарвина подходит работа Эспинаса «Les Sociétés animales», в которой общительность животных сближается с общительностью человека. Общественные привычки животных надо теперь исследовать с точки зрения тех нравственных уроков, которые может извлечь из них человек, и именно этим я собираюсь заняться. Я только хочу просить извинения у читателя за то, что вновь ссылаюсь иногда на факты, уже упоминавшиеся в моих исследованиях о взаимопомощи. Примеры взаимной помощи, которые демонстрирует в таком количестве природа, часто многосторонни и неоднозначны. Она является тем орудием, к которому виды прибегают для защиты в борьбе за существование. В этом качестве они представляют интерес для натуралиста; однако они являются и тем стволом, из которого выросли нравственные чувства человека.
И в этом качестве они интересны и для философа, занимающегося вопросами этики, и для натуралиста, и с этой точки зрения мы должны их анализировать.
Приложение А
Вот как срезюмированы этические взгляды Шефтсбэри в известной «Этике» Вундта. Цитирую по английскому переводу (W. Wundt. Ethics: an Investigation of the Facts and laws of Moral life, translated from the second edition (1892) by E.B. Titchener, Julia H. Gulliver & Margaret F. Washburn1099, London & New York (Swan Sonnenschein) 1897). Локк и индивидуалисты допускали, что естественная нравственность «получает наиболее сильную свою поддержку» от религии. Шефтсбэри говорил, наоборот, что «нравственный закон не может требовать своего признания за истину в силу своего происхождения из религии, но требования религии могут быть признаны (are allowable) в силу своего содержания» (стр. 69). Нравственность не есть взвешивание того или другого действия. Суждение о добре и зле поступка скорее следует за понятием о добре и зле, чем предшествует ему. «Шефтсбэри, таким образом, утверждал автономию нравственности во всех отношениях. Нравственность автономна (1) по отношению к религии, которой она дает законы, а не получает их от нее; (2) по отношению к своим мотивам, так как ее источ¬


676
ПЁТР АЛЕКСЕЕВИЧ КРОПОТКИН
ник — не в рассуждениях о внешних последствиях или в созерцании объективных отношений, но в самой человеческой организации и ее прирожденных симпатиях, и (3) по отношению к своим целям, так как они состоят не во внешней полезности поступков, а во внутреннем чувстве удовлетворенности, которым сопровождается нравственное действие» (р. 70).
Но, справедливо прибавляет Вундт, люди не были довольны тео- риею Шефтсбэри, так как в ней не было места греху и наказанию, внутреннему и внешнему, за неповиновение обязательному закону. Теология и теологический утилитаризм взяли верх и нашли в Англии свое выражение в Нравственной Философии Пэли (Paley)1100.
Прибавлю еще, что Шефтсбэри был, очевидно, предшественником Марка Гюйо (Guyau) и его «Нравственности без обязательности и освящения», которою так широко воспользовался Ницше в своем «Заратустре», пристегнув к прекрасным мыслям Гюйо своего «сверхчеловека», в лице «белокурой бестии», навеянной ему его поклонением перед прусскими «юнкерами» во время войны 1871 года, о котором говорит его сестра.


КОММЕНТАРИИ


Комментарии
679
Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?
Записка П. А. Кропоткина датирована ноябрем 1873 г. по времени ее обсуждения в кружке «чайковцев». Поскольку Кропоткин считался среди товарищей старшим по жизненному опыту и обладал теоретическими знаниями, то ему и было поручено написать программный документ кружка. Содержание записки послужило (после ареста автора) материалом для обвинения его в противоправительственной пропаганде. Впервые Записка Кропоткина была опубликована в журнале «Былое» (1921. № 17) по известной копии, снятой в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии для Комитета министров. Позже историками был обнаружен подлинник Записки, находившийся среди вещественных доказательств в Особом присутствии Правительствующего Сената. При сопоставлении этого подлинника с опубликованным текстом в последнем выявились отдельные неточности, искажения и даже целые пропуски. В настоящем издании публикуется по сборнику документов и материалов «Революционное народничество 70-х годов XIX века. Том I. 1870-1875 гг.» / Под ред. Б. С. Итенберга. М., 1964. С. 55-118. Автор контрольной сверки текстов С. А. Лившиц. Сравнение двух публикаций в настоящем издании опущено. В комментарии курсивом приведены примечания редакции сборника, касающиеся описания текста рукописи.  1 2 * 41 На полях рукописи написано карандашом «Под идеалом мы разумеем такой строй общества, прогресс которого основан не на борьбе людей с людьми, а людей с природою».
2 «Ее личного развития» вместо зачеркнутого «во всех тех чрезвычайно многочисленных проявлениях, которые теперь безразличны для общества, а со временем могут быть еще многочислен...»
5 На полях рукописи написано карандашом «в обязанности трудиться».
4Далее в рукописи зачеркнуто «Правда, что в вопросе о том, что следует считать личным трудом, напр. всякую ли полезную обществу работу или только ту работу, которая самим обществом признана необходимою, нужною для него в данное время, — является уже разногласие».
Сторонники государственного коммунизма (социализма), к которым, в частности, относился К. Маркс и его последователи, полагали совершить переход к бесклассовому обществу через период народного (пролетарского) государства, которое способствовало бы созданию материально-технической базы для дальнейшего перехода к коммунизму.


680
6Далее в рукописи зачеркнуто «Другую какую-нибудь форму общественно.,.»
7 Имеющий меновую ценность, общественную меновую стоимость — произведенный продукт, который может участвовать в обмене на другие продукты труда, т. е. пользующийся спросом у членов общества.
8 Так в тексте.
9 Над строкой написано карандашом «каждой группы личностей».
10Далее в рукописи зачеркнуто «Выражаясь конкретнее и оставляя в стороне все те идеалы и не вдаваясь в непроизводительную разработку частностей идеала, особенно дальнейшего, мы полагаем, что тотчас поем социального переворота все орудия производства и капиталы [первоначально конец фразы был «мы полагаем, что самым справедливым и практическим осуществлением в этом направлении, непосредственно за социальным переворотом, было бы признание всех орудий производства». — Ред. сб.] должны быть объявлены собственностью всех и фактически переданы в пользование тех, которые занимаются их разработкою».
11 Над строкой написано карандашом «лесов».
12 Против этого абзаца на полях рукописи написано карандашом «а меры, гарантирующие эту необходимость, разве не составляют разногласия (принудительность и сознание нравств[енной] обязанности)?»
13 Так в тексте.
14 К этому месту карандашом автором написаны замечания, озаглавленные «Примечания] к стр. 7».
15 На полях рукописи написано карандашом «Т[аким] об[разом] в обществе устраняется возможность развития излишних потребностей».
16 «Кроме себя» вместо зачеркнутого «считая с ним».
11 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «Как же это? Выходит, что эксплуатирующих более, чем эксплуатируемых/1»
18Оуэн (Owen) Роберт (1771-1858) — английский социалист-утопист, оказавший значительное влияние на рабочее движение в Англии. В начале 1810-х гг. разработал филантропический план улучшения условий жизни рабочих в рамках капиталистического строя и пытался осуществить его на прядильной фабрике в Нью-Ланарке (Шотландия), на которой он работал управляющим. Однако попытки создания опытных коммунистических колоний в США и Великобритании окончились неудачей.
19Над строкой написано карандашом «необходимых для удовлетворения: необходимых потребностей».


Комментарии
681
20Над строкой написано карандашом «увеличение силы общ[ественно- го]мнения».
21 «понадобилось» вместо зачеркнутого «было нужно».
22Дарвин (Darwin) Чарлз Роберт (1809-1882) — английский естествоиспытатель, основоположник эволюционного учения о происхождении видов животных и растений путем естественного отбора. По окончании Кембриджского университета (1831) совершил как натуралист кругосветное путешествие на корабле «Бигл» (1831-1836), во время которого сделал огромное количество наблюдений по зоологии, ботанике, геологии, палеонтологии, антропологии и этнографии. После путешествия опубликовал «Дневник изысканий» (1839, 2-е изд., расширенное, 1845), где впервые описал многих южноамериканских и островных животных, в особенности грызунов, хищных птиц, галапагосских ящериц, черепах, вьюрков и др. В своих записках уделял также внимание вопросам общественной и политической жизни, описывал тяжелое положение южноамериканских индейцев. Основной труд — «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» — вышел в свет в 1859 г. (первый набросок теории эволюции сделан Дарвиным в 1842 г., первое сообщение в печати — в 1858 г.). В этом труде Дарвин показал, что виды растений и животных не постоянны, а изменчивы, что существующие ныне виды произошли естественным путем от др. видов, существовавших ранее; наблюдаемая в живой природе целесообразность создавалась и создается путем естественного отбора полезных для организма ненаправленных изменений. В 1868 г. Дарвин опубликовал второй капитальный труд — «Изменение домашних животных и культурных растений» (в 2 т.), который явился дополнением к основному труду и куда, помимо сведений о выведении полезных для человека животных и растений посредством искусственного отбора, вошла масса фактических доказательств эволюции органических форм, почерпнутых из многовековой практики человека. В 1871 г. Дарвин опубликовал третий большой труд по теории эволюции — «Происхождение человека и половой отбор», где он рассмотрел многочисленные доказательства животного происхождения человека. Дополнением к нему явилась книга «Выражение эмоций у человека и животных» (1872). Дарвину принадлежит также ряд важных работ по геологии, ботанике, об образовании перегноя и др.
23 Далее в рукописи зачеркнуто «возможных только среди теперешнего общества только потому, что Дарвин до того опередил все современное общество в своем умственном развитии, что для общества считается несравнение полезнее, чтобы».


682
24Уоллес (Wallace) Алфред Рассел (1823-1913) — английский естествоиспытатель, один из основоположников зоогеографии. Одновременно с Дарвиным (признавая его приоритет) создал на материале собственных исследований флоры и фауны Малайского архипелага теорию естественного отбора.
25 В рукописи карандашом подчеркнуты слова «на первых же порах, ненужности класса, обязательности», а на полях поставлен знак вопроса.
26 К этому месту карандашом автором написаны замечания, озаглавленные «Примечания] к стр. 13».
21 Далее в рукописи зачеркнуто «Пусть они занимаются своим умственным, нравственным или физическим трудом, но общество не обязано и не должно оплачивать этих усилий своим общественным трудом, не должно давать им никакой премии за эти усилия и их результаты».
28 Прудон (Proudhon) Пьер Жозеф (1809-1865) — французский социалист и политический деятель, один из основоположников анархизма, теоретическое обоснование которому дал в трудах «Философия нищеты», «Что такое собственность?», «Справедливость в революции и в церкви». Пропагандировал мирное переустройство общества путем реформы кредитной системы и денежного обращения, для чего предложил создание «Народного банка» с целью предоставления дарового кредита для организации эквивалентного обмена продуктами труда мелких производителей.
29Против этого места на полях рукописи написано карандашом «Америка может отчасти [служить] тому реальным доказательством».
30 5 рукописи над словом «периода» написано карандашом «возраста».
31 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «на общественные средства».
32 Возможно, здесь автор имеет в виду работы К. А. Сен-Симона, Ф. Ласса- ля, К. Маркса и др.
33 Очевидно, речь здесь идет о возникновении анархистского движения в рамках бакунизма Юрской федерации. Коллективизм, в данном случае, означал построение организации на свободных, безначальных основах, на самоуправлении.
34 По-видимому, автор имеет в виду Р. Оуэна, Ш. Фурье и П.-Ж. Прудона, которые предложили свой идеал свободного, органически развивающегося общества.
35 Федерализм Соединенных Штатов Америки определяется государственным устройством. США — федеративная республика в составе


Комментарии
683
50 	штатов. Действующая конституция принята в 1787 г. Конвентом, созванным в Филадельфии. Конституция США теоретически построена по принципу «разделения властей», поэтому она четко определяет, что законодательная власть принадлежит парламенту — конгрессу, исполнительная — президенту, судебная — Верховному суду. Каждый штат имеет свою конституцию (большинство из них действует с конца XVIII в.), систему высших и местных органов власти и управления. Законодательная власть принадлежит законодательным собраниям (легислатурам), избираемым на 2-4 года, исполнительная — губернаторам (как правило, избираются населением на 2-4 года), судебная — верховным судам. Все легислатуры, кроме законодательного собрания штата Небраска, — двухпалатные. Штаты сами устанавливают систему местных органов.
36 Речь идет о практике народного референдума, выработанной к тому времени в Швейцарской федерации и закрепленной впоследствии Конституцией Швейцарии 1874 г., действующей и по сегодняшний день. Вопросы, выносимые на всеобщее обсуждение, касались наиболее важных проблем общественной жизни, в частности, в отношении Союзного Договора, регулирующего правоотношения между кантонами и центром.
37 Против этого места на полях рукописи написано чернилами, по-видимому, рукой Кропоткина «(Токвилъ об общине)».
Токвилъ (Tocqueville) Алексис (1805-1859) — французский социолог, историк и политический деятель. Широкую известность ему принесла книга «Демократия в Америке» (1835), в которой рассматривается соотношение в буржуазном обществе свободы и равенства, взаимодействие политической власти и общества в целом.
38 Так в тексте.
39'Далее в рукописи зачеркнуто «Положим, что одна какая-нибудь община захватывает земли у другой, начинает гонять скот на ее луга, запахивает ее пашни».
40 Над этим словом в рукописи написано карандашом «чека рабочего времени».
41 Становой пристав (становой) — полицейская должность в России, учрежденная в 1837 г. в каждом стане (полицейская территориальная единица, на которые с этого времени делились уезды).
42 Исправник — глава полиции в уезде в России до 1917 г. Эта должность была учреждена в 1775 г. До 1862 г. назывался капитан-исправником, который стоял во главе земского суда — коллегиального органа, распространявшего свою власть также и на уезд. Избирался местным дворянством на 3 года. С 1862 г. исправник стал во главе уездного поли¬


684
цейского управления, его власть стала единоличной, в компетенцию исправника входил и уездный город; назначался и увольнялся губернатором.
43 	Сотский — существовавшее в России (обычно от ста дворов) выборное должностное лицо от городского посадского населения (в XVI- XVIII вв.), государственных крестьян (с конца XVIII в. по 1861 г.) и всех категорий крестьян после реформы 1861 г. для выполнения различных общественных, в том числе полицейских, обязанностей.
^Имеется в виду франко-прусская война 1870-1871 гг. между Францией, с одной стороны, и Пруссией, а также др. государствами Северо-Германского союза и Юж. Германии (Баварией, Вюртембергом, Баденом, Гессен-Дармштадтом) — с другой. Перемирие было заключено в январе 1871 г. на тяжелых для Франции условиях, а 26 февраля в Версале был подписан прелиминарный мирный договор. Резкое ухудшение положения народных масс во Франции привело к революционному взрыву — Парижской Коммуне, в борьбе против которой германские оккупанты оказали содействие контрреволюционному версальскому правительству.
45 Б рукописи «земной имр» над незачеркнутым «свет».
46 Германский таможенный союз возник в 1834 г. В него вошли: Пруссия, Бавария, Вюртемберг и еще 15 немецких государств (Австрия оставалась вне союза). Главенствовала Пруссия. Этот союз, создание которого было важным шагом на пути формирования единого национального рынка, стимулировал развитие промышленности и торговли.
47Далее в рукописи зачеркнуто «Убедившись в том, что 9-тичасовой чек, положим, ткачей и портных, действительно представляет 9-тича- совую работу, приблизительно одинаково тяжелую, ткачи и портные обязуются поставлять».
48 Так в тексте.
49 Над строкой написано карандашом «костьми».
50 Мир — название крестьянской, сельской, а также городской (посадской) общины в России в XIII — нач. XX в. Первоначально (с XIII в.) мир существовал в деревнях и селах на государственных, дворцовых, боярских и монастырских землях. Члены мира собирались на сход для раскладки и сбора податей, перераспределения пустующих общинных земель. Термин «мир» при его рассмотрении с административно-правовой стороны равнозначен термину «община».
51 Месячина — содержание, которое получали от помещиков крепостные крестьяне, лишенные земельных наделов и переведенные на барщину, в т. ч. дворовые люди. Месячина состояла из определенного количества продуктов и одежды и выдавалась ежемесячно. Ее размеры были раз¬


Комментарии
685
личны, доходя иногда до голодного пайка. Переведенные на месячину крестьяне (назывались месячниками) работали на барской пашне 6 дней в неделю, используя инвентарь помещика. Месячина — наиболее тяжелая форма крепостничества. В XVIII в. она была редким явлением и встречалась, главным образом, в мелкопоместных имениях, испытывавших недостаток в земле. В 1-й половине XIX в. получила распространение на Украине, в Белоруссии, в черноземных и степных губерниях России.
52 Так в тексте.
53 Так в тексте.
Ь4Далее в рукописи написано карандашом «Наследства уничтожаются».
55Владежная (точнее — владенная) запись — акт, выдававшийся каждому обществу государственных крестьян и бывших колонистов на владение отведенными ему землями и угодьями. Владенной записью определялось как пространство и границы земель и угодий, предоставляемых во владение данного общества, так и количество причитающегося с него оброчной подати.
56 Крепостная книга — атрибут крепостного делопроизводства, куда записывались крепостные акты, совершавшиеся «у крепостных дел», которые находились (до введения в России нотариального положения 1866 г.) при палатах гражданского суда.
57 A priori — до получения результатов опыта, познания (лат).
58 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «Но при отсутствии всяких (?) умозаключений невозможен никакой волевой импульс».
59 В Китае в результате ухудшения положения народа после англо-китайской войны за 1841-1849 гг. произошло 110 восстаний и волнений. В 1850 г. религиозная секта тайпинов подняла в провинции Гуан- си восстание против маньчжурского режима. Отряды тайпинов с боями прошли из Гуанси до Янцзы, овладели в 1853 г. Нанкином, ставшим столицей государства тайпинов. В 1853 г. тайпинами была обнародована «Земельная система небесной династии», провозглашавшая всеобщее перераспределение земли на основе принципа уравнительного землепользования. Восстание было подавлено в 1860-х гг. Одновременно с Тайпинским восстанием и после него в Китае произошли и другие антиманьчжурские народные выступления (например, Нянъ- цзюнъское восстание), а также восстания национальных меньшинств западных провинций, наиболее крупным из которых было восстание дунган (хуай) и уйгуров в Шэньси, Ганьсу, Синьцзяне в 1862-1877 гг. В результате их возникали временные независимые государственные образования.


686
60 В Испании в 1854 г. началась четвертая испанская революция (революция 1854-1856 гг.). Барселонские рабочие организовали в 1854 г. Союз классов, который в 1855 г. провел первую всеобщую забастовку. В июле 1856 г. в Испании был совершен контрреволюционный переворот, отстранивший прогрессистов от власти, что вызвало восстания милиции и рабочих Мадрида и др. городов. После подавления восстаний у власти в стране оказались правые либералы, объединенные в созданную в 1854 г. партию Либеральный союз. Пятая испанская революция (революция 1868-1874 гг.) сопровождалась наиболее резкими в XIX в. потрясениями политического строя Испании. По всей стране стали возникать рабочие организации (в 1869 г. их было уже ок. 200). 21 декабря 1868 г. в Мадриде была основана первая испанская группа I Интернационала. В июне 1870 г. состоялся I Конгресс испанских интернационалистов, основавший испанскую федерацию I Интернационала. Развитие революции привело в феврале 1873 г. к отречению испанского короля Амадея Савойского и установлению в Испании первой республики (1873-1874 гг.). Власть перешла к буржуазным республиканцам.
61 Судебная реформа 1864 г. в России — самая последовательная из комплекса преобразований 1860-1870 гг., реализованная на основе уставов, принятых 20 ноября 1864 г.: «Учреждение судебных установлений», уставы уголовного и гражданского судопроизводства, устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. В регионах уставы вводились со значительными изменениями. Окончательно процесс был завершен лишь к 1896 г.
62 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «Но когда на него не имеется никакого определенного взгляда, а существует тупая покорность, дело становится иначе».
^Александр I (1777-1825) — российский император в 1801-1825 гг. В период его правления Россия была втянута в одну из самых кровопролитных войн — Отечественную войну 1812 г.
64 Хожалый, хожатый — рассыльный, который ходит с приказаниями, разносчик бумаг, например, полицейский солдат, городовой, служитель при полиции.
65 Городовой — низший чин полицейской стражи в губернских и уездных городах дореволюционной Европейской России. Городовые не пользовались правами государственной службы, являясь вольнонаемными.
66Против этого места на полях рукописи написано карандашом «Да разве сама жизнь и челов[еческая] натура не заключает в себе тысячи побрякушек, закрывающих людям глаза на истину?»
67 	«Times» и «Daily News» — периодические издания, выходившие в Великобритании в XIX в. большим тиражом.


Комментарии
687
68 Под податями подразумеваются или вообще все прямые налоги, или же только некоторые личные.
69 Речь идет о выборах в демократический орган государственной власти.
70 Жители американского восточного штата Виргиния (столица — Ричмонд) на побережье Атлантического океана.
71 Далее несколько слов не разобрано.
72 Пудлинговая печь (англ, puddling, от puddle — перемешивать) служила для переделки чугуна в малоуглеродистое железо. Пудлингование, пришедшее на смену кричному переделу, характеризовалось более высокой производительностью и, кроме того, позволяло заменить дорогой и дефицитный древесный уголь каменным углем или другими видами топлива. В 1784 г. этот способ был усовершенствован Г. Кортом.
73 Ростопчин Федор Васильевич (1763-1826) — граф, государственный деятель. В Отечественную войну 1812 г. — московский губернатор, выпускал антифранцузские листовки («афишки»),
74 Делать вид, что не замечаешь их (франц.).
75 В рукописи «взаимный обман» над зачеркнутым «пользование так называемыми] подлыми способами для достижения своих целей».
76Вместо зачеркнутого карандашом «правительству» написано карандашом же «к представителям] кап[итала] и власти».
11 Далее в рукописи зачеркнуто «и таким образом обеспечить успех восстания более отчетливым определением его практических путей».
78Далее в рукописи зачеркнуто «Как ни громадна кажется эта задача, но с первым же шагом к ее осуществлению замечается, что значительно облегчается не только само настроение русского народа, в значительной мере облегчается осуществление. В самом деле, если, следовательно,».
79 Над строкой написано карандашом «пропаганды] и».
80Далее в рукописи зачеркнуто «уверенность в том, что царь бессилен среди своих».
81 Далее в рукописи зачеркнуто «и перестает быть силою».
82Далее в рукописи зачеркнуто «Все это приводит нас к убеждению, что неподвижность, неразвитость и пр. народных масс, о которых любят твердить разные писатели, есть плод их воображения, а отнюдь не выражение действительности».
83 На полюс рукописи против этого абзаца написано карандашом «Развить».
84Далее в рукописи зачеркнуто «в кругу тех людей, от которых можно ожидать активной помощи; выяснение своих целей и способов дейст¬


688
вия среди тех, которые хотя и согласны вообще, но либо по недостатку времени, либо не хорошо зная то, что совершается кругом, держатся иных воззрений относительно частностей идеала и практической программы; подыскивание личностей, которые могут стать деятельными товарищами и, с другой стороны, содействовать группировке единомышленников в одно дружно действующее целое, находящееся в постоянных взаимных сношениях и способное прочно сохраниться среди периодических нравственных погромов. Другими словами — пропаганда, распространение своих».
85Далее в рукописи зачеркнуто «благим последствием. Первым условием успеха должны быть одновременность действий на возможно большем пространстве, сознательность требований и приведение их в исполнение, ясное сознание всяких ловушек со стороны царя, барства, мироедов, следует избегать>.
86Вместо зачеркнутого карандашом «восстания» написано карандашом же «социального] переворота».
87 Далее в рукописи зачеркнуто «заранее сговорившихся».
88Далее в рукописи зачеркнуто «недостатком доверенности».
89 Против этого абзаца на полях рукописи написано карандашом «Личная заинтересованность. Развить».
90 Далее в рукописи зачеркнуто <настроение и требование».
91 Далее в рукописи зачеркнуто «что и мы».
92Далее в рукописи зачеркнуто «не принимая на себя роли воспитателей».
93 Далее в рукописи зачеркнуто «такие, конечно, не могут появиться или быть распространены без наш[его] содействия]».
94 Далее в рукописи зачеркнуто «Главная же наша деятельность должна быть направлена в крестьянскую и рабочую среду».
9С,Далее в рукописи зачеркнуто «по-прежнему».
96Далее в рукописи зачеркнуто «для этого».
91 Далее в рукописи зачеркнуто «гораздо».
98Далее в рукописи зачеркнуто «Даже такое сравнительно легкое изменение, как изменение склада мышления, и то дается лишь с страшным трудом».
"Весь этот абзац в рукописи перечеркнут карандашом, а на полях написано «Развить иначе».
100 Далее в рукописи зачеркнуто «если только речь о необходимости».
101 Далее в рукописи зачеркнуто «достигнутых».
102 Вместо зачеркнутого карандашом «фабричных» написано карандашом же «городских».


Комментарии
689
103 	Далее в рукописи зачеркнуто «тем, что поставили».
104Далее в рукописи зачеркнуто «существенные возражения».
105 Далее в рукописи зачеркнуто «охотно верящими».
106Далее в рукописи зачеркнуто «вовсе не требуется».
107 Далее в рукописи зачеркнуто «но целесообразно направленной подготовки».
108Далее в рукописи зачеркнуто «совершенною ошибкою».
109 Против этого абзаца на полях рукописи написано карандашом «На первое время необход[има] интеллигенция] и к ней обраща[емся]м[ы]».
110Далее в рукописи зачеркнуто «и допустимым только в каких-нибудь особых обстоятельствах».
111 Далее в рукописи зачеркнуто «врач».
112Далее в рукописи зачеркнуто «минутное».
1 ViB рукописи «протяжении» над зачеркнутым «пространстве».
114 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «ч[то]-б[ы] неупуск[ать] ни 1 из случ[аев], котор[ый] ведет к изменению] общественного] настр[оения]. Возникновение кружка, кот[орое] возможно] толь[ко] при обращ[ении]. Воспитывать] к[а]к народ[ных] агит[аторо]в».
115Далее в рукописи зачеркнуто «Вот где мы видим не только полезность, но и необходимость того, чтобы мы».
116Далее в рукописи зачеркнуто «массовой».
117Далее зачеркнуто «шумы».
118Далее зачеркнуто «несколько агитаторов в данную минуту всегда могут побудить свое село взяться за топоры, если селу известно, что во многих соседних».
119 Далее в рукописи зачеркнуто «задавшийся целью содействовать».
120 Далее в рукописи зачеркнуто «не должен ничего терять из виду».
121 Далее в рукописи зачеркнуто «и которой уже по одному этому нельзя обходить, оставлять».
122 Далее в рукописи зачеркнуто «мастерства или».
123Далее в рукописи зачеркнуто «Понятно, что и здесь, чтобы узнать людей, нам приходится сперва обращаться к массовой пропаганде и точно так же лучшею школою для таких отдельных вырабатывающихся личностей становится проповедь, которую они сами сейчас же начнут в своих знакомых кружках. Из всего сказанного видно, что».
124Далее в рукописи зачеркнуто «тех, которые совершенно пренебрегают подобными беседами, спросим, нужно ли издавать».


690
125Далее в рукописи зачеркнуто «поднимать вопросы, к которым приводит книга».
126Далее в рукописи зачеркнуто «подыскивать и такие».
127 Далее в рукописи зачеркнуто «Наконец мы переходим к фактической пропаганде. Сюда мы относим местные протесты по поводу частных злоупотреблений, стачки, наконец местные бунты с какой-нибудь ясно выраженною целью».
128Далее в рукописи зачеркнуто «То же думаем мы и о кассах взаимного пособия».
129Далее в рукописи зачеркнуто «уже осуществляет эту цель».
Удалее в рукописи зачеркнуто «Всякая стачка, начатая без предварительной организации, т. е. без предварительной кассы, без сношения с другими рабочими того же ремесла, в такую минуту, когда дела хозяина и без того дают меньше барыша, как известно, никогда не удается. Всякая неудачная стачка, сопровождаясь страшными лишениями для рабочих при некотором упорстве с их стороны, приводит к тому, что масса рабочих вооружается против тех, которых стачка выдвинула вожаками. Поэтому всякая».
131 Против этого абзаца на полях рукописи написано карандашом «Постоянно упускается из виду, что масса индифферентная, не имеющая никакой надежды на возможность выхода, может быть пробуждена только мерами, основанными на непосредственной эгоистической пользе всякой отдельной личности. 3[ападная] Евр[опа] теперь пережила это время, [она] успела пробудить в своих массах и веру, и живой интерес, и стачка в этом пробуждении играла немалую роль. У нас в России этот аргумент имеет и сейчас полное значение».
li2Had строкой написано карандашом «вновь».
133 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «дух риска и протеста, карающегося] общ[его] дела».
134Вместо зачеркнутого карандашом «содействовать» написано карандашам же «стараться вызвать».
135 Против этого места на полях рукописи написано карандашом «Как будто наше дело в том только, чтобы поднять во что бы то ни стало восстание?»
136 Вместо зачеркнутого карандашом слова «этого» написано карандашом же «об исходе».
137 Так в рукописи.
138 Против этого места, на полях рукописи написано карандашом «При сколько-нибудь ясном взгляде хоть у отдельных личностей, хоть ка¬


Комментарии
691
кой-нибудь вере в возможность выхода — это верно, но не при существующих условиях и настроении масок
139 	См. комм. 14.
140Этот и следующие два абзаца перечеркнуты в рукописи карандашом.
141 Курсив автора.
142Далее в рукописи зачеркнуто «Всякая потребность личности приобретает возможность на удовлетворение из общего количества, произведенного общими орудиями труда продукта настолько, насколько всякая способность утилизирована в производстве продукта. Остается организовать производство при помощи общих орудий труда таким образом, чтобы возможность теоретическая превратилась в фактическую реальность».
143 См. комм2б.
144 Кайенна — порт на северо-восточном побережье Гвианы (Южная Америка). Франция использовала этот город с губительным климатом как место ссылки политических преступников.
Из писем к Э. де Лавелье
В архиве (ГА РФ. Ф. 1129. Оп. 2. Д. 375.) хранится часть писем Кропоткина к Э. де Лавелье. Печатается с сокращениями по указанному делу: Л. 175-201.
Де Лавелье (de Lavéleyé) Эмиль-Луи-Виктор (1822-1892) — известный бельгийский ученый и публицист, профессор государственных наук в люттихском университете. Главные его труды относятся к области политической экономии, в которой он являлся одним из самых видных представителей историко-реалистической школы. В своей книге: «Le socialisme contemporain» (Париж, 1881; 6-е изд. — 1891; рус. пер.: СПб., 1882) проводил мысль о неразрывной связи основных идей социализма со всеми устоями современной европейской цивилизации и, прежде всего, с христианством. Глубоко сознавая несовершенства существующего общественного строя, требовал его коренных изменений, но ко всяким попыткам насильственного переворота относился отрицательно. Идеал общественной жизни, по мнению Лавелье, не в национально-замкнутых государствах, враждебно друг к другу настроенных, а в мирном союзе свободных, самоуправляющихся общин. Отсюда — и средство, предлагаемое им для устранения затруднений, возникающих при конфликте парламентаризма с демократией: это средство — широкая децентрализация, доходящая почти до федерализма (см. также: «Le gouvernement dans la démocratie». Paris, 1891; на рус. яз.: «Парламентарный образ правления и демократия». Ярославль, 1882).


692
145Арну (Arnould) Шарль Огюст Эмиль Артюр (1833-1895) — французский политический деятель, публицист, писатель. В 1860-х гг. сотрудничал с рядом демократических газет. Член Парижской Коммуны 1871 г. (входил в комиссии: внешних сношений, продовольствия, просвещения). Внутри Коммуны примыкал к «меньшинству», ядро которого составляли прудонисты. После подавления Коммуны эмигрировал в Швейцарию; французским судом заочно приговорен к ссылке в Новую Каледонию. После амнистии 1880 г. вернулся во Францию, занимался литературной деятельностью.
146 Анархистские фракции I Интернационала.
147 Далее неразборчиво — вероятно, «позитивистов».
148 Подчеркнуто автором.
149Спенсер (Spencer) Герберт (1820-1903) — английский философ и социолог, один из родоначальников позитивизма. Работал инженером на железной дороге (1837-1841), затем сотрудничал в журнале «Economist» (1848-1853), большую часть жизни провел как кабинетный ученый. Философия Спенсера явилась дальнейшим развитием позитивизма О. Конта, хотя сам Спенсер и отрицал свою зависимость от его взглядов. Влияние на Спенсера оказали также агностицизм Д. Юма и Дж. С. Милля, кантианство, натурфилософские идеи Ф. Шеллинга и шотландская школа. Спенсер является основоположником органической школы в социологии. Классовое строение общества и выделение в его рамках различных административных органов он понимал по аналогии с разделением функций меаду органами живого тела. В этике стоял на позициях утилитаризма и гедонизма, нравственность, по его мнению, связана с пользой. Настойчивое выполнение долга, отказ от личных выгод ради счастья других, является источником наслаждения, который, путем наследственной передачи будет внедряться все глубже и глубже в существо человека и перевешивать эгоистические побуждения альтруистическими.
150 Концессия (от лат. concessio — разрешение, уступка) — договор на сдачу в эксплуатацию на определенных условиях (сроки эксплуатации, объем отчислений в бюджет и пр.) природных ресурсов (месторождений), предприятий и др. хозяйственных объектов, принадлежащих государству (органам местного управления). Лоббирование интересов частных фирм при получении такого договора сопровождалось коррупцией в государственной сфере, на что Кропоткин здесь и обращает внимание, объединив в одно понятие «концессий и взяток».
151 Речь идет о поражениях, которые понесли европейские государства во времена нашествия Наполеона Бонапарта в конце XVIII — начале XIX в.


Комментарии
693
Наполеоновские войны — это войны Франции в период консульства (1799-1804) и империи Наполеона I (1804-1814,1815). Велись в интересах французской буржуазии, стремившейся установить свою военно-политическую и торгово-промышленную гегемонию в Европе, присоединить к Франции новые территории и одержать победу в борьбе с Великобританией за мировое торговое и колониальное первенство. Эти войны, не прекращавшиеся вплоть до падения империи Наполеона Бонапарта, были в целом войнами захватническими.
152 В 1866 г. Австрия вела войну на два фронта — с Германией и Италией: австро-прусская война началась 17 июня, а 20 июня вступлением итальянских войск в Венецианскую обл. началась австро-итальянская война. В бою при Кустоце (24 июня) итальянцы понесли тяжелое поражение. Потеряв до 10 тыс. чел. убитыми, ранеными и пленными, итальянская армия отошла за р. Ольо. Но развить свой успех австрийцы не смогли: 3 июля они были разбиты пруссаками при Садове и вынуждены были перебросить значительные силы с итальянского фронта на театр военных действий против Пруссии. В конечном счете прусская армия приблизилась к столице Австрии — Вене и к Пресбургу (Братиславе), что заставило правительство Франца Иосифа пойти на мирные переговоры.
153 Речь идет о событиях франко-прусской войны 1870-1871 гг., в ходе которой 19 сентября 1870 г. был окружен Париж, а 28 января 1871 г. было заключено перемирие на тяжелых для Франции условиях: германским войскам передавалось большинство французских фортов, большое количество оружия и боеприпасов, Париж выплачивал 200 млн франков контрибуции. Гарнизон Парижа капитулировал и разоружился. 26 февраля в Версале был подписан прелиминарный мирный договор, а 1 марта германские войска вошли в Париж и заняли часть города.
154В период франко-прусской войны 1870-1871 гг.
155 Речь идет о русско-турецкой войне 1877-1878 гг., которая была вызвана подъемом национально-освободительного движения на Балканах и обострением международных противоречий. Восстания против турецкого ига в Боснии и Герцеговине (1875-1878) и Болгарии (1876) вызвали широкое общественное движение в России в пользу братских славянских народов. По итогам войны, которая имела большое значение для освобождения народов Балкан от турецкого ига и завоевания ими независимости, 19 февраля 1878 г. был подписан выгодный для России и балканских государств Сан-Стефанский мирный договор, условия которого были, однако, значительно урезаны на Берлинском конгрессе 1878 г.
156 Далее неразборчиво.


694
157 Плутократия (греч. plutokratia, от plutos — богатство и kratos — сила, власть) — власть богатых, господство денег. Чаще всего под плутократией понимается разновидность государственного строя, при котором формально (с помощью узаконенных высоких имущественных цензов) и фактически либо только фактически (независимо от декларированных демократических норм) политическая власть принадлежит наиболее состоятельным кругам. На первом месте здесь стоят интересы частных лиц, что и дало основание Кропоткину дать плутократии эпитет «эгоистическая».
158 Далее неразборчиво.
Речи бунтовщика
Книга «Речи бунтовщика» (Paroles d’un révolté) — образец политической публицистики Кропоткина, была составлена из передовых статей, опубликованных в газете «Le Révolté» («Бунтовщик»), издававшейся им совместно с единомышленниками (Дюмартрэ и Герцигом) в первые годы эмиграции в Женеве. Газета стала выходить с февраля 1879 г., а книга была подготовлена другом Кропоткина Элизе Реклю и издана в Париже (в издательстве «Marpon et Flammarion») на французском языке в 1885 г., когда сам автор находился во французской тюрьме в Клерво. На русский язык впервые полностью книга была переведена с вышеуказанного издания Н. и С. Тамамшевы- ми и выпущена в издательстве В. Бродского в Петербурге в 1906 г. под обложкой первого выпуска журнала «Освобожденная мысль». В дальнейшем переиздания этого же перевода полностью или частично ежегодно повторялись с 1917 по 1920 г. В 1921 г. автор счел необходимым существенно изменить редакцию и сам подготовил новое издание, которое вышло в издательстве «Голос труда» (Пг.; М.). В новой редакции отразилась эволюция взглядов Кропоткина, произошедшая за достаточно длительный период. В настоящем сборнике публикуются отдельные главы из первого русского издания.
159 Февральская революция, разразившаяся в 1848 г. во Франции вследствие экономического и политического кризиса, в который ввергла страну Июльская монархия, захватила значительную территорию Западной Европы, а именно Францию, Германию, Австрию с Венгрией и Италию.
160 Introduction à l’histoire du XIX siècle. («История XIX в. от времени Венского конгресса». Т. 1-8,1855-1866; рус. пер.: Т. 1-6,1863-1888.) Гервинус (Gervinus) Георг Готфрид (1805-1871) — немецкий историк либерального направления, литературовед (представитель культурно-исторической школы). В трудах по истории Европы 1815-1848 гг. («История XIX в. от времени Венского конгресса». Т. 1-8.1855-1866;


Комментарии
695
рус. пер.: Т. 1-6.1863-1888) подверг критике реакционный режим Мет- терниха, сочувственно изображал прогрессивные буржуазное и национально-освободительное движения.
161 Феррари (Ferrari) Джузеппе (1811-1876) — итальянский историк и философ, революционный демократ, публицист, считал, что спасение Италии в революции. При этом он полагал, что объединение Италии может быть достигнуто лишь в весьма далеком будущем, и поэтому призывал к локальным революциям внутри каждого итальянского государства, к провозглашению в этих государствах республик и созданию затем федерации итальянских государств. Он считал, что революция должна быть не только политической, но и социальной, способной провести прогрессивный аграрный закон и освободить итальянский народ от любой формы угнетения.
162 В 1840-е гг. во Франции усилились революционные настроения среди народа, недовольного результатами Июльской революции 1830 г. Оказались востребованными и впервые стали широко распространяться идеи утопического коммунизма (Т. Дезами, Ж. Пийо, Э. Кабе), идеология утопического социализма Л. Блана, П.-Ж. Прудона и др. Глубокий экономический кризис 1847 г. вплотную подвел страну к революционному взрыву. Вторая империя Наполеона III (1852-1870) свела на нет демократические завоевания Второй республики 1848-1852 гг. (была ликвидирована свобода печати, закрыты рабочие союзы и т. п.), разгромила все революционные и демократические организации, установила режим полицейского произвола. С начала 1860-х гг. наблюдался подъем рабочего движения. В 1864-1865 гг. были образованы французские секции I Интернационала. Стачки стали приобретать политический характер. Вновь оказались востребованы идеи социализма и коммунизма. Апогеем революционного движения явилась Парижская Коммуна 1871 г.
163 Великая французская революция конца XVIII в.
164 Протекционизм (франц. protectionnisme, от лат. ptotectio — защита, покровительство), экономическая политика государства, направленная на поддержку национальной экономики. Осуществляется с помощью торгово-политических барьеров, которые ограждают внутренний рынок от ввоза иностранных товаров, снижают их конкурентоспособность по сравнению с товарами национального производства.
165 В конце 1770-1780-х гг. во Франции разразился торгово-промышленный кризис, который вместе с вызванным неурожаями голодом привел к росту безработицы, к обнищанию городских низов и крестьянства. В 1788-1789 гг. в стране сложилась революционная ситуация, следствием которой явилась Великая французская революция 1789-1794 гг.


696
166 Шеффилд (Sheffield) — город (административный округ) в Великобритании, на р. Дон. Административный центр метрополитенского графства Саут-Иоркшир.
167 Возможно, речь идет о т. н. хлебных законах (повышение тарифов на ввозимый хлеб и покровительство собственным производителям), принятых во времена правления консервативного кабинета Р. Пиля в 1840-х гг. и всей тяжестью ложившихся на бедную часть населения. Ограничение торговли хлебом вызывало снижение потребления основного продукта питания. В 1857 г. Великобританию поразил экономический кризис, пришедший из Америки в Европу. Хотя благодаря прочности своей хозяйственной организации Англия и перенесла кризис без особых последствий, он также свидетельствовал о недостатках экономической политики.
168 Эльзас (Alsace) — историческая область на востоке Франции, в бассейне р. Рейн.
169 Промышленная революция середины XIX в. в Западной Европе сопровождалась целой серией буржуазных революций, войн, разрушением колониальной системы, что не могло не сказаться на функционировании финансовой системы, ужесточении внутренней экономической политики и, в конечном счете, на положении народных масс. Сокращение производства, безработица, обнищание значительной массы населения, голод, миграция стали характерной чертой того переходного времени.
170 Возможно, речь идет о русско-турецкой войне 1877-1878 гг., имевшей большое значение для освобождения народов Балканского полуострова от турецкого ига и завоевания ими независимости. Известно, что воюющие стороны зачастую обращались к одним и тем же финансовым кругам Западной Европы за поддержкой.
171 Сен-Готард (Saint-Gothard) — перевал в Альпах, на юге Швейцарии. Высота 2108 м.
172 Ротшильды (Rothschild) — финансовая группа в Западной Европе. Основатель банкирского дома — М. А. Ротшильд (XVIII в., Франция).
173 Олигархия (греч. oligarchia — власть немногих, от oligos — немногий и afche — власть), форма правления, при которой государственная власть принадлежит небольшой группе людей, как правило, наиболее экономически могущественных (отсюда термин — финансовая олигархия).
174 «Центральное государство, автономные провинции или кантоны, общинное государство» — разные формы государственного управления в зависимости от степени централизации власти; в децентрализованном государстве (автономии или швейцарские кантоны, общины) используются различные механизмы самоуправления.


Комментарии
697
175 Датско-прусская война 1848-1850 гг. — война Пруссии против Дании за обладание герцогствами Шлезвиг и Гольштейн, связанными личной унией с датским королевством.
176 Австро-прусская война 1866 г. — война, завершившая многолетнее соперничество между Пруссией и Австрией за господствующую роль в Германии и явившаяся важным этапом в объединении Германии «сверху», под гегемонией Пруссии.
177 Франко-прусская война 1870-1871 гг. — см. комм. 44.
178 По-видимому, имеется в виду Крымская война 1853-1856 гг
179 Речь идет об англо-афганских колониальных войнах, которые вела Англия в XIX в. за установление своего влияния в этом регионе.
180 Имеется в виду франко-прусская война 1870-1871 гг. — см. комм. 44.
181 Крымская война 1853-1856 гг. показала неподготовленность к ней России, отсутствие обученных резервов, нехватку вооружения, боеприпасов, продовольствия, финансовых ресурсов. Во время войны разрослось, в связи с массовым набором в ополчение, крестьянское движение, активизировалась либерально-дворянская оппозиция.
182Гамбетисты — сторонники Гамбетты (Gambetta) Леона Мишеля (1838— 1882), премьер-министра и министра иностранных дел Франции в 1880-1882 гг. В первое десятилетие Третьей республики, после подавления Парижской Коммуны, тесно сблизился с правыми группировками буржуазных республиканцев и откровенно отмежевался от своей прежней программы демократических и социальных реформ, проповедуя и проводя, по своему собственному определению, политику оппортунизма.
183 В редакции 1921 г.: «Вы не хотели социализма? Ну, так будет у вас война, семилетняя, тридцатилетняя!»
184Т. е. после буржуазно-демократических революций, прокатившихся по всей Западной Европе.
185 	Виктория (Victoria) (1819-1901) — королева Соединенного королевства Великобритании и Ирландии (с 1837 г.), императрица Индии (с 1876 г.), дочь герцога Кентского, четвертого сына короля Георга III, последняя из Ганноверской династии. Царствование, беспрецедентно долгое в английской истории («викторианский век»), было связано с укреплением морального авторитета короны.
В январе 1858 г. покушение Ф. Орсини на жизнь Наполеона III вызвало, в конечном счете, падение кабинета Пальмерстона. Поскольку итальянский заговорщик Орсини и его единомышленники готовили свои замыслы в Англии, то французское правительство обратилось к английскому с требованием усилить надзор за политическими изгнанниками или совсем удалить их из страны. Первоначально англичане отнеслись


698
к этому требованию довольно спокойно; Пальмерстон даже внес в парламент т. н. билль о политических убийствах, который был поддержан тори и принят в первом чтении громадным большинством голосов. Но французское правительство усиливало свои требования, что катализировало общественное возбуждение в Англии; созывались народные сходки с целью ограждения права политического убежища. Однако при дальнейшем обсуждении упомянутого билля Пальмерстон не нашел поддержки и подал в отставку. Дипломатическая распря с Францией скоро была улажена.
186 Шнейдеры (Schneider) — группа монополистического капитала Франции, сложилась в XIX в. Вплоть до Второй мировой войны в центре группы — военно-промышленный концерн «Шнейдер-Крезо» (основан в 1836 г.; черная металлургия, машино-, судо- и автомобилестроение, электротехника).
187 Речь идет о внешней политике Франции в период правления Наполеона I. Главной целью Наполеоновских войн была борьба за экономическое и политическое преобладание Франции в Европе, а затем и во всем мире. После поражения Франция по Парижскому миру 1815 г. была возвращена к границам 1790 г.
тНаполеон III (Луи Наполеон Бонапарт) (1808-1873) — французский император в 1852-1870 гг. Племянник Наполеона I. Используя недовольство крестьян режимом Второй республики, добился своего избрания президентом (декабрь 1848 г.); при поддержке военщины совершил 2 декабря 1851 г. государственный переворот. 2 декабря 1852 г. провозглашен императором. Придерживался политики бонапартизма. При нем Франция участвовала в Крымской войне 1853— 1856 гг., в войне против Австрии в 1859 г., в интервенциях в Индокитай в 1858-1862 гг., в Сирию в 1860-1861 гг., Мексику в 1862-1867 гг. Во время франко-прусской войны 1870-1871 гг. сдался (в 1870 г.) со стотысячной армией в плен под Седаном. Низложен Сентябрьской революцией 1870 г.
189Примечание Кропоткина к изданию 1921 г.: «В ту пору (1883) несмотря на обнимание царей, буржуазная Германия готовилась уже к большой войне против России, для чего была составлена Англией коалиция из Германии, Австрии, Италии, Швеции и Румынии. Франко-русский союз был ответом на эту коалицию. Он помешал тогда всеобщей войне».
190 Речь идет о т. н. таможенной войне середины 1880-х гг., когда резко обострились экономические отношения между Россией и Германией в результате взаимного повышения ввозных пошлин.
191 Оппортунизм (от лат. opportunitas — удобный, выгодный) — политика приспособления к изменяющимся обстоятельствам.


Комментарии
699
192 	В авторской редакции 1921 г.: «До 1790 года во Франции большинство составляли сторонники королевской власти или же конституционалисты...» Роялисты и конституционалисты были конкурентами в борьбе за власть.
Роялисты {франц. royal — королевский) — приверженцы королевской власти, монархисты. Во время Великой французской революции — сторонники монархии Бурбонов, врагов революции. Конституционалисты — сторонники конституционного правления.
тФавр (Favre) Жюль (1809-1880) — французский политический деятель. В последние месяцы существования империи Наполеона III являлся инициатором чуть ли не всех противоправительственных предложений и в падении империи сыграл вместе с Гамбеттой самую видную роль. После поражения при Верте (1870) внес предложение лишить императора командования армией и образовать временное правительство. В образовавшемся правительстве национальной обороны занял пост министра иностранных дел. После отбытия Гамбетты из осажденного Парижа Фавр взял на себя также обязанности министра внутренних дел. На выборах 8 февраля 1871 г. был избран в Национальное собрание, а 19 февраля, после того как правительство национальной обороны сложило свою власть, получил от Тьера портфель министра иностранных дел. Вместе с Тьером и Пикаром он вел переговоры о прелиминарном мире в Версале; позднее был послан во Франкфурт для заключения окончательного мира. 23 июля 1871 г. вышел в отставку и остался простым депутатом республиканской партии. В 1876 г. перешел в сенат.
194 Речь идет об эпохе Великой французской революции.
195 Великая французская революция 1789-1794 гг.
196Блан (Blanc) Луи (1811-1882) — французский утопический социалист. Утверждал, что ликвидация социального гнета возможна путем создания общественных мастерских и введения всеобщего избирательного права. В период революции 1848 г. член Временного правительства, возглавлял Люксембургскую комиссию. В 1847 г. опубликовал 1-й том 12-томной «Истории французской революции», в которой положительно оценивал ее якобинский период. Блан полагал, что социальные преобразования могут быть проведены только совместными усилиями народа и буржуазии. Государство, по его мнению, должно организовывать «общественные мастерские», привлекая буржуазию к участию в них. Благодаря более высокой производительности труда общественные ассоциации, по мнению Блана, смогут одержать победу в конкурентной борьбе с частными предприятиями.


700
197Демулен (Desmoulins) Камиль (1760-1794) — деятель Великой французской революции. Адвокат и журналист. 12 июля 1789 г., когда известие об отставке Ж. Неккера с поста министра финансов вызвало волнение в Париже, Демулен обратился в Пале-Рояле к народу, призывая его к оружию; он первый прикрепил к своей шляпе зеленую ленту (цвет надежды). Этот призыв дал первый толчок к разрушению Бастилии. С осени 1789 г. до июля 1791 г. Демулен издавал зажигательные памфлеты. Став основателем клуба кордельеров, лично руководил предместьями и занял место секретаря при министре юстиции Дантоне. Примыкал к правому крылу якобинцев. Редактировал ряд демократических газет. В Конвенте выступал против жирондистов. Демулен был осужден революционным трибуналом и казнен вместе с Дантоном.
198 Генеральные Штаты 1789 г. (франц. Etats Généraux) — высшее сословно-представительское законосовещательное учреждение Франции, заседания которого стали прологом Великой французской революции.
тМирабо (Mirabeau) Оноре Габриель Рикети (Riquéti) (1749-1791) — граф, знаменитый оратор, деятель Великой французской революции. В молодости ввиду крайне беспорядочного образа жизни, непомерных расходов и долгов неоднократно подвергался тюремному заключению. Созыв Генеральных штатов открыл для Мирабо широкую арену общественной деятельности. Его резкие нападки на привилегированное сословие доставили ему неимоверную популярность: народ боготворил его и беспрекословно ему повиновался. До конца своих дней Мирабо оставался убежденным монархистом. Предостерегал об опасности ниспровержения существующего строя прежде, чем будут созданы основы нового, был убежден в необходимости сохранения монархии, как единственного оплота против анархии. Поэтому вступил в сношения с двором, надеясь привлечь его на сторону преобразований и этим путем упрочить новые реформы и связать в одно все партии. До самой смерти продолжались его активные контакты с двором, доказательством чего служат 50 докладов, написанных им с июля 1790 г. по апрель 1791 г. Ж. П. Марат, М. Робеспьер и их сподвижники, не зная ничего достоверно, догадывались об измене Мирабо и резко выступали против него. Когда предательство было раскрыто, прах Мирабо, первоначально помещенный в Пантеон, был перенесен на кладбище для преступников в предместье Сен-Марсо.
200 	Тэн (Taine) Ипполит-Адольф (1828-1893) — французский историк, философ, искусствовед. Автор капитального труда «Происхождение современной Франции» (т. 1-6,1876-1894).


Комментарии
701
201 Бастилия — крепость в Париже, построенная в XIV в., являлась символом абсолютизма, поскольку в конце XVIII в. в ней содержались политические заключенные. 14 июля 1789 г. восставший народ взял штурмом Бастилию, что явилось началом Великой французской революции. Через год крепость-тюрьма была срыта.
202 Санкюлоты (франц. sans-culottes, от sans — без и culotte — короткие штаны) — термин периода Великой французской революции. Первоначально им аристократы презрительно именовали своих политических противников — представителей городской бедноты, носивших длинные брюки из грубой материи (в отличие от дворян и буржуа, носивших короткие штаны с шелковыми чулками); в дальнейшем (особенно в годы якобинской диктатуры) этот термин становится самоназванием патриота, революционера.
203 Парижская Коммуна 1871 г. (18 марта — 28 мая) — первое в истории правительство рабочего класса, возникшее в результате революционного выступления народа, доведенного до крайней степени нужды франко-прусской войной 1870-1871 гг. Новый аппарат власти строился на демократических принципах: выборность, ответственность и сменяемость всех должностных лиц, коллегиальность управления. Коммуна порвала с буржуазным парламентаризмом и с буржуазным принципом разделения властей. Она была одновременно законодательным и исполнительным органом. Коммуна провела ряд мер для улучшения материального положения широких слоев населения: отмена задолженности по квартплате, безвозмездное возвращение вкладчикам заложенных в ломбард вещей на сумму до 20 франков, рассрочка на 3 года погашения коммерческих векселей. Существенными реформами в области социально-экономической политики явились: отмена ночного труда в пекарнях, запрещение произвольных штрафов и незаконных вычетов из зарплаты рабочих и служащих, введение обязательного минимума зарплаты, организация рабочего контроля над производством на некоторых крупных предприятиях, открытие общественных мастерских для безработных и т. п. В области образования и культурно-просветительской политики она развернула борьбу за освобождение школы от влияния церкви, введение обязательного и бесплатного обучения, преподавание в школе основ наук в сочетании с практическим обучением ремеслу; провела ряд мер по реорганизации музеев и библиотек, приняла декрет о передаче театров в руки коллективов артистов, стремясь приобщить к культуре широкие народные массы. В своей деятельности Коммуна опиралась на общественные организации — политические клубы, профсоюзы, комитеты бдительности, секции I Интернационала, женские и другие революционные ассоциации. Правительство Тьера при под¬


702
держке оккупационных войск Пруссии сумело, преодолев сопротивление коммунаров, разгромить революционное правительство. 21 мая войска версальцев (около 100 тыс. чел.) вступили в Париж. Но еще целая неделя потребовалась им для того, чтобы полностью овладеть городом. Общее число расстрелянных, сосланных на каторгу, заключенных в тюрьмы достигло 70 тыс. чел., а вместе с эмигрировавшими из Франции в связи с преследованиями — 100 тыс.
204 Версаль (Versailles) — главный город французского департамента Сены и Уазы, в 19 км на юго-запад от Парижа. Во время Парижской Коммуны он стал резиденцией правительства Тьера и французского Национального собрания, а также главной квартирой маршала Мак-Магона.
205 По-видимому, речь идет о I Интернационале (Association internationale des ouvriers) — международном обществе (союзе) рабочих, созданном 28 сентября 1864 г. главным образом по почину К Маркса и Ф. Энгельса. Существовал до 1876 г.
206 Опечатка: в издании 1921 г. написано — «естественно».
207 В издании 1921 г. конец цитаты изложен в следующей редакции: «Его потащут за сломанную ногу или окровавленную руку, и бросят на мостовую, как ненужную тряпку, стонущую и страдающую».
208 Новая Каледония (Nouvelle Calédonie) или Баладея — остров в юго-западной части Тихого океана, французская колония, куда ссылали политических заключенных.
209 Canaille — франц. пренебреж.: сброд, чернь.
210 Бенедиктинцы — монахи, принявшие устав реформатора западноевропейского монашества Бенедикта Нурсийского, жившего в V в. Со 2-й половины VI в. бенедиктинцы стали одним из самых многочисленных монашеских орденов.
211 Версальские убийцы — сторонники правительства Тьера, подавившего Парижскую Коммуну.
212 Фаланстер — в учении Ш. Фурье — дворец, в котором должны жить и работать члены фаланги, т. е. трудовой общины, ведущей коллективное хозяйство.
213 Совет Коммуны — высший орган представительной власти Парижской Коммуны, созданный 16 апреля 1871 г. по результатам повторных выборов. Из 78 членов Совета Коммуны 19 принадлежали к международной ассоциации; остальные были частью революционеры-якобинцы, частью социалисты различных фракций, и среди последних более всего было бланкистов.
214 Raison d’être — франц. бук.: «смысл существования»; разумное основание, смысл.


Комментарии
703
215 Фетишизм — это религиозное преклонение определенным материальным предметам (фетишам), которым приписываются сверхъестественные свойства. В данном случае автор имеет в виду поклонение основным принципам и атрибутам государственной власти.
216 В редакции 1921 г. — «людоедские оргии». Автор использует метафору с целью подчеркнуть особую жестокость подавителей Парижской Коммуны.
217 21 мая войска правительства Тьера вошли в Париж и в течение недели подавляли сопротивление коммунаров.
тМишле (Michelet) Жюль (1798-1874) — французский историк, автор «Истории Франции» (до 1789 г.) и «Истории Французской революции».
219Антиавторитарный коммунизм (франц).
220 В редакции 1921 г.: «вроде отдела Ирландской земельной лиги». Основание в конце 1880-х гг. фением (представителем ирландской сепаратистской партии) Михаилом Девиттом Земельной лиги привело к сближению парламентской партии Ирландии гомрулеров (ставивших целью добиться самоуправления в рамках Британской империи) с фенианскими революционерами. Первые требовали политического разъединения с Англией, а представители лиги стояли за социальную эмансипацию Ирландии путем изгнания землевладельцев и возвращения земли ирландскому народу.
221 Ирландия (ирл. Eire, Poblacht na h-Eireann, англ. Irish Republic) — государство в Западной Европе, занимающее 5/б о. Ирландия. Во время общеевропейского аграрного кризиса 1870-1880-х гг. Ирландия пережила несколько неурожаев и голодных лет (особенно в 1879 г.). Стихийные крестьянские выступления в эти годы приняли массовый характер.
222 Газета «Финансовая реформа».
223 Гладстон (Gladstone) Уильям Юарт (1809-1898) — английский государственный деятель, премьер-министр Великобритании в периоды: 1868-1874,1880-1885,1886,1892-1894 гг.; лидер Либеральной партии с 1868 г. Возглавив на короткое время правительство в 1886 г., Гладстон внес в парламент законопроект о Гомруле (с англ. Home Rule — движение ирландцев за создание парламента в Дублине), провал которого побудил его подать в отставку. Борьба по этому вопросу затянулась. Вновь возглавляя правительство в 1892-1894 гг., Гладстон провел этот законопроект через палату общин, но палата лордов отклонила его. Гладстон вновь вышел в отставку, и на этом его более чем 60-летняя политическая карьера закончилась.
224 К середине 1840 г. глухое недовольство против т. н. хлебных законов, ложившихся всею своею тяжестью на бедную часть населения, достигло


704
таких размеров, что даже консерваторы не могли отказаться от некоторых уступок Хлебные законы были сначала смягчены, а потом окончательно отменены, главным образом, под давлением знаменитой «Лиги против хлебных законов», основанной Джоном Кобденом и поддержанной выдающимися деятелями либеральной партии. Торговля хлебом сделалась свободной, и английский народ приобрел право утолять свой голод дешевым хлебом.
225 Имеются в виду события Великой французской революции.
226 Андалусия (Andalucia) — историческая область в Южной Испании. Административная территория включает 8 провинций: Альмерию, Гранаду, Кадис, Кордову, Малагу, Севилью, Уэльву, Хаэн. Главный город — Севилья. Валенсия (Valencia) — область у средиземноморского побережья Испании. Включает провинции: Аликанте, Касте-льон-де-ла-Плана и Валенсию. Главный город — Валенсия.
227 Возможно, речь идет о Джузеппе Мадзини (Mazzini) (1805-1872), итальянском революционере, одном из вождей национально-освободительного движения. Первоначальная идея Мадзини (в начале 1830-х гг., когда он создавал тайную патриотическую организацию «Молодая Италия») о том, что наиболее многочисленные и бедные классы следует привлечь к революции обещанием улучшить их материальное положение, постепенно (к 1840-м гг.) стала оттесняться его идеалистической этико-религиозной концепцией, представлявшей участие в освободительном движении как религиозный долг и священную миссию итальянского народа, доверенную ему богом (отсюда лозунг Мадзини — «Бог и народ»),
228Юнг (Young) Артур (1741-1820) — известный английский писатель. Чтобы ознакомиться с опытом земледелия, он объездил всю Англию и Ирландию, а затем совершил большое путешествие по Франции, Испании и Италии. В 1793 г. был назначен секретарем бюро земледелия. Наблюдения и данные, собранные Юнгом, являются источником для истории конца XVIII в. Особое значение имеет книга «Путешествия по Франции», поскольку автор был во Франции в 1787— 1790 гг. и изобразил положение страны накануне и в начале революции. На этот труд для описания истории Французской революции опирался Токвиль.
229 Имеется в виду вышеупомянутая книга Юнга «Путешествия по Франции».
230 Пария — отверженное и бесправное существо.
231 Основанная Ч.-С. Парнеллем, ирландским политическим деятелем (1816-1891), Ирландская земельная лига поставила себе задачей совершенное уничтожение крупного землевладения и замену его крестьянским хозяйством.


Комментарии
705
232 Ипотека (от греч. hypotheke — залог, заклад) — залог недвижимого имущества, главным образом земли, с целью получения ссуды, т. н. ипотечного кредита.
233 Декларация прав человека и гражданина — программный документ Великой французской революции, провозглашавший ее основные принципы: народный суверенитет и естественные неотъемлемые права человека. Была принята Учредительным собранием 26 августа 1789 г.
234 Франц. «Свобода, равенство и братство» — девиз Великой французской революции.
235 В редакции 1921 г.: «Если вы хотите учиться успешно, отбросьте прежде всего массу внушенных вам предрассудков!»
236 Имеется в виду Людовик XVI — см. комм. 251.
237 Камарилья (исп. camarilla, от camara — палата, двор монарха) — группа влиятельных придворных
238 Примечание автора к изданию 1921 г.: «Их было шестнадцать с 1789 года». Имеется в виду во Франции. К моменту написания книги существовала уже Третья французская республика и две империи было уже свергнуто за период с Великой французской революции.
239Милль (Mill) Джон Стюарт (1806-1873) — английский философ-позитивист, экономист и общественный деятель. Сын Джеймса Милля, под руководством которого получил всестороннее образование. С 1823 по 1858 г. служил в Ост-Индской компании. В 1865-1868 гг. член палаты общин, где поддерживал либеральные и демократические реформы. В 1843 г. он выпустил «А System of Logic» (10 изданий) — наиболее оригинальное его произведение; в 1848 г. — «Principles of Political Economy» (6 изданий); в 1861 г. — «Utilitarianism» (3 издания) и др.; написал также множество журнальных статей, посвященных самым разнообразным вопросам философии, политики, экономии и литературы. В течение нескольких лет самостоятельно издавал радикальный журнал «London and Westminster Review». С 1841 г. состоял в переписке с О. Контом, философские и социологические взгляды которого оказали на него глубокое влияние. Однако, разделяя ряд философских и логических установок позитивизма О. Конта, Милль отвергал его социально-политическую доктрину, в которой усматривал систему духовного и политического деспотизма, игнорирующую значение человеческой свободы и индивидуальности.
шТьерри (Thierry) Огюстен (1795-1856) — французский историк. Главные сочинения первого периода творчества: «Lettres sur l’histoire de France» (1827), «Dix Ans d’études historiques» (1835), «Récits des temps mérovingiens», «Considérations sur l’histoire de France» (1840). Первые две


706
из названных книг являются сборником отдельных исторических и критических этюдов; среди них особенно замечательны те «письма», которые посвящены изображению и истолкованию средневекового городского движения и коммунальных революций. Обобщающий историческую работу Тьерри труд — «Essai sur l’histoire de la formation et des progrès du tiers-étât» (Париж, 1853; рус. пер. под ред. проф. М. Виппера, 1899), современники ученого называли его научным и политическим завещанием.
241 Бентам (Bentham) Иеремия (1748-1832) — английский социолог, юрист, родоначальник одного из направлений в английской философии — утилитаризма. Бентам резко критиковал теорию общественного договора Ж-Ж Руссо как возбуждающую дух восстания, однако защищал требования реформы английского парламента на основе расширения избирательного права. Бентам отстаивал идею свободной торговли и ничем не стесненной конкуренции, что, по его мнению, должно обеспечить спокойствие общества, справедливость, равенство. Политико-правовые идеи Бентама изложены в его основных трудах: «Traités de législation civile et pénal» (Париж, 1802; Лондон. 1858; 2-е изд. — Лондон, 1871), «Codification proposal to all nations» (Лондон, 1822) и «Constitutional Code for the use of all nations» (Лондон, 1830).
242 Гайд-парк — место в Лондоне, где каждый может свободно высказывать свое мнение.
243Руссо (Rousseau) Жан Жак (1712-1778) — французский философ-просветитель, писатель, композитор, наиболее влиятельный представитель французского сентиментализма, последнего и наиболее революционного этапа Просвещения. С позиций деизма осуждал официальную церковь и религиозную нетерпимость. В сочинениях «Рассуждение о начале и основаниях неравенства...» (1755), «Об общественном договоре» (1762) выступал против социального неравенства, деспотизма королевской власти. Идеализировал естественное состояние всеобщего равенства и свободы людей, разрушенное введением частной собственности. Государство, по Руссо, может возникнуть только в результате договора свободных людей.
244 Конвент — законодательный и исполнительный орган Первой французской республики, действовавший с 21 сентября 1792 г. по 26 октября 1795 г. Представительный орган власти с таким же названием существовал и в Великобритании во времена чартистского движения 1-й половины XIX в.
245 Речь идет о чартистском рабочем движении в Великобритании в 1830-1850-х гг., проходившем под лозунгом борьбы за проведение «Народной хартии». В 1847-1848 гг. под влиянием экономического кризиса и волнений в Ирландии, революционных событий на континенте


Комментарии
707
чартистское движение приобрело широкий размах. В условиях подъема пролетарской борьбы парламент вынужден был в 1847 г. принять акт о 10-часовом рабочем дне.
246 В XIX в. Ирландия была полностью превращена в аграрный придаток Великобритании. С середины 1840-х гг. начался аграрный переворот. Падение цен на хлеб (после отмены в 1846 г. в Англии хлебных законов) побудило землевладельцев начать интенсивный переход от системы мелкой крестьянской аренды к крупному пастбищному хозяйству. Усилился процесс сгона мелких арендаторов с земли (т. н. очистка имений). Одним из главных результатов аграрного переворота было быстрое расслоение крестьянства и выделение крупных фермеров капиталистического типа, что вызвало целый ряд стихийных выступлений. С 1868 г. начались реформы для устранения коренных причин недовольства ирландцев против английского владычества. В частности, земельным биллем 1870 г. правительство Гладстона сделало попытку удовлетворить справедливые жалобы ирландских арендаторов против землевладельцев.
247 См. комм. 223.
248 Исключительный закон против социалистов в Германии (1878-1890) («Закон против вредных и опасных стремлений социал-демократии») был направлен против социал-демократии и всего немецкого революционного движения. Вступил в силу 21 октября 1878 г. За годы действия закона, который продлевался рейхстагом через каждые три года, было распущено 350 рабочих организаций, арестовано 1500 и выслано 900 чел.
249 Нантский эдикт 1598 г. — закон, изданный французским королем Генрихом IV Бурбоном; окончательно завершил Религиозные войны 2-й половины XVI в. во Франции. Эдикт был подписан в апреле 1598 г. в г. Нанте. Согласно эдикту католицизм оставался господствующей религией Франции, но гугенотам предоставлялась свобода вероисповедания и богослужения в городах (кроме Парижа и некоторых других) и ряде сельских местностей. Гугеноты получили право занимать судебные, административные и военные должности. При парламентах Парижа, Бордо, Тулузы, Гренобля были созданы специальные палаты для разбора судебных дел гугенотов. Половина состава этих палат комплектовалась из числа гугенотов. Эдикт разрешал гугенотам созывать свои конференции и синоды. Кроме того, Нантский эдикт содержал секретные дополнительные статьи. Они предоставляли гугенотам иметь свою армию, сто крепостей и укрепленных замков с гарнизонами (главные из которых Монпелье, Монтобан, Ла-Рошель). Нантский эдикт был враждебно воспринят католическим духовенством во главе с римским па¬


708
пой. Парламенты всячески затягивали его принятие. Руанский парламент зарегистрировал эдикт только в 1610 г. После войны с гугенотами в 1б21-1б29 гг. секретные статьи Нантского эдикта были отменены. В 1685 г. король Людовик XIV Бурбон полностью отменил действие Нантского эдикта.
250 Крестьянская война под предводительством Е. И. Пугачева 1773-1775 гг. в России. Она охватила огромную территорию: Оренбургский край, Урал, Приуралье, Западную Сибирь, Среднее и Нижнее Поволжье. В движение было вовлечено до 100 тыс. активных повстанцев — русских крестьян, трудовых слоев казачества и нерусских народностей. По приговору суда 10 января 1775 г., в Москве на Болотной площади были казнены Пугачев, его сподвижники: Перфильев, Шигаев, Падуров, Торнов; остальные обвиняемые подверглись телесным наказаниям и были сосланы на каторжные работы.
251 Людовик XVI (1754-1793) — король Франции, наследовал трон от своего деда Людовика XV в 1774 г. В преддверии Великой французской революции Людовик XVI, постоянно колеблясь, становился то на сторону народа, то на сторону придворных. После низвержения монархии (21 сентября 1792 г.) был заключен с семьей в Тампль и обвинен в подготовке заговора против свободы нации и в ряде покушений на безопасность государства. Приговорен к смертной казни большинством голосов суда в Конвенте и 21 января 1793 г. казнен.
252 В редакции 1921 г.: «после голодных бунтов». Имеются в виду массовые народные выступления, предшествовавшие Великой французской революции.
253 Речь идет о событиях двух французских революций.
254 В редакции 1921 г.: «Анонимный зверь с шестьюстами голов сумел превзойти Людовиков XI и XVI».
Людовик XI (1423-1483) — король Франции в 1461-1483 гг., шестой из дома Валуа, сын Карла VII. Властолюбивый, скрытный, черствый, Людовик XI был тонким психологом: до него правительство действовало почти исключительно силой, он же заменил силу — хитростью, феодальную политику — итальянской системой лжи, обмана и осторожности. Сделавшись полновластным королем, соединив под своей властью всю Францию, кроме Наварры и Бретанского герцогства, Людовик XI стал опасаться за свою власть и поселился в уединенном замке Плес- си-ле-Тур, где жил как в тюрьме, никому не доверяя.
Иван IV Васильевич Грозный (1530-1584) — великий князь с 1533 г., первый русский царь с 1547 г.
255Людовик XIV Великий (1638-1715) — французский король (с 1643 г.) из династии Бурбонов. Его правление — апогей французского абсо¬


Комментарии
709
лютизма (легенда приписывает Людовику XIV изречение: «Государство — это я»), «Абсолютный без возражения, — по словам Сен-Симона, — Людовик XIV уничтожил и искоренил всякую другую силу или власть во Франции, кроме тех, которые исходили от него: ссылка на закон, на право считались преступлением». Этот культ короля-солнца (le roi soleil), при котором способные люди все более оттеснялись куртизанами и интриганами, в конечном счете привел к постепенному упадку всего здания монархии. Опираясь на министра финансов Ж. Б. Кольбера, король добивался максимальной эффективности в проведении политики меркантилизма (активного вмешательства государства в хозяйственную жизнь страны). В годы его правления был создан крупный военный флот, заложены основы французской колониальной империи (в Канаде, Луизиане и Вест-Индии). С целью установления гегемонии Франции в Европе вел многочисленные войны, которые в совокупности с огромными расходами королевского двора, непомерно высокими налогами и религиозной нетерпимостью делали для народа царствование Людовика XIV особенно тяжелым. Вспыхивали многочисленные народные восстания, особенно в последние десятилетия его правления.
256Биконсфилъд — Дизраэли (Disraeli) Бенджамин, граф Биконсфилд (Beaconsfield) (1804-1881) — знаменитый английский государственный деятель и писатель. Премьер-министр Великобритании в 1868 и 1874— 1880 гг., лидер Консервативной партии. В 1852,1858-1859,1866-1868 гг. министр финансов.
257 Бисмарк (Bismarck) Отто Эдуард Леопольд фон Шенхаузен (Schönhausen) (1815-1898) — князь, государственный деятель Германии, первый рейхсканцлер германской империи в 1871-1890 гг. Осуществил объединение Германии; укреплял господство в стране юнкерско-буржуазного блока, вел борьбу против клерикально-партикуляристской оппозиции («культуркампф»), ввел исключительный закон против социалистов, провозгласил некоторые социальные реформы. Один из главных организаторов Тройственного союза 1882 г., направленного против Франции и России; при этом считал, что война с Россией была бы крайне опасной для Германии.
258Питт (Pitt) Вильям Младший (1759-1806) — английский государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1783-1801 и 1804— 1806 гг., лидер новых тори. Один из главных организаторов коалиций европейских государств против революционной, а затем наполеоновской Франции.
259Гизо (Guizot) Франсуа (1787-1874) — французский историк, с 1847 г. глава правительства, свергнутого революцией 1848 г. Фактически с 1840 г. руководил всей политикой Июльской монархии.


710
260 Пальмерстон (Palmerston) Генри (Генри Джон Темпл, лорд Пальмерстон) (1784-1865) — виконт, английский государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1855-1858 гг. и с 1859 г., лидер вигов. В периоды: 1830-1834,1835-1841 и 1846-1851 гг. министр иностранных дел.
261 Имеются в виду Наполеон Бонапарт и Луи Бонапарт.
262 Coup d’Etat — государственный переворот (франц).
2б6Мак-Магон (Mac-Mahon) Патрис (1808-1893) — французский военный
и государственный деятель, маршал Франции, герцог. Руководил армией, разгромленной в 1870 г. под Седаном. Командовал войсками вер- сальцев, подавившими Парижскую Коммуну 1871 г. С 1773 г. — президент Французской республики. С момента его избрания президентом республики началась реакция против всех мероприятий Тьера; префекты и чиновники увольнялись за республиканские убеждения; стеснена была свобода сходок, клубов и т. д. Вместе с тем, под покровительством президента велись интриги монархистов для восстановления монархии. В ноябре 1873 г. полномочия Мак-Магона были продлены на семь лет. В 1875 г. он был решительным противником конституции в республиканском духе, которая, тем не менее, была принята Национальным собранием. В 1877 г. Мак-Магон согласился на образование кабинета Брольи, враждебного большинству палаты, и допустил сильное правительственное давление на выборах, но оно не увенчалось успехом: хотя в новой палате оказалось довольно значительное меньшинство из монархистов и особенной группы «макмагонистов», но большинство было все же республиканским. После двухлетней борьбы с палатой Мак-Ма- гон сложил с себя власть (январь 1879 г.).
264 В период Великой французской революции якобинцы, члены Якобинского клуба, выражали интересы революционно-демократической буржуазии, выступавшей в союзе с крестьянством и плебейскими массами; они представляли собой оставшуюся часть клуба после октября 1792 г., когда из него вышли жирондисты; реально же размежевание якобинцев и жирондистов внутри клуба определилось с момента свержения монархии 10 августа 1792 г. Якобинцы, вождями которых были М. Робеспьер, Ж. П. Марат, Ж Ж. Дантон, Л. А. Сен-Жюст, представляли собой фактически политическую партию; их программой являлись защита завоеваний революции и ее дальнейшее развитие. Якобинцы были решительными сторонниками полного политического равенства, многие из них стремились к республике без контрастов нищеты и богатства. Придя к власти в результате народного восстания 31 мая — 2 июня 1793 г., якобинцы установили режим революционно-демократической диктатуры.


Комментарии
711
265Людовик-Филипп (1773-1850) — старший сын герцога Людовика-Филиппа — Иосифа Орлеанского; король французов (1830-1848); носил сперва титул герцога Валуа, потом герцога Шартрского. Вслед за отцом он объявил себя сторонником революции, поступил в национальную гвардию и в клуб якобинцев. После Реставрации Людовик XVIII назначил Людовика-Филиппа командующим гусарами и возвратил ему все громадные имения его отца, конфискованные во время революции. Однако сам король ему не доверял. После вторичного падения Наполеона вернулся в Париж и занял место в палате пэров, где решительно высказался против реакционных мер нового правительства, за что ему приказано было выехать за границу. 7 августа 1830 г. палата предложила ему корону, которую он принял. С этих пор начинается царствование «короля-гражданина» и вместе с тем господство буржуазии, в руки которой перешла власть (Июльская монархия). Людовик-Филипп вполне соответствовал идеалу короля буржуазии: он был прекрасный семьянин, образцово устраивавший свои личные дела; на войне он отличался храбростью, но войны не любил. Однако господство плутократических интересов привело к процветанию коррупции в высших сферах власти, о чем свидетельствовал целый ряд скандальных процессов. Революционный взрыв 23-24 февраля 1848 г. низверг Людовика-Филиппа и восстановил во Франции республиканский строй.
266 Тартюф — [франц. tartuf(f)e — по имени персонажа комедии Жана-Батиста Мольера «Тартюф»] — лицемер, ханжа.
267 Флибустьеры (буканьеры) (франц. flibustier, от голл. vrybuiter — пират) — морские разбойники, грабившие в XVII — начале XVIII в. испанские корабли и колонии в Вест-Индии. В данном контексте — искатели приключений, жаждавшие наживы.
268 В редакции 1921 г.: «Когда в Испании недавно с торгов продавали трон, никто не удивлялся тому, что авантюристы сбегались со всех сторон». После лишения 18 сентября 1868 г. королевы Испании престола унионисты и прогрессисты составили временное правительство, во главе которого стал генерал Серрано. Большинство решило сохранить конституционную монархию в качестве формы правления в Испании. Однако король Фердинанд Португальский и герцог Генуэзский (Томас Савойский, 1855-1931) отказались принять корону, и 18 января 1870 г. пришлось назначить регентство в лице Серрано. Маршалу Приму удалось уговорить принца Леопольда Гогенцоллернского принять корону, но Франция грозила войной, и принц Леопольд, как и кортесы, отказались от этого плана. Новый кандидат на испанский престол нашелся в лице второго сына короля Италии, Амедея, который 16 ноября 1870 г. был избран в короли большинством голосов. Но его положение с само¬


712
го начала было шаткое: гранды относились к нему с презрением, часть офицеров ему не присягнула, в оппозиции при новых выборах оказалось 60 республиканцев и 65 карлистов, которые постоянно нападали на короля. Сознавая себя не в силах установить порядок, Амедей 10 февраля 1873 г. отказался от престола и вернулся в Италию. Тотчас же кортесы большинством 256 голосов против 32 объявили Испанию республикой.
269 Речь идет о книге Г. Спенсера «Основания социологии».
270 Филлоксера — насекомое семейства филлоксеровых; вредитель винограда.
271 Гуано (исп. guano) — разложившийся в условиях сухого климата помет морских птиц; азотно-фосфорное удобрение.
272 Кохинхин (Cochinchine) — французское владение (на момент написания книги), называвшееся также Нижним Кохинхином (La basse Cochinchine, в отличие от Аннама, которое называли иногда верхним Конхинхином), в южной части полуострова Индокитай.
273 Гвиана — область в Южной Америке.
274Нума Руместан — герой одного романа Э. Золя, где выведен южанин, попавший в премьер-министры [прим. Кропоткина к изданию 1921 г.].
275 В редакции 1921 г.: «Те, кому в 1793 году дали удачное название «болотных жаб».
Во французском Конвенте 1792-1795 гг. депутаты составляли три группировки: жирондисты, пытавшиеся затормозить развитие революции, якобинцы, стремившиеся к дальнейшему углублению революции, и «болото», занимавшее колеблющуюся позицию, поддерживавшее тех, кто в тот или иной момент был сильнее.
276 Скупщина (от скупите — собирать) — представительный орган власти Сербии с начала XIX в. К концу 1850-х гг. скупщина сделалась постоянным государственным учреждением, избираемым всеми плательщиками прямых податей, по одному депутату на 300 избирателей; заседать она должна была ежегодно.
г11Боклъ (Buckle) Генри Томас (1821-1862) — английский историк и социолог-позитивист, автор крупного исследования «История цивилизации в Англии» (1857-1861 гг. в 2-х. тг.; первый рус. пер.: 1861 г., «Отечественные записки»),
тКола диРиенцо (Cola di Rienzo) (1313-1354) — знаменитый римский трибун, сумевший зажигательными речами с критикой злоупотреблений дворянства поднять восстание в Риме 19 мая 1347 г. С помощью городской милиции он смирил баронов, обеспечил отправление правосудия и на первое время установил эффективное правительство. Но Риенцо не удовольствовался достигнутым успехом


Комментарии
713
и задумал сначала объединить Италию, а затем восстановить всемирное главенство Рима. Выпустив новые монеты с надписью: «Рим глава мира», он объявил отмененными все права и привилегии, данные кому-либо римским народом, признал за ним, в лице сейма итальянских депутатов, исключительное право избирать императора и сам короновался шестью коронами. После успешного восстания знати 15 декабря Риенцо был вынужден бежать из Рима. Однако папа Иннокентий IV решил сделать Риенцо орудием для подавления римской знати ив 1354 г. назначил его сенатором Рима. Явившись в Рим, он вновь смирил баронов, 29 августа казнил знаменитого предводителя кондотьеров фра Мореале, окружил себя сильным конвоем, повысил налоги и вообще неограниченно правил Римом, заявив себя заурядным тираном и возбудив всеобщую ненависть. 8 октября 1354 г. вспыхнуло восстание, Риенцо пытался бежать, но был задержан и варварски умерщвлен.
279Александр III (1845-1894) — российский император с 1881 г.
280Ганза (от нем. Hanse — союз, товарищество) — в Средние века торговые товарищества немецких купцов за границей, возникавшие для взаимной помощи и защиты; с этой же целью заключались отдельные договора немецких приморских городов друг с другом. Начало Ганзейскому союзу положила т. н. Кельнская конфедерация (1367), которую составили 57 городов. Во главе союза стоял г. Любек; он был высшей судебной инстанцией союза, его право господствовало и в других городах. В Любеке происходили по преимуществу собрания представителей ганзейских городов, т. н. ганзатаги, на которых обсуждались и внутренние, и внешние дела Ганзы. Статуты, выработанные на «тагах», были обязательны для всех. Кто не повиновался им, исключался из союза. Число ганзейских городов доходило до 90. Последний ганза- таг состоялся в 1669 г.
281 Кондотьеры (с итал. condottieri, от condotta — договор) — здесь, наемники. Кондотьерами назывались предводители (капитаны) наемных военных отрядов (компаний) в Италии XIV-XVI вв., находившиеся на службе у отдельных государей, городов и римских пап.
282 Скопление населенных пунктов, главным образом городских, но также и сельских, объединенных в одно целое интенсивными хозяйственными, трудовыми и культурно-бытовыми связями.
283 Римское право — наиболее развитая система рабовладельческого права, сложившаяся в крупнейшем государстве античности — Древнем Риме. Исключительное место, которое Римское право заняло в истории права и культуры человеческого общества, определяется высоким уровнем его юридической техники: точность и простота определений, логичность


714
аргументации и формулировок сделали его образцом юридического искусства. В законодательстве ряда стран сохраняются многие термины и принципы римского права, по введенной римским правом институционной системе строятся кодексы законов и т. д.
284 Римско-католическая церковь, с IX в. приобщая к христианству разные народности, подчиняла эти страны владычеству римского папы. С XVII в. активизировала пропаганду владычества папы среди православных и неправославных церквей в восточных странах, создавая т. н. униатские церкви в Юго-Западной и Холмской Руси, в Галиции и Венгрии, среди армян в Турции, среди сирийцев в Азии и др.
285 Иначе: ратифицирована. Ратификация (позднелат. ratificatio, от лат. ratus — утвержденный и facio — делаю) — утверждение верховным органом государственной власти данной страны международного договора, заключенного ее уполномоченным.
286 Пуатье (Poitiers) — главный город французского департамента Виенны. Речь идет об эпизоде Столетней войны между Францией и Англией — битве 9 сентября 1356 г., в результате которой французы понесли сокрушительное поражение.
287 Этьен Марсель (Etienne Marcel) (?—1358) — руководитель Парижского восстания 1357-1358 гг. Богатый суконщик. Купеческий прево (глава городского самоуправления) Парижа.
288 Жакерия (Jacquerie, от Jacques Bonhomme — «Жак-Простак» — презрительного прозвища, данного крестьянину дворянами) — антифеодальное восстание крестьян во Франции в 1358 г, вызванное усилившимся феодальным гнетом, экономической разрухой (связанной со Столетней войной 1337-1453 гг.), грабежами наемных солдат. Толчком к жакерии послужили новые денежные обложения (для выкупа короля, плененного в 1356 г. при Пуатье) и повинности (введенные Компьенским ордонансом в мае 1358 г. для восстановления крепостей близ Парижа). Восставшие разрушали и сжигали замки, дома и поместья знати, уничтожали документы с записями повинностей, убивали дворян. Лишенные союзника, слабо организованные и неподготовленные к длительной борьбе, крестьяне вскоре были разбиты. По свидетельству хронистов, число жертв дворянских репрессий достигло к 24 июня 20 тыс. чел. Жакерия оставила глубокий след в истории Франции.
289 Людовик в начале своего царствования высказывал желание работать на пользу народа и уничтожить существовавшие злоупотребления. Во главе государственного управления были поставлены А. P.-Ж. Тюрго и К. Мальзерб. Первый одновременно с целым рядом финансовых реформ — равномерное распределение податей, распространение поземельного налога на привилегированные сосло¬


Комментарии
715
вия, выкуп феодальных повинностей, введение свободы хлебной торговли, отмена внутренних таможен, цехов, торговых монополий — предпринял преобразования во всех отраслях народной жизни, в чем ему помогал Мальзерб, уничтожая lettres de cachet (приказы, по которым можно было любого без причины посадить в тюрьму), устанавливая свободу совести и т. д. Но дворянство, парламент и духовенство восстали против провозвестников новых идей, крепко держась за свои права и привилегии. Король не смог преодолеть своей нерешительности и непоследовательности, то отступая от реформ, то вновь их инициируя.
290 В переносном смысле — что-либо необычное, редко встречающееся.
В редакции 1921 г.: «об этой диковинке».
291 Конкубинат (лат. concubinatus, от con — вместе и cubo — лежу, сожительствую) — в Римском праве фактическое сожительство мужчины и женщины с намерением установить брачные отношения.
292 Секвестрация (секвестирование, наложение секвестра) — запрещение или ограничение, налагаемое государственной властью на пользование или распоряжение каким-либо имуществом.
293 Референдум (от лат. referendum — то, что должно быть сообщено) — в государственном праве принятие избирательным корпусом окончательного решения по конституционным, законодательным или иным внутри- и внешнеполитическим вопросам. Условия проведения референдума и его процедура регулируются конституциями и законодательством соответствующих стран.
294 Бланкисты — сторонники взглядов и тактики Л. О. Бланки. Во время революции 1848 г. занимали наиболее радикальные позиции, однако после ареста Бланки в мае 1848 г. их влияние ослабело. В последние годы Второй империи и особенно после революции 4 сентября 1870 г. роль бланкистов в революционном движении усилилась. В период Парижской Коммуны 1871 г. они входили в состав «большинства» Совета Коммуны. После подавления Коммуны вошли в состав I Интернационала и сыграли активную роль на завершающем этапе его деятельности.
295 Члены международной ассоциации рабочих (I Интернационала).
296Робеспьер (Robespierre) Максимилиан Мари Изидор (1758-1794) — деятель Великой французской революции, один из руководителей якобинцев. Фактически возглавив в 1793 г. революционное правительство, способствовал казни Людовика XVI, созданию Революционного трибунала, казни лидеров жирондистов. Сосредоточил в своих руках практически неограниченную власть; организатор массового террора. Казнен термидорианцами.
291Мандар — по-видимому, сподвижник Робеспьера.


716
тБриссо (Brissot) Жак Пьер (1754-1793) — деятель Великой французской революции конца XVIII в., лидер жирондистов. В Конвенте с 1792 г. возглавлял борьбу против якобинцев. По приговору Революционного трибунала был казнен.
299Марат (Marat) Жан Поль (1743-1793) — один из вождей якобинцев. С сентября 1789 г. издавал газету «Друг народа». Вместе с М. Робеспьером руководил подготовкой восстания 31 мая — 2 июня 1793 г., отнявшего власть у жирондистов. Убит Ш. Корде.
300 В конце 1820-х — начале 1830-х гг. Франция наводнилась множеством обществ, иногда легальных, чаще тайных, преследовавших политические цели («Общество друзей печати», «Общество карбонариев» в Париже, «Рыцари свободы» в Сомюре, «Aide-toi, le ciel t’aidera» и др., в конце 1830-х — «Общество семей» и общества, созданные Л. О. Бланки). В период Июльской монархии особенное значение имели восстания в Париже и Лионе. Первое произошло 5 и 6 июня 1832 г., поводом явились похороны генерала Ламарка. Оно было подготовлено тайным обществом «прав человека»; рабочие и безработные, поддержанные польскими, итальянскими и немецкими эмигрантами, провозгласили республику и построили баррикады на некоторых улицах, но были рассеяны после упорного боя. В 1839 г. «Общество времен года» пыталось поднять восстание, но строго законспирированный заговор не был поддержан народом. При сформировании министерства Гизо крайняя оппозиция в стране была сломлена; восстания прекратились. 23 февраля 1848 г. было днем восстания партии реформы (республиканской партии) против Гизо, а 24 февраля стало днем революции, произведенной союзом радикально-буржуазных элементов с социалистическими; победа на баррикадах принадлежала последним, но временное правительство состояло в значительной степени из людей, боявшихся пролетариата и ненавидевших социализм. В его составе только Араго, Ледрю-Роллен, Флокон, Луи Блан и Альбер были республиканцами, и только два последних — социалистами; Ламартин, Дюпон, Гарнье-Пажес, Мари, Кремье и Марраст представляли интересы различных слоев буржуазии.
301 Речь идет о Луи-Огюсте Бланки (Blanqui) (1805-1881), французском политическом деятеле, который рано выступил борцом за коммунистические идеи: уже в 1827 г. принимал участие в беспорядках, трижды был ранен, арестован и заключен в тюрьму. В 1830 г. Бланки с оружием в руках участвовал в восстании, недовольный установившейся новой монархией. В январе 1832 г. был присужден к годичному тюремному заключению и штрафу. В 1836 г. он был вновь приговорен за участие в недозволенном обществе к 2-летнему заключению и штрафу, но 12 мая 1839 г. опять является одним из вождей восстания. Через


Комментарии
111
полгода Бланки был арестован и 31 января 1840 г. приговорен к смертной казни, которая была заменена по воле короля на пожизненное заключение. Освобожденный революцией 1848 г., Бланки уже в апреле 1849 г. вновь был присужден к 10-летнему заключению, которое отбывал в Бель-Иле и в Корте на о-ве Корсике. Освобожденный амнистией 1859 г., Бланки сначала жил в Лондоне, но в 1861 г. вновь был приговорен в Париже к 4-летнему тюремному заключению и штрафу как глава противозаконного общества. В общей сложности провел в заключении около 37 лет.
302 Речь идет о тайном обществе «Молодая Италия», основанном в 1831 г. в Марселе и развернувшем свою деятельность по всей Италии. Его основатель — Джузеппе Мадзини, был изгнан из Италии и жил большей частью во Франции, устраивая заговоры и организуя революционные экспедиции, зачастую кончавшиеся неудачами.
303 «Народная воля» — революционная народническая организация в России начала 1880-х гг. Образовалась в августе 1879 г. после раскола «Земли и воли» на «Народную волю» и «Черный передел». Народовольцы создали централизованную, хорошо законспирированную организацию, самую значительную для разночинского периода освободительного движения в России. Исполнительному Комитету в составе:
A. Д. Михайлов, А. А. Квятковский, А. Н. Желябов, С. Л. Перовская,
B. И. Фигнер, И. А. Морозов, М. Ф. Фроленко, Л. А. Тихомиров, А. И. Баранников, А. В. Якимовский, М. Н. Ошанина и др., подчинялась сеть местных и специальных (рабочих, студенческих, военных) групп. В 1879-1883 гг. народовольческие группы имелись почти в 50 городах, особенно много их было на Украине и в Поволжье. Число членов организации не превышало 500, но в движении участвовало несколько тысяч. С развитием и обострением политической борьбы все большее значение в деятельности «Народной воли» приобретал террор. Только на Александра II было подготовлено семь покушений. Народовольческий террор устрашил правительство, заставил его пойти на некоторые уступки. Однако народ не поддержал революционеров, и самодержавие перешло в наступление. В 1879-1883 гг. прошло свыше 70 политических народовольческих процессов, по которым привлекалось около 2 тыс. чел.
304 См. комм. 301.
тКостюшко (Kosciuszko) Тадеуш Анджей Бонавентура (1746-1817) — польский политический и военный деятель, руководитель Польского восстания конца XVIII в. В 1792 г. будучи командиром бригады в чине генерал-майора и имея опыт участия в войне за независимость в Северной Америке, стал одним из руководителей польских патриотических сил, готовившихся к борьбе за возрождение Польши. В 1793 г.


718
посетил Париж, безуспешно добиваясь поддержки у революционной Франции. 24 марта в Кракове Костюшко провозгласил начало Польского восстания 1794 г. и был объявлен главнокомандующим национальными вооруженными силами. Под его командованием повстанцы одержали победу над царскими войсками под Рацлавицами (4 апреля), обеспечившую успешное развитие восстания. Стремился придать восстанию общенародный демократический характер. Издал (7 мая) Поланецкий универсал 1794 г., в котором крестьянам было обещано личное освобождение и некоторое уменьшение феодальных повинностей. 10 октября в бою под Мацеевицами был тяжело ранен и взят в плен царскими войсками, а затем заключен в Петропавловскую крепость. В 1796 г. вместе с 12 тыс. пленных поляков освобожден Павлом I; выехал в США, в 1798 г. переехал в Париж Умер в Швейцарии, где жил последние годы.
306Аграрным законодательством (в июне-июле 1793 г.) якобинский Конвент передал крестьянам общинные и эмигрантские земли для раздела и полностью уничтожил все феодальные права и привилегии. Тем самым главный вопрос революции — аграрный — был разрешен на демократической основе, бывшие феодально-зависимые крестьяне превратились в свободных собственников. Этот шаг предрешил переход на сторону якобинского правительства основных масс крестьянства, его активное участие в защите республики и ее социальных завоеваний.
307 Речь, по-видимому, идет о деятельности созданного К Марксом и Ф. Энгельсом «Союза коммунистов», на 2-м конгрессе которого в 1847 г. в качестве программного документа был принят «Манифест коммунистической партии», содержащий основные цели и задачи социалистических преобразований.
В редакции 1921 г.: «...кажется непонятным то упорство, с которым некоторые из социалистов, или по крайней мере из лиц, именующих себя социалистами, поддерживают идею власти».
308 Services publics — обслуживание общества {англ).
309 В 1881 г. проходили выборы во французскую палату депутатов, которые стали очень благоприятны для республиканцев. Однако созданное ими большинство было плохо сплоченным и не расположенным вступить на путь демократических реформ.
310Клемансо (Clemenceau) Жорж Бенжамен (1841-1929) — французский политический и государственный деятель. В период Второй империи участвовал в радикально-республиканском движении. После ряда поражений Франции в войне с Пруссией (1870-1871) выступал за ее продолжение; как депутат Национального собрания голосовал против Франкфуртского мирного договора 1871 г. В дни Па¬


Комментарии
719
рижской Коммуны 1871 г. пытался примирить коммунаров с версальцами. В 1876 г., в разгар борьбы между республиканцами и монархистами, пытавшимися восстановить во Франции монархию, добился избрания в палату депутатов от 18-го округа Парижа, где стал грозой правительства, возглавив крайне левую группировку радикал-социалистов, которые требовали проведения коренных социальных и политических реформ. С начала 1880-х гг. — лидер буржуазных радикалов. Выдвинул широкомасштабный план демократических реформ, частично заимствованный из программы Рабочей партии (первой французской марксистской партии, основанной в 1879 г. Ж. Гедом и П. Лафаргом).
311 Гамбетта (Gambetta) Леон Мишель (1838-1882) — французский политический и государственный деятель, премьер-министр и министр иностранных дел Франции в 1881-1882 гг. Со студенческих времен выступал энергичным борцом против империи. В годы Второй империи один из лидеров левого крыла республиканцев, член «Правительства национальной обороны» (сентябрь 1870 г. — февраль 1871 г.). Был убежденным сторонником мирной, бескровной революции — революции, совершаемой избирательными бюллетенями. Будучи во главе правительства, пытался провести ряд демократических реформ (в частности выборной системы), входивших в его программу.
312 Par excellence — по преимуществу, преимущественно (франц.).
313 В редакции 1921 г. абзац дополнен словами: «Даже русский Царь и тот (по словам английских газет), с тех пор, как у него на столе (на письменном, разумеется!) лежит кусок черного хлеба, испеченного из лебеды с небольшой лишь примесью муки, для того, чтобы постоянно помнить, чем питаются его подданные, — даже он изображает себя подлинным социалистом. Говорят, что он ждет только благословения от Бисмарка и от Антиохийского и Константинопольского патриархов, чтобы вводить в жизнь свои социалистические мысли».
314 Здесь мы опускаем обширное примечание Кропоткина, в котором он разъясняет собственное «понимание великой французской революции», которое «резко отличается от понимания официального» тем, что акцентирует внимание не только на роли «парламентской арены», но и городских и крестьянских восстаний, усилившихся с 1788 года.
315 Речь идет о событиях Великой французской революции, хотя подобное происходило и во время других массовых выступлений народа, имевших место в разных странах Западной Европы в течение всего XIX в.
В издании 1921 г.: «Какой-нибудь бунт перевертывает вверх дном целую область, а войско — обыкновенно такое внушительное — отступает пе¬


720
ред горстью крестьян, вооруженных камнями и палками, не потому чтобы оно не могло с ними справиться, а потому что охота зверствовать над безоружными стала пропадать».
316 Международное товарищество рабочих или I Интернационал (1864-1876).
317 С самого основания Германской империи правительство всяческими мерами боролось против распространения революционных идей в народе. Главным образом, эта борьба была направлена против социалистов и анархистов. Через рейхстаг в 1878 г. был проведен исключительный закон, «направленный специально против разрушительных усилий социал-демократов», который просуществовал 12 лет. Император Вильгельм II, вступивший на трон в 1888 г., в своей речи перед новобранцами в ноябре 1891 г. говорил следующее: «В наше время социалистических интриг может случиться, что я вам прикажу стрелять в ваших братьев и родных, — избави Боже от этого, — и вы должны повиноваться без ропота».
318 Бурбоны (фращ. Bourbons, исп. Borbones, итал. Borboni) — династия королей Франции в 1589-1792,1814-1815,1815-1830 гг. В 1792 г. во время Великой французской революции Бурбоны во Франции были низложены, и в 1793 г. Людовик XVI был казнен. Реставрация 1814— 1830 гг. воскресила династию Бурбонов в лице Людовика XVIII (1814-1815 и 1815-1924) и Карла X (1824-1830). Непопулярность Бурбонов позволила Наполеону в марте 1815 г. на короткое время («сто дней») восстановить свою власть во Франции.
319 Намек на то, что монархия Людовика-Филиппа была установлена буржуазией в целях проведения буржуазно-демократических преобразований в стране.
320 Еще в 1831 г. Д. Мадзини основал в Марселе тайную патриотическую организацию «Молодая Италия», политическая программа которой предусматривала освобождение Италии от гнета австрийской империи, ликвидацию абсолютистских режимов и светской власти пап и создание единого, суверенного итальянского государства в форме буржуазно-демократической республики. Благодаря активной пропаганде, развернутой «Молодой Италией», на севере и в центре страны была создана сеть тайных мадзинистских организаций. Во время войны 1859 г. против Австрии и в период нового революционного подъема 1859-1860 гг. Мадзини призывал к расширению народного движения с целью освобождения и объединения всей Италии. Революционное брожение в Италии середины XIX в. выразилось также в целом ряде политических убийств и покушений. Был убит один из самых жестоких деспотов Италии — герцог пармский Карл III; одним из известнейших борцов за независимость Италии Орсини совершено


Комментарии
721
было покушение на жизнь Наполеона, на которого революционеры смотрели как на злейшего врага итальянской свободы. Свержение австрийского ига и объединение Италии в единое государство (1870) связано с деятельностью Д. Гарибальди (Garibaldi) (1807-1882), национального героя Италии.
321 Речь идет об одном из видов налогов, налагавшихся на крестьян.
В редакции 1921 г.: «Революция 1789-1793 года привела к двум главным результатам: во-первых, к уничтожению королевского самодержавия и переходу власти в руки буржуазии; и, во-вторых, к окончательной отмене крепостного права и крепостных (феодальных) повинностей, лежавших еще на крестьянстве».
322 Буквально (с франц.) — «голодный договор» — так называли в обиходе оформленные отношения между правительством и поставщиками хлеба, имевшие место в годы, предшествовавшие Великой французской революции.
323 Lettres de cachet — подметным письмам (франц).
324 Дофин (франц. dauphin) — во Франции с XII в. титул владетелей графств Оверни и Вьеннуа (впоследствии Дофине). В середине XIV в. территория Дофине была присоединена к владениям французского короля и дофин стал титулом наследника престола. Отменен в 1830 г. Здесь речь идет о дне рождения наследника престола.
325 Гревская площадь (Place de la Grève) — старинное название площади перед городской ратушей в Париже; место казней до 1793 г. и потом снова с 1795 по 1830 г.
326 Нотабль (нотабли) (франц. notables, or лат. notabilis — значительный) — во Франции XIV—XVIII вв. члены собрания (assamblée des notables), созывавшегося королем для обсуждения государственных, главным образом финансовых и административных вопросов. В отличие от депутатов Генеральных штатов, нотабли не избирались сословиями, а назначались королем из числа наиболее видных представителей дворянства, духовенства, городских верхов. Подменяя собой Генеральные штаты, собрание нотаблей являлось послушным органом в руках королевской власти. Король собирал нотаблей нерегулярно, решения собрания имели совещательный характер. В условиях кризиса королевской власти накануне Великой французской революции нотабли стали вести себя более независимо. В 1787 г. они отвергли правительственные проекты, нарушавшие налоговые привилегии дворянства и духовенства. В 1788 г. состоялось последнее собрание нотаблей, созванное для обсуждения состава и порядка выборов депутатов Генеральных штатов.
327 Данаиды — мифологические дочери Даная, сына египетского царя Бела, убившие, по приказанию отца в первую брачную ночь своих мужей. За


722
это преступление они были осуждены в Тартаре наполнять водой бездонную бочку; отсюда выражение «работа Данаид» — бесплодная, нескончаемая работа.
328 Варфоломеевская ночь — здесь в значении «резня», от названия массовой резни протестантов католиками в ночь с 24 на 25 августа 1572 г. (день святого Варфоломея) в Париже, организованной Екатериной Медичи и Гизами. По аналогии «Варфоломеевской ночью собственности» времен Великой французской революции называли ночь с 4 на 5 августа 1789 г., когда Национальное собрание приняло целый ряд декретов, отменивших феодальные права.
329 Речь идет о выборах в Генеральные штаты по новому избирательному праву, которое было дано всем французам, достигшим 25-летнего возраста, имевшим постоянное место жительства и занесенным в списки налогов. Выборы были двухстепенные (и далее иногда трехстепенные), т. е. выбирались депутаты не самим населением, а выбранными им уполномоченными. В отношении нападения на помещение для выборов, видимо, вкралась ошибка при переводе. В издании 1921 г. речь идет о «нападении на дом Ревельона во время выборов 1789 г.» В день созыва избирательных собраний в Париже 27 апреля между буржуа и рабочими произошли столкновения: рабочие выставили свои жалобы, буржуа ответили грубостями. Особенно своей наглостью выделялся Ревельон, собственник бумажной и обойной фабрики, сам вышедший из рабочих. Раздраженная толпа носила по улицам чучело своего обидчика, а утром 28-го явилась к фабрике Ревельона и принудила рабочих бросить работу; затем она приступом взяла дом хозяина и разграбила его. Подошедшие войска открыли огонь, толпа оказала сопротивление. Со стороны войск оказалось 12 убитых и 80 раненых, а со стороны народа — 200 убитых и 80 раненых [Кропоткин П.А. Великая французская революция. 1789-1793. М, 1979. С. 40-41].
330Фулон (Foulon) Жозеф-Франсуа (1717-1789) — французский администратор. Был интендантом армии во время Семилетней войны; в 1771 г. заведовал финансами. В 1780-е гг. занимался продовольствием армии, своими действиями навлек на себя ненависть фермеров. Громадное состояние нажил как финансовыми операциями, так и деятельностью в должности интенданта. Во время революции был растерзан восставшими.
ъъхБертье де Совиньи (1739-1789) — интендант Парижа, зять Фулона. Был задержан в Компьене и приведен толпой в Париж, где убит при попытке оказать сопротивление. В издании 1921 г. автор дает Фулону и Бертье эпитет «скупщики хлеба и грабители».
ii2Mony (Maupeou) Рене Никола де (1714-1792) — французский государственный деятель. В 1768 г. был назначен Людовиком XV канцлером.


Комментарии
723
Защитник королевского абсолютизма, выступал против парламентов. В 1771 г. по его приказу было арестовано и лишено должностей значительное число членов парижского парламента, выступавших против королевского произвола. После чего Мопу произвел полную реорганизацию парламентов, что вызвало резкую оппозицию буржуазии. Вступивший на престол в 1774 г. Людовик XVI вынужден был в том же году отстранить Мопу от дел и восстановить парламенты на старых основах.
ГенрихIV(1555-16Щ — французский король в 1589-1610 гг., третий сын Антона Бурбонского и Иоанны д’Альбре (Jeanne d’Albret), дочери и наследницы короля наваррского и беарнского. Конная статуя Генриха IV находится в Париже на Новом мосту (Pont Neuf).
ii4Tepp3 (Теггау) Жозеф Мария (1715-1778) — французский политический деятель. Крайне честолюбивый, он желал выдвинуться во что бы то ни стало, не стесняясь никакими нравственными принципами; его имя сделалось у современников синонимом человека без стыда и совести.
335 Речь идет о революционных событиях в Париже.
В издании 1921 г.: «Богатые господа умели только жаловаться у себя в гостиных, а через минуту сами же кланялись начальству, да еще пониже! Поэтому, когда нужно было освистать на улице его Высокопреосвященство, архиепископа парижского, то товарищей, вооруженных дубинами, приходилось искать в самых темных кабачках предместья, конфузливые и благонравные историки! Их искали в самых худых кабачках и притонах, среди всякого народа, от которого теперь сторонятся перчаточные республиканцы».
336 Messieurs du Tiers — господам Тьерам (франц.)
337 См. комм. 288.
338 «От Жаков!» (франц.)
339 В издании 1921 г. «могла ли народная волна утихнуть от созыва Земского Собора (Генеральных Штатов)». Заседания Генеральных штатов (не собирались с 1614 г.) открылись в Версале 5 мая 1789 г. 17 июня собрание депутатов третьего сословия провозгласило себя Национальным собранием, 9 июля — Учредительным собранием. Открытая подготовка двора к разгону Учредительного собрания (отставка Ж. Неккера, стягивание войск и т. п. ) послужила непосредственным поводом к всенародному восстанию в Париже 13-14 июля.
340 Знаменитое ночное заседание Национального собрания в Версале 4 августа 1879 г., на котором депутаты высших сословий (после тревожных известий о распространении революции в провинции) отка¬


724
зались от своих привилегий и собрание приняло декреты, отменявшие сословные преимущества, феодальные права, крепостное право, церковную десятину, привилегии отдельных провинций, городов и корпораций и объявлявшие равенство всех перед законом в уплате государственных налогов и в праве занимать гражданские, военные и церковные должности. Подробнее см.: Кропоткин П. А. Великая французская революция. Глава XVII. 4 августа и его последствия. С. 93-102.
341 Законодательное собрание — орган власти Франции в период Великой французской революции, просуществовало с 1 октября 1791 г. до 20 сентября 1792 г., уступив место Национальному конвенту. Приняло ряд второстепенных законодательных актов, касавшихся, в частности, конфискации имущества эмигрантов и наказания непокорных священников. В самом собрании разгорелась борьба между группировками фельянов, жирондистов и якобинцев. Неспособность этого органа решить самые насущные проблемы страны привело, в конечном счете, к образованию в августе 1892 г. Парижской Коммуны, возглавившей восстание, свергнувшее монархию. Подробнее — см. Кропоткин П. А. Великая французская революция. Глава XXX. Законодательное собрание. Реакция 1791-1792 гг. С. 187-194.
Анархия, ее философия, ее идеал
Работа представляет собой популярное изложение основ анархизма. Впервые была напечатана в 1896 г. на английском, французском и голландском языках (в Лондоне, Париже, Амстердаме). Она неоднократно переиздавалась, а на русском языке — в переводе с французского — впервые вышла в 1900 г. сразу двумя изданиями.
Печатается по изданию: Кропоткин П. Анархия. Ее философия, ее идеал / Пер. с франц. Лейпциг; СПб., 1906. Уточнено по англ, изданию.
342 Млечный путь — неярко светящаяся диффузная белесая полоса, пересекающая звездное небо почти по большому кругу, северный полюс которого находится в созвездии Волос Вероники; состоит из огромного числа слабых звезд, не видимых отдельно невооруженным глазом, но различимых порознь в телескоп или на фотографиях, снятых с достаточным разрешением. Видимая картина млечного пути — следствие перспективы при наблюдении изнутри огромного, сильно сплюснутого скопления звезд нашей Галактики наблюдателем, находящимся вблизи плоскости симметрии этого скопления.
343 Болид [франц. bolide, от греч. bolis (bolidos) — метательное оружие] — яркий метеор, имеющий заметные угловые размеры. Наиболее яркие болиды можно наблюдать даже днем; ночью видны оболочка и хвост


Комментарии
725
болида. После полета болида остается след, состоящий из ионизованных газов и пыли. Полет болида может сопровождаться звуковыми явлениями и иногда заканчивается падением метеорита.
344 Золотник — старая русская мера веса (массы), равная 4,266 г или V96 фунта, 7з лота.
345 Фурье (Fourier) Франсуа Мари Шарль (1772-1837) — французский утопический социалист. Родился в купеческой семье, почти всю жизнь служил в торговых домах. Окончил среднюю школу, затем пополнял знания путем самообразования. На мировоззрении Фурье отразилось его глубокое разочарование в результатах Великой французской революции. Свои исторические и социальные взгляды Фурье впервые изложил в статье «Всемирная гармония» (1803), анонимной брошюре «О торговом шарлатанстве» (1807) и книге «Теория четырех движений и всеобщих судеб» (1808, рус. пер. — 1938). Подробный план организации общества будущего Фурье разработал в «Трактате о домоводче- ско-земледельческой ассоциации» (т. 1-2, 1822), переизданном посмертно в 1-м французском собрании сочинении, т. 2-5, 1841-1843, под заглавием «Теория всемирного единства» и в книге «Новый хозяйственный социетарный мир» (1829, рус. пер.: 1939). Фурье отвергал социальную философию и экономические учения Просвещения, считая, что они противоречат опыту и оправдывают негодный общественный строй. Вместе с тем Фурье воспринял и развил ряд идей материалистов XVIII в.: признание единства мироздания как извечно существующей и закономерно движущейся материи во всем многообразии ее форм и видов движения; определение исторического процесса как движения, направленного на обеспечение всеобщего благополучия, и др. Задачу своей жизни Фурье видел в разработке «социальной науки» как части «теории всемирного единства», основанной на принципе «притяжения по страсти», всеобщей закономерности, обусловливающей природную склонность человека к какому-либо виду коллективного труда. Фурье разработал оригинальную схему истории человечества. Общество последовательно проходит периоды эдемиз- ма («райской» первобытности), дикости, варварства и цивилизации. Особое внимание Фурье уделил анализу и критике современного периода («периода цивилизации»); он вскрыл его внутренние противоречия (кризисы от избытка, бедность, порождаемую изобилием, и др.). На смену строю цивилизации, по Фурье, должен прийти высший общественный строй — строй гармонии, который не только соответствует предначертаниям бога-природы, но представляется как историческая необходимость.
346 Естественное право — одно из широко распространенных понятий политической и правовой мысли, обозначающее совокупность или


726
свод принципов, правил, прав, ценностей, продиктованных естественной природой человека и тем самым как бы независимых от конкретных социальных условий и государства. Естественное право выступало всегда как оценочная категория в отношении действующей в данном политическом обществе правовой системы и закрепляемого ею строя общественных отношений. В концепциях апологетического плана этот строй и действующее право объявлялись соответствующими естественному праву и естественной справедливости; в концепциях, требовавших социальных преобразований, существующий порядок отношений и право объявлялись не соответствующими естественным праву и справедливости. За многовековое существование естественного права его содержание варьировалось в зависимости от исторических условий, а также социально-политических позиций его выразителей.
347 Анабаптисты (от греч. anabaptizo — вновь погружаю, т. е. перекрещиваю) — перекрещенцы, последователи одного из наиболее радикальных течений сектантского типа в народном направлении Реформации в Западной и Центральной Европе в XVI в. Социальной базой анабаптизма были городское плебейство, крестьянство, радикальные слои бюргерства. Система их взглядов: отрицание крещения детей и требование вторичного крещения (в сознательном возрасте) при вступлении в анабаптистские общины; отрицание всякой церковной организации и иерархии, икон, таинств; отрицание необходимости каких-либо духовных и светских властей, отказ платить налоги, нести военную службу, занимать общественные должности; осуждение богатства и социального неравенства и призыв к введению общности имущества; вера в установление тысячелетнего «царства Христова» на земле (хилиазм) как строя социальной справедливости и др. Быстро распространяясь по Германии, Швейцарии и Голландии, анабаптизм принимал форму мелких религиозных общин, связанных друг с другом братскими узами, но не организованных для взаимной помощи и защиты. В начале 1530-х гг. центрами движения анабаптистов стали Северные Нидерланды и Вестфалия, особенно Мюнстер, где анабаптистам удалось захватить власть (Мюнстерская коммуна, 23 февраля 1534 г. —25 июня 1535 г.).
348 Имеется в виду I Интернационал, официально существовавший с 1864 по 1876 г. По мнению же П. А. Кропоткина, он был создан в 1862 г., поскольку явился «следствием встречи делегации французских рабочих, приехавших в 1862 г. в Лондон для осмотра Второй Всемирной выставки, с представителями английских профессиональных союзов (трэд-юнионов), которые вместе с присоединившимися к ним несколькими английскими радикалами встречали эту делегацию». Завер¬


Комментарии
111
шил же Интернационал свою деятельность, по мнению Кропоткина, в связи с исключением М. А. Бакунина и его сторонников из своего состава и переводом Союза в США в 1872 г. (Пятый конгресс в Гааге 2-7 сентября 1872 г.).
349Гильом (Guillaume) Джеймс (1844-1916) — один из руководителей анархистского движения в Швейцарии и во Франции. Член швейцарской организации I Интернационала (с 1868), ближайший соратник М. А. Бакунина, был одним из руководителей Альянса социалистической демократии, одним из организаторов (1870) Юрской федерации, редактором (1868-1878) ряда анархистских газет. Вместе с М. А. Бакуниным был исключен Гаагским конгрессом (1872) из Интернационала. В 1878 г. переехал в Париж, участвовал в синдикалистском движении во Франции. Гильом — один из родоначальников анархистского направления в историографии I Интернационала. Автор ряда книг по социологии.
350 Смит (Smith) Адам (1723-1790) — шотландский экономист и философ, видный представитель классической буржуазной политической экономии. Сын таможенного чиновника. Получил образование в ун-тах Глазго и Оксфорда. Профессор университета в Глазго (1751-1763). В 1764—1766 гг. находился во Франции, где познакомился с физиократами Ф. Кенэ и А. Р. Ж. Тюрго, философами и учеными Ж. Р. д’Аламбером, К. А. Гельвецием и др., оказавшими большое влияние на формирование его экономических и философских взглядов. С 1778 г. таможенный комиссар в Эдинбурге, с 1787 г. ректор университета в Глазго. В 1759 г. была издана книга Смита «Теория нравственных чувств» (рус. пер.: 1895). В 1776 г опубликовано его основное произведение «Исследование о природе и причинах богатства народов» (рус. пер.: т. 1-4, 1802-1806, новый пер.: 1962). Благодаря исследованиям Смита политическая экономия превратилась в сравнительно разработанную систему экономических знаний. Смит подверг критике теорию и практику меркантилизма, феодальные институты и пережитки, тормозящие развитие капитализма. Признавая своекорыстный интерес основным мотивом хозяйственной деятельности, «естественным порядком» в области экономической жизни считал свободную конкуренцию, господство частной собственности, ограничение всякого рода монополий, свободу торговли, невмешательство государства в экономику.
351 Маркс (Marx) Карл Генрих (1818-1883) — социолог, экономист и политический деятель.
352 Империя Александра Македонского формально просуществовала менее 13 лет — с момента вступления молодого царя на македонский престол в 356 г. до н. э. и до его смерти в 323 г. до н. а далеко от родины — в Вавилоне.


728
353 	Римская империя (лат. Imperium Romanum) — с 30/27 г. до н. э. по 491 г., один из важнейших периодов истории Древнего Рима, когда он достиг наибольшего процветания в большинстве сфер. Стала мировой державой после завоевания предшествующей доминирующей цивилизации — эллинистических царств. Амбиции тогда еще скромной республики стали ясны во время Пунических войн с Карфагеном. В 151 г. до н. э. римляне завоевали союзницу Карфагена — Македонию. А затем пришла очередь и других эллинистических царств. Завоевание последнего из них — Птолемейского Египта — совпало по времени с провозглашением в Риме собственно империи. Она просуществовала гораздо дольше своих предшественниц, захватив территории от современных Британии и Франции до Персии и Северной Африки. А в деле «культурного и правового воспитания» завоеванных народов римляне пошли еще дальше Александра Великого (Македонского).
354Сисмонди (Sismondi) Жан Шарль Леонар Симонд де (1773-1842) — швейцарский экономист и историк, один из основоположников мелкобуржуазной политической экономии. Учился в Женевском университете. Жил во Франции, Великобритании, Италии. В 1798 г. вернулся в Швейцарию. С 1833 г. — член французской Академии моральных и политических наук Первоначально находился под влиянием идей Адама Смита, но затем обосновал собственную систему экономических воззрений, положив начало новому направлению политической экономии — экономическому романтизму, выражавшему идеологию мелких товаропроизводителей. Выступил с резкой критикой капитализма и классической буржуазной политической экономии. Вскрыл противоречия и пороки капиталистического накопления: вытеснение рабочих машинами и возникновение безработицы, рост нищеты народных масс, применение детского труда. Одним из первых указал на присущее капитализму противоречие между производством и потреблением, сделав вывод о неизбежности экономических кризисов. Прибыль капиталиста характеризовал как вычет из продукта труда рабочего и признавал ее эксплуататорскую природу. Выступал за активное вмешательство государства в экономику в целях торможения технического прогресса (поскольку рабочие вытесняются машинами), создания условий для участия рабочих в распределении прибылей, образования специальных фондов социального страхования. Автор многих работ по истории Франции и Италии, в которых он, как и в своих экономических трудах, выступал защитником мелкого производства, пытаясь исторически обосновать свои взгляды.
355 	В 1570 г. Иван Грозный обрушил жестокий удар на Новгород и Псков, обвинив их в стремлении перейти в подданство «литовскому королю».


Комментарии
729
356 Термин «красный крест» служит для обозначения помощи, оказываемой больным и раненым на войне на началах, установленных женевской конвенцией от 10/22 августа 1864 г., и, в частности, для обозначения института добровольной помощи таким больным и раненым, допускаемой и поощряемой всеми правительствами, присоединившимися к женевской конвенции. Общества Красного креста — учреждения прежде всего национальные. Государства не только допускают содействие обществ Красного креста в уходе за больными и ранеными на войне, но и рассчитывают на него. Международными они являются только по общему воодушевляющему их духу, по общности цели. Органом, связующим все общества Красного креста, является международный комитет Красного креста, существующий в Женеве с 1863 г.
357 Иначе: Вайтчепль (Whitechapel) — квартал в восточной части Лондона, на левом берегу Темзы; принадлежит к Мидцльсекскому графству; населен беднейшим классом столичных жителей.
358 По названию улицы в Лондоне, на которой находится английская сыскная полиция.
359 «Третье отделение Собственной Его Величества канцелярии» было образовано в 1826 г. и ведало: 1) высшей полицией безопасности, 2) поиском виновных в изготовлении фальшивых ассигнаций, 3) административной высылкой, 4) делами о сектах, 5) сбором сведений о лицах, находившихся под надзором полиции и 6) институтом жандармерии. Упразднено 6 августа 1880 г.
5б0Иеринг (Ihering) Рудольф фон (1818-1892) — немецкий юрист, в 1842-1892 профессор в университетах Базеля, Ростока, Киля, Гиссена, Вены и Геттингена. Широкую известность получили труды Иеринга по гражданскому праву, с его именем связаны попытки социологического изучения права и государства в буржуазной науке. В основу теории Иеринга, которую он сам называл реалистической, положено понимание права как юридически защищенного интереса: в интересе, цели, практической пользе он видел существенный элемент понятия права. Право, по Иерингу, возникает из борьбы личностей и их групп и в форме принуждения обеспечивает жизненные условия общества. В своем знаменитом труде «Цель в праве» («Zweck im Recht» (1872-1883; 1-й т. пер. на рус. яз.: СПб., 1881)) Иеринг предложил философию права, основанную на изучении структуры гражданского общества и выработанной им оригинальной теории этики. Автор трактует борьбу как момент социальной механики, мотивом и условием которой является эгоизм, а право — как признание сильным интересов слабого, как самоограничение и умеренность власти в целях установления мира на справедливых условиях между борющимися. Положение Иеринга о том, что право требует «самообуздания власти и силы», широко цитируется и в современ¬


730
ной буржуазной правовой науке. В работах Иеринга прослеживаются элементы прагматической критики основных юридических доктрин XIX в. — исторической школы права, естественного права.
361 Толстой Лев Николаевич (1828-1910) — граф, русский писатель и философ.
362 Имеется в виду тюрьма в Петербурге «Кресты», имевшая в плане форму нескольких крестов.
363Плутарх (rTXoïkapxoç; ок. 45-127 г.) — знаменитый греческий моралист, родился в богатой семье в Херонее (в Беотии), получил высшее образование в Афинах, где примкнул к академическому философу Аммонию. Ему удалось побывать и в Александрии. Он учился физике и естественным наукам, в молодости занимался и риторикою, но вскоре отстал от нее и, как приверженец Платона, находился в решительной вражде с общим софистическим направлением своего века. Сохранившиеся произведения Плутарха делятся на два главных класса: биографии, или исторические труды, и философско-публицистические сочинения, известные под общим названием «Нбыссс» или «Moralia».
Как философ Плутарх примыкал к традиции платонизма, отдавая дань стоическим, перипатетическим и особенно пифагорейским влияниям в духе позднеантичного эклектизма. Он видел в философии не столько систематическую дисциплину, сколько орудие самовоспитания универсально развитого дилетанта. Это роднит его с современным ему морализмом; но если для моралистов эпикурейского и особенно стоико-кинического типа характерно резкое противопоставление бессмысленной житейской практики и спасительной доктрины, то Плутарх часто берет под защиту исторически сложившуюся данность человеческих отношений. Отсюда его отвращение к доктринерству, узости взглядов (напр., в полемике против стоиков), отсюда же его обывательское почтение ко всему общепринятому. Этическая норма для Плутарха — не абстрактная теория, а скорее идеализированная жизнь старой полисной Греции с ее гражданским духом, с ее открытостью, общительностью, тактом в житейских мелочах.
364 	Табель о рангах — закон о порядке государственной службы, изданный в России Петром I 24 января 1722 г. Закон состоял из расписания новых чинов по 14 классам или рангам и из 19 пояснительных пунктов к этому расписанию. К каждому классу порознь были приписаны вновь введенные чины воинские (в свою очередь подразделявшиеся на сухопутные, гвардейские, артиллерийские и морские), статские и придворные. Постепенно необходимость в «Пунктах» отпала, и в XIX в. их не включили в Свод законов Российской империи. Чинопроизводство устанавливалось строго в порядке возрастания


Комментарии
731
классов и старшинства в получении очередного чина. В конце XVIII в. должности из Табели о рангах были исключены или превратились в чины (прежде всего придворные). Классность отдельных чинов была изменена. В начале XIX в. чины 11-го и 13-го классов перестали употребляться и как бы соединились с чинами соответственно 12-го и 14-го классов. Табель о рангах упразднена декретами Советской власти от 10 (23) ноября и 16 (29) декабря 1917 г. об уничтожении гражданских, военных и придворных чинов, сословий и титулов дореволюционной России.
365 В конце 1804 г. Наполеон, получив 3,5 млн голосов, был в соответствии с подготовленной им конституцией признан императором французов. 2 декабря 1804 г. состоялось коронование в соборе Парижской Богоматери, и когда римский папа Пий VII помазал на царство «народного избранника» и хотел возложить корону на голову Наполеона, последний быстрым движением руки вырвал ее из рук папы и сам надел ее на себя. Фактически была установлена диктатура, до этого прикрывавшаяся республиканской вывеской.
366 Речь идет о событиях Парижской коммуны 1871 г. 21 мая войска вер- сальцев (ок. 100 тыс. чел.), вступившие в Париж, потопили Коммуну в крови. Общее число расстрелянных, сосланных на каторгу, заключенных в тюрьмы достигло 70 тыс. чел., а вместе с покинувшими Францию в связи с преследованиями — 100 тыс.
зб7Шлиссельбургская крепость (до 1611 г. — Орешек, до 1702 г. — Нотебург, с 1944 г. — Петрокрепость) расположена на Ореховом острове, в истоке Невы из Ладожского оз. Основана новгородцами в 1323 г. После постройки Кронштадта (1703) утратила военное значение и превращена в политическую тюрьму. Местами заключения первоначально служили казематы стен и башен, казарма, цитадель, т. н. «Старая тюрьма» (построена в 1798 г.). 28 февраля и 1 марта 1917 г. все узники крепости были освобождены восставшими рабочими Шлис- сельбургского завода.
368Некрасов Николай Алексеевич (1821-1877) — русский поэт, писатель, литературный деятель.
369 Слегка перефразированные строки из стихотворения «Поэт и гражданин» (1855-1856). Полностью фраза звучит так: «Бичуя маленьких воришек // Для удовольствия больших, // Дивил я дерзостью мальчишек // И похвалой гордился их» (Ст. 275-278).
370 Сторонники такого общественного строя (Френуа — «Système unitaire ou lettres philosophiques et encyclopédiques» (1840), Дежарден — «De l’Organisation de la Fraternité ou d’une constitution à donner aux peuples» (1848)) полагали проведение коммунизма в жизнь с помощью «законодательной деятельности народных представителей».


732
371 	Сторонниками государственного коллективизма выступали К. Маркс и Ф. Энгельс.
Ь12Гюго (Hugo) Виктор Мари (1802-1885) — французский поэт и писатель, глава и теоретик французского демократического романтизма. Его раннее творчество было проникнуто монархической тенденцией, противоречиво уживавшейся с демократическими симпатиями автора. Новый период начался для Гюго со 2-й половины 1820-х гг. в обстановке приближавшейся Июльской революции 1830 г. Он сблизился с либерально-демократической оппозицией; объявил войну эпигонскому классицизму, пользовавшемуся официальным покровительством Реставрации. Теория гротеска, которую развивал Пого, при всем ее метафизическом характере выражала стремление воплотить жизнь в искусстве полнее, чем это допускала классическая школа XVII—XVIII вв. Пого — участник буржуазно-демократической революции 1848 г. В печати и с трибуны Национального собрания Пого разоблачал Луи Бонапарта, который после контрреволюционного переворота 1851 г. был провозглашен (1852) императором Наполеоном III. Вынужденный покинуть Францию, Гюго переехал в Брюссель; позднее поселился на островах в проливе Ла-Манш (Англия). Вернулся на родину в 1870 г. после низложения Наполеона III.
373 Тьер (Thiers) Луи-Адольф (1797-1877) — французский государственный деятель, историк, член Французской академии (1833). Содействовал вступлению на престол Луи Филиппа. В 1830 г. стал членом Государственного совета. Накануне Июльской революции 1830 г. был одним из руководителей либерально-буржуазной оппозиции, после революции превратился в реакционного буржуазного политика. Будучи в 1832-1836 гг. (с перерывом) министром внутренних дел, организовал в 1834 г. жестокое подавление республиканских восстаний в Лионе, Париже и др. городах. В 1836 и 1840 гг. возглавлял правительство, одновременно занимая пост министра иностранных дел.
В период Февральской революции 1848 г. Луи Филипп пытался поставить Тьера во главе правительства. В июне 1848 г. Тьер был избран депутатом Учредительного собрания. В дни Июньского восстания 1848 г. выступал за диктатуру генерета Л. Э. Кавеньяка. После восстания был одним из лидеров монархической «Партии порядка». В декабре 1848 г. поддержал кандидатуру Луи Наполеона Бонапарта на пост президента. Выступал в печати против идей социализма; участвовал в 1850 г. в выработке законов о передаче народного образования под контроль духовенства, об ограничении избирательного права. В 1863 г. был избран депутатом Законодательного корпуса; примкнул к умеренно либеральной оппозиции. В феврале 1871 г. был назначен Национальным собранием главой исполнительной власти Француз¬


Комментарии
733
ской республики. Подписал унизительный для Франции прелиминарный мирный договор с Пруссией (февр. 1871 г.). Парижане восстали против реакционной политики правительства Тьера; революционное восстание 18 марта 1871 г. привело к провозглашению Парижской Коммуны 1871 г. Тьер бежал в Версаль. Заручившись поддержкой немецких оккупационных войск, с исключительной жестокостью подавил Коммуну, стяжав позорную славу кровавого палача коммунаров. В августе 1871 г. Национальное собрание избрало Тьера президентом Французской республики. Тьер распустил национальную гвардию, выступал против всеобщего светского начального обучения, был ярым противником каких-либо прогрессивных реформ. Однако, учитывая политическую обстановку, он противился восстановлению монархии, отчего в мае 1873 г. между правительством Тьера и монархическим большинством Национального собрания возник острый конфликт. В мае 1873 г. Тьер ушел в отставку.
374/>ойо (Guyau) Жан Мари (1854-1888) — французский философ-позитивист, сторонник утилитаризма. Рассматривая духовные явления с точки зрения пользы для биологического функционирования, Гюйо характеризует нравственность как необходимость, обеспечивающую равновесие жизненных сил. Общество будущего рисовалось Пойо в виде гармонической солидарности умов, воли и эмоций. По его мнению, с эволюцией человека традиционные религиозные представления должны отпасть. Наиболее известные его произведения: «La morale d’Epicure», «La morale anglaise contemporaine», «Esquisse d’une morale sans obligation ni sanction», «Vers d’un philosophe», «Les problèmes d’esthétique contemporaine», «L’art au point de vue socio- logique», «Education et hérédité» и «L’Irréligion de l’avenir». На книгу Гюйо «Нравственность без обязательства и без санкции» часто ссылается Кропоткин.
375 Андалузия (исп. Andalucia) — область в южной части Испании, состоящая из восьми провинций: Севильи, Гуельвы, Кадикса, Кордовы, Хаены, Гранады, Малаги и Альмерии; площадь 87 867 кв. км.
376Засулич Вера Ивановна (1849-1919) — деятель русского революционного движения. Из дворянской семьи. В 1867 г. в Москве закончила пансион и выдержала экзамен на звание учительницы. Приехав в 1868 г. в Петербург, приняла участие в революционных кружках. В 1869- 1871 гг. находилась в заключении в связи с нечаевским делом, затем — в ссылке. С 1875 г. — на нелегальном положении. Член народнической группы киевских «бунтарей», после разгрома которой переехала (1877) в Петербург. 24 января 1878 г. стреляла в петербургского градоначальника Ф. Ф. Трепова, по приказу которого был высечен заключенный революционер Боголюбов (Емельянов А.). Оправдательный приговор, вы¬


734
несенный ей 31 марта 1878 г. судом присяжных (председатель суда А. Ф. Кони, защитник П. А. Александров), вызвал единодушное одобрение общественности. Не желая подвергнуться новому аресту, приказ о котором был отдан после оправдательного приговора, Засулич эмигрировала. В 1879 г. она возвратилась в Россию, примкнула к «Черному переделу». В 1880 г. вновь эмигрировала, была заграничным представителем «Красного креста» «Народной воли». В 1883 г., перейдя на позиции марксизма, вошла в состав группы «Освобождение труда», переводила произведения К. Маркса и Ф. Энгельса, вела с ними переписку. В конце 1899 г. нелегально приезжала в Россию для установления связи с социал-демократами. В 1900 г. вошла в состав редакций «Искры» и «Зари». Участвовала в конгрессах II Интернационала. На II съезде РСДРП (1903) примыкала к искровцам меньшинства; после съезда — один из лидеров меньшевизма.
377 Покушение Геделя на императора Вильгельма I (11 мая 1878), которое связывали с происками социал-демократов (хотя последние категорически это отвергали), произошло в то время, когда правительство задумало ряд репрессивных мер, вроде запрещения сходок социал-демократической партии, заявившей себя самым решительным и непримиримым противником бисмарковской политики и существующего в Германии строя вообще. Вначале правительственный законопроект не прошел, и лишь после повторившегося через несколько недель (2 июня) покушения Нобилинга (последовал роспуск рейхстага и назначение новых выборов) закон о социалистах был вотирован палатой, хотя и со значительными оговорками, сроком на 2,5 г.
378 Покушение Отеро на испанского короля Альфонса и королеву Кристину состоялось 30 декабря 1879 г.
379 Правильно — Пассаканте, покушение на итальянского короля Гумберта 17 ноября 1878 г.
380 В начале 1880-х гг. в Ирландии развернулся террор банды «рыцарей лунного света», а в ноябре 1881 г. возникло фенианское общество «Непобедимых», открыто проповедовавшее политические убийства (под его кинжалами пали 6 мая 1882 г в дублинском Феникс-парке министр по делам И. Кавендиш и его помощник Берк). Новые принудительные меры и казнь убийц произвели некоторое действие, но борьба продолжалась под руководством О’Донован Росса и выразилась в целом ряде динамитных покушений на общественные здания в Лондоне и других английских городах.
381 Речь идет о целом ряде покушений и убийстве 1 марта 1881 г. русского царя Александра II народовольцами и о последовавших за этим правительственных репрессиях.
382Мишель (Michel) Луиза (1830-1905) — французская революционерка-анархистка, писательница. Получила хорошее образование, была


Комментарии
735
учительницей в основанной ею школе в Париже. В 1871 г. приняла участие в Коммуне, за что была сослана в Новую Каледонию. В г. Нумеа открыла школу; обучала грамоте детей коренных жителей (канаков). Вернулась в Париж на основании амнистии 1880 г. Участвовала в рабочем движении. Пропагандировала идеи анархистов, являлась сторонницей П. А. Кропоткина. В 1883 г., за участие в уличных беспорядках (9-11 марта), во время которых она подзадоривала толпу к разграблению лавок, была приговорена к 6 годам тюремного заключения. В тюрьме написала свои «Mémoires» (1886). По выходе из тюрьмы сделалась страстной буланжисткой. В 1890 г. была вновь арестована за призыв к бунту в речи, произнесенной в Лионе, но на основании заключения врачей посажена в заведение для душевнобольных. Автор стихотворных произведений, романов, пьес (романы: «Нищета», 1882-1883, в соавт. с Ж. Гетре, рус. пер.: I960; «Презираемые», 1882, в том же соавторстве; «Новый мир», 1888, и др.).
383 Колонизация канадского Запада сопровождалась насильственной экспроприацией земель индейцев и сгоном их в резервации. Земельный закон 1872 г. определил условия межевания обширного района прерий. Огромные массивы земель получили компания Гудзонова залива, железнодорожные компании и спекулянты колонизационных обществ. Игнорирование интересов коренного населения прерий (индейцев и метисов) вызвало восстания 1869-1870 и 1885 гг. под руководством Луи Риэля.
384 Правильно (по английскому источнику): убийство Риэля (Riel, Ryel). Ри- эль Луи (1844-1885) — национальный герой франкоканадцев и канадских метисов, вождь двух восстаний франко-индейских метисов. После присоединения западных территорий к Канаде их земли захватили англоязычные переселенцы. Борьба с ними развернулась в ходе первого восстания в Манитобе в 1869-1870 гг. Риэль был избран секретарем (фактически главой) временного правительства «Северо-Западной Республики», которую образовали здесь метисы. После подавления восстания канадскими войсками Риэль был объявлен вне закона. Тем не менее он дважды избирался депутатом канадского парламента от местного округа Прованше. Когда же его не допустили в парламент, Риэль уехал в США и вернулся в Канаду только в 1884 г. Его призвали метисы и индейцы, поднявшие новое восстание, на этот раз в Саскачеване. Но и второе восстание канадских метисов было подавлено. Риэль мог спастись, но добровольно отдал себя в руки властей, желая рассказать на суде о бедах метисов и индейцев. Несмотря на горячую поддержку Риэля франкоканадской общественностью в Квебеке, суд в г. Реджайне приговорил его, как и пятерых индейских вождей восстания, к смертной казни.


736
385 Матабеле (точнее — матебеле, самоназвание — амандебеле) — народ, населяющий юго-западную часть Южной Родезии (Зимбабве). По языку (исиндебеле) и культуре относится к южно-африканским банту. Наиболее близок к зулу. Большинство матабелей сохраняет местные традиционные верования, часть — христиане. В 1889 г., несмотря на протест Португалии, Англия объявила Матабелеланд в сфере британского влияния и даровала право управления этой территорией Английскому южно-африканскому обществу. В 1893 г. матабеле стали нападать на поселения белых в Машоналанде; англичане разбили их в нескольких сражениях.
386 Во времена правления в Египте Тевфика (1879-1892) страна подпала под сильное влияние европейских держав, сначала Франции и Англии, потом, с 1882 г. — одной Англии. Египет фактически стал английской колонией, хотя внешне хедив относился к турецкому султану, как к своему повелителю. Поводом к окончательному подчинению Египта Англии послужило кровавое восстание военного министра Араби-паши, начавшееся избиением европейцев в главных городах страны, более всего — в Александрии (июнь 1882 г.). Английский адмирал Сеймур ответил страшной бомбардировкой Александрии, после чего началась война, закончившаяся победой Англии.
387 Тонкин (португ. Tonquin) — европейское название северных районов Вьетнама в XVI-XIX вв. В 1882 г. французский отряд под руководством Ривьера предпринял из Кохинхины нападение на Тонкин с целью обезопасить французские владения от набегов разбойничьих банд из Тонкина, и взял главный г. Тонкина Ханой. Через несколько месяцев (начало 1883 г.) китайско-аннамские разбойники, известные под именем «черных флагов», взяли Ханой обратно. Ривьер был убит. Это дало французскому правительству, во главе которого был Жюль Ферри, удобный повод для завоевания Тонкина, к чему Франция стремилась уже много лет. Войско, направленное в Тонкин под начальством генерала Буэ, столкнулось с неожиданными трудностями партизанской войны и не раз терпело хотя и мелкие, но все-таки чувствительные поражения. Война с переменным успехом для противников продолжалась до 1885 г. и завершилась примирением с Китаем.
388 Мадагаскар — остров в Индийском океане, расположенный параллельно восточному берегу Африки. Здесь, по-видимому, речь идет о периоде колониального завоевания XIX в. и, в частности, об экспедиции французского генерала Дюшена, которому 30 сентября (н. ст.) 1895 г. удалось занять главный город говасов, Тананариво, где была взята в плен королева. 1 октября 1895 г. был подписан мирный договор, сохранивший за королевой ее официальное положение, но обративший остров во французскую колонию.


Комментарии
737
389Липарийские острова (Isole di Lipari, Эольские у древних), в количестве — 17, относящиеся к итальянской провинции Мессине; площадью 301 кв. км.
390 Иначе — Пантеллярия (Panteilaria или Pantelleria, в древности Косси- ра) — итальянский остров в Средиземном море, в 100 км к юго-западу от Сицилии и 69 км от тунисского берега; площадь 82,93 кв. км.
391 Нумеа (Noumea) — главный город острова Новая Каледония (франц. владение). Порт на берегу Тихого океана.
392 Гвиана (Guiana) — область в Южной Америке, огромный лесистый полуостров, заключенный между реками Ориноко и Амазонкой.
393 Стэнли (Stanley) Генри Мортон [наст, имя и фам. — Джон Роуленде (Rowlands)] (1841-1904) — журналист, путешественник, исследователь Африки. В юном возрасте эмигрировал в США. В 1871-1872 гг. в качестве корреспондента газеты «New York Herald» проник с востока в глубь Африки в поисках пропавшего без вести Д. Ливингстона. В 1874-1877 гг. пересек Африку с востока на запад во главе англо-американской экспедиции. Из Занзибара Стэнли дошел до озера Виктория и установил его очертания. Открыл горный массив Рувензори и озера Эдуард (Иди-Амин-Дада) и Джордж; исследовал течение р. Кагера, объехал оз. Танганьика, затем достиг р. Луалаба и выяснил, что она является верховьем р. Конго (Заир); спустился по этой реке вниз до устья, положив на карту неизвестную европейцам среднюю часть ее течения. Свое путешествие он описал в книге: «Through the dark Continent» (Лондон, 1878). В 1879-1884 гг., находясь на службе у бельгийского короля Леопольда II, участвовал в захвате бассейна р. Конго; попутно разведал ряд ее притоков и открыл озера Леопольда II (Ман-Ндомбе) и Тумба. В 1887-1889 гг. во главе английской экспедиции вновь пересек Африку (с запада на восток); исследовал р. Арувими. Это третье путешествие Стэнли описал в книге: «In darkest Afrika» (1890).
Государство, его роль в истории
Впервые на русском языке в переводе Н. В. Чайковского под редакцией автора опубликовано в Женеве группой «Хлеб и воля». Здесь печатается по изданию: Анархизм / Гос. публ. ист. б-ка России. М., 1999- С. 73-140. Уточнено по англ, изданию.
394 Империя или Принципат (30 или 27 до н. э. — 193 н. э.) — установившийся в Древнем Риме со времени Августа (Октавиана) государственный строй. Хотя в 27 до н. э. Август провозгласил восстановление республики, принципат фактически был монархией, т. к. при сохранении старых республиканских магистратур власть сосредоточивалась в ру¬


738
ках одного человека — принцепса сената, пользовавшегося высшим авторитетом и имевшего верховную военную власть — империй (imperium).
395 Сенат (лат. senatus, от senex — старик) в Древнем Риме — один из высших государственных органов. Возник из совета старейшин патрицианских родов в конце царской эпохи (ок VI в. до н. э.); являлся государственным советом при царе. В III—I вв. до н. э. сенат предварительно рассматривал законопроекты, предлагавшиеся для голосования в комициях, ему принадлежало высшее руководство военными делами, внешней политикой, финансами и государственным имуществом, надзор за религиозными культами, право объявлять чрезвычайное положение и т. д. В период Римской империи сенат имел скорее почетные, чем реальные права: управление (под контролем императора) не имевшими войска провинциями, чеканка медной монеты, утверждение некоторых законов и новых императоров, которые или назначались усыновлявшими их предшественниками или приходили к власти в результате победы в гражданских войнах между претендентами на престол.
396 Кесарь (kaisar) — греческая форма латинского «цезарь» (Caesar). Термин «император», как часть титулатуры принцепса, включала также имена «Цезарь» и «Август».
397 Капитолий (лат. Capitoliura, Capitolinus mons) — один из холмов, на которых был расположен Древний Рим. С древнейших времен Капитолий был центром религиозного культа; здесь находился Капитолийский храм, в котором иногда происходили заседания сената, а на площади перед ним — народные собрания.
398 Началось деление при Диоклетиане, который, учитывая центробежные тенденции, сказавшиеся в кризисе III в., в 293 г. разделил империю на 4 части (тетрархии), подчиненные 4 правителям (двум августам и двум цезарям). После Константина I обычно правили два императора: один — в западной, другой — в восточной половине империи. Окончательно империя разделилась на две части при сыновьях Феодосия I (395). В 476 г. вождь племени скиров Одоакр сверг последнего императора Западной Римской империи Ромула Августула, и этот год принято считать конечной датой существования Западной империи. А Восточная, под названием Византия, просуществовала еще ок 1000 лет.
399 Македонское царство (греч. Macedonia, л<т Macedonia) — древнее государство, существовавшее в V-II вв. до н. э. на Балканском полуострове.
тМэн [Мен, Мейн] (Maine) Генри Джеймс Самнер (1822-1888) — английский юрист и историк права. Учился в Кембриджском университете (1847-1854) и с 1887 г. профессор этого университета (одновременно занимался адвокатской практикой). В 1863-1869 гг. — член совета при вице-короле Индии, вице-канцлер Калькуттского университета.


Комментарии
739
В 1869-1887 гг. профессор Оксфордского университета. В своих исследованиях использовал сравнительно-исторический метод, стремясь на основе изучения индусского, древнеримского, германского, древнеирландского, славянского права создать всеобъемлющую картину развития права и ранних социальных институтов у индоевропейских народов.
тПост (Post) Альберт-Герман (1839-1895) — видный представитель сравнительного правоведения в Германии. Одно время он был судьей в Бремене. С точки зрения Поста, «этнологическая юриспруденция», охватывающая юридические явления по возможности у всех рас и народов и на разных ступенях развития и сводящая различные формы правообразования, с одной стороны — к основным свойствам человеческой души и особенностям рас, с другой — к влиянию условий обстановки и случайностей жизни, должна служить гораздо более надежной опорой философии права, чем господствующие философские системы.
402 Hue (Nys) Эрнест (1851-1920) — бельгийский юрист, масон, член Гаагского трибунала; известен своей теорией международного права. Соч.: «Les origines du droit international» (1894).
403 Возможно, речь идет об австрийском банкире Антуане Кенигсвартере (Koenigswarter), известном меценате конца XIX в.
404 Римское право — наиболее развитая система рабовладельческого права, сложившаяся в крупнейшем государстве античности — Древнем Риме. Закрепляло классовые интересы рабовладельцев и эксплуатации рабов. Римские юристы делили право на публичное (jus publicum) и частное (jus privatum): первое относилось «к положению римского государства», второе — «к выгоде отдельных лиц».
405 Задруга (Zadruga, Zadruzna Киса) — маленькое общество, состоящее из нескольких семей, связанных не столько родством, сколько связями экономическими и территориальными; особенно распространена среди южных славян сербско-хорватского племени.
406 Кабилы (от арабского слова qabil, множ. qabail — племена, отсюда франц. kabyles) — название, придаваемое туземному, коренному населению Алжира, сохранившемуся в наибольшей чистоте в горах провинций Алжир и Константина. По типу и языку они принадлежат к берберам.
407 Гильдии (от нем. Glide — корпорация, объединение; слово др.-герм. происхождения) — в широком смысле различные ассоциации (религиозные, политические, взаимопомощи и др.) в Западной Европе.
408 Волхвы — особый класс людей, пользовавшийся большим влиянием в древности. Это были «мудрецы» или т. н. маги, мудрость и сила которых заключались в знании ими тайн, недоступных обыкновенным людям. Смотря по степени культурного развития народа, его волхвы или


740
мудрецы могли представлять собой разные степени «мудрости» — от простого невежественного знахарства до действительно научного знания. Родина волхвов — Древний Восток.
409 Месопотамия (греч. Mesopotamia от mesos — средний, находящийся между, в середине и potamos — река) — Междуречье, Двуречье, природная область в Западной Азии, в бассейне рек Тигр и Евфрат. Включает Месопотамскую низменность и плато Джезире. Месопотамия — один из крупнейших культурных очагов Древнего Востока, создавшийся первоначально на базе искусственного орошения в нижнем течении Евфрата (затем для ирригации стали использоваться и воды Тигра). В конце III тыс. до н. э. здесь существовали древние государства Аккад, Ур и др.; в нач. И тыс. до н. э. в южной части Месопотамии сложилось государство Вавилония. В дальнейшем Месопотамия входила в состав Ассирии (IX—VII вв. до н. э.), Нововавилонского царства (VII—VI вв. до н. э.), державы Ахеменидов (VI—IV вв. до н. э.), империи Александра Македонского (IV в до н. а), государства Селевкидов (IV—II вв. до н. а), Парфии (III в. до н. э. — III в. н. а), государства Сасанидов (III—VII вв.), с VII в. — Араб-халифата. В XI в. Месопотамия была завоевана сельджуками, в XIII в. — монголами, в начале XVI в. попала под власть Сефевидов, в XVII в. — 1918 г. — в составе Османской империи. После Первой мировой войны 1914-1818 гг. большая часть Месопотамии входит в состав Ирака, остальные части — в состав Сирии и Турции.
410 Ассирия — древнее государство на территории современного Ирака. Ядром Ассирии являлся Ашшур. К 2000 г. до н. э. основную массу жителей составляли семиты-аккадцы. В то время Ашшур играл роль посредника в транзитной торговле между южным Двуречьем и Малой Азией, где имелись торговые станы ашшурских купцов (важнейший — Канес, ныне городище Кюль-Тепе). В нач. XVIII в. до н. э. Ашшур стал центром крупной державы аморея Шамшиадада I. В XVIII в. Ашшур и смежные города подчинялись вавилонскому царю Хаммурапи, а в XVI-XV вв. — царям Митанни. Правителю Ашшура Ашшурубаллиту I (кон. XV — нач. XIV в.) удалось создать сильную державу и подчинить своему влиянию Вавилонию. Его потомки приняли титул «царей Ассирии».
411 Вавилония — древнее государство в южной части Месопотамии (территория современного Ирака), возникшее в начале II тыс. до н. э. и окончательно утратившее независимость в 539 г. до н. э. Получило название от главного города Вавилона. В 1894 г. до н. э. в Вавилонии утвердилась местная династия аморитского происхождения, которой удалось при царе Хаммурапи объединить большую часть Двуречья и создать крупную централизованную рабовладельческую деспотию. Экономическое развитие Вавилонии достигло значительного уровня. Была расширена ирригационная система, применялись в большем ко¬


Комментарии
741
личестве, чем прежде, бронзовые орудия. Возрос удельный вес денежного хозяйства (оплата серебром, постепенно вытеснявшая обмен и вознаграждение за труд натурой).
412 	Иначе — коммунальное движение (от позднелат. comrauna — община) — освободительное движение горожан против сеньориального режима в Западной Европе конца Х-ХШ вв. Города, возникавшие в Средние века на земле феодалов, оказывались под их властью. Нередко городом владели одновременно несколько сеньоров. Городское население подвергалось со стороны сеньоров жестокой эксплуатации, судебному и админастративному произволу. В то же время реальные экономические основания для сохранения сеньориального режима были весьма шаткими. Ремесленник, в отличие от феодально-зависимого крестьянина, был собственником средств производства и готового продукта и в процессе производства от сеньора не зависел (или почти не зависел). Эта почти полная экономическая независимость городского товарного производства и обращения от сеньора-землевладельца находилась в резком противоречии с режимом сеньориальной эксплуатации, тормозившей экономическое развитие города. В Западной Европе с конца X (в Италии и Нидерландах) — XI вв. широко развернулась борьба городов за освобождение из-под власти сеньоров. Очень часто коммунальное движение принимало характер открытых вооруженных восстаний горожан под лозунгом коммуны — городской независимости (Милан — 980 г., Камбре - 957, 1024, 1064, 1076, 1107, 1127 гг., Бове - 1099 г., Лан — 1112,1191 гг., Вормс — 1071 г., Кельн — 1074 г. и др.). Нередко (особенно в Северной Франции и Северной Италии) ядром восстания был тайный союз горожан — «коммуна». Открытая борьба почти всюду сочеталась с выкупом у сеньоров отдельных повинностей, прав или муниципальной независимости в целом. В борьбе городов с сеньорами рождается новая форма городской организации — коммуна. Коммуна — это одновременно и союз, направленный против сеньора, и организация городского управления. Формы и степень коммунальной свободы городов были различны в зависимости от уровня экономического развития городов, соотношения сил горожан и сеньоров, общих политических условий в стране.
тЛюшер (Luchaire Achille) (1846-?) — французский историк, профессор в Бордо, потом в Париже. Главные труды: «Alain le Grand, sire d’Albret; lAdministration royale et la Féodalité du Midi, 1440-1522», «Histoire des institutions monarchiques de la France sous les premiers Capétiens, 987-1180», «Etudes sur les Actes de Louis VII», «Les communes françaises sous les Capétiens directs».
414Меровинги {позднелат. Merovingi) — первая королевская династия во Франкском государстве (прекратилась в 751 г.). Легендарный ро¬


742
доначальник — Меровей (Merovaeus, отсюда название династии). В период правления Меровея у франков зародились феодальные отношения.
тМоррис (Morris) Вильям (1834-1896) — знаменитый английский поэт, художник и общественный деятель. Печатал в издаваемом им журнале «Oxford and Cambridge Magazine» рассказы, стихи и теоретические рассуждения об искусстве. Основал «Общество охранения памятников старины» для противодействия администрации, безжалостно разрушавшей старинные здания, чтобы заменять их гигиеническими скверами. Владел фабрикой художественных изделий для домашнего обихода. С целью поднятия декоративного искусства основал общество «Arts and Crafts Society». Занимался также социально-политической пропагандой, был президентом Социалистической лиги, стремился к созданию новых условий для жизни рабочих.
416Грин (Green) Джон Ричард (1837-1883) — английский историк-позитивист. Автор «Краткой истории английского народа» (1874, рус. пер.: т. 1-3,1897-1900), которая позднее была расширена до четырех томов и вышла под названием «История английского народа» (1877-1880, рус. пер., т. 1-4,1891-1892). Работы Грина являлись первой попыткой синтетического освещения истории социального и культурного развития Англии и давали либерально-националистическую интерпретацию исторического процесса.
417Беляев Иван Дмитриевич (1810-1873) — историк. В 1833 г. окончил Московский университет. С 1852 г. до кончины — профессор истории права Московского университета, секретарь Московского общества истории и древностей российских и редактор его «Временника». По общественно-политическим взглядам — славянофил. Труды по истории русского крестьянства, права, хозяйства, быта, военного дела, летописания в России. Его работа «Крестьяне на Руси» («Русская беседа», 1859, кн. 3-6) — первый в русской историографии систематический труд по истории крестьян со времен Киевской Руси до XVIII в.
418Костомаров Николай Иванович (1817-1885) — украинский и русский историк, этнограф, писатель, критик. Окончил Харьковский университет (1837). С 1846 г. — профессор Киевского университета по кафедре истории. Один из организаторов (вместе с Т. Г. Шевченко и др.) тайного Кирилло-Мефодиевского общества и авторов его устава и программы. В 1859-1862 гг. — профессор русской истории Петербургского университета. Арест, ссылка, работы по истории народных движений («Богдан Хмельницкий и возвращение Южной Руси к России», 1857; «Бунт Стеньки Разина», 1858) создали Костомарову широкую известность. После вызванного студенческими беспорядка¬


Комментарии
743
ми 1861 г. закрытия Петербургского университета несколько профессоров, в их числе Костомаров, устроили (в городской думе) систематические публичные лекции, известные в тогдашней печати под именем вольного или подвижного университета: Костомаров читал лекции по древней русской истории. В 1862 г. Костомаров отказался поддержать протест против ссылки профессора П. В. Павлова, что возмутило студентов, и он вынужден был уйти из университета. По указаниям Министерства народного просвещения, Костомаров должен был отклонить приглашения других университетов и ограничился одной литературной деятельностью. После всех тяжелых ударов Костомаров охладел к общественной деятельности и перестал интересоваться ею, окончательно уйдя в изучение прошлого и в архивные работы. Один за другим вышли в свет его труды, посвященные крупным вопросам по истории Малороссии, Московского государства и Польши.
419Сергеевич Василий Иванович (1832, Орел — 26.11.1910) — историк русского права, представитель государственной юридической школы в России. По защите диссертации на степень магистра государственного права назначен в 1868 г. доцентом по кафедре государственного права в Московском университете. В 1871 г. защитил диссертацию на степень доктора и в том же году назначен профессором, а в 1872 г. занял кафедру истории русского права в Петербургском университете. В 1879-1884 гг. — секретарь юридического факультета; с 1888 по 1897 г. — декан, а с 1897 по 1899 г. — ректор университета. Автор целого ряда работ по истории государственного устройства древнерусских княжеств («Вече и князь», «Земские соборы в Московском государстве»), истории русского права («Русские юридические древности», «Лекции и исследования по истории русского права»), методологии научного исследования («Задача и метода государственных наук») и др.
420 Хартия (лат. charta, от греч. Xap-rriç — бумага, грамота) — название ряда документов, конституций и др. актов, в которых нашли выражение политические требования определенных социальных слоев.
421 Пятерка портов (англ).
422 Дувр (Dover) — город и порт в Великобритании в графстве Кент, у пролива Па-де-Кале, ближайший к европейскому берегу.
423 Третейский суд — суд, избираемый самими сторонами для разрешения спора между собой.
424 Гвельфы (итал. Guelfi) — итальянский вариант фамилии Вельфов, обозначавших одну из великих средневековых политических партий — герцогов Баварии и Саксонии, — соперников германской династии Штауфенов, объединяли противников империи (преимуще¬


744
ственно из торгово-ремесленных слоев), знаменем которых был римский папа.
425 Шбеллины (итал. Ghibellmi) — политическая партия, первоначально защищавшая Гогенштауфенов против Вельфов в Германии и императорскую власть против папской в Италии. Получили наименование, по-видимому, от Вайблингена (Weiblingen) — родового замка Штауфенов, объединяли сторонников императора (преимущественно дворян). В целом вражда гвельфов и гибеллинов отражала глубокие противоречия между торгово-ремесленными кругами и феодальной знатью. Этот социальный антагонизм переплетался с борьбой городов за независимость от империи, папства и чужеземных государств.
426 Рюриковичи — русский княжеский род, представители которого — потомки киевского великого князя Игоря, считавшегося, по летописному известию, сыном Рюрика. Рюриковичи стояли во главе Древнерусского государства (поэтому в исторической литературе его называли иногда «Империей Рюриковичей») и крупных и мелких княжеств периода феодальной раздробленности. Последний царь Рюриковичей — Федор Иванович — умер в 1598 г.
А21Олъгерд, Альгирдас — великий князь литовский (1345-1377), сын Геди- мина. В союзе со своим братом Кейстутом вел упорную и успешную борьбу за расширение территории Великого княжества Литовского. Участвовал в битвах при р. Стреве к западу от Тракая (1348) и при Рудаве (1370), в которых были разбиты войска Тевтонского ордена. В 1363 г. разбил у Синих Вод войско татар. Захватил ряд чернигово-северских уделов, Киевскую, Подольскую, Волынскую земли и др., подчинил Литве Смоленское княжество. Пытался также распространить свое влияние на Псков и Новгород, но не добился существенных успехов.
428Роджерс (Rogers) Джеймс Эдвин Торолд (1823-1890) — английский историк и экономист, основатель историко-экономического направления в английской историографии. С 1859 г. профессор статистики и политической экономии в Лондоне, в 1862-1867 гг. и в 1888-1890 гг. — в Оксфорде. По своим политическим взглядам — буржуазный радикал. В 1880-1886 гг. член парламента. Из многочисленных его трудов по разным вопросам народного хозяйства и общественной жизни наиболее интересны исследования в области экономической истории Англии: трактат по истории земледелия и цен в Англии с 1259 г. («History of agriculture and prices in England», Оксфорд, 1866-1888), «История положения труда и заработной платы в Англии» («Six centuries of work and wages», Оксфорд, 1884), «Промышленная и коммерческая история Англии» («The industrial and commercial history of England», Оксфорд, 1892) и ряд исторических очерков под общим названием: «Economical interpretation of history» (Лондон, 1888).


Комментарии
745
429Рафаэль [собств. фам. Раффаэлло Санти (Санцио), Raffaello Santi (Sanzio)] (1483-1520) — итальянский живописец и архитектор.
430Микеланджело Буонарроти (Michelangelo Buonarroti; иначе — Мике- ланьоло ди Лодовико ди Лионардо ди Буонаррото Симони) (1475- 1564) — итальянский скульптор, живописец, архитектор и поэт.
431 Леонардо да Винчи (Leonardo da Vinci) (1452-1519) — итальянский живописец, скульптор, архитектор, ученый и инженер.
432Данте Алигьери (Dante Alighieri) (1265-1321) — итальянский поэт.
433Лаон (Laon, правильней Лан) — главный город французского департамента Эны (Aisne), на холме (188 м). Обширный, с башнями, собор XI—XII вв. построен в смешанном готическом и романском стиле.
434 Реймс (Reims) — город во французском департаменте Марны, на р. Бель и на канале между реками Эной и Марной; окружен сооруженными в 1872 г. 12 фортами, образующими крепость-лагерь. Знаменитый готический собор воздвигнут в XII—XIV вв. С 1179 г. здесь короновались французские короли.
435 Кельн (Coin или Köln, Cologne, Colonia Agrippina) — город в земле Северная Рейн-Вестфалия в Германии, на р. Рейн. Крупнейший готический собор строился в 1248-1560 гг., но был окончен лишь в 1842-1880 гг. Продольный корпус, состоящий из пяти нефов, пересекается трехнефным трансептом, сильно выступающим своими концами из общего плана, и по переходе за трансепт образует своим средним нефом продолговатый хор, между тем как боковые нефы закругляются позади хора и образуют круговой обход с венцом семи капелл. Длина всего здания снаружи — 135,6 м; ширина — 61 м, а в трансепте — 86,25 м. Площадь, занимаемая внутренностью собора, равняется 6166 кв. м. Кельнский собор по величине уступает только соборам св. Софии в Константинополе, св. Павла в Лондоне, Миланскому и св. Петра в Риме.
436 Бремен (Bremen) — город, крупный речной и морской порт в ФРГ, на р. Везер в 133 км от впадения реки в Северное море. Великолепная городская ратуша построена в 1405-1407 гг. в простом готическом стиле и переделана в 1609-1612 гг в стиле ренессанса.
437 Прага (Praha) — столица Чехии, расположена по обоим берегам р. Влтавы. Готическая ратуша Старе-Место построена в XIV-XVII вв. В 1475 г. при ней была возведена знаменитая часовая башня.
438 Нюрнберг (Nürnberg) — город в Германии, в земле Бавария, знаменит своими готическими церквами — свидетелями средневекового величия города, замком Keiserburg, построенным на скале Генрихом III в 1050 г. (замок окружает 5-километровая городская стена с 80 башнями), ратушей (высота 89 м), построенной в итальянском стиле в 1б1б-1б21 гг.


746
439 Пиза (Pisa) — город в Центральной Италии, на р. Арно, в области Тоскана. Знаменит расположенной в ансамбле соборной площади кампани- лой (Campanile) цилиндрической формы, или т. н. «падающей» башней, построенной в 1174-1372 гг. архитекторами Бонанном из Пизы, Вильгельмом из Инсбрука и др. Башня имеет 8 ярусов, высота 54,5 м, отклонение от вертикали 3 м. Странная форма башни стала следствием осевшего грунта, а затем она была искусственно укреплена и оставлена в таком виде.
440 Венеция (Venezia) — город и крепость на северо-востоке Италии, на берегу Венецианского залива Адриатического моря. Пятикупольный Собор Святого Марка (Сан-Марко) построен в своеобразном стиле, соединяющем в себе характер византийской архитектуры с формой романских базилик. Он возведен в 976-1071 г., затем до XVII в. несколько раз перестраивался; украшен множеством мраморных мозаичных полов и орнаментами из камней редких пород.
441 Байе (Bayeux) — город в кальвадосском департаменте Нормандии, в плодоносной долине Ор (Aure). В городском архиве хранится знаменитая Tapisserie de Bayeux («ковровая летопись», «ковер из Байе») — вышитая на тонком полотне картина (50 см высоты и 70,3 м длины), изображающая в виде 55-58 групп главнейшие события из истории завоевания в 1066 г. Англии Вильгельмом Нормандским. Предположительно картина эта вышита руками жены Вильгельма Завоевателя, королевы Матильды (XI в.).
442 Бэкон (Bacon) Роджер (ок. 1214 — ок. 1292) — английский философ и естествоиспытатель. Преподавал в университете в Оксфорде, состоял во францисканском ордене. Задумал обширную энциклопедию наук, подготовительными работами к которой явились его «Большой труд», «Меньший труд» и «Третий труд». Предложил два метода исследования: один путем доводов, другой опытами. Чистые доводы никогда не бывают достаточны, они могут решить вопрос, но не дают уверенности уму, который убеждается и удовлетворяется только немедленной проверкой и исследованием факта, а это достигается только опытом. Но опыт может быть двоякий: внешний и внутренний; первый — это т. н. обыкновенный опыт, который не может дать полного представления о предметах видимых, а тем более о предметах умственных. При внутреннем опыте ум бывает обыкновенно просветлен божественной правдой, и в этом сверхъестественном просветлении, по мнению Бэкона, существует семь степеней. Опытные науки, по мнению Бэкона, имеют три преимущества перед другими науками: 1) они проверяют свои заключения прямым опытом; 2) они открывают истины, до которых никогда бы не могли


Комментарии
747
дойти; 3) они доискиваются тайн природы и знакомят нас с прошедшим и будущим.
^Лео (Leo) Генрих фон (1799-1878) — известный немецкий историк. В 1827 г. издал исследование о возникновении и значении герцогской власти в Германии после смерти Карла Великого, а в 1828 г. — лекции по истории еврейского государства. С 1830 г. профессор в Галле. Основные сочинения: «Geschichte der italienischen Staaten» («История итальянских государств») (1829-1834); «Zwölf Bucher niederländischer Geschichte» (1832-1835); «Studien und Skizzen zu einer Naturlehro des Staates» (1833). C 1850 по 1870 г. публиковались его «Лекции по истории немецкого государства».
тБотта (Botta) Карло-Джузеппе (1766-1837) — итальянский историк и поэт, политический деятель. Основные исторические труды: «Storia d’Italie del 1789 al 1814» (8 т. Пиза, 1824); «Histoire des peuples d’Italie» (3 t. Париж, 1825); «Storia della guerra dell’indipendenza degli Stati uniti d’America» (4 т. Париж, 1809).
445Каппони (Capponi), Джино (1792-1876) — маркиз, наследник знаменитого флорентийского рода, историк, писатель и государственный деятель. Был близок с видными деятелями умственного возрождения в Италии XIX в. В 1839 г. Каппони почти совершенно лишился зрения, но не прекратил своих научных занятий. В политике он был выразителем идей умеренно-буржуазного либерализма и английского парламентаризма. В 1869 г. — член временного правительства, затем — депутат тосканского собрания. В 1860 г. был назначен сенатором объединенного Итальянского королевства. Главный его труд: «Storia della republica di Firenze» (1875).
^Синдик (греч. syndikos) — должностное лицо, ведущее судебные дела какого-нибудь учреждения.
447 Западная сторона Капитолийского холма, с которой в исторические времена сбрасывали приговоренных к смерти преступников.
448 Волхов — река, вытекающая из Ильмень озера и впадающая в Ладожское озеро. В верховье протекает через Великий Новгород, бывший в 1136-1478 гг. столицей Новгородской феодальной республики.
449Лион (Lyon) — город во Франции, порт у слияния рр. Рона и Сона, адм. центр департамента Рона.
450 	Вестминстер, Уэстминстер (Westminster, букв. — западный монастырь) — один из исторических районов Лондона, на левобережье Темзы, к западу от Сити; часть одноименного столичного округа Лондонского графства. В Вестминстере находятся главные правительственные учреждения Великобритании — парламент (Вестминстерский дворец) и министерства (на ул. Уайтхолл), а также резиденция премьер-министра (на Даунинг-стрит), Бакингемский дворец — резиденция королей, Вестминстерский собор.


748
451 Собор Парижской богоматери (Нотр-Дам де Пари — Notre-Dame de Paris) — памятник ранней французской готики, ставший образцом для многих церквей Франции и других стран. Находится в Париже на о. Сите. Представляет собой пятинефную базилику (дл. 130 м, шир. 108 м, высота интерьера 35 м) с коротким трансептом и двумя фланкирующими западный фасад башнями (выс. 69 м). Строительство собора начато в 1163 г. и в основном закончено к 1257 г.
452 Иверская икона Божией Матери — 27 апреля 999 г. «чудесно прииде она по морю к Афону»; называется по имени Иверского монастыря в Афоне. Точный список (копия) с Иверской иконы доставлен был с Афона в Москву, куда прибыл 13 октября 1648 г. и встречен был царем и патриархом у Воскресенских ворот Китай-города. Икона первоначально была поставлена в монастыре, называвшемся тогда «Никола — Большая Глава» (впоследствии Никольским Греческим).
453 Купеческие гильдии впервые появились в Англии. В XIII в. начинается их усиленное развитие в Германии, Дании, Франции и др. странах. Очень скоро выработался принцип, что только те лица могут в данном городе заниматься торговлей, которые состоят членами купеческой гильдии, и, вместе с тем, что членами такой гильдии могут быть только купцы. Таким образом, принятие в число членов купеческой гильдии было равносильно разрешению заниматься торговлей. К гильдии перешел суд, полицейский надзор за производством торговли и организация ее. Купеческие гильдии в свое время сослужили большую службу торговле и городам, но уже в XVI в. монопольные их права и притязания вступают в конфликт с новыми тенденциями в обществе. Окончательно они падают после Французской революции XVIII в. В России купеческие корпорации известны с XII в. Термин «гильдия» впервые упомянут в 1719 г. в регламенте Коммерц-коллегии.
454 «Черные сотни» — в средневековой Руси (XVII в.) разряды или местные общества, образованные из черных, земских (т. е. податных) людей. В древнерусском языке «черная сотня» — наиболее демократический, не пользующийся льготами разряд тяглого городского населения (при делении населения — по сотням) — нижний срез общества. Эпитет «черный» (в противоположность «белому») здесь обозначал: «тяглый, подат- ный, подлежащий общей государственной повинности, не пользующийся льготами». В словаре 1847 г. термин «черная сотня» истолковывается как «низший класс городских обывателей, разделяющихся на гостиную, суконную и черную сотни». Так, московские посады в 1-й половине XVIII в. делились на 33 «черные сотни и слободы», от которых в числе прочих выбирались соборные представители. В своем историческом смысле термин «черная сотня» к концу XVIII в. вышел из бытового употребления.


Комментарии
749
455 Речь идет о мелких товаропроизводителях, живущих главным образом собственным трудом.
456 Мавры {лат. Mauri, от греч. mauros — темный) — в древности название, данное римлянами коренному населению Мавритании, государства в северо-западной Африке. Поскольку арабы, покорившие Испанию, пришли из Мавритании, а впоследствии в Испанию переселилось немало берберов, то европейцы стали называть маврами и испанских мусульман (хотя большая часть их была галло-римского или германского племени). В конце XV в. они были окончательно побеждены Фердинандом Католиком; часть, оставшаяся верной исламу, была изгнана и ушла преимущественно в Северную Африку, другая часть внешне приняла христианство и осталась жить в Испании, под названием морисков. Филипп II хотел, чтобы это спокойное, трудолюбивое население или окончательно обратилось в христианство, или было уничтожено; его притеснения и преследования вызвали открытое восстание морисков (1568-1570), в результате усмирения которого 100 тысяч морисков были изгнаны из Испании и удалились в единоплеменную Африку.
457 Кастилия (исп. Castilia, франц. Castille, нем. Kastilien — замок; Кастилия — страна замков) — область в центральной части Пиренейского полуострова, так же называлось находившееся здесь в XI-XV вв. феодальное государство.
458 Арагон (Aragon) — историческая область на северо-востоке Испании, в бассейне реки Эбро.
459 Восстание крестьян во Франции в 1358 г.
460 Правильно: Уота Тайлера (Wat Tyler) — крупнейшее в средневековой Англии антифеодальное крестьянское восстание, вызванное усилением феодальной эксплуатации крестьянства в связи с развитием товарно-денежных отношений (замена натуральных платежей, как правило, высокой денежной рентой, расширение сферы наемного труда при одновременном усилении, особенно в крупных поместьях, барщины и др. элементов крепостничества). Непосредственным толчком к восстанию, происходившему в обстановке возобновившейся Столетней войны 1337-1453 гг., стал очередной сбор поголовного налога, впервые введенного в 1377 г.ив 1380 г. утроенного по сравнению с 1379 г. Восстание началось в мае 1381 г. в юго-восточных графствах Эссекс и Кент и быстро охватило большую часть страны. Во главе восстания встали деревенский ремесленник Уот Тайлер (вероятно, бывший солдат) и «бедный священник» Джон Болл, освобожденный крестьянами из тюрьмы. Восставшие разрушали феодальные поместья, расправлялись с лордами, судьями и сборщиками податей, жгли документы, фиксировавшие крестьянские по¬


750
винности. 13 июня отряды повстанцев подошли к Лондону и, не встретив сопротивления, вошли в город. Во время переговоров с королем Ричардом II его приближенными был вероломно убит Уот Тайлер. Воспользовавшись замешательством среди крестьян и их верой в обещания короля, правительство убедило повстанцев разойтись по домам, после чего началось преследование разрозненных отрядов, сопровождавшееся кровавым террором. Руководители (в т. ч. Джон Болл) и многие рядовые участники были казнены. Однако объективно восстание, несмотря на поражение, содействовало ускорению освобождения крестьян от личной зависимости и замены барщины денежной рентой.
461 Гуситами (так же как и виклефитами) называли сторонников Яна Гуса (Hus) (1371-1415) — национального героя чешского народа, проповедника, мыслителя, идеолога чешской Реформации. Деятельность народных проповедников в Богемии (Чехии) — Вальдхаузера, Милича из Кромержижа, Матвея из Янова, выступление Яна Гуса и его сподвижников — Иеронима Пражского и др. — создали непосредственные предпосылки для развития гуситского революционного движения. Казнь Гуса (1415) и Иеронима (1416) по решению Констанцского собора вызвала взрыв народного возмущения в стране. Крестьяне громили монастыри, с весны 1419 г. по призыву народных проповедников Микулаша из гуси, Яна Чапека, Вацлава Коранды и др. тысячные толпы крестьян собирались на горах Табор, Ореб, Беранек и др. 30 июля 1419 г. произошло революционное выступление пражского плебса во главе с Яном Желив- ским, положившее начало вооруженной борьбе, охватившей всю Чехию. Центрами движения стали гг. Прага, Пльзень, Табор. Чехия раскололась на два враждующих лагеря — феодально-католический и гуситский. Против Чехии римским папой Мартином V и императором Сигизмун- дом I были организованы пять крестовых походов, успешно отраженных восставшими. 1уситские войны продолжались 11 лет, с 1420 по 1431 г. Отряды таборитов (радикального крыла гуситов) под командованием гетмана Яна Рогача из Дубы оказывали сопротивление до 1437 г., когда пала их последняя крепость Сион. Революционное движение было подавлено. Однако религиозные диспуты и мирные переговоры между обеими гуситскими партиями (чашниками и таборитами) продолжались до Пражского сейма 1444 г., на котором учение таборитов было объявлено заблуждением.
462 Конец XVI и начало XVII в. ознаменованы в русской истории смутой. Начавшаяся вверху, она быстро опустилась вниз, захватив все слои московского общества и поставив государство на край гибели. Смута продолжалась с лишком четверть века — с момента смерти Ивана Грозного до избрания на царство Михаила Федоровича (1584-1613). В развитии


Комментарии
751
смуты в Московском государстве различают три периода: династический, во время которого происходит борьба за московский престол между различными претендентами (до 19 мая 1606 г.); социальный — время классовой борьбы в Московском государстве, осложненной вмешательством в русские дела иностранных государств (до июля 1610 г.); национальный — борьба с иноземными элементами и выбор национального государя (до 21 февраля 1613 г.).
463Лютер (Luther) Мартин (1483-1546) — глава бюргерской Реформации в Германии, основатель немецкого протестантизма (лютеранства). Лютер выступил с 95 тезисами против индульгенций (вывесил тезисы 31 октября 1517 г. на дверях виттенбергской Замковой церкви). Отвергнув католическую догму о том, что церковь и духовенство являются необходимыми посредниками между человеком и богом, Лютер объявил веру христианина единственным путем «спасения души», которое даруется ему непосредственно богом (тезис об «оправдании одной верой»); Лютер утверждал, что и мирская жизнь, и весь мирской порядок, обеспечивающий человеку возможность «отдаваться вере» (светское государство и его учреждения), занимают важное место в христианской религии. Лютер отверг авторитет папских декретов и посланий (Священное предание) и требовал восстановления авторитета Священного писания. Однако в 1520-1521 гг., когда позиции разных примкнувших к Реформации классов стали определяться и на политическую арену выступил Томас (Фома) Мюнцер (Munzer, Mimzer) (ок. 1490-1525), показавший новое, народное понимание Реформации, Лютер стал отходить от первоначально занятой им радикальной позиции, уточнив, что «христианскую свободу» следует понимать лишь в смысле духовной свободы, с которой телесная несвобода (включая крепостное состояние) вполне совместима.
464Денк (Denck) Ганс — уроженец Баварии, один из лидеров анабаптизма в Южной Германии, умерший под пыткой в ноябре 1527 г. в Аугсбурге. В 1523 г. Денк посещал лекции Экколампадия (Гейсгейна), известного базельского богослова. В 1525 г. Губмайер, навещая Денка в Сент-Галле, обратил его в анабаптистское учение и крестил. В 1526 г. в Аугсбурге Денк созвал конференцию анабаптистских лидеров, впоследствии известную как Синод мучеников, поскольку практически все участники были выловлены и казнены по приговору суда.
465 	Иначе: Ломбардская Лига (итал. Lega Lombarda) — в XII-XIII вв. союз городов (во главе стоял г. Милан) Ломбардии (самой крупной области Северной Италии), созданный для борьбы с императором «Священной Римской империи», который стремился установить свое господство в ломбардских городах. Ломбардская Лига окончательно была оформлена в декабре 1167 г. (сроком на 20 лет) в составе 16 го¬


752
родов: Падуя, Милан, Венеция, Мантуя, Пьяченца, Верона, Виченца, Бергамо, Кремона, Тревизо, Феррара, Бреша, Лоди, Парма, Модена, Болонья; в дальнейшем состав Лиги не был постоянным. В результате длительной борьбы города отстояли свою независимость. Когда Фридрих I Барбаросса начал свои походы на Италию, он встретил со стороны Лиги решительное противодействие. Однако в 1158 г. Милан сдался королю, уплатил ему дань и выдал заложников. В 1198 г. Ломбардская Лига была возобновлена лишь номинально (на 30 лет). В дальнейшем попытка императора Фридриха II подчинить Северную Италию своей неограниченной власти побудила ряд городов (Болонью, Брешу, Мантую, Бергамо, Турин, Виченцу, Падую, Тревизо) во главе с Миланом в марте 1226 г. возродить (на 25 лет) Ломбардскую Лигу (т. н. 2-я Ломбардская Лига), в которую вскоре вступили и другие итальянские коммуны. Со 2-й половины XIII в. Лига больше не возобновлялась.
466 Здесь, по-видимому, имеется в виду первый Рейнский союз, который был заключен между тремя духовными курфюрстами, епископом мюн- стерским, королем шведским (как князем бременским), Пфальц-Ней- бургом, Брауншвейг-Люнебургом и Гессен-Касселем во Франкфурте-на-Майне 14 августа 1658 г.; к этому союзу примкнула (15 августа) Франция. Целью союза была взаимная защита, а также охрана немецких владений Швеции от императора и Бранденбурга. Рейнский союз распался после мюнстерской войны 1667 г.
467 2-я половина XIV — начало XV в. были периодом наибольшего расцвета Ганзы (союза). В нее входило до 100 городов (в т. ч. прибалтийские города: Ревель, Дерпт, Рига и др.), но рамки Ганзы не были строго очерчены. Экономическая роль Ганзы заключалась в монопольном посредничестве между производящими районами Северной, Западной, Восточной и отчасти Центральной Европы и даже Средиземноморья: Фландрия, Англия и Северная Германия поставляли сукна, Центральная Европа, Англия и Скандинавия — металлы, Северная Германия и западное побережье Франции — соль, Италия — шелк, ткани, Восточная Европа — главным образом пушнину и воск, а с XVI в. — хлеб, Швеция — медь, Норвегия — рыбу и т. д. Немецкие купцы взяли в свои руки торг, посредничество, используя успехи немецкой колонизации в славянских странах Восточной Европы и в Прибалтике и опираясь на военные силы немецких рыцарских орденов (прежде всего Тевтонского ордена).
468 См. комм. 433.
4б9Датоз (Dalloz) Виктор Алексис Дезирэ (1796-1869) — французский адвокат и политический деятель. В эпоху Июльской монархии принимал деятельное участие в политической жизни и с 1837 г. состоял членом


Комментарии
ЪЪ
палаты депутатов. Принадлежал к консервативной партии; особенно активно участвовал в обсуждении юридических вопросов, по которым представил целый ряд докладов. В юридической литературе известен многотомным изданием (с 1824 г.) «Répertoire de jurisprudence», которое носит его имя.
470 Бабо (Babeau) Альберт — историк французского крестьянства. Выходные данные книги «Община при старом режиме»: Le village sous l’ancien régime. 2 ed. Paris: Didier, 1879.393 c.
471 Тюрго (Turgot) Анн Робер Жак (барон д’Ольн) (1727-1781) — французский государственный деятель, философ-просветитель и экономист. Окончил теологический факультет Сорбонны, но отказался от духовной карьеры. С 1751 г. чиновник Парижского парламента, в 1761-1774 гг. интендант в Лиможе. На посту генерального контролера финансов в 1774-1776 гг. провел ряд антифеодальных реформ (отмена ограничений хлебной торговли, упразднение гильдий и др.), которые вызвали сопротивление привилегированных сословий и после отставки Тюрго были отменены. Философские воззрения Тюрго формировались под воздействием идей просветителей, с которыми он сотрудничал в «Энциклопедии» Д. Дидро и д’Аламбера.
472 Прериаль — 9-й месяц (20/21 мая — 18/19 июня) французского республиканского календаря, действовавшего с октября 1793 г. по 1 января 1806 г.
тМаршалл (Marshall) Альфред (1842-1924) — английский экономист, профессор политической экономии Кембриджского университета (1885-1908). Основатель Кембриджской школы вульгарной политической экономии. В своих исследованиях использовал математические и графические методы анализа. Автор книг: The pure theory of foreign trade and the pure theory of domestic values. London, 1879; The economics of industry. London, 1889; Principles of economics. London, 1890; Elements of economics. London, 1892 и др.
тСибом (Seebohm) Фредерик (1833-1912) — английский историк-медиевист. По образованию юрист. Некоторое время занимался адвокатской практикой, затем (до конца жизни) был компаньоном банка в г. Хитчин. По политическим взглядам был близок к либералам, в методологии истории примыкал к позитивизму. Наиболее известны исследования Си- бома по аграрной истории средневековой Англии (The English village community. London, 1883; The tribal system in Wales. London-New York, 1895 и др.).
тФюстель деКуланж (Fustel de Coulanges) Нюма Дени (1830-1889) — французский историк. Член Академии моральных и политических наук (1875). Окончил в 1853 г. Высшую нормальную школу (Па¬


754
риж). В 1861-1870 гг. профессор Страсбургского университета, в 1870-1875 гг. — Высшей нормальной школы, в 1875-1888 гг. (с перерывом в 1880-1883 гг., когда возглавлял Высшую нормальную школу) — Сорбонны. Первые исследования посвящены древней истории («Гражданская община античного мира», 1864, рус. пер.: 1867). После франко-прусской войны 1870-1871 гг., Парижской Коммуны 1871 г. (к которой отнесся резко враждебно) занимался до конца жизни историей Средних веков. Решительный противник революций, он принадлежал к плюралистическому позитивистскому направлению буржуазной историографии. В отличие от многих современных ему французских историков, придавал большое значение в истории экономическим, в частности аграрным, отношениям; одним из первых он обратился к специальному изучению аграрной истории раннесредневековой Франции. Был выдающимся знатоком документального материала, мастером тонкого и всестороннего его анализа, ввел в научный оборот много новых исторических источников.
476 Французское экономическое издание XIX в., известное своими либеральными взглядами
477Эдуард III (1312-1377) — король с 1327 г. Из династии Плантагене- тов. Правил самостоятельно с 1330 г. Воспользовавшись прекращением во Франции династии Капетингов, Эдуард III, являвшийся по материнской линии внуком французского короля Филиппа IV Красивого, предъявил претензии на французский престол и объявил в 1337 г. Франции войну. После чумы 1348 г. (т. н. «черная смерть»), когда повысился спрос на рабочие руки и несколько выросла заработная плата, Эдуард III издал в интересах феодалов ряд законов, направленных на принудительное привлечение к работе за плату, существовавшую до чумы.
478Генрих VIII (1491-1547) — король Англии с 1509 г., второй из династии Тюдоров, сын Генриха VII, наследовавший отцу за смертью старшего брата, Артура; один из ярких представителей английского абсолютизма. В своем правлении опирался на узкий круг фаворитов (Т. Уолси, а позднее Т. Кромвель и Т. Кранмер). В его правление была проведена Реформация, которую он рассматривал как важное средство укрепления абсолютизма и королевской казны. В 1536 и 1539 гг. была осуществлена секуляризация монастырей, земли которых перешли в руки нового дворянства. Сопротивление этой политике, особенно на севере страны, жестоко подавлялось. Громадные расходы двора, войны с Францией и Шотландией привели в конце царствования Генриха VIII к полному расстройству финансов.


Комментарии
755
479Эдуард VI (1537-1553) — король Англии с 1547 г. Из династии Тюдоров. Сын Генриха VIII и Иоанны Сеймур. Слабый и болезненный Эдуард VI интересовался богословием, увлекался чтением Святого Писания. Пуританские взгляды увлекали Эдуарда VI; его царствование называют временем протестантской тирании. При нем особенно усилилась раздача земель новой аристократии. В интересах Реформации король пожаловал звание лорда 23 дворянам, наделив их бывшими монастырскими имениями. Заметным становилось также влияние среднего сословия. Для наполнения нижней палаты преданными людьми Эдуард VI раздавал право представительства тем местечкам, которые его не имели, чем ослабил влияние представителей от графств.
480 Челлини (Cellini) Бенвенуто (1500-1571) — итальянский скульптор, ювелир и писатель, сын архитектора Джованни Челлини. Учился у ювелира М. Бандинелли; испытал влияние Микеланджело. Работал во Флоренции, Пизе, Болонье, Венеции, Риме (1532-1540), Париже и Фонтенбло при дворе Франциска I (1540-1545). Один из известнейших мастеров маньеризма.
481 Уатт (Watt) Джеймс (1736-1819) — английский изобретатель, создатель универсальной паровой машины, член Лондонского королевского общества (1785). Уатт столкнулся с целым рядом трудностей практического осуществления своих идей как в механическом отношении, так и из-за недостатка денежных средств и множества прочих обстоятельств, что значительно затянуло процесс изготовления машины. Даже в Англии было мало квалифицированных специалистов, и не было оборудования для вытачивания металлических цилиндров, необходимых для реализации правильного движения поршня.
482Вильгельм II (1859-1941) — германский император и прусский король в 1888-1918 гг., внук Вильгельма I. Отличался страстью к произносению экспромтом речей. Говорил он сжато, отрывисто, более заботясь о том, что сказать, нежели о том, как это будет сказано. Был свергнут революцией 9 ноября 1918 г., бежал в Нидерланды и 28 ноября 1918 г. отрекся от престола.
тШиллер (Schiller) Иоганн Кристоф Фридрих (1759-1805) — немецкий поэт, драматург, теоретик искусства, историк. Выдающийся представитель Просвещения в Германии, один из основоположников немецкой литературы Нового времени. Мальтийский рыцарь маркиз Поза — герой драмы Шиллера «Дон Карлос» (1787) — первой драмы, написанной стихами (пятистопным ямбом). На историческом материале Шиллер ставит одну из основных проблем Просвещения — проблему терпимости и «свободы мысли», о которой с благородной прямотой и смелостью говорит маркиз Поза на ау¬


756
диенции у мрачного и фанатичного короля Филиппа II, пытаясь смягчить его сердце.
484 Золя (Zola) Эмиль (1840-1902) — известный французский писатель. Основное произведение — 20-томная серия романов «Ругон-Маккары» (1871-1893) — история одной семьи в эпоху Второй империи. Роман «Рим» (Rome, 1896) — вторая часть антиклерикальной трилогии «Три города» (кроме «Рима» — «Лурд» (Lourdes, 1894) и «Париж» (Paris, 1898)). Их главный герой, «неверующий священник» Пьер Фроман, столкнувшись с корыстолюбием церковников, спекулирующих на вере больных людей в чудо («Лурд»), с интригами, которые они ведут в борьбе за власть в самом Ватикане («Рим»), познакомившись с учениями социали- стов-утопистов («Париж»), приходит к выводу, что только наука и человеческий разум способны изменить мир к лучшему. Сыновья мятущегося аббата, снявшего рясу, выступают как евангелисты реформистского обновления.
485 Ошиблись.
486 Персия — название Ирана (государства в Западной Азии), употреблявшееся в ряде стран до 1935 г., когда это государство стали официально именовать Ираном.
487 Палестина (греч. Palaistme) — историческая область в Западной (Передней) Азии. Название «Палестина» происходит от древнееврейского пе- лиштим — филистимляне — название племен, которые завоевали в XII в. до н. э. побережье Палестины. Развитие здесь цивилизации связано с драматическими страницами мировой истории: завоевательными войнами, народными восстаниями и т. д.
Земледелие, промышленность и ремесла
Данная работа впервые вышла в Англии в 1899 г. под заглавием «Field, factories and workshops or industry combined with agriculture and brain work with manual work» и была составлена из статей, публиковавшихся автором в 1888-1894 гг. большей частью в журнале «Nineteenth Century», а одна из них увидела свет в журнале «Forum». На русском языке книга в переводе А. Н. Коншина вышла в 1903 г. в московском издательстве «Посредник» под заглавием «Земледелие, фабрично-заводская и кустарная промышленность и ремесла». В дальнейшем автор перерабатывал свой труд, включая в него новые статистические данные. На русском языке книга также выходила под заглавиями: «Земледелие, промышленность и ремесла», «Поля, фабрики, мастерские» и «Поля, фабрики, мастерские. Промышленность, соединенная с земледелием, и умственный труд с ручным». Последнее, 4-е, издание (под авторской редакцией) на русском языке вышло в свет в России в 1918 г. (М.: типография Товарищества И. Д. Сытина) и в 1921 г. (Пг.; М.: Голос труда).


Комментарии
757
В настоящем сборнике отрывки приводятся из второго издания «Посредника» 1904 г.
488Энгель (Engel) Эрнст (1821-1896) — немецкий экономист, статистик. В 1850-1858 гг. стоял во главе саксонского статистического бюро. Основал Общество страхования жизни для погашения ипотечных долгов. В I860 г. был приглашен в Берлин на место директора прусского статистического бюро, которое занимал в течение 22 лет. Поставил прусскую статистику на весьма значительную высоту. Как в своей официальной статистической деятельности, так и в своих научных работах Энгель широко проводил метод массового наблюдения; его заслугой является широкое применение этого метода, особенно в области нравственной жизни общества. Энгель сделал попытку выразить в точных цифрах экономическую ценность человека как производителя в разные периоды его жизни и в зависимости от разных условий (пола, состояния и т. д.); для сравнения с ценностью человека в цивилизованных странах он приводил цены рабов. На данных этого рода построил выводы об экономической выгодности для общества, во-первых, социального законодательства, во-вторых, страхования рабочих. Обосновал ряд статистических закономерностей («закон Энгеля»), Критик мальтузианства.
Рабочие и интеллигенция
Публикуемый текст представляет собой черновик незаконченной статьи П. А. Кропоткина. Документ обнаружен в ГА РФ — в фонде П. А. Кропоткина (Ф. 1129. On. 1. Д. 665. Статья Петра Алексеевича Кропоткина «Рабочие и интеллигенция». Черновик). Это восемь двусторонних листов рукописных набросков с немногочисленными исправлениями автора. В данном издании документ публикуется впервые. Заголовок «Рабочие и интеллигенция» дан самим П. А. Кропоткиным (См.: ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Д. 665. Л. 1). В описи фонда П. А. Кропоткина этот документ датирован 1900-ми годами. Мы полагаем, что эта работа, скорее всего, относится к началу 1910-х гг. На это указывает упоминание в тексте одной из брошюр об интеллигенции, автор которой отмечен инициалом Г. Вероятно, речь идет о вышедшей в 1912 г. работе «Об интеллигенции» одного из близких друзей Кропоткина, Георгия Ильича Гогелия. К тому же, Петр Алексеевич указывает на содержание этой брошюры: «В своей брошюре Г. прекрасно доказал, что интеллигенция — не составляет особого класса». В работе «Об интеллигенции» Г. И. Гогелия как раз стремился опровергнуть идеи Я.-В. Махайского о том, что интеллигенция — это новый эксплуататорский класс, идущий на смену буржуазии. Вместе с тем, Гогелия доказывал, что нельзя объединять в один класс представителей интеллектуальных профессий, поскольку в их среде


758
существует резкая дифференциаций по источнику и величине доходов, и даже по отношению к эксплуатации наемного труда (Оргеиани [Гоге- лия]Г.И. Об интеллигенции. Лондон, 1912. С. 4-5). Он пришел к выводу, что «интеллигенты не образуют особого класса, а растворяются в разных общественных классах» (Там же. С. 19). Отрицает Гогелия также наличие у интеллигенции общей, классовой идеологии, приводя в качестве аргумента мысль, что из среды интеллигенции вышли идеологи диаметрально противоположных идейных течений в анархизме (Там же. С. 19-21). Кропоткин в черновом варианте своей статьи, соглашаясь с одними выводами Гогелия, полемизирует с другими, не цитируя при этом брошюру «Об интеллигенции». Так, он по-своему характеризует общую для интеллигенции идеологию, пытается более точно определить статус интеллигенции, как социальной общности.
Набросок «Рабочие и интеллигенция» открывает читателю новую, неизвестную страницу в творчестве П. А. Кропоткина — его размышления об интеллигенции, ее месте в социальной структуре общества, мировоззрении, взаимоотношениях с рабочими. Проблема роли интеллигенции была одной из центральных тем для общественной мысли России конца XIX — начала XX в. Дискуссии о проблемах интеллигенции велись среди ведущих теоретиков и публицистов российского анархизма того времени. В их числе: А. А. Боровой, Я.-В. Махайский, Е. И. Лозинский, Г. И. Гогелия, А. А. Карелин, С. М. Романов, И. С. Бланк (Книжник-Ветров), Е. Фишелев (М. Раевский), М.-Э.-Р. Дайнов, П. Д. Турчанинов (Лев Черный), Н. В. Крыленко, И. С. Гроссман, H. Н. Русов, H. М. Виленкин (Минский), Л. С. Козловский и др. Многие из них были весьма радикальными критиками революционной интеллигенции того времени. В этом контексте публикация данного документа в немалой степени способствует раскрытию основных концепций интеллигенции, сложившихся в анархистском течении общественной мысли конца XIX — начала XX в.
489Гогелия Георгий Ильич (1878-1924) — из мещан села Озургети Кутаисской губернии. Учился в Кутаисской семинарии. В 1897 г. эмигрировал во Францию. Окончил агрономическое училище в Лозанне, учился на химическом факультете Женевского университета. С 1900 г. — один из лидеров «Группы русских анархистов-коммунистов за границей», в 1903 г. участвует в организации «Группы русских анархистов-коммунистов “Хлеб и Воля”. Становится одним из ведущих теоретиков анархо-коммунистического «хлебовольческого» и анархо-синдикалистского течений в России. В годы революции 1905-1907 гг. — организатор и один из лидеров анархистского движения в Грузии. С 1907 г. — снова в эмиграции. Вплоть до начала Первой мировой войны, расколовшей


Комментарии
759
среду российских анархистов на интернационалистов и оборонцев, Го- гелия — один из самых близких друзей и учеников Кропоткина. Он — автор многочисленных брошюр, книг, статей. Наиболее известные из них: Памяти чикагских мучеников. Женева, 1905; О революции и революционном правительстве. Женева, 1905; О рабочих союзах. Лондон, 1907; Как и из чего развился революционный синдикализм. Б. м., 1909; Об интеллигенции. Лондон, 1912.
490 Classe des nobles — класс дворян (iфращ.).
491 Лама — в тибетском буддизме соответствует индуистскому понятию «гуру» — духовный учитель. Распространяется в качестве уважительного обращения по отношению к тибетским монахам. Это слово является составной частью титула в религиозной иерархии тибетского буддизма (Далай-лама и др.). П. А. Кропоткин называет ламами всех духовных лиц тибетского направления буддизма, распространенного также в Китае, Монголии, Непале, Бутане и в ряде регионов России (Бурятии, Калмыкии, Туве).
492 Кропоткин имеет в виду Великую французскую революцию 1789— 1794 гг.
493 XIV класс — самый нижний по «Табели о рангах» — закону о порядке государственной службы в Российской империи, подписанному Петром I в 1722 г. По данным на 1884-1917 гг., в чиновной иерархии Российской империи XIV классу могли соответствовать: по гражданской службе — чин коллежского асессора; по военной сухопутной службе — звание прапорщика в пехоте и корнета в кавалерии; на флоте — звание мичмана. См.: Трамбицкий Ю.А. Чины и звания в русской армии // Военно-исторический журнал. М., 1991. № 9. С. 85-93.
494IX классу по «Табели о рангах» на 1884-1917 гг. соответствовали следующие чины: титулярного советника по гражданской службе; гоф- фурьера — при дворе императора; штабс-капитана в сухопутной военной службе — штабс-капитана в пехоте и штабс-ротмистра в кавалерии; лейтенанта — в военно-морском флоте. См.: Трамбицкий Ю. А. Указ. соч.С.85-93.
495 Шаман (с эвенкийского яз.) — у народов Сибири и Дальнего Востока человек, наделенный способностями осознанного и целенаправленного общения со сверхъестественными силами. Считается, что для выполнения этой функции шаман должен ввести себя в состояние экстаза.
496 Островский Александр Николаевич (1823-1886) — писатель-драматург, один из основателей реалистического направления в драматургии.
497 Хасид — представитель хасидизма, одного из влиятельных религиозно-мистических течений в иудаизме, возникшего в еврейских общинах на территории Речи Посполитой (Польши) в XVIII в. Хасиды ставят не¬


760
посредственный мистический опыт, экзальтацию, эмоции и религиозный восторг выше талмудической учености, логики, ритуалов и аскетических практик.
498 Талмуд (с иврита — учение) — многотомный свод религиозных, этических и правовых положений иудаизма. Включает в себя тексты II в. до н. э. — VI в. н. э.
499 «Бог и государство» («Dieu et l’Etat») — работа М. А. Бакунина. Создана на основе рукописей на французском языке, которые должны были составить второй выпуск его работы «Кнуто-германская империя и социальная революция». Была издана по частям уже после смерти Бакунина его последователями К. Кафиеро и Э. Реклю (1882), а затем М. Неттлау (1895). Они же дали рукописям Бакунина название «Бог и государство» (См.: Бакунин М. А Философия. Социология. Политика. М. 1989. С. 576). На русском языке работа «Бог и государство» впервые издана в 1906 г. А. А. Боровым. При переизданиях иногда ее включали в состав «Кнуто-германской империи и социальной революции» в качестве второго выпуска, как и планировал сам Бакунин. Впервые так поступил Дж Еиль- ом, при переиздании «Кнуто-германской империи». Так же поступили и российские анархисты при издании в 1919-1921 гг. «Избранных сочинений М. А. Бакунина» в 5-ти томах. В таком же варианте «Бог и государство» издан в России в 2000 г. (см.: Бакунин МЛ Анархия и порядок: Сочинения. М. 2000. С. 527-692).
500 Une hirondelle ne fait pas le printemps (франц.) — Одна ласточка не делает весну.
501 Бюхнер Людвиг (1824-1899) — немецкий врач, естествоиспытатель, философ. Представитель философии вульгарного материализма и социального дарвинизма. Основывая свои воззрения на учении Ч. Дарвина, распространяя принципы дарвинизма на жизнь общества, Бюхнер отрицал социальную природу человека. Автор трудов: «Сила и материя» (1855) и «Любовь и любовные отношения животного мира» (1881). В России идеи Бюхнера были популярны в научной среде и особенно среди представителей молодежной субкультуры «нигилистов» 1850-х — 1860-х гг., отрицавших общественные ценности, связанные с религией, семьей и альтруистическими идеями.
шПьюис Джордж-Генри (1817-1878) — английский физиолог, философ-позитивист, журналист и литературный критик. Один из основоположников психологии, основанной на физиологическом исследовании головного мозга и нервных ценностей. Основные труды: «Физиология обычной жизни» (1870), «Проблемы жизни и духа» (1877). Известен также как последователь О. Конта и пропагандист его философских идей.
503Кравчинский (псевд. Степняк) Сергей Михайлович (1851-1895) — российский революционер-народник, анархист, писатель. С 1872 г. — уча¬


Комментарии
7б1
стник революционного движения, член кружка «чайковцев», в котором состоял и П. А. Кропоткин. Вначале разделял анархистские взгляды М. А. Бакунина, затем сочувствовал политическим взглядам П. Л. Лаврова. За участие в 1871 г. в вооруженном восстании в итальянской провинции Беневенто арестован, амнистирован в январе 1878 г. Одним из первых в 1873 г. предпринял попытку «хождения в народ» с целью ведения пропаганды идей свободы. Аргументы для пропаганды среди крестьян он находил в Евангелии. В 1875 г. принял участие в Герцеговинском восстании южных славян против угнетения турецкого государства. В 1878 г. совместно с П. Б. Аксельродом и Л. Г. Дейчем основал анархистский журнал «Община». С мая 1878 г. нелегально жил в Петербурге, был членом революционной народнической организации «Земля и воля». Придя к выводу о том, что самый действенный метод борьбы с самодержавием в России — террор, Кравчинский 4 августа 1874 г. в ответ на смертный приговор народнику Ковальскому кинжалом убил шефа жандармов Н. В. Мезенцева. Скрывшись за границу, в 1880-е гг. Кравчинский занимался литературной деятельностью, выпустил публицистические работы (в т. ч. брошюру «Смерть за смерть», где обосновал причины убийства Мезенцева), художественные произведения («Жизнь нигилиста», «Домик на Волге»), воспоминания («Подпольная Россия», «Грозовая туча России») о русском революционном движении, исторические и социологические исследования («Россия под властью царей», «Русское крестьянство, его экономическое положение, общественная жизнь и религия»), Поселившись в Лондоне, основал «Общество друзей русской свободы» (1889) и «Фонд вольной русской прессы» (1891), занимавшиеся пропагандой против самодержавия, изданием и переправкой в Россию революционной литературы. 23 декабря 1895 г. погиб, случайно попав под поезд. В эмиграции Степняк-Кравчинский был одним из близких друзей П. А. Кропоткина.
Коммунизм и анархия
Впервые опубликовано: Доклады Международному революционному рабочему конгрессу 1900-го года [в Париже]. Лондон, 1902. С. 1-25. Печатается по этому изданию.
504Бабеф (Babeuf) Гракх (наст, имя — Франсуа Ноэль) (1760-1797) — французский революционер коммунист-утопист, руководитель движения «во имя равенства» во время Директории. В 1785 г. разработал план создания «коллективных ферм» вместо крупных земельных владений. Активный участник революции в Пикардии. В 1790 г. за организацию движения против уплаты косвенных налогов был заключен в парижскую тюрьму, откуда его освободили при содействии Ж. П. Марата.


762
В 1791 г., в связи с бегством короля, выступил за установление республики. В 1793 г. работал секретарем продовольственной администрации Парижской Коммуны. На протяжении всей революции последовательно отстаивал интересы неимущих классов. С конца 1793 по 1794 г. по ложному обвинению в подлоге находился в заключении. Освобожденный ко времени 9 термидора, он через несколько недель становится убежденным противником термидорианского Конвента. В феврале 1795 г. Бабеф вновь подвергся аресту. Освобожденный по амнистии (октябрь 1795), он становится вместе с Ф. Буонарроти, О. А. Дарте, Ш. Жерменом и др. организатором и руководителем коммунистического движения «во имя равенства». Весной 1796 г. возглавляет «Тайную повстанческую директорию» и подготовляет народное выступление. В результате предательства одного из участников движения все его руководители были арестованы. Бабеф по приговору суда в Вандоме был казнен.
505 Сен-Симон (Saint-Simon) Клод Анри де Рувруа (de Rouvroy) (1760— 1825) — граф, французский мыслитель, социолог, социалист-утопист. В годы Великой французской революции, которую Сен-Симон приветствовал с буржуазно-либеральных позиций, нажил большое состояние. В период Конвента проявлял лояльное отношение к якобинским властям, затем был сторонником правительства Директории и Консульства Наполеона Бонапарта. В 1797 г. разорился. Неудовлетворенный революцией, он замыслил «исправить» ее результаты с помощью научной социологической системы, призванной служить орудием создания рационального общества. Начав с идей «социального физицизма», построенного на механистическом распространении ньютоновского закона всемирного тяготения на общественные явления, разрабатывал затем концепцию «социальной физиологии», в которой рационалистические воззрения XVIII в. сочетались с историзмом в истолковании общественных явлений.
506Консидеран (Considérant) Виктор (1808-1893) — французский социалист-утопист, последователь идей Ш. Фурье. По окончании Политехнической школы служил офицером в инженерных войсках. В 1831 г., оставив армию, стал активным пропагандистом социалистических идей, редактировал фурьеристские журналы «La Phalanstère» (1832-1834), «La Phalange» (1836-1849), в 1843 г. основал газету «La Démocratie pacifique» (выходила до декабря 1851 г.). Консидеран дал одно из наиболее систематизированных изложений взглядов Ш. Фурье («Destinée sociale», т. 1-3,1834-1844). Во время революции 1848 г. призывал к объединению всех социалистических течений. Был избран в Учредительное, а затем Законодательное собрание, выступал с требованием провозглашения права на труд, поддерживал проекты Л. Блана. Опасаясь преследований за участие в демократической оппозиции, в 1849 г. эмигрировал


Комментарии
763
в Бельгию. Заочно был приговорен к ссылке. Пытался создать фалан- стерские колонии в Северной Америке. В 1869 г. вернулся во Францию, но активного участия в общественно-политической жизни не принимал. В апреле 1871 г. выступил с заявлением солидарности с Парижской Коммуной.
507Леру (Leroux) Пьер (1797-1871) — французский философ и социалист-утопист, один из основателей христианского социализма. Работал типографским рабочим. В 1824 г. основал журнал «Le Globe» (с 1830 — орган сенсимонистов), во время революции 1848-1849 гг. член Учредительного, затем Законодательного собрания. Считая себя продолжателем Сен-Симона, Леру видел его заслугу и свою основную задачу в разработке науки о «порядке и организации» общества. Конечная цель развития человечества — равенство. Современное общество резко делится на «третье сословие» и «пролетариат» (к последнему Леру относил также нищих и крестьян-тружеников), стремящийся к ассоциации. Основное условие социального преобразования — преобразование моральное. В будущем обществе тирания семьи, государства, собственности сменяется полной эмансипацией женщины, самоуправлением общин, уничтожением бедности. В начале 1830-х гг. Леру ввел в обиход сам термин «социализм».
жШеффле, Шефле (Schaffle) Альберт Эберхард Фридрих (1831— 1903) — немецкий и австрийский экономист, социолог и государственный деятель. Профессор политэкономии в университетах Тюбингена (1860-1868) и Вены (1868-1871), министр торговли Австрии в кабинете Гогенварта (1871), редактор журналов «Schwäbischer Merkur» и « Zeitschrift fur die gesamte Staatswissenschaft». Уже в первых своих работах выступает сторонником умеренного социализма. В брошюре «Die Quintessenz des Sozialismus» (1875) рассматривает возможность замены в близком будущем современного экономического строя новым на началах коллективизма, не скрывая все психологические и материальные трудности, стоящие на пути реализации социалистического идеала. Еще дальше Шеффле идет в своем объемном труде «Bau und Lebeh des sozialen Körpers» (Тюбинген, 1875— 1878): производственные средства должны быть обобществлены; производство — получить публично-правовую организацию; заработную плату следует выдавать в форме особых трудовых знаков, выражающих процентную долю общей суммы производства; цены товаров заменяются установленными таксами.
509 Чернышевский Николай Гаврилович (1828-1889) — русский революционер и мыслитель, писатель, экономист, философ.
^Брусе (Brousse) Поль Луи (1844-1912) - французский анархист, один из лидеров поссибилистов. По профессии врач. Участвовал в Париж¬


764
ской Коммуне 1871 г., после подавления которой эмигрировал вначале в Испанию, а затем в Швейцарию, где сблизился с М. А. Бакуниным и присоединился к анархистам; был одним из руководителей анархистской организации в Швейцарии (Юрской федерации, входившей в I Интернационал). В 1880 г. возвратился в Париж и вступил в Рабочую партию (основана в 1879), работал в социалистических газетах «Egalité» и «Prolétaire». Вместе с Б. Малоном стал одним из руководителей поссибилистов, проповедовавших отказ от революционной борьбы и призывавших действовать в рамках «возможного». Брусе выступил против возглавлявшегося Ж Гедом марксистского крыла Рабочей партии, выдвигая теорию «муниципального социализма». В 1882 г. способствовал расколу Рабочей партии и возглавил партию поссибилистов. В 1905 г. вошел в объединенную французскую социалистическую партию, но активного участия в ней не принимал.
ьпНордхоф (Nordhoff) Чарльз (1830—?) — американский журналист; ребенком переехал в Америку; служил на флоте. Сочинения: «Man of-war life», «The merchant wessel», «Whaling and fishing», «Nine years a sailor», «Cape Cod and all along shore» (1868), «California for health, pleasure and residence» (1873; 3-е изд., 1887), «Politics for young Americans» (1875), «The communistic societies of the United States» (1875), «Stories of the island world» (1881), «God and the future life» (1883).
512Духоборы (духоборцы) — секта духовных крестьян, возникшая в России во 2-й половине XVIII в. и названная так архиепископом Амвросием. Духоборы отвергают православные обряды и таинства, священников и монашество. Выступают против насилия над личностью. Обожествляют руководителей своих общин. За неподчинение царским указам и отказ от воинской службы постоянно преследовались правительством. Делегаты 3-го Всероссийского миссионерского противораскольнического и противосектантского съезда, проходившего под патронажем Святейшего синода летом 1897 г. в Казани, усмотрели в партиях духоборов «несомненно следы противогосударственного и даже анархистского движения», а потому постановили «признать секту духоборцев особенно вредною и крайне опасною в церковном и (особенно) государственном отношениях» (см.: Третий Всероссийский миссионерский противо- раскольнический и противосектантский съезд в городе Казани. 22 июля — 6 августа 1897 г. Сост. М. И. Макаревский и П. П. Долгоруков. Рязань, 1898. С. 102). В конце XIX — начале XX в. духоборы по Высочайшему разрешению переселились на Кипр, в Англию и — большая часть — в Канаду под руководством своего предводителя П. В. Веригина (1862-1924). П. А. Кропоткин, будучи в Америке,


Комментарии
765
участвовал в оказании помощи духоборческой общине в устройстве ее членов.
513 Нансен (Nansen) Фритьоф (1861-1930) — норвежский путешественник, океанограф, общественный деятель. В 1890 г. выдвинул проект достижения Северного полюса на судне, дрейфующем вместе со льдом. Летом 1893 г. на специально построенном для этой цели судне «Фраме» Нансен с экспедицией из 12 чел. вышел из Норвегии; в сентябре «Фрам» начал дрейф к северо-западу от Новосибирских островов и закончил его в 1896 г. у о. Шпицберген. Во время дрейфа были проведены океанографические и метеорологические наблюдения.
514 Чайковский Николай Васильевич (1850-1926) — революционер-народник, политический деятель. Из дворян. В 1872 г. окончил Петербургский университет. Участник студенческих волнений 1868-1869 гг. Организатор кружка, названного его именем — «кружок чайковцев» (иначе — Большое общество пропаганды), после разгрома которого осенью 1874 г. эмигрировал. В 1880 г. поселился в Лондоне, был одним из организаторов «Фонда Вольной русской прессы». В 1904 г. примкнул к эсерам, в 1906 г. вернулся в Россию. В 1910 г. Чайковский порвал с эсерами и отошел от политической деятельности. В годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. — один из руководителей Всероссийского союза городов, после Февральской революции 1917 г. — член ЦК Трудовой народно-социалистической партии. После Октябрьской революции 1917 г. — противник Советской власти, один из организаторов «Союза возрождения России». После высадки интервентов в Архангельске (в августе 1918) — председатель Верховного управления Северной области, в сентябре 1918 г. заочно избран в состав Уфимской директории. В январе 1919 г. эмигрировал, поселился в Лондоне.
515 Ньюкасл, Ньюкасл-эпон-Тайн (Newcastle upon Tyne) — город в Великобритании на левом берегу р. Тайн, административный центр графства Нортамберленд.
516Икария — утопическая коммунистическая страна, описанная французским писателем-публицистом Этьенном Кабе (Cabet) (1788— 1856) в романе «Путешествие в Икарию» (1840, рус. пер.: 1924). Коммунизм был представлен как ассоциация, построенная на основе социального равенства, братства, единства и демократии в соответствии с принципами разума и требованиями природы. Название «Икария» было также дано коммунистическим общинам в Северной Америке в 1848-1895 гг., созданным Э. Кабе и его последователями. В 1847 г., с целью практической реализации своих идей, Кабе купил землю в Техасе и переселил туда несколько сотен французских рабочих. Трудности первых переселенцев заставили Кабе лично отправиться в колонию, которая переносится им из Техаса в Новоо


766
(штат Иллинойс) и достигает временного успеха. Однако возникли внутренние раздоры и неудовольствия против Кабе, которого некоторые из возвратившихся во Францию колонистов обвинили в мошенничестве и шантаже. Заочно осужденный, Кабе вернулся в Париж и добился пересмотра дела, окончившегося его полным оправданием. Государственный переворот 1851 г. заставил Кабе возвратиться в колонию. Свойственная ему властность, а также разные неудачи привели к разрыву с его последователями. Кабе выгнали из колонии, и он умер в Сент-Луисе, осужденный своими учениками.
517 Иль-де-Франс (Île-de-France, букв. — остров Франции) — историческая область Франции, в центральной части Парижского бассейна, между реками Сена, Марна и Уаза. Территория Иль-де-Франс (с центром в Париже) была ядром французского государства, составляя в конце X в. королевский домен Капетингов, к которому постепенно присоединялись соседние земли. Иль-де-Франс являлся центром революционных выступлений конце XVIII в., 1830,1848 и 1871 гг.
518 Volkstaat — по названию газеты, выпускавшейся немецкими социал-демократами в 1870-е гг., это название служило символом марксизма того времени.
Ь19Теккер, Тукер, Такер (Tucker) Бенджамин (Вениамин) (Ricketson) (1854-1939) — американский философ и писатель-публицист, анар- хо-индивидуалист.
520 Робинзон Крузо — оказавшийся на необитаемом острове герой одноименного романа Д. Дэфо.
521 Кочкарев — герой пьесы Н. В. Гоголя «Женитьба», друг Подколесина — жениха. Здесь — синоним беспорядочных ненужных действий, не приводящих к результату.
522Ломброзо (Lombroso) Чезаре (1835-1909) — итальянский судебный психиатр и антрополог, родоначальник антропологического направления в буржуазной криминологии и уголовном праве. Объявил преступление естественным явлением («L’uomo deliquente», 1876). Разрабатывал теорию т. н. прирожденного преступника, согласно которой преступниками не становятся, а рождаются. Предложил систему признаков «прирожденного преступника», выявив которые, якобы можно решить, является ли обследуемый человек преступником.
Современный кризис в России
В начале 1901 г. американский журнал «The North American Review» [«Североамериканское обозрение»] поместил на своих страницах статью П. А. Кропоткина под названием «The present crisis in Russia» [«Современный кризис в России»]. В то же время аналогичная статья была напечатана и в дру¬


Комментарии
767
гом американском издании «The Outlook» (New York) [«Точка зрения»] под заголовком «Russia and the student riots» [«Россия и студенческие беспорядки»]. Текст, в переводе П. И. Талерова, печатается по: «The present crisis in
Russia» // «The North American Review». T. 172. New York, 1901. C. 711-723.
523 Формальным поводом к написанию статьи, а затем и возникшей полемики, послужили беспорядки в российских университетах в начале 1899 г.
524 Дословно (с англ): «Мемориальный зал» — по-видимому, помещение в Гарвардском университете.
525 Под этим названием (дословно, с англ.: «однообразие баранины») в американской прессе рассказывалось о соответствующих событиях в Гарвардском университете в конце XIX в.
52613 ноября 1900 г. в Киевском университете св. Владимира состоялась сходка с участием почти 700 студентов, желавших судить своего товарища «за совершенный им на улице предосудительный поступок, оглашенный местной печатью». Сходка разошлась лишь после встречи с инспектором студентов, сообщившим об удалении провинившегося из университета. (См.: «От Министерства народного просвещения» // Правительственный вестник 1901. № 7,10 (23) января. С. 1.)
527 В действительности события развивались следующим образом: 15 ноября состоялась новая сходка, в которой также приняло участие около 700 чел. Она была достаточно упорной, «с шумом, свистом и пением песен», и даже «не дала возможности говорить ректору, явившемуся для ее увещания». Главные виновники были переписаны инспекцией и, «по распоряжению попечителя учебного округа», преданы суду правления. Заседание правления 2 декабря (т. е. спустя более двух спокойных недель) «сочло возможным отнестись с крайним снисхождением к участникам беспорядков 15-го ноября», приговорив 4-х главных виновников к карцеру от 2 до 5 дней, а к остальным применила низкие меры взыскания: выговор и лишение сроком на один год некоторых льгот. Однако этот приговор стал предлогом последующих бурных событий. (См.: «От Министерства народного просвещения» // Правительственный вестник. 1901. № 7,10 (23) января. С. 1.)
528 Должность ректора Киевского императорского университета св. Владимира с 1890 по 1902 г. занимал ординарный профессор всеобщей истории Ф. Я. Фортинский (1846-1902).
529 Согласно тому же источнику, на который далее ссылается автор статьи, двое из приговоренных к карцеру категорически отказались подчиниться. Ректор пригласил их к себе, объяснил, что в таком случае он должен их удалить из университета, что и было сделано. В это же время вновь собралась сходка, на которую для разговора приглашали


768
ректора, но последний отказался, сказав, что не пойдет к студентам, которые не выполняют его требований. 7 декабря продолжилась многолюдная сходка. По свидетельству администрации, возраставшая «разнузданность дошла до таких пределов, что какие-либо воздействия на расходившуюся толпу со стороны инспекции и университетского начальства представлялись невозможными». Было доложено генерал-губернатору, который и принял решение послать в университет вице-губернатора и начальника губернского жандармского управления с вооруженной подмогой.
530 	Дословный перевод с англ. «Official Messenger». Возможно, речь идет о выше цитировавшемся официальном сообщении Министерства народного просвещения, опубликованном в «Правительственном вестнике», согласно которому на основании действующих «Временных правил» от 29 июня 1899 г. 183 студента Киевского университета св. Владимира были «отданы в солдаты» на различные сроки (двое — на три года, пятеро — на два и остальные — на один год) за участие в противоправной сходке 7 декабря 1900 г. Особое совещание, состоящее из представителей четырех министерств: народного просвещения, военного, внутренних дел и юстиции, рассматривало дела на 15 заседаниях с 11 по 31 декабря 1900 г. Окончательное решение было подписано министром народного просвещения Н. П. Боголеповым (в первоначальном определении особого совещания в списке третьей категории наказуемых было 385 чел.).
531Новицкий Василий Дементьевич — известный деятель политического сыска в России второй половины XIX в., в описываемый период возглавлял киевское губернское жандармское управление. См.: Новицкий В. Д. Из воспоминаний жандарма. Л.: Прибой, 1929; репринт, изд.: М., 1991.
532 Весной 1876 г. жандармский полковник В. Д. Новицкий был председателем следственной комиссии, занимавшейся особо важными делами, прежде всего расследованием деятельности подпольных революционных кружков.
533 В «Записках революционера» П. Кропоткин так характеризует своего бывшего визави: «...человек чрезвычайно деятельный, умный и, если бы не его жандармская деятельность — даже приятный человек: ничуть не злой в душе» (Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1966. С. 328).
534 Судя по официальному сообщению, студенты встретили вошедших в аудиторию вице-губернатора и начальника жандармского управления «враждебно и дерзко, но потом, при виде сопровождавшего их конвоя, стали вести себя сдержаннее и вежливее». Студенты повторили свое требование о встрече с ректором, который и был приглашен в аудите-


Комментарии
769
рию. Когда он вошел, один из студентов изложил постановление сходки: наказание карцером не должно применяться в Киевском университете, оба уволенных товарища должны быть приняты обратно, и, если эти требования не будут исполнены, сходка постановила устроить в январе «всеобщую обструкцию». Ректор разъяснил необоснованность студенческих требований, после чего сходка была прекращена самими участниками. Далее было переписано 396 чел.
535 Исходя из выше приведенных замечаний, автор здесь несколько неточен: хотя политических требований и не выдвигалось, все сходки в Киевском университете были весьма шумными, сопровождались попытками срыва занятий (для справки: общее число студентов в университете в то время составляло около 7000 чел., т. е. в сходках участвовало от 5 до 10%).
536 Судебные уставы, разрабатывавшиеся с января 1862 по ноябрь 1864 г., были введены в действие в Санкт-Петербургском и Московском судебных округах специальным высочайше утвержденным Положением от 19 октября 1865 г. Впервые было допущено участие адвокатов в судебных процессах. Торжественное открытие первых судебных установлений нового образца состоялось 17 апреля 1866 г. (в день рождения императора Александра II) в Петербурге в специально реконструированном под эти цели здании в Литейной части.
537 Согласно утвержденному 1 января 1864 г. «Положению о губернских и уездных земских учреждениях», последние состояли из распорядительных (уездных и губернских земских собраний) и исполнительных (уездных и губернских земских управ). И те, и другие избирались на 3-летний срок. Компетенция земств ограничивалась исключительно хозяйственными вопросами местного значения: устройство и содержание местных путей сообщения, земской почты, земских школ, больниц, богаделен и приютов, попечение о местной торговле и промышленности, ветеринарная служба, взаимное страхование, местное продовольственное дело, а также постройка церквей и содержание местных тюрем и домов для умалишенных. Примерно те же функции выполняли органы городского самоуправления, чьи полномочия были изложены в утвержденном 16 июня 1870 г. «Городовом положении».
538 Устав о всеобщей воинской повинности, принятый 1 января 1874 г., заменил действовавшее до этого рекрутство, согласно которому воинская служба продолжалась 25 лет и затрагивала далеко не все слои населения (в основном крестьян и мещан). По закону 1874 г., все воинские силы России делились на 4 разряда: регулярную армию и флот, иррегулярные войска (казачество), запасные войска и ополчение. Воинская повинность распространялась на все мужское население, достигшее 20-летнего возраста, без различия сословий. Для сухопутных


770
регулярных войск был установлен 6-летний срок действительной службы. Отслужившие этот срок увольнялись в запас на 9 лет, а по истечении этого срока зачислялись в ополчение до 40-летнего возраста. Для флота был определен 7-летний срок действительной службы и 3 года пребывания в запасе.
539 И это несмотря на то, что в данном направлении в эпоху реформ был принят целый ряд законов: Университетский устав (18 июня 1863 г.), «Положение о начальных народных училищах» (14 июля 1864 г.) и «Устав гимназий и прогимназий» (19 ноября 1864 г.). О справедливости замечания автора статьи, в частности, свидетельствует объем годового финансирования народного образования, составивший (по исследованию 1880 г.) 6 229 160 руб. на содержание 22 700 школ или 9,16 коп. в расчете на 1 жителя империи. Из них лишь 12,1% поступило из государственного казначейства, а основную массу дали уездные земства (44,1%) и сельские общества (33,7%). Соответственно, качество обучения, по мнению ряда исследователей, «простой грамоте и молитвам с кое-какими обрывками действительного знания, нисколько до сих не отразилось ни на народной нравственности, ни на народном богатстве, ни на народном здоровье». (См.: Скворцов И. П. О Народном просвещении и об организации его в России. Харьков, 1901.)
540 С 1861 по 1866 г. министром народного просвещения был А. В. Головнин, с 1866 по 1880 г. — Д. А Толстой, с 1880 по 1881 г. — А А. Сабуров, с 1881 по 1882 г. — А. П. Николаи, с 1882 по 1897 г. — И. Д. Делянов, с 1898 по 1901 г. — Н. П. Боголепов, с 1901 по 1902 г. — П. С. Ванновский.
541 Среди причин этого можно назвать преследовавшуюся высшими правящими кругами цель не столько привить широким народным массам элементарное знание, сколько, руководствуясь религиозно-националистическими интересами, удержать громадную страну в крайне дремучем невежестве. Со времен министра А П. Николаи появилась целая общественная партия, считавшая себя прогрессивной, которая активно продвигала идею «дешевой» школы с учителями из числа солдат, пастухов и пр., идею, нашедшую сочувствие в руководящих верхах.
542 При утвержденной Министерством народного просвещения системе расходов и учета, все выделенные средства и не могли быть полностью освоены на нужды исключительно министерских школ. При этом земские школы не могли воспользоваться оставшимися деньгами.
543 О том, что работа духовенства в отношении народного образования в большинстве случаев ограничивалась составлением отчетов о несуществующих школах, говорилось в ряде научных исследований того периода, в частности, в работах отечественных ученых Г. Фальборка и В. Чарнолуского «Народное образование в России» (СПб., [1900]),


Комментарии
771
французского исследователя Э. Левассера «Народное образование в цивилизованных странах», T. II. «Народное образование в России» (СПб., 1899) и др. «Сомнительность существования церковно-приходских школ в значительном числе более чем вероятна», — писал С. И. Миропольский, бывший в то время членом училищного совета при Святейшем синоде («Школа и государство. Обязательность обучения в России». СПб., 1883. С. 104). Ср. с высказыванием Кропоткина по отношению ко времени царствования Александра II: «Вся Россия жаждала образования; но даже включившаяся в государственный бюджет до смешного ничтожная сумма в пять-шесть миллионов рублей на начальное образование и та не расходовалась вся Министерством народного просвещения, которое каждогодно возвращало в казначейство почтенный остаток. В то же время почти такая же сумма отпускалась ежегодно синоду как пособие приходским школам, которые тогда, так же как и позже, существовали только на бумаге» (Кропоткин]!. А Записки революционера. С. 230-231).
544 Кантор — певчий в католической церкви, учитель церковных хоров (от лат. cantor — певец). В православной церкви кантору соответствует регент хора. В его обязанности иногда также включают чтение псалмов и гимнов при богослужении.
545 С точки зрения сторонников идеи «дешевой» школы, к учительству могли привлекаться все, кто имел «жизненный опыт» или «пожелал» этим заниматься. Диаконам же и другим церковным должностным лицам преподавание вменялось в обязанность. Однако точными сведениями о количестве канторов, отставных солдат, пастухов и пр., привлеченных к процессу обучения, мы не располагаем.
546 Начальное народное образование регулировалось «Положением о начальных народных училищах» от 25 мая 1874 г. В подавляющем большинстве учебных округов, на которые делилась территория империи, надзор за образовательным делом возлагался на попечителя округа, напрямую подчинявшегося Министерству народного просвещения. Однако были исключения (в т. ч. и названные автором статьи), когда надзорная функция была в ведении губернских училищных советов, органов местного самоуправления, определяя относительную независимость от министерства. Тем не менее, все программы, методики и пр., разрабатываемые в Петербурге, были обязательны для применения. Количество же школ зависело от объема финансирования и, прежде всего, от того, сколько средств удавалось привлечь на местах на эти цели. Вместе с тем, начиная с 80-х гг., народные школы (начального обучения), находившиеся в подчинении других ведомств и религиозных концессий, стали постепенно передаваться под начало Министерства народного просвещения. (Статистические данные см.: Справочный отдел по на¬


772
родному образованию / Под ред. Г. Фальборка и В. Чарнолуского. В 4-х т. [Саратов, 1903]; Народное образование в России с 60-х гг. XIX в. / Сост. Н. В. Чехов. М. 1912.)
547 По-видимому — «Московские ведомости» — одна из старейших русских газет (Москва, 1756-1917). С 1859 г. — ежедневная. В 1779-1789 гг. фактический редактор — Н. И. Новиков. В 1840-х гг. — ведущая либеральная газета (ред. Е. Ф. Корш). С 1863 г. стала консервативной (ред. М. Н. Катков) (подробнее см.: Твардовская В. А Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М. 1978).
548 Реальных училищах {нем).
549 Вместе с тем развилось целое общественное направление, стремящееся навязать школе изучение таких предметов, как садоводство, огородничество, пчеловодство, шелководство и пр., что послужило причиной высказывания 22 членов бывшего С.-Петербургского Комитета грамотности в том смысле, что знание используется как «орудие для поддержания колеблющегося экономического строя» (см. Отчет Комитета за 1893 г. С. 90). В Положении о начальных народных училищах от 25 мая 1874 г. в числе рекомендованных к изучению предметов — некоторые ремесла и мастерства, наиболее пригодные для той местности, где находится училище. Хотя в известной степени следует согласиться с высказыванием Кропоткина: уровень технического образования определенно отставал от требований динамично развивающейся промышленности. Кроме того, технические школы и реальные училища в действительности находились в подчинении различных ведомств (железнодорожного, имуществ, почтового и пр.), в свою очередь Министерство народного просвещения сопротивлялось переводу под свое начало системы профессионального образования.
тВитте Сергей Юльевич (1849-1915) — видный российский государственный деятель. С 15.02 по 30.08.1892 г. — министр путей сообщений. В 1892-1903 гг. — министр финансов. В 1903-1906 гг. — председатель Комитета министров, с 1905 по 1906 г. — председатель Совета министров.
551 	Как известно, Витте, будучи министром финансов, выступил с идеей создания в России сети коммерческих и технических университетов «в форме политехнических институтов, которые содержали бы в себе различные отделения человеческих знаний». Непосредственно по его инициативе был основан Санкт-Петербургский политехнический институт, в котором имелись экономическое и техническое отделения. Последнее делилось «на различные отделы: на механический, отдел кораблестроения и химический». Устройство этого института, по воспоминаниям самого Витте, было «осуществлено не


Комментарии
773
без различных трудностей», которые удалось преодолеть только благодаря его влиянию как «у его высочества, так и в Государственном совете» (Витте С. Ю. Воспоминания. T. II. 1894 — октябрь 1905. Царствование Николая II. Таллин; М., 1994. С. 242-243).
Ср. с высказыванием Кропоткина по отношению ко времени царствования Александра II: «Вся Россия желала реальных училищ; но министерство открывало только классические гимназии, так как полагалось, что громадные курсы древних языков не дадут ученикам времени думать и читать <„.>. На техническое образование — в стране, нуждавшейся в инженерах, ученых агрономах и геологах, — смотрели как на нечто революционное. Ежегодно несколько тысяч молодых людей не попадали в высшие технические учебные заведения по недостатку вакансий» (Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 231).
552 Использование иностранцев в качестве языковых преподавателей было распространенной практикой в гимназиях и училищах. Тем самым предполагалось усилить практику разговорного языка. Педагогические навыки таких преподавателей отходили на второй план.
553 Знаменитый русский историк Н. И. Костомаров в 1862 г. вышел из состава профессоров Петербургского университета.
554Кавелин Константин Дмитриевич (1818-1885) — выдающийся русский публицист, автор ряда статей по истории, этнографии и правоведению. В конце 1861 г., после волнений в Петербургском университете вместе с товарищами по профессуре — А. Н. Пыпиным, М. М. Стасюлевичем, В. Д. Спасовичем и Б. И. Утиным — оставил университет.
555 Стасюлевич Михаил Матвеевич (1826-1911) — известный общественный деятель, публицист и историк. В 1859 г. был избран экстраординарным профессором Петербургского университета, читал лекции студентам по истории Средних веков. В октябре 1861 г. вышел в отставку в связи с прошедшими тогда студенческими волнениями. В 1866-1908 гг. был редактором-издателем журнала «Вестник Европы».
556Ковалевский Максим Максимович (1851-1916) — один из наиболее выдающихся русских юристов, историков, социологов эволюционистского направления. С 1877 по 1887 г. был профессором государственного права и сравнительной истории (истории иностранных законодательств) в Московском университете. После удаления с кафедры читал лекции в Стокгольме и Оксфорде.
557Сеченов Иван Михайлович (1829-1905) — русский естествоиспытатель, основоположник отечественной физиологической школы и естественнонаучного направления в психологии. В I860 г. возглавил


774
кафедру физиологии в Медико-хирургической академии Петербурга. Вынужден был ее оставить в 1870 г. и в 1871-1876 гг. заведовал кафедрой физиологии в Новороссийском университете. В Петербург вернулся в 1876 г.
558 Метод изучения правовых систем различных государств путем сопоставления одноименных государственных и правовых институтов, систем права, их основных принципов и т. д.
559 В конце 1860-х гг. П. А. Кропоткин учился на математическом отделении физико-математического факультета, поскольку считал, что «основательное знание математики — единственный солидный фундамент для всякой дальнейшей работы» {Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 214). Свои знания географии и геологии Кропоткин сформировал в ходе самостоятельного изучения наук, участия в экспедициях и в работе Русского географического общества.
560 Разночинцы, заполнившие университеты во 2-й половине XIX в., изменили социальный состав студенчества, повысив активность и общественный имидж последнего. Более всего власть пугала солидарность интересов студентов, которая формировалась в землячествах. В этой солидарности она видела «призрак надвигающейся политики» {Выдрин Р. Основные моменты студенческого движения в России. М. 1908. С. 37).
5618 февраля 1899 г., т. е. всего лишь за два года до написания настоящей статьи.
562 Данному факту в документах подтверждения не найдено. Скорее его можно отнести к категории легенд.
563Батовский Петр Семенович (1822-1904) — русский государственный деятель. В 1881-1898 гг. — военный министр, в 1901-1902 гг. — министр народного просвещения.
564 Такое решение было принято после коллективного обращения к императору Николаю II группы петербургских профессоров, среди которых были академики H. Н. Бекетов и А. С. Фаминцын, собравшие материалы для доказательства полицейских побоев (см.: Иорданский Н. Миссия Ванновского (Из воспоминаний о студенческом движении 1899 г.) // Былое. 1907. № 9- С. 104-105).
565 По итогам расследования выговоры получили все участники событий. Освобождены были только петербургские студенты, и не в результате доказательства их невиновности, а под нажимом Ванновского.
566 Точнее: бывший «военный чиновник», т. к. Ванновский, возглавляя комиссию по расследованию студенческих беспорядков, уже не был военным министром (с 3 января 1898) и не имел отношения к военному ведомству, а с 24 марта 1901 г. вступил в должность министра народного просвещения.


Комментарии
775
567Боголепов Николай Павлович (1846-1901) — государственный деятель. С 1881 по 1887 г. и с 1891 по 1893 г. ректор Московского университета, профессор кафедры римского права. В 1895-1898 гг. попечитель Московского учебного округа, в 1898-1901 гг. — министр народного просвещения. 14 февраля 1901 г. во время приема в здании министерства был смертельно ранен эсером П. В. Карповичем. Скончался 2 марта 1901 г.
568 Либерализм Боголепова был весьма относительным и мог касаться лишь начального периода его преподавательской деятельности в Александровском военном училище, а затем в Демидовском лицее в Ярославле и на юридическом факультете Московского университета.
569Победоносцев Константин Петрович (1827-1907) — видный российский общественный и государственный деятель. С 1880 по 1905 г. — обер-прокурор Святейшего синода.
570 Нами не найдено документального подтверждения данному факту.
571 Российская военная база. Свое название Порт-Артур {кит. Люйшунь- коу, яп. Риоюн) — незамерзающая круглый год гавань на восточном берегу Квантуна (южная оконечность Ляодунского полуострова) получил во время англо-франко-китайской войны 1856-1860 гг. Прежде Порт-Артур представлял собой построенную китайцами крепость, которая после полного разгрома китайской армии в 1894-1895 гг. перешла к Японии по мирному договору, подписанному сторонами в Симоносеки в апреле 1895 г. Однако под нажимом Франции, Германии и России Япония в обмен на увеличение контрибуции отказалась от захваченного у Китая стратегически важного Ляодунского полуострова с гаванью и крепостью Порт-Артур. В 1896 г. между Россией и Китаем был заключен секретный договор об оборонительном союзе против Японии. Одно из условий предусматривало сооружение железной дороги из Забайкалья через китайскую территорию (Маньчжурию) до Владивостока. В ответ на захват в 1897 г. Германией порта Циндао в бухте Цаяочжоу на Шань- дунском полуострове, русские корабли вошли в Порт-Артур, и 15 (27) марта 1898 г. Китаю был навязан договор о безвозмездной аренде Россией на 25 лет Ляодунского полуострова. Порт-Артур становился базой Тихоокеанского флота, а в бухте Даляньвань предполагалось построить открытый коммерческий порт. Общество Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) получило концессию на строительство и эксплуатацию соединительной ветки от главной линии до этих портов. Отсюда возникала необходимость в дополнительной военной и рабочей силе (так, численность войск на Дальнем Востоке к началу 1904 г. составила около 100 тыс. чел.). Однако


776
усиление России вызвало болезненную реакцию со стороны Японии, Великобритании и США. Россию вынудили заключить с Китаем в марте 1902 г. договор о поэтапной эвакуации русских войск в течение 18 месяцев. Дальнейшее же обострение отношений в Юго-Восточной Азии привело к русско-японской войне 1904-1905 гг. и полной сдаче Россией своих позиций в этом регионе.
572 Распоряжение министра народного просвещения, которым принимались «Временные правила об отбывании воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемыми из сих заведений за учинение скопом беспорядков», от 29 июня 1899 г. № 9763 [см.: Петербургские ведомости. 1899. 31 июля (13 августа)], было согласовано с военным министром и министром внутренних дел. Об инициативе императора в этом вопросе нам не известно.
573 В действительности — «в размере одного или двух лет» и три года — за «особо вредное в беспорядках участие» (ст. 5 «Временных правил...»).
574 Специальными (лат).
575 Статья 2 «Временных правил...»
576 37 студентов Петербургского университета были арестованы за участие в противоправных сходках в университете в период с 23 по 28 ноября
1900 г., 27 из них были «отданы в солдаты»: 3 чел. — на 3 года, 6 — на 2 года и 18 — на 1 год (Энгель Е.Д., Горохов В. Д. Из истории студенческого движения. 1899-1906. СПб. [1906]. С. 18-23).
577 Свидетельств официального протеста прокуроров по данному вопросу нами не найдено. Возможно, были устные выступления с изложением своего отрицательного отношения.
578 Нам, в частности, известен доклад комиссии Московского университета
1901 г. о причинах студенческих волнений, подписанный 12 профессорами, среди которых председатель Д. Н. Зернов, члены В. И. Герье, В. О. Ключевский, П. Г. Виноградов, Н. А. Умов и др. В докладе доказывается неприменимость «Временных правил», обусловленная «крайним несоответствием проступка и наказания <...> самого элементарного основания справедливости» (Материалы по истории студенческого движения в России. Вып. II. Лондон; СПб., 1906. С. 57).
579 Известные выступления студентов 1901 г., приуроченные к 40-й годовщине отмены крепостного права: 19 февраля в Харькове состоялись манифестация и шествие к зданию университета, 23-25 февраля в Москве — в районе старого университета, Манежной пл. и Тверской ул., наиболее мощное по числу участников выступление — 4 марта в С-Петербурге, у Казанского собора — было разогнано конной полицией с использованием нагаек (см. Правительственное сообщение от


Комментарии
111
6 (19) марта 1901 г.). Общее число собравшихся у Казанского собора с центральным лозунгом отмены «Временных правил об отбывании воинской повинности...» составляло, по разным источникам, от 3 до 15 тыс. человек В результате столкновений несколько человек погибли, более 100 были ранены. Далее 1050 участников арестованы, 53 студента пробыли в тюрьме от 3 до 5 месяцев, а 26 — высланы в Восточную Сибирь и Степной край (см., например: Ольховский Е. Р. Студенческое движение на рубеже XIX-XX вв. Зарождение большевистской организации в Петербургском университете // Очерки по истории Ленинградского университета. Кн. VI. Л., 1989. С. 87-89).
580 Рабочие приняли активное участие в студенческих демонстрациях, даже несмотря на то, что, с одной стороны, социал-демократы в большинстве заняли нейтральную позицию по отношению к молодежному движению, а, с другой, властями принимались серьезные меры, чтобы не допустить на помощь студентам «главные массы рабочих» (см.: Ольховский Е. Р. Студенческое движение... С. 87-88).
581 По-видимому, Русское литературное общество. Министрам внутренних дел и юстиции были поданы коллективные протесты против зверского избиения демонстрантов 4 марта 1901 г. в Петербурге почти 100 видных деятелей русской науки, литературы и культуры. Протесты подписали А. М. Горький, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Н. Г. Гарин, М. А. Шателен, А. А. Шахматов, Д. В. Стасов, Н. О. Лосский, H. Н. Бекетов, В. В. Вересаев, А. С. Фаминцын. По личному распоряжению царя многие участники протестов были арестованы и высланы из столицы, к другим применены различные меры наказания (см.: Ольховский Е. Р. Студенческое движение... С. 88).
582Вяземский Леонид Дмитриевич (1848-1909) — генерал от кавалерии. Принимал участие в русско-турецкой войне в 1877-1878 гг. В 1889 г. был избран усманским предводителем дворянства. В 1888 г. назначен астраханским губернатором и наказным атаманом астраханского казачьего войска. С 1890 г. занимал должность управляющего департамента уделов, а затем состоял начальником Главного управления уделов Министерства императорского двора и уделов. В обязанности этого государственного учреждения входило заведование землями, находящимися в собственности лиц императорской фамилии, и извлечение доходов для обеспечения содержания этих лиц «на вечные времена». Доход извлекался как путем сдачи земли в аренду и продажи леса на сруб на корню, так и через организацию винодельческого хозяйства, сахарных заводов, собственных предприятий по деревообработке и пр. С 6 декабря 1899 г. Вяземский Л. Д. — член Государственного совета. За протест против действий полиции во время известной демонстрации у Казанского собора в Петербурге получил высочай¬


778
ший выговор. В 1901,1903-1905 гг. заседал в департаменте промышленности, в 1908-1909 гг. был присутствующим членом
583 Намек на то, что деятельность Комитета министров как органа, обсуждающего дела до их рассмотрения царем, была ограничена самодержавной властью. Комитет со временем утратил часть функций, возложенных на него при его учреждении в 1802 г., т. е. «совокупного доклада министров государю-императору и рассуждений их, также совокупных, в присутствии и под высшим наблюдением и руководством его величества о представляемых на высочайшее усмотрение делах, мнениях и предположениях» (цит. по: Чернуха В. Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978. С. 145-146). С 1857 г. эти функции стал временно отчасти выполнять созданный при императоре неофициальный орган — Совет министров.
584 На указанном совещании, прошедшем под давлением массовых беспорядков, «Временные правила об отбывании воинской повинности...» не были отменены, хотя и было решено в дальнейшем их не применять (см.: Ольховский Е. Р. Студенческое движение в Петербургском университете в период ленинской «Искры» (1900-1903 гг.) // Петербургский университет и революционное движение в России. Л., 1979. С. 48).
585Клейгельс Николай Васильевич (1850 — после 1916) — генерал-адъютант (с 1903 г.), участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг., с 1895 по 1904 г. — градоначальник Санкт-Петербурга, в 1904-1905 гг. — киевский, подольский и волынский генерал-губернатор, с 1905 г. числился по военному министерству. Указанный факт отставки градоначальника в связи с описываемыми событиями документально не подтвержден.
586Мак-Кинли (McKinley) Вильям (1843-1901) — государственный деятель США. С 1877 г. — член конгресса США. В 1897-1901 гг. — президент США от Республиканской партии. 6 сентября 1901 г. был смертельно ранен анархистом.
587Николай I (1796-1855) — император всероссийский (1825-1855).
588Полежаев Александр Иванович (1805-1838) — поэт.
589 Шевченко Тарас Григорьевич (1814-1861) — поэт.
590 Биографам поэта известна несколько иная версия: шуточная (сатирическая) поэма «Сашка» попала в руки императора Николая I, когда тот прибыл в Москву на коронацию. После того, как Полежаев в присутствии императора прочитал свое произведение, государь обратился к присутствовавшему при этом министру народного просвещения князю А. А. Ливену: «Я положу предел этому разврату; это все еще


Комментарии
779
следы; последние останки» (т. е. брожения, приведшие к заговору декабристов). Получив, однако, от министра отзыв, что Полежаев «поведения превосходнейшего», государь сказал: «Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно для примера другим», а затем добавил: «Я тебе даю военною службою средство очиститься... от тебя зависит твоя судьба, если я забуду, то можешь мне писать». С этими словами государь, поцеловав Полежаева в лоб, отпустил его. Поэт был определен в войска с нижним офицерским званием — унтер-офицер. Несколько раз он обращался с письмом к царю с просьбой об улучшении своего положения, но не получил ответа. Тогда он покинул расположение части и пешком отправился к государю, но на полпути спохватился и вернулся. В наказание был разжалован в рядовые, хотя ему грозило прогнатие [так в тексте. — Я. Т\ через строй и верная гибель. Именно в этой ситуации его спасла милость царя. Позже Полежаев был восстановлен в офицерском звании, однако приказ об этом пришел уже после смерти поэта (Введенский А. И. Александр Иванович Полежаев (Биографический очерк) // Стихотворения А. И. Полежаева. СПб., 1892. С. 6-10).
591В 1896 г. между Россией и Китаем был заключен секретный договор, направленный против Японии. По одному из его условий планировалось сооружение железной дороги из Забайкалья через Маньчжурию до Владивостока, что значительно сокращало сроки и стоимость строительства обходной трассы. Однако в 1899-1901 гг. Цинскую империю потряс внутренний кризис, приведший к народному восстанию, названному «боксерским», которое было подготовлено тайным религиозным обществом «Ихэцюань» («Кулак во имя справедливости и согласия»). Восставшие уничтожали иностранцев и имущество зарубежных компаний, осадили посольский квартал в Пекине. Европейские государства, США, Япония и Россия спешно ввели туда свои войска. Отряды «боксеров» были разбиты и подписаны условия урегулирования конфликта. Но еще до завершения общих переговоров держав с Китаем царское правительство вступило с ним в сепаратные переговоры об условиях эвакуации русских войск из Маньчжурии. Сохранить секретность не удалось и, как следствие, противники России консолидировались, что заставило российскую дипломатию уступить в своих требованиях. В марте 1902 г. был заключен российско-китайский договор о поэтапном выводе русских войск в течение 18 месяцев, если этому не воспрепятствуют новые волнения в Китае или недружественные действия других держав.
592 В 1862 г. Кропоткин, будучи адъютантом начальника штаба Восточной Сибири, входил в состав комитетов («для реформы тюрем и всей системы ссылки и для выработки проекта городского управления»), участ¬


780
вовал в разработке планов преобразования системы местного самоуправления. Однако польское восстание 1863 г. «положило конец всем реформам». По мнению Кропоткина, Александр II «сделал большую ошибку, вызвав так много ожиданий, которых потом не мог удовлетворить <...> он побудил по всей России людей сесть за построительную работу; он побудил их выйти из области надежд и призраков и дал им возможность, так сказать, осязать, почти осуществить назревшие реформы <...> И когда они отлили свои идеалы в форму законов, требовавших только подписи императора, чтоб стать действительностью, он отказался подписать» (Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 177,181,183).
593Константин Николаевич (1827-1892) — великий князь, второй сын императора Николая I, адмирал. В 1853-1881 гг. руководил Морским министерством. В 1860-1861 гг. председатель Главного комитета по крестьянскому вопросу. В 1865-1881 гг. — председатель Государственного Совета.
594 В июне 1863 г. Англия и Франция выступили с инициативой созыва конференции держав, подписавших трактаты 1815 г., для обсуждения польского вопроса. Позиция Англии и Франции доставила немало беспокойств российскому правительству. В отчете Министерства иностранных дел за 1863 г. князь А. М. Горчаков вынужден был признать, что польский вопрос стал «камнем преткновения для всех держав».
595 Катков Михаил Никифорович (1818-1887) — публицист, издатель газеты «Московские ведомости» (1851-1855,1863-1887) и журнала «Русский вестник» (с 1856). В 30-х гг. входил в кружок Н. В. Станкевича, был знаком с В. Г. Белинским и М. А. Бакуниным. Сотрудничал с «Московским наблюдателем», когда его редактировал Белинский, и с «Отечественными записками» А. А. Краевского.
596 Партии «Народная воля».
597 Покушение на царя 5 февраля 1880 г. Степана Халтурина.
Ь98Лорис-Меликов Михаил Тариелович (1825-1888) — граф, государственный деятель, генерал-адъютант (с 1865). Один из руководителей военных действий на Кавказе в 1877-1878 гг. В 1880 г. — начальник Верховной распорядительной комиссии и временный начальник III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, с 6 августа 1880 г. по 4 мая 1881 г. — министр внутренних дел.
599 	1 2 февраля 1880 г. была учреждена Верховная распорядительная комиссия с чрезвычайными полномочиями во главе с Лорис-Меликовым, а 6 августа она и III Отделение были упразднены и их функции были пе¬


Комментарии
781
реданы Министерству внутренних дел, главой которого был назначен Лорис-Меликов.
600 Речь, возможно, идет о книге «Конституция Лорис-Меликова» (Лондон: Фонд вольной прессы, 1893), на которую автор ссылается в своих мемуарах (см.: Кропоткин П.А Записки революционера. С. 394).
601 Известный в обиходе под названием «конституции Лорис-Меликова» план «умиротворения» страны фактически представлял собой создание двух временных подготовительных комиссий (финансовой и административной) из представителей земств и назначенных правительством чиновников для выработки преобразования губернского управления, пересмотра земского и городового положений, а также законоположений по отдельным хозяйственным и финансовым вопросам. Предполагалось привлечь от 10 до 15 представителей земского и городского управления с правом совещательного голоса к участию в рассмотрении этих законопроектов в Государственном Совете. (См.: Всеподданнейший доклад гр. М. Т. Лорис-Меликова 28 января 1881 г. // Вестник права. 1905. № 9. С. 284-291; Конституционализм: исторический путь России к либеральной демократии. Сборник документов. М.: Гардарики, 2000. С. 464-471.)
602 О том, что император нуждался в таком единомышленнике, свидетельствует постоянный поиск среди приближенных людей понимающих и поддерживающих проводимые им реформы, а также отношение к Ло- рис-Меликову, которого Александр II наделил чрезвычайными полномочиями для того, чтобы облегчить реализацию задуманных им преобразований.
603 Победоносцев был, по-видимому, того же мнения о личности Лорис-Меликова, когда направил 30 апреля 1881 г. Александру III статью «От неизвестного лица» со следующей характеристикой: «Граф Лорис-Меликов человек честный <...>; но вместе с тем это крайне честолюбивый и властолюбивый, совершенно бессердечный эгоист, и по своему умственному и нравственному склону — человек чисто восточный: ум его хитрый и лукавый, но отнюдь не дальнозоркий и не глубокопроницательный и весьма односторонне развитый жизненной практикой и интригами в сношениях с восточными людьми <...> Он не предан царю и никогда не подвергнет за него свою жизнь опасности. Научное, особенно историческое и политическое, образование его очень поверхностное и ограниченное. О социальном вопросе <...> он имеет крайне одностороннее и поверхностное понятие...» (Тайный правитель России: К. П. Победоносцев и его корреспонденты. Письма и записки. 1866-1895. Статьи. Очерки. Воспоминания. М., 2001. С. 86-87). Интерес также представляет характеристика Лорис-Меликова, данная П. А. Валуевым, занимавшим в 1879-1881 гг. пост председа¬


782
теля Комитета министров. В дневниковой записи 30 декабря 1881 г. он писал: от Лорис-Меликова можно было «ожидать энергичного направления действий всех административных властей по части борьбы с т. н. крамолой; но, конечно, нельзя было бы в нем чаять знатока всех отраслей государственного управления и энциклопедического преобразователя современного строя России» (Граф П.А Валуев. Дневник. 1877-1884. Пг, 1919. С. 82).
^«Только после кончины Александра II были обнародованы за границей при ближайшем участии кн. Юрьевской любопытные данные касательно подписи покойным государем акта, долженствовавшего положить начало политическому обновлению России» ([Ковалевский М.М.] Конституция графа Лорис-Меликова... С. 45). В России же о данных исторических фактах стало известно в период царствования Николая II.
б°51_го ЧИсла по старому стилю.
606Ассамблея представителей дворянства. Ср.: Кропоткин П.А Записки революционера. С. 390-392, 394. Точнее об этих обстоятельствах свидетельствует сам Лорис-Меликов: в «17-й день февраля в Бозе почивший Государь Император Высочайше повелеть соизволил Министру Внутренних Дел изготовить в виде правительственного сообщения, для напечатания в “Правительственном вестнике”, оповещение во всеобщее сведение о принятом всемилостивейше решении. Проект оповещения был изготовлен и, по предварительном одобрении, возвращен в Бозе почившим Императором Министру Внутренних дел 1-го марта в U1 h часов по полудни, при объявлении Высочайшей воли, чтобы проект до его напечатания был выслушан в заседании Совета Министров в среду 4-го марта» (цит. по: [Ковалевский М.М] Конституция графа Лорис-Меликова... С. 88).
607 Манифест «О незыблемости самодержавия» был обнародован 29 апреля 1881 г. В нем, в частности, провозглашалось, что император «с верою в силу и истину самодержавной власти» будет ее «утверждать и охранять для блага народного от всяких на нее поползновений». По свидетельству государственного секретаря (1880-1883) Е. А. Перетца: «20 апреля [1881 г.] Манифест писан Победоносцевым по соглашению с Игнатьевым и Островским. По совету Игнатьева выписан был на помощь из Москвы Катков» (Дневник Е. А. Перетца. М.; Л., 1927. С. 69). Т. е. соавторами Победоносцева и Каткова были Игнатьев Николай Павлович (1832-1908), с 25.03.1881 г. — министр государственных имуществ, а с 4.05.1881 по 30.05.1882 г. — министр внутренних дел и Островский Михаил Николаевич (1827-1901), с 24.07.1878 г. — член Государственного Совета, с 4.05.1881 г. по 1.01.1893 г. — министр государственных имуществ.


Комментарии
783
тВильгелъм I (Wilhelm) Гогенцоллерн (1797-1888) — прусский король с 1861 г. и германский император с 1871 г.
609 Александру III.
610 По тексту — civil list — гарантии по поводу дальнейшего содержания лиц царской семьи. Не отрицая пользы созыва народных представителей, престарелый император старался предостеречь в указанном письме своего племянника от «подводных камней, которых, — как пишет он, — необходимо избегать при даровании конституции». Средства к этому лежали, на его взгляд, в следующем. Не определять условий ценза при выборах в парламент. Не допускать всеобщего избирательного права. Двухкамерная система, но без преимуществ, которые допустили бы парламент до управления государством (например, без права отставлять министерство, если оно окажется в меньшинстве), достаточно обеспечит парламенту участие в законодательной власти. Не допускать также вмешательства его в политику, особенно в момент предъявления правительством требования о кредите. Ничто не мешает, однако, правительству делать парламенту сообщения по собственной инициативе. Трехгодичный бюджет. Оставление в силе последнего бюджета, если новый не будет утвержден в течение парламентской сессии. Не допускать гражданской росписи (liste civile) взамен уступки государственных иму- ществ. Равноправность вероисповеданий. Не допускать неограниченной свободы преподавания и печати. (См.: [Ковалевский М.М] Конституция графа Лорис-Меликова... С. 68-70.)
611 На самом деле записка с данным проектом рассматривалась в Особом совещании 21-30 января 1880 г. Проект был отложен. Текст этого «проекта» опубликован. См.: Великий князь Константин Николаевич. Записка // Вестник права. 1905. № 9- С. 270-284; Конституционализм... С. 451-464.
612 В проекте, в частности, предусматривалось, базируясь на существующем законодательстве и с целью его развития, созывать, «по мере надобности, при Государственном совете совещательное собрание из экспертов или гласных, особо избираемых для сего губернскими земскими собраниями и городскими думами наиболее значительных городов». Собранию этому предполагалось поручать «предварительное рассмотрение законодательных предположений, требующих ближайшего соображения с местными потребностями, а также предварительное обсуждение ходатайств земских и дворянских собраний и городских дум» (Конституционализм... С. 453-454).
613 Нейтралистская система организации власти, в отличие от федералистской, предполагает более сильную центральную власть, жестко регламентирующую права регионов. Местная власть при этом ограничивается в свободе принятия решений.


784
614Владимир Александрович (1847-1909) — великий князь. Председатель Государственного Совета. Со 2 марта 1881 г. возглавил войска гвардии и Петербургского военного округа (вначале в должности командующего, а с 1884 по 1905 г. — главнокомандующего).
615 Нами не найдено документального подтверждения данному факту.
616 На страницах своей газеты Катков в то время писал: «Предлагают много планов. Но есть один царский путь. Это — не путь либерализма или консерватизма, новизны или старины, прогресса или регресса. Это и не путь золотой середины между двумя крайностями <„> Единая власть и никакой иной власти в стране, и стомиллионный, только ей покорный, народ — вот истинное царство» (Московские ведомости. 1881. № 114).
617Аксаков Иван Сергеевич (1823-1886) — публицист и общественный деятель. Один из идеологов славянофильства. Редактор журналов и газет «День», «Москва», «Русская беседа», «Русь» и др.
618 Назвав «Положение» 19 февраля 1861 г. «дурацким» за то, что оно не отражает объективно сложившиеся отношения в деревне, И. С. Аксаков был против выкупа крестьянами земли и допускал лишь их участие «наравне с другими» сословиями в выплате помещикам вознаграждения, которое он считал безусловно необходимым. Подробнее по данному вопросу см.: Цимбаев Н. И. И. С. Аксаков в общественной жизни пореформенной России. М., 1978; Китаев В. А. Из истории идейной борьбы в России в период первой революционной ситуации (И. С. Аксаков в общественном движении начала 60-х гг. XIX в.). Горький, 1974.
619 Речь идет, по-видимому, о статье «Alexandre III», опубликованной под псевдонимом XXX во французском журнале «La Revue politique et littéraire» (1881. 26 марта. № 13)
620 Тургенев Иван Сергеевич (1818-1883) — великий русский писатель. Статья Тургенева «Alexandre III», опубликованная в первые недели нового правления, содержала амбивалентную характеристику. С одной стороны, в статье излагались взгляды Александра III на перспективу экономических и политических реформ, в основном совпадавшие с положениями программы Лорис-Меликова. С другой стороны, в статье содержались и такие замечания: «Те, кто ожидают от нового царя парламентской конституции, скоро утратят свои иллюзии <„> Его весьма близкие отношения с ультра-национальной партией, напротив, указывают на известное недоверие по отношению к конституционалистам. Общепринятые в Европе идеи об ограничении власти, предоставляемой монархии, были и останутся еще долго чуждыми России. Императорская власть предпочтет проводить важные реформы, жалуя их сверху путем указов», хотя эти реформы, несомненно, «необходимы, давно раз¬


Комментарии
785
рабатывались и вполне подготовлены». Вместе с тем, царь «может даровать широкие милости, но никогда не признает никаких прав» (Тургенев И. С. Соч. в 15 т. Т. 14. М.; Л., 1967. С. 280-283). У Кропоткина есть воспоминание о последней встрече с уже очень больным Тургеневым в 1881 г.: великий русский писатель «мучился мыслью, что его долг — написать Александру III, который недавно вступил на престол и колебался еще, какой политике последовать, указать ему на необходимость дать России конституцию» (Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 375).
621 Собственно сам Александр III программу не писал и не давал указания о ее публикации.
622 В статье Тургенева приводились следующие планируемые мероприятия: 1) значительное уменьшение крестьянских выкупных платежей за землю; 2) коренное изменение системы налогов; 3) отмена подушной подати; 4) облегчение переселений из одной губернии в другую; 5) большие облегчения в отношении паспортов; 6) учреждение земельных банков.
623 В этом письме великому князю Владимиру Александровичу была изложена суть будущего Манифеста 29 апреля: он «никогда не допустит ограничения самодержавной власти» ([.Ковалевский М. М.] Конституция графа Лорис-Меликова... С. 75).
624 Известно также письмо Александра III Победоносцеву 21 апреля 1881 г., в котором, в частности, говорится: «Лорис, Милютин и Абаза положительно продолжают ту же политику и хотят так или иначе довести нас до представительного правительства, но пока я не буду убежден, что для счастья России это необходимо, конечно этого не будет, я не допущу. Вряд ли, впрочем, я когда-нибудь убеждусь [так в тексте. — Я. Г.] в пользе подобной меры, слишком я уверен в ее вреде. Странно слушать умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики и бюрократического либерализма» (Тайный правитель России... С. 80). Несколько позже (уже после события 1 марта 1881 г.) Александр III, рассматривая бумаги своего покойного отца, наложил на Всеподданнейший доклад министра внутренних дел гр. Лорис-Меликова от 28 января 1881 г. такую резолюцию: «Слава Богу, этот преступный и спешный шаг к конституции не был сделан, и весь этот фантастический проект был отвергнут в совете министров весьма незначительным меньшинством» (Былое. 1918. № 4-5. С. 162).
Милютин Дмитрий Алексеевич (1816-1912) — военный министр с 16 мая 1861 г. по 21 мая 1881 г.
Абаза Александр Аггеевич (1821-1895) — министр финансов с 27 октября 1880 г. по 6 мая 1881 г.


786
625 Еще 1 марта 1881 г. Победоносцев отправил императору письмо со следующим предложением: «<„.> для успокоения умов в настоящую минуту необходимо было бы от имени Вашего обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим никакого двоемыслия <...> Первый манифест был слишком краток и неопределенен. Я попробую, если угодно будет, придумать соответственную редакцию и представить на Ваше усмотрение». Проект нового Манифеста был подготовлен Победоносцевым и направлен царю. Члены действующего правительства, по свидетельству, в частности, П. А Валуева, были даже не в курсе готовящегося документа (Граф П. А Валуев. Дневник.. С. 158). В Манифесте были следующие строки: «...глас Божий повелевает нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный промысел, с верою в силу и истину самодержавной власти, которую мы призваны утверждать и охранять для блага народного, от всяких на нее поползновений» (Тайный правитель России... С. 51,82).
626 Николай II (1868-1918) — последний российский император (1894-1917).
Российские школы и Святейший Синод
Публикуется, в переводе П. И. Талерова, по: «Russian schools and the Holy
Synod» // The North American Review. T. 174. New York, 1902. № 4. Апрель.
C. 518-527.
627 Статья К П. Победоносцева была опубликована в «The North American Review». Vol. CLXXIII. № 538. P. 349-354 под назв.: «Russia and Popular Education». Одновременно в «Московских ведомостях» (№ 284 и 285 за 1901 г.) был помещен без подписи «Ответ русского человека Кропоткину», за которым легко угадывается авторство К. П. Победоносцева. При внешней схожести русского и американского вариантов статей между ними есть некоторые существенные различия, о которых речь идет в примечаниях, данных курсивом в круглых скобках. В русском варианте, в отличие от американского, статью предваряет следующее объяснение причин ее появления: «Известный анархист, русский эмигрант кн. Кропоткин в майской книжке The North American Review напечатал статью “Настоящий кризис в России”; статья эта в свое время вызвала немало комментариев в американской и английской печати. Редакция этого журнала, желая знать по предмету статьи мнение русского человека из России, обратилась к одному из русских государственных деятелей, имя которого известно за границей, с предложением написать “о настоящем положении России...” На это предложение последовал следующий ответ, недавно появившийся в том же журнале. Приводим этот ответ полностью.
“Редактор этого издания предложил мне написать статью по поводу сложившейся в России ситуации. Однако это задача, в которой я не считаю


Комментарии
787
себя компетентным. Она не только не под силу старому человеку, чьи силы на исходе, но также может оказаться не под силу и любому ученому или журналисту в России. Нетрудно написать политический памфлет на эту тему, и подобные памфлеты достаточно часто публикуются в прессе обоих полушарий. Исходящие от конгрессов публикации, в которых звучит тема России, являются, в основном, не более чем политическими памфлетами, вдохновленными доктринерскими предубеждениями и ненавистью педантичных и ограниченных людей. К этой же категории относятся памфлеты Кропоткина, профессионального апостола анархии и социализма. Даже будучи русским, он не знает России (намек на то, что Кропоткин покинул Россию, бежав из заключения летом 1876 г.) и не способен понять свою страну, душа русского человека для него — закрытая книга, которую он никогда не открывал. Его представления о современном положении России основаны лишь на сплетнях и выдумках газет и их корреспондентов, таких же невежественных и неспособных обеспокоиться поиском истины о людях и фактах. Поэтому я ограничиваюсь лишь исправлением некоторых ошибок в материале, которые в изобилии присутствуют в недавней статье Кропоткина, касающейся, главном образом, темы российской системы управления университетами и школами. Очевидно, что рассматриваемая в историческом плане эта система обнаруживает целую серию ошибок и неправильных мер, за которые отвечает правительство. Но какое правительство лишено подобного рода недостатков? Тем не менее, должна быть упомянута одна особенность, касающаяся того, что Россия — это особенный «мир», и что цивилизация не прошла здесь последовательного культурного развития на протяжении нескольких столетий, как это было в западных странах. Таким образом, следовательно, невозможно судить о России по критерию, провозглашаемому другой расой, другой историей, другой культурой, который собственно созревал и развивался на протяжении весьма длительного времени; я даже не говорю о том, что этот критерий, вместе с тем, не является зафиксированным и определенным стандартом в имеющих эту древнюю культуру странах. Также не нужно забывать и то, что пароль (Врусском варианте —лозунг) «свобода» не является талисманом, способным раскрыть все секреты и решить все проблемы человеческого существования. Кропоткин жестко высказывается как в отношении ограниченности средств, выделяемых начальным (в русском варианте — первоначальным) школам, так и недостаточности самих школ. Он говорит (все цитаты из разбираемой автором статьи Кропоткина в американском варианте полностью идентичны подлиннику, в русском же есть отдельные разночтения, не только касающиеся стилистики (редактора — ?), но и искажающие первоначальный смысл}. «В то время как даже теперь у нас только в европейской части России имеется одна школа на каждые 2230 жителей, и только один ребенок из каждых двадца¬


788
ти-тридцати детей школьного возраста идет в школу (в Англии — один из семи), Министерство (врусском варианте —министры) народного просвещения во время царствования Александра II каждый год возвращало в Государственную казну (в русском варианте — «министру финансов») половину из того бедного пособия в $ 4 000 000 в год для поддержки и развития начальных (в русском варианте слова «,поддержки и развития начальных» отсутствуют) школ, которое было предусмотрено бюджетом. Этим деньгам не нашли применения! (в русском варианте — «Они не знали, куда девать эти деньги!»). И если Министерство (в русском варианте —министр) народного просвещения тратит теперь эти средства полностью, то поражает следующее. Они используются не столько на открытие собственно школ, сколько на поддержку деревенского духовенства (в русском варианте — «он [министр. — П. Т.[ не открывает своих собственных школ, но тратит деньги на субсидии сельскому духовенству»), которое, оставим в стороне его общее невежество, имеет школы, главным образом, только на бумаге. Его время полностью занято повседневными обязанностями (браки, похороны и т. д), поэтому священники набирают для работы (в русском варианте — «платят жалование») в школе вообще непригодных к этому канторов (в русском варианте фигурируют псаломщики, которые по уровню своего образования были несомненно выше, чем канторы, т. е. простые певчие в церковном хоре, которых в действительности не должны были допускать до учебного процесса (в отчетах по ведомству Святейшего Синода сведений о привлечении певчих к работе в церковных школах нет)) или отставных солдат. Все это хорошо известно в России». Это обвинение основано на абсолютном незнании фактов. С тех пор как Кропоткин покинул Россию, произошел значительный прогресс в данном вопросе, и корреспонденты, чьей информации он доверяет, вероятно, такие же невежественные, как и он сам. Он не имеет никакого преставления о сельских церковных школах. Первоначальные школы включают в себя: 1) те, которые учреждены министром просвещения (в русском варианте —Министерством народного просвещения)-, 2) те, которые учреждены и содержатся земствами; 3) те, которые относятся к церковным приходам. Школы последнего типа либо не существовали во времена Кропоткина, либо, если и существовали, то были полностью в запущенном состоянии; в то время как во времена царствования Александра III они были заложены на новом фундаменте (проект организации в России народного образования при посредстве церковных школ был предложен в 1869 г. известным подвижникам в деле народного просвещения H. X. Бесселем, чьим горячим сторонником был и Победоносцев. Однако на деле сложившиеся объективные и субъективные обстоятельства (усиление бюрократической опеки и недоверия к обществу и учителям, жесткая цензура, отсутствие возможностей и желания сельского духовенства


Комментарии
789
заниматься просветительством и т. д.) свели все потуги инициаторов к нулю) и стали быстро расти. Несмотря на все, что Кропоткин может сказать, исходя из собственной предвзятой точки зрения, школы этого третьего типа наиболее пригодны для России. Как ученый географ и социолог, Кропоткин должен знать, что по всей обширной территории империи население разбросано самым разным образом. Дорог нет, люди живут в степях, в лесах, в болотах; их жилища иногда разделяют пятьсот-восемьсот верст невозделанных и непроходимых земель; а сами жители, бескультурные и где-то даже дикари, зарабатывают скудные средства для своего существования вдали от всех средств сообщений и необходимых условий для промышленности и торговли. В человеческих ли силах обеспечить все эти местечки и отдаленные поселения правильными школами и учителями? И все же там живут живые люди — российские граждане. К счастью, даже в наименее культурных областях можно найти церкви, а это те церкви нашей страны, которые, существуя повсеместно, сеют семена цивилизации среди бедняков, населяющих эти пустыни, и поэтому становятся подлинными источниками света во тьме. Нужно помнить, что при подобном положении вещей главным вопросом в этих областях является не то, чтобы начать тотчас обучать наукам, а то, чтобы в народное сознание внедрить понятия (в русском варианте — «является, прежде всего, не научное образование, а внушение народу понятий») того, что правильно и неправильно (в русском варианте — «добра и зла»), справедливо и несправедливо, правда и ложь; преподавание им алфавита, обучение письму, изучение евангельских принципов и формирование мыслей, необходимых для реализации духовной истины (в русском варианте — вместо слов, начинающихся «формирование мыслей...» и до сноски - слова «сознание духовной жизни»). Школа, следовательно, должна быть простой и дешевой, в соответствии с местными условиями. Таковой, в принципе, в России является приходская школа (в русском варианте — «Таковы принципы приходских школ в России»)-, тем не менее, в более благоприятных местных условиях школа развивает во многих местах эти простые основные черты в более разностороннее обучение (в русском варианте слова «в более разностороннее обучение» отсутствуют) и обеспечивает полный курс элементарного образования. Прогресс этими школами был достигнут, в основном благодаря собственным усилиям (в русском варианте первая часть фразы — «Успех этих шкал делает им честь»), и государство, понимая это, предоставляет сегодня значительные субсидии (около шести миллионов рублей), в то время как, с другой стороны, равная ей, или даже большая, сумма собирается за счет добровольных пожертвований. То, что Кропоткин говорит о несостоятельности деревенского духовенства, — конечно, несправедливо. Возможно, в его время невежественные педагоги, о которых он говорит, часто набираемые из отставных солдат, были доста¬


790
точно обыденным явлением. Сегодня у нас есть квалифицированная система семинаров и педагогических лицеев для подготовки школьных учителей и учительниц, все более необходимых взамен приходскому священнику, который, занимаясь своими служебными обязанностями, не может эффективно осуществлять школьное преподавание. Когда Кропоткин ссылается на то, что кавказские школы и школы донского казачества значительно лучше обычных российских школ, то здесь он снова обнаруживает свое незнание фактов о том, что условия, в которых существуют школы в этих районах, наоборот, значительно хуже (об этом, в частности, писал известный осетинский просветитель конца XIX — начала XX в. — ААГассиев, считавший, что «Единственно разумной целью, ближайшей для наших школ, может быть внесение в массу инородческого населения здравых понятий науки и религии или, что то же самое, поднятие нравственного и умственного уровня инородцев через посредство выпускаемых школами детей» (Гассиев А А Школьное дело между инородцами на Кавказе //Избранные произведения. Владикавказ, 1992. С. 275)/ Кропоткин продолжает: «Изучение сравнительного государственного права запрещено». Возможно, некоторое время это и имело место, когда запрещение, так сказать, сошло с ума (в русском варианте — «в эпоху, когда у нас изобиловали запрещения»/ но безумие длилось очень недолго (в русском варианте — «но это продолжалось недолго»), и теперь предмет, о котором идет речь, наоборот, широко преподается (в русском варианте — «изучение... свободно продолжается») в университетах (на самом деле число слушателей данного курса было весьма ограниченно). Кропоткин опять уводит нас в область басен и сплетен (в русском варианте — «Такие же басни и небылицы развивает Кропоткин и далее»), когда он говорит: «Г-н Боголепов в свои молодые годы слыл более или менее либералом, но с момента своего назначения министром народного просвещения стал простым инструментом в руках обер-прокурора Святейшего Синода Победоносцева, узко ограниченного фанатика государственной религии, который, если б только это было в его власти, сжег бы у позорного столба (в русском варианте — «сжег бы на костре») всех противников православия и католицизма». 1). Я (врусском варианте — обер-прокурор) не имел ничего общего с деятельностью департамента образования (в русском варианте — Ведомством народного просвещения). Все было возложено на Боголепова; и, когда Кропоткин говорит: «Именно эти двое, Боголепов и Победоносцев, сообщили царю о киевском деле», он утверждает неправду. Я (в русском варианте — обер-прокурор Победоносцев) был полностью не в курсе этого киевского дела, которое относилось к ведомству только двух министров, Боголепова и министра внутренних дел (в русском варианте — «касавшемся только министерств народного просвещения и внутренних дел») 2). До своего назначения Боголепов был совсем мне (в русском вариан¬


Комментарии
791
те — обер-прокурору) неизвестен, да и впоследствии мы оставались незнакомыми (скорее всего это не совсем так, поскольку и обер-прокурор, и министр народного просвещения входили в состав правительства и не могли не пересекаться в решении вопросов в области образования. Следующая фраза свидетельствует, что между ними были отношения, хотя и далекие от дружеских. Кто и как сообщил царю о киевском деле, нами не установлено). Более того, он вообще был враждебен и оппозиционен ко мне, и ни разу со мной не консультировался (в русском, варианте эта фраза отсутствует). Кропоткин далее говорит: «Когда Николаю II доложили о киевских беспорядках, первое, что он сказал, было то, что он сыт по горло этими студенческими бунтами и закроет все университеты». Это ложь от начала до конца. Кто слышал, что сказал царь (в русском варианте — «слова русского царя»)? Корреспонденты Кропоткина не слышали этого (в русском варианте — «не могли их слышать»). Они просто выдумали, как они делают это каждый день в своей прессе. Какой набор пошлостей! «Затем он говорил о Порт-Артуре, и, наконец, отдал приказ о военной службе» (курсив в приводимой цитате — Победоносцева). Прежде чем выяснять истинное значение слов «затем» и «наконец», нужно вспомнить, что наш император никогда не отдает таких приказов под своей личной ответственностью. Он лишь довольствуется утверждением решений различных исполнительных советов и резолюций своих министров в случаях, установленных законом. Указ относительно военной службы студентов (имеются в виду «Временные правила об отбывании воинской повинности воспитанниками высших учебных заведений, удаляемых из сих заведений заучинение скопом беспорядков», подписанные Министром народного просвещения Боголеповым 29 июля 1899 г. (№9763) по согласованию с военным министром и министрами юстиции и внутренних дел), виновных в проведении агитации против университетской программы (в русском варианте — «против университетского режима»), был издан вне всякой зависимости от какой-либо инициативы со стороны императора. Министры, приглашенные в Кабинет на заседание (факт такого заседания Кабинета министров нами не установлен), чтобы обсудить последствия этих университетских беспорядков, посчитали необходимым прибегнуть к помощи такого наказания, и их решение было представлено на утверждение императору. Позже был опубликован устав (з русском варианте — правила), согласно которому наказание в каждом случае применялось в зависимости от решения специального комитета, в состав которого входили министры соответствующих ведомств (согласно статьи 2 «Временных правил» определялся состав такого комитета или, по тексту правового акта, — особого совещания: председатель и члены педагогической коллегии, которой действующим уставом учебных заведений была предоставлена дисциплинарная власть, а также представители от ми¬


792
нистерств: военною, внутренних дел и юстиции), и решения этого комитета приобретали силу закона (в русском варианте — «по закону являлись действительными») без необходимости императорской санкции. Киевское дело, следовательно, было таким образом урегулировано, а воля императора не имела к этому никакого отношения (в русском варианте — «не принимала в этом никакого участия»). Когда Кропоткин утверждает, что «эти студенты как настоящие преступники, в абсолютной тайне, были вывезены в неизвестном направлении (предположительно, в Порт-Артур)», он говорит что-то совсем невообразимое. Ничего подобного не происходило; наоборот, без всякой секретности студенты тихо были отправлены железной дорогой в соответствующие полки, военный министр присутствовал во время их отправки и сделал все для удобства их путешествия (автор здесь явно иронизирует: до наших дней дошли воспоминания участников студенческих волнений, которые рисуют несколько иную картину отправки провинившихся к местам военной службы (см, например, Иорданский Н. Миссия Ванновского (Из воспоминаний о студенческом движении 1899 г.) //Былое. 1907. №9- С. 83-131; Памяти русского студенчества. Сборник воспоминаний конца XIX, начала XX веков. Париж, 1934). Но, к сожалению, правдой является то, что мера наказания, о которой идет речь, была применена к ста восьмидесяти (в русском варианте — «ко 148». В действительности наказанию согласно данной правовой норме были подвергнуты 183 студента Киевского университета за участие в сходке 7 декабря 1900 г. и 27 студентов Санкт-Петербургского университета за участие в сходках с 23 по 28 ноября 1900 г.) студентам, которые считали ее слишком строгой, поскольку законом определялось ее применение только в нескольких исключительных случаях (в русском варианте вместо слов <которые считали...» и до сноски — <что и придавало ей особенно строгий характер». Па самом деле диапазон применения этой меры, согласно «Временным правилам», был достаточно широк «заучинение скопом беспорядков в учебных заведениях или вне оных, за возбуждение к таким беспорядкам, за упорное, по уговору, уклонение от учебных занятий и за подстрекательство к такому уклонению» (cm. 1). Статья Кропоткина демонстрирует другой поразительный пример распространения в заграничной прессе чудовищной лжи относительно внутреннего положения России, так же как и полное невежество Кропоткина относительно страны, к которой он прежде принадлежал. Он, ничуть не сомневаясь, пускает в обращение следующую нелепую историю, которую он неизвестно где подобрал и которую я цитирую его собственными словами: «В заключение Комитет Министров, впервые взяв на себя роль кабинета министров, обсудил императорский указ и настоял на его отмене (в русском варианте — «на том, чтоб его взяли назад»). Комитет Министров отказался подчиниться воле царя, желающего


Комментарии
793
ввести чрезвычайное положение (в русском варианте — «относительно провозглашения осадного положения»), и добился от императора отставки петербургского начальника полиции генерала Клейгельса» (курсив в приводимой цитате — Победоносцева). Тем не менее ничего этого не произошло и не могло бы произойти, поскольку что-либо подобное противоречило бы всему законодательству, а, на самом деле, понятиям справедливости-несправедливости (в русском варианте такое окончание фразы отсутствует). Генерал Клейгельс никогда не прекращал выполнять своих функций (в русском варианте — «никогда не покидал своего поста») начальника полиции. Наконец, Кропоткин не может предложить иной панацеи счастья и благосостояния России, кроме постоянно повторяющихся излюбленных приемов (в русском варианте — «как вечное священное (sacramental) средство») профессиональных политиканов (в русском варианте — политиков, однако при переводе слова «политик» на американский английский оно могло принять несколько презрительный окрас — «политикан»): «Конституция», «Палата Представителей» и «власть правящего большинства». Будучи анархистом, он выбирает то, что действительно было бы самьм верным средством, чтобы привести страну, от которой он отрекся, к анархии. Выражаясь простым языком, он говорит, что Россия перерастает самодержавную форму правления. Но даже если бы мы признали эту истину, не дай Бог искать путей улучшения формы правления способом, предложенным Кропоткиным. Если попытаться это сделать (в русском варианте такое начало фразы отсутствует), вся Россия поднимется против наихудшей из всех тираний, тирании масс (по-видимому, автор подразумевает под этим давление народных масс на правительство и зажиточный класс через представительные органы власти с целью изменения формы правления в свою пользу). Он должен знать, что сегодня почти везде в Европе, мы можем сказать, что различные государства перерастают (в русском варианте — переросли) представительную форму правления, и что везде серьезные умы протестуют против тирании парламентского большинства, одновременно и неспособного, и непокорного. Есть много убедительной литературы по данному предмету, например, вышедшая в Америке книга Годкина «Непредвиденные тенденции демократии» (известный американский социолог Эдвин Лоуренс Годкин [Edwin Lawrence Godkin] (18)1-1902) — автор ряда критических работ о проблемах демократической формы государственного устройства. См.: Godkin E. L. Problems of modem democracy political and economic. Cambridge, Massachusetts. 1966. [XLII], 346 с). Франция, Австрия, Германия, Италия — все чувствуют себя бессильными что-либо с успехом сделать со своим плохо работающим представительством и существующим у них парламентским аппаратом (в русском варианте — «плохо работающею парламентской машиной»). Можно благополучно утверждать, что этот во¬


794
прос — один из наиболее важных в политической науке, фатальная проблема Сфинкса (сфинкс, по древней мифологии, — чудовище с лицам и грудью женщины, львиным телом и крыльями птицы. В переносном смысле, сфинкс — олицетворение загадочности) становится актуальной на рубеже девятнадцатого и двадцатого столетия. Однако Кропоткин в такое время упорствует в поддержке уже изношенных доктрин (в русском варианте — «поддерживать устаревшие доктрины»), которые были кредо педантов в 1-й половине XIX века (по-видимому, автор имеет в виду приверженность Кропоткина идет свободы, равенства и братства, за- нимавшимумы передовой русской интеллигенции периода царствования Николая Г)\
628 «Московские ведомости».
629 «Русский вестник» — литературный и политический журнал, был основан в 1856 г. М. Н. Катковым при содействии П. М. Леонтьева, профессора Московского университета. Выходил в Москве под редакцией Каткова сначала два раза в месяц, а с 1861 г. ежемесячно. После смерти Каткова издание продолжалось его вдовой С. П. Катковой, под редакцией кн. Д. Н. Цертеле- ва. В 1887 г. (с № 11) издание было приобретено Ф. Н. Бергом и товариществом «Общественная польза», переехало в Санкт-Петербург и выходило под редакцией Берга. В 1896 г. (начиная с № 4) журнал стал редактировать Д. И. Стахеев, с № 10 «Русский вестник» полностью перешел под руководство последнего и переехал обратно в Москву (с № 11). История журнала тесно связана с публицистической деятельностью Каткова. В 1850-х гг. это было одно из самых передовых изданий того времени. Однако в 1860-х гг. облик журнала резко изменился, а с начала следующего десятилетия «Русский вестник» стал активно проповедовать сильную власть, отказ от проводимых реформ.
бз° в уставе о цензуре и печати (отд. 10-е «О мерах против распространения произведений печати, обнаруживших вредное направление и об административных взысканиях») говорилось: «Министру Внутренних Дел предоставляется право делать повременным изданиям, изъятым от предварительной цензуры, предостережения с указанием на статьи, подавшие к сему повод. Третье предостережение приостанавливает продолжение издания на срок, который Министром Внутренних Дел при объявлении предостережения будет назначен, но не свыше шести месяцев» (статья 144). В «чрезвычайных случаях, когда по значимости вреда, предусматриваемого от распространения противозаконного сочинения или повременного издания наложение ареста не может быть отложено до судебного о сем приговора», Устав (статья 147) предоставляет право Совету Главного Управления и Цензурным Комитетам «немедленно останавливать выпуск в свет сего сочинения» (см.: «Устав о цензуре


Комментарии
795
и печати. Том XIV Свода Законов, по изданию 1890 г. с позд. дополн. Сост. Н. А. Четверинов. СПб., 1903- С. 34-35).
631 Полное название: «Народное образование на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде в 1896 г. / ХЕХ научно-учебный отдел. Отчет заведовавшего XIX отделом Е. Ковалевского при участии гг. Л. М. Брамсона, Г. Ю. Гессе, В. И. Грузова, С. И. Игнатенкова, П. М. Крыжановского, И. Н. Михайлова, М. Н. Правдина, В. А. Раевского, М. H. С. и К Ю. Цируля». СПб.: тип. А. С. Суворина. 1897.
Ковалевский Евграф Петрович (1865-1941) — политический и общественный деятель. Образование получил в Московском университете. Служил в Министерстве народного просвещения, принимал непосредственное участие почти во всех кампаниях по преобразованию средней и начальной школы. В 1896 г. организовал научно-учебный отдел на нижегородской выставке, по его инициативе был организован бесплатный и льготный проезд преподавателей и учащихся — участников этой выставки. В 1900 г. на Парижской всемирной выставке им было организовано бесплатное проживание и образовательные экскурсии для российских учителей. В 1901-1907 гг. в качестве председателя постоянной комиссии народных чтений разрабатывал вопрос об устройстве и оборудовании народных аудиторий. В течение 20 лет состоял уездным и губернским гласным и почетным мировым судьей в Воронежской губернии, где был избран от общего съезда избирателей в III Государственную Думу, состоял товарищем председателя комиссии по народному образованию, разрабатывал законопроект о всеобщем обучении.
632 На самом деле было две брошюры. Первая была подготовлена секретарем Нижегородской духовной консистории М. Макаревским под заглавием «Церковная школа на Всероссийской выставке 1896 г. в Нижнем Новгороде. Очерк представленного на выставке состояния церковно-школьного дела в России». Ее первое издание с «шестью фототипическими снимками церковно-школьной выставки» было напечатано в С.-Петербургской Синодальной типографии и вышло в 1897 г., т. е. уже после закрытия выставки, и не могло свободно распространяться среди посетителей последней. Второе издание этой же брошюры (1898) было дополнено двумя схемами со статистическими данными по церковным школам и начальным сельским училищам Министерства народного просвещения. Что касается другой брошюры, которая, по-видимому, и раздавалась на выставке, то она называлась «Всероссийская выставка. Церковно-приходская школа» и была «снабжена на обложке рисунком церкви-школы и двумя миниатюрными планами последней»; издание Синода, «печатано по распоряжению г. Обер-прокурора Святейшего Синода»; объем — 22 с. На 16-ти первых страницах говорилось об успехе и характере церковных школ, а вторая часть была посвящена общему


796
обозрению отдела церковной школы на Всероссийской выставке. Удивительным образом ошибки, неточности, а также некорректное противопоставление церковных и министерских школ, допущенные в этой брошюре, повторяются в статье В. Давыденко «Церковно-школьное дело на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде», опубликованной в журнале Святейшего Синода «Народное образование» (СПб., 1896. Книга X. Октябрь. С. 1-40).
633 Здесь и далее подразумеваются существовавшие в России школы грамоты.
634 Сюда закралась чисто арифметическая ошибка: в 1883 г. было 5700 школ грамоты, а в 1893 г. их стало 17 870, т. е. увеличение произошло чуть более чем в три раза. Путаница возникла из-за того, что вначале в тексте в качестве первого числа фигурировало 1000, а не 5700 школ (см. примечания ниже). Тем не менее, их численность в 1893 г. не оспаривалась.
635 Имеется в виду вышеуказанный отчет Е. Ковалевского «Народное образование на Всероссийской выставке...»
636 В цитируемом источнике: «...была допущена большая неверность».
637 Далее в цитате пропущено следующее: «...между тем в том же 1884 г. обер-прокурор Святейшего Синода, в представлении своем в Государственный Совет о правилах для церковно-приходских школ, привел для примера две губернии, причем в этих только двух губерниях число школ грамоты было тогда более 500».
638 В цитируемом источнике: «Тотчас после открытия выставки, в отдел стали поступать заявления, что указанные в диаграмме цифры неверны. Оказалось, например, что в 1883 г. в одной Московской губернии было до 300 школ, во Владимирской 400 и т. д., всего же тогда их насчитывалось более 10 000».
639 Последнее предложение в оригинале (на с. 124 отдельным абзацем): «В отдел поступали официальные заявления от земских деятелей и чинов Министерства народного просвещения, просивших исправить ту или иную цифру, что и делалось по мере возможности». Далее приводились примеры таких ошибок (два из них приводит Кропоткин в своем примечании, еще один — по Рязанской губернии, где вместо 71 было показано 42 школы), а также указывалось, что «тоже было замечено и в губерниях: Орловской, Тульской, Пензенской, Смоленской, Харьковской и некоторых других».
640 В цитируемом источнике: «К крайнему сожалению, анонимный автор брошюры, указывая на достоинства церковных школ, вместе с тем считает нужным почему-то умалять училища Министерства народного просвещения, уверяя, что училища эти чужды народу, который, будто бы, не идет в них». Так в одной из брошюр, касаясь развития народного


Комментарии
797
образования в эпоху Александра II, говорится следующее: «Земско-министерская школа, оставив старое русло исторической жизни русского народа, пошла по либеральному западноевропейскому пути, причем, как во времена Екатерины, на первом плане явился “учебный способ”, методические искусственные приемы обучения, а не воспитание в духе церкви, составлявшее главную задачу древнерусской школы. Руководителями новой школы на Руси явились иноземцы, теории которых широко распространялись у нас в эту эпоху. Такое положение дела не могло быть прочным и устойчивым. Народу новая школа была чужда, и если он шел в нее, то потому только, что надо же было где-нибудь учиться. Немалым побуждением к учению служили и льготы по воинской повинности» (Церковно-приходская школа / Всероссийская выставка. СПб., 1896. С. 3).
641 Согласно данным, приведенным в «Школьном календаре 1897- 1898 уч. г.» (издание редакции журнала «Народное образование»), на которое также ссылается вышеназванная брошюра М. И. Макаревского, в церковно-приходских школах (14276) и школах грамоты (20 594) в этот год обучалось (по всем епархиям России) 908 968 мальчиков и 205 144 девочек (всего 1114112 чел.). Подтвердить или опровергнуть эти данные невозможно из-за отсутствия в то время в России строгой статистической отчетности.
642 В действительности эти сведения были взяты за 1896-1897 гг. См.: «Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1896-1897 годы». СПб. 1899- С. 230. Данные приводились по церковно-приходским школам (по 50 епархиям), по школам грамоты (по 51 епархии). Причем группа «наемных учителей» в отчете была обозначена как «светские лица». Эта группа в общей численности учителей и учительниц составляла: по церковно-приходским школам 70,8%, по школам грамоты — 73,6%.
643 Из 8851 светского лица (по 42 епархиям) учителей было 4822 и учительниц 4029; из 6099 светских лиц (по 26 епархиям) учителей было 4791 и учительниц 1308 (Всеподданнейший отчет... за 1896-1897 годы. С. 230). Однако реальное число учителей и учительниц могло быть значительно меньше, поскольку многие из них совмещали работу в нескольких школах и столько же раз были учтены.
^Полный расклад по уровню профессиональной подготовки преподавателей церковных школ был приведен во «Всеподданнейшем отчете обер-прокурора Св. Синода К. Победоносцева по ведомству православного исповедания за 1898 год». СПб., 1901. С. 187-189. Светских лиц мужского и женского пола, кроме законоучителей, в то время насчитывалось: в церковно-приходских школах — 16 342 (или 74,9% от общего числа 21819 учителей в этих школах), в школах грамоты — 17 976 (или


798
82,4% от общего числа 21800 учителей в этих школах). Из анализа данных отчета можно заметить, что подавляющее большинство среди учительского персонала школ грамоты (85,2% от общего числа учителей этих школ) и значительную долю в церковно-приходских школах (36% соответственно) составляли представители начальной школы и с домашним образованием, а также из низших учебных заведений, т. е. те, кто сам владел лишь азами грамоты и вряд ли имел представление о педагогической науке. Сведения же по их сфере деятельности до работы в школе нам неизвестны.
645 Здесь в английском тексте игра слов: a few — несколько, few — немного.
^Имеются в виду — уездные и губернские.
^Говоря словами Победоносцева: «Первоначальные школы включают в себя: (1.) те, которые учреждены министром просвещения; (2.) те, которые учреждены и содержатся земствами; (3.) те, которые относятся к церковным приходам». (См. статью Победоносцева К. П. «Россия и народное образование» в настоящем издании.)
^Земствам.
^Имеется в виду Положение о земских учреждениях, введенное 12 июня 1890 г. в 34 земских губерниях Российской империи.
650 Известно высказывание Победоносцева в отношении земств: «Наше население не подготовлено к самоуправлению», которое он сделал в 1898 г. при обсуждении представленного в Государственный Совет министром внутренних дел И. Л. Горемыкиным либерального проекта земской реформы. В этом вопросе обер-прокурор поддерживал министра финансов С. Ю. Витте, ярого противника таких преобразований и сторонника укрепления бюрократических учреждений в управлении хозяйственной частью в губерниях. (См.: Кризис самодержавия в России. 1895-1917. Л, 1984. С. 106.)
651 Грамота о послушании (франц.).
652 Статья 60 Закона от 15 марта 1850 г., принятого в эпоху правления Наполеона III (этот и ряд последующих законов называют «законами Фалу» по имени автора этих нововведений — графа Фаллу (Fallour) Альфреда Фредерика Пьера (1811-1886)), дала свободу преподавания в средней школе всем французам. По смыслу этой статьи, всякий француз, имеющий от роду не менее 25 лет и удовлетворяющий условиям, необходимым для учителя, мог открывать частное среднее учебное заведение. В силу настоящего положения духовенство могло открывать, наряду с низшими школами, средние школы, чем оно и не замедлило воспользоваться. Пользуясь таким благоприятным положением в период правления Луи Наполеона, французское духо¬


Комментарии
799
венство, особенно католическое, широко распространило свою образовательную деятельность.
В 1879 г. при Жюле Ферри, министре народного просвещения в кабинете Ваддингтона, начались серьезные реформы в народном образовании, которые продолжались вплоть до 1905 г. Характер этих реформ был двойственный: с одной стороны, в них обнаружилось стремление сосредоточить школьное дело в руках правительства, что означало устранение католического духовенства от школ; с другой стороны, реформами имелось в виду осуществить идею светской (laique) республиканской школы согласно приемам и преданиям Великой революции (Темниковский Е. Государственное положение религии во Франции с конца прошлого столетия в связи с общим учением об отношении нового государства к религии. Опыт из области церковного права. Казань, 1898. С. 336-338).
Ваддингтон (Waddington) Вильям Генри (1826-1894) — французский государственный деятель и ученый-археолог. С 4 февраля по 21 декабря 1879 г. — президент Совета министров Франции.
653 Франко-прусская война 1870-1871 гг
654 Сипягин Дмитрий Сергеевич (1853-1902) — государственный деятель. Начал службу в Министерстве внутренних дел в 1876 г. В 1881 — 1886 гг. — волоколамский уездный предводитель дворянства, в 1886 г. назначен харьковским вице-губернатором, в 1888 г. — курляндским губернатором, а с 1891 г. — московским губернатором. В 1893 г. назначен товарищем министра государственных имуществ, в 1894 г. стал товарищем министра внутренних дел, в 1895 г. — главноуправляющим императорской Канцелярией по принятию прошений, в 1899 г. — управляющим Министерством внутренних дел и в 1900 г. — министром внутренних дел. Проводил жесткую политику подавления рабочего, крестьянского, студенческого движения. Был убит в Мариинском дворце эсером С. В. Балмашевым.
655 Присяги (?).
656 Финляндия вошла в состав Российской империи по Фридрихсгамско- му трактату 1809 г. 3 февраля 1899 г. было принято новое Положение о порядке издания общегосударственных законов, суть которых сводилась к более определенному урегулированию отношений между империей и Финляндией, имевший собственную конституцию. Февральский Манифест вызвал большой общественный резонанс в Финляндии и заставил генерал-губернатора Н. И. Бобрикова «принимать меры к успокоению взволнованных умов». (См.: Бородкин М. Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н. И. Бобрикова. СПб., 1905. С. 98,102.)


800
657 Намек на Победоносцева.
658 Согласно распространенной в конце XIX в. теории, к монархиям относятся те государства, в которых верховная власть нераздельно вверяется одному субъекту, действующему во имя народа и по его поручению. Таким субъектом может быть или лицо физическое — правитель, или лицо юридическое, составленное из нескольких или многих отдельных лиц. Различный состав субъекта делит монархии на два вида: к первому принадлежат государства, во главе которых стоит единоличный правитель, ко второму — государства, в которых коллегия, как целое, располагает верховной властью. Ко второму типу относятся, в частности, как аристократии, так и представительные демократии, если последние передают власть в целом одному органу, составленному из выборных представителей народа.
659 Подробнее — см. статью Кропоткина П. А. «Современный кризис в России» в настоящем издании и примечания к ней.
660 Министра народного просвещения Боголепова.
661 Это окончание статьи хранится в ГА РФ (Ф. 1129. On. 1. Д. 578. Л. 34 об. — 35 об.). Автор перевода неизвестен, оригинальный (на английском языке) текст этой части статьи Кропоткина нами не найден.
662 Согласно действующему в то время «Уложению о наказаниях уголовных и исправительных» (ст. 190), дети, которые воспитываются родителями не в православной вере, «отдаются на воспитание родственникам православного исповедания или, за неимением оных, назначаемым для сего от правительства опекунам, также православной веры». По этому поводу разгорелась дискуссия на 3-м Всероссийском миссионерском противораскольническом и противосектант- ском съезде. В результате обсуждения единогласно было высказано, что «отобрание от совратившихся в сектантство родителей их малолетних детей, хотя и предусматривается законом в известных случаях, но на практике не может считаться желательною для миссии мерою охраны православия» (Третий Всероссийский миссионерский... съезд в городе Казани. С. 143).
663 Баптизм (от греч. baptizo — окунаю, крещу водой) — разновидность протестантизма. В России появился в начале 1860-х гг. Баптисты упростили культовую и церковную организацию. Штундизм (от нем. Stunde — час; время для религиозных чтений у немецких колонистов) — сектантское течение у русских и украинских крестьян во 2-й половине XIX в., возникшее под влиянием протестантизма. Позднее штундизм слился с баптизмом.
664Леруа-Болъе (Leroy-Beaulieu) Анатоль (1842-1912) — французский публицист, профессор истории; десять лет посвятил изучению России,


Комментарии
801
предприняв последовательно четыре путешествия в 1872-1880 гг. В результате им было написано три объемных тома исследования «L’Empire des Tsars et les Russes» [«Царская Империя в России»] (Paris: T. I. Le pays et les Habitants, 1883. XIII. 611 p.; T. II. Les Institutions. 1886.632 p.; T. III. La Religion. 1889.671 p.). Центральное место исследования занял третий том. В отношении внутренней политики России А. Леруа-Болье осуждал крайности славянофильского национализма. Он видел прогресс России в разумном усвоении западных учреждений и предсказал, что рано или поздно Россия придет к установлению конституционного строя.
665 Иезуиты — члены католического монашеского ордена [самоназвание — «Societas Jesu» (лат.) — «Общество Иисуса»], основанного в 1534 г. в Париже испанским дворянином Игнатием Лойолой и утвержденного папой Павлом III в 1540 г. Основные принципы построения ордена: строгая централизация, беспрекословное повиновение младших по положению старшим, абсолютный авторитет главы — пожизненно избираемого генерала («черного папы»), подчиненного непосредственно папе римскому. Официально был ликвидирован в 1773 г., но в эпоху Реставрации орден иезуитов был официально восстановлен папством (1814) и перед ним была поставлена задача борьбы с революцией.
Нужен ли анархизм в России?
Впервые опубликовано в газете «Хлеб и воля». Genève, 1904. № 10, июль. С. 1-3. Здесь печатается по изданию: Хлеб и воля: Статьи П. Кропоткина, В. Черкезова, Э. Реклю, Л. Бертони и других. СПб.: «Священный огонь» Ал. Морского, 1906. С. 120-126.
666Аракчеев Алексей Андреевич (1769-1834) — генерал от артиллерии (1807), государственный деятель при Павле I и Александре I. С 1815 г. фактически сосредоточил в своих руках руководство Государственным Советом, Комитетом министров и Собственной его императорского величества канцелярией, был единственным докладчиком царю по большинству ведомств.
667 Герой романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» (1862).
Революция в России
Первая публикация под заглавием: «The Revolution in Russia» // The Nineteenth Century and After. 1905. December. Впервые опубликовано на русском языке в переводе Л. Комина издательством «Эхо»: СПб., 1906. С тех пор не переиздавалось. Печатается по этому изданию с уточнением по английскому изданию.


802
668Плеве Вячеслав Константинович (1846-1904) — государственный деятель. В 1867 г. окончил Петербургский университет. Служил в судебном ведомстве. С 1881 г. — директор департамента государственной полиции, в 1884-1894 гг. — сенатор и товарищ министра внутренних дел, с 1894 г. — государственный секретарь и главноуправляющий кодификационной частью при Государственном Совете. С 1899 г. — министр, статс-секретарь по делам Финляндии. В апреле 1902 г. назначен министром внутренних дел и шефом жандармов. Убит эсером Е. С. Сазоновым.
669Сазонов (иначе: Созонов) Егор Сергеевич (1879—1910) — революционер, эсер. 15 июля 1904 г. по поручению боевой организации эсеров убил министра внутренних дел В. К. Плеве. Приговорен к бессрочным каторжным работам, которые отбывал на Нерчинской каторге.
670 Святополк-Мирский Петр Данилович (1857-1914) — князь, государственный деятель; генерал-лейтенант (1901), генерал-адъютант (1904). Окончил Пажеский корпус (1875) и Академию Генштаба (1881). С 1895 г. пензенский, а с 1897 г. екатеринославский губернатор. В 1900-1902 гг. товарищ министра внутренних дел и командующий корпусом жандармов; в 1902-1904 гг. виленский, ковенский и гродненский генерал-губернатор. С августа 1904 г. министр внутренних дел. В ноябре 1904 г. Святополк-Мирский выступил с проектом реформ, предусматривавших включение в Госсовет выборных представителей от земств и городских дум. По инициативе министра был издан царский указ 12 декабря 1904 г., обещавший ряд реформ. 18 января 1905 г. был уволен в отставку.
671 Чартизм (Chartism) — движение рабочих Великобритании в 30-50-х гг. XIX в.; проходило под лозунгом борьбы за проведение «Народной хартии» («People’s Charter» — «Пиплс чартер», отсюда назв.). Начало организованному движению чартистов было положено основанием в 1836 г. Лондонской ассоциации рабочих (ЛАР) во главе с В. Ловеттом и др. Руководители ЛАР выработали программу, которая была опубликована в мае 1838 г. в виде законопроекта под названием «Народная хартия» (содержала требования всеобщего избирательного права, тайного голосования и др.). С конца 1842 г. чартистское движение временно пошло на убыль. Помимо неудачи стачки, его ослабили внутренние сепаратистские течения, незрелость социальных и политических взглядов чартистов. В 1847-1848 гг. под влиянием экономического кризиса и волнений в Ирландии, революционных событий на континенте чартистское движение приобрело широкий размах. Однако с ростом реформистских тенденций в рабочем движении Великобритании чартизм


Комментарии
803
все больше утрачивал свое влияние и в конце 1850-х гг. окончательно сошел с исторической арены.
672 Сергей Александрович (1857-1905) — великий князь, четвертый сын императора Александра II. Участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. В 1887-1891 гг. — командир лейб-гвардии Преображенского полка; с 1891 г. — московский генерал-губернатор, одновременно с 1896 г. — командующий войсками Московского военного округа. 4 февраля 1905 г. был убит эсером И. П. Каляевым.
673 Бунд (с идиш Bund — союз) — Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России. Возник в сентябре 1897 г. на учредительном съезде еврейских социал-демократических групп в Вильно.
б74Гапон Георгий Аполлонович (1870-1906) — священник, инициатор создания проправительственной рабочей организации в 1903-1904 гг. В 1898-1903 гг. учился в Петербургской духовной академии. С осени 1902 г. был связан с начальником Московской охранки С. В. Зубатовым. На деньги МВД создал в Петербурге организацию по образцу зубатов- ских («Собрание фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга»). По инициативе Гапона была выработана петиция и организовано шествие рабочих к Зимнему дворцу 9 января 1905 г., которое закончилось расстрелом рабочих. Гапон скрылся, а затем бежал за границу. В Лондоне написал мемуары «История моей жизни» (на рус. яз. — Л., 1925). Осенью 1905 г. вернулся в Россию. 28 марта 1906 г. был повешен эсерами-боеви- ками на даче под Петербургом.
675 En masse — в массе, в целом (франц).
676 В истории известно как «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 г.
677 Речь о «Кровавом воскресенье» в Петербурге 9 января 1905 г.
678 Лодзь (Lodz, точнее Lodzia) — город в Польше, на водоразделе Вислы и Одры. Административный центр Лодзинского воеводства. После столицы Польши Варшавы самый значительный промышленный центр.
679 Представители ранней школы меркантилизма (последняя треть XV — сер. XVI в.) — В. Стаффорд (Англия), М. А. Де Сантис, Г. Скаруффи (Италия). Главным в раннем меркантилизме являлась теория денежного баланса, обосновывавшая политику, направленную на увеличение денежного богатства чисто законодательным путем. Поздний меркантилизм развивается со 2-й половины XVI в. и достигает расцвета в XVII в. Его главные теоретики — Т. Мен (Англия), А. Серра (Италия), А. Монкретьен (Франция). Для поздней школы характерна система активного торгового баланса, который обеспечивается путем вывоза готовых изделий своей страны и при помощи посреднической торговли, в связи с чем разрешался вывоз денег за границу.


804
680 	Менталитет (от позднелат. mentalis — умственный) — склад ума, мироощущение, мировосприятие, психология.
681Булыгин Александр Григорьевич (1851-1919) — государственный деятель. В 1905 г. был назначен членом Государственного Совета, а 20 января — министром внутренних дел на место князя П. Д. Святополк-Мир- ского. Особой комиссией под председательством Булыгина было выработано Положение о законосовещательной Государственной Думе, опубликованное 6 августа 1905 г. Проект «булыгинской» думы был рассмотрен в Совете Министров и окончательно утвержден на совещаниях в Новом Петергофе 19, 21 и 26 июля 1905 г. (под председательством царя), в которых участвовали великие князья, члены Государственного Совета, министры. 17 апреля 1905 г. был опубликован также выработанный при участии Булыгина Высочайший указ «Об укреплении начал веротерпимости».
682Ярошенко Семен Петрович (1864—?) — ректор Новороссийского университета в 1881-1890 гг.
683 «Булыгинская» дума должна была быть созвана не позднее середины января 1906 г. Большинство населения, согласно проекту, не имело избирательных прав (рабочие, женщины, военнослужащие, учащиеся и т. д.). Для крестьян предполагалось установить четырехстепенные, для помещиков и буржуазии — двухстепенные выборы; 42% выборщиков должно ' было избираться съездами уполномоченных от волостей, 34% — съездами уездных землевладельцев (ценз от 100 до 800 десятин) и 24% — съездами городских избирателей (ценз — недвижимое имущество стоимостью 1500 руб., в столицах — 3000 руб.).
684Игнатьев Алексей Павлович (1842-1906) — государственный деятель, с 1877 г. — граф, генерал от кавалерии. Окончил Академию Генерального штаба, в 1884-1889 гг. иркутский генерал-губернатор; в 1889 г. назначен товарищем министра внутренних дел И. Н. Дурново, но на пути в Петербург получил новое назначение — генерал-губернатором в Киев; в 1896 г. назначен членом Государственного Совета. В 1905 г. был председателем особых совещаний для пересмотра исключительных законоположений об охране государственного порядка и по вопросам веротерпимости, образованных в исполнение указа 12 декабря 1904 г. Выступал противником созыва Государственной Думы и свободы печати. Во время министерства гр. Витте в 1905-1906 гг. был одним из его наиболее решительных противников; состоял членом «Звездной палаты». 9 декабря 1906 г. убит в Твери членом террористической организации.
685Горемыкин Иван Логгинович (1839-1917) — государственный деятель. В 1895-1899 гг. министр внутренних дел. С 1899 г. член Государственного Совета. В апреле 1906 г. назначен председателем Совета


Комментарии
805
Министров. Отстаивал незыблемость самодержавия, добился роспуска I Государственной Думы; в июле 1906 г. был заменен П. А. Столыпиным. С 30 января 19H г. по 20 января 1916 г. вновь председатель Совета Министров.
686Штюрмер Борис Владимирович (1848-1917) — государственный деятель. Окончил юридический факультет Петербургского университета, служил в министерствах юстиции и Двора, был губернатором Новгородской (1894) и Ярославской (1896) губерний. С 1902 г. директор Департамента общих дел Министерства внутренних дел, один из ближайших сотрудников В. К. Плеве. С 1904 г. член Государственного Совета. 20 января 1916 г. назначен председателем Совета Министров, с 3 марта по 7 июля 1916 г. — одновременно министром внутренних дел, а с 7 июля — министром иностранных дел. 10 ноября 1916 г. уволен в отставку. После Февральской революции 1917 г. арестован; умер в Петропавловской крепости.
687Стишинский Александр Семенович (1851-1921) — государственный деятель, действительный тайный советник, член Государственного Совета, член Русского Собрания (PC). Служил в Департаменте общих дел МВД, затем в Государственной канцелярии. В 1889 г. перешел в Земский отдел МВД на должность помощника управляющего (с 1893 г. — управляющий). Из-за разногласий с новым министром И. Л. Горемыкиным перешел в 1896 г. на должность товарища государственного секретаря. В 1899 г. по приглашению Д. С. Сипягина вернулся в МВД на должность товарища министра, заведующего крестьянским отделом. Ушел с должности в 1904 г. С приходом П. Д. Свя- тополк-Мирского на пост министра внутренних дел назначен членом Государственного Совета. В 1906 г. — главноуправляющий землеустройством и земледелием в кабинете И. Л. Горемыкина с оставлением членом Государственного Совета. Один из активных членов правой группы Государственного Совета. Состоял в «Бюро для взаимной осведомленности и совместных действий правых деятелей». После Февральской революции 1917 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость. После освобождения в декабре 1917г. уехал в Полтаву, затем эмигрировал.
688 Гельсингфорс (Helsingfors) — шведское название города Хельсинки, столицы Финляндии.
689Бобриков Николай Иванович (1839-1904) — генерал-адъютант. Окончил курс в Академии Генерального штаба; в 1884-1894 гг. был начальником штаба войск гвардии и Петербургского военного округа, с 1898 г. финляндским генерал-губернатором. Осуществлял жесткую имперскую политику в отношении Финляндии, игнорируя ее конституцию. 3 июня 1904 г. был смертельно ранен в здании Се¬


806
ната Е. Шуманом, сыном бывшего сенатора, тут же на месте застрелившимся.
690Неккер (Necker) Жак (1732-1804) — французский финансист и государственный деятель. В период Семилетней войны 1756-1763 гг. искусными финансовыми операциями составил большое состояние, стал главой банка. В 1776 г. был назначен директором королевской казны, а в 1777 г. генеральным директором (министром) финансов. Стремился преодолеть острейший финансовый кризис государства частичными реформами. В 1781 г. король дал отставку Неккеру. Однако дальнейшее углубление финансового кризиса вынудило двор вновь в августе 1788 г. призвать Неккера на пост министра финансов. Жестким контролем над расходованием государственных средств Неккер надеялся ослабить остроту финансового кризиса. Сыграл большую роль в подготовке Генеральных штатов 1789 г. и в предоставлении в них третьему сословию двойного представительства. 11 июля был уволен в отставку, но после победы народного восстания 14 июля 1789 г. возвращен на прежний пост. Когда же Национальное собрание отвергло его план нового займа и приняло предложение Мирабо выпустить ассигнации, Неккер подал в отставку (1790) и в дальнейшем политической роли не играл.
691 Морганы (Morgan) и Рокфеллеры (Rockefeller) — старейшие и крупнейшие финансово-промышленные группы США, занимающие ведущее положение в финансовой олигархии страны. Основатель первой династии Джуниус Спенсер Морган и его сын Джон Пирпонт Мор- ган-старший нажили огромное состояние во время Гражданской войны в США 1861-1865 гг. Основой могущества второй послужил нефтяной бизнес. В 1870 г. Джоном Д. Рокфеллером старшим (1839-1937) была создана компания «Standard Oil Trust», которая в конце XIX в. монополизировала перегонку, переработку и продажу нефти и нефтепродуктов в США.
692Родс (Rhodes) Сесил Джон (1853-1902) — английский колониальный деятель. Был вдохновителем и организатором захвата на рубеже 1880-х — 1890-х гг. при помощи созданной им «Британской южноафриканской компании» огромных территорий в Южной и Центральной Африке, часть которых составила колонию, названную (1895) в его честь Родезией. Был основателем и совладельцем ряда южноафриканских алмазных и золотодобывающих компаний. В 1890-1896 гг. премьер-министр Капской колонии. После провала попытки захватить бурскую Южно-Африканскую Республику был вынужден оставить эту должность. Один из инициаторов англо-бурской войны 1899-1902 гг.


Комментарии
807
693 «Боюсь данайцев, хотя и приносящих дары» {лат)-, цитата из незаконченного патриотического эпоса «Энеида» Вергилия (Vergilius) — римского поэта (70—19 до н. а).
694 Царское Село — пригород Петербурга, одна из загородных резиденций русских царей.
695Гринтут Владимир Андреевич (1851-1907) — педагог и публицист. Закончил курс филологического факультета Московского университета, был преподавателем греческого языка в лицее цесаревича Николая, а в 1894-1896 гг. его директором. Писал сначала в «Современных известиях», «Кругозоре»; под псевдонимом Темлинского издал «Золаизм» (1881), под псевдонимом Рулева — «Дочь и падчерица» (1890). В «Московских ведомостях» помещал преимущественно статьи в защиту классического образования. После смерти Каткова сделался ближайшим сотрудником С. А. Петровского, а с 1897 г. был редактором газеты. В 1890-х гг. ввел в «Русском обозрении» политическую хронику (под псевдонимом Spectator) и писал критические статьи. Последние годы жизни стоял во главе правомонархических организаций, ведущих непримиримую борьбу с Манифестом 17 октября 1905 г.
696Никон (в миру Рождественский Николай Иванович), архиепископ Вологодский и Тотемский (1851-1918) — обучался в Московской духовной семинарии. В 1904 г. — епископ муромский, затем серпухов- ский, с 1906 г. — вологодский, с 1912 г. — член Святейшего Синода, с 1913 г. — архиепископ, с 1907 г. — член Государственного Совета, в 1915 г. переизбран в Государственный Совет, председатель Издательского совета при Св. Синоде, один из самых активных сторонников монархического движения среди архиереев. С конца 1904 г. сблизился с московскими монархистами, принимал активное участие в деятельности Русского Собрания, поддерживал близкие отношения с В. А. Грингмутом, Б. В. Никольским и др. Большой резонанс в обществе имела его статья «Что нам делать в эти тревожные дни?», опубликованная 16 октября 1905 г. в «Московских ведомостях», в которой он призвал русских людей сплотиться и дать отпор врагам Царя и Отечества. Статья стала поводом для нападок на еп. Никона со стороны либеральных кругов. Присутствовал при открытии Совещания монархистов 21-23 ноября 1915 г. в Петрограде, приветствовал Нижегородское Всероссийское Совещание уполномоченных монархических организаций и правых деятелей 26-28 ноября 1915 г. В 1916 г. уволен по прошению от должности председателя Издательского совета и обосновался в Свято-Троицкой Сергиевой лавре.
697Щербатов Александр Григорьевич (1850-1915) — князь, камергер, общественный деятель, экономист, публицист, постоянный сотрудник газеты «Московские ведомости». Во время русско-турецкой войны


808
1877-1878 гг. был уполномоченным Красного Креста при Рущукском отряде, которым командовал Цесаревич Александр Александрович (будущий Император Александр III). В 1883 г. был избран Рузским уездным предводителем дворянства, гласным уездного земства. В 1891 г. принимал активное участие в работах по оказанию помощи голодающим в Самарской губернии. В течение 13 лет (1892-1905) был президентом Императорского Общества сельского хозяйства в Москве. Будучи убежденным монархистом, принял активное участие в правоконсервативном движении. Один из организаторов и первый председатель Союза русских людей (СРЛ) в Москве (стоял во главе СРЛ до 1909 г.). 1 декабря 1905 г. во главе депутации от СРЛ представлялся Николаю II, в зачитанном им адресе была сформулирована идея о необходимости созыва Земского Собора. Являясь членом Русского Собрания (PC), нередко выступал с докладами по экономическим и финансовым вопросам. Один из главных организаторов монархических Всероссийских съездов. В связи с поступлением на государственную службу сложил с себя полномочия председателя СРЛ (1909). В 1910 г. был назначен членом Комитета по коннозаводству. Затем стал одним из учредителей и председателей Российского союза торговли и промышленности.
698Шереметев Сергей Дмитриевич (1844-1918) — почетный член Академии наук, член Государственного Совета, председатель Императорской Русской археографической комиссии, Общества любителей древней письменности и Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III, член Русского исторического общества; действительный член Академии художеств и ряда других российских и иностранных научных обществ, редактор журнала «Старина и новизна». Член Русского Собрания, а его сын Павел — один из инициаторов создания Союза русских людей.
б99Никандр, в миру Николай Дмитриевич Молчанов (1852-1910) — духовный писатель. Образование получил в Московской академии. Ректор Санкт-Петербургской Духовной академии (1893-1895), с 1895 г. — епископ симбирский и с 1904 г. — архиепископ литовский и виленский.
700Фельяны, фейяны (франц. feuillants) — члены политического клуба в Париже, основанного в июле 1791 г., во время Великой французской революции. Название получили по месту своих заседаний — в помещении, ранее принадлежавшем монашескому ордену фельянов (полное наименование клуба — «Общество друзей конституции, заседающее у фельянов»). Клуб фельянов образовали представители крупной конституционно-монархической буржуазии и либерального дворянства, вышедшие из состава Якобинского клуба после принятия им 16 июля


Комментарии
809
1791 г. петиции с требованием низложения короля. Руководящую роль среди фельянов играли А. Барнав, А. Ламет, А. Дюпор.
701 Мюскадины (мюскадены) — дословно: щеголи (франц.) — банды «золотой молодежи», нападавшие на сторонников революционного террора после падения Робеспьера (9 термидора 1794 г.) в ходе Великой французской революции.
702 Черносотенцы — члены правоконсервативных организаций в России в начале XX в. В период революции 1905-1907 гг. были созданы: Союз русского народа, Союз русских людей, Русская монархическая партия, Общество активной борьбы с революцией, «Белый двуглавый орел» и др.
Русская «конституция» и петергофская диктатура
Опубликовано: Листки «Хлеб и воля». London, 1906. № 4, 13 декабря.
С. 1-3. Печатается по этому изданию.
703 В Манифесте 17 октября 1905 г. было обещано «даровать» народу «незыблемые основы гражданской свободы», неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов; привлечь («в меру возможности») к выборам в Государственную Думу те слои населения, которые были лишены избирательных прав (рабочие, городская интеллигенция); признать Думу законодательным органом, без одобрения которого никакой закон не может войти в силу. 21 октября правительство объявило политическую амнистию, была отменена предварительная цензура печати (24 ноября 1905 г. и 26 апреля 1906 г.).
тТрепов Дмитрий Федорович (1855-1906) — генерал-майор (1900). Окончил Пажеский корпус, служил в лейб-гвардии в конном полку. С 1896 г. московский обер-полицмейстер. Поддерживал идеи «полицейского социализма». С 11 января 1905 г. петербургский генерал-губернатор с весьма широкими полномочиями, с апреля 1905 г. товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией и командующий отдельным корпусом жандармов, с октября — дворцовый комендант.
705 	Стэд (Stead) Вильям-Томас (1849-1912) — английский публицист, был приказчиком в магазине, но скоро сделался журналистом; в 1871 г. начал издавать «Northern Echo», в 1883 г. стал главным редактором распространенной радикальной газеты «Pall Mall Gazette», которую покинул в начале 1890 г. и основал ежемесячный дешевый иллюстрированный журнал «Review of Reviews». По политическим воззрениям Стэд приближался к радикалам. В 1905 г. совершил поездку по России, во время которой при покровительстве Министерства внутренних дел читал в раз¬


810
ных городах лекции, посвященные России; в то же время писал в английских газетах и журналах статьи о России.
706 В письме А. А. Лопухина к председателю Совета Министров П. А. Столыпину сообщалось о якобы готовившемся в Петербурге в ноябре 1905 г. погроме, о том, что только благодаря энергичной деятельности Совета рабочих депутатов его удалось предотвратить. Письмо Лопухина произвело сенсацию в общественных кругах России. Оно было зачитано в отрывках защитником Грузенбергом на процессе Петербургского Совета рабочих депутатов.
Лопухин Алексей Александрович (1864-1928) — директор Департамента полиции с 9 мая 1902 г. по 4 марта 1905 г. Из дворян, окончил юридический факультет Московского университета, кандидат правоведения, с 1886 г. служил по судебному ведомству. В 1896 г. поступил на службу в Министерство юстиции, с 1889 г. — прокурор Московского окружного суда, с 9 мая 1902 г. — и. о. директора Департамента полиции; с 6 мая 1903 г. — директор Департамента полиции.
707 Урусов Александр Петрович (1850 [по др. данным 1851]—1914) — князь, член II—IV Государственной Думы от Тульской губ. (фракция октябристов и умеренно правых).
шКурлов Павел Григорьевич (1860-1923) — генерал-лейтенант, с 1903 г. курский вице-губернатор; с 1905 г. минский губернатор; с 1906 г. член совета министра внутренних дел; в апреле-августе 1907 г. и. о. вице-директора Департамента полиции; с 1907 г. начальник Главного тюремного управления; с 1909 г. товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией, командир отдельного корпуса жандармов. После убийства П. А. Столыпина отправлен в отставку и привлечен к суду. В 1914 г. особо уполномоченный по гражданскому управлению Прибалтикой. В 1916 г. в течение двух месяцев находился на должности товарища министра внутренних дел. После Февральской революции был арестован Временным правительством; освобожден. В 1918 г. эмигрировал.
709 Савич Никанор Васильевич (1869-1942) — общественный деятель. После окончания физико-математического факультета Новороссийского университета жил в своем имении, был уездным и губернским земским гласным. Депутат III и IV Дум от Харьковской губ., октябрист; после раскола фракции вошел в думскую фракцию земцев-октябристов. Товарищ председателя комиссии государственной обороны (с 1912 г. — комиссия по военным и морским делам), в Думе считался специалистом по военным вопросам. С августа 1915 г. член Особого совещания д ля обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. 28 февраля 1917 г. назначен комиссаром Временного комитета Государственной Думы в Военное и Морское министерство. В мае 1918 г. уехал из Петрограда на Украину.


Комментарии
811
1ЮФриш Эдуард Васильевич (1833-1907) — государственный деятель. Образование получил в Училище правоведения. С 1876 по 1883 г. — товарищ министра юстиции, затем до 1893 г. главноуправляющий кодификационным отделом при Государственном Совете. С 1897 г. — председатель департамента гражданских и духовных дел Государственного Совета, а с 1900 г. — департамента законов. С 1906 г. — председатель Государственного Совета.
711 Отчеты сенаторов Кузьминского Александра Михайловича (1845-1917) и Турау Евгения Федоровича (1845-1917) см.: Кузьминский А. М., Ту- рау Е. Ф. Киевский и Одесский погромы в отчетах сенаторов Турау и Кузьминского. СПб., [1907].
712 Щепкин Евгений Николаевич (1860-1920) — историк, педагог и общественный деятель. Внук актера М. С. Щепкина. Окончил Московский университет (1883) и был оставлен при кафедре всеобщей истории; с 1892 г. приват-доцент. С 1898 г. профессор Новороссийского университета (Одесса). Участник либерального движения начала XX в.; член I Государственной Думы от кадетской фракции. За подписание Выборгского воззвания в 1906 г. уволен со службы; преподавал в частных учебных заведениях Одессы. После Февральской революции 1917 г. вернулся в Новороссийский университет, примыкал к партии бороть- бистов.
713 Путятин Михаил Сергеевич (1861-1938) — князь, генерал-майор свиты его Императорского величества. В 1911-1917 гг. — начальник Царскосельского дворцового управления.
714Николай Николаевич (Младший) (1856-1929) — великий князь, сын Николая Николаевича (Старшего), генерал-адъютант (1894), генерал от кавалерии (1901). В 1895-1905 гг. — генерал-инспектор кавалерии. В 1905-1914 гг. командующий войсками гвардии и Петербургского военного округа и одновременно в 1905-1908 гг. председатель Совета государственной обороны. Во время Первой мировой войны 1914— 1918 гг. с 20 июля 1914 г. по 23 августа 1915 г. верховный главнокомандующий. Смещен по настоянию императрицы Александры Федоровны, опасавшейся усиления его влияния. С августа 1915 г. по 2 марта 1917 г. главнокомандующий войсками Кавказского фронта. 2 марта 1917 г. Николай II при отречении назначил Николая Николаевича верховным главнокомандующим, но ему пришлось под давлением Советов и Временного правительства отказаться от этой должности. Эмигрировал из Крыма в марте 1919 г. в Италию, а затем во Францию. Среди белой эмиграции считался одним из претендентов на российский престол.
715Владимир Александрович (1847-1909) — великий князь, третий сын Александра II, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, член Государ¬


812
ственного Совета, сенатор, Президент Академии художеств, почетный член Академии наук и Михайловской артиллерийской академии. Участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг. (командир 12-го армейского корпуса). 2 марта 1881 г. был назначен командующим, а 14 августа 1884 г. — главнокомандующим войсками гвардии и Петербургским военным округом, находился на этой должности почти 24 года (до 26 октября 1905 г.).
11бРачковский Петр Иванович (1853—1910) — заведующий заграничной агентурой Департамента полиции (1885-1902). Вследствие отрицательного к нему отношения министра внутренних дел В. К. Плеве был отозван из Парижа и отправлен в отставку. В 1905 г. привлечен к работе в Департаменте полиции, выезжал в декабре 1905 г. в Москву, где руководил арестами участников вооруженного восстания. В 1906 г. вышел в отставку и к политической деятельности не возвращался.
717Богданович Евгений Васиильевич (1829-1914) — военный, политический и церковный деятель, генерал-лейтенант. Свою службу начинал в качестве гардемарина (1843), а затем мичмана (1846) на Черноморском флоте. С 1851 г. — прапорщик-адъютант при новороссийском генерал-губернаторе. Сделал карьеру в Министерстве внутренних дел, где занимался организацией пожарных команд в России, основал школу брандмейстеров и общество «Голубого Креста», которое работало с Императорским российским пожарным обществом. Долгое время, находясь на службе в Министерстве внутренних дел, занимался изучением фактов, связанных с причинами революционных волнений в обществе. 25 марта 1888 г. произведен в тайные советники и назначен членом совета министра внутренних дел. Убеждения Богдановича были православно-монархическими и консервативными. Он был автором ряда работ религиозно-нравственного и патриотического содержания.
718Дубровин Александр Иванович (1855-1918) — один из лидеров правомонархического движения в России, врач по профессии. В 1905 г. основал и возглавил Союз русского народа, создал газету «Русское знамя», организовал выпуск листовок и брошюр националистического толка. После раскола Союза русского народа возглавил т. н. Дубровинский Союз русского народа. После Февральской революции был заключен в Петропавловскую крепость. После Октябрьской революции вновь арестован (1918) и расстрелян.
719Дубасов Федор Васильевич (1845-1912) — генерал-адъютант (1905), адмирал (1906). Участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг. В 1897-1899 гг. командующий Тихоокеанской эскадрой. В 1901- 1905 гг. председатель Морского технического комитета. В 1905 г. ру¬


Комментарии
813
ководил подавлением крестьянских выступлений в Черниговской, Полтавской, Курской губерниях. Московский генерал-губернатор с ноября 1905 г. по июль 1906 г., руководил подавлением московского восстания в декабре 1905 г. 2 декабря 1906 г. на Дубасова было произведено покушение членами Летучего боевого отряда эсеровской партии Березиным и Воробьевым в Таврическом саду (Петербург). С 1906 г. член Государственного Совета. С 1907 г. член Совета государственной обороны.
тНейдгардт Алексей Борисович (1863-1918) — политический и государственный деятель. С 1890 г. — земский начальник. С 1897 г. — нижегородский губернский предводитель дворянства (до 1917 г.), почетный мировой судья Княгининского уезда Нижегородской губернии. С 30 июля 1905 г. по 5 января 1906 г. — екатеринославский губернатор. Уволен в отставку по болезни с причислением к Министерству внутренних дел. С 1906 г. — член Постоянного совета дворянских обществ; член Государственного Совета от Нижегородского губернского земского собрания (до 1915). Первоначально входил в Группу центра, в 1911 г. организовал и возглавил Группу правого центра. С 1915 г. — член Государственного Совета по назначению. С 1914 г. — председатель Комитета для оказания временной помощи пострадавшим от военных бедствий, входил в состав Верховного Совета по призрению семей лиц, призванных на войну, а также семей раненых и павших воинов. Придерживался последовательно монархических взглядов. 7 июня 1918 г. был арестован за протест против закрытия православных храмов, монастырей и конфискации церковного имущества, обвинен в призыве к контрреволюционной деятельности и расстрелян.
721 Комиссаров Михаил Степанович (1870-1933) — жандармский офицер. С 1904 г. возглавлял образованное при Департаменте полиции Секретное отделение по наблюдению за иностранными посольствами и военными агентами; в 1909-1915 гг. — начальник Енисейского, Пермского, Саратовского, Вятского ГЖУ; с 1915 г. — начальник Варшавского ГЖУ. В 1916 г. — градоначальник в Ростове-на-Дону, в том же году был уволен в отставку в чине генерал-майора.
722 Возможно: Шебеко Николай Игнатьевич (1834-1904) — член Государственного Совета, генерал от кавалерии, либо Шебеко Вадим Николаевич — генерал-майор свиты, саратовский вице-губернатор, гродненский губернатор; с 17 февраля 1916 г. — московский градоначальник.
723Гермоген (Долганов Георгий Ефремович) (1858-1918) — епископ саратовский (1903-1912), член Святейшего Синода (1911-1912). В начале 1906 г. в Саратове, с благословения Гермогена, была основана монархи¬


814
ческая партия, с его же благословения она была преобразована в местное отделение Союза русского народа. Гермоген вместе с иеромонахом Илиодором (Труфановым) участвовал в интриге против Григория Распутина. Смещен с должности в 1912 г., отправлен в Жировицкий монастырь, откуда отпущен на покой в Николо-Угрешский монастырь под Москвой, после отречения Николая II — епископ тобольский и сибирский, морально поддерживал царскую семью во время заключения в Тобольске, утоплен большевиками.
724Владимир (в миру Богоявленский Василий Никифорович) (1848— 1918) — духовный писатель и проповедник Окончил Киевскую Духовную академию, был епископом старорусским, викарием новгородской епархии, епископом самарским и ставропольским, экзархом Грузии; с 1898 г. — митрополит Московский. В октябре 1905 г. распорядился прочитать во всех московских церквах составленное при его участии слово (проповедь) «Что нам делать в эти тревожные наши дни?», в котором повествуется о преступных антихристианских замыслах составителей Сионских протоколов. Сам владыка выступил с этим словом в Успенском соборе Московского Кремля. 25 января 1918 г. расстрелян большевиками.
725Мещерский Владимир Петрович (1839-1914) — князь, писатель и публицист. Начал печататься с I860 г. в «Северной пчеле», «Московских ведомостях», «Русском вестнике». Выступал как против революционного движения, так и против либеральных реформ. Близок к придворным и правительственным кругам, которые субсидировали его издания — «Гражданин» (1872-1914), «Добро» (1881), «Дружеские речи» (1905).
726Дурново Петр Николаевич (1843-1915) — государственный деятель, из дворян Московской губ. В прокурорском надзоре с 1870 г. (Владимир, Москва, Рыбинск, Киев); с 1881 г. — управляющий судебным отделом Департамента полиции; директор Департамента полиции (1884-1893); товарищ министра внутренних дел (1900-1903); начальник управления почт и телеграфов (1903-1905); министр внутренних дел (октябрь 1905 — апрель 1906); действительный тайный советник (с 1 января 1906); с апреля 1906 г. — статс-секретарь. Член Государственного Совета по назначению (1906-1915), лидер Группы правых.
727 	Мефистофель (Mephistopheles, Mephostophilis, Mephistophilus, возможно, греч. происхождения — «ненавидящий свет», от те — не, phos — свет и philos — любящий; по др. версии, др.-евр. происхождения — от mephiz — разрушитель и tophel — лжец) — наименование одного из духов зла, демона, черта, беса, дьявола, чаще всего, по преданию, падшего ангела, сатаны.


Комментарии
815
728 Таврический дворец в Петербурге построен в 1783 г. архитектором И. Е. Старовым по приказу императрицы Екатерины II, которая подарила его «герою Тавриды» кн. Г. А. Потемкину. В 1906-1917 гг. здесь проходили заседания Государственной Думы.
Революция политическая и экономическая
Доклад, с которым П. А. Кропоткин выступил на съезде коммуни- стов-анархистов в Лондоне в октябре 1906 г. Впервые опубликован в газете «Листки “Хлеб и воля”». London, 1906. № 1,30 окт. С. 2-6, отдельно — в сборнике докладов: Русская революция и анархизм / Под ред. П. Кропоткина. Лондон, 1907. С. 15-25. Печатается по этому изданию.
729 В России впервые требование созыва Учредительного собрания было выдвинуто декабристами. Идея созыва Учредительного собрания получила широкое распространение в период русских революций 1905— 1907 и 1917 гг. Реализована большевиками 5 января 1918 г.
730 По Конституции Германии 1871 г. парламент, или рейхстаг, состоял из представителей германской нации, избираемых прямой и всеобщей подачей голосов. Права рейхстага существенно ограничивались наличием второй палаты — бундесрата (Союзный совет) из представителей государств, вошедших в империю: бундесрат, в котором решающую роль играла Пруссия, мог наложить вето на любой закон, принятый рейхстагом.
Безначальный коммунизм и экспроприация
Две главы из книги «Хлеб и Воля», в основу которой положены статьи, написанные П. А. Кропоткиным для французских газет «Le Révolté» и «La Révolte». Впервые опубликована в 1892 г. на французском языке под названием «La Conquête du pain» («Завоевание Хлеба»). На русском языке работа вышла в 1902 г. (Лондон; СПб.). В 1919 г. в издательстве «Голос труда» опубликовано последнее прижизненное издание работы, осуществленное под редакцией самого автора, с его новым предисловием и дополнением к тексту (М, 1920). Публикуемые здесь главы изданы: Москва: Издательство «Свобода», 1906; переизданы Московской федерацией анархистских групп в 1917 г. (Библиотека анархиста. № 11) и в Казани (Волжско-Камская печатня. 1918). Печатается по изданию 1906 г. Уточнено по английскому изданию.
731 Суэцкий канал — судоходный бесшлюзовый морской канал на северо-востоке Египта, соединяющий Средиземное и Красное моря, официально был открыт для судоходства 17 ноября 1869 г.
732 Сен-Готард (франц. Saint-Gothard, нем. Sankt Gotthard) — перевал в Ле- понтинских Альпах, в Швейцарии.


816
733Рикардо (Ricardo) Давид (1772-1823) — английский экономист. Главный его труд — «Principles of political economy and taxation» («Начала политической экономии и налогового обложения») (1817). Основой теоретических воззрений Рикардо является учение о меновой ценности. Будучи последовательным представителем интересов денежного капитала, Рикардо защищал те начала экономической и социальной политики, которые были выгодны для крупной буржуазии. Из общего мировоззрения Рикардо вытекает его оптимистический взгляд на бедствия рабочего класса, на пауперизм и т. п.; все это, по его мнению, — мелочи, которые сами собой устранятся с полным осуществлением свободы труда и капитала.
734 «Рабочие чеки» или «рабочие деньги» — бумажные знаки, которые, по мнению некоторых социалистов-утопистов и мелкобуржуазных экономистов XIX в., должны были непосредственно выражать рабочее время, заключенное в товарах, и полностью заменить металлические деньги. Идея таких «денег» была выдвинута в Великобритании Р. Оуэном и Дж. Греем, во Франции — П. Ж Прудоном.
735Юстиниан I (лат. Iustinianus I, греч. Ioooxiviavôç I), известный как Юстиниан Великий (482 [483]—565) — император Византии (Восточной Римской империи) с 527 по 565 г. При нем была произведена знаменитая кодификация римского права и отвоевана у остготов Италия.
736Бальзак (Balzac) Оноре де (1799-1850) — французский писатель.
737 Правильно (по английскому источнику): Левердэйз (Leverdays) Эмиль (1835-1890), автор соч.: «Les assemblées parlantes: critique du gouvernement représentatif». Imprenta, Paris: C. Marpon et E. Flammarion, 1883-
738Ротшильд Джеймс (1792-1868) — барон, имел большое влияние во Франции в эпоху правления Людовика-Филиппа.
739 Вандербильт (Vanderbilt) — династия американских богачей, основателями которой бьии Корнелий (1794-1877) и его старший сын Вильям (1821-1885).
740 Половники — одна из форм феодальной зависимости населения России XIV — 1-й половины XIX в. Половниками становились главным образом малоземельные крестьяне-общинники, а также отпущенные на волю холопы и обедневшие горожане. Они получали земельный участок и ссуду для ведения хозяйства, заключив договор с землевладельцем о «половье» — сроке «половья», размере полученной ссуды, повинностях (доля урожая от */2 ДО 2/з, различные полевые и строительные работы, денежные платежи и пр.). В XIV-XV вв. половничество существовало во всех русских землях, в XVII в. половники оставались на севере России, в XVIII в. — в Великоустюжской и Вятской провинциях; в XIX в. — лишь в уездах Вологодской губ. Указами 20-х гг. XVIII в. полов¬


Комментарии
817
ники слились с общей массой черносошных крестьян. Но отношения половничества сохранялись: у своих временных хозяев половники находились на положении крепостных, хотя и оставались юридически черносошными крестьянами.
741 Джордж (George) Генри (1839-1897) — американский экономист, публицист. Выдвигал идею «единого земельного налога», как средства обеспечения всеобщего достатка, «национализации земли» и «социального мира». Считал, что источник бедности не в чрезмерном возрастании прибавочной стоимости вообще, а в возрастании одного из ее видов — земельной ренты. Все социальные реформы должны быть направлены на уничтожение ренты: государство должно присвоить себе основной источник ее происхождения — землю, при помощи установления всеобщего земельного налога, поглощающего без остатка всю ренту. Основные труды Г. Джорджа: «Progress and Poverty» (1879), «Social problems» (1884), «Protection and free trade» (1886).
Национальный вопрос
Впервые опубликовано: Листки «Хлеб и воля». London, 1907. № 16,
7 июня. С. 2-4. Печатается по этому изданию.
742 Иордан — река в западной Азии, большей частью в Иордании.
743 Сыр, Сырдарья (Яксарт у древних, Сейхун у арабов) — река в Туркестане, наибольшая по длине и вторая по водности (после Амударьи) в Средней Азии.
744 Аму, Амударья (Оке, Оксус — у древних писателей, Тихон или Джай- хун — у арабов, Потсу или Фатсу — у китайцев) — река в Туркестане, наиболее водоносная в Средней Азии.
745 Тарим — река на западе Китая, самая длинная река в Центральной Азии.
74бМеннониты — одна из протестантских сект, получившая название от
своего основателя, Симониса Меннона (1496-1561), голландца по происхождению. Возникла на рубеже 30-40-х гг. XVI в. в Нидерландах (после поражения Крестьянской войны 1524-1526 гг. и Мюнстерской коммуны 1534-1535 гг.) в результате вырождения революционного анабаптизма в непротивленческую секту. Самыми существенными чертами христианина меннониты считают смирение, отказ от насилия (даже если оно совершается ради общего блага), нравственное самосовершенствование.
747 	Израильское царство (ок. 928-722 до н. э.) — название государства в Северной Палестине, образовавшегося после распадения еврейского народа на два царства — Иудейское и Израильское. Разделение состоялось вскоре после смерти Соломона при сыне его Ровоаме.


818
748 Под Западным краем России в XIX — начале XX в. подразумевали губернии Виленскую, Ковенскую, Гродненскую, Минскую, Могилевскую, Витебскую, Подольскую, Волынскую и Киевскую; но преимущественно — первые шесть северо-западных губерний.
Еще об анархизме и сионизме
Впервые опубликовано: Листки «Хлеб и воля». London, 1907. № 18,
5 июля. С. 5-6. Печатается по этому изданию.
749 Автор допустил неточность: статья называлась «Национальный вопрос» (см. выше).
750Варбург (Warburg) Отто (1859-1938) — ботаник, активный деятель сионистского движения. Принадлежал к боковой ветви семьи Варбург. В 1894 г. примкнул к берлинскому комитету Ховевей Цион. В 1903 г. на VI Сионистском конгрессе был избран председателем Палестинской комиссии конгресса; по его инициативе было основано Палестинское бюро (1905), Общество по освоению земель ишува (Хахшарат ха-иш- шув) и при его участии — опытная агрономическая станция в Атлите. В 1904 г. Варбург был избран в Исполнительный комитет Сионистской организации и в 1911-1920 гг. был ее президентом. После Первой мировой войны посвятил себя организации научных учреждений ишува: руководил научно-исследовательской сельскохозяйственной станцией в Реховоте (с 1921 г.), возглавлял кафедру ботаники в Еврейском университете в Иерусалиме (с 1925 г.).
751 Яффа — 0affa, древнеевр. Japho, греч. Ioppe, в церковно-славянской библии Иоппа и Иоппия) — приморский город в Палестине, на скалистом берегу Средиземного моря.
152Герцлъ (Herzl) Теодор (1860-1904) — основатель политического сионизма, провозвестник еврейского государства и создатель Всемирной сионистской организации. В своей работе «Judenstaat» («Еврейское государство», 1896) доказывал, что основание еврейского государства представляет собой единственно возможный способ разрешения еврейского вопроса. Для реализации этого плана Герцль считал необходимым создать два органа — политический и экономический: «Еврейское общество» в качестве официального представительства еврейского народа и «Еврейскую компанию» для руководства финансами и конкретным строительством. Необходимые средства предполагалось получить при содействии еврейских банкиров, а в случае их отказа обратиться к широким еврейским массам.
753 	Мессия (с евр. Машиах — помазанник, вследствие чего в греческом переводе это слово переводится словом Xpiaxoç — Христос или Пома¬


Комментарии
819
занный) — по первоначальному своему значению Мессией назывался всякий помазанный освященным елеем, например, первосвященник и особенно царь. Впоследствии это слово стало означать исключительно Христа Спасителя, к которому оно относится целым рядом мессианских пророчеств, проходящих по всему Ветхому Завету и находящих себе завершение и подтверждение в Новом Завете.
754 Богемия или Чехия (нем. Böhmen; франц. Boheme; лат. Bohemia, чешек. Cechy, Cechie, Ceske kralestvi, Ceska zeme; папъек. Czechy, Czeska ziemia) — государство в Центральной Европе.
755 Малороссия — возникло с того времени, когда цари Московские стали именоваться самодержцами Великие и Малые и Белые России. По Анд- русовскому договору к Московскому государству была присоединена территория Черниговской и Полтавской губерний, которые и стали считаться Малороссией.
756 Грузия (Сакартвело) — государство в Закавказье. В XIX в. в результате русско-иранских (1804-1813, 1826-1828) и русско-турецких войн (1806-1812,1828-1829) вошла в состав России.
К молодому поколению
Впервые опубликовано на французском языке под названием: «Aux Jeunes Gens» // Le Révolté. 1880. June 25; July 10; August 7,21. На русский язык переведено с английского издания 1886 г.: Нью-Йорк, 1913- Переиздавалось: [Нью-Йорк]: Русская рабочая группа, 1916; Одесская группа анархистов, 1917; Пг., 1918. Чернигов, 1919; Пб.; М., 1919. Печатается по последнему изданию с уточнением по английскому источнику.
757 Жуир — человек, который ищет удовольствия, развлекается, ведет праздную жизнь (жуирствует).
758 От: космогония (греч. kosmogonia, от kosmos — мир, Вселенная и gone, goneia — рождение) — мироздание.
759 Фауст (Faust) — герой немецкой легенды, возникшей в период Реформации; ученый, заключивший союз с дьяволом ради знаний, богатства и мирских наслаждений. Фауст стал героем целого ряда литературных произведений. Наиболее известные: «Фауст» И.-В. Гете (1-я ч. — 1808,2-я ч. — 1832), «Доктор Фаустус» Т. Манна (1947).
760Шрн (Hirn) 1устав Адольф (1815-1890) — немецкий физик, известен работами, касавшимися, большей частью, механической теории теплоты. Был инженером-изобретателем (пандинамометр, телединамический кабель), астрономом (автор работ о строении Вселенной).
%1Клаузиус (Klausius) Рудольф Юлиус Эммануель (1822-1888) — немецкий физик и математик. Заведовал кафедрой физики в цюрих¬


820
ских артиллерийской и политехнической школах (1855). Был профессором университета в Цюрихе (с 1857 г.), в 1867 г. перешел в Вюрцбург и, наконец, с 1869 г. был профессором в Бонне. 19 мая 1865 г., за научные исследования, был избран членом-корреспонден- том Французской Академии наук (секция механики). Славу Клаузиусу принесли его работы по теоретической термодинамике. Известен работами по энтропии, упругости тел, по оптике и динамическому электричеству.
762Дарвин (Darwin) Эразм (1731-1802) — английский врач, натуралист, поэт. Дед Ч. Дарвина. В своем сочинении «Zoonomia or the laws of organic life» («Зоономия, или Законы органической жизни», 1794-1796) Э. Дарвин развивал натурфилософское учение об эволюции организмов. По философским взглядам был деистом.
763 Фемида (©épiç, Thomis) — древнегреческая богиня правопорядка, устроительница и блюстительница нравственных основ и всего строя жизни. Иносказательно Фемида — правосудие, жрецы Фемиды — слуги закона. Изображается с повязкой на глазах (символ беспристрастия) и весами в руках.
764 Неверный перевод. В английском источнике: ankylosis — анкилоз, т. е. заболевание, связанное с неподвижностью сустава из-за патологических изменений в нем. Возникает в результате воспалительных процессов в суставе, а также после тяжелых внутрисуставных переломов, связанных с разрушением суставных поверхностей. Особенно часто анкилоз образуется после открытых травм сустава, сопровождающихся развитием в нем длительно текущего нагнои- тельного процесса. Приводит к ограничению работоспособности и инвалидности.
7б5Жиффар (Giffard) Анри (1825-1882) — французский конструктор и изобретатель. В 1878 г. построил привязной сферический аэростат объемом 25 тыс. м3 с гондолой на 40 пассажиров для подъема посетителей на Международной выставке в Париже. Автор инжектора для паровых котлов, носящего его имя.
7б6Телль (Tell) Вильгельм — герой швейцарской народной легенды, отразившей борьбу швейцарского народа против Габсбургов в XIV в., житель деревни Бюрглен (кантон Ури), меткий стрелок из лука. Легенда о Телле была положена в основу одноименной драмы Ф. Шиллера (1804).
767 «Вильгельм Телль» (1804) — драма о легендарном швейцарском народном герое, в которой Шиллер пришел к оправданию, хотя и не во всем последовательному, революционного действия. Через всю драму проходит мысль о воздействии народа на ход истории, о необходимости связи героя с народом.
768 В английском издании: «Self-Help» — Самопомощь.


Комментарии
821
769 	Буффа (итал. Buffa) — шутка, фарс; опера-буфф, забавная, шуточная опера.
770Жирарден (de Girardin) Эмиль (1806-1884) — французский журналист, незаконный сын генерала, участника наполеоновских походов графа Александра Жирардена. Выпускал целый ряд общедоступных дешевых изданий («Le Voleur», «La Mode», «Journal des connaissances utiles», «La Presse», «Liberté», «Petit Journal», «La France» и др.), имевших большие тиражи за счет низкой подписной цены.
771 Сброд, жулье, сволочь (франц.)
О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву
Впервые опубликовано в «Русских ведомостях» (7 сентября и 6 октября 1914), отдельной брошюрой издано В. Л. Бурцевым: П. А. Кропоткин о войне. М., 1916. Печатается по этому изданию.
Бурцев Владимир Львович (1862-1942) — известный русский публицист и издатель, в 1880-х гг. народоволец, был близок к эсерам, позднее к кадетам.
112Либкнехт (Liebknecht) Вильгельм (1826-1900) — деятель немецкого демократического и рабочего движения, ученик и соратник К. Маркса и Ф. Энгельса, один из основателей и руководителей социал-демократической партии Германии. Приняв участие в деятельности Всеобщего германского рабочего союза, способствовал формированию в нем оппозиции лассальянскому руководству. Был одним из наиболее ревностных пропагандистов революционных идей I Интернационала и способствовал вовлечению в его ряды немецких рабочих. В апреле 1865 г. выслан из Берлина и переехал в Саксонию (в Лейпциг), где вместе с А. Бебелем вел работу в рабочих обществах. С января 1868 г. редактор «Demokratisches Wochenblatt», ставшего с декабря 1868 г. органом Союза немецких рабочих обществ. В противовес лидерам лассальянцев, Либк- нехт и Бебель выступали с критикой политики О. Бисмарка. В 1867—
1870 гг. депутат Северогерманского рейхстага, а с 1874 г. (с перерывами) — депутат германского рейхстага. В период франко-прусской войны 1870-1871 гг. выступал вместе с Бебелем против захватнических планов юнкерства и буржуазии, занимая интернационалистические позиции; пропагандировал идею солидарности с Парижской Коммуной
1871 г. За выступление против аннексии Германией Эльзаса и Восточной Лотарингии вместе с Бебелем был привлечен в 1872 г. к суду по обвинению «в государственной измене» и осужден на 2 года заключения в крепости. Один из организаторов II Интернационала и участник его конгрессов, активно выступал против милитаризма.


822
773 Бебель (Bebel) Август (1840-1913) — деятель германского и международного рабочего движения, один из основателей и руководителей германской социал-демократии и II Интернационала. В 1867 г. стал председателем Союза немецких рабочих обществ, который в 1868 г. присоединился к I Интернационалу. Участие в рабочем движении, влияние социалистической литературы, а также близкое знакомство с В. Либк- нехтом способствовали его переходу от либерального демократизма к революционному демократизму и затем к марксизму. В 27 лет был избран в рейхстаг Северо-германского союза; проводил парламентскую тактику немецкой социал-демократии. Во время франко-прусской войны 1870-1871 гг. сначала воздержался от голосования за военные кредиты (21 июля 1870), а затем, когда после падения империи Наполеона III открыто проявилась захватническая политика прусского правительства, решительно выступил против аннексионистского мира с Францией, голосовал в рейхстаге против военных кредитов.
774 Эльзас и Лотарингия — имперская земля в Германии в 1871-1918 гг., созданная из отторгнутых у Франции в результате франко-прусской войны 1870-1871 гг. эльзасских департаментов Верхний и Нижний Рейн (за исключением р-на Бельфора) и части лотарингских департаментов Мерт и Мозель.
775Гарибальди (Garibaldi) Джузеппе (1807-1882) — народный герой Италии, генерал, один из вождей революционно-демократического крыла в национально-освободительном движении, боровшегося за объединение Италии «снизу». В освободительную борьбу вступил в 1833 г. В 1834 г. участвовал в Савойской экспедиции мадзинистов. Заочно был приговорен к смертной казни, эмигрировал в Южную Америку, где свыше 10 лет сражался за независимость республик Риу-Гранди и Уругвай. После возвращения участвовал в революции 1848-1849 гг. во главе организованного им отряда добровольцев. В период австро-итальянской войны 1848-1849 гг. был одним из руководителей Римской республики и организатором обороны Рима. После падения республики с 4-тысячным отрядом совершил героический поход на помощь революционной Венеции; был арестован. В 1849-1854 гг. в изгнании. Во время авст- ро-итало-французской войны 1859 г. командовал добровольцами — корпусом альпийских стрелков, победоносно продвигавшимся по Ломбардии. Во время Итальянской революции 1859-1860 гг. возглавлял «Тысячу» — отряд, выступивший на помощь восстанию на о. Сицилия. Установленная Гарибальди на острове революционная диктатура провела ряд преобразований в интересах крестьян. Экспедиция Гарибальди и сопутствовавшие ей народные восстания привели к освобождению всего юга Италии от власти Бурбонов. Стремясь воссоединить с объединенным итальянским государством еще остававшиеся вне его пределов


Комментарии
823
Рим и Венецию, предпринял две вооруженные попытки освободить Рим (в 1862 и 1867). В 1866 г. во главе отряда добровольцев участвовал в австро-итальянской войне, в результате которой Венеция отошла к Италии. В 1870 г., в период франко-прусской войны 1870-1871 гг., предложил свои услуги республиканскому правительству Франции и командовал Вогезской армией, которая нанесла ряд серьезных поражений прусской армии.
77бКапрера или Кабрера — итальянский остров в 1 км от северной оконечности Сардинии. На этом острове в последние годы жил и умер Д Гарибальди.
777 Контрибуция (лат. contributio) — дань, платимая неприятелю: во время войны — населением занятой территории, по окончании войны — правительством побежденной страны.
778 Участники Ихэтуаньского восстания крестьян и городской бедноты Северного Китая в 1899-1901 гг. Инициатором восстания явилось тайное религиозное общество Ихэцюань («Кулак во имя справедливости и согласия»), Позже повстанческие отряды Ихэцюаня были переименованы в Ихэтуани («Отряды справедливости и согласия» — отсюда название восстания). В связи с тем, что в название общества Ихэцюань входило слово «цюань» (кулак), иностранцы назвали повстанцев «боксерами», отсюда произошло другое, неточное, название — «Боксерское восстание». 13-14 июня 1900 г. ихэтуани вступили в Пекин, где начали осаду посольского квартала, продолжавшуюся 36 дней. Во время осады был убит германский посланник Кеттелер. Империалистические державы (Великобритания, Германия, Австро-Венгрия, Франция, Япония, США, Россия, Италия) организовали интервенцию в Китай. 17 июня их войска заняли форты Дагу. В страхе перед восставшими цинское правительство Китая объявило войну державам. В середине июля иностранные войска, преодолевая сопротивление ихэтуаней, овладели Тянь-цзинем и в скором времени начали поход на Пекин. Численность иностранных войск к этому времени достигла 40 тыс. чел. Маньчжурское правительство оказало слабое сопротивление интервентам. В середине августа интервенты заняли Пекин и с приездом главнокомандующего войсками интервентов немецкого фельдмаршала Вальдерзе [граф Вальдерзе (Waldersee) Альфред фон (1832-1904)] предприняли многочисленные карательные экспедиции против отдельных очагов движения и мирного населения. Цинские правители бежали из Пекина в Сиань. В 1901 г. восстание было подавлено.
119Аттша (Attila) (?—453) — вождь гуннского союза племен в 434-453 гг.
780 	Убийство наследника Австро-Венгерской монархии князя Эсте и эрцгерцога Франца Фердинанда (Franz Ferdinand) (1863-1914), т. н. Сараевское убийство, совершено 28 июня 1914 г. в г. Сараево (Босния). По¬


824
кушение было осуществлено группой «Молодая Босния» («Млада Бос- на») во главе с Гаврилой Принципом и Данилой Иличем. Сараевское убийство было использовано Австро-Венгрией и Германией как повод к военному нападению на Сербию, положившему начало Первой мировой войне 1914-1918 гг.
781 Уэльс, Уэлс (Wales) — полуостров на западе Великобритании.
782 Ньюкасл — см. комм. 515.
783Кильский канал, Норд-Остзе-канал (Kieler Kanal; Nord-Ostsee- Kanal) — морской судоходный канал, соединяет Балтийское и Северное моря.
784 Дредноут (Dreadnaugt) — большой броненосец, предшественник современного линейного корабля.
785 Кенигсберг (Königsberg, польск. Krölewicz) — основан в 1255 г. Был местом коронования прусских королей, одним из сильно укрепленных городов Восточной Пруссии.
786 Данциг (Danzig, лат. Dedanum, польск. Gdansk) — бывшее немецкое название польского города Гданьск
787Бордигера (Bordighera) — приморский город в округе Сан-Ремо итальянской провинции Порто-Маурицио, на склоне горы на берегу Лигурийского моря.
788 Савойя (Savoie) — историческая область на юго-востоке Франции, в Савойских Альпах.
789 Ницца (Nice) — город, порт на юге Франции, на берегу Средиземного моря.
790 Антверпен (франц. Анвер, флам. Antwerpen, франц. Anvers) — провинция на севере Бельгии, у границы с Нидерландами, в бассейне нижней Шельды.
791 Кале (Calais) — город и порт на севере Франции, на берегу пролива Па-де-Кале.
792 Шампань (Champagne) — историческая область на северо-востоке Франции.
793 Неман (древнее название Chronus, у поляков — Niemen, немцев — Memel, у литов. — Нямунас, у белорус. — Неман, Неманец) — река, протекающая в западной части России.
794 Рига — столица совр. Латвии (ранее — губернский город Лифляндской губернии), расположена на берегах р. Даугава (Зап. Двина), у ее впадения в Рижский залив Балтийского моря.
795 Ревель (в русских летописях — Колывань, ныне — Таллин — столица Эстонской Республики) — губернский город Эстляндской губернии, на южном берегу Финского залива Балтийского моря, военный и торговый порт.


Комментарии
825
796 Мец (Metz; Divodurum галлов, Mediomatrica римлян) — город и крепость в немецкой Лотарингии, при впадении Сейля (Seille) в Мозель. В 1552 г. был присоединен к Франции (закреплен за ней в 1648 г.) и превращен в сильную военную крепость. По Франкфуртскому мирному договору 1871 г. перешел к Германии, по Версальскому мирному договору 1919 г. возвращен Франции.
797 По названию города Цаберн (Zabern, франц. Saverne) в Нижнем Эльзасе, на р. Цорн и Рейнско-Марнском канале. Аннексирован Германией в 1871 г.
1983юдекум (Sudekum) Альберт (1871-1944) — один из лидеров правого крыла Германской социал-демократии. По профессии журналист. В 1900-1918 гг депутат рейхстага.
799Триполитанская, Ливийская, или Итало-турецкая, война 1911—1912 гг. — война между Италией и Турцией из-за Триполитании и Киренаики, предпринятая Италией с целью отторжения от Османской империи ее североафриканских провинций и превращения их в колонию. 18 октября 1912 г. в Лозанне был подписан мирный договор. Султан обязался «даровать» населению Триполитании и Киренаики автономию (позднее стала называться Ливия) и вывести из этих областей свои войска.
тДеАмбрис (De Ambriz) Альчесте (1874-1934) — итальянский политический деятель, анархист, экстремист. Один из участников захвата Фиуме (12 сентября 1919 г.) и создания там Республики Фиуме (Итальянское регенство Карнаро; итал. Reggenza Italiana del Carnaro) — непризнанного государства (1920), основанного итальянским поэтом Габриеле д’Аннунцио в городе Фиуме (ныне хорватский г. Риека). В декабре 1922 г. Де Амбрис эмигрировал из Италии.
801 	Тройственный союз (Tripelallianz) — военно-политический блок, заключенный для поддержания мира в Европе между Германией, Австро-Венгрией и Италией после распадения союза трех императоров (сентябрь 1872 г.). Союз между Германией и Австрией был заключен 7 октября 1879 г. Италия присоединилась в 1883 г. и обновила договор в определенной форме 13 марта 1887 г. В 1891 и 1896 гг. союз между этими тремя державами был вновь возобновлен. Тройственный союз положил начало образованию крупных военных блоков в Европе, усиливших опасность европейской войны; ответом на возникновение Тройственного союза было заключение франко-русского союза (1891-1893) и образование Антанты (оформилась в 1904-1907 гг.). Договор о Тройственном союзе был заключен на 5 лет и после нескольких продлений срока просуществовал до 1915 г., когда Италия вступила в войну на стороне Антанты, а не на стороне своих партнеров по Тройственному союзу.


826
Речь на государственном совещании
Государственное совещание состоялось в Москве 12-15 августа 1917 г. Присутствовало ок. 2500 чел.: 488 депутатов Государственной Думы всех созывов, 129 представителей от Советов крестьянских депутатов, 100 — от Советов рабочих и солдатских депутатов, 147 — от городских дум, 117 — от армии и флота, 313 — от кооперативов, 150 — от торгово-промышленных кругов и банков, 176 — от профсоюзов, 118 — от земств, 83 — от интеллигенции, 58 — от национальных организаций, 24 — от духовенства и т. д. Советы были представлены делегациями ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и ЦИК Советов крестьянских депутатов, состоявшими из меньшевиков и эсеров. Председателем совещания был А. Ф. Керенский. С докладами выступили министр финансов Н. В. Некрасов, министр торговли и промышленности С. И. Прокопович и др. П. А. Кропоткин был среди приглашенных и выступал с речью в составе «Группы истории революции» (Е. К. Брешко- Брешковская, П. А. Кропоткин и Г. В. Плеханов) в последний день работы совещания на утреннем заседании. Отдельные выступления печатались и комментировались в прессе («Вечернее время», «Русские ведомости», «Речь», «Дело народа», «Русская воля», «Новое время» и др.). В ГА РФ материалы совещания отложились в фонде 3529 (On. 1. Ед. хр. 32), черновики и заметки Кропоткина — в фонде 1129 (On. 1. Ед. хр. 735. Л. 112, 113). Специальным изданием стенографический отчет был выпущен в 1930 г. (М.; Л.). Речь Кропоткина печатается по этому изданию (С. 229-232).
802 Речь идет о решениях, выработанных на Циммервальдской международной социалистической конференции, проходившей в Циммер- вальде (Швейцария) 5-8 сентября 1915 г. В работе конференции участвовали 38 делегатов из России, Польши, Италии, Швейцарии, Болгарии, Румынии, Германии, Франции, Нидерландов, Швеции, Норвегии. Основным вопросом, обсуждавшимся на конференции, был вопрос о борьбе пролетариата за мир. Конференция приняла компромиссный Манифест, в котором разоблачался империалистический характер войны, объявлялся лживым лозунг «защиты отечества», выдвинутый в том числе вождями II Интернационала, ставились задачи мобилизации международного пролетариата на борьбу против империализма и войны.
803 Курляндия, Курземе — старое название области Латвии к западу и юго-западу от Рижского залива.
804 Ковно — прежнее название г. Каунаса — промышленного и культурного центра в Литве.


Комментарии
827
805Буланже (Boulanger) Жорж Эрнест (1837-1891) — французский генерал, политический деятель. Участник австро-итало-французской войны 1859 г., французской колониальной войны в Индокитае 1858— 1862 гг. и франко-прусской войны 1870-1871 гг.; участвовал в подавлении Парижской Коммуны 1871 г. В 1886-1887 гг. военный министр. В 1887-1889 гг., умело используя националистическую фразеологию, возглавил шовинистическое движение. После разоблачения в 1889 г. его связей с монархистами бежал в Бельгию, где покончил жизнь самоубийством.
806Ллойд Джордж (Lloyd George) Дэвид (1863-1945) — государственный деятель Великобритании, лидер Либеральной партии. В 1890 г. впервые был избран в парламент. После прихода к власти либералов Ллойд Джордж в 1905-1908 гг. был министром торговли, а в 1908-1915 гг. — министр финансов. Во время Первой мировой войны 1914-1918 гг. выступал за ведение борьбы до решительного поражения Германии. В конце 1916 г. возглавил коалиционное правительство (премьер-министр до октября 1922 г.). Один из главных участников Парижской мирной конференции 1919-1920 гг. и творцов Версальского мирного договора 1919 г.
807 «Кресты» — тюрьма в Петербурге, названная так за архитектурную форму зданий, в плане напоминающую крест. Построена в 1884-1890 гг. Архитектор — Антоний Осипович (1851-1900).
808 Нарым, Нарымская ссылка — политическая ссылка в царской России, на севере Томской губ. в Нарымском крае. Возникла в XVIII в. Нарымскую ссылку отбывали некоторые декабристы, участники Польского восстания 1863-1864 гг. Массовая высылка в Нарымский край началась после революции 1905-1907.
809Среднеколымск (якут. Орто Халыма) — город, административный центр Среднеколымского улуса, на северо-востоке Якутии, на левом берегу Колымы. Являлся местом ссылки, здесь ее отбывали врач-революционер С. И. Мицкевич, революционер-писатель В. Г. Богораз, политический деятель А. В. Бобрищев-Пушкин.
810 Непосредственно перед Кропоткиным выступала Е. К. Брешко-Бреш- ковская, прозванная «бабушкой» русской революции. Брешко-Бреш- ковская Екатерина Константиновна (1844-1934) — одна из организаторов и лидеров партии эсеров. В народническом движении с 1873 г. С 1874 по 1896 гг. на каторге и в ссылке. В 1899 г. вместе с Г. Гершуни участвовала в создании «Рабочей партии политического освобождения России», влившейся в 1902 г. в партию эсеров. В 1903 г. эмигрировала в Швейцарию, в 1904 г. — в США. В 1905 г. вернулась в Россию, работала в эсеровских организациях. Неоднократно избиралась в ЦК партии эсеров. В 1907 г. вновь была арестована и сослана на поселе¬


828
ние в Сибирь, откуда вернулась в Петроград после Февральской революции 1917 г. Поддерживала Временное правительство. К Октябрьской революции 1917 г. отнеслась отрицательно; выступала против Советской власти. В 1919 г. эмигрировала в США, в 1924 г. переехала в Чехословакию, затем жила во Франции.
811 Стендаль (Stendhal) [псевд.; наст, имя и фам. Анри Мари Бейль (Beyle)] (1783-1842) — известный французский писатель, автор целого ряда исторических и социальных романов. Сначала посвятил себя под руководством Реньо живописи, потом был на гражданской и военной (итальянской и французской) службе, участвовал в итальянских походах Наполеона I и в войне 1812 г. с Россией. В 1821 г. назначен французским генеральным консулом в Чивита-Веккиа. В стенограмму вкралась неточность в отношении времени — либо это была оговорка, либо опечатка.
812Голыптейн-Готторпы (Holstein-Gottorp) — немецкая герцогская династия, правившая в т. н. герцогской части (разрозненные территории, основная часть которых лежит на севере Шлезвига) Шлезвиг-Гольштейна в 1544-1773 гг.; младшая линия датского королевского дома Ольденбур- гов. В 1751-1818 гг. Гольштейн-Готторпы занимали королевский престол в Швеции. В 1761 г. готторпский герцог Карл Петр Ульрих стал русским царем под именем Петра III (правил в 1761-1762 гг.), свергнут в результате переворота своей супругой, ставшей императрицей Екатериной II.
813Кобурги Саксен-Кобург-Гота (Sachsen-Coburg-Gotha) — династия монархов в Болгарии в 1887-1946 гг. Основатель династии Фердинанд I (в 1887-1908 гг. князь, в 1908-1918 гг. царь) — потомок немецкого княжеского рода Саксен-Кобург-Гота.
Обращение к украинскому народу
Написанно летом 1917 г. (ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 727). Впервые
опубликовано: Труды Комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина.
М., 1992. Вып. 1. С. 171-174. Текст подготовлен И. В. Петушковой. Печатается
по этому изданию.
814 Петрашевцы, общество петрашевцев, кружок петрашевцев — группа молодежи, собиравшаяся во 2-й половине 1840-х гг. в Петербурге у М. В. Петрашевского.
815 Великая Хартия Вольностей (лат. Magna Charta Libertatum, англ. The Great Charter) — грамота, подписанная английским королем Иоанном Безземельным 15 июня 1215 г. Здесь упомянута как аналогия имеющегося исторического опыта.


Комментарии
829
Первые впечатления от революционной России:
Письма П. А. Кропоткина С. П. Тюрину в Лондон
В ночь на 1 (14) июня 1917 г. П. А. Кропоткин вернулся в Петроград из эмиграции. Его встречали А. Ф. Керенский с несколькими министрами и Н. В. Чайковский. Еще в пути на родину Кропоткин написал несколько писем оставшемуся в Лондоне знакомому, Сергею Петровичу Тюрину. А позднее послал Тюрину подробный отчет о путешествии и первых днях пребывания на родине.
Впервые письма Кропоткина Тюрину 1917-1920 гг. опубликованы в 1924 г. (На чужой стороне. № 4). Здесь печатаются по изданию: Труды Комиссии по научному наследию П. А. Кропоткина. Вып. 1. М., С. 151-170. Примечания А В. Бирюкова к указанному изданию здесь пересмотрены, исправлены и дополнены П. И. Талеровым.
816 Кропоткин имеет в виду т. н. «июльский кризис» Временного правительства. 2 июля ряд его членов, принадлежавших к партии кадетов, подали в отставку. На следующий день в Петрограде прошли манифестации с требованием передачи власти в руки Советов. Во время демонстраций произошло несколько вооруженных стычек демонстрантов (преимущественно солдат) с войсками, лояльными к Временному правительству.
817 Вильямс (Williams) Гарольд (1876-1928) — британский лингвист, журналист, известный полиглот. В 1896-1900 гг. служил методистским проповедником. Учился в Берлинском и Мюнхенском университетах. В 1903 г. был принят на работу в «The Times» корреспондентом по России. Вильямс освещал события в России из Штутгарта, где сблизился с российским политиком П. Б. Струве и познакомился и женился на А В. Тырко- вой. В 1905 г., после объявления амнистии, Струве, Тыркова и Вильямс вернулись в Россию. Вильямс прожил в России 14 лет, работая корреспондентом «The Times», «Manchester Guardian», «Morning Post», «Daily Chronicle» и «New York Times». В 1914 г. он опубликовал книгу «Russia of the Russians». Во время Первой мировой войны Вильямс вместе с журналистами А. Рэнсомом и X. Уолполом входил в полуофициальное англо-русское бюро (Anglo-Russian Bureau, впоследствии — British Propaganda Office), финансируемое британскими спецслужбами. В 1917 г. Вильямс ежедневно отправлял сообщения с российскими новостями в «Daily Chronicle», описывая революционные события. 18 марта 1918 г. Вильямс с женой покинули Россию.
818 Берген (Bergen) — город и порт на западе Норвегии, на побережье Северного моря, в глубине Бюфьорда.
819Warderope — один из знакомых Кропоткиных.


830
820 Христиания, Христианин (Christiania, Kristiania) — в 1624-1924 гг. название столицы Норвегии г. Осло.
821 Дочь П. А. и С. А. Кропоткиных Александра Петровна (1886-1966).
822 Интервью, т. е. заявление (англ).
823 Стокгольм (Stockholm) — столица Швеции.
824 Фьельды — платообразные вершинные поверхности гор Скандинавского полуострова; имеют ледниковое происхождение.
825 Альпы (от кельт, alp — высокая гора; нем. Alpen; франц. Alpes; итал. Alpi) — наиболее высокая горная система Европы, расположенная на территориях Италии, Франции, Швейцарии, Австрии, Германии, Югославии и Лихтенштейна. Здесь — иносказательно: высокие горы.
826 Название, вероятно, связано со II съездом РСДРП, проходившим частью в Лондоне (24 заседания из 37) с 24 июля по 10 августа 1903 г., на котором произошел раскол партии на большевиков во главе с В. И. Лениным и меньшевиков во главе с Л. Мартовым (Ю. О. Цедербаумом).
827Брантинг (Branting) Карл Яльмар (1860-1925) — шведский политический и государственный деятель, один из основателей (1889) и лидеров Социал-демократической партии Швеции (СДПШ), II Интернационала (1860-1925). В 1887-1917 гг. (с перерывами) редактор центрального органа СДПШ газеты «Сосиаль-демократен» («Social- Demokraten»), С 1896 г. депутат риксдага. С 1907 г. председатель Исполкома СДПШ. В 1920, 1921 —1923 и 1924-1925 гг. премьер-министр.
828Шапиро Александр (Абрам) Моисеевич (1882-1946) — анархист, один из близких друзей Кропоткина.
829 Кобленц (Koblenz) — город в Германии, в земле Рейнланд-Пфальц, на левом берегу р. Рейн, при слиянии с ним р. Мозель.
830 Город на севере Швеции
831 Иначе: Торнио — финский город. Города Хапаранда и Торнио расположены на пересечении двух регионов и на границе двух стран, на вершине Ботнического залива.
832 Город в Финляндии, в то время — узловая железнодорожная станция.
833 Выборг (Wiborg или Viborg, Wiipuri) — город на северо-западе России. Основан в 1293 г. Торкелом Кнутссоном, наместником Финляндии и опекуном малолетнего короля Биргера I, как опорный пункт для упрочения шведского влияния в Карелии и распространения среди финнов христианства. К России Выборг отошел в 1721 г. по Ништадскому миру. В 1811 г. вместе с губернией был присоединен к Великому княжеству Финляндскому.
834 Железнодорожная станция на границе Финляндии и России (Петроградской губ.)


Комментарии
831
835 Марсельеза (Marseillaise) — национальный гимн революционной Франции, написанный в 1792 г. Руже де л’Илем (Rouget de l’Isle).
836 Представители лейб-гвардии Семеновского полка, сформированного в 1683 г. в подмосковном селе Семеновском, под названием потешных семеновцев; с 1687 г. они начали именоваться Семеновским полком, а с 1700 г. — лейб-гвардией
837Кропоткина (урожд. Рабинович, Ананьева) Софья Григорьевна (1856- 1942) — жена П. А. Кропоткина.
838 Рыночная ул. (ныне — ул. Гангутская, в Соляном городке рядом с Фонтанкой и Летним садом), на которой дочь Кропоткиных Александра, уже несколько лет живущая в России с мужем Б. Ф. Лебедевым, заранее сняла квартиру.
839 Большим театром еще продолжали называть Консерваторию, открытую с 1885 г. на Театральной площади в реконструированном здании бывшего Большого (Каменного) театра — первого постоянного в Санкт-Петербурге и одного из крупнейших в России XVIII в. театральных зданий.
^Крестовский остров — в дельте р. Невы, в северо-западном районе Петрограда (Петроградская часть), в описываемый период здесь было много дачных строений. Кропоткин, видимо, допустил неточность, поскольку следом упоминает место проживания — Каменный остров, находившийся рядом и где действительно была дача ван дер Пальса.
841 Гильзе ван дер Палъс Генрих Генрихович (1856-1928) — почетный консул Нидерландов в Петербурге (с 1908 г.), член Совета учетного банка, директор страхового общества, керамического завода, резиновой мануфактуры «Треугольник» и фабрики «Скороход». Жил в Петербурге с 1874 по 1918 г.
842Половцева (Кравченко) Екатерина Николаевна — племянница П. А. Кропоткина, дочь его старшей сестры Елены (в замужестве — Кравченко); первое время после возвращения Петра Алексеевича исполняла обязанности его секретаря.
843 Каменный остров — в дельте р. Невы рядом с Крестовским островом, северо-западный район Петрограда.
844 Обязательны (англ).
845 Земский и Городской союзы (Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам, Всероссийский союз городов) — созданы в июле-августе 1914 г. первоначально для организации помощи раненым, больным, беженцам, затем стали также выполнять заказы главного интендантства на изготовление одежды и обуви для армии. Участвовали в мобилизации кустарной промышленности для снабжения армии вооружением и снаряжением, создав с этой целью 10 июля 1915 г. объеди¬


832
ненный комитет — Земгор. После Февральской революции 1917 г. деятели Земского и Городского союзов (кн. Г. Е. Львов, А. И. Шингарев и др.) вошли в состав Временного правительства.
84619 июня 1917 г. Временным правительством был образован первый женский батальон смерти. Подобного женского воинского формирования не знала ни одна армия мира. Инициатором создания батальона была «вольнонаемный солдат» Бочкарева Мария Леонтьевна (1889-1920) по кличке «Яшка». Главной целью считалось оказание патриотического воздействия на солдат-мужчин путем непосредственного участия женщин в боевых действиях.
847 После Февральской революции 1917 г. Временное правительство, пытаясь поднять дух армии и с целью создания боеспособных частей, стало формировать т. н. ударные батальоны при пехотных дивизиях. На погонах таких батальонах вместо шифровок и эмблем черной краской наносятся изображения черепа со скрещенными костями как символ готовности погибнуть в бою. Формируются георгиевские батальоны, целиком состоящие из кавалеров знака отличия ордена св. Георгия, отряды добровольцев-инвалидов, женский ударный батальон смерти под командованием Марии Бочкаревой, ударные морские батальоны.
848 Будучи на Западе и обеспокоенный искажением информации о своей Родине, П. А. Кропоткин выступал инициатором создания целого ряда общественных организаций, поддерживающих соотечествен- ников-эмигрантов и устанавливающих связь с Россией.
849Львов Георгий Евгеньевич (1861-1925) — князь, политический деятель. В 1886-1893 гг. служил в Министерстве внутренних дел. Председатель Тульской губернской земской управы (1902-1905), участник земских съездов 1904-1905 гг. Организатор общеземской помощи раненым в русско-японскую войну 1904-1905 гг. Депутат I Государственной Думы. В период Первой мировой войны председатель Всероссийского земского союза и один из руководителей Земгора. После Февральской революции 1917 г. (до июльского кризиса) — глава двух первых кабинетов Временного правительства. В июле 1917 г. заявил о своей отставке и удалился в Оптину пустынь. После Октябрьской революции 1917 г. эмигрировал во Францию; во время Гражданской войны 1918-1920 гг. — глава Русского политического совещания в Париже.
850 	8 июля 1917 г. министры-социалисты опубликовали программу преобразований под названием «Декларация Временного правительства». Накануне кн. Г. Е. Львов заявил о своей отставке в связи с неприемлемостью для него этой программы, полагая, что министры узурпировали права Учредительного собрания, а их выступление носит


Комментарии
833
демагогический характер. «Для того чтобы спасти положение, надо было разогнать Советы и стрелять в народ. Я не мог этого сделать. А Керенский может».
851 Marie — служанка в доме Кропоткиных в Брайтоне.
852 Государственное совещание в Москве 12-15 августа 1917 г. См. речь П. А. Кропоткина на совещании в наст, издании.
853Керенский Александр Федорович (1881-1970) — российский государственный деятель, глава Временного правительства (1917). Окончил юридический факультет Петербургского университета (1904); был адвокатом. Депутат IV Государственной Думы (1912- 1917) от г. Вольска (Саратовской губ.), возглавлял фракцию трудовиков. Один из руководителей российского масонства; в 1915—
1916 гг. был секретарем Верховного Совета масонов России. В годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. оборонец. После Февральской революции 1917 г. заместитель председателя Петроградского совета, член Временного комитета Государственной думы. С марта
1917 г. эсер. В составах Временного правительства Керенский был министром юстиции (март-май 1917 г.), военный и морской министр (май-сентябрь), с 8 июля одновременно министр-председатель (премьер), с 30 августа Верховный главнокомандующий. В ситуации отступления русских войск и массового дезертирства попытался восстановить дисциплину в армии и предотвратить развал фронта. Вечером 25 октября 1917 г. выехал из Петрограда. В конце 1917 г. — 1-й половине 1918 г. скрывался под Новгородом, в Петрограде, в Финляндии, в Москве. Вступил в контакт с подпольным антисоветским Союзом возрождения России. В июне 1918 г. уехал во Францию.
854 Е. К Брешко-Брешковская.
855Морозов Николай Александрович (1854-1946) — революционный и общественный деятель, ученый, писатель, почетный член АН СССР по химическому и физико-математическому отделению (1932). В 1874 г. вошел в Московский кружок чайковцев, участвовал в «хождении в народ». В конце 1874 г. уехал в Женеву, редактировал журнал «Работник», в 1875 г. вступил в секцию Парижской Коммуны I Интернационала. В январе 1875 г. при возвращении в Россию арестован, был отдан на поруки. Судился по «процессу 193-х», затем освобожден. В 1878 г. вступил в «Землю и волю». Был одним из редакторов журнала «Земля и воля». По предложению А. Д. Михайлова основал «Листок “Земли и воли”». С 1879 г. член исполнительного комитета «Народной воли» и член редакционной коллегии газеты «Народная воля». В начале 1880 г. уехал за границу. При нелегальном возвращении в Россию 28 января 1881 г. аре¬


834
стован на границе. По «процессу 20-ти» (1882) приговорен к бессрочной каторге. До ноября 1905 г. отбывал одиночное заключение в Шлис- сельбургской крепости. Написал книги по математике, астрономии, метеорологии и др. В годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. ездил на фронт в качестве представителя Земского союза. Выступал с популяризаторскими лекциями в Сибири и на Дальнем Востоке, преподавал на Высших курсах П. Ф. Лесгафта и в Психоневрологическом институте. В 1917 г. участвовал в Московском государственном совещании. С 1918 г. до конца жизни — директор Естественнонаучного института им. П. Ф. Лесгафта.
856Панкратов Василий Семенович 1864-1925) — рабочий-революционер. В революционном движении с 1879 г. Как член рабочей организации «Народной воли» (с 1881 г.) вел пропаганду среди рабочих Петербурга, Москвы, Киева и др. городов. При аресте 4 марта 1884 г. в Киеве оказал вооруженное сопротивление. По «процессу 12-ти» в ноябре 1884 г. осужден на 20 лет каторги. 14 лет провел в Шлиссельбургской крепости. В 1898 г. сослан в Якутию. В 1905 г. бежал из ссылки, вступил в партию эсеров, участвовал в декабрьском вооруженном восстании в Москве. С 1907 г. вновь в Якутской ссылке. В 1912 г. вернулся в Петербург. Во Временном правительстве был комиссаром «по охране бывшего царя».
857 Зять П. А. Кропоткина, муж дочери Александры.
858 Корниловский мятеж — попытка военного переворота 25-31 августа 1917 г. под руководством Верховного главнокомандующего вооруженными силами России генерала Корнилова Лавра Георгиевича (1870— 1918) с целью разгрома сил революции и установления в стране военной диктатуры.
859 Роялисты (франц., ед. ч. royaliste, от royal — королевский) — приверженцы королевской власти. Впервые термин «роялисты» вошел в употребление во время Великой французской революции для обозначения сторонников монархии Бурбонов, врагов революции.
8б0Инфлуэнца (итал. influenza, от лат. influo — вливаюсь, проникаю, распространяюсь) — название гриппа, высокозаразительное острое вирусное заболевание дыхательных путей, появившееся во время пандемии 1780-1782 гг
861 Гастрит (от греч. gaster — желудок) — воспалительное заболевание слизистой оболочки желудка.
862 По шкале Фаренгейта, принятой в то время в Западной Европе: 104°F = 40°C
863 Князь Г. Е. Львов.
864Манговой Алексей Петрович (1857-1939) — врач, профессор Московских высших женских курсов. Первый в России описал клиническую


Комментарии
835
картину затяжного инфекционного эндокардита, названного затем «хроническим эндокардитом» (1884).
865 Кропоткин родился и детские годы прожил в доме в Штатном пер. в Старой Конюшенной части Москвы.
866 Мать Кропоткина — Екатерина Николаевна (урожд. Сулима) умерла в возрасте 34 лет от чахотки, когда Петру Алексеевичу было 3 года.
Победа Германии - смерть русской свободы
Впервые опубликована в сборнике статей В. Короленко, П. Кропоткина, Г. Плеханова и Б. Шоу «Нужна ли война» (М, 1917. С. 13-15). Печатается по этому изданию.
867 Кинтальская конференция 1916 г. — 2-я Циммервальдская, международная социалистическая конференция участников Циммервальд- ского объединения, созданного на Циммервальдской конференции 1915 г. Открылась 24 апреля 1916 г. в Берне (Швейцария). Дальнейшие заседания конференции — с 25 до 30 апреля — проводились в горном поселке Кинталь. В работе конференции участвовало свыше 40 делегатов из Германии, Франции, Италии, России, Польши, Сербии, Швейцарии и Португалии. Хотя принятая резолюция и не ставила вопроса об организации пролетариата для вооруженной борьбы против «своих» правительств, ее последний пункт ориентировал на слияние всех потоков борьбы против войны, дороговизны и политической реакции «...в единую всеобщую интернациональную борьбу за социализм».
Победа на фронте и победа революции неразрывны
Впервые опубликована в сборнике статей В. Короленко, П. Кропоткина, Г. Плеханова и Б. Шоу «Нужна ли война» (М., 1917. С. 13-15). Печатается по этому изданию.
868 В 1815 г. Священный союз (франц. La Sainte-Alliance) европейских стран был заключен по инициативе Александра I.
869 Речь идет о Февральской революции 1917 г. в России.
870Александра Федоровна (1872-1918) — российская императрица.
Последствия германского вторжения
Впервые опубликовано под редакцией автора: М., 1917. Публикуется по этому изданию.
871 Трейчке (Treitschke) Генрих (1834-1896) - немецкий историк и публицист, один из гл. представителей малогерманской школы в историогра¬


836
фии, член Германской Академии наук. Официальный историограф прусского государства (с 1886 г.). В 1871-1884 гг. — депутат рейхстага, в котором примыкал сначала к правому крылу национал-либералов, а с конца 1870-х гг. — к консерваторам. Его идеал — сильное монархическое государство, способное вести борьбу за мировую гегемонию; такое государство Трейчке видел в гогенцоллерновской монархии. Трейчке прославлял культ грубой силы, войны.
872Бернгарды, Бернхарди (Bernhardi) Теодор фон (1803-1887) — немецкий историк, экономист и дипломат. Учился в Гейдельбергском ун-те, в 1834-1831 гг. жил в России, служил чиновником. В 1851 г. переехал в Пруссию, в 1866-1871 гг. выполнял ряд ответственных военно-дипломатических поручений прусского правительства в Италии, Испании и Португалии. Выпустил в 1856-1858 гг. под видом обработки подлинных мемуаров русского генерала К. Ф. Толя его четырехтомное жизнеописание. Прикрываясь авторитетом Толя, изложил в этом фальсифицированном произведении собственную концепцию событий 1812 г., следовавшую прусской консервативной историографии.
тБшов Бернхард Хайнрих Карл Мартин фон или просто Бернхард фон Бюлов (Bernhard von Bulow) (1849-1929) — князь, германский политический деятель, рейхсканцлер Германской империи (1900-1909). Участвовал во франко-прусской войне, по окончании которой поступил на прусскую гражданскую службу, затем на дипломатическую службу. Первым действием Бюлова в качестве канцлера была защита в рейхстаге политики германской интервенции в Китае, и в дальнейшем он неоднократно отстаивал интересы германской внешней политики перед парламентом. В 1914-1915 гг. Бюлов был послом в Италии, но не смог обеспечить ее поддержку Германии или нейтралитет.
874 Гинденбург (Hindenburg, von Beneckendorff und von Hindenburg) Пауль фон (1847-1934) — германский военный и государственный деятель, генерал-фельдмаршал (1914). Участник австро-прусской войны 1866 г. и франко-прусской войны 1870-1871 гг. В период Первой мировой войны 1914-1918 гг. с конца августа 1914 г. командовал 8-й германской армией в Восточной Пруссии, а с ноября — войсками всего Восточного фронта. С августа 1916 г. начальник Генштаба, фактически главнокомандующий.
875Тарнополь, ныне Тернополь (назван от терновых полей, на которых было древнерусское поселение, уничтоженное в XIV в. монголо-татара- ми) — город, областной центр на Украине.
876 Бессарабия — (укр. Бесараб1я и реже Басараб1я,/цщ. Basarabia) — историческая область между Черным морем и реками Дунай, Прут, Днестр, восточная часть исторической Молдавии. Название (по-румынски Tara lui Basarab — «Земля Бессараба») происходит от имени


Комментарии
837
валашского воеводы Бассараба I Великого (1289-1352, правил с 13Ю г.). С 1711 по 1812 г. Бессарабия пять раз оккупировалась русскими войсками, пока наконец не была присоединена к России по Бухарестскому договору 1812 г. С 1818 г. — область, а с 1873 г. — губерния Российской империи.
877 Малин (Malines) — французское название г. Мехелен {флам. Mechelen) в Бельгии, в провинции Антверпен, на р. Диль и канале.
878Эршот или Аршот — город в бельгийской провинции Брабанте, у р. Демера.
879 Франкфуртский мир — мир, заключенный между Францией и Германией 10 мая 1871 г. и закончивший франко-прусскую войну. Франция уступала Германии Эльзас и Лотарингию (с правом для местных жителей сохранить французское подданство и переселиться во Францию при условии соответствующего извещения властей до 1 октября 1872 г.); обязывалась уплатить золотом или равноценными золоту прусскими, английскими, бельгийскими и т. д. бумагами 5 млрд франков контрибуции, из них 500 млн через 30 дней после ратификации мира, 1 млрд — в текущем году, 500 млн — в 1872 г., остальные 3 млрд — не позднее 1874 г. (с уплатой текущих процентов); были также определены условия передачи архивов, железных дорог и т. д.
Отрывки из работы с критикой марксизма
Довольно крупное (более 100 рукописных листов) политическое произведение, ранее на русском языке не публиковавшееся. В архиве (ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Д. 521. Л. 26-165) описывается как «статья Кропоткина с критикой марксизма с точки зрения анархистских взглядов (нет начала, копии). 90 г. XIX в.». Печатается с сокращениями. Нами датируется: после 1914 г.
880 По-видимому, речь идет о процессе обобществления производства, т. е. превращения процесса труда из индивидуального в общественный в связи с развитием разделения труда и с целью повышения его производительности.
881 Социал-демократизм — массовое движение сторонников социализма, учения, которое пропагандирует общественную собственность на средства производства, труд на благо всего общества и распределение произведенного совокупного продукта исходя из принципов социальной справедливости.
882 Имеются в виду революции 1848 г. в Западной Европе.
883 В смысле — уравнительный, поскольку якобинцы были яростными противниками всякого неравенства.


838
884 Анархисты-индивидуалисты — сторонники идей М. Штирнера (Иоганна Каспара Шмидта (Schmidt) (1806-1856)), разработавшего собственную систему философии чистого эгоизма, причем термин «эгоизм» понимая не только в этическом смысле, айв смысле общефилософском. «Эгоист, — по определению Штирнера, — это тот, кто ищет ценность вещей в своем “я”, не находя самостоятельной или абсолютной ценности». В начале XX в. также нашли распространение идеи американского анархиста-индивидуалиста Бенджамина Таккера (Tucker) (1854-1939).
885 «Liberty» («Свобода») — американский анархистский журнал в г. Бостоне (штат Массачусетс), основанный и редактировавшийся Б. Таккером (1881-1908).
886 Герберт Оберон — английский политик.
887 Речь о Первой мировой войне. Как известно, Кропоткин выступал за поражение Германии в этой войне и победу России и ее сторонников по Антанте, чем встал в оппозицию не только социал-демократам, но и целой группе анархо-коммунистов.
Идеал в революции (Из незаконченной рукописи 1918 г.)
Опубликовано: Былое. М., 1921 (обл.: 1922). № 17. С. 39-41. Печатается
по этому изданию.
888 Пуритане (англ. Puritans, от позднелат. puritas — чистота) — наименование во 2-й половине XVI — 1-й половине XVII в. английских протестантов — последователей кальвинизма, недовольных половинчатой реформацией, проведенной в Англии в форме англиканства. Требовали уничтожения епископата, замены его выборными старейшинами (пресвитерами), удаления из церкви украшений, замены мессы проповедью, упрощения одних и уничтожения других церковных обрядов (т. е. создания «дешевой» церкви, отвечающей интересам буржуазных кругов). «Мирская этика» пуритан поощряла скопидомство, расчетливость, поклонение богатству и презрение к бедности, трудолюбие. Пуритан отличало бесстрашие, упорство в достижении целей, религиозный фанатизм, уверенность в своей «предызбранности». Пуританизм стал выражением политической оппозиции абсолютизму, идеологическим знаменем Английской буржуазной революции XVII в.
889 Эгоизм (франц. égoïsme, от лат. ego — я) — принцип жизненной ориентации, состоящий в превращении частных интересов в основной мотив деятельности и главный критерий оценки в отношении к обществу и окружающим. С развитием капитализма принцип эгоизма становится универсальным мерилом человеческой (предпринима¬


Комментарии
839
тельской) активности, что нашло отражение в философских, политико-экономических, моральных доктринах эпохи Просвещения (Т. Гоббс, Б. Мандевиль, А. Смит, Д. Рикардо, К Гельвеций, П. Гольбах, И. Бентам и этика утилитаризма и др.).
тГолъбах (Holbach) Поль Анри (1723-1789) — французский философ-материалист и атеист, идеолог революционной французской буржуазии XVIII в. Развитие человеческого общества, по мнению Гольбаха, есть результат деятельности правительств, выдающихся личностей, роста просвещения и т. д. Осуществление «царства разума» Гольбах ожидал в результате появления просвещенного монарха, гуманного законодателя. Основой поведения человека он считал его интерес, пользу. В числе др. французских материалистов он выдвинул положение о формирующей роли социальной среды по отношению к личности.
891 Франкмасонство, или масонство (нем. Freimaurerei, Maurerei, Masonei, англ, masonry, freemasonry, франц. maçonnerie, franc-maconnerie, лат. ars liberorum muratorum или latomia) — группа лиц, которая задается целью нравственно облагораживать людей и объединять их на началах братской любви, равенства, взаимопомощи и верности. Такое внутреннее содержание масонство получило в начале XVIII в. По мнению Л. де-Понсен («Les forces secrètes de la révolution» — «Тайные силы революции», 1928): «Революция 1789 года не была ни самопроизвольным движением против “тирании” старого порядка, ни искренним порывом к новым идеям свободы, равенства и братства, как это хотят нас заставить верить. Масонство было тайным вдохновителем и в известной степени руководителем движения. Оно выработало принципы 1789 г., распространило их в массах и активно содействовало их осуществлению».
Развитие федеративного строя в XIX веке (Вступительное слово при открытии московскою лигою федералистов ряда лекций по вопросу о федерации)
Опубликовано: Русские ведомости. М., 1918. № 33,10 марта (25 февр.).
С. 4. Печатается по этому изданию.
892 Шотландия (Scotland, древняя Caledonia) — одна из трех стран, составляющих Соединенное королевство Великобритании.
893 Виги (whigs) — английская политическая партия в XVII-XIX вв..
894 Император Педру II был свергнут 15 ноября 1889 г., и Бразилия была провозглашена федеративной республикой. Учредительное собрание, созванное в феврале 1891 г., приняло конституцию, аналогичную конституции США.


840
895 1 января 1901 г. официально была провозглашена федерация Австралийский Союз, вошедшая на правах доминиона в Британскую империю. По конституции верховная власть принадлежит английскому монарху, которого представляет генерал-губернатор, и парламенту, состоящему из двух палат: высшей — сената и низшей — палаты представителей. В состав Австралии входит 6 штатов: Западная Австралия, Южная Австралия, Тасмания, Виктория, Новый Уэльс, Квинсленд и две территории: Северная Территория и Австралийская Столичная Территория.
Новая Зеландия является унитарным государством, основанным на принципах конституционной монархии и парламентской демократии. В Новой Зеландии нет формальной конституции, однако существует ряд Конституционных указов, включающих большое число законов и обычаев. Основной действующий конституционный акт — «Новозеландский конституционный указ» (англ. New Zealand Constitution Act), закрепляющий создание Генеральной Ассамблеи и 6 провинций с выборной формой правления, был принят английским парламентом в 1852 г. Формально глава государства — английский король (королева); его функции выполняет генерал-губернатор, назначаемый английским королем по совету правительства Новой Зеландии сроком на 5 лет.
896 Турция участвовала в Первой мировой войне на стороне Германии. Начавшееся в сентябре 1918 г. наступление держав Антанты на Палестинском и Македонском фронтах вынудило султанское правительство 30 октября 1918 г. сдаться на милость победителей, что фактически означало конец Османской (Турецкой) империи.
897 Балканский полуостров — полуостров в Южной Европе.
898 Примером такой федерации может служить Югославия, образовавшаяся в 1918 г. (Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев — КСХС).
899 Австро-венгерская монархия — дуалистическое государство, созданное в 1867 г. в результате преобразования Австрийской империи (монархии Габсбургов) на основе соглашения между господствующими классами Австрии и Венгрии. Состояло из 2 частей: Австрийской империи («королевства и земли, представленные в рейхсрате»), или Цислейтании (собственно Австрия и ряд др., главным образом славянских, областей: Чехия, Моравия, Силезия, Истрия, Далмация, Буковина, Крайна, Галиция и др.), и Королевства венгерского («земли венгерской короны»), или Транслейтании (собственно Венгрия, Словакия, Хорватия, Трансильва- ния и др.). Общей конституции у Австро-Венгрии не было. Законодательная власть по отношению ко всей империи осуществлялась через ежегодно созываемые т. н. делегации (по 60 членов от рейхсрата и от


Комментарии
841
сейма). В конце 1918 г., в условиях поражения в Первой мировой войне и усиления революционно-освободительного движения, Австро-Венгрия распалась. На ее территории были созданы государства Австрия, Венгрия, Чехословакия; часть территории вошла в состав Югославии, Румынии, Польши.
900 В Германскую империю, образовавшуюся после победы Пруссии в франко-прусской войне 1870-1871 гг., вошли 22 германские монархии и 3 вольных города — Любек, Бремен, Гамбург (а позже — Эльзас-Лотарингия в качестве дополнительной единицы); столица Пруссии — Берлин — стала столицей объединенной Германии. Конституция, принятая в апреле 1871 г., предусматривала федеративное устройство Германии. Но самые важные вопросы, касавшиеся экономики, армии и флота, права, входили в компетенцию имперских властей. Конституция закрепляла гегемонию Пруссии, устанавливая, что императором Германии может быть только прусский король. Важная роль отводилась рейхсканцлеру (главе правительства), им, как правило, являлся министр-президент Пруссии. Рейхсканцлер назначался императором и не был ответствен перед парламентом (рейхстагом). Конституция 1871 г. предусматривала всеобщие выборы в рейхстаг.
901 Псковские летописи — летописные своды, составленные в Пскове в XIV-XVII вв. В основе сохранившихся Псковских летописей лежит летописный свод 50-60-х гг. XV в., составленный на основе летописных записок, ведшихся при Троицком соборе с XIV в., официальных документов, материалов новгородских сводов, литовско-смоленских известий, местных источников и литературных памятников. Всего обнаружено 25 списков Псковской летописи, которые делятся на 3 группы: Псковские 1-я, 2-я и 3-я летописи. 2-я Псковская летопись представлена единственным Синодальным списком — копией со списка свода I486 г. (сведения о строительстве с суммами затрат, о войнах и эпидемиях).
902 Книга П. А. Кропоткина «Взаимная помощь как фактор эволюции».
903 В тексте источника опечатка, следует читать: Джино Каппони.
тГегелъКарл (Карл фон Гегель, нем. Karl Ritter von Hegel) (1813-1901) —
немецкий историк, сын знаменитого философа Г. Гегеля. Был профессором истории в Ростоке и Эрлангене. Его главное сочинение: «Die Geschichte der Standeverfassung von Italien» (Лейпциг, 1847). В издании «Хроника немецких городов» редактировал хроники городов Нюрнберга, Кельна и Майнца.
905 	В 1877 г. Грин женился на Элис Стопфорд, которая помогала ему в написании новых книг.


842
906 Часы с «Maennleinlaufen» («танцующими фигурками») (1509) — одно из интереснейших произведений Нюрнберга, расположены в готической церкви Frauenkirche (1352-1361 гг.), известной своим алтарем XV в.
907 Торричелли (Torricelli) Эванджелиста (1608-1647) — итальянский математик и физик. Наиболее известны труды Торричелли в области пневматики и механики. В 1644 г. развил теорию атмосферного давления, доказал возможность получения т. н. торричеллиевой пустоты и изобрел ртутный барометр. Торричелли достиг совершенства в конструировании микроскопов и шлифовании линз для телескопов, усовершенствовал воздушный термоскоп Галилея, переделав его в спиртовой термометр.
тКоперник (Kopernik, Copernicus) Николай (1473-1543) — польский астроном, создатель гелиоцентрической системы мира. Среди современников был известен как государственный деятель, искусный врач и глубокий знаток астрономии. Философское значение гелиоцентрической системы состояло в том, что Земля, считавшаяся раньше центром мира, низводилась на положение одной из планет. Революционный характер взглядов Коперника был понят католической церковью лишь после того, как Г. Галилей и др. развили философские следствия его учения. В 1616 г. декретом инквизиции книга Коперника «Об обращениях небесных сфер» (1543) была внесена «впредь до исправления» в «Индекс запрещенных книг» и оставалась под запретом до 1828 г.
909 В прославленной трагедии В. Шекспира «Ромео и Джульетта» ее юные герои принадлежали к двум враждующим веронским фамилиям — Мон- текки и Капулетти. Именно их старые распри привели к гибели обоих влюбленных. Слова «Монтекки и Капулетти» теперь используются для обозначения любых непримиримых поссорившихся соседей, семейств, групп, партий.
910Козловский Л. С. — историк литературы и литературный критик; бывший сотрудник «Русских ведомостей»; секретарь Комитета помощи голодающим в России (1921-1922); сотрудник журнала «На чужой стороне»; печатался во многих польских журналах и газетах (на польском яз.).
911 Прозрачный намек на Фердинанда I и Константина I. Фердинанд I (Fernando) (1861-1948) — болгарский князь (1887-1908) и царь (1908-1918), основатель династии Кобургов в Болгарии, младший сын принца Августа Кобургского (из католической линии этого дома, Кобург-Когари) и принцессы Клементины Орлеанской, дочери короля Людовика-Филиппа. Способствовал усилению германского влияния в Болгарии, развязыванию 2-й Балканской войны


Комментарии
843
(1913), вовлечению страны (окт. 1915) в Первую мировую войну 1914-1918 г. В 1918 г. был вынужден отречься от престола и бежать в Германию.
Константин I (Konstantinos) (1868-1923) — король Греции в 1913- 1917 гг., 1920-1922 гг, из династии Тлюксбургов. В греко-турецкой войне 1897 г. и Балканских войнах 1912-1913 гг. командовал греческой армией. В 1913 г. получил от императора Вильгельма II звание генерал-фельдмаршала германской армии. Выступил против участия Греции в Первой мировой войне 1914-1918 гг. на стороне Антанты. В июне 1917 г. отрекся от престола в пользу сына Александра по требованию верховного комиссара Антанты в Салониках (в октябре 1915 г. оккупированы англо-французскими войсками). Возвратился на престол после смерти Александра. Восстание в армии (сент. 1922 г.), недовольство народных масс в связи с поражениями греческих войск в греко-турецкой войне 1919-1922 гг. вынудили Константина I отречься от престола (в сентябре 1922 г.).
Федерация — как путь к объединению
Речь, произнесенная П. А. Кропоткиным 7 января 1918 г. на заседании
«Лиги Федералистов» в б. Литературно-Художественном кружке в Москве.
Впервые опубликована: Голос минувшего. М., 1923- № 1. С. 15-19. Печатается
по этому изданию.
9ПМуравъев Никита Михайлович (1796-1843) — декабрист, капитан гвардии (1825). Учился в Московском университете; с 1813 г. на военной службе. Участвовал в заграничных походах русской армии 1813-1814 г. (в сражениях под Дрезденом, Лейпцигом и др.). Затем жил в Париже. Один из создателей в 1816 г. тайной организации декабристов «Союза спасения». В 1820 г. в «Союзе благоденствия» высказался за введение в России республиканского правления. После роспуска «Союза благоденствия» в 1821 г. — член Верховной думы и правитель Северного общества декабристов. Одновременно был избран членом директории Южного общества декабристов. Автор проекта конституции будущего русского государства. В декабре 1825 г. арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Верховным уголовным судом осужден (смертная казнь заменена 20-летней каторгой). Каторгу отбывал в Нерчинских рудниках, в 1835 г. переведен на поселение в Иркутскую губ., где и умер.
913Пестель Павел Иванович (1793-1826) — декабрист, полковник. В 1805-1809 гг. учился в Дрездене, в 1810-1811 гг. в Пажеском корпусе, откуда выпущен прапорщиком в лейб-гвардии Литовский полк. Участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов


844
1813-1814 гг. В 1816 г. вступил в «Союз спасения», был основным автором его устава. В 1818 г. организовал в Тульчине (на Украине) управу «Союза благоденствия». Добился принятия членами Союза республиканской программы; обосновывал необходимость цареубийства, уничтожения всех членов императорской фамилии. В марте 1821 г. создал и возглавил Южное общество декабристов. Стремился к слиянию Северного общества с Южным. С 1821 г. разрабатывал проект социально-экономических и политических преобразований в России (в 1824 г. названный им «Русской правдой»), который был принят в качестве политической программы. Пестель был ярым поборником республики и государственной централизации. Согласно записке Пестеля «Конституция. Государственный завет» (представляющей собой конспект «Русской правды»), законодательным органом объявлялось однопалатное Народное вече, исполнительная власть вручалась Державной думе, а блюстительная — Верховному собору. В 1825 г. вел переговоры с представителями Польского патриотического общества о совместных революционных действиях. Арестован 13 декабря 1825 г. в Тульчине. Казнен вместе с четырьмя другими декабристами на Кронверке Петропавловской крепости.
914 При присоединении к России (1809) Великое Княжество Финляндское получило свою конституцию, правительство (сенат), стал функционировать сейм. Формально Сенат подчинялся непосредственно императору, фактически же его деятельность контролировалась генерал-губернатором и статс-секретарем.
915 Польша была поделена на три части между Россией, Австрией и Пруссией по итогам Венского конгресса 1814-1815 гг. В Королевстве Польском подписанная царем Александром I в 1815 г. относительно либеральная конституция вскоре стала ограничиваться царскими властями.
91бИмеретия — историческая область в Западной Грузии; центр — г. Кутаиси. Массовые выступления крестьян в Имеретии, Раче и Лечхуми начались еще в феврале 1905 г. В конце 1905 г. восставшие рабочие совместно с «красными сотнями» захватили почти всю территорию Верхней Имеретии.
917 Речь идет о крестьянском восстании в Гурии (Озур-гетский у. Кутаисской губ.) в конце 1904 г. — начале 1905 г. под руководством Гурийского комитета сельских рабочих.
918 Джерси (Jersey) — самый большой из Нормандских островов. Столица — Сент-Элье. Джерси имеет свой собственный парламент, состоящий из 36 членов, избираемых жителями острова и утверждаемых губернатором.
919Гернсей (Guernsey) — один из Нормандских островов, главный город — порт св. Петра (St. Pierre).


Комментарии
845
920 Мэн или Ман (Isle of Man) — остров в Ирландском море. Собрание, заведующее делами острова, состоит из двух палат; судебная власть находится в руках двух судей или димстеров (deemsters). Главный город и порт — Дуглас.
921 Дублин (Dublin, от др.-ирл. Dubhlin, букв. — черная заводь), Бале-Аха- Клиах (ирл. Baile Atha Cliath — место у брода, заросшего лозой) — столица островного государства Ирландии.
922 Абсентеизм {англ. Absenteeism, от absent — отсутствующий) — форма землевладения, при которой земля, как условие производства, отделена от землевладельца. Собственник земли, не принимая участия в процессе производства, получает денежный доход от ее эксплуатации. В этом отсутствии участия видели главную причину обеднения и одичания ирландского народа, поскольку благодаря этому у страны отнимались большие суммы денег, которые землевладельцы тратили вне ее.
тНоулъз, Ноульс (Knowles, Knouls) Джеймс (1831-1908) — английский архитектор, издатель журнала «Nineteenth Century» («Девятнадцатый век»). Сын архитектора Джеймса Томаса Ноульза. Обучался архитектуре в Италии, но предпочел литературную карьеру. В 1869 г. основал Метафизическое общество, целью которого было на основе дискуссий попытаться интеллектуально сблизить религию и науку. С 1870 г. работал редактором «Contemporary Review» («Современное обозрение»), а в 1877 г., оставив эту должность, основал журнал «Nineteenth Century» (в 1901 г. в заглавие были добавлены слова «и после»),
924 См. комм. 223.
925 Куба — островное государство в Атлантическом океане. Столица — Гавана. В 1511 г. Диего Веласкес завоевал Кубу; назначенный генерал-губернатором острова, он основал несколько городов, завязал сношения с Мексикой. После потери Испанией континентальных колоний в Южной Америке, значение Кубы для метрополии возросло, и испанское правительство стало принимать меры, чтобы удержать за собой Кубу. С 1821 г., однако, стала усиливаться на острове партия, стремящаяся к независимости Кубы, а с 1840 г. среди креолов Кубы возникло движение за присоединение страны к Северо-Американским Соединенным Штатам. В апреле 1898 г. США развязали войну с Испанией. Используя национально-освободительную борьбу кубинцев в своих целях, американцы при помощи Освободительной армии во главе с А. Maceo завершили разгром испанских войск. Игнорируя революционное правительство Кубы, они в декабре 1898 г. подписали с Испанией Парижский мирный договор, по которому Испания отказалась от прав на Кубу и остров переходил под контроль США. В декабре 1901 г. на Кубе состоялись первые президентские выборы, в результате кото¬


846
рых президентом Кубы стал связанный с правящими кругами США Т. Эстрада Пальма. 20 мая 1902 г. было официально провозглашено создание Кубинской республики, в Гаване был поднят национальный флаг (вместо флага США), началась эвакуация американских войск. Однако экономическая и социальная структура времен испанской колонизации продолжала в значительной степени сохраняться и при Эстраде Пальме. Усиленное внедрение капитала США на Кубу (к 1906 г. инвестиции США достигли 120 млн долл.) обусловило монокультурный характер ее экономики, сужение внутреннего рынка, хроническую безработицу, рост нищеты. Рост экономической зависимости сопровождался усилением политической зависимости. Для подавления антиимпериалистического и национально-освободительного движения США неоднократно высаживали на Кубу войска, оккупируя остров (1906-1909,1912 и др. годы).
926 	Филиппинские острова, Филиппины — государство в Юго-Восточной Азии, на островах Филиппинского архипелага в западной части Тихого океана. В 1521 г. были открыты экспедицией Ф. Магеллана (были названы Сан-Ласаро). В 1572 г. были захвачены испанскими войсками. Колонизация продолжалась до конца XIX в. Колонизаторы ввели на Филиппинах по образцу своих американских владений т. н. систему энкомиенд. 23 августа 1896 г. по призыву тайной патриотической организации Катипунана началось антииспанское восстание во главе с Э. Агвинальдо. 22 марта 1897 г. повстанцы провозгласили независимую республику, Агвинальдо стал ее президентом. Однако группировка Агвинальдо легко поддалась на обещание уступок со стороны Испании и в ноябре-декабре 1897 г. согласилась прекратить борьбу, подписала Биакнабатский договор и покинула Филиппины. В апреле 1898 г. США начали войну за захват испанских колоний. Американские представители договорились с Агвинальдо о совместных действиях, обещав признать независимость Филиппин. 12 июня 1898 г. в Кавите была вторично провозглашена независимость Филиппин, и вернувшийся Агвинальдо снова возглавил Революционное правительство. Филиппинская армия в июне-июле принудила к капитуляции испанские войска почти по всему архипелагу. Американский десант 13 августа по договоренности с испанским командованием без боя занял столицу — Манилу. 15 сентября открылся Революционный конгресс, выработавший и принявший конституцию Филиппинской республики. Однако 10 декабря 1898 г. правительство США, игнорируя провозглашение независимости Филиппин, подписало с Испанией мирный договор, по которому Испания «уступала» Филиппины США за 20 млн долл. Правительство Агвинальдо пыталось протестовать, но 4 февраля 1899 г. американские войска начали военные действия против республиканской


Комментарии
847
армии, имея подавляющий перевес в численности и технике. К началу 1900 г. регулярная армия Филиппин распалась на отдельные отряды, перешедшие к партизанской борьбе (продолжалась до 1906 г., в отдельных районах на юге страны — до 1913 г.). 23 марта 1901 г. был взят в плен Агвинальдо, который согласился призвать филиппинцев прекратить борьбу. С 1913 г. американские власти начали т. н. филиппини- зацию — расширение участия местного населения в государственном управлении; в 1916 г. она была завершена принятием конгрессом США закона Джонса, по которому на Филиппинах создавалось двухпалатное Законодательное собрание и провозглашено предоставление Филиппинам независимости.
927Агвинальдо (Aguinaldo) Эмилио (1869-1964) — филиппинский политический деятель. С 1899 г. президент Филиппинской республики, которая вела борьбу против американских колонизаторов. В 1901 г. был взят в плен американскими войсками и призвал народ прекратить сопротивление. В 1930-х гг. возглавлял Союз ветеранов революции и Национально-социалистическую партию. В 1935 г. безуспешно баллотировался в президенты.
928Канада — один из первых доминионов Великобритании (с 1867). Конституция состоит из большого числа законов и конституционных обычаев. Основной действующий конституционный закон — Акт о Британской Северной Америке 1867 г. По форме государственного устройства Канада — федерация. Функции главы государства выполняет генерал-губернатор, назначаемый английским королем по совету премьер-министра Канады. При генерал-губернаторе имеется Тайный совет (130 чел.), в который входят члены королевской семьи, министры, председатели (спикеры) палат парламента и др. Высший орган законодательной власти — парламент, состоит из двух палат.
929 Англо-бурская война 1899-1902 гг. — война Великобритании против бурских республик — Южно-Африканской республики (Трансвааля) и Оранжевого Свободного государства (Оранжевой Республики), закончившаяся победой Британской империи.
930Сперанский Михаил Михайлович (1772-1839) — государственный деятель, граф (1839). С 1797 г. на государственной службе. В 1803- 1807 гг. директор департамента Министерства внутренних дел. Составил несколько проектов государственных реформ (важнейший — «Записка об устройстве судебных и правительственных учреждений в России», 1803). С 1807 г. статс-секретарь императора Александра I. С 1808 г. член Комиссии составления законов, товарищ министра юстиции. В 1809 г. по поручению Александра I подготовил план государственных преобразований — «Введение к уложению государственных


848
законов». Сперанскому удалось провести некоторые административные мероприятия, крупнейшим из которых было учреждение Государственного Совета (1810). Однако деятельность Сперанского вызвала недовольство консервативного дворянства, которое обвинило Сперанского в государственной измене и добилось его падения. В 1812 г. он был сослан в Нижний Новгород, затем в Пермь. В 1816 г. был назначен пензенским губернатором, в 1819 г. — генерал-губернатором Сибири. Инициатор реформ управления Сибирью. В 1821 г. возвращен в Петербург, назначен членом Государственного Совета и Сибирского комитета, управляющим Комиссией составления законов. Составитель манифеста 13 декабря 1825 г. о вступлении на престол императора Николая I, член Верховного уголовного суда над декабристами. С 1826 г. фактически возглавлял II отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии, осуществлявшее кодификацию законов. Под руководством Сперанского были составлены Полное собрание законов Российской империи в 45 т. (1830), Свод законов Российской империи в 15 т. (1832) и др. Сперанский был членом ряда высших государственных комитетов 1820-1830-х гг., в 1835-1837 гг. преподавал юридические науки наследнику престола (будущему императору Александру II), с 1838 г. — председатель департамента законов Государственного Совета.
О заложниках: Письмо В. И. Ленину
Впервые опубликовано: На чужой стороне: Историко-революционные сборники. Берлин; Прага, 1923. Кн. III. С. 126-127. Печатается по этому изданию.
931 Опубликовано было 30 ноября 1920 г.
9i2CaemKoe Борис Викторович (лит. псевд. В. Ропшин) (1879-1925) — политический деятель, социал-демократ, затем — эсер (с 1903 г.), руководитель Боевой организации партии эсеров (1903-1906), товарищ (заместитель) военного министра при Временном правительстве в 1917 г., публицист, писатель. Участвовал в убийствах министра внутренних дел В. К. Плеве, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. В 1906 г. арестован, приговорен к смертной казни, бежал. В 1907 г. из-за разногласий с руководством выходил из партии эсеров. В 1911 г. эмигрировал. В годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. добровольцем служил во французской армии. После Февральской революции 1917 г. вернулся в Россию. Был комиссаром Временного правительства при Ставке верховного командования, затем комиссаром Юго-Западного фронта, товарищем военного мини¬


Комментарии
849
стра, членом «Совета Союза казачьих войск». После Октябрьской революции 1917 г. участвовал в мятеже Керенского-Краснова; входил в антисоветский «Гражданский совет», образованный на Дону генералом Алексеевым; участвовал в создании Добровольческой армии. В феврале-марте 1918 г. создал в Москве подпольный контрреволюционный «Союз защиты родины и свободы». В 1919 г. за границей вел переговоры с правительствами Антанты о помощи белым войскам. Организатор и участник Ярославского офицерского восстания летом 1918 г. и чехословацкого мятежа. Во время советско-польской войны 1920 г. был председателем «Русского политического комитета» в Варшаве, участвовал в подготовке антисоветских военных отрядов. В 1921-1923 гг. руководил шпионско-диверсионной деятельностью против СССР. Арестован 16 августа 1924 г. после нелегального перехода советской границы. 29 августа 1924 г. был приговорен к расстрелу, замененному лишением свободы на 10 лет. В тюрьме Савинков написал и послал письма некоторым руководителям белой эмиграции с призывом прекратить борьбу против Советского государства. Покончил жизнь самоубийством (по др. версии — убит чекистами).
933 Чернов Виктор Михайлович (1873-1952) — политический деятель, один из организаторов и лидер партии эсеров. Из дворян. Революционную деятельность начал в конце 1880-х гг. в народнических кружках Москвы, вошедших позже в партию «Народное право» (1893). В 1894 г. по делу «народоправцев» арестован, исключен из Московского университета. 8 месяцев пробыл в Петропавловской крепости, выслан на 3 года в Тамбов. Здесь начал публицистическую деятельность, участвовал в создании одной из первых организаций крестьян в России — «Крестьянское братство». В 1899 г. выехал за границу. Занимался разработкой аграрной теории. Один из основателей в 1900 г. «Аграрно-социалистической лиги». В результате ее слияния с «Южной партией социали- стов-революционеров» и «Северным союзом социалистов-революцио- неров» в конце 1901 — начале 1902 г. образовалась партия эсеров (ПСР); бессменный член ее ЦК В 1905 г. вернулся в Россию. После поражения революции 1905-1907 гг. эмигрировал (1908), был редактором органа эсеров «Знамя труда». Во время Первой мировой войны 1914-1918 гг. участник Циммервальдской (1915) и Кинталъской (1916) конференций интернационалистов. После Февральской революции 8 апреля 1917 г. вместе с Б. В. Савинковым и Н. Д. Авксентьевым вернулся в Россию, в мае-августе 1917 г. министр земледелия Временного правительства. После Октябрьской революции 1917 г. активный противник Советской власти, призвал оказывать противодействие большевикам, которые узурпировали власть, поставив перед свершившимся фактом II Всероссийский съезд Советов РСД. Председатель Учредительного Собрания


850
(5 января 1918 г.). После роспуска Учредительного Собрания некоторое время находился в Москве. После 8-го Совета партии (май), принявшего решение о ликвидации большевистской власти, выехал в Самару, где в июне была свергнута Советская власть и создан Комитет членов Учредительного Собрания (Комуч), в работе которого принял участие. После Колчаковского переворота в ноябре пытался организовать борьбу против А. В. Колчака, был арестован. Освобожден по настоянию чехословаков. В 1920 г. выехал в Чехословакию для издания журнала «Революционная Россия», который и стал выпускать в Праге. В 1931 г. переехал во Францию. В годы Второй мировой войны участвовал во французском движении Сопротивления. Вскоре после освобождения Франции уехал в США. Чернову принадлежат многочисленные труды по философии, политэкономии, истории и социологии.
934 Национальный центр — подпольное объединение, созданное в Москве весной 1918 г. и имевшее отделения в Петрограде и др. местах. В Центр вошли главным образом члены распавшегося к тому времени антисоветского «Правого центра», состоявшего из представителей организаций кадетов, монархистов, торгово-промышленного капитала и помещиков. В Центр также «входили для связи и контакта» некоторые правые эсеры и меньшевики-оборонцы (члены «Союза возрождения России»), По замыслу учредителей, Национальный центр должен был стать штабом, направляющим деятельность всех правых сил, борющихся против Советской власти. Он финансировался правительствами стран Антанты, был тесно связан с А. В. Колчаком, А. И. Деникиным и H. Н. Юденичем, а также с подпольными военными и шпионскими организациями в советском тылу. В 1919 г. Национальный центр вместе с «Союзом возрождения России» объединился в Тактический центр, направлявший подрывную деятельность всех контрреволюционных сил в стране. Возглавляли центр октябрист Д. Н. Шипов (председатель до нач. 1919 г.) и кадет H. Н. Щепкин (председатель в 1919 г.). В июне 1919 г. было разгромлено Петроградское отделение Национального центра во главе со Штейнигером, в сентябре 1919 г. — Московское отделение. По постановлению ВЧК руководители организации были расстреляны.
935Врангель Петр Николаевич (1878-1928) — барон, один из руководителей Белого движения на Юге России, генерал-лейтенант (1917). Из дворян Петербургской губ. Участник русско-японской войны 1904— 1905 гг. В 1906 г. — в карательном отряде генерала А. Н. Орлова в Прибалтике. Окончил Академию Генштаба (19Ю). В годы Первой мировой войны — командир Кавказского корпуса. После Октябрьской революции 1917 г. уехал в Крым и в августе 1918 г. поступил в Добровольческую армию, командовал конной дивизией и конным корпусом, с вес¬


Комментарии
851
ны 1919 г. Кавказской армией, в декабре 1919 — январе 1920 гг. Добровольческой армией.
9i6MMamecma (Malatesta) Эррико (1853-1932) — итальянский анар- хист-комунист, большую часть жизни провел в изгнании и 10 лет (в общей сложности) в тюрьме. 15 сентябре 1872 г. Малатеста участвовал в работе I конгресса Анархистского Интернационала в Сент-Имье, где познакомился с М. А. Бакуниным. В середине 1870-х гг. в Женеве помогал П. Кропоткину и Э. Реклю издавать газету «La Révolte». В 1880— 1881 гг. жил в Лондоне, участвовал в конгрессе Анархистского Интернационала (1881). В 1882 г. тайно вернулся в Италию, где во Флоренции основал еженедельную анархистскую газету «La Questione Sociale» («Социальный вопрос») и журнал «Fra Contactai» («Среди фермеров»), В 1885 г. эмигрировал в Латинскую Америку, в Буэнос-Айресе возобновил издание «La Questione Sociale». Вернувшись в Европу в 1889 г., стал выпускать в Ницце газету «L’Associazione» («Общество»). Опять был вынужден эмигрировать и следующие 8 лет жил в Лондоне, тайно выезжая во Францию, Швейцарию и Италию. В 1907 г. принял участие в Международном Анархистском конгрессе в Амстердаме. В 1912 г. по сфабрикованному обвинению на 3 месяца попал в тюремное заключение с последующей депортацией. Однако последнее решение было отменено под воздействием выступлений радикальной прессы и рабочих организаций. После Первой мировой войны окончательно вернулся в Италию. Однако через два года (в 1921 г.) был арестован и посажен в тюрьму, из которой вышел только за два месяца до прихода к власти фашистов. С 1924 до 1926 г., когда режим Б. Муссолини запретил все независимые издания, Малатеста выпускал журнал «Pensie- ro e Volonta», подвергаясь преследованиям и жесткой цензуре со стороны правительства.
9Ъ1 Де Клер (de Clere, de Cleyre) Вольтерина (1866-1912) — американская анархистка. В детстве ее поместили в католический монастырь в Канаде, из которого она сбежала, впитав в себя протест против религии и насилия. В 1887 г. стала анархисткой. Была известна как прекрасный оратор и писатель, неутомимый адвокат по делу анархистов. Поддерживала дружеские отношения с Э. Гольдман. 19 декабря 1902 г. на В. Де Клер было совершено покушение, и она сразу же простила преступника — Германа Хелчера, который в детстве перенес психическое заболевание. Подробнее см.: Avrich P. American Anarchist: The Life of Voltairine de Cleyre. Princeton, 1978.
Этика. T. 2: Сущность нравственности
П. А. Кропоткин начал работу над книгой по этике в 1900-х гг. Выходить она стала в виде серии журнальных статей: первые были напечатаны


852
в 1904-1905 гг. в английском журнале «The Nineteenth Century», но затем болезнь и события начала XX в. надолго оторвали Кропоткина от научной работы.
Оказавшись летом 1918 г. в тихом, провинциальном Дмитрове, Кропоткин почти все свое время стал отдавать работе над «Этикой». В августе 1918 г. он писал Н. Л. Лебуржуа: «Я усердно работаю. Хочу употребить конец лета, здесь, где могу работать без перерывов, чтобы сколько-нибудь подвинуть мою “Этику”. Работа, на мой взгляд, нужная, новая, и правильно ставящая вопрос. Работал 2 года непрерывно. Жалко было бы оставить одни еще неоформленные заметки, после того, как столько было положено труда и мышления на выработку этих воззрений, — которые необходимо выставить в отпор всей надвигающейся армии соединенных религиозных предрассудков, метафизических словес и эксплуататорских вожделений» (ГА РФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед. хр. 104). «Я взялся за Этику, — писал он своему единомышленнику А. М. Атабекяну в мае 1920 г., — потому что считаю эту работу безусловно необходимой. Я знаю, что не книги создают направления, а наоборот. Но я знаю также, что для выработки направлений необходима поддержка книг, выражающих основные мысли в обширно разработанной форме» (Почин. 1922. № 3. С. 4. Курсив Кропоткина). Однако работа двигалась медленно — сказывались и возраст, и слабое здоровье, и отсутствие нужных книг, и неустроенность быта. Замедляло работу и то обстоятельство, что замысел Кропоткина претерпевал в ходе его осуществления определенные изменения.
Сохранившиеся в фонде Кропоткина в ГА РФ планы «Этики» позволяют утверждать, что вначале Кропоткин не собирался писать развернутый очерк истории этических учений (чем, по существу, является первый, опубликованный том «Этики»), Наиболее лаконичный план работы (ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 345. Л. 157), написанный, возможно, еще в Англии (названия глав даны по-английски, пояснения — по-французски), выглядит таю
I. Современная потребность в этике (Nineteenth Century. Август 1904).
II. Нравственный урок природы (Nineteenth Century. [Март 1904]).
III. Животные.
IV. Первобытная этика.
V. Религиозные системы.
VI. Различные рационалистические системы.
VII. Пределы этики.
VIII. Справедливость, равенство.
IX Этика свободного человека.
В пояснениях Кропоткин пишет, что это — первый план, который должен был послужить упорядочению заметок, но теперь он несколько изме¬


Комментарии
853
няет порядок глав, причем материалы, приготовленные для третьей главы («Животные»), решает использовать во втором томе «Взаимной помощи» в качестве приложений.
В следующем, более проработанном плане (Там же. Ед. хр. 340. Л. 149— 150) автор, сохранив почти без изменения названия глав, объединил первые шесть в три группы: «I. Введение, II, III, IV — Взаимная помощь, V, VI — Критика». В этом плане пятая глава, получившая название «Религиозная этика», разбита на три части (Вообще; Христианство; Толстой), а шестая («Различные попытки рационалистической этики») — на семь (Спиноза; Кант; Конт; Спенсер (прежде — Дарвин); Утилитаристы; Негативные учения: Ницше; Брентано и т. д.). Таким образом, здесь появляется схема некоего исторического обзора этических учений, прообраз того, что стало в конце концов первым томом «Этики».
Дальнейшую трансформацию замысла «Этики» Кропоткин зафиксировал в документе, имеющем характерное название: «Наставление, как распорядится моими бумагами» (Там же. Ед. хр. 864. Л. 14-22, датировано маем-июнем 1919 г.).
«Вообще я начал с изложения своей Этики, — писал в нем Кропоткин. — Но, написав первые две главы, я увидел, что моя работа не будет иметь достаточного значения, если я не разберу предшествовавших учений.
Познакомившись с трудом Иодля “История Этики”, я увидал, что такая работа прекрасно уже сделана, и повторять ее нечего, хотя бы и с другой точки зрения.
Важнее было показать, как мыслители, писавшие об Этике, близко подходили к понятию «Справедливость — Равноправие», и тем не менее уходили, побочною дверью, в сторону. Это я и делаю теперь в главах III, IV, V, VI, и постараюсь кончить в VII главе.
Послечего хочу перейти к изложению моей этики, т. е. к теоретической этике. Для этого не буду повторять сказанного об инстинкте общительности и о родовой нравственности, почерпнутой из наблюдения животной жизни и потребностей родового быта, а прямо перейду к справедливости-равноправию, как умственной движущей силе нравственного и его понимания в различные периоды истории.
А затем к третьему члену, Самоотверженности, самопожертвованию или великодушию. <...> Чудная рисуется мне картина жизни — не умствований, а живой жизни, реальной — действенной и действительной.
Для второй части книги, которую предварительно, для себя, я назвал Теоретическая Этика, но [можно] будет назвать Сущность нравственности, я уже написал кое-что, более или менее случайно.
Все эти рукописи — в четвертку. Часть написана в Дмитрове, часть — уже раньше, в 1902-1903 гг., часть в 1914-1916 гг»


854
И далее Кропоткин дает перечень двадцати отрывков, причем не только выписывает полные их названия, но и указывает число страниц и другие «приметы» рукописи. Некоторые из них упомянуты в послесловии к первому изданию «Этики» готовившим его к печати Н. К. Лебедевым, который писал: «Для второго тома “Этики” П. А. успел написать (по-английски) лишь несколько вполне законченных очерков, которые он хотел напечатать предварительно в виде журнальных статей, и ряд черновых набросков и заметок. Таковы очерки Primitive Ethics (Первобытная Этика), Justice (Справедливость), Morality and Religion (Нравственность и Религия), Ethics and Mutual Aid (Этика и Взаимная Помощь), Origin of Moral Motives and Sense of Duty (Происхождение нравственных побуждений и чувства долга) и др.»
Итак, предполагалось, что книга будет содержать исторический очерк этических учений из семи глав и теоретическую, или «построительную», часть, структура которой оставалась неясной.
Однако только исторический очерк занял не семь, а 13 глав, причем Н. К. Лебедев отметил в послесловии, что еще одна глава, в которой должны были быть изложены этические учения Штирнера, Ницше, Толстого, Мультатули [Multatuli (псевдоним — от лат. multa tuli — я много перенес) — настоящее имя и фамилия: Эдуард Дауэс Деккер (Dekker) (1820— 1887) — нидерландский писатель] и др., осталась не написанной. Кстати, разросшиеся размеры очерка этических учений, по-видимому, смущали Кропоткина. В письме историку А. А. Корнилову, написанном 27 мая 1919 г., т. е. как раз в то время, когда составлялось «Наставление, как распорядиться моими бумагами», он писал: «Зимою <...> в одиночестве ударно работал, — насколько позволяют годы, — продолжал давно начатую работу (еще в 1902-1903 гг.) над Этикой. К сожалению, ударился в род исторического обзора (для которого я тогда еще подготовил материалы); но уже приближаюсь к концу его, и конечно, он помогает в построитель- ной части» (ГА РФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед. хр. 81).
Среди рукописей П. А. Кропоткина, хранящихся в его фондах в ГА РФ и в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки, имеется немало фрагментов, которые с той или иной долей вероятности можно считать частями незавершенного второго тома «Этики». При подготовке данной публикации в качестве плана был взят упоминавшийся перечень отрывков из «Наставления...», поскольку он является хронологически наиболее поздним авторским планом.
Руководствуясь этим списком, исследователи А. В. Бирюков, А А. Мкрти- чян и А. В. Савченко провели сплошной просмотр всех рукописей первого и второго томов «Этики» в фонде Кропоткина в ГА РФ. В результате поисков выявлено 18 из 20 отрывков (не обнаружены: «6. Spencer et Huxley, 24 листка» и «12. Ethics et Mutual Aid (H. Spencer)»). Найденные


Комментарии
855
отрывки публикуются в настоящем издании в порядке, указанном Кропоткиным.
Таким образом, проделанная работа не может считаться окончательной. Во-первых, остается открытым вопрос о том, что было сделано Кропоткиным за оставшиеся ему полтора года жизни после написания «Наставления...». Во-вторых, не найденные исследователями отрывки могли оказаться среди рукописей других работ П. А. Кропоткина.
Большинство публикуемых отрывков написано Кропоткиным по-английски. Отрывки «Теоретическая этика», «Чувство и разум», «Понятие о справедливости» и «Глава III. Понятие о справедливости» написаны по-русски, «Локк, Камберленд, Шефтсбэри» и «Справедливость и нравственность» — по-французски.
Перевод отрывка «Первобытная этика» выполнен А. А. Мкртичяном, отрывков «Справедливость», «Необходимость общих нравственных принципов», «Реакция на эволюционную этику», «Критерий нравственности, не найденный Спенсером», «Назначение этической системы», «Заметки» и «Этический урок природы» переведены А. В. Бирюковым, «Локк, Камберленд, Шефтсбэри» и «Справедливость и нравственность» — К. Г. Филоновой, «Этика» и «Этические потребности наших дней» — А. В. Бирюковым и А. А. Мкртичяном, «Спенсер о нравственных мотивах и чувство долга», «Двусторонняя этика современности», «Необходимость всеобщих принципов» и «Эгоизм versus альтруизм» — А. В. Савченко и А. В. Бирюковым. Общая редакция переводов А. В. Бирюкова.
В фонде П. А. Кропоткина в ГА РФ (Ф. 1129) наряду с авторскими рукописями публикуемых отрывков хранятся расшифрованные и перепечатанные тексты, причем исключительно вторые-третьи машинописные копии. Очевидно, Н. К. Лебедев или кто-то из сотрудников существовавшего в 1920-1930-х гг. в Москве Музея П. А. Кропоткина пытался осуществить их публикацию. План издания обоих томов «Этики» за рубежом обсуждался в 1926-1927 гг. в переписке С. Г. Кропоткиной и жившей в Париже последовательницы и близкого друга П. А. Кропоткина М. И. Гольдсмит. Из писем следует, что последняя получила машинописные тексты второго тома, занималась поисками издателя, работала над переводом, написала предисловие ко второму тому. Издание не состоялось, а судьба рукописей неизвестна (см.: Любина Г. И. Русские женщины в интерьере московского музея: (судьба музея П. А. Кропоткина) // Москва научная. М., 1997. С. 444).
Только в 1990 г. профессор H. М. Пирумова опубликовала несколько отрывков, которые, как она считала, относятся ко второму тому «Этики» (Кропоткин П.А. Из фрагментов II тома «Этики» / Послесловие H. М. Пирумо- вой // Опыты: Литературно-философский сборник. М., 1990. С. 255-272). Однако дальнейшая работа, о которой кратко сказано выше, показала, что


856
все эти фрагменты относятся к ранним редакциям «Этики», часть из них послужила материалом для первого тома, часть вообще не была использована Кропоткиным. Однако именно инициатива безвременно ушедшей Натальи Михайловны Пирумовой, ее опыт, эрудиция и талант руководителя позволили довести научные разыскания до конца.
Текст публикуется по: ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 335. Л. 14-84; Ед. хр. 340. Л. 1-7, 168, 193-202, 203-216, 235; Ед. хр. 341. Л. 8-24, 29; Ед. хр. 344. Л. 103-112; Ед. хр. 345. Л. 2,126 - 24,66-72, 73-76, 81,90-96, 97-102, 109-115, 116-118, 122-155, 158-167; Ед. хр. 351. Л. 385-386; Ед. хр. 352. Л. 29-31,4ба - 64,136-140.
938Яодль Ф. История этики в новой философии. М., 1896-1898. Т. 1-2. Иодль, Йодль (Jodi) Фридрих (1849-1914) — немецкий философ, профессор (с 1896). Присоединившись к Миллю, Канту и Фейербаху, защищал естественный монизм, связанный с позитивистски-гуманитарной религией разума. Профессор философии Мюнхенского, затем Пражского немецкого университетов.
939 Стюарт Д. Очерки нравственной философии. 1793- Полное название книги Д. Стюарта: «Очерки нравственной философии, для студентов Эдинбургского университета» (Stewart D. Outlines of moral philosophy, for use of students of the University of Edinburgh. London, 1793).
940Аристотель (Aristoteles) (384-322 до н. э.) — древнегреческий философ и ученый. Родился в Стагире. В 367 г. отправился в Афины и, став учеником Платона, в течение 20 лет, вплоть до смерти Платона (в 347 г.), был участником платоновской Академии. В 343 г. был приглашен Филиппом (царем Македонии) воспитывать его сына Александра. В 335 г. вернулся в Афины и создал там свою школу (Ликей, или перипатетическую школу). Умер в Халкиде на Эвбее, куда бежал от преследования по обвинению в преступлении против религии. В этике Аристотель выше всего ставил созерцательную деятельность разума («дианоэтические» добродетели), которая, по его мысли, заключает в себе ей одной свойственное наслаждение, усиливающее энергию. Моральным идеалом мыслителя является бог — совершеннейший философ, или «мыслящее себя мышление». Этическая добродетель, под которой Аристотель понимал разумное регулирование своей деятельности, он определял как середину между двумя крайностями (метриопатия).
941 Шефтсбэри (Shaftesbury) Энтони-Эшли-Купер (Cooper) (1671—1713) — граф, английский философ-моралист, эстетик, представитель деизма. Ученик Дж. Локка, Шефтсбэри выразил основные идеи, присущие раннему Просвещению. Сторонник свободы мысли, выступавший против церковной религиозности и фанатизма, усматривал в разуме единст¬


Комментарии
857
венный критерий истины. Его философия — выражение крайне оптимистического взгляда на мир и историю. Используя неоплатонические образы (заимствуемые, в частности, у кембриджских платоников), Шефтсбэри рисовал величественную картину вечно творимого и творящегося космоса с единым первоисточником истинного, благого и прекрасного. Основная идея морали Шефтсбэри — мысль о самостоятельности нравственного начала; он протестует одинаково как против построения морали на физиологической основе, так и против дедуцирования ее из религиозного откровения.
942Хетчисон (Hutcheson) Фрэнсис (1694-1747) — шотландский философ. Профессор моральной философии в Глазго (с 1729). Систематизировал и развивал идеи Э. Шефтсбэри, оказал влияние на Д. Юма и А. Смита. Согласно Хетчисону, в основе красоты, нравственности и религии лежат особые, независимые друг от друга, «внутренние» врожденные чувства — эстетические, моральные и религиозные.
94дГассенди (Gassendi) Пьер (1592-1655) — французский философ-материалист, работал также в области математики, астрономии, механики, истории науки. Священник, профессор теологии в Дине (с 1613), философии в Эксе (с 1б1б), математики в Королевском коллеже в Париже (с 1645). Пропагандируя атомистику и этику Эпикура, возражал против теории врожденных идей и всей метафизики Р. Декарта с позиций материалистического сенсуализма, в специальном труде критиковал схоластический аристотелизм.
944Бэкон (Bacon) Фрэнсис (1561-1626) — английский философ, родоначальник английского материализма. В 1584 г. был избран в парламент. С 1617 г. лорд-хранитель Большой государственной печати, затем — лорд-канцлер. В 1603 г. ему было пожаловано звание рыцаря, он был возведен в титул барона Веруламского в 1618 г. и виконта Сент-Олбан- ского в 1621 г. В 1621 г. привлекался к суду по обвинению во взяточничестве, осужден и отстранен от всех должностей. Помилованный королем, не вернулся на государственную службу и последние годы жизни посвятил научной и литературной работе. Главным литературным творением Бэкона считаются «Опыты» («Essayes»), над которыми он непрерывно работал в течение 28 лет. Бэкон называл свои опыты «отрывочными размышлениями» о честолюбии, приближенных и друзьях, о любви, богатстве, о занятиях наукой, о почестях и славе, о превратностях вещей и других аспектах человеческой жизни.
945 Индуктивными науками называют науки, основанные не на догадках и не претендующие на внушения свыше, а строящие свои выводы на тщательном изучении самих явлений природы и проверяющие все свои предположения (гипотезы) строгим сравнением выводов из этих гипотез с наблюдаемыми фактами природы.


858
946 Моравские братья — религиозная секта, возникшая в середине XV в., проповедовала бедность, восстановление порядков раннехристианских общин, отвергала сословное деление феодального общества. Анабаптизм — движение, возникшее в XVI в. в Германии и Швейцарии. Социальные цели его носили черты утопического коммунизма и заключались в требовании немедленного установления «царства божия» на земле — в первую очередь уничтожения богатства и богатых. Штундизм — собирательное название, применявшееся русской администрацией и православной церковью по отношению к сторонникам различных сект протестантского толка, главным образом на юге России. Духоборы — одно из направлений русского сектантства, сложившееся в XVIII в. Духоборы объявляли веру делом внутренних убеждений, отрицали церковные обряды, проповедовали общность имущества, неподчинение местным властям.
947Платон (Platon) (428 или 427-348 или 347 до н. э.) — древнегреческий философ. Ок. 407 г. познакомился с Сократом и стал одним из его самых восторженных учеников. После смерти Сократа уехал в Мегару. По преданию, посетил Кирену и Египет. В 389 г. отправился в Южную Италию и Сицилию, где общался с пифагорейцами. В Афинах основал собственную школу — Академию платоновскую. Почти все сочинения Платона написаны в форме диалогов (беседу в большей части ведет Сократ), язык и композиция которых отличаются высокими художественными достоинствами. Философия Платона не изложена систематически в его произведениях, представляющихся современному исследователю обширной лабораторией мысли, требующей систематизации. Платон подверг резкой критике существовавшие формы государственной власти, выдвинув собственный утопический идеал государства и общественного устройства. По Платону, цари должны философствовать, а философы царствовать, причем таковыми могут быть только немногие созерцатели истины. Разработал подробную теорию общественного и личного воспитания философов и воинов, проповедовал уничтожение частной собственности, общность жен и детей, государственное регулирование браков, общественное воспитание детей, которые не должны знать своих родителей.
948 Милосердие (лат).
949 «Журнал позитивной философии» («Revue de philosophie positive») — журнал, издававшийся Э. Литтре и Г. Н. Вырубовым в 1867-1883 гг.
950 В рукописи над заголовком помета карандашом: «Эти листы 47-57 или 35а следует использовать в главе “Первобытная этика” или в гл. II “Нравственность в природе”».


Комментарии
859
951В рукописи против этого примечания помета на поле: «Это наблюдение относится к неволе».
952 См.: Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Соч. М: Изд-во АН СССР, 1953. T. V. С. 441-447.
953 См.: Там же. С. 442.
954Одюбон (Audubon) Джон Джеймс (1780-1851) — американский орнитолог французского происхождения.
955 Брэм Альфред Эдмунд (2.02.1829, Рентендорф в Тюрингии — 11.11.1884, там же) — немецкий зоолог. Путешествуя по Египту, Нубии, Судану, Абиссинии, Испании, Норвегии, Западной Сибири, собрал большой материал по биологии животных и обобщил его в широко популярном труде «Жизнь животных» (т. 1-6,1863-1869), который способствовал развитию интереса к естествознанию; переведен на большинство европейских языков.
956 См.: Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор // Соч. М., 1953.T.V.C.447.
957 Кропоткин ссылается на четвертый том французского издания «Жизни животных» А. Э. Брэма: La vie des animaux illustrée. Description populaire du regne animal. Par A. E. Brehm (Иллюстрированная жизнь животных. Популярное описание царства животных А. Э. Брэма). Paris: J. В. Baillière, et fils, s. d.
958 Фраза недописана. Против ее окончания в рукописи помета: «См. Hudson, р. 226,232,265».
959 Против заглавия раздела в рукописи рукой Кропоткина проставлена дата: «1918».
9б0Сиджвик (Sidgwick) Генри (1838-1900) — английский философ и экономист. Образование получил в университетах Регби и Кембриджа. С 1859 г. преподаватель, а с 1883 г. профессор этики Кембриджского университета. К философии, этике и политэкономии подходил с позиций утилитаризма. В вышедшем в 1874 г. своем главном труде «Методы этики» рассматривал утилитаризм как основной метод решения моральных проблем. Однако, не будучи достаточно последовательным, подчас склонялся к интуитивизму.
961 	Вестермарк (Westermarck) Эдвард Александр (1862-1939) — финский этнограф и социолог. Возглавлял кафедру моральной философии в университете Хельсинки (1890-1906), кафедру социологии в Лондонском университете (1907-1930) и кафедру философии в Академии Або (1918-1930). Главный труд — «История человеческого брака», ценен обильным фактическим материалом. Заинтересовавшись проблемой этических различий, составил в работах «Происхождение и развитие нравственных идей» («The Origin and Development of the Moral Ideas»,


860
1906-1908) и «Этическая относительность» («Ethical Relativity», 1932) каталоги нравственных норм в поддержку своей гипотезы об эмоциональной основе морали.
962 Кропоткин ссылается на книгу Э. Вестермарка «Происхождение и развитие нравственных идей» (Westermarck Е. The origin and development of the moral ideas: In 2 volumes. London, 1906-1908).
963 Во французском языке для обозначения понятий «совесть» и «самопознание» существует один термин — «conscience». Далее этот термин будет передаваться как «сознание», но при этом следует помнить о его втором значении.
964Камберленд Р. Философское рассуждение о законах природы (лат). Камберленд (Cumberland) Ричард (1632-1718) — епископ в Питерборо, противник Гоббса в нравственной философии.
965 Имеется в виду книга Э. Шефтсбэри «Исследование относительно добродетели» (1711) (См. издание: Shaftesbury A A. Characteristics of men, manners, opinions, times. London, 1732. Vol. 2: An inquiry concerning virtue and merit).
966Хетчисон (Hutcheson) Фрэнсис — см. комм. 942.
967 Пропуск в рукописи. Восстановлено по тексту приложения.
968 Cornish Ch. J. Animals at work and play (Корниш Ч. Дж. Работа и игры животных). New York, 1896.
969 Заранее (лат).
970 Отец Иннокентий (Попов-Вениаминов Иван Евсеевич) (1797-1879) — архиепископ (с 1850), митрополит Московский (с 1868). Был ближайшим сподвижником генерал-губернатора Восточной Сибири H. Н. Муравьева. Много лет прожил на Алеутских островах, занимаясь миссионерской деятельностью, за десять лет он обратил в христианство население этих островов. В 1858 г. Благовещенск стал центром Камчатской епархии, куда вошла и Амурская область, и архиепископ Иннокентий переехал сюда из Якутска. Труды отца Иоанна Вениаминова по географии, этнографии, языкознанию получили широкую известность.
971 Пропуск в тексте.
972Далее в рукописи помета: «(см. тетрадь Б)». В тетради Б (ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед. хр. 335), куда вклеен текст отрывка «Правила жизни у первобытных народов», продолжение текста имеет заголовок «Этика. Продолжение 3-й статьи (см. тетрадь А)» и дату: «Дмитров 13 июня 1918».
973 	Против этого места на поле рукописи помета: «2 части: одна безусловно] необх[одима] для сущ[ест]вОвания] как всего рода, так и отдельной особи: это формы, установленные] для [добывания] средств пропитания, а вторая связана с религиозными] “обряд[ами]” и “суевериями”».


Комментарии
861
974 См.: Вениаминов И. Е. Записки об островах Уналашкинского отдела. СПб., 1840. Ч. 1-2. Против этого места на поле рукописи помета: «NB. См. книгу Post’a об африканских дикарях. Она дает полный обзор их “Права”. Взять из нее его подразделения. Мои выписки?»
975 Justice, equite — справедливость {англ., франц)-, Rechtligkeit — честность {нем).
976Aequitas — справедливость (.лат..); Recht — право {нем).
977 Рукопись отрывка датирована 24 июля 1918 г.
978 См. комм. 976.
979 Произведение («Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского», 1651) Т. Гоббса о проблемах государства. В Англии было запрещено. Переведенное в 1868 г. Автократовым С. П. на русский язык, было уничтожено.
980Солон (EoAcov) (между 640 и 635 — ок. 559 до и. э.) — знаменитый афинский реформатор и законодатель, один из «семи мудрецов», элегический поэт. Согласно реформе государственного строя — ти- мократической конституции (т. е. основанной на имущественном цензе), все граждане были разделены на 4 класса (или разряда) по количеству доходов с земли: пентакосиомедимны, всадники, зевгиты, феты. Политические права каждого класса определялись размером имущества. Солон усилил роль народного собрания (экклесии), создал два новых органа управления: Совет 400 (буле) и гелиэю (суд присяжных).
981 Гекели, Хаксли (Huxley) Томас Генри (1825-1895) — английский естествоиспытатель, ближайший соратник Ч. Дарвина и популяризатор его учения. В 1854-1895 гг. профессор Королевской горной школы. В 1871-1880 гг. — секретарь, в 1883-1885 гг. — президент Лондонского королевского общества. Исследования Гекели относятся к области зоологии, сравнительной анатомии, палеонтологии, антропологии и эволюционной теории.
982 Об «Эволюции и этике» {англ). Кропоткин полемизирует с Т. Гекели по вопросам, рассматриваемым в этой лекции, в разделе «Этический урок природы (Спенсер, Конт и Гекели)» настоящего издания (см. ниже).
983 Отрывок датирован 24 июля [1918 г.].
984 Против этого места на поле рукописи помета: «Так говорят даже хорошие писатели по этике, например аргентинец С. О. Bunge (законодательство] краснокожих индейцев, о кот[ором] я упоминал во “Взаимной помощи”)».
985 Против начала следующего абзаца в рукописи помета: «В Теоретическую этику. Еще не использовано. 12.VII.19»-


862
986 	В рукописи пропуск, восстанавливаемый нами по смыслу. Си.: Кропоткин П.А. Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса. Пб.; М., 1922. С. 302.
987Кедворс (Cudworth) Ральф или Рудольф (1617-1688) — английский философ, профессор еврейского языка в Кембридже. Принадлежал к числу английских платоников; оспаривал сенсуализм Гоббса; праву и морали приписывал божественное происхождение. Мораль, таким образом обоснованная, изначала заложена, по мнению Кедворса, в человеческом разуме, а не есть результат соглашения.
988 Естественное право (лат.).
989 Милосердие (лат., франц).
990 Здесь и далее Кропоткин цитирует второй том работы В. Вундта «Этика. Введение в факты и законы этической жизни» в английском переводе (Wundt W. Etics: An investigation of the facts and laws of the moral life. London, 1906. Vol. II: Ethical systems). В этом издании, наряду с собственной нумерацией страниц (первая цифра в ссылках Кропоткина), указаны соответствующие номера страниц немецкого оригинала (вторая цифра).
991 Вещей (англ).
992 Чувства и склонности (англ).
993Вундт (Wundt) Вильгельм (1832-1920) — немецкий психолог, физиолог, философ и языковед. Профессор физиологии в Гейдельберге (1864— 1874), профессор философии в Лейпциге (с 1875). Член многих иностранных академий и ученых обществ. Вундт стоял на точке зрения психофизического параллелизма, полагая, что явления сознания неотделимы от нервных процессов, но причинно с ними не связаны. В области сознания, по Вундту, действует особая психическая причинность, а поведение определяется апперцепцией.
994 Имеется в виду работа Ф. Хетчисона: Philosophia moralis, institutio com- pendiara Libris III (Нравственной философии краткое наставление в трех книгах). Glasguae, 1742.
995 Со всяким благожелательным инстинктом (англ).
996 Благожелательность (англ).
997 Одобрение и неодобрение (англ).
998 Полные названия упомянутых работ: Hume D. A treatise on human nature: Being an attempt to introduce the experimental method of reasoning into moral subjects (Трактат о природе человека, т. е. опыт введения в экспериментальный метод рассуждений о нравственных предметах). London, 1739-1740. Vols. 1-5', Hume D. An inquiry concerning the principles of morals ( Исследование о началах нравственности). London, 1748.


Комментарии
863
999 В рукописи помета на поле: «NB. Почему? Справиться с оригиналом. М. б., неясно выражено?»
1000 В рукописи против этого места помета на поле: «Юм или Wundt? Если Юм, то очень важно».
1001 «Теория нравственных чувств» (англ.).
1002 Против этого слова в рукописи помета: «justice» — суд? Сверить с немецким] подлинником]. Кропоткин, как уже упоминалось, пользовался английским переводом книги В. Вундта.
1003 Против этого места в рукописи помета: «NB. Прочесть Гельв[еция]».
1004 Фраза недописана.
1005 В рукописи против этого места помета на поле: «(нового плана: см. во главе этой тетради)».
Приводим указанный план полностью.
Работа по этике
А. Первый план работы
I. Современная потребность в этике (Nineteenth Century, август 1904).
II. Нравственный урок природы (Nineteenth Century, [март 1905]).
III. Животные.
IV. Первобытная этика.
V. Религиозные системы.
VI. Различные рационалистические системы.
VII. Пределы этики.
VIII. Справедливость, равенство.
IX. Этика свободного человека.
Это был первый план, который должен был послужить упорядочению заметок. Так как время проходит, необходимо продолжить первые две статьи и включить в содержание третью и четвертую статьи «развитие моей системы»; так:
III. 	Справедливость = Равенство, подтвержденное примерами, взятыми из всех законодательных систем дикарей, варваров,
и IV. Нравственное действие, т. е. когда человек дает больше, чем получает, или когда он совсем не рассчитывает на воздаяние, равное его собственному.
(III и IV могут каждая содержать по два раздела).
Изложив таким образом всю мою систему, я смогу, если получится, написать соответствующие главы к прежним IV, V и VI — так:
Вторая часть
Различные этические системы
V (бывш. IV). Первобытная этика и этика варваров.
VI (бывш. V). Религиозные системы.


864
VII (бывш. VI). Рационалистические системы.
VIII (бывш. VII). Современные течения.
Что касается материалов о животных (под заглавиями: III. Животные, такие как осы, тигры, и рукописи в 4-ю долю листа, начатые ранее), лучше будет использовать их (с рукописями, озаглавленными «Взаимная помощь, Приложение», оставленными на Новинском бульваре).
Второй том Взаимной помощи [употребить] в качестве дополнений.
100бЛиттре (Литтрэ) (Littré) Эмиль (1801-1881) — французский философ и филолог, сторонник позитивизма, член Французской Академии (1871), сенатор (с 1875), составитель большого словаря французского языка (1863-1873). Ученик и последователь О. Конта, развил и популяризировал его идеи, дополнив учение о трех стадиях развития человечества понятием четвертой стадии — техники, был основателем особого направления в позитивизме.
1007 Право это сила: научная теория права и морали (франц.). Книга вышла в Париже в 1911 г.
1008 Право. Очерк научной теории этики, в особенности юридической ее стороны. Буэнос-Айрес, 1907 (исп).
1009 Против этого места в рукописи помета на поле: «3-й член Трилогии: Самоотверженность лучше, чем самопожертвование. Великодушие (Grandeur d’âme).
1010 Достоинство и проступок (англ.).
1011 На заглавном листе рукописи этого раздела записан следующий его план:
1. «Первоосновы нравственных понятий надо искать в игре животных» — вызовет возражения.
2. «Гуго Гроций» — из написанного здесь страницы 6 и 7 использованы, стр. [пропуск] — нет.
3. Застой этики времен Древней Греции — стр. 11-17.
4. Греческие воззрения на этику (18-22).
5. Застой в 1500 лет. Пробуждение (23-26).
т2Эспишс (Espinas) Альфред Виктор (1844-1922) — французский философ, профессор университета в Бордо, один из распространителей эволюционной теории во Франции, предшественник праксеологии и этологии. Социальная концепция Эспинаса содержит идеи о том, что рождение социологии было подготовлено изучением связей между животными, а общество — это комплексное живое существо, подверженное в своих изменениях естественным законам. На его книгу A. Espinas. Des sociétés animales (Paris, 1877) ссылается Кропоткин.


Комментарии
865
шьГроций (Grotius) Гуго де Гроот (1583-1645) — голландский юрист, социолог и государственный деятель. Один из основателей теории естественного права и науки международного права. В 1619 г. за участие во внутренних политико-религиозных распрях в стране был приговорен к пожизненному заключению, в 1621 г. бежал во Францию, где провел 11 лет, затем, преследуемый А. Ж. Ришелье, поселился в Швеции. По Гроцию, естественное право истинно само по себе и потому существует независимо от воли божьей; в ходе исполнения его принципов (воздержание от посягательств на чужую собственность, соблюдение договоров, наказание за преступления) складывается право «человеческое». Государство возникает из «общежительной природы человека», его возникновению предшествует общественный договор.
1014Киринейская, или киренская, школа — философское направление, развивавшее этическую сторону учения Сократа и подготовившее почву для эпикуреизма.
1015 Здесь и далее многоточия в квадратных скобках — пропуски в рукописи.
1016 В рукописи фраза недописана.
1017 Пропуск в рукописи. Вероятно, ошибка Кропоткина — работы П. Шар- рона, вышедшие в 1588 г., неизвестны. В этом году вышли «Опыты» М. Монтеня.
1018 См.: Charron P. De la sagesse livres trois (О благоразумии, три книги). Bordeaux, 1601.
т9Шаррон (Charron) Пьер (1541-1603) — французский богослов и моралист. Изучал в Орлеане право, был адвокатом при парижском парламенте, потом занялся богословием и приобрел славу духовного оратора в южных городах Франции. Королева Маргарита, жена Генриха IV, выбрала его в придворные проповедники. В Бордо Шаррон познакомился с Монтенем и стал его ревностным учеником. В 1594 г. Шарон назначен главным викарием при епископе города Кагора.
1020 «Сочетание» (iфранц.).
1021 «Но обе дополняют друг друга и осенены милостью Божией, в которой он никому из испрашивающих не отказывает» (франц).
1022 Теннисон (Tennyson) Альфред (1809-1892) — английский поэт. Учился в Кембриджском университете. Печатался с конца 1820-х гг., однако только сборник «Стихотворения» (т. 1-2,1842) принес ему прочный успех. Наиболее значительные произведения Теннисона «Королевские идиллии» (1859) — цикл поэм на темы средневековых сказаний о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.


866
1023 «Некоторые дарвинисты» в рукописи написано вместо зачеркнутого «Гекели».
1024 По-видимому, Кропоткин имеет в виду притчу о молодом богаче, который «жизни вечной», предложенной Христом, предпочел свое богатство (Мф„ 19: 16-30; Мк, 10: 17-31; Л, 13: 13-25).
1025 В рукописи против конца абзаца помета на поле: «Долг по отношению к другим».
Ю2бМандевилъ (Mandeville) Бернард (1670-1733) — английский писатель. По происхождению француз. В Лейдене получил медицинское образование. В 1705 г. опубликовал сатиру «Ропщущий улей, или Мошенники, ставшие честными», переизданную в 1714 и 1723 гг. под названием «Басня о пчелах, или Частные пороки — общая выгода» (рус. пер.: 1924). Жизнь пчелиного улья — аллегория буржуазного общества с его конкуренцией, коррупцией, социальным угнетением. Мораль басни: пороки частных лиц благодетельны для общества (private vices — public benefits).
1027Ламеннэ (Lamennais) Фелисите Робер де (1782-1854) — французский публицист и философ, аббат, один из родоначальников христианского социализма. Быстро преодолев увлечение идеями Ж.-Ж. Руссо, Ламеннэ уже в молодости стал убежденным монархистом и правоверным католиком. В ранних трудах (1810-1820-е гг.) выступил с критикой идей Великой французской революции и материалистической философии XVIII в. Его политическим идеалом была в это время христианская монархия. Однако уже с конца 1820-х гг. переходит на позиции либерализма; во время революции 1830 г. основал в сотрудничестве с аббатом Лакордером и графом Монталамбером журнал «Авенир» («L’avenir») с программой отделения церкви от государства, всеобщего избирательного права и ряда др. либеральных реформ. Утопические идеи Ламеннэ о возможности предотвращения социальных революций и улучшения общественного строя путем христианской любви и нравствственного самоусовершенствования оказали большое влияние на развитие христианского социализма и в частности социального учения католического модернизма.
1028Константин I [Великий], Флавий Валерий (Flavius Valerius Constantinus Magnus) (ок. 285-337) — император в 306-337. После смерти отца (в 306 г.) правил в Галлии, укрепляя свою власть в многочисленных войнах. Церковная традиция называет Константина I равноапостольным и связывает с ним коренной поворот от преследования христианства к покровительству новой религии.
1029Эвклид (Eukleides) — древнегреческий математик, автор первого из дошедших до нас теоретических трактатов по математике. Биогра¬


Комментарии
867
фические сведения об Эвклиде крайне скудны. Достоверным можно считать лишь то, что его научная деятельность протекала в Александрии в III в. до н. э. Эвклид — первый математик александрийской школы.
1030 Ксенофан Колофонский (Xenophanes) (VI-V вв. до н. э.) — древнегреческий поэт и философ, основатель элейской школы. Автор элегий. Антропоморфным богам греческой народной религии Ксенофан противопоставлял некоего единого бога, ни по облику, ни по мыслям не сходного с человеком. Ксенофану принадлежит целая космогония, типичная для досократовской философии.
1031 Пифагор (Pythagoras) Самосский (ок. 570 — ок. 500 до н. э.) — древнегреческий мыслитель, религиозный и политический деятель, основатель пифагореизма. В зрелом возрасте (по преданию, на 40-м году жизни) поселился в южноиталийском г. Кротоне, где основал строго закрытое сообщество своих последователей, уже при жизни почитавших его как высшее существо.
1032Демокрит (Demokritos) (ок. 460 — ок. 370 до н. э.) — древнегреческий философ-материалист, один из первых представителей атомизма. Из сохранившихся отрывочных сведений о жизни Демокрита известны его многочисленные путешествия в разные страны (в т. ч. в Египет, Вавилонию, Иран, Индию, Эфиопию), энциклопедический характер его познаний. Демокрит занимался всеми существовавшими тогда науками: этикой, математикой, физикой, астрономией, медициной, филологией, техникой, теорией музыки и т. д. Историческое место философии Демокрита определяется переходом древнегреческой натурфилософии к выработке понятия индивидуума, индивидуального бытия. Этика впервые становится у Демокрита отдельной наукой. Высшее блаженство видит в освобождении от всего чувственного и случайного, в спокойной ясности духа.
хшАнтисфен из Афин (Antisthenes) (ок. 435-370 до н. э.) — древнегреческий философ, основатель школы киников. Ученик софиста Горгия и Сократа, после смерти которого открыл собственную школу. Высший критерий истинности видел в добродетели, а целью познания и философии считал совпадение этического и природного в «автаркии» (независимости) от социальных влияний и человеческих установлений. Выступал против традиционного со времен элейской школы разделения мира на умопостигаемое («по истине») и чувственное («по мнению») бытие, чем предвосхитил аристотелевскую критику идей Платона.
1034 Далее в рукописи пропуск в одно-два слова.
шАвгустин Блаженный Аврелий (Augustinus Sanctus) (354-430) — христианский теолог, виднейший представитель западной патристики. Про¬


868
шел через увлечения манихейством и скептицизмом, в 387 г. принял крещение. С 395 г. — епископ Гиппона. Для средневековья Августин был непререкаемым авторитетом в вопросах религии и философии, вплоть до Фомы Аквинского не имеющим себе равных; от него исходит платоническая ориентация ранней схоластики.
1036 Левит — греческое, а за ним и русское название третьей библейской книги в составе Моисеева Пятикнижия.
1037 Заурядный (франц.).
т8Аргентов Александр — священник-миссионер, известен как исследователь Якутского края. Ему принадлежат: «Путевые записки в приполярной местности» (Записки Сибирского отдела Географического общества, кн. IV); «Чаунский приход Якутской области» (Записки Императорского Русского Географического общества. СПб., 1859); «Статистика народонаселения прихода Спасителя в Нижнеколымске» (там же); «Нижнеколымский край» (Известия Географического общества». 1879. T. XV) и др.
1039Утилитарианизм, 2-е изд., Л[ондон], 1864. Полное название работы: Utilitarianism, by John Stuart Mill. Reprinted from «Fraser’s Magasine». Second edition (Утилитарианизм Джона Стюарта Милля. Перепечатано из «Fraser’s Magasine». Второе издание). London, 1864.
1040 Гильотина {франц. guillotine) — орудие для совершения казни (обезглавливания осужденных), введенное во Франции в период Великой французской революции по предложению врача Ж И. Шйотена (Guil- lotin, 1738-1814).
1041В рукописи пропуск. Дата уточнена по Полному собранию законов Российской империи. СПб., 1830. Т. 14. № 10306.
1042 См.: Spencer H. Justice, being part IV of the Principles of ethics {Спенсер Г. Справедливость, составляющая IV часть Принципов этики). London; Edinburgh, 1891.
тъФуллъе (Fouillée) Альфред Жюль Эмиль (1838-1912) — талантливый французский философ. Был профессором в парижской Высшей нормальной школе. В 1867 и 1868 гг. за труды о Платоне и Сократе был премирован Академией наук. Подверг последовательному рассмотрению в порядке убывающей научности мораль эволюционную, позитивную, независимую, неокритическую, кантовскую, пессимистическую, спиритуалистическую, эстетическую, мистическую и теологическую. Этика самого мыслителя представляет собой попытку примирить крайности оптимизма и пессимизма на почве эволюционизма идей-сил. Мир совершенствуется, в нем замечается прогресс; человечество может надеяться достигнуть величайшего счастья на высших ступенях своего развития, ибо конечная цель нравственности и за¬


Комментарии
869
ключается именно в достижении максимума благополучия и минимума страданий.
1044 Пропуск в рукописи.
1045 Соловьев Владимир Сергеевич (1853-1900) — религиозный философ, поэт, публицист и критик Сын историка С. М. Соловьева. После речи против смертной казни в марте 1881 г. (в связи с убийством Александра II народовольцами) был вынужден оставить преподавательскую работу. В 1880-е гг. выступал преимущественно как публицист, проповедуя объединение «Востока» и «Запада» через воссоединение церквей, борясь за свободу совести и против национально-религиозного гнета; сотрудничал (с 1883 г.) в либеральном «Вестнике Европы». В 1890-х гг. занимался философской и литературной работой; переводил Платона, вел философский отдел в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона. Соловьев предпринял наиболее значительную в истории русского идеализма попытку объединить в «великом синтезе» христианский платонизм, немецкий классический идеализм (главным образом Ф. В. Шеллинга) и научный эмпиризм. В конце 1870-х и в 1880-е гг., в противовес как радикально-демократическому, так и позднеславянофильскому и официально-консервативному направлениям, выступил с социальных позиций, близких к либеральному народничеству. Однако умеренно-реформистские взгляды соседствовали у него с мистико-максималистской проповедью «теургического делания».
т6Гёте (Goethe) Иоганн Вольфганг (1749-1832) — немецкий поэт, мыслитель и естествоиспытатель. Выдающийся представитель Просвещения в Германии, один из основоположников немецкой литературы Нового времени. Учился в Лейпциге (1765-1768) и Страсбурге (1770— 1771), слушал лекции по юриспруденции и многим другим научным дисциплинам, включая медицину. Был участником движения «Буря и натиск» (Sturm und Drang). Важное значение имела для Гете дружба с Ф. Шиллером (с 1794). В Веймаре руководил организованным им в 1791 г. театром. Реакцией на индивидуалистическое бунтарство явилась мысль Гете о необходимости самоограничения личности. Однако верный героическим заветам гуманизма, Гете утверждал, что человек способен к творческим дерзаниям. Трагедия Гете «Фауст» (1-я ч. — 1808, 2-я ч. — 1825-1831) подвела итог развитию всей европейской просветительской мысли XVIII в. и предваряет проблематику XIX в. Путь к созиданию проходит через разрушение — таков вывод, к которому, по словам Н. Г. Чернышевского, приходит Гете, обобщая исторический опытсвоей эпохи.
1047 Свобода, равенство, братство (франц. Liberté, Egalité, Fraternité) — девиз Великой французской революции и Французской республики.


870
1048 «Направление роста волос у животных и человека» Вальтера Кидда (англ.).
т9Вейсман (Weismann) Август (1834-1914) — немецкий зоолог и теоретик эволюционного учения. Учился в Геттингене (1852-1836). С 1863 г. приват-доцент, в 1873-1912 гг. профессор Фрейбургского университета. Ранние работы посвящены гистологии мышечной ткани, развитию насекомых, биологии пресноводных организмов. С конца 1860-х гг. перешел в основном к теоретическим исследованиям, посвященным защите, обоснованию и развитию учения Ч. Дарвина.
1050Вебер (Weber) Эрнст Генрих (1795-1878) — немецкий анатом и психофизиолог. С 1818 г. профессор анатомии, а затем физиологии в Лейпцигском университете. Основные работы Вебера посвящены изучению чувствительности (главным образом кожной и мышечной). Создав ряд методик и приборов для опытного изучения органов чувств, открыл наличие закономерных соотношений между силой воздействия внешних физических раздражителей и вызываемыми ими субъективными реакциями-ощущениями. Показав подчиненность психических явлений числу и мере, эти работы Вебера положили начало психофизике и экспериментальной психологии. В 1845 г. совместно со своим братом Эдуардом открыл тормозящее влияние блуждающего нерва на деятельность сердца, что положило начало представлениям о торможении как особом физиологическом явлении.
1051 Пэджет (Paget) Джеймс (1814-1899) — британский хирург и патологоанатом, один из основателей научной медицинской патологии. Известен также своим циклом лекций по хирургической патологии (1853).
т2Пэджет [Дж.]. Лекции по хирургической паталогии. T. II. 1853. 209 с. (англ).
]тСемон (Semon) Рихард (1859-1918) — известный немецкий зоолог, крупный биолог-дарвинист. Изучал естественные науки в Йене, медицину в Гейдельберге. В 1883 г. получил звание доктора зоологии Йен- ского университета, а в 1886 г. доктора медицины Гейдельбергского университета. В 1885 г. совершил экспедицию в Западную Африку. С 1887 г. приват-доцент в Йенском университете, а с 1891 г. — профессор. С 1891 по 1893 г. предпринял научное путешествие в Австралию, Новую Гвинею, Зондские о-ва и Молукки, главным образом для изучения эмбриологии низших позвоночных (Ceratodus, Monotremata).
1054 Роговой слой (кожи) (нем).
1055 П. А. Кропоткин цитирует работу Г. Спенсера «Данные этики» (Spencer Н. The date of ethics. London; Edinburgh, 1891). См. также: Спенсер Г. Основания этики. СПб., 1899. T. 1.


Комментарии
871
1056 Ошибка: сурки не делают запасов на зиму.
1057 Письмо к Дж С. Миллю Г. Спенсер включил в свою книгу «Данные этики» (см. комм. 1058).
1058 В рукописи против этого места имеется помета: «Попугаи».
1059 См.: Kropotkin Р.А. The scientific basis of anarchy // The Nineteenth Century. 1887. Vol. 21. № 2. P. 238-252; The coming anarchy // Ibid. № 8. P.149-164.
1060 Карт-бланш, свобода действий (франц.).
1061 Фраза в рукописи не дописана.
1062 Декалог — десять заповедей, содержащиеся в Библии нормы поведения древних евреев.
1063 «Справедливость и нравственность» (англ.). Лекция под таким названием была прочитана Кропоткиным впервые в Манчестере в 1893 г. Над текстом этой лекции он работал в 1918-1920 гг., одновременно с работой над «Этикой». Была издана посмертно отдельной брошюрой (Кропоткин П. А. Справедливость и нравственность. Пб.; М., 1921). Ряд положений этой работы близок мыслям, излагающимся во втором томе «Этики».
1064 «Prisons» — «Тюрьмы», видимо, статья «Russian prisons», опубликованная в журнале «The Nineteenth Century» (1883. № 1) и вошедшая в книгу «В русских и французских тюрьмах» (рус. пер.: 1906 г.).
1065 Пропуск в рукописи.
1066 Против (лат).
1067 На заглавном листе рукописи этого отрывка имеется его краткий конспект. Приводим его полностью.
— Различные этические системы не завершают друг друга. Они исходят из различных принципов и поэтому придают различный смысл принципу «относись к другому так, как хотел бы, чтобы относились к тебе».
— «Альтруизм» и «Эгоизм» затемняют суть дела. Равенство стоит выше их.
— Утверждение о том, что «каждая личность выигрывает, какие бы возможности она ни использовала для достижения средств к существованию», противоречит всему тому, что мы знаем о природе.
1068 «Истинное милосердие начинается с самого себя» (франц).
1069 Речь идет о работе Г. Спенсера «Данные этики».
1070 Пожелания (лат).
1071 Томпсон (Thompson) Вильям (ок. 1785-1833), ирландский социолог и экономист, социалист-утопист, последователь Р. Оуэна. Придерживаясь теории трудовой стоимости Д. Рикардо, выступил с резкой крити¬


872
кой капитализма. Выявил конфликт капиталистического накопления и распределения с производительными силами, определяющий исторические границы капиталистического производства. К. Маркс ссылался в «Капитале» на книгу Томпсона: Thompson W. Inquiry into the Principles of the Distribution of Wealth. London, 1850. — 1-е издание этой книги появилось в 1824 г.
1072 См.: Спенсер Г. Указ. соч. С. 127.
1073 Пропуск в рукописи. Имеется помета Кропоткина: «Один лист потерян».
1074 «Спасайся, кто может» (франц.).
1075См.: Спенсер Г.Указ. соч. С. 123. (Кропоткин ошибочно ссылается на § 70; в действительности цитируемое место относится к концу § 69 «Данных этики».)
1076 Название этого раздела в рукописи имеет подзаголовок: «Листки из рукописей» («Scraps from manuscripts»). Рукопись представляет собой разрозненные листки, имеющие сквозную нумерацию.
1077 Обоснование (нем.).
1078 Кропоткин цитирует работу В. Вундта «Этика. Исследование фактов и законов нравственной жизни» (Wundt W. Ethics: An investigation of the facts and laws of the moral life. London; New York, 1906. Vol. 1).
т9Жанна д’Арк (Jeanne d’Arc) (ok. 1412-1431) — народная героиня Франции. Возглавила освободительную борьбу французского народа против англичан во время Столетней войны 1337-1453 гг. Фанатично религиозная Жанна уверовала, что ей предначертано освободить Францию. С большим трудом добившись аудиенции у дофина Карла в феврале 1429 г., она сумела убедить его начать решительные военные действия. Поставленная во главе армии, она воодушевила войска и 8 мая 1429 г. освободила осажденный англичанами Орлеан (в народе ее стали называть Орлеанской девой). Одержав ряд побед, Жанна д’Арк повела армию к Реймсу, в котором 17 июля 1429 г. короновала дофина Карла (Карл VII). Размах народной войны, огромная популярность Жанны пугали короля и придворную аристократию. Жанну д’Арк фактически отстранили от руководства военными действиями. 23 мая 1430 г. во время одной из вылазок французов из осажденного г. Компьеня Жанна д’Арк попала в плен к союзникам англичан — бургундцам, которые продали ее англичанам. Церковный суд в Руане, куда англичане перевезли Жанну, обвинил ее в ереси и колдовстве. Она была сожжена на костре. В 1456 г. во Франции Жанна д’Арк новым процессом была торжественно реабилитирована. В 1920 г. католическая церковь причислила ее к лику святых.


Комментарии
873
1080 Франциск Ассизский (лат. Francisais Assisiensis, итал. Francesco d’Assisi) (наст, имя — Джованни Бернардоне; Bernardone) (1181 или 1182— 1226) — итальянский религиозный деятель. Отказался от богатства и с 1206 г. посвятил себя проповеди евангельской бедности. В 1207— 1209 гг. основал братство миноритов («меньших братьев»), преобразованное в монашеский орден францисканцев. В качестве странствующего проповедника побывал в Испании, Южной Франции, Египте, Палестине; всюду под влиянием его проповедей складывались организации его последователей. По возвращении с Востока (где он пытался распространять христианство среди мусульман) отошел в 1220 г. от руководства орденом францисканцев, противясь его перерождению при содействии папства в обычный монашеский орден. В 1228 г. был канонизирован.
1081 Геккель (Haeckel) Эрнст (1834-1919) — немецкий биолог. С 1861 г. приват-доцент зоологии и сравнительной анатомии, в 1862-1909 гг. профессор Йенского университета. Исследовал радиолярий (1862 и 1887), известковых губок (1872) и медуз (1879,1880). Наиболее известны труды Геккеля по развитию и пропаганде эволюционного учения и популяризации основ естественнонаучного материализма. На основе теории Ч. Дарвина о происхождении видов развил учение о закономерностях происхождения и развития живой природы, пытаясь проследить генеалогические отношения между различными группами живых существ (филогенез) и представить эти отношения в виде родословного древа. Отмеченную еще Дарвином связь между онтогенезом и филогенезом Геккель обосновал под названием биогенетического закона.
1082 В рукописи фраза не дописана.
1083 Далее несколько листов рукописи утеряно. Следующий сохранившийся лист рукописи начинается с зачеркнутых слов: «накопление и индивидуального, и коллективного разума, его».
1084 «Происхождение видов» впервые было опубликовано в 1859 г.
1085 «Предварительные замечания...» «Позитивная политика» (франц.). Имеется в виду работа: Conte A. Système de politique positive ou traité de sociologie instituant la religion de l’humanité. Tome premier, contenant le Discours préliminaire et l’introduction fondamentale (Система позитивной политики, или трактат о социологии, учреждающей религию человечества. Том первый, включающий Предварительные замечания и основополагающее введение). Paris, 1890.
1086 См.: Spencer Н. On justice // The Nineteenth Century. 1890. Vol. 27. № 157. P. 435-448; №158. E 608-620.
1087 Видимо, описка: следует читать «более раннего».


874
1088 	См.: Life and letters of Thomas Henry Huxley. By his son Leonard Huxley (Жизнь и письма Томаса Генри Гекели. Составлено его сыном Леонардом Гекели). London, 1902.2 vols.
т9Майварт (Mivart) Джордж — один из первых критиков Ч. Дарвина, автор автогенетической концепции эволюции (психогенеза), отрицал положительную (движущую) роль отбора на том основании, что отбор не может поддерживать начальных стадий формирования сложных признаков.
1090Романее Джон (1848-1894) — друг и сподвижник Ч. Дарвина. Сочинение Романеса «Интеллект животных» (1882) приобрело большую популярность. Слабость позиции Романеса в его подходе к психике животных была обусловлена ненадежностью представлений о психике человека, отразивших влияние интроспективной концепции. В целом Романее выступал как натуралист, стремившийся утвердить преемственность и единство психики на протяжении всего эволюционного процесса и вовсе не игнорировавший различия между отдельными циклами и вариантами этого процесса. Он остро ощущал нужду в объяснении ступенчатости фило- и онтогенетического развития сознания. Однако его собственные гипотезы носили умозрительный характер. Историческая ограниченность взглядов Романеса состояла именно в том, что он применительно к психике защищал эволюцию без дарвинизма.
1091В черновом варианте раздела «Понятие о справедливости» второго тома «Этики» П. А. Кропоткин указывал, что он вместе с Дж. Ноуль- зом (издателем журнала «Nineteenth Century») «попросили Дж. Романеса председательствовать на моей лекции о взаимной помощи у животных. [Дж. Романее] определенно высказался в своей заключительной речи, что он принимает мою точку зрения. “Кропоткин] доказал, говорил он, что слова «борьба за существование» надо понимать в фигуративном смысле, а не в прямом”» (ГА РФ. Ф. 1129. On. 1. Ед.хр. 335.Л.45-46).
1092 Туссенель (Toussenel) Альфонс (1803-1885) — французский писатель и естествоиспытатель, горячий сторонник идей Ш. Фурье.
1093 Имеются в виду книги А. Туссенеля: L’esprit des bêtes; zoologie passionnelle. Mammifères de France (Ум животных; одушевленная зоология. Млекопитающие Франции). Paris, 1855; L’esprit des bêtes. Le monde des oiseaux. Ornithologie passionnelle (Ум животных. Мир птиц. Одушевленная орнитология). Paris, 1853-1855. 3 vols.
1094 См.: Espinos A Des sociétés animales. Etudes de psychologie comparée (Эспинос A О сообществах животных. Очерки сравнительной психологии). Paris, 1877.


Комментарии
875
1095 См.: Büchner L Liebe und Liebes Leben in der Theirwelt (Бюхнер Л. Любовь и любовная жизнь в мире животных). Berlin, 1879.
1096 В рукописи фраза не дописана.
1097 Фогт, Фохт (Vogt) Карл (1817-1895) — выдающийся немецкий естествоиспытатель, зоолог, палеонтолог, врач (значительную часть жизни работал в Швейцарии и во Франции). Известен также как философ, представитель вульгарного материализма. С 1844 по 1846 г. жил в Париже, а отчасти и в Ницце, проводя свои исследования по зоологии и геологии. В 1847 г., будучи в Ницце, получил приглашение занять кафедру зоологии в родном городе Гиссене, но уже в следующем году был вынужден бежать в Швейцарию: приняв самое живое участие в политических событиях 1848 г., Фогт был приговорен к смерти. В Берне, куда он бежал из Германии, Фогт прожил недолго и с 1850 по 1852 г. занимался изучением фауны Средиземного моря в Ницце. В 1852 г. получил приглашение читать лекции по зоологии в Женеве. Фохт, рано обративший внимание на важное значение онтогенетических изысканий, был ревностным поклонником дарвинизма, хотя в частностях его взгляды иногда и расходились с мнениями Ч. Дарвина
1098 В рукописи пропуск в одно слово.
1099В. Вундт. Этика: исследование фактов и законов нравственной жизни, перевод со 2-го издания (1892) Э. Б. Титченера, Джулии X. Гулливер и Маргарет Ф. Уошборн.
1тПэйли (Paley) Вильям (1743-1805) — английский философ-утилитарист. Апологет христианства. Выступал с систематическим курсом нравственной философии, который лег в основу его известной монографии «Основы нравственности и политической философии» (1785).


Библиография
Кропоткин Я. А Нравственные начала анархизма. М, [1890]. 63 с.
Кропоткин Я А Анархия, её философия, её идеал: Публ. лекция / (Пер. с франц.) Genève: Е. Held, [1900]. 70 с.
Кропоткин П.А Современная наука и анархизм. Нью-Йорк: Союз рус. рабочих, [1900]. 47 с.; То же. Лондон: Группа рус. коммунистов-анархистов, 1901.64 с.
Кропоткин П.А Коммунизм и анархия // Доклады Международному революционному рабочему конгрессу 1900-го года [в Париже]. Лондон: Изд-е Группы Русских Коммунистов-Анархистов, 1902. С. 1-25.
Кропоткин П.А Хлеб и воля / Пер. с фр.; С предисл. Элизе Реют. Лондон: Группа рус. коммунистов-анархистов, 1902. XVI, 295 с.
Кропоткин П.А Государство, его роль в истории / Пер. Н. [В.] Чайковского под ред. авт. Женева: Группа «Хлеб и воля», 1904.75 с.
Кропоткин Я. А В русских и французских тюрьмах / Пер. с англ. Бату- ринского под ред. автора. Единств, изд., разреш. для России автором. СПб.: Изд. Т-ва «Знание», 1906.242 с.
Кропоткин П.А Записки революционера / С предисл. Георга Брандеса. Лондон; СПб.: Свободная мысль, [1906]. [2], VIII, 435, [7] с.
Кропоткин П.А Речи бунтовщика: (Paroles d’un révolté) / Пер. с фр. Н. и С. Тамамшевых. СПб.: Ред.-изд. Валерий Бродский, 1906. [2], 178 с.
Кропоткин П.А Взаимная помощь как фактор эволюции / Пер. с англ. В. Батуринского под ред. автора; Единственное изд., разреш. для России автором, пересмотр, и доп. им. СПб.: Знание, 1907. [8], 352 с.
Кропоткин Я. А Идеалы и действительность в русской литературе / С англ. пер. В. Батуринского под ред. автора. Единственное изд., разреш. для России автором, пересмотр, и доп. СПб.: Знание, 1907. VIII, 368 с.
Кропоткин П.А Век ожидания: 1789-1889 // Век ожидания: Сборник [статей]. М.: [Кн-во «Зеленый луч»], тип. «Сокол», 1907. С. 5-32.
Кропоткин П.А Великая Французская революция, 1789-1793 / Пер. с франц. под ред. авт. Лондон: Листки «Хлеб и воля», 1914. VIII, 707 с.
Кропоткин П.А Письма о текущих событиях. М.: [Задруга], 1917 (на Обл.: 1918). 126, [1] с.
Кропоткин Я. А Поля, фабрики и мастерские. Промышленность, соединенная с земледелием, и умственный труд с ручным / Пер. с англ. А. Н. Коншина; Под ред. авт. Изд. 4-е, переем, авт. и значит, доп. М.: тип. т-ва И. Д. Сытина, 1918. 272 с., 7 л.


Библиография
877
Кропоткин П.А. Современная наука и анархия / Пер. с фр. под ред. автора. Пб.; М.: Голос труда, 1920 [на обл.: 1921]. 316, [2] с.
Кропоткин П. А. Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя? // Былое. 1921 (обл.: 1922). № 17. С. 3-38.
Кропоткин П.А. Этика. T. 1 Пг.; М.: Голос труда, 1922. T. 1: Происхождение и развитие нравственности / Послесл. Н. Лебедева. 1922. 264, IV с., 1 л. фрон. (порт.).
Кропоткин Я. А Дневник (с 24.06.1862 по 11.1867) / С предисл. А. А. Борового. М.; Пг.: Госиздат, 1923. VIII, 292 с.
Переписка Петра и Александра Кропоткиных / Предисл. И. Смилги. Ред., прим, и вступит, ст. Н. К. Лебедева. T. 1. М.; Л.: Academia, 1932-1933- 2 т. T. 1:1857-1862. 279 с.
Кропоткин П. А. Хлеб и воля; Современная наука и анархия / Ин-т философии АН СССР; Филос. о-во СССР; [Вступ. ст., сост., подгот. текста и примем. С. А. Мндоянца; Предисл. Э. Реклю; Журн. «Вопр. философии» идр.].М.: Правда, 1990.638 с.
Кропоткин П.А. Этика [фрагменты]; Из фрагментов II тома «Этики» / Послесл. H. М. Пирумовой // Опыт: Литературно-философский ежегодник М.: Советский писатель, 1990. С. 248-270.
Кропоткин П.А Кооперация и свобода / Мыслители России //Дальний Восток Хабаровск, 1991- № 12, декабрь. С. 96-107.
Кропоткин П.А. Этика: Избранные труды / [Общ. ред., сост. и предисл. Ю. В. Гридчина]. М.: Политиздат, 1991- 493, [3] с.
Кропоткин И А. Дневники разных лет / [Сост., подгот текста, примем. и имен. указ. А. П. Лебедева; Вступ. ст. А. В. Аникина, с. 5-26]. М.: Сов. Россия, 1992.460, [2] с.
Неизвестные письма П. А. Кропоткина (1894-1902 гг.) / Публ. и предисл. И. В. Левиной, С. М. Назаровой, И. Е. Немовой // Кентавр. М.; Рязань, 1992. № 5/6. С. 16-130; № 7/8. С. 119-128.
Новые времена / Пер. Л. Н. Панковой // Антология русской классической социологии: Тексты / Сост. и коммент. Д. С. Климентьева, Л. Н. Панковой. М.: Изд. Моек ун-та, 1995. С. 124—149-
Из работ и писем П. А. Кропоткина // Революционный радикализм в России: Век девятнадцатый: Документальная публикация. М.: Археографический центр, 1997. С. 450-454.
Пётр Алексеевич Кропоткин: Естественнонаучные работы / Сост. В. А. Маркин, А. В. Бирюков, Р. К. Баландин; Отв. ред. П. Н. Кропоткин, Ю. А. Лаврушин. М.: Наука, 1998.270 с.
Кропоткин П. А Анархия, её философия, её идеал: Сочинения / Вступ. ст., сост., комм. М. А. Тимофеева. М.: ЗАО Изд. ЭКСМО-ПРЕСС, 1999- 864 с.


878
Анархия: Сборник / Сост. и предисл. Р. К. Баландина. М.: Айрис-пресс, 2002. 576 с.
Русская социально-политическая мысль XIX — начала XX века: П. А. Кропоткин / Под ред. А. А. Ширинянца; сост. П. И. Талеров, А. А. Ширинянц. М.: Социально-политическая мысль, 2004.284 с.


Указатель имен
Абаза А А 783
Август (Augustus) (Октавиан) 736 Август (Augustus) Кобургский 840 Августин (Augustinus) 620,865 Авксентьев Н. Д. 847 Агвинальдо (Aguinaldo) Э. 548,844,845 Азеф Е. Ф. 11
Аксаков И. С 373, 374,782,
Аксаков С Т. 373, 374 Аксельрод П. Б. 759 Александр 181, 368,686,799,833,842, 845
Александр II5,8,34,271,363,371,372, 374,399,416,487,549,716,733,767, 769,771,778,779,780,786,794,801, 809 846,866
Александр III 188, 372, 373, 374, 381, 487,499, 545, 549,712,779,781,
782,783,786,806
Александр Македонский (Alexandras ho Megas) 328,726,738,854 Александр (Alexander), король Греции 840,841
Александра Федоровна, императрица 809,833
Александра, дочь Кропоткина П. А 11 Александров П. А 732 Алексеев М. В. 846 Альбер (Albert) 715 Альбин Б. 637
Альфонс (Alfonso) испанский король 733 Амадей Савойский (Amadeo de Saboya) 686
Амвросий, архиепископ 762 Амедей (Amedeo), король Испании 710 Аммоний 728
Ананьева (Рабинович) С. Г. 7,11 Антисфен (Antisthenes) 619,865 Антон 651,
Антон Бурбонский 721 Араби-паша А 734 Араго (Arago) Д. Ф. 715 Аракчеев А А 387,799 Аргентов А 625,865 Аристотель 558,619,854 Арнольд (Arnold) А 147.
Арну (Arnould) Ш. О. Э. А 119,147,691 Артур, король 863 Атабекян А М. 850 Аттила (Atilla) 486,489,821 Ашшурбаллит 1739
Бабёф (Babeuf) Г. 40, 340,760 Бабо (Babo) А 311,751 Базаров Е. 388
Бакунин М. А 6,11,33,119,337,340,485, 505,545,725,758,759,762,778,848 Балмашев С. В. 797 Бальзак (Balzac) О. де 436,814 Бандинелли М. 753 Баранников А И. 716 Барнав (Barnave) А 806 Бассараб (Bassarab) I Великий 834 Батуринский В. 14,873 Бебель (Bebel) А 485,819 Бейн 641
Бекетов H. Н. 772,775 Белинский В. Г. 778 Беляев И.Д. 290,293, 541,740 Бенедикт (Benedictus) Нурсийский 701 Бентам (Bentham) И. 172,173,623,
629,654,666,705,836 Берг Ф. И. 792 Бердяев Н. А 36 Березин, эсер 811 Берк (Berck) 739
Бернгарди (Bernhardi) Т. фон 521,834 Бертони (Bertoni) Л. 799


880
Бертье (Berthier) де Совиньи 223,721 Бессель (Bessel) H. X. 786 Биконсфильд-Дизраэли (Beaconsfield- Disraeli) Б. 178,708 Биргер (Birger) 1828 Бирюков А. В. 10, 50,827,852,853 Бисмарк (Bismarck) 0.178, 207, 268, 405,422,486,490,521,523,525, 708,717,819
Блан (Blanc) Ж Ж Л. 142,340,694,698, 699,715,761
Бланки (Blanqui) Л.-0.204,714,715, Бобриков Н. И. 404,797,798,803 Бобрищев-Пушкин А. В. 825 Богданович Е. В. 415,810 Боголепов Н. П. 366,383,425,766,768, 773,788,789,798 Боголюбов (Емельянов А.) 732 Богораз В. Г. 825 Бокль (Buckle) Г. Т. 120,188,711 Болл Джон 748 Бонанн, архитектор 744 Бонапарты (фр. Bonaparte), (Наполеон Бонапарт и Луи Бонапарт) 179,708 Бонч-Бруевич В. Д 12.
Боровой А. А. 49,756,758 Бородин 6 Бородкин М. 797 Ботга (Botta) К-Д. 298,541,745 Бочкарева М. Л. 830 Брамсон Л. М. 793,
Брандес (Brandes) Г. 873- Брантинг (Branting) К. Я. 509,828 Брентано (Brentano) Ф. К Г. Брешко-Брешковская Е. К 501,513,824, 825,831
Бриссо (Brissot) Ж П. 201, 202,714 Бродский В. Д. 693,873 Брольи 709
Брусе (Brousse) П. Л. 341,762 Брэм (Brehm) А. Э. 568,569,571,857 Будда 561,600,605,629
Буланже (Boulanger) Ж Э. 499,824 Булыгин А. Г. 400,802 Бунге К 0.596,859 Буонарроти (Buonarroti) Ф. М. 760 Бурбоны (фр. Bourbons, um. Borbones, um. Borboni), династия 219,422,538, 719,820,832
Бурцев В. Л. 11,485,509,819 Бутлер (Butler) 558 Буэ (Bouet), генерал 735 Бэкон (Bacon) Р. 297,541,744,745 Бэкон (Bacon) Ф. (барон Веруламский, виконт Сент-Олбанский) 560,588, 620,667,672,855 Бюлов (Bulow) Б. X. фон 521,834 Бюффон (Buffon) Ж Л. Л., де 588 Бюхнер (Büchner) Л. 337,674,758,872
Ваддингтон (Waddington) В. Г. 797 Валуев П. А. 780,784 Вальдерзе (Waldersee) А., фон 821 Вальдхаузер К 748 Вандербильты (Vanderbilt), династия 439,814
Вандербильт (Vanderbilt) К. и В. 814 Ванновский П. С. 366, 374, 768, 772, 790
Варбург (Warburg) О. Г. 462,816 Варынский Л. 7 Введенский А. И. 777 Вебер (Weber) Э. Г. 636,867 Вейсман (Weismann) А. 636,867 Веласкес (Velazquez) Д., де Куэльяр (de Cuellar) 843
Вельфы (Welfen), нем. княжеский род Вергилий (Vergilius) 805 Вересаев В. В. 775 Веригин П. В. 763
Вестермарк (Westermarck) Э. А. 572,857 Виктория (Victoria) 155,697 Виленкин Н. М. (Минский) 756 Вильгельм, архитектор 744


Указатель имен
881
Вильгельм I (Wilhelm I), германский император 373,732,753,781 Вильгельм II (Wilhelm II), германский император 320,486,489,718,753, 840
Вильгельм I Нормандский, Завоеватель 744 (William the Conqueror) Вильямс (Williams) Г. 507,827 Виноградов П. Г. 774 Виппер М. 705
Витте С. Ю. 364,370,403-407,409,413, 414,415,416,770,771,796,802 Владимир Александрович, великий князь 415,782,783,809 Владимир, митрополит 415,812 Вольтер (Voltaire) 594 Воробьев, эсер 811 Воронцов-Дашков И. И. 8 Врангель П. Н. 848
Вундт (Wundt) В. 589,590,591,593,594, 620,660,661,675,676,860,869,872 Выдрин Р. 772 Вырубов Г. Н. 856 Вяземский Л. Д 368., 775
Габсбурги (Habsburger), династия 818,838 Галилей 840
Гамбетга (Gambetta) Л. М. 208,696,698, 717
Гапон Г. А. 395,801 Гардарики М. 779
Гарибальди (Garibaldi) Дж. 485,497,719, 820
Гарин Н. Г. 775
Гарнье-Пажес (Garnier-Pages) Л. А. 715 Гартман 620 Гарявин А. Н. 50
Гассенди (Gassendi) П. 559,560,604,855
Гассиев А. А. 788
Гвельфы (um. Guelfi) 294,742
Гегель (Hegel) Г. 839
Гегель (Hegel) К, фон 541,620,839
Гед (Guesde) Ж. 7,762 Гедель (Hedel), социал-демократ 271, 732
Гедимин 742
Геккель (Haeckel) Э. 663,870 Гёксли (Huxley) Л. 871,863 Гекели (Huxley) Т Г. 585,663,665,669,670, 672,673,674,859,871 Гельвеций (Helvetius) К А. 594,726,836, 860
Генрих (Heinrich) III, германский король и импертор 744 Генрих (Henri) IV Бурбон, французский король 223,706,721,863 Генрих VII, английский король 752 Генрих (Henry) VIII, английский король 317,752,753
Генуэзский (Томас Савойский), герцог 710
Георг III697
Герберт (Herbert) 0.530,836 Гервинус (Gervinus) Г. Г. 125.
Гермоген, епископ 415,811 Герцен А. И. 134 Герциг (Herzig) Г. 7,693 Герцль (Herzl) 1463,816 Гершуни Г. 825 Герье В. И. 774 Гессе Г. Ю. 793 Гетре Ж. 733
Гёте (Goethe) И. В. 634,817,867 Гибеллины (um. Ghibellmi) 294,742 Гизо (Guizot) Ф. 178,708,715 Шйотен (Guillotin) Ж И. 866 Шльзе ван дер Пальс (Gilze van der Pals) Г. Г. 829
Гильом (Guillaume) Дж. 6,246,725 Гинденбург (Hindenburg, von Benecken- dorff und von Hindenburg) II, фон 522,834
Гирн (Hirn) Г. А. 469,817


882
Гладстон (Gladstone) У. Ю. 158,176,178, 547,702,706
Гоббс (Hobbes) Т. 559,560,574,585,586, 588,604,612,620,623,639,667,836, 858
Гогелия Г. И. 11,335,756 ГогелияЛ. 11,756
Гогенштауфены (Hohenstaufen), династия германских королей и императоров 742 Гоголь Н. В. 7б4 Годкин (Godkin) Э. Л. 791 Гойер (Ноуег) Л. В.
Головнин А. В. 768 Гольбах (Holbach) П. А. 536,836, Гольдман (Goldman) Э. 849 Гольдсмит М. И. 853 Гольштейн-Готгорпы (Holstein-Gottorp), немецкая герцогская династия 502, 826
Горгий, софист 865
Гордон А. В. 35,50
Горемыкин И. Л. 403,796,803
Горохов В. Д. 774
Горчаков А. М. 778
Горький М. 775
Грей (Gray) Дж 814
Грин (Green) Д. Р. 290,541,740,839
Грингмут В. А. 408,805
Гросс (Grosse) К 598
Гросс (Grosse) Ч. 587
Гроссман И. С. 756
Гроций (Grotius) Г., де Гроот (Groot) 601, 862
Грузенберг, защитник на процессе Петербургского Совета 808 Грузов В. И. 793
Губмайер, Хубмайер (Hubmaier) Б. 750 Гулливер (Gulliver) Дж. X. 675,872 Гумберт I (Umberto I), итальянский король 733 Гус (Hus) Я. 748
Гусман Л. Ю. 50
Гюго (Hugo) В. М. 270, 297,628,730 Гюйо (Guyau) Ж М. 270,608,614,620,633, 674,676,731,732
Давыденко В. 794 Дайнов М.-Э.-Р. 756
Д’Аламбер (d’Alembert) Ж ле Р. 726,751 Даллоз (Dalloz) В. А. Д. 311,751 Данте Алигьери (Dante Alighieri) 297,541, 743
Дантон (Danton) Ж Ж 699,709 Дарвин (Darwin) Ч. Р. 16,61,259,432,566, 567,568,620,620,633,635-637,640, 658,659,662,663,665-670,672-675, 681,758,818,851,856,857,859,867, 870,871,872
Дарвин (Darwin) Э. 469,818 Дарте (Darthe) О. А. 760 Де Сантис (De Santis) М. А 801.
Де Амбрис (De Ambriz) А. 495,823 Девитт (Davitt) М. 702 Дежарден (Desjardins) 730 Дезами (Dezamy) Т. 694 Дейч Л. Г. 7,48,759 Декарт (Descartes) Р. 855 Дельзалль (Delesalle) П.
Делянов И. Д. 768
Демокрит (Demokritos) из Абдер 619,864, 865
Демулен (Desmoulins) К 142,699 Деникин А. И. 848 Денк (Denck) Г. 306,749,750 Депланк (DePlanque) Э. 596 Джек (Jeck) Потрошитель 255 Джонс (Jones) T. М. 630,631 Джордж (George) Г. 443,447,815 Дидро (Diderot) Д. 751 Дикштейн С. 7
Диоклетиан (Diocletianus) Г. А. В. 736 Добролюбов Н. А 364.
Долгоруков П. П. 763


Указатель имен
883
Драгоманов М. 7 Дубасов Ф. В. 415,810,811 Дубровин А. И. 415,810 ДурновоИ. Н. 417,802,812 Дурново П. Н. 417 Дэфо Д., писатель 764 Дюмартрэ (Dumartre) 7,693 Дюпон (Dupont) Э. 715 Дюпор (Duport) А. 806 Дюшен (Duchesne), генерал 735
Екатерина II177,812 Ермаков В. Д. 50
Жанна д’Арк (Jeanne сГАгс) 662,869 Желивский (Zelivsky) Я. 748 Желябов А. Н. 716 Жермен (Germain) III 760 Жирарден (Girardin) А. 819 Жирарден (Girardin) Э. 474,818 Жиффар (Giffard) А. 472,818 Жуковский Н. 7
Засулич В. И. 271,732 Зернов Д. Н. 774 Золя (Zola) Э. 754
Зороастр или Заратуштра, пророк и реформатор древнеиранской религии 561,646
Зубатов С. В. 801 Зырян Д.
Зюдекум (Sudekum) А. 491,823
Иван IV Грозный 177,253,707,727,749 Игнатенков С. И. 793 Игнатьев А. П. 403,802 Игнатьев Н. П. 409,415,780 Иеринг (Ihering) R, фон 256,257,728 Иероним Пражский (Jeronym Prazsky) 748
Илиодор, иеромонах 811 Илич Д. 821
Иннокентий IV (Innocentius IV), папа римский 711
Иннокентий, митрополит (о. Веньями- нов) 579,581,582,583,858 Иннокентий, епископ 579,580 Иоанн Безземельный 826 Иоанна д’Альбре (Jeanne d’Albret) 721 Иодль, Йодль (Jodi) Ф. 557-559, 573-576,588,594,605,851,854 Иорданский И. 790 Итенберг Б. С. 679
Кабе (Cabet) Э. 40,694,763,7б4 Кавелин К Д. 365,771 Кавендиш (Cavendish) И. 733 Каляев И. П. 801
Камберленд (Cumberland) Р. 572,574,587, 588,853,858
Кановас дель Кастильо (Canovas del Castillo) Дон Антонио Кант (Kant) И 587,594,614,620,634,642, 851,854
Капетинги, французская династия 752, 764
Каппони (Capponi) Дж. 298,541,745,839 Каптейн (Captein) Г., переводчица 674 Карелин А. А. 756
Карл III (Carlo III di Parma) Пармский (Фердинанд К Бурбон), герцог пармский 719
Карл VII (Charles VII), французский король 707,869,870
Карл X (Charles X), король Франции из династии Бурбонов 719 Карл Великий {лат. Carolus Magnus), король франков, император 745 Карпович П. В. 773
Катков М. Н. 371,373,770,778,780,782, 792,805
Каткова С. И. 792 Кафиеро К. 758 Квятковский А. А. 716


884
Кенигсвартер (Koenigswarter) А. 737 Кеннан (Kennan) Дж.
Кенэ (Quesnay) Ф. 726 Керенский А. Ф. 12, 513, 514,824,826,
830,831,846 Кесслер К. Ф.
Кетгелер (Ketteier), германский посланник в Китае 821
Кёдворс (Cudworth) Р. 587,859 Кидд (Kidd) В. 635,867 Китаев В. А. 782
Клаузиус (Clausius) Р. Ю. Э. 469,817,818 Клейгельс Н. В. 368,776,790,791 Клемансо (Clemenceau) Ж. Б. 208,717 Клементина (Clementina) Орлеанская, принцесса 840 Клер (de Clere) В. де 551,849 Ключевский В. 0.774 Книжник-Ветров И. С. 756 Кнутссон (Knutsson) Т. 828 Кобурги, Саксен-Кобург-Гота
(Sachsen-Coburg-Gotha), династия 502,826
Кобург-Когари (Coburg-Kohary), династия 840
Ковалевский Е. П. 377,378,759,793,794 Ковалевский М. М. 365,771,780,781,783 Козловский Л. С. 543,756,840 Кольбер Ж. Б. 708 Колчак А. В. 847,848 Комин Л. 800 Комиссаров М. С. 415.811 Комнер-Морель, депутат-социалист 494
Кони А. Ф. 732
Консидеран (Considérant) В. 340,760,761 Константин I (Konstantinos I), король Греции 840 841,
Константин Николаевич, великий князь 371,373,778,781 Константин I Великий (лат. Constantinus Magnus), император 618,864
Константин Александрович, великий князь
Конт (Comte) 0.620,665,666,667,668, 672,691,704,759,851,859,861,871 Коншин А. Н. 754,873 Коперник (Kopemik, Copernicus) H. 541, 840
Коранда (Koranda) В. 748
Корде (Corday) Ш. 714
Корнилов А. А. 852
Корнилов Л. Г. 832
Корниш (Corniche) Ч. Дж. 577,858
Короленко В. Г. 833
Корсаков М. С 5.
Корт (Cort) Г. 686 Коста (Costa) А. 7
Костомаров Н. И. 290,301,304,365,541, 741,771
Костюшко (Kosciuszko) Т. 205,716 Коуэн Ж 8
Коуне (Cones), зоолог 568 Кочкарев, персонаж пьесы Н. В. Гоголя 358,764
Краевский А. А 778 КранмерТ. 753 Краснов П. Н. 846 Кремьё (Cremieux) И. А. 715 Кривенький В. В. 50 Кристина (Christina), испанская королева 733 Кромвель Т. 753
Кропоткин П. А 5-50,380,418,457,462, 463,464,498,499,507,513,516,518, 520,544,550,588,679,683,692,693, 694,711,717,721-723,725,732,733, 755-757,759,763,765,766,769-772, 777-780,783-792,794,798,799,813, 819,824-828,830,832,833,835,836, 839,841,848,849,850,851,852,853, 857,859,860,862,863,868,869,871, 872
Кропоткина (Сулима) E. Н. 832


Указатель имен
885
Кропоткина С. Г. 513 Кропоткины 508 Крупп (Krupp) А.
Крыжановский П. М. 793 Крыленко Н. В. 756
Ксенофан Колофонский (Xenophanes) 619,864
Кузьминский А. М. 414,417,809 Кукель Б. К 5 Куланж Ф., де 313,752 Курлов П. Г. 414,415,808
Лавелье (de Lavéleyé) Э. де 14,119,690 Лавров П. Л. 7 Лаврова С. Н. 6,759 Лакордер (Lacordaire) Ж. Б. А. 864 Ламарк, генерал 715 Ламартин (Lamartine) А. М. Л. 715 Ламеннэ (Lamennais) Ф. Р. де 614,863, 864
Ламет (Lameth) А. Т. В. 806 Ланговой А. П. 514,832 Лассаль (Lassalle) Ф. 682 Лафарг (Lafargue) П. 717 Лебедев Б. Ф. 513,515,832 Лебедевы. К. 34,49,851,852,853 Лебуржуа Н. Л. 849 Левассёр (Levasseur) Э. 769 Левашов (Кропоткин П. А.) 7 Левердэйз (Leverdays) Э. 437,814 Ледрю-Роллен (Ledru-Rollin) А. 0.715 Лейбниц (Leibniz) Г. В. 594 Ленин В. И. 12,13, 551,828 Лео (Leo) Г. фон 298,541,745 Леонардо да Винчи (Leonardo da Vinci) 297,541,743 Леонтьев П. М. 792
Леопольд II (Leopold II), бельгийский король 735
Леопольд (Leopold) Гогенцоллернский (Hohenzollern), принц 710 Леру (Leroux) П. 340,761
Леруа-Болье (Leroy-Beaulieu) А. 386,799 ЛесгафтП. Ф. 831,832 Лессепс (Lesseps) Ф.
Либкнехт (Liebknecht) В. 485,819,820
Ливен А. А. 777
Ливингстон Д. 735
Лившиц С. А. 679
Л’Иль Руже де 828
Литтре (Littré) П.-М.-Е. 559,564,565,595, 634,856,861
Ллойд Джордж (Lloyd George) Д 500,825 Ловетт (Lovett) В. 800 Лозинский Е. И. 756 Лойола (Loyola) И. 799 Локк (Locke) Дж 554,572,573,574,588, 589,591,620,675,853 Ломброзо (Lombroso) Ч. 359,764 Лондон Дж. 566 Лопатин Г. А. 11 Лопухин А. А. 414,415,808 Лорис-Меликов М. Т. 372,373,778,779, 780,781,782,783 Лосский Н. 0.775 Львов ЕЕ. 512,514,515,830,832 Льюис (Lewis) Дж-Г. 337,759 Любина Г. И. 853 Людовик (Louis) XI 177,707 Людовик (Louis) XIV 178,182,193,309, 311,706,707,713 Людовик (Louis) XV 707,721 Людовик (Louis) XVI 177,182,193,223, 414,704,707,714,719,804 Людовик (Louis) XVIII709,719 Людовик-Филипп (Louis-Philippe) 180, 202,219,709,710,719,730,814 Людовик-Филипп - Иосиф Орлеанский 709,840
Лютер (Luther) М. 27,306,307,749 Люшер (Luchaire) А. 290,740
Магомет 561
Мадзини (Mazzini) Дж. 703,715,719


886
Майварт (Mivart) Дж 672,871 Магеллан Ф. 844 Макаревский М. И. 763,793,795 Мак-Кейб (McCabe) Дж, переводчик Мак-Кинли (McKinley) В. 368,776 Мак-Магон (Mac-Mahon) М. Э. П. М. 179, 701,709
Малатеста (Malatesta) Э. 551,848,849 Малой (Malon) Б. 6,762 Мальзерб (de Lamoignon-Malesherbes) Кде713
Мамин-Сибиряк Д. Н. 775 Мандар (Mandar) 201,714 Мандевиль (Mandeville) 0.555,609,836, 863
Манн (Mann) Т. 817 Марат (Marat) Ж П. 201,268,699,709, 714,760
Маргарита (Marguerite), французская королева 863
Мари (Marie de Saint-Georges) П.-Т.-А.-А. 715
Мари, служанка 513,830 Маркин В. А. 50 Маркс (Marx) А. Ф.
Маркс (Marx) К 247,337,340,342,429, 530,656,679,682,701,717,726,730,
732,819,869 Марраст (Marrast) А. 715 Марсель (Marcel) Э. 192,193,713 Мартин V (Martinus V), римский папа 748 Мартов Л. 828
Маршалл (Marshall) А. 313,751 Macco (Macco) А. 843 Матвей из Янова 748 Матильда (Matilde), королева Нормандии 744
Махайский Я.-В. 756 Мезенцев Н. В. 759 Мейвор (Mavor) Дж 9 Мельгунов С. П.
Мен (Mun) Т. 801
Меннон С. 815 Меровей (Merovaeus) 740 Мессия, Христос (Christos) 463,816 Мефистофель (Mephistopheles, Mepho- stophilis, Mephistophilus) 418,812 Мещерский В. П. 416,417,812 Микеланджело Буонарроти (Michelangelo Buonarroti) 296, 541,743,753 Микулаш из 1уси (Mikulas Hust) 748 Милич из Кромержижа 748 Милль (Mill) Джон. Ст. 172,173,353,354, 437,620,623-626,629,641,659,691, 704,854,865,868
Милль Джеймс, отец Милля Дж С. 704 Милютин Д. А. 783 Мндоянц С. А. 19, 50 Мирабо (Mirabeau) О-Г. Р. 143,201,202, 699,804
Миропольский С. И. 769 Михаил Федорович (Романов), русский царь 749
Михайлов А. Д. 716,831 Михайлов И. Н. 793 Мицкевич С. И. 825 Мишель (Michel) Л. 272, 551,733 Мишле (Michelet) Ж 153,702 Мкртичян А. А. 852,853 Мндоянц С. АЛ 9
Моисей (др-евр. Моше) 579,585,586,608,
632,646
Мольтке (Moltke) Г. К. Б. 486 Монкретьен (Montchrétien, Montchrestien) А. 801
Монталамбер (Montalembert), граф 864
Монтень М. 863
Монтекки и Капулетти (Montagues and Capulets) 541,840 Мопу (Maupeou) R H. де 223,721 Морган (Morgan) Д. С. 804 Морган (Morgan) К. Л.
Морган-старший (Morgan) Д. П. 804


Указатель имен
887
Морганы (Morgan), династия 405,804 Мореале, фра, предводитель кондотьеров 712
Морозов Н.А. 513,716,831 Моррис (Morris) В. 290,740 Морской Ал. 799
Мультатули (Multatuli) (Деккер Э. Д) 852 Муравьев H. М. 545,841 Муравьев H. Н. 858 Муссолини Б. 849
Мэн, Мен, Мейн (Maine) Г. Д С. 280,737 Мюнцер (Müntzer, Mimzer) T. 749
Нансен (Nansen) Ф. 348,763 Наполеон I Бонапарт (Napoléon Bonaparte) 141, 202, 315,422,489, 535, 547,692,697,719, 729, 760, 826
Наполеон III (Napoléon III) 137,313,370, 371,381,448,485,497,694,697,698, 730,731,796,797,820 Натансон М. А. 6 Нейдгардт А. Б. 415,416,811 Неккер (Necker) Ж. 405,699,722,804 Некрасов Н. А. 262,730 Некрасов Н. В. 824 Неттлау (Nettlau) М. 758 Никандр, архиепископ 409,806 Николаи А. П. 768
Николай 15,368,369,374,387,414,549,
776,792,846
Николай И 367,369,374,393,400,401, 405,409,413,414,416,499,545,549, 771,772,780,784,789,806,809,812 Николай Николаевич (Романов), младший, великий князь 415,809 Николай Николаевич (Романов), старший, великий князь 809 Никольский Б. В. 805 Никон (Рождественский Н. И.), архиепископ 408,409,415,805 Нис (Nys) Э. 280,737
Ницше (Nietzsche) Ф. 555,629,643,662, 676,852
Нобилинг, республиканец 271,732 Новиков Н. И. 770
Новицкий В. Д, генерал 361,362,766 Нордхоф (Nordhoff) Ч. 344,762 Ноульз Дж. Т. 843 Ноульз Дж. 547,843,871
О Донован (O’Donovan) Росса И. 733 Одюбон (Audubon) Дж. Дж. 568,856 Олсуфьев Д. 12 Ольгерд А. 742 Ольгерд К 742
Ольгердовичи, династия литовских князей 294,742
Ольденбурга (Oldenburg), династия 826 Ольховский Е. Р. 775,776 Орлеаны (Orleans), французская династия 422 Орлов А. Н. 848 Осипович А., архитектор 825 Орсини (Orsini) Ф. 697,719 Островский А. Н. 337,758 Островский М. Н. 780 Отеро, бочар 271
Оуэн (Owen) Р. 59,247,340,343,344,680,
682,814,869 Ошанина М. Н. 716
Павел 1716,799 Павел III, римский папа 799 Павел, апостол 615 Павлов П. В. 741 Падуров 707
Пальмерстон (Palmerston) Г.-Дж. Т. 178, 697,708
Панкратов В. С. 513,832 Парнелль (Parnell) Ч.-С. 703 Пассаканте, мадзинианец 271 Педру II (Pedro И), бразильский император 837


888
Перетц E. А. 780 Перовская С. Л. 716 Перфильев 707 Пестель П. И. 545,841,842 Петр 1729
Петрашевский М. В. 826 Петрашевцы 503,826 Петровский С. А. 805 Петушкова И. В. 826 Пий VII (Pius VII), папа римский 729 Пийо (Mot) Ж 694 Пикар (Picard) Л.-Ж.-Э. 698 Пиль (Peel) Р. 695 Пирумова H. М. 10,33,50,853 Писарев Д. И. 364 Питт (Pitt) В. младший 178,708 Пифагор (Pythagoras) Самосский 619,864 Платон (Platon) 562,619,620,634,728, 854,856,865,866
Плеве В. К., фон 393,400,406,800,803,
810,846
Плеханов Г. В. 35,513,824,833 Плутарх (Plutarchos) 259,728 Победоносцев К П. 366,373-377,382— 386,406,549,773,779,780,783,784, 786,788,789,791,795,796,798 Поза, маркиз, герой драмы Шиллера 324, 754
Полежаев А. И. 368,369,776,777 Половцева E. Н. 510,513,829 Понсен (de Ponds) Л., де 837 Пост (Post) А.-Г. 280,737 Потемкин Г. А. 812 Правдин М. Н. 793 Прима (Prima), маршал 710 Принцип Г. 821 Прокопович С. Н. 824 Прудон (Proudhon) П.-Ж 63,66,119,173, 180,186,242,247,268,337,340,343, 344,682,694,814 Пугачёв Е. И. 707 Путятин М. С. 415,809
Пыпин А. Н. 771 Пэджет (Paget) Дж 636,868 Пэйли (Paley) В. 676,872 Пятница, персонаж романа Дефо Д. 355
Раевский В. А. 793 Ралли Э. 7
Распутин Г. Е. 811-812 Рафаэль (Raffaello Santi) Санти (Санцио) 296,297,541,743 Рачковский П. И. 415,417,810 Реюто (Reclus) Ж Ж Э. 693,758,799,848, 873
Реньо 826
Ривьер, руководитель отряда 734 Риенцо (di Rienzo) К, ди 188,711 Рикардо (Ricardo) Д. 429,813,814,836, 869
Ричард II748
Ришелье (Richelieu) А. Ж дю Плесси (du Plessis) 862
Риэль (Riel, Ryel) Л. 272,733,734 Робеспьер (Robespierre) М. М. И., де 31, 200, 201,268,699,709,714,807 Робинзон Крузо (Robinson Crusoe) 355, 764
Ровоам, сын Соломона 815 Рогач Я. 749
Роджерс (Rogers) Д Э. Т. 295,317,742 Родс (Rhodes) С. Д. 405,804 Рокфеллер (Rockefeller) старший Д. Д. 804
Рокфеллеры (Rockefeller), династия 405, 804
Романее (Romanes) Дж Дж 674,871 Романов С. М. 756 Ромен Роллан 50
Ромул Августул (Romulus Augustulus), римский император 737 Ростопчин Ф. В. 82,686 Ротшильд (Rothschild) Дж 439,814


Указатель имен
889
Ротшильды (Rothschild), династия 128, 136,439,440,445,696 Рублев Д. И. 50
Рулев (псевдоним Грингмута В. А.) 805 Руместан Н, герой романа Золя 187,711 РусовН. Н. 756
Руссо (Rousseau) Ж Ж 175,278,536,594, 614,616,705,864
Рэнсом (Ransom) А., журналист 827 Рюрик 742 Рюрик Ф. И. 742
Рюриковичи, русский княжеский род 294,742 Рябов П. В. 50
Сабуров А. А. 768 Савинков Б. В. 12,551,846,847 Савич Н. В. 414,808 Савченко А. В. 852,853 Сажин М. П. 11 Сазонов Е. С. 393,800 Саша (Александра Петровна, дочь Кропоткина П. А.) 507,510,513,827 Святополк-Мирский П. Д. 393,800,802, 803
Северцов 569 Сеймур Иоанна 753 Сеймур (Seymour), английский адмирал 734
Семашко Н. А. 13 Семон (Semon) Р. 637,868 Сен-Жюст (Saint-Just) Л. А. 709 Сен-Симон (Saint-Simon) К А де 340,656, 682,707,760,761 Сергеевич В. И. 290,541,741 Сергей Александрович, великий князь
394,801,846 Серра (Serra) А. 801
Серрано и Домингес (Serrano у Dominguez) Ф. 710 Сеченов И. М. 365,772 Сибом (Seebohm) Ф. 313,752
Сигизмунд I (Zygmunt I), король польский и великий князь литовский 748 Сиджвик (Sidgwick) Г. 572,654,857 Сипягин Д. С. 383,797 Сисмонди (Sismondi) Ж Ш. Л. 252,290, 298,541,726 Ситдыкова К. Р. 50 Скаруффи Г. 801 Скворцов И. П. 768 Смит (Smith) А. 247,429,452,592,593, 594,620,629,630,725,726,727,836, 855
Сократ (Sokrates) 856,862,865,866 Соловьев А. К. 34 Соловьев В. С. 633,866 Соловьев С. М. 866 Соломон 815
Солон (Solon) 585,586,859 Соня (Софья Григорьевна, жена Кропоткина П. А) 510,512,513,514,829 СпасовичВ.Д. 771
Спенсер (Spencer) Г. 120,173,184,354, 405,572,589,590,595,620,627,630, 631,633-646,653,654,656,657,658, 662,665-668,673,691,710,851,853,
859,866,868,869
Сперанский М. М. 548,549,845,846 Спиноза (Spinoza, d’Espinosa) Б. 594,850 Станкевич Н. В. 778 Старов И. Е., архитектор 812 Старостин Е. В. 35 Стасов Д. В. 775 Стасюлевич М. М. 365,771 Стаффорд (Stafford) В. 801 Стахеев Д. И. 792 Стендаль (Stendhal) 501,826 Степняк-Кравчинский С. М. 337,759 Стишинский А. С. 403,803 Столыпин П. А. 803,808 Стопфорд Э. 839 Струве П. Б. 827 Стэд (Stead) В. Т. 414,807


890
Стэнли (Stanley) Г. М. 273,735,736 Стюарт (Stuart) Д. 557,558,559,587,854 Суворин А. С. 793 Сулима Е. Н. 5 Сытин И.Д.755,873
Тайлер (Tyler) У. 305,747,748 Такер, Теккер, Тукер (Tucker) Б. 354,764, 836
Талеров А. А. 4,50,765,784,827 Тамамшевы Н. и С. 693,873 Тартюф, персонаж комедии Мольера Ж-Б 181
Твардовская В. А. 770 Тевфик Фикрет (Tevfik Fikret) М. 734 Тед (Ted) Ж 717 Телль (Tell) В. 473,474,818 Темлинский (псевдоним Грингмута В. А.) 805
Темниковский Е. 797 Теннисон (Tennyson) А. 606,863 Террэ (Теггау) Ж М. 223,721 Титченер (Titchener) Э. Б. 675,872 Ткачев П. 7 Тихомиров Л. А. 716 Тлюксбурги, греческая династия 840 Токвиль (Tocquevillle) А. 683 Толстой Д. А. 768
Толстой Л. Н. 9, Ю, 50,257,568,614,616, 617,618,621,622,628,661,728,850, 852
Толь К. Ф. фон 834
Томпсон (Thompson) В. 656,674,869, Торнов 707
Торричелли (Torricelli) Э. 541,839
Трамбицкий Ю. А. 757
Трейчке (Treitschke) Г. 521,833
Трепов Д. Ф. 271,413,807
Тренов Ф. Ф. 271,413,415,416,417,732
Трикош 315
ТурауЕ. Ф. 414,417,809 Тургенев И. С. 374,628,782,783,799
Турчанинов П. Д. (Лев Чёрный) 756 Туссенель (Toussenel) А. 674,872 Тыркова А. В. 827
Тьер (Thiers) Л.-А 225,268,270,698,701, 702,709,722,730
Тьерри (Thierry) 0.172,173,252,290,301, 541,704,705
Тэн (Taine) И.-А. 143,700 Тюдоры, династия английских королей 752,753
Тюрго (Turgot) А. Р. Ж 311,713,726,751 Тюрин С. П. 507, 513, 515,826,827
Уатт (Watt) Дж. 319,753
Ульрих Карл Петр (Петр III) 826
Умов Н.А.774
Уоллес (Wallace) А. Р. 61,681
Уолси Т. 753
Уолпол (Walpole) X. 827
Уошборн (Washborn) М. Ф. 675,872
Урусов А. П. 414,808
УтинБИ. 771
Утин Н. И. 6
Фавр (Favre) Ж. 141,698 Фаллу (Falloux) А. Ф. П. 796 Фальборк Г. А. 769,770 Фаминцын А. С. 772,775 Фауст (Faust) 468,817 Фейербах (Feuerbach) Л. 614,854 Феодосий I, или Великий Флавий (Flavius Theodosius) 737
Фердинанд I (Fernando I), болгарский князь и царь 826,840 Фердинанд И (Fernando II) Португальский, король 710
Фердинанд V (Fernando V) Католик, король Кастилии, Арагонии, Сицилии и Неаполя 747
Фердинанд Ф. (Franz Ferdinand), эрцгерцог 486,821
Феррари (Ferrari) Дж 125,298,534,541


Указатель имен
891
Ферри (Ferry) Ж. 735,797 Фигнер В. Н. 11,716 Филипп II (Felipe И), король Испании 747,754
Филипп (Philippos), царь Македонии 854 Филипп IV Красивый, король Франции 752
Филонова К. Г. 853 Фишелев Е. (Раевский М.) 756 Флокон (Flocon) 715 Фогт, Фохт (Vogt) К. 674,872 Фома Аквинский, Фома Аквинат (Thomas Aquinas) 620,865 Фортинский Ф. Я. 765 Франциск I, король Франции 753 Франциск Ассизский (лат. Francisais Assisiensis), 662,870 (um. Francesco d ’Assisi) 662
Франц Иосиф, австрийский император 692
Френуа (Fresnoy) 730 Фридрих II Штауфен (Friedrich П Staufen), германский король и император 750 Фриш Э. В. 414,808 Фроленко М. Ф. 716 Фроман П., персонаж романа Золя 324, 754
Фуллье, Фуне (Fouillée) А Ж Э. 633,634, 659,866
Фулон (Foulon) Ж.-Ф. 223,721 Фурье (Fourier) Ф. М. Ш. 232,255,340,656, 682,701,723,724,760,761,872
Халтурин С. Н. 778 Хаммурапи, царь Вавилонии 739 Хелчер (Helcher) Г. 849 Хётчисон (Hutcheson) Ф. 558,577,590, 591,593,620,622,854,855,858,860 Хоффманн (Hoffmann), профессор биологии 567
Христос (грен. Christos) 561,600,605,614, 615,620,627,656,816,863
Цесаревич Александр Александрович (Александр III) 806 Цесаревич Николай 805 Цертелев Д. Н. 792 Цимбаев Н. И. 782 Цируль К Ю. 793
Цицерон Марк Тулий (Marcus Tullius Cicero) 364
Чайковский Н. В. 349,736,763,862,873 Чапек (Сарек) Я. 748 Чарнолуский В. 769,770 Челлини (Cellini) Б. 319,753 Челлини (Cellini) Дж., отец Челлини Б. 753 Черкезов В. НЛО, 11,799 Чернов В. М. 551,847,848 Чернуха В. Г. 776
Чернышевский Н. Г. 340, 545,762,867
Чертков В. Г. 9
Четверинов Н. А. 792
Чехов Н. В. 770
Чупахин 508, 509
Шамшиадад 1739 Шапиро AM. 509,828 Шаррон (Charron) П. 605,863 Шателен М. А 775 Шахматов А А 775 Швицгебель (Schwizgebel) А 6 ШебекоВ. Н. 415,811 ШебекоН. И. 415,811 Шевченко Т Г. 368, 369,741,776 Шеллинг (Schelling) Ф. В. Й. 691,866 Шелохаев В. В. 50 Шереметев С. Д. 409,806 Шереметьев П. С. 806 Шефгсбэри (Shaftesbury) Э.-Э.-К 558,572, 574-576,588,589,591,593,620,646, 675,676,853,854,855,858 Шеффле, Шёфле (Schaffte) А Э. Ф. 340, 761
Шигаев 707


892
Шиллер (Schiller) И. К Ф. 754,
Шиллер (Schüler) Ф. К С. 473,818,867 Шипов ДН. 848
Шнейдеры (Schneider), династия 135, 136,697
Шопенгауэр 620 Шоу (Shaw) ДБ. 833 Штауфены (Staufen), Гогенштауфе- ны (Hohenstaufen), династия германских королей и императоров 742 Штейнберг И. 3.49 Штейнигер В. И. 848 Штирнер (Stirner) М. 555,835,852 Штюрмер Б. В. 403,803 Шувалов П. П. 8 Шуман Е. 804 Шэтгок (Shattock) С. Г. 637
Щепкин М. С. 809 Щепкин Е.Н. 415,417,809 Щепкин H. Н. 848 Щербатов А. Г. 409,805 Щербатов И. П. 8
Эвклид, Евклид (Eukleides) 619,864 Эдуард III (Edward III), английский король 316,752
Эдуард VI (Edward VI), английский король 317,753 Эльсниц А. 7 Энгель Е. Д 774 Энгель (Engel) Э. 331,755 Энгельс (Engels) Ф. 340,341,701,717,730, 732,819
Эпикур (Epikuros) 560,603,855 Эспинас (Espinas) А. В. 601,674,675,862, 872
Эсте, князь 821
Эстрада Пальма (Estrada Palma) T. 843
Юм (Hume) Д 558,591,592,593,620,691, 855,860
Юнг (Young) А. 160,703 Юрьевская, княгиня 780 Юстиниан I, император Византии 435, 814
Якимовский А. В. 716 Ярблум 461,462,463 Ярошенко С. П. 400,802
Arthur Arnould 147 Avrich P. 849 Alexandre III 782
Barbeyrac 587 Büchner L 872
Charron P. 863 Conte A 871 Cornish Ch. J. 858
Espinas A. V. 872
Flammarion E. 814 Foullée A 634
Gardiner 515
Gulliver J. H., переводчик 675 Guyau J. M. 614
Hallam 587 Held E. 873 Hume D. 860 Huxley L. 871 Huxley Th. H. 871
Jennings 512 Jodl F. 587, 588,
Jonides 516
Юденич H. H. 848
KiddW.635


Указатель имен
893
Kropotkin P. А 868
Spectator (псевдоним Грингмуга В. А) 805 Spencer Н. 866,868,871
Lucas, miss 512
Stewart D. 559,854
Mackintosh 587
Thompson W. 869
MandeA.617
Tashoff Kiss 512
Marpon C. 814 Maxwell 587
Titchener E. В., переводчик 675
Mivart S. G. 672
Washburn M. E, переводчик 675 Westermarck E. 857
Pager J. 636
Warderope, знакомый Кропоткина П. A 507,827
Shaftesbury A.-A.-C. 858
Whewell 587
Sims 512
Wollaston W. 588
Smith! 317
Wundt W. 592,594,675,860,869


Содержание
Пётр Алексеевич Кропоткин
П.И.Таперов,ААШиринянц 5
П. А. КРОПОТКИН. ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ 51
Должны ли мы заняться рассмотрением
идеала будущего строя? 53
Из писем к Э. де Лавелье 119
Речи бунтовщика 125
Анархия, ее философия, ее идеал 229
Государство, его роль в истории 275
Земледелие, промышленность и ремесла 329
Рабочие и интеллигенция 335
Коммунизм и анархия 339
Современный кризис в России 361
Российские школы и Святейший Синод 375
Нужен ли анархизм в России? 387
Революция в России 393
Русская «конституция» и петергофская диктатура 413
Революция политическая и экономическая - 419
Безначальный коммунизм и экспроприация 428
Национальный вопрос 451
Еще об анархизме и сионизме 462
К молодому поколению 465
О войне: Два письма к В. Л. Бурцеву 485
Речь на государственном совещании 499
Обращение к украинскому народу 503


Содержание
895
Первые впечатления от революционной России:
Письма П. А. Кропоткина С. П. Тюрину в Лондон 507
Победа Германии — смерть русской свободы 517
Победа на фронте и победа революции неразрывны 519
Последствия германского вторжения 521
Отрывки из работы с критикой марксизма 527
Идеал в революции (Из незаконченной рукописи 1918 г.) ... 534
Развитие федеративного строя в XIX веке
(Вступительное слово при открытии московскою
лигою федералистов ряда лекций по вопросу о федерации) .... 538
Федерация — как путь к объединению 545
О заложниках: Письмо В. И. Ленину 551
Этика. Т. 2: Сущность нравственности 553
КОММЕНТАРИИ 677
Библиография 876
Указатель имен 879


Научное издание
Библиотека отечественной общественной мысли с древних времен до начала XX века
Кропоткин Пётр Алексеевич Избранные труды
Ведущий редактор Е. А Кочанова Художественный редактор А К Сорокин Художественное оформление М. В. Минина Компьютерная верстка В. Г. Верхозин Корректор Н. Б. Стахеева
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 28.12.2009 Формат 60 X 90)4 • Печать офсетная. Усл.-печ. л. 56,0. Тираж 1000 экз. Заказ № 1587
Издательство «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН)
117393, Москва, Профсоюзная ул., д. 82.
Тел. 334-81-87 (дирекция), 334-81-62 (отдел реализации)
Отпечатано с готовых файлов заказчика в ОАО «ИПК «Ульяновский Дом печати». 432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, 14