В.И.МАТЮЩЕНКО Л.В.ТАТАУРОВА

УДК 902.2
ББК 63.4
М34
Рецензенты
академик АЕН РФ, доктор исторических наук А.И, Мартынову
доктор исторических наук Ю. Ф. Кирюшин
Утверждено к печати ученым советом
Омского филиала Объединенного института истории,
филологии и философии СО РАН
Издание осуществлено
при финансовой поддержке фонда гуманитарных наук
Екатеринбургского университета
Матющенко В.И., Татаурова Л.В.
М34 Могильник Сццоровка в Омском Прииртышье. — Новоси¬
бирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1997. — 198 с.
ISBN 5-02-030955-9.
В монографии публикуются материалы могильника поэднесаргатского вре¬
мени (II—IV вв. н.э.), ставится вопрос о дате памятника и месте его в системе
культур раннего железного века в Сибири.
Книга предназначена археологам, этнографам, историкам Сибири и
краеведам.
ББК 63.4
ISBN 5—02—030955—9
© В.И. Матющенко, Л.В. Татаурова, 1997
О Российская академия наук, 1997

ПРЕДИСЛОВИЕ
Саргатские памятники Прииртышья исследуются уже продолжи¬
тельное время. Краткую справку по истории изучения саргатских па¬
мятников дают Л.Н. Корякова [1982] и В.А. Могильников [1992, с. 292,
293]. Среди исследователей этих памятников надо назвать в первую оче¬
редь В.А. Могильникова, В.Ф. Генинга, Л.Н. Корякову, Н.П. Матвееву,
Н.В. Полосьмак и ряд других археологов.
С середины 1980-х гг. широкие работы по исследованию саргатских
древностей организовал Омский государственный университет
(В.И. Матюшенко, Л.И. Погодин). Наиболее результативными были
раскопки Л.И. Погодина (Исаковка, Бещаул, Стрижево). В 1986 г.
В.И. Матющенко (в Сидоровке) и 1989 г. Л.И. Погодин (в Исаковке)
произвели раскопки интереснейших, очень богатых захоронений в сар¬
гатских курганах. Предварительные информационные сообщения о ра¬
ботах в Сидоровке появились в нескольких изданиях [Матющенко В.И.,
Спирина И.В.,	1988; Топоркова Л.В., 1988, 1989; Топоркова Л.В.,
Яшин В.Б., 1988]. Сделаны попытки определения хронологии и куль¬
турной принадлежности памятников, толкования содержания ряда
предметов комплекса. Но эти сообщения давали только приближенное
представление о могильнике; острая необходимость полной публика¬
ции этих материалов была очевидной уже давно.
Настоящее издание имеет своей целью полностью представить от¬
четные материалы раскопок могильника Сидоровка и определить его
место в системе культур скифо-сибирского мира.
Авторы считают своим долгом выразить благодарность за участие в
раскопках и изучении памятника А.И. Петрову, Л.И. Погодину,
А.Я. Труфанову, И.К. Гаценко, И.Н. Манташову, Л.М. Суриковой,
Л.М. Матющенко, О.В. Шевченко и многим студентам исторического
факультета Омского университета.
Авторы признательны О.В. Яковлевой, А.Н. Бондарь, К.Н. Тихо¬
мирову, А.И. Галюкшеву, принявшим участие в подготовке рукописи.
Авторы признательны также В.А. Дремову — за антропологические
определения, П.А. Косинцеву — за определения костей животных,
Б.И. Захарову — за исследования патологии костей умерших, Ю.С. Гу¬
севу — за одонтологические наблюдения.
В настоящей работе В.И. Матющенко принадлежат следующие раз¬
делы: введение, главы первая, вторая, третья и частично четвертая и
заключение; Л.В. Татауровой — часть главы четвертой и все рисунки
инвентаря могильника.
з

Глава 1
ОПИСАНИЕ СИДОРОВСКИХ КУРГАНОВ
1. ХОД РАСКОПОК
Сидоровский курганный могильник (СК-1) располагался в 3 км на
СЗЗ от д. Сидоровка Нижнеомского района Омской области, на правом
берегу Иртыша, в 5,5 км от него на хлебном поле (рис. 1). В 650 м от
кург. 5 проходит тракт Омск-Муромцево (125-й км от Омска). Между
кург. 2 и 3 пролегает дорога в д. Сидоровку. Следует обратить внимание
на то, что эта группа расположена компактно, обособленно от других
курганных групп саргатской культуры. Можно думать, что она возникла
вне зависимости от формирующихся курганных групп в ближайшем
окружении: Исаковки, Бещаула, Стрижево и других могильников. В
центральной части располагались кург. 3 (диаметр — 33—36 м, высота —
2,7 м) и кург. 2 (диаметр — 35 м, высота — 1,75 м) на расстоянии 320 м
друг от друга. Кург. 1, высотой до 2,5 м и размерами 42 х 48 м, находился
в 100 м юго-западнее кург. 2. Все три больших кургана не распахивались,
хорошо задернованы, летом были покрыты высоким травостоем. На
поверхности всех больших курганов присутствовали воронки грабитель¬
ских прокопов центральных могил. Кроме того, на кург. 1 и 3 находились
недавние ямы от раскопанных лисьих нор. На кург. 2 был установлен
геодезический знак.
Раскопкам подлежали все пять насыпей, поскольку они оказались в
зоне сооружаемой ирригационной системы. Методика работ определя¬
лась объемом насыпи каждого кургана. Все работы по снятию насыпей и
расчистке объектов на кург. 4 и 5 проводились вручную. Насыпь снима¬
лась кольцами шириной 2—3 м. Площадка, оконтуренная ровиком или
занятая могильными пятнами, раскапывалась на вынос. Все объекты в
насыпи исследовались и разбирались. Для фиксации стратиграфий на
этих курганах были оставлены две перпендикулярные бровки через
центр, ориентированные по сторонам света. Ширина бровок — 0,5 м.
Крупные курганы — 1, 2, 3 — раскапывались с применением
землеройной техники: основной объем насыпи снимался бульдозером
(до уровня погребенной почвы или современной поверхности). Осталь¬
ные работы велись вручную по горизонтам при мощности каждого —
0,2 м. Площадка кургана, оконтуренная ровиком, раскапывалась на
вынос. Все объекты в материке исследовались после его зачистки. Стра¬
тиграфия фиксировалась на кург. 2. по одной бровке через центр в
направлении Ю—С, на кург. 1 и 3 — по трем параллельным бровкам в
направлении Ю—С, одна из которых проходила через центр. Ширина
бровок — 0,5 — 1,0 м. Общая характеристика могильника дана в табл. 1.
КУРГАН 1 располагался в южной части курганной группы. Насыпь
имела вытянутую с юга на север форму. Размеры — 48 м с юга на север,
42 м с запада на восток (рис. 2, 3). Высота достигала 2,5 м, поверхность
была хорошо задернована и покрыта травянистой растительностью. Не
4

запахивался. На поверхности до раскопок зафиксировано несколько
воронок от грабительских прокопов и лисьих нор. Воронка от грабитель¬
ского прокопа в центре кургана хорошо задернована, имела подтреу¬
гольную форму, размерами 6,5 м с юга на север и 10,5 м с запада на
восток, глубиной 0,45 м. Три небольшие западины, глубиной до 0,2 м,
находились на поверхности к югу и юго-западу от центра кургана. Их
ширина достигала 2,5 м, длина — 10 м. Две небольших западинки глуби¬
ной до 0,20 — 0,25 м, шириной — 1,8 м и длиной до 4,5 м располагались
к северо-западу и к северу от центра.
Для фиксации стратиграфии кургана были оставлены три парал¬
лельные бровки по линиям I—I, II—II, III—III (Ю—С). Бровка I—I
проходила через центр кургана. Ширина бровок — 0,8 м (рис. 4).
Под слоем дерна, составлявшего 0,2—0,6 м,- располагалось основ¬
ное напластование насыпи — гумус темно-серого цвета, мощность
которого достигала в центре 2,05—2,10 м. Под ним, на всей площади
кургана (за исключением прокопов), находился слой погребенной по¬
чвы толщиной 0,15—0,4 м. Он имел более плотную структуру, чем
вышележащий слой, и однотонную, более светлую окраску. Ниже погре¬
бенной почвы залегал материк — суглинок желтого цвета. В центре
кургана находился грабительский прокоп, имевший в плане округлую
вытянутую форму с запада на восток, размеры которого под слоем
дерна составляли 8,0 х 9,4 м. По мере углубления размеры прокопа
уменьшались и на материке они составили 3,5 х 3,6 м. В верхней части
прокопа, в заполнении, встречена тонкая прослойка (0,1—0,2 м) жел¬
того суглинка, расположенная наклонно от центра.
В центральной части грабительский прокоп нарушил надмогильное
сооружение, представленное площадкой суглинка, перекрытой сверху
деревом. Толщина прослойки суглинка достигала 0,3 м, деревянной —
0,05—0,08 м. Площадка суглинка понижалась от центра в стороны: у
грабительского прокопа она находилась на 0,7—0,8 м выше уровня
погребенной почвы. Края площадки располагались на погребенной по¬
чве. Под суглинистой прослойкой в центре находился гумус более
светлой окраски, нежели заполняющий насыпь. Форму и точные разме¬
ры надмогильного сооружения проследить не удалось. Севернее пятна
центральной могильной ямы оно распространялось на 4,2 м. Приблизи¬
тельно такие же размеры имели его западная и восточная стороны. С юга
длина площадки составляла 8,1м от центрального могильного пятна.
Как выяснилось позже, она перекрывала одновременно и мог. 2. Юж¬
ный край площадки находился также на 0,75—0,8 м выше погребенной
почвы. Над северной половиной могильного пятна 2 площадка сооруже¬
ния и ее остатки находились на уровне материка.
В северной части материка, в насыпи, на глубине 1,4—1,7 м от
нулевой линии, проведенной по уровню высшей точки насыпи, встре¬
чалось несколько небольших линз материкового суглинка, толщиной до
0,15 м. Они располагались на расстоянии 8—10 м от центра кургана.
Ввиду того, что насыпь снималась бульдозером, а толщина линз была
небольшой, точные размеры последних зафиксировать не удалось. Из
находок в процессе снятия обнаружено лишь скопление железных изде¬
лий (7), состоящее из кольчатых удил (рис. 5,77), двух псалий (рис. 5, 9,
10), восьми трехлопастных наконечников стрел (рис. 5, 1—8). Вещи
находились на глубине 2,5 м от нулевой линии (на 0,2 м выше уровня
материка), на расстоянии 12 м на ССЗ от центра кургана (в 2,2 м от
внешней стенки ровика). Кроме того, в разных местах насыпи собраны
разрозненные фрагменты сосудов (рис. 6, 3—5).
После снятия насыпи на материке проявились пятна внутреннего
ровика и части внешнего, а также два могильных пятна.
5

Общая характеристика могильника Сидоровка
Таблица 1
Ns
п/п
Курган и его
размеры, м
Наличие
ровика
Могила
Номер
могилы
Погре¬
бальное
сооруже¬
ние
Размер,
см
Глубина,
см
Пол и возраст
умершего
1
№1
2
_
_
2
Насыпь
—
1 центр.
+
320 х 350
185
—
3
42-48; 2,5
—
-2
+
440 х 495
225
а) жен. взросл.
б) муж. 30—35 л.
4
№2
1





5
Насыпь
—
1
—
175 х 245
150
1-1,5 г.
6
35; 1,75
2
—
285 х 485
275
—
7
3 центр.
—
310x480
320
—
8
№3
1





9
Насыпь
—
1
—
300 X 385
215
33-36; 2,7
10
—
2 центр.
+
320 х 410
320
муж. взросл.
И
3
155 х 320
80
муж. 20 л.
12
№4






13
Насыпь
—
1 центр.
—
185 х 385
150
муж. взросл.
14
24; 0,5
—
2
—
155 х 220
25
—
15
—
3
—
145 х 255
130
—
16
—
4
—
145 х 270
55
Ребенок
17
—
5
—
110 х 275
70
—
18
№5
1





Насыпь
19
20; 0,4
—
1 центр.
—
265 х 385
45
муж. 50—60 л.
20
—
2
—
135-225
20
жен. 18—20 л.
21
—
3
—
80 х 170
70
—
22
—
4
—
175 х 300
60
муж. взросл.
23
—
5
—
155 х 285
70
муж. 20—25 л.
24
—
6
—
155 х 300
110
жен.? 30—40 л.
25
—
7?
—
160 х 270
20
—
26
Всего
19 (20)
могил
Внутренний ровик оконтуривал округлую площадку диаметром
21,5—22 м и имел перемычки в северо-западной и юго-восточной частях
шириной 2,1 и 2 м соответственно. Ширина ровика колебалась от 0,5 до
0,8 м. Стенки ровика наклонные, дно большей частью округлое (рис. 3,
4). В материк ровик углублен на 0,45—0,8 м. Заполнение его не отличалось
от состава курганной насыпи. При выборке ровика, на глубине 0,15—
0,2 м от уровня материка, в северо-восточной части найдены черепа
молодых лошадей, в юго-западной его части — три кости лошади.
Внешний ровик сохранился частично и представлен в восточной поло¬
вине кургана. Внешний ровик углублен в материк до 0,25 м (на отдель¬
ных участках всего на 0,03 — 0,05 м). В западной половине кургана ровик,
видимо, не врезался в материк. Его ширина составляла 0,85—1,2 м,
стенки пологие, дно прямое. Заполнен ровик желтым суглинком, сме¬
шанным с черноземом. Расстояние между внутренним и внешним рови¬
ком составляло 0,7—0,8 м. Внешний ровик в юго-восточной части
напротив перемычки внутреннего ровика имел перемычку шири¬
ной 4,2 м.
6

Продолжение табл. 1
№
п/п
Ориентация
Внутримогильные конструкции
Подсыпки
СЮ
сз-
юв
свв-
юзз
ссз-
ююв
сзз-
ювв
зв
§ «
s *
к £
£ с
<и
5
Z
а
и
S.
о
С
а>
2
X 5
х 2
S 3
III
Я
О
С
о
я
X
S
*
S
ю
ч
8
и
я
a
О
5
S
5
>.
1
2
3
+
+
—
—
—
—
—
+
+
+
+
+
+
4
—
—
—
4
5
6
7
+
+
+
-
—
—
—
+
—
+
+
+
+
-
—
—
—
8
9
10
11
+
+
+
—
—
—
—
+
+
+
+
+
+

2
+?
—
—

12
13
14
15
16
17
—
+
+
+
+
+

+
+
+?
+
+
+
+
+
+

+
+
+
18
19
20
21
22
23
24
25
+
+
+
+
+
-
—
+
—
+
—
+
+
+
+
+•
+
+
—
—
—
—
+
26
11
3
1
3
1
1
6
14
12
4
6
2
1
1
Под погребенной почвой прослеживался материк, представляющий
собой тяжелый суглинок ровного желтого цвета.
Открыты две могилы.
МОГИЛА 1 находилась .< в центре кургана на глубине 2,85 м от
нулевой линии; углублена в материк на 1,85 м. На материке прослежи¬
валась в виде овального пятна, заполненного черным гумусом. Размеры
могилы в материке соответствуют грабительскому прокопу и составля¬
ют 3,4 х 3,5 м на уровне материка и 2,35 х 3,5 м по дну. Ориентация —
С-Ю. Стенки отвесные, дно немного наклонено к восточной стенке. У
западной и восточной стенок имелись уступчики, максимальная шири¬
на которых составляла 0,65 м, высота от дна — 0,45 м у западной
стенки и 0,25 м — у восточной. В заполнении могилы встречено не¬
сколько мелких обломков костей человека и кусочков дерева. Обращает
на себя внимание характер заполнения грабительского прокопа моги¬
лы. Оно представлено суглинком сплошного черного цвета без каких-
либо следов мешанины. По структуре слой заполнения мелкозернис¬
тый, влажный, “жирный”, легко склеивается в жгутики, как суглинок.
7

Продолжение табл. 1
Погребальное ложе
Сохранность
могил
Посуда
№
п/п
к
Покрытое
Подстилка
я
X
а
CQ
0> Я
А 5
.31
Береста
Органика
Войлок
Луб
Целая
Граблен-
ная
Сосуд
керамичес¬
кий
Фрагмент
керамики
Импортна*
керамика
Бронзовые
котлы
Чаша
серебряная
1
о
_1_
1
3
L
3
+
+
+
+
+
б+
г
а+
—
—
2
1
4
в
'Х
Ъ
6
7
—
—
—
—
—
+
+
0
1
+
+
+
+
—
—
8
9
+
+
—
—
—
—
+
1
+
+
—
—
10
11
—
—
—
—
—
+
+
—
+
+
+
—
—
12
13
14
Л-

г
+




т
+

+



15
+
—
+
—
—
—
+
—
+
—
—
—
16
+
—
+
—
—
—
+
—
—
—
—
—
17
+
—
—
—
—
—
+
5
+
—
—
—
18
19
—
+
—
—
—
—
+
2
+
+
—
1
—
20
—
+
—
—
—
+
—
1
+
—
—
—
21
22
23
24
25
+
—
—
—
—
—
+
+
+
+
+
—
+
+
—
-
—
26
6
6
3
1
1
3
18
17
13
4
3
1
В тех случаях, когда прокоп не затронул хотя бы какую-то часть
заполнения могилы, последнее хорошо отличается от заполнения
грабительского прокопа.
На дне могилы в северо-восточной ее части (7), находилось лишь
скопление фрагментов керамики саргатского облика, обломок крупной
кости и череп женщины 20—30 лет в северо-западной части (2), в юго-
западном углу золотая нашивка в виде буквы “В” (рис. 7, 19), и другая
фигурная золотая нашивка (рис. 7, 77,8), две бусины.
МОГИЛА 2 (рис. 9—14) располагалась в южной части кургана в
5 м к югу от центра, в 2 м к северу от внутреннего ровика. Глубина
могилы от нулевой линии — 5 м, от поверхности кургана — 4,2 м,
углублена в материк на 2,25 м. На уровне материка прослеживалась в
виде пятна трапециевидной формы, ориентированного на Ю—С. Мак¬
симальные размеры могилы составляли на материке 4,4 х 4,95 м, у
дна — 3,1 х 4,95 м. У дна могила имела подпрямоугольную форму. Ори¬
ентирована на С—Ю. Стенки отвесные, дно ровное. Вдоль восточной
стенки, в верхней ее части имелся уступчик, расширяющийся к югу.
Его ширина в северном конце — 7 м, в южном — 0,4 м. Глубина
8

Продолжение табл. 1
Вооружение
№
п/п
Меч
(палаш)
Кинжал
Нож
Железный
наконечник
копья
Железные
наконечники
стрел
Топор
железный
Костяные
наконечники
стрел
Костяные
накладки
на лук
Бронзовые
наконечники
стрел
Латы метал¬
лические
1




8





2
—
—
—
—
—
—
—
—


3
1
1
—
1
20
1
—
4
—
Доспех
4
—
—
—
—
—

—
—
—
—
5
—
1
—
—
—



—

6
7
1?
—
1
1
6
—
—
—
—
17
8
1
—
—
—
—
—




9
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
10
—
—
1?
—
—
—
—
—
—
—
И
2
4
12
_



_
_
_
_
1
13
1
14
—
—
—
—
—
—
—
—
—
15
—
—
—
—
3
—
—
—
—
+
16
—
—
—
1?
—
—
—
—
—
—
17
—
—
1
—
—
—
—
—
—
—
18
—
—
1
—
—
—
2
—
—
—
19


2



2
3


20
—
—
2
—
2
—
4
4
—
—
21
—
—
—
—
—
—
1
—
—
—
22
—
1
—
1
Скопл.
—
6
2
—
—
23
—
—
—
—
—
—
—
1
—
—
24
—
—
1
—
—
—
—
—
—
—
25
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
26
3
3
10
3
Более
40
1
17
18
1
3
случая
уступчика достигала 0,4 м от уровня материка. На нем сохранились
остатки перекрытия (перекрытие на уровне материка), которое пред¬
ставляло сложное сооружение из березовых плах, положенных пере¬
крестно не менее, чем в три слоя. Перекрытие, видимо, прогнулось в
могиле: следы плах на стенке свидетельствуют об этом. В толще запол¬
нения обнаруживались куски дерева (березы), находящиеся в хаотич¬
ном состоянии. В некоторых местах под деревянными плахами открыты
аморфные куски перегнившей органики. В одном месте такой кусок
имел размеры 0,2 х 1,0 м. В некоторых местах, но ближе к стенкам
могилы, открыта прослойка глины толщиной 0,5—0,1 м. Под ней нахо¬
дился слой мешаной земли толщиной 0,03—0,05 м (чернозем с меша¬
ной глиной). Нижний горизонт могилы примерно от 1,8 м от материка
и до дна могилы заполнен темно-серым гумусом, не отличавшимся от
содержимого насыпи кургана.
В заполнении могилы, на глубине 0,25—0,30 м от уровня материка
находилась лучевая кость. На глубине 0,3—0,4 м в центральной части
могилы обнаружены две деревянные плахи, расположенные параллель¬
но восточной стенке. Длина плах составляла 1,1 и 0,6 м, толщина 0,05—
9

Продолжение табл. 1
0,10 м. На этой же глубине, в северо-западном углу, находилось несколь¬
ко фрагментов керамического сосуда саргатского облика (/). На глубине
0,6—0,7 м от уровня материка в северо-западной части могилы обнару¬
жено несколько ребер и позвонков женщины (?). В южной части могилы
найдена височная кость черепа, у западной стенки — кости таза,
позвонки и лучевая кость, принадлежащие разрозненному женскому
скелету в возрасте 20—30 лет. В юго-западном углу, на глубине 0,5 м,
найдена бусинка.
Это захоронение, совершенное в верхнем слое над основным,
разграблено, хотя грабительский прокоп проследить не удалось. Ниже
этого захоронения располагалась основная могила.
На глубине 2 м в материке по углам могилы открылись округлые
пустоты диаметром 0,20—0,25 м, которые находились у стенок могилы.
Скорее всего, это следы вертикально стоящих столбов, поддерживаю¬
щих какую-то кровлю над могилой.
На дне могильной ямы в центре находилась бревенчатая обкладка в
одно бревно, толщиной 0,08—0,15 м. Она оконтуривала площадку, заня¬
тую непосредственно погребением, т.е. «погребальное ложе». Площадка
ю

Продолжение табл. 1
Украшения
Другой
№
п/п
s
S _
инвентарь
Бляшки
Подвески
Под вески-
“колесики
Нашивки
§
ас
се
Ч
С
Заклепки
Обоймочк
(обкладки
Пронизки
Подвески
каменные
Бусы,
бисер
Зеркало
—
1
Пряслица
Скобы
1
2
3
—
—
—
1з
4с
6з
—
4с
9з
1с
16з
—
2
1
—
—
—
4
2з
5
—
—
—
—
—
—
—
1
2
—
—
—
6
11ж
4с
—
—
—
—
—
36
—
—
2
—
—
—
7
6з
8ж
1с
8
9
5з
1з
—
8с
43з
—
—
—
—
1
15
—
—
16
10
Зж
11
20з
—
—
—
1з
26
76
5ж
2с
—
1
—
—
—
12
10
1
—
13
—
—
—
—
—
—
—
—
—
1
—
—
14
—
—
—
—
—
—
—
—
—
6
—
—
16
15
16
17
46
—
—
76
16
—
—
—
—
145
—
—
—
18
19




16
16

16





20
16
—
—
—
16
—
—
—
—
• —
—
—
1ж
21
22
23
24
1
25
26
53
1
10
30
11
26
7
17
3
181
1
1
3
имела подпрямоугольную форму (со скошенным юго-восточным углом);
размерами 2,2 х 4,0 м. Поверх обкладки и находок самой могилы сохрани¬
лись отдельные куски плахи деревянного перекрытия толщиной в 0,03—
0,05 м, прослойка бересты в 2—3 листа, остатки луба и перепревшей
органики. Прослойка органики находилась и под костями скелета и
погребальным инвентарем. Здесь хорошо улавливались следы луба. Пло¬
щадь в могильной яме и вокруг погребального ложа была свооодна от
находок. Лишь у северной и западной стенок встречались кусочки гнилого
дерева и некоторые кости скелета западнее от погребенного, за предела¬
ми погребального ложа, видимо, растащенные грызунами (2); разрознен¬
ные кости скелета найдены были и в разных местах погребального ложа
западнее основного захоронения. Там же, за пределами погребального
ложа, найден металлический стержень (37) и один фрагмент керамики.
Скелет мужчины 30—35 лет находился в северо-восточной части
погребального ложа, в вытянутом положении, на спине, головой на
север. Кости рук вытянуты вдоль скелета, правая рука слегка согнута в
локте: кисть положена на кости таза (рис. 10—13). Правая плечевая кость
сломана в средней части диафиза. Зубы поражены кариесом.
И

Окончание табл. 1
Другой инвентарь
№
п/п
Кусочки
серебра
Точила,
камень
Стержень

Обломки
железа
Деревянные
поделки
Костяные
поделки
1
Кожа
Парча
Альчики
Кости
животных
1
2
3
1
—
—
1ж
—
—
4
3
2
—
Лошадь
Лошадь, крупный рогатый скот
Лошадь, крупный рогатый скот
4
5
Лошадь, крупный рогатый скот
6
—
—
—
4
—
—
—
—
5
Овца
7
—
—
—
1
—
—
1
—
—
+
8
9
—
’ —
—
1
—
—
1
—
—
Скелет собаки
10
3
—
11
3
12
Лошадь
13
1
—
14
—
—
—
—
—
—
—
—
—
15
—
—

1



—
—
—
16
+
17
—
2
—
18 '
1
Лошадь, косуля,
птица, лисица
19
—
—
—
3
—
—
—
—
20
—
—
—
3
—
—
—
—
—
Лошадь
21
—
—
—
>—
—
—
—
—
—
22
—


1

—
—
—
—
23
—
1
24
—
—
—
1
—
—
—
—
—
25
Косуля, крупный рогатый скот
26
3
3
1
18
1
4
6
2
5
—
Примечания: Цифры — количество экземпляров; буквенные обозначения: б — бронзовые,
с — серебряные, з — золотые, ж — железные, к — костяные, п — позолоченные.
С умершим находилось большое количество погребального инвента¬
ря: гончарный сосуд-фляга (3) в юго-восточном углу могилы, обозначен¬
ный обкладкой и закрепленный деревянными плашками у дна и с боков
(рис. 14); малый бронзовый котел на поддоне (4) радом с флягой, также
закрепленный у дна плашками (рис. 16, 3); большой бронзовый котел (5)
в юго-западном углу могилы (рис. 16, 1; 18), снизу и по бокам укреплен¬
ный деревянными плашками. Сверху он покрыт шкурой коровы или
лошади. Внутри находились кости лошади (крестец, грудинка, часть
лопатки) и коленная чашечка особи крупного рогатого скота; серебряные
фалары — 2экз. (6) находились вместе с пластинчатыми доспехами
(рис. 18 — 20); железный пластинчатый доспех (6а) в северо-западном
углу могилы (рис. 21, 2, 9; 24, 1). Доспех был сложен продольно, так, что
фалары оказались внутри него;прижатыми друг к другу. В результате
коррозии металла пластины доспеха спаялись; шесть серебряных пряжек
(7) у западной стенки могилы (рис. 7, 2, 3; 22) и с ними четыре
серебряные нашивки (рис. 8, 6) и четыре серебряные заклепки (рис. 8,
\7

20); серебряная чаша в северо-восточной части могилы (8; рис. 23, 5, 6),
рядом развал глиняного сосуда (30, рис. 12; 7, 5); в ногах погребенного —
кусок кожи (9), окрашенной в красный цвет, по которому нанесены
тонкие полоски черного цвета. Границы куска кожи обозначены условно,
размеры сохранившейся части — 0,25 х 0,45 м; скорее всего, это был
кожаный сосуд (рис. 24, 7); две золотые перегородчатые пряжки-застеж¬
ки (10), инкрустированные бирюзой у ступней умершего (рис. 23, 9; 28);
железный меч (77) без навершия, плохо сохранившийся, длиной 1,4 м;
находился на костях погребенного, от локтя правой руки до левого колена
(рис. 26, 8). На нем зафиксированы остатки ножен из дерева, обтянутых
кожей красного цвета, остатки железного ножа (12) с деревянной
обкладкой рукояти со следами ткани двух видов (рис. 26, 6) у кисти левой
руки, сохранность плохая; две золотые поясные инкрустированные пла¬
стины (13 а, б) на костях таза (справа и слева) (рис. 27); золотая поясная
накладка (13в) на поясе (рис. 23, 3; 28); серебряная поясная пряжка (14)
на костях таза (рис. 23, 8; 29); золотая гривна (15) на шее (рис. 23, 4; 34);
золотые мелкие пронизки (16) на черепе (рис. 7, 10—12; 11); среди них
гладкие и гофрированные (16экз.); остатки полотнища парчи (17) из
золотых и серебряных нитей в изголовье — северо-восточнее черепа. Это
полотнище имело зеркальную форму буквы Г, окружая область черепа
умершего. Размеры его — 0,65 (С—Ю) х 0,43 (В—3) м. Сверху полотнища
продольно лежала деревянная плаха; правее колен и голени — остатки
покрытия колчана (?), отороченного по краю парчой (18), расшитой
золотой и серебряной нитями (рис. 8, 35). На парче — три серебряные
круглые нашивки со сквозными отверстиями и с куском кожи (18а;
рис. 31, 7), кости лошади (ребро, лопатка, 19) лежали у правой ступни
умершего (под колчаном ?); спекшиеся железные наконечники стрел
(19а) у правого’колена (рис. 26, 7) в количестве 20экз., происходящие из
колчана; четыре концевые накладки на лук (20) немного западнее право¬
го локтя (рис. 31, 6—9); железный кинжал (21) вдоль правого бедра,
плохой сохранности, с остатками деревянных ножен, обтянутых красной
кожей (рис. 26, 5); крупная глазчатая бусина (22), навершие кинжала?
(рис. 7, 4); шесть золотых нашивок на ножнах (23) у кинжала (рис. 7, 10,
15; 34, 3; 37); железный топор (24) у южной стенки, рядом с малым
бронзовым котлом (рис. 21, 7); большая железная пряжка (25) рядом с
серебряными пряжками (7; рис. 26, 4); малая серебряная пряжка (26) с
железным языком рядом с пряжками под № 7 (рис. 7, 7); обломки
четырех костяных поделок (27) рядом с кинжалом (9) (рис. 31, 2—5);
золотая серьга (28), инкрустированная бирюзой и яшмой (?); находилась
с левой стороны черепа (рис. 23, 7); серебряная обоймочка с остатками
кожи (29) у малого бронзового котла (рис. 32, 14); развал лепного сосуда
(30), орнаментированного треугольными фестонами в северо-восточном
углу (рис. 7, 5); девять серебряных гвоздиков-заклепок на коже (31),
между мечом и костями таза (рис. 7, 21); кусочек кожи от ремня (32), под
левой прямой пластиной (13а) бронзовое кольцо (33; рис. 23, 2) под
кожей (32); серебряный чубук “курительной трубки” (34; рис. 23, 6) у
левой кисти; кусочек войлока (35) под бронзовым кольцом (33); серебря¬
ный флакон-сосуд (36) рядом с бронзовым кольцом (33) под кожей (32;
рис. 23, 7); обломок железного стерженька (37) между западной стенкой
могильной ямы и стенкой погребального ложа; т.е. за пределами после¬
днего (рис. 26, 2); остатки сильно коррозированных железных удил (38)
вместе со спаянными пластинами доспеха; железный четырехгранный
стержень (39), спекшийся с аморфной железной пластиной (рис. 26, 3),
обнаруженной среди пластин доспеха; остатки железного втульчатого
наконечника копья (40) под пластинами доспеха (рис. 16, 2); золотой
колокольчик (4) (рис. 7, 14); железное кольцо, находившееся вместе с
пластинами доспеха.
13

РАЗРЕЗ КУРГАНА ПО ЛИНИИ I—I (рис. 4,а). На протяжении всего
разреза сверху насыпи фиксировался дерн толщиной 0,2—0,6 м. Под ним
находилась основная толща насыпи — гумус темно-серого цвета. Мощ¬
ность этого слоя достигала в центральной части разреза (по краям
грабительского прокопа) 2,05 м. По краям разреза основная толща
насыпи плавно сходила на нет. Под насыпью, на протяжении всего
разреза, зафиксирован слой погребенной почвы мощностью 0,15—
0,35 м, затем плотный гумус однотонного, светло-серого цвета, проре¬
занный мог. 1 и 2 и ровиками. Ниже погребенной почвы залегает
материк — желтый суглинок.
В центре разреза насыпь прорезал грабительский прокоп. Его шири¬
на под слоем дерна составляла 9,4 м, на уровне материка — соответство¬
вала размерам могилы, попадающей на разрез, т.е. 3,4 м; глубина граби¬
тельского прокопа и мог. 1 — 1,85 м. Грабительский прокоп был запол¬
нен гумусом черного цвета зернистой структуры. В верхней части проко¬
па, к северу от центра, отмечалась полоса переотложенного желтого
суглинка длиной 5,6 м, толщиной до 0,25 м. По обе стороны от граби¬
тельского прокопа на погребенной почве зафиксирован слой светло¬
серого гумуса шириной 3,8 м в северной части разреза и 1,6 м — в
южной. Это следы надмогильного сооружения. Толщина этого слоя по
границе прокопа достигала 0,55 м, затем сходила на нет по мере удале¬
ния от центра разреза. Поверх слоя светло-серого гумуса находилась
прослойка желтого суглинка, перекрытая сгнившим деревом. Толщина
суглинистой прослойки составляет 0,15 — 0,30 м, толщина прослойки
дерева — 0,04—0,06 м. В южной части разреза остатки сооружения из
суглинка и дерева перекрывали и мог. 2, попадающую на разрез.
Северная половина мог. 2 перекрыта сооружением на уровне погре¬
бенной почвы, в южной части уровень указанного перекрытия повыша¬
ется на 0,8 м, и южный его край находится непосредственно под дерном.
Над центральной частью разреза мог. 2, под прослойкой желтого суг¬
линка, находится линза светло-серого цвета, шириной 2 м. Мог. 2 рас¬
полагалась в 5,4 м южнее центра разреза (в 3,1 м от мог. 1). Ее ширина в
разрезе составляла 5,1м, глубина от уровня материка — 2,25м. В 9м
севернее центра на разрез попадал ровик, углубленный в материк на
0,75 м и имеющий в разрезе подпрямоугольную форму. Ширина его на
уровне материка — 0,8 м. Дно прямое, углы скошены. Южнее ровика
находилась линза желтого цвета. Южный ее край располагался горизон¬
тально, на 0,7—0,8 м выше уровня погребенной почвы, северный край
опускался в ровик. Максимальная толщина линзы — 0,2 м. В южной части
разреза ровик фиксировался на расстоянии 12,4 м от центра. Его ширина
на уровне материка — 0,65 м, глубина в материке — 0,45 м. Дно немного
наклонено к центру разреза. Заполнение ровика представлено темно¬
серым гумусом.
РАЗРЕЗ КУРГАНА ПО ЛИНИИ II—II (рис. 4,6). Структура насыпи
в целом аналогична насыпи, описанной по разрезу I—I. Лишь слой дерна
в восточной части кургана несколько тоньше — не превышает 0,25 м. В
южной половине разреза, на расстоянии 7,8 и 9,4 м от центра, распола¬
гались внутренний и внешний ровики. Внутренний ровик имел ширину
0,8 м на уровне материка, углублен в материк на 0,8 м. Стенки ровика
пологие, дно округлое. Заполнение — гумус темно-серого цвета. Над
ровиком, в насыпи, выше уровня погребенной почвы, фиксируются
небольшая линза (0,1 х 0,65 м) и вкрапления материковой глины, веро¬
ятно, от нор грызунов. Внешний ровик был углублен в материк на 0,2 м,
ширина его на уровне материка составляла 1,2 м. Дно прямое, стенки
пологие. Заполнение ровика представлено мешаниной (желтый суглинок
с вкраплениями гумуса). Расстояние между внутренним и внешним
ровиком составляло 0,8 м. В южной части разреза внутренний и внешний
14

ровики фиксировались на расстоянии 11,4 и 12,9м от центра. Внутрен¬
ний ровик, шириной 0,6 м на уровне материка, углублен в нем на 0,55 м.
Стенки ровика пологие, дно округлое, заполнен гумусом темно-серого
цвета. Внешний ровик имел ширину 0,95 м на уровне материка, углуб¬
лен в него на 0,25 м. Заполнение было представлено мешаниной (желтый
суглинок с вкраплениями гумуса). Южная стенка плавно переходила в
прямое дно. Расстояние между этими ровиками — 0,85 м.
РАЗРЕЗ КУРГАНА ПО ЛИНИИ III—III (рис. 4,в). Структура насы¬
пи в целом аналогична предыдущим. Толщина дерна составляет 0,40—
0,65 м. В 2 м на север от центра на разрезе зафиксирован край грабитель¬
ского прокопа центральной могилы. Прокоп прорезал слой темно¬
серого гумуса и погребенной почвы; в материк на этом участке не
углублен. Ширина прокопа под дерном составляла 2 м, на уровне мате¬
рика 0,4 м. Заполнен черным гумусом зернистой структуры.
В южной половине, в 9,4 м от центра, на разрезе фиксировался
ровик шириной в 0,8 м, на уровне материка углубленный в него на 0,7 м.
Стенки ровика пологие, дно округлое. В его заполнении, представлен¬
ном гумусом темно-серого цвета, чуть выше уровня материка, зафикси¬
рованы мелкие вкрапления желтого суглинка. Такие же вкрапления
отмечены по краям ровика на погребенной почве.
КУРГАН 2 (рис. 33, 34). Насыпь имела округлую форму диаметром
около 35 м и высотой 1,75 м от современной поверхности. Она не
распахивалась, по этой причине была хорошо задернована и покрыта
летом высоким травостоем. На поверхности кургана в центре фиксиро¬
валась западина от грабительского прокопа округлой формы в плане,
диаметром приблизительно 9 м в верхней части. Глубина западины
составляла 0,80 м от поверхности кургана.
НАСЫПЬ. Под слоем дерна, составлявшим 0,15—0,25 м, распола¬
галось основное заполнение насыпи, представленное двумя слоями,
граница между которыми прослеживалась не всегда отчетливо. Верхний
слой — гумус темно-серого цвета, находящийся в основном на пери¬
ферии, перекрывая слой погребенной почвы в северной и северо-
западной частях насыпи. В центре насыпи этот слой отсутствовал, либо
его толщина не превышала 0,1—0,2 м. Затем мощность его увеличива¬
лась к полам кургана. Под темно-серым гумусом в центральной и
отчасти в южной и юго-восточной частях насыпи располагался слой
гумуса, отличавшегося от предыдущего лишь более светлой окраской.
Толщина этого слоя по краям грабительского прокопа достигала 1,3 м.
В южной части кургана, в придонном слое, встречались небольшие
линзы переотложенного материкового суглинка, видимо, от норы
грызунов. Но так как насыпь снималась бульдозером, горизонтами по
0,15—0,20 м, выявить достоверные их очертания не удалось. Под насы¬
пью на всей площади кургана фиксировался слой погребенной поч¬
вы — однотонный, плотный гумус светло-серого цвета. Мощность слоя
погребенной почвы составляла 0,4—0,5 м и лишь на северной перифе¬
рии кургана — 0,2—0,3 м. Погребенная почва находилась на материке —
желтом суглинке.
В центральной части при снятии насыпи фиксировалось заполне¬
ние грабительского прокопа — черный гумус зернистой структуры, с
редкими вкраплениями желтого суглинка. В северной части прокопа
заполнение было представлено мешаниной — желтым суглинком с
вкраплениями чернозема — идущей от дерна до материка. Это —
первоначальное заполнение могилы, не затронутое грабительским про¬
копом. Прокоп имел в плане округлую форму диаметром 6,0—6,3 м в
верхней части. На уровне материка прокоп, заполненный черным
гумусом, имел подпрямоугольную форму, вытянутую с юга на север,
размерами 3,3 х 4,5 м.
15

В северной части насыпи, в 6—8 м от центра кургана, на глубине,
начиная от 0,4 м от нулевой линии и до уровня материка, проявлялась
линза переотложенного желтого суглинка, располагавшаяся наклонно
от центра. Толщина ее достигала 0,30—0,35 м.
Почти все находки в насыпи связаны с заполнением грабительского
прокопа центральной мог. 3. В насыпи обнаружены: две кости животных
в северо-восточном секторе в 0,8 м от центра в Заполнении грабительс¬
кого прокопа на глубине 0,65 м от нулевой линии; куски гнилого дерева
в юго-восточном секторе, в заполнении прокопа в 1,0—1,8 м от центра
на глубине 1,24—1,30 м от нулевой линии; две кости животных в северо-
восточном секторе, в 4,5 м на ССВ от центра кургана, на глубине 1,2 м
от нулевой линии.
РАЗРЕЗ ПО ЛИНИИ I—I (рис. 34) выглядел следующим образом.
На всем протяжении хорошо прослеживается гумус, под которым зале¬
гает толща гумусированной супеси разной плотности, в которой про¬
слеживаются отдельные небольшие линзы песка, а в северной половине
сравнительно большая такая линза налегает на ровик и повторяет собою
склон засыпанной поверхности. В центре разреза располагается мог. 3,
ограбленная и заполненная очень темным “жирным” гумусом, который
достигает уровня поверхности кургана. Справа от котлована мог. 3, но
выше погребенной почвы (в насыпи), имеются аморфные пятна рыхлой
земли. На разрезе хорошо прослеживается гумусированная толща погре¬
бенной почвы, попавшая на разрез ровика.
После снятия насыпи и зачистки на материке обозначились пятна
трех могил и кольцевого ровика.
Ровик оконтуривал округлую площадку, несколько вытянутую с
запада на восток, размерами 19,5 х 21,5 м. Ширина ровика колебалась от
0,8 до 1 м в северной половине кургана и от 1 до 1,3 м в южной. В материк
ровик углублен на 0,4 м. Стенки ровика отвесные, дно прямое, заполне¬
ние представлено темно-серым гумусом. Находок при выборке заполне¬
ния ровика не обнаружено. В восточной и северо-западной частях ровик
имел перемычки шириной 0,8 и 0,6 м соответственно. Могилы распола¬
гались в следующем порядке: одна в центре, две другие — на СВВ от
центра.
МОГИЛА 1 (рис. 35). Располагалась в юго-восточном секторе, в
7,5 м на ЮВВ от центра кургана. Ориентирована С—Ю. Могила оказалась
непотревоженной грабителями. Размеры могильной ямы на уровне мате¬
рика составили 1,75 х 2,45 м. Вдоль северной и восточной стенок ямы
зафиксирована ступенька глубиной 0,15 м. Средняя ширина ступеньки в
северной части — 0,4 м, в восточной — колебалась от 0,3 до 1 м.
Максимальные размеры ямы по дну составили 1,60 х 2,03 м. Общая
глубина могилы — 1,5 м. Заполнение могильной ямы — глина с вкрап¬
лениями гумуса. На дне могилы уложены продольные деревянные плахи.
Западная стенка могилы сохранила следы деревянной обкладки. Так,
начиная от дна могилы, на протяжении 0,55—0,6 м, стенка могилы
имела горизонтальные желобки, оставленные плахами. Поверхность
стенки под плахами оказалась покрытой тонкой известковой пленкой с
редкими остатками древесного тлена. При выборке этой стенки заполне¬
ние могилы легко и свободно осыпалось, оставляя нетронутой саму
стенку с остатками обкладки. Ширина когда-то уложенных здесь плах —
0,1—0,15 м. На плахах, на дне, лежал скелет ребенка 1—1,5 лет в вытя¬
нутом положении на спине, головой на север. Сопроводительный ин¬
вентарь составили: развал плоскодонного сосуда (7; рис. 32, 77); развал
второго сосуда (2; рис. 6, 7); развал третьего сосуда (3; рис. 6, 2); две
золотые пластинки (4); обломки железного кинжала (5; рис. 36, 7, 5);
две бусины вытянутой формы (6); подвеска из камня (7; рис. 36, 7).
16

Помимо этого, в ногах погребенного находились кости взрослой особи
лошади (фрагмент таза и два ребра) и особи крупного рогатого скота в
возрасте 2,5 года (пяточная кость).
МОГИЛА 2 (рис. 37). Располагалась в северо-восточном секторе, в
4,4	м на СВВ от центра кургана. Ориентирована на СЗ—ЮВ. Могила
ограблена. Размеры могильной ямы на уровне материка составили
2,85 х 4,85 м. Вдоль юго-западной стенки ямы зафиксирована ступенька
высотой 0,4 м. Средняя ширина ступеньки — 0,25—0,30 м. Максимальные
размеры ямы по дну составили 2,6 х 4,85 м. Общая глубина моги¬
лы — 2,75 м. Заполнение могилы — грабительский прокоп — мешаный
слой глины и гумуса. На дне могилы обнаружены остатки деревянных
конструкций — плахи, сохранившиеся вдоль северо-западной, северо-
восточной и юго-восточной стенок. Направлены плахи по линии ЮЗ-
СВ. От скелета погребенного взрослого мужчины 30—35 лет сохранились
лишь отдельные, раскиданные в беспорядке, кости. На этом уровне
были найдены: серебряная обкладка (5); развал круглодонного сосуда
(8; рис. 38, 3); шесть железных бляшек-пуговиц (9; рис. 36, 4, 5). Все
прочие находки были сделаны в процессе выборки заполнения моги¬
лы — грабительского прокопа: золотая фигурная бляшка (/); железная
бляшка (2); две другие железные бляшки (3); четыре серебряные бляш¬
ки (4); две золотые бляшки-нашивки (5; рис. 32, 9); две серебряные
обоймочки (6; рис: 32, 13); две железные бляшки (10); три бронзовые
круглые обкладки (77; рис. 36, 8, 9); просверленные бараньи пальчики
5 шт. (12); четыре обломка изделий из железа (13); фрагмент керамики от
сосуда с высоким горлом (14; рис. 38, 7); фрагменты красноглиняной
керамики (75; рис. 32, 12); две янтарные позолоченные бусины (16;
рис. 32, 7, 8).
Кроме этого, в могиле найдены лопатка и берцовая кость молодой
овцы (в возрасте примерно 1 года).
МОГИЛА 3 (рис. 39). Располагалась в центре кургана. Ориентирова¬
на на С—Ю. Размеры могильной ямы — 3,1 х 4,8 м, глубина — 3,2 м от
материка. Могила ограблена. Заполнение — грабительский прокоп —
Мешаный слой глины и гумуса, как и в кург. 1, заполнение этой
могилы имело такую же структуру, цвет, вязкость, однородный чер¬
ный, “жирный” цвет, как и заполнение центральной могилы (7)
кург. 1. Непотревоженные участки сохранились вдоль южной стенки —
шириной около 0,4 м и в северо-западном углу могилы, размером
0,35 х 0,9 м. В этих местах заполнение представлено глиной с незначи¬
тельными вкраплениями гумуса. Вдоль частей западной и южной сте¬
нок сохранились остатки деревянных конструкций. Направлены плахи
по линии 3—В. На уровне дна могилы найдено лишь несколько костей
животных — на площади непотревоженного участка в северо-западном
углу. Все прочие находки были сделаны при выборке заполнения
могилы — грабительского прокопа: шесть золотых нашивок (7; рис. 32,
10); обломки железного ножа в деревянных ножнах с остатками крас¬
ной кожи (2; рис. 36, 75); две железные бляшки-пуговицы (3; рис. 36,
10); три спекшихся железных наконечника стрел (4; рис. 36, 12);
обломок железных удил (5; рис. 36, 13, 14); обломок железного изде¬
лия, вероятнее всего, фрагмент наконечника копья (места перехода от
втулки к лезвию) (6; рис. 36, 17); обломок меча в деревянной обкладке
(7); обломки (17 шт.) железных пластин от доспеха (8; рис. 32, 7—6);
два обломка спекшихся железных наконечников стрел (9); кусочек
кожи, пропитанный окислом железа и обломок железного изделия (10;
рис. 37, 2); фрагмент тонкостенной красноглиняной керамики (77);
кольчатые двусоставные удила (12); обломок железного наконечника
стрелы (13; рис. 36, 76); обломки железной втулки наконечника копья
2 Заказ Ne 213
17

и видимо имеющий отношения к предмету под №6 (14; рис. 36, 18,
19); здесь же и железная ложечковидная застежка (рис. 36, 11); фраг¬
менты толстостенного лепного сосуда (15).
КУРГАН 3 (рис. 40, 41). Имел округлую форму размерами 36 м с
севера на юг и 33 м с запада на восток. Высота насыпи достигала 2,7 м.
Склоны кургана пологие. В центре находилась воронка грабительского
прокопа, вытянутая в направлении ЮЮЗ — ССВ, размерами в верхней
части 8 х 9 м. Глубина воронки от наивысшей точки кургана составляла
1.7	м. В южной части насыпи находилось несколько лисьих нор. Поверх¬
ность кургана хорошо задернована, покрыта травой. Благодаря большой
высоте, курган не запахивался.
Для фиксации стратиграфии кургана были оставлены две бровки
в направлении Ю—С, шириной 0,5 м (по линиям I—I и II—II,
рис. 42, а, б).
Бровка по линии I—I проходит через насыпи (рис. 42,о). Под дер¬
ном, составляющим 0,1—0,2 м, находилось основное заполнение насы¬
пи — гумус темно-серого и светло-серого цвета. Гумус темно-серого
цвета располагался в верхней части и составлял 0,2—0,3 м в центре
насыпи и до 1,2 м по краям.
Лишь в юго-западном секторе этот слой достигал толщины 1,5 м (у
мог. 1). Слой светло-серого гумуса находился под серым гумусом и
располагался над площадкой, оконтуренной ровиком. Граница между
этими слоями нечеткая. Толщина слоя светло-серого гумуса в центре (по
краям грабительского прокопа) достигала 2,5 м. Насыпь находилась на
погребенной почве, мощность которой составляла 0,6 м (в северо-
западной части кургана 0,4—0,5 м).
В центре насыпь прорезал грабительский прокоп, размеры которого
в верхней части (под дерном) составляли 8м с запада на восток и 9м с
севера на юг. По мере углубления границы прокопа сужаются, и на
материке они соответствуют размерам мог. 2 — 3,2 х 4,1 м (рис. 42, б).
Котлован грабительского прокопа заплыл не полностью: осталась
воронка глубиной 1,75 м от высшей точки кургана. Заполнение граби¬
тельского прокопа составлял гумус темно-черного цвета, хорошо отли¬
чавшийся от других слоев.
В центре кургана, на уровне погребенной почвы (на глубине 2 —
2,2	м от нулевой линии) находились остатки площадки суглинка от
надмогильного сооружения (рис. 43—45). Площадка располагалась вок¬
руг центральной мог. 2 на погребенной почве. Ее толщина в середине
составляла 0,3—0,35 м. По краям она сходила на нет и фиксировалась в
виде прослойки толщиной до 0,01 м. По границам могилы края площад¬
ки несколько просели, что прослеживается на разрезах (рис. 51). Данная
площадка, как выяснилось после ее зачистки, имела пятиугольную
форму со сторонами 7,2—8,8 м. Размеры площадки со слоем суглинка в
0,1 м значительно меньше, особенно в западной половине кургана. В
северо-западном секторе, на погребенной почве, зафиксирована про¬
слойка из материкового суглинка, отходящая от надмогильного соору¬
жения к северо-западной перемычке ровика. Она подпрямоугольной
формы, вытянута в направлении С—Ю; ширина ее 1,6 м, длина —
4.8	м, толщина слоя 0,01—0,05 м. На ней местами прослеживался белый
тлен перепревшей органики. Под суглинком при снятии обнаружены
мелкие кусочки дерева и древесная труха. Перепревшая органика встре¬
чалась часто по краям глиняной площадки. В северо-западном секторе на
глиняной площадке фиксировались следы травы. В этом же секторе в
глине обнаружены обожженные кусочки деревянных плах. Куски дерева
и углистые прослойки находились и в юго-западном и юго-восточном
секторах у центра (у могилы) на самой площадке. При разборке под
суглинком в этих местах встречались прослойки травянистой подстилки,
18

уложенной в направлениях 3—В — снизу и С—Ю — сверху. В южной
части, в 1 м севернее рва, на глубине 1,9 м от нулевой линии (на 0,5 м
выше материка) обнаружен небольшой прокал размерами 0,4—0,5 м.
Его толщина составляла 0,10—0,15 м.
В южной части кургана, на уровне погребенной почвы, находились
несколько линз материкового суглинка. Они располагались над ровиком
и по обе стороны от него. Ввиду того, что толщина линз небольшая, а
насыпь до уровня погребенной почвы снесена бульдозером, размеры
линз зафиксировать не удалось. Не исключено, что эти линзы являлись
норами.
Ни в насыпи, ни в погребенной почве, которая сносилась вручную,
находок не обнаружено, за исключением упомянутых выше кусочков
дерева на глиняной площадке и обломка меча (1; рис. 46, 1) в юго-
западном секторе.
После снятия насыпи и погребенной почвы при зачистке материка
обнаружено пятно кольцевого ровика, который оконтуривал площадку
размерами 23,5 м с запада на восток и 24,5 м с юга на север. В юго-
восточном и северо-западном секторах ровик имел перемычки шири¬
ной 3,4 и 4,8 м соответственно. Концы ровика перед перемычкой слегка
закруглены и расширены до 1,8 м (см. рис. 41). Ширина ровика на
материке колеблется от 1,2 до 1,6 м, глубина — от 0,25 до 0,45 м от
уровня материка. В разрезе ровик имеет форму конуса. Стенки накло¬
ненные, дно прямое, углы скошены (см. рис. 41). Ровик был заполнен
гумусом темно-серого цвета, благодаря чему он прослеживался уже на
уровне погребенной почвы. При выборке ровика в юго-западном сек¬
торе встречены две не определенные косточки животных. Кость живот¬
ного и углистая прослойка обнаружены у перемычки в ровике северо-
западного сектора. Углистая прослойка находилась также на дне
ровика.
Под насыпью открылись три могилы.
МОГИЛА 1 (рис. 48). Находилась в 10 м к юго-западу от центра
кургана на площади, оконтуренной ровиком (в 1,5 м от него), на
глубине 4,3 м от поверхности кургана, на 2,15 м углублена в материк. На
материке прослеживалась в виде подпрямоугольного пятна, заполнен¬
ного мешаниной (суглинок с вкраплениями гумуса). В центре заполне¬
ния грабительского прокопа — гумус черного цвета. Могила имела
подпрямоугольную форму, ориентирована на СЗ—ЮВ, размеры —
3 х 3,85 м. Северо-западная стенка могилы уже противоположной —
2,45	м. Стенки отвесные, дно горизонтальное. На дне у северо-западной
и юго-восточной стенок сохранились остатки обкладки, под которыми
прослеживались следы бересты (остатки погребального ложа). Вдоль
северо-восточной стенки прослежено продольное перекрытие шириной
0,8 м из плах шириной до 0,2 м. На дне могилы находилось также
несколько обломков костей взрослого человека, кусочки дерева и кожи,
фрагменты керамики. По сохранившимся остаткам плах реконструиро¬
вать настил на дне могилы можно так: на дно укладывались три плахи
поперек могилы, а затем сооружался настил из продольных плах. Ис¬
пользовалась и береста, следы которой открыты и под перекрытием, и
на дне могилы.
Часть костей человека и погребального инвентаря были найдены в
заполнении. В северо-западной части могилы на расстоянии 0,7—0,75 м
от северо-западной стенки зафиксированы две столбовые ямки (1 и 2)
диаметром 0,07—0,08 м, глубиной 0,05—0,06 м соответственно. Расстоя¬
ние между ямками — 0,5 м. Расстояние от ямки 2 до северо-восточной
стенки — 1,15 м. У юго-восточной стенки на дне могилы обнаружен
скелет собаки (?), обращенной головой на СЗ. Кости находились в
анатомическом порядке.
19

Находки составили: серебряные нашивки в виде “колесиков”,
Зшт. (/—3), находились в заполнении могилы (рис. 46, 9); голубая
бусинка (4); фрагмент гончарной красноглиняной керамики в заполне¬
нии могилы (5); фрагменты гончарной красноглиняной керамики в
южной части могилы на глубине 1,96—2 м от уровня материка (6, 7);
серебряные нашивки, 5 шт., аналогичные № 1—3 в южной части
могилы на глубине 1,6 м (8—12)', подвеска красная цилиндрическая, в
южной части могилы, на дне (13; рис. 46, 3); три голубых бусины в
заполнении могилы (14); фрагмент гончарного сосуда в центре могилы
на дне (15); из всех подобных фрагментов реконструирован сосуд
(рис. 47); развал толстостенного сосуда баночной формы (16) без
орнамента вместе с фрагментами (рис. 46, 16); одиннадцать мелких
золотых нашивок в северо-восточном углу (17) на глубине 2,05 м под
плахами (рис. 7, 17; 46, 7); двадцать золотых нашивок (18) аналогич¬
ных 17; три четырехчастные золотые нашивки (рис. 46, 6); две бляшки
в виде розеток (рис. 7, 8); две золотые тисненые нашивки (рис. 7, 9,
18), находились в северо-восточном углу на глубине 2,05 м, под плаха¬
ми; подвеска красная цилиндрическая (19) в заполнении могилы
(рис. 46, 2); шесть синих бусин в заполнении могилы (19); красная
бусинка (21); синяя бусинка цилиндрической с перехватами формы
(22; рис. 46, 4); скопление гончарной керамики, орнаментированной
треугольными фестонами (23; рис. 49), бронзовая скобка (24; рис. 46,
8); кусочки железа с остатками деревянной обкладки (25), обнаружены
в северо-восточном углу под плахами; синяя бусинка цилиндрической
формы у юго-восточной стенки (26); одиннадцать мелких золотых
нашивок, аналогичных 17 (27; рис. 46, 7). Перекрытие, судя по его
остаткам, закрывало всю площадь могилы.
Обращаем внимание на то, что хотя могила и была ограблена,
имела мощный грабительский прокоп, как и центральные могилы
кург. 1, 2 (кстати, и кург. 3, см. об этом ниже), тем не менее заполнение
прокопа существенно отличалось от заполнения центральных могил: это
была мешанина, светлогумусированные вкрапления перемежались со
светло-желтыми прослойками. Имелись вкрапления темногумусирован¬
ного грунта.
МОГИЛА 2 (рис. 50). Располагалась в юго-восточном секторе у са¬
мого центра кургана, в 6,4 м от его поверхности. В материк углублена на
3,2	м. Могила имела овальную (несколько вытянутую) форму в направ¬
лении — ССЗ. С ней связано надмогильное сооружение, описанное
выше. На материке прослеживалась в виде овального пятна, заполнен¬
ного суглинком ровного “жирного” цвета, не имеющего никаких следов
мешанины. Ориентирована на С—Ю. Размеры могилы на уровне матери¬
ка 3,2 х 4,1 м, по дну — 2,15 х 3,1 м. Дно горизонтальное, стенки на¬
клонные. Западная стенка в южной части имела уступчик глубиной 0,5 м
от уровня материка. Наибольшая ширина — 0,45 м. Образован, видимо,
при ограблении могилы. Заполнение представлял собой черный гумус
без каких-либо вкраплений.
Могила полностью разграблена. На дне сохранилась лишь плаха
шириной до 0,05 м, длиной 1,1м, лежащая поперек могилы. Другая
плаха шириной 0,1м и длиной 1,6 м располагалась также поперек
могилы, но на 1,05 м выше дна. Кости взрослого мужчины (?) и куски
гнилого дерева встречались в заполнении могилы, начиная с 0,3 м
ниже уровня материка. В заполнении могилы на разных глубинах были
найдены также вещи из остатков погребального инвентаря: три силь¬
но окислившихся кусочка серебра (1); фрагменты гончарной керами¬
ки (2—4, 20, 24; рис. 46, 11, 12); кусочки железных пластинок в
деревянной обкладке (5—7); фрагменты керамики, орнаментирован¬
ные заштрихованными треугольниками (8—9; рис. 38, 2); фрагменты
20

керамики (10—19, 21, 22); обломок большого однолезвийного ножа
(кинжала) в деревянной обкладке со следами древков стрел на
последней (23).
МОГИЛА 3 (рис. 51). Находилась в юго-восточном секторе в 9,6 м к
ЮВВ от центра кургана на глубине 3,25 м от его поверхности; на 0,8 м
углублена в материк. На поверхности материка прослеживалась в виде
подпрямоугольного пятна, заполненного мешаниной, ориентированного
на С—Ю. Заполнение могилы аналогично заполнению других разграблен¬
ных боковых могил. Могила имела овальную форму и была ориентирована
на С—Ю. Размеры на материке — 1,55 х 3,2 м, у дна — 1,45 х 3,15 м. Дно
горизонтальное, ровное. В заполнении могилы, начиная от 0,3 м ниже
уровня материка, встречались куски гнилого дерева, ребра и другие кости
человека, обломки черепа взрослого мужчины (20 лет). На дне могилы в
беспорядке находились кости человека, фрагменты керамики, оставший¬
ся погребальный инвентарь. Вдоль западной и восточной стенок сохрани¬
лись отдельные куски перекрытия или обкладки, расположенные парал¬
лельно стенкам. Крупные кости ног находились в южной части могилы,
обломки черепа преимущественно в северной. В могиле обнаружены:
костяная накладка на лук в заполнении могилы (/; рис. 52, 4); костяная
пластина с отверстием, окрашенным окисью железа (2; рис. 52, 8);
железная заклепка (3; рис. 52, 3); голубая бусинка (4; рис. 46, 5); кусочки
дерева с окисью железа (5); фрагмент керамики (6; рис. 52, 10); бронзовая
заклепка (7); обломок костяной накладки на лук (8; рис. 51, 1); находки
(1—8) находились в заполнении могилы на различных глубинах в цент¬
ральной ее части; кусочек бронзовой пластинки (9); обломок плоского
железного кольца (10); кусочки спекшегося железа (11, 12, 14); среди них
одна ложечковидная застежка (рис. 36, 11); железная заклепка (13;
рис. 53, 2); два железных гвоздика-заклепки (15, 18); две бронзовые
заклепки (16, 17; рис. 53, 7); двух костяных черешковых наконечника
стрел (19, 20; рис. 53, 5, 6); фрагменты сосудов, из них восстанавливается
один (21, 22, рис. 52, 9; 53, Г); четыре комбинированные бляшки-
пуговицы (23—26, бронза, золото, железо); бронзовые крестовидные
детали узды — перекрестия ремней (27, 28, рис. 53, 4, 5); бронзовая
ложечковидная застежка рядом с перекрестиями (29; рис. 53, 6); желез¬
ные удила и железные псалии с бронзовыми крестовидными инкрустиро¬
ванными (бронза, камень) окончаниями (30, рис. 54, 1, 3, 4, 7, 8);
кусочки спекшегося железа (30); железные бляшки-пуговицы, покрытые
золотой фольгой, 7 шт. (32—38; рис. 54, 2, 5, 6); девять подобных позоло¬
ченных железных фрагментов деталей конской упряжи (бляшки, застеж¬
ки) (39); обломки железных удил (40, 41; рис. 54, 9); две серебряные
обоймочки с гвоздиками, обтягивающие кожу (42; рис. 53, 11, 12);
серебряное колечко (43; рис. 53, 10); два клиновидных кусочка золотой
пластинки и кусочек железа (44, 46); бронзовые заклепки (3 шт., 47—49);
бронзовая заклепка (50, рис. 53, 8); кусочки медной пластинки (51);
обломок костяной накладки на лук (52; рис. 52, 23); костяная подпружная
пряжка (53, рис. 52, 7); два фрагмента керамики (54); железная заклепка
и куски железных пластин (55). Находки № 32—55 обнаружены в заполне¬
нии могилы в ее придонной части.
КУРГАН 4 (рис. 56). Располагался в северо-северо-западной части
могильника рядом с кург. 5 (в 870 м ЮЮЗ от кург. 1). Насыпь имела
округлую форму диаметром 24 м. Высота насыпи 0,45—0,5 м. Склоны
кургана пологие. Западин на поверхности не зафиксировано. В течение
многих лет курган запахивался, поэтому насыпь сильно расплылась. До
раскопок на поверхности найдено несколько выпаханных костей жи¬
вотных и человека (в том числе — обломок черепной крышки). Раскоп¬
ки производились вручную кольцами наперевал (ширина колец 2 и
3 м, глубина штыка — 0,2 м). Центр насыпи диаметром 5 м — на вынос.
21

Для фиксации стратиграфии были оставлены две перпендикулярные
бровки, сориентированные по сторонам света (рис. 56,а, б). Ширина
бровок — 0,5 м. Под пахотным слоем, составляющим 0,2—0,3 м, распо¬
лагалось основное заполнение насыпи — гумус темно-серого цвета
(немного светлее пахотного слоя). Мощность темно-серого гумуса со¬
ставляла от 0,7—0,8 м в центре кургана и 0,25—0,30 м в полах. Под
насыпью фиксируется слой погребенной почвы мощностью до 0,3 м.
Подстилающий слой — материк — желтый суглинок. Все вышеописан¬
ное находится на глубине 1,2 м от нулевой линии. В центре насыпь
прорезает грабительский прокоп — темно-серый гумус зернистой
структуры. В плане прокоп имеет овальную форму размерами под
пахотным слоем 3,6 х 4 м; размеры прокопа уменьшаются по мере
углубления. В южной части грабительского прокопа на различных глу¬
бинах встречались кусочки охры и прослойки жженого дерева. При
снятии насыпи зафиксировано несколько линз материкового суглинка
в темно-сером слое. Приведем их описание.
Овальная линза материкового суглинка с вкраплениями чернозе¬
ма, размерами 0,75 х 1 м, находилась в 3 м к югу от центра кургана на
глубине 0,9 м от нулевой линии. Толщина линзы — 0,05—0,10 м. Рядом
собраны кости взрослого мужчины: нижняя челюсть с немногими
зубами^
Вторая линза — вытянуто-овальное пятно материкового суглинка.
Размеры — 0,5 х 1,0 м, располагалось на глубине 0,8 м в 1,8 м к западу
от центра кургана. Мощность пятна — 0,05—0,08 м.
Третья линза — овальное пятно материкового суглинка размерами
0,4 х 0,7 м, толщиной 0,05—0,08 м. Располагалось в 3,2 м на ССЗ от
центра насыпи на глубине 0,75 м от нулевой линии.
Четвертая овальная линза материкового выброса, размерами
0,9 х 1,4 м, мощностью до 0,15 м располагалась в 3 м на С и ССВ от
центра кургана на глубине 0,6—0,7 м от нулевой линии.
Пятое овальное пятно материкового выброса имело размеры
0,45 х 0,70 м, толщину 0,05—0,10 м. Находилось в 3 м восточнее кургана
на глубине 0,7—0,8 м от нулевой линии.
Толщина линз материковой глины небольшая — 0,08—0,10 м. В
центральной части насыпи (как позже выяснилось — над ограбленными
могилами) на различных глубинах (от 0,2—до 0,9 м) встречались облом¬
ки гнилого дерева.
Находки в насыпи представлены бронзовым трехгранным черешко¬
вым наконечником стрелы (/; рис. 57, /), обнаруженным на глубине
0,7 м в 12 м на ЮЮЗ от центра кургана. Кроме того, при снятии насыпи
найдены не представляющие самостоятельных комплексов отдельные
кости животных (некоторые из них обожжены) и фрагменты керамичес¬
ких сосудов (рис. 57, 2). Основная их масса располагалась в южной
половине насыпи; на глубине 0,3—0,7 м — керамика, на глубине 0,2—
0,9 м — кости. В центральной части кургана найден лишь один фрагмент
керамики.
Все определимые кости принадлежат лошадям (как минимум, двум
особям — молодой и взрослой). В юго-западном секторе найден череп
молодой лошади.
В 3 м восточнее центра в насыпи обнаружен объект непонятного
назначения, названный условно “сооружением 1”. Его границы прояви¬
лись как углубление в погребенной почве на 0,8 м. В плане оно было
подпрямоугольным размерами 1,2 х 1,1 м на уровне материка. Границы
сооружения обозначены условно. В материк сооружение углублено на
несколько сантиметров. Над ним и рядом с ним на глубине 0,4—0,8 м
встречались в насыпи отдельные кусочки гнилого дерева, две кости
животного, четыре фрагмента керамики.
22

После снятия насыпи открылось пять могильных пятен в юго-
западной половине кургана. На материке они прослеживались в виде
темно-серой мешанины зернистой структуры. Лишь пятно могильной
ямы 5 имело неясные очертания и едва выделялось на фоне материко¬
вого суглинка.
МОГИЛА 1. Находилась в центре кургана на глубине 2,35 м от
нулевой линии, на 1,5 м ниже уровня материка. На материке прослежи¬
валась в виде вытянутого овального пятна. Ориентирована на СЗ—ЮВ.
Могильная яма овальной формы с максимальными размерами
1,85 х 3,85 м. К северо-восточной стенке могилы примыкала ступенька
полулунной формы, образовавшаяся, видимо, в результате грабительс¬
кого прокопа при выяснении границ могильной ямы. Глубина ступень¬
ки — 0,2 м, ширина — 0,5 м, длина — 2,4 м.
На уровне дна могила была подпрямоугольной. Заполнение —
темный гумус; у дна вдоль продольных стенок ямы и по углам в слое
темного гумуса отмечен ряд заплывов желтого суглинка. На различных
глубинах в заполнении встречались мелкие кусочки охры и жженой
бересты, иногда — осколки костей человека. На дне могилы, на
глубине 0,80—1,15 м от уровня материка, в беспорядке находились
отдельные кости взрослого мужчины и фрагменты керамики. Грудные
и поясничные позвонки демонстрируют выраженные изменения,
характерные для остеохондроза и спондилоартроза, что вызвано зна¬
чительными нагрузками на позвоночный столб; о том же свидетель¬
ствуют изменения лопаток и плечевых костей. Помимо костей, в
могиле обнаружены обломок железного псалия (/) на глубине 1,05 м
в северо-западной части могилы; восемь зеленых бусинок (2) и одна
на глубине 1,1 м в юго-восточной части (рис. 57, 7, 8); серебряное
зеркало (2) на глубине 1,1 м в западном углу (рис. 57, 13); обломок
железной пластины (4) на глубине 1,05 м рядом с псалией (/); в
центральной части на глубине 0,95—1,05 м развал сосуда круглодон¬
ный, со слабо вогнутым краем, без орнамента (5, 7; рис. 57, 3—5);
фрагменты керамики в юго-восточной части на глубине 1,05—1,10 м
(8—11; рис. 57, 3, 4, 6).
На глубине 1,1м от уровня материка по дну могилы встречались
угольки, а в отдельных местах у северной стены и в южном углу
сохранились небольшие участки неперекопанной грабителями подстил¬
ки или перекрытия из органического материала — прослойка толщиной
0,03—0,05 м. Это, вероятно, остатки погребального ложа.
К южной части мог. 1 примыкала мог. 5.
МОГИЛА 2 (рис. 58) располагалась в 4,5 м на ЮЮВ от центра на
глубине 1,35 м от нулевой линии на 0,25 м ниже уровня материка. Раз¬
меры могилы 1,55 х 2,20 м. Ориентирована на СВВ—ЮЗЗ. На материке
прослеживалась в виде прямоугольного темногумусированного пятна с
вкраплениями материкового суглинка. Стенки могилы имели плавный
переход ко дну. У западного угла могилы на уровне погребенной почвы
обнаружен прокоп до уровня материка. В заполнении встречались об¬
ломки гнилого дерева и отдельные кости человека.
Могильная яма имела подпрямоугольную форму. На дне могилы в
беспорядке лежали отдельные кости человека. На костях фиксируются
дегенеративно-дистрофические пороки, умеренно выраженный дефор¬
мирующий спондилез; в межпозвоночных суставах — спондилоартроз.
Большинство костей отсутствовало. В могиле также обнаружены вкрап¬
ления мела и куски гнилого дерева от обкладки и перекрытия. Судя по
сохранившимся сочленениям отдельных деталей, бревна обкладки со¬
единялись в обло. Перекрытие состояло из двойного ряда бревенчатых
плах толщиной 0,05—0,08 м. Здесь же обнаружены обломки (не собира¬
ющиеся) какого-то деревянного изделия. Они представляли собой кус¬
23

ки плашки уплощенно-овальной в сечении формы, обтянутые перво¬
начально берестой, в отдельных местах залитые каким-то окаменев¬
шим веществом черного цвета. На некоторых кусках с уплощенной
стороны имеются сквозные сверленые отверстия. На одном куске —
тонкая бронзовая скобка. Ширина кусков 0,03—0,05 м, толщина —
0,01—0,03 м.
В могиле найдены: шесть крупных стеклянных бусин с внутренней
позолотой (7; рис. 63, 9); обломки железного ножа (2, 3; рис. 57, 72);
фрагменты керамики (4).
МОГИЛА 3 (рис. 59) находилась в юго-западном секторе в 3,5 м
от центра на глубине 2,5 м от нулевой линии, на 1,3 м углублена в
материк. Ориентирована на ССЗ—ЮЮВ. На материке прослеживалась
в виде овального пятна, имела в плане подпрямоугольную форму раз¬
мерами 2,5 х 3,3 м на уровне материка и 2,0 х 3,2 — у дна. Размер
погребальной камеры, судя по сохранившейся обкладке, 1,45 x 2,55 м
Дно было немного наклонено к юго-западной стенке. Вдоль этой же
стенки, на 0,15—0,20 м выше дна могилы, имелся уступчик шириной
0,20—0,25 м. Не исключено, что этот уступчик образовался при ограб¬
лении могилы путем прокопа ее дна, так как остатки обкладки на
приступке соответствовали уровню залегания обкладки у противопо¬
ложной стенки. Стенки могилы слегка наклонены. Заполнение могилы
по цвету и структуре не отличалось от насыпи кургана, в нем зафик¬
сированы линзы мешаной земли — гумус с материковым суглинком,
а также отдельные косточки человека, кусочки дерева и охры. По про¬
дольным сторонам могилы имелись углубления у стенок до 0,5 м от
уровня материка, а у северного угла на разрезе отмечался прокоп че¬
рез слой погребенной почвы до уровня материка (как и в мог. 2).
На дне могилы в двух углах сохранились остатки рамы бревенча¬
той обкладки (погребальное ложе), соединенной в обло, отдельные
кости скелета, разбросанные по всей яме, куски гнилого дерева, не¬
сколько фрагментов керамики. Рама обкладки была значительно мень¬
ше могильной ямы: вокруг погребального ложа было достаточно ши¬
рокое пространство. В некоторых местах сохранились остатки слоя пе¬
репревшей органики.
В могиле найдены: обломок железного псалия (7) в южном углу на
дне могилы (рис. 57, 70); там же железный наконечник стрелы (2;
рис. 57, 77); кусочки железа с отпечатками тканей (3) в том же углу
на глубине 0,65 м; спекшиеся в один кусок железные наконечники
стрел (4) у юго-западной стены на дне могилы; обломки железного
меча (5); обломки железных пластин (6), аналогичных тем, что откры¬
ты в мог. 2 кург. 1 и в мог. 3 кург. 2, с остатками красной краски и
обломок железного кольца; эти находки сделаны на дне могилы в ее
южной части; кусочки спекшегося железа (7) в западном углу на глу¬
бине 0,75—0,90 м; три фрагмента керамики {8).
МОГИЛА 4 (рис. 59) располагалась в юго-западном секторе, в
2.5	м от центра кургана, на глубине 1,75 м от нулевой линии и на
0,55 м ниже уровня материка. Ориентирована на ССЗ—ЮЮВ. Сопри¬
касалась с запада с мог. 3, с северо-востока с мог. 5. На материке про¬
слеживалась в виде овального пятна из гумуса, не отличавшегося от
состава насыпи кургана. Имела прямоугольную форму со скошенными
углами и сужающимися ко дну стенками. Размеры могильной ямы —
1,45	x 2,70 м; погребальной камеры, ограниченной срубом —
1.05	х 1,80 м.
На дне могилы сохранились остатки бревенчатой обкладки, со¬
единенной в обло (погребальное Ложе), и продольного перекрытия из
плах. В северо-восточной части могилы зафиксированы остатки про¬
слойки перепревшей органики. Сохранилось несколько костей ребенка.
24

В могиле обнаружены: золотое колечко (7) в северной половине
погребальной камеры (рис. 57, 14); обломок железной втулки (2) со
следами дерева в ней, рядом с золотым колечком (7), вероятно, втул¬
ка принадлежит копью; бронзовая бляшка (3) в центральной части
могилы; обломок железного предмета (4) в деревянной обкладке с
красной кожей (в северной части погребальной камеры); обломок де¬
ревянного предмета (5) в серебряной обкладке в северном углу; там
же неорнаментированные фрагменты сосуда (б). Кроме того, в могиле
встречались неопределимые кости животных.
МОГИЛА 5 (рис. 60—62) находилась в южной половине кургана, в
1,2	м южнее центра, на глубине 1,9 м от нулевой линии, на 0,7 м ниже
уровня материка. Ориентирована на СЗЗ—ЮВВ.
На материке четких границ не имела. После выборки могила при¬
обрела подпрямоугольную форму ямы со скошенными углами, с раз¬
мерами на уровне материка 1,15 х 2,75 ми 1,10 х 2,75 м по дну. Вдоль
продольных стенок сохранились остатки бревен обкладки шириной
до 0,7 м и остатки плах перекрытия шириной до 0,15 м. В восточном
углу прослеживалась прослойка перепревшей органики. В этой же час¬
ти обнаружены кусочки охры. Они же, иногда диаметром 0,05 м,
встречались и в заполнении могилы на различных глубинах. На глу¬
бине 0,3 м в центральной части заполнения обнаружены мелкие
угольки. На дне могилы находился скелет женщины около 50 лет в
вытянутом состоянии на спине. Кости ступней сведены вместе, кисти
рук лежали на тазе. Малоберцовая кость без патологических измене¬
ний, но с выраженными функциональными изменениями, свиде¬
тельствующими о нагрузках на нижние конечности; другие кости не¬
сут следы резко выраженного спондилоартроза. При умершей обнару¬
жен погребальный инвентарь: глиняное пряслице (7; рис. 63, 7), об¬
наружено в заполнении могилы на глубине 0,1 м у юго-восточной
стенки; глиняный сосуд справа (2) выше черепа (рис. 64, 77); развал
сосуда (J) слева выше черепа (рис. 63, 4); развал сосуда (4) с левой
стороны у черепа (рис. 63, 2); зеленоватый и голубой бисер, прониз-
ки, бусы (5) у черепа под ключицей и на костях грудной клетки,
голубые зерна бисера рассыпались и утрачены при расчистке (рис. 64,
8—10); четыре мелкие умбоновидные бронзовые бляшки (6), нахо¬
дившиеся на черепе и возле него, рассыпавшиеся при снятии; под¬
прямоугольные нашивки (5 шт.) из листовой бронзы с тисненным
орнаментом (7) на черепе (рис. 64, 3—5, 7); точило (8) у правого
плеча (рис. 64, 12); стеклянная бусинка (9); керамическое орнамен¬
тированное блюдо, курильница (10) у правого колена (рис. 64, 7);
бронзовая нашивка (77), аналогичная нашивка (6), на костях голени
левой ноги; спиралевидная бронзовая серьга (12) левее голени левой
ноги (рис. 63, 3); курильница (13) на костях ступней (рис. 64, 2); об¬
ломок железного ножичка (14) у ступней вместе с костями животно¬
го (неопределимы); обломок камня (15) в ногах умершего (рис. 30,
11); две бусины — желтая и голубая (76) слева у пояса; скопление
стеклянных бус с внутренней позолотой справа у таза (17); спирале¬
видная бронзовая подвеска (18), идентичная подвеске (12) (рис. 63,
3); бронзовая нашивка (79), аналогичная (7), найдена среди фраг¬
ментов развала сосуда (3; рис. 64, 6); две цилиндрические бусины из
пасты и обломок пластинки из металла на костях таза (20); фрагмен¬
ты керамики, находившиеся в заполнении могилы (21).
Под костяком, под позвоночником, а также под костями ног вы¬
явлены следы дерева в виде трухи. Подобные следы дерева зафиксиро¬
ваны и под развалами сосудов, что свидетельствует, видимо, о нали¬
чии деревянной подстилки. Следы дерева обнаружены и на внутренней
части сосуда (3). В сквозных отверстиях этого сосуда обнаружен уголь.
25

Остатки дерева открыты и сверху костей (в области таза, бедер). Веро¬
ятно, было и деревянное перекрытие. Мог. 5 соприкасалась стенками с
мог. 1 и 4.
КУРГАН 5 (рис. 65). Располагался в северо-северо-западной части
курганной группы в 80 м на ССЗ от кург. 4 и в 950 м от кург. 1. Насыпь
имела округлую форму диаметром 20 м, ее высота достигала 0,4 м. Скло¬
ны пологие, западин до раскопок на поверхности не наблю¬
далось. В течение многих лет курган запахивался, поэтому насыпь сильно
расплылась. Раскопки проводились вручную, методом наперевал, кольца¬
ми шириной 3 и 2 м. Глубина штыка — 0,2 м. Площадка, оконтуренная
ровиком, вскрывалась на вынос. Для фиксации стратиграфии были остав¬
лены две перпендикулярные бровки, проходящие через центр, ориенти¬
рованные по сторонам света. Ширина бровок — 0,5 м (рис. 66,а,б).
Под пахотным слоем, составлявшим 0,20—0,25 м, находилась ос¬
новная толща насыпи — гумус темно-серого цвета, мощность которо¬
го достигала 0,6 м в центральной части у грабительского прокопа мог. 1.
На периферии слой темно-серого гумуса не превышал 0,2 м. Под этим
слоем находилась погребенная почва, отличавшаяся от грунта насыпи
более светлой окраской и более плотной структурой. Уровень погре¬
бенной почвы — 0,7—0,8 м от нулевой линии. Толща погребенной по-
чвы составляла 0,35—0,40 м. Под ней залегал материк — желтая глина,
на глубине 1,0—1,2 м от нулевой линии. Небольшое понижение уровня
материка (на 0,15—0,20 м) наблюдалось в южной части кургана.
Грабительский прокоп фиксировался лишь в центре насыпи. Он
имел овальную форму, вытянутую с юга на север, размеры его под
пахотным слоем 3,2 х 7,4 м. Заполнение прокопа представлено по кра¬
ям гумусом с вкраплениями желтого суглинка, в центре — черным
гумусом зернистой структуры (2,2 х 2,5 м под пахотным слоем). На ма¬
терике границы прокопа соответствовали границам пятна мог. 1.
В западной части насыпи над мог. 5 и 6 находилась линза мешани¬
ны (гумус с вкраплениями желтого суглинка). Линза имела овальную
форму, вытянутую с запада на восток наклонно в этом же направле¬
нии, западный край на уровне материка 0,7—1,1 м от нулевой линии,
восточный — на глубине 1,2—1,4 м от нулевой линии. Мощность линзы
мешанины составляла 0,2—0,3 м. Размеры — 1,8 х 4,0 м.
В южной части насыпи, в 0,3 м южнее мог. 4 (в 5,3 м на ЮЮВ
от центра кургана), обнаружен прокал мощностью 0,05 м, диаметром
0,4 м. Прокал находился на 0,2 м выше уровня погребенной поч¬
вы (0,5 м от нулевой линии). Здесь найдена верхняя челюсть человека
18—25 лет.
В центральной части кургана располагалась вытянутая на ЮЗ—СВ
линза материкового суглинка, видимо, заполнение норы какого-то
животного. Ее ширина не превышает 0,5 м, длина — 4,2 м, максималь¬
ная толщина — 0,25 м. Поверхность ее наклонена: юго-западный край
находился на глубине 0,95 м, северо-восточный — на глубине 0,5 м от
нулевой линии.
В центре кургана, на глубине 0,35—0,60 м от нулевой линии за¬
фиксирована линза материкового суглинка полулунной формы, мак¬
симальные размеры которой составляют 1,0 х 2,2 м. Линза расположе¬
на наклонно к центру. Ее мощность достигает 0,2 м.
Следующая линза материкового суглинка находилась в 6 м на се¬
вер от центра кургана, на глубине 0,55—0,70 м от нулевой линии. Ее
максимальные размеры — 1,25 х 2,5 м, мощность — до 0,1 м, форма —
овальная, вытянутая на ЮЗЗ—СВВ.
Подобная линза находилась в 6 м западнее центра на глубине 0,5 м
от нулевой линии, форма ее овальная, вытянута на Ю—С. Максималь¬
ные размеры — 0,9 х 3,2 м, мощность — до 0,1 м.
26

При снятии насыпи были обнаружены: костяной черешковый на¬
конечник стрелы (/) в юго-восточном секторе на глубине 0,7 м от ну¬
левой линии (на погребенной почве), в 7,4 м юго-восточнее центра
кургана, за пределами площадки, оконтуренной ровиком,.в 0,5м от
него (рис. 69, 6); обломок изделия из глины (2) в северо-западном
секторе на глубине 0,5 м от нулевой линии (на 0,15 м выше погребен¬
ной почвы), в 8,4 м на СЗЗ от центра, за пределами площадки, окон¬
туренной ровиком, в 0,4 м от него; костяной наконечник стрелы (3) в
северо-восточном секторе, на глубине 0,5 м от нулевой линии (на
0,25 м выше погребенной почвы), в 8,6 м на СВВ от центра кургана, за
пределами площадки, оконтуренной ровиком, в 1,2 м от него (рис. 69,
8)\ бронзовая гофрированная пронизка (4) в юго-восточном секторе
на глубине 0,5 м от нулевой линии (на 0,25 м выше погребенной по¬
чвы), в 9,4 м на ЮВВ от центра кургана, за пределами площадки,
оконтуренной ровиком, в 2 м от него (рис. 73, 6); скопление керамики
(5) в юго-западном секторе на глубине 0,9 м от нулевой линии (на
0,10—0,15 м в погребенной почве), в 8,6 м юго-западнее центра курга¬
на (рис. 69, 1, 3, S); скопление вещей (б) находилось в северо-запад¬
ном секторе, в окончании ровика (в 7,4 м северо-западнее центра кур¬
гана) (рис. 67), на глубине 0,75—0,90 м от поверхности кургана, со¬
стоит из железного ножа 1 (рис. 69, 4) и двух костей животных (фраг¬
мент метаподия особи крупного рогатого скота и берцовая кость
косули). Сюда же относятся куски обгорелого дерева, угли и кострище
размерами 0,2—0,3 м, мощностью 0,02—0,03 м. Нож находился на уров¬
не материка, кострище — на 0,05 м ниже его, кости — на 0,1 м ниже
уровня материка. Условные размеры скопления — 0,55 х 0,70 м; сосуд
в северо-восточном секторе находился на глубине 1 м от нулевой ли¬
нии над мог. 2, в 4,6 м на СВВ от центра кургана. Видимо, этот сосуд
относится к мог. 2; сосуд в юго-западном секторе на глубине 1,1 м от
нулевой линии (на уровне материка), в 3 м юго-западнее центра кур¬
гана, в 0,2 м южнее могильного пятна (рис. 69, 2), скорее всего, отно¬
сится к разграбленной мог. 5.
Кроме того, при снятии насыпи найдены не представляющие са¬
мостоятельных комплексов отдельные кости животных и фрагменты
керамических сосудов. Основная их масса располагалась в южной по¬
ловине кургана на глубине 0,3—0,8 м от нулевой линии, т.е. на погре¬
бенной почве и выше ее. Кости и фрагменты керамики находились в
насыпи как над площадкой, оконтуренной ровиком, так и за ее пре¬
делами. Из определимых костей животных, найденных в насыпи, 17
принадлежало лошадям (взрослой и молодой особям), 16 — птицам,
7 — косуле, 1 — лисице. В юго-восточной части насыпи, над ровиком
и по обе стороны от него на различных глубинах находились отдель¬
ные кости человека, выкинутые, видимо, из мог. 3.
Под насыпью открылись пятна могил и отдельные участки коль¬
цевого ровика. Ровик сохранился не полностью: он не прослеживался
в юго-западной части кургана. Он оконтуривал площадку диаметром
около 14 м и имел в северо-западной части перемычку шириной 1,8—
2,0 м. Ширина ровика составляла 0,55 м в западной и до 0,8 м в вос¬
точной половине кургана. Окончания ровика у перемычки достигали
0,9 м в ширину. Глубина ровика не превышала 0,1 м от уровня матери¬
ка. Лишь у перемычки он имел глубину до 0,15 м. Видимо, в юго-за¬
падной части он не был углублен в материк. Дно ровика прямое, стен¬
ки наклонные. Заполнение его не отличается от насыпи кургана. В кон¬
цах ровика у перемычки в заполнении встречались отдельные угольки,
имелись три деревянные плашки над ровиком, а также описанное
выше скопление (6). Могилы располагались в ряд по линии 3—В, лишь
мог. 4 находилась ближе к центру.
27

МОГИЛА 1 (рис. 68) находилась в центре кургана на глубине
1,45	м от поверхности насыпи, на 0,45 м углублена в материк. Ориен¬
тирована на ССЗ—ЮЮВ. На материке прослеживалась в виде овально¬
го пятна гумусированной земли черного цвета. Размеры — 2,65 х 3,85 м.
Заполнение могилы представляло по краям гумус черного цвета с
вкраплениями желтого суглинка, в центре — гумус черного цвета, за¬
полняющий грабительский прокоп. В заполнении могилы, на различ¬
ных глубинах встречались куски гнилого дерева, отдельные кости и их
обломки, несколько (15экз.) фрагментов керамики (рис. 70,	10),
предметы погребального инвентаря. Дно могилы у западной стенки на
0,15 м выше, чем в центре и у противоположной стенки.
На дне могильной ямы (преимущественно в центре) в беспорядке
находились кости человека, в том числе и череп мужчины 50—60 лет,
куски дерева, погребальный инвентарь: обломки железного ножа (У;
рис. 70, 7); костяной наконечник стрелы (2) в северо-западной части
могилы на глубине 0,25 м от уровня материка (рис. 70, 7); обломки
железного ножа (3, кинжала) в юго-восточной части могилы; костя¬
ной наконечник стрелы (4) в центральной части могилы на глубине
0,4 м (рис. 70, 8); обломки бронзовой пластины (5) у северной стенки
и бронзовая заклепка; кусочки кожи красного цвета (6) в северо-за¬
падной части могилы, рядом с кусочками железа (7) на глубине
0,40 м; кусочки спекшегося железа (7); обломки костяных накладок на
лук (8—10) в центральной части могилы (рис. 70, 4, 5, 9); бронзовый
большой котел (77) у северной части могилы, видимо, в неграбленой
части (рис. 70, 3; 78), котел лежал на боку, в северной части его со¬
хранилась береста, дно котла находилось на 0,2 м выше дна могилы.
Рядом с котлом, на 0,35 м выше дна, найдены три параллельно рас¬
положенных обломка бревнышек длиной 0,15 м; вероятно, котел был
поставлен на возвышении с имитированным костром; фрагменты ке¬
рамики (Иэкз.) (72, 14; рис. 69, 5, 7; 70, 6, 10); кусочки железных
изделий (13); бронзовое колечко (75; рис. 70, 2).
МОГИЛА 2 (рис. 74, 75) располагалась в 4 м восточнее центра кур¬
гана, на глубине 1,2 м от его поверхности, углублена в материк на 0,2 м.
На материке прослеживалась прямоугольным пятном, соединяющимся
с могильным пятном 3. Заполнение могилы прослеживалось от уровня
погребенной почвы и представляло мешаную землю (жел¬
тый суглинок с черноземом). Ориентирована на С—Ю. Размеры —
1,35 х 2,25 м. На дне прямоугольной ямы фиксировались остатки про¬
дольного перекрытия из плах шириной до 0,1 м. Под плахами сохрани¬
лись остатки берестяного полотнища. Положение скелета женщины 18—
20 лет нарушено: крупные кости находятся в анатомическом порядке,
но ребра, позвонки, фаланги, кости таза — в беспорядке. Череп смещен
и раздавлен, нижняя челюсть находится в 0,1 м от него. На шейных по¬
звонках фиксируются следы спондилоартроза, также умеренные при¬
знаки его в межпозвоночных суставах. Зубы поражены кариесом. Рас¬
положение погребального инвентаря и состояние перекрытия могилы
не создают впечатления, что могила ограблена. Судя по расположению
костей, умершая погребена вытянуто на спине, головой на север.
Погребальный инвентарь составляли: глиняный сосуд (7) у черепа
выше костей правого плеча умершего (рис. 76, 3); обломок костяного
наконечника стрелы (2), находящийся выше черепа (рис. 72, 7); об¬
ломки изделия из железа (3), лежащие выше костей левого плеча; кос¬
тяная накладка на лук (4) под плечевой костью правой руки (рис. 72,
7); остатки железного кинжала (5) у правого бедра; бронзовая бляшка
(6) в. юго-западной части могилы; обломки спекшегося железа (7) в
ногах; лошадиная бабка (8) у северной стенки; глиняный горшок (9)
в ногах (рис. 76, 4); обломки изделия из железа (10) у правого колена;
28

железный ножичек (77) с остатками ножен (рис. 76, 2) рядом с сосу¬
дом (9) и фрагментом таза лошади; накладка на лук (12) под бедрен¬
ной костью правой ноги (рис. 73, 3); железный наконечник стрелы
(13) между костями голеней (рис. 76, 6); четыре костяных наконечни¬
ка стрел (14), обломок костяного изделия и обломки накладки на лук
у правой голени и ниже (рис. 64, 4—6, 10, 11; 73, 3); бронзовая плас¬
тинка между берцовыми костями (15); железная скоба у пояса (16;
рис. 76, 5); кость животного с зарубками на костях правой ступни (17);
кусочки спекшегося железа (18) у правой ступни, возможно, это ос¬
татки рукояти и лезвия кинжала (рис. 76, 7); железный наконечник
стрелы рядом с кинжалом (5).
Юго-восточным углом могила соприкасалась с могильной ямой 3.
В месте соединения могилы находилась деревянная плаха, расположен¬
ная вдоль восточной стенки мог. 2. В этом же углу вдоль южной стенки
сохранились кусочки дерева. Над юго-восточным углом зафиксированы
остатки берестяного полотнища, покрывающего первоначально, види¬
мо, и мог. 3.
МОГИЛА 3 (рис. 74) находилась в 5,4 м на ЮВВ от центра кургана
на глубине 1,75 м от поверхности насыпи, на 0,7 м углублена в мате¬
рик. На материке прослеживалась прямоугольным пятном с вкрапле¬
ниями желтой глины. Северо-западным углом могила сливается с мо¬
гильной ямой 2. Ориентирована на С—Ю. Прямоугольная. Размеры
0,8 х 1,7 м. В заполнении встречены отдельные куски гнилого дерева,
кость (на 0,1м ниже уровня материка), два фрагмента неорнаменти-
рованной керамики (на 0,05—0,10 м). В могиле на различных глубинах
прослеживались остатки бересты. На дне могилы ничего не обнаруже¬
но. Единственная вещь — костяной наконечник стрелы (7) — нахо¬
дился в заполнении на глубине 0,2 м от материка (рис. 77, 13). Разроз¬
ненные кости скелета умершего располагались рядом с могилой в на¬
сыпи (на 0,15—0,20 м выше погребенной почвы), куда попали, види¬
мо, при ограблении могилы.
МОГИЛА 4 (рис. 78) располагалась в 3,4 м к югу от центра курга¬
на на глубине 1,65 м от поверхности насыпи, на 0,6 м углублена в ма¬
терик. На материке прослеживалась в виде подпрямоугольного пятна
темно-серого цвета с редкими вкраплениями материкового суглинка. С
северной стороны над могилой выше уровня погребенной почвы нахо¬
дился слой желтой глины. Небольшие прослойки материковой глины в
виде заплывов встречались в заполнении ниже уровня материка. Ори¬
ентирована на 3—В. Подпрямоугольная. Размеры — 1,75 * 3,0 м.
В заполнении могилы на уровне 0,15—0,20 м выше дна встречены
куски гнилого дерева, продолговатые куски спекшегося железа с ос¬
татками дерева. На дне могилы обнаружено лишь несколько обломков
костей мужчины (?).
Инвентарь, оставшийся после ограбления: развал сосуда в северо-
восточном углу (Г) на 0,05 м выше дна могилы (рис. 77, Г); шесть кос¬
тяных черешковых наконечников стрел (2—4) разной степени сохран¬
ности (рис. 77, 5—8, 10, 77) и два обломка накладки на лук в средней
части могилы на 0,05—0,15 м выше ее дна (рис. 77, 9, 12); обломки
кинжала или меча (5; рис. 77, 2); фрагменты керамики (6; рис. 77, 3,4);
обломки спекшихся железных наконечников стрел (7). Находки 5—7
обнаружены при выборке заполнения могилы на разных глубинах.
МОГИЛА 5 (рис. 79) находилась в 2 м западнее центра кургана, на
глубине 1,8 м от поверхности, на 0,7 м углублена в материк. Прослежи¬
валась прямоугольным гумусированным пятном с редкими вкраплени¬
ями материкового суглинка. Это пятно соединялось перемычкой, за¬
полненной той же мешаниной, с могильным пятном 6. Заполнение
могилы: сверху уровня материка идет прослойка гумуса с вкрапле¬
29

ниями желтой глины, толщиной 0,1—0,2 м, затем — желтая глина с
вкраплениями черного гумуса. Размеры на уровне материка —
1,55 х 2,85 м, форма — подпрямоугольная, стенки пологие. Ориенти¬
рована на С—Ю. В заполнении могилы, в центральной части, на 0,25—
0,35 м выше дна обнаружены три кости и череп мужчины 30—40 лет
(без нижней челюсти). Зубы погребенного поражены кариесом. В севе¬
ро-западном углу, на 0,15 м выше дна, найден обломок накладки на
лук (2). На дне ничего не обнаружено. Перемычка между мог. 5 и 6
имеет длину 1 м, ширину у могилы — 0,5—1,0 м, у мог. 6 — 1,45 м. Дно
наклонное в сторону мог. 6. Перемычка углублена в материк на 0,1 м у
мог. 5 и на 0,3 м — у мог. 6. В перемычке, примыкая к мог. 5, находи¬
лись остатки обкладки продольного перекрытия из плах шириной до
0,05 м. Размеры этого сооружения — 0,55 х 1,0 м. В северной его части
на плахе обнаружены фрагменты большого сосуда (2; рис. 73, 5), а к
западу от них — два обломка черепа мужчины 20—25 лет и копчик. В
центральной части этого сооружения найден крупный обломок грани¬
та (3; рис. 73, Т). Не исключено, что в этой перемычке было соверше¬
но захоронение.
МОГИЛА 6 (рис. 79) располагалась в 4,5 м западнее центра кур¬
гана на глубине 2,1 м от его поверхности, на 1,1 м углублена в ма¬
терик. На материке прослеживалась овальным гумусированным пят¬
ном, соединяющимся перемычкой с могильным пятном 5. Могила
имела подпрямоугольную форму, сужающуюся к югу, стенки отвес¬
ные. Ориентация — С—Ю. Размеры — 1,55 х 3,0 м (южная стенка —
1,2	м). Заполнение могилы представляло гумус темно-серого цвета с
линзами мешанины и материковым суглинком. У дна — желтая гли¬
на с вкраплениями гумуса мощностью 0,25 м. На различных глуби¬
нах встречено несколько обломков костей человека, два фрагмента
керамики и куски гнилого дерева. В южной части могилы встреча¬
лись мелкие угольки. На дне могилы в беспорядке находились кости
скелета и черепа женщины 30—40 лет и остатки деревянного пере¬
крытия. Зафиксированы фаланги пальцев с костными разрастания¬
ми в области суставных концов, что свидетельствует об артрозе и
значительных нагрузках на кисть; имеются следы повышенного
внутричерепного давления. На других костях обнаруживается дефор¬
мирующий спондилоартроз. Кости сконцентрированы в северной ча¬
сти могилы. Часть костей обронзена. Проследить положение костяка
не представлялось возможным. Вдоль восточной и отчасти вдоль за¬
падной стенок сохранились бревна от обкладки. В трех местах (в цен¬
тре и у южной стенки) сохранились остатки перекрытия. Судя по
расположению плах, перекрытие было двойным: вначале продоль¬
ное, затем сверху — поперечное. Некоторые плахи обожжены. Ши¬
рина плах — 0,10—0,15 м.
Из погребального инвентаря сохранились следующие вещи (ну¬
мерация общая для комплекса): мог. 5, перемычка, мог. 6: обломок
железа среди костей (4) в северной части могилы; обломок железно¬
го ножа (5) в центре могилы на плахах перекрытия; позолоченная
стеклянная бусинка (б) у костей в северной части могилы; развал
лепного сосуда (7; рис. 73, 2, 4). Кроме того, в могиле найдены фраг¬
менты таза лошади.
СООРУЖЕНИЕ 1 (рис. 80) находилось в 2 м восточнее центра
кургана, в материк углублено на 0,2 м. Прослеживалось на уровне по¬
гребенной почвы овальным пятном черного гумуса с редкими вкрап¬
лениями желтого суглинка. Ориентировано на С—Ю. Форма подпрямо¬
угольная, расширяется к северу. Максимальные размеры — 2,7 х 1,6 м
(южная стенка — 1 м). В северной стенке имеется треугольная выемка
длиной 0,4 м, шириной 0,7 м.
30

Дно покатое от южной стенки. В заполнении на различных глуби¬
нах ниже уровня погребенной почвы в виде овального черногумусиро¬
ванного пятна найдено несколько мелких кусочков гнилого дерева. В
южной части обнаружена яичная скорлупа. В центральной части соору¬
жения у восточной стенки зафиксирована старая нора животного (ди¬
аметром 0,3 м). Костей в яме не обнаружено, хотя не исключено, что
это сооружение является полностью разграбленной могилой.
2.	НЕКОТОРЫЕ ДРУГИЕ СВЕДЕНИЯ
О МОГИЛЬНИКЕ
Заслуживает внимания факт, зафиксированный при снятии насы¬
пей курганов у Сидоровки. Все большие курганы, содержащие разграб¬
ленные могилы, имеют четко выраженные следы грабительского про¬
копа. Эти следы различны в прокопах к центральным и боковым моги¬
лам. Так, грабительские прокопы к боковым могилам и сами разграб¬
ленные могилы заполнены обычной мешаниной: прослойки, линзы,
аморфные включения материкового суглинка в серую и темно-се¬
рую супесь. Улавливается даже слоистая структура заполнения могилы
и прокопа, возникшая в ходе постепенного накопления массы грунта
в вырытой яме. Такая же картина и в самой могильной яме.
Иначе выглядят прокопы грабителей, проделанных в центральную
могилу. Все пространство прокопа, вплоть до дна могилы, заполне¬
но черной (до синевы) “жирной” гумусированной массой, однород¬
ной по составу, без каких-либо частиц инородного грунта, за исклю¬
чением очень редких кусков гнилого дерева, вероятно происходя¬
щих от перекрытий или надмогильных сооружений. В некоторых слу¬
чаях, когда грабительский прокоп по каким-то причинам не достигал
могилы, в которую он был направлен, хорошо видно типичное за¬
полнение засыпки могилы. Такой характер заполнения грабительского
прокопа вызывает ряд вопросов.
1.	Почему в структуре заполнения прокопа нет следов постепенно¬
го заполнения его в результате осыпки стенок прокопа, замывания
водой, задувания ветром?
2.	Почему заполнение так интенсивно гумусировано?
Отсюда естественно вытекает и очередной вопрос: нет ли разли¬
чия в механизме заполнения грабительских прокопов боковых и цент¬
ральных могил?
Эти вопросы пока остаются без ответов.
* * *
В.А. Дремовым установлено, что из всех сохранившихся чере¬
пов четыре принадлежат к европеоидному типу (кург. 3, мог. 3; кург. 5,
мог. 2; кург. 5, мог. 5; кург. 5, мог. 6) и один (кург. 1, мог. 2) — к сме¬
шанному европеоидно-монголоидному. Ни один череп не обнаружил
ясных монголоидных признаков. Не будем излишне торопливы в выво¬
дах, но тем не менее эти факты указывают прежде всего на европео¬
идный тип населения, оставившего памятник.
Материалы Сидоровского могильника вновь вызывают интерес к
проблеме места собирания Сибирской коллекции Петра I. Эта пробле¬
ма, как известно, имела большую библиографию [Артамо¬
нов М.И.,1973; Веселовский Н.П., 1902; Грязнов М.П., Булгаков А.Т.,
Завитухина М.П., 1974, 1977; Клейн Л.С., 1976; Манцевич А.П., 1973,
1976; Матвеев А.П., Матвеева Н.П., 1987; Матвеев А.В., 1992; Руден¬
ко С.И., 1962; СпицынАЛ., 1901].
31

Автор первой полной публикации Петровского собрания С.И. Ру¬
денко связывал его происхождение с Алтаем [1962]. С этой точкой зре¬
ния солидарны и другие исследователи, связывающие происхождение
скифского искусства с Южной Сибирью [Киселев С.В., 1951; Гряз¬
нов М.П., 1980]. В.И. Сарианиди считал ее произведениями искусства
Бактрии [1983]. Известно, что гипотезу о переднеазиатском происхож¬
дении скифо-сибирского звериного стиля отстаивали М.И. Ростовцев
[1918, с. 7]; М.И. Артамонов, Н.И. Членова [1967]. А.П. Манцевич при¬
числяет коллекцию к культуре сарматов и местом происхождения та¬
ких вещей определяет север Балканского полуострова [1976].
Интересно на этот счет мнение Л.С. Клейна [1976], который, ис¬
следуя фалары с изображением тарандра из Садового кургана, при¬
надлежащего сарматам, и сравнивая их с бляшкой-застежкой из Си¬
бирской коллекции, бляхой из Улан-Удэ и бляхой из Катанды,
прослеживает развитие и деградацию этого образа, исследуя разные
предметы. Процесс этот, по его мнению, занял 5—6 веков и наибо¬
лее реальный образ тарандра изображен на пластинах из Петровского
собрания. В связи с этим он прослеживает происхождение Сибирской
коллекции из районов Прииртышья и Приишимья. Затем, рассматри¬
вая, исходя из Геродота, размещение народов, населявших Сибирь,
заключает, что от р. Урал до бассейна Исети, Тобола и Ишима про¬
живали исседоны, название которых по созвучию связывают с назва¬
нием р. Исеть. Правда, А.В. Матвеев считает исседонов соседями ари-
маспов, которые, видимо, оставили саргатскую культуру [1986]. Это
именно те места, где была собрана значительная часть Сибирской
коллекции Петра I и куда уходят корни сарматского искусства [1976].
С этим выводом Л.С. Клейна согласна И.П. Засецкая [1989]. Таким об¬
разом, исседоны и аримаспы проживали в Зауралье, примерно в том
районе, в котором существовала саргатская культура раннего желез¬
ного века. Даже если опираться на утверждение С.И. Руденко относи¬
тельно сборов Сибирской коллекции, то места обнаружения этих ве¬
щей совпадают с территорией саргатской культуры [Топоркова Л.В.,
Яшин В.Б., 1988].
Все исследователи определяли место происхождения коллекции
Петра I на основе изучения стилей изображений, что является лишь
косвенным свидетельством, так как вещи могли быть изготовлены в
различных районах.
М.П. Завитухиной основательно доказано на основе изучения ар¬
хивных документов, что Сибирская коллекция собрана именно в
Западной Сибири. Она пишет, что большая часть коллекции Петра I
(свыше двухсот предметов, в том числе поясные пластины), была со¬
брана в Тобольске в 1715—1717 гг. и поступила Петру I от губернатора
М.П. Гагарина [1977]. Интересен такой факт, что два фалара со слона¬
ми тоже происходят из Сибири. М.П. Завитухиной обнаружена записка
секретаря посольской канцелярии И.Ю. Юрьева, в которой он пишет:
“Присланные из Сибири, сысканы в земле: четыре круга серебря¬
ные резные старинные, в том числе два больших, на которых слоны,
другие два малых, на которых надписи китайские или другие какие
азиатские, отданы для охранения Петру Мошкову в 12 день апреля
1718 года” [ifo М.П. Завитухиной, 1977].
А.В. Матвеев в ходе анализа архивных данных обнаружил, что про¬
блему значительно решает тот факт, что 60-я параллель на карте
Н.К. Витзена проходит значительно южнее 60-й параллели на совре¬
менных картах, а именно: южнее Ялуторовска, выше устий Туя, Иши¬
ма, Уя и, по-видимому, даже Оми и По Барабинской лесостепи, т.е. в
пределах лесостепи, или на территории основных групп саргатских па¬
мятников. А ведь под 60-м градусом северной широты Н.К. Витзен
32

указывал место находок золотых изделий [Матвеева Н.П., Масляко¬
ва Н.Н., 1991; Матвеев А.В., 1992, с. 171]. Справедливости ради надо
заметить, что эти наблюдения впервые были опубликованы Н.Н. Мас¬
ляковой [1990].
А.В. Матвеев совершенно справедливо обращал внимание на ти¬
пологическое сходство находок тюринского могильника и предметов
Сибирской коллекции.
3.	НАБЛЮДЕНИЯ НАД ПОГРЕБАЛЬНЫМ
ОБРЯДОМ МОГИЛЬНИКА
Мы не намерены в данном случае анализировать погребальный об¬
ряд могильника Сидоровка по полной программе, что уместно было
бы сделать в целом для саргатской культуры или для какой-либо
локальной или хронологической группы саргатских могильников. Мы
только обобщим, сведем воедино все признаки погребальной обрядно¬
сти сидоровской группы кургана.
Сидоровский могильник отстоит от правого берега Иртыша на
большое расстояние — 5—5,5 км, что характерно для других правобе¬
режных могильников. Удаленность от берега составляет одну из общих
черт саргатских курганов.
Сооружение могил. Могилы сооружались в виде подпрямоу¬
гольных ям с отвесными стенками; размеры могил явно превышали
размеры умерших, что предусматривалось специально. В результате на
дне могилы открывались остатки погребального ложа, вокруг которого
было более или менее широкое пространство. Это зафиксировано в
мог. 2 кург. 1 и в мог. 1 кург. 3; мог. 3 кург. 4; мог. 4 кург. 4; мог. 5 кург. 4,
т.е. в пяти случаях. Для остальных погребений это заметно слабее. Дваж¬
ды зафиксированы столбы в могилах (кург. 1, мог. 2 и кург. 3 мог. 1). Все
это большие и богатые захоронения. Столбы, вероятно, поддерживали
перекрытия могил, это дает основания полагать, что после сооружения
могилы оставались какое-то время полыми. Следует отметить и еще одно
наблюдение. В ряде погребений вдоль стенок у дна открылись небольшие
неровные ленты светлого суглинка. По нашему мнению, это натеки суг¬
линка, образовавшиеся в ходе постепенного проникновения воды через
перекрытие, особенно через обкладки стенок; вода вносила и суглинок,
отлагавшийся у дна вдоль стенок.
В ряде могил (кург. 1, мог. 1, 2; кург. 2, мог. 1; кург. 3, мог. 2;
кург. 4, мог. 3) вдоль длинных стенок имеются уступы. Возможно, они
были деталью конструкции могил, но не исключено, что они оставле¬
ны грабителями. Ширина этих уступов — 0,15—0,20 м.
Дно могилы, а точнее погребальное ложе, обычно чем-то устила¬
лось. Так, в мог. 2 кург. 1; мог. 2 кург. 4; мог. 3 кург. 4; мог. 4 кург. 4
вполне определенно фиксируется погребальное ложе, сделанное из де¬
ревянной рамы. В мог. 2 кург. 4, мог. 3 кург. 4, мог. 4 кург. 4 достоверно
устанавливается, что углы таких рам скреплены по типу сруба в обло.
Дерево облицовки стен встречается практически во всех могилах,
а в ряде их фиксируется очень хорошо (мог. 2 кург. 2; мог. 2 кург. 4;
мог. 3 кург. 4; мог. 4 кург. 4; мог. 6 кург. 5).
В мог. 1 кург. 2 удалось проследить хорошо сохранившуюся обли¬
цовку стен и настил на дне могилы из плах в 0,15—0,20 м шириной.
Помимо деревянного настила на полу фиксируется подстилка в виде
прослойки органики.
Умерший обычно (если это устанавливается) лежит на спине с
вытянутыми руками, иногда кисти рук положены на лобок (кург. 2,
мог. 1).
3 Заказ JSfe 213
33

Покойного покрывали или каким-то мягким полотнищем, или бе¬
рестой (особенно хорошо сохранилась береста в мог. 2 кург. 5). Следу¬
ющим звеном в устройстве погребальной камеры было перекрытие на
уровне плечиков могилы. Оно сооружалось из деревянных плах, поло¬
женных преимущественно вдоль могильной ямы, но есть случаи, когда
плахи лежали в два ряда: вдоль и поперек, в три ряда: вдоль, поперек
и снова вдоль.
В некоторых могилах имеются следы огня, охры, мела, но очень
редко. Так, в мог. 2 кург. 4 встречены кусочки мела, в могилах 3 и 5
кург. 4 — охры, а в мог. 5 кург. 4 и в мог. 6 кург. 5 — угольки. Присут¬
ствие этих деталей в могилах так незначительно, что делать какие-либо
выводы невозможно.
Глубина могил. Заметна большая глубина от уровня материка
центральных могил в сравнении с другими. Так, центральные могилы
кург. 2 (5) и кург. 3 (2) имеют 3,2 м глубины. Этого нельзя сказать о
центральных могилах кург. 4 (7) и кург. 5 (7), у которых глубина 1,5 и
0,45 м соответственно.
Противоречит этой логике и случай с центральной могилой кург. 1
(7), имеющей глубину 1,85 м, значительно меньшую, чем у мог. 2
(2,25 м). Возможно, что мог. 2 сооружалась наиболее глубоко, так как
предстояло еще и второе захоронение. Тем не менее, учитывая общую
закономерность такого рода в саргатских курганах, можно считать, что
и для Сидоровского могильника свойственно правило: центральная
могила — наиболее глубокая.
Обращает внимание меньшая глубина могил в курганах неболь¬
ших размеров: кург. 4 и 5 имеют из двенадцати только три могилы за¬
метной глубины (1,5, 1,3 и 1,1м), тогда как под насыпями больших
курганов из восьми могил только одна имеет глубину 0,8 м, остальные
семь — более 1,5 м и даже свыше 2 и 3 м.
Снабженность могил инвентарем. По этому признаку
можно определенно говорить о существенных различиях между могила¬
ми; это ясно даже при том, что подавляющее число могил разграблено
(из 19 только 3 могилы целые). Неразграбленные могилы (кург. 1, мог. 2;
кург. 2, мог. 1 и кург. 5, мог. 2) разные по количеству инвентаря: мог. 2
кург. 1 — богатейшая и две остальные, наоборот, беднейшие: 20 и 9
предметов соответственно. В мог. 1 кург. 2 найдены сосуд, кинжал, бусы
и серебряные пластинки (обломки) — всего девять находок. В мог. 2
кург. 5 — два железных ножа, два железных наконечника стрел, четыре
костяных наконечника стрел, одна бронзовая бляшка, лошадиная баб¬
ка, лук (сохранились концевые и серединные костяные накладки),
бронзовая пластинка, железная скобка и обломки железных вещей —
всего 20 предметов, не отличающиеся особой ценностью: все они дос¬
таточно заурядны. Если же принять в расчет некоторые разграбленные
могилы, то и в этом случае сохраняются различия по богатству инвен¬
таря; в разграбленной мог. 2 кург. 4 — 39 предметов, из которых пять —
серебряных; в разграбленной мог. 3 кург. 2 — 38 предметов, из них
шесть — золотых; в разграбленной мог. 3 кург. 2 — 67 предметов, из них
20 — золотых и т.д. Иначе говоря, даже после ограбления некоторые
могилы хранят свидетельства былого богатства.
Интересен факт: в мог. 1 кург. 3 под погребальным ложем открыт
скелет собаки в анатомическом порядке. Собака лежала на правом боку
головою на СЗ. Такие захоронения собаки не являются чем-то исклю¬
чительным — они известны в погребальном обряде разных культур по¬
здней бронзы и раннего железного века.
Насильственное захоронение (?). Есть один случай,
заслуживающий особого внимания. Речь идет о захоронении женщины
в мог. 2 кург. 1 после того, как там уже состоялось захоронение муж¬

чины. Можно было бы считать, что это женское захоронение оказалось
наложенным случайно. Однако при выборке могильной ямы не было
зафиксировано каких-либо нарушений стенок могилы, хотя грабители
основательно потревожили верхнее захоронение. Но самое серьезное
возражение против такого предположения — наличие остатков пере¬
крытия по восточной стенке могилы, причем плахи его сохранили свое
первоначальное положение.
Мы имеем, вероятно, случай насильственного захоронения жен¬
щины в мог. 2 кург. 1, совершенное после главного. Мы не знаем ха¬
рактера этого захоронения, так как оно было основательно разрушено
грабителями.
Половая принадлежность умерших.
Могильник у Сидоровки производит впечатление по преимуществу
мужского кладбища. Из двенадцати погребенных В.А. Дремовым опреде¬
лены два костяка как женские, один — как возможно женский, два
костяка — детских и семь — мужских. Интересно то, что одно захороне¬
ние (мог. 6 кург. 5) определено как возможно женское, о чем говорит
состав инвентаря (нож, бусы и обломок железа). Видимо, эту могилу
можно считать несомненно женской. Зато одно захоронение, опреде¬
ленное как женское (мог. 2 кург. 5), по составу инвентаря скорее мужс¬
кое: два ножа, четыре наконечника стрел, лук и другие находки.
Признаки мужского захоронения обнаруживают те, что определе¬
ны как детские — железный кинжал — мог. 1 кург. 2 и железный на¬
конечник стрелы — мог. 4 кург. 4.
По набору инвентаря мужскими можно считать мог. 3 кург. 2: это
меч, нож, копье, железные и костяные наконечники стрел, панцирь
из железных пластин и мог. 3 кург. 4: железные наконечники стрел,
латы железные, псалии.
Вместе с тем по набору инвентаря женскими могилами можно
считать мог. 2 кург. 2; мог. 2 кург. 4 и мог. 5 кург. 4. И при этом очевид¬
ном допущении вряд ли существенно изменится ситуация: могильник
Сидоровка преимущественно мужской.
Ровики. Открыты под насыпями кург. 1, 2, 3, 5.
Кург. 1 имел один ровик полный (внутренний) и один (внешний),
прослеженный частично. Внутренний ровик оконтуривал площадку ди¬
аметром 21,5—22,0 м, имел ширину 0,5—0,8 м, углублен в материк на
0,45—0,80 м. С северо-запада и юго-востока ровик имел перемычки,
шириною 2,1 и 2 м соответственно. Внешний ровик сохранился с вос¬
точной стороны и был углублен с востока до 0,25 м, а по краям — до
0,03—0,05 м. В юго-восточной части, напротив перемычки внутреннего
ровика, находилась перемычка шириною в 4,2 м.
Кург. 2 имел один кольцевой ровик, оконтуривающий площадку
размерами 21,5 м с запада — на восток и 19,5 с севера на юг. Ширина
его 0,8—1,0 м на севере и 1,0—1,3 м на юге. Глубина в материке —
0,4 м. В восточной и северо-западной сторонах ровик имел перемычки
шириной 0,8 и 0,6 м соответственно.
Кург. 3 имел один кольцевой ровик, оконтуривающий площадку в
23,5	м с запада на восток и в 24,5 м с севера на юг. Ширина ровика
1,2—1,6 м, глубина 0,25—0,45 м в материке. С юго-востока и северо-
запада были перемычки в ровике шириной 3,4 и 4,8 м соответственно.
Кург. 4 ровиков не имел.
Кург. 5 имел частично сохранившийся ровик: с юго-западной сто¬
роны он не прослеживался. Ровик оконтуривал округлую площадку ди¬
аметром в 14 м, а в северо-западной части имел перемычку шириной
1,8—2,0 м. Ширина ровика — 0,55—0,80 м; глубина — 0,1 м. Видимо, с
юго-западной стороны ровик не был углублен в материк, поэтому не
прослеживается.
35

Очевидно, что описанные ровики типичны для саргатских курга¬
нов. Как и во многих других случаях, ровики иногда содержат находки:
псалии, удила, наконечники стрел, фрагменты керамики, кости жи¬
вотных, т.е. следы поминальных ритуалов: кург. 1 — кости животных,
псалии, удила, железные наконечники стрел; кург. 3 — кости живот¬
ных; кург. 5 — фрагменты керамики, кости животных.
Возведение насыпей. В курганах саргатской культуры фик¬
сируется ряд интересных фактов, позволяющих утверждать, что эти
курганы являлись сложными погребальными комплексами [Коряко-
ваЛ.Н., 1977, 1988, с. 44—58; 1994; Зданович Г.Б., Иванов И.В., Хаб-
дулинаМ.К., 1984]. По результатам работ в Сидоровке мы можем го¬
ворить о следующих бесспорных чертах конструкции каждого кургана.
Разрезы насыпей свидетельствуют, что перед погребением, скорее
всего первого умершего, площадка будущего кургана оконтуривалась
ровиками, а земля из ровиков укладывалась вдоль них с внутренней
стороны. Следов какой-либо очистки поверхности и площадки мы не
обнаружили, о чем сообщают некоторые исследователи других памят¬
ников [Зданович Г.Б., Иванов В.М., Хабдулина М.К., 1984], но в
кург. 3 под суглинком надмогильного сооружения зафиксирован факт
специальной укладки слоев травы: нижний слой — 3—В, верхний —
С—Ю. Этот слой, вероятно, был в основании площадки надмогильно¬
го сооружения.
В свое время [В.И. Матющенко, 1983а] уже высказывалось предпо¬
ложение о том, что саргатские курганы приобрели близкий к совре¬
менному облик в сравнительно недавнее время, а первоначально они
оформлялись как ансамбль в виде огороженного дерновыми стенами
пространства, в пределах которого возведены были и могилы, оста¬
вавшиеся долгое время заметными на площади этого кургана. Тем бо¬
лее, что многие из этих могил, особенно центральные, имели и спе¬
циальные надмогильные сооружения.
Надмогильные сооружения. Они хорошо известны в сар¬
гатских и других синхронных курганных захоронениях.
Кург. 1 имел надмогильное сооружение над обеими могилами в
виде площадки суглинка приблизительных размеров — 12 м с севера
на юг и 8,5 м с запада на восток. Толща суглинка в центре — 0,3 м.
Сверху эта линза перекрыта слоем остатков дерева толщиной в центре
0,08 м, на периферии — 0,05 м.
Кург. 3 имел остатки надмогильного сооружения над мог. 2 в виде
площадки суглинка толщиной 0,30—0,35 м в центре. Площадка имела
пятиугольную форму. В некоторых местах встречались обломки дере¬
вянной конструкции, вид которой представить не удалось.
Примечательно обратить внимание на наличие в насыпях кургана
линз материкового суглинка. Так, в кург. 1 открыто несколько таких
линз; в кург. 2 — одна подобная линза; в кург. 3 — несколько таких
линз; в кург. 4 — пять, в кург. 5 — также несколько подобных линз.
Иногда линзы имеют следы огня (прокалы). Многие из них располага¬
лись явно на погребенной почве. И это понятно: во время сооружения
могилы суглинок оказывался, выброшенным на дневную поверхность,
т.е. на погребенную почву; при засыпке могилы не весь этот грунт (в
том числе и суглинок) был возвращен в яму могилы; следы таких ос¬
татков суглинка мы и фиксируем при раскопках. Как мы уже отмечали
ранее, погребальная камера, наверное, была полой, а потому часть
вынутого из могильной ямы суглинка оставалась на окружающей по¬
верхности. Обращает внимание и ряд других подобных линз, но распо¬
ложенных на 0,6—0,8 м выше материка, а значит лежащих не на по¬
гребенной почве, а на какой-то толще грунта, уже существовавшей до
выкида материка из могилы. К этому факту надо добавить еще одно
36

наблюдение: на разных глубинах в насыпи и на уровне погребенной
почвы мы обнаруживаем многие вещи, происходящие в том числе,
видимо, и из разграбленных могил. Эти вещи находятся нередко очень
далеко от предположительно разграбленных могил. Встает вопрос: по¬
чему эти вещи оказывались в разных местах насыпи и на значительной
глубине от поверхности, если грабители теряли бы вещи на поверхно¬
сти кургана? Не логично ли предположить, что в момент грабежа мо¬
гилы не были покрыты сплошь насыпью. Скорее всего, в это время
могилы хорошо выделялись всхолмлениями в пределах, оконтуренных
стенками. Вероятно, этим можно объяснить и то, что грабители очень
точно попадали на могилу. Нам неизвестны случаи, когда в насыпи
открылся бы грабительский прокоп, прошедший мимо могилы. Зна¬
чит, грабители хорошо видели могилы и потому точно направляли
свои поиски.

Глава 2
ИНВЕНТАРЬ
Инвентарь могильника разнообразен. Всего учтено 564 находки,
из них 34 фрагмента сосудов. Но многие его категории не образуют
типологические ряды и группы. Только керамика, наконечники стрел
(железные и костяные), некоторые украшения (бусы в первую оче¬
редь) достаточно многочисленны и потому среди них можно выде¬
лять типы и группы. Эти обстоятельства послужили основанием для
того, чтобы обзор инвентаря сделать максимально индивидуальным,
т.е. дать описание большей части отдельных вещей, а не типов,
групп, вариантов.
1.	ПОСУДА
Керамические сосуды
Находки керамики в могильнике достаточно представительны.
Всего найдено 19 сосудов, большая часть которых цела или почти
полностью реконструирована. Открыто 22 случая находок фрагмен¬
тов сосудов.
В 16 могилах и в одном случае в насыпи кургана обнаружены це¬
лые сосуды или же их фрагменты. Наличие фрагментов сосудов в мо¬
гилах легко объяснимо: это сосуды, частично выброшенные и разру¬
шенные при грабительских раскопках могил.
В настоящее описание мы не включаем импортные сосуды, о ко¬
торых речь пойдет отдельно.
Классификация сосудов сделана нами по Л.Н. Коряковой [1988J.
Дадим описания всех целых и реконструированных сосудов.
Сосуды 1-го типа [Корякова Л.Н., 1988, с. 94; рис. 24].
Сосуд удлиненных пропорций из кург. 2, мог. 1 (J), с высокой
шейкой, чуть отогнутым венчиком с округлым краем, по которому
сделаны поперечные насечки. По границе шейки и плечиков нанесена
резная линия, к которой примыкают двойные вписанные треугольни¬
ки, вершины которых, обращенные вниз, завершаются ромбической
фигурой из четырех лунок. Нижняя часть утрачена. Сохранившаяся вы¬
сота — 10,5 см, максимальный диаметр тулова — 11,5 см, диаметр вен¬
чика — 6,8 см (рис. 6, 2).
Плоскодонный сосуд из кург. 2, мог. 1 (1) с чуть сужающимся гор¬
лом, прямым обрезом венчика. По верхней части тулова нанесен орна¬
мент в виде оттисков тонкой палочки, которые образуют не очень упоря¬
доченные горизонтальные линии. Высота сосуда — 27—27,5 см, макси¬
мальный диаметр тулова — 26 см, диаметр венчика — 9 см (рис. 32, 11).
38

Бомбовидной формы сосуд с приостренным дном из кург. 4, мог. 5
(3). Венчик чуть отогнут, край приострен, гладкий. На тулове имеется
выбоина аморфных очертаний. Вокруг выбоины — семь сквозных от¬
верстий, но вряд ли они имеют отношение к этой выбоине. Высота —
21.5	см, максимальный диаметр тулова — 19 см, диаметр венчика —
10.5	см (рис. 63, 4).
Верхняя часть реповидного сосуда из кург. 4, мог. 5 (2) с невы¬
сокой шейкой и отогнутым венчиком, по округлому краю которого
сделаны редкие насечки. По шейке нанесены два горизонтальных же¬
лобка, а по плечикам и тулову вписаны треугольники (четыре и пять
раз), обрамленные “бахромой” из лунок. Возможная высота — 11 см,
максимальный диаметр тулова — 10,5 см, диаметр венчика — 6 см
(рис. 64, 77).
Бомбовидный сосуд из кург. 5, мог. 2 (Г) с отогнутой невысокой
шейкой и венчиком, по плоскому обрезу которого сделаны редкие ко¬
сые насечки. По шейке нанесен ряд из треугольных лунок, а ниже —
прочерченный желобок, к которому примыкают дважды вписанные
треугольники, у вершин которых, обращенных вниз, имеется по од¬
ной треугольной лунке. Высота — 12,5 см, максимальный диаметр ту¬
лова — 12,3 см, диаметр венчика — 8,5 см (рис. 76, 3).
Верхняя часть сосуда из кург. 5, мог. 4 (/) с невысокой шейкой
и чуть отогнутым венчиком с приостренным краем. На шейке сосуда
нанесены сегментовидные глубокие ямки, а ниже — горизонтальная
елочка из длинных насечек. Возможная высота — 26 см, максималь¬
ный диаметр тулова — 15 см, диаметр венчика — 13,7 см (рис. 77, 7).
Кувшинообразный сосуд из кург. 5, мог. 5 (2) с круглым дном,
высокой шейкой и крутыми плечиками. На шейке нанесена горизон¬
тальная елочка из длинных широких насечек, ниже — горизонталь¬
ный желобок, к которому прилегают четыре вписанные друг в друга
треугольника, ниже которых, по плечикам сосуда, длинными и ши¬
рокими лунками нанесены розетки. Дно покрыто радиальными лини¬
ями из вытянутых лунок. Высота — 19 см, максимальный диаметр ту¬
лова — 14 см, диаметр венчика — 6,5 см (рис. 73, 5).
Бомбовидный сосуд из насыпи кург. 5 (5); по ровному обрезу вен¬
чика сделаны косые насечки. По плечикам и верхней части тулова на¬
несены два ряда косых длинных лунок; ряды лунок подчеркнуты гори¬
зонтальным желобком. Высота — 9,5 см, максимальный диаметр туло¬
ва — 9,5 см, диаметр венчика — 5 см (рис. 69, 2).
Сосуды 2 типа [КоряковаЛ.Н., с. 96, рис. 25].
Шаровидный сосуд из кург. 3, мог. 3 (27), с округлым днищем,
невысокой шейкой и слабо отогнутым венчиком. Орнаментирован по
плечикам резными, трижды вписанными треугольниками с “бахро¬
мой” из каплевидных лунок; горизонтальная линия из'таких же лу¬
нок нанесена по шейке. Высота — 10,5 см, максимальный диаметр
тулова — 11 см, диаметр венчика — 6,3 см (рис. 53, 7).
Шаровидный сосуд из кург. 1, мог. 2 (30), с невысокой шейкой и
отогнутым венчиком. Обрез венчика округлый. Нанесены трижды впи¬
санные треугольники, вершины которых, обращенные вниз, завер¬
шаются лунками. Высота — 11,5 см; максимальный диаметр тулова —
13 см, диаметр венчика — 7,2 см (рис. 7, 5).
Фрагмент верхней части крупного сосуда с прямой шейкой из
кург. 2, мог. 2 (14). Венчик скошен внутрь. На шейке сохранились сле¬
ды от обломанной ручки. На всей сохранившейся поверхности сосу¬
да — пять горизонтальных желобков (рис. 38, 7).
39

Фрагменты большого кувшинообразного плоскодонного сосуда из
кург. 3, мог. 1 (5—7, 15, 23). Высокая шейка, венчик сильно отогнут.
Нижняя часть шейки орнаментирована горизонтальной линией из вер¬
тикальных лунок, прочерченным узким желобком и четырежды впи¬
санными друг в друга треугольниками, обрамленными “бахромой” из
вытянутых лунок. К верхней части шейки и плечикам прикреплялась
дугообразная ручка, имеющая прямоугольное сечение. На внешней по¬
верхности ручки имеются два желобка с шестью глубокими ямочками,
а на обеих боковых сторонах — пять таких же глубоких ямочек. Высота
сосуда — не менее 30 см, максимальный диаметр тулова — не менее
25 см, диаметр венчика — 11 см (рис. 49).
Сосуды 3 типа [КоряковаЛ.Н., 1988, с.94, рис. 26].
Реповидной формы сосуд из кург. 2, мог. 2 (8) с круто изогнуты¬
ми плечиками, дугообразно отогнутой высокой шейкой и округлым
венчиком, по краю которого сделаны редкие поперечные насечки. На
шейке нанесены две горизонтальные прочерченные линии, вдоль ниж¬
ней из них, по плечикам — небольшие четырежды вписанные треу¬
гольники, у дна — короткая линия из удлиненных лунок. Высота —
22 см, максимальный диаметр тулова — 21см, диаметр венчика —
10 см (рис. 38, 3).
Сосуд реповидной формы из кург. 5, мог. 2 (9), с резким перехо¬
дом от плечиков к тулову. Шейка дугообразно отогнута, обрез венчика
прямой, с редкими поперечными нарезками. На шейке и плечиках на¬
несен орнамент из вписанных треугольников (трижды и иногда четы¬
режды), вершины которых обращены вниз; у вершин треугольников и
между ними каплевидными лунками сделаны узоры в виде розеток. Вы¬
сота — 1.1,3 см, наибольший диаметр тулова — 11,6 см, диаметр вен¬
чика — 6,7 см (рис. 76, 4).
Полушаровидный с приостренным дном сосуд из кург. 2, мог. 1
(2) с прямой щекой и прямо обрезанным венчиком с поперечными
насечками. По верхней части сосуда нанесены три горизонтальные ли¬
нии из редко расположенных ямок. Остальная поверхность сосуда по¬
крыта беспорядочно нанесенными неглубокими аморфными лунками.
Высота — 11 см, максимальный диаметр тулова — 13 см, диаметр вен¬
чика — 10,6 см (рис. 6, 7).
Сосуды, не включенные в определенные типы
Верхняя часть большого сосуда из кург. 4, мог. 5 (4). Шейка не¬
высокая, край венчика отогнутый, с поперечными насечками. Сосуд
овальной формы. По шейке и плечикам в технике прочерчивания на¬
несены два пояса треугольников, дополненных “бахромой” из лунок.
Вероятная высота сосуда — 25—30 см, максимальная ширина тулова —
20 см, диаметр венчика — 11 см (рис. 63, 2).
Шаровидный круглодонный сосуд из кург. 4, мог. 1 (57) в виде
закрытой банки со слабо вогнутым венчиком. Высота — 6,5 см, мак¬
симальный диаметр сосуда — 8,5 см, диаметр венчика — 7,2 см
(рис. 57, 5).
Плоскодонный сосуд из кург. 3, мог. 1 (16), массивная тяжелая
банка с прямыми стенками. Обрез венчика прямой, покрыт зигзагом,
исполненным прочерчиванием. Стенки волнистые: два горизонтальных
валика. Высота — 10 см, диаметр дна — 10 см, диаметр венчика —
13,5	см, толщина дна — 1,6 см, толщина стенок — 1,3 и 2,0 см
(рис. 46, 10).
40

Курильница керамическая из кург. 4, мог. 5 (13) в виде баночного
плоскодонного и толстостенного сосуда с прямым, чуть утончающим¬
ся венчиком. Стенки сосуда покрыты круглыми глубокими ямочками,
нанесенными трубочкой таким образом, что в ямочках сохранился вы¬
ступающий на дне бугорок. Диаметр ямочек — 0,45—0,5 см, их глуби¬
на — 5 мм. Ямочки располагались тремя неаккуратно исполненными
линиями. Между ямочками изредка нанесены вытянутые под углом
лунки. Размеры: диаметр дна — 5,5 см, диаметр устья — 6 см, макси¬
мальный диаметр тулова — 6,4 см, толщина дна — 0,8 см, стенок —
0,8—1,2 см (рис. 64, 2).
Керамическое культовое блюдо из кург. 4, мог. 5 (10) ъ виде дис¬
ка, чуть выпуклого с одной стороны, с другой — вогнутого. На выпук¬
лой стороне по спирали, иногда с нарушением, нанесены круглые
ямочные вдавления диаметром в 0,2—0,25 см, с интервалом в 0,7—
0,9 см. Всего нанесено 138 лунок. На вогнутой стороне нанесены семеч¬
ковидные вдавления — лунки. По бокам — один ряд ямочек, между
которыми в одном месте — неаккуратные зигзаговые желобки. Разме¬
ры: диаметр — 12,5 см, высота от вершины выпуклой стороны —
2,7 см (рис. 64, 1).
Описания ряда фрагментов сосудов
Фрагменты керамики из насыпи кург. 1 происходят от обычных
саргатских сосудов: венчик, украшенный горизонтальной елочкой из
резных линий (рис. 6, 4); венчик с остатками “жемчужины”, выдав¬
ленной изнутри (рис. 6, 3); фрагмент плечиков большого сосуда, по¬
крытого резной горизонтальной елочкой и треугольниками, площадь
которых покрыта продолговатыми лунками (рис. 6, 5).
Фрагменты из кург. 5, мог. 1 (5, 12, 14). Один украшен горизон¬
тальной елочкой из длинных резных лунок (рис. 69, 7), другой проис¬
ходит от плечиков сосуда, орнаментированного вписанными треуголь¬
никами (рис. 69, 5).
Фрагменты из кург. 5, мог. 6(7). Один — венчик с сильно отогну¬
тым краем, по которому нанесена резная сетка, а под отогнутым кра¬
ем (карнизом) — линия из треугольных ямок (рис. 73, 2); другой про¬
исходит от плечика сосуда, украшенного вписанными треугольниками
(рис. 73, 4).
Фрагменты из кург. 3, мог. 3 (6, 22) орнаментированы неровной
линией из лунок и вписанными треугольниками по венчику и плечи¬
кам (рис. 52, 10), а также горизонтальными желобками и линией из
косо расположенных длинных лунок (рис. 52, 9).
Фрагмент саргатского сосуда с высокой шейкой и чуть отогнутым
венчиком и фрагменты неорнаментированного тулова из кург. 3, мог. 2
(10—19, 21, 22). Диаметр венчика — 9,5 см.
Фрагмент плечика сосуда из кург. 5, мог. 1 орнаментирован впи¬
санными треугольниками с “бахромой” из лунок (рис. 70, 6, 10); ана¬
логичный керамике из насыпи (рис. 70, 1, 3).
Стенка сосуда из насыпи кург. 5 с луночным орнаментом (рис. 69, 9).
Фрагмент плечиков'большого сосуда без орнамента из кург. 5,
мог. 4 (6) (рис. 77, 3).
Фрагмент плечиков большого сосуда без орнамента из кург. 5,
мог. 1 (14) (рис. 69, 5).
Фрагменты без орнамента: кург. 2, мог. 2 (15) (рис. 32, 12);
кург. 4, насыпь (рис. 57, 2); кург. 5, мог. 4 (6) (рис. 77, 4); кург. 3,
мог. 2 (2—4) (рис. 46, 12); орнаментированы вписанными треуголь¬
никами и ямочками — из кург. 4, мог. 1 — (8—11) (рис. 57, 3, 4, 6).
41

Импортные сосуды
Особое место среди керамического материала занимает импортная
посуда среднеазиатского производства. К ней следует отнести упомя¬
нутую уже керамическую флягу из кург. 1.
Эту группу керамики возможно классифицировать тогда, когда бу¬
дет накоплен более представительный материал. В настоящее время
имеются только фляга и кувшины. Фляга керамическая из кург. 1,
мог. 2 (3), сферической формы, уплощенная с одной стороны. Горло
узкое. Высота — 4,6 см. На плоской стороне — выпуклая рельефная
фигура неравносторонней пятиугольной звезды (рис. 15).
Кувшины очень плохо сохранились и поэтому не поддаются ре¬
конструкции. Изготовлены они на гончарном круге. Имеют тонкие
стенки, хорошо обработаны. Хорошо обожжены. Некоторые имеют
слив, дугообразные ручки (утрачены, но сохранились следы на стен¬
ках). Многочисленные фрагменты собраны в кург. 2, мог. 2 (15), мог. 3
(11), в кург. 3, мог. 1 (5—7, 15; рис. 47) и в мог. 2 (2—4, 20).
Местная керамика хорошо согласуется с сосудами саргатских мо¬
гильников. Нет необходимости подробно сопоставлять ее с находками
в других памятниках. Назовем только памятники, где открыта анало¬
гичная керамика, имеющая незначительные расхождения. Это могиль¬
ник Исаковка III [Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1991], Савинковский
[Матвеева Н.П., 1993, рис. 6], Красноборский Борок [Матвеева Н.П.,
1993, рис. 24], Тютринский [Матвеева Н.П., 1993, рис. 28—33], а так¬
же многие другие.
Металлические сосуды
Серебряная чаша из кург. 1, мог. 2 (30) с открытым устьем и
полностью испорченным дном. По обрезу нанесен неглубокий жело¬
бок, по которому — частые ямочки. Ниже — резной широкий зиг¬
заг, исполненный тонкой прочерченной линией. Диаметр — 10,5 см
(рис. 23, 5).
Котлы. Всего найдено 3 экз.
Котел на коническом поддоне из кург. 1, мог. 2 (5). Тулово котла
сферическое. Венчик отогнут. В верхней части — две широкие, распо¬
ложенные горизонтально ручки, имеющие три продольных валика. На
уровне ручек по тулову располагаются три горизонтальных валика. Под¬
дон снизу завершается манжетой. От дна до манжеты спускаются такие
же валики, что и на тулове. На поддоне с противоположных сторон
имеются два треугольных выреза. На котле виден литейный шов. Высо¬
та — 47 см, диаметр — 42 см (рис. 16, 1; 17).
Котел на коротком (урезанном?) поддоне из кург. 1, мог. 2 (4). Ту¬
лово шаровидной формы со срезанным верхом, чуть отогнутым высо¬
ким венчиком, на котором приварены по противоположным сторонам
две дугообразные ручки с продольными валиками. Ко дну приварен
цилиндрический поддон с манжетой и продольными вырезами. Дно
имеет три сквозных отверстия. На котле виден литейный шов. Высо¬
та — 26 см, диаметр — 20,5 см (рис. 16, 3).
Котел с разрушенным и частично утраченным дном из кург. 5,
мог. 1 (11). Тулово имеет овальную форму, невысокий венчик слабо
отогнут. Чуть ниже венчика располагаются две ручки, оформленные
тремя валиками. На дне с одной стороны сохранился цилиндрический
поддон. На котле виден литейный шов. Высота сохранившейся части —
22,4 см, диаметр — 42 см (рис. 70, 3).
42

2.	ОРУЖИЕ
Эта категория представлена разнообразными предметами, относя¬
щимися к наступательному и оборонительному вооружению.
Наступательное вооружение
Мечи, кинжалы, топоры
Обломки мечей и кинжалов найдены в шести случаях.
Железный меч из кург. 1, мог. 2 (11), сильно коррозированный.
Клинок обоюдоострый, но конец его приострен как у палашей. Навер-
шия и перекрестия нет. Рукоять в разрезе имеет подпрямоугольную
форму. Имеет слоистую структуру шлифа (12 слоев); сварка пластин
отличается высокой прочностью; металл мелкозернистый высокого ка¬
чества; шлаковых включений очень мало. Меч откован из “пакетного”
металла. Здесь и далее сведения по технологии изготовления железных
изделий взяты у И.Н. Манташова [1989] и Н.М. Зинякова [1991]. Раз¬
меры: длина без навершия — 140 см; ширина — 5—6 см, толщина —
1,5—2 см (рис. 26, 8).
Обломок лезвия железного меча из насыпи кург. 3. Очень корро¬
зирован, но хорошо улавливается толстая спинка и приостренное лез¬
вие. На одной стороне имеются остатки дерева (ножны?). Размеры
5.0	х 9,5 см (рис. 46, /).
Железный кинжал из кург. 1, мог. 2. Сильно коррозирован, имеет
прямое брусковидное перекрестие. Почти на всей поверхности — ос¬
татки органики (дерева, кожи (?)). Рукоять прямоугольная в сечении,
на одной стороне ее две заклепки, видимо закрепляющие деревянное
покрытие рукояти. Изготовлен из низкоуглеродистой стали с обезугле-
роженными участками; использовано неравномерное охлаждение. Дли¬
на — 26,5 см (рис. 26, 5).
Предположительно, остатки железного кинжала из кург. 5, мог. 2
(18), представленные двумя кусками сильно коррозированного железа.
Один из них — плоская пластина со шпеньком на одном конце. Разме¬
ры — 1,9 х 5,0 см. Другой — более тонкая и утончающаяся к одно¬
му краю, линзовидная в поперечном сечении пластина. Размеры —
2.0	х 4,7 см (рис. 76, 1). Видимо, первый обломок является частью ру¬
кояти кинжала. Изготовлен из сырцовой стали. Другие кинжалы сдела¬
ны из полос малоуглеродистой стали, изготовлены сваркой, возмож¬
но, местным науглероживанием (кург. 3, мог. 1, 25) из неравномерно
науглероженной стали (кург. 4, мог. 3, 5).
Железный сильно коррозированный топор из кург. 1, мог. 2. Лез¬
вие по ширине равно втулке топора. Конец прямого лезвия с одной
стороны сильно испорчен ржавчиной. Во втулке сохранились остатки
деревянного топорища. Длина — 16,5 см, ширина — 5,3 см (рис. 21, /).
Копья
Можно говорить о трех случаях находок копий.
Втульчатый двухлопастной наконечник копья (кург. 1, мог. 2), ко¬
ваный, с заметным продольным ребром по перу. Втулка в нижней час¬
ти несомкнута. Длина — 60 см (рис. 16, 2).
Обломки железной полой втулки из кург. 2, мог. 3 (6, 14), сильно
коррозированы. Возможно, они происходят от копья. Изготовлены из мяг¬
кого железа, для улучшения качества поверхность подвергнута цемента¬
ции и закаливанию. Размеры — 2,5 х 8,0 и 3,0 х 5,5 см (рис. 36, 18, 19).
43

Возможно, что обломок железного предмета из кург. 2 мог. 3 (3)
(рис. 36, 17) является шейкой такого же копья, что найдено в кург. 1,
мог. 2.
Обломки железной втулки из кург. 4, мог. 4 очень аморфны и от¬
того не поддаются реконструкции. Скорее всего, это остатки наконеч¬
ника копья.
Лук и стрелы
Лук и стрелы хорошо представлены в материалах могильника Си-
доровка. Но о луке, положенным с умершим, известно только по ма¬
териалам кург. 1, мог. 2, где сохранились очень незначительные остат¬
ки колчана в виде следов органики и его парчевой оторочки. Вместе с
тем есть и еще один признак лука — костяные накладки: концевые,
срединные и их обломки. К сожалению, они происходят из разрушен¬
ных могил и потому невозможно восстановить размеры лука.
Костяные накладки на лук
Всего собрано 17 экз. Они найдены в кург. 2, мог. 1, кург. 3, мог. 3,
кург. 5, мог. 1, кург. 5, мог. 2, кург. 5, мог. 4, кург. 5, Мог. 5. И целые
экземпляры, и обломки их изготовлены из костяных пластин, на од¬
ном из концов сделаны достаточно глубокие (до 1—1,5 см) и широкие
(до 0,5 см) пазы-зарубки для привязывания тетивы. Эти пластины зак¬
реплялись по обоим концам деревянной части лука (кибити) (рис. 31,
6—9; 52, 1—4; 70, 4, 5, 9; 72, 1—3). Среди находок из сидоровских
курганов многие пластины, вероятно, можно считать боковыми й
фронтальными накладками, но плохая сохранность кости не дает воз¬
можности сделать это с необходимой достоверностью.
Наконечники стрел
Железные наконечники стрел происходят из насыпи кург. 1,
мог. 2; кург. 2, мог. 3; кург. 4, мог. 3; кург. 5, мог. 2 и мог. 4. Всего со¬
брано свыше 40 экз.
Различаются три их варианта:
а)	крупные трехлопастные черешковые, размеры их колеблются
от 5,2 до 5,7 см общей длины при длине черешка 1,4—1,8 см и соот¬
ветственно пера — 3,3—3,9 см (рис. 26, 7).
Трехлопастной очень крупных размеров из кург. 2, мог. 3 (13), со¬
хранившаяся часть пера длиной 3,7 см предполагает общую длину пос¬
леднего более 5 см (рис. 36, 16). Форма пера этой группы наконечни¬
ков устойчива: прямое основание или чуть скошенное кверху.
б)	четырехлопастной черешковый наконечник, обломанный, из
кург. 4, мог. 3 (2) (рис. 57, 11).
в)	двухлопастной с прямоугольным плоским черешком из кург. 5,
мог. 2 (13). Общая длина — 5,8 см, длина пера — 3,9 см, ширина —
2,7 см (рис. 76, 6).
Костяные наконечники стрел происходят из кург. 3, мог. 3,
кург. 5, насыпь, мог. 1—4. Всего собрано 17 экз. Представлены несколь¬
кими видами.
Трехгранные черешковые с плавным переходом от черешка к гра¬
ням лезвия: из кург. 3, мог. 3 (19, 20) (рис. 52, 5, 6); из кург. 5, мог. 4
(2, 3) (рис. 77, 5—8); из насыпи кург. 5 (3) (рис. 69, 8); из кург. 5,
мог. 2 (14) (рис. 72, 4, 10). Близок этому виду наконечник из кург. 5,
мог. 5 (/) (рис. 70, 8), отличающийся от остальных относительно мень¬
44

шими размерами и формой пера. Трехгранные и четырехгранные че¬
решковые наконечники с резким уступом между лезвием и черешком:
из кург. 5, мог. 4 (2, 34) (рис. 77, 10), кург. 5, мог. 2 (14) (рис. 72, 11),
из кург. 5, мог. 3(7) (рис. 77, 13) и с плавным переходом от лезвия к
черешку, кург. 5, мог. 2 (14, рис. 72, 9).
Близок этому виду наконечник из кург. 5, мог. 3 (2) (рис. 70, 7),
хотя он и отличается наличием небольших жальцев.
Особняком стоит наконечник из насыпи кург. 5(7) (рис. 69, 6) с
чодпрямоугольным сечением и лезвия, и черешка с уступом между
черешком и пулевидным лезвием.
Имеются и обломки костяных наконечников стрел, о форме и раз¬
мерах которых трудно судить из-за их плохой сохранности (рис. 72, 5,
7, 8). Они происходят из кург. 5, мог. 2 (2, 14), из кург. 5, мог. 4 (2—4\
рис. 77, 77).
Бронзовый черешковый трехлопастной наконечник стрелы, най¬
денный в насыпи кург. 4. Возможно, эта находка не входит в основной
комплекс могильника. Длина — 4,2 см (рис. 57, 7).
Оборонительное вооружение
Латы представлены железными панцирными пластинами, проис¬
ходящими из кург. 1, мог. 2 (6а), где сохранился набор пластин цель¬
ного доспеха (рис. 21, 2—6), из кург. 2, мог. 3, где их сохранность
хуже (рис. 32, 7—6). Остатки доспехов были в кург. 4, мог. 3 (очень
плохо сохранившиеся). Пластины разной степени сохранности; по хо¬
рошо сохранившимся можно судить, что они по преимуществу пря¬
моугольные или подпрямоугольные с закругленным нижним концом.
Некоторые из них, вероятно располагавшиеся в панцире на плечах,
шее, дугообразно изогнуты. Почти все сохранившиеся пластины име¬
ют сквозные отверстия. Все они являются частями доспеха и нашива¬
лись на какую-то основу, что существенно отличает их от более ран¬
них ламеллярных доспехов.
3.	ЖЕЛЕЗНЫЕ НОЖИ
Происходят из кург. 1, мог. 2, кург. 2, мог. 3, кург. 3, мог. 2,
кург. 4, мог. 2, 5, кург. 5, насыпь, мог. 1, 2, 6; всего 17 экз. Из них
немногие определяются как сохранившиеся.
Нож черешковый пластинчатый из насыпи кург. 5, кованный из
закаленной стали; лезвие отделено от черешка плавным уступом. Ко¬
нец лезвия приострен. Длина — 6,5 см (рис. 69, 4).
Второй нож из кург. 1, мог. 2 (12), пластинчатый, с остатками
деревянной рукояти и двух типов ткани и со следами золотых нитей.
Длина — около 6 см (рис. 26, 6).
Третий нож из кург. 5, мог. 2 (18) представлен черешком и верх¬
ней частью лезвия. Лезвие отделялось от черешка слабым уступом. Че¬
решок имел остатки деревянной рукояти. Длина — более 11см
(рис. 70, 7).
Четвертый происходит из той же могилы (77). Черешковый плас¬
тинчатый. Черешок отделен от лезвия плавным уступом. Лезвие прямо¬
угольное, слабо закруглено на конце. На черешке — следы дерева (ру¬
коять ?). Длина — 5,4 см (рис. 76, 2).
Обломки представлены следующими находками. Обломок рукояти
(из сырцовой закаленной стали) с частично сохранившимся кольча¬
тым навершием (кург. 2, мог. 1). На рукояти остатки деревянного тлена.
Не исключено, что это рукоять кинжала. Длина — 8,5 см (рис. 36, 7).
45

Обломок (средняя часть) лезвия ножа из той же могилы (10). Об¬
щий облик изделия представить нельзя. На изделии имеются остатки
дерева. Длина — 5 см (рис. 36, 2).
Обломок сильно коррозированного лезвия ножа (?) из кург. 2,
мог. 3 (2) с остатками деревянной обкладки с обеих плоских сторон
на одном конце. Изготовлен из неравномерно науглероженной стали.
Длина — 7,8 см (рис. 36, 15).
Обломок лезвия железного ножа, сильно коррозирован (кург. 4,
мог. 2 (2)).
Обломок пластинчатого изделия с закругленным концом со сквоз¬
ным узким отверстием (кург. 2, мог. 3) (10). Возможно, черенок ножа.
Ножи изготовлялись двумя приемами:
а)	сваркой трех полос, средняя из которых стальная, а боковые —
железные;
б)	комбинированной сваркой с изготовлением узорчатого обуха.
Сначала изготовлялся брусок (пакет) из трех полос: железной, сталь¬
ной и железной, который вытягивали и варили, потом складывали и
снова варили. Затем брусок по продольной оси скручивали винтом,
обтачивали, получая прямоугольный брусок. К нему приваривали с бо¬
ков два стальных бруска, обтачивали и затем приваривали стальное
лезвие. После этого нож снова обтачивали и подвергали термической
обработке.
4.	ПРЕДМЕТЫ КОНСКОЙ УПРЯЖИ
Удила и псалии представлены находками в могилах и насыпи
кург. 1 (рис. 5, 9—11), в кург. 3, мог. 3 (рис. 36, 13, 14; 53, 9, 54, 1, 3,
4). Всего известно двое удил и четыре псалия. Находка в кург. 4, мог. 3
сохранилась так плохо, что сказать о ней что-либо определенное
трудно; это — железный, очень сильно коррозированный стержень,
скорее всего, один конец псалия. Две находки в кург. 3, мог. 3
(рис. 36, 13, 14) представляют, скорее всего, обломки звеньев коль¬
чатых псалиев. Псалии из кург. 1 изготовлены из железных толстых и
узких пластин, раскованных по обоим концам в виде лопаточек; к
плоским сторонам пластин прикованы подпрямоугольные скобы. Дли¬
на — 15,1 и 15,3 см; минимальная ширина пластины — 0,6 см, мак¬
симальная ширина по концам — 1,7 см. Удила кольчатые, выкованы
из уплощенного в сечении стержня. Кольца стремечковидные. Длина
звеньев — 9,6 и 10,5 см.
Серебряные пряжки (бэкз.) в форме лиры из кург. 1, мог. 2 (7).
Одна сторона приострена, противоположная оформлена прямой пере¬
кладиной с обратной стороны. В том месте, где пряжка расширяется,
наложена перекладинка (на одной из них (рис. 7, 2) она утрачена и
сохранились только следы ее на рамке пряжки). На этой перекладинке
напаяны две обоймочки, с оборотной стороны они не сходятся. Дли¬
на около 0,7 см (рис. 7, 2, 3). Скорее всего, использовались в комплек¬
те упряжи боевого коня. Одна аналогичная пряжка (кург. 1, мог. 2 (16;
рис. 7, /)) с подвижным железным язычком. Она изготовлена из желе¬
за, обернута серебряной фольгой.
Бронзовые ременные крестовидные перекрестия упряжи из
кург. 3, мог. 3 (27, 28, 30) (9 экз.) (рис. 53, 4, 5; 54, 7, 8). Основа пере¬
крестий железная, обернутая сверху бронзовыми пластинами, спаян¬
ными по швам. По краям крестов припаян вертикально бортик у тон¬
ких (толщина — 0,1см; высота — 0,2 см) бронзовых пластинок, из
них же выполнен орнамент в виде четырехугольной звезды с вписан¬
46

ной в нее окружностью, внутри которой — четырехлепестковая розет¬
ка. Пространство между перегородками, образующими орнамент, инк¬
рустировано камнями: треугольными в окончании лучей креста — си¬
ние; лучи звезды — красные; в середине розетки — выпуклая голубая
бусина. Сохранность орнамента на некоторых экземплярах плохая —
он отвалился, но на основе, где он был прикреплен, хорошо читают¬
ся его следы, что позволило реконструировать его во многих случаях.
Размеры креста — 2,6 х 2,6 см.
Костяная (роговая) подпружная пряжка с выступом из кург. 3,
мог. 3 (53) (рис. 52, 7). Тщательно обработана. Размеры — 4,4 х 9,5 см.
Один угол пряжки сломан и утрачен.
Железная прямоугольная пряжка с подвижным язычком из
кург. 1, мог. 2 (25). Один конец пряжки сломан и утрачен. Размеры
5,6 х 8,0 см (рис. 26, 4).
Ложечковидные застежки (2экз.) из кург. 2, мог. 3 (14) — желез¬
ная (длина 0,5 см) и из кург. 3, мог. 3 (29) — бронзовая, длина —
0,3 см (рис. 36, 11; 53, 6).
Два парных серебряных фалара с изображением тигриного грифо¬
на из кург. 1, мог. 2 (6; рис. 18, 19). Сравнительно большие (диаметр —
2,3	см) выпуклые диски с рисунком в центре. По краю они обрамлены
узкой полосой из точек, за которой узкая (0,5 см) слабо углубленная
на 0,01 см дорожка без орнамента, за ней — до выпуклого изображе¬
ния — широкое неорнаментированное поле. В центре композиции —
крылатый тигриный грифон с вытянутым по кругу туловищем, птичь¬
ей головой и кошачьими лапами. По нему нанесены поперечные вол¬
нистые линии, длинный тонкий хвост пропущен между ног, поднят
вверх и свернут в спираль. Изображение на фаларах зеркальны друг
другу и имеют отличия в изображении деталей грифона:
—	фалар, с головой грифона — в правой части и задними нога¬
ми — в левой (рис. 19); на лапах показаны когти; гребень на голове
имеет пять зубцов; перья крыла плотно прилегают друг к другу, чуть
заходя на туловище, глаза и клюв четко проработаны дополнитель¬
ными штрихами. С оборотной стороны фалара сохранилась одна ско¬
ба, припаянная к изделию, две другие — утрачены;
—	фалар, с головой грифона — в левой части и задними ногами в
правой (рис. 18); на лапах нет когтей, гребень на голове имеет четыре
зубца и немного короче; одно длинное перо крыла, заходящее на ту¬
ловище, не прижато, а отстоит от других, глаза и клюв подчеркнуты
менее тщательно; если на первом фаларе от глаза до клюва выделена
складка, подчеркивающая последний, то на втором этого нет. С обо¬
ротной стороны имеются две скобы и следы от третьей.
Изображения на фаларах, вероятно, выбивались чеканом с оборо¬
та, а детали прорабатывались с лицевых сторон.
5.	УКРАШЕНИЯ И АТРИБУТЫ ОДЕЖДЫ
Украшения очень разнообразны и изготовлены из разных материа¬
лов, а иногда и из их сочетания. Поэтому эту категорию инвентаря мы
будем описывать отдельно, объединив здесь изделия из серебра, золо¬
та, камня, железа, кожи, стекла. Всего в эту группу мы включаем 57
изделий из кург. 1 (мог. 1 и мог. 2), 36 изд. из кург. 2 (мог. 1 — 5 экз.,
мог. 2 — 22 экз., мог. 3 — 9 экз.), 116 изд. из кург. 3 (мог. 1 — 71 экз.),
из кург. 4 (мог. 1 — 10 экз, мог. 2 — 6 экз., мог. 4 — 2 экз., мог. 5 —
18 экз. и очень много бисера и бус), 5 изд. из кург. 5 (насыпь — 1 экз.,
мог. 1 — 3 экз., мог. 2 — 1 экз.). Всего изделий свыше 300.
47

Золотые изделия
Две поясные прямоугольные, литые из золота пластины, инкрус¬
тированные бирюзой, кораллами и янтарем, из кург. 1, мог. 2 (13, а;
б; рис. 27, 1, 2). В прямоугольной рамке, окаймленной лиственным бор¬
дюром, изображено противоборство дракона с двумя тиграми, вце¬
пившихся с двух сторон в S-образно извивающегося дракона: один
тигр, припав на задние лапы и обхватив одной передней дракона, пе¬
рекусывает ему тело; другой, стоя в напряженной позе, с вывернутой
S-образно задней частью тела, вцепился в хвост чудовища, которое, в
свою очередь, кусает спину первого животного. На оборотной стороне
одной из пластин, размером 7 х 14 см, сохранилась бронзовая скоба,
вероятно, для крепления на ремень, на месте трех остальных скоб —
три круглых отверстия и следы припоя. На этой же пластине, на лице¬
вой стороне, имеется шпынек-застежка, инкрустированный бирюзой
(рис. 27, 2). На другой пластине из кург. 1 мог. 2 (13, б; рис. 27, 7)
размером 7,0 * 14,7 см на месте скоб сохранились лишь следы припоя,
скобы утрачены.
Декоративные застежки-пряжки решетчатого типа (2 экз.) из
кург. 1, мог. 2 (10), литые, прямоугольные, с выступающими конца¬
ми, на каждом из которых на лицевой стороне имеется гнездо в фор¬
ме полуокружности со вставками из поделочных камней. В некоторых
случаях сохранились вставки яшмы сургучного цвета. На одной стороне
застежки имеется такое же гнездо каплевидной формы для камня. На
углах рамки застежки, между выступающими концами, сделаны неглу¬
бокие желобки в виде уголка. На срединной коленчатой перекладине,
с оборотной стороны, имеется короткий шпенек с головкой для креп¬
ления к поверхности, на которой располагалась такая пряжка. Разме¬
ры - 4,6 х 3,8 см и 3,5 х 2,8 см (10, рис. 23, 9, 25).
Пластинчатая нашивка из кург. 3, мог. 1 (18) имеет вид плоского
диска с чуть выступающими с оборота бортиками. По лицевой стороне
выполнен рельефный орнамент в виде круга, внутри которого распо¬
лагаются три ломаные линии. По краям имеются четыре отверстия для
пришивания. Диаметр — 1,5 см (рис. 7, 18).
Выпукло-вогнутая нашивка из кург. 3, мог. 1 (18), с двумя отвер¬
стиями для пришивания. Диаметр — 0,8 см (рис. 7, 13).
Выпукло-вогнутая нашивка, шляповидная в разрезе, из кург. 3
мог. 1 (18). Диаметр — 2,1 см (рис. 7, 17).
Пластинчатая нашивка из кург. 1, мог. 1 (3), с чуть выступающи¬
ми бортиками, в форме буквы В, контуры которой оформлены витых*
шнуровым валиком. Имеются четыре сквозных отверстия для приши¬
вания. Размеры — 2,4 х 1,3 см (рис. 7, 19).
Нашивка двух видов из кург. 1, мог. 2 (23): 1. Выпукло-вогнутые
уступчатые в разрезе, с поперечной пластиной во внутренней частя
для пришивания, диаметр — 1,8 см; 2. Такие же, но без поперечно!
пластины, в противоположных концах имеются два сквозных отвер¬
стия для пришивания (рис. 7, 16).
Золотая нашивка-розетка из кург. 3, мог. 1 (18). Диаметр — 0,1 см
высота — 0,5 см (рис. 7, 8).
Золотая нашивка из кург. 3, мог. 1 (18), выпукло-вогнутая шляп¬
ковидная. По обеим сторонам имеются отверстия для пришивания. Ди
аметр — 0,7 см (рис. 7, 9).
Пластинчатая нашивка с чуть выступающим бортиком с наружно!
стороны из кург. 1, мог. 1 (3) в форме двух стилизованных головок
обращенных в разные стороны. Имеются 8 сквозных отверстий дл?
пришивания. Размеры — 2,0 х 1,8 см (рис. 7, 7).

Полушаровидные нашивки из кург. 2, мог. 3 (75). Имеются по два
противолежащих сквозных отверстия. Диаметр — 0,4 см (рис. 32, 9, 10).
Поясная золотая накладка с изображением лежащего хищника се¬
мейства кошачьих с S-образно изогнутым туловищем, выполненная в
гом же стиле, что и поясные прямоугольные накладки (кург. 1, мог. 2,
13, в). Одиннадцать лунок, в форме листа обрамляющие нижние и бо¬
ковые стороны, предназначенные для каменных вставок, свободны.
Имеются четыре отверстия и три золотых гвоздика для крепления на
ремне. Размеры — 4,2 х 4,6 см (рис. 23, 3).
Четырехлепестковая нашивка из кург. 3, мог. 1 (10) с четырьмя
отверстиями для пришивания. Размеры — 1,0 х 0,8 см (рис. 49, 3—6).
Полушаровидные нашивки из кург. 3, мог. 1 с двумя противоле¬
жащими сквозными отверстиями. Диаметр — 0,4 см (рис. 46, 7).
Гривна из круглого в сечении прута с утолщающимися несомкну¬
тыми концами, из кург. 1, мог. 2 (75). Размеры — 8,2 х 37 см. Толщина
прута — 0,7 см и 1 см (рис. 23, 4).
Серьга из кург. 1, мог. 2 (28), состоящая из ромбического щитка,
инкрустированного двумя треугольными вставками яшмы и бирюзы,
и припаянного снизу овального кольца. По углам щитка и по кольцу
припаяна зернь (по три шарика в каждом месте). С оборотной сторо¬
ны — длинная булавка. Размеры — 4,3 х 2,2 см (рис. 23, 7).
Пронизки из кург. 1, мог. 2 (76), собранные на черепе захоро¬
ненного. Среди них гладкие (15 шт.), гофрированные прямо и косо
(4 шт.). Длина — от 1 до 1,5 см, диаметр — 0,15—0,2 см (рис. 7, 10—
12; 34, 2).
Подвеска-колокольчик с бронзовым стерженьком, оканчиваю¬
щимся двумя колечками, изогнутым сверху снаружи крючком для
подвешивания вещей вместе с латами из кург. 1, мог. 2. По поверх¬
ности колокольчика располагаются выполненные припаянной пере¬
витой проволокой четыре овальные петли. Длина — 2,3 см, шири¬
на — 1см (рис. 7, 14).
Кольцо с заходящими концами из круглой проволоки из кург. 4,
мог. 4(7). Диаметр — 1,7 см (рис. 53, 10).
Серебряные изделия
Накладки-нашивки (4 экз.) из кург. 1, мог. 2, в виде выпукло-вог¬
нутого диска диаметром 0,35 см со сквозным широким (1,2 см) отвер¬
стием. Края диска загнуты на оборотную сторону, вероятно, он был
надет на какую-то несохранившуюся основу (рис. 7, 6).
Кольцо с заходящими концами из круглой проволоки из кург. 5,
мог. 1 (75). Диаметр — 2,1 см (рис. 70, 4).
Нашивки-”колесики” из кург. 3, мог. 3 (7, 8—12) с чуть выступа¬
ющей лицевой стороной. Имеется четыре боковых и одно центральное
отверстие для пришивания. Диаметр — 1,7 см (рис. 46, 9).
Гвоздики-заклепки из кург. 1, мог. 2. Имеют широкие шляпки.
Один из них изогнут. Длина — 0,5—1 см (рис. 7, 20, 21).
Обоймочки (4 экз.) из кург. 3, мог. 3 (42) и из кург. 2, мог. 2 (6),
изготовлены из пластин, изогнутых таким образом, что они обнима¬
ли деревянный край и закреплялись через сквозные отверстия сереб¬
ряными заклепками. Размеры — 1,4 х 1,3 см, 1,5 х 1см, 1,3 х 1см и
2,8	х 2,3 см (рис. 32, 13, 14).
Пряжка из кург. 1, мог. 2 (14), с геральдическим изображением
двух грифонов с S-образно изогнутым туловищем. В верхней части
пряжки ногами вверх изображен хищник семейства кошачьих, его го¬
лова утрачена. Размеры — 5,3 х 4,7 См (рис. 22, 8, 29).
4 Заказ N° 213
49

Бронзовые изделия
Круглая нашивка из кург. 4, мог. 5 (7) в виде диска с. крутым вы¬
пуклым выступом в центре. По краям — слабые выступы. Диаметр —
0,8 см (рис. 64, 7).
Серьги из кург. 4, мог. 5 (18, 19), в форме вопросительного знака,
нижняя часть оформлена длинной конусовидной спиралью. У второй
серьги утрачена верхняя часть. Длина — 6 и 3,6 см (рис. 63, 3, 5).
Бляшки-накладки из кург. 4, мог. 5 (19) трапециевидной формы с
рельефным орнаментом на лицевой стороне; три из них имеют одина¬
ковый узор, отличный от того, который имеет четвертая бляшка. Для
пришивания имеются по три отверстия. Размеры — 1,6 х 2,8 см
(рис. 64, 3—6).
Кольцо с остатками кожи из кург. 1, мог. 2 (6). Диаметр — 4,4 см
(рис. 23, 2).
Заклепки из кург. 3, мог. 3 в виде коротких гвоздиков с широкими
круглыми шляпками. Длина — 0,8 и 1,4 см, диаметр шляпок — 0,4 и
0,7 см (рис. 53, 7, 8).
Умбоновидные бляшки очень плохой сохранности, рассыпавшие¬
ся при снятии из кург. 4, мог. 5 (6).
Круглая плоская пластина с чуть выпуклой с одной стороны по¬
верхностью с овальным отверстием (кург. 1, мог. 2, 18, а\ рис. 31, Г).
Пластина была наложена на деревянную основу со шпеньком, покры¬
тую кожей и сверху также покрыта кожей.
Железные предметы
Пуговицы (8 экз.), обтянутые фольгой из кург. 3, мог. 3 (32—39).
Выпукло-вогнутые с петлей на оборотной стороне, покрытые больши¬
ми участками железной ржавчины. В некоторых случаях петли утрачены.
Диаметр — 2—2,2 см (рис. 54, 2, 5, 6).
Сильно коррозированные выпукло-вогнутые пуговицы-бляшки из
кург. 2, мог. 2 (9). Округлой формы, диаметр — 2,7 см. На оборотной
стороне — широкая скоба для крепления. У одного экземпляра скоба
утрачена (рис. 36, 4, 5).
Обкладки, круглые, выпукло-вогнутые, скорее конические, из
кург. 2, мог. 2 (II) и мог. 3 того же кургана (J). Многие имеют остатки
кожи с выпуклой стороны. Диаметр — 2 см (рис. 36, 6, 8—10).
Заклепки из кург. 4, мог. 3 (3, 13) в виде выпукло-вогнутой бляш¬
ки со стерженьком в центре с оборотной стороны. У одной заклепки
такой стерженек утрачен. Диаметр шляпок 0,9 и 1 см (рис. 53, 2, 3).
Бусы и подвески
Бусы происходят из многих могил: кург. 1, мог. 1 (15) — 2 шт.;
кург. 1, мог. 2, в заполнении верхнего захоронения, без номера — 1 шт;
кург. 2, мог. 1 (6) — 2 шт.; и (7) — одна подвеска из камня; кург. 2,
мог. 2 (16) — 1 шт.; кург. 3, мог. 1 (4) — 1 шт.; (13, 19) — подвески;
(14) — Зшт.; (20) — 6 шт.; (21) — 1шт.; (22) — 1шт.; (26) — 1шт.;
кург. 3, мог. 3 (4) — 1шт.; кург. 4, мог. 1 (2) — 8 шт.; мог. 2 (7) —
6 шт.; мог. 5 (20) — 2 шт.; (Г) — 1 шт.; (9) — 1 шт.; (16) — 2 шт.; (17) —
142 шт.; из них 26 крупных бусин и две пронизки, а остальные — мел¬
кие бусины; кург. 5, мог. 6 — 1 шт. Всего 179 шт. Бисер был найден в
кург. 4, мог. 5 (5), зеленоватый и голубой; при снятии он рассыпался в
прах. Дадим описание некоторых из них.
50

Крупная глазчатая бусина из кург. 1, мог. 2 (22). Диаметр — 2,8 см,
высота — 2,5 см (рис. 7, 4).
Крупные позолоченные бусины (6 шт.) из кург. 4, мог. 2 (/). Диа¬
метр 1,2 см, высота 0,8 см (рис. 57, 9).
Бисер, мелкие бусы из стекла разных размеров и цвета из кург. 5,
мог. 5 (5) (рис. 64, 10).
Стеклянные бусы с внутренней позолотой из кург. 4, мог. 1 (2).
Диаметр 0,4—0,5 см (рис. 57, 7, 8).
Бронзовая подвеска-пронизка из шести нерасчлененных бус из
юго-восточного конца насыпи кург. 5. Длина — 3 см, ширина — 0,5 см
(рис. 73, 6).
Каменная бусина-подвеска из кург. 3, мог. 1 (19), удлиненная, с
округленными краями. Размер — 1,8 х 0,8 см (рис. 46, 2).
Каменная бусина-подвеска из кург. 3, мог. 3 (13), удлиненная,
подчетырехугольная в сечении и сквозным отверстием на одном конце.
С одной продольной стороны — желобок на всю длину подвески. Раз¬
меры — 2,6 х 0,7 см (рис. 46, 3).
Бусина-подвеска из четырех нерасчлененных синих зерен бисера
из кург. 3, мог. 1 (23). Длина — 0,8 см, толщина — 0,2 см (рис. 46, 4).
Голубая стеклянная уплощенная бусина из кург. 3, мог. 3 (4). Диа¬
метр — 0,4 см, толщина — 0,15 см (рис. 46, 5).
Янтарные позолоченные бусины из кург. 2, мог. 2 (16). Диа¬
метр — 1,1—1,2 см (рис. 32, 7, 8).
Каменная подвеска из кург. 2, мог. 1 (17) в виде короткой трубоч¬
ки со сквозным отверстием вытянутой овальной формы. Размеры —
1,9	х 1,5 х 1,1 см (рис. 36, 7).
H.	П. Довгалюк выявила в Прииртышье пять форм бус: округлые,
граненые, плоские, бугристые, фигурные [1995, с. 6]; наиболее много¬
численная группа, среди них шаровидные (63,7 %) и цилиндрические
(34,9%). Цветовая гамма бус насчитывает 17 основных тонов, среди
которых почти в равной степени представлены оранжевые (13,1 %),
желто-зеленые (17%), бирюзовые (11,2%), серые (11%), бежевые
(11,6%). Очень редки красно-коричневые (0,9%), желтые (0,3%), пур¬
пурные (0,8%) и оливковые (0,3%) [Довгалюк Н.П., 1995].
Среди обработанных Н.П. Довгалюк бус Сидоровки все стеклян¬
ные округлые (шаровидные, эллипсоидные и цилиндрические), за ис¬
ключением двух экземпляров (кург. 3, мог. 1) из янтаря, граненые
(табл. 2). Авторы глубоко признательны Н.П. Довгалюк за предостав¬
ленную возможность использовать результаты ее исследования.
Большая часть обследованных Н.П. Довгалюк бус из Сидоровки
изготовлена путем вытягивания стеклянной трубочки с последующим
разрезанием (см. табл. 2) или отшибанием.
Саргатские бусы по результатам исследования Н.П. Довгалюк
[1995, с. 12], характерны тем, что изготавливались из тянутой трубоч¬
ки; они происходят из мастерских внутренних районов Передней Азии
(см. табл. 2).
С этими наблюдениями согласуются и данные Н.П. Матвеевой, со¬
гласно которых саргатское стекло из Притоболья состоит из трех групп:
I.	Щелочное, с высоким содержанием алюминия — древневосточ¬
ное (Иран, Двуречье, Малая и Центральная Азия).
2.	Египетское щелочное на природной соде — средиземноморское
(и северно-причерноморское в том числе).
3.	Индийское каплевое с малым содержанием кальция — южно¬
сибирское и восточно-сибирское [Матвеева Н.П., 1995, с. 56, 57].
51

Общая характеристика бус из могильника Сидоровка (выполнена Н.П. Довгалюк)
Таблица 2
Идентифика¬
ционный
номер
Номер
кургана
Номер
погребения
Материал
Сохранность
материала
Форма
тулова
Форма
бусин
Форма
канала
Цвет
23
4
1
Стекло
Хорошая
Округлая
Шаровидная
Коническая
Желто-зеленый, сильный светлый
1199
1
2
»
»
Цилиндри¬
ческая
Синий, сильный
1200
2
2
Сердолик
»
»
Эллипсоидная
Биконическая
Оранжевый, средний светлый
1201
2
2
Стекло, золото
Эродированная
»
»
Расширяющая¬
ся вовнутрь
Белый
1202
3
1
Стекло
Хорошая
Шаровидная
Коническая
Бирюзовый, сильный светлый
1203
3
1
»
Цилиндри¬
ческая
Цилиндри¬
ческая
Синий, сильный светлый
1204
3
1
Янтарь
»
Граненая
Би призмати¬
ческая
Биконическая
Красный, сильный темный
1205
3
1
»
Параллелепипед
Биконическая
Красный, сильный темный
1206
3
3
Стекло
»
Округлая
Шаровидная
Цилиндри¬
ческая
Бирюзовый, сильный светлый
1207
4
1
Стекло, сердолик,
золото
»
»
»
»
Бежевый, сильный светлый
1208-1215
4
1
Стекло
»
»
Желто-зеленый, сильный светлый
1216-1221
4
2
Стекло, золото
»
»
»
Серый, слабый
1222
4
5
Стекло
»
»
Синий, сильный светлый
1223
4
5
»
»
»
Синий, сильный светлый
1224
4
5
»
Эродированная
местами
»
Цилиндри¬
ческая
Оливковый, сильный темный
1225
4
5
»
»
Оливковый, сильный темный
1226-1252
4
5
»
Хорошая
»
»
Желто-зеленый, средний
1253-1278
4
5
»
»
»
Шаровидная
Оливковый, слабый

Окончание табл. 2
Декор
Прозрачность
Техника изготовления
Происхождение
Датировка
Основа
Декор

Непрозрачная

Вытягивание трубочкой, химическая поли-
Внутренние р-ны Месопо¬
II В. ДО Н.Э. — IV В. ДО Н.Э.
ровка
тамии
Фиолетово-синий
Прозрачный
Лепка заготовки, прокол, обкатка
Египет
Не установлено
Белый
»
Непрозрачный
—
Прозрачная
»
Не установлено
Индия
—
»
»
Вытягивание трубочкой, разрезание
Внутренние р-ны Месопо¬
II в. до Н.Э. — IV в. до Н.Э.
тамии
—
Непрозрачная
То же
Там же
Тогда же
—
Полупрозрачная
»
»
—
Прозрачная
»
Не установлено
Не установлено
—
Непрозрачная
»
Вытягивание трубочкой, разрезание
Внутренние р-ны Месопо¬
»
тамии
—
Полупрозрачная
»
»
Там же
—
Непрозрачная
Вытягивание трубочкой, химическая поли¬
»
»
ровка
—
Полупрозрачная
»
Вытягивание трубочкой, отшибание
»
После II в. до н.э.
—
То же
»
Вытягивание трубочкой, разрезание
»
II в. до н.э. — IV в. до н.э.
—
»
»
То же
»
Тогда же
—
»
»
Вытягивание трубочкой, отшибание
»
_
»
»
То же
»
—
Непрозрачная
»
»
»
»
—
Полупрозрачная
»
Вытягивание трубочкой, разрезание
»
»
Примечание. Всего 81 экз., из них: стекло — 77 экз., янтарь — 2 экз., сердолик — I экз.

6.	ОТДЕЛЬНЫЕ НАХОДКИ
Эту группу составляют вещи одиночные, не включенные в опи¬
санные выше.
Серебряный флакон и чубук из кург. 1, мог. 2 (36, 34). Флакон шаро¬
видной формы (диаметр — 3,2 см, высота — 3,3 см) с сужающимся гор¬
лом (диаметр — 0,8 см); на одной стороне ушко для крепления крышки,
а с противоположной стороны — другое. Флакон заполнен вязкой мас¬
сой. Крышка плоская, нижняя сторона имеет бордюр по окружности, по
обе стороны круглые ушки. Чубук представляет прямоугольное колено
трубочки (диаметр — 0,9 см), оба края которой оформлены двойными
валиками. Длина колен — 2,5 и 1,9 см (рис. 23, 1, 6; 24, б, в).
Зеркало серебряное (кург. 4, мог. 1) в виде чуть вогнутого диска с
семнадцатью полудугами фацетировки и короткой дужкой. Диаметр
диска — 9,8 см (рис. 57, 13).
Костяные поделки (4экз.) из кург. 1, мог. 2 (27). Одна — обломок
стержня с выступом (рис. 31, 2), размером 2,6 см. Вторая — изделие в
виде трех круглых конусов на уплощенной пластине (рис. 31, 3), раз¬
мером 1,4 х 3,9 см. Третья — овальное кольцо-трубочка, на одной сто¬
роне которой моделировано круглое углубление, ограниченное узким
валиком. Размеры — 1,9 х 2,6 см (рис. 31, 4). Четвертая — бочонкооб-
разная поделка с двумя продольными соединяющимися углублениями.
Размеры — 1,8 х 3,4см (рис. 31, 5).
Костяная прямоугольная пластина, тщательно обработанная, из
кург. 3, мог. 3 (2). Один конец пластины имеет неглубокий уступ. С дру¬
гой стороны — сквозное отверстие. Размеры — 7,3x1,8x0,4см
(рис. 52, 8).
Глиняное пряслице из кург. 4, мог. 5 (1), биконической формы,
один конус срезан, а на плоской стороне его нанесены по внешнему
кругу ямочки; ближе к центру по кругу — неглубокий желобок, а за
ним вокруг центрального отверстия — круг из более мелких ямочек.
По внешней поверхности усеченного конуса — неглубокие лунки. Диа¬
метр — 4,2 см (рис. 63, 1).
Песчаниковое точило из кург. 4, мог. 5 (8), в виде расколотой
овальной плитки, одна часть которой утрачена. На одной сторо¬
не имеется широкий (до 1 см) неглубокий желобок. Размеры —
8,5	х 4,8 х 1,8 см (рис. 64, 12).
Деревянная поделка из кург. 4, мог. 2 (без номера), в виде крыш¬
ки с бронзовой скобой. Больше сообщить об этом предмете нечего.
Плитка гранита из кург. 5, мог. 5 (3), уплощенная, с грубо обби¬
тыми краями. С одной стороны — гладко заполированная поверхность.
Размеры — 11 х 12 см, толщина — 5,6 см (рис. 73, 1).
Железная скоба из кург. 5, мог. 2, в виде полукольца из прута,
круглого в сечении. Размеры — 2,8 х 3,7 см (рис. 76, 5).
Серебряная скоба из кург. 5, мог. 1 (24), в виде плоской дужки с
выгнутыми, расплющенными лапками, на каждой из которых сох¬
ранились по две шляпки заклепок. Длина — 3,8 см, высота дужки —
2 см, ширина скобы — 0,5 см (рис. 46, 8).
Обломки железных, сильно коррозированных поделок неизвест¬
ной формы и назначения (кург. 2, мог. 2, 3; кург. 3, мог. 1, 3; кург. 4,
мог. 3; кург. 5, мог. 1, 2, 4, 6). Всего 18 обломков.
7.	ИЗДЕЛИЯ ИЗ ПАРЧИ, ВОЙЛОКА, ТКАНИ
Парча открыта в кург. 1, мог. 2 (17), в изголовье справа от умер¬
шего сохранились золотые и серебряные нити, образующие достаточ¬
54

но беспорядочное шитье, (18); в области пояса, где мог располагаться
колчан, открыта узкая полоса (оторочка) колчана с золотыми и се¬
ребряными нитями (рис. 8; 12, 3; 30).
Войлок открыт в качестве подстилки для умершего в кург. 1, мог. 2
и под бронзовым кольцом X35) в той же могиле.
Ткань, помимо парчи, представлена отпечатками на спекшемся
железном предмете из кург. 4, мог. 3 (3).
Шелк от одежды из кург. 1, мог. 2. Сохранность плохая, хрупок, в
прорывах. Размеры — 1,8 х 5,5 см.
8.	КОЖА
Представлена в виде остатков, открыта в ряде случаев:
в кург. 1, мог. 2, в ногах умершего кусок размерами 45 х 25 см;
красный фон с полосками черного цвета (9; рис. 24, 1). Скорее всего,
эти остатки кожаной емкости. На ножнах меча аморфные куски кожи
красного цвета (27, 32). Один кусок обтягивал ножны;
в кург. 2, мог. 3 кусок кожи, скорее всего, коричневого цвета,
пропитанный окисью железа (10);
в кург. 3, мог. 1, в разных местах могилы собраны аморфные ку¬
сочки кожи;
в кург. 4, мог. 4, куски кожи на деревянной обкладке железного
предмета (4);
в кург. 5, мог. 1, в заполнении, найден кусочек кожи красного
цвета (6).
9.	РАЗНЫЕ НАХОДКИ
Бараньи альчики из кург. 2, мог. 2 (12) — 6 шт., пять из них име¬
ют просверленные отверстия на одной боковой грани.
Лошадиная бабка из кург. 5, мог. 2, (8).
Обломок трубчатой кости с косыми бессистемными зарубками,
сделанными каким-то острием, из кург. 5, мог. 2 (17).
Обломок изделия глины неизвестного назначения из насыпи
кург. 5.
10. КОСТИ животных
Хорошо известны среди находок в Сидоровских курганах, но чаще
всего они обнаруживались в насыпях.
Так, в могилах известны следующие находки:
кург. 1, мог. 2: в большом котле лежали три кости одной лошади
(крестец, грудина и лопатка) и коленная чашечка особи крупного ро¬
гатого скота;
кург. 2, мог. 1: одна кость особи крупного рогатого скота и три
кости одной лошади;
кург. 2, мог. 2: две кости лошади (лопатка и ребро молодой особи,
примерно годовалой);
кург. 5, мог. 2: один фрагмент таза лошади;
кург. 5, мог. 6: один фрагмент таза лошади.
Следующие находки костей животных сделаны в насыпях.
Кург. 1, заполнение внутреннего ровика: одна неопределенная
кость; заполнение внешнего ровика: шесть костей молодой особи ло¬
шади, включая череп;
кург. 4, заполнение внешнего ровика в разных местах: 12 костей
трех особей лошади, среди которых кости задней ноги взрослой лоша-
55

ли, ребро и первая фаланга, череп молодой лошади (около 2—2,5 лет)
и часть задней ноги (плюсна) лошади, кроме того в северо-восточном
секторе насыпи найдены фрагменты берцовЬй кости лошади;
кург. 5, в западном секторе насыпи в заполнении ровика: три кос¬
ти особи молодой лошади (зуб, фрагмент лопатки и лучевой кости);
в северо-западном секторе найдена кость птицы; в северо-восточном
секторе — кости лошади (7 костей от двух особей: череп молодой ло¬
шади, часть передней ноги взрослой лошади плечо, пясть, первая
фаланга), две кости косули (плечо и плюсна) и кость птицы; три кос¬
ти лошади (верхний молочный и нижний постоянный зубы и обломок
метаподия), две кости другой лошади (нижний коренной зуб и вторая
фаланга), один зуб лошади; пять костей четырех особей косули (пя¬
точная, плечо, берцовая и мелкие кости), верхний клык лисицы, 14
костей птицы; в скоплении 6 — фрагмент метаподия особи крупного
рогатого скота, одна кость косули и две неопределенные кости.
Необходимо признать, что применение землеройной техники при
снятии насыпи приводит к потере находок костей из насыпей, осо¬
бенно это имеет отношение к насыпям кург. 1, 2, 3.

Глава 3
ОПЫТ ХРОНОЛОГИИ СИДОРОВСКОГО КОМПЛЕКСА
Приступая к решению этого вопроса, необходимо сделать некото¬
рые предварительные замечания.
Во-первых, материалы пяти сидоровских курганов можно рассмат¬
ривать как один комплекс, отложившийся в течение сравнительно не¬
большого времени. Не будем пока определять этот отрезок времени,
но вероятно, что все пять курганов образуют одну группу, в известной
степени автономную в сравнении с другими соседними подобными
группами. Так, сидоровские курганы отдалены от Исаковской группы
по меньшей мере на 1,5 км, еще далее они отстоят от комплексов кур¬
ганов Бещаул и Стрижево.
Во-вторых, два больших кургана (1, 2), а возможно и три, считая
и кург. 3, образуют вместе с кург. 4 и 5 группу, возникшую в ходе
функционирования курганов и несколько обособленную от других бли¬
жайших групп (Исаковка, Бещаул и др.). Мы не исключаем, что ка¬
кая-то часть малых курганов оказалась запаханной и потому утрачена
для дальнейшего исследования. Если же рассматривать крупные курга¬
ны как организующий центр, то подход к оценке всех сидоровских
курганов как одной группы оправдан.
Все пять курганов обнаруживают ряд параллелей в инвентаре, по¬
зволяющих сближать их между собой. Этими признаками мы считаем
наличие импортной гончарной керамики в ряде курганов (кург. 1, 2,
3), однотипных железных кинжалов (кург. 1, 2, 5), котлов (кург. 1, 5),
железных наконечников стрел (кург. 1, 2, 4, 5), железных панцирных
пластин (кург. 1, 2, 4), а также удил и псалий (кург. 1, 2, 3). Очевид¬
но, что наиболее показательными в этом отношении следует считать
железные наконечники стрел и панцирные пластины, которые обра¬
зуют устойчивый временной комплекс.
Вероятно, следует иметь в виду, что для датировки инвентарь мо¬
гильника Сидоровка можно разделить на три группы по их значимости.
Первая группа включает в себя в первую очередь керамику саргатского
производства, многочисленные золотые нашивки крупных и мелких
размеров, дающие значительные возможности для датировки. Во вто¬
рую группу можно включить украшения и предметы бытового назначе¬
ния, хронологические рамки существования которых достаточно ши¬
роки, но вместе с тем они могут быть реперами максимально глубо¬
кой даты появления некоторых составных элементов сидоровского
комплекса. Такими предметами являются золотые поясные накладки
из кург. 1, мог. 2, серебряная пряжка и серебряные фалары из той же
могилы, а также подвески “колечки” (кург. 3), боевой железный топор
(кург. 1). Эти вещи явно архаичны, восходят, по-видимому, к скифс¬
кой (савроматской) эпохе, но в силу определенных качеств функцио¬
нируют на протяжении длительного времени. Во вторую группу можно
включить также курильницы, пряслица, костяные наконечники стрел.
57

Они сравнительно индифферентны по отношению к временным изме¬
нениям. В силу этого обстоятельства такие вещи, в принципе достаточ¬
но древние по своему происхождению, оказываются с вещами поздни¬
ми в одном комплексе. Этими поздними изделиями являются предме¬
ты третьей группы: железные трехлопастные черешковые наконечники
стрел, железные копья и пряжки, металлические (бронзовые и желез¬
ные) ложечковидные застежки, удила и псалии, железный панцирь.
Большая часть инвентаря могильника не образует типологических
рядов, поскольку многие находки представлены единичными предме¬
тами (фалары, поясные накладки, пряжки, серьги, наконечники ко¬
пий, меч и многие другие). Большинство из этих предметов интересны
еще и тем, что они вряд ли могут найти себе полные аналоги в других
комплексах, так как изготавливались не серийно, а индивидуально. В
этом случае, наши аналогии будут опираться не на внешнее букваль¬
ное сходство, а на сопоставление комплекса изделий, а иногда и сти¬
лей, а также манеры их изготовления.
Авторы просят прощения у читателей за то, что далее мы намере¬
ны дать однообразное изложение всей имеющейся информации об
аналогах многих предметов сидоровского комплекса. Мы полагаем, что
такая часть совершенно необходима, так как без нее трудно будет обо¬
сновать датировку изучаемого комплекса.
1. КОНСКОЕ УБРАНСТВО
Удила и псалии (рис. 5, 9—11; 36, 13, 14; 53, 9; 54, 1—4). В нашем
могильнике псалии двудырчатые прямые, с утолщениями с одной сто¬
роны в местах отверстий, а удила двусоставные кольчатые. Диапазон
аналогов этим предметам очень широк. Они хорошо известны в гуннс¬
ких памятниках Забайкалья [Коновалов П.Б., 1976, табл. VI, 1; Мо¬
гильников В. А., 1992, табл. 105, 12], в могильнике Потчеваш [Мошин-
ская В.И., 1953, рис. 1; Могильников В.А., 1992, табл. 123, 22]. Пол¬
ные аналоги нашим удилам известны в пьяноборском могильнике
Чеганда II [ГенингВ.Ф., 1970, табл. XVII, 12, 13]. В.Ф. Генинг вслед за
К.Ф. Смирновым такие удила относит к I—II вв. н.э. [Там же, с. 84].
Далее аналоги восходят на запад, в сарматские и скифские мате¬
риалы. Псалии, подобные нашим, хорошо известны из Келермеского
кургана [Галанина Л.К., 1983, табл. 3, 2, 3; табл. 5, 5, 7; табл. 6, 6, 7;
табл. 7, 1,8— 10; табл. 9, 21, 22, 35, 36; табл. 10, 14, 15], в сарматс¬
ких памятниках Украины (Арх. Украин. ССР, т. 2, рис. 56). Полные ана¬
логи нашим псалиям найдены в курганах на р. Быстрой [Максимен¬
ко В.Е., Безуглов С.И., 1987, рис. 2,12], датированные концом II —
серединой III в. н.э.
Также полные аналоги известны в I Чертомлыкском [Медве¬
дев А.П., 1990, рис. 12, 4; рис. 18, 2]; в Новоникольском могильнике
[Там же, рис. 33, 6]. Примечательно, что они сопровождаются и ана¬
логами нашему мечу из того же I Чертомлыкского [Там же, рис. 12,
7], Новоникольского [Там же, рис. 33, 7], Вязовского могильников
[Там же, рис. 42, 7, 7; рис. 44, 7; рис. 45, 9], железным трехлопаст-
ным черешковым наконечникам стрел [Там же, рис. 13, 75; рис. 15, 2,
4; рис. 16, 2, 5; рис. 21, 3; рис. 22, 2; рис. 35, 14; рис. 45, 8], а также
кинжалам с прямыми перекрестиями [Там же, рис. 15, 7, 3; 16, 7, 4;
рис. 22, 7, 6; рис. 35, 2, 12].
Таким образом удила и псалии Сидоровки могут быть датированы
концом II — серединой III вв. н.э.
Железная пряжка. Крупная железная пряжка (рис. 26, 4) имеет
аналоги в могильнике Аймырлыг (группа XXXI) [Стамбульник Э.У.,
1983, рис. 2; Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У., 1992, табл. 81, 28,
58

33, 35, 41], в тесинском могильнике у д. Калы [Кузьмин Н.Ю., 1983,
рис. 17, 36; 1988, рис. 13, 15—17] и в других тесинских коллекциях
[Пшеницына М.Н., 1992, табл. 93, 52; 94, 58, 60, 62], в памятниках
хунну [Могильников В.А., 1992, табл. 106, 42; Коновалов П.Б., 1976,
табл. VII, 10, 11; IX, 1—4, 11, 12]. Железная пряжка с подвижным
шпеньком известна в алтайских могильниках Усть-Эдиген, Бике I, Дя-
лян [Тетерин Ю.В., 1995, рис. 3, 4, 17, 47]; в могильнике Юрт-Акба-
лык-8 [Троицкая Т.Н., 1973, рис. 35, 2, 11; рис. 36, 2]; в одицовских
могилах Верхнего Приобья [Грязнов М.П., 1956, табл. XLI, 6; XLV,
28, 29], в таштыкских могилах [Кызласов Л.Р., 1960, рис. 24, 28,
с. 80], в Сайгатском могильнике [Стоянов В.Е., 1962, рис. 51, 52,
с. 128], в Тулхарском могильнике [Мандельштам А.М.,	1968,
табл. XLIV]; в Козловском могильнике [Чернецов В.Н., 1957, табл. XI,
6, 7, с. 164, 265]. Прямоугольные железные пряжки с подвижным
язычком хорошо известны в сарматских погребениях Украины, Куба¬
ни, Дона, Средней Азии [Обельченко О.В., 1956; Абрамова М.П.,
1959, с. 63; Медведев А.П., 1990, с. 154], в памятниках Алтая: Усть-
Эдиген, Булан-Коба IV [Тетерин Ю.В., 1995, рис. 2, 25]. Они распрос¬
транены на рубеже эр и в первых веках нашей эры [Мошкова М.Г.,
1967, с. 40]. Они увязываются с гуннскими комплексами Средней
Азии, Тянь-Шаня и Тувы [СавиновД.Г., 1969, с. 105; Давыдова А.В.,
1985, с. 48, табл. 12, 5, 7].
Лировидные железные пряжки известны в могильнике Аймырлыг
[Стамбульник Э.У., рис. 2], в тесинском склепе Береш [Субботин А.В.,
1983, рис. 5], в тесинском могильнике у д. Калы [Кузьмин Н.Ю., 1983,
рис. 17, 33, 34, 40, 41, 42; 1988, рис. 13, 6, 9, 11-13].
Все эти находки можно датировать И—IV вв. н.э.
Но они есть и в более ранних памятниках, в частности, в Ясырев-
ских курганах Нижнего Дона [Мошкова М.Г., Максименко В.Е., 1973,
рис. 29, 9], и в Новоникольском могильнике [Левенок В.П., 1973,
рис. 36, 10—12].
Таким образом, дата этих изделий — II—IV вв. н.э.
Костяная подпружная пряжка с выступом по Л.Н. Коряковой вхо¬
дит во вторую группу пластинчатых и в тип 1 одноэлементных [1988,
с. 77]. В саргатских памятниках они широко известны во всех хроноло¬
гических этапах [Могильников В.А., 1992, табл. 124,77, 44, 59, 67]; ши¬
роко бытуют на Алтае [Руденко С.И., 1953, табл. XLVI, 6, XLIX, 13;
Сорокин С.С., 1975, рис. 14, 19; Грязнов М.П., 1992, табл. 93, 18],
могильники Усть-Эдиган, Булан Кобы [Худяков Ю.С., Скобелев С.Г.,
Мороз М.В., 1990, рис. 36, 44; Тетерин Ю.В., 1995, рис. 16, 42]; в Ка-
тонском могильнике в кург. 10 [Сорокин С.С., 1966, рис. 16, 4]; Кок¬
су: кург. 17 [Сорокин С.С., 1974, рис. 5, 2], кург. 25 [Там же, рис. 7,
12; 14, 9], кург. 24 [Там же, рис. 7, 2]; Ак-Алах1, Кутургунтас [По-
лосьмакН.В., 1994, с. 68, рис. 109] такая пряжка имеет бронзовый ана¬
лог в кургане Бийск-I [Завитухина М.П., 1966, рис. 7, 7]. Встречаются
они и в тесинских комплексах [Пшеницына М.Н., 1992, табл. 94, 60,
64; Кузьмин М.Ю., 1983, рис. 23; Кузьмин М.Ю., 1988, рис. 15, 36].
Известны они и на Урале: Олебнинский могильник [Археологическая
карта Башкирии, 1976, табл. 12, 10], в Шиповском могильнике на
Южном Урале в курганах II группы, III—I вв. до н.э. [Пшеничнюк А.Х.,
1976, рис. 22, 16, 18; рис. 31, 8; рис. 33, 4].
Датировка этих изделий очень широка — конец VI в. до н.э. —
II в. н.э.
Ложечковидные застежки из могильника Сидоровки (2 экз.,
рис. 36, 77; 53, 6) изготовлены из бронзы и железа. Эти изделия
широко распространены в степях и, скорее всего, гуннского проис¬
хождения. Прежде всего отметим, что 3 экз. таких вещей известны в
59

саргатских памятниках на Тоболе в Савиновском и Тютринском мо¬
гильниках [Матвеева Н.П., 1993, рис. 10, 15; 30, 4], в могильниках
Абатском 3 на Ишиме [Матвеева Н.П., 1994, рис. 58, 21; Археологи¬
ческое наследие..., рис. 36, 16; Мошкова М.Г., ГенингВ.Ф., 1972,
рис. 6, 11]; известна бронзовая застежка в Барабе [Полосьмак Н.В.,
1987, рис. 37, 7|; примечательно, что в могильнике Марково 1, от¬
куда происходит эта вещь, найдена китайская монета у-шу и обло¬
мок зеркала из древнего княжества чу [Там же, рис. 33, 3, 4]; най¬
дена на Южном Урале в Бишунгаровских курганах [Пшенич-
нюкА.Х., 1993, табл. XI, 3\.
Эти изделия известны значительно восточнее Сидоровки: 39 наре-
менных бронзовых концевых застежек обнаружены в Косогольском
кладе [Нащокин Н.В., 1967, рис. 38—45; ДэвлетМ.А., 1980, рис. 6].
Время этого клада можно определить III—I вв. до н.э. Отмечено замет¬
ное число таких находок в тесинских памятниках [Пшеницына М.Н.,
1975; 1992, табл. 94, 43, 44, 50; Пшеницына М.Н., 1964, рис. 48, 2;
Кызласов Л.Р., 1960, с. 82, рис. 293], в могильнике у д. Кала [Кузь¬
мин Н.Ю., 1983, рис. 45; 1988, рис. 13, 22—32], в склепе Береш [Суб¬
ботин А.В., 1983, рис. 11], в татарских могилах на оз. Утинка [Боб¬
ров В.В., 1979, с. 175] и других памятников этого времени [Марты¬
нов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М., 1979] и, в частности, в Ай-
дашинской пещере [Молодин В.И., Бобров В.В., Равнушкин В.Н.,
1980, табл. XV, 5, с. 53; Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулем¬
зин А.М.,	1979, рис. 11,	18], в могильнике Усть-Эдиган [Тете-
рин Ю.В., 1995, рис. 15]. Далее на восток — в Иволгинском комплексе
(городище) [Давыдова А.В., 1985, табл. X, 37, XIII, 2, 3]; иногда с
особым оформлением. Все они из бронзы. Известны в Дерестуйском
могильнике [Талько-Гринцевич Ю.Д.,	1902, табл. II; 1901, с. 40,
табл. П,а; Сосновский Г.П., 1935, с. 168, 171, 172], на поселении Ду-
рены [Давыдова А.В., 1985, с. 51]. Их же упоминает и В.А. Могильни¬
ков [1992, табл. 106, 72, 73]. В Средней Азии они найдены в Тулхарс-
ком могильнике [Мандельштам А.М., 1966, табл. XLV, 12—15; 1992,
с. 113, табл. 42, 13].
Хронологический диапазон этих находок — III в. до н.э. — I в. н.э.
Фалары (рис. 18, 19, 20) как атрибут убранства коня хорошо
известны в археологии юга европейской части России, Средней
Азии И Монголии. В комплексах Греко-Бактрии фалары являются
местными изделиями, хотя и входят в широкий круг подобных
предметов [Пугаченкова Г.А., РемпельЛ.И., 1982, с. 212, 213]. Эти
изделия неоднократно были опубликованы в отечественной лите¬
ратуре в виде обстоятельных сводов [Толстов И.И., Киндаков Н.П.,
1890; Смирнов Я.М., 1909; СпицынА.А., 1909; Тревер К.В., 1940].
Помимо этого неоднократно появлялись публикации отдельных та¬
ких предметов [Древности Боспора Киммерийского, табл. XX, 44;
ИАК. Вып. 19, 1906, с. 106, рис. 40; ИАК. Вып. 43, 1911, табл. 1,
12; ИАК за 1895, рис. 3; ИАК за 1913—1915 гг., рис. 221; Древнос¬
ти Геродотовой Скифии, табл. XXV, 1; Шилов В.П., 1961; Пуга¬
ченкова Г.А., 1959]. Большую сводку фаларов дает К.Ф. Смирнов:
Таганрогский “клад” [1984, рис. 29], Балаклея [Там же, рис. 37,
34, 38]; у хут. Клименковского [Там же, рис. 35]; Старобельский
“клад” [Там же, рис. 39]; с. Янчокра [Там же, рис. 48], д. Булахов-
ка [Там же, рис. 52]. Некоторые из фаларов опубликованы в
последнее время И.В. Яценко [1962, рис. 16], А.Ю. Алексеевым в
Александрианопольском кургане [1982; Алексеев А.Ю., и др., 1991,
с. 91, рис. 63]. И.П. Засецкая отмечала, что большие фалары широ¬
ко бытовали на территории сарматов в период III в. до н.э. — I в.
н.э. [1966, с. 36].
60

Полный аналог нашим фаларам хранится в Эрмитажном собрании
[СмирновЯ.М., 1909, табл. CXXIV, рис. 57, 58; СпицынА.А., 1909,
с. 51, рис. 79; ТреверК.В., 1940, с. 48, табл. 3, 5; Пугаченкова Г.А.,
1959, рис. 3]. Это фалары из Новоузенска Куйбышевской (Самарской)
области.
Фалары из Новоузенска и Сидоровки можно безусловно связывать
с греко-бактрийской культурой, что делали относительно Новоузенс-
кой находки и Я.И. Смирнов [1909] и К.В. Тревер [1940]. Однако
К.В. Тревер вслед за Я.И. Смирновым связывала сюжет (изогнутый
грифон) с искусством Китая, где такой образ широко распространен
с глубокой древности и до II в. до н.э. В Сибири фалары (2 экз. из золо¬
та) до сих пор были известны только в коллекции Петра I [Тре¬
вер К.В., 1940, с. 50, 51, табл. 6], в частности, из курганов Западной
Сибири. Изданы А.А. Спицыным [1909, с. 46, 47, рис. 70, 71].
Находки фаларов до сих пор датированы среднесарматским време¬
нем, а именно — III—II вв. до н.э. [Тревер К.В., 1940, с. 34—38, 45—
50] или концом III — началом II в. до н.э. [Ященко И.В., 1962, с. 44,
50]. Некоторые подобные фалары А.Ю. Алексеев датирует IV в. до н.э.
[1982].
В связи с фаларам и из Сидоровки упомянуты фиалы из Исаков-
ки, найденные Л.И. Погодиным в 1989 г. в сохранившейся могиле.
Так, ряд подобных фиал описан К.В. Тревер [1940, с. 67—104, № 14—
23]. Они происходят из разных мест, но укладываются в тот же вре¬
менный предел, что и фалары. Интересно, что два фиала (№21,
табл. 29 и № 22, табл. 30) скорее всего из Сибири, имеют надписи,
как и фиалы из Исаковки. Возможность связывать эти два типа пред¬
метов позволяет нам и факт совместного нахождения серебряного
фалара и серебряной чаши в курганах Булаховки [Смирнов К.Ф.,
1984, рис. между с. 64—65].
2. ПРЕДМЕТЫ ВООРУЖЕНИЯ
Мечи и кинжалы (рис. 26, 5, 8; 36, 1; 46, 1) аналогичны сидоров-
ским, широко распространены в саргатских, сарматских и других па¬
мятниках. Так, Л.Н. Корякова считает их хорошо известными в сар¬
матских комплексах [1988, с. 67, рис. 16, 28]. Она вслед за другими ав¬
торами датирует такой кинжал I в. до н.э. — II в. н.э. До Н.П. Матвеевой
такие кинжалы принадлежат ко второму типу [1993, с. 103].
Аналоги нашему кинжалу имеются в могильнике Кара-Су I [Ку-
шаев Г.А., 1978, рис. 3, 13], в комплексах Уральской области [Желез-
чиков Б.Ф., 1980, рис. 2, 1, 16], в могильниках Северного Казахстана:
курган на оз. Жалтырь, Саркара [Хабдулина М.К., 1994, табл. 39, 7; 4,
10]. М.К. Хабдулина датирует их не ранее III в. до н.э. [1994, с. 56, 57,
табл. 52]. Кинжалы с прямым перекрестием, по мнению А.П. Зыкова,
на территории Западной Сибири не моложе III в. н.э. [1993, рис. 3]. И
широко распространены в памятниках Средней Азии; в могильнике
Тумек-Кычиджик [Лоховец В.А., 1979, табл. III, 10]-, в могильнике Туз-
Гыр [Лоховец В.А., Хазанов А.М., 1979, табл. 1, /]; в Талгарском мо¬
гильнике [Мандельштам А.М., 1966, табл. XX, XIX, XL]; в могильни¬
ке Дордуль (Туркмения) [Юсупов Х.В., 1975, рис. 22, 22]; в Бабашовс-
ком могильнике в Туркмении [Мандельштам А.М., 1975, табл. XXX,
1], в Агалыксайских курганах [Обельченко О.В., 1972, рис. 1, 1, 2].
Дата этих могильникоа — I—III вв. н.э. или I в. до н.э. — II в. н.э.
В Южной Сибири: в Шестаково в Ачинско-Мариинской лесостепи
[Мартынов А.И., 1979, табл. 4, 2]; в могильнике Усть-Эдиган на Кату-
ни [Худяков Ю.С., Скобелев С.Г., Мороз М.В.,	1990, рис. 44]; в
61

Ишимской коллекции [ЧиндинаЛ.А., 1984], хотя кулайцы, как сооб¬
щает та же исследовательница, были знакомы с такими кинжалами “с
ранних этапов” [Там же, с. 68].
Аналоги нашему кинжалу хорошо известны и на западе: на Ук¬
раине в сарматском могильнике [Археология Украинской ССР, т. 2,
1986, рис. 56, 71], в Поволжье [Синицын И.В., 1946, с. 76; Смир¬
нов К.Ф., 1984, рис. 30, 120]; могильник Никольское VI, Нижнее
Поволжье [Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А.,	1989, рис.
105]; в памятниках Южного Урала: Азнаево, кург. 1; Чумарово,
кург. 5, погр. 3; Уязыбашевские курганы; Бишунгаровские курганы;
Альмухаметовские курганы [Пшеничнюк А.Х., 1983, табл. И, 3, 4,
7; VI, 26; X, 8; XI, 7; XX, 8; XXIII, 14, 15; XXXVI, 21]; и среди
скифского вооружения [Мелюкова А.И., 1964, табл. 19, 12], но здесь
они очень редки; в Увакском могильнике [Смирнов К.Ф., 1975,
рис. 18, 1; рис. 20, 4, 7]; в Мечетсайском могильнике [Там же,
рис. 41, '9]; в III—II вв. до н.э. в материалах прохоровской культуры
также хорошо известны кинжалы с прямым перекрестием [Мошко¬
ва М.Г., 1974, рис. 1, 52, 55]; в могильнике Старые Киишики [Са-
дыковаМ.С., 1962, табл. III, 11, 13; табл. IX, 3, 8; табл. XI, 18;
табл. XI, 3]. Все они, по мнению автора раскопок, относятся к так
называемому прохоровскому типу III—II вв. до н.э. [Там же, с. 117];
в могильнике Черкар III [Мошкова М.Г., КушаевГ.В., 1973, рис. 2,
9], они датированы IV в. до н.э.
Можно предположить, что как и кинжал, меч из кург. 1, мог. 2
также имел прямое перекрестие. Во всяком случае и кинжалы, и мечи
с прямыми перекрестиями сосуществовали. Рассмотрим случаи обна¬
ружения мечей с прямыми перекрестиями и без него.
Так, для среднесарматской стадии характерны два типа мечей: а)
с прямым перекрестием и кольцевым навершием, наиболее часто
встречающиеся; б) без перекрестия и навершия с прямой стержне¬
видной ручкой, так называемые пантикапейский меч [Абрамова М.П.,
1959, с. 61]. А.С. Скрипкин выделяет несколько типов мечей у сарма¬
тов, среди которых наиболее близкий нашему восьмой тип: без навер¬
шия и без перекрестия [1990, с. 62], датируемый им II—IV вв. н.э. Мечи
со стержнем для рукояти хорошо известны в сарматских памятниках: в
Нижнем Поволжье [Шилов В.П., 1975, с. 115, рис. 49, 4]; на 15 пос.,
кург. 3, погр. 6 [Смирнов К.Ф., 1964, рис. 5, 4д\; в урочище “Башкир¬
ской стойло” [Смцрнов К.Ф., 1964, рис. 41, Зг]. Меч совершенно ана¬
логичный нашему, есть в могильнике Кызыл-Одыр в Оренбургской
области [Засецкая И.П., 1982, рис. 5, 7], который можно связать с
продвижением гуннов на запад в первые века н.э.
Известно, что в районе Зеравшана мечи II в. до н.э. — I в. н.э. име¬
ли короткое прямое перекрестие. Иногда не было и наверший [Обель-
ченкоО.В., 1993, с. 151—154]. Мечи из могильников Акджартепе, Ага-
лыксай, Кызылтепе [Обельченко О.В., 1978, рис. 1] по форме очень
близки нашему. Наличие прямого перекрестия сближает их и с кинжа¬
лом из Сидоровки.
Меч без перекрестия найден в Лебедевке V (Северный Прикас-
пий) [Мошкова М.Г., 1982, с. 82]; в Жабай-Покровке, погр. 32 [Хаб-
дулинаМ.К., 1994, табл. 44, 9]. Хорошо известны мечи с прямым пе¬
рекрестием и в таежной полосе Западной Сибири: на реке Северная
Сосьва [Чернецов В.Н., 1953а, рис. 2]; в Дубровинском Борке, где та¬
кой меч изображен на костяных панцирных пластинах [Троицкая Т.Н.,
1979, табл. XIX, 1]; в Усть-Полуе [Мошинская В.И., 1965, табл. 16].
Найдены они в могильнике БЕ-ХН одинцовского этапа [Гряз¬
нов М.П., 1956; табл. XXXVIII, Див Парабельском кладе [Чинди¬
на Л.А., 1984, рис. 33]. Их можно датировать III—IV в. н.э., не ранее.
62

Следует обратить внимание на то, что обоюдоострый меч из Си-
доровки имеет определенные признаки палаша, хотя и обоюдоострый
стержень рукоятки находится чуть под углом к лезвию, а конец лезвия
асимметрично приострен. Но если это палаш, то вряд ли это суще¬
ственно может повлиять на определение даты. Так, находки подобных
изделий известны в Парабельском культовом месте [Чиндина Л.А.,
1984, рис. 33], где они соседствуют с похожими мечами; встречены
они и на территории Южной Сибири [Худяков Ю.С., 1980, с. 36,
табл. IV, 5, б]. Хронологический диапазон этих изделий (мечей и кин¬
жалов) очень широк, но для нас первенствующее значение имеют
даты III—IV вв. н.э.
Боевой топор из кург. 1, мог. 2 (рис. 21, /), скорее всего был ши¬
роко распространен в скифское время в разных районах: в кургане
Булаковка [Археология Украинской ССР, 1986, т. 2, рис. 55]; в Мечет-
сайском могильнике [Смирнов К.Ф., 1975, рис. 27, /]; в мазунинских
могилах Приуралья [Иванов В.А., 1984, с. 27, 28, рис. 11]. Сводку та¬
ких находок в скифских памятниках приводят В.Г. Петренко [1967,
табл. 36, 25, 26] и В.А. Ильинская [1968, с. 92]. Очень важное наблюде¬
ние сделала В.А. Ильинская: боевые топоры клиновидной формы ско¬
рее всего более поздние, чем массивные с выемкой в основании [Там
же, с. 92]. Это изделие укладывается в сарматское время.
Копья (рис. 16, 2; 36, 17—19. Исследователи обратили внимание на
редкость находок копий эпохи раннего железа в лесостепи и степи
Сибири и Казахстана в сравнении с частыми подобными находками в
лесной полосе [Могильников В.А., 1992а]. “Наименьшее число находок
приходится на степные, лесостепные и горностепные районы, засе¬
ленные в основном полукочевыми и кочевыми народами, в военной
тактике которых преобладала атака рассыпным строем массы легково¬
оруженных конных воинов-лучников” [Там же, с. 63]. Если и встреча¬
ются копья, то только в богатых погребениях воинов, с мечами и за¬
щитными доспехами. Они известны в Коконовке I, кург. 1 и
Богдановке I, кург. 1, погр. 5 [Могильников В.А., 1992а, с. 63]. В нашем
комплексе известно три случая находок копий, но только один из них
целый (кург. 1, мог. 2).
По характеристике А.М. Хазанова [1968], это наконечник с мас¬
сивным пером и короткой втулкой. Они немногочисленны в сарматс¬
ких памятниках, и все они укладываются в среднесарматский период
[Там же, с. 125]. Полный аналог нашему копью известен из кургана у
хут. Сладковского [Смирнов К.Ф., 1984, рис. 15]. А.М. Хазанов полага¬
ет, что данные копья появились в IV— III вв. до н.э., задолго до катаф-
рактариев, которым такие копья предназначались.
Но наиболее полный аналог нашему копью имеется в Потчевашс-
ком могильнике и среди вещей Парабельского культового места [Чин¬
дина Л.А., 1984, рис. 32]. Интересно, что копье из Потчеваша было в
одном комплексе с удилами, описанными уже нами. Такие копья по¬
явились не ранее II в. до н.э. [Там же, с. 68]. Подобные копья Ю.С. Ху¬
дяков включает в группу ромбических, тип (1) асимметрично-ромби¬
ческих [1980, с. 52—55], и самые ранние, по его мнению, появляются
в Центральной Азии, не позднее VI в. н.э. Вероятно это объясняется
тем, что к 1980 г. комплексы с такими копьями были неизвестны.
Можно заключить, что копье нашего типа может датироваться не
ранее II в. до н.э. и позднее.
Костяные и роговые накладки на лук. Сложный лук, у которого уже
были подобные костяные и роговые накладки, появился еще в скифс¬
кую эпоху [Шишлина Н.И., 1990]. Сама идея использования таких на¬
кладок-усилителей уходит в эпоху неолита [Окладников А.П., 1950]; на¬
кладки усовершенствуются в эпоху бронзы, судя по находкам в Сибири
63

IКривцова-Гракова О.А., 1947, Молодин В.И., 1983]. В саргатских моги¬
лах ближайшего окружения эти находки были очень часты:
Исаковка III — кург. 3, мог. 1, 3, 4 [Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1991,
рис. 10, 7—5]. Известны они и в других памятниках [Корякова Л.Н.,
1988, с. 65; Мошкова М.Г., ГенингВ.Ф., 1972, рис. 5—6; Могильни¬
ков В.А., 1972, рис. 8, 4, 5; 1992]. Они составляют очень часто встречаю¬
щуюся категорию находок у населения, хорошо знавшего сложный тя¬
желый лук [Литвинский Б.А., 1972; Хазанов А.М., 1966, 1971].
Многочисленны они на Ишиме в степном Прииртышье [Хабдули-
на М.К., 1994, табл. 42, 2, табл. 43, 7—9], в Средней Азии — в мо¬
гильниках Тумек-Кичиджик [Лоховиц В.А., 1979, табл. Ill, 7—6], Туз-
гыр [Лоховиц В.А., Хазанов А.М., 1979, табл. IV, 3 — 70]; в могильни¬
ках Тянь-Шаня [Бернштам А.Н., 1952, рис. 37, рис. 45|; на поселении
Чакан-депе [Пилипко В.Н., 1990, с. 70, табл. XXXI, 5]; в Кой-Крыл-
ган-Кала [Трудновская С.А., 1967, с. 136, 137]; на городище Шуриба-
шат в Фергане [Заднепровский Ю.А., 1962, рис. 32, табл. XLV, 8—10,
12—14\. На западе эти находки также хорошо известны: в могильнике
Кызыл-Адыр в Оренбургской области [Засецкая И.П., 1982, рис. 4]; в
Альмухаметовских курганах: кург. 9, погр. 1 [Пшеничнюк А.Х., 1983,
табл. XXXII, 7, 8\. Но в курганах, исследованных А.Х. Пшеничнюком,
такие накладки единичны. Далее на запад они известны в сарматских
памятниках бассейна Дона и Волги. А.С. Скрипкин полагает, что толь¬
ко на рубеже I—II вв. н.э. появляются в Нижнем Поволжье новые луки
с концевыми и срединными накладками [1982, с. 46]. Наиболее ранняя
из них найдена в Сусловском могильнике.
На востоке эти находки распространены также очень широко: в
могильнике Усть-Эдиган на Катуни [Худяков Ю.С., Скобелев С.Г.,
Мороз М.В., 1990, рис. 36, 44]; в хуннском могильнике Тэбш-уун [Цэ-
вэндоржД., 1985, рис. 12, 2; рис. 14, 70; рис. 16, 7]; в Туве в могиль¬
нике Аймырлыг [Стамбульник Э.У., 1983, с. 39], в могильнике Ильмо¬
вая падь в Забайкалье [Сосновский Г.П.,	1946, рис. 13; Конова¬
лов П.Б., 1976, табл. Ill—V; Могильников В.А., 1992, табл. 105, 36, 37\.
По мнению Д.Г. Савинова, наиболее древние подобные накладки на
лук происходят из кургана скифского времени Уртюм III в Централь¬
ной Туве [СавиноваД.Г., 1969, с. 104—108; СавиновД.Г., 1981, с. 147].
Эти находки относятся к более позднему времени, а именно к
раннему средневековью [Хазанов А.М.,	1966, 1971; Худяков Ю.С.,
1980]; в частности, в Уфимском могильнике (V—VII вв. н.э.) [Ахме¬
ров Р.Б., 1970, рис. 2], в Абхазии [Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К., 1982,
рис. 1, 29—31].
Для датировки нашего комплекса вряд ли можно использовать
факт присутствия в Сидоровке лука центрально-азиатского типа, дата
появления которого в настоящее время весьма дискуссиона [Восточ¬
ный Туркестан, 1945, с. 365—367].
Тем не менее временные рамки этих изделий мы можем опреде¬
лить последними веками до н.э. и первыми веками н.э.
Железные трехлопастные черешковые наконечники стрел из Сидо-
ровки немногочисленны (большая часть из них фрагментарна); те
из них, которые поддаются классификации, можно определить по
Г.А. Брыкиной, Н.Г. Горбуновой [1984, табл, на с. 32, 33] как наконеч¬
ники с ромбической головкой (отдел 1, тип 5, рис. 5, 3, 4—7)\ с тре¬
угольным пером и срезанным прямо основанием (отдел 1, тип 2,
рис. 5, 7, 2, 5, 8\ 29, 7; 42, 12), с удлиненной треугольной головкой и
треугольным основанием (отдел 1, тип 3, рис. 5, 6; 42, 76). По мне¬
нию Г.А. Брыкиной и Н.Г. Горбуновой [1984, с. 32—33J, все эти нако¬
нечники относятся к последним векам до н.э. Один наконечник круп¬
ный, четырехлопастной (рис. 57, 77), из кург. 4, мог. 3.
64

По типологии Б.А. Литвинского, наши наконечники относятся к
категории древнейших форм [1965, с. 75—77]. Они ближе всего к выде¬
ленному А.С. Скрипкиным сарматскому типу II, варианту 4: трехлопа¬
стные наконечники с треугольной головкой и лопастями, срезанными
под углом [1990, с. 72, рис. 24, 1—14].
В пределах Казахстана у саков найдены бронзовые наконечники
стрел, железных нет [Акишев К.А., КушаевГ.А., 1963; Толстов С.П.,
Итина М.А., 1966]. Но уже с IV в. до н.э. и позднее появляются желез¬
ные трехлопастные черешковые наконечники стрел в Северном Ка¬
захстане [Хабдулина М.Н., 1994, табл. 50], а также в Средней Азии: в
Агалыкских курганах [Обельченко О.В., 1972, рис. 1, 4—6], в могиль¬
никах Тумек-Кичиджик [ЛохвицВ.А., 1979, табл. III, 7, 8], Туз-гыр
[Лоховиц В.А., Хазанов А.М., 1979, табл. IV, 13—18], Бабашовском
[Мандельштам А.П., 1975, табл. XXXI, 1, 2]; Толхарском могильнике
[Мандельштам А.П., 1966, табл. XLI, 1—14]; в памятниках джеты-асар-
ской культуры (могильник и поселения Джеты-Асар2, 13, Леви¬
на Л.М., 1992, табл. 23, 30—36), в могильнике Кенкол, одноименной
культуры [Заднепровский Ю.А., 1992а, табл. 31, 5— 8], в Кетмень-Тюбе
[Там же, табл. 32, 4—7], в Калабулаке [Там же, табл. 34, 8—14], а
также во многих других памятниках Южного Казахстана и Ташкента
[Заднепровский Ю.А., 1992, табл. 39, 5—7, 33, 34, 44, 45, 58, 59]; в
комплексе Кой-Крылган-Кала [Труфановская С.А., 1967, с. 134—136],
Тахти-Санчин [Литвинский Б.А., Пичикян И.Р.,	1981], Чакан-депе
[Пилипко В.Н., 1970, с. 64, табл. XXXVIII, 9].
Известно, что с IV в. до н.э. до II в. до н.э. происходит вытесне¬
ние бронзовых и железных втульчатых наконечников стрел трехло¬
пастными черешковыми. Они становятся характерными для средне¬
сарматской стадии и получают распространение с III в. до н.э. от
Китая до Европы [Восточный Туркестан..., 1995, с. 374; Смир¬
нов К.Ф., 1989, с. 173; Абрамова М.П., 1959, с. 62]. Можно считать
установленным, что широкое распространение у сарматов черешко¬
вых наконечников стрел начинается со II в. до н.э., а с конца II—
I вв. до н.э. они стали повсеместно преобладающими [Мошкова М.Г.,
1962, с. 82].
Наши типы наконечников хорошо известны в саргатских комп¬
лексах. Так, по Л.Н. Коряковой [1988], наши стрелы — железные (от¬
дел. 3), круглочерешковые (тип 1), трехлопастные (вид 1). Приведем
некоторые саргатские комплексы, содержащие наконечники, подоб¬
ные нашим; могильник Абатский 1 [Матвеева Н.П., 1994, рис. 5, 6—9;
рис. 7, 7—9; рис. 8, 2—3; рис. 10, 2—4; рис. 11, 46, 56, 59—70, 73, 74;
рис. 14, 7—13; рис. 16, 17—20-, рис. 21, 26—40], Абатский 3 [Там же,
рис. 30, 9—22, рис. 34, 9—11; рис. 38, 6—10; рис. 45, 25, 26, 28, 29,
31—33; рис. 47, 12—18, рис. 54, 24, 25; рис. 58, 2—6; рис. 59, 10—24;
Мошкова М.Г., ГенингВ.Ф., 1972, рис. 5, 1, 2; 6, 3; Археологическое
наследие..., 1995, рис. 35,	2—4]; Тютринский у д. Вагиной,
Красногорский I, Савиновский [Матвеева Н.П., 1993, с. 104—106]; во
многих других могильниках Прииртышья [Могильников В.А., 1972,
рис. 10, 1—4], в том числе и в ИсаковкеШ [Погодин Л.И., Труфа-
новА.Я., 1991, рис. 12, 15—18].
Такие наконечники бытовали и на западе: в материалах прохоров-
ской культуры — период III—II вв. до н.э. [Мошкова М.Г., 1974, рис. 1,
72, 80], в Нижнем Поволжье в материалах раскопок П. Рау [ 1927—
1929 гг.], [Синицын И.В., 1946, с. 75, 76]. Дата этих памятников опре¬
деляется в пределах IV—I вв. до н.э. В это же время укладываются и
черешковые железные трехлопастные наконечники стрел пьяноборс¬
ких памятников [Васкул И.О., 1992, с. 11], а так же другие изделия
пьяноборского типа [Там же, таблица]; в могильнике ЧегандаП [Ге-
5 Заказ N° 213
65

нинг В.Ф., 1970, с. 84] они реже. Еще реже здесь и бронзовые нако¬
нечники, чаще встречаются железные. Дата памятников — III в.
до н.э. — II в. н.э.
Железные трехлопастные наконечники очень редки в южноураль¬
ских могилах; Чумаровских — кург. 2; Лекандинских, кург. 2, погр. 1.
Но они есть в следующих курганах: Бишунгаровских — кург. 2, погр. 5,
6, 8; кург. 3, погр. 3; кург. 3, погр. 6; 11 кург. погр. И; Альмухаметовс-
ких — кург. 6; Кара-Тал: кург. 3 [Пшеничнюк А.Х., 1983, табл. III, 3;
табл. VII, 4; X, 77; XI, 2, Щ XIII, 16; XIV, 14; XIV, 7; XXI, 77;
XXXI, 6; LII, 8]. Мелкие трехперые железные наконечники многочис¬
ленны в могильнике Старые Киишки [Садыкова М.С., с. 117;
табл. VII, 3; табл. IX, 9, 13, 20]; отсюда происходит 145 экз. [Там же,
с. 117]; Камышлы-Тамакский [Мажитов Н.А., Пшеничнюк А.Х., 1969,
рис. 7, 7—9]; Охлебинский, Сасыкульский [Иванов В.А., 1984, рис. 3];
Мечетсайский [Смирнов К.Ф., 1975, рис. 34,в]; могильники и курганы
на реке Быстрой (Ростовская обл.) [Максименко В.Е., Безуглов С.И.,
1987, рис. 2, 23—27] также богаты этими изделиями. Авторы датируют
эти памятники концом II — сер. III в. н.э.
В Барабе железные наконечники почти непредставлены. По дан¬
ным Н.В. Полосьмак есть только один — черешковый плоский [1987,
с. 71, рис. 65, 7]. Встречены такие наконечники в одинцовских могилах
[Грязнов М.П., 1956, табл. XXXVIII, 14, 75].
В таштыкском Михайловском комплексе отмечены железные на¬
конечники, аналогичные нашим [Мартынова Г.С., 1985, рис. 108, 17],
и обломки железного меча [Там же, рис. 109].
Крупные черешковые трехлопастные наконечники получают осо¬
бенно широкое распространение в I тысячелетии н.э. в Южной Си¬
бири, Монголии, Забайкалье [Худяков Ю.С., 1980, с. 79; 1985, с. 97;
Сосновский Г.П., 1935]. Это Черемуховская падь [Коновалов П.Б.,
1976, табл. 1, 7], Дэрэстуйский Култук [Там же, табл. 1, 8, 9], Иль¬
мовая падь [Там же, табл. II, 20, 26]; Иволгинский комплекс [Давы¬
дова А.В., 1985, с. 48, табл. IX, 2—5; XII, 1—4]. Трехлопастные нако¬
нечники стрел С.С. Сорокин датирует в пределах II в. до н.э. — III в.
н.э. [1956, С; 11].
Могильник Гурмиром содержит мелкие железные трехперые нако¬
нечники стрел [Кадыров 3., 1975, рис. 8], которые во всех вариантах
аналогичны сидоровским и датируются не старше III—II вв. до н.э.
Все многообразие находок железных наконечников стрел можно
датировать периодом не старше III в до н.э.
Железный плоский черешковый наконечник стрелы из кург. 5
(рис. 76, 6). Подтреугольной формы: ровное основание и притупленное
острие. Черешок плоский, прямоугольный в сечении. Он не имеет пря¬
мых аналогов в известных нам комплексах, но тем не менее можно
определенно говорить о том, что они появились одновременно с трех¬
лопастными [Худяков Ю.С., 1986, с. 38].
Крупный четырехлопастной наконечник из кург. 4 (рис. 57, 77) так¬
же не имеет аналогов в известных нам комплексах этого времени. Бес¬
спорно, что этот наконечник скорее принадлежит еще более позднему
времени, чем описанные выше.
Костяные наконечники стрел в могильнике немногочисленны, пло¬
хо образуют устойчивые группы, поэтому малопригодны для решения
вопроса о датировке. По Л.Н. Коряковой, наши наконечники принад¬
лежат группе 2, черешковым, типу1, плоскочерешковым. Они на¬
столько широко распространены в памятниках саргатской культуры,
что нет необходимости приводить аналоги. Следует также заметить, что
эти находки не противоречат общей дате саргатских памятников. В пос¬
леднее время разработаны обстоятельные системы классификации этих
66

изделий, что позволяет иногда решать и вопросы их хронологии [Ху¬
дяков Ю.С., 1980, 1986; КовычевЕ.В., 1981; Погодин Л.И., Труфа-
новА.Я., 1993].
Бронзовый трехлопастный черешковый наконечник стрелы (рис. 57, /).
Чуть опущенные жальца. Черешок длинный, равный лезвию. Этого типа
наконечник нам неизвестен в комплексах позднее IV в. до н.э. Наиболее
близок нашему наконечник из савроматского Благословенского кургана
VI [Смирнов К.Ф., Петренко В.Г., 1963, табл. 13,418\. Известны бронзо¬
вые черешковые наконечники и в гуннских наборах вооружения.
Железный панцирь. В средней и в западной частях Центральной
Азии на рубеже V—IV вв. до н.э. формируется своеобразный панцирь в
среде скотоводов-саков, частью кочевников, частью оседлых [Горе¬
лик М.В., 1993, с. 113]. По наблюдениям Е.В. Черненко [1968, с. 22—23]
и М.В. Горелика [1993, с. 108—109], основным материалом для изго¬
товления таких доспехов было железо. Железные панцирные доспехи
хорошо известны в скифо-сарматское время [Горелик М.В., 1977; Чер¬
ненко Е.В., 1968; 1973; Тереножкин А.И. и др., 1973, рис. 52]. Таким же¬
лезным панцирям предшествовали бронзовые [Скорый С.А., 1984].
Железный панцирный доспех в саргатских памятниках — большая
редкость, но в Сидоровке он известен в кург. 1, мог. 2, кург. 2, мог. 3
и в кург. 4, мог. 3 (рис. 21, 2—6; 32, 7—6). Для саргатской культуры
характерны костяные и роговые доспехи: Богдановка II и Саратово
[Могильников В.А., 1978, 1992], ИнбереньГУ, Красноярка [Коряко-
ваЛ.Н., 1979; Корякова Л.Н., Стефанов В.И., 1981]; Татарка [Пет-
рин В.Т., Стефанова Н.К., Федорова Н.В.,	1975]; Красногорское I,
Тютрино [Матвеева Н.П., 1993]; Исаковка III [Погодин Л.И., Труфа-
новА.Я., 1991]; Саргатское [Коников Б.А., 1992, 1993]. Можно мно¬
жить факты находок костяных и роговых пластин доспехов в саргатс¬
ких памятниках. Думаем, приведенных достаточно, чтобы сделать зак¬
лючение, что железные панцирные доспехи в саргатских могилах если
не полностью отсутствуют, то во всяком случае крайне редки, что яв¬
ляется особенностью саргатской культуры.
Чешуйчатый железный панцирь найден в следующих памятниках:
пос. Шолоховском [Максименко В.Е., Смирнов К.Ф. и др. рис. 55, 1, 4\;
в кургане у хут. Кащеевка [Там же, рис. 68, 6—8\. Скифские и савро-
матские латы нашивались на мягкую основу [ГаланинаЛ.К., 1977,
табл. 12, 3; 16, 7; 17, 10, 18; Мелюкова А.И., 1964, табл. 22; Смир¬
нов К.Ф., Петренко В.Г., 1993, табл. 14, 31, 32].
Наши железные панцирные пластины имеют широкое распрост¬
ранение за пределами саргата [Горелик М.В., 1982, с. 100, табл. III].
Но в отличие от скифских и савроматских доспех из кург. 1, мог. 2
Сидоровки не имел никакой основы. Это так называемый ламелляр¬
ный тип доспеха, когда пластины, его составляющие, соединены не¬
посредственно между собой при помощи ремешков, тесемок, шнуров,
пропущенных через отверстия по всей поверхности пластины. Основа¬
ния для такого заключения — отсутствие отпечатков и остатков какой-
либо основы на пластинах доспеха.
Находки панцирных пластин на Алтае А.П. Уманский опреде¬
ляет И—IV вв. н.э. [1974], а подобные панцирные доспехи кыргызов
Ю.С. Худяков датирует не ранее V в. н.э. [1980, с. 126].
3. КОТЛЫ, ФЛЯГА И ДРУГИЕ НАХОДКИ
Котлы. Большой бронзовый из кург. 1, мог. 2 (рис. 16, 1) по
Н.А. Боковенко относится ко второму типу [1981, с. 49], как и котел
из кург. 5, мог. 1 (рис. 70, 3) [Боковенко Н.А., 1981, №132]. Они ши¬
67

роко известны, как правило, в виде случайных находок на обширной
территории. Дата их колеблется в предедах конца VI в. до н.э. — III в. до
н.э. [Ильинская В.А., 1968, с. 162; Артамонов М.И., 1966, с. 60, 61]. Из¬
вестны они и на Тянь-Шане [Бернштам А.Н., 1952, рис. 21.].
Котел малый из кург. 1, мог. 2 (рис. 16, 3) близок котлам, имею¬
щим признаки по описанию Н.А. Боковенко и И.П. Засецкой [1993]:
признаки 1, 14, 27, и также укладывающийся в пределы II в. до н.э. —
II в. н.э.
Серебряная чаша. Из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, 5) единична и близ¬
кие аналоги в других памятниках нам неизвестны. Однако серебряные
чаши разных форм, размеров и назначения хорошо известны в степ¬
ных скифо-сарматских памятниках. Есть они и в ближайшем от Сидо-
ровки могильнике Исаковка, исследованном Л.И. Погодиным в 1989 г.
Таким образом, можно полагать, что наша чаша не выпадает из круга
находок в памятниках этого времени, хотя более точные указания на
их время нам неизвестны. Вместе с тем, укажем на почти прямой ана¬
лог нашей чаше в Артюховском могильнике [Максимова М.И., 1979,
рис. 32], хотя в этом комплексе она из бронзы.
Фляга из кург. 1, мог. 2 (рис. 15). Эта находка известна не только в
нашем комплексе, но и в других саргатских памятниках, в частности,
в кург. 7 Савиновского могильника [Матвеева Н.П.,	1993, с. 100,
рис. 6, 22]. Встречены они и в сарматских комплексах Западного Ка¬
захстана: Мечетсайском могильнике [Смирнов К.Ф., 1975, рис. 30, 4;
54, /], могильнике Старые Киишки [Садыкова М.С., 1962, табл. XII,
7| и других памятниках Азиатской Сарматии: Эвдык, Царев, Кашкара,
Высочино [Скрипкин А.С., 1990, рис. 17, 19—23, с. 44].
Этот тип керамики хорошо известен и в памятниках Средней
Азии: из нижнего горизонта Кой-Крылган-Кала древнего Хорезма [Во¬
робьева М.Г., 1959; 1967, с. 106—107, табл. II, 1—4\, среди сосудов
первой и третьей группы среднего и верхнего горизонта [Там же,
с. 118, 122, табл. VII, 6; табл. XI, 11—26, 30, 31; табл. X, 102]. Имеются
они и среди керамики второй группы этого же горизонта [Там же,
с. 125, 126], но эта группа не имеет уплощенной стенки; в комплексах
чирикрабатской культуры низовий Сырдарьи [Толстов С.П.,	1962,
рис. 84, а; Вайнберг Б.И., Левина Л.М., 1992, с. 57; табл. И, 28, 29]; в
подбойно-катакомбных могилах Тумек-кичиджик [Лоховиц В.А., 1979,
табл. VI, 1, 2]; в коллективных могилах того же памятника Тумек-ки¬
чиджик [Лоховец В.А., 1979, табл. VII, 2]; в Тулхарском могильнике
[Мандельштам А.М., 1966, табл. XXXIV, 6, 9; табл. XXXVI, 5]. В па¬
мятниках раннекангюйского времени (IV—III вв. до н.э.) [Сариани-
ди В.И., Кошеленко Г.А. и др., 1985, с. 329, табл. CLIX; Ставис-
кий Б.Я., 1974, с. 67, 68, рис. 52, 53].
Некоторые фляги Хорезма (IV— III вв. до н.э.) имели на плоской
стороне рельефные изображения достаточно сложных сюжетов: напри¬
мер, лучник, крылатые кони [Пугаченкова Г.П., РемпельЛ.И., 1982,
с. 185]. Аналоги таким сосудам уводят нас и в Туркменистан [Пилип-
коВ.Н., 1975, 1984]; парфянское поселение Мансур-Депе [Пилип-
ко В.Н., 1968, с. 37], Гарры-Кяриз [Пилипко В.Н., 1970, с. 80, рис. 28,
9, 12]. Фляги происходят также из таких памятников Средней Азии,
как Уструшанский комплекс [Сарианиди В.И., Кошеленко Г.А. и др.,
1985, табл. CXLIV, 6], а также Йоткинское городище (Восточный Тур¬
кестан, провинции Синцзян, КНР), Хотанский оазис (конец I тыс. до
н.э. — первые века н.э.) [Сорокин С.С., 1961, рис. 6, 7, с. 202].
Как известно, фляги продолжают существовать в Хорезме и в на¬
чале I тысячелетия н.э. Таковы находки на Ехарасе [Древности Юж¬
ного Хорезма, 1991, с. 133, рис. 49, 5—7], но в основном такие типы
сосудов существовали здесь и в последние века до н.э.: в крепости
68

Капарас (Южный Хорезм) [Древности Южного Хорезма, 1991,
с. 211, рис. 75, 22, 24\, на Куня-Уазе [Воробьева М.Г., 1959, с. 147,
рис. 32, 6].
В Фергане такие фляги известны в Шаушукуме (катакомбы типа I)
[Заднепровский Ю.А., 1992, табл. 39, 39—27\, из могильника Миран-
куль в Согде [Мандельштам А.М., 1992, с. 108, табл. 40, 35, 36\; из го¬
родища Шулабашат [Заднепровский Ю.А., 1962, с. 133, табл. XLIX,
76]; в Ташкентском оазисе — поселения Каумчи I [Сарианиди В.И.,
Кошеленко Г.А. и др., 1985; табл. CXLVI],
Фляги местного производства известны в памятниках Ферганы
первых веков нашей эры [Горбунова Н.Г., 1979], где они представле¬
ны двумя типами [Там же, с. 124, рис. 4].
Приведем известные нам случаи находок таких фляг в памятни¬
ках, датирующихся временем начала и первых веков нашей эры; эти
находки позволяют нам уточнить верхнюю дату известным нам фляг в
материалах поселения Коша-Хаудан [Пилипко В.Н., 1990, с. 15], посе¬
ления Чакан-депе [Там же, с. 49] позднепарфянского времени, в част¬
ности, II в. н.э. и позднее [Там же, с. 75]; в курганах у городища Ка-
вардан, кург. 1, 2 [Буряков Ю.Ф., Ростовцев О.М., Левен Г.Д., 1973;
АлитовК., 1979, рис. 15, 16]. Авторы датируют их первыми веками на¬
шей эры; в Миранкумских курганах (кург. 3) [Обельченко О.В., 1969,
рис. 3, 3, 5], в могильниках Акджартепе [Обельченко О.В., 1962,
рис. 5], на территории Ташкента [ГрицинаА., 1982, рис. 2], в слое по¬
селения Ак-Тобе2 [Вайнберг Б.И., Левина Л.М., 1968, рис. 20, 38, 44\
24, 77].
Следует обратить внимания и еще на один факт. Красноглиняный
сосуд из кург. 3 Сидоровки с ручкой наиболее всего близок некоторым
сосудам второй группы чирикрабатской культуры, а именно кувшинам
[Вайнберг Б.И., Левина Л.М., 1992, с. 57, табл. 12, 7—12]. Это обстоя¬
тельство дает основания думать, что красноглиняная керамика этого
типа внедрялась в саргатскую среду наряду с флягами.
К сожалению, мы не имеем типологии фляг не только среди сар-
гатского и сарматского импорта, но и классифицированного собрания
фляг Средней Азии. Следовательно, мы можем в данном случае заклю¬
чить: находка фляги из Сидоровского могильника указывает на широ¬
кий диапазон времени ее существования, в который включаются и
первые века н.э.
Жертвенники — светильники — курильницы. Изготовлены из камня
и глины, иногда существенно различаются, но вместе с тем они со¬
путствуют друг другу, что дает нам основание рассмотреть их в целом.
Каменные алтари (жертвенники) классифицированы К.Ф. Смирновым
[1964]. Они широко бытовали в степи, в основном в ее заволжской
части, западнее они хорошо известны в Среднем Приднепровье.
Глиняная курильница (кург. 4, мог. 5, рис. 64, 7) со слабовыпук¬
лым дном и слабоуглубленной полостью. Дно снаружи орнаментирова¬
но многочисленными ямочками, которые образуют едва улавливаемую
спираль. Стенка имеет один ряд из ямочек, а на одной стороне — узор
из беспорядочно нанесенных желобков. Внутренняя поверхность по¬
крыта семечковидными оттисками, образующими семь спирально рас¬
положенных линий. Диаметр — 12,5 см, высота — 2,7 см. Ближайшие
аналоги: в Исаковке III (кург. 2, мог. 2) [Погодин Л.И., Труфа-
новА.Я., 1991, рис. 9, 5], Абрамово4, Маркове 1, 5, Преображенка 3,
Сопка 2 [Полосьмак Н.В., 1987, рис. 42, 43], в Калачевке-2 блюда
[Могильников В.А., 1973, с. 245]. Они известны на Среднем Тоболе
]Матвеева Н.П., 1993, с. 114]; в Рафайловском городище, в могильни¬
ках Тютринский, Красногорский Борок, Прыговский, в других регио¬
нах; на Кирилловке III (Алтай) [Могильников В.А., Телегин А.Н.,
69

1992, рис. 6, 5; 9, 3, 5, 6]. Каменные жертвенники-светильники много¬
численны также в материалах большереченской культуры: Ордынское 9
[Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1994, табл. III, 8\, Ордынское 1
[Там же, табл. XIII, 11—13]; 29 июня [Там же, табл. XV, Щ, Новый
Шарап 1 [Там же, табл. XVIII, 5; табл. XX, 3]. Новый Шарап 2 [Там
же, табл. XXVI, 15\, МиловановоЗ [Там же, табл. XXIX, 2],
Быстровка I (Там же, табл. XXXV, 11, 12], Камень II [Там же,
табл. XLI, 5]; Ордынские курганы V—IV вв. до н.э. [Завитухина М.П.,
1968, рис. 3, //], в курганах у с. Быстрянского [Завитухина М.П., 1966,
рис. 7, 24], в Алтайском крае [Уманский А.П., 1993, с. 212, рис. 2, 7].
Известны каменные курильницы в материалах кулайской культуры
[Троицкая Т.Н., 1979, табл. XXV, 1; табл. XXXVIII, 12] в Северном
Казахстане: Саркара, кург. 1 [Хабдуллина М.К., 1994, табл. 19, 5],
Улубай, кург. 13 [Там же, табл. 23, 10; табл. 58, 1, 2, 4, 8]; Акчийат,
кург. 2, 9, 11, 12 [Там же, табл. 33, 5; табл. 58]; Алыпкаш, кург. 9, 11,
12 [табл. 58, 9—12], на Тань-Шане [Бернштам А.Н., 1952, с. 31,
рис. 12].
Особого значения для датировки памятника эти находки не име¬
ют, кроме того, что они не противоречат определению его времени в
пределах рубежа эр.
Пряслице. В Сидоровском могильнике известен один экземпляр
глиняного пряслица (кург. 4, мог. 5, рис. 63, 1). Тем не менее, эта на¬
ходка позволяет до известной степени определить хронологические
рамки памятника. Дать полную сводку известных нам находок в срав¬
нительно ограниченном числе регионов, вероятно, невозможно. На¬
помним только некоторые факты. Пряслица характерны для всех эта¬
пов саргатской культуры [Могильников В.А., 1972, рис. 8, 3; 1992,
табл. 123, 8—11; 18—21; 32—35; 49—52; 61, 62]. Они известны в
Исаковке III [Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1991, рис. 13, 35; 37, 42];
на городище Чеганда 1 [ГенингВ.Ф., 1970, табл. XXVI], на городище
Инберень IV [Корякова Л.Н., Стефанов В.И., 1984, рис. 8, рис. 9, 7, 9,
10, 12], в саргатских памятниках Барабы [Полосьмак Н.В., 1987,
рис. 34, 5; 35, 6; 38, 7, 11, 12; 39, 1; 47, 20, 21].
Глиняные пряслица, аналогичные нашим, известны и в материа¬
лах большереченской культуры: Ордынское 9 [Троицкая Т.Н., Бородов¬
ский А.П., 1994, табл. III, 13—16], Милованово За [Там же, табл. IX,
3], Ордынское I [Там же, табл. XIII, 16, 17], Быстровка I [Там же,
табл. XXXVII, 1—4, 11; Троицкая Т.Н., 1984, рис. 2, 2, 4], Соколово
[Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1994, табл. XLIII, 5], в березовс-
ких памятниках этой культуры [Грязнов М.П., 1956, табл. XXVI, 1, 2;
XXX, 1, 2], одинцовских памятниках верхнеобской культуры [Гряз¬
нов М.П., 1956, табл. XXXIII, 14—19], в других алтайских памятниках:
в могильнике Масляха 1 [Могильников В.А., Уманский А.П., 1992,
рис. 5, 8, 14, 19; 6, 9, 12], Кирилловке III [Могильников В.А., Теле¬
гин А.Н., 1992, рис. 4, 6; 6, 1, 5; 8, 6, 10]; МГК-I на Малом Гоньбинс-
ком Кордоне (Алтай) [Кунгуров Л.А., Фролов Я.В., 1995, рис. 1, 2—
5]; в памятниках кулайской культуры, в частности, в могильнике Ка¬
менный мыс в Приобье [Троицкая Т.Н., 1979, табл. XVI]. В том числе
есть орнаментированные: в Ордынском I [Там же, табл. XXV, 22],
Дубровинском Борке [Там же, табл. XXX, 7—14].
Известны они в сарматских памятниках [Смирнов К.Ф., 1964;
Смирнов К.Ф., Петренко В.Г., 1963, табл. 19, 1—12]; в частности, на
Южном Урале; обильны в Мечетсайском могильнике [Смирнов К.Ф.,
1975, рис. 32, 8; 34, 2; 35, 6; 38, 11, 12; 39, 1(У, 43, 4; 46, 6; 49, 2; 51,
5; 52, 8; 54, 5]; в Чумаровских, Бишунгаровских курганах (кург. 11,
погр. 1, 8), у пос. Целинный (кург. 1, погр. 1); в Альмухаметовских
(кург. 14, погр. 2); Переволочанских (кург. 3); IV Тавлыкасовских кур¬
70

ганах (кург. 1, погр. 2, кург. 2, погр. 2); в IV Комсомольской курганной
группе (кург. 3, 5) [Пшеничнюк А.Х., 1983, табл. III, 12, XVIII, 2,
XX, 8, XXV, 15, XXXVII, 8, XLVII, 6, XLVIII, 3, ЫН, 4, LIV, 1-
3]	; II Ахметовеком могильнике [Васюткин С.М., 1977, рис. 6, 22] срав¬
нительно позднего времени (III—IV вв. н.э.). Бытуют они и в памятни¬
ках Северного Казахстана в могильниках Ступинка, Явленка, Акчий-
ат, Покровка [Хабдуллина М.К., 1994, табл. 26, 3; 31, 1; 34, 1; 49, 3,
4]	; Памиро-Алая: в Кенкольском могильнике [Бернштам А.Н., 1940,
табл. XXVII] и во всех памятниках этого времени в правобережье
Днепра [Петренко В.Г., 1967, табл. 17, 16—28].
Эти находки включают разные материалы даже в пределах одного
памятника. Так, на городище Кой-Крылганкала они представлены об¬
работанными фрагментами сосудов [Трудновская С.А., 1967, рис. 67,
68], а также каменной [Там же, рис. 69].
Пряслица, как и глиняные курильницы, вполне согласуются со
временем последних веков до н.э. — первых веков н.э.
4.	УКРАШЕНИЯ
Бляшки-накладки. Часть уздечных ремней, по форме четырехлопа¬
стные и крестовидные. Наши находки целиком бронзовые [кург. 3,
мог. 3; рис. 53, 4, 5; 54, 7, 8]. Такого типа изделия известны в гуннс¬
кое время в ряде памятников. В некоторых случаях они изготовлены из
бронзы и золота. Приведем известные нам аналоги: в Рогозихинских
курганах на Алтае (Павловский район) [Уманский А.П., 1992, рис. 6,
2, 3]\ в курганах Никольского V в Нижнем Поволжье [Дворничен-
ко В.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1989, рис. 87, 5]; в этом комплексе
они серебряные; в погребениях IV—V вв. в Крыму [Высотская Т.Н., Че¬
репанова Е.Н., 1966; Засецкая И.П., 1978, рис. 1, 10] и в других гуннс¬
ких памятниках [Засецкая И.П., 1976, с. 37, 69]; в могиле IX у с. Но-
вогригориевка Никольского района Запорожской области [Засец¬
кая И.П., 1978, рис. 1, 1, 2; Минаева Т.М., 1927], в Восточном Крыму
[Засецкая И.П.,	1978, рис. 1,	8; Высотская Т.Н., Черепанова Е.Н.,
1966, с. 195, 196, рис. 3, 10—13; Засецкая И.П., 1978, рис. 1, 10]; В
Ставропольском крае [Засецкая И.П.,1978, рис. 1, 14]. Таким образом
эти находки датируются IV—V вв. н.э.
Серьги со спирально загнутым концом (кург. 4, мог. 5; рис. 63, 3, 5).
Это достаточно редкая находка. Нам они неизвестны в саргатских кур¬
ганах, за исключением обломков подобного предмета в Исаковке III,
кург. 2, мог. 1 [Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1991, рис. 13, 15]. Далее
они найдены в большереченских памятниках [Милованово 2, кург. 1,
мог. 5; Троицкая Т.Н., Бородовский А.П., 1994, табл. XXVIII, 3, 4]. На¬
поминают наши серьги со спиралью такие же изделия из могиль¬
ника БЕ-Ш [Грязнов М.П.,	1956, табл. XLV—71,25— 27]. Правда,
М.П. Грязнов относит эти могилы к переходному этапу верхнеобской
культуры. Т.Н. Троицкая и А.П. Бородовский находят аналоги этим
предметам в ананьинских памятниках [1994, с. 30; Збруева А.В., 1952,
с. 42, табл. VI,б].
Более представительны аналоги нашим серьгам в находках Прика¬
мья и Поволжья. Кроме находок, упомянутых в публикации А.В. Збруе¬
вой, отметим следующие пьяноборские могильники: II Ныргин-
динский [Смирнов А.П., 1952, с. 75], Чеганда II [Генинг В.Ф., 1962,
рис. 8, 1; 1970, табл. 1, 1, 2]; Камышлы-Тамакский в Башкирии [Ма-
житовН.А., Пшеничнюк А.Х., 1969, рис. 3, 1, 2, 6]. В последнем комп¬
лексе их 105 экз. Время могильника — конец II в. до н.э. — I в. н.э. [Там
же, с. 51]. Известны они и в Охлебинском могильнике [Пшенич-
71

нкжА.Х., 1969, рис. 6, 16; 8, 1, 2] в могилах позднего времени кон¬
ца II в. до н.э. — II в. н.э. Подобные находки в Приуралье отмечены
Л.А. Спицыным [1901, с. 1, 2) и А.П. Смирновым [1949, с. 25, 26].
Подвески-колесики (нашивки). Серебряные (кург. 3, мог. 1; рис. 46,
Р), имеют аналоги находкам из кург. 6 Дмитровского могильника и
кургана Огуз [Петренко В.Г., 1978, с. 39, табл. 27, 41, 46]. По класси¬
фикации В.Г. Петренко, они, как и другие подвески, не включены в
какую-либо группу. Они широко распространены в скифском регионе
запада; имеют много аналогов в Латене I, II Западной Европы, но в
Приднепровье они, скорее не импортного происхождения, а местного.
Время их определяется в пределах IV— III вв. до н.э.
Известны такие подвески и у савроматов [Смирнов К.Ф., Петрен¬
ко В.Г., 1964, табл. 14, 20, 25, 26; табл. 25, 21—23], но они встречены
здесь и в комплексах украшений ножен кинжала или колчана. Эти
предметы относятся к V — началу IV в. до н.э. Такую подвеску из Блю-
менфельдского кургана А12 [Смирнов К.Ф., 1964, рис. ПА, 8] датиру¬
ют даже концом VI — началом V в. до н.э. На востоке такая подвеска
известна нам в Косогольском кладе [Нащокин Н.В., 1967, рис. 26]. Эта
находка в Сидоровке является, скорее всего, раритетом, сохранив¬
шимся с давнего времени.
Серебряная бляха из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, 8, 29); несколько вы¬
падает из большего числа вещей, датируемых самым концом I тысяче¬
летия до н.э. и первыми веками н.э. Подобная бляха зафиксирована
впервые М.И. Ростовцевым, как происходящая из Metropolitan Museum
[1929, табл. XXIX, 2, 1924, с. 4; 1929а, с. 4; 1993, рис. 16], а позднее и
А.П. Окладниковым [1946, рис. 2] в связи с подобной находкой в Вос¬
точной Сибири. Все эти предметы очень похожи на нашу бляху. Извес¬
тен также ее аналог в Дерестуйском Култуке [Коновалов П.В., 1976,
табл. XXI, 5]. Подобная этой бляхе, но в бронзе, найдена в могильни¬
ке Уйгарак [Толстов С.П., 1962, рис. 106,а]. Исследователь датирует
этот могильник VI—V вв. до н.э. (возможно, даже VII—V вв. до н.э.).
Основание для такой датировки этих изделий можно усматривать толь¬
ко в их сходстве с предметами из пазырыкских памятников, выпол¬
ненными в “зверином стиле”.
Бляшка поясная из могильника у с. Орлат Кошрабатского района
Самаркандской области [Пугаченкова Г.А., 1987, с. 56, 57; Добжанс-
кий В.Н., 1990, табл. XV, 2], по форме очень напоминает найденную
нами. На наш взгляд, не имеет особого значения, что бляха из Сидо-
ровки золотая, а в могильнике у с. Орлат костяная.
Золотая накладка из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, 3; 28) с изображени¬
ем сидящего хищника семейства кошачьих имеет некоторые аналоги в
кургане у Красноярки [КоряковаЛ.Н., 1979, рис.4[. Есть подобная
бляха в Косогольском кладе [Нащокин Н.В., 1966, с. 164]. Видимо,
права М.А. Дэвлет, связывающая такие бляхи с гуннским проникнове¬
нием. Это тем более вероятно, что в Дэрестуйском Култуке тоже есть
аналог такой же бляхе [Коновалов П.Б., 1976, табл. XXI, 5].
Поясные накладки из кург. 1, мог. 2 (рис. 27). Две поясные золотые
накладки занимают особое место в коллекции из Сидоровки. Безуслов¬
но, как и многие другие ювелирные изделия, эти накладки не были
серийными, поэтому попытки найти им такие же аналоги, как нако¬
нечникам стрел, копьям, удилам, псалиям, мечам и кинжалам беспо¬
лезны. В данном случае значение имеет стиль, в котором выполнены
изделия, отражающий вкус, манеру, “почерк” мастера, принадлежа¬
щего определенной “школе”, направлению древнего ювелирного ис¬
кусства. Наиболее сходны с нашими накладками (бляхами) две золо¬
тые бляхи из Сибирской коллекции Петра I, опубликованные в работе
М.П. Завитухиной [1977, рис. 1—4]. Аналогичны художественный
72

гиль, широкое использование каплевидных лунок для вставок, осо-
енно по периметру. Золотой фалар из той же коллекции удивительно
лизок нашим поясным бляхам: золотой фон инкрустирован бирюзой
\ртамонов М.И., 1973, рис. 273; Руденко С4.И., 1962, табл. III, 7], а
акже золотая бляха с ониксом, также инкрустированная бирюзой
\ртамонов М.И., 1973, рис. 269; Руденко С.И., 1962, табл. III, 2\. И в
елом большая группа других вещей Сибирской коллекции сближается
сидоровскими золотыми поделками именно стилем [Руденко С.И.,
962, табл. II, 9; Ростовцев М.И., 1993, рис. 15]. Общий облик золотых
ластин из Ноин-Улы с сидоровскими также очевиден [Руденко С.И.,
962, табл. XXXVIII; БорокоцГ.И., 1925, рис. 16].
В Забайкалье, Монголии, Ордосе, в Хакасско-Минусинской кот-
овине обнаружены сотни, если не тысячи, аналогичных бронзовых
ластин [Давыдова А.В., 1985, с. 58]. Сюжеты: зайцы (2), птицы (2),
лени (2), верблюды (2). В связи с этим небезынтересно упомянуть на-
одку Л.И. Погодина в комплексе Исаковки аналогичной золотой пла¬
тины с изображением верблюда. Среди таких пластин отметим брон-
овые экземпляры из Иволгинского могильника [Дэвлет М.А., 1980,
абл. 11, 43; 12, 44\ и Ордоса [Там же, рис. 1—9], которые повторяют
е только стиль, но и композицию.
Стилистически близки нашим золотым поясным накладкам ажур-
ые бронзовые поясные накладки из могильника у д. Даодуньцзы уез-
а Тунсинь в Нинся [У Энь и др., 1990, с. 94—96, рис. 9]. Образность
роступает в композиции с борющимися животными, в оформлении
ериметра поясных блях каплевидными лунками, что очень напомина-
т рисунок бордюра наших накладок. Отсюда же происходят монеты
чжу — средний или поздний период Западной Хань [с. 99]. Общепри-
ятая хронология этих предметов II—I вв. до н.э.
Поясные бляхи из кург. 1, обнаруживая определенную близость
яду находок до II в. до н.э., вместе с тем наибольшие аналоги они
меют в памятниках тесинского этапа (II в. до н.э. — начало I в. н.э.)
Пшеницына М.Н., 1992, табл. 94], а также в хуннских бронзовых и
олотых изделиях.
Таким образом, можно определенно полагать, что эти изделия —
оясные накладки — укладываются в период рубежа эр.
Мелкие золотые украшения также находят себе аналоги в широком
ругу памятников. Пронизки (из кург. 1, мог. 2; рис. 7, 10—12) были
лироко распространены в степях. Приведем только некоторые факты. В
ирикрабатской культуре они известны в мавзолеях Бабиш-Муллы 2,
1ирик2, Асар, в Чирик-Рабате [Вайнберг Б.И., Левина Л.М., 1992,
. 59], в курганах Северного Казахстана у с. Красный Яр [Хабдули-
ia М.К., 1994, табл. 48, 10\, во многих памятниках позднеэллинисти-
еской и раннеримской эпох. Сошлемся на публикации Г.Т. Ковпанен-
:о [1986], Н.К. Погребовой [1961, с. 134], Д.Б. Шелова [1961,
абл. XXXVI, 3\.
В чирикрабатских комплексах известен золотой колокольчик, ана-
огичный нашему из кург. 1, мог. 2 [рис. 7, 14; Вайнберг Б.И., Леви-
[аЛ.М., 1992, с. 59], а также в Тиллятепе и в кладе Садового павиль-
на в Пасиргадах [Сарианиди В.И., 1989, с. 150; Stronach D., 1965,
|.33, pl.XIII, а, в].
Разнообразные золотые нашивки-бляшки известны в саргатских
(амятниках и в других комплексах: в позднеэллинистических и ранне-
имских [Ковпаненко Г.Т., 1986], и в чирикрабатских [Толстов С.П.,
962, рис. 81].
Мелкие золотые украшения в виде пластинок разных форм (треу-
ольные, квадратные, округлые из кург. 1—3 (рис. 7, 7—9, 13, 18; 46,
>; 64, 7) хорошо известны у скифов [Ильинская В.А., 1968, с. 142,
73

143, табл. XXXIII]. В IV в. до н.э. в некоторых погребениях встречаются
до тысячи золотых бляшек [Там же]. Обилие таких вещей особенно
напоминает комплекс Исаковки, исследованный в 1989 г. Л.И. Пого¬
диным. Золотые бляшки, как украшения одежды, хорошо известны в
Больших Алтайских курганах [Баркова Л.Л., 1980, с. 48].
Круглые выпукло-вогнутые бляшки (из кург. 1, рис. 7, 15—17) есть
в материалах II—I вв. до н.э. в Казахстане [Акишев К.А., Акишев А.К.,
1983, с. 172]. Нашивные бляшки из Чертомлыка имеют аналоги в Си-
доровке [Алексеев А.Ю., Мурзин В.Ю., РоллеР., 1991, рис. 78]: плос¬
кие розетки, круглые с рельефной поверхностью [Алексеев А.Ю.,
1986, с. 156]. Наконец известно, что ножны в сарматское время имели
ПО пять золотых выпукло-вогнутых нашивных бляшек [Кубарев В.Д.,
1981, рис. 9], это особенно надежно перекликается с Сидоровкой.
Серьга с зернью. Из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, 7) имеет полный ана¬
лог в кург. 2, погр. 3 могильника Абатский 3 [Матвеева Н.П., 1994,
рис. 36, 5, 6]; очень близки ей и другие серьги с зернью из Тютринс-
ких кург. 2 и кург. 10 [Матвеева А.В., Матвеева Н.П., 1987, рис. 1, 1, 3;
Матвеева Н.П., 1993, рис. 31, 32, 33; Матвеева Н.П. и др., 1994, вклей¬
ка]. Кроме этих, есть подобные изделия в Сибирской коллекции
Петра I [Руденко С.И., 1962, табл. XX, 15, 16\. В целом же эта серьга
является определенной модификацией античных фибул и серег.
Пластины — застежки. Из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, 9, 25) имеют ана¬
логи в обстоятельно описанной серии бронзовых находок Южной Си¬
бири [Дэвлет М.А., 1980]. Для нас особо важны находки из комплексов
Тепсей VII, мог. 59 [Дэвлет М.А., 1980, табл. 15, 63; Комплекс архео¬
логических памятников..., 1980, рис. 52, 4\; Тепсей VII, мог. 39 [Там
же, табл. 15,	64; Комплекс археологических памятников..., 1980,
рис. 52, 5, 6]; Косогольский клад [Там же, табл. 17, 72, 73\. Все эти
находки принадлежат тесинскому этапу (II—I вв. до н.э.).
Гривна из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, 4). Широкое распространение
гривен (и золотых и бронзовых) в памятниках сарматского и гуннско¬
го времени хорошо известно. Гривна — излюбленное украшение ски¬
фов и сарматов, а также других степных народов [Ксенофонт. Анаба-
зис. Кн. 1, гл. II, с. 27; гл. VII, с. 27]. Назовем только некоторые из них
наиболее близкие нашей находке: скифские памятники VII—III вв. до
н.э. [Петренко В.Г., 1978, с. 46, табл. 36, 2, 6]; Гривна из кург. 1 при¬
надлежит второму типу отдела VII по классификации В.Г. Петренко.
Их характерная черта — утолщение концов гривны. Время этих гривен
определяется IV—III вв. до н.э.; курган Чертомлык [Алексеев А.Ю. и
др., 1991, с. 159, каталог 35], комплекс Берстняги на Правобережье
Днепра [Петренко В.Г., 1967, табл. 22, 17]; Новый Уфимский могиль¬
ник [Ахмеров Р.Б., 1959, рис. 4]; Сазонкин Бугор в Нижнем Поволжье
[Берхин-Засецкая И.П., Маловицкая Л.Я., 1965, рис. 8, 4\.
Серебряные заклепки-гвоздики (рис. 7, 20, 21) встречены в Живо-
тинном могильнике на Дону [Матвеев А.П., 1990, рис. 29, 12].
Бусы. Этот тип находок охарактеризован в соответствующем разде¬
ле. Сейчас мы попробуем проследить распространенность таких бус в
известных нам памятниках.
Глазчатые бусы нашего типа (рис. 7,	4) по классификации
Е.М. Алексеевой принадлежат типу 84Б [1975, с. 88, табл. 15, 76] и рас¬
пространены в саргатских памятниках [Довгалюк Н.П., 1994, с. 213;
Матвеева Н.П., 1993, рис. 3, 22; Корякова Л.Н., 1988, с. 80, рис. 18,
115, 115а; Полосьмак Н.В., 1987, рис. 75]; у сарматов и савроматов
[Смирнов К.Ф., 1984, на хут. Сладковский, (иллюстр. между с. 64 и 65);
на хут. Донском, рис. 30, 3, 6; на р. Молочной, рис. 44, 2, 3, 13; в
курганах Челкар III [Мошкова М.Г., Кушаев Г.В., 1973, рис. 4, 10];
урочище “Башкирское стойло” [Смирнов К.Ф., 1964, рис. 41, 33]; кур¬
74

ганы у Лапасина у с. Любимовка, рис. 42, 2,в; Мечетсайский могиль¬
ник [Смирнов, 1975, рис. 31]; курганы у Барановки, Никольское!
(Нижнее Поволжье), [Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А, 1989,
рис. 7, 8\ 23, 3; 46]; в могильнике Туура-Суу (Прииссыкулье) [Мок-
рынин В.П., Гаврюшенко П.П., 1975]; в скифских могилах: в Толстой
могиле [Мозолевский Б.М., 1979, с. 125, рис. 108]. Все эти находки
сделаны в комплексах VI в. до н.э., но в основном они распространи¬
лись с IV в. до н.э.
Стрелковидная привеска. Из кург. 3, мог. 1, янтарная, принадлежит
22 типу по Е.М. Алексеевой [1978, с. 25, табл. 25, 19]. Время их быто¬
вания Е.М. Алексеева определяет I—IV вв. н.э. [Там же, с. 23, 25,
рис. 9].
Круглые стеклянные бусы из кург. 3, мог. 1 и мог. 2, по классифи¬
кации Е.М. Алексеевой, относятся к типам 1а и 16. Их даты — тип 1а
- III в. до н.э. — IV в. н.э.; тип 16 — I в. н.э. — IV в. н.э. [Там же, с. 28,
рис. 10]. Такие бусы хорошо известны в Тютринском могильнике При-
тоболья [Матвеева Н.П., 1993, рис. 28, 7—10; 37—39; 31, 26—30; Мат¬
веева Н.П. и др., 1994, вклейка].
Стеклянные бусы, в том числе и с внутренней позолотой, извест¬
ны у сарматов: у хут. Донского и в Александровском [Смирнов К.Ф.,
1984, рис. 25, 30, 6; 41, 2] и Увакском могильниках [Смирнов К.Ф.,
1975, рис. 23, 1, 6, 10\.
В могильниках сакского времени Карата 2 (Джамбульская область),
а также в Семиречье распространены нашего типа бусы из халцедона
[Максимова А.Г., 1969, рис. 3, с. 139, 140].
Широко известны стеклянные бусы и во многих других памятни¬
ках сарматов, в том числе на Волге, Дону [Скрипкин А.С., 1990], в
джетыасарских памятниках Средней Азии [Труфановская С.А., 1967,
с. 151 — 154; ЛевинаЛ.В., 1992]. Стеклянные бусы джетыасарской куль¬
туры в большинстве своем принадлежат ближневосточной школе стек¬
лоделия [ЛевинаЛ.В., Довгалюк Н.П., 1995, с. 208]. Изготовлены в ма¬
стерских двух типов: универсальных, с полным непрерывным произ¬
водственным циклом и специализированных, с полным производст¬
венным циклом и разделением труда между специалистами [Там же,
с. 209].
Стеклянные бусы скорее всего можно датировать последними ве¬
ками до н.э. — началом I тыс. н.э.
Наверное, следует принять к сведению предупреждение Н.П. Дов¬
галюк [1994] о невозможности использования бус для абсолютного да¬
тирования памятников раннего железного века Западной Сибири. Но
это утверждение требует оговорки, о чем сообщает и сама автор в той
же работе [Там же, с. 25], когда она на основании наличия в комплек¬
сах курганов Коконовки II и Сидоровки бус с золотой прокладкой не
согласна с А.Я. Труфановым [1990] и В.И. Матющенко [1987], датиро¬
вавшими указанные памятники в пределах IV—II вв. до н.э., полагая их
возраст более молодым. Иначе говоря, бусы имеют скорее всего огра¬
ниченные датирующие возможности. В нашем случае они выступают в
качестве terminus post quem. Таким образом, можно утверждать, что
стеклянные бусы могильника Сидоровка не старше II в. до н.э.
(см. табл. 2).
Парча. Из кург. 1, мог. 2. В памятниках Прииртышья впервые была
открыта В.А. Могильниковым в Богдановке (кург. 5) и в Исаковке
(кург. 2) [1971, 1977]. В известной мере находки парчи могут быть хро¬
нологическим репером, а именно: ранее II—I вв. до н.э. она неизвестна.
Шелковая ткань (кург. 1, мог. 2) вполне согласуется с датой парчи.
Крашеная кожа (кург. 1, мог. 2) так же вписывается в этот хроно¬
логический диапазон.
75

Серебряный чубук и флакон (из кург. 1, мог. 2, рис. 25, 1, 6; 27,
2, 3) не противоречат этому наблюдению.
Парча, шелк, крашеная кожа, опиум проникли сюда, вероятно,
по Великому шелковому пути, активное функционирование которого
приходится на первую половину I тысячелетия н.э. Уместно заметить,
что поток таких предметов в Прииртышье был достаточно сильным,
если учесть находки парчи в Богдановке, Исаковке, Сидоровке, шел¬
ка — в Сидоровке, Исаковке, крашеной кожи — в Сидоровке, Иса¬
ковке, принадлежностей опиумокурения — в Сидоровке, Исаковке.
5.	ЗЕРКАЛА
Зеркала — особая категория инвентаря в памятниках эпохи брон¬
зы и раннего железного века. Имеется один экземпляр зеркала и в
Сидоровке (кург. 4, мог. 1; рис. 57, 13). Они привлекали внимание
многих исследователей, предлагавших свои варианты классификаций
и хронологии. Так, А.М. Хазанов выделяет 10 типов сарматских зер¬
кал [1963, с. 58, 59]. Наше зеркало принадлежит второму типу этой
классификации, которые, по А.М. Хазанову, укладываются в IV—
II вв. до н.э., в период прохоровской культуры, но появление зеркал,
подобных нашему, исследователь определяет III—II вв. до н.э. [Там
же, с. 64]. По классификации К.Ф. Смирнова и В.Г. Петренко, наше
зеркало принадлежит к 3-му типу — дисковидному с короткой руч¬
кой [1963, табл. 28].
В последние годы проведено интересное исследование скифских
зеркал Т.М. Кузнецовой [1991]. Оно явилось продолжением прежних
работ этого автора, по классификации которой наше зеркало принад¬
лежит I классу (односоставные зеркала) II отдела 1 типа [1987, с. 36,
рис. 3]. Следует также иметь в виду, что исследования Т.М. Кузнецо¬
вой [1988] установили, что какой-либо смысл присутствия зеркала в
савромато-сарматских могилах определить трудно. Хотя другие иссле¬
дователи считают, что зеркала в могилах следует объяснять их религи¬
озно-мистической ролью в погребальном обряде [Хазанов А.М., 1964;
Литвинский Б.А., 1964; Обельченко О.В., 1992].
Более поздними представляются медалевидные зеркала, распрост¬
ранившиеся достаточно широко: в могильнике Сухо-Бузинском из рас¬
копок В.А. Анучина [Мартынов А.И., 1973, с. 60, рис. 36, 14, 33, 34;
37, 42]; в Монголии, в частности в Улангомском могильнике [Новго-
родоваЭ.А., 1989, рис. на с. 267, 285, 288]; в курганах Бике (Алтай)
[Кубарев В.Д., Киреев С.М., Черемисин Д.В., 1990, рис. 11, 2]; в кур¬
ганах Тыткескень [Степанова Н.Ф., Кирюшин Ю.Ф., 1989, с. 65]; в мо¬
гильнике Айрыдат III на Катуни [Кочеев В.А., рис. 8]; в Центральном
Алтае [Руденко С.И., I960]; в памятниках тесинского этапа на Енисее
[Пшеницына М.Н., 1992, табл. 93, 58; 94, 52\.
Достаточно широко описаны ранние зеркала [Членова Н.Л., 1987,
с. 88, 89, табл. 21, 11—16; Мартынова Г.С., 1979, с. 51 и др.]. Но нас
интересуют зеркала более поздних типов, широко известных на терри¬
тории степей и лесостепей. Обстоятельную сводку зеркал джетыасарс-
кой культуры дали Л.М. Левина и И.Г. Равич [1995], где учтены 125 экз.
Количество огромное для неполно изученной культуры! Среди этой
серии наиболее близки нашим зеркала с боковой ручкой-штырем [Там
же, рис. 1—8], в частности в Кой-Крылганкала [Трудновская С.А.,
1967, с. 147, 148]. Авторы приходят к выводу о существовании у носи¬
телей джетыасарской культуры собственного производства зеркальной
бронзы [Там же, с. 146]. Известны они также в кургане Капчагай III в
долине р. Или [Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, с. 153, табл. 1, /5[; в
76

могильниках Южной Ферганы [Горбунова Н.Г., 1989, с. 81—82]; в уро¬
чище Саркала, кург. 1 [Хабдулина М.К., 1994, табл. 19, 3\; в Петров¬
ке, погр. 8 [Там же, табл. 26, 2]; в могильниках Акчийат, кург. 2 [Там
же, табл. 33, 2], Графские развалины, кург. 9 [Там же, табл. 57, /],
Бектениз [Там же, табл. 57, 2—4; табл. 88, 7], Конурсу [Там же,
табл. 57, 5]. Челкар III (Зап. Казахстан), где известны особенно близкие
нашему экземпляру [Мошкова М.Г., Кушаев Г.В., 1973, рис. 2, 6, 7,
10, 12], датируемые IV в. до н.э.
Зеркала, аналогичные нашему, известны в савроматских и сар¬
матских памятниках очень широко [Ростовцев М.И.,	1918; Ши¬
лов В.П., 1969; Граков Б.Н., 1928; Рыков П., 1925; Ran Р., 1927; Смир¬
нов К.Ф., 1989, табл. 69, 4—9, 19—23, 34—37, 76—80], а также в Про¬
лейке [Смирнов К.Ф., 1964, рис. 12, 8] — V в. до н.э.; в курганах р. Бу-
зулук [Смирнов К.Ф.,	1964, рис. 15,	1, в] — V в. до н.э.; в
Тарабутакском кургане 2 [Там же, рис. 18, 7] — рубеж VI—V вв. до
н.э.; в Мечетсайском кургане [Там же, рис. 21, 3,а]; в Пятимарах II
[Там же, рис. 34, 1,в] — V в. до н.э.; в могильнике у с. Сара, кург. 7
[Там же, рис. 356, 16]; в с. Калиновка [Там же, рис. 51, 7,а] — V—
IV вв. до н.э.; в с. Аландском [Там же, рис. 72, 3]; в с. Новый Кумак
[Там же, рис. 72, 4); [Мошкова М.Г., 1972, рис. 5, 6], а также в моги¬
лах Оренбужья [Мошкова М.Г., 1972, рис. 2, 10]; Нижнего Повол¬
жья — Никольское I [Дворниченко В.В., Федоров-Давыдов Г.А., 1989,
рис. 48, 2|; в кургане Бес-Оба в Актюбинской области [Казырба-
ев М.К., КурманкуловаЖ.К., 1978, с. 67]; в кург. 4 могильника Каска-
жо [Ягодин В.Н., 1978, рис. 2]. Особенно близко нашему зеркало из
могильника Бережновка [Скрипкин А.С., 1990, рис. 36, 11].
Зеркала широко бытовали у скифов, преимущественно в женских
захоронениях [Ильинская В.А., 1968, с. 151 —153; Петренко В.Г., 1967,
с. 34—36, табл. 24]; в кург. 4 у хут. Сладковского Ростовской области
[Смирнова К.Ф., 1982, рис. 7, /]; зеркало с ручками VI—III вв. до н.э.
рассмотрела, и классифицировала Т.М. Кузнецова (1982).
Зеркала известны и в памятниках, исследованных позднее в Под-
непровье и в бассейне Дона [Смирнов К.Ф., 1984, рис. 4,6], в кург. 4 у
хут. Сладковского [Там же, рис. 19, 7], из кург. 3 у деревень Раздольс-
кая и Новоселки [Там же, рис. 37, 1], а также из других памятников
[Там же, рис. 42, 2, 6; 44, 6; 50, 7; 53; 59, 7].
Зеркала в южноуральских памятниках многочисленны и разнооб¬
разны: могилы II Качкиново (кург. 1), Дюсяново, Боголюбовка, Би-
шунгаровские курганы: кург1, погр. 5; кург. 2, погр. 7; кург. 11,
погр. 1, погр. 8, 9; в курганах пос. Целинный: кург. 1, погр. 1; кург. 2;
IV Ивановские курганы: Альмухаметовские курганы: кург. 6,	8;
кург. 10, погр. 2; кург. 14, погр. 1; кург. 17; II Сибайские курганы:
кург. 3; Перевалочанские курганы; IV Тавлыкаевские курганы: кург. 1,
погр. 2; курганы Кара-Тал I: кург. 1; курганы у пос. Комсомольский:
кург. 3, III Сагитовкие [Пшеничнюк А.Х., 1983, табл. II, 3, 6, 8; XII,
75, XVIII, 7; XX, 3, XXI, 6; XXV, 14; XXVI, 5; XXIX, 2; XXXI, 2;
XXXIII, 7, XXXVI, 6; XXXVII, 2; XLVI, 6; LVII, 7; XXXVIII, 6; XL,
3; XLI, 7; XLVIII, 2; LII, 2; LIV, 6].
Особенно близки нашему зеркалу экземпляры из курганов IV Тав-
лыкаевских, Переволочанских, III Сагитовских, II Сабайских, Альму-
хаметовских, а также из Темясовских курганов [Пшеничнюк А.Х., Ре¬
занов М.Ш., 1976, рис. 1, 75]. Кроме того, в этих курганах имеются
зеркала с орнаментом на оборотной стороне, которые, как и погре¬
бальные комплексы, можно датировать рубежом эр.
Зеркала в инвентаре саргатской культуры также хорошо известны
[Корякова Л.Н., 1988, с. 77—79]: в Усть-Тартасе, участке И, кург. 6
[Там же, рис. 18, 103]; и в ближайшем к Сидоровке могильнике
77

Таблица 3
Хронологическое соотношение инвентаря могильника Сидоровки
Инвентарь
Века до н.э.
Века н.э.
V
IV
ш
II
I
I
II
III
IV
V
Удила и псалии
?
+
+
+
?
Железные пряжки
?
9
+
+
+
Костяная пряжка
+
+
+
+
+
+
+
Ложечко-видные зас-
тежки
+
+
+
+
?
?
Фалары
+
+
+
+
+
?
9
Мечи и кинжалы
+
+
+
+
+
Боевой топор
+
+
. +
+
+
+
+
?
Копья
+
+
+
+
+
+
?
Роговые и костяные
накладки на лук
+
+
+
+
?
9
?
Железные трехлопастные
наконечники стрел
+
+
+
+
+
+
+
Костяные наконечники
стрел
+
+
+
+
+
+
+
+
+
+
Железный панцирь
?
+
+
+
+
Котлы
+
+
• +
+
Серебряная чаша
+
+
+
+
+
+
+
Фляга
+
+
+
+
+
+
+
Жертвеники-светиль¬
ники -курильницы
+
+
+
+
Пряслица
+
+
+
+
+
Бляшки-накладки
?
?
?
+
+
Серьга
+
+
+
+
П од веска- колеси ко
+
+
+
Золотая бляшка
?
+
+
+
+
?
Серебряная бляха
+
Поясные накладки
+
+
+
Мелкие золотые укра¬
шения
+
+
+
+
+
+
+
Решетчатая застежка
+
+
?
Гривна
+
+
+
+
+
Бусы
+
+
+
+
+
+
+
+
Парча
+
+
+
?
?
Шелк
+
+
+
?
Зеркало
+
+
+
+
+
?
?
Исаковка III, кург. 3, мог. 6 [Погодин Л.И., Труфанов А.Я.,	1991,
рис. 13, 29]. Этот вариант зеркала, по классификации Л.Н. Коряковой,
относится ко 2-й группе (плоско-вогнутые) и 2-му типу (с боковой
ручкой) [1988, с. 77]; они известны в Абатском 3 могильнике, Кашин¬
ском погр. 1 [Матвеева Н.П., 1994, рис. 67, 3, 7; Археологическое на¬
следие..., рис. 36, 5].
Зеркала со Среднего Тобола известны в количестве 8 экз. [Матвее¬
ва Н.П., 1993, с. 113], но только первый тип наиболее близок нашему
зеркалу: из Тютринского могильника и могильника Памятное. Дата их
от VI в. до н.э. до II в. н.э.
Наше зеркало аналогично зеркалам из Ханты-Мансийского музея
[Чернецов В.Н., 1953, табл. XIII, 2, табл. XIV], некоторым зеркалам
Истяцкого клада [Там же, табл. XX, 1, 4, 6]; полный аналог нашему
имеется в Тюковском кургане [Мошинская В.И., 1953, табл. XVII, /].
Зеркала известны и в болыиереченских памятниках [Троицкая Т.Н.,
Бородовский А.П., 1994, табл. XXXV; XLI, 6; XLIII, 7, 9]; в Катонс-
ком могильнике на Алтае, кург. 5 [Сорокин С.С., 1966, рис. 13, 7], а
также в других алтайских, в частности, Ябоган II [Кочеев В.А., Сура-
заковА.С., 1994, с. 255, рис. 15, 7]. Зеркала известны и в Айдашинс-
кой пещере [Молодин В.И., Бобров В.В., Равнушкин В.Н.,	1980,
табл. XVI, с. 55, 56]. Из Иволгинского комплекса происходят 6 экз. зер-
78

кал (целые и в обломках) [Давыдова А.В., 1985, с, 52, 53]. Все они, за
исключением одного, хорошо укладываются в период III—I вв. до н.э.
Известно такое зеркало и в Монголии: в Хуни-голе [Доржсурэн Ц.,
1962, рис. 7, 7\.
В последнее время исследования А.С. Скрипкина установили, что
зеркала нашего типа вполне укладываются в отрезок времени III в. до
н.э. — начало Ив. н.э. [1990, с. 155].
Все произведенные нами наблюдения о времени бытования изде¬
лий из могильника представлены в табл. 3. Предложенная таблица дает
представление о наиболее вероятном времени бытования тех или иных
изделий. Разумеется, это не значит, что только в указанных временных
пределах та или иная вещь была известна. Наверное, такие изделия,
как костяные наконечники стрел, появились задолго до V в. до н.э. и
продолжали бытовать и после V в. н.э. То же можно сказать и о костя¬
ных и роговых накладках на лук, мелких золотых украшениях (нашив¬
ки, накладки), зеркалах. Но в перечне изделий табл. 3 есть удила и
псалии, железные пряжки, мечи и кинжалы, железное копье, парча,
шелк, время появления которых ограничено определенным рубежом,
что позволяет нам думать, что Сидоровский комплекс не старше II в.
до н.э. С другой стороны, очевидно, что ряд изделий имеет ясно выра¬
женную тенденцию к омоложению этого комплекса: панцирь лямел-
лярный, железный наконечник копья, бусы, которые выводят Сидо¬
ровский комплекс, возможно, к III — IV вв. н.э.
6.	ОПЫТ ДАТИРОВКИ
Могильник Сидоровка содержит инвентарь, среди которого толь¬
ко бусы, панцирные пластины, сосуды и в некоторой мере железные
наконечники стрел образуют более или менее представительные серии
и группы. Все остальные предметы фактически единичны. В силу этого
в пределах могильника можно оперировать не типами, видами и про¬
чими категориями, а только отдельными предметами.
В решении вопроса о хронологии исследуемого памятника наши
позиции таковы:
Не вторгаясь в пределы внутренней хронологии саргатских памят¬
ников (хотя материалы могильника позволяют в некоторой мере вы¬
ходить и на эти проблемы), мы пытаемся решить вопрос о дате опи¬
санного памятника. Не более того.
Мы попробуем применить два сложившихся подхода к датировке
археологических памятников. В соответствии с первым нет необходи¬
мости искать достаточно точные абсолютные даты отдельных археоло¬
гических памятников. Этот путь исключает необходимость поисков “да¬
тирующих” вещей. При этом основным моментом будет выявление об¬
щей закономерности в развитии культурных общностей, поиск общих
культурных пластов, взаимное положение которых отражает основные
процессы поступательного развития культуры.
Второй подход предполагает определение конкретных, иногда до¬
статочно точных абсолютных дат отдельных памятников, а отсюда —
поиск “датирующего” инвентаря, выявление хронологического соот¬
ношения отдельных форм и серий инвентаря с определением их вре¬
менных пределов [Матющенко В.И., 1983].
Обратимся к известным разработкам в периодизации археологии
сарматов и саргатской культуры, что, безусловно, окажет существен¬
ную помощь. В.А. Могильников выделяет три этапа в истории саргатс¬
кой культуры: а) IV — III вв. до н.э.; б) II в. до н.э. — II в. н.э.; в) И—
79

IV вв. н.э. [1969, с. 136-137; 1970, с. 177-180; 1992]; В.Ф. Генинг и
Л.Н. Корякова [Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Федо¬
рова Н.В., 1970, с. 204—215] под названием абатской эту культуру де¬
лили на два этапа: а) коконовский: начало раннего железного века —
III век до н.э.; б) саргатский: II в. до н.э. — I н.э.
Позднее Л.Н. Корякова дает другой вариант периодизации саргат-
ской культуры [1988, с. 84—86]:
1)	V—IV вв. до н.э. — первая половина III в. до н.э.;
2)	вторая половина III — начало II в. до н.э.;
3)	вторая половина II в. до н.э. — II в. н.э.;
4)	конец II — IV/V вв. н.э.
Нам представляется этот вариант наиболее приемлемым. Важно и
то, что эта периодизация достаточно хорошо согласуется со следую¬
щей периодизацией савроматской и сарматской культур [Мошко¬
ва М.Г., Смирнов К.Ф., 1989]:
1.	Савроматская культура (VII—IV вв. до н.э.);
2.	Раннесарматская (прохоровская) культура (IV—II вв. до н.э.);
3.	Среднесарматская (сусловская) культура (конец II в. до н.э. —
начало II в. н.э.);
4.	Позднесарматская культура (II—IV вв. н.э.).
Вряд ли в ближайшее время будут основательно пересмотрены эти
варианты периодизаций.
Нужно учесть также и следующие факты, подмеченные Л.Н. Ко-
ряковой для саргатских памятников третьей хронологической группы
(II в. до н.э. — II в. н.э., 1988, с. 86): распространение железных нако¬
нечников средних размеров, появление мечей без перекрестия и на-
вершия. Из приведенных нами ранее фактов находок упомянем также
и железное копье позднего происхождения, железные панцири, же¬
лезный кинжал с прямым перекрестием.
При хронологии памятника учтем и наблюдения Н.В. Полосьмак
[1987, с. 88]: в комплексе кург. 8, мог. 6 Марково I обнаружены: моне¬
та у-шу, которая чеканилась, начиная с 118 г. до н.э., китайское зер¬
кало II в. до н.э.; в комплексе кург. 24, мог. 2 Марково I была ложечко-
вчдная застежка, датируемая il—I вв. до н.э. Иначе говоря, рубеж II в.
до н.э. — II в. н.э. хорошо маркируется этими фактами: все эти призна¬
ки известны в Сидоровке, что дает нам основание полагать, что наш
комплекс можно датировать не ранее II в. до н.э.
По могильнику Исаковка III мы имеем пять радиоуглеродных дат:
кург. 1, мог. 3 (4 даты) и кург. 3, мог. 5 (1 дата) [Погодин Л.И., Тру-
фановА.Я., 1991, с. 126]. Все даты получены по дереву из намогильно¬
го сооружения (кург. 1, мог. 3), дерева из заполнения (кург. 1, мог. 3)
и дерева из обкладки (кург. 3, мог. 5). Эти даты из кург. 1: 205 ± 25 г. до
н.э. (три даты) и 80—45 г. до н.э., т.е. II—I вв. до н.э. и из кург. 3:
215 ± 30 г. н.э., т.е. II—III вв. н.э. [Орлова Л.А., 1995, с. 210].
Таким образом, во многом близкие Сидоровке комплексы
Исаковки III также не противоречат высказанной мысли: они не ра¬
нее II в. до н.э. Этих наблюдений, конечно, недостаточно для более
точной даты.
Известным репером нижнего предела даты Сидоровки могут быть
и такие наблюдения. Так, ряд параллелей сидоровским изделиям, о
которых речь шла выше, встречается далеко на западе. В памятниках
днепровско-прутского междуречья сарматские памятники датируются
рубежом эр, но не позднее IV в. н.э. [Гросу В.И., 1990, с. 137 и далее],
а некоторые из этих изделий датируются первыми веками нашей эры:
трехлопастные железные черешковые наконечники стрел: I в. до н.э. —
I в. н.э. [Там же, с. 139], зеркало с боковым ушком: I—II вв. н.э. [Там
же, с. 138].
80

Курган у д. Новомихайловка [Кузьмин Н.Ю., 1994], уверенно да¬
тируемый не позднее половины III в. до н.э., не имеет ни железных
наконечников стрел, ни железных атрибутов конской сбруи, о кото¬
рых мы уже говорили выше, и т.п. Но большим числом типов инвента¬
ря он близок татарским комплексам. Значит, рубеж III—II вв. до н.э.
можно принимать как время, предшествующее нашим курганам.
Это же ограничение нижней даты для Сидоровки дают и некото¬
рые другие факты. Так, могильник у городища Курган-Тепе в Самар¬
кандской области очень хорошо впиеывается в сарматскую культуру, а
дата его определяется I в. до н.э. — I в. н.э. [Пугаченкова Г.А., 1987,
с. 62]; в сопоставлении с нашим памятником эта близость проявляется
в наличии недлинного кинжала, сложносоставного лука, железных че¬
решковых трехлопастных наконечников стрел. Это особенно убедитель¬
но выглядит на основании находок во многих погребениях региона
[Обельченко О.В., 1957, 1961, 1962, 1962а, 1969]. Облик материальной
культуры могильника Сидоровка сопоставим с памятниками кангюйс-
кой культуры: Актобе2, Шаумукумскими могильниками [Акишев К.А.,
Байпаков К.М., 1979, с. 86—87].
Общий облик материальной культуры и погребальных сооружений
Сидоровки и Ноин-Улы позволяет также сближать эти памятники [Ру¬
денко С.И., 1962], что также согласуется с нижним рубежом возмож¬
ной даты — IV—III вв. до н.э.
Культура Южного Урала VI — начала III вв. до н.э. находилась в
теснейших связях с культурой Зауралья и сакским миром Средней
Азии [Железчиков Б.Ф., 1992]. Эти контакты, вероятно, сохранились и
позднее [Любчанский В.Э., 1992, с. 50], вплоть до II—V вв. н.э., когда,
по мнению указанного исследователя, происходит сложение гунно¬
сарматской конфедерации в муждуречье Урала и Ишима, что позво¬
ляет нам предполагать сравнительно молодой возраст ряда компонен¬
тов сидоровского комплекса.
Известно, что Бабашовский могильник А.М. Мандельштам дати¬
рует временем после рубежа эр или самим рубежом [1975, с. 126—129].
Многие комплексы курганов кочевников в Бухарском оазисе [Обель¬
ченко О.В., 1974] перекликаются с Сидоровкой: кинжалы и мечи с
прямым перекрестием, железные трехлопастные черешковые наконеч¬
ники стрел, костяные накладки на кибити луков, круглые железные
пряжки, железные ножи, и другие предметы. Они хорошо известны в
сарматских комплексах.
Могилы Черноозерья и Лихачево, обладающие рядом признаков,
сближающих их с Сидоровкой [ГенингВ.Ф., КоряковаЛ.Н., 1984], ох¬
ватывают период IV в. до н.э. — I—II вв. н.э. [Там же, с. 183], т.е. этот
отрезок времени вполне согласуется с материалами нашего могильни¬
ка. Мы уже отмечали большую серию находок Сидоровки, связываю¬
щую этот комплекс с абатскими могильниками. Так, курганы Абатс-
кий 1 (кург. 3, 5) и Абатский 3 представляют на Ишиме заключитель¬
ный этап саргатской культуры: II—III вв. н.э., а по материалам Аба-
шевского 3 — IV в. н.э. [Матвеева Н.П., 1994, с. 119]. В частности,
могильник Абатский 3 содержит разновременные погребения [Матвее¬
ва Н.П., 1994, с. 97; 1993, с. 63—69]: кург. 1, погр. 4 — II—IV вв. н.э.;
кург. 2 — III в. н.э.; кург. 6 — II—III вв. н.э.
Погребения Дордуля [Юсупов Х.Ю., с. 50], содержащие аналогич¬
ный Сидоровке инвентарь (зеркало, круглая железная пряжка с под¬
вижным язычком, бусы, серьга, прясла), можно датировать последни¬
ми веками до н.э. — первыми веками н.э.
Некоторые исследователи отметили увеличение золотых изделий
среди украшений головных уборов скифов (как женщин, так и муж¬
чин) в IV—III в. до н.э. [Митрошина Т.В., 1977]. Это, видимо, на¬
6 Заказ N& 213
81

шло отражение и в погребальном обряде саргатского населения, т.е.
эта тенденция, видимо, сохраняется и позднее, поэтому обилие зо¬
лота в позднесаргатских могильниках, в том числе и в Сидоровке,
находит объяснение. Таким образом, предел II в. до н.э. — II в. н.э. —
тот отрезок времени, в течение которого мог существовать могиль¬
ник Сидоровка.
Большая часть инвентаря могильника очень устойчиво датируется
периодом II в. до н.э. — I/II в. н.э. Такие хронологические рамки выте¬
кают из установленного времени вуществования или появления желез¬
ных наконечников стрел, железного кинжала с прямым перекрестием
и без навершия, ложечковидных застежек, железных прямоугольных
пряжек с выступающим шпеньком, решетчатой застежки, фаларов и
ряда других изделий, среди которых много бус. Вместе с тем есть еще
ряд изделий, которые явно тяготеют ко времени значительно более
позднему: железное втульчатое копье, железный панцирь, меч (па¬
лаш), которые поднимают дату комплекса до III—IV вв. н.э. Мы не
склонны датировать наш комплекс этим временем, но должны хоро¬
шо помнить, что рядом своих изделий он ему близок.
Однако в инвентаре Сидоровки есть ряд изделий, которые име¬
ют более глубокую дату, чем II в. до н.э. Эти изделия представлены, в
первую очередь, серебряной пряжкой из кург. 1, мог. 2, стиль, сю¬
жет и общий облик которой сближает ее со скифской, досарматской
эпохой. В число находок такого рода надо включать зеркало. То же
следует сказать об украшениях “колесико”, уходящих также в досар-
матское время. В связи с этими находками можно заметить, что по¬
добные изделия могут длительное время бытовать в инвентаре какой-
либо семьи, близких родственников, которые передавали их из поко¬
ления в поколение. Археология степей эпохи раннего железного века
изобилует такого рода фактами. Поэтому мы всегда должны делать
поправку в датах при обнаружении в комплексах соответствующих ар¬
хеологических предметов.
В связи с датировкой могильника следует также обратить внима¬
ние на следующие факты. Могильник Сидоровка (кург. 1, мог. 2) со¬
держал небольшую серебряную чашу и фал ары, аналоги которым ши¬
роки и территориально, и хронологически. Вероятно, мы не можем
допустить, что они укладываются в Прииртышье в период существо¬
вания кургана (первые века н.э.).
В период V—VIII вв. расцветает согдийская торевтика [Мар¬
шак Б. И., 1971], которая обнаруживает ряд генетических связей с
предшествующим пластом, а именно с греко-бактрийским искусст¬
вом, Прииртышье чутко реагировало на события такого рода, проис¬
ходящие на юге, в Средней Азии. Думается, что это отразилось и в
находках 1989 г. в Исаковке (раскопки Л.И. Погодина): фиалы этого со¬
брания имеют аналоги в согдийской торевтике; надписи на Исаковских
фиалах аналогичны манере греко-бактрийских мастеров. Иначе говоря,
Сидоровка и Исаковка обнаруживают черты, хронологически смыкаю¬
щиеся с согдийским материалом, хотя сами эти памятники древнее
согдийских находок на несколько столетий.
Таким образом, мы можем предположить, что могильник Сидо¬
ровка входит в заключительную фазу существования позднесаргатской
культуры, а именно: II—IV вв. н.э. Несомненно, ряд архаичных черт в
инвентаре могильника можно расценивать как сохранение традицион¬
ных явлений на протяжении некоторого времени.

Глава 4
ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
СИДОРОВКИ КАК ЧАСТИ САРГАТСКОЙ КУЛЬТУРЫ
1.	ВОПРОСЫ СОЦИАЛЬНОГО УСТРОЙСТВА
САРГАТСКОГО ОБЩЕСТВА
Проблемы социального устройства саргатского общества до сих
пор можно считать нерешенными. Исследователи только делают под¬
ступы к ним. Мы также не намерены решать эту проблему. Наиболее
полно эту тему осветила Л.Н. Корякова [1988, с. 138—157]. Основная
мысль этого исследования сводится к следующему “... в раннем желез¬
ном веке в лесостепи Западной Сибири сложился интегрированный
хозяйственно-культурный тип с различными сочетаниями подвижных
форм скотоводства, а также охоты, рыболовства, отдельных видов до¬
машнего производства. Ведущая роль в нем принадлежала скотовод¬
ству, которое в зависимости от условий времени и места могло при¬
нимать кочевые или полукочевые формы” [Корякова Л.Н., 1988, с. 145].
Степень развития скотоводства, а также и уровень кочевничества у
саргатского населения были различны и по мнению В.А. Могильнико-
ва [1987, с. 31]. На севере, в лесостепи, кочевание устанавливалось
медленнее, чем в районах южнее Омска. Здесь на юге этот процесс,
вероятно, завершился к И—III вв. н.э. [Там же, с. 31]. В связи с этой
проблемой представляют интерес разработки М.Ф. Косарева о харак¬
тере экономики населения Западной Сибири в соответствующих при¬
родно-географических зонах. В пределах расселения саргатских групп в
южно-таежной и предтаежной зонах сложилось многоотраслевое хо¬
зяйство, включавшее в свой комплекс скотоводство, земледелие,
охоту и рыболовство. Такой комплекс обладал замечательным каче¬
ством — обеспечением большей стабильности экономического разви¬
тия общества в случае возникновения неблагоприятных климатических
изменений. В зоне обитания саргатского населения в случае неблаго¬
приятной ситуации в скотоводстве или земледелии (падеж скота, за¬
суха) минимум жизненных запасов обеспечивали охота и рыболовство
и наоборот [Косарев М.Ф., 1984, с. 122, 123].
В.А. Могильников полагает, что саргатское население знало зем¬
леделие [1976, с. 176, 181]. К нему присоединился М.Ф. Косарев [1984,
с. 123]. Саргатское население, по нашему мнению, скорее всего, не
знало земледелия с более или менее заметной ролью в экономике. Хо¬
рошо развито было домашнее производство — гончарное дело, желе¬
зоделательное и бронзолитейное производства, ткачество. Некоторые
стороны железоделательного производства саргатского населения ос¬
ветил Н.М. Зиняков [1991], отметив его сравнительно высокий уро¬
вень. По развитию отдельных видов хозяйственной деятельности всего
комплекса экономики в целом саргатское население находилось на том
же уровне, что и сарматы.
83

Уровень социального развития кочевников Казахстана середины
второй половины 1 тысячелетия до н.э. на материалах царских курга¬
нов хорошо реконструируется К.А. Акишевым, как общество с раз¬
витой структурой, характерной для раннеклассового состояния [Аки¬
шев К.А., 1978, с. 55—58, Акишев К., Акишев А., 1984, с. 52]. Можно
подумать, что социальная структура саргатского общества принципи¬
ально сходна с сакской, тем более, что общество, оставившее курган
Иссык, существовало на несколько столетий ранее курганов Сидоров-
ки. Это общество находилось на одном из ступеней разложения родо¬
племенной организации; оно, возможно, стояло на пороге классооб-
разования раннегосударственного устройства.
Обратимся к некоторым археологическим комплексам, позволяю¬
щим осветить отдельные стороны и явления саргатского общества с
этой стороны.
На всей территории саргатской культуры пока известно только че¬
тыре комплекса, которые можно непосредственно отнести к усыпаль¬
ницам лиц, имевших высокое положение в обществе.
Первое такое погребение обнаружено в Тюменской области. Это
кург. 17 1 Красногорского могильника [Матвеева Н.П., 1987; 1993,
с. 30—40]. Курган располагался в центре могильника, диаметр распа¬
ханной части составил более 30 м, высота — 0,8 м. Под центром насы¬
пи находилось одно захоронение, окруженное замкнутым многоуголь¬
ным рвом. Над могилой было мощное надмогильное сооружение, со¬
стоящее из двух слоев березовых бревен, образующих многоугольник
(отсюда многоугольность рва).
Захоронение находилось в подпрямоугольной яме с вертикаль¬
ными стенками, ориентировано на	С—Ю.	Размеры —
3,9	х 2,9 х 1,35 м. Вдоль стенок ямы были вкопаны столбы, о чем сви¬
детельствуют глубокие ямки. На столбах, видимо, лежало перекры¬
тие, остатки которого обнаружены в заполнении ямы. Кроме того,
стенки были облицованы плахами. Наличие органического тлена на
полу камеры позволяет считать, что он был застлан берестой. Погре¬
бение разграблено, но часть вещей и кости ног умершего мужчины
старше 30 лет остались непотревоженными. Умерший был положен
вытянуто на спине, головой на С. Справа от изголовья был колчан со
стрелами, а сверху — наборный костяной панцирь, рядом с ними,
ближе к стенке могилы — бронзовый кельт. Несомненно, часть за¬
упокойных даров была поставлена левее, но там все изрыто грабите¬
лями. Найдены лишь бронзовые литые подвески и ворворка на кожа¬
ном ремешке, золотая бляшка со свернувшимся в кольцо хищником
и мелкие обломки железного ножа, каких-то железных обойм. У ле¬
вой голени лежал еще один небольшой колчан со стрелами. Всего в
могиле найдено 115экз. наконечников стрел. В ногах, в углу могиль¬
ной ямы — бронзовый котел. Кроме этого, по свидетельствам мест¬
ных жителей, на поверхности кургана найден железный меч, ныне
утерянный. Комплекс на основании вещевого материала датируется
IV—III вв. до н.э.
Исследуемый курган, судя по количеству труда, затраченного на
сооружение погребальной камеры, деревянной усыпальницы и насы¬
пи, разнообразию оставшегося инвентаря в ограбленной могиле, пред¬
ставляет собой погребение знатного человека. Причем все вещи — ко¬
тел, богатые наборы стрел, панцирь, кельт — относятся к числу редко
встречающихся в захоронениях. Об особом социальном статусе покой¬
ного свидетельствует и украшение его одежды золотыми бляшками,
выполненными в “зверином стиле”.
Второе погребение знатного воина обнаружено в 1986 г. в кург. 1
Сидоровского могильника и описано в настоящей книге.
84

Третий подобный случай — погребальный комплекс Исаковки 1,
исследованный Л.И. Погодиным в 1989 г. Этот комплекс содержал
большой набор золотых поясных пластин, накладок, серебряных пря¬
жек, пуговиц-пронизей, богатых бус, серебряной посуды, что сближа¬
ет его с Сидоровкой. Вероятно, он близок сидоровскому и красногорс¬
кому и по своей социальной значимости.
Четвертый комплекс — Тютринский могильник на Тоболе, распо¬
ложенный между д. Тютриной и с. Бызово Упоровского района Тю¬
менской области. Все девять раскопанных курганов были разграблены,
но все равно содержали богатую коллекцию ювелирных изделий [Мат¬
веев А.В., Матвеева Н.П., 1987; Матвеева Н.П., 1993, с. 50—57]: серь¬
ги, бляшки, пронизки, бусы из шпинели, сердолика, аметиста, агата,
известкового туфа, гагата, янтаря, свидетельствующие о богатых захо¬
ронениях в курганах.
Описанные погребальные комплексы разительно отличаются от
других массовых захоронений саргатского населения. Но эти отличия
сводятся к тому, что умершие в этих курганах погребены по саргатс-
кому ритуалу, но вместе с тем им придавались особые почести, а
потому пышность ритуала и богатство погребального инвентаря и уб¬
ранство свидетельствовали об особой роли и месте погребенного в
жизни, т.е. имели социальную значимость. Такая роль погребальной
обрядности присуща всем культурам и обществам, в том числе и сар-
гатскому.
Социальный статус человека не исчезает в глазах коллектива пос¬
ле его смерти, полагают исследователи. Телу умершего воздается то,
что полагалось ему при жизни [Добровольский, 1987]. Это отношение
коллектива к погребенному выражалось у скифов в ритуале его от¬
правления в “священный Геррос”. Имеется достаточно оснований счи¬
тать, что под грандиозными курганами хоронили лиц, авторитет кото¬
рых формировался в прямой связи с практикой повседневной жизни.
Зависимость такого авторитета от личных качеств и личной удачи, его
непостоянный характер и возможность быстрой утраты этого статуса
по воле “военной демократии” на ранних этапах истории кочевников
полностью отрицали сам принцип наследственной и абсолютной влас¬
ти. Это явление социальной психологии закономерно нашло свое отра¬
жение в памятниках искусства [Сорокин С.С., 1978].
Для того чтобы выделить атрибуты таких захоронений, выявим об¬
щие черты погребального обряда, которые отличают их от других по¬
гребальных обрядов. Обратимся непосредственно к вещевому набору
погребения.
Погребенный в Сидоровском кургане лежал на специальном
ложе; одежда и колчан (горит) расшиты парчой. В ногах стояли кот¬
лы с заупокойной пищей, гончарная фляга. В головах же находился
саргатский сосуд и серебряная чаша. Правее умершего был положен
железный панцирь, под ним и рядом — принадлежности конской
упряжи, в том числе и фалары, а также копье, колокольчик, нако¬
нечники стрел. Сам воин, видимо, был одет в богатые одежды, рас¬
шитые золотыми бляшками, с поясом, с нашитыми на нем золоты¬
ми и серебряными пряжками. Портупейный ремень, на котором
крепились кинжал и меч, украшен драгоценными пряжками, а нож¬
ны кинжала покрыты золотыми бляшками. На шее воина — гривна,
в левом ухе — серьга. На голове, видимо, был какой-то убор, рас¬
шитый золотыми пронизками. Умершего снабдили приспособления¬
ми для курения: мундштуком, флаконом с курительным веществом.
Обувь украшали золотые пряжки. Кроме того, колчан обшит был
парчой; в отделке одежды был использован шелк. В ногах стояла ем¬
кость из крашеной кожи.
85

Почти все элементы погребального обряда кург. 1, мог. 2 Сидо-
ровки имеются и в Исаковке, в Красногорском 1 и Тютринском мо¬
гильнике. Различия несущественны, и ими в известном смысле можно
пренебречь. В целом же можно полагать, что мы имеем дело с захоро¬
нениями представителей социальной верхушки саргатского общества.
Такой вывод очевиден при сопоставлении больших саргатских курга¬
нов с захоронениями знати сарматов, скифов, саков, усуней, юэч-
жей, гуннов, среди которых многие датируются значительно более
ранним временем.
Исходным пунктом архаической концепции власти было отожде¬
ствление правителя с социумом, представление о царе, военном вож¬
де как о земном воплощении верховного божества, как об антропо¬
морфном проявлении Вселенной. Этой космической символикой были
пронизаны ритуальные атрибуты правителя. С ней связано и обилие
золотых изделий в погребениях знати; украшения из золота здесь не
являлись чисто эстетической ценностью или предметом роскоши, но
выполняли мифоритуальную функцию [Матющенко В.И., Яшин В.Б.,
1987]. Золото как абсолютно нейтральный, т.е. неуничтожимый матери¬
ал в глазах древних символизировало воплощение идей бессмертия,
вечности, всемогущества. Золотые изделия как бы приобщали умерших
к вечной жизни [Лелеков Л.А., 1987, с. 25].
Для понимания общественного статуса лиц, захороненных в со¬
провождении большого числа золотых и серебряных украшений, осо¬
бое значение имеет хорошо известная сакральная роль цветных метал¬
лов в мифологии древних народов [Успенский В-.А., 1982, с. 67], в час¬
тности, скифов. Известен рассказ Геродота о связи золота и огня [Ге¬
родот, 1972, IV, 5, 68]. Этот сюжет был рассмотрен Карлгреном [1903,
с. 98—125]. Угры, по наблюдениям В.Н. Чернецова, особого различия
между цветными металлами не делали, но сакральные свойства сереб¬
ра были наиболее выраженными [Чернецов В.Н., 1947, с. 125]. Те же
угры отводили особую роль серебру в своих космогонических представ¬
лениях. В целом за всеми цветными металлами признавался особенно
высокий семиотический статус.
Особая роль серебра, золота, бронзы тесно переплетается с пред¬
ставлениями о специальной функции пояса в жизни скотоводов степи
как организующей силы, придающей силу воину-богатырю, который
с помощью пояса, окружающего тело, приобретал безопасность, за¬
щищенность от хаоса. Особая роль пояса хорошо известна в культуре
скифов [Манцевич А.П., 1941]. Ношение пояса с набором вооружения
являлось обязательным для скифа-мужчины. Вместе с тем известно,
что такой атрибут, как пояс, был присущ достаточно высоко стоящим
на социальной лестнице скифам. Как известно, в скифо-сакском мире
пояс обладал повышенным семиотическим статусом, обозначал высо¬
кое социальное положение его владельца. Пояс считался обязательной
принадлежностью военной аристократии и прежде всего царя. Кроме
того, в иранской мифологии пояс считался признаком ритуальной чи¬
стоты, праведности, непогрешимости. Все это хорошо согласуется с
представлениями о сакральной сущности мудрого безгрешного прави¬
теля, который поддерживает порядок и стабильность в космосе и об¬
щине [Матющенко В.И., Яшин В.Б., 1988]. Можно добавить, что плас¬
тины выполнены в “зверином” стиле, возникшем именно тогда, когда
выделившаяся знать, как всегда и всюду в эпоху классообразования,
стремилась подчеркнуть всеми средствами особенно идеологическим,
свою значимость. Именно в эту эпоху вырабатываются внешние атри¬
буты власти — особые украшения, прически, одежда, кроме того, воз¬
86

ник особый ритуал поведения по отношению к их носителям [Хаза¬
нов А.М., ШкуркоА.И., 1976]. Думается, что это было присуще и сар-
гатским воинам и вождям.
Обычно у скифа на поясе были подвешаны футляр (горит) с лу¬
ком и стрелами, меч в деревянных ножнах, иногда и металлическая
чаша [Там же, с. 20]. Пояса были достаточно широкими и нередко
трехслойными; поверх накладывались пластины. Но пояса носили не
только мужчины-воины, но и женщины.
Как мы видим, знатный воин отождествлялся с царем, богом и,
значит, мог исполнять и жреческие функции. Об этом писал А. К. Аки¬
шев по поводу костюма “золотого человека” из кургана Иссык. “Ис-
сыкский” золотой костюм свидетельствовал о социальном статусе вож-
дя-жреца. Подчеркивалось это и красной (“огневой”) и золотой (“сол¬
нечной”) окрасками, сакральными орнаментами и атрибутами (грив¬
на, перстни, пояс, оружие, ритуальная посуда). Примечательно, что
многие атрибуты иссыкского вождя близки по своему назначению две¬
надцати предметам экипировки авестийского vaeesta, сражающегося на
колеснице [по ВИДЕВДАТУ 14, 9]: — копью, кинжалу, мечу, луку,
поясу с колчаном и 30 стрелами, праще из сухожилий с 30 камнями,
кирасе или катафракте, гривне или ошейнику, нащечникам, шлему,
поясу для кинжала, наножникам [Акишев К.А., 1981, с. 58].
Саргатский воин немногим уступал иссыкскому вождю, правда
катафракта (защитный доспех) у него была не золотая, а железная,
но по набору оружия их также можно связать с авестийским vaeesta. О
том, что воин-вождь мог исполнять и жреческие функции, говорит
присутствие в могилах курительных принадлежностей, так как при от¬
правлении различных ритуалов первобытный жрец-шаман употреблял
опьяняющие вещества или галлюциногены [Лелеков Л.А., 1987; Аки¬
шев К. А., 1981].
Материалы Сидоровки и других подобных комплексов свидетельству¬
ют о существовании в позднесаргатское время в Прииртышье катафрак-
тариев. Особенно доказательны в этом отношении материалы кург. 1, в
частности, мог. 2. Это захоронение отличается пышностью, торжествен¬
ностью, подчеркивающей особый социальный статус захоронения. Но это
особый аспект в оценке захоронения. Однако обратим внимание на набор
особого инвентаря: это меч, кинжал, копье, панцирь, боевой топор,
сложный лук с колчаном, а также серебряные фалары, кроме того, име¬
лись многие другие богатые предметы, подчеркивающие особое значение
погребенного. Такой набор предметов с очевидностью свидетельствует о
принадлежности погребенного к катафрактариям. Известно, что эта кате¬
гория воинов получает распространение в эпоху нашего могильника, т.е.
рубежа эр. Если позднее катафрактарии становятся многочисленным во¬
енным сословием, представляющим костяк, становой хребет большого
воинства степей, то в начальный период его становления они были не¬
многочисленны, чаще всего, вероятно, это были военные вожди, выде¬
ляющиеся особой вооруженностью и потому превратившиеся в катаф-
рактариев. Интересно, что такие захоронения воинов-катафрактариев мы
знаем в памятниках ближайших регионов: в Притоболье, Тюменском
Прииртышье, Северном Казахстане. Такого рода факты послужили для
Л.Н. Коряковой основанием для выделения в саргатском обществе “кон¬
ных воинов”, “пеших лучников” и “простого люда” [1988, с. 157—159].
Таковы, в частности, могильные комплексы Красногорского 1 могиль¬
ника, Тютринского могильника и ближайшего Исаковского 1 могильни¬
ка, оставленные конными “воинами”. В этих комплексах, нет полного
набора из двенадцати предметов, которые можно связывать с принад¬
лежностью к катафрактариям, но все они достаточно стандартны, и это
объединяет их в одну группу захоронений.
87

Обратим внимание на некоторые другие вещи, обнаруженные
только в погребениях знати.
Котлы (два в одной могиле) и один из них обязательно содержал
погребальную пищу. Как отмечает Н.А. Боковенко, “Котлы обычно со¬
провождают погребальные комплексы кочевой родо-племенной знати,
они, по-видимому, представляли определенную вещественную цен¬
ность в обществе, о чем свидетельствуют и неоднократные починки.
Скорее всего, кочевники стремились сохранить котлы как можно доль¬
ше в употреблении. Бронзовые котлы безусловно связаны с какими-то
культовыми отправлениями. Возможно, в них как и в скифских котлах
варили мясо жертвенных животных” [1977, с. 232]. Ритуальное назна¬
чение котлов отмечают и другие исследователи [Арсланова Ф.Х., Ча¬
риков А.А., 1980, с. 153].
Несомненно, надо иметь в виду, что со всеми чертами мировоззре¬
ния саргатского населения тесно увязывается символика котлов. Извест¬
но, что котел присутствует в погребальной обрядности многих степных
обитателей, хотя в числе находок из могил они занимают незначитель¬
ное место, т.е. котел не является обязательным или широко распростра¬
ненным атрибутом погребений кочевников степей. Бронзовые котлы,
как и прочие сосуды, во многих мифологиях трактуются как символы
сил, организующих пространство. Котел — центр пространства, он —
сила, преобразующая что-то существующее. Это согласуется также и с
представлением древних о круге, как символе пространства. Если эти
представления вполне сопоставляются с формой сакрального простран¬
ства, очерченного курганом, то трудно сопоставить символ круга с пря-
моугольностью жилища, которое существовало у жителей саргатской
культуры. С другой стороны, котел как символ организующего начала,
тесно связан и с ролью военного вождя, катафрактария.
В этом контексте заслуживает внимания и сюжет, связанный с ло¬
шадью в комплексе саргатской культуры. Вне всякого сомнения, ло¬
шадь занимала достойное место в жизни саргатского населения Омс¬
кого Прииртышья, хотя в погребальном обряде она представлена сла¬
бее, т.е. нет случаев захоронений лошади в могилах или в кургане. Но
она присутствует в виде черепов лошадей (наряду с черепами других
животных) в насыпях, частей конской упряжи как в могилах, так и в
насыпях. Вероятно, над насыпями курганов ставили шесты, на кото¬
рых крепили чучела лошадей. Это особенно ясно, когда мы обнаружи¬
ваем череп и кости их конечностей. И это свойственно погребальным
комплексам саргатского населения вообще, а также и другим кочевни¬
кам степей [Мошкова М.Г., 1963, с. 36]. Можно уверенно утверждать,
что образ саргатского катафрактария обязательно ассоциируется с кон¬
ным воином. Особая роль лошади в культуре и мировоззрении степных
обитателей этой поры хорошо известна. Нет нужды развивать эту тему.
Воинское облачение конника, видимо, было очень дорогим. Некото¬
рое представление об этом дают такие факты. Например, в это время
китайские военачальники уделяли особое внимание экипировке кон¬
ного воина [Кожанов С.Т., 1990, с. 82], цены на которую были очень
высоки. Пика конника стоила 7 тыс. монет, а железный или стальной
меч — от 600 до 700 монет [Кожанов С.Т., 1990, с. 82].
В I Сидоровском кургане среди других вещей найдены два сереб¬
ряных фалара с грифонами. По мнению ряда исследователей, фалары
являлись принадлежностью конской упряжи и служили украшением и
боевым доспехом коня [СпицынА.А., 1909; Тревер К.М., 1940; Засец-
кая И.П., 1965; Смирнов К.Ф., 1976]. Они были обнаружены вместе с
конской упряжью (удилами) под защитным доспехом воина и, веро¬
ятно, служили особыми украшениями конской сбруи, подчеркивая
особый статус владельца коня.
88

Среди погребального инвентаря саргатской культуры (а также сар¬
матской) выделяются сосуды — фляги. Как мы уже выяснили, они
проникли сюда из Средней Азии. Находки таких фляг сделаны в бога¬
тых могилах, как и в Сидоровском могильнике (кург. 1, мог. 2). Навер¬
ное, правы те исследователи, которые связывают эти находки с по¬
гребениями знати.
Время саргатской культуры, особенно поздний ее период, харак¬
теризуется тем, что военный быт стал нормой жизни в степях. Со¬
седние со степными кочевниками обитатели обязаны были учитывать
это обстоятельство. Столкновения со степняками требовали и уме¬
ния, и вооружения, и необходимой социальной организации. Это тем
более очевидно, что такие столкновения были иногда очень кровавы¬
ми и жестокими. О жестокости их в эту эпоху ярко свидетельствуют
материалы могильника Кокэль [СавиновД.Г., 1982], где совершены
захоронения умерших насильственной смертью. Такие обстоятельства,
складывающиеся в степи, не могли не отразиться на состоянии сар-
гатского общества, где социальная дифференциация должна была
усиливаться.
Обратимся еще к некоторым сторонам погребальной обрядности
саргатского общества, которые, на наш взгляд, имеют прямое отно¬
шение к исследованию социальной структуры. При небольшом коли¬
честве неразграбленных могил исследователи чаще учитывают такие
факты, как их глубина и размеры, высота насыпи, характер погре¬
бальных сооружений. Погребальный инвентарь как показатель соци¬
ального статуса умершего может быть использован лишь в нетрону¬
тых комплексах, в иных случаях он, а точнее неразграбленная часть,
дает возможность лишь предположить социальное положение его вла¬
дельца. Зачастую набор сохранившегося инвентаря бывает очень зау¬
рядным, так как грабители выбирали самые ценные вещи и каким
бы ни было погребальное сооружение (исключая, конечно, “царс¬
кие” погребения с огромными насыпями, сложными усыпальница¬
ми, человеческими и животными жертвоприношениями и проч.), мы
можем лишь догадываться о реальном месте в обществе похоронен¬
ного под ним человека. Исходя из этого, приходится изыскивать до¬
полнительные показатели социального положения умершего. Один из
авторов уже рассматривал возможность использования для этих це¬
лей фаунистических остатков в курганах, а также ровиков под насы¬
пями [Топоркова Л.В., 1989; ТатауроваЛ.В., 1991]. Однако правомер¬
ность употребления сведений о количестве костей животных и числе
особей, обнаруженных в курганах, для подобных исследований оспа¬
ривается из-за “отсутствия методики археологического анализа кост¬
ных остатков” и “отсутствия сформулированной проблематики изуче¬
ния остеологических материалов в археологическом аспекте” [Пого¬
дин Л.И., 1992, с. 58]. С этим можно согласиться, к тому же мы пред¬
лагали только гипотезу, и иллюстрировали возможность ее
использования на основе имеющихся у нас костных определений
П.А. Косицева. Мы согласны, что трудно определить точное количе¬
ство особей животных, которые были употреблены для каждого ри¬
туального действия: тризны, в качестве заупокойной пищи или для
“архитектурного оформления” кургана. Но Л.И. Погодин отмечает,
что “остатки черепов (челюстей, зубов) лошадей встречаются прак¬
тически в каждом кургане саргатской культуры. Скорее всего, черепа
(или чучела) лошадей устанавливались на шестах или укладывались у
перемычек рвов, либо по периферии кургана” [1992, с. 60]. И это уже
говорит о правомерности привлечения остеологического материала
для наших целей. Суть в том, что каждый оставленный на кургане
череп или челюсть может принадлежать только одной особи. Конеч¬
89

но, это будет неполная информация (без учета других костей и опре¬
деления по ним числа животных), но ведь и в каждом кургане коли¬
чество черепов лошадей различно, даже в курганах с одной могилой,
что, вероятно, не случайно. Разное количество черепов в некрополях
можно связать с разновременностью их попадания туда, что подтвер¬
ждает тезис о том, что над одним погребением ритуальное действие
возобновлялось в течение какого-то времени и сопровождалось уста¬
новлением еще одного черепа (чучела) на кургане, а с другими по¬
гребениями этого не случалось. Так, одномогильный кург. 9 из памят¬
ника Стрижево II содержал в насыпи три черепа лошади, кург. 5 того
же памятника с одной могилой имел четыре челюсти крупных жи¬
вотных, тогда как сидоровские кург. 4 и 5 содержали соответственно
в мог. 5 и мог. 6 по одному черепу лошадей [Погодин Л.И., 1987; Ма¬
тюшенко В.И., 1986]. (Пользуясь случаем, выражаем глубокую благо¬
дарность Л.И. Погодину за предоставленную возможность использо¬
вания данных из его полевых отчетов.) В Рафайловском кург. 1 обна¬
ружено (помимо разрозненных костей) сопроводительное захороне¬
ние лошадей (полный скелет) и двух телят, кроме того в центральное
захоронение мужчины была положена голова молодой лошади с пер¬
вым и вторым шейными позвонками [Матвеева Н.П., 1993, с. 48].
Кроме того, во рву этого же кургана обнаружено захоронение жен¬
щины, которую перед тем, как похоронить, связали и “бросили” на
дно рва сразу после совершения захоронений на площадке кургана,
до оплывания насыпи” [Там же], причем слева от скелета найдены
зубы и фаланги лошади и крупного рогатого скота. Захоронение круп¬
ного животного (к сожалению, не указано какого) в анатомическом
порядке было обнаружено в кург. 12 Красногорского 1 могильника.
Подобные примеры можно множить и далее. Мы учитывали в них
только черепа или челюсти лошади, если встречалось то и другое,
принимали во внимание лишь черепа. Сведения о курганах Приирты¬
шья по этому показателю сведены в табл. 5.
Другие кости животных, собранные в курганах, не учитыва¬
лись, так как для половины памятников нет точных их определений.
Таким образом, не претендуя на полноту исследования, мы хотим
лишь обратить внимание на то, что фаунистические остатки явля¬
ются свидетельствами былых ритуалов. Это сопровождение покойно¬
го пищей, поминальные тризны в его честь, “архитектурное офор¬
мление” погребальных комплексов, которое являлось неотъемлемой
частью погребального обряда. В связи с этим правомерны вопросы:
почему в одних курганах черепа (или чучела) устанавливались на
обеих перемычках рва, в других только на одной, а в третьих вооб¬
ще отсутствовали? Почему в одномогильных курганах можно насчи¬
тать до четырех черепов, а в курганах с шестью-одиннадцатью
могилами — только по одному черепу? Почему в некоторых памят¬
никах “архитектурное оформление” сопровождают человеческие
жертвоприношения (Исаковка 1, кург. 4, Исаковка 1, кург. 3, Ра-
файловский курган), а в других курганах черепа лошади найдены в
могилах (Бещаул III, кург. 1, мог. 8; Исаковка III, кург. 3, мог. 4,
Рафайловский 1 могильник, погр. 1); и все без других фаунистичес-
ких остатков? Не является ли это как раз свидетельством различно¬
го отношения общества к своим умершим сородичам, в соответ¬
ствии с их социальным положением при жизни. Чаще всего эти раз¬
личия в отношении к умершему касались мужчин, так как они в
саргатском обществе всегда имели непосредственное отношение к
войне и, соответственно, к ее атрибутам [КоряковаЛ.Н., 1988,
с. 156; Погодин Л.И., 1991, с. 22; Корякова Л.Н., Погодин Л.И.,
Труфанов А.Я., 1987, с. 45; и др.].
90

Исследователи включают саргатскую культуру в скифо-сибирский
мир. На этом основании выясним, были ли захоронения с лошадью
или ее чучелом среди памятников скифо-сибирского мира и имели ли
они социальную окраску.
Скифское общество: в больших царских курганах умерших, как
правило, сопровождали захоронения рабов и коней. Чем больше
курганы, тем большее число сопровождающих захоронений. Погре¬
бения людей из низших слоев содержали лишь немногочисленный
рядовой инвентарь [Тереножкин А.И., 1977, с. 8; Хазанов А.М.,
1975, с. 62; и др.].
Савромато-саргатское общество: у савроматов выделяются погре¬
бения вождей и военной аристократии. Об этом свидетельствуют сле¬
дующие памятники: Пятимары, Бис Оба, курганы Три Мара у с. Ста¬
рый Кумак и др., захоронения которых отличались богатым убран¬
ством и сопровождались “стражниками” и боевыми конями (Пятима¬
ры 1) [Смирнов К.Ф., 1964, с. 200; 1981]. У сарматов погребенных
нередко сопровождает жертвенная пища в виде кусков мяса овцы или
лошади (нога с лопаткой, грудина). Редко в могилах находят черепа
животных [Шилов В.П., 1959]. Кости животных находили и в моги¬
лах, и в насыпях. Это связывается как с религией сарматов (поклоне¬
ние богу солнца — Геродот, Страбон), так и с социальным положе¬
нием захороненного — Пятимары 1 [Смирнов К.Ф., 1964, с. 50—51];
Соколова Могила: [Ковпаненко Г.Т., 1980, с. 180]. В этих ритуалах ис¬
пользовались животные целиком, а также их части. В средне- и
позднесарматских погребениях это были головы коней, положенные
в специальное углубление прямо в могильной яме [Бережновка II:
Синицын И.В., 1960, с. 33], на древнем горизонте [Костенко, 1980,
с. 84], или в ритуальной канавке, окружающей могилу (Корнач —
Молдавия, четыре черепа коня) [Гроссу В.И., 1979, с. 280, 252]. По¬
добные жертвоприношения сопутствовали трупосожжениям, кото¬
рым подвергали только представителей высших социальных слоев,
что считалось большой честью [Смирнов К.Ф., 1975, с. 155; Сини¬
цын И.В., 1954, с. 85; Мошкова М.Г., 1991, с. 119—122; с. 62—67;
Мошкова М.Г., 1989, с. 153; и др].
Саки: их общественный строй стал привлекать внимание исследо¬
вателей после открытия погребальных комплексов Бесшатыра, Чилик-
ты и царской усыпальницы кургана Иссык. Само наличие так называе¬
мых царских курганов свидетельствует о резкой социальной диффе¬
ренциации в среде семиреченских саков-скотоводов [Акишев К.А.,
Кушаев Г.А., 1963, с. 85]. В Бесшатырских курганах об этом свидетель¬
ствуют размеры насыпей; в оградах из менгиров в окрестностях мо¬
гильника совершались жертвоприношения, другие обряды и поминки
[Там же, с. 72]. Особенностью четырех самых больших курганов были
западины на склонах насыпи, которые, по мнению исследователей,
являлись следами входов в погребение (дромосами), где совершались
поминки, о чем свидетельствуют многочисленные кости животных
[Акишев К.А., Кушаев Г.А., 1963, с. 76].
Грандиозное захоронение “Иссыкского вождя” впервые позволи¬
ло определить реалии и символы власти у кочевников древности, так
как оно оказалось совершенно нетронутым [Акишев К.А., 1978, с. 78;
1983, с. 22].
Социальная структура горно-алтайского населения скифского вре¬
мени известна по материалам раскопок курганов в долинах Пазырык,
Башадар, Туэкта [Руденко С.И., 1952, с. 54, 55].
Исследователи выделяют четыре типа погребений горноалтайцев:
1) рядовые скотоводы (малые курганы); 2) погребения в курганах вы¬
сотой до 1 м и диаметром 20 м с двумя-тремя конями и украшения¬
91

ми, тисненными золотой фольгой; 3) курганы высотой до 3 м, диа¬
метром 38—45 м, погребения в бревенчатых камерах; люди положены
в колоды и их сопровождают около десяти лошадей; 4) царские курга¬
ны [Суразаков А.С., 1983, с. 72—87; Мартынов А.И., Алексеев В.П.,
1986, с. 117]. М.П. Грязнов на основании незначительных различий в
конской сбруе сделал вывод, что захороненные в I Пазырыкском кур¬
гане лошади были поднесены в дар от подвластных умершему родов
[Грязнов М.П., 1950, с. 69—70].
Тагарское общество: С.В. Киселев по сопровождающему инвента¬
рю выделил погребения, “содержавшие большое количество вещей”,
и бедные, часто сопровождающиеся парой сосудов и одной-двумя
бронзовыми бляшками [Киселев С.В., 1951, с. 227]. Вполне определен¬
но среди этих захоронений прослеживается группа воинов [Кисе¬
лев С.В., 1951, с. 227; Мартынов А.И., 1977, с. 17; Кулемзин А.М.,
1980, с. 167]. Выделяются также и погребения “царей” (курган Сал-
бык) [Дэвлет М.А., 1976, с. 153], М.П. Грязнов отмечает: “В курганах
тагарской культуры в каждой могиле погребенному обязательно поло¬
жены 4—5 кусков мяса” [Грязнов М.П., 1977, с. 83].
На территории Тувы исследователи выделяют три-четыре соци¬
альные группы погребений: 1) царские; 2) погребения родовой дру¬
жинной аристократии (средний слой); 3) погребения людей низших
социальных групп, в том числе и рабов — могильник Мажалык-
Ховувд I и II [Мартынов А.И., Алексеев В.П., 1986, с. 118].
В этом ряду следует рассматривать курган Аржан, где богатство
и пышность похорон “царя” характеризуются и массовым захороне¬
нием верховых коней. В поминальных тризнах принимало участие не
менее 10 000 чел., съедалось около 300 лошадей [Грязнов М.П.,
1980, с. 46—50], М.П. Грязнов отмечал, что при захоронении клали
не обязательно целое животное, а оставляли его шкуру. В Аржане
же, вокруг погребения в три ряда располагались несколько сотен
каменных выкладок. Около них и в них найдены только кости коня:
фрагменты черепов, метаподии, фаланги. Можно предположить, что
на этих выкладках были оставлены и шкуры животных [Гряз¬
нов М.П., 1977, с. 83].
Следовательно, среди культур скифо-сибирского мира существо¬
вала общая черта погребального обряда: захоронение воинов соверша¬
лось в сопровождении коня, его чучела, или черепа. А если учесть, как
уже отмечалось, принадлежность саргатской культуры, пусть даже как
периферийного района, к скифо-сибирскому миру, то, вероятно, что
и погребальный обряд этого населения может быть источником подоб¬
ной социальной интерпретации. Конечно, саргатские захоронения
были не столь грандиозны, как Аржан, но в большинстве курганов
присутствуют черепа и конечности лошадей и число их даже в одно¬
могильных курганах неодинаково, что на наш взгляд, является соци¬
альным признаком; кроме этого в саргатской культуре встречаются и
погребения с жертвоприношением.
Социальное значение имеет и количество людей, принимавших
участие в похоронах, что хорошо показано М.П. Грязновым на приме¬
ре Аржана. Н.П. Матвеева по своим исследованиям в Среднем Прито-
болье, на основании остеологического материала Тютринского и Са-
виновского могильников рассчитала количество участников погребаль¬
ного ритуала. “При совершении захоронений в Тютринском и Сави-
новском могильниках, например, число их могло быть от 5—6 до
50—60 человек. Интересно, что погребения, в которых участвовал уз¬
кий круг родственников, принадлежали молодым женщинам 20—25 лет.
Именно эти захоронения, очевидно, совершены силами взрослых чле¬
нов семьи.
92

Если учесть, что малолетние дети, как правило, в погребальных
обрядах не участвовали, то приблизительное количество членов семьи
составляет 10—12 человек. В захоронении же людей старшего возраста,
видимо, принимали участие члены нескольких родственных семей или
даже всего рода” [1989, с. 48; 1993, с. 148].
Обратимся к ровикам вокруг курганов. Исследователи не раз отме¬
чали, что ровик несет определенную функцию помимо охранительной
[Корякова Л.Н., 1977, с. 140; 1988, с. 48]. Н.П. Матвеева считает рови¬
ки хронологическим указателем, то есть каждое последующее захоро¬
нение сопровождалось сооружением нового рва [1985, с. 89], хотя и не
исключает, что иногда после очередного захоронения уже имеющийся
ровик просто углублялся [1933, с. 45]. Вместе с тем сооружение рва
могло иметь и социальную окраску по следующим соображениям. Во-
первых, при возведении кургана ровик связывался с центральной мо¬
гилой, куда в большинстве случаев хоронили мужчин, причем, по
мнению исследователей [Корякова Л.Н., 1988, с. 49; Матвеева Н.П.,
1985, с. 89; Могильников В.И., 1972, с. 130—133; Погодин Л.И., 1988,
с. 29, 32], в центральную могилу помещали людей, занимавших осо¬
бое высокое положение в обществе. Во-вторых, увеличение числа
рвов вокруг курганов отмечается к порогу рубежа эр [Матвеева Н.П.,
1985, с. 90], когда углубляется дифференциация саргатского общества,
что могло быть и в Сидоровке, датируемой началом первого тысячеле¬
тия нашей эры. Очень интересны в этом отношении факты, выявлен¬
ные при исследовании курганов в Притоболье [Матвеева Н.П., 1993].
Из опубликованных ею материалов 31 кургана (могильники Красно¬
горский, Савиновский, Красногорский Борок, Рафайловский, Тют-
ринский) рассмотрены 20, в которых есть точные половозрастные оп¬
ределения (табл. 4).
В курганах V—II вв. до н.э. (могильники Красногорский, Савиновс¬
кий, Рафайловский, Тютринский — в шести курганах) было по одной
мужской могиле и по одному рву. Причем в Рафайловском могильнике
(кург. 1) во рву была захоронена женщина, которую исследовательни¬
ца определяет жертвой [Матвеева Н.П., 1993, с. 49]. В Савиновском мо¬
гильнике (кург. 6), во рву, захоронение мужчины можно толковать,
по аналогии с приведенным выше захоронением, таким же образом.
В многомогильных курганах, помимо мужчин, были похоронены
женщины и дети. В курганах с тремя могилами (Савиновский могиль¬
ник, кург. 1, Красногорский Борок, кург. 1) число ровиков соответ¬
ствует числу захороненных мужчин.
В кург. 6 Тютринского могильника (III—II вв. до н.э.) четыре мо¬
гилы: одна мужская, две женские, одна детская; им соответствует
один ров. Аналогичная картина в кург. 7 того же могильника: из всех
шести могил одна мужская и один ров.
В кург. 10 Тютринского могильника четыре могилы, три из них
мужские и три рва. В Красногорском 1 могильнике, кург. 1: одно женс¬
кое захоронение, рва нет.
Конечно, из этого есть исключение. В Савиновском могильнике
(кург. 2, I в. до н.э.) захоронена женщина 40—60 лет. Курган окружен
ровиком. К сожалению, погребение полностью разграблено, и мы не
можем судить о положении этой женщины, хотя, вероятно, она не
была рядовой.
К исключению относятся и кург. 1, 2, 4, 5 Тютринского могиль¬
ника (I—III вв. н.э.), где число рвов соответствует числу могил, даже
женских. Возможно, это связано с возросшей ролью женщин-жриц,
к тому же возраст умерших — 35—40 лет. Интересен кург. 5, где похо¬
ронены женщина 20—30 лет и девочка 12—14 лет; в могиле имеется
ритуальный предмет. Курган окружен двумя рвами.
93

Таблица 4
Соотношение числа мужских погребений и количества ровиков вокруг кургана
Омское Прииртышье (по Л.И. Погодину)
Название
памятника
Количество
могил в
кургане
Количество
мужских
могил
Число
рвов
Примечание
СТ-И, кург. 1
1
1
1
СТ-И, кург. 4
1
1
2
Парная
СТ-И, кург. 5
1
1
1
СТ-П, кург. 8
1
1
1
Парная; 1 впускная
СТ-П, кург. 9
1
1
1
БЩ-П, кург. 1
1
1
—
Парная
БЩ-П, кург. 5
1
1
1
ИСК-1, кург. 8
1
1
1
3 впускных
ИСК-Ш, кург. 1
1
1
2 детских впускных
ИСК-Ш, кург. 2
1
1
Центральная — парная,
6 боковых, но они
сооружены после уст¬
ройства ровика*
ИСК-HI, кург. 3
Другие
3
—
В центральной могиле
случаи
мужчина и женщина*
CK-I, кург. 1
2
2
1 женское, возможно,
жертва над мог. 2.
CK-I, кург. 2
2
1
CK-I, кург. 3
3
1
CK-I, кург. 4
4
—
CK-I, кург. 5
4
1
СТ — Стриже веки й могильник
БЩ — Бещаульский могильник
ИСК — Исаковский могильник
СК — Сидоровский могильник
* Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1991
Примечание. Из 35 курганов взято 16, так как в других нет определений.
Притоболье (по Н.П. Матвеевой)
Название
памятника
Количество
могил в
кургане
Количество
мужских
могил
Число
рвов
Примечание
КМ-1, кург. 3
1
1
1
КМ-1, кург. 17
1
1
1
“Знатный воин”
СМ, кург. 6
1
1
1
1 мужчина во рву
СМ, кург. 7
1
1
1
Подхоронен ребенок
РМ
1
1
1
Ребенок и женщина,
как жертва во рву
ТМ, кург. 9
1
1
1
КБ, кург. 2
2
1
1
И ребенок
СМ, кург. 1
3
1
1
КБ, кург. 2
3
1
1
ТМ, кург. 6
4
1
1
ТМ, кург. 10
4
3
3
ТМ, кург. 7
6
1
1
КМ, кург. 1
Исклю¬
жен.
—
СМ, кург. 2
чение
жен.
1
(I в. до н.э.)
КМ — Красногорский могильник
СМ — Савиновский могильник
КБ — Красногорский Борок, могильник
РМ — Рафайловский могильник
ТМ — Тютринский могильник
Примечание. 1. В Тютринском могильнике кург. 1, 2, 4, 5 относятся к I—
III вв. н.э. и имеют число рвов, равное количеству могил. 2. Из опубликованных
Н.П. Матвеевой 31 кургана не учтено 11, т.к. костяки умерших не имеют точных
половозрастных определений.

К сожалению, для большинства использованных ранее памятни¬
ков Прииртышья нет половозрастных определений. Поэтому мы оста¬
новимся только на одномогильных курганах, где пол определяется по
набору “стандартного инвентаря” по Л.Н. Коряковой [1988, с. 156—
158] и памятниках Исаковка III, Сидоровка I, где определения произ¬
ведены В.А. Дремовым, П.А. Косинцевым [Погодин Л.И., Труфа-
новА.Я., 1991, с. 98].
В Прииртышье возрастает количество многомогильных курганов,
число ровиков при этом не увеличивается, а иногда их вообще нет
(табл. 5). В одномогильных курганах число рвов соответствует количе¬
ству погребенных. Исключение — Стрижево II, кург. 8, где в централь¬
ной могиле два погребения и один ров, и Бещаул II, кург. 1 — два
погребения, рва нет.
В кург. 2 Исаковского III могильника (III—I вв. до н.э.) — семь мо¬
гил и один ров, в центральной могиле погребены два человека, при¬
чем авторы публикации отмечают, что сооружены боковые могилы
после устройства рва, а дополнительных ровиков не сооружалось [По¬
годин Л.И., Труфанов А.Я., 1991, с. 125].
Таблица 5
Соотношение количества могил в кургане с числом ровиков и фаунистическими остатками
по материалам Омского Прииртышья*
Название памятника,
номер кургана
Количес¬
тво могил
в кургане
Число черепов
лошади
в насыпи
Наличие
черепов
животных
в могилах
Число
ровиков
Примечание
СТ-П, кург. 9
1
3

1
СТ-Н, кург. 5
1
4
—
1
СТ-И, кург. 1
1
2
—
1
Могила парная
СТ-Н, кург. 4
1
3 (челюсти)
—
1
СТ-И, кург. 8
1
—
—
1
ИСК-1, кург. 4
2
1
Череп
1
Голова человека
CK-I, кург. 1
2
3
коровы
2
и человеческая
жертва?
БЩ-П, кург. 6
2
1
—
—
БЩ-IV, кург. 2
2
2
—
1
ИСК-1, кург. 4
2
1
—
1

- - — - ■
— 	— - .
- -■
- - —
ИСК-Ш, кург. 1
3 .
3
—
1
ИСК-1, кург. 8
4
5

1
3 могилы впуск¬
СТ-Н, кург. 7
4
1

1
ные
CK-I, кург. 4
5
1
—
—
СТ-П, кург. 3
5
5
—
1
CK-I, кург. 5
6
1
—
1
ИСК-Ш, кург. 2
7
1
—
1
ИСК-1, кург. 3
7
2
—
4
2 могилы впускные,
БЩ-Н, кург. 2
8
1
2 •
1 — возможно
жертвы
СТ-И, кург. 2
9
3
—
—
ИСК-1, кург. 6
11
1
—
2
6 могил впуск¬
БЩ-Ш, кург. 1
БЩ-Ш, кург. 3
В мог. 8
В мог. 1 —
часть
черепа
ных
СТ — Стрижевский могильник	ИСК — Исаковский могильник
СК — Сидоровский могильник	БЩ — Бещаульский могильник ** Данные взяты из отчетов Л.И. Погодина за 1987—1989 гг.
95

В кург. 1 Сидоровского могильника двум могилам со “знатным во¬
ином” соответствуют два рва, а третья могила женщины над погребе¬
нием “вождя” была, возможно, жертвоприношением.
В целом можно сказать, что для мужских погребений саргатской
культуры характерно сооружение ровиков, это хорошо видно на одно¬
могильных курганах, причем количество ровиков возрастает с высотой
кургана, например Сидоровка 1, кург. 1; Исаковка 1, кург. 3. В малых
курганах, где могил насчитывается до четырнадцати, как правило,
имеется один ров, соответствующий центральной могиле, или рва нет
вообще.
Конечно, необходимо дальнейшее исследование для соотнесения
с другими показателями социального неравенства (размеры могил, ин¬
вентарь), чтобы наше предположение подтвердилось, но из-за того,
что большая часть Прииртышских материалов остается неопубликован¬
ной, сделать это пока невозможно.
Итак, все эти факты достаточно надежно свидетельствуют о слож¬
ной социальной системе, сложившейся в саргатском обществе, нашед¬
шей отражение в разнообразии погребальной обрядности, погребаль¬
ного инвентаря и в других проявлениях.
Вместе с тем мы не намерены пытаться определить все звенья
социальной структуры саргатского населения, выявить всю его соци¬
альную систему. Это представляется нам преждевременным, учитывая
состояние источников, и не является нашей задачей.
2.	ЮВЕЛИРНЫЕ ИЗДЕЛИЯ ИЗ СИДОРОВКИ
И ИХ МЕСТО В КОМПЛЕКСЕ
СКИФО-СИБИРСКОГО ЗВЕРИНОГО СТИЛЯ
Сидоровские изделия из серебра и золота можно разделить на
две группы. Первая из них — два парных серебряных фалара с изоб¬
ражением тигриного грифона (рис. 18—20). Это два сравнительно
больших, выпуклых диска с рисунком в центре. По краю они обрам¬
лены узкой полосой из точек, за которой — широкая полоса без ор¬
намента. В центре композиции — крылатый тигриный грифон с вытя¬
нутым по кругу туловищем, птичьей головой и кошачьими лапами.
На голове — острые уши и небольшой гребень. По телу — попереч¬
ные волнистые линии, длинный тонкий хвост пропущен между ног,
поднят вверх и свернут в спираль. Полные аналоги нашим фаларам
известны из-под г. Новоузенска Куйбышевской области. Они изготов¬
лены из серебра, диаметр их — 24 см, парные. Отличаются от сидо-
ровских тем, что помимо точечного орнамента по их краю имеется
узор в виде “бегущей спирали”. Есть небольшое отличие и в изобра¬
жении грифона — он бородатый, не имеет гребня, крылья меньших
размеров. Изготавливались фалары из кованого листа, рельеф выби¬
вался чеканом с оборота, детали прорабатывались с лицевой сторо¬
ны [Тревер К.М., 1940]. Фалары не были предметом местного произ¬
водства, а попали на Иртыш в ходе обширных контактов саргатского
населения с кочевниками юга.
О месте производства таких вещей существует несколько точек
зрения: И.В. Тревер [1940] и И.П. Засецкая [1965] предполагают их
греко-бактрийскую атрибуцию [Иванов А.А., Луконин В.П., Руден¬
ко С.И., 1961, с. 47] — восточно-иранскую. Эти точки зрения не ис¬
ключают друг друга. Теперь, когда мы точно знаем, что фалары со
слонами привезены из Сибири (эти изделия считают предметами гре-
ко-бактрийского производства), и могли принадлежать к предметам
96

материальной культуры саргатского общества, первая точка зрения
становится более значимой, тем более, что из Причерноморья посту¬
пали саргатским племенам многочисленные бусы.
Рассмотрим само изображение. Тело грифона выполнено таким об¬
разом, что представляет собой незамкнутую окружность, вписанную во
внешний круг: это обусловлено самой формой изделия. Изображения
грифонов широко распространены в искусстве Северного Причерномо¬
рья, начиная с VI века до нашей эры. И.И. Погребова наметила три
типа грифонов: переднеазиатский, греческий и “скифский”. При этом
она указывает, что “скифским” грифоном принято называть в большин¬
стве случаев просто голову хищной птицы, чаще всего орла [Погребо¬
ва, 1984]. Наиболее часто на предметах из скифских погребений изобра¬
жены грифоны первых двух типов. На мой взгляд, скифский грифон —
это образ, сложившийся путем синтеза переднеазиатских и греческих
градиций [Scythian art, 1986, рис. 22, 118, 119, 150, 152].
К какому же типу можно отнести грифонов на Сидоровских фала-
рах?
К.В. Тревер [1909] и Л.И. Смирнов [1940] отмечали, что в изобра¬
жении Новоузенских грифонов имеются и античные и восточные чер¬
ты. С этим можно вполне согласиться. Обратим внимание на изображе¬
ние крыльев грифона. “В греческой, точнее в ассирийской традиции
крылья изображались таким образом, что маховые большие перья шли
параллельно телу животного и их концы были прямые. В иранских же
традициях крылья изображались так, что большие маховые перья, как
правило, стоят вертикально или полувертикально и концы их слегка
загнуты” [Руденко С.И., 1961, с. 47]. Голова грифона исполнена в гре¬
ческой манере, то есть реалистично, без гипертрофированных черт,
как это было у скифов. Таким образом, заимствовано было то, “... что
отвечало потребностям самих кочевников, их вкусам. Они приспосаб¬
ливали это к своему мировоззрению и тем самым обогащали свою
культуру, но не изменяли общий ее характер” [Грязнов М.П., 1959,
с. 159]. Фалары широко бытовали у сарматов [Клейн А.С., 1976; Кос¬
тенко В.И., 1978] и, возможно, что при их посредничестве попали в
Западную Сибирь, хотя вполне вероятно, что эти вещи появились
здесь “частью в порядке обмена, торговли, частью как военные тро¬
феи, как приданое невесты в случае получения племенной знатью
жены издалека (что в те времена широко практиковалось), в качестве
царов и т.д. При этом каждый предмет мог пройти сложный путь в
несколько этапов” [Грязнов М.П., 1959, с. 139].
Вторую группу вещей составляют поясные пряжки, пластины и
обувные пряжки. Поясные пряжки известны в одном экземпляре
(мог. 2, кург. 1). Это серебряная пряжка с геральдическим изображе¬
нием двух грифонов (рис. 23, 8; 29). По стилю изображения грифоны
на пряжке сходны с грифонами на фаларах. Тела грифонов S-образно
вывернуты, этот прием широко представлен в алтайском и сакском
искусстве. “Этот судорожный выгиб тела служил символом пораже¬
ния или предсмертной агонии. Для большей выразительности вывих
этот подчеркивался еще четко намеченным изгибом позвоночни¬
ка. Кроме этого, данный прием подчеркивал гибкость тела” [Руден¬
ко С.И., 1952, с. 54, 55]. Аналогичные пряжки отмечены нами ниже,
в главе третьей.
Золотые поясные пластины (рис. 27) — в прямоугольной рамке,
окаймленной лиственным бордюром. Изображены сцены борьбы дра¬
кона с хищниками семейства кошачьих, вероятно, тиграми, которые
с двух сторон вцепились в S-образно извивающегося дракона; один
тигр, припав на задние лапы и обхватив одной передней дракона, пе¬
рекусывает ему тело; другой тигр, стоя в напряженной позе, с вывер¬
7 Заказ № 213
97

нутой задней частью тела, вцепился в хвост чудовища, которое, в
свою очередь, кусает спину первого животного. Пластины литые,
обильно инкрустированны, на оборотной стороне имеют бронзовые
петли для крепления на кожаную основу. На одной из пластин — шпе¬
нек-застежка.
Как известно, золотые поясные пластины составляют значитель¬
ную часть Сибирской коллекции Петра I, хотя прямых аналогов сидо-
ровским вещам в Петровской коллекции нет, но многие стилистичес¬
кие черты у них сходны. Сходна техника изготовления — все пластины
литые, хотя в Петровской коллекции они в основном ажурные, а си-
доровские сплошные; кроме того, несколько пластин (восемь из во¬
семнадцати) имеют листовидный бордюр, аналогичный бордюру на
сидоровских изделиях; много общих черт в стиле изображения: уши
тигров, глаза, оформление головы, лап, манера захвата хищником
жертвы на пластинах Сибирской коллекции и из саргатской могилы
аналогичны. Очень схожи изображения драконов на сидоровских плас¬
тинах и пряжках из коллекции Петра I, где S-образно извивающиеся
драконы геральдически противопоставлены друг другу, наличествует
схожая манера изображения глаз, ушей, рогов чудовищ. Общим явля¬
ется и сам сюжет противоборства. Наконец, все рассматриваемые пла¬
стины инкрустированы.
Однако наиболее полные аналоги сидоровским поясным пласти¬
нам известны в ордосских и забайкальских памятниках, хотя после¬
дние бронзовые, ажурные и не имеют инкрустации. Естественно, воз¬
никает вопрос об их соотношении с сидоровскими. М.А. Дэвлет счита¬
ет центром распространения бронзовых пластин район Ордоса, а изоб¬
ражения на пластинах хуннскими, не исключая, однако, влияния
скифо-сибирского звериного стиля на культуру хунну [1980]. К ней
присоединяется и А.В. Давыдова, считая, что “... общепринятая хроно¬
логия таких пластин — II—I вв. до н.э. совпадает со временем пребыва¬
ния хунну на исторической арене, а территория их распространения
является либо той, где хунну установили свой контроль, либо местом
их исконного обитания” и далее “следует также полагать, что сюжеты
пластин были созданы в это время, то есть II век до н.э. самими хун¬
ну, а вовсе не раньше” [1985, с. 58].
С этим можно согласиться относительно пластин с изображения¬
ми животных: лошадей, яков, верблюдов, к тому же в Сибирской
коллекции нет аналогичных сюжетов. Но пластины со сценой борьбы
дракона с тиграми выходят из этого ряда. По мнению М.И. Артамо¬
нова, появление подобных образцов скифо-сибирского стиля в Се¬
верном Китае и прилежащих районах было связано с восточно-иран¬
скими кочевниками юэджами, повлиявшими на хуннское искусство.
При этом он отмечал и некоторое китайское воздействие на искусст¬
во хунну, так как образ дракона очень распространен в Китае [1973].
С.И. Руденко сопоставил хуннские и южносибирские произведения
искусства и пришел к выводу, что хунну подражали западным образ¬
цам [1962а]. А. В. Давыдова, анализируя поясные пластины хунну,
хотя и в более осторожной форме, также отмечает здесь следы влия¬
ния иранских мотивов [1985]. Как мы считаем, на поясных пластинах
со сценой борьбы дракона с тиграми в большей степени усиливаются
элементы восточно-иранской, а не китайской традиции [Топорко¬
ва Л.В., Яшин В.Б., 1988].
Во-первых, сам стиль изображения больше соответствует стилю на
пластинах сибирской коллекции: изображение ушей, лап и глаз у тиг¬
ров, тела драконов аналогичны изображениям на пластинах Петровс¬
кой коллекции; S-образное положение дракона и одного из тигров —
98

это типично среднеазиатский элемент; да и сам дракон мало похож на
китайского: у него чешуйчатое тело с гребнем по всей длине, малень¬
кие уши и длинные усы.
Во-вторых, бронзовые пластины были, скорее всего, копиями зо¬
лотых оригиналов, на них обычно сохраняются ячейки, предназначен¬
ные, видимо, для инкрустации, которая в бронзе не применялась.
Кроме того, зачастую изображения на бронзовых пластинах очень схе¬
матичны, теряются многие детали, звери почти утрачивают свой об¬
лик, вид их трудно определим.
Таким образом, находки золотых пластин позволяют понять, в ка¬
ком направлении шел культурный обмен у населения скифо-сибирс¬
кого мира и где можно отыскать корни искусства хунну.
Золотая нашивка с изображением лежащего хищника семейства
кошачьих (рис. 23, 3\ 28) — на обрамленной листовидным бордюром
с закругленным нижним краем пластинке лежит хищник. Он, видимо,
готовится к прыжку, его тело вывернуто, язык высунут. Стиль изобра¬
жения аналогичен сидоровскому и вещам из Сибирской коллекции,
манеры и приемы те же. Отдаленный аналог этому изделию указан
нами в третьей главе.
В этом же ряду изделий лежат и две золотые обувные пряжки
(рис. 23, 9, 25). Они хорошо сопоставляются с большой серией бронзо¬
вых находок, уже описанных нами в третьей главе. Примечательно,
что пряжки устойчиво обнаруживают аналог на востоке [ДэвлетМ.А.,
1980]. Время, направление связей по аналогам, технология производ¬
ства позволяет нам ставить эти изделия в один ряд с поясными плас¬
тинами.
Семантику изображения на сидоровских пластинах можно связы¬
вать с иранской мифологией, где сцена борьбы рассматривалась как
отражение смены времен года: дракон олицетворял холод, а тигр, по¬
беждая дракона, предвещал наступление весны и начало полевых ра¬
бот [Кузьмина Е.Е., 1987]. Известно, что вождь считался богом и дра-
коноборцем, зачастую он изображался в образе тигра. Встреча нового
года — Науруза у иранцев сопровождалась ритуалом убийства царем
Веретрагной дракона Вритру, что означало смену времени года, то
есть наступление весны [Кузьмина Е.Е., 1979]. Уместно будет сказать,
что для многих богов было характерно умение перевоплощаться, что
одно и то же божество может выступать в разных ипостасях, напри¬
мер, в Яштах описывается разнообразное перевоплощение богов и ге¬
роев, большая часть которых зооморфна. Веретрагна — бог грома и
победы — имеет несколько воплощений. Это белый конь, птица (орел,
сокол), кабан, верблюд, бык, баран, козел, всадник и ветер [Хаза¬
нов А.М., ШкуркоА.И., 1976].
Из ближневосточного искусства этот сюжет был, видимо, заим¬
ствован скифами. В Средней Азии он стал известен до образования
Ахеменидского государства: терзание быка хищником семейства коша¬
чьих и фантастическим существом представлено на печатях Маргианы
с поселений Гонур и Тоголок II тыс. до н.э., от бактрийцев этот сюжет
стал известен сакам [Кузьмина Е.Е., 1987].
Однако в более ранней работе Е.Е. Кузьмина, наоборот, считает
эти сцены чисто “варварскими”, а не заимствованными из Древнего
Востока: “скифы не заимствовали в Передней Азии ни мифологичес¬
кие сюжеты, ни синкретические образы, ни композиции — все это
было специфически скифским, восходящим к проиранским идеологи¬
ческим представлениям, они заимствовали лишь отдельные элементы
стилистической трактовки того, что требовало выражения в соответ¬
ствии с их собственными религиозно-космологическими концепциями.
99

В основе космогонии иранцев, в том числе, видимо, и скифов, лежа¬
ла дуалистическая концепция борьбы противоположных сил в природе
и обществе” [1976, с. 76].
Поскольку пояс в обществе кочевников являлся атрибутом вож¬
дя, бога, значит и сюжеты его украшений (в данном случае плас¬
тин) должны были этому соответствовать. Способность бога пере¬
воплощаться, его сила, справедливость находили отражение в сю¬
жетах, изображений на пряжках — в виде победы добра над злом,
но эта победа достигалась в кровавой схватке (войны, схватки —
привычное дело для кочевников, часть их жизни). С другой стороны,
по мнению Г.А. Федорова-Давыдова, сцена терзания — это проник¬
новение одного животного в другое через пасть для приобретения
его качеств [1975]. Здесь также видно отражение культа силы, под¬
черкивание всемогущества сильного. Ведь справедливо утверждают,
“что наряду с религиозно-магическими функциями это искусство
играло и социальную роль, будучи связано с выделением верхушки
общества” [Федоров-Давыдов Г.А., 1975, с. 23]. “Звериный стиль в
реальной жизни являл собой нерасчлененное единство эстетическо¬
го, социального и религиозного моментов. Он возник именно тогда,
когда выделившаяся знать стремилась подчеркнуть свою обособлен¬
ность от остального общества всеми средствами, в том числе и иде¬
ологическими” [Хазанов А.М., ШкуркоА.И., 1976, с. 44]. Задачи
варварского искусства, а в известной мере и народов, работавших
на варваров, были совершенно иными. Они сводились к обслужива¬
нию господствующей верхушки, у которой все заслонялось пышным
“мундиром”, составляющим одно целое с остальным реквизитом
воина-всадника. Первостепенное значение при этом имели украше¬
ния с изображением животных. Они выполняли роль оберегов-хра¬
нителей, воплощали космическую силу природы и были тесно свя¬
заны с мифологическими представлениями местного населения
[Онайко Н.А., 1976, с. 53].
Наверное, могут быть полезными некоторые наблюдения над ма¬
териалами известных памятников, содержащих богатые коллекции
произведений, близких скифо-сибирскому звериному стилю. Так, оче¬
видно, что художественные изделия из погребений курганов Горного
Алтая (Пазырык, Башадар, Катанда, Берель, а теперь и комплексы
Укока), Аму-Дарьинского клада, курганов Иссык, Тиллятепе, Тулха-
ра, Сибирской коллекции и некоторых могильников Бактрии обнару¬
живают несомненную близость. Горно-алтайские находки имеют скиф¬
скую принадлежность, а скифы были хорошо знакомы с переднеази¬
атским искусством задолго до Тиллятепе [Руденко С.И., 1961; Сариа-
ниди В.И.,	1989, с. 155]. Можно считать установленным, что
Петровская (Сибирская) коллекция, Амударьинский клад и Тиллятепе
особенно близки между собою.
Сибирская коллекция Эрмитажа и Тиллятепе близки широким ис¬
пользованием вставок, “инкрустированным”, “полихромным стилем”.
Для обоих собраний характерны вставки бирюзы в форме листьев, уд¬
линенных треугольников. Получило хождение мнение о том, что поли-
хромное ювелирное искусство распространилось в восточных провин¬
циях Персидской империи, в том числе и в Бактрии [Сарианиди В.И.,
1989, с. 153; Артамонов М.И., 1973].
Сближает Амударьинский клад, Петровскую коллекцию и коллек¬
цию Тиллятепе также и техника изготовления; отпечатки грубой ткани
на оборотной стороне блях [Сарианиди В.И., 1989, с. 154]. В.И. Сариа¬
ниди предполагает, что большая часть предметов Петровской коллек¬
ции имеет восточно-иранское происхождение, а бактрийский центр —
наиболее вероятное место их производства [1989, с. 155].
100

В последние годы утвердилась мысль о существовании Бактрийско-
го центра златоделия, истоки которого уходят во II тысячелетие до н.э.
[Сарианиди В.И., 1989, с. 145—147]. Памятниками, восходящими к
этому центру, ряд исследователей считают Амударьинский клад, Си¬
бирскую коллекцию Петра I [Сарианиди В.И., 1989а, с. 151, 152]. Бакт-
рия входила в восточный ареал формирования золотых изделий. Влия¬
ние этого центра достигало степей Евразии [Артамонов М.И., 1973;
Сарианиди В.И., 1989]. В регионе Амударьинского клада и Тиллятепе
переплетались многие линии и направления взаимного культурного
влияния. Так, четвертая группа предметов ювелирного изготовления из
Тиллятепе, самая многочисленная, отражает смешение нескольких
культурно-исторических традиций: местных, восточно-иранских, т.е.
бактрийских, эллинистических, индийских, китайских и скифо-сар¬
матских, отмечает В.И. Сарианиди [1989, с. 136]. Таким образом, если
сарматское влияние достигало столь далеких южных областей, как Аф¬
ганистан, то совершенно очевидно подобное воздействие южной куль¬
туры на культуры степей. В досарматское время изделия бактрийских
ювелиров получили широкое распространение (Амударьинский клад,
Пазырык и другие памятники), но в сарматское время они распрост¬
раняются еще шире: Сибирская коллекция Петра I [Сарианиди В.И.,
1989, с. 139]. Сюда необходимо включить и курган Иссык.
Сюжет борьбы животных, обнаруживаемый в искусстве очень
древних культур Азии, в первую очередь в Передней и Малой Азии,
по мнению некоторых исследователей, наибольшее развитие получил
в искусстве Средней Азии и Южной Сибири [Руденко С.И., 1953,
с. 136]. Этот мотив пришел в искусство Алтая, по мнению С.И. Ру¬
денко, из Передней Азии [1953], по мнению С.В. Киселева [1951,
с. 387] и Е.Е. Кузьминой [1979, с. 80] — из Средней Азии. Восточное
влияние на этот стиль предполагали многие исследователи: образ
медведя, волка — сюжеты сибирские (по С.И. Руденко). Встречены и
предметы, фиксирующие и дальневосточные мотивы в искусстве Бак-
трии раннекушанского времени [Сарианиди В.И., 1989, с. 155]. Гор¬
но-алтайские находки, по мнению В.И. Сарианиди (вслед за С.И. Ру¬
денко), оставлены скифами, хорошо знакомыми с переднеазиатским
искусством задолго до Тиллятеле и Амударьинского клада [1989, с. 155].
Теперь в этот круг, включающий и горноалтайские находки скифско¬
го происхождения, естественно, можно включить и коллекцию из
Сидоровки, причем из всех рассматриваемых коллекций сидоровская
наиболее поздняя. Это тем более очевидно по той причине, что пояс¬
ные пластины, подобные сидоровским обнаруживают гуннские ком¬
плексы, более поздние, чем сидоровские. Это, конечно, не значит,
что сидоровские пластины явились слепком с хуннских. Скорее все¬
го, и сидоровские и хуннские пластины, и другие изделия этого рода
имели прототипы в других местах.
Последние исследования установили, что время отложения Аму¬
дарьинского клада Окса — середина II в. до н.э. Но в состав его входят
два разновременных и разнохарактерных комплекса:
1)	до завоевания Ахеменидской державы Александром Македонс¬
ким и прихода его в Среднюю Азию в 329 г. до н.э.;
2)	после завоевания им Бактрии, когда собрание коллекции до¬
полняется предметами искусства Бактрии и сопредельных стран, в
частности, скифо-сибирского круга, до II в. до н.э. [Пичикян И.Р.,
1991, с. 61, 68]. И.Р. Пичикян выделяет в кладе несколько групп из¬
делий, из которых две (третья и четвертая) — восточно-иранского
и скифо-сибирского происхождения [1991, с. 71, 72]. Предполагает¬
ся, таким образом, и производство подобных изделий в мире вар¬
варском.
101

В связи с рассмотренными вопросами необходимо упомянуть и не¬
которые другие факты. Во-первых, наличие в Сидоровке серебряного
чубука опиумной трубки и серебряного флакона (вероятно, с кури¬
тельной массой) из кург. 1, мог. 2 (рис. 23, /, 6\ 24, б, в). Во-вторых,
находка парчи, шелка, крашеной кожи из того же кург. 1, мог. 2
(рис. 8, б, в; 12; 24, а; 30). Эти находки опять-таки уводят нас в поис¬
ках их происхождения на восток, в Монголию и Китай, и все это
хорошо согласуется с другими находками.
Таким образом, можно заключить, что ювелирные изделия Си-
доровки обнаруживают разносторонние связи в окружающем мире и
по технике изготовления, и по сюжетам, что позволяет помещать их
в один ряд с такими комплексами, как Тиллятепе, Амударьинский
клад, Сибирская коллекция Петра I, Пазырык, Ноин-Ул и гуннские
памятники Забайкалья. Можно вполне согласиться с Е.В. Переводчи-
ковой [1994, с. 134—136] и другими исследователями, что памятники
Алтая (Пазырык), Амударьинский клад и Сибирская коллекция
Петра I обнаруживают органичное переплетение (иногда говорят —
скрещивание) ахеменидского и китайского влияния. Наверное, в ряд
памятников, обнаруживающих подобное явление, можно поставить и
Сидоровку.
Мы провели широкий круг аналогов инвентаря Сидоровского
комплекса, хотя это было сделано с целью поиска его хронологичес¬
кого места. Эти аналоги уводят нас в широкий мир не только род¬
ственных и соседских культур, но и в отдаленные от Прииртышья ре¬
гионы. Это позволяет нам полагать, что саргатская культура вообще и
Сидоровский комплекс, в частности, входят в сложную систему куль¬
турных образований рубежа эр Евразии.
3.	СИДОРОВКА И ЕЕ МЕСТО В СИСТЕМЕ КУЛЬТУР
ПОЗДНЕСАРГАТСКОГО ВРЕМЕНИ
Саргатская культура, по мнению Л.Н. Коряковой, является осно¬
вой саргатской общности [1988, 1991], в состав которой входит ряд
других культурных типов, таких, как носиловская, воробьевская,
баитовская, гороховская. К такой точке зрения присоединяется и
В.А. Могильников [1992, с. 274—291]. Вероятно, эта точка зрения наи¬
более адекватно отражает фактическое состояние изученности памят¬
ников раннего железного века юго-западной части Западной Сибири и
Южного Зауралья.
Район расселения носителей саргатских памятников А.И. Мар¬
тынов включает в состав скифо-сибирского культурно-историческо¬
го единства [Мартынов А.И., 1980; Мартынов А.И., Алексеев В.П.,
1980]. Идея существования скифо-сибирского культурно-историчес¬
кого единства не нашла всеобщего признания [Матющенко В.И.,
1979; 1980; 1991; Кызласов И.Л., 1993; ИтинаМ.А., 1993; Баши¬
лов В.А., 1993; РаевскийД.С., 1993; и др.]. Особенно убедительны
возражения, высказанные А.И. Мелюковой [1993, с. 27]. Наиболее
признанной становится точка зрения, состоящая в том, что близкие
по облику культуры, включенные А.И. Мартыновым в состав на¬
званного единства, скорее всего, образуют круг культур скифо-си¬
бирского мира [Мошкова М.Г., 1993]. Мы не намерены в настоящей
работе вновь поднимать всю группу вопросов, связанных с этой
проблемой, но вместе с тем хотим отметить, что саргатская культу¬
ра в целом, а Сидоровский могильник в частности, имеют целый
ряд черт, позволяющих говорить о близости Прииртышья остально¬
му скифо-сибирскому миру. Сидоровский могильник был связан с
102

этим огромным миром множеством нитей, в известной мере он яв¬
лялся неотъемлемой частью культурной системы степного круга, что
достаточно для настоящей работы.
Также критично надо оценивать и тезис А.И. Мартынова о суще¬
ствовании особой кочевнической цивилизации в степях Евразии. Ски¬
фо-сибирская культура не обладает признаками цивилизации, которые
определены ранее как начало процесса урбанизации, появления мону¬
ментальной архитектуры, ремесла, письменности [Башилов В.А., 1993].
Без должной системы доказательств утверждается тезис о наличии го¬
сударства у скифов, саков, древнего населения Горного Алтая, а так¬
же в татарской культуре и Ордосе [Мартынов А.И., Алексеев В.П.,
1986, с. 122—127; Мартынов А.И., 1989, с. 291].
Вместе с тем необходимо кратко рассмотреть основные аспекты
проблемы культурно-исторических связей саргатского населения и тем
самым сделать попытку определить место саргатского населения в мире
того времени.
Сидоровский комплекс дает нам возможность поставить вопрос о
культурно-исторических связях населения Среднего Прииртышья в не¬
сколько ином аспекте. Думается, чтобы понять и представить весь
спектр этих связей, нам необходимо обратиться к характеристике той
политической и культурно-исторической обстановки, в которой оказа¬
лось саргатское общество во время функционирования могильника в
Сидоровке, а именно на рубеже третьего и четвертого периодов сар-
гатской культуры [по Л.Н. Кориковой, 1988, с. 84—86], т.е. во II—III вв.
н.э., или во времена третьего этапа саргатской культуры по В.А. Мо-
гильникову [1970, с. 177—180; 1992], т.е. во II—IV вв. н.э.
Позднесаргатское население переживало относительно устойчивое
и стабильное время. Их соседи с северо-востока — обитатели таежного
Приобья, представители кулайской культуры; ближайшие соседи с во¬
стока, в Барабе и прилегающих районах Приобья — саровское населе¬
ние [Елагин В.С., Молодин В.И., 1991, с. 102], а также поздние ку-
лайцы [Троицкая Т.Н., 1979]; на Верхней Оби и на Алтае — гунно¬
сарматское население (по С.И. Руденко) или постпазырыкское (по
Д.Г. Савинову).
Накануне времени существования Сидоровского комплекса на во¬
стоке, юго-востоке и юге произошли заметные передвижения различ¬
ных этносов в связи с активизацией гуннов с возвышением шаньюя
Модэ, который в конце II в. до н.э. одержал победу над многими оби¬
тателями Восточной Сибири, монголами, а затем и над юэджами (в
195 г. до н.э.). Это привело также к существенным передвижениям на¬
селения в Казахстане и Средней Азии.
Сидоровский комплекс совпадал по времени с памятниками ку-
шанского времени (II—IV вв. н.э.) [Ягодин В.Н., Никитин А.Б., Ко-
шеленко Г.А., 1985, с. 317]. В это время на правобережье Сырдарьи
обитали усуни, затем кангю, а далее на юг и юго-запад государства
Средней Азии: Согд, Парфия, Кушанское царство и Хорезм.
Западнее Прииртышья обитали группы сарматов, теснейшим об¬
разом связаные с западным миром и служившие посредником в кон¬
тактах саргатского населения с обитателями Южного Урала, Повол¬
жья и Северного Кавказа.
В таком окружении саргатское население, безусловно, могло впи¬
тывать различные элементы культуры, они могли и сами оказывать
определенное воздействие на своих соседей.
Известно, что до конца V в. н.э. о больших передвижениях гуннов
в Восточной Европе говорить не приходится [Смагулов Е., Павлен¬
ко Ю., 1992]. Исследователи полагают, что той базой, с которой гун¬
ны совершали нашествия на Европу, была территория “восточнее Се¬
103

верного Прикаспия, но не далее Алтайских и Тянь-Шанских гор, меж¬
ду Сибирью и Согдом, т.е. приблизительно в границах современного
Казахстана” [Там же, с. 198, 199].
Важным фактором усиления контактов населения лесостепной по¬
лосы Западной Сибири и, в частности, Среднего Прииртышья, яви¬
лось оформление ко времени саргатской культуры Великого
торгового пути (позднее — Шелкового) с рядом ответвлений на се¬
вер в Приобье и в Прииртышье [Очерки истории обмена..., 1995,
с. 71-74].
Прииртышье находилось между хорошо отлаженными торговыми
путями сарматов в Приаралье и далее в Среднюю Азию, с одной сто¬
роны, и торговыми путями через Саяно-Алтайское нагорье на юго-
запад в Среднюю Азию, с другой стороны. Вероятно, через Омское
Прииртышье проходил древний “степной путь”, в общих чертах опи¬
санный еще Геродотом [1972, IV, 21—27].
В настоящем исследовании мы не будем останавливаться на обсто¬
ятельном изложении всех известных нам фактов обменно-торговых
контактов саргатского населения со своими южными соседями. По это¬
му поводу имеется уже некоторая литература [Матвеева Н.П., 1993,
1993а,	1994,	1994а; Корякова Л.Н., Погодин Л.И., Труфанов А.Я.,
1987; Довгалюк Н.П., Погодин Л.И., 1994], в том числе и публикации
авторов [Очерки истории обмена..., 1995, с. 65—83].
Торгово-обменные связи саргатского населения хорошо прослежи¬
ваются импортными изделиями разного происхождения. В первую оче¬
редь обратим внимание на изделия восточного происхождения: кожа¬
ные, иногда из крашеной кожи — сумочки или сосуды (Сидоровка,
кург. 1, мог. 2, рис. 24, а), иногда кожа использовалась для отделки
ножен или колчана; шелк и парча, происходящие из кург. 1, мог. 2
Сидоровки; монеты у-шу и зеркала китайские, открытые на Барабе и
в других памятниках Западной Сибири. Есть основания полагать, что
это изделия китайского происхождения попали в Прииртышье разны¬
ми путями.
Восточная линия связей прослеживается также и на других изде¬
лиях, которые можно связывать с гуннским миром, в первую оче¬
редь, — ложечковидные застежки. К числу хуннских Н.П. Матвеева от¬
носит: оружие, детали упряжи, котлы, ложечковидные застежки, ряд
пряжек. Такой набор предметов хуннского происхождения составляет
около 15 % всего импорта [1992, с. 56].
В связи с этим интересен и тот факт, что многие хуннские
бронзовые изделия Южной Сибири, Забайкалья, Ордоса имели свои
центры производства [МиняевС.С., 1983, с. 101]. Некоторые из них
изготавливались по хуннским образцам, хотя и не хуннами. Так,
круглые бляшки использовались для скрепления перекрестия рем¬
ней. Они известны в Сидоровке и у хуннов: Дэрестуйский могиль¬
ник [Руденко С.И., 1962, табл. XXII, 2], Ноин-Ула и Хуни-Гол
[Там же, табл. XXI, 1, 7, 9; Доржсурэн Ц., 1962, рис. 7, 5]. В саргат-
скую среду импорт проникал широко, и он состоял из браслетов,
пряжек, подвесок, предметов туалета (зеркала, сурьматаш); метал¬
лической посуды, тканей (парча, золотая, серебряная), шелка и др.
[Матвеева Н.П., 1995, с. 53—54]. Многие из этих изделий вполне
могли быть и хуннскими и китайскими. Разумеется, правы те иссле¬
дователи, которые полагают, что еще далека от решения проблема
инокультурного влияния на искусство алтайских скифов [Перевоз¬
чикова Е.В., 1992]. Это еще более справедливо и по отношению к
носителям саргатской культуры, хотя хорошо известно мощное воз¬
действие хуннской культуры во многих памятниках Горного Алтая. В
104

последнее время наиболее ярко это прослеживается в памятниках
буланкобинской культуры и, в частности, в могильнике Усть-Эда-
ган [Худяков Ю.С., 1992].
С I в. до н.э. наступает наиболее активный период торговли, свя¬
занный со сложившимся Великим шелковым путем. Интересен клал у
с. Знаменка на Енисее, содержащий несколько десятков тысяч бус из
Восточного Причерноморья [Вадецкая Э.Б., 1992]. Значит, были очень
интенсивные поступления с запада, через степи. Время оживления
этих связей приходится на период существования могильника Сидо-
ровки.
После крушения ханьской державы (III в. н.э.) прекращается регу¬
лярная торговля между Китаем и Восточным Туркестаном.
Особое место в этом контексте принадлежит ювелирным изделиям
Сидоровки, в которых очень сильны многие мотивы восточного, в ча¬
стности, гуннского и китайского происхождения. Мы не можем в на¬
стоящем разделе рассматривать все богатство сюжета (это предмет осо¬
бого исследования), но отметим следующее. Общий стиль поясных на¬
кладок, стиль решетчатых застежек (пряжек), многие черты образа
дракона свидетельствуют и об общей культурной основе с гуннской
культурой и о проникновении в комплекс Сидоровки некоторых ки¬
тайских традиций, мотивов, сюжетов. Эти наблюдения не дают нам
основания однозначно утверждать, что подобные изделия являются
предметами гуннского или китайского импорта. Скорее всего, это тре¬
бует особого объяснения с учетом тесных контактов (торговых, идео¬
логических, политических, военных) широкого круга этнических об¬
разований степей Евразии и государственных образований Средней
Азии и Дальнего Востока.
Южные контакты саргатского населения хорошо известны и на
них неоднократно обращали внимание исследователи [Корякова Л.Н.,
1988, с. 163, 166; Могильников В.А., 1991, 1992]. Эти контакты с югом
были унаследованы со времени эпохи бронзы, о чем сообщает
М.П. Грязнов [1959]. Вопросы исторических связей саргатского населе¬
ния поднимали и другие исследователи [Матвеева Н.П., 1993, 1994;
Корякова Л.Н., Погодин Л.И., Труфанов А.Я., 1987; и др.]. Эти связи в
саргатское время, по их мнению, имели по преимуществу южное и
юго-восточное направление в Среднюю Азию. Интересны такие фак¬
ты, несомненно имеющие отношение к саргатской истории: саврома-
ты-сарматы всегда были активными по отношению к Средней Азии
[Смагулов К.Ф., 1964, с. 277—285]; нельзя исключать роли даев и пар¬
ное (часть уральских савромато-сарматов) в сложении Парфянского
государства [Смирнов К.Ф., 1977]. В этом плане интересен и факт воз¬
можного ухода во II в. до н.э. части сарматов из районов Западного
Казахстана на юго-восток [Смирнов К.Ф., 1971, с. 73].
Перемещение заметного числа людей из одного региона в другой
вполне возможно не только в связи с миграцией, но и по другим при¬
чинам. Известно, к примеру, по материалам могильника Темясово
Южного Приуралья [Горбунова Н.Г., 1992], что какая-то часть жен¬
щин из Ферганы оказалась перемещенной на Южный Урал. Тесные
связи саргатской и джетыасарской культур уже отмечали некоторые
исследователи [Левина Л.М., 1993, с. 77; ЛевинаЛ.М., Равич И.Г.,
1995, с. 147, 148]. Об интенсивных связях со скифо-сибирским миром
среднеазиатских групп населения говорят и материалы Зеравшана
[Обельченко О.В., 1987], Тулхарского могильника [Мандельштам А.М.,
1974], Аракшаусского, Коккумского и Бабашевского могильников [Са-
рианидиВ.И., 1989], а также могильников Бухарского оазиса [Обель¬
ченко О.В., 1974]. Обстоятельно вопрос о проникновении южных им-
105

портов в саргатскую среду освещает Н.П. Матвеева [1995, с. 57]. Она
полагает, что саргатское население имело постоянные контакты с
южно-уральскими и казахстанскими саками.
Большое количество аналогов многим изделиям из Сидоровского
могильника, приведенные нами ранее в материалах Ферганы, Туркме¬
нии, бассейнах Амударьи и Сырдарьи, полностью подтверждает вы¬
сказанный тезис. Связи савроматов и сарматов с южными областями в
форме торговых контактов были предметом изучения М.И. Ростовцева
[1918], А.А. Иессена [1952] и К.Ф. Смирнова [1964, 1984]. По мнению
последнего, IV—III вв. до н.э., вероятно, уже функционировал посто¬
янный караванный путь из приуральских степей в Среднюю Азию и
Передний Восток [1964, с. 281].
Существование караванных путей из районов обитания саргатско-
го населения в Среднюю Азию предполагают также В.А. Могильников
[1991, 1992], Н.П. Матвеева [1987, 1994а].
Импортами с юга в составе материалов саргатского населения в
первую очередь следует считать гончарную керамику (узкогорлые кув¬
шины, иногда с ручками, фляги), бусы переднеазиатского происхож¬
дения, некоторые типы котлов, зеркала с фасетированным краем,
предметы ювелирного производства.
Вряд ли все подобные факты можно объяснить только обменно¬
торговыми контактами. По мнению Л.Н. Коряковой, Л.И. Погодина и
А.Я. Труфанова [1987, с. 45], предметы импорта у саргатцев — не
столько результат обмена, сколько результат непосредственного учас¬
тия отдельных групп в походах на юг вместе с кочевниками. И это
мнение, по крайней мере, не лишено оснований.
Удивительно, но в таежных памятниках Приобья мы не обнаружи¬
ваем каких-либо заметных аналогов сидоровским находкам [Плетне¬
ва Л.М., 1977; ЧиндинаЛ.А., 1984]. Материалы Сидоровки не имеют
прямых аналогов и в Томском могильнике [Комарова М.Н., 1952], кро¬
ме наличия таких всеобщих предметов в эпоху раннего железного века,
как бронзовые несомкнутые кольца и некоторые еще менее значимые
изделия. Саргатское население вместе с тем испытывало серьезное воз¬
действие северных таежных обитателей. Кулайское население в начале I
тысячелетия н.э. начало мигрировать в район Барабы [Полосьмак Н.В.,
1987] и лесного Нижнего и Среднего Прииртышья [Могильников В.А.,
1995, с. 65], но в материалах Сидоровки это не нашло какого-либо от¬
ражения. При этом в Среднем Прииртышье есть неоднократные свиде¬
тельства проникновения туда ряда кулайских изделий. В настоящее вре¬
мя можно считать установленными факты активного внедрения в комп¬
лексы Среднего Прииртышья многих изделий, даже комплексов, в том
числе и керамики кулайской культуры [Могильников В.А., 1978].
Хорошо известно, однако, что южные изделия проникли далеко в
тайгу Западной Сибири [Чернецов В.Н., 1947, 1953; Косарев М.Ф.,
1974]. Многие комплексы раннего железного века Западной Сибири
содержат черты южного происхождения, о чем имеется помимо уже
упомянутых публикаций ряд исследований [Дмитриев П.А., 1948, Мат¬
веева Н.П., 1986]. Через Прииртышье, а именно через саргатские тер¬
ритории, вероятно проникли медальоны с изображением парфянского
царя из д. Пиковки [Могильников В.А., 1969а]. Выразительны в этом
контексте медальон из Ханты-Мансийска [Кинжалев Р.В., 1959], а
также изображение Артемиды (серебро с позолотой) [Чернецов В.Н.,
Мошинская В.И., 1954].
Небезынтересным являются наблюдения Н.В. Полосьмак и
Е.В. Шумаковой [1991, с. 75—77], вслед за Л.Н. Гумилевым [1989] от¬
метившие достаточно выразительные связи кулайской культуры, куль¬
туры гуннов и даже более далекой культуры Китая [1989, с. 73].
106

Эти факты интересны в связи с воздействием гуннов и Китая на
культуру Прииртышья. Нам представляется, что воздействие гуннов и
Китая на запад и северо-запад было очень обширным. И эта проблема
ждет своего исследователя.
Исторические связи саргатского населения проявляются не только
в прямых контактах с соседями. Эти связи проступают и в том, что
саргатская культура обнаруживает генетическую связь с далеким про¬
шлым, а именно с обитателями Обь-Иртышья эпохи бронзы. По этому
вопросу имеется значительная литература, и мы не намерены вновь
возвращаться к этой проблеме, да она и не является объектом нашей
работы. Заметим только, что ряд мифологических мотивов и сюжетов
древних угров и иранцев обнаруживает большие параллели, исследо¬
ванные В.Б. Яшиным [1987, 1987а, 1990], что подтверждает мысль о
древних истоках саргатской культуры.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Публикация одного памятника, который входит в состав большой
и достаточно хорошо изученной археологической культуры, представ¬
ляет известные трудности. Это в полной мере относится и к публика¬
ции комплекса у д. Сидоровки, который входит в круг саргатских па¬
мятников, изученных в настоящее время достаточно широко. Богатый
и интересный материал могильника Сидоровки вольно или невольно
приводил авторов к таким темам и сюжетам, которые выходили за
пределы публикации, например, к проблемам саргатской культуры, к
проблемам археологии скифо-сибирского мира. Мы отлично понима¬
ем, что в настоящей работе все подобные темы неуместны. Они требу¬
ют специального исследования, где комплекс Сидоровки был бы од¬
ним в ряду подобных памятников. Но этой цели мы не ставили, и
потому стремились ограничить себя только теми аспектами исследова¬
ний, которые непосредственно связаны с материалами Сидоровки. В
какой мере это удалось нам, судить читателю.
Материалы Сидоровки, при всей их оригинальности, богатстве
погребального инвентаря, художественной ценности ювелирных из¬
делий не вызвали и не могли вызвать радикального пересмотра выво¬
дов, сделанных нашими предшественниками по изучению саргатской
культуры.
Публикация материалов Сидоровки свидетельствует, что наиболее
сложной проблемой археологии степей Евразии эпохи раннего желез¬
ного века остается установление хронологии. Эта проблема в настоя¬
щее время, при всей ее сложности, приближается к тому, что в бли¬
жайшее время мы можем осуществить ее решение.
Работы В.А. Могильникова, Л.Н. Коряковой, Н.П. Матвеевой,
Н.П. Полосьмак к настоящему времени раскрыли основные и даже не¬
которые второстепенные вопросы истории саргатского населения, свя¬
занные с исследованием отдельных памятников, в том числе и с от¬
крытием по-своему богатых и оригинальных объектов. На уровне тако¬
го исследования (отдельных памятников или их групп) вряд ли можно
ожидать принципиально новых выводов. Наша публикация также не
ставила цели широкого обобщения, потому и не претендует на какую-
либо оригинальность. Мы сделали попытку ввести обнаруженные нами
черты погребального обряда, особенности инвентаря для расширения
понимания некоторых исторических процессов и явлений саргатского
населения в последний этап его истории.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
АбетековА.К. Расписная керамика в курганах ранних кочевников в долине Чу//
КСИА. - 1966. - Вып. 107.
Абрамова М.П. Сарматская культура II в. до н.э. — I в. н.э. (по материалам Нижнего
Поволжья. Сусловский этап) // СА. — 1959. — № 1.
Абрамова М.П. Зеркала горных районов Северного Кавказа в первые века нашей
эры// История и культура Восточной Европы по археологическим данным. — М., 1971.
Азбелев П.П. Культурные связи степных народов предтюркского времени (По мате¬
риалам Тепсейских и Орлатских миниатюр) // Северная Евразия от древности до средне¬
вековья. — Спб., 1992.
Акишев А.К. Костюм “золотого человека” и проблема катафрактария // Военное дело
древнего населения Сибири и Центральной Азии. — Новосибирск, 1981.
Акишев А.К. Искусство и мифология саков. — Алма-Ата, 1984.
Акишев К.А. Курган Иссык: Искусство саков Казахстана. — М., 1978.
Акишев К.А., Акишев А.К. Происхождение и семантика иссыкского головного убо¬
ра // Археологические исследования древнего и средневекового Казахстана. — Алма-
Ата, 1980.
Акишев К.А., Акишев А.К. К интерпретации символики иссыкского погребального
обряда// Культура и искусство древнего Хорезма. — М., 1981.
Акишев К.А., Акишев А.К. Древнее золото Казахстана. — Алма-Ата, 1983.
Акишев К.А., Акишев А.К. Жэтысу — страна саков // Памятники истории и культуры
Казахстана. — Алма-Ата, 1984.
Акишев К.А., Байпаков К.М. Вопросы археологии Казахстана. — Алма-Ата, 1979.
Акишев К.А., КушаевГ.А. Древняя культура саков и усуней долины реки Или. —
Алма-Ата, 1963.
Алексеев А.Ю. Чертомлыкский курган и его место среди погребений скифской знати
IV — начала III вв. до н.э.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Л., 1982.
Алексеев А.Ю. Нашивные бляшки из Чертомлыкского кургана // Античная торев¬
тика. — Л., 1986.
Алимов К. Памятники скотоводов Чача (курганы каунчинской культуры в окрестно¬
стях Кавардана) // Древняя и средневековая культура Чача. — Ташкент, 1979.
Амброз А.К. Хронология древностей Северного Кавказа. — М., 1989.
Арсланова Ф.Х. Новые материалы VII—VI вв. до н.э. из Восточного Казахстана//
СА. - 1972. - № 1.
Арсланова Ф.Х. Погребальный комплекс VIII—VII вв. до н.э. из Восточного Казахста¬
на// В глубь веков. — Алма-Ата, 1974.
Арсланова Ф.Х. Предметы вооружения из Казахстанского Прииртышья // Проблемы
Скифо-сибирского культурно-исторического единства. — Кемерово, 1979.
Арсланова Ф.Х., Чариков А.А. Бронзовые котлы из музеев Восточно-Казахстанской
области// Скифо-сибирское культурно-историческое единство. — Кемерово, 1980.
Артамонов М.И. Сокровища скифских курганов. Прага—Ленинград, 1966.
АртамоновМ.И. Происхождение скифского искусства// СА. — 1968. - №4.
Артамонов М.И. Скифо-сибирское искусство звериного стиля: Основные этапы и
направления// МИА. — 1971. — № 177.
Артамонов М.И. Сокровища саков. — М., 1973.
Артамонов М.И. Киммерийцы и скифы. — Л., 1974.
Археологическая карта Башкирии. — М., 1976.
Археологическое наследие Тюменской области: памятники лесостепи и подтаежной
полосы. — Новосибирск, 1995.
Археология Украинской ССР. — Киев, 1986. — Т. 2.
Ахмеров Р.Б. Уфимские погребения IV—VII вв. н.э. и их место в древней истории
Башкирии//Древности Башкирии. — М., 1970.
Бабаев А.Д. Могильник Чильхона — памятник сакской культуры на Западном Па¬
мире// Центральная Азия в кушанскую эпоху. — Т. 2. — М., 1975.
109

Баркова Л.Л. Курган Шибе и вопросы его датировки // АСГЭ. — 1978. — вып. 19.
Баркова ЛЛ. Погребение коней в кургане Шибе // АСГЭ. — 1979. — Вып. 20.
Баркова Л.Л. Курган Шибе: Предметы материальной культуры из погребальной ка¬
меры // АСГЭ. — 1980. — Вып. 21.
Баркова ЛЛ. Изображение свернувшихся хищников на золотых пластинах из Майэ-
мира //АСГЭ. - 1983. - Вып. 24.
Баркова Г.А., Горбунова Н.Г. Железные наконечники стрел из Ферганы // Древности
Евразии в скифо-сарматское время. — М., 1984.
Башилов В.А. Можно ли считать скифо-сибирский мир “цивилизацией кочевни¬
ков”?// КСИА. - 1993. - Вып. 207.
Бернштам А. Н. Кенкольский могильник// Археологические экспедиции Г.Э. — Л.,
1940. - Вып. 2.
Бернштам А.Н. Археологический очерк Северной Киргизии. — Фрунзе, 1941.
Бернштам А.Н. Очерк истории гуннов. — Л., 1951.
Бернштам А.Н. Историко-археологические очерки Центрального Тянь-Шаня и Па-
миро-Алая // МИА. — 1952. — № 26.
Берс Е.М. Каталог археологической коллекции Свердловского археологического
музея. — Свердловск, 1959.
Бессонов С.С. О культуре оружия у скифов // Вооружение скифов и сарматов. —
Киев, 1984.
Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние
времена. — М.; Л., 1950. — Т. 2.
Бобров В.В. Татарский курган у оз. Утинка // Древние культуры Сибири и Тихооке¬
анского бассейна. — Новосибирск, 1979.
Бобров В.В. О бронзовой поясной пластине из татарского кургана // СА. —
1979а. — N° 1.
Боковенко Н.А. Типология бронзовых котлов сарматского времени в Восточной Ев¬
ропе // СА. — 1974. — № 4.
Боковенко Н.А. Бронзовые котлы эпохи ранних кочевников в азиатских степях//
Проблемы западносибирской археологии: эпоха железа. — Новосибирск, 1981.
Боковенко Н.А., Засецкая И.П. Происхождение котлов “гуннского” типа Восточной
Европы в свете проблемы хунно-гуннских связей // Петербургский археологический вес¬
тник. — СПб., 1993.
Боровка Г.И. Культурно-историческое значение археологических находок экспеди¬
ции // Краткие отчеты экспедиций по исследованию Северной Монголии в связи с Мон¬
голо-Тибетской экспедицией П.К. Козлова. — Л., 1925.
Брыкина Г.А., Горбунова Н.Г. Железные наконечники стрел из Ферганы // Древнос¬
ти Евразии в скифо-сарматское время. — М., 1984.
Вадецкая Э.Б. Античные бусы в Южной Сибири // Античная цивилизация и варвар¬
ский мир. — Новочеркасск, 1992. — 4.1.
Вайнберг Б.И., Левина Л.М. Поселение Ак-Тобе 2 (I — начало IV в. н.э.) // Древно¬
сти Чардары. — Алма-Ата, 1968.
Вайнберг Б.И., Левина Л.М. Чирикрабатская культура в низовьях Сырдарьи / Коче¬
вые племена Средней Азии и Казахстана в скифо-сарматское время// Степная полоса
азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992.
Васкул И.О. Хронология и периодизация памятников пьяноборской эпохи на евро¬
пейском Северо-Востоке. — Сыктывкар, 1992.
Васюткин С.М. II Ахмеровский курганный могильник позднесарматского времени //
Исследования по археологии Южного Урала. — Уфа, 1977.
Веселовский Н.И. Курганы Кубанской области в период римского владычества на
Северном Кавказе// Труды XII Археологического съезда. — М., 1902. — Т. 1.
Вишневская О.А. Культура сакских племен низовий Сырдарьи в VII — V вв. до н.э. по
материалам Уйгарака // ТХЭ. — 1973. — Т. 8.
Вишневская О.А., Итина М.А. Ранние саки Приуралья // Проблемы скифской архео¬
логии. — М., 1971.
Волков В.В. Бронзовый и ранний железный век северной Монголии. — Улан-Ба¬
тор, 1987.
Воробьева М.Г. Керамика Хорезма античного периода// Керамика Хорезма. —
ТХЭ. - 1959. - Т. 4.
Воробьева М.Г. Керамика// Кой-Крылган-кала — памятник культуры древнего Хо¬
резма IV в. до н.э. — IV в. н.э. — ТХЭ. — 1967. — Т. 5.
Воронов Ю.Н., Шенкао Н.К. Вооружение воинов Абхазии IV—VIIbb.// Древности
эпохи великого переселения народов V—VII веков. — М., 1982.
Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. — М., 1995.
Высотская Т.Н., Черепанова Е.Н. Находки из погребения IV—V вв. в Крыму // СА. —
1966. - № 3.
Гаврилюк А.Г., Таиров А.Д. Курганы у села Обручевка в Южном Зауралье // Кочев¬
ники Урало-Казахстанских степей. — Екатеринбург, 1993.
Галанина Л.К. Скифские древности Поднепровья (Эрмитажная коллекция Н.Е. Бран¬
денбурга)// САМ. — 1977. — Вып. Д1 —33.
ПО

Галанина Л.К. Раннескифские уздечные наборы (по материалам Келермесских курга¬
нов) // АСГЭ. — 1983. — Вып. 24.
Галибин В.А. Особенности состава стеклянных бус Иволгинского могильника хун-
ну// Древнее Забайкалье и его культурные связи. — Новосибирск, 1985.
Гафуров Б.Г. Таджики. Древнейшая, древняя и средневековая история. — М., 1977.
Генинг В.Ф. Узловые проблемы изучения пьяноборской культуры // ВАУ. — 1962. —
Вып. 4.
Генинг В.Ф. История населения Удмурдского Прикамья в пьяноборскую эпоху //
ВАУ. - 1970. - Вып. 10.
Генинг В.Ф. Большие курганы лесостепного Притоболья (IV—II вв. до н.э.) // Кочев¬
ники урало-казахстанских степей. — Екатеринбург, 1993.
Генинг В.Ф., Голодина Р.Д. Курганы у оз. Фоминцево // ВАУ. — 1969. — Вып. 8.
Генинг В.Ф., Корякова Л.Н. Лихачевские и черноозерские курганы раннего железно¬
го века Западной Сибири // СА. — 1984. — № 2.
Генинг В.Ф., Корякова Л.Н., Овчинникова Б.Б., Федорова Н.В. Памятники железного
века в Омском Приртышье// ПХКПАПЗС. — Томск, 1970.
Геродот. История в девяти книгах. — Л., 1972.
Горбунова Н.Г. Керамика поселений Ферганы первых веков нашей эры // Труды
ГЭ. - 1979. - Т. XX.
Горбунова Н.Г. К вопросу о древних скотоводах Южной Ферганы // Итоги археоло-
. гических экспедиций ГЭ. — Л., 1989.
Горбунова Н.Г. К вопросу о связях древних ферганцев с сарматами Южного Приура-
лья // Северная Евразия от древности до средневековья. — СПб., 1992.
Горелик М.В. Реконструкция доспехов скифского воина из кургана у г. Орджоникид¬
зе// Скифы и сарматы. — Киев, 1977.
Горелик М.В. Защитное вооружение персов и мидян Ахеменидского времени //
ВДИ. - 1982. - №3.
Горелик М.В. Панцирное снаряжение из кургана у с. Красный Подол // Вооружение
скифов и сарматов. — Киев, 1984.
Горелик М.В. Сакский доспех: Центральная Азия. Новые памятники письменности и
искусства. — М., 1987.
Горелик М.В. Вооружение древнего Востока. — М., 1993.
Граков Б.Н. Курганы в окрестностях пос. Нежинского Оренбургского уезда по рас¬
копкам 1927 г. // Тр. РАНИОН. — 1928. — IV.
ГрачА.Д. Древние кочевники в центре Азии. — М., 1980.
ГрицинаА. Каунчинское погребение первых веков н.э. в Ташкенте// ИМКУ. —
1982. — Вып. 17.
Гроссу В.И. Сарматский курган у с. Корпач // СА. — 1979. — № 2.
Гроссу В.И. Хронология памятников сарматской культуры днестровско-прутского
междуречья. — Кишинев, 1990.
Грязнов М.П. Первый Пазырыкский курган. — Л., 1950.
Грязнов М.П. История древних племен Верхней Оби по раскопкам близ с. Большая
Речка // МИА. - 1956. - N° 48.
Грязнов М.П. Связи кочевников Южной Сибири со Средней Азией и Ближним Во¬
стоком в I тысячелетии до н.э. // Материалы второго совещания археологов и этнографов
Средней Азии. — М.; Л., 1959.
Грязнов М.П. Северный Казахстан в эпоху ранних кочевников // КСИА. — 1959а. —
Вып. 61.
Грязнов М.П. Древнейшие.памятники героического эпоса народов Южной Сиби¬
ри // АСГЭ. - 1961. - Вып. 3.
Грязнов М.П. Бык в обрядах и культах древних скотоводов // Проблемы археологии
Евразии и Северной Америки. — М., 1977.
Грязнов М.П. Аржан. Царский курган раннескифского времени. — Л., 1980.
Грязнов М.П. Алтай и приалтайская степь // Степная полоса азиатской части СССР
в скифско-сарматское время. — М., 1992.
Грязнов М.П., Булгаков А.П. Древнее искусство Алтая. — Л., 1958.
Гумилев Л.Н. Хунну в Азии и Европе // ВИ. — 1989. - №6.
Давыдова А.В. К вопросу о хуннских художественных бронзах // СА. — 1971. — № 1.
Давыдова А.В. Иволгинский комплекс (городище и могильник) — памятник хунну
в Забайкалье. — Л., 1985.
Дворниченко В.В., Федорова-Давыдова Г.А. Раскопки курганов в зоне строительства
Калмыцко-Астраханской и Никольской рисовых оросительных систем // Сокровища сар¬
матских вождей и древние города Поволжья. — М., 1989.
Добжанский В.М. Наборные пояса кочевников Азии. — Новосибирск, 1990.
Добровольский А.О. Обзор археологических интерпретаций погребальной обряднос¬
ти // Исследование социально-исторических проблем в археологии. — Киев, 1987.
Довгалюк Н.П. Стеклянные бусы из Окуневского микрорайона // Матющен-
коВ.И., Полеводов А.В. Комплекс археологических памятников на Татарском увале у
д. Окунево. — Новосибирск, 1994.
111

Довгалюк Н.П. Возможности использования стеклянных бус для датировки археоло¬
гических памятников // Третьи исторические чтения памяти М.П. Грязнова. — Омск,
1995. - 4.2.
Довгалюк Н.П. Стеклянные украшения западной Сибири эпохи раннего железного
века (по материалам саргатской культуры): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — М., 1995а.
Довгалюк Н.П. Источники поступления бус на территорию Западной Сибири // Вза¬
имодействие саргатских племен с внешним миром. — Омск, 19956.
Довгалюк Н.П., Погодин Л.И. Миграции и торговля// Палеодемография и миграци¬
онные процессы в Западной Сибири в древности и средневековье. — Барнаул, 1994.
Доржсурэн Ц. Раскопки в горах Ноин-Ула на реке Хуни-гол (1954—1957 гг.) // Мон¬
гольский археологический сборник. — М., 1962.
Древности Южного Хорезма. — М., 1991.
Дэвлет М.А. Большой Салбыкский курган — могила племенного вождя // ИИС. —
1976. - Вып. 21.
Дэвлет М.А. Сибирские поясные ажурные пластины II в. до н.э. // САИ. — 1980. —
Вып. Д 4—7.
Елагин В.С., МолодинВ.И. Бараба в начале I тысячелетия н.э. — Новосибирск, 1991.
Железчиков Б.Ф. Материалы из раскопок П.С. Рыкова в 1927 г. на территории Ураль¬
ской области// КСИА. — 1980. — Вып. 162.
Железчиков Б.Ф. Население степей Южного Урала в середине I тысячелетия до
н.э.// Россия и Восток: проблемы взаимодействия. — Челябинск, 1995. — Ч. V. Кн. 2.
Завитухина М.П. Могильник времени ранних кочевников близ г. Бийска // АСГЭ. —
1961. - Вып. 3.
Завитухина М.П. Курганы у села Быстрянского в Алтайском крае (по раскопкам
С.М. Сергеева в 1930 г.) // АСГЭ. - 1966. - Вып. 8.
Завитухина М.П. Ордынские курганы V—IV в.в. до н.э. (о культуре скифского време¬
ни в новосибирской лесостепи) // АСГЭ. — 1968. — Вып. 10.
Завитухина М.П. Об одном архивном документе по истории Сибирской коллекции
Петра I // СГЭ. - 1974. - Вып. 39.
Завитухина М.П. К вопросу о времени и месте формирования сибирской коллекции
Петра I // Культура и искусство петровского времени. — Л., 1977.
Завитухина М.П. Собрание М.П. Гагарина 1716 года в Сибирской коллекции Пет¬
ра I // АСГЭ. - 1977а. - Вып. 18.
Заднепровский Ю.А. Археологические памятники южных районов Ошской области
(середина I тысячелетия до н.э. — середина I тысячелетия н.э.). — Фрунзе, 1960.
Заднепровский Ю.А. Вопросы хронологии и периодизации памятников ранних кочев¬
ников Средней Азии // УСА. — 1975. — Вып. 3.
Заднепровский Ю.А. К истории кочевников Средней Азии кушанского периода //
Центральная Азия в кушанскую эпоху. — М., 1975а. — И.
Заднепровский Ю.А. Взаимодействие кочевников и древних цивилизаций и этничес¬
кая история Средней Азии // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. —
Алма-Ата, 1989.
Заднепровский Ю.А. Ранние кочевники Южного Казахстана и Ташкентского оазиса/
Семиречье, Тянь-Шань, Фергана, Памир // Степная полоса азиатской части СССР в
скифо-сарматское время. — М., 1992.
Заднепровский Ю.А. Ранние кочевники Кетмень-Тюбе, Ферганы и Алая / Семиречье,
Тянь-Шань, Фергана и Памир// Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сар¬
матское время. — М., 1992а.
Засецкая И.П. Назначение вещей Федуловского клада// АСГЭ. — 1965. — Вып. 7.
Засецкая И.П. Золотые украшения гуннской эпохи. — Л., 1975.
Засецкая И.П. О хронологии и культурной принадлежности памятников южнорус¬
ских степей и Казахстана гуннской эпохи// СА. — 1978.—N° 1.
Засецкая И.П. Погребение у села Кызыл-Адыр в Оренбургской области (к вопросу о
гунно-хуннских связях) // Древние памятники культуры на территории СССР. — Л., 1982.
Засецкая И.П. Классификация наконечников стрел гуннской эпохи (конец IV—V вв.
до н.э.) // История культуры сарматов. — Саратов, 1983.
Засецкая И.П. Проблемы сарматского звериного стиля // СА. — 1989. — N° 3.
Збруева А.В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА. —
1952.-№ 30.
Зданович Г.Б., Иванов И.В., Хабдуллина М.К. Опыт использования в археологии па-
леопочвенных методов исследования (курганы Кара-Оба и Обалы в Северном Казахста¬
не) //СА. - 1984. -№4.
ЗеймальЕ.В. Аму-Дарьинский клад. — Л., 1979.
Зиняков Н.М. Железообрабатывающее производство саргатской культуры // Пробле¬
мы изучения саргатской культуры. — Омск, 1991.
Зиняков Н.М. Черная металлургия и кузнечное ремесло Западной Сибири в эпоху
раннего железа и средневековья: Дис. ... д-ра. ист. наук. — Новосибирск, 1996.
Зыков А.П. Железные кинжалы северо-западной Сибири // Знания и навыки ураль¬
ского населения в древности и средневековье. — Екатеринбург, 1993.
Иванов В.А. Вооружение и военное дело финно-угров Приуралья в эпоху раннего
железа. — М., 1984.
112

Иванов А.А., Луконин В.П., Смесова Л.С. Ювелирные изделия востока. — М., 1984.
Иессен А.А. Ранние связи Приуралья с Ираном // СА. — 1952. — XVI.
Ильинская В.А. Скифы Днепровского степного левобережья. — Киев, 1968.
Итина М.А. Восточное Приаралье и проблема “скифо-сибирского мира” // КСИА. —
1993.	- Вып. 207.
Итина М.А., Воробьева М.Г. Приаралье в первобытную и рабовладельческую эпохи
и проблема древнейших предков каракалпаков // Очерки истории Каракалпакской
АССР. — Ташкент, 1964. — Т. 1.
Кадырбаев М.К. Памятники тасмолинской культуры // Древние культуры Централь¬
ного Казахстана. — Алма-Ата, 1966.
Кадыров Э. Новые материалы к изучению культуры древних скотоводов Ферганы //
УСА. - 1975. - Вып. 3.
Кадырбаев М.К., Курманкулов Ж.К. Погребение жрицы, обнаруженное в Актюбинс-
кой области // КСИА. — 1978. — Вып. 154
Кинжалов Р.В. Серебряная пластина с изображением парфянского царя // СА. —
1959. - №2.
Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. — М., 1951.
Клейн Л.С. Сарматский тарандр и вопрос о происхождении сарматов// Скифо-си¬
бирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. — М., 1976.
Ковпаненко Г.Т. Сарматские погребение в Соколовой Могиле // Скифия и Кавказ. —
Киев, 1980.
Кожанов С.Т. Некоторые вопросы организации военного дела в Китае конца I тыс.
до н.э.// Китай в эпоху древности. — Новосибирск, 1990.
Комарова М.Н. Томский могильник, памятник истории древних племен лесной по¬
лосы Западной Сибири // МИА. — 1952. — № 24.
Комплекс археологических памятников у горы Тепсей. — Новосибирск, 1980.
Коновалов П.Б. Хунну в Забайкалье (Погребальные памятники). — Улан-Удэ, 1976.
Корякова Л.Н. Ансамбль некрополя саргатской культуры // Археологические иссле¬
дования на Урале и в Западной Сибири. — Свердловск, 1977.
Корякова Л.Н. Могильник саргатской культуры у с. Красноярка// СА. —
1979. - №2.
Корякова Л.Н. Из истории изучения саргатской культуры // Археологические иссле¬
дования Севера Евразии. — Свердловск, 1982.
Корякова Л.Н. Ранний железный век Зауралья и Западной Сибири. — Сверд¬
ловск, 1988.
Корякова Л.Н., Погодин Л.И., Труфанов А.Я. К вопросу о связях населения лесостепи
Западной Сибири в эпоху поздней бронзы — раннего железного века // Проблемы архе¬
ологии степной Евразии. — Кемерово, 1987.
Корякова Л.Н., Стефанов В.И. Городище Инберень IV на Иртыше// СА. —
1981.	- №2.
Корякова Л.Н., Троицкая Т.Н., Мартынова Г.С. Период раннего железа / Мир реаль¬
ный и потусторонний // Очерки культурогенеза народов Западной Сибири. — Томск,
1994.	- Т. 2.
Косарев М.Ф Западная Сибирь в древности. — М., 1984.
Костенко В.И. Комплекс с фаларами из сарматского погребения у с. Булаковка //
Курганные древности степного Поднепровья 111—1 тыс. до н.э. — Днепропетровск, 1978. —
Вып. 2.
Костенко В.И. Культ огня и коня в погребениях сарматского времени междуречья
Орел и-Самары // Курганы степного Поднепровья. — Днепропетровск, 1980.
Кочеев В.А. Курганы могильника Айрыдат III // Археологические исследования на
Катуни. — Новосибирск, 1990.
Кочеев В.А., Суразаков А.С. Курганы могильников Ябоган I и II // Археологические
и фольклорные источники по истории Алтая. — Горно-Алтайск, 1994.
Кривцова-Гракова О.А. Алексеевское поселение и могильник // Труды ГИМ. —
1947. - Вып. XVII.
Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. — М., 1960.
Ксенофонт. Анабазис. — Кн. 1.
Кубарев В.Д. Кинжалы из Горного Алтая // Военное дело древних племен Сибири и
Центральной Азии. — Новосибирск, 1981.
Кубарев В.Д., Киреев С.М., Черемисин Д.В. Курганы урочища Бике // Археологичес¬
кие исследования на Катуни. — Новосибирск, 1990.
Кузнецова Т.М. Зеркала с боковыми ручками из скифских памятников // КСИА. —
1982.	- Вып. 170.
Кузнецова Т.М. Зеркала из скифских памятников VI—III вв. до н.э. (классификация и
хронологическое распределение)// СА. — 1987. — № 1.
Кузнецова Т.М. Зеркала в погребальном обряде сарматов // СА. — 1988. — № 4.
Кузнецова Т.М. Зеркала / Киммерийцы, скифы и их соседи в степи и лесостепи Во¬
сточной Европы// Степи европейской части СССР в скифо-сарматское время. — М.,
1989.
8 Заказ № 213
113

Кузнецова Т.М. Этюды по скифской истории. — М., 1991.
Кузьмин Н.Ю. Тесинские погребальные памятники на юге Хакасии у г. Саяногорс-
ка// Древние культуры евразийских степей. — Л., 1983.
Кузьмин Н.Ю. Тесинский курган у деревни Калы // Памятники археологии в зонах
мелиорации Южной Сибири. — Л., 1988.
Кузьмин Н.Ю. Тесинская культура в степях Среднего Енисея // Вторые исторические
чтения памяти Михаила Петровича Грязнова. — Омск, 1992. — 4.2.
Кузьмин Н.Ю. Курган у деревни Новомихайловка. — СПб, 1994.
Кузьмина Е.Е. Скифское искусство как отражение мировоззрение одной из групп
индоиранцев // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. —
М., 1976.
Кузьмина Е.Е. Сцены терзания в искусстве саков // Этнография и археология Сред¬
ней Азии. — М., 1979.
Кузьмина Е.Е. Золотая пластина с птицами из Амударьи некого клада // КСИА. —
М., 1979а. - Вып. 159.
Кузьмина Е.Е. Сюжет борьбы хищника и копытного в искусстве звериного сти¬
ля евразийских степей скифской эпохи // Скифо-сибирский мир. — Новоси¬
бирск, 1987.
Кулемзин А.М. Некоторые факты разложения родовых отношений в древнетагарском
обществе // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. — Кемерово, 1980.
Кунгуров А.Л., Фролов Я.В. Могильник раннего железного века на МГК-1 // ПО-
ИИКНА. — Барнаул, 1995.
Кушаев Г.А. Новые памятники железного века Западного Казахстана // КСИА. —
1978. — Вып. 154.
КызласовЛ.Р. О единстве культур степной зоны Евразии// КСИА. — 1993. —
Вып. 207.
Левашова В.П. Предварительное сообщение об археологических исследованиях За¬
падно-Сибирского музея за 1926—1927 гг.// Изв. Западно-Сибирского музея. — 1928. —
Вып. 1.
Левашова В.П. Два сосуда из курганов Омской обл. // КСИИМК. — 1948. — Вып. XX.
Левенок В.П. Ново-Никольский могильник сарматского времени на Верхнем До¬
ну// КСИА. - 1973. - Вып. 133.
Левина Л.М. Памятники джетыасарской культуры середины I тысячелетия до н.э. —
середины 1 тысячелетия н.э. / Кочевые племена Средней Азии и Казахстана в скифо-
сарматское время // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. —
М., 1992.
Левина Л.М. Раскопки могильников в окрестностях городищ Бедаик-асар, Кос-асар
и Томпак-асар // Низовье Сырдарьи в древности. — 1993. — Вып. III.
Левина Л.М. Джетыасарская культура. Часть 3, 4. Могильники Алтынасар 4 // Низо¬
вья Сырдарьи в древности. — 1994. — Вып. IV.
Левина Л.В., Довгалюк Н.П. Бусы из джетыасарских памятников // Низовья Сырда¬
рьи в древности. Джетыасарская культура. — 1995. — Вып. V, ч. 5.
Левина Л.М., Равич И.Г. Бронзовые зеркала из джетыасарских памятников // Низо¬
вья Сырдарьи в древности. Джетыасарская культура. — 1995. — Вып. V, ч. 5.
Лелеков Л.А. О символизации погребальных облачений (“золотые люди” скифо-сак-
ского мира) // Скифо-сибирский мир. — Новосибирск, 1987.
Литвинский Б.А. Зеркало в верованиях древних ферганцев// СЭ. — 1964. — № 3.
ЛитвинскийБ.А. Среднеазиатские железные наконечники стрел// СА. — 1965. — N° 2.
Литвинский Б.А. Сложносоставной лук в древней Средней Азии // СА. —
1965а. - №4.
Литвинский Б.А. Хронология и классификация среднеазиатских зеркал // Материаль¬
ная культура Таджикистана. — Душанбе, 1971. — Вып. 2.
Литвинский Б.А. Древние кочевники “Крыши мира”. — М., 1972.
Литвинский Б.А. Орудия труда и утварь из могильников Западной Ферганы. —
М., 1978.
Литвинский Б.А. “Золотые люди” в древних погребениях Центральной Азии // СЭ. —
1982. - №4.
Литвинский Б.А., Пичикян И.Р. Тахти-Сангин — каменное городище (раскопки
1976—1978 гг.) // Культура и искусство древнего Хорезма. — М., 1981.
Литвинский Б.А., Погребова М.Н., Раевский Д.С. К ранней истории саков Восточно¬
го Туркестана // НАА. — 1985. — № 5.
ЛоховицВ.А. Подбойно-катакомбные и коллективные погребения могильника Ту-
мек-Кичиджик // Кочевники на границах Хорезма. — М., 1979а.
Лоховиц В.А., Хазанов А.М. Подбойные и катакомбные погребения могильника Туз-
гыр// Кочевники на границах Хорезма. — М., 1979.
Лубо-Лесниченко Е.И. Древние китайские шелковые ткани и вышивки V в. до н.э. —
III в. н.э. - Л., 1961.
Любчанский И.Э. Этнокультурная ситуация в первой половине I тысячелетия н.э. в
Урало-Ишимском междуречье // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. — Челя¬
бинск, 1995. - Кн.2. - 4.5.
114

Мажатов Н.А., Пшеничнюк А.Х. Камышлы-Тамакский могильник// Археология и
этнография Башкирии. — Уфа, 1969. — Т. 111.
Максименко В.Е., Безуглов С.И. Позднесарматские погребения в курганах на реке
Быстрой // СА. — 1987.—N° 1.
Максименко В.Е., Смирнов К.Ф., Косяненко В.М. Курган у хут. Кащеевка // Смир¬
нов К.Ф. Сарматы и утверждение их политического господства в Скифии. — М., 1984.
Максимова А.Г. Курганы сакского времени могильника Джавантобе // КСИИМК. —
1960. - Вып. 60.
Максимова М.И. Артюховский курган. — Л., 1979.
Мамонова Н.Н., Тугутов Р.Ф. Раскопки гуннского могильника в Черемуховой па¬
ди // АСБКНИИ. - 1959. - Вып. 1.
Мандельштам А.М. Кочевники по пути в Индию. — М.; Л., 1966.
Мандельштам А.М. Происхождение и ранняя история кушан в свете археологических
данных// Центральная Азия в кушанскую эпоху. — М., 1974.
Мандельштам А.М. Памятники кочевников кушанского времени в Северной Бакт-
рии. — Л., 1975.
Мандельштам А.М. Кочевое население Среднеазиатского междуречья в последние
века до нашей эры и первые века нашей эры // Степная полоса азиатской части СССР в
скифо-сарматское время. — М., 1992.
Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У. Гунно-сарматский период на территории
Тувы // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992.
Манташов И.Н. Железоделательное производство в Среднем Прииртышье в эпоху
раннего железного века и средневековья (IV в. до н.э. — XIII в. н.э.). Дипл. раб. — Омск,
1989.
Манцевич А.П. О скифских поясах// СА. — 1941. — Т. VII.
МанцевичА.П. До питания про “Сибирьску коллекцпо Петра 1// Археолопя. —
1973. -№ 8.
Манцевич А.П. Находка в Запорожском кургане (к вопросу о Сибирской коллекции
Петра!) // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. — М., 1976.
Мартынов А.И. Памятники и отдельные находки предметов скифо-сарматского вре¬
мени в Томско-Енисейском лесостепном районе// Известия ЛАИ. — 1973. — Вып. VI.
Мартынов А.И. Опыт реконструкции общества татарской лесостепной культуры//
Археология Южной Сибири. — Кемерово, 1977.
Мартынов А.И. Лесостепная татарская культура. — Новосибирск, 1979.
Мартынов А.И. Скифо-сибирское единство как историческое явление// Скифо-си¬
бирское культурно-историческое единство. — Кемерово, 1980.
МартыновА.И. Степи Евразии в истории человечества// Проблемы археологии
Степной Евразии. — Кемерово, 1987. — 4.1.
Мартынов А.И. О степной скотоводческой цивилизации I тыс. до н.э. // Взаимодей¬
ствие кочевых культур и древних цивилизаций. — Алма-Ата, 1989.
Мартынов А.И., Алексеев В.П. История и палеоантропология скифо-сибирского ми¬
ра. — Кемерово, 1986.
Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М. Шестаковские курганы. — Кемеро¬
во, 1971.
Мартынов А.И., Мартынова Г.С., Кулемзин А.М. Конец скифской эпохи в Южной
Сибири И Проблемы скифо-сибирского культурно-исторического единства. — Кемеро¬
во, 1979.
Мартынова Г.С. Таштыкские племена на Кие. — Красноярск, 1985.
Маршак Б.И. Согдийское серебро. — М., 1971.
Маслякова Н.Н. К вопросу о сибирском “бугровом” золоте // Прошлое Приирты¬
шья. — Омск, 1990.
Матвеев А.В. О проблеме этнографии западносибирской лесостепи в скифскую эпо¬
ху// Скифская эпоха Алтая. — Барнаул, 1986.
Матвеев А.В. Известия о “бугровании” в Западной Сибири и проблема происхожде¬
ния сибирской коллекции Петра I // Вопросы истории археологических исследований
Сибири. — Омск, 1992.
Матвеев А.В., Матвеева Н.П. Ювелирные изделия Тютринского могильника// Ант¬
ропоморфные изображения: Первобытное искусство. — Новосибирск, 1987.
Матвеева Н.П. К характеристике погребального обряда саргатских племен Среднего
Притоболья // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этногра¬
фическим данным. — Томск, 1985.
Матвеева Н.П. К вопросу о хронологии саргатских памятников Среднего Приир¬
тышья // Западная Сибирь в древности и средневековье. — Тюмень, 1985а.
Матвеева Н.П. Погребение знатного воина в Красногорском I могильнике // Воен¬
ное дело древнего населения Северной Азии. — Новосибирск, 1987.
Матвеева Н.П. Опыт реконструкции состава семьи и племен саргатской культуры //
Экономика и общественный строй древних и средневековых племен Западной Сибири. —
Новосибирск, 1989.
Матвеева Н.П. Саргатская культура на среднем Тоболе. — Новосибирск, 1993.
Матвеева Н.П. Некоторые аспекты взаимодействия населения саргатской культуры с
сакскими племенами // Культурно-генетические процессы в Западной Сибири. — Томск,
1993а.
115

Матвеева Н.П. Ранний железный век Приишимья. — Новосибирск, 1994.
Матвеева Н.П. О торговых связях Западной Сибири и Центральной Азии в древно¬
сти// Западная Сибирь — проблемы развития. — Тюмень, 1994а.
Матвеева Н.П. О связях лесостепного населения Западной Сибири с Центральной
Азией в раннем железном веке// Россия и Восток: проблемы взаимодейртвия. — Челя¬
бинск, 1995. — Кн. 2, ч. V.
Матвеева Н.П., Маслякова Н.Н. Известия о “бугровании” в Западной Сибири и про¬
блема происхождения Сибирской коллекции Петра I // Проблемы изучения саргатской
культуры. — Омск, 1991.
Матвеева Н.П., Матвеев А.В., ЗахВ.А. Археологические путешествия по Тюмени и
ее окрестностям. — Тюмень, 1994.
Матюшенко В.И. Раскопки курганов у с. Новооблони // АО 1977 г. — М., 1978.
Матюшенко В.И. Два пути решения проблемы хронологии археологических памят¬
ников // Использование методов естественных и точных наук при изучении древней ис¬
тории Западной Сибири. — Барнаул, 1983.
Матюшенко В.И. Восстановление конструкций некоторых саргатских курганов // Ис¬
пользование методов естественных и точных наук при изучении древней истории Запад¬
ной Сибири. — Барнаул, 1983а.
Матюшенко В.И. Отчет о раскопках курганов у д. Сидоровка Нижнеомского района
Омской области, произведенных кафедрой всеобщей истории Омского госуниверситета в
1986 г. // МАЭ Ом ГУ. Ф. II д. 50-1.
Матюшенко В.И. Новые материалы скифо-сибирского звериного стиля // Задачи со¬
ветской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС. — Суздаль, 1987.
Матюшенко В.И. Процессы общественного разделения труда в эпоху бронзы и ран¬
него железа в Западной Сибири // Проблемы археологии степной Евразии. — Кемерово,
1987а. - Ч. 1.
Матюшенко В.И. Работы в Омском Прииртышье // АО 1985 г. — М., 19876.
Матюшенко В.И. Раскопки в Омской области// АО 1986. — М., 1988.
Матюшенко В.И. Погребение воина саргатской культуры (предварительное сообще¬
ние) // Изв. Сиб. отд-ния АН СССР. Сер. истории, филологии и философии. — 1989. —
Вып. 1.
Матюшенко В.И. Об отношении саргатского населения к так называемому скифо¬
сибирскому культурно-историческому единству// Проблемы изучения саргатской куль¬
туры. — Омск, 1991.
Матюшенко В.И., Спирина И.В. Древние сокровища Сибири: Каталог. — Омск, 1988.
Матюшенко В.И., Яшин В.Б. Погребение воина из могильника у д. Сидоровка Омс¬
кой области и некоторые вопросы мировоззрения кочевников степей// Исторические
чтения памяти М.П. Грязнова. — Омск, 1987. — Ч. I.
Медведев А.П. Сарматы и лесостепь (по материалам Подонья). — Воронеж, 1990.
Мелюкова А.И. Вооружение скифов// САИ. — 1964. — Вып. Д1-4.
Мелюкова А.И. Взгляд из Скифии на скифо-сибирское единство // КСИА. — 1993. —
Вып. 207.
Миняев С.С. Хуннские бронзы на Среднем Енисее // Древние культуры евразийских
степей. — Л., 1983.
Миняева Т.М. Погребения с сожжением близ г. Покровска // УЗ Сарат. гос. ун-та. —
1927. - T.VI, вып. 3.
Мирошина Т.В. Об одном типе скифских головных уборов // СА. — 1977. — № 3.
Могильников В.А. Исследования в Среднем Прииртышье// АО 1967 г. — М., 1968.
Могильников В.А. Исследование курганной группы эпохи раннего железа
Калачевка II // КСИА. — 1968а. — Вып. 114.
Могильников В.А. Периодизация культур эпохи железа в Среднем Прииртышье //
Этногенез народов Северной Азии. — Новосибирск, 1969.
Могильников В.А. Находки из с. Пиковки // СА. — 1969а. — № 3.
Могильников В.А. Работа иртышского отряда// АО 1970 г. — М., 1971.
Могильников В.А. К вопросу об этнокультурных ареалах Среднего Прииртышья и
Приобья эпохи раннего железа// ПХКПАПЗС. — Томск, 1970.
Могильников В.А. Исследования в Омском Прииртышье// АО 1971 г. — М., 1972.
Могильников В.А. Коконовские и Саргатские курганы — памятники эпохи раннего
железа в западносибирской лесостепи // Памятники Южного Приуралья и Западной Си¬
бири сарматского времени. — М., 1972а.
Могильников В.А. Раскопки 1967 г. в Коконовке// Памятники Южного Приуралья и
Западной Сибири в сарматское время. — М., 19726.
Могильников В.А. Калачевка — памятник позднего этапа саргатской культуры //
Проблемы археологии Урала и Сибири. — М., 1973.
Могильников В.А. Некоторые аспекты хозяйства племен лесостепи Западной Сибири
эпохи раннего железа// ИИС. — 1976. — Вып. 21.
Могильников В.А. К вопросу о контактах населения Среднего Приобья и Приир¬
тышья в раннем железном веке // Ранний железный век Западной Сибири. — Томск, 1978.
Могильников В.А. О культурах западносибирской лесостепи раннего железного века:
Итоги и проблемы изучения // Скифо-Сибирское культурно-историческое единство. —
Кемерово, 1980.
116

Могильников В.А. Об этническом составе культур Западной Сибири в эпоху желе¬
за// Этнокультурные процессы в Западной Сибири. — Томск, 1983.
Могильников В.А. К характеристике культуры лесостепного Прииртышья в VII—VI вв.
до н.э. // КСИА. — 1985. — Вып. 184.
Могильников В.А. О взаимоотношениях населения кулайской и саргатской куль¬
тур// КСИА. - 1985а. - Вып. 186.
Могильников В.А. О времени и особенностях становления кочевничества на юге
Западной Сибири// Проблемы археологии Степной Евразии. — Кемерово, 1987. —
Ч. I.
Могильников В.А. Некоторые проблемы изучения саргатской культуры // Проблемы
изучения саргатской культуры. — Омск, 1991.
Могильников В.А. Хунну Забайкалья // Степная полоса азиатской части СССР в ски¬
фо-сарматское время. — М., 1992.
Могильников В.А. Распространение копий у населения лесостепи и леса Западной
Сибири в эпоху раннего железа в связи с особенностями военной тактики // Вторые
исторические чтения памяти М.П. Грязнова. — Омск, 1992а.
Могильников В.А. Контакты населения кулайской культуры Среднего Приобья с
племенами лесостепи Верхней Оби и Среднего Прииртышья // Россия и Восток: пробле¬
мы взаимодействия. — Челябинск, 1995. — Кн. 2, ч. V.
Могильников В.А., Уманский А.П. Два зеркала из Новотроицких курганов// Памят¬
ники Евразии скифо-сарматской эпохи. — М., 1995.
Могильников В.А., Колесников А.Д., Куйбышев А.В. Работы в Прииртышье // АО
1976 г. - М., 1977.
Могильников В.А., Куйбышев А.В. Курганы Камень II (Верхнее Приобье) по раскоп¬
кам 1976 г. // СА. - 1982. - № 2.
Могильников В.А., Уманский А.П. Курганы Масляха I по раскопкам 1979 года // Вопро¬
сы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. — Барнаул, 1992.
Мозолевский Б.М. Товста могила. — Кшв, 1979.
Мокрынин В.П., Гаврюшенко П.П. Курганы сакского времени долины реки Тон //
Археологические памятники Прииссыккулья. — Фрунзе, 1975.
Молодин В.И. Погребение литейщика из могильника Сопка II // Древние горняки и
металлурги Сибири. — Барнаул, 1983.
Молодин В.И., Боброва В.В., Равнушкин В.Н. Айдашинская пещера. — Новоси¬
бирск, 1980.
Мошинская В.И. Городище и курганы Потчеваш (К вопросу о потчевашской культу¬
ре) // МИА. - 1953. - № 35.
Мошинская В.И. Археологические памятники севера Западной Сибири// САИ. —
1965.	— Вып. ДЗ-8.
Мошкова М.Г. Раннесарматские бронзовые пряжки // МИА. — 1960. — № 78.
Мошкова М.Г. Сарматские курганы в Оренбургской области// КСИА. — 1961. —
Вып. 83.
Мошкова М.Г. О ранних втульчатых наконечниках стрел // КСИА. — 1962. — Вып. 89.
Мошкова М.Г. Памятники прохоровской культуры// САИ. — 1963. — Вып.ДМО.
Мошкова М.Г. Памятники прохоровской культуры. — М., 1969.
Мошкова М.Г. Сарматские погребения Ново-Кумакского могильника близ г. Орска //
Памятники Южного Приуралья и Западной Сибири сарматского времени. —
М., 1972.
Мошкова М.Г. Савроматские памятники Северо-Восточного Оренбуржья // Памят¬
ники Южного Приуралья и Западной Сибири сарматского времени. — М., 1972а.
Мошкова М.Г. Происхождение ранне-сарматской (прохоровской) культуры. — М.,
1974.
Мошкова М.Г. Позднесарматские погребения Лебедевского могильника в Западном
Казахстане// МИА. — 1982. — № 170.
Мошкова М.Г. Предшественники савроматов, савроматы и сарматы в Волго-Дон¬
ском междуречье, Заволжье, Южном Приуралье и Северном Причерноморье// Сте¬
пи европейской части СССР в скифо-сарматское время / Археология СССР. — М.,
1989.
Мошкова М.Г. О подходе к решению проблем “скифо-сибирского мира” //
КСИА. - 1993. - Вып. 207.
Мошкова М.Г. Кочевники Южного Приуралья в системе культур скифо-сакского
мира // Россия и Восток: проблемы взаимодействия. — Челябинск, 1995. — Кн. 2, ч. V.
Мошкова М.Г., Генинг В.Ф. Абатские курганы и их место среди лесостепных культур
Зауралья и Западной Сибири // Памятники Южного Приуралья и Западной Сибири сар¬
матского времени. — М., 1972.
Мошкова М.Г., Кушаев Г.В. Сарматские памятники Западного Казахстана // Пробле¬
мы археологии Урала и Казахстана. — М., 1973.
Мошкова М.Г., Максименко В.Е. Сарматские погребения Ясыревских курганов Ниж¬
него Дона// КСИА. - 1973. - Вып. 133.
Мошкова М.Г., Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы в Волго-Донском междуречье,
Южном Приуралье и Северном Причерноморье // Степи европейской части СССР в ски¬
фо-сарматское время. — М., 1989.
117

Нащокин Н.В. Косогольский клад//АО 1966 г. — М., 1967.
Новгородова Э.А. К вопросу о древнем центрально-азиатском вооружении // Соот¬
ношение древних культур Сибири с культурами сопредельных территорий. — Новоси¬
бирск, 1975.
Новгородова Э.А. Древняя Монголия. — М., 1989-
Обельченко О.В. Курганные погребения первых веков н.э. и кенотафы Каюмазарско-
го могильника // Труды САГУ. — Ташкент, 1957. — Вып. CXI.
Обельченко О.В. Лявандакский могильник// ИМКУ. — 1961. — Вып. 2.
Обельченко О.В. Могильник Акджартепе// ИМКУ. — 1962. — Вып. 3.
Обельченко О.В. Погребение сарматского типа под Самаркандом // СА. —
1962а. - №2.
Обельченко О.В. Миранкульские курганы // ИМКУ. — 1969. — Вып. 8.
Обельченко О.В. Агалыксайские курганы// ИМКУ. — 1972. — Вып. 9.
Обельченко О.В. Курганные могильники эпохи кушан в Бухарском оазисе // Цент¬
ральная Азия в кушанскую эпоху. — М., 1974.
Обельченко О.В. Мечи и кинжалы из кургана Согда// СА. — 1978. — N° 4.
Обельченко О.В. Кочевники долины Заравшана и скифо-сибирский мир // Пробле¬
мы археологии степной Евразии. — Кемерово, 1987. — Ч. 2.
Обельченко О.В. Культура античного Согда. — М., 1992.
Окладников А. П. Новая “скифская” находка на Верхней Лене// СА. — 1946. —
Т. VIII.
Окладников А.П. Неолит и бронзовый век Прибайкалья//МИА. — 1950. — № 18.
Ольденбург С.Ф., Ольденбург Е.Г. Гандхарские скульптурные памятники Государ¬
ственного Эрмитажа // Зап. Коллегии востоковедов. — 1931. — Т. V.
Онайко Н.А. О взаимодействии греческого искусства на меото-скифский звериный
стиль// СА. — 1976. — № 3.
Орлова Л.А. Радиоуглеродное датирование археологических памятников Сибири и
Дальнего Востока // Методы естественных наук в археологических реконструкциях. —
Новосибирск, 1995.
Очерки истории обмена и торговли в древности на территории Западной Сибири. —
Омск, 1995.
Переводчикова Е.В. Еще раз об инокультурных влияниях в скифском зверином стиле
Алтая и соседних областей в V—IV вв. до н.э. // Вторые исторические чтения памяти
М.П. Грязнова. — Омск, 1992. — Ч. 2.
Переводчикова Е.Н. Мир звериных образов. — М., 1994.
Петренко В.Г. Украшения скифов VII—III вв. до н.э. // САИ. — 1978. — Вып. Д4—5.
Пилипко В.Н. Раскопки парфянского сельского поселения в Геоксюрском районе//
Каракумские древности. — Ашхабад, 1968. — Вып. II.
Пилипко В.Н. Раскопки парфянского сельского поселения Гарры-Кяриз // Каракум¬
ские древности. — Ашхабад, 1970. — Вып. И.
Пилипко В.Н. Археологические памятники кушанского времени на побережье сред¬
него течения Аму-Дарьи (в пределах Туркменской ССР) // Центральная Азия в кушанс¬
кую эпоху. — М., 1975.
Пилипко В.Н. Парфянское сельское поселение Гарры-Кяриз. — Ашхабад, 1975а.
Пилипко В.Н. Поселение раннежелезного века Гарры-Кяриз // Туркменистан в эпо¬
ху раннежелезного века. — Ашхабад, 1984.
Пилипко В.Н. Позднепарфянские памятники Ахала. — Ашхабад, 1990.
Пичикян И.Р. Клад Окса и храм Окса // Советское востоковедение. Проблемы и пер¬
спективы. — М., 1988.
Пичикян И.Р. Культура Бактрии (ахеменидский и эллинистический периоды). —
М., 1991.
Плетнева Л.М. Томское Приобье в конце VIII—III вв. до н.э. — Томск, 1977.
Погодин Л.И. Отчет об археологических раскопках курганов Стрижевского II и Стри-
жевского III могильниках в Нижнеомском районе Омской области, проведенных Омс¬
ким государственным университетом в 1987 г.// МАЭ ОмГУ Ф. II, д. 53—1.
Погодин Л.И. Отчет об археологических раскопках курганов в д. Бещаул Нижнеомс¬
кого района Омской области, проведенных Омским государственным университетом в
1988 г. // МАЭ ОмГУ, ф. II, д. 57-1.
Погодин Л.И. К характеристике погребального обряда саргатской культуры // Источ¬
ники и историография: Археология и история. — Омск, 1988.
Погодин Л.И. Отчет об археологических исследованиях в Нижнеомском и Горьковс¬
ком районах Омской области в 1989 г.// МАЭ ОмГУ, ф. II, д. 65—1.
Погодин Л.И. Проблемы хронологии саргатских памятников в связи с особенностя¬
ми организации военного дела // Проблемы изучения саргатской культуры. — Омск, 1991.
Погодин Л.И. О “дополнительных” критериях при изучении социальной структуры
древних обществ // Вторые исторические чтения памяти М.П. Грязнова. — Омск,
1992. - Ч. 1.
Погодин Л.И., Труфанов А.Я. Могильник саргатской культуры Исаковка III // Древ¬
ние погребения Обь—Иртышья. — Омск, 1991.
Погодин Л.И., Труфанов А.Я. Костяные наконечники стрел поселения Новотроиц¬
кое I // Знания и навыки уральского населения в древности и средневековье. — Екате¬
118

ринбург, 1993.
Погребова Н.Н. Грифон в искусстве Северного Причерноморья в эпоху архаики //
КСИИМК. - 1984. - Вып. XXII.
Полосьмак Н.В. Бараба в эпоху раннего железа. — Новосибирск, 1987.
Полосьмак Н.В. Некоторые аналоги погребениям в могильнике у д. Даодуньцзы и
проблема происхождения сюнской культуры// Китай в эпоху древностей. — Новоси¬
бирск, 1990.
Полосьмак Н.В. “Стерегущие золото грифы”. — Новосибирск, 1994.
Полосьмак Н.В., Шумакова Е.В. Очерки семантики кулайского искусства. — Новоси¬
бирск, 1991.
Пугаченкова Г.А. Из художественной сокровищницы Среднего Востока. — Таш¬
кент, 1987.
Пугачевская Г.А., Ремпель Л.И. Очерки искусства Средней Азии. Древность и средне¬
вековье. — М., 1982.
Пшеницына М.Н. Новый этап памятников III—II вв. до н.э. на Енисее// КСИА. —
1964. - Вып. 102.
Пшеницына М.Н. Культура племен среднего Енисея во 11—1 вв. до н.э. (тесинский
этап): Автореф. дис. ... канд. ист. наук. — Л., 1975.
Пшеницына М.Н. Третий тип памятников тесинского этапа // Первобытная археоло¬
гия Сибири. — Л., 1975.
Пшеницына М.Н. Тесинский этап. Население Западной Сибири и Забайкалья в ски¬
фо-сарматское время // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское вре¬
мя. - М., 1992.
Пшеничнюк А.Х. Охлебининский могильник // АЭБ. — 1969. — Т. 111.
Пшеничнюк А.Х. Шиповский комплекс памятников (IV в. до н.э. — III в. н.э.) // Древ¬
ности Южного Урала. — Уфа, 1976.
Пшеничнюк А.Х. Культура ранних кочевников Южного Урала. — М., 1983.
Пшеничнюк А.Х., Резанов М.Ш. Темясовские курганы позднесарматского времени на
юго-востоке Башкирии// Древности Южного Урала. — Уфа, 1976.
Раевский Д.С. Культурно-историческое единство или культурный континуум? //
КСИА. - 1993. - Вып. 207.
Ростовцев М.И. Эллинство и иранство на юге России. — ПГ., 1918.
Ростовцев М.И. Курганные находки Оренбургской области эпохи раннего и поздне¬
го эллинизма // МАР. — 1918. — N° 37.
Ростовцев М.И. Средняя Азия, Россия, Китай и звериный стиль// Избранные ра¬
боты академика М.И. Ростовцева. — СПб., 1993.
Руденко С.И. Горноалтайские находки и скифы. — М., 1952.
Руденко С.И. Культура населения Центрального Алтая в скифское время. — М.; Л.,
1960.
Руденко С.И. Искусство Алтая и Передней Азии. — М., 1961.
Руденко С.И. Сибирская коллекция Петра I // САИ. — 1962. — Вып. ДЗ—9.
Руденко С.И. Культура хуннов и ноинулинские курганы. — М.; Л., 1962а.
Руденко С.И. Древнейшие в мире художественные ковры и ткани. — Л., 1968.
Рыков П. Сусловский курганный могильник. — Саратов, 1925.
СавиновД.Г. Погребение с бронзовой бляхой в Центральной Туве// КСИА. —
1969. - Вып. 119.
Савинов Д.Г. О завершающем этапе культуры ранних кочевников Горного Алтая//
КСИА. - 1978. - Вып. 154.
Савинов Д.Г. Новые материалы по истории сложного лука и некоторые вопросы его
эволюции в Южной Сибири // Военное дело древних племен Сибири и Центральной
Азии. — Новосибирск, 1991.
Савинов Д.Г. Некоторые аспекты реконструкции материалов могильника Кокэль//
Вторые исторические чтения памяти М.П. Грязнова. — Омск, 1992. — 4.1.
Садыкова М.С. Сарматский курганный могильник у дер. Старые Киишки // АЭБ. —
1962. -Т. 1.
СарианидиВ.И. Печати-амулеты мургабского стиля// СА. — 1976. — Nq 1.
Сарианиди В.И. Исследования памятников дашлинского оазиса // Древняя Бакт-
рия. — М., 1976.
Сарианиди В.И. Афганистан: Сокровища безымянных царей. — М., 1983.
Сарианиди В.И. Храм и некрополь Тиллятепе. — М., 1989.
Сарианиди В.И., Кошеленко Е.А., Заднепровский Ю.А., Буряков Ю.Ф. Средняя Азия в
раннем железном веке// Древние государства Кавказа и Средней Азии. — М., 1985.
Сафразьян Н.Л. Становление советской системы высшего образования (1920—
1927 гг.) // Историография проблемы // Вест. МГУ. Сер. 8. История. — 1981. — Т. 1.
Синицын И.В. К материалам по сарматской культуре на территории Нижнего По¬
волжья // СА. — 1946. — Т. VIII.
Синицын И.В. Археологические исследования Заволжского отряда Сталинградской
экспедиции// КСИИМК. — 1954. — Вып. 55.
Синицын И.В. Древние памятники в низовьях Еруслана// МИА. — 1960. — № 78.
Скорый С.А. Доспех скифского типа в Средней Европе // Вооружение скифов и сар¬
119

матов. — Киев, 1984.
Скрипкин А.С. Азиатская Сарматия во И—IV вв. (некоторые проблемы исследова¬
ний)//СА. - 1982. - №2.
Скрипкин А.С. Нижнее Поволжье в первые века нашей эры. — Саратов, 1984.
Скрипкин А.С. Азиатская Сарматия. — Саратов, 1990.
Смагулов Е., Павленко Ю. К вопросу о гуннах Южного Казахстана // Северная Евро¬
па от древности до средневековья. — Спб., 1992.
Смирнов А.П. Могильник пьяноборской культуры (к вопросу о дате)// КСИИМК. —
1949. - Вып. XXV.
Смирнов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья
и Прикамья // МИА. — 1952. — N° 28.
Смирнов К.Ф. Вооружение савроматов// МИА. — 1961. — N° 101.
Смирнов К.Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. — М., 1964.
Смирнов К.Ф. Ранние кочевники Южного Урала// АЭБ. — 1971. — Т. IV.
Смирнов К.Ф. Сарматы на Илеке. — М., 1975.
Смирнов К.Ф. Савромато-сибирский звериный стиль // Скифо-сибирский звериный
стиль в искусстве народов Евразии. — М., 1976.
Смирнов К.Ф. Савроматы и сарматы // Проблемы археологии Евразии и Северной
Америки. — М., 1977.
Смирнов К.Ф. Богатые захоронения и некоторые вопросы социальной жизни кочев¬
ников Южного Приуралья в скифское время // Материалы по хозяйству и общественно¬
му строю племен Южного Урала. — Уфа, 1981.
Смирнов К.Ф. “Амазонка” IV в. до н.э. на Дону// СА. — 1982. — № 1.
Смирнов К.Ф. Савроматская и раннесарматская культуры / Предшественники савро¬
матов, савроматы и сарматы в Волго-Донском междуречье, Заволжье, Южном Приура-
лье и Северном Причерноморье // Степи европейской части СССР в скифо-сарматское
время. — М., 1989.
Смирнов К.Ф., Петренко В.Г. Савроматы Поволжья и Южного Приуралья //
САН. - 1963. - Вып. Д1-9.
Смирнов Я.И. Восточное серебро. — СПб., 1909.
Сорокин С.С. К вопросу о гуннах в Средней Азии // Вест. ЛГУ. — 1948. — № 11.
СорокинС.С. О датировке и толковании Кенкольского могильника// КСИИМК. —
1956. - Вып. 64.
Сорокин С.С. Керамика древнего Хотана// АСГЭ. — 1961. — Вып. 3.
Сорокин С.С. Боркорбазский могильник (Южная Фергана, бассейн р. Сох) // Труды
ГЭ. - 1961а. -Т. 5.
Сорокин С.С. Памятники ранних кочевников в верховьях Бухтармы// АСГЭ. —
1966.	— Вып. 8.
Сорокин С.С. Цепочка курганов времени ранних кочевников на правом берегу
р. Кок-су (Южный Алтай) // АСГЭ. — 1974. — Вып. 16.
Сорокин С.С. Отражение мировоззрения ранних кочевников Азии в памятниках ма¬
териальной культуры // Культура Востока. Древность и раннее средневековье. — Л., 1978.
СосновскийГ.П. Дэрестуйский могильник// ПИДО. — 1935. — № 1—2.
СосновскийГ.П. Раскопки Ильмовой пади// СА. — 1946. — Т. VIII.
Спасская Ю.А. Медные котлы ранних кочевников Казахстана и Киргизии // УЗ
АГПИ. — 1956.-T.il.
Спицын А.А. Древности бассейнов рр. Оки и Камы// МАР. — 1901. — Вып. 25.
Спицын А.А. К вопросу о хронологии золотых блях с изображением животных // Зап.
РАО. Нов. сер. 1901. - Т. XII, вып. 1-2.
СпицынА.А. Фалары Южной России// Изв. Имп. археол. комиссии. — 1909. —
Вып. 29.
Ставиский Б.Я. Искусство Средней Азии. Древний период. VI в. до н.э. — VIII в. н.э. —
М., 1974.
Стамбульиик Э.У. Новые памятники гунно-сарматского времени в Туве // Древние
культуры евразийских степей. — Л., 1983.
Степанова Н.Ф., Кирюшин Ю.Ф. Могильник скифского времени Тыткескень 6 // Ар¬
хеологические исследования в Сибири. — Барнаул, 1989.
Стоянов В.Е. Сайгатский могильник// ВАУ. — 1962. — Вып. 4.
Субботин А.В. Тесинский склеп // Древние культуры евразийских степей. — Л., 1983.
Суразаков А.С. О социальной стратификации пазырыкцев // Вопросы археологии и
этнографии Горного Алтая. — Горно-алтайск, 1983.
Талько-Гринцевич Ю. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья // Тр. Троицко-Савс-
кого отд-ния Приамурского отд. РГО. — 1901. — Т. IV, вып. 2.
Талько-Гринцевич Ю. Материалы к палеоэтнологии Забайкалья, IV // Тр. Троицко-
Савского отд-ния Приамурского отд. РГО. — 1902. — Т. III, вып. 23.
Татаурова Л.В. Дополнительные критерии в определении социального положения
умершего (По материалам саргатских курганов) // Проблемы изучения саргатской культу¬
ры. — Омск, 1991.
Теплоухов С.А. Раскопки курганов в горах Ноин-Ула // Краткие отчеты экспеди¬
ции по исследованию Северной Монголии в связи с Монголо-Тибетской экспедицией
П.К. Козлова. - Л., 1925.
120

Тереножкин А.И. Общественный строй скифов // Скифы и сарматы. — Киев, 1977.
Тереножкин А.И., Ильинская В.А., Черненко Е.В., Мозолевский Б.Н. Скифские курга¬
ны Никополыцины // Скифские древности. — Киев, 1973.
Тетерин Ю.В. Поясные наборы гунно-сарматской эпохи Горного Алтая // ПОИИК-
НА. — Барнаул, 1995.
Толстов С.П. Древний Хорезм. — М., 1948.
Толстов С.П. По древним дельтам Окса и Яксарта. — М., 1962.
Толстой И., Кондаков Н. Русские древности в памятниках искусства. — СПб., 1889. —
Вып. 1.
Топоркова Л.В. О элементах скифо-сибирского звериного стиля в саргатской культу¬
ре // Археология Западной Сибири. — Омск, 1988.
Топоркова Л.В. О возможности использования остатков погребальной тризны для
определения социального положения погребенного // Скифо-сибирская мировая соци¬
альная структура и общественные отношения. — Кемерово, 1989.
Топоркова (Татаурова) Л.В., Яшин В.Б. Золотые поясные пластины из 1 Сидоровского
кургана (к вопросу о связях саргатской культуры)// XXV111 PACK. — Чита, 1988.
Тренер К.Ф. Памятники греко-бактрийского искусства. — М.; Л., 1940.
Троицкая Т.Н. К вопросу о взаимосвязях населения Новосибирского Приобья с
уральскими племенами в эпоху раннего железа // АЭБ. — 1971. — Т. IV.
Троицкая Т.Н. Пояса из погребений Новосибирского Приобья II—IV вв. н.э.//
КСИА. - 1973. - Вып. 136.
Троицкая Т.Н. Кулайская культура в Новосибирском Приобье. — Новосибирск, 1979.
Троицкая Т.Н. Курган I Быстровского могильника// СА. — 1984. — № 4.
Трудновская С.А. Изделия из металла, кости, камня, стекла и других материалов//
Кой-Крылган-Кала. — М., 1967.
Тургунов Б.А. Городище Айртам// Центральная Азия в кушанскую эпоху. — М.,
1975. — Ч. II.
Уманский А.П. Могильник верхнеобской культуры на Верхнем Чулыме // Бронзовый
и железный век Сибири. — Новосибирск, 1974.
Уманский А.П. Рогозинские курганы по раскопкам Барнаульского пединститута в
1985 году// Вопросы археологии Алтая и Западной Сибири эпохи металла. — Бар¬
наул, 1992.
УманскийА.П. Курганы железного века в Родинском районе// Культура народов
евразийских степей в древности. — Барнаул, 1993.
У Энь, Чжу Кань, Ли Цзиньцзэн. Могильник сюнну в деревне Даодуньцзы уезда
Тунсинь в Нинся // Китай в эпоху древности. — Новосибирск, 1990.
Федоров-Давыдов Г.А. О сценах терзаний и борьбы зверей в памятниках скифо-си¬
бирского искусства// УСА. — 1975. — Вып. 3.
Хабдулина М.К., Малютина Т.С. Погребальный комплекс V—IV вв. до н.э. из Челябин¬
ской области // КСИА. — 1982. — Вып. 170.
Хазанов А.М. Генезис сарматских бронзовых зеркал // СА. — 1963. — № 4.
ХазановА.М. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарматов// СА. —
1964. - №3.
Хазанов А.М. Сложные луки евразийских степей и Ирана в скифо-сарматскую эпо¬
ху// Материальная культура народов Средней Азии и Казахстана. — М., 1966.
Хазанов А.М. Из истории сарматского наступательного оружия // История, археоло¬
гия и этнография Средней Азии. — М., 1968.
Хазанов А.М. Очерки военного дела сарматов. — М., 1971.
Хазанов А.М. Социальная история скифов. Основные проблемы развития древних
кочевников евразийских степей. — М., 1975.
Хазанов А.М., Шкурко А.И. Социальные и религиозные основы скифского искусст¬
ва // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. — М., 1976.
Художественные сокровища Дальверзин-Тепе. — Л., 1978.
Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов. — Новосибирск, 1980.
Худяков Ю.С. Железные наконечники стрел из Монголии // Древние культуры Мон¬
голии. — Новосибирск, 1985.
Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Централь¬
ной Азии. — Новосибирск, 1986.
Худяков Ю.С. Новые материалы хуннского времени в Горном Алтае // Северная Ев¬
разия от древности до средневековья. — СПб., 1992.
Худяков Ю.С., Скобелев С.Г., Мороз М.В. Археологические исследования в долинах
рек Ороктой и Эдиган в 1988 году// Археологические исследования на Катуни. — Ново¬
сибирск, 1990.
ЦэвэндоржД. Новые данные по археологии Хунну (по материалам раскопок 1972—
1977 гг.) //Древние культуры Монголии. — Новосибирск, 1985.
Черненко Е.В. Скифский доспех. — Киев, 1968.
Черненко Е.В. Оружие из Семибратних курганов // Скифские древности. —
Киев, 1973.
Черненко Е.В. Военное дело скифов // Проблемы археологии степной Евразии. —
Кемерово, 1987. — Ч. II.
121

Чернецов В.Н. К вопросу о проникновении восточного серебра в Приобье // ТИЭ.
Нов. сер. - М.; Л., 1947. - Т. 1.
Чернецов В.Н. Усть-Полуйское время в Приобье// МИА. — М., 1953. — № 35.
Чернецов В.Н. Бронза усть-полуйского времени // МИА. — 1953. — № 35.
Чернецов В.Н. Нижнее Приобье в 1 тысячелетии н.э. // МИА. — 1957. — N° 58.
Чернецов В.Н., Мошинская В.И. В поисках древностей родины угорских народов //
По следам древних культур. — М., 1954.
Членова Н.Л. Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры. — М.,
1967.
Чиндина Л.А. Древняя история Среднего Приобья в эпоху железа. — Томск, 1984.
Шилов В.П. Калиновский курганный могильник // МИА. — 1959. — Вып. 60.
Шилов В.П. Раскопки Елизаветинского могильника в 1954—1958 гг. // Известия Ро¬
стовского областного музея краеведения. — 1959. — 1(3).
Шилов В.П. Очерки по истории древних племен Нижнего Поволжья. — Л., 1975.
Шишлина Н.И. О сложном луке срубной культуры // Проблемы археологии Ев¬
разии. — М., 1990.
Юсупов Х.Ю. Исследования курганных памятников вдоль Верхнего Узбоя весной
1973 г. // УСА. - 1975. - Вып. 3.
Ягодин В.Н. Сарматский курган на Устюрте// КСИА. — 1978. — Вып. 154.
Ягодин В.Н., Никитин А.Б., Кошеленко Г.А. Хорезм // Древнейшие государства Кав¬
каза и Средней Азии. — М., 1985.
Яценко И.В. Скифия VII—V вв. до н.э. — М., 1959.
Яценко И.В. Ранне-сарматское погребение в бассейне Северного Донца //
КСИИМК. - 1962. - Вып. 89.
Яшин В.Б. Об “иранском комплексе” в мифологии угорских народов Западной Си¬
бири// Проблемы археологии степной Евразии. — Кемерово, 1987. — Ч. 2.
Яшин В.Б. К проблеме южных связей древних угров // Исторические чтения памяти
М.П. Грязнова. — Омск, 1987а.
Яшин В.Б. Иранские элементы в мифологии угорских народов Западной Сибири как
результат контактов эпохи бронзы — раннего железа: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. —
Новосибирск, 1990.
AnderssonZ. Hunting Magic in the Animal Stile // BMFEA. — 1932. — N 4.
Davydova A.V. The Jvolga Gorodichehe. A monument of the hiung nu culture Trans-Baikal
Region// Acta Archeologica Academiae. — Budapest, 1968.
Munkacsi B. Die weltgottheiten der wogulischen Mithologie // Keleti Szembe. — Budapest,
1908. - Bd.9.
RostovtzefTM. L’art greco-sarmate et Part chinois de’epoque des Han// Arethuse. —
Paris. - 1924. - Vol. 3.
RostovtzefTM. The Animal Style in South Russia and China. — London, 1929.
Scythian Art. — Leningrad: Avrora Art Publ., 1986.
StronachD. Excavation at Pasargade. — London, 1965.

СОКРАЩЕНИЯ
АГПИ	-
АО	-
АСБКНИИ -
АСГЭ	-
АЭБ	-
ВАУ	-
вди
ви	-
гим -
ГУ	-
гэ	-
иис -
ИМКУ -
КСИА -
ксиимк -
ЛГУ	-
ЛАИ	-
МАР	-
МАЭОмГУ -
МИА	-
НАА	-
ПИДО -
ПОИПИКА -
ПСА	-
ПХКПАПЗС -
РАНИОН -
РАО	-
PACK	-
РГО	-
СА	-
Алма-Атинский государственный педагогический ин¬
ститут
Археологические открытия
Археологический сборник Бурятского комплексного
научно-исследовательского института
Археологический сборник Государственного Эрмитажа
Археология и этнография Башкирии
Вопросы археологии Урала
Вестник древней истории
Вопросы истории
Государственный исторический музей
Государственный университет
Государственный Эрмитаж
Из истории Сибири
История материальной культуры Узбекистана
Краткие сообщения Института археологии
Краткие сообщения Института истории материальной
культуры
Ленинградский государственный университет
Лаборатория археологических исследований
Материалы по археологии России
Музей археологии и этнографии Омского государ¬
ственного университета
Материалы и исследования по археологии СССР
Народы Азии и Африки
Проблемы истории докапиталистических обществ
Проблемы охраны и использования памятников исто¬
рии и культуры Алтая
Проблемы скифской археологии
Проблемы хронологии и культурной принадлежности
археологических памятников Западной Сибири
Российская ассоциация научно-исследовательских ин¬
ститутов общественных наук
Российское археологическое общество
Региональная археологическая студенческая конфе¬
ренция
Русское географическое общество
Советская археология
123

САГУ
САИ
СГЭ
СЭ
ТИЭ
ТХЭ
УСА
УЗ
BMFEA
—	Среднеазиатский государственный университет
—	Свод археологических источников
—	Сообщения Государственного Эрмитажа
—	Советская этнография
—	Труды Института этнографии АН СССР
—	Труды Хорезмской экспедиции
—	Успехи среднеазиатской археологии
—	Ученые записки
—	Museum of Far-Eastern Antiguities. Bulletin Antiguities

ПРИЛОЖЕНИЕ

Рис. 2. Курган 1. До раскопок. Фотография.
26

Рис. 3. Курган 1. Общий план.
1, 2 — могилы; I—I. ГГ—П, ПГ— ГО — разрезы по линиям.
127

Рис. 4. Курган 1. Разрезы по линиям I—I (j), II—ц (б)у III—III (е).

9 Заказ № 213
129

5
Рис. 6. Курган 1 и 2. Находки.
1 — сосуд (2, кург.2, мог.1); 2 — сосуд (3, кург.2, мог.1); 3—5 — фрагменты сосуда (кург.1, насыпь).
130

Рис. 7. Курганы 1,3. Находки.
Кург.1. 1 — серебряная пряжка (26); 2,3 — то же (7); 4 — глазчатая бусина (22): 5 — глиняный сосуд (30);
6- серебряная нашивка (7); 7. 13, 15, 16, 19- золотая нашивка (23,2); 10-12- золотые пронизки (16);
14 — золотой колокольчик (41); 20 — серебряная заклепка (7); 21 — серебряные гвоздики-заклепки (31).
Кург.З. 8, 9, 17, 18— золотые нашивки (мог.1—17, 18).
131

а
Рис. 8. Курган 1, могилы 1,2. Находки.
а — золотые нашивки (мог.1) (фотография); б, в — прорисовка парчи (18) (мог.2).
132

с
о о
А
-X
			»	*	-1__
г	г	г	Г	Г	г
о о,
Б
Рис. 9. Курган 1, могила 2. План и разрез.
133

Рис. 10. Курган 1, могила 2. Фотография.
134

Рис. 11. Курган 1, могила 2. Череп и грудная часть. Фотография.
135

Рис. 12. Курган 1, могила 2. Деталь могилы. Слева от головы — развал сосуда (30),
серебряная чаша (8), парча (17). Фотография.
136

Рис. 13. Курган 1, могила 2. Деталь могилы. Поясной отдел. Фотография.
Рис. 14. Курган 1, могила 2. Деталь могилы. Находки в ногах. Фотография.
137

138

139

0	10	20 30см
1	I I — >
Рис. 17. Курган 1, могила 2. Бронзовый котел (5).
Рисунок и фотография (вид сверху).
140

Рис. 19. Курган 1, могила 2. Фалар (6).
141

Рис. 20. Курган 1, могила 2. Фалары (6). Фотография.
142

Рис. 21. Курган 1, могила 2. Находки.
] — железный топор (24); 2—6 — пластины доспеха (6а).
143

Рис. 22. Курган 1, могила 2. Серебряные пряжки (7). Фотография.
144

Рис. 23. Курган 1, могила 2. Находки.
— серебряный флакон (36); 2— бронзовое кольцо (33); 3 — золотая поясная накладка (13в); 4— золотая 1рив-
а (15); 5 — серебряная чаша (8); 6 — серебряный чубук (34); 7 — золотая серьга (28); 8 — серебряная
поясная пряжка (14); 9— золотая обувная пряжка (10).
О Заказ JNfe 213
145

Рис. 24. Курган 1, могила 2.
а — остатки кожаного сосуда (9); б — чубук
(34); в — флакон (36). Фото.
Рис. 25. Курган 1, могила 2. Золотые обувные пряжки (10). Фотография.
146

Рис. 26. Курган 1, могила 2. Находки.
1 - железная пластина (6а); 2- железный стержень (37); 3 - железный стержень (39); 4- железная пряжка (25);
5 — железный кинжал (21); 6— железный нож (12); 7— железный наконечник стрелы (19а); 8— меч (И).
147

~~	о	0	1 см
»	I
Pwc. 27. Курган 1, могила 2. Золотые наременные накладки (13 а 6).
~	х, MuiMjia z. золотая наременная накладка с изображением хищника
семейства кошачьих (13 в). Фотография.
148

Рис. 29. Курган 1, могила 2. Серебряная поясная пряжка (14). Фотография.
Рис. 30. Курган 1, могила 2. Парча в области ног (18). Фотография.
149

Рис. 31. Курган 1, могила 2. Находки.
1, о, б — бронзовые нашивки (18а); 2—5, 7—9— костяные поделки (27); 6— костяная накладка на лук (20).
150

Рис. 32. Курганы 1, 2. Находки.
1—6 — железные пластины (8, кург.2, мог.З); 7, 8 — бусины (16, кург.2, мог.З); 9, 10— золотые нашивки (1, кург.2,
мог.З); 11 — сосуд (1, кург.2, мог.1); 12— фрагмент сосуда (15, кург.2, мог.З); 13 — серебряная обоймочка (6, кург.2,
мог.2); 14— тоже (29, кург.1, мог.2).
151

Рис. 33. Курган 2. План.
1—3 — могилы.
152

Рис. 34. Курган 2. Разрез насыпи по бровке.

Рис. 35. Курган 2, могила 1. План и разрез по бровке А, Б.
154

Рис. 36. Курган 2. Находки.
1, 3 — обломки железного кинжала (5); 2 — обломок железного изделия (10); 4, 5 — бляшка-пуговица (9); 6, 8, 9 —
бронзовые обкладки (11); 7— бусина (7); 10 — железная обкладка (3, мог.З); 11 — железная ложечковидная застежка
(14, мог.З); 12 — железные наконечники стрел (4, мог.З); 13, 14 — обломки железных удил (5); 15 — обломок
железного ножа (2, мог.З); 16 — обломок железного наконечника стрелы (13); 17-19 — обломки железной втулки
копья (3, 14).

О 40см
<	I	I	I	I
Рис. 37. Курган 2, могила 2. План и разрез по бровке А, Б.
156

Рис. 38. Курганы 2 и 3. Находки.
1 — фрагмент сосуда (14, кург.2, мог.2); 2 — фрагмент керамики (8—9, кург.З, мог.2); 3 — сосуд (8, кург.2, мог.2).
157

с
4
Б
30см
Рис. 39. Курган 2, могила 3. План и разрез по бровке А, Б.
158
-320

Рис. 40. Курган 3. До раскопок. Фотография.
Рис. 41. Курган 3. План.
1—3 — могилы.
159

ON
О
1
Рис. 42. Курган 3. Разрезы насыпи по линиям С—Ю (а), Ю—С (б).

Рис. 43. Курган 3. Ход выборки насыпи. Фотография.
Рис. 44. Курган 3. Общий вид площади кургана в ходе снятия насыпи. Фотография.
Заказ № 213
161

Рис. 45. Курган 3. Надмогильное сооружение в ходе расчистки. Фотография.
162

Рис. 46. Курган 3. Находки.
] — обломок железного меча (1, насыпь); 2, 3 — каменные подвески (19, 13); 4 — бусина каменная (23); 5 — бусина
(4, мог.З); 6— золотая нашивка (18); 7— золотая нашивка (17); 8— бронзовая скобка (24); 9— серебряная нашив*
ка (1); 10— сосуд (16); 11, 12— фрагменты керамики (22, мог.2).
163

164

Рис. 48. Курган 3, могила 1. План и разрез по бровке А, Б.
165

О 2см
Рис. 49. Курган 3, могила 1. Сосуд (23).
166

с
Рис. 50. Курган 3, могила 2. План и разрез по бровке А, Б.
167

168

12 Заказ № 213

Рис. 53. Курган 3, могила 3. Находки.
1 — сосуд (21); 2, 3 — железные заклепки (13, 3); 4, 5 — железные перекрестия ремней (27, 28); 6 — бронзовые
ложечковидные застежки (29); 7, 8 — бронзовые заклепки (16, 17, 50); 9 — остатки железных удил (40, 41); 10 —
серебряное кольцо (43); 11. 12— серебряные обоймочки (42).
170

Рис. 54. Курган 3, могила 3. Находки.
1, 3, 4, 7—9 — железные детали узды (30, 40); 2,5, 6— серебряные бляшки (32, 33, 35).
171

с
172

а
О 80	160см

Рис. 57. Курган 4. Находки.
1 — бронзовый наконечник стрелы (I, насыпь); 2 — фрагмент керамики (без Nfe, насыпь); 3, 4, 6 —
фрагменты керамики (8—10); 5 — сосуд (57» мог.1); 7—9 — бусы (2» мог.1); 10 — обломок железно¬
го псалия (1, мог.З); 11 — железный наконечник стрелы (2» мог.З); 12 — обломок железного ножа (2» 3»
мог.2); 13 — бронзовое зеркало (3, мог Л); 14 — золотое кольцо (1, мог. 4); 15 — обломок камня
(15. кург.4, мог.5).
174

с
Д j-	*	*	4	4	i	i	4	i	g
О 20 40см
I—I—I—•—i
Puc. 58. Курган 4, могила 2. План и разрез по бровке А, Б.
175

с
Рис. 59. Курган 4, могилы 3 и 4. План и разрез по бровке А, Б.
176

с
Рис. 60. Курган 4, могила 5. План.

Рис. 61. Курган 4, могила 5. Фотография.
Рис. 62. Курган 4, могила 5. Фотография.
178

Рис. 63. Курган 4, могила 5. Находки.
1 — глиняное пряслице (1); 2— сосуд (4); 3 — бронзовая подвеска-серьга (18); 4 — сосуд (3); 5 — бронзовая подвеска
серьга (19).
179

Рис. 64. Курган 4, могила 5. Находки.
7 — курильница (10); 2 — сосуд-курильница (13); 3—7— бронзовые нашивки (7, 19); 8,9— бронзовые пронизки (5);
10 — бусина (5): 11 — сосуд (2); 12 — точило (8).
180

с
ю
О 120см
Рис. 65. Курган 5. План.
1—6 — могильные сооружения.
181

‘fi-Q—32	-30	-28
3
-20	-20	-19
+2	+2	0	+3	+3
А/с. бб. Курган 5. Разрез насыпи по линиям Ю—С (я) и 3—В (6).

О -i
'MX.
I9 9 M » I * I t
I I I I I
. .
«Ту
\
4jm1 t 1 ^
i м
c
4
0 0
00
г
Ac. 67.
Курган 5. Насыпь. Скопление 6.
183

с
М. t -	i		I	I QSi
A	г	Г	г	Б
Рис. 68. Курган 5, могила 1. План и разрез по бровке А, Б.
184

Рис. 69. Курган 5. Находки.
1, 3, 5, 7, 9 — фрагменты керамики (5, 12, 14); 2— сосуд (без Ne); 4 — железный нож (1, скопление 6);
6, 8— костяные наконечники стрел (1, 3, насыпь).
3 Заказ № 213
185

Рис. 70. Курган 5, могила 1. Находки.
1 — обломок железного ножа (18); 2 — серебряное кольцо (15); 3 — бронзовый котел (И); 4, 5, 9 —
костяные накладки на лук (8, 9, 10); 6, 10 — фрагменты керамики (12); 7, 8 — костяные наконечники
стрел (2, 4).
186

Рис. 71. Курган 5, могила 1. Котел в могште. Фотография.
187

Рис. 72. Курган 5. Насыпь, могила 2. Находки.
1-3 - костяные накладки на лук (4 3, 12, мог2); 4, 6. 7, 9-11 - костяные наконечники стрел (14,
1, 2, мог.2); 5, 8 — обломки костяных поделок (14, мог.2).
188

1 — обломок гранита (3, кург.4, мог.2); 2, 4 — фрагменты сосуда (7, кург.5, мог.6); 3 — обломок
костяной накладки на лук (14, кург.5, мог.2); 5 — сосуд (2, кург.4, мог.5)'; б — бронзовая подвеска
(4, кург.5, насыпь).
189

00
00
~Б
Рис. 74. Курган 5, могилы 2 и 3. План и разрез по бровкам А, Б и В, Г.
190

Рис. 75. Курган 5, могила 2. Фотография.
191

Рис. 76. Курган 5, могила 2. Находки.
1 — обломок кинжала? (18); 2— железный нож (И); 3— сосуд (1); 4— сосуд (9); 5— железная ско¬
ба (16); 6— железный наконечник стрелы (13).
192

Рис. 77. Курган 5. Находки.
; - сосуд (1. -0,4); г - обломок железно™ кинжзл а (5, -0,4 У 3. 4- фпж* ке= (6,^,4),
5—8 10 11-13 — костяные наконечники стрел (1, 2, 3, 4, мог.ч;,
*	'	на лук (мог.4).
193

\0
00
.в
0JLA
Рис. 78. Курган 5, могила 4. План и разрез по бровке А. Б.

с
Г
195

с
196

ОГЛАВЛЕНИЕ
I
ПРЕДИСЛОВИЕ	 3
Г л а в а 1.	ОПИСАНИЕ СИДОРОВСКИХ КУРГАНОВ	.	4
1.	Ход раскопок	 —
2.	Некоторые другие сведения о могильнике	.	31
3.	Наблюдения над погребальным обрядом
могильника	 33
Г л а в а 2.	ИНВЕНТАРЬ .	38
1.	Посуда	 —
Керамические сосуды ...	—
Металлические сосуды ...	42
2.	Оружие	 43
Наступательное вооружение	—
Оборонительное вооружение .	45
3.	Железные ножи	 —
4.	Предметы конской упряжи ....	46
5.	Украшения и атрибуты одежды .	47
6.	Отдельные находки	 54
7.	Изделия из парчи, войлока, ткани	—
8.	Кожа 		 55
9.	Разные находки	 —
10.	Кости животных 	 —
Г л а в а 3. ОПЫТ ХРОНОЛОГИИ СИДОРОВСКОГО
КОМПЛЕКСА	 57
1.	Конское убранство	 58
2.	Предметы вооружения	 61
3.	Котлы, фляга и другие находки ....	67
4.	Украшения	 71
5. Зеркала	 . .	76
6. Опыт датировки	 . .	79
Г л а в а 4. ИСТОРИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
СИДОРОВКИ КАК ЧАСТИ САРГАТСКОЙ КУЛЬТУРЫ	83
1.	Вопросы социального устройства саргатского
общества	 —
2.	Ювелирные изделия из Сидоровки и их место
в комплексе скифо-сибирского звериного	стиля .	96
3.	Сидоровка и ее место в системе культур
позднесаргатского времени ....	102
ЗАКЛЮЧЕНИЕ ...	.....	108
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ .	109
СОКРАЩЕНИЯ ...	123
ПРИЛОЖЕНИЕ ....		 125
197

Научное издание
Матющенко Владимир Иванович
Татаурова Лариса Вениаминовна
МОГИЛЬНИК СИДОРОВКА
В ОМСКОМ ПРИИРТЫШЬЕ
Редактор М.П. Щекот ихина
Художник В.И. Шумаков
Технический редактор Н.М. Остроумова
Оператор электронной верстки С.К. Рыжкович
Изд. лиц. № 020207 от 23.06.97. Сдано в набор 28.08.97. Подписано в печать 25.12.97. Бумага тип. № 1.
Формат 70 х 108 ‘/и. Гарнитура “Таймс" Усл.-печ.л. 17,5. Уч.-изд.л. 16,0. Тираж 327 э'кз. Заказ 213.
Сибирское издательско-поли графическое и книготорговое предприятие “Наука” РАН.
630077, Новосибирск, ул.Станиславского, 25.
Редакционная подготовка и изготовление оригинала-макета:
630099, Новосибирск, ул.Советская, 18.

ОМСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ
ОБЛАСТНАЯ НАУЧНАЯ
БИБЛИОТЕКА
имени А.С.Пушкина
Основана 26.01 (08.02) 1907 г.
по решению Городской думы
как городская общественная библиотека
в честь 100-летия со дня рождения А.С.Пушкина.
С 28.04.95 г. размещена в здании,
авторами проекта которого являются
Г.Н.Нарицин и Ю.А.Захаров
Фонд библиотеки составляет 3 млн 155 тыс. экз.
единиц хранения, имеются редкие и уникальные
издания XVIII и XIX вв.
Библиотека входит в Международную федерацию
библиотечных ассоциаций
и учреждений ( ИФЛА ), подключена к Internet
Адрес: 644099, Омск, ул. Красный Путь, 11
тел. (3812)24-85-09
E-mail: fatas @ cronos. omsk. su