/
Author: Чудинов А.В. Бовыкин Д.Ю.
Tags: всеобщая история история история средних веков история франции великая французская революция
Year: 2020
Text
Дмитрий Бовыкин • Александр Чудинов
Дмитрий Бовыкин • Александр Чудинов
ФРАНЦУЗСКАЯ
РЕВОЛЮЦИЯ
п
AN*
АЛЬПИНА НОН-ФИКШН
Москва
2020
УДК 94(44)" 1789/99”
ББК 63.3(44)521.1
Б72
Исследование выполнено при финансовой поддержке
Российского научного фонда, проект № 18-18-002.16.
Государственный академический университет
гуманитарных наук.
Главный редактор серии Ивар Максутов
Редактор Андрей Захаров
Бовыкин Д. Ю.
Б72 Французская революция / Дмитрий Бовыкин, Александр Чудинов. — М. :
Альпина нон-фикшн : ПостНаука, 2020. — 468 с. : ил. — (Серия «Библиотека
ПостНауки»).
ISBN 978 5-91671-975-8
Французская революция XVIII века уникальна тем, что ее опыт востребован
и актуален вот уже более двух столетий. Она — точка отсчета и матрица для всех
последующих революций, участники которых равнялись на нее, подражая ей или пыта¬
ясь ее превзойти. Неудивительно, что и в наши дни историки и социологи видят в ней
идеальную модель для изучения динамики революций в целом и выявления их общих
закономерностей, обращаются к ее опыту вновь и вновь, пытаясь понять, как проис¬
ходят и как развиваются революции. Жившие два с лишним века тому назад люди
в напудренных париках и камзолах были не так далеки от нас, как это может показаться
на первый взгляд...
УДК 94(44)^789/99
ББК 63.3(44)511.1
Все права защищены. Никакая часть зтой книги
не может быть воспроизведена в какой бы то ни было
форме и какими бы то ни было средствами, включая раз¬
мещение в сети интернет и в корпоративных сетях,
а также запись в память ЭВМ для частного или пуб¬
личного использования, без письменного разрешения вла¬
дельца авторских прав По вопросу организации доступа
к злектронной библиотеке издательства обращайтесь
по адресу mylib@alpina.ru
ISBN 978-5-91671-131-8 (Библиотека «ПостНауки»)
ISBN 978-5-91671-975-8 (Альпина нон-фикшн)
ISBN 978-5-6044729-0-3 (ПостНаука)
© Бовыкин Д. Ю., Чудинов А. В., 2020
© Ассоциация «ИД «ПостНаука», 2020
© ООО «Альпина нон-фикшн», 2020
Оглавление
Введение 5
Глава I Причины п
Глава 1 Предреволюция 17
Глава з Учредительное собрание 48
Глава 4 Конец монархии 99
Глава $ Жирондисты и монтаньяры 132
Глава 6 Диктатура монтаньяров 183
Глава 7 Термидор 228
Глава 8 Революция продолжается 289
Глава 9 Крах режима Директории 348
Глава ю Наследие Французской революции 415
Заключение 459
Список литературы 463
Введение
То, что вчера еще было жизнью, сегодня уже история, а завтра —
легенда. Легенды занимают, развлекают, пугают или восхищают,
но их герои неминуемо бесплотны как абстрактные образы
и зачастую лишены реальных черт живых людей — людей, ко¬
торым мы могли бы сочувствовать и сопереживать. Что значат
для нас сегодня, скажем, легендарные триста спартанцев? Пожа¬
луй, лишь абстрактное олицетворение идеи самопожертвования.
Но как люди — каждый единственный и неповторимый, — хо¬
дившие по этой земле, любившие, страдавшие и до срока расстав¬
шиеся с жизнью в расцвете лет, они для нас сейчас, увы, не более
реальны, чем герои античных мифов Геракл или Тезей. Таковы,
хотим мы того или нет, законы коллективной памяти человече¬
ства. Большинству событий прошлого и участникам их уготована
именно такая судьба. Большинству, но не всем. Есть события, ко¬
торые упорно сопротивляются переходу в область легенд и сохра¬
няют злободневность для разных поколений, каждое из которых
тем или иным образом вновь и вновь переживает их в вообра¬
жении или в реальности, а их действующих лиц воспринимает
едва ли не как своих современников. К таким немногочислен¬
ным, но вечно актуальным событиям мировой истории относится
Французская революция XVIII века.
В мае 1976 года знаменитый советский историк Альберт За¬
харович Манфред, выступая на международном коллоквиуме,
размышлял над удивительным феноменом непреходящей акту¬
альности опыта этой Революции. Умудренный долгой жизнью че¬
ловек, видевший две мировые и гражданскую войны, побывавший
и в сталинской тюрьме, и на вершинах научной славы, он многие
годы посвятил изучению Французской революции. И в его словах
5
Французская революция
звучало нескрываемое изумление и восхищение от того, что дела
столь давно минувших дней по-прежнему живо волнуют его со¬
временников, вызывая их острые дискуссии, будто все произо¬
шло только вчера: «Казалось бы, о чем еще спорить? Что еще из¬
учать? Страсти, когда-то волновавшие и разделявшие участников
революционных событий, а позже их сторонников и противни¬
ков, давным-давно перегорели и остыли; от них остался лишь
пепел. За минувшие два столетия мир подвергся таким величай¬
шим изменениям во всех сферах, что ныне время двуконных поч¬
товых дилижансов, гусиных перьев и измеряемого мощью голоса
ораторского дара Мирабо представляется нам — людям конца
XX века — почти такой же седой стариной, как далекие эпохи
античной Греции или Древнего Рима». Тем не менее, констати¬
ровал ученый, история Французской революции все еще не стала
сугубо академическим предметом, свободным от злободневности.
Со времени того выступления прошло без малого полвека.
Нам, живущим в эпоху интернета, искусственного интеллекта, мо¬
бильной связи и персональных компьютеров, 70-е годы XX столе¬
тия сегодня тоже кажутся глубокой древностью, когда люди по ве¬
черам смотрели черно-белые пузатые телевизоры, звонили за две
копейки из стоявших на улице телефонных автоматов, а ламповые
ЭВМ, мигая и щелкая, играли в шахматы на уровне перворазряд¬
ника. Однако и для нынешних поколений Французская револю¬
ция остается столь же актуальной, как и для тех, кто жил за пять¬
десят, сто и сто пятьдесят лет до нас.
Достаточно посетить любую протестную манифестацию в сего¬
дняшней Франции, чтобы своими глазами увидеть, сколь широко
востребованы там образы, символы и лозунги Французской рево¬
люции. В колоннах демонстрантов красные фригийские колпаки
якобинцев нередко соседствуют с белоснежными вандейскими зна¬
менами, на которых кроваво алеет Святое Сердце Иисуса. Срав¬
нение незадачливых правителей с Людовиком XVI давно стало
общим местом, а чучело президента Пятой республики недавно
даже гильотинировали — в предостережение, чтобы не упорство¬
вал в своей непопулярной политике. Для перечисления других
примеров заимствований образов и символов Франции конца
6
Введение
Людовик XVI. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
XVIII столетия самыми разными странами, переживающими
в наши дни радикальные перемены, не хватит и книги.
Однако столь устойчивая востребованность опыта Француз¬
ской революции в последующие два с лишним века не должна
удивлять: из ее колыбели вышло все современное западное обще¬
ство. Да и остальной мир в той или иной степени до сих пор про¬
должает испытывать ее влияние. Взять хотя бы привычную ме¬
трическую систему мер — ее нам подарила именно Французская
революция. Она же породила такие основополагающие полити¬
ческие понятия наших дней, как «конституция» и «права чело¬
века», «левые» и «правые», «всеобщее избирательное право»,
«политика террора», — из-за этого ее нередко называют матерью
политической культуры современности. А еще в ходе Француз¬
ской революции пресса впервые выступила в качестве «четвертой
7
Французская революция
власти», социальные же сети — да-да социальные сети! — пока¬
зали себя эффективным средством политической мобилизации.
Эти люди в напудренных париках и камзолах на самом деле были
не так далеки от нас, как может показаться на первый взгляд...
И наконец, благодаря именно этому событию в международ¬
ном лексиконе закрепилось само понятие «революция», исполь¬
зуемое ныне для обозначения радикальной смены политического
и общественного строя неправовым путем. До того понятие «ре¬
волюция» использовалось в самом широком, почти беспредель¬
ном смысле, включая в себя не только ниспровержение прави¬
тельств, но и смену династий, дворцовые перевороты и даже
вращение светил.
Более того, Французская революция стала своего рода точ¬
кой отсчета и матрицей для всех последующих революций, участ¬
ники которых непременно равнялись на нее, самую первую, подра¬
жая ей, либо пытаясь ее превзойти. Неудивительно, что историки
и социологи видят во французских событиях конца XVIII века
идеальную модель для изучения динамики революций в целом
и выводят из исследования ее конкретных фактов общие законо¬
мерности, проявляющиеся во всех остальных социальных потря¬
сениях подобного рода.
История Французской революции на самом деле о нас, о воз¬
никновении современного общества со всеми его достоинствами
и недостатками. Прошлое посылает нам сигналы, которые нужно
услышать и разобрать, чтобы лучше понять настоящее. Но именно
в случае с Французской революцией сделать это крайне трудно
из-за сопутствующих фоновых «шумов». На протяжении боль¬
шей части из двух с лишним столетий, что прошли после этой
революции, ее история активно мифологизировалась в полити¬
ческих целях. Да, собственно, они и породили ее историографию
в ю-е годы XIX века. В то время люди, пережившие Французскую
революцию, хранили о ней самые тягостные воспоминания: она
ассоциировалась у них с лишениями, террором и войной. Однако
следующее за ними новое поколение не имело личного опыта
жизни в эпоху перемен. Чтобы обеспечить поддержку «прин¬
ципам 1789 года» со стороны молодежи, либеральные историки
8
Введение
эпохи Реставрации, очень талантливые и тоже молодые, скон¬
струировали апологетический образ Революции, который должен
был вытеснить негативные воспоминания о ней из исторической
памяти нации. Это им удалось. Их интерпретация определила
видение Французской революции более чем на полтора столетия.
В России же XIX века апологетика Французской революции
и вовсе приобрела среди либеральной интеллигенции такой мас¬
штаб, что превратилась, говоря словами русского писателя и ре¬
волюционера Александра Ивановича Герцена, в настоящий культ.
Во французских событиях оппозиционно настроенные российские
интеллектуалы хотели видеть предсказание будущего своей страны.
Этот квазирелигиозный культ проявился и в том, что только в Рос¬
сии — и больше нигде, даже во Франции! — Революцию XVIII века
стали называть Великой. Формулировка оказалась настолько живу¬
чей, что и сегодня у нас в стране слабо знакомые с исторической
литературой люди все еще оперируют причудливым словосочета¬
нием «Великая французская революция».
Только во второй половине XX века английские и француз¬
ские историки «критического» направления показали мифиче¬
скую основу апологетической трактовки Революции. На то, чтобы
научное знание смогло потеснить (но, увы, не вытеснить!) миф,
ушло еще несколько десятилетий. В результате новейших изыска¬
ний, проводившихся учеными из разных стран, мы имеем сего¬
дня совершенно иное видение Французской революции, чем то,
что предлагалось ее классическими историями XIX-XX веков.
И если те до сих пор сохраняют свою привлекательность в качестве
шедевров изящной словесности, то свое былое значение в качестве
исторических трудов они уже во многом утратили.
Авторы этой книги, опираясь на собственные исследования
и на знание современной научной литературы, постараются позна¬
комить читателя с той картиной Французской революции, какой
она сегодня видится изучающим эту тему историкам.
ГЛАВА I
Причины
«Классическая» интерпретация
Почему произошла Французская революция? Для тех, кто изучает
ее, — это вопрос вопросов, как, впрочем, и производные от него:
была ли Революция неизбежна? Была ли она необходима?
Существовавшая с XIX века «классическая» трактовка Фран¬
цузской революции объясняла, что та была неизбежна и необхо¬
дима для ликвидации Старого порядка. Он, мол, находился в глу¬
боком кризисе, реформированию не подлежал и только мешал
дальнейшему развитию страны. В XX веке доминирующее поло¬
жение в освещении истории Французской революции заняли ис¬
следователи, разделявшие философские воззрения немецкого мыс¬
лителя и революционера Карла Маркса. Они считали стержнем
мировой истории процесс последовательного чередования обще¬
ственно-экономических формаций, которые сменяют одна другую
посредством социальных революций. Когда та или иная формация
утрачивает свою прогрессивность и становится тормозом для раз¬
вития человечества, происходит революция, в результате кото¬
рой на смену старой формации приходит новая. Так будет до тех
пор, пока не утвердится формация коммунистическая, а с нею
не наступит и конец истории. Позаимствовав у французских либе¬
ральных историков эпохи Реставрации их «классическую» трак¬
товку Революции XVIII века и дополнив ее, марксисты объявили
Французская революция
эту революцию буржуазной, то есть такой, в результате которой
капиталистическая формация сменила феодальную. Разумеется,
при подобном объяснении уже не только Французская, но и все
остальные революции в мировой истории оказывались необхо¬
димыми и неизбежными. Такую трактовку событий во Франции
исповедовала на протяжении всего прошлого столетия мировая
«классическая» историография, и в частности советская исто¬
рическая наука. Да и сейчас у подобной интерпретации еще хва¬
тает приверженцев среди французских историков левых взглядов.
Системный кризис, которого не было
Если в СССР никакая иная точка зрения на революции, кроме
«классической», не допускалась, в других странах все же суще¬
ствовали историки не только «классического» направления,
но и сторонники иных методологических подходов. Проводив¬
шееся во второй половине XX века изучение экономической ис¬
тории Франции такими исследователями убедительно показало,
что говорить о системном кризисе общества Старого порядка нет
никаких оснований.
Франция XVIII века была богатой, быстро развивавшейся стра¬
ной с мощной экономикой, которая с 1720-х по 1780-е годы пе¬
реживала продолжительный и устойчивый рост. Особенно бы¬
стро развивались сектора, связанные с колониальной торговлей.
Сотни французских судов курсировали в «атлантическом тре¬
угольнике»: из Франции они везли в Африку ром и ткани, там на¬
полняли трюмы чернокожими рабами для плантаций Вест-Индии,
а оттуда возвращались в Европу, груженые сахаром-сырцом, кофе,
индиго и хлопком. Колониальное сырье перерабатывалось на мно¬
гочисленных предприятиях близ морских портов, после чего го¬
товые продукты частично потреблялись в самой стране, частично
продавались за рубеж. Атлантическая торговля стимулировала
развитие судостроения, текстильной и пищевой промышленно¬
сти. В этом секторе экономики еще задолго до Революции шел
бурный рост капиталистических отношений, предполагавших
12
глава j. Причины
использование наемного труда для получения прибавочной стои¬
мости.
По общему объему атлантической торговли, выросшему за этот
период в четыре раза, Франция вышла на второе место в мире
после Англии. Причем разрыв между двумя странами быстро со¬
кращался, поскольку французская внешняя торговля росла более
высокими темпами. К середине XVIII века французы уже практи¬
чески догнали своего конкурента, но обойти его им помешала по¬
литика. В результате неудачной для себя Семилетней войны 1756¬
1763 годов Франция потеряла колонии в Северной Америке, Индии
и Африке, сохранив лишь несколько островов в Вест-Индии.
Тем не менее, интенсивно развивая хозяйство в оставшихся у нее
заморских владениях, она вновь принялась наращивать темпы
колониальной торговли и к концу 1780-х годов опять уже почти
настигла Англию. Полностью догнать и перегнать своего посто¬
янного конкурента французам не позволила их собственная Ре¬
волюция.
Больших успехов в XVIII веке добилась и тяжелая промыш¬
ленность Франции. Богатые дворянские семьи охотно вкладывали
в нее средства. В 1780-е годы более 50% металлургических пред¬
приятий в стране принадлежали дворянам, более 9% — церкви.
Именно в этот период дворянская семья Вандель основала знаме¬
нитый металлургический завод в Крезо. Там в 1787 году произо¬
шла первая во Франции плавка чугуна с использованием кокса.
В 1780-е годы началось применение и первых паровых машин.
Столь высокий уровень технологического развития в тот момент
имели только Англия и Франция, далеко обогнавшие все осталь¬
ные страны Старого и Нового Света.
Впрочем, при всей важности торговли и промышленности
главной отраслью экономики во Франции того времени остава¬
лось аграрное производство. Известно, сколь медленно прони¬
кают обычно в эту сферу технологические новшества. Столь мед¬
ленно, что, по словам замечательного французского историка Жака
Ле Гоффа, сельский мир Европы вплоть до XIX столетия можно
считать пребывавшим в «долгом Средневековье». Тем не менее
во Франции Старого порядка и в сельском хозяйстве наблюдался
В
Французская революция
значительный прогресс. Просветительские сельскохозяйственные
общества при активной поддержке властей вели активную пропа¬
ганду новейших методов агрикультуры. Со временем их усилия
стали приносить обильные плоды. Передовые достижения агро¬
номической науки постепенно осваивались крестьянами, находя
все более широкое применение. Особенно же восприимчивыми
к новшествам оказались ориентированные на рынок крупные дво¬
рянские и фермерские хозяйства, ставшие своего рода матрицей
капитализма. В целом рост валового продукта сельского хозяйства
с 1709-го по 1780 год составил до 40%. Интенсивное строитель¬
ство государством дорог, мостов и каналов способствовало расши¬
рению внутренней торговли и специализации различных регио¬
нов на производстве определенных видов продукции для рынка.
Об экономическом процветании страны свидетельствует
и пришедшийся на XVIII век настоящий демографический бум.
Со своими почти 30 млн жителей Франция стала самой густона¬
селенной страной Западной Европы, а в целом по континенту за¬
нимала второе место, лишь немногим уступая России. Из-за бур¬
ного роста населения историки иногда называют Францию того
времени «европейским Китаем». Именно за счет своих богатых
человеческих ресурсов она и смогла в период Революционных
и Наполеоновских войн сражаться без малого четверть века фак¬
тически против всей Европы.
Бедное государство в богатой стране
У столь богатой страны, какой была Франция в XVIII веке, имелась
одна большая проблема — относительная бедность государства.
Правда, такая проблема стояла не только перед ней, но и перед
другими абсолютными монархиями Европы. Происшедшая в XV¬
XVI веках «военная революция», вызванная распространением
огнестрельного оружия и, соответственно, новых способов ве¬
дения боевых действий, вынудила государства обзавестись по¬
стоянными профессиональными армиями. Это было дорогое
удовольствие. Пришлось ввести постоянные налоги и создать
14
глава!. Причины
централизованный аппарат управления, который мог бы обес¬
печить регулярное поступление средств в казну. Необходимость
в новом, принципиально более высоком уровне концентрации вла¬
сти, собственно, и породила такой тип государства, как европей¬
ские абсолютные монархии раннего Нового времени. Те страны,
которые не смогли перестроиться, просто прекратили свое суще¬
ствование, как, например, Речь Посполитая, разделенная между
соседними державами. Но удовлетворять эти возросшие финансо¬
вые потребности государства должна была старая, унаследованная
еще от Средневековья система сбора налогов. Она же с этой зада¬
чей должным образом не справлялась: организм вырос, а крове¬
носная система осталась прежней. Отсюда и парадокс существова¬
ния бедного государства в богатой стране, и постоянный дефицит
средств у всех абсолютных монархий Старого порядка.
Главным недостатком фискальной системы Франции было
непропорциональное распределение налогового бремени. На¬
селение страны делилось на три сословия: первое — духовен¬
ство, второе — дворянство, третье — все остальные. Первые два
имели существенные налоговые привилегии. Это, впрочем, не зна¬
чит, что они совсем ничего не платили. Дворяне, как и все пред¬
ставители третьего сословия (ротюрье), выплачивали подушный
налог и косвенные налоги, а духовенство ежегодно вносило в казну
огромную сумму — «дар» церкви. Однако поземельный налог
(талья), являвшийся основным источником государственных до¬
ходов, не выплачивался с дворянских и церковных земель. Серь¬
езным недостатком тальи было то, что при покупке дворянином
крестьянской земли приобретенный участок также освобождался
от ее уплаты. А поскольку расширение подобным способом дво¬
рянских владений носило в XVII-XVIII веках массовый харак¬
тер, база налогообложения сокращалась, что отягощало налоговое
бремя для тех, кто привилегий не имел.
Помимо сословных привилегий, избавлявших от уплаты этого
налога, серьезным недостатком французской фискальной системы
было и то, что за долгую историю существования тальи монархи
даровали и продали слишком много частных освобождений
от нее. Особенно активно это делалось в периоды гражданских
15
Французская революция
смут XVI-XVII веков, когда короли, чтобы привлечь на свою сто¬
рону тот или иной город, могли освободить его от тальи навечно.
В результате подобного сокращения налогооблагаемой базы уве¬
личивалось бремя, лежавшее на оставшихся плательщиках, ибо
общая сумма налога при таких изъятиях не сокращалась.
Попытка реформы Машо д’Арнувиля
С похожими проблемами сталкивались государи и в других аб¬
солютных монархиях Европы, причем каждый решал их по-сво¬
ему. Например, императрица Мария-Терезия в своем государстве
австрийских Габсбургов воспользовалась ситуацией, сложив¬
шейся после войны за Австрийское наследство 1740-1748 годов.
Австрийцы тогда потеряли Силезию и готовы были на любые
жертвы ради ее возвращения — на волне таких настроений им¬
ператрица и провела реформу налоговой системы, фактически
отменив фискальный иммунитет привилегированных сословий.
К той же цели стремились в XVIII веке и министры француз¬
ских королей. В мае 1749 года министр Людовика XV Жан-Батист
де Машо дАрнувиль, умный и жесткий администратор, отменил
десятину — временный прямой налог на доходы, действовав¬
ший во время войны за Австрийское наследство. Вместо него
Машо убедил короля ввести налог размером поменьше, но зато
постоянный — двадцатину, которая должна была идти на пога¬
шение государственного долга. В преамбуле соответствующего
закона особо подчеркивалось, что налог носит всесословный ха¬
рактер: «Ничто не может быть более правильным и справед¬
ливым, чем распределение его между всеми французами в зави¬
симости от их возможностей и размеров доходов». Основная
тяжесть двадцатины ложилась на имущие слои, так как обложе¬
нию подлежали лишь доходы от земельной собственности, тор¬
говли, промышленности, движимого имущества и должностей,
но не заработная плата наемных работников. Неудивительно,
что реформы Машо вызвали ожесточенное сопротивление при¬
вилегированных сословий.
16
глава i. Причины
Жан-Батист де Маню д’Арнувиль. Гравюра с портрета кисти Ж. Ланфана
Главной ударной силой аристократической оппозиции высту¬
пили высшие судебные органы, называвшиеся во Франции того
времени суверенными судами. В число таковых входили 13 пар¬
ламентов и 4 аналогичных им по своим полномочиям верховных
суда, 15 счетных палат и го палат косвенных сборов. Места в таких
судах покупались у государства за немалые суммы, и снять чело¬
века с должности можно было, только вернув ему уплаченные
за нее деньги. Поскольку число советников в каждом из подобных
органов превышало несколько сотен, а свободных средств в казне
никогда не было, эта судейская аристократия — дворянство ман¬
тии — вела себя достаточно независимо по отношению к монарху.
Особенно это касалось парламентов, считавшихся своего рода
17
Французская революция
вершиной судейской пирамиды и часто конфликтовавших с ми¬
нистрами. В середине XVII века они даже развязали гражданскую
войну против правительства, известную как Фронда.
В обычной же практике, для того чтобы помешать каким-либо
министерским мерам, судейские пользовались своим правом
на регистрацию нормативных актов. Согласно традиционно уста¬
новленному порядку, любой такой акт вступал в действие на той
или иной территории только после того, как регистрировался
парламентом, в округ которого эта территория входила. Если же
парламент считал, что документ не соответствует «конституции
королевства», то возвращал его обратно с письменным мотиви¬
рованным протестом (ремонстрацией). Поскольку под конститу¬
цией королевства понимали некую совокупность норм обычного
(неписаного) права, хранителем которой традиционно считались
всё те же парламенты, фактически судейские имели возможность
опротестовать при желании любое решение правительства.
Конечно, король мог прибегнуть к крайнему средству — лично
прийти на заседание Парижского парламента, самого влиятель¬
ного в стране, и в присутствии монарха закон подлежал регистра¬
ции без прений. В провинциальных парламентах тем же правом
обладали представители короля — интенданты. Однако судейские
могли внесением поправок в уже зарегистрированный документ
или принятием инструкций по его применению фактически уто¬
пить тот в бесконечной волоките. И король ничего не мог с этим
поделать. Власть абсолютного монарха во Франции на деле отнюдь
не была абсолютной.
В случае с реформами Машо оппозиция парламентов получила
поддержку со стороны церкви, которой тоже не хотелось лишаться
иммунитета от налогов. После трех лет препирательств правитель¬
ство вынуждено было пойти на уступки духовенству и в 1751 году
подтвердило его привилегии в налоговой сфере. Таким образом,
хотя Машо все же добился введения двадцатины^ его успех был
во многом обесценен тем, что налог лишился своего принципиаль¬
ного преимущества — всесословности. В 1754 году король под дав¬
лением оппозиции и вовсе отстранил Машо от руководства фи¬
нансами, после чего этот налог, задуманный как принципиально
18
глава i. Причины
новый и справедливый, был дополнен всевозможными изъятиями
для привилегированных, что во многом лишило его изначального
смысла.
«Революция Мопу»
Не считая более Революцию неизбежной и предопределенной, ис¬
торики сегодня тщательно анализируют путь, которым Франция
пришла к ней, обращая особое внимание на те «развилки», где
страна могла выбрать иную дорогу и тем самым избежать ожидав¬
ших ее страшных потрясений. Одной из таких важнейших «раз¬
вилок» считается судебная реформа, проведенная канцлером Рене
Николя де Мопу в 1770-1774 годах.
Устав от бесплодных попыток преодолеть обычным путем
упорное сопротивление парламентов и провести перераспреде¬
ление налогового бремени, Людовик XV и его министры решили
устранить сам корень проблемы — ликвидировать парламенты.
Возглавлявший французскую юстицию канцлер Мопу в глубоком
секрете подготовил и в 1770 году стремительно осуществил ре¬
форму по замене этих опостылевших короне учреждений новыми
судами, члены которых получали свои должности посредством
назначения, а не покупки. Вместо существовавшей в парламен¬
тах практики поборов с участников процессов новые судьи дол¬
жны были получать постоянное жалование. Реформа Мопу, или,
как ее называли за радикальность, «революция Мопу», считается
образцовой по четкости и быстроте проведения. Одним ударом
прежняя судейская аристократия была лишена прежних полномо¬
чий. Ей не оставалось ничего иного, как исходить желчью, чем она
и занялась, развернув ожесточенную памфлетную кампанию про¬
тив правительства. Но у короля и министров хватило выдержки
не реагировать на волну пасквилей, поднятую бывшими советни¬
ками парламентов, и она постепенно стала сходить на нет. Реформа
Мопу избавила центральную власть от наиболее сильного против¬
ника любых нововведений. Ожидалось, что теперь необходимые
налоговые реформы пройдут беспрепятственно, так как главная
19
Французская революция
Рене Николя де Мопу. Гравюра XVIII в.
препона с их пути устранена, но... ю мая 1774 года Людовик XV
скоропостижно скончался от оспы.
Взошедший на трон внук покойного короля, io-летний Лю¬
довик XVI не имел ни малейшего представления о том, как вести
государственные дела, поскольку дед его к ним не допускал. Од¬
нако молодому королю очень хотелось заслужить любовь под¬
данных, а потому, прослышав, что канцлера Мопу и его реформу
очень ругают, он немедленно эту реформу отменил, а канцлера
отправил в отставку. Тому ничего не оставалось, как заметить:
«Я выиграл для короля процесс, продолжавшийся триста лет.
Но если он хочет его проиграть, это его право». Одним росчер¬
ком пера юный монарх вернул на политическую арену самого
опасного и могущественного противника модернизации госу¬
дарственного строя.
20
глава i. Причины
Цена независимости США
Очень скоро Людовику пришлось пожалеть о своем безрассудном
альтруизме. В последующие полтора десятилетия его министры
Анн Робер Жак Тюрго, Шарль-Александр де Калонн и Этьен-
Шарль Ломени де Бриенн с большей или меньшей степенью ра¬
дикальности пытались обновить финансовую систему и ликвиди¬
ровать налоговые привилегии двух первых сословий. Однако все
их попытки модернизировать фискальную политику государства
наталкивались на упорное сопротивление привилегированных
сословий, которое возглавляли восстановленные королем парла¬
менты.
Между тем к концу 8о-х годов XVIII века ситуация в сфере
государственных финансов из хронически трудной преврати¬
лась в критическую. И причиной тому была вовсе не чрезмерная
роскошь нарядов королевы Марии-Антуанетты, в чем пытались
убедить публику многочисленные пасквили, инспирированные
аристократической оппозицией, а серьезные деформации в кре¬
дитной политике, допущенные швейцарским банкиром Жаком
Неккером, которому в 1777-1781 годах было доверено руковод¬
ство французскими финансами. В эти годы Французское коро¬
левство участвовало в войне против Великобритании на стороне
ее североамериканских колоний, боровшихся за свою независи¬
мость. Для покрытия военных расходов, которые достигли ги¬
гантской цифры в I млрд ливров, Неккер использовал принци¬
пиально новую, не применявшуюся до него в столь широком
масштабе схему. Чувствительный, пожалуй, как никто другой
из министров, к реакции общественного мнения, он старался
изыскивать средства на ведение войны, не повышая налогов —
исключительно за счет займов. Новизна его курса состояла в том,
что главными кредиторами государства, в отличие от предшеству¬
ющих периодов, были не французские финансисты, а швейцарские
и голландские банкиры. Столь радикальное изменение основных
источников кредитования имело для французской монархии да¬
леко идущие негативные последствия. Раньше — в 1601-1602,
1605-1607, 1623, 1661 и 1716 годах — традиционным способом
21
Французская революция
преодоления послевоенных финансовых трудностей для Франции
было так называемое «выжимание губок», то есть расследование
совершенных финансистами злоупотреблений и последующая
конфискация части неправедно нажитых ими средств, что всякий
раз позволяло существенно снизить государственный долг. Но те¬
перь подобные методы оказались неприменимы, поскольку креди¬
торами были в основном иностранцы. И хотя за время своего ми¬
нистерства Неккер приобрел таким образом репутацию человека,
способного доставать деньги из воздуха, он оставил своим пре¬
емникам гигантский государственный долг, поставивший страну
на грань банкротства. В 1787 году на обслуживание этого долга
шло до 50% всего бюджета. Для сравнения заметим, что военные
расходы забирали 26%, а затраты на содержание двора — любимая
тема оппозиционной печати — вместе с пенсиями (в том числе
ветеранам) составляли лишь 8%.
В подобной ситуации альтернативы финансовой реформе
уже не оставалось. Но такая реформа по-прежнему наталкива¬
лась на ожесточенное сопротивление со стороны прежних элит,
не желавших расставаться с привилегиями. Более того, к концу
1780-х годов экономическая ситуация в стране осложнилась в силу
ряда факторов — как долгосрочных, так и ситуативных.
Социальный резонанс
В функционировании экономики Старого порядка существо¬
вала объективная цикличность: многолетние периоды роста
цен на зерно сменялись столь же продолжительными периодами
их снижения. Первая из этих тенденций была выгодной для про¬
изводителей сельскохозяйственной продукции и способствовала
расширению их экономической деятельности. Вторая, напротив,
вела к сокращению их доходов и оказывала сдерживающее влия¬
ние на развитие аграрного сектора, да и всей экономики в целом,
поскольку именно он составлял ее основу.
На протяжении большей части XVIII века цены на зерно по¬
степенно росли, с чем в немалой степени и был связан отмеченный
22
глава i. Причины
выше рост французской экономики. В 1776 году эта фаза цикла
закончилась, и цены на зерно пошли вниз. Вскоре стали падать
и цены на вино, важнейший продукт французского экспорта.
Снижение доходов производителей сопровождалось сокраще¬
нием найма рабочей силы и, соответственно, ростом безработицы
в сельской местности. Дабы поднять спрос на сельскохозяйствен¬
ную продукцию и стимулировать ее производство, правительство
предприняло ряд мер, направленных на расширение экспорта.
В 1786 году оно заключило торговый договор с Англией, который
открывал британский рынок для французских вин. Взамен фран¬
цузский рынок открывался для продукции английских мануфак¬
тур. В 1787 году был разрешен свободный вывоз зерна за рубеж
и заключен торговый договор с Россией, также предусматривав¬
ший выгодные условия для экспорта французских вин. Однако
в том же году началась русско-турецкая война, и путь из Франции
в Россию через Черное море оказался заблокированным. На Бал¬
тике же французы не могли конкурировать с давно обосновав¬
шимися там англичанами и голландцами. Остальные из перечис¬
ленных мер, в принципе вполне логичных, на практике не только
не улучшили ситуацию, но, напротив, еще больше ее обострили.
Разрешение экспортировать пшеницу привело к тому, что зна¬
чительная часть запасов зерна ушла за рубеж. Между тем лето
1788 года выдалось неурожайным. В некоторых областях из-за до¬
ждей и страшных бурь погибло до четверти урожая. Цены на вну¬
тренних рынках подскочили. Стали распространяться панические
настроения: люди боялись голода.
Торговый договор с Англией сулил французским земледельцам
в перспективе немалую выгоду, однако гораздо быстрее промыш¬
ленники Франции ощутили на себе его издержки. Английские
текстильные мануфактуры, имевшие лучшее техническое осна¬
щение, заполнили французский рынок более дешевой продук¬
цией, вытесняя с него местных производителей. Вдобавок, у тех
возникли серьезные проблемы с сырьем. В 1787 году сбор шелка-
сырца из-за неблагоприятных погодных условий оказался крайне
низким, что поставило в сложное положение шелкоткацкую от¬
расль. Неурожай 1788 года спровоцировал массовый забой овец
2.3
Французская революция
и, соответственно, резкое сокращение их поголовья, что вызвало
еще и дефицит шерсти. Все это вместе взятое привело к острому
кризису французской текстильной промышленности: сотни пред¬
приятий закрылись, тысячи работников оказались на улице.
Ни один из названных факторов не являлся беспрецедентным
для французской истории. И в предшествующие периоды негатив¬
ное воздействие на экономику каждого из них время от времени
имело место. Но уникальность ситуации 1780-х годов состояла
в том, что на сей раз все эти факторы совпали, наложившись друг
на друга, что сделало экономический кризис особенно глубоким
и тяжелым. В итоге королевскому правительству приходилось
продавливать финансовые реформы в крайне сложных экономи¬
ческих условиях, одновременно преодолевая ожесточенное со¬
противление прежних элит, крепко державшихся за привилегии.
Причем если в прежние годы широкие слои общества наблюдали
за борьбой правительства и аристократической оппозиции в ос¬
новном со стороны, то во второй половине 1780-х, когда ухудше¬
ние условий жизни из-за экономического кризиса вызвало резкий
всплеск активности людей, ранее безразличных к политике, ситуа¬
ция резко изменилась в худшую для властей сторону. Экономи¬
ческий спад обострил социальное недовольство низов и сделал
их весьма восприимчивыми к демагогическим лозунгам антипра¬
вительственной оппозиции. Напротив, правительство, пытав¬
шееся проводить преобразования, не пользовалось в обществе
ни авторитетом, ни доверием, а слабый и нерешительный король
по своим личным качествам совершенно не отвечал тем требова¬
ниям, которые предъявлялись к главе государства в столь крити¬
ческой ситуации.
Финансовый дефицит, падение цен, неурожаи, фронда знати
и парламентов, голодные бунты, слабость центральной власти —
все это бывало в истории Франции и раньше, но в разные периоды.
Одновременное же действие всех этих негативных факторов вы¬
звало тот социальный резонанс, который и привел к краху Старого
порядка. Впрочем, для того чтобы кризис превратился в револю¬
цию, ведущую к смене правящих элит, нужна была та самая новая
элита, которая могла бы заменить прежние.
2-4
глава i. Причины
Просвещенная элита
Долгое время в апологетической историографии Революции доми¬
нировала точка зрения, согласно которой революционное движе¬
ние против монархии Старого порядка возглавляла предпринима¬
тельская буржуазия, якобы стремившаяся отстранить дворянство
от власти. Однако проведенные во второй половине XX века ис¬
следования по социальной и экономической истории показали,
что лица, занимавшиеся во Франции XVIII века капиталисти¬
ческим предпринимательством, не представляли собой сколько-
нибудь целостной социальной группы с общими и тем более осо¬
знанными интересами. Различными видами предпринимательства
занимался тогда широкий круг людей из самых разных сословий.
Выше уже отмечалось, что в металлургической промышленности
доминировал дворянский капитал, да и духовенство контролиро¬
вало там довольно существенный сектор. Дворяне активно участ¬
вовали также в трансатлантической торговле и финансовых опе¬
рациях. С другой стороны, те представители третьего сословия,
кто достигал в предпринимательстве определенного успеха, ста¬
рались конвертировать заработанные деньги в дворянский титул,
приобретая земельные владения или должности, дающие на него
право.
Учитывая подобную пестроту социального состава француз¬
ских предпринимателей, не трудно понять, почему в ходе Револю¬
ции они не продемонстрировали сколько-нибудь единой, более
или менее четкой политической позиции. Представителей пред¬
принимательской буржуазии можно было встретить как среди
сторонников революционных преобразований, так и среди
их противников, хотя ни в том ни в другом случае они не играли
первых ролей. Владельцу капитала высовываться ни к чему. Если
какая-либо социальная группа и может претендовать на звание ли¬
дера Революции, то уж явно не предприниматели, идеологически
крайне разрозненные и политически весьма пассивные.
Новейшие исследования социокультурной истории XVIII века
показывают, что общим знаменателем, позволяющим рассматри¬
вать лидеров революционного движения в качестве некой единой
2-5
Французская революция
группы, выступал не их экономический или социальный статус,
а единство идейных установок — приверженность принципам
философии Просвещения. Соответственно в современной исто¬
рической литературе их и обозначают термином «просвещенная
элита».
Это внесословное и политически активное меньшинство сфор¬
мировалось во второй половине XVIII века, когда вся Франция
мало-помалу покрылась густой сетью разнообразных обществен¬
ных объединений — естественно-научных, философских и агро¬
номических кружков, провинциальных академий, библиотек, ма¬
сонских лож, музеев, литературных салонов и т. п., имевших целью
распространение культурных ценностей Просвещения. В отличие
от традиционных для Старого порядка объединений, эти ассо¬
циации имели внесословный характер и демократическую орга¬
низацию. В них участвовали и дворяне, и священнослужители,
и чиновники, и представители образованной верхушки третьего
сословия. Должностные лица таких обществ, как правило, изби¬
рались голосованием на конкурсной основе. Просветительские
ассоциации разных городов поддерживали друг с другом интен¬
сивную связь посредством переписки, образуя тем самым единую
социальную сеть. В этой социокультурной среде и сформировалась
просвещенная элита — сообщество представителей всех сосло¬
вий, объединенных приверженностью идеологии Просвещения,
включая принципы народного суверенитета, прав человека, веро¬
терпимости и т. д.
Просвещенная элита с осени 1788 года и стала основной дви¬
жущей силой общенационального движения во Франции за ре¬
шительные изменения в общественном и государственном строе.
Перехватив у правительства инициативу в осуществлении преоб¬
разований, она придала им такой размах и радикализм, при кото¬
рых конечной целью перемен становилось уже не обновление Ста¬
рого порядка, а его полная ликвидация и замена Новым.
ГЛАВА 2
Предреволюция
Попытка Калонна
Франция втягивалась в Революцию постепенно. Бурным событиям
1789 года предшествовали три года упорных попыток монархии
сломить сопротивление привилегированных сословий и провести
реформы, необходимые для преодоления финансового кризиса.
В историографии этот период определяется как Предреволюция.
Некоторые же исследователи и вовсе включают его в рамки самой
Революции, называя «революцией аристократии». Да-да, именно
аристократия, светская и духовная, начала раскачивать политиче¬
скую ситуацию в своих сугубо корыстных целях и делала это до тех
пор, пока в поток антиправительственного движения не включи¬
лись другие слои населения — и он не смыл ее саму.
Точкой отсчета тут можно считать август 1786 года, когда воз¬
главлявший правительство Шарль-Александр де Калонн познако¬
мил короля с планом реформы, предполагавшей распространение
поземельного налога на привилегированные сословия. Потом¬
ственный дворянин мантии, Калонн прекрасно проявил себя
на различных административных постах, благодаря чему и полу¬
чил в 1783 году должность генерального контролера финансов —
высшую в министерской иерархии того времени. Первое время он,
стараясь не раздражать короля, шел по протоптанной Неккером
дорожке и покрывал дефицит финансов за счет государственных
займов. Людовик XVI, вялый, апатичный и тяготившийся любыми
2.7
Французская революция
Шарль-Александр де Калонн. Эстамп с портрета кисти Э. Виже-Лебрен
мало-мальски конфликтными ситуациями, опасался резких дей¬
ствий после того, как в 1774-1776 годах финансовые реформы его
министра Тюрго вызвали активное сопротивление аристократии
с Парижским парламентом во главе. Однако зияющая дыра в бюд¬
жете вынуждала Калонна идти на решительные шаги, даже рискуя
навлечь на себя ненависть привилегированных сословий.
Калонн предложил Людовику XVI ввести вместо двадцатпины
бессословный и бессрочный поземельный налог. Согласно его
замыслу, со всех возделываемых земель, независимо от статуса
их владельцев, следовало ежегодно взимать в пользу государства
от 1 до 5% урожая в натуральной форме: с более плодородных
больше, с менее плодородных меньше. Чтобы подсластить эту пи¬
люлю дворянам, их освобождали от подушного налога.
Разумеется, не было и речи о том, чтобы провести подобный
закон через Парижский парламент и 12 местных парламентов,
а без регистрации в них ни один нормативный акт, как мы помним,
не мог вступить в действие. Однако в богатой правовой практике
Старого порядка Калонн нашел способ обойтись без их одобре¬
ния. Он посоветовал королю созвать собрание нотаблей, то есть
28
ГЛАВА 1. Предреволюция
наиболее влиятельных лиц из всех трех сословий. Этот государ¬
ственный институт являл собой уменьшенное подобие Генераль¬
ных штатов — высшего органа сословного представительства
в период Средних веков и раннего Нового времени. Однако, в от¬
личие от избираемых депутатов Генеральных штатов, члены со¬
брания нотаблей назначались королем, что теоретически должно
было бы сделать их более сговорчивыми. Правда, исторический
опыт показывал: когда речь заходит о необходимости поступиться
собственной выгодой, воспротивиться могут даже назначенные
королем лица. В 162,7 году собрание нотаблей не захотело принять
план финансовой реформы, внесенный всесильным кардиналом
Ришелье, и с тех пор больше не созывалось. Но выбор у Калонна
был невелик: либо продираться сквозь процедурные тернии парла¬
ментской регистрации, либо попытаться обеспечить максимально
лояльный состав собрания нотаблей и договариваться уже с ними.
Отбор нотаблей велся тщательно. Однако, поскольку в такое
собрание традиционно привлекали наиболее богатых и влия¬
тельных людей каждого из трех сословий, туда вошли как раз те,
кому предстояло больше остальных пострадать от ликвидации
налоговых привилегий. От первого сословия пригласили выс¬
ших иерархов церкви, от второго — членов наиболее родовитых
фамилий, от третьего — верхушку судейской аристократии. Не¬
удивительно, что открывшееся 21 февраля 1787 года в Версале
собрание нотаблей встретило план Калонна в штыки. Правда,
времена по сравнению с периодом реформы Машо дАрнувиля
изменились, и открыто защищать привилегии теперь уже никто
не решался, учитывая негативное отношение к ним общественного
мнения. Не оспаривая сам принцип фискального равенства, участ¬
ники собрания возражали против нового налога из-за того, что его
предлагалось взимать в натуральной форме. А еще они требовали
финансового отчета правительства и созыва Генеральных штатов.
День шел за днем, а нотабли, вместо того чтобы утвердить ре¬
форму, для чего их, собственно, и собрали, проводили время в не¬
престанных спорах друг с другом и с правительством. Чтобы пре¬
одолеть столь откровенный саботаж, Калонн решил заручиться
поддержкой общественного мнения, напрямую обратившись
2-9
Французская революция
к населению. ?о марта королевская типография напечатала от¬
дельной брошюрой его план реформ с комментарием, в котором
говорилось о необходимости покончить с фискальными привиле¬
гиями, дабы облегчить налоговое бремя народа. Текст подлежал
всенародному оглашению принятым тогда способом: приходские
кюре во всех церквях Франции должны были зачитать его после
проповеди.
Действия Калонна вызвали взрыв возмущения нотаблей. Вы¬
неся внутренний раздор в верхах на суд широкой общественно¬
сти, министр нарушил устоявшийся порядок взаимоотношений
между правительством и аристократией, все конфликты между
которыми традиционно считались своего рода «семейными ссо¬
рами» и решались в узком кругу избранных. Даже популярный
среди просвещенной элиты маркиз Лафайет, ранее воевавший доб¬
ровольцем на стороне американских колонистов против англичан,
осудил действия Калонна как подстрекательство. Под давлением
придворных кругов Людовик XVI счел за благо отправить 8 апреля
1787 года Калонна в отставку.
Попытка Ломени де Бриенна
Вместо Калонна король поставил во главе правительства одного
из главных его критиков — председателя собрания нотаблей, архи¬
епископа Тулузы Этьена Шарля де Ломени де Бриенна. Выхо¬
дец из старинного дворянского рода, Ломени де Бриенн избрал
в юности духовную карьеру и теперь, в свои шестьдесят лет, при¬
надлежал к числу высших иерархов католической церкви Фран¬
ции. Это, впрочем, ничуть не мешало ему дружить с философами
Просвещения и быть сторонником веротерпимости. Не прини¬
мая предложенный Калонном план преобразований, Ломени
де Бриенн тем не менее прекрасно понимал, что фискальная си¬
стема государства нуждается в серьезной модернизации. Отка¬
завшись от идеи натурального налога, вызывавшей наибольшую
критику, он предложил собранию нотаблей одобрить всесослов¬
ный поземельный налог в денежной форме. Нотабли новый налог
30
ГЛАВА 2. Предреволюция
Этьен Шарль де Ломени де Бриенн. Портрет кисти Ж.Б. Депа
не приняли, сослались на свою некомпетентность и посоветовали
королю созвать Генеральные штаты, после чего и были распущены.
Ломени де Бриенну не оставалось ничего иного, как идти
со своим реформаторским проектом в Парижский парламент.
Тот, разумеется, отклонил закон о едином поземельном налоге,
предполагавший ликвидацию фискальных привилегий первых
двух сословий, и тоже посоветовал монарху созвать Генеральные
штаты. Чтобы сломить сопротивление судейской аристократии,
правительство назначило на 6 августа 1787 года заседание парла¬
мента с участием Людовика XVI. В присутствии короля, как мы
знаем, любой акт подлежал регистрации без возражений. В ответ
парламент принял постановление, которым заранее дезавуиро¬
вал всякую регистрацию, произведенную под давлением. Его
поддержали провинциальные парламенты и прочие суды раз¬
ных инстанций.
Ломени де Бриенн вынужден был прибегнуть к жесткому
и ранее не раз опробованному средству, которое прежде позво¬
ляло преодолеть сопротивление судейских. В ночь с 14 на 15
31
Французская революция
августа Парижский парламент был сослан в Труа. Прежде такое
помогало. Лишившись в глуши привычной обстановки своих рос¬
кошных особняков и столичных развлечений, советники парла¬
мента, тяготясь скромностью провинциального быта, быстро впа¬
дали в тоску. Продолжительная ссылка обычно делала их более
покладистыми. Увы, теперь власть не могла ждать, так как на нее
неумолимо надвигался финансовый кризис. Ссыльные же члены
парламента, ощущая мощную поддержку со стороны обществен¬
ного мнения, превозносившего их как «борцов против тирании
министров», проявляли чудеса стойкости. В результате месяц
спустя Ломени де Бриенн вынужден был вернуть парламент в сто¬
лицу, получив от него в обмен ряд уступок по частным вопросам.
От закона о всесословном поземельном налоге правительству при¬
шлось отказаться.
Реформа Ламуаньона
Это был тупик. Спасти монархию от надвигающегося банкротства
могла только реформа по перераспределению налогов. Однако
в рамках существующей правовой процедуры не имелось никакой
возможности провести такую реформу без согласия парламентов.
Людовику XVI оставалось только сожалеть о своем безрассудном
отказе от плодов «революции Мопу» и об опрометчивом восста¬
новлении парламентов. Это побудило короля попытаться второй
раз войти в ту же реку. По его распоряжению Кретьен-Франсуа
де Ламуаньон, отвечавший в правительстве за вопросы юстиции,
начал подготовку реформы, способной подорвать позиции пар¬
ламентов.
8 мая 1788 года Парижский парламент в присутствии короля,
то есть без возражений, вынужден был зарегистрировать подго¬
товленные Ламуаньоном законы, согласно которым деятельность
всех парламентов приостанавливалась на неопределенное время,
их состав сокращался, а большая часть полномочий передавалась
47 новым окружным судам. Право регистрации отныне получал
только вновь учреждаемый Пленарный суд, куда вошли наиболее
32.
ГЛАВА 1. Предреволюция
сговорчивые советники Парижского парламента, верхушка ари¬
стократии и высшие церковные иерархи.
Если в Париже регистрация законов Ламуаньона прошла относи¬
тельно гладко, то в провинции они встретили ожесточенное сопро¬
тивление. Между тем законы могли вступить в силу только после ре¬
гистрации их во всех 11 провинциальных парламентах. А вот с этим
вышла незадача. Парламенты не только отказывались регистрировать
эти акты и засыпали короля протестами, но и провоцировали анти¬
правительственные выступления, инициаторами которых, как пра¬
вило, выступали служащие судов. Во многих местах оппозиционное
движение активно поддерживалось дворянством, которое было раз¬
дражено тем, что реформа ограничила юрисдикцию сеньориальных
трибуналов. В Бретани солидарность с парламентом выразило также
и духовенство. Ситуацию усугублял экономический кризис, который
подогревал социальную напряженность и тем самым способствовал
вовлечению в протесты все более широких слоев населения.
«День черепиц»
Наиболее драматичный оборот события приняли в Гренобле.
Служащие парламента Дофинэ (советники, адвокаты, прокуроры,
клерки, секретари, писцы и прочие), а также члены их семей со¬
ставляли в этом городе значительную часть его хо-тысячного на¬
селения. Остальные горожане зарабатывали себе на хлеб, обслу¬
живая самих судейских и участников тяжб, приезжавших сюда
со всей провинции. Неудивительно, что законы Ламуаньона, ко¬
торые местный парламент все же зарегистрировал под угрозой
применения к нему военной силы, вызвали в Гренобле широкое
недовольство. Прекращение работы парламента означало исчез¬
новение источника доходов для слишком многих семей, ix мая
муниципалитет Гренобля осудил использование военной силы
против судейских, а хо мая городские власти и советники парла¬
мента выступили с совместным заявлением о незаконности про¬
изошедшего. Узнав о протесте, Ломени де Бриенн распорядился
сослать непокорных судейских в их сельские имения.
33
Французская революция
7 июня начались первые высылки. Была суббота, рыночный
день. Вышедший за покупками народ заполнил узкие улочки
города, стесненного кольцом крепостных стен. Недовольство
горожан уже было изрядно подогрето ходившей по рукам ан¬
типравительственной брошюрой, которую накануне анонимно
выпустил молодой адвокат парламента Антуан Барнав. Изве¬
стие же о высылке членов парламента и вовсе стало той искрой,
что вызвала взрыв. Лавки немедленно закрылись. Возбужденные
жители блокировали городские ворота, чтобы не позволить су¬
дейским уехать. Тех советников парламента, кто уже сел в кареты,
горожане заставили вернуться домой, внесли следом их вещи
и распрягли лошадей. Женщины ударили в набат. Не понимая,
что случилось, крестьяне из соседних деревень поспешили по сиг¬
налу бедствия в город, где влились в толпу, охваченную мятеж¬
ными настроениями. Группа восставших попыталась прорваться
во дворец губернатора. В стычке с охранявшими здание солда¬
тами одного из мятежников ранили штыком. Вид крови разъярил
бунтовщиков, которые принялась забрасывать солдат камнями
и черепицей с крыш, из-за чего эти события и вошли в историю
как «День черепиц». Атаке также подверглись находившиеся
в городе военные патрули. Многие из солдат получили серьез¬
ные ранения, в том числе сержант Жан-Батист Бернадот, будущий
наполеоновский маршал и король Швеции. Защищаясь, военные
открыли огонь, убив и ранив нескольких бунтовщиков. Видя,
что дело зашло слишком далеко, представители городской вла¬
сти попытались успокоить толпу, но сами подверглись побоям
и оскорблениям.
Опасаясь дальнейшего обострения ситуации, командующий
гарнизоном отвел солдат в казармы и отложил высылку судей¬
ских. Ликующие горожане силой препроводили последних в зда¬
ние парламента, заставив облачиться там в мантии и занять свои
привычные места. После этого на рыночной площади начался сти¬
хийный народный праздник. Ярость сменилась буйным весельем.
Жители Гренобля пустились в пляс, распевая: «Да здравствует
наш дорогой парламент! Боже, храни короля! Черт побери Бри-
енна и Ламуаньона!»
34
глава z. Предреволюция
Пять дней спустя опальные судейские все же потихоньку сами
покинули город и добровольно отправились к месту ссылки —
в свои загородные дома. Однако уже zi июля представители всех
трех сословий Дофинэ, по инициативе молодых адвокатов Жана
Жозефа Мунье и все того же неугомонного Барнава, собрались
неподалеку от Гренобля в замке Визиль. Там они объявили о вос¬
становлении давно закрытых Штатов провинции Дофинэ — ста¬
рого сословно-представительного органа, который, однако, теперь
должен был строиться на принципиально иной основе, чем ранее.
Третье сословие отныне получало право иметь там столько же де¬
путатов, сколько первые два вместе взятые. Голосование решено
было производить индивидуально: один человек — один голос.
Поражение министров-реформаторов
Хотя в других городах до таких эксцессов, как гренобльский
«День черепиц», дело не дошло, судейские везде так или иначе
оказывали сопротивление правительственным инициативам.
Акты неповиновения центральным властям стали повседневно¬
стью. Ломени де Бриенн попытался сбить волну оппозиционных
настроений, призвав всех желающих открыто высказывать свои
соображения относительно будущего созыва Генеральных штатов.
Это, по сути, означало признание свободы слова. Однако анти¬
правительственные волнения продолжались по всей стране. Бро¬
жение проникло даже в армию.
Министрам пришлось признать свое поражение. 8 августа ре¬
форму Ламуаньона отменили. Было объявлено, что i мая 1789 года
соберутся Генеральные штаты, созыва которых требовали и собра¬
ние нотаблей, и парламенты, и пресса. Вместе с тем, поскольку
решение финансового вопроса так и не было найдено, монархия
15 августа приостановила платежи по государственному долгу.
Сегодня такой шаг назвали бы техническим дефолтом. Расписав¬
шись в неспособности исправить ситуацию, Ломени де Бриенн
Z5 августа ушел в отставку, а 14 сентября его примеру последовал
Ламуаньон.
35
Французская революция
Прислушиваясь к общественному мнению, Людовик XVI на¬
значил популярного Неккера новым главой правительства. Ши¬
рокая публика, и особенно держатели государственных ценных
бумаг, с одобрением восприняли возвращение во власть «финан¬
сового гения», не подозревая, что на самом деле бюджетный кри¬
зис во многом был делом именно его рук.
Спор об организации Генеральных штатов
Впрочем, общественное мнение уже мало интересовалось че¬
хардой министров: оно переключилось на предстоявший созыв
Генеральных штатов. Вопрос о порядке их работы расколол ан¬
типравительственную оппозицию. Парижский парламент, восста¬
новивший в сентябре 1788 года свои позиции, заявил, что органи¬
зация Генеральных штатов должна быть такой же, как в 1614 году,
когда их созывали в последний раз. Тогда все сословия имели по¬
ровну депутатов, а голосование проходило по принципу «одно
сословие — один голос». Другие парламенты поддержали точку
зрения Парижского, так же поступило и большинство дворян.
Тем самым лидеры аристократической оппозиции открыто при¬
знали, что пытались ограничить власть монарха исключительно
ради усиления собственного влияния и упрочения своих привиле¬
гий. Эгоистические устремления аристократии вошли в противо¬
речие с популярной в обществе идеей удвоить число представи¬
телей третьего сословия по сравнению с двумя первыми и ввести
индивидуальное голосование, как было сделано в недавно вос¬
становленных Штатах Дофинэ. Удвоить число депутатов третьего
сословия предлагал и Неккер.
Парламенты и лидеры аристократической оппозиции, высту¬
пив за традиционную форму деятельности Генеральных штатов,
в одночасье утратили былую популярность. С осени 1788 года ли¬
дерство в оппозиционном движении перешло к просвещенной
элите. Это внесословное, политически активное меньшинство
исповедовало идеалы Просвещения — принципы народного су¬
веренитета, естественных прав человека, ответственности властей
Зб
ГЛАВА 2. ПРЕДРЕВОЛЮЦИЯ
Жак Неккер. Гравюра с портрета кисти Ж. Дюплесси
перед народом, установления политических и гражданских сво¬
бод, секуляризации общественной жизни и т. д. Именно просве¬
щенная элита и дала Революции ее главных лидеров.
Эта новая оппозиция, отличная от прежней, аристократической,
получила у современников название «патриотической партии».
Ее неформальным координирующим центром стал так называе¬
мый Комитет тридцати, куда вошла целая плеяда ярких лично¬
стей, которые сыграют в Революции ведущие роли. «Герой Старого
и Нового света», маркиз Лафайет, как уже отмечалось, завоевал
огромную популярность, сражаясь добровольцем на стороне аме¬
риканских колонистов против Англии. Аббат Эммануэль Жозеф
Сийес к тому времени уже проявил себя способным публицистом.
37
Французская революция
Бонвиван и любимец либеральных салонов, епископ города Отён
Шарль Морис Талейран был хорошо известен в свете как вольноду¬
мец и тонкий политик. Советник Парижского парламента Адриен
Дюпор проявил себя одним из наиболее активных противников
правительства в борьбе судейской корпорации против министров.
Однако даже в столь ярком созвездии талантов фигура Оноре
Габриэля Рикетти, графа де Мирабо, выделялась своей неорди¬
нарностью и скандальной репутацией. Сын известного философа
Просвещения, маркиза де Мирабо, молодой граф по воле отца
был отправлен в тюрьму за безнравственное поведение. Однако
в заключении он соблазнил жену коменданта замка, в котором
был заточен, и бежал с ней за границу. Схваченный полицейскими
агентами и возвращенный во Францию, Мирабо был приговорен
к смерти «за похищение чужой супруги». Впрочем, до казни дело
не дошло, и граф отделался тремя с лишним годами тюремного
заключения. За это время он написал ряд сочинений — политиче¬
ских, художественных и эротических. Выйдя на свободу, Мирабо
провел ряд громких судебных процессов против аристократиче¬
ского семейства своей жены, продемонстрировав в ходе них вели¬
колепный дар оратора. Затем, по заданию французского прави¬
тельства, он выполнял секретную миссию в Пруссии. И, наконец,
проявив себя талантливым и плодовитым публицистом, Мирабо
оказался одним из немногих, кто еще в 1786 году осмелился пойти
против течения и подверг критике финансовую политику Неккера,
находившегося тогда на пике популярности.
Каждый из членов Комитета тридцати был плотно интегри¬
рован в те или иные социальные сети — литературные, акаде¬
мические, масонские, светские, которые пронизывали общество
Старого порядка и объединяли приверженцев новых, просвети¬
тельских ценностей. Комитет использовал все эти связи для того,
чтобы развернуть агитацию в поддержку требования удвоить
представительство третьего сословия и ввести индивидуальное
голосование депутатов.
Активную роль в организации этой памфлетной кампании иг¬
рало также окружение герцога Филиппа Орлеанского. Этот принц
крови имел одно из самых больших состояний во Франции. Принад-
38
ГЛАВА 2. Предреволюция
Герцог Орлеанский. Гравюра Ш.М. Жофруа
лежность к правящей династии и богатство обеспечивали ему до¬
статочно высокую степень независимости, чем он и пользовался, от¬
крыто фрондируя по отношению к короне. При Людовике XV герцог
вслух порицал «революцию Мопу», за что был сослан в свое поме¬
стье. При Людовике XVI он в собрании нотаблей обрушился с крити¬
кой на Калонна и ратовал за созыв Генеральных штатов, за что опять
отправился в ссылку. С 1771 года Филипп Орлеанский возглавлял
«Великий Восток» — конфедерацию масонских лож Франции.
Кроме того, вокруг него всегда в поисках заработка крутились мно¬
гочисленные журналисты и памфлетисты. Через масонские ложи
и прессу он мог исподволь оказывать серьезное влияние на обще¬
ственное мнение. Осенью 1788 года «Орлеанская клика», как не¬
други обычно называли его окружение, активно агитировала в пользу
организации Генеральных штатов на новых принципах.
Для решения вопроса о порядке работы Генеральных штатов
король в ноябре 1788 года вновь созвал собрание нотаблей. На сей
39
Французская революция
раз их поведение диаметральным образом отличалось от того,
что имело место полутора годами ранее. Некогда смелые критики
правительства теперь приутихли, почувствовав реальную угрозу
своему прежнему привилегированному положению. В конце кон¬
цов, подавляющее большинство участников собрания смиренно
попросило монарха сохранить сословные привилегии и традици¬
онную форму организации Штатов.
Тем не менее Людовик XVI поддался уговорам Неккера и согла¬
сился пойти навстречу общественному мнению, которое активно
подогревалось агитацией «патриотической партии». 17 декабря
1788 года было объявлено, что третье сословие в Генеральных шта¬
тах получит двойное представительство. Однако, сказав «а», ко¬
роль не решился сказать «б», а именно сразу же оговорить и по¬
рядок голосования в Генеральных штатах. В итоге непроясненным
остался важнейший вопрос о том, останется ли все как раньше
(«одно сословие — один голос»), или же восторжествуют новые
веяния («один депутат — один голос»). Выбранный монархом тре¬
тий вариант оказался наихудшим из возможных: Людовик вообще
никак не оговорил будущий порядок голосования, оставив приня¬
тие этого решения на потом. Тем самым он, сам того не ведая, зало¬
жил мину замедленного действия под весь институт Генеральных
штатов — мину, взрыв которой позже приведет не только к их ли¬
квидации, но и к множеству других далеко идущих и заранее никем
не предвиденных последствий.
«День лямок»
Избирательная кампания в январе — апреле 1789 года прохо¬
дила в беспокойной обстановке. Низы города и деревни, страдая
от экономического кризиса и растущей дороговизны, находились
в возбужденном состоянии. В разных местах то и дело вспыхи¬
вали голодные бунты. При этом беднякам, плохо разбиравшимся
в сути разногласий между «аристократами» (сторонниками Ста¬
рого порядка) и «патриотами» (приверженцами реформ), доста¬
точно было любого малозначительного повода, чтобы выплеснуть
40
ГЛАВА 1. Предревол юция
недовольство на представителей верхов вне зависимости от того,
к какой «партии» те принадлежали. Враждующие же элиты ста¬
рались (тогда еще только эпизодически) направить гнев низов
на своих политических противников. В данном отношении весьма
показательны события в Бретани конца января 1789 года.
16 января в Ренне, столице провинции, состоялась манифеста¬
ция наемных работников, занятых физическим трудом, — слуг,
носильщиков портшезов*, водоносов, грузчиков и других. Многие
из них, работая, использовали для переноски тяжестей широкие
кожаные ремни, из-за чего последующие события были названы
потом «Днем лямок». Причиной протеста стала растущая доро¬
говизна хлеба — основной пищи бедняков. Перед собравшимися
выступил некий консьерж, заявивший, что снизить цены мешает
конфликт в провинциальных Штатах между депутатами от дво¬
рянства, коих поддерживает парламент, и депутатами от третьего
сословия, на чьей стороне муниципалитет. С криками «Да здрав¬
ствует дворянство!» манифестанты направилась к парламенту,
чтобы выразить ему свою поддержку. Сидевшие в близлежащем
кафе студенты-юристы, сторонники «патриотической партии»,
враждебно встретили протестующих, полагая (возможно, небезос¬
новательно), что на тех повлияли дворяне-«аристократы». Ссора
переросла в стычку, и мускулистые работяги намяли бока задири¬
стым школярам. На другой день те, взяв сабли и пистолеты, собра¬
лись вновь, вынашивая планы отмщения. От намерений молодые
«патриоты» быстро перешли к действиям, после того как к ним
прибежал окровавленный ремесленник-красильщик, тоже «па¬
триот», крича, что его пырнул ножом в руку лакей дворянина.
Главный студенческий заводила Жан-Виктор Моро повел школя¬
ров разбираться с дворянами. Моро уже восьмой год никак не мог
закончить образование, но во всем, что не касалось учебы, поль¬
зовался большим авторитетом среди студентов. В будущем Рево¬
люция сделает из него знаменитого генерала.
Портшез — средство передвижения в виде укрепленного на длинных шестах
кузова с креслом, переносимого носильщиками.
41
Французская революция
К возбужденным школярам по пути примкнули и другие горо¬
жане: кто-то из них симпатизировал «патриотической партии»,
кто-то просто не любил дворян с их привилегиями. Когда Моро
постучался в двери монастыря кордельеров, за которой заседали
депутаты провинциальных Штатов от дворянства, позади него
уже теснилась толпа в несколько сот человек. Ничего хорошего
дворянам этот визит не сулил, но у них тоже имелось оружие.
Как только дверь открылась, с обеих сторон грянули выстрелы.
Сомкнув ряды, дворяне, возглавляемые маркизом де ла Руёри, бое¬
вым офицером и героем войны в Северной Америке, со шпагами
в руках ринулись сквозь толпу. В их числе был и Франсуа-Рене де
Шатобриан, в будущем знаменитый писатель и политик, а тогда
еще совсем молодой человек. В позднейших мемуарах он весьма
красочно опишет этот отчаянный прорыв: «Народ встретил нас
улюлюканьем, градом камней, ударами железных палок и писто¬
летными выстрелами. Мы пробились сквозь окружавшую нас че¬
ловеческую массу. Нескольких дворян ранили, их хватали, рвали,
награждали синяками и ушибами». В свалке погибли два дворя¬
нина и молодой мясник. Тем не менее прорыв увенчался успехом.
На другой день стычки возобновились. Военный комендант го¬
рода тщетно призывал враждующие стороны сложить оружие. Од¬
нако, когда в город прибыли четыре сотни студентов из Нанта, чья
репутация была еще хуже, чем у их реннских собратьев, дворяне
почли за благо замириться. Вместе с тем они поклялись, что не от¬
правят своих депутатов в Генеральные штаты до тех пор, пока те
не будут организованы традиционным образом. Это была полити¬
ческая ошибка. Дворянство Бретани, таким образом, оставалось
без депутатов в общенациональном представительном органе, доб¬
ровольно уступив парламентскую трибуну своим противникам.
«Аристократический заговор»
«Патриотическая партия» тоже пыталась сыграть на социаль¬
ном недовольстве и направить его против правительства и ста¬
рых элит. В январе 1789 года вышел в свет и немедленно получил
42.
ГЛАВА z. Предреволюция
Эммануэль-Жозеф Сийес. Портрет кисти Ж.Л. Давида
широчайшую известность памфлет члена Комитета тридцати, аб¬
бата Сийеса, «Что такое третье сословие?». На вынесенный в за¬
головок вопрос автор отвечал: «Всё!» — и далее продолжал:
«А чем оно до сих пор было? — Ничем! — А чего оно требует? —
Стать хоть чем-то». Несмотря на, казалось бы, скромные претен¬
зии, Сийес фактически противопоставил дворян всей остальной
нации, отказав им в праве считаться ее частью. Подхватив и раз¬
вив эту идею, публицистика «патриотов» принялась формиро¬
вать в общественном сознании образ врага — аристократии, якобы
виновной во всех бедах народа и плетущей против него заговор.
Идея «аристократического заговора» витала над избиратель¬
ными собраниями третьего сословия. Она служила универсальным
43
Французская революция
объяснением для всего чего угодно: дороговизны («аристократы
морят народ голодом»), выступлений крестьян и плебса против
имущей части третьего же сословия («аристократы натравливают
народ на патриотов»), нерешительности короля в проведении
реформ («аристократы морочат ему голову») и т.д. и т.п. Идея
заговора не требовала доказательств и воспринималась как само¬
очевидная. Вот, к примеру, зарисовка с избирательного собрания
в парижском дистрикте Сен-Рок, сделанная современником —
Жаком Демишелем, служившим тогда гувернером у юного барона
Григория Строганова: «Один из собравшихся заявил, что он уве¬
рен в существовании заговора, участники которого намерены до¬
биться отставки Неккера, и предложил вынести постановление
от имени коммуны Парижа, умоляя короля сохранить столь доро¬
гого нации министра. Он предложил также сообщить об этом по¬
становлении всем дистриктам города. Об этом заговоре известили
депутацию от дворянства, так же как и о вынесенном по данному
поводу постановлении». Характерно, что никто даже не попро¬
сил у гражданина каких-либо доказательств, — одного только «он
уверен» оказалось достаточно, чтобы перейти к практическим
действиям.
Благодаря точно такой же уверенности провинциальный ад¬
вокат Максимилиан Робеспьер выиграл выборы в городе Аррасе
и стал депутатом Генеральных штатов. До того времени он являлся
достаточно ординарным представителем просвещенной элиты,
который, как все, читал модных философов, обсуждал с друзьями
их идеи, а порой и сам выносил свои сочинения на суд местного
литературного общества. От многих других его отличало, пожа¬
луй, только гипертрофированное честолюбие — ощущение себя
непризнанным гением. Ухаживая за женщинами, он отправлял
им в любовных письмах тексты своих многословных и тяжело¬
весных выступлений в суде, очевидно полагая подобную демон¬
страцию собственных достоинств наиболее надежным средством
завоевать сердце дамы. И это в галантный век, высоко ценивший
искусство легкой и остроумной светской беседы! Надо ли удив¬
ляться, что с женщинами ему не везло? Не удалось ему снискать
и литературных лавров. Да и в профессии адвоката он проявил
44
ГЛАВА 2. Предреволюция
себя не более чем крепким середняком. Следуй Робеспьер и далее
своим обычным путем, ему, конечно, не достался бы первый приз
в том состязании честолюбий, в которое вылились многоступен¬
чатые выборы в Генеральные штаты. На всех промежуточных
финишах он находился лишь в середине проходившей на следу¬
ющий уровень группы. Однако перед решающим этапом Робес¬
пьер объявил в печати о существовании антинародного заговора,
с которым, дескать, только он и знает, как справиться. Сработало.
Робеспьер получил «первый приз» — депутатский мандат —
и отправился в столицу бороться с «заговором» в масштабах
всей страны.
«Дело Ревельона»
Чем дальше страна погружалась в эпоху перемен, тем больше на¬
растали экономические трудности. Множество одновременных
локальных конфликтов политического характера серьезно осла¬
били государство, и оно уже не могло выполнять свои социальные
и регулирующие функции как прежде. В условиях экономического
кризиса это особенно болезненно сказывалось на малоимущих.
В марте голодные бунты произошли в Реймсе, Марселе и Эксе.
Однако апогеем подобных выступлений в период Предреволю-
ции стали парижские события 27-19 апреля 1789 года, известные
как «дело Ревельона».
Жан-Батист Ревельон владел обойной мануфактурой в Сент-
Антуанском предместье. Успешный предприниматель, он исполь¬
зовал новые технологии, дружил с изобретателями и учеными.
Из произведенной на его предприятии бумаги братья Монгольфье
склеили свой первый воздушный шар и в благодарность позднее
назвали «Ревельоном» монгольфьер, предназначенный для пер¬
вого пилотируемого полета. За успешную работу мануфактуре
Ревельона присвоили статус королевской, наградив целым рядом
сопутствующих привилегий. Благодаря им, он смог установить
рабочим достаточно высокое жалование, компенсировать за свой
счет их вынужденные из-за кризиса простои и платить их семьям
45
Французская революция
пособия по утрате кормильца. Неудивительно, что столь прогрес¬
сивного во всех отношениях человека избиратели от третьего со¬
словия сделали одним из 300 парижских выборщиков, которым
предстояло избрать в столице ю депутатов Генеральных штатов.
С этого-то и начались его злоключения.
Порядок выборов каждая из французских провинций опре¬
деляла самостоятельно. В Париже правом голоса обладали муж¬
чины не моложе 25 лет, имевшие здесь постоянное место жительства
и платившие в год не менее 6 ливров подушного налога. А значит,
огромное множество безработных, наводнивших парижские пред¬
местья в поисках заработка, осталось вне избирательного процесса.
По свидетельству современников, они толпились у церквей, где шло
голосование, и спрашивали у выходящих: «Занимаются ли нами?
Думают ли о том, чтобы понизить цену на хлеб? Мы голодаем».
Их беды и в самом деле не остались без внимания. Прогрес¬
сивный предприниматель и филантроп Ревельон 23 апреля заявил
на собрании выборщиков своего дистрикта, что при такой доро¬
говизне рабочему невозможно прожить на дневной заработок
в 15 су. Его возмущение разделил еще один прогрессивный пред¬
приниматель и филантроп — владелец фабрики по производству
селитры Анрио. Лучше бы они этого не делали.
Дневной заработок в 15 су считался нищенским. При доро¬
говизне тех дней прожить на него действительно было невоз¬
можно. Своим рабочим Ревельон, несмотря на кризис, платил
в три с лишним раза больше. Однако кто-то что-то не расслышал
или не понял. Возможно, стоявшим у дверей церкви вообще было
плохо слышно то, что говорится внутри. Но в тот же день по Па¬
рижу пополз слух, что донельзя обнаглевшие богачи Ревельон
и Анрио предлагают снизить заработки рабочих до 15 су в день.
Два дня ушло на то, чтобы это известие из уст в уста разо¬
шлось по рабочим предместьям и те хорошенько «прогрелись».
27 апреля возмущение выплеснулось на улицы. Собравшаяся
у Бастилии трехтысячная толпа (позднее следствие установило,
что в ней не было ни одного рабочего с фабрики самого Ревель-
она) направилась к Ратуше с возгласами: «Смерть богачам! Смерть
аристократам! Смерть спекулянтам! Утопить чертовых попов!»
46
ГЛАВА z. Предревол юция
Собственно, к Ревельону и Анрио можно было отнести лишь
первое требование. Хлебом ни тот ни другой не спекулировали.
«Аристократы» же и «чертовы попы» для них обоих, принад¬
лежавших по своим взглядам скорее к «патриотической партии»,
и вовсе являлись политическими оппонентами. Однако беднота
в нюансах политической жизни не разбиралась. На Королевской
площади манифестанты зачитали «приговор», осудив «именем
третьего сословия» Ревельона и Анрио на смерть. На Гревской
площади чучела обоих были вздернуты на виселицы. Вернувшись
в Сент-Антуанское предместье, толпа направилась к дому Ревель¬
она. Встретив здесь солдат, она повернула к особняку Анрио, ко¬
торый разгромила самым беспощадным образом. Вся внутрен¬
няя обстановка была выброшена из окон и сожжена. Сам Анрио
остался жив только потому, что бежал с семьей в Венсенский замок
и укрылся в его донжоне.
Утром 18 апреля бунт возобновился. На сей раз дом Ревельона
не спасли даже защищавшие его солдаты. Этот особняк тоже под¬
вергся тотальному разгрому с сожжением или разграблением всего
имущества. Фабриканту и его семье пришлось укрыться в Басти¬
лии. Для усмирения разбушевавшейся не на шутку толпы власти
направили войска, которым восставшие оказали ожесточенное
сопротивление. Двенадцать солдат были убиты, несколько десят¬
ков ранены. Точное число убитых мятежников установить не уда¬
лось: по разным оценкам, оно колебалось от нескольких десятков
до нескольких сотен. 19 апреля были осуждены и повешены два
бунтовщика, найденные мертвецки пьяными в разоренном доме
Ревельона. Власти объявили их зачинщиками беспорядков.
Бунт в Сент-Антуанском предместье, случившийся всего за не¬
делю до открытия Генеральных штатов, стал своего рода предосте¬
режением для элит, занятых борьбой друг с другом и не слишком об¬
ращавших внимание на происходившее в низах. Между тем «дело
Ревельона» показало, что суровые мужчины в длинных брюках
и темных блузах из грубой ткани — так выглядел тогда городской
плебс — имели свою собственную повестку дня, далекую от той,
которую ему предлагали просвещенные «патриоты» в шелковых
чулках и бархатных камзолах. Однако этот сигнал услышан не был.
47
ГЛАВА 3
Учредительное
собрание
От Генеральных штатов
к Национальному собранию
Генеральные штаты начали свою работу в Версале 5 мая 1789 года.
В общей сложности в них входило 1165 депутатов. Благодаря ре¬
шению короля удвоить число представителей третьего сосло¬
вия, последнее имело половину мест, а два привилегированных
сословия — только по четверти. Тем не менее даже после этого
Генеральные штаты оставались органом не общенационального,
а сословного представительства, что и определяло их весьма спе¬
цифический состав.
Хотя общее число священнослужителей во Франции не пре¬
вышало 0,5% населения, в Генеральных штатах их представители
занимали 15% мест. Еще большую долю депутатского корпуса со¬
ставляли дворяне, причем их оказалось довольно много и среди
представителей третьего сословия. К примеру, граф Мирабо, не до¬
бившись депутатского мандата от дворянства своей провинции,
стал депутатом от третьего сословия. Если в целом по Франции
дворяне составляли менее z% ее жителей, то в Генеральных шта¬
тах им принадлежала треть мест. В третьем сословии, да и в насе¬
лении Франции вообще, подавляющее большинство приходилось
на долю крестьян. Однако их среди депутатов не было. Половину
48
глава 3. Учредительное собрание
Граф де Мирабо. Гравюра с портрета кисти Ж. Бозе
мест представителей третьего сословия занимали владельцы долж¬
ностей в судебных и финансовых учреждениях и чуть больше чет¬
верти — близкие к ним по своему статусу и интересам лица сво¬
бодных профессий, в основном адвокаты.
Больше всего впечатляет диспропорция в представительстве
между обитателями города и деревни. В сельской местности про¬
живало 81-85% всех французов, однако 75% депутатов являлись
горожанами. Иначе говоря, состав Генеральных штатов никоим
образом не отражал реальную структуру французского общества.
Это было собрание представителей городских элит страны. Од¬
нако именно ему предстояло принимать решения, обязательные
для всех французов. Указанное обстоятельство таило в себе потен¬
циальную опасность того, что политически активное меньшин¬
ство, представленное в органах власти, будет навязывать непред¬
ставленному в них большинству наиболее оптимальную для себя
модель общественного переустройства.
Впрочем, внутри самих Генеральных штатов также имелось
политически активное меньшинство. «Патриотическая партия»
приняла в выборах самое деятельное участие. Комитет тридцати
49
Французская революция
и аналогичные ассоциации в провинции энергично помогали своим
единомышленникам, издавали памфлеты в их поддержку, разраба¬
тывали образцы наказов, принимавшихся затем на собраниях изби¬
рателей. В результате практически все ведущие деятели антиправи¬
тельственной оппозиции получили депутатские мандаты.
В самом начале работы Генеральных штатов большинство де¬
путатов не помышляло о конфронтации с правительством и было
настроено на конструктивное взаимодействие с ним, тем более
что наказы избирателей не требовали от созванного органа слиш¬
ком радикальных мер. Однако нерешенность вопроса о порядке го¬
лосования сразу же напомнила о себе, едва лишь речь зашла о том,
как проверять полномочия депутатов. Представители третьего со¬
словия потребовали, чтобы это происходило на общем заседании,
что исключало деление на палаты по сословиям и предполагало
индивидуальное голосование. Представители же привилегиро¬
ванных сословий, напротив, настаивали на проведении этой про¬
цедуры раздельно, по палатам, что было бы равносильно возвра¬
щению к традиционному порядку голосования по сословиям.
Ни одна из сторон не хотела уступать, и споры по сугубо техни¬
ческому, казалось бы, вопросу — как именно проверять полномочия
депутатов — растянулись более чем на месяц. Вот тут бы и сказать
свое веское слово главе государства, чтобы немедленно, раз и навсе¬
гда разрешить спор, но Людовик XVI не умел ставить государствен¬
ные интересы выше личных чувств, как делали по-настоящему ве¬
ликие монархи. Так, его теща, императрица Мария-Терезия, рожая
будущую королеву Франции Марию-Антуанетту, продолжала рабо¬
тать с документами даже после начала схваток и прервалась лишь
на полчаса, чтобы произвести дочь на свет. Людовик XVI был бес¬
конечно далек от подобного самоотречения и не умел отвлекаться
от семейных забот ради государственных проблем. После откры¬
тия Генеральных штатов он пустил все дела на самотек и занимался
только своим старшим сыном, безнадежно больным и угасавшим
буквально на глазах. Когда 4 июня ребенок умер, Людовик и вовсе
впал в глубокую депрессию. Его не интересовал разгоравшийся
в Генеральных штатах конфликт между сословиями, а тот между
тем приобретал все большую остроту.
50
глава з- Учредительное собрание
Среди депутатов третьего сословия тон задавали две регио¬
нальные группы, которые, исходя из своего локального опыта,
предложили два принципиально разных подхода к решению воз¬
никшей проблемы. Представители провинции Дофине, где все
три сословия ранее сумели договориться в замке Визиль о вос¬
становлении провинциальных штатов на новой основе, ратовали
за поиск компромисса. Напротив, представители Бретани, где
ранее борьба между дворянством и третьим сословием вылилась
в вооруженное противоборство, предлагали наиболее решитель¬
ный способ действий и в Генеральных штатах: они советовали
объявить депутатов третьего сословия единственно легитимными
представителями нации. Тем самым духовенство и дворянство во¬
обще оказались бы отстранены от принятия решений.
Невмешательство короля и бескомпромиссная позиция при¬
вилегированных сословий привели к тому, что среди депутатов
от третьего сословия возобладала точка зрения бретонцев. Боль¬
шое значение имело и то, что радикально настроенные депутаты
из Бретани были хорошо организованы. Прибыв в Версаль, они
еще за неделю до начала работы Генеральных штатов создали Бре¬
тонский клуб, на заседаниях которого договаривались о своих
дальнейших действиях и согласовывали их с теми депутатами, ко¬
торые пользовались наибольшим влиянием среди представителей
третьего сословия. В первые недели заседаний таковыми стали
люди, уже проявившие себя в период Предреволюции: адвокаты
из Гренобля Мунье и Барнав, аббат Сийес и, конечно же, граф Ми¬
рабо, который, благодаря своему мощному голосу и выдающемуся
ораторскому дару, задавал тон дискуссиям.
Основную массу депутатов третьего сословия составляли
люди, не чуждые идеям Просвещения, критически относившиеся
к отдельным аспектам Старого порядка и выражавшие эмоцио¬
нальную поддержку переменам, не вникая глубоко в суть поли¬
тических проблем. Большинство из них охотно шло за теми лиде¬
рами, которые от имени «патриотической партии» определяли
практическую повестку дня. Механизм манипулирования аморф¬
ной депутатской массой описал в своих мемуарах видный дея¬
тель Революции аббат Анри Жан-Батист Грегуар, рассказывая
Si
Французская революция
о заседании Бретонского клуба накануне одного из важных го¬
лосований: «“Каким образом, — спросил кто-то, — желание
12-15 лиц может определить поведение двенадцати сотен депута¬
тов?” Ему ответили, что безличные обороты обладают магической
силой. Мы скажем: “Вот что должен сделать двор, а среди патрио¬
тов у жеусловлено принять такие-то меры”.. Условлено может пред¬
полагать и четыреста человек, и десять. Уловка удалась». Перед
каждым из решающих заседаний лидеры третьего сословия про¬
водили подобную «сверку часов», определяя цели, к которым
необходимо вести пассивное большинство, абстрактно желавшее
перемен.
ю июня депутаты третьего сословия заявили, что поскольку
они представляют всю нацию, то готовы начать проверку полно¬
мочий самостоятельно. День спустя к ним присоединились трое
священников, а потом и еще полтора десятка. Приходские кюре
обычно являлись выходцами из третьего сословия, хорошо знали
нужды рядовых прихожан и были достаточно восприимчивыми
к оппозиционным настроениям.
17 июня палата третьего сословия провозгласила себя На¬
циональным собранием, то есть представительным органом всей
нации. Многим депутатам столь радикальное решение далось
нелегко. Однако, как свидетельствует Мунье, в ходе заседания
члены Бретонского клуба циркулировали по залу, оказывая дав¬
ление на колеблющихся. Немаловажное значение имело и влия¬
ние зрителей. На заседания Генеральных штатов допускали всех
желающих, и трибуны были заполнены публикой, настроенной,
как правило, довольно радикально. К ней-то и апеллировало
«патриотическое» меньшинство, побуждая оскорблять и запу¬
гивать сторонников компромисса с двумя первыми сословиями.
Еще одной формой морального давления стало распространение
накануне решающего голосования списков «плохих депутатов».
Найдя себя в таком списке, человек не слишком решительный
предпочитал присоединиться к большинству, доказывая, что он
совсем даже не «плохой». Все эти способы манипуляции и устра¬
шения, считает Мунье, собственно, и привели к тому, что число
депутатов, выступавших вместе с ним против провозглашения
5^
глава з. Учредительное собрание
себя Национальным собранием, таяло буквально на глазах: если
16 июня таковых насчитывалось две сотни, то на момент голосо¬
вания — не более 90.
Решение объявить о создании Национального собрания при¬
нималось прежде всего из тактических соображений — чтобы
оказать давление на депутатов первых двух сословий. Однако оно
неожиданно для самих инициаторов этого шага вызвало гораздо
более серьезные последствия, нежели изначально предполагалось.
Провозглашение нации носителем верховного суверенитета подо¬
рвало правовые основы абсолютной монархии, где высшей вла¬
стью — суверенитетом — мог обладать только король.
Появление Учредительного собрания
Первое время после провозглашения Национального собрания
казалось, что третье сословие добилось именно той цели, ради ко¬
торой и предпринимались столь решительные действия. Не желая
противопоставлять себя нации в лице новообразованного Собра¬
ния, большинство депутатов от духовенства решили присоеди¬
ниться к нему. Того же потребовали в своей палате и либерально
настроенные дворяне, составлявшие примерно треть представи¬
телей второго сословия. Однако большинство дворян и верхушка
духовенства не хотели уступать и обратились к королю с просьбой
вмешаться и разрешить спор. Людовик XVI, подавленный смер¬
тью сына, вяло согласился. Однако те меры, на которые удалось
его подвигнуть, не только не исправили ситуацию, но и невольно
способствовали дальнейшей эскалации событий.
Для разрешения конфликта между сословиями было решено
провести королевское заседание — то есть заседание с участием
Людовика XVI. Как уже отмечалось, правовая традиция Старого
порядка предполагала, что воля монарха, оглашенная в его при¬
сутствии, подлежит безоговорочному исполнению. Для подго¬
товки к столь торжественному событию зал Собрания временно
закрыли, но предупредить об этом представителей третьего со¬
словия не сочли нужным. В результате те, придя утром 20 июня
53
Французская революция
Клятва в зале для игры в мяч. Рисунок Ж.Л. Давида
на «место работы», нашли двери запертыми. Не понимая сути
происходящего, они сразу же подумали о худшем, увидев в этом
первый шаг к разгону Собрания. Идея «аристократического заго¬
вора», возникшая еще в ходе избирательной кампании, продол¬
жала витать в воздухе.
Пошел дождь. Промокшие и раздраженные «представители
нации» побрели искать укрытие, достаточно просторное для того,
чтобы вместить несколько сотен человек. Таковым стал располо¬
женный неподалеку зал для игры в мяч. Там-то они и дали торже¬
ственную клятву на случай возможной попытки своего роспуска:
ни за что не расходиться до тех пор, пока не установят правильную
конституцию (устройство) государства, закрепленную соответству¬
ющим законом. Таким образом, накануне важнейшего для себя со¬
бытия власть неосторожными действиями не только вызвала у де¬
путатов подозрения относительно своих намерений, но и невольно
подтолкнула их к символическому акту, упрочившему узы корпора¬
тивной солидарности и решимость к сопротивлению.
54
глава у. Учредительное собрание
13 июня состоялось королевское заседание. На нем Людовик
XVI огласил программу реформ. Он высказался за ликвидацию на¬
логовых привилегий первых двух сословий, чего министры короля
упорно добивались еще со времен Машо д’Арнувиля, признал
право Генеральных штатов на утверждение налогов и подтвер¬
дил свободу слова, которая де-факто уже была дарована в августе
1788 года. Одновременно монарх в ультимативном тоне велел де¬
путатам заседать по сословиям и пригрозил им в случае непови¬
новения роспуском.
В момент открытия Генеральных штатов такую программу пре¬
образований, скорее всего, встретили бы на ура, а установление
королем традиционного порядка голосования едва ли столкну¬
лось бы с серьезным сопротивлением тогда еще разрозненных
и почти не знакомых друг с другом представителей третьего сосло¬
вия. Однако теперь, когда последние за полтора месяца дебатов
достаточно хорошо узнали друг друга, обрели лидеров и успели
оценить эффективность поддержки со стороны трибун, одного
лишь брошенного мимоходом королевского распоряжения было
явно недостаточно для того, чтобы самопровозглашенное Нацио¬
нальное собрание безропотно ему подчинилось. Поэтому после
ухода Людовика XVI депутаты третьего сословия просто проиг¬
норировали его приказ.
Столкнувшись с актом открытого неповиновения, монарх был
обязан предпринять какие-то решительные действия, дабы пока¬
зать, что произнесенные им слова не пустой звук. Но Людовик
XVI вновь погрузился в апатию и не ответил на брошенный ему
вызов, тем самым по умолчанию приняв свое поражение. Власть,
как вода, утекала у него сквозь пальцы. На другой день к треть¬
ему сословию присоединилось духовенство, затем — либеральные
дворяне с герцогом Орлеанским во главе. И, наконец, Людовик
XVI сам попросил оставшихся ему верными депутатов последо¬
вать за остальными. Вобрав в себя весь депутатский корпус Гене¬
ральных штатов, Национальное собрание 9 июля объявило себя
Учредительным, то есть учреждающим конституцию.
Как видим, превращение традиционного института Генераль¬
ных штатов в Учредительное собрание носило сугубо ситуативный
55
Французская революция
характер. Депутаты от третьего сословия руководствовались не ка¬
ким-либо заранее продуманным планом и тем более не философ¬
ской концепцией, а исключительно логикой текущей политиче¬
ской борьбы с представителями привилегированных сословий.
Двигаясь шаг за шагом, они пытались нащупать для себя пределы
возможного, пока, наконец, не обнаружили, что правительство
пребывает в параличе, а потому можно безнаказанно присвоить
себе его полномочия.
Бунт 14 июля
И все же, в отличие от монарха, его окружение так легко сдаваться
не собиралось: оно предприняло новую попытку подтолкнуть
короля к решительным действиям, чтобы переломить неуклонно
ухудшавшуюся ситуацию, и июля под нажимом королевы и своих
братьев Людовик XVI уволил Неккера как виновника всех про¬
блем, возникших после созыва Генеральных штатов.
12 июля об отставке Неккера узнали в Париже. Обычно замена
одного министра другим проходила достаточно рутинно. По¬
добная прерогатива безоговорочно принадлежала королю, и тот
за время своего правления неоднократно пользовался ею. Однако
на сей раз такой шаг был предпринят в слишком неблагоприят¬
ной ситуации, а потому повлек за собой тяжкие и непредвиден¬
ные последствия. В обществе Неккер пользовался — не слиш¬
ком, правда, заслуженно, как мы знаем, — репутацией настоящего
финансового гения, и отстранение его не понравилось держате¬
лям государственных ценных бумаг. Городские верхи испугались,
что приближается банкротство монархии, и заволновались. Им
было что терять.
У городских низов имелся собственный повод для недоволь¬
ства. Зерно, собранное в предыдущем, и так весьма неблагопри¬
ятном, году, подходило к концу и цены на хлеб в преддверии но¬
вого урожая неуклонно росли. В те дни юный русский граф Павел
Строганов писал отцу из Парижа: «Мы здесь имеем весьма дожд¬
ливое время, что заставляет опасаться великого голода, который
56
глава з. Учредительное собрание
уже причинил во многих городах бунты. Теперь в Париже премно¬
жество войск собраны, чтобы от возмущения удерживать народ,
который везде ужасно беден».
Впрочем, общественное мнение самого Парижа связывало по¬
явление войск в столице и ее окрестностях не столько с угрозой
голодного бунта, сколько с возможным роспуском Националь¬
ного собрания. По городу ходили самые фантастические слухи
об аристократическом заговоре против «патриотов» и о наме¬
рении двора уморить столицу голодом.
Настоящей фабрикой слухов стал сад Пале-Рояль, примыкав¬
ший к одноименному дворцу герцога Орлеанского. Сюда, на част¬
ную территорию, вход полиции был воспрещен, и самозваные ора¬
торы беспрепятственно могли здесь с утра до вечера разогревать
публику зажигательными речами в нескольких кафе. Около полу¬
дня 11 июля один из них, тогда еще никому не известный журна¬
лист Камил Демулен, призвал народ вооружаться. Стихийные ма¬
нифестации буржуа дефилировали по улицам с бюстами Неккера
и герцога Орлеанского. Последний и был одним из вдохновите¬
лей той подстрекательской агитации, что велась в его саду с его же
ведома и одобрения.
Ни король, ни новое правительство никак не реагировали
на происходившее в столице, и военный комендант Иль-де-Франса
и Парижа барон Безанваль на свой страх и риск приказал Коро¬
левскому полку немецкой кавалерии выдвинуться на площадь Лю¬
довика XV (ныне площадь Согласия). Выбор пал именно на ино¬
странный полк, поскольку дисциплина во французской гвардии
находилась к тому моменту на крайне низком уровне: попавшие
под влияние антиправительственной агитации солдаты уже не раз
отказывались повиноваться офицерам. Это очень возмущало на¬
ходившегося тогда в Париже 18-летнего князя Дмитрия Голи¬
цына, который писал об одном из таких случаев своему гувернеру:
«Солдаты разных полков отказались выступить, заявив, что они
пошли в армию, чтобы сражаться против противника, а не про¬
тив сограждан. Поэтому я думаю, что, окажись там случайно ко¬
роль, они с подобным прекраснодушием бросили бы его в опас¬
ности. Я уверяю вас, что они должны почитать себя счастливыми,
57
Французская революция
что я не являюсь их полковником здесь, поскольку я истребил бы
свой полк, если бы он не повиновался мне, и я сказал бы солдатам:
вы пришли в армию, чтобы делать то, что вам прикажут, а не рас¬
суждать. Я слишком разгорячился, но я говорю как военный и,
возможно, как иностранец».
Однако отправка Безанвалем в центр Парижа немецкой кава¬
лерии без четкой постановки задачи, а только в качестве демон¬
страции силы, оказалась далеко не лучшей идеей и лишь при¬
вела публику в раздражение, которое выплеснулось на ничем
еще не успевших провиниться солдат. С террасы сада Тюильри
их принялись оскорблять и забрасывать различными предметами.
Командовавший полком принц Ламбеск, утратив терпение, при¬
казал подчиненным разогнать толпу в Тюильри, нанося саблями
удары плашмя. Приказ был выполнен, в результате чего несколько
человек оказались помяты, в том числе почтенный старик, ока¬
завшийся на пути коня самого Ламбеска. Молва, однако, тут же
объявила, что принц лично зарубил саблей несчастного. К вечеру
Безанвалю пришлось отозвать с площади Людовика XV немецкую
кавалерию, которую к тому времени стали обстреливать еще и сол¬
даты французской гвардии, покинувшие свои казармы.
Продемонстрированная властями беспомощность и преуве¬
личенные слухи о якобы произошедшем в ходе инцидента в саду
Тюильри кровопролитии подтолкнули бунтовщиков к более ради¬
кальным действиям. В ночь на 13 июля были сожжены таможенные
заставы на въездах в Париж и разграблен монастырь Сен-Лазар.
Анархия все больше охватывала столицу. Усиливались панические
настроения: горожане боялись и введения в город войск, и бес¬
чинства маргинальных элементов. Утром в Ратуше собрались вы¬
борщики (избиратели второй ступени) во главе с Жаком Флес-
селем, купеческим прево Парижа (аналог должности мэра). Они
постановили учредить фактически новый муниципалитет — По¬
стоянный комитет — и городскую милицию (ополчение), чтобы
поддерживать порядок на улицах, а в случае необходимости —
защитить парижан от королевской армии.
Милиция нуждалась в оружии, и вечером делегация Посто¬
янного комитета посетила Дом инвалидов, попросив коменданта
58
глава 5. Учредительное собрание
замка — а им был маркиз де Сомбрёй — выдать ружья и пушки.
Старый служака, участвовавший еще мальчишкой в войне за Ав¬
стрийское наследство, ответил именно так, как ответил бы на его
месте любой кадровый офицер любой армии — отказал. Если
военные начнут раздавать оружие всем желающим по первому
требованию, ни армия, ни государство долго не просуществуют.
Однако правительство в течение всего этого дня и последу¬
ющей ночи никак не обозначило своего отношения к происхо¬
дившему в Париже. Размещенные на Марсовом поле войска так
и не дождались из Версаля приказов ни от короля, ни от военного
министра — 70-летнего герцога де Брольи — и чувствовали себя
покинутыми. Фактически вся ответственность за принятие реше¬
ний легла на плечи барона Безанваля, который менее всего был
готов к такой ноше. Боевой офицер в далекой молодости, он давно
уже превратился в утомленного жизнью куртизана, озабоченного
лишь поиском благоволения монаршей четы. К тому же, нахо¬
дясь последнее время в немилости у королевы, он избегал каких-
либо резких действий, способных осложнить его положение
при дворе. Между тем сложившаяся в Париже ситуация требо¬
вала от него таких же решительных шагов, которые в схожих об¬
стоятельствах шесть лет спустя предпримет генерал Бонапарт, рас¬
стреляв повстанцев картечью. Но Безанваль не был Бонапартом.
Утром 14 июля, когда толпы парижан, требуя оружия, окружили
Дом инвалидов, он не только не пришел на помощь его гарнизону,
но и увел свои войска из Парижа, бросив на произвол судьбы
солдат, охранявших расположенные в городе военные объекты.
Не получив поддержки, гарнизон Дома инвалидов не стал со¬
противляться и позволил осаждавшим захватить 40 тысяч ружей
и го пушек. Однако пороха не хватало, и повстанцы отправились
за ним в Бастилию.
Построенная в XIV веке, крепость Бастилия составляла когда-
то важную часть укреплений Парижа, а затем использовалась
как политическая тюрьма. Но к 1789 году она лишилась обеих этих
функций. Пятью годами ранее правительство даже приняло реше¬
ние о ее сносе, но в казне не нашлось на это денег. Теперь там на¬
ходился небольшой гарнизон из 81 ветеранов и 32 швейцарских
59
Французская революция
Взятие Бастилии. Раскрашенная гравюра XVIII в.
гвардейцев, охранявших военные склады и 7 узников, осужденных
по уголовным статьям. Во главе гарнизона стоял маркиз Делонэ.
Человек сугубо мирный, он всю жизнь занимал лишь администра¬
тивные посты и не имел боевого опыта. Тем не менее, выбирая
между капитуляцией и долгом, он выбрал второе. Любезно при¬
няв делегацию из Ратуши, Делонэ отказался отдать порох, обещав,
однако, не стрелять в вооруженную толпу, окружившую Бастилию.
Действительно, если бы пушки крепости открыли огонь, они бы
напрочь смели не только нестройные ряды мятежников, но и доб¬
рую половину Сент-Антуанского предместья.
Последующие делегации Постоянного комитета получили
столь же вежливый, но твердый отказ. Долгие переговоры исто¬
щили терпение осаждавших. Наиболее предприимчивые из них
разбили цепи, удерживавшие подъемный мост, он опустился,
и толпа по нему хлынула во внешний двор крепости. Солдаты
гарнизона отреагировали именно так, как уставы всех армий мира
6о
глава j. Учредительное собрание
предписывают реагировать в случае несанкционированного про¬
никновения на охраняемый объект: сделали предупреждение и от¬
крыли огонь. Около ста человек погибли, несколько десятков по¬
лучили ранения.
Начался так называемый штурм Бастилии, выражавшийся
в беспорядочном обстреле ее каменных стен из ружей. Только
с прибытием солдат французской гвардии и пяти пушек из Дома
инвалидов действия повстанцев приобрели более или менее ор¬
ганизованный характер.
Штурм Бастилии в общей сложности длился около шести
часов. Все это время комендант тщетно ждал от правительства
подкреплений или хотя бы приказа о том, что делать дальше:
сдаться или оказать полноценное сопротивление. Избегая боль¬
шего кровопролития, Делонэ так и не применил артиллерию. На¬
конец, в 17 часов он согласился сложить оружие в обмен на обеща¬
ние осаждавших сохранить жизнь защитникам Бастилии. Однако,
как только толпа ворвалась в крепость, шестерых ветеранов линче¬
вали на месте. Коменданта повели было в Ратушу, но, так и не до¬
ведя туда, зарезали по пути. Голову его надели на пику и стали
носить по городу. На другой пике подняли голову купеческого
прево Флесселя, которого убили, обнаружив у Делонэ его записку
с просьбой продержаться до вечера в надежде на подход подкреп¬
лений.
В самом по себе взятии Бастилии не было ничего экстраорди¬
нарного. Парижане и раньше, восстав против властей — во вре¬
мена Католической лиги 1589 года и Фронды 1649 года, захва¬
тывали Бастилию, когда она действительно была укрепленным
замком и политической тюрьмой. Беспрецедентной оказалась ре¬
акция властей на то, что произошло 14 июля 1789 года. Людовик
XVI не только отозвал войска из окрестностей столицы и вернул
Неккера в правительство, но и три дня спустя посетил парижскую
Ратушу. Считается, что именно там он принял от членов Посто¬
янного комитета красно-голубую кокарду — символ восставшего
Парижа, добавив к ней белый цвет Бурбонов, — так появилось
трехцветное знамя Французской революции. Этим, казалось бы,
примирительным жестом король фактически санкционировал
61
Французская революция
убийство людей, единственная вина которых состояла в исполне¬
нии своего государственного и воинского долга. Отныне никто
из государственных служащих не мог быть уверен в своей без¬
опасности. Продемонстрировав полную неспособность сохранить
общественный порядок, монархия вступила в период неуклонно
ускорявшегося распада.
Так достаточно локальное по своему значению событие — за¬
хват толпой, искавшей порох, старого замка, гарнизон которого
толком не сопротивлялся, — оказалось тем камушком, что повлек
за собой неудержимую лавину. Просвещенная элита тут же поста¬
ралась использовать падение Бастилии в своих целях, придав ему
символический смысл. Стихийный бунт городского плебса, возбу¬
жденного дороговизной и пугающими слухами, стал трактоваться
как осознанный порыв французского народа, который якобы во имя
обещанной Учредительным собранием свободы взял штурмом не¬
навистную политическую темницу и твердыню деспотизма. До сих
пор в официальном дискурсе Французской республики все тогда
произошедшее объясняется именно подобным образом.
История Фулона и Бертье
События 14 июля положили начало «муниципальной револю¬
ции» — повсеместной смене старых городских властей новыми.
Прежних магистратов изгоняли, а на их место приходили револю¬
ционные активисты-«патриоты». Пример подал Париж. Создан¬
ный в Ратуше комитет выборщиков провозгласил себя коммуной
(муниципалитетом). Мэром избрали ученого-астронома, одного
из лидеров «патриотов» в Национальном собрании, Жана Силь¬
вена Байи, а командующим национальной гвардией (городским
ополчением) — маркиза Лафайета. Вслед за столицей революци¬
онные муниципалитеты и национальная гвардия появились также
в других городах.
Но действительно ли просвещенная элита, неожиданно
для себя оказавшаяся у власти (пока только в локальном мас¬
штабе), пользовалась осознанной поддержкой низов и направляла
61
глава з- Учредительное собрание
Жан Сильвен Байи. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
их действия? Или, повышая ставки в своей партии против элит
Старого порядка, она лишь успешно делала вид, что возглавляет
движение народа?
В данном отношении весьма показательна история бывшего
министра Жозефа Франсуа Фулона и его зятя, высокопоставлен¬
ного администратора Бертье де Савиньи. В течение нескольких
дней Фулон входил в новое правительство, назначенное коро¬
лем после отставки Неккера. Когда последний был восстановлен
в должности, Фулон уехал в свое загородное поместье. Но вскоре
туда добрался слух, запущенный в окружении герцога Орлеан¬
ского, о якобы брошенной Фулоном фразе: «Если у народа нет
хлеба, пусть ест сено». Либеральный герцог не стеснялся в сред¬
ствах, стремясь скомпрометировать прежнюю администрацию
и расчистить своим людям путь к власти. Однако в наэлектризо¬
ванной атмосфере тех дней слова убивали не хуже пуль.
63
Французская революция
zz июля крестьяне и слуги «арестовали» 74-летнего Фулона
в его доме и босого потащили в Париж на веревке. По пути его
заставляли жевать сено, стегали по лицу крапивой. Стояла жара.
Страдавшего от жажды Фулона напоили уксусом. В столице из¬
мученного старика без суда вздернули на фонарь в присутствии
высших должностных лиц города — Байи и Лафайета. Веревка
оборвалась, и тогда Фулону просто отрезали голову. Затем настала
очередь Бертье де Савиньи, которого тоже притащили в Париж
из его загородного поместья. Ему фабрика слухов Пале-Рояля
приписала намерение помешать поставкам хлеба и уморить Париж
голодом. Повесили и его, после чего толпа еще долго развлекалась,
изощренно глумясь над телами обоих.
О том, сколь ужасным было это зрелище, мы можем судить
по письму из Парижа гувернера Мишеля Оливье графине Голи¬
цыной:
Одна новость весьма огорчит Вас, мадам. Речь идет о смерти
госпожи де Фонтет, которая была похоронена три или четыре
дня назад. Говорят, что, оправившись после родов, она пошла
к своей модистке, но, выходя от нее и собираясь сесть в ка¬
рету, увидела изуродованный труп господина Фулона, который
чернь волочила по улицам. Она была так напугана, что, вернув¬
шись домой, слегла и с того времени все чахла, пока не умерла.
Можно только догадываться, с какими чувствами взирали
на этот народный «суд» Байи и Лафайет, люди просвещенные и,
как тогда было принято говорить, цивилизованные. Они не хо¬
тели смерти тех, с кем не раз встречались в светских салонах и кто,
как они прекрасно понимали, стал жертвой политической кле¬
веты. Но ни тот ни другой не смогли помешать народной сти¬
хии. Узнав о пролитой в Париже крови, депутаты Учредительного
собрания тоже содрогнулись, и лишь Барнав попытался сделать
хорошую мину при плохой игре, высокомерно бросив коллегам:
«А так ли была чиста эта кровь?»
Не решилась привлечь убийц к ответу и центральная власть,
хотя жертвой расправы стали два представителя высшего эшелона
64
глава j. Учредительное собрание
администрации, один из которых всего неделю назад входил в пра¬
вительство. Но после того, как король несколькими днями ранее
фактически капитулировал перед мятежным Парижем, на смерть
еще двух человек предпочли просто закрыть глаза.
Известия о случившемся разошлись далеко за пределы Фран¬
ции. Находившийся тогда в Швейцарии Николай Карамзин рас¬
сказывает в «Письмах русского путешественника»: «Я завтракал
ныне у г. Левада с двумя французскими маркизами, приехавшими
из Парижа. Они сообщили мне весьма худое понятие о парижских
дамах, сказав, что некоторые из них, видя нагой труп несчастного
дю Фулона, терзаемый на улице бешеным народом, восклицали:
“Как же он был нежен и бел!” И маркизы рассказывали об этом
с таким чистосердечным смехом!!! У меня сердце поворотилось».
Кровавые эксцессы 14 июля и последующих дней остались безна¬
казанными, что свидетельствовало о деградации и бессилии власти.
Русский посланник Иван Симолин, докладывая в Петербург о про¬
исходившем тогда в Париже, вынес французской монархии печаль¬
ный диагноз: «Надо рассматривать Францию при решении стоя¬
щих перед нами в данный момент вопросов как несуществующую».
Новая «жакерия»
В самой Франции весть о парижских событиях и о том, что преж¬
ней власти фактически больше нет и теперь «все можно», побу¬
дила низы, страдавшие от безработицы и дороговизны, к попыткам
улучшить свое положение за счет более обеспеченных сограждан.
В ряде провинций прокатилась волна разграблений крестьянами
замков и поместий. Такой поворот событий воспринимался совре¬
менниками как нечто совершенно из ряда вон выходящее. Ничего
подобного Франция не знала со времен средневековой «жакерии».
Разумеется, между дворянами-землевладельцами и крестья¬
нами существовало немало противоречий. За свои земельные дер¬
жания крестьяне вносили владельцу земли — сеньору — опре¬
деленные платежи и исполняли некоторые повинности. Все
это в совокупности составляло так называемый сеньориальный
65
Французская революция
комплекс. Однако к концу XVIII века сеньориальные платежи
во многих местах уже фактически превратились в обычную земель¬
ную ренту. Общий их объем, как правило, составлял от го до io%
чистого (за вычетом производственных издержек) дохода. Есте¬
ственно, в такого рода рентных отношениях арендатор всегда за¬
интересован понизить плату, арендодатель, напротив, стремится
ее повысить, что создает почву для противоречий между ними.
Тем не менее во Франции Старого порядка с ее развитой право¬
вой культурой подобные конфликты между крестьянами и сень¬
орами решались обычно в судах.
Гораздо большее недовольство у селян вызывали различного
рода традиционные сеньориальные привилегии, экономически
не столь значимые, но психологически весьма раздражающие.
К их числу, например, относились имевшиеся у дворян привиле¬
гии держать крольчатник и голубятню, а также исключительное
право охотиться в лесах. Крестьяне же не могли убивать дичь,
принадлежавшую исключительно сеньору, — кроликов, голубей
и оленей, даже если та приходила кормиться на их поля.
Раздражали также те повинности, что напоминали о когда-
то существовавшей личной зависимости части крестьян от сень¬
оров. Так, согласно праву «мертвой руки», дети умершего се¬
лянина для вступления в наследство должны были сделать
определенный — порой вполне реальный, порой чисто симво¬
лический — взнос в пользу сеньора. Сохранение этих и других
подобных повинностей создавало известную напряженность в от¬
ношениях между крестьянами и дворянами — напряженность
не настолько значительную, чтобы вылиться в какие-либо на¬
сильственные акты при обычном порядке вещей, но все же до¬
статочно ощутимую, чтобы подвигнуть крестьян на применение
силы в ситуации вакуума власти, порождавшего ощущение без¬
наказанности. А поскольку в июле 1789 года сложилась именно
такая обстановка, погромы замков приобрели массовый харак¬
тер. Непременным атрибутом подобных нападений стало уни¬
чтожение сеньориальных архивов, в которых хранились доку¬
менты о крестьянских повинностях. В ряде случаев пострадали
и сами сеньоры.
66
глава 3. Учредительное собрание
Показательно, что крестьяне громили дворянские имения,
не считаясь с политическими симпатиями их владельцев. «Па¬
триоты » страдали от рук бунтовщиков так же, как « аристократы »,
поскольку неграмотные селяне не вникали в идеологические раз¬
ногласия между элитами. Неудивительно, что в подавлении этих
выступлений наряду с правительственными войсками участвовала
и национальная гвардия «патриотических» муниципалитетов.
«Великий страх»
Вспыхнувшая во Франции новая «жакерия» оказалась для
XVIII столетия чем-то настолько необычным, что и объяснения
ей давались не менее экзотические. По провинциям, как огонь
по сухой траве, побежали слухи о появившихся неизвестно откуда
огромных шайках разбойников. Известия о них провоцировали
массовую панику, доводя до коллективного психоза целые деревни
и города даже там, куда «жакерия» не добралась. В приграничных
районах опасались вдобавок нападения неприятеля из-за рубежа:
в Бретани ждали атаки англичан с моря, в Дофине — вторжения
пьемонтских войск, а в прилегающих к Пиренеям районах — на¬
падения испанской армии. Конкретные поводы для страха могли
быть разными, но он неизменно был массовым. В немалой сте¬
пени подобному эффекту способствовало распространявшееся
повсюду ощущение безвластия: старых муниципалитетов уже
не было, а новые еще только формировались. Люди чувствовали
себя беззащитными. В конце июля этот «Великий страх», как на¬
зовут его позднее историки, охватил большую часть страны. Вот
что, к примеру, рассказывал в письме другу о событиях 30-31 июля
1789 года в городке Риом местный почтмейстер Габриэль Дюбрёль:
Около пяти часов [вечера] прибыл нарочный от мэра и кюре
города Монтэгю с предупреждением, что по соседству с Мон-
люсоном появился значительный отряд разбойников, что отряд
этот произвел погром в городе Гере, а перед тем разрушил город
Сутрени. <...> Известие это моментально распространилось
67
Французская революция
и повергло в страшную тревогу всех наших сограждан. По ули¬
цам забегали люди, женщины подняли плач. И вот уже слы¬
шится голос, что этот отряд состоит из i$ тысяч человек. <...>
Испуг возрастает; с городской башни и с церкви св. Амабля
раздается набат. Люди вооружаются чем попало и спешат в ра¬
тушу. На Вербную площадь привезены семь пушек, и уже все
готово, чтобы палить из них. <...> Отдано распоряжение, чтобы
в каждом окне горел свет и чтобы все неизвестные были аресто¬
ваны. Жители баррикадируются у себя в домах. Наступившая
ночь усиливает волнения и тревогу. <...> Утром, около четы¬
рех часов, несколько человек, взобравшись на башню Борегар,
приняли встающий над землей туман за облако пыли, поднятой
передвижением разбойников, и начали кричать, что вот они
уже тут, явились. Набат гудит, и никто не сомневается, что дей¬
ствительно пришли разбойники. Те, кто было лег в постель,
вскакивают; к Львиному фонтану тащат пушки; вооруженные
люди толпами устремляются к предместью Айа, готовясь к стой¬
кой защите. <...> К вечеру страхи улеглись. Население убеди¬
лось, что тревога не имела других оснований, кроме появления
в наших краях нескольких человек, убежавших из тюрем Парижа
и Лиона и других мест.
Аналогичные пароксизмы массовой паники, граничившей
с безумием, пережили и многие другие городки и деревни Фран¬
ции. Люди ощущали, что старый, привычный, мир рушится, буду¬
щее же пугало неизвестностью.
«Ночь ЧУДЕС»
Сведения о «жакерии» и о «великом страхе» стекались в Учре¬
дительное собрание со всех концов Франции. Депутаты, про¬
возгласившие себя новой властью, должны были реагировать.
3 августа на заседании Бретонского клуба герцог д’Эгийон, про¬
свещенный аристократ двадцати семи лет, предложил умиротво¬
рить мятежных селян путем отказа дворян от сеньориальных прав.
68
глава з. Учредительное собрание
Если учесть, что такую мысль высказал один из крупнейших зем¬
левладельцев и сеньоров королевства, то прозвучала она весьма
весомо и нашла поддержку у лидеров «патриотической партии».
День спустя почин в реализации этой идеи положил еще один
член Бретонского клуба — виконт де Ноай, тридцати трех лет.
Молодые легче расставались с прошлым. Опыт жизни при Ста¬
ром порядке был у них относительно невелик, и они не так остро
испытывали эмоциональную связь с ним, как люди старшего воз¬
раста. Вечером 4 августа де Ноай поднялся на трибуну Учреди¬
тельного собрания и предложил для успокоения бунтовщиков ли¬
квидировать сословные привилегии. Следом выступил д’Эгийон,
призвав ввести равное для всех налогообложение и отменить —
за выкуп — сеньориальные права. Затем к трибуне потянулись
и другие представители светской и духовной аристократии. В по¬
рыве великодушия они отказывались от исключительного права
на охоту, сеньориальных судов, церковной десятины, провинци¬
альных и муниципальных привилегий и т. д. Это удивительное
заседание, вошедшее в историю как «Ночь чудес», закончилось
под утро присвоением Людовику XVI титула «Восстановитель
французской свободы».
Единственным оратором, чьи слова тем вечером прозвучали
диссонансом общему настроению, оказался известный философ,
журналист и экономист эпохи Просвещения, 50-летний Дюпон
де Немур. Неоднократно выступая до Революции с критикой
прежней, несправедливой системы налогообложения, он на сей
раз, однако, заявил, что с мятежами лучше бороться не уступками,
а строгим применением власти. Впрочем, его призыв не встретил
понимания у коллег.
Следующая неделя, с 5 по п августа, ушла на то, чтобы отлить
декларативные призывы «Ночи чудес» в четкую форму норма¬
тивных актов. Согласно принятым в те дни декретам, сеньориаль¬
ные повинности, которые являлись наследием личной зависимо¬
сти — барщина и право «мертвой руки», а также исключительные
права охоты и содержания голубятен, отменялись безвозмездно.
Остальные повинности ликвидировались за выкуп. Также от¬
мене подлежали все сословные и местные привилегии, продажа
69
Французская революция
должностей, сословные ограничения на доступ к военной и гра¬
жданской службе. Комплекс всех этих мер подорвал социальную
основу Старого порядка.
Декларация прав
ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
Подведя таким образом итог «Ночи чудес», депутаты Учреди¬
тельного собрания переключились на составление программного
документа, который должен был предварять будущую консти¬
туцию и содержать те основополагающие принципы, на кото¬
рых ее предстояло построить. Принять подобный акт Мунье
предложил еще в начале июля. По аналогии с американской Де¬
кларацией независимости этот текст тоже решено было назвать
декларацией — Декларацией прав человека и гражданина. Не¬
удивительно, что первым свой проект такого документа подго¬
товил Лафайет, хорошо знакомый с американским опытом. Од¬
нако затем июльские события отвлекли Учредительное собрание
от подготовки Декларации, и только iz августа оно вновь верну¬
лось к ней, сформировав специальный комитет для выработки
окончательного текста на основе всех поступивших к тому вре¬
мени проектов.
С zo по z6 августа Собрание статью за статьей — всего 17 —
приняло Декларацию прав человека и гражданина, которая про¬
возглашала верховный суверенитет нации, естественные и не¬
отъемлемые права каждого на личную свободу, собственность,
безопасность и сопротивление гнету, утверждала презумпцию не¬
виновности, свободу слова и совести. Декларацией также устанав¬
ливалось равенство граждан перед законом и объявлялось о ли¬
квидации всех наследственных и сословных отличий, дворянских
титулов, цехов и корпораций, торговли должностями.
Принятием Декларации прав человека и гражданина Учреди¬
тельное собрание закрепило ликвидацию социального базиса Ста¬
рого порядка, начатую декретами 5-11 августа 1789 года. Неудиви¬
тельно, что король отказался ее санкционировать, как, впрочем,
и августовские декреты.
7°
глава з. Учредительное собрание
Маркиз де Лафайет. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
«Левые» и «правые»
Отказ короля утвердить решения Учредительного собрания по¬
будил депутатов задуматься над тем, какие пределы королевской
прерогативы следует установить в будущей конституции. Ста¬
нет ли королевское вето означать абсолютный запрет на приня¬
тый Национальным собранием закон или только отсрочку на его
вступление в действие? Между депутатами развернулись острые
дебаты на сей счет. К числу сторонников абсолютного вето при¬
надлежали даже некоторые влиятельные фигуры «патриоти¬
ческой партии», например Мунье. Тем не менее большинство
пошло за сторонниками отлагательного вето, которое и было
закреплено за королем.
71
Французская революция
Жан Жозеф Мунье. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Вместе с тем данная дискуссия имела еще одно последствие.
Именно в ходе нее возникла та пара понятий, что обозначают се¬
годня противоположные края политического спектра и состав¬
ляют неотъемлемую часть политического лексикона наших дней,
а именно «левые» и «правые». При обсуждении вопроса о вето
короля постепенно произошло пространственное разделение де¬
путатов по политическим пристрастиям: сторонники Деклара¬
ции прав и отлагательного вето стали садиться по левую сторону
от председателя, а их оппоненты и, соответственно, сторонники
абсолютного вето — по правую.
У историков нет однозначного объяснения того, почему сло¬
жилось именно так. Возможно, это произошло потому, что пра¬
вую сторону традиционно занимало духовенство, значительная
часть которого, включая высших иерархов церкви, принадлежала
к числу сторонников короля. Позднее некоторые из депутатов,
составлявших в Собрании правое меньшинство, вспоминали,
7*
глава з. Учредительное собрание
что они старались держаться ближе друг к другу, чтобы избежать
психологического давления со стороны революционно настроен¬
ного большинства, которому они подвергались, находясь в окру¬
жении своих политических противников.
В сентябре 1789 года деление Собрания на два крыла оконча¬
тельно оформилось, после чего уже и пресса стала использовать
понятия «правая сторона» и «левая сторона» как собирательные
названия двух противоборствующих политических «партий».
В декабре же эти понятия — «правая» и «левая» — и вовсе при¬
обрели то обобщенное значение, в котором их до сих пор приме¬
няют во Франции без связи с местоположением в зале заседаний.
Поход ПАРИЖАН НА ВЕРСАЛЬ
Пока в Собрании спорили о принципах и правах, парижан го¬
раздо больше занимал вопрос хлеба насущного. Пока на рынок
не поступило зерно нового урожая, цены на хлеб достигли мак¬
симальных величин. В обычные времена власть, стремясь не допу¬
скать чрезмерного роста дороговизны, проводила политику сдер¬
живания роста цен и при дефиците товара выбрасывала на рынок
зерно из государственных запасов. Но теперь правительство, очу¬
тившееся на грани банкротства и почти парализованное нарастав¬
шим хаосом, не имело ни средств, ни возможностей для эффек¬
тивного вмешательства в экономику. Объявленный Неккером
государственный заем фактически провалился: вместо заплани¬
рованных 30 млн ливров в казну поступило лишь 2,5 млн. В ре¬
зультате не сдерживаемые ничем цены на хлеб достигли к началу
октября запредельных величин.
К тому же резко выросла безработица. Июльские события на¬
пугали аристократов, и многие из них отправились за границу.
Пример подал младший брат короля, граф д’Артуа, эмигрировав¬
ший одним из первых. В результате оттока из страны аристокра¬
тии спрос на предметы роскоши катастрофически упал. Владель¬
цам ремесленных мастерских пришлось увольнять работников,
семьи которых в условиях дороговизны оказались на грани голода.
73
Французская революция
Плохо скрываемое недовольство клокотало в очередях бедноты
у продовольственных лавок.
Это недовольство усердно подогревала «патриотическая пар¬
тия», используя различные каналы воздействия на общественное
мнение. Отняв во время июльского хаоса у короля долю власти,
«патриоты» надеялись в условиях новой нестабильности забрать
оставшееся. Фабрика слухов Пале-Рояля с завидной регулярно¬
стью производила на свет «новости», одна страшнее другой: гря¬
дет переворот; Собрание будет распущено; аристократы уморят
народ голодом и т. д. и т. п. Окружение герцога Орлеанского рас¬
пространяло подобные «сведения» через торговок «чрева Па¬
рижа» — гигантского продовольственного рынка в центре сто¬
лицы. Те, в свою очередь, охотно делились пугающими слухами
со своими покупателями.
Другим инструментом воздействия на умы стала в те дни осво¬
божденная от цензуры пресса. Недостатка в кадрах для нее не было.
Задолго до начала Революции множество молодых людей со всей
Франции, умевших более или менее складно излагать свои мысли
на бумаге и мечтавших посвятить себя литературе, ехали в Париж
искать себе место под солнцем. Их вдохновлял пример великих фи¬
лософов Просвещения, которым литературные таланты позволили
подняться по социальной лестнице настолько высоко, что даже ко¬
ронованные особы считали для себя честью переписываться с этими
сыновьями ремесленников и мелких чиновников. Однако неофитов,
как правило, ожидало горькое разочарование: книжный рынок был
недостаточно развит, чтобы обеспечить новым авторам хотя бы про¬
житочный минимум, а меценатов и мест в академиях на всех не хва¬
тало. Неудачники пополняли собой литературное дно. Вольтер в свое
время писал о них: «Число тех, кого погубила эта страсть [к литера¬
турной карьере], чудовищно. Они становятся неспособны к любому
полезному труду. <...> Они живут рифмами и надеждами и умирают
в нищете».
Эта маргинальная среда, представителей которой современ¬
ники называли собирательным именем «руссо сточных канав»
(les rousseau des ruisseaux)y дышала завистью к преуспевшим кол¬
легам, ненавистью к существовавшим общественным порядкам
74
глава j. Учредительное собрание
Жан-Поль Марат. Гравюра неизвестного автора
и злобой на весь мир. Они выживали, продавая свое перо всем
желающим, сочиняли политические пасквили, порнографию, уто¬
пические прожекты, а нередко и доносы на своих собратьев по ре¬
меслу. Дарованная в 1788 году свобода прессы открыла перед ними
безграничное поле деятельности. Многие «руссо сточных канав»
нашли свое призвание в революционной журналистике.
Так, Элизе Лустало, несостоявшийся адвокат, ранее зарабаты¬
вавший на хлеб литературной поденщиной, начал в июле 1789 года
издавать еженедельник «Революции Парижа», тираж которого
быстро достиг гигантских размеров в zoo тысяч экземпляров,
а Жак-Пьер Бриссо, талантливый публицист и незадачливый пред¬
приниматель, полицейский информатор и секретарь герцога Орле¬
анского, основал летом 1789 года газету «Французский патриот»,
которая тоже быстро завоевала широкую популярность.
Однако даже среди всех тех экстравагантных персонажей,
что составили цвет революционной журналистики, своей особенно
75
Французская революция
причудливой биографией выделялся Жан-Поль Марат. Выходец
из Швейцарии, он разнообразными уловками пытался добиться
признания среди французских ученых, не останавливаясь перед
фальсификацией результатов физических опытов, но в конце кон¬
цов был решительно отвергнут научным сообществом Франции.
Не удалось ему отличиться и на философском поприще. Хотя
его сочинение «О человеке», вышедшее в 1776 году, и обратило
на себя внимание Вольтера и Дидро, первый, однако, назвал ав¬
тора сего труда арлекином, второй — чудаком. К началу Револю¬
ции Марат прочно обосновался на литературном дне Парижа,
сочиняя памфлеты и подрабатывая врачебной практикой. Нахо¬
дясь, как и другие «руссо сточных канав», под негласным над¬
зором полиции, он заслужил в полицейском досье следующую
характеристику: «Смелый шарлатан. <...> У него умерли многие
больные, но он имеет докторский диплом, который ему купили».
Революция принесла ему желанную славу: в сентябре 1789 года
Марат основал газету «Друг народа», которая быстро снискала
себе известность свирепым радикализмом и жесткой критикой
всех институтов власти, включая новый муниципалитет Парижа
и само Учредительное собрание.
В течение всего сентября революционные газеты нагнетали
страхи, муссируя тему «аристократического заговора». А уже
в первые дни октября революционные журналисты как большую
сенсацию преподнесли «известие» о том, что офицеры прибыв¬
шего охранять Версаль Фландрского полка на своем банкете якобы
демонстративно топтали трехцветные кокарды. Эта, как сегодня
известно, чистой воды выдумка была рассчитана на то, чтобы
возбудить средние слои, читавшие прессу и симпатизировавшие
Учредительному собранию. Малограмотным же беднякам пред¬
лагалась иная, более актуальная для них мотивация к действию:
с августа в парижских низах начали обсуждать идею о том, чтобы
идти в Версаль и добиться от короля снижения цен. Сегодня по¬
добное предложение выглядит странным: как монарх мог повли¬
ять на цены, определявшиеся законом спроса и предложения?
Однако в то время оно таковым отнюдь не казалось. Мировос¬
приятие низов общества, даже в городах, тогда еще во многом
76
глава з. Учредительное собрание
Поход парижанок на Версаль 5-6 октября 1789 года. Раскрашенная гравюра XVIIIв.
определялось традиционным сознанием с его верой в чудесное
и магическое. Относительно незадолго до описываемых собы¬
тий, в 1775 году, во время массовых беспорядков, тоже вызванных
дороговизной и получивших название «мучной войны», город¬
ской плебс, желая снизить цены на хлеб, изымал из пекарен муку
и... бросал ее в реку. Теперь они столь же «логично» полагали,
что король по своему желанию способен мановением руки пони¬
зить цены.
Многие современники, а следом за ними многие историки счи¬
тали, что начавшиеся 5 октября события целенаправленно гото¬
вились революционными элитами, которые исподволь «разогре¬
вали» массы. Однако неопровержимых доказательств тому никто
не привел. Если такая подготовка втайне и велась, то она не оста¬
вила после себя каких-либо материальных следов. Как по образу¬
ющейся на поверхности воды пене мы можем догадываться о су¬
ществовании глубинного течения, так и тут: нарастающая волна
слухов и нагнетание истерии в революционной печати позволяют
предполагать наличие осознанных действий со стороны опреде¬
ленных политических сил, заинтересованных в дестабилизации
обстановки. Но лишь предполагатъХ
77
Французская революция
Утром 5 октября сотни женщин из Сент-Антуанского пред¬
местья и «чрева Парижа» отправились в Версаль жаловаться ко¬
ролю на дороговизну. Есть свидетельства современников о том,
что в толпе якобы видели и переодетых в женское платье муж¬
чин из окружения герцога Орлеанского, однако ни подтвердить,
ни опровергнуть это утверждение сегодня, увы, невозможно.
В Париже после ухода женщин ударил набат, извещая о сборе
национальной гвардии. Ее составляли преимущественно люди
среднего класса, на которых и были рассчитаны сочинения рево¬
люционных журналистов. Национальные гвардейцы потребовали
у своего командующего Лафайета тоже вести их на Версаль, чтобы
прояснить ситуацию с Фландрским полком, допустившим оскорб¬
ление революционных символов. Не имея возможности удержать
своих подчиненных, Лафайет отправился в Версаль с 15 тысячами
национальных гвардейцев, вооруженных ружьями и пушками.
Их сопровождала толпа гражданских лиц.
Тем временем женщины добрались до королевской резиден¬
ции. Только что вернувшийся с охоты Людовик XVI доброжела¬
тельно принял их представительниц, высказал им утешительные
слова и обещал скорое снижение цен. Действительно, новый уро¬
жай был уже на подходе. После посещения монарха часть про¬
сительниц сразу же отправилась обратно. Однако большинство
осталось в Версале. Возможно, кто-то посоветовал им поступить
именно так.
Следом за женщинами к королю пришла делегация Учреди¬
тельного собрания с Мунье во главе. Депутаты принялись объяс¬
нять Людовику, что на самом деле народ недоволен его отказом
санкционировать августовские декреты и Декларацию прав чело¬
века и гражданина. Король поверил им и утвердил все эти акты.
Похоже, больше всего ему хотелось, чтобы толпа незваных гостей
как можно скорее покинула его резиденцию.
Между тем к ночи в Версаль подтянулась и национальная
гвардия Лафайета. Прибывшие с нею представители париж¬
ского муниципалитета потребовали у короля покинуть Вер¬
саль и перебраться с семьей в Париж. Ставки, таким образом,
поднимались. Людовик обещал дать ответ на следующий день.
78
глава 3. Учредительное собрание
В ожидании этого вся масса народа — женщины, национальные
гвардейцы, сопровождавшая их толпа — расположилась табо¬
ром у стен дворца.
Ночью какие-то люди из вновь прибывших проникли внутрь
дворца (говорили, что кто-то из придворных открыл им дверь),
прошли к спальне Марии-Антуанетты и попытались ворваться
туда. Два дворянина, дежурившие у дверей, встретили нападав¬
ших со шпагами в руках и ценой своих жизней задержали, позво¬
лив королеве спастись бегством.
Утром 6 октября, когда невыспавшийся король с супругой
и сыном вышли в сопровождении Лафайета на балкон, то увидели
на пиках головы двух защитников королевы. Сама же толпа уг¬
рюмо рокотала: «В Париж! В Париж!» И Людовик опять сдался.
Предпочитая плыть по течению и не осмеливаясь искать защиты
у верных ему войск, он со всей семьей под конвоем национальной
гвардии и в окружении многотысячной толпы покинул Версаль.
Вернуться туда ему уже не удастся.
События 5-6 октября положили конец сосуществованию двух
суверенных центров власти — абсолютного монарха и Учреди¬
тельного собрания. Формально король по-прежнему считался пер¬
вым должностным лицом государства, но фактически он отныне
стал пленником Собрания.
Впрочем, парижские бедняки, женщины и мужчины, состав¬
лявшие значительную часть сопровождавшей короля процессии,
не думали о столь высоких материях, а рассматривали происходив¬
шее исключительно в свете своей борьбы за хлеб насущный. «Мы
везем пекаря, пекариху и пекаренка», — радостно восклицали они.
«Партии»
Вслед за королем Учредительное собрание тоже переехало
в Париж, где разместилось поблизости от новой королевской ре¬
зиденции. Людовик с семьей поселился во дворце Тюильри, а Со¬
брание заняло Манеж в примыкавшем к дворцу парке Тюильри.
Там депутаты и продолжили свою работу над конституцией.
79
Французская революция
Жан-Сифрен Мори. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Именно их деятельность и определяла суть революционных
перемен во Франции. Революция — это ведь не спонтанные
или даже организованные вспышки насилия, которые можно
определить как бунт. Революция представляет собой смену не¬
правовым путем одного политического или социального строя
другим. Иначе говоря, подобная смена всегда происходит в на¬
рушение существующих на данный момент норм права. Однако
парадокс любой революции состоит в том, что, попирая преж¬
ние правовые институты, она должна немедленно создать новые,
чтобы обеспечить сохранность и функционирование установлен¬
ного в результате нее нового строя. Как раз этим и занимались
в последующие два года депутаты Учредительного собрания.
Хотя аграрные волнения и городские беспорядки продолжали
время от времени вспыхивать в разных частях страны, они
8о
глава J. Учредительное собрание
Жак Антуан Мари Казал ес. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
не оказывали определяющего влияния на деятельность новых
законотворцев, сосредоточивших осенью 1789 года в своих руках
всю государственную власть.
К тому моменту в Собрании уже достаточно четко обозначи¬
лось деление депутатов на ряд политических групп («партий»).
Роялистами называли тех, кто противился какому бы
то ни было ограничению королевских прерогатив. Удивительно,
но самыми активными защитниками трона оказались не предста¬
вители родовой аристократии, а люди не слишком высокого про¬
исхождения. Пожалуй, лучшим оратором «правой» стал аббат
Жан-Сифрен Мори, сын бедного сапожника, сделавший успеш¬
ную карьеру в церкви благодаря незаурядным интеллектуальным
способностям и литературному таланту. Другой блестящий ора¬
тор роялистов, кавалерийский офицер Жак Антуан Мари Казалес,
81
Французская революция
Антуан Барнав. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
хотя и принадлежал к дворянам, не имел древней родословной:
титул получил только его дед. Служа до Революции в провин¬
циальном гарнизоне, Казалес не мог похвастаться ничем, кроме
репутации картежника и записного волокиты. Однако в Учреди¬
тельном собрании его дремавшие таланты раскрылись в полной
мере, и он проявил себя великолепным полемистом. Впрочем,
даже будучи депутатом, он оставался офицером, готовым сра¬
жаться за короля не только словом, но и оружием. Трижды его
парламентские перепалки с лидерами «патриотов» выливались
в дуэли — с д’Эгийоном, Александром Ламетом и Барнавом, и все
три раза Казалес был ранен. Но это не охладило его пыл. «Благо¬
разумие и умеренность — удел посредственностей», — бросил
он как-то мадам де Сталь, дочери Неккера.
8z
глава з. Учредительное собрание
Монархисты^ самым ярким из которых был уже не раз упо¬
минавшийся Мунье, еще весной и летом 1789 года принадлежали
к числу сторонников реформ и добивались ограничения королев¬
ской власти. Они поддержали декреты 5-11 августа и Декларацию
прав человека и гражданина, однако в ходе дальнейшей работы
над конституцией выступили за абсолютное вето короля и двух¬
палатный парламент по образцу английского. В результате и они
оказались на правом фланге депутатского корпуса. Однако рояли¬
сты доверия к ним не испытывали, а многие бывшие соратники
по антиправительственной оппозиции и вовсе презирали. В среде
депутатов Учредительного собрания монархистов называли уни¬
чижительным неологизмом «монаршьены» (monarchiens\ состав¬
ленным из слов monarch (монарх) и chiens (собаки). События 5-6
октября стали для этой «партии» моментом истины. Еще вече¬
ром 5 октября Мунье во главе делегации депутатов убеждал испу¬
ганного короля санкционировать августовские декреты и Декла¬
рацию прав, а уже поутру, узнав о ночном нападении на королеву
и убийстве ее защитников, он проникся таким отвращением к про¬
исходящему, что вскоре покинул не только Собрание, но и страну,
влившись в неуклонно расширявшиеся ряды эмиграции. Осталь¬
ные монархисты, оставшиеся в Собрании, сблизились с рояли¬
стами.
Конституционалисты — таким достаточно условным тер¬
мином обозначали всех сторонников конституции, призванной
обеспечить радикальный разрыв со Старым порядком и форми¬
рование нового, основанного на ценностях Просвещения. Сами
они продолжали называть себя «патриотами». Конституцио¬
налисты составляли в Учредительном собрании большинство.
Их бесспорным лидером был харизматичный Мирабо. Его высо¬
чайший авторитет и популярность вызывали плохо скрываемую
ревность у Лафайета, Талейрана, Сийеса и других видных деятелей
«левой». Триумвират же молодых политиков в составе Варнава,
Дюпора и Шарля Ламета (в Собрании также заседали его братья
Александр и Теодор) и вовсе пытался превзойти по своему влия¬
нию Мирабо за счет радикализма выдвигаемых ими требований.
83
Французская революция
На самом же левом фланге Собрания находился адвокат из Ар¬
раса Максимилиан Робеспьер. Он был единственным из всех де¬
путатов, кто не вошел ни в один из парламентских комитетов, где
велась практическая работа над конституцией и новым законо¬
дательством. Таким образом он обеспечил себе абсолютную сво¬
боду для критики «несовершенства» всего того, что делалось его
коллегами. Правда, в самом Собрании к нему мало прислушива¬
лись, а точнее, зачастую просто не слышали: акустика в Манеже
оставляла желать лучшего, и тихий голос Робеспьера обычно тонул
в шуме зала. Времена, когда его появление на трибуне будет встре¬
чать мертвая тишина, придут позднее.
«Левое» большинство, как правило, более или менее консо¬
лидированно голосовало за реформы, предлагаемые его лидерами.
Однако между ключевыми фигурами конституционалистов посто¬
янно шла скрытая борьба за влияние. Мирабо и Лафайет, каждый
из которых имел свою клиентелу среди депутатов, активно интриго¬
вали друг против друга. Триумвират боролся против обоих. Робес¬
пьер же критиковал едва ли не все меры, принимавшиеся его либе¬
ральными коллегами, что порой сближало его с крайне «правыми».
Эта борьба честолюбий осложняла реформаторские усилия
конституционалистов, а порой побуждала их принимать меры,
имевшие роковые последствия. Так, когда возникла реальная воз¬
можность назначения Мирабо министром, что, объективно го¬
воря, существенно облегчило бы проведение либеральных преоб¬
разований, другие «левые» лидеры взревновали и, демагогически
взывая к бескорыстию, провели декрет о запрете депутатам вхо¬
дить в правительство. Мирабо ничего не оставалось, как попы¬
таться неформальным образом влиять на политику исполнитель¬
ной власти. Он вступил в тайную переписку с королем, которая
продолжалась до самой смерти Мирабо, скоропостижно скончав¬
шегося от перитонита z апреля 1791 года.
Политическая деятельность депутатов не ограничивалась сте¬
нами Собрания. Значительную часть свободного от заседаний вре¬
мени они проводили в светских салонах и политических клубах,
где в кругу единомышленников обсуждали вопросы политики
и определяли парламентскую стратегию.
84
глава Учредительное собрание
Зал Учредительного собрания. Гравюра
После переезда Учредительного собрания в Париж «Бретон¬
ский клуб» закрылся. На смену ему пришло «Общество друзей
конституции», имевшее гораздо более открытый характер и при¬
нимавшее в свои ряды уже не одних только депутатов, но и всех
желающих. Этот политический клуб разместился на улице
Сент-Оноре в бывшем монастыре св. Якова, отчего и стал назы¬
ваться Якобинским.
Секуляризация
ЦЕРКОВНЫХ ИМУЩЕСТВ
Между тем финансовый кризис не только никуда не исчез,
но и продолжал углубляться, поскольку, пользуясь неразберихой
в государственном управлении, значительная часть населения про¬
сто перестала платить налоги. Доходы государства катастрофиче¬
ски падали. Держатели же ценных бумаг, среди которых немалую
долю составляли представители новой, революционной элиты,
не собирались расставаться с вложенными средствами.
85
Французская революция
Шарль Морис де Талейран-Перигор. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
г ноября 1789 года по предложению Талейрана Учредитель¬
ное собрание передало все церковные земли в распоряжение го¬
сударства, то есть фактически национализировало их. Эти «на¬
циональные имущества» были выставлены на продажу и стали
обеспечением новых бумажных денег — ассигнатов, выпущенных
в оборот для покрытия государственных расходов. Подобные
меры, как и вышедший 13 февраля 1790 года декрет о роспуске
религиозных орденов, не связанных с образованием и благотво¬
рительностью, вполне вписывались в характерную для эпохи Про¬
свещения тенденцию ограничить социальную роль церкви и не яв¬
ляли собой чего-то экстраординарного.
К тому времени аналогичные реформы в рамках политики
просвещенного абсолютизма уже провели в своих государствах
86
глава з. Учредительное собрание
австрийский император Иосиф II и российская императрица Ека¬
терина II. Однако и первый, и особенно вторая делали это крайне
осторожно, что позволило им избежать широкого общественного
недовольства. Во Франции же, страдавшей от кризиса государ¬
ственных финансов и от последствий неблагоприятной экономи¬
ческой конъюнктуры, эти поспешные преобразования в религи¬
озной сфере оказались довольно болезненными. Они подорвали
систему церковной благотворительности в тот самый момент,
когда в ней нуждалась значительная часть населения. Впрочем,
общественное недовольство пока еще только копилось и не выпле¬
скивалось наружу. Своего апогея противоречия между революци¬
онным государством и церковью достигнут чуть позже.
Новый ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК
Решив посредством национализации церковных земель проблему
финансового кризиса или, по крайней мере, убедив себя и согра¬
ждан в том, что теперь она непременно будет решена, Учреди¬
тельное собрание вплотную приступило к разработке нового го¬
сударственного устройства Франции. В его основу был положен
принцип разделения властей: законодательная власть закрепля¬
лась за Национальным собранием, исполнительная — за монар¬
хом. Король больше не мог объявлять войну и заключать мир,
но сохранял за собой право назначать министров и послов, коман¬
довать армией, руководить администрацией.
Хотя все граждане провозглашались равными перед законом, не¬
зависимо от происхождения и вероисповедания, они на основании
имущественного ценза делились на активных и пассивных. Актив¬
ные — мужчины от 15 лет и старше, которые платили прямой налог
в размере трехдневной заработной платы и не находились в услуже¬
нии, — получали право избирать должностных лиц и служить в на¬
циональной гвардии. Пассивные теоретически могли избираться
в органы власти, но иными политическими правами не обладали.
Отменялись все формы государственной регламентации в эко¬
номике — цеха, корпорации, монополии и т. д. Ликвидировались
87
Французская революция
Праздник Федерации 14 июля 1790 года. Гравюра И.С. Элмана с рисунка Ш. Монне
таможни на границах различных областей внутри страны. Вместо
многочисленных прежних налогов вводились три новых: на зе¬
мельную собственность, движимое имущество и торгово-промыш¬
ленную деятельность.
Новое административное деление страны упростило и уни¬
фицировало систему местной администрации. Вместо прежних
провинций с различными нормами обычного права и истори¬
чески сложившимися административными институтами были
созданы 8? департамента, примерно равных по численности на¬
селения. Размеры департамента определялись таким образом,
чтобы из любого его конца гражданин в течение дня мог пеш¬
ком дойти до административного центра. Все власти, кроме выс¬
шего должностного лица в государстве — короля, становились
выборными.
14 июля 1790 года в Париже на Марсовом поле состоялся гран¬
диозный праздник Федерации. Депутации национальных гвар¬
дейцев — а стало быть, активных граждан от всех департамен¬
тов — принесли торжественную клятву верности «нации, закону
88
глава Учредительное собрание
и королю». Тем самым все провинции Французского королевства,
объединенные в разное время и разными путями, весьма несхожие
между собой по истории и культуре, символически подтверждали
свою добровольную принадлежность к единой и неделимой нации.
Впрочем, очень скоро энтузиазм праздника Федерации сме¬
нился многочисленными политическими и социальными кон¬
фликтами. Семена одного из наиболее опасных Учредительное
собрание посеяло еще за месяц до клятвы на Марсовом поле. Всхо¬
дов пришлось ждать недолго.
Переустройство церкви
12 июня 1790 года Национальное собрание приняло декрет о гра¬
жданском устройстве церкви. Прежняя иерархия духовенства
упразднялась, сохранялись только должности приходских кюре
и епископов, которые впредь должны были получать за исполне¬
ние своих обязанностей плату от государства. Более того, те и дру¬
гие отныне должны были избираться гражданами всех вероиспо¬
веданий, то есть не только католиками, но также протестантами,
иудеями и даже атеистами! Новый порядок назначения священно¬
служителей нарушал условия конкордата 1516 года между папой
и королем Франции, а потому не был принят ни римским перво¬
священником, ни большинством епископата.
Недовольство многих рядовых прихожан вызвало сокращение
числа диоцезов и собственно приходов. Количество диоцезов от¬
ныне должно было совпадать с числом департаментов, приходы
укрупнялись. Однако логичная на словах рационализация оказа¬
лась весьма болезненной на практике. Наличие в городе епископ¬
ской кафедры повышало его статус и служило предметом гордости
жителей, закрытие же ее било по их самолюбию. Еще негативнее
воспринималась паствой ликвидация сотен приходских церквей
в сельской местности, где они обычно являлись центрами при¬
тяжения, вокруг которых вращался весь деревенский мир. Более
того, из-за увеличения размеров приходов стали множиться случаи
опоздания кюре со святыми дарами к умирающим, а уход в мир
89
Французская революция
иной без последнего причастия лишал надежды на посмертное
спасение души и потому считался огромной бедой.
Однако главным камнем преткновения в преобразовании цер¬
кви стало введение для священнослужителей обязанности при¬
носить гражданскую присягу после избрания на должность. Это
требование входило в непримиримое противоречие с представ¬
лениями значительной части духовенства об апостольском служе¬
нии, согласно которым в вопросах веры и совести священнослу¬
житель ответственен только перед Церковью и Богом.
Разумеется, папа не одобрил новое устройство церкви во Фран¬
ции. Принятие в подобной ситуации гражданской присяги озна¬
чало, что священнослужитель делает выбор в пользу светской
власти перед духовной. К примеру, сельский кюре Жозеф Эрбер
из деревушки Майе на предъявленное ему требование принести
гражданскую присягу с достоинством ответил: «Я как гражда¬
нин государства всегда отдавал кесарю то, что принадлежит ке¬
сарю, но я не откажу Богу в том, что принадлежит Богу». И таких,
как он, не пожелавших подчиниться, насчитывались тысячи. В пер¬
вые месяцы 1791 года французское духовенство раскололось прак¬
тически пополам — на согласившихся присягнуть и отказавшихся
от присяги. Если в городах и центральных регионах страны пре¬
обладали первые, то в регионах доминирования традиционной
культуры число неприсягнувших порой превышало 90%. На смену
им были выбраны под контролем властей 8о новых епископов
и го тысяч кюре.
Хотя декрет Учредительного собрания от 7 мая 1791 года пред¬
писывал терпимо относиться к неприсягнувшим кюре и не вос¬
прещал им отправлять свои обязанности в специально отведенных
для этого храмах, местные администрации по своей инициативе
развернули агрессивную кампанию по изгнанию таковых из при¬
ходов. Ускоренная замена неприсягнувших присягнувшими спро¬
воцировала многочисленные волнения крестьян, выступавших
в защиту прежних священников. Дело доходило до стычек с на¬
циональной гвардией, которая состояла из горожан и приходила
для утверждения новых порядков в сельскую местность, как на ок¬
купированную территорию, сея произвол и насилие.
90
глава з. Учредительное собрание
Конфликт вокруг гражданской присяги духовенства дал выход
спровоцированному реформами церкви общественному недоволь¬
ству там, где его потенциал был особенно силен. В сельской глу¬
бинке, к примеру, на западе Франции крестьяне сплошь и рядом
враждебно относились к конституционным кюре, называя их чу¬
жаками. Такому священнику нередко приходилось служить мессу
в пустой церкви, его сад разоряли, собаку убивали, а в двери дома
стреляли из ружья.
Напротив, авторитет неприсягнувшего духовенства неуклонно
рос по мере того, как оно подвергалось ограничениям, а затем
и преследованиям со стороны властей. Действие вызвало проти¬
водействие, и чем сильнее власти давили на сельский мир, пыта¬
ясь утвердить конституционное духовенство, тем более упорным
оказывалось сопротивление крестьян.
Кипящий КОТЕЛ
Противоречия религиозные накладывались на противоречия со¬
циальные, постепенно образуя гремучую смесь. Со второй поло¬
вины 1790 года экономическая ситуация стала ухудшаться еще бы¬
стрее. Чрезмерный выпуск ассигнатов спровоцировал всплеск
инфляции, а рост дороговизны еще больше возбуждал сельские
и городские низы.
Помимо того, у крестьян имелся собственный повод для недо¬
вольства. Хотя августовские декреты 1789 года предусматривали от¬
мену части сеньориальных повинностей за выкуп, крестьяне почти
повсеместно перестали платить сеньорам вообще. Попытки же по¬
следних принудительно взимать недоимки провоцировали новые
вспышки «жакерии». Крестьяне жгли замки и возводили в дерев¬
нях виселицы, угрожая вздернуть на них тех, кто станет платить
ренты. На подавление подобных выступлений революционные
власти направляли войска и национальную гвардию из близлежа¬
щих городов. Восставшие оказывали им упорное сопротивление.
В декабре 1790 года крестьяне графства Керси, собрав 4-тысячную
«армию», даже захватили город Гур дон, где разграбили монастырь
91
Французская революция
и дома многих буржуа. В январе 1791 года солдаты и национальные
гвардейцы Бретани несколько раз открывали ружейный и артил¬
лерийский огонь по толпам бунтующих селян. В августе 1791 года
до пяти тысяч вооруженных крестьян четыре часа штурмовали
город Сутеррен в Центральном массиве, пока не были разбиты
силами его национальной гвардии. Подобные очаги гражданской
войны то и дело возникали в разных частях страны.
Любопытно, что и месяцы спустя после начала Революции на¬
падавшие на замки крестьяне по-прежнему не обращали внимания
на политические пристрастия их владельцев. Они явно нс видели
или не считали существенными различия между приверженцами
Старого порядка и теми, кто провозгласил себя «защитниками
народа». Это наглядно показывало, что революционная элита
настолько далека от реального народа, что ей не остается ничего
иного, как винить во всем «аристократов» с их мнимыми проис¬
ками. Так, zz февраля 1790 года Робеспьер говорил в Учредительном
собрании: «В Аженуа подожгли замки, принадлежащие господам
д’Эгийону и Шарлю де Ламету. Достаточно назвать два этих имени,
чтобы догадаться, кто ввел народ в заблуждение и направил его фа¬
келы против имений его самых горячих защитников». Ответ напра¬
шивался сам собой: разумеется, виноваты были «аристократы».
Интригами «аристократов» революционная элита объясняла
также и растущую социальную активность городских низов. Объ¬
единенные в компаньонажи подмастерья все более настойчиво
требовали у своих хозяев повышения жалования, а у муниципаль¬
ных администраций — мер против торговцев, задирающих цены
на хлеб. В ответ хозяева мастерских призывали новые власти про¬
явить строгость по отношению к «бандитам» (brigands), смею¬
щим выдвигать такие требования. Парижский муниципалитет
откликнулся на их призыв и 4 мая 1791 года запретил все собра¬
ния рабочих.
Пожелания плебса не находили понимания и в Учредительном
собрании. Конституционалистское большинство разделяло либе¬
ральные идеи физиократов эпохи Просвещения и предпочитало,
чтобы экономика управлялась исключительно законами рынка.
14 июня 1791 года оно приняло «закон Ле Шапелье», названный
91
глава j. Учредительное собрание
по имени его автора и запрещавший как стачки, так и профессио¬
нальные объединения.
За стенами Учредительного собрания это недовольство плебса
активно пыталась использовать радикальная часть революцион¬
ной элиты. Новые политические лидеры, выдвинувшиеся в ходе
Революции и не представленные в депутатском корпусе, резко
критиковали его за недостаточную решительность и провозгла¬
шали радикальные, порой откровенно популистские лозунги,
стремясь заручиться поддержкой масс. В Париже центром при¬
тяжения для такого рода деятелей стал Клуб кордельеров, воз¬
никший в Латинском квартале. Его членами были «левые» жур¬
налисты Марат, Демулен, Жак-Рене Эбер, молодой адвокат Жорж
Дантон и другие революционные активисты локального масштаба.
Бегство короля
Людовик XVI, формально считавшийся главой исполнительной
власти, жил в Тюильри фактически на положении пленника. 17
апреля 1791 года, когда он с семьей собрался по своему обыкнове¬
нию уехать на пасху в пригородный дворец Сен-Клу, у Тюильри
немедленно образовалась толпа народа, не позволившая ему это
сделать. Короля заподозрили в желании сбежать, и даже Лафайет
с мэром Байи не смогли убедить собравшихся в обратном. Людо¬
вику не оставалось ничего иного, как подчиниться, что он и сде¬
лал, печально заметив: «Удивительно, что, дав нации свободу,
я теперь сам не свободен».
Пока был жив Мирабо, король еще мог питать какие-то на¬
дежды на скорое изменение ситуации, которая его совершенно
не устраивала. Мирабо, как уже говорилось, поддерживал с ним
тайную переписку и пытался упрочить конституционную монар¬
хию. Однако после скоропостижной смерти трибуна надеяться
королю было уже не на что. И Людовик решился, наконец, вы¬
рваться из потока увлекавших его за собой событий, дав согла¬
сие на побег, подготовленный верными ему людьми. Предпо¬
лагалось, что, тайно покинув Париж, он с семьей переберется
93
Французская революция
в приграничную крепость Монмеди под защиту преданных трону
войск, возглавляемых маркизом де Буйе. Для этого путешествия
заранее была изготовлена большая удобная карета и получены пас¬
порта на имя русской подданной баронессы Корф с сопровожда¬
ющими лицами. Роль баронессы играла воспитательница королев¬
ских детей маркиза де Турзель. Король же числился интендантом
баронессы, а королева — гувернанткой ее детей.
20 июня около полуночи, когда закончилась предусмотрен¬
ная дворцовым этикетом церемония отхода монарха ко сну,
Людовик XVI, Мария-Антуанетта, сестра короля Елизавета,
королевские дети и их воспитательница тайно покинули дворец
и в скромном городском экипаже, которым управляли верные им
люди, выбрались из столицы. Там они пересели в большую карету
и продолжили путь уже со всеми удобствами.
Утром и июня исчезновение королевской семьи было обнару¬
жено. Хотя Людовик оставил в своих покоях рукописную декла¬
рацию, где объяснял отъезд правом конституционного монарха
на свободное перемещение по стране, депутаты Учредительного
собрания скрыли этот документ от широкой общественности
и объявили, что король похищен. Власти разослали во все сто¬
роны курьеров с приказом задержать его, если он где-либо вдруг
объявится.
В тот же день, и июня, около ю часов Жан-Батист Друэ, почт¬
мейстер городка Сен-Мену, опознал короля в пассажире проез¬
жавшей кареты и по приказу своего муниципалитета поскакал
в местечко Варенн, расположенное далее по дороге, чтобы там ор¬
ганизовать задержание венценосных беглецов.
Королевская карета по пути сломалась, из-за чего прибыла
в Варенн с большим опозданием. К своему удивлению, Людовик
не обнаружил на месте кавалерийского отряда, который ему дол¬
жен был прислать маркиз де Буйе. Незадолго до прибытия кареты
командир этих кавалеристов, прождавший впустую несколько
часов, увел их, решив, что замысел потерпел неудачу. Путешествен¬
ники остановились в Варение на несколько минут, пытаясь выяс¬
нить у местного сеньора, куда делись военные, и промедление это
оказалось роковым. Примчавшийся следом Друэ поднял местные
94
глава Учредительное собрание
Hr.'iOUK ПК V.XHESNES AjUlIVKK ПК I.OIIS М. IZK л Paris .
1<* ^.1 .hun <"<11
Возвращение короля из Варенна. Гравюра Ж. Дюплесси-Берто с рисунка Ж.Л. Приёра
власти. Ударили в набат. Национальная гвардия перекрыла дорогу.
Беглецов вынудили покинуть карету и пройти в бакалейную лавку.
В Париж отправили гонца с известием о том, что король задержан.
Однако, прежде чем из столицы пришло распоряжение
о дальнейших действиях, zz июня около 6 утра в Варенн прибыл
еще один отряд гусар, отправленный маркизом де Буйе. Коман¬
дир попросил у короля разрешения атаковать толпу, чтобы рас¬
чистить беглецам путь. Людовик отказался, в очередной раз убо¬
явшись предпринять решительный шаг. Драгоценное время было
упущено. Два часа спустя из Парижа приехали представители ре¬
волюционных властей и повезли королевское семейство под кон¬
воем обратно в столицу. На протяжении всего пути кавалькаду
95
Французская революция
молча провожали взглядами тысячи крестьян и горожан, вышед¬
ших к дороге посмотреть на плененного монарха.
Брат короля, граф Прованский, оказался более удачливым.
Он в тот же день, что и Людовик XVI, бежал из Парижа по дру¬
гой дороге и без приключений добрался до границы Австрийских
Нидерландов.
Вареннский кризис
Известие о бегстве Людовика XVI вызвало всплеск антимонархи¬
ческих настроений в «левой» части политического спектра Фран¬
ции. Если до того ни один сколько-нибудь влиятельный политик
не считал возможным высказываться в пользу республики, то те¬
перь «левая» печать стала активно муссировать эту тему. Клуб
кордельеров и вовсе потребовал отдать короля под суд.
Однако в Учредительном собрании депутаты-конституциона¬
листы взяли короля под защиту, заявив, что он был похищен. Они
не хотели углублять кризис и ставить под угрозу плоды своей ра¬
боты над конституцией. Такая позиция привела к расколу Якобин¬
ского клуба. Если изначально тон в нем задавали именно депутаты,
то со временем благодаря тому, что членом клуба мог стать прак¬
тически любой «патриот», заручившийся соответствующими
рекомендациями, среди якобинцев выдвинулись новые лидеры,
значительно более радикальные, чем парламентарии. Политиче¬
ские настроения большинства членов клуба, не принадлежавших
к депутатскому корпусу, оказались значительно «левее», чем у за¬
конодателей. Вареннский кризис высветил кардинальные проти¬
воречия между теми и другими. В результате умеренные политики
покинули Якобинский клуб, чтобы образовать новый — в бывшем
монастыре фельянов. Соответственно их впредь стали называть
фельянами. Однако, как показали дальнейшие события, своим ис¬
ходом из Якобинского клуба умеренные совершили крупную по¬
литическую ошибку. Они тем самым добровольно уступили своим
оппонентам узнаваемый политический бренд и замкнутую на Яко¬
бинский клуб сеть филиалов — провинциальных революционных
96
глава j. Учредительное собрание
обществ, ранее объявивших себя братскими по отношению к яко¬
бинцам. Получив в свои руки столь мощное оружие, новоявлен¬
ные республиканцы использовали его для формирования обще¬
ственного мнения по всей стране в выгодном для себя ключе.
Клуб же фельянов так и останется всего лишь кружком едино¬
мышленников.
После того, как Учредительное собрание 15 июля объявило
монарха невиновным в побеге и возложило всю ответственность
за происшедшее на его окружение, Клуб кордельеров призвал гра¬
ждан провести 17 июля на Марсовом поле сбор подписей под пе¬
тицией с требованием об отречении короля. Городские власти ма¬
нифестацию запретили. Тем не менее в назначенный день на поле
собралась возбужденная толпа. Правда, лидеров самих кордель¬
еров в ней не было: спровоцировав массовое выступление, они
предпочли держаться от него на безопасном расстоянии.
Случайно под трибунами, построенными для праздника Фе¬
дерации, кто-то заметил двух бродяг. Их сочли агентами пресло¬
вутого «аристократического заговора» и линчевали на месте.
Узнав о пролившейся на Марсовом поле крови, туда направился
мэр Парижа Байи в сопровождении генерала Лафайета с отря¬
дом национальной гвардии. Мэр нес развернутый красный флаг,
что означало провозглашение военного положения и готовность
к применению чрезвычайных мер. Однако в ответ на требование
разойтись из толпы полетели камни. Национальные гвардейцы
открыли беспорядочный огонь, убив, по разным сведениям, от 12
до 50 человек. Собравшиеся на поле бросились врассыпную.
Вслед за этим власти произвели аресты некоторых «левых» ак¬
тивистов и запретили ряд наиболее радикальных газет. Клуб кор¬
дельеров временно закрыли. Марат и Дантон бежали в Англию.
Конец Учредительного собрания
Избавившись от «левой» внепарламентской оппозиции, Учре¬
дительное собрание поспешило закончить работу над конститу¬
цией и з сентября 1791 года наконец утвердило ее полный текст.
97
Французская революция
14 сентября король одобрил основной закон и присягнул на вер¬
ность ему. В тот же день Учредительное собрание приняло декрет
о политической амнистии, провозгласив Революцию завершенной.
30 сентября Собрание закрылось.
Однако объявить об окончании Революции оказалось гораздо
легче, чем действительно положить ей конец. Тем более что ав¬
торы конституции сами лишили себя наиболее эффективной воз¬
можности обеспечить сохранение установленного ими порядка.
За четыре месяца до своего роспуска они, поддавшись на дема¬
гогический призыв Робеспьера продемонстрировать бескоры¬
стие, постановили, что ни один из них не будет избран в следу¬
ющее Национальное собрание — Законодательное. В результате
ни для кого из новой генерации депутатов конституция не явля¬
лась собственноручным творением, результатом двух лет упор¬
ного труда. Напротив, большинству из них она будет казаться
лишь досадной помехой в перекройке страны по своему разуме¬
нию — конечно же, более высокому, чем у предшественников.
А это означало, что спрос на революционные методы преобразо¬
ваний никуда не исчез.
ГЛАВА 4
Конец монархии
Законодательное собрание
I октября 1791 года Законодательное собрание приступило к ра¬
боте.
В отличие от Генеральных штатов, ставших Учредительным
собранием и вобравших в себя наиболее ярких представителей
элит Старого порядка — как традиционной, так и новой, про¬
свещенной, в Законодательном собрании заметных фигур ока¬
залось крайне мало. Среди немногих исключений можно выде¬
лить маркиза Николя де Кондорсе. Знаменитый своими трудами
по математике и биографиями исторических деятелей, он к началу
Революции занимал одновременно посты секретаря в Академии
наук и во Французской академии. Друг великих философов Про¬
свещения — Вольтера и Даламбера, Кондорсе в 1774-1776 годах
активно помогал Тюрго в его реформаторской политике. Револю¬
цию он сразу поддержал: в июле 1789 года вошел в состав париж¬
ского муниципалитета, а в дни Вареннского кризиса решительно
высказался за переход к республиканской форме правления. Не¬
удивительно, что в Законодательном собрании он сразу же при¬
обрел весомый авторитет.
Однако подавляющее большинство членов нового депутатского
корпуса не обладало опытом законотворчества и государствен¬
ной деятельности. Это были в основном местные политические
99
Французская революция
Маркиз де Кондорсе. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
активисты, проявившие себя уже в ходе Революции деятельным
участием в разрушении Старого порядка.
Всего избрали 745 депутатов. Правое крыло Собрания соста¬
вили фельяны. Их насчитывалось до гбо. Будучи сторонниками
конституционной монархии, они, как и бывшие депутаты Учре¬
дительного собрания, полагали, что с принятием Конституции
1791 года Революция должна закончиться.
На левом фланге Собрания расположились депутаты-респуб¬
ликанцы, число которых первое время не превышало 130. Многие
из них состояли в Якобинском клубе. В их рядах очень быстро вы¬
делились две группы. Лидером первой, более многочисленной, стал
парижский журналист Бриссо. Сын трактирщика, он за свои 37 лет
испробовал разные способы пробиться наверх. С карьерой юри¬
ста у него не заладилось, с изучением естественных наук — тоже,
и тогда Бриссо решил испытать себя на литературном поприще.
юо
глава 4. Конец монархии
У него оказалось легкое перо, и его первые сочинения привлекли
к себе благосклонное внимание Вольтера и Даламбера. Однако
в конечном счете избранная Бриссо стезя привела его не к богат¬
ству, а на литературное дно Парижа, в круг таких же невезучих,
как и он, «руссо сточных канав». Тем не менее рук он не опускал,
брался за любую работу. Не брезговал, кстати, и сочинением па¬
сквилей, из-за чего четыре месяца провел в Бастилии. В связи с раз¬
ными оказиями Бриссо побывал в Англии, Швейцарии и даже
в Северной Америке, а во Франции постепенно обзавелся широ¬
кими и полезными связями. Год 1789-й он встретил в должности
секретаря герцога Орлеанского. Уже в первые месяцы Революции
Бриссо приобрел широкую известность как издатель радикаль¬
ной газеты «Французский патриот». В дни Вареннского кризиса
он одним из первых развернул агитацию за установление респуб¬
лики и стал автором той самой декларации с требованием об отре¬
чении короля, подписание которой вызвало кровавый инцидент
на Марсовом поле 17 июля 1791 года. В Законодательном собрании
Бриссо стал центром притяжения для провинциальных республи¬
канцев, образовавших вокруг него группу бриссотинцев. Среди
них особой активностью выделялись депутаты из богатого торго¬
вого города Бордо — центра департамента Жиронда, из-за чего
группу бриссотинцев позднее стали также называть жирондистами.
Эта «партия» включала в себя целое созвездие блестящих ора¬
торов, наиболее видными из которых стали бордоские адвокаты
Пьер Виктюрньен Верньо и Маргерит-Эли Гаде. Вне стен собрания
жирондисты получили поддержку со стороны коммуны Парижа,
после того как в ноябре 1791 года выборы мэра выиграл адвокат
Жером Петион, бывший депутат Учредительного собрания и друг
Бриссо, с большим преимуществом победивший Лафайета.
Вторая, гораздо меньшая по численности группа республикан¬
цев, не примкнувших к жирондистам, заняла в амфитеатре Собра¬
ния самые верхние скамьи на левой стороне — «Гору», из-за чего
получила прозвище «монтаньяры» (горцы). Именно с Горы исхо¬
дили наиболее радикальные предложения, с которыми чаще дру¬
гих выступали три провинциальных депутата: бывший бургунд¬
ский архивист Клод Базир, монах-расстрига из Блуа Франсуа Шабо
IOI
Французская революция
Жак-Пьер Бриссо. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
и бывший адвокат из Меца Антуан Мерлен (его называли Мерле¬
ном из Тионвиля, чтобы не путать с Мерленом из Дуэ, депутатом
Учредительного собрания). Прибыв в Париж, все трое записались
в Клуб кордельеров и выступали в Собрании его рупором.
К «левому» крылу принадлежали также еще несколько депу¬
татов, державшихся в стороне и от жирондистов, и от кордельер-
ского трио. Среди них отметим Лазара Карно и Жоржа Кутона.
Карно, военный инженер, служа в Аррасе, входил в местную про¬
свещенную элиту, центром притяжения для которой было лите¬
ратурное общество «Розати», где оттачивал свое перо и Мак¬
симилиан Робеспьер. Активно поддержав Революцию с первых
ее дней, Карно на выборах в Законодательное собрание получил
от земляков депутатский мандат.
История Кутона более трагична. Потомственный юрист, он
работал в Клермон-Ферране адвокатом и занимал видный пост
102
глава 4. Конец монархии
Жорж Ку тон. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
в масонской ложе. С началом Революции он выступил одним
из инициаторов создания «патриотического» клуба и вошел
в состав муниципалитета города. Однако с молодых лет Кутон
страдал хроническим заболеванием (предположительно тубер¬
кулезом костей), из-за чего у него к 1790 году начали отниматься
ноги. Обладая железной волей и недюжинной энергией, он про¬
должил свою политическую карьеру, невзирая на болезнь. Однако,
когда его избрали депутатом Законодательного собрания, Кутон
уже едва передвигался на костылях.
Подавляющее большинство членов Собрания не примыкало
на постоянной основе ни к одной из «партий». Они составляли
центр, который одни уважительно называли «Равниной», проти¬
вопоставляя эксцентричной Горе, а другие презрительно имено¬
вали «Болотом» из-за неопределенности политической позиции:
сидевшие здесь депутаты поддерживали то одно крыло, то другое.
103
Французская революция
Восстание рабов в Сан-Доминго
Едва приступив к работе, Законодательное собрание столкнулось
с множеством трудностей, часть из которых имела одну и ту же
общую причину — восстание чернокожих рабов в Сан-Доминго.
К началу Революции французская колония Сан-Доминго на ост¬
рове Эспаньола (ныне Гаити) в Карибском море считалась «всемир¬
ной сахарницей» — главным производителем сахара и кофе в мире.
Именно она составляла одну из вершин того «атлантического тре¬
угольника», торговля в котором быстро преумножала богатство
Французского королевства. В основе этого богатства лежал рабский
труд. Более полумиллиона чернокожих невольников, число кото¬
рых ежегодно росло за счет новых многотысячных поступлений
из Африки, трудились на плантациях, не обладая ни малейшими
правами и считаясь движимой собственностью своих хозяев. Рабы
подвергались безудержной эксплуатации, а любое их неповинове¬
ние жестоко подавлялось: например, хищение или порча рабом хо¬
зяйского имущества карались смертью.
Естественно, что отношения между черными невольниками
и их хозяевами были весьма напряженными. Однако, помимо
этого основного конфликта, колониальное общество было про¬
низано и другими противоречиями. Местное белое население —
креолы — очень хотело избавиться от опеки присылаемой из ме¬
трополии администрации и самостоятельно управлять колонией.
Впрочем, и само сообщество белых островитян не отличалось
единством, а делилось на «больших белых» (богатые плантаторы
и негоцианты) и «малых белых» (наемные работники), где бога¬
тые презирали бедных, которые, в свою очередь, богатым зави¬
довали и от души их ненавидели. Свободные же негры и мулаты
не любили как белых, так и друг друга, а к рабам относились свы¬
сока. Для того чтобы взорвать всю эту гремучую смесь взаимной
ненависти и недовольства, требовалась только искра.
В начале Революции «большие белые», опираясь на приня¬
тый 8 марта 1790 года по предложению Барнава декрет Учреди¬
тельного собрания о самоуправлении колоний, попытались уста¬
новить в Сан-Доминго свою власть, автономную от метрополии.
104
глава 4. Конец монархии
Восстание чернокожих рабов в Сан-Доминго. Гравюра XIXв.
Для этого они избрали местное законодательное Собрание, ко¬
торое приняло конституцию колонии. Однако черные и цвет¬
ные свободные граждане политических прав не получили, а по¬
тому поддержали королевскую администрацию Сан-Доминго в ее
борьбе с белыми сторонниками Собрания. Разгоравшееся про¬
тивоборство постепенно становилось все более кровавым, време¬
нами оборачиваясь настоящими вспышками гражданской войны.
15 мая 1791 года Учредительное собрание в Париже поста¬
новило, что цветные свободные граждане, родившиеся от сво¬
бодных же родителей, имеют равные права с белыми. Однако
белые колонисты Сан-Доминго отказались выполнять этот декрет.
В ответ свободные черные и мулаты, стремясь защитить предо¬
ставленные им права, взялись за оружие.
Пока свободные граждане всех цветов кожи спорили о воз¬
можности равноправия цветных, в движение пришла ранее инерт¬
ная масса рабов. 14 августа 1791 года они во множестве собрались
на тайную церемонию культа вуду в лесу Кайман. Жрец Дутти
105
Французская революция
Букман, могучий негр, работавший кучером у одного из планта¬
торов, обратился к участникам собрания с призывом к восстанию.
Те ответили согласием и в знак верности общему делу причасти¬
лись кровью забитой там же черной свиньи.
В ночь на 23 августа взбунтовались рабы сразу пяти планта¬
ций. Они перебили семьи своих хозяев и сожгли их дома. В по¬
следующие две недели огню были преданы уже сотни планта¬
ций, а больше тысячи белых, включая стариков и детей, встретили
страшную смерть: бывшие рабы сажали их на кол, прибивали гвоз¬
дями к дверям, пилили заживо, а белых женщин перед убийством
подвергали изощренному насилию.
Против восставших выступили все свободные колонисты, не¬
зависимо от цвета кожи. Освободившиеся рабы не имели ни ма¬
лейших навыков военного дела и сначала постоянно терпели не¬
удачи, но быстро учились, — и на их стороне было огромное
численное преимущество. Хотя вождь инсургентов Букман погиб
в одном из первых же боев, его место заняли другие чернокожие
предводители. Восстание продолжалось, захватывая все новые
территории. В итоге оно выльется в кровавую войну всех против
всех, в которой белые, цветные, свободные чернокожие и быв¬
шие рабы будут 13 лет сражаться друг против друга, пока, нако¬
нец, белое и цветное население Сан-Доминго не будет вырезано
практически полностью. Тогда-то на месте прежде процветавшей
колонии освободившиеся рабы и учредят собственное государ¬
ство Гаити, до сих пор остающееся одним из самых бедных и не¬
благополучных в мире.
Бурная осень
Осенью 1791 года события в далеком, казалось бы, Сан-Доминго
болезненно отозвались во Франции, вызвав нехватку колони¬
альных продуктов, входивших в рацион многих горожан. Цены
на сахар и кофе, производимые в этой колонии и оказавшиеся
теперь в дефиците, резко пошли вверх, потянув за собой и цены
на другие продовольственные товары. В городах вновь то и дело
юб
глава 4. Конец монархии
стали вспыхивать голодные бунты плебса, недовольного дорого¬
визной.
Трудности со снабжением городов усугубила новая волна «жа¬
керии», накрывшая сельские районы Франции. Движение нача¬
лось еще летом 1791 года, однако после того, как Законодательное
собрание подтвердило обязанность крестьян платить выкуп сень¬
орам за отмену поземельных повинностей, масштаб беспорядков
многократно увеличился. Недовольные селяне разоряли замки,
а порой расправлялись и с их хозяевами. Особенно громкую
огласку получил инцидент с сеньором Полеймьё в департаменте
Эн. Взбунтовавшиеся крестьяне не только разгромили его замок,
но и убили самого сеньора. Его тело бросили в огонь, а затем... ча¬
стично съели. Узнав об этом, депутаты Законодательного собрания
уже привычно ужаснулись, но никого не наказали, так как убийцы
попали под ранее объявленную амнистию. Марат же и вовсе по¬
хвалил в своей газете крестьян-каннибалов: мол, поделом сеньору.
«Другу народа», похоже, вообще нравилось все то, что у других
вызывало ужас и отвращение, — например, жестокие расправы
восставших рабов Сан-Доминго над белыми колонистами.
Помимо общенациональных причин, массовые волнения в раз¬
ных частях страны имели еще и свои, сугубо локальные. Так, в за¬
падных департаментах и на юге, в Севеннах, где позиции тра¬
диционной культуры были особенно сильны, крестьяне активно
выступали против церковной реформы и гонений на неприсяг¬
нувших священников.
Наиболее же мощный резонанс осенью 1791 года получили
трагические события в Авиньоне. Ранее эта область принадле¬
жала римскому папе, хотя и была окружена со всех сторон фран¬
цузской территорией. 18 августа 1791 года собрание местных «па¬
триотов» проголосовало за присоединение Авиньона к Франции.
Участников собрания никто не выбирал, и они никого, кроме себя,
не представляли, однако вооруженное и хорошо организованное
меньшинство способно навязать свою волю безоружному и аморф¬
ному большинству. 11 августа «патриоты» силой изгнали преж¬
ний муниципалитет и учредили свой, революционный. Новые
власти назначили военным комендантом Матьё Жува Журдана,
107
Французская революция
личность весьма примечательную. Сын парижского ремесленника,
он за свои 45 лет побывал и мясником, и солдатом, и бандитом,
получил до Революции смертный приговор за уголовные преступ¬
ления, но сумел выкрутиться. В июле 1789 года он стал «героем
взятия Бастилии». Лично отрезав голову коменданту крепости,
маркизу Делоне, Журдан заслужил прозвище Головорез и с гор¬
достью его носил. Участвовал он и в кровавом инциденте в Вер¬
сале ночью с 5 на 6 октября 1789 года, после чего покинул Париж
и перебрался в Авиньон.
14 сентября, перед самым своим роспуском, Учредительное
собрание приняло решение об аннексии Авиньона в соответ¬
ствии с «желанием его народа». Впрочем, муниципалитет го¬
рода не стал дожидаться прибытия из Парижа представителей
центральной власти и по своей инициативе приступил к «ре¬
волюционным» мерам, а именно к изъятию ценностей из цер¬
квей. Это очень не понравилось населению. Оно отличалось боль¬
шой набожностью, что для бывших подданных папы было совсем
не удивительно. По городу поползли зловещие слухи о творимых
революционерами святотатствах. 16 октября в Авиньоне нача¬
лись массовые волнения. Пытавшийся успокоить горожан чинов¬
ник революционного муниципалитета Лекюйе был растерзан тол¬
пой. Журдан-Головорез прибыл с отрядом национальной гвардии
на место преступления, когда собравшиеся уже почти рассеялись.
Похватав без разбора тех, кого он счел виновным в смерти Лекюйе,
в том числе женщин и стариков, Журдан отправил их в тюрьму
папского дворца. Этим же вечером задержанных отдали на рас¬
праву молодым «патриотам» — 16-летнему сыну Лекюйе и его
друзьям. Те всю ночь напролет, подкрепляя свои силы алкоголем,
мучили и убивали пленников в башне Гласьер, выбрасывая трупы
в ров. Заодно они прикончили и тех арестантов, которые находи¬
лись в камерах по другим делам. Всего погибли 61 человека.
Известие о резне в Гласьер наделало много шума в Париже.
Законодательное собрание ее осудило и постановило прове¬
сти расследование. Марат же, напротив, и на этот раз с востор¬
гом приветствовал «акт правосудия, который пришлось совер¬
шить авиньонским патриотам». В ходе расследования некоторых
ю8
глава 4. Конец монархии
«Журдан-Головорез указывает соучастникам своих преступлений
на их жертвы». Гуашь Ж.Б. Лезюра (ок. 1793/4)
из убийц задержали, и какое-то время они провели под арестом,
но уже в марте 1792 года их всех освободили от ответственности
по очередной амнистии.
Эмиграция и контрреволюция
С первых же дней Революции те, кто не смог ее принять, начали
покидать страну. Считается, что всего за революционное деся¬
тилетие за границу выехали около миллиона человек. Несмотря
на то что революционная пропаганда неизменно изображала эми¬
грантов как дворян, готовых с оружием в руках сражаться за Ста¬
рый порядок, или как бежавшее из страны неприсягнувшее духо¬
венство, это было совершенно не так.
Значительная часть выехавших в те годы за рубеж спасалась
от экономических неурядиц и страха перед революционным
109
Французская революция
насилием. Они не собирались ни с кем сражаться, а лишь пыта¬
лись обеспечить себе средства к существованию. Какая-то часть
отправилась за океан — в Соединенные Штаты и Канаду, но боль¬
шинство разъехалось по странам Европы, включая Россию. Позд¬
нее многие из них вернутся во Францию: кто-то еще во время
Революции, кто-то уже при Наполеоне, а кто-то и вовсе после
Реставрации. Подавляющее большинство эмигрантов принадле¬
жало к третьему сословию, 25% — к духовенству и лишь 17% —
к дворянству. Правда, в их числе оказались самые знатные семьи
королевства, включая принцев крови. Поначалу отъезд за рубеж
не представлял каких-либо сложностей: до второй половины
1791 года во Франции еще сохранялась свобода передвижения,
а преступлением выезд за границу стали считать только в 1792 году.
Вместе с тем определенная часть эмигрантов все же не про¬
сто негативно относилась к Революции, но и готова была сра¬
жаться против нее с оружием в руках. Самой большой сложно¬
стью для ее противников как внутри страны, так и за рубежом
было отсутствие единого лидера. Очень быстро стало понятно,
что сам Людовик XVI сопротивление революционным преобра¬
зованиям не возглавит. Во-первых, король не подходил для этого
по характеру: он не был харизматической личностью, способной
быстро реагировать на вызовы времени и находить нестандарт¬
ные решения. Во-вторых, он старался избегать прямых конфлик¬
тов со своими подданными, предпочитая компромиссы. К этому
его побуждала история Английской революции, которую Людо¬
вик XVI хорошо знал. «Я не хочу, чтобы из-за меня погиб хотя бы
один человек», — сказал он в июле 1789 года.
Такая позиция короля представляла для роялистов огром¬
ную проблему. Подписывая один за другим декреты Учредитель¬
ного собрания, Людовик XVI за два года разрушил тот фунда¬
мент, на котором покоилась тысячелетняя французская монархия.
Из короля Франции и Наварры он превратился в короля францу¬
зов, причем не только по воле Бога, но и в силу принятых Учре¬
дительным собранием законов. Конституция 1791 года, призна¬
вая его особу священной и неприкосновенной, предусматривала
возможность отречения короля от престола и замену наследника
по
глава 4. Конец монархии
Граф д’Артуа, брат Людовика XVI. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
трона. Складывалась совершенно беспрецедентная ситуация: мо¬
нарх раз за разом покорно соглашался с нарушением «неруши¬
мых» законов французской монархии.
Неудивительно, что очень быстро противники Революции на¬
чали возлагать свои надежды на других лидеров роялистского дви¬
жения. В ночь на 17 июля 1789 года, всего через несколько дней
после взятия Бастилии, в эмиграцию отправился младший брат
короля — Шарль-Филипп, граф д’Артуа. Он имел репутацию че¬
ловека поверхностного и беззаботного, не пользовался популяр¬
ностью в народе и никогда особенно не интересовался политикой.
Накануне Революции он поддерживал реформаторский курс Ка-
лонна, но твердо стоял на том, что все должно ограничиться только
реформой финансовой сферы. Его негативное отношение к Нек-
керу и нежелание согласиться с притязаниями третьего сословия
hi
Французская революция
в Генеральных штатах снискали ему славу консерватора и верного
сторонника Старого порядка.
Граф д’Артуа нашел убежище у родителей жены в Турине.
Именно его двор был в 1789-1791 годах центром контрреволюции.
С ним находились в постоянном контакте другие выехавшие за гра¬
ницу принцы крови, а роль министра здесь с 1790 года исполнял
Калонн, который пользовался у графа д’Артуа большим уважением.
Однако объединившимся вокруг младшего брата короля эмигран¬
там не хватало ни авторитета, ни средств, ни политической воли:
Людовик XVI отказывался дать им какие-либо официальные полно¬
мочия и крайне скептически воспринимал их деятельность, которая
навлекала подозрения революционных властей и на него самого,
ухудшая его и без того непростое положение в столице.
Именно здесь коренилась одна из причин того, почему
ни на одном из направлений политическая деятельность графа
д’Артуа и его окружения не увенчалась успехом. Роялисты предпри¬
нимали самые активные усилия, желая вернуть Людовику XVI сво¬
боду. Было составлено немало проектов того, как королевской семье
покинуть Париж. Однако король выбрал другой план, закончив¬
шийся Варенном. Пытались роялисты и взбунтовать провинции.
В 1790 году вспыхивали мятежи в Ниме, Монтобане, Тулузе — тех
городах, где сохранялось противостояние протестантов и католи¬
ков. Бунтовал Лион и другие города в долине Роны. В Пуату, Эльзасе,
Франш-Конте, Провансе — везде действовали роялистские агенты.
Был разработан план по организации в декабре 1790 года всеобщего
восстания с центром в Лионе, куда прибыли бы и принцы, и Лю¬
довик XVI, но король не поддержал его, сочтя слишком опасным.
Когда граф д’Артуа, решив обойтись без согласия брата, собрался
сам отправиться на территорию Франции, Людовик XVI обратился
к королю Сардинии с просьбой не позволить принцам совершить
такую ошибку и удержать их — если придется, даже силой. А после
принятия Конституции 1791 года Людовик XVI и вовсе повелел
всем эмигрантам вернуться на родину.
Поссорившись с сардинским двором, граф д’Артуа и его окруже¬
ние перебрались в Швейцарию, но и власти кантонов не захотели
видеть их на своих землях. В конце концов к середине 1791 года двор
112
глава 4. Конец монархии
Граф Прованский, брат Людовика XVI. Гравюра с портрета работы Дж. Джонса
младшего брата короля обосновался на территории южной Герма¬
нии, в городке Кобленц, где сливаются Рейн и Мозель.
Состоявшийся в июне 1791 года отъезд за границу второго
брата Людовика XVI, графа Прованского, придал новые силы
противникам Революции. Воссоединившись с младшим братом,
принц поселился в замке под Кобленцем, ю сентября 1791 года
оба публично обратились к Людовику XVI с просьбой не под¬
писывать новую конституцию, «которую отвергает его сердце,
которая идет вразрез с его собственными интересами и интере¬
сами его народа, а также с обязанностями короля», п сентября
к этому посланию присоединились другие принцы крови: принц
Конде, герцог де Бурбон и герцог Энгиенский. Людовик XVI
п3
Французская революция
ответил столь же публично: по его словам, народ терпел лише¬
ния лишь в ожидании конституции, и ее едва ли уместно менять
сразу после принятия.
И сам монарх, и его братья вели при этом двойную игру. Людо¬
вик XVI стремился заверить революционеров в своей лояльности:
на людях и он, и королева не раз обвиняли графа Прованского
и графа д’Артуа в предательстве и самоуправстве. В то же время
и король, и королева не меньше принцев мечтали о том, чтобы
вмешательство иностранных держав положило конец Революции
и восстановило власть французского монарха в полном объеме.
Все это происходило на первом и втором плане. Но был еще тре¬
тий план. Людовик XVI опасался, что братья смогут развить за грани¬
цей такую бурную деятельность, которая вызовет со стороны рево¬
люционеров непредсказуемую реакцию, — что, собственно, вскоре
и произошло. Братья же чувствовали себя связанными по рукам
и ногам, поскольку король не объявил никого из них ни регентом,
ни наместником королевства — такой титул в прошлом иногда да¬
вался одному из членов королевской семьи вместе с властью, прак¬
тически равной королевской. Есть, правда, версия, согласно которой
Людовик XVI все же переправил братьям документ, наделявший
их соответствующими полномочиями, но те сами не пускали его
в ход, опасаясь за жизнь короля. Как бы то ни было, в глазах евро¬
пейских государей братья французского короля не представляли
никого, кроме самих себя, тем более что революционеры лишили
графа Прованского права на потенциальное регентство, поскольку
тот отказался вернуться в страну.
«Армия» эмигрантов
К осени 1791 года на восточной границе Франции были сформиро¬
ваны несколько вооруженных соединений из покинувших Фран¬
цию дворян, многие из которых служили до Революции в коро¬
левской армии и имели опыт участия в боевых действиях. Из них
самым известным, хотя изначально и не самым многочисленным,
была так называемая армия Конде.
114
глава 4. Конец монархии
Возглавлял ее престарелый Луи-Жозеф де Бурбон, восьмой
принц Конде. Один из самых знатных аристократов страны, по¬
томок Людовика Святого и Великого Конде, знаменитого полко¬
водца Людовика XIV, крестник короля и королевы Франции, он
с трех с половиной лет занимал должность Главного распоряди¬
теля королевского двора — одну из самых важных придворных
должностей. Прославившись отвагой на полях сражений Семилет¬
ней войны, Конде лучше, чем кто бы то ни было, подходил на роль
предводителя вооруженных отрядов эмигрантов.
Однако его армию счесть таковой можно было лишь с очень
большой натяжкой. Она не имела в достаточном количестве ни ору¬
жия, ни снаряжения и на деле не представляла собой сколько-
нибудь реальной военной силы. Шатобриан впоследствии вспоминал:
Армия принцев состояла из дворян, поделенных по провин¬
циям и служивших в качестве простых солдат: дворянство воз¬
вращалось к своим истокам и к истокам монархии в то самое
время, когда близился конец и этого дворянства, и этой монар¬
хии, так старик возвращается в детство. <...> Армия обычно
состоит из солдат примерно одинакового возраста, одного
роста и схожей силы. Наша была совсем иной, беспорядоч¬
ным объединением людей зрелых, стариков и спустившихся
с голубятни детей, говоривших на нормандском, бретонском,
пикардийском, овернском, гасконском, провансальском, лан¬
гедокском наречиях. Отец служил рядом с сыном, тесть —
с зятем, дядя — с племянником, брат — с братом, кузен — с ку¬
зеном. В этом ополчении, каким бы смешным оно ни казалось,
было нечто трогательное и достойное уважения, поскольку
люди руководствовались искренними убеждениями; оно вы¬
глядело так же, как древняя монархия, и давало возможность
в последний раз взглянуть на тот мир, которого уж более нет.
Я видел старых дворян, с суровыми лицами, седых, в потре¬
панной одежде, с мешком за спиной, с ружьем над плечом,
еле идущих, опираясь на палку, а под руку их поддерживал
один из их сыновей. <...> Все это бедное войско, не получавшее
ни су от принцев, воевало за свой счет, в то время как декреты
Французская революция
продолжали его разорять и отправлять в застенки наших жен
и матерей...
Подобное военное соединение играло в основном чисто сим¬
волическую роль, олицетворяя собою идеал «истинно коро¬
левской» армии, альтернативной той, что осталась во Франции
и «предала» своего короля. Точно так же эмигрантский двор
графа Прованского символизировал альтернативу находивше¬
муся «в плену» двору Людовика XVI. Однако, несмотря на свой
во многом символический характер, исходящая из Кобленца
«угроза» дала повод для воинственной революционной рито¬
рики, приведшей в конце концов к настоящей войне.
Европа и Революция
Осенью 1791 года международная обстановка стала быстро ухуд¬
шаться. В первые два года Французской революции иностранные
государи относились к ней достаточно безразлично: никто в Ев¬
ропе, включая родственника Людовика XVI Карла IV Испанского
и братьев Марии-Антуанетты императоров Священной Римской
империи Иосифа II (правил до февраля 1790) и Леопольда II (пра¬
вил до марта 1791), даже не задумывался о том, чтобы воевать ради
короля и королевы Франции. Значение Революции видели лишь
в том, что из-за нее ослабленная внутренними неурядицами страна
надолго выбыла из числа ведущих участников европейской поли¬
тики. Русский посол во Франции граф Иван Симолин писал в ноя¬
бре 1789 года из Парижа: «Возможно, что в течение нескольких
лет Франция не будет иметь никакого значения в политическом
равновесии Европы». Сделанное и мая 1790 года торжествен¬
ное заявление Учредительного собрания о том, что «француз¬
ская нация отказывается от ведения каких-либо завоевательных
войн и не станет обращать свои вооруженные силы против сво¬
боды какого-либо народа», казалось, убедительно свидетельство¬
вало о превращении бывшей великой державы в статиста миро¬
вой политики.
116
глава 4. Конец монархии
Особенно этому радовались правящие круги Великобритании:
не приложив ни малейших усилий, они избавлялись от своего глав¬
ного конкурента в колониальной экспансии. И хотя в 1790 году
опытный английский политик и мыслитель Эдмунд Бёрк в пам¬
флете «Размышления о революции во Франции», ставшем клас¬
сикой идеологии консерватизма, предупредил, что развернувшиеся
по другую сторону Ла-Манша события касаются всех стран и по¬
следствия их придется расхлебывать всем миром, к нему в тот мо¬
мент не прислушались. Пруссию ослабление Франции, являвшейся
союзницей Австрии, вполне устраивало. Что касается самой Ав¬
стрии, то хотя она и обещала, что в случае агрессии Франция полу¬
чит отпор от коалиции «государей, объединенных ради поддержа¬
ния общественного спокойствия, безопасности и чести их корон»,
но на деле и она в бой не рвалась: война обошлась бы дорого, а вы¬
годы сулила незначительные. И если Леопольд II в июне 1791 г.
обратился к Марии-Антуанетте с многообещающим заявлением:
«Что же касается ваших дел, я могу лишь повторить вам то, что уже
писал королю: все, что мне принадлежит, ваше: деньги, войска —
словом, все», то лишь потому, что получил ошибочные сведения
об успешном бегстве королевской четы из Парижа.
И только осенью 1791 года в европейских столицах забеспо¬
коились. Аннексия Авиньона показала, что, хотя революцион¬
ная Франция на словах отказалась от завоеваний, на деле для ее
интервенции в любую соседнюю страну вполне достаточно того,
чтобы какая-то часть населения таковой обратилась к французам
за помощью.
Кроме того, у австрийского монарха, являвшегося также импе¬
ратором Священной Римской империи, имелся отдельный повод
для недовольства. В свое время Эльзас вошел в состав Франции
на том условии, что на его территорию по-прежнему будет рас¬
пространяться юрисдикция имперского права. Это условие было
прописано в международных договорах, заключенных Францией.
Однако Учредительное собрание его нарушило, распространив
действие декретов от 5-11 августа 1789 года на владения немецких
князей в Эльзасе, что не могло не вызвать напряженности в отно¬
шениях с императором.
П7
Французская революция
И, наконец, царствующих особ крайне возмутило то, что в ходе
Вареннского кризиса с королем и членами его семьи обходились
как с пленниками. Промолчать они уже не могли, и 25 августа
1791 года император Леопольд II и прусский король Фридрих-Виль¬
гельм II встретились в саксонском замке Пильниц, чтобы обсудить
сложившуюся ситуацию. Сам по себе факт подобной встречи стал
наглядным свидетельством того, что Французская революция по¬
влекла за собой радикальные сдвиги в системе международных от¬
ношений. На протяжении всего XVIII столетия Австрия и Прус¬
сия находились в непримиримом соперничестве и всего лишь двумя
годами ранее едва не оказались вовлечены в очередной конфликт.
В новой же политической реальности, созданной французскими
событиями, былым противникам пришлось пойти на сближение.
В конференции королей также приняли участие лидеры француз¬
ской роялистской эмиграции: младший брат короля граф дАртуа,
бывший министр Калонн и бывший командующий армией маркиз
Буйе. 27 августа два монарха подписали Пильницкую декларацию,
где подчеркнули, что положение, в которое поставлен король Фран¬
ции, касается всех государей Европы. Исходя из этого, они при¬
звали остальных монархов применить все необходимые средства
для упрочения власти Людовика XVI и ради «блага французов».
В завершение декларации сообщалось, что войска обоих государей
получили приказ быть готовыми к действию.
Крайне туманный текст Пильницкого заявления не предпола¬
гал никаких конкретных обязательств и представлял собой скорее
декларацию о намерениях. Вместе с тем угрожающий тон доку¬
мента позволил французской революционной пропаганде исполь¬
зовать его для нагнетания военной истерии. Другим подобным
жупелом была уже упомянутая «армия» Конде.
Революция продолжается
В отличие от своих предшественников — депутатов Учреди¬
тельного собрания, которые полагали, что Революция закон¬
чена, члены Законодательного собрания так не считали и уже
п8
глава 4. Конец монархии
на первых заседаниях, посвященных процедурным вопросам, про¬
демонстрировали конфронтационный настрой. Кутон, к примеру,
предложил упростить порядок приветствия короля: по его мне¬
нию, при появлении монарха депутатам следовало встать и снять
шляпы, но затем они могли сесть, как и он. Обращаться к монарху
надо было не «сир» и не «ваше величество», а просто — «ко¬
роль французов»
Главными объектами нападок «левых» депутатов стали не¬
присягнувшие священники, эмигранты и монархи соседних го¬
сударств. Республиканцы усердно раздували тему «аристокра¬
тического заговора». Его, утверждали они, плетут эмигранты
при поддержке иностранных деспотов, а их агентом внутри Фран¬
ции выступает неконституционное духовенство. Нагнетая па¬
нические настроения, республиканское меньшинство Собрания
сумело заручиться поддержкой аморфного большинства депута¬
тов Болота.
7 октября 1791 года Кутон потребовал принять меры против
неприсягнувших священников. 9 октября бордоский адвокат и жи¬
рондист Арман Жансоне обвинил их в подстрекательстве кре¬
стьян запада Франции к волнениям, го октября Бриссо обрушился
с нападками на эмигрантов и приютивших их немецких князей.
9 ноября Собрание по предложению Бриссо приняло закон,
угрожавший конфискацией имущества тем эмигрантам, кто в те¬
чение двух месяцев не вернется на родину. 29 ноября был принят
другой закон, запретивший неприсягнувшим кюре вести церков¬
ные службы. Согласно этому акту, любой такой священник, ока¬
завшийся на территории, охваченной массовыми беспорядками,
мог получить, даже лично не участвуя в них, два года тюрьмы.
Людовик XVI воспользовался своим конституционным правом
вето и отклонил оба акта, вызвав бурю возмущения со стороны
«левых» депутатов и прессы.
Впрочем, позиция короля не стала для «левых» неожидан¬
ностью. Возглавляемые Бриссо республиканцы для того и начали
кампанию против неконституционного духовенства и эмигрантов,
чтобы спровоцировать конфликт Собрания с королем, вынуждая
монарха публично показать, что на самом деле он не примирился
119
Французская революция
с Революцией. Той же цели служили и воинственные речи Бриссо
с угрозами соседним государям. Лидер жирондистов полагал,
что король не захочет воевать с ними и в какой-то момент от¬
крыто выступит против войны, еще больше скомпрометиро¬
вав себя. Целью Бриссо и жирондистов было прежде всего уста¬
новление республики. Провозглашаемая ими опасность войны,
в реальность которой они, судя по их частной переписке, сами
не слишком верили, позволяла дискредитировать монарха в гла¬
зах общественного мнения, выставив его «предателем нации». 30
декабря 1791 года, выступая в Якобинском клубе, Бриссо откро¬
венно заявил: «Признаюсь, господа, я опасаюсь лишь одного —
что нас не предадут. Нам нужны великие измены!»
Именно в ожидании «великих измен» жирондисты месяцем
раньше, 27 ноября, побудили Собрание предъявить немецким
князьям, и прежде всего курфюрсту Трира, ультиматум с требо¬
ванием рассеять «сборища» французских эмигрантов, обосно¬
вавшихся на их территории. Очевидно, Бриссо и его сторонники
рассчитывали, что король наложит на это решение вето и раскроет
тем самым свою «предательскую» сущность.
Однако все пошло совсем не так, как планировали бриссо-
тинцы. Людовик XVI не попался в расставленную ловушку паци¬
физма и утвердил ультиматум 14 декабря. Король и его окружение
тоже сделали выбор в пользу войны, рассчитывая, что иностран¬
ные войска помогут им подавить революционное движение и вос¬
становить абсолютную монархию. Поддержал курс на войну и ге¬
нерал Лафайет, хотя совсем по другим причинам. Он рассчитывал,
что, возглавив армию, сможет защитить конституционную монар¬
хию от посягательств республиканцев. Результатом его времен¬
ного союза с роялистами стало назначение в декабре 1791 года
графа Нарбонна, близкого к Лафайету, на пост военного мини¬
стра. Нарбонн немедленно начал подготовку к войне, сформиро¬
вав на границах три армии для вторжения на территорию буду¬
щего неприятеля.
В отличие от Лафайета и его сторонников, большинство фель-
янов выступало против войны, опасаясь, что она дестабилизи¬
рует общество и тем самым погубит с таким трудом созданную
но
глава 4. Конец монархии
Максимилиан Робеспьер. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
конституцию. Однако раскол в рядах «партии», вызванный дей¬
ствиями Лафайета, практически парализовал активность фель-
янов. Ни в Собрании, ни за его стенами они не смогли оказать
сколько-нибудь убедительного сопротивления сползанию страны
к войне.
Среди «левых» также не было единства мнений. Робеспьер
и Марат выражали несогласие с Бриссо, предлагая сосредото¬
читься на борьбе с внутренним, а не внешним врагом. Война, счи¬
тали они, повысит в обществе роль военных и создаст условия
для того, чтобы один из завоевавших популярность генералов
узурпировал власть. Зимой 1791-1791 годов продолжительные
перепалки между Робеспьером и Бриссо не раз сотрясали стены
Якобинского клуба. В конечном счете Бриссо своими призывами
к «крестовому походу во имя свободы» сумел увлечь за собой
in
Французская революция
большинство якобинцев, чем вызвал к себе глубочайшую нена¬
висть оставшегося в меньшинстве Робеспьера.
Противники войны могли еще надеяться на то, что осторож¬
ность и благоразумие императора Леопольда II все же не позво¬
лят довести дело до открытого столкновения. Опасаясь за жизнь
своей сестры, французской королевы Марии-Антуанетты, импе¬
ратор не хотел обострять ситуацию и рекомендовал курфюрсту
Трира выполнить требования, предъявленные ему Законодатель¬
ным собранием. Дипломатической нотой от 21 декабря Леопольд
II известил французскую сторону о согласии распустить «сбо¬
рища» эмигрантов. Казалось бы, столь явная уступка лишила
Собрание какого бы то ни было предлога для дальнейшего обост¬
рения ситуации, но «левые» решили поднять ставки еще выше.
25 января 1792 года по их инициативе Собрание предложило ко¬
ролю потребовать у императора формального отказа от Пильниц-
кой декларации.
Однако своими дерзкими демаршами французские револю¬
ционеры добились лишь того, что император ускорил заключение
военного союза с Пруссией. Впервые после войны за Испанское
наследство Франция столкнулась с единым фронтом враждебных
ей германских государств. А вскоре сменился и сам император:
I марта 1792 года Леопольд II скоропостижно скончался, и на пре¬
стол взошел его сын Франц II, гораздо менее склонный к компро¬
миссам. На все французские дипломатические ноты последовал
решительный отказ.
Между тем и во французском правительстве произошли пере¬
мены. 8 марта был отправлен в отставку Нарбонн, попытавшийся
было учить короля, кого тот еще должен включить в кабинет ми¬
нистров. Вслед за ним под давлением Собрания сложили свои
полномочия и другие министры, не столь воинственные, как он.
На их место король назначил сторонников жирондистов — на¬
стоящий «кабинет войны».
Министром внутренних дел стал Жан-Мари Ролан де Ла Пла-
тьер, опытный экономист, ранее служивший инспектором ману¬
фактур в Лионе. Искренний республиканец и член Клуба яко¬
бинцев, он был человеком не слишком далеким и не слишком
122
глава 4. Конец монархии
Шарль Франсуа Дюмурье. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
инициативным, находясь под сильным влиянием своей жены,
умной и обаятельной Манон Ролан, которую просто обожал. Она
держала популярный светский салон, где депутаты-жирондисты
обычно и обсуждали свои политические планы, в чем мадам Ролан
принимала самое деятельное участие.
Пост министра финансов занял пожилой женевский эмигрант
Этьен Клавьер. Покинув десятью годами ранее свою родину по по¬
литическим мотивам как сторонник демократической партии, он за¬
работал во Франции солидное состояние, играя на бирже. Еще до Ре¬
волюции он оказывал покровительство Бриссо, привлекая того
к участию в своих операциях. Теперь же Бриссо ответил ему взаим¬
ностью, поддержав кандидатуру Клавьера на министерский пост.
123
Французская революция
Наиболее колоритной личностью в новом кабинете, бес¬
спорно, оказался Шарль Франсуа Дюмурье, занявший кресло ми¬
нистра иностранных дел. За свои 53 года жизни он многое успел,
идя рискованной стезей записного авантюриста, коими столь из¬
обиловал век Просвещения. Внук актера из труппы Мольера и сын
военного, Дюмурье в юности избрал военную карьеру и хорошо
проявил себя в годы Семилетней войны, заслужив высшую госу¬
дарственную награду Франции эпохи Старого порядка — крест
Святого Людовика. Оставшись после войны не у дел, Дюмурье
принялся ловить удачу в хитросплетениях международной поли¬
тики, поочередно предлагая и оказывая услуги правительствам
разных стран. И все-таки война его привлекала гораздо больше.
Дюмурье успешно участвовал в покорении Францией Корсики,
а затем, отправленный с секретной миссией в Польшу как воен¬
ный советник Барской конфедерации, сошелся в бою с самим
Суворовым, потерпев в результате сокрушительное поражение.
После этого Дюмурье выполнял новые секретные задания в Ев¬
ропе, которые привели его... в Бастилию за растрату казенных
средств. Впрочем, ловкач сумел выпутаться и на этот раз. Рево¬
люцию он встретил уже на посту коменданта замка в городе Кан.
Когда в июле 1789 года жители Кана, прослышав о взятии пари¬
жанами Бастилии, решили взять штурмом замок и у себя в городе,
Дюмурье не стал подражать маркизу Делоне, а нацепил трехцвет¬
ную кокарду и объявил себя «патриотом». Затем он и вовсе пере¬
брался в Париж, где обзавелся полезными связями в революцион¬
ных кругах. Это в конечном счете и принесло ему министерский
пост в том самом правительстве, которому, во исполнение надежд
короля, предстояло начать войну.
Людовик XVI и его окружение хотели войны по-настоящему,
в отличие от «левых», которые первое время скорее спекулиро¬
вали на военной угрозе, нежели собирались воевать наделе. Новые
министры должны были помочь королю эту войну развязать.
Тем самым он смог бы переложить на «левых» ответственность
за ее начало. Задача эта была не из сложных: стоявшие за спи¬
ной только что назначенного правительства депутаты-жиронди¬
сты ранее сделали столько воинственных заявлений, что, получив
124
глава 4. Конец монархии
отпор со стороны неуступчивого Франца II, уже не могли отсту¬
пить без ущерба для своей революционной репутации.
io апреля 1792 года Законодательное собрание подавляющим
большинством голосов проголосовало за объявление войны
Францу II. Несогласие высказали только Базир, Мерлен из Тион-
виля и два депутата-фельяна.
Кризис нарастает
На первый взгляд, у французов к началу военных действий на руках
имелись все козыри. Три подготовленные Нарбонном армии об¬
ладали по меньшей мере двукратным численным превосходством
над противостоявшими им силами австрийцев и возглавлялись
опытными военачальниками.
Командующий Северной армией, маршал Франции Рошамбо,
имел славу победителя англичан в Войне за независимость севе¬
роамериканских колоний. Именно его экспедиционный корпус
при содействии отрядов Джорджа Вашингтона заставил капи¬
тулировать английскую армию в Йорктауне, решив тем самым
исход войны.
Во главе Рейнской армии стоял Николя Люкнер. Уроженец
Баварии, он за свои 70 лет успел послужить не только родине,
но также Соединенным провинциям и Ганноверу. Прославился же
он как прекрасный военачальник на Семилетней войне в составе
прусских войск Фридриха II. Однако сразу после той войны он пе¬
решел на французскую службу и безупречно нес ее в течение почти
тридцати лет, за что и удостоился маршальского звания. Именно
ему Руже де Лиль посвятил свою «Песню Рейнской армии», ко¬
торая вошла в историю под именем «Марсельезы».
Командование Центральной армией доверили генералу Ла¬
файету.
Впрочем, объявить войну оказалось проще, чем ее вести. Рево¬
люция разложила французскую армию. Солдаты не доверяли офи¬
церам и генералам. Субординация соблюдалась из рук вон плохо:
командиры не имели никакой уверенности в том, что подчиненные
125
Французская революция
выполнят их приказы. Боевой дух и моральное состояние фран¬
цузских войск находились в плачевном состоянии. И все же Дю¬
мурье, игравший в правительстве главную роль, требовал немед¬
ленного наступления, полагая, что, как только французские войска
вступят на территорию Австрийских Нидерландов (Бельгии),
местные жители немедленно восстанут против императора.
Планы эти оказались утопией. Проблемы начались с первых же
дней. Уже 28 апреля, когда дивизия генерала Бирона, тоже героя
войны в Северной Америке, наткнулась под Монсом на передо¬
вые австрийские части, французские солдаты при первых же вы¬
стрелах бросились наутек с криком «Нас предали!» и бежали
без остановки до Валансьена. На следующий день под Турне си¬
туация повторилась с еще более тяжкими последствиями. Войска
генерала Диллона, еще одного героя войны с Англией, при встрече
с австрийцами не только побежали до самого Лилля, крича о пре¬
дательстве, но и по пути ранили своего генерала. В Лилле они
выместили страх и ярость на встретившемся им полковнике ин¬
женерных войск. Его повесили на стене, а затем разрубили тело
на части. Прибывшего следом раненного Диллона солдаты зако¬
лоли штыками, после чего бросили в костер.
Военные неудачи усилили разброд и шатание во француз¬
ском обществе. Законодательное собрание постановило наказать
убийц генерала Диллона, но Робеспьер и кордельеры потребовали
их оправдания. Командующие армиями и Дюмурье так и не смогли
договориться между собой относительно военных планов, и в мае
1792 года Рошамбо сложил свои полномочия. На фронте наступ¬
ление французов заглохло, практически не начавшись. Австрийцы
и пришедшие к ним на помощь пруссаки беспрепятственно нара¬
щивали силы, готовясь перехватить военную инициативу. Бель¬
гийцы же так и не восстали, обманув надежды французских рево¬
люционеров.
Чтобы отвлечь внимание общества от плачевной ситуации
на фронте, революционеры вновь начали охоту на внутренних
врагов. 27 мая 1792 года Законодательное собрание по предло¬
жению министра Ролана, поддержанного жирондистами, при¬
няло новый закон против неприсягнувших священников. Отныне
126
глава 4. Конец монархии
их предписывалось высылать в Гвиану — южноамериканскую
колонию Франции, которую за губительный климат называли
«сухой гильотиной», — или сажать в тюрьму, если того потре¬
буют двадцать активных граждан. А уже 8 июня Собрание поста¬
новило создать под Парижем лагерь для го тысяч федератов —
национальных гвардейцев из разных департаментов, которые
должны были прибыть в столицу для празднования годовщины
14 июля. Жирондисты планировали использовать их как военную
силу в борьбе против монархии. Король наложил вето на оба за¬
кона и отправил жирондистское правительство в отставку, назна¬
чив новыми министрами фельянов.
i8 июня в Собрании было зачитано присланное из армии
письмо Лафайета, в котором тот приветствовал отставку ми¬
нистров и обрушился с нападками на воцарившуюся в Париже
«власть клубов», подменивших собою закон. Он призвал также
к укреплению конституционного порядка и, соответственно, вла¬
сти конституционного монарха. Выступление Лафайета вызвало
взрыв негодования у республиканцев всех мастей, развернувших
в печати кампанию с обвинением его в подготовке военного пе¬
реворота.
го июня революционные активисты парижских секций (рай¬
онов) организовали манифестацию в честь годовщины Клятвы
в зале для игры в мяч. Вывести на улицы им удалось немногих:
восемь тысяч для более чем полумиллионного Парижа были кап¬
лей в море. Однако в ограниченном пространстве они созда¬
вали ощущение огромной толпы. Таким пространством сначала
стало Законодательное собрание, заседавшее в Манеже Тюильри,
после посещения которого манифестация направилась в королев¬
скую резиденцию Тюильри. Охрана сопротивления не оказала,
и толпа ворвалась во дворец. Людовик XVI вышел к манифестан¬
там, чтобы предотвратить эксцессы, и оказался в их плотном окру¬
жении. Они несколько часов удерживали его, в грубой форме тре¬
буя вернуть к власти жирондистов и снять вето с законов. Обычно
робкий и неуверенный, когда речь шла о принятии решений, ко¬
роль умел проявить упорство, когда его пытались к чему-либо
принудить вопреки его воле. За эти несколько часов он позволил,
12.7
Французская революция
чтобы парижанки надели ему на голову красный фригийский кол¬
пак, ставший во время Революции символом свободы, и выпил
с ними вина за благополучие нации, но отказа от вето им у него
вырвать так и не удалось. Наконец прибывший в Тюильри мэр
Парижа Петион сумел вызволить монарха из рук его не слишком
любезных подданных.
Конец монархии
Пока король препирался с Собранием, а командующие армиями
Лафайет и Люкнер пытались договориться со сменявшими друг
друга военными министрами о плане дальнейших действий, Ав¬
стрия и Пруссия завершили подготовку кампании, сосредоточив
у границ Франции силы, которые не уступали по численности
французским, но значительно превосходили их по своим боевым
качествам и моральному настрою.
Во главе союзной армии встал герцог Брауншвейгский, счи¬
тавшийся тогда одним из лучших полководцев Западной Европы.
Еще молодым человеком он снискал себе громкую славу в годы
Семилетней войны, сражаясь в рядах прусской армии. В 1787 году
он командовал прусскими войсками, вторгшимися в Соединенные
провинции, где провел молниеносную и, по мнению современни¬
ков, образцовую кампанию. Его репутация была столь высока, что,
готовясь к войне с Австрией, военный министр Нарбонн тайно
направил к нему генерала Кюстина, чтобы уговорить знаменитого
военачальника возглавить французскую армию, но герцог не со¬
гласился. Теперь же именно ему и предстояло руководить втор¬
жением во Францию.
Между тем в Париже «партии» продолжали борьбу за власть.
18 июня в столицу из армии примчался генерал Лафайет. Он вы¬
ступил в Собрании, потребовав привлечь к ответственности тех,
кто го июня ворвался в королевскую резиденцию, а также их вдох¬
новителей — клубистов-якобинцев. Фельяны и Равнина встретили
речь знаменитого генерала аплодисментами, а попытка жирон¬
дистов вынести ему порицание провалилась. Однако каких-либо
128
глава 4. Конец монархии
реальных последствий этот демарш не имел, так как Лафайету
пришлось вернуться к своим войскам, после чего его противники
«слева» снова перехватили инициативу. Более того, столь впечат¬
ляющее появление Лафайета в столице побудило два соперничав¬
ших крыла Якобинского клуба — приверженцев Бриссо и Робес¬
пьера — объединиться против той общей угрозы, которую для них
представляли сторонники конституционной монархии, стоявшие
во главе армии.
С начала июля объединившиеся якобинцы взяли уверенный
курс на свержение королевской власти. Идеологическое обосно¬
вание их действий в Собрании обеспечили ораторы-жирондисты
Бриссо и Верньо, обвинявшие короля в измене и призывавшие
«нанести удар по Тюильри». У якобинцев о том же говорил Ро¬
беспьер, у кордельеров — кордельерское трио.
и июля Собрание заявило о том, что «Отечество в опасно¬
сти». Это означало, что в национальную гвардию призываются
все мужчины, способные держать в руках оружие. Если раньше
служба там была уделом лишь активных граждан, имевших по¬
стоянное занятие и способных обеспечить себя формой и огне¬
стрельным оружием, то теперь ряды национальной гвардии оказа¬
лись открыты для всех без исключения. Тем, у кого не было денег
на ружья, выдавались пики.
В обход королевского запрета Собрание пригласило нацио¬
нальных гвардейцев из провинции прибыть со своим оружием
в столицу для празднования дня Федерации 14 июля. Со всей
Франции в Париж двинулись отряды федератов. После праздника
им было предложено отправиться на фронт, однако они не торо¬
пились это делать, требуя сначала низложить короля. К тому же
призывали и активисты наиболее радикально настроенных сек¬
ций Парижа. 19 июля в Якобинском клубе Робеспьер тоже заявил
о необходимости свергнуть монарха и созвать Национальный кон¬
вент для пересмотра Конституции.
Тем временем герцог Брауншвейгский перед началом наступ¬
ления союзных армий обратился 15 июля к парижанам с манифе¬
стом, выдержанном в резком и угрожающем тоне. Он обещал раз¬
рушить французскую столицу и покарать ее жителей, если королю
129
Французская революция
будет причинен вред. Однако его угрозы вызвали именно те по¬
следствия, которые должны были предотвратить.
О манифесте герцога Брауншвейгского в Париже узнали 3 ав¬
густа. В тот же вечер представители столичных секций приняли
решение о низложении короля. В ночь с 9 на ю августа уполномо¬
ченные от ряда секций Парижа собрались в Ратуше и, отстранив
законно избранный муниципалитет, создали самозваную повстан¬
ческую Коммуну. Мэр Петион сообщил Собранию, что «народ
теперь сам осуществляет свой суверенитет», и фактически сложил
с себя ответственность за происходящее. В полночь ударил набат,
подав сигнал к началу восстания.
Королевскую резиденцию Тюильри охраняли около тысячи
швейцарских гвардейцев, примерно три сотни дворян-добро¬
вольцев и несколько рот национальной гвардии. Руководил
всеми командующий национальной гвардией Парижа маркиз
Антуан Галио Манда. Бывший офицер, почти сорок лет прослу¬
живший в гвардии короля, он и на новом посту сохранил предан¬
ность государю и готов был защищать его до последней капли
крови. Получив ночью вызов из мэрии и еще не зная, что власть
там теперь принадлежит инсургентам, маркиз отправился
в Ратушу, где был убит мятежной толпой. Защитники Тюильри
остались без предводителя. Новым командующим националь¬
ной гвардией Коммуна назначила предпринимателя-пивовара
Антуана Жозефа Сантера, сторонника восстания.
В 5 часов утра Людовик XVI провел смотр своих войск. Резуль¬
таты не обнадеживали. Если швейцарцы и дворяне приветствовали
его возгласами «Да здравствует король!», то многие из националь¬
ных гвардейцев предпочли выкрикнуть «Да здравствует нация!»
и даже «Долой предателя!». Сразу после смотра часть националь¬
ных гвардейцев покинула Тюильри и присоединилась к мятежу.
Приближенные короля предложили ему не рисковать собой
и пройти с семьей через сад в Манеж Тюильри, где заседало За¬
конодательное собрание. Людовик XVI, немного поколебавшись,
последовал этому совету, хотя Мария-Антуанетта убеждала мужа
остаться с защитниками дворца. В Собрании король попросил
убежища для себя и своей семьи.
130
глава 4. Конец монархии
Осада Тюильри ю августа 1791 года.
Гравюра И. С. Элмана с рисунка Ш. Монне (1793)
Рано утром повстанцы — национальная гвардия и федераты —
пошли на штурм королевской резиденции, но были с большими
потерями отброшены огнем ее защитников. Депутаты Собрания
предложили Людовику отдать приказ гарнизону Тюильри сложить
оружие. Король написал соответствующую записку, ее передали
защитникам дворца, и они подчинились. После этого большин¬
ство находившихся в Тюильри людей, включая слуг, были растер¬
заны ворвавшимися во дворец повстанцами, обозленными крово¬
пролитной осадой.
После победы восстания Коммуна принудила Законодатель¬
ное собрание объявить Людовика XVI отстраненным от власти
и принять и августа закон о выборах в Национальный конвент —
представительный орган, созываемый для принятия новой кон¬
ституции.
ГЛАВА 5
Жирондисты
и МОНТАНЬЯРЫ
Эхо СОБЫТИЙ IO АВГУСТА
Восстание ю августа 1792 года покончило с монархией,
но не с двоевластием. Однако если ранее имело место соперни¬
чество конституционных властей — законодательной (Собрание)
и исполнительной (король), то теперь ему на смену пришло уже
не регулируемое никакими законами состязание между центрами
реальной силы. На обломках порушенной го августа Конститу¬
ции в Париже утвердилась власть самозваной Коммуны. Причем
последняя, опираясь на вооруженную силу, отнюдь не ограничи¬
валась управлением одной лишь столицей, а весьма активно вме¬
шивалась в юрисдикцию еще недавно почти всемогущего Законо¬
дательного собрания, производя, не считаясь с ним, аресты тех,
кого комитет надзора Коммуны счел подозрительными, закрывая
по своему усмотрению газеты и производя набор в армию.
Законодательное собрание сопротивлялось претензиям Ком¬
муны присвоить себе фактически диктаторские полномочия и в ка¬
честве противовеса ей назначило Исполнительный совет — новое
правительство, куда вошли те самые, близкие к жирондистам ми¬
нистры, которых король 13 июня отправил в отставку. Среди них
не было разве что Дюмурье, который сменил во главе Северной
В 2.
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
армии снятого с этого поста Лафайета. К прежним министрам
добавили новых. В частности, одного из наиболее влиятельных
деятелей Коммуны, бывшего адвоката Жоржа Дантона, поставили
руководить юстицией. Этот революционный активист Латин¬
ского квартала и член Клуба кордельеров в предшествующие ме¬
сяцы проявил себя не только блестящим оратором, но и прекрас¬
ным организатором, умевшим подчинять себе людей. На сцену
национальной политики выходили, таким образом, новые дей¬
ствующие лица.
Напротив, многих ведущих деятелей начального периода Рево¬
люции события ю августа от нее оттолкнули. Покинули Францию
автор церковной реформы Талейран, инициатор «ночи чудес»
д’Эгийон, лидеры монархистов Жерар Лалли-Толандаль и Пьер-
Виктор Малуэ, а также целый ряд других «людей 1789 года». Ока¬
зался под арестом, но все же сумел выскользнуть из страны быв¬
ший член триумвирата конституционалистов Шарль Ламет. А вот
его брату Александру и отстраненному от командования армией
Лафайету не удалось добраться до Англии: по пути они угодили
в плен к австрийцам и следующие пять лет провели в их тюрьмах.
Еще один лидер монархистов, граф Клермон-Тоннер, и вовсе был
убит ю августа мятежниками.
Впрочем, если, эмигрируя, «отцы» Революции выражали пас¬
сивное несогласие с состоявшимся ю августа попранием Консти¬
туции, то среди простого люда — того самого народа, от имени
которого просвещенная элита и вершила революционные преоб¬
разования, — нашлись весьма активные защитники свергнутой
монархии. 15 августа в местечке Сент-Уан-де-Туа бывшей провин¬
ции Мэн крестьяне во время рекрутского набора в революцион¬
ную армию взбунтовались, заявив: «Мы готовы сражаться только
за короля и папу». Восставших возглавил бывший контрабан¬
дист Жан Котро, известный как Жан Шуан (chouan — «сова»
на местном диалекте). Обратив в бегство отряд местных «патрио¬
тов», бунтовщики ушли в леса, откуда развернули настоящую
партизанскую войну против революционных властей. Прозвище
«шуан» вскоре станет общим названием для партизан-рояли¬
стов не только Мэна, но и Бретани, Нормандии и Окситании,
ВЗ
Французская революция
где в те же августовские дни антиправительственное народное
движение также начиналось с ряда стихийных и разрозненных
выступлений.
Аналогичные события происходили и в бывшей провинции
Пуату. 19 августа 1792 года в местечке Монкутан крестьяне раз¬
громили дом члена местной администрации. Историки спорят
об их мотивах, поскольку сами бунтовщики в тот момент свои на¬
мерения не прояснили. Однако, согласно позднейшим свидетель¬
ствам современников, копившееся с начала церковной реформы
недовольство выплеснулось наружу именно после получения из¬
вестий о событиях ю августа в Париже. Причем заметим, что гнев
крестьян был тогда направлен скорее против материальных симво¬
лов власти, чем против людей, с нею связанных. Ни один из «па¬
триотов» в ходе беспорядков физически не пострадал.
Ощущая недостаточность своих организационных навыков,
бунтовщики обратились к местному сеньору-дворянину, попро¬
сив его возглавить движение. Уже под его началом они совершили
21 августа новый набег на Монкутан, где еще раз разгромили дом
все того же члена администрации, а также жилища других револю¬
ционных активистов. 22 августа восстание приобрело еще более
широкий размах. По набату в местечко Серизе пришли более
шести тысяч селян из сорока окрестных приходов. Они напра¬
вились в Шатийон, административный центр дистрикта, и раз¬
громили там государственные учреждения, выбросив на улицу
и спалив всю официальную переписку. Потом крестьянская армия
двинулась к укрепленному городку Брессюир, в котором распо¬
лагался небольшой гарнизон регулярных войск. Солдаты отбро¬
сили повстанцев ружейным и артиллерийским огнем, нанеся им
значительные потери. Предпринятая крестьянами на другой день
попытка нового штурма также не увенчалась успехом. 24 августа
на помощь гарнизону Брессюира подтянулись отряды националь¬
ной гвардии из соседних городов. Слабо вооруженные и недо¬
статочно организованные крестьяне, несмотря на отчаянное со¬
противление, были разбиты и разбежались по своим деревням.
Преследуя их, «патриоты» устроили настоящую бойню. Убивали
не только бунтовщиков, но даже женщин и детей. Национальные
В4
глава $. Жирондисты и монтаньяры
гвардейцы отрезали жертвам уши и носы, а затем носили эти «тро¬
феи» вместо кокард. Известия о случившемся под Брессюиром
распространялись из уст в уста по округе, обрастая все новыми
пугающими подробностями. Шок от этой расправы станет одной
из причин того, почему вспыхнувшее в том же регионе полгода
спустя Вандейское восстание сразу же приобретет крайне оже¬
сточенный характер.
В Сан-Доминго, охваченном гражданской войной, защитни¬
ками короля тоже провозгласили себя самые обездоленные —
бывшие чернокожие рабы.
Сентябрьские убийства
Между тем армия герцога Брауншвейгского 19 августа перешла
границу и двинулась к французской столице, 21 августа пруссаки
подошли к крепости Лонгви. Хорошо вооруженный гарнизон
не испытывал недостатка в припасах, для того чтобы выдержать
долгую осаду. Однако жители города не захотели подвергаться ее
превратностям. После нескольких часов беспорядочной бомбар¬
дировки крепости, в ходе которой погибли 14 горожан и были
разрушены два дома и сарай с сеном, население в ультимативной
форме потребовало у коменданта капитуляции. Перед угрозой
бунта ему не оставалось ничего другого, как подчиниться и 23 ав¬
густа сложить оружие.
В тот же день австрийцы осадили Тионвиль. Помощи городу
ждать было неоткуда, и казалось, он падет со дня на день. Правда,
гарнизон во главе с генералом Феликсом Вимпфеном так не счи¬
тал и оказал неприятелю упорное сопротивление. Вимпфену было
не впервой попадать в опасные передряги. Участвуя в военных кам¬
паниях на Корсике и в Войне за независимость североамериканских
колоний, он бывал в разных переделках, но выходил из них с досто¬
инством — и теперь духом тоже не падал. Когда вражеское командо¬
вание предложило ему миллион франков за сдачу крепости, Вимпфен
с издевкой ответил: «Не забудьте только зарегистрировать эту дар¬
ственную у нотариуса». В Тионвиле же он организовал чрезвычайно
Н5
Французская революция
активную оборону, следуя принципу «лучшая защита — нападе¬
ние» и выматывая противника постоянными вылазками.
Продолжая свой марш на Париж, герцог Брауншвейгский
?о августа осадил крепость Верден, последнюю на дороге к фран¬
цузской столице, от которой пруссаков отделяло теперь лишь чуть
более zoo километров.
Стекавшиеся со всех концов в Париж известия о продвижении
неприятеля и о роялистских восстаниях в провинции порождали
в городе панические настроения, которые активно подогревались
революционной прессой. Марат в те одни обращался к читателям:
Славный день ю августа 1791 года может стать решающим
для триумфа свободы, если вы сумеете использовать свои пре¬
имущества. <...> Трепещите поддаться голосу ложного состра¬
дания, после того как вы пролили свою кровь, чтобы спасти
отечество от пропасти, трепещите стать жертвами тайных проис¬
ков врагов, трепещите, чтобы в ночной тиши жестокие солдаты
не схватили вас с вашего ложа и не бросили в темницы, где вы
будете предаваться отчаянию, пока вас не уничтожат на эшафоте.
Я повторяю вам: бойтесь реакции, ваши враги вас не пощадят,
если козыри окажутся у них. Никакого отдыха! Вы безнадежно
погибли, если не поторопитесь уничтожить развращенных чле¬
нов муниципалитета, департамента, всех мировых судей-анти¬
патриотов и наиболее зараженных членов Национального со¬
брания. <...> Никто не питает большего омерзения к пролитию
крови, чем я, но, чтобы помешать пролитию потоков, я настаи¬
ваю на пролитии нескольких ее капель. Чтобы привести в соот¬
ветствие человеческие обязанности с заботой об обществен¬
ной безопасности, я предлагаю вам казнить каждого десятого
из контрреволюционных мировых судей, членов муниципали¬
тета, департамента и Национального собрания. Если вы отсту¬
пите, подумайте, что кровь, пролитая сегодня, окажется беспо¬
лезной и что вы ничего не совершили для свободы.
Активно циркулировали слухи о предательстве и об ари¬
стократическом заговоре. И хотя, как правило, такие сведения
136
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Жорж Жак Дантон. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
оказывались ложными, это отнюдь не означало, что никаких заго¬
воров вообще не существовало, z сентября к министру юстиции
Дантону пришел врач Валантен Шевтель, член Клуба кордель¬
еров. Он сообщил о создании на западе Франции разветвлен¬
ной подпольной организации дворян-роялистов «Бретонская
ассоциация». Ее сформировал знаменитый герой войны против
англичан в Северной Америке маркиз де ла Руёри, проявивший
как мы видели, завидное хладнокровие еще в ходе январских
событий 1789 года в Ренне, названных «Днем лямок». В сентя¬
бре 179Z года положение революционного правительства было
настолько шатким, что Дантон даже не решился дать ход полу¬
ченным от Шевтеля сведениям и ограничился отправкой с ним
секретного письма к Руёри, просто предложив тому поддержать
новую власть.
В7
Французская революция
Впрочем, сам Дантон паническим настроениям не поддавался
и решительно воспротивился предложению министра внутренних
дел Ролана эвакуировать правительство и Собрание из Парижа —
подальше от наступающих неприятельских войск и... от повстан¬
ческой Коммуны. В этом Дантона поддержали Петион, Верньо
и Кондорсе (о чем, вероятно, в дальнейшем не раз пожалели).
Однако они сделали это отнюдь не потому, что согласились с пре¬
тензиями самопровозглашенной Коммуны на абсолютную власть,
а потому, что намеревались нейтрализовать ее более радикальным
способом. 30 августа в Ратуше узнали, что Собрание готовит де¬
крет о роспуске Коммуны.
31 августа и i сентября с протестами против этого шага высту¬
пили такие влиятельные члены Коммуны, как Робеспьер, памфле¬
тист Пьер-Луи Манюэль и журналист Жан-Ламбер Тальен. Рост
напряженности в отношениях между конкурирующими центрами
революционной власти еще больше усиливал тревожные предчув¬
ствия, царившие в городе.
z сентября в Париж пришла весть о начавшейся осаде Вер¬
дена. Принесший это известие гонец также сообщил, что кре¬
пость вряд ли продержится более двух дней. Других укрепленных
пунктов на пути герцога Брауншвейгского к французской столице
не было. Коммуна приказала бить в набат и выпустила обращение
«К оружию, граждане, враг у ворот!». Дантон, выступая в Зако¬
нодательном собрании, призвал к чрезвычайным мерам по моби¬
лизации общества на отпор врагу, закончив свою речь призывом:
«Смелость! Только смелость! Ничего, кроме смелости!» Город
охватило лихорадочное возбуждение. Перспектива скорого ухода
мужчин на фронт обострила коллективные страхи, активно подо¬
греваемые революционной прессой. Она пророчествовала, что,
едва лишь парижане отправятся сражаться с врагом, как сотни
арестованных Коммуной контрреволюционеров выйдут из тюрем
и перережут семьи «патриотов». В накаленной обстановке тех
дней достаточно было самого незначительного повода, чтобы вы¬
зывать вспышку массового психоза и неконтролируемой агрессии.
z сентября около 14 часов конвой федератов вез в каретах через
Латинский квартал группу арестантов, направляясь в тюрьму
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
Убийство заключенных в тюрьме Шатле z сентября 1792 года.
Эстамп неизвестного художника (1792)
Аббатства. Это были 2.4 неприсягнувших священника — малая
толика из нескольких сотен представителей неконституционного
духовенства, которых после ю августа принялись хватать по всей
стране и без предъявления обвинений свозить в Париж. В тот
день конвоиры и враждебно настроенные прохожие подвергали
задержанных словесным и физическим оскорблениям. Защищаясь,
один кюре нечаянно ударил обидчика тростью. Этого оказалось
И9
Французская революция
достаточно, чтобы по прибытии в Аббатство конвоиры потре¬
бовали у руководства той секции, где располагалась тюрьма, не¬
медленно предать арестованных суду. Тут же был создан импро¬
визированный трибунал. Он вынес девятнадцати священникам
смертные приговоры, сразу приведенные в исполнение.
Почувствовав вкус крови, толпа двинулась к монастырю карме¬
литов, где под арестом находились десятки представителей непри¬
сягнувшего духовенства. Здесь самозваный трибунал приговорил
к смерти I т5 человек, которых затем убили пиками и саблями в мо¬
настырском саду. Далее настал черед тюрем Консьержери и Гран
Шатле. Там расправа над заключенными продолжалась всю ночь,
причем некоторых из них перед смертью подвергали изощренным
пыткам. Убивали не только тех, кто был задержан как политиче¬
ски подозрительный, но зачастую и тех, кто оказался в тюрьме
за бытовые преступления и даже за долги. К примеру, девушка-
цветочница из Пале-Рояля, до смерти замученная в Консьержери
пришедшими туда с толпой женщинами, находилась под арестом
за то, что из ревности порезала лицо своему любовнику — нацио¬
нальному гвардейцу. Перебили в тюрьмах и тех солдат-швейцар¬
цев, кому удалось выжить во время резни, последовавшей за паде¬
нием Тюильри ю августа.
Под утро } сентября добровольные палачи перешли в тюрьму
Ла Форс, где бойня продолжилась с не меньшей интенсивностью.
Особенно современников потрясла смерть подруги королевы,
принцессы Ламбаль, подвергнутой жесточайшему сексуальному
надругательству, которое продолжалось и после того, как женщина
уже была мертва. Голову принцессы, надетую на пику, убийцы
отнесли в замок Тампль, чтобы показать заточенной там Марии-
Антуанетте.
Далее волна расправ над заключенными покатилась по дру¬
гим тюрьмам Парижа. В первой половине дня 5 сентября она
вернулась туда, откуда началась, — в тюрьму Аббатства. Теперь
перед самозваным трибуналом предстали и остальные узники
темницы. «Разбирательство» с ними длилось несколько часов
в присутствии многочисленных зрителей. Жители близлежа¬
щих домов принесли скамейки, вино и закуски, чтобы наблюдать
140
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
за «представлением» со всеми удобствами. Признанных ви¬
новными убивали на месте. Некоторые из заключенных — те,
кто чем-либо понравился толпе, — были «оправданы» и отпу¬
щены. Позднее рассказывали, что юная дочь маркиза де Сомбрёй,
бывшего коменданта Дома инвалидов, спасла жизнь отцу, выпив
по требованию зрителей стакан человеческой крови.
4 сентября, когда тюрьмы были опустошены, несколько сот
тех, кто еще не насытился убийствами, ворвались в приют Саль-
петриер, куда, помимо прочих, отправляли на исправление про¬
ституток. Этих женщин убийцы подвергли изощренному наси¬
лию, после чего умертвили.
Всего в Париже нашли свою погибель более 1300 заключен¬
ных. Резня разворачивалась при откровенном попустительстве
Коммуны и полной неспособности Законодательного собрания
помешать происходящему. Вслед за Парижем такие же массовые
расправы прокатились и по ряду других городов.
Национальный Конвент
День z сентября 1792 года был отмечен во Франции началом
не только сентябрьских убийств, но и выборов в Национальный
Конвент, которые продолжались до 19 сентября. Правом голоса
обладали все французы мужского пола, достигшие 21 года, отве¬
чавшие годичному цензу оседлости и обеспечивавшие себя своим
трудом. Впрочем, слуги голосовать не могли ни при каких усло¬
виях, то есть говорить о всеобщих выборах отнюдь не приходится.
Однако даже из тех, кто имел право голоса, воспользовались им
менее 12%.
В Париже выборы осуществлялись открытым голосованием
и под строгим контролем Якобинского клуба. Надо ли удивляться,
что первым в депутаты здесь избрали Робеспьера, вторым — Дан¬
тона. Остальные представители столицы также имели весьма
радикальные взгляды. В провинции голосование тоже нередко
носило открытый характер и производилось под надзором рево¬
люционных обществ, которые по своему произволу немедленно
141
Французская революция
отстраняли от выборов тех, кого сочли подозрительными. Рабо¬
чие, ремесленники и крестьяне в большинстве своем воздержались
от участия в голосовании, а наибольшую активность проявили го¬
рожане среднего и высокого достатка.
Неудивительно, что по своему социальному составу новый де¬
путатский корпус оказался преимущественно буржуазным — в том
смысле, какой в это слово вкладывали во Франции XVIII века, —
иначе говоря, он состоял из представителей верхов городского
населения. Из 749 его членов 500 являлись юристами, лицами
свободных профессий и государственными служащими. Рабочих
среди депутатов было только двое. Треть избранных представи¬
телей уже имела опыт работы в Учредительном и Законодатель¬
ном собраниях.
Свои заседания в бывшей королевской резиденции Тюильри
Национальный Конвент открыл 20 сентября 1792 года. Ведущая
роль в нем принадлежала республиканцам. Однако они были
далеко не монолитны, а делились на группировки («партии»),
между которыми развернулась острая борьба практически по всем
вопросам внутренней и внешней политики.
Жирондисты (примерно 140 человек), составлявшие «левую»
в Законодательном собрании, вынужденно уступили в Конвенте
эту сторону своим более радикальным оппонентам, переместив¬
шись на места справа и приняв на себя все сопутствующие негатив¬
ные коннотации. В их рядах находились такие крупные политиче¬
ские фигуры, как Бриссо, Верньо, Гаде, Петион, Жансоне, Кондорсе
и другие. Они в значительной степени опирались на провинциаль¬
ные элиты больших торговых городов Юга, которые были недо¬
вольны диктатом Парижа и влиянием его Коммуны на общего¬
сударственные дела. Считая, что с провозглашением Республики
миссия Революции выполнена, жирондисты выступали за строгое
соблюдение правовых норм, отвергали чрезвычайные меры, моти¬
вируемые «революционной необходимостью», и резко осуждали
сентябрьские убийства, требуя привлечь виновных к ответу.
Их оппоненты — «партия» монтаньяров — сначала насчиты¬
вали в своих рядах чуть более по человек, но со временем увели¬
чили свою численность примерно до 150. Они-то и заняли левую
142
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
сторону зала. Монтаньяры представляли собой пестрый конгло¬
мерат людей с разными социальными и экономическими взгля¬
дами, объединенных, однако, приверженностью к радикальным
политическим методам. Ничем не отличаясь по социальному со¬
ставу от жирондистов, они тем не менее в борьбе с оппонентами
охотно апеллировали к плебсу и в случае необходимости искали
поддержки у Коммуны.
Важным инструментом влияния на общественное мнение мон¬
таньярам служил Якобинский клуб, куда входили многие из них.
За три года, прошедшие после его основания, он не только со¬
хранил, но и расширил связи с аналогичными «народными об¬
ществами» в других городах, образовавшими социальную сеть,
по которой революционные импульсы из Парижа достаточно
быстро распространялись во все концы страны.
Лидерами монтаньяров были Робеспьер, Дантон и Марат.
Кроме того, в эту группу входили такие уже известные к тому вре¬
мени деятели Революции, как Демулен, Кутон, Шабо, Базир, оба
Мерлена — из Дуэ и Тионвиля, бывший герцог Орлеанский, взяв¬
ший себе имя Филипп Эгалите \egalite— «равенство»), и другие.
Очень быстро на первый план в этой «партии» выдвинулся и мо¬
лодой юрист из Пикардии Луи-Антуан Сен-Жюст.
Между двумя враждующими группами располагалось Болото,
или Равнина, — более или менее пассивное большинство при¬
мерно из 500 депутатов, поддерживавшее то монтаньяров, то жи¬
рондистов.
«Канонада при Вальми»
В тот же самый день, 20 сентября 1792 года, когда начал свою ра¬
боту Конвент, на фронте произошли важные перемены.
Добившись z сентября капитуляции Вердена, герцог Браун¬
швейгский двинулся напрямую к Парижу. Однако по пути ему
предстояло форсировать теснины Аргонского плато — цепи хол¬
мов, покрытых густым лесом. Здесь заняла оборону Северная
армия Дюмурье, прикрывшая проход к французской столице.
ИЗ
Французская революция
Не надеясь противостоять неприятелю в одиночку, Дюмурье при¬
звал к себе на подмогу Рейнскую армию, которой после отстране¬
ния Люкнера командовал генерал Франсуа-Кристоф Келлерман.
Этот 57-летний военачальник имел большой боевой опыт, кото¬
рый приобрел участвуя еще юношей в Семилетней войне, а затем
воюя против русских войск в Польше на стороне Барской кон¬
федерации. Получив депешу от Дюмурье, Келлерман двинулся
к нему на помощь и прибыл к самому началу решающего сражения.
Герцог Брауншвейгский, найдя незащищенный проход через
лес, обошел Дюмурье с севера, но возле деревни Вальми прусский
авангард рано утром го сентября натолкнулся на части Келлер¬
мана, успевшие занять здесь оборону. Началась артиллерийская
перестрелка. К удивлению немцев, французы, в отличие от пре¬
дыдущих боев кампании, проявили стойкость и не побежали,
как обычно делали, с первыми же выстрелами. Келлерман под ар¬
тиллерийским огнем лично воодушевлял солдат, а они, подбад¬
ривая себя криком «Да здравствует нация!», изо всех сил ста¬
рались держать строй, несмотря на потери от вражеских ядер.
Пруссаки же, построившись в штурмовые колонны, весь день ма¬
неврировали, но до атаки дело у них не дошло.
Вечером, так и не начав наступления, герцог Брауншвейгский
отвел свои войска. Мотивы его решения до сих пор неясны. Со¬
гласно одной из версий, его подкупил Дантон, передав герцогу
драгоценности французской королевы, несколькими днями ранее
пропавшие из Парижа. По другой версии, Келлерману удалось
повлиять на герцога через свои масонские связи. Предлагались
и другие объяснения неожиданного отхода пруссаков, но ни одно
из них не признано бесспорным. Несмотря на скромный воен¬
ный итог (французы потеряли 300 человек, пруссаки — 180), «ка¬
нонада при Вальми» получила большое политическое значение
как первая в этой войне победа войск революционной Франции.
Более того, простояв неделю после сражения в укрепленном
лагере, герцог Брауншвейгский вынужден был отдать приказ
о стратегическом отступлении, поскольку его войска стали еже¬
дневно нести тяжелые потери от вспыхнувшей дизентерии. Бо¬
лезнь выполнила за французских генералов их работу.
144
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Битвы в Конвенте
и сентября Конвент упразднил монархию, а 2.2. сентября провоз¬
гласил Республику. То и другое жирондисты и монтаньяры сделали
в полном единодушии. Однако идиллия продолжалась не более
трех дней. После того как в Париж пришло известие о победе
при Вальми и об отступлении армии герцога Брауншвейгского,
борьба с внешней угрозой отошла на второй план, и «партии»
сцепились в схватке за власть.
Изначально позиции жирондистов выглядели предпочти¬
тельнее. Правительство перешло под их полный контроль, когда
Дантон, избранный депутатом, сложил с себя министерские пол¬
номочия. Жирондистам удалось также поставить своих людей
на ключевые позиции в парламентских комитетах. Имена их ли¬
деров, целый год игравших ведущие роли в Законодательном со¬
брании, были на слуху у прибывших из регионов депутатов. И,
напротив, большинство провинциалов негативно относились
к чрезмерным амбициям Коммуны Парижа и к связанным с нею
представителям столицы, составлявшим ядро «партии» мон¬
таньяров.
2.3 сентября жирондисты развернули наступление против своих
оппонентов. День за днем в течение полутора месяцев их блиста¬
тельные ораторы требовали привлечь к ответственности Робес¬
пьера и Марата за стремление к диктатуре, Дантона — за растрату
средств на посту министра юстиции, комитет надзора Коммуны —
за поощрение сентябрьских убийств. Монтаньяры оправдывались,
время от времени огрызаясь встречными обвинениями. Поскольку
в конечном счете они сумели достаточно убедительно опроверг¬
нуть практически все из того, что им инкриминировалось, к ноя¬
брю симпатии большинства депутатов уже не столь безраздельно
принадлежали жирондистам, как в самом начале работы Конвента.
Неудачно для жирондистов складывались дела и вне парла¬
мента. К октябрю они проиграли борьбу за Якобинский клуб
и вынуждены были покинуть его. Тем самым они, как и фельяны
годом ранее, уступили конкурентам мощнейший инструмент воз¬
действия на общественное мнение. Салон мадам Ролан, где они
US
Французская революция
впредь предпочитали обсуждать свои планы, конечно же, не мог
сравниться по влиянию со знаменитым на всю страну политиче¬
ским клубом, опиравшимся на сеть аффилированных с ним рево¬
люционных обществ.
Не оправдались и надежды жирондистов на прошедшие в ок¬
тябре и ноябре перевыборы Коммуны Парижа. Ее новый состав
по своему радикализму практически не уступал предыдущему.
Победная осень
Пока «партии» выясняли между собой отношения в Конвенте,
солдаты, офицеры и генералы новорожденной Республики, вооду¬
шевленные нечаянным успехом при Вальми, продолжали выпол¬
нять свою работу на фронтах. Причем делали они это все более
эффективно.
В сентябре 1792 года, понадеявшись на скорую победу Ав¬
стрии и Пруссии, в войну вступил король Сардинии (Пьемонта).
И, как выяснилось, напрасно. Пьемонтская армия оказалась со¬
вершенно не готова к военным действиям, и части генерала Анн-
Пьера де Монтескью к 23 сентября без единого выстрела пол¬
ностью оккупировали Савойю. 29 сентября столь же бескровно
была захвачена Ницца, после того как французская Средиземно¬
морская эскадра встала на рейде, угрожая бомбардировкой го¬
рода. Теперь уже пьемонтские войска бежали при одном только
приближении неприятеля, как весной того же года поступали
французы.
В те же дни на самом севере австрийская армия, наступавшая
из Австрийских Нидерландов, осадила Лилль. Силы неприя¬
теля были недостаточны для того, чтобы штурмом взять мощную
Лилльскую цитадель, возведенную почти за сто лет до того гением
военной инженерии Себастьяном де Вобаном. Не хватило сол¬
дат у них и для полной блокады крепости. Поэтому австрийский
командующий решил принудить гарнизон к капитуляции путем
массированной бомбардировки. Она началась 29 сентября и ве¬
лась денно и нощно на протяжении семи суток. Всего по крепости
146
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
было выпущено более юо тысяч бомб и ядер, но ее защитники
не сдали своих позиций. Ничего не добившись, неприятель 8 ок¬
тября вынужден был снять осаду, что стало еще одной важной
победой французов.
Отступление герцога Брауншвейгского спасло от осады и гар¬
низон Тионвиля, отбивавшийся от австрийцев с конца августа.
Под командованием генерала Вимпфена защитники города сво¬
ими неожиданными и дерзкими вылазками постоянно держали
неприятеля в напряжении, так и не позволив ему подготовиться
к штурму. Узнав об отходе основных сил пруссаков на восток, ав¬
стрийцы 16 октября сняли осаду.
Преследуя отступающих пруссаков, генерал Келлерман i6 ок¬
тября вступил в Верден, а и октября — в Лонгви. В тот же день
войска Рейнской армии, которыми командовал Адам-Филипп Кю-
стин, герой Семилетней войны и войны в Северной Америке, с на¬
скока взяли одну из сильнейших крепостей Германии — Майнц.
Похоже, поймав удачу при Вальми, французы уже не хотели ее от¬
пускать. И той осенью это им удавалось в полной мере.
Апофеозом кампании стало сражение близ бельгийской дере¬
вушки Жемапп. Его дал австрийцам Дюмурье, который, отпра¬
вив Келлермана преследовать герцога Брауншвейгского, решил
воспользоваться благоприятным моментом для вторжения в Ав¬
стрийские Нидерланды. 6 ноября 179Z года его войска натолкну¬
лись на австрийский корпус эрцгерцога Альберта Саксен-Тешен-
ского. Австрийцы имели в три раза меньше людей и в два раза
меньше орудий, чем французы, но занимали хорошо укрепленные
позиции на холмистой гряде возле деревни Жемапп. Слабо дис¬
циплинированная и плохо обученная, но исполненная револю¬
ционного энтузиазма, французская армия весь день атаковала ав¬
стрийцев по всему фронту, неся большие потери. В конце концов
исход сражения подтвердил хорошо известное в ту эпоху правило:
«Бог на стороне больших батальонов». Подавляющее численное
преимущество французов сыграло решающую роль, и выбитые
со своих позиций австрийцы были вынуждены отступить. Резуль¬
татом этой победы стал захват 7 ноября Монса, 14 ноября — Брюс¬
селя, а там и всех Австрийских Нидерландов.
U7
Французская революция
Суд над королем
Гром побед революционного оружия прозвучал для французского
короля погребальным звоном. Вопрос о дальнейшей судьбе Людо¬
вика время от времени поднимался с самого начала работы Кон¬
вента, но так и не переходил в практическую плоскость, отчасти
из-за опасения ответной реакции европейских монархов, отчасти
из-за того, что жаждавшие крови короля монтаньяры сами были
вынуждены отбиваться от нападок политических оппонентов.
С переходом французских армий в наступление по всем фронтам
возможная реакция других монархов на репрессии по отношению
к свергнутому королю уже не казалась столь пугающей, как в момент
приближения герцога Брауншвейгского к Парижу. Да и монтаньяры
к началу ноября успешно отразили многочисленные выпады жирон¬
дистов и приготовились к контратаке. Она началась с постановки
в повестку дня Конвента вопроса о судьбе короля.
7 ноября 1792 года бывший тулузский адвокат, затем депутат За¬
конодательного собрания, а теперь и Конвента, Жан-Батист Майль
выступил по поручению комитета по законодательству с докладом
о правовой стороне возможного суда над Людовиком XVI. Вопрос
этот был отнюдь не прост, так как по Конституции 1791 года, кото¬
рая считалась действующей до принятия новой, личность короля
оставалась неприкосновенной. Чтобы все-таки доказать его под¬
судность, докладчику пришлось прибегнуть к самой изощренной
казуистике. По его утверждению, нация — единственный облада¬
тель суверенитета — ю августа вернула себе права на верховную
власть, отменив ею же принятую ранее Конституцию. Таким обра¬
зом, докладчик разрешил сложную юридическую коллизию посред¬
ством весьма смелого допущения: произошедшее ю августа дела¬
лось по воле всей нации. Дальнейшие выводы напрашивались сами
собой: раз нация отменила Конституцию, то король утрачивает
неприкосновенность и теперь подсуден, как и любой другой гра¬
жданин. Тем не менее он хоть и бывший, но все же король, а потому
судить его может не какой-либо трибунал, но только вся нация це¬
ликом. Полномочным же представителем нации является Конвент,
стало быть, ему и судить короля.
148
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
13 ноября депутаты начали прения по этому вопросу. Лидеры
жирондистов воздержались от непосредственного участия в дис¬
куссии, но близкие к ним депутаты доказывали, что при отсут¬
ствии соответствующего закона никакой процесс над свергну¬
тым монархом не будет легитимным с правовой точки зрения;
политически же такой суд вообще нецелесообразен и даже опа¬
сен для Революции.
Однако все эти аргументы были опрокинуты энергичным вы¬
ступлением тогда еще почти никому не известного 15-летнего пи¬
кардийского депутата Луи-Антуана Сен-Жюста. Несмотря на свой
юный возраст, молодой человек имел довольно богатое прошлое.
В 19 лет он за кражу из материнского дома оказался в исправи¬
тельном заведении, где провел полгода. В ю лет дебютировал
на литературном поприще, опубликовав порнографическую поэму.
149
Французская революция
С началом Революции он стал ее горячим приверженцем и поли¬
тическим активистом, что в 1791 году позволило ему избраться
депутатом Конвента. Там Сен-Жюст проявил себя способным
оратором. Весьма начитанный, он легко оперировал отсылками
к трудам философов Просвещения, что придавало его парламент¬
ским речам доктринальную фундаментальность. Вот и в своем
первом выступлении он уверенно опроверг аргумент, касавшийся
нелегитимности возможного суда над королем, заявив, что, по¬
скольку Людовик XVI является врагом нации, с ним надо просто
расправиться по законам военного времени.
Впрочем, выступившему затем Франсуа Бюзо удалось увести
Конвент в сторону от столь соблазнительного в своей простоте
решения. В Учредительном собрании Бюзо, вместе с Петионом
и Робеспьером, принадлежал к числу наиболее радикальных де¬
путатов. Теперь же он сидел на скамьях жирондистов и вместе
с ними пытался воспрепятствовать началу процесса, который не¬
избежно привел бы к осуждению короля и последующему об¬
острению внутри- и внешнеполитического положения Респуб¬
лики. Чтобы охладить пыл монтаньяров, Бюзо предложил отдать
под суд не только Людовика, но и всех Бурбонов скопом. А это
уже был камень в огород Филиппа Эгалите, бывшего герцога Ор¬
леанского, примкнувшего в Конвенте к монтаньярам. Дискуссия
вспыхнула с новой силой.
Но уже день ю ноября оказался решающим в споре о том, су¬
дить ли низвергнутого монарха или же нет. К министру внутрен¬
них дел Ролану пришел его друг, архитектор Эртье, и сообщил,
что накануне некий слесарь Гамен рассказал ему о существова¬
нии в Тюильри потайного сейфа, который полугодом ранее этот
Гамен собственноручно установил по заказу Людовика XVI. Пря¬
модушный, но не слишком дальновидный Ролан немедленно по¬
спешил с обоими информаторами во дворец, где достал из ука¬
занного тайника груду бумаг и передал их в Конвент. Это был
весьма опрометчивый шаг. Осуществив изъятие без соблюдения
процессуальных норм, Ролан дал своим политическим оппонен¬
там повод обвинить его в том, что он якобы перед сдачей находки
в Конвент изъял из конфискованного неудобные для себя и своих
150
глава $. Жирондисты и монтаньяры
единомышленников документы. Впрочем, и переданных им бумаг
оказалось более чем достаточно, чтобы погубить все усилия его
друзей-жирондистов по недопущению процесса. В тайнике, в част¬
ности, находилась переписка Людовика с деятелями роялистской
эмиграции, что позволяло говорить о королевской измене. Суд
над монархом стал неизбежностью.
3 декабря депутаты большинством голосов постановили пре¬
дать короля суду, хотя Робеспьер и уговаривал их сразу казнить
бывшего монарха в качестве «акта общественного спасения». Роль
трибунала взял на себя сам Конвент. 6 декабря депутаты, по пред¬
ложению Марата, приняли решение о том, что голосование на про¬
цессе будет открытым и поименным.
ю декабря начался суд над Людовиком XVI, или, как называли
его в официальных документах процесса, Луи Капетом. На следу¬
ющий день с перечнем предъявляемых королю обвинений высту¬
пил председатель Конвента (обладатель этой должности сменялся
каждые пятнадцать дней), депутат от Тулузы Бертран Барер. Опыт¬
ный и хорошо эрудированный адвокат, обладавший изысканными
манерами и отточенным еще до Революции красноречием, он уже
успел побывать депутатом Учредительного собрания, где поддер¬
живал добрые отношения со всеми лидерами «патриотической
партии». Состоял Барер и в Якобинском клубе, откуда, правда,
в 1791 году перешел к фельянам, хотя вскоре передумал и вер¬
нулся к якобинцам. В Конвенте он сидел на Равнине, поддерживая
при голосовании то жирондистов, то монтаньяров. Оглашенные
им обвинения звучали не слишком оригинально. Королю инкри¬
минировали все те вето, которые тот накладывал на декреты Учре¬
дительного и Законодательного собраний (как будто это не было
его конституционным правом); попытку разогнать Учредительное
собрание го июня 1789 года (в тот день, когда состоялась Клятва
в зале для игры в мяч); секретную переписку с Мирабо, которую
обнаружили в тайнике и сочли доказательством подкупа трибуна;
отъезд из Парижа в июне 1791 года, как если бы речь шла о бег¬
стве из тюрьмы; приказ о расстреле толпы на Марсовом поле 17
июля 1791 года, как будто после возвращения из Варенна король
еще мог кому-то что-то приказывать; молчаливое (!) одобрение
Французская революция
Пильницкой декларации и т. д. и т. п. — всего 33 пункта. Наиболее
пугающим выглядело обвинение в связях во время войны с враже¬
скими державами через посредничество эмигрантов.
Впрочем, у короля была прекрасная защита. Его адвокатами
на суде согласились стать едва ли не лучшие юристы Франции.
Старик Ламуаньон де Мальзерб был личностью в высшей степени
незаурядной. Он ранее отличился не только на ниве правоведения
как председатель одного из главных судов Парижа — Палаты кос¬
венных сборов, но также на политическом поприще — как один
из лидеров парламентской оппозиции реформе Мопу — и на науч¬
ном — как выдающийся ботаник, принятый за свои исследования
в Академию наук. Адвокаты Франсуа Дени Тронше и Ромэн Десез
тоже были не только эрудированными правоведами, но и очень
смелыми людьми, ибо понимали, что их согласие защищать короля
бросит тень политических подозрений и на них самих.
Эта троица опытных юристов и одновременно отчаянных
храбрецов камня на камне не оставила от выдвинутых против
короля обвинений. Они доказали, что все, сделанное Людови¬
ком XVI до принятия Конституции, полностью соответствовало
существовавшим тогда правовым нормам. За вменяемые же ему
в вину деяния, совершенные после утверждения Конституции,
ответственность по закону должны нести министры. Что касается
предполагаемых сношений короля во время войны с вражескими
державами, то никаких убедительных доказательств тому обвине¬
ние не представило. Более того, защита подсудимого отметила,
что сам по себе процесс совершенно незаконен, поскольку Кон¬
вент выступает одновременно и обвинителем, и судьей, что про¬
тиворечит всем принципам правосудия.
Однако даже эта блестяще выстроенная линия защиты не могла
ничего изменить в изначально принятом депутатами решении осу¬
дить монарха. Оправдать его они не могли, потому что если король
невиновен, то в таком случае восстание ю августа оказывалось
антиконституционным бунтом, а его участники преступниками.
Более того, созванный в результате этого восстания Конвент ав¬
томатически становился нелегитимным. Поэтому об оправдании
Людовика не заговаривали даже жирондисты, не желавшие его
152-
глава $. Жирондисты и монтаньяры
смерти. Не ставя под сомнение «вину» монарха, они лишь изы¬
скивали способы спасти ему жизнь.
Бриссо акцентировал внимание на тех негативных внешне¬
политических последствиях, которые навлечет на Францию воз¬
можная казнь короля. Верньо призвал вынести решение о судьбе
Людовика на всенародный плебисцит. Учитывая распространен¬
ное в обществе уважение к монархии — никакого другого госу¬
дарственного устройства французы до тех пор просто не знали, —
подобный шаг мог бы спасти королю жизнь.
28 декабря Робеспьер выступил с большой речью, решительно
возражая против обращения к народу. В качестве аргумента он,
в частности, высказал важную мысль, которая во многом объ¬
ясняет мироощущение и мотивацию действий просвещенной
элиты в целом. Говоря о добродетели, под которой Робеспьер
понимал набор нравственных качеств и мировоззренческих прин¬
ципов, присущих истинным революционерам, к коим, конечно,
в первую очередь относил себя, он заявил: «Добродетель всегда
была в меньшинстве на земле. Не будь этого, земля не была бы
заселена тиранами и рабами». Иными словами, лидер монтань¬
яров открыто признавал, что такие «борцы за народ», как он
сам и его сподвижники, составляют в обществе явное меньшин¬
ство, а их взгляды этим самым народом отнюдь не разделяются.
Потому-то Робеспьер и считал недопустимым выносить решение
судьбы короля на всенародное голосование.
4 января 1793 года против обращения к народу вдруг выска¬
зался и Барер. Его пространное выступление произвело боль¬
шое впечатление на значительную часть депутатов Болота. Если
Робеспьер представлялся им опасным радикалом, то Барер был
для них своим.
15 января 1793 года началось поименное голосование депута¬
тов по двум вопросам: «Виновен ли Луи Капет в заговоре про¬
тив общественной свободы и покушениях на общую безопасность
государства, да или нет?» и «Должен ли приговор Конвента Луи
Капету ратифицироваться народом, да или нет?». Голосование
происходило под жесточайшим психологическим давлением
со стороны трибун. От несогласных с тем, что процесс принял
15?
Французская революция
явно обвинительный уклон, требовалось немалое мужество, чтобы
вслух высказать свою позицию. Таких, однако, среди депутатов
нашлось немало, хотя они и не составляли большинства.
По первому вопросу существенных разногласий не было.
Из 718 присутствовавших 673 просто сказали «да», ю воздер¬
жались, з не ответили на поставленный вопрос, а 32 вместо четкого
ответа сделали разного рода заявления. Бывший корсиканский
адвокат Кристоф Саличети высказался так: «Как гражданин я го¬
ворю да, как судья — нет». Схожим способом выразили свое несо¬
гласие с большинством и некоторые другие депутаты. Например,
конституционный епископ Клод Фоше, близкий к жирондистам,
заявил: «Как гражданин и законодатель я говорю да, а как судья
я ничего не скажу, ибо некомпетентен».
По второму вопросу расхождений оказалось больше. Из 721
присутствовавших 286 человек проголосовало за обращение
к народу, 423 против этого, 12 воздержались. Хотя большинство
жирондистов и сказали «да», некоторые из их «партии», ви¬
димо, все же дрогнули и проголосовали вместе с монтаньярами —
«нет», как, например, Кондорсе.
На следующий день, 16 января, депутатам предстояло ответить
на один-единственный вопрос: «Какому наказанию следует под¬
вергнуть Луи?» Однако после голосования первого же депутата во¬
просов стало два. Тот самый Майль, доклад которого, собственно,
и положил начало всей судебной эпопее, заявил: «В соответствии
со своим предыдущим голосованием я высказываюсь за смертную
казнь для Луи. Но хочу сделать одно замечание. Если большинство
тоже выберет смерть, то, считаю, Национальному Конвенту следо¬
вало бы подумать над тем, что с точки зрения политики более вы¬
годно и полезно: ускорить или отсрочить момент казни?» В ходе
заседания еще ряд депутатов поддержал предложенную Майлем
оговорку. Так в повестке появился еще один вопрос, по которому
членам Конвента предстояло выразить свое мнение: «Следует ли
отложить приведение в исполнение приговора Луи Капету?»
При голосовании о том, какого наказания достоин свергну¬
тый король, из 726 присутствовавших 361 четко и ясно высказался
за смертную казнь, в том числе несколько жирондистов. 26, включая
154
глава $. Жирондисты и монтаньяры
самого Майля, сделали это с озвученной им оговоркой, в том числе
жирондисты Верньо, Бюзо, Гаде и Петион. 44 хотя и высказались
за смертную казнь, но подчеркнули необходимость ее отсрочки,
как это сделал, скажем, Бриссо, рекомендовавший отложить казнь
до тех пор, пока Конституция не будет принята и ратифициро¬
вана народом, s человек воздержались. 190 предложили другие
виды наказания. Например, Кондорсе потребовал для Людовика
«самой суровой кары, какая только есть в уголовном кодексе, по¬
мимо смертной казни». Бывший член повстанческой Коммуны Па¬
рижа Манюэль и вовсе предложил отправить короля в «заключение
где-то вне Парижа, а затем выслать из страны», после чего покинул
Конвент, прислав на следующий день извещение о своей отставке.
Очевидно, что исход голосования во многом был предопреде¬
лен теми условиями, в которых оно проходило. Можно с большой
долей вероятности предположить, что при тайном голосовании
все те, кто не поддерживал однозначно смертную казнь, скорее
всего, проголосовали бы против нее.
И, наконец, 19 января депутаты выразили свое мнение о воз¬
можности отсрочки. Из 702 присутствовавших 510 поддержали
это предложение, 380 отклонили, ю воздержались, z проголосо¬
вали с условиями.
В отличие от жирондистов, мнения которых постоянно рас¬
ходились, монтаньяры, включая Филиппа Эгалите, кровного
родственника короля, дружно проголосовали за смертную казнь
без обращения к народу и отсрочки.
На другой день, 20 января, депутат-монтаньяр Луи-Мишель
Лепелетье де Сен-Фаржо, представитель влиятельной фамилии
судейской аристократии, зашел после заседания в один из ресто¬
ранов Пале-Рояля поужинать. К нему приблизился незнакомец
и спросил: «Ты ли тот негодяй Лепелетье, что голосовал за смерть
короля?» — «Я поступил по совести, а твое какое дело?» — отве¬
тил депутат. «Получи награду», — с этими словами незнакомец
пронзил монтаньяра саблей. Бывший гвардеец короля Парис (так
звали незнакомца), горя местью, искал в тот день кого-то из «ца¬
реубийц», проголосовавших за смерть монарха, и Лепелетье про¬
сто не повезло попасться ему на глаза.
155
Французская революция
Казнь Людовика XVI. Гравюра неизвестного художника (1793)
Тем же вечером в последний раз отужинал и приговоренный
к смерти Людовик XVI. Перед тем как забыться коротким сном,
он навсегда простился с семьей. Утром и января 1793 года король
взошел на эшафот, установленный на площади Революции. Роб¬
кий, слабовольный и нерешительный на протяжении всей своей
жизни, он встретил смерть с большим мужеством и достоинством.
Перед казнью Людовик обратился к народу: «Я умираю невинов¬
ным во всех тех преступлениях, что мне приписали. Я прощаю
своих убийц. Молю Бога, чтобы кровь, которую вы сейчас про¬
льете, никогда не пала на Францию». Ударили барабаны, и после¬
дующие его слова уже никто не расслышал.
В го часов 12 минуты нож гильотины отсек королю голову.
«Король умер, да здравствует Король!»
Казнь Людовика XVI потрясла роялистов, грезивших о восста¬
новлении монархии. Перед смертью король написал:
156
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Я завещаю своему сыну, если его постигнет несчастье стать ко¬
ролем, подумать о том, что он должен посвятить всего себя сча¬
стью всех своих сограждан, что он должен забыть о ненависти
и злобе, а в особенности обо всем, что имеет отношение к не¬
счастью и страданиям, которые я претерпеваю; что он сможет
принести счастье народу лишь тогда, когда он будет править
согласно законам; но в то же время [не стоит забывать], что ко¬
роль лишь тогда может заставить их уважать и творить добро,
когда и то и другое он хранит в своем сердце.
У роялистов не возникало вопроса, кто должен стать следу¬
ющим королем: согласно фундаментальным законам французской
монархии, престол передавался по праву первородства и по муж¬
ской линии. Таким образом, хотя в стране с сентября 179г года су¬
ществовала Республика, с точки зрения роялистов королем стано¬
вился сын Людовика XVI — Луи-Шарль, родившийся в 178$ году.
Ребенок отличался живым воображением, рос очень впечат¬
лительным и нервным. После свержения монархии его вместе
с отцом, матерью, тетей (сестрой короля Елизаветой) и старшей се¬
строй Марией-Терезой поместили в замок Тампль, находившийся
в старом парижском квартале Марэ. Заключенных тщательно охра¬
няли, Коммуна Парижа назначила 144 комиссара, которые дол¬
жны были дежурить в Тампле по четыре человека 24 часа в сутки.
В этих условиях провозглашение Луи-Шарля Людовиком XVII
в значительной степени было и оставалось формальностью. Од¬
нако роялисты так не считали. Принц Конде, объявляя о его во¬
царении, использовал традиционную формулу: «Король умер,
да здравствует Король!» Позднее имя нового короля появится
на роялистских знаменах и монетах, в документах и проклама¬
циях. Это заставляло депутатов Конвента постоянно помнить
о судьбе королевской семьи. В марте 1793 года Робеспьер предло¬
жил отдать Марию-Антуанетту под суд, ее сына оставить в тюрьме,
а всех остальных родственников короля выслать из Франции,
но депутаты его не поддержали.
Безусловно, находясь в тюрьме, Людовик XVII мог быть
лишь символом роялистского сопротивления, что ставило
157
Французская революция
вопрос о регенте, который координировал бы действия рояли¬
стов внутри страны и за ее пределами. Эту роль сразу же взял
на себя граф Прованский. Уже 18 января 1793 года он опублико¬
вал декларацию, известив о вступлении на престол своего пле¬
мянника, Людовика XVII, и объявив себя регентом по праву
рождения и в соответствии с фундаментальными законами ко¬
ролевства. Королеву же он назвал царственной матерью и опе¬
куншей. Граф д’Артуа был провозглашен наместником королев¬
ства. Беря на себя обязательство способствовать освобождению
членов королевской семьи, граф Прованский обещал «восста¬
новление французов всех сословий в их законных правах, равно
как и в правах пользования их захваченной и узурпированной
собственностью; суровое и показательное наказание преступле¬
ний; восстановление законов и мира».
Впрочем, реальных возможностей выполнить все эти обеща¬
ния у него в тот момент не было. Оставалось только надеяться
на помощь других европейских держав, которые Французская
республика одну за другой успешно превращала в своих врагов.
Первая антифранцузская коалиция
Казнь Людовика XVI вызвала широчайший резонанс во всем мире
и резко обострила отношения революционной Франции с по¬
давляющим большинством европейских государств. Это, впро¬
чем, не значит, что до того такие отношения отличались безмя¬
тежностью. Соседей Франции уже не один месяц тревожила ее
агрессивная политика. Торжественно провозглашенный Учреди¬
тельным собранием отказ от завоеваний на деле обернулся аннек¬
сией Авиньона, который то же самое Собрание и осуществило.
А Конвент даже на словах не обещал соседям мира и спокойствия.
Эйфория от побед осени 1792 года побудила депутатов принять
ряд решений, которые не могли не напугать соседей Республики.
16 ноября 1792 года правительство Франции заявило об от¬
крытии коммерческого судоходства по реке Шельда, запрещен¬
ного еще Вестфальским миром 1648 года. Тем самым молодая
iS8
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
Республика наглядно продемонстрировала, что не считает себя
связанной нормами международного права, которых ранее при¬
держивалась монархия.
19 ноября был принят довольно краткий по содержанию,
но чрезвычайно важный по последствиям декрет, в котором го¬
ворилось: «Национальный Конвент от имени французской нации
объявляет, что обеспечит братское отношение и помощь всем на¬
родам, которые захотят обрести свободу, и поручает исполнитель¬
ной власти дать приказ всем генералам оказывать этим народам
помощь и защищать граждан, которые пострадали или могут по¬
страдать за дело свободы». Поскольку декрет был принят в ответ
на просьбу о помощи со стороны революционеров из нейтраль¬
ного Цвайбрюккенского герцогства, механизм его применения был
вполне очевиден. Теперь достаточно было какой-нибудь группе
революционных активистов «от имени народа» той или иной
страны обратиться к Французской республике за содействием
в «обретении свободы», чтобы за этим последовало француз¬
ское военное вторжение.
27 ноября 1792 года Конвент принял решение об аннексии
Савойи «по желанию» ее жителей. Тем, кого смущало столь от¬
кровенное нарушение принятых норм международного права,
угрожавшее сделать войну бесконечной, представивший декрет
депутат Грегуар доходчиво объяснил, что прежние правила на ре¬
волюционную Францию не распространяются: «Жребий брошен,
мы отдались на волю судьбы, все правительства — наши враги, все
народы — наши друзья».
15 декабря 1792 года Конвент принял декрет «О действиях
французских генералов в странах, оккупированных армиями Рес¬
публики». Военачальникам предписывалось ликвидировать на по¬
добных территориях все местные органы власти и действующие
институты права, сеньориальные повинности и прежние налоги.
Политическими правами в зоне оккупации следовало наделять
только тех граждан, кто присягнул «свободе и равенству» и от¬
казался от своих былых «привилегий и прерогатив». Собствен¬
ность прежних правителей и их приближенных секвестрировалась.
Вместо старых властей учреждалась временная администрация
159
Французская революция
из местных жителей, для братания с которой Конвент обязался
немедленно прислать своих комиссаров. Им, помимо братания,
поручалось также изыскивать в оккупированных областях ресурсы
для содержания французских армий. В перспективе временную
администрацию оккупированной страны предполагалось заме¬
нить «свободным и народным» правительством, но задача тако¬
вого не менялась: ему предстояло содействовать комиссарам Кон¬
вента в поиске и в изъятии необходимых французам ресурсов. Те
народы, которых такие «свобода и равенство» не привлекали,
декрет предлагал считать врагами французской нации.
Если отвлечься от декларативного флера декрета, то без труда
обнаруживается его суть: стратегической целью Французской
республики провозглашался повсеместный экспорт революции
вооруженным путем. Причем новые порядки в соседних стра¬
нах предполагалось устанавливать не ради блага их жителей, мне¬
ния которых никто и не спрашивал — «или ты это принимаешь,
или ты враг», — а чтобы облегчить Франции выкачивание ресур¬
сов с оккупированных территорий.
Неудивительно, что претензии Французской республики
на подобное «освобождение» других народов не нашли у тех
понимания и благодарности. Безоговорочную поддержку фран¬
цузским войскам и оккупационным властям оказывал лишь узкий
слой городского населения, занятого преимущественно интел¬
лектуальной деятельностью и зачарованного абстрактными идеа¬
лами Просвещения, то есть фактически та же самая просвещенная
элита. Именно из ее числа набирался персонал марионеточных
органов власти, служивших ширмой для деятельности прислан¬
ных Конвентом комиссаров.
Народ же как таковой — крестьяне и городской плебс —
в большинстве своем воспринимал оккупантов враждебно, z дека¬
бря 179Z года жители занятого французами Франкфурта-на-Майне
принялись активно помогать штурмовавшим город войскам гер¬
цога Брауншвейгского, чтобы поскорее изгнать непрошенных
«освободителей». В Ницце против французов развернулось на¬
стоящее партизанское движение, большинство участников кото¬
рого — их называли «барбе» — составляли крестьяне. В декабре
160
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
1792 года антифранцузские манифестации прокатились по Бель¬
гии. В Риме 13 января 1793 года в ходе волнений городского плебса
был убит дипломатический представитель Франции.
Впрочем, несмотря на подобное сопротивление, Конвент про¬
должал твердо придерживаться принятой им внешнеполитиче¬
ской линии. 31 января 1793 года он утвердил декрет об аннексии
Ниццы.
Всех этих действий Республики было более чем достаточно,
для того чтобы настроить против нее другие европейские государ¬
ства. Казнь же короля оттолкнула от нее даже тех, кто еще наде¬
ялся вернуть Францию в рамки международного права. Правитель¬
ства, при которых еще оставались французские дипломатические
представители (в Санкт-Петербурге, к примеру, такового уже год
как не было), выдали им паспорта на выезд. Сначала это сделали
в Лондоне, где раньше других узнали о смерти Людовика XVI.
В ответ Конвент i февраля 1793 года объявил войну Великобрита¬
нии и Соединенным провинциям Нидерландов. А после высылки
французского поверенного из Мадрида члены Конвента 7 марта
проголосовали и за объявление войны Испании. «Одним врагом
для Франции больше — одной победой больше для свободы», —
самоуверенно заявил Барер, представляя коллегам проект соот¬
ветствующего декрета.
Противникам Французской республики не пришлось при¬
лагать больших усилий для формирования между собой альянса.
Она сама загоняла другие страны в антифранцузскую коалицию —
первую из семи, с которыми ей придется иметь дело на протяже¬
нии ближайших двадцати двух лет.
За что воевали державы коалиции?
Одобрение Людовиком XVI Конституции 1791 года открывало
простор для различных политических комбинаций, абсолютно
немыслимых при Старом порядке. Прежде всего это был шанс по¬
садить на французский престол не законного короля, а либо либе¬
рального французского принца (например, герцога Орлеанского),
161
Французская революция
либо принца иностранного, обеспечив тем самым влияние дер¬
жав коалиции на будущую политику Франции. Назывались и кон¬
кретные кандидаты, в частности второй сын Георга III Фридрих
Август, герцог Йоркский — полководец, сражавшийся с фран¬
цузами во Фландрии. Его восхождение на французский престол
в теории могло бы разрушить Первую антифранцузскую коали¬
цию, сделав союзниками Франции Англию, Голландию и ряд гер¬
манских государств. Другим кандидатом был Фридрих Генрих
Людвиг Гогенцоллерн — младший брат Фридриха II, также из¬
вестный полководец, симпатизировавший Франции и француз¬
скому образу жизни.
Другим вариантом стало изменение формы правления.
Премьер-министр Великобритании Уильям Питт-младший одна¬
жды даже заявил, что война ведется вовсе не для того, чтобы навя¬
зать французскому народу монархию. Англичане прямо выступали
за то, чтобы полномочия французского короля были ограничены.
Более того, они настаивали на том, чтобы суть этих ограничений
определял не только сам монарх, но и собранные в той или иной
форме представители народа.
Французская революция создала для европейских держав
и другие возможности, которыми они не замедлили воспользо¬
ваться. Когда еще в 1790 году посланец графа д’Артуа беседовал
с герцогом Брауншвейгским, тот сказал, что «за определенные
уступки на границах Франции он немедленно придет на помощь
королю». Когда Людовик XVI стал вести в начале 1791 года пере¬
говоры о вооруженном вмешательстве Пруссии во французские
дела, Фридрих-Вильгельм II сразу же заявил, что хочет в качестве
компенсации герцогства Юлих и Берг, владельцу которых пред¬
полагалось выделить возмещение за счет Эльзаса.
На Эльзас заглядывалась и Австрия, причем у нее был для этого
даже законный повод. Те дворяне, чьи сеньориальные права были
отменены в Эльзасе и Лотарингии, наотрез отказывались договари¬
ваться с Францией и принимать от нее материальную компенсацию,
заявляя, что, поскольку их права были гарантированы договорами,
подписанными императором и ратифицированными имперским
Рейхстагом, то с ними и нужно обсуждать отмену этих прав.
162
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Хотя, по сути, как считали эти дворяне, грубейшее нарушение упо¬
мянутых договоров лишило Францию прав на эти территории.
И это были не просто разговоры и планы. Когда австрий¬
ские войска войдут в Эльзас, их командующий выпустит прокла¬
мацию, содержащую следующие слова: «Посмотрите на другие
народы Германии, и вы увидите, сколь рады они снова назвать
вас братьями. Воссоединитесь же с ними. Среди вас нет никого,
я уверен, кто откажется от счастья быть немцем». Из различных
свидетельств современников видно, что австрийцы поглядывали
также на Лотарингию, Франш-Конте, отдельные города Фландрии,
тем более что Франция фактически сама создала прецедент, при¬
соединив к себе Авиньон и ряд других территорий.
У Великобритании не было с Францией общих границ, но ан¬
гличане всячески намекали, что тоже ожидают компенсации
за неспровоцированную агрессию — на сей раз в колониях. Им
к тому же хотелось, чтобы те огромные деньги, которые они тра¬
тили на поддержку роялистского движения, позволили бы поста¬
вить точку в долгом морском соперничестве обеих держав.
В таком ракурсе становится более понятным весьма странное,
на первый взгляд, отношение союзников к армиям эмигрантов.
Противники Республики недоумевали, отчего державы коалиции
даже не пытаются объединить с ними свои усилия. Как писал со¬
временник, солдатам армии Конде — «элите нации» — созда¬
вали «тысячи препятствий, запретили им даже малейшую де¬
монстрацию вооруженной силы, парализовали все их действия,
и ответ на все их послания, призывающие поторопиться, был один
и тот же: “Погодите, выждите”».
Вандейская весна
Республике с возникновением новых фронтов потребовались
новые войска, поскольку уже имевшиеся быстро сокращались
из-за потерь, массового дезертирства и оттока добровольцев,
которые, отслужив одну кампанию, сочли свой долг исполнен¬
ным и покинули ряды армии. В результате 23 февраля 1793 года
163
Французская революция
Конвенту пришлось объявить о дополнительном наборе на во¬
инскую службу 300 тысяч человек. Власти устанавливали цифры
призыва для каждой административной единицы, после чего все
проживавшие на ее территории холостые и вдовые бездетные муж¬
чины от 18 до 40 лет выбирали или определяли жребием, кому
идти служить. Люди имущие могли нанять себе заместителей.
Принудительный набор в армию вызвал всплеск недовольства
среди крестьян, особенно в тех регионах, где ситуация в предше¬
ствующие месяцы и без того была накалена конфликтами вокруг
церковной реформы и репрессиями против неприсягнувших свя¬
щенников. Разрозненные крестьянские бунты вспыхивали в Бре¬
тани, Нормандии, Французской Фландрии, Эльзасе. Однако по¬
всюду они были быстро и жестоко подавлены размещенными в тех
областях многочисленными воинскими контингентами. Эльзас
и Фландрия фактически являлись прифронтовой зоной, а в Нор¬
мандии и Бретани находились войска, защищавшие побережье
от возможной английской высадки.
Иначе дела обстояли в Пуату и Анжу, где вооруженные силы
Республики были представлены лишь национальной гвардией
больших и малых городов. Здесь разрозненные и стихийные на¬
родные бунты, не встречая серьезного сопротивления, вылились
во всеобщее восстание, которое затем, по мере ужесточения ре¬
прессий со стороны центральных властей, превратилось в насто¬
ящую гражданскую войну. Название департамента Вандея, ока¬
завшегося в центре этих событий, прогремело на всю Францию
и стало именем нарицательным. Именно здесь развернулось самое
массовое и долгосрочное народное движение периода Француз¬
ской революции — направленное, однако, против Революции.
Первые искры вспыхнули с началом призыва. 3-4 марта
1793 года крестьянская молодежь устроила волнения в Шоле,
шумно выражая нежелание служить. Появившийся военный па¬
труль разоружили, а двух офицеров в стычке ранили. В ответ город¬
ская национальная гвардия, привыкшая не церемониться с «де¬
ревенщиной», открыла по толпе огонь на поражение. С десяток
человек были убиты и ранены, остальные разбежались по дерев¬
ням, где начали активно вооружаться, отбирая оружие у местных
164
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
Жак К ате л и но. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
«патриотов». Департамент забурлил. Власти то и дело получали
известия о все новых мятежных «сборищах», возникавших в раз¬
ных местах.
На 11 марта в местечке Сен-Флорантен была назначена же¬
ребьевка для призывников из одноименного дистрикта. Городок
заполнили до шестисот крестьян, вооруженных чем попало. Они
потребовали у местных властей отменить жеребьевку и выдать
им полноценное оружие. Администрация отказалась и уже при¬
вычно бросила против селян национальных гвардейцев. Тех было
вчетверо меньше, но они имели две пушки. Словесная перепалка
между противоборствующими сторонами вылилась в беспорядоч¬
ный обмен выстрелами. Появились первые убитые. Комендант
приказал стрелять в бунтовщиков из орудий. Это было уже слиш¬
ком. Взревев от ярости, толпа ринулась вперед и смяла городских,
165
Французская революция
обратив их в бегство. Одержав первую победу, мятежники разгро¬
мили административные здания, спалили архивы, разграбили дома
«патриотов» и устроили праздник. Лафеты захваченных пушек
сожгли. Никто не собирался воевать всерьез.
13 марта крестьяне попросили возглавить их каретника Жака
Кателино, человека весьма уважаемого в округе за довольно хо¬
рошее для сельского жителя образование, полученное у при¬
ходского священника, и за набожность. Сам Кателино призыву
в армию не подлежал, так как имел пятерых детей, однако согла¬
сился на просьбу земляков. При этом он, по свидетельству одного
из современников, сразу же сказал бунтовщикам: «Мы пропали,
если останемся здесь. Республика опустошит наш край. Нет та¬
кого возмездия, которое она не обрушила бы на нас из-за про¬
исшедшего. Надо подниматься и сегодня же начинать войну».
Не теряя времени, Кателино повел крестьян на штурм соседнего
замка Жаллэ, занятого солдатами. Стремительной атакой замок
был захвачен. Найденную там пушку Кателино не дал уничтожить,
а, назвав ее «Миссионер», предложил использовать самим. Слу¬
чай для этого подвернулся в тот же день, когда отряд Кателино
столкнулся в местечке Шемийе с двумя сотнями национальных
гвардейцев. В кровопролитном бою Кателино получил ранение
в голову, но опять одержал победу. Тем временем другой отряд
крестьян, которым командовал бывший солдат и лесничий Жан-
Николя Стоффле, выбил республиканцев из соседнего Везена.
Бунт, как лесной пожар, перекидывался с одной деревни
на другую. 14 марта повстанцев насчитывалось уже несколько
тысяч, когда они под командой Кателино, Стоффле и других
крестьянских вожаков двинулись на Шоле. Местный комендант,
маркиз де Бове, аристократ на службе Революции, самонадеянно
решил, что нескольких залпов, как обычно, окажется достаточно,
чтобы бунтовщики разбежались, и вывел навстречу противнику
свой отряд солдат и национальных гвардейцев. Однако у восстав¬
ших теперь тоже была артиллерия. Под ее огнем ряды «синих»,
как в просторечии называли республиканские войска, смешались,
а переход вооруженных пиками и косами крестьян в рукопашную
довершил разгром.
166
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
19 марта отправленная из Ла-Рошели карательная экспедиция
в составе zzoo военнослужащих линейных войск и националь¬
ной гвардии попала в окружение у Пон-Шаро и была полностью
разгромлена.
С расширением движения крестьяне обратились к местным
дворянам за помощью, предлагая им обратить свои военные по¬
знания на пользу народу и принять командование над отрядами
повстанцев. Так во главе бунтовщиков встали дворянин Морис
Жозеф д’Эльбе, имевший опыт службы в саксонской и француз¬
ской армиях, маркиз Шарль де Боншан, ранее участвовавший
в Войне за независимость североамериканских колоний, маркиз
де Лескюр, окончивший в свое время знаменитую Военную школу
Парижа, и граф Анри Ларошжаклен, успевший, несмотря на свой
юный — zo-летний — возраст, послужить в кавалерии. На западе
«военной Вандеи», как стали называть охваченный восстанием
регион, безоговорочным авторитетом среди повстанцев пользо¬
вался бывший морской офицер Франсуа Атанас Шарет де ла Кон¬
три, получивший большой боевой опыт за годы службы на флоте.
Этим вандейским генералам и их офицерам пришлось немало по¬
работать над превращением многотысячных крестьянских толп
в более или менее организованную военную силу. Число дворян
в рядах повстанцев постепенно росло. В Вандею, чтобы сражаться
с республиканцами, ехали участники бывшей «Бретонской ассо¬
циации» маркиза де ла Руёри (сам он, скрываясь от республикан¬
цев, в январе 1793 года простудился и умер) и даже эмигранты
из-за границы.
С первых же дней Вандейское восстание приняло характер ре¬
лигиозной войны. Символом движения в целом и персональным
талисманом каждого повстанца стало красное Сердце Иисуса.
Неприсягнувшие кюре служили молебны перед каждым сраже¬
нием, а если оно заканчивалось победой, то и после него. Нередко
священники шли в атаку вместе со своей паствой. Вандейцы от¬
личались в бою храбростью и презрением к смерти. Вместе с тем,
не имея военной выучки и навыков дисциплины, они могли
легко впасть в замешательство, а порой и в панику. Чтобы нахо¬
диться в постоянном контакте с подчиненными и таким образом
167
Французская революция
сохранять их управляемость, предводителям повстанцев прихо¬
дилось быть в первых рядах, чем и были обусловлены большие
потери командного состава инсургентов.
Кроме того, крестьяне не любили удаляться от родных де¬
ревень, а когда им это приходилось делать, спешили вернуться
обратно. Порой после захвата у республиканцев какого-либо
города, офицеры-дворяне несколько дней спустя обнаруживали,
что, кроме них самих, в гарнизоне никого не осталось: в отсут¬
ствие неприятеля личный состав просто разошелся по своим
деревням.
Из-за отсутствия дисциплины победа порой могла обер¬
нуться поражением. Так, 13 марта на западе Вандеи крестьяне
смелой атакой захватили город Порник. Они прекрасно про¬
вели этот бой и вечером принялись праздновать победу. Од¬
нако ночью небольшой отряд республиканцев снял часовых и во¬
рвался в город, выбив оттуда захваченных врасплох инсургентов
с большими потерями. Кроме того, в плену оказалось от zoo
до 300 крестьян, которые на другой день были расстреляны рес¬
публиканцами.
Этот случай получил трагическое продолжение. Узнав
об устроенной в Порнике расправе, повстанцы учредили в го¬
родке Машкуль некое подобие трибунала с бывшим чиновником
Рене Сушу во главе. В последующие три недели по приговорам
Сушу были казнены до 150 «патриотов» — должностных лиц
местной администрации, политических активистов, националь¬
ных гвардейцев и членов их семей. Когда «синие» в конце ап¬
реля 1793 года отбили Машкуль, республиканская пропаганда,
многократно приумножив число погибших, активно использо¬
вала этот эпизод для компрометации восстания в глазах обще¬
ственного мнения.
Начатое в апреле по приказу Конвента наступление «синих»
привело к новой череде поражений республиканских армий и от¬
ступлению их за пределы «военной Вандеи». Неудачи регуляр¬
ной армии Республики, не сумевшей справиться с восставшими
крестьянами, вызвали в Париже настоящий шок и еще больше
обострили политическую борьбу между «партиями».
168
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Контрреволюция и антиреволюция
Восстание в Вандее поставило перед современниками и до сих пор
ставит перед историками чрезвычайно важный и сложный вопрос:
почему народ, от имени которого вершилась Революция, выступил
против нее с оружием в руках? От того, как на него ответить, на¬
прямую зависит и понимание сути самой Французской революции.
Впрочем, республиканцам некогда было задумываться — им
приходилось действовать, и действовать быстро. Поэтому они
определили вандейское движение как контрреволюцию: мол, дво¬
ряне и неприсягнувшие священники, мечтающие о восстанов¬
лении Старого порядка, обманули темных и доверчивых селян,
заставив их действовать вопреки собственным интересам. В тот
момент подобного объяснения оказалось вполне достаточно
для обоснования жестких репрессивных мер против повстанцев.
Однако сегодняшних историков такая трактовка никоим образом
не устраивает, поскольку само определение «контрреволюция»
сейчас не выглядит столь очевидным, каким его представляла ре¬
волюционная пропаганда.
«Контрреволюция» — слово очень молодое. Оно появилось
во французском языке только в 1790 году и сразу же приобрело
широкое распространение, хотя было и оставалось чрезвычайно
многозначным. Контрреволюционер — это человек, который вы¬
ступает против Революции. Но что понимать под Революцией?
В 1891 году известный французский политик Жорж Клемансо,
считавший себя наследником революционных идеалов XVIII века,
произнес звонкую фразу, с тех пор часто цитируемую, но, увы, ни¬
чего не объясняющую: «Революция — это единый блок, от ко¬
торого ничего нельзя отнять». Для того, кто знаком с фактиче¬
ским материалом, очевидно, что в действительности дело обстояло
гораздо сложнее. Различные социальные группы — крестьяне,
буржуа, городской плебс, либеральные и консервативные дво¬
ряне, церковные иерархи и приходские кюре — стремились в ходе
Французской революции к разным целям, причем у каждой поли¬
тической группировки имелось свое, более или менее отчетливое,
видение будущего.
169
Французская революция
К тому же сами современники, в отличие от Клемансо, не рас¬
сматривали череду событий революционного десятилетия как еди¬
ное целое. Для них это, скорее, была цепь революций: револю¬
ция 1789 года разрушила Старый порядок, революция ю августа
1792 года покончила с монархией, революция 31 мая 1793 года при¬
вела к власти монтаньяров, и т.д. и т.п. Причем каждую из этих
«революций» совершали преимущественно уже не те люди,
что предыдущую. Между депутатами-конституционалистами
Учредительного собрания и монтаньярами в Конвенте общего
было немного. Зачастую те, кто устраивал очередную «револю¬
цию», ставили своей целью отстранение от власти тех, кто совер¬
шал предыдущую.
По мере углубления Революции многие из тех, кто стоял у ее
истоков и способствовал превращению Франции в конституцион¬
ную монархию, перешли в оппозицию и покинули страну, а порой
и лишились жизни. Революционера образца 1789 года в 1792 году
уже легко могли счесть контрреволюционером. Скажем, Мунье,
один из лидеров монаршьенов, 5 октября 1789 года убедил Лю¬
довика XVI подписать Декларацию прав человека и гражданина,
а уже 6 октября при виде кровавого продолжения событий раз¬
очаровался в Революции и уехал за границу, ничуть не изменив
при этом своим взглядам. Считать ли его контрреволюционе¬
ром? Или, например, был ли таковым его соратник граф Клер-
мон-Тоннера, один из «отцов» Конституции 1791 года, который
пытался затем спасти Людовика XVI и был убит толпой ю авгу¬
ста 1792 года?
В годы Революции ярлык контрреволюционера навешивали
чрезвычайно легко, постоянно используя его в политической
борьбе. Даже всех тех, кто свергал монархию, голосовал за казнь
короля, сражался на фронтах с врагами Республики, при случае
могли обвинить в контрреволюции и желании восстановить мо¬
нархию. Но становились ли они от этого контрреволюционерами?
Трудно назвать таковым, к примеру, Филиппа Эгалите, бывшего
герцога Орлеанского, голосовавшего вместе с монтаньярами в Кон¬
венте за казнь Людовика XVI и тем не менее обвиненного позднее
в «заговоре против единства и неделимости Республики».
170
глава $. Жирондисты и монтаньяры
Во время Революции не верили никому: иностранных шпио¬
нов искали даже среди депутатов и высших должностных лиц госу¬
дарства. В речах законодателей, прессе и приговорах судов посто¬
янно муссировалась тема контрреволюционных заговоров. И это
была не просто всеобщая паранойя, страх перед внутренними
и внешними врагами. Политические пристрастия быстро меня¬
лись: революционеры легко превращались в контрреволюционе¬
ров, а отдельные депутаты Национального Конвента и республи¬
канские генералы, задумываясь о своем будущем, подчас вступали
в переговоры с роялистами о восстановлении королевской власти
и о своей награде за содействие этому.
К концу революционного десятилетия термин «контрреволю¬
ция», казалось, устоялся. В 1798 году Луи-Себастьян Мерсье, из¬
вестный литератор и бывший депутат Национального Конвента,
писал: «“Контрреволюция”. Новое слово, появившееся сразу же
за словом “революция”. Оно означает переворот, который, если
удастся, возродит прах последнего из наших тиранов, того фе¬
никса, что назвали бы “королем”». Иными словами, контррево¬
люцией было предложено считать возвращение к монархии.
Однако устроит ли нас сегодня такое объяснение? Можно ли
просто сказать, что контрреволюционером следует назвать того,
кто боролся за короля? Едва ли, учитывая, сколь непоследова¬
тельной и неопределенной была позиция самого монарха в ходе
революционных событий. Как мы помним, Людовик XVI, надев
трехцветную кокарду, простил убийц, проливших кровь государ¬
ственных людей в июле 1789 года, а в сентябре 1791 года принес
клятву верности Конституции, то есть вел себя как настоящий сто¬
ронник Революции. Парадокс ситуации состоял в том, что до са¬
мого свержения монархии за сохранение королевской власти вы¬
ступали как революционеры, так и контрреволюционеры.
Впрочем, даже если сузить круг контрреволюционеров до тех,
кто стремился к восстановлению королевской власти после ее
свержения, все равно придется иметь дело с огромным разнооб¬
разием людей, мнений и явлений. Революция длилась десять лет,
и с каждым годом нарастала усталость от непрестанных эконо¬
мических трудностей, политических кризисов, войн и репрессий.
171
Французская революция
Росла инфляция, разваливались промышленность и торговля,
в городах не хватало продовольствия. «Мы без правительства,
без религии, без доверия, без финансов, без наук, без талантов,
без сельского хозяйства, без торговли, без промышленности; мы
без хлеба», — писал один из современников.
Все это вызывало разочарование не только у широких слоев на¬
селения Франции, но и у тех, кто находился у власти. Многие же¬
лали скорейшего окончания Революции, а поскольку Республика
не приносила желанных мира и стабильности, начинали мечтать
о восстановлении монархии. Возникала иллюзия, что при коро¬
левской власти все если и не были счастливы, то по крайней мере
оставались живы и сыты. Однако, оценивая раздававшиеся на па¬
рижских улицах возгласы «Да здравствует король!» или «Дайте
нам короля и кусок хлеба!», никак нельзя утверждать, что они
принадлежали убежденным сторонникам монархии, ясно пони¬
мавшим, что именно им принесет возвращение короля.
Возвращаясь к вандейским крестьянам, мы никоим образом
не можем сказать, что они хотели восстановления Старого порядка
как такового. Повстанцы не предлагали, к примеру, вернуть преж¬
ние сеньориальные повинности. Их приверженность монархии
также нуждается в оговорках. Да, они назвались Католической и ко¬
ролевской армией, но заметим, что детонатором восстания стало
отнюдь не известие о казни Людовика XVI, а рекрутский набор,
разрушавший привычный для них жизненный уклад, и без того уже
ранее жестоко пострадавший из-за церковной реформы. Именно
восстановления своего традиционного образа жизни восставшие
крестьяне желали в первую очередь. А поскольку в предложенной
революционерами дихотомии — Революция (=Республика) против
контрреволюции (—монархии) — третьего не было дано, крестьяне,
боровшиеся против изменений, привнесенных в их жизнь Револю¬
цией, вынужденно становились сторонниками монархии. По сви¬
детельству генерала Жан-Батиста Клебера, воевавшего против ван¬
дейцев, некоторые из них даже говорили ему: «Верните нам наших
добрых священников, и мы вам оставим короля».
Практически в каждом департаменте Франции имелась своя
маленькая «вандея», ибо крестьяне повсюду бунтовали против
172
глава $. Жирондисты и монтаньяры
нарушения революционными властями их традиционного уклада
жизни, хотя в большинстве регионов такие выступления жестоко
подавлялись уже в зародыше. В современной мировой историо¬
графии для таких сугубо народных движений предложено исполь¬
зовать термин «антиреволюция». Тем самым их отделяют от дея¬
тельности прежних элит, направленной на восстановление в том
или ином виде Старого порядка, то есть от собственно контрре¬
волюции. Однако деление это условно, поскольку разные против¬
ники революционных властей нередко объединяли свои усилия
в борьбе против них, независимо от того, какими именно целями
в этой борьбе руководствовались.
Измены и поражения
Весной 1793 года ухудшилось положение и на внешних фронтах.
Всего за несколько недель Республика утратила большую часть до¬
стижений предшествующей победоносной осени. Впрочем, изна¬
чально ничто, казалось бы, не предвещало неприятностей, и Кон¬
вент продолжал придерживаться той же политической линии,
что и в предыдущие месяцы.
I марта 1793 года депутаты приняли решение об аннексии
Бельгии. Население этой страны не желало поглощения ее Фран¬
цией, а потому оккупационные власти не решились созвать там
какой-либо общенациональный представительный орган, пусть
даже под своим контролем, а ограничились проведением ряда ло¬
кальных собраний «патриотов», где были приняты соответству¬
ющие обращения к французскому правительству. 17 марта с прось¬
бой о присоединении к Франции обратились местные якобинцы
немецкого города Майнц, занятого армией Кюстина. 13 марта,
по просьбе местных же революционных активистов, швейцарская
область Порантрю была включена в состав Французской респуб¬
лики как департамент Мон-Террибль.
Однако вся эта череда аннексий носила во многом инерци¬
онный характер и отражала желание депутатов Конвента поско¬
рее «переварить» плоды осенних побед, пока военная ситуация
173
Французская революция
не изменилась в худшую сторону. Основания ждать подобного раз¬
вития событий у французских властей имелись. Массовый отток
добровольцев из рядов армии, о котором уже упоминалось ранее,
привел вместе с потерями и дезертирством к ее сокращению нака¬
нуне весенней кампании почти вдвое.
Впрочем, с возобновлением военных действий французские
генералы попытались удержать инициативу. После объявления
Францией войны Соединенным Провинциям Дюмурье с левым
крылом Северной армии 16 февраля перешел границу между Бель¬
гией и Голландией и начал продвигаться вглубь голландской тер¬
ритории. Южнее войска генерала Франсиско Миранды, извест¬
ного к тому времени уже всей Европе борца за независимость
Испанской Америки, поступившего на французскую службу, оса¬
дили 11 февраля Маастрихт. Первые три недели французское на¬
ступление успешно развивалось. Дюмурье захватил за это время
голландские крепости: Бреду, Грейтреденберг и форт Клюндерт.
От Роттердама его отделяло менее 40 километров.
Французские генералы действовали так уверенно и самона¬
деянно, как будто другого противника, чем тот, что укрывается
за крепостными стенами, у них и не было. Но он был. На пра¬
вом берегу реки Рур, западнее Кёльна, сосредоточилась австрий¬
ская армия под командованием опытного военачальника принца
Кобурга. Получив боевое крещение еще во время Семилетней
войны, принц в дальнейшем прославился громкими победами
над турками, которые одержал вместе с Суворовым. Теперь ему
предстояло применить свой богатый боевой опыт в войне с фран¬
цузами.
I марта 1793 года австрийцы форсировали Рур и на левом бе¬
регу, под Альденхофеном, нанесли жестокое поражение француз¬
ским частям, прикрывавшим с востока войска Миранды под Ма¬
астрихтом. Решающую кавалерийскую атаку в этом сражении
возглавил 22-летний брат императора, эрцгерцог Карл. Удар Ко¬
бурга смешал французам все карты. Миранде пришлось снять
осаду с Маастрихта и отступить. Дюмурье остановил свое про¬
движение в Голландии и, оставив находившиеся там части, по¬
мчался на юг, чтобы собрать разбросанные по Бельгии войска
174
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
и попытаться переломить ситуацию генеральным сражением. Его
не слишком дисциплинированная и слабо обученная армия могла
надеяться на удачу только в атаке, когда всплеск энтузиазма иногда
способен решить исход боя. Продолжительного же отступления
в поисках наилучшей позиции для битвы войска Дюмурье просто
не выдержали бы. Кроме того, быстрый успех нужен был этому
генералу и по сугубо политическим соображениям. У победы
множество отцов, а поражение — всегда сирота. В Конвенте все
громче звучали голоса тех, кто хотел свалить вину за поражение
под Альденхофеном исключительно на Дюмурье. Тот, в свою оче¬
редь, написал iz марта дерзкое письмо Конвенту, объявив винов¬
никами неудачи парламентские комитеты, занятые военными де¬
лами. Письмо вызвало у депутатов взрыв негодования. Барер даже
потребовал отдать главнокомандующего под суд. Чтобы сохранить
голову, Дюмурье надо было только побеждать, и как можно скорее.
Решающее сражение состоялось 18 марта под Неервинденом.
Дюмурье предпринял наступление восемью колоннами по всему
фронту. Правое крыло и центр французской армии, атакуя позиции
австрийцев в лоб, ничего не добились. Небольшого численного
преимущества французов оказалось недостаточно для того, чтобы
повторить успех Жемаппа, где оно было многократным. Но здесь
части Дюмурье хотя бы сохранили свои позиции. На левом же
фланге войска Миранды, тоже утомленные бесплодными атаками,
были неожиданно контратакованы и обращены в паническое бег¬
ство кавалерией эрцгерцога Карла. Узнав об этом, Дюмурье при¬
казал своей армии отступать.
Отведя войска к Брюсселю, он z? марта вступил в тайные пе¬
реговоры с Кобургом, сообщив ему, что хочет повернуть армию
против Конвента и восстановить монархию. В подтверждение
искренности своих намерений он приказал сдать неприятелю
Бреду, Грейтреденберг и Антверпен. 30 марта к Дюмурье при¬
были четыре комиссара Конвента и военный министр Пьер Риэль
де Бёрнонвиль, боевой генерал, ранее участвовавший в сражениях
при Вальми и Жемаппе. Они привезли приказ об отрешении глав¬
нокомандующего от должности и его аресте. Однако Дюмурье сам
арестовал всех пятерых и i апреля передал австрийцам. После
175
Французская революция
этого он попытался поднять армию против революционного пра¬
вительства, но солдаты и офицеры не поддержали его. Потер¬
пев неудачу в задуманном, Дюмурье бежал к австрийцам вместе
со своим ближайшим окружением, включая герцога Шартрского,
сына Филиппа Эгалите.
Измена главнокомандующего деморализовала французские
войска, и под возобновившимся натиском австрийцев они оста¬
вили Бельгию, утратив все завоевания осени 1792 года. В сто¬
лице же весть о предательстве Дюмурье прозвучала гонгом к началу
решающего раунда борьбы между жирондистами и монтаньярами.
Падение жирондистов
Еще до того, как тревожные известия с внешних фронтов и из Ван¬
деи достигли Парижа, в столице Франции уже было неспокойно.
Революция вызвала затяжной кризис в экономике. Производство
падало. Безработица росла. Ассигнаты быстро обесценивались.
Цены ползли верх. Городские низы оказались на грани голода.
Работники физического труда — суровые мужчины в коротких
куртках-карманьолах и длинных брюках, из-за чего их называли
санкюлотами, то есть «не имеющими culotte», поскольку в отли¬
чие от буржуа они не носили чулки и короткие панталоны, назы¬
ваемые этим именем, — всё внимательнее начинали прислуши¬
ваться к радикальным агитаторам, прозванным «бешеными».
Так именовали ряд маргинальных представителей просвещенной
элиты, пытавшихся говорить от имени плебса. Конституционный
священник Жак Ру, его соратники Жан Франсуа Варле, Теофил
Леклерк, Клэр Лакомб были выходцами из средних слоев города.
Однако, ссылаясь на интересы бедноты, они отчасти предлагали
вернуться к государственному регулированию торговли, приме¬
нявшемуся при Старом порядке для предотвращения слишком
больших перепадов цен, отчасти шли еще дальше, предлагая ре¬
прессировать спекулянтов, а заодно и всех подозрительных.
24-26 февраля 1793 года в Париже произошли массовые бес¬
порядки. Толпы бедняков громили и грабили бакалейные лавки,
176
глава 5. Жирондисты и монтаньяры
вынуждая торговцев продавать товары первой необходимости
по фиксированным и доступным для народа ценам. Считается,
что немаловажным фактором, побудившим плебс к подобного
рода действиям, стала агитация «бешеных».
Пришедшие в начале марта новости о наступлении принца
Кобурга заставили вспомнить о летних страхах предыдущего
года, когда Париж, обмирая от ужаса, ждал прихода герцога
Брауншвейгского. Революционные активисты поспешили вос¬
пользоваться смятением горожан и 9-10 марта попытались под¬
нять их на восстание, призывая расправиться с «торговцами-
спекулянтами» и теми депутатами, кто во время суда хотел
спасти короля от казни. Однако ни большинство секций Парижа,
ни влиятельный Якобинский клуб этого призыва не поддер¬
жали. Зачинщикам удалось собрать лишь три сотни сторонни¬
ков, из-за чего все ограничилось лишь разгромом редакций двух
жирондистских газет.
Однако подобное движение оживило воспоминания о том
всплеске ярости низов, что полугодом ранее вылился в сентябрь¬
ские убийства. Чтобы предотвратить повторение чего-то подоб¬
ного, депутаты поспешили утвердить монополию государства
на применение насилия к политическим противникам, ю марта
1793 года, по предложению Дантона, Конвент учредил чрезвычай¬
ный уголовный суд для рассмотрения дел такого рода в рамках
ускоренной процедуры. В дальнейшем этот суд получит название
Революционного трибунала.
Шедшие в те дни чередой известия о поражениях армий Рес¬
публики в Бельгии, на Рейне и в Вандее способствовали дальней¬
шему нагнетанию обстановки. Новость же об измене Дюмурье
и вовсе произвела эффект разорвавшейся бомбы. Жирондисты
и монтаньяры принялись наперебой обвинять друг друга в пота¬
кании генералу-предателю. Сторонникам Горы это удалось лучше,
и они смогли несколько ослабить позиции своих оппонентов.
Когда 5 апреля 1793 года Конвент по инициативе Барера учредил
Комитет общественного спасения — орган управления внешней
и внутренней политикой в сложившейся чрезвычайной ситуа¬
ции, в его составе не оказалось ни одного жирондиста. Из девяти
177
Французская революция
членов Комитета двое (Дантон и Жан-Франсуа Делакруа) принад¬
лежали к монтаньярам, семеро — к Равнине.
Правда, жирондисты сумели отыграться на другом направле¬
нии. После бегства герцога Шартрского вместе с Дюмурье к ав¬
стрийцам Конвент 7 апреля принял декрет об аресте остававшихся
на свободе членов семьи Бурбонов, включая Филиппа Эгалите.
На сей раз монтаньяры не стали защищать своего коллегу, чтобы
вместе с ним не скомпрометировать и себя самих.
Развивая этот успех, жирондисты и апреля провели декрет
о предании суду Революционного трибунала самого Марата. Не¬
делей ранее этот лидер монтаньяров, председательствуя в Якобин¬
ском клубе, подписал призыв якобинцев к аффилированным об¬
ществам добиваться в первичных собраниях избирателей отзыва
«апеллянтов» — депутатов, призывавших в ходе суда над коро¬
лем апеллировать к мнению народа и таким образом пытавшихся
спасти жизнь Людовику. В ходе поименного голосования иб депу¬
татов поддержали обвинение против Марата, 93 высказались про¬
тив, 47 воздержались. Неблагоприятный для монтаньяров исход
голосования отчасти стал результатом того, что многие депутаты
этой «партии» ранее отбыли в миссии для проведения на местах
набора в армию 300 тысяч рекрутов.
Оказавшись под столь мощным прессом оппонентов, монтань¬
яры обратились за помощью к своим союзникам «слева» — Ком¬
муне Парижа и секционным активистам. 15 апреля представители
секций и муниципалитета подали петицию с критикой и веду¬
щих жирондистов. Петиционеры предложили Конвенту довести
их мнение до сведения избирателей в провинции, чтобы те сами
отозвали «недостойных» представителей.
В действительности же жирондисты с их курсом на стабили¬
зацию обстановки имели на местах достаточно широкую под¬
держку. Радикальные элементы, на которые стремилась опираться
Гора, составляли повсюду относительно небольшое меньшинство.
Однако это меньшинство было чрезвычайно активным и умело
действовать консолидированно. В столице же оно и вовсе дер¬
жало в своих руках основные рычаги управления: Коммуну, на¬
циональную гвардию, руководство секциями и... Революционный
178
глава $. Жирондисты и монтаньяры
трибунал. Последнее выяснилось 14 апреля, когда трибунал после
сугубо формального допроса полностью оправдал Марата. Толпа
с триумфом внесла трибуна на руках обратно в Конвент.
Пытаясь успокоить санкюлотов, чья протестная активность
во многом провоцировалась неуклонным ухудшением экономиче¬
ской ситуации и непрестанным ростом дороговизны, Конвент 4 мая
принял декрет о максимуме — ограничении цен на хлеб. Тем самым
было выполнено одно из главных требований «бешеных».
Во второй половине мая жирондисты развернули наступле¬
ние на Коммуну, стремясь лишить Гору ее наиболее сильного со¬
юзника. 18 мая Гаде при поддержке коллег по «партии» убедил
Конвент создать комиссию для расследования действий Коммуны,
направленных против общественного спокойствия. Новый орган
получил название «Комиссия двенадцати». В ее состав вошли
только жирондисты и умеренные депутаты.
Уже 24 мая Комиссия двенадцати постановила арестовать
за подстрекательские призывы журналиста Жака Рене Эбера,
являвшегося также заместителем прокурора Коммуны. Это был
весьма примечательный персонаж. Сын ювелира, он предпочел от¬
цовскому ремеслу изучение юриспруденции, но затем бросил и ее,
пустившись в погоню за призрачной славой литератора. Перед Ре¬
волюцией Эбер в полной мере вкусил все «прелести» пребыва¬
ния на литературном дне, пока, наконец, не получил место контро¬
лера контрамарок в театре. Революция открыла для него поприще
политической журналистики, на котором он быстро преуспел. Его
газета «Папаша Дюшен», обсуждавшая политические проблемы
псевдонародным, грубым языком, приобрела большую популяр¬
ность. Именно за статьи в ней Комиссия двенадцати и постано¬
вила арестовать автора. Тем же вечером аналогичное решение
приняли и в отношении Варле, одного из лидеров «бешеных».
25 мая Коммуна выразила Конвенту протест и потребовала
освобождения Эбера. Председателем в Конвенте в тот день был
Максимен Инар, провансальский предприниматель, один из наи¬
более активных жирондистов. В ответ на ремонстрацию Коммуны
он не нашел ничего лучшего, как угрожающе заявить, что если
та попробует покуситься на национальное представительство,
179
Французская революция
Жак-Рене Эбер. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
то Париж будет уничтожен без следа. А ведь не прошло еще и года
с тех пор, как аналогичная угроза со стороны герцога Брауншвейг¬
ского привела к самым трагическим последствиям. Таковых и те¬
перь не пришлось долго ждать.
Слова Инара вызвали широчайшее возмущение парижан.
16 мая прошла уличная манифестация в защиту Эбера. 27 мая
Марат потребовал в Конвенте упразднить Комиссию двенадцати
как врага свободы. Заседание, вылившееся в шумное и скандальное
выяснение отношений между «партиями», затянулось. Уже глу¬
бокой ночью, когда уставшие жирондисты разошлись по домам,
монтаньяры убедили Равнину проголосовать за предложенный
Делакруа декрет: Комиссия двенадцати ликвидировалась, аресто¬
ванные ею активисты освобождались.
На следующий день, 28 мая, жирондисты потребовали от¬
мены незаконного, по их мнению, декрета о роспуске Комиссии
180
глава $. Жирондисты и монтаньяры
двенадцати. Им удалось добиться постановки вопроса на поимен¬
ное голосование, в результате которого комиссия была восстанов¬
лена. В тот же день секции при поддержке монтаньяров начали
готовить восстание. 30 мая появился руководящий центр движе¬
ния — Комитет девяти, куда вошли секционные активисты. Наи¬
более известным из них был все тот же Варле.
31 мая парижане проснулись от звуков набата в половине
четвертого утра. Плохо соображая спросонья, люди высыпали
из домов. Назначенный Комитетом девяти новый главнокоман¬
дующий национальной гвардии, бывший налоговый клерк Фран¬
суа Анрио, приказал барабанщикам бить сбор. Видя десятки тысяч
национальных гвардейцев, заполнивших улицы города, к руко¬
водству восстанием присоединилась и Коммуна. В конце концов
отряды национальной гвардии окружили Конвент и направили
на него орудия. Представители Коммуны потребовали роспу¬
ска Комиссии двенадцати и предания суду 22 жирондистов. Од¬
нако депутатам удалось успокоить народ, основная масса которого
плохо понимала причину всего этого переполоха, и дело ограни¬
чилось ликвидацией Комиссии двенадцати.
Гора родила мышь. Разочарование в таком исходе восстания
испытывали и монтаньяры, и Коммуна, и секционные активисты.
Весь день i июня столичные власти продолжали держать нацио¬
нальную гвардию под ружьем, пока вожди движения договарива¬
лись между собой о дальнейших действиях. К вечеру повстанче¬
ский комитет приказал арестовать Клавьера и Ролана. Последнего
дома не оказалось, поэтому арестовали его жену. Анрио получил
от комитета задание опять выводить поутру батальоны нацио¬
нальной гвардии.
2 июня все повторилось. Барабаны ударили сбор, колонны
национальной гвардии проторенной дорогой двинулись к Кон¬
венту и опять осадили его, взяв национальное представительство
под прицел артиллерийских орудий. Петиционеры Коммуны по¬
требовали арестовать депутатов-жирондистов. Толпа, заполнив¬
шая зал заседаний, оказывала давление на депутатов, выступавших
в прениях. Национальные гвардейцы блокировали выходы. Де¬
путаты возмутились: «Конвент несвободен!» Барер предложил
181
Французская революция
коллегам выйти на улицу, дабы убедиться, что никто не хочет чи¬
нить насилие над национальным представительством. Но дальше
сада народных представителей не выпустили. Анрио отдал при¬
каз: «Канониры, к орудиям!» Члены Конвента, опустив головы
и пряча друг от друга глаза, чувствуя свою беспомощность перед
столь откровенным насилием, поплелись обратно в зал. Кутон
не покидал своего места, так как к этому времени ноги у него уже
окончательно отнялись из-за болезни и ходить он просто не мог.
Однако, когда вернувшиеся депутаты расселись по местам, он
с язвительной улыбкой нанес решающий удар: «Теперь же, когда
вы признаете, что свободны в принятии решений, я требую уже
не просто обвинительного акта против и изобличенных депута¬
тов, но, учитывая, что общественное мнение решительно высказа¬
лось против них, я предлагаю арестовать их...» Верньо в сердцах
воскликнул: «Кутон жаждет, дайте ему стакан крови!» Но воля
депутатов Болота уже была сломлена, и они покорно проголосо¬
вали вместе с Горой за декрет об аресте 29 жирондистов. Власть
в Конвенте перешла к монтаньярам.
ГЛАВА 6
Диктатура
монтаньяров
«Федералистский мятеж»
Приняв под внешним нажимом решение об аресте жиронди¬
стов, Конвент не слишком заботился о его строгом выполнении.
Изгнанные депутаты отправились по домам, каждый в сопро¬
вождении всего одного жандарма. Охраняли их под домашним
арестом чисто символически, и уже на другой день двенадцать
из них покинули в Париж, отправившись в департаменты искать
защиты у избирателей. В последующие дни еще восемь изгнанни¬
ков из Конвента последовали подобному примеру. 6 июня с про¬
тестом против посягательства на права национального предста¬
вительства, которое произошло 31 мая — 1 июня, выступили 75
из остававшихся в Конвенте депутатов. Вслед за тем некоторые
из них тоже покинули Париж и поехали в провинцию жаловаться
избирателям.
И жалобы эти были услышаны. Весть о том, что избранные
в департаментах представители народа лишились в столице де¬
путатских мандатов только потому, что того захотела парижская
толпа, вызвала у провинциальных элит взрыв негодования. При¬
быв на места, изгнанные из Конвента депутаты своими рассказами
еще больше подлили масла в огонь. После того как Бюзо приехал
к себе в департамент Эр (Нормандия) и сообщил о произошедшем
183
Французская революция
в Париже, местные власти уже 7 июня постановили начать форми¬
рование вооруженных отрядов для борьбы со столичными ради¬
калами. Два дня спустя такое же решение принял соседний депар¬
тамент Кальвадос. Находившихся там двух комиссаров Конвента
арестовали. В последующие дни к восстанию присоединились
и бретонские департаменты. И вот уже в Кане началось формиро¬
вание объединенной армии для похода на Париж и восстановле¬
ния попранных прав национального представительства. Во главе
нее встал герой обороны Тионвиля генерал Вимпфен, а должность
начальника штаба занял генерал Жозеф-Женевьев граф де Пюизе,
потомственный военный, в недавнем прошлом депутат-конститу¬
ционалист Учредительного собрания.
На юге против Парижа 7 июня восстал Бордо, столица Жи¬
ронды, что, впрочем, было неудивительно, так как представляв¬
шие этот департамент депутаты оказались в числе изгнанных.
Здесь также принялись создавать вооруженные отряды для от¬
пора столичным радикалам. Комиссаров Конвента, приехавших
из столицы с разъяснениями, развернули и отправили обратно.
В последующие недели восстание перекинулось и на другие депар¬
таменты юга. В июле в нем уже участвовали такие крупные города,
как Марсель, Тулуза, Ним и Тулон.
Лион, второй по величине город Франции, не протестовал
против изгнания депутатов-жирондистов лишь потому, что к тому
моменту он уже и так находился в конфронтации с революцион¬
ными радикалами. Местные якобинцы, возглавляемые бывшим
купеческим приказчиком Мари Жозефом Шалье, ранее явочным
порядком захватили контроль над муниципалитетом и так изму¬
чили лионцев своим произволом, что те 29 мая 1793 года подняли
бунт и свергли узурпаторов. Новые органы городского управления
дали в Париж знать, что не хотят ссориться с Конвентом, но под¬
чинившие себе Конвент монтаньяры, заступившись за Шалье,
предпочли добрую ссору с Лионом худому миру. Пришлось тогда
и лионцам собирать войска для защиты себя от столицы. Обо¬
рону города возглавил опытный боевой офицер Луи Франсуа Пер¬
рен де Преси, еще юношей сражавшийся в Семилетней войне,
а позднее участвовавший в кампании по завоеванию Корсики. Его
184
глава 6. Диктатура монтаньяров
роялистские взгляды, правда, шли вразрез с республиканскими
убеждениями мятежных городских властей, но у тех особого вы¬
бора не было.
Хотя поднявшееся в провинции протестное движение было
направлено не против Конвента как такового, а против наруше¬
ния его же прав парижскими активистами, захватившие власть
монтаньяры поспешили обвинить инсургентов в посягатель¬
стве на «единство и неделимость Республики». Официальная
пропаганда назвала все происходившее «федералистским мяте¬
жом». Позднее это не слишком точное определение перекоче¬
вало в историографию. По традиции историки используют его
и теперь — надо же как-то называть эти события, — отмечая, од¬
нако, что и монтаньяры, и их оппоненты едва ли не в равной сте¬
пени настаивали на централизации власти.
Упрочение позиций монтаньяров
Власть, полученную фактически в результате государственного
переворота, монтаньяры старались закрепить за собой посред¬
ством ряда популярных мер. Уже 3 июня Конвент принял декрет
о распродаже конфискованных у эмигрантов земель небольшими
участками с рассрочкой на десять лет, что открывало путь к при¬
обретению национальных имуществ даже не слишком богатым
людям — тем, кто не имел свободных средств для покупки круп¬
ных владений. Декретом от 8 июня увеличивались оклады государ¬
ственных служащих, что должно было обеспечить новым лидерам
Конвента их поддержку, ю июня депутаты проголосовали за де¬
крет о равном разделе общинных земель между членами общин.
И наконец, декрет от 17 июля окончательно похоронил сеньори¬
альный комплекс, объявив о полной и безвозмездной отмене всех
сеньориальных повинностей.
Возглавляемый монтаньярами Конвент не стал тянуть и с под¬
готовкой новой конституции, ради чего он, собственно, и был со¬
зван. Если над предыдущей Конституцией 1791 года Учредитель¬
ное собрание коллективно работало в течение двух лет, то новую
185
Французская революция
конституцию молодой адвокат Мари-Жан Эро де Сешель написал
с посильной помощью нескольких коллег примерно за десять дней.
Выходец из влиятельного рода судейской аристократии, он с пер¬
вых дней поддержал Революцию и даже числился среди участни¬
ков штурма Бастилии. В Законодательном собрании он проявил
себя республиканцем, а в Конвенте примкнул к монтаньярам, до¬
верившим ему столь ответственную миссию. И он с ней успешно
справился, уже го июня представив проект основного закона кол¬
легам. Две недели ушли на обсуждение и доработку, и 14 июня
Конституция 1793 года была принята в окончательном виде.
Согласно ей, республикой должно было управлять однопалат¬
ное собрание, избираемое прямым голосованием всех граждан
мужского пола, достигших и года. Наряду с учреждением предста¬
вительного органа предполагалось введение элементов прямой де¬
мократии: любой принятый Собранием законодательный акт под¬
лежал утверждению еще и всенародным голосованием, если того
потребует i/io избирательных собраний более чем в половине
департаментов. Подобная процедура участия каждого гражда¬
нина в законотворчестве должна была понравиться массам своим
демократизмом, но едва ли была применима на практике, учиты¬
вая несовершенство существовавших тогда средств сообщения.
Самая демократичная конституция той эпохи утвержда¬
лась также наиболее демократичным путем — на референдуме.
За ее принятие высказались чуть более 1,8 миллиона избирателей
из 7 миллионов, против — чуть менее 18 тысяч. Остальные воз¬
держались от участия в голосовании, а стало быть, и в этом случае
последнее слово оказалось за активным меньшинством. Впрочем,
монтаньяры — творцы Конституции — отнюдь не собирались
сразу же вводить ее в действие, поскольку в таком случае Конвент
подлежал немедленному роспуску. Они объявили, что введение
основного закона откладывается до «мирного времени».
Принятие демократической конституции представляло собой
всего лишь показной жест. На деле монтаньяры укрепляли чрез¬
вычайные органы власти и усиливали репрессивное законодатель¬
ство. Летом 1793 года состав Комитета общественного спасения
обновился. Дантон его покинул, зато 5 июня туда на постоянной
186
глава 6. Диктатура монтаньяров
основе вошли близкие друзья и верные сподвижники Робес¬
пьера — Сен-Жюст и Кутон. 13 июля к ним присоединился и сам
Робеспьер. Этот «робеспьеристский триумвират» и будет играть
ведущую роль в управлении Республикой на протяжении после¬
дующего года.
Становление режима революционного правления, который
советские историки назовут «якобинской диктатурой», проис¬
ходило не по какому-то плану, а во многом спонтанно — под влия¬
нием сиюминутных обстоятельств и внешних факторов. Одним
из важнейших среди них было давление плебса, материальное
положение которого по-прежнему оставалось трудным. Так, вве¬
денные 27 июля 1793 года жесткие меры против скупщиков и спе¬
кулянтов, включая применение к ним смертной казни, стали отве¬
том на требования все тех же «бешеных».
Слезы «федералистов»
Лето 1793 года выдалось для Республики крайне сложным: ей
пришлось одновременно иметь дело и с «федералистским мяте¬
жом», и с роялистскими восстаниями, и с наступлением коалиции
на внешних фронтах. Проще всего оказалось справиться с проте¬
стами, поднявшимися в департаментах из-за лишения жиронди¬
стов депутатских мандатов. Ранее уже отмечалось, что Конвент,
хотя и назывался «национальным», в действительности пред¬
ставлял лишь крошечное меньшинство французской нации. Это
определялось и крайне малым числом избирателей, принимавших
участие в выборах, и его сугубо буржуазным (в понимании того
времени) составом. По сути, этот орган был представителем лишь
узкого слоя просвещенной элиты. Именно ее в основном и взбу¬
доражило нарушение прав Конвента парижскими активистами.
Но эти имущие и просвещенные люди больше предпочитали гово¬
рить, чем действовать, протестовать, чем воевать. Соответственно,
и число тех из них, кто готов был лично идти в Париж восстанав¬
ливать справедливость с оружием в руках, оказалось до смеш¬
ного мало: даже в больших городах и целых департаментах оно
187
Французская революция
составляло от нескольких сотен до полутора тысяч. Централизо¬
ванному государству с армией в полмиллиона человек не пред¬
ставляло большого труда справиться с ними.
По всей Нормандии и Бретани генералу Вимпфену, при его
невероятной энергии, не удалось наскрести больше трех тысяч
человек. Сыновья обеспеченных горожан были прекрасно экипи¬
рованы, но не обстреляны и не обучены. Эта «армия» и высту¬
пила на Париж под командованием графа де Пюизе. 13 июля отряд
остановился в нормандском замке Брекур. В то время как коман¬
дир расположился по соседству в собственном поместье, в замке
новоиспеченные солдаты взяли штурмом винный погреб, сломили
сопротивление пробок и нанесли содержимому бутылок непо¬
правимый урон. Их приятное времяпровождение нарушил гром
пушечного выстрела: отряд национальной гвардии из соседнего
городка Вернон вступил с ними в бой. Впрочем, едва начавшись,
бой тут же и закончился, так как отряд де Пюизе пустился в пани¬
ческое бегство. Современники назовут это происшествие «битвой
без слез», ибо ни один человек в ней не погиб. Зато «федералист¬
ский мятеж» в северных департаментах после этого стал быстро
сходить на нет. Республиканцы, практически не встречая сопро¬
тивления, восстановили контроль над ними. Генерал Вимпфен
ушел в подполье и вернулся на военную службу лишь при Напо¬
леоне. Граф де Пюизе бежал в Бретань и стал одним из наиболее
активных вождей движения шуанов.
И все же в результате похода бретонско-нормандских «федера¬
листов» на столицу один человек 13 июля действительно расстался
с жизнью. Правда, произошло это в самом Париже. Когда нака¬
нуне выступления отряда графа де Пюизе в поход на столицу ге¬
нерал Вимпфен и приехавшие в город Кан депутаты-жирондисты
проводили смотр новобранцев, среди зрителей находилась юная
девушка, которую увиденное погрузило в глубокую печаль. Она
понимала, что безусые юнцы в военной форме, собравшиеся вое¬
вать с правительством, обречены. А поскольку она была прапра¬
внучкой великого поэта и драматурга Пьера Корнеля и воспиты¬
валась на республиканских традициях античности, то решила ради
спасения этих молодых парней пожертвовать собой — и ценой
188
глава 6. Диктатура монтаньяров
Шарлотта Корде. Гравюра с портрета работы Ж. Ж. Оэра (1793)
собственной жизни уничтожить главного зачинщика граждан¬
ской войны, каковым считала Марата. Девушку звали Мария Ан¬
на-Шарлотта де Корде д’Армон. Пока воинство графа де Пюизе
маршировало к столице, Шарлотта Корде добралась до Парижа
дилижансом и 13 июля ножом заколола Марата в его собственном
доме. Своей жизнью она действительно пожертвовала, взойдя
через четыре дня на эшафот, но гражданскую войну не остановила.
Напротив, узнав, что она прибыла из Кана, где в тот момент нахо¬
дились несколько влиятельных жирондистов, монтаньяры обви¬
нили изгнанных депутатов в заговоре и постановили арестовать
тех из них, кто еще оставался на свободе. По странному совпаде¬
нию, в тот же самый день, 17 июля, когда умерла Шарлотта Корде,
скатилась с плеч и голова «лионского Марата» Шалье, которого
лионский суд приговорил к смерти. Революционная пропаганда
189
Французская революция
причислит его вместе с Лепелетье де Сен-Фаржо и собственно
Маратом к лику «мучеников за свободу».
На юге борцы против нарушений прав Конвента оказали рес¬
публиканской армии не многим более упорное сопротивление,
чем на севере. Войска Жан-Франсуа Карто, солдатского сына,
сделавшего во время Революции головокружительную карьеру,
поднявшую его из нижних чинов до звания генерала, а потому
истово преданного Республике, прошли сквозь мятежные депар¬
таменты, как нож сквозь масло, легко преодолевая сопротивление
инсургентов. 13 июля они вступили в Пон-Сент-Эспри, 15 июля —
в Авиньон, 25 августа — в Марсель. Следующим на очереди был
Тулон, но горожане, не надеясь своими силами противостоять рес¬
публиканской армии, сдали 27 августа город и стоявшую там эска¬
дру англичанам. Подошедшим к Тулону частям Карто не остава¬
лось ничего иного, как начать осаду.
Более стойко держался Лион, ю августа его осадила Альпий¬
ская армия генерала Келлермана, героя Вальми. Регулярные части
республиканцев были усилены батальонами национальной гвар¬
дии из соседних департаментов, благодаря чему их превосходство
в живой силе и артиллерии оказалось неоспоримым. Однако оса¬
жденные под руководством Преси продолжали оказывать прави¬
тельственным войскам самое упорное сопротивление.
Вандейское лето
Гораздо труднее «синим» приходилось в Вандее. Здесь они имели
дело не с несколькими сотнями городских мальчиков из хороших
семей, увлеченных абстрактными идеями Просвещения и записав¬
шихся в отряды «федералистов», а с десятками тысяч суровых,
привыкших к тяготам жизни крестьян, воевавших за свою веру,
семьи и землю. После отражения апрельского наступления рес¬
публиканских войск и фактически полного их изгнания с террито¬
рии «военной Вандеи» предводители восстания реорганизовали
свои силы, которые 30 апреля официально назвали Католической
и королевской армией.
190
глава 6. Диктатура монтаньяров
В мае вандейцы сами перешли в наступление. Захватив Брес-
сюир, они атаковали и вынудили капитулировать в Туаре респуб¬
ликанские войска с генералом Пьером Кетино во главе. Последний,
накануне Революции всего лишь отставной солдат, принадлежал
к той категории военных, кто в революционной армии за считаные
месяцы поднялся по карьерной лестнице с самого низа до генераль¬
ских высот, не успев, однако, обрести сколько-нибудь достаточный
опыт для командования крупными соединениями. В плену он нахо¬
дился недолго: вандейцы отпустили и его самого, и подчиненных
ему солдат под честное слово больше не воевать с ними. Но рево¬
люционные власти оказались не столь снисходительны и отправили
Кетино в тюрьму, едва лишь он появился на их территории.
В ходе дальнейшего наступления вандейцев наглядно прояви¬
лись характерные слабости их армии: чем дальше они уходили
от родных деревень, тем быстрее таяли их ряды, поскольку мно¬
гие крестьяне возвращались домой. Однако когда республиканцы,
отбросив «белых» (так стали называть повстанцев) и преследуя
их, вторгались на территорию «военной Вандеи», то немедленно
получали отпор от вернувшихся под свои знамена крестьян.
9 июня около 30 тысяч вандейцев взяли штурмом Сомюр, боль¬
шой город на Луаре, разгромив войска генералов Жака Франсуа
Мену и Луи Александра Бертье (будущего наполеоновского мар¬
шала). В плен попали п тысяч «синих», которые вновь были от¬
пущены под обещание больше не воевать. Из тюрьмы повстанцы
также освободили невезучего генерала Кетино. Ему предложили
примкнуть к движению, но он вновь предпочел вернуться к своим,
где тут же был повторно арестован, а через девять месяцев казнен.
В Сомюре вожди «белых» выбрали своего главнокомандующего —
генералиссимуса, которым стал выходец из народа Кателино.
Затем основные силы вандейской армии двинулись вдоль
Луары к Нанту, куда с юга должен был подвести свои отряды
и Шарет. Захват этого города позволил бы установить беспре¬
пятственное сообщение между Вандеей и Бретанью, где ширилось
движение шуанов. Внутри города республиканцы были разде¬
лены между собой на враждующие «партии» сторонников жи¬
рондистов и приверженцев монтаньяров, однако с приближением
191
Французская революция
крестьянской армии на время забыли о противоречиях и стали
сообща готовиться к обороне. 28-29 июня «белые» пошли
на штурм. «Синие» отчаянно сопротивлялись, нанося против¬
нику большой урон. В какой-то момент Кателино лично возгла¬
вил атаку, и под его непосредственным командованием повстанцы
ворвались в город, завязав уличные бои. Однако полученное глав¬
нокомандующим смертельное ранение повергло крестьян в смя¬
тение, и они оставили город. Нант устоял.
От повторного штурма «белые» были вынуждены отказаться,
когда узнали, что у них в тылу республиканский отряд генерала
Франсуа-Жозефа Вестермана вторгся на территорию самой Вандеи
и захватил ее временную столицу Шатийон. Бывший кавалерист,
азатем жандарм, Вестерман выдвинулся во время Революции благо¬
даря отчаянной смелости и хладнокровной жестокости. Во время
восстания ю августа 1792 года он одним из первых ворвался в Тю¬
ильри, а затем с упоением участвовал в резне сдавшихся швейцар¬
ских гвардейцев. Находясь при Дюмурье в Северной армии, Вестер¬
ман беззастенчиво грабил бельгийцев, за что получил порицание
даже от Марата. Теперь же он бесчинствовал в Вандее. Вернув¬
шаяся из-под Нанта армия «белых» раздавила отряд Вестермана,
как скорлупу ореха, однако сам генерал на горе вандейцам спасся.
До конца лета бои в Вандее продолжались по прежнему сцена¬
рию: все попытки д’Эльбе, нового генералиссимуса Католической
и королевской армии, повести ее в наступление за пределы про¬
винции влекли за собой быстрое сокращение рядов повстанцев
и неудачи, зато всякое вторжение «синих» в мятежный регион
отражалось с большими потерями для наступающих. Чтобы скло¬
нить чашу весов в ту или иную сторону, требовалось какое-то вме¬
шательство извне. И оно не заставило себя долго ждать.
На внешних фронтах
Лето 1793 года французские армии, воевавшие на внешних фрон¬
тах, встретили в крайне сложном положении. Утратив после пора¬
жения при Неервиндене и предательства Дюмурье всю Бельгию,
192
глава 6. Диктатура монтаньяров
Северная армия Республики вела на бельгийско-французской гра¬
нице оборонительные бои против объединенных сил Австрии,
Великобритании и Ганновера. Рейнская армия под натиском прус¬
саков была вынуждена отступить в Эльзас, после чего неприятель
блокировал и осадил Майнц, обороняемый 24-тысячным фран¬
цузским гарнизоном.
В течение летних месяцев последовали новые неудачи респуб¬
ликанских войск, л июля, после трехмесячной осады, капитулиро¬
вала крепость Конде, сдерживавшая продвижение армии коали¬
ции из Бельгии вглубь Франции. 23 июля сдался и Майнц, правда,
на самых почетных условиях: французские войска получили право
уйти со всем оружием и снаряжением, обещав лишь не воевать
против антифранцузской коалиции в течение года. Два дня спустя
гарнизон в боевом строю и с развернутыми знаменами покинул
крепость, отправившись... в Вандею. Переговорщики от коали¬
ции не учли, что у Французской республики есть еще один опас¬
ный враг — вандейские крестьяне, и не включили в соглашение
о капитуляции условие, запрещавшее сдавшимся воевать и про¬
тив них. Так закаленная в боях Майнцская армия, как стали на¬
зывать бывших защитников крепости, оказалась тем самым внеш¬
ним фактором, который в Вандейской войне склонил чашу весов
в пользу Республики.
Тем временем на восточном фронте французы продолжали
терпеть все новые неудачи. 28 июля, после трехмесячной осады,
капитулировал Валансьен. Гарнизон его проявил за это время чу¬
деса храбрости, однако население города постоянно оказывало
давление на военных, требуя скорейшей его сдачи. Далеко не все
во Франции горели желанием погибать за Республику.
Движение в Париже 4-5 сентября
Впрочем, против Республики летом 1793 года, казалось, была даже
погода. К тем проблемам экономики, что стали за время Револю¬
ции хроническими, добавилась еще и засуха. Стояла такая жара,
что реки обмелели, и многие водяные мельницы остановились
193
Французская революция
из-за нехватки воды. Уже привычный дефицит продовольствия
на рынках усугубился нехваткой муки. В конце августа 1793 года
один из полицейских агентов доносил: «Вместо того чтобы идти
на убыль, трудности с получением хлеба возрастают в такой сте¬
пени, что это вызывает тревогу: некоторые смогли получить хлеб,
только простояв в очереди у булочной семь часов, начиная с четы¬
рех утра».
Рабочие предместья Парижа вновь роптали из-за дороговизны,
которая в августе, накануне нового урожая, стала особенно ощу¬
тимой. Дурные вести с внешних фронтов и из Вандеи усиливали
общую нервозность. Разные «партии» и политические деятели
пытались оседлать нараставшую волну недовольства столичного
плебса и на ней подняться к вершинам власти.
«Бешеные», которые в те месяцы учредили две газеты, едва ли
не ежедневно призывали к истреблению «заговорщиков» и про¬
чих «врагов народа», якобы виновных в страданиях санкюлотов,
к изъятию в пользу народа собственности преступников и уста¬
новлению фиксированных цен на продовольствие. Эти прими¬
тивные, а потому понятные всем лозунги находили отклик в мас¬
сах. В самом деле, если для улучшения жизни надо лишь убить
какое-то количество внутренних «врагов», то почему бы не сде¬
лать это? На четвертом году Революции убийствами уже никого
было не удивить. Ползли слухи о скором повторении прошлогод¬
ней сентябрьской резни.
С «бешеными» за влияние на плебс активно конкурировали
деятели Коммуны. Эбер в своей газете «Папаша Дюшен» тоже
призывал решительно расправиться со скупщиками-спекулян¬
тами, реквизировать продовольствие у производителей и взять
под жесткий контроль его распределение среди нуждающихся.
О том же он говорил в Якобинском клубе и у кордельеров. Вместе
с тем Коммуна охотно использовала имевшийся у нее администра¬
тивный ресурс, чтобы прижать конкурентов. Когда 18 августа одна
из парижских секций выбрала Жака Ру, лидера «бешеных», своим
председателем, его несколько дней спустя арестовали по приказу
Коммуны. Правда, вскоре Ру отпустили, так и не предъявив об¬
винения, — но зато теперь все поняли, кто в столице хозяин.
194
глава 6. Диктатура монтаньяров
Жак Николя Бийо-Варенн. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Одновременно деятели Коммуны критиковали и Конвент —
за недостаточную решительность.
На тех же популярных среди плебса лозунгах расширения ре¬
прессий против «врагов Революции» и вмешательства государ¬
ства в экономическую жизнь пытались играть и «левые» мон¬
таньяры Жак Николя Бийо-Варенн и Жан-Мари Колло д’Эрбуа.
Первый при Старом порядке служил адвокатом в Ла-Рошели,
но с началом Революции обратил на себя внимание как полити¬
ческий публицист, специализировавшийся на борьбе с «аристо¬
кратическими заговорами». Он вошел в повстанческую Ком¬
муну ю августа 1792. года, а в сентябре одобрил резню в тюрьмах.
В Конвенте он также не слезал со своего конька, постоянно при¬
зывая к расправе с врагами Революции. Колло д’Эрбуа, бывший
актер и драматург, тоже попал в Конвент через повстанческую
195
Французская революция
Жан-Мари Колло-д’Эрбуа. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
Коммуну и радикализмом своих высказываний не уступал Бийо-
Варенну. Оба они и провели 27 июля через Конвент декрет
о борьбе со «скупщиками», установивший для тех смертную
казнь, а для доносчиков на них — вознаграждение.
Мысль решить экономические и военные проблемы через уси¬
ление репрессий вообще пользовалась в августе 1793 года широ¬
кой популярностью среди революционеров всех оттенков и уров¬
ней. 30 августа Клод Руайе, кюре из Шалона-на-Соне, выступая
в Якобинском клубе, произнес слова, которые у многих верте¬
лись на языке и потому вызвали общее одобрение собравшихся:
«Пусть террор будет поставлен в порядок дня. Это единственное
средство разбудить народ и заставить его спасти самого себя».
Заметим, что в представлении оратора — и тут он отнюдь не был
оригинален — народ выступал прежде всего объектом революци¬
онного действия, а вовсе не его субъектом.
196
глава 6. Диктатура монтаньяров
Лидеры Конвента, и в частности члены Комитета обществен¬
ного спасения, также старались принимать во внимание домини¬
рующие настроения, причем не на словах, а на деле, располагая
для этого необходимыми рычагами власти. 23 августа 1793 года
Конвент принял инициированный Барером декрет, где говори¬
лось о том, что до изгнания врагов за пределы отечества все фран¬
цузы считаются пребывающими на военной службе, а все ресурсы
страны поступают в распоряжение правительства. Благодаря то¬
тальной мобилизации людских и материальных ресурсов револю¬
ционное правительство получило все необходимое для активиза¬
ции военно-организационной работы. В Комитете общественного
спасения ею занимались Карно, Жан-Батист-Робер Ленде и Клод-
Антуан Приёр (из Кот-д’Ор). Именно по их инициативе в корот¬
кий срок были созданы новые мануфактуры для производства
оружия, боеприпасов и снаряжения, что позволило наладить снаб¬
жение войск всем необходимым.
18 августа в жертву принесли первого из «виновников пора¬
жений на фронтах». Сдачу Майнца поставили в вину генералу
Кюстину, которого отправили на эшафот. Впрочем, и после его
смерти дела не пошли на поправку, z сентября в Париже узнали
о том, что жители Тулона сдали город англичанам. К недоволь¬
ству материальными лишениями у санкюлотов добавился страх
перед повсеместной изменой. Эмоции рвались наружу, и секци¬
онные активисты поспешили этим воспользоваться. Рано утром
4 сентября они отправились по мануфактурам и мастерским, при¬
зывая всех прекратить работу и выйти на улицы. Рабочих и подма¬
стерьев не пришлось долго упрашивать. К 14 часам Гревская пло¬
щадь перед Ратушей оказалась заполнена народом. Здесь же была
составлена и подана в Коммуну петиция с требованием обеспечить
нормальное снабжение жителей хлебом. Прокурор Коммуны Пьер
Гаспар Шометт, в прошлом моряк и врач, а во время Революции
член Клуба кордельеров, отправился с этой петицией в Конвент.
Вернувшись, он сообщил, что депутаты обещали принять всеоб¬
щий максимум, то есть ограничить цены на все товары широкого
потребления. Однако толпа продолжала волноваться, и Шометт
обещал на следующий день лично возглавить делегацию в Конвент
197
Французская революция
с требованием создать «революционную армию» — вооружен¬
ные отряды санкюлотов для изъятия у крестьян хлеба по твердой
цене. Это был сильный ход: Коммуна переключила внимание про¬
тестующих с себя на Конвент и, не имея возможности удовлетво¬
рить требования плебса, сама возглавила движение. Эбер добавил,
что Коммуна назавтра подготовит соответствующую петицию.
5 сентября делегация Коммуны в сопровождении относительно
небольшого числа рабочих и нескольких «левых» якобинцев от¬
правилась в Конвент, где потребовала принять меры по преодоле¬
нию продовольственного кризиса. В устном выступлении Шометт
высказался в пользу создания «революционной армии». Взяв¬
ший следом слово Бийо-Варенн, пытаясь истолковать требования
народа на свой лад, заявил о необходимости поставить Комитет
общественного спасения под контроль особой наблюдательной
комиссии и арестовать всех подозрительных. Впрочем, идею учре¬
ждения «революционной армии» он тоже поддержал. Затем Эбер
представил свою петицию от имени Якобинского клуба и «48 сек¬
ций Парижа». Там уже ничего не говорилось о тех требованиях
по продовольственной политике, которые днем ранее, собственно,
так взбудоражили санкюлотов, но зато предлагалось придать отря¬
дам будущей «революционной армии» перевозные гильотины,
поставить террор в порядок дня, провести чистку среди команд¬
ного состава армии и предать суду жирондистов.
После этого настала очередь Конвента по-своему воплотить
в жизнь «требования народа», что он и сделал, декретировав
переход к террору, принятие максимума цен и заработной платы,
создание «революционной армии» и реорганизацию Револю¬
ционного трибунала, позволявшую ускорить его работу. А чтобы
впредь секционные активисты меньше досаждали властям сво¬
ими инициативами, количество заседаний секций, по предложе¬
нию Дантона, ограничили двумя в неделю, установив выплаты
тем, кто их посещает.
Представители просвещенной элиты словно соревновались
между собой в том, кто лучше интерпретирует реальные требо¬
вания плебса в соответствии с собственными политическими
целями. Зато, когда подоспевшая к концу дневного заседания
198
глава 6. Диктатура монтаньяров
объединенная делегация от трех секций Сент-Антуанского пред¬
местья попыталась втолковать уставшим депутатам, что санкю¬
лоты хотели совсем другого, нежели то, что от их имени было
высказано людьми из Коммуны и Якобинского клуба, ее просто
не стали слушать.
Революционное правление
Выступление плебса 4-5 сентября стало последним массовым дви¬
жением в Париже периода диктатуры монтаньяров. Впредь пра¬
вители Республики делали все возможное, чтобы ничего подоб¬
ного не повторялось, ведь как знать, кто именно в следующий раз,
каким образом и с каким результатом возьмется толковать на свой
лад насущные требования плебса? По итогам же произошедшего
Комитет общественного спасения и Конвент приняли целый ряд
важных мер.
6 сентября Конвент включил в состав Комитета общественного
спасения Бийо-Варенна и Колло д’Эрбуа. Члены Комитета пред¬
почли поделиться властью с этими возмутителями спокойствия,
чтобы никто больше не поднимал вопрос о наблюдательной ко¬
миссии, призванной встать над Комитетом. От других желающих
оседлать волну народного протеста Комитет общественного спа¬
сения избавился более радикальным способом: 5 сентября по при¬
казу этого органа лидер «бешеных» Жак Ру был арестован и от¬
правлен в тюрьму, откуда уже не вышел. Варле также подвергся
аресту, а после того, как его некоторое время спустя освободили,
сделал «правильные» выводы и в большую политику уже не лез.
13 сентября Конвент постановил, что состав Комитета общей
безопасности, курировавшего работу полиции и принимавшего
решения об арестах, назначается отныне по представлению Коми¬
тета общественного спасения. То же правило распространялось
и на другие комитеты Конвента. Это был важный шаг по пути
централизации власти: Комитет общественного спасения отныне
превращался в высший исполнительный орган, которому подчи¬
нялись все остальные.
199
Французская революция
17 сентября Конвент принял декрет о «подозрительных»,
по которому лишению свободы на неопределенный срок —
«до заключения мира» — подлежали лица, которым местные
власти отказали в свидетельстве о благонадежности, государствен¬
ные служащие, отрешенные от своих должностей, родственники
эмигрантов и т. д. и т. п. Согласно же уточняющему этот акт поста¬
новлению Коммуны Парижа, подозрительными следовало счи¬
тать тех, кто, «ничего не сделав против свободы, равным обра¬
зом ничего не сделали и в ее пользу». Иначе говоря, наказанию
в виде отправки в тюрьму на неопределенное время подлежали
не преступники, виновные в каких-либо правонарушениях, а лица,
всего лишь вызвавшие сомнения в своей благонадежности у госу¬
дарственных должностных лиц или даже просто у членов мест¬
ных революционных обществ. Такой декрет открывал практиче¬
ски безграничные возможности для произвола: отныне ни один
человек не мог иметь гарантий от зачисления в «подозритель¬
ные». Всего же во Франции за последующие месяцы по этому
закону будут арестованы до полумиллиона человек. Неизбира¬
тельный характер репрессий порождал в стране всеобщее чувство
страха, которое позволяло находившемуся у власти небольшому,
но сплоченному меньшинству управлять отнюдь не дружелюбно
к нему настроенным большинством. Насаждение массового страха
для достижения конкретных политических целей и составляет,
собственно, сущность того явления, которое со времен Француз¬
ской революции носит название «террор» (от франц, la terreur —
«страх, ужас»).
19 сентября депутаты проголосовали за декрет о всеобщем
максимуме, зафиксировавший цены на товары массового спроса
и на жалование наемных работников. Эти меры были призваны
ограничить рост дороговизны и хотя бы на время успокоить го¬
родской плебс, ю октября Конвент, по предложению Сен-Жюста,
принял декрет об установлении революционного правления —
чрезвычайной формы власти, которую Робеспьер позже опреде¬
лит как «деспотизм свободы». Этим актом Конвент оформил
свое право осуществлять исполнительную власть через комитеты.
Хотя министерства сохранялись, за ними были оставлены лишь
200
глава 6. Диктатура монтаньяров
технические функции. Реальным же центром принятия полити¬
ческих решений, то есть подлинным правительством, становился
Комитет общественного спасения. Вторым по значимости оказы¬
вался Комитет общей безопасности, ведавший полицией. На ме¬
стах представителями центральной власти стали депутаты Кон¬
вента, отправленные в различные департаменты и в армии. Эти
«проконсулы» обладали практически неограниченными полно¬
мочиями, подчинялись непосредственно Комитету обществен¬
ного спасения, а по завершении миссии отчитывались перед Кон¬
вентом.
Таким образом, в течение первой половины осени закончилось
юридическое оформление государственных институтов револю¬
ционной диктатуры монтаньяров.
Перелом на фронтах
Война в составе коалиции имеет как преимущества, так и недо¬
статки. Коалиция умножает силы воюющих, но одновременно
множит и центры принятия решений. Если в июне-июле 1793 года
победы антифранцузского альянса были во многом обусловлены
тем, что концентрация его сил на французско-бельгийской гра¬
нице обеспечила войскам союзников значительное численное пре¬
имущество, то в августе, после взятия Валансьена, когда казалось,
что интернациональное воинство вот-вот двинется к Парижу, раз¬
давив по пути остатки Северной армии французов, на первый
план вышли издержки коалиции. Командующий объединенными
силами англичан, гессенцев, ганноверцев и голландцев герцог
Йоркский получил из Лондона приказ осадить и взять Дюнкерк.
Захват порта обеспечил бы английской армии более короткую
линию сообщения с метрополией, да и сам город, до XVII века
принадлежавший Британии, оказался бы для нее совсем не лиш¬
ним и после окончания текущей войны. Принц Кобург с остав¬
шимися у него австрийскими войсками в одиночку уже не мог
наступать на Париж и осадил крепость Ле-Кенуа. В итоге эгоизм
союзников по коалиции спас Французскую республику.
201
Французская революция
п августа Конвент назначил главнокомандующим Северной
армией 54-летнего генерала Жана Николя Ушара, при Старом
порядке отличившегося в кампаниях на Корсике, а с началом ре¬
волюционной войны успевшего повоевать в Мозельской армии
под Майнцем. Комитет общественного спасения, где вопросами
военной стратегии с середины августа стал заниматься профес¬
сионал — военный инженер Карно, приказал Ушару восполь¬
зоваться разделением сил союзников и атаковать герцога Йорка
под Дюнкерком.
6 сентября войска Ушара, имея двукратное численное преиму¬
щество, перешли в наступление под Касселем против расположив¬
шегося здесь гессенско-ганноверского обсервационного корпуса
и отбросили его к деревне Ондскот (Гоондшот), в 24 километрах
от Дюнкерка. 8 сентября состоялось решающее сражение. Фран¬
цузы наступали по открытой, но сильно пересеченной каналами
местности, а союзники упорно сопротивлялись. Когда первый
натиск на деревню Ондскот был отбит, Ушар пал духом и запре¬
тил генералу Жан-Батисту Журдану, командовавшему центром
армии, повторную атаку. Однако комиссар Конвента Пьер Дель¬
брель, бывший прокурор из Монтобана, настоял на отмене этого
запрета и вместе с Журданом повел войска на штурм Ондскота.
Кадровый офицер, 29-летний Журдан еще юношей воевал с ан¬
гличанами в Северной Америке, а затем участвовал в сражениях
при Жемаппе и Неервиндене. Он знал, как увлечь солдат за собой.
Неприятель был опрокинут и в беспорядке отступил. Обрадовав¬
шись нечаянной победе, Ушар все-таки не решился преследовать
врага, и армия герцога Йорка беспрепятственно ушла из-под Дюн¬
керка, бросив лишь тяжелую артиллерию. Тем не менее, несмотря
на свою незавершенность, то была первая за год победа францу¬
зов над войсками коалиции, завершившая долгий период неудач.
Развивая успех, Ушар 12—13 сентября атаковал голландские вой¬
ска под Мененом и также нанес им поражение. Однако уже 24 сен¬
тября он, по инициативе Робеспьера, был отстранен от командо¬
вания и отдан под суд за то, что при Ондскоте слабо использовал
результаты победы. Новым командующим Северной армией на¬
значили Журдана.
202
глава 6. Диктатура монтаньяров
Несмотря на успехи, достигнутые на северо-востоке, говорить
о переходе стратегической инициативы в руки французов пока
еще не приходилось. Войска на Рейне продолжали вести тяжелые
и не слишком удачные бои против пруссаков.
В Вандее повстанцы 19 сентября при Торфу нанесли тяжелое
поражение прославленной Майнцской армии. От полного раз¬
грома «синих» спасли только мужество и хладнокровие их коман¬
дира — генерала Жан-Батиста Клебера. Этот архитектор из Эль¬
заса в молодости прошел курс обучения в военной школе Мюнхена,
затем семь лет служил в австрийской армии и потому знал военное
дело не хуже строительного. При обороне Майнца он проявил
себя отчаянным смельчаком, не раз устраивая со своим отрядом
дерзкие вылазки, а после капитуляции крепости с такой же сме¬
лостью защищал Кюстина в Революционном трибунале. В сраже¬
нии при Торфу Клебер получил ранение, но вместе с арьергардом
сдерживал яростные атаки «белых» ровно столько, сколько по¬
требовалось его потрепанным вандейцами войскам, чтобы выйти
из-под удара.
Зато примерно в те же дни произошел перелом в осаде рес¬
публиканцами мятежного Лиона. Раздраженный затянувши¬
мися там военными действиями, Конвент отправил в Альпий¬
скую армию Кутона. Этот изломанный болезнью калека обладал
стальным характером. По пути он заехал в родной Клермон-Фер¬
ран, провел там мобилизацию национальной гвардии и прибыл
к Лиону во главе многотысячной колонны своих земляков. Те¬
перь у республиканцев имелось достаточно войск, чтобы замкнуть
кольцо окружения и полностью пресечь подвоз продовольствия
осажденным. В городе начался голод. Республиканская артилле¬
рия приступила к бомбардировке жилых кварталов, выпустив
по ним в общей сложности до 18 тысяч бомб. Власти Лиона ре¬
шили вступить с Келлерманом в переговоры о капитуляции, ю ок¬
тября 1793 года город пал. Однако три тысячи его защитников с ко¬
мандующим Преси во главе решили прорываться к швейцарской
границе, не надеясь на милосердие Конвента. Большинство из них
погибло в бою. Оставшиеся рассеялись по лесам, пробираясь к гра¬
нице в одиночку или малыми группами. Крестьяне-ополченцы
203
Французская революция
с вилами, косами и цепами охотились за ними, как за дикими
зверьми, убивая пойманных на месте. До Швейцарии добрались
лишь около восьмидесяти человек, включая самого Преси.
Октябрь 1793 года для Республики выдался весьма удачным
и на других фронтах. 15-16 октября Северная армия Журдана
дала принцу Кобургу сражение при Ваттиньи, ставшее решающим
для этой кампании. После того как в сентябре австрийцы взяли
крепость Ле-Кенуа и осадили Мобёж, Журдан двинулся на вы¬
ручку последнему. Задача считалась столь важной, что в Север¬
ную армию от Конвента приехал сам Карно. Узнав о приближе¬
нии французов, Кобург развернул свои основные силы на плато
Ваттиньи. Хотя австрийцы по численности уступали армии Жур¬
дана почти вдвое, их позиция была хорошо укреплена и насыщена
артиллерией. В первый день, 15 октября, сражение шло с пере¬
менным успехом. На следующий день рано утром французская
пехота и легкая артиллерия подошли под прикрытием утреннего
тумана на максимально близкое расстояние к австрийским по¬
зициям и с первыми лучами солнца начали атаку. Обе стороны
храбро сражались, но к вечеру стало понятно, что «Бог по-преж¬
нему на стороне больших батальонов», и австрийцы потеряли
большинство своих позиций. Кобургу пришлось отступить, сняв
осаду с Мобёжа. Таким образом, кампания на северо-востоке, на¬
чавшаяся с больших неудач, завершилась после сражения при Ват¬
тиньи к выгоде французов.
Два дня спустя, 17 октября 1793 года, республиканские войска
под командованием Клебера в самой крупной битве Вандейской
войны нанесли при Шоле тяжелое поражение Католической и ко¬
ролевской армии. Первый натиск «белых» заставил ряды респуб¬
ликанцев дрогнуть, и кое-где они начали даже отходить. Однако
введенный в действие резерв переломил ситуацию. Позднее Кле¬
бер напишет об этом: «Мятежники сражались, как тигры, а наши
солдаты — как львы». Повстанцы понесли большие потери. Ге¬
нералиссимус д’Эльбе получил тяжелое ранение, а генерал Бон-
шан — смертельное.
19 октября 8о тысяч вандейцев и членов их семей перепра¬
вились в городке Сен-Флоран на правый берег Луары в надежде
204
глава 6. Диктатура монтаньяров
дойти до одного из нормандских портов, захватить его и либо по¬
лучить там помощь от англичан, либо эвакуироваться на их кораб¬
лях из Франции. Перед уходом повстанцам предстояло решить
судьбу пяти тысяч пленных республиканцев. Часть инсургентов
хотела расправиться с ними в отместку за жестокости республи¬
канских войск в отношении мирного населения, однако Боншан,
умирая, настоял на их помиловании. Сам он скончался при пе¬
реправе через Луару. Д’Эльбе нуждался в длительном лечении,
и в походе за Луару Католическую и королевскую армию возгла¬
вил Ларошжаклен.
14 ноября вандейцы попытались взять штурмом нормандский
порт Гранвиль, но после 18 часов сражения вынуждены были от¬
ступить. Вдали от своих домов крестьяне бились уже не с таким
отчаянным упорством, как на родной земле. После неудачи они
выразили недоверие командирам-дворянам и потребовали воз¬
вращения к своим очагам.
Обратный путь для «белых» оказался весьма тернист. Им при¬
ходилось пробиваться к Луаре с тяжелыми боями. По пути они
заняли большой город Ле-Ман, который и декабря окружили
и взяли штурмом войска 24-летнего генерала Франсуа-Северена
Марсо, находившегося на фронтах этой войны с самого ее начала.
Разгром инсургентов вылился в их истребление: погибли от го
до 15 тысяч повстанцев и членов их семей, еще около го тысяч
были захвачены в плен.
Свой последний бой на правом берегу Луары Католическая
и королевская армия дала 22 декабря при Савене войскам гене¬
рала Клебера. Несмотря на то сопротивление, которое «белые»
оказывали с упорством обреченных, они были окончательно раз¬
громлены. Участвовавший в сражении генерал Вестерман, уже по¬
лучивший к тому времени прозвище «вандейский мясник», так
описал происшедшее в своем донесении Конвенту:
Вандеи больше нет... Она умерла от удара нашей сабли свободы
вместе со своими женщинами и детьми. Я похоронил ее в бо¬
лотах Савене. Следуя вашему приказу, я давил их детей копы¬
тами лошадей; я резал их женщин, по меньшей мере для того,
205
Французская революция
чтобы они больше не могли родить бандитов. Меня нельзя
упрекнуть в том, что я взял хоть одного пленного. Я истребил
их всех. Дороги усыпаны трупами. Их так много, что в некото¬
рых местах они высятся пирамидами...
На юге Франции войска Республики под занавес года тоже
добились большого успеха: 19 декабря пал Тулон. При его захвате
особо отличился командующий артиллерией осадной армии капи¬
тан Наполеон Бонапарт, немедленно произведенный за свои за¬
слуги в бригадные генералы. Значительная часть жителей города,
опасаясь мщения со стороны республиканских властей, эвакуиро¬
валась на английских кораблях.
Таким образом, к концу 1793 года все крупнейшие мятежи
на территории Республики были подавлены, а внешний неприя¬
тель оттеснен за ее рубежи практически повсюду.
Начало Террора
Французская революция не только привнесла понятие «террор»
в политический лексикон, но и дала образцово-показательный
пример того, как пришедшее к власти меньшинство может управ¬
лять подавляющим большинством нации при помощи страха.
Именно поэтому период с сентября 1793 по июль 1794 года в ме¬
ждународной историографии определяется как «Террор» с за¬
главной буквы. Систематические репрессии проводились тогда
не только для уничтожения реальных противников, но и для по¬
давления воли к сопротивлению всех недовольных.
Пообещав 5 сентября 1793 года «поставить террор в порядок
дня», монтаньяры не стали долго тянуть с выполнением своего
намерения. 3 октября Бийо-Варенн предложил в Конвенте от¬
дать королеву под суд Революционного трибунала. Два дня спу¬
стя соответствующий декрет был принят. Созданная Коммуной
комиссия не нашла доказательств какой-либо реальной вины Ма¬
рии-Антуанетты, поэтому было решено к обвинениям в излиш¬
них тратах, контактах с враждебными Франции государствами
ю6
глава 6. Диктатура монтаньяров
и пагубном влиянии на мужа добавить обвинение в кровосме¬
сительной связи с собственным сыном. Малолетний Людовик
XVII под давлением тюремщиков дал необходимые показания.
Адвокаты королевы, назначенные судом, получили дело менее
чем за сутки до начала процесса. Слушания начались утром 14 ок¬
тября и продлились два дня. Председательствовал на суде зем¬
ляк и друг Робеспьера, тоже бывший адвокат из Арраса, Марти-
аль Эрман. Показания дали сорок свидетелей, и ни один из них
не сказал ничего такого, что подтверждало хотя бы одно из об¬
винений. Королева, абсолютно седая в свои 37 лет, держалась
с большим достоинством. Когда вызванный в качестве свиде¬
теля Эбер, ссылаясь на опубликованный несколькими годами
ранее пасквиль о ней, поднял тему инцеста, она с возмущением
остановила его возгласом, обращенным к зрительницам: «Я взы¬
ваю ко всем матерям!» Судья, заметив в аудитории сочувствен¬
ный отклик на ее слова, прервал заседание. Когда после допроса
всех свидетелей он спросил, что подсудимая может сказать в свое
оправдание, королева ответила: «Еще вчера я не была знакома
с этими людьми. Я не знала, что они скажут. Но никто из них
не сообщил обо мне никаких конкретных фактов. В заключение
замечу, что я была всего лишь женою Людовика XVI, и мне по¬
лагалось подчиняться его воле». 16 октября рано утром обвини¬
тель произнес свою речь, адвокаты выступили со своими, после
чего присяжные единогласно утвердили вердикт «виновна» —
и в четыре утра процесс завершился. В 12:15 того же дня Мария-
Антуанетта была казнена на площади Республики.
Следом настала очередь жирондистов. Суд над наиболее вид¬
ными из них — на скамье подсудимых оказался сразу 21 человек —
прошел 24-30 октября 1793 года в закрытом режиме: монтаньяры
боялись, что речи блистательных ораторов и к тому же опытных
юристов могут произвести слишком сильное впечатление на пари¬
жан. Их опасения и в самом деле быстро начали оправдываться.
Бриссо, Верньо и другие подсудимые убедительно защищались,
демонстрируя несостоятельность выдвинутых против них обвине¬
ний. Чтобы отнять у них эту возможность, Робеспьер уже во время
процесса провел через Конвент декрет о том, что, если присяжные
207
Французская революция
после трех дней прений получат «достаточное представление
о деле», прения можно прекратить. Их и прекратили. Всех под¬
судимых Эрман и его коллеги приговорили к смерти. Один из осу¬
жденных закололся ножом при выходе из зала, остальным отру¬
били головы 31 октября.
Дальше Революционный трибунал работал без остановки.
1 ноября перед судом предстала революционная писательница
Олимпия де Гуж, боровшаяся за равенство полов, — в наши дни
ее почитают как одну из основоположниц феминизма. Ей поста¬
вили в вину опубликованный весной 1793 года памфлет с предло¬
жением провести референдум, на котором народ Франции сам бы
определил, хочет он республику или конституционную монархию.
За это женщине и вынесли смертный приговор, приведенный в ис¬
полнение з ноября.
С Филиппом Эгалите управились и вовсе за один день. Эр-
ману не было смысла растягивать заседание, так как доказательств
измены подсудимого — а именно она вменялась в вину — все
равно не нашли. 6 ноября бывшего герцога Орлеанского и осу¬
дили, и казнили. Революция убила одного из тех, кто стоял у самых
ее истоков.
8 ноября перед трибуналом предстала Манон Ролан, в свет¬
ском салоне которой так любили собираться жирондисты. Теперь
ей пришлось ответить за своего скрывшегося от ареста мужа, быв¬
шего министра. Этот процесс занял меньше шести часов, а затем
прямо из зала суда мадам Ролан отвезли на гильотину. Узнав через
два дня из газеты о смерти горячо любимой жены, ее муж, прятав¬
шийся у друзей в Руане, вышел на парижскую дорогу и закололся.
Одним приговором революционное правосудие убило обоих су¬
пругов.
9 ноября начался суд над еще одним из «отцов» револю¬
ции, бывшим мэром Парижа, астрономом Байи. Уйдя в 1791 году
из политики, он мирно занимался научными штудиями в Мелене,
но летом 1793 года был арестован и доставлен в Париж. Там его
привлекли в качестве свидетеля к процессу Марии-Антуанетты,
но он не сказал ничего такого, что могло бы ей навредить. Воз¬
можно, именно потому его и решили обвинить в организации
208
глава 6. Диктатура монтаньяров
расстрела 17 июля 1791 года на Марсовом поле. Любопытно,
что по горячим следам той спонтанно происшедшей трагедии
никто даже из самых крайних революционеров не ставил случив¬
шееся в вину мэру. Процесс Байи занял целых два дня, хотя резуль¬
тат оказался тем же. 12 ноября 1793 года его привезли на «место
преступления» — Марсово поле, где уже воздвигли эшафот. За¬
метив, что осужденный, на котором была лишь рубашка, дрожит
под осенним ветром, кто-то из зрителей злорадно воскликнул:
«Байи, ты дрожишь!» Но ученый спокойно ответил: «От хо¬
лода, мой друг, только от холода». Это были его последние слова.
14 ноября 1793 года под ножом гильотины пала голова Ма-
нюэля, бывшего прокурора повстанческой Коммуны ю августа,
который во время суда над королем сложил свои полномочия де¬
путата и ушел из политики. Однако политика сама пришла к нему,
и за желание спасти жизнь монарха он заплатил своей собственной.
17 ноября казнили генерала Ушара, чья победа при Ондскоте
показалась Конвенту недостаточно убедительной. Помимо него,
в те дни лишились голов и еще несколько генералов, потерпевших
неудачи на фронте и заставивших тем самым усомниться в своей
верности Революции.
Z9 ноября пробил последний час еще одного «героя 89 года» —
Барнава. Его письма королю были найдены в Тюильри после ю
августа 1792 года. И хотя это была всего лишь вполне легальная
переписка с конституционным на тот момент монархом, в новой
ситуации ее сочли изменой. В тот же день казнили и бывшего
министра юстиции Дюпор-Дютертра. Его погубило само звание
королевского министра.
А для графини Дюбарри роковым оказался статус бывшей ко¬
ролевской фаворитки. В юности эта красавица скрасила последние
годы жизни Людовика XV. Теперь же она была арестована по пись¬
менному доносу своего чернокожего слуги Замора. Взяв Замора
к себе еще мальчиком, графиня воспитала его и выучила грамоте,
но, как оказалось, на свою же голову. 8 декабря 1793 года обезумев¬
шую от страха пожилую женщину под руки втащили на эшафот.
Наряду с этими знаменитыми людьми в октябре — декабре
1793 года по приговорам Революционного трибунала потеряли
209
Французская революция
свои головы и многие не столь известные граждане — общим чис¬
лом ну человек. Гильотина работала не переставая.
Несколько лет спустя, когда французы зададутся вопросом,
как стал возможен у них в стране феномен государственного тер¬
рора, оставшиеся к тому времени в живых инициаторы и соучаст¬
ники массовых репрессий станут объяснять, что это была выну¬
жденная мера, обусловленная потребностями военного времени.
Их версия событий ляжет в основу «теории обстоятельств», ко¬
торую вплоть до наших дней используют историки апологетиче¬
ского по отношению к Революции направления для оправдания
террора. Однако еще в XIX веке французский историк Эдгар Кине
не оставил от «теории обстоятельств» камня на камне, указав
на то, что ни одна из военных побед Республики не стала пря¬
мым следствием революционных репрессий. Напротив, очеред¬
ная вспышка террора всякий раз имела место лишь после того,
как победа уже была достигнута. Наглядным примером тому слу¬
жит судьба Лиона и Вандеи.
После того как республиканские войска вошли в Лион, Кон¬
вент л октября 1793 года принял после доклада Барера декрет
о наказании мятежного города. Последний подлежал переимено¬
ванию в «Освобожденную коммуну». Все богатые дома предпи¬
сывалось снести, а на их руинах воздвигнуть колонну с надписью
«Лион восстал против Республики, Лиона больше нет». Карать
виновных «по законам военного времени» должны были специ¬
ально созданные трибуналы. Однако Кутон, представлявший Кон¬
вент в Лионе, старался избежать широких репрессий и массового
разрушения домов. По этой причине его отозвали в Париж, при¬
слав на замену Колло д’Эрбуа и Жозефа Фуше, бывшего препо¬
давателя коллежа, ставшего революционным активистом, а затем
и депутатом Конвента. С их прибытием террор в Лионе быстро
набрал обороты. За полтора месяца по приговорам «Военной ко¬
миссии», судившей захваченных с оружием в руках мятежников,
было расстреляно юб человек, по приговорам «Комиссии народ¬
ного правосудия», занимавшейся всеми остальными, было гиль¬
отинировано 79 человек. Впрочем, даже такие темпы не устраи¬
вали Колло и Фуше, и вместо этих двух комиссий они учредили
210
глава 6. Диктатура монтаньяров
Массовые расстрелы в Нанте. С рисунка неизвестного художника (1793)
одну — Чрезвычайную. Ее возглавил генерал Пьер-Матье Парен.
Бывший парижский писец и участник штурма Бастилии, он сде¬
лал во время Революции успешную карьеру на посту председателя
военно-полевого суда (военной революционной комиссии) в Ван¬
дее. Под его руководством Чрезвычайная комиссия в Лионе не¬
медленно развернула такую активную деятельность, что прежних
способов умерщвления приговоренных оказалось недостаточно.
Теперь их стали расстреливать из пушек картечью. Только 4 и 5
декабря таким образом жизни лишились до полутысячи человек.
Всего же по приговорам Чрезвычайной комиссии были казнены
1684 человека.
В «военной Вандее» и граничивших с ней областях волна
террора пошла на подъем после разгрома основных сил Католи¬
ческой и королевской армии. По всей территории, где ранее ве¬
лись военные действия, республиканцы создавали военно-полевые
суды (военные комиссии), десятками и сотнями приговаривавшие
к смерти пленных вандейцев, значительную часть из которых со¬
ставляли женщины.
Особенно широкий масштаб репрессии приобрели в Нанте,
где всеми делами заправлял присланный Конвентом «прокон¬
сул» Жан-Батист Каррье, бывший мелкий судейский чинов¬
ник из Верхней Оверни. После того как он прибыл туда в начале
211
Французская революция
октября, гильотина в Нанте заработала без передышки, отправив
на тот свет 144 человека, заподозренных в поддержке «белых».
После битвы при Савене в город были доставлены около девяти
тысяч пленных вандейцев и членов их семей. Они содержались
на бывших товарных складах и на грузовых судах в условиях край¬
ней антисанитарии, которую местный врач Тома так позднее опи¬
сал следствию:
Получив распоряжение военной комиссии засвидетельствовать
беременность большого количества женщин, содержавшихся
в помещении складов, я обнаружил там множество трупов;
я видел там детей, бьющихся или утопленных в полных экскре¬
ментами лоханях. Я проходил по огромным помещениям; мое
появление заставляло женщин трепетать: они не видели дру¬
гих мужчин, кроме палачей. <...> Я засвидетельствовал бере¬
менность тридцати из них; многие из них были беременны уже
семь или восемь месяцев; через несколько дней я вернулся, чтобы
вновь их осмотреть. <...> Я свидетельствую, и душа моя разрыва¬
ется от горя: эти несчастные женщины были сброшены в реку!
Эти картины мучительны, они поражают человечество; однако
я должен дать суду самый точный отчет о том, что знаю.
Неудивительно, что в таких условиях среди заключенных нача¬
лась эпидемия тифа, унесшая жизни примерно трех тысяч из них.
Остальных по приказу Каррье уничтожили путем массовых утоп¬
лений в Луаре и расстрелов. Всего жертвами террора в Нанте стали
приблизительно — точной статистики не велось — до п тысяч
человек, включая, помимо вандейцев, также пленных шуанов, не¬
присягнувших священников и самих горожан.
Для наказания населения собственно «военной Вандеи»
новый командующий республиканскими войсками в регионе ге¬
нерал Луи-Мари Тюрро в январе 1794 года предложил Конвенту
план превращения ранее мятежной территории в выжженную
землю при помощи двадцати мобильных колонн. Генерал Клебер,
несогласный с планом Тюрро, был отправлен из этой армии на дру¬
гой театр военных действий. От имени Комитета общественного
212
глава 6. Диктатура монтаньяров
спасения Карно одобрил задуманное Тюрро, и тот привел свой
план в исполнение. С января по май 1794 г°Да «адские колонны»,
как назвали их современники, утюжили территорию Вандеи, уни¬
чтожая посевы, скот и целые деревни со всеми их жителями, вклю¬
чая стариков, женщин и детей. Нередко перед смертью людей же¬
стоко пытали. В ряде мест наряду с «подозрительными» заодно
убивали и местных «патриотов», как это, например, произошло
в многострадальном Брессюире. По приблизительным подсчетам
жертвами «адских колонн» стали до 50 тысяч мирных жителей.
Всего же в результате гражданской войны и террора этот регион
потерял от юо до 300 тысяч человек. Причем наибольшие потери
пришлись на период после поражения Католической и королев¬
ской армии.
Противоречия в революционном лагере
По мере ослабления внешней опасности имевшиеся внутри рево¬
люционного лагеря глубокие противоречия становились все более
заметными. Еще в сентябре-октябре 179} года Робеспьер и его сто¬
ронники в полном согласии с «ультралевыми» руководителями
Коммуны — Шометтом и Эбером — устранили с политической
сцены «бешеных». А уже в ноябре робеспьеристы и эбертисты за¬
няли диаметрально противоположные позиции по вопросу о том,
как относиться к католической церкви.
$ октября 1793 года Конвент ввел в действие новый, революци¬
онный календарь вместо прежнего, грегорианского. Этим жестом
лидеры Революции еще раз подчеркнули разрыв с монархическим
прошлым, поскольку за новую точку отсчета дней и лет была взята
дата провозглашения Французской республики. Кроме того, такой
шаг лишал церковь, которая в восприятии просвещенной элиты
неразрывно ассоциировалась со Старым порядком, той функции
хранителя времени, которой она обладала на протяжении столе¬
тий. Из нового календаря исчезли не только все церковные празд¬
ники, но и воскресенье, так как недели были заменены декадами.
Названия же новых месяцев привязали к природным явлениям,
213
Французская революция
причем их отсчет начинался с осени: вандемьер — месяц сбора ви¬
нограда, брюмер — месяц туманов, фример — месяц заморозков,
нивоз — месяц снега, плювиоз — месяц дождя, вантоз — месяц ве¬
тров, жерминаль — месяц прорастания семян, флореаль — месяц
цветения, прериаль — месяц лугов, мессидор — месяц жатвы, тер¬
мидор — месяц жары, фрюктидор — месяц плодов. Каждый месяц
насчитывал ровно тридцать дней. В конце года были предусмо¬
трены пять, а в високосные годы шесть дополнительных дней —
так называемые санкюлотиды.
Принятие нового календаря руководители Коммуны Па¬
рижа и близкие к ним «ультралевые» якобинцы использовали
для начала дехристианизации — широкой кампании, нацелен¬
ной на устранение влияния христианства на общественную жизнь
страны. Активное наступление на церковь и религию «прокон¬
сулы» из числа «ультралевых» развернули и на местах: Андре
Дюмон в департаменте Сомма, Жозеф Лекиньо в департаменте
Шаранта, Фуше в департаменте Ньевр.
Деятельность Фуше получила особенно широкую огласку. Он,
под влиянием прокурора Коммуны Шометта, посетившего сто¬
лицу департамента, город Невер, в сентябре 1793 года, запретил
любую внешнюю демонстрацию приверженности католическому
культу. Он приказал также всем священникам вступить в брак
или взять к себе на содержание ребенка, либо старика. Церемо¬
ния похорон была секуляризована, а на воротах кладбища по¬
мещена надпись: «Смерть — это вечный сон». Отправившись
вместе с Колло д’Эрбуа карать Лион, Фуше и там продолжил по¬
литику вытеснения церкви из общественной жизни. Частью тор¬
жественной церемонии ю ноября в память о «мученике за сво¬
боду» Шалье стало осквернение священных облачений, надетых
на осла, а также богослужебных книг, привязанных к хвосту этого
животного.
17 ноября 1793 года парижские «ультралевые» принудили кон¬
ституционного епископа столицы Жан-Батиста Гобеля отречься
от сана, что он публично и сделал, придя в Конвент в красном кол¬
паке и сложив там свои инсигнии. В тот же день Коммуна объявила
Нотр-Дам «храмом Разума» и устроила там праздник в честь
214
глава 6. Диктатура монтаньяров
этого нового «культа», фактически представлявшего собой апо¬
логию атеизма. В секциях революционные активисты также при¬
нялись закрывать католические храмы, принуждали священников
к отречению от сана и глумились над христианскими святынями.
13 ноября Коммуна по предложению Шометта объявила о закры¬
тии в столице всех католических храмов.
Однако большинство монтаньяров отнеслось к дехристиани¬
зации отрицательно, считая, что она напрасно будоражит рели¬
гиозный в своей массе народ, и ноября, выступая в Якобинском
клубе, Робеспьер призвал положить конец этой кампании. В своих
последующих речах он объявил посягательства на религию про¬
исками контрреволюционеров, асам атеизм — достоянием «ари¬
стократов». В борьбе против «ультралевых» Робеспьера активно
поддержали в Якобинском клубе и Конвенте Дантон, а в печати —
Демулен, только что основавший газету «Старый кордельер».
Вместе они добились осуждения дехристианизации якобинцами,
а уже 6 декабря и Конвент принял декрет, подтвердивший сво¬
боду культов.
Вместе с тем между Робеспьером и Дантоном, этими наибо¬
лее влиятельными лидерами монтаньяров, тоже возникли серь¬
езные разногласия. С начала декабря 1793 года Дантон, Демулен
(в «Старом кордельере»), Делакруа и еще ряд депутатов, полу¬
чивших прозвище «снисходительных», развернули агитацию про¬
тив продолжения террора в условиях победоносного наступления
республиканских армий по всем фронтам. Однако призывы дан-
тонистов к созданию «Комитета милосердия» и освобождению
из тюрем тех, на ком вины нет, встретили жесткий отпор со сто¬
роны робеспьеристов. 15 декабря Робеспьер в Конвенте обрушился
на «два чудовища», угрожавших, по его словам, революционному
правительству: «крайность» (имелась в виду дехристианизация)
и «умеренность». Не называя имен, он приравнял критику «снис¬
ходительными» террора к контрреволюции. Это было предупре¬
ждение. 7 января 1794 года Робеспьер добился от якобинцев осу¬
ждения вышедшего накануне номера «Старого кордельера». Это
уже был предупредительный выстрел. А когда «снисходительные»
не услышали и его, был произведен «выстрел на поражение»: и
2.15
Французская революция
января правительственные Комитеты арестовали друга Дантона,
депутата и драматурга Филипп-Франсуа-Назера Фабр д’Эглантина
за коррупцию, допущенную в ходе ликвидации Французской Ост-
Индской компании. На сей раз дантонисты сделали «правиль¬
ные» выводы, и кампания за прекращение террора, обращенная
изначально к правительственным Комитетам, сменила направление
и вылилась в критику «крайностей» политики «ультралевых».
«Царство Добродетели»
Прекращение террора ни в коей мере не входило в планы Робес¬
пьера. После того как основная угроза существованию Респуб¬
лики со стороны внешних и внутренних врагов была устранена, он
и его окружение, обладая почти неограниченной властью, взяли
курс на реализацию во Франции своих представлений об идеаль¬
ном обществе. Оставалось лишь конкретизировать таковые. 14 де¬
кабря 1793 года Сен-Жюст, находившийся в миссии при армии,
попросил Робеспьера привлечь внимание якобинцев «к фунда¬
ментальным принципам общественного блага», чтобы они поза¬
ботились о способах управления «свободным государством».
О том же думал и сам Робеспьер. В уже упомянутом выступлении
2$ декабря в Конвенте он заявил, что перед нацией стоит задача
«прийти к торжеству принципов, на которых должно покоиться
процветание общества».
5 февраля 1794 года Робеспьер представил Конвенту боль¬
шой доклад, изложив свое видение социального идеала. Резуль¬
татом Революции, считал он, должно стать «царство Доброде¬
тели» — общество нравственно совершенных людей, готовых
безоговорочно жертвовать своими личными интересами ради об¬
щественных. Набор добродетелей «истинного республиканца»
выводился чисто умозрительным путем на основе идеализирован¬
ных представлений об античных государствах Спарты и раннего
Рима. Согласно этой абстрактной модели, совершенный гражда¬
нин не имеет «лишних» потребностей, аскетичен, не обреме¬
нен избытком знаний, не знает жалости ни к себе, ни к врагам,
216
глава 6. Диктатура монтаньяров
презирает чувственные наслаждения и готов безоговорочно жерт¬
вовать личными интересами во имя общественных.
Но кто мог соответствовать подобным требованиям? Чьи инте¬
ресы отражал робеспьеристский проект совершенного обществен¬
ного устройства? Увы, взятый в целом, этот умозрительный идеал
не отвечал чаяниям ни одного значительного слоя французского
общества. В реальной жизни находилось немного желающих сле¬
довать абстрактным нормам «естественной» морали, а потому
едва ли не любое действие реального человека могло быть истол¬
ковано как их нарушение, что было чревато фатальными послед¬
ствиями, ибо проступок в сфере нравственности приравнивался
робеспьеристами к контрреволюционному деянию. «В системе
французской революции то, что является безнравственным и не¬
благоразумным, то, что является развращающим, — все это контр¬
революционно. Слабость, пороки, предрассудки — это путь коро¬
левской власти», — говорил Робеспьер.
Основным средством реализации своей этической утопии Ро¬
беспьер и его сторонники считали террор, при помощи которого
надо очистить общество от всех нежелающих следовать требова¬
ниям добродетели. По убеждению Робеспьера, те, кто не разделял
его стремления к «царству Добродетели», были «нравственно
испорченными», порочными людьми, а значит, «контрреволю¬
ционерами», подлежавшими уничтожению. «Если движущей
силой народного правления в период мира должны быть добро¬
детели, — заявлял он, — то движущей силой народного правления
в революционный период должны быть одновременно и добро¬
детель, и террор».
Подобный подход не оставлял места для компромиссов.
Любые политические расхождения в свете глобального противо¬
стояния добра и зла представали антагонистическими противо¬
речиями, а потому единственным способом их разрешения могло
стать только физическое устранение оппонента. Именно таким
образом и были «сняты» разногласия между робеспьеристами
и эбертистами, робеспьеристами и дантонистами.
Впрочем, первыми в атаку пошли сами «ультралевые» — эбер-
тисты. К концу зимы 1793-1794 годов они оказались в довольно
217
Французская революция
сложном положении. Всеобщий максимум, на принятии кото¬
рого они настаивали полугодом ранее, дал лишь кратковремен¬
ный эффект в снижении дороговизны, зато в долгосрочном плане
оказал крайне негативное влияние на французскую экономику.
Производителям было невыгодно продавать свою продукцию
по фиксированным ценам, получая взамен постоянно дешеве¬
ющие из-за инфляции ассигнаты. В Париже ужесточился дефи¬
цит продовольствия. Недовольство населения нарастало, угрожая
новым социальным взрывом. Политические «партии» пытались
использовать ситуацию, ища поддержки у плебса. «Снисходи¬
тельные» призывали к отмене максимума. Эбертисты настаивали
на жестких мерах в отношении торговцев, которые, мол, и ви¬
новаты в возникших трудностях. Робеспьеристы не принимали
ни ту ни другую сторону, балансируя между противоборствую¬
щими «партиями», но при этом постепенно ограничивая поле
деятельности для обеих. Так, в январе-феврале «ультралевых»
вытеснили из Якобинского клуба: теперь они могли собираться
лишь в Клубе кордельеров. Именно здесь, обсуждая текущую эко¬
номическую и политическую ситуацию, они и говорили о необ¬
ходимости нового народного восстания — вроде того, что про¬
изошло z июня 1793 года.
Наконец, на заседании 4 марта 1794 года, кордельеры перешли
от слов к действию, правда, сугубо символическому — закрыли
траурным покрывалом висевшую на стене Декларацию прав чело¬
века и гражданина, что на языке символов того времени означало:
народ еще не обрел свои права. Единственным же путем к обрете¬
нию прав считалось восстание. Для тех, кто этого не понял, ото¬
званный из Нанта и участвовавший в роковом заседании депутат
Каррье открытым текстом пояснил: необходимо «святое восста¬
ние». Присутствовавшим такие речи понравились. Они на все
лады принялись обсуждать поступившее предложение, а под зана¬
вес уже и сам Эбер повторил тот же призыв. Вдоволь наговорив¬
шись за вечер и решив, что в ближайшее время им непременно
нужно будет восстать, кордельеры разошлись по домам.
На следующий день наслушавшиеся с вечера зажигательных
речей представители секции Марата, где собственно и находился
218
глава 6. Диктатура монтаньяров
Клуб кордельеров, пришли в Коммуну узнать о восстании по¬
точнее. Там им дали строгое указание «не мутить воду» и воз¬
вращаться по домам. Сам прокурор Коммуны Шометт призвал
секции к спокойствию. На этом «восстание» эбертистов и закон¬
чилось, хотя без последствий их демарш, естественно, остаться
не мог.
6 марта Барер от имени Комитета общественного спасения об¬
винил в перебоях с продовольствием тех, кто натравливает народ
на торговцев. Если никаких имен не назвали, то лишь потому,
что Колло д’Эрбуа попросил дать ему шанс помирить «ультра¬
левых», которым он симпатизировал, с Комитетами. Тем же ве¬
чером на заседании Клуба якобинцев Каррье путанно пояснил,
что, говоря давеча у кордельеров о необходимости восстания, он
имел в виду такую ситуацию, когда без восстания просто не обой¬
тись, — но сейчас совсем не тот случай. И вообще сам он отнюдь
не против Комитета общественного спасения.
7 марта Колло с депутацией якобинцев посетил Клуб кордель¬
еров, где присутствовавшие сняли с Декларации прав траурное
покрывало, порвали его и преподнесли гостям в знак примире¬
ния. Однако часть «ультралевых» все же продолжила агитацию
в секциях против правительственных Комитетов. Теперь уже
и Колло с Бийо-Варенном согласились принять меры по отно¬
шению к эбертистам. и марта Комитет общественного спасения
одобрил пункты обвинения, и в ночь на 14 марта Эбер и его сто¬
ронники были арестованы. Каррье, однако, не тронули.
Суд над эбертистами прошел 11-14 марта. Обвинение произ¬
вело «амальгаму» — смешало в одном процессе людей, привле¬
ченных по разным делам. К Эберу и его товарищам добавили жив¬
ших в Париже и ранее арестованных революционных эмигрантов
из других стран, благодаря чему стало возможным инкриминиро¬
вать всем участие в «иностранном заговоре». На четвертый день
процесса присяжные заявили, что им уже все понятно и можно
заканчивать. Судья вынес подсудимым смертные приговоры,
и тем же вечером их отвезли к гильотине на площади Револю¬
ции. Парижане, привыкшие за месяцы Террора к зрелищу смерти,
ходили на казни, как в театр, и, словно игру актеров, оценивали
119
Французская революция
поведение приговоренных в последние минуты их жизни. Эбер
зрителей разочаровал: он плакал, кричал и упирался, из-за чего его
пришлось буквально тащить на эшафот. Для человека, столько раз
за годы Революции требовавшего чужие жизни, такое поведение
сочли недостойным — его освистали.
После устранения эбертистов их главные оппоненты — «снис¬
ходительные» — заметно активизировались. «Старый кор¬
дельер» призвал к скорейшему прекращению войны и террора,
но по приказу Комитетов этот номер газеты был изъят, а ее типо¬
граф арестован. Затем «снисходительные» добились от Конвента
решения об аресте одного из агентов Комитета общественного
спасения, но Робеспьер и Кутон убедили депутатов отменить уже
принятый декрет. Попытку Дантона в кулуарном порядке дого¬
вориться с Робеспьером тот решительно отклонил и поддержал
предложение Бийо-Варенна покончить со знаменитым и популяр¬
ным трибуном. В ночь на 31 марта по приказу правительственных
Комитетов Дантон, Демулен, Делакруа и Пьер Филиппо были аре¬
стованы. Утром близкие к Дантону депутаты попытались убедить
коллег в том, чтобы они заслушали его в Конвенте лично, но этому
помешало решительное вмешательство Робеспьера. А после вы¬
ступления Сен-Жюста с обвинительным докладом возражать уже
никто не посмел.
Процесс дантонистов состоялся 1-5 апреля 1794 года. Обви¬
нение опять прибегло к «амальгаме», и на скамье подсудимых
вместе с Дантоном, Демуленом, Делакруа и Филиппо оказались
проходившие по делу Ост-Индской компании Фабр д’Эглантин
и бывшие члены «кордельерского трио» Базир и Шабо, а также
автор Конституции 1793 года Эро де Сешель, «вандейский мяс¬
ник» Вестерман и еще несколько малоизвестных и сомнитель¬
ных личностей. Им всем инкриминировали «коррупцию» и «из¬
мену». Дантон не только уверенно защищался, но и сам нападал
на обвинителей. Его могучий голос, раздававшийся из открытых
окон трибунала, собрал у здания толпу любопытствующих. Руко¬
водивший процессом Эрман растерялся. И тогда Сен-Жюст убе¬
дил Конвент принять декрет, по которому подсудимые, «оказыва¬
ющие сопротивление или непочтение к правосудию», могут быть
220
глава 6. Диктатура монтаньяров
лишены слова. В соответствии с этим декретом, никому из обви¬
няемых не разрешили выступить. На четвертый день процесса
их приговорили к смерти и отправили на площадь Революции.
На сей раз публика могла быть довольна: Дантон блестяще
играл свою последнюю «роль». Если Демулен перед смертью
плакал и вспоминал молодую жену, то Дантон держался уверенно
и надменно. Проезжая по улице Сент-Оноре мимо дома Робес¬
пьера, он прогремел своим могучим голосом: «Робеспьер, ты —
следующий!» Последние же его слова были обращены к палачу:
«Обязательно покажи мою голову народу, она это заслужила!»
Завершающий же акт этой драмы имел место 13 апреля, когда
по горячим следам после процессов эбертистов и дантонистов
были осуждены и казнены люди, так или иначе с ними связан¬
ные: вдовы Эбера и Демулена, прокурор Коммуны Шометт, от¬
рекшийся от своего сана епископ Гобель и еще несколько человек,
добавленных к ним в порядке «амальгамы».
Этими людьми число казненных той весной на площади Ре¬
волюции отнюдь не ограничивалось. Террор был в самом раз¬
гаре, и гильотина работала непрерывно. В частности, zz апреля
1794 года был казнен вместе со своей дочерью, внучкой, ее мужем
и двумя секретарями друг просветителей, ученый-ботаник и быв¬
ший защитник на процессе короля Ламуаньон де Мальзерб. Под¬
нимаясь на эшафот, он споткнулся, после чего даже пошутил:
«Плохая примета! Римлянин на моем месте вернулся бы домой»
8 мая на том же эшафоте расстался с жизнью великий химик
Антуан Лоран Лавуазье. Рассказывали, что когда его ученик и де¬
путат Конвента Антуан Франсуа де Фуркруа попросил судью
спасти гениального ученого, то услышал в ответ: « Республике уче¬
ные не нужны». Даже если эти слова — легенда, они вполне точно
отражают представления робеспьеристов о вожделенном «цар¬
стве Добродетели», где пользы от ученых не было бы. «Какое
значение имеют для вас, законодатели, различные гипотезы, кото¬
рыми ученые объясняют явления природы? — спрашивал Робес¬
пьер депутатов Конвента. — Вы можете оставить все эти вопросы
их вечным спорам. <...> В глазах законодателя все то, что полезно
людям, и все то, что хорошо на практике, и есть истина».
ZZI
Французская революция
Новые победы
Военная кампания 1794 года началась достаточно поздно — в ап¬
реле. Французские войска быстро достигли преимущества на юго-
востоке, где вторглись в Пьемонт, и на юго-западе, успешно тесня
испанцев в Русильоне. На восточном же фронте, где против не¬
приятеля действовали три французские армии — Северная, Ар¬
деннская и Мозельская, военные действия шли с переменным
успехом.
Лучше других складывались дела у Северной армии, которой
командовал генерал Жан-Шарль Пишегрю. Выходец из кресть¬
янской семьи, он получил хорошее образование в военной школе
и некоторый боевой опыт в войне за независимость североаме¬
риканских колоний Англии. С начала революционной войны он
находился на фронте и сделал успешную карьеру, поднявшись
от командира батальона до командующего армией. У него в Север¬
ной армии были также отличные командиры дивизий — Жозеф
Суам, профессиональный военный, во время Революции до¬
шедший до генеральского звания, и Жан Моро, отличившийся,
как мы видели, еще во время бурных событий 1788 года в Ренне,
а с 1791 года находившийся на военной службе.
Хотя кампания началась для Северной армии не слишком
удачно: австрийцы 30 апреля заняли крепость Ландресси, — уже
18 мая Суам и Моро, в отсутствие главнокомандующего, нанесли
войскам коалиции чувствительное поражение при Туркуэне.
Воспользовавшись тем, что принц Кобург разделил свою армию
на шесть колонн, французские генералы, напротив, сконцентри¬
ровали свои войска и получили в нужном месте решающее чис¬
ленное преимущество. Однако союзники не позволили французам
развить свой успех, и стороны до середины лета вели в основном
бои местного значения.
Находившаяся на южном фланге Мозельская армия, которой
в начале кампании командовал молодой генерал Луи-Лазар Гош,
уже готова была перейти на территорию противника, когда ее глав¬
нокомандующего арестовали по надуманному обвинению и отпра¬
вили в Париж дожидаться приговора Революционного трибунала.
222
глава 6. Диктатура монтаньяров
В результате армия вместо наступления протопталась на месте
всю весну и начало лето, ограничиваясь локальными стычками
с противником.
Наиболее драматичные события происходили на централь¬
ном участке фронта, где располагалась Арденнская армия. Перед
ней стояла задача форсировать Самбру и взять важную австрий¬
скую крепость Шарлеруа. Армией командовал генерал Луи Шар-
бонье, тоже прошедший за время Революции путь от солдата
до генерала, но обладавший весьма скромными способностями
военачальника. Впрочем, командовать ему толком все равно
не приходилось. Принимая во внимание важность стоявшей
перед армией задачи, представителем от Конвента туда прибыл
сам Сен-Жюст. С юношеской самоуверенностью он счел себя
полководцем, фактически отодвинув в сторону Шарбонье. В ре¬
зультате военные действия в мае здесь велись по одной и той же
схеме: республиканские войска форсировали Самбру, пытаясь
осадить Шарлеруа, но уже готовый к этому неприятель неиз¬
менно отбрасывал их с потерями обратно, после чего Сен-Жюст
опять гнал армию форсировать реку.
После трех неудачных попыток Комитет общественного спа¬
сения перебросил сюда войска левого фланга Мозельской армии
и войска правого фланга Северной армии. Мощную группировку,
получившую чуть позже название Самбро-Маасской армии, воз¬
главил победитель при Ваттиньи генерал Журдан. Под его коман¬
дованием французы 12 июня опять форсировали Самбру. Одна
дивизия приступила к осаде Шарлеруа, остальные для прикрытия
расположились на близлежащих высотах дугой, имевшей длину
до 30 километров. i6 июня армия союзников под командованием
принца Оранского четырьмя колоннами атаковала французскую
линию обороны, прорываясь на помощь крепости. Правый фланг
и центр французов были выбиты с их позиций и в беспорядке
отступили обратно за Самбру. Левый фланг под командой Кле¬
бера успешно держался, но затем следом за остальными тоже вер¬
нулся на западный берег. Принц Оранский, одержав уверенную
победу и полагая, что теперь-то французы больше не вернутся,
ушел от стен крепости.
223
Французская революция
Однако на левом берегу отступавшие французские войска
опять встретил Сен-Жюст и приказал им в очередной раз фор¬
сировать реку. Делать было нечего — Журдан 18 июня повторил
прежний маневр: перешел Самбру, осадил Шарлеруа и для при¬
крытия осады развернул армию на высотах возле деревни Флерюс.
1$ июня после интенсивной бомбардировки комендант крепости,
не зная, что к нему на помощь уже подходят основные силы союз¬
ников с самим принцем Кобургом, подписал капитуляцию.
16 июня Кобург прибыл с войсками на поле боя и, хотя они
в полтора раза уступали по численности французам, немед¬
ленно начал концентрическую атаку французской оборонитель¬
ной линии, тараня ее с разных сторон пятью колоннами по на¬
правлению к Шарлеруа. Первым же натиском все пять колонн
сбили французов с занимаемых позиций. Лишь с большим тру¬
дом Журдан сумел нейтрализовать первоначальный успех неприя¬
теля, введя в бой резервы. В частности, левый фланг французов
спасла отправленная туда дивизия Клебера. О том, чем заверши¬
лось бы сражение, продолжай австрийцы наседать, можно лишь
догадываться. Французы держались цепко, но силы их уже исся¬
кали, когда Кобург узнал о состоявшейся ранее капитуляции Шар¬
леруа. Он прекратил наступление и увел войска. Успех в сражении
при Флерюсе, несмотря на его относительность (обе стороны по¬
теряли убитыми и ранеными примерно поровну), будет иметь да¬
леко идущие военно-стратегические и политические последствия.
Преследуя отступающего противника, Северная и Самбро-Маас-
ская армии без боя займут Брюссель, а затем полностью вытеснят
неприятеля из Бельгии и вернут потерянные в 1793 году крепости.
Эта победа даст возможность французам обернуть весь ход кам¬
пании 1794 года в свою пользу.
Крах «царства Добродетели»
Прочное положение на фронтах и устранение политических
конкурентов позволили робеспьеристам активизировать усилия
по созданию совершенного, на их взгляд, общества. Могущество
224
глава 6. Диктатура монтаньяров
триумвирата достигло апогея. После разгрома «ультралевых» ро-
беспьеристы взяли под полный контроль Коммуну Парижа и под¬
чиненную ей национальную гвардию. Созданную весной 1794 года
«общую полицию» поочередно возглавляли члены триумвирата.
Во главе Революционного трибунала и среди присяжных тоже
находились их люди. Казалось, «царство Добродетели» можно
теперь строить беспрепятственно.
Важным шагом на пути к нему должно было стать введение
новой религии — культа Верховного существа. По сути, он пред¬
ставлял собой сакрализацию республиканских добродетелей: обо¬
жествлялись обязанности гражданина перед государством. 7 мая
1794 года Конвент после доклада Робеспьера принял декрет, где
сформулировал принципы новой религии и установил соответ¬
ствующие праздники. Первый из них состоялся на следующий же
день. Главным действующим лицом на нем, своего рода «перво¬
священником», выступил сам Робеспьер, поскольку в тот момент
именно он являлся председателем Конвента. Однако, несмотря
на пышно обставленное празднество, насаждаемая сверху квази¬
религия не нашла отклика в народе.
Другой мерой по реализации робеспьеристского идеала стало
ужесточение террора, ю июня 1794 года (22 прериаля II года Рес¬
публики) Кутон выступил в Конвенте с предложением принять
новый декрет о Революционном трибунале, отменявший защиту
подсудимых и прочие «излишние» формальности. Эта беспреце¬
дентная мера преподносилась как средство очистить Республику
от людей, не способных жить по законам добродетели: «Задержка
в наказании врагов отечества не должна превышать времени, не¬
обходимого для установления их личности. Речь идет не столько
о том, чтобы наказать их, сколько о том, чтобы уничтожить». Дефи¬
ниции «враги отечества» и «враги народа» обозначали не только
политических противников, но имели гораздо более широкое,
этическое толкование. Этот декрет, принятый при энергичной
поддержке Робеспьера, а фактически продавленный им и Куто-
ном, несмотря на сопротивление ряда депутатов, легализовал уже
практиковавшееся привлечение к ответственности за «моральные
преступления». «Врагами народа», подлежавшими смертной
2.2.5
Французская революция
Жан-Ламбер Тальен. Гравюра Э. Тома с портрета работы А. Руссо
казни, объявлялись, в частности, те, кто «пытается ввести народ
в заблуждение и воспрепятствовать его просвещению, испортить
нравы и развратить общественное сознание, повредить энергии
и чистоте революционных и республиканских принципов».
Декрет от 22 прериаля открыл период «Великого террора»,
когда в Париже ежедневно гильотинировали от 30 до 6о человек.
Всего же с п июня по 27 июля 1794 года в столице было казнено
1376 человек.
Однако подобная концентрация поистине диктаторской вла¬
сти в руках Робеспьера и его сподвижников вызвала недовольство
у слишком многих. В заговор против триумвирата вошли другие
члены правительственных Комитетов, многие монтаньяры (Фуше,
Тальен, Мерлен из Тионвиля и другие), а также депутаты Равнины.
Робеспьеристы, зная о зреющей оппозиции, готовились нанести
226
глава 6. Диктатура монтаньяров
упреждающий удар. Однако их противники сделали это раньше.
17 июля (9 термидора II года), когда Сен-Жюст собрался высту¬
пить в Конвенте с обвинениями против Бийо-Варенна и Колло
д’Эрбуа, выскочивший на трибуну Тальен не дал ему говорить,
а другие депутаты обвинили робеспьеристов в тирании и приняли
декрет об их аресте. Еще недавно всесильных триумвиров развезли
по тюрьмам. Однако главнокомандующий парижской националь¬
ной гвардией Анрио освободил их и доставил в Ратушу. Здесь ро-
беспьеристы попытались создать центр сопротивления Конвенту,
но секции их не поддержали. Напротив, противники триумвиров
собрали у Конвента национальную гвардию, которая двинулась
на Ратушу и захватила ее. На другой день Робеспьер, Сен-Жюст,
Кутон и их сторонники (всего и человека) были казнены по за¬
кону от zz прериаля, который ранее сами же и провели. Мираж
«царства Добродетели» рассеялся с гибелью его авторов.
ГЛАВА 7
Термидор
Термидор и термидорианцы
Переворот 9 термидора, который впоследствии будет восприни¬
маться многими историками как контрреволюция, важнейший
поворотный момент Французской революции или даже ее финал,
летом 1794 года виделся совершенно иначе. Начать хотя бы с того,
что это событие было принято называть «революцией». «31 мая
революцию совершил народ, 9 термидора свою революцию со¬
вершил Национальный Конвент; Свобода в равной мере апло¬
дирует обеим», — говорилось в обращении Конвента к гражда¬
нам страны.
Депутаты заявляли, что эта благотворная революция спасла
Францию от тирании и деспотизма Робеспьера и его соратников.
По их словам, Робеспьер фактически превратил себя в нового ко¬
роля, сконцентрировав в своих руках всю власть и получив огром¬
ное влияние на народные общества. По Парижу даже намеренно
распускались слухи о том, что Робеспьер сговорился с роялистами:
он, дескать, готовился выпустить из тюрьмы сына Людовика XVI,
жениться на его сестре и взойти на трон. Республиканцам же он
и его соратники якобы готовили новую Варфоломеевскую ночь.
Неожиданно выяснилось, что у Робеспьера, который всего
несколько дней назад казался всемогущим, совсем нет сторонни¬
ков — кроме разве что казненных вместе с ним в следующие дни
228
глава 7. Термидор
Антуан Клер Тибодо. Гравюра неизвестного художника. Напечатана Boussod, Valadon & Cie
после переворота. Те, кто еще вчера его поддерживал, спешили
от него отречься. Марк-Антуан Жюльен, выполнявший секретные
поручения Робеспьера и считавший себя его близким другом, по¬
спешил заявить, что давно уже вынашивал планы заколоть его кин¬
жалом. Когда знаменитому художнику, депутату Конвента и члену
Комитета общей безопасности монтаньяру Жаку-Луи Давиду кол¬
леги напомнили, что тот обещал Робеспьеру в случае необходи¬
мости выпить вместе с ним, как Сократ, чашу цикуты, тот мелан¬
холично заметил: «Я не единственный, кто заблуждался на его
счет; многие граждане, как и я, полагали его добродетельным».
Так поступали далеко не все, но многие. Те, кто еще не¬
давно стремился показать себя большим якобинцем и монтань¬
яром, чем сам Робеспьер, изменили свое поведение буквально
за несколько дней. Депутат Антуан Клер Тибодо до перево¬
рота приходил на заседания в куртке-карманьоле — одежде
229
Французская революция
санкюлотов — и сидел на скамьях Горы; после смены власти он
стал носить за поясом пистолеты и выступать за смертные приго¬
воры бывшим монтаньярам. Едва ли кого-то удивит, что Тибодо,
проживший 89 лет, нашел себе место и при Термидоре (председа¬
тель Конвента, член Комитета общественного спасения и Коми¬
тета общей безопасности), и при Директории (депутат Законода¬
тельного корпуса), и при Наполеоне I (префект и граф Империи),
и при Наполеоне III (сенатор).
Процесс мгновенной смены политических взглядов отнюдь
не ограничивался стенами Конвента. Подобно тому как раньше
на заседаниях зачитывались шедшие со всей страны послания, под¬
держивавшие политику монтаньяров, теперь обращения местных
властей и народных обществ — всего их было получено более семи
сотен — прославляли новую революцию. «Благодаря вам, граждане
представители [народа], поклявшиеся принести смерть тиранам, —
говорилось в одном из них, — благодаря непрестанной бдительно¬
сти отцов отечества, меч закона воздал должное Кромвелю и этим
волкам в овечьей шкуре». Робеспьера называли «тигром, жажду¬
щим крови», мошенником, пигмеем, негодяем и чудовищем; депу¬
татов же именовали спасителями родины. Казалось, 9 термидора
было устранено единственное препятствие на пути к грядущему
царству свободы и теперь в стране наступит мир, а ожесточенная
политическая борьба, не стихавшая с 1789 года, сменится полным
единодушием. Однако все это было лишь иллюзией.
На следующий же день после переворота в Париже начались
«чистки» и казни. Всего ю, п и 12 термидора гильотинировали
около ста человек, включая тех, кто собрался ночью 9 термидора
в Ратуше. Репрессии обрушились на всех, кого посчитали робес-
пьеристами (вскоре их начнут называть «охвостьем Робеспьера»),
включая членов Конвента, Коммуны Парижа и Якобинского
клуба. Впоследствии преследования распространились по всей
стране — их жертвами стали, как тогда говорили, «террористы»,
то есть сторонники Террора. На заседаниях Конвента — с первых
дней после переворота до последних дней его работы — то и дело
слышались обвинения в адрес тех или иных депутатов, которым
приходилось оправдываться, чтобы не быть арестованными.
230
глава 7. Термидор
Бертран Барер. Гравюра Г. Физингера с портрета работы Ж.-У. Герена
Вместо робеспьеристского «триумвирата» к руководству стра¬
ной пришли другие люди. Часть из них и при диктатуре мон¬
таньяров входила в Комитет общественного спасения и Коми¬
тет общей безопасности, но не играла там ведущих ролей, как,
например, Барер. Хотя его обычно упоминают среди организато¬
ров переворота 9 термидора, он поддержал заговорщиков лишь
после того, как стало понятно, что они берут верх; ходили даже
слухи, что он шел на заседание Конвента, заготовив две речи: одну
за Робеспьера, а другую против него. Так или иначе, именно Ба-
рера захотели выслушать депутаты, когда не дали говорить Ро¬
беспьеру, именно ему поручили выступить ю термидора с речью,
подводившей итоги переворота. Барер не стремился упразднять
какие бы то ни было институты власти, созданные во времена
диктатуры монтаньяров, полагая, что их нужно лишь очистить
231
Французская революция
от сторонников Робеспьера и реорганизовать с той «мудростью,
которая улучшает, не ослабляя и не разрушая». Иными словами,
он предполагал использовать их и далее, но уже в интересах тер¬
мидорианцев.
Другим активным участником заговора был Поль Баррас. Ро¬
дившись в семье, принадлежавшей к древнему дворянскому роду,
в 16 лет он поступил на военную службу, которая по большей части
проходила в колониях. Выйдя в отставку в звании лейтенанта,
Баррас приветствовал Революцию, занимал различные должно¬
сти в провинциальной администрации и в 1792 году был избран
в Конвент, где голосовал за казнь короля. Во времена диктатуры
монтаньяров большую часть времени он провел на юге, сражаясь
с контрреволюцией в Марселе и Тулоне; там же он познакомился
с молодым Наполеоном Бонапартом. Вернувшись в Париж в раз¬
гар Террора, Баррас осознал, что и сам попал в ряды подозритель¬
ных. Став одним из организаторов переворота, 9 термидора он
возглавил подчинявшиеся Конвенту вооруженные силы. Несмо¬
тря на неоднократные обвинения в коррупции и казнокрадстве,
при Термидоре Баррас становится членом Комитета общей без¬
опасности, избирается председателем Конвента и возвращается
на военную службу с присвоением звания бригадного генерала.
Эти два примера показывают, сколь разные люди входили
в число тех, кого стало принято называть термидорианцами. Одни,
как Барер, фактически выступали за сохранение диктатуры мон¬
таньяров, но без Робеспьера, другие, как Баррас, давно уже стре¬
мились конвертировать свою власть во что-то более осязаемое и,
главное, долговечное.
Тем не менее, несмотря на все старания историков поделить
термидорианцев на «правых» и «левых», депутаты не состав¬
ляли никаких политических группировок, не входили ни в какие
«партии»: в каждый конкретный момент времени каждый сам
решал, как ему голосовать и какой политической позиции при¬
держиваться. Причем эта позиция могла с течением времени ме¬
няться, и меняться довольно быстро.
Термидорианцев объединяли три вещи. Во-первых, общее
прошлое, которое включало в себя и эйфорию 1789 года, и страх
2-32.
глава 7. Термидор
1793-1794 годов. Депутаты отлично знали: какое бы заворажива¬
ющее действие ни разворачивалось на театральных подмостках,
за кулисами часто льется кровь. Они всегда помнили, что рассчи¬
тывать можно только на самих себя, а друзья способны мгновенно
превратиться во врагов. Многие из них побывали в провинции
и видели, что принесла людям Революция. Во-вторых, инстинк¬
тивное желание выжить, понимание, что в любой момент каж¬
дый из них может быть исключен из Конвента и отдан под суд
Революционного трибунала, что народная любовь недолговечна
и никакие заслуги не спасают от эшафота. Так, Сийес на вопрос
своего друга о том, что он делал при Терроре, ответил: «Я оста¬
вался жив». И наконец, в-третьих, осознание того, что Револю¬
цию, вознесшую их к вершинам власти в стране, так или иначе
нужно заканчивать, поскольку она не гарантирует им ни безопас¬
ности, ни продолжения политической карьеры.
Реорганизация власти
Все термидорианцы считались республиканцами, но придержи¬
вались разных взглядов на дальнейшее развитие Первой респуб¬
лики. Никаких политических планов и проектов у них не было
(да и когда бы они успели их выработать), однако очевидно, что из¬
начально у них не было и намерения что-либо менять в существу¬
ющей политической системе. Национальный Конвент и его ко¬
митеты по-прежнему обладали всей полнотой власти, всё так же
по всей стране действовали многочисленные народные общества,
Конституция 1793 года считалась отложенной до наступления все¬
общего мира — ее никто не оспаривал, но никто и не торопился
побыстрее ввести ее в действие. Члены Комитетов общественного
спасения и общей безопасности продолжали руководить страной,
только без Робеспьера и его соратников, — и их эта ситуация аб¬
солютно устраивала. Когда 24 термидора Барер поставил вопрос
о том, все ли члены Конвента хотят сохранить революционное
правление, то, если верить отчету о заседании, все депутаты в еди¬
ном порыве вскочили с мест, крича: «Да, да!» — и подбрасывая
2-33
Французская революция
в воздух свои шляпы. За этим последовали бурные продолжитель¬
ные аплодисменты.
Тем не менее сохранить структуру управления неизменной
не удалось. Без Робеспьера и его соратников, без поддержки мон¬
таньяров и Коммуны Парижа члены Комитетов не сумели удер¬
жать власть, поскольку их коллеги готовы были пойти на все,
чтобы никто более не смог навязывать свою волю Конвенту. Это
стало понятно, когда и термидора Барер предложил заменить трех
казненных членов Комитета общественного спасения и тем самым
спровоцировал дискуссию, которая, то затухая, то разгораясь, дли¬
лась до 7 фрюктидора (24 августа).
В итоге система революционного правительства была реорга¬
низована. Полномочия комитетов упорядочили. Хотя Комитет
общественного спасения и сохранил свое название (а его предла¬
гали переименовать), его прерогативы, как и Комитета общей без¬
опасности, были существенно сокращены. Отныне все комитеты
Конвента должны были обновляться каждый месяц на четверть
своего состава. При этом в первую очередь предстояло выбы¬
вать тем, кто занимал должность дольше всего, причем выбыв¬
шие члены Комитетов общественного спасения и общей безопас¬
ности не могли вернуться ни в один из них ранее чем через месяц.
Запрещалось также состоять в двух комитетах одновременно.
Важность этого решения трудно переоценить. Не прошло
и месяца после переворота, а на надеждах членов Комитета об¬
щественного спасения остаться у власти был поставлен крест. Пер¬
выми были исключены и, соответственно, лишились влияния те,
кто более всего ассоциировался с диктатурой монтаньяров: Барер,
Бийо-Варенн и Колло д’Эрбуа. В Комитете общей безопасности
к ноябрю и вовсе не осталось никого из тех, кто входил в него
при Робеспьере.
Предотвратить возврат в прошлое
28 фрюктидора II года (14 сентября 1794 года) депутат Эдм Пети,
хирург, некогда близкий к жирондистам и славившийся тем,
234
глава 7. Термидор
что высказывал свои мысли прямо и невзирая на лица, выступил
в Конвенте и поставил перед коллегами следующий вопрос:
Возможно ли, чтобы свободная и щедрая нация, чтобы два¬
дцатишестимиллионный народ, разбивший связывающие его
четырнадцать веков оковы, чтобы народ, чьи таланты и гений
поражали просвещенный им мир, чтобы народ, дерзко поста¬
вивший вопрос о счастье рода человеческого, провозгласив¬
ший Декларацию прав человека <...>, наконец, чтобы народ,
победивший десять наций, сплотившихся против его свободы,
возможно ли, чтобы такой народ при таких обстоятельствах
согнулся бы под ярмом нескольких незначительных разбой¬
ников, которые только и знали, что лгать и душить?
Действительно, желание разобраться в событиях недавнего
прошлого и как-то объяснить их становилось у депутатов все силь¬
нее. Пети, никогда не любивший монтаньяров и чудом избежав¬
ший репрессий за то, что выступил против переворота 31 мая —
1 июня, предлагал «не отделять Робеспьера от его достойных
последователей, без которых этот узколобый негодяй никогда
не стал бы столь ужасен», и напоминал, что немало этих последо¬
вателей состояло в народных обществах, аффилированных с Яко¬
бинским клубом.
Пети был далеко не единственным, кто поднимал подобные
вопросы, но его речь особенно характерна, поскольку в ней обо¬
значены главные пути, которыми шла политическая мысль эпохи
Термидора: чтобы не допустить появления нового Робеспьера,
нужно уничтожить те условия, которые породили «последнего
тирана».
Одним из таких условий термидорианцам виделось неправиль¬
ное понимание народного суверенитета, из-за которого неболь¬
шая часть народа — политические активисты секций или члены
Якобинского клуба — присваивали себе право говорить от имени
всей нации и даже прямо угрожали Национальному Конвенту,
где заседали истинные представители народа. Опасность такого
«народовластия» четко осознавали еще робеспьеристы, которых
235
Французская революция
привело к власти народное восстание. Они начали ограничивать
права Коммуны Парижа, поставив ее под контроль национальных
властей, уже при них Якобинский клуб стал терять свое значение.
Термидорианцы действовали в том же направлении. Прежде всего
ограничили полномочия революционных комитетов, выдавав¬
ших при диктатуре монтаньяров свидетельства о благонадежности
и имевших право производить аресты. Их состав был обновлен,
а это затрагивало десятки тысяч людей по всей стране и нередко
ставило на местах вопрос о личной ответственности за проведе¬
ние политики Террора.
Дошли руки и до столицы. В августе 1794 года Коммуна Парижа
перестала существовать, город перешел под прямое управление на¬
циональных властей. Выдачу пособий, установленных санкюлотам
за посещение заседаний секций, отменили, а сами секции были объ¬
единены по четыре. Таким образом, на весь город осталось только
л революционных комитетов — так фактически появились первые
парижские округа. Якобинский клуб после Термидора подвергся
«чистке», а в ноябре 1794 года его окончательно закрыли. К тому
времени или закрылись, или практически перестали функциониро¬
вать и аффилированные с ним провинциальные клубы.
Завершение политики Террора
Другим фактором, позволявшим Робеспьеру диктовать свою волю
Конвенту, депутаты считали Террор.
Террор был удобным инструментом для удержания власти
(тем более что монтаньяры составляли меньшинство Националь¬
ного Конвента, которое при других условиях едва ли смогло бы
столь успешно манипулировать большинством), но именно он
послужил одной из главных причин переворота 9 термидора. Это
создавало для депутатов непростую проблему. Отказаться от Тер¬
рора? Но как тогда бороться с контрреволюционерами, рояли¬
стами, всеми недовольными политикой Конвента? Сохранить Тер¬
рор? Но как избавиться от страха за собственную жизнь, за жизни
родных и близких?
236
глава 7. Термидор
Не в силах найти ответы на эти вопросы сразу, депутаты пред¬
почли не решать их радикально: продолжать политику Террора,
но пытаться избегать эксцессов и перегибов, а заодно и обеспечить
собственную безопасность. Казни не прекращаются, а Закон о по¬
дозрительных остается в силе. Но одновременно лозунгом терми¬
дорианцев становится: «Поставить правосудие в порядок дня».
В первую очередь это означало освобождение для тех, кого
в новых условиях считали невиновными. 18 термидора (5 авгу¬
ста) Конвент предписал Комитету общей безопасности выпустить
на свободу всех лиц, не подпадающих под действие Закона о по¬
дозрительных — при расплывчатости этого закона декрет фак¬
тически позволял Комитету решать судьбы заключенных по соб¬
ственному усмотрению. Всем заключенным или их родственникам
должны были сообщить причины ареста. В провинции освобожде¬
ния из тюрем отдавались на откуп комиссарам Конвента. «Здесь
нет речи ни об амнистии, ни о милосердии, — пояснил Барер не¬
сколько дней спустя, — речь идет о правосудии, равном для всех
правосудии». За пять дней, с 18 по 13 термидора, Комитет общей
безопасности освободил 478 человек из почти 7000 заключенных
парижских тюрем.
Проблема освобождения из тюрем оказалась очень острой,
и дело не только в том, что противников робеспьеристов или по¬
дозреваемых в недостаточной лояльности монтаньярскому Кон¬
венту нередко сменяли в заключении сторонники Робеспьера
и те, кто наиболее активно проводил в жизнь политику монтань¬
яров. Гораздо опаснее было то, что волна освобождений привела
к резкой поляризации общественного мнения: одни опасались
реванша выпущенных из тюрем «аристократов», другие меч¬
тали о мести тем, кто сажал людей при диктатуре монтаньяров.
Из департаментов в Конвент и Якобинский клуб пошел непре¬
рывный поток петиций. «Патриоты» жаловались на многочис¬
ленные притеснения, а сограждане в ответ именовали их казно¬
крадами и кровопийцами. Как только одни депутаты выступили
за решение публиковать списки освобожденных, другие тут же
провели декрет, требовавший предать гласности и имена отпра¬
вивших их за решетку. Конвенту пришлось отменить оба декрета:
237
Французская революция
депутаты испугались, что их реализация приведет к гражданской
войне.
Освобождение из тюрем, хотели того сами депутаты или нет,
с неизбежностью приводило к осуждению политики Террора
и к постановке вопроса о том, кто несет за него ответственность.
Отсюда оставался всего один шаг до обвинения тех, кто проводил
в жизнь политику монтаньяров. Эти люди, особенно на местах,
нередко воспринимались как виновные лишь потому, что были
во власти. Понемногу процесс начал выходить из-под контроля:
вскоре стало понятно, что полностью сохранить систему Террора,
поставив ее на службу новому составу Комитетов, уже не удастся.
14 термидора (i августа) без всякого обсуждения был отменен
закон от 11 прериаля. Вслед за тем один из депутатов потребовал,
чтобы Антуан Фукье-Тенвиль, общественный обвинитель Рево¬
люционного трибунала, «отправился в ад искупать пролитую им
кровь». Это также не вызвало никаких дискуссий, Фукье был аре¬
стован. На следующий день было принято решение об аресте депу¬
тата Жозефа Лебона, руководившего Террором в Аррасе; коллеги
назвали его «палачом, служившим Робеспьеру». Особенно важ¬
ным им казалось то, что он во всем подражал «триумвирам» —
все делал «как Робеспьер и для Робеспьера». Позднее, в октябре,
по итогам работы специальной комиссии и поименного голосо¬
вания будет отправлен под суд Жан-Батист Каррье, свирепство¬
вавший в Нанте.
Все трое не могли понять, в чем их обвиняют, ведь они вы¬
полняли — и весьма успешно — распоряжения того же самого
Национального Конвента и его комитетов. «Я был орудием ко¬
митетов, я подчинялся, я лишь механизм, который приводили
в действие», — скажет депутатам Фукье-Тенвиль. Суд над ним по¬
казал, что общественный обвинитель, наводивший ужас на своих
жертв, — лишь мелкий бюрократ, изо всех сил стремившийся вы¬
служиться перед теми, кто находился у власти. «Здесь виновно
все, вплоть до колокольчика председателя!» — воскликнет Кар¬
рье, осознав после трехдневных попыток оправдаться, что коллеги
твердо решили принести его в жертву. Все трое были приговорены
к смерти и казнены.
238
глава 7. Термидор
Жан-Батист Каррье. Гравюра Ш. Ф. Г. Леваше с рисунка работы Ж. Дюплесси-Бертоа
Впрочем, проводимые термидорианцами репрессии были не¬
сравнимы с временами «Великого террора»; за исключением
казненных сразу после переворота, на эшафот взошли лишь не¬
сколько депутатов и их единомышленников. Даже те, кто был аре¬
стован, — как Давид, изгнанный из Конвента в один день с Лебо¬
ном, — впоследствии оказались оправданы и вышли на свободу.
Причина была проста: несмотря на постоянные обвинения друг
друга и выяснения, кто больше выслуживался перед Робеспье¬
ром, депутаты Конвента отлично понимали, что, по сути, Каррье
прав: все они несут коллективную ответственность за Террор. Тем,
кто аплодировал робеспьеристам, зверствовал в провинции, го¬
лосовал за казнь короля, отправлял под суд своих коллег, совсем
2-39
Французская революция
не хотелось обсуждать вопрос о личной ответственности за ре¬
прессии. «Количество палачей было практически равно количе¬
ству граждан», — скажет один из депутатов.
Тем не менее отмена закона от zz прериаля подрывала основы
самого существования Революционного трибунала. Его хотели
распустить сразу после переворота, но тогда он был еще нужен,
чтобы судить соратников Робеспьера, п термидора его работу
решено было приостановить. И все же z? термидора (ю августа)
трибунал реорганизовали, его состав сократили, вновь предоста¬
вили обвиняемым право на защиту, полномочия самого трибу¬
нала существенно сузили: отныне его юрисдикции подлежала
лишь большая часть преступлений с контрреволюционными на¬
мерениями. Таким образом, трибунал во многом вернули к тому
положению, в каком он находился до принятия закона от zz пре¬
риаля. 8 нивоза (z8 декабря) Революционный трибунал подвергся
новой реорганизации: в частности, было принято решение каж¬
дые три месяца полностью обновлять его состав. До конца II года
Республики трибунал вынесет 16 смертных приговоров, однако
за тот же период 9Z человека будут им оправданы, iz прериаля
III года Республики (31 мая 1795 года) Революционный трибунал
будет окончательно упразднен — как слишком одиозное учре¬
ждение, а его полномочия будут переданы департаментским уго¬
ловным судам.
Амнистия ИЛИ ПРАВОСУДИЕ?
Прекращение политики Террора и осуждение его крайностей
создавали новые возможности для национального примирения.
Приговор «палачу Нанта» Каррье и арест командовавшего «ад¬
скими колоннами» генерала Тюрро (который, впрочем, будет
полностью оправдан, а впоследствии и удостоится упоминания
на Триумфальной арке в Париже) позволяли и заставляли пере¬
смотреть даже отношение к участникам вандейского мятежа, ко¬
торый, как казалось еще недавно, угрожал самому существованию
Республики. Декрет Конвента от iz фримера III года (z декабря
Z40
глава 7. Термидор
1794 года) обещал всеобщую амнистию тем вандейцам, кто в тече¬
ние месяца сложит оружие и перейдет на сторону республиканцев.
В развитие этого декрета впоследствии было принято решение не¬
медленно освободить всех уже осужденных вандейцев и шуанов.
Эта амнистия имела и конкретные политические последствия:
в феврале-мае 1795 года вандейские военачальники подписали
мир с Республикой.
Зимой 1794-1795 годов в Конвенте раздавались голоса
и в пользу более широкой амнистии, однако дело не двигалось
с места, пока, наконец, Франсуа-Луи Бурдон (из Уазы) — адвокат,
близкий к монтаньярам «цареубийца», а затем активный терми¬
дорианец — не нашел правильные слова:
Настало время выпустить на свободу множество граждан, по¬
страдавших при кровавом режиме... <...> На протяжении пят¬
надцати месяцев мы страдали от тирании, лучше организо¬
ванной и наиболее отвратительной, чем когда бы то ни было.
Нужно, чтобы те, кто еще дышит, те, кого оставил [в живых]
Робеспьер, те, кто смог ускользнуть от разъяренных пресле¬
дователей, предстали перед Комитетом по законодательству,
который дарует им правосудие — при условии, что осужден¬
ные не виновны ни в грабежах, ни в преступлениях, караемых
законом, ни в роялизме.
Его речь была встречена аплодисментами, и Конвент немед¬
ленно принял соответствующий декрет. Очевидно, однако, что это
была амнистия «для своих», намеренно суженная; она способ¬
ствовала восстановлению справедливости, но никак не нацио¬
нальному примирению.
Вместо амнистии участникам Революции решили дать шанс
на непредвзятое разбирательство, и фрюктидора III года (19 авгу¬
ста 1795 года) в Конвенте почти незамеченным прошел декрет, ко¬
торый состоял всего из трех статей и требовал, чтобы все, кто нахо¬
дится в заключении по распоряжению кого бы то ни было, кроме
полицейских чиновников, предстали перед этими чиновниками
для принятия решения об их виновности. Это была попытка
241
Французская революция
перенести все преследования в законную плоскость, отказавшись
от недоказанных обвинений: однако вскоре депутаты поняли,
что декрет позволяет избежать правосудия шуанам и другим вра¬
гам Республики, и сделали из него исключения для арестованных
по решениям Комитетов общественного спасения и общей без¬
опасности, а также комиссаров Конвента.
«Пробуждение народа»
При всей ограниченности этих декретов стало понятно, что воз¬
врата к Террору уже не будет. Постепенно уходил ужас перед не¬
предсказуемыми репрессиями, люди переставали бояться за свою
жизнь и жизни близких. В Конвенте то и дело разворачивались
дискуссии, немыслимые при диктатуре монтаньяров, звучали
слова: «Свобода печати или смерть!» Воцарившаяся свобода пе¬
чати действительно не знала границ, роялистская направленность
ряда изданий была едва завуалирована, несмотря на то что при¬
зывы к реставрации монархии по закону должны были сурово
наказываться.
Уставшее от страха общество наслаждалось свободой. Исчезла
необходимость соблюдать показную бедность и скрывать нажитое
за годы Революции богатство. Появилась «золотая молодежь» —
юноши из семей бывших дворян или верхушки третьего сосло¬
вия, некоторые из которых побывали в тюрьме при монтанья¬
рах или уклонялись от службы в армии. Играя ту же роль, какую
совсем недавно играли санкюлоты предместий, «золотая моло¬
дежь» устанавливала свои порядки на парижских улицах, в кафе
и театральных залах.
Своеобразным гимном эпохи вместо «Карманьолы»
или «Марсельезы» становится повсеместно звучавшая песня
с характерным названием «Пробуждение народа». В ней, в част¬
ности, были такие строфы:
Народ французский, равнодушно
Тебе ли видеть, чтя любовь,
242
глава 7. Термидор
Как, преступлению послушна,
Теперь повсюду льется кровь?
Тебе ли зреть без содроганья,
Как сонм убийц и палачей
Струит тлетворное дыханье
На всех живых в стране твоей!
Зачем же медлишь ты сегодня,
Самовластительный народ?
Низвергни в пекло преисподней
Всех тех, кто кровь людскую пьет.
Жрецам насилья — воздаянье!
Мы истребим их гнусный род.
Дели со мной негодованье,
Злодей пощады не найдет.
Всю ненависть и все презренье
Тому, кто нашей кровью пьян,
Кто носит в душах преступленье,
Кому один закон — тиран!
А вы, невинные, тенями
Сошедшие под вечный свод,
Спокойно спите — пред врагами
Отмщенье ужасом встает*.
Приметой времени стало отторжение диктатуры монтанья¬
ров и всего, что с ней было связано. В Париже устраивали «балы
жертв», на которые собирались родственники казненных: в трауре,
с коротко обрезанными сзади, как у приговоренных к гильоти¬
нированию, волосами, с красными лентами или нитями на шее.
Из Пантеона вынесли тело Марата, его бюсты повсюду разби¬
вали, а в столице дети бросили один из них в сточную канаву —
под аплодисменты местных жителей и с криками: «Марат, вот
твой Пантеон!»
Перевод Вс. Рождественского.
243
Французская революция
Свобода вероисповедания
Религиозная проблема стала еще одной частью непростого на¬
следства, доставшегося термидорианцам от монтаньяров. Вре¬
мена дехристианизации прошли, однако после закрытия множе¬
ства церквей, попыток ввести культ Верховного существа, борьбы
с «фанатизмом» (как нередко называли тогда религию) статус
священников и католической церкви в целом (не говоря уже о дру¬
гих церквях) оставался весьма неопределенным. Члены Конвента
успели себя зарекомендовать как люди, не одобряющие атеизм,
но поддерживающие антиклерикализм. И хотя еще 16 фримера
(6 декабря 1793 года) по предложению Робеспьера был принят
декрет, запрещавший препятствовать свободному отправлению
культа, в условиях диктатуры монтаньяров он не работал: священ¬
ники продолжали восприниматься как люди подозрительные, ка¬
толическая религия казалась плохо совместимой с Республикой.
Год спустя эту тему вновь поднял аббат Грегуар. Известный
в прошлом депутат Учредительного собрания, один из инициато¬
ров присоединения первого сословия к третьему на этапе Клятвы
в зале для игры в мяч, Грегуар принял Гражданское устройство ду¬
ховенства и до избрания в Национальный Конвент успел побывать
епископом. В Конвенте он активно участвовал в работе Комитета
по народному образованию и прославился при Термидоре сво¬
ими докладами о гибельности культурной политики монтаньяров.
I нивоза III года Республики (и декабря 1794 года) в длин¬
ной речи Грегуар призвал ради единства французского народа
начать принимать законы, которые обеспечили бы французам
мирное пользование свободой и закрепили бы равенство. Кон¬
вент аплодировал оратору ровно до тех пор, пока он не перешел
к религиозным вопросам, используя ту же аргументацию, к кото¬
рой прибегал некогда Локк: насилие не может воздействовать
на умы, государство не вправе управлять мыслями. Намеренно
сгущая краски, вспоминая Нерона и Карла IX, депутат призы¬
вал задуматься над тем, что свобода совести есть даже в деспо¬
тической Турции, но отсутствует в просвещенной Франции.
«Народ, у которого нет свободы совести, скоро и вовсе останется
144
глава 7. Термидор
Аббат Анри Грегуар. Гравюра Ле Конта с портрета работы П. Ж. С. Франсуа
без свободы!» — провозгласил он. Однако, как только Грегуар
предложил обсудить, действительно ли, как считают многие, ка¬
толицизм несовместим с Республикой, коллеги начали его пере¬
бивать. Предлагаемый им декрет о свободе совести так и не был
принят, депутаты наотрез отказались обсуждать религиозные во¬
просы. «Быть хорошим мужем, хорошим сыном, хорошим отцом,
хорошим гражданином — вот единственная религия республи¬
канца», — заявил один из них.
Свобода вероисповедания была провозглашена лишь 3 ван¬
тоза (2,1 февраля 1795 года). В этот день Комитеты общественного
спасения, общей безопасности и законодательства предложили
компромисс, который оказался приемлемым для большинства
депутатов. С одной стороны, свободу совести гарантировали
2-45
Французская революция
Конституция и предпосланная ей Декларация прав человека и гра¬
жданина. Хотя Конституция в действие не была введена, ее одоб¬
рил народ, и декрет лишь фиксировал существующее положение
дел. С другой стороны, церковь отделялась от государства: оно
больше не платило жалование священникам, как это предусматри¬
вало Гражданское устройство духовенства в компенсацию за лише¬
ние служителей церкви десятины. Государство не предоставляло
для богослужений никаких помещений; священникам запреща¬
лось отправлять культ вне специально отведенных для этого мест
и появляться в церковном облачении.
Таким образом, декрет фиксировал новое отношение к цер¬
кви: государство отказывалось от вмешательства в вопросы веры,
а религия становилась частным делом граждан.
Экономические проблемы
Хотя историки нередко объясняют нестабильность и непопу¬
лярность режима экономической ситуацией во Франции, отнюдь
не термидорианцы довели страну до катастрофы. Они унасле¬
довали от предшественников пришедшую в упадок торговлю
(особенно международную), инфляцию, разрушение многих хо¬
зяйственных связей, спекуляцию, голод. На момент переворота
9 термидора в обращении находилось семь с половиной милли¬
ардов ассигнатов, и они обменивались на золото по курсу, состав¬
лявшему 31% (то есть за ассигнат в юо франков давали 31 франк),
и на товары — примерно 39%. К концу года ситуация ухудшилась:
в обращении находилось уже восемь миллиардов ассигнатов, курс
которых составлял 24% при обмене на золото и 32% при обмене
на товары. Причем такая ситуация складывалась несмотря на вве¬
денное еще при монтаньярах государственное управление эконо¬
микой и сохранение всеобщего максимума.
В попытке справиться с накопившимися проблемами депутаты
решили вернуться к экономическому либерализму и отказаться
от регулирования экономики. Они надеялись, что благодаря
этому хозяйственные связи начнут восстанавливаться и снабжение
246
глава 7. Термидор
городов улучшится — уже на рыночной основе. В октябре-ноя¬
бре отменили монополию внешней торговли, а 4 нивоза III года
(14 декабря 1794 года) был упразднен и максимум.
В долгосрочной перспективе эти меры были абсолютно пра¬
вильными, разумными и даже неизбежными, однако в краткосроч¬
ной они привели к росту цен и к необходимости для государства
платить за товары (в том числе и при снабжении армий) не по фик¬
сированной, а по рыночной цене. В тяжелой экономической ситуа¬
ции это неотвратимо влекло за собой дополнительную эмиссию.
Курс ассигнатов рухнул до 3-5%. К тому же эти меры запоздали:
поскольку их приняли зимой, они не привели к резкому улучше¬
нию ситуации со снабжением городов продуктами питания. Хотя
пик продовольственного кризиса был пройден в феврале-марте
1794 года, то есть еще при монтаньярах, зима 1794-1795 годов
выдалась для горожан тяжелой. В Париже даже депутаты Кон¬
вента ходили в гости со своим хлебом. Весной очереди в булочные
стояли с раннего утра, а иногда для наведения порядка приходи¬
лось обращаться к военным. Вскоре курс ассигнатов опустился
ниже i%: бумажные деньги окончательно обесценились.
Жерминальское восстание
К весне 1795 года недовольство бедных парижан политикой тер¬
мидорианцев достигло пика. Еще недавно санкюлотам внушали,
что они — «соль земли», именно благодаря им была взята Басти¬
лия, именно они свергли монархию. Они привыкли открыто вы¬
сказывать недовольство, влиять на развитие Революции, диктовать
свою волю национальному представительству. Казни монтанья¬
ров, ликвидация Коммуны Парижа, закрытие Якобинского клуба
убеждали их в том, что былые времена сами по себе не вернутся.
Их раздражали пирующие нувориши, «золотая молодежь», показ¬
ное богатство. Французские армии одерживали победы, а Конститу¬
ция 1793 года так и не была введена в действие. К тому же возникла
угроза исключения из Конвента тех монтаньяров, которые более
всего ассоциировались с политикой Робеспьера, — бывших членов
2 47
Французская революция
Комитета общественного спасения Барера, Бийо-Варенна и Колло
д’Эрбуа, а также одного из самых влиятельных бывших членов Ко¬
митета общей безопасности — Марка-Гийома Вадье. Конвент со¬
здал специальную комиссию для рассмотрения предъявленных им
обвинений, которая iz вантоза III года (г марта 1795 года) признала
их виновными. В результате четыре депутата были отданы под суд.
Покупать хлеб и другие предметы первой необходимости было
все тяжелее. Парижане считали, что урожай 1794 года вполне
хорош, а вот недостаток хлеба в булочных и плохое его каче¬
ство — следствие недальновидной политики отменившего макси¬
мум Конвента, его неспособности наладить снабжение, действий
скупщиков и спекулянтов. Доходило до того, что во всем этом
видели преднамеренные действия контрреволюционеров, выну¬
ждающие народ поддержать противников Республики. В начале
марта санкюлоты пытались донести свои требования до депута¬
тов; на улицах говорили, что им надо бы напомнить слова из Еван¬
гелия: «Если вы настоящие представители народа, скажите, чтобы
камни сии сделались хлебами».
iz жерминаля III года (i апреля 1795 года) санкюлоты пе¬
решли в наступление. Выступая перед Конвентом, делегация
одной из парижских секций обрисовала картину того, что Кон¬
вент еще не сделал:
Не клялись ли вы [Франции] сделать ее свободной, мирной
и счастливой? Выполнили ли вы свои обещания? Вдохнули ли
вы душу и жизнь в республиканскую конституцию? <...> За¬
вершено ли наше гражданское и уголовное законодательство?
Пользуемся ли мы этим кодексом, который ваше усердие наме¬
тило, но ваша мудрость еще не довела до совершенства?
Получалось, что не сделано или не завершено практически
ничего. Атака была поддержана монтаньярами, заявившими,
что правительство финансирует «золотую молодежь», а «пра¬
вительственные комитеты, организовав голод, совершают контр¬
революцию». «Я заявляю всей Франции, что вы тираны!» —
бросил в лицо депутатам один из них.
Z48
глава 7. Термидор
За снабжение Парижа в Комитете общественного спасения
отвечал в то время Франсуа-Антуан Буасси д Англа. Адвокат, про¬
тестант, член Института*, депутат от третьего сословия в Гене¬
ральных штатах, Буасси сначала был роялистом, потом восхвалял
Конституцию 1791 года, а два года спустя льстил Робеспьеру. Ра¬
бота его была столь неэффективна, что народ наградил его про¬
звищем «Буасси-голод» и подозревал в симпатиях к монархии.
Впоследствии он сделает блестящую карьеру: при Наполеоне
станет членом Трибуната и Сената, графом Империи, при Ре¬
ставрации — пэром Франции. Иными словами, это был либе¬
рал, сформировавшийся при Старом порядке, человек Равнины
при Конвенте, сумевший пригодиться всем политическим режи¬
мам реалист и конформист. Его политическая эволюция весьма
характерна для термидорианцев: с начала Революции и до дикта¬
туры монтаньяров «справа налево», а затем — «слева направо».
Поднявшись на трибуну, Буасси попытался доказать, что терми¬
дорианцы поставляют продовольствие в города куда лучше предше¬
ственников, однако договорить ему не дали: санкюлоты ряда париж¬
ских секций ворвались в зал заседаний Национального Конвента
и потребовали наладить снабжение столицы хлебом, освободить
из тюрем «патриотов» и ввести в действие Конституцию 1793 года.
Санкюлоты действовали по привычной схеме. «Вы видите
перед собой людей 14 июля, ю августа, а также 31 мая!» — за¬
явил один из них, не сомневаясь, что и новое восстание будет
успешным. Однако нерешительность монтаньяров дала возмож¬
ность большинству Конвента обратиться за помощью к богатым
секциям, которые подавили мятеж при поддержке «золотой мо¬
лодежи» и небольшого количества военных под командованием
Жана-Шарля Пишегрю. Выходец из крестьянской семьи, участ¬
ник Войны за независимость США, он получил хорошее воен¬
ное образование, дослужился до дивизионного генерала, одер¬
живал победы во главе армий, считался завоевателем Голландии.
Человек, на многое готовый ради удовлетворения своих амбиций,
Национальный институт наук и искусств — организация, созданная при Тер¬
мидоре для замены академий, включая Академию наук.
249
Французская революция
Бывшие депутаты Бийо, Колло и Барер отправляются в изгнание.
Гравюра П. Г Берто с рисунка работы Ж. Дюплесси-Берто
Пишегрю был известным боевым генералом, пользующимся в вой¬
сках популярностью.
Еще не оправившись от пережитого страха, Конвент проголосо¬
вал за депортацию в Гвиану бывших членов «великих комитетов» —
Барера, Бийо-Варенна, Колло д’Эрбуа и Вадье — и за арест восьми
монтаньяров. Несколько тысяч санкюлотов были разоружены, однако
это лишь убедило недовольных, что мятеж нужно лучше готовить.
«Хлеба и демократической Конституции
1793 года!»
Прошло полтора месяца, и i прериаля (го мая) восточные секции
и предместья восстали вновь. На сей раз мятеж был значительно
250
глава 7- Термидор
лучше организован. В выпущенной рано утром прокламации пере¬
числялись претензии восставших: они требовали хлеба, роспуска
временного революционного правительства, введения в действие
Конституции 1793 года, замены и ареста всех членов правитель¬
ственных комитетов как «виновных в оскорблении нации», осво¬
бождения из тюрем всех граждан, требовавших хлеба, созыва в те¬
чение 25 дней первичных собраний для избрания депутатов нового
Законодательного корпуса и передачи Конвентом власти избран¬
ным законодателям к середине июля 1795 года. Основным лозун¬
гом восстания стали слова: «Хлеба и демократической Консти¬
туции 1793 года!»
Тем не менее никакого единого органа для руководства вос¬
станием мятежники создать так и не смогли. Их сил хватило лишь
на то, чтобы захватить Конвент, убить одного из депутатов, пы¬
тавшихся остановить толпу, и насадить его голову на пику. Среди
восставших было много женщин, обвинявших мужчин в трусо¬
сти и призывавших их к более энергичным действиям. Высказы¬
вались всё новые и новые требования: арестовать эмигрантов,
освободить «патриотов», вернуть исключенных депутатов-мон¬
таньяров, создать в Париже орган городского самоуправления,
провести обыски в домах, чтобы изъять спрятанное продоволь¬
ствие, арестовать часть депутатов. Слышались крики «Да здрав¬
ствует Гора! Да здравствуют якобинцы!» и оскорбления в адрес
других депутатов.
О поддержке этих требований заявили и монтаньяры. Они
предложили освободить тех арестованных со времен 9 терми¬
дора, против кого не было выдвинуто обвинений, вернуть оружие
санкюлотам, выпустить депутатов, арестованных после 12 жерми¬
наля, немедленно начать искать по домам муку, отозвать депута¬
тов из миссий, потребовать отчета у правительственных комите¬
тов и полностью их обновить, наложить арест на бумаги Комитета
общей безопасности, отменить смертную казнь для всех, кроме
эмигрантов и фальшивомонетчиков, арестовать журналистов,
«отравляющих общественное мнение». Большинство из этих
мер сразу же было одобрено Конвентом. Также монтаньярам пока¬
залось разумным не ограничиваться только Парижем, а «воззвать
2-51
Французская революция
Восстание i прериаля III года. Гравюра И. С. Эльмана с рисунка работы Ш. Монне
к угнетенным патриотам», разослав соответствующие обращения
по департаментам и армиям.
Но и депутаты Конвента извлекли уроки из предыдущего
восстания: пока толпа выкрикивала лозунги, а монтаньяры го¬
лосовали за декреты, власть успела организовать отпор. Восстав¬
шие были изгнаны из зала заседаний при помощи армии и жите¬
лей богатых западных секций, а предпринятая ими z прериаля
еще одна попытка ворваться в Конвент и добиться своего уже
не удалась.
Прериаль произвел на современников неизгладимое впечатле¬
ние. «Вместо упорядоченной и смышленой толпы перед нашими
глазами предстала жалкая картина воистину народной оргии», —
не без грусти писал впоследствии один из монтаньяров. И это не¬
удивительно. Среди прочего восстание показало, что, как и в сен¬
тябре 1793 гоДа> народ и депутаты говорят на разных языках. Даже
глава 7- Термидор
когда монтаньярам казалось, что они воплощают в жизнь требо¬
вания мятежников, те не давали им говорить, крича: «Мы этого
не хотим! Нам немедленно нужен хлеб! Уходите все прочь, мы
сами создадим Конвент!»
Репрессии оказались куда более жесткими, чем за полтора ме¬
сяца до того: были вынесены 36 смертных приговоров (включая
6 приговоров депутатам-монтаньярам) и п приговоров к депор¬
тации в колонии, окончательно разоружены предместья, реорга¬
низована Национальная гвардия — с исключением из нее самых
бедных.
Смерть Людовика XVII
Несмотря на постоянные контрреволюционные мятежи, к мо¬
менту падения диктатуры монтаньяров перспективы роялист¬
ского движения не были радужными. Надежды противников Ре¬
волюции на успехи антифранцузской коалиции таяли на глазах:
после ряда побед на фронтах Республика перешла в наступле¬
ние. Европейские державы не признавали полномочия принцев
и вели свою игру, не спеша поддерживать восстановление монар¬
хии во Франции.
К тому же роялисты оказались лишены законного ли¬
дера: революционеры не выпускали из рук Людовика XVII.
С начала июля 1793 года Луи-Шарль был разлучен с матерью и за¬
точен в отдельном помещении: власти были чрезвычайно обес¬
покоены многочисленными заговорами, целью которых было
освобождение мальчика из тюрьмы. Коммуна Парижа опреде¬
лила ему в воспитатели сапожника Антуана Симона, который
должен был научить юного короля ненавидеть монархию и быть
правильным якобинцем. Ходили слухи о том, что интерес к ре¬
бенку проявляли и Дантон, и Робеспьер, и те депутаты Конвента,
которые участвовали в тайных переговорах о мире с державами
антифранцузской коалиции. О судьбе родственников мальчик
ничего не знал. Между тем, после того как на эшафот взошла
Мария-Антуанетта, Елизавету Французскую — «сестру тирана»,
2.53
Французская революция
LOUiX XVII,
HOI I». Hl AS СЕ,
,/r faai.r _П7, Ji' /<■ J- Mars »-Л», .Harf Jetl.hai •
Людовик XVII. Гравюра Ж. Д. Э. Каню
как тогда ее называли, — вначале планировали депортировать,
но затем также отдали под суд Революционного трибунала и каз¬
нили ю мая 1794 года.
Сразу же после Термидора Луи-Шарля посетил Баррас: ма¬
лолетний король был слишком важным политическим козырем,
чтобы им пренебречь. Подавив два народных восстания и изба¬
вившись от части монтаньяров, Конвент ликвидировал угрозу
«слева». Однако не меньшую, если не большую, опасность
для него представляла угроза «справа». Кроме конституцион¬
ных монархистов и роялистов, не смирившихся с провозглаше¬
нием Республики, за реставрацию монархии начали выступать
и те, кто видел в возвращении королевской власти залог прекра¬
щения непрерывных пертурбаций, войн, голода, экономического
254
глава 7. Термидор
кризиса. Эти люди стремились к смене режима не столько из-за по¬
литических убеждений, сколько из-за разочарования в Революции.
Малолетство Людовика XVII, оставшегося без родителей, созда¬
вало множество возможностей, в том числе и для организации
регентства из тех политиков, кто был готов гарантировать отказ
от возврата к Старому порядку и сохранение части завоеваний
Революции.
Однако 9 июня 1795 года с трибуны Конвента было объяв¬
лено, что Луи Капет, как официально называли мальчика, нака¬
нуне скончался.
Эта смерть показалась современникам очень подозрительной.
С одной стороны, она ставила крест на планах мирного перехода
власти, с другой — решала множество проблем. В частности, и Ав¬
стрия, и Испания в ходе мирных переговоров требовали передачи
им детей Людовика XVI, ходили слухи о том, что мир с вандей¬
скими генералами был заключен лишь с тем условием, что Людо¬
вика XVII освободят. Наконец, и странно составленное свиде¬
тельство о смерти, и резкие перемены во внешности и поведении
мальчика в последний год заключения, и внезапная гибель не¬
скольких лечивших его врачей вызывали подозрения, что ребе¬
нок в Тампле был подменен. Неслучайно впоследствии появится
несколько десятков самозванцев, выдающих себя за спасшегося
из рук тюремщиков Людовика XVII, а права одного из них даже
будут в XIX веке признаны правительством Нидерландов.
Мир с Европой
Не прошло и двух лет с момента создания Первой антифранцуз-
ской коалиции, как стало понятно, что, несмотря на то что про¬
тив Франции воевала половина Европы, победить Революцию
не удалось. Еще при монтаньярах Республике удалось переломить
ситуацию на фронтах. Кампания 1794 года оказалась для коали¬
ции еще более неудачной: союзники потеряли часть германских
земель, а также Бельгию и Голландию, где была провозглашена
Батавская республика. Перспектива очередного раздела Польши
2-55
Французская революция
вместе с Российской империей отвлекала от войны Пруссию и Ав¬
стрию. Коалиция начала разваливаться.
5 апреля 1795 года в Базеле Пруссия подписала с Республикой
сепаратный мир; граница между ними прошла по Рейну. Одно¬
временно велись переговоры с Австрией, а премьер-министр Ан¬
глии Уильям Питт-младший с трудом противостоял намерениям
парламента навязать аналогичное соглашение Георгу III. 22 июля
в том же Базеле был заключен мир с Испанией: он стал прологом
к подписанному 18 августа 1796 года и направленному против
Англии Сан-Ильдефонскому договору, по которому Франция
и Испания становились союзниками. В ответ Англия согласилась
субсидировать Австрию; обе страны по-прежнему оставались дви¬
жущими силами коалиции.
Как только Первая антифранцузская коалиция стала терпеть
поражения, ее правительства осознали, что Республика представ¬
ляет для них самую непосредственную угрозу, а добиться реста¬
врации монархии можно лишь одним способом: сделав ставку
на победу роялистов внутри страны. В результате отношение
к союзу с роялистами стало меняться — в частности, Англия со¬
гласилась предоставить свои корабли для высадки французского
принца на территории Франции. Но шанс на ведение совместных
действий был уже упущен.
Веронская декларация
Узнав о смерти племянника, граф Прованский, находившийся
тогда в Вероне, немедленно объявил о своем восхождении на пре¬
стол под именем Людовика XVIII и принял специальное обраще¬
ние к своим мятежным подданным, вошедшее в историю под на¬
званием Веронской декларации. Поражения и развал Первой
антифранцузской коалиции, рост промонархических настроений
во Франции, восстания против Конвента — все это приводило
Людовика XVIII к мысли о том, что необходимо в очередной
раз кардинальным образом пересмотреть стратегию контррево¬
люционного движения, главой которого он отныне стал. Ставка
256
глава 7. Термидор
Людовик XVIII. Гравюра Ф. Одине с портрета работы А.-П. Данлу
на интервенцию не сыграла, а это означало, что французы должны
добиться реставрации монархии самостоятельно. Для этого требо¬
валось скоординировать деятельность всех антиреволюционных
сил и привлечь на свою сторону общественное мнение.
Рассматривая Революцию как «поток катастроф», король воз¬
ложил вину за то, что французы, «свергнув алтари бога и трон коро¬
лей, сделались несчастными», на членов Учредительного собрания
(«неверных уполномоченных, предавших ваше доверие»), яко¬
бинцев и монтаньяров («подозрительных и свирепых тиранов»),
а также депутатов Конвента после Термидора («соперничающую
клику, в чьи руки перешел окровавленный скипетр, которая, чтобы
захватить власть и пожать плоды своих преступлений, скрылась
под маской умеренности»). Революция окончится тогда, объявлял
2-57
Французская революция
новый король, когда французы сами «отвергнут господство ковар¬
ных и жестоких узурпаторов, которые сулили счастье, но принесли
лишь голод и смерть»; когда они вернутся к католической религии,
«снискавшей Франции благословение небес»; когда восстановят
ту форму правления, «которая на протяжении четырнадцати веков
составляла славу Франции и отраду французов».
Эта форма правления была обрисована королем весьма расплыв¬
чато: в Декларации упоминалось лишь о фундаментальных зако¬
нах французской монархии, о католической религии, о сословиях.
При этом не было ни слова о парламентах, гарантировалось равен¬
ство всех перед законом, равный доступ к государственным долж¬
ностям. Наконец, провозглашалась и всеобщая амнистия, на кото¬
рую республиканцы все никак не могли решиться. Король писал:
Мы не только не видим преступлений в простых ошибках,
но и сами преступления, вызванные этими ошибками, заслужи¬
вают в наших глазах прощения. Все французы, которые, отверг¬
нув пагубные взгляды, припадут к подножию нашего трона,
будут нами приняты; все французы, единственная вина кото¬
рых состоит в том, что они позволили себя увлечь, найдут в нас
не непоколебимого судию, а полного сочувствия отца.
Единственным исключением были объявлены «царе¬
убийцы» — те, кто голосовал за казнь Людовика XVI. Поскольку
графа Прованского еще до Революции обвиняли в том, что он пы¬
тался подорвать авторитет королевской семьи ради восхождения
на престол, иначе поступить он просто не мог.
Отклики на этот документ, как во Франции, так и за ее пре¬
делами, показали, что Людовик XVIII, ориентируясь на доступ¬
ную ему информацию, серьезно переоценивал степень готовности
своих соотечественников к реставрации монархии. Бесспорно,
многие из них мечтали вернуться в те времена, когда в стране
царило спокойствие и не было ни войн, ни голода. Однако Ре¬
волюция изменила слишком многое как в сознании людей, так
и в их положении в обществе, чтобы они оказались готовы в од¬
ночасье этим пожертвовать.
258
глава 7. Термидор
Первые шаги Людовика XVIII
Заняв трон, Людовик XVIII начал с активизации подрывных дей¬
ствий роялистов во французских провинциях. Особое внимание
он уделял вандейскому мятежу. Назначив Шаретта главнокоман¬
дующим Католической и королевской армией (в которой про¬
должалась борьба за лидерство и которую этот генерал отнюдь
не контролировал целиком), король полагал, что давно заплани¬
рованная высадка французских эмигрантов с английских кораблей
превратит Вандею в тот плацдарм, опираясь на который можно
будет распространить мятеж и на другие западные департаменты.
Однако, хотя Шаретт и разорвал мир с Республикой после смерти
Людовика XVII, высадка на полуострове Киберон провалилась:
войска под командованием генерала Лазара Гоша разбили эми¬
грантов и возглавлявшему их графу д’Артуа даже не удалось вы¬
садиться на континенте. Около 700 дворян, взятых в плен с ору¬
жием в руках, были расстреляны.
Несмотря на это поражение, Людовик XVIII делал все, чтобы
стать настоящим лидером контрреволюционного движения. Он
создал Королевский совет, нашел общий язык с конституцион¬
ными монархистами и надеялся, что теперь-то все препятствия
для того, чтобы просить помощи у других европейских держав,
преодолены: никто из государей его права на престол не оспари¬
вал, впервые с 1789 года законный король Франции был полно¬
стью свободен и никакой ответственности за развязывание войны,
в отличие от Людовика XVI, не нес.
Каково же было его удивление, когда из всех государей только
Екатерина II признала его королем. Французские армии одержи¬
вали одну победу за другой, державы коалиции не хотели закры¬
вать себе дорогу к мирным переговорам или же вновь ссориться
с Францией после заключения мира. Да и сам граф Прованский,
всегда стремившийся проводить самостоятельную политику, вы¬
зывал у других монархов мало симпатии.
Впрочем, Людовик XVIII платил им взаимностью. Особенно
он презирал Карла IV Испанского — Бурбона, как и он сам. Ко¬
роль Испании не признал его официально, но в частных письмах
269
Французская революция
заверял, что не сомневается в его титуле и, как только монархия
будет восстановлена, сразу же объявит о признании и возобно¬
вит Семейный пакт. Людовик XVIII по этому поводу обронил:
«Что же до будущей дружбы, надеюсь, что она мне не понадобится
к тому времени, когда они вознамерятся ее предложить». Эми¬
гранты до последнего надеялись, что Испания не пойдет на мир
с революционной Францией. Как заметил один из них, «редкое
и прекрасное зрелище: внук Людовика XIV клянется в братских
чувствах и достигает согласия с последователями Равальяка, про¬
лившими кровь короля Франции, его сына, жены и сестры».
Возмущали роялистов и территориальные претензии стран
коалиции — в этом плане с начала войны ничего не изменилось.
Де Калонн писал: «Они предвидели, возможно даже с самодо¬
вольством, что ее [Франции] упадок может быть полезен для рас¬
ширения их территории». От постоянных разговоров о «гаран¬
тиях» и «компенсациях», напоминал он, коалиция не замедлила
перейти к делу, захватив Валансьен для Империи и поставив Кор¬
сику под патронаж Великобритании. Людовик XVIII тоже от¬
носился к ведущим войну с Францией европейским державам,
особенно к Австрии, с немалой настороженностью и, как докла¬
дывал английский посланник, воспринимал дом Габсбургов «если
и не как бесспорного врага, то по крайней мере как коварного со¬
юзника».
Справедливости ради нужно заметить, что успехи республикан¬
ских армий заставляли роялистов задумываться над тем, нельзя ли
будет сохранить территориальные приобретения и после реста¬
врации монархии. В определенном смысле во внешней политике
интересы роялистов и республиканцев совпадали: Национальный
Конвент продолжал здесь традиции Людовика XIV, а окружение
Людовика XVIII изыскивало способы не возвращаться к status
quo 1789 года. Английский посланник был шокирован, услышав
от Людовика XVIII, что тот предпочел бы видеть Францию могу¬
щественной республикой, нежели изувеченной монархией.
Все это только усугубляло взаимное недоверие между фран¬
цузскими роялистами и державами коалиции. В 1799 году Людо¬
вик XVIII напишет про английское правительство: «Я полагаю,
260
глава 7- Термидор
что оно поддерживало, а возможно, и оплачивало начало рево¬
люции, но я уверен, что оно в конечном счете почувствовало,
что и само находится в опасности. Но это чувство сопровожда¬
лось двумя другими, которые мешали ходу событий: i) спесь, ко¬
торая убеждала его, что оно может все сделать само; 1) та старая
зависть, которая заставляет его бояться, что монархия унаследует
силы, которые развернула республика».
Проблема легитимности режима
Едва ли не самой важной проблемой, которую пришлось решать
депутатам, стало отсутствие легитимности режима. Те основы,
на которых покоилась законность власти времен Старого порядка,
сохраняли актуальность лишь для роялистов, да и то не для всех
и не в полной мере. Те же принципы, которые вошли в историю
как «принципы 1789 года», — суверенитет народа, естественные
и неотъемлемые права человека, выборность всех должностных
лиц, хотя официально и считались незыблемыми, очень плохо
сопрягались с политической практикой конца XVIII века. Учре¬
дительное собрание пыталось решить эту проблему, разделив гра¬
ждан на активных и пассивных, монтаньяры — оставив за народом
лишь теоретическую возможность влиять на законотворчество.
По Конституции 1793 года, как и по предыдущей Конституции
1791 года, исполнительная власть народом не избиралась, а права
оставались во многом декларативными, и ими легко жертвовали
в пользу революционной необходимости.
Не способствовало легитимности и то, что, провозглашая себя
представителями народа, депутаты позволили себе решать, кому
именно этот народ представлять: часть из них, с одобрения Кон¬
вента, была изгнана, а часть отдана под суд и казнена. Продол¬
жался этот процесс и после Термидора: из Конвента были из¬
гнаны депутаты, в наибольшей степени скомпрометировавшие
себя при Терроре в глазах общественного мнения. При этом вер¬
нулись две большие группы депутатов, исключенных при дикта¬
туре монтаньяров: по меньшей мере 78 человек, которые были
261
Французская революция
реинтегрированы 18 фримера (7 декабря 1794 года), и еще 18 депу¬
татов из числа оставшихся в живых жирондистов, которых при¬
звали обратно 18 вантоза (9 марта 1795 года).
К тому же одобренная на референдуме Конституция 1793 года
так и не была введена в действие, что очень затрудняло ответ на во¬
прос: а по какому, собственно, праву депутаты Конвента управ¬
ляют страной, если после одобрения конституции они должны
были разойтись и объявить новые выборы? Причем парадоксаль¬
ным образом этот текст отнюдь не пребывал в забвении: ковчег
со «скрижалями» Конституции 1793 года был торжественно
установлен в зале заседаний Конвента (злые языки называли его
саркофагом, намекая на то, что конституция там и была похоро¬
нена), изображение этого ковчега оставалось на печатях и моне¬
тах, еще недавно художники и поэты посвящали этой конститу¬
ции свои произведения, текст ее был хорошо известен публике,
а «левые» политические группировки настоятельно требовали
ввести ее в действие.
Разработка новой конституции
14 брюмера III года (14 ноября 1794 года) с речью о Конституции
1793 года неожиданно выступил один из малоизвестных монтань¬
яров, Жан-Пьер Одуэн. Им было предложено не просто ввести
конституцию в действие, но предварительно подготовить внуши¬
тельный комплекс кодексов и законов, которые из нее происте¬
кали, «дабы между отменой революционного правления и уста¬
новлением правительства республиканского не было и малейшего
перерыва». Если бы этот план был принят, Конвент мог бы оста¬
ваться у власти еще не один год. Однако Барер, немедленно под¬
державший Одуэна, скорректировал его идеи: необходимо лишь
принять так называемые «органические законы», дополняющие
конституцию и как бы становящиеся ее частью. Было понятно,
что такие законы помогут не только ввести конституцию в дей¬
ствие, но и изменить те ее положения, которые через год с лиш¬
ним уже казались неприемлемыми.
161
глава 7. Термидор
Обе эти инициативы были отвергнуты под тем предлогом,
что мир еще не наступил и необходимо сосредоточиться на борьбе
с врагами. Депутаты возвращались к этой теме еще несколько раз,
но заняться выработкой органических законов они решились только
весной 1795 года: после восстания в прериале и осознания того,
что возврат к тексту 1793 года грозит непредсказуемыми послед¬
ствиями. 29 жерминаля (18 апреля) для разработки новой конститу¬
ции была создана так называемая Комиссия одиннадцати (по числу
вошедших в нее депутатов). Членами этой комиссии были избраны
политики, пользовавшиеся авторитетом, почти все юристы, в боль¬
шинстве своем имевшие опыт работы в правительственных коми¬
тетах. Ее состав в значительной мере отражал текущую расстановку
сил в Конвенте: «цареубийцы», то есть голосовавшие за казнь Лю¬
довика XVI, и те, кто призывал его пощадить, бывшие жирондисты
и сидевшие на скамьях Равнины, неистовые республиканцы и те,
кого подозревали в тайных симпатиях к монархии.
Отказ от Конституции 1793 года
Комиссия завершила работу к 5 мессидора (23 июня). В тот день
с докладом, представляющим проект, выступил один из его твор¬
цов — Франсуа-Антуан Буасси д’Англа. Современники нередко
связывали новую конституцию (впрочем, не совсем заслуженно)
именно с его именем; остряки называли ее, намекая на заикание
депутата, «конституцией Бабебибобу».
В речи Буасси дАнгла, предварявшей обсуждение проекта,
было немало пышной революционной риторики. Создавалось
впечатление, что законодатели действуют не на национальном
и даже не на наднациональном уровне:
От вас зависит сделать так, чтобы свет пришел наконец на смену
тьме, порядок — хаосу, счастье — мучениям, отдых — волне¬
ниям, справедливость — произволу, свобода — распущенно¬
сти, общественное доверие — недоверию частного интереса,
и все истины общества — катастрофическим химерам анархии.
263
Французская революция
Франсуа-Антуан Буасси д’Англа. Гравюра Ф. Бонвиля
Однако по большей части эта речь была адресована не только
и не столько коллегам, сколько всем французам. Она имела сугубо
практическое назначение: это одна из важнейших программных
речей Термидора, своеобразное подведение итогов, выстраивание
концепций как прошлого, так и будущего.
То, что Конвент работает уже почти три года, а страна все
еще живет без конституции, Буасси объяснял необходимостью
постоянно сражаться, в том числе и с тиранией «децемвиров»
(как, с отсылкой к истории Древнего Рима, называли тогда чле¬
нов робеспьеристского Комитета общественного спасения). Лишь
теперь депутаты получили возможность не быть «гладиаторами
свободы», а стать ее «истинными основателями». Конституция,
как и ранее, виделась способом завершить Революцию, она дол¬
жна была стать последней и окончательной.
264
глава 7. Термидор
Впрочем, в отличие от подобных речей, предварявших консти¬
туционные проекты 1791 и 1793 годов, доклад Буасси был проник¬
нут не оптимизмом и верой в грядущее, а бесконечной усталостью.
Революция у Буасси не праздник и не торжествующее шествие ис¬
тинной Свободы по миру. «Окиньте взглядом бескрайнее поле
нашей Революции, — говорил он, — уже покрытое столькими раз¬
валинами, почти повсюду несущими на себе следы тех разруше¬
ний, которые приносит время; это поле славы и скорби, где смерть
собрала свою жатву и где свобода одержала столько побед».
Самое ценное — это опыт, который позволит избежать ошибок
в будущем. Именно он настоятельно требует отказаться от Кон¬
ституции 1793 года, которая еще несколько месяцев назад казалась
священной и нерушимой. «Наш долг заявить вам, — провозгла¬
сил Буасси, — что эта конституция, задуманная честолюбцами, со¬
ставленная интриганами, продиктованная тиранией и одобренная
страхом, является лишь неоспоримым сохранением всех элементов
хаоса, инструментом, предназначенным для того, чтобы служить
алчным корыстолюбцам, интересам людей суетных, спеси невеж
и амбициям узурпаторов». После свержения тиранов необходимо
«похоронить их одиозное детище в той же могиле, что поглотила
их самих».
Конституция 1793 года не просто не подходит Франции
в 1795 году: из логики доклада следовало, что она вообще не спо¬
собна служить никому, кроме своих творцов, поскольку порочны
сами принципы, на которых она основывается, — те «демагоги¬
ческие принципы», которые, по словам оратора, «стоили нам
столько слез и столько крови». Ныне же необходимо, чтобы «во¬
царились спокойствие без подавления, свобода без волнений, пра¬
восудие без жестокости, человечность без слабости». Таким об¬
разом, новая конституция становилась в определенном смысле
антиподом той, что породила диктатуру монтаньяров. «Вы жа¬
ждете правосудия, — говорил Буасси д’Англа, обращаясь ко всем
французам, — вы желаете отдыха; законы, которые мы вам пред¬
лагаем, будут основываться на первом и гарантируют вам вто¬
рое». Идеология 1795 года — это идеология гармонии: «рес¬
публиканская конституция <...> должна наконец гарантировать
265
Французская революция
собственность богатых, существование бедных, имущество зани¬
мающегося производством, свободу и безопасность каждого».
Так лейтмотивом всей речи Буасси д’Англа стал призыв от¬
казаться от иллюзий и построить новую конституцию на совер¬
шенно иных принципах.
Декларация прав и обязанностей
ЧЕЛОВЕКА И ГРАЖДАНИНА
Значит ли это, что термидорианцы решили поставить крест
на «принципах 1789 года»? На это отважится впоследствии
только Бонапарт. Текст же 1795 года пронизывал дух компро¬
мисса, его создателям нужно было угодить всем — и тем, кто при¬
вык считать себя с начала Революции ее истинными творцами,
и тем, кто верил в идеалы демократии, и тем, кто успел уже понять,
во что выливается народовластие.
Тем не менее отказ от иллюзий неминуемо означал пересмотр
Декларации прав человека и гражданина. Хотя этот документ
носил преимущественно теоретический характер и, как показы¬
вал опыт предыдущих конституций, мыслился скорее как своего
рода руководство для законодателей, именно в нем обозначались
те принципы, которыми должна руководствоваться власть. Кон¬
вент, говорил Буасси, «должен отважно отринуть иллюзорные
принципы абсолютной демократии и безграничного равенства,
которые, без всяких сомнений, являются самыми опасными под¬
водными камнями для истинной свободы». Суть новой редак¬
ции Декларации он сформулировал следующим образом: мы
«заменили ясными определениями расплывчатые, туманные
и вводящие в заблуждения выражения, которые могут лишь сби¬
вать с толку».
Прежде всего здесь имелись в виду «естественные и неотъем¬
лемые права человека», которыми люди пользовались в естествен¬
ном состоянии и которые нужно гарантировать им в современном
обществе. В 1789 году это казалось невероятно актуальным, по¬
скольку было тем идейным фундаментом, который позволял раз¬
рушить Старый порядок: ведь если от природы все люди равны,
166
глава 7. Термидор
Конституция III года Республики. Гравюра Р. Бенарда
то и по конституции они должны быть равны. К 1795 году стало
очевидно, что и равенство, и свободу, и право на сопротивление
угнетению (не говоря уже о праве на восстание, появившемся
в Конституции 1793 года для оправдания переворота 31 мая —
1 июня) все понимают по-разному. Права, данные человеку
267
Французская революция
от природы и столь ценимые просветителями, стали казаться опас¬
ной абстракцией.
«Люди равны, слышим мы, — писал один из публицистов. —
Физически? Великан докажет вам, что он не равен карлику. Мо¬
рально? Сократ будет отрицать, что он равен папаше Дюшену.
<...> В природе? Если бы это было так, то так бы и оставалось».
Вплоть до наших дней, продолжал он, легче «поместить Марата
в Пантеон, чем приставить ему голову Ньютона или Монтескье».
В итоге от провозглашенного в 1789 году принципа: «Люди
рождаются и остаются свободными и равными в правах» — было
решено отказаться. Теперь лишь указывалось, что «правами че¬
ловека в обществе являются свобода, равенство, безопасность,
собственность». Не менее двусмысленной казалась и статья i Де¬
кларации прав 1793 года: «Целью общества является всеобщее
благо», — поскольку, как справедливо указывали депутаты, еди¬
ного определения «всеобщего блага» не существует, так как каж¬
дый понимает под ним нечто свое. В результате этот тезис в новую
редакцию Декларации прав тоже не попал.
Не покушаясь на базовые «принципы 1789 года» — равенство
перед законом, свободу вероисповедания и печати, презумпцию
невиновности, термидорианцы постарались сформулировать Де¬
кларацию прав таким образом, чтобы она не выглядела сборником
философских абстракций, к тому же меняющимся от конституции
к конституции в угоду политической конъюнктуре. В то же время
впервые с начала Революции в Декларацию, помимо прав, были
включены и обязанности, суть которых наиболее четко сформу¬
лирована в двух принципах, изложенных в статье г: «Не делайте
другому того, что вы не хотите, чтобы сделали вам. Постоянно
делайте другим то доброе, что вы бы хотели получить сами».
«Мы ДОЛЖНЫ УПРАВЛЯТЬСЯ ЛУЧШИМИ»
Главным испытанием, которое новая Декларация прав должна была
пройти на практике, стал вопрос о народном суверенитете, по¬
скольку он, с одной стороны, был крайне важен, а с другой — имел
268
глава у. Термидор
совершенно конкретные следствия: кто получит право избирать
и быть избранным и кто будет участвовать в принятии законов.
К началу Французской революции тезис Жан-Жака Руссо
о том, что закон есть выражение общей воли, не подвергался про¬
свещенной элитой сомнению, по крайней мере на теоретическом
уровне. Однако именно этот тезис было совершенно невозможно
реализовать на практике. В 1791 году для устранения — впрочем,
весьма формального — этого противоречия придумали разделе¬
ние граждан на активных и пассивных, а в 1793 году гражданам
дали право отклонять законы, но не составлять и не утверждать
их. Создатели новой конституции в очередной раз попытались
разрубить этот гордиев узел.
Суверенитет, который, согласно Декларации прав, в 1789 году
принадлежал Нации (статья 3), а в 1793 году — народу (статья 25),
теперь стал принадлежать гражданам (статья 17). При этом гра¬
жданин в обязательном порядке должен был быть налогоплатель¬
щиком, поскольку, как заявляли депутаты, уплата налога и есть
показатель заинтересованности в делах общества. Если человек
ничего не платит, странно было бы, чтобы общество имело по от¬
ношению к нему какие-либо обязательства. Хочешь голосовать —
пожалуйста, но прежде начни платить налоги.
В своей речи Буасси д’Англа специально подчеркивал, что «бед¬
ность неимущих должна пользоваться такой же защитой, как и из¬
обилие богатых». Поэтому из числа граждан исключались лишь те,
кто не платил налогов, поскольку «каждый член общества должен
принимать участие в его расходах, сколь бы скромным ни было
его имущественное положение», и те, кто находился в услужении.
«Мы считали, — говорил коллегам Буасси, — что каждый гра¬
жданин должен <...> быть свободным и независимым, в то время
как тот, кто является прислугой, не кажется нам ни первым, ни вто¬
рым: по сути, он утратил свою независимость от природы, он об¬
менял часть своей свободы на жалование».
Эти идеи особенно возмутили избранного депутатом Кон¬
вента американца Томаса Пейна — участника Войны за независи¬
мость США, отсидевшего в тюрьме при диктатуре монтаньяров
и вернувшегося уже при Термидоре. Он обвинил депутатов в том,
269
Французская революция
что они пытаются изменить сам идейный фундамент Революции,
поместив в его основу не принципы, как это было с 1789 года, а об¬
ладание собственностью. Пейн исходил из того, что это народ дол¬
жен учить утратившие здравый смысл элиты тому, как правильно
заниматься политикой, а не наоборот; элиты же не имеют ника¬
кого права отстранять народ от решения политических вопросов
под предлогом его бедности или необразованности.
Тем не менее коллеги Пейна не поддержали и даже внесли
в конституцию положение о том, что через несколько лет от гра¬
ждан потребуется умение читать и писать, а также овладение ка¬
кой-либо профессией. С одной стороны, собственность с самого
начала Революции считалась базовым правом, зафиксированным
в текстах и 1791, и 1793 годов, с другой — собственность виде¬
лась термидорианцам одной из немногих основ устойчивости ре¬
жима: ведь люди небедные, как правило, являлись противниками
дальнейшего перераспределения имуществ, а значит, и продол¬
жения Революции. Термидорианцы не без оснований полагали,
что собственники поддержат только то правительство, которое
гарантирует им стабильность. Они не пойдут ни за монтаньярами
с их эгалитарными тенденциями, ни за сторонниками монархии —
из страха перед возвращением эмигрантов. Следуя той же логике,
предусматривался имущественный ценз для депутатов, но впо¬
следствии было решено сохранить его только для выборщиков,
то есть для тех людей, которые депутатов избирали.
Однако дело было не только в собственности. При Термидоре
была предпринята одна из первых попыток внедрить ту систему,
которая впоследствии, уже ближе к концу XX века, будет имено¬
ваться меритократией (от лат. meritus — «достойный» и греч.
храто; — «власть»), то есть властью достойных. Она не исклю¬
чала ни выборов, ни элементов демократии, но делала ставку
на то, что управлять должны наиболее достойные. «Нами дол¬
жны управлять лучшие», — говорил Буасси д’Англа. И пояснял:
Лучшие более образованны и более заинтересованы в под¬
держании законов; иными словами, за малыми исключе¬
ниями, вы найдете таких людей лишь среди тех, кто, обладая
270
глава 7. Термидор
собственностью, привязан к стране, в которой он ею владеет,
к законам, которые ее защищают, к покою, который ее сохра¬
няет, и кто обязан этой собственности и достатку, который она
обеспечивает, образованию, которое делает их достойными
мудро и резонно обсуждать преимущества и недостатки зако¬
нов, определяющих судьбу их родины.
От принятия законов народ был отстранен: для членов Кон¬
вента было очевидно, что большинство граждан не имеет ни до¬
статочной квалификации, ни свободного времени для того, чтобы
обсуждать каждый законопроект. К тому же значительная часть
населения оставалась неграмотной, и даже текст конституции
в обязательном порядке зачитывался вслух. Вместо этого избира¬
телям предлагалось голосовать за выборщиков, а тем потом пред¬
стояло избирать двухпалатный Законодательный корпус. Совет
пятисот — нижняя палата, куда выбрали граждан, достигших
30 лет, — разрабатывал законы, а Совет старейшин — верхняя
палата, в которую избирали достигших 40 лет и к тому же жена¬
тых или вдовцов, — утверждал их.
Как говорил еще один творец новой конституции, Пьер
Клод Франсуа Дону, день за днем отвечавший на бесконечные
вопросы депутатов по предложенному проекту, «в Совете пя¬
тисот, составленном из молодых людей, обуреваемых желанием
прославиться, будут делать много предложений, часто неосторож¬
ных», в то время как «Совет старейшин, составленный из людей
опытных, более мудрых, станет умерять излишний пыл другого
совета».
Создать две палаты предлагали еще в начале Революции,
но тогда на это не решились, слишком уж было похоже на ан¬
глийскую модель. Однако система, сконструированная в 1795 году,
напоминает скорее американский, нежели английский вариант:
депутаты различных палат в ней не представляют различные со¬
циальные группы, противопоставленные друг другу. Это своего
рода предохранительный клапан, встроенный в политическую ма¬
шину для того, чтобы, с одной стороны, Законодательный корпус
не предавался плохо продуманным экспериментам, какие порой
2.71
Французская революция
Пьер Клод Франсуа Дону. Гравюра Делапорта-сына
случались во времена Конвента, а с другой стороны — чтобы
воспрепятствовать доминированию какой-либо одной полити¬
ческой группировки: воспоминания о диктатуре монтаньяров
были еще очень свежи.
Осудив слишком слабую исполнительную власть в Консти¬
туции 1793 г°да, Комиссия одиннадцати тем не менее не реши¬
лась выступить с предложением учредить пост президента, вверив
управление страной пяти Директорам. Но даже такое решение
потребовало отдельного обоснования:
Вы на нее [исполнительную власть] всегда нападали и ослаб¬
ляли ее, поскольку вы стремились уничтожить грозивший вам
171
глава 7- Термидор
трон. Сегодня же вы должны ее усилить, поскольку перед вами
стоит задача не свергнуть, а укрепить правительство; вы дол¬
жны окружить ее мощью, уважением и блеском; вы должны
удалить от нее как можно больше все, что может ее притеснять
и порабощать, поскольку она также хранительница немалой
части власти народа.
Впрочем, предложить избрание исполнительной власти всем
народом Комиссия также не рискнула, посчитав, что тогда ее ле¬
гитимность будет выше легитимности депутатов, каждого из ко¬
торых избирает лишь департамент: постановили, что избирать ее
будет Законодательный корпус, но далее она будет от него неза¬
висима.
В конце конституции было закреплено несколько положений,
очерчивающих пределы того компромисса, на который был готов
Конвент. Франция должна была жить по новому революцион¬
ному календарю. Всем гражданам гарантировались свобода печати
и свобода совести, неприкосновенность собственности и жилища.
Одновременно фиксировался запрет на возвращение эмигрантов
и гарантии собственникам национальных имуществ. Чтобы но¬
вому Законодательному корпусу не захотелось изменить по сво¬
ему желанию творение термидорианцев, пересмотр конституции
был максимально затруднен: на это требовалось минимум 9 лет.
Проект конституции прошел в Конвенте два чтения и был
принят в окончательном виде 5 фрюктидора (12 августа). Затем,
как и в 1793 году, конституция была вынесена на референдум. A i
вандемьера (23 сентября) об одобрении конституции народом
было торжественно объявлено с трибуны Конвента. Она полу¬
чила название Конституции III года Республики.
«Роялизм ПОДСТУПАЕТ
СО ВСЕХ КОНЦОВ РЕСПУБЛИКИ»
Обсуждение и принятие новой конституции шли на фоне разоча¬
рования в Республике и республиканских ценностях. Еще в начале
года в Париже появились плакаты, на которых было написано:
273
Французская революция
«Сохраните ваши 36 ливров* и верните нам нашего Людовика».
Один из информаторов английского правительства извещал:
«Есть хорошие новости, что Франция дошла до крайней ни¬
щеты, что повсюду устали от Республики и что все согласны при¬
звать короля, не заботясь ни о какой конституции. Говорят только
о короле». Вернувшийся из Парижа франкфуртский купец сооб¬
щал: «Во Франции нет честного человека, который не говорил бы
плохо о революции». Донесения парижской полиции свидетель¬
ствуют, что на улицах то и дело раздавались оскорбления в адрес
Конвента, в разговорах звучала ностальгия по временам Старого
порядка, а завсегдатаи кафе открыто отказывались считать себя
«гражданами» и «добрыми республиканцами». Даже во время
народных восстаний в жерминале и прериале в Париже кричали:
«Дайте нам короля и кусок хлеба!» По сведениям российских
агентов, к концу весны Комитет общественного спасения стал
сомневаться даже в надежности армии, поскольку «склонность
к королевской власти все больше и больше становится всеобщей».
В провинции картина была не лучше. Один из эмигрантов,
вернувшийся в страну после Термидора, писал: «Воззрения чу¬
десным образом поменялись, поскольку у подножия руин зданий,
которые именовали феодальными, крестьяне (а эти руины были
творением их рук) говорили нам: “Когда же прибудет король?”».
Английский агент сообщал, что «мнение народа по всей Фран¬
ции склоняется к контрреволюции».
С первых дней существования Комиссия одиннадцати полу¬
чала письма о том, что ситуация в стране отнюдь не благоприят¬
ствует республиканцам. «Несмотря на намерения Национального
Конвента, со всех сторон взывают к эмигрантам и королевской
власти, — говорилось в одном из них. — Опасность неминуема,
роялизм подступает со всех концов республики». «Комитет один¬
надцати не может не замечать, что роялизм поднимает дерзкую
голову во всех департаментах Запада, — сообщалось в другом по¬
слании. — Они имеют связи почти со всеми другими департамен¬
тами республики; священники, аристократы, знать, магистраты,
Ежедневное жалование депутата Конвента.
2-74
глава 7. Термидор
финансисты, буржуа — все желают королевской власти». Они
представляют ее, «как конец всех зол», как «изобилие необхо¬
димых для жизни вещей».
Подобные послания, предупреждавшие об усилении роялист¬
ской активности, шли не только в Комиссию одиннадцати —
об этом же информировали и другие комитеты Конвента, а также
отдельных депутатов. Так, аноним из Страсбурга предостерегал:
Много слабых людей, множество роялистов и многие заключен¬
ные времен террора таят в своих сердцах лишь желание мести.
Все они занимают общественные должности. <...> Как на под¬
лецов смотрят на тех, кто купил национальные имущества; к ко¬
ролю привязаны в той же мере, в какой сердцу народа близка
мания не принимать никаких денег, кроме экю, отчеканенных
во времена последнего короля Франции и французов.
Зная об этих настроениях, сторонники монархии не могли
не утроить свои усилия. Поскольку к тому времени провалились
и планы иностранной интервенции, и надежды поднять мятежи
внутри страны, роялисты, верившие в скорое возвращение монар¬
хии, могли рассчитывать лишь на победу на грядущих выборах.
На них делали ставку и те, кто ранее предполагал использовать
в своих целях Людовика XVII, и конституционные монархисты.
Малле дю Пан докладывал Венскому двору 6 сентября 1795 года:
«В столице уже ведется работа для того, чтобы предопределить
избрание выборщиков; многие конституционные монархисты
вступили в борьбу, и их активно поддерживает весьма большое
количество граждан».
Роялисты не осмелятся в открытую атаковать Конвент, писали
в начале сентября в одной из газет, однако «они прикрываются
выборами, будучи уверенными, что новая ассамблея также захочет
составить конституцию; и так от конституции к конституции не¬
избежно вернутся к Конституции 1788 года». В этом, несомненно,
проявлялся один из парадоксов той эпохи: сторонники монархии
готовы были поддержать на референдуме республиканскую кон¬
ституцию, чтобы потом воспользоваться ею в своих целях. Однако
275
Французская революция
роялистам мешали и быстрое развитие событий, и то, что Людо¬
вик XVIII, недавно взойдя на престол, еще не завершил работу
по объединению контрреволюционных сил, и удаленность нового
короля от Франции.
«Декреты о двух третях»
Опасаясь, что республиканцы на выборах не победят, Нацио¬
нальный Конвент предпочел сыграть на опережение. Восполь¬
зовавшись тем, что Конституция III года предусматривала еже¬
годное обновление Законодательного корпуса на одну треть,
Комиссия одиннадцати предложила распространить это правило
и на 1795 год, то есть сделать обязательным избрание в Совет пяти¬
сот и Совет старейшин двух третей членов Конвента.
Убедить депутатов в необходимости такой меры Комиссия по¬
ручила Пьеру-Шарлю-Луи Бодену. В Законодательном собрании
он входил в Комитет народного образования, в Конвенте сбли¬
зился с жирондистами, голосовал за то, чтобы сохранить жизнь
Людовику XVI. Вместе с Буасси д’Англа и Дону Боден был одним
из авторов Конституции III года, пользовался большим автори¬
тетом у коллег, и Комиссия одиннадцати не раз доверяла ему вы¬
ступать от ее имени перед депутатами.
Боден высказал три основных тезиса. Первый — только пере¬
избрание части депутатов в будущий Законодательный корпус
позволит сохранить преемственность: «Отставка Учредительного
собрания в достаточной степени научила вас, что полностью об¬
новленный Законодательный корпус, который должен заставить
работать еще неопробованную конституцию, — это верный спо¬
соб с ней покончить». Второй — на кону стоит не только судьба
Конституции III года, но речь идет о судьбах самой Республики:
«Роялизм впервые неожиданно объявил себя ярым защитником
суверенитета того же самого народа, который он хотел порабо¬
тить». И, наконец, третий: «Мы признаемся вам в том, что ваша
Комиссия руководствовалась не жаждой власти, но жаждой вну¬
треннего мира, призыв к которому должен исходить отсюда.
176
глава 7. Термидор
Долгое время мы писали на дверях наших домов слово “Братство”,
которое на деле было братством Каина и Авеля».
Конвент согласился с аргументами Комиссии, и это реше¬
ние было закреплено в двух декретах — от 5 и 13 фрюктидора
(12 и 30 августа 1795 года), вошедших в историю как «декреты
о двух третях».
Хотя на первый взгляд «декреты о двух третях» могут по¬
казаться сугубо техническим решением, не затрагивающим сути
новых выборов, общественным мнением они были восприняты
совсем по-иному (за исключением «левых», в основном декреты
поддержавших). Депутаты Конвента нередко рассматривались в те
дни как люди, засидевшиеся во власти и привыкшие навязывать
свое мнение народу, не считаясь с его истинными нуждами. Если
депутаты настойчиво подчеркивали, что именно они избавили
народ от тирании Робеспьера, то сам народ возлагал на Конвент
ответственность за все непопулярные меры времен диктатуры
монтаньяров, включая экономическое регулирование и террор.
Как отмечали современники, в то время «всеобщим чувством
была ненависть, скорее живая, чем глубокая, к Конвенту и его
депутатам, от которых всеми силами хотели избавиться, — чув¬
ство, в общем-то безразличное к форме правления, ввиду того,
что прекращалось их господство». «Правление Конвента, не под¬
держиваемое более казнями, было низко и достойно лишь пре¬
зрения, — вспоминал впоследствии наполеоновский маршал
Огюст Мармон, — все честные люди желали свержения его».
В докладе, подготовленном для английского правительства, гово¬
рилось: «О Республике, Свободе или Равенстве не говорят иначе
как с весьма выразительными гримасами; о представителях на¬
рода — иначе как с напускным презрением».
После публикации декретов они очень скоро стали мишенью
для насмешек. «Откуда весь этот шум против двух третей^» —
спрашивал журналист одной из газет. И сам же отвечал: «Это
реванш, взятый двумя первыми сословиями против третьего».
Общий настрой народа был, согласно полицейским донесениям,
однозначен: «не переизбирать этих мошенников». В столице де¬
кретам посвящали издевательские песенки.
г77
Французская революция
Хотя депутаты и пытались делать вид, что принятие «декре¬
тов о двух третях» полностью соответствует логике новой кон¬
ституции, причины такой реакции были им, разумеется, понятны:
по сути, одновременно с принятием конституции они совершали
государственный переворот. Впрочем, Конвент нашел красивый
выход: декреты были вынесены на референдум вместе с консти¬
туцией. Однако и недовольные сумели найти «асимметричный
ответ»: во многих первичных собраниях сделали вид, что не по¬
няли, нужно ли за них голосовать; в протоколах таких собраний
декреты попросту игнорировались.
Национальному Конвенту пришлось делать хорошую мину
при плохой игре: было объявлено, что декреты на референдуме одоб¬
рены, хотя за них проголосовали лишь около zoo тысяч человек,
а 19 департаментов и 47 парижских секций из 48 декреты отвергли.
Восстание 13 вандемьера IV года
Республики
На фоне все более углубляющегося продовольственного и фи¬
нансового кризиса, на фоне ожиданий грядущей смены власти
и в столице, и по всей стране все сильнее проявлялась ностальгия
по былым временам, ассоциировавшимся после долгих револю¬
ционных бурь со стабильностью и отсутствием проблем со снаб¬
жением. Немалое число граждан, докладывали агенты полиции,
измученных и уставших от того, что их беспрестанно дура¬
чат и внушают ложные надежды, позволяют себе заявлять,
что при старом порядке хлеба хватало даже после плохих уро¬
жаев, тогда как ныне, при всем изобилии, не хватает всего и вся.
Эти речи сопровождаются жалобами и оскорблениями нынеш¬
него правительства.
Таким образом, ностальгия сопрягалась с возраставшей неприяз¬
нью народа к властям предержащим. Конвент обвиняли в неспособ¬
ности вывести страну из кризиса, его депутатов открыто называли во¬
рами и казнокрадами, им припоминали разгул Террора и покорность
278
глава 7. Термидор
«децемвирам». Парижане отчаянно надеялись, что с роспуском
Конвента ситуация начнет стремительно улучшаться.
В этих условиях активно распространявшиеся слухи о том,
что результаты голосования по «декретам о двух третях» сфальси¬
фицированы, сыграли роль детонатора. Как может быть, спраши¬
вал у Конвента представитель секции Хлебного рынка, что по всей
Франции против декретов проголосовали всего 95 тысяч чело¬
век, если только в отвергшем декреты Париже таковых нашлось
75 тысяч? В столице ходили даже слухи, что декреты не поддер¬
жали три четверти департаментов.
Ситуацию усугубляла сильнейшая поляризация среди пари¬
жан. Одним из лозунгов Национального Конвента были слова:
«Ни короля, ни анархии!», под которой тогда понимали извра¬
щенное народовластие, то есть то, что творилось при монтаньярах.
Обвинения же в роялизме оставались удобным клеймом для всех
недовольных политикой Конвента. Однако к середине 1795 года
стало понятно, что воплощение этого лозунга в жизнь блокирует
любые попытки достичь согласия и закончить Революцию.
Полицейский осведомитель докладывал:
...внутри ряда секций разворачивается возмутительная борьба
между якобинцами и гражданами, которых те преследовали;
они именуют друг друга роялистами и террористами. <...> Это
столкновение мнений порождает ожесточенные споры, пред¬
вещающие и даже провоцирующие гражданскую войну.
К тому же те удары, которые раз за разом Конвент наносил
по санкюлотам, независимо от желаний депутатов лишь усили¬
вали оппозицию его политике со стороны более богатых жителей
столицы, позволяя им задавать тон во все большем количестве
секций. Менее всего они стремились к вооруженному противо¬
стоянию: вплоть до ю вандемьера, когда по закону первичные
собрания должны были избрать выборщиков и разойтись, пред¬
ставители секций раз за разом выражали Конвенту протест про¬
тив «декретов о двух третях» и надеялись с ним договориться.
Но члены Конвента, слишком хорошо помнившие о предыдущих
279
Французская революция
восстаниях, были настроены продемонстрировать максимальную
твердость и поставить секции на место. Депутаты то называли всех
проголосовавших против «декретов о двух третях» роялистами,
то угрожали перенести заседания Конвента в Шалон-на-Марне
и привести в боевую готовность войска в соответствии с законом
от I жерминаля, то нецензурно оскорбляли представителей сек¬
ций, то силой подавляли волнения в ряде коммун парижского ре¬
гиона, состоявших с секциями в переписке. Тогда же в Конвенте
начали говорить о том, что все происходящее — результат развет¬
вленного роялистского заговора, нити которого уходят в Англию.
«Эти вероломные люди хотят, чтобы Париж оказался в Вандее
или же Вандея в Париже», — заявил Тальен.
Терпение у обеих сторон лопнуло п вандемьера. В этот день
парижские выборщики попытались собраться досрочно, а Кон¬
вент им это запретил. Когда же в ответ семь секций объявили себя
восставшими, Конвент принял решение опереться на санкюлотов.
По городу поползли слухи о возвращении Террора и диктатуры
монтаньяров.
До последнего момента депутаты не могли разрешить для себя
сложную проблему: если все, что они делают, направлено на благо
народа, то как объяснить, что народ восстает? В конечном счете
волнения в столице объяснили интригами горстки роялистов-
заговорщиков. В докладе от имени Комитета общественного спа¬
сения, произнесенном Дону п вандемьера, утверждалось, что суть
нынешнего кризиса — в необходимости совершить выбор между
монархией и республикой. Осознавая это, говорил оратор, «вну¬
тренние и внешние враги французской свободы» объединили
свои усилия, чтобы вернуть «наследственный деспотизм». В тоже
время даже в недрах восставших секций «подавляющее большин¬
ство жителей остается не затронутым этим».
11 вандемьера был отменен декрет о разоружении бывших
сторонников Террора и сформированы три батальона, готовых
прийти на помощь Конвенту. В тот же день к восставшим при¬
соединилась Национальная гвардия ряда богатых секций. Вой¬
сками мятежников командовал Луи Мишель Огюст Тевене, бое¬
вой офицер, прошедший за годы Революции путь до бригадного
280
глава 7. Термидор
Окружение секции Лепелетье войсками Конвента. 4 октября 1795 года.
Гравюра по рисунку Ж. Ж. Ф. Ле Барбье
генерала. Ему противостоял командующий Внутренней армией
Жак Франсуа Мену, принадлежавший к одному из древних дво¬
рянских родов, бывший депутат Учредительного собрания. Хотя
формально Мену участвовал в нескольких военных компаниях, его
боевой опыт сводился в основном к одному проигранному сраже¬
нию в Вандее. Неудивительно, что в вандемьере Мену (случайно
или намеренно) действовал столь нерешительно, что Париж едва
не оказался в руках восставших. После этого Мену был заподо¬
зрен в роялизме и смещен со своего поста.
13 вандемьера (5 октября) дело дошло до вооруженного столк¬
новения. Пяти-шести тысячам защитников Конвента противо¬
стояли семь-восемь тысяч мятежников: около 8о% вооруженных
сил секций предпочли оборонять свои кварталы. Вместо Мену
командующим был назначен Баррас. Имея звание бригадного ге¬
нерала, он все же предпочел призвать себе на помощь еще семе¬
рых республиканских генералов, среди которых был и Наполеон
Бонапарт, поручивший кавалеристу Иоахиму Мюрату доставить
для обороны Тюильри, где заседал Конвент, четыре десятка пушек,
чтобы уравновесить преимущество мятежников в живой силе.
281
Французская революция
Ставка на артиллерию оказалась удачной. Бои начались во вто¬
рой половине дня 13 вандемьера, вскоре войскам Конвента удалось
от обороны перейти к наступлению и к утру 14 вандемьера воору¬
женные силы секций были разбиты и рассеяны. Впоследствии
стало принято считать, что депутаты победили благодаря Бона¬
парту: якобы, когда мятежники сконцентрировались для штурма
Конвента у церкви Святого Роха, по ним ударили пушки. Однако
это не более чем легенда: хотя Бонапарт действительно сыграл
важную роль в подавлении восстания и даже удостоился про¬
звища «генерал Вандемьер», тот исторический залп, который
ему приписывают, был физически невозможен из-за расположе¬
ния зданий на близлежащих улицах.
Конвент поспешил сообщить о «блестящей победе, только
что одержанной республикой над объединенными роялизмом
и анархией». Основную вину, однако, депутаты предпочли воз¬
ложить на сторонников восстановления королевской власти, хотя
их участие в восстании отнюдь не было преобладающим и даже
не было толком доказано. В докладе от имени Комитетов обще¬
ственного спасения и общей безопасности упоминалось большое
количество первичных собраний Парижа, «в которых разнуз¬
данные роялисты, священники, не признающие закон и пригово¬
ренные по этой причине к депортации, и даже эмигранты дер¬
зостью и коварством приобрели влияние, ставшее в известном
смысле непреодолимым». «Даже в самом сердце Парижа рояли¬
сты и шуаны развязали гражданскую войну», — сообщал Коми¬
тет общественного спасения представителям народа при армиях
Республики.
Можем ли мы в итоге сказать, что «декреты о двух третях», вы¬
звавшие такое возмущение по всей стране, были оправданными?
На этот вопрос позволяют ответить выборы в Законодательный
корпус, прошедшие в середине октября. Из 750 депутатов опреде¬
лить политическую ориентацию историки берутся далеко не у всех;
к тому же в отсутствие «партий» о ней можно судить лишь очень
осторожно и со множеством оговорок. Однако в республиканских
убеждениях подавляющего большинства избранных заново депу¬
татов Конвента сомневаться не приходится. Совсем иначе дело
282
глава 7- Термидор
обстоит с новой третью, в которой сторонники монархии доми¬
нировали. Таким образом, если бы не «декреты о двух третях»,
победу на выборах 1795 года вполне могли бы одержать роялисты.
Всеобщая амнистия
Символичным жестом, завершившим работу Конвента, стала все¬
общая амнистия.
К разговорам о ней Конвент вернулся вскоре после восстания
13 вандемьера, и это не случайно. Хотя мятеж был подавлен, а мно¬
гие его участники предстали перед судом, депутаты осознавали
двусмысленность происходящего: во-первых, восставшие факти¬
чески отстаивали тот самый народный суверенитет, который Кон¬
вент провозглашал и сам же одновременно и нарушал, а во-вторых,
Конвент теперь решил опереться на людей, которых с таким тру¬
дом разоружил после восстаний в жерминале и прериале. Таким
образом, как только и поддержка диктатуры монтаньяров, и но¬
стальгия по ней перестали восприниматься как преступление,
амнистия вновь стала пугать лишь одним: как бы роялисты не вос¬
пользовались ею, чтобы свергнуть Республику.
Впрочем, «декреты о двух третях» должны были свести эту
возможность к нулю, что и позволило z брюмера (23 октября)
Бодену от имени Комиссии одиннадцати предложить Конвенту
всеобщую амнистию с целью «вычеркнуть из памяти воспомина¬
ния о заблуждениях и ошибках, совершенных во время револю¬
ции». Многие, уверен Боден, мечтали бы, чтобы забыли об их соб¬
ственных ошибках, но оказываются не готовыми закрыть глаза
на ошибки других. Никто не может сказать о себе, что за годы Ре¬
волюции он ни разу не проявил слабость или что его принципы
оставались неизменными и всегда уместными. А если найдутся те,
кто будет на это претендовать, достаточно предложить им вспо¬
мнить, «не они ли вторили здесь кощунственным словам Марата,
когда он требовал двести тысяч голов».
Таким образом, Боден развернул аргументацию, совсем не по¬
хожую на ту, которая звучала в предыдущие месяцы. Если тогда
283
Французская революция
ораторы делили французов на республиканцев и роялистов и боя¬
лись объявить амнистию, чтобы не оставить безнаказанными сто¬
ронников монархии, то Боден, хотя и произносил в адрес рояли¬
стов все полагающиеся слова, весьма образно подводил коллег
к тому, что «истинное положение всех французов» иное:
Нет ни одного человека, который смог бы избавить себя от уча¬
стия в революции; все должны были с первых же ее минут
чувствовать себя на одном корабле и стать по необходимости
матросами, солдатами или по крайней мере пассажирами, а сле¬
довательно, все должны были ради общего блага помогать лави¬
ровать в бури. Все погибли бы, если бы каждый не использовал
против ветров и рифов всю свою силу и всю отвагу, поскольку от¬
ныне было невозможно ни вернуться в исходную точку, ни войти
в какой бы то ни было иной порт, кроме порта свободы.
Не осознавая этого и не желая работать сообща, одни фран¬
цузы оставались равнодушными и безучастными, когда преследо¬
вали не их, а другие пытались остановить ход Революции. Таким
образом, роялисты фактически ставились на одну доску с теми
депутатами Конвента, кто не пытался, как, впрочем, и сам Боден,
остановить Робеспьера и его соратников.
Речь Бодена была построена чрезвычайно искусно. Он предла¬
гал амнистию словно нехотя, будто анализируя иные возможности
и не находя другого выхода, выбирая меньшее из зол. Он осыпал
роялистов проклятиями, но при этом оставался реалистом. Враги
и палачи никуда не делись, они не заслуживают прощения, однако
это ничего не значит, ведь положить конец бедствиям можно, лишь
поставив точку в репрессиях.
Презрение, убеждал коллег Боден, подействует на роялистов
куда лучше преследований. Теперь, когда роялизм разбит 13 ван¬
демьера, можно пойти даже дальше и отменить саму смертную
казнь — пережиток варварства. В поисках аргументов Боден ссы¬
лался на труды философов и примеры других стран. Он призывал
оценить символизм того, что Национальный Конвент начал работу
с отмены королевской власти и закончит ее отменой смертной
284
глава 7. Термидор
казни. Он даже угрожал своим коллегам, напоминая, что «сохра¬
нить эшафоты, пусть даже для одного преступления, — это риск,
что их начнут вскоре использовать и для других преступлений».
В память об отмене смертной казни Боден также предложил про¬
вести торжественную церемонию по переименованию площади
Революции (на которой казнили Людовика XVI, Марию-Антуа¬
нетту, Дантона, Робеспьера и многих других) в площадь Согласия.
Так она называется и по сей день.
Все это были лишь средства, тогда как на протяжении всего
доклада Боден не позволял ни на минуту забыть о цели. В завер¬
шении речи он предложил коллегам «торжественно заявить,
что без амнистии они не считают революцию законченной».
Проект декрета, который зачитал Боден, был составлен весьма
осторожно. В нем аннулировались любые обвинительные заклю¬
чения, связанные с революционными событиями. Исключение
делалось для тех, кто будет мешать ввести в действие Консти¬
туцию III года Республики, участников восстания 13 вандемьера
и неприсягнувших священников. Смертная казнь сохранялась
лишь для эмигрантов.
4 брюмера обсуждение декрета об амнистии началось в то время,
когда Конвент должен был уже завершить свою работу. «Кото¬
рый час?» — спросил один из депутатов. Ему ответили со скамей,
где сидели «левые»: «Час правосудия». Согласно историческому
анекдоту, после этого председатель Конвента даже остановил часы,
чтобы не нарушать заранее установленного регламента.
Несмотря на это, декрет не прошел без обсуждения, и споры
вновь оказались столь ожесточенными, что Боден даже вынужден
был призвать депутатов к порядку: «Граждане коллеги, я предста¬
вил вам декрет о замирении, постарайтесь же вести себя мирно».
В финальном варианте декрет претерпел принципиальные изме¬
нения. Смертная казнь отменялась — но лишь с момента про¬
возглашения всеобщего мира. Фактически же она так и не была
отменена, что позднее позволило Наполеону включить ее в за¬
конодательство Империи. К числу исключенных из амнистии
добавлялись также изготовители фальшивых ассигнатов и фаль¬
шивомонетчики.
285
Французская революция
Таким образом, декрет об амнистии в полной мере отражает
то же противоречие между теорией и практикой, которое было
характерно и для «декретов о двух третях». Амнистия назрела,
к тому же было бы странно, если бы республиканцы, после того
как Людовик XVIII обещал амнистию в Веронской декларации,
остались бы в стороне. Но все же они так и не решились ни сде¬
лать эту амнистию действительно всеобщей, ни ввести в действие
решение об отмене смертной казни.
Декрет об амнистии стал последним в долгой истории работы
Национального Конвента. После его принятия председатель тор¬
жественно объявил, что «единство, дружба, согласие между всеми
французами — вот способ спасти Республику», Конвент же вы¬
полнил свою задачу и его заседания окончены.
В памфлете, озаглавленном «Прощальные слова Националь¬
ного Конвента французскому народу», говорилось:
Пусть опыт Конвента научит вас. Посмотрите, какова была
до сегодняшнего дня цена его долгих и мучительных трудов;
большая часть его членов выбита проскрипциями: одних пре¬
проводили на эшафот, других принудили самим подарить себе
смерть; тех вы видели брошенными в тюрьмы, эти нашли убе¬
жище в мрачных подземных пещерах, иные, более счастливые,
погибли от вражеских пуль в рядах защитников свободы. Какой
батальон когда-либо выходил из битвы столь поредевшим?
Деятельность Конвента была окончена; объявив о самороспу-
ске, он передал власть Директории. Термидорианцы надеялись,
что им удалось то, что не удалось их предшественникам: завер¬
шить Революцию и создать такую государственную машину, кото¬
рая успешно проработает десятилетия.
Итоги Термидора
Термидор — не просто еще один этап Французской революции.
Для многих он стал возвращением к обычному порядку вещей,
286
глава 7. Термидор
возвращением к той Франции, которая была «цивилизованной»,
а не «варварской». То, что происходило во времена диктатуры
монтаньяров, при Термидоре стало принято считать националь¬
ной катастрофой. Депутаты Конвента не жалели эпитетов, сгу¬
щая краски. «Восхитительные места для прогулок, некогда пере¬
полненные людьми, элегантными и радостными, — говорил один
из них, — теперь предлагали взору завсегдатаев окрестностей ка¬
торги в грязной и бедной одежде... По улицам было не пройти
из-за телег, каждый день влекущих жертв на смерть...»
«Революция постарела», — сказал великолепно чувство¬
вавший ту эпоху историк Бронислав Бачко. Быть может. Ей уже
не свойственны были бесстрашие, безграничная вера в будущее,
отсутствие сомнений, представление о том, что достаточно разру¬
шить старый мир, уничтожить врагов, создать нового, «обновлен¬
ного» человека, принять нужные законы, одобрить совершенную
конституцию — и мир изменится, а все народы восхитятся Фран¬
цией и последуют французскому примеру, отправившись по тор¬
ной дороге к грядущей свободе.
Историки нередко пишут, что Термидор — это возврат
в 1789 год. Депутаты отказываются от того, что было сделано
в годы диктатуры монтаньяров и вновь, как с чистого листа, об¬
суждают, на каких принципах должно основываться общество.
Однако это совершенно не так. В 1789 году казалось, что воз¬
можно всё, в 1795-м над французами довлел опыт предыдущих
лет и стремление, опираясь на него, избежать ошибок в будущем.
Буасси д’Англа призывал коллег:
Мы прожили за шесть лет шесть веков, пусть же опыт, сто¬
ивший столь дорого, не будет вами утрачен. Пришло время
извлечь уроки из преступлений монархии, ошибок Учреди¬
тельного собрания, колебаний и отступлений назад Законода¬
тельного собрания, злодеяний тирании децемвиров, бедствий
анархии, бед Конвента, ужасов гражданской войны; лишь раз¬
мышляя над кратким перечнем причин революции, прогрессом
общественного мнения, бурной сменой точек зрения и собы¬
тий, лишь помня об отправной точке, пути, по которому вы
2.87
Французская революция
идете, о том месте, на котором вы находитесь, вы сами можете
выбрать ту цель, которой хотите достичь.
Есть и другая точка зрения: Термидор — резкий разрыв со всей
революционной традицией. Это отказ от «принципов 1789 года»,
воплощенных в Декларации прав человека и гражданина, от де¬
мократии и равенства, попытка построить государство на иных
идеологических основаниях: утилитаризме и индивидуализме.
Но и это совершенно не так. Нет ничего более далекого от духа
и буквы Декларации прав, чем рожденная Революцией — Рево¬
люцией в целом — политическая система с цензовым (каким бы
ни был этот ценз) избирательным правом, недоверием к прямой
демократии, Террором, произвольным исключением из нации от¬
дельных категорий граждан, доминированием ситуативно пони¬
маемого государственного интереса над правами человека, посто¬
янным ограничением и нарушением этих прав. Термидор в этом
плане мало отличался как от конституционной монархии, так
и от диктатуры монтаньяров. На словах все принципы признава¬
лись, в них не переставали верить, на деле же побеждал реализм.
Термидор — время осмысления пройденного пути, подведения
итогов, признания в том, что идеалы просветителей, безусловно,
прекрасны, но не выдерживают проверки реальной жизнью. Это
время прагматизма, который приходит на смену идеализму, ком¬
промиссов, сменяющих непримиримость. Все это имело одну
цель — дать Франции прочный политический режим, который
позволит отдохнуть от постоянных пертурбаций. И закончить,
наконец, Революцию.
ГЛАВА 8
Революция
продолжается
Становление режима Директории
I795-i799 годы, которые ныне принято называть периодом Ди¬
ректории, стали завершающим этапом Французской революции.
Правда, сами современники считали, что Революция должна была
завершиться еще осенью 1795 года — и для этого, как им тогда ка¬
залось, имелись все предпосылки.
Была разработана, принята и одобрена на референдуме новая
конституция, что уже само по себе, в рамках представлений той
эпохи, означало конец Революции. Конституция III года Респуб¬
лики писалась если и не на века, то по крайней мере на долгие
годы. Остававшиеся в новом Законодательном корпусе депутаты
Национального Конвента готовы были обеспечить транзит вла¬
сти. Был положен конец успевшей сложиться традиции народных
восстаний, менявших или пытавшихся менять политические ре¬
жимы. Была практически разгромлена Первая антифранцузская
коалиция.
Тем не менее, как мы знаем, закончить Революцию не уда¬
лось. На протяжении всего периода Директории будет продол¬
жаться борьба между теми же тремя политическими силами,
что и при Термидоре (известный французский историк Франсуа
289
Французская революция
Поль Баррас. Гравюра П.-А. Тардьё с портрета работы И. Ле Дрю
Фюре как-то остроумно и весьма точно назвал их тремя полити¬
ческими «слабостями»): консервативными республиканцами*,
«якобинцами» — теми, кто ранее поддерживал диктатуру мон¬
таньяров и Террор, а теперь выжидал лишь удобного момента
для реванша, и роялистами — сторонниками реставрации монар¬
хии, разочарованными из-за «декретов о двух третях», но не оста¬
вившими надежд вернуть во Францию короля.
В словосочетании republicans conservateurs прилагательное происходит
от глагола conserver — «сохранять». Так во времена Директории называли
республиканцев, которые хотели сохранить и упрочить Республику, оставаясь
приверженцами Конституции III года. Историки же чаще всего называли эту
политическую группировку «термидорианцы», что применительно к эпохе
Директории не вполне корректно.
190
глава 8. Революция продолжается
пкуюл.тну.ч.у.гглих.
l(<7//Z/r f \ (Л/Г<'Л>МГ < '.ITt'ff/f/
Луи-Мари Ларевельер-Лепо. Гравюра Ж.-Б. Компани с портрета работы Ф. Бонвилл
Согласно Конституции III года, пять членов Директории из¬
бирались Советом старейшин из списка, который представлял
Совет пятисот. В 1795 году Директорами стали спасший Конвент
13 вандемьера Поль Баррас, один из творцов конституции и убе¬
жденный республиканец Луи-Мари Ларевельер-Лепо, не поль¬
зовавшийся большой популярностью активный термидорианец
Жан-Франсуа Ребель, военный инженер Этьен-Франсуа Летур-
нёр и член Комитета общественного спасения периода Террора
Лазар Карно (вместо него сначала избрали аббата Сийеса, но тот
отказался от должности). Все пятеро были ранее депутатами Кон¬
вента, все голосовали за казнь Людовика XVI, все считались рес¬
публиканцами. Тем не менее Барраса, Карно и Ребеля подозревали
в симпатиях к роялистам.
291
Французская революция
KKWBEL.
Жан-Франсуа Ребель. Анонимная гравюра XVIII века
Председательствовали Директоры по очереди. Никакого фор¬
мального распределения обязанностей между ними не было, од¬
нако со временем каждый выбрал для себя направление работы
по душе, занимаясь им больше других. Так, Баррас особое вни¬
мание уделял внутренним делам, Карно — военным, Ларевельер
и Ребель — дипломатии.
Не было среди Директоров и единства мнений. Баррас тради¬
ционно блокировался лишь с Ребелем, считая Ларевельера бес¬
помощным фантазером и ревниво относясь к славе Карно. Ларе¬
вельер презирал Барраса как политика, по его мнению, морально
нечистоплотного. Карно же видел в Баррасе термидорианца,
191
глава 8. Революция продолжается
то есть человека, покончившего с тем самым некогда всемогущим
Комитетом общественного спасения, в котором сам Карно, счи¬
тавшийся «организатором победы», играл видную роль. Впро¬
чем, ему Ларевельер тоже не доверял, подозревая в нем тайного
сторонника монархии.
Каждый год по жребию один из членов Директории выбывал,
и Советы избирали на его место другого, однако Баррасу удалось
сохранять свой пост до 1799 года, причем многие подозревали,
что это не просто совпадение. Английский агент рассказывал:
Вот каков был способ, которым члены Директории пользовались
во время ежегодного жребия, чтобы не ошибиться в отношении
того, кто, по предварительным договоренностям, должен был вы¬
быть из Директории. Он был следующим: один из пяти шариков
из слоновой кости погружали в горячую воду; в момент вытя¬
гивания жребия его помещали в урну, и тот, кто выбывал, чув¬
ствуя тепло, не мог ошибиться, вытаскивая черный шар. Вы знаете,
что слоновая кость, долгое время оставаясь в горячей воде, может
сохранять тепло на протяжении нескольких дней. Баррас, когда
приближалось время жребия, всегда объявлял, что свернет шею
тому, кто подстроит его исключение, а другие члены Директории,
ценя все его достоинства, соглашались, что будет правильным
во всех отношениях, чтобы он не выбывал.
Директории подчинялись министры, среди которых тоже
было немало бывших членов Национального Конвента. В январе
1796 года впервые в истории Франции было создано Министер¬
ство общей полиции. С этого времени, собственно, и появилась
французская полиция в современном смысле слова: отвечающая
за порядок, преследующая преступников и надзирающая над ина¬
комыслящими.
Хотя о создании бюрократической машины, подобной той,
что существует сегодня, применительно к концу XVIII века гово¬
рить не приходится, все же количество чиновников существенно
выросло по сравнению с числом должностных лиц при Старом
порядке. Считается, что несколько сотен служащих работали
293
Французская революция
непосредственно на Директорию, около 5 тысяч — на мини¬
стерства и до ю тысяч осуществляли надзор над местными вла¬
стями на уровне департамента и ниже. Зачастую им плохо платили
или выдавали жалование с задержками, что создавало благоприят¬
ную почву для коррупции.
Груз нерешенных проблем
Особых усилий от правительства требовала борьба с преступ¬
ностью, за годы Революции превратившейся в настолько серьез¬
ную проблему, что властям пришлось усилить репрессии. Летом
1796 года был принят закон, карающий за попытку преступления
так же, как за само преступление, а весной следующего года была
введена смертная казнь за кражу.
Отдельной проблемой оставалось то, что тогда именовалось
бандитизмом. В этом явлении, приобретшем массовый характер,
политика — сопротивление Революции — была неразрывно свя¬
зана с откровенной уголовщиной. Бандиты, среди которых было
немало дезертиров, не желавших воевать за Республику, вызывали
всеобщий страх. Они убивали владельцев национальных иму-
ществ, должностных лиц, присягнувших священников, нападали
на жандармов и национальных гвардейцев. Они запросто могли
опустошить и отдельно стоявшую ферму, перебив ее обитателей.
Целые регионы считались опасными — от традиционных обла¬
стей антиреволюционных крестьянских движений, таких как Ван¬
дея и Бретань, до Прованса. Были места, где путешественникам
предлагалось покупать пропуска, выдаваемые главарями банд.
Дилижансы с деньгами захватывали даже в пригородах Парижа.
Не в силах справиться с бандитами, правительство постепенно
ужесточало законодательство, предлагая рассматривать бандитизм
как преступление против рода человеческого. Частично победить
этот феномен удалось только при Консульстве.
Еще одной нерешаемой проблемой стали постоянные финан¬
совые и экономические трудности. В значительной степени Дирек¬
тория была в них не виновата: в результате Революции Франция
294
глава 8. Революция продолжается
впала в глубокую экономическую депрессию, а потому финансы
и производство достались новому руководству уже в плачевном
состоянии. К началу правления Директории в обращении находи¬
лось го миллиардов ассигнатов, которые обменивались на золото
по курсу менее i%. Правительство было вынуждено на время пре¬
кратить продажу национальных имуществ и приостановить работу
Биржи. Вплоть до июля 1796 года зарплата депутатов и министров
была установлена в граммах зерна. Процветала спекуляция. Фи¬
нансовая нестабильность не только порождала бедность, но и вы¬
зывала в обществе ощущение, что в любой момент все может рух¬
нуть. По этой причине все те, у кого имелись средства, спешили
наслаждаться радостями жизни. Мерсье так рассказывал об этом:
Никогда еще не было столько спектаклей, концертов, танцев,
обедов, рестораторов, изготовителей лимонадов, общественных
садов, фейерверков, лицеев, газет и виноторговцев. Своего рода
чудо природы все это разнообразие увеселений в разгар самой
смертоносной войны, после революции, которая должна была
породить лишь самые унылые мысли, вся эта роскошь, которую
выставляют на показ частные лица в разгар невзгод правитель¬
ства, эти беззаботность, мотовство и расточительность, кото¬
рые овладели всеми классами, эти жажда наживы и нежелание
экономить, эта жадность пирата, с которой приобретаются бо¬
гатства, и та экстравагантность, с которой их пускают на ветер.
Состояния создаются в один день, а на следующий их уже нет.
Тот, кто выбрался из своей лачуги, живет несколько месяцев
в великолепном дворце, а потом вынужден вернуться обратно.
Правительство попало в зависимость от банкиров и поставщи¬
ков для армии. Чтобы покрыть долги, на продажу пустили даже
бриллианты короны. В феврале 1796 года объявили о прекраще¬
нии выпуска ассигнатов. Доски, с которых их печатали, были тор¬
жественно сожжены, однако это не решило проблему, поскольку
миллиарды ассигнатов еще находились в обращении и руковод¬
ству страны никак не удавалось их чем-то заменить. Металличе¬
ских же денег критически не хватало. Казна была пуста, налоги
295
Французская революция
собирались из рук вон плохо, и правительство всеми силами ла¬
тало дыры, чтобы найти средства хотя бы на финансирование во¬
енных расходов.
Война или мир?
Заключенные в 1795 году мирные договоры продемонстрировали
способность Республики не только побеждать европейские монар¬
хии, но и договариваться с ними. Они же поставили вопрос о том,
какое завершение Революционных войн было бы для Франции
оптимальным.
Характерное для Французской революции мессианство, жела¬
ние принести «свободу» другим народам, навязать им свои по¬
рядки и республиканское государственное устройство, стремле¬
ние взять реванш за поражения XVIII века и реализовать давние
геополитические мечты привели к тому, что, даже изгнав врага
со своей территории и заключив мир с ря