ШКОЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА
ИРИНА ВОЛК
РИСУНКИ В. ВЫСОЦКОГО
Государственное Издательство Детской Литературы
Министерства Просвещения РСФСР
Москва 1953 Ленинград
d
ОТ АВТОРА
Корея! Чудесная маленькая страна, страна трех морей,
страна гор, страна риса — хлеба Востока. Поэтически
звучит ее древнее название — Сарана Утренней Свежести,
Страна Утреннего Спокойствия.
Вот уже почти три года, как нарушена тишина ко-
рейской земли. Американские захватчики, развязавшие
братоубийственную войну, обагрили землю Кореи кровью.
Сотни тысяч бомб обрушиваются сейчас на мирные горо-
да и села этой страны. От фугасок, напалма гибнут дети,
женщины, старики.
Американские бандиты творят в Корее чудовищные
злодеяния, сбрасывают на города и села бактериологиче-
ские бомбы, наполненные насекомыми, зараженными
страшными болезнями. Звери в американских мундирах
убивают корейских и китайских военнопленных только за
то, что люди, попавшие в неволю, осмеливаются петь пес-
ни своей родины.
Все человечество с волнением следит за героической
борьбой корейского народа. И в эти дни хочется подроб-
нее рассказать о Корее и о корейцах — о мужественных,
стойких и отважных людях, которые об руку со своими
китайскими братьями отстаивают сейчас свободу и неза-
висимость своей родины.
V
Полуостров Корея лежит далеко на востоке, среди
трех морей — Желтого, Восточно-Китайского и Японского.
С севера на юг, точно спинной хребет, тянутся по нему го-
ры, занимающие почти три четверти всей территории.
3
Площадь Корен невелика — она равняется всего лишь
220 742 квадратным километрам.
Удивительный в этой стране ландшафт — красочный н
разнообразный, как, пожалуй, нигде в мире. Здесь насчи-
тывается более трех с половиной тысяч видов деревьев, ку-
старников и других растений. Расстояние от севера до
юга Корен примерно такое, как от Москвы до Воронежа,
разница же во флоре, фауне и климате почти такая же,
как от Москвы до Сочи.
Северная часть страны покрыта горами, заросшими гу-
стыми таежными лесами. На юге — субтропическая рас-
тительность. Здесь можно увидеть пышную крону редкого
камфарного дерева, рощи мандаринов, апельсинов, ли-
монов.
В Корее пейзаж меняется, как в волшебном фонаре:
суровая тайга — и плантации цитрусовых; могучие дубы —
н нежные фисташковые деревья, кедры — и тропические
лианы; бурные речки — и тихие озера; неприступные го-
ры — и пологие низменности.
Своеобразен и капризен в этой стране климат, кото-
рый зависит от неровного дыхания муссонных ветров. Не-
редко в середине зимы, когда морозы на севере доходят
до тридцати градусов ниже нуля, вдруг начинают дуть теп-
лые ветры. Сразу тает снег, которого, впрочем, вообще
выпадает мало, и наступает подобие весны.
Половина лета в Корее пасмурна и дождлива. Июль
насчитываетуе более трех ясных дней. С середины июля
идут беспрерывные теплые дожди, которые называются
сливовыми дождями, потому что в это время в Корее со-
зревают огромные матово-черные сливы.
С конца июля стоит жара, доходящая до пятидесяти
градусов выше нуля, причем в это время года почти нет
разницы в температуре между севером и югом. В ноябре
начинаются первые утренние заморозки, а в декабре вы-
падает снег и наступает зима.
Маленькая гористая страна таит в своих недрах огром-
ные богатства. Здесь добываются золото, серебро, воль-
фрам, алюминиевое сырье, разные другие цветные и ред-
кие металлы и каменный уголь.
Теплый, влажный климат способствует плодородию по-
лей. На юге страны в течение одного года снимают два
урожая. В Корее возделываются рис, ячмень, пшеница,
овес, кукуруза, чумиза, гаолян (маньчжурское просо), бо-
4
бы, сладкий картофель, китайская капуста, лечебный ко-
рень женьшень — корень жизни, как называют его на Вос-
токе, считая, что он исцеляет от всех болезней; техниче-
ские культуры: хлопчатник, кунжут, табак, рамп — ки-
тайская крапива, индигоносные растения, дающие природ-
ные красители.
Богата и плодородна Корея — страна героического на-
рода, который на протяжении многих веков .мужественно
сражался за свою свободу и независимость.
Па берегу стремительной реки Тедонган находится
древний храм. Он был построен в честь легендарного пол-
ководца Ыльти Мундека, около полутора тысяч лет назад
разгромившего тридцатигысячную армию иноземных за-
хватчиков, напавших на Корею.
У Ыльти Мундека было мало воинов, но замечатель-
ный полководец победил врага военной хитростью: чуже-
земцам была устроена ловушка.
Ыльти Мундек знал, что во время морских приливов
между устьями двух рек — Тедонган и Чхончхонган
внезапно поднимается вода.
И вот на гористом, защищенном кустарником берегу
Ыльти Мундек умело расположил своих воинов. Когда
враги, не ожидая засады, начали иере1гравляться, корейцы
бросились на них, а неожиданный натиск бурно прибываю-
щей воды затопил плоты, лодки и снаряжение захватчи-
ков и вызвал смятение в их рядах.
Враг был разбит и изгнан из пределов Кореи. Па ме-
сте победы народ воздвиг этот храм, сохранившийся до
наших дней.
В 1592—1598 годах Корея подвергалась опустошитель-
ному нападению японцев. Потоками крови залили они
мирную страну. Японские варвары в течение шести лет
безуспешно стремились покорить корейский народ. Они
зверски расправлялись с корейцами. В древней столице
Японии Киото сохранился страшный памятник — «могила
ушей». У тридцати тысяч пленных и убитых японцы от-
резали уши и носы и отправили эти чудовищные «трофеи»
в Киото. Но и подобными зверствами они не могли подчи-
нить себе Корею.
Тогда японцы попытались взять Корею с моря.
Талантливый корейский флотоводец Ли Сун Син, за-
нимавший в момент вторжения японцев пост командую-
щего флотом провинции Чолла, сообщил своему прави-
5
тельству, что он изобрел и построил военный корабль не-
виданного типа.
Корабль этот резко отличался от обычных парусных
джонок. Он был построен из крепкого дерева — железной
березы — н имел форму черепахи, в голове которой поме-
щалась труба.
Ли Сун Сину разрешили испробовать его изобретение
в бою. Когда бронированная черепаха, извергая пламя, ри-
нулась на врага, среди японцев началась паника. Морской
бой, длившийся несколько дней, был выигран корейцами.
В одном нз последних сражений Ли Сун Син был
смертельно ранен отравленной вражеской стрелой. Умирая
на руках своих воинов, он сказал: «Защищайте родную
землю до последней капли крови...»
С того времени, почти двести лет, японцы не решались
тревожить Страну Утренней Свежести.
Правители Корейского королевства, стремясь оградить
свою землю от нападения, издали законы, запрещающие
корейцам сноситься с иностранными державами В одном
из этих законов так и было написано: «Под страхом
смертной казни запрещается торговать или поддерживать
какие-либо иные сношения с иноземными государствами».
Тех, кто не подчинялся этому закону, обезглавливали, чет-
вертовали. Не случайно иностранцы, писавшие о Корее,
называли ее «страной закрытых дверей», «страной-отшель-
ницей».
Но вот осенью 1866 года к Пхеньяну подошло амери-
канское судно «Генерал Шерман». Американцы выдавали
себя за купцов, но они были вооружены до зубов и едва
успели сойти на берег, как затеяли кровавую драку с жите-
лями.
Корейцы арестовали бандитов. Тогда капитан паро-
хода вызвал вооруженную команду, освободит арестован-
ных и взял в плен корейских офицеров.
Завязался бой, но время которого корейцы, возмущен-
ные наглым повелением американских «купцов», сожгли
корабль и перебили его команду. Цепи с корабля «Гене-
рал Шерман» н якорь с названием судна до недавних пор
хранились в Пхеньянском музее, сейчас разрушенном по-
томками американских бандитов.
В 1871 году американцы послали в Корею целую
эскадру под командованием контр-адмирала Роджерса.
Эскадра, как заявили американцы, имела своей целью
G
«научные наблюдения» в корейских реках. Американцы
потребовали расчистить водные подходы к Сеулу, чтобы
их флот мог беспрепятственно подойти к столице.
Но корейцы поняли хитрый маневр пришельцев. Бере-
говая артиллерия не позволила приблизиться американ-
ским судам. Тогда Роджерс высадил крупный десант, пе-
ребил мужественно сопротивлявшихся защитников фор-
тов, сжег прибрежные селения. Вглубь страны американ-
цы, однако, идти не решились и, пробыв в Корее около
двух недель, отбыли восвояси.
Новая попытка «открыть двери» в Корею была пред-
принята в апреле 1875 года, когда в корейские прибреж-
ные воды вошли три японских корабля. Береговая артил-
лерия дала предупредительные выстрелы. Японцы откры-
ли сильный огонь, захватили береговую артиллерию, унич-
тожили ее и высадились на корейской земле.
В январе следующего гола уже пять японских кораб-
лей, на которых было множество солдат, вторглись
в залив Канхва. Испугавшись угроз и провокаций, ко-
роль Кореи подписал первый кабальный договор с Япо-
нией. Все статьи этого договора были направлены на
подрыв самых основ государственной независимости
Корен.
Подписание позорного договора проходило в тайне от
парода. Но корейские патриоты — рабочие типографии
«Столичной газеты» в Сеуле — ночью напечатали несколь-
ко десятков тысяч экземпляров газеты с текстом договора
и распространили их по всей стране. Передовая статья га-
зеты называлась «Оплакиваемый день».
Предательство короля вызвало в стране волнения.
Поднялись крестьяне, городские жители, студенчество.
У серого камня на берегу Тедонгана в те дни происходили
горячие митинги. Отряды народных добровольцев готови-
лись идти в поход против поработителей.
Корейский народ возмущался действиями японцев, •
а американцы цинично заявляли: «Весь мир должен под-
держать политику Японии: ведь она стремится внедрить
справедливое правосудие в отсталом государстве —
Корее».
В 1905 году японцы стали уже полными хозяевами ь
Корее н в 1910 году официально включили ее в состав
своей империи. Так перестало существовать Корейское ко-
ролевство. Вместо него появилось повое «японское гене-
7
рал-губернаторство», с японскими законами и порядками.
В течение последующих тридцати пяти лет Корея, лишен-
ная самостоятельности, была под игом чужеземных за-
хватчиков.
Но корейский народ не прекращал борьбы за счастье и
независимость своего отечества. Первые корейские парти-
занские отряды появились еще в 1918 году. Они нападали
на японские гарнизоны и полицейские участки, убивали
жандармов. Однако эти первые отряды были малочислен-
ны, разрозненны, не умели воевать. В 1931 году народный
герои Ким Ир Сев организовал крупный партизанский от-
ряд, который действовал сначала в пограничных районах
Кореи н Маньчжурии. Отряд креп, разрастался, поднимал
народ, вдохновлял его на смелые выступления протии
японских поработителей. В целом ряде провинций проис-
ходили крупные крестьянские восстания.
Ким Ир Сен не только возглавил вооруженную борьбу
корейского народа, но и организовал в 1935 году «Союз
возрождения отечества». Этот союз боролся за свержение
японского ига, за полную независимость страны.
Когда в августе 1945 года советские войска начали раз-
гром японской Квантунской армии, освобождая Корею от
извечного врага, партизаны Ким Ир Сена, нанося удары
по тылам японских войск, помогли одержать победу над
захватчиками и освободить многострадальную корейскую
землю.
Наступило 15 августа 1945 года! В этот исторический
день впервые за всю свою историю Корея стала подлин-
но свободной. Ее освободил великий Советский Союз,
могучая армия социалистической державы, армия
Сталина.
На берега Тедонгана пришли люди в зеленых гимна-
стерках, с красными звездами на пилотках. Они изгнали
из Корен японцев. И корейцы горячо благодарили русских
друзей, навсегда принесших нм освобождение.
Корейцы умеют ценить настоящую дружбу, дружбу,
скрепленную кровью. В древнем городе Пхеньяне, на вер-
шине горы Моранбон, в 1945 году был воздвигнут памят-
ник Освобождения. Этот величественный обелиск создан
благодарным корейским народом во славу советских вои-
нов — воянов-освободитслей.
Я впервые приехала в Северную Корею весной 1949 го-
да — в те дни, когда корейский народ жил радостно и прн-
8
вольно, когда молодая народно-демократическая респуб-
лика с небывалым подъемом строила свою свободную,
счастливую жизнь. В стране вырастали новые фабрики а
заводы, развивалось сельское хозяйство, ширилось строи-
тельство домов, больниц и клубов. Сотни тысяч детей
обучались в школах, юноши и девушки заполняли ауди-
тории только что выстроенных университетов и технику-
мов.
Трудящиеся Корен — рабочие, крестьяне, педагоги, ин-
женеры, врачи, домашние хозяйки — делали все для того,
чтобы их страна с каждым днем становилась богаче и
крепче.
Трудолюбивый, способный народ, который несколько
десятилетий был в кабале у японцев, ожил и рас-
цвел под солнцем свободы. И древний певучий корейский
язык, бывший в запрете, гонимый чужеземными захватчи-
ками, зазвучал во всю свою силу.
Предприятия, фабрики, банки были национализирова-
ны и перешли в руки народа. Землю получили те, кто
ее обрабатывает, — крестьяне и безземельные батраки,
всю свою жизнь нс имевшие ни вола, ни собственного
дома. Молодежь получила право на образование, запи-
санное в конституции свободной страны. Трудящиеся
впервые осуществили свое право на отдых: открылись
санатории, курорты в Алмазных Горах и на берегах
морей.
Совсем иначе сложилась жизнь корейского народа на
Юге. Туда пришли американцы. Они захватили власть в
свои руки, стали хозяевами предприятий, поместий, бан-
ков, закабалили народ. Американцы привезли с собой но-
вого диктатора, предателя корейского народа — Ли Сын
Мана, прожившего в Америке тридцать три года и забыв-
шего ие только обычаи, но даже язык родной страны. Еще
в 1918 году Ли Сын Man пытался продать свою родину
американцам, предложив тогдашнему президенту Виль-
сону сделать Корею подмандатной территорией Аме-
рики. Торговля родиной — основная профессия Ли Сын
Мана.
В 1948 году американцы организовали «выборы южно-
корейского правительства». Эти выборы проходили на-
сильственно. Около шестидесяти тысяч полицейских и бо-
лее миллиона молодчиков из различных реакционных орга-
низаций гнали на избирательные участки людей, не же-
9
лавшнх принимать участие в комедии, именуемой выбо-
рами, голосовали за местных жителей, заполняли за них
бюллетени.
Были заранее заготовлены фальшивые бюллетени.
Огромные деньги тратились на подкуп избирателей.
А в портах в это время стояли американские стальные
«утюги», жерла орудий которых были направлены в сто-
рону городов; в воздухе угрожающе ревели американские
самолеты, и войска были готовы выступить в любую мину-
ту, чтобы подавить волнения. С помощью этих «выборов»
американцы посадили в южнокорейском правительстве
кучку изменников во главе с Ли Сын Маком. Они устано-
вили’ в Южной Корее фашистский террористический ре-
жим, еще более жестокий, чем тот, который был в период
японского господства.
Мне довелось быть в Корсе в тревожное лето 1950 го-
да, когда американские захватчики приказали своим
лксынмановским наемникам начать кровавую войну про-
тив корейского народа. На ЗН-й параллели, отделяющее
свободный Север от Юга, загремели предательские вы-
стрелы лисынмановцев: верный пес американского им-
периализма Ли Сын Ман совершил по приказу сво-
их хозяев с Уолл-стрита грязную провокацию на гра-
нице.
Мужественно и стойко встал корейский народ на за-
щиту своей отчизны. Я видела юношей и девушек, доб-
ровольно уходивших па фронт, отряды пхеньянских
школьников, без страха бросавшихся туда, где только что
разорвалась бомба, чтобы оказать первую помощь ране-
ным п выташнть задыхающихся людей из-под обломков
домов.
В этой книге мне хочется рассказать о славном, герои-
ческом корейском народе: о его тяжелой жизни в черные
дни японского владычества и о том, как он воспрянул ду-
хом после своего освобождения русскими братьями.
О том, как, борясь за мир и демократию, корейский народ
в течение пяти лет после его освобождения строил новую
жизнь и затем, после того как американские хищники
ввергли его в тяжелую, кровопролитную войну, в еди-
ном порыве поднялся на борьбу за свою свободу и незави-
симость.
Люди и факты, описанные в этой книге, не выдуманы.
Это живая правда Кореи!
10
Я хорошо знаю старого крестьянина Чу, не раз бивала
в школе, где учился маленький Чу и где теперь на ее месте
зияет глубокая черная яма от американской бомбы. Я зна-
кома с семьей бывших бедняков-хвадснмннов: с малень-
ким Кимом, его отцом, матерью и сестренками. Сейчас эта
семья, как и другие шахтерские семьи, снова ушла в горы,
для того чтобы бороться в партизанском отряде. Малень-
кий Хван и его сестренка рассказали мне. как храбрые
люди унесли от их дома н бросили в реку бомбу замедлен-
ного действия.
В детском доме я беседовала с такими же детьми, как
Ким, которого американские агенты учили отравлять ко-
лодцы. Он ни в чем не был виноват, этот обманутый аме-
риканскими извергами мальчик. Сейчас он учится и, так
же как и другие его сверстники, растет верным сыном
своей отчизны. Я была на уроках в подземной школе, где
учатся Ю и его маленькие друзья. Я беседовала с англий-
ским моряком Джемсом Деем, который перевозил прока-
женных па корейскую землю, чтобы занести туда эту
страшную болезнь.
Я видела бомбы, в которых на американских самоле-
тах доставлялись по воздуху комары и мухи, зараженные
холерой и чумой. Их сбрасывали над городами и селами,
чтобы заразить и умертвить мирных жителей — взрослых
и детей.
Мне никогда не забыть, как в самом центре Пхеньяна,
неподалеку от убежища, где мы жили, умерли старый
Хан Сан Гук, его десятилетний внук Хан Ген Со и двух-
летний крошка Хац Ген Суп, заразившиеся холерой от
мух, которые были сброшены к ним во двор американски-
ми убийцами.
Вот уже около трех лет соединения славной Корейской
Народной армии в содружестве с частями китайских на-
родных добровольцев героически сражаются против озве-
релого врага.
Изо дня в день с непоколебимым мужеством они гро-
мят подлых интервентов, уничтожают их самолеты, танки,
живую силу.
Я беседовала с героями Корейской Народно-Демокра-
тической Республики летчиком Ли Дон Гю, охотником
за самолетами Тю Сын Деном, связным Ким Кван Су я
другими кавалерами Золотой Звезды, покрывшими себя
и свой народ неувядаемой славой.
II
Правое дело, за которое борется корейский народ, вос-
торжествует!
Мне хочется, чтобы, прочитав эти записки, юные чита-
тели еще ближе узнали и сильнее полюбили Корею —
Страну Утренней Свежести, Страну Утреннего Спокойст-
вия, гордую маленькую страну и ее мужественный народ,
непоколебимая стойкость которого в борьбе с ненавист-
ным врагом вызывает восхищение всего передового чело-
вечества.
Пхеньян — Москва
Цn ЕТ Ы СТАРОГО ЧУ
У старого Чу никогда не было своего дома. Он жил в
пещере, выбитой ветром и выточенной водой на западном
склоне сопки. Здесь родился старый Чу, здесь родился его
сын — молодой Чу, здесь родился и его внук — малень-
кий Чу.
Молодой Чу работал на железной дороге. Утром он на-
девал свою единственную белую рубашку, которую жена
каждую ночь стирала в ручье, и возвращался поздно вече-
ром измазанный мазутом, пропахший потом. А маленький
Чу нетерпеливо ждал отца, у которого в кармане всегда
было несколько поджаренных кукурузных зерен. Как
вкусно было жевать эти зерна, забравшись в темный уго-
лок пещеры!..
Однажды молодой Чу не пришел. Вместо пего в пещеру
ворвались японские полицейские. Они обыскали темное,
сырое помещение, вытряхнули на пол жалкий скарб из
крохотного, обитого жестью сундучка, жестоко избили ста-
13
рнка и ушли, подталкивая впереди себя испуганную, пла-
чущую мать маленького Чу.
Ночью к пещере подошли два незнакомых человека.
Маленький Чу, который никак не мог уснуть, сначала ис-
пуганно прижался к деду, но потом успокоился: гости были
в'таких же потемневших рубашках, какие носил его отец,
и пахло от них так же, как от отца: мазутом и паровозным
дымом.
Гости погладили по голове маленького Чу и сказали
старому Чу:
Твой сын герой: сегодня он пустил под откос эше-
лон с японскими солдатами...
— Его арестовали? — медленно спросил старый Чу.
— Пусть маленький Чу наденет одежды из сапго, —
тихо ответил один из пришельцев. — Сегодня его отца
расстрелял у паровоза японский офицер...
Всю ночь дед шил из куска грубой конопляной мате-
рин санго шапочку с четырехугольным верхом, широкую
рубаху н короткие штанишки. Утром маленький Чу. плача,
надел эти траурные одежды, которые целый год должен
носить в Корее каждый любящий сын, потерявший отца.
Не вернулась больше в пещеру и его мать — тихая, лас-
ковая Лн Сон Пе. Она скончалась в тюрьме, не вынеся му-
чительных побоев.
Старый Чу был слишком стар и немощен, чтобы зара-
ботать себе и внуку хотя бы горсточку гаоляна. Вздыхая,
с,н глядел на внука, который молча сосал веточки листвен-
ницы. запивая их холодной водой из ручья.
Однажды утром старик медленно обошел густой розо-
вый куст, посаженный еще его дедом около старой пещеры,
и дотронулся рукой до прохладных, точно лакированных
листьев. В те дни, когда в доме нс оставалось никакой
еды, мать маленького Чу заваривала в большом котле ро-
зовые пахучие лепестки, и все пили благоухающую воду н
причмокивали от удовольствия.
Старый Чу торопливо вошел в пещеру н долго одевал-
ся во все самое лучшее. Он завязал на груди банты своего
серого, уже пожелтевшего от старости свадебного халата,
расчесал пальцами густую бороду и почистил черную круг-
лую шапочку, какую носят в Корее только те, кому испол-
нилось шестьдесят лет. Потом он нарвал большой букет
роз, взял в руки толстую суковатую палку и, прихрамы-
вая, понес пахучие цветы в город. Он вернулся сияющий.
14
словно помолодевший. В котомке за его спиной лежали
зерна чумизы, длинный кочан китайской капусты кимчи и
крохотная бутылочка бобового масла. А в кармане для
маленького Чу были припрятаны две прозрачные тягучие
конфеты, сделанные из виноградного сока.
Они славно пообедали в этот день.
Из кимчи дед сварил на костре суп, прибавив в него
сладкую картофелину, найденную на дороге внуком, н
пахучую зеленую травку, которая росла вокруг пещеры.
А каша из чумизы с каплей масла была удивительно
вкусна!
Так жили они все лето, срезая розы и делая из них бу-
кеты. Правда, продавать розы было нелегко: полицейские
гнали и били нищего старика, топтали его нежный товар.
Нередко старый Чу возвращался домой без цветов и без
продуктов. Но утром он опять рвал розы и опять шел в
город. А маленький Чу бродил в своих траурных одеждах
возле пещеры и следил за солнцем: когда оно зайдет вон
за ту большую сопку, дед вернется и принесет чего-нибудь
поесть.
Как-то старый Чу пришел раньше обычного.
— Японцы бегут, — сказал он внуку. — Их прогнала
из нашей страны русские. Помнишь, отец рассказывал те-
бе о русских...
Да, маленький Чу хорошо помнил, как отец говорил
ему, что где-то далеко за морем есть такая страна, где все
детп едят и рис, и мясо, и конфеты... «Каждый день?..» —
спрашивал тогда с удивлением маленький Чу.
Ведь за семь лет своей жизни он ел мисо два раза;
первый раз — когда умерла бабушка и был устроен поми-
нальный обед, и второй раз — когда мать собрала две кор-
зины грибов и снесла их лавочнику и он вместо денег дал
ей жилистый кусок воловьего мяса. Суп из этого мяса
семья ела три дня подряд, по капельке, боясь расплескать
хоть чуточку...
А отец все говорил про замечательную страну, где нет
угнетателей, где у каждого рабочего есть свой дом, и
теплые мягкие одеяла, и радио, такое же, как у толстого
лавочника Ким Ды Гена.
«Там живет наш большой друг, — говорил отен. — Он
хочет, чтобы каждый ел мясо и рис, чтобы у каждого бы-
ла хорошая рубашка и новая обувь. Он выгнал из своей
страны всех богатых и отдал их богатства таким, как мы
15
с тобой. Великого человека зовут Сталин. Запомни, сынок,
это имя — оно принесет тебе счастье».
— Это Сталин идет к нам в гости? — спросил теперь
маленький Чу.
— Да, я думаю, он послал вперед своих сыновей, а по-
том, наверно, придет и сам, — ответил мальчику ста-
рый Чу.
Ночью они проснулись от громких выстрелов. Внизу,
под горой, шел бой. Они видели, как горели японские ка-
зармы, и слышали громкое «ура».
Утром старик и внук спустились с горы. Город был
какой-то особенный — нарядный, праздничный. Всюду —
в окнах домов, над лавками — появились яркие флаги и
бумажные венки. Па улицах шли люди в зеленых гимна-
стерках, и на фуражках у них горели алые звездочки.
У старого Чу девушки раскупили сразу все розы, и толь-
ко одну, самую яркую, маленький Чу крепко сжимал
в руке.
На повороте показались русские танки. Ликующая тол-
па преградила им путь, и они остановились. Танкисты,
став во весь рост, весело здоровались с жителями городка.
Чу пробрался к самым танкам в протянул командиру, вы-
сокому голубоглазому человеку, свою последнюю розу, на
которой еще дрожали росинки.
Танкист засмеялся, подхватил маленького Чу на руки,
высоко поднял над головой. И тогда Чу звонко выкрикнул
то слово, которому научил его отец:
— СТАЛИН! СТАЛИН!
И танкисты захлопали в ладоши и стали переда-
вать маленького Чу из рук в руки. В карманы его штани-
шек они совали сухари, конфеты, яблоки. Прошло нема-
ло времени, пока счастливый, раскрасневшийся Чу снова
стоял рядом с дедом, крепко держась за его жилистую
РУКУ-
Танкисты торопились вслед за убегающим врагом. Но
они обещали вернуться в городок вечером на отдых.
Маленький Чу ждал их целый день. И они вернулись,
но среди них уже не было молодого голубоглазого коман-
дира: он пал в бою.
На следующий день командира хоронили. Друзья мол-
ча несли перед его гробом подушечку, па которой сияли
две красные гордые звезды.
Маленький Чу, плача, шел за гробом в толпе горожан.
16
Путь к кладбищу лежал мимо их горы, и он не заметил,
как дед отстал, и почти бегом поднялся к пещере.
Когда гроб опустили в яму и засыпали землей, танки-
сты подняли вверх автоматы, и прощальный салют гулким
эхом отозвался в горах. В эту минуту к могиле пробрался
старый Чу. Он еле шел, по его спине струился пот, а лицо
было бледно. За его спиной была какая-то огромная по-
клажа, заботливо увязанная в цыновкн. Все молча рас-
ступились перед стариком, а он лихорадочно развязывал
веревки, высвобождая свой груз. И когда упала последняя
цыновка, все увидели чудесный розовый куст, выкопан-
ный с корнями. Старик опустился на колени, руками вырыл
яму посередине свежей могилы, посадил розовый куст и
полил его водой из тыквенной бутыли, захваченной в пе-
щере. Потом он поднялся и, взяв за руку маленького вну-
ка, сказал просто:
— Это все, что у нас есть. Мы дарим это нашему
Другу...
...Весной, летом, осенью на могиле танкиста стелется
ковер из душистых цветов. Это или розы, или гладиолусы,
или астры, или бессмертники. Каждый лень после занятий
маленький Чу, который уже очень вырос, одетый в фор-
менную одежду гимназиста, вместе со своими однокласс-
никами приходит к могиле. Дети обрезают засохшие
веточки у розового куста, который растет посередине
могилы, поливают цветы. Они обнесли холм живой из-
городью из дикого винограда и устроили вокруг ска-
меечки.
Л на горе возле пещеры старый Чу нетерпеливо под-
жидает внука. В пещере сложены дрова и уголь, стоят но-
венькие глиняные кувшины нышиной в человеческий рост
с засоленной кимчи и черной жидкой соей, без которой
невозможно приготовить настоящий корейский обед.
Рядом со старой пещерой примостился маленький до-
мик. Он совсем маленький, в нем всего две комнатки и
кухонька, но деду и внуку больше и не надо. Этот домик по-
строила народная власть в знак уважения к памяти погиб-
шего героя — молодого машиниста Чу.
Старый Чу получил работу по своим силам: он сторож
в той самой школе, где учится его внук, в школе, разме-
стившейся в доме бежавшего лавочника Ким Ды Гена.
Старика очень уважают ученики, да и учителя нередко за-
ходят в маленький домик, чтобы потолковать с ним.
17
Fla самом видном месте в домике висят портрет чело-
века, о котором старый Чу говорит так:
— Это он прогнал из нашей страны японцев, которые
убили моего сына. Это по его совсгу жизнь у нас стала
светлой и старый Чу в праздничном халате отдыхает в
своем новом доме...
Он заботливо поправляет приколотые к портрету цветы
п старательно выговаривает единственное русское слово,
которое знает:
- СТАЛИН!
Апрель. 1919
МАЛЬЧИК С ОГНЕННОГО ПОЛЯ
Гора Четырех Драконов высится над равниной. Вернее,
это нс одна гора, а целые четыре скалистые гряды.
В сумерки их верхушки кажутся разинутой драконьей
пастью.
Взобравшись на горное плато, маленький Ким любит,
лежа на животе, следить, как внезапно падает за гору рас-
красневшееся за день солнце.
Отец говорил Киму, что там, за горой, есть маленькая
порка, куда солнце забирается на ночь. Л вместо себя
выпускает свою младшую сестру — луну, которая всегда
бледна, потому что не видит дневного света.
Отец рассказывал:
«Когда-то очень-очень давно Солнце и Луна вместе хо-
дили по небу. Но вот гордое, яркое Солнце полюбило мо-
гучего богатыря — гору Пяктусан, ту, что из-под са-
мых облаков смотрится в быстрые воды реки Туманган.
Солнце грело зеленые кудри лесов Пяктусана и улыбалось
19
ему с высоты. Но Пяктусану полюбилась сестра Солнца —
тихая, кроткая Луна, которая серебрит воды Тумангана
легким, призрачным светом. Пяктусан зажигал для нее в
рощах, зеленых, как стебли молодого риса, светляков и
приказывал лесным озерам отражать ее ласковое сияние.
Тогда разгневанное Солнце заперло кроткую сестру. И с
тех пор они уже никогда не гуляют вместе по небу. Толь-
ко когда засыпает Пяктусан, ревнивое Солнне выпускает
на волю бледную сестру...»
Гора Четырех Драконов была родным домом Кима.
По ее ущельям, укромным полянкам круглый год бродила
их семья хваденмннов — людей огненных полей. У них не
было постоянного жилья. Летом отец, мать, Ким п его три
сестренки слали где-нибудь на куче сухих листьев под те-
нистым деревом. Они ели ягоды, грибы, ловили рыбу в
быстрых горных ручьях, собирали съедобные ракушки и
пахучие травы.
На зиму отец мастерил из сучьев шалаш, собирал боль-
шие плоские камни, нанесенные горными реками, и склады-
вал из них. как из кирпичей, широкую печь — кан, — кото-
рая заменяла в шалаше пол. Всю зиму в кане поддержи-
вался огонь, и семья никуда не выходила, отлеживаясь
на теплом полу. Ели раз в день по нескольку штук слад-
кого картофеля — когумн — с огненного поля.
Каждую весну отец вместе с Кимом бродил по горе, вы-
искивая новое местечко для своего огненного поля. Они
выбирали небольшую, запрятанную далеко меж горных
гряд полянку, выжигали на ней травы и кустарник, корче-
вали пни, потом рыхлили податливую, мягкую землю ма-
ленькой мотыгой и сажали сладкие картофелины, забот-
ливо сбереженные матерью до весны. Летом они полати
свое необыкновенное поле, осенью засыпалп его татстым
слоем земли, чтобы когумн не замерз. Зимой они рылись
в этом поле, как кроты, ежедневно собирая по нескольку
десятков картофелин, чтобы напатннть пустой желудок.
Иногда в семье начиналось смятение. Отец хватал за
руки старших дочерей, мать торопливо привязывала одея-
лом к спине младшую, и все прятались в одной из самых
отдаленных пещер. В такие дни нельзя было зажигать
огонь, чтобы испечь когумн, и дети жадно грызли сырой,
холодный картофель. Отец стоял у входа в пещеру, блед-
ный, взволнованный, и ежеминутно повторял:
— Тише! Они найдут нас!
20
— От кого мы прячемся, абодн? 1 —осмелился однаж-
ды спросить Ким.
— От японских полицейских, сынок, — шепнул отец. —
Если они увидят наше ноле, они посадят меня в тюрьму,
и вы все умрете с голоду.
— А разве нельзя сажать когуми? — боязливо спро-
сил Ким.
И отец, прижимая к себе сына, тихо объяснил ему, что
японцы запрещают выжигать травы и обрабатывать гор-
ные поля.
— А разве бывают другие поля? — изумлялся Ким,
который ни разу в жизни не спускался в равнину.
Отец грустно улыбался и замолкал. Он сам родился
здесь, на горе Четырех Драконов, и был внизу всего три-
четыре раза. Сюда, в непроходимые горные чаши, много-
много лет назад убежал с равнины молодой крестьянин,
дед Кима. Он задолжал помещику за орошение арендуе-
мого крохотного клочка земли и за семена, потому что в
тот год была страшная засуха и он собрал меньше, чем
посеял. Помещик прислал к нему в землянку полицейских,
и они вытащили нз сундука единственное сатиновое одея-
ло — приданое молодой жены, сняли с полки медную по-
суду и поймали двух старых куриц. Все это пошло в упла-
ту долга помещику, но оставалось уплатить еще в десять
раз больше, н полицейские предупредили:
— Если в день полнолуния ты не внесешь долг, мы
посадим тебя в тюрьму...
По дед Кима не стал дожидаться дня полнолуния. Той
же ночью он завязал в циновку чугун, мотыгу и мешочек
утаенного от чужого глаза сладкого картофеля. Потом он
взял за руку жену и ушел в горы.
Так делали тысячи разорившихся бедняков, так сделал
и он, потому что впереди его ждала только сырая, гряз-
ная тюрьма.
Всю ночь дед Кима и его жена пробирались по узким
горным тропинкам, до крови сбивая ноги об острые камни.
А под утро в маленькой пещере, на постели из прошлогод-
них трав и мягкой хвои, родился отец Кима. Днем дед Ки-
ма облюбовал маленькую полянку и выжег на ней огнен-
ное поле. Так началась жизнь новой семьи хваденминов
на горе Четырех Драконов.
1 Отец.
21
Дед Кима прятался от людей и учил этому подрастаю-
щего сына. Он знал, что здесь, в горах, бродят такие же
семьи бедняков с огненных полей, но он боялся с ними
ьстречаться. Несколько раз в году он спускался в равнину,
чгобы купить немного черной жилкой сои в обмен на связ-
ку сушеных грибов. Дед Кима, его сын и внук носили гру-
бые одежды из дикой конопли, которая росла в горах.
Эту суровую ткань день и ночь прялн женшины. Зимой
хваденмнны надевали на ноги лапти, сплетенные из ка-
мыша.
— Хваденмины— самые бедные люди на земле,—
часто говорила мать Кима и вздыхала, гладя потрескав-
шимися от постоянного прядения пальцами жесткие, пря-
мые волосы сына.
Однажды поздней осенью, когда плоды сладкого кар-
тофеля уже почти созрели, на тропинке, ведущей к шала-
шу, показалось двое людей. Отец побледнел и выронил
из рук самодельный каменный топорик, которым он рубил
сучья для кана.
Мать, тихо охнув, обняла прижавшихся к ней девочек
и испуганно следила за тем, как приближаются эти чужие
люди.
Анльен-хасимника? (Спокойно ли вы поживае-
те?) — приветливо поздоровались пришельцы.
Они уселись на траву и стали говорить о том, что в ле-
су этим летом много грибов и ягод.
Один из них взял за руку маленькую Син Нэ:
— Ей три года? Невеста для моего сына. Ему скоро
пять. Красивая будет невеста!
Потом он вынул из кармана толстую рисовую лепешку
и поделил ее поровну между детьми. И мать Кима почув-
ствовала, как уходит недоверие к этим простым, привет-
ливым людям.
Поборов робость, отец пригласил гостей отведать су-
шеной плотвы. Старшая сестренка Кима принесла дере-
вянную, вырезанную отцом тарелку, наполненную слад-
кими ягодами шелковицы, которые сегодня утром нарвал
Ким, и тыквенную бутыль с ледяной водой из горного
ручья. Гости отведали угощения и, в свою очередь, раз-
вязали заплечные мешки с дорожными припасами. Ки.н
с удивлением и восторгом глядел на невиданные яства.
Тут были куски вареной свинины с розоватым сладким
жиром, коробочки с белым рисом, приправленным каки-
22
мп-то необыкновенно вкусными красными корешками и
маленькими жареными рыбками, пышные кукурузные ле-
пешки и желтые мучнистые колбаски из виноградного со-
ка, которые просто таяли во рту.
Отец ие расспрашивал нежданных гостей, зачем они за-
брались так далеко в горы: ведь очень невежливо зада-
вать подобные вопросы гостям.
Но когда закончился ужин и глаза ребятишек стали
слипаться, гости закурили с отцом лесной табак, сделан-
ный из листьев дикой вишни и сухого мха, и заговорили о
деле.
— Разве тебе нравится такая жизнь? — спросили
они отца и показали на Кима: — Ведь ему пора начать
УЧ1ГГЬСЯ...
— Мой отец и дед были неграмотными, — осторожно
отвечал отец Кима. — В лесу иадо уметь читать только
следы медведя и голос волка.
— Почему бы тебе не спуститься в равнину? — спро-
сил одни из гостей.
Отец покачал головой:
— Я не хочу попасть в тюрьму. Мон дети обойдутся
без рисовых лепешек, пока на огненном поле растет ко-
гуми.
Гости переглянулись. Потом один из них спросил:
— Когда ты в последний раз спускался в равнину?
— Это было в прошлом году, в июле, — сказал отец. —
Сын заболел, и я хотел купить для него немного черной
сои, чтобы мочить в ней картофельные клубни. Я поменял
корзину лесных ягод на кувшинчик сои, но меня встретил
полицейский и спросил, где я живу. Когда я замялся, он
ударил меня палкой и разбил кувшин с соей на моей го-
лове. Я еле ушел от его цепких рук. — Отец помолчал. —
Мы решили теперь обходиться без сои. В горах растет
много дикого чесноку...
— А ты знаешь, что теперь в Корее нет больше япон-
ских полицейских?—спросил молодой черноглазый гость
и встал во весь рост. — Их выгнала отсюда русская армия,
и в дома бедняков пришло счастье...
И второй гость, седобородый человек, добавил, улы-
баясь:
— Ты каждый вечер видишь, как падает солнце, но гы
ие заметил, как оно взошло над Кореей...
Киму сразу расхотелось спать. Он, свернувшись клу-
23
бочком в траве, старался не пропустить ни одного сло-
ва. Отец, обычно такой молчаливый, сейчас задавал во-
прос за вопросом, и гости отвечали обстоятельно и по-
дробно.
Потом отец встал, позвал мать, и вдвоем они ушли к
маленькому горному ручью. Никто не пошел за ними сле-
дом. Каждый понимал, что в этот вечер решается что-то
очень важное. Они вернулись не скоро, и на губах у мате-
ри блуждала несмелая улыбка.
— Я сказал ей, что там, внизу, таким, как мы, дают
дома и работу и учат наших детей, — сказал отен, обра-
щаясь к седобородому гостю. — Может быть, я ошибся н
неправильно понял твои слова?
— Ты правильно понял их, — ответил старик. — Если
люди огненных полей захотят стать крестьянами, в дерев-
нях их ждут дома и семена для первого посева и государ-
ственная ссуда, чтобы обзавестись хозяйством. Если они
захотят стать рабочими, они на бесплатных курсах могут
обучиться любому ремеслу, и нм тоже дадут дом, и про-
дукты, и деньги...
Мать Кима молчала, ибо, по корейским обычаям, жен-
щина не должна говорить, когда речь ведут мужчины.
Но видно было, что ей хочется спросить что-то, и старый
гость, поймав в ее глазах молчаливый вопрос, сказал
ласково:
— В новой Корее женщина и мужчина равны. Что ты
хочешь спросить, дочь моя?
И мать Кима впервые в жизни села, как равная с рав-
ными, рядом с мужчинами у костра и говорила с ними
очень долго.
Потом молодой гость вынул из дорожного мешка
старинный корейский инструмент гаягым и заиграл
песню о Ким Ир Сене.
Звонко пели струны, и мать, не зная слов, повторяла
нежную мелодию.
Ким восхищенно смотрел на мать, на се порозовевшее
в отблесках костра лицо. Ведь в первый раз в жизни он
услышал, как она поет!
Всю ночь гости и хозяева просидели у костра, а когда
над горой Четырех Драконов встал желтый рассвет, ста-
рик сказал:
— Сейчас мы пойдем вниз и к полудню пришлем за
вами вола, чтобы он вывез ваши пожитки.
24
Тогда отец засмеялся:
— У нас ничего нет! Волу нечего будет везти.
Все вместе они спустились с горы, и Ким с удивленн-
ом смотрел на деревни, на волов; а когда собака перебе-
жала нм дорогу, он испуганно отпрянул, приняв ее за
волка.
Молодой гость сше по дороге посоветовал отцу Кима
идти работать на шахту.
— Будем вместе рубить уголь! — сказал оп весело. —
Я сам буду учить тебя.
— Л хваденмины могут научиться рубить уголь? — не-
смело спросил отец.
Шахтер засмеялся:
— Ну конечно! У нас на шахте*работает уже двести
хпаденминов. Трое из них — твои соседи по горе Четырех
Драконов — сейчас стали хорошими мастерами и учат
друга х.
+ ♦
*
Этот вечер был просто необыкновенным. Вся семья си-
дела на пороге просторного, чистого дома, пахнущего еще
лиственницей. Па низком черном столике перед ними стоя-
ли чашки с белой густой рисовой кашей, приправленной
соей и душистым красным перцем. А в кладовке возле до-
ма лежали целых два куля риса и кочаны кимчи и висела
нанизанная на веревки сушеная рыба ментхэ, которая
водится только в Японском море.
К ужинавшей семье подошла молодая девушка. Она
вежливо поздоровалась со всеми, присела на цыновку и за-
говорила с Кимом:
— Завтра ты придешь ко мне в школу. Видишь —вон
она! — И девушка показала на большой красивый дом в
центре поселка.
Новая жизнь началась у Кима. Утром он просыпался
чуть свет, боясь опоздать в школу, торопливо завтракал и
бежал к красивому дому, где у него были уже свой класс,
своя парта и свои друзья. Он быстро научился писать де-
сять гласных и четырнадцать согласных основных знаков,
из различных сочетаний которых образованы все слого-
вые буквы корейского алфавита, и умел уже составлять
короткие фразы. Его старшая сестренка, у которой учи-
тельница нашла музыкальные способности, уехала зани-
23
маться в детскую музыкальную школу в большой старин-
ный город Пхеньян. Двух младших девочек мать каждое
утро уносила в ясли, потому что она тоже не захотела си-
деть дома п пошла работать в пригородное хозяйство шах-
ты — растить для шахтеров сладкий когуми.
Отец Кима носил теперь брезентовую одежду и к ма-
ленькой шапочке прикреплял особую шахтерскую лампоч-
ку, в которой горит обыкновенная вода, смешанная с бе-
лым блестящим порошком — карбидом.
Он тоже учился в шахтерской вечерней школе, и часто
после ужина отец и сын вслух читали газеты.
Однажды в воскресенье Ким решил навестить гору Че-
тырех Драконов, заглянуть в дупло большой шелковицы,
где жила старая, злая сова, проверить, жив ли еще ворч-
ливый ежик в норке под опрокинутой бурей елыо. Он, по-
свистывая, шел по знакомой лесной тропинке и... вдруг
остановился.
Навстречу двигался мужчина в длинной грубой руба-
хе, какую еще недавно носил отец; рядом шагала уста-
лая, сгорбленная женщина с ребенком за спиной. Сза-
ди медленно шел мальчик, совсем такой, как Ким, только
полуголый, босой в грязный.
Ким, забыв про ежика и сову, кинулся к нему.
— Вы идете вниз? — спросил он торопливо.
Мальчик кивнул головой. Его глаза с любопытством
оглядывали Кима, одетого в нарядную рубашку, синие
прочные штаны и новенькие гомусины '.
— Мы идем на шахту! — с достоинством сказал
мальчик. — Мы оставались здесь последними и вот решили
спуститься...
— На шахгу —это, значит, к нам! — говорил,
волнуясь, Ким. — Мы тоже жили здесь, — и он указал
вверх, — а теперь я живу в хорошем доме и читаю
книжки...
— Я тоже научусь скоро читать! — заносчиво ответил
маленький хваденмин и, не оглядываясь, прошел мимо
Кима.
Ким долго смотрел ему вслед; а когда семья хваденми-
нов скрылась за поворотом, он взобрался на знакомое гор-
ное плато, где так любил когда-то сидеть, и задумчиво по-
свистел.
1 Резиновая об>вь, вроде тапочек.
26
Затем он спустился к старой ели н просунул руку в зна-
комую норку. Сразу же послышалось тихое ворчанье, и
через несколько секунд оттуда вылез сердитый, взъеро-
шенный ежик.
Ким осторожно погладил игольчатую спинку н сказал
старому лесному другу большую новость:
— Ты знаешь, серенький, на юре Четырех Драконов
нет больше хваденминов...
Май, 1949
МАИСУ М У Г А В!
Три старика медленно шли по лесу. Они пристально
вглядывались в деревья, осматривали каждую ямку по
дороге и, посоветовавшись, опять шли вперед, по каким-то
неуловимым признакам находя правильный путь.
Наконец они дошли до лесной полянки, по которой бе-
жал светлый ручеек, и самый старший из них сказал тор-
жественно:
— Здесь!..
Все трое молча смотрели на старый, гнилой пень, зарос-
ший мохом. Один из стариков стал на колени к проворно
начал раскапывать землю вокруг пня. Он вырывал траву
и отбрасывал в сторону’ гнилушки. Наконец он выташил
что-то из земли п подошел к своим друзьям, которые мол-
ча ждали. На ладони старика лежал огромный причудли-
вый корень, похожий на маленького человечка. Внизу ко-
рень раздваивался, н казалось, что у него выросли две че-
ловеческие ноги; утолщение наверху напоминало голову,
а боковые корешки висели, как руки.
28
— Женьшень, корень жизни, — сказал тот, кто вынул
сю из земли.
И все трое один за другим коснулись губами священ-
ного растения. Потом корень завернули в шелковую тря-
пицу, спрятанную в котомке одного из стариков, старший
положил драгоценный сверток за пазуху, и все тронулись
в обратный путь...
Три старика, когда они еше были молодыми парнями,
страстно мечтали найти корень жизни, чтобы разбогатеть,
построить хорошие дома и жить дружной семьей. Но мо-
лодость уходила, а счастье все не давалось в руки. И ног
все трое так и остались бобылями. Ни у кого из них не
было ни своей земли, ни своего дома, в они работали на по-
мещика и жили впроголодь в землянке, которую вырыли
в горе. Они растили рис, но не ели его сами, а продавали,
чтобы купить на эти деньги гаолян, который втрое дешев-
ле риса. Но и гаоляна не хватало, и они по очереди от-
правлялись в лес, чтобы накопать съедобных кореньев, или
уходили на речку и добывали там ракушки.
И вдруг восемь лет назад один из них нашел в лесу ма-
ленький корень женьшеня. Всю ночь просидели друзья
возле неожиданной находки. Они смастерили тайник для
корня и решили выращивать его восемь лет, чтобы корень
вошел в силу, стал целебным, принес нм много денег и
обеспечил счастливую, сытую старость.
За годы, пока они растили свой корень, произошло
много всяких событий. Русские воины прогнали японцев
и освободили Корею. На Севере началась такая счастли-
вая жизнь, о которой нельзя было даже и мечтать. Л на
Юг пришли американцы, и ничто не изменилось. Толь-
ко вместо японских жандармов приходили лисынманои-
ские полицейские в сопровождении американского сол-
дата и отбирали у бедняков за долги последний мешок
риса.
Южане жадно ловили новости с Севера. Молодежь
тайными тропами пробиралась по ту сторону 38-й парал-
лели и не возвращалась обратно. Юноши и девушки оста-
вались учиться в университетах, техникумах, поступали на
заводы и фабрики.
Три старика однажды тоже решили перейти на ту
сторону, но у самой границы их встретили полицей-
ские, жестоко избили, и, окровавленные, они вернулись
домой.
29
Один из стариков немного умел читать. Он доставал
потихоньку подпольные газеты и ночью читал их своим
друзьям при свете самодельного светильника, в котором
горел рыбий жир. Они вырезали из газеты портрет
Сталина и спрятали этот портрет в углу своей зем-
лянки.
Правда, так драгоценное изображение не было видно,
во каждый знал, что в любую минуту он может достать
его н взглянуть на лицо человека, который приносит сча-
стье в каждый дом.
Недавно в деревушку пришел молодей паренек из пар-
тизанского отряда. 11очью он собрал в лесу жителей и рас-
сказал важные новости.
— Скоро Сталину будет семьдесят лет, — сказал он
взволнованно. — Все люди на земле — и русские, и китай-
цы, в негры, и индусы — готовят ему подарки и пишут
приветственные письма. Каждый хочет поздравить его н
сказать ему: «Маису муган!»
И все закричали:
— Мансу муган Сталин! Мансу муган! (Что значит по-
корейски: «Десять тысяч лет жизни!»)
Потом паренек прочитал письмо, написанное Сталину
от имени корейского народа, и все поставили на белом
листке свои подписи, а неграмотные, которых было боль-
шинство, обмакнули пальцы в черную тушь и приложили
эту собственную печать к прекрасному документу.
Три старика тоже поставили свои подписи и потом по-
звалп паренька в свою землянку. Они ни о чем нс говори-
ли друг с другом, но каждый без слов понимал мысли
двух остальных — так тесно сдружились они между
собой.
— Мы хотн.м сделать подарок Сталину! — сказал тор-
жественно один из стариков п посмотрел на своих друзей,
которые молча кивнули головой. — Д1ы много лет растим
корень жизни. Г! сейчас от имени всех жителей Юга мы
пошлем его тому, кто указывает всем нам путь к счаст-
ливой жизни на земле...
— Это будет замечательно! — сказал паренек. — Мы
расскажем об этом всем...
Скоро в подпольной газете появилась статья о трех
стариках, которые готовят дорогой подарок Сталину от
имени всех жителей Юга. Там не были, конечно, названы
их фамилии, потому что иначе стариков бы повесили ли-
30
сыпмановскпе полицейские, но три друга знали, про кого
написана статья, и спрятали газету там же, где хранился
портрет товарища Сталина.
Потом паренек вторично появился в землянке и ска-
зал, в какой именно день следует принести подарок на
Север.
И вот самый старый из трех друзей отправился в опас-
ный путь. Он шел ночью, через реку, по горло в воде, по-
том почти бежал по узкой горной тропе, а сзади неслись
выстрелы, потому что его заметили часовые и открыли
стрельбу. Пуля, попавшая в ногу, к счастью не задела ко-
сти, и он, оторвав рукав рубахи н наскоро перевязав рану,
хромая, шел все вперед и вперед.
Наконец он перешел границу и пришел в первый север-
ный город. Он проходил по деревням и видел плодородные
поля, и новые дома, в сытых, веселых детей.
В Пхеньяне он попросил, чтобы ему показали другие
подарки, которые корейцы посылают своему великому
другу.
Он придирчиво осмотрел трубку из самого крепкого де-
рева на свете — железной березы, но не нашел в ней ника-
ких изъянов. Это была чудесная трубка, сделанная из кор-
ня той огромной березы, под которой отдыхали в 1945 го-
ду партизаны Ким Ир Сена после жестокого боя с япон-
цами, из которого они вышли победителями. Он по-хозяй-
ски попробовал прочность шелка, из которого руками жен-
щин были сшиты национальные одежды для Сталина.
Но самой замечательной была хваро — серебряная чаша
для горящего угля, чаша, от которой зажигаются длин-
ные корейские трубки. На восьмигранных стенках се-
ребряной хваро были изображения зверей, птиц, расте-
ний, символизирующих бессмертие. И всюду были выве-
дены крохотными буквами слова привета: «Маису
муган!»
Старик обязательно захотел повидать тех одиннадцать
чеканщиков, которые сделали такую прекрасную чашу.
Его привели к ним, и он испытующе сказал самому глав-
ному из мастеров:
— Вы сделали дорогую, красивую вещь. Вы, наверно,
получите за свою работу много денег...
Тогда чеканщик засмеялся и обнял старика:
— А сколько денег ты хочешь получить за свой пода-
рок?
31
И старик тоже засмеялся, потому что он понял, что на-
прасно испытывал чеканщиков.
Потом он сказал торжественно:
— Когда делаешь подарок отцу и брату, разве требу-
ешь за него деньги? Самая лучшая плата —это то, что
глаза Сталина увидят нашу хваро, а руки Сталина зажгут
от нее его трубку...
И все чеканщики закричали: «Маису муган!», а потом
каждый нарисовал па бумажке то, что он изобразил на
хваро. Эти рисунки старик спрятал и тронулся в обратный
путь, чтобы поскорее рассказать там, на Юге, о всех по-
дарках, какие шлет корейский народ своему самому боль-
шому другу.
Декабрь, 1949
1
, ВЫСТРЕЛЫ НА ГРАНИЦЕ
Мать с отцом с вечера уехали в соседнюю деревню, к
бабке. Она была старая и больная, и надо было помочь
ей прополоть рисовую рассаду па большом поле.
Бабка не хотела переезжать из старой хижины в но-
вый дом к сыну,
«Я не хочу уходить от своей земли, сынок, — говори-
ла она. — Я каждое утро выхожу в поле, трогаю землю,
вдыхаю ее запах. Это моя земля. Мне дал ее Ким Ир Сен
Как же я могу бросит^ ее?»
Мать, уезжая, торопливо дала своей дочке Гю Иль не-
сколько наказов:
— Свари рис в£н в том большом чугуне. Воды налей
чуть-чуть, чтобы рисовые зерна нс варились, а парились.
TeraupOUH разбухнут, и каша будет пышной и белой. Из
голтоого кувшина достанешь кимчи себе на завтрак. Не
бросай братишку одного в доме. Привяжи его одеялом к
2 К->р*я сражается
33
спине я погуляй с ним. А курам кинешь кукурузных зерен
И смотри, чтоб они не лазили на огород, иначе они выко-
пают весь чеснок...
Ночь прошла спокойно, но под утро, когда закричал
большой белый петух, произошло что-то страшное. Все
кругом загрохотало, и Гю Иль, вскочив с циновки, кину-
лась к заплакавшему брату. Дрожащими руками она по-
садила его себе на спину, крепко притянула одеялом, ко-
торое завязала на груди большим узлом, и выбежала на
улицу.
Там было что-то невообразимое. Бегали и кричали лю-
ди. Мычали быки. На горе пылал дом старого кузнеца Ли,
а сам он лежал неподалеку на дороге, в какой-то стран-
ной, неестественной позе. Мимо пробежал соседний маль-
чик, Лим Хва. Гю Иль дружила с ним и жалела его,
потому что его мать пять лет назад умерла от хо-
леры. Увидев дрожащую, испуганную Гю Иль, он оста-
новился:
— Где твои? Там? — и махнул рукой по направлению
деревни Болотная Вода.
Гю Иль молча кивнула головой. Тогда он схватил ее
за руку:
— Пойдем! Мой отец тоже там. Они поехали вместе...
Гю Иль послушно пошла за своим другом. Все кружи-
лось перед ее глазами, и она только крепче прижимала
к себе теплые ножки маленького брата, который плакал
за спиной.
Дети поравнялись с лежащим Ли, и Гю Иль с ужасом
взглянула на ею бледное, искаженное лицо, на котором
застыла струйка кровн.
— Не смотри туда, —сказал поспешно Лим Хва.—
Его убило осколком, когда он выбежал из своего дома...
Путь к деревне Болотная Вода лежал через рисовые
поля, и дети почти бежали по топкой, илистой почве, вы-
бирая самую короткую дорогу. Па повороте у деревин они
остановились. Впереди шла ожесточенная стрельба. Все
кругом гудело, точно тысячи огромных шмелей носились
вокруг них.
На дороге показалась согнутая женская фигура.
Женщина медленно брела вперед, и ветер трепал ее седые
распустившиеся волосы.
— Бабушка! —вскрикнула Гю Иль и кинулась вперед.
Но старуха не обратила внимания на подбегавших де-
34
тем. Вытянув вперед костлявые руки, она, пошатываясь,
шла по дороге, и глаза ее смотрели в одну точку.
— Бабушка! — еще раз в отчаянии закричала Гю
Иль. — Где мама, отец?
Старуха вздрогнула и остановилась.
— Они спят, — сказала она и так засмеялась, что хо-
лод прошел по телу Гю Иль и Лим Хва. — Спят на поле.
Л я иду к своей внучке Гю Иль... — И старая женщина
опять тронулась в путь, покачиваясь, как верба на ветру.
Страшная догадка мелькнула в мозгу Гю Иль.
— Лим Хва!.. Что делать. Лим Хва?.. — простонала
она и, прижавшись к плечу своего друга, зарыдала.
И маленький Гн за ее спиной тоже заплакал и забил
ручонками, пытаясь высвободиться из одеяла.
Потом Лим Хва н Гю Иль побежали вперед, уже не об-
ращая внимания на выстрелы. Они бежали, а кругом них
что-то свистело, и когда свист становился слишком силь-
ным, они падали н немного ползли, а потом снова бежали
вперед.
Так они добежали до деревни и в ужасе остановились,
потому что на месте деревин увидели только черные тру-
бы и дымящиеся развалины. Вокруг никого не было.
Среди мучительных поисков близких Гю Иль внезапно
сказала:
— Посмотри, Лим Хва, как притих братишка. Он так
долго плакал, а теперь наконец успокоился и, наверно,
спит.,.
Лим Хва приоткрыл одеяльце и увидел посиневшее ли-
чико и неподвижные глаза. На лбу у ребенка была крохот-
ная розовая райка. Лим Хва почувствовал, что у него кру-
жится голова, но он собрался с силами и сказал:
— Конечно, он спит. Пойдем скорее...
Так они добежали до рисового поля н в самом центре
его увидели огромную воронку от снаряда.
— Мама! — закричала Гю Иль и рухнула на колени
перед неподвижной женщиной в белой окровавленной
кофте.
А Лим Хва медленно шел вперед, туда, где рядом с
убитым быком лежали двое мужчин — его отец и отец Гю
Иль. Плакать Лим не мог, он только стиснул зубы и сжал
кулаки.
Потом он вернулся к Гю Иль и силой заставил ее под-
няться с мокрой, холодной земли. Он бережно развязал
35
одеяло на се груди, завернул маленького Гн н положил
его рядом с мертвой матерью. Только сейчас Гю Иль по-
няла, что произошло, п слабо вскрикнула.
Осиротевшие дети, взявшись за руки, побрели обрат-
но, чтобы найти людей и вместе с ними похоронить доро-
гие тела.
А на границе продолжали грохотать предательские вы-
стрелы лисынмановцев, а в воздухе носились американ-
ские аэропланы. Они убивали отцов, матерен, братьев и
сестер таких же детей, как Лим Хва и Гю Иль, лишив их
крова и отняв у них безмятежное детство.
Июнь. 1950

КОНЕЦ „Л Е Т А 10 Щ Е Й К Р Е П О С Т И“
Американские военные фабриканты построили большой
самолет, вооружили его пулеметами, защитили чешуйча-
той, как у ящерицы, броней и назвали «летающая кре-
пость». Они говорили: «Наша крепость неуязвима. Она бу-
дет всегда побеждать в воздухе».
Когда Ли Дон Гю было пятнадцать лет, он впервые
увидел журнал с фотографией «летающей крепости». Ли
Дон Гю показал снимок отцу. Старый столяр, искусно от-
делывавший черными лакированными узорами свадебный
сундук для дочери богатого рыбпого торговца, отложил в
сторону инструмент и долго вглядывался в контуры ма-
шины. Потом вздохнул и сказал:
— Это чудовище сделали злые люди, чтобы убивагь
бедняков. По, я думаю, найдутся смельчаки, которые об-
ратят чудовище в прах и низвергнут его на землю.
Семья у столяра была большая, и надо было поку-
пать много чумизы и гаоляна, чтобы каждому досталас .
37
в обед хотя бы крохотная чашка еды. Поэтому Ли Дон Гю
с детства помогал отцу строгать рубанком и выпиливать
замысловатые узоры. Несколько вечеров подряд сын сто-
ляра подолгу задерживался у верстака. Он выпросил у
матери тряпицу, пропитанную рыбьим жнром, и при свете
фитиля пилил, строгал, вытачивал. На третье утро, поблед-
невший от бессонницы, он показал отцу модель маленько-
го, похожего на сигару самолета.
— На таком самолете я когда-нибудь взлечу и разо-
бью эту гадину, — полушутя-полусерьезно сказал маль-
чик.
И отец грустно улыбнулся. Ведь в Корее, где тогда хо-
зяйничали японцы, сын корейца не мог стать ни летчиком,
ни доктором, ни инженером — только столяром, или плот-
ником, или каменщиком. Для того чтобы учиться, нужны
были деньги, а откуда им взяться у горького бедняка...
♦ *
♦
Но вот наступили радостные дни: Советская Армия
прогнала из Кореи японцев. Наступила иная жизнь. Каж-
дый мог теперь выбрать себе ремесло, учиться любимому
делу.
Однажды Ла Дон Гю внезапно исчез. Мать его надела
белые траурные одежды, потому что думала, что сын уто-
нул или подорвался на минах, которые японцы, убегая,
расставили всюду — и прежде всего в тех местах, где хо-
дят мирные люди: на глухих горных тропинках и обочинах
дорог, на межах рисовых и гаоляновых полей. А старая
бабушка Ли потихоньку от всех сходила в буддийсгспй
храм, над дверью которого висит надпись: <Сюда входи
только с чистым сердцем», и долго со слезами спрашивала
будду, вернется ли внук. Но древний бог только таращил
свои выпуклые глаза и был холоден н молчалив, как брон-
за. из которой он был отлит.
Через неделю Лн Дон Гю вернулся домой веселый, оде-
тый в синий комбинезон и в фуражке с каким-то значком,
похожим на птицу.
— Меня приняли в летную школу, — сказал он отцу и,
улыбаясь, посмотрел на деревянную игрушку, которую ко-
гда-то смастерил.
V
С каким волнением молодой летчик впервые сверху
рассматривал родную землю! Он видел склоны гор, словно
38
покрытые верблюжьим одеялом,— так плотно жались пя
них одна к другой пышные кроны лиственниц н сосен.
Крылья его машины отражались в прозрачных озерах, ко-
торые сверху казались каплями росы, брызнувшей в са-
мую гущу леса. Он любовался ровным ковром рисовых по-
лей и густыми зарослями гаоляна. На полях работали лю-
ди, казавшиеся сверху крохотными. И домики у подножия
юр стояли, как игрушечные, блестя кровлей, похожей на
скользкую рыбью чешую.
Ли Дон Гю и его друзья были мирные люди. Они рас-
пыляли со своих самолетов белую жидкость, от которой
умирали личинки малярийных'комаров; они посыпали ми-
неральными удобрениями плантации, и рисовые колосья
становились крепче и гуше. Они несли неусыпную вахту,
поднимаясь над городами и селами родной страны в те ча-
сы, когда все спало, и зорко сторожили, чтобы откуда-ни-
будь не вынырнул злобный враг.
Американские фабриканты построили свои машины,
чтобы сеять смерть и разрушение. Им невыгодно, чтобы
91 н машины стояли без дела. Мирный труд простых людей
нм ненавистен. И они послали свои машины в разные
страны — во Вьетнам, в Грецию, в Малайю и в Корею.
Настал день, когда Ли Дон Гю и его друзьям при-
шлось пс ресесть на боевые самолеты, чтобы защитить свою
страну от зловещих серых птиц, точно таких же, каких
однажды юный столяр увидел в журнале. Теперь Ли Дон
Гю видел «летающие крепости» ежедневно. На своем само-
лете он кружил над городами, которые были превращены
ь развалины американскими воздушными разбойниками,
и молча стискивал зубы. Он вспоминал отца, неграмотного
столяра, который утверждал, что только злые люди могли
построить такие машины. Но теперь он твердо знал: есть
у народа смельчаки, которые захотят сбить и собьют эти
машины. Он сам бил эти бронированные чудовища всюду,
где настигал, бил беспощадно и точно.
В тот день три огромные серые машины появились пря-
мо перед Ли Дон Гю. Они неуклюже ползли по небу, как
свинцовые дождевые тучи.
Чуть-чуть нагнувшись, Ли Дон Гю произнес в телефон
одно только слово: «Бей!»
И его друг в самолете, который шел следом, услышал
39
это короткое слово и одобрительно кивнул головой, как
будто Ли мог ею видеть.
II вот два легких маленьких самолета ринулись на-
встречу бронированным великанам. Стиснув зубы, Ли Дон
Гю шел в атаку, стремительный и неуловимый. Казалось,
он сросся со своей машиной — так чутко повиновался
ему истребитель, так ловко выскальзывал он из убийствен-
ного огня.
Четырнадцать человек били по истребителю из одной
«крепости», четырнадцать — из второй, а Ли Доп Гю, не-
уязвимый, продолжал вертеться, как волчок. Наконец,
улучив ту единственную секунду, в течение которой вра-
жеский самолет молчал, Ли Дон Гю вынырнул вдруг у
самого бока «крепости», дал короткую тонкую очередь в
одно из немногих незащищенных мест и взмыл вверх.
Глядя вниз, он увидел знакомую картину: красные
языки пламени и черный дым, который валил из подби-
той машины. Он удовлетворенно улыбнулся, хотел попра-
вить шлем на голове, но тут заметил, что по руке струит-
ся кровь. Боли он не почувствовал, и думать о ране сей-
час было нельзя: справа от него молодой летчик, его друг,
дрался со второй «крепостью». Злобно рыча, она обстре-
ливала маленький самолет.
Через минуту Ли Дон Гю был уже рядом с другом. Он
вновь повторил свою головокружительную пляску, и огнен-
ные очереди врага не смогли его уязвить. Он успел еще
раз прокричать в телефонную трубку: «Заходи от солнца,
только от солнца!» И молодой летчик понял его и повер-
нул свою машину так, что она шла теперь оттуда, откуда
прямо в глаза американцам било жаркое летнее корейское
солнце. Ослепленные этим нестерпимым потоком света,
враги не могли накрыть цель, и их пули летели мимо
истребителей.
Л потом Лн Доп Гю, улучив удобное мгновение, уда-
рил в незащищенный бок «летающей крепости». Взмыв
вверх, он твердо знал: сейчас из раненного насмерть чу-
довища хлынет черный, едкий дым.
Ли Дон Гю посмотрел на свою кожаную рукавицу. Она
била полна крови, и красная струйка медленно стекала
по рукаву.
Трубка у его уха сказала изменившимся от напряжения
хриплым голосом:
— Вторая падает. А третью уже не догнать...
40
II Ли Дон Гю увидел медленно падающую «летающую
крепость», вторую, уничтоженную за эти короткие минуты
боя. Третья удирала без оглядки — черная точка еле вид-
нелась в чистом небе.
Вдруг из той машины, что стремительно падала, нача-
ли вываливаться какие-то предметы: одни, два, три...
пять... восемь... двенадцать...
«Парашютисты», — отметил про себя Ли Дон Гю н
медленно пошел на посадку. Вот он поравнялся с одним
из американских парашютистов и увидел его лицо: переко-
шенный от ужаса рот и глаза, почти вылезшие из орбит.
Завидев рядом с собой самолет, американец, подвешенный
к парашюту, судорожно вскинул вверх руки.
Ли Дон Гю огляделся н увидел, что все парашютисты
летят с поднятыми вверх руками. Это было так неожидан-
но и так смешно, что он громко захохотал и услышал, как
у самого уха захохотала телефонная трубка.
♦♦
♦
Очень хотелось Ли Дон Гю поговорить с этими летчи-
ками, которые не знают даже, что такое воинская честь.
Когда он вернулся на аэродром, врач, осмотрев его ране-
ную руку, категорически запретил очередной вылет. Ли
Дон Гю попробовал протестовать, но потом, вздохнув, сел
в автомашину и поехал туда, откуда позвонили, что задер-
жано двенадцать американских парашютистов и что двое
разбились насмерть из-за того, что их парашюты не рас-
крылись.
Перед домиком, где временно помешались военноплен-
ные, было множество народа. Возле окон толпились дере-
венские мальчишки. Люди расступились, и Ли Дон Гю
вошел в дом. Американцы сидели на циновках н жадно
ели рис и вареную рыбу.
Два молоденьких солдата-корейца, опершись о ружья,
с презрением наблюдали за тем, как едят пленные. Увидев
Ли Дон Гю, часовые вытянулись и отдали честь. Затем
один из них протянул летчику несколько деревянных до-
щечек.
— Это мы нашли у троих на шее! — с отвращением
сказал паренек.
И Ли Дон Гю прочитал аккуратно вырезанные на до-
щечках корейские слова:
«Я богатый человек. Я хорошо вам заплачу. Дайте мне
41
поесть. Спрячьте меня, сохраните жизнь н помогите про-
браться к своим».
Ли Дон Гю крепко сжал в руке дощечку и повернулся
к пленным. Они молча смотрели на его грудь, украшенную
звездой Героя Корейской Народно-Демократической Рес-
публики.
Переводчик, приехавший с Ли Дон Гю, спросил:
— Что вы хотите узнать у них?
Н Ли Дон Гю ответил:
— Я сбил десять «летающих крепостей» и собью их
еще столько, сколько смогу. Но я долго не мог понять, по-
чему так быстро приходит конец «летающей крепости».
Теперь я понял... — И Ли Дон Гю повертел в руках дощеч-
ку. — Ими управляют люди, которые, отправляясь в бой,
способны повесить себе на грудь такие надписи... Скажите
км, что у нас, в нашей маленькой стране, нет ни одного,
кто бы, боясь за свою шкуру, мог написать печто подоб-
ное. Я возьму с собой одну дощечку. Я повешу ее в каби-
не моего истребителя, и она будет в минуты боя напоми-
нать мне, каково истинное лицо моих врагов...
Потом Ли Дои Гю нышел из домика, не глядя на тех,
кто. перестав жевать, с робостью вслушивались в его не-
понятные горячие слова.
Деревенские мальчуганы, не пропустив ни слова из ре-
чи героя, кинулись провожать его до машины. И один из
них, самый смелый, крикнул как только мог громко вдо-
гонку тронувшейся машине:
— Теперь я тоже знаю, почему перестала летать «ле-
тающая крепость»!
Июль. 1950
ДОМИК В УЩЕЛЬЕ
Старого Син Тхе Суна уважали в горной деревушке
Летающая Ящерица. Соседи приходили к нему советовать-
ся по разным хозяйственным делам. Он точно знал, что
полоть рис надо не раньше, чем над горой Семи Сестер
встанет круглый лунный шар; он умел пустить кровь за-
болевшему волу и найти на сопке маленькую тонкую трав-
ку, настой которой возвращает здоровье каждому, кто
его выпьет.
Он самый первый в деревне платил помещику за землю,
за старый плуг, за воду и гордился тем, что никому не дол-
жен ни зернышка. Когда в доме не оставалось никакой
еды, он уходил в лес с двумя внуками и возвращался на
другой день, неся на крепких еще плечах соломенный ме-
шок со съедобными кореньями. Он был честен, старый
Син Тхе Сун, и не хотел, чтобы помещик сказал кому-ни-
будь, что он не отдал долга.
43
Поэтому однажды вечером вся деревня в смятении при-
слушивалась к тому, что делалось в доме старика, куда
только что ворвались лнсынмановские полицейские во гла-
ве с помещичьим сыном, краснорожим, широкоплечим Ли
Дон Хва. Из дома неслись отчаянные женские крики, и че-
рез отодвинутые бумажные окна и двери летели на землю
горшки, кувшины, лоскутные одеяла...
Ли Дон Хва выволок на порог старика Сип Тхе Суна,
на глазах у всех сорвал с него черную волосяную шапоч-
ку— почетный головной убор стариков в Корсе, — рас-
топтал ее, ударил старика ногой в лицо и удалился, со-
провождаемый полицейскими. Старый Син Тхе Сун, ша-
таясь, поднялся на ноги. Лицо его было окровавлено,
праздничный халат порван. Возле дома нерешительно со-
бирались соседи. Они молча смотрели на старика. Нако-
нец Син Тхе Сун сказал дрожащим голосом:
— Вчера, когда я носил долг помещику, я разговари-
вал с крестьянами деревни Зеленая Гора. Брат одного из
них только что прислал письмо с Севера. Он пишет, что
получил землю, что забыл вкус гаоляна и чумизы и ест
только рис, а по праздничным дням его жена варит тог1 и
катает куксу2. Я сказал тогда: «Какое великое счастье
иметь свою собственную землю! Неужели мы никогда не
дождемся этого?» Кто-то услышал мои слова и передал их
помещику. И вот видите... — И он повел глазами в сторону
дома, где валялись черепки разбитой посуды, клочья одеж-
ды и одеял.
Вечером при свете самодельного фитиля, пропитанного
рыбьим жиром, старик собран на семейный совет своих
сыновей, дочь, невесток. Они сидели, по корейскому обы-
чаю, па корточках на желтых соломенных циновках и слу-
шали тихие, неторопливые слова главы семьи. Л старый
Син Тхе Суп говорил:
— До сих нор мы жили, как слепые кроты: мы заботи-
лись только о том, есть ли з?рна в нашей норе. Несчастье,
которое приходило в дом соседа, нс касалось нас. Сегодня
я понял, что так жить нельзя. Я люблю свою родину так
же сильно, как всех вас, и потому я говорю вам, дети мои:
идите воевать за родину, за то, чтобы она стала свободной
и счастливой, за то, чтобы у каждого были своя земля и
1 Хлеб из рисовой муки.
‘ Тонкая круглая лапша.
44
мешок риса про черный день. Пойдите, найдите смелых
людей, которые умеют бороться за счастье всех нас, и возь-
мите, так же как они, винтовки в руки...
I 1а рассвете старик проводил в горы трех сыновей, ко-
торые вместе с женами и семнадцатилстней сестрой отпра-
вились искать партизанский отряд.
А еше через день на маленьком домике старика появи-
лись крест-накрест прибитые доски: это означало, что до-
мик опустел. Старик с женой и двумя маленькими внука-
ми той же ночью покинул деревню Летающая Ящерица и
ушел навсегда из того места, где родились его дед, его
отец и он сам...
Сыновья старого Син Тхе Суна нашли партизанский
отряд и скоро стали умелыми воинами. Сестренка научи-
лась обращаться с пулеметом, а жены готовили пишу пар-
тизанам н чинили одежду. Горевали они только о том, что
потеряли след отца. Один крестьянин, недавно пришед-
ший в партизанский отряд из их родной деревни, сообщил,
что дом заколочен, а сам Син Тхе Сун с женой и внуками
исчез, и сыновья решили, что вся семья угнана полицей-
скими и, вероятно, замучена.
Партизанский отряд с каждым днем становился все
больше и крепче. Из южных деревень приходили сюда лю-
ди, которые не могли больше терпеть нищету, обиды, уни-
жения, люди, которые поняли, что их враги — проклятые
американские богачи и предатель Ли Сын Маи со своей
тайкой министров и советников, продавший родину заоке-
анским хозяевам.
Многие из новичков рассказывали, что у них в деревне
побывал незнакомый нищий старик. Он бродил со своей
котомкой из дома в дом, сбрасывал, как учит обычай, с
ног обувь и, присаживаясь на циновку, долго толковал с
хозяевами о том, как они живут. Потом рассказывал о
жизни земледельцев на Севере и, вздыхая, заканчивал
так:
— Есть в горах люди, которые хотят, чтобы и у нас на
Юге жилось так же, как на Севере. Они убивают полицей-
ских, выгоняют помещиков и делят землю между бедня-
ками. Все мы должны помочь этим смелым людям. Пора
бросать жалкие лачуги и клочки земли, которая все равно
нас не кормит, и идти в партизаны...
45
Речи старика доходили до злых ушей: лавочники, бога-
теи доносили полицейским. Но нищий-старик исчезал
так же незаметно, как появлялся. И почти всегда в ту же
ночь исчезали из деревни молодые, крепкие, смелые
парни.
Когда наступила зима и партизанам труднее было спу-
скаться с гор за продуктами и одеждой, в отряд стали при-
ходит!. одна за другой посылки с рисом, сушеной рыбой,
сладким картофелем. Их находили висящими на деревьях,
их приносили те, кто вновь записывался в отряд. И к каж-
дой посылке была прикреплена записка: <От отца».
Никто не знал имени отважного старика, который само-
отверженно н незаметно помогал партизанам, и поэтому
его прозвали отцом партизан.
Однажды ночью старик появился в лагере, но никто
не видел его, кроме командира. Старик проговорил с
командиром в палатке до полуночи и, уходя, дал адрес
своего жилья — небольшого домика, прилепившегося у са-
мого края непроходимого ущелья. В этот домик стали при-
ходить связные за разными сведениями, за продуктами, за
одеждой.
Как-то утром руководитель партизан созвал всех
командиров.
— К полудню надо настрелять дичи, наловить рыбы
н собрать ягод, — приказал он.
— Боевое задание? — насмешливо спросил один из
партизанских командиров, которого за неугомонный язык
прозвали Драконье Жало.
Командир взглянул на него так, что он сразу замолк, и
сказал сухо:
— Идите выполняйте задание!
И все разошлись в недоумении, спрашивая себя, что
такое случилось с командиром.
К вечеру все принесенное охотниками было уже сва-
рено и испечено. Еще теплым было зажаренное на костре
мясо большого дикого кабана, покрытое коричневой аппе-
титной корочкой. На столе в командирской палатке лежа-
ла груда зажаренных куропаток, и вареная рыба была по-
сыпана сверху мелко порубленным диким чесноком. Л в
ведрах краснели ягоды.
Все это упаковали в соломенные мешки, погрузили на
лошадь, и командир вызвал пятьдесят самых смелых пар-
тизан, прославившихся в схватках с врагом.
46
— Сейчас мы пойдем е гости к отцу партизан, которо-
рому сегодня исполняется шестьдесят два года, — сказал
он. — Мы отпразднуем день его рождения...
Путь лежал по непроходимым тропам, через крутые
обрывы. Вот и ущелье и домик, совсем маленький, похо-
жий на ласточкино гнездо. Командир постучал в дверь
условным стуком, и на пороге показался старик.
— Отец! — крикнули в один голос три партизана, ки-
нувшись к раскрывшейся двери.
И Син Тхе Сун крепко обнял своих сыновей, которых
четыре года назад послал сражаться за родину.
Весело прошел день рождения отца партизан. В домике
места для гостей, конечно, нс хватило, и пиршество пере-
несли на лесную поляну, заросшую пахучими белыми цве-
тами. Вместо вина пили свежую родниковую воду, струив-
шуюся тут же, у корней старой березы.
*•
♦
Как-то в холодный зимний вечер 1950 года Син Тхе
Сун возвращался нз отряда, куда относил мешок белой
муки и большую тыквенную бутыль самого лучшего куку-
рузного масла, драгоценного масла, которое жители целой
деревни собирали для партизан по капельке.
Он шел и пел обо всем, что видел вокруг.
— «Снег, снег, — пел он,— ты лежишь, как пригорш-
ни белого риса, ты холодный, но под тобой тепло, и ты
греешь землю, как самое мягкое свадебное одеяло. Вот по
тебе пробежала белка с красным пушистым хвостом. Она
прыгнула на дерево и грызет орех, и коричневые скор-
лупки падают на снег. Я хотел бы поймать эту белку на
воротник моему внучку, ио мои старые глаза плохо
видят...»
Он шел и пел и не замечал, что средн кустов за ним
крадутся трое.
Они схватили его у самого домика и тут же, на снегу,
учинили допрос.
— Мы давно охотимся за тобой! — сказал старший
полицейский. — Ты, старый пес, носишь бунтовщикам рис
и сеешь смуту в деревнях! Тебя надо повесить. Но ты мо-
жешь спастись, если назовешь нам место, где скрываются
партизаны.
Син Тхе Сун ответил, улыбаясь:
47
— Сколько в горе камней — столько тайных троп у
партизан; сколько в земле песку — столько у них друзей,
готовых укрыть их. Как же могу я, бедный старик, знать,
где живут партизаны?
Палачи били его, сломали ему руку, бедро. Тогда он
крикнул, преодолевая нестерпимую боль:
— Недолго осталось властвовать палачу Ли Сын Ма-
ну! Это говорю я, отец партизан и член Трудовой партии...
Полицейские переломали ему ноги, оторвали ухо, но
он закрыл глаза и молчал. Когда они привязали его к де-
реву и подняли вверх автоматы, готовясь пустить огнен-
ную очередь, Син Тхе Сун, собрав последние силы, крик-
нул:
— Партизаны! Смелые сыны! Продолжайте бороть-
ся — и вы победите!
V
Вместе с бойцами Народной армии партизаны освобо-
дили в августе 1950 года район, где жил и умер, как ге-
рой, Син Тхе Сун.
И на том месте, где в ущелье стоял домик, сожженный
полицейскими, партизаны прнбнлн к старой ели доску,
на которой выжгли простые слова:
«Здесь спит отец партизан Син Тхе Сун».
Август. 1950
ДВА ОТЦА
Дональд С. Сирман, летчик из Филадельфии, впервые
появился над Пхеньяном в ясный июльский день. Он со-
провождал десять «летающих крепостей» н, пока «крепо-
сти» кидали бомбы на тихие жилые кварталы, решил
слегка позабавиться. Его истребитель вихрем проносился
на бреющем полете вдоль городских улиц и строчил из пу-
лемета по крышам домов, обстреливая трамваи и бегущих
пешеходов. Дональд С. Сирман видел, как падали люди,
пораженные смертельным огнем.
Вечером в кругу товарищей летчик похвалялся своими
первыми успехами.
Вы знаете, когда бьешь вот так, сверху, по бегущим,
охватывает азарт охотника, — разглагольствовал он.
— Да, но ведь это -все-таки люди, — сдержанно ска-
зал один и* бортмсханиШгвг на которого давно уже коси-
лись летчики, потому 'гЛГЪй попал в армию по принужде-
нию и все время твердил что-то о несправедливой воине.
49
— Люди! — презрительно захохотал Сирман. — Какие
люди?! Ведь это же корейцы!
Бортмеханик встал и молча вышел, и один из летчиков
сказал с досадой: _
— Не обращай внимании, Дональд, на этого красного!
Завтра его отправят обратно в Америку, и будь спокоен:
там ему не поздоровится.
Дональд С. Сирман чувствовал себя восхитительно.
Деньги так и сыпались в его карманы — доллары, которых
там, дома, в Филадельфии, ему всегда так не хватало. Он
старался заработать их сейчас как можно больше. Так на-
пример, многие летчики не желали летать в воскресенье.
Они откладывали боевые вылеты на понедельник, а в вос-
кресенье целый день пили виски и ухаживали за хоро-
шенькими сестрами милосердия. Тогда командование объ-
явило, что за воскресные вылеты будет выплачиваться
двойной оклад, и с тех пор Дональд С. Сирман летал обя-
зательно каждое воскресенье и старался стрелять как мож-
но точнее. За это платили хорошие деньги, и глупо было
этим пренебрегать: ведь он приехал сюда именно для того,
чтобы подзаработать.
Однажды вечером командир в присутствии всех объ-
явил Дональду благодарность в приказе.
Вчера он сжег целую деревню, — сказал коман-
дир, — это очень похвально. Деревни следует жечь тер-
митными снарядами, потому что корейиы прячут в своих
хижинах партизан и убивают наших пехотинцев...
Как раз этим яте вечером летчики решили посмотреть
поближе страну, которую они жгли и бомбили с воздуха,
получая за это новенькие, хрустящие доллары. Несколько
автомашин тронулось в ближайшую деревню, ту самую,
которую вчера сжег Дональд С. Сирман, а сегодня оккупи-
ровали американские пехотинцы. Летчики оставили
«джиппы» вохче околицы, потому что по деревенской ули-
це, заваленной обломками домов, нельзя было проехать,
и не торопясь тронулись вперед, с любопытством разгля-
дывая все окружающее. Дональд с видом знатока давал
короткие пояснения:
— Вот тут, видимо, была школа. Видите — глобус. —
Он толкнул ногой голубой шар, и тот завертелся вокруг
своей черной ножки. — А это, конечно, лавчонка: яблоки
и конфеты перемешались в одну кучу.
В деревушке не было людей. Там и сям лежали трупы,
50
на которые летчики попросту не обращали внимания. Аме-
риканцы вели себя, как на обычкой экскурсии: задавали
Дональду вопросы, хохотали и старательно разыскивали
среди развалин сувениры. Одному счастливчику удалось
найти две костяные палочки, которыми корейцы едят рис,
н это вызвало завистливое восхищение остальных. Привез-
ти в Америку такую экзотическую вещь, да еще найден-
ную среди развалин, очень интересно!
У Дональда развязался шнурок на ботинке, и он не-
много отстал от веселой компании. Нагнувшись, он вдруг
увидел в придорожной канаве, в двух шагах от себя, мерт-
вую девочку. Она была совсем маленькая и так спокойно
лежала на своей сырой постели, как будто спала. В правой
ручонке она сжимала куклу. Дональд С. Снрман шагнул
вперед и вынул из холодных пальчиков интересную игруш-
ку. Кукла была искусно сделана нз папье-маше. Это была
настоящая кореяночка — чуть-чуть раскосые глаза, смуг-
лый румянец на щеках, национальная кофта, завязанная
на груди широкими яркими лентами, и длинная бархатная
юбка' Замечательная удача — не то что какие-то жалкие
костяные палочки! И Дональд громко позвал друзей. Все
столпились возле него и с интересом разглядывали куклу.
Дональд С. Снрман торжественно спрятал свой «трофей»
в карман и сказал:
— Вот наконец настоящий корейский подарок для мо-
ей маленькой Дженни! Она будет хвастать им перед свои-
ми подружками.
Потом летчики сели в машину н уехали обратно, очень
довольные своей прогулкой; а маленькая кореяночка, уби-
тая Дональдом С. Снрманом, так и осталась лежать в ка-
наве, и ее правая ручонка, еще недавно сжимавшая куклу,
беспомощно повисла.
Дональду С. Сирману так и не пришлось заработать
много денег. Через несколько дней его самолет подбили, а
самого взяли в плен.
В палатке манора Народной армии пленного обыскали.
В кармане нашли листок белой бумаги — приказ амери-
канского полковника, в котором объявлялась благодар-
ность Сирману за сожженную деревню. Майор мрачно вы
слушал перевод приказа, сделанный ему переводчиком, и
брезгливо отложил в сторону эту бумажку, поощрявшую
51
гнусное убийство. Потом он с недоумением взглянул на
куклу, вынутую из кармана пленного.
— Зачем вам это? — сказал он устало.
И немолодой кореец перевел летчику этот вопрос.
То|да Сирман, желая как-нибудь разжалобить манора,
вытащил из бумажника фотографию. На ней была изобра-
жена смеющаяся кудрявая Дженни.
Это моя дочка. Ен только пять лет. Мне так хоте-
лось доставить ей радость! Ведь я отец, — сентиментально
сказал Дональд С. Сирман и глубоко вздохнул.
Сзади тяжело щелкнул приклад автомата, и майор уви-
дел мертвенно-бледное лицо одного из солдат, взявших
летчика в плен.
— Что с тобой, Ким? — спросил тревожно майор.
Солдат приблизился к столу и молча взял в руки кук-
лу. Он долго смотрел в ее накрашенное смеющееся личи-
ко и наконец хрипло сказал:
Эту куклу я сам сделал дочурке. Раньше я был ху-
дожником. И никогда не делал кукол. Поэтому мне при-
шлось много раз рисовать еелицо, чтобы оно стало похо-
жим на лицо моей дочурки. А для косички жена отрезал i
прядь собственных волос. Мы подарили эту куклу нашей
девочке, когда ей исполнилось пять лет — столько же,
сколько дочери этого... — И он кивнул в сторону Сирма-
иа. Но его Дженни жива, а мою Ем, так же как ее мать,
убил этот зверь и даже ограбил мертвую...
В палатке стало очень тихо.
Перед майором стояли два отца — корейский солдат в
запыленной :имнастерке и американский летчик в ярко-
желтой куртке со множеством «молний».
Август, I960
ПОТРЕЧА ИА ДОРОГЕ
Ким Кван Су не собирался воевать: он был мирным
Земледельцем. Он лучше всех в деревне Зеленая Гора па-
хал мягкую красноватую землю, выращивая рисовую рас-
саду на поле своего старого отца. Он считался отличным
охотником и прошлой зимой подарил черноглазой соседке
Цу Дза десять отборных беличьих шкурок. Дробинки по-
пали белкам точно в глаз, и голубоватые шкурки нигде не
были попорчены.
Кнм Кван Су строил неподалеку от отцовского дома
собственное жилье. Еще весной он взял долгосрочную
ссуду в государственном банке и возвел стены уютного до-
мика, где они собирались жить вдвоем с Цу Дза. А его мо-
лодая невеста ткала яркий ковер, чтобы повесить его в са-
мой большой комнате, и купила мягкие желтые цыновки
нз рисовой соломы для будущего жилья.
Молодые люди решили пожениться в октябре, поел*
53
праздника урожая. Цу Дза уже примеряла перед зерка-
лом свой свадебный убор — длинные старинные серьги,
которые бдестели от камешков, похожих на дрожащие
росинки. Ким Кван Су смотрел на букетик цветов, сделан-
ных из пестрого шелка, который каждая невеста в Корее
прикрепляет к волосам в день свадьбы, а потом представ-
лял себе длинный стат, покрытый красной скатертью п
уставленный множеством разной вкусной еды. Невеста, по
обычаю, обязана была просидеть несколько часов подряд
перед этим столом, символизирующим богатую, счастли-
вую, сытую жизнь в доме будущего мужя. Лино ее долж-
но быть строгим. Она не смеет улыбаться в эти торжест-
венные минуты — так учит древний обычай. Л Цу Дза так
звонко смеялась, примеряя убор невесты, что Ким Кван Су
не мог, как ин старался, представить ее грустной н сосре-
доточенной за красным столом.
— Это старым, плохой обычай — грустить! — весело
говорила Цу Дза своему жениху. — А мы будем смеяться
на нашей свадьбе.
...Вспоминая этот ласковый вечер, последний мирный
вечер, Ким Кван Су глухо застонал и теснее прижался ли-
цом к мягкой прохладной земле. Сюда, в самую чащу леса,
он забился, как раненый зверь, выслушав страшный рас-
сказ своего односельчанина, партизана, пришедшего в рас-
положение их части. Бородатый седой человек говорил об-
ступившим его солдатам, что американцы несколько дней
назад ворвались в деревню Зеленая Гора, что они искали
партизан н подвергли крестьян жестоким пыткам, желая
выведать, где находится партизанский штаб. Но в дере-
вушке не нашлось ни одного предателя. Тогда американцы
согнали крестьян в школу, облили здание со всех сторон
бензином и подожгли. Когда школа запылала и оттуда
донеслись крики заживо горящих людей, американцы
ушли...
Старый партизан обвел глазами солдат и, увидев блед-
ное лицо Ким Кван Су, прочитал мучительный вопрос в
его глазах.
— Там были твои отец и мать, Ким, — сказал старик
негромко.
— А Цу Дза, дочка Киль Ги Чена? — почти крикнул
Ким Кван Су и шагнул вперед.
Пять самых красивых девушек американцы увели
с собой, — глухо ответил старик. — Средн них были Цу
54
Дза и ее подруга, моя внучка Ли Ден Сук, та, что пела,
как соловей... Вчера мы нашли их тела в лесу...
Ким Кван Су, шатаясь, поднялся с земли. Он умылся в
ручье и пригладил волосы. Он был солдат, он защищал
мир и свою страну, он не имел права сейчас думать только
о себе, о своих близких. И поэтому, когда он вернулся в
часть, друзья не могли ничего прочитать на его бесстраст-
ном лице. Оно только слегка осунулось, и глаза горели ка-
ким-то сухим блеском. Вечером командир вызвал его к
себе. Ким Кван Су получил задание пойти в соседний ба-
тальон н принести оттуда несколько противотанковых гра-
нат.
Благополучно добравшись до места, он подвесил к по-
ясу гранаты и тронулся в обратный путь. Когда он соби-
рался пересечь шоссейную дорогу, внезапно послышался
грохот танков. Притаившись за кустом, Ким Кван Су
ждал.
На дороге появились три тяжелых американских тан-
ка. Первый раз в жизни молодой крестьянин видел перед
собой стальные чудовища. Но не страх владел им в эти
мгновения, не желание укрыться и глубже спрятать голо-
ву в спасительные кусты. Нет! В эти минуты он вспомнил
все: черное пепелище на месте родной деревни, окровав-
ленное тело невесты... В его ушах звучали крики заживо
горящих людей. И он, забыв приказ командира, забыв все
на свете, рванулся вперед и метнул одну гранату в первый
танк, затем, отбежав немного, — в последний. Он удачно
попал. Обе машины вспыхнули, задымились, а та, что была
между ними посередине, заметалась, пытаясь уйти в сто-
рону.По это ей не удалось. Два горящих танка сжали
между собой третий, и тот запылал. Все это произошло в
несколько секунд...
Ким Кван Су кинулся вперед через кусты, чтобы вый-
ти к своим и принести оставшуюся гранату. Но на повороте
навстречу ему выскочил американский «виллис». Не за-
думываясь ни на секунду, Ким Кван Су метнул в «виллис»
последнюю гранату.
Когда рассеялся дым, он кинулся к опрокинувшейся
машине и вынул из карманов двух убитых офицеров доку-
менты. Шофер был слегка оглушен, но жив. Он поднял
руки п глазами указал на сиденье, бормоча что-то непо-
нятное. Держа автомат наизготовку, Ким Кван Су посмот-
рел туда, куда указывал шофер. Там, аккуратно заверну-
Б5
тые, лежали американские военные знамена. Когда Ким
Кван Су брал эти знамена, шофер вдруг выпрямился, мет-
нул нож и попал Киму прямо в грудь. Ким пошатнулся, но
успел дать короткую очередь, и шофер скатился под от-
кос.
Целый час Ким Кван Су, окровавленный, задыхаю-
щийся, лежал без сознания на дороге. Наконец он пришел
в себя и пополз...
Прошло много часов, прежде чем он добрался до сво-
ей части. Шатаясь, держась руками за стены, он вошел в
командирскую палатку и отдал честь своему начальнику.
— Я не выполнил задания, — сказал он через силу. —
Я нс донес гранаты до места. Я использовал их по пути...
В части уже знали о том, что случилось на дороге. Раз-
ведчики, услышавшие взрывы и прибежавшие к месту по-
единка Ким Кван Су с танками, успели даже поймать двух
уцелевших американских танкистов.
Сейчас эти американцы сидели как раз в палатке и че-
рез переводчика отвечали на вопросы. Они объясняли, что
па них напало «много корейцев и на дороге было настоя-
щее побоище».
Тогда глаза Ким Кван Су блеснули. Он шагнул вперед,
забыв, что находится в палатке начальника:
— Скажите этим трусливым негодяям, что там, на до-
роге, был только один кореец, — и Ким Кван Су ткнул се-
бя в грудь кулаком, — но он сражается за свою родину,
за свою мать, за свою невесту! Скажите нм еще. что так
будет сражаться каждый кореец! Пусть они поймут это,
грязные воры, забравшиеся в чужой дом!..
Потом он вышел из палатки и лег прямо на сырую зем-
лю, потому что сильно-сильно устал.
Линует, 1950
и у гу-£»
— Нугу-ё? (Кто идет?) — доносился из темноты рез-
кий гортанный окрик.
В ту же минуту покорно замирали машины, остзнавли-
г.ались повозки, пешеходы торопливо доставали висевшие
у них на шее мешочки с документами.
— Нугу-ё?
Голубой свет фонарика скользил по шоферским путев
кам. по паспортам. Но лицо того, кто так зорко охранял
подход к небольшому бетонному мосту, оставалось в тени.
Лишь временами луна выхватывала из темноты очертания
маленькой фигурки. Н, глядя, как проворно листают до-
кументы чуть освещенные фонарем узкие мальчишеские
пальцы, люди говорили:
— Здравствуй, маленький часовой...
57
Те, кто проезжал здесь часто, подвозя к фронту боепри-
пасы, знали даже имя мальчика.
— Спокойно ли вы поживаете, Пак Нам Хва? — почти-
тельно произносили они старинное корейское приветствие.
И пятнадцатилетний часовой в рваном темном халате
кратко благодарил за внимание своих дорожных знаком-
цев.
Иногда за спиной Пака пряталась крохотная девочка.
Это была Чим Бай — его шестнлетняя сестренка.
Многие знали историю брага и сестры.
Совсем недавно они у или со своими родными в дере-
вушке, раскинувшейся по ту сторону моста. Жители дерев-
ни каждый день по очереди уходили сторожить мост, хотя
никто им этого не поручал. Так уж повелось в Корее. Ко-
гда началась война, люди разучились спать: надо было
зорко беречь от врага родные места. К мосту выходили
целыми семьями, укладывались на циновках возле самых
перил и напряженно вглядывались в темноту. Так было не
только в этой деревушке, но н всюду.
— Нугу-ё?
Эти два коротких слова раздавались у каждого мо-
ста, подле каждой переправы, на каждом дорожном пере-
крестке...
Как-то рано утром мать послала Пака в лес за хворо-
стом. Маленькая Чим Бай побежала за братом. Она, как
взрослая, несла на голове сплетенный из рисовой соломы
мешок для сучьев.
Пак и Чим Бай быстро наполнили мешок и направи-
лись домой. Уже спускаясь с сопки, они увидели над собой
восемь чужих самолетов. Пак инстинктивно прижался к
земле и обнял сестренку.
— Смотри, смотри! — шептал мальчик.
С неба на мост и на деревню сыпались какие-то непо-
нятные предметы. Это были толстые бочки. Там. где они
соприкасались с землей, вставали огненные языки.
Когда самолеты улетели, брат и сестра бросились вниз,
в деревню. Пак бежал впереди, машинально продолжая
тащить на спине мешок с сучьями.
Деревенскую улицу нельзя было узнать: по земле полз-
ли какие-то скользкие маслянистые ручьи. Похоже было,
будто кто опрокинул и вылил на улицу тысячи котлов с тя-
гучим рисовым отваром. В воздухе стоял запах бензина,
а на поверхности желтого отвара бушевало пламя. Огонь
68
уже пожирал дома и плодовые деревья. На голых судьях
кое-где торчали черные, безобразные комки; час назад это
были сочные, ароматные яблоки и груши.
Живых людей не было видно. И, вглядываясь в непо-
движные обгоревшие тела на дороге. Пак внезапно понял
все и на секунду закрыл глаза. Ему хотелось кричать и в
отчаянии упасть на землю. Но рядом была сестренка, ма-
ленькая, беззащитная девочка, дрожавшая всем телом. Он
был старший брат. Он остался у нее один*.
И Пак, сбросив с плеч ненужный теперь мешок, взял
Чим Бай за руку.
— Пойдем к мосту, — сказал он, — здесь нам нечего
больше делать.
Мост был цел, лишь кое-где рухнули перила.
Под самым мостом на каменистом берегу Пак разы-
скал небольшое углубление. В этой пещерке они посели-
лись. Днем спали, как зверьки, а ночью выходили на мост.
11 попрежнему в темноте раздавался суровый возглас:
— Нугу-ё?
Шоферы, крестьяне, пешеходы оставляли детям при-
горшни риса, куски рыбы, сладкие вареные картофелины.
Как-то ночью через мост прошло много солдат. Части
Народной армии временно отходили вглубь страны.
На мосту остался молодой веселый солдат. Он про-
тянул вдоль перил проволоку, сделал на настиле углуб-
ления и заложил в них какие-то длинные предметы.
— Когда пойдут американские танки, я взорву мост.
Ты видишь этот шнур? — сказал он мальчику. — Его надо
поджечь, когда первый танк взойдет сюда, — спокойно
пояснил солдат.
— Я помогу тебе, — сказал Пак.
Солдат усмехнулся:
— Ты уйдешь сам как можно дальше и уведешь сес-
тру. Ведь взрыв будет очень сильный.
— А ты? — вырвалось у Пака.
Солдат притянул мальчика и посмотрел в его
лицо.
— Ты лучше подари мне свою зажигалку! — сказал
он весело. — Одна будет у меня в кармане, а твою мы на
всякий случай положим возле шпура.
Теперь они дежурили у моста втроем, пропуская по-
следние военные машины. Потом .машин не стало, но они
продолжали молча сидеть у моста.
59
И вот так это всегда бывает — в ту самую минуту,
когда они не ждали, послышался глухой шум.
— Танки! — скорее угадал, чем расслышал Пак.
И он почувствовал в темноте, как напряглись мускулы у
солдата. Мальчик хител встать, чтобы проверить, лежит
ли на месте возле шпура зажигалка, но ноги внезапно ста-
ли у него какимн-то мягкими, и он на несколько секунд
прислонился к перилам.
А солдат говорил торопливо и приглушенно, как будто
те, в танках, могли его услышать:
— Ну, все в порядке. Сейчас я устрою им переправу!
А ты були Чим Бай и беги... Бегите подальше, на сопку...
Пак ощутил прикосновение теплых губ к своей щеке и
увидел, как метнулась вперед фигура сапера.
Вдруг откуда-то из-за туч появились два истребителя.
Огненные точки замелькали в воздухе. Самолеты прикры-
вали наступление танков. При свете вынырнувшей луны
Пак увидел, что солдат упал...
Мальчик закричал и бросился было к солдату, но по-
том, поняв, что это бесполезно, побежал туда, к шнуру, и
лихорадочно ощупал зажигалку. Она лежала на месте —
маленькая, холодная, таящая в себе огромную силу. А на
мост уже взбирался первый танк, и Пак увидел очертания
его высокой башни. За первым танком виднелась вторая
башня, третья...
Тогда Пак схватил зажигалку и высек огонь. Малень-
кий желтый язычок, словно играя, побежал по шпуру.
Прижавшись всей грудью к перилам, мальчик закричал:
— Нугу-ё? Нугу-ё?
Оглушительный взрыв, поднявший в воздух мост и
американский танк, заглушил последние слова маленько-
го часового.
Октябрь, I960
КРАСНЫЕ Ф Л А Ж К П
Маленький Лим в слезах шел к полуразвалившемуся
домику, где он жил со своей слепой бабушкой. Его жесто-
ко избил лисынмановский полицейский, когда мальчик со-
бирал сухие ветви для растопки печи.
Бабушка, стоявшая на пороге, сердцем почувствовала
недоброе.
— Шакал, ищущий добычу, всегда оскаливает клы
ки, — шепнула она внуку. — Старые люди говорят: «Если
ты ие можешь убить шакала, — уступи ему дорогу».
Лим ответил ей:
— Я жалею, что не могу пока убить шакала, а вот Иль
Ен, наверно, убил уже не одного...
Иль Ен, старший брат Лима, приходил в старый домик
очень редко — только в самые темные, ненастные ночи.
Он приносил пару жирных куропаток или свежую рыбу.
61
выловленную в лесном ручье. На нем была жесткая курт-
ка. не боящаяся дождя, через плечо висел автомат.
Иль Ен крепко обнимал бабушку, а она всякий раз при
его появлении плакала от радости. Потом он ложился
рядом с Лимом на теплый кан и рассказывал о смелых,
мужественных людях, сражающихся в партизанском
отряде.
Лим слушал рассказы брата и сердился, что еще слиш-
ком мал и не может так же, как Иль Ен, мстить за отца.
Отца Лима лнсыпмановские полицейские повесили год
назад.
Лим никогда не забудет высокого человека в незнако-
мой военной одежде и каких-то особенных ботинках на
толстой белой подошве. Этот высокий распоряжался
казнью. Он не умел говорить по-корейски, н, пока отца
ставили у дерева п надевали петлю на его шею, перевод-
чик торопливо передавал жителям деревеньки слова высо-
кого:
«Такая смерть постигнет каждого, кто посмеет помо-
гать партизанам...»
Бабушка кинулась к ногам офицера, с мольбой подняла
к нему лицо. В глазах у нее стояли слезы. Но американец
брезгливо отбросил ее в сторону и, взмахнув стеком, хлест-
нул по глазам. Ослепленная старуха рухнула на желтый
песок.
А ночью 11ль Ен, сняв с дерева и забрав с собой труп
отца, ушел в горы.
...Как-то на рассвете в село пришла радостная весть:
лисынмановские солдаты бегут под ударами храбрых вои-
нов Севера! Услышав об этом, Лим разломил пополам
бамбуковую палку отца, выпросил у бабушки красную
шелковую ленту и смастерил два маленьких флажка. Ко-
гда на дороге появились первые колонны бойцов Народ-
ной армии, Лим забрался на крышу своего домика и, дер-
жа в каждой руке по флажку, восторженно кричал вме-
сте с другими жителями деревушки:
— Маису муган, Ким lip Сеи!
Вскоре вернулся Иль Ен. Его выбрали председате-
лем Крестьянского союза. Иль Ей руководил разделом
земли между крестьянами, и Лим радовался, что бра-
та его все уважают, что он такой мудрый и справедли-
вый
— У меня нет глаз, но, даже слепая, я вижу, какое
62
счастье пришло в наш дом, во все дома поселка, -- гово-
рила бабушка.
Но американцы, которые развязали кровавую войну,
не успокоились. Они направили в Корею самолеты и
корабли, высадили сотни тысяч солдат и начали заливать
потоками крови мирные города н села.
Как-то раз в придорожную деревушку, где жил Лим,
прите.! американский карательный отряд. В яркий,
солнечный день жителей согнали к старой липе, и
офицер визгливым голосом стал допрашивать испуганных
крестьян:
— Кто здесь встречал красных? Отвечайте!
Все молчали. Но вот вперед вышел бывший полицей-
ский, бежавший с лисынмановцами, а сейчас назначенный
старостой.
Маленький Лим стоял в толпе и ненавидящими глаза-
ми смотрел в лицо предателю. Поймав этот взгляд, старо-
ста усмехнулся. Он вспомнил, чго брат Лима разместил
в его большом, просторном доме Крестьянский союз и
отобрал для общего пользования молотилку и десять
быков.
— Господин офицер! Брат этого грязного щенка коман-
довал здесь коммунистами, — торопливо начал поли-
цейский, указывая пальцем в сторону Лима, — а он сам
встречал красных, размахивая флагами...
Офицер посмотрел, куда указывал предатель, и увидел
в толпе бледное лицо Лима.
— Подойди-ка сюда! — крикнул он мальчику. — По-
кажи, как ты держал свои красные флаги?
Ни слова не говоря, мальчик круто повернулся и по-
бежал к себе в дом. Не успел офицер прийти в себя,
как Лим вернулся обратно, держа в каждой руке по
флажку.
— Я делал это так, — срывающимся голосом сказал он
и, взмахнув красными флажкамн, крикнул: — Маису му-
ган, Ким Пр Сен!
Толпа крестьян дрогнула, замерла, и только откуда-то,
из самой ее глубины, донесся приглушенный старческий
стон.
Злая улыбка мелькнула на бритых губах офицера.
— Больше тебе не придется поднимать флаги, — ска-
зал он и, указав на руки мальчика, отрывисто приказал
солдатам: — Отрубить!
63
...Это было 4 октября 1950 года в Чхунь-Чхоне.
Сняло солнце, кругом шумел лес и мирно катилась ре-
ка. А возле пыльной дороги стоял, привязанный к дереву,
лишившийся сознания маленький десятилетний мальчик
с кровавыми обрубками вместо рук. У его пог лежали
два маленьких красных флажка на бамбуковых дреа-
ках...
Оипчбрь, )'J50
2>
пятьсот
Сэ Ир и Нам Ман Ик старались обходить города и
большие села, которые попадались на их пути. Мальчики
боялись, что их станут спрашивать, куда и зачем они идут.
Сэ Ир, которому было уже пятнадцать лет, шагал уверен-
ной походкой, подражая отцу, старому горняку, который
сейчас сражался в партизанском отряде.
Пам Ман Нку было всего тринадцать лет. К концу
третьего дня он жалобно застонал и опустился па мягкую
траву, которая росла у подножия высокой сопки Сэ Ир
тревожно смотрел на друга. Босые ноги Нам Ман Ика бы-
ли стерты в кровь и распухли.
— Мы отдохнем здесь денек, — тоном, не допускаю-
щим возражения, сказал Сэ 11р.
Нам отрицательно закачал гологой:
— Мы должны спешить! Нам нельзя останавливаться.
Но Сэ Ир нахмурил густые черные брови.
— Подожди здесь, — сказал он и скрылся в зарослях
кустарника.
Нам удобнее улегся на траве н закрыл глаза, стараясь
не стонать. Скоро вернулся Сэ Ир.
— Сейчас будем тебя лечить! — сказал он весело. —
3 Корея сряжается
65
Вот увидишь — послезавтра утром мы снова пойдем впе-
ред, и твои ноги не будут больше болеть.
Придерживая товарища, Сэ Ир привел его на поляну,
которую пересекал говорливый ручей. Нам опустил в хо-
лодную воду израненные ноги и облегченно вздохнул. Мяг-
кий песок нежил натертые ступни.
Сэ Ир принес какую-то траву, разорвал пополам ста-
ренькое полотенце, которое обычно прикручивал к поясу,
и забинтовал Наму ноги.
Здесь же, у ручья, оба мальчика улеглись на траву и
доели свои последние припасы: кусок черствой лепешки и
сухую рыбу. Лепешка была твердая и горчила, но они раз-
мочили ее в прохладной воде и съели. А на сладкое Сэ Ир
принес на широком зеленом листе горсть спелых ягод шел-
ковины. Потом они прилегли на траву и скоро уснули так
крепко, что даже не слышали, как маленькая желтень-
кая птичка уселась на ветке сливы, свисавшей над их
головой, и, тревожно вскрикнув: <Чьвн-вн... Чьви-ви...»,
улетела в чащу.
На поляну выскочила большая черная собака. Она по-
дошла к спящим, обнюхала их и села рядом, повиливая
коротким, обрубленным хвостом. Ее светлокорнчневыс
глаза преданно глядели на целую ватагу ребят. Это бы-
ли мальчики и девочки, оборванные, грязные, босые. Они
выходили из-за кустов, медленно обходя спящих. Их вел
за собой Мун, высокий мальчик с решительным лицом.
Ребята уселись на траве вокруг спящих.
Сэ Ир открыл сонные глаза и сразу вскочил.
Проснулся и Нам, тараща испуганные черные глаза.
— Расскажите, откуда вы и куда идете? — требова-
тельно спросил Мун.
— А вы кто такие? — запальчиво спросил Сэ Ир.
— Мы — пионеры села Сонсанрн! — торжественно ска-
зал Мун. — Нашу деревню сожгли американцы. Мы по-
клялись мстить им и ловить всех, кто пытается разузнать,
что делается в нашем районе, чтобы потом донести амери-
канцам.
— Почему ты думаешь, что мы предатели? — вскипел
Сэ Ир. — Мон отец—партизан. Нам — пионер, а я...—
он выпрямился, — я член Союза демократической моло-
дежи!
— Покажи билет! — потребовал Мун.
Сэ Ир минуту колебался, потом порывистым движением
66
оторвал кусок подкладки на своей рваной штанине и выта-
щил крохотный сверток, завернутый в целлофановую бу-
магу. Мун осторожно разворачивал целлофан. Десятки не-
терпеливых глаз следили за его движениями. Он вынул
маленькую книжечку и прочел:
— «Сэ Ир — член Союза демократической молоде-
жи». — Потом он засмеялся н хлопнул Сэ Ира по пле-
чу: — Все в порядке! — Мун пожал руку Сэ Иру. — Л те-
перь расскажите, куда вы направляетесь.
Сэ Ир молчал, но Нам, восхищенный тем, что суровые
лица окружающих сейчас заулыбались, расцвели, нетер
пеливо воскликнул:
— Им можно сказать, Сэ Ир! Они поймут...
Тогда Сэ Ир, прижимая к груди спрятанную в целло-
фан книжечку, горячо прошептал:
— Мы идем на Север, к Ким Ир Сену! Мы хотим по-
просить его, чтобы он принял нас в армию...
Все молчали. Мун провел ладонью по сразу вспотев-
шему лбу.
— Вы думаете, он согласится, Ким Ир Сен? — спросил
он нерешительно.
— Мы родились здесь, на Юге! — возбужденно гово-
рил Сэ Ир. — Мы знаем каждую тропинку в горах, мы
сможем быть проводниками, разведчиками... Мы должны
помочь Ким Ир Сену!
— Я пойду с вами! — вдруг сказал Мун и, оглядывая
своих друзей, сразу вскочивших на ноги, добавил: — Мы
пойдем с вами. Мы тоже хотим увидеть Ким Ир Сена н
рассказать ему, что делают здесь проклятые янки.
...Почти десять дней шли дети с Юга по родной земле.
Только теперь они нс прятались уже в горах, как это дела-
ли Сэ Ир и Пам. когда были вдвоем. Они смело заходили
в деревни, разговаривали с юношами и девушками, и не
было такой деревни, где бы к их отряду не примкнули но-
вые добровольцы. В отряде появились юноши и девушки
шестнадцати-семнадцати лет и малыши, такие, как Нам.
Сначала их стало сто, потом двести, потом триста. Сэ
Ир и Мун, которые, с общего согласия, стали начальни-
ками отряда, подобрали себе в помощь сильных и крепких
парней, которые руководили отдельными группами по со-
рок-пятьдесят человек. Каждый вечер, на привале, соби-
рался совет этого отряда и намечал маршрут на завтра.
Но часто и таким группам было рискованно продвигаться,
67
поэтому отряды разбивались на маленькие звенья по не-
скольку человек.
Иногда их задерживали лисынмановские полицейские
или американские патрули. Тогда ребята говорили, что их
послали ремонтировать дорогу. Для большей убедитель-
ности они несли за плечами добытые н деревнях кирки,
лопаты, колья. Несколько раз дети попадали под сильную
бомбежку. Был тяжело ранен маленький Нам. В одном
уездном городке доктор сделал ему перевязку, но Нам не
смог идти и ни за что не хотел оставаться один. Тогда
Сэ Ир и Муи смастерили из ветвей носилки, и старшие
мальчики по очереди несли раненого.
В темную ночь дети перешли линию фронта и нот уже
несколько дней шли по территории северян. Шли они по
опустошенной земле, мимо разрушенных городов и сож-
женных сел, мимо уничтоженных напалмом посевов. Часто
встречались ребятам крестьянские повозки с ранеными. Па
повозках лежали женщины и дети. Когда одна из повозок
остановилась — возница поправлял упряжку па воле, —
Сэ Ир и Мун подошли к ней. На повозке лежал бледный
мальчик. Голова его была забинтована, и на повязке вы-
ступали алые пятна. Он рассказал, что американцы сбро-
сили двести бомб на их маленькую деревню.
— Я один остался жив, — тихо сказал мальчик.
Мун, сжимая кулаки, произнес с ненавистью:
— Ах, если бы мы были старше!..
И вот наступил день, когда они подошли к городу, где
находился Ким Ир Сен. Они отыскали коменданта. Офи-
цер с удивлением смотрел на ряды детей.
— Мы хотим видеть Ким Ир Сена, — сказал Сэ Ир.—
Мы пришли к нему из-под самой* Пусана.
Молодой майор знал, что Ким Ир Сен очень занят, что
он почти не спит, но в глазах детей была такая горячая
мольба, что он махнул рукой и сдался;
— Я доложу Ким Ир Сену о том, что вы хотите его
видеть.
Отряд построился в стройные шеренги. Все в ожидании
замерли, как солдаты в строю.
Дверь маленького домика отворилась, и оттуда быстры-
ми шагами вышел высокий человек в военной одежде.
Глаза его остановились на носилках, которые, стоя в
строю, держали на плечах четверо высоких юношей.
Сэ Ир и Мун, прижимая ладони к козырькам старых
68
фуражек, приблизились к Ким Ир Сепу. Дрогнувшим го-
лосом Сэ Ир сказал:
— Нас ровно пятьсот. Мы пришли к вам с Юга. Мы
хотим воевать за родину!
А Мун, которому показалось, что Сэ Ир сказал слиш-
ком мало, добавил:
— Мы очень просим вас дать нам оружие...
Ким Ир Сен смотрел на окружающие его юные лица,
па этих детей, которые пришли с Юга сквозь грохот ору-
дий, сквозь залпы и пламя пожарищ, пришли сюда, на
Север, для того чтобы сражаться за родину. Он поднял
руку к козырьку фуражки и взволнованно сказал:
— Спасибо, товарищи! Народная армия берет вас нз
воспитание. Вы пойдете учиться, чтобы потом, когда при-
дет время, помогать нам.
Ким Ир Сен обвел ряды детей посветлевшими глазами,
и взгляд его снова невольно остановился на носилках, где
лежал мальчик с забинтованной головой.
Сотни молодых голосов дрогнули в общем возгласе:
— Ким Ир Сен маисе!1
И он еще раз прижал руку к козырьку, отдавая честь
маленьким добровольцам, потом посмотрел на носилки,
откуда тоже несся слабый, восторженный голос, и повер-
нулся, чтобы уйти. 11а ходу он вытащил из кармана белый
платок и поднес его к повлажневшим глазам...
1 Да здравствует Кпм Ир Сеч!
Ноябрь, 1950
В маленькой фанзе Чан Лян-пи никогда не бывало ти-
хо. Шестеро сыновей, самому старшему из которых было
двенадцать лет, с утра н до позднего вечера щебетали,
словно птицы на озере близ горы Двух Братьев. Трудно
было прокормить такую семью. Три раза в день жена Чап
Лян-пн—Тин — разводила под большим, врытым в зем-
лю котлом огонь и варила рис. Чан Лян-пи вместе со стар-
шим сыном еле успевал ловить сетью крохотных, с палец
величиной, рыбешек; их потом нанизывали на нитку, как
бусы, и вялили на солнце перед фанзой. Эти рыбки, при-
правленные острым красным перцем, придавали рису осо-
бый вкус. Л когда отцу удавалось подстрелить несколько
диких уток, в маленькой фанзе было настоящее пир-
шество.
Накладывая дымящийся рис в белые глиняные чаш-
ки, Тин приговаривала:
70
— Одна горсть риса — одна чашка. Шесть чашек —
шесть горстей риса. Л ведь шесть горстей — это уже це-
лый котел. Знайте, чтобы вырастить рис на три котла, на-
до поклониться земле столько раз, сколько зерен в каж-
дой чашке.
Но сыновья не обижались на мать за эти слова. Дети
знали, что она не жалеет риса, а просто, как бережливая
хозяйка, напоминает о том, что ничто не дается человеку
даром.
Старшие сыновья хорошо помнили, как работала мать,
когда их отец ушел сражаться с врагами китайского на-
рода — гоминдановцами. Его не было дома пять лет. И все
эти годы мать одна сажала рис и полола рассаду на кро-
хотном участке, арендованном у помещика. Ей приходи-
лось работать и на помещичьем поле — иначе помещик от-
вел бы воду с их участка и рисовые колосья засохли бы.
И она работала, пока не темнело в глазах. Двух самых
маленьких — близнецов Лю и Ли — мать носила с собой
в корзинке, и они спали среди рисового поля, просыпаясь,
только чтобы поесть. Летнее солнце обжигало лицо и ру-
ки матери, ока возвращалась домой измученная, неся за
спиной корзинку с малышами.
Зато, когда гоминдановцев прогнали и хозяином в Ки-
тае стал народ, все изменилось. Вернулся отец, п
народная власть выделила ему большой кусок отличной
помещичьей земли. II воду стали пускать на поля не так,
как раньше, когда на участки богачей текли реки, а на
землю бедняков попадали узкие ручейки.
Всем детям сшили новые синие штаны и рубашки из
самой лучшей бумажной материи. На полке над очагом
появились два медных горшка, которые горели, как
солнце.
Старшие сыновья каждое утро уходили в школу, кото-
рая выросла на пригорке, в центре деревни, а близнецы с
завистью смотрели, как они укладывают свои книжки и
тетрадки в желтые ранцы, и говорили:
— Мы тоже скоро пойдем в школу, мы тоже скоро бу-
дем большими...
Как-то вечером к фанзе Чан Лян-пи подошел его ста-
рый друг Лю Суи-сен. Вдвоем они пять лет провели вме-
сте в окопах, делили пополам горсть риса и солдатский
окурок. Бок о бок с ними в те годы сражался их друт —
Киль Гн Чен. Киль Ги Чен был кореец, но ненавидел
71
гоминдановцев так же, как сами китайцы, и часто го-
ворил:
«Китайцы и корейцы — братья! А у братьев общие
враги».
Однажды, когда Чан Лян-пн был ранен и потерял со-
знание, Киль Гн Чен вытащил его из-под огня и на спине
отнес в санитарную палатку.
После войны Киль Ги Чен уехал к себе в Корею, а Чан
Лян-пи и Лю Сун-сен вместе вернулись в родную деревню.
Лю Сун-сен работал в сельском управлении, и ему не уда-
валось часто навещать товарища, чья фанза стояла почти
у самой опушки леса, вдали от других...
Что-то в суровом облике друга заставило Чап Лян-
пн насторожиться. Лю Сун-сен был по-военному под-
тянут. На плече у него висел туго набитый вещевой
мешок.
— Вот проститься зашел, — сказал Лю Сун-сен.
— Наверно, идешь покупать корову? — спросил Чан
Лян-пн, вспомнив, что об этом у них был разговор еще в
первые дни, когда они вернулись домой.
— Ты не читаешь газет, Чан Лян-пи? — спросил Лю
Сун-сен. — Ты разве не слышал, что случилось с Киль Ги
Ченом?
— А что? — испугался Чан Лян-пн.
— На Корею напали американцы, — медленно произ-
нес Лю Сун-сен. Те самые, что посылали гоминданов-
цам танки, самолеты и автоматы. Теперь всё это янки бро-
сили на Корею. Может быть, уже горит дом Киль Ги Чена
и сам он лежит раненый и ждет нашей помощи.
Чан Лян-пи, понурив голову, слушал друга. Он знал,
конечно, что в Корее идет война. По так уютно и тихо бы-
ло в маленькой фанзе, так дружно поднимались на поле
рисовые колосья, так хорошо ловилась рыба в озере, что
не хотелось думать ни о чем другом. Хотелось хоть чу-
точку отдохнуть после пяти долгих и трудных военных
лет.
И, словно угадывая его мысли, Лю Сун-сен добавил:
— Сейчас мы не должны отдыхать. Еще не время.
Ведь только узкие реки отделяют Корею от Китая. И кто
знает... — Он поправил мешок и протянул Чан Лян-пи ру-
ку: — Завтра вечером колонна добровольцев из нашего
уезда тронется в Корею.
Лю Сун-сен ушел, и на желтом, влажном после дож-
72
дя песке отпечатались следы его грубых солдатских
ботинок.
Долго глядел Чан Лян-пн на эти следы. Кто-то тихо
тронул его за плечо. Он обернулся и увидел жену. Лицо
се было бледно, и Чан Лян-пи сразу понял, что она слы-
шала весь разговор.
Молча вернулись они в фанзу, молча поужинали и
легли спать на чистом земляном полу. Но уснуть Чан Лян-
пи не мог. Он без конца ворочался, и мягкая рисовая ци-
новка казалась ему грудой булыжников. Тин тоже не спа-
лось, и Чап Ляп-пи знал: она думает о том же, о чем н он.
Ведь они прожили вместе большую жизнь и без слов по-
нимали друг друга.
Под утро Чан Лян-пн забылся тревожным коротким
сном, а когда открыл глаза, увидел на низком обеденном
столике только что сваренные в крутом кипятке прозрач-
ные хлебцы пз рисовой муки. Тин ошипывала зарезан-
ную курицу, а на веревке, сплетенной из соломы, сушился
извлеченный откуда-то старый солдатский вещевой
мешок.
Чан встал и крепко обнял жену, а она, пряча от него
покрасневшие глаза, тихо сказала;
— Мы будем ждать тебя.
Вечером он встретился на сборном пункте с Лю Сун-
сеном, и тот сказал ему просто:
— Я знал, что ты придешь.
...И вот опять потянулись трудные солдатские дин н
бессонные ночи. Два друга шли по корейской израненной,
изрытой воронками земле, и каждый раз при виде разру-
шенного дома, убитого ребенка у каждого из них так
сжималось сердце, как будто это был его дом, его ре-
бенок.
Как-то ночью китайские добровольцы остановились па
привал в сожженной дотла деревушке. Они сидели на раз-
валинах и ели холодный рис: разводить огонь было нель-
зя— над ними кружили американские самолеты. Вдруг
чья-то тень мелькнула между развалинами. Чан Лян-пп
проворно кинулся за ней. В бледном свете луны он увидел
притаившегося у разбитого домика корейского мальчика
лет восьми.
Чан Лян-пи осторожно взял мальчика за руку и повел
к товарищам. Китайцы дали ребенку риса и сушеной ры-
бы. Мальчуган жадно накинулся на еду. Потом Лю Сун-
73
сен, который знал немного корейский язык, стал спраши-
вать мальчика, кто он н где его родители. Малыш расска-
зал, что американцы сожгли все дома в их деревне. Кто-
то донес, что крестьяне послали партизанам рис и овощи,
и вот американские солдаты согнали всех жителей в
ущелье и расстреляли.
— Остался я один, — тихо сказал Ем.
Чан Лян-пн уложил мальчика рядом с собой, бережно
укрыл своей ватной курткой. Ночью боец проснулся. При-
слушиваясь к сонному дыханию ребенка, он с нежностью
смотрел на его смутно белевшее в темноте лицо. Затем
осторожно встал и при свете карманного фонарика начал
писать. Он не был большим грамотеем, солдат Чан Лян-пи,
и потому только к рассвету кончил свое письмо, адресо-
ванное Тин. Об этом письме он рассказал утром своему
другу.
Когда мальчик проснулся, Чан и Лю вдвоем подо-
шли к нему. Указывая на Чан Лян-пи, Лю сказал маль-
чику:
— Он хочет, чтобы ты поселился в его фанзе. У тебя
будут шестеро веселых братьев и ласковая мать. А он по-
старается заменить тебе погибшего отца.
Чан Лян-пи протянул мальчугану письмо со словами:
С ним ты пойдешь по Китаю, и там каждый помо-
жет тебе найти родной дом, — сказал он, и Лю перевел эти
слова.
Вокруг собрались китайские добровольцы: каждый спе-
шил положить на синюю ватную куртку, которая заменяла
в эту ночь маленькому Ему одеяло, что-нибудь из съест-
ного: коробочки с рисом, хлебцы, сушеных рыбок, твердые
маленькие колбаски. У кого-то нашелся вещевой мешок,
туда сложили все это и отправили Ема по направлению
к границе.
.. Вот и пограничная река.
Посередине моста стоят четыре часовых: слева — два
корейца, справа—два китайца. Ем, держа в руках пись-
мо, подошел к ним.
Сопровождавший мальчика доброволец, умевший гово-
рить по-корейски, объяснил часовым, в чем дело. Моло-
дой корейский пограничник приподнял Ема и передал его
прямо в крепкие руки китайского часового. Тот поцело-
вал ребенка, опустил его, и Ем очутился па китайской
земле.
74
Начальник ближайшей станции, прочитав записку Чан
Лян-пи, сдал Ема на руки толстому усатому кондуктору.
Ем протянул деньги —яркие юани, которые дали ему ки-
тайские добровольцы: он хотел заплатить за билет до
Супхва. Но начальник и слушать не хотел о деньгах.
Он лаже принес мальчику па дорогу целую связку ма-
леньких крабов и зеленых, но удивительно сладких
яблок.
Окаю суток ехал Ем в поезде, и незнакомые люди за-
ботились о нем.
Они гладили его по гатове, дарили разные сласти.
Сласти он прятал в мешок, чтобы было что привезти в по-
дарок шестерым братьям.
Когда мальчик сошел с поезда, кондуктор что-то долго
объяснял стоявшему на перроне крестьянину в такой же
широкополой шляпе, какую носил отец Ема. Крестьянин
ласково взял мальчика за руку и повел к тележке, в кото-
рую была впряжена рыжая, обросшая длинной шерстью
лошадка.
Ем с большим интересом смотрел па нее: в Ко-
рее работают на волах, и он никогда не вндел таких мох-
натых лошадок.
Через час они подъехали к деревне, где жил Чан Ляп-
пи. Крестьянину надо было ехать дальше, поэтому он сса-
дил Ема с тележки и помахал ему на прощанье рукой.
Л Ем зашагал прямо к маленькой фанзе, которую он хотя
не видел никогда, но сразу узнал, потому что Чан Лян-
пи подробно описал и зеленую черепичную крышу и эти
два старых яблоневых дерева, склонившихся над ручей-
ком.
Гость вошел в дом в ту минуту, когда Тин расклады-
вала рис в шесть белых чашек. Седьмую чашку увез с со-
бой отец, а сама Тин, по старой привычке, ела всегда по-
сле всех.
Тин встала навстречу маленькому гостю, робко остано-
вившемуся у порога, и дрожащими руками взяла письмо,
сразу узнав почерк мужа.
Она читала его, шевеля губами, и семь мальчиков на-
пряженно следили за ней. Наконец она дошла до послед-
них слов:
«У нас теперь хватает риса на шесть чашек. Я думаю,
что не будет пустой к седьмая...»
Тин порывисто прижала мальчика к груди. Потом она
75
высунулась в окно и крикнула проходившей мимо девоч-
ке-дочке соседки:
— Эй, Сип, сбегай к маме и принеси мне белую чашку
для риса! Завтра я куплю своему седьмому сыну новую
чашку, а сегодня пусть он поест из вашей...
Я пиарь, 1951
Т А П Ц О К 1П п Ц А
СУК ЧА
Весь день Сук Ча работала: глядела за хозяйскими
малышами, варила рис, чистила коктунамуль — вкусные
проросшие бобы, резала белые квадратные тубу — сое-
вый творог — и узкие ломтики этого творога опускала в
кипящее бобовое масло, чтобы они покрылись хрустящей
корочкой.
Она работала быстро и легко. Л по вечерам хозяйка
отпускала ее погулять и отдохнуть. Тогда она надевала
свое коротенькое красное платьице, красная лента обви-
вала черные густые волосы, а на ногах появлялись необык-
новенные башмачки с высокими красными каблучками.
Точно такие башмачки Сук Ча видела на ногах танцовши-
пы, выступавшей в день выборов на площади Ким Ир
Сена. Танцовщица держала в руках два веера и словно
77
плыла по воздуху, а ее каблуки стучали по помосту в такт
музыке, как маленькие барабаны. Сук Ча смотрела на ба-
лерину и так волновалась, что даже слезы выступили у
нее па глазах.
Стать танцовщицей, скользить вот так, высоко подняв
над головой легкий шарф или медленно разворачивая
веера, — это было мечтой девушки.
Она уже побывала тайком в студии знаменитой бале-
рины Цой Сын Хи и просила взять ее ученицей. Ее вни-
мательно выслушали, велели показать, что она умеет, и
Сук Ча протанцевала танец весны, который исполняла
лучше всех своих подруг.
Цой Сын Хи обняла се и сказала:
— У тебя есть способности, крошка. Но набор новых
учениц будет только осенью. Поэтому пока работай, а по-
том придешь к нам.
Два месяца подряд Сук Ча копила деньги, а потом ку-
пила для танцев необыкновенные башмачки. Каждый ве-
чер после работы она собиралась с подругами и исполняла
танцы, которые выдумывала сама. Она была очень често-
любива, маленькая Сук Ча, и никто из ее подруг не знал,
что она попрежнему служит в небогатом корейском доме.
Все думали, что она уже учится в студии Цой Сын Хи, в
звали ее <Светлая танцовщица», потому что иероглифы ее
имени означали: светлая, чистая.
Сук Ча очень привязалась к своим хозяевам и к двум
близнецам, за которыми ей приходилось ухаживать. Она
работала в этом доме уже третий гол. Мать ее была далеко,
в приморском городе Вонсане, и Сук Ча звала хозяйку
оммани — то-ссть мама, а хозяина абоди — папа, хотя они
сами были еще совсем молодые, чуть старше семнадцати-
летней Сук Ча. И они уже давно договорились, что Сук Ча
пойдет учиться в студию, но все равно в свободные вечера
она будет прибегать сюда поболтать, и ее место за низким
столиком всегда будет свободным и для нее всегда найдет-
ся чашка рису. А уж по воскресеньям она будет прихо-
дить обязательно с утра и катать для праздничного обеда
длинную лапшу — куксу, — которую она так замечатель-
но приготовляет.
...Над Пхеньяном завыли сирены, н бомбы упали совсем
рядом со студней Цой Сын Хи, снесли половину крыши и
разрушили степы. В этот день не вернулся домой молодой
хозяин Сук Ча — он погиб в трамвае, который обстрелял
78
на бреющем полете американский реактивный самолет.
И хозяйка тихо сказала Сук Ча, обнимая ее узкие плечи:
— Теперь мы остались вдвоем п будем спасать наших
крошек...
Но и крошек не удалось спасти. Однажды утром Сук
Ча побежала на базар, чтобы успеть до начала бомбежки
купить немного рису и сварить детям кашу. Только что хо-
тела она выйти из больших базарных ворот, как раздались
свистки часовых, затем многоголосо зазвонили колокольчи-
ки, с первых дней войны подвешенные над входом в каж-
дый корейский дом, и, наконец, тревожно завыла сирена.
Сук Ча присела на корточки возле палатки с овощами и
не дыша глядела вверх. Внезапно прямо перед се глазами
возник черный столб дыма, что-то ударило в грудь, и все
поплыло перед глазами.
Девушка очнулась, много часов спустя и с трудом под-
нялась. Нестерпимо болело тело, платье было изорвано, а
на ноге осталась только одна резиновая туфля...
Сук Ча медленно шла мимо догорающих рыночных
павильонов. Девушки и юноши в белых санитарных хала-
тах молча проносили на носилках раненых и убитых.
Огромная рыночная площадь напоминала сейчас пустын-
ное изрытое поле.
Дойдя до знакомой улицы. Сук Ча не узнала ее: на
месте белых домиков — груды камней и торчащие трубы
печей.
Охваченная страшным предчувствием, она сбросила
единственную туфлю и побежала босиком по черным кам-
ням, не чувствуя боли, не замечая, что кровь струится по
исцарапанным ногам. Внезапно она остановилась. Возле
маленького садика зиял» воронка от большой бомбы, а
домик исчез, превратившись в груду щебня. Несколько
юношей торопливо раскапывали обломки. Сук Ча схватила
лопату н принялась помогать нм, надеясь, что хозяйка и
малыши просто завалены, что они еще живы и их удастся
спасти. Она не плакала, глаза ее были сухи, движения
размеренны. Она копала долго, но удалось найти лишь
обрывок домашнею платья хозяйки да круглую шапоч-
ку маленькой Сун — шапочку, покрытую зловещими пят-
нами.
Юноши перешли в другой дом, а Сук Ча так и осталась
сидеть на развалинах. Наконец она встала, спустилась в
небольшой погребок, где в мирное время прятала от солнца
79
яблоки и зеленую кимчи и где в самом дальнем уголке ле-
жал маленький узелок. В нем были новенькие красные
башмачки и письма матери, перевязанные голубой ленточ-
кой. Сук Ча надела на израненные нош мягкие башмаки,
положила в узелок шапочку Сун и медленно зашагала по
дороге к Вонсану.
Уже стемнело, когда она решила отдохнуть в неболь-
шой ложбине между двумя сопками. Однако она была
здесь не одна. Большая группа корейских солдат тоже рас-
положилась в ложбине па отдых. В пещере полыхал ко-
стер, невидимый сверху, и невысокая девушка в военной
гимнастерке изредка заглядывала в подвешенный над ко-
стром котел, в котором варился паб — рисовая каша.
Солдаты мылись у ручья, переобувались, чистили оружие,
а их начальник, невысокий седоволосый человек, разло-
жил карту на большом сером камне и делал па ней какие-
то пометки.
Сук Ча, прижавшись к холодному камню, смотрела на
этих людей, таких спокойных, таких уверенных, и вдруг
особенно остро ощутила свое одиночество. Она тихо по-
дошла к командиру, и он, подняв голову, с любопытством
взглянул на возникшую перед ним потешную фигурку;
сбившиеся волосы, на которых словно застыл завязанный
еще утром пышный бант, изодранное платьице, высокие
красные каблучки.
— Возьмите меня с собой, — с волнением сказала
Сук Ча, — я тоже хочу быть в армии. Я должна быть в
армии...
И командир с удивлением услышал в ее голосе та-
кие нотки, которые никак не вязались со всем обликом этой
странной девушки.
— Что ты умеешь делать? — спросил он мягко.
— Я умею варить паб и делать куксу, и шить, и сти-
рать. Это ведь тоже нужно солдатам, — торопилась Сук
Ча. — Я очень скоро научусь стрелять! — добавила она с
внезапной яростью и сжала свой маленький кулак.
Командиру все больше нравилась эта девушка. Она на-
поминала ему дочь, студентку Пхеньянского университе-
та, которая с первых дней войны ушла на фронт и о кото-
рой он ничего не знал. Он уже решил взять Сук Ча помощ-
ником повара, но ему захотелось еще испытать ее. Он от-
рицательно качнул головой и насмешливо сказал, указы-
вая па красные башмачки:
80
— На таких каблучках не идут в бон...
Секунду Сук Ча колебалась. Только секунду. Потом
проворно нагнулась, и подбитые подковками каблучки за-
звенели о камень. Она стояла перед командиром босая, и
капельки крови стыли на се ногах. Командир встал и про-
тянул девушке руку.
— Завтра ты примешь перед строем клятву солдата’ —
сказал он торжественно. — А сейчас иди в хозяйствен-
ную часть и скажи, что я велел одеть тебя, как подобает
воину.
Когда все уснули и бодрствовали только часовые, чья-
то легкая тень промелькнула возле того места, где лежал
серый большой камень. Маленькие руки подняли с зем-
ли красные башмачки. Бережно завязанные в тряпицу,
они легли на самое дно вещевого мешка солдата Сук
Ча. Ведь в семнадцать лет так трудно расстаться с ме-
чтой!..
Старый командир, который умел понимать людей, не
ошибся в Сук Ча. Скоро ее полюбили все. Она была неуто-
мима в походах, научилась стрелять, и на груди у нее ви-
села дощечка, па которой она каждый раз после боя вы-
резала кружок, означавший убитого врага. Дощечка была
почти вся уже покрыта кружками, но Сук Ча считала, что
нужны тысячи таких дощечек, чтобы отплатить за смерть
маленькой Сун, чью шапочку она часто вынимала из ве-
щевого мешка и показывала солдатам. И каждый раз
темнели глаза солдат, яростно сжимались их кулаки
при виде белого клочка материи, обагренного детской
кровью.
Однажды после жестокого боя, когда солдаты наголо-
ву разбили американцев и заняли небольшой город, в
часть приехал полковник. По поручению Верховного
Главнокомандующего Ким Ир Сена он роздал ордена и
медали солдатам, и на гимнастерке Сук Ча заблестела ме-
даль, которую дают только отважным.
Вечером, после ужина, сам собой начался маленький
праздник, какой может быть только на переднем крае.
Кто-то заиграл на гаягыме старинном корейском инстру-
менте, кто-то запел песню о весне. В круг вступила Сук
Ча. На груди ее была медаль, а на ногах вместо обычных
солдатских сапог были надеты красные башмачки. Она
танцевала танец с веером, и полковник, собравшийся уже
уезжать в другую часть, задержался, чтобы посмотреть на
81
молодую танцовщицу. Солдаты дружно аплодировали, и
только командир покачал седой головой и, перехватив лу-
кавый взгляд Сук Ча, украдкой погрозил ей пальцем, ви-
димо вспомнив серый камень и брошенные возле него
красные башмачки.
Прошло немного дней. Американские войска окружили
часть, где была Сук Ча. Корейские воины бились до по-
следнего патрона, но врагов было слишком много. Группа
солдат, среди которых была п Сук Ча, с боем прорвалась
через вражеское кольцо и устремилась вперед по горной
тропинке. Эти места солдаты знали отлично и легко могли
уйти от американцев.
Отстреливаясь, они медленно, но упорно приближались
к входу в ущелье, которое должно было по тайным тропам
привести их к своим. Седой командир шел в середине це-
почки. Сук Ча уже скользнула в ущелье, как вдруг услы-
шала короткий вскрик. Быстро обернувшись, она увидела,
как зашатался командир и стал медленно падать на зем-
лю. Несколько бойцов и девушка порывисто кинулись к
нему, но он был уже мертв. Сук Ча не хотела этому
верить. Она трясла его за плечи и, забыв воинский устав,
забыв все на свете, в отчаянии повторяла:
— Абоди, абоди...
Грубые руки оторвали ее от безжизненного тела. Два
американских солдата схватили девушку, и через некото-
рое время, связанная по рукам, она брела в колонне воен-
нопленных.
Их поместили в один из лагерей смерти, которых так
много устроили в Корее американцы. Раз в день нм дава-
ли вонючую воду, в которой плаадли зерна чумизы. Каж-
дое утро Сук Ча и еще две девушки должны были выби-
рать из груды чумизы, сваленной прямо во дворе и киша-
щей червями, зерна для похлебки. Впрочем, они делали
это охотно, потому что им удавалось хоть некоторое время
провести на воздухе, а не в грязном бараке, где мертвые
лежали рядом с живыми.
В заборе, возле которого была свалена чумиза, девуш-
ки заметили однажды крохотную дыру. В нее могла бы
проскользнуть разве только собака. Но девушки исхудали,
стали совсем тоненькими, как тростинки. Одна из них, Ок,
тихо сказала:
— Вот если бы часовой хоть на минуту повернулся
сюда спиной...
82
Она не договорила, и все трое молча посмотрели на
отверстие в заборе, откуда могло прийти спасение.
Ночью всегда молчаливая, скрытная Ок внезапно стала
откровенной. Прожавшись к Сук Ча, еле шевеля губами,
девушка созналась ей, что она связной одного из партизан-
ских отрядов.
— Меня ждут! — сказала она горестно. — Завтра
я должна быть на месте с важными сведениями. Меня
очень ждут, а я вот тут... — И она опять повторила: —
Если бы часовой хоть на минуту повернулся спиной к
забору...
Несколько секунд длилось молчание. И вдруг Сук Ча
сказала уверенно:
— Завтра он повернется. Вот увидишь!
Утром, как всегда, две девушки приблизились к груде
чумизы.
— А третья где? — крикнул часовой и замолчал, уви-
дев выходящую из барака Сук Ча.
Одетая в старое красное платьице, с алевшими на но-
гах башмачками, она, танцуя, приближалась к месту обыч-
ной работы, и часовой, опустив автомат, невольно засмо-
трелся на маленькую фигурку, скользящую по лагерному
двору. Внезапно Сук Ча повернулась и понеслась в танце
в другую сторону’ двора. Часовой тоже повернулся, следя
глазами за танцовщицей.
— Прекратить балаган! — раздался внезапно грубый
окрик, и часовой испуганно вытянулся, отдавая честь на-
чальнику лагеря, вышедшему из конторы в сопровождении
адъютантов.
Остановилась на , ку и Сук Ча. Сегодня она улы-
балась впервые за мн^^тсн.
— Что она здесь делает? — спросил у часового началь-
ник лагеря.
— Перебирает чумизу, господин полковник, — про-
бормотал испуганный часовой. — Она и еще две дев-
чонки...
— Я не вижу никого возле чумизы! — резко бросил
полковник.
Часовой стремительно повернулся. У забора действи-
тельно уже никого не было.
— Девчонки только что были здесь, — окончательно
теряя голову, лепетал он.
Презрительно взглянув на солдата, полковник торопли-
ва
еымн шагами подошел к чумизе и, заглянув вперед, обна-
ружил в заборе дыру.
— Пойдешь под суд, дурак! Тебя провели, как идиота.
Они бежали с помощью этой негодяйки. Понимаешь? —
яростно крикнул он.
А Сук Ча, продолжая танцевать, приближалась к разъ-
яренному американцу, и на ее лице была все та же счаст-
ливая улыбка.
Полковник поднял пистолет-автомат и, почти не це-
лясь, хладнокровно пустил очередь в тоненькую фигурку
девушки с таким чистым и светлым именем...
Март, 1951
Г. РАТ ИЗ КИТАЯ
Разведчик Юн Бон Чан, неслышно ступая по узкой тро-
пе, возвращался с боевсто задания. В поле было тихо,
лишь где-то у озера разжигался протяжный крик: «У-вах...
У-вах...»
Можно было подумать, что это кричит какая-то запо-
здалая птица, но Юн Бон Чан знал, что так всю ночь на-
пролет переговариваются между собой большие черные
лягушки.
И вдруг совсем рядом раздался стон — протяжный,
мучительный. Юн Бон Чан остановился, прислушался.
Стон повторился: он доносился из зарослей кукурузы.
Осторожно отодвигая рукой прохладные от ночной росы
стебли. Юн Бон Чан направился туда, где кто-то стонал.
Внезапно он чуть не наступил на большую руку с растопы-
ренными неподвижными пальцами. Из-за облака высколъз-
&5
пула луна, и Юн Бон Чан распознал знакомое лицо раз-
ведчика Чин Ин-сюе из подразделения китайских добро-
вольцев. Три дня назад Чин Ин-сюе ушел выполнять бое-
вую задачу и нс вернулся. В части его считали уже погиб-
шим.
Юн радостно бросился к товарищу, торопливо ошупал
неподвижное тело. Чин Ин-сюе бредил. Он смотрел на лу-
ну блестящими глазами и прерывисто бормотал: «Кто
сказал, что у меня болит нога.». Это пустяки... Я сейчас
встану и пойду вперед...»
Юн осторожно засветил карманный фонарик и увидел,
что правая штанина у китайца почернела, словно была на-
мочена в дегте. Он осторожно коснулся заскорузлой мате-
рии. потом рука его скользнула по ноге я ботинку.
«Кровь», — понял Юн и мгновенно присел. Быстрыми я
точными движениями он разрезал складным ножом боти-
нок и штанину. На мякоти ноги чернели две рваные раны.
Юн вытащил из походной сумки бинт и торопливо сделал
перевязку. В фляжке еше было несколько капель водки,
и он влил их в рот раненому. Слабо застонав, китаец при-
шел в себя и хрипло прошептал:
— Спасибо, друг... Л я уже думал — конец...
Юн Бон Чан взвалил раненого себе на плечп и уже
готовился вынести его из кукурузы, как вдруг услышал
чьи-то шаги и чужой гортанный говор. Затаив дыхание, он
остановился.
Где-то совсем рядом, за высокими стеблям и, кукурузы,
шли американцы. Чутким ухом Юн Бон Чан бпределил:
их, невидимому, четверо.
Чин Ин-сюе тоже прислушалв Он беспокойно поднял
голову н дышал Юну прямо в ш№.
— Оставь меня здесь... — внезапно услышал Юн. —
Беги... Я все равно умираю, а ты спасешься.
Юц быстро опустил раненого на землю и залег
в кукурузной гряде, направив свои автомат в ту сторону,
откуда прямо на них шли враги. Скосив глаза в сторону
Чина, Юн видел, как раненый, весь изогнувшись от боли,
держит в руке гранату.
Вот показались очертания двух человек, и Юн почти
в упор дал очередь из автомата. Раздались короткие про-
клятья, и стебли кукурузы снова сомкнулись над головами
лежавших. Вслед за тем над Юном н Чипом пронеслись
пули; они, как бритва, срезали высокие стебли. Повиди-
86
мому, преследователи не решались больше войти в зарос-
ли кукурузы.
Чип смотрел иа луну. Она висела над полем, как шар
из слоновой кости, и напоминала ему те шары, которые
так искусно вырезал его дед — опытный резчик. Чин меч-
тал только об одном: чтобы луна поскорее спряталась за
облако, как уходит шар в лакированную коробочку.
И, словно угадав его мысли, круглая луна скользнула
в тучу. Сразу стало темно и тихо.
Юн, взвалив на плечи Чипа, пополз вперед. После дож-
дя земля была скользкая, и он ежеминутно оступался,
боясь упасть и причинить раненому боль.
Юн считал, что он уже спасен, как вдруг пуля, пущен-
ная наугад, ударила его по руке. Юн вздрогнул и пошат-
нулся, но постарался совладать с болью.
Чин понял все и снова зашептал:
— Оставь меня... Теперь я доползу сам... Мне уже
лучше...
— Замолчи! Я уже говорил тебе — замолчи, — сквозь
зубы ответил Юн.
Всю ночь он шел вперед, шатаясь от непосильной ноши
и большой потери крови.
Было уже совсем светло, когда из-за кустов выступили
корейские часовые и спросили пароль. Но Юн не смог им
ответить. Завидев родные лица, он только тяжело перевел
дыхание и рухнул на землю вместе с Чином.
*♦
Прошло несколько месяцев, и вот они встретились сно-
ва — Юн и Чин. Это было возле реки. Подразделение, где
был Юн, получило приказ форсировать реку, а китайские
артиллеристы, среди которых находился и Чин, поддержи-
вали корейцев своим огнем.
Друзья крепко пожали друг другу' руки. Потом Чин
сказал:
— Теперь я уже не хожу в разведку. Нога дает себя
знать, и мне трудно ползти. Я стал минометчиком...
Он вынул из кармана треугольный конверт.
— А это письмо тебе из Китая, — сказал он. — Я ношу
его уже давно, но все никак не мог встретить тебя, чтобы
передать.
Юн с удивлением взял треугольный конверт. Кто мог
писать ему из Китая?..
87
Подошел командир, и все вместе начали читать пись-
мо. Уже при первых строчках Юн смутился и принялся
комкан, в руках мохнатое полотенце, которым он вытирал
вспотевшее лицо.
— «Спаспбо тебе, сынок, за спасение моего сына Чип
Юн-сюе. Я не знаю, жива ли у тебя твоя мать, и если она
жива, то знай, что у тебя теперь две матери—-она и я.
Ты — мой сын, такой же родной, как п Чин. Сегодня я све-
зла на желе шую дорогу три мешка риса в подарок вам,
дорогие сынки. Нс возвращайтесь, пока не побьете всех
американских собак...»
Командир прочитал письмо вслух и отдал его Юну.
И Юн сказал, обращаясь к Чину:
Брат мой! Я сегодня же напишу ответ нашей ма-
тери...
Наутро начался бон, и Юн вместе с товарищами вплавь
форсировали реку. Пули взрывали воду и почти касались
переправлявшихся солдат. Чин вел огонь из своего орудия
прямой наводкой. Он заставил замолчать два вражеских
дзота, которые только сейчас обнаружили себя и грозили
помешать наступающим частям.
— Хорошо! — крикнул командир. — Я объявляю вам
благодарность, артиллерист Чин.
Обтирая пот с горячего лба, Чин посмотрел в бинокль,
который протянул ему командир, и увидел, что оба дзота
разрушены. Он свободно вздохнул: теперь никто не поме-
шает Юну добраться до противоположного берега.
В шесть часов утра над высотой вспыхнул трехцветный
флаг с корейской звездой посередине. И Чин, прижавшись
к своему орудию, с гордостью смотрел на это знамя побе-
ды, которое водрузил на высоте его брат Юн.
Август, 1951
КОСТЕР НА ГОРЕ
Тю Сын Ден. не отрываясь, глядел в синее спокойное
небо. Вот уже второй день, как ни один американский са-
молет не появлялся нал горой Зеленой Сосны. Бон Сен Ок
сказал другу:
— Они пронюхали, что над этой горой нельзя летать
безнаказанно. Пять самолетов уже упали туда, — и пока-
зал вниз, н ущелье.
Тю Сын Ден думал, что, пожалуй, Бон прав. Несколь-
ко дней американцы, наверно, побоятся летать сюда. А с
другой стороны, опи ведь не могут знать точно, где нашли
свою смерть нх товарищи. В голове Тю зрел новый план.
Он посмотрел на Бона:
— Я думаю, в лесу найдется достаточно сухих сучьев
н прошлогодних листьев?
Бон удивился:
— Зачем они тебе понадобились? Уж не хочешь ли ты
здесь, наверху, разводить огонь?
89
— Может быть, может быть... — пробормотал Тго
уклончиво. Потом спросил: — Кажется, ты собирался се-
годня спуститься вниз, в нашу часть, за продуктами?
У нас на исходе рис и чеснок.
— Я уже приготовил мешки, — откликнулся Бон. —
Я думаю, сегодня как раз подходящий день: американ-
цы не посмеют прилететь, и моя помощь тебе нс понадо-
бится.
В сумерках Бон ушел за продуктами, пообещав вер-
нуться на рассвете.
Тю еще раз внимательно осмотрел свой пулемет. Он
трогал его нежно, как любимое, дорогое существо. Все ча-
сти станкового пулемета были отлично смазаны. Испытан-
ное оружие казалось совсем новеньким, хотя Тю прошел с
ним всю войну.
Потом он взглянул в небо, привычно определяя: они мо-
гут прилететь не раньше, как через час. В таких неверных
сумерках американцы летать боятся. Он скинул с плеч
гимнастерку, развязал длинную веревку н углубился в
кусты Несколько раз он возвращался и приносил охапки
сучьев и груды листвы. На площадке, на самом верху го-
ры Зеленой Сосны, он разложил сучья, перемешав их с
листвой н сухими сосновыми иглами, и снова посмотрел
в небо. Ночь была темная.
Где-то вдалеке Тю услышал привычное жужжание аме-
риканского «ночника». Усмехнувшись, он подумал: «Сей-
час я зажгу для тебя свет».
Он торопливо чиркнул старым огнивом, и вскоре на са-
мом верху горы заполыхал огромный костер. Тю лежал в
кустах неподалеку от костра, держа руку на холодном
стволе пулемета.
Внизу в части, где в это время находился Бон, часо-
вые заметили необыкновенный огонь. Они сообщили об
этом командиру, и тот, подняв к глазам бинокль, тревож-
но вглядывался в огонь, который непонятно почему
бушевал на том месте, где в засаде лежал охотник за
самолетами.
Командир распорядился немедленно послать на го-
ру трех воинов, чтобы разузнать, что же там происхо-
дит.
— Через час вы доберетесь. Тридцать минут на обрат-
ную дорогу, — торопливо сказал он. — Словом, через два
часа доложите...
90
Огонь на горе заметили н американские летчики, кото-
рые кружили нал соседним городком, сбрасывая бомбы за-
медленного действия. Они всегда старались бросать бомбы
ночью, чтобы корейцы не сразу обнаружили их. Кроме
того, ночью летать было безопаснее — зенитчикам труднее
было попасть в самолет. А днем корейцы не давали подой-
ти к городу, и приходилось идти на высоте трех-пяти тысяч
метров.
Американский летчик и штурман удивленно вгляды-
вались в зарево, так неожиданно появившееся перед
ними.
— Может, наши подожгли большой склад? — предпо-
ложил штурман.
— Складна горе? — недоверчиво протянул пилот.—
Конечно, они строят склады в горах, но .мне кажется, что
скорее это колонна солдат на привале решила сварить се-
бе ужин.
— Они думают, что могут спокойно зажигать огонь в
этом районе! — сердито сказал штурман. — Где-то здесь
были сбиты два наших самолета — вот они и решили, что
им все дозволено...
Пилот круто изменил курс, и самолет, держась преж-
ней высоты, пошел к горе. Но как пи старались они, раз-
глядеть, что происходит внизу, было совершенно невоз-
можно. На всякий случай они сбросили небольшую бомбу.
Бомба со свистом разорвалась левее костра. Тогда пи-
лот решил снизиться. Он сделал первый круг, пытаясь
разглядеть, что делается внизу на сопке, потом — вто-
рой...
Тю лежал неподвижно: он ждал. Л снизу поднимались
его товарищи, взволнованные, недоумевающие. Впереди
всех широко шагал Бон, который не мог простить себе,
что он ушел, оставив Тю одного.
Неожиданно в притаившейся тишине раздалась сухая
дробь станкового пулемета. Знакомый голос этого пуле-
мета Бон мог узнать всюду. Прошло несколько секунд, и
мимо остановившихся солдат пролетела объятая пла-
менем черная масса — американский самолет упал в
ущелье.
Когда они подбежали к площадке, первое, что они уви-
дели, была фигура Тю. Он сидел на корточках перед кост-
ром, прилаживая котелок. Увидев товарищей, он поднял
91
к ним лицо, на котором лежали розовые отсветы костра,
и улыбнулся.
— Я так и знал, что вы придете, — сказал он, — и ре-
шил заранее согреть воды, чтобы поскорее сварился паб
из того риса, который вы, конечно, несете с собой...
Сентябрь, 1951
С И Г К Т А II
У маленького Хвана нестерпимо болели уши. Так было
всегда, когда начиналась бомбежка Пхеньяна и они вместе
с сестренкой Не выбегали из своей маленькой лачуги, по-
строенной из старых досок и ржавого железа, н неслись
через улицу, чтобы спрягаться в бывшей котельной разру-
шенного дома. Мать была на работе, и Хван ухаживал за
сестренкой. Он кормил ее кашей, которую мать оставляла
в большой кастрюле и прикрывала старым одеялом, чтобы
каша не остыла.
Дети забивались в подвал и лежали там не шевелясь,
прислушиваясь к отрывочным словам старших, тоже за-
бегавших сюда во время тревоги. Над головой монотонно
били зенитки: «А-а, а-а, а-а...»
Хван крепче прижимал к себе сестренку и чувствовал,
как она дрожит всем телом.
93
— Скоро, Хван? — время от времени спрашивала де-
вочка шопотом, прижимая ротик к самому уху брата.
— Потерпи немножко, — отвечал он и вздыхал.
Хван думал о матери, которая сейчас находится где-то
далеко, на шелкоткацкой фабрике. Может быть, бомба
разорвалась там, совсем рядом, и осколки ее попали в ма-
му... Он не мог забыть, как маленький горячий осколок ра-
нил бабушку в голову и она упала около дома. Он кричал,
плакал и тащил бабушку за собой в котельную, но она не
вставала. Ее коричневые сморщенные руки как-то странно
холодели. Взрослые увели Хвана и унесли бабушку. А ве-
чером ее положили в четырехугольный коричневый ящик,
который поставили на повозку, запряженную волом. Мать
надела грубое платье из холста, которое надевают, если
умирает кто-нибудь близкий. Из такого же холста она
сшила Хвану шапочку.
Они шли за гробом очень далеко. В тот день Хван впер-
вые узнал, как много людей умирает от горячих осколков:
со всех сторон к кладбищу тянулись люди...
— Отбой! — крикнул появившийся в дверях молодой
часовой, солдат Народной армии.
И все в убежище зашумели, засуетились, спеша выйти
на свежий воздух.
Возле своего домика Хван увидел юношей и девушек,
которые всегда выходили на улицу во время бомбежки,
чтобы откапывать засыпанных и выносить раненых. Они
торопливо окружали домик обломками кирпичей и пусты-
ми железными бочками.
Хван подошел к ним.
— Почему вы ставите здесь бочки? — спросил он. —
Нам будет трудно выходить на улицу.
— Да, нам будет трудно! — воинственно повторила
маленькая Не.
Высокий юноша посмотрел на ребятишек и нахму-
рился.
— Что же нам делать с вами, ребята? — сказал он за-
думчиво. — Около вашего дома упала сигетан — бомба
замедленного действия. Туда нельзя входить. Она ежеми-
нутно может взорваться.
Не заплакала.
Хван совсем растерялся. Как быть? В дом не вой-
дешь, Не плачет, а мама вернется с работы только к ве-
черу.
94
Высокий юноша погладил девочку по голове и, вынув
пз кармана, сунул ей в руку кусок рисовой лепешки. По-
том он подошел к товарищам, и они о чем-то горячо заго-
ворили.
Вскоре один из молодых людей куда-то ушел и возвра-
тился с длинной толстой веревкой, сплетенной из рисовой
соломы. Вместе с ним пришли два старых корейца. В зу-
бах у них были зажаты длинные трубки. Хван на минутку
даже забыл о бомбе — так понравились ему эти трубки.
Отверстие, куда кладут табак, было совсем крохотным, за-
то мундштуки у трубок были такие длинные, как перекла-
дины у оконных рам. Старики курили, н круглые колеч-
ки дыма вспархивали вверх, словно маленькие облач-
ка. Они присели около бомбы, краешек которой вид-
нелся из-за железной бочки, и принялись что-то обсуж-
дать. Хван хотел подойти ближе, чтобы послушать, о
чем они говорят, но на него строго прикрикнули, н он от-
ступил.
— Что они делают, Хван? — спросила 11е, которая кон-
чила жевать лепешку и стояла, теребя ленты своей наряд-
ной желтой кофточки.
Хван и сам нс понимал, что делают старики с трубка-
ми. А они, сидя на корточках возле бомбы, медленно опу-
тывали ее веревками, как опутывают тыкву, когда везут ее
продавать на базар.
Кто-то из молодых парией принес соломенный мешок, и
старики осторожно положили на него перевязанную бомбу.
Потом два старика н двое молодых взялись за концы меш-
ка, подняли его и медленно двинулись к реке. Между иду-
1Ш1МН, слегка шевелясь от толчков, лежала черная страш-
ная бомба.
— Что вы делаете? — закричал Хван. — Она взорвет-
ся и ударит вас, как ударила мою бабушку...
Ему никто не ответил, и все четверо продолжали разме-
ренно шагать, стараясь не очень тревожить свой необыч-
ный груз. Маленький Хван держал за руку Не; осторожно
ступая босыми ногами, дети пошли следом за людьми, ко-
торые уносили бомбу подальше от их дома.
Носильщики дошли до реки Тедонган. У берега покачи-
валась легкая лодка, привязанная к колышку. Старый ло-
дочник дремал на своем сиденье. Увидев подошедших, он
встрепенулся и встал. Бомбу осторожно переложили в
лодку, потом в нее сели двое молодых людей, и лодка тро-
95
нулась. А старики остались на берегу к присели на корточ-
ки, дымя своими трубками.
Лодка доплыла до середины реки. С берега было вид-
но, как, поднявшись во весь рост, молодые ребята осто-
рожно спустили сигстан в воду. Обратно лодка летела, как
бешеная. Три пары весел яростно взбивали воду, которая
ложилась сзади белой пенистой дорожкой.
Едва лодка успела причалить, как над рекой с оглу-
шающим грохотом поднялся столб воды: это разорвалась
сигстан. Один из стариков взял подмышку потемневший
от воды мешок из рисовой соломы, и все четверо не торо-
пясь пошли обратно.
Когда все уже уходили, лодочник крикнул им вслед:
— Эй, ребята! Сегодня уже пятая. Так ведь? Вчера бы-
ло шесть. Я буду ждать еще парочку...
Потом он улегся па корме своей лодки п снова задре-
мал.
Март, 1952
'I РАЗНОЦВЕТНАЯ КОРОБОЧКА
Ким устал и присел на срубленный пенек. Вязанка хво-
роста за спиной была уже большая и тяжелая. Рано утром
мать разбудила его и сказала:
— Сынок, теперь только ты можешь собирать хворост
для кана. У отца болят руки...
И хотя Киму очень не хотелось вставать с мягкой, пах-
нущей рисом цыновки, он сразу открыл глаза...
Два дня назад американцы сбросили на их деревушку
бочонок с напалмом — желеобразным бензином. Отец спа-
сал из огня маленькую О — сестренку Кима — и сильно
обжег руки.
Ким грустно вздохнул. Теперь в их деревне осталось
только пять домиков. Л ведь их было так много, что ма-
ленькая О не могла сосчитать, если даже снимала чулки
и смело загибала пальчики на ногах. Отец не смог вырыть
4 Корея сражается
97
землянку в горе — так ныли обожженные руки. Помогли
соседи, и сейчас семья Кима жила в узкой земляной норе,
похожей на ту, в которой полевые мыши прячут рисовые
зерна. По эта норка была, конечно, побольше...
Из города в сожженную деревню приезжали какие-то
люди. Они привезли на машинах много риса, гаоляна и
роздали крестьянам. Потом они записали, что сгорело у
детей и какая им нужна одежда. На другой день приехал
веселый шофер с грузовиком, доверху наполненным теп-
лыми ватными курточками, гомусинами и белыми наряд-
ными рубашками. Мать Кима заплакала и сказала:
— Спасибо Ким Ир Сепу! Он заботится о нас и наших
детях.
— Вот увидишь, — сказал отец Киму, — мы недолго
будем жить в землянках. Сейчас, правда, ног смысла стро-
иться, все равно проклятые американцы сожгут наши до-
ма. Но как только кончится война, мы отстроим дсревпю,
и она станет еще красивее, чем была...
Ким сбросил с плеч вязанку и, разлегшись на зеленом
мхе, начал мечтать о новой деревне.Какая она будет кра-
сивая! Опять на горе встанет клуб, украшенный флажка-
ми и гирляндами цветов, в нем будет из рать радио и по
вечерам все, как и раньше, будут собираться я большом
зале, чтобы посмотреть кино. Вдоль улиц опять вырастут
желтенькие домики с пестрыми черепичными крышами, и
возле своего нового жилища Ким посадит дикую яблонь-
ку, которая растет сейчас на горном склоне. Яблоки у нее
кислые и невкусные, но отец умеет лечить такие яблоня.
Он подрежет зеленые веточки, прибинтует к ним ветки от
другого, хорошего дерева, и около самого дома начнут ра-
сти румяные яблоки, какие росли на старой яблоне, кото-
рая сейчас вся сморщилась от огня и уже никогда больше
не даст плодов...
Чей-то кашель послышался позади Кпма. От испуга
мальчик вскочил. Возле него стоял невысокий старичок,
опиравшийся на палку. Голова старика, покрытая черной
волосяной шапочкой, смешно тряслась.
Ким почтительно поклонился, приветствуя незнакомца.
Так учил его отец.
— Ты вежливый мальчик, — сказал старичок. — Из ка-
кой ты деревни?
— Сонсанри, — торопливо ответил Ким, привязывая
хворост за спину.
88
— Не торопись, — добродушно сказал старичок. —
Я иду в Ченсанри... — Он назвал деревню, которая лежала
яя высокой сопкой. — Я хочу закусить, и ты можешь по-
обедать со мной.
Говоря это, старичок разостлал вынутое из кармана
мохнатое полотенце и проворно опустился на мох. Из тор-
бочки за спиной он достал металлическую коробочку с
рисом, несколько помидоров, яйца, кусок холодной
рыбы.
Ким вспомнил, что с утра почти ничего не ел. Мать су-
нула ему в карман две лепешки из чумизы, которые он
успел сгрызть, пока собирал хворост.
Старичок вынул две пары палочек и приветливо ска-
зал:
— Кушай, мальчик! Ты, наверно, давно ходишь по ле-
су и успел проголодаться...
Ким несколько раз отказывался из приличия, а потом
взял палочки и с удовольствием начал уписывать вкусную
еду.
Дома он был самым старшим, ему уже исполнилось во-
семь лет, поэтому все самое вкусное он старался оставить
своей пятилетней сестренке О.
Угощая Кима, старичок расспрашивал об отце, о ма-
тери.
— Папа работает в Крестьянском союзе! — с гордо-
стью рассказывал мальчик. — У нас в деревне американ-
цы всё сожгли, но отец говорит, что Ким Ир Сен уже
приказал дать нам лес и гвозди, чтобы построить но-
вые дома. Только мы пока подождем: пусть кончится
воина.
— Ты думаешь, она скоро кончится? — спросил стари-
чок.
Кпм утвердительно кивнул головой:
— Конечно! Мы разобьем этих проклятых янки! —
И он захватил маленькими палочками кусочек рыбы.
Старичок перестал есть и пристально посмотрел на
Кима нз-под полуопущенных век. От этого взгляда Киму
стало почему-то не по себе. Но потом старичок засмеялся
и стал опять таким добродушным, что непонятный страх,
на мгновение овладевший Кимом, прошел.
— А что твоя мама варит на обед? — спросил стари-
чок.
Ким вздохнул:
99
— Ох, до войны мы ели только рис! А сейчас мама ва-
рит и чумизу и гаолян. — И он повторил фразу, не раз
слышанную им от взрослых: — Рис — это для армии, а
мы уж перебьемся как-нибудь...
Старичок вынул из торбочки две разноцветные коробоч-
ки и одну из них протянул мальчику. Ким даже вскрикнул
от восторга: на коробочке были нарисованы бабочки, жу-
ки и какие-то диковинные цветы.
— Что там лежит? — захлебываясь, спросил мальчик
и протянул руку к коробочке.
Старичок поднял вверх палец.
— Ты хороший мальчик. Я хочу помочь тебе! — сказал
он торжественно. — Вот видишь... — Он открыл коробочку,
и Ким увидел в ней несколько розовых шариков, похожих
на рисовые хлебцы — тогу, только совсем маленькие. —
Это волшебные шарики, — понижая голос, сказал стари-
чок.—Ты должен бросить два-три шарика в колодец, где
все берут воду, и тогда в вашем котле вместо гаоляна все-
гда будет вариться рис...
Ким смотрел на старика широко открытыми от восхи-
щения глазами.
Неужели вы дадите мне эти шарики? — прошеп-
тал он, еще не веря в удачу. — Вот мама будет до-
вольна!
Старичок нахмурился:
— Мама об этом не должна знать и отец тоже. Никто!
Иначе шарики потеряют свою силу. Ты должен бросить
их в колодец так, чтобы никто не заметил. В этом все
дело.
Ким жадно схватил пеструю коробочку. Глаза его го-
рели. Он ин секунды не сомневался в том, что старик го-
ворит правду. Зачем ему обманывать Кима? Ведь он такой
щедрый, этот старик, — он даже поделился с мальчиком
своим обедом...
— А разве вам самому не нужны такие шарики? —
спросил Ким. — Почему вы хотите отдать их мне?
Старик засмеялся и покачал головой:
— Я уже старый и скоро умру, а ты будешь долго
жить, н тебе надо кушать больше рису.
Ким пересчитал еще раз волшебные шарики.
— Вы сказали, что хватит трех, а здесь их целых
шесть, — сказал он, слегка запинаясь. — Можно, я положу
остальные три в колодец, где живет мой друг Ли? У него
100
тяжелое горе: на фронте погиб отец, а у них большая
семья.
Старичок торопливо закивал головой:
— Да-да, ты добрый мальчик! Помоги своему дру-
гу... А сейчас уходи и помни: никто не должен знать об
этом.
Ким до земли поклонился старичку и почти бегом ки-
нулся в деревню. На груди его под рубашкой лежала при-
жатая к самому сердцу разноцветная коробочка. Он сбро-
сил хворост возле временного очага, который был еще хо-
лодный, потому что мать дожидалась топлива, и незамет-
но пробрался к колодцу. Осторожно оглядевшись, он рас-
крыл коробочку и бросил вниз три розовых шарика. Мяг-
ко булькнула вода. Потом он вошел в землянку.
— Я схожу к Ли, мама,— сказал он торопясь.—
Я вернусь скоро...
Он бежал через поле по узкой тропке между высокими
стеблями гаоляна и улыбался, представляя лицо матери,
которая сегодня опустит в котел жесткие зерна гаоляна, а
вынет оттуда белоснежный рассыпчатый паб. Ким тихонь-
ко пробрался к колодцу соседней деревни, наклонился над
отверстием, и в лицо ему пахнуло прохладой. Он бросил
один шарик, стараясь разглядеть, как он шлепнется в во-
ду, потом второй и готовился уже опустить третий, как
чья то рука легла ему на плечо.
— Я думал, ты собираешься прыгнуть туда! — весело
сказал Ли.
Ким вспыхнул и, крепко сжимая в кулаке последний
шарик, начал беспечно болтать со своим приятелем о раз-
ных важных делах. Они сговорились поймать маленького
ежа, который живет в расселине скалы.
— Я уже снес ему сегодня дохлую мышку и земля-
ных червяков, — сообщил Ли. — Он начинает узнавать
меня.
Ким слушал с завистью. Ему очень хотелось тоже за-
вести себе такого ежа, который бы узнавал его.
Ли великодушно добавил:
— Я приручу второго ежа, и мы поймаем его для тебя.
Поздно вечером Ким возвращался от Ли. Они так дол-
го провозились с ежом, что не заметили, как солнце за-
катилось за гору. Еж был колючий, и у Кима болели
руки.
Сейчас он опять вспомнил о последнем шарике, кото-
101
рый ему так и по удалось бросить а колодец. Но он наде-
ялся, что хватит и двух...
Еще подходя к деревне, он увидел у своей землянки
много людей и удивился. Обычно в это время все уклады-
ваются на отдых. Он прибавил шаг, потом почти по-
бежал... В голубом вечернем сумраке кто-то лежал на
траве возле их землянки. Подбегая ближе, он понял,
что это отец, чуть поодаль — мать, а вот знакомая крас-
ная юбка и белая кофта с широкими лентами малень-
кой О.
Ким хотел закричать — и не смог. Непонятное чувство
сдавило ему горло. Люди расступились, пропуская маль-
чика к неподвижно лежащим телам. Ким остановился, ту-
по глядя в лицо отца. Оно было синим, почти черным;
вдоль тела, как плети, лежали забинтованные руки. Такое
же страшное лицо было и у матери и у маленькой О.
И дальше, на траве, Ким увидел еще пятерых крестьян,
которые лежали тут же, такие же неподвижные и черные.
С колен поднялся человек, которого раньше Ким никогда
пе видел. Он был в городской одежде. Маленький чемодан-
чик, нз которого торчали какие-то инструменты, лежал
на земле.
— Отравление неизвестным ядом, — тихо сказал чело-
век, и все, кто стоял вокруг, сделали невольное движение
вперед. — Очевидно, кто-то отравил колодец, нз которого
брали воду эти люди...
Ким бросился к матери и отцу. Он гладил их холодные
руки и глухо стонал. Потом, что-то вспомнив, он бросился
d землянку и приоткрыл крышку котла. Там должен был
лежать его ужин, который мать всегда оставляла ему,
если он уходил к Ли. Он зачерпнул полную пригоршню
каши и с воплем выбежал из землянки.
— Гаолян! Гаоляп! — кричал он дико, и комья
каши падали на траву. — Это гаолян!.. Он обманул
меня...
Врач обменялся взглядом с председателем Крестьян-
ского союза, высоким широкоплечим Цоем. Вдвоем они
подошли к рыдающему мальчику и начали его успокаи-
вать. Придя в себя, Кнм рассказал нм про старика и
про его подарок. Он выхватил из-за пазухи разноцвет-
ную коробочку, в которой остался последний розовый
шарнк.
102
— Я бросил в колодец к Ли только два шарика, —
кричал он, — а этот остался! Я не успел...
Два крестьянина кинулись к лошадям. Надо было
успеть предупредить жителей соседней деревни, чтобы они
не брали воду из колодца. А врач осторожно взял из рук
Кима розовый шарик, так осторожно, как берут ядо-
витого паука, и понес его к автомобилю, стоявшему на
дороге.
Врач и его два помощника склонились над каки.ми-то
приборами. Они растворили в воде розовый шарик, долго
опускали в воду какие-то бумажки, что-то записыва-
ли. Ким, ошеломленный, с лицом, распухшим от слез,
смотрел на них. Ему казалосв, что это какая-то ошибка:
доктор, конечно, скажет, что шарик нс вреден, что мать и
отец просто уснули и сейчас встанут с земли н войдут в
дом...
Но врач только покачал головой.
— Смертельный яд, — сказал он, ни к кому не обра-
щаясь.
На колодец положили серый камень с надписью: «Вода
отравлена».
В это время из леса появилась группа людей. Слыша-
лись молодые возбужденные голоса. Все обернулись в
сторону идущих.
Члены отряда обороны вели с собой человека со связан-
ными за спиной руками. Ким вскрикнул, кинулся нм на-
встречу.
— Это он, он! — исступленно закричал мальчик. — Эю
он дал мне пеструю коробочку и розовые шарики! У него
в мешке есть еше такая же коробочка...
Старик, не поднимая головы, пробурчал:
— Сумасшедший мальчишка! Я вижу его впервые...
Через час из города приехали капитан и два молодых
лейтенанта. Они долго допрашивали пойманного в лесу,
потом посадили его в машину, чтобы отвезти в город. Офи-
цер сказал крестьянам:
— Этот диверсант работает, по заданию американцев,
специально с детьми. У нас в доме для сирот в Пхеньяне
уже есть трое таких, как маленький Ким. Они ин в чем
не виноваты, эти дети. Они стишком малы и доверчивы,
чтобы уметь распознавать врага.
Потом офицер подозвал к себе маленького Кима и лас-
ково погладил по голове.
юз
— Я хочу взять тебя с собой, — сказал он. — Тебе те-
перь негде жить и некому варить для тебя паб. У нас не-
давно погиб от бомбежки сынок, такой же, как ты. Теперь
ты будешь нам сыном вместо него. А это,— офицер взял
в руки разноцветную коробочку, которая валялась на тра-
ве, — я спрячу и отдам тебе тогда, когда ты будешь взрос-
лым.
Март. 1952
МУХИ U ПАКЕТЕ
Джон Рид, рабочий картонажной фабрики, пришел до-
мой веселый и возбужденный.
— Ма, — крикнул он еще с порога, — нас четверых от-
правляют завтра утром в Кемп Детрнк!
Мать Джона — худая высокая женщина, с руками, по-
крытыми мыльной пеной (она стирала круглые сутки, что-
бы прокормить шестерых братьев и сестру Джона) — под-
няла голову от корыта.
В облаках едкого пара, который поднимался от белья,
Джон едва мог различить ее усталое лицо.
— А деньги на билет, сынок? — спросила она насторо-
женно.
Джон весело махнул рукой, пробираясь мимо груды
(рязного белья к статику, на котором был ужин — котелок
с нечищенной картошкой и кусок хлеба.
105
— Они оплачивают проезд в оба конца н обещают кор-
мить!
Он уселся перед котелком и с жадностью принялся есть
сше теплую картошку, снимая с нее тонкую шкурку. Чьи-
то ручонки легли ему на колени: маленькая Кэт ласти-
лась к нему, как котенок. А на плечо уже карабкался Том.
Джон посмотрел в котелок — там еще лежали три карто-
фелины. Он со вздохом выбрал две побольше и отдал их
братишке и сестренке.
— Дайте брату поужинать! — сердито крикнула
мать. — Вы уже ели, ненасытные...
— Оставь нх, мама, — примирительно сказал Джон. —
Я завтра наемся в этом Кемп Детрике так, что живот бу-
дет круглым, как твой бак для белья.
С улицы прибежали еще двое малышей, и Джон разде-
лил им последнюю картофелину. Сам он, стоя у раковины,
доел сухой хлеб н запил кружкой воды. Мать, вздыхая,
следила за его движениями.
Джон уже вырос, ему — шестнадцать лет. А какой он
маленький и худой! Проклятая безработица! Если бы ее
муж, Девис, мог найти место, дети не голодали бы. Они с
Джоном выбиваются из сил, чтобы прокормить семью. Но
тех грошей, которые получает Джон на фабрике, а она —
у своих заказчиков за выстиранное белье, не хватает даже
на картошку и сухой хлеб.
Дверь открылась и на пороге появился Девис Рид, отец
Джона. Лицо его было сумрачно. Сегодня он опять целый
день простоял под воротами верфи, но ни один рабочий не
потребовался. Так было ежедневно уже больше шести ме-
сяцев подряд. Большой, широкоплечий человек, Девис чув-
ствовал себя последним негодяем из-за того, что сыну и
жене приходилось его кормить. Он с ненавистью смотрел
на свои большие, сильные руки, которые могли сделать
так много, но которым не давали трудиться.
Мать крикнула Джону:
— Достань там в печке котелок с супом для отаа!
Это был жалкий суп — кусочки лука, горсть ячменя и
капля бобового масла. Но Девис ел его жадно: он был го-
лоден.
Джон весело сказал:
— Отец, простись со мной! Уезжаю на хорошую рабо-
ту, в Кемп Детрик. Сегодня меня отпустили раньше, чтобы
успеть собраться в дорогу.
106
Девис медленно отложил ложку.
— В Кемп Детрик? — переспросил он. — А что вы там
будете делать, сынок?
— Будем клеить пакеты — большие картонные паке-
ты,— пояснил Джон. — Сегодня мы пробовали клеить их
па фабрике, и приемщик из Кемп Детрика остался дово-
лен моей работой. Из нашего цеха взяли только четверых,
самых быстрых. Там нам обещали платить на два доллара
в неделю больше, чем тут. Я заработаю кучу денег и при-
везу тебе в подарок крепкого табаку.
— В Кемп Детрик... — опять повторил Девис и поры-
висто встал. — Постой, Джон, я должен тебе что-то ска-
зать... Энни, не найдется ли у тебя нескольких центов? —
обратился он к жене, которая перестала стирать и с уди-
влением наблюдала за мужем.
Секунду поколебавшись, она сунула руку в передник и
вынула монетки:
— Я хотела купить на них хлеба, но если опи нужны
тебе...
Девис взял деньги, и дверь захлопнулась за ним.
Джон повернулся к матери:
— Что с отцом?
— Не понимаю, — вздохнула мать. — Иногда мне ка-
жется, что он сходит с ума, потому что не может видеть,
как голодают ребятишки н как много работаешь ты, мой
мальчик. А он, здоровый и сильный, вынужден сидеть без
дела и молча наблюдать нашу нужду.
Через несколько минут дверь отворилась, и в комнату
вбежал Девис. В руках у него была только что купленная
1азета «Дейли уоркер» — газета коммунистов, единствен-
ная газета, которая бывала в доме безработного докера.
— Смотри, смотри, Джон! — почти кричал он, тыча
пальцем в крупный заголовок на первой странице. — Про-
чти вслух, пусть послушает и мать...
Джон растерянно взял в руки газету и прочел:
— «Мухи в пакете».
Энни присела на лавку и перевела с мужа иа сына
испуганные, недоумевающие глаза. Джон читал, остана-
вливаясь на каждом слове:
— «Это было в Пхеньяне несколько дней назад. Ста-
рый кореец Хан Сан Гук вышел убрать свой дворик. За
спиной у него был привязан одеялом, по корейскому обы-
чаю, двухлетний внучек. Внезапно старший внук закричал:
107
«Дедушка, у нас в саду валяется пакет, который шевелит-
ся!» Он принес большой зеленый пакет, который то подни-
мался, то опускался, словно живой. Маленький внучек про-
тянул ручонки к пакету, требуя, чтобы ему тоже показали
находку. Когда старик разорвал пакет, нз него посыпа-
лись... мухи. Он крикнул о своей необычайной находке про-
ходившему мимо соседу. Тот, сразу поняв, в чем дело, ска-
зал: «Не трогайте пакета, сейчас я побегу за врачами».
Но старик плохо разбирался в том, что такое бактериоло-
гическая война. Он прикрыл мух прошлогодними листьями
и вместе с внуками ушел завтракать. Руками, которыми
они только что держали странный пакет, они брали рисо-
вые лепешки и свежий лук. Через полчаса приехали врачн-
эпидемиологи. Они собрали мух и исследовали их. Оказа-
лось, что насекомые заражены холерой. Дедушку и внуков
сразу изолировали, но спасти их уже было невозможно.
Все они через три дня умерли от холеры. Зараженные му-
хи находились в пакете, сделанном из американской бу-
маги и сброшенном во дворик корейцев с американского
самолета. Пакеты с мухами — несмываемый позор для
Америки!»
Джон кончил читать. Взволнованный, растерянный, он
видел перед собой маленького корейца в пестром одеяле,
который протягивал к пакету ручонки. Он представил
себе его — посиневшего, неподвижного, таким же, каким
был его братишка Эрви весной, потому что не на что было
купить молока и он медленно таял от голода.
— Вся эта проклятая лавочка находится в Кемп Дет-
рнке, — тихо сказал Девис, не глядя на сына. — Там рабо-
тают убийцы-врачи, там откармливают мух н прочую не-
чисть, и вот теперь нм понадобились еще рабочие, которые
умеют делать пакеты...
Джон вскрикнул. Только сейчас он понял, куда его
взяли на работу.
— Не может быть, — пробормотал он, — не может
быть...
Отец отрывисто засмеялся:
— Все может быть, сынок! Они заставят тебя клеить
пакеты для своих грязных мух...
Энни всхлипнула и подняла передник к глазам.
Джон встал.
— Я возьму газету, отец, — сказал он.
Дверь медленно закрылась за ним.
108
Джон почти бежал по улице. У фабричных ворот он
увидел толпу людей: пришла вторая смена. Рабочие пер-
вой смены почти все уже прошли через проходную. Джои
вскочил на уличную тумбу и крикнул:
— Эй, ребята, послушайте!
Лицо его горело. Удивленные рабочие останавливались,
замолкали.
Вокруг собралась толпа. Люди со вниманием слушали
заметку о пакете с мухами, которую читал Джон. Сзади
подходили новые рабочие:
— Повтори, давай сначала...
И Джон снова и снова читал, и слова жгли ему
горло.
Толпа начинала грозно шуметь, слышались вы-
крики:
— Вот зачем они отправляют мальчиков в Кемп Дет-
рик!
— Вот куда идут эти пакеты!
И уже сотни рук грозно поднимались над головами.
Вторая смена продолжала стоять за воротами. Никто
не торопился войти в цехи, где бегали взволнованные ма-
стера, не понимая, что же это происходит сегодня. Но вот
ворота открылись, и показался мистер Ричардсон — по-
мощник «нефа завода. Он был испуган и бледен.
— Прекратите работать на убийц! Ликвидируйте за-
каз Кемп Детрнка! — неслись к нему возмущенные воз-
гласы.
Ричардсон попытался что-то сказать, но шум покрывал
его слова. Беспомощно разводя руками, он скрылся в во-
ротах.
...Джон пришел домой поздно вечером. В комнате бы-
ло попрежнему много пара, а за столом на старой лавке
сидело трое товарищей отца, таких же, как он, безработ-
ных докеров. Все молча повернулись к Джону. Л Энни
спросила дрожащим голосом:
— Где ты был так долго, мой мальчик? Ведь тебе уже
надо собираться в дорогу...
Джон протянул матери маленький конверт. Она слабо
охнула, увидев его. В таких конвертах Джон всегда при-
носил недельную получку.
Потом Джон подошел к отцу:
— Фабрика забастовала... Я прочел им газету и сказал,
что нас посылают в Кемп Детрнк... Впрочем, если бы я не
109

рассказал, все равно забастовка была бы, потому что об
этом уже узнали коммунисты и организовали стачечный
комитет... Меня уволили как зачинщика...
Он тряхнул головой и ласково сказал, дотрагиваясь до
руки матери:
— Мы еще немного потерпим, мама, но зато твой сын
не будет клеить пакеты для холерных мух...
Ллрель, 1952

ЧЕЛОВЕК С ПЯТНИСТОЙ КОЖЕЙ
Когда все солдаты в казарме уже спали крепким сном,
англичанина-сержанта Джемса Дея и трех его товарищей
разбудили, и они, зябко поеживаясь, потянулись гуськом
по узенькой тропинке к Желтому морю.
Дей был мрачен: ему надоела ночная работа. Идя к
морю, он смотрел себе под ноги, чтобы не поскользнуться
на глинистой земле. Втихомолку он чертыхался. Ох, как
надоел ему этот корейский островок, на котором
два месяца назад высадилась английская морская
бригада!
Зачем они сюда приехали, Джемс толком не знал Ко-
рабль встретил американский комендант и повел англичан
111
в казармы, стоявшие особняком средн низкорослого сос-
няка. Дей был удивлен, что колонну англичан, точно аре-
стованных, сопровождали американские часовые. Но он
не задавал никаких вопросов. Он помнил случай с сержан-
том Ватманом, который любил задавать всякие вопросы,
а потом неизвестно куда исчез, и его семья получила ко-
роткое сообщение, что Ватман пропал без вести в очеред-
ной схватке с корейцами, хотя все отлично знали, что Ват-
ман ни в какой схватке не участвовал.
Англичан поселили в обособленной казарме, и им было
запрещено выходить без разрешения американских офице-
ров. Общаться с соседними казармами, где жили амери-
канцы, им тоже запрещалось.
Вчера днем их посетил высокий толстый американский
генерал. Он предупредил, что остров — важный стратеги-
ческий пункт и что им, англичанам, доверена высокая честь
охранять его во имя интересов Англин и других цивилизо-
ванных стран. Солдаты стояли неподвижно. Джемс внима-
тельно слушал генерала, но так и не понял, какое отноше-
ние имеет этот корейский островок к Англии — ведь он
отделен от нее тысячами миль... О том же, наверно, думали
и остальные солдаты, но гю привычке все молчали.
Когда разрешено было разойтись, сержант Бов сказал
Дею:
— На нас надеются, а кормят тухлой рыбой. Зато в
американские казармы, я сам видел, подвезли настоящее
бычье мясо.
...У берега Желтого моря, которое сегодня было не-
обычно бурным, нх ждала лодка. Они сели в нес, при-
вычно налегли на весла и минут через сорок были у сосед-
него островка.
Джемс вынул из кармана потайной фонарь и три раза
мигнул маленькой лампочкой, давая условный сигнал. По-
том он приказал причалить к самому берегу. С лодки сбро-
сили широкую доску. Держа весла наготове, гребцы жда-
ли. Прошло несколько минут, и на доску медленно вступи-
ли люди, закутанные в тряпье. Как и всегда, Джемс не ви-
дел в темноте нх лиц и только слышал прерывистое дыха-
ние. Впрочем, он и не интересовался этими людьми: он
солдат. Ему приказано каждую ночь перевозить этих тря-
пичников к корейскому берегу — он н выполняет приказа-
ние, а до остального ему нет дела. Скорей бы отвезти их
на место и залечь спать...
112
4
Незнакомые люди неслышно вползли в лодку. Один из
них сел рядом с Джемсом. Кореец, видимо, был болен —
когда он дышал, внутри у него что-то хрипело. Когда лод-
ку качнула сильная волна, Джемс внезапно ощутил на
своем лице дыхание незнакомца.
Море было бурным, лодку качало, и все, кто сидел в
ней, непрерывно толкали друг друга.
Прошло больше часа, а они всё не могли причалить к
корейскому берегу, к тому неглубокому месту, где обычно
останавливались и где таинственные пассажиры, спрыгнув,
брели по шею в воде, чтобы ступить на берег и растворить-
ся в темноте.
Ветер крепчал, волны захлестывали лодку. И Бов то и
дело кричал высоким, надтреснутым голосом:
— Правее держн, правее! Тысяча чертей и одна
ведьма!
Вдруг налетел сильный ветер. Джемс почувствовал,
как из рук у него вырвало весло и сильная струя воды плес-
нула прямо в лицо. Ослепленный, он схватился за глаза,
выпустив на минутку второе весло. Он тут же попытался
снова схватить его, но... поздно: рука нащупала лишь вы-
вернувшуюся из гнезда уключину. Второе весло, как и пер-
вое, было унесено...
Уже почти рассвело, когда лодку с взмученными греб-
цами н тремя молчаливыми пассажирами, которые, сидя
на самом дне лодки, сжались в неподвижные комки, при-
било к корейскому берегу. Там ее поджидали погранични-
ки с автоматами. Пограничники матча смотрели на при-
ближающуюся лодку, но не стреляли.
— Не вздумайте сопротивляться, — пробурчал Бов, —
все равно бесполезно.
Джемс и не помышлял о сопротивлении. Он так устал,
что все ему было безразлично. Хотелось сбросить с себя
мокрую одежду и хоть секунду побыть где-нибудь в теп-
ле, заснуть так, чтобы забыть об этом проклятом острове
н об американцах, которые себя берегут, а англичан по-
сылают на самую тяжелую работу. Бов отшвырнул обло-
мок весла и поднял руки вверх. Джемс увидел, как подня-
лись руки остальных солдат, и сам поднял руки, чувст-
вуя, что из его намокших рукавов опять побежала по те-
лу холодная морская вода.
Один из солдат Народной армии зацепил лодку багром
и подтянул к берегу. Джемс, Бов и другие англичане, все
J К»>рсм гр л ж а сил
ИЗ
еще держа руки вверх, вышли на берег, пошатываясь, как
пьяные. Потом с самого дна поднялись те, трое. В рассвет-
ном полумраке Джемс опять не разглядел их лиц, заку-
танных в тряпье.
Англичан отвели в блиндаж, дали им сухую одежду.
Переодеваясь, Джемс чувствовал, как у него стучат зубы.
Вошел переводчик.
— Кто из вас старший? — спросил он на чистом ан-
глийском языке.
— Я, — отозвался Джемс и поднялся.
Переводчик провел его в просторную землянку, где за
небольшим столом сидел корейский майор. Он вежливо,
тоже на английском языке, попросил Джемса сесть и стал
задавать вопросы.
— Что вы делали на пашем острове? — спросил он.
Джемс растерялся и ответил так, как его всегда учили:
— Мы приехали охранять этот остров...
Майор засмеялся:
•— Охранять? Охранять корейский остров от корейцев?
Интересно...
Джемс и сам почувствовал, что говорит что-то не то, и
замолчал, опустив глаза.
Майор спросил:
— Скажите, часто ли приходилось вам перевозить та-
ких пассажиров, как сегодня?
Джемс пожал плечами:
— Почти каждую ночь. Это входило в мои обязан-
ности.
Майор задумчиво барабанил пальцами по столу.
— А знаете ли вы, кого вы персвозилп? — спросил он.
Джемс почувствовал глухое раздражение.
— Откуда я мог это знать? — сказал он почти гру-
бо. — Они всегда закутаны до ушей, потому что, видимо,
боятся холода или соленой воды.
Майор покачал головой.
— Сейчас вы увидите одного из своих пассажиров, —
сказал он каким-то загадочным тоном.
Он нажал кнопку, и на пороге появился часовой. Майор
сказал ему что-то по-корейски, и через несколько минут
дверь отворилась, пропуская одного из тех, кто сегодня на-
ходился в одной лодке с Джемсом.
— Сейчас я прикажу ему открыться, а вы смотрите,
да повнимательнее, — сказал манор.
Ill
Почти не дыша, Джемс впился глазами в закутанного
человека. Вот обнажились его руки, страшные, багровые
руки, со скрюченными суставами, без ногтей, в отврати-
тельных язвах. Он медленно освобождался от тряпья, и
Джемс увидел его лицо: безбровое, с гноящимися глазами
и с изъязвленным носом. На щеках проступали какие-то
странные белесые пятна.
— Мун Тун Пен — Человек с Пятнистой Кожей — про-
каженный, — отчетливо произнес майор. — Всех тех, кого
вам удалось переправить сюда к нам, мы переловили. Это
двадцать первый. Американцы засылают сюда прокажен-
ных из лепрозория на острове Ледо, чтобы распростра-
нять заразу.
Тогда, теряя голову, обезумев от ужаса, Джемс кинул-
ся в самый задний угол комнаты и закричал:
— Уберите его! Прикажите ему уйти! Он заразит нас!..
Майор спокойно посмотрел на беснующегося англича-
нина, махнул рукой, н солдат увел прокаженного.
Джемс, продолжая дрожать, кинулся к майору.
— Врача! — кричал он. — Вызовите мне врача! Я, на-
верно, болен, я чувствую, что заразился... Теперь я пони-
маю все: американцы держали нас взаперти, потому что
боялись заразиться от нас. О, подлецы!
Он катался по полу в припадке невыразимого отчаяния.
— Успокойтесь, — холодно сказал манор, — возьмите
себя в руки. Вы же солдат.
Но Джемс продолжал кричать, охваченный неудержи-
мым звериным страхом. В дверях стоял неподвижный ча-
совой и молча смотрел на корчившегося в ужасе англича-
нина.
Anpe.it>, 1952
ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ
Ila черном небе неподвижно стояли бледные, холодные
звезды. Желтая луна робко выглядывала из-за тяжелых
облаков и снова пряталась.
Прозрачная бумага, которой были заклеены окна ма-
ленького домика, давно уже прорвалась, и порыжевшие
обрывки ее громко шуршали на осеннем ветру.
Гравий на дорожке, веду шей к дому, заскрипел под
солдатскими сапогами. Раздалась грубая гортанная речь,
н на какую-то секунду фонари осветили сломленную
осколками, поникшую лиственницу и разбитый сарай, сто-
женный из белого прибрежного камня.
Резко распахнулась дверь, н вот уже яркие пучки света
осветили маленькое помещение. Они задержались в углу,
словно пересчитывая полуразбитые высокие глиняные
нб
кувшины, в которых хранится жидкая соя и соленая
кимчи, пробежались по зияющему дырами потолку и за-
мерли, выхватив из тьмы маленькую человеческую
фигурку, неподвижно лежавшую в углу разрушенной
комнаты.
— Встать! Что ты здесь делаешь? — крикнул амери-
канский офицер.
Невысокий кореец с угодливым лисьим лицом торопли-
во перевел его слова, а четверо солдат подняли наизготов-
ку щелкнувшие автоматы.
Маленькая фигурка зашевелилась, и в полосе света от
пяти карманных фонарей появился мальчик. Он был бос,
и рваный халат еле прикрывал его худое тело.
— Я сплю. Это мой до.м, — мрачно сказал подросток,
глядя на офицера.
— Сейчас здесь пробежал человек, которого мы ищем.
Ты не видел его? — спросил американец, направляя фо-
нарь в самое лицо подростка.
Тот невольно защитил лицо от режущего света.
Переводчик встал рядом с мальчиком, чтобы лучше
видеть офицера, и каждый раз, прежде чем перевести его
слова, тихонько кланялся.
— Я спал, — повторил Ли. Он презрительно взгля-
нул на переводчика и медленно шагнул обратно в свой
угол.
Офицер еще раз осветил стены и, не найдя ничего по-
дозрительного, обернулся к солдатам.
— Ну-ка, быстро обыскать все соседние дома! Я по-
дожду здесь. У меня нет желания лазить по этим грязным
углам, — сказал он и брезгливо сел на стоящий в углу сва-
дебный сундук с потемневшими от времени медными узо-
рами. Это была единственная мебель в доме.
Переводчик встал рядом и замер, преданно глядя на
своего хозяина.
Мальчик снова улегся на постланное тряпье, не спу-
ская с посетителей блестящих настороженных глаз.
Несколько минут длилось молчание. Потом офицер не-
терпеливо произнес:
— Неужели в этой проклятой дыре не найдется чего-
нибудь, чем можно промочить горло?
Переводчик повторил эти слова.
Из угла негромко донеслось:
— Нет! Ваши самолеты весь день летают над Тедон-
117
ганом и обстреливают каждого, кто пытается зачерпнуть
воды.
— Проклятье!—сказал офицер и встал.
Он двинулся к глиняным кувшинам, пытаясь, видимо,
проверить слова подростка. Но Ли опередил его, проворно
нагнулся и вытащил из разбитого глиняного горшка не-
большую бутылку.
— Может быть, вы хотите сури — водки, которую
раньше делали из риса на заводе в Сопхеньяне? Сейчас
этот завод сгорел, а мой отец — он купил сури, чтобы от-
праздновать мой день рождения — убит...
Офицер взял из рук мальчика бутылку и привычным
жестом стукнул ладонью по плоскому дну. Пробка выле-
тела, и американец хотел уже налить водку в неведомо
откуда появившуюся маленькую чашечку без ручек, но
внезапно отставил бутылку на пол и, подозрительно вгля-
дываясь в светлую жидкость, отрывисто сказал перевод-
чику:
— Пусть он сам сначала попробует это месиво!
— Я не пыо водки! — испуганно сказал Ли и лаже от-
ступил на шаг.
Но американец грозно потребовал:
— Или ты сейчас же отхлебнешь глоток, или...
Ли с отвращением сделал большой глоток и. содро-
гаясь всем телом, протянул чашку обратно офицеру.
Прошло несколько минут. Офицер и переводчик вни-
мательно смотрели на подростка. Потом американец под-
нес чашку ко рту и осушил ее до дна. Похрустывая вы-
нутым из кармана яблоком, он сказал размягченным го-
лосом:
— Неплохая штука, чорт возьми! Ну-ка, налей еще!
Наливая вторую чашку, Ли осторожно спросил пере-
водчика:
— Почему вы так поздно пришли в наш квартал? Ко-
го вы ищете?
— А какое тебе дело, щепок? — подозрительно сказал
офицер и махнул рукой. — Впрочем, это не секрет...
Скажи ему, — кинул он в сторону переводчика, — и пусть
это знает каждый: мы ишем негодяя, который расклеивает
листовки с призывом убивать американских солдат и
взрывать дома, в которых живут наши американские
офицеры и солдаты. Корейцы всё еще не могут понять, что
мы нх друзья.
118
— Друзья? — почти неслышно сказал Ля и горько
усмехнулся.
Переводчик весь сжался и не сразу смог произнести что-
либо. По полупьяный офицер по-своему истолковал усмеш-
ку мальчика:
— Да, мы друзья корейского народа. Вот у вас сго-
рели дома, а мы привезем вам из Америки новые. У вас
здесь нет хлеба — мы доставим вам американскую
пшеницу. Правда, за это придется платить, ио ведь биз-
нес есть бизнес. Понимаешь ли ты, щенок, что такое
бизнес?
Ли молчал. Лицо его было бесстрастным. Но как труд-
но стоять вот так, неподвижно, и видеть перед собой двух
ненавистных людей! Хотелось шагнуть вперед и крикнуть
во весь голос: «Да, я понимаю, что такое бизнес! Бизнес—
это когда сжигают корейские дома и вместо них привозят
из Америки за деньги другие дома. Бизнес — это когда
сжигают, топчут американскими танками рисовые поля,
а потом привозят из-за океана мешки с рисом. Бизнес —
это когда американские солдаты свертывают головы на-
шим курам, а потом продают на базарах в пакетиках аме-
риканский яичный порошок!»
Все это вихрем пронеслось в мозгу Ли. Но лицо под-
ростка попрежпему было спокойным, и ни одно неосторож-
ное слово не соскользнуло с его губ.
— Я что-то слишком разговорился, — все больше пья-
нея, бормотал офицер. — Я отдохну здесь немного, — за-
явил он, поудобнее устраиваясь на сундуке. — А ты,—
кивнул он переводчику, • постереги меня вон там, у вхо-
да в эту дыру, пока придут солдаты.
Переводчик низко поклонился и, как мышь, скользнул
за дверь.
Через несколько минут в домике наступила тишина,
прерываемая лишь храпом пьяного американца.
Ли тихонько прижался к окну н напряженно смотрел
в темноту. Вдруг чья-то легкая тень перешагнула через
подоконник.
— Тише, Ким! — испуганно шепнул Ли.
Ким огляделся и, увидев спящего, отшатнулся.
— Ничего, я успел напоить его, — едва слышно про-
говорил Лн. — Теперь он не скоро проснется. Но
там, во дворе, дежурит его собака... Всели у тебя в по-
рядке?
119
4 ? •’
— Разумеется, — едва слышно прошептал Ким. — Мы
расклеили листовки на центральной улице, почти на каж-
дом камне того дома, где помешается американская ко-
мендатура. Я пришел за новой порцией. Опа готова?
Ли подошел к кувшинам и вытащил оттуда пачку лис-
товок.
Вот двести штук, — сказал он. — Шестьдесят на-
писал я сам, остальные принесли члены «Молодой гвар-
дия».
Ким запихал листовки за пазуху и приблизился к спя-
щему.
— Как жаль, что нам печем убить его! — с ненавистью
сказал он, вглядываясь в смутно белевшее в темноте лицо
офицера.
— Ничего, это сделают за нас партизаны, — отозвался
Ли, проворно вынимая из кувшинов баночки с тушью,
груду чистой бумаги и перья. — Сейчас надо уходить из
этого дома.
— Пошли! — И Ким стремительно шагнул к окну.
— Постой, я должен сначала рассчитаться со своим
гостем, насмешливо процедил Ли и что-то написал на
одной нз листовок.
Потом он подкрался к спящему н осторожно приколол
листок к широкой спине.
Затем мальчики выпрыгнули из окна и растворились
в темноте.
Уже светало, когда американские солдаты вернулись
в маленький дом, толкнув по дороге задремавшего
под лиственницей переводчика. Увидев неподвижно лежав-
шего офицера, один из солдат испугался и что-то крик-
нул. Но второй, пожимая плечами, усмехнулся:
— Он жнв, только просто пьян, как всегда, — и бес-
церемонно принялся тормошить за плечи своего началь-
ника.
С трудом продирая опухшие глаза, офицер приподнял-
ся и тупым взглядом уставился на своих подчиненных. Вид-
но было, что он никак не может прийти в себя и понять,
где находится. Наконец взгляд его упал на валявшуюся
на сундуке пустую бутылку из-пбд сурн, и, смутно при-
поминая все, что было, офицер встал, стараясь принять
грозный вид.
— А вы, бездельники, так и не разыскали этого под-
леца? — хрипло спросил он.
120
Тогда один из солдат, заметивший на спине офицера
бумажку, отколол ее и, передавая ему, ответил:
— Мы не сумели его разыскать, но он, кажется, разы-
скал вас, господин офицер...
Переводчик в ужасе вытянул вперед худую желтую
шею, и все шестеро молча посмотрели на серую листовку,
на которой крупными английскими буквами полудетским
почерком было написано:
«Смерть американским убийцам!
Член «Молодой гвардии».
я
Декабрь, 1950
КОЛОНКА ИДЕТ В П Е Р Е Д...
Машины, тихонько урча, взбирались на скалистый
склон. Они тянулись друг за другом, тяжело отдуваясь,
точно стадо животных, застигнутых хищником. Внизу, в
долине, откуда поднимались последние машины, изредка
еще поблескивали желтые глаза фар. Фары на секунду
загорались, чтобы осветить вставшую на пути кочку, во-
ронку с осыпавшимися краями, груду камней... Но здесь,
наверху, на этой крутой, открытой со всех сторон тропе, ко-
лонна шла в полном мраке, приминая колесами гравий.
Чо Те Кун, не тормозя, высунулся из кабинки и посмотрел
назад. Там, внизу, он не увидел уже торопливых отблесков
фар н облегченно вздохнул:
— Все в порядке.
Оп — вожатый колонны — управлял головной машиной
ловко, уверенно, подчиняясь тому особенному чувству, ко-
122
торое вырабатывается у человека, знакомого с опасностя-
ми н свыкшегося с ними. Научившись видеть в темноте,
он вел тяжелый грузовик одинаково ровным, быстрым хо-
дом, рассчитанным как раз на то, чтобы привести следую-
щие за ним машины задолго до рассвета туда, где их так
ждут.
Путь через перевал был хорошо знаком. Десятки раз
Чо Те Кун пересекал уже эти горные дороги, и ни разу
колонна с боеприпасами не задерживалась в пути. Когда
машины осторожно перебрались через поток, он позволил
себе тихонько запеть. Через час они будут на месте. Еще
чуточку усилий — и можно будет выспаться.
Оп с удовольствием представил себе землянку в гор-
ном прифронтовом лесу, где шоферы днем отдыхают по-
сле утомительного ночного рейса. Маленькая повариха,
черноглазая Су, уже, наверно, сварила паб и приготовила
к нему острую приправу из сои и перца. Там можно будет
растянуться на мягких циновках, закрыть глаза, покрас-
невшие от постоянного всматривания в темноту, и повер-
нуть рычажок радиоприемника. Тогда из красивого корич-
невого ящика побегут по лесу звуки музыки. Иногда —
правда, эго случается очень редко, потому что время в
Москве и Корее разнос — удается услышать перезвон
кремлевских часов. Когда раздавалось их нежное, мело-
дичное пение, Чо возбужденно восклицал:
— Вон они поют, часы Сталина!
И он вдохновенно рассказывал товарищам:
— Они вделаны в высокую башню, на которой всегда
горит яркая звезда. Стрелки у часов огромные — больше,
скажем, чем ты или я. В небе над ними — красный флаг,
такой, как самый яркий цветок моран. А внизу —
ели, голубые, как небо Пхеньяна. И Сталин слушает
пенис часов и сам следит, чтобы онн никогда не замол-
кали...
Все смотрели на Чо с уважением и с некоторой за-
вистью: ведь он до войны был в Москве к навсегда унес
в своем сердце воспоминание о Красной площади, о пою-
щих часах, о светлой улыбке Сталина.
...Впереди белая ослепительная молния неожиданно
прорезала небо. Чо, не убавляя хода, еще крепче сжал
руль. Он ждал второй магниевой вспышки: эти бандиты
фотографируют и бомбят дорогу. Но, может быть, онн не
успели еше засечь колонну и удастся благополучно мино-
123
вать перевал. А там сразу же начнется лес, и самолеты
уже не смогут обнаружить машину. Прерывая эти раз-
мышления .вожатого колонны, вторая молния вспыхнула
над машинами, и стало светло, как днем. Сквозь шум мо-
торов Чо различив отвратительный, похожий на жужжанье
какого-то огромного насекомого, звук американского са-
молета. Чо сразу прибавил газ, известив об этом идущего
сзади товарища отрывистыми гудками. Эти условные тре-
вожные гудки понеслись назад от машины к машине, и
Чо, не слыша их, знал, что люди колонны напрягли все
силы, готовые выдержать любое испытание.
Чо гнал вперед по извилистой дороге головную маши-
ну. Остановиться нельзя: только быстрый ход может спа-
сти колонну. Стоит задержаться, встать, как американ-
ские «ночники» зажгут здесь, на горной дороге, ослепи-
тельные факелы.
Вот уже близок спуск. Еще один крутой поворот, по-
следняя узкая колея, где машина идет, прижавшись к
отвесной скале, а колеса вот-вот готовы соскользнуть с
почти несуществующей дорожки прямо в ущелье...
Дав новый сигнал увеличить промежутки между маши-
нами, Чо уверенным рывком выбросил вперед свою голов-
ную машину. В ту секунду, когда он один огибал скали-
стую сопку, сзади раздался страшный удар, и огненный
столб встал над кузовом его машины. Пытаясь
сбить пламя, Чо резко рванул вперед, потом сразу затор-
мозил.
В мозгу пронеслась мысль: осколки бомбы попали в
баки с запасным горючим, вот-вот взорвутся ящики со
снарядами. Выхода нет — надо бросать машину туда, в
черное ущелье...
Чо выскочил из машины и, держась одной рукой за
кабину, попытался вывернуть руль вправо. Неожиданно
машина, потерявшая газ, замедлила ход и остановилась
почти у самого края пропасти.
Глядя на огненное пламя, Чо на мтовенье зажмурил-
ся: сейчас начнут рваться ящики со снарядами, на доро-
ге образуется пробка, огонь перебросится на вторую ма-
шину, которая сейчас подойдет, потом на третью... Он
представил себе, как американские бандиты будут
безошибочно бить по беспомощно застывшим грузо-
викам.
Чо еще раз взглянул туда, вниз, где не видно было
124
дна, и вскочил в машину. Приняв последнее, окончательное
решение, он нажал стартер и дал три отрывистых гудка,
означавших: «Вперед, самый скорый». Потом он повернул
руль и вместе со своей пылающей машиной бросился вниз,
в ущелье.
Колонна шла вперед...
Апрель. 1952
КНИГА О СМЕЛЫХ
Па новое место, где сейчас разместилась типография,
шрифты приходилось переносить просто в карманах. На-
борщики выдавали типографским ученикам Кваку и Яну
каждую буковку по счету и придирчиво проверяли прине-
сенные буквы, когда мальчики высыпали эти крохотные
кусочки металла на подстеленный чистый лист газетной
бумаги.
Придирчивость наборщиков никого не обижала, все
понимали, как сейчас дорог шрифт.
Квак и Ян очень уставали: приходилось чуть свет под-
ниматься и шагать в типографию, которую сейчас букваль-
но по кусочкам перекосили за городскую черту. Самые
ценные печатные машины разместили в укрытиях, и только
наборные кассы стояли во дворе под маленькими наве-
сами.
126
К концу дня метранпаж начинал нервно поглядывать
на часы. Квак и Ян понимали этот взгляд и торопились
скрыться куда-нибудь подальше от мастера. Они зна-
ли, что сейчас он начнет гпать их домой: ведь нм запре-
щено работать больше шести часов в сутки. Но где спря-
чешься!
Мастер настигал их и в складе, где они паковали кни-
ги и газеты, и в старой мастерской, где они оттирали
кирпичом принесенные из старой типографии полураспла-
вившиеся шрифты, которые еще можно было привести в
порядок и использовать.
— Марш по домам! — говорил он с напускным гневом.
Но Квак и Ян знали, что он не может сердиться на них,
старый, хромой мастер.
— Ну, еще часок, только часок! Право же, мы не
устали, — говорили они просительно.
И старый мастер, вздыхая, сдавался. Что же делать —
рабочих нет, многие наборщики и печапшки, в том чис-
ле и двое его сыновей, ушли на фронт. Приходится рабо-
тать с шсстнадцатнлстннмн пареньками вроде Квака
п Яна.
Ведь газеты и журналы должны выйти в срок, и книж-
ки, в которых пишется так много интересного, которые
народ читает с такой любовью, также должны печататься,
невзирая на тяжелое время.
Нередко мальчики задерживались допоздна. В темноте
они провожали старого мастера домой. Он шел, опираясь
на палку, тяжело ступая на бальную ногу.
Однажды утром Квак, возбужденный, сказал Яну:
— Ты эпаешь, какую книгу начали печатать?
— Нет. Л что? — отозвался Ян, который сегодня еще
не успел побывать в печатном цехе.
— «Молодую гвардию»! — восторженно выпалил
Квак. — Книгу об Олеге Кошевом и его товарищах.
Ян даже выронил из фартука несколько букв, и они
утонули в ванночке с керосином, в котором он промывал
шрифт.
Эту книгу они читали все вместе еше до войны. Девоч-
ки, узнав о страданиях, которые пришлось претерпеть
краснодонцам, плакали, а мальчики при описании зло-
действ немецких фашистов сжимали кулаки.
— Эту книгу решили напечатать второй раз, потому
что книжные лавки, где она продавалась, сгорели со всеми
127
книгами, — сказал Квак, который, к нескрываемой зависти
других учеников, всегда все знал.
О том, что начали печатать «Молодую гвардию», Квак
и Ян рассказали своим друзьям. На другой день к старому
мастеру пришло четверо мальчиков и одна девочка — две-
надцатилетняя сестренка Яна.
— Мы хотим помочь вам печатать книгу, — сказал
старший мальчик, лет четырнадцати, лнио которого пока-
залось старику очень знакомым. — Мы не будем баловать-
ся, мы будем работать как следует, — поспешил добавить
он, подметив какое-то странное выражение в глазах ма-
стера.
Тот положил руку на плечо мальчугану:
— Как твое нм я?
— Я сын Тен Ен Со, мой отец работал переплетчиком
в типографии. Он много рассказывал о вас.
Метранпаж кивнул головой: он знал отца мальчика.
Вместе с сыном старика он ушел на фронт. Несколько дней
назад сын написал метранпажу, что Тен Ен Со погиб
смертью храбрых.
11о лицо мальчика было спокойно — видимо, печальные
вести сше не дошли до их дома. И, тяжело вздохнув, мет-
ранпаж сказал так ласково, как никогда не говорил до сих
пор:
— Хорошо. Завтра я выдам вам холщовые передники,
а сейчас идите на склад и помогите Яну сортировать
газеты.
В эти дин Ян, Квак и другие ученики старались как
можно больше бывать в типографии. Старую сушилку они
приспособили под спальню, пол устлали сеном. Каждый
притащил из дома немножко риса и когуми, и сестренка
Яна озабоченно варила в уголке типографского двора обед
и ужин.
Книга была уже напечатана и сложена в склад, готовая
к отправке, как вдруг ночью ребята проснулись от оглуши-
тельных взрывов. Американские самолеты бомбили типо-
графский двор.
Рабочие третьей смены, среди которых находился и
мастер — он никогда не уходил домой, если печата-
лось что-нибудь важное, — сновали по двору. Задыха-
ясь от усталости, они перетаскивали наборные кассы и
машины, хотя ежеминутно могли быть сражены оскол-
ками.
123
— Ложись! — крикнул кто то, и все кинулись на
землю.
Квак зажмурил глаза, ожидая нового взрыва. Но то,
что упало в середину двора, оказалось не бомбой, а боч-
кой, наполненной какой-то странной массой. Эта масса
ползла по земле, и поверх нее поднималось высокое багро-
вое пламя.
— Напалм!—с ненавистью крикнул мастер. — Спа-
сайте оборудование от пожара!
И снова все кинулись вперед, па этот раз туда, где
бушевало пламя. Полуобожжепные, со слезящимися от
дыма глазами, люди спасали типографию. Квак первым
вспомнил о складе.
— Книги! — крикнул он отчаянным голосом.
И, услышав этот вопль, Ян и остальные ученики кину-
лись за Кваком, который, перепрыгивая через огненные
ручейки, бежал к книжному складу, крыша которого уже
дымилась.
Пока взрослые рабочие спасали печатный п наборный
цехи, подростки вытаскивали книги из склада и уносили
их далеко в пате. Там они сваливали книги в большую
яму, вырытую бомбой неделю назад. У ямы сторожила
книги сестренка Яна. Оставаясь одна, она тихонько плака-
ла и дула на обожженную, покрасневшую руку. Когда же
приходили мальчики, лицо се преображалось, и она гово-
рила деловитым шопотом, как будто те, наверху, в само-
летах, могли услышать ее голос:
— Осторожнее, не порвите книги...
Утром, когда рассвело и самолеты улетели, выясни-
лось, что убыток, нанесенный американскими бандитами,
не так уж велик. Сгорела старая водокачка, в которую
угодил напалм, и почернели стены печатного цеха. Станки
же все опять стояли в укромны т местах, и плотники торо-
пливо воздвигали новые навесы над наборными кассами
вместо тех, что сгорели ночью.
Старый мастер подошел к своим ученикам. Подростки
лежали в поле, прислонясь к целой горе книжек. Мастер
молча посмотрел на усталые, запачканные сажей лица, на
обожженные перевязанные руки и ноги. Потом он сказал
ворчливо:
— Вам пришлось здорово поработать в эту ночь! Но в
следующий раз не суйтесь так лихо в огонь. Несчастье слу-
чится — мпе за вас отвечать...
129
И Квак ответил ему серьезно, поправляя повязку на
расцарапанном лбу:
— Мы не могли поступить иначе. Ведь мы спасали кни-
гу о смелых, книгу, которую должен обязательно прочи-
тать каждый...
Май, 1952
Ill К 0.1 А II 01 3 Е M l Е Й
Как всегда, все пришли ровно к восьми. У мальчиков
висели за спиной тяжелые ранцы, у девочек книжки были
аккуратно завернуты в разноцветные пестрые тряпицы.
В сумочках на боку у каждого лежал завтрак: с пабом —
рисовой кашей — или толстыми рисовыми лепешками.
Учителей, стоявших у обугленных развалин, которые
еще вчера были светлыми, просторными классными комна-
тами и кабинетами, почти до слез тронуло это зрелище:
ребятишки, стекающиеся со всех сторон к своей школе, к
школе, которая перестала существовать.
Старый учитель Ен посмотрел на своих молодых
коллег.
— Дети пришли. Мы должны заниматься с ними, —
сказал Ен негромко.
И вот прохожие, которых, впрочем, было немного на
этой тихой полуразрушенной улице Пхеньяна, в изумле-
нии замедляли шаги. Па камнях, на обломках стен сидели
131
с
дети. Учителя писали на обугленных досках условия задач,
примеры и упражнения, занимаясь со своими воспитан-
никами так спокойно, словно находились нс под открытым
небом, а в просторном помещении школы. И прохожие,
неслышно ступая, торопились пройти мимо, чтобы не поме-
шать уроку.
Так длилось несколько дней подряд. Но занятия часто
прерывались: американские самолеты, воя, проносились
над городом, и надо было поспешно уводить детей в безо-
пасное место.
И вот однажды вечером старый учитель пришел в
Народный комитет Трудовой партии.
Мы хотим построить школу, — сказал он.
Председатель комитета Трудовой партии промолчал.
Он знал, что если сегодня построить школу, завтра амери-
канские налетчики снова превратят се в груду развалин.
И Ен, правильно поняв это молчание, добавил:
Мы построим школу под землей, такую школу, где
нам никто не сможет помешать.
Высокий человек в военной гимнастерке встал и протя-
нул руку старому учителю:
— Мы уже приняли решение строить такие школы. Но
без вас, учителей, и без самих школьников мы, конечно,
ничего не достигнем. Спасибо вам за добрые слова, за го-
товность помочь!
Когда учителя рассказали детям о школе под землей,
раздались радостные восклицания.
Теперь с утра занятия шли попрежнему под открытым
небом, а после обеда учителя и школьники снова приходи-
ли к развалинам школьного здания. Каждый школьник
обязался найти и принести нс менее пятидесяти кирпичей.
Дети собирали кирпичи на улицах, во дворах разрушенных
домов. И с каждым днем штабели кирпича росли. Когда
кирпичей было уже достаточно, к школьникам пришли ве-
селые, сильные помощники — юноши и девушки в рабочих
блузах, со звонкими молотками и пилами. Они расчищали
подвалы, складывали маленькие печурки, чтобы зимой не
было холодно, мастерили из обломков дерева парты.
Все дети трудились, только IO ничего не знал о новой
школе. В тот день, когда на школу упала тяжелая бомба,
сн играл в соседнем дворе. Осколок попал ему в голову, н
К) долгое время был без сознания. Товарищи приходили
навестить его, чтобы рассказать о будущей школе, кото-
132
рую они строят все вместе. Но доктор никого нс пускал к
Ю: мальчику недавно сделали операцию, и он был еще
очень слаб.
Наконец сестра в белой косынке с нашитым красным
крестом сказала ребятам:
— Ю поправляется. Через две недели он вернется до-
мой и сможет опять учиться.
Тогда друзья решили ничего не говорить 1О о новой
школе: пусть это будет для него сюрпризом.
Пожалуй, маленькие заговорщики поступили непра-
вильно: они не знали, как много думает Ю о разрушенной
школе, — ведь чудесное здание упало на его глазах. Когда
10 было очень плохо, он кричал, порываясь вскочить с
постели: «Школа упала, школа рассыпалась...»
И нежные, но сильные руки сестры с красным крестом
на косынке с трудом удерживали его на постели.
Ю долго прощался с заботливым доктором и сестрой.
Они дали ему на прощанье румяное яблоко, которое Ю
спрятал, чтобы принести в подарок младшему братишке.
Вместе с матерью он вышел из палаты. Во дворе больницы
его ждали друзья. Оживленные, говорливые, они окружили
его шумной стайкой. Он с трудом успевал отвечать на их
вопросы.
— У тебя больше не болит голова?
— Скажи, а в больнице было очень скучно?
— Ты слушал радио там, в палате?
И он тоже задавал им множество вопросов: о цыплен-
ке, которого они выращивали всем классом и который, как
оказалось, случайно спасся, потому что кто-то из школьни-
ков с вечера унес его домой, об учителях и заданных уро-
ках...
Лохматый Кай встретил Ю радостным заливистым
лаем. Старый школьный пес немного прихрамывал: оско-
лок перебил ему лапу.
— Мы лечили Кая, он тоже уже почти здоров.
Больная лапа у Кая была забинтована, и он смешно
тряс ею, не решаясь еще становиться ня нее. Он был
притворщик, лохматый Кай, потому что рана уже давно
затянулась, и прохожие смеялись:
— Глядите, какая собака! С протезом!..
Все вместе они пришли домой. Мать сказала, что Ю
надо отдохнуть, ему нельзя много болтать и смеяться в
первый же день после выхода из больницы.
133
— Мы придем утром, — пообещали товарищи.
Ю проснулся рано. Обычно н это время он вставал,
чтобы идти в школу. Матери не было. На столе, как все-
гда, лежали коробочка с рисом и половина темной лепеш-
ки. В углу беззаботно посапывал маленький братишка
Хва. Ю оделся, завязал галстук, как это полагается пионе-
ру. Потом он присел возле своего ранца и принялся пере-
бирать тетрадки и книжки. Он долго разглядывал их;
пощупал, хорошо ли отточен карандаш, посмотрел на свет
чернила в замечательной чернильнице, которую подарил
ему ушедший на фронт старший брат. Эту розовую чер-
нильницу можно было бросать, переворачивать — она не
разбивалась и чернила из нее нс вытекали. Потом он снова
сложил все свои богатства в ранец п повесил эту люби-
мую, но теперь совсем не нужную ему вещь на гвоздик в
углу.
За дверью послышались чьи-то легкие шаги, и в комна-
ту вошло трое друзей.
— Пойдем, — сказали они.
10 радостно шагнул им навстречу.
Мальчики вышли, плотно прикрыли за собой дверь, и
10 не заметил, как быстроглазый Со снял с гвоздя и спря-
тал за спину ранец.
Беспечно болтая о разных пустяках, они двигались по
знакомой улице. Вот они поравнялись с тем местом, где
когда-то был зеленый забор, от которого сейчас торчали
лишь темные колья. 10 боялся поднять глаза, чтобы не
увидеть страшные, черные развалины школы. Но вместо
развалин перед ребятами лежала ровная, выложенная
кирпичом площадка. Ступени вели куда-то вниз, а над
ними возвышалась груда мешков с песком, сложенных так
аккуратно, как мешки с мукой на складе, где перед войной
работал отец Ю.
10 вместе с друзьями спустился вниз. От изумления он
не мог задать им ни одного вопроса. Они спускались дол-
го. В полуосвещенном коридорчике почему-то пахло ле-
сом. Мальчик, шедший впереди, толкнул тяжелую дверь,
и Ю очутился... в классе. Здесь стояли парты, такие же,
как раньше, и столик учителя на трех ножках. Па стене ви-
села доска.
В классе было много школьников, и все закричали н
захлопали, когда Ю остановился на пороге.
И учитель сказал:
131
— Здравствуй, 10! Садись на свое место. Сейчас на-
чнется урок.
10 сел па знакомую парту, и кто-то положил перед ним
ранец, который его друзья потихоньку от него несли всю
дорогу.
Занятия начались. Как всегда, все внимательно слуша-
ли учитечя, и в классе было очень тихо. Прошло немного
времени — и наверху что-то загрохотало, загремело, но
учитель, махнув рукой, сказал:
— Спокойно, дети! Здесь нам не страшен налет.
Урок шел так же, как он шел раньше наверху, в боль-
шой, просторной школе, вместо которой появилась эта ма-
ленькая временная школа под землей.
Только одно было не так, как там, наверху: сюда, под
землю, получил доступ обычно изгоняемый из классов лох-
матый Кай. Он смирно сидел в уголке и лизал раненую
лапу, стараясь не двигаться, чтобы его не заметили и не
прогнали.
Май. 1952
чудесный р п с
На мостике, который крестьяне недавно построили че-
рез маленькую речку, протекавшую вдоль деревни, по-
явился автомобиль. Старый крестьянин Сон, прикрыв ла-
донью глаза от солнца, наблюдал, как машина переехала
мостик и остановилась у большого нового клуба. Из ма-
шины вылезло несколько человек в городских одеждах.
Весело переговариваясь, они зашагали по дороге.
Сон был очень рад, что такая красивая машина смогла
проехать по деревенской улице. Ведь совсем недавно во-
круг их сета лежало непролазное болото, да и села-то,
собственно, не было. Отец Сона и отец отца Сона жили в
вырытых землянках на склоне горы Веселой Лисицы.
В глиняных норах всегда было душно и сыро. Только по-
сле того, как русские солдат ы прогнали японского помещи-
ка, на которого всю жизнь, из поколения в поколение, ра-
ботала семья Сона, старик смог построить дом и даже
завести рабочего быка.

Из города тогда приезжал пожилой внимательный че-
ловек. Он обошел землянки, поговорил с крестьянами,
сказал им, что Ким Ир Сен хочет, чтобы у каждого был
свой дом и свой бык. Он сказал еще, что крестьяне могут
взять взаймы деньги в банке и купить на них доски для
новых домов и рабочих быков.
Сон поехал в город, хотя в глубине души не поверил
незнакомцу. Кю даст Сону деньги? Кто может поверить
ему, бедняку? Сон даже не знал, что такое банк, но спро-
сить постеснялся.
В городе Сона привели в белый красивый дом, который
оказался банком. Здесь с ним поговорили и прочитали
г.слух бумажку, на которой было написано: «Я. Сон Дзян
Хва, обязуюсь выплатить взятые взаймы у государства
деньги в течение восьми лет». Он послюнил черный от ра-
боты палец, обмакнул его в коробочку с жслтой глиной,
которая стояла на столе, и, как все неграмотные, прило-
жил эту собственную печать к чудесной бумажке.
Потом он подошел к окошечку, где смуглая девушка,
быстро прищелкивая пальцами, отсчитала ему груду но-
веньких розовых бумажек. Сон вышел из банка ошелом-
ленный и счастливый. Он долго ходил по лавкам, прицени-
вался, торговался, но ничего не покупал. Он был счастлив
ст одного сознания, что если захочет, то может первый раз
в жизни купить и эту широкополую шляпу для маленькой
Ок — своей внучки, и новые палочки из слоновой кости
для еды, и ярко начищенный медный котел, который бы-
вает только в доме богатых людей.
Скоро Сон и другие крестьяне переехали из земляных
нор в новенькие дома, которые помогли им построить
плотники и столяры, присланные из города. Раньше в де-
ревне не было нн одного быка. Теперь их веселое мычанье,
доносившееся со всех дворов, радовало старое сердце.
Крестьяне сообща сделали дорогу в своей деревне, дорогу,
которая раньше никому не была нужна, так как в глиня-
ные норы можно было пройти по любой дороге. Построили
мост, чтобы удобнее было ездить на быках. Возле клуба
поставили круглый, как маленькая луна, матовый фонарь.
Деревня стала такой красивой, что старый Сон испы-
тывал чувство гордости, когда к ним приезжали люди из
города. Л приезжих в последнее время было все больше и
больше, и никто не мог пройти равнодушно мимо поля Со-
на, где рис стоял высокий, с тучными колосьями, ।устой.
137
Старый Сон трудился на участке вдвоем с женой Пе.
Сын его сразу после того, как сбежал японский помещик,
уехал в город и поступил учиться в первый народный уни-
верситет. Он писал отцу почтительные письма крупными*
крупными буквами, чтобы каждый в деревне смог разо-
брать их. Но однажды сын прислал Сону не письмо, а га-
зету. Кусок белой бумаги, испещренный черными буквами,
был обведен красным карандашом. Сон удивился и даже
встревожился: что это могло значить?
Он пошел в клуб, и молодой заведующий, прочитав га-
зету, сказал взволнованно:
— Это пишут про нас, отец! Пишут, что вы собрали
самым высокий урожай риса.
На другой день в клуб пришло много таких же газет, и
все крестьяне поздравляли Сона и немножко завидовали,
•по он сумел вырастить такой рис, какого нет ни у кого.
Сон, стесняясь, махал рукой и уходил, когда его начинали
поздравлять, и только жена его — старая женщина — зна-
ла. что газету, в которой одно место обведено красным
карандашом, он спрягал в заветный сундучок
...Сон вплел, как приезжие люди вошли в помещение ;
Крестьянского союза и вскоре вышли оттуда вместе с *
председателем. Они шли по деревне, любуясь новенькими
домами к замечательным колодцем, на котором вместо
крышки лежал большой серый камень, тщательно отполи-
рованный руками стариков.
Когда приезжие подошли совсем близко, Сон поспешил
скрыться в воротах своего дома. А то, пожалуй, опять
начнут расспрашивать про рис и хвалить его...
Но незнакомые люди не постеснялись открыть ворота
и приблизились к дому. Впереди шагал высокий широко-
плечий человек со знакомым-знакомым лицом. Сон посмот-
рел на него и почувствовал, что он отлично знает этого че-
ловека. хотя никогда его прежде не видел. Высокий чело-
век поклонился Сону, как принято кланяться старикам, и
сказал мягким, певучим голосом:
— Мы к вам. Может быть, у вас найдется для гостей
чашка риса?..
Сон посторонился, пропуская гостей в чистенькую ка-
новую комнату. Все сняли на пороге обувь и вошли в ком-
нату в одних носках. Старуха, которая всег да была про-
ворнее, чем Сон, уже вносила маленький столик и, низко
кланяясь, говорила:
138
— Садитесь. Простите за наше скромное жилье.
Но Сон знал, что она говорила неискренне, потому что
их жилье уже давно не было бедным. В углу на широкой
подставке стоял новенький радиоприемник, у стены ле-
жала груда пестрых одеял, и совсем недавно старуха ку-
пила себе отделанный чернью свадебный сундук, которого
она не могла купить сорок лет назад, когда выходила за-
муж за Сона.
Пока гости усаживались вокруг стола, Сон выбежал
на минутку в кухоньку и сказал старухе:
— Не жален угощенья!..
Л она, обернув к нему помолодевшее, розовое лицо,
ответила изумленно:
— Как же я могу жалеть угощенья! Да знаешь ли ты,
кто у нас за столом? Ким Ир Сен!
Тогда Сон понял, почему лицо высокого человека
с первого взгляда показалось ему таким родным и близ-
ким. Он много раз видел товарища Ким Ир Сена на порт-
ретах. Сон тихо охнул и поспешил обратно к гостям.
Ким Ир Сеи и его спутники долго разговаривали со
старым крестьянином.
Сон вытащил нз заветного сундучка маленькую чашеч-
ку с рисовыми зернами.
— Я отобрал нз нескольких мешков самые крупные
зерна, — сказал он Ким Ир Сену. — И будущей весной я
посажу их. Из тех зерен, что вырастут, я опять отберу са-
мые крупные и добьюсь того, чтобы с каждым годом уро-
жай был все выше и выше.
Ким Ир Сен одобрительно кивал головой.
— Вы делаете большое дело, товарищ Сон. — говорил
он. — Нашей стране нужно много рнса, чтобы она стала
богаче и сильнее...
Старый Сон медленно перебирал лежавшие на его ла-
дони прозрачные, как осколки горного хрусталя, зерна
обрушенного риса.
— Раньше, — медленно сказал он, — мы говорили так:
в каждом зерне есть капля челопеческон крови. Сейчас мы
говорим по-другому: в рисовых зернах заложено наше
счастье.
Тут старуха принесла кушанья, и Ким Ир Сен охотно
ел белоснежный паб и острую кимчи, которую старуха
приготовляла лучше всех в деревне. На деревянном блк>-
ле, обожженном над костром, лежали маленькие рыбки.
139
Сон наловил их вчера в горном ручье, а старуха только
что зажарила их.
Потом все ушли, и Сон провожал Ким Ир Сена до са-
мой машины.
Вернувшись домой, он бережно взял со стола голубую
чашку, из которой Ким Ир Сен ел паб, и поставил чашку
на полку.
— Береги ее, это память. Из нее ел большой чело-
век! — сказал он своей старухе.
Каждый год осенью Сон наполнял голубую чашку са-
мыми крупными рисовыми зернами, отобранными для по-
сева. Он охотно раздавал эти драгоценные зерна кресть-
янам и учил их растить такой же чудесный рис.
Когда началась война и на многих полях уже не росло
ни риса, ни овощей, а нз развороченной, израненной зем-
ли всюду выглядывали осколки ржавого железа от упав-
ших бомб, Сон попрежнему трудился на своем поле. Он
собирал урожаи, и снова наполнялась его голубая чашка
драгоценными зернами. Правда, сейчас в деревне Сона,
как и во всех других деревнях Кореи, крестьяне работали
иначе, чем до войны. Днем выйти на поле нельзя было:
американские самолеты кружили над полями и, завидев
работающих, как коршуны бросались вниз, поливая людей
свинцом. Они убивали стариков, женщин и детей, безжа-
лостно истребляли в волов, трудившихся вместе с людьми.
Вот почему крестьяне стали выходить на поля только
ночью, при луне. Если же приходилось работать и днем,
люди трудились настороженно, зорко оглядывали горизонт
и при воздушной тревоге мгновенно уводили животных
и прятались сами в укрытиях, устроенных тут же. в
поле.
Однажды соседский мальчишка принес страшную
весть: к деревне подходят американцы. Тогда Сон сиял с
полки голубую чашку, завернул се в диелковый платок и
зарыл под старым деревом в саду. * <
Американцы прожили в деревне две недели. Они за-
кололи всех быков, и день и ночь горели костры, на кото-
рых жарились куски мяса. Пьяные песни неслись по де-
ревне. Враги рыскали по домам, выискивая тех, кто рабо-
тал в Крестьянском союзе или Народном комитете Трудо-
вой партии, хватали по любому поводу, объявляли пре-
ступниками тех, у кого дети учились в городе...
Однажды вечером пьяная ватага ворвалась в дом Со-
МО
па. Сон встретил их спокойно: он знал, что из дома уже
нечего вынести. Американские солдаты уже давно сверну-
ли головы курам, съели быка, погрузили в автомашины и
увезли куда-то рис и гаолян. Шелковые одеяла — гордость
старой Пе— валялись загаженные в помещении клуба, где
жили американские солдаты. Даже посуду они побили.
Сон и Пе питались когумн, Который они по нескольку
штук в день вырывали на своем поле. Старуха пекда когу-
мн прямо в золе. Эту незатейливую еду старики запивали
водой.
Но сегодня американцам требовалось, видно, что-то
другое. Вперед вышел переводчик — выпущенный из тюрь-
мы бывший полицейский, служивший у японцев — Хван.
— Говорят, что ты прячешь клад, — заявил он старику,
сверля его маленькими колючими глазками. — Ты прини-
мал здесь у себя Ким Ир Сена, и он подарил тебе много
денег.
Сон утвердительно качнул головой.
— Да, я принимал здесь Ким Ир Сена! — сказал он
гордо.
Хван перевел этот ответ, и американцы зашумели, за-
галдели, приближаясь к старику.
— Отдан золото, сын собаки! — крикнул Хван. —
Иначе мы повесим тебя на том старом дереве.
Сон усмехнулся.
— Ким Ир Сен подарил мне много золота, — сказал
Сон, — но оно спрятано у меня тут. — И он коснулся ру-
кой сердца.— Отсюда вам не добыть его никогда...
Много дней и ночей раскачивался труп старого Сона на
дереве. И когда шумел ветер, дерево скрипело так жалоб-
но, словно прощалось со стариком. Потом американцы,
под натиском Народной армии, удрали нз села. Односель-
чане сняли тело старого Сона и похоронили его на солке,
на самом красивом месте, откуда видны были и речка, и
мостик, и рисовые поля.
Когда настала пора сажать рис, старая Пе пришла к
председателю Крестьянского союза и принесла ему голу-
бую чашку.
— Вот зерна, которые он отобрал, — сказала она
грустно.
141
Чудесный рис посадили и на участке Сона и на других
участках, потому что Сон успел раздать крестьянам много
драгоценных зерен.
Вот рис поднялся, зашумел, встал под солнцем такой
яркозеленый, каким любил его Сон, каким он мечтал ви-
деть его на всех полях родины — на Севере и на Юге.
...Еще идет в Корее кровавая, тяжелая война, но ни в
одной деревне вы не увидите ни одного невозделанного
поля, и всюду, куда бы вы ни пришли, крестьяне расскажут
вам историю о старом Соне. Иногда его называют Кимом,
или Цоем, или Чо, но во всех рассказах он все тот же —
храбрый, честный, трудолюбивый корейский крестьянин,
защитник родипы. И всюду па полях шумит в наливается
живительными соками чудесный рис, сбереженный от
врагов.
Июнь. 1952
СОДЕРЖАНИЕ
От автора....................  .	3
Цветы старого Чу................. 13
Мальчик с огненного поля .....	19
Маису муган!................. . 28
Выстрелы на границе ...... 33
Конец «летающей крепости» ....	37
Домик в ущелье....................43
Два отца..........................49
Встреча на дороге.................53
Нугу-ё?.......................... 57
Красные флажки....................61
Пятьсот...........................65
Сын...............................70
Танцовщица Сук Ча ..............  77
Брат из Китая.....................85
Костер на горе..................  89
Сигетап . .......... 93
Разноцветная коробочка............97
Мухи в пакете..........-	.... 105
Человек с пятнистой кожей .... Ill
Однажды ночью....................116
Колонна идет вперед..............122
Книга о смелых...................126
Школа под землей.................131
Чудесный рис.....................136
К ЧИТАТЕЛЯМ
Отзывы об этой книге просим
присылать по адресу: Москва 47,
ул. Горького, 43, Дом детской
книги.
ДЛЯ СЕМИЛЕТИЕ!, ШКОЛЫ
Отяетспгенный редактор 6. Камяр. Художественный редактор Н Комароо*.
Технический редактор А. Проэоривскав. Корректоры Е. Виаыер я
Е Трупжовсааа.
Слепо в набор 22/1 1963 г Подписано к печати 26411 1953 г Формат MX 108 К»
— 2.25 бум. = 7,30 нсч. л (6.68 уч.-ВМ. л ). Тираж 2OJ ООО мп. A0I6U1
Цена 3 р.	Заказ М 90. 
Флбр<н;а детской книтп Деггпза. Москва, Cytueacmin вал. 19.