ЗАПИСКИ
НАУЧНОГО
OБЩЕСТВА
МАРКСИСТОВ
№ 3
ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ НАУЧНЫМИ УЧРЕЖДЕНИЯМИ
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
1928

1928	ГОЛ	ИЗДАНИЯ	ЧЕТВЕРТЫЙ	1928№ 3(11)ЗАПИСКИ
НАУЧНОГО ОБЩЕСТВА МАРКСИСТОВ
ОТВ. РЕДАКТОР
проф. М. В. Серебряков
ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ НАУЧНЫМИ УЧРЕЖДЕНИЯМИ (ГЛАВНАУКА)
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
МОСКВА 1928    ЛЕНИНГРАД

П, 19. Г из № 28687/м.
Ленинградский Областлит № 18169
8Vo л. Тираж 1500.

СОЦЦА.НЬНО-ПО.ШТПЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА.
Поль Гольбах — единственный из фнлософов-матсрпалистоп
XVIII в., в произведениях которого мы находим не только всесто¬
ронне развитое философское мировоззрение («Гнстема природы»), но
и очень детально разработанную систему социально-политических
взглядов. Не преувеличивая, можно сказать, что в произведениях
Гольбаха, посвященных вопросам морали и политики, формулирована
социально-политическая программа Неликой французской револю¬
ции. Французских материалистов принято упрекать в абстрактности
их социальных теорий, в общечеловеческом, вневременпом и впе-
проетранствепном характере нх общественных воззрений, — в непсто-
ричности. Эти упреки покоятся на солидных основаниях. Несмотря
на все этп недостатки, материалисты XVIII в. внимательно присма¬
тривались к современной общественно-политической жизни. Гольбах,
напр., не только ясно видел основные пороки политического строя
Франции с точки зрения идеолога буржуазии, по и сумел противо¬
поставить нм весьма конкретную программу политических реформ,
по своей цельности' не оставляющую никаких сомнений в классовой
природе философского материализма XVIII в.
Гольбаха немало интересовали и экономические проблемы, как
практические, так и теоретические. Экономические воззрения Голь¬
баха значительно менее яспы, чем его политические взгляды, но пред¬
ставляют некоторый интерес, характеризуя несомненного идеолога
французской буржуазии и его отношение к школе физиократов —
господствовавшей экономической теории эпохи. Исследование его
взглядов представляет особый интерес, потому что на нем больше,
чем на ком-либо из французских материалистов, можно выявить клас¬
совую подоплеку этого замечательного общественного движения.
Не все материалисты во всем придерживались одинакового мнения.
Б частности, Гольбах был умерепнее, напр., Гельвеция. Все же взгляды
его могут быть положены в основу характеристики материалистов
XVIII в. Не желая предупреждать выводов, которые должны быть сде¬
ланы на основании анализа произведений Гольбаха, мы прямо перей¬
дем к детальному рассмотрению лнтературпого материала в том по¬
рядке, который нам представляется наиболее подходящим.
Б основу общественной организации Гольбах кладет естестве н-
н ы е законы, которые называет так, «потому что они вытекают из
нашей природы, из нашей сущности, из любви к собственной жизни.

и. с. ПЛОТНИКОВ
иа желания сохранить ее, из непреодолимого тяготения, которое мм
чувствуем к полезному и приятному, из отвращения ко всему вредному
и неприятному» (1\ N.,4.1, стр. 14). Они остаются одинаковыми для
человека как изолированного, так и живущего в обществе: «Обще¬
ство имеет целью сделать человека счастливее, чем это доступно чело¬
веку, живущему изолированно от других; правительство создано
с тем, чтобы выполнять обязательства общества но отношению к своим
членам; отсюда следует, что естественные законы не могут быть ни
отменены, ни приостановлены в общественном состояпии» . . . (Р. N.,
ч. 1). Народ может быть счастлив лишь постольку, поскольку он
управляется согласно естественным законам. Гражданские законы не
должны расходиться с естественными, тем более — пм противоречить.
Гражданские законы — не что иное, как «естественные законы, при¬
способленные к потребностям, обстоятельствам и частным интересам
народов» (М. U., т. 11, стр. 27). Только гражданские законы могут
и должны изменяться соответственно переменам в жизни народов:
«Естественные законы вечны и неизменны, будут действовать до тех
пор, пока существует человеческий род» (Р. N., ч. 1, стр. 28).
Ь системе взглядов Гольбаха учение о «естественных законах»
является основанием, на котором строится положительная политиче¬
ская программа: вместе с тем, оно служит оселком, на котором про¬
веряются фактически существующие законы и отбрасываются, как
непригодные. Гольбах следует в самом понятии «естественных зако¬
нов» за физиократами. В предисловии к «Physiocratie» Dupont de
Nemours так характеризует учение Кенэ: «Определенная и закончен¬
ная система, которая излагает с очевидностью естественное
право людей, естественный порядок в обществе и
естественные законы, наиболее выгодные объединенным
в обществе людям» (стр. 19). Физиократы различали естественные
законы для человека, живущего изолированно, и для общества. Тот же
Dupont говорит об изолированном индивиде — Робинзоне на необи¬
таемом острове: «В этом, как и во всяком ином случае, он (человек)
по самой своей сущности подчинен физическим законам естествен¬
ного и всеобщего мирового порядка . . . Самой природой он выну¬
жден заботиться о самосохранении под угрозой страданий и смерти . .
Иначе он не осуществит права делать то, что ему выгодно; он не вы¬
полнит долга, предписанного ему природой; и неизбежным следствием
естественного закона будет быстрое и суровое наказание за такую
небрежность». Совершенно в том же духе изображает Гольбах по¬
следствия подчинения человека естественным законам, или их нару¬
шения: «Природа определила вознаграждение за соблюдение своих
законов и сурово наказывает их нарушителей» (Р. N., ч. 1, стр. 15).
Естественные законы, действующие' в общественном состоянии,—
те же, что и естественные законы в изолированном состоянии. Люди
не уничтожают друг друга, понимая, что «такое состояние войны при¬
вело бы их всех, в конце концов, к гибели; в ожидании же этого

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ	Ц
печального конца они вес должны были бы
при которой никто из них не пользовался бы ...
что ему выгодно (Phys., стр. 20). Таким образом,
общество в своих же интересах: ♦Общественные
случай всеобщего порядка природы», пишет
(в применении к обществу). . . суть существенные
люди должны подчиняться, чтобы обеспечить себе выгоды, ветюрые
может им доставить естественный порядок ...
предписывают соединение людей в общества, устанавливают прдоида
этого соединения» . . . (Phys., стр. 21 — 22). Естмтвеинпе пути»
у физиократов представляет обоснование буржуазной г
естественные законы относятся к необходимым условиям нормаль¬
ного воспроизводства. У Гольбаха же теория естественных законов
представляет средство вывести основные принципы буржуазного обще¬
ства и государства, которые ему представляются столь же вечными и
естественными, как физиократам — естественные законы
ного производства.
Каковы же, по Гольбаху, основные принципы общественной жинии?
«1) Свобода, которая заключается в праве в* л ап, для собствен¬
ного счастья или в своих интересах все, что не противоречит счастью
и интересам других; 2) законы должны обеспечить навсегда соб¬
ственность, т. е. спокойное и надежное обладание тем. что
гражданин справедливо приобрел: 3) законы должны
каждому гражданину личную безопасность» (Etbocratie. стр. Эб)-
Эти три основных права Гольбах считает важнейшим предметом
государственных забот. Право собственности — естественное право,
следствие естественных законов: «Естественные законы *
человеку право, именуемое собственностью» (Р. N.. стр. Щ. «Свб-
ственность имеет своим основанием необходимое отношение между
человеком и продуктом его труда . . . Собственность основана ва
природе человека». Для Гольбаха следствием естественных лаковом
природы человека является не только собственность, но и неравен¬
ство собственности, так как оно вытекает из естественного неравен¬
ства людей, основанного на их природе, способностях и т. д.
Гольбах, однако, не всякую собственность считает естественной r
закономерной. К феодальной собственности он относится от
объявляя ее несправедливой, видя в ней узурпацию:.»Если бы знать,
у которой король пожелал бы отнять вредные привилегии, ссылалась
на священное право собственности, он ответил бы им, что сыктвев-
ность есть лишь справедливое обладание; то яве, что противоречит
счастью всего народа, не может быть справедливым:
собственности земледельца, не может считаться правом, но предста¬
вляет узурпацию, нарушение права (земледельца),
полезнее нации, чем защита небольшой кучки господ, которые, вс
довольствуясь тем, что сами ничего не делают, оказывают сопроти¬
вление труду самому важному и для них самих и дли общества*

6
11. с. ПЛОТНИКОВ
(Kthocr., стр. 57). II Гольбах заканчивает отрывок вопросом, который
звучит пророчески: Знатные и богатые, поймете ли вы когда-нибудь,
что вы ничто без работы бедняков?» Гольбах расшифровывает, таким
образом, тот смысл, который он вкладывает в понятие собственности,
как естественного права. Таковым является только буржуазная соб¬
ственность. Только она вытекает из природы человека: феодальная
же собственность противоречит его природе. Мы увидим дальше, что
Гольбах, без всяких нежностей и компромиссов, требует уничтожения
всех ^священных» феодальных прав. Отметим, что самым важным и
священным для общества Гольбах считает труд земледельца.
Рассмотрим теперь, как Гольбах раскрывает, что он понимает под
свободой. Много полных пафоса странпц написано им против тира¬
нии, которую он обвиняет во всех смертных грехах. До Великой фран¬
цузской революции политические темы не могли затрагиваться в пе¬
чати без опасности для их авторов, которые, поэтому, вынуждены
были издавать своп произведения в Англин или Голландии анонимно,
когда они не были расположены к восхвалению порядков современной
Франции. Прп всем том они не решались ставить точки над «и», назы¬
вать веши своими именами, напр., называть французские порядки,
в эпоху Людовпка XV пли XVI, тиранией или другими неприятными
словами. Чаще они позволяли себе ругать эпоху исторически более
отдаленную, напр, правление Людовика XIV, или хвалить порядки
в Китае, которому почему-то в XVIII в. приписывали немало совер¬
шенств (особенно, физиократы), или нее, наконец, довольствовались
нападками на абстрактную тиранию. При чтении французских
материалистов, вообще, и Гольбаха, в частности, нужно, однако, иметь
в виду, что в абстрактной форме критикуется вполне конкретное
общественное содержание — общественно-политический строй доре¬
волюционной Франции. Современники французских материалистов
нисколько не обманывались насчет тех условий, которые подверга¬
лись уничтожающей критике в этих произведениях. Под тиранией
Гольбах имеет в виду абсолютную сословную монархию, каковой была
Франция до революции: «Тирания — несправедливость, совершае¬
мая правителями против общества» (М. U., т. I, стр. 6) или «тира¬
ния — желать управлять нацией против ее воли» (Р. N., т. II, стр. 7).
На вопрос, как народы допустили тиранию, Гольбах отвечает:
«Деспотизм усханавливается силой и хитростью, держится затем
насилием, обманом и особенно невежеством» (Р. N., т. II, стр. 10 — 11).
Тирания является причиной убыли населения, войн, бесплодия
почвы, голода: «вследствие тирании, плодородная земля стано¬
вится бесполезной; небрежность или скупость власти изгоняют из
государства здоровье; многочисленные налоги обращают в бегство
торговлю и промышленность» (Р. X., т. II, стр. 35 — 36). Абсолю¬
тизм не был бы так плох, если бы власть находилась в руках добро¬
детельных королей, заботящихся о благе народа, — Марков Авре-
дпев, Титов. К сожалению, меланхолично замечает Гольбах, добро¬

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА
7
детельные короли очень редки. II все же, чем больше власти в руках
добродетельного короля, тем лучше, тем больше он сможет сделать
для блага нации: «Абсолютная власть очень полезна, когда она ставит
себе целыо уничтожить злоупотребления, исправить пороки, рефор¬
мировать иравы. Деспотизм был бы нанлучшпм из правительств,
если бы можно было надеяться, что власть будет всегда принадлежать
Титам, Траянам, Антонинам» (Eth.. стр. б). А так как добродетель¬
ные короли — белые вороны, то надежнее ограничение королевской
власти, чего, впрочем, Гольбах ждет от какого-нибудь добродетель¬
ного короля: «Зная, что самый благоразумный монарх может быть
сменен безумным тираном, он (добродетельный король) свяжет
своих преемников такими законами . . ., чтобы злонамеренность не
могла без опасности их нарушить пли уничтожить». (Eth., стр. 16).
Только власть, основанная на добровольном подчинении народов,
законна. Тот пли те, кто управляет обществом против его воли, не
могут рассматриваться, как государи: это — узурпаторы. Те, кто
получил власть вначале с разрешения общества, но впоследствии
управляют им против его природы, намерений, первоначальной цели —
тпраны. Государь — тот, кто правит с согласия общества; узурпа¬
тор — тот, кто опирается на насилие: тиран — тот, кто обращает
против общества его же собственные силы» (Р. К, т. I, стр. 88). Воля
общества — высший закон как для государя, так и для подданного.
Каким же образом может обнаружить себя воля общества? На это
Гольбах отвечает: «Как соединят они (члены общества) свои жела¬
ния, чтобы выразить свои намерения? — Посредством своих пред¬
ставителей» (Р. N., т. I, стр. 111). Гольбах пробует убедить королей,
что в их же интересах знать нужды, желания и интересы народа. Об
этом королю никогда не скажут правды придворные, преследующие
свои личные эгоистические цели. Только независимые народные пред¬
ставители могут сообщить королю всю правду. Гольбах имеет вполне
определенное мнение по вопросу о том, из кого должны состоять и
кем должны выбираться народные представители: «Основные законы
должно определенно установить собрание (un corps) представителей,
избранных среди самых честных, образованных, наиболее заинтере¬
сованных в общественном благе, которым должно быть поручено
защищать интересы свои и своих сограждан» (Eth., стр. 16). Если
в этом месте состав народных представителей и их избирателей, носит
неопределенный характер, то в других местах Гольбах с ясностью,
не оставляющей сомнений, объявляет единственным классом, который
должен иметь активное и пассивное избирательное право земле¬
владельцев: «Выбирая представителей, народы дают советни¬
ков своим государям. Эти советы, чтобы правильно отражать волю
народа, должны быть образованы из граждан, чьи знания, таланты,
добродетели и, особенно, личный интерес привязывают к отечеству
и позволяют знать его силы, положение, нужды. . . Никто не заин¬
тересован больше в благе государства, чем тот, кто страдает от его

8
п. с. плотников
бедствий и выигрывает от его выгод: собственность (земельная),
землевладение привязывает человека к своей стране, к своим согра
жданам» (Р. X., т. I, стр. 134 — 135).
Дополнительные доводы в пользу землевладельцев, как предста¬
вителей народа, Гольбах развивает в другом месте. Что привязывает
гражданина к отечеству? — Владение землей, от которой зависит его
благосостояние, которое делает отечество дорогим, отождествляет
его со страной: на землю падают прямые пли косвенные налоги, удачи
и бедствия, которые выпадают на долю нации, война ведется для за¬
щиты земли: торговля необходима для обращения продуктов земли;
право полезно для обеспечения землевладения. Таким образом, только
владение землей создает истинного гражданина, а ка¬
ждый истинный гражданин должен быть представлен в государстве,
должен иметь право голоса соответственно своей заинтересованности
в государстве» (Р. X., т. I. стр. 178 — 189). Еще в одном месте Голь¬
бах просто отождествляет землевладельцев со знатью: «Добродетель¬
ная знать (noblesse), гражданственная и просвещенная, была бы по¬
кровительницей народа и образцом для него: члены ее, тесно спло¬
ченные, были бы по праву представителями нации: они образовали
бы стену, которую никогда не могла бы опрокинуть тирания» (М. U.,
т. 11, стр. 114).
Несмотря на то, что Гольбах в «Ethoeratie» высказывается неодо¬
брительно об английской конституции, он развивает иногда взгляды
на народное представительство, как на учреждение в роде англий¬
ской палаты лордов. Гольбах определенно высказывается против пред¬
ставительства всех прочих общественных классов кроме землевла¬
дельцев. Право выбора представителей может принадлежать только
истинным гражданам, т. е. людям, заинтересованным в общественном
благе, связанным с отечеством благодаря землевладению (S. s., т. II,
стр. 51). Только эти .люди достойны именоваться народом: «Под сло¬
вом народ здесь не имеется в виду глупая чернь, лишенная образо¬
вания и здравого смысла, которая в любой момент может стать ору¬
дием и соучастницей беспокойных демагогов, которые хотели бы на¬
рушить общественный порядок. Всякий человек, имеющий достаточ¬
ный доход от землевладения, всякий отец семейства, владеющий зем¬
лями в стране, должен рассматриваться, как гражданин. Ремеслен¬
ник, купец, наемник должны находиться под покровительством го¬
сударства, которому они полезны, каждый в своем роде, но они яв¬
ляются истинными членами общества только тогда, когда своим трудом
п деятельностью приобрели землю. Только земля создает гражданина
(S. s., т. И, стр. 521).
В «Очерках по истории материализма» Плеханов, характеризуя
философский материализм XVIII в., пишет: «Философия XVIII в.
была лишь идеологическим выражением борьбы, начатой револю¬
ционной буржуазией против духовенства, дворянства и абсолютной
монархии» (Сочинения, т. VIII, стр. 40). В другом месте Плеханов

СОЦНЛЛЬПО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА	9
замечает: «Гольбах был, именно, таким теоретиком буржуазии. —
до мозга своих костей, до педантизма» (стр. об). Как совместить это
с вышеприведенными взглядами Гольбаха? Мог ли идеолог буржуа¬
зии так горячо ратовать за участие во власти землевладельцев, за
исключение из участия в государственной власти ремесленников,
купцов, наемников? Как бы то ни было, это требует объяснения, ко¬
торым мы займемся позже.
1 ольбах не всегда был последователен в своих политических взгля¬
дах. Иногда он высказывается таким образом, что дает повод подо¬
зревать его в стремлении к законосовещательному
представительству. Мы уже приводили цитаты, в которых Гольбах
говорит о народном представительстве, как совете при короле: «Чтобы
государь узнал желания своего народа, которые должны быть пра¬
вилом для него, нужды народа, которые он должен удовлетворить,
бедствия, которые должен излечить, нужно, чтобы народ был пред¬
ставлен каким-нибудь собранием, которое доводило бы до сведения
государя справедливые просьбы его подданных и которое, не обла¬
дая правом верховной власти, направляло бы ее
движения, умеряло следствия и даже останавливало бы ее, когда
она становится вредной (право veto!)» (Р. N., т. 1, стр. 131). В дру¬
гих случаях Гольбах высказывается за предоставление таких прав
народным представителям, которые фактически превращали бы их
в верховную власть. Так он требует для народных представителей
права собираться, не дожидаясь созыва пх королем. Законодательное
собрание должно устанавливать законы, обсуждать, исправлять п
отменять их. Оно же должно облагать налогами, начинать войну
и заключать мир, определять размеры государственного долга(Eth.,
стр. 17).
Гольбах не забывает и об ответственности министров: «Государь,
искренне стремящийся к общественному счастью, не должен ревниво
держаться за право назначения министров, в выборе которых он
всегда может быть обманут» (Eth., стр. 18). Чтобы сделать парламент
независимым от королевской власти, Гольбах предлагает запретить
чиновникам быть народными представителями: «Никто не может
служить одновременно двум господам» (Eth., стр. 18). Гольбах защи¬
щает аристократический порядок, при котором народный предста¬
витель не должен оплачиваться правительством: «Должно быть до¬
статочно одной чести представителям государства» (Eth., стр. 18).
Гольбах требует также ответственности депутатов перед избирате¬
лями, права отзыва депутатов. Таким образом, идеачюм его является
конституционная монархия с ограниченным кругом политически
правоспособных граждан (землевладельцы).
По Гольбаху — нет худшего политического строя, чем демократия.
Даже абсолютизм кажется ему предпочтительнее демократии: «Деспот
предпочтительнее, чем деспотическая организация (corps); из всех
форм тирании, демократия — наиболее жестокая и наименее ра¬

II. с. ПЛОТНИКОВ
зумная форма (Р. N., т. I, стр. 181). Особенно опасна демократия тем,
что она представляет широкий простор влиянию на парод д с м а-
готов. Демократия проводит в государственном устройстве прин¬
цип равенства граждан, которому все приносится в жертву, даже
добродетель. Призтом следует ссылка на добродетельного Аристида,
которого афиняне подвергли остракизму. Демократическое равенство
приводит к беспорядкам и противоречит справедливости. Имеете
демократии, Гольбах рекомендует иной политический строй: «Дво¬
рянин, который является защитником страны по своему сословию,
зпатный человек, дающий советы государям, судья, который отдает
свое время поддержапшо права и порядка, справедливо выделяются
из других: их не должно смешивать с посредственностью, которая
не оказывает таких же услуг отечеству (М. U., т. II, стр. 114 -—
115).
Выступая против демократии, Гольбах не упускает случая ляг¬
нуть апостола равенства, Руссо, которого называет проповедником
«химерического равенства». В защиту неравенства и его естествен¬
ности, мы найдем у Гольбаха, по меньшей мерс, три основных довода.
Во-первых, люди пе равны от природы, отличаясь между собой силой
и умственными способностями. Отсюда вытекает, во-вторых, их
неодинаковая роль в обществе, что влечет за собой общественное не¬
равенство. Наконец, то же различие в способностях вызывает нера¬
венство имущественное. Поэтому равенство, полагает Гольбах, про¬
тиворечит самой природе человека. В частности, он считает ошибоч¬
ным мнение Гельвеция, видевшего в воспитании единственную при¬
чину различия между людьми. По Гольбаху, помимо воспитания нужно
учитывать естественную организацию, от которой зависят ум и спо¬
собности. Реакционные мотивы в этом случае позволили Гольбаху
видеть верно, но выводы, которые оп делает отсюда, совершенно
песостоятельны.
Неравенство, в защиту которого онолчается Гольбах, не есть,
однако, неравенство феодального строя. Если в основе неравенства
лежат просвещение, заслуги, способности, собственность, оно вся¬
чески приветствуется им. По, если в основу неравенства кладется
рождение, оно объявляется Гольбахом неразумным. Гордость про¬
исхождением— пустое тщеславие, так как она основывается на слу¬
чайных обстоятельствах, нисколько не зависящих от наших достоинств,
из которых не вытекает ничего хорошего для других людей» (М. U.,
т. 1, стр. 178). Происхождению, как источнику общественного поло¬
жения, Гольбах противопоставляет добродетель. Под этим несколько
туманным понятием, как было указано выше, имеются ввиду такие
личные (а не родовые) преимущества, которые как раз присущи иму¬
щим классам: «Добродетель не передается рождением: достоинство —
личное качество; казалось бы, что разум и общественный интерес
требуют, чтобы почести, отличия, знатность, вместо того чтобы быть
наследственными, находились в распоряжении справедливого пра-

СОЦПАЛЬПО-ПОЛИТИЧЕСКПЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА
11
внтельства в качестве средств, способных побуждать к полезной службе
государству и вознаграждать тех, кто содействовал бы его счастью»
(М. U., т. II, стр. 91).
Пполне последовательно Гольбах восстает и против нравов фео¬
дальной знати, папр., ее понятий о чести, которая должна защи¬
щаться оружием. Эти замечапня обращены против дуэлей, очень
распространенных среди дореволюционного дворянства. Почетные
привилегии дворянства ои называет «легкомысленными отличиями,
детскими и непрочными преимуществами, пустыми титулами, мни¬
мыми правами, иногда весьма несправедливыми: дворяне считают
себя существами, отличными от других людей» (М. U., стр. 11*2), и
смотрят на горожан, как на вольноотпущенников своих предков.
Он называет феодальную юриспруденцию — варварской. Мы увидим
позже, что Гольбах осуждает сословный строй дореволюционной
Франции не только во имя абстрактных морали и разума, но считает
его и экономически вредным.
Очень часто Гольбах направляет с недвусмысленной ясностью
своп удары против различных сторон политического строя Франции.
Так, он выступает против продажности судебных должностей, что
было источником доходов для королевской власти. Понятно, что
и судьи, приобретшие за немалую толику денег своп должности (при¬
чем от покупателя вовсе не требовались юридические познания),
старались первым долгом возместить свои расходы на тяжущихся
сторонах. Таким образом, продажность судебных должностей влекла
за собой подкупность судей. Другим злом судебного дела была за¬
путанность судопропзводства, что облегчало судьям и прочим чинов¬
никам извлечепис доходов. Гольбах говорит о распространенных,
в связи с этим,обычаях.Тогда говорили: если ты безусловно прав,
старайся покончить дело со своим противником миром, но если
неправ, судись. Гольбах высказывается за менее частое примене¬
ние смертной казни, применявшейся и за сравнительно мелкие пре¬
ступления. Любопытно основание, которое им приводится: «Вслед¬
ствие этого (частого применения смертной казни) нации лишаются
слишком большого количества людей, услугами которых они могли
бы пользоваться» (М. U., т. II, стр. 143). Гольбах также против
пыток, применявшихся, как мера судебного следствия. Законы
Франции неодинаково каралп за одни и те же преступления, в зави¬
симости от общественного и сословного положения виновного: «Нет
страны в мпре, где закон был бы одинаков для всех подданных: суро¬
вый — для слабого и бедного, он смягчен для богатых и знатных»
(Р. N., т. I, стр. Р24). Против этих и многих других недостатков,
Гольбах выдвигает большую политическую программу, в своей сово¬
купности очень характерную для освещения классовой идеологии
самого Гольбаха.
Мы видели уже, что Гольбах — сторонник конституционного ре¬
жима с представительством одной общественной группы, землевла-

12
п. с. плотин к ob
дольцев. Вместе с тем он намечает и другие оеновные законы поли¬
тической конституции. Основным требованием для благоустроенного,
т. е. буржуазного, гоеударства является равенство всех граждан перед
законом, а не химер1гческое имущественное равенство. Должна быть
обеспечена неприкосновенность личности. При этом Гольбах с го¬
речью вспоминает о lettres de cachet (ордерах на арест). Конституция
должна дать свободу совести н печати. Налоги должны устанавли¬
ваться парламентом, перед которым монарх отчитывается в совершен¬
ных правительством расходах: «Монархия вырождается в деспо¬
тизм, последний же в тиранию всегда, когда государь распоря¬
жается армией, устанавливает по собственному произволу государ¬
ственные доходы, не ответствен перед народом за расходование обще¬
ственных средств» (Р. N.. т. II, стр. 591).
Мы имели бы неполную характеристику воззрений Гольбаха,
если бы не разобрали его экопомическпе взгляды, которые также
можно разделить на экономическую теорию, критику экономической
политики дореволюционной Франции и положительную экономиче¬
скую программу. Мы начнем с двух последних моментов и закончим
экономической теорией.
Собственность, в защите которой Гольбах видит главную задачу
государственного строя, это буржуазная, а не феодальная собствен¬
ность. Последнюю он не считает достойной защиты, но, как мы видели,
прямо требует ее отмены. Восставая протпв всяких феодальных прав
и привилегий, Гольбах не забывает и экономических феодальных
привилегий, а также тех, которые, не являясь сами экономическими,
влияют на хозяйство. Таково право охоты: «Столь благородное право
охоты обесплодило землю: поля были опустошены, а земледельцы
разорены для забавы господ: жизнь диких зверей больше ценилась,
чем человеческая жизнь (М. Г., т. II, стр. 112). Подобно праву охоты
экономически вредны и другие феодальные привилегии, как повин¬
ности (servitudes), redevances, барщина, баналптеты, p£ages и др.»
(Eth., стр. 50). Они невыгодны и самим землевладельцам, которые
однако держатся за них, как за почетные права. «Мнимые права,
которыми пользовались их предки, и к которым их привязывают тще¬
славие, невежество и предрассудки, очевидно, противоречат их истип-
ным интересам, вызывают ненависть к знати их сограждан, вредят
обществу, разоряют земледельца, являются помехой торговле, мешают
промышленности, противоречат изобилию и общему счастью, нако¬
нец, уменьшают доходы, благосостояние и удобства знати» (Eth.,
стр. 49). Король, в интересах государства, должен отменить все эти
привилегии.
Большое внимание Гольбах уделяет налоговой системе, высказы¬
ваясь, прежде всего, против всяких налоговых изъятий. Франция
XVIII в. делилась на две части: знать и вообще дворянство было
освобождено от некоторых налогов, падавших зато тяжелым бреме¬
нем на крестьянство и прочие политически угнетенные слои насе-

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА	13
лення. К числу таких налогов относилась подушная подать (capita-
tion). Она была неособенно велика по абсолютной величине, но чрез¬
вычайно тягостными были способы ее взимания, о чем. напр., очень
подробно рассказывает экономист XVII в. (Boisguillebrrt) в своем
«Detail de la France». Значительный произвол в установлении ее раз¬
меров, круговая порука за неплательщиков, большие штрафы за
неуплату в срок — все делало этот налог особенно ненавистным на¬
селению. Дворянство и духовенство были свободны от него. Гольбах
прямо имеет ввиду современные порядки, когда пишет: «Самые знат¬
ные, самые богатые, наиболее покровительствуемые, под названием
изъятий, привилегий, прерогатив, обычно освобождены от часта
налогов, которыми часто прпдавлен неимущий земледелец» (Eth.,
стр. 25). Такие изъятия Гольбах считает несправедливыми. Какое
представление о справедливости должны иметь в странах, где знать,
т. е. самые богатые граждане освобождены от налогов, которыми
перегружен бедняк? В главе, посвященной обязанностям духовен¬
ства, Гольбах высказывается за обложение его налогами, наравне
с другими гражданами. При старом порядке духовенство имело право
добровольно облагать себя, и за эти «подарки» государству было
освобождено от платежа налогов.
По Гольбаху все обязаны платить налоги, причем налоговое обло¬
жение должно исходить пз следующих принципов: 1) налог падает
на всех; 2) он имеет определенную величину; 3) высота его должна
соответствовать платежеспособности граждан; 4) необходимые сред¬
ства существования не должны облагаться налогом; налоги должны
падать на предметы роскоши; 5) с величайшей осторожностью сле¬
дует облагать торговлю, чтобы не стеснить ее свободу: не должны
облагаться экспортные товары (Р. X., т. II, стр. 142 — 144). В част¬
ности Гольбах за то, чтобы налоги с крестьянина взимались в виде
продуктов сельского хозяйства, а не в денежной форме. С величай¬
шим негодованием, выражая взгляды чуть ли не всей Франции,
Гольбах говорит о системе откупов, которая освобождала правитель¬
ство от непосредственного взыскания налогов, передавая это дело
откупщикам, но ложплась страшным бременем на плательщиков
налогов, причем, конечно, больше всего страдали бедняки и непри¬
вилегированные классы населения. Гольбах называет откупщиков
монополистами и мечет громы против деспотов-королей, прибегаю¬
щих к их услугам.
Помимо налогов, важными источниками средств для постоянно
нуждавшейся в них (особенно, со времени Людовика XIV) королев¬
ской власти был кредит. Правительство прибегало ко всевозможным
приманкам, чтобы извлечь из карманов частных лиц возможно больше
денег, пользуясь, напр., высоким процентом. Таким образом возник
государственный долг, поглощавший большую часть бюджета ввиду
платежа процентов. Чтобы уменьшить бремя долга королевская власть
неоднократно прибегала к банкротству в виде неплатежа процентов

14
и. с. плотииков
или повышения денег. Последним обозначалось номинальное повы¬
шение наименования монеты при неизменном весе драгоценного ме¬
талла. От этого выигрывали те же откупщики, располагавшие боль¬
шими денежными средствами, и скупавшие за бесценок облигации
государственных займов, за которые они получали но полной стои¬
мости. Гольбах против государственного долга: «Кредит, в сущности,
не что иное, как- скрытая форма налога, который тем несправедливее,
что надает на бедняков, на земледельцев: на землевладельцев, кото¬
рые вынуждены оплачивать проценты долга ... По своим послед¬
ствиям кредит становится источником порчи правой для многих гра¬
ждан: он благоприятствует их беспечности п лени, доставляя нм, без
труда н без пользы для государства, средства существования за счет
трудолюбивого и деятельного человека» (Р. N., т. 11, стр. 160). От¬
метим еще, что Гольбах разделяет со многими английскими меркан¬
тилистами мысль о рабочих домах, как о средстве помощи беднякам.
Перейдем теперь к характеристике экономической теории Голь¬
баха, поскольку можно говорить о таковой. Уже Плеханов, в статье
о Гольбахе, отметил его близость к физиократам. Впрочем, Гольбах
сам об этом говорит. Так, присоединяясь ко взгляду физиократов,
что земля и сельское хозяйство являются основой народного благо¬
состояния, он пишет: «Немало усердных и добродетельных писателей
доказали, в многочисленных произведениях, какое впиманпе прави¬
тельство должно обращать на земледелие, от которого, как от ствола,
исходят все ветви политической экономии» (Eth., стр. 144). Чтобы
не было сомнения, кто имеется ввиду, он добавляет: «Вся Европа
знает бесчисленные произведения, опубликованные уже несколько
лет тому назад обществом хороших граждан, известных под названием
экономистов, полезная ассоциация которых обязана своим существо¬
ванием патриотическим усилиям покойного Кснэ. королевского врача,
и маркиза Мирабо, автора «Друга людей» (Eth., прим., стр. 144).
Помимо общих у Гольбаха идей е физиократами, мы заметим и раз¬
личия, которые немаловажны для определения его классовой природы.
Основная идея физиократов, как известно, заключалась в том,
что единственным источником богатства являются сельское хозяйство
и добывающая промышленность. Только в этих отраслях создается
прибавочный продукт. А так как производительным физиократы
считали лишь такой труд, который создает прибавочную стоимость,,
то, в соответствии со своими взглядами, они противопоставляли земле¬
дельцев, как класс производительный (productive), ремесленникам
и торговцам, как бесплодному классу. В самом сельском хозяйстве
физиократы различали крупное капиталистическое (фермерское) и
мелкое крестьянское (половники) производство. Будучи сторонни¬
ками получения возможно большего чистого продукта (produit net),
под каковым имели ввиду прибавочную стоимость, точнее земельную
ренту, физиократы защищали крупное фермерское производство и
относились отрицательно к мелкому крестьянскому хозяйству.

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА
Эти идеи позволяют думать, что физиократов можно рассматривать,
как идеологов капиталистического землевладения, как культурные
землевладельцев по тому времени, понимавших преимущества пере¬
хода от феодальной аренды и эксплуатации полунищего крестьянства
к капиталистической аренде. При этом физиократы были не только
теоретиками желательной организации сельского хозяйства, но и за¬
щитниками отношений, фактически развившихся, несмотря на все
феодальные стеснения, в значительной части сельской Франции, при¬
чем в некоторых провинциях капиталистическая аренда даже господ¬
ствовала. Если бы Франция последовала по путям, предуказанным
физиократами, практическая попытка к чему была сделана министром-
физиократом Тюрго, она пережила бы капиталистическое переро¬
ждение сельского хозяйства со всеми его социальными последствиями,
в виде вытеснения мелкого крестьянства, постепенного уничтожения
феодальпых пережитков и образования конституционной монархии,
как ото произошло в Англин (правда, не без революционного пере¬
ворота средины XVII столетия). Эта программа экономических ре¬
форм не получила осуществления.
Рассмотрим теперь те экономические воззрения Гольбаха, которые
приближают его к физиократам. «Земля,— пишет он,— основа нацио¬
нального счастья: земля должна доставить всему народу его пропита¬
ние, удобства п удовольствия» (Eth., стр. 144). «Там, где цветет и поощ¬
ряется земледелие, оно вносит изобплпе во всех частях государства»
(Р. N., т. I, стр. 130). Земледелие является основой торговли и про¬
мышленности: «Народы должны, главным образом, из почвы извле¬
кать свои богатства. Торговля предназначена для обмена излишков
на товары, которых не производит данная земля. Земля — физиче¬
ское и моральное основанне всякого общества. Торговец — агент,
предназначенный для снабжения земледельца: фабрикант или про¬
мышленник обрабатывает продукты сельского хозяйства» (М. U.,
т. И, стр. 251). Гольбах против самодовлеющего развития торговли,
оторванной от реального основания — сельского хозяйства: «Тор¬
говля истинно полезна лишь в том случае, если содействует земле¬
делию, вызывает расцвет промышленности п вызывает рост населе¬
ния ... (М. U., т. II, стр. 251). Таким образом, в центре находится
сельское хозяйство. Его интересам должны быть подчинены интересы
промышленности и торговли. Это вполне соответствует взглядам
физиократов. Вместе с тем мы увидим, что Гольбах и физиократы
различно смотрят на характер этой связи.
Для физиократов сельскому хозяйству все должно быть подчинено
потому, что и промышленность, и торговля зависят от размеров чистого
продукта (прибавочной стоимости). В экономической таблице Кенэ
из годичного продукта сельского, хозяйства в 5 млрд 2 млрд в виде
ренты достаются землевладельцам. Из этих 2 млрд, представляющих
produit net, 1 млрд переходит промышленности, доставляющей взамен
на 1 млрд предметов роскоши для землевладельцев. Второй миллиард

16
п. с. ПЛОТНИКОВ
достается промышленности взамен орудий производства на 1 млрд от
сельского хозяйства. Таким образом совершается круговращение
годичного продукта. Исходным пунктом является produit net. Чем
он больше, тем значительнее торговля н промышленность. Торговцы
и промышленники (dasse störile) ничего не создают вновь; они только
преобразуют полученное ими от сельского хозяйства сырье. Получив
на 1 млрд средств существования от землевладельцев из их produit
net и на 1 млрд сырья от сельского хозяйства, промышленники взамен
производят на 1 млрд предметов роскоши для землевладельцев и на
1 млрд орудий производства для сельского хозяйства. Таким обра¬
зом. они не увеличивают ни на копейку общественное богатство.
Физиократы и защищают максимальный produit. net, который, но
их теории, совпадает с интересами всех общественных классов: вы¬
годен не только землевладельцам, но также торговле и промышлен¬
ности.
Гольбах—вовсе не из этих соображений сторонник сельского хо¬
зяйства. Интересы сельского хозяйства он отождествляет с интере¬
сами зажиточного крестьянства, а вовсе не крупных феодалов. По¬
этому для пояснения своих взглядов, он чаще всего цитирует «па¬
триархального чудака» Мирабо, автора «Ami des hommes», который
до сближения с Кснз был сторонником мелкого крестьянского хозяй¬
ства. Крестьянин, сам работающий на земле, такова центральная фи¬
гура общества. А между тем к нему относятся с презрением сильпые
мира сего, забывая, что они обязаны крестьянину всем: «Одержимый
странным безумием, богач презирает земледельца, кормильца наро¬
дов, того, без чьего труда не было бы ни жатв, ни скота, ни промыш¬
ленности, ни торговли и, вообще, ни одного из наиболее необходи¬
мых обществу искусств. Неужели вы никогда не узпаете, глупые
богачи и бесчувственная знать, что земледелию вы обязаны своими
доходами, богатством, благосостоянием? . . Да, этот крестьянин,
чьи лохмотья и манеры вам внушают отвращение, снабжает ваш
стол сочными блюдами, восхитительными винами . . .» (М. U., т. И,
стр. 257).
Если приведенная цитата оставляет сомнения в точном смысле,
вследствие своего патетического характера, то следующее место из
«Этократии» свидетельствует, что Гольбах — сторонник, именно,
зажиточного крестьянского хозяйства: «Если — в чем нельзя сомне¬
ваться — не в интересах государства, чтобы владения концентриро¬
вались у немногочисленных семейств или лиц, если сто активных и
трудолюбивых граждан полезнее обществу, чем один богач . . ., то
не должно ли мудрое законодательство помешать и предупредить обра¬
зование крупного землевладения?» (стр. 121 — 122). Поэтому Голь¬
бах высказывается против законов, имевших целыо искусственно
поддержать крупное дворянское землевладение, напр., закона о на¬
следовании имущества старшими сыновьями и установление майо¬
ратов. Гольбах за возможно равное распределение собственности:

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬВ\Т\	1Т
«Политика заинтересована в том, чтобы все подданные государства
обогащались возможно ровнее . . . Для мудрого правительства важно,
чтобы богатства не концентрировались в руках немногочисленных
граждан» (Р. N., т. II, стр. 155). Рисуя обычную для того времени
картину неравномерного распределения собственности. Гольбах от¬
мечает все его отрицательные стороны: «Почти у всех наций больше
трех четвертей подданных ничего не имеют, тогда как все богатства
и земельная собственность концентрируются в руках небольшого
числа лиц, которые пользуются всеми заботами правительства. Более
справедливая и здравая политика должна была бы чувствовать, что
только собственность привязывает человека к отечеству, что человек,
который ничем не владеет, ни к чему не прпвязан, что нация, напол¬
ненная нищими и бродягами, бывает заражена преступлениями, ко¬
торых ничто не может искоренить. Интересы общества требуют, чтобы
наибольшее число ее членов чем-нибудь обладали» (Р. N.. т. II.
стр. 152). Эти взгляды Гольбаха прямо противоположны физиократи¬
ческим воззрениям на крестьянство. Они не позволяют причислить
Гольбаха к представителям крупного капиталистического земле¬
владения. кем, несомненно, были физиократы. Вместе с тем, несмотря
на свою внешнюю близость к Мирабо, Гольбаха нельзя считать сто¬
ронником патриархального феодализма, чему противоречит вся сово¬
купность его взглядов.
Отметим теперь второе расхождение Гольбаха с физиократами.
Последние были сторонниками единого налога на землю, точнее на
produit net, который они считали единственным фондом, находя¬
щимся в свободном распоряжении общества. Они исходили из того,
что основной и оборотный капитал общества должен быть неприкос¬
новенен, так как обусловливает воспроизводство; что всякий налог
на средства существования трудящихся, в конце концов, платится
из produit net; что это относится также к любому налогу на продукты
производства. Поэтому физиократы предпочитали свести все налоги
к единому поземельному налогу. У Гольбаха мы не находим ясных
указаний на желательную форму налогов кроме одного случая, а
именно налогов на предметы роскоши; это сближает его, напр., с та¬
ким идеологом свободы торговли, как английский экономист Матвей
Деккер. Забота об интересах землевладельцев делала физиократов
сторонниками свободы торговли в том смысле этого слова, который
придали ему классики.
Физиократы требовали полной свободы внутренней и внешней
торговли как продуктами сельского хозяйства (особенно хлебом),
так и продуктами промышленности. Нужно иметь ввиду, что в средине
XVIII в. Франция была страной, по преимуществу, земледельческой
и что землевладельцы капиталистического типа были заинтересованы
в высоких хлебных ценах, которые могли быть осуществлены лишь
при свободе хлебной торговли внутри страны н хлебного экспорта в
другие страны (в Голландию, Англию). Меркантилистическая похи-
Заппскн иаучи. о-ва марксистов.	-

Hl г. плотников
тика была направлена против высоких хлебных дон. удорожавших
заработную плату, поэтому была за запрещение хлебного экспорта.
Землевладение феодального типа мало интересовалось хлебными це¬
нами. Копрое о свободе торговли хлебом играл весьма важную роль
во французской экономической литературе XVIП в. Физиократы были
также за свободный импорт иностранных товаров, ибо ввоз их из
экономически более развитых Англин и Голландии должен был
понизить цепы. т. е. был выгоден землевладельцам, как потребителям
про м ы ш л с и н ы х това ров.
Гольбах всецело разделяет эти взгляды ....... только безумная
или преступная политика может запретить подданным одного и того
же государства торговлю со своими согражданами. Такое поведение
может подорвать сельское хозяйство; оно может основываться лишь
на постыдной монополии» (Р. X., т. 11, стр. 146 — 147). В этом же
произведении Гольбах устанавливает общий принцип: «Торговля
требует самой полной свободы: чем торговля свободнее, тем больше
она разовьется. Правительство не должно делать для торговца ничего
иного, как предоставить ему свободу деятельности» (ibid., стр. 50).
В дореволюционной Франции, как, впрочем, в Англии и в других
странах были обычны монопольные торговые кампании, напр., зна¬
менитая Ост-Индская кампания. Они вызывали вздорожание ино¬
странных ввозных и удешевление отечественных вывозных товаров.
Гольбах высказывается против торговых монополий: «Нет ничего
более противоречащего здравой политике, чем привилегии и исклю¬
чительное право торговли, предоставленные определенным органи¬
зациям: благодаря им, несколько человек, пользующихся покрови¬
тельством. обогащаются» (Р. N., т. II, стр. 112). Гольбах—сторон¬
ник свободы не только торговли, но и вообще хозяйственной дея¬
тельности. Он цитирует сочувственно взгляды д'Аржансона (d'Argen-
son’a): «Хорошо править значит не слишком править». Это выра¬
жение направлено против излишней административной опеки над
хозяйственной деятельностью.
Цеховые привилегии п административные постановления на
каждом шагу душили дореволюционную французскую промышлен¬
ность. Против всех этих стеснений направлены злобные слова Мирабо:
«Чтобы еще больше связать потребление, удорожая продукты, при¬
думали под разными предлогами, но, по существу, ради частных ин¬
тересов, подразделения и запрещения. Были установлены цехи,
мастера получили привилегии против потребления подданных и
против интересов промышленности, из самых ничтожных ремеслен¬
ников были созданы маленькие особые нации» (Th6orie de l’impot,
стр. 70 — 71). И Гольбах говорит: «Правительство, которое должно
протянуть руку помощи трудолюбивому бедняку, делающему усилия,
чтобы выйти из нищеты, не замедлит открыть самое свободное поле
деятельности всех своих граждан, расположенных к труду. Исклю¬
чительные привилегии, цехи, вступительные взносы, которых трс-

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА
буют дохи (communautes), суть препятствия для прочыш.-
(М. U., т. И, стр. 151). ( вобода т])уда — условие
дарства: «Никакое правительство не может пользоваться
пока, подданные прозябают в нищете: они будут бедными и пассивными.
пока управители будут стеснять их деятельность» ГР
144 — 145).
Однако, Гольбах не всегда последователен в вопросе
говлп. Иногда оп требует некоторых ограничений, находя, что
нестесненное ничем развитие может быть вредно для страны. Гольбах
различает два вида торговли; одну он называет полезной:
эт0 «торговля, которая доставляет народам продукты, необходи¬
мые для их пропитания, для удовлетворения их основных потребно¬
стей, и даже предметы удобства и комфорта»; торговлю же редме-
тами роскоши он называет бесполезной п опасной (М. Г.. т. !т.
стр. 125). Торговлю порождают естественные причины — дифферен¬
цирования почвы, клпмата и естественная продукция разных трая:
«Ые все народы пользуются одинаковой почвой, одинаковым климатом:
не все имеют одинаково развитую промышленность п одинаковую
продукцию. Они находятся поэтому в отношении своих потребителей
во взаимной зависимости, которая делает их полезными и необходи¬
мыми друг другу» (Р. N., т. II, стр. 147). Это — вполне опзпократиче-
ские взгляды. Гольбах за то, чтобы каждая страна развивала, прежде
всего, те отрасли хозяйства, которым благоприятствуют ее климат и
почва. А потому он высказывается против ввоза тех товаров, которые
могут быть произведены в стране: «Тем не менее государство не должно
естественно соглашаться получать от других народов иные продукты
кроме необходимых, в которых природа ему отказала или которых
трудолюбие его подданных не может доставить» (Р. N., т. II, стр. -
Этим значительно ограничивается свобода торговли. Гольбах пока¬
зывается и против отдаленной колониальной торговли, которая поль¬
зовалась таким вниманием меркантилистов: «Мореплавание п тор¬
говля каждый год приносили в жертву богу богатств тысячи матро¬
сов и тем самым отняли у отечества, благодаря дальним путеше¬
ствиям, множество подданных, чья смерть послужила соотечествен¬
никам лишь в том отношении, что доставила пм товары, 6os которых
они должны были бы обойтись» (Р. N., т. II, стр. 134).
Но если, в данном случае, Гольбах высказывается против меркан¬
тилизма, то в других случаях он к нему близок. Это вообще позволяет
характеризовать его экономические воззрения, как некоторое .эклек¬
тическое сочетание физиократии и меркантилизма с преобладавшем
первого. С меркантилистами Гольбах разделяет мнение, что число
подданных определяет силу и богатство государства: «Сила государ¬
ства зависит от числа его подданных; численность же населения за¬
висит от легкости изыскания средств к жизни . . . Многочисленное
население образует, несомненно, главную силу государства: оно до¬
ставляет рабочие руки для земледелия, промышленно««, морепдааа-

п. г. ПЛОТНИКОВ
ния и торговли» (Р. N.. т. II, стр. 97). Но.—замечает Гольбах,—на¬
селение само имеет определенный предел и не может расти бесконечно -
«Население рождает земледелие и ведет к его развитию; чем много¬
численнее население государства, тем больше оно вынуждено извле¬
кать из земли. Как и земледелие, население имеет своп границы.
Нем народ счастливей, тем быстрее он размножается; он может, на¬
конец, настолько размножиться, что земля не в состоянии удовлетво¬
рять его потребности» (Р. N., т. 11, стр. 137). Таким образом, Гольбах
приходит к взгляду физиократов на население, противоположном)-
ранее им высказанному: «Население должно сообразоваться с плодо¬
родием почвы, с земледелием, с трудолюбием жителей» (ib., стр. 134).
Гольбах защищает одновременно два взгляда, противоположность
которых хорошо выражена в известном анекдоте о беседе Кенэ и
Мирабо. приведшей к их сближению.
Гольбах высказывает меркантилистические взгляды также по вопросу
о внешней торговле. Б противоположность меркантилистам физио¬
краты не придавали большого значения внешней торговле для роста
государственного богатства. Физиократы при этом рассуждали так.
Всякая торговля есть обмен равных стоимостей. При обмене равных
стоимостей ни одна из обменивающихся сторон не становится богаче.
Правда, это знали и меркантилисты, но они рассматривали не только
величину стоимости обмениваемых товаров, но и самый род их. Так,
самый глубокий из меркантилистов, Петти, прямо говорит: «Великое
и важнейшее следствие торговли — не богатство в широком смысле
слова, а, в частности, изобилие серебра, золота и драгоценных кам¬
ней. которые не так непрочны, не так изменчивы, как другие товары,
но всегда и повсюду представляют собой богатство; между тем, изо¬
билие вина, хлеба, дичи, мяса и т. д. — богатство лишь в данный
момент и в данном месте, так что создание таких товаров и ведение
такой торговли, которая наполняет страну золотом, серебром, драго¬
ценными камнями и т. и., выгоднее больше всего другого» (Worb,
рр. 259 — 260). Какова лее роль внешней торговли с точки зрении
физиократов? Внешняя торговля непроизводительна, т. е. не увели¬
чивает богатства: она лишь поддерживает на высоком уровне цены на
хлеб, и в этом ее полезное значение.
Напротив, Гольбах считает, что внешняя торговля увеличивает
богатство страны, т. е. придерживается меркантилистических взгля¬
дов: «Богатство нации растет пропорционально ее избыточному про¬
дукту, плодородию ее земли, старанию, с которым земля обрабаты¬
вается, и, особенно, пропорционально потребности других народов
в ее продуктах к такой же потребности ее самой в продуктах других
народов. Благодаря такой выгодной торговле или обмену, она при¬
влекает к себе большее количество знаков богатства (денег), чем
народы, с которыми она торгует; и так как эти знаки для всех наций —
мерило богатства, силы, счастья, она необходимо возвышается над
другими народами» (Р. N., т. II, стр. 148). Однако, существуют гра-

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЪШТ*
нпцы для торговли и, следовательно, обогащения страны:
как и все человеческое, вынуждена знать пределы:
природой. Она должна соответствовать протяжению
почвы, числу жителей (ib., етр. 155). Причины этого
мере возрастания количества денег в стране, повышаются п»ны т
варов (количественная теория денег), и страна тс может конкуриро¬
вать v. более бедными государствами, куда переходит
щоствует предел для богатства: когда оно становится черным,
оно вредит самой же торговле и промышленности. Продукты про¬
мышленности и сельского хозяйства так дорожают, что бедные
нации могут доставлять их по более низкой цене, чем более
(ib., стр. 155).
Эта мысль встречается уже у некоторых меркантилистов, стал—
нясь в XVIII в. в Англии чем-то неоспоримым. Она приводит к пред¬
ставлению о циклическом движении хозяйства, которое, начиная <
низкого уровня, поднимается до состояния расцвета, свою очередь,
сменяющегося упадком. Тэккср впервые пытается доказать непра¬
вильность утверждения, будто бедные страны производят дешевле,
чем богатые. Некоторые исторические факты как будто
необходимость такого перехода богатства из одной страны в другую.
Такова последовательность в росте богатства и хозяйственного рас¬
цвета Испании, Португалии, Голландии, Англии, Франции. Мы на¬
ходим у Гольбаха выражение, которое взято у классического пред¬
ставителя меркантилизма Мэна. «Существуют лишь два средства
обогащения для народов: завоевание и торговля» (ib., стр. 146).
Как мы видели, торговля, могущая обогатить нацию, это внешняя
торговля в том случае, если экспорт товаров по стоимости превышает
их импорт. Это — прямой меркантилизм, ничего общего не имеющий
со взглядами физиократов, с точки зрения которых есть толы
путь увеличения богатства, produit net. Торговля, ни внешняя, нл
внутренняя, не может изменить богатство страны, так как не влияет
на высоту чистого продукта, который определяется характером про¬
изводства, степенью развития производительных сил. Повышая цеяу
на продукты сельского хозяйства, внешняя торговля меняет только
денежное выражение чпетого продукта, но ничего не изменяет в его
натуральной величине.
Отметим еще два второстепенные экономические вопроса, ., рыл
касается Гольбах. По поводу колоний он отзывается отрицательно,
допуская их образование лишь в том случае, когда население исчерпало
свои естественные ресурсы. Другой вопрос — об не пользования бед¬
ных. Здесь Гольбах придерживается общераспространенного . \яда
о необходимости рабочих домов. Таковы в основном
воззрения Гольбаха, лишенные достаточной ясности, представляющее
мало систематизированную мешанину меркантилистических
кратических теорий. 11о, быть может, не мсиео характерна
ность экономических взглядов, чем ясность политической

22
и. с. плотников
Экономически дореволюционная Франция была относительно от¬
сталой страной, напр., по сравнению с Англией. Кроме того, в неко¬
торых отношениях совершался даже регресс, о чем, в частности, сви¬
детельствует абсолютное сокращение бюджета к концу царствования
Людовика XIV. Не без оснований Гольбах так упорно обвиняет ти¬
ранию (читай: абсолютную монархию) в том, что она влечет за собой
экономический регресс. Гольбах связывает требование политической
свободы с экономическим прогрессом, объявляя невозможным по¬
следний без первого. Но Гольбаху мепее ясно было дальнейшее раз¬
витие хозяйства. Если он не примыкает целиком к физиократам, это
значит, что он не является идеологом той же самой классовой груп¬
пы, т. е. крупного землевладения. Дело тут не в непоследовательности.
Ведь крупному фермерскому хозяйству Гольбах определенно 'про¬
тивопоставляет крестьянское производство: он стоит за децентрали¬
зацию земельной собственности и за уничтожение всех причин, про¬
тиводействующих разделу земель. Что же, собственно говоря, Голь¬
бах берет у физиократов? — Мысль о центральном значении земли
и земледелия в общественной экономике. Однако, он не делает отсюда
вывода, что землевладелец (помещик) должен быть в государстве цен¬
тральной фигурой, интересам которой все подчинено; нет, на этом месте
стоит у него крестьянин. Конечно, Гольбах придерживается довольно
умеренных воззрений и вовсе не высказывается за уничтожение поме¬
щиков, которых заставляет лишь служить крестьянству. Это сбли¬
жает его с Мирабо: «Жить на своей земле, в них воскресить умираю¬
щее земледелие, помогать угнетенным вассалам, создавать полезные
учреждения, основывать промышленные заведения, дать работу
нищете, оказывать благодеяния — все это было бы для богатой знати
более достойным занятием . . ., чем разоряться и развращаться при
дворе» (Eth., стр. 57).
С другой стороны, как мы видели, Гольбах не питает особенной
симпатии к пе-землевладельцам, т. е. к промышленникам и торгов¬
цам. Разделяя эту особенность с физиократами, он все же отличается
от последних. Но мнению физиократов, торговля должна быть сво¬
бодной, между куидами должна быть максимальная конкуренция,
никакой необходимости в ограничении торговли нет. Гольбах ж<*
стоит на противоположной позиции, приближаясь к меркантилистам.
По Гольбаху богатство должно иметь предел. Величайшее зло дли
народа — распространение роскоши: она ведет к порче нравов и
предвещает близкую гиб#?ль государства. По роскошь тесно связана
с торговлей, рекламации против рог ноши и некоторые моральные
идеи, как та ни странно, сближают Гольбаха с пуританами Англии
XVJJ в, И этом сеть свои внутренний логика. Пуритане выражали
идеологию буржуазии в период ее формировании, когда происходило
первоначальное /шкоплеиие. «Ноздсржание», умеренно ть в образе
жизни и расходах - таконы были ее добродетели и ту эпоху. Роскошь
считалась '/ем большим пороком, что была харвктерна дли королев¬

СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГОЛЬБАХА	22
ского двора и знати, к которым пуританская буржуазия относилась
враждебно. Гольбах не придерживается вообще тех же взглядов, что
пуритане: иные времена, иные песни. -Но, нападая на роскошь, он
выражает те же потребности буржуазии, тот же протест против фео¬
дальной роскоши и двора.
Нам остается разрешить вопрос, почему Гольбах считает главней¬
шей общественной фигурой и основой общества земледельца (culti-
vateur), а не торговца или промышленника. Нужно иметь ввиду
экономический строй дореволюционной Франции. Гольбах выражал
интересы французской буржуазии, не представлявшей собой чего-то
однородного. Хозяйственная отсталость экономически и политически
приближала некоторые слои буржуазии больше к старому режиму,
чем к новым идеологическим веяниям. Так, одним из источников
первоначального накопления во Франции были уже упоминавшиеся
откупа. Благоденствие откупщиков опиралось на нужду государства
в средствах. Конечно, им были выгодны запутанная финансовая си¬
стема и бесправие населения. Хотя иногда откупщикам приходи¬
лось платиться конфискацией части или всего состояния, но без них
старый режим обойтись не мог, и они процветали. В торговле немалую
роль играли монополии, в промышленности — цеховые организации
и привилегированные мануфактуры. Такие порядки развращали и
подкупали значительную часть буржуазии. Кто же во французском
обществе был носителем новых общественных идеалов? Крепкое,
т. е. кулацкое крестьянство, впоследствии сыгравшее большую роль
в Великой французской революции. Оно сформировалось уже в лоне
старого феодального общества и абсолютной монархии. Об этом-то
крестьянине, собственнике земли и земледельце, и говорит Гольбах.
Его интересы, политические и экономические, выражает программа
Гольбаха. В 70-х гг. XVIII в. этот слой буржуазии еще не задумывался
о революции, хотя и не прочь был пугать ею правительство и господ¬
ствующий класс: «... Если государь отказыватся выслушать его
или помочь его страданиям, он не заслуживает власти и, если обще¬
ство лишит его власти, это вполне справедливо» (Р. N., т. III).
Однако, революция — самая крайняя мера; поэтому лучше ста¬
раться есз избежать: «В политике, как и в медицине, резкие средства
всегда опасны; их следует применять лишь тогда, когда чрезвычайные
бедствия делают их абсолютно необходимыми» (ib., стр. 11*2».
сеть хоть какая-нибудь возможность, следует терпеть: всего можно
ожидать от прогресса разума: «Мы должны ожидать	*	ьнч.д*
не от невежества и не от разрыва человеческого общества (револю¬
ции;; напротив, рост просвещения, большее развитие ума, опш.
наука вот что приведет к усовершенствованию общественной
и к реформированию стольких вредных учреждений,
обычаев, детских предрассудков и безумного тщеславия, протшм-
дойстиующих человеческому счастью. Iha желательная
жет быть лппн. следствием времени, которое шшемногу

24
и. с. плотников
людей от глупостей детства п ведет их к зрелости; повторные усилия
человеческого ума способны бороться с заблуждениями и рассеять
туман, который мешал до сих пор государям и народам обратить
серьезное внимание на самые важные для них предметы» (М. U.,
т. И, стр. 215 — 216). Гольбах, как и другие просветители XVIII в.,
не прочь возложить надежду на просвещенного монарха. Он надеялся,
что таким монархом окажется Людовик XVI. Если бы, однако, успехи
человеческого разума и просвещенные деспоты не осуществили на¬
дежд, Гольбах не возражал, на такой худой конец, п против револю¬
ции: «Гражданин не в праве, не изменяя своему делу, отказываться
выступить в защиту своей страны против угнетающей тирании.
Отчаяние вооружает часто даже добродетель против насилия неспра¬
ведливой власти. Сила — единственное средство против силы» (Р. X,.
т. I, стр. 167).
Проф. И. О. Плотников.

ПСКОВСКАЯ „АГРАРНАЯ“ РЕВОЛЮЦИЯ В КОНЦЕ
XV ВЕКА.
I.
Среди известий об ярких взрывах социальной борьбы, которые
содержатся в летописях, описывающих события иа Руси до XVI в.,
едва ли не самым интересным, по красочности, подробности и драма¬
тизму, является известие Псковских летописей о столкновении пско¬
вичей со своими смердами, в 1484 — 1486 гг. Острота столкновения
была уже давно подмечена русской исторической литературой, в част¬
ности, Сергеевичем, который и назвал его Псковской аграрной рево¬
люцией. 1 Псковские летописи излагают события 1484 — 86 гг. сле¬
дующим образом.2
Дело началось с того, что псковские смерды, очевидно, с согласия
и даже при поддержке Московского наместника князя Ярослава,
а, следовательно, Московского правительства, отказались выполнять
ряд повинностей, которые они издавна несли согласно особой емер-
дьей грамвте, хранившейся в тогдашнем Псковском государственном
архиве — ларе Троицкого собора. Когда некоторые группы пскови¬
чей, интересы которых были наиболее затронуты действиями смердов,
решили навести справки о характере повинностей, возлагаемых на
смердов по этой грамоте, то вместо старой грамоты нашли новую н,
притом, фальсифицированную. Эта новая грамота, несомненно, была
составлена на началах, предуказанных Московским правительством,
или, во всяком случае, по соглашению с ним. Летопись говорит, что
смерды «обольстиша князю великому и о том (т. е. о характере и содер¬
жании повинностей) все по криву сказаша».
Псковичи, конечно, прекрасно понималп, что главным виновником
подлога является наместник — князь Ярослав. Но выступление
против него могло повлечь за собой гнев великого князя и те кары,
тяжесть которых они испытали уже раньше при первом остром кон¬
фликте с Москвой в 1477 г. Однако, не желая осложнять отношения
с наместником и Московским правительством, псковичи сочли в праве
излить свое негодование на тех псковских граждан, которые были
1 Сергеевич, Русские юридические древности, т. I, стр. 179.
* Наиболее полное внешпее описание событий этого времени сделал А. Н и к в т-
с к п й, Очерки внутренней истории Пскова, Сиб., 1873, стр. 278 285. В своем
изложении их, мы придерживаемся даппой им схемы.

26	с.	в.	юшков
так или иначе замешаны в похищении древнейшей смердьей грамоты
и в замене ее новой. Среди них. конечно, на первом месте стояли по-
садникп и вообще представители высшей псковской администрации. 1
Дворы многих посадников были разграблены, вожди смердов, после
того как подверглись наказанию на вече, были посажены в тюрьму.
Негодование псковичей увеличивалось с каждым днем. Решили
казнить смертною казнью наиболее прикосновенных к фальсификации
лиц. Так, казнили посадника Гаврила. Был выведен на казнь и ларник
Есиф, но успел скрыться: равным образом скрылись и убежали в
Москву другие посадники — Стефан Максимович, Леонтий Тимофее¬
вич и Василий Коростовой.2 Но они все-таки были приговорены за¬
очно к смертной казни, а имущество их опечатано.
Однако, псковичи нолучилп сведения, что великий князь держит
«нелюбкы» против Пскова, допустившего эксцессы против лиц, выпол¬
нявших волю Московского правительства. Было решено для его
умилостивления снарядить особое посольство в составе посадника
Григория Яковлевича Кротова, Григория Хрусталева и других
псковских бояр. Когда посольство, явившись в Москву, стало бить
челом, чтобы князь ве;ткпй отдал свои «нелюбкы» на псковичей, то
он «въсполевся» и потребовал немедленного освобождения смердов,
снятия с посадников мертвой грамоты и отпечатания их имущества,
а также удовлетворения князя Ярослава за бесчестье. Лишь после того,
как все эти требования будут выполнены, великий князь соглашался
принять вторичное посольство п поставить вопрос о ликвидации всего
дела. 3
Посольство вернулось из Москвы, передало псковичам ответ
великого князя, но черные люди «тому веры не няша»,1 было снаря¬
жено вторичное посольство, разумеется, без выполнения требований
великого князя. Великий князь «изополеся» на Псков еще сильнее:
он не удостоил посольства личным приемом и через своих бояр еще
раз потребовал выполнения требований, предъявленных Пскову при
первом посольстве. Черные люди не поверили и второму посольству.
Они стали обвинять его в том, что оно действовало по наущению
1 «Того же лета смердов посадиша на крепость в погребе; а посадников из запо¬
веди 8акликаша, что грамоту нов)гю списали и в ларь вложили на сенях со князем
Ярославом; а Псков того не ведает. Того же лета посадник» убиша Гаврила месяца
Июня в 13; а убиша его всем Псковом на вечи» (П.С.Р. Л.,т. IV, под 6992 (1484) г.).
*«И три посадники приехаша: Леонтий Тимофеевич, и Стефан Максимович
и Василий Коростовой, а были те три посадипка больши года» (П.С.Р.Л., т. IV,
под 6994 (1486) г.).
а Тоя же зимы послаша Псковичи к князю великому Ивану Васильевичу послы
своя, Григория Посадника Яковлича Кротова и Григория Хрусталева и иных бояр
с ними бити чолом,чтоб отдал своя нелюбкы, что казнили смердов; и он въеполевея,
велел смердов отпустити, а посадников откликати и животы отпечатати, а князю
Ярославу добнти чолом: «и тогда начнете ми бити чолом и яз великой князь о вашем
добре погадаю» (П.С.Р.Л., т. V, стр. 43).
4 «Они же (т. е. послы) прпехавше, и Псковичем правпша свое посольство на вечи,
по ответу князя великого н Псковичи чорныи люди тому веры не няша». (Там нее.)

ПСКОВСКАЯ <■ АГРАРНАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ В КОНЦЕ XV ВЕКА
27
бывшпх посадников, находившихся в бегах в Москве. «И оттоле начат
бытн брань и мятеж велик межю посадникы, и бояры и жнтьими
людьми: понеже сии вси въсхотеша правпти слово князя великово —
смердов отпустпти, а посадников отклнкати, а мертваа грамота спя-
санаа на них выкынути и с князем Ярославом бита чолом князю
великому».
Черные же люди «того не восхотеша, рекуще: а мы о всем том прави
и не погубит нас о том князь великий, а вам веры не пмем, а князю
Ярославу не за что вам чолом бита». 1 Они решили послать к великому
князю особое посольство, составленное из представителей этой группы:
но это посольство не дошло до Москвы: его члены во время путешествия
были убиты разбойниками. Когда слух о гибели послов дошел до
черных людей, они принудили посадников и бояр снова отправиться
к великому князю. Лишь после того, как и это четвертое посольство
получило в Москве прежний ответ,2 — черные люди, наконец, были
принуждены поверить, что великий князь не стоит на их стороне.
Ими не было оказано дальнейшего сопротивления при проведении
в жизнь требований великого князя. Смерды, сидевшие в тюрьме,
были выпущены на свободу; посадникам, скрывшимся в Москву,
было разрешено вернуться в Псков.8
По выполнению всех требований, было решено отправить новое,
пятое посольство к великому князю, во главе которого стал сам
Псковский наместник, князь Ярослав. Это посольство добилось,
наконец, что великий князь «всей своей нелюбки Пскову отдал».
Можно было бы думать, что смердий вопрос решен окончательно, что
волнения, при которых по словам летописи «много напасти учинилось
и вся земля мятешася», в дальнейшем не будут пметь места. Но случи¬
лось нечто неожиданное.
«По мале времени», рассказывает летописец, «прилучися некоему
попу у Коровских смердов чести грамота, п найде туго грамоту, как
смердам из веков вечных князю дань даяти и Пскову и всякий работы
урочный по той грамоте нм зпати. И таковую грамоту смерд исторже
у попа из рук и скры; псковичи же посадиша того смерда на крепости.
И оттоле начаша из пригородов приездя и изо всех волостей обиднии
люди, бити чолом посадником Псковским и всему Пскову на намест¬
ников князя Ярослава. Посадники же и весь Псков собраша многыя
1 П.С.Р.Л., т. У, стр. 43.
2 «И то слышавте Псковичи, ио Белице дни на 4 недели послаша к князю вели -
кому послы своа, посадника Мпкпту Ларивоновича, и Зиновпа Сидоровнча и Андреа
Ивановича, и с ними бояр из концов, н бшпа чолом князю великому Ивапу Василье¬
вичу; и он с великою опалкою отвещал, рек: аже моя вотчина слово мЪи исправит
и по том начнете ми бити чолом о моей нечисти п яз буду вас жаловати по приго-
жато» (П.С.Р.Л., т. V, стр. 48).
* «П по том псковичи слышавшз посольство их и ответ князя великого, и вскоре
огпустиша смердов. . . и снисаную грамоту мертвую на посадников пз ларя выкинута
н 'животы и дворы отиечаташа» (11.С.Р.Л., т. V, стр. 44).

C. 13. ЮШК013
пГщды, их же невозможно нсчеоти :за множество, и напнсавгас грамоты
многы обндныа и отрядшна послы, посадника Микиту Ларноновнча
и посадника Андрея Ивановича и боярина Андрея Семеновича. Рублева
и иных бояр не пригородов по два человека обиднии люди и ехавше
пиша чолом князю великому и поведаша о смерд, что грамоту потаил
и имеем его тепере па крепости и как нам, господарь укажеши о том:
и князь великий ярым оком възрев рече: давно ли яз вам о смердах
вины отдах? а ныне на тоже наступаете и оттоле ни единыа и жалобы
на Ярослава не прият и ответ дал: се яз посылаю по вас уже своя бояры
и прикажу им о всех ваших делех». 1
Вопрос о смердах был окончательно разрешен. Псковские летописи
уже не содержат дальнейших известий о каких-нибудь волнениях
из-за смердов.
II.
Несмотря на редкую, для летописного рассказа этого времени,
подробность изложения, основной смысл событий остается не совсем
ясным. Не ясно, каков характер тех повинностей, сложение которых
со смердов послужило причиной волнений 1484 — 86 гг., что собой
представляла емердья грамота? Почему против смердов выступают
не бояре, не житьн люди, которые, казалось бы, должны быть более
заинтересованы в сохраненип пошлины, обеспечивавшей им экономи¬
ческое и политическое преобладание над основным разрядом сельского
населения, а молодите чорные люди? Кажется непонятным, почему
в столкновении приняли участие псковские горожане и жители не
только пригородов, но и волостей, т. е. сельские жители, которые,
как будто, должны солидаризироваться со смердами. Наконец, тре¬
бует объяснения исключительная настойчивость и энергия, проявлен¬
ная псковичами в защите своей точки зрения, н та исключительно
жесткая непреклонность, с которой отвергались великим князем все
представления псковичей, словом, та острота столкновения социальных
групп, которая дала повод события 1484 — 86 гг. назвать революцией.
К русской исторической литературе уже давно делались попытки
вскрыть основные причины этого взрыва социальной борьбы в Псков¬
ской земле.
Как думает Никитский, по псковской пошлине, зафиксированной
в особой смердьей грамоте, той самой, которая находилась в ларе
Троицкого собора, на смердов возлагалась «обязанность не только
платить определенный оброк в пользу князя и, таким образом, вы¬
полнять отчасти недостаток в финансовых средствах последнего, но
вместе с тем давать дань и самому господину Пскову, а также испол¬
нять для* правительства города разные натуральные повинности».
Усиление княжеской власти в Пскове необходимо должно было
вести к устранению псковского веча от всякого господства, веча над
1 Ц.С’.Р.Л., т. V, стр. 40.

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ*» РЕВОЛЮЦИЯ Y. КОНЦЕ XV B*i;j
смердами. Сделавшись почти неоспоримыми
Московские наместники не могли благосклонно
со смердов, которыми обогащалась городская казна в ущерб ит
ственным интересам, да и сами смерды тяготились,
своей двойной ооязанностью поддерживать не только
князя, но и старейшего города. Поэтому, между Псковскими на¬
местниками и смердами могла состояться сделка, по которой перш*
сохраняли, а, может быть, даже и увеличивали свои права на лли
на смердов, но, в вознаграждение за это, обязывались содействовал
последним в приобретении полной свободы от обязанностей
старейшего города. Так как, однако, в Москве и теперь
гались явного нарушения старины, то, для обхода этого нщводвогс*
камня, Псковский посадник должен был прибегнуть к самому гру¬
бому подлогу, к замене грамоты, определяющей положение смерд-• .
новою, составленной в благоприятном, для последних, духе. 1
Близок к точке зрения Никитского и А. Е. Пресняков. По его мне¬
нию, «суть дела выясняется сопоставлением с известием о московской
политике относительно повинностей в Новгороде. Иван Грозный
велит ставить в Новгороде «град всем градам оприено волостей»,
тогда как раньше эта повинность лежала, именно, на волостях, а
новгородцы давали только нарядчиков. Московское правительство
налагает повинности на горожан, не исключая и духовенства, снимая
их с волостных людей. Сходную тенденцию следует предположить в
в псковской политике московского наместника».2
Еще ближе к взглядам Никитского примыкает М. Н. Покровский.
По его мнению, в результате событий 1484 —86 гг. Псков жазался
лишенным своих финансовых прав на окружающую его страну
полномочия коллективного господина по отношению к Псковским
волостям перешли к Московскому государю: смерды стали теперь
крепостными его, как раньше они были крепостными вечевой бщины
Совершенно другой взгляд о псковских событиях высказывает
Сергеевич. Исходя из того, что в борьбе против смердов принимали
деятельное участие обиднии люди из пригородов и волостей, он счи¬
тает этих обид них людей — землевладельцами, на землях которых
сидели смерды, и которые захотели установить барщину и ввести
законом определенные урочные работы смердов. 4
Однако, ни один из этих взглядов не в состоянии полностью, . неу¬
нывающим образом, объяснить ряд серьезных деталей в бытадх
1484 — 86 гг. Мнение Никитского кажется, на первый взгляд. < к»
убедительным. Действительно, освобождение от различного
повинностей, падающих на крестьян в пользу Пскова, могло вызвать
взрыв негодования псковичей, городских жителей, казна которых.
1 II. С. Р. Л., т. V, стр. 279 — 280.
* Пресняков A. E., Княжое право, стр. 214.
* Русская история, т. I, изд. 6, стр. 1G3.
4 Русские юридические древиостп, т. I, щд. 2, стр. 179

30
С В. ЮШКОВ
благодаря мероприятиям московского правительства, пострадала.
Кажется вполне убедительным его же мнение о молчаливом или даже
не молчаливом соглашении между московскими наместниками и смер¬
дами. направленное против финансовых интересов Пскова.
Но приняв мнение Никитского, мы не можем понять, чем вызвано
движение против мероприятий московского правительства обидннх
людей из пригородов и волостей. Ведь, по летописи, последние собы¬
тия. в связи с находкой у смерда старой грамоты, развернулись по
инициативе прпгорожан и волостных людей или, во всяком случае,
при их энергичной поддержке. Летопись прямо говорит: «и оттоле
начата из пригородов прпездя и изо всех волостей обидние люди
бити чолом посадником Псковским п всему Пскову на наместников
князя Ярослава». 1 Непонятно, если стоять на точке зрения Никит¬
ского, чем вызван этот последний взрын, заставивший пригорожан
и волостных людей приезжать, и притом специально, в Псков. Разве
сами псковичи, и без приезда этих людей с мест, не могли осознать
всю тяжесть и, вместо с тем, несоответствие прежней псковской
пошлине мероприятий Московского правительства? Далее, из слов
летописи выясняется, что обиды, на которые жаловались обиднии
люди, носят как бы конкретный и индивидуальный характер. Лето¬
пись говорит: «собраша многие обиды, их же невозможно исчести».1
Наконец, оказывается, что и в самом Пскове проявляли недовольство
мероприятиями Московского правительства не все псковские горо¬
жане, а какая-то группа, какая-то определенная категория (по лето¬
писи: «а сущин во Пскове много»). При принятии взгляда Никит¬
ского, все эти моменты событий 1484 — 86 гг. не могут быть разъ¬
яснены: не может быть разъяснено и упорное нежелание ввязываться
в борьбу за сохранение псковской пошлины, бояр и житьих людей,
которые, казалось бы, должны были больше, чем кто-либо, пострадать
от переложения финансовых тягот с плеч смердов на плечи горожан.
Все эти недоуменные вопросы получают еще большую остроту при
принятии взгляда А. Е. Преснякова, значительно упрощающего
вопрос по сравнению с Никитским. Связывать псковские события
1484 — 86 гг. с мероприятиями Московского правительства 1534 г.,
конечно, нельзя: нельзя потому, что в летописи, излагающей события
1484 — 86 гг., нигде не говорится о том, что Московское правитель¬
ство переложило финансовую тяжесть с плеч
смердов на плечи горожан. Как бы мы ни пытались
толковать известия летописи, но у нас нет никаких оснований думать,
что обиды некоторой части псковских горожан были нанесены уста¬
новлением новых повинностей на них. В том-
то и дело, что летописец определенно говорит, что обиды нанесены
освобождением смердов от каких-то повин-
1 Д.С.Р.Л., т. V, стр. 45.

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ* РЕВОЛЮЦИЯ В КОНЦЕ
посте й. Наконец, необходимо иметь в виду,
Пресняковым события в Новгороде имели место
Новгород был окончательно покорен и. следовательно,
горожан и сельских людей строились на других
отношения Москвы к Новгороду и Пскову имели
которые надлежит, несомненно, учитывать.
Целый ряд неясностей остается и при принятии
Прежде всего невероятно, чтобы землевладельцы Пскова н 14М г
могли «захотети», путем приказа сверху, установить
«законом определенные» урочные работы смердов. Кроме' того, к*
сообщения летописи явствует следующее: столкновение
не из-за того, что не удались задуманные некоторой категорией пско¬
вичей планы об установлении зависимости смердов,
что была нарушена пошлина, нарушен был* исстари
порядок отношений к смердам.1
Наконец, взгляд Сергеевича в еще большей степени, чем ваг
Никитского, не объясняет содействие или, во всяком лучае. благо¬
желательный нейтралитет мероприятиям Московского
бояр и житьих людей. Еедь бояре и житьи люди принадлежали к числу
наиболее крупных землевладельцев, и их интересы должны были бьгп.
затронуты мероприятиями Московского правительства в Гюльшей
степени, чем интересы средних и мелких землевладельцев.
Итак, приведенные взгляды, высказывавшиеся в литературе, по
поводу событий 1484 — 86 гг., не могут вскрыть общий мы< л и целый
ряд их второстепенных, но крайне интересных, деталей,
III.
Разногласия во взглядах тех исследователей, которые касались
вопроса о событиях 1484 — 86 гг., несомненно, предопредедяк'тея
разногласиями взглядов на положение смердов в псковской земле:
Никитский, Пресняков и Покровский видят в псковских смердах сель¬
ских людей, обязанных платить дань и ряд повинностей в пользу
города; Сергеевич же отождествляет смердов со свободным крестьян¬
ством. Ему, вообще, чуждо представление о смердах, как. своего рода,
«государственных крестьянах» Псковской земли.
Нам думается, что неудача, постигшая исследователей
яснении событий 1484 — 86 гг., лежит в их неправильном
случае, неточном представлении о смердах и их юридическом поло¬
жении. В свое время нами были подвергнуты пересмотру рее суще-
1 Особенно ясно говорит об этом следующее место
же лета пред Тройцьшым днем поех&ша посадники Псковские, Имя Лгафивдеаг,
Никита Ларионовнч, Зеновей Сидорович, Андрей Иванович	..	>
послом, и псковичи силою посдаша к великому князю Ивану
и послаша о смердях, «чтоб нас князь великий держал по старянг» 11. i Г .1 .
т. IV, под 6993 (I486) г.).

3*2
С. В. ЮШКОВ
сгнивавшие в русской исторической науке взгляды на смердов, при чем
сделана попытка обосновать новое представление о смердах, как осо¬
бой социальной группе и в Киевской, и в Новгородской земле. К на¬
стоящей работе мы, на основе наших общих представлений о смердах,
коснемся их положения в Пскове и попытаемся осветить детали со¬
бытий 1484 — 86 гг. с несколько иной точки зрения. 1
Как известно, в литературе существует четыре основных группы
взглядов на смердов. По мнению одних исследователей понятие
смерд употреблялось в двояком смысле: широком и тесном: в широ¬
ком — означалось все древне-русское население, за исключением
князя и высшего духовенства; в узком — вся масса сельского насе¬
ления. По мнению других, смерды составляют всю массу сельского
населения. По мнению третьих, смерды считаются группой сельского
населения, находящегося в особых отношениях к князю; при этом,
мнения исследователей, в чем состоят эти отношения и какой характер
они носят, очень часто расходятся. Наконец, по мнению четвертых,
смерды состоят в особых отношениях к государству (или к «главному
городу») и являются своего рода «государственными крестьянами»
древней Руси.
Мы пересмотрели доводы исследователей, защищающих эти основ¬
ные взгляды и в общем не могли признать их достаточно обоснован¬
ными. Основываясь на всех дошедших до нас известиях о смердах,
мы пришли к следующим основным выводам. Термин «смерд» не
является однозначимым с термином «крестьянин» позднейшей, Москов¬
ской, эпохи. Имея специальное значение, он употреблялся для обозна¬
чения не всей массы древне-русского сельского населения, а только
для одного его разряда.2 Другие же разряды усвоили особые наимено¬
вания: закупов, изорников, половников, земцев и своеземцев. По
своему социальному значению, слово смерд употреблялось для обозна¬
чения зависимого и ограниченного в праве — и дееспособности кре¬
стьянства. Представляя особый, зависимый разряд сельского населе¬
ния, смерды распадались на несколько групп (смерды княжеские,
«государственные» и владельческие). Разнообразие хозяйственной
обстановки, а также экономическая и социальная эволюция, пережи¬
вавшаяся Русью с X по XV в. — все это, конечно, обусловливало
различие юридического положения смердов, входящих в состав той
или другой группы. Но своеобразие общих черт в правовом быте
смердов настолько резко обособляло их от остального древне-русского
населения, что эти групповые различия не разрушали единства всего
разряда.3
Исходя из указанных основных взглядов на смердов в древней
Руси, мы коснемся теперь вопроса о том, что представлял собой этот
1 «К вопросу о смердах», Ученые записки Саратовского государственного уни¬
верситета, 1924».
* Указ. соч., стр. 10.
• Указ. соч., стр. 16.

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ В КОНЦЕ XV ВЕКА	33
разряд населения в древне-русских «народоправства*» - Новгороде
и Пскове. Нами было уже отмечено, 1 что положение смердов в Киеь-
щшш и, вообще, на юге и юго-западе разнилось от положения смер¬
дов в Новгороде и Пскове. В то время как в Киевщине значительная
часть смердов находилась в особой личной зависимости от князя и.
возможно, так пли иначе была связана с княжеским хозяйством, ь
Новгороде и Пскове мы наблюдаем другие порядки. Хотя и здесь
смерды остаются в ведении князя, но власть его над ними все более
и более ограничивается. Вместо властной опеки над смердами возни¬
кает обязанность блюсти смердов.2 Повинности, которые смерды на
юге тянули к князю и княжему хозяйству, смерды в Новгороде и,
следовательно, Пскове, как пригороде Новгорода, сталп тянуть к
городу, выполняя их за городское население. Таким образом; вместо
личной завпсимостп смердов от князя на юге, смерды в Новгороде
стали тянуть к городу, выполняя их за городское население. Посте¬
пенно, смерды в северно-западных «народоправствах» обращались
в особую группу сельского населения, которая подвергалась эксплуа¬
тации городским населением.
Существо этих своеобразных отношений было хорошо понято и
отмечено одним пз ганзейских посольств в Новгороде. И своем сооб¬
щении оно отчетливо выявило отношения зависимости смердов от
новгородцев. Так, между прочим, при переговорах с новгородскими
боярами один из членов посольства сказал: «Vos Xogardensis bona
illa habetis, et ea cum smerdis vestris divistis. Smerdi vestri sunt et
idcirco de jure tenemini respondere».3
Приведенная характеристика отношений смердов к Новгороду и
Пскову разделялась в общем н Никитским, и Пресняковым, и Покров¬
ским. Но ими, как и вообще всеми исследователями вопроса о смердах,
совершенно не принимались в расчет данные, свидетельствующие
о том, что в северно-русских «народоправствах», как, впрочем, и на
юге, имелась особая группа смердов, подпавшая под зависимость
землевладельцев. Достаточно указать, что одна из статей договорной
грамоты Великого Новгорода с Казимиром IV, вне всякого сомнения,
имеет в виду как раз эту группу смердов: «А холоп им раба или смерд
почнет на господу вадити, а тому ти честны король веры не пять». 4
Возникает вопрос, имеются ли какие-либо особенности в положении
смердов в Пскове по сравнению с В. Новгородом. У нас нет реши¬
тельно никаких данных, чтобы так или иначе ответить на этот вопрос,
но существование некоторого различия в экономическом и полити¬
ческом строе Псковской земли, несомненно, предопределяло п разли¬
чия в положении смердов. Так как различия в экономическом и полн-
1 Указ. соч., стр. 13.
2 См. также: Пресняков A. E., Кпяжое право, стр. 269.
8 Sartorius, G. Urkundliche Geschichte des Ursprung*.Hanse. В. II, S. 165.
4 В л а д и м и р с к и й-Б у д а и о в, Хрестоматия по истории русского прав*,
в. I, стр. 114.
Записки научи, о-ва марксистов.	3

34
тичоском строе В. Новгорода и Пекина были невелики, то и различия
в положении псковских и новгородских смердов, вероятно, также
были незначительны. По всяком случае, как в Новгороде, так и и
Пскове должны были существовать две группы смердов — находив¬
шихся в зависимости города (по выражению Ключевского, государ¬
ственных крестьян Новгорода и Пскова) и находившихся в зависи¬
мости от землевладельцев. Можно предположить, что и в Новгороде
и в Пскове наблюдался процесс постепенного роста владельческих
смердов за счет уменьшения смердов государственных. Можно думать,
что запрещение князьям, княгиням, боярам п днорянам пе прини¬
мать смердов в закладчики, запрещение, которое обычно вносилось
в текст договоров Новгорода с князьями, не распространялось па нов¬
городское и псковское боярство и землевладельцев. Нели же запреще¬
ние подобного рода и было издано, то землевладельческие группы,
несомненно, имели возможность так или иначе его обойти.
Итак, в отличие от Никитского и Преснякова, мы кроме смердов,
находившихся в зависимости от господина Пскова, настаиваем на суще¬
ствовании смердов, находившихся от землевладельцев — псковских
горожан, жителей пригородов, наконец, волостных землевладельцев.
И отличие же от Сергеевича, мы считаем смердов пе свободными арен¬
даторами или свободными землевладельцами, а зависимыми людьми;
эта зависимость была двоякого рода: от «господина Пскова» и от земле¬
владельцев. С этими основными предпосылками, мы и постараемся
осветить события 1484 — 86 гг. или, вернее, коснуться тех моментов,
которые, по нашему мнению, остаются неясными после истолкования
вышеуказанными исследователями.
Пам думается, что псковские события 1484 — 86 гг. будут в доста¬
точной степени освещены, если мы коснемся следующих моментов:
1) в чем заключался общий смысл московских мероприятий; 2) по¬
чему в споре о смердах наиболее обиженной стороной являлись чер¬
ные, молодшпе люди Пскова; 3) почему бояре и жптьи люди стояли
на стороне Московского правительства; 4) чем объясняется нейтра¬
литет, если не сочувствием мероприятиям Московского правительства
со стороны духовенства; 5) чем объясняется решительный переход
смердов на сторону Москвы? Обратимся к вопросу об общем смысле
и содержании мероприятий Московского правительства.
Нам думается, что этот вопрос может быть решен, если принять во
внимание основные различия в экономическом и социально-полити¬
ческом строе Московского государства и Псковской земли, накануне
ее присоединения. Псков представлял государство с вполне сложив¬
шимися товарно-капиталистическими отношениями; Московское же ве¬
ликое княжество являлось типичной феодальной монархией, где торго¬
вый капитализм лишь зарождался. В Москве только небольшая группа
городских, торговых людей выбилась из общей массы черно-тяглых
посадских людей и стала добиваться некоторых привилегий и пре¬
имуществ; в торгово-капиталистическом же Пскове городское пасе-

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ В КОНЦЕ XV НЕК*	30
ление было господствующей социальной группой. В Московском госу¬
дарстве тягло несли крестьяне н городские посадские люди; в Иском*
единственной тяглой группой являлись крестьяне и, главным образом,
смерды. В Москве уже к этому времшш начинает оформляться совер¬
шенно самостоятельная группа служилых людей: в Пскове служилые
люди, т. е. лица, выполнявшие тс или иные административные дол¬
жности, выделялись верхушкой городского общества и пе имели осно¬
ваний противопоставлять свои интересы се интересам.
В чрезвычайно большой степени паблюдаетсл различие в строе
земельных отношений. Московское землевладение, в период наиболь¬
шего расцвета феодальной монархии, было пли феодальным или по¬
местным. Тот пли иной вид землевладения влек за собой обязанность
службы («служба с вотчины или служба с поместья» — по выражению
Навлова-Сильванского). В Пскове основной землевладельческой
группой были горожане, псковские бояре, псковские жптьп люди.
Если признать, что строй земельных отношений в Пскове был близок
к Новгородскому, то даже мелкие землевладельцы — земцы или свое¬
земцы формировались, главным образом, пз среды горожан. Владение
землей, вне всякого сомнения, в Пскове не влекло за собой непремен¬
ной обязанности службы; псковские землевладельцы не были служи¬
лыми людьми только из-за того, что владели землей. Военные отряды
организовывались на основании иных, нежели в Москве, принципов.
Эти противоречия в государственном п общественном строе Пскова
и Московского государства, в свою очередь обусловленные различием
хозяйственных форм, по нашему мнению, и явились предпосылками
событий в 1484 — 86 гг.
В самом деле: как только Псковская земля стала втягиваться
в орбиту Московского великого княжения, сразу же был поставлен
вопрос об установлении в Псковском «народоправстве» того строя
отношений, который вытекал из самой сущности феодальной монар¬
хии. Предстояло установить тягло со всей массы городского населе¬
ния, выделить из его среды служилых людей или испоместить в пре¬
делах Псковской земли московские кадры, наделив их соответствен¬
ными поместными дачами, т. е. установить несение службы с земле¬
владения. Несомненно, все эти вопросы были завязаны в одном узле —
в особом положении смердов. Раз смерды находились в эксплуатации
городского населения, а не феодальных или помещичьих групп, ясно,
что никаких серьезных переустройств в псковских порядках произвести
не удастся. Нельзя было создать достаточную финансовую базу для
содержания вновь организованных, по московскому образцу, служи¬
лых кадров, без привлечения в тягло городского населения и без
освобождения смердов от повинностей в пользу города. Нельзя было
и создать предпосылки для развертывания служилого землевладения,
для испомещения будущих псковских детей боярских. Если бы даже
Москва прибегла к конфискации церковных земель, как наблюдалось
при присоединении к Москве Новгорода, то этих земель все равно

3«
было бы недостаточно.1 Единственный выход — это создание необходи¬
мого кадра чернокундев великого князя из псковского крестьянства,
чтобы впоследствии этих чернокундев превратить в рабочую силу
будущих псковских помещиков, детей боярских и дворян.
Таким образом, освобождая смердов из-под зависимости города и
и из эксплуатации горожан, Московское правительство создавало
предпосылки для необходимого переустройства Псковской земли па
основе московских хозяйственных и административных принципов.
Отсюда совершенно ясно, почему Московское правительство с такой
исключительной непреклонностью настаивало на разрешении вопроса
о смердах. Гущность мероприятий Московского правительства заклю¬
чалась не только в изменении финансовых принципов и подготовке
к введению новой налоговой системы московского типа,как это думали
Никитский, Покровский и Пресняков, а вообше, в разрешении основ¬
ного противоречия в хозяйственном н социально-политическом строе
Москвы п Пскова, т. е. в решительном переустройстве социального
и политического строя Пскова.
13 частности, здесь, конечно, нельзя провести параллели между
действиями Москвы в 1484 — 86 гг. и мероприятиями Ивана Гроз¬
ного в Новгороде, о которой говорит А. Е. Пресняков. Переложение
той повинности по постройке города, которую раньше отправляли
крестьяне, на жителей Новгорода, предпринятое Иваном Грозным,
в сущности, стало незначительным событием после того, как было
давно уже закопчено в основных чертах переустройство всей новго¬
родской земли. Поэтому нельзя всерьез сопоставлять его с мероприя¬
тиями Ивана 111, направленными к устранению основных противо¬
речий в социально-политическом строе Москвы п Пскова.
Переходим к вопросу о содержании мероприятий Московского
правительства. Оно заключалось в том, что была отменена так назы¬
ваемая смердья грамота, хранившаяся в ларе Троицкого собора.
Что же представляла собой эта грамота? Исследователи, касавшиеся
вопроса о событиях 1484 — 8G гг. в Пскове (за исключением Сергее¬
вича), склонны думать, что в смердьей грамоте были установлены
повинности смердов в пользу города. Нам кажется, что содержание
грамоты было гораздо сложнее. Если бы речь шла только об основных
повинностях смердов в пользу города, напр, о городовой повинности
или дани смердов в пользу псковской казны, едва ли пропажа под¬
линной грамоты вызвала такое смятение в рядах псковского город¬
ского населения и обидних волостных людей: ведь эти повинности
были всем известны и легко могли быть восстановлены. »Зачем же
нужна была, вообще, фальсификация?
Знаменателен уже тот факт, что одной из наиболее заинтересован¬
ной в разрешении смердьего вопроса группой являлись волостные
1 В Пскове церковное землевладение не было так развито, как в Новгороде,
там отсутствовал такой громадпый земельный фонд, как владения Софийского дома.

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ И КОНЦЕ XV ВЕКА	37
люди; он показывает, что повинности смердов в гмсрды-fi грамот*
касались не только городского населении, пекинских горожан, но и
псковских землевладельцев. Отсюда совершенно естественно п|>едио-
ложенпс, что повинности носили не только публично-правовой харак¬
тер , напр., тягло, городовая повинность и проч., но и частно-пра¬
вовой или, точнее, сеньориальный характер. И смердьей грамоте
могли быть установлены различные обязанности но отношению к тому
или иному землевладению, а также границы между землями, нахо¬
дившимися в непосредственном обладании смердов, и землями того
пли иного владельца; далее, там могли быть зафиксированы основные
принципы судебной и административной организации смердов, (‘ло¬
вом, в смердьей грамоте фиксировалась не только совокупность повин¬
ностей, падавших на так называемых «государственных» смердов,
но и основные нормы, определявшие юридическое положение «частно¬
владельческих» смердов, т. е. тех смердьих групп, которые подпадали
под зависимость псковских землевладельцев. Вместе с тем можно пред¬
полагать, что кроме общих постановлений, регулировавших правовое
положение смердов, вообще, во всей Псковской земле, в смердьей гра¬
моте находили отражение п некоторые частные постановления, ка¬
савшиеся смердов определенной местности или смердов, стоявших
в связи с землевладением.
На такой, именно, характер смердьей грамоты указывает один
документ, относящийся, правда, к значительно более раннему периоду
Псковской истории; на этот документ не обратили внимания исследо¬
ватели, касавшиеся вопроса о псковских событиях 1484 — 86 гг.
Имеется в виду грамота великого князя Александра и посадника
Твердила, содержащая приговор ио делу между рожитчанскимн
смердами и соседними с ними землевладельцами, в том числе Спасов-
ским монастырем. Ее приводил еще Востоков1 и вторично напечатал
Н. Серебрянскип.2 Эта-то грамота может пролить некоторый свет
при решении вопроса, что представляла смсрдья грамота, хранив¬
шаяся в ларе Троицкого собора. Поэтому приведем ее полностью.
«От великого князя Александра и от посадника Твердила. Стояли
Лочко и Иван и все Рожитчане, тяжучися с Радшего и с Кузьмою и
с черньцы Спасовскими про мох, что черньцы Кузма и Радпш почали
лшпатп мха Лочка и Ивана и всех рожитчан. II Лочко и Иван и все
рожитчане выложили смердыо грамоту, аже в грамотах мох Лочков
и Иванов и всех рожитчан. И не посуднхом грамоте, но велехом им
ходити по мху и по смердьей грамоте. А межу мху и воде по полупе-
ретерпе, а в половину озерка да по Моложевскую межу но велшеое
рошкие межа и воде, а радша и Кузьме и Спаеовских черньцов мха
лишихом и боле тяжи не надобе».
1 Описание, стр. 86.
2 Очерки по истории монастырской жизни и Псковской земле, М., 19о8,
стр. 673 — 674.

88
Из докумспта можно вывести заключение, что «смердья грамота»
рожитчаисинх смердов представляет но что иное, как описание земель
и ратного рода угодий, находившихся в их непосредственном облада¬
ния.
Само собой разумеется, было бы крайне неосторожно, основываясь
на этом документе, думать, что и смердья грамота, хранившаяся в ларе
Троицкого собора, была простым описанием угодий и земель, нахо¬
дившихся в непосредственном обладании смердов всего Пскова.
Смердья грамота, о которой идет речь при описании событий 1484 -
86 гг., несомненно, носила весьма сложный характер: по, думается
нам, часть того материала, который содержался в смсрдьей грамоте
рожитчанекпх смердов, там тоже имелась. Смердья грамота, которая
подвергалась переработке Московского наместника, повидимому,
была целым кодексом смердьего права, регулировавшим систему
эксплуатации смердов со стороны господствующего класса.
Только принимая во внимание этот характер и это значение смер-
дьей грамоты, мы поймем остроту событий, которая наблюдалась
в Пскове, когда там стала известна пропажа старой, подлинной смер-
дьей грамоты. Легко было восстановить пошшпостн, падавшие на
смердов в пользу города: повинности же в пользу тех или иных земле¬
владельцев восстановить при сопротивлении смердов п покровитель¬
стве им Московского правительства было крайне трудно, если не
невозможно. Только, считая смердыо грамоту сводом всякого рода
обязанностей, падавших на них в пользу не только города, но и отдель¬
ных землевладельцев, мы можем понять, почему оказались обиднимп
людьми и горожане, и волостные люди, т. е. землевладельцы, форми¬
ровавшиеся, главным образом, из горожан.
Отсюда легко уяснить, какое значение имела фальсификация ста¬
рой смердьей грамоты. Если исходить из того взгляда на грамоту,
которым обосноваться мы только-что пытались, — фальсификация
имела целью освободить смердов как от публично-правовых повинно¬
стей в пользу Пскова, так и от повинностей владельческого, «сеньо¬
риального» характера. Отмена старой пошлины означала освобожде¬
ние смердов от системы эксплуатации, сложившейся в торгово-капи¬
талистическом государстве, создание предпосылок для превращения
смердов в чернокупцев великого кпязя, в тяглое крестьянство Москов¬
ского государства. Отмена особых повинностей в пользу Пскова вела
за собой и установление повинностей для самих псковичей, хотя весьма
возможно, что в период борьбы Пскова с Москвой из-за смердов
вопрос о переложении этих повинностей непосредственно на горожан
не был поставлен. Отмена смердьей грамоты вела за собой полное
прекращение всех пли многих обязанностей, падавших на смердов
в пользу землевладельцев, высвобождала их из-под зависимости, ко¬
торая носила, несомненно, сеньориальный характер. Поэтому нам ду¬
мается, что в значительной степени был нрав Сергеевич, когда называл
события 1484 — 86 гг. «аграрной революцией»; действительно, ничем

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ» РЕВОЛЮЦИЯ И КОНЦЕ XV ВЕКа
иным, как, именно, революцией нужно назвать то внезапное уничто¬
жение системы эксплуатации пековекимл волостными землевладель¬
цами смердов, которая сложилась в продолжение многих веков.
IV.
Возникает вопрос: на каких социальных группах тяжелее всего
должна отражаться отмена прежней системы эксплуатации смердов?
Несомненно, она больнее всего ударила по рядовой массе городских
людей, по так называемым чорным, молодчим людям Пскова, уда¬
рила в двух направлениях. Г одной стороны, освобождение смердов
от повинностей в пользу Пскова так или иначе влекло за собой пере¬
ложение этих повинностей на псковичей даже в том случае, если
Московское правительство действительно пе хотело проявлять в этом
отношении никакой инициативы. Оборона и укрепление города, его
благоустройство — все теперь стало требовать непосредственного
участия и внимания городской массы. Разумеется, тяжесть вновь упав¬
ших повинностей была чувствительнее как раз для наиболее мало¬
имущих слоев Пскова, т. е. для так называемых чорных, молодчих
людей. Этим п объясняется, что во всем движении, вызванном отменой
прежних прав Пскова над смердами, наибольшее упорство проявили
именно молодчие люди.
(’ другой стороны, отмена «сеньориальных) повинностей в пользу
землевладельцев затронула рядовую массу псковских землевладель¬
цев. Освобожденпе смердов от зависимости оставило этих мелких
землевладельцев без рабочих рук. Благодаря незначительности своих
хозяйств, они не имели возможности привлечь в качестве рабочей силы
другие разряды сельского населения, напр., половников, изорников
и проч. Для этого требовались средства (напр., на выдачу покрут
и т. п.) и, вообще, много организационных усилий, какие возможны
были только для среднего и крупного землевладения. Рядовая масса
городского населения, получив удар по двум направлениям, есте¬
ственно, наиболее страстно реагировала на деятельность Московского
правительства. Именно, эта масса громила дворы посадников и писала
на них мертвые грамоты, снаряжала бесконечное число посольств
к Московскому великому князю и не желала сдаваться до последнего
момента.
Возникает вопрос: чем объясняется факт, что боярство и житьн
люди Пскова не только не солидаризировались с чорными, молодчнми,
людьми, но даже шли, повидимому, навстречу Московскому правитель¬
ству в его мероприятиях, направлепных на отмену прежней системы
эксплуатации смердов? По летописи молодчие люди не доверяли
боярам и жптиим людям в борьбе с Московским правительством,
обвиняя их даже в предательстве. Факт этот является, как было уже
указано, весьма странным, если исходить из прежних взглядов на
сущность событий 1484 — 86 гг. В самом деле, Московское правитель-

40
Г. П. Ю1ПКПН
гтно, уничтожая систему эксплуатации смердов, канал ось бы, наносило
самый сильный удар боярству: как* иерхушкс городского населения и
как груши* наиболее крупных землевладельцев. Можно было ожидать,
Ч7Ч1 пекинское боярство и житьн люди как раз станут во главе движе¬
ния против Московского правительства. Но, если глубже вдуматься
в смысл событий, этот факт будет казаться вполне естественным.
Дело и том, что основная экономическая база бояр и житытх людей
покоилась, с одной стороны, на капитале, а с другой, па крупном
землевладении. Освобождение смердов от повиппостсй Пскову и пе¬
реложение на горожан едва ли могло серьезно ударить по боярству;
иоиипности. заключавшиеся в уплате определенных денежных сборов
и определенных трудовых действиях, едва ли устанавливались на
основе подоходного исчисления. Даже в том случае, если бояре и
житьи люди были обложены на основании более чувствительной
системы чем, напр., подворная или поголовная, едва ли тяжести
Обложения можно, хоть в какой-либо степени, сопоставить с размером
тяжести, падавшей на двор рядового молодчего человека. С другой
стороны, ухудшение экономического положения среди рядовой массы
псковичей создавало, вообще, благоприятные предпосылки для экс¬
плуатации их со стороны бояр и ЖИТЫ1Х людей.
Переходя к влиянию мероприятий Московского правительства на
землевладение бояр, необходимо иметь в виду следующее. Если даже
бояре действительно были лишены рабочей силы в лице смердов,
то ц в таком случае у них оставалась широкая экономическая
возможность эксплуатировать сельское население: крупные боярские
владения могли и в будущем притягивать кадры обезземеленного
сельского населения, всех этих половников, изорников и даже смердов.
Таким образом, если отмена старой смердьей грамоты и наносила
боярству некоторый ущерб, он не имел серьезного значения. Общая
же экономическая и политическая конъюнктура для псковского
боярства и верхушки городского общества, несомненно, была весьма
благоприятна. Боярство и житьи люди имели все шансы постепенно
преобразоваться в группу либо служилых людей, либо привилегиро¬
ванного купечества, если Московское правительство пойдет по пути
дальнейшего присоединения псковской земли к великому княжеству
и ограничения внутренней самостоятельности Пскова.
Вероятно, Московское правительство действовало в этом именно
направлении и, давая различного рода обещания, старалось, чтобы
его мероприятия проходили безболезненно для боярства.
Остановимся теперь на отношении псковского духовенства к собы¬
тиям 1484 — 86 гг. Вдесь мы также должны отметить, что и духовен¬
ство не солидаризировалось с чорнымн, молодчими людьми и не
оказывало никакого противодействия мероприятиям Московского
правительства. Если «некий поп» и изловил смерда с грамотой, содер¬
жавшей старый, нефальсифицированный текст, то она была выкрадена
при помощи ларника Есифа. Псковское духовенство не принимало

ПСКОВСКАЯ «АГРАРНАЯ» РКПОЛЮЦИЯ В КОНЦЕ XV ВЕКА	41
участия н и организации многочисленных посольств в Москву. I ъ**ух
того, необходимо отмстить, что рассказ псковской летописи о события
14S4 — 86 гг. составлен в спокойных, можно сказать, эпических
тонах; это свидетельствует, что описываемые события мало взволно¬
вали церковные круги, с которыми был связан летописец.
Полная незаинтересованность духовенства тоже представляется
на первый взгляд необъяснимой. Освобождая смердов от различных
повинностей «сеньориального» характера, Московское правительстве,
как* будто, наносило сильный удар церковному землевладению. По
если церковные учреждения сохраняли возможность экономически
эксплуатировать псковское сельское население и, подобно боярству,
имели рабочую силу в лице половников, нзорннков и проч., то церковь
едва ли пострадала сколько-нибудь серьезно: как и боярство, она
имела такие же благоприятные перспективы, в случае окончательного
органического присоединения Псковской землп к Московскому госу¬
дарству.
благожелательный нейтралитет верхушки псковского общества и
духовенства к мероприятиям Московского правительства можно,
в значительной степени, объяснить и тем, что Москва, фальсифицируя
смердыо грамоту, всячески обходила те ее пункты, отмена которых
могла затронуть как раз боярство и духовенство.
Наконец, необходимо остановиться на отношении к Москве псков¬
ского крестьянства. Летопись определенно говорит, что движение
смердов против Пскова носило организованный характер. Оно выдви¬
нуло своих вожаков, которым пришлось, в первую очередь, постра¬
дать от гнева псковских чорных молодчих людей. Как мы знаем,
смерды принимали меры, чтобы псковичи не смогли восстановить
прежней смердьей грамоты. Когда поп обнаружил ее у еоровских
смердов, один из присутствовавших при этом смердов вырвал грамоту
из его рук и скрылся.
Возникает вопрос: чем же объяснялось такое сознательное и орга¬
низованное сочувствие смердов Москве? Неужели только тем, что
московское правительство отменило смердьго грамоту
и связанпые с нею разнообразные повинности? Ведь смерды должны
были понимать, что, отменив псковские повинности, Москва и не
подумает отказаться от установления московского тягла. 11м. дей¬
ствовавшим не стихийно, а организованно, было ясно, что Московское
правительство, освобождая их от эксплуатации Пскова, не преминет
установить новую, Московскую систему эксплуатации.
Решительный переход смердов на сторону Москвы был обусловлен
не столько различными ее обещаниями и агитацией, сколько тем, что
смерды могли на деле убедиться, что эксплуатация их в торгово-
капиталистическом Пскове была гораздо сильнее нежели в фгчщаль-
ной Москве: здесь только зарождался торговый капитализм и лишь
численно незначительные разряды сельского населения были при¬
креплены к земле; для основной же массы московского сроотьянства

42
г. н. ЮШКОВ
еще существовала свобода перехода. Между тем, в Новгороде и Пскове
заключались договоры с соседними государствами — о выдаче обожав¬
ших смердов. 1
Московский феодал или московский служилый человек в период
феодального хозяйства, которое толысо-что стало подвергаться разло¬
жению и было еще связано с натуральными повинностями, пе мог
быть, конечно, сопоставлен о мелким псковским землепладольцем, с ело
утонченным и мелочным выколачиванием из смердов эквивалентов,
более серьезных, нежели натуральные сборы. Московский крестьянин
внял одного хозяина — князя, феодала, помещика, монастырь, епис¬
копскую кафедру: псковский смерд двух — псковского землевладельца
и Господина Пскова. Московский крестьянин подвергался эксплуа¬
тации по одной линии, псковский смерд — по двум. Поэтому не
фальсификация старой смердьей грамоты, не агитация московских аген¬
тов, а главным образом, реальное понимание своих классовых инте¬
ресов заставило смердов связать свою судьбу с чужим государством.
Подведем итоги. Можно считать более или менее доказанным, что
события 1484 — 86 гг. имеют несравненно более глубокий смысл,
нежели это изображалось в прежней исторической литературе. Меро¬
приятия Московского правительства имели целью глубокое и коренное
преобразование общественного строя на псковской земле. Освобожде¬
ние смердов от повинностей в пользу как города — Господина Пскова,
так и землевладельцев, произведенное Москвой, приближается по сво¬
ему социальному значению к настоящей революции. Основной смысл
московской политики сводится к созданию предпосылок для устано¬
вления в Пскове того строя, который сложился в Московском госу¬
дарстве.
Псковские события интересны и в том отношении, что достаточно
ясно вскрывают характер и методы борьбы торгово-капиталистических
северно-русских народоправств с Московской феодальной монархией:
они указывают, какие группы населения были союзниками в этой борьбе,
и какие группы оставались заклятыми врагами. Далее, они инте¬
ресны и потому, что рисуют обстановку, при которой уничтожался
один из древнейших разрядов зависимого сельского населения —
смерды. В частности псковская «аграрная революция», несомненно
положила конец смердьему праву ’в Пскове и предопределила слияние
смердов с новыми разрядами сельского населения, слагающимися
в эпоху развития торгового капитализма в Московском царстве.
Наконец, возможность разрешить вопрос о смысле событий 1484 —
86 гг. без натяжек и неясностей, с учетом отдельных их деталей, лиш¬
ний раз подтверждает правильность того мнения о смердах, которое
нами было в свое время предложено. Проф С. В. Юшков
1 Нами было указано, что международные договоры отражали внутреннюю прак¬
тику Пскова п Новгорода. Зачем было требовать выдачи холопов и смердор от сосед¬
них' государств, если бы опн были свободны, не крепки — земле или господину?
Указ. соч., стр. 30.

II РОИЛ ЕМ А АБСТРА КТНОГО ТРУДА.
К методологии Марксова учелия о стоимости.
Статья вторая.
U заключительной части предыдущей статьи1 я отметил, что построе¬
ния С. Шабса2 носят завуалированный эклектически-физиологиче-
ский характер и постольку представляют собой вопиющий отход от
Марксова учения о стоимости. В настоящей статье я попытаюсь раз¬
вить и обосновать более подробно это свое суждение о работе Шабса.
Читатель, знакомый с его книгой, заметит, что основной дефект в по¬
строениях Рубина — учение о возникновении категории абстрактного
труда в сфере обмена — одинаково отмечен и Шабсом и мною. Но
аргументация моя носит отличный от аргументации Шабса характер.
Оригинальность его построений — оригинальность сомнительного
характера — заключается в том, что он, якобы диалектически, со¬
четает моменты физиологический и социальный. Другая оригинальная
черта, поистине «новизна»: это создание нового термина — эко¬
номический труд, — категории, в понимании автора, социаль¬
ной в отличие от категории абстрактного труда, который понимается
им чисто физиологически. Мы встречаем у него такие формулировки:
«физиологическая сущность абстрактного
труд а,как такового» (стр. 95), или: «в сфере материаль¬
ного процесса труда... экономический труд черпает свое
содержание, отражая в себе косвенным образом явления мате¬
риального процесса» (стр. 105).
Уже пз этих цитат ясно, что перед намп все тотдке натуралисти¬
ческий вариант абстрактного труда: физиологический вариант в первой
формулировке и вариант технологический во второй. Я обращаю вни¬
мание на то, что. согласно автору, содержание для нового,
созданного им, термина — экономический труд — дается
именно «материальным процессом труда». Нужно, прежде всего, ска¬
зать, что раз содержание понятия экономического труда черпается
из материального процесса труда, то строго логически п самое понятие
1 «Записки Научного Общества Марксистов», At 2 (10), 19^8. стр. 8 — 40.
1 С. С. Ш а б с, Проблема общественного труда в экономической eactee*
Маркса. Критика «Очерков по теории стоимости Маркса»
М. — JL, 1928.

44
И. ДАВЫДОВ
экономического труда должно носить тот же материальный характер.
Ибо in praxi содержание и форма дают нечто целостное, н как то, так
и другое должно носить однокачествеипып характер. Автор, очевидно,
под содержанием понимает здесь субстрат, носитель, то «материальное»,
«вещественное», без чего не может ни проявляться, ни восприниматься
«сверхчувственное». И связи с этим автор, вводя свой новый термнп,
категорию абстрактного труда склонен рассматривать исключительно
натуралистически. Как и чем аргументирует он это свое нововведение?
Предварительно — одно замечание. Пводя этот новый термин, не
стал ли автор жертвой простого недоразумения, не позаимствовал ли
он его из неточного перевода соответствующего текста Марксова «вве¬
дения к* критике политической экономии», данного в «Основных про¬
блемах политической экономии»? 1 И оригинале у Маркса мы читаем:
«...ökonomisch in dieser Einfachheit gefasst, ist «Arbeit»
eine ebenso moderne Kategorie, Avie die Verhältnisse, die diese einfache
Abstraktion erzeugen».2 И русском переводе читаем: «экономический
труд», взятый в этой простейшей форме, есть столь же» и т. д
Правильный перевод Э. Эссена гласит: «э к о н о м и ч е с к и взятый
в этой простоте ,,труд1‘»3 и т. д. Именно «экономически взятый»,
а не «экономический труд».
Можно, конечно, допустить, что в «Основных проблемах» вкралась
опечатка. Но, как бы то ни было, заимствовал ли Шабе этот термин
из неправильного русского перевода, или авторство на него полностью
принадлежит ему, — чем же аргументирует он необходимость ввести
в Марксову экономическую систему новое понятие «экономического
труда»? «Почему Маркс, ставит вопрос автор, многократно допускает
в «Капитале» неточности в словоупотреблении, определяя стоимость то
как выражение абстрактного труда, то — общественного, тогда как
стоимость, как социальная категория, может лишь являться выраже¬
нием последнего, по не первого?» (стр. 98). Замечу, прежде всего,
что «ответ на данный вопрос напрашивается сам собой без тех слож¬
ных, надуманных путей, которыми идет мысль Шабса. Ларчик от¬
крывается просто: абстрактный труд есть категория социальная, а
потому у Маркса нет никакой неточности в словоупотреблении.
Но можно ли с точки зрения учения Маркса признавать категорию
абстрактного труда, как нечто «физиологическое»? Ни в коем случае:
абстрактный труд, по подлинному выражению Маркса, есть «с у б-
станция и имманентная мера стоимосте й»,4
а едва ли можно оспаривать ту мысль, что «соизмеряемое» и «соизмери-
1 Сб., изд. под ред. Ш. Д в о л а й ц кого и И. Руби и а, Гиз, 1922,
стр. 27.
* К а г 1 Marx, Zar Kritik der politischen Ökonomie, 3 Auflage, Stuttgart,
1909. Einleitung zu einer Kritik der politischen Ökonomie, S. XXXIX.
* Э. Эссен, Карл Маркс и его «Введение к критике политической экономии»
(«Зап. Научи. Об-ва Марксистов», Л? 2, 1922, стр. 61).
4 «Капитал», т. I, стр. 518.

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО ТРУДА	4Г>
толь» должны обладать одинаковым качеством: иначе был бы немыслим
п самый акт соизмерения. Измерять пуды сантиметрами Шабе, конечно,
не согласится. Но в рамках политической экономии это. видим*»,
считается возможным.
Обосновывая необходимость построения нового термина, Шабе заме¬
чает: «Подобно тому, как в социальном индивиде в специфическом его
зпачеппи, как он выступает в общественном отношении к другому
(напр, в отношении рабочего к капиталисту), погашается его есте¬
ственная природа, но не устраняется вообще в качестве е с т е-
с т в е п и о г о носителя социальной формы, — так н э к о н о-
м п ч е с к п п т руд, т. е. общественный труд в т о в а р-
н о м обществе, погашает в этой функциональ¬
ной своей форме фи апологическую сущность
абстрактного труда, как такового, по отнюдь не устраняет
его имманентную субстанциональную сущность, в качестве есте¬
ственного же носителя социальной модальности: вне
существования человеческого труда как такового не существует
ни его конкретно-технического проявления в материальном процессе,
ни его экономического проявления в общественном процессе».
«А о с т р а к т н ы й труд, как таковой, как фи¬
зиологическое явление, — продолжает автор,—связан с
экономическим трудом диалектической связью, как
«различия», не отделимые от «тождества». 1
] > этих словах Шабса перед нами — сочетание правильного и непра¬
вильного: с одной стороны, ясное сознание того, что социологическая
категория отлична от категории естественно-исторической, что «суб¬
страт», «носитель» есть нечто инокачественное по отношению к «соци¬
альному» и, как нечто «вещественное», «физическое», принципиально
лежит за пределами социологического исследования sensu stricto:
с другой стороны, категория абстрактного труда квалифицируется
как явление физиологического порядка. Контроверза налицо, и автор
сознает ее. Как сочетать одно с другим? Ну, конечно, на помощь
призываются духи «диалектики», — этой passe-partout, вечной от¬
мычки в руках «физи о логиста», запутывающегося во внутренних про¬
тиворечиях — отнюдь не диалектического характера.
Я считаю совершенно неправильным тот, якобы «диалектический»,
прием, каким Шабе пытается сочетать в одно целое «социальный*
и «физиологический» моменты. Рассуждения о том, что моменты «раз¬
личия» и «тождества» диалектически связаны, ничего не доказывают,
ибо, выяспяя природу и характер «абстрактного труда», необходимо
вести аргументацию в рамках «различия». Именно так н поступает
Маркс в другой связи, заявляя, что «меновая стоимость п потребитель¬
ная стоимость сами по сеое величины несоизмеримые». Маркс
берет здесь только «различие», ибо оно образует ту differentiam spe-
1 Шабе, op. cit., стр. 96.

46
cificam, которая конституирует, с одной стороны, «меновую стоимость»,
а с другой,—«стоимость потребительную» .Маркс* прекрасно знает, что
«стоимость» и «меновая стоимость» по существуют без определенного
материального субстрата, каковым является «потребительная стои¬
мость', «продукт». IIо в понятии никакими мнимо-диалектическими
ухищрениями нельзя притти от «чувственного», физического, природы,
материального, субстрата, носителя к сверхчувственному,
порождаемому «общественными отношениями люден» в процессе про¬
изводства. Поэтому, говоря о природе стоимости, Маркс упот¬
ребляет выражение «сверхчувственно- чувственное». Ло¬
гическое ударение здесь лежит, конечно, на первом члене этого двух¬
членного понятия. Иначе Маркс, создавший глубочайшее учение о то¬
варном фетишизме, неизбежно сам пал бы его жертвой.
Механическое понимание категорий «тождества» и «раз-
.шчля» приводит Шабса к таким неправильным суждениям: «функцио¬
нальный характер труда, в его социальном значении, не устраняет
его технического характера и сам по себе едва уловим в своем
специфическом выражении, представляет «различие», едва отдели¬
мое от «тождества». «Едва уловим», «едва отделим», — это что же,
бесконечно малая величина, которую можно было бы приравнять нулю
и совершенно отвлечься от нее? Но не исчезнет ли тогда и самое раз¬
граничение «различия» и «тождества»? Вопреки мнению автора, мы
должны высказать прямо противоположное суждение. Социальное
значение труда не устраняет, конечно, его технического характера,
не устраняет просто потому, что «социальное» и «техническое» дви¬
жутся в различных плоскостях: но социальный момент вполне
уловим, а момент «различия» вполне отделим от «тождества».
Ведь иначе исчезло бы самое разграничение «различия» и «тождества»,
и мы оказались бы перед пустым местом. Этого требует принцип
абстрактно-аналитического метода.
В своих построениях Шабе забывает и требования абстрактно-
аналитического метода Маркса, и истинную природу диалектики.
Абстрактно-аналитический метод «упрощает» действительность: в мно¬
гогранной конкретности он берет за исходный пункт один какой-
либо момент и логически развивает его, сознательно игнорируя все
остальные моменты, присущие данной конкретности. Процесс не¬
устанных изменений мы как бы совершенно элиминируем в этом слу¬
чае и сознательно, но лишь на данный момент, стано¬
вимся на статическую точку зрения, отнюдь не постулируя
этим абсолютную неизменность данной конкретности.
Для иллюстрации этой мысли я могу взять учение Маркса о стои¬
мости, как оно развито с первых же строк I тома «Капитала». Берется,
как нечто данное, «товар», берется «рынок», «обмен», «свободная
конкуренция», и предполагается, что товары обмениваются по экви¬
валентам. Действительный обмен далеко не отвечает такому «упро¬
щенному» представлению о рыночных отношениях между отдельными

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО ТРУДА	47
товаропроизводителями. Рынок и в сознании обменивающихся сторон,
и для непосредственного наблюдения знает не стоимость, а и е и и,
которые для капиталистического сознания складываются из издержек
производства плюс средняя прибыль. Сознательно отвлекаясь на время
от того, что отдельный товаропроизводитель есть как бы фикция
(ибо дано, как prius, «общество»,1 которое мы и разлагаем на
отдельных, как бы самостоятельно существующих индивидов), и
«упрощая», таким образом, непосредственно данную конкретность,
Маркс производит затем разрез ее по линии стоимост и, которую
и полагает в основу всех рыночных взаимоотношений отдельных
товаропроизводителей. Так, минуя закон конкуренции, минуя по¬
стоянные отклонения, то усиливающие, то погашающие действие друг
друга, Маркс таким путем строит некоторую среднюю, как бы
рав н о действующую сложного параллелограмма сил, кото¬
рая н выражает основную тенденцию в образовании товарных
цен. Ныражепием этой «тенденции», этим регулятором сложных ры¬
ночных отношений, в последнем счете, является именно стоимость.
Усложняя, в дальнейшем, достигнутый результат, привлекая к ана¬
лизу новый момент — тенденцию нормы прибыли к одинаковому
уровню: строя, таким образом, новый параллелограмм сил и новую
равнодействующую, — Маркс тем самым отбрасывает свой первый
исходный статический момент и превращает застывшее в текучее,
диалектически развивающееся. Но переход от статической точки зре¬
ния (nota bene: условной, временной!) к точке зрения текучего,
диалектического процесса происходит, естественно, не в безвоздуш¬
ном пространстве тощих абстракций, не отражающих реально теку¬
чего процесса, — он происходит на основе присущих данному явлению
моментов — на фоне определенных внешних условий. Иначе диалекти¬
ческий процесс превратился бы в простую внешность, в пустую ше¬
луху. Истинная диалектика исходит из данных моментов, и в них
же находит она моменты, необходимо ведущие к дальнейшему развитию
данного явления, а не привносит их извне, из другого круга явлений.
А такой именно прием применяет Шабе и некоторые другие эконо¬
мисты-марксисты в своих мнимо диалектических
манипуляциях с категорией абстрактного труда. Мы имеем два ряда
явлений, принципиально, по своей природе, глубоко отличных друг
от друга: «социальное» и «натуралистическое». Нужно совершенно
отказаться от марксизма, как социологического учения, так и уче¬
ния экономического, чтобы утверждать, будто момент физиологиче¬
ский может превращаться в момент социальный. Автор «Проблемы
общественного труда» на всех парусах несется по фарватеру фетп-
1 «При теоретическом методе (политической экопомин) субъект, т. е.
о б щ о с т и о должно постоянно питать и нашем представлении, как п р е д-
п и с ы л к а» (К. М а р к с, Введение к критике политической окоиомпн, сб.
«Основные проблемы политической окоиомпн». Гпз, 1922, стр. 2G. — Разрядка
//. Д.)

4к
11. ДАВЫДОВ
шнамп, не замечал, что своими quasi-дпалектическпми приемами он
одухотворяет нешеетнеиноо и материализует сверхчуиственное. Tai;
надает он жертвой фетишизма — несколько неожиданная судьба для
зкономиета-маркспстл.
Таким образом, пи буква Марксова учения о стоимости, пи дух его
учепил не оправдывают пи этой склонности автора рассматривать кате¬
горию абстрактного труда, как категорию так называемого физиологи¬
ческого труда.1 ни его попытку создать новый термин — «экономи¬
ческий труд». Марксово учение о стоимости не нуждается в этих новше¬
ствах: «на чем мы стоим, на том мы стоим» — можем мы повторит!,
здесь слова Лютера.
Шабе на каждом шагу обнаруживает эту склонность подменять
социологическую трактовку проблемы трактовкой естественно-исто¬
рической. «Пне существования человеческого труда, как такового,
т]»уда sans phrase», говорит он, «не существует пи его конкретно-
технического проявления в материальном процессе, ни его экономи¬
ческого проявления в общественном процессе». Это, несомненно, верно,
ибо труд, как простой процесс труда, как выражение закона вечного
обмена веществ между человеком и природой, есть категория столь же
вечпая, как вечен (не в абсолютном смысле, конечно) вид homo sapiens.
Но уже совершенно неправильно, когда автор, далее, заявляет, что
«все различные выражения труда обусловлены
в своем бытии первичной материей труда, трудом, как таковым,
абстрактно-человеческим трудом» (стр. 96 — 97).
Мерно, конечно, что «всякое выражение труда» предполагает, как*
свое необходимое условие, простой процесс труда. IJo этого мало,
чтобы образовать differentiam specificam «всех различных выражений
труда». Ведь для всякого ясно, что одних лишь признаков «дерева
вообще» недостаточно, чтобы конституировать понятия березы, дуба,
пальмы и т. д. Без потребительной стоимости, как «субстрата», «носи¬
теля», нет меновой стоимости: точно так же без «первичной материи»
труда, труда как такового, нет стоимости, нет абстрактного труда,
как субстанции и меры стоимости. По не «первичная материя» труда,
как таковая, а с о ц и а л ь н ы о у с л о в и я, производственные
отношения, в которых она проявляется, конституируют понятия стой
мости, абстрактного труда, субстанции и меры стоимости. Иначе, по
аналогии, и потребительная стоимость должна была бы конституиро¬
вать категорию меновой стоимости, и т. д.
Вопреки мнению Шабса «абстрактно-человеческий» труд (у Шабса —
«физиологический труд») отнюдь не обусловливает с о ц н-
а л ь н о г о характера труда: они toto coelo отличны друг от друга,
и от одного нет внутренне-непротиворечивого перехода к другому.
1 Автор так и пишет черным по белому: «физиологический труд». Тот же изуми¬
тельный термин мы встречаем у Дашковского, Кона и др. «Мода» — вещь зара¬
зительная.

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО ТРУДА
Я иллюстрирую эту мысль словами Маркса на его учения о
«С ила природы — и е и с т о ч н и к добавочной
а лишь ее естественный б а з и с... вообще
стоимость — нос и т ель меновой стоимости, а не причина
ней». 1 Предпосылка, носитель, субстрат, естественный базис -
терминология Маркса в пастоящей связи. Л то, что служит
ком», «причиной» и ренты, и добавочной прибыли, и* меновой
мости и т. д., — это есть определенного рода совокупность б щ е-
с т в с п н ы х отношений, отношений производственных, .одето по
природе своей—не деньги, т. е. труд, извлекающий золото ms
недр земли, создающий эту потребительную стоимость, !&к таковой,
не создает «денег», не обусловливает сам но себе того, что золото
становится при известных условиях «деньгами».
Столь же сомнительный характер носит и другое положение
Шабса: что «человеческий труд приобретает общественную значи¬
мость лишь как овеществленный труд». 2 Правильнее было бы сказать
«не как овеществленный», а как овеществляющийся,
т. е. человеческий труд приобретает эту зпачимость уже в про¬
цессе пропзводства, еще до окончательного его заверше¬
ния в виде товара. В противном случае легко перескочить вслед за
Рубиным в сферу обращения и отсюда вести момент возникновения
категории абстрактного труда. Отсюда, далее, следует, что — вопреки
мнению Шабса — труд, как физиологическая функция, порывает связь
с индивидом, производящим данный товар, уже в производ¬
ственном процессе, в каждый отдельный его момент, а не
только как воплощенный в объекте труда.
Отсюда и дальнейший вывод: если абстрактный труд рассматривать
не как естественно-историческую категорию, а как категорию обще¬
ственную, историческую, — то понятию «абстрактного труда» нужно
противопоставлять не «экономический труд», это измышление автора,
а труд, как выражение шростого процесса труда, создающего
просто продукт, потребительную стоимость, хозяйственное
б л а г о. 8
Мы можем, следовательно, спокойно пройти мимо этого нового гер-
минологического изобретения — «экономический труд». Усложнять
безо всякой видимой причины экономическую систему Маркса левыми
терминами — «экономический труд» (Шабе), «условно-исторические ка¬
тегории» (Дашковский) — это и ненужная, и крайне рискованная за¬
тея, неизбежно порождающая лишь новые недоразумения. Нужно быт*
несколько скромнее по отношению к тому великому идейному насле¬
дию, которое завещали нам основоположники научного социализма.
1 К. Маркс, Капитал, т., III ч. 2, 1923, стр. 187. — Разрядка моя
* Ш а б с, op. cit., стр. 95. — Разрядка моя. II. Д.
* Это противопоставление абстрактного труда простому процессу
писколько, естественно, не погашает другого противопоставлены: зОсгршт
•труда — труду конкретному.
Записки научи, о-ва марксистов.	4

50
и не выдавать свои надуманные построения как «углубление» и даль¬
нейшее развитие их учения.
Если простое товарное производство есть производство стоимостей,
то производство капиталистическое есть производство при¬
бавочной стоимости. II ив один момент всего многослож¬
ного пути, какой проходят и живая рабочая сила, и элементы средств
производства, т. е. личный, субъективный и объективный факторы
производства, оип не перестают быть элементами именно капита¬
листического способа производства. В этом, именно, и заклю¬
чается специфичность капиталистического способа производства,
в отличие и от простого товарного производства, и от производства,
как простого процесса труда, создающего только продукт, потребитель¬
ную стоимость.
Конечно, создание прибавочной стоимости, а следовательно, и со¬
здание стоимости предполагает, как необходимую свою предпосылку,
простой процесс труда, в его значении созидателя про¬
дуктов, потребительных стоимостей. Момепты натуралистические
тут, конечно, пмеются: но не они составляют содержание
капиталистического способа производства, не они входят
в понятие стоимости, прибавочной стоимости, капитала, заработ¬
ной платы и т. д. Как нечто сверхчувственно - чувствен¬
ное, этп последние категории в экономическом учении Маркса
интересуют нас только первым членом этого сложного понятия:
«сверхчувственное». Второй член — чувственное —
для нас как бы не существует: он есть лишь «носитель», субстрат,
предпосылка, условие первого члена. «Сверхчувственпое» в условиях
товарного и капиталистического способов производства неизбежпо
фетишизируется, как бы пронизывает своими чертами это нечто
инокачественпое, — материю, вещество, — придает ему как бы харак¬
тер сверхчувственного, общественного. 11о этот отблеск, это отражение
сверхчувственного, общественного не превращает вещество, материю,
чувственное, физическое в социальное. Это лишь видимость, и думать,
что этой видимостью исчерпывается существо данной проблемы,
значит пасть жертвой поверхностной, вульгарной, типично-буржуаз¬
ной трактовки основных проблем политической экономии.
Цитируя слова Маркса, что «простейшая абстракция (т. е. чел о-
веческий труд как таковой. — С. Ж.), которую со¬
временная экономия ставит во главу угла, выражает древнейшее,
для всех общественных форм действующее отношение», Б1абс продол¬
жает: «Эта последняя мысль Маркса... отчетливо и неопровержимо
говорит за то, что он именно полагает понятие аб¬
страктного труда в человеческом труде, как
таковом, т. е. в физиологическом его харак¬
тере (?), который в этой своей сущпости пред¬
ставляется продуктом исторических усло¬
вий (?), поскольку лишь в определенный исторический перибд то-

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО ТРУДА
парного общества ему присвоена основная общественная функция,
а следовательно, социальная реальность, преобразующая его фор¬
мальное выражение и утверждающая его в атом новом выражении
в качестве труда — экономического».1
Изумительное сочетание мыслей! Маркс сводит, будто бы, понятие
абстрактного труда к человеческому труду как таковому, т. е. к физио¬
логическому его характеру. По где же Маркс говорит об абстрактном
труде verbis expressis как о физиологической категории? Как ни истол¬
ковывать соответствующие тексты Маркса, опл не могут служить
для обоснования физиологического варианта абстрактного труда,
великую тень Маркса нужно, следовательно, оставить в покое: он
неповинен в той путанице, которая царит в головах некоторых эко-
иомистов-марксистов. Невольно вспоминается его едкое слово: «Moi, je
ne suis pas marxiste», — в русском переводе: пзбави нас, господи,
от друзей...
Возьмем категорию рабочей силы. Рабочая сила может нахо¬
дить п чисто натуралистическое толкование. Тогда она будет иметь от¬
ношение к продукту, к потребительной стоимости. Но та же рабочая
сила в условиях простого товарного хозяйства имеет отношение к кате¬
гории стоимости; в условиях капиталистического хозяйства мы наблю¬
даем ужо новое отношение — отношение к прибавочной стои¬
мости. Одпа и та же «рабочая сила» в одном случае создает продукт,
в другом — стоимость, в третьем — прибавочную стоимость. Само
собою ясно, что прибавочная стоимость и стоимость предполагают
наличие потребительной стоимости, продукта; но специфическая ха¬
рактеристика, differentia specifica, в этих трех принципиально от¬
личных плоскостях хозяйственной жизни вообще носит глубоко отлич¬
ный характер в зависимости от того, какую именно сферу мы изучаем.
Ясно, далее, что рабочую силу, как таковую (точнее, труд),
в полном отвлечении от ее общественной формы, мы можем
рассматривать и как затрату человеческого мозга, мускулов, нервов
и т. д. В сфере натуралистических отношений такая характеристика
рабочей силы (труда) вполне адекватно выражает ее природу и харак¬
тер. Но, когда мы переходим в сферу простого товарного п капита¬
листического хозяйств, мы как бы переходим в сферу пномерпого
измерения, где мы имеем уже свои специфические категории. Конечно,
рабочая сила, как созидатель стоимости и прибавочной стоимости,
не перестает быть и созидателем продукта. Но это обстоятельство
само по себе не превращает, однако, рабочую силу из натуралистиче¬
ской категории в социальную, а приводит лишь к фетишизированию
товара, стоимости, прибавочной стоимости в условиях товарно-капн-
талистического хозяйства. И только. Ибо без вещества и вообще при¬
роды ни стоимость, ни абстрактпый труд не могли бы выразить свою
сверхчувственную природу. Но как из необходимости нельзя делать
1 Ш а б с, op. cit., стр. 133. — Разрядка пршшдлежит автору. //. Д.

и. длвыдов
добродетели. так и фетишизирующее начало полная прекращать В не¬
что «СОЦИаЛЬНОО»».
Нужно рая навсегда отказаться от всех отих, якобы диалектических,
попыток сочетать физиологическое — шире, натуралистическое — с со¬
циальным. как- нечто однокачестпенпое. Келп Маркс пользуется тер¬
минами, звучащими физиологически, то он отнюдь не думает в отих
случаях включать в свою политическую экономию элементы от физио¬
логии. Говоря о «затрате человеческого мозга, мускулов, нервов, рук
и т. д.», Маркс говорит о рабочей силе не как о натуралистической
категории, ибо он хочет выяснить то общее, что сокрыто в разнородном,
как портпяжсство и ткачество, а это общее ость абстрактный труд.
Что же, этот абстрактный труд есть просто затрата человеческого
мозга, нервов и т. д.? — Ни в коем случае! Ведь речь идет о приравни¬
вании портняжоства и ткачества, как особых видов трудовой деятель¬
ности. о приравнивании в условиях общественной жизни, ибо т о в а-
р о н ]) о и з в о д и т е л и суть члены общественного
целого, заранее уже данного здесь. Речь идет о производи¬
тельно й затрате человеческого мозга, иервов и т. д. Ведь пн
один физиолог не говорит о работе мозга, мускулов, нервов, как о про¬
изводительной затрате: ведь на языке физиолога это было бы чудо¬
вищным noHsens^M. Уже самый предикат «производительный» лишает
нас права истолковывать мысль Маркса натуралистически. Ибо тут
перед нами не явление физиологического порядка, а явление порядка
социального. Чтобы выявить «общее» в «разнородном», чтобы выявить
«соизмеряющее», что дает право приравнивать «разнородное», Маркс
исключительно в целях пояснения своей мысли о «единой субстанции»
в нортняжестве и ткачестве обращается в этой связи к физиологиче¬
ским терминам. Ибо с физиологической точки зрения все виды конкрет¬
ного труда суть не что иное, как проявление просто затраты челове¬
ческого мозга, нервов п т. д. Тут также есть нечто безразличное,
безличное, лишенное красок, цветов, запаха, вкуса, просто «сгусток»
«физиологической энергии». А так как абстрактный труд, как обще¬
ственная категория, также безразличен, безличен, лишен красок,
цветов, запаха и вкуса, то внешне-формально этот образ вполне приго¬
ден для выражения мысли'Маркса о безразличном абстрактном обще¬
ственном труде. Только так и можно понимать этот transcensus Маркса
в круг физиологических понятий.
Ноу Шабса мы встречаем й такие формулировки, которые свидетель¬
ствуют о правильном разграничении физического и социального мо¬
ментов: «Маркс,— говорит он,—видит перед собою физиче¬
ского человека в его исторически обусловленной социальной форме,
и точно так же ф и з и о л о г и ч е с к и й (?) труд в его функциональ¬
ном значении для социального индивида, т. е. в его функциональном
общественном значении, следовательно, исторически» (стр. 116).
В данном случае Шабе, повидимому, хочет сказать, что социальная
форма словно оболочка облекает «физического человека». Молено ска-

ПРОБЛЕМ \ Л БСТРАКТНОГО
зать еще определеннее: социальная форма не приводит
«физического человека»: в своей социальной
существовать и ь*ак явление природы. Но и
ческой экономии нас интересует именно
физического человека, и последний есть лишь в
посылка, носитель, субстрат, предгтаь
социальной формы. И только.
В теоретическом же анализе социальной формы мы с
и даже обязаны отвлечься от «физического ч
выражаясь математически, приравнять его в -том елтчае нулю.
Именно так и ведет свой анализ Маркс: категории »вара, капитала,
денег он берет лишь как нечто «сверхчувственное», шатед! п ттн
рируя «чувственное». Кто не понимает этого, тот не
Марксовой политической экономии.
Вызывает, далее, в настоящей связи недоумение выражение
«физиологический труд». Что это такое? По
Маркса, труд есть, прежде всего, целесообразная •■ятед!•-
ность... Где же здесь, даже с натуралистической точки рения, пре¬
дикат «физиологический»? Его нет п быть не может. Шабе, не замечая
того, совершает логическую ошибку ij^noratio elenchi: он
понятие «затрата» совершенно неравнозначным понятием «труд*. Фи¬
зиология не знает категории труда, как мы ее знаем в олппгческо!
экономии. В рамках физиологии можно говорить лишь
расходе физиологической энергии. Иначе мы с тем же успехом могли
бы говорить о «труде» молекулярных сил, о «труде» »лектрттческом
и т. д. Это — явное nonsens.
Не спасает в данном случае положения и попытка Шабса соче¬
тать в одно целое, якобы диалектически, «физиологический труд*
(абстрактный труд, по его термпнологип) с трудом чсономическим.
Категорию «физиологический труд» нужно совершенно
как явно лишенную смысла. Ибо «физиологический» труд,
явной непрпемлемостп сочетания попятпй «физиологический» и
«труд» — не может обладать «функциональным общественным зваче
нием», он лежит вне рамок «социального».
В настоящей связи необходимо вообще отметить, что в учении о стои¬
мости Маркса нужно проводить строгое разграничение
формы, содержания (субстанции) и субстрата (условия, и]
Как мне приходилось уже не раз выше отмечать, *форма»
ние» не ведут, естественно, раздельного существования,
они представляют собой нечто единое, слитное; лишь
аналитическая мысль отпрепарирует четко, как нечто
моменты формы и содержания. Но можно ли протпвопоета
один другому, как нечто принципиально инородное, ппокачоственио«
Можно ли говорить, по примеру Рубина,что,«с точки tрения е с д е р
ж а н и я стоимости, отвлеченного от общественной форм*,
в понятии абстрактного труда на первый план выступает д

54
П. ДАВЫДОВ
логическое равенство различных трудовых затрат»? 1 Отсюда,
естественно, вывод: содержание стоимости посит физиологический
характер п есть просто затрата труда — нечто натуралистическое.
Допустим на минуту, что это так. Как же понять в таком случае
категорическое заявление Маркса, что «субстанция стоимости имеет
чисто общественный характер»?2 Субстанция = содержание, она носит
общественный характер. Здесь нет ни намека нп на физиологию, ни па
затрату труда, как категорию технологическую. Далее, из уст Маркса
мы слышим, что тот же абстрактный труд есть мера стоимостей. А разве
мера и соизмеряемое не должны быть однокачественными? Разве они
не должны обладать одинаковой природой? Разве иначе мыслим самый
акт соизмерения? Уже Аристотель отчетливо поставил эти вопросы,
хотя и не был в состоянии дать на них правильного ответа.
Суждение Рубина уводит пас от социологического понимания стои¬
мости и абстрактного труда. Отсюда неизбежны внутренние про¬
тиворечия, эклектизм, уклоны в натурализм и замаскированный фе¬
тишизм. Истоки всех этих погрешностей лежат именно в смешении
таких понятий, как «содержание», «субстрат», условие, носитель,
предпосылка. «Субстрат», как нечто природное, физиологическое
и технологическое, лежпт в понятип за пределами социологических
категорий, не содержит в себе ни грана социального и не может, следо¬
вательно, служить пи субстанцией, ни мерой социального. «Содержа¬
ние» стоимости, отвлеченное от общественной формы, просто перестает
быть элементом социальной категории. Сторонникам социологиче¬
ского понимания Марксовых экономических категорий это должно было
бы быть ясным само собою. Это должно быть ясным помимо всяких
мнныо-диалектнческих ухищрений.
Шабе говорит, что абстрактный труд обладает физиологическим
характером. J 1о если допустить нечто подобное, то неизбежно придется
признать, что абстрактный труд не может быть ни субстанцией, ип
мерой стоимости: субстанция стоимости необходимо должна обладать
той же природой, тем же качеством, как и самая стоимость. Следова¬
тельно, первая есть такая же историческая категория, как и вторая.
«Физиологическое» же качественно несоизмеримо с «социальным»,
со стоимостью. Равным образом, качественно однородными должны
быть и мера и соизмеряемое: длина не может иметь своей мерой грамм.
Отсюда — тот же вывод: субстанция стоимости и самая стои¬
мость должны бьгпГ качественно однородными, т. е. они должны быть
или логическими, или историческими категориями. Первое исклю¬
чается, следовательно, они должны носить исторический характер.
Мы снова можем услышать из уст Шабса одну из сакраментальных
фраз —якобы в духе Маркса — о моментах тождества и различия.
Ьс-ли берется, напр., труд, как созидатель потребительной стоимости,
1 «Очерки», стр. 105. — Разрядка моя. II. Д.
1 «Капитал», т. 1, стр. 14.

И ГО Г>Л li.M А АПСТРАКТНОГО ТРУДА
и тот же труд, как созидатель стоимости н прибавочной стоимости. —
то здесь можно было бы, конечно, говорить об отношении тождества
и различия. Но это «к» поепт здесь характер «и с к л ю ч е н и я*:
aut-aut, и л и одно — или другое; здесь нет никакого л о-
г н ч е с к о г о мостка от одного к другому. Мнимая диалектика не
заполнит явно зияющей пропасти между обоими «или». Я снова на¬
помню здесь слова Маркса, что «стоимость и потребительная стои¬
мость сами п о себе величины несоизмеримые».
Здесь перед памп то же взаимно-исключающее или — и л и.
Когда Маркс говорит о «труде как таковом», о «труде вообще»,
«благодаря своей отвлеченности и р и м е н и м о м ко всем эпохам»,
то в этом случае он менее всего совершает прорыв в своем социологи¬
ческом понимании экономических категорий. «Труд вообще» не со¬
держит в себе пн грана от «общественной определенности» и, выражая
вечное отношение человека к «природе», завершается созданием потре¬
бительной стоимости, продукта. И только. Холст есть холст, потре¬
бительная стоимость. Как таковой, он никакой мнимой диалектикой
не может быть превращен в диаметрально противоположную «ипо¬
стась» — стоимость. Холст становится стоимостью вопреки своей при¬
роде, как потребительной стоимости. Природа холста — лишь
предпосылка, носитель стоимости. Такой же предпосылкой является
и труд, как категория технологическая пли натуралистическая. В та¬
ком аспекте труд создает не стоимость, а богатство. Это нужно
различать. В свое время Рикардо настойчиво внедрял эту мысль в со-
зпание Мальтуса. Ыо «природа» стоимости совершенно независима от
природы вещества.
Чрезвычайно характерно для Шабса следующее его суждение.
В главе пятой своей книги, трактующей об абстрактном труде, как
эта проблема нашла свое выражение у Рубина, он цитирует следующие
слова Маркса: «Затрата рабочей силы прядильщика... здесь имеет
значение лишь постольку, поскольку он (труд прядения. — 7Z. Д.)
является затратой рабочей силы, а не потому, что он —
специфический труд прядения». 1 В другом месте Маркс говорит:
«Вместе с полезным характером продукта труда исчезает и полезный
характер представленных в нем работ, исчезают, следовательно, раз¬
личные конкретные, определенные формы этих работ, последние не
различаются более между собой, а сводятся все к одинаковому
человеческому труду, к абстрактному чело¬
веческому труду, к человеческому труду
вообще». «Рассмотрим, — продолжает Маркс, — тот остаток, кото¬
рый получается после этого сведения от продуктов труда.
От них ничего не осталось, кроме одинаковой для всех призрачной
предметности, простого сгустка безразличного
1 «Капитал», т. I, стр. 1G1.

И. ДАВЫДОВ
ч с л о n v ч (* с к о г (1 т р у д а. т. <\ затраты человеческой рабочей
гили». 1 Приведем еще одну цитату но Маркса: «Труд, реализованный в
7 о в а р н о й стоимости, получает не только отрицательное выра¬
жение. как труд, от которого отвлечены все конкретные формы и по¬
лезные свойства действительных работ, по кроме того отчетливо
выступает вперед и его поло ж и т е л ь и а я природа. По¬
следняя состоит в сведении всех действительных видов труда к их
общему характеру человеческого труд а,
к затрате человеческой рабочей сил ы».2
Затрата рабочей силы, одинаковый человеческий труд, абстрактпый
человеческий труд, человеческий труд вообще, простой сгусток без¬
различного человеческого труда, общий характер человеческого труда,
затрата человеческой рабочей силы — таков язык Маркса в приведен¬
ных отрывках. Ли намека на так называемый «физиологический»труд.
Лто не мешает, однако, Шабсу сделать по поводу этих слов Маркса та¬
кое замечание: «Казалось бы. определение абстрактного труда, дан¬
ное здесь Марксом, насквозь насыщено физиологическим
содержанием». (?!)8 Изумнтельпый вывод! Ведь «затрата чело¬
веческой рабочей силы» «реализована здесь в товарной стои¬
мости» и потому не может быть явлением ни «природы» вообще,
ни «физиологического» в частности: пначе и товар, и стоимость также
были бы явлением «природы», т. е. категориями естественно-истори¬
ческими. Рабочая с-нла, создающая стоимость, есть уже не
явление «природы», а выражение определенной общественной связи
между товаропроизводителями — простое товарное хозяйство. В усло¬
виях капиталистического производства та же «рабочая сила» создает
не только стоимость, по и прибавочную стоимость. Она и в этих двух
последних случаях не перестает, конечно, обладать и натуралистиче¬
ским, физиологическим и технологическим аспектом, но не этот аспект
играет здесь роль differentiae specificae. Он есть не более, как суб¬
страт, носитель, представитель «сверхчувственного», стоимости, аб¬
страктного труда.
Изумительно, далее, следующее. Всего чер£з одну строчку Маркс
пишет: «Всеобщая форма стоимости, которая пред¬
ставляет продукты труда просто в виде сгустков безразличного чело¬
веческого труда, самим своим построением показывает, что она есть
общественное выражение товарного мира. Она раскрывает,
таким образом, что в пределах этого мира всеобще челове¬
ческий характер труда есть его специфически о б щ е-
ственный характер». 4 Ведь яснее ясного, что «затрату челове¬
ческой рабочей силы» Маркс не мог понимать здесь в физиологическом
смысле, ибо «всеобще человеческий характер
1 Маркс, op. cit., стр. 4 — 5. — Разрядка моя. И. Д.
* М а р к с, op. cit., стр. 34. — Разрядка моя. И. Д.
1 III а б с, op. cit., стр. 147. — Разрядка моя. И. Д.
* «Капитал», т. I, стр. 34 — 35. — Разрядка моя. Я. Д.

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО ТРУДА
труда орт], ('го р и о ц и ф и ч г г к и общественный
х а р а к т о р». Как молено игнорировать это ясное понимание ♦затраты
человеческой рабочей силы» в ее социальном аспекте! Поистине, не
видит тот, кто не хочет видеть... Водь из положений Шабса. при даль¬
нейшем их развитии, вытекает, например, что «положительным со¬
держанием» капитала является вещественная сущность, т. е. машины,
станки, кипы хлонка, смазочное масло и т. д. in natura. Дальше итги
некуда.
С той же точки зрения специфически м. действительно
положительным элементом денег, напр., является но с о ц и а л ь-
н а я «природа» золота, как денег, а его физическая природа, как явле¬
ния внешпего мира. Это совершенно извращает смысл суждения
Маркса: «деньги но природе своей суть золото и серебро, хотя золото
и серебро по природе — пе деньги». Неустанпая погоня за веществен¬
ным, физическим основанием социальных категорий приводит, в конце
концов, к забвению учения о товарном фетишизме. Поистине Маркс
поставлен здесь на голову.
Не спасает положения и тот аргумент, что, говоря о «физиологиче¬
ском», Маркс дает, вкобы, «предварительное определение» абстрактного
труда. Допустим, что это так. В. таком случае это «предварительное
определение» есть не более как трактовка данной проблемы с точки
зрения простого процесса труда. Другими словами, мы имели бы
здесь не абстрактный труд, как таковой, а лпшь субстрат, предпосылку,
т. е. нечто toto coelo отлпчпое от «социального». Но и в этом случае
не было бы пп намека на физиологию, ибо в понятие «труда» не входит
и не может входить, как соопределяющпй момент, «физио¬
логическое». Выше я показал это достаточно ясно.
В заключительных строках своей книги Шабе выдвигает еще один
аргумент протнв социологического понимания абстрактного труда.
Речь идет об интенсивности труда. «Интенсивность пли на¬
пряженность труда, — цитирует автор Рубина, — определяется коли¬
чеством труда, затрачиваемым в единицу времени. С точки зрения тео¬
рии трудовой стоимости это вполне понятно, так как часовой труд
большей интенсивности означает затрату большего количества труда.,
чем часовой труд меньшей интенсивности».—ОтсюдаШабсделаетвывод,
что в этих строках, якобы, подчеркивается «физиологическая (?) сущ¬
ность интенсивного труда».
Снова изумительный вывод! Вопреки мнению Шабса здесь нет ни
намека на «физиологическую сущность интенсивного труда». Понятие
«величины стоимости», как оно дано Марксом в словах: «Величина
ценности товара выражает необходимое, имманентное самому про¬
цессу созидания товара, отношение его к общественному рабочему
времени»,1 — сохраняет и здесь свое полное значение. Велика пли
мала ее «величина», — это не имеет здесь принципиального значения.
1 «Капитал», т. I, стр. 09.

И. ДАВЫДОВ
Н ужно иди признать вообще неправильной эту формулировку Маркса,
алд игнорировать это указание иа то, будто «много трудам приво¬
дит к «физиологии*. Поэтому, формально-логически мы с полным пра¬
вом можем пользоваться выражением: «социально сгущенный труд*.
Шабе вообще не уяснил себе природы абстрактного труда. Отсюда —
гакой недоуменный вопрос: «Ее пдентпчно ли понятие абстрактно-
всеобщего труда простому общественно-необходимому труду (или
вбщеетвенно-необходнмому рабочему времени)?* — Абстрактный труд
в понимании Маркса есть субстанция и мера стоимости.
Как субстанция стоимости, он одинаково предпола¬
гается и простым, и сложным трудом. Ясно, следовательно, что
абстрактно-всеобщий труд не может быть тождествен общественно-
необходимому рабочему времени.
Я хотел бы остановиться здесь еще па одном пункте — это вопрос
о производительности труда. Шабе п в этом случае
безбожно путает. Производительность труда мы можем определить,
как успешность труда в зависимости от условий производства. Условия
производства могут носить личный, субъективный характер (искус¬
ство. ловкость, сноровка рабочего). Они могут носить внешний, объек¬
тивны! характер. £гого рода условия можно, в свою очередь, подраз¬
делить на «естественные» (плодородие почвы, напр.) и «общественные»
условия (применение науки, организация трудового процесса, дееспо¬
собность средств производства, и т. п.). Все указанные моменты бе¬
рутся здесь, естественно, в натуралистическом аспекте, но в условиях
товарвмапкталнетичеекоро хозяйства онп приобретают социальное
значение н должны рассматриваться, как условия, содействующие
росту производительности труда «свободного* рабочего, росту при¬
бавочной стоимости (относительная форма прибавочной стоимости).
Как же отражается рост производительности труда рабочего на
стоимости возросшего количества штук товара? Если под произво¬
дительностью труда нужно понимать успешность труда в зависимости от
условий производства, то измеряется производительность труда ко¬
личеством ппук товара, производимых в единицу времени. * Изме¬
няется, допустим, один момент, вводится, напр., улучшенное тех¬
ническое оборудование фабрики, позволяющее в единицу времени про¬
изводить вдвое большее количество штук товара. В таком случае
та же самая «новая стоимость* (v m) распределяется на
вдвое большее число ппук произведенного товара, и величина «новой
стоимости», присоединяемая к каждой штуке товара, пропорционально
1 Н. ДавЕОвекпй, автор «Конспектированного курса политической
экоаояиш». заявляет, что «под производительностью труда понимают количество
единиц товара, вырабатываемых в единицу времени при средней интенсивности
труда». (Гос. над. Украины, 1925 г.. стр. 20). Итак, производительность
труда, — это количество единиц товара... Автор «Курса»
•безбожно путает два вопроса: 1> что такое производительность труда? и 2) чем
намеряется производительность труда?

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО ТРУДА
будет вдвое меньше. Постоянная часть капитала с лишь переноснт\-я на
стоимость нового товара, ceteris paribus не увеличиваясь н не умень¬
шаясь в своей величине, Как величину постоянную, мы можем при¬
равнять ее нулю. Лишь при этом условии может полностью
выявиться значение нового момента — возросшей производи¬
тельности труда. Это — единственно правильный прием авалям,
вполне соответствующий требованиям абстрактно-аналитического ме¬
тода Маркса.
Об этом Шабе забывает. Вводя элементы с в свои вычисления, он
маскирует этим влияние возросшей производительности труда.
Тем самым вся его «арифметика* не только ничего не доказывает, во.
наоборот, служит как бы кривым зеркалом, искажающих действитель¬
ность. Отсюда — ошибочный вывод Шабса. что производительность
труда повысится, якобы, н е вдвое, а лшпь в I2 5 раза. Ложная пред¬
посылка. положенная в основу арифметической иллюстрация, пре¬
вращает п ее самое в ложную иллюстрацию. Пбо, — как говорит Маркс,
«перемена в производительной силе нисколько не ка¬
сается самого труда, представляемого стоимостью». 1
* *
*
В настоящей же книжке сЗапвеок» пометена статья М. Кукса,
посвященная той же проблеме абстрактного труда: <К проблеме
абстрактного труда*. Автор в общем сторонник сонисаогтгческогс
направления. Сознательно он ставит а отчасти ведет обсу¬
ждение данной проблемы именно в социологическом аспекте. Но
самая трактовка проблемы, в особенности, отдельные формулировка»
дают нам право сближать его построения с построениями эклектиков,
соцпал-фпзподогистов. Так, мы слышим из уст автора, что «было бы
нелепо отрпцатч, что абстрактный труд представляет
собою «труд вообще*, труд, как однозначную, безличную за¬
трату энергии: однако, мы имеем здесь дело не с полной хавакторЕсте¬
кой категории абстрактного труда, а лшпь с одним из состав¬
ных моментов, образующих его содержание. Абстрактны*
труд — заключает автор это свое суждение — включает в полноту
своих определений труд, как затрату энергии, т. е. труд, как таковой*
(стр. 79).
Это глубоко неверно. Автор недостаточно вник в содержание своих
собственных положений. С точки зрения социологической, совершенно
неправильно, что «абстрактный труд* есть будто бы «труд вообте».
Ведь если бы абстрактный труд=труд вообще, то абстрактный труд
был бы в таком случае категорией логической, внеисторпческой. Ибо
«труд вообще» есть выражение простого процесса труда, выражение
вечного отношения человека, как представителя вида homo sapiees,
к веществу, к природе, выражение вечного обмена веществ v чр у -
1 «Капитал*. т. 1, стр. 10. над* 1S72 г. ТЧзрядка //. 7.

ВО
и. Давыдов
]К1дс»й и человеком, как определенным комплексом естественно-исто¬
рических сил. Здесь пет и не может быть ин грана от социального.
Это — одпа ошибка анто])а.
Автор прячется, далее, за столь же сомнительное разграничение
«полной х а р а к т е р и с т и к п абстрактного трудам и «о д п о г о
из с о ста иных моментов, образующих его содержание». Здесь
перед нами полнейшая путапица понятий. Ибо «полная характери¬
стика» включает уже в себя и все отдельные составные моменты, кото¬
рые пе могут не быть однокачествспнымп со всем тем, что входит в
♦полную характеристику». Ведь иначе эта «полная характеристика»
была бы безнадежно взорвана пзвнутри. т. е. являла бы собой вопию¬
щее внутреннее противоречие. Тем самым мы должны решительнейшим
образом отвергнуть вывод автора, что «абстрактный труд включает
в полноту своих определений труд, как затрату энергии,
т. е. труд, как таковой». Социальное не может включать
в полноту своих определений натуралистическое—
это положение автор как будто бы прпзнает в принципе. Но тут он от¬
ступил от него и впал в вопиющее противоречие п с Марксом, п с самим
собой. И вполне естественно, если автору в дальнейшем приходится
чисто словесно отмежевываться от натуралистов: «совершен¬
но неправильно — говорит он — сводить его (т. е. абстрактный труд.—
П. Д.) к последнему (т. е. к простой затрате энергии. — И. Д.), что де¬
лают натуралисты». Из объятий натурализма в этих своих рассуж¬
дениях автору уже не вырваться. Он пал жертвой эклектической трак¬
товки проблемы абстрактного труда. Ибо недостаточно сказать, что
♦физиологический момент» у Маркса носит чисто социальный харак¬
тер. Маркс не знает ни «сухой воды», ни «деревянного железа», ни,
естественно, «социального физиологического». Маркс не повинен в
механистическом понимании экономических категорий.
По все хорошо, что кончается хорошо, ибо в заключительных стро¬
ках своей статьи автор говорит уже о «физиологическом равенстве,
являющемся необходимой предпосылкой». Вот это правильно:
«физиологическое» и есть именно предпосылка социального, но от¬
нюдь не один из составных моментов, образующих его содер¬
жание. Автор не выработал себе четкого разграничения катего¬
рий: формы, содержания, предпосылки. Отсюда — его прегрешения.
Заключение.
Я могу закончить свой анализ построений автора «Проблемы обще¬
ственного труда». К какому же выводу приходим мы?
1. Построения Шабса носят, прежде всего, завуалированный
эклектически-фи8иологический характер.
2. Сочетать физиологическое и социальное внутренне-непротиво¬
речиво можно лишь в том случае, если рассматривать физиологическое
как предпосылку социального, но отнюдь не как равновнач-

ПРОБЛЕМА АБСТРАКТНОГО
fl
пый момент, входящий на ряду с социальным в
абстрактного труда.
fa 3. В соответствии с общей методологической
этот путь для него заказан. Поэтому он нагромождает
впутренне-несогласованных моментов, не проводя
кой разграничительной линии.
4. Так называемый «физиологический»
своего рода бастард — образует, по мнению Шабса,
абстрактного труда, который поэтому превращается в чист
листическую категорию.
5. Далее, естественно, возникает задача сочетать в
■форме «физиологическое» с «социальным», ибо а
рода экономических категорий — слишком яркий г крупный <j
в учении Маркса, чтобы можно было игнорировать
6. Поэтому Шабе изобретает новую категорию —
ческий труд, который носит в его представлении
циальный характер.
7. На помощь привлекается мнимая диалектика,
автору чисто механически совершить перевоплощение физво:
ческого в социальное. Своего рода чудо!
8. Автор не выработал себе ясного представления таких момен¬
тах, как «форма», «содержание», «субстрат». Говоря
он в действительности оперирует понятием «субстрата».
9. В то же время, он не уяснил себе той элементарной
что форма п содержание должны быть однокачественны. Поэтому
недопустимо, чтобы форма носила социальный характер, а содержание
обладало технологической или физиологической природой.
10. Помимо мнимой диалектики, Шабе нередко апеллирует мен-
там «различия» и «тождества», применяя и эти категории те¬
ним, механическим образом.
11. Если отвлечься от всего ошибочного, что привнес в соцнол
ческий вариант абстрактного труда Рубин, и что отнюдь не связан:
с подлинным учением Маркса, то все усилия Шабса опорочить социо¬
логический вариант нужно признать бесплодными.
12. Автор своими мнимо-диалектическими ухищрениями лиге»,
удалит нас от Марксова социологического учения о стоимости.
13. Шабе не только не дал ничего положительного для дальнейшей
разработки проблемы абстрактного труда, но свонмп оригиналь¬
ными» построениями еще более осложнил понимание подлинного
Марксова учения о стоимости.
14. Критику построений Рубина, поскольку она мо оьпъ при¬
знана состоятельной, с успехом можно было бы уместить *а протяже¬
нии одного — полутора листов, а не тратить на это целых одиннадцать
печатных листов.
Да будет позволено мне, в заключение, привести щч'ь слова ду¬
ховного писателя XVII в., митрополита Димитрия Ростовского.

62
П. ДАВЫДОВ
Автор «Четьи Минеи» по поводу книги архиепископа черниговского
Максимовича выразплся так: «Кннга стпхов печатных прислана мне.
Бог дал тем виршеслагателям типографии, и охоту, и деньги, и сво¬
бодное житие: «мало потребные вещи в свет происходят».
А если бы митрополит Дпмптрий Ростовский имел представление
о переживаемом нами бумажном кризисе, то приговор его,несомненно*
был бы еще более суров. Поистине, и в напш дни «мало потребные вещи
в свет происходят».
И. Давыдов.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА.
Несколько замечаний.
Если теория ценности с полным основанием может считаться
угольным камнем марксистской экономической системы, то учение
об абстрактном труде, в свою очередь, придает специфический хар;
самому содержанию ценности и всем категориям, произвсаиым :
нее. Это обстоятельство объясняет острую научную полемику,
ревпгуюся в нашей экономической литературе по вопроеу чт-у-
абстрактного труда. Характерно, что спор идет не :*толы о ^
работке действительных или мнимых пробелов в теории Маркса,
сколько о понимании и толковании его положений, псчерпыь-аг л
изложенных уже им самим. Каждая из борющихся сторон «физио-
логисты» и «рубинианцы») считают, что именно ее точка
более соответствует «духу и тексту» Маркса. Мы не можем
ни с той, ни с другой стороной. Это заставляет изложить наше понима¬
ние Маркса с неизбежным в таких случаях, хотя и несколько утоми¬
тельным, цитированием «текстов».
I.
Нет нужды подробно указывать на значение, которое придавал
Маркс своему учению о двойственном характере
к Энгельсу, написанном вскоре после выхода
1867 г.), Маркс замечает: «Самое лучшее в моей книге: 1)
же главе подчеркнутая особенность двойственного
тера труда, смотря по тому, выражается
ной или меновой стоимости. (На этой теории о
труда покоится все понимание фактов.)»1 То же Маркс
и в «Капитале».
Однако, Каутский, один из первых и наиболее популярных его
комментаторов, не обратил внимания на эти
теорию ценности, он ограничился несколькими ник чему не обязываю¬
щими фразами об абстрактном труде: «С одной стороны,
Каутский, труд есть полезный расход человеческой рабочей силы.
1 К. Маркс и Ф. Энгельс, Письма. М.	стр.	144.	Радрсда
Маркса. Ср. также стр. 145 и «Капитал*, т. 1, М. 192ö, Т ■ v

64
М. КУКС
вообще; с другой стороны — специальная человеческая работа, на¬
правленная к достижению определенной цели. В первом случае, труд
по своей природе одинаков в каждой производительной деятельности
человека и со пд а е т ценность меновую. Не качественно различная
работа, как определенный, специальный труд, с о з д а е т ценность,
а р а б о та во о б щ о. как одинаковое во всех отраслях труда
расходование человеческой рабочей силы». 1 Нот и все. Абстрактный
труд рассматривается просто, как «работа вообще». Отсюда и
ведет н а чало так называемое «ф н з н о л о г н ч с с к о е»
п о н и м а н и е а б с т р а к т н о г о тру д а.
«Физиологическая версия», считающая абстрактный труд простой
затратой мускульной, нервной п пр. энергии, после выхода «Эконо¬
мического учения» Каутского, получила безраздельное господство
в марксистской и, в частности, русской литературе (исключение
составляют лишь Гильфердипг п, пожалуй, Булгаков.)
Каутский, со своей популяризацией, и ныне остается еще наставни¬
ком не только наших студентов, но и некоторых профессоров. Доста¬
точно взять в руки новый «Курс политической экономии» проф.
А. Кона, чтобы в этом убедиться. Оставим в стороне «формулировки,
гласящие, что «меновая стоимость» является «овеществлением з а-
к о н а (sic!) стоимости в товаре»;2 будем считать случайной обмолв¬
кой заявление, что стоимостью «называете я» «труд», затрачен¬
ный на производство товара».3 И в таком случае теоретические поло¬
жения автора, выигрывая в грамотности, не приобретают убедитель¬
ности.
«Всякий труд,—пишет А. Кон,—можно рассматривать с двух точек
зрения: с точки зрения потребительной стоимости, которую данный
труд производит, и с точки зрения затраты энергии работника в про¬
цессе труда. Когда мы рассматриваем труд с точки зрения той потре¬
бительной стоимости, па создание которой этот труд направлен, мы
можем говорить только о конкретном труде... Однако,
стоит лишь отвлечься от той потребительной стоимости, на создание
которой труд направлен, и всякий труд выступает в качестве целе¬
сообразной затраты физиологической энергии, и только. Это будет
уже не конкретный труд, а труд вообще. Отвлекаясь от той потре¬
бительной стоимости, на создание которой направлен данный вид
труда, мы сводим всякий труд к абстрактному труду». 4 «Абстрактный
труд, — замечает далее он, полемизируя с Рубиным, — отличается от
конкретного только в том отношении, что конкретный труд
есть труд в определенной отрасли производства, направленный на
производство совершенно определенной конкретной потребительной
стоимости: абстрактный же труд есть труд, взятый с точки зрения его
1 К. Каутский, Экономическое учение К. Маркса, стр. 13 и 14.
* А. К о и. Курс политической экоиомпи, ч. 1, М. 1928, стр. 30.
• Ib., стр. 37.
4 Ib., стр. 23. Разрядка аитора.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА
общих свойств и очищенный от особенностей, свойственных отдельным
конкретным видам труда... Абстрактный труд представляет собою
целесообразную затрату физиологической энергии человека». 1
Все содержание абстрактного труда, «самого лучшего», что внес
AI арке в политическую экономию, сводится у Кона к тощему и лишен¬
ному социальной определенности понятию «труда вообще», как «за¬
траты физиологической энергии».
Эту «физиологическую» или, лучше сказать, натуралисти¬
ческую интерпретацию абстрактного труда нужно отвергнуть по
следующим соображениям:
1. Абстрактпый труд, определяемый как простая затрата физио¬
логической энергии, получает характер непосредственно ф и з и-
ч с с к о й реальности. Так как, с точки зрения экономистов-натура-
лнетов, он создает ценность, а по мнению Кона, даже назы¬
вается ценностью,2 то непосредственной физической реальностью
становится и сама ценность. Таким образом, она выступает у фнзиодо-
гпетов, в качестве какой-то вещи, лишенной качественной характери¬
стики, «вещи вообще», адэкватной «труду вообще», как его вещное
«отверждение». II такое наивно-реалистическое понимание выдается
за подлинный марксизм!
2. Абстрактный труд, как простая затрата физиологической энер¬
гии, становится категорией вне исторической и лишен¬
ной какого бы то ни было социального содержания. Такой
же внеисторической и несоциальной категорией становится ценность,
если исходить из воззрений на «труд» п «ценность», господствующих
среди натуралистов вообще, и у Кона, в особенности.
3. Натуралистическая интерпретация абстрактного труда, виднмо
представляющая высшую форму социального объективизма, в дей¬
ствительности, неизбежно приводит к грубейшему
индивидуализму. В самом деле, если абстрактный труд
представляет непосредственно (физически) данную затрату
физиологической энергии, то реально («чувственно») он выступает
лишь в ощущениях человека, производящего эту затрату. В. Базаров
вполне последователен, приходя в своей натуралистической концеп¬
ции к таким выводам: «... общественная стоимость затраченного
тРУДа (?!) измеряется... тем, во что обходится эта затрата жпвому
носителю общественной эноргии — человеку. Если данное количество
кплограмметров работы молотобойца и, в и раз меньшее, количество
килограммстров работы станочника означает одинаковую степень
использования психо-физнологического трудового аппарата обоях
этих работников, вызывает одинаковую степень уто-
м л о н и я в том 11 другом, то общественная стоимость,
созданная этими энергетически — весьма различными затратами
‘ А. Ко и. Курс политической оковомни, ч. I, М. 102$, ста,
а Ib., стр. 37.
Записки пиуч.к о-un марксмстш*

№
М. КУКС
труда, будет при прочих равных условиях одинаков а». 1 Цен¬
ность измеряется даже не количеством израсходованной энергии,
и степенью утомляемости организма. Таким образом,
мы вернулись к самым вульгарным мотивам смитнанства, а вместо по-
тптнческой экономии получили нечто в роде ф и з и о л о г и и
груд а.
4. Если не считать направления, избранного Базаровым, натуралл-
тичеекая интерпретация абстрактного труда закрывает путь к пони¬
манию теории редукции. Едва ли, однако, найдутся охотники призна-
натъ Базаровскос решение проблемы Марксовым пли хотя бы марк-
гистеким.
л. Натуралпстпческая (физиологическая) интерпретация решительно
противоречит и тексту Маркса. Она опирается лишь на две-трн
1‘овершенно не понятные фразы второго раздела первой главы 1 т.
»Капитала» и стоит в резком противоречил даже с последующими стра¬
ницами той же 1-й главы: достаточно привести лишь две-три цитаты.
•Как стоимости, товары суть выражения одной и той
и; е единицы абстрактного человеческого труда. В форме мено¬
вой стоимости они являются друг перед другом, как стои¬
мости, и относятся друг к другу, как стоимости.
‘.)тим самым относятся они в то же время к абстрактному человеческому
труду, как к своей общей социальной субстанци и». -
Кажется, здесь достаточно ясно указано, что абстрактный труд —
общая социальная субстанция товаров п, следова¬
тельно, не может быть сведен к простой «затрате физиологической
энергии». Не менее ясно Маркс выражает свою точку зрения и в сле¬
дующих словах: «Но, разумеется, ни одна из этих частных работ в ее
естественной форме не обладает этою специфически
общественною формою абстрактного чело¬
веческого труда...»3 Естественная форма труда «не обла¬
дает» по Марксу «общественной формой абстрактного труда». Было бы
иначе, если бы Маркс разделял точку зрения Каутского, Кона и др.
Тогда он должен был бы признать, что абстрактный труд, представляю¬
щий лишь «простую затрату физиологической энергии», можно не¬
посредственно обнаружить во‘всякой «естественной» форме труда.
II.
Совершенно другую интерпретацию получает Марксова теория
ценности и в частности учение об абстрактном труде в талантливой
работе молодого немецкого экономиста, погибшего на одном из воен¬
ных фронтов, Ф. Петри: «Der Soziale Gehalt der Marseschen Wert-
1 В. Базаров, Капиталистические циклы н восстановительный процесс
xoiüücTua СССР, М. 1У27, стр. 37.
• М а р к с, Кашиал, I, Саб., 1872, стр. 23. Разрядка Маркса.
• Ib., стр. 26.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА
theorie». Мы считаем нелишним вкратце остановиться
гак как данная в ней интерпретация Маркса, прямо
натуралистической, в известных пунктах оказала
мне на точку зрения Рубина.
Ф. 11етрн принадлежит к методологической школе
дел нет характерное для нее противопоставление естественно
метода, как каузально-генетического, «культурно-научному»
смотрению», которое ориентируется на априорные
принципы. Это риккертпанскос противопоставление, красной
проходящее через всю работу Петрн, препятствует ему понять
образце Марковых социальных категорий. Исходная его посылка -
резкое расчленение и логическое разъединение между внешней приро¬
дой и миром человеческих, общественных отношений — исключающая
единство метода исследования, ничего общего не имеет с марксизмом.
Различие в отправных гносеологических пунктах накладывает свою
печать на все, порою очень интересные, рассуждения Петрн. Uo его
мнению в марксизме борются две души. Основное портиворечш-. ко¬
торое господствует в системе Маркса и делает невозможным моннстн
ческое понимание, заключается в противоестественном соединении
идеалистических мотивов («Denkmotive»), являющихся наследием
Гегелевой философии духа, с материалистическими и естественно¬
научными моментами («Denkabsichten»). Этот дуализм, характерный
для системы в целом, простирается и на экономическое учение Маркса,
где тоже «сталкиваются лбами» два противоположных метода. В част¬
ности теория ценности является ареной борьбы естественно-научного
мировоззрения, которое представляет продолжение построений
кар до и ставит задачей прнчинпое, естественно-научное объяснение
«ценностных явлений» (явлений ценностей и цены), с противореча шеи
этому «культурно-научной» тенденцией, стремящейся дать анализ
ценности с точки зрения ее социального содержания, ввеети социаль¬
ный «способ рассмотрения». 1 В общем учении Маркса доминируют
моменты материалистического, естественно-научного порядка: в эко¬
номической же его системе, решающую роль приобретают * культур н<
научные» мотивы, которые для Петрн идентичны с социальными:
именно в «Капитале» Маркс решительно противопоставляет истори¬
ческий и социальный «способ рассмотрения» естественно-научному
методу своих предшественников.
Это, по мнению Петри, не исключает того, что для интерпретации
Марксовой теории ценности, как категории с чисто «кудътурве-
научным» или социальным содержанием, необходимо произвести щ-
сколько искусственную, пожалуй, даже насильственную абстракций,
дабы освободить «социальное» от привнесенных пзвне рикардианских
естественно-научных моментов. В дальнейшем Петри и производи
такую «насильственную абстракцию», постоянно оговаривая свою
1 F. Pc t г у, Der Soziale Gehalt der Manschen Werttheorie, .len» h > > .

68	м.	кукс
«■умышленную односторонность». Мы последуем за ним лишь постольку,
поскольку предметом его рассуждений становится понятие абстракт¬
ного труда.
В Марксовой теории ценности Петри различает качествен¬
ную и количественную проблемы ценности. Он оговари¬
вается, что в «Капитале» Маркс указал лшпь путь к такому различе¬
нию, но не проводил его последовательно. Наоборот, неясности пер¬
вой главы «Капитала» могут привести скорее к противоположному
заключению. Однако, Петри считает эти проблемы совершенно раз¬
личными, разрешаемыми при помощи совершенно различ¬
ных средств.1 Действительно, абстрактный труд, который по
Марксу измеряв т с я общественно-необходимым рабочим в р е-
м ене м, в толковании Петри исключает возможность количествен¬
ного соизмерения. Для последнего ему прнходптся копструировать
общественно-необходимый труд, как понятие с совершенно особым
содержанием, стоящее р я д о м с категорией абстрактного труда,
но соответствующее иным исследовательским задачам и потому ничем
с ним ие связанное. Позже мы увидим, что так же пытается решить
проблему и Рубин.
Центральным пунктом качественной проблемы ценности является
учение об абстрактном труде. Уже в самом начале Петри объявляет,
что социальные категории означают для Маркса не объективный
знак («Merkmal») внешне данных предметов, а лишь определен¬
ный методологический отправной пункт со¬
циального исследования.2 Это предопределяет и содержание категории
абстрактного труда: очевидно, последний может быть только «априор¬
ным принципом труда», средством «социального анализа», принципом
«ценностного рассмотрения» («Wcrtbetrachtun£»).
Что же следует понимать иод абстрактно-всеобщим трудом в проти¬
воположность к конкретному полезному труду? — спрашивает Петри.
Интерпретируя ото «темное неясное понятие», мы, но его словам,
должны иметь в виду цель, которой оно служит, — а н а л и з с о-
ц и а л ь н о й структуры капиталистического
хозяйства.3 И противоположность абстрактно-всеобщему труду
Маркс конструирует понятие т с х и и ч е с к о г о труда: как п о-
л е з и ы й труд, он образует потребительную ценность: как фактор
производства, он на ряду с другими факторами производства и есте¬
ственными силами сам является лишь естественной силой человеческого
организма.
И совсем ином аспекте рассматривается труд и его продукт, как суб¬
страт общественно-производственных отношений, как абстрактный
всеобщий труд. Имеем ли мы здесь дело исключительно с негативным
1 K. Petr у, ib. Стр. 16.
* Ib., стр. 6.
л Ib., стр. 22.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА	Ш
процессом отвлечения, с «обеднением» содерлсания понятия конкретного
полезного труда? — Различные места у Маркса можно понять в том
смысле, что абстрактно-всеобщим трудом мыслится исключительно
общее физиологическое содержание всех конкретных ви¬
дов труда, просто расходование человеческой рабочей силы. Однако,
в действительности ото понятие выходит за границы естественных
сторон труда, ибо должно служить социальному
анализу хозяйства. Исследование товарного фетишизма
ясно показывает, что Маркс вовсе не имеет в виду физиологическое
содержание, когда речь идет об абстрактно-всеобщем труде. Гпецифи-
ческий характер труда обусловливается здесь его общественной фор¬
мой, которая выражает определенные общественные отношения. По¬
скольку же труд принимает определенную общественную
форму, его следует считать деятельностью не индивидуальных людей
в их естественной сущности и физиологических функциях, а людей
в качестве сочленов общества и, следовательно, субъек¬
тов права.1
Понятие абстрактного труда noramaet различие в конкретных
формах труда не потому, что выражает родовую сущность труда,
а поскольку характеризует трудовую связанность («совместность»)
людей, как сочленов общества. Бетрн не видит, таким образом, необ¬
ходимой связи между двумя отмеченпыми моментами (та же
ошибка повторяется и Рубпным); не выражая объектнвно-даннот
явления, категория абстрактного труда представляется ему исключи¬
тельно «инструментальным» понятней, мыслительной или методологи¬
ческой категорией, в известном смысле произвольно сконструи¬
рованной для «социального анализа хозяйства». Петрп неустанно ука¬
зывает на априорный методологический харак¬
тер категории абстрактного труда.1 Соответ¬
ственно исключительно методологическому пониманию абстра!ггиого
1 Die Allgemeinheit der Arbeit ist nicht ein naturvissenschaftlHht’r
(lattungsbegriff, — der nur den allgemeinen physiologischen Inhalt in sich aufnimmt.
sondern die Privatarbe.iten stellen sieb dar als abstrakt — allgemeine und damit
als gesellschaftliche als Ausfluss der В e tä t i g u n gdee Rechtssub¬
jekt о s; und wie der Begriff-des Rcchtssubjekt.es in seiner apriorischen Allgemeinheit
gegen die empirischen individuellen Bestimmungen der Menschen neutral ist. sm» fal¬
len auch aus dem daraus abgeleiteten Begriff der abstrakt — allgemeinen Arbeit
alle individuellen Unterschiede der konkret nützlichen Arbeit heraus»- - Ib., стр. 2-%.
2 «Hier etossen wir auf den entscheidenden Punkt, wo das Apriorische
in dem Prinzip der Arbeit als M a s s desWertcs
1 ritt» (S. 18). «Wir sehen, wie die obpn dargelegte Forderung Marxens in Ka¬
tegorien der politischen Ökonomie soziale, gesMiscnnfttiche Produktion4^er »hn
zu erfassen in der Anwendung Auf die Betrachtung des Tauschwerte un
zu der Arbeit als dum Prinzip des Wertes hiuteiteb
«Die Arbeit erscheint als Mittel dieser gcscllsch
»■ h e n А n a 1 у s e> (S. 21). «... der Ausgangspunkt in der Wertlehre
Arbeit als* dom Prinzip der Wertbetrnchtung
(S. 27).

TU
м. КУКС
труда, сама ценность, в толковании Петри, перестает быть объективно
данным явлением социальной действительности и превращается
в априорный принцип «социального способа рассмотрения», в отправ¬
ной пункт «культурно-научного» исследования. Поэтому Петри го¬
ворит не о «Wertgesetz», а о «Wertbetrachtimg», считая ценность
лишь «средством анализа общественных отношений».
Недостаток места пе позволяет остановиться подробнее на работе
Петри. Бесспорно, настойчивые указания на социальное содержание
Марксовых экономических категорий, столь характерные для Петри,
делают честь глубине его понимания. Однако, его интерпретация пе
имеет ничего общего с действительным Марксом. И этом повинны фило¬
софско-методологические предпосылки автора, (’осредоточив все вни¬
мание на «социальном», он все же пе заметил, что Маркс открыл осо¬
бый мир социальных явлений, существующих объек¬
тивно помимо наших «познавательных целей» и познания вообще.
Для Петри социальные явления — лишь мыслительные категории,
тождественные с априорными принципами «культурно-научного»
рассмотрения. Лишь непонимание действительной сущности социаль¬
ных явлений и их логического отражения в категориях Марксовой
экономии объясняет тот упрек в методологическом дуализме, который
Петри делает Марксу. В самом деле, социальные явления существуют
объективно, вне сознания, и это сближает их с явлениями мира
физического: с другой стороны, социальные явления, как таковые,
не поддаются непосредственному наблюдению, так сказать, предмет¬
ному ощущению, и это сближает их с мыслительными категориями.
Своеобразие объективно-данных социальных явлений, их специфи¬
ческую «двойственность», и в этом смысле, «внутреннюю противо¬
речивость» Петри принимает за двойственность и противоречивость
метода исследования. Отсюда — его необоснованный упрек Марксу.
III.
В русской марксистской литературе натуралистическая концепция
Каутского была впервые подвергнута систематической критике в бле¬
стящей работе И. П. Рубина «Очерки но теории стоимости Маркса».
Рубин почти не полемизирует в прямой форме с Каутским, но, излагая
свое понимание Марксовой теории ценности, он одновременно дает
критику натуралистической концепции. Нее же ему не удалось пол¬
ностью освободиться от последней. Чрезвычайно интересная по тон¬
кости и глубине анализа Рубиновская интерпретация теории ценности
и, в частности, учение об абстрактном труде отчасти представляет,
к сожалению, механическое соединение «методологического
социологизма» Петри и натуралистической концепции Каутского.
Рубин прежде всего выступает решительным противником так на¬
зываемого физиологического понимания абстрактного труда. Труд,
как физиологическая затрата энергии, является общим условием

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА	71
существования человеческого общества и не может обусловливать
спецпфнческп-нсторнческого явления —ценности. При физиологи¬
ческом понимании абстрактного труда мы приходим — справедливо
намечает Рубин — к грубейшему пониманию теории ценности, превра¬
щая ее в трудовую теорию богатства, от которой Маркс старательно
отмежевывается. 1 Для Рубина абстрактный труд как и ценность, —
категория социальная и историческая. Затрата человеческой энергии
еще не составляет абстрактного труда. «Отвлечение от ко н-
к р е т н ы х видов труда, как основная обще¬
ственная связь между отдельными товаро¬
производителями — вот что составляет абстрактный труд.
Понятие абстрактного труда заключает в себе характеристику обще¬
ственной формы организации труда в товарном обществе: связанность
отдельных товаропроизводителей не в самом производственном про¬
цессе, представляющем совокупность конкретных трудовых деятель¬
ностей, а в акте обмена, т. с. в отвлечении от этих конкретных особен¬
ностей». 2 Таким образом, абстрактный труд отличается от конкретного
пе только чисто-отрицательным признаком — «бескачественностыо»,
отвлечением от определенной конкретной формы, но имеет и соб¬
ственное содержание. !)то последнее заключается не в факте физиоло¬
гического равенства различных трудовых затрат, а в с о ц и а л ь-
и о м уравнен и и разных видов труда, реально происходящем
в актах рыночного обмена. Именно в актах обмена конкретный труд
становится, по Рубину, абстрактным: «Абстрактный труд появляется
только в действительном акте рыночного о б-
м о п а. Абстрактный труд создается обменом.» 3
Последнее положение дало повод некоторым экономистам 4 припи¬
сывать Рубину ту мысль, будто процесс производства лишен социаль¬
ной определенности, которая появляется лишь в обмене, и, следова¬
тельно, лишь из обмена возникают ценность, прибавочная ценность
и т. д. Надо признать, что приведенные формулировки, напр., «труд
создается обменом» как и ряд других мест в работе Рубина,
действительно дают основания приписывать ему такие воззрения.
Нее же по существу Рубин весьма далек от них, что, впрочем, отмечепо
нм самим в докладе, прочитанном в одном из исследовательских
1111 ститу то в РА И И ОIJ а.
Рубнновская нптериретация абстрактного труда встречает несра¬
вненно более серьезное и обоснованное возражение, но совсем в другом
1 II. II. Руби и, Очерки по теории стоимости Маркса, М., 10*24, стр. 10« >.
“ Ib., стр. i02.—Разрядка автора.
3 Jb., стр. 103. — Разрядка автора.
4 Ср. И. Д а ш к о в с к и Й, Абстрактный труд ц экономические категории
Маркса («Под знаменем марксизма», № 6, 1926). См. также С. С. Ш а о с, Проблем
общественного труда и экономической системе Маркса, М., 1928 г. С. С. Шабе д
лает этот пункт одним из основных в своей критике Рубина, которая поэтому и зна¬
чительной степени бьет мимо цели.

М. КУКС
отношении. Верно, что абстрактный труд - категория социальная
и историческая, несводимая к физиологической затрате. Значит ли
ото. однако, что физиологическое равенство трудовых затрат не вклю¬
чено в логическое содержание понятия «абстрактный труд». Рубин
отвечает на этот вопрос, повидимому, утвердительно: «Мы установили,
что в Марксовой теории стоимости понятие абстрактного труда выра¬
жает не физиологическое равенство различных конкретных видов
труда, а приравнивание их в обмене. 1 Уже и данной формулировке
момент физиологического равенства исключается из признаков,
характеризующих абстрактный труд. И дальнейшем ото исключение
проводится с еще большей ясностью и решительностью: «... абстракт¬
ный труд есть понятие социальное, выражающее общественную форму
организации труда в товарном хозяйстве. Этот
абстрактный труд, иными словами, товарная форма хо¬
зяйства и создает (разрядка автора) стоимость товаров»... -
Исключив физиологическое равенство трудовых затрат из понятия
абстрактного труда, Рубин со ipso исключил самый труд. От него
осталась лишь повисшая в воздухе «общественная форма»: «таким об¬
разом, под трудом, как «созидателем» стоимости, надо понимать опре¬
деленную общественную форму труда (товарную)». 3 Не
труд, обладающий определенной общественной формой, «создает»
стоимость, а сама общественная форма, как таковая. Об этом с ка¬
тегоричностью, не оставляющей места сомнениям, заявляет сам Ру¬
бин: «... «труд» (точнее, общественная организа¬
ция труда в товарной форме) создает стоимость».4
И так, стоимость из вещного выражения социально-определенного
труда превращается в «вещное выражение специфических
общественных свойств труда, а именно, организации
его на основе самостоятельного ведения хозяйства частными товаропро¬
изводителями и связанности их в обмене». 3 Приведенные положения
заключают в себе чрезвычайно существенную, так сказать, двухсто¬
роннюю ошибку: 1) абстрактпый труд — лишь социально-определен¬
ная форма труда и в соответствии с этим — 2) ценность — «вещ¬
ное выражение» социально-определенной, товарной формы труда.
Вследствие этого Рубин в известной степени сближает свои воззрения
сточкой зрения Петри, а Марксова теория ценности в интерпре¬
тации Рубина принимает совершенно несвойственную ей окраску.
Может быть, мы имеем здесь дело лишь с неудачными формулиров¬
ками? Это предположение отпадает, однако, при внимательном ана¬
лизе. «Если стоимость есть свойство общественное — рассуждает
Рубин — может ли она быть создана трудом, хотя бы и абстрактным?
1 И. Руби п, ib., стр. 107.
1 Ib., стр. 10У.
1 Ib., стр. 111.
4 Jb., сгр. 112.
* Ib., стр. 110.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУ ХА	7Z
Пока мы видим в абстрактном труде
может, конечно, быть созидателем
свойства». 1 Имея дело с трудом, хотя бы и
ленной социальной форме, мы не получим —
кок свойства чисто общественного. Желание получить
нос свойство вещи — ценность — и заставляет,
выбрасывать из абстрактного труда, как «созидателя»
понятие труда. Паше предположение подтверждается
Рубина в докладе, напечатанном в журнале «Под знаменем
г] ам он говорит: «Наша задача заключается не только в том,
казать, что стоимость продукта сводится к труду. Мы должны
и обратное. Мы должны обнаружить, каким образом трудовые
ния людей находят свое выражение в стоимости... Кслп
вопрос таким образом, мы исходным пунктом исследования
понятие труда, а не понятие стоимости: мы определяем по¬
нятие труда таким образом, чтобы из него
вытекало и понятие стоимости». Da i?t der llnnd begrabenI
определяем... чтобы вытекало»... «Это методологическое
уже дает нам указания насчет правильного опреде¬
ления абстрактного труда»...2
Рубин боится, что если в определение абстрактного
чить «затрату труда в физиологическом смысле», то и
тоже будет скрываться «нечто материальное». Именно эта,
воря вполне законная, боязнь «материализация» ценности
его считать абстрактный труд не общественно-определенным
дом, а лишь общественно-определенной формой труда
ответствии с этим ценность считать «овеществлением;' но труда,
ственной формы трудового процесса.
Ошибочная интерпретация Рубиным абстрактного труда
повидимому, «последнее основание» в неправильном
мании связи, существующей между
п ценностью в марксовой системе,
и заявляет себя решительным противником натур&дясгов,
вагощих отношение труда к ценности как отношения
причины к физическому следствию», по сути дела он
них. Как ни старательно «оковычевает» Рубан слово
речь идет о «создании» трудом ценности, все же он постоянно г.рат
в этом кругу представлений.
Излишне говорить, что связь абстрактного труда с
нужно мыслить по иному типу, чем связь конкретного
бительной ценности. Конкретный труд представляет
процесс, в.результате которого создается определенная
ная ценность. Иначе обстоит дело с абстрактным трудом.
1 И. Руби н, ib., стр. 109.
* «Под знаменем марксизма», 1927,	6,	стр.	90.

74	м.	кукс
шжтся и продукте. Абстрактный труд ничего не с о з д а е т. Он
только у ч и т ы п а с т с я. Абстрактный труд в ьт р а ж а е т с я
(•представляется») в ценности, как в своей имманентной социальной
мере. 1 Таким образом, ценность следует считать объективированной
формой учета общественной значимости трудового процесса, «показа¬
телем*. <мерой» труда.
Наше понимание связи между абстрактным трудом и ценностью
полностью опирается на положительные высказывания Маркса:
»...Перемена в производительной силе нисколько не касается
самого труда, п р е д с т а в л я е м о г о стоимостью.» 2 Цепность
(стоимость) — не и р о д у к т труда, не создается трудом, а п р е д-
с т а в л я е т труд. «Из предыдущего следует, — продолжает Маркс
несколько шике. что хотя в товаре и не заключается двух родов
труда, но о д пн и тот ж о труд определяется различно и даже
противоположно, смотря по тому, имеет ли он отношение к п о т р с-
б и т е л ь н о й сто и м о с т и товара, как к своему продукту,
или к стоимости товара, только как к своему материальном у
в ы р а ж е и и ю». 3 Пдесь Маркс чрезвычайно выпукло противопо¬
ставляет ценность, как в ы р а ж е н и е («предметное отраже¬
ние» -- стр. 14) абстрактного труда, потребительной ценности, как
и р о д у к т у конкретного труда. Эта же мысль настойчиво повто¬
ряется в дальнейшем: «Сравнительно легко отличить... труд, как
с о з и д а т е л ь потребительной стоимости, от того же труда,
в м ч л с л я е м о г о в стоимости товара» ... 4 Пли: «Стоимость
ть лишь определенный общественный способ выражать
т р у д. потраченный на производство вещи». 5 Наконец, в III т. «Ка¬
питала'». Маркс дает такое определение стоимости: «Всякая товарная
с т о и м о с т ь я в л я е т с я л и ш ь мерой з а к л ю ч а ю-
щ е г о с я в товаре о бщ е с т в е н н о -н е о б ко д и м о г о
труд а». г*
При таком соотношении между ценностью и трудом рушится Руби-
ноиская «боязнь» материализации ценности, являющаяся причиной его
ошибочной интерпретации абстрактного труда. В самом деле, если цен¬
ность не продукт труда, а лишь мера, показатель затраченного
на нроизводство товара соцналыю-определенпого труда, то, очевидно,
1 ИршишаемыЙ нами термип «мера» пе следует но и и мать в смысле измерителя.
Последнее понятно скрывает лишь внешнее количественное определение, безраз¬
личное к качеству. Напротив, мы пользуемся понятием «мера» н гегелевском смысле:
«Мера есть специфически- определенное количество, которое
но является внешним, но определено природою вещи, качеством». (Г е-
г о л ь, Введение в философию. М. 1927 г., стр. 102.)
* К. Марк с, Капитал, I, Спб., 1872, стр. 10. Все последующие цитаты взяты
также из 1 изд., поскольку нет оговорки.
* Ib., стр. 11. — Разрядка Маркса.
* Ib., стр. 16.
6 Маркс, Капитал, I, М., 1923, стр. 50.
* «Капитал». III, 2, М., 1923, стр. 389.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА
нет нужды выбрасывать физиологическую затрату, т. с.
из понятия абстрактного труда, чтобы получить
«общественное свойство» вещи, в котором «нет ни грана
Излишне говорить, что наше понимание ценности стоит
остром противоречии с традиционными, господствующими
ралистов воззрениями, согласно которым труд создает
Против Рубиновского понимания антрактного труда,
чительно общественной формы, могут быть приведены
другие возражения.
1. Исключив момент физиологической затраты из понятия
ного труда, Рубин превращает ценность в пустую «эманацию
ного». Ценность утрачивает свою специфическую природу
реальности», превращаясь в социально - методологическую
категорию в стиле Петри. Она перестает быть общественно-т р у д **
в ы м отношением, лишается социально- трудового су остра!
Она уже не выражает общественно-определенный труд, затраченный
на производство товара, а лишь отражает в товаре обществен¬
ную определенность труда.
2. Рубпновская интерпретация абстрактного труда
возможность количественного измерения ценности. В са¬
мом деле: ценность не может иметь количественной определенности,
если представляет лишь «выражение специфических обществен¬
ных свойств труда» (Рубин), а не труда со специфик
общественными свойствами, если она создается «общественно
орган и задней труда в товарной форме».
не придумано масштаба для измерения и количественного
социальных отношений. как таковых. Различные товаропроизв*
произвели различные товары: поскольку последние являются
том труда, организованного в однозначной общественной
форме, постольку они обладают одинаковой общественной
(отражающей общественную форму труда). По и только,
извести количественного соизмерения н сравнения этих
(товарных) форм. Нельзя же, в самом деле, сказать: в товаре
чеио больше товарной формы труда или товар А выражает
величину товарной формы, чем товар И.
Рубин и сам, повидимому, чувствует нелепость выводов,
необходимо приводит его точка зрения. Пн ппшет: «Нам
знть. что изложенное понимание абстрактного труда, как
с определенной социальною, а именно, товарною формою
ясняет нам только социальную, качественную сторону
не количественные ее изменения. Это краже
вильпо. Понятие абстрактного труда отноентгя
стороне стоимости. Величина же стоимости находит
в понятии общественно-необходимого труда». 1
1 И. Руби и, Очерки, стр. 113.

70
M. KJÄKC
В этом замечании слишком много от Нстрн п... ничего от Маркса.
Г точки зрения Петри, для которого теоретические категории — не
отражение реальных объектов, данных в действительности, а лшпь
«инструментальные» понятия, проблему можно решить произвольным
конструированием отдельных, ничем не связаппых друг с другом
понятии, — для качественной и колпчествеппой сторон ценности.
Однако, эта точка зрения опирается на совершенно иные фило¬
софские и гносеологические посылки: Рубин, следовательно, не может
пойти по этому пути, если не изменит своих общих философских по¬
сылок. По в таком случае его замечаппс превращается в пустую,
ничего не говорящую, отписку. Псеспорио, «понятие абстрактпого
труда относится к качественной стороне ценности»: однако, ото поня¬
тие, очевидно, п р е д и о л а г а е т количественное измерение цен¬
ности, должно допускать таковое. В противном случае понятие по¬
строено неправильно, не адекватно объекту, данному в действитель¬
ности. Именно это мы и утверждаем о понятии абстрактного труда
у Рубина.
Я. »о интерпретация абстрактного труда, при которой ценность
утрачивает количественную соизмеримость, в значительной степени
лишает понятие ценности научного и «практического» значения. Мы
далеко не склонны сводить значение ценности к объяснению конкрет¬
ных рыночных иен. Однако, теория ценности, не способная объяснить
статику и, главное, дппамику товарных цен, обнаруживает логиче¬
скую несостоятельность и практическую «беспредметность». Именно
это и происходит с теорией ценности в толковании Рубина: она пе
способна объяснить товарные попы, не является их основой, так как
п с к л то ч а е т количественную определенность.
4.	Рубннопская интерпретация находится в резком противоречии
с положительными высказываниями самого М а р к с а. Достаточно
привести известное место из «Капитала»: «Всякий труд есть, с одной
стороны, затрата человеческой рабочей силы в физиологическом
смысле слова, и, в качестве такового одинакового пли абстрактно¬
человеческого, труд образует стоимость товаров. Всякий труд есть,
с другой стороны, затрата человеческой рабочей силы в особой целе¬
сообразной форме, и в качестве этой конкретной полезной работы труд
создает потребительные стоимости».1 ТСсли натуралисты делают ошибку
неправильно понимая цитированные положения, то Рубин впадает
в противоположную крайность, вовсе пренебрегая ими. Он, правда,
делает попытку истолковать по-своему это замечание Маркса: однако,
эту попытку нельзя признать удачной.
Одна ошибка влечет за собой последующие. Чувствуя невозмож¬
ность количественно определить ценность, Рубин, повидимому,
пытается спасти положение особой интерпретацией понятий: «содержа¬
ние ценности» и «форма ценности». В сущности, здесь не может быть
1 К. Маркс, Капитал, Т, М., 1923, стр. 13.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА	77
речи об особой интерпретации. Рубин просто становится на вульгар¬
ную точку зрения натуралистов, дискредитируя все те новые социаль¬
ные мотивы, которые сам привнес в понимание Марксовой теории
ценности.
«Форма стоимости», — пишет он, — характеризует общественную
форму процесса производства в товарном хозяйстве. «Содержание
же этого процесса составляет трудовая деятельность людей, направлен¬
на я на добывание необходимых благ. Это «содержание» есть и р г»-
ц е с с производства потребительных благ как
таковой, вне тон историческо-обгцественной формы, которую
он принимает. Т о л ь к о «форма стоимости» придает этому «содер¬
жанию», этому трудовому процессу, социальную определенность»... 1
«Стоимость» у Маркса, — продолжает Рубин, — означает «содержание»
стоимости, зависимость ее от процесса материального про¬
изводства... «Форма стоимости» характеризует с о ц и а л ь-
н у ю фор м у этого процесса производства».2 «Содержание стои¬
мости не характеризует исторических особенностей товарно-капитали¬
стического хозяйства». II, наконец, еще яснее: «Противопоставление
«с у б с т а н ц и и» стоимости (т. е. труда) ее «ф о р м е» означает
противопоставление т е х и и ч е с к о- и р о и з в о д с т в о и и о г и
процесса его общественной форме». 3
Итак, субстанция или содержание ценности сеть отражение мате¬
риально-технического процесса производства, т. е. труда как-
конкретно й, технически- определенной д е я-
т е л ь н о с т и. В таком случае ценность получает возможность коли¬
чественного определения, но эта возможность куплена Рубиным ценой
отказа от своих воззрении и перехода в лагерь архи-вульгарных
натуралистов. Нет пужды особо указывать, что такая "трактовка
понятия «содержания ценности» (под которым Рубин подчас имеет
ввиду чуть ли не потребительную ценность) противоречит пе только
Парксу, но и собственному учению Рубина об абстрактном труде, как
созидателе ценности.
Материально-техническая трактовка «содержания» ценности при¬
звана оказать Рубину и еще одну, правда, значительно менее важную
«услугу». Те положения первой главы «Капитала», в которых Марке
дает первую, так сказать начальную, формулировку абстрактного
труда в смысле затраты человеческой энергии вообще, толкуются
Рубиным, как соотнесенные к понятию «содержание ценностей",
т. е. к характеристике трудового процесса в его естественно-техниче¬
ской определенности. Рубин прав, относя эти положения к «содержа¬
нию» ценности; одпако, в данном случае связь можио установить
лишь через категорию абстрактного труда. Попытки же перескочить
1 Рубин, ib., стр. 84.
- Ib., стр. 85.
3 Ib., стр. 89.

78
через него непосредственно к содержанию ценности, неправильно
трактуемому материально-технически, характеризует только трудное
положение Рубина: в его концепции и а т у р а л и с т и ч е с к и е
мо т ип ы «ста л к и лаются л б а ми » е мо т и в а мп
с о ц и а л ь н о - м о т о д о л о г и ч е с кого и о р я д к а. В на¬
чале настоящей статьи ото положение было лишь декретировало;
теперь же мы приходим к нему, как к необходимому выводу, из ана¬
лиза взглядов II. 11. Рубина. Впрочем, в уже цитированном памп до¬
кладе («Под знаменем марксизма», Л? 6, 1Р27 г.) он, повидимому, не¬
сколько изменяет свою точку зрения, изложенную в «Очерках». Все
же у нас. к сожалению, нет еще данных говорить об устранении очень
существенных ошибок, краткий разбор которых дан выше.
IV.
Вслед за Рубнным. пли, вернее. Марксом, мы считаем абстрактный
труд категорией социальной и и с т о р и ч е с к о й. Всякая
общественная коллективность, независимо от своей формы, основана на
трудовых связях. Товаропроизводящее общество отличается от других
социальных формаций лишь характером этих связей. Труд, не распре¬
деляемый непосредственно как совокупный общественный труд, вы¬
полняет социальную функцию только в качестве труда, объективно
завершающегося в общественно-полезных и необходимых формах.
Организация общественного взаимодействия становится особой функ¬
цией труда, точнее, его продуктов: вещи организуют общество. Они,
эти «отвердения» труда, не только дают общественную санкцию са¬
мому труду, их создавшему, но и детерминируют все сплетение соци¬
альных связей.
Поэтому в рамках товаропроизводящего общества труд приобре¬
тает «двоякий» характер: непосредственно данное единство трудового
процесса не исключает функционального раздвоения. С одной стороны,
труд в материально-технической, качественной определенности кри¬
сталлизуется в известных продуктах, потребительных ценностях,
ео ipso являясь одним из элементов в системе общественного разделе¬
ния труда. Эта «субстанциональная» сторона неотделима от самого
понятия труда и лишена какой бы то ни было социальной определен¬
ности. При организованном хозяйстве последняя придается ей лишь
извне, актами планового общественного распределения и регулиро¬
вания. 11 паче обстоит дело в условиях товарного производства; со¬
циальная характеристика труда заключена здесь в самом труде, кото¬
рый приобретает «вторичное», функциональное бытие. Труд не только
должен реализоваться, как звено в исторически сложившейся системе
общественного разделения труда, но и проявить свое специфическое
социальное значение, как составная часть совокупного общественного
труда. Первую задачу можно разрешить лишь в силу материально-
технических особенностей труда, специфичности его конкретной,

К ПРОБЛЕМ К АБСТРАКТНОГО ТРУДА
79
целесообразной формы: наоборот, вторая предполагает качественную
социальную однозначность различных видов труда.
Ту и другую «форму реализации» труд получает одновременно
лишь через посредство своего продукта. Последний представляет не
только в о щ ь, созданную тсхнически-специфическим трудом, но
и объективированное выражение социально-определенного и каче¬
ственно-однозначного труда. Г>ытне продукта удваивается: ото — не
просто потребительная ценность или вещь, удовлетворяющая извест¬
ные общественные потребности, но н выраженное в вещной форме
п р и т я з а и и е труда на общественную сан к-
ц и ю. П качестве объективированной меры этого" притязания,
т. е. м еры с о ц н а л ь н о - о п р е д е л е н н о г о труда,
ф н к с н р о в а н п о г о в в е ш и, последняя приобретает особое,
функциональное бытие — форму ценности. Становясь «внутренним
свойством» товара, форма ценности восполняет внешнее социальное
регулирование, отсутствие которого при атомистической структуре
товарного производства отмечено выше. Итак, труд, представляемый
ценностью товара, есть качественно-однозначный, человеческий «труд
вообще», или по терминологии Маркса «абстрактный всеобщий труд*". 1
Исходное определение Маркса гласит: «Если отвлечься от определен -
ного характера производительной деятельности п, следовательно,
от полезного характера труда, то в нем остается лишь одно, что он
является затратой человеческой рабочей силы. Как портняжество.
так и ткачество, несмотря на качественное различие этих видов про¬
изводительной деятельности, представляют производитель-
н у ю затрату человеческого мозга, мускулов,
нервов, рук и т. д. н в этом смысле являются
о д н и м п тем же человеческим трудом».2 В перво¬
начальной формулировке Маркс определяет абстрактный труд лишь
одним признаком, как «труд вообще*, т. с. как затрату энергии в фи¬
зиологическом смысле. На этом определении основана вся концепция
натуралистов. Действительно, было бы пелепо отрицать, что абстракт¬
ный труд представляет «труд вообще», как однозначную, безличную
затрату энергии. Однако, мы имеем здесь дело не с полной характе¬
ристикой абстрактного труда, а лишь с одним из состав¬
ных моментов, образующих его содержание. Абстрактный
труд включает в полноту своих определений труд, как затрату энергии,
по совершенно неправильно сводить его к последней, как делают на¬
туралисты.
Они так же грубо заблуждаются, объявляя абстрактный труд «фи¬
зиологической» категорией и считая его «ф и з п ч е е к о й
^ 1 «. . . труд, образующий меновую ценность, есть абстрактный псе-
о о щи й труд». Маркс, К критике политической экономии, стр 8* «В стои¬
мости товара выражается просто человеческий труд, затрата человеческого трута
вообще*. Капитал, I, М., 1923, стр. И.	'•
8 «Капитал», 1, М., 1923, стр. 10.

80
реальностью». Б действительности, «физиологический» признак, как
:ito ни парадоксально, имеет у Маркса чисто социальный ха¬
рактер. Абстрактный труд даже и «отрицательном» определении как
безличный человеческий труд, не дай непосредственно, конкретно;
еще никому, даже самым крайним натуралистам, пе удалось обнару¬
жить предприятие или производство, где труд затрачивается непосред¬
ственно в абстрактной форме. Таким образом, абстрактный труд не
представляет явления, доступного внешнему, «предметному» наблюде¬
нию п. следовательно, не может почитаться «ф и з и ч е с к о и реаль¬
ностью».
И о, отрицая за абстрактным трудом «физическую» реальность,
не превращаем ли мы его в чисто мыслительную, логическую катего¬
рию. в некоторый «методологический принцип» в стиле Петри? Именно
так. повидимому, представляет себе дело Л. Кон. С его точки зрения
явление, ее обладающее физической материальностью, но может быть
«об*1 сктивпо-существующнм явлением» и становится «идеалистическим
варевом». 1 Для Кона и его единомышленников вне «физической мате¬
риальности» нет объективно существующего, реального. Иная точка
зрения развита Марксом. Можно, пожалуй, сказать, что одним из
важнейших его научных открытий, тем фундамептом, на котором по¬
коится все здание социальных наук, является понятие «социальной
материи», «социальной реальности», как реальности sui ^eneris.
Только исходя из этой категории, можно понять марксову социально-
экономическую систему и в частности его теорию ценности. Абстракт¬
ный труд — социальная реальность, т. е. представляет о б ъ е к-
т и в н о - с у щ с с т в у ю щ е е явление, данное (вопреки
Петри!) вне нашего сознания, хотя и не сводимое (вопреки натурали¬
стам!) к «физической реальности».
Может ли, однако, абстрактный труд почитаться социаль¬
ной категорией, если в число его признаков включается и «физиоло¬
гический» момент? Мы указывали уже выше, что «физиологический»
момент является здесь признаком чисто социальным. Б самом деле,
отвлечение от конкретных форм труда, сведение их к общему содер¬
жанию, «труду вообще», представляет единственный спо¬
соб установить социальные связи и зави¬
симости в обществе товаропроизводителей.
Лишь в форме качественно однозначного, труд может выполнить специ¬
фическую функцию — организацию социальных связей и социального
регулирования, присущую ему благодаря особенностям общественной
структуры товарного производства.
Труд не выступает непосредственно, как качественно-
однозначная деятельность, как «затрата энергии в физиологическом
смысле»; он становится таковым лишь постольку, поскольку осуще¬
ствляет общественную связь товаропроизводителей. Бытие труда
1 А. Коп, ib., стр. 52.

К ПРОБЛЕМЕ АБСТРАКТНОГО ТРУДА
81
п качестве безразличного человеческого труда («затраты энергии и фи¬
зиологическом смысле») есть не материальное, физическое, а чисто
о о ц и а л ь п о с бытие. 11епосредстнепно (физически) дан труд
конкретный, а по «труд вообще». Последний становится социальной
реальностью лишь и усложненной форме абстрактного труда, одним
из моментов которого он является. Итак, если все содержание абстракт¬
ного труда сводить к «труду вообще», т. е. затрате энергии в физиологи¬
ческом смысле, даже тогда он останется категорией социальной, ибо
имеет только «социальное бытие».
Абстрактный труд — категория не только социальная, но и истори¬
ческая. Конечно, при любой общественной форме производства труд
можно рассматривать как качественно однозначную дея¬
тельность, т. е. как затрату энергпи в физиологическом смысле.
Однако, это будет лишь логической абстракцией, лишь методологиче¬
ским приемом — не больше. В результате чисто логического отвле¬
чения от конкретных форм труда мы получим «труд вообще», но лишь
как мыслительную, логическую категорию. Она. остается таковой,
поскольку это «отвлечение» происходит лишь в сознании, а не «со¬
вершается ежедпевно в общественном процессе производства» (Маркс).
Труд не приобретает «вторичного» функционального бытия, как
в товарном обществе, где форма абстрактного труда объективно
дана в социальной действительности, выражая общественные связи
производителей.
Ксли нет оснований призпавать определение абстрактного труда
неправильным и противоречащим другим его высказываниям, — это
не значит, что оно исчерпывающе. У Маркса, как известно, вообще
почти нет закругленных, абсолютных, застывших определений.
Все основные понятия его системы непрерывно развертываются, логи¬
чески развиваются; развитие понятия абстрактного труда так же не
заканчивается вторым разд. I гл. «Капитала». В дальнейшем Маркс
указывает новые, существенные его признаки. Что абстрактный труд
представляет «труд вообще» п обладает «физиологическим равенством»
(Рубин), это лишь — первая его характеристика. Физиологическое
равенство труда лишь постольку обладает социальным «весом», по¬
скольку служит общим основанием общественного равен¬
ства различных видов труда. Значение «физиологического равенства»
целиком «снимается» (в гегелевском смысле) в общественном равенстве.
С другой стороны, последнее, при товарной структуре про¬
изводства, необходимо предполагает равенство «физиологическое».
«Равенство работ, — говорит Маркс, — toto coelo различных друг
от друга, может существовать лишь в отвлечении от их действитель¬
ного неравенства, в сведении их к тому общему характеру, которым
они обладают как затраты человеческой рабочей силы, абстрактно¬
человеческого труда».1 Таким образом, «физиологическое равенство»
1 «Капитал», 1, стр. 4L
Записки научи, о-иа марксистов.

82
М. КУКС
труда в обществе товаропроизводителей оказывается фундаментом об¬
щественного равенства, которое в сущности и образует содержание
абстрактного труда. «Условия труда, образующего меновую ценность,
как они обнаруживаются при анализе последней, являются о б щ о-
ственным определением труда или определением о б-
щественного труда, но не просто общественного, а в осо¬
бенном смысле. Это — специфический род обще¬
ственности. Однородность труда есть прежде всего равенство
труда различных индивидуумов, лишенного разли¬
чий, взаимное отношение их труда, как равного, которое достигается
благодаря фактическому сведению всякого труда к однородному.
Труд каждого индивидуума обладает этим общественным
характером равенства постольку, поскольку он выра¬
жается в меновых ценностях»... 1 Эдесь подчеркивается обще¬
ственный характер равенства, как специфический
признак труда, выражаемого ценностью, т. е. абстрактного труда.
Однако, труд обладает общественным равенством лишь постольку,
поскольку «выражается в меновых ценностях». Общественное равен¬
ство различных форм труда не может быть непосредственно установ¬
лено а priori. Оно реализуется лишь в форме ценности приравниванием
вещей-продуктов труда. Это не может быть иначе: в товарном обще¬
стве нет непосредственного внешнего регулирования: товарное обще¬
ство санкционирует или отвергает общественное значение труда,
принимая пли отвергая его продукты. Только в этой форме осуще¬
ствляется необходимое социальное регулирование. Таким образом,
общественное равепство различных форм труда вскрывается лишь кос¬
венно, в форме приравнивания его продуктов.
Summa summarum: абстрактный труд представляет специфически-
определенную, историческую форму общественного труда. В качестве
такового его можно определить как труд, обладающий:
a) физиологическим равенством, являющимся необходимой пред¬
посылкой
b) общественного равенства, которое
c) получает объективное выражение в опосредствованной «вещами»
форме, в приравнивании товаров.
Таким образом, абстрактный труд, выражающийся в ценности, как
своей объективной общественной мере, принадлежит к числу кате¬
горий социальных и исторических, которые отражают явления, объек¬
тивно-данные в социальной действительности. Исторический характер
абстрактного труда только отражает преходящий характер социальной
среды, в недрах которой он возникает и развивается.
М. Кукс.
1 К критике политической экономии, стр. 11.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ЗАПАДНОГО ТОРГОВОГО КАПИТАЛА
НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК,
Статья вторая.
И. Южный путь — через Индийский океан.
Проникновение западного торгового капитала на Дальний Восток
из Европы южным путем, т. е. через Индийский океан, повлекло
за собою начало систематического развития колоний в конце XV в.
К. Каутский замечает по этому поводу: «Следующие три фактора
привели современные нации Европы к эпохе открытий н, вместе с тем,
к началу колониальной политики: развитие техники мореплавания,
появленпе турок и перенаселение, которое явилось в XV в. следствием
упадка независимого феодализма. Этот упадок л^пшл многочислен¬
ных крестьян, а также отчасти и низшее дворянство, всяких средств
к существованию п толкнул их на путь грабежа и искательства при¬
ключений». 1 Для того, чтобы яснее представить себе поведение пио-
неров-европейцев на Дальнем Востоке, будет полеэно дать общую
характеристику всего этого исторического явления.
В одной из статей, посвященных колониальному вопросу вообще,
мною было написано:
«В век ремесленно-городского уклада, товарного характера про¬
изводства и формы ремесленного производства, развития торговли
в городе и города с деревней, при ограничении конкуренции цеховыми
уставами и широкого развития торговли заморскими продуктами:
в век появления в городах мастеров и подмастерьев и первых капита¬
листов в виде купцов и ростовщиков, а вне города при главенстве
помещиков и духовенства; при смягченных формах монархии, сво¬
бодных городах и городских республиках, как общественно-полити¬
ческих организациях, и при главной силе — в форме дворянства и
государственной власти, — захват отдаленных земель и колоний
и ограбление их ради потребностей европейского торгового капитала
являлось естественным и необходимым следствием создавшегося
строя.
«В этот период отношение европейцев к населению колоний и от¬
1 К. Каутский, Колониальная политика в прошлом п настоящем. Иер.
с нем. Спб., 1900, стр. 3.

£4	Д.	ПОЗДПЕЕВ
сталых стран отличалось чрезвычайною жестокостью, и если мы вник¬
нем в экономические отношения того века, то поймем, что иначе и
быть не могло. К самом деле, колонизатор крестьянин или крупный
землевладелец, являвшийся в колонию, встречал в туземце пли
конкурента, владеющего землею, или смотрел на него как па рабочую
силу, пригодную для эксплуатации. В первом случае такого туземца
нужно было или истребить или иодчипить: во втором — укро¬
тить или превратить в рабочий скот. На этой почве создава¬
лось истребление индейцев в Америке, свирепства голлапдцев на
Зондских островах, зверства буров против южно-африканских
племен и насилия русских казаков и крестьян над туземцами
( ибири. Одинаковые причины повсюду вызывали одинаковые след¬
ствия.
«Виновники и солдаты, являвшиеся в колонии и отсталые страны,
были не меньшими зверями, ибо они думали об одной только наживе
за счет туземцев. Достаточно вспомнить о «подвигах» Кортеца, Пи-
эарро, о периоде сибирских «сатрапов», о казни Петром I князя Га¬
гарина н позднее губернатора Жолобова за лихоимство в Сибири.
Все европейские власти в колониях без исключения заражались
страстью к вымогательству и не останавливались ин перед какими
жестокостями и ухищрениями для своего обогащения. Их подчиненные
и солдаты следовали только примеру начальства.
«Кунцы не отставали от других классов в эксплуатации туземного
населения. В период торгового капитала они являлись в колонии
и отсталые страны для добывания оттуда товаров, а потому все инте¬
ресы их сводились к возможно более дешевому, а если было можно,
то н к бесплатпому приобретению этих товаров. В этом направлении
обманы, снапванья, воровство были самыми обычными приемами.
По самым выгодным способом был грабеж и насилие, и вот почему
тогдашний купец бывал неизбежно пиратом и разбойником. Если же
торговцы брали на себя выработку товаров и продуктов, то, как за¬
интересованные в получении бесплатной рабочей силы, они обращали
туземцев в рабов, откуда и возникало рабовладельчество в самых раз¬
личных его формах.
«Торговый капитал царил в Европе в XVI, XVII и XVIII веках,
и в течение всего этого периода существовало совершенно варварское
отношение европейцев к колониям и отсталым странам. Испанцы,
португальцы, голландцы и англичане, казалось, соперничали друг
с другом в жестокостях и свирепстве. Англия стояла во главе рабо¬
владельческих народов и ликовала при заключении Утрехтского
мира (1713), который обеспечил ей право ввоза рабов в испанские
колонии. Б Г. Америке рабовладение и негроторговля в южных шта¬
тах развились до чудовищных размеров, и в течение одного XVIII в.
до 1776 г., когда началась война колоний с Англией, по подсчету
американского историка Банкрофта, англичане продали в одних
только своих колониях до 3 млн африканских негров. «Хижина дяди

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК' *5
Тома» слишком хорошо известна, чтобы нужно было много говорить
о подобных зверствах рыцарей торгового капитала*. 1
11а Дальнем Востоке дела с самого начала потекли но тому же
руслу.
Т. Португальцы.
Первыми из европейских народов но Индийскому океану пришли
на Д. Восток португальцы, которые уже к XV в. захватили в свои
руки отдельные владения в Индии. Португальские вице-короли —
Франциско Альмейда и Альбукерк основали здесь «Португальскую
колониальную империю», в состав которой входили: Гофала, Мозамбик
и Килоа па африканском берегу: форт на острове Гокотора, Ко¬
чни, Капонор, форт на острове Анжедпвес близ Гоа, несколько пунктов
на Коромандельском берегу Индии. По мысли Альбукерка, восточная
колониальная империя Португалии должна была включать в свои
границы Восточную Африку, Красное море, Персидский залив, Индо¬
стан, Малакку, Молуккские острова и Китай. Всем этим грезам не
суждено было осуществиться, но в значительной мере они все же
были приведены в исполнение.
Португальцы приобрели себе среди туземцев репутацию свирепей¬
ших хищников; их характеристика со стороны туземцев видна ясно
из следующей, сохраненной историею, фразы: «Счастье, — говорили
индусы, —что бог пожелал, чтобы португальцев было так же мало,
как тигров и львов; иначе они истребили бы весь род людской». *
Другая характеристика португальской политики в Индии формули¬
руется так: «1уземцам португальцы не предоставляли никаких прав,
но к ним предъявляли всякого рода требования и от них старались
отнять все. Будучи сами заражены всевозможными пороками, про¬
являя грубое насилие и полную разнузданность, они смотрели на
Индию лишь как на источник золота, как на страну, которую следует
всячески эксплуатировать. Владельцы всевозможных монополий,
чиновники и грубые воины высасывали страну нередко до последней
капли крови, ('о стороны туземцев они становились предметом нена¬
висти и негодования. Внутренние войны в стране не прекращались.
Власть Португалии не имела под собою никаких естественных основ,
покоилась лишь на страхе и насилии, и по существу это была лить
власть пиратов более высокого полета».8
Первое проникновение португальцев в Китай из Малакки отно¬
сится к 1514 г. В письме флорентийца Андрея Корсали от 6 января
1515 г. говорится: «В прошлом году наши португальцы ездили в Ки¬
1Д. Поздпеев, Колониальный вопрос. «Человек н природа* Л 19°>
№7—8, стр. 1.	’
а Н. Борецкпй-Бсргфельд. Колониальная история западно¬
европейских контипептальных стран. Спб., 1914, стр. 43.
8 Пфлуг-Гартупг, Всемирная псторпя, изд. Брокгауз-Ефрон, С'пГ..,
т. V, стр. 44—46.	J

86
Д. ПОЗДНЕЕВ
тай, и хотя им но позволили высадиться, сказав, что по обычаям
страны ни один иностранец не смеет входить в их дома, но тем не менее
наши получили хорошую прибыль от продажи товаров; как говорят,
существует такой же расчет доставлять пряности в Китай, что и
в Португалию, так как страна эта холодная и на пряности имеется
спрос». 1 Отсюда мы уже видим, что побуждения для проникновения
в Китай у португальцев сводились к чистой наживе, т. е. к внедрению
торгового капитала.
Первые шаги португальцев в этом направлении были очень осто¬
рожны: как опытные купцы, они хотели раньше позондировать почву,
а потом уже пускать в ход свои обычные приемы насилия. Чтим объ¬
ясняется то обстоятельство, что Альбукерк па Малакке сумел снискать
симпатии проживавших там китайцев: что первая экспедиция порту¬
гальцев в Кантон Фернанда Лндрадэ с торговой флотилией из 8 судов
в 15J7 г. дала прекрасные результаты и установила сношения с кан¬
тонскими властями: что так же волн себя и Рафаэль Перестрелло, и
спутник Лндрадэ Маскаренхас, успевший пройти до Ликейских
островов, посетить побережья Фу-цзяни и Чжэ-цзяпа и завязать там
деловые отношения с китайцами. После этого в 1520 г. губернатор
Лоно Гуарэс отправил в Китай осторожного Фому Инреса, который
пробрался через Нанкин до Пекина и должен был установить там
сношения с центральным Минским правительством. 2
Па этом, однако, добрые отношения португальцев с китайцами
окончились. Явившийся в 1519 г. в Кантоп брат Фернанда Лндрадэ,
Симон Лндрадэ, повел себя уже как настоящий конквистадор. На
острове Оань-шань в гавани Тамао он поставил столб с надписью о
принадлежности острова португальцам, воздвиг виселицу, на которой
повесил матроса, построил каменные и деревяпные укрепления, тре¬
бовал привилегий для своих судов, пиратски захватывал в морс тор¬
говые китайские суда с товарами, взимал пошлины с китайских то¬
варов, присвоил себе право контроля над китайской торговлей, за¬
хватывал на прилегающем материке женщин, детей и мужчин: первых
португальцы насиловали, а вторых и третьих продавали в рабство.
Жестокости этой банды но знали границ, и, конечно, вся предшество¬
вавшая работа мирных отношений была сведена иа-нет. Китайцы
отправили флот против Симона Лндрадэ, который блокировал гавань
и остров, но Лндрадэ прорвал блокаду и ушел с большою добычею. 3
Таким образом лицо подлинных португальцев открылось, и послед¬
ствия этого сказались немедленно. С Малакки в Нанкин прибыл от
имени тамошнего правителя посол, который нросил у китайского
правительства защиты от зверств и насилий португальцев. Ланкин-
1 II о п г i С о г d i е г, Histoiro g6n6rale de la Chine. Paris, 1920, t. III, p. 118.
1 Ib., p. 119 —120; Wells Williams, The Middle Kingdom, 2-nd
edition. New-York, 1904, t. II, p. 427 — 428.
3 Ib., p. 122. Ср. II. В. К ю и e p, Новейшая история стран Д. Востока,
м. 2, вип. 1, Владивосток, 1912, стр. 13.

ПРОНИКНОВЕНИИ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ восток 87
скпй губернатор, который, несомненно, ужо раньше слышал о пор¬
тугальских жестокостях, увидел в этом и в поведении Симона Андрадэ
подтверждение проясней информации и донес императору в Пекин
о событиях. Он настоятельно рекомендовал не вступать ни в какие
соглашения с жадными и хищными «франками», единственною целью
которых, под предлогом торговых сношений, было шпионство в стране,
где они были приняты, и водворение в пей сначала под видом купцов,
чтобы потом захватить все в свои руки.
Б результате посол Инрес был арестован н выслан в Кантон, где
и заключен в тюрьму. Б дальнейшем но одним известиям он был
казней, по другим — выпущен на нолю или оставлеп в плену. Бее
находившиеся в Кантоне португальцы были заключены по тюрьмам,
их суда и джонки сожжены или иотонлепы, а бухта Тамао опять
подверглась блокаде. Собравшимся в пей португальским судам опять
удалось прорваться, и в .1621 г. они прибыли в Малакку.
Что изгнание, однако, не остановило португальцев. Они продолжали
крейсировать по побережью и пытались обосновываться в разпых
прибрежных пунктах. Таким образом, кроме Тамао они водворялись
па остро не Лан-бзй-гао (Лампакау). а затем в Макао (Амакао) в устье
Чжу-цзяпа. На севере отсюда их пристанищами были: Лиампо,
т. е. Чжип-xaii или Ппп-бо и Цюань-чжоу-фу, близ Амоя. Бдесь они
также ознаменовали свое пребывание жестоким истреблением целой
деревни, за что вея португальская колония в Лиампо была в свою
очередь истреблена в 154Г) г. Бдесь погибло 1200 христиан, среди
которых было 800 португальцев и 80 судов. Бслед за этим была истре¬
блена в 1519 г. и колония португальцев в Цин-чжоу, близ Амоя.
Однако, товарообмен с Китаем давал такие хорошие барыши, что
и эти разрушения не могли остановить притока португальцев. Через
нять-шесть лет мы опять видим португальцев, водворившихся в тех
же местах и продолжающих торговлю. Причиною такой поблажки
была продажность местных китайских властей, которые за взятки
закрывали глаза па противозаконный торг. После 1554 г., когда пор¬
тугальцы, в порядке частного соглашения, начали уплачивать вла¬
стям ввозную пошлину за товары, оказался открытым для них даже
Кантон. Китайские купцы с готовностью принимали на себя роль
посредников для улаження всех нодоразумспий между португаль¬
цами и властями. Так дела продолжали нтти, пока, наконец, сами
португальцы не избрали центром всей своей работы вышеназванный
порт Макао близ Кантона.
(йода они прибыли в период между 1549 — 1557 г. под предлогом
якобы просушки попорченных аварией товаров, и здесь остались.
Б прилегающих морях тогда свирепствовал китайский пират Чжан-
сп-лао, с которым власти не могли справиться, поручив португальцам.
Послсдпие уничтожили флотилию пиратов и за это, по представлению
генерал-гебурнатора провинции Гуан-дун, получили императорское
разрешение остаться на острове. Фактически они находились в Макао

88
Д. П03ДНЕЕВ
на положении китайских вассалов и шли па все компромиссы ради
торговых интересов. Они уплачивали властям, сначала в форме по¬
дарка, аренду за землю, потом аренда была узаконена и постоянно
повышалась: в 1588 г. уплачивалось по 500 лан, а в XVIII в. уже по
1 ООО лан в год. Взносы эти позднее стали регистрироваться и уже
поступали в доход казны. 1
В этот период затрудненного доступа для европейцев на китай¬
ское побережье Макао быстро стал средоточием иностранной торговли
с Китаем. Сюда приходили все иностранные суда, и порт стал соби¬
рательным и распределительным пунктом для иностранных товаров,
вроде современного Гонконга, хотя, конечно, в гораздо меньшем
масштабе. Кроме португальцев, здесь проживали китайцы, малайцы,
индусы, японцы и даже негры. Все эти разношерстные элементы всту¬
пали в смешанные браки, которые имели результатом образование
особой полукастовой расы, известной на Д. Востоке до сего времени
под именем «макаосцев». Макао служил также местом ссылки из
метрополии неблагонадежных пли неприятных для правительства
лиц, и до сего времени сохраняется близ Макао грот Камоенса, в ко¬
тором великий португальский поэт, сосланный в Макао (1558 — 1561),
будто бы окончил свою бессмертную поэму «Лузпаду». Численность
населения Макао точно неизвестна, но, можно думать, она, во всяком
случае, определялась в несколько десятков тысяч душ. 2
0 формах португальской торговли за этот период мы не имеем больших
данных. Монополия ее принадлежала правительству, которое отпра¬
вляло на Д. Восток коммерческие флотилии галиотов, нагруженных
европейскими товарами, обменивавшимися в портах Индийского
океана и в Китае на туземные, главным образом, пряпости. По до¬
стижении Макао эти торговые флотилии обменивали пряности па шел¬
ковые материи, служившие одною пз главных статей китайского
экспорта. Кроме шелка из Макао вывозились: золото, мускус, жем¬
чуг, изделия из слоновой кости и дерева, фарфоровые и лакированные,
а позднее — чай. Широкое потребление чая в Европе относится к
более позднему времени, но начало экспорта падает на конец XVI и
начало XVII вв. Перечень товаров определенно указывает, что влия¬
ние португальской торговли не было широким, не захватывало цен¬
тральных провинций и ограничивалось только прибрежным Китаем.
С продавцами из китайской торговой массы португальцы непосред¬
ственных сношений почтп не имели, а вели дела при помощи посред¬
ников. Такими посредниками являлись сначала китайцы, жившие
на Малакке. Они ознакомились здесь с португальцами и указали нм
на возможность торговли с Китаем. Китайцы провели португальцев
до Тамао и Макао; они указали на более северные порты, куда пор-
1 Ы. В. К юн ер, там же, стр. 29 — 30; Wells Williams, Up. cit.,
t. И, p. 426.	1
* An offieial Guide to Eastem Asia, Vol. IV, China, Prepared bv the Imperial
Japanese Government Railway, Tokyo, 1915, Macao, p. 331 — 332.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 89
туга льды отправили торговые экспедиции: они входили от имени
португальцев в сношенпя с китайскими местными властями и подку¬
пали их: давали взятки даже начальникам китайских флотилий,
которым предписывалось потреблять португальские суда, и, таким
образом, спасали последние от разгрома: уплачивали пошлины и
налоги п вели сношения с китайскими коммерсантами, у которых
брали товары для продажи португальцам или на комиссию илн ску¬
пали их за свой счет и продавали европейцам. Так была заложена
основа компрадорской системы, которая царит в китайско-иностран-
ных торговых отношениях и доселе.
Для снабжения Макао продовольствием и сельскохозяйственными
продуктами на острове устраивались периодические ярмарки, во
время которых отворялись ворота в стене, отделявшей иностранный
поселок от китайского. Ярмарка происходила сначала каждые пять
дней, а потом два раза в месяц. В случае неприязненных отношений
с португальцами китайские власти закрывали ярмарку и затрудняли
получение продовольствия. 1
Торговля с Китаем давала португальцам колоссальные прибыли
вследствие огромной разницы цен на колониальные товары на месте
и в Европе. Данные об этом отрывочны, но имеется сведение, тго
португальцы покупали пентнер (100 фунтов) гвоздики на Молуккских
островах за *2 дуката п продавали его в Лондоне за 336 дукатов. -
Аналогичны, очевидно, были прибыли и с китайских товаров. По¬
нятно. почему торговый капитал зубами держался за колониальную
торговлю, не останавливаясь нн перед каким риском. Будет уместно
привести здесь выдержку из указанного выше труда К.Каутского: «Ка¬
питал избегает бунта п возмущения: он по своей природе боязлив», —
говорит один английский писатель, цитируемый Марксом в «Капи¬
тале').— «Это верно, но не абсолютная истина. Капитал имеет такой же
ужас к отсутствию дохода плп к малой доходности, как природа к
пустоте. При соответствующем доходе он становится смелым. При вер¬
ных 10% он возьмется за всякое предприятие, при 20% он оживляется,
при 50% он готов рисковать, при 100% он попирает все человеческие
законы». 3
Что же сказать о торговле с Д. Востоком, которая по приведен¬
ному примеру давала 336 дукатов на 2, т. е. 16 800%? При этом свете
понятны, во-первых, все те зверства п ухищрения, которыми сопрово¬
ждалось там внедрение европейского торгового капитала: во-вторых,
та ожесточенная конкуренция, которая возникла на путп порту¬
гальской торговли со стороны торговцев н торговой политики дру¬
гих европейских стран, как только они узнали про подобные барыши:
в-третьих, то отчаянное сопротивление, которое португальцы оказы¬
1 Н. В. К ю п е р, там же, стр. 31 — 32.
* Проф. С. Лозинский, Эпоха торгового капитала. Л.-М. 1926, гтр. 9*
•К. Каутский, там же, стр. 39 — 40.

90
вали своим конкурентам на Д. Ностоке. Как сказано выше, они не
удовольствовались водворением в Макао. Основав свои колонии в
Ннн-бо (Лиампо) и Цюапь-чжоу (близ Амоя), они проплыли дальше
к северу п завязали еношенпя с Японией.
В Японию португальцы проникли в копцс первой половины XVT в.
и встретили здесь радушный прием, так как первые ввезли огне¬
стрельное оружие. Междоусобные войны между дапмё, царившие
тогда в стране, давали огромное преимущество тем, кто раньше узнал
употребление ружей п пушек. Поэтому японцы приглашали к себе
наперебой португальцев, умевших выделывать ружья, отливать пунши
н снаряды. Португальцы быстро ориентировались, сумели использо¬
вать военную жажду князей к огнестрельному оружию, начали
приезжать сюда во мпожеетве, заводили торговлю и привезли миссио-
неров-незунтов, необычайно фанатически настроенных против го¬
сподствовавшей в Японии буддийской религии. Они использовали
также враждебные настроения князей южного острова Кюсю против
дапмё главного острова Хондо и обратили на нем многих японцев
в христианство среди п правителей, и населения. 1
Торговля с Японией сказалась для португальцев очень прибыльной
особенно потому, что к обычной коммерческой практике они цриба-
вляли и чисто пиратские приемы, пользуясь которыми захватывали
товары даром или скупали их по дешевым ценам и вывозили в Макао.
Количество золота, вывезенного португальцам! из Японии с 1550 по
1039 г., когда они были изгнаны из страны, определяется в 59 400 000
ф. ст., т. е. по 660 000 ф. ст. ежегодно. Это для того времени предста¬
вляло собою огромную сумму. -
По особенно позорною была практиковавшаяся португальцами тор¬
говля людьми. Португальские купцы-пираты, захватывая насильно
мужчин, молодых женщин и детей, вывозили их на Макаоский рынок,
где и продавали. Мы имеем но этому вопросу очень интересное сви¬
детельство епископа Перейры, который писал: «Даже ничтожные
лаекары (ост-индские матросы) и судовая прислуга покупают и увозят
рабов. Многие из этих рабов умирают бо время переезда, так как на
судах они оказываются буквально наваленными друг па друга. И если
их хозяева заболевают, а этими хозяевам! являются иногда порту¬
гальские кафиры и негры, о рабах никто не заботится. Случается
даже, что кафиры не могут обеспечить им необходимой пищи. Эта
судовая прислуга дает скандальный пример разврата с теш! жен¬
щинами, которых они купили, и некоторые из них приводят жен¬
щин во время перехода до Макао даже в свои каюты. Я опускаю
здесь те эксцессы и бесчинства, которые производятся в языческих
1 М. S t е i с h е n, Lee daimyo Chretiens, Honkong. 1904; Francisque
Marnas, Laltöligion de Jesus (Jasoya-kyo), ressuscitöe au Japon, 2 vol. Paris.
•Dr. Geerts, Useful minerals and the Metallurgv of the Japanese, Transac¬
tions of tlie Asiatie Society of Japan, vol. IV, p. 91 — 92.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 91
странах, где португальцы рассеиваются, чтобы вербовать молодых
мужчин, женщин и девушек, и где они живут так, что сами язычники
приходят в изумление». 1
М. Штсйхен в своем сочипешш но тому же поводу пишет: <*'*та
торговля была действительно одною из самых скандальных. , 1аи*ё
Кюсю и многих других провинций начали предлагать португальца*
своих военнопленных в обмен на огнестрельное оружие, шелк, табак
и другие предметы, ввозившиеся португальцами из Европы, Индии
и Китая. Затем, даимё начали продавать португальцам даже тех из
своих подданных, которые были уличены в каком-либо преступлении.
Эти отвратительные операции производились при содействии агентов,
которых даимё содержали в Нагасаки». Г самого начала, по слонам
патера Штейхсиа, иезуиты протестовали против работорговли, но
за небольшими исключениями португальцы их не слушали. «На-*
оборот, первые пришедшие в Японию португальские купцы по мере
роста их торговли становились все более распущенными и дерзкими
по отношению к японцам и менее внимательными к представлениям
патеров. Насколько было можно, они даже избегали этих неприятных
протестов и предпочитали ставить свои суда на я корм в портах не¬
христианских даимё». 2
ß большинстве случаев, однако, португальская торговля шла рука
об руку с распространением католичества. Там, где купцы чувство¬
вали сеоя уже упрочившимися и спрос на товары обеспеченным, они
даже ставили условием соыта товаров обязательное водворение иезуи¬
тов и принятие населением католичества. «Эта торговля рабами и ее
переплетенность с миссионерами и патерами, — пишет В. Позд-
неева, открывает нам одну из важнейших причин той глубокой
ненависти, которая зарождалась уже в XVI в. в умах японцев в от¬
ношении к европейцам. Токугава Ыэясу, как преемник Ода Побу-
нага и Тоётоми Хпдэёсп, несмотря на полное сознание выгодности
сношений с европейцами и получение от них множества знаний, по¬
нял, что отрицательные стороны таких сношений пересиливают поло¬
жительные. Вывоз из Японии драгоцепных металлов и рабов обес¬
кровливал экономику Японии и потому, несмотря на огромную ката¬
строфу, которую влекло за собою изгнание христианства из империи,
где было свыше IVa млн христиан, дом Токугава не остановился
перед нею и провел ее в жизнь с неумолимою строгостью и последо¬
вательностью». 3
Японское правительство, действительно, не сразу решилось па
изгнание европейцев. Уже Тоётоми Хидэёси в конце XVI в. иршшмал
ограничительные против них меры. Затем Токугава Пэйсу продолжал
ту же политику, но в умеренном темпе. Сын его Хидэтада продолжал
1 James М u г d о с h, History of Japan, t. II, p. 240 — 243.
2 M. S t e i с h e n, op. cit., p. 156 — 157.
•Вера Позднеева, Социальная история Японии XVI в., Л.. 1927,
стр. 234. (Дипломная работа. Рукопись.)

92
Д. ПОЗДНЕЕ«
преследоваппл христиан, запретил всем японцам выезд из страпы и
воспретил всякие коммерческие сношения с иностранцами за исклю¬
чением голландцев, корейцев и китайцев. По потребовалось все же
восстание японских христиан в Спмабара на острове Кюсю и крова¬
вое подавление его правительством (1638 г.), чтобы третий сёгун
Токугава Иэмнцу умертвил португальских послов, прибывших из
Макао просить вповь о разрешении торговли (1640 г.), и окончательно
истребил христиан и миссионеров. 1 Основпою причиною таких долгих
репрессий был. конечпо, рост торгового капитала в самой Японии,
стремившегося удалить из страны своих конкурентов; но приемы
западного капитала, вторгшегося в Японию, дали повод сёгунату
расправиться с европейцами п запереть от них страну, почти совер¬
шенно, на целые 200 лет.
II. Г о л л а и д ц ы.
Португальцы, развив свою торговлю на Д. Востоке, не сумели
завоевать европейского рынка. Они превратили Лиссабон в собира¬
тельный и распределительный пункт своих колониальных товаров,
предоставляя право иностранным судам приходить в столицу и раз¬
возить товары по Европе. Пока Португалия была самостоятельной
страной, дело шло гладко. Главными скупщиками колониального
импорта являлись голландцы, которые захватили в свои руки почти
весь европейский рынок п не предъявляли больше никаких пре¬
тензий.
По в 1580 г. правившая в Португалии династия прекратилась;
в 1581 г. на португальский престол был избран кортесами Филипп II,
король нсиапский. Государства объединились на основе личной
унии, причем Португалия сохранила полную государственную неза¬
висимость п свободу заключать торговые договоры с колониями. Но
в Европе руководящая роль в политике двух пиренейских стран
перешла к Филиппу II. Испания к этому времени, как и Португалия,
успела проникнуть на Д. Босток: нации ожесточенным образом кон¬
курировали одна с другой в захвате земель, рынков и торговли.2
Девизом фанатика-католпка Филиппа II в международной политике
было известное его выражение: «Лучше пустыня, чем страна, насе¬
ленная еретиками». Это привело его вместе с экономическими побу¬
ждениями к стремлению сокрушить Голландию. Б результате воз¬
никла борьба между этими странами не на живот, а на смерть.
Желая ударить голландцев в самое сердце их экономического
благосостояния, Филипп II указом 1594 г. воспретил, под страхом
1 К. Р а р i п о t, Dictiounaire d’histoire et de gäographie du Japon, Tokyo,
1900, p.p. 783 — 789.
* На истории Испании иа Д. Востоке мы здесь в нодробностях но останапли
каемся. Так как продвижение испанского капитала шло не по южному пути, через
Индийский океан, а с востока, через Тихий океан, то, но принятому мною плану,
освещение этого вопроса будет дапо в третьей из намеченных статей.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 93
конфискации, появление голландских судов в Лиссабонской гавани,
но приняв, однако, никаких мер к оборудованию снабжения Европы
колониальными товарами силами испанцев пли португальцев. Он
нанес этим удар португальской торговле, контгурировавшей с испан¬
скою, а затем оставил пустым европейский рынок, предъявлявший
большой спрос, особенно, на пряности. В результате таких мероприя¬
тий возникло самостоятельное движение голландцев на Восток.
В конечном счете они появились на Тихом океане с политическою
и торговою базою на Зондских островах и Батавией, как центром. 1
1 олландское правительство повело свою колониальную политику
по особой, сравнительно с Португалией, системе. Голландские лоц¬
маны уже неоднократно плавали с португальскими судами на Д. Вос¬
ток, изучили дело во всех подробностях и дали описания. Таковыми
были Герритцун, Лннсхотен и особенно Корнелий Гутман. Последний
был посажен в Лиссабоне в тюрьму за то, что собирал сведения о пор¬
тугальской торговле на Д. Востоке и о путях туда, но после освобо¬
ждения возвратился на родину. Образовав торговую компанию, он
проехал сам в Тихий океан и вернулся с богатым грузом, чем побудил
соотечественников к подражанию. С этого времени в Голландии начали
формироваться частные компании для торговли с отдаленными стра¬
нами. В последние годы XVI в. одна за одной отплылп на Д. Восток
три экспедиции: из Текселя — 8 судов, из Зеландии — 5 судов и
из Роттердама — 5 судов. На них отплыл между другими лейтенант
Дирк Геррптц Помп, прозванный «китайцем», так как он оказался
первым из голландцев, посетившим китайские берега. За ними следо¬
вали суда Амстердамской К0, Брабантской и многих других, которые
доходили до островов Молуккских, но обосновались на Суматре. Яве
и др. Зондских островах.2
Торговый капитал, в процессе своего развития, неизменно приводит
к объединению отдельных купцов и мелких компаний во все более п
более крупные общества с монопольными правами, и потому уже
в 1602 г. мы видим в Нидерландах создаште одной частной голланд¬
ской Ост-Индской К0, которая объединила в своих руках все дело.
Ее права и привилегии были чрезвычайно велики. Кроме повсемест-
ного ведения торговли компания могла заключать договоры с мест¬
ными правителями, содержать флот и войска, назначать из среды
своих членов военпых и гражданских чиновников, чеканить монету,
строить города и крепости. Она являлась таким образом не только
1 История нродппженпл голландцев по Индийскому океану рассказана в на*
званных трудах 11. Б о р е ц к о г о - Б е р г ф е л ь д а. 11. Б. К ю н с р а.
проф. С. Лоз н п с к о г о, Н. Розенталя («Борьба за колония я няровме
пути») н др.
• Cli. de Lannoy et II. Van der binden, Histoiiv de PRxpan«
sion Coloniale des peuples ouropöens, Bruxelles, t. II, Neerlande et Dänemark, 19»!,
p. ;>;> — 40; Prof. A. S и p a n, Oie territoriale Knt wicklung der europäischen Kolo*
nieu, Gotha. Justus Perthes, 1000, p. Oö 70.

94
Д. ПОЗДНЕЕБ
представительницей нидерландского правительства, но н его заме¬
стительницей на Д. Востоке. Капитал компании слагался из паев
отдельных городов. Амстердам внес 3 67*4 915 флоринов, Зеландия —
1 333 832. Дельфт — 470 ООО, Роттердам — 177 400, Хоорн — 266 868,
Эпкхюнзен — 536 775. Общая сумма доходила до 6 459 840 флоринов.
Годовой дивиденд с 15% в 1605 г. поднимался до: 75% в 1606 г.,
40°о в 1607 г.. 20% в 1608 г., 25°0 в 1609 г., 50% в 1610 г., 57% в
1612 г.. 42% в 1615 г., 62% в 1616 г., — и это несмотря на огромные
потери грузов и судов от трудностей мореплавания, нападений пира¬
тов и пр. Число акций определялось в 2 153 по 840 флор, каждая:
в 1723 г. они котировались по 22 620 флор. Это уже доказывает бле¬
стящее финансовое положение компании. 1
Проникши на Д. Росток, Голландская Ост-Индская К0 должна
была неминуемо встретиться с водворившимися здесь раньше пор¬
тугальцами, с которыми немедленно начались коммерческая конку¬
ренция и вооруженные столкновения. Голландский флот начал пла¬
вать по морям Зондского архипелага, при-китайским морям п дальше
до Лпкейского архипелага и Японии. Повсюду он искал для себя
подходящих гаваней и стоянок, которые могли бы служить исходными
пунктами для кратких рейсов, для складов товаров и завязывания
отношений с туземцами. Поведение голландцев нисколько не усту¬
пало в жестокости португальцам. Из Молукских островов они овла¬
дели «жемчужиною» их, островом Амбоипою и другими, где приме¬
няли самые зверские меры в целях сокращения добычи пряностей,
чтобы предложение не превышало спроса европейского рынка и
чтобы таким образом удерживать высокие цены на товары. Г этой
целью компания истребляла пряные растения на корню и содержала
специальные отряды туземцев, занимавшихся этим делом и лишавших
своих соплеменников средств пропитания и продуктов товарообмена.
Таким путем гвоздика, напр., была уничтожена почти на всех Молукк¬
ских островах, кроме острова Амбоины, с которого вывозили ее
голландцы.*
Когда в 1622 г. голландцы заняли Пескадорские острова и начали
здесь постройку форта, они завербовали для работ 1 500 китайцев,
из которых 1 300 человек умерло во время работ от недостаточного
питания, так как каждый китаец получал не свыше 1/«2 фунта риса
в день. Голландцы оправдывали свое бесчеловечное обращение тем,
что китайцы еще более жестоко обращались с попадавшими в их руки
голландцами.3
Голландцы к этому времени уже проникли в Японию и потому
искали промежуточной гавани для остановки в плаваниях между
Японией и Батавией. Вследствие неудобства складочного пункта на

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 95
Пескадорских островах, они перешли на остров Формозу и зд^сь,
около Анпина, в 1632 г. основали форт Зеландию. Несколько позднее
они построили другой форт Нровиденциа или Ировиициа у устья
р. Таиван. Находившуюся на острове Формозе японскую колонию
голландцы изгнали и остались полновластными хозяевами. Они обло¬
жили податями китайское население числом до 1 млн чел., подчинили
себе 25 туземных племен с 293 селениями и поддерживали свою власть
силою. Отсюда голландцы завязали сношения с городами Пюаяь-
чжоу и Амоем в провинции Фу-цзянь. О торговых оборотах компании
в этих местах мы встречаем следующие данные, приводимые проф.
II.	Кюнером.
«В торговом отчете губернатора острова Питер Нюитс (1627 — 29)
говорится, что «джонки, прибывающие сюда из Китая, приносят
нашей торговле мало выгоды, п потому мы должны посылать ежегодно
сами несколько судов в Амой, где они торгуют тайком н получают
товары на 7% или 8% дешевле, чем на Формозе. «Главные предметы
вывоза компании из Китая были шелк-сырец и шелковые материи,
первый для японского, вторые для европейского рынков; ввоз же
состоял из европейской мануфактуры и* индийских продуктов. Вся
китайская торговля давала 100% валовой прибыли на капитал в
1 млн долларов. Расходы сеттльмента не превышали 214 ООО гульде¬
нов, так как служащие компании получали лишь небольшое воз¬
награждение, дополняя его прибылью от торговых операций. Чистый
доход колонии в пользу Батавского правительства, за вычетом всех
расходов, простирался до 85 ООО гульденов в год (в 1653 г. уже было
350 ООО гульденов).1
За время власти Ост-Индской К° на Формозе, совпавшее с пере¬
меной династии в Китае, где в 1644 г. воцарились маньчжуры, насе¬
ление острова сильно возросло, пополнившись беглецами от новых
завоевателей; Формоза увидела расцвет земледелия, разведения са¬
харных и рисовых плантаций. Голландцы оказались бессильны
остановить приток иммигрантов, которые стали опорою развившегося
пиратства. Когда во главе последних стал известный Коксинга (Чжэн-
чэн-гуп), они были не в состоянии бороться и с ним. В 1662 г. их
форт Зеландия был взят Коксингою, множество голландцев погибло
в пытках и казнях, а оставшиеся в живых переехали в Батавию. *
Еще раньше этого голландцы вступили в борьбу с португальцами
и пытались изгнать их из Макао. В 1622 — 24 гг. была предпринята
экспедиция с этою целью из 15 судов под командою Корнелиуса
Рейерша, но она потерпела полное поражение; с тех пор активные
действия против Макао не возобновлялись.3 Но во всех других ко¬
лониях голландцы били португальцев и своей торговлею, и свое.

96
Д. ПОЗДНЕЕВ
возрастающею политическою мощыо. Скоро на Д. Востоке в руках
Португалии остался только один порт Макао.
Желая окончательно сокрушить Португалию и упрочиться на ки¬
тайском рынке, голландцы решили добиться этой цели путем уста¬
новления связей как с китайскими местными властями, так и с цен¬
тральным правительством. Они начали отправлять посольства к тем
и другому, которые в угоду наживе не щадили пн своего достоинства,
ни чести. В 1653 г. посольство Шеделя явилось в Кантон, раздавало
взятки без числа, но. благодаря противодействию и интригам порту¬
гальцев. не добилось ничего. В 1655 г. было отправлено в Пекин
посольство Гойера и Кайзера. Опять-таки с помощью взяток в Кан¬
тоне и по путл оно пробралось до Пекина, где Голландия была при¬
равнена к одинаковой группе «вассалов» с Сиамом и Кореей. Посоль¬
ство проспло разрешения, наравне с Лнкейскими островами, Анна-
мом н Гиамом, торговать с Китаем, уплачивая подати, налоги и при¬
нося двору раз в три года «подарки», оа такое разрешение китайские
члны потребовали уплаты 15 000 лап. но голландцы не согласились.
Раньше представления императору, посольство должно было под¬
вергнуться репетиции приема с 9-кратными земными поклонами
(кэ-тоу). Па прпеме с посольством никто не разговаривал, а при
приеме императорских подарков они принимались послами на коле¬
нях. На обратном пути в Кантоне послы терпелп новые унижения,
а один пз переводчиков их был убит. При переговорах по этому во¬
просу китайцы трактовали голландцев как своих вассалов. 1
Второе посольство, во главе которого стоял Петер-ван-Гурн, в
1661 г. прибыло в Пекин, подверглось таким же унизительным цере¬
мониям и уехало, не добившись ничего. Веллс Вилльямс пишет, что
«это было соответствующее окончание карьеры, которая началась
с хищничества и агрессин в отношении к китайцам, цикогда не да¬
вавшим к ним повода».2
Третье и последнее голландское посольство Титзинга в 1695 г.
получило в Пекине аудиенцию, «но прием, — пишет Д. Бульджер, —
был неободрптельный и принес больше позора, нежели чести и вы¬
годы. Он походил скорее на маскарад: посла грубо толкали, и в сума¬
тохе он потерял свою шляпу. Китайцы и доселе вспоминают об этом
посольстве со смехом». 3
Несмотря на такие позорные посольства, голландцы продолжали
вести торговлю в Китае, получили факторию в Кантоне и извлекали
значительные коммерческие выгоды. Однако, с возвышением Англии
их роль все более и более меркла: на китайском рынке они постепенно
утрачивали значение.
Кроме Китая, голландцы сумели еще упрочиться в Японии. На
1 II. 13. К ю и е р, стр. 117 — 121.
- The Middle Kingdom, t. JI, p. 43(J.
3 D. 13 о u 1 g e r, History of China, t. II, p. 537.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 97
этом необходимо несколько остановиться, как на совершенно отдель¬
ном от Китая рынке. В Японию голландцы проникли после португаль¬
цев и испанцев в начале XVII в. Оии основали факторию на острове
Хпрадо (Фирапдо), а через некоторое время переселились в Нага¬
саки, где и проживали на острове Дэсима. Голландцам удалось за¬
интересовать внимание всемогущего тогда в Японии Токугава Иэясу
и получить от него разрешение на торговлю в Японии. Первые гол¬
ландцы с капитаном Квеккернэкком и английским лоцманом Билль
Адамсом во главе были привлечены даимё Хирадо на службу, где
они, в числе 18 человек, обучали японцев искусству выделки ружей
и литья пушек. Это в значительной мере упрочило положение гол¬
ландцев н дало нм возможность начать конкуренцию с католиками-
фаиатиками — португальцами и испанцами. Так как японцы были
враждебно настроены против христианства, а голландцы обнаружи¬
вали ко всему, не касающемуся торговли и наживы, полный инди-
ферентизм, японские власти начали им симпатизировать. 1
1овары, ввозившиеся европейцами в Японию, были следующие*,
шерстяные материи, обработанная кожа, стеклянная посуда, оружие,
порох и др. Кроме того, из Китая ими же ввозились шелковая пряжа
и материи. Из Японии вывозились: пшеничная мука, соленая и коп¬
ченая рыба, мечи, кинжалы, лакированные вещи, фарфор, медь и
серебро. 2 С начала своего проникновения в Японию и до 1689 г.
голландцы вывезли из Японии золота на 15 482 250 ф. стерл. и серебра
на 28 ООО ООО ф. стерл., а всего драгоценных металлов на 43 482 250
ф. стерл. 3
Голландцы вели себя в Японии гораздо более умело и осторожно,
нежели португальцы н испанцы. Они занимались исключительно тор¬
говлей, не вмешивались в раздоры христианства с буддизмом, не
обращали даимё и японцев в христианство и не были причастны
к вывозу японцев в рабство. Все это способствовало выделению их
в сознании правительства Токугава из рядов других европейцев:
при изгнании последних из Японии им разрешили остаться на острове
Дэсима, сохранить здесь свою факторию и право продолжать в огра¬
ниченном размере торговлю с японцами. Здесь они просуществовали
до 1868 г., т. е. до наступления новых порядков в стране. Через
них японцы начали свое знакомство с внешпим миром, выучившись
голландскому языку. Голландцы пользовались привилегированным
положением, чтобы устранять из Японии всех возможных европейских
конкурентов и не допускать их к установлению товарообмена со
страною Восходящего Солнца.
В частности они проявили это в отношении России в 1805 г. при
* J а m е s Murdoch. А History of Japan, t. И, p. 463, 469; 470 —472.
2 С а и о, Нихон кэидзан си (Экономическая история Японии), стр. 148 — 149.
Пер. с японского Веры Поздпеевой под ред. проф. H. II. К о п р а д.
Dr. Сг с о г t s, Useful minerals and metallurgv of the iapanesc, Transactions
of the Aaiatic §ociety of Japan, vol. IV, p. 91 — 9*2.
Записки научи, о-ва марксистов.	7

98
Д. ПОЗДНЕЕВ
H.H. Резанова, добивавшегося открытия торговли
н Лангсдорф. бывшие на судне «Нева», на
потерпевшее фиаско посольство, приписывают эту
голландцев, полагавших, что, если торговля
Японией будет открыта, голландцы потерпят боль-
их торговля с Японией была до сих пор монополь-
флота капитана Головнина о указывается на письмо
в Батавии от голландцев в Нагасаки, в котором
как о русских японцам было наговорено много дур-
больше появиться в Японии не осмелятся. 1 Отсюда
что, и в области интриг против возможных плп только
конкурентов, западный торговый капитал на Д. Вое-
верен своей природе.
цифровые данные о деятельностп голландцев в Японии
труде Фукуда Токудзо: «Уже в 1685 г., — шппет он, —
которым платили за ввозимые товары, был ограничен
в год (для торговли с Голландией). В 1715 г. вывоз
ограничен 15 ООО пикулей, а число допущенных к заходу
— двумя в год. В 175*2 г. был запрещен вывоз золота, ибо
заиа< в стране были незначительны. В 1790 г. вывоз серебра
был ум« н; до 500 пикулей, а число кораблей — до одного. Таким
от торговли с Японией была для Голландии очень
менее их фактория на острове Дэсима сохранилась
до новейш* времени, несмотря на стеснительные ограничения лич-
ной свободы голландцев, во время пребывания там».2
III.	Англичане.
Проникновение английского капитала на Д. Восток относится
также к XVI в., когда отдельные англичане то с португальцами, то
с голландцами принимали участие в плаваниях и ознакомили впервые
Британию с выгодами тамошней торговли. Уже в 1596 г. королева
Елизавета отправила три судна под командою капитана Беньямина
Вуда на Восток, вручив последнему между прочим письмо на имя
китайского императора. Экспедиция окончилась, однако, неудачно,
и письме по назначению доставлено не было. 6
Барыши голландцев от торговли с Д. Востоком, о которых англи¬
чане были прекрасно осведомлены, не давали Англии покоя. Поэтому
почти одновременно с голландскою Ост-Индскою К° была учреждена
1 Д. 11 о з д н е е в, Материалы по истории Северной Японии и ее отношений
» материку Азии и России, Токио, 1909, т. II, ч. 2, стр. 123.
2 Ф у куда Т о к у д а о, Общественное и экономическое развитие Японии.
Пер. с немецкого Н. И.* Фельдман, под ред. проф. Н. И. Конрад, Л.„
192»> (литограф, издание).
* И. В. К ю ц е р, Новейшая история стран Д. Востока. Ч. II, вып. 2. Сношения
<	1	1910, стр. 3 —4.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА
такая же компания Ост-Индская в Лондоне,
веты особую хартию с привилегиями,
подтверждавшуюся затем целым рядом
ряд экспедиций для завязывания торговых
нами Индийского океана н постепенно
токе. В 1604 г. Мпчельборн уже
с целью «открытия Китая. Японии,
гающнх и завязывания коммерческих
смотря на существование всяких концессий
речащпх». Во время плавания Млчельборн
пират п с самого начала создал англичанам
Еще раньше этого англичане думали
Первым пз англичан туда проник лоцман
ландскпм судном «Charit£>. Он оставался
путешествовал по Ликейскнм островам,
английской фактории в Хнрадо и некоторое
на службе у японцев. В это время прибывали
англичане, торговавшие с Японией, но многого
с другими европейцами они были изгнаны из
гава. 2
Англичане особенно стремились завязать
в котором видели гораздо более обширный рынок.
Укрепившись в Индии и заключив соглашение с
королем в Гоа, они в 1636 г. отправили в Макао
тилию. Португальцы оказали англичанам, как
неблагоприятный прием. Тогда англичане покинули
из неизвестных португальцам устьев Чжу-цзява
и начали торговлю с китайцами, которые через
вели на них нападение. Ьеддель открыл огонь
одним маленьким фортом; так как купцы былп
в плен, пришлось обратиться опять к португальцам
ручке. Поэтому, когда на следующий год снова
португальцы объявили, что выручка купцов
в большую сумму и отказались оказывать
пытались найти другое место для торговли. На
захватили порт Амой и нашли опору на
отсюда изгнаны китайцами. Пытались они еще
с Кантоном, но португальцы заявили, что
утвердил за ними монопольное пользование
операций. Когда же англичане опять пытались
китайские военные джонки, вместе е португальскими
дами, их прогнали.
В 1685 г. император Кан-си номинально
1 Н. С о г d i е г, Op. cit., t. III, р. 195.
1 E. Р а р i п о t, Op. cit. Supplement, р. 905.

100
Д. ПОЗДНЕЕВ
свободными для торговли с европейцами. Но, благодаря очень высо¬
ким таможенным и другим налогам и продолжавшемуся противодей¬
ствию португальцев, англичане не могли воспользоваться этою сво¬
бодою; все их попытки пробраться в Кантон оканчивались неудачами.
После этого была учреждена одна объединенная Ост-Индская 1\°,
которая продолжала свои попытки добиваться торговли с Китаем.
Ее флотилии три раза занимали архипелаг Чжу-сапа и три раза были
изгоняемы китайцами. 1
В 1722 г. китайцы воспретили всем купцам торговать с европейцами
и превратили торговлю в монопольное право известной группы ком¬
мерсантов (co-hong). которые одни получили право сноситься с вла¬
стями по делам иностранной торговли, собирали с иностранцев пош¬
лины, налоги и передавали их китайским властям. Г этого времени
китайцы начали строже относиться к иностранцам и требовали от них
постоянных поборов. Поводы к этому подавали в большинстве слу¬
чаев сами иностранцы. Нередко происходили вооруженные столкно¬
вения между моряками и купцами отдельных национальностей, кон¬
чавшиеся смертями. Происходили столкновения и между экипажами
судов, захваты одних судов другими. Все это требовало вмешательства
местных китайских властей. Отношения все больше обострялись.
В первый период своей деятельности на колониальной арене Ан¬
глия играла довольно скромную роль: конкуренты ее — не только
голландцы, но по старой памяти и португальцы — были на Д. Вос¬
токе сильнее. Эти конкуренты то здесь, то там били англичан, отни¬
мали у них суда, то защищали, то клеветали на них перед китайскими
властями и нередко с полным успехом совали палки в колеса развитйю
их коммерческой деятельности. Но постепенно, с обще-политическими
успехами и ростом своей торговли в других местах земного шара,
Англия задавила своею мощью и Португалию, и Испанию, и Голлан¬
дию. Тогда пришла очередь и ее расцвету на Д. Востоке. Это произошло
не вдруг. Не будучи пока промышленной страной, Англия могда отпу¬
скать для ввоза в Китай только такие же товары, какие доставля¬
лись Голландией и Португалией. Ее спрос на сырье также был не
очень велик, емкость английского рынка была сравнительно слаба,
а потому и экспорт с Д. Востока — из Китая и Японии — не отли¬
чался значительными размерами. Но большее значение имело то об¬
стоятельство, что в руках англичан не было такого товара, на который
был спрос у китайцев и доставка которого давала Англии крупные
барыши; пока этого не было, торговля с Китаем не имела больших
результатов.
К половине XVIII в. англичане отыскали, однако, такой продукт —
опиум. Курение опиума было известно в Китае, конечно, раньше
ввоза его англичанами. Китайской медицине известно было употре¬
бление опиума как лекарства против малярии (на Формозе) и же¬
1 Н. С о г d i е г, Op. cit., t. III, р. 212 — 16.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 101
лудочных заболеваний. Когда началось курение опиума, псазэтъ
точно трудно: но мы знаем, что первый запретительный указ против
продажи опиума для куренпя п открытая курплеп был издан импера¬
тором Юн-чжопом в 1729 г.: с этого времени курение опиума стало
признаваться преступлением.
Что европейцы быстро поняли колоссальную доходность торговли
опиумом и начали развивать ее, это не подлежит сомнению. Во время
издания указа Юн-чжэна ввоз иностранного опиума определялся хже
до 200 ящиков в год, импортировавшихся португальцами из Гоа:
это составляло почти их монополию до 1773 г. Их примеру подражали
частпыс английские импортеры, но зло не достигало больших размеров,
пока торговлю этим ядом не взяла в свои руки Британская Ост-
Индская К°. Ее сила заключалась в том, что она обладала неогра¬
ниченною возможностью посевов мака в Индии, перерабатывала
там сто в опиум и ввозила последний в Китай в готовом виде, оа
40 лет до 1767 г. импорт опиума возрос с 200 до 1000 ящиков в год,
причем каждый ящик содержал от 135 англ. ф. (мальва из Персии)
до 160 (бенгальский). Пошлина на опиум налагалсь совершенно ни¬
чтожная: взималось 3 лана с пикуля (около 56 кг)\ пикуль же оце¬
нивался таможней в 50 лап, но это касалось только ввоза китайцами.
Что же касается европейцев, то, благодаря оговорке в указе 1729 г.,
они пользовались правом беспошлинного ввоза. В 1780 г. кантонские
власти, сознавшие гибельность ввоза этого яда, репшлп применить
указ 1729 г. По, так как Ост-Индская К0 взяла в это время опиумную
торговлю в свои руки, начались пререкания, а торговля тем временем
росла. В 1790 г. на рыпок поступило уже 4 054 ящика. Наконец,
в 1796 г. по представлению кантонского генерал-губернатора по¬
следовал указ, подтвержденный в 1800 г., об абсолютном воспрещении
торговли опиумом. С этого момента ввоз яда стал предметом контра¬
банды, вначале случайной п разрозненной, а потом правильно орга¬
низованной и ставшей бичом южного побережья.
Нельзя описать все зло, которое приносила эта контрабанда Китаю.
Она разлагающе действовала на прибрежное населенпе, поголовно
превращавшееся в контрабандистов: она развращала и без того ко¬
рыстное чиновничество, которое заключало соглашение с иностран¬
ными импортерами, в частности с Ост-Индской К0, п за взятки допу¬
скало торговлю; она создавала шайки бандитов на берегах, прини¬
мавших опиум, и целые флотилии пиратов на море, получавших от
англичан на комиссию его доставку; она обескровливала рынок,
вытягивая из него серебро для оплаты за яд; она отравляла население,
в буквальном смысле олова, так как под влиянием запрещения опиума,
его дешевизны и распространения китайцы привыкали к опнумо-
курению с чрезвычайною быстротой. Важным фактором являлось и то
обстоятельство, что с запрещением ввоза опиума указом местное кан¬
тонское казначейство не имело права взимать за него пошлин и потому
много теряло. Между тем пз этого ресурса провинция посылала все

102
Д. ПОЗДНЕЕВ
<• новогодние и другие подарки» в Пекпн, почему запрещепие скоро
почувствовалось и в центре. Поэтому, несмотря на императорское
вапрещепие, торговля продолжала существовать.
Конечно, Ост-Индской К0 необходимо было приспособиться. Нельзя
было хранить запасы опиума на складах Кантона. Они были пере¬
везены частью в Макао, частью па суда в Кампоа; потом для этой
специальной цели был приспособлен островок Лин-тнп в устье Чжу¬
цзяна, где создались обширные склады опиума. Кантонские власти
могли тогда «со спокойною совестью» донести в Пекин, что они очи¬
стили порт от опиума, не теряя ни одного фунта его ввоза. Яд ввозился
под названием «чая». Образовались бесчисленные китайские агент¬
ства, которые брали на себя и всю технику контрабанды, п ула-
жение дел с властями. Торговля из Кантона распространялась и на
север, особенно в Гватоу, Амое и дальше. Ввоз опиума-в XIX в.
дошел уже до 20 тыс. ящиков в год и начал встречать противовес
в местном производстве мака и опиума, быстро распространявшемся
по всему Китаю. (’ловом, западный капитал нашел па китайским
рынке достойное применение: он отравлял и разлагал целую нацию.
Первое место в этом деле заняла Англия. И последнее десятилетне
перед опиумной войной (1829 — 1839 гг.) было официально зареги¬
стрировано контрабандного ввоза на 10 млн лан, но, как легко понять
из изложенного, это было буквально каплей в море. 1
Со вступлением Аиглпи в период промышленного капитализма,
привилегии Британской Ост-Индской К0 и ее монопольное право
на китайскую торговлю в 1834 г. были аннулированы. С этого момента
деятельность англичан на китайском рынке вступает в новую фазу.
Б период торгового капитала Англия пыталась завязать отношения
с вентральным правительством Китая. Она командировала в 1792-93 г.
посольство лорда ^Макартнея, стоившее правительству 850 тыс. дол¬
ларов и в 1816 г. посольство лорда Амхерста; но оба — не дали поло¬
жительных результатов для упрочения Британии в Китае.
IV.	Французы.
Нам остается сказать только несколько слов о последней западно¬
европейской державе, проникшей на Д. Восток южным путем, —
Франции. Ее отношения к Д. Востоку за описываемый период носили
совершенно иной характер, сравнительно с Португалией, Испанией,
Голландией и Англией. С развитием торгового капитала Франция
направила внимание на открытую тогда Америку и приобрела первые
колонии в Канаде, С. Америке и Вест-Индии. Имеются сведения
о прибытии первых французских судов в Китай в 1517 и 1531 гг.,
но это были только случайные плавания, не имевшие последствий.
1 Н. В. Morse, The Trade and administration of the Chinese Empire. Shanghai,
1908, p.p. 323 — 362. Ch. XI. Opium.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ТОРГОВОГО КАПИТАЛА ПА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК 103
В 1660 г. в Париже была учреждена «Китайская К0», на ряду с ней
в 1705 г. была основана «Королевская К0 для торговли с Китаем*,
преобразованная в 1712 г. в «Королевскую китайскую Кг* и отпра¬
вившая одно судно в Китай. В последующие годы в Китай плавало
не больше двух французских судов в год. Они останавливались или
в Макао, пли в Вампоа и далее к северу проникать, повидимому, не
пытались. В 1776 г. в Кантоне было учреждено французское консуль¬
ство, но тоже бездействовало и часто оставалось вакантным.
Вместо развития торговли Франция обратила внимание на раз¬
витие и упрочение сношений с центральным Пекинским правитель¬
ством. В этих видах она направила в Китай иезуитов, владевших
математическими и астрономическими познаниями. Китайцы, имев¬
шие лупный календарь, всегда нуждались в точном вычислении дат
нового года, праздников, в точном хронологическом знании дат для
исторических документов, сроков затмений солнца и луны п устано¬
вления движения планет для геомантпи. Поэтому они принимали к себе
на службу пезуитов, которые, выучившись китайскому языку и
письменности, стали старейшими европейскими синологами. Иезуиты
служили китайскому правительству переводчиками при сношениях
с иностранцами и нередко, как голландцы в Японии, ставили пре-
Ш1тетвня французским конкурентам на пути упрочения их влияния.
Такова, напр., была миссия иезуита Жербильона при заключении
Русско-Китайского договора в Нерчинске в 1689 г. Из них многие
приобрели большую известность, напр., Леконт, Купле, Режи, Жатру,
Амно, Малья, Премар и др.
Деятельность этих миссионеров выделила Францию из ряда дру¬
гих западно-европейских держав. Франция в первое время сношений
была для китайцев государством, чуждым тех узко-меркантильных
интересов, которыми заражены были и испанцы, и португальцы, и
голландцы, и англичане. В переговорах с китайцами французы всегда
гораздо больше говорили о распространении христианства в Китае
и о покровительстве христианам, нежели о торговле. Так как китай¬
скими уполномоченными обыкновенно являлись высоко-образованные
конфуцианцы, которым интересы религии, философии и морали
были ближе, нежели экономика и торговля, они преисполнялись
уважения к французам. Когда Франция оказалась в состоянии всту¬
пить на тот же путь, что и другие капиталистические державы, под
этими лозунгами ей было легче проводить свои цели; китайцы, отно¬
сясь с меныпим подозрением, уступали ей то, в чем отказывали дру¬
гим. Вначале XIX в. войны с Англией п затем стремление Наполеона
сокрушить Англию в Индии и на Д. Востоке породили несколько
проектов об усилении деятельности французов в Китае, но ни один
из них не получил практического осуществления. Так дела продол¬
жались до 1844 г., когда французский уполномоченный дэ-Лагрэнэ
подписал в Вампоа первый франко-китайскцй договор, составленный
по образцу Нанкинского трактата 1842 г. и распространявший на

104	Д.	ПОЗДНЕЕВ
Францию все те права и преимущества, которые приобрела войною
Брптапия, а потом п другие капиталистические державы.1
Сопоставляя проникновение западного торгового капитала на
Д. Восток южным путем с продвижением его в ту же приблизительно
область путем северным, 2 мы отчетливо видим полное сохранепие
торговым капиталом присущей ему природы. Между действиями
различных народов в разных странах наблюдается полная аналогия,
которую можно объяснить только тем, что они обусловливаются
одними и темн же причинами. Таковыми являются:
1) Коммерсант п пират или разбойник оказываются почти синони¬
мами. Нападение на,слабых, захваты чужих товаров на берегу или
на корабле в море — обычные явления: в более широком масштабе
они становятся захватами целых сырьевых рынков.
2) Варварское обращение с туземцами: эксплуатация труда, огра¬
бление, превращение в рабов, насилия над женщинами и похищение
их и детей для продажи в рабство — обычные способы наживы.
3) Борьба с конкурентами по торговле всеми имевшимися под ру¬
ками средствами независимо от моральной оценки: убийства, кле¬
вета, восстановление туземцев п их властей против конкурентов, от¬
крытые нападения на последних и разграбление их товаров — явле¬
ния повседневного порядка.
4) Солидарность правительства с частными торговцами и компа¬
ниями в достижении общих целей.
5) Объединение маломощных компаний, превращение пх в более
сильные организации, снабжение последних исключительными при¬
вилегиями и проведение с их помощью своих целей — такова общая
политика капиталистических правительств.
6) Утилизация миссионерства для достижения капиталистических
целей.
7) Попытки заключения договоров с местными властями и цейтраль-
ными правительствами обязательно в ущерб конкурентам и с обеспе¬
чением преимуществ для себя.
8) Применение военной силы для охраны торговых преимуществ
своих подданных, правы ли они или виноваты: «Права ли Англия или
не права — интересы ее выше всего» — таков был лозунг Пальмер¬
стона и в начале опиумной войны. Такими же лозунгами руководи¬
лись португальцы, нападая на английские суда, голландцы, прогоняя
испанцев с Формозы, русское правительство, давая секретные ин¬
струкции Баранову топить английские корабли в случае их появления
в зоне действий Российско-А мери канской К°.
Проф. Д. Поздпеев.
1 W. W i 11 i а m s, The Middle Kingdom, t. II, p. 309.
2 См. Проникновение западного торгового капитала па Д. Восток. 1. Северный
путь. («Зап. Научн. О-ва Марксистов», Л., 1928, 1(9), стр. 86 — 114.)

ЛИТЕРАТУРНЫЕ КРИТИКИ НА ПЕРЕЛОМЕ ОТ НАРОД¬
НИЧЕСТВА К МАРКСИЗМУ.
Ангел Богданович и Евг. Соловьев-Андреевич.
I.
Зарождение марксистской критики охватывает, приблизительно*
период с 1895 по 1904 год. До того исследователь располагает не¬
сколькими статьями Плеханова, статьями Ткачева и «Литературными
заметками» В. Засулич. 1895 г. взят нами неслучайно: он открывается
такими делающими эпоху работами,как «Критические заметки» Струпе,
«К* вопросу о развитии монистического взгляда на историю» Плеханова
и «Экономические основы народничества» Лепипа, которые характери¬
зуют отчетливый перелом в истории нашего общественного сознания.
Раскол на Брюссельско-Лондонском съезде, наметивший две линии
в развитии русской социал-демократии и русского марксизма, тоже
знаменует начало этапа и в истории марксистской критики. В области
этой последней таким примечательным шлагбаумом служит сборник
«Итоги» (1903 г.).
Для рассматриваемого периода характерен, во-первых, разгром на¬
родничества и его эпигонов; во-вторых, амальгампрованпость самого
движения. В этом смысле и знаменательно сведение марксизма к так
называемому «экономическому материализму».
История критики в этот период тоже отмечена своеобразием; борьба
двух мировоззрений, выражающая столкновение двух экономических
укладов, обострила критическую мысль, наложив на нее отпечаток
общей «переоценки». Недаром 90-е годы характеризуются не столько
марксистскими статьями по литературе, сколько, именно, по истории
критики. Напомню, что «Судьбы русской критики» Плеханова напи¬
саны в ответ на кпигу Волынского, что статьи Засулич содержат
существенные коррективы к «Истории русской критики» Пвапа Ива¬
нова, вышедшей отдельным нздапнем в 1898 г. и ранее печатавшейся
в «Мире Божьем». Вопросы чпсто-литсратурной методологии интересо¬
вали мало; важна была принципиальная борьба «за историю», —за
мировоззрение. Литературная критика оказалась удобным фиговым
листком для публицистики. Так сделался литературным критиком,
напр., А. И. Богданович, фактический редактор «Мира Божьего» и
«Современного Мира». Связь с публицистикой, делая критику идейно
значительной, оживила самый жанр критики.

ЮГ)	ЦКЧЛРЬ	ВОЛ	MIK
Что же следует понимать под историей критики? Критика — явление
исторически переменное. Так, обычно в университетах семинар име¬
нуется: «семинар по истории критики или истории русской интелли¬
генции». Круг его вопросов В. В. Гпповский объединил в книгу под
заглавием: «История русского самосознания». В сущности к такому
же типу работ принадлежит «История русской критики» Скабичев¬
ского 1 и «История русской критики» Ив. Иванова. Вопросы критики
затрагивают и «История русской общественной мысли» Плеханова,
ибо история литературно-критической мысли составляет часть истории
мысли общественной, и «Очерки по истории социалистической журна-
лнетики XIX века» Квгеньева-Макспмова, поскольку критика связана
с историей журпалпзма и определяется литературно-политическим
лицом журнала.
Для критики рассматриваемого периода имела значение начавшаяся
борьба газеты с журналом и переход руководящей роли к газете.
Это необходимо иметь в виду, чтобы дифференцировать самые виды
литературной критики: критику, как журнальный текущий обзор
(«Текущая литература», «По журналам» и т. д.), от критики, вос¬
питавшейся на газетных подвалах (Шулятиков, отчасти ранний Фриче),
наконец от критики в толстых журналах, представляющей ряд слу¬
чайных статей, наукообразных по стилю и характеру (напр., статьи
Засулич, Плеханова, Фриче, Когана и др.).
Келис в своей книге * о Брюнетьере, Фаге, Леметре и Франсе рас¬
сматривает критику, как жанр. «Жанр» марксистской критики в отли¬
чие от эстетической или критики, построенной на философских и со¬
циальных идеалах, следует квалифицировать, как критику науч¬
ную, т. е. основанную на научном мировоззрении. Поэтому не¬
сколько иначе должно разграничивать критику и историю литературы.
Обычное разделение их на критику как изучение современности и исто¬
рию литературы как науку о прошлом кажется нам недостаточным.
Все это приводит к необходимости считать зарождение марксистской
критики скорее вопросом о зарождении марксистского литературо¬
ведения. Да и сами авторы-марксисты с таким же правом могут имено¬
ваться как критиками, так и историками литературы (Андреевич,
Коган, Фриче, Плеханов, Луначарский и др.).
Первый и основной вопрос, возникающий перед исследователем —
это вопрос отбора. Кого считать критиком марксистом? Достаточным
ли критерием является «общественный паспорт»?
Список критиков-марксистов дает Р. Мандельштам.8 Один из основ-
1 См. разбор ее у П л е х а и о в а.
* А. В е 1 Г в, La critique fran^aise ä la fin du XIX sifccle, Paris, 1926.
• Художественная литература в оценке русской марксистской критики». Под
редакцией Н. К. Пиксапова. Г п., 1925, 3 изд.; 1928 — 4 изд.). Библио¬
графия. зта, однако, харакизуется необычайной густотой опечаток и неполнотой.
Напр., из 224 статей и рецензий А. Богдановича в 4 издании забиблио-
графировано всего 79. Не забибдиографиронапы рецензии Богдановича,

литературный критики
пых недостатков ее библиографии -
мотивированный. Не отождествляют
марксистскую критику с социологической
Совершенно очевидно, что критическая
•себе только у известных авторов, и
Обычно же она воспринимается как
Б самом деле, не обратив внимания на
кращение таких журналов, как «Новое
«Образование», «Мир Божий», историк
жет ясно представить роль и характер
статей. То, что «Северный Вестник» JL
неиного пути стал почти марксистским
вающий яркий свет на эволюцию критических
Наконец, авторы, бесспорно представляющие
несколько этапов и иногда на протяжении ряда
являлись.
Настоящая работа посвящена литературно-
ниям Ангела Богдановича (критика) и Евг.
{историка литературы). Изучение обоих дает
роль, которую играла близкая к марксизму
логическая критика эклектиков, именовавших себя
хранивших это наименование до сих пор, хотя бы
Мандельштама.1
Обращаюсь к Ангелу Богдановичу.
иногда чрезвычайно характерные, напр., в «Мире
92—93, где он полемлзирует с «Русскими бланкистами». >Ь жд\ и
ссылки у Мандельштама по поводу других статей
избсжеп вывод, что номера журналов просматривались
Пример с Богдановичем можно иллюстрирвать на
опущены почти вся полемика вокруг Андреевича и
мика с Шулятнковым («Курьер»), 1902,
проясняющая методологические позиции этих критиков.
1 Аналогичными Богдановичу и Андреевичу
сматриваемый период являются:
1) Коробко, Н. И.; поскольку его
является лереломпой от народнической к
просветительской (характерно для него требование
искусство делало всегда человека лучше и в
№ VII, стр. 95); пессимизм—«Даесть ли
благожелательная оценка изображения
рова, в котором высмеяны марксисты (
враждебно было встречено Засулич («Новое слово»,
рая справедливо вскрыла народнические симпатии
в обрисовке героев.
2) JI я ц к и Й Евг.; печатал свои освовпые
Европы», органе умеренного буржуазного
чем.
3) Рожков, несколько по собственным
лежащие исключительно в плоскости «Этология».
4) Луначарский, критический *иуть

108
ЦЕЗАРЬ ВОЛЬПЕ
II.
Богданович стал литературным критиком по цепзурным условиям:1
Но десятилетняя редакторская п публицистическая работа над литера-
турным материалом заставляли его давать характеристику этого мате¬
риала. Здесь он учителей нашел в русской прогрессивной публици¬
стике: Белинский, Писарев, Чернышевский, Добролюбов, пароднпки
Шелгунов и Михайловский — вот учителя Богдановича, «скромного
рядового работника», как он себя характеризовал. Его публицистиче¬
ские идеалы, видимо, близки воззрениям Берне, этого «немецкого Пи¬
сарева): «Публицист не должен быть отвлеченным, так как его задачи
реальны, как сама жизнь, вне которой для него ничего не существует.
Интересы философии, науки, искусства лишь постольку его захваты¬
вают, поскольку касаются текущей жизни, злобы дня... Беспартийный
публицист, стремящийся объективно рассматривать всех, — только
абсурд, измышление немецкого глубокомыслия».
Эти воззрения сказались на самом выборе произведений для «Крити¬
ческих заметок». «Есть особый сорт книг, — говорит сам Богдано¬
вич 2 о «Знамении времени» Мордовцева, — который в свое время
имеет значение вовсе не потому, что онн выделяются высокими лите¬
ратурным достоинствами ... Но в них есть то, .... что было для мно¬
гих дорого и свято..., в книге, такой аляповатой по форме, яснее и
проще разбирались, чем в тонком художественном произведении, где,
как и в жизни, вовсе нет подчеркиваний, пояснений от автора, что «се
лев, а не собака». Такие книги и представляли для Богдановича осо¬
бенный интерес, ибо по их поводу он высказывал своп собственные
суждения и вел публицистику журнала.
Стоит взять хотя бы его статью «О художнике вообще и о некоторых художпнках
в частности» («Гусск. Мысль», 1903, стр. 48): «. . . самые осповы пашей эстетики
мы находим в XVIII ст. у Гемстергюи, теория которого была одобрена Гете; та же
теория в обновленном виде была яспо намечена Рих. Авенариусом в его курсе,
который пишущий эти строки имел счастье слушать в Цюрихском университете,
и разработана независимо от пего в книге Грант Аллана». Вообще, воззрения
Луначарского в те времена довольно близки к идеям символистов. Ср., папр., со
статьями Вяч. Иванова о Люциферовом и Акриманопом началах в русской интел¬
лигенции, с его противопоставлением аполлипичесю го диоиисовскому началу, как
субстанциональной категории психики, строки Луначарского об Ормуздовом и
Аримаповом началах в художественном творчестве («Гусская Мысль», 1903, стр. 55).
Ср. также с учением символистов о поэтическом мышлении как мышлении мифо¬
логическом статью Луначарского «Перед лицом рока. К философии трагед и».
(«Образование», 1903, X.), особенно страницу 10: «. . . трагедия же должна быть
мифом, в котором отражается целый замкнутый мир идей».
5)	Н е в е д о м с к и й, его идейпую характеристику дал В. Шулятиков
в «Курьере» и в «Восстановлении разрушенной эстетики». Припцип «свободного»
от идейности искусства п явная тяга к ницшеанству отличают Нсведомского в рас¬
сматриваемый период.
1 Ср. Неве д омский, «Логичная жизпь» и «Современный Мир», 1907, IV,
стр. 14.
- «Мир Божий», 1900, VIII, стр. 1. *

ЛИТЕРАТУРНЫЕ
Нужно сказать, что Богданович перешел
ского богатства» и сразу же, со статьи о понятии народ,
ство, увлекшись, по выражению его биографов,
марксизмом». В сущности, лицо Богдановича —
«Мпр Божий»: «марксизм» обоих совершенно тождественен. ,*,-р годы
были годами «экономического материализма». Только угим можэ*
объяспить, что «Мир Божий», печатавший статьи
как программные, мог слыть за марксистский или близкий марк*
журпал.
Таков же и марксизм Богдановича. В ответ а статью некоего
дидата философии», подчеркивавшего всеобщее rp-'v
идеалистических стремлений и оппозицию сухому и улв w v .: : г
лизму», Богдановпч разъясняет,1 что он «меньше о
успехами сухого п узкого материализма»: <• 11 а i пи \
известно, хотя бы пз статей нашего уважаемого сотрудника проф.
Челпанова, наше отношение к материализму как к философской док¬
трине. Потерпев крушение даже в той области, где эта доктрина
особенно была сильна, в естествознании, и сохраняя там значение,
как метод исследования, материализм, в том смысле, как ег«> понимает
кандидат филоюфин. меньше всего привлекателен в
Этого никак не могут усвоить до сих пор противники экономичееког *
материализма, постоянно сваливая в одну кучу материализм в грубо
житейском смысле, материализм обще-философский и эконом::
материализм, как социологическую доктрину... Они не могут допу¬
стить, что значительная часть последователей экономического мате¬
риализма в истории, нисколько не является последователями обще¬
философского материализма. Установив это разграничение, мы \
жем... по мере сил п возможностей содействовать нм («новондеалнетн-
ческим стремлениям») на русской почве.»
Отсюда понятно, почему в 1903 г. Богданович выступил защитником
сборника: «Борьба за идеализм».2 «В свое время, — говорит он,—
марксизм порешил окончательно с социальным утопизмом, и эго бы.:
огромным шагом вперед... Но затем отсутствие утопического элемента
и практицизм, если можно так выразиться, начали подрывать самое
движение, как бы потерявшее душу, и отсюда-то возрождение идеа¬
лизма, стремление к высшим нравственным задачам... Для но&ого
человека, поднимающегося на поверхность со «дна ;шзни», необходима
твердая, как скала, вся «правда-истина», которая «есть бог свободного
человека». Стремление к этому богу и отличает новые шжолеам,
идущие из самых глубин народной жизни, которым нужна вера, в ока
несут ее с собой. Таким образом, разочарование интеллигенции в по¬
зитивизме и стремление к идеализму идет навстречу ечению из народ¬
ной среды».
1 «Мир Божий», 1897, XI, стр. 13.
я «Мир Божий», 1902, № 1, стр. 1—3.

ПО	ЦЕЗАРЬ	ВОЛЬПЕ
Эти философские шатания очень характерны. Б них заложены ос¬
новы и будущих нападок Богдановича на большевиков после разгрома
революции 1906 года. Источником всех его надежд, «радостей и огор¬
чений» оказывается и только и может быть «народ»: «Он и только
он может спасти страну». Так, начав литературную деятельность
«переоценкой смутного понятия народ», Богданович доходит до голо¬
сования за партию «народной» свободы».
Особенно разительно его отношение к большевизму в рецензии на
«Коммуну» бр. Маргерит: 1 «История коммуны показывает па фактах,
как детски наивна вера, думающая двигать горою социального пере¬
ворота... История коммуны страшная и превосходная но силе дока¬
зательности, иллюстрация к великому закону, по которому мы лишь
орудия материальных условий нашей жизни. Пока эти условия не
сложатся определенным образом, никакие попытки того или иного
бланкиста (или как бы там его пн называли)2 не смогут сдвинуть
и одного камня социального устройства. У нас же, кстати, тьма охот¬
ников поиграть в вершители судеб дорогого отечества согласно
рецепту самой свежей программы, изготовленной при благосклонном
участии таких-то и таких-то доморощенных Бланки, Росселей, Курбэ,
Дслеклюзов и Флурансов... Ибо, по милости божьей, долготерпелив
и вынослив наш русский народ».
Таков путь Богдановича: от народничества через «экономический
материализм» к фаталистическому оппортунизму и меньшевизму «Со¬
временного мира».
Этот путь может объяснить и его воззрения на роль критики;
«Критика находится в тесной связи с общими условиями жизни.. ►
Всегда было так, что критика шла после расцвета литера¬
туры и, если оказывала известное влияние, то лишь косвенное, и менее
всего определяла ход и развитие литературы... Роль критики всегда
была и будет служебной, а не руководящей». Из изложенного ясно,
что Богдановича с марксизмом сближает отрицательный момент:
борьба, по его же выражению, с «эпигонами народничества». Конечно,
черпая материал для полемики из арсенала марксистской аргумен¬
тации, он неизбежно, говоря словами Плеханова о Бакунине, софисти-
ровался марксизмом. Это необходимо иметь в виду.
Не менее противоречива и эстетика Богдановича. «Кще за 5 лет до
своей смерти, — рассказывает о нем Куприп,4 — он неизменно хо¬
дил смотреть, откуда-то с канавки, на военные майские парады и со¬
вершенно искренно, даже наивно восхищался голосом дьякона Мали¬
нина на Смоленском кладбище во время заупокойной обедни по Остро¬
1 «Мир Божий», 1906, VII, стр. 92 — 93.
я Напомним, что в бланкизме тогда обвинялись Ленин и его сторонники.
■ «Мир Божий», 1902, IV, стр. 92.
4 А. Богданова ч, «Годы перелома». Сб. статей со вступительными ста¬
тьями Короленко, Куприна и Неведомского. К-во «Мир
Божий», Спб., 1906, стр. VI.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ КРИТИКИ	111
горском. Он с удовольствием в виде отдыха читал Шерлока-Холмса,
Дюма-отца и романы с приключениями, и он был поклонником физи¬
ческого здоровья, мускульной силы, ловкости, красоты, нормальной
чувственности, отваги, легендарного героизма и переносил эти симпа¬
тии в свои суждения о литературе».
«/Курнал для среднего читателя, — замечает Неведомский, 1 — вот
главное дело -жизни Богдановича». «В вопросе — говорит и Ф. Ба¬
тюшков, 2 — как же представить себе более или менее конкретно этого
«среднего читателя», которого журнал призван удовлетворить, А. Ива¬
нович предлагал упрощенное решение: «Я сам средний читатель, — го¬
ворил он. — Я долго жил в провинции, оторванный от всяких центров
просвещения, не имея возможности ни выписывать много книг, ни
пользоваться богатыми библиотеками. Я не кончал курса в универси¬
тете, я знаю, что значит жить в глуши, и чего ожидает от ежемесячного
издания наш средний обыватель.
О «нашем журнале» и «нашем читателе» Богданович думал с утра
до вечера, ради них усугублял свою осторожную недоверчивость
испытанного журналиста... Бескорыстный джентльмен, уступчивый
в вопросах денежных и издательских — он становится деспотичным
и вспыльчивым, когда дело касалось репутации и чести его зна¬
мени — журнала». 3
«Б смутные времена, — говорит сам Богданович,* — больше, чем
когда-либо, должно нам, писателям, дорожить литературной порядоч¬
ностью и честыо, тщательно сторонясь от всего, что возбуждает есте¬
ственное чувство общественной брезгливости. Несли бы, что невероятно,
но возможно, наступил момент, когда нам не нашлось бы никакого
родного приюта, — лучше сломать свое перо, чем работать в органе,
к которому не можешь относиться с уважением».
Так мыслил себе Богданович журнальную деятельность. Апологет
партийности в публицистике, он и для критики выбирал произведения,
более всего приближающиеся к публицистике, произведения писа¬
тельского «средняка», «ставящие вопросы и проблемы», книга, делаю¬
щие шум по не литературным соображениям, пли романы писателей
такого калибра, как Потапенко и Боборыкин.
По если Писарев, разрушая пушкинскую «действительность»,
говорил:3 «представим себе, что Татьяна Ларина не героиня Евгения
Онегина, а моя личная знакомая», то для Богдановича сознания этой
литературной условности не существует. Он сопоставляет вещи и
явления, в литературном отношении различные, напр., полемические
1 «Годы перелома», стр. XXX.
2 «Современный мир», 19U7, IV, стр. VII.
8 «Годы перелома», статья Куприна, стр. IV.
4 «Мир Божий», 1902, VI, стр. 2.
6 О смысле разрушения Иушкипа Писаревым см. 3 а с у д и ч, Дмитрий Ива¬
нович Писарев («Научиое обозрение», 190U).

112
ЦЕЗАРЬ ВОЛЬПЕ
статьи Берпе и драмы Ибсена,1 усматривая разницу в том, что «Берне
ставит на первом месте свободу в политической жизни общества,
Ибсен — в социальной». Б другом месте он и сам говорит,2 что
«сопоставлять произведения столь различные» его побудило «по суще¬
ству то, что заключается в общности ие темы, а того вопроса, который
остановил внимание этих авторов».
Высказывания героев — это только тот или иной взгляд на подни¬
маемый вопрос. Поэтому для критических приемов Богдановича
характерна полемика с героями: «Мы думаем, что Вера ошиблась
Еще одна грубая, основная ошибка в размышлениях Веры»,3 таково
рассмотрение героев. Беллетристика — «воспроизведение жизни». 4
Жизнь «отражается в художественной литературе общностью темы». 5
Так, рассказ Чирикова «В отставку» производит сильное и тяжелое
впечатление, как и всякая правда именно потому, что сущность его
списана с жизни, которая переполнена подобною жестокою правдой...
Повесть Тимковского «Сергей Шумов» тоже «отлично иллюстрирует
современный вопрос о средпей школе».6 Наконец, «значение Успен¬
ского», как бытописателя народной жизни, так велико, что без изуче¬
ния его немыслимо сколько-нибудь правильное представление о на¬
роде. II вполне попятно, почему в разгар спора марксистов с народ¬
никами Успенский был единственный из народнических писателей,
которого читали с карандашом в руке, изучая и вчитываясь в его про¬
изведения, как если бы это были ученые, статистические или эконо¬
мические исследования».
Произведения иллюстрируют действительность, автор «подымает
вопрос» — отсюда, как и насколько правильно решается автором
проблема. Герои — это ипостаси авторской мысли. Отсюда — часто
полемика с автором, «обнаруживающим путаницу в изображении
лиц романа».7 Отсюда же — характеристика героев, связанная с
постоянным стремлением вскрыть авторское к ним отношение.
Это — для Богдановпча основной методологический вопрос, от раз¬
решения которого не может отказаться и вообще ни одна идеоло¬
гическая критика. Поэтому, главный упрек, который Богданович
делает Мережковскому за статью о Толстом и Достоевском, заклю¬
чается в том, что «характеристику Левина Мережковский целиком
переносит на Толстого... Это называется психологической критикой—
искать объяснения тех или иных особенностей героев произведений
в жизни ^характере автора. Не говоря уже о том, насколько такой ме¬
тод опасен вообще, к Толстому он применяется Мережковским наобо¬
1 «Мир Божий», 1896, X, стр. 270.
8 «Мир Божий», 1903, I, стр. 3.
3 «Мир Божий», 1903, 1, стр. 6.
4 «Мир Божий», 1899, V, стр. IX.
6 «Мир Божий», 1899, стр. 1.
4 «Мир Божий», 1900, VI, стр. б.
7 «Мир Божий», 1901, VII, стр. 4.

Л11ТЕРАТУРНЫ Е КРИТИКП
113
рот, т. о. осе черты Толстого он заимствует у его героев, нисколько не
смущаясь ни противоречиями, ни том, что Толстой еще жив. и такое
бесцеремонное отношение к нему просто неприлично... Разбор твор¬
чества Толстого, таким образом, превращается в сыск над его душой*. 1
Однако, и сам Богданович работает тем же, характерным для
90-х годов, методом редукции к автору тематики произведения. Поэтому
характеристика писателя, как автора — постоянное свойство «Кри¬
тических заметок». Иногда она совершенно наивна. Эта «наивность»,
конечно, не личное достояние Богдановича, а вообще критики 1Н)-х
годов. Такова, напр., манера характеризовать писателя но приложен¬
ному к сочинениям портрету. Так характеризуется Гауптман в ре-
цепзпи па «Ганпеле»: 2 «Гудя по портрету, это — молодой человек
с энергичным, несколько грубоватым лицом, с твердо очерченным
подбородком»... и т. д.
Но почему же писатель «ставит те, а не иные вопросы», проникается
тем, а не иным настроением? Здесь ответы Богдановича довольно близки
марксизму. Тяготение новой литературы к мистике он объясняет
«общественными условиями», ибо «там, где эти условия лучше и жизнь
нормальпее, замечается совершенпо иное настроение».8 — «Когда
от картины здорового, мощного, полной грудыо дышащего обществен¬
ного организма (каким, по мысли Богдановича, является Англия.
Ц. В.) вернемся на континент Европы, первое что привлекает внима¬
ние, это французская «Камчатка»... А на фоне ее вырисовывается
печальный запуганный Метерлинк, этот выразитель «тайн души»
современного французского буржуа, который живет в постоянном
трепете смерти. В дни своей молодости этот буржуа отличался скепти¬
цизмом, жил шутя и умирал шутя, при случае, даже с большим до¬
стоинством. В период зрелости он ударился в натурализм, и пожил,
что называется, в полное свое удовольствие. Теперь же старый греш¬
ник бледнеет при мысли о смерти, стал ханжой, проповедует возврат
к католицизму и папскому престолу. В литературе современной Фран¬
ции, как в зеркале, отразилось все ничтожество буржуазной, мещан¬
ской жизни, с ее неизменными стремлениями, ограниченным самодо¬
вольством и непрестанным страхом за свое драгоценное существование,
которое в глазах буржуа есть центр мира. Можно сказать, что это —
индивидуализм, дошедший до своего отрицания».4
Этот диалектический штрих весьма примечателен.
Ошибка Льва Толстого, по Богдановичу,—в суждениях ои искусстве
«в отсутствии социологической точки зрепия»:5 «Искусство, как и все!
подчинено закону эволюции... «Всенародное» искусство Греции
было возможно при условии рабства, которое снимало заботу о насущ¬
1 «Мир Божий», 1901, XI, стр. 3 — 7.
2 «Мир Божий», 1805, VI, стр. 21(3.
8 «Мир Божий», 1806, I, стр. 206.
4 «Мир Божий», 1806, I, стр. ‘210.
5 «Мир Божий», 1896, VI, стр. 3.
Записки научи, о-ва марксистов.	^

ЦЕЗАРЬ ВОЛЬПЕ
ных нуждах с народа. Г уничтожением рабства, искусство, достигшее
высоких форм и значительного разнообразия, должно было обособиться
явилось, по выражению графа, искусством богатых классов. Уни¬
чтожьте рабов капитала, — замечает граф, — и нельзя будет произ¬
водить такого утонченного искусства, как современное искусство
богатых. Это совершенно верно. Верните искусство к тому времени,
когда оно еще было нераздельно слито с религией... немыслимо так
же. как немыслимо вернуть современный строй, опирающийся на круп¬
ной промышленности, к временам патрнархачльного быта». Это, — хоть
н самого общего характера, все же чисто материалистическое объяс¬
нение культурных надстроек, отчетливый шаг вперед Богдановича
сравнительно с народнической интерпретацией исторического про¬
цесса под углом телеологии.
III.
Аналогична критике Богдановича историко-литературная деятель¬
ность Евг. Головьева-Апдреевпча. Начав с панегириков II. К. Ми¬
хайловскому. делавшему «не раз серьезные научные открытия», в том
числе «ограничения теории Маркса» и «социологические работы
Михайловского вообще», 1 ( оловьев-Андреевпч в 90-х годах примыкает
к марксизму. С последним его роднит отрицание народничества.
В‘статье «70-е годы. Итоги».2 он говорит: «Вобрать воедино вопросы,
волновавшие... людей 70-х годов... такова первая моя задача.
Не легка она — скажу откровенно... потому, что на каждом шагу
приходится раздирать ризы своп: ведь в этих ризах, или, лучше ска>-
зать, рнзках выросли все мы, ныне пишущие и ныне действующие...
Не без боли, конечно, возможно сделать это, п не без полного уважения
надо это делать». В «Очерках западнического народничества Ж. Занд»
он подчеркивает и характер своего отрицания: «Преувеличивая, —
говорит он о Ж. Занд,8 — жизненность и могущество светлых сторон
жизни, она держалась, разумеется, «субъективного метода», но это
преувеличение основывалось не на вере в преимущество своего на¬
рода — как у наших народников — а на признании труда, как основ¬
ного начала жизни, и его носителей, как будущих господ и хозяев
жизни».
Это подчеркивание трудового момента для Андреевича вообще ха¬
рактерно. Так, в статье «Искание смысла жизни» 4 он полагает: «Не¬
хлюдов страдает больше всего потому, что у него в жизни нет своего
личного труда». «Собственно, — говорит он ниже, — от той же при¬
чины страдает герой Горького — Фома Гордеев».
1 См. Михайловский. «О г. Соловьеве, как о «номепталпете-трансфор-
мнете» и развязном человеке вообще* («Русское богатство*, 1899, X, стр. 194 —
218.
* «Жизнь*, 1899, XI, стр. 295.
* «Научное обозрение*, 1897, XI, стр. 122.
4 «Жизнь*, 1900, I, стр. 236.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ КРИТИКИ
115
Следует здесь же отметить устойчивость его кономичк-кнх ьг'пр*-
ний. Так, оппортунистическое бернштейнианство
и сытым учением»,1 так, он справедливо указывает, что попытки кор¬
ректировать теорию ценности Маркса по существу нам
оправдать капитализм.а
Однако, марксистом Андреевича можно назвать лишь весьма
условно, хотя обычно рецензенты считали его работы марксист¬
скими. 3 В «Опыте философии русской литературы», а
книге, 4 Андреевич полагает, что «высшего своего философского
выражения русский марксизм не дал». Ни своего тношения к теории
познания, ни своего отношения к вопросам о свободе и необходимости,
роли личности в истории, т. е. самых дорогих для личности вопросов,
марксизм не выяснил».5
Отрицательное отношение к материализму заметно н на его харак¬
теристике материализма Чернышевского: 8 он смеется над Волынским,
который «серьезно думает, что Чернышевского бог весть как интере¬
совал вопрос о философских преимуществах материализма н;
лизмом». «Изучение литературной деятельности Чернышевского
лучше всего показывает, что материализм лишь внешняя форма, слу¬
чайная одежда того, бьющего через край идеализма, который форму¬
лируется нами, как движение 60-х годов.«Рассудок», «польза», *мате-
риальное благосостояние» — все это узенькое мещанство, все эти прин¬
ципы, которым ничего не стоит опошлиться до pigs philosophy — фило¬
софии свиного корыта».7
Указание на слабость марксистской гносеологии делалось л Богда¬
новичем. Это совпадение, конечно, неслучайно. Впрочем, Андреевич
даже не пытается размежевать «нравственный материализм», т. е.
очевидно материалистическую этпку, от практического материализма
и определить отношение этой этики к материализму обще-фплоеоф-
скому. Это видно п из его работ, начиная биографическими moi
фиями в издательстве Павленкова, в том числе особенно б]
о Гегеле (1891 г.) п кончая «Очерками по истории русской литературы
XIX века» (1902 г.) и «Опытом философии русской литературы»
(1905 г.).
Свою брошюру о Гегеле Андреевич составил, как видно уже из при¬
ложенного к ней списка пособий и из критики рецензентов, не изучив
1 Очеркп по псторнп русской литературы XIX в., 1902, стр. 396.
а «Жизнь», 1901, стр. 251.
8 См., папр., рецензию на «Опыт философии русской литературы» С. А ш
с к о г о («Мир Божпй», 1905, VII, стр. 119.
4 Iva к указывает н сам автор, она представляет итог, ючти механически*, вос¬
производящий его же «Очеркп» 1902 года. Только в некоторых оговорках а пере¬
тасовке материала она поясняет эти последпне.
6 «Опыт фил. русск. лит.», стр. 497.
8 «Очерки», стр. 505.
7 «Очерки», стр. 227.

11t)	ЦВВЛРЬ	полыни
самого Гегели. Компиляции настолько шшппа, что нередко абзац, на¬
чинающийся слонами о ценности гегелевской философии, закаичинается
признанием со прсдности или бесполезности. Излагая систему Гегеля,
Апдреепич почти ноосташшлинается на диалектике, о которой гопорит
вскользь, нрспмущсстпгнно как «о любопытном средстпо примирения
идеален и действительности». И понимании самой диалектики он сле¬
дует за Мнхайлопскнм, считая сущностью гогелшшетиа учонио о триаде
и толкуя со чуть-чуть иронически. Пато и «Опыте» он уже признает
методом своей работы имеппо «метод диалектический», а и статье «Роль
личности в истории» 1 пишет: «Гениальная идея Гегеля о логике
в исторической знолюцни но умрет никогда, и теория Маркса совсем
не единственная се реализация на почве факта.». Н действительности
же и к Шо г. диалектика и логика сводятся у Андреевича исо к той
же триаде.
Андреевич просмотрел у Гегеля теорию скачкообразных измене¬
ний, т. с. фактически революционное существо геголианстна. Поэтому,
формулируя развитие литературы, он выступает чистым эволюциони¬
стом: «Общий Паучпо-философский дух XIX п., — говорит он,2—
вооруженный и проникнутый идоой эволюции, которая ость, в сущ¬
ности, идея бесконечно малых изменений, делает нам попятным такие
вот мыслп: «Нее истины, открытия и изобротопия не обязаны своим
существованием одному какому-нибудь человеку... Мысль по зарож¬
дается в вашем уме. Оиа существует отдельно».
Последняя, чисто идеалистическая мысль и является исходным
методологическим положением Андреевича. Так, он утверждает, что
«можно любить свободу, будучи холопом, так как свобода, как идея,
существует сама по себе, независимо от жизни». 51
Это положение о реальности и самостоятельности идеи легло
в основу «Опыта философии»: «Философия литературы означает
рассмотрение ее господствующей идеи и воли (стремления), в которой
определяются ее особое лицо и характер, а также со жизни в ее необ¬
ходимом развитии».4 Но но мнению Андреевича, марксизм не спра¬
вился с идеей необходимости. Поэтому рассмотрение литературного
процесса, как необходимого раскрытия идеи, он подчиняет той же
заимствованной у Гегеля логической необходимости, а литературу
рассматривает исключительно в рамках ее «господствующей идеи»:
«Раз появилась идея, блиакая и дорогая массе парода, явилась и ли¬
тература». 8
«Господствующую идею, —■ говорит Андреевич далее, ® я опре¬
деляю, как аболиционистскую, освободительную. Для меня литера¬
1 «Жизнь», 1899, VII, стр. 276.
1 «Опыт», стр. VI.
а Гегель, стр. 32.
4 «Опит», стр. V.
* «Опит», стр. 17.
* «Опит», стр. V.

ЛИТЕРАТУРНЫМ КРИТИКИ	11 7
тура - борьба на освобождение личности и личного
нсого. 1 Укачать и определить гланиые моменты этого ipo
моя цель». «Жизнь нашей литературе дала ее идея, наибож*«* я» но
выразившая стихийные стремления массы. С появлением
начинается история литературы н собстиенном смысле этого
!)той одухотворяющей, дающей смысл и цельность нсому нашему
ратуриому дппясеиню, идеей была идея освобождения народа
постного ирама». 'Гак, борьба за освобождение личного начала у Андре-
(чипа незаметно подменяется борьбой с крепостным правом.
Г» других местах ход мыслей совершенно тот л«. О письме Чаадаева,
напр., говорится, что оно «имеет лишь критическую отрицательную
ценность. Он (Чаадаев) знал, что русская идея... вступила в фазис
своего чистого отрицания». * Наконец, персонификация идеи образно
выражается в фигуре идеалистической просононойи: «()свободитсльиая
идол только заглянула в славянофильство, чтобы пойти своей другой
дорогой».8 «Я думаю, — говорит Андреевич в «Необходимом объяс¬
нении»,4 — что эта и доя должна быть изложена в ее диалектическом
развитии, так как наша литература в главном русле своем действи¬
тельно пережила все три основных диалектических момента. Перед
нами эпохи: i) барина-идеалиста, 2) разночинца и 3) кающегося дво¬
рянина, — три типа, три властвовавших идеи: 1) прекрасного, 2)по¬
лезного и 3) героического. Талант — лишь яркий выразитель извест¬
ного момента в развитии идеи, и только».
Установив, таким образом, кажущийся монизм (а Андреевич утвер¬
ждает, что «современная мысль считает мониэм для себя нужным»),8
монизм идеалистический, Андреевич декларирует и своего рода фор¬
мулу—Тем хуже для фактов: «Я, говорит он,8 решительно не посягаю
па то, чтобы дать читателю историю литературы в обычном смысле
этого слова». «Я оставляю в стороне формальное развитие литературы...
Одинаково в стороне остается и физиология литературной жизни,
процесс ее «кровообращения». Больше даже: я почти не говорю об
отдельных писателях, даже самых крупных». 7 «Как росла литература,
как росли кадры писателей, — всю эту физиологию литературной
жизни я оставляю в стороне».8
Однако, на справедливое обвинение со стороны критиков в ндеа-
1 Это рассмотрение литературного процесса как поступательного развития лич¬
ности, приведение его к провозглашению сменой «мещанскому индниидуз.нпму*
«индивидуализма пролетарского» теснейшим образом связано с геориями народыя-
ков о прогрессе, в частности с теорией Михайловского, и аналогично
народническим историко-лптературпым концепциям.
* «Опыт», стр. 118.
8 «Опыт», стр. 141.
* «Очерки», 1903.
5 «Очерки», стр. 396.
0 «Опыт», стр. VI.
7 «Опыт», стр. VI.
8 «Опыт», стр. 88, изд. 1922 г.

118
ЦЕЗАРЬ ВОЛЫГЕ
лнзме Андреевич с негодованием уверял, что он стоит на противополож¬
ной идеализму точке зрения. II, в самом деле, у него есть много утвер¬
ждений, как бы подтверждающих именно эту последнюю точку зрения.
Если, с одной стороны, он шел квази-гегелпанскнм путем, то, с дру¬
гой — его историко-литературные воззрения определялись русскими
предшественниками. Недаром современники Андреевича единодушно
кричали и в статьях, и в рецензиях, что оп прибегает к кражам и кон¬
трафакции, что он «обокрал» Герцена, Протопопова, Михайловского,
Скабичевского, Пыпина, Венгерова и др.
Андреевич, действительно, использовал народников, особенно Ми¬
хайловского, Скабичевского и Протопопова, заимствуя не только те
пли иные конкретные мысли, но и основные идеи, и самые методы
анализа.
История литературы, по его словам, 1 изучает «нарастание и обра¬
зование литературных типов (напр., Дон-Жуана, Фауста)... и на¬
строений... Восприняв идею необходимости, она преобразуется
в философию истории». Итак, процесс «кровообращения» то нужен,
то не нужен философу литературы. Как согласовать «раскрытые
идеи» и реальное развитие литературы? Непримиримое противоречие
проникает всю концепцию Андреевича. Г одной стороны, он говорит: 2
«Я слежу в своей книге за развитием идеи свободы и освобождения
личностп. При этом мне, пожалуй, безразлично, к какой собственно
области принадлежит нужный мне и характерный литературный ма¬
териал: будет ли это публицистика, или критика, или художественное
творчество. Правда, последнее выделяется обыкновенно в особую
категорию, но очень сомнительно, чтобы следовало это делать». С дру¬
гой стороны, Андреевич пытается следовать за русскими учеными из
школы Тэна, в частности, вероятно, непосредственно за Шаховым
(впрочем, вероятно, правильнее возводить методологию нашей «рус¬
ской школы Тэна» не столько непосредственно к Тону, сколько
к нашей же истории — культурной школе и левой группе западни¬
ков как Стороженко, Алексей Веселовский и др.). «Ладо строго
отличать, — пишет он,3 — литературу от словесности. Словесность
это все безбрежное море написанного и напечатанного; литерагура
выражает общественно-исторические идеи и общественно-историческое
настроение в каждую данную эпоху развития. Чехов, напр., это лите¬
ратура, а Боборыкин — словесность... И своих очерках я занимаюсь
исключительно первой». Непонятно, почему Боборыкин «словесность»?
Кажется он всегда был писателем, особенно чутким к общественным
настроениям. Неясность еще усиливается, когда в дальнейшем сле¬
дует целая глава о Боборыкипе. Бее это — противоречия, бросающиеся
в глаза.
1 «Опыт», стр. VIII.
* «Опит», стр. IX.
• «Очерки», стр. IV.

119
Еще характернее противоречие в воиросе о биографическом
«Первое и самое элементарное мое требование,— оворит Андреевич.3
это — отрешиться от биографического материала. Признаюсь. мне
нет совершенно никакого дела до того, был ли, наир., Некрасов чад¬
ным и благородным человеком, как утверждает А. Н. Пыдии, или ге-
роем-рабом, как нелепо доказывает Елисеев...» Однако, отбрасывае¬
мый биографический материал и в «Очерках», и в Опытен охраняет
существенное место. Так, в главе «Грибоедов, Гоголь, Лермонтов»
Андреевич прямо ставит биографическую задачу: «Очень сожалею,
что психологический и эстетический анализ их произведений ине при¬
дется оставить почти что в стороне... Я рассмотрю, как историч*
момент отразился в этих гигантах слова и какую степень обществен¬
ного самосознания выразили они». Вместо аболиционистской идея
выдвигается изучение «гигантов слова», отражающих определенную
ступень общественного самосознания. Па стр. 69 «Очерков» уже вы¬
ставляется тезис: «Герой моей книги — общество в его литературных
представителях, а не сами литературные представители». После этого
понятна п ссылка на Тэна, на «точку зрения среды».4
Итак, начав отрицанием интереса к личности и игнорированием
биографического материала, Андреевич путем целого ряда подстано¬
вок приходит к утверждению того и другого. Однако, он изучает лич¬
ность не саму по себе, а как эманацию среды. Но как он понимает лич¬
ность? Имеется ли в виду, скажем, Некрасов, просто как личность,
или как литературная личность? В главе второй «Опыта философии»,
названной «О некоторых моментах отделения литературной личности
от государства», «литературная личность» понимается как личность,
занимающаяся литературой. Следовательно, Андреевич не отличает
материал в собственном смысле биографический от материала, рисую¬
щего литературное лицо писателя. Первый — для него лишь средство
характеризовать автора. Так, внутреннее состояние Лермонтова
он характеризует стихами; «Лермонтов лишь в грустном раздумья
спрашивал себя:
Небо ясно,
Под небом места мпого всем,
Но ежечасно и напрасно
Одип враждует он... Зачем?» 8
Как же изучать общество в его «литературных представителях»? —
Андреевич уверен, что пользуется «диалектическим» методом, :*остоя-
щим «в разъяснении тех противоречий, развитие которых обусловило
органический рост нашей литературы».4 Однако и здесь диалектика
понимается, как триада. Поэтому, Андреевич озаглавил первую часть
1 «Опыт», стр. VII.
2 «Очерки», стр. 15.
8 «Очерки», стр. 12.
4 «Опыт», 1922, стр. 65.

ЦЕЗАРЬ ВОЛЬИЕ
♦Очерков»: «Тезис русской литературы», впрочем, второй части, ко¬
торая именовалась бы антитезисом, по последовало, а в «Опыте»
исчез и «Тезис», как заглавие отдела, Зато, здесь появилась глава
♦Диалектика литературной идеи», где Андреевич вкратце высказал
свой взгляд па развитие русской литературы: «Вслед за барско-
помещичьим периодом 40-х годов наступает «буря и натиск» 60-х.
Во главе литературы становится разночинец, слишком, однако,
слабый, и слишком лишенный общественной почвы, чтобы надолго
удержать за собой позиции... Наступает эпоха 70-х годов. Это,
прежде всего, отрицание отрицания, т. е. нигилизма, борьба с ним,
стремление к религиозному мышлению, т. е. к признанию таких нрав¬
ственных ценностей, которые дороже самой жизни. Во многом это —
возвращение к идеям 40-х годов... Таков фактически ход нашего
литературного развития вплоть до крушения народничества и его
идеалов, т. е. до 80-х годов. За весь этот долгий процесс общинно-
земледельческая Русь, со своим органическим стремлением к счастью,
равенству и братству, со своим глубоким, таким естественным и по¬
нятным недоверием к Западу, его науке, служащей сильным, его ра¬
ционализму, его идее личного начала, высказалась целиком. Толстой
подвел итоги, вскрыл затаеннейшие думы общинно-земледельческого
периода. После него наступает уже эра иной литературы». 1 Нет необ¬
ходимости вскрывать ошибки этой концепции. Достаточно отметить,
что и здесь отчетливо выступает «диалектика» Андреевича, — ее
«триадный» схематизм или, говоря словами Плеханова, пеночный ха¬
рактер. Пенка триады, легко снимаясь и накладываясь, позволяет
Андреевичу рядом с идеалистическим представлением о литературном
развитии воспринять от народников идею о «сословном характере
нашей литературы». Эту идею Андреевич взял совершенно так, как она
давалась у народников, в частности у Михайловского: «Уже недалек
тот день, — говорит он в статье о Салтыкове, — когда изучение
сословного характера нашей литературы... станет камнем краеуголь¬
ным историко-литературного изучения вообще».2 На этих посылках
основаны утверждения вроде: «Корни тургеневского вдохновения
находятся в эпохе крепостных отношений»,3 или: «Герои Горького
сильны не сами по себе; их сила в пробуждении нового класса».4
Однако, эти почти марксистские положения, связанные с идеали¬
стической концепцией, звучат как отдельные декларации и по суще¬
ству противоречат построениям Андреевича. В этом смысле особенно
характерна глава: «Классовое самосознание в русской литературе»
1 «Опыт», 1905, стр. 66 — 67.
* «Жизнь», 1899, VI, стр. 261. См. также рецензию на «Историю русской литера¬
туры» А. Н. Пыпипа («Научное обозрение», VI, IB&S,), где Апдрееннч
предполагает, что грядущие исследователи обратят шшманне «иа классовый харак¬
тер этой или другой эпохи пашей литературы».
8 «Очерки», стр. 140.
4 «Опыт», 1902, стр. 45.

литературный критики	121
(«Опыт»). Здесь «классонос самосознание» и «классовый xapairrep»
отождествляются с «сословным характером» и «сословным духсм».
«Вплоть до 60-х годов,—говорит Андреевич,—«разночинец», занимаю¬
щийся литературой, был редкостью и исключением. Но и GO-е годы...
нельзя считать полным торжеством разночинца, а только его
набегом». (Разрядка моя. Ц. В.) С другой стороны, «Изучение
барской психологии, — продолжает Андреевич,1 — должно занять
почетное место в истории русской литературы, но эти пределы
очень п очень раздвинутся, если мы сравним литературу 40-х годов
с литературой 60-х, созданной разночинцами прежде
всего (разрядка моя. Ц. В.), если вспомним, что в 60-х годах от
литературы должны были отшатнуться такие ее деятели, как Турге¬
нев, Гончаров, Григорович, Кавелин, Герцен, Огарев, Фет и т. д.
И отшатнулись они потому, что па сцену выступил другой слой
общества, со своими требованиями, задачами, стремлениями, взгля¬
дами ... Выступил класс, еще не живший до той норы, значит,
свирепо хотевший жить во имя своих идеалов добра и справедли¬
вости и своим страстным натиском оттеснивший пресыщенных и
утомленных «забавами предков» бар».2
Чем же объясняется победа «разночинца» над людьми 40-х годов.
Тем, «что барин-идеалист сильно чувствовал, разночинец «сильно хо¬
тел». Неверно понимая классовый характер историко-литературного
развития, хотя нередко и давая отдельные верные формулировки
при объяснении исторического процесса, Андреевич выдвигает либо
чисто волюнтаристический момент («сильнее хотел»), либо повторяет
противоречивые суждения предшественников, чаще всего народников.
Так, все содержание «Очерков» и «Опыта философии» строится на
различных и противоречивых принципах: то деление по идейным
направлениям, то биографии разных писателей, то характери¬
стика литературы по журналам. Любопытно, что, провозглашая
методологическим стержнем «знамя аболиционизма» и специально
исключая произведения Каткова, как «полицейскую лнтера-
туру», Андреевич посвящает целую главу «Гусскому вестнику» Кат¬
кова же.
В «диалектике идеи» подлинной диалектики почти не оказывается,
а самая «диалектика идеи» сочетается с сословным характером русской
литературы. Эти два принципа служат постоянным источником про¬
тиворечий: то сословный характер объясняет «диалектику идеи»,
то «диалектика идеи» вытекает из «сословного духа». Эта контраверза
заставляет, наконец, и Андреевича усомниться в возможности прими¬
рить противоречия и отражается на даваемой им характеристике
литературы. По одной формуле: «Литература — это проявление в на¬
писанном слове самосознание общества», по другой, «литература.
1 «Очерки», стр. 186.
а «Очерки», стр. 187.

конечно, есть прежде всего искусство». «В то же время несомненно,
что в литературе есть многое от науки». 1
Наряду с этим, Андреевич, главным образом, вслед за Герцепом,
видит в русской литературе проповеди и служения. «Нигде, — говорит
он,—* как у нас, литература не имела такого ясно и резко выраженного
характера общественного служения и проповеди. Так, думают Пы-
пин. Венгеров, Гкабпчевскнй». Нее это иллюстрирует противоречивый
и эклектичный характер его «философии литературы».
Подвожу итоги. II Богдановича и Андреевича характеризуют:
1) их принадлежность эпохе стыка народничества с марксизмом,
*2) отсутствие материалистического мировоззрения,
8)	формальное понимание диалектики (в ее мистифицированной
форме),
4) критика народнической программы при одновременном продолже¬
нии традиций народнической критики,
5) попытки корректировать народнические схемы марксистской
фразеологией,
6) противоречивость в воззрениях на литературу, проистекающая
из отсутствия подлинного монизма,
7) отсутствие своей эстетической культуры.
Выполняя прогрессивную*роль, разрушая исторически реакционные
позиции народников, Андреевич и Богданович остались чужды суще¬
ству нового мировоззрения — материализму. Естественно, что, со¬
действуя гибели народничества, они приготовляли и себе историче¬
скую могилу.
Цезарь Вольпе.
1 «Очерки», стр. 126.

ВОЗМОЖНА ЛИ МАРКСИСТСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ?
I.
В борьбе за материалистическое мировоззрение метод диалекте*
ческого материализма не может ограничиться только ареной обще¬
ственных наук. Правда, победа в этой области знания, одной из глав¬
ных цитаделей идеализма, должна иметь огромное теоретическое и
практическое значение. Однако, диалектически-материалистически!
метод не может пройти мимо других областей, находящихся еще и по
сие время во власти идеалистических течений. Одной из наиболее
важных должна считаться область учения о человеческой личности
и ее проявлениях (включая сюда поведение человека). Естественно,
борьба уже перекинулась и в эту область; возникли попытки пере¬
смотреть под углом зрения диалектического материализма существо,
вавшие ранее научные направления и создать новые. Между прочим
К. Н. Корнилов выдвинул марксистскую психологию, как натку,
являющуюся синтезом субъективного н объективного направлений
в учении о поведении.
Однако, мы в праве задать вопрос: может лп вообще психология
выдержать критику диалектического материализма и возможно ли
самое существование «марксистской психологии»,- как науки? Для
решения этого вопроса необходимо, прежде всего, определить, что
именно характеризует психологию и отличает ее от других научных
дисциплин (напр., рефлексологии или физиологии нервной системы),
а затем проследить: что происходит при попытке подвести под пси¬
хологию базу диалектического материализма?
Многочисленные психологические направления, сущестговавпше
и ныне существующие, в большинстве случаев считают психологию
«наукой о душе» или «наукой о сознании»; при этом под
«душой» в лучшем случае понимается сумма переживаний, «мир как
переживание» или «сумма всех вещей, рассматриваемая с определенно!
точки зрения» (Кречмер). Однако, попытки соединить пспходогмю
с диалектическим материализмом исходят от представителей иных,
более новых психологических течений, считающих ее наукой ©по¬
ведении. На представителях этих течений мы н остановимся^
начав со школы K. I I. Корнилова.
Насколько можно судить по работе Корнилова, отличительной
особенностью «марксистской» психологии является, прежде воете, ее

124
предмет: <4Io физиологический рефлекс и не психическое пережива¬
ние лежат каждое порознь в основе поведения человека, а лишь то
н другое вместе, неразрывно слитое в акте реакции . . . Совокупность
этих реакции, пмепно, как цельных отрезков поведения, где учтены
п объективная, и субъективная стороны проявлений человеческой
личности, и составляет предмет пауки о поведении». В соответствии
с этим, определяется п метод исследования: наблюдение и экспери¬
мент для изучения «объективной стороны» и «самонаблюдение» для
субъективной.
] > чем же различие между «марксистской психологией» и рефлексоло¬
гией? В том ли, что рефлексологи отрицают реальность субъектив¬
ных переживаний? — Но ведь сам Корнилов попрекает рефлексологов
агностицизмом, в который они впадают, разделяя точку зрения И. П.
Павлова, что «на основе субъективных состояний можно жить, но их
нельзя изучать». Может быть, рефлексологи попросту игнорируют
эти переживания? Но ведь Бехтерев признает возможным применение
самонаблюдения в виде «автогностпческого метода» под контролем
объективных данных.
В таком случае, может быть, вообще различия нет? Такую именно
точку зрения высказывает ученик Корнилова — Выготский: он по¬
лагает, что рефлексология и психология имеют один предмет иссле¬
дования-поведение человека — и пользуются одними методами.
Представитель другого, близкого направления «объективной психо¬
логии» (на II психоневрологическом съезде оно было метко охарак¬
теризовано как «гибридное»), Басов, считает разницу между «объектив¬
ной психологией» и рефлексологией чисто количественной: в одном
случае имеется 75% субъективного и 25% объективного, в другом
случае, наоборот, 25% субъективного и 75% объективного.
Различие «объективных» и «субъективных» (хотя п прикрываю¬
щихся «объективным» ярлыком) направлений было очень удачно
вскрыто на том же съезде в докладе Г. И. Зеленого, который указал на
различное значение «метода познания» (т. е. анализа полученных дан¬
ных) и «метода исследования» (или методики). Определяющим моментом
при суждении об «объективности» или «субъективности» направления
может быть только метод познания: неврология, напр., пользующаяся
и объективной и субъективной методикой (опрос испытуемых при
исследовании болевой чувствительности), является объективной дис¬
циплиной, ибо изучает состояние нервной системы; психология же,
хотя и пользуется теми же двумя методами, должна быть признана
субъективным направлением, ибо использует свои данные для анализа
субъективных переживаний и связывает поведение испытуемого
с ними, а не только с объективными условиями. Рефлексология,
изучающая личность во внешних проявлениях и связывающая их
с внешними же условиями, должна подойти под понятие объективной
дисциплины.
Итак, отличительную черту всякой психологии, не исключая и

В03М0ЖПА ЛИ МАРКСИСТСКАЯ психологии	125
Басовской «объективной», следует видеть в том, что она имеет дело
с субъективными переживаниями в качестве и непосредственного
объекта изучения, и метода.
Применимо ли это отличие к «марксистской психологии»? Имеет ли
она вообще осиовапие называться психологией? Экспериментальные
исследования и статьи общего характера, написанные Корпиловым
до 1925 г., повидимому, дают положительный ответ: «пспхнка» при¬
знается не только закопным объектом изучения, по и явлением, обла¬
дающим пространственными свойствами (напр., протя¬
женностью); изучение пспхпческих явлений считается едва ли не
основной задачей.
Б 192G г. в сборнпке «Проблемы современной психологии» по¬
является статья Корнилова: «Наивный и диалектический материализм
и пх отношение к науке о поведении человека». Чрезвычайно инте¬
ресны признания автора, пытающегося связать свои научные по
строенпя с предпосылками диалектического материализма. Эти при¬
знания заставляют усомниться в самобытности его «марксистской»
психологии.
И.
Одним из наиболее характерных пробных камней для всякого
направления в науке о поведении является определение психики,
ибо оно предрешает вопрос о предмете и методе исследования. Каковы
же воззрения Корнилова в этом отношении? Проводя параллель
между наивным и диалектическим материализмом, он считает воз¬
можным принять первое определение психики, даваемое материализ¬
мом: «психика есть свойство высоко-организованной материи»; но
он категорически отвергает второе определение: «психика есть двп—
женпе материи»:
«Снести психику к движению материи—,)то значило бы отождествить психику
с другими свойствами материи, это значило бы прийти к учению о тождестве
сознания и бытия, что стояло б ы в прямом противоречии
с основной т е о р е т н к о - п о з и а в а т о л ь п о й предпосыл*
к о ii д п а л е к т и ч е с к ого матер и а л и з м а, которая сводится
к признанию «е д и и с т в а субъекта и о б ъ е к та, а вовсе не
н х тождеств а» (Б у х а р и и, Енччениада, стр. 12).
Качественное различие между психикой и другими свойствами
материи заставляет Корнилова принять положение Фейербаха:
«То, что для меня или субъективно есть чисто духовпый, нематериальный,
нечупстнснный акт, то само но себе, объективно, сеть акт материальный, чув¬
ственный».
Так как в этом положении недостаточно отграничено «единство» от
«тождества», Корнилов поясняет свою мысль формулировкой Плеха¬
нова:
«Всякое данное психологическое состояние есть лишь одна сторона процесса,
другую сторону которого составляет физиологическое явление:'.

126
Л. Л. ШНИРМАН
А затем он пояспяет ее «еще более отчетливой» формулировкой
Бухарина:
«Лги чикл есть интроспективное ниражепие физиологических процессом». 1
Отличается ли это определение от того, которое задолго до статьи
Корнилова было положено в основу рефлексологии:
«Ми и прайс утверждать, что «психическая» реальность не есть нечто обо¬
собленное от процессов мозга. Мы говорим, что психический процесс
н м о з г о н о И и р о ц о г с н е о т д е л ими друг от д р у г а»
(Бехтерев, Общие основы рефлексологии, .1918, стр. 3).
«Субъективные явлении, открываемые нами внутри себя путем самоанализа,
или то, что именуется нашими переживаниями, есть результат энергии, лежащей
н основе соотносительных функций организма, как производных его жизненных
процессов» (там же, стр. 22).
Аналогичные определения мы находим и в последнем издании:
«Энергии, проявлявшаяся в сложных образованиях, с содержанием фосфо
рнстых белков, сопутствуется, наряду с физической стороной, еще и общими
субъективными состояниями, которые, наблюдая у себя в развитой форме, мы
определяем, как свое созпанне» (Общие основы рефлексологии, изд. 3,1926,
стр. 48).
«Субъективное и объективное представляются тесно связанными в одном
процессе, который и составляет проявление данного вида энергии. . . М ы при¬
знаем психическое и физическое, как целостное
явление в одном процессе нервного тока...» (там же,
стр. 81». *
Даже самое беглое сравнение приводит к убеждению, что прини¬
маемое Корниловым определение психического не отличается сколько-
нибудь существенно от рефлексологических воззрений по этому
вопросу. Рефлексологическая же позиция в определении психики
приводит его к соответствующим выводам в отношении и психо-физи-
ческой проблемы, и предмета, и метода изучения.
«Для диалектического материалиста. . . нет психофизической проблемы,
но не потому, что он отождествляет психическое и физическое, как ото делает
наивный материалист, а потому, что это психическое есть лишь субъективная
сторона физического» (там же, стр. 13 — 14).
При этом:
«причинная зависимость может быть лишь между двумя физическими явле¬
ниями и ни о какой причинности м е ж д у я в л синями
физическими и п с их ич ес к и ми н л и м е жд у дв у м я
только психическими речи быть не может, 8 а тем более
не может быть речи о каком-нибудь поихо-физическом параллелизме или взаимо¬
действии, ибо всякое взаимодействие и всякий параллелизм. . . содержит и себе
скрытый дуализм» (там же, стр. 14).
!	1	Точная	формулировка	Бухарина	несколько	длиннее:	«Мои	психические
явления не есть нечто второе, сверх и помимо этих процессов (физиологических)
данное, а лишь интроспективное выражение моих физиологических процессов».
л Разрядка повсюду моя. А. Ш.
• U это через каких-нибудь два года после того, как говорилось не только о при¬
чинности, но и о пространственности психического. (Сб. «Психология и Марксизм»,
1925).

ВОЗМОЖНА ЛИ МАРКСИСТСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
127
Отсюда вытекает и ответ на вопрос о задачах и методе пауки о по¬
ведении человека:
«Если мы согласимся с тем, что основная задача этой науки сводится ц»
к о п и с а и п го только этого поведения человека, а, главным образ .м, к объ¬
яснению его, т. е. к вскрытию тех механизмов, которыми регулируете*
это поведение человека, как био-социалыюго существа, то для нас станет яс¬
ным п отпет па поставленный вопрос о ролл и значении данных самонаблюдения.
Что л состоянии дать опи? Самое большее, только описание этих субъективных
состояний, и то — описание, в каждом отдельном случае, субъективнейшее
насквозь. Но, конечно, пи о каком вскрытии механизмов, ни об аиалнзе этих
механизмов речи быть пе может при такой интроспекции. Поэтому ц*т
окончательный ответ о роли этого метода самонаблюдения или метода словесного
отчета будет сводиться к тому пе раз высказываемому мною положению, что
п пауке о поведении человека только объективным метод яв¬
ляется единственным строго -научным методом. Что
же касается до метода самонаблюдения, то он играет лишь вспомогательную
роль, находясь всецело под контролем объективного метода* (там же, стр. 18;.
Таким образом, намечается то скромное место, которое по справе¬
дливости нужно отвести методу^ интроспекции; вместе с тем опреде¬
ляется и объективный метод анализа (как метод познания): вскрытяе
причинной обусловленности поведения должно лежать в изучении
внешних проявлений. Но это — чисто-рефлексологическая точка
зрения.
«Мы полагаем, что сторопнюю человеческую личиость пе только можно,
но и должпо изучать, прежде всего, со строго объективной сторопы, т.е., в ее
внешних проявлениях, что в сущности и определяет ту или другую ценность
личности в окружающем мире... Нужно знать личность, прежде всего, ло ее
действиям, поступкам, по содержанию ее речи, мимике, жеста, и вообще,
по отпошенням ее к окружающему миру... Иначе говоря, рефлексология имеет
целью изучать строго объективно и во всей полпоте соотношение человеческой
личпости с окружающим миром, вообще, и ее поведение, в частности* (Бехте¬
рев, Общие основы рефлексологии, изд. 1, стр. 14).
«Если рефлексология исключает из сферы своего изучения такие субъектив¬
ные состояпия н даже метафизические понятия, как чувства, ощущения, пред¬
ставления, п т. п.), то опытный метод, введенный в современную психологию.1
она признает крайне ценным, но пользуется нм не для выясне¬
ния тех или и п ы х субъективных состояний, а для
изучения о п с ш и II х проявлений соотносительной
деятельности, как сложных высших рефлексов»
(там же, стр. 71).
Итак, логические выводы из предпосылок диалектического материа¬
лизма неизбежно приводят Корнилова к признанию основных поло¬
жений рефлексологии: психология, как наука о поведе¬
нии, считает единственно научным объективный метод, привнает
причинность только между физическими явлениями, а потому произ¬
водит свой анализ, пользуясь исключительно объективным методом
познания. От психологии фактически остается
одно название.
1 Речь идет о методике экспериментальной психологии.

12S
III.
Но почему же в таком случае «марксистская психология» не со¬
льется с рефлексологией? Почему, — как правильно спрашивает
другой представитель той же школы Выготский, —«две науки, имею¬
щие один и т.от же предмет исследования — поведение человека,
пользующиеся для этого одними и темн нее методами, все же продол¬
жают оставаться разными пауками?» (Проблемы современной психо¬
логии, 192(5, стр. 40 — 41.) Выготский видит причину этого в субъек¬
тивных или психических явлениях. Одпако, его понимание психики
несколько разнится от понимания Корнилова. Для Выготского «пси¬
хика без поведения так же не существует, как и поведение без пси¬
хики потому хотя бы, что это одно и то ж с». Выготский счи¬
тает, что «проблема сознания должна быть поставлена психологией
п решена в том смысле, что оно есть взаимодействие, отражение,
взаимовозбуждение различных систем рефлексов» . . . «Сознание
только рефлекс рефлексов» (ор. с., стр. 41 и 42). Корнилов и за мепь-
пше грехи обвиняет рефлексологов в механистическом мировоззрении
(Выготский правильно отмечает, что ему «приходится быть большим
рефлексологом, чем сам Павлов»).
Несмотря на столь различный подход, Корнилова и Выготского
объединяет одно: стремление сохранить психологию, теряющую свой
облик под натиском дпалектически-материалистпческого метода.
А для этого нужно сохранить хоть отчасти самостоятельный предмет
исследования. Вот почему ни у Корнилова, ни у Выготского психо¬
логия не остается только наукой о поведении,а является
также наукой о сознанип. Различна лишь форма, в кото¬
рой каждый из них стремится сохранить созпание, как объект иссле¬
дования. Корнилов считает невозможным отказаться от изучения
субъективных явлений: это значило бы допустить непознаваемость
их и, следовательно, «безнадежно впасть в агностицизм», чего не
может допустить диалектический материализм. Выготскпй взывает
к лучшим чувствам рефлексологов, указывая на невозможность от¬
казаться, в их же интересах, от изучения «невыявленных» или затор¬
моженных рефлексов, система которых и представляет собой психику.
Общая тенденция обоих представителей «марксистской психоло¬
гии», связанная с прочными, трудно изживающимися традициями
челлановской школы, непреодолимое стремление обоих включать
сознание в предмет своего изучения — приводят каждого из них
к ошибке: Корнилова — к смешению науки о поведении с психоло¬
гией сознания; Выготского — к полному неразличению объекта
и субъекта, т. е. к одному из смертных грехов ‘против диалектиче¬
ского материализма. Между тем «марксистская» наука о поведении,
не только описывающая, но и причинно объясняющая изучае¬
мые явления, может иттп, как правильно указывает Корнилов, только
по пути объективного метода. Но это — путь рефлексологии.

ВОЗМОЖНА ЛИ МАРКСИСТСКАЯ психология	129
Теперь спрашивается: возможна ли рядом с объективным рефле¬
ксологическим учением о поведении «марксистская психология», как
наука о с о з и а н и и? Недостоверность и неопределенность дан¬
ных психологии, позволяющие оспаривать самое право ее называться
наукой, уже давно были отмечены одним из наиболее тонких иссле¬
дователей — Джемсом. В заключении своего фундаментального труда
он замечает:
«Что представляет собою психология и данную мшпту? Кучу сырого факти¬
ческого материала, порядочную разноголосицу но мнениях, ряд слабых попыток
классификаций и эмпирических обобщений чисто описательного характера,
глубоко укоренившийся предрассудок, будто мы о б л а д а е м 1 состоянием
сочна пня, а мозг наш обусловливает нх существование, по пн одного закона. . .
ни одного положения, из которого могли бы быть выведены следствия дедуктив¬
ным путем. . . Короче, п с п х о л о г п я е щ о н е и а у к а, это — нечто,
обещающее в будущем стать наукой» (Джемс, «Психология», изд. 8, 1422,
стр. ВОЗ).
Не менее отрицательное отношение к данным субъективного ана¬
лиза выражает и Корнилов:
«Что в состояния дать (результаты самонаблюдения)? Самое большее, только
описание. . . субъективных состояний, и то описание, в каждом отдельном слу¬
чае субъективнейшее насквозь. . . Но, конечно, ни о каком вскрытии механиз¬
мов, пн об анализе этих механизмов не может быть речи при такой интроспек¬
ции» (там же, стр. 18).
Но может ли быть предметом науки «субъективнейшее описание
субъективных состояний», не имеющее надежды на вскрытие механиз¬
мов и их анализ?
Мы вполне солидарны с мнением Корнилова, что без контроля
объективного метода:
«Все эти данные самонаблюдения не имеют никакой научной цеппостп и яв¬
ляются лишь не больше, как только материалом для художе¬
ственного воплощения их в литературе, поэзии, муэыке и т. п>
(там же, стр. 18).
Именно!
Место даннцм интроспекции и «психологии сознания» — в искус¬
стве. В сямом деле: содержание «психологии сознания» черпается
из «внутреннего опыта», из субъективных переживаний; по опре¬
делению же исторического материализма, искусство есть как раз
систематизация ощущений, чувств и переживаний.
С другой стороны, в художественных произведениях мы обнаружи¬
ваем образцы наиболее глубокого художественного проникновения»
Именно Достоевский и Толстой, а не ученые психологи, дали непре¬
взойденные образцы психологического анализа, посвященного пере¬
живаниям здорового и больного человека. Это показывает, что путь
наиболее плодотворного развития «психологии сознания» дожит
1 Разрядка автора.
Записки Научи. О-ва Марксистов

130
А. Л. ШНПРМАН
в области не пауки о поведении, куда психология всегда стремилась
{и куда вносила вредные ненаучные элементы), а художественного
анализа. В художественном творчестве «психология сознания», как
систематика переживаний, должна занять такое же положение, как,
напр., учение о контрапункте в музыке. 1Jо художественное творче¬
ство нельзя признать научной дисциплиной, подобно тому, как много¬
численные, подчас глубокие мысли в романах Жюль Верна нельзя
отнести к научной литературе.
Итак, если психология как наука о поведении теряет свое лицо
н перестает быть «психологией», то психология сознания, вообще,
должпа целиком отойти в область искусств. Психология, ни как
наука о поведении, ни как описание состояний сознания, не может
быть «марксистской психологией».
Остается открытым еще один вопрос: «не может ли считаться
«марксистской» психология бессознательного, предста¬
вленная хотя бы Фрейдом? Ведь многие марксисты отмечали цен¬
ность Фрейдовского метода для познания поведения человека. С точки
зрения рефлексологии фрейдизм тоже имеет большое значение, вскры¬
вая обусловленность поведения биологическими тенденциями орга¬
низма там, где до сих пор царило психологическое объяснение.
Однако, здоровое зерно фрейдовского учения глубоко скрыто под
оболочкой метафизических и психологических формулпровок. Не¬
малых трудов должно потребовать «отшелушение здоровых частей
фрейдовских построений от гнилого пх окружения», окружения,
преимущественно, философеки-соцпологпческого характера, куда Зал-
кинд относит дуализм «гедоппческого и реалистического фактора»,
«осумкование психического конфликта», изоляцию и гипертрофию
полового момента, сексуализацию социологии и т. д. (3 а л к и н д,
Жизнь организма п внушение, 1927, стр. 70 — 71).
Но после очпсткп от фрейдовского учения останется столь незна¬
чительный и столь переработанный материал, что его трудно признать
психологией. Залкинд, напр., выделяет из фрейдовского учения лишь
ту часть, «которая содержит действительно ценный и здоровый био¬
логический м а т е р и а л», а он трактуется автором в чисто
рефлексологическом аспекте. Поэтому у нас нет оснований призна¬
вать и за «психологией бессознательного» право на именование «мар¬
ксистской психологией».
IV.
Таким образом, ни одно из современных психологических напра¬
влений не удовлетворяет требованиям диалектически-материалисти-
ческого метода. Может быть, это зависит только от несовершенства
наших знаний, и «марксистская психология» возможна в будущем?
Может быть, ее даже нужно создать, чтобы заполнить брешь между
биологическими и социологическими науками? Ведь исторический
материализм говорит же о классовой, профессиональной и групповой

ВОЗМОЖНА ЛИ МАРКСИСТСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ
психологии, как видах психологии: учит же он о влиянии обществен¬
ной психологии на индивидуальную психологию и идеологию. Можно
ли не изучать мысли, чувства и желания отдельных людей? Разве
не ясна необходимость в индивидуальной «марксистской психологии»,
как звене, связующем исторический материализм с объективными
данными рефлексологии?
Нам думается, это — мнимая необходимость. Исторический мате¬
риализм — учение объективное насквозь. Если в от¬
дельных его частях встречается субъективная терминология, мы
должны считать ее условным обозначением, проис¬
ходящим вследствие недостаточного знания о человеческой личности.
Совершенно ясно, что, говоря об индивидуальной воле, мы интере¬
суемся теми действиями, которые привыкли считать ее «выражением».
Мысли и чувства людей представляют ценность тоже лшпь постольку,
поскольку они «выявились наружу» в каких-либо действиях или сло¬
вах. Именно слова и поступки, а не субъективные переживапия
определяют положение человека в окружающей его социальной среде.
Поэтому содержание «общественной психологии» составляют опре¬
деленные, объективно выраженные отношения между людьми. А «обще¬
ственная идеология» буквально определяется, как «особый вид обще¬
ственного труда» (Бухарин, Теория исторического материализма,
стр. 242).
Было бы совершенно неосновательно желание соединить две
вполне объективные научные области — социологию и биологию —
звеном субъективного характера, каковым только и может быть психо¬
логия. Скорее следовало бы, чтобы обе отрасли непосредственно
установили взаимный контакт. Путь к этому: с одной стороны, воз¬
можно более полный учет рефлексологией социальных элементов,
определяющих поведение человека, а с другой — точное определение
историческим материализмом общественных взаимоотношений в их
объективной природе. Тогда биологические и социальные науки вой¬
дут в тесное соприкосновение, заполняя все бреши в учении о пове¬
дении человека.
Д-р А. Л. Шнирман.

СОДЕРЖАНИЕ.
		СТР.
Проф. И. С. Плотников. Социально-политические воззрения Гольбаха.	3
Проф. С. В. Юшков. Псковская «аграрная» революция в конце XV века.	25
И. Давыдов. Проблема абстрактного труда.— К методологии Марксова
учения о стоимости. (Статья вторая.)	 43
М. Кукс. К проблеме абстрактного труда	 63
Проф. Д. Позднеев. Проникновение западного торгового капитала на
Дальний Восток. (Статья вторая.)	 83
Цезарь Вольпе. Литературные критики на переломе от народничества
к марксизму. Ангел Богданович и Евг. Соловьев-Андреевич . . .	105
Д-р А. Л. Шнирман. Возможна ли марксистская психология?	 123

1
f
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО РСФСР
I	МОСКВА-	ЛЕНИНГРАД
ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПОДПИСКА
на 1928 год на
АРХИВ К. Маркса и Ф. Энгельса
Под редакцией Д. Рязанова в двух томах.
АРХИВ печатает исследования и документы по истории международного
движения, генетике и истории марксизма и диалектического материализма. Публи¬
кует рукописи Маркса и Энгельса, а также материалы к их биографии, обзоры
современной литературы о Марксе и Энгельсе и марксизме.
Подписная цена на год — 8 р. Цена отдельн. тома — 5 р.
ЛЕТОПИСИ МАРКСИЗМА
Записки Института К. Маркса и Ф. Энгельса
Ответственный редактор Д. РЯЗАНОВ.
КНИГА IV. Стр. 160. Цена 1 руб. 50 коп.
СОДЕРЖАНИЕ. К 60-летию первого тома „Капитала“. Ф. ЭНГЕЛЬС—
Четыре рецензии на „Капитал“ Маркса. С предисловием Э. Цобеля. Г. В. П/
ХАНОВ. — Философские и социальные воззрения К. Маркса. Г. В. ПЛЕХАН1
О так называемом кризисе в школе Маркса. Статьи и исследования.
ДЫННИК. — От примирения с действительностью к апологии разрушения. (К
просу о развитии гегельянства М. Бакунина.) Из неопубликованных ру 1
писей К. Маркса и Ф. Энгельса. Ф. ЭНГЕЛЬС.— Англия.— С предисловй	i
Ф. Шиллера. Из черновой тетради К. Мар кса. — С предисловием И. Луппс^
Материалы и сообщения. Из архивных материалов о Марксе. Сообщен	J
Г. Штейна. Доклад г р. Лорис-Меликова Александру III о Пле^
нове.— Сообщение Д. Баума. Неизданное стихотворение И. C. Турд1
нева.— Сообщение Б. Николаевского. Письма М. А. Бакунина к польск!
корреспондентам. С предисловием и примечаниями Ю. Стеклова. А. В . 1
ден. — Назаре „легального марксизма“. Критика и рецензии. I. Диалекти- ]
ческий материализм и философия. II. Марксизм и педагогика. III. Естествознание
и история техники. IV. Политическая экономия. V. История социа^ ша и револю¬
ционного движения на Западе. VI. История социализма и револю! онного движе¬
ния в России. Письмо в редакцию. Из деятельности Института
К. Маркса и Ф. Энгельса. Постановление ЦИК СССР. Из речи А. Луна¬
чарского. Сообщение Д. Б. Рязанова об Институте К. Маркса и Ф. Энгельса. ч
Иностранная пресса об Институте К. Маркса и Ф. Энгельса при ЦИК СССР.
ПОДПИСНАЯ ЦЕНА НА ГОД (4 книги) 4 рубля.
ПОДПИСКА ПРИНИМАЕТСЯ:
Главная Контора подписных и периодических изданий Госиздата, Москва, Центр,
Ильинка, 3, телефоны: 4-87-19 и 5-88-19. Ленинград, Проспект 25 Октября, 28.
в магазинах, киосках и провинциальных отделениях Госиздата, у уполномоченных,
снабженных соответствующими удостоверениями, во всех киосках Всесоюзного
контрагентства печати, а также во всех почтово-телегр. конторах и у письмоносцев.

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО РСФСР
МОСКВА - ЛЕНИНГРАД
ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПОДПИСКА НА 1928 ГОД НА ЖУРНАЛ
ЗАПИСКИ
НАУЧНОГО ОБЩЕСТВА
МАРКСИСТОВ
Журнал ставит своей задачей научную разработку вопросов
марксизма и ленинизма
Отв. ред. М. В. Серебряков. Отв. секр. И. А. Давыдов.
Журнал представляет большой интерес для парторгани¬
заций, агитпроп- и методкабинетов, партшкол, вузов,
научных обществ, литерат.-худож. организаций, редакций
журналов, а также для отдельных научных и обществен¬
ных работников, студентов и наиболее подготовленных
рабочих. .
Объем журнала увеличен вдвое.
ВЫХОДИТ 4 КНИГИ в год
Подписная цена на год 4 рубля
Подписка принимается Главной конторой подписных и периоди¬
ческих изданий Госиздата: МОСКВА, Центр, Ильинка, 3, теле¬
фон 4-87-19 и 5-88-91, ЛЕНИНГРАД, Просп. 25 Октября, 28, тел.
5-48-05, в магазинах, киосках и отделениях Госиздата, у уполномо¬
ченных, снабженных соответствующими удостоверениями, во всех
киосках Всесоюзного контрагентства печати, а также во всех поч¬
тово-телеграфных конторах.
d

, о, LI Ui
1 р. 25 к.
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО РСФСР
МОСКВА - ЛЕНИНГРАД
ПРОДОЛЖАЕТСЯ ПОДПИСКА НА 1928 ГОД НА ЖУРНАЛ
ЗАПИСКИ •
НАУЧНОГО ОБЩЕСТВА
МАРКСИСТОВ
-
Журнал ставит своей задачей научную разработку вопросов
марксизма и ленинизма
Отв. ред. М. В Серебряков. Отв. секр. И. А. Давыдов.
Журнал представляет большой интерес для парторгани¬
заций, агитпроп- и методкабинетов, партшкол, вузов,
научных обществ, литерат.-худож. организаций, редакций
журналов, а также для отдельных научных и обществен¬
ных работников, студентов и наиболее подготовленных
рабочих.
Объем журнала увеличен вдвое.
ВЫХОДИТ 4 КНИГИ в год
Подписная цена на год 4 рубля
Подписка принимается Главной конторой подписных и периоди¬
ческих изданий Госиздата: МОСКВА, Центр, Рождественка 4, теле¬
фон 4-87-19 и 5-88-91, ЛЕНИНГРАД, Просп. 25 Октября, 28, тел.
5-48-05, в магазинах, киосках и отделениях Госиздата, у уполномо¬
ченных, снабженных соответствующими удостоверениями, во всех
киосках Всесоюзного контрагентства печати, а также во всех поч¬
тово-телеграфных конторах.