Философия и естествознание. Журнал 'Erkenntnis' (Познание). Избранное. Том 2

Олеся A. Назарова. Предисловие редактора
Материалы Пражской конференции 1934 г. по подготовке Международного Конгресса по единству науки
Tags: философия психология философские науки эмпиризм
ISBN: 978-5-88373-185-6
Year: 2010
Similar
Философия науки: Общие проблемы познания. Методология естественных и гуманитарных наук: хрестоматия.
Философия, познание, культура
Теория познания и философия науки
Философия науки: Хрестоматия
Text
                    Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное
ФИЛОСОФИЯ И
ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ
Перевод с немецкого языка
Идея-Пресс
2010

УДК 1/14,16
ББК87
Ф56
Издание осуществлено при финансовой поддсржке
Министерстваобразования, науки и культуры Австрии,
Министерства иностранных дел Австрми,
АвстриПского культурного форума
австрийский//культурный форум"""
Издано при фннамсовой поддержке Федерального агентства
по печати и массовым коммуникациям в рамках
федеральной цслсвой программы «Культура России»
Ф 56 ФИЛОСОФИЯ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ. Журнал «Erkenntnis»
(«Позшише»). Иэбранное. — М.: Идея-Пресс, «Канон+» РООИ
♦Реабилитация», 2010. — 640 с.
ISBN 978-5-88373-185-6.
Перед Вами - второй том избранных статей иэ самого популярного в Ев-
ропе 1930-х гт. философского журнала «Erkenntnis» («Познание») - печатно-
го органа логического, или научного, эмпиризма, Венского кружка и Берлин-
ского обшества эмпирической философии. Акцект в нем делается на пред-
ставлении нового стиля работы членов Венского кружка - коллекгивном
творчестве: дискуссии о вероятности, причинности и квантовой механике. по
основаниям математики, блоки статеП разных авторов с перекрестными
ссылками и комментариями о целях и проблемах логики, о логике науки, ве-
роятности и индукции, фиэикалистском языке как едином яэыке науки и фи-
зикализме, об истине, хроника деятельности Обществ Э. Маха и Эмпириче-
ской философии, материалы конференций, - «изложенмые в журнале идеи
несут на себс отпечаток деятелыюго сотрудничества многих людей».
Логический позитивизм поражает широтой и глубмной поставленных
проблем. И пусть он не дал окончательного ответа на многие поставленные
им (и до него) вопросы, отсутствие этого ответа нс умаляет исключительного
мнтереса и важности работы его представителей, поскольку уникальная ин-
тенсивность и международный характер интеллектуалыюй и социальной дея-
тельности членов Венского кружка сформировали одно из ведущих философ-
ских направлений и фундамемталыіые основания науки XX века.
УДК 1/14,16
ББК87
ISBN 978-5-88373-185-6 © Наэарова Ол. А., предисл.,
перевод с англ., ред.. 2010
С Шрамко Я. В , перевод с нсм , 2010
О Никифоров А. Л , перевод с нем., 2010
О Кеэин А. В , персвод с нсм , 2010
€> Куренной В. А., перевод с нсм., 2010
О Назарова Оксана А., персвод с нсм., 2010
С Баблоян 3. P., перевод с англ., 2010
© Идея-Прссс, 2009
© «Канон+» РООИ «Реабилитация». 2010

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Перед Вами, читатель, второй том избранных статей из
самого популярного в Европе 1930-х гг. философского
журнала «Erkenntnis» («Познание») - печатного органа ло-
гического, или научного, эмпиризма, Венского кружка и
Берлинского общества эмпирической философии. Первыи
томх был посвящен истории Венского кружка и научного
эмпиризма в целом. В нем были опубликованы программ-
ные документы и статьи из первых трех томов «Erkenntnis»
за 1930-1933 гг. такие, как манифест «О научном миропо-
нимании. Венский кружок» Рудольфа Карнапа, Ганса Гана.
Отто Нейрата, «Введение» к первому тому «Erkenntnis»
Ганса Рейхенбаха, «Поворот философии» Морица Шлика,
«Старая и новая логика» Р. Карнапа, «Значение научного
миропонимания, в особенности для математики и физии-
ки» Г. Гана, «Пути научного миропонимания» О. Нейрата,
a также наряду с другими материалы знаменитой дискус-
сии Р. Карнапа и О. Нейрата о протокольных предложени-
ях 1932-1933 гг., письмо в редакцию К. Поппера и подроб-
ные биографии и библиографии членов Венского кружка,
их единомышленников и сторонников Движения за науч-
ную философию в других странах Европы и США.
Второй том продолжает знакомить отечественное фи-
лософское сообщество с первоисточниками Венского
кружка, но акцент в нем делается на представлении иового
стиля работы членов кружка - коллективном творчестве:
дискуссии, блоки из 3-4 статей с перекрестными ссылками
и комментариями, хроника деятельности Обществ Э. Маха
и Эмпирической философии, материалы конференций -
«изложенные здесь идеи несут на себе отпечаток деятель-
1 Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М.: Идея-Пресс;
Издательский дом «Территория будущего», 2007. 472 с.
2 Там же. С. 97: «Цслыо философии являстся познание, как и для
ліобой конкрстной науки, поэтому мы и избрали это слово для названия
нового журнала. Наш журнал не будст представителем чьих-то мнений,
выразителем каких-то немыслимых систем или поэтических картин, ом
будет служить познанию».
3

Предисловие редактора
ного сотрудничества многих людей»1. Подборка статей да-
на в хронологическом порядке, по годам и томам публика-
ции журнала «Erkenntnis» - первые пять томов за 1930—
1935 гг., тем нагляднее прослеживаются сквозные темы для
обсуждения, их разработка и присоединение к работе все
новых участников. Публикуемые материалы - это первоис-
точники, написанные на немецком языке, первых лет ста-
новления идеологии Венского кружка, которая в дальней-
шем и в целом получила свое развитие на английском язы-
ке. Переводчикам с немецкого языка на русский язык, уча-
ствовавшим в нашем проекте, потребовалась особая чут-
кость к языку, чтобы не «модернизировать» тексты и по
возможности ясно отразить становление логической сим-
волики и идей, ведь многие понятия, впоследствии разгра-
ниченные или четко определенные, употребляются автора-
ми как взаимозаменяемые или как просто слова. Например,
под этими терминами «statement» и «proposition» обычно
понимается «предложение», a «erläuterung» переводится
как «пояснение» и «прояснение».
Известно, что лидеры и многие члены Венского кружка
получили фундаментальное естественнонаучное образова-
ние и смогли оценить мировоззренческие последствия ре-
волюции в естествознании на рубеже ХІХ-ХХ вв. В «При-
ложении» мы публикуем статью 1913 г. «Существует ли
интуитивное познание?» М. Шлика, в которой он фиксиру-
ет отказ современных ему философов от понятия познания,
принятого в точных естественных науках, в пользу интуи-
ции как настоящего метода философии и метафизики и де-
лает свой окончательный выбор в пользу естественнонауч-
ного стиля философствования. В своей книге 1918 г. «Об-
щая теория познания» М. Шлик выдвинул идею о собст-
венной задаче философии как прояснении фундаменталь-
ных логических и методологических понятий и принципов
науки (различных областей науки). В дальнейшем он по-
стоянно повторял, что полное, адекватное понимание нау-
ки возможно только посредством осмысления ее основа-
1 Р. Карнап. Логическое построение мира. Предисловие // Ж>рнал
«Erkenntnis»... C. 76.
4

Предисловие редактора
ний. Итак, профессиональные философы начала XX в. не
смогли проинтерпретировать новейшие достижения науки,
и ученые поняли, что основная работа в плане анализа
и переосмысления понятий должна быть проделана внутри
самой науки, что способствовало выработке y них эмпири-
цистского, аптішетафизического отношения. Венский
кружок отверг традщионпую философию за спекулятив-
ный характер ее систем, необоснованность ее утверждений,
бессмысленность (с логической точки зрения) ее проблем.
Члены Венского кружка хотели сделать философию no-
хожей иа иауку - столь же строгой, точной, обоснованной,
как научные дисциплины, стремились сделать философ-
ские решения и построения общезначимыми. Как сказал
Ф. Франк в 1929 г. в своем вступительном слове на Первой
конференции по теории познания точных наук в Праге:
«Физик часто склонен рассуждать так: если копнешь глубже,
то наталкиваешься на вопросы, на которые физика не может от-
ветить, для обсуждения которых нужны иные, философские, ме-
тоды. Такое мнение распространяется тем больше, чем меньше
занимаются проблемами оснований. С моей точки зрения, каж-
дое глубокое исследование должно вести к убеждению в том, что
все проблемы, затрагиваемые физикой и математикой, могут и
должны решаться методами точной науки. Когда физик доходит
до некоторой границы, он вовсе не обязан слепо вверяться какой-
то устаревшей философии. Сегодня уже есть все условия для то-
го, чтобы чисто научными методами исследовать основопола-
гающие понятия и проблемы. Я думаю, что наша конференция
будет иметь большое значение для математиков и физиков. Она
представит им не какую-то чуждую для них философию, a об-
ласть точной науки, которая обсуждает проблемы оснований
с такой же строгостью и с такой же ясностью, с которыми физи-
ки и математики привыкли рассматривать свои собственные
внутренние проблемы»1.
Но если философия превращается в науку, то и разра-
ботка ее проблем должна осуществляться так, как это про-
исходит в науке. A для науки характерно коллективное
творчество. Например, над проблемами квантовой меха-
ники одновременно работали и Н. Бор, и Л. де Бройль,
1 Тамже. С. 132-133.
5

Предисловие редактора
и Э. Шредингер, и В. Гейзенберг, и множество других фи-
зиков из разных стран. Именно такой способ научной дея-
тельности члены Венского кружка стремились внести
в философию. Это было необычно, революционно, ведь
активное сотрудничество в философии наблюдается крайне
редко. Тезис о необходимости коллективной работы над
общими проблемами высказывается и обосновывается од-
ним из лидеров Венского кружка Р. Карнапом в его первой,
программной книге «Логическое построение мира», опуб-
ликованной в 1928 г., но доступной членам кружка в чер-
новом варианте уже в 1925 г:
«Новый способ философствования появляется в тесной связи
с развитием конкретных наук, в частности, математики и физики.
Благодаря этому строгий и ответствснный метод научного иссле-
дования становится также методом фплософствования, a метод
традиционной фіілософии приравнивается к поэтическому мето-
ду. Этот новый метод изменяет не только стиль мышления, но
также и постановку проблем. Теперь уже отдельный философ не
ставит перед собой задачи воздвигнуть целиком все здание фи-
лософии. Каждый работает на своем месте в рамках одной общей
науки. Для физиков или историков это само собой разумеется, но
философня представляет нам зрелищс (которое должно произво-
дить неприятное впечатление на людей науки) того, как одна за
другой или одна рядом с другой появляются философские систе-
мы, часто несовместимые между собой. Если в развитии фило-
софии мы хотим следовать примеру конкретных наук, то перед
каждым исследователем мы должны ставить одну особую задачу,
за решение которой он отвечает и своей работой вносит вклад в
совместное общее дело. Тогда постепенно и последовательно мы
будем возводить здание философип, наращивая все новые этажи
на прочный фундамент.
Требование согласовывать свою деятельность с работой дру-
гих и обосновывать каждое выдвигаемое положение сразу же ис-
ключает спекулятивную деятельность в области философии»1.
Целью своей работы члены Венского кружка избрали
догическіт анализ основных понятий науки, прояснение
и унификацию языка науки. Эта цель четко прописана
в Манифесте Р. Карнапа, Г. Гана и О. Нейрата «О научном
миропонимании. Венский кружою> (1928-1929 гг.):
1 Там же. С. 76-77.
6

Предисловие редактора
«Научное миропонимание характеризуется не столько осо-
быми положениями, сколько определенной принципиальной ус-
тановкой, точкой зрения, направлением исследований. В качест-
ве цели здесь мыслится единая наука. Это устремление направ-
лено на то, чтобы объединить и взаимно объяснить достижения
отдельных исследователей в различных научных областях. Из
этой целевой установки вытекает подчеркивание коллективной
работы; отсюда и выдвижение на передний план интерсубъек-
тивной понимаемости; отсюда проистекает поиск нейтральной
системы формул, символики, освобожденной от засорений исто-
рически сложившихся языков; отсюда также и поиск общей по-
нятийной системы. Стремятся к четкости и ясностм, отвергаются
темные дали и загадочные глубины. В науке нет никаких «глу-
бин»; везде только поверхность: все данные опыта (Erlebte) обра-
зуют сложную, не всегда обозримую, часто лишь в частностях
понятную сеть. Все доступно человеку, и человек является мерой
всех вещей... Научное миропонимание не знает никаких нераз-
решимых загадок. Прояснение традиционных философскпх про-
блем приводит к тому, что они частью разоблачаются как кажу-
щиеся проблемы, частью преобразуются в эмпирические про-
блемы и тем самым переходят в ведение опытной науки.
В этом прояснении проблем и высказываний и состоит задача
философской работы, a вовсе не в создании собственных «фило-
софских» высказываний»1.
В качестве коммеитария к идеям Манифеста и ответом
его авторам можно рассматривать публикацию в настоя-
щем томе двух статей М. Шлика из 4-го тома «Erkenntnis»
«О фундаменте позиания» и «Философия и естествознание»
и статью К. Айдукевича (Львов, Польша) «Язык и смысл».
Итак, средством достижения цели Венского кружка
и собственпой областью исследований является логика.
Публикации в настоящем томе представляют три основных
направления этих исследований.
Во-первых, это разработка проблем чистой логики% т.е.
вопросов, относящихся к конструированию комбинирован-
ной логико-математической системы с помощью симво-
лической логики (см. из 3-го тома «Erkenntnis» статью
И. Йоргенсена (Копенгаген) «О целях и проблемах логи-
стики», статьи К. Греллинга(Берлин) «Замечания к книге
1 Тамже. С. 62-63.
7

Предисловие редактора
Дубислава 'Определение'» и В. Дубислава (Берлин) «Заме-
чания к учению об определении»; из 4-го тома «Erkenntnis»
статью Г. Бемана (Галле) «Являются математические суж-
дения аналитическими или синтетическими?»), и проблем
прикладпой логики или логики науки, т.е. логическии анаіиз
понятий, угверждений, теорий, соответствующих различ-
ным отраслям науки (см. из 2-го тома «Erkenntnis» статьи
Г. Корнелиуса (Стокгольм) «К критике основных научных
понятий» и Р. Карнапа (Прага) «Преодоление метафизики
посредством логического анализа языка»; из 3-го тома
«Erkenntnis» статьи Э. Цильзеля (Вена) «Замечания о логи-
ке науки» и Р. Карнапа (Прага) «Ответ на статьи Э. Циль-
зеля и К. Дункера»).
Во-вторых, логический аиализ понятий, утверждений,
теорий конкретных наук. Логический анализ оснований
физики, например, вводит в обсуждение проблемы вероят-
ности (см. из 1-го тома «Erkenntnis» дискуссию о вероятно-
сти 15 сентября 1929 г.), причинности (см. из 2-го тома
«Erkenntnis» дискуссию о причинности и квантовой меха-
нике 6 сентября 1930 г. и доклад В. Гейзенберга «За-
кон причинности и квантовая механика»), индукции (см. из
5-го тома «Erkenntnis» дискуссию из статей Г. Рейхенбаха
(Берлин) «Об индукции и вероятности. Замечания по пово-
ду книги Карла Поппера 'Логика исследования'», Р. Кар-
напа (Прага) «Замечания на книгу Карла Поппера 'Логика
исследования. О теории познания современной науки'.
(Вена: Шпрингер, 1935)» и О. Нейрата (Вена) «Псевдора-
ционализм фальсификации»). Логический анализ основа-
ний биологии включает обсуждение проблемы витализма,
но в свободной от метафизики форме как вопрос о логиче-
ских взаимосвязях между биологическими и физическими
терминами или законами. В психологии логический анализ
включает, помимо прочего, обсуждение т.н. проблемы
«взаимосвязи тела и психики не как метафизический во-
прос о сущностной природа двух областей (realms) бытия,
но как вопрос о логических взаимосвязях между терминами
или законами психологии и физики соответственно. При-
мером обсуждения этих проблем является публикация
8

Предисловие редактора
в «Erkenntnis» статей О. Нейрата (Вена) «Социология на фи-
зикалистском языке» (т. 2), Р. Карнапа (Прага) «Психология
на языке физики» (т. З)1, статей П. Джордана (Jordan) «Кванто-
во-механические замечания о биологии и психологии» и П. Ен-
цена (Jenzen) «Причинность, биология и психология» (т. 4).
В-третьих, логическгш аиализ общих проблем науки та-
ких, как детерминизм (последний является вопросом о ло-
гической структуре системы физических законов в отличие
от всех метафизических вопросов и от этического вопроса
о свободе воли), верификация (не как вопроса относитель-
ности сущности истины или метафизического фундамента
обоснованности (validity) истинных утверждений (statements),
a как вопроса относительно логических взаимосвязей между
теоретическими утверждениями в целом и т.н. протоколами
или предложениями наблюдения (см. из 5-го тома
«Erkenntnis» дискуссию из статей Г. Рейхенбаха, Р. Карнапа и
О. Нейрата), единый язык науки, единство науки, и т.д.
Статья Р. Карнапа «Физикалистский язык как универ-
сальный язык науки», в которой теория атомарных пред-
ложений была замещена теорией «протоколов» - прямых
записей опыта, представляет собой пример применения ло-
гического анализа в исследовании логических взаимосвя-
зей между угверждениями физики и научными утвержде-
ниями в целом. Предполагалось, что аргументы Карнапа
верны и все научные утверждения могут быть переведены
на язык физики. Этот тезис, названный О. Нейратом «фи-
зикализмом», подробно обсуждался на страницах
«Erkenntnis» (cm. из 4-го тома статьи Т. Фогеля (Цуоц-Энгадин)
«Замечания к теории высказываний радикального физика-
лизма», О. Нейрата (Вена) «Радикальный физикализм и
'реальный' мир», Б. Юхоса (Вена) «Критические замечания
о теории науки физикализма»). В «Приложении» мы пуб-
ликуем статью К. Гемпеля (Брюссель) «Теория истины
логического позитивизма» 1934 г., написанную под впе-
чатлением от дискуссии Р. Карнапа и О. Нейрата в журнале
1 Перевод этой статьи Р. Карнапа будет опубликован в третьем томе
избранных статей из журнала «Erkenntnis».
9

Предисловие рѳдактора
«Erkenntnis» o позитивистской копцепции верификации
и истины. Гемпель рассматривает логические этапы эво-
люции теории истины логического позитивизма из коррес-
пондентной теории в жесткую когерентную теорию.
В испюрической перспективе выбранные для публика-
ции в настоящем томе статьи представляют следующую
картину. первое публичное выступление Венского кружка
и Берлинского общества эмпирической философии состоя-
лось на Первой конференции по теории познания точных
наук в Праге (приуроченной к Конгрессу общества немецких
физиков) с 15 по 17 сентября 1929 г. и стало заметным собы-
тием, заявкой нового направления в европейской философии.
Для обсуждения были выбраны две главные темы: причин-
ность и вероятность в качестве основной темы, кризис ос-
нований математики, a также Манифест Венского круж-
ка, - в качестве дополнительной. В 1-м томе «Erkenntnis»
были опубликованы подробные материалы этой конферен-
ции1, из которых в настоящем томе мы представляем дис-
куссию о вероятности.
С 5 по 7 сентября 1930 г. в Кёнигсберге совместно
с Конгрессом немецких физиков и математиков состоялась
Вторая конференция по эпистемологии точных наук, глав-
ными темами которой стали основания математики и фи-
лософские основания квантовой механики. Некоторые ма-
териалы этой Конференции были представлены в первом
томе «Erkenntnis» на русском языке~, a в настоящем томе
представлены подробная программа (см. раздел «Хроника»
1 Erkenntnis. Bd. I. 1930-1931: //. Reichenbach. Kausalität und
Wahrscheinlichkeit (Причинность ii вероятиость). S. 158-188: R von Mises.
Über kausale und statistische Gesetzmässigkeit in der Physik (O каузалмімх
ii статистичсских закономерностях в физике). S. 189—210: F. Waismann.
Logische Analyse des Wahrscheinlichkcitsbegrifls (Логический анализ ііо-
нятий вероятности). S. 228-248; //. Feig/. Wahrscheinlichkeit und
Erfahrung (Вероятность и опыт). S. 249-260.
2 Журнал «Erkenntnis» («Познанис»). Избраннос. M.: Идея-Пресс;
Издательский дом «Тсрритория будуіцсго», 2007: Р. Карнап. Лопшист-
скис осповапия матсматики. С. 225-238; /' Рей.хенбах. Физикалистское
іюнятис истины. С. 239-253: Ф. Кауфман. Замечапия к спору об оспова-
ииях в логике и математике. С. 254-282.
10

Предисловие редактора
для 1-го тома «Erkenntnis»); дискуссия no основаниям ма-
тематики, состоявшаяся 7 сентября 1930 г., с приложением
от К. Гёделя, в котором он кратко изложил свой знаменитый
доклад на Конференции "О полноте логического исчисления"
о результатах революционного открытия иевозможности
полной формализации арифметики, а, следовательно, и зна-
ния в целом; ставший важным событием доклад В. Гейзен-
берга (Лейпциг) «Закон причинности и квантовая механика»
и последовавшая за ним 6 сентября 1930 г. дискуссия о при-
чинности и квантовои механике (см. 2-й том «Erkenntnis»).
В 1933 г. Г. Рейхенбах вынужден был эмигрировать из
Берлина в Турцию, сохранив за собой пост редактора жур-
нала. Он продолжал участвовать в издании «Erkenntnis»,
руководя им из Стамбула. 24 апреля 1934 г. неожиданно
скончался Ганс Ган. В настоящем томе опубликован нек-
ролог Ф. Франка, в котором он назвал Гана прямым осно-
вателем «Венского кружка». A со 2 по 4 сентября 1934 г.
в Праге состоялся VIII Международный философский кон-
гресс в Праге. В разделе «Хроника» к 4-му тому
«Erkenntnis» мы поместили отчет К. Греллинга (Берлин): «Конгресс
впервые предоставил неопозитивистам возможность вы-
ступить сплоченпой группой перед Междуиародным фило-
софским форумом: к наибольшим успехам могут быть от-
несены те идеи, которыми занимается в том числе и
'Erkenntnis'». Свое выступление на Конгрессе Венский кру-
жок назвал подготовителыюй к Первому международному
конгрессу конфереицией (см. «Вступительное слово»
Ф. Франка (Прага) из 5-го тома «Erkenntnis»). Она объеди-
нила ученых и философов из Австрии, Праги, Германии,
Польши, Италии, Нидерландов и Скандинавии, Англии
и США. Среди междумародных участников этой конфе-
ренции - К. Айдукевич, А. Тарский, 3. Завирский, Я. Хос-
сиасон (Польша), Л. Ружье (Франция), Й. Иоргенсен (Да-
ния), Г. Рейхенбах (Турция), Э. Нагель, Ч. Моррис (США)1,
Работа над проектом «Энциклопедии сдиной иауки» позволила
Ч. Моррису синтсзмроваті» идеи американского прагматизма, традици-
онного английского эмпиризма и логичсского позитивизма, основав со-
временную ссмиотику.
11

Предисловиѳ редактора
Э. Кайла (Финляндия). Конференция в Праге, во-первых,
продемонстрировала тесные связи Венского кружка с
Львовско-Варшавской логической школой и американским
прагматизмом в лице Ч. Морриса, и, во-вторых, оконча-
тельно оформила Движение за единую науку. Из материалов
Конференции 1934 г.ъ настоящем томе мы опубликовали ста-
тью Э. Нагеля (Нью-Йорк) «Логика редукции в науках» и две
статьи Ч.У. Морриса (Чикаго) «Некоторые аспекты современ-
ной американской научной философии» и «Соотношение
формальных и эмпирических наук в научном эмпиризме».
Логический позитивизм поражает широтой и глубиной
поставленных проблем. И пусть он не дал окончательного
ответа на многие поставленные им (и до него) вопросы, от-
сутствие этого ответа не умаляет исключительного интере-
са и важности работы его представителей, поскольку уни-
кальная интенсивность и международный характер интел-
лектуальной и социальной деятельности членов Венского
кружка сформировали одно из ведущих философских на-
правлений и фундаментальные основания науки XX века.
В заключение хотелось бы выразить благодарность не
только за желание помочь (высказанное многими), но и ре-
альную помощь в предоставлении всех материалов всех
томов журнала «Erkenntnis» за 1930-1939 гг., отсутствую-
щих в российских библиотеках, профессору философии
Университета Техаса в Остине (СІІІА) Сахотре Саркару
и его студентам, a также моей сестре Оксане Назаровой.
Наличие материалов журнала полностью позволило оце-
нить настоящий масштаб этого интеллектуального проекта
и опубликовать сначала один том, теперь второй, a в пла-
нах и третий том избранных статей из «Erkenntnis» на рус-
ском языке. Отдельные слова благодарности хотелось бы
адресовать профессору Криворожского Государственного
педагогического университета Ярославу Шрамко, который
смело и успешно принял от профессора Александра Леони-
довича Никифорова эстафету перевода материалов журнала
«Erkenntnis» и подготовил большую часть настоящего тома.
К.ф.н. ОлесяА. Назарова
12

«Erkenntnis», 1930-1931. Tom I
ДИСКУССИЯ O ВЕРОЯТНОСТИ1
Воскресенье, 15 сентября 1929 г.
ЦИЛЬЗЕЛЬ: В широком смысле можно выделить два
основных противостоящих друг другу подхода к проблеме
вероятности: I. Априорная теория, которая видит в вероят-
ности логическое «исходное понятие» и потому оперирует
априорными вероятностями, «разумными ожиданиями» и
тому подобным (типичный представитель: Кеішс); 2. Ста-
тистическая теория, которая определяет вероятность через
предложения о процентной частоте (Häufigkeitsperzent-
sätze) в больших сериях испытаний (типичный представи-
тель: фон Мизес).
К l-му. Из априорных вероятностей никогда не может
следовать что-либо о реальном состоянии природы. Даже
если бы вероятность и была просто принимаемым допол-
нительно логическим исходным понятием, оно было бы
совершенно неинтересным. Я никогда не понимал, каким
образом при помощи одних лишь, пусть даже самых разно-
образных, логических и математических операций можно
из предложений об ожиданиях выжать то, что реально про-
исходит в серии подбрасываний монеты. Но ведь именно
это последнее и представляет собой научную проблему.
Вероятность, которая есть нечто иное, чем предложение о
процентной частоте, есть пустое слово. Всякого рода неяс-
ные ассоциации, которые связаны с этим словом, лишь
скрывают это обстоятельство.
Ko 2-му. Статистическая теория формулирует высказы-
вания о резулыпатах подбрасывания монеты. Следова-
1 Diskussion über Wahrscheinlichkeit // Erkenntnis, 1930-1931, Bd. 1.
S. 260-285. Перевод с нем. яз. д. ф. н. Я. В. Шрамко.
13

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
тельно, полезным и плодотворным является только стати-
стическое определение вероятностной дроби. Имеющиеся
на настоящий момент теории этого типа, конечно же, не-
свободны от внутренних математических затруднений.
В дальнейшем, однако, нам не следует обсуждать эти за-
труднения. Следует обратить внимание на некоторые более
общие проблемы, которые неразрывно связаны с пробле-
матикой исчисления вероятностей и которые, собственно
говоря, лежат в ее основе.
Допустим, нам удалось, на основе полученных до сих
nop результатов игры в рулетку, сформулировать точно
выраженные предложения о процентной частоте для всех
игр в рулетку. На каком основании, однако, могут быть вы-
сказаны подобные предложения также и относительно дру-
гих азартных игр (Zufallsspiele), в которые еще никто нико-
гда не играл. Пример: музыкальная рулетка, в которой ста-
вят не на цвета, a на музыкальные тона и которая
заставляет шарик издавать звуки. Кроме того, теория, ко-
торая желает быть полной, должна объяснить, почему
в случае азартных игр предложения о процентной частоте
производят такое априорное впечатление. Это все же до-
вольно удивительно, что при метании кости, не только от-
носительная частота выпадения одной из граней составляет
1/6, но и странным образом выпадает именно 6, хотя и по-
разному помеченых, но в остальном симметричных граней
кости. Разумеется, это не может служить основанием для
того, чтобы опять, явно или неявно, скатиться к априорной
теории. В действительности дело здесь заключается совсем
в другом. Предложения о процентной частоте порой также
основаны на индуктивных умозаключениях, которые гово-
рят нам: музыкальный тон, которым заканчивается движе-
ние данного тела, никак не влияет на уже пройденый путь;
траекторию падения тела определяет не окраска граней,
a положение центра тяжести и тому подобное. Эти индук-
тивные выводы получаются, однако, ие только из серий
14

Дискуссия о вѳроятности
рассматриваемой в том или ином случае азартной игры, но
опираются на более общий материал наблюдений: они за-
действуют повседневный опыт соприкосновения с движу-
щимися телами любого рода. Итак, имеем: полная теория
исчисления вероятностей не может ограничиваться лишь
той или иной азартной игрой, которая рассматривается в
данный момент, но должна также заниматься и другими
проблемами, и, прежде всего, общей проблемой индукции.
a) Индущия. Можно себе представить такой природный
мир (Nature), в котором действуют те же физические зако-
ны, что и в нашем мире, но в котором эти законы являются
недоступными для людей, поскольку индуктивные выводы
все время оказываются неверными. Пример: до 1929 г. все-
гда, без исключения, именно в тот момент, когда стеклян-
ную палочку подносили к намагниченной стрелке, магнит-
ная буря сильно отклоняла эту стрелку. В этих условиях
законы магнитизма не могуг быть найдены или выведены
по индукции. Мы, конечно же, убеждены или надеемся, что
природа не устроена таким странным образом. Иное уст-
ройство природы, о котором мы думаем, что именно оно
имеет место, и которое должно повсюду осуществляться,
при котором индуктивные выводы приводят к успеху, яв-
ным образом связано с «уравновешиванием случайностей»
и законом больших чисел. Они также должны быть сфор-
мулированы точным образом.
b) Макрозаконы. Бопъцман показал, что в любой изоли-
рованной макросистеме, при условии протекания доста-
точно длительного периода времени, всякий макрозакон
когда-то нарушается, хотя это и происходит чрезвычайно
редко. Пример: равномерно нагруженный рычаг, в ходе
температурных микродвижений его частиц, при охлажде-
нии неожиданно начинает сильно раскачиваться. Впрочем,
такие нарушения встречаются чрезвычайно редко именно
в силу особого устройства микрочастиц (предпосылка бес-
порядка, эргодическая гипотеза и родственные допуще-
15

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
ния); если бы мир был устроен по другому, то даже при тех
же самых микрозаконах, они могли бы встречаться сколь
угодно часто. Таким образом, микрочастицы лишь в том
случае могут объединяться в устойчивые макрообразова-
ния, которые - за очень редкими исключениями - подчи-
няются постоянным макрозаконам, если они устроены оп-
ределенным образом. Это устройство (Konstellation) следо-
вало бы точно сформулировать.
с) Измеримость физических величии (ср. работы Peu-
хенбаха). Любое физическое измерение, которое не просто
описывает прошлые показания измерительных приборов,
но желает засвидетельствовать, что некоторая реальная
величина сохранится также и в будущем, предполагает
компенсирование измерительных погрешностей. Таким
образом, законы природы лишь в том случае могут быть
количественно сформулированы, если мир устроен опреде-
ленным образом. Это устройство следовало бы точно
сформулировать.
Резюме: Самой вероятности лишь тогда можно придать
реальное значение, если определять ее статистически через
предложения о процентной частоте в больших сериях ис-
пытаний. От действительно удовлетворительной теории
необходимо, однако, требовать, чтобы она с помощью по-
лученных таким образом точных понятий разрешила бы
также общую проблему индукции.
Можно осуществлять выводы по индукции, законы
природы могут открываться людьми, макрозаконы могут
быть количественно сформулированы только в том случае,
если природа устроена определенным образом. Это уст-
ройство явно взаимосвязано с «отклонением», «уравнове-
шиванием случайностей», «беспорядком» и тому подоб-
ным; это то же самое устройство, которое в азартных играх
проявляется в постоянстве предложений о процентной час-
тоте. Юм показал, что любая индукция основана на вере.
To, что мы верим, является обстоятельством, которое име-
16

Дискуссия о вѳроятности
ет значение практически только для наших реакций; заня-
тие наукой также является такой реакцией. Во что же мы,
собственно, верим - это наука должна когда-нибудь нако-
нец установить. Осуществляя индуктивные выводы, мы ве-
рим в особое устройство природы, которое должно быть
статистически уточнено посредством предложений о про-
центной частоте. Такое уточнение пока еще не удалось
осуществить полностью безупречным образом.
К докладу Вайсмана: Господин Вайсмаи априорно оп-
ределил вероятность через частное игрового пространства,
a затем конвенционалистски согласовал метрику - физик
сказал бы: «вес» - игровых пространств со статистически
наблюдаемыми относительными частотами. Таким обра-
зом, он хочет отдать должное как априорной, так и частот-
ной теориям. Он, однако, не ответил на один вопрос: поче-
му, когда из шести метаний кости четыре раза выпадает
тройка, нельзя сделать никакого вывода о метрике игрово-
го пространства, но, когда из шести тысяч метаний тройка
выпадает четыре тысячи раз, отсюда уже что-то следует?
«Большие числа», которые здесь вдруг внезапно возника-
ют, опять указывают на неразрешимое переплетение про-
блемы вероятности с проблемой индукции. Почему, в це-
лом, вывод по индукции оказывается более успешным,
если он делается на основании большего числа случаев,
чем на основании меньшего их числа? Без ответа на это
вопрос, - который должен вывести нас из представленного
господином Вайсманом конвенционализма, - вряд ли воз-
можно развить действительно удовлетворительную теорию
вероятностей.
РЕЙХЕНБАХ: Разработки господина Вайсмапа озна-
чают попытку еще раз обновить субъективную теорию ве-
роятностей при помощи средств математической логики.
Несмотря на то, что применение математико-логических
методов значительно усиливает это направление, все же,
17

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
как мне кажется, в своем исходном пункте оно не выдер-
живает критики. Все возражения, которые выдвигались
против субъективной теории вероятностей, сохраняют
свою силу: остается неясным, каким образом основанные
на субъективном незнании вероятностные предложения
распространяются на мир действительных вещей и буду-
щих событий. Далее, недостаточность субъективной тео-
рии вероятностей отчетливо проявляется еще и в том месте
разработок Ваіюмана, где должна быть обоснована степень
вероятности; остается неясным, исходя из какой точки зре-
ния, устанавливается, собственно говоря, эта степень, по-
чему, например, сторонам кости соответствуют одинако-
вые вероятности. Кроме того, господин Вайсман, дабы
преодолеть трудности согласования величины вероятности
и частоты, предпринимает попытку конвенционалистского
обоснования этого согласования: в соответствии с этим
обоснованием, явления объясняются до тех nop, пока не
будет достигнута согласованность с принципом индукции.
Это обоснование разбивается о тот факт, что согласован-
ность всегда можно искусственно сконструировать именно
для наличного состояния наблюдений, однако не для бу-
дущих наблюдений, которые пока еще неизвестны.
Если субъективная теория желает избежать этих труд-
ностей, она должна субъективно истолковать не только
обосноваиие величин вероятности, но и их значение. В со-
ответствии с этим, не только обосиование степени вероят-
ности 1/6 для стороны кости опирается на субъективную
неосведомленность, но и значение предложения «выпаде-
ние определенной стороны кости ожидается с вероятно-
стью 1/6» заключается ни в чем ином, как именно в сооб-
щении того факта, что я о сторонах кости знаю одинаково
мало. Если именно в этом состоит точка зрения господина
Ваисмана, то его теории, конечно же, нельзя возразить.
Однако понимание вероятностных предложений как всего
лишь сообщений о состоянии знаний некоторого наблюда-
18

Дискуссия о вѳроятности
теля не соответствует фактическому употреблению поня-
тия вероятности в науке. Ибо ученый заинтересован как раз
в том, чтобы находить законы, действие которых сохраня-
ется и при будущих наблюдениях; если бы он не имел этой
веры в принцип индукции, оставалось бы совершенно не-
понятным, почему он в качестве принципа упорядочивания
всех состояний наблюдения использует именно принцип
индукции.
ДУБИСЛАВ: Я бы хотел, опираясь на соответствую-
щие рассуждения Еольцано\ дать пекоторую характери-
сптку оптошения вероятности, которая включает в каче-
стве частного случая характеристику, данную господином
Вайсманом, который устанавливает это отношение только
между предложениями.
Характеризуемое отношение, a оно оказывается, при
данных условиях, отношением между пропозициональны-
ми функциями, должно, по понятным причинам, удовле-
творять, по меньшей мере, следующим требованиям.
A. Искомое отношение должно содержать, в качестве
частного случая, такое отношение выводимости, что отно-
шение выводимости может быть истолковано как отноше-
ние вероятности с числовым значением единица, но при
этом обратное утверждение необязательно должно выпол-
няться.
B. Если искомому отношению могут быть присвоены
числовые значения, то эти значения всегда должны при-
надлежать интервалу 0,1, включая границы.
Пусть теперь даны две пропозициональные функции
f(x) и g(x) от одной и той же переменной дг. Мы гово-
рим: между/^ и g(x) имеет место в указаной последова-
тельности отношение вероятности, если выполняется сле-
дующее:
1 В. Bolzano. Wissenschaftslehre, 1837, § 161.
19

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
la. Если мы обозначим множество значений переменной
jc, которое удовлетворяет пропозициональной функции/ft),
посредством Mjy и если мы обозначим множество значений
той же самой переменной jc, которое удовлетворяет как
пропозициональной функции /(х)ч так и пропозициональ-
ной функции g(x), посредством А/^,, и если множество М/
является конечным, то множество A/fg больше, чем множе-
ство, которое составляет, по меньшей мере, половину мно-
жества Mj. —
Или
Ib. Оба множества М( и MJi( являются бесконечными
множествами. Согласно процедуре, которую разработал
Больцано\ но которую мы здесь не приводим, можно уста-
новить, что отношение MjR к Mj принимает значение боль-
ше !/г, но меньше или равно I.
Понятно, что так называемое отношение выводимости
является частным случаем такого рода отношения вероят-
ности. Ибо сказать, что между пропозициональными функ-
циями f(x) и g(x) имеет место в указаной последователь-
ности отношение выводимости, означает: множество М/8
совпадает с множеством М/. Иными словами: множество
значений, которое удовлетворяет пропозициональной
функции ffx)9 совпадает с множеством значений, которое
удовлетворяет как пропозициональной функции f(x)> так и
пропозициональной функции g(x). Вместо этого можно
было бы точно так же сказать, что множество значений, ко-
торое удовлетворяет пропозициональной функции/(^, есть
подмножество множества значений, которое удовлетворяет
пропозициональной функции g(x).
Приведенное выше определение отношения вероятно-
сти можно также распространить на пропозициональные
функции от нескольких переменных, a также на системы
такого рода пропозициональных функций.
1 В. Bolzano. Wissenschaftslehre, 1837, § 161, абзац 7.
20

Дискуссия о вероятности
Отношение вероятности, которое при данных условиях
первоначально имеет место между пропозициональными
функциями, может быть распространено и на предложения.
В самом простом случае можно сказать, что между двумя
высказываниями/^ и g(a), которые в результате одной и
той же подстановки получаются из пропозициональных
функций/ft) и g(x)9 имеет место в указаной последователь-
ности отношение вероятности, если такое отношение имеет
место в этой последовательности между двумя пропози-
циональными функциями/^ и g(x).
Наконец, о предметах G\ и G2 («нечто» в самом широ-
ком смысле, т.е. все равно, являются ли они событиями,
вещами и т.п.) говорят, что между ними имеет место в ука-
заной последовательности отношение вероятности, если
эти два предмета могут быть точно описаны в рамках неко-
торой теории посредством двух утверждений В\ и Д?, меж-
ду которыми имеет место в этой последовательности от-
ношение вероятности.
Вопрос о том, возможно ли, a если да, то каким обра-
зом, объединить сформулированное выше определение от-
ношения вероятности с предложенной К.Дёрге и
Р. фои Мизесом аксиоматизацией исчисления вероятно-
стей, мы оставляем для будущих исследований.
Понедельпик, 16 сентября 1929 г.
ХЁРЛЕН: Господин Цильзель изобрел музыкальную
рулетку; он, однако, не пожелал ее испытать. Если он все
же делает о ней вероятностные высказывания и считает их
правильными, то это не доказывает ничего более, как силу
его веры. Реально устанавливаемые так называемые веро-
ятностные законы являются на самом деле ничем иным,
как обобщающими сообщениями об уже известном, о про-
шлом или настоящем. Для экспериментального физика их
ценность, поэтому, в высшей степени незначительна.
21

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
Собственно говоря, наше утверждение тривиально. Са-
мо собой разумеется, что установлено может быть лишь то,
что уже действительно существует; a не то, что еще только
должно осуществиться. To, что здесь речь идет только
лишь о верояптостных законах, ничего не меняет. Если
вероятностные высказывания следует истолковывать как
предсказания, то в настоящее время они не могуг быть
доказуемы, и таким образом, они не являются закона-
ми. Это означает, что всякий раз позитивно может быть
решена только одна из проблем - проблема смысла и зна-
чимости.
Это является общим фактом, который выполняется для
любой теории, a не только для теорий вероятностей. Ведь
осмысленная теория возникает в результате того, что мы
через упорядочивание фактов опыта, содержаний наших
преживаний устанавливаем между ними взаимосвязь. Ta-
ким образом, эта взаимосвязь создается, прежде всего, на-
ми самими; a существует ли она на самом деле - это нам
неизвестно. Мы можем только констатировать, что содер-
жания наших переживаний устроены таким образом, что
они соединяются друг с другом в определенном порядке. -
Впрочем, с психологической точки зрения дело обстоит та-
ким образом, что в процессе этого упорядочивания мы ве-
дем себя гораздо менее активно, чем это только что было
представлено; в гораздо большей степени нам просто-
напросто навязываются определенные возможности упоря-
дочивания. Но это уже психологический факт, который
выходит за рамки логически постигаемого. С логической
точки зрения, взаимосвязи между фактами опыта, которые
представляют или создают наши теории, суть ни что иное,
как наши произвольные творения.
Если мы не хотим сидеть, сложа руки, то нам фактиче-
ски не остается ничего другого, как принять определенные
трансцендентные допущения. Таким образом, мы должны
верить в то, что взаимосвязь, созданная нашей теорией, бу-
22

Дискуссия о вероятности
дет выполняться и в дальнейшем; при этом, правда, наша
вера диктуется нашими желаниями. Или же, мы, по край-
ней мере, должны вести себя так, как если бы эта взаимо-
связь всегда выполнялась и в будущем. Иными словами, из
соображений целесообразности, мы принимаем в качестве
определенного то, что на самом деле невозможно устано
вить; при этом мы должны осознавать, что речь идет о
произвольном допущении. Это прагматизм, но еще не фик-
ционализм. Ибо речь ведь идет о гипотезах, возможных
допущениях, a не о фикциях, осознано ложных допущени-
ях. A именно, едва ли возможно установить, в принципе,
как отсутствие этой взаимосвязи, так и ее наличие.
Что выполняется для каждой теории вообще, выполня-
ется также и для вероятностных высказываний. В самом
деле, ведь всякое вероятностное высказывание содержит
определенное равнозначное с ним высказывание о том, что
некоторое событие наступает с определенной вероятно-
стью. - Мне даже кажется, что именно посредством учения
о вероятности в полной мере проявляется разрыв между
теорией и действительностью. Господин Феіігль вчера ска-
зал, что при невероятных событиях, мы должны сидеть,
сложа руки. Фактически мы должны вести себя так в лю-
бой период времени, в котором мы склонны рассматривать
хотя бы один момент всего лишь как вероятный. Можно
было бы себе представить, что сегодня заканчивается оп-
ределенный период, который протекал с момента возник-
новения мира и, начиная с завтрашнего дня, вступают
в действие совершенно новые физические законы. Но, не-
смотря на это, мы допускаем сегодня, что мы не находимся
в каком-то невероятном состоянии и, исходя из этого до-
пущения, делаем вероятностные выводы о том, что про-
изойдет завтра.
Я бы еще хотел обратить внимание на весьма заслужи-
вающую внимание работу господина Лукасевича (Die
logischen Grundlagen der Wahrscheinlichkeitsrechnung. Kra-
23

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
kau, 1913, Akad. d. Wiss.), в котором вероятностные выска-
зывания истолковываются как неопределенные высказыва-
ния, a вероятности - как истинностные значения таких вы-
сказываний. С этим связаны осуществляемые в Варшаве
исследования по многозначной логике. - Дискуссия о за-
коне исключенного третьего показала, что многозначную
логику следует рассматривать как часть двузначной логики
и она может быть построена не полностью независимо от
двузначной логики. Точно также нецелесообразной являет-
ся альтернатива «строгая логика с практическим фактором
неопределенности или вероятностная логика?». Скорее, ве-
роятностная логика уже лежит в основе строгой логики.
Это созвучно высказанной выше мысли, что каждому веро-
ятностному высказыванию соответствует некоторое опре-
деленное высказывание.
КАРНАП: Я хотел бы, опираясь на разработки господ
Рейхенбаха и Вайсмана, высказать критические соображе-
ния по поводу двух положений из выступления господина
Рейхенбаха, однако сначала я хотел бы особо подчеркнуть,
что по многим основным вопросам наши позиции совпа-
дают; на это указывает уже и совместное проведение дан-
ной конференции. Я буду исходить из двух пунктов, кото-
рые, на мой взгляд, имеют основополагающее значение,
поскольку они затрагивают логические вопросы. Господин
Рейхенбах сказал, что вероятностные высказывания о бу-
дущем не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты
посредством опыта, т.е. через будущие переживания. По-
скольку я не располагаю достаточным временем для обос-
нования противоположной точки зрения, я удовлетворюсь
тем, что поставлю один вопрос. При этом, я не хочу огра-
ничиваться понятием вероятности, a сформулирую свой
вопрос как общий теоретико-познавательный вопрос: Счи-
таете ли Вы, что высказывание может иметь смысл, если
оно в принципе не верифицируемо, т.е., если даже невоз-
24

Дискуссия о вероятности
можно себе представить, что его можно подтвердить или
опровергнуть посредством теперешнего или будущего
опыта? По моему мнению, смысл любого высказывания
состоит в том, что оно сообщает нам нечто о возможном
содержании переживаний, при этом высказывание считает-
ся подтвержденным, когда это содержание переживаний
имеет место, в противном случае высказывание считается
опровергнутым. Если бы высказывание не проводило тако-
го рода различия между двумя видами возможных содер-
жаний переживаний, то оно ничего не сообщало бы нам о
том, что мы хотели бы знать.
В отличие от господина Рейхеибаха, я придерживаюсь
мнения, что построения господина Вайсмаиа в основном
правильны, даже если они оставляют открытыми ряд во-
просов. В своем возражении господину Вайсмапу господин
Рейхенбах делает замечание, по поводу которого я бы хо-
тел задать свой второй eonpoc. A именно, он сказал, что
если принять интерпретацию Вайсмана, то вероятностное
высказывание о будущем было бы не более чем сообщени-
ем о том, что мы испытали в прошлом, т.е. не сообщало бы
ничего сверх того, что мы и так уже знаем. Я бы хотел
здесь снова оставить в стороне частный случай, связанный
с применением понятия вероятности, и задать один прин-
ципиальный вопрос: Может ли научное высказывание со-
общать более того, что нам уже известно? Как я предпола-
гаю, господин Рейхенбах ответит на этот вопрос отрица-
тельно и добавит, что необходимо проводить различие
между тем, что нам известно непосредственно из опыта и
тем, что мы только опосредованно из него выводим. На ос-
новании этого я бы сформулировал свой вопрос следую-
щим образом: Можем ли мы, с помощью какой-нибудь
процедуры вывода, вывести из того, что нам известно не-
что «новое», что не содержалось бы в уже известном? Та-
кого рода процедура вывода была бы, очевидно, колдовст-
вом. Мне кажется, мы должны это отвергнуть.
25

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
РЕЙХЕНБАХ: Если я должен здесь в порядке дискус-
сии кратко ответить на вопросы господина Карнапа, то бу-
дет невозможно настолько глубоко войти в суть проблемы,
как того, собственно, требует предмет рассмотрения. По
этой причине расхождения между мной и господином Кар-
иапом представляются более значительными, чем они есть
на самом деле; наши позиции совпадают в конечной теоре-
тико-позначательной точке зрения, в то время как при ана-
лизе такой сложной логической проблемы, какую пред-
ставляет вероятность, естественно имеются различия, до
тех nop, пока теоретико-познавательные проблемы вероят-
ности будут оставаться так мало разработанными как те-
перь. Для предварительного прояснения проблемы, я хочу
здесь кратко ответить на вопросы господина Корнапа; ведь
прояснение различий представляет собой единственный
путь, на котором мы можем продвинуться в их преодо-
лении.
Вопросы господина Кариапо поставлены в рамках клас-
сической логики; однако я в своем докладе отметил, что
теория вероятностей не может быть объяснена в рамках
классической логики. Кто придерживается точки зрения,
что каждое высказывание должно быть истинным или лож-
ным, каждое высказывание о возможных положеииях дел
может быть в принципе подтверждено или опровергнуто,
тот должен прийти к выводу, что все вероятностные выска-
зывания о будущем, которые представляют собой нечто
большее, чем простые сообщения о происшедшем, являют-
ся бессмысленными. Я также сказал в своем докладе, что
это - подлинная теоретико-познавательная трудность тео-
рии вероятностей. Однако, с другой стороны, я сказал, что
с точки зрения теории познания перед нами не стоит зада-
чи выносить суждение о вероятностных высказываниях.
Как мне кажется, такая постановка вопроса является оши-
бочной. Я нахожу, что мы обязаны принимать познание та-
ким, какое оно есть, и должны видеть, какого рода опера-
26

Дискуссия о вероятности
ции имеются в познаиии. Если первый вопрос Карпапа ис-
толковать в смысле классической логики, то на него необ-
ходимо ответить отрицательно. Однако я полагаю, что мы
можем допустить высказывания, которые с точки зрения
классической логики являются неразрешимыми. Я пола-
гаю, что вероятностные вопросы постольку являются до-
пустимыми, поскольку существует индуктивная разреши-
мость, как это доказывает фактическое поведение любого
человека. Здесь нет возможности изложить теорию индук-
тивной разрешимости в полном объеме. Тем самым также
дается ответ и на второй вопрос. С точки зрения классиче-
ской логики, нельзя конечно осуществлять вывод, который
сообщает больше того, что нам уже известно. Однако мы
не обходимся такого рода процедурой ни в науке, ни в по-
вседневной жизни. Вопрос господина Карнаиа, может ли
ученый высказывать то, что ему неизвестно, звучит так,
как будто теория вероятностей требует от него чего-то чуть
ли не аморального. Конечно, ученый не может высказывать
все, что угодно, и что никак не связано с его наличными
знаниями; ситуация однако будет выглядеть совсем по-
другому, если ученый положит в основу расширения своих
знаний принцип индукции. Итак, мой ответ на вопрос гос-
подина Карнапа звучит следующим образом: «Да, но
существуют определенные принципы, которые должны ре-
гулировать расширение нашего знания, когда такое расши-
рение является допустимым». Точно таюке ведь и выска-
зывания свидетелей, дающих под присягой показания в су-
де, могут в этом смысле выходить за рамки непосредст-
венных чувственных данных.
ЦИЛЬЗЕЛЬ: В теории, которую развил господин
ф. Мизес, имеются внутренние трудности, и именно, труд-
ности связанные с конвергенцией, на которые обратил вни-
мание господин Феигль, и трудности связанные с «незави-
симостью». В каких случаях два коллектива являются вза-
27

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
имно независимыми? От этого вопроса, на который пока
нет удовлетворительного ответа, зависит мультипликаци-
онная теорема исчисления вероятностей. Однако на внут-
ренних моментах я далее не хочу останавливаться.
Поскольку господин ф. Мизес только что появился в за-
ле, я бы хотел задать ему вопрос, является ли коллектив в
его понимании эмпирическим понятием или же некоторой
идеализацией. Как мне кажется, его точка зрения по этому
вопросу изменилась, по сравнению с тем, что он считал
ранее.
Более важно то, что в рамках указанной теории невоз-
можно решить общую проблему индукции. Ибо уже в во-
просе, следует ли рассматривать некоторую эмпирически
данную конечную последовательность событий в качестве
начальной части коллектива, в игру вступает индукция.
Что мне толку от самого распрекрасного коллектива, если я
не могу его использовать эмпирически? Можно понять
еще, когда математик посредством понятия коллектива
идеализирует уже сыгранные азартные игры. Что, однако,
дает ему основания для того, чтобы делать высказывания о
еще никогда не сыгранных азартных играх или коллекти-
вах? Пример: пронумеруем грани правильного додекаэдра,
изготовленного из однородного материала; затем будем его
"метать" (как это обычно делают с игральной костью).
Очевидно, здесь будут иметь место определенные величи-
ны вероятности - которые может устаповить любоіі ма-
тематик - по аналогии с метанием кости. Таким образом,
и здесь мы используем индукцию, которую нельзя обойти
также и в теории.
Также представляется слишком узким пониманием, ко-
гда для количественного описания законов природы ис-
пользуется просто следующее предложение: любая после-
довательность измерений, осуществленная относительно
одной и той же физической величины, дает нам коллектив,
a значит относится к разряду математических предложений
28

Дискуссия о вероятности
о разбросе значений и т.п. Ведь обнаружению любого ко-
личественного закона должны предшествовать качествен-
ные знания. В таких знаниях, однако, уже содержатся ос-
новные трудности. Пример: прежде чем Галилей мог найти
формулу падения тел, нужно было знать, что цвет и запах
падающих тел, обед экспериментатора и т.п. не оказывают
на падение тела никакого заметного влияния. Без таких
знаний, получаемых из повседневной жизни, нельзя даже
начать осуществление измерений. Таким образом, подлин-
ные проблемы заключаются уже в повседневной качест-
венной индукции. Конечно, математик и физик ведут речь
только о результатах количественных измерений. Фило-
соф, однако, должен выйти за узкоспециальные границы и
рассмотреть проблему всесторонне. Проблема вероятности
относится к философским проблемам, поскольку ее можно
решить только в результате унифицированного рассмотре-
ния очень обширных областей. Осуществлять исследова-
ния с математической точностью можно также и за преде-
лами узкоспециальных математических областей.
Проблемы индукции, нахождения и количественного
формулирования законов природы можно объединить под
общим названием «проблемы применения». A именно, речь
идет об общем вопросе, как должна быть устроена приро-
да, чтобы дедуктивно построенные теории могли приме-
няться к эмпирической области. Физики привыкли не ис-
следовать это своеобразное устройство природы, a подра-
зумевать его в качестве предпосылки; господин ф. Мизес
также исключает его рассмотрение - как мне кажется, не
вполне правомерно - из теории вероятностей. He так важ-
но, в какой раздел поместить проблему применения. Но
все-таки - где-пю же она должна исследоваться!
ф. МИЗЕС: По вопросу, представляет ли собой коллек-
тив нечто эмпирическое или же является идеализацией,
мое мнение таково, что коллектив есть полностью абст-
29

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom /
рактное, идеальное понятие. Я понимаю свое определение
так, как в геометрии понимается определения шара.
Здесь был задан вопрос, каким образом можно решить,
является ли некоторая данная в опыте последовательность
коллективом. Я полагаю, что пока еще этот вопрос заходит
слишком далеко. По моему мнению, это не есть проблема
теории вероятностей, a вопрос, который выходит за ее пре-
делы и который можно точно так же трактовать, как и во-
прос: откуда я знаю, что Земля является шарообразной в
строго теоретическом смысле? Сколько измерений должен
я осуществить, чтобы это узнать? Из конечного числа из-
мерений вывести это точным образом, очевидно, нельзя.
Такого рода вопрос можно обсуждать, однако я не думаю,
что он имеет какое-либо отношение к теории вероятностей
как таковой. Ситуация с «проблемой применения» обстоит
здесь аналогично тому, как, например, в вопросах: Откуда
мы знаем, что геометрию можно применять к действитель-
ности, или что механика абсолютно твердого тела приме-
нима к реальным вещам? На каком основании мы вообще
считаем что-либо абсолютно твердым телом? Мы делаем
определенные выводы из теории абсолютно твердого тела
и, если эти выводы некоторым образом согласуются с на-
блюдениями, это нас удовлетворяет, и мы говорим, что со-
ответствующее тело может считаться абсолютно твердым
телом. Точно так же обстоят дела и с вопросом, образует
ли тот или иной ряд явлений, например, ход некоторой иг-
ры, коллектив. Я не думаю, что в этом пункте частотная
теория вероятностей отличается от других отраслей естест-
вознания.
Что касается додекаэдра, то был задан вопрос: Каким
образом мы можем о нем что-либо знать? Ясно, что мы ни-
чего не знаем. Мы просто составляем наши расчеты, как
если бы y нас было тело с 12-ю равными вероятностями и
вычисляем исходя из этого. Можем ли мы когда-либо изго-
товить такое тело, a если да, то каким образом - этого мы
30

Дискуссия о вероятности
не знаем, мы можем это только предполагать, по аналогии
с метанием кости. Впрочем, здесь возможны две позиции.
Прежде всего, можно встать на точку зрения, в соответст-
вии с которой якобы имеется априорная вероятность, как
если бы можно было без всякого опыта утверждать, что
додекаэдр имеет 12 равных вероятностей. Я полагаю, что
эту позицию здесь никто не отстаивает и мне не нужно ее
опровергать. Другая позиция утверждает, что хотя это не
известно a priori, но это известно на основе опирающейся
на опыт классической (детерминистской) науки, механики:
из механики абсолютно твердого тела якобы следует, что
оно зависит только от момента покоя и момента инерции;
если эти моменты одинаковы для 12-ти ребер кости или
для 30-ти ребер додекаэдра, то имеем налицо симметрию, a
тем самым и равную вероятность. На это я должен сказать:
Вы можете только тогда делать какие-либо выводы из ме-
ханики, когда вы полностью знаете весь механический про-
цесс. Как известно, кость мечтут с помощью стаканчика,
который сперва «трясут», и кость можно метать так, что
даже при полностью «правильной», т.е. точно симметрич-
ной кости, ее шесть сторон выпадают не одинаковое коли-
чество раз. Механика здесь ничего не даст. Это было бы
возможно только в том случае, если бы такие простые ме-
ханические отношения как y кости распространялись бы на
весь процесс. Однако, что происходит в стаканчике, когда
мы его трясем, остается неизвестным; встречаются ловка-
чи, которые даже с правильной костью, так ее мечут, что
всегда выпадает одна и та же сторона. Предпосылки для
применения самоочевидного принципа симметрии распро-
страняются только на кость, a не на весь процесс. - Вывод
от кости к додекаэдру: Так как это выполняется для кости,
мы допускаем, то это будет выполняться в случае с анало-
гично изготовленным додекаэдром, не является теоретиче-
ским выводом, a предположением, которое с одинаковым
Успехом может быть как ложным, так и истинным. Такие
31

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
выводы по аналогии, которые выходят за пределы науки,
мы делаем очень часто, однако мы не можем затем обосно-
вать их теоретически. Тут, на мой взгляд, нет никакой дей-
ствительной трудности.
Что касается последнего пункта, который здесь упоми-
нался, что с помощью частотной теории якобы не все во-
просы могут быть разрешены и в повседневной жизни нам
нужны так называемые вероятностные выводы, которые
выходят за рамки этой теории, я бы хотел заметить, что
частотная теория вероятностей должна быть полностью от-
делена от любого применения слова «вероятность» к чему
бы то ни было, кроме статистических многообразий. Если
кто-то хочет знать, какова вероятность того, что его брак
сложится хорошо, он может привлекать какие угодно рас-
суждения, однако не может использовать никакие разум-
ные рассуждения, которые хоть как-то относятся к исчис-
лению вероятностей. Ибо такой вопрос не может ссылаться
на большую последовательность однородных процессов.
To обстоятельство, что в повседневной жизни слово веро-
ятность используется в гораздо более расширительном
смысле, чем мы это делаем в нашей теории, представляет
собой вполне нормальное явление, с которым мы очень хо-
рошо знакомы на примере таких выражений как «сила»,
«работа» и т.п. В этом я не могу усмотреть никакого упре-
ка в адрес теории.
РЕЙХЕНБАХ: Я согласен с господином ф. Мизесом
в том, что вероятностные высказывания в принципе долж-
ны переводится в частотные высказывания. Только мне
кажется, что математическое исчисление вероятностей
господина ф. Мизеса, столь остроумно построенная в ее
математическом исполнении, все же не дает решения про-
блемы частотных высказываний. Ибо коллективы ф. Mme-
са суть бесконечные последовательности и остается со-
вершенно открытым, как возможно соотнести эти беско-
32

Дискуссия о вероятности
нечные последовательности с правда очень большими, но
все же всегда конечными последовательностями наблюде-
ний опыта, т.е. каким образом исчисление вероятностей
ф. Мизеса должно применяться в физике. Господин ф. Ми-
зес развил взгляд, что единственной задачей математика
является построение идеализированного исчисления веро-
ятностей; что же касается соотнесения этой идеальной
дисциплины с действительностью, то до этого математику
как таковому якобы нет никакого дела. Точно так же, на-
пример, геометрия является замкнутой в себе математиче-
ской системой; a установить, воплощают ли определенные
физические тела свойство этой системы, является задачей
физика, который для этого как раз должен обратиться
к опыту. Здесь мне, однако, кажется, что от господина
ф. Мизеса ускользнула одна существенная особенность по-
нятия вероятности, которая делает сравнение с геометрией
недостаточным.
При соотнесении физических тел с математической
теорией появляется понятие приближения, и это понятие
содержит понятие вероятности. Ибо нельзя утверждать: эти
физические вещи соответствуют в определенных границах
метаматическим аксиомам, a нужно говорить: эти физиче-
ские вещи соответствуют с болъшои вероятностъю в опре-
деленных границах математическим аксиомам. Таким
образом, проблема соотнесения сама содержит понятие ве-
роятности. В случае с геометрией можно проблему соотне-
сения отделить от математической теории, поскольку про-
блема соотнесения не содержит никаких геометрических
понятий; в случае же с теорией вероятностей устанавли-
ваемое этой теорией понятие само входит в проблему со-
отнесения: в этом состоит логическая особенность пробле-
мы вероятности. Поэтому математик не может просто раз-
вивать бесконечные последовательности с определенными
частотными свойствами, соотнесение которых с действи-
тельностью он затем оставляет физику; но перед ним стоит
2 3ак. 1731 33

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
задача, развить такое понятие вероятности, которое будет
использоваться в процессе такого соотнесения. Таким об-
разом, проблема соотнесения должна быть включена в тео-
рию вероятностей.
Поэтому я набросал в своем докладе теорию вероятно-
стей, которая хотя и истолковывает вероятность, также как
и теория господина ф. Мизеса, посредством предела часто-
ты в бесконечной последовательности; но я включил в эту
теорию, в качестве существенной составной части, аксиому
индукции, поскольку только с помощью этой аксиомы час-
тотные высказывания получают смысл, который доступен
для применения к действительным вещам. Это, правда, ве-
дет к теории, в которой вероятностные высказывания яв-
ляются истинными только лишь с той или иной степенью
вероятности; и поэтому эту теорию, которая отказалась от
альтернативы истинно-ложно, нельзя больше называть ма-
тематической теорией. Это, однако, как раз показывает, что
идеального математического исчисления вероятностей во-
обще не существует. Математическая теория может только
сформулировать определенные корреляты понятия вероят-
ности, которые находятся в определенном отношении к
прикладному понятию вероятности, без того чтобы его
действительно охватывать. Нечто в этом роде выполняет
классическая теория вероятностей, которую можно пони-
мать как систему имплицитных определений для такого
рода коррелятивного понятия, и именно этого достигает
теория ф. Мизеса, которая при помощи понятия частоты
создает такого рода кореллятивное понятие. Однако физи-
ческое понятие вероятности иное.
Нельзя также утверждать, что физика содержит два по-
нятия вероятности, одно - которое используется при соот-
несении математической системы с действительностью,
a второе - которое используется в статистических законах,
как, например, в теории газов. Напротив, в обоих этих слу-
чаях мы имеем дело с одним и тем же понятием вероятно-
34

Дискуссия о вѳроятности
сти; именно это нужно рассматривать в качестве важней-
шего результата всей теоретико-познавательной разработ-
ки теории вероятностей. Когда физик вычисляет по стати-
стическим законам усредненную траекторию свободного
движения молекулы газа, результат будет означать: при
большом множестве молекул среднее значение всех траек-
торий будет вероятно соответствовать вычисленной траек-
тории. Понятие «вероятно», с которым мы здесь сталки-
ваемся, можно преобразовать в частотное высказывание,
путем формулировки следующего неопределенного пред-
сказания: при возрастании числа молекул, среднее значе-
ние свободных траекторий все более точно будет соответ-
ствовать результату вычисления. Точно так же понятие ве-
роятности, независимо от того, обозначает ли оно
вероятность или же простое «предположение», позволяет
преобразовать соотнесение в неопределенное предсказание
частоты: то, что измеренный шест, вероятно, имеет длину
73,425 см означает такое частотное высказывание: при
осуществлении большого числа измерений этого шеста,
среднее значение измерений, вероятно, будет равно 73,425
см. Здесь опять же мы можем лишь тогда элиминировать
понятие вероятно, когда имеется высказывание, выражаю-
щее неопределенное предсказание: при возрастании числа
измерений, среднее значение будет стремиться к числу
73,425 (возможно, в пределах определенных границ точ-
ности).
Поэтому в физике имеется только одно понятие вероят-
ности. Его нельзя выразить в рамках некоторой математи-
ческой дисциплины, но только посредством теории вероят-
ностей, которая включает аксиому индукции и которая пе-
реходит от альтернативы строгой логики истинно-ложно к
вероятностным высказываниям и индуктивной разрешимости.
НЕЙРАТ: Я бы хотел задать вопрос господину ф. Ми-
зесу, можем ли мы с целью наведения порядка среди всех
35

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
этих проблем, разграничить следующие три комплекса во-
просов: Во-первых, чистые логико-математические вопро-
сы, относящиеся только к построению исчисления вероят-
ностей, все предложения которого все же имеют аналити-
ческий (тавтологический) характер. Во-вторых, вопросы,
которые направлены на эмпирическое значение исчисления
вероятностей. Здесь, прежде всего, нужно потребовать,
чтобы каждое вероятностное высказывание было устроено
таким образом, чтобы на основе опыта однозначно можно
было определить его истинность или ложность. A потому
ссылку на бесконечные ряды испытаний следует исклю-
чить. Таким образом, уже для первой группы проблем воз-
никает вопрос, нельзя ли исключить понятие бесконечно-
сти тем, что в основание здания математического исчисле-
ния вероятностей вместо понятия коллектива положить
конечное множество элементов. - Третья проблемная об-
ласть группируется вокруг вопроса индукции. В сегодняш-
ней дискуссии я бы не хотел придавать какое-либо значе-
ние этому очень неопределенному вопросу, a хотел бы
лишь подчеркнуть, что проблема предсказания никак не
связана с двумя первыми группами вопросов. Ведь индук-
цию никоим образом нельзя обосновать теоретическщ a
то, что мы все же непрерывно ее используем, является де-
лом практического поведения ирешения.
ТОРНЬЕ: У меня возникает впечатление, что филосо-
фы требуют от математики слишком многого, a именно, не
больше и не меньше, как каким-то образом доказать, что
естественные науки возможны. Однако единственная зада-
ча математики состоит в том, чтобы по возможности целе-
сообразно сформулировать аксиомы исчисления вероятно-
стей. При этом, впрочем, установление того, что является
нерегулярным, т.е. формулировка аксиомы нерегулярно-
сти, является в значительной степени произвольным. Мо-
жет ли теория вероятностей иметь применения, математики
36

Дискуссия о вѳроятности
не касается. Практика же показывает, что ее можно приме-
нять. Поэтому я бы усомнился, что исчисление вероятно-
стей отличается от геометрии в том, что может существо-
вать только одно исчисление вероятностей. Я полагаю, что
возможно несколько видов исчисления вероятностей, a яв-
ляются ли они применимыми на практике - это другой во-
прос.
ГРЕЛЛИНГ: Я бы хотел только сделать несколько
замечаний по проблеме индукции: Остается открытым
вопрос, какая формулировка принципа индукции являет-
ся наилучшей. В любом случае, можно утверждать сле-
дующее:
1. Без применения такого принципа в естественных
науках невозможно никакое продвижение вперед; ибо
только принцип индукции обеспечивает возможность за-
ключения от наблюдаемых фактов к ненаблюдаемым.
A без такого вывода наука не достигает своей важнейшей
цели - предвидения.
2. Принцип индукции не является тавтологическим. Ес-
ли попытаться заменить его на тавтологическое высказы-
вание, то никакой вывод одних высказываний из других не
будет возможным.
3. Сам принцип индукции нельзя обосновать посредст-
вом индукции. Это был бы очевидный круг.
Если бы я все еще оставался фризианцем1, то я бы из
этого факта сделал бы следующий вывод: итак, рассматри-
ваемый принцип является синтетическим априорным суж-
дением. Но сегодня я говорю: если это утверждение озна-
чает больше, чем то, что этот принцип является тавтологи-
ческим и одновременно неэмпирическим высказыванием,
то я его оспариваю; я не верю, что мы можем a priori no-
Последоватслем Якоба Фркдриха Фриза (1773-1843) - немсцкого
философа, физика и матсматика. - Пріш. перев.
37

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
знать что-либо, что не является тавтологией. В любом слу-
чае, однако, из того, что некоторый незаменимый для нау-
ки принцип невозможно обосновать ни логически, ни эм-
пирически, нельзя делать вывод, что он представляет апри-
ориое познание.
Конечно, данная констатация не решает проблему ин-
дукции, но ставит ее со всей остротой. Мы вполне можем
утверждать, что принцип индукции выражает априорпое
убеждение, которое лежит в основе наших эмпирических
выводов. Однако насколько правомерно это наше утвер-
ждение, на этот вопрос можем мы сегодня столь же мало
ответить, как и Юм 200 лет тому назад. СТОП
ф. МИЗЕС: К вопросу господина Heùpama относитель-
но необходимости бесконечности, я хотел бы сказать сле-
дующее: Это - серьезная проблема, о которой я много раз-
мышлял. Почему нужно принимать во внимание бесконеч-
но продолжительные ряды испытаний? Возможно, это
станет ясным из следующей аналогии. В геометрии мы ра-
ботаем с так называемыми математическими линиями и
плоскостями. Феликс Клейн высказал однажды идею, что
поскольку в реальности нет никаких линий, a только поло-
сы, то следовало бы попытаться в геометрии принять поло-
сы различной толщины, и развить на этой основе всю гео-
метрию кривых, которая станет тогда геометрией полос.
Разработка этой темы, однако, далеко не продвинулась.
Нужно затратить очень большие усилия уже только на то,
чтобы установить, что в геометрии полос должно заменить
точку пересечения двух кривых, кроме того, появляется го-
раздо более сложное понятие кривизны и т.д. (Все это свя-
зано с клейновским понятием апроксимационной матема-
тики в противоположность прецизионной математике.)
Точно так же обстоят дела и в исчислении вероятно-
стей. Можно попытаться работать с конечными значения-
ми частоты, это было бы, однако, очень сложно и трудно-
38

Дискуссия о вѳроятности
обозримо, и нельзя было бы получить ни одной простой
теоремы. Любая предварительная смета, которую состав-
ляет при своих расчетах страховая компания, предполагает
наличие бесконечного числа случаев. Поэтому обычно по-
ступают таким образом: Из практических соображений ис-
пользуется бесконечная теория, расчеты осуществляются
так, как если бы материал, на котором проводят испытания,
был бесконечным, хотя берутся конечные сегменты этого
материала, кроме того, во всех операциях задействуют пра-
вила вычислений, которые основаны на принятии беско-
нечных коллективов, потому что такие правила являются
более короткими, более простыми и более обозримыми.
Господин Цилъзелъ затронул вопрос статистики, и тем
самым, опять-таки, «проблему применения». Здесь я дол-
жен признаться в собственной некомпетентности. По прав-
де сказать, y меня возникает ощущение, что за словом
«проблема применения» скрывается то, что вполне обосно-
ванно называют псевдопроблемой. Точка зрения, что наря-
ду с теориями для определенных предметных областей,
существует еще одна, дополнительная, теория о том, как
теоремы первых теорий могут быть применены к действи-
тельности, представляется мне аналогичной учению о «ве-
щи в себе». Я очень старался обнаружить в «проблеме
применения» нечто иное, однако каждый раз прихожу к
выводу, что здесь мы имеем типичную псевдопроблему и
что в отношении любой предметной области не нужно де-
лать ничего, кроме как разработать теорию, которая уст-
роена по типу геометрической теории или механики. Мож-
но задавать вопрос о применимости, однако это не значит,
что нужно разрабатывать теорию применимости. Такого
раздвоения не существует - во-первых, теория движения
абсолютно твердых тел, a во-вторых, теория о том, как тео-
рия абсолютно твердых тел должна применяться к реаль-
ным телам. Аналогичным образом обстоят дела с тем, о
чем говорил господин Греллинг.
39

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
Касательно того, что, как здесь утверждалось, может
существовать только одно исчисление вероятностей, в то
время как имееются различные геометрии, то я согласен с
господином Торнье, который это оспаривает. Можно, на-
пример, изменить аксиому нерегулярности; можно вместо
нее принять несколько иную аксиому, в результате возник-
нет другое исчисление вероятностей, в том же самом
смысле, в котором имеются эвклидова и неэвклидова гео-
метрии.
По поводу выступления господина Рейхенбаха относи-
тельно значимости понятия вероятности для любой про-
блемы применения (к примеру, геометрии), я бы хотел
процитировать одно замечание из моего доклада, a именно
то, что не следует смешивать приближение и статистику,
которые поначалу не имеют друг к другу никакого отно-
шения. Таким образом, нельзя сводить «оценивание» в
геометрии или какой-нибудь другой естественной науке к
исчислению вероятностей. To, что лишь приблизительно
можно установить, является ли та или иная поверхность
плоскостью, первоначально не имеет к исчислению веро-
ятностей никакого отношения. Тут мы имеем очень глубо-
ко укоренившееся злоупотребление обыденным языком,
которое затем перешло в математические учебники, где
ожидаемое значение некоторого коллектива часто почему-
то обозначается как приближенное значение. Итак, то об-
стоятельство, что о той или иной физической поверхности
нельзя точно решить, является ли она плоскостью, это -
факт того же самого рода, что нельзя точно сказать, при-
годно ли уже для вычислений значение частоты, установ-
ленное относительно длинного, но ограниченного ряда
испытаний. Я не считаю правильным, когда исчислению
вероятностей навязывают то, что господин Цильзель назы-
вает «проблемой применения», и когда исчисление вероят-
ностей должно, так сказать, компенсировать тот факт, что
в геометрии не знают точно, каким образом геометриче-
40

Дискуссия о вероятности
ская теория связана с реально существующими телами. Ис-
числение вероятностей - не для этого.
С этим связан другой вопрос господина Реіѵсенбаха, ко-
торый проводит различие между чисто математической и
индуктивной вероятностью и для каждой из них желает по-
строить отдельную теорию. Это несколько преувеличено. Я
придаю большое значение ограничению, что в теории ве-
роятностей не все то может быть подвергнуто рассмотре-
нию, что в обыденном словоупотреблении подразумевается
под словом вероятно. Вообще существует два различных
способа занятия наукой. Например, можно поднять про-
блему, что такое религия. В обычном понимании это озна-
чает, что отыскиваются всевозможные взаимосвязи со сло-
вом религия, все, что в научном, социологическом смысле
и т.п., или в языковом употреблении можно связать со сло-
вом религия, или что когда-либо обозначалось словом ре-
лигия, a затем пытаются приблизительно очертить и оха-
рактеризовать весь этот громадный комплекс. В данном
случае этот способ я отвергаю; я использую слово «вероят-
ность», которое, впрочем, лучше было бы тогда уж заме-
нить на какое-нибудь неупотребительное слово, например,
пробабильность (Probabilitäi) или что-то в этом роде, для
математически полного, точно очерченного понятия. Это
было бы не наукой, a карикатурой на науку, если бы мы
хотели построить теорию обо всем, что в обычной жизни
правомерно или нет называют «вероятным». Если в этом
видят задачу некой философской теории вероятностей, то
такого рода теорию я отвергаю.
Далее, мне кажется ошибкой господина Реііхенбаха, что
он пренебрегает высказыванием, что каждое физическое
измерение образует некоторый коллектив. Каждое повто-
ряющееся наблюдение, каждая последовательность изме-
рений, которое указывает на малые или большие колеба-
ния, представляет собой коллектив. В эпюм случае понятие
коллектива входит в соприкосновение с представлением
41

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
o «приближении». Впрочем, физик тоже использует слово
«вероятно» по типу обычного словоупотребления, не толь-
ко в смысле точного частотного высказывания, но и в го-
раздо более широком смысле. Это, однако, никак не может
быть задействовано в нашей теории.
РЕЙХЕНБАХ: Я тоже не считаю, что все, что когда-
либо обозначалось как «вероятность», должно быть вклю-
чено в теорию вероятностей. Однако существует разумное
языковое употребление слова «вероятно» и оно заключает-
ся как раз в проблеме приближения. Я не вижу никакой
существенной разницы между вопросом о вероятности то-
го, что некоторая до определенной степени измеренная по-
верхность является геометрической плоскостью, и вопро-
сом о вероятности при метании кости. В обоих случаях я
буду иметь возможность применить частотное истолкова-
ние. Здесь нет никакого злоупотребления языком, но после
более детальной проверки можно заметить, что здесь мы
действительно имеем понятие вероятности. Когда госпо-
дин ф. Мизес говорит, что ошибочное измерение является
коллективом, то это означает, если брать это в точном
смысле, что оно приблизительно или вероятно является
коллективом. Здесь всегда в основе лежит индуктивное по-
нятие вероятности, ибо конечное число измерений все же
не является коллективом.
ф. МИЗЕС: Однако, на мой взгляд, ваше предложение:
это конечное множество результатов измерений, вероятно,
принадлежит некоторому коллективу, невозможно пере-
вести в частотное высказывание.
РЕИХЕНБАХ: Я утверждаю, что его можно перевести.
A именно, оно звучит тогда следующим образом: при
большом числе таких рядов, большинство из них стремится
к некоторому пределу частоты. Это - высказывание, кото-
42

Дискуссия о вероятности
рое имеет точно такой же характер, a именно, характер не-
определенного предсказания, как и высказывание об од-
ном-единственном ряде. Я называю такое понятие вероят-
ности индуктивным. Без него физика не может обойтись.
Ни о каком измерении мы не можем утверждать, что оно
однозначно ведет к определенному результату, но мы мо-
жем лишь говорить, что оно устанавливает этот результат с
некоторой вероятностью. И это высказывание можно пере-
вести в статистическое высказывание.
КАРНАП: Мнс кажется, что господин Греллииг и гос-
подин Рейхенбах неправильно поняли одно мое положение;
я бы хотел это кратко прояснить. Я не могу подробно оста-
навливаться на проблеме, которая лежит в основе этого по-
ложения, поскольку для этого потребовалось бы осущест-
вить критическое рассмотрение сущности логики. Госпо-
дин Греллинг сказал, что мы в Вене не желаем заниматься
проблемой индукуии. Однако мое замечание было направ-
лено против определенной интерпретации индуктивных
высказываний, a не против самой проблемы интерпретации
таких высказываний. Наоборот, я считаю эту проблему в
высшей степени важной; и мы в Вене усердно ею занима-
емся. Я не хочу еще раз повторять причины, по которым я
отвергаю интерпретацию Рейхенбаха. Сейчас я хотел бы
обратить внимание только на следующее. Дела обстоят во-
все не так, что мы опираемся на классическую (или какую-
нибудь другую) логику в смысле определенной научной
системы, системы взглядов, a затем на основе этих взгля-
дов запрещаем те или иные высказывания. В рамках какой-
то научной системы, например в физике или географии,
могут осмысленным образом встречаться расхождения во
мнениях. Один говорит: «Вена находится на Дунае», дру-
гой говорит: «Вена находится на Рейне»; после этого, по
поводу данного противоречия возможна дискуссия между
сторонами, которая, при надлежащих обстоятельствах, мо-
43

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
жет привести к прояснению и согласию. В отличие от это-
го, логика не является системой научных взглядов в этом
смысле. Здесь расхождения могут возникать не по поводу
содержательных различий, a только, так сказать, на психо-
логической почве, a именно, когда, по меньшей мере, одна
из сторон думает противоречиво. Логика не дает никаких
содержательных сведений; она занята только осмыслением,
наблюдением за тем, чтобы мы оставались в согласии с са-
мими собой, т.е., чтобы мы не опровергали в дальнейшем
то, что перед этим утверждали. Таким образом, если я от-
вергаю интерпретацию господина Рейхенбаха с логической
точки зрения, то это не означает, что я при этом исхожу
из какого-то содержательного мнения; но я утверждаю,
что могу показать господину Рейхенбах, что он расходит-
ся с самим собой, что он с одной стороны делает нечто
такое, что не согласуется с тем, что он делает с другой
стороны.
Еще одно замечание о принципах, на основе которых
мы объявляем нечто осмысленным или бессмысленным,
например, принцип верифицируемости. Здесь также, как
мне кажется, дела обстоят вовсе не так, как будто я веду
борьбу со взглядами господина Рейхенбаха и господина
Греллинга на такой основе, которую они сами не разделя-
ют. Я полагаю, что если бы y нас было достаточно време-
ни, я мог бы показать бессмысленность их интерпретации
индуктивных высказываний, опираясь при этом в точности
на те принципы, которые они сами (возможно, не форму-
лируя их в явном виде) применяют, когда объявляют бес-
смысленной метафизику.
РЕЙХЕНБАХ: В последних замечаниях господина
Кариапа я охотно подхватываю мысль, что здесь речь идет
о таких расхождениях между нами, которые, скорее всего,
при более детальной дискуссии можно было бы преодо-
леть; впрочем, я лишь полагаю, что при этом будет приня-
44

Дискуссия о вероятности
то решение в пользу моей теории вероятностей, поскольку
эта теория выросла как раз из намерения разрешить проти-
воречие между выражаемой в практическом поведении ве-
ре любого человека в законы вероятности и слишком жест-
кими требованиями сторогой логики. Однако мы хотим
вести дискуссию не посредством взаимной демонстрации
крепости наших личных убеждений, но исключительно по-
средством понятийного анализа и логических аргументов;
и я вполне могу интерпретировать замечание господина
Кариапа в том смысле, что y него и его Венского кружка
точно гак же, как и y нас, берлинцев имеется в наличии
важнейшая предпосылка такого рода дискуссии, a имен-
но - стремление к взаимопониманию.
В дополнение к рассмотренным здесь проблемам гос-
подин Хостинский заметил следующее:
ХОСТИНСКИИ: 1. Мы предполагаем, что ряд испы-
таний производится при данных условиях, и что результат
некоторого испытания оказывает влияние, хотя и очень
маленькое, на вероятность, с которой следует ожидать оп-
ределенный результат следующего испытания. Из этой
предпосылки можно вывести следствие (а именно, о дис-
персии), которые весьма отличаются от тех, которые полу-
чаются в случае независимых испытаний. За исключением
некоторых работ последнего десятилетия {Пуанкаре, Map-
ков, Смолуховскии), проблема зависимых вероятностей еще
не подвергалась изучению, хотя она очень важна для при-
менений в кинетической теории. Общее вычисление веро-
ятностей при условии зависимых испытаний определенно
Даст нам более полное решение проблем кинетической
теории, чем старые методы. Некоторые попытки построить
исчисление вероятностей, опираясь на те или иные аксио-
мы, не согласуются с этой новой постановкой вопроса.
2. Что касается объяснения необратимости на основе
кинетической теории, то я полагаю, что лучшее решение
45

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
содержится в работе Е. Бореля (Annales scientifiques de
l'École Normale supérieure 1906, перепечатано в книге
«Introduction géométrique à quelques théories physiques»,
Paris 1914). Так, например, чтобы понять спонтанную ком-
пенсацию тепла в газе, молекулы газа представляют, в со-
ответствии с классической теорией, как абсолютно эла-
стичные шарики. Если мы допускаем определенные, хотя и
незначительные, отклонения от законов эластичных столк-
новений, или очень небольшие внешние влияния (напри-
мер, изменение гравитационного поля в результате прохо-
ждения вблизи газа некоторой массы), то становится ясно,
что вычисления траекторий для описания молекул по клас-
сическим законам столкновений не могут служить основой
теории. Ибо, хотя каждое из этих незначительных отклоне-
ний можно и не учитывать при одном или двух столкнове-
ниях, но поскольку число столкновений в секунду очень
велико, влияния малейших возмущений умножаются и
действительное развитие газа совершенно отличается от
вычисленного в соответствии с классической теорией. Для
того, чтобы развитие газа сделать обратимым, недостаточ-
но повернуть скорость всех молекул в какой-то один мо-
мент времени (приверженцы классической кинетической
теории верят, что этого достаточно), но необходимо также
повернуть и влияния всех малых возмущений, что невоз-
можно. Именно в этом состоит объяснение необратимости
по Борелю (ср. также прекрасное сочинение Кастельнуово,
Calcolo délie protabilità).
3. В последние годы слишком много говорили об инде-
терминизме. По моему мнению, детерминизм существу-
ет, если в некотором данном случае мы установим зави-
симость между причиной и следствием. Если нам не удает-
ся установить такую зависимость, то предпочтительнее во-
обще ничего не говорить, чем вести речь об индетер-
минизме.
46

ОБЗОР1
Вторая конференция по теории познания
точных наук
Программа:
5 сентября, 9.00 ч.
1. Р. Карнап (Вена). Основоположения логицизма (60
мин.).
2. А: Гейтинг (Эншеде). Интуиционистское обоснова-
ние математики (60 мин.).
3. Дж. фон Нейман (Берлин). Аксиоматическое обосно-
вание математики (60 мин.)
6 сентября, 10.00 ч.
1. Г. Рейхенбах (Берлин). Физикалистское понятие ис-
тины (60 мин.)
2. В. Гейзенберг (Лейпциг). Причинность и квантовая
механика (60 мин.)
Дискуссия.
15.00 ч.
1. О. Нейгебауер (Геттинген). История математики до
греков (60 мин.).
2. К. Гёдель (Вена). О полноте логических исчислений
(20 мин.).
3. А. Шольц (Фрайбург). Об употреблении понятия со-
вокупности в аксиоматике (20 мин.).
4. В. Дубислав (Берлин). О так называемом предмете
математики (20 мин.).
1 Rundschau: a. 2. Tagung für Erkenntnislehre der exacten
Wissenschaften; b. Kurzer Bericht über den VII. Internationalen Philosophienkongress zu
Oxford; c. Tagung der Deutschen Philosophischen Gesellschaft in Breslau
vom 1. bis 4. Oktober 1930. // Erkenntnis, 1930-1931, Bd. I. S. 413^*19. Пе-
ревод с нем. яз. к. ф. н. Оксаны А. Назаровой.
47

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
7 сентября, 10.00 ч.
Дискуссия об основаниях математики по докладам Р.
Карнапа, А. Гейтинга и Дж. фон Неймана.
Сообщение Г. Херлена (Дордрехт). Логические и сим-
волические основания математики.
Р. Карнап (Вена) и Г. Ган (Вена). Организационные во
просы.
С 5 по 7 сентября 1930 г. в Кёнигсберге, собрав боль-
шое число участников, состоялась Вторая конференция по
теории познания. Диалог математиков, физиков и филосо
фов вызвал интерес, в особенности на совместных заседа-
ниях. Прояснению проблем в значительной мере помогли
дискуссии по темам докладов. Доклады и комментарии,
высказанные во время дискуссий, будут опубликованы в
«Erkenntnis» также, как это было сделано по итогам Первой
конференции, состоявшейся в Праге.
Г.Р.
VII Международный философский конгресс
в Оксфорде
(1-5 сентября 1930 г.)
Мысль провести VII Международный философский
конгресс (последний конгресс состоялся четыре года назад
в Неаполе) именно в Оксфорде, несомненно, удачна. Сам
genius loci* этого города может быть назван философским:
здесь похоронен Беркли, здесь в средние века трудился
Дунс Скотт, создавали свои учения Роджер Бэкон и Віиь-
гельм фон Оккам. В XIX в., в особенности, из Оксфорда
1 Genius loci (лат.) - гений места. Так называли дрсвнис особую ат-
мосферу той или иной местности, насыщенную аурами людей, живших
там когда-то и омределивших сс судьбу. - Пріім. перев.
48

Обзор
вышли сразу несколько выдающихся мыслителей: вспом-
ним Т.Х. Брэдли или основателя так называемого гуманиз-
ма Ф.К.С. Шиллера, который трудится здесь до сих nop.
Безусловно, место для большой встречи философов было
выбрано правильно!
И все же возникает вопрос, была ли конкретная органи-
зация этого Конгресса, собравшего участников почти со
всего мира, столь же удачной. На этот счет существуют
разные мнения. Пожалуй, необходимо отметить чрезмер-
ную режиссуру мероприятия: немного натянутая связь док-
ладов и докладчиков производила все же приятное впечат-
ление. Стараниями местного комитета были выделены
определенные темы для докладов и дискуссий, что должно
было создать атмосферу взаимосвязанности. В действи-
тельности эта идея была осуществлена лишь в отношении
некоторых тем, a чаще между двумя отдельными доклад-
чиками недоставало «связующего звена»: в результате
в докладах были многочисленные пересечения, a иногда
и настоящие повторы; в то время как слишком часто за-
трагиваемая тема производила впечатление «декорации»;
нередко выпадали и дискуссии.
Если этих, по большей части внешних, недостатков
можно было бы избежать благодаря правильной органи-
зации Конгресса, то для получения богатых идейных
результатов в подобных случаях вообще отсутствуют ка-
кие-либо действенные рецепты. Здесь все решает кайрос1,
счастливый момент, который может обогатить (или нет)
именно такие собрания новыми интересными ходами
мысли.
С этой точки зрения, вряд ли можно сказать, что Конгресс
проходил под счастливой звездой. Ни одно из представ-
Кайрос (др.-греч.) - врсмя свершсния, осуществления в отличис от
«хронос», т.с. исчислимого, количествснного времени. «Кайрос» означа-
ет удобный момент или благоприятное обстоятельство. - Прим. перев.
49

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
ленных здесь исследований не открыло по-настоящему боль-
ших перспектив, того, чего нельзя было бы предвидеть зара-
нее. Ни одно из выступлений не стало событием. Немного
разочаровал тот факт, что уже давно известные мыслители -
Кросс, Алексаидер, Дриш - практически все доклады делали
по темам, в той или иной степени затрагивающих поле их
исследований (Александер, например, - об эстетике).
К этому прибавилось еще и следующее. Многие докла-
ды, в особенности англосаксонские, в стилистическом от-
ношении были выполнены в духе традиционной школьной
философии: по большей части метафизически расплыв-
чаты, спиритуалистически оттененные и слегка теологи-
чески окрашенные. Порой складывалось впечатление, что
избранный способ рассмотрения полностью исключил из
поля своего внимания требования и достижения современ-
ного мышления. На многих докладах лежал толстый слой
«пыли».
Конечно, наши замечания не могут полностью исклю-
чить тот факт, что Конгресс отчасти принес много по-
лезного. Разумеется, по причине ограниченного объема
[нашего обзора] можно сделать лишь краткие замечания
о некоторых примечательных событиях.
Из докладов первого дня Конгресса (2 сентября) хоте-
лось бы, пожалуй, отметить доклад К.Е.М. Джоад (Joad,
Лондон) «Чувственный опыт: точка зрения науки». До-
кладчик полемизировал с точкой зрения, обозначенной им
в качестве «идеалистической», согласно которой современ-
ная физическая картина мира обладает реальностью лишь в
качестве продукта мысли (он здесь имел в виду в первую
очередь последний текст Эддингпюнаі). Эта точка зрения
несостоятельна: в чувственном опыте, в научном исследо-
вании. да и в мистическом переживании мы хотя и
вступаем в контакт с различными уровнями реальности, но
эти порядки являются в одинаковой степени реси\ьными\
бессмысленно объявлять чувственный или научный опыт
50

Обзор
«субъективным». Ho одна и та же «ментальная активность
сознания» присутствует во всех типах опыта, но направ-
лена на различные уровни реальности.
В тот же день состоялся доклад и Николая Гартмапа
(Кёльн) об «Исторических категориях», которые должны
пониматься как категории исторического бытия, как кате-
гории исторического процесса. Уже Гегель с этой целью
ввел понятие «объективный дух». По мнению Гарпгмаиа,
объективный дух не обладает в истории «ни физической,
ни психической, но собственной духовно-исторической
собственной законностью». «Удивительно в нем то, что,
исходя из себя самого, он не располагает адекватным
сознанием себя самого». Даже его осознание живыми ин-
дивидами осуществляется с большими пробелами! В no-
литической жизни это отсутствие адекватного сознания
ощущается наиболее остро, поскольку в этом случае
индивидуальное сознание зачастую замещало бы собой
отсутствующее сознание общности.
Вопрос «Является ли различие между моральным правом
и несправедливостью окончательным?» в тот же день об-
суждал Ф.К.С. Шиллер (Оксфорд). Шііллер утверждал, что
прежде, чем начать разработку какой-либо этической
теории, в основу которой будет положено это различие,
необходимо осуществить систематическое исследование его
географкчески-лиигвиспшческого распространеиия. В этом
случае мы пришли бы к выводу о том, что достаточно боль-
шое число европейских языков (напр., немецкий, шведский
и др.) не имеют позитивпого обозначения для обсуждаемого
здесь положения дел! Конечно, подобная констатация не
отрицает возможности использования подобного различе-
ния. Опираясь на свою «гуманистическую» точку зрения,
Шиллер добавляет: В том случае, если это различение будет
«хорошо работать» и поможет контролировать человеческие
наклонности, мы будем рассматривать их как ценностные!
51

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
Его можно использовать в естествеииом смысле, не
впадая при этом ни в патурализм, ни в супранатурализм.
Далее Г. Гомперц (Вена) представил свой анализ «Фи-
лософской системы Платона». Он назвал ее «производной
системой»: Им была поставлена задача продемонстри-
ровать, что вещи обусловлены идеями, идеи - числами, a те
в свою очередь - пра-факторами. В этой формуле «пред-
бытие» (Frühersein) обозначает в первую очередь логи-
ческую приоритетность, конечно такую, которая заключала
бы в себе черты действительной зависимости от «позд-
него» [пост-бытия], и все же не исключало бы полностью
включенность во время. Согласно этой точке зрения итог
платонизма состоит «не только в противопоставлении веч-
ного покоя неизменных идеальных картин и постоянного
течения чувственных вещей».
В тот же день Ф. Эприке (Рим) говорил об «Атомной
теории и детерминизме». В своем докладе, который по-
добно многим другим из-за нехватки времени, к сожале-
нию, не был опубликован, он сосредоточил свое внимание
преимущественно на вопросе о том, является ли иидетер-
минизм, не единожды выводимый из современной кван-
товой теории и волновой механики, эмпирическим фактом
или философской теорией. Энрике сделал выбор в пользу
последнего. Индетерминистские взгляды черпают свою
силу лишь в известной ситуации, когда макрофизические
процессы, в конце концов, следуют законам вероятности.
Однако поскольку внутренние процессы атомного ядра нам
практически неизвестны, нельзя исключать, что будущее
исследование назовет себя детерминизмом. Докладчик
закончил свое выступление цитатой из Эйнштеина, кото-
рым было предсказана будущая эра детерминизма, «дости-
гающего строгости ньютоновской физики».
Йорген Йоргеисен (Копенгаген), обсуждавший вслед за
Энрике «Метафизические следствия новейшей физической
теории», привел высказывание о том, что каждое новое
52

Обзор
учение «способно радикально изменить» общепринятые
представления о природе и мире «как минимум по двум
или трем позициям», a именно: во-первых - по поводу
структуры мира, во-вторых - в понятии о субстанции
мира, и, возможно, в-третьих - в понятии о реалыюсти
мира. (Дальнейшие критические замечания Йоргеисена, ко-
торые могут поставить под угрозу картину мира наивного
реализма, весьма посредственны и ни в коем случае не
«метафизические».)
На второй день работы Конгресса (3 сентября) многие
участники выступали по теме: «Биологические процессы:
телеология или механика?». Е. Унгерер (Карлсруе) сделал
доклад «Характеристика и объяснение органической
жизни». Он отстаивал, в частности, идею о том, что по-
знание организмов и данных в нем жизненных процессов
тождественно выявлению и объяснению особых природ-
ыых данных. При объяснении жизненных событий мы
противопоставляем две группы учений. Первая охватывает
монастические теории (неправильно названные меха-
нистическами)\ вторая - дуалистические теории (называе-
мые виталистическими в силу утверждаемого ими особого
положения жизни). К первой группе относятся физические
«мехаиистические теории» жизни, современная «ге-
штаіьттеория» (мыслящая все же физикалистски) и, на-
конец, «теория единой формации». Вторая группа рас-
пространяется на «организмические» теории жизни и
(действующую сверх-причинно) «теорию свободы». Как
утверждает Унгерер, «механическая теория» и «теория сво-
боды» себя сами уничтожают, и потому отныне необхо-
димо выбирать между тремя «теориями целостности».
Однако, «нашего сегодняшнего уровня знаний о природы
недостаточно для того, чтобы сделать обоснованный выбор
между неорганическими теориями целостности и организ-
мической теорией!» (следует заметить, что Упгерер не
53

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
упоминает как раз некоторые лучшие разработки или
обоснования «механической теории», данные, например,
А. Штёром, Й. Шульцем, М. Шликомі)
После Унгерера попытку вывести «Следствия генети-
ческого метода» предпринял Ф.Дж.К Вудбридж (Нью-
Йорк), который при этом пошел на уступки витализму. По
мнению Вудбриджа, «генетический метод» применим ко
всем процессам, которые, желают ли они быть запланиро-
ванными или нет, открывают нам план, воплощающийся в
самом процессе. Именно «генетический метод» стремится
раскрыть действующие при этом факторы. Подобные
процессы должны быть исследованы и проанализированы
лишь в рамках наблюдаемого плана! Благодаря этому
факту, «план» приобретает определенную «приоритет-
ность», тем самым телеологическое объяснение противо-
поставлялось бы генетическому объяснению. Существует
ли прогресс познания? Согласно Вудбриджу - нет: «Ге-
нетический метод оставляет факт как раз на том месте, где
он был найден, как наблюдаемое следствие материала,
с которым он имеет дело, не утруждая себя объяснением
или отрицанием телеологии».
Во второй половине дня Д. Михаічев (София) говорил о
«Традиционной логике в новом свете». Он резко полемизи-
ровал с обозначенным им в качестве «традиционного»
пониманием логики, которое, как он полагает, допускает
одну грубую ошибку - говорит о логическом мышлении
как «деятельности» сознания. Это утверждение должно
быть отвергнуто! Докладчик представил набросок логики,
«в которой мышление не является более деятельностью
сознания, логики, которая не нуждается в формах мыш-
ления и в законах мышления». Пример осуществления этой
реформаторской идеи он нашел в новой «логике» Йохан-
иеса Ремке, основателя «философии как основной науки»,
чьим яростным сторонником, как известно, является
Михаічев.
54

Обзор
После Михалчева Пауль Baue (Гарвард) рассуждал о
«Понятии (логического) следования и будущем логики».
Докладчик ссылался на «Principia Mathematica» Рассела,
в которой понятие следствия (entailment) означало «бытие,
содержащее альтернативы». Оно выражает отношение
части к ее целому. Однако, согласно Вайсу, это лишь одно
из двух возможных определений «следствия»; второе опре-
деление - «иметь специфический смысл как...». Экстен-
циональная логика (подобно логике в «Principia
Mathematica») занимается лишь первым определением, интеи-
ционалъная логика, напротив, использует второе. Каждая
конструирует группы альтернатив через виешиюю связь
сущиостей, содержанием которого пренебрегают; они име-
ют дело со смысловыми значениями, находящимися между
собой во виутреиией взаимосвязи. Построение завершен-
ной интенциональной логики - это требование будущего.
В тот же день Г. Дриш (Лейпциг) темпераментно
выступил с критикой феноменологического хода мысли
(«Феноменология и ее многозначность»): существуют три
оправданные формы феноменологии, ранее обозначав-
шиеся как дескриптивная психология, онтология (в смысле
учения о категориях и значениях) и как определение
эмпирических понятий. Когда идет речь об эмпирическом,
следует отвергнуть «усмотрение сущности». «Феномено-
логи путают здесь теоретические и эмпирические связи
значений, поскольку y них вообще отсутствует строгое
понятие эмпирической действительности и недостаточно
детализировано понятие предмета». Дриш полагает, что
они приписывают «я» «совершенно иную, более никому
неизвестную способность видения». В феноменологии «все
основывается на желании»: хочется «знания, которое,
во-первых, непосредственно получает завершенность и,
во-вторых, является абсолютным». Феноменология в ее
современном виде представляет собой опасиость для
строгой философии».
55

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
Из докладов третьего дня Конгресса (4 сентября),
прежде всего, следует отметить выступление У.П. Мои-
тагю (Montagues). Он попытался проанализировать «Защи-
ту каузальности», при этом, конечно, не рассматривая
подробно современное состояние этой проблемы. Им было
дано следующее определение причинности: «В том случае,
если два явления встречаются вместе чаще, чем можно
было бы ожидать, исходя из их независимого друг от друга
существовании, можно предположить наличие между ними
причинной взаимосвязи». Согласно Моитагю, существуют
два основания для принятия понятия причинности, пред-
ставляющего собой «трансцендентный постулат»: первое
заключается в том, что мы переживаем ее [причинность]
непосредственно как нашу собственную активиость, наде-
ляющую переживание принудительным характером
(enforcement); второе заключается в том, что противоположная
(феноменалистическая) точка зрения, использующая поня-
тие вероятности, совершенно недостаточна.
Л. Брюисвик (Париж) и Б. Баух (Йена), каждый в своем
докладе, рассматривали в тот же день «Взаимосвязь науч-
ного мышления и идеала познания». Согласно Л. Брюнс-
вику, идеал познания может быть достигнут, исходя из
самого живого движения познания, a не на основании
логико-диалектических предпосылок: научная философия
(«la philosophie après la science») противится до-научной
метафизике, затрагивая при этом само ядро нашей духов-
ной структуры! Современная физика убедила нас в том,
что не существует предпочтительного исходного пункта
для оптималыюго осмысления универсума. Следователь-
но, определить сущность мира можно лишь связав форму-
лами трансформации, создающими при этом гармонию
математической системы, различные перспективы, a не
через иерархию сущностей или качеств. Согласно Б. Бауху
наш идеал познания «в своей последней, глубочайшей
основе определяется посредством идеи истины». Истина
56

Обзор
как связь объективных оснований и отношений значения
является не абстракцией, но «вневременно-функциональ-
ной силой идеи, конструирующей реальное».
В тот же день обсуждались и некоторые эстетические
проблемы. С. Алексапдер (Манчестер) говорил об «Истине,
добре и красоте». Творец находится под двойным конт-
ролем - обрабатываемого материала и своей собственной
души. В случае с истиной и добром этот двойной контроль
заменяется простым контролем, a именно в случае
с истиной - контролем со стороны материала, в случае
с добром - наоборот, контролем со стороны души. Р. Мюл-
лер-Фрайеифельс обсуждал «Значение социологии для
эстетики». Его точка зрения может быть кратко сведена к
следующему утверждению: «He существует "искусства для
себя", но лишь "искусство для эстетически переживающих
субъектов", которые, в свою очередь, не должны рассмат-
риваться изолированно, но лишь в их включенности
в социальные группы, благодаря чему их эстетические
переживания зачастую сильно изменяются».
В последний день (5-го сентября) М. Шлик (Вена)
говорил о «Будущем философии». Краткое содержание его
мысли, не чуждое читателям этого журнала (сошлемся на
Людвига Витгенштейиа\), выражается в двух тезисах:
Первый - философия - это не наука, второи - философия -
это духовная деятельность, проясняющая идеи (мысли).
Поскольку философия не является наукой, она не может
делиться на конкретные дисциплины, что обычно про-
исходит, следовательно этику, эстетику, психологию и пр.
нужно рассматривать в большой степени как само-
стоятельные науки. В отдаленном будущем не будет книг о
философии, но будут книги о философской деятельности.
После Шлика с докладом на тему «Существуют ли
различные виды экзистенции?» выступал Дж.Ф. Стаут
(J.F. Stout, St. Andrews). Cmaym свел этот вопрос к
проблеме суждения (proposition): Объективно суждение
является возможлостью, и каждая возможность означает
57

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom I
возможность реального бытия в отношении к определенным
общим условиям. Кроме того, она обладает субъективно
определенным, переменным характером согласно виду и
способу занятий духа. В результате выделяются три вида
суждений - категорические, гипотетические и дизъюнктив-
ные. Однако если возможность берется как чистая возмож-
ность, то она становится еще и эстеткческой возможностью;
но если она берется как производно-видошмепяющаяся, то
присоединяется еще и практическая возможность.
В заключение хотелось бы выделить сделанный в
последний день доклад Н.О. Лосского (Прага) «Основные
признаки системы логики, основывающейся на интуицио-
низме в теории познания и идеал-реализме в метафизике»,
содержащий обоснование «интуиционизма», сторонником
которого является автор. Более подробная характеристика
учения этого русского философа, представляющая собой
попытку заимствования идей немецкой феноменологии,
полагаю, излишняя.
Карл Роретц, Вена.
Конференция Немецкого
философского общества в Бреслау
(1-4 октября 1930 г.)
На второй конференции общества рассматривалась тема
целостности и формы. В первую очередь должна была об-
суждаться не гносеологическая проблематика целостности,
но ее воплощение в отдельных науках. При этом намеренно
остались без внимания нормативные науки. Ограничились
обсуждением вопросов естественных наук и техники, языко-
знания, истории искусства и философии, психологии и ме-
тафизики. От представителей естественных наук с докладом
о биологии и эволюционной теории как антропологически-
метафизической проблеме выступал профессор Дакке
(Dacqué, Мюнхен), a об изменениях в образовании понятий
58

Обзор
в теоретической физике - профессор Хуид (Лейциг). Дакке
выступил против «половинчатой метафизики» дарвинист-
ской теории происхождения видов, которой он противопос-
тавил свое собственное учение о приоритетности идеи чело-
века. Доктор Дизель (Потсдам) говорил об основах техники.
Доклад о теории целостности в психологии «Целостное пе-
реживание и структура души» сделал профессор Крюгер
(Лейпциг). Он придал особое значение критике гуманитар-
ной психологии и доказательству реалыюсти душевной це-
лостности, a также критике гештальтпсихологии и доказа-
тельству опыичия целостиого переживания от пережитого
образа (гештальта). Достойна внимания его попытка опро-
вергнуть моральный эвдемонизм, используя свое учение о
чувстве. Профессор Ибсен (Лейпциг) внес вклад в языкозна-
ние, a ван Шельтема - в историю искусств. С общефило-
софской точки зрения, интерес представлял хорошо струк-
турированный доклад профессора Макса Вундта (Тюбин-
ген) о целостности и форме в истории философии.
Целостность как связь или отношение не нуждается в суб-
страте, однако она не мыслима также и без нормативного
момента. С точки зрения историческо-систематической, бы-
ли выявлены пять понятий целостности: мистически-
аморфное, логическое, психологическое, объективное (за-
ложенное в предмете), абсолютная целостность. Метафизи-
ческая, по сути, попытка была предпринята профессором
Вайихаидлем (Киль), доклад которого «Символика целост-
ности» открывал конференцию. Его физиогномический фе-
номенализм, отказывающийся от физикалистского рассмотре-
ния мира, равно как и от разделения явления и вещи-в-себе,
нашел свое завершение в «целостнообразующей» причине.
Конгресс был проникнут целостным духом и дал хорошее
введение в постановку проблем современной философии.
Г. Лемаи, Берлин
(Редакция не несет ответственности
за содержание данного обзора. D.H.)
59

«Erkenntnis», 1931. Tom II
ДИСКУССИЯ
ПО ОСНОВАНИЯМ МАТЕМАТИКИ1
Воскресенье, 7 сентября 1930 г.
ГАН: Нижеследующее представляет собой всего лишь
замечания к дискуссии, и таким образом, по необходимо-
сти имеет эскизный характер; поэтому я прошу извинить то
обстоятельство, что я не буду говорить с необходимой в
этих вопросах точностью.
Если мы хотим принять решение в пользу одного из на-
правлений в основаниях математики, которые будут здесь
детально мотивированы, то, прежде всего, следует задать
себе вопрос: Чего мы ожидасм от оснований математики?
И чтобы выразить свое мнение по этому вопросу, я должен
предпослать своему выступлению нссколько замечаний
философского характера.
Единственно возможной точкой зрения на мир пред-
ставляется мне эмпиристская точка зрения, которую очень
приблизительно можно охарактеризовать следующим об-
разом: любое познание, которое обладает содержанием и
которое действительно сообщает нечто о мире, может осу-
ществляться только посредством наблюдения, посрсдством
опыта; при помощи чистого мышления никоим образом
нельзя получить какое-либо знание о действительности; a
однократное наблюдение не может дать нам никакого по-
знания, которое выходило бы за рамки данного отдельного
случая (последнее замечание направлено против всевоз-
можных учений о чистом созерцании и усмотрении сущно-
1 Diskussion zur Grundlegung der Mathematik // Erkenntnis, 1931, Bd.
II. S. 135—151. Перевод c нем. яз. л. ф. н. Я. В. Шрамко.
60

Дискуссия по основаниям математики
сти). Я занимаю эту эмпиристскую позицию не в результа-
те выбора из нескольких возможных точек зрения, но по-
тому, что она кажется мне единственно возможной, по-
скольку для меня любое реальное познание посредством
чистого мышления, посредством чистого созерцания, по-
средством усмотрения сущности, представляется чем-то
абсолютно мистическим.
Проведению этой эмпиристской точки зрения, как ка-
жется, противодействует один очень простой факт: a имен-
но, факт существования логики и математики, которые, по-
видимому, все же прсдоставляют нам абсолютно надежные
и всеобщие знания о мире. Таким образом, возникает ко-
ренной вопрос: как совмещается эмпиристская позиция с
применимостью логики и математики к действительно-
сти? И в русле этого вопроса, на мой взгляд, мы, прежде
всего, должны требовать от оснований математики объяс-
нения, каким образом применимость математики к дейст-
вительности оказывается совместимой с эмпиристской
точкой зрения.
Представители интуиционизма и формализма, которые
здесь выступали, настолько ясно изложили свои точки зре-
ния, что, пожалуй, можно сказать с определенностью: ни
интуиционизм, ни формализм это требование не выполня-
ют. Я считаю, что исследования Брауэра и Гильберта
имеют в высшей степени большое значение в области мате-
матики, однако я не считаю, что эти исследования могут
служить в качестве оснований математики. Господин Гей-
пптг в своем докладе исходит из изначальной интуиции
числового ряда; для меня эта изначальная интуиция, по-
добно чистому созерцанию или усмотрению сущности, за-
ключает в себе нечто мистическое, a значит не годится
в качестве исходного пункта для оснований математики.
Ну, a господин фон Неіімап сказал со всей определен-
ностью, что формализм принимает в качестве предпосыл-
ки всю финитную арифметику, чтобы, исходя из нее.
61

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
оправдать классическую математику; однако позицию, ко-
торая принимает в качестве предпосылки финитную ариф-
метику, нельзя рассматривать в качестве оснований мате-
матики.
Изложению моей собственной точки зрения необходи-
мо предпослать небольшое разъяснение. Пусть имеется не-
которая область предметов, между которыми существуют
какие-то отношения; эта область отображается на некото-
рую область отображения так, что предметам и отношени-
ям исходной области соответствуют предметы и от-
ношения из области отображения; тогда мы можем истол-
ковать предметы и отношения из области отображения как
символы для предметов и отношений исходной области.
Если предпринятое отображение является не одно-
однозначным, a одно-многозначным, то тогда одному и
тому же положению дел исходной области будут соответ-
ствовать различные комплексы символов в области ото-
бражения; таким образом, будет существовать трансфор-
мация этой символики на саму себя, и возникает задача
сформулировать правила для преобразования одного ком-
плекса символов в другой комплекс символов, который
отображает то же самое положение дел исходной области.
По моему мнению, именно таким образом язык соотносит-
ся с действительностью: язык придает положениям дел, ко-
торые имеют место в мире, комплексы символов, и притом
не одно-однозначным образом (что имело бы мало смыс-
ла), но одно-многозначным образом; a логика предоставля-
ет правила, по которым один комплекс символов языка
может быть преобразован в другой комплекс символов, ко-
торый обозначает то же самое положение дел; именно в
этом заключается то, что обозначается как «тавтологиче-
ский» характер логики; совсем простой пример представ-
ляет двойное отрицание: предложение р и предложение ne-
не-р обозначают одно и тоже положение дел. Всегда, когда
имеет место одно-многозначное отображение, то имеется
62

Дискуссия по основаниям математики
также в этом смысле «логика» этого отображения; то, что
обычно называют логикой, есть частный случай, в котором
речь идет о придании символов языка положениям дел, ко-
торые имеют место в мире.
Таким образом, логика совершенно ничего не высказы-
вает о мире, но она касается только того способа, которым
мы о мире говорим, и становится вполне очевидным, что
при таком понимании существование логики полностью
совместимо с эмпиристской позицией, в то время как
понимание логики как учения о наиболее общих свойст-
вах предметов совершенно несовместимо с эмпиристской
позицией. В качестве примера, возьмем логическую аксио-
му (х) ç (х) Z) <р (у\ которая утверждает следующее: что вы-
полняется дпя всех, выполняется также и для каждого в от-
дельности. Эта аксиома цичего не сообщает о мире; это
вовсе не является свойством мира, что все, что выполняет-
ся для всех, вьіполняется также и для каждого в отдельно-
сти; просто предложение <мр{х) выполняется для всех ин-
дивидов» и <«р(у) выполняется для каждого отдельного
индивида» представляют собой лишь различные языковые
символы для одного и того же положения дел; данная
логическая аксиома выражает, таким образом, только одно-
многозначность символики, используемой в качестве язы-
ка; она фиксирует, в каком смысле используется символ
«все».
Вернемся тсперь к основаниям математики. Логистиче-
ская позиция, изложенная господином Карнапом, утвер-
ждает, что не существует никакой разницы между матема-
тикой и логикой. Если эта позиция осуществима, то данное
выше объяснение положения логики в системе нашего по-
знания объясняет также и положение математики; в этом
случае существование математики, так же как и существо-
вание логики, оказывается совместимым с эмпиристской
позицией. Именно поэтому, среди трех рассматриваемых
63

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
здесь направлений в основаниях математики, я выбираю
логицистское направление.
Теперь действительно становится понятно, что предло-
жения финитной арифметики, например, 3 + 5 = 5 + 3 име-
ют такой же тавтологический характер, как и предложения
логики; тут необходимо лишь обратиться к определениям
символов 3, 5, + и =. Таким образом, финитная арифметика
не представляет никаких сложностей для логицистской по-
зиции. He так просто обстоят дела с трансцендентными ме-
тодами рассуждений математики, такими, например, как
учение о полной индукции, теория множеств и некоторые
разделы анализа. Здесь, как кажется, определенную роль
играют аксиомы, которые не являются тавтологичными;
так, например, аксиома выбора имеет, по-видимому, реаль-
ное содержание и действительно высказывает нечто о ми-
ре; по крайней мере, именно этой точки зрения придержи-
вался Рассел, и попытка Рамсея приписать аксиоме выбора
тавтологический характер была, очевидно, неудачной.
Абсолютистско-реалистская позиция Рассела предпола-
гает, что мир состоит из индивидов, свойств индивидов,
свойств этих свойств и т.д.; логические же аксиомы пред-
ставляют собой высказывания об этом мире. To, что такая
точка зрения несовместима с последовательным эмпириз-
мом, об этом я уже говорил, и я считаю полностью оправ-
данной полемику Витгеиштеіта и интуиционистов против
этой точки зрения; точно также представляется мне невоз-
можной и реалистско-метафизическая точка зрения Рамсея,
против которой также выступил Кариап.
Хотя я и веду борьбу с философской интерпретацией
системы Рассела, я все же полагаю, что формальная сторо-
на этой системы по большей части является корректной и в
значительной степени подходит для обоснования матема-
тики; необходимо лишь найти другую философскую ин-
терпретацию. Прежде чем попытаться набросать такую ин-
терпретацию, я бы хотел, с целью облегчить понимание,
64

Дискуссия по основаниям матѳматики
обратить Ваше внимание на одно хорошо известное об-
стоятельство. Возьмем какую-нибудь систему аксиом эвк-
лидовой геометрии, например, систему Гилъберта. Эта
система аксиом отлично применима для описания мира;
тем не менее, никто не считает, что в мире можно обнару-
жить предметы, которые ведут себя как точки, прямые,
плоскости эвклидовой геометрии; здесь речь идет именно
лишь об идеализациях, о предпосылках, которые прини-
маются для нужд подходящего описания мира.
Давайте теперь, вслед за Расселом, предположим, что
для описания мира (лучше сказать: среза мира) в нашем
распоряжении имеется система пропозициональных функ-
ций, пропозициональных функций о пропозициональных
функциях и т.д. (при этом я, в отличие от Рассела, не счи-
таю, что эти пропозициональные функции являются чем-то
абсолютно данным и таким, что может быть обнаружено в
мире). Описание мира получится теперь разным, в зависи-
мости от того, насколько богатой является эта система
пропозициональных функций; и мы принимаем относи-
тельно этого определенные допущения\ например, мы бу-
дем требовать, что если в систему входят ç(x) и і//(х), то
это также выполняется для ç(x) ѵ у/(х) и ç(x) л у/{х)\ мы
принимаем также, что вместе с ç(x, y) в систему также
входит (у)<р(х, у); мы можем, например, также принять,
что система является настолько богатой, что и выражение
типа (ç) ç(x, y) входит в эту систему; в этом смысле и тре-
бование, что должна выполняться аксиома бесконечности
или аксиома выбора, также является требованием относи-
тельно богатства этой системы пропозициональных функ-
ций, с помощью которой мы хотим описывать мир. Вся ма-
тематика возникает тогда через тавтологическое преобра-
зование требований, установленных относительно богатст-
ва нашей системы пропозициональных функций. Выполня-
ется ли та или иная теорема (например, теорема о мощно-
сти множества-степени или теорема о том, что каждое
ЗЗак. 1731
65

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
множество можно вполне упорядочить), зависит от требо-
ваний, которые выдвигаются относительно богатства лежа-
щей в основе системы пропозициональных функций, кото-
рые, если угодно, можно называть аксиомами; вопрос об аб-
солютнои истинности таких теорем является совершенно
бессмысленным.
Теперь, возможно, кто-то захочет задать вопрос: суще-
ствует ли такая система пропозициональных функций,
о которой здесь велась речь? В эмпирическом смысле (или
в смысле реализма Рассела) такой системы, очевидно, не
существует: такого рода систему невозможно обнаружить в
мире. В конструктивном смысле интуиционистов такой
системы также не существует. Это, однако, неважно; как
эвклидова геометрия является полезной для описания ми-
ра, несмотря на то, что ее точки, прямые, плоскости невоз-
можно обнаружить, точно также и принятие системы про-
позициональных функций в том виде, в каком мы ее обсу-
дили, является полезным для описания мира, хотя такую
систему нельзя обнаружить ни эмпирически, ни конструк-
тивно. Проведенный таким образом анализ имеет лишь ги-
потетический характер: если мы принимаем то, что для
описания мира в нашем распоряжении имеется некоторая
система пропозициональных функций, удовлетворяющая
определенным требованиям к ее богатству, то в такого рода
описании мира будут выполняться теоремы анализа. Дей-
ствительно, описание мира с помощью анализа также вы-
ходит далеко за пределы какой-либо возможности эмпири-
ческого контроля. Ясно, однако, что относительно тех тре-
бований, которые предъявляются к богатству постулируе-
мой системы пропозициональных функций, должна прини-
маться предпосылка непротиворечивости, в итоге мы под-
ходим к идеям Гильберта.
Что же будет означать в истолкованном таким образом
анализе экзистенциальное утверждение? Оно очевидно ни-
коим образом не утверждает возможности построения
66

Дискуссия по основаниям математики
в интуиционистском смысле; однако является ли оно, в си-
лу этого, бессмысленным, как это считают интуициони-
сты? Допустим, некоторая экзистенциальная теорема была
доказана при помощи трансцендентных (т.е. неконструк-
тивных) средств, например, для большей конкретности,
теорема «существует непрерывная функция без производ-
ной»; будет ли тогда еще кто-нибудь пытаться доказать
теорему «каждая непрерывная функция имеет производ-
ную»? Я думаю, нет. A потому эта чисто экзистенциальная
теорема имеет фактическое значение; не то, что некоторую
такого рода функцию можно каким-то образом эмпириче-
ски обнаружить в мире; и не то, что ее «можно построить»;
a to, я бы сказал, «научно-техническое» значение, которым
обладает предупреждающая табличка: не пытайся доказать
теорему «Каждая непрерывная функция имеет производ-
ную», так как тебе это не удастся. To, что именно в этом
состоит роль чисто «экзистенциальных теорем» признают -
как я полагаю - большинство коллег, которые активно уча-
ствуют в исследованиях, осуществляемых, например, в
теории вещественных функций.
В заключение - несколько слов по поводу критики Рас-
села со стороны Витгенштейна, о которой здесь доклады-
вал господин Вайсман. Я уже говорил, что мне эта критика,
в ее существенных пунктах, представляется обоснованной.
Тем не менее, я полагаю, что различие тут вовсе не такое
большое, как это может показаться из доклада Вайсмана.
Согласно Расселу, натуральные числа представляют собой
классы классов; точка зрения Витгенштейна кажется со-
вершенно иной; однако если принять во внимание то об-
стоятельство, что по Расселу символы классов являются
неполными символами, которые, дабы установить действи-
тельное значение предложения, сначала должны быть эли-
минированы, и если эта элиминация осуществляется по
установленным Расселом правилам, то становится очевид-
ным, что позиции Рассела и Витгенштейна не так уж и от-
67

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
личаются друг от друга. - Конечно, подчеркнутая Витген-
штеином разница между системой и совокупностью, меж-
ду операцией и функцией существует, и верно, что в сис-
теме Рассела это различие не проводится. Однако операции
и функции, системы и совокупности имеют много общего и
поэтому вполне могуг рассматриваться вместе, с использо-
ванием одной и той же символики. Для того, чтобы крити-
ка по этим пунктам была действенной, нужно, таким обра-
зом, показать, что Рассел заходит слишком далеко в этом
совместном рассмотрении, применяет его и в тех случаях,
когда оно, в силу эффективных различий, не может больше
применяться, и тем самым совершает ошибку.
КАРНАП: Я хотел бы сделать несколько замечаний по
поводу отношений, в которых находятся друг к другу три
основные направления в исследованиях по основаниям ма-
тематики. (Позиция Витгеиштеіта, о которой докладывал
господин Вайсмаи, содержит важные идеи, однако пока
еще не достаточно четко сформулирована.) Некоторые
слушатели вынесли из трех докладов удручающее впечат-
ление, будто данная проблемная ситуация является запу-
танной и бесперспективной: имеются три направления, ко-
торые не понимают друг друга и каждое из которых желает
строить математику совершенно по-разному.
В действительности же, как мы увидим, дело обстоит
вовсе не так уж плохо.
Разницу между этими направлениями можно, пожалуй,
объяснить через разницу в требованиях, которые предъяв-
ляются к построению математики со стороны различных
точек зрения. Логик (представленный в первую очередь
Фреге, позднее Расселом, a в определенном смысле и Брау-
эром) требует: «каждый знак языка, a значит и математи-
ческой символики, должен иметь определенное, сообщае-
мое значение». Ему противостоит математик (представ-
ленный Гильбертом): «мы не хотим быть обязанными да-
68

Дискуссия по основаниям математики
вать отчет о значении математических знаков; мы требу-
ем для себя права произвольным образом оперировать ак-
сиомами, т.е. устанавливать аксиомы и предписания для
операций относительно какой-нибудь математической об-
ласти и затем формальным образом выводить отсюда след-
ствия».
Эти два требования кажутся несовместимыми. Они вы-
ражают противоположность между логицизмом и форма-
лизмом. Однако эта противоположность, как я полагаю,
может быть преодолена. Путь к этому открывает третье
требование, выдвиіаемое физиком. Последний требует от
логико-математической системы, чтобы она не только была
внутренне согласованной, но также и применимой в облас-
ти эмпирической науки. Ибо собственный смысл этой сис-
темы состоит в том, чтобы установить, каким образом мы
можем осуществлять выводы, т.е. какие преобразования
предложений являются допустимыми. Так, например, мы
будем требовать, чтобы логико-математическая система
позволяла нам переходить от предложений
«Все люди смертны»
и
«Все греки - люди»,
к предложению
«Все греки смертны».
И, действительно, в любой из известных логико-
математических систем это преобразование является до-
пустимым. Однако мы будем требовать от этих систем
также, чтобы они позволяли нам преобразовывать предло-
жение
«В этой комнате находятся только люди Ганс и Петер»
в предложение
«В этой комнате находится два человека».
69

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
Ибо в противном случае мы не сможем применять
арифметику к эмпирической реальности. Конечно, матема-
тик не должен в рамках своей области заботиться об этом
применении. Однако в рамках науки в целом мы естест-
венно должны требовать возможности применения ариф-
метики к предложениям о действительности; ведь в про
тивном случае нельзя было бы вообще заниматься физи-
кой. Удовлетворяют ли этому требованию логицистская и
формалистская системы? При фреге-расселовском способе
определения чисел указанный выше логический вывод мо-
жет быть осуществлен. При гплъберпювском аксиоматиче-
ском введении чисел это не гарантировано, поскольку его
аксиоматическая система еще не сформулирована в точном
виде. Но в любом случае эта система может быть допол-
нена посредством введения определенных аксиом таким
образом, чтобы разрешить преобразования указанного ви-
да. Таким образом, я считаю, что противоположность меж-
ду логицизмом и формализмом может быть определенным
образом преодолена при условии, что будет осуществле-
но указанное необходимое дополнение формалистской
системы.
Сначала рассмотрим построение логико-математиче-
ской системы, осуществленное по методу Гилъберта. Су-
щественным пунктом этого метода мне представляется
разделение на формальную математику (включая логику) и
содержательную метаматематику. При этом математика
состоит из формул, значение которых не учитывается; ме-
таматематика устанавливает допустимые преобразования
формул и исследует систему формул, выводимых из акси-
ом. Этот метод деления на две части имеет то большое
преимущество, что освобождает математика в рамках его
области исследования от обременительных требований ло
гика учитывать значение знаков; при этом, однако, <зна-
чение знаков рассматривается> в содержательной части,
70

Дискуссия no основаниям математики
a именно в метаматематике, которая соответствует фи-
нитистски-конструктивистскимтребованиям.
Логицизм же требует, чтобы не только метаматематика,
но и сама математика была осмысленной [bedeutungsvoll].
При указанном способе построения это требование, на пер-
вый взгляд, нарушается. Однако я полагаю, что оно все же
может быть выполнено постфактум. A именно, если к ло-
гико-математической системе осуществить добавления, не-
обходимость которых была обоснована выше, то дополни-
тельиыи логическиіл анализ нашего построения должен
дать нам возможность выяснить значение первоначально
чисто формально вводимых математических знаков. Так,
например, логический анализ тех формул, которые позво-
ляют преобразовать предложение о Гансе и Петере в пред-
ложение о двух людях, приведет к результату, что знак «2»
имеет как раз то значение, которое придает ему логицизм.
Таким образом, формалистское введение натуральных чи-
сел получило бы логицистскую интерпретацию.
После натуральных чисел формалистское построение
вводит и остальные виды чисел. В эту систему входят ак-
сиомы, которые устанавливают отношения между нату-
ральными числами и дробями, между дробями и действи-
тельными числами, между действительными числами и
комплексными числами, между натуральными и трансфи-
нитными числами. Задача логического анализа состояла бы
тогда в том, чтобы шаг за шагом следовать за этим по-
строением и таким образом раскрыть значение всех мате-
матических знаков. Формалистское построение не может
не дать правил для оперирования математическими знака-
ми, т.е. предписаний, которые определяют употребление
этих знаков не только внутри математики, но и в эмпири-
ческой науке. Установлением подобных правил имплицит-
но устанавливается и значение всех знаков. Ибо (как это
ранее уже подчеркнул господин Вайсмаи) значение поня-
тия заключается в его употреблении.
71

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
Итак, мое предположение, если сформулировать его бо-
лее точно, состоит в том, что логический анализ формали-
стской системы приведет к следующему результату (если
предположение подтвердится, то, несмотря на формалист-
ский способ построения, логицизм оказался бы оправдан-
ным, a противоположность между двумя направлениями -
преодолена):
1. Для каждого математкческого зиака найдется одно или
несколько значении; a именно - чисто логические значения.
2. Если система аксиом является непротиворечивой, то
всякая математическая формула, если вместо каждого ма-
тематического знака подставить соответствующее логиче-
ское значение (или же любое из различных значений), пре-
вратится в тавтологию (общезначимое предложение).
3. Если система аксиом является полной (в смысле
Гильберта: никакую невыводимую формулу нельзя доба-
вить непротиворечивым образом), то анализ значений
(Bedeutungsanalyse) является вполне определеиным; каждый
знак получает в точности одно значение; тем самым фор-
малистское построение было бы преобразовано в логици-
стское.
Изложенные идеи можно попытаться осуществить
только тогда, когда гильбертовская логико-математическая
система аксиом будет сформулирована в полном виде. Ес-
ли бы при этом была не только сформулирована сама ак-
сиоматическая система, но и осуществлено вожделенное
доказательство непротиворечивости этой системы или ее
определенных частей, то задача логического анализа зна-
чений была бы тем самым существенно облегчена. Ибо, на
мой взгляд, каждое доказательство непротиворечивости
явно или неявно содержит отсылку к некоторой формаль-
ной модели (Гильберт сам, в одном случае, дал указание
в этом направлении, Logik S. 65). Ну, a при построении та-
кой модели, как я полагаю, стало бы очевидным логиче-
ское значение формалистских знаков.
72

Дискуссия no основаниям математики
Когда я выражаю надежду на единение противополож-
ных направлений, то вовсе не хочу завуалировать все еще
существующие на данный момент противоположности и
трудности. Наоборот: самым лучшим будет, если каждое
направление постарается как можно более строго и после-
довательно разработать свои основные идеи. Я считаю,
что, в конце концов, эти разработки приведут к общему ре-
зультату.
фон НЕЙМАН: По поводу Вашей интерпретации не-
противоречивости я бы хотел заметить, что сомневаюсь,
что дела обстоят так, как Вы описали. Ситуация такова:
Гильберт действительно вводит символы, лишенные
смысла. Однако введение лишенных смысла символов не
является для Гильберта самоцелью. Удобство оперирова-
ния положительными целыми числами не дает оснований
для слишком большого оптимизма, когда речь заходит о
дальнейших шагах. Если Гильберту удастся осуществить
доказательство непротиворечивости, сомнительно, чтобы
это предоставило нам и возможную интерпретацию. Чтобы
некоторая аксиоматическая система оказалась непротиво-
речивой, достаточно, чтобы непротиворечивым было ее
конечное подмножество. Потому и пытаются построить
возможную интерпретацию для конечных подмножеств
этой системы. Постоянные колебания этих временных ин-
терпретаций доказывает, что от них не так-то просто пе-
рейти к определенной интерпретации. Итак, вполне можно
получить доказательство непротиворечивости без того,
чтобы найти какую-либо интерпретацию для математики.
Таким образом, я не считаю, что достаточно иметь доказа-
тельство непротиворечивости. Я бы хотел спросить госпо-
ЯпнаГана: отвергает ли его позиция аксиому сводимости?
ГАН: Да.
фон НЕЙМАН: Тогда классическую математику нель-
зя обосновать при помощи логических средств. Возможно,
73

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom H
мы получим нечто большее, чем интуиционизм, но класси-
ческую математику мы не получим.
ГАН: Аксиома сводимости нужна только для того, что-
бы свести разветвленную теорию типов к простой теории
типов. Однако разветвленная теория типов нужна лишь для
объяснения противоречий, которые имеют неэкстенсио-
нальный характер. Поскольку математика имеет чисто экс-
тенсиональный характер, для ее обоснования нужна лишь
простая теория типов, следовательно, здесь никакой ак-
сиомы сводимости не нужно.
КАРНАП: Попытка интерпретации формальной аксио-
матической системы не кажется мне бесперспективной.
Если для каждой конечной подсистемы возможна интер-
претация такая, что эта интерпретация определяется неко-
торым общим законом, то посредством этого закона, по
существу, задается также некоторая интерпретация всей
системы в целом. Ибо интерпретация может иметь также и
дизъюнктивную форму («данный знак в этой взаимосвязи
имеет это значение, a в той взаимосвязи - то значение»), a
значит быть заданной и функционально.
В математической системе должны быть правила для
каждого отдельного математического знака, которые дела-
ют возможным выводить из реальных предложений без
этих знаков такие предложения, которые эти знаки содер-
жат. Здесь мы как раз можем применить тезис Витгеп-
штеина, согласно которому смысл символа проявляется в
его употреблении, a точнее тезис, что каждое составное ре-
альное предложение представляет собой функцию истин-
ности тех элементарных предложений, из которых оно со-
стоит. Если мы представим себе комбинаторную схему
«истинностных возможностей» тех реальных предложений,
которые не содержат того или иного математического зна-
ка, то правила вывода позволяют из одних истинностных
74

Дискуссия no основаниям математики
возможностей (которые являются строками этой схемы)
вывести такое реальное предложение, которое содержит
этот математический знак, a из других - нет. Рассмотрим
затем множество тех истинностных возможностей, при ко-
торых такой вывод является возможным. Дизъюнкция
предложений, образующих это множество, дает нам тогда
значение предложения с этим математическим знаком, хо-
тя сама эта дизъюнкция этого знака не содержит. Как мне
кажется, тем самым была бы найдена интерпретация этого
математического знака.
ШОЛЬЦ: Если мы представляем формализм в виде
схемы, то предложение, будучи правильным, является реа-
лизуемым также и в счетной области. Можно было бы ска-
зать, что излишне выходить за рамки счетных множеств,
поскольку аксиоматическая система, если она вообще яв-
ляется реализуемой, может быть реализована и в счетной
области. Однако как же обстоят дела с тем, что множество
действительных чисел имеет большую мощность, чем
множество рациональных чисел?
фон НЕЙМАН: Континуум в целом не является счет-
ным, если применять только те функции, которые могут
быть образованы чисто логически. Однако это отображе-
ние можно образовать извне при помощи других функций.
Здесь нет никакого противоречия.
ГЕЙТИНГ: Важным результатом данной конференции
является для меня то, что полностью прояснилось взаимо-
отношение между формализмом и интуиционизмом. Я
вполне могу присоединиться к точке зрения фон Неймана.
Итак, каково же это взаимоотношение? Оба направления
сами по себе возможны, оба имеют определенное право на-
зываться математикой, поскольку они оба выросли из клас-
сической математики, истолковав ее по-своему. Хотя слово
75

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
«математика» в одном случае означает мысленную конст-
рукцию, a в другом - игру с формулами. Между обоими
направлениями существуют определенные отношения,
формализм нуждается в интуиционизме, по крайней мере,
частично, как только речь заходит о целых числах и полной
индукции. С другой стороны: как только получено доказа-
тельство непротиворечивости, формализм может служить
интуиционизму в качестве инструмента для осуществления
доказательств, поскольку формальные знаки могут быть
истолкованы интуиционистски как математические данно-
сти. To, что это взаимопонимание является возможным,
основывается на том факте, что для обоих направлений ма-
тематика существует прежде, чем она применяется к при-
роде, к действительности. По этой же причине пока еще не
может быть достигнуто взаимопонимание с логицизмом.
Здесь, прежде всего, нужно объяснить, как математика мо-
жет быть применена к действительности. Этот вопрос пока
еще полностью не разрешен. Логицисты не хотят отказать-
ся от того, чтобы уже при построении математики исполь-
зовать понятие мира. Поэтому окончательное прояснение
пока еще невозможно.
ГЁДЕЛЬ: Согласно формалистской точке зрения, к ос-
мысленным предложениям математики добавляются
трансфинитные (псевдо-) высказывания, которые сами по
себе не имеют смысла, a служат только для того, чтобы
сделать систему завершенной, также как в геометрии при-
ходят к завершенной системе посредством введения беско-
нечно удаленных точек. Эта точка зрения предполагает,
что, если добавить к системе осмысленных предложений S
систему трансфинитных предложений и аксиом Г, a затем
предложение из S доказать окольным путем через предло-
жения из Г, то это предложение будет также содержатель-
но правильным, или, что при добавлении трансфинитных
аксиом никакие содержательно ложные предложения не
76

Дискуссия по основаниям математики
станут доказуемыми. Это требование обычно заменяют на
непротиворечивость. Я хотел бы только отметить, что эти
два требования ни в коем случае не могут считаться безо-
говорочно эквивалентными. Ибо если в непротиворечивой
формальной системе A (например, классической математи-
ки) осмысленное предложение р является доказуемым с
помощью трансфинитных аксиом, то из непротиворечиво
сти A следует только то, что в рамках системы A не может
быть формально доказано не-р. Тем не менее, вполне мож-
но себе представить, что не-р может быть обосновано по-
средством некоторых содержательных (интуиционистских)
рассуждений, которые не могут быть формально представ-
лены в системе A. B этом случае, несмотря на непротиво-
речивость системы А,вА было бы доказуемо предложение,
ложность которого может быть обоснована посредством
финитных рассуждений. Впрочем, нечто подобное не мо
жет иметь места, если понятие «осмысленное предложе-
ние» формулировать достаточно узко (например, ограни-
читься областью финитных уравнений). Наоборот, вполне
возможной была бы, например, ситуация, в которой можно
доказать при помощи трансфинитных средств классиче-
ской математики предложение вида (Ex) F(x)9 где F есть
финитное свойство натуральных чисел (такую форму име-
ет, например, отрицание теоремы Гольдбаха), a c другой
стороны через содержательные рассуждения можно обос-
новать, что все числа имеют свойство не-F, и, на что я как
раз и хотел обратить внимание, это возможно даже тогда,
когда доказана непротиворечивость формальной системы
классической математики. Ибо ни о какой формальной
системе нельзя с уверенностью утверждать, что в ней пред-
ставимы все содержательные рассуждения.
фон НЕИМАН: Это не означает, что все интуициони-
стски допустимые способы рассуждений могут быть вос-
произведены формалистски.
77

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom II
ГЁДЕЛЬ: Можно даже (при условии непротиворечиво-
сти классической математики) привести примеры предло-
жений (а именно, таких как теорема Гольдбаха или теорема
Ферма), которые хотя и являются содержательно правиль-
ными, но недоказуемы в формальной системе классической
математики. Поэтому, если добавить к аксиомам классиче-
ской математики отрицание такого предложения, то полу-
чится непротиворечивая система, в которой содержательно
ложное предложение является доказуемым.
РЕЙДЕМАЙСТЕР: Я хотел бы завершить дискуссию
несколькими замечаниями, которые не несут ничего hobo-
to, a скорее призваны выделить из этой дискуссии лишь
три пункта, которые предстали как особо важные для про-
яснения трех основных позиций и их взаимоотношений:
1. Какую роль в системе Рассела играет аксиома своди-
мости? Обмен мнениями между фон Неиманом и Ганом
показал, что здесь мы имеем один совершенно конкретный
вопрос, который затрагивает фактический материал этой
полностью разработанной логической теории. В немецкой
литературе этот вопрос разработан недостаточно ясно. Я
могу сообщить, что доклад на эту тему запланирован на
ближайшее время. Все это распространяется также и на так
называемый тезис экстенсиональности.
2. Как соотносится интерпретация, которую Ган дал
системе Рассела, с формалистской интерпретацией этой же
системы? Формалисты также утверждают, что то содержа-
тельное истолкование, которое Рассел дал своей системе,
вовсе необязательно связано с этой системой, напротив,
они разделяют формальную систему и ее значение. Каким
образом, однако, с логической точки зрения, может быть
образовано основное вспомогательное средство этого но-
вого истолкования, a именно, понятие высказывания, су-
щественным образом лишенное значения? Как может быть
78

Дискуссия по основаниям математики
лишенное значения высказывание понятно для тех, кто не
занимает чисто интуиционистскую точку зрения, в соот-
ветствие с которой логика является частью комбинаторики,
a предложения могут быть образованы из знаков?
3. Что представляет собой значение высказывания в ин-
туиционистском и логицистском смысле? Я опираюсь на
одно замечание Карнапа, высказанное им в ходе дискус-
сии, о том, что вполне возможно, что на основании доказа-
тельства непротиворечивости, удастся найти способ при-
дания значение формалистской системе. Какой смысл име-
ет здесь «значение»? Во всяком случае, не то, что понимает
под значением интуиционист. Наиболее серьезная проти-
воположность между обоими лагерями как раз и состоит в
том, что слово «значение» трактуется столь по-разному.
Это не всегда достаточно ясно признается представителями
логистики, и таким образом важной задачей является про-
ведение четких границ между этими совершенно разными
трактовками понятия «значение».
ПРИЛОЖЕНИЕ
Редакторы журнала «Erkenntnis» попросили меня дать резю-
ме результатов моей статьи «Über formal unentscheidbare Sätze der
"Principia Mathematica" und verwandter Systeme», опубликованной
недавно в журнале «Monatsh. f. Math. u. Phys.», Bd. XXXVIII, ко-
торые еще не были представлены на Кёнигсбергской конферен-
ции. В этой работе речь идет о проблеме двоякого рода, a именно
1. о вопросе полноты (дефинитной разрешимости) формальных
математических систем, 2. о вопросе доказательства непротиво-
речивости для таких систем. Формальная система называется
полной, если каждое выразимое в ее символах предложение яв-
ляется формально разрешимым на основе аксиом, т.е. если для
каждого такого предложения A существует построенная по пра-
вилам логического исчисления конечная цепочка вывода, кото-
79

«ERKENNTNIS», 1930-1931. Tom H
рая начинается какой-либо аксиомой и заканчивается предложе-
нием A или предложением не-А. Система S называется полной
относительно определенного класса предложений К, если, по
меньшей мере, каждое предложение из К является разрешимым
на основе аксиом системы S. B вышеупомянутой работе показа-
но, что не существует системы с конечным набором аксиом, ко-
торая была бы полна лишь относительно арифметических пред-
ложений.1 Под «арифметическими предложениями» здесь пони-
маются такие предложения, в которые не входят никакие другие
понятия кроме +, •, = (сложение, умножение, равенство и т.д.
применяемые к натуральным числам), далее логические связки
исчисления высказывания и, наконец, знаки общности и сущест-
вования, но применяемые лишь к переменным, область пробега
которых составляют натуральные числа (поэтому в арифметиче-
ские предложения вообще не входят никакие другие переменные,
кроме переменных для натуральных чисел). Даже для систем, ко-
торые имеют бесконечное число аксиом, всегда существуют не-
разрешимые арифметические предложения, если только «акси-
омные правила» удовлетворяют определенным (очень общим)
предпосылкам. В частности, из сказанного следует, что во
всех известных системах математики - например, «Ргіпс. Math.»
(вместе с аксиомами сводимости, выбора и бесконечности), ак-
сиоматических системах теории множеств Цермело-Френкеля и
ф. Неимана, формальных системах школы Гильберта - сущест-
вуют неразрешимые арифметические предложения. Касательно
результатов о доказательствах непротиворечивости, следует,
прсжде всего, принять во внимание, что здесь речь идет о непро-
тиворечивости в формальном (гильбертовском) смысле, т.е. не-
противоречивость понимается как чисто комбинаторное свойство
определенных знаковых систем и выполняющихся для них «пра-
вил игры». Комбинаторные факты можно, однако, выразить
в символах матсматических систем (например, «Princ. Math.»).
Поэтому высказывание, что определенная формальная система
1 При условии, что никакие ложные (т.е. содержателыю опровержи-
мые) арифметическис предложения не являются доказуемыми на основе
аксиом соответствующей системы.
80

Дискуссия по основаниям математики
S является непротиворечивой, зачастую само оказывается выра-
зимым в символах этой системы (в частности, это выполняется
для всех вышеназванных систем). Что мы теперь показываем, так
это следующее: для всех формальных систем, для которых выше
утверждалось существование неразрешимых арифметических
предложений, высказывание о непротиворечивости соответст-
вующей системы принадлежит, в частности, к гтредложениям, ко-
торые в этой системе являются неразрешимыми. Иными словами,
доказательство непротиворечивости для этой систсмы S можно
осуществить только с помощью таких способов рассуждений,
которые не формализованы в самой системе S. Итак, для систе-
мы, в которой формализованы все финитные (т.е. интуиционист-
ски безупречные) формы доказательств, финитное доказательст-
во непротиворечивости, которое ищут формалисты, вообще не-
возможно. Впрочем, остается сомнительным, является ли столь
всеобъемлющей какая-нибудь из до сих nop построенных систем,
например «Ргіпс. Math.» (или же, существует ли такая всеобъем-
люшая система вообще).
Курт Гёдель, Вена
81

Вернер Гейзенберг (Лейпциг)
ЗАКОН ПРИЧИННОСТИ
И КВАНТОВАЯ МЕХАНИКА1
Уважаемые дамы и господа! Вопрос о том, выполняется
ли закон причинности, неоднократно в последнее время
был предметом обстоятельных и острых дискуссий, и ино-
гда даже возникало впечатление, будто бы здесь речь идет
не о научном вопросе, a o постулате веры. Я бы хотел,
в качестве предварительного замечания к дальнейшему из-
ложению, подчеркнуть, что я не считаю, что на данный во-
прос можно дать простой ответ «да» или «нет». Решаю-
щим, скорее, является то, что в результате недавнего раз-
вития теории атома создалась новая ситуация, которая тре-
бует пересмотра нашего понятия причинности. Прежние
формулировки закона причинности не имеют больше ни-
какого подлинного смысла, если принять во внимание но-
вейшее развитие физики. Для сравнения я бы хотел напом-
нить присутствующим здесь физикам, что до того, как бы-
ла построена теория света Максвелла, выдающиеся физики
длительное время вели жаркие споры по вопросу, распро-
страняется ли световой вектор параллельно или перпенди-
кулярно поверхности поляризации. Этот вопрос потерял
свой смысл с открытием теории Максвелла, после чего соз-
далась новая ситуация; постфактум каждая из сторон могла
утверждать, что именно она была права. В действительно-
сти же, мы узнали нечто новое, о чем прежде и не догады-
вались. Точно так же обстоит сейчас дело и с вопросом,
выполняется ли закои причинности. Итак, прежде всего
нашей задачей будет исследовать, насколько употребляе-
мые до сих nop формулировки закона причинности сохра-
1 Werner Heisenberg. Kausalgesetz und Quantenmechanik // Erkenntnis,
1931. Bd. II. S. 172-182. Псревод с нем. яз. д. ф. іі. Я. В. Шрамко.
82

Вернер Гейэенберг
няют еще ясный смысл. Затем я опишу новую ситуацию,
в которую переместила нас квантовая теория и, наконец,
мы обсудим различные формулировки принципа причин-
ности [Ursachprinzip], которые, как представляется, подхо-
дят для новой ситуации.
Если мы спросим какого-нибудь нашего знакомого,
знает ли он, что понимается под законом причинности, то,
скорее всего, он ответит, что этот закон ему полностью
ясен. Он сформулирует его примерно так: «нет действия
без причины». To, что при этом понятия «причина» и «дей-
ствие» все же не являются строго определенными, вытека-
ет уже из того, что наш знакомый спокойно признает, что
то или иное действие может иметь несколько причин.
И только ученые, работающие в области естественных на-
ук, первыми попытались постулировать однозначную
взаимосвязь между наблюдаемыми событиями под именем
закона причинности.
Эта однозначная взаимосвязь, несомненно, господству-
ет во всей области нашего повседневного опыта; мы посто-
янно наблюдаем, что два процесса, которые при сходных
условиях возникают из одного и того же начального со-
стояния, протекают также сходным образом. Если же два
процесса, в виде исключения протекают по-разному, то мы
предполагаем, что один из двух процессов был нарушен
какой-то ускользнувшей от наблюдения причиной. Таким
образом, из закономерности этих протеканий в мире наше-
го опыта мы выводим общий закон, который мы, однако,
можем оправдать только посредством довольно далеко
идущей экстраполяции нашего опыта. Прежде чем мы пе-
рейдем к тому, чтобы спросить, как примерно должен быть
сформулирован этот закон, полученный посредством экст-
раполяции из опыта, мы должны очень хорошо подумать о
том, какой вообще смысл может иметь экстраполяция на-
шего опыта.
Тут я, прежде всего, хотел бы указать на то, что челове-
ческий язык вполне позволяет образовывать предложения
83

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
или понятия, из которых нельзя вывести вообще никаких
следствий, т.е., которые, являются полностью бессодержа-
тельными, хотя они вызывают в нашей фантазии нагляд-
ные образы. Для примера вспомним утверждение, что ря-
дом с нашим миром якобы существует другой мир, с кото-
рым, однако, принципиапъно невозможно установить ника-
кого сообщения. Вы согласитесь, что такого рода предло-
жение нельзя ни доказать, ни опровергнуть, поскольку оно
совершенно иичего не высказывает; но что оно, все же вы-
зывает в нашей фантазии некоторый образ. Это происходит
оттого, что мы сначала забываем, что с тем самым другим
миром невозможно установить никакой связи. Мы вообра-
жаем себе, что бы мы увидели, если бы такая связь была
возможна. Сходным образом мы зачастую используем по-
нятия нашего повседневного мира также и там, где они не
имеют больше никакого смысла, и в результате такого зло-
употребления получаем бессодержательные предложения.
Итак, если мы посредством экстраполяции мира повсе-
дневного опыта хотим вывести общее предложение, то при
этом подвергаемся большой опасности высказать бессо-
держательные предложения и образовывать пустые поня-
тия. Хотя дело вовсе не обстоит просто таким образом, что
пустые понятия должны быть полностью отброшены как
бесполезные и неинтересные. Приведем один пример, ко-
торый цитирует также Бергмап в своем сочинении о законе
причинности. Понятие «абсолютной одновременности» яв-
ляется, согласно теории относительности, пустым, оно
принципиально нереализуемо, поскольку сигналы никогда
не могут распространяться быстрее скорости света. Тем не
менее, абсолютная одновременность представляет собой
очень полезное с точки зрения классической механики по-
нятие. Такие бессодержательные понятия или предложения
являются непригодными, только если мы хотим сформули-
ровать конкретные утверждения о свойствах внешнего ми-
ра. Другим понятием такого рода, непригодность которого
84

Вернер Гейэенберг
тотчас же становится очевидной, было бы, например, «цвет
электрона». Такие понятия не могут интересовать физика;
тем не менее, они вполне могут иметь педагогический или
психологический интерес. Здесь нужно помнить, что, на-
пример, поэзия зачастую намеренно использует слова, ко-
торые вообще не имеют никакого точного значения, и ко-
торые, поэтому, открывают широкое пространство для
фантазии слушателя; такого рода словами может также,
с полным правом, интересоваться и философия. Лишь ес-
тественные науки основываются на предпосылке, что их
понятиям, по крайней мере со временем, может быть при-
дан точный смысл.
После этих предварительных замечаний, прежде чем
перейти к новой ситуации, возникшей благодаря квантовой
механике, я бы хотел кратко обсудить прежние формули-
ровки закона причинности. Из вышесказанного Вам уже
конечно стало ясно, что нетрудно сформулировать закон
причинности так, чтобы его нельзя было опровергнуть.
Самую простую из такого рода формулировок как-то
в шутку сообщил мне господин Бор: «все, что происходит,
и должно было произойти». Тотчас видно, что это предло-
жение абсолютно ничего не высказывает о ходе событий.
Ибо, что же именно должио происходить, мы узнаем со-
гласно этому предложению лишь тогда, когда оно уже
произошло; постфактум ничего нельзя изменить. Итак, та-
кую формулировку нельзя опровергнуть, так как она ниче-
го не утверждает.
Перейдем теперь, однако, к серьезной формулировке,
например к той, которую больше столетия рассматривали в
качестве основания для всей физики. «Если данное состоя-
ние некоторой изолированной системы точно известно во
всех ее определяющих параметрах [Bestimmungsstücken],
то исходя из этого, можно вычислить будущее состояние
этой системы». Это предложение образует базис для гран-
диозной попытки построения объективного естествозна-
85

«ERKENNTNIS», 1931. Tom H
ния, которая в прошлом столетии была предпринята физи-
ками. В основе этого предложения лежит гипотеза, что в
принципе, возможно познать изолированную систему во
всех ее существенных определяющих частях. Таким обра-
зом, предполагается, что воздействия, которые связывают
объект с осуществляющим наблюдения субъектом и кото-
рые вообще позволяют наблюдателю делать какое-либо
высказывание о системе, могут быть минимизированы до
такой степени, что они станут несущественными для про-
текания событий. Именно эта гипотеза дает право физиче-
ски рассматривать систему «саму по себе», т.е. независимо
от возможности ее наблюдения. В новейшей квантовой
теории как раз эта гипотеза и оказывается неверной, о чем
будет сказано ниже. В принципе невозможно установить
все определяющие части изолированной системы, которые
необходимы для просчитывания будущего. Тем самым, ко-
нечно же, приведенная выше формулировка закона при-
чинности изобличается не как неверная, но лишь как бес-
содержательная; она больше не имеет области действия
или области применимости, a потому также и не представ-
ляет никакого интереса для физиков.
Вы упрекнете меня, что я здесь все же несколько по-
спешно вынес приговор закону причинности классической
физики. Ибо, скажете Вы, этот принцип все же незаменим
в качестве основания для всего естествознания, даже если
его нельзя доказать физически. Можно, например, аргу-
ментировать так, как это делает Kaum в «Критике чистого
разума»; с вашего позволения я процитирую несколько
предложений из этого произведения:
«Допустим, что событию не предшествует ничего, за чем оно
должно было бы следовать по правилу; в таком случае всякая по-
следовательность восприятий определялась бы исключительно
субъективно; этим, однако, вовсе не было бы объективно опреде-
лено, что именно в восприятиях должно быть предшествующим,
a что последующим. - Итак, если мы узнаем, что происходит
86

Вернѳр Гѳйзенберг
что-то, мы всегда при этом предполагаем, что данному событию
предшествует нечто, за чем оно следует по правилу. В самом де-
ле, без этого я не мог бы сказать об объекте, что он следует. -
Таким образом, свой субъективный синтез я делаю объективным,
если я принимаю в расчет правило, согласно которому явления
определяются в их последовательности, и только при этом пред-
положснии возможен самый опыт о том, что происходит»1.
Kaum здесь правомерно подчеркивает, что именно воз-
можность объективирования наших восприятий связана с
постулатом причинной взаимосвязи. Таким образом, y
Капта принции. причины и действия не является прове-
ряемым на опыте предложением, но формой мышления,
«синтетическим суждением a priori», которое образует для
него основание естествознания. Если в каком-либо месте
физическое событие появляется как иедетерминированное,
то, согласно кантовской формулировке закона причинно-
сти, это есть всего лишь признак того, что здесь имеется
еще нерешенная задача. Очевидно, что такое понимание
закона причинности как априорного постулата, которому
должен подчиняться опыт, не может быть опровергнуто,
поскольку об опыте он ничего не высказывает. Однако ока-
зывается, что сохранение этой формулировки является не-
целесообразным с точки зрения фактов современной атом-
ной физики. Основанием для этого выступает то, что
именно такое объективирование мира нашсго опыта, кото
рую попытались осуществить во времена Канта, оказалась
принципиально невозможной. Иными словами, ситуация с
законом причинности похожа на ситуацию с эвклидовой
геометрией. Ее можно истолковать как некоторую сумму
1 Гсйзенберг здссь нс совссм точно цитируст Канта. Мы даем иере-
вод тскста, как он прсдставлеп в статье Гсйзснберга. Ср. соответствую-
щие места в: Kaum И. Критика чистого разума / Пср. с исм. II. Лосского
свсрен и отредактирован Ц.Г. Арзаканяном и М.И. Иткиным. - М.:
Мысль, 1994. С. 156-157. - Прим. перев.
87

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
априорных аксиом, которые не могут быть проверены на
опыте; тогда их невозможно опровергнуть, ведь они ничего
не говорят об опыте, - однако в области современной фи-
зики они часто оказываются непрактичными.
Полагаю, я дал вам достаточный обзор прежних форму-
лировок принципа причины и действия и теперь перехожу
к описанию новой ситуации, которую создала квантовая
теория.
Теория атома привела к следующей дилемме: с одной
стороны, все процессы мы описываем в пространстве и
времени. Например, мы говорим о том, что в определенное
время электрон будет находиться в определенном месте,
или о том, что в определенном месте пространства в дан-
ное время напряженность электрического поля имеет опре-
деленное значение. Таким образом, мы постоянно описы-
ваем экспериментальные результаты в пространстве и во
времени. С другой стороны, согласно Бору, уже введение
пространственно-временных начальных точек автоматиче-
ски влечет за собой необходимость отказаться от знания
некоторых переменных. Я бы хотел для присутствующих
здесь физиков категорически подчеркнуть, что такого рода
отказ необходим в любом случае, безразлично, истолковы-
ваем ли мы материю или свет как движение волн или как
действие маленьких частиц.
Чтобы это стало совершенно ясно, давайте вначале
кратко обсудим корпускулярную концепцию, a затем вол-
новую концепцию. Здесь я напомню лишь один факт, кото-
рый неоднократно дискутировался. Как известно, для того,
чтобы установить местоположение электрона в определен-
ный момент времени, мы, например, по методике Бора,
пропускаем поток электронов через диафрагму с отвер-
стиями, причем диафрагма может открываться и закры-
ваться посредством заслонки. Тогда, в результате дифрак-
ции де Броііля, импульс электрона после прохода через
88

Вернер Гейэенберг
диафрагму является до некоторой степени неопределен-
ным. Кроме того, неопределенной на некоторую величину
является работа, осуществляемая в ходе открывания и за-
крывания заслонки.
Таким образом, после измерения координаты, импульс и
энергия электрона оказываются лишь приблизительно из-
вестными, как того и требует «приицип неопределенности».
Основной упор в этом рассуждении Бора следует сде-
лать на то, что уже в тот момент, когда мы вводим «жест-
кую» систему координат, мы отказываемся от знаний зна-
чений импульса и экергии этой жесткой системы, a тем са-
мым и измеряемой частицы.
Неоднократно утверждалось, что такого рода неопреде-
ленность якобы имеет место только если применять кор-
пускулярную концепцию; a значит более разумно исполь-
зовать волновую концепцию. Поэтому я хочу подчеркнуть,
что мы придем к аналогичной неопределенности, если бу-
дем исходить из волновой концепции пространства и вре-
мени. Если, например, мы попытаемся измерить напряжен-
ность электрического и магнитного поля в небольшой об-
ласти пространства, то это можно сделать только через от-
клонение заряженной материи, которое вызывается соот-
ветствующими полями. Явление дифракции в этой материи
приводит опять-таки к тому, что мы можем точно измерить
напряжение либо электрического, либо магнитного поля.
Принцип неопределенности прежде всего показывает,
что точное знание тех определяющих частей, которые
в классической теории необходимы для установления при-
чинной взаимосвязи, в квантовой теории является невоз-
можным. Другое следствие неопределенности состоит в
том, что также и будущее поведение такого рода неточно
известной системы может быть предсказано лишь неточно,
т.е. только статистически. Совершенно ясно, что из-за
принципа неопределенности теряется основание для точно-
го закона причинности классической физики, a именно,
89

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
при применении как корпускулярной, так и волновой кон-
цепции пространства и времени.
Возникает, однако, вопрос, не открывает ли математи-
ческая схема квантовой теории, которая в некотором смыс-
ле заступает место классической причинной связи, все же
вновь возможность для точной формулировки принципа
причины. Поскольку некоторые физики высказали это
предположение, мне хотелось бы несколько подробнее ос-
тановиться на математической схеме квантовой механики.
Если физическое измерение осуществляется настолько
точно, насколько это в принципе возможно, т.е. насколько
это позволяет принцип неопределенности, то результат из-
мерения образует «реальный случай» в номенклатуре Вей-
ля. Это означает: результат может быть однозначно пред-
ставлен в математической схеме квантовой механики, на-
пример посредством волнового пакета волн Шредингера в
конфигурационном пространстве или посредством излуче-
ния в пространстве Гильберта. Если после этого первого
измерения система остается изолированной, то представ-
ляемую группу волн в конфигурационном пространстве
можно вывести из начального волнового пакета при помо-
щи дифференциального уравнения. Если рассматривать
группу волн как репрезентирующую то, что «действитель-
но происходит», то здесь, как кажется, имеет место кау-
зально детерминируемое событие.
Мы должны теперь исследовать, насколько упомянутый
волновой процесс может быть рассмотрен в качестве мате-
матического эквивалента физического поведения системы.
Прежде всего, в результате развития атомной физики мож-
но считать установленным, что этот волновой процесс ох-
ватывает все, без исключения определяющие части систе-
мы, т.е., что не существует никаких присущих системе фи-
зических величин, которые не были бы выражены в волно-
вой функции. Итак, если бы, наоборот, физическое поведе-
90

Вернер Гейзенберг
ние системы однозначно определялось через поведение
волновой функции, то можно было бы, точно так же как и в
классической теории, говорить о детерминизме. Однако
решающий пункт состоит в том, что это не имеет места.
Прежде всего, волновой процесс, поскольку он протекает
в многомерном конфигурационном пространстве, не может
быть так просто переведен в пространственно-временную
картину и отождествлен с поведением системы. Напротив,
пространственно-временной способ описания только тогда
будет возможным, когда мы поставим физический вопрос:
что мы наблюдаем, когда мы ставим определенные экспе-
рименты над данной системой? Классическая теория пре-
доставляет в качестве результата каждого такого экспери-
мента некоторое одпозиачпое предсказание, если извест-
ны все без исключения определяющие части системы.
Квантовая же теория предоставляет, в общем и целом,
лишь спютистические высказывания, даже если даны все
определяющие части (а именно, волновая функция). Впро-
чем, всегда можно поставить эксперименты, для которых
также и квантовая механика все еще допускает однознач-
ные предсказания. Однако для большинства экспериментов
можно вычислить лишь вероятность того или иного резуль-
тата.
Рассмотрим один пример. Пусть каким-либо образом
установлено, что некоторый атом находится в «нормаль-
ном» состоянии. Если мы осуществим с этим атомом опыт
Штерн-Герлаха, то результат этого опыта можно точно
предсказать. Если мы все же попытаемся измерить с по-
мощью микроскопа местонахождение электрона, то мы
сможем получить лишь вероятность некоторого результата
этого эксперимента. Решающее различие между классиче-
ской теорией и квантовой механикой заключается, таким
образом, в следующем: если для некоторой замкнутой сис-
темы известны, благодаря предшествующим измерениям,
все без исключения определяющие части, то:
91

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
в точности верным и осмысленным также и в атомной фи-
зике: «если в данный момент времени точно известны оп-
ределяющие части некоторой изолированной системы, то
для каждого последующего момента времени существуют
эксперименты над этой системой, результаты которых точ-
но детерминированы и могут быть заранее просчитаны, ес-
ли система не подвергается никаким помехам, кроме тех,
которые вызваны данным экспериментом».
Конечно, эта формулировка является, в некоторой степе-
ни, слишком подробной, однако она в точности задает грани-
цы, в пределах которых квантовая механика может быть обо-
значена как каузальная теория. Называть ли при этом только
что приведенную формулировку законом причинности или
нет, является, конечно же, исключительно делом вкуса.
После такого нашего изложения реалистического по-
нимания классического принципа причинности, остается
еще обсудить формулировку Канта, согласно которой
принцип причины является не проверяемым на опыте пред-
ложением, a постулатом, с которым мы подходим к приро-
де. Зададим сначала вопрос, как вообще возможно обосно-
вать такого рода постулат, если те процессы, которые мы
наблюдаем, представляются недетерминированными.
Для сравнения я бы хотел напомнить вам многократно
обсуждавшийся несколько лет назад вопрос о верности
эвклидовой геометрии в общей теории относительности.
Ведь y Каита также и геометрия Эвклида относится к син-
тетическим априорным суждениям, она может быть, таким
образом, постулирована и различные философы придавали
большое значение этой возможности. Объясним на про-
стом примере, как это возможно:
Согласно Эйнштейну, в гравитационном поле сумма
углов треугольника не равна 180°. Таким образом, если мы
из связанных на концах нитей строим треугольник и поста-
раемся посредством все большего натяжения как можно
94

Вернер Гейзенберг
больше приблизить стороны этого треугольника к прямым
линиям, то сумма углов (которую мы, например, будем из-
мерять тем, что вырежем из жести образуемые нитями уг-
лы и сложим их вместе) будет стремиться к некоторой от-
личной от 180° величине. Именно так, по Эйнштеину, про-
текал бы эксперимент при достаточно точном измерении.
Однако для истолкования можно, при желании, сохранить
эвклидову геометрию, если предположить, что силы грави-
тационного поле каким-то образом препятствуют нитям
соединяться кратчайшим путем, или если предположить,
что используемая для измерения жесть деформируется под
воздействием гравитационного поля. Итак, вы видите, что
эквклидовую геометрию действительно можно спасти.
Однако тем самым мы ничего не выигрываем, ибо тогда
придется отказаться от того, чтобы непосредственно свя-
зать ее с опытом.
Точно так же можно, по Канту, спасти ортодоксальный
закон причинности, ибо всегда остается право, заявить
в тех местах, в которых процессы нашего опыта являются
недетерминированными: мы пока еще не знаем причины.
Такого рода успешная защита принципа каузальности яв-
ляется, однако, Пирровой победой, ибо закон причинности,
который мы спасли, оказывается бесполезным для выска-
зываний о действительности. На мой взгляд, в теории ато-
ма очень нецелесообразно, например, говорить: мы просто
не знаем пока еще причины, которая заставила находящий-
ся в возбужденном состоянии атом перейти в некоторое
более глубокое состояние. Ибо, исходя из многих аргумен-
тов, мы знаем, что атом не имеет никаких других опреде-
ляющих частей, чем те, которые выражены в волновой
функции. Atom, так сказать, вовсе не виноват в том, что его
излучение меняется статистически, но это происходит из-за
неопределенности взаимодействия атома с используемым
средством наблюдения: «излучение». Если считать, что
Kaum показал, что постулат причинности является посту-
95

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
a) в классической теории полностью определено пове-
дение системы при любых дальнейших наблюдениях,
b) в квантовой теории, однако, поведение системы при
новых экспериментах, в общем и целом, можно указать
лишь статистически. Лишь для некоторых подходящим об-
разом отобранных экспериментов квантовая теория догтус-
кает однозначное предсказание.
На основе этой принципиальной неопределенности,
можно заметить встречающуюся уже и в первом измерении
неточность, которая вызвана принципом неопределенно-
сти. Или можно возложить ответственность за неопреде-
ленность на те помехи, которые в процессе наблюдения
оказали на систему измерительные приборы. Существенно
лишь то, что исход эксперимента принципиально нельзя
точно предсказать.
Тот факт, что все без исключения определяющие части
некоторой замкнутой системы детерминированы с течени-
ем времени посредством дифференциального уравнения, и
что неопределенным является лишь результат взаимодей-
ствия системы с наблюдателем или его аппаратурой, при-
водит нас к следующему выходу: Мы объединяем систему
и наблюдателя в рамках одиой системы, которая вновь ока-
зывается полностью представимой посредством волновой
функции. Для этой волновой функции также имеется диф-
ференциальное уравнение, ее поведение во времени явля-
ется, таким образом, детерминированным. Сложность, од-
нако, снова заключается в том, что эта волновая функция
не предоставляет никакого пространственно-временного
описания того, что происходит. Она оказывается абсолютно
непригодной, кроме того случая, когда мы вновь наблюдаем
всю систему и спрашиваем, что получится в результате такого
наблюдения. Однако на этот вопрос волновая функция, ко-
нечно же, опять-таки дает лишь статистический ответ.
Именно в этом заключается новая ситуация, созданная
квантовой механикой. Мы должны теперь обдумать, до ка-
92

Вернер Гѳйзенберг
кой степени, в этой ситуации, мы все еще можем нуждать-
ся в прежнем понятии причинности.
Классическая физика формулировала закон причинно-
сти следующим образом: «Если в данный момент времени
точно известны все определяющие части некоторой замк-
нутой системы, то исходя из этого, можно однозначно вы-
числить будущее физическое поведение этой системы».
Если в теории атома в качестве определяющих частей сис-
темы рассматривать те величины, которые взяты из про-
странственно-временного описания (напр. местоположение
и скоросгь электрона или амплитуда волны в определенной
точке пространства), то эта формулировка неприменима,
т.е. бессодержательна, поскольку ее антецедент
[Vordersatz] является невыполнимым, из-за принципа неопреде-
ленности определяющие части никогда нельзя узнать точ-
но. Итак, в этом случае классический закон причинности
не имеет области действия. Если же в качестве опреде-
ляющих частей взять свойства волновой функции в конфи-
гурационном пространстве или вектора в пространстве
Гильберта, то хотя в указанной формулировке принципа
причины антецедент будет выполнимым, но консеквент
[Nachsatz] окажется ложным. Физическое поведение сис-
темы невозможно однозначно вычислить на основе полных
данных обо всех определяющих частях. Таким образом,
вполне можно и для будущего однозначно вычислить все
определяющие части; однако определяющие части лишь в
частных случаях определяют физическое поведение.
Однако в этих частных случаях результат будущих экс-
периментов является точно вычислимым, a из этого следу-
ет, что определенную «степень детерминизма» - если мож-
но так выразиться - можно заметить также и в теории ато-
ма. Если, таким образом, рассматривать в качестве опреде-
ляющих частей величины, характеризуемые посредством
вектора в пространстве Гильберта, то можно сформулиро-
вать ограниченный закон причинности, который остается
93

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
латом для естествознания, то на это можно возразить, что
как раз резкое разграничение мира на субъект и объект, т.е.
такое разграничение, которое принимается в «объектив-
ной» физике, больше не является возможным. Если раньше
возможным было пространственно-временное описание
также и для изолированного предмета, теперь оно сущест-
венным образом привязано к взаимодействию предмета с
наблюдателем или его аппаратурой; полностью изолиро-
ванный предмет больше принципиально не имеет никаких
поддающихся описанию свойств. В современной атомной
физике речь, таким образом, идет не о сущности и строе-
нии атома, a o процессах, которые мы воспринимаем в ходе
наблюдения атомов; центр тяжести, таким образом, все
время ложится на понятие «процесс наблюдения». При
этом, процесс наблюдения не может быть теперь так про-
сто объективирован, a его результаты не могут быть непо-
средственно превращены в реальный предмет.
Надеюсь, в ходе своего доклада я убедил вас в том, что
созданная атомной физикой ситуация действительно дела-
ет необходимым новое обсуждение понятия причинности.
Я хотел бы подытожить результат этой дискуссии: во-
первых, классическая формулировка закона причинности
оказывается пустой и физичсски неприменимой. Тем не
менее, в атомной физике все же сохраняется частичный де-
терминизм, который можно сформулировать примерно сле-
дующим образом: «если в данный момент времени некото-
рая система известна во всех ее определяющих частях, то
для каждого последующего момента времени существуют
эксперименты над этой системой, результаты которых
можно точно предвидеть». - Следует такое поведение все
еще называть причинным или нет, этот вопрос кажется мне
неинтересным. В гораздо большей степени мы должны ра-
доваться тому, что природа, благодаря феномену атома и
вопросу об основных принципах естествознания, научила
нас чему-то новому.
96

ДИСКУССИЯ О ПРИЧИННОСТИ
И КВАНТОВОЙ МЕХАНИКЕ1
Воскресенье, 6 сентября 1930 г.
ГЕРЦБЕРГ: Чтобы увидеть, правильно ли я понял вы-
сказывания Гейзеиберга, я бы хотел сформулировать их
математически: мы знаем переменные некоторой системы,
но мы принципиально имеем лишь ограниченное число
уравнений, выражающих условия для этих переменных,
которое дано нам какнекоторая переменная. Верно?
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Нет, неверно, ибо в качестве перемен-
ной мы можем, например, взять волновую функцию Шре-
дингера, все определяющие части которой нам полностью
известны. Мы также можем, если осуществим некоторое
измерение настолько точно, насколько это возможно, точ-
но вычислить эту волновую функцию. Эта волновая функ-
ция протекает в точности в соответствии с некоторым
дифференциальным уравнением, т.е. здесь нет никакой ма-
тематической неопределенности. Неопределенность появ-
ляется только тогда, когда мы хотим из этой волновой
функции сделать физические выводы.
ФРАНК: Особенно ценным в выступлении Гейзенберга
мне представляется следующее: точка зрения, что физика,
в конечном счете, может иметь дело с восприятиями часто
казалась физикам предосудительной и объявлялась ими
субъективистской. Теперь же, из доклада Гейзенберга мы
увидели, что именно современная атомная физика и теория
относительности поддерживает эту идею, и что эта точка
1 Diskussion über Kausalität und Quantenmechanik // Erkenntnis, 1931,
Bd. 11. S. 183-188. Перевод с нем. яз. д. ф. н. Я. В. Шрамко.
4 3ак. 1731
97

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
зрения является единственной, которая сегодня может из-
бавить нас от противоречий.
МЕЙЕР: Вероятно, мы могли бы принять в качестве
начальных условий не точки, a ячейки. Например, если
вместо дифференциального уравнения взять рекуррентное
уравнение. Возможно ли при помощи рекуррентного урав-
нения плюс начальные условия прийти к однозначным ре-
шениям?
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Математическая схема квантовой тео-
рии устроена несколько иначе. Вы бы допустили в качестве
определяющих частей лишь такие части классической фи-
зики. Если мы используем эти определяющие части, то мы
можем заниматься лишь классической физикой; в этом
случае начальные условия являются неопределенными, и
мы получим только расплывчатую классическую физику, a
не квантовую физику. В квантовой теории мы все же начи-
наем с волновой функции, которая полностью известна, и
для вычисления этой волновой функции все полностью оп-
ределено. Единственную трудность для физики представ-
ляет переход от этой функции к действительности. Мате-
матическая функция дает только статистические высказы-
вания о действительности.
ШТЕЙНГАУЗЕН: Эта новая теория причинности вне-
сла в философию некоторое беспокойство. Восприятие, т.е.
нечто полностью физиологическое, должно входить в фи-
зику. Я не могу себе представить, каким образом процесс
восприятия мог бы повлиять на физическое событие так,
чтобы оно было неопределенным. Если мы говорим о вос-
приятиях, мы имеем в виду нечто субъективное. Если оно
войдет в физику и подчинит себе все процессы, то мы по-
лучили бы связь так называемого субъективного или пси-
хологического с физикой, объективным.
98

Дискуссия о причинности и квантовой механике
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Я не думаю, что мы так непосредст-
венно должны конструировать эту взаимосвязь. Дело об-
стоит так: наблюдатель, о котором идет речь в квантовой
теории, не обязательно должен быть человеком. Это может
быть аппарат, например фотографическая пластина. Тем не
менее, необходимо наблюдать тот процесс, который раз-
вертывается между наблюдаемой системой и, например,
фотографической пластиной. Физикой можно заниматься
только с наблюдаемыми процессами, но не с наблюдаемым
обьектом самим no себе. Таким образом, дело заключается
в том, что физика существенным образом доказала, что на-
блюдение за системой и наблюдателем вызывает взаимо-
действие, которое играет важную роль для физического
процесса. Однако, это еще не является взаимосвязью меж-
ду физикой и психологическими вопросами.
ГАМЕЛЬ: Возможна ли такая формулировка: вспомо-
гательное средство, например луч света, является настоль-
ко грубым инструментом, что мы больше не можем сколь-
угодно близко подойти к математическому времени или
математической точке.
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Так просто это нельзя выразить.
фон НЕЙМАН: Для современной квантовой теории не
существует никакой «объективной значимости». Дело об-
стоит все же таким образом, что мы принимаем волновую
функцию, которая стоит за восприятиями. Ибо, если мы
хотим в точности исследовать волновую функцию, ее не-
обходимо наблюдать, таким образом, мы узнаем только то,
что с ней происходит в ходе эксперимента, a не то, чем она
была до этого сама по себе. Сама она является ненаблю-
даемой.
ФРАНК: Связь между наблюдениями обеспечивается
посредством ненаблюдаемой математической схемы, a
99

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
именно - волновой функции. Она представляет собой
вспомогательное средство, посредством которого создается
эта взаимосвязь. Сама связь, как таковая, является нена-
блюдаемой. Волновая функция не есть реальность. Эту
теорию можно выдвинуть в качестве фиктивной связи ме-
жду наблюдениями.
ГРЕЛЛИНГ: Мне кажется, что формулировка Франка
заходит слишком далеко. Я не думаю, что из квантовой
теории можно вывести такие далеко идущие субъективист-
ские следствия. Однако, согласно Гейзенбергу, мы не мо
жем отвлечься от взаимодействия между наблюдателем и
системой. Следовательно, об объективных процессах мы
можем говорить лишь с определенными ограничениями, в
смысле процессов, протекающих независимо от наших на-
блюдений. Однако тем самым не утверждается, что мы не
можем говорить о чем-либо другом, кроме наших воспри-
ятий. Современная теория познания больше не придержи-
вается точки зрения, что восприятия суть единственное что
существует. Теория познания избегает таких высказыва-
ний. Восприятия и наблюдения представляют собой на-
чальные пункты всей нашей науки, и объективная наука
возникает только на основе восприятий. Все физические
высказывания можно перевести в высказывания о пережи-
ваемом, о восприятиях. Тот, кто не знаком вполне с этим
развитием, может неправильно понять утверждение, что
физика ведет речь о восприятиях. Cum grano salis] это, ко-
нечно, верно, однако я считаю эту формулировку опасной,
поскольку она легко может быть неправильно истолкована.
Я бы хотел еще сделать и другое замечание. Гейзенберг
уже отметил, что классический принцип причинности не-
однократно объявляли пустым. Я напоминаю о философии
' Cum grano salis (nam.) — букв.: «с крупинкой соли»; остроумно: с
иронией, язвительно. - Прим. перев.
100

Дискуссия о причинности и квантовой механике
математики и естествознания ВеІиія. («Философский сло-
варь») Вейль там очень удачно показывает, что принцип
причинности в его обычной формулировке действительно
является пустым. Когда мы говорим, что процессы являют-
ся вычислимыми, если только нам известны с достаточной
точностью начальные условия, то понятие вычислимости
еще не заключает в себе никакой неопределенности. Это,
однако, означает, что можно принять параметры в качестве
функции от времени и начальных условий; но что это за
функции? Если только мы требуем, что функции не содер-
жат в явном виде пространственно-временные координаты,
то принцип причинности оказывается математической три-
виальностью, т.е. тавтологией. Любое другое ограничи-
вающее условие относительно типа этой функции делает
этот принцип ложным. Здесь на самом деле имеется в ви-
ду, что это - простые функции. К «вычислимости» мы
мысленно добавляем: «с помощью простых функций». Од-
нако понятие простоты очень сложно сформулировать точ-
ным и объективным образом. Я думаю, мы должны согла-
ситься с Вешіем, что классический принцип причинности,
если попытаться его точно сформулировать, является пус-
тым.
ФРАНК: Касательно так называемого субъективизма,
я бы хотел заметить, что я об этом думаю точно также, как
и Вы. Вещи, которые образуются из восприятий, не соот-
ветствуют никакой объективной реальности, существую-
щей вне восприятий. И несомненно одно: восприятия в со-
временной физике играют гораздо большую роль, чем
раньшс.
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Когда мы говорим о том, что сущест-
вует «объективное», то в классической физике под этим
подразумевают примерно следующее: существует, напри-
мер, механическая система, которая известна мне в ее оп-
101

«ERKENNTNIS», 1931. Tom H
ределяющих частях, и я могу вычислить ее поведение на
основе дифференциальных уравнений. Дпя этой системы
неважно, наблюдает ее кто-нибудь или нет. Все наблюда-
тели видят одно и то же, a именно, что поведение системы
соответствует решению дифференциального уравнения.
Поэтому мы говорим, что это дифференциальное уравне-
ние есть или репрезентирует объективное, «вещь в себе»,
a восприятие не важно. В квантовой теории дело обстоит
по-другому, там первый наблюдатель изменил систему, по-
этому второй наблюдатель видит ее уже по-другому. Эта
система не есть объективная реальность в том смысле, что
каждый наблюдатель видит одно и то же, поскольку каж-
дый изменяет систему посредством своего наблюдения.
Поэтому мы не можем сказать, что волновая функция мо-
жет быть отождествлена с «вещью в себе», но волновая
функция является математической абстракцией.
ГАМЕЛЬ: Относительно этого пункта «классического
принципа причинности» я бы хотел сказать следующее: он
является бессмысленным, если выражать его так, как он
был сформулирован. Это я уже давно показал в моей «Ме-
ханике»1. Там я также сказал, что явления природы необ-
ходимо классифицировать. Только тогда имеет смысл го-
ворить о причинности; индивиды одного класса повторя-
ются, могут быть систематически исследованы и между
ними может быть установлена зависимость. Объедииить
в один класс (вслед за Максве.гіом) события, которыс от-
личаются лишь своими пространственными и временными
характеристиками, a в остальном являются тождественны-
ми, будет слишком узко. Класс имеет больше индивиду-
альных констант, в результате элиминации которых возни-
1 Очевидно, имеется в виду учебник Гсорга Гамеля «Элементарпая
мсханика». изданный в 1912 году: ffamel G. Elementare Mechanik.
Leipzig. 1912. —FJpiLM. nepee.
102

Дискуссия о причинности и квантовой механике
кает закон класса в форме дифференциальных уравнений.
При этом нет никакой нужды ограничиваться простыми
функциями.
фон НЕЙМАН: Если два человека измеряют друг за
другом одно и то же, то второй из них получит тот же са-
мый результат, что и первый. Это доказывает опыт Боте-
Гейгера-Симонса. В этом пункте нужно соблюдать опреде-
ленную осторожность.
ГЕЙЗЕНБЕРГ: Вы правы. Сначала это выглядиттаким
образом, как если бы мы могли отождествить волновую
функцию с «вещью в себе». Когда первый наблюдатель
измерит местоположение электрона, то он сделает вывод,
что «вещь в себе» представляет собой маленький пакет
волн. При осуществлении измерения местоположения, вто-
рой наблюдатель фактически измеряет то же самое место-
положение электрона, что и первый. Таким образом, вто-
рой наблюдатель скажет в точности то же самое. Однако,
когда первый наблюдатель измеряет местоположение, a
второй - скорость, первый скажет, что «вещь в себе» есть
пакет волн, a второй - что она есть распространяющаяся
волновая функция. Оба скажут о «вещи в себе» нечто со-
вершенно различное. Таким образом, мы ne можем ото-
ждествить «вещь в себе» с волновой функцией.
ФРАНК: Некоторые эксперименты протекают детер-
министски, другие протекают не детерминистски. К чис-
лу первых принадлежит также и опыт Боте-Гешера-
Силюнса.
РЕЙХЕНБАХ: Я полагаю, что между мнениями, вы-
сказанными господами Фраиком, Греячиигом и Гейзеибер-
гом не существует глубокого различия, и я хотел бы по-
103

cERKENNTNIS», 1931. Tom II
пробовать дать некоторую формулировку, которая соответ-
ствовала бы всем трем точкам зрения. Я хотел бы сформу-
лировать следующим образом. Классическая физика ис-
пользует определенные идеализации, когда она говорит об
«объективном мире»; в первую очередь они опираются на
следующие две предпосылки: I. Наблюдение не оказывает
никакого влияния на наблюдаемую систему; 2. Я могу
сколь угодно близко подводить вероятность предсказания
к I. В общем и целом физики совершенно не осознают, что
эти предпосылки содержатся в их понятии мира; но теперь,
когда квантовая механика обнаружила неверность обеих
этих предпосылок, физик с необходимостью придет к тому,
что нельзя так просто вести речь об «объективном мире».
Необходимо в гораздо большей степени вернуться к вос-
приятиями и связям между ними и только таким способом
сформулировать понятие объективного мира. Смысл заме-
чания господина Франка, также как и господина Греллинга,
как раз в том и состоит, что с давних nop именно в этом за-
ключалась основная мысль позитивистской философии;
таким образом то, что происходит сейчас в квантовой ме-
ханике, в частности благодаря именно работам господина
Гейзеиберга, является подтверждением тех давних идей,
который уже ранее применялись с позитивистско-
эмпиристской стороны к классической физике. Результат
этих идей, однако, как в старой, так и в новой форме, мы
можем суммировать следующим образом: конечно же,
объективный мир существует, только истолкование этой
«объективности» должно быть существенно более слож-
ным и осторожным, чем это было принято в прежней фи-
зике.
104

Ганс Корнелиус (Стокаольм)
К КРИТИКЕ ОСНОВНЫХ ПОНЯТИЙ НАУКИ1
Я охотно принимаю приглашение редакторов этого
журнала предоставить для него статью. При этом я оста-
новлюсь на вопросах, которые во время Пражской конфе-
ренции частью выделялись явно, частью в скрытом виде,
содержались в прочитанных там докладах и должны быть
выведены на свет, если мы не хотим на каждом шагу чи-
нить препятствия прогрессу познания.
Я вовсе не только теперь сделал предметом моих иссле-
дований вопросы, о которых тут пойдет речь. Вся моя
жизнь была посвящена обоснованию новой, удовлетво-
ряющей требованиям точных наук теории познания, кото-
рую я, пожалуй, чтобы не быть нескромным, могу обозна-
чить как систематическое развитие тех стимулирующих
идей, которые высказал Max. Между тем, кажется, что из
моих работ и содержащихся в них результатов2 лишь не-
многое или вовсе ничего не стало достоянием тех кругов,
которые сегодня начинают интересоваться обоснованием
точной теории познания. Возможно, эти строки смогут по-
служить тому, чтобы привлечь внимание к достигнутому
до сих nop - правда несколько запоздало, ибо моя жизнь, ко-
торая была посвящена эгому делу, близится к завершению.
Теоретико-познавательное исследование только тогда
имеетсмысл, когдаоно осуществляется, по крайней мере,
Hans Cornelius (Stockholm). Zur Kritik der wissenschaftlichen
Grundbegriffe // Erkenntnis, 1931, Bd. II. S. 191-218. Псревод с нем. яз. д. ф. н.
Я. В. Шрамко.
2 Тому, кто хочет познакомиться с моими работами, следует в пер-
вую очередь прочитать кн.: Hans Cornelius. Einleitung in der Philosophie.
Teubner. Более подробное изложение дается в кн.: Hans Cornelius.
Erkenntnistheorie («Transe. Systematik»). München: Reinhardt.
105

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
c той же самой строгостью, что и точные науки. Если же
мы хотим, чтобы она стала для этих наук значимой, чтобы
она им дала нечто, в чем они нуждаются и чего они прежде
не имели, то мы должны требовать от нее еще большего:
необходимо требовать, чтобы она работала с еще большей
строгостъю, чем это до сих nop происходило в точных
науках, a именно с еще более «беспощадным» требованием
ясности. Ведь она должна уяснить себе вопросы, на кото-
рые до сих nop не было дано ответа в точных науках и ко-
торые, все же, должны быть обработаны, дабы в механизме
этих наук не осталось больше никакой иеясиости. Лишь
для того, чтобы избежать такой неясности, чтобы добиться
последией ясности, и выдвигается требование осуществить
как раз те исследования, которые сегодня обнаруживаются
в кругах, собравшихся на Пражской конференции.
Но тем самым как раз уже и сказано, в чем именно
должна заключаться эта большая строгость, которую мы
здесь требуем, к чему она должна относиться. Она может и
должна состоять в том, чтобы не допускалось ни малейшей
неясности: a это, опять-таки, возможно только, если мы ne
будем без проверки вводпть и примепять пикаких попятий,
пока ne достигпем абсолютпои, окопчательпои яспоспш
отпосительпо их смысла и зпачепия.
To, что в этом отношении в новейших теоретико-
познавательных стремлениях математиков и физиков не
все справедливые пожелания принимаются во внимание,
проявляется, в общем, именно в том, что все еще сохраня-
ются неясности, которые дают повод для дальнейшего
теоретико-познавательного анализа. На чем, главным обра-
зом, основаны эти неясности и как они могут быть устра-
нены, как, стало быть, должно быть выполнено «беспо-
щадное требование ясности» также и относительно основ-
ных проблем всей науки, об этом и пойдет речь в даль-
нейшем.
106

Ганс Корнелиус
1. Поиятие переживания
С полным правом - и в соответствии с моей в другом
месте1 изложенной теорией определения понятий - побор-
ники точных научных методов требуют, чтобы значение
каждого высказывания было сводимо к «данности». Они
последовательно объявляют бессмысленным любое выска-
зывание, для которого это требование не выполняется. Од-
нако единственной данностью является «индивидуально
воспринимаемое, непосредственно переживаемое»; или же,
как по причинам, которые мы сейчас обсудим, предпочи-
таю говорить я: последней данностью, к которой должно
сводиться значение каждого высказывания, являются наши
непосредственно данные переживания.
Эта констатация, несомненно, опирается на идеи Маха\
и если кто-либо спросит упомянутых представителей точ-
ной науки, что же следует иметь в виду под «восприятием»
или «непосредственно переживаемым», то, скорее всего,
здесь последует ссылка на Маха. В самом деле, мы нахо-
дим y Маха достаточно много примеров того, что подразу-
мевается гюд непосредственным переживанием; так что,
по-видимому, имеется достаточная ясность относительно
той «данности», которая составляет смысл слова пере-
живание.
Тем не менее, это слово все еще не защищено от зло-
употреблений. Упомянутое уже добавление «непосредст-
венно» переживаемого могло бы быть результатом того
чувства, что без этого добавления мы можем понять под
переживаемым нечто отличное от того, что под ним, собст-
венно говоря, понимают приверженцы рассматриваемого
предложения. Однако это добавление также таит в себе не-
ясность: оно еще не говорит, к чему же должна относиться
1 См., в особенности: Hans Cornelius. Erkenntnistheorie. S. 18 fT.
107

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
противоположность этого «непосредственного», логично
предполагаемое «опосредованно» переживаемое.
Существует простой способ устранения такой неясно-
сти. Здесь как раз только нужно, как и при любом опреде-
лении значения некоторого слова, посредством указания
примеров выделить то общее, что связывает друг с другом
приведенные примеры, и тем самым одновременно указать
на противоположность ко всему тому, в чем это самое об-
щее не обнаруживается.
В качестве примеров непосредственно переживаемого в
первую очередь обычно приводят чувственные восприятия.
Эти примеры вначале являются многозначными. Цвет как
непосредственно переживаемое и цвет вещи, с которой
связано переживание; звук как слуховое восприятие и
«объективный» звук, который звучит в пространстве, даже
если его никто не слышит, являются примерами такой мно-
гозначности. Несложно, однако, увидеть то общее, что
присуще первым двум случаям в противоположность ос-
тальным и одновременно общее для всех «непосредственно
переживаемых» фактов. Это общее заключается в том, что
мы всегда знаем о наличии непосредственно переживаемо-
го в самый момент его появления, или что мы располагаем
знанием о его наличии, не нуждаясь дополнительно в каком-
либо ином знании, благодаря которому мы бы только и при-
обретали то первое знание. Именно в этом отрицапии опо-
средования указанного знания некоторым другим знанием и
состоит смысл, присущий наречию «непосредственно» пе-
реживать - или, что то же самое, непосредственно иметься.
В самом деле: как только я вижу некоторый цвет,
я имею знание о наличии в моем поле зрения соответст-
вующего цветового качества, не нуждаясь дополнительно в
каком-либо другом знании (даже, например, знании о том,
что означают слова «мое поле зрения»). Для того же, чтобы
узнать нечто о цвете некоторой вещи, я должен, по мень-
шей мере, знать нечто о наличиом бытии [Dasein] этой ве-
108

Ганс Корнелиус
щи, a также о том, как этот цвет на данной вещи держится,
или как нам еще будет угодно обозначить это обстоятель-
ство. Я знаю о том звуке, который слышу сейчас, и для это-
го мне не нужно знать что-либо еще; об «объективном зву-
ке», который звучит в некоторой комнате и который никто
не слышит, я могу что-либо узнать только запутанным
окольным путем через какое-то иное знание.
Обычно то общее, что присуще непосредственно дан-
ным фактам, в противоположность всем остальным обстоя-
тельствам [Sachen], выражают и таким образом, что о не-
посредственно переживаемых обстоятельствах говорят как
о фактах пашего сознания. Дело не в обозначении, a лишь
в том, чтобы иметь ясность, что мы хотим посредством
Hero обозначить. Общее «фактов сознания» состоит как раз в
том, что мы всегда знаем о них в момент их наличного бы-
тия, без того чтобы как-то нуждаться для этого в получе-
нии другого знания о других обстоятельствах. О некоторой
вещи [Ding], например о книге, я не получаю знания благо-
даря только лишь ее наличию. Напротив, я постоянно дол-
жен получать такое знание через посредство в общем и це-
лом довольно-таки значительного ряда переживаний, ни
в каком из которых сама эта вещь мне не дана: лишь в co-
bo купности того, что я узнаю в форме этих переживаний,
я обладаю знанием о вещи - в общем и целом неполным
и нуждающемся в постоянном дальнейшем расширении.
Ниже мы обсудим, как это знание устроено и чем оно
отличается, в частности, от простых воспоминаний о раз-
личных переживаниях, посредством которых оно возника-
ет. В любом случае, даже и без более детального исследо-
вания только что упомянутых вопросов, ясно одно - такое
знание о какой либо вещи и знание о непосредственно пе-
реживаемом, например, образ книги в моем поле зрения
при взгляде на какую-то конкретную страницу, представ-
ляют собой два совершенно разных обстоятельства. Ибо,
что я непосредственно знаю в последнем случае, есть не-
109

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
что, что наличествует только в этот момент и для этого
момента (отвлекаясь от того, что я впоследствии могу об
этом вспоминать). В том высказывании, которое хочет за-
фиксировать непосредственно переживаемый факт как та-
ковой, не говорится ничего, что включало бы в себя какие-
либо ожидаиия на будуиіее - (опять-таки, отвлекаясь от
ожидания, что я в будущем могу вспоминать о пережитом
факте). Если же я, напротив, высказываю нечто о наличном
бытии некоторой вещи, т.е. о предмете указанной опосре-
доваииои данности, то тем самым, по смыслу, одновремен-
но высказывается нечто о моих ожиданиях на будущее. Ут-
верждение, что где-то в мире существует некоторая вещь,
включает, по своему значению, ожидание, что, при выпол-
нении некоторых условий, я всегда буду иметь определен-
ные, закономерно обусловливаемые устройством данной
вещи восприятия. Только если эти ожидания оправдывают-
ся, данное утверждение оказывается правильным; если же
они не выполняются там, где они, согласно упомянутому
утверждению, должны были осуществиться, то значит это
утверждение оказывается ошибочным.
Или, чтобы обозначить это выражением, которое хоро-
шо знакомо физикам: знание вещи, в отличие от знания не-
посредственно переживаемого, всегда оказывается знанием
некоторой теории - теории, которая, конечно, как и все
теории, лишь в последнюю очередь является теорией о не-
посредственно данных состояниях дел, но которая в каче-
стве выражения закономерпости для появления этих непо-
средственно данных фактов, выходит далеко за рамки лю-
бого отдельного переживания.
Ниже мы детальнее рассмотрим сущность вещи как
теории ее явлений. В настоящий момент мне важно было
лишь подчеркнуть разницу между зпанием вещей и зиани-
ем непосредственно переживаемого. Непосредственно пе-
реживание, как таковое, дано нам без какой-либо теории
110

Ганс Корнелиус
и без какого-либо знания такого рода теории. Но как толь-
ко я на основании непосредственных переживаний распо-
знаю вещь или думаю, что я ее распознал, когда мы стал-
киваемся в нашем переживании с ее явлением, то я выхожу
за рамки непосредственно переживаемого и включаю его в
некоторую теорию, которая теперь, в свою очередь, может
быть верной или ложной, т.е. которая может подтвердить
или опровергнуть обусловленные ею ожидания. Пока я го-
ворю: эта часть моего поля зрения выглядит черной, я де-
лаю лишь высказывание о непосредственном переживании;
но если я говорю: это - кусок угля, то я истолковал свое
переживание в смысле некоторой теории, которая может
быть подтверждена или опровергнута дальнейшими дан-
ными опыта.
Это различие между непосредственно переживаемым и
вещными теориями, которые в какой-либо форме могут
быть о нем высказана, нередко, однако, не признается и
пренебрегается не только со стороны «школьной филосо-
фии», но и со стороны философствующих физиков. Но из
такого пренебрежения проистекают серьезнейшие неясно-
сти мышления, и пока они господствуют, не может быть и
речи об окончательном прояснении основных понятий
науки. Мы так привыкли употреблять понятие вещи и оно
всюду столь незаметно навязывается нашему мышлению,
что мы в самом деле должны соблюдать величайшую осто-
рожность по отношению к собственному мышлению, что-
бы не предположить вещь там, где сперва необходимо про-
верить источник и обоснованность самого понятия вещи.
Tot, kto пытается без требуемой осторожности сообщить
сведения об этом источнике и обоснованности понятия ве-
щи, вынужден постоянно вращаться в замкнутом круге, по-
скольку он в своем исследовании уже принял в качестве
предпосылки именно то, что он как раз искал.
Как только мы примем во внимание, что непосредст-
венно данное всегда имеется в наличии только в качестве
m

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
переживания, и что любое утверждение о чем-то, что про-
должает существовать за пределами переживаемого в
настоящий момент, всегда является выражением некоторой
вещной теории, то мы будем защищены от опасности пуга-
ницы. Так, например, «распределение электрических заря-
дов, измеренное на поверхности шара» совершенно точно
не является «переживанием». Кто примет такие «пережи-
вания» в качестве окончательных данностей, в конечном
счете, не справится с задачей прояснения основных поня-
тий. Если же, наоборот - конечно, с гораздо большей по-
следовательностью, - иногда говорят, что непосредственно
наблюдаемое (а значит, переживаемое) представляет собой
лишь пляшущие цветовые пятна, то эта характеристика все
же несколько не достигает своей цели. Цветовые пятна, ко-
торые мы знаем как непосредственно данные зрительные
переживания, никоим образом не находятся в постоянной
пляске, т.е. в процессе непрерывного изменения их формы
и положения, но зачастую обнаруживают очень значитель-
ное постоянство своих свойств. Именно такие приблизи-
тельно постоянные и при выполнении определенных усло-
вий наблюдаемые образы, каждый раз имеющие примерно
одни и те же свойства, являются первыми образованиями, с
закоиомерными взаимосвязями которых мы знакомимся и
которые мы фиксируем в понятиях. Эти взаимосвязи пред-
ставляют собой первые предметы физического мышления:
они, однако, больше не идентичны переживаниями, из ко-
торых они, правда, - некоторым, здесь пока что более под-
робно не разъясняемым образом - построены. To, что мы,
однако, о таких предметах - и, в частности, о вещах - име-
ем знание, есть, прежде всего, факт, который невозможно
отрицать.
A потому утверждение, что «нельзя искать истину за
пределами наших переживаний», по меньшей мере, сфор-
мулировано допускающим неправильное толкование обра-
зом. Истииио, что серебро растворяется в азотной кислоте;
112

Ганс Корнелиус
не истинно, что Мюнхен стоит на Дунае - это вполне по-
нятные и абсолютно надежные утверждения, которые в ка-
честве своего предмета имеют ие переживания, a вещи. Что
остается верным, так это только предложение, что знание и
об этих вещах мы, в конечном счете, могли получить толь-
ко из переживаний и можем проконтролировать истин-
ность этих предложений только на основании каких-то
конкретных переживаний.
Разумеется, когда здесь или где-либо в другом месте
говорят о «конкретных переживаниях», то также и это вы-
ражение должно делаться с оговоркой, чтобы не превра-
титься в источник новых неясностей.
Выше мы уже заметили, что непосредственно пережи-
ваемое есть не что иное, как то, что также называется фак-
тами нашего сознания. Примерами таких фактов являются
не только важные, прежде всего для физики, содержания
наших чувственных восприятий1, но точно также и пережи-
вания воспоминаний и представлений, суждения, ощуще-
ния, желания и т.д. Но все эти примеры являюпгся всего
лкшь примерами различных составных частей того, что мы
обозначаем и знаем в качестве целого нашего потока созна-
ния [Bewusstseinsverlaufes] - и что в своем наличном бытии
никогда не может быть понято только из механического со-
единения этих составных частей. Ибо за пределами этих со-
ставных частей и суммы их свойств как раз и обнаруживает-
ся то, что логично должно быть обозначено как их взаимо-
связь в целое сознания.
На первый взгляд кажется, что эта взаимосвязь не пред-
ставляет для физики никакого интереса. Однако, для того,
кого интересуют не просто физические вопросы в обыч-
иом смысле, но прояснение основиых понятий иауки, эта
взаимосвязь приобретает огромиую важностъ. Ибо ока-
1 Следуя традиции, я использую слово «солержание» как равнознач-
ное непосрсдственно переживаемому.
113

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
зывается, что тот способ, которым вещные, a значит и все
физические, предметы образуются из отдельных непосред-
ственных переживаний, всегда коренится в этой взаимо-
связи переживаний и только из нее может быть понят. He
существует никакого конкретного переживания вне этой
взашюсвязи индивидуалъного потока созиания; и все, что
мы имеем в понятиях и теориях, основывается на факторах,
которые характеризуют эту взаимосвязь в противополож-
ность его составным частям. Из простого суммироваиия
восприятий никогда не возникнут образования, которые
служат для включения «конкретных переживаний» в зако-
номерные взаимосвязи - такие, которые наука повсюду
ищет и находит. A потому никогда нельзя прийти к ясности
в вопросе об основных понятиях науки, если ограничивать-
ся рассмотрением отдельных переживаний как окончатель-
ных данностей. Напротив, для решения этой задачи настоя-
тельно необходимо отдавать себе отчет в том, как эти от-
дельные составные части потока сознания всегда и повсю-
ду необходимо и неразрывно связаны друг с другом и как
из факторов этои связи вытекают формы, в которых мы,
подчиняясь пепреодолимои необходимости, будем нуж-
даться, чтобы, выидя за пределы отдельных переживании,
схватить общие и закопомерные взаимосвязи этих пере-
живашшх.
A потому все разговоры о «конкретных переживаниях»
всегда должны пониматься «cum grano salis».
2. Поиятие вещи
Если мне в предыдущем изложении удалось разъяснить
отличие непосредственно переживаемого от всех вещных,
продолжающих существовать за пределами момента воспри-
1 Полное изложение набросанного здссь хода мыслей можно найти в
кн.: Hans Cornelius. Erkenntnistheorie. München: Reinhardt.
114

Ганс Корнелиус
ятия данностей, то происхождение нашего знания от этих
вещных данностей будет, прежде всего, нуждаться в самом
настоятельном прояснении. To, что таюке и это знание каким-
то образом формируется из непосредственно переживаемого,
с самого начала не может быть подвергнуто сомнению. Каіс
однако, происходит, что мы из непосредственных пережива-
ний, которые, со своей стороны, все же всегда существуют
только в момент их появления и как таковые никогда не дают
повода для каких-либо ожиданий на будущее, приходим к по-
знанию вещей и в нашем дальнейшем опыте постоянно про-
должаем к нему приходить - вещей, которые нам дают, или,
по крайней мере, кажется, что дают, знания о чем-то, что вы-
ходит далеко за пределы наличного бытия непосредственно
переживаемого, - таков вопрос, который здесь необходимым
образом поставлен и на который мы должны дать ответ, если
когда-либо хотим получить ясность относительно первого и
наиважнейшего из всех основных понятий физических наук.
Слепота донаучного мышления относительно этого во-
проса вполне понятна. Чт.е. «вещь», представляется любо-
му настолько известным и «ясным», что кажется нет ника-
кой необходимости ломать себе голову над значением и
происхождением этого понятия.
Осуществленное выше рассмотрение, однако, вполне
достаточно показывает, что вещь вовсе не является чем-то
«само собой разумеющимся»; но точно также она не явля-
ется всего лишь хитросплетением разума, вместо которого
следовало бы лучше вести речь о непосредственных вос-
приятиях. Ибо уже из приведенных тривиальных примеров
истинных и ложных высказываний не только ясно видно, -
как это должно было быть установлено лишь относительно
допускающих неправильное истолкование утверждений о
понятии истины - что о вещах можно делать общие научно
истинные высказывания, но что, собственно говоря, как раз
именно высказывания о вещах образуют предмет физиче-
ских наук в наиболее широком смысле этого слова. He cy-
115

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ществует физики или же химии непосредственных пережи-
ваний: было бы не только в высшей степени хлопотно, но
фактически невозможно высказать естественнонаучные за-
коны без помощи понятия вещи. Таким образом, понятие
вещи действительно принадлежит не только к основным
понятиям науки, но для физических наук оно как раз явля-
ется самым важным из всех этих понятий.
He задерживаясь здесь на вопросе о происхождении
этого понятия, сначала еще раз кратко отметим противопо-
ложность между «вещъю» и непосредствепными воспри-
ятиями, посредством копюрых мы получаем сведеиия о
вещах. При этом я обозначаю непосредственно переживае-
мое, которое дано мне при каком-либо восприятии «неко-
торой вещи», в противоположность отсутствию такого ро-
да восприятия, как явление [Erscheinung] этой вещи - будь
то при взгляде на вещь, когда речь идет о соответствую-
щим образом измененной части моего поля зрения, или при
касании вещи, когда речь идет о соответствующим образом
оформленном осязательном чувстве или чувстве прикосно-
вения и т.д. Таким образом, под явлением здесь всегда сле-
дует понимать непосредственно переживаемое. Тогда мы
можем сказаты
a) Существует неограниченно много явлений одной ве-
щи - вещь же, по сравнению с ними, всегда остается одной.
b) Явления меияются в зависимости от условий вос-
приятия; вещь же по сравнению с этим изменением остает-
ся постояннойу смена восприятий не оказывает влияния на
вещь в ее наличном бытии.
c) Явления преходящи - непосредственно восприни-
маемое имеет место лишь столько, сколько длится воспри-
ятие; вещь же, по нашему твердому убеждению, не затра-
гивается этой быстротечностью своих явлений, она «со-
храняет устойчивость», т.е. она пребывает как до, так и
после восприятий и независимо от того, воспринимает ли
116

Ганс Корнелиус
ее кто-нибудь, или нет - хотя, возможно, она подвергается
в это время другим воздействиям и может быть изменена в
результате таких воздействий.
Все это, по-видимому, является лишь выражением всем
известных и неоспоримых фактов. Тем не менее, утвер-
ждение, что мы гарантированно знаем, что существует не-
что вроде «вещи» и, прежде всего, что она во время пере-
рывов в восприятии продолжает существоватъ, ни в коем
случае не является бесспорным. Ведь также и в лагере фи-
зиков известно, что имеется учение, которое оспаривает
существование вещей, поскольку мы ведь знакомы только
с восприятиями, и о «вещах» знаем только через воспри-
ятия. Поэтому существование вещей, в то время когда они
не воспринимаются, представляется, по меньшей мере, со-
мнительным, и если вещи на самом деле есть не что иное,
как суммы восприятий, то мы должны полностью отрицать
их существование во время перерывов в восприятиях -
ведь в это время они являются в таком случае суммой пол-
ностью исчезающих слагаемых.
Само по себе это «идеалистическое» утверждение, что
вещи являются всего лишь суммами восприятий (точнее
говоря, суммами «их» явлений) - это утверждение неверно.
Вещи представляют собой нечто совершенно иное, чем сум-
мы явлений, и несложно выявить это иное в каждой вещи.
Когда я рассматриваю какую-нибудь вещь, например,
шкаф, с одной из его сторон с какого-нибудь не слишком
большого расстояния, я получаю определенное явление,
«вид шкафа с такой-то стороны». Если я рассмотрю его
с другой стороны, то получу другое явление. Допустим,
например, что первый вид представляет собой вид спереди,
a второй - вид с правой стороны шкафа. Для глаз наблюда-
теля эти два явления никогда не могуг быть даны одновре-
менно - таким образом, не имеет, конечно же, никакого
смысла говорить о том, вещь якобы состоит из суммы этих
117

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
(и других) явлений, ибо при наличии одного из «слагае-
мых» остальные всегда равны нулю. Кроме того, совер-
шенно ясно, что мы, для того, чтобы перейти от одного ви-
да к другому, должны осуществить определенное переме-
щение (при условии, что вещь не совершает, например,
противоположного перемещения): это перемещение явля-
ется условием того, что одно явленис сменяет другое. На
пути между этими двумя явлениями мы получаем, если мы
не отводим или не закрываем глаза, определенный ряд
«промежуточных видов», который всегда остается тем же
самым, если мы переходим от первого ко второму виду
одинаковым образом, пока вещь остается неизменной. (В
зависимости от того, что именно изменяется в вещи, дан-
ная последовательность может остаться неизменной или же
полностью измениться: если дверь шкафа откроется, то
вместо предыдущей последовательности явлений мы полу-
чим совершенно другую последовательность; если же уб-
рать y шкафа пол, то в общем случае, осуществляя выше-
названное перемещение, мы этого «не увидим»; если же
шкаф сгорит, то вместо предыдущих явлений мы получим
совершенно другие явления, и т.п.).
Этот пример показывает, что явления вещи находятся
в определенных закономерных взаимосвязях. Возникнове-
ние того или иного явления вещи зависит, пока вещь оста-
ется неизменной, от выполнения вполне определенных ус-
ловий: взаимосвязь между выполнением этих условий и
возникновением соответствующего явления есть то, что
присуще именно этой вещи и чем она отличается от других
вещей, т.е., то, что составляет, как обычно говорят, суіц-
ность данной вещи. И пока мы знаем вещь только на осно-
ве непосредственных восприятий, которые мы - без иссле-
дования ее физических и химических свойств - просто по-
лучаем от нее через наши ощущения, мы не знаем ничего
иного, что было бы для вещи существенным, кроме именно
этой закономерной взаимосвязи ее явлений.
118

Ганс Корнелиус
Итак, вещь, как она становится известной нам до любо-
го дальнейшего научного исследования, есть не простая
сумма явлений, a закон для явлений. Любое научное иссле-
дование опирается, однако, необходимым образом на то,
что предоставляет ему донаучное мышление в форме этого
первого закона. Только тогда можем мы изучать физиче-
ские и химические закономерности в вещах, когда мы эти
вещи имеем, т.е. когда мы, на основании донаучного опы-
та, уже обладаем знанием об определенного вида устойчи-
вых законах для наших восприятий. Все наше донаучное
знание о мире дано нам не в форме сумм восприятий, но
в форме законов восприятий.
Выше мы уже заметили, что посредством этих законов
мы обладаем «теориями» для наших восприятий, т.е. для
непосредственно переживаемого. Любое построение тео-
рии преследует - осознанио или неосознанно - цель, сфор-
мулировать закономерные взаимосвязи, посредством кото-
рых мы обобщаем многообразис фактов и можем словно
окинуть их единым взглядом. Осуществленное рассмотре-
ние показывает, что уже до всякого научного стремления
наше мышление осуществляет эту цель, по меньшей мере,
для наших непосредственных переживаний. В противопо-
ложность разрабатываемым в науке - физическим, химиче-
ским и др. - теориям, мы можем обоснованно обозначить
эти результаты донаучного мышления как естественные
теории\
В соответствии с этим, между вещью и явлением вещи
имеет место не непреодолимая пропасть, как это считает
старая школьная философия и новейшие псевдоэмпирики,
a в высшей степени простая взаимосвязь. Вещи и их «вещ-
ные» свойства, как мы знакомимся с ними посредством
наших чувственных восприятий перед последующим изу-
1 Cm.: Hans Cornelius. Einleitung in der Philosophie. S. 34.
119

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
чением, представляют собой не что иное, как законы для
наших восприятий.
Учитывая те странности, к которым подтолкнула фило-
софствующих писак мнимая противоположность между
«видимостью» чувственного восприятия и «действительно-
стью» вещи и ее свойств, будет нелишним обратить внима-
ние на некоторые простейшие следствия из описанной си-
туации.
Форма вещи есть не что иное, как закои для форм ее яв-
лений. Например, круглое блюдо является «круглым» не в
том смысле, что оно, при взгляде на нее со всех сторон
должно выглядеть в форме круга (таким является только
шар); как известно, оно практически со всех сторон выгля-
дит как эллипс, a c определенной позиции даже как прямая
линия. Что, однако, мы имеем в виду, когда ведем речь о
круглом блюде, о его постоянной круглой форме, в проти-
воположность меняющимся формам его явлений, - это за-
кон, по которому оно с одной стороны выглядит круглым, с
других сторон - эллипсообразным, и что эти формы явле-
ний, при определенной смене нашей позиции, всегда сме-
няют друг друга в определенной точно такой же последо-
вательности.
Точно также цвет вещи вовсе не совпадает с каким-то
из цветов ее явлений; но то, что мы обозначаем как посто-
янный цвет вещи, всегда есть закои для цветов явлений
вещи. Синий лист бумаги, по твердому убеждению любого
из нас, не изменит своего цвета оттого, что мы перенесем
его из более темной в более светлую часть комнаты - a
также и оттого, что мы перенесем его в темную комнату,
где он, как и все другие вещи, будет выглядеть черным; -
точно также и оттого, что мы поместим его в натриевый
свет, и теперь он будет казаться белым. Никто не утвер-
ждает такого рода нелепости. Скорее все мы абсолютно
убеждены, что, несмотря на все эти изменения освещения,
вещь сохраняет свой цвет неизменным, как и все свои ос-
120

Ганс Корнелиус
тальные свойства. Изменился лишь цвет ее явления: цвет
вещи же остается тем же самым - он представляет собой
как раз цвет того качества, что on при ярком освещении
кажется более светлым, в темноте - черным, в натриевом
свете - белым; иными словами, то, что мы имеем в виду
под постоянным цветом вещи, есть не что иное, как закон
для цвета его явлений.
Этот простой факт упускает, например, Б. Рассел, когда
он усматривает трудность с единообразием цвета своего
стола в том, что при движении глаза вдоль поверхности
стола, те места, от которых отражается свет, кажутся более
блестящими. Мнимая нелепость, которую мы здесь полу-
чаем, полностью устраняется, как я надеюсь, вышеизло-
женными соображениями.
Однако с приобретенным таким образом пониманием
преодолевается также и гораздо большая нелепость «идеа-
лизма», для которого вещи существуют лишь до тех nop,
пока они воспринимаются. Чувственное переживание вос-
приятия образа, конечно же, проходит, как только мы от-
водим наши глаза от вещи или же их закрываем; однако в
результате этого сама вещь не проходит. Старый вопрос -
подлинный crux philosopherum - как мы, несмотря на эту
изменчивость чувственных восприятий, приходим к позна-
нию мира пребывающга [bleibenden] вещей, находит здесь
свое простое разрешение. Пребывающее [das Bleibende]
есть закон восприятий. Или точнее говоря: лишь в той ме-
ре, в какой мы обнаруживаем законы восприятий, мы, на-
ряду с вечно изменяющимся и сверх него, приходим к пре-
бывающему бытию [bleibendes Sein]. Оно, однако, не явля-
ется чем-то чуждым явлениям, отделенным от них непре-
одолимой пропастью; но оно напротив, является как раз
той формой, посредством которой мы упорядочиваем - и
должны упорядочивать - в нашем мышлении все явления:
явления представляют собой отдельные случаи общего за-
кона, который мы обозначаем именем данной вещи.
121

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
Tot, kto осознает это простое обстоятельство, вряд ли
согласится с мнением Рассела, что, занимаясь философией,
мы должны привыкнуть не бояться нелепостей. Филосо-
фия, как стремление к последней, неумолимой ясности, на-
против, должна усматривать свою задачу в том, чтобы
окончательно вымести все нелепости из нашего мышления.
В результате достигнутого здесь понимания на самом де-
ле устраняются наихудшие нелепости «школьной фило-
софии».
Дабы избежать неправильного истолкования сказанно-
го, следует все время иметь в виду тот отмеченный выше
факт, что тезис о постоянном существовании вещи в про-
тивоположность изменчивости ее явлений остается верным
лишь до тех nop, пока продолжает сохранять силу найден-
ный в каждом отдельном случае закон восприятий - ибо
этот закон как раз и есть вещь. Если же какое-нибудь из
ожиданий, вытекающих из этого закона, ие оправдывается,
другими словами, если мы при соблюдении условий, кото-
рые соответствуют найденному до сих nop закону, обнару-
жим какое-то иное явление, чем то, которое соответствует
прежнему закону, то значит сама вещь уже не является той
же, что прежде - она изменилась. Как мы ведем себя в та-
ком случае, дабы освободить от искажений и восстановить
единство наших представлений, к которому стремится
Harne мышление - об этом речь пойдет ниже.
Между прочим, дабы избежать одного ошибочного по-
нимания, которое сейчас получает распространение, заме-
тим, что также и вопрос о «познании вещей в себе» пред-
ставляет собой не что иное, как вопрос о познании пребы-
вающего бытия в противоположность преходящим воспри-
ятиям. Соображения, подобные упомянутым выше сообра-
жениям Рассела, приводят к признанию «непознаваемо-
сти» этого пребывающего бытия. Осуществленное выше
рассмотрение показывает, однако, что оно не только не
является непознаваемым, но что мы буквально держим в
122

Ганс Корнелиус
руках его познание. Также и вопрос о «существовании
внешнего мира» по существу эквивалентен вопросу о по-
знании вещей в себе. To, что эти вопросы нельзя просто
отбросить, как это делают Карнап и Шлик, также вытекает
из вышеизложенных соображений, которые показали, ка-
ким образом мир вещей в себе формируется из пережи-
вании.
3. Эмпирическое понятие кстины
В ходе систематического исследования основных поня-
тий науки на первом месте должно, на законном основа-
нии, стоять исследование понятия познания и истины. Мне,
однако, представляется, что такое систематическое рас-
смотрение может быть осуществлено не в начале, a лишь в
конце теоретико-познавательного исследования. Действи-
тельно, только в ходе предшествующего рассмотрения мы
получили в свое распоряжение материал, с помощью кото-
рого мы можем простым образом прояснить значение на-
званных понятий.
Прежде чем двинуться дальше, я должен отреагировать
на одно недоразумение, которое появилось совсем недавно
и которое также нашло свое выражение на Пражской кон-
ференции. Неверно, что познание заключается лишь в «со-
отнесении знаков с предметами» и возникает только no-
средством такого соотнесения. Ведь мы же должны иметь
эти прсдметы и должны знать о них, прежде чем мы смо-
жем соотнести с ними знаки. A для того, чтобы их иметь,
необходимы уже знания, которые, таким образом, не могут
заключаться в соотнесении знаков, но непременно предше-
ствуют этому соотнесению. Конечно, научные теории
можно получить и сформулировать только посредством та-
кого рода соотнесения. Однако обнаружение самих фактов
все же представляет собой окончательный и незаменимый
фундамент, на котором покоятся все теории; и было бы, по
меньшей мере, насилием над языком, если бы мы не захо-
123

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
тели причислять это обнаружение фактов к области позна-
ния, но утверждали бы, что это последнее начинается толь-
ко с построения научных теорий.
После этого разъяснения я могу, без всякой опасности
недоразумения, использовать слово познание1 для всего то-
го, о чем мы в какой-либо форме обладаем, или считаем,
что обладаем, знанием\ - тем самым мы определенно гово-
рим, что согласно этому словоупотреблению могут также
существовать «ложные» познания, в которых мы не просто
можем сомневаться, но которые мы именно можем опо-
знать как ошибочные; что ведь также подходит также и для
тех «познаний», которые заключаются в соотнесении зна-
ков с предметами.
В первую очередь, до всякого соотнесения знаков, нам в
любом случае дано знание наших переживанищ a именно,
не только в момент их появления, но также и после этого в
форме «воспоминания», - от более детального исследова-
ния которого мы здесь отвлекаемся2. Также и различие ме-
жду разными переживаниями и различие между видами
переживаний, как и познание сходства переживаний, бла-
годаря которому они принадлежат к одиому и тому же ви-
ду, имеется до всякого соотнесения знаков. Обозначения
для этих различных видов возникают лишь после того, как
мы уже получили познание их наличия; ибо, с чем бы
должны были соотноситься знаки, если бы обозиачаемые
предметы отсутствовали?
Однако различение и распознание переживаний и их
видов всегда идет рука об руку с вышеупомянутым ихупо-
рядочивапием во взаимосвязях веіцейу к которому неизбеж-
но и непрерывно принуждают нас - способом, на котором
Под этим словом я имею в виду нс процесс, по завершении которо-
го мы получаем наши знания, но результат этого проиесса.
2 Подробно о воспоминании см.: Hans Cornelius. Erkenntnistheorie.
S. 69 ff.
124

Ганс Корнелиус
мы не будем здесь подробнее останавливаться - факторы
взаимосвязи сознания. Также и эти вещи известны, прежде
всего, из донаучного мышления, уже до любого соотнесе-
ния знаков в их наиболее общих различиях и видах, хотя,
конечно, соотнесение языковых обозначений, - по крайней
мере, в пределах определенного языкового сообщества -
начинается довольно-таки рано.
Непосредственно пережитое дает нам вначале такого
рода познания, сомневаться в которых ие только нет ни
малейшего повода, но вообще логически невозможно. Дру-
гими словами: в таких познаниях вопросу об истине нет
места.
Чтобы в этом убедиться, нужно только уяснить себе,
что это вообще значит - в чем-либо сомневаться. Каждое
сомнение по своему смыслу включает в себя мысль о воз-
можности его преодоления: чтобы в чем-то сомневаться,
мы должны думать, что в нем что-то могло бы быть по-
другому, чем мы прежде предполагали - что мы, таким об-
разом, можем быть в состоянии как-то обнаружить это
«другое», которое не соответствует тому, что мы сейчас
полагаем. Нам нужно лишь несколько иначе выразить
только что сказанное, чтобы мы тотчас же смогли в целом
обозначить то общее, что имеется во всех возможных
предметах сомнения. To, что в каком-то деле нечто могло
бы быть по-другому, чем мы предполагали, может про-
изойти лишь в той мере, в какой это дело включает в себя
нечто такое, что мы ожидаем встретить лишь при опреде-
ленных условиях. Если мы, при соблюдении этих условий,
действительно встречаем нечто отличное оттого, что мы
должны были предполагать согласно первоначальному,
подвергнувшемуся сомнению пониманию, то это сомнение
оказывается обоснованным: наше ожидание, которое осно-
вывалось на этом понимании, ne оправдалось, и именно по-
этому это понимание оказалось ошибочным. To, что мы за-
блуждались, было вызвано не имеющимися фактами, a на-
125

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
шей мыслью об этих фактах; a потому это сомнение может
быть направлено только на эту нашу мысль.
Согласно данному рассуждению, сомнение всегда име-
ет смысл только по отношению к таким предметам, кото-
рые каким-то образом заключают в себе ожидания, и оно
по самому своему смыслу может быть направлено только
на эти ожидания, т.е. на то, оправдываются ли они на са-
мом деле, когда наступают решающие для этого условия,
которые всегда каким-то образом предполагаются или
должны предполагаться в затрагиваемом предмете. Я могу,
например, сомневаться, является ли один из лежащих пе-
редо мной порошков NaHC03 - и если при соприкоснове-
нии с разбавленной соляной кислотой он не начинает ши-
петь, бурно выделяя газ, то мое сомнение, конечно же, яв-
лялось правомерным. Ибо посредством NaHCOs мы обо-
значаем лишь предмет такого свойства, что он растворяет-
ся в кислоте, бурно выделяя при этом газ, т.е. суждение
«это - NaHCÜ3» утверждает, что это ожидание оправдыва-
ется1. В отличие от этого, я не могу сомневаться в том, вы-
глядит ли порошок белым в то время, как я на него смотрю;
ибо это качество дано мне в непосредственном восприятии,
и поначалу здесь вообще нет никакого ожидания. И по-
скольку, вообще, непосредственно переживаемое, точно
так же как в данном случае восприятие белого цвета, не со-
держит ничего, что зависело бы от ожиданий, то в нем ни-
когда нельзя сомневаться в тот момент, когда оно имеет
место. Такого рода сомнение было бы бессмыслеиным.
Именно на этом основании непосредственно переживаемые
факты являются последней основой всего дальнейшего по-
знания; a непосредственно переживаемые чувственные
данные являются, в частности, последней основой всего
физического познания.
Нет нужды упоминать, что оно утверждает еще и большос количс-
ство другііх свойств, которые можно опозиать через выполнение ожида-
ний.
126

Ганс Корнелиус
В отличие от этого, в любом вещно оформленном по-
знании, в соответствии с природой понятия вещи, содер-
жатся ожидания. Здесь, таким образом, всегда имеется
возможность для сомнения. Даже если какое-то свойство
вещи или ее явлений известно нам из прежнего опыта, все
же всегда можно осмысленно сомневаться в ее дальнейшем
существовании.
Факты, которые мы здесь обсудили, настолько просты,
что я почти боюсь наскучить ими читателю. Однако без
этих рассмотрений невозможно исправить обычные невер-
ные истолкования понятия истины. И напротив, такое ис-
правление вытекает из сказанного, благодаря простой пе-
реформулировке языкового выражения.
В самом деле, сомневаться всегда означает сомневаться
в истинности чего-либо. Если сомнение может быть на-
правлено только на ожидаемое, то значит и истина и за-
блуждение всегда могут относиться только к ожидаемому
и заключаться только в оправдании или неоправдании ожи-
даний.
Предметы, к которым может относиться вопрос об ис-
тине, называются в философской терминологии сужде-
пиями\ - и, между прочим, заметим, что то, что существу-
ют суждения, которые не состоят из понятия субъекта и
понятия предиката, вовсе не является каким-то новым от-
крытием господина Рассела. Согласно вышеизложенному,
для суждения существенно то, что оно заключает в себе
ожидания. Поэтому для суждения, т.е. для факта, что где-
то может быть поставлен вопрос об истине, необходимой
предпосылкой является то, что имеется некто, к кому этот
вопрос может быть обращен, т.е. который должен испыты-
вать определенные ожидания, вызываемые данным сужде-
нием. Как правило, суждения являются результатом произ-
вольной человеческой деятельности и в этом случае, тот,
кто произвел данное суждение, является, в свою очередь,
как правило, также и тем, кто ставит указанный выше во-
127

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
прос - даже если он, возможно, полагает, что уже настоль-
ко определенно ответил на этот вопрос, что больше не счи-
тает необходимым его ставить. В общем случае, однако,
эту роль, наряду с ним, берет на себя целый ряд других
людей.
Учитывая тот факт, что суждения, как правило, встре-
чаются в форме высказываний и должны быть услышаны
или же прочитаны, a значит и внутренне «услышаны», те-
ми, кто спрашивает об их истинности, я обозначил поло-
жение тех, кто спрашивает об истинности суждений, как
положение слушателя, a суждение, о котором идет речь -
как «предъявленное» суждение. По своему смыслу вопрос
об истинности зависит от того, что слушатель понимает
предъявленное суждение и истолковывает его как сужде-
ние - причем остается открытым, понимает ли он его точно
также, как и тот, кто данное суждение создал и предъявил.
Истолкование в качестве суждения обусловлено тем, что
слушатель находит повод для вопроса об истинности, т.е.,
что y него, благодаря данному суждению сообразно его ис-
толкованию, возникают ожидания, оправдание которых, при
наступлении определенных, выводимых из данного сужде-
ния условий, утверждается в суждении. Решение касательно
истины основывается на создании этих условий; эту задачу я
обозначил как контролирующую деятельность слушателя.
Если обнаруживается, что при осуществлении этих условий
наступают факты, которые следовало ожидать в соответст-
вии с данным суждением, то вопрос об истинности получает
утвердительные ответ; если же обнаруживаются факты, ко-
торые от этого отклоняются, то этот вопрос получает отри-
цательный ответ. Выражения «да, это так» и «нет, это не
так» являются простейшими обычными констатациями оп-
равдания или неоправдания указанных ожиданий.
Неоправдание даже одного из утверждаемых в сужде-
нии ожиданий достаточно для отрицательного ответа на
вопрос об истинности, - a тем самым и для отрицания
128

Ганс Корнелиус
предъявленного суждения. Напротив, оправдание только
части содержащихся в суждении ожиданий не дает еще ос-
нований для принятия решения об истинности данного су-
ждения; ведь вполне может быть, что какое-нибудь другое
ожидание не оправдается и, как результат, суждение будет
признано ложным. Поэтому истинность общих суждений,
которые включают неограниченное множество ожиданий,
никогда нельзя установить только на основе оправдания
сколь-угодно большого числа ожиданий, связанных с непо-
средственно переживаемым. Здесь для того, чтобы принять
решение, нам нужны другие, общие познания, которые, од-
нако, не претерпевают вследствие этого никаких измене-
ний в своей сущности, a именно, в их основанности на оп-
равдании или неоправдании ожиданий.
Я не собираюсь здесь излагать теорию таких общих по-
знаний; кого это интересует, может обратиться к моей тео-
рии познания. Ниже я рассмотрю только те вопросы из
этой области, которые особенно важны для естествознания
и которые постоянно неправильно трактовались в прежней
философии, включая ее новейшую фазу.
4. Индукция в вещной области
Как известно, под индукцией понимается вывод общего
предложения из отдельных опытных данных: индуктивно
полученное предложение утверждает, что во всех будущих
случаях ситуация будет такова, какой мы ее нашли в от-
дельных опытных данных.
Co времен Аристотеля индукция считалась ненадеж-
ным источником познания. В соответствии с этим, фило-
софы, вплоть до наших дней, считают опыт нечистой, не-
надежной основой научного понимания. Известно, как
строго хотел исключить Каит любое вмешательство опыта
в философию, поскольку последнее является «загрязнени-
ем» познания - что ему, честно говоря, в его собственной
5 3ак. 1731
129

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
системе вовсе не удалось осуществить с той полнотой, как
это он считал1. Также и Гуссерль все еще придерживается
мнения, что опыт не может обеспечить общезначимого по-
знания.
Конечно, если задачу индукции видеть в том, что она из
осуществления некоторого числа имевших место до сих nop
случаев событий должна выводить такой же ход похожих
событий в будущем, то Рассел и Гуссерль, точно также как
Kaum и Аристотель будут правы. Такая индукция всегда
дает лишь большую или меньшую - в общем случае доволь-
но-таки малоценную - веронпѵюсть. Также известный слу-
чай тысячи белых лебедей, которые не дают никакой гаран-
тии, что все лебеди являются белыми, как раз и является
лишь примером такой неправильной, необоснованной ин-
дукции: такого рода индукции, которая не имеет и не может
иметь никакого места в точных науках.
Однако имеется тысячи примеров общих высказываний,
которые, конечно же, получены посредством индукции и
являются, несомненно, верными. He нужно далеко ходить,
чтобы их найти. To, что золото отличается от бумаги, не-
сомненно, может служить в качестве предложения, которое
имеет непреложную достоверность. Но откуда можем мы
его получить, как не из опыта, без которого мы бы ничего
не могли знать ни о золоте, ни о бумаге? Даже если бы од-
нажды удалось превратить бумагу в золото, то тем самым
вовсе не была бы опровергнута верность данного предло-
жения; ибо как раз превращение одного в другое и предпо-
лагает, что они отличаются друг от друга, так как в про-
тивном случае не было бы нужды в каком-либо превраще-
нии. Точно также общезначимым, и, тем не менее, полу-
ченным из опыта является, например, предложение, что
поваренная соль растворима в воде - a вместе с ним и мил-
1 Cm.: Hans Cornelius. Kommentar zu Kant. S. 32 (T, который столь
яростно критикуется школьмыми философами.
130

Ганс Корнелиус
лионы общих высказываний из области химии, которые
ежедневно рассылаются в сообщениях Немецкого химиче-
ского общества. Если химик, например, открыл новую ки-
слоту и очистил ее по определенной методике, то он может
со спокойной совестью записать в качестве общезначимого
предложения то, что, скажем, эта кислота плавится при 40°
С, даже если он всего лишь один раз осуществил опыт по
определению точки плавления.
Как мы приходим к таким общезначимым предложени-
ям? Или выражаясь по-другому: в чем та индукция, кото-
рая дает правильные и надежные результаты, т.е., правшь-
пая индукция, отличается от ложнои индукции, кото-
рая представлена в типичном примере с тысячей белых
лебедей?
Выше мы уже упоминали о том, что наше мышление
повсюду стремится подвести многообразие наших опыт-
ных данных под обобщающие законы. Наука здесь лишь
продолжает то, что начинает донаучное мышление с его
образованием понятий. Ее задача состоит в том, чтобы соз-
дать ясный понятийный порядок для найденных фактов.
Такой порядок получается, прежде всего, в результате того,
что в полученных данных опыта, посредством определен-
ного процесса наименования выделяется нечто общее, так
чтобы посредством имен эти опытные данные одновремен-
но отделялись от всех остальных, которые ие обладают
указанными общими свойствами первых. Так и только так
получают вводимые обозначения свой недвузначный
смысл: в той мере, в какой мы обладаем таким смыслом,
имеем мы в этих обозначениях искомый понятийный поря-
док наших опытных данных. Однако для того, чтобы этот
обретенный порядок не потерялся вновь, в будущем нельзя
обозначать именем, введенном в раз и навсегда определен-
ном значении, ничего другого, что, опять-таки, не заключа-
ет в себе то общее, посредством чего было определено зна-
чение указанного имени. To, что поваренная соль раство-
131

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
рима в воде, потому всегда выполняется, что имя поварен-
ная соль так было определено, что оно обозначает не не-
растворимое, a растворимое тело. И точно также обстоит
дело с общезначимостью всех тех химических высказыва-
ний, которые были упомянуты выше.
Предложения, которые следуют из раз и навсегда уста-
новленного по определению значения слова, называют, со-
гласно методу Канта, аналитическими суждениями; и со-
вершенно ясно, что аналитические предложения никогда
не могуг быть ложными. Однако выведенные из чистых
определений аналитические предложения не являются ис-
тинами, которые имеют какую-либо научную ценность, но
представляют собой всего лишь азбучные истины. Итак,
получается, что правильная индукция, сущность которой
мы хотим здесь раскрыть, также должна производить толь-
ко лишь прописные истины? Тогда упомянутые выше
исследователи, которые низко оценивали этот метод полу-
чения общезначимых предложений, были бы, конечно,
правы.
Тем не менее, все же имеется одно глубокое различие
между индуктивно полученными предложениями, о кото-
рых идет речь, и не имеющими никакой ценности аналити-
ческими прописными истинами. Это различие состоит в том,
что в наших примерах определение понятий происходит на
основе опыта. Ценность представляют не аналитические
предложения, в которых указанные определения понятий
более или менее детально воспроизводятся, но именно сами
эти определения понятий и их происхождение из опыта. To,
что в мире существует иечто такое, что обозначается по-
нятиями золота и бумаги, поваренной соли и диоксифенило-
во-уксусной кислоты и огромным множеством других поня-
тий химических веществ, - это есть то синтетическое суж-
дение, которое в общем виде высказывается в каждой из
указанных индукций и которое составляет научную цен-
ность познаний, получаемых по индукции. Индукция есть
132

Ганс Корнелиус
ие что иное, как формулировка опытных данных посредст-
вом успюйчивых поттіт и посредством общих экзистен-
циачъных суждений, высказываемых с помощью этих no-
нятий.
Общезначимость полученных на основе опыта экзи-
стенциальных суждений несложно усмотреть. Познание,
что существуют предметы определенного свойства, что
они, таким образом, входят в наш опыт, становится, если
привести один-единственный пример такого рода предме-
тов, тут же неопровержимым, т.е. полученным общезначи-
мым образом. Ибо отрицание этого познания - утвержде-
ние: «таких предметов не существует» - в общем случае
опровергается, если нам встретится один-единственный
случай такого предмета. Точно так же как мы уже в облас-
ти непосредственных переживаний при единичном случае
определенного рода переживания (например, особого запа-
ха) навсегда знаем, что такого рода переживание существу-
ет - даже если мы в нашей дальнейшей жизни никогда
больше не встретимся с тем же самым качеством - то же
самое выполняется и для области вещного мира. Понятие,
которое однажды оказалось полезным для упорядочивания
нашего опыта, никогда не сможет утратить этого значения:
ведь задача понятийного упорядочивания нашего опыта
охватывает все, что когда-либо встречалось в нашем опыте.
Даже если в будущем никогда больше не встретиться ниче-
го, что соответствует указанному понятию, все же однаж-
ды уже нечто подобное - согласно предпосылке - встреча-
лось, и поэтому совокупность нашего опыта невозможно
охватить без данного понятия нашего мышления.
Впрочем - и это очень важно - такого рода изменение
мира вещей, соответствующее только что принятому виду
опытных данных, также является со своей стороны чем-то
таким, что, как представляется, нуждается в неотложном объ-
ясиении. Что означает это требование, легче всего объяснить
на другом примере, который встречается гораздо чаще.
133

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
Давайте предположим, что некоторая вещь, которая до
сих nop демонстрировала наличие определенных физиче-
ских и химических свойств, неожиданно изменилась в те-
чение ночи. Теперь она демонстрирует, в одном или не-
скольких отношениях, наличие иных свойств, чем прежде.
Тогда для нас может оказаться недостаточным просто кон-
статировать, какие новые свойства y нее теперь есть, и со-
ответственно, определить для нее новое место в нашей сис-
теме понятий: но мы должны потребовать объяснения для
самого этого изменения. Как и любое объяснение, это объ-
яснение также должно заключаться в том, что мы подво-
дим объясняемый факт под один из известных нам общих
законов, характеризуя данный факт как частный случай
этого закона: так, что благодаря этому познанию, данный
факт больше не кажется иеожидапиым, и что мы, напро-
тив, в состоянии предсказать его наступление на основе
этого закона и необходимых условий для его применения.
Объяснение только тогда имеет место, когда мы не только
знаем указанный всеобщий закон, но также убеждены, что
необходимые для его применения условия в данном случае
действитсльно выполняются.
Однако объяснение непременно должно быть затребо-
вано. Без него взаимосвязь нашего понятийного упорядо-
чивания опыта была бы разрушена. Необъясненное изме-
нение пробивает брешь в этой взаимосвязи: порядок, кото-
рый мы создали нашими прежними формулировками, ока-
зывается недостаточным, и если нам не удается заделать
эту брешь, то вся мыслительная работа, которую мы потра-
тили на создание этого порядка, оказывается напрасным
трудом.
Легко показать в общем, как это должно происходить.
Если обозначить ту взаимосвязь, которая определяет вещь
в первом состоянии как Z(5. £), a новое состояние, которое
соответствует измененной вещи, как Z' (В, Е% то требова-
134

Ганс Корнелиус
ние, которое должно быть выполнено для объяснения этого
изменения, состоит в том, чтобы
1. найти взаимосвязь более высокого порядка Z (д£К
благодаря которой мы, при изменении определенного ус-
ловия ß на ß' ожидаем переход данного вида вещи из пер-
вого состояния Z во второе состояние Z'; и чтобы
2. действительно продемонстрировать, что раньше вы-
полнялось условие Д a теперь, вместо него, выполняется
условие ß'.
Здесь можно привести тысячи тривиальных примеров.
Если мой железный ключ, который до сих nop, при выпус-
кании из рук, всегда падал на землю, вдруг взлетает и при-
клеивается к потолку, то это изменение объясняется, если
мы, во-первых, знаем законы магнетизма, и, во-вторых, уз-
наем, что действительно, на верхнем этаже работает элек-
тромагниттакой силы, что он в состоянии притянуть ключ.
To, что здесь проявляется в качестве необходимого ус-
ловия для устранения нарушения нашего понятийного упо-
рядочивания опыта, для этого давно уже в языке имеется
обозначение, которое мы регулярно точно такжс без огляд-
ки используем, как и понятие вещи. Измененное условие, о
котором мы вынуждены спрашивать после каждого неожи-
данного изменения, есть не что иное, как то, что обычно
обозначают как причину этого неожиданного изменения.
Это понятие причины и закон, по которому мы всегда
должны спрашивать о причине - «закон причинности» - не
имеет в эмпирической науке никакого другого значения,
кроме только что отмеченного. Это - требование, которое
мы всегда должны выполнять, чтобы восстановить единст-
во понятийиого упорядочивания нашего опыта там, где оно
кажется нарушенным из-за неожиданных изменений. Если
мы будем в явпом виде выражать это требование при
формулировке каждый раз обнаруженных законов процес-
сов изменений в мире вещей, то мы всегда сможем привес-
135

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ти эти законы к общезначимой форме: для этого необходи-
мо лишь каждый раз добавлять напоминание о законе при-
чинности, говоря, что обнаруженные законы природы дей-
ствуют всегда и везде, до тех nop, пока не появится новое
изменение, обусловленное иовой причиной. Тем самым мы
не говорим просто что-то вроде следующего: «это может
когда-то протекать и по-другому», но мы говорим: «если
это протекает по-другому, то действовавший до сих nop за-
кон должен оказаться частным случаем более общего зако-
на, и научная задача должна быть тогда осуществлена
только таким образом, чтобы обнаружить этот более об-
щий закон и показать, что выполняется условие, от которо-
го зависит указанное отклонение от известной регулярно-
сти явлений». Любое другое применение закоиа причинно-
сти является догмаптческим и поэтому ему нет места в
науке\ в особенности это относится к вопросу о «последней
причине».
Мнимый закон, который под именем закона причинно-
сти вызвал в последние годы в физике целый ряд дискуссий,
не имеет ничего общего с охарактеризованным выше зако-
ном причинности эмпирической науки, более того, он ему
прямо противоположен. Ведь утверждение, что в замкнутой
системе из данных исходных состояний должны следовать
все последующие состояния, предполагает, что не сущест-
вует никаких отклонений от известных законов; a только что
охарактеризованный закон эмпирической науки направлен
как раз против этого догматического допущения. Без этой
догматической предпосылки понятие замкнутой системы
вообще не может быть узаконено.
5. Физический мир вещей
Физик мог бы, возможно, попытаться возразить против
приведенных выше рассуждений касательно понятия вещи
и вещного мира, что они якобы не имеют для физики ника-
136

Ганс Корнелиус
кого значения, поскольку в ней происходит сейчас замена
постоянных вещей прежних учений на процессы. Поэтому
больше нет нужды ломать себе голову над постоянным
бытием.
Tot, kto так говорит, неправильно понимает смысл
осуществленных выше рассуждений. Даже если бы ситуа-
ция действительно зашла столь далеко, что физик вел бы
речь только о процессах, то эти процессы никогда не были
бы процессами в области непосредственно данного, но
процессы в вещном мире. Ибо утверждение, что осуществ-
ляется один из этих процессов, высказывает нечто не лишь
о восприятиях того, кто делает это утверждение, но оно
подразумевает нечто, что имеет свое наличное бытие по
другую сторону этого особого потока сознания; - или, как
мы, согласно осуществленным выше размышлениям, мо-
жем также это выразить, оно всегда включает в себя ожи-
дания относительно будущих процессов. Другими словами:
каждое такое утверждение по своему смыслу предполагает,
что переход от фактов сознания к вещному миру уже осу-
ществлен. Однако тот, кто делает этот переход догматиче-
ски, a именно, без того, чтобы внести ясность в вопрос о
происхождении и значении понятия вещи, будет с необхо-
димость вновь вовлечен во все те проблемы, которые в
предыдущем рассмотрении выявили себя в качестве псев-
допроблем.
Но среди тех недоразумений, которыми обычная догма-
тическая предпосылка понятия вещи отравила физические
теории, одно укоренилось настолько прочно и потому яв-
ляется столь серьезным, что это дает мне повод рассмот-
реть его отдельно.
В тесной взаимосвязи с ошибочным учением о «непо-
знаваемости вещей в себе» находится утверждение, что
«действительный» мир, исследованием которого занимает-
ся физика, не содержит ничего из того, что нам известно
в качестве пестрого мира красок и звуков нашего чувст-
137

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
венного восприятия. В соответствии с этим, обычно гово-
рят, что прогресс физического познания якобы уводит нас
все дальше прочь от созерцания в царство абстрактных и
абстрактнейших представлений.
Благодаря познанию, что «реальные» вещи являются не
чем иным, как законами наших восприятий, a именно,
прежде всего как раз для тех восприятий, которые знакомы
нам в качестве чувственных явлений соответствующих ве-
щей, оказывается несостоятельным вначале первое из этих
утверждений. Нет ничего более неправильного, чем утвер-
ждение, что мир красок и звуков наших ощущений, «свет,
который мы видим, звуки, которые мы слышим», якобы не
имеет ничего общего с миром физических сущностей. Ве-
щи представляют собой взаимосвязи, членами копюрых вы-
ступают эти самые чувственные явления - цветиые кар-
тинки, которые мы видим, звуки, которые мы слышим, и
т.д.: поэтому, чем больше мы узнаем о физических свойст-
вах вещей, тем больше расширяются именно закономерные
взаимосвязи, в копюрых эти воспріштия находятся с дру-
гими восприятиями. Эти взаимосвязи, однако, никогда не
могут прекратиться, включая также те первые чувственные
восприятия, из которых только мы и черпали сведения о
вещах. Также и кажущиеся наиболее далекими от ощуще-
ний гипотетические образования, такие как атомные ядра и
электроны, потеряли бы без этих взаимосвязей всякое зна-
чение для нашего познания мира: они бы перестали быть
теориями ресиіьности.
Пример из акустики, который я использовал в другом
месте1 для прояснения этой ситуации, кажется мне особен-
но подходящим для того, чтобы вскрыть заблуждение того
обычного теперь хода мысли, который основывается на
ложном учении школьной философии о «непознаваемости
вещей в себе». Когда физика устанавливает, что звук, как
1 Hans Cornelius. Erkenntnistheorie. S. 237 (T.
138

Ганс Корнелиус
он распространяется в воздухе от источника звука, заклю-
чается в продольном движении волны, причем высота зву-
ка обусловлена длиной волны, его сила - амплитудой, a его
тембр - наложением нескольких простых синусоидных
волн, то эта теория, в любом случае, имеет в первую оче-
редь значение «объяснения» наших восприятий звука: она
формулирует общие преддожения об условиях, от которых
зависят свойства восприятий звука, или, говоря то же самое
другими словами, она указывает общие закономерные
взаимосвязи, которые имеют место между свойствами на-
ших восприятий звука и определенными физическими про-
цессами, т.е. вещными изменениями в окружающей нас
среде.
И если иногда физики выражают эти взаимосвязи в той
форме, что звук, якобы, и естъ колебание воздуха, то нель-
зя забывать, что этот способ выражения представляет со-
бой всего лишь сокращение. Это сокращение в физике от-
того является безвредным, что физика, после того как од-
нажды в общем виде была установлена указанная взаимо-
связь колебания с восприятиями звука, в дальнейшем инте-
ресуют лишь свойства колебаний как таковых. Если же, в
самом деле, как это на первый взгляд имеет место в ука-
занной формулировке, убрать из теории весь мир звуковых
восприятий, то она, конечно, не перестанет от этого быть
физической теорией, a именно, теорией определенных про-
дольных колебаний; однако она больше не будет теорией
звуковых колебаний. Ибо эти колебания как раз перестали
бы тогда быть звуковыми колебаниями или звуковыми
«раздражениями»: ведь если отвлечься от взаимосвязи со
звуковыми восприятиями, то это слово теряет свой смысл.
Так же как и в этом тривиальном примере, ведут себя,
согласно уже сделаиному выше замечанию, все, даже са-
мые сложные и на первый взгляд самые далекие от нагляд-
ности физические теории, включая их гипотетические ос-
новоположения. Последние являются, в прямой противо-
139

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
положности к утверждению абсолютно абстрактных и ли-
шенных какого-либо чувственного содержания значения
физических теорий, фактически иаглядпьти представле-
ниями, посредством которых нам удается простым образом
представить взаимосвязи восприятий в самых разных об-
ластях и тем самым выполнить требование, которое вы-
двинул Густав Кирххоф в своем определении механики.
Только выполнив это требование, можно получить чисто
научную, свободную от всякого догматизма теорию наше-
го опыта.
Если мне удалось достаточно ясно выразить предмет
своих размышлений, то, подводя итог, я мог бы сказать:
осуществленное выше рассмотрение представило «ре-
альный» мир как последовательную, доступную для пони-
мания разработку чувственного мира; воздвигнутый
школьной философией водораздел между «явлением» и
«реальностью» оказался ложной конструкцией. To, что на-
ходит свое выражение в картине мира физических теорий,
представляет собой лишь продолжение этой последова-
тельной, доступной для понимания обработки взаимосвязи
восприятий. Три мира, о которых говорил Плаик во всту-
пительной части своего доклада 15 мая 1929 г, оказывают-
ся, таким образом, сведенными к одному-единственному
миру.
Примечание редколлегии: Редакторам «Erkenntnis» было
особенно приятно, что они могли предоставить господину Кор-
нелиусу возможность для изложения своих взглядов перед чита-
тельской аудиторией журнала. Они полагают, что эти взгляды в
основных пунктах, за исключением проблемы индукции и проб-
лемы причинности, находятся в гораздо большем согласии со
взглядами Венского кружка, чем это можно было бы предполо-
жить, исходя из текста данной статьи.
140

Рудольф Карнап (Прага)
УСТРАНЕНИЕ МЕТАФИЗИКИ ПОСРЕДСТВОМ
ЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА ЯЗЫКА1
1. Введение
Начиная с греческих скептиков и вплоть до эмпириков
XIX столетия, имелось много противников метафизики.
Вид выд&игаемых сомнений был очень различным. Некото-
рые объявляли учение метафизики ложным, так как оно
противоречит опытному познанию. Другие рассматривали
ее как нечто сомнительное, так как ее постановка вопросов
выходит за границы человеческого познания. Многие анти-
метафизики подчеркивали бесплодностъ занятий метафизи-
ческими вопросами; можно ли на них ответить или нет, во
всяком случае, не следует о них печалиться; следует цели-
ком посвятить себя практическим задачам, которые предъ-
являются каждый день действующим людям.
Благодаря развитию современной логики стало возмож-
ным дать новый и более острый ответ на вопрос о законно-
сти и праве на существование метафизики. Исследования
«прикладной логики» или «теории познания», которые по-
ставили себе задачу с помощью логического анализа со-
держания научных предложений выяснить значение слов
(«понятий»), встречающихся в предложениях, приводят к
позитивному и негативному результатам. Позитивный ре-
зультат вырабатывается в сфере эмпирической науки;
разъясняются отдельные понятия в различных областях
науки, раскрывается их формально-логическая и теорети-
1 Rudolf Carnap. Überwindung der Metaphysik durch logische Analyse
der Sprache // Erkenntnis, 1931, Bd. II. S. 219-239. Перевод с нсм. яз. вы-
полнен д. ф. н. A.B. Кезиным и впервые опубликован в журнале «Вест-
ник МГУ», сер. 7 «Философия», № 6, 1993. С. 11-26. -Прим. ред.
141

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ко-познавательная связь. В области метафизики (включая
всю аксиологию и учение о нормах) логический анализ
приводит к негативному выводу, который состоит в том,
что псевдопредложенш этой области являются полно-
стью бессмысленными. Тем самым достигается радикаль-
ное преодоление метафизики, которое с более ранних ан-
тиметафизических позиций было еще невозможным. Прав-
да, подобные мысли можно найти уже в некоторых более
ранних рассуждениях, например номиналистического типа;
но решительное их проведение возможно лишь сегодня,
после того как логика благодаря своему развитию, которое
она получила в последние десятилетия, стала орудием дос-
таточной остроты.
Если мы утверждаем, что так называемые предложения
метафизики являются бессмысленными, то это слово пони-
мается в строгом смысле. В нестрогом смысле предложе-
ние или вопрос называют обычно бессмысленным, если его
высказывание является полностью бесплодным (например,
вопрос «каков средний вес каких-нибудь лиц в Вене, теле-
фонный номер которых оканчивается цифрой «3») или же
предложение, которое является совершенно очевидно оши-
бочным (например, «в 1910 г. в Вене было шесть жите-
лей»), или такое, которое не только эмпирически, но и ло-
гически ложно, контрадикторно (например, «из лиц A и Б
каждый на I год старше, чем другой»). Предложения тако-
го рода, будь они бесплодны или ложны, являются, однако,
осмысленными, ибо только осмысленные предложения
можно вообще подразделить на (теоретически) плодотвор-
ные и бесплодные, истинные и ложные. В строгом смысле
бессмыслениым является ряд слов, который внутри опреде-
ленного языка совершенно не образует предложения.
Бывает, что такой ряд слов на первый взгляд выглядит так,
как будто бы он является предложением; в этом случае
мы называем его псевдопредложением. Мы утверждаем,
что мнимые предложения метафизики посредством логи-
142

Рудольф Карнап
ческого анализа языка разоблачаются как псевдопредло-
жения.
Язык состоит из слов и синтаксиса, т. е. из наличных
слов, которые имеют значение, и из правил образования
предложений; эти правила указывают, каким путем из слов
можно образовывать предложения различных видов. Соот-
ветственно имеются два вида псевдопредложений: либо
встречается слово, относительно которого лишь ошибочно
полагают, будто оно имеет значение, либо употребляемые
слова хотя и имеют значение, но составлены в противоре-
чии с правиламн синтаксиса, так что они не имеют смысла.
Мы увидим на примерах, что псевдопредложения обоих
видов встречаются в метафизике. Затем мы должны будем
выяснить, какие основания имеются для нашего утверждения
о том, что вся метафизика состоит из таких предложений.
2. Значеиие слова
Если слово (внутри определенного языка) имеет значе-
ние, то обыкновенно говорят, что оно обозначает «поня-
тие»; но если только кажется, что слово имеет значение, в
то время как в действительности оно таковым не обладает,
то мы говорим о «псевдопонятии». Как объяснить возник-
новение таковых? Разве не каждое слово вводится в язык
только затем, чтобы выражать что- либо определенное, так
что оно, начиная с первого употребления, имеет определен-
ное значение? Как могли появиться в естественном языке
слова, не обладающие значением? Первоначально, правда,
каждое слово (за редким исключением, примеры которых мы
дадим позже) имело значение. В ходе исторического развития
слово часто изменяло свое значение. И теперь бывает иногда
так, что слово, потеряв свое старое значение, не получило но-
вого. Вследствие этого возникает псевдопонятие.
В чем состоит значение слова? Каким требованиям
должно отвечать слово, чтобы иметь значение? (Ясно ли
143

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
оговорены эти требования, как это имеет место по отноше-
нию к некоторым словам и символам современной науки,
или молчаливо предполагаются, как y большинства слов
традиционного языка, - на это мы здесь не обращаем вни-
мания.) Во-первых, должен быть установлен синтаксис сло-
ва, т.е. способ его включения в простейшую форму предло-
жения, в которой оно может встречаться; мы называем эту
форму предложения его элемеитарным предпожением.
Элементарная форма предложения для слова «камень» - <а
есть камень»; в предложениях этой формы на месте «дг» сто-
ит какое-нибудь название из категории вещей, например
«этот алмаз», «это яблоко». Во-вторых, для элементарного
предложения соответствующего слова должен быть дан от-
вет на следующий вопрос, который мы можем сформулиро-
вать различным образом:
1. Из каких предложений выводимо S и какие предло-
жения выводимы из него?
2. При каких условиях S истииио и при каких ложно?
3. Как верифицировать S?
4. Какой смысл имеет SI
(I) - корректная формулировка; формулировка (2)
представляет собой способ выражения, характерный для
логики, (3) - манера выражения теории познания, (4) - фи-
лософии (феноменологии). Как показано Витгенштейном,
то, что философы имели в виду под (4), раскрывается через
(2): смысл предложения лежит в его критерии истинности.
(I) представляет собой «металогическую» формулировку;
подробное описание металогики как теории синтаксиса
и смысла, т. е. отношений выводимости, будет дано позже,
в другом месте.
Значение многих слов, a именно преобладающего числа
всех слов науки, можно определить путем сведения к дру-
гим словам («конституция», дефиниция). Например: «чле-
нистоногие есть животные беспозвоночные, с расчленен-
ными конечностями и имеющие хитиновый панцирь».
144

Рудольф Карнап
Этим, для элементарной формы предложения «вещь jc есть
членистоногое», дается ответ на поставленный выше во-
прос: установлено, что предложение этой формы должно
быть выводимо из посылок вида: «х есть животное», <а
есть беспозвоночное», «х имеет расчлененные конечно-
сти», «jc имеет хитиновый панцирь» и что, наоборот, каж-
дое из этих предложений должно быть выводимо из перво-
го. Путем определения выводимости (другими словами,
владея критерием истинности, методом верификации,
смыслом) элементарного предложения о «членистоногих»
устанавливается значение слова «членистоногие». Таким
образом, каждое слово языка сводится к другим словам и,
наконец, к словам в так называемых «предложениях наб-
людения», или «протокольных предложениях». Посредст-
вом такого сведения слово получает свое содержание.
Вопрос о содержании и форме первичных предложений (про-
токольных предложений), на который доныне не найдено окон-
чательного ответа, мы можем оставить в стороне. В теории по-
знания обычно говорят, что «первичные предложения относятся
к данному»; однако в вопросе трактовки самого данного нет
единства. Иногда высказывают мнение, что предложения о дан-
ном представляют собой высказывания о простейших чувствен-
ных качествах (например, «теплый», «синий», «радость» и т. п.);
другие склоняются к мнению, что первичные предложения гово-
рят об общих переживаниях и отношениях сходства между тако-
выми; согласно следующему мнению, первичные предложения
говорят уже о вещах. Независимо от различия этих мнений, мы
утверждаем, что ряд слов только тогда обладает смыслом, когда
установлено, как он выводится из протокольных предложений,
какое бы истолкование им ни придавалн.
Если значение слова определяется его критерием (дру-
гими словами, отношениями выводимости его элементар-
ного предложения, его критерием истинности, методом его
верификации), то после установления этого критерия нель-
145

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
зя сверх этого добавлять, что «подразумевается» под этим
словом. Следует указать не менее, чем критерий; но нужно
также указать не больше, чем критерий, ибо этим определя-
ется все остальное. В критерии значение содержится импли-
цитно; остается только представить его эксплицитно.
Предположим, например, что кто-нибудь образует но-
вое слово «бабик» и утверждает, что имеются вещи, кото-
рые бабичны, и такие, которые небабичны. Чтобы узнать
значение слова, мы спросим этого человека о критерии: как
в конкретном случае установить, является ли определенная
вещь бабичной или нет? Предположим, что спрашиваемый
на вопрос не ответил: он сказал, что для бабичности нет
эмпирических характеристик. В этом случае мы считаем
употребление слова недопустимым. Если он все же настаи-
вает на употребляемости слова, утверждая, что имеются
только бабичные и небабичные вещи, но для убогого, ко-
нечного человеческого рассудка навсегда останется вечной
тайной, какие вещи бабичны, a какие нет, то мы будем рас-
сматривать это как пустую болтовню. Может быть, он ста-
нет уверять, что под словом «бабик» он нечто подразумева-
ет. Из этого мы узнаем, однако, только психологический
факт, что он связывает со словом какие-то представления и
чувства. Но благодаря этому слово не получает значения.
Если для нового слова не установлен критерий, то предло-
жения, в которых оно встречается, ничего не выражают, они
являются пустыми псевдопредложениями.
Предположим другой случай, что критерий для нового
слова «бебик» установлен; a именно предложение «эта
вещь есть «бебик» истинно тогда и только тогда, если вещь
четырехугольна. (При этом для нас неважно, дан ли крите-
рий явно, либо мы установили его путем наблюдений того,
в каких случаях слово употреблялось утвердительно, a в
каких отрицательно). В данном случае мы скажем: слово
«бебик» имеет то же значение, что и слово «четырехуголь-
ный». С нашей точки зрения, будет недопустимым, если
146

Рудольф Карнап
употребляющие это слово нам скажут, что они «подразуме-
вали» нечто другое, нежели «четырехугольный»; правда,
каждая четырехугольная вещь бебична и наоборот, но это
связано только с тем, что четырехугольность - видимое вы-
ражение бебичности, последнее же является скрытым, не-
посредственно не воспринимаемым качеством. Мы возра-
зим: после того, как здесь был установлен критерий, тем
самым было установлено, что означают слова «бебик» и
«четырехугольный» и теперь вовсе не существует больше
свободы «подразумевать» что-либо другое под этим сло-
вом. Результат нашего исследования можно резюмиро-
вать следующим образом: пусть «я» есть некоторое слово и
S(a) - элементарное предложение, в которое оно входит.
Достаточное и необходимое условие того, чтобы «а» имело
значение, может быть дано в каждой из следующих форму-
лировок, которые в своей основе выражают одно и то же:
1. Известны эмпирические признаки «а».
2. Установлено, из каких протокольных предложений
может быть выведено S(à).
3. Установлены условия истишюсти для S(a).
4. Известен способ верификаг\ии S(a)].
3. Метафизические слова без значеиия
Многие слова метафизики, как теперь обнаруживается,
не отвечают только что указанным требованиям, а, следо-
вательно, не имеютзначения.
Возьмем в качестве примера метафизический термин
«принцип» (a именно как принцип бытия, a не как познава-
1 Логическое и теоретико-познавателыюе понимание, которос лежит
в основе нашего изложеиия, здесь может быть лишь кратко обозиачсно
(ср.: L. Wittgenstein. Tractatus Logico-philosophicus, 1922. Русский пере-
вод: Л. Витгенштеин. Логико-философский трактат // Л. Витгениітейн.
Философские работы. Ч. I. М.: Гнозис, 1994; R. Carnap. Der logische
Aufbau der Welt, 1928; F. Waismann. Logik, Sprache, Philosophie (In
Vorbereitung.)).
147

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
тельный принцип или аксиому). Различные метафизики да-
ют ответ на вопрос, что является (высшим) «принципом ми-
ра» (или «вещи», «бытия», «сущего»), например: вода, чис-
ло, форма, движение, жизнь, дух, идея, бессознательное,
действие, благо и тому подобное. Чтобы найти значение, ко-
торое имеет слово «принцип» в этом метафизическом во-
просе, мы должны спросить метафизика, при каких услови-
ях предложение вида «jc есть принцип у» истинно и при ка-
ких ложно; другими словами: мы спросим об отличитель-
ных признаках или о дефиниции слова «принцип». Метафи-
зик ответит примерно так: «х есть принцип у» должно озна-
чать <<у происходит из jc», «бытие y основывается на бытии
jc», «y существует через jc» или тому подобное. Однако эти
слова многозначны и неопределенны. Часто они имеют яс-
ное значение, напр.: мы говорим о предмете или процессе^,
что он «происходит» из jc, если мы наблюдали, что за пред-
метом или процессом вида jc часто или всегда следует про-
цесс вида y (каузальная связь в смысле закономерного сле-
дования). Но метафизик нам скажет, что он подразумевал не
эту эмпирически устанавливаемую связь, ибо в таком случае
его тезисы были бы простыми эмпирическими предложе-
ниями того же рода, что и предложения физики. Слово «про
исходить» не имеет-де здесь значения условно-временной
связи, которое ему присуще обычно. Однако для какого-
либо другого значения метафизиком критерий не указывает-
ся. Следовательно, мнимого «метафизического» значения,
которое слово якобы должно иметь здесь в отличие от эмпи-
рического значения, вообще не существует. Обращаясь к
первоначальному значению слова «принципиум» (и соот-
ветствующему греческому слову «архэ» - первоначало), мы
замечаем, что здесь имеется тот же ход развития. Первона-
чальное значение «начало» y слова было изъято; оно не
должно было больше означать первое по времени, a должно
означать первое в другом, специфически-метафизическом
смысле. Но критерии для этого «метафизического смысла»
148

Рудольф Карнап
не были указаны. В обоих случаях слово было лишено ран-
него значения, без придания ему нового; от слова осталась
пустая оболочка. Тогда, когда оно еще обладало значением,
ему ассоциативно соответствовали разные представления,
они соединяются с новыми представлениями и чувствами,
возникающими на основе той связи, в которой отныне упот-
ребляется слово. Но благодаря этому слово значения не по-
лучает, оно остается и далее не имеющим значения, пока не
указан путь для верификации.
Другой пример - слово «Бог». Независимо от вариантов
употребления слова б различных областях мы должны раз-
личать его употребление в трех исторических периодах,
которые по времени переходят один в другой. В мифологи-
ческом употреблении слово имеет ясное значение. Этим
словом (соответственно аналогичными словами других
языков) обозначают телесное существо, которое восседает
где-то на Олимпе, на небе или в преисподней и, в большей
или меньшей степени, обладает силой, мудростью, добро-
той и счастьем. Иногда это слово обозначает духовно-
душевное существо, которое хотя и не имеет тела, подоб-
ного человеческому, но которое как-то проявляет себя в
вещах и процессах видимого мира и поэтому эмпирически
фиксируемо. В метафизическом употреблении слово «Бог»
означает нечто сверхэмпирическое. Значение телесного
или облаченного в телесное духовного существа y слова
было отобрано. Так как нового значения слову не было да-
но, оно оказалось вовсе не имеющим значения. Правда,
часто выглядит так, будто слово «Бог» имеет значение и в
метафизическом употреблении. Но выдвигаемые дефини-
ции при ближайшем рассмотрении раскрываются как псев-
додефиниции; они ведут либо к недопустимым словосоче-
таниям (о которых речь будет идти позже), либо к другим
метафизическим словам (например: «первопричина», «аб-
солют», «безусловное», «независимое», «самостоятельное»
и т. п.), но ни в коем случае не к условиям истинности его
149

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
элементарного предложения. У этого слова не выполнено
даже первое требование логики, a именно требование ука-
зания его синтаксиса, т. е. формы его вхождения в элемен-
тарное предложение. Элементарное предложение должно
бы иметь форму «дг есть Бог»; метафизик либо совершенно
отклонит эту форму, не давая другую, либо, если он ее
примет, не укажет синтаксической категории переменной
дг. (Категориями, например, являются: тело, свойства тела,
отношение между телами, числами и т.д.).
Между мифологическим и метафизическим употребле-
нием слова «Бог» стоит его теологическое употребление.
Здесь y слова нет собственного значения; оно колеблется
между двумя другими видами употребления. Некоторые
теологи имеют отчетливо эмпирическое (в нашем обозна-
чении «мифологическое») понятие Бога. В этом случае
псевдопредложений нет; но недостаток для теологов со-
стоит в то, что при этом толковании предложения теологии
являются эмпирическими предложениями и поэтому вхо-
дят в сферу компетенции эмпирических наук. У других
теологов имеется явно выраженное метафизическое слово-
употребление. У третьих словоупотребление неясное, будь
это следование то одному, то другому употреблению слова,
будь это неосознанное движение по обеим сторонам пере-
ливающегося содержания. Аналогично рассмотренным
примерам слов «принцип» и «Бог» большинство других
специфических метафѵзических терминов ne гімеют зна-
чеиия, например: «идея», «абсолют», «безусловное», «бес-
конечное», «бытие сущего», «не-сущее», «вещь-в-себе»,
«абсолютный дух», «объективный дух», «сущность», «бы-
тие-в-себе», «в-себе-и-для-себя-бытие», «эманация», «про-
явление», «вычленение», «Я», «не-Я» и т.д. С этими выра-
жениями дело обстоит точно так же, как со словом «бабик»
в ранее рассмотренном примере. Метафизик будет утвер-
ждать, что эмпирические условия истинности можно не
указывать; если он добавит, что под этими словами все же
150

Рудольф Карнап
нечто «подразумевается», то мы знаем, что этим указыва-
ются только сопутствующие представления и чувства, од-
нако благодаря этому слово не получает значения. Метафи-
зические мнимые предложения, которые содержат такие
слова, не имеют смысла, ничего не обозначают, являются
лишь псевдопредложениями. Вопрос об объяснении их ис-
торического возникновения мы рассмотрим позже.
4. Смысл предложения
До сих nop мы рассматривали псевдопредложения, в
которых встречаются слова, не имеющие значения. Имеет-
ся еще и второй вид псевдопредложений. Они состоят из
слов, имеющих значение, но эти слова составлены в таком
порядке, что оказываются лишенными смысла. Синтаксис
языка указывает, какие сочетания слов допустимы, a какие
нет. Грамматический синтаксис естественного языка не
везде выполняет задачу исключения бессмысленных сло-
восочетаний. Возьмем, например, два ряда слов:
1. «Цезарь есть и»,
2. «Цезарь есть простое число».
Ряд слов (1) образован в противоречии с правилами
синтаксиса; синтаксис требует, чтобы на третьем месте
стоял не союз, a предикат или имя прилагательное. В соот-
ветствии с правилами синтаксиса образован, например, ряд
«Цезарь есть полководец», это осмысленный ряд слов, ис-
тинное предложение. Но ряд слов (2) также образован в со-
ответствии с правилами синтаксиса, ибо он имеет ту же
грамматическую форму, как и только что приведенное
предложение. Но, несмотря на это, ряд (2) является бес-
смысленным. Быть «простым числом» - это свойство чи-
сел; по отношению к личности это свойство не может ни
приписываться, ни оспариваться. Так как ряд (2) выглядит
как предложение, но таковым не является, ничего не вы-
сказывает, не выражает ни существующего, ни не сущест-
вующего, то мы называем этот ряд слов «псевдопредложе-
151

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
нием». Вследствие того, что грамматический синтаксис не
нарушен, можно, на первый взгляд, прийти к ошибочному
мнению, будто этот ряд слов является предложением, хотя
и ложным. Однако высказывание «а есть простое число»
ложно тогда и только тогда, когда «а» делится на нату-
ральное число, которое не является ни «а», ни «1»; очевид-
но, что вместо «а» здесь нельзя подставить «Цезарь». Этот
пример выбран так, чтобы бессмысленность можно было
легко заметить; однако многие метафизические предложе-
ния не так легко разоблачаются как псевдопредложения.
Тот факт, что в обычном языке можно образовать бессмыс-
ленный ряд слов без нарушения правил грамматики, ука-
зывает на то, что грамматический синтаксис, рассмотрен-
ный с логической точки зрения, является недостаточным.
Если бы грамматический синтаксис точно соответствовал
логическому синтаксису, то не могло бы возникнуть ни од-
ного псевдопредложения. Если бы грамматический синтак-
сис подразделял слова не только на существительные, при-
лагательные, глаголы, союзы и т. д., a внутри каждого вида
делал бы еще определенные различия, требуемые логикой,
то ни одно предложение не могло бы быть образовано. Ес-
ли бы, например, существительные подразделялись грам-
матически на несколько видов, в соответствии с которыми
они бы обозначали свойства тел, чисел и т. д., то слова
«полководец» и «простое число» относились бы к грамма-
тически различным видам и ряд (2) был бы также неверен в
грамматическом отношении, как и ряд (1). В правильно по-
строенном языке все бессмысленные ряды слов имели бы
такой вид, как ряд (1). Тем самым они до некоторой степе-
ни автоматически исключались бы грамматикой; т. е., что-
бы избежать бессмысленности, нужно обращать внимание
не на значение отдельных слов, a только на их вид («син-
таксические категории», например: вещь, свойство вещи.
связь вещей, число, свойства числа, связь чисел и др.). Ес-
ли наш тезис о том, что предложения метафизики являются
152

Рудольф Карнап
псевдопредложениями, верен, то в логически правильно
построенном языке метафизика совсем не могла бы быть
выразима. Отсюда вытекает большое философское значе-
ние задачи создания логического синтаксиса, над которым
работают логики в настоящее время.
5. Метафизические псевдопредложеная
Теперь мы разберем несколько примеров метафизиче-
ских псевдопредложений, в которых особенно отчетливо
можно увидеть, что логический синтаксис нарушен, хотя
историко-грамматический синтаксис сохраняется. Мы вы-
брали несколько предложений из одного метафизического
учения, которое в настоящее время в Германии пользуется
большим влиянием '.
«Исследованию должно подлежать только сущее и еще - ни-
что\ сущее одно и дальше - ничто\ сущее единственно и сверх
этого - ничто. Как обстоит дело с этим ничто? - Имеется ни-
что только потому, что имеется иет, т.е. отрицание? Или на-
оборот? Имеется отрицание и item только потому, что есть ни-
что? - Мы утверждаем: ничто первоначальнее, чач нет и отри-
цание. Где ищем мы ничто? Как находим мы ничто? - Мы знаем
ничто. - Страх обнаружіівает ничто. - Чего и почему мы боя-
лись, было «собственно» - ничто. В действительности: ничто са-
мо - как таковое - было тут. - Как обстоит дело с этим ничто? -
Ничто само себя ничтит».
Для того чтобы показать, что возможность образования
псевдопредложений основана на логических недостатках
языка, сопоставим ниже приведенную схему. Предложения
под цифрой I как грамматически, так и логически безу-
Слелующая ниже цитата (курсив в оригиналс) взята из: M
Heidegger. Was ist Metaphysik? 1929. Мы могли бы привссти соответствую-
щис цитаты каких-либо лругих многочислснных метафизиков совре-
мепности или прошлого; однако приволимая ниже наиболее четко ил-
люстрируст наше понимание.
153

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
пречны, а, следовательно, осмысленны. Предложения под
цифрой II (исключая В-3) грамматически полностью анало-
гичны соответствующим предложениям под цифрой I.
Форма предложений ІІ-А (как вопрос, так и ответ) не соот-
ветствует, правда, требованиям, которые выдвигаются по
отношению к логически правильному языку. Но, несмотря
на это, данные предложения осмысленны, так как перево-
димы на корректный язык; это видно из предложения ПІ-А,
которое имеет тот же смысл, что и ІІ-А. Нецелесообраз-
ность формы предложения ІІ-А состоит в том, что мы мо-
жем, исходя из нее, путем грамматически безупречных
операций перейти к бессмысленным формам предложений
ІІ-В, которые взяты из вышеприведенной цитаты. Эти
формы правильным языком III ряда вообще не могут быть
образованы. Однако их бессмысленность на первый взгляд
трудно заметить, так как по аналогии их можно спутать с
осмысленными предложениями І-В. Установленная здесь
ошибка нашего языка состоит в том , что он, в противопо-
ложность логически правильному языку, допускает одина-
ковость форм между осмысленными и бессмысленными
рядами слов. К каждому предложению прилагается соот-
ветствующая формула в символах логистики; эти формулы
особенно отчетливо дают понять нецелссообразность ана-
логии между ІІ-А и І-А и вытекающим отсюда возникнове-
нии бессмысленных образований ІІ-В.
1. Осмысленные
предложения
обычного языка
Л. Как на улиие?
ул(?)
На улицс дождь.
ул(дж)
II. Возннкновение бес-
смысленных предложе-
ний in осмысленных
предложений
в обычном языке
Л. Как на улице?
УМ?)
На улице ничего (ни-
что)
ул(ни)
III. Логнческн
корректный язык
Л. I Іе имеется
(ие существует,
ие наличсствует)
исчго, что на улице.
- (3 х) • ул (х)
154

Рудольф Карнап
В. Как обстоит дсло
с этим дождсм? (т.е.:
что дсласт дождь? или:
что сще слсдуст ска-
зать об этом дожде?
?(дж)
1. Мы знаем дожль.
з(дж)
2. Дождь дождит.
дж(дж)
В. «Как обстоит дело с
этим ничто?»
? (ии)
1. «Мы ищем ничто»,
«Мы находим ничто».
з(ни)
«Мы знасм ничто».
2. «I Іичто ничтит»
ни(ни)
3. Ничто имеется толь-
ко потому, что...
сущ(ни)
В. Все эпш формы
вообще не могут быть
образованы.
При ближайшем рассмотрении в псевдопредложениях
ІІ-В обнаруживаются еще некоторые различия. Образование
предложений (I) покоится просто на ошибке, заключающей-
ся в том, то слово «ничто» употребляется как имя объекта,
так как в обычном языке эту форму обычно употребляют
для формулировки негативного предложения существова-
ния (см. ІІ-А). В корректном языке для этих целей служит
не особое шля, a определенная логическая форма предло-
жения (см. ІН-А). В предложении ІІ-В-2 добавляется еще
образование слова без значения - «ничтить»; предложение,
таким образом, бессмысленно вдвойне.
Ранее мы говорили, что метафизические слова, не
имеющие значения, образуются потому, что слово, обла-
дающее значением, благодаря метафорическому употреб-
лению в метафизике его лишается. Здесь, напротив, перед
нами редкий случай, когда вводится новое слово, которое с
самого начала не имеет значения. Предложение ІІ-В-3 от-
клоняется нами также по двум причинам. Ему свойственна
та же ошибка (использование слова «ничто» в качестве
имени объекта), что и вышестоящим предложениям. Кроме
того, оно содержит противоречие. Даже если бы было
155

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
допустимо вводить слово «ничто» как имя объекта, то
в дефиниции существование этого объекта отрицается,
a в предложении (3) оно вновь утверждается. Итак, это
предложение, если бы оно уже не было бессмысленным,
контрадикторно, а, следовательно, бессмысленно вдвойне.
Ввиду грубой логической ошибки, которую мы обна-
ружили в предложении ІІ-В, можно было бы прийти к
предложению, что в цитируемом отрывке слово «ничто»
имеет совершенно другое значение, чем обычно. Это пред-
положение еще больше усиливается, когда мы читаем
дальше, что страх обнаруживает ничто, что в страхе ничто
было само как таковое. Здесь, по-видимому, слово «ничто»
должно обозначать определенное эмоциональное состоя-
ние, может быть религиозного толка, или нечто, что лежит
в основе такого чувства. В этом случае указанные логиче-
ские ошибки в предложении ІІ-В не имели бы места. Но
начало данной цитаты показывает, что такое толкование
невозможно. Из сопоставления «только» и «и еще ничто»
четко вытекает, что слово «ничто» имеет здесь обычное
значение логической частицы, которая служит для выра-
жения негативного предложения существования. К такому
введению слова «ничто» относится главный вопрос отрыв-
ка: «Как обстоит дело с этим ничто?»
Сомнения относительно истинности нашего толкования
будут полностью устранены, когда мы увидим, что автору
статьи совершенно ясно, что его вопросы и предложения
противоречат логике. «Вопрос и ответ относительно ничто
равным образом противоразумпы. Обычные правила мыш-
ления, положение о недопустимости противоречий, общая
«логика» - убьют такой вопрос». Тем хуже для логики! Мы
должны свергнуть ее господство: «Если сила разума на по-
ле вопросов относительно ничто и бытия сломлена, то этим
самым решается судьба господства «логики» внутри фило-
софии. Идея логики стшается в круговороте первона-
чальных вопросов». Но будет ли трезвая наука согласна
156

Рудольф Карнап
с круговоротом вопросов, которые противоречат логике?
На это также дается ответ: «Мнимая рассудительность и
преимущество науки станут смешными, если она не будет
принимать ничто всерьез». Итак, мы находим прекрасное
подтверждение нашему взгляду: метафизик сам приходит к
констатации, что его вопросы и ответы несовместимы с ло-
гикой и образом мышления науки.
Различие между нашим тезисом и раиними антгшета-
физиками стало теперь отчетливее. Метафизика для нас не
простая «игра воображения» или «сказка». Предложения
сказки противоречат не логике, a только опыту; они ос-
мысленны, хотя и ложны. Метафизика не «суеверие», ве-
рить можно в истинные и ложные предложения, но не в
бессмысленный ряд слов. Метафизические предложения
нельзя рассматривать и как «рабочие гтютезы», ибо для
гипотезы существенна ее связь (истинная или ложная) с эм-
пирическими предложениями, a именно это отсутствует y
метафизических предложений.
Среди ссылок на так называемую ограпиченпостъ чело-
веческих познавательных способпостей, в целях спасения
метафизики, выдвигается иногда следующее возражепие:
метафизические предложения не могут, правда, верифици-
роваться человеком или вообще каким-либо конечным су-
ществом; но они имеют значение как предположения о том,
что ответило бы на наши вопросы существо с более высо-
кими или даже с совершенными познавательными способ-
ностями. Против этого возражения мы хотели бы сказать
следующее. Если не указывается значение слова или сло-
весный ряд составлеи без соблюдения правил синтаксиса,
то вопроса не имеется. (Подумайте над псевдовопросами:
«Этот стол бабик?»; «Число семь священно?», «Какие чис-
ла темнее - четные или нечетные?»). Где нет вопроса, там
не может ответить даже всезнающее существо. Возражаю-
щий нам, может быть, скажет: как зрячий может сообщить
слепому новое знание, так высшее существо могло бы со-
157

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
общить нам метафизическое знание, например, видимый
мир есть проявление духа. Здесь мы должны подумать над
тем, что такое «новое знание». Мы можем себе предста-
вить, что встретили существо, которое сообщит нам нечто
новое. Если это существо докажет нам теорему Ферма или
изобретет новый физический инструмент, или установит
неизвестный до этого естественный закон, то наше знание
с его помощью, конечно, расширилось бы. Ибо все это мы
могли бы проверить, так же как слепой может проверить и
понять всю физику (и тем самым все предложения зряче-
го). Но если это гипотетическое существо скажет нечто,
что не может быть нами верифицировано, то сказанное не
может быть нами также и понято; для нас в этом сказанном
не содержится тогда вовсе никакой информации, a лишь
пустые звуки без смысла, хотя, быть может, с определен-
ными представлениями. Поэтому с помощью другого су-
щества можно узнать больше или меньше, или даже все, но
наше познание может быть расширено только количест-
венно, но нельзя получить знание принципиально нового
рода. To, что нам еще неизвестно, с помощью другого су-
щества можно узнать; но то, что нами не может быть пред-
ставлено, является бессмысленным, с помощью другого оно
не может стать осмысленным, знай он сколь угодно много.
Поэтому в метафизике нам не могут помочь ни Бог, ни черт.
6. Бессмыслеипость всей метафизики
Примеры метафизических предложений, которые мы
анализировали, все взяты только из одной статьи. Однако
результаты по аналогии и, частично буквально, распро-
страняются и на другие метафизические системы. Для
предложения Гегеля, которое цитирует автор статьи («Чис-
тое бытие и чистое ничто есть, следовательно, то же са-
мое»), наше заключение является совершенно верным. Ме-
тафизика Гегеля с точки зрения логики имеет тот же самый
характер, который мы обнаружили y современной метафи-
158

Рудольф Карнап
зики. Это относится и к остальным метафизическим сис-
темам, хотя способ словоупотребления в них, a потому
и вид логических ошибок в большей или меньшей степени
отклоняется от рассмотренного нами примера.
Дальнейшие примеры анализа отдельных метафизиче-
ских предложений можно здесь больше не приводить. Они
указывали бы только на многообразие видов ошибок.
Как представляется, большинство логических ошибок,
которые встречаются в псевдопредложениях, покоятся на
логических дефектах, имеющихся в употреблении слова
«быть» в нашем языке (и соответствующих слов в осталь-
ных, по меньшей мере, в большинстве европейских язы-
ков). Первая ошибка - двузначность слова «быть»: оно
употребляется и как связка («человек есть социальное су-
щество»)1, и как обозначение существования («человек
есть»). Эта ошибка усугубляется тем, что метафизику за-
частую не ясна эта многозначность. Вторая ошибка коре-
нится в форме глагола при употреблении его во втором
значении - существование. Посредством вербальной фор-
мы предикат симулируется там, где его нет. Правда, уже
давно известно, что существование не есть признак (см.
каппювское опровержение онтологического доказательства
бытия Бога). Но лишь современная логика здесь полностью
последовательна: она вводит знак существования в такой
синтаксической форме, что он может относиться не как
предикат к знаку предмета, a только к предикату (см., на-
пример, предложение ІІІ-А в таблице). Большинство мета-
физиков, начиная с глубокого прошлого, ввиду вербальной,
a потому предикативной, формы глагола «быть» приходили
к псевдопредложениям, например «я есть», «Бог есть». При-
мер этой ошибки мы находим в «cogito, ergo sum» Декарта.
В тексте ириведеио предложсиие «ich bin hungrig», при русском
псрсводе которого связка «ссть» выпадает: я (есть) голодси. - Пріш.
перев.
159

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
От содержательных раздумий, которые выдвигаются против
посылки - является ли предложение «я мыслю» адекватным вы-
ражением здравого смысла или, быть может, содержит гипоста-
зирование, - мы хотели бы здесь полностью отказаться и рас-
смотреть оба предложения только с формальной точки зрения.
Мы видим здесь две существенные логические ошибки. Первая
находится в заключительном предложении «Я есть». Глагол
«быть» употребляется здесь, без сомнения, в смысле существо-
вания, так как связка не может употребляться без предиката;
кроме того, предложение «Я есть» Декарта постоянно понима-
ется именно в этом смысле. Но тогда это предложение противо-
речит вышеприведенному логическому правилу, что существо-
вание может быть высказано только в связи с предикатом, но не
в связи с именем (субъектом, собственным именем). Предложе-
ние существования имеет форму не «а существует» (как здесь: «я
есть», т. е. «я существую»), a «существует нечто того или иного
вида». Вторая ошибка лежит в переходе от «Я думаю» к «Я су-
ществую». Если из предложения «Р (д)» (в котором «о» припи-
сывается свойство Р) выводится предложение сушествования, то
это существование можно утверждать только по отношению к
предикату Л но не по отношению к субъекту «д». Из «Я европе-
ец» следует не «Я существую», a «существует европеец», из
«Я мыслю» следует не «Я существую», a «имеется нечто мыс-
лящее».
To обстоятельство, что наши языки выражают сущест-
вование с помощью глагола («быть» или «существовать»),
еще не есть логическая ошибка, a только нецелесообраз-
ность, опасность. Вербальная форма легко приводит к
ложному мнению, будто существование является предика-
том; a отсюда следуют такие логические извращения, a по-
тому бессмысленные выражения, какие были нами только
что рассмотрены. To же самое происхождение имеют такие
формы, как «сущее», «не-сущее», которые издавна играют
болыиую роль в метафизике. В логически корректном язы-
160

Рудольф Карнап
ке такие формы вообще нельзя образовать. По-видимому,
в латинском и немецком языках, может быть по греческому
образцу, была введена форма «ens», соответственно «су-
щее», специально для употребления в метафизике; но, ду-
мая устранить недостаток, сделали язык в логическом от-
ношении хуже.
Другим очень часто встречающимся нарушением логи-
ческого синтаксиса является так называемая «путаница
сфер» понятий. Если только что рассматривавшаяся ошиб-
ка состояла в том, что знак с непредикативным значением
употреблялся как предикат, то здесь предикат употребляет-
ся как предикат, но как предикат другой «сферы»; т. е. на-
рушено правило так называемой «теории типов». Сконст-
руированным примером этой ошибки является рассматри-
вавшееся предложение «Цезарь есть простое число». Лич-
ное имя и число принадлежит к разным логическим сфе-
рам, a поэтому предикат личности («полководец») и преди-
кат числа («простое число») также принадлежит к разным
сферам. Путаница сфер, в отличие от обсуждавшейся перед
этим ошибки в употреблении глагола «быть», не является
специфической для метафизики; эта ошибка встречается, и
притом довольно часто, в обиходной речи. Но здесь она
редко ведет к бессмысленности; многозначность слов по
отношению к сферам является здесь такого рода, что ее
можно легко устранить.
Пример: 1. «Этот стол больше, чем тот». 2. «Высота этого
стола больше, чем высота того стола». Здесь слово «больше»
употребляется в (1) как отношение между предметами, в (2) как
отношение между числами, т. е. для двух различных синтаксиче-
ских категорий. Ошибка здесь не существенна; ее можно исклю-
чить, написав «больше-1» и «больше-2»; «больше-1» устанавли-
вается из «больше-2» благодаря тому, что форма предложения
6 3ак. 1731
161

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
(1) объяснима в качестве имеющей одинаковое значение с (2) (и
некоторыми другими ему подобными).
Ввиду того, что путаница сфер в разговорном языке не
ведет к большим бедам, на нее вообще не обращают вни-
мания. Однако это целесообразно лишь по отношению к
обычному словоупотреблению, в метафизике это ведет к
гибельным последствиям. Здесь на основе привычки, вы-
работанной в повседневной речи, можно прийти к такой
путанице сфер, которая не допустит перевода на логически
корректный язык, как это возможно с повседневной речью.
Псевдопредложения этого вида часто встречаются y Гегеля
и Хайдеггера, который со многими особенностями гегелев-
ской философии перенял также некоторые ее недостатки
(например, определения, которые должны относиться к
предметам определенного вида, относятся вместо этого к
определениям этих предметов или к «бытию», или к отно-
шениям между этими предметами).
После того как мы установили, что многие метафизиче-
ские предложения бессмысленны, возникает вопрос: име-
ются ли в метафизике такие осмысленные предложения,
которые сохранятся после того, как мы исключим все бес-
смысленные?
На основе наших предыдущих выводов можно прийти к
представлению, что метафизика содержит много опасно-
стей впасть в бессмысленность и метафизик в своей дея-
тельности должен тщательно их избегать. Но в действи-
тельности дело обстоит таким образом, что осмысленных
метафизических предложений вообще не может быть. Это
вытекает из задачи, которую поставила себе метафизика:
она хочет найти и представить знание, которое недоступно
эмпирической науке.
Ранее мы определили, что смысл предложения находит-
ся в методе его верификации. Предложение означает лишь
162

Рудольф Карнап
то, что в нем верифицируемо. Поэтому предложение, если
оно вообще о чем-либо говорит, говорит лишь об эмпири-
ческих фактах. О чем-либо, лежащем принципиально по
ту сторону опытного, нельзя ни сказать, ни мыслить, ни
спросить.
Предложения (осмысленные) подразделяются на сле-
дующие виды: прежде всего, имеются предложения, кото-
рые по одной своей форме уже являются истинными («тав-
тологии» по Витгенштейну; они соответствуют примерно
кантовским «аналитическим суждениям»); они ничего не
высказывают о действительности. К этому виду принадле-
жат формулы логики и математики; сами они не являются
высказываниями о действительности, a служат для преоб-
разования таких высказываний. Во-вторых, имеется проти-
воположность таких высказываний («контрадикции»)\ они
противоречивы и, в соответствии со своей формой, явля-
ются ложными. Для всех остальных предложений решение
об их истинности или ложности зависит от протокольных
предложений; они являются поэтому (истинные или лож-
ные) опытиыми предложениями и принадлежат к области
эмпирической науки. Желающий образовать предложение,
которое не принадлежит к этим видам, делает его автома-
тически бессмысленным. Так как метафизик не высказыва-
ет аналитических предложений и не хочет оставаться в об-
ласти эмпирической науки, то он с необходимостью упот-
ребляет либо слова, для которых не дается критерия, a поэ-
тому они оказываются лишенными значения, либо слова,
которые имеют значение, но он составляет их так, что не
получается ни аналитического (соответственно контрадик-
ционного), ни эмпирического предложения. В обоих случа-
ях с необходимостью получаются псевдопредложения.
Логический анализ выносит приговор бессмысленности
любому мнимому знанию, которое претендует простирать-
ся за пределы опыта. Этот приговор относится к любой
163

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
7. Метафизика как выражепие чувства жизни
Если мы скажем, что предложения метафизики полно-
стью бессмысленны, то этим ничего не скажем и, хотя это
соответствует нашим выводам, нас будет преследовать
чувство удивления: как могло столько людей различных
эпох и народов, среди них выдающиеся умы, с таким усер-
дием и пылом заниматься метафизикой, если она представ-
ляет собой всего лишь набор бессмысленных слов? И как
понять такое сильное воздействие на читателей и слушате-
лей, если эти слова даже не являются заблуждениями, a во-
обще ничего не содержат? Подобные мысли в некотором
отношении верны, так как метафизика действительно нечто
содержит; однако это не теоретическое содержание. (Псев-
до-) предложения метафизики служат ne для высказываииіі
о положеиии дел, о несуществующем (тогда они были бы
истинными предложениями) или существующем (тогда
они были бы, по меньшей мере, ложными предложениями);
они служат для выражения чувства жизпи.
Мы, пожалуй, согласимся, что истоком метафизики был
миф. Ребенок, столкнувшись со «злым столом», раздража-
ется; первобытный человек пытается задобрить грозных
демонов землетрясения или почитает божество плодонос-
ного дождя. Перед нами персонификация явлений приро-
ды, квазипоэтическое выражение эмоционального отноше-
ния человека к миру. Наследницей мифа выступает, с од-
ной стороны, поэзия, которая сознательным образом разви-
вает достижения мифа для жизни; с другой стороны, теоло-
гия, в которой миф развился в систему. Какова историче-
ская роль метафизики? Пожалуй, в ней можно усмотреть
замену теологии на ступени систематического, понятийно-
го мышления. (Мнимый) сверхъестественный познаватель-
ный источник теологии был заменен здесь естественным,
но (мнимым) сверхэмпирическим познавательным источ-
ником. При ближайшем рассмотрении, в неоднократно ме-
166

Рудольф Карнап
нявшейся одежде узнается то же содержание, что и в мифе:
мы находим, что метафизика также возникла из потребно-
сти выражения чувства жизни, состояния, в котором живет
человек, эмоционально-волевого отношения к миру, к
ближнему, к задачам, которые он решает, к судьбе, кото-
рую переживает. Это чувство жизни выражается в боль-
шинстве случаев бессознательно во всем, что человек дела-
ет и говорит; оно фиксируется в чертах его лица, может
быть, также в его походке. Некоторые люди сверх этого
имеют еще потребность особого выражения своего чувства
жизни, более концентрированного и убедительнее воспри-
нимаемого. Если такие люди художественно одарены, они
находят возможность самовыражения в создании художе-
ственных произведений. To, как в стиле и виде художест-
венного произведения проявляется чувство жизни, уже вы-
яснено другими (например, Дильтеем и его учениками).
(Часто при этом употребляют слово «мировоззрение»; мы
воздержимся от его употребления ввиду двузначности, в
результате которой стирается различие между чувством
жизни и теорией, что для нашего анализа является решаю-
щим.) Для нашего исследования существенно лишь то, что
искусство есть адекватное, метафизика, напротив, неадек-
ватное средство для выражения чувства жизни. В принципе
против употребления любого средства выражения нечего
возразить. В случае с метафизикой дело, однако, обстоит
так, что форма ее произведений имитирует то, чем она не
является. Эта форма есть система предложений, которые
находятся в (кажущейся) закономерной связи, т.е. в форме
теории. Благодаря этому имитируется теоретическое со-
держание, хотя, как мы видели, таковое отсутствует. He
только читатель, но также сам метафизик заблуждается,
полагая, что метафизические предложения нечто значат,
описывают некоторое положение вещей. Метафизик верит,
что он действует в области, в которой речь идет об истине
167

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
спекулятивной метафизике, к любому мнимому знанию из
чистого мышления и чистой иитуиции, которые желают
обойтись без опыта. Приговор относится также к тому виду
метафизики, которая, исходя их опыта, желает посредством
особого ключа познавать лежащее вне или за опытом (на-
пример, к неовиталистскому тезису о действующей в орга-
нических процессах «энтелехии», которая физически непо-
знаваема; к вопросу о «сущности каузальности», выходя-
щему за пределы определенной закономерности сле-
дования; к речам о «вещи-в-себе»). Приговор действителен
для всей философии цеиностей и норм, для любой этики
или эстетики как нормативной дисциплины. Ибо объектив-
ная значимость ценности или нормы не может быть (также
и по мнению представителей ценностной философии) эм-
пирически верифицирована или дедуцирована из эмпи-
рических предложений; они вообще не могут быть выска-
заны в осмысленных предложениях. Другими словами: ли-
бо для «хорошо» и «прекрасно» и остальных предикатов,
употребляемых в нормативной науке, имеются эмпириче-
ские характеристики, либо они недейственны. Предложе-
ние с такими предикатами становится в первом случае эм-
пирическим фактуальным суждением, но не ценностным
суждением; во втором случае оно становится псевдопред-
ложением; предложение, которое являлось бы ценностным
суждением, вообще не может быть образовано.
Приговор бессмысленности касается также тех метафи-
зических направлений, которые неудачно называются тео-
ретико-познавательными, a именно реализма (поскольку он
претендует на высказывание большего, чем содержат эм-
пирические данные, например, что процессы обнаружива-
ют определенную закономерность и что отсюда вытекает
возможность применения индуктивного метода) и его про-
тивников: субъективного идеализма, солипсизма, феноме-
нализма, позитивизма (в старом смысле).
164

Рудольф Карнап
Что остается тогда для фшюсофии, если все предложе-
ния, которые нечто означают, эмпирического происхожде-
ния и принадлежат реальной науке? To, что остается, есть
не предложения, не теория, не система, a толъко метод,
т.е. логический анализ. Применение этого метода в его не-
гативном употреблении мы показали в ходе предшествую-
щего анализа; он служит здесь для исключения слов, не
имеющих значения, бессмысленных псевдопредложений.
В своем позитивном употреблении метод служит для пояс-
нения осмысленных понятий и предложений, для логиче-
ского обоснования реальной науки и математики. Негатив-
ное применение метода в настоящей исторической ситуа-
ции необходимо и важно. Но плодотворнее, уже в сего-
дняшней практике, его позитивное применение; однако
подробнее останавливаться на нем здесь не представляется
возможным. Указанная задача логического анализа, иссле-
дование основ есть то, что мы понимаем под «иаучиой фи-
лософией» в противоположность метафизике.
Относительно логического характера предложений, ко-
торые мы получили в результате логического анализа, на-
пример, предложений этой статьи и других статей, посвя-
щенных логическим вопросам, здесь можно сказать только
то, что они частью аналитические, частью эмпирические.
Эти предложения о предложениях и частях предложений
принадлежат частью к чистой металогике (например,
«ряд, состоящий из знака существования и имени предме-
та, не есть предложение), частью к дескриптивной метало-
гике (например, «ряд слов того или другого места той
или иной книги является бессмысленным»). Металогика
будет обсуждаться в другом месте; при этом будет показа-
но, что металогика, которая говорит о предложениях како-
го-либо языка, сама может быть сформулирована на этом
языке.
165

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
и лжи. В действительности он ничего не высказывает,
a только нечто выражает как художник. To, что метафизик
находится в заблуждении, еще не следует из того, что он
берет в качестве посредника выражения язык, a в качестве
формы выражения повествовательные предложения; ибо то
же самое делает и лирик, не впадая в самозаблуждение. Но
метафизик приводит для своих предложений аргументы, он
требует, чтобы с содержанием его построений соглаша-
лись, он полемизирует с метафизиками других направле-
ний, ищет опровержения их предложений в своих статьях.
Лирик, напротив, в своем стихотворении не пытается оп-
ровергать предложения из стихотворений другого лирика;
он знает, что находится в области искусства, a не в области
теории.
Возможно, музыка - самое чистое средство для выра-
жения чувства жизни, так как она более всего освобождена
от всего предметного. Гармоничное чувство жизни, кото-
рое метафизик хочет выразить в монистической системе,
гораздо яснее выражается в музыке Моцарта. И если мета-
физик высказывает дуалистически-героическое чувство
жизни в дуалистической системе, не делает ли он это толь-
ко потому, что y него отсутствует способность Бетховена
выразить это чувство жизни адекватными средствами? Ме-
тафизики - музыканты без музыкальных способностей.
Поэтому они имеют сильную склонность к работе в облас-
ти теоретического выражения, к связыванию понятий и
мыслей. Вместо того, чтобы, с одной стороны, осуществ-
лять эту склонность в области науки, a c другой стороны,
удовлетворять потребность выражения в искусстве, мета-
физик смешивает все это и создает произведения, которые
ничего не дают для познания и нечто весьма недостаточное
для чувства жизни.
Наше предположение, что метафизика является замени-
телем искусства, причем недостаточным, подтверждается
168

Рудольф Карнап
тем фактом, что некоторые метафизики, обладающие
большим художественным дарованием, например Ницше,
менее всего впадают в ошибку смешения. Большая часть
его произведений имеет преобладающее эмпирическое со-
держание; речь идет, например, об историческом анализе
определенных феноменов искусства или историко-психо-
логическом анализе морали. В произведении, в котором он
сильнее всего выразил то, что другие выражали метафизи-
кой и этикой, a именно в «Заратустре», он выбрал не псев-
дотеоретическую форму, a явно выраженную форму искус-
ства, поэзию.
Добавление при корректуре. К своей радости, я заметил, что
от имени другой стороны логики выражен энергичный протест
против современнон философии-ничто. Оскар Краус в своем
докладе (Über Alles und Nichts // Leipziger Rondfunk, 1930, 1. Mu;
Philos. Hefte, 1931, № 2, S. 140) дал исторический обзор развития
философии-ничто и сказал затем о Хайдеггере: «Науке стало бы
смешно, если бы она восприняла это (ничто) всерьез. Ибо ничто
не угрожает авторитету всей философской науки серьезнее, чем
возрождение этого ничто- и все-философии». Затем Гильберт
в одном докладе (Die Grundlegung der elementaren Zahlenlehre //
Dez. 1930 in der Philos. Ges. Hamburg; Math. Ann., 1931, № 104, S.
485) сделал следующее замечание, не называя имени Хайдеггера:
«В одном недавнем философском докладе я нашел утверждение:
«Ничто есть совершеннейшее отрицание всякости сущего». Это
предложение является поучительным потому, что оно, несмотря
на его краткость, иллюстрирует все важнейшие нарушения ос-
новных положений, выдвинутых в моей теории доказательства».
169

Рудольф Карнап (Прага)
ФИЗИКАЛИСТСКИЙ ЯЗЫК
КАКУНИВЕРСАЛЬНЫЙ ЯЗЫК НАУКИ1
1. Расщепление науки.
2. Языки.
3. Протокольный язык.
4. Физикалистский язык как интерсубъективный язык.
5. Физикалистский язык как универсальный язык.
6. Протокольный язык как часть физикалистского языка.
7. Единая наука в физикалистском языке.
I. Расгцеплеиие науки
В своем традиционном виде наука не обнаруживает ни-
какого единства. Она распадается на философию и спсци-
альные науки; специальные науки расщепляются на фор-
мальные науки (логику и математику) и реальные науки;
реальные науки обычно разделяют науки о природе, науки
о духе и психологию. В основе этого выделения различных
видов наук лежат не только практические соображения по
поводу разделения научной работы. Общее распростране-
ние имеет взгляд, согласно которому они принципиально
различаются своими объектами, источниками познания,
методами исследования. В противоположность этому здесь
будет представлена другая позиция, провозглашающая те-
зис о едиистве науки: все предложения науки выразимы в
одном языке, все факты принадлежат к одному виду и ис-
следуются одними и теми же методами.
О философии и формальных науках здесь будет сказано
очень кратко, ибо об их истолковании говорили уже мно-
Rudolf Carnap (Prag). Die physikalische Sprache als
Universalsprache der Wissenschaft // Erkenntnis, Bd. II. S. 432—465. Перевод с нсм. яз.
д. ф. іі. Л.Л. Никифорова.
170

Рудольф Карнап
гие. Поэтому более подробно мы хотим остановиться на
вопросе единства реальных наук.
Правильным пониманием характера философии, логики
и математики мы обязаны развитию новой логики, в част-
ности, разработке логического анализа языка. Этот анализ
в конечном счете приводит к тому результату, что нельзя
говорить о философии как особой системе философских
предложений, существующей наряду с конкретными нау-
ками или над ними. Отныне задача философии заключается
в прояснении понятий и предложений науки. Это устраняет
раскол сферы ііознания на философию и конкретные науки.
Все предложения являются предложениями одной науки.
Научная работа относится либо к эмпирическому содер-
жанию предложений - наблюдение, постановка экспери-
ментов, обобщение и обработка опытного материала, либо
она связана с уточнением формы предложений науки - как
без обращения к содержанию (формальная логика), так и в
связи с логическими связями определенных понятий (тео-
рия конструирования, теория познания как прикладная ло-
гика).
Предложения логики и математики являются тавтоло-
гиями, аналитическими предложениями - предложениями,
которые верны только благодаря своей форме. Они не об-
ладают никаким содержанием, т.е. ничего не говорят о на-
личии или отсутствии каких-либо фактов. Если к предло-
жению «(Предмет) a является черным» добавить «или a яв-
ляется голубым», то хотя получившееся предложение го-
ворит меньше, чем первое, но все-таки что-то говорит. Ес-
ли же к первому предложению добавить «или a не является
черным», то получившееся предложение вообще ни о чем
больше не говорит. Оно является тавтологией, т.е. подхо-
дит ко всем обстоятельствам. Из него нельзя узнать, каким
же свойством обладает предмет. Несмотря на свою тавто-
логичность и бессодержательность, логические и матема-
тические предложения имеют большое значение для науки,
171

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ибо они используются для преобразования содержательных
предложений. Для нашей современной позиции важно
подчеркнуть, что логика и математика не являются наука-
ми, имеющими собственную предметную область. При та-
ком истолковании устраняется допущение о существова-
нии «формальных» или «идеальных» объектов, которые
противопоставляются «реальным» предметам эмпириче-
ских наук.
Содержательные предложения, т.е. те предложения, ко-
торые (при обычном способе выражения) говорят о фактах,
относятся к области реалыюй науки. Наш основной вопрос
заключается в следующем: разделены ли эти предложения
или (как принято говорить) выражаемые ими факты на раз-
личные виды, которые несводимы друг к другу? Соглас-
но традиционному пониманию, именно это имеет место
и принято различать области наук о природе, наук о духе
и психологии как включающие в себя объекты разных
видов.
Естествознание, опираясь на наблюдение и экспери-
мент, описывает пространственно-временные процессы в
той системе, которую мы называем «природой». На основе
единичных предложений устанавливаются общие форму-
лы, так называемые «законы природы» («индукция»). Они
дают возможность выводить новые единичные предложе-
ния, например, предсказания («дедукция»).
Так называемые науки о духе ияи о культуре также
пользуются методом наблюдения за телесными процесса-
ми. Однако с обычной точки зрения, в этой области наблю-
дение играет лишь вспомогательную роль, собственным
методом здесь является «понимание», вчувствование, вжи-
вание в исторические произведения и события с тем, чтобы
уловить их «сущность», проникнуть в их «смысл». В число
наук о духе включаются особые «нормативные дисципли-
ны», например, этика, которые заняты пониманием «цен-
ностей» и установлением «норм». Таким образом, согласно
172

Рудольф Карнап
обычному пониманию, объектами наук о духе являются
области смысла или системы норм, которые принципиаль-
но отличны от объектов естествознания и, поэтому, не мо-
гут изучаться естественнонаучными методами.
Относительно психологии господствующие ныне взгля-
ды расходятся. В ней часто используются количественные
понятия, осуществляются измерения и эксперименты. По-
этому некоторые психологи относят ее к области естест-
венных наук. Однако они также подчеркивают своеобразие
ее объекта: психология имеет дело с «психическим», с
процессами сознания, быть может, даже с бессознатель-
ным, в то время как остальные естественные науки зани-
маются «физическим». Другие психологи настаивают на
родстве своей дисциплины с науками о духе. Здесь также
познание осуществляется посредством понимания и вчув-
ствования, разница заключается лишь в том, что здесь речь
идет не о произведениях и учреждениях, a o переживаниях
и их закономерностях. В отношении вопроса, который мы
хотим здесь обсудить, представители разных позиций схо-
дятся: психология есть наука, имеющая свою собственную
предметную область, принципиально отличную от всех ос-
тальных областей.
Нам не нужно здесь подробно останавливаться на об-
суждении многочисленных точек зрения по поводу разно-
образных наук. Достаточно помнить о том, что говорят о
принципиально различных предметных областях и прини-
мают либо названные виды объектов (например, идеальные
и реальные предметы; физические, психологические, духов-
ные объекты), либо какие-то иные. Представители всех этих
позиций выступают против нашего тезиса о единстве науки.
2. Языки
Когда тезис о единстве науки мы формулируем как ут-
верждение о том, что существует только один вид объек-
173

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
tob, факты только одного вида, то мы пользуемся обычным
способом выражения, при котором говорят об «объектах» и
«фактах». Корректная формулировка говорит не об «объек-
тах», a о словах, не о «фактах», a o предложениях, ибо фи-
лософское, т.е. логическое, исследование есть анализ язы-
ка. Поскольку терминология анализа языка непривычна,
для облегчения понимания мы наряду с корректным спосо-
бом выражения (будем называть его «формальным»), кото-
рый относится только к языковым формам, будем исполь-
зовать также обычный способ выражения (назовем его «со-
держательиым»), который говорит об «объектах» и «фак-
тах», о «смысле» или «содержании» предложений или о
«значении» слов1.
Для того чтобы описать некоторый язык, нужно задать
его словаръ и сиитаксис, т.е. входящие в него слова и пра-
вила, согласно которым из слов строятся предложения и
согласно которым такие предложения могут быть преобра-
зованы в предложения того же языка или какого-то другого
языка (так называемые правила вывода и правила пере-
вода). He должны ли мы, кроме того, определить «смысл»
предложений языка и задать «значение» его слов? - Нет,
то, что под этим подразумевается при содержательном
способе речи, уже содержится в формальных установлени-
ях. Задание «значения» того или иного слова осуществля-
ется либо путем перевода, либо посредством определения.
Перевод обеспечивается правилом преобразования в дру-
гой язык (например, «cheval»: «лошадь»). Определение
Изложение строго формальной теории языковых форм («металоги-
ки») будет дано в другом месте. Там такжс будет подробно разъяснен
упомянутый здесь «тезис металогики» и будет показано, что осмыслен-
ные философские предложсния являются металогическими предложе-
ниями. т.е. говорят о языковых формах. (Напротив, так называемые
предложения метафизики мог\т быть лишь объектом некоторого мста-
логического предложения, напримср, предложения, говорящего об их
синтаксичсской некорректиости (т.е. бессмысленности).
174

Рудольф Карнап
представляет собой правило преобразования в рамках того
же языка; это верно как для так называемых номинальных
определений (например, «Слон»: «Животное с такими-то и
такими признаками»), так и - на что обычно не обращают
внимания - для определений посредством указания (на-
пример, «Слон»: «Животное из вида тех, которые находят-
ся в таком-то пространственно-временном месте»).
Вместо такого формального описания некоторого языка
можно - хотя и не совсем корректно, но более наглядно -
дать его характеристику с помощью содержательного спо-
соба речи, сказав: предложения этого языка описывают то-
то и то. Такую содержательную формулировку можно до-
пустить, если ясно представлять себе, что она является
лишь наглядным преобразованием формального способа
выражения. Если не обращать на это внимания, то исполь-
зование содержательного способа речи может приводить к
постановке псевдовопросов, скажем, о сущности или ре-
альности упоминаемых объектов. Почти все философы и
даже многие позитивисты совершают эту ошибку.
Возьмем в качестве примера язык арифметики. Фор-
мальная характеристика этого языка может выглядеть при-
близительно так: арифметические предложения составля-
ются из знаков такого-то рода такими-то способами; для
них действуют такие-то правила преобразования. Вместо
этого можно использовать содержательный способ речи:
арифметические предложения выражают определенные
свойства чисел и определенные отношения между числами.
Даже если последняя формулировка не вполне точна, она
все-таки понятна и допустима, если применяется с осто-
рожностью. Следует удерживаться от постановки псевдо-
вопросов о том, какими предметами являются эти «числа»,
реальны они или идеальны, ментальны или внементальны
и т.п. Эти псевдовопросы не встают при использовании
формального способа выражения, когда говорят не о «чис-
лах», но только о «знаках чисел».
175

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
Для облегчения понимания мы иногда в дальнейшем
будем сопоставлять эти два способа выражения. Слева бу-
дем давать формулировки в формалъиом способе речи, ко-
торый является единственно корректным, справа - в обыч-
ном содержательном способе речи.
В области науки мы можем выделить различные «язы-
ки». Рассмотрим в качестве примера язык национальной
экономики. Его можно было бы охарактеризовать
следующим образом:
Его предложения образуются
с помощью таких выражений, как
«спрос», «предложение», «зара-
ботная плата», «цена»,... в такой-
то форме.
Его предложения описывают
такие хозяйственные события, как
спрос, предложсние,...
Мы называем некоторый языкуниверсальным,
Если в него можно перевести
любос предложенис.
Если он может описать любое
положение дел.
В противном случае язык будет частным. Язык нацио-
нальной экономики является частным языком,
так как в него нельзя перевести,
например, физическос предло-
жение о векторах электромаг-
нитных полей.
так как в нем нельзя описать. напри-
мер, состояние электромагнитных по-
лей в некоторой области.
3. Протокольный язык
Наука есть система предложений, которые устанавли-
ваются под руководством опыта. Однако эмпирическая
проверка относится не к отдельному предложению, a к сис-
теме предложений или к частичной системе. Проверка
опирается на «протокольные предложения». Под ними по-
нимают такие предложения, которые содержат первона-
чальные протоколы, скажем, физика или психолога. Схе-
матично мы представляем себе дело таким образом, что все
176

Рудольф Карнап
наши ощущения, восприятия, чувства, мысли и т.п. - как в
науке, так и в повседневной жизни - сначала письменно
фиксируются, a последующая работа всегда связана с ка-
ким-то протоколом в качестве исходного пункта. Под
«первоначальным» протоколом мы имеем в виду тот, кото-
рый мы получаем, если четко отделим друг от друга приня-
тие протокола и его обработку различными способами, так
что в протокол не могут входить никакие предложения, по-
лученные косвенным путем. Подлинный лабораторный
протокол физика мог бы иметь следующий вид: «Установ-
ление аппаратуры: ...; схема включения:...; положение
стрелок различных инструментов в разные моменты вре-
мени...; при 500 вольт происходит электрический разряд».
Однако это нельзя считать первоначальным протоколом,
ибо сюда входят предложения,
I для получения которых использу-1 которые описывают ne наблюлае-1
ются другие протокольные пред- мый непосредственно факт.
ложения.
Возможно, первоначальный протокол мог бы выглядеть
так: «Порядок проведения опыта: на таких-то местах нахо-
дятся тела такого-то вида (например, «медный провод»;
возможно, вместо этого говорят: «тонкое, длинное, корич-
невое тело»); сейчас стрелка показывает на 5, в то же время
вспыхивает искра и раздается треск, затем чувствуется за-
пах озона». Первоначальный протокол был бы весьма об-
ширным. Поэтому практически целесообразно при форму-
лировке протоколов использовать уже обработанные ха-
рактеристики. Это верно уже для протоколов физика, но в
еще большей мере это используется в протоколах биоло-
гов, психологов, этологов. Но если мы ставим вопрос об
оправдании каких-то научных предложений, т.е. об их из-
влечении из протокольных предложений, то мы должны
обращаться к «первоначальным» протоколам.
177

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
Под «протокольными предложениями» мы всегда бу-
дем понимать именно первоначальные протоколы. Язык,
состоящий из таких предложений, мы будем называть
«протокольным языком». (Его называют также «языком
чувственных переживаний» или «феноменалистическим
языком»; менее рискованным является нейтральное назва-
ние «первый язык»). На вопрос о более точной характери-
стике этого языка (о более точном задании его слов, вида
предложений и правил) при современном состоянии ис-
следований еще трудно ответить. Но для наших после-
дующих рассуждений этого и не требуется, хотя позже мы
попробуем прояснить характер протокольного языка. Тем
не менее, здесь нужно указать некоторые подходы к истол-
кованию формы протокольных предложений, предлагае-
мые в настоящее время разными исследователями. Не-
смотря на то, что мы не представляем здесь собственной
позиции, эти указания яснее покажут, что мы понимаем
под «протокольным языком».
Простсйшими предложеииями
протоколыюго языка являются
протокольные предложсния, т.с.
такис мредложения. которыс са-
ми пе нуждаются в обосновапии,
но служат основой для вссх ос-
талыіых предложений науки.
Вопрос: слова какого рода вхо-
дят в протоколыіые предложе-
иия?
Первый ответ: протокольныс
предложения имеют вил: «сейчас
радостно», «сейчас здесь голу-
бое, там - красное».
Bmopoù ответ: слова типа
«голубой» входят не в ирото-
Простейшие предложения прото-
кольного языка отиосятся к чувст-
всмно данному; они описывают не-
посрсдственное содержание вос-
приятий или феномены. т.е. про-
стсйшие познаваемыс факты.
Вопрос: какие объекты являются
элемептами чувственно данного,
нспосредственно воспринимаемого?
Первьш ответ: элсмсптами дан-
иого являются простейшие ощуще-
ния и чувства.
Bmopoù omeem: отдельные ощу-
щсния нс даны непосрелственно, но
178

Рудольф Карнап
1 кольные предложения, a только в
выведенные из них предложения
(они являются словами болес
высоких ступеией построения).
Протоколыіыс предложеиия
могут имсть следующий вид:
а) «теперь красный круг»,
илиб)...
илис)...
Третий ответ: протокольныс
предложения имеют вид: «На
столе лежит красный кубик».
являются результатом абстрактного
расшспления. Данные являются
болсе широкими образоваииями.
скажсм. а) частичным образом от-
дслыюй чувствепной области, иа-
пример, зрителыіым образом.
или б) целым чувствспным полсм,
мамримср, зритсльным полем в це-
лом;
или с) общим переживанисм нско-
торого момента как целого, ещс не
разбитого па чувственныс области.
Третий ответ: элементами дан-
ного являются вещи; непосрсдст-
вснно воспринимается трсхмсриое
тело как таковое, a не только его
различиые двумерные проскции.
Выше даны три примеры современных истолкований
(которые обычно формулируются в содержательном спо-
собе речи). Первое можно назвать атомистическим пози-
тивизмом, таково истолкование Маха. Сегодня большинст-
ву из нас оно кажется не вполне ясным. Возражения, кото-
рые выдвигают против него современные психологи, в ча-
стности, представители гештальтпсихологии, имеют, по
крайней мере, некоторое оправдание. Поэтому сегодня
большинство склоняется ко второй позиции. Третью пози-
цию сегодня защищают редко, однако она имеет некоторые
основания и заслуживает более серьезного рассмотрения,
на котором здесь мы не можем останавливаться.
Предложения научных систем (предложения «систем-
ного языка») не выводятся в собственном смысле из прото-
кольных предложений. Их связь с протокольными пред-
ложениями является более сложной. В отношении систем-
179

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ных, например, физических, предложений мы должны,
прежде всего, проводить различие между «единичными»
предложениями (относящимися к определенному про-
странственно-временному месту, например: «В таком-то
пространственно-временном месте температура является
такой-то») и так называемыми «законами природы», т.е.
общими предложениями, из которых могут быть выведены
единичные предложения или их взаимосвязи (например,
«Железо имеет (везде и всегда) плотность 7,4»). По отно-
шению к единичным предложениям закон природы высту-
пает как гипотеза, т.е. его нельзя строго вывести не из ка-
кого (конечного) множества единичных предложений, но
можно только (если повезет) все больше подтверждать.
Единичное системное предложение само является гипоте-
зой по отношению к другим единичным предложениям, и
оно является (в общем) гипотезой по отношению к прото-
кольным предложениям: его никогда (в общем) нельзя
строго вывести из протокольных предложений, a можно
только в той или иной степени подтвердить с их помощью.
Существует возможность обратного выведения: из доста-
точно обширного множества единичных предложений со-
гласно правилам вывода системного языка и при помощи
законов природы можно вывести протокольное предложе-
ние. Последующая проверка должна показать, входит ли в
протокол выведенное протокольное предложение. Благо-
даря этому предложения научных систем не «верифициру-
ются» в строгом смысле. Поэтому системы науки всегда
содержат некий конвенциональный элемент, т.е. форма
системы никогда вполне не определяется опытом, a уста-
навливается с помощью конвенционального решения.
На основе своих протоколов субъект S мог бы осущест-
влять такого рода проверки. Позднее мы обсудим вопрос о
том, обладает ли каждый субъект своим собственным про-
токольным языком. Здесь же протокольный язык S мы бу-
дем называть «конкретным» [«die»] протокольным языком.
180

Рудольф Карнап
Ксли система правил преобра-
зования определяст, что ири та-
ких-то и таких условиях из пред-
ложения р выводимо предложс-
ние протокольного язкіка, то y S
имеется принципиальная воз-
можность проверить р; фактиче-
ская проверка зависит от эмпи-
рии. Если между каким-то пред-
ложением р и прелложсниями
протокольного языка нст такой
связи выводимости, то р лля S
непроверяемо и, поэтому, лишено
смысла, т.е. являстся формально
недопустимым предложснием. В
этом случае S ne можст понять
иредложения р, ибо «понять»
предложение р означает знать
следствия р, т.е. предложения
протокольного языка, выводимые
изр.
Если между предложенисм р и
каждым протоколыіым языком
нескольких субъектов имсстся
такое отпошение выводимости,
Если положение дел, описывас-
мос прсдложенисм р, сводимо к
фактам данного, к непосредствен-
ному содержанию переживаний 5,
то S имсст приициииальную воз-
можность провсрить р. В этом
случас S знаст «смысл» р. ибо
смысл предложения заключается в
методе его провсрки, в сведении к
даііному. Если предложение р нс
находится в такой связи с предло-
жениями о данном, то р для S не-
понятно, лишено смысла. «По-
нять» некоторос предложсние оз-
начает знать, какие имсются воз-
можные факты данного (возмож-
ныс ііепосрсдствеішые псрежива-
ния), когдар истиино.
Если описываемос предложени-
ем р положение дел проверяемо
описанным образом для несколь-
ких субъектов,
то для каждого из этих субъектов предложение р имеет
смысл. В этом случае мы называем р «интерсубъективно
осмысленным» (для соответствующих субъектов) или, ко-
роче, «интерсубъективиым». Под «интерсубъективным
языком» (соответствующих субъектов) мы понимаем такой
язык, предложения которого (для этих субъектов) ин-
терсубъективны. Тогда интерсубъективное (для соответст-
вующих субъектов) предложение р будет «интерсубъек-
тивно значимо», если р значимо для каждого из этих субъ-
ектов, т.е. подтверждается (в достаточной степени) каждым
из них.
Далее мы покажем, что физикалистский язык является
интерсубъективным и может служить в качестве универ-
сального системного языка. В заключение мы попытаемся
181

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
показать, что даже и протокольные языки можно истолко-
вать как частичные языки физикалистского языка.
4. Физикалистскиі* язык как интерсубъективный язык
Физикалистский язык характеризуется тем, что его
предложение простейшей формы (например, «В таком-то
пространственно-временном пункте температура является
такой-то»)
приписывает определенным коор-
динатам (трсм пространствснным
коорлинатам и одной врсмснной)
опрелелснный момент врсмсни.
даст количсствешюе описанис
свойств опредсленного про-
странственио-времснного места в
определснныс значения (или ин-
тервал значений).
Вместо количественной характеристики может исполь-
зоваться качествеппая, как это часто бывает и в повсе-
дневной жизни, и в науке, когда стремятся к краткости и
наглядности. Качественные описания мы также можем
отнести к физикалистскому языку, если
для их перевода в количеет-
вснные характеристики установ-
лсны такие правила, что, напри-
мер, ирсдложснис «Здссь до-
вольно холодно» можно исрсвсс-
ти в прсдложеиис «Тсмпсратура
здесь колсблется от 5° до 10° С».
истолковать их как описания фи-
зического состояния или процссса,
так что, например, ирсдложения
«Здссь доволыю холодно» и
«Тсмпература здссь колеблстся от
5° до 10° С» считаются имеюиіими
одии и тот же смысл.
Данная характеристика физикалистского языка соответ-
ствует традиционной форме физики. (Ради простоты мы
отвлекаемся здесь от коэффициентов вероятности, входя-
щих в предложения физики). Однако термин «физикалист-
ский язык» мы истолковываем так широко, что он охваты-
вает не только конкретные языковые формы сегодняшнего
дня, но и те языковые формы, которые физика будет ис-
пользовать на последующих стадиях своего развития. Быть
может, в дальнейшем физика будет использовать не четыре
182

Рудольф Карнап
координаты, a больше или меньше, или вместо пространст-
венных и временных величин введет другие величины. Для
нас это должно быть совершенно безразлично. Во всяком
случае, язык физики должен быть таким,
чтобы в нсго можно было мерс-
вссти каждое протокольнос прсл-
лэжсние, содержаіцее только та-
кис слова, которыс обозначают
(приблизительно) восирипимас-
мую или всщную область.
чгобы в нсм можно было выра-
зить любос восприятие. получсн-
нос в повселневіюй жизни. т.е.
всс. что относится к осве-
щснпости и телесности (в дона-
учном смыслс).
Для наших последующих рассуждений такой характе-
ристики достаточно; нам не нужно здесь более точно опре-
делять форму возможного языка физики в ее дальнейшем
развитии. В последующем для наглядности мы будем
использовать пространственно-временную языковую фор-
му. Исходя из данной характеристики физикалистско-
го языка, мы можем теперь высказать утверждение о том,
что физикалистский язык является универсальным язы-
ком, т.е.
что в нсго переводимо каждос
прсдложепие.
что в нсм выразимо любое поло-
жснис дсл.
К описанной простейшей форме сиигуляриых предло-
жении добавляются разнообразные составные формы
предложений. Важнейшей из них является общая іімплика-
цияу общее условное предложение: «Если в каком-то про-
странственно-временном месте Р имеется некоторое я, то
всегда в месте Р\ находящемся в определенном простран-
ственно-временном отношении к Д с определенной веро-
ятностью будет иметь место a - f(a), посредством функ-
ции/закономерно связанное с а». Такова общая форма за-
копа природы в самом широком смысле этого слова. Р и Р'
часто совпадают. Пример качественной определенности:
«Кровь красная»; а: качественная характеристика крови,
которой цвет не мог бы принадлежать; Р = Р'\ а: цвет
183

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
красный. Пример с количественной определенностью:
второе уравнение Максвелла «(rot Е = - dBldt)v>\ a: обозна-
ченное посредством «rot E» пространственное распределе-
ние электрического поля в условиях Р\ Р' = Р\ а\ скорость
изменений dB/dt магнитного поля в Р. На законах природы
основывается возможность практического применения
науки - возможность делать предсказания о будущих
событиях.
Физические понятия являются количественными поня-
тиями, числовыми характеристиками. Возможность фор-
мулировки более точных законов природы, обеспечиваю-
щих предсказание заранее вычисленного эффекта, имеет
выдающееся значение. Для нашего рассмотрения здесь
важна еще одна особенность физических понятий: они яв-
ляются абстрактными, бескачественными. Под этим подра-
зумевается следующее. Правила перевода из физикалист-
ского языка в протокольный язык таковы, что какому-то
слову из физикалистского языка никогда не соподчинено
слово протокольного языка из какой-то одной области чув-
ственного восприятия (например, зрительной, слуховой и
т.д.). Поэтому из физических характеристик можно выво-
дить протокольные характеристики, относящиеся к любой
области восприятия. Физические характеристики являются
«интерчувственными» в том смысле, который сейчас будет
пояснен. Они, далее, являются «интерсубъективными»,
едиными для различных субъектов. Это будет разъяснено
позже.
Характеристика «звук такой-то высоты, окраски и си-
лы» протокольного или качественного языков (в данном
случае их можно не различать) соподчинена такой харак-
теристике физикалистского языка: «материальное колеба-
ние такой-то основной частоты, такой-то вспомогательной
частоты с такой-то амплитудой».
184

Рудольф Карнап
Ho физикалистскому предло-
жению, содержащсму такую харак-
теристику, соподчинспы нс только
прсдложения, содержащие харак-
тсристики слуховых впечатлений.
но, при определснных условиях,
также предложения, содержащие
характеристики из других областсй
чувственного восириятия.
Но наличие такого рода ко-
лебаний можно установить нс
только посредством слухового
восприятия звука, но - с помо-
іцью подходящих приборов -
такжс иосрсдством зрителыіых и
тактильных восприятий.
Нет никаких физических величин, которым были бы
соподчинены качественные характеристики только одной
области чувственных восприятий. Это имеет принципи-
альное значение. Для каждой качественной характеристики
из какой-либо области чувственного восприятия можно
сформулировать соподчиненный класс физических харак-
теристик с помощью качественных характеристик, взятых
из другой области чувственного восприятия. Как показал
приведенный выше пример, для качественных характе-
ристик из области слуховых впечатлений физический пе-
ревод имеет особенно простую форму. Сложнее обстоит
дело с цветовыми характеристиками, например, «зеленый
такого вида» (скажем, обозначенного каким-то номером в
атласе цветов Оствальда). Здесь будет соподчинена не одна
физическая характеристика, a целый класс таковых, a
именно, каждая характеристика будет состоять из опреде-
ленной комбинации частот электромагнитных колебаний.
(Например, определенный «зеленый» принадлежит к этому
классу комбинаций определенной частоты из зеленой части
спектра большой интенсивности и частоты красного цвета
слабой интенсивности; сюда же добавляется, далее, ком-
бинация голубой и желтой частоты средней интенсивно-
сти и т.д.)
Важно то, что соподчиненный класс физических харак-
теристик может быть установлен экспериментально, ибо
этим физическим характеристикам соподчинены также ка-
185

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
чественные характеристики из других областей чувствен-
ного восприятия. Так, например, упомянутый класс комби-
наций частот можно установить не только посредством
восприятия цвета, но и посредством места в картине спек-
тра. Причем цвета для картины спектра не важны, ее мож-
но представить фотографией. Поэтому даже человек, стра-
дающий цветной слепотой, может установить частоту ко-
лебаний, происходящих в какой-то пространственно-
временной области. Правда, при этом мы все еще остаемся
в рамках зрительных впечатлений. Однако мы можем пе-
рейти в другие области чувственных восприятий. Можно,
скажем, в спектроскоп встроить электрический аппарат,
связанный со спектром. Когда появляются лучи достаточно
большой интенсивности, этот аппарат приводит в действие
или микрофон, или осязаемый инструмент. Таким образом,
даже полностью слепой человек может установить частоту
электромагнитных колебаний.
Из этих соображений вытекает, что существует прин-
ципиальная возможность констатаций следующих двух
видов.
I. Собственная копстатацш. S может установить,
какая физичсская характсристика
(соответственно. какой их класс)
соподчипен оирелеленной качест-
венной характеристике протоколь-
ного языка (иапример. «зелеиому
[такого-то вида»).
ири каких физических условиях он
испытывает определспное качест-|
нснное впсчатление (например, оп-|
ределенного зелсного цвста).
Принципиальная возможность констатаций такого рода
обусловлена тем счастливым обстоятельством, которое не
является необходимым логически, но дано эмпирически,
что
протс
содержанис опыта
обладают определенным порядком свойств. Это обнаружи-
вается в том, что удается построить такой физикалистский
186

Рудольф Карнап
язык, в котором качественные характеристики (как они
употребляются в протокольном языке) функционально од-
нозначно зависят от распределения значений физических
величин. В отношении нашего примера это означает: шка-
лы спектроскопа для осязания, для слуха и для фотографии
можно согласовать друг с другом таким образом, что в ка-
ждом отдельном случае эти аппараты будут показывать
один и тот же результат. Физические характеристики вер-
ны для качественных характеристик каждой области чув-
ственного восприятия. Можно сказать короче: физические
характерисптки иитерчувственно значимы.
2. Констатация со стороны другого. Субъект S\ (на-
пример, психолог) в отношении другого субъекта Sx (испы-
туемого) может установить,
I какая физичсская характеристика I при каких физнчсских условиях I
(соответсп вспно, класс таких ха- St испытываст впечатление опрс-
рактеристик) соподчипена оирсдс- деленпого качсства (например.
лешюй качсствсшюй характери- определенного зсленого цвета).
стике протокольного языка St (на-
примср. «зелспый такого-то ви-
|да»). | I
Метод заключается в том, что S\ варьирует физические
условия (например, комбинацни различных частот колеба-
ний) и устанавливает, при каких условиях St реагирует про-
токольным предложением, содержащим соответствующую
качественную характеристику. Возможность такой
констатации не зависит от того,
I входит ли также и в протоколь-1 может ли такжс S\ испытывать со-1
ный язык S\ соответствующая ка- отвстствующсс качествсиное пе-
чественная характеристика режнвание (цвета), (обозначенис
I | цвсіа).
или же S] страдает цветной слепотой, а, может быть, со-
всем слеп. Как и в случае выше рассмотренного случая
собственного исследования, S\ получит здесь один и тот же
187

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
результат, независимо от того, пользовался ли он звуковым
детектором, тактильным или фотографическим.
Установление класса тех физических характеристик,
которые соподчинены определенной качественной харак-
теристике, мы будем называть «физикализацией» этой ка-
чественной характеристики. Тогда результат нашего анали-
за можно сформулировать следующим образом: качествен-
ные характеристики - как свои собственные, так и другого
человека - могут быть физикализированы.
3. Коистатация со стороны другого различными субъ-
ектами. Если описанное выше исследование испытуемого
$ будет предпринято не одним Su a несколькими субъек-
тами S\9 S2,..., то все они придут к одному и тому же ре-
зультату. Это обусловлено следующим обстоятельством.
Установление значения некоторой физической величи-
ны в каком-то конкретном случае не зависит не только от
используемой области восприятия, но даже и от испы-
туемого субъекта. Здесь опять-таки имеется счастливое, но
логически не необходимое, обстоятельство определенной
упорядоченности свойств
протоколов
содержания опыта (ряда чувствен-
ных псрсживаний)
y различных субъектов в сравнении друг с другом. Если
два субъекта придерживаются разных мнений относитель-
но длины некоторого стержня, температуры какого-то тела,
частоты каких-то колебаний, то в физике такое расхожде-
ние во мнениях всегда отвергается как чисто субъективная
разница. Здесь всегда пытаются посредством некоего об-
щего эксперимента придти к единому результату. Физик
придерживается того воззрения, что можно с любой тре-
буемой точностью достигнуть согласования чувственных
впечатлений, a где такое согласование оказывается практи-
чески недостижимым, этому препятствуют только техни-
ческие трудности (недоступность вспомогательных техни-
188

Рудольф Карнап
ческих средств, недостаток времени и т.п.). Во всех случа-
ях, которые могли быть рассмотрены с достаточной осно-
вательностью, этот взгляд до сих nop находил подтвержде-
ние. Физикалистские характеристики интерсубъективны.
При рассмотрении случаев (1) и (3) мы говорили о не-
коем «счастливом обстоятельстве», которое относится
также и к случаю (2). Однако следует обратить внимание
на то, что хотя эти обстоятельства являются эмпирически-
ми, они вовсе не носят характера отдельного эмпирическо-
го факта или даже определенного закона природы. Они
имеют гораздо более широкое значение. Здесь речь идет о
предельно общей упорядоченности опыта. На которую
опирается возможность трансчувственной физики (обстоя-
тельство 1) и возможность интерсубъективной физики (об-
стоятельство 3).
Возникает вопрос: существует ли еще один язык, кото-
рый является интерсубъективным и, поэтому, может рас-
сматриваться в качестве языка науки? Здесь можно думать
о качественном языке, который используется в качестве
протокольного языка. Выше мы уже обсудили возмож-
ность физикалистского истолкования этого языка, бла-
годаря которому он становится частью физикалистского
языка. Однако, согласно обычному философскому взгляду,
этому языку можно (и даже нужно) дать иное, нефи-
зикалистское истолкование. Ниже мы покажем, какие со-
мнения вызывает возможность такого нефизикалистского
истолкования, но во всяком случае ясно одно: при таком
истолковании качественного языка он ие будет интерсубъ-
ективным.
Все иные используемые в науке языки (например, в
биологии, психологии, в социальных науках), как мы вско-
ре увидим, можио свести к физикалистскому языку. По-
мимо физикалистского языка (и его частичных подъязы-
ков) не известно иикакого иитерсубъективиого языка. Мы
не могли бы доказать, что невозможен язык, не являю-
189

«ERKENNTNIS», 1931. Tom il
щийся частью физикалистского языка и все-таки интер-
субъективный, однако до сих nop не было никаких попы-
ток предложить такой язык. He известно также никакой
конкретной характеристики, установление которой в от-
дельных конкретных случаях было бы интерсубъективным,
но которая не могла бы быть физикализирована и переве-
дена в физикалистский язык.
От науки справедливо требуется, чтобы она имела не
только субъективное значение, но была бы осмысленна и
приемлема для различных субъектов, имеющих к ней от-
ношение. Наука есть система иитерсубъективио значи-
мых предложеиии. Если наше убеждение в том, что физи-
калистский язык является единственным интерсубъек-
тивным языком, верно, то из него следует, что физакали-
стский язык какраз и является языком науки.
5. Физикалистскіт язык как универсалыіый язык
Для того чтобы служить языком всей науки, физикали-
стский язык должен быть не только интерсубъективным,
но также и универсальным. Теперь мы хотим посмотреть,
так ли это и может ли быть физикалистский язык построен
таким образом, что
I в него можно перепести каждос I каждое возможное положение I
предложеиие (меважію, истиііпое лсл (каждос мыслимос, незави-
или ложпос). симо от того, сушсствуст оно или
| | нст) можио в нсм выразить. |
Сначала рассмотрим область иаук о иеживой природе -
химию, геологию, астрономию и т.д. Нет никаких сомне-
ний относительно применимости физикалистского языка в
этой области. Несмотря на то, что здесь часто пользуются
иной терминологией, нежели в физике, ясно, что каждая
встречающаяся здесь характеристика сводима к фи-
зическим характеристикам. Определение каких-либо ха-
рактеристик в этой области сводится либо к физическим
190

Рудольф Карнап
характеристикам, либо к качественным (например, при
указании на наблюдателя). Но в последнем случае нет ни-
каких сомнеиий в возможности физикалистского истолко
вания качественных характеристик.
Первые сомнения возникают в отношении биологии.
Проблема витализма все еще вызывает ожесточенные спо-
ры. Она заключается (если выделить ее осмысленное ядро
и оставить в стороне связанные с ней метафизические
псевдопроблемы) в вопросе о том, достаточно ли для объ-
яснения процессов в живых организмах тех законов, кото-
рые используются для объяснения процессов в неживой
природе, или для этого необходимы особые биологические
законы, не сводимые к другим законам. Виталисты на-
стаивают на последнем ответе. В нашем Кружке высказы-
вается тот взгляд, что современный этап в развитии биоло-
гических исследований еще не позволяет дать опреде-
ленный ответ на поставленный вопрос. Мы надеемся, что
решение будет получено только в результате дальнейших
эмпирических исследований. (Хотя мы подозреваем, что
ответ будет утвердительным.) Важно, однако, то, что тезис
об универсальности физикалистского языка никак не зави-
сит от проблемы витализма. В этом тезисе речь идет не о
сводимости биологических законов к законам физики, a o
сводимости биологических поиятиіі (т.е. характеристик,
слов) к физическим. И эта сводимость, в отличие от пер-
вой, легко может быть доказана. Возможно, она никем и не
будет оспариваться, если удастся преодолеть отождествле-
ние этих двух вопросов. Биологические характеристики
относятся к видам организмов и органов, к процессам,
происходящем в живом организме или в его частях (такие
понятия, как «воля», «представление», «ощущение» и т.п.
мы относим к психологии и здесь ne обсуждаем). Такие ха-
рактеристики научно определяются посредством опреде-
ленных воспринимаемых свойств, т.е. являются физикали-
зируемыми качественными характеристиками. Например,
191

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
«оплодотворение» определяется как соединение спермато-
зоида и яйца; «сперматозоид» и «яйцо» определяются как
клетки, имеющие такое-то происхождение и обладающие
такими-то воспринимаемыми свойствами; «соединение»
определяется как процесс такой-то и такой про-
странственной перегруппировки частей и т.д. Посредством
физикалистских определений аналогичным образом можно
установить, что следует понимать под «обменом веществ»,
«клеточным делением», «ростом», «размножением» и т.д.
Это верно вообще для всех биологических характеристик,
ибо для каждой такой характеристики посредством ее оп-
ределения устанавливаются эмпирические воспринимае-
мые критерии ее наличия или отсутствия. [Это, конечно, не
относится к таким словам, как «доминанта», «энтелехия» и
им подобным, но ведь эти слова принадлежат не биологии,
a виталистической натурфилософии. Они не могут встре-
титься в осмысленном предложении. Можно показать, что
они представляют собой псевдопонятия, ибо им нельзя
дать формального и бесспорного определения1.] Отсюда
следует, что каждое предложение биологии может быть
переведено в физикалистский язык. Прежде всего, это
можно сделать в отношении единичных предложений о
конкретных процессах. To же самое верно для биологиче-
ских законов, ибо закон есть не что иное, как некая общая
формула, с помощью которой из одних единичных пред-
ложений можно выводить другие единичные предложения.
Поэтому в законы какой-либо области не может входить
каких-либо характеристик, которые не встречаются в еди-
ничных предложениях этой области. Вопрос витализма по
поводу того, в каком отношении биологические законы? -
которые в свете вышеизложенного при всех обстоятельст-
1 Cm.: R. Carnap. Übcnvindung der Metaphysik durch logische Analyse
der Sprache // Erkenntnis, 1931, Bd. II. S. 219. См. наст. изд.: P. Карнап
Устранение метафизики посредством логического анализа языка. С. 142.
192

Рудольф Карнап
вах переводимы в физикалистский язык и, поэтому, отно-
сятся к общему типу физических законов, - находятся к
физическим законам, действующим в области неживой
природы, при этом не имеет никакого значения.
Справедливость нашего тезиса в области психологии на-
талкивается на серьезные возражения. Тезис провозглаша-
ет, что все предложения психологии
как единичные, так и общие
(«психологические законы»), мож-
но персвести в физикалистскнй
язык илИ; что то жс самое, что
опрсделсние каждой психологи-
ческой характеристики сводимо к
физическим характеристикам.
говорят о физических процессах
(происходящих в теле и в цен-
тралыюй нервной системе рас-
сматриваемых субъектов); незави-
симо от того, идет ли рсчь о кон-
кретных единичных процессах, о
процессах определенного рода от-
делыіых субъсктов или множества
субъектов, каждос исихологиче-
ское помятие означает определсн-
ное физическое свойств таких те-
лесных процессов.
Отчасти этот тезис был уже обоснован в другом месте ,
a именно, в отношении так называемого чужого психиче-
ского, т.е. предложения S\ o так называемом психическом
процессе в Si. В своем полном объеме он будет рассмотрен
в работе, выходящей в свет в ближайшее время, причем в
ней будет рассмотрена большая часть выдвигаемых воз-
ражений. Поэтому здесь мы не будем подробно останавли-
ваться на этом вопросе.
Если наш тезис о переводимости психологических
предложений в физикалистский язык справедлив, то легко
убедиться в том, что он верен также и для предложений
(эмпирической) социологии. Последнее слово мы употреб-
ляем здесь в самом широком смысле - сюда относятся все
1 R. Carnap. Der logische Aulbau der Welt. Berlin, 1928 (jetzt F. Meiner,
Leipzig); R. Carnap. Scheinprobleme der Philosophie. F. Meiner, Leipzig.
Das Fremdpsychische und der Realismusstreit. Ebendort.
7 3ак. І73І
193

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
исторические, культурные, хозяйственные процессы. Од-
нако речь идет только о подлинно научных, бесспорных
предложениях этих областей. В так называемых «науках о
духе» или «науках о культуре» в их теперешнем состоянии
логический анализ часто обнаруживает псевдопонятия -
такие понятия, для которых отсутствуют корректные опре-
деления и не установлено никаких эмпирических критериев;
такие слова нс находятся в отноше-
нии выводимости со словами про-
токольного языка, поэтому они
формально недопустимы.
такие (пссвдо)понятия не сво-
димы к чувственно данному, по-
этому они лишены значсния.
(Примеры: «объективный дух», «смысл истории» и т.п.)
Под «(эмпирической) социологией» подразумевается наука
об этой области, представленная в форме, свободной от
всех этих метафизических примесей. При этом становится
ясно, что социология занимается только состояниями, про-
цессами, способами поведения групп или отдельных субъ-
ектов (людей или иных животных), их реакциями друг на
друга и окружающую среду.
В этих предложениях могут
использоваться физикалистские
или даже психологические ха-
рактеристики. Если высказаи-
ный выше тезис справедлив и
психологические характеристи-
ки псрсводимы в физические,
тогда всс социологические ха-
рактеристики и прсдложсния пе-
реводимы в физикалистские.
Эти процессы могут быть от-
части психическими, отчасти фи-
зическими. Если высказанный вы-
ше тсзис справсдлив и психо-
логические поиятия и прсдложеиия
сводимы к физикалистским, то это
верно также и для психических
процессов.
Основания этого тезиса и его следствия для постановки
проблем и методов социологии подробно рассмотрел Ней-
рат1. Он привел также множество примеров формулировок
О. Neurath. Soziologie im Physikalismus // Erkenntnis, 1931, Bd. II.
S. 393-431; Empirische Soziologie. Der wissenschaftliche Gehalt der
Geschichte und Nationalökonomie // Schriften z. wiss. WeltaufT., Bd. V. Wien,
194

Рудольф Карнап
в физикалистском языке и исключения псевдопонятий. По-
этому мы не будем здесь останавливаться на этом.
Итак, мы рассмотрели разные области науки. С точки
зрения традиционной философии, следовало бы еще про-
верить метафизику. Однако логический анализ приводит к
тому результату, что так называемые метафизические
предложения являются псевдопредложениями,
поскольку они не находятся в
отпошении выводимости (ни в
позитивном. ни в негативном
смысле) с прелложсішями про-
токольного языка. Они либо со-
дсржат слова, иесводимые к
словам протокольпого языка,
либо построены симтаксически
нс- правилыю.
поскольку они вообще не описыва-
ют никакого положения дел - ни
сущсствующего, ни несуществую-
щего. Это обусловлсно тсм, что они
либо содсржат (псевдо)понятия, ко-
торые не сводимы к чувственно
данному и поэтому ничсго не обо-
значают, либо составлены из ос-
мысленных понятий лишенным
смысла образом.
Наше рассмотрение различных областей науки приво-
дит к тому результату,
1931. - В дискуссиях Венского кружка, a затем в названном сочинении
Нейрат первым решитсльно потребовал ме говорить больше о «содер-
жании переживаний» и о сравнении прсдложений с «дсйствительно-
стью», a говорить только о предложсниях. Затем он сформулировал те-
зис физикализма в сго наиболес радикальном виде. Его указаниям я обя-
зан некоторыми интересными идеями. Тсперь я провожу различие меж-
ду «формальным» и «содержателыіым» способами выражения, отмечаю
псевдопроблемы, к постановке которых приводит содержательный спо-
соб выражения, строго придерживаюсь формального способа выражения
при гюстроении (здссь лишь упомянутой) мсталогики и доказываю уни-
версальность физикалистского языка. Всс это привело мсня к убежде-
нию в том, что позиция Нейрата вполне оправданна. Благодаря дока-
затсльству того, что протокольный язык может быть включен в физи-
калистский язык (п. 6), прежнее наше расхождение во мнениях по этому
вопросу («феиоменалистский язык»), о котором Heùpam сще упомина-
ст в своем сочиисиии, теперь устрансно. Идеи Нейрата, часто встре-
чавшис возражения, во всех сущсствсниых пунктах оказались плодо-
творными.
195

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
что каждое научное предложение
псреводимо в физикалистский
язык.
что каждый научный факт может
быть выражен в физикалистском
языке.
Теперь осталось ответить на вопрос о том, переводимы
ли также предложения протокольного языка в физикалист-
ский язык.
6. Протокольиый язык как часть физикаіистского языка
Как обстоит дело с тезисом об универсальности физи-
калистского языка, если учесть предложения протокольно-
го языка? Тезис говорит о том, что
предложения протокольного
языка, например, (первоначаль-
ные) протокольные предложе-
ния. также персводимы в физи-
калистский язык.
факты чувственно данного, непо-
срсдственное содержание пережи-
ваний также являются физичсски-
ми фактами, т.е. пространственно-
временными событиями.
Этот тезис, безусловно, встретит возражения; обычно
говорят так:
«Дождь может быть некоторым
физическим событием; но не мое
воспоминание о воспринятом дожде,
нс мос восприятие идуіцего сейчас
дождя и не моя переживаемая в на-
стоящий момент радость».
Это возражение соответствует обычному пониманию,
которого придерживаются теоретики познания большинст-
ва философских направлений. Если более внимательно
взглянуть на это возражение, то сразу же можно заметить,
что оно направлено только против (стоящей справа) со-
держательной формулировки нашего тезиса. Ранее мы убе-
дились в том, что содержательный способ выражения есть
лишь перифраза корректного формального способа выра-
жения, которая с легкостью приводит к постановке псевдо-
проблем. Поэтому мы должны критически взглянуть на это
возражение, которое можно сформулировать только на
196

Рудольф Карнап
правой стороне (т.е. содержательно). Однако сначала мы
попробуем встать на точку зретія иаших оппонентов: во-
первых, без опасений будем использовать содержательный
способ выражения и, во-вторых, допустим, что это воз-
ражение и его содержательно сформулированное обосно-
вание верны. Тогда мы тот час же увидим, что впали в не-
разрешимые трудности и противоречия. Это опровергает
наше допущение.
Пусть р\ будет каким-то единичным предложением
протокольного языка субъекта S\9 говорящим о чувствен-
ном переживании S\, например, «Я (т.е. S\) испытываю жа-
жду» или, короче, «Сейчас жажда». Можно ли то же самое
положение дел выразить в протокольном языке другого
субъекта ^? Предложения этого второго языка говорят о
чувственных переживаниях ^. Некоторое чувственное пе-
реживание всегда является переживанием определенного
субъекта и не может быть в то же время переживанием
другого субъекта. Поэтому даже если S\ и ^ случайно ис-
пытывают жажду в одно время, то одинаково звучащие
протокольные предложения S\ и 5*2 «Теперь жажда» все-
таки будут иметь разные смыслы, ибо они говорят о раз-
ных фактах - одно о жажде S\9 другое - о жажде S2. Жажда
S\ не может быть выражена предложением протокольного
языка 52, ибо все предложения этого языка говорят только
о непосредственно данном й, но жажда »Si принадлежит
только iSj и не может быть непосредственно дана »S^. Гово-
рят, правда, что »S^ знает о жажде S\ и мог бы ее высказать.
Но если говорить точно, то »^ может знать только физиче-
ское состояние тела 5|, с которым »S^ связывает представ-
ление о жажде. Когда S2 произносит предложение «S\ ис-
пытывает жажду», то он может проверить содержание это-
го предложения только потому, что »Si имеет определенное
состояние тела. Но предложеиие говорит только то, что
можно проверить. Если под выражением «жажда »Si» мы
понимаем не это физическое состояние его тела, a его чув-
197

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ство жажды, т.е. нечто не физическое, то жажда S\ принци-
пиально непознаваема для S2. Тогда предложение о жажде
S\ принципиально непроверяемо для 52, поэтому оно для
него непонятно и лишено смысла.
Вообще говоря, каждое предложение протокольного
языка какого-то субъекта имеет смысл только для самого
этого субъекта, но для любого другого субъекта оно в
принципе непонятно и лишено смысла. Поэтому y каждого
субъекта свой собственный протокольный язык. Даже если
разные протокольные языки содержат одинаково звучащие
слова и предложения, они различны по своему смыслу и
принципиально несравнимы. Поэпюму каждыи прото-
кольныи язык используется только монологически; ne cy-
ществует никакого интерсубьективиого протоколыюго
языка. К этому результату приводит последовательное
проведение обычной точки зрения (которую мы отвер-
гаем).
Однако мы приходим к еще более удивительным ре-
зультатам, если будем продолжать пользоваться содержа-
тельным способом выражения. Только что мы рассмотре-
ние отношение между чувственными переживаниями раз-
ных субъектов и пришли к выводу о том, что они принад-
лежат к полностью отделенным друг от друга сферам, ме-
жду которыми нет никакой связи. Теперь рассмотрим от-
ношение между, скажем, моим чувственным переживани-
ем, которое описывается моими протокольными предложе-
ниями, и физическим фактом, описываемым единичным
предложением физикалистского языка (например, «Здесь
сейчас температура равна 20° С»). Здесь мы на одной сто-
роне имеем чувственные переживания, ощущения, воспри-
ятия и т.п., a на другой стороне - расположение электро-
нов, протонов, электромагнитного поля и т.п. Таким обра-
зом, здесь также имеются две совершенно разные сферы.
Тем не менее, однако, между протокольными предложе-
198

Рудольф Карнап
ниями и единичными физикалистскими предложениями
должна существовать связь выводимости. Если бы из фи-
зикалистских предложений ничего нельзя было извлечь от-
носительно предложений протоколов, то не существовало
бы никакой связи между наукой и чувственным пережива-
нием, физикалистские предложения остались бы без какой-
либо связи с опытом и повисли в воздухе. Но если имеется
связь между физикалистским и протокольным языками, то
это означает, что она существует и между обоими положе-
ниями дел. Некоторое предложение выводимо из другого
предложения тогда и только тогда, когда описываемое им
положение дел является частью положения дел, описывае-
мого вторым предложением. Таким образом, наше (фик-
тивное) прсдположение о том, что протокольный и физи-
калистский языки говорят о совершенно разных положени-
ях дел, несовместимо с фактом эмпирической прове-
ряемости физикалистских описаний.
Может быть, для спасения эмпирической обоснованно-
сти физикалистских описаний следовало бы принять пред-
положение о том, что хотя протокольный язык не говорит о
физических процессах, но физикалистский язык говорит о
чувственных переживаниях и абстрактных комплексах. Но
такое предположение встречает трудности при рассмотре-
нии отношения между протокольными языками двух раз-
ных субъектов и физикалистским языком. Протокольный
язык S\ говорит о чувственных переживаниях S\9 язык S2 -
о переживаниях S2. Ho o чем должен говорить интерсубъ-
ективный физикалистский язык? Он должен говорить как о
чувственных переживаниях S\9 так и о чувственных пережи-
ваниях 5*2. Однако это невозможно, ибо сферы чувственных
переживаний двух субъектов не пересекаются. Эгот пугь не
обещает никакого решения, свободного от противоречий.
Мы видим, что использование содержательного способа
выражения приводит нас к вопросам, при обсуждении ко-
торых мы впадаем в противоречия и неразрешимые труд-
199

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
это можно сформулировать с помощью других выражений
физикалистского языка, которые относятся как раз к тому,
что нам нужно. Скажем, посредством выражения «видеть
красное» те телесные состояния, которые характеризуются
тем, что такой-то (физический) раздражитель вызывает та-
кие-то (физические) реакции (например, раздражитель:
произнесение «Что ты теперь видишь?», реакция: произне-
сение «красное»; раздражитель: произнесение «Укажи на
этой таблице цветов тот цвет, который ты сейчас видел»,
реакция: палец передвигается на определенное место в
таблице и т.д. Здесь должны быть перечислены все те ре-
акции, которые мы обычно рассматриваем как указание на
то, что кто-то «теперь видит красное»). Нам неизвестны
значения физических величин, характеризующих данное
телесное состояние, однако нам известны многие физиче-
ские процессы, которые в качестве причины (например,
помещение цветка мака перед глазами субъекта) или в ка-
честве действия (например, какое-то высказывание или
молчание при каких-то обстоятельствах) часто сопровож-
дают такие телесные состояния. Поэтому, во-первых, мы
можем констатировать такого рода телесные состояния и,
во-вторых, выводить из них предсказания о последующих
ожидаемых телесных состояниях. Пусть Р будет физикали-
стским предложением: «Тело S теперь видит красное». От
сингулярного физикалистского предложения Р отличается,
во-первых, тем, что Р описывает не отдельную пространст-
венно-временную точку, a протяженную пространственно-
временную область; во-вторых, предложению Р соответст-
вует не определенный набор значений физических вели-
чин, входящих в законы природы, a целый класс таких на-
боров (которые сегодня нам еще не известны). В то время
как из единичного физикалистского предложения (в стро-
гом смысле) нельзя вывести предложение протокольного
языка, a из последнего вывести физикалистское предло-
жение, из Р можно вывести протокольное предложение
202

Рудольф Карнап
р «(S видит) теперь красное», и, наоборот, из р можно вы-
вести Р. Иными словами: р переводимо в Р9 р и Р равно-
значны. (Металогический термин «равнозначны» определя-
ется как «взаимно выводимы»).
Таким образом, каждое предложение протокольного
языка S переводимо в физикалистское предложение, a
именно, в такое, которое описывает телесное состояние S.
Иными словами: между протокольным языком S и особым
частичным языком физикалистского языка имеется соот-
ветствие такого рода, что когда какое-то предложение это-
го языка входит в протокол S, то соподчиненное физикали-
стское предложение интерсубъективно значимо, и наобо-
рот. Два таких изоморфных языка отличаются друг от дру-
га только словами, входящими в предложения. Благодаря
установлению такого изоморфизма пропюкольный язык
стаиовится частью физикалистского языка. Высказанное
выше (содержательным образом) утверждение о том, что
протокольные языки разных субъектов чужды по отноше-
нию друг к другу, в определенном смысле справедливо:
они являются разными частями физикалистского языка,
которые не пересекаются. Однако благодаря системе пра-
вил вывода физикалистского языка, включающей систему
законов природы, можно объяснить зависимости, сущест-
вующие между разными протокольными языками, которые
оставались непонятными ранее.
Если вывод о равнозначности Р и р мы вновь, как и
раньше, сформулируем в обоих способах речи:
«из Р выводимор и обратио»,
«Л и р описывают одно и то же по-
ложенис дсл»,
то содержательная формулировка опять вызывает прежние
сомнения. Мы уже высказали свое критическое отношение
к такого рода формулировкам. Однако здесь мы хотим еще
раз подробнее остановиться на содержательном возраже-
нии, поскольку оно касается решающего пункта в обосно-
203

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ности. Ho противоречия tot час же исчезают, как только
мы переходим к корректному формальному способу выра-
жения. Вопросы о том, о каких положениях дел и объектах
говорят различные языки, оказываются псевдовопросами.
Они приводят нас к дальнейшему неразрешимому псевдо-
вопросу: как отношение выводимости между физика-
листским и протокольным языками совместить с тем об-
стоятельством, что первый говорит о физических положе-
ниях дел, a второй - о чувственных переживаниях. Благо-
даря исполъзованию формального способа выражения эти
псевдовопросы автоматически устраияются. Если теперь
мы говорим не о «чувственных переживаниях», не об
«ощущениях цвета» и т.п., a o «протокольных предложени-
ях», «протокольных предложениях со словами о цвете» и
т.п., то не возникает никаких противоречий при установ-
лении отношений выводимости между протокольным и
физикалистским языками. Нельзя ли вообще обойтись без
употребления выражений содержательного способа речи?
Их употребление само по себе еще не является ошибкой
или бессмыслицей, однако мы видим, что оно сопряжено
даже с еще большей опасностью, чем та, о которой мы го-
ворили выше. Лучше всего было бы совсем избегать со-
держательного способа выражения, однако эта терминоло-
гия привычна для всей философии, включая и наш собст-
венный Кружок. Но если все-таки прибегают к использова-
нию этого способа речи, то нужно внимательно следить за
тем, чтобы высказывать только такие предложения, кото-
рые могут быть сформулированы также и в формальном
способе речи. Это - критерий, позволяющий в философии
отделить подлинные предложения от псевдопредложений.
[Хотя при использовании содержательного способа выра-
жения всегда сохраняется опасность появления псевдово-
просов, можно было бы избежать противоречий, используя
содержательный способ речи единообразно [monistisch]:
либо (в смысле солипсизма) говорить только о «чувствен-
200

Рудольф Карнап
ных переживаниях», либо (в смысле материализма) - толь-
ко о «физических положениях дел». Но если пользоваться
двойственной терминологией, как почти повсеместно при-
нято в философии, и говорить о «чувственных пережива-
ниях» и в то же время о «физических положениях дел»
(о «теле» и «духе», о «теле» и «душе», о «психическом» и
«физическом», об «актах сознания» и «интенциональных
объектах»), противоречия неизбежны].
Если благодаря использованию формального способа
выражений мы исключаем все противоречия и псевдово-
просы, го остается еще вопрос о том, каким образом уста-
навливаются отношения выводимости между физикалист-
ским и протокольным языками. Ранее мы убедились в том,
что если сформулировать достаточное множество физи-
калистских предложений, то можно вывести предложение
протокольного языка. Более точное рассмотрение показы-
вает, что этот вывод имеет наиболее простую форму, когда
физикалистские предложения описывают состояния тела
соответствующего субъекта. Все другие случаи такого вы-
ведения являются более сложными и сводятся к этому про-
стейшему случаю. (При описании телесных состояний сле-
дует, прежде всего, обратить внимание на состояние цен-
тральной нервной системы и в первую очередь - на полу-
шария головного мозга. На других деталях мы можем здесь
не останавливаться). Так, например, из определенного опи-
сания телесного состояния S выводимо протокольное пред-
ложение/?: «(£ видит) теперь красное».
Можно подумать, что вывод такого рода является уто-
пией и может быть реально осуществлен лишь тогда, когда
мы будем больше знать о физиологии центральной нервной
системы. Однако такой вывод осуществляется уже сегодня
- при взаимопонимании, возникающем в процессе общения
людей друг с другом. Конечно, то, что мы при этом знаем о
телесном состоянии другого человека, сейчас еще нельзя
сформулировать в виде значений физических величин. Но
201

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
вании нашего тезиса. Допустим, опираясь на физикалист-
ские констатации, S2 записывает отчет о вчерашних про-
цессах в теле S\. Ho S\ не признает (в отвергаемом нами со-
держательном смысле) этого отчета в качестве полного
описания вчерашнего отрезка его жизни. Он скажет, что
хотя этот отчет содержит описание его телодвижений, жес-
тов и мимики, процессов, происходящих в его нервной
системе и в других органах, в нем отсутствует описание его
переживаний, восприятий, мыслей, воспоминаний и т.п. Он
добавит, что эти переживания и должны отсутствовать в
отчете S2, ибо S2 не может их зафиксировать (по крайней
мере, физикалистски). Предположим теперь, что «S^ c по-
мощью определений (того типа, который мы использовали
в примере с выражением «видит красное») вводит эти тер-
мины в физикалистский язык. Тогда часть своего отчета он
с помощью этих выражений может сформулировать так,
что отчет станет равнозначен протоколу S\. Ho S\ не при-
знает даже такого отчета. Он возразит, что хотя S2 пользу-
ется здесь такими выражениями, как «радость», «красный»,
«воспоминание» и т.п., но подразумевает под ними не то,
что подразумевает S\ в своем протоколе. Эти выражения
имеют разные значения: y S2 они обозначают физикалист-
ские свойства тела, a y S\ - нечто переживаемое. Это ти-
пичное возражение, с которым сталкиваются все те, кто за-
нимается логическим анализом предложений и выражений
науки. Когда мы устанавливаем, что какое-то научное ут-
верждение посредством определений сводится к такому-то
множеству других утверждений, которые, поэтому, озна-
чают то же самое, что и первое утверждение, нам в ответ
всегда высказывают одно и то же: «Но мы подразумеваем
под этим нечто совсем иное». Мы показываем, что два
предложения выводимы друг из друга, поэтому они имеют
одно и то же содержание или (в содержательной формули-
ровке) «говорят об одном и том же». В ответ мы слышим
все то же: «Но под первым мы подразумеваем нечто совсем
204

Рудольф Карнап
иное, нежели под вторым». Мы знаем, что это возражение
обусловлено отождествлением (логического) содержания и
содержания представлений1. Точно так же и здесь: S\ свя-
зывает с Р и р разные представления, поскольку Р благода-
ря своей языковой формулировке рассматривается в связи
с другими физикалистскими предложениями, a p - в связи
с протоколами. Но эта разница в представлениях ничего не
говорит против тезиса о равенстве содержаний. Содержа-
ние некоторого предложения состоит в возможности вы-
вести из него другие предложения; если из каких-то двух
предложений выводимы одни и те же другие предложения,
то эти два предложения имеют одно и то же содержание
независимо от того, какие представления мы с ними связы-
ваем.
Теперь мы должны еще прояснить вопрос о том, в ка-
ком отношении протокольное предложение р о некотором
предмете находится к соответствующему физикалистскому
предложению Р\ об этом предмете. Возьмем, например,
в качестве/?: «Здесь на столе лежит красный шарик»; в ка-
честве Р\\ «На столе лежит красный (т.е. обладающий та-
кими-то физикалистскими свойствами) шарик». Предложе-
ние/7 не является равнозначным Ри ибо шарик может быть
галлюцинацией, когда на столе ничего нет, или шарик ле-
жит на столе, но не виден. Ho p равнозначно другому фи-
зикалистскому предложению Рі. «Тело S сейчас находится
в физикалистском состоянии Z». При этом состояние Z вы-
деляется посредством различных характеристик, в число
которых входят, например, такие: 1) на стимул «Что ты ви-
дишь?» в качестве реакции следует ответ «Красный шарик
на столе»; 2) если красный шарик лежит на столе и S нахо-
дится в соответствующей ситуации, то возникает Z. Из Р2
при подходящих обстоятельствах можно вывести Р\9 при
1 Cm.: R. Сагпар. Scheinproblemc der Philosophie («Псевдопроблемы в
философии»). F. Meiner, Leipzig.
205

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
этом используется определение Z и соответствующие зако-
ны природы. Это есть вывод от действия к часто вызы-
вающей его причине, который обычен для физики и по-
вседневной жизни. Поскольку из р можно вывести Рі (рав-
нозначное преобразование), то из р косвенным образом
можно извлечь Р\. Привычное отнесение протокольных
предложений к определенному состоянию окружающей
среды субъекта является косвенным, состоящим из пони-
мания состояния собственного тела и каузального вывода.
Результат наших рассуждений можно выразить сле-
дующим образом: не только языки различных ветвей нау-
ки, но и протокольные языки разных субъектов являются
частями физикалистского языка. Все предложепия прото-
колов и научиых систем, которые в виде систем гипотез
построены в связи с протоколами, переводимы в физика-
листский язык; этот язык является универсалъным и, по-
скольку никакого другого такого языка неизвестно, он яв-
ляется языком науки.
7. Единая иаука в физикалистском языке
Нашу позицию, согласно которой протоколы образуют
фундамент всего здания науки, можно назвать «методоло-
гическим позитивизмом» или, точнее (используя вы-
ражение Дриша), «методологическим солипсизмом», по-
скольку каждый субъект в качестве базиса может принять
только свой собственный протокол. [Si может, конечно, ис-
пользовать и протокол »S^, и это использование является
особенно простым благодаря включению обоих прото-
кольных языков в физикалистский язык. Однако это осу-
ществляется лишь косвенным путем: S\ в своем протоколе
должен описать, что он видит запись такого-то вида.] Ана-
логичным образом тезис об универсальности физикалист-
ского языка можно назвать «мепюдологическим мате-
риализмом». Дополнение «методологический» выражает
мысль о том, что в обсуждаемом тезисе речь идет только
206

Рудольф Карнап
о логической возможности определенных языковых преоб-
разований и выводов, a не о «реальности» или «нереально-
сти» («существовании» или «несуществовании») «чувст-
венно данного», «психического», «физического». Такого
рода псевдопредложения иногда появлялись в ранее суще-
ствовавших формулировках позитивизма и материализма.
Будучи осознанными в качестве метафизических примесей,
оки должны быть устранены. Это вполне соответствует ду-
ху их родоначальников, которые были противниками вся-
кой метафизики. Метафизические примеси можно сформу-
лировать только в содержательном способе речи, благодаря
их устранению методологический позитивизм и методоло-
гический материализм приобретают свой подлинный смысл.
При достигнутом истолковании они становятся совмести-
мыми, в то время как в своих исторических формах пози-
тивизм и материализм часто выступали как противники1.
Нашу позицию часто называют «позитивистской». При
желании ее можно называть также «материалистической».
Против этого названия не может быть никаких возражений,
учитывая разницу между прежним материализмом и мето-
дологическим материализмом как его логически очищен-
ной формы. Однако в целях полной ясности мы пред-
почитаем имя «физикализм»2 в качестве названия нашей
позиции, согласно которой физикалистский язык является
универсальным языком и, поэтому, может служить в ка-
честве основного языка науки.
Физикалистский тезис нельзя ошибочно истолковывать
в том смысле, что в каждой научной области следует поль-
зоваться той терминологией, которая принята в физике.
Для каждой научной области вполне целесообразно разра-
батывать свою собственную особую терминологию. Наш
1 См.: R. Carnap. a.a.O. («Aufbau») S. 245 ff. Ph. Frank. Das
Kausalgesetz und seine Grenzen // Sehr. z. wiss. WeltaufT., Bd. VI. Wien 1932. S. 270 fif.
2 O. Neurath. Soziologie im Physikalismus // Erkenntnis, 1931, Bd. II.
S. 393-431.
207

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
тезис утверждает лишь одно: все эти терминологии, если
они построены в виде формально непротиворечивых сис-
тем, сводимы к физикалистским характеристикам. Дпя
большей точности вместо или наряду с названием «физика-
листский язык» можно было бы употреблять наименование
«физикалистический язык». Когда имеют в виду тот уни-
версальный язык, который кроме собственно физической тер-
минологии включает в себя также все те особые системы тер-
минов (например, биологии, психологии, социологии), кото
рые посредством определений могут быть в конечном итоге
сведены к базисным физикалистским характеристикам.
Если мы в науке имеем единый язык, то ее расщеплен-
ность исчезает, наука сама становится единой. Так из тези-
са физикализма возникает тезис о «единой науке». He
только физикалистский, но любой универсальный язык
обеспечил бы объединение наук. Однако, кроме физикали-
стского, никакого другого такого языка не известно. Ко-
нечно, возможность появления такого языка не исключена.
Его создание потребовало бы установления его словаря,
синтаксиса и правил для преобразований в рамках самого
языка и для вывода предложений протокольного языка из
этой языковой системы. Согласно нашим предшествую-
щим рассуждениям, каждое предложение Р этого языка,
для того чтобы иметь смысл, должно обеспечивать выведе-
ние предложений протокольного языка в соответствии с
установленными правилами. Но опираясь на отношения
выводимости, существующие между физикалистским и
протокольным языками, всегда можно построить в физика-
листском языке такое предложение Р\ что из него будут
выводимы все и только те предложения протокольного
языка, которые выводимы из Р. Тогда оба предложения Р и
Р\ принадлежащие к разным языковым системам, будут
находится в таком отношении, что всегда, когда подтвер-
ждается Р9 подтверждается также и Р \ и обратно. Поэтому
Р можно перевести в Р\ и наоборот. Вообще говоря:
208

Рудольф Карнап
каждое предложенис нового
языка может быть переведено в
предложение физикалистского
языка.
каждос предложение нового языка
можно истолковать как равнознач-
ное некоторому предложению фи-
зикалистского языка; таким обра-
зом, каждое предложение нового
языка говорило бы о физических
фактах, о пространствснно-
врсмснных событиях.
Таким образом, каждая иная возможная языковая сис-
тема переводима в физикалистский язык и ее можно истол-
ковать как часть физикалистского языка, представленную в
новом виде.
Если физикалистский язык становится основным язы-
ком науки, то вся иаука становится физикой. He следует
это понимать таким образом, как будто уже сейчас система
физических законов достаточна для объяснения всех собы-
тий. Но:1
1. Каждое предложение
науки можно, в принципе, ис-
толковать как физикалистское
прсдложение, т.е. его можно
представить в таком виде, что
оно множеству значений физи-
ческих координат местополо-
жения сопоставляет значение
(интервал значений или веро-
ятностнос распрсделенис зна-
чений) величин, характери-
зующих состояние, или в виде
сложной формы, состояшей из
единичных предложений тако-
го рода.
1. Каждый факт науки можно
истолковать как физический факт,
т.с. как количественпуіо характсри-
стику некоторой пространственно-
временной области (или как ком-
плекс таких характеристик).
Представляется, что дедуктивно-номологическая модель объясне-
ния, приписывасмая Попперу-Гемпелю. объяснсния как выведения объ-
ясняемого из закона, выражена здесь с предельной ясностью. Гемпель
дал ес точное описаиис. критерии адекватности и т.п., роль Поппера
нуждается в уточнениях. - Прим. ред.
209

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
2. Объяснение, т.е. дедук-
ция такого предложения состо-
ит в его выведении из закона,
имеющего форму физического
закона, т.е. некоторой обшей
формулы, служащей для выво-
да единичных предложспий та-
кого рола.
2. Каждое научное объяснение
некоторого факта осуществляется
посредством закона, т.е. посредст-
вом формулы, говорящсй о том, что
если в некоторой пространственно-
временной области имеется состоя-
ние или процесс такого-то вида, то в
пространственно-временном пункте,
лежаіцем в этой области, происходит
то-то и то.
Именно для объясиенш предложений (соответственно,
фактов) посредством законов существенно наличие едино-
го языка. В принципе, в общей системе физики всегда
возможно
для единичного предложения наи-
ти объяснеиие, т.е. закон, с помо-
щью которого это (или соответст-
вующее всроятностное) предло-
жение можно вывести из других
обоснованных прогоколами пред-
ложений.
для отдельного факта найти объ-
яснение, т.е. закон, согласно ко-
торому этот факт обусловлен
другими, известными фактами (с
вероятностью).
При этом для наших рассуждений не важно, детерми-
нируют ли эти законы определенное распределение значе-
ний величин состояния однозначно, как считала классиче-
ская физика (детерминизм), или только с какой-то вероят-
ностью. Как считает современная физика (статистические
законы квантовой механики).
В отличие от этого в каждом частичном языке сущест-
вуют случаи, которые в нем выразимы, но которые в прин-
ципе нельзя объяснить. Например, в языке психологии
для прсдложсния вида «Господин A
видит сейчас красный круг» нельзя
сформулировать никакого объясни-
тсльного закоиа, так как объясне-
ние должно это предложенис вывсс-
ти из предложений «Перед госпо-
дииом A лежит красный шар»,
«У господина^ открыты глаза» ит.п.
хотя и можио описать психологи-
ческий процесс типа восприятия,
но его нельзя объяснить, так как
такой процесс обусловлен не дру-
гими психичсскими процессами,
a физико-физиологическим про-
цессом.
210

Рудольф Карнап
To, что является объяснением известного
| предложеиия,
процесса.
будет предсказанием неизвестного (предложения или про-
цесса), a именно, выводом с помощью закона. Поэтому для
предсказаний частичного языка недостаточно, здесь требу-
ется единый язык. Если бы наш тезис о существовании
единого языка был неверен, то тогда было бы парализовано
практическое применение науки в большинстве областей.
Именно благодаря тому, что физикалистский язык служит
основанием единой науки, мы приобретаем возможность
всеобщего применения науки.
Тезис о единой иауке никак не направлен против прак-
тического ее разделения на различные области с целью
распределения усилий ученых. Он направлен только про-
тив распространенного представления о том, что хотя меж-
ду различными научными областями существуют многооб-
разные связи, но сами эти области принципиально различа-
ются объектами изучения и методами исследования. С на-
шей точки зрения, различие между научными областями
обусловлено лишь использованием разных определений,
разных языковых форм, разных истолкований, в то время
как
предложения н слова | факты и объекты
разных областей иауки отиосятся, no сути дела, к одному
и тому же виду, ибо все эти области являются частями
единой науки, физики.
211

ХРОНИКА1
«Общество эмпирической философии»,
Берлин 1930-1931 гг. и 1931-1932 гг.
Правление:
профессор, доктор Фридрих Краус.
профессор, доктор Август фон Парсеваль.
профессор, доктор Гаис Реихеибах.
приват-доцент, доктор Вальтер Дубислав.
приват-доцент, доктор Алексаидр Герцберг.
На протяжении зимнего семестра 1930—1931 гг. были
прочитаны и обсуждены следующие доклады:
1. 14 октября 1930 г. Профессор, доктор Вильгельм Ос-
валъд: Великие люди.
2. 21 октября 1930 г. Профессор, доктор Юлиус Шулъц\
Уровни реального.
3. 4 ноября 1930 г. Профессор, доктор Ганс Рейхенбах:
Цели и пути современной натурфилософии.
4. 18 ноября 1930 г. Доктор Вильгельм Ланге-Айхбаум:
Проблема гениальности и безумия.
5. 9 декабря 1930 г. Профессор, доктор Генрих Майер:
Основные проблемы философии реальности.
6. 13 января 1931 г. Приват-доцент, доктор ВальтерДу-
бислав: Кризис оснований математики.
7. 3 февраля 1931 г. Профессор, доктор Фридрих Краус.
О пригодности неорганического и органического к произ-
водству сложноорганизованных систем.
8. 24 февраля 1931 г. Профессор, доктор Карл Корш.
Эмпиризм в общественных науках.
9. 17 марта 1931 г. Доктор Людвиг фон Берталанфи: По
ту сторону механицизма и витализма.
Chronik. Gesellschaft für empirische Philosophie. Vortragsfolge
1930-1931 und 1931-1932. Verein Ernst Mach, 1931. // Erkenntnis, 1931.
Bd. II. S. 310-312. Псревод с нсм. яз. к. ф. н. Оксаны А. Назаровой.
212

Хроника
10. 21 апреля 1931 г. Доктор МаксДери: Естественное и
искусственное положение вещей.
11. 12 мая 1931 г. Приват-доцент, доктор Александр
Герцберг: Кантовская этика и психология инстинктов.
12. 2 июня 1931 г. Доктор Курт Штернберг: Естест-
веннонаучная и гуманитарная психология.
На протяжении зимнего семестра 1931—1932 гг. были
прочитаны и обсуждены следующие доклады:
1. 27 октября 1931 г. Профессор, доктор Карл Корш:
Эмпиризм в гегслевской философии.
2. 17 ноября 1931 г. Профессор, доктор Валътер Дуби-
слав: Априоризм или эмпиризм?
3. І.декабря 1931 г. Доктор Вильгельм Ланге-Аихбаум:
Проблема ценности.
4. 15 декабря 1931 г. Профессор, доктор Пауль Цирт-
ман: Эмпирическая педагогика.
5. 12 января 1932 г. Профессор, доктор Гаис Рейхенбах:
Проблема индукции.
6. 19 января 1932 г. Профессор, доктор Фредерик Вуд-
бридж (Колумбийский университет, Нью-Иорк): Эмпи-
ризм в американской философии.
7. 26 января 1932 г. Профессор, доктор Курт Голдш-
тайн: О биологическом познании.
8. 16 февраля 1932 г. Профессор, доктор ВикторДжол-
лос: О современном состоянии эволюционной проблемы.
9. 1 марта 1932 г. Профессор, доктор Йорген Йоргенсен
(университет Копенгагена): Проблемы и цели логики.
10. 15 марта 1932 г. Приват-доцент Александр Герцберг:
Может ли психоаналитический исследовательский метод
быть полезным с точки зрения науки?
Другие доклады: Профессор, доктор Альберт Энштейм,
профессор, доктор А. Дориер.
Доклады состоялись по вторникам в 20.00 ч. в аудитории
Второй медицинской клиники ІІІарнте, Берлин, Шумаиштрассе,
21, члены Общества и студенты - вход свободный. Плата для не-
членов Общества - 1 марка.
213

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
Общестѳо Эрнста Маха,
Вена 1931 г.
A) Доклады, сделанные в «Обществе Эрнста Маха» в
Венев 1931 г.:
1. 21 января 1931 г. О. Нейрат (Вена). Магия и техника.
2. 18 февраля 1931 г. Гиклхорн (Прага). Физика клетки.
3. 18 марта 1931 г. Ф. Франк (Прага). Физикалистские
и биологические закономерности.
4. 22 апреля 1931 г. О. Нейрат (Вена). Эмпиризм в пе-
дагогике.
5.20 мая 1931 г. M Шлик (Прага). Проблема причин-
ности.
B) «Общество Эрнста Маха» совместно с «Венским
обществом народного образования» в феврале и марте
1931 г. организовало серию из шести докладов, посвящен-
ных «Проблемам единой науки»:
1. 22 февраля 1931 г. О. Нейрат: «Единая наука и со-
временный эмпиризм».
Идея единой науки, которую отстаивает Веиский кру-
жок, как явление отвечает требованиям создания нового
жизненного порядка. Эта идея родственна античному эпи-
куреизму, цель которого состояла в освобождении людей
от страха перед богами, перед смертью, перед страдания-
ми. Наука - это орудие; цель - человеческое счастье. Со-
временное массовое сознание задает вопрос: как социаль-
ные трансформации влияют на счастье? В этих случаях
наука по причине ее неметафизической, небогословской
установки становится орудием оформления и обществен-
ной жизни. Отличительной особенностью современности
является то, что организация общества все в большей сте-
пени становится делом земных решений, чем божествен-
ных предписаний. Эпикурейская традиция лишена научной
систематики. Ее истоком является схоластика. Эмпириок-
ритика представляет собой нечто иное.
214

Хроника
Следующие пять докладов призваны обсудить едииую
науку с точки зрепия фшического оспования: предсказания
на основе законов, проверяемых посредством наблюдения.
Наука должна принимать во внимание лишь пространст-
венно-временной порядок («физикализм»). Исключается
бессмысленное (метафизика). «Повеление само по себе»
(категорический императив) подобно дяде без племянни-
ков и племянниц.
A как обстоит дело с физикализмом в биологии, психо-
логии, социологии? Глупый вопрос, подобный вопросу о
том, как найти «ход часов», если часы поломаны. To же в
отношении проблемы души. С точки зрения физикализма
поведение живых существ и их групп исследуют «бихе-
виоризм» и «социальный бихевиоризм» (социология). Не-
которые традиционные предложения метафизически
оформленных дисциплин могут быть истолкованы физика-
листски, многое должно быть изъято. Последний вывод
эмпиризма: Наука без философииі Освобождение от давле-
ния метафизики и богословия, и параллельно - освобожде-
ние от давления социальных обстоятельств. Эмпиризм и
единая наука вместе с социальным бихевиоризмом и соци-
альным эпикуреизмом - символы современности. Ясность,
строгость, близость к жизни. Все научные работы осозна-
ются как функция социальной ситуации. Система высказы-
ваний как физическое явление - это составная часть
оформленного поступка.
2. 1 марта 1931 г. Р. Каришѵ. «Язык физики».
Постепенный переход от обыденного языка к языку фи-
зики. Величины, характеризующие состояния, приписыва-
ются пространственно-временной последовательности. Ко-
личественные понятия, качества благодаря этому не теря-
ются, поскольку возможен обратный перевод. В языке фи-
зики достигнуто соответствие между субъектами (интер-
субъективность) и независимость от отдельных смысловых
областей (интерсенсуальность).
215

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
Физикализм: Физический язык может выступать в каче-
стве универсального языка науки; с его помощью может
быть выражено все. В области неорганического никаких
сомнений. Возникают возражения на основании эмоцио-
нальных торможений: уже в биологии, далее в основном в
«психологии» и «науках о духе». Опровержение этих воз-
ражений в бихевиоризме. «Науки о духе» представляют
собой смутное смешение: частично метафизика, которую
необходимо исключить, частично эмпирическая социоло-
гия, которая должна быть воспринята в качестве социаль-
ного бихевиоризма.
3. 8 марта 1931 г. Р. Карнап. «Психология в физикали-
стском языке».
Психология способна констатировать y изучаемого че-
ловека лишь телесные проявления, включая язык. И только
эти проявления представляют собой научный объект.
«Гнев» означает отношение к определенным физическим
реакциям. Если я говорю: «Я в гневе», то интерсубъектив-
но может быть констатировано лишь некоторое телесное
состояние по отношению к определенным реакциям. Мое
высказывание может служить лишь в качестве симптома
для этого состояния; однако оно не может входить в каче-
стве научного предложения в состав науки. Таким образом,
психология становится частью биологии без каких-либо
строгих ограничений. Отсутствует разрыв между «психи-
ческими» и «физическими» объектами: «единая наука».
Все постижимо физикалистски: «физикализм».
4. 15 марта 1931 г. Ф. Вайсман: «Логика, язык, филосо-
фия».
Смысл высказывания - это путь, на котором оно оказы-
вается истинным или ложным (верифицируется). Высказы-
вания метафизиков не верифицируемы, a значит бессмыс-
ленны. Вопрос формулируется лишь тогда, когда известно
216

Хроника
направление поиска ответа; вопросы метафизиков - это
фиктивные вопросы.
Философия - это не теория, a деятельность: прояснение
значений слов и смысла предложений; исключение фик-
тивных предложений путем логической критики языка;
расположение понятий в единую систему.
5. 22 марта 1931 г. Г. Ган: «Математика и наука».
Основополагающий тезис эмпиризма: любое содержа-
тельное знание происходит из опыта. A как же обстоят де-
ла с матсматикой? Я могу себе представить то, что камень
завтра не упадет на землю, но не то, что завтра дважды два
будет пять. Если математические предложения неопровер-
жимы опытным путем, то они также не могут основываться
на опыте. Таким образом, истолкование математики пред-
ставляет для эмпиризма проблему. Решение состоит в том,
что математика, как и логика, высказываются не об опыте,
но no поводу языка, с помощью которого мы описываем
мир. Этот язык позволяет высказывать тоже самое различ-
ными способами. Логика и математика дают нам указания
относительно того, как можно преобразовывать равнознач-
ные языковые высказывания. Благодаря этому всеобщность
математики может быть объединена с чистым эмпиризмом.
6. 29 марта 1931 г. О. Нейрат: «Социология в физика-
листском языке».
Обобщение всего сказанного: Язык физики - это общий
язык единой науки. Общие законы делают возможным вы-
сказывания о единичных событиях. Каждое новое выска-
зывание должно сравниваться с системой полученных до
этого высказываний и законов. Оно будет или включено [в
нее], или исключено как ошибочное в том случае, если не
изменится сама система. Необходимо устанавливать связь
социологических законов со всеми остальными, поскольку
для высказывания об отдельном событии зачастую требу-
217

«ERKENNTNIS», 1931. Tom II
ется увязать между собой законы всех видов: химические,
биологические, социологические.
Отношения между людьми будут описаны физикалист-
ски: выражения лица, жесты, возгласы, высказывания. Как
ведет себя муравей или человек в момент раздражения?
A как ведет себя группа муравьев или группа людей?
«Социальная группа» означает связанная группа. «Экс-
траполяция»: если, например, некоторые слова долгое вре-
мя связаны с неудобством, то они порождают ужас, отвра-
щение и в отсутствии этого неудобства.
Некоторые способы поведения связаны между собой
технически (например, броненосцы - пушки), некоторые -
лишь исторически (танцы - фрак). Задача: показать соот-
ношения между установками; сделать предсказания. Слова,
книги (то, что называется «духом времени») будут рас-
сматриваться как физические объекты. В физикализме ис-
следуется связь словоупотребления, книгопечатания с со-
циальным порядком, со способом производства. Значенис
«высказываний о мотивах» не должны переоцениваться;
значение Милля, Фрейда, Адлера.
Судьба классов более предсказуема, чем судьба отдель-
ной личности. Легче способ производства («фундамент» в
марксизме); когда их знаешь и когда знаешь исходное со-
стояние культуры, литературы, живописи и пр. («над-
стройка»), то их судьба прогнозируема.
Физикалистская социология говорит о государстве как
группе судсй, тюрем, улиц, сводов законов и т.п., рассмот-
ренных в определенных соотношениях. Она говорит о
судьбе человеческих групп независимо от богословия и ма-
тематики. Благодаря этому она служит тем, кто стремится
организовать свою жизнь посредством общества.
С) Еженедельные семинары в «Обществе Эрнста Маха».
Тема семинаров на зиму-весну 1931 г. - «Современное
естествознание».
Вводный доклад - Г. Ган.
Руководитель раздела «Физика» - Ф. Вайсман.
218

«Erkenntnis», 1932-1933, Tom III
Йорген Йоргенсен (Копенгаген)
0 ЦЕЛЯХ И ПРОБЛЕМАХ ЛОГИСТИКИ1
Тема «Цели и проблемы логистики» является, конечно
же, столь обширной и сложной, что совершенно невозмож-
но в рамках журнальной статьи изложить ее пусть даже
приблизительно исчерпывающим образом, в силу чего
здесь предполагается лишь дать общий обзор этой темы,
путем выделения ее важнейших основных моментов.
Чтобы с самого начала несколько упростить дело, я бы
хотел начать с замечания, что между проблемами и целями
логистики, по-видимому, имеет место простое отношение,
которое совсем коротко можно обозначить так: проблемы
определяются целями, которые пока еще не достигнуты.
A потому будет целесообразно сперва кратко обсудить
цели логистики, чтобы затем, путем отбрасывания уже
достигиутых целей, которые означают такое же количест-
во решенных проблем, придти ко все еще открытым про-
блемам.
Но в чем же тогда состоят цели логистики?
Это, очевидно, можно выяснить лишь двумя способами:
во-первых, через высказывания по этому поводу самих ло-
гиков, и, во-вторых, посредством анализа их логических
сочинений. В строгом смысле, цели могут иметь только ис-
следователи, которые работают в области логистики, a не
сама логистика, ну a каковы эти цели - об этом следует уз-
нать либо из их эксплицитных заявлений на эту тему, либо
из имплицитных тенденций, которые можно выявить по-
1 Jörgen Jorgensen. Über die Ziele und Probleme der Logistik //
Erkenntnis, 1932-1933, Bd. III. S. 73-106. Персвод с нем. яз. д. ф. н. Я. В. Шрамко.
219

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
средством анализа их работ. Поэтому задачу, которая стоит
передо мной, едва ли можно решить без тех или иных ис-
торических замечаний, но чтобы не запутаться в историче-
ских деталях, я бы хотел в этом плане ограничиться самым
необходимым.
Поскольку логистика очень тесно связана с логикой,
будет целесообразно, прежде всего, сказать несколько слов
о тех целях, которые ставил пред собой создатель этой
науки, Аристотель, когда он писал свои логические труды.
Насколько я знаю, он в целом не высказывался по этому
поводу, но из его произведений можно без труда извлечь
некоторые общие замыслы. Так, кажется разумным пред-
положить, что его главной целью было опровержение бес-
покоивших его софистических ложных выводов путем ра-
зоблачения их соблазнительного внешнего вида. Такого
рода личностно мотивированная цель будет нас здесь ин-
тересовать лишь постольку, поскольку она побудила его
к постановке иных - в определенной степени надличност-
ных - целей. Но так оно в действительности и было. He
важно, по каким мотивами, но он был вынужден заняться
анализом аргументации вообще, a также формулировкой
правил, которых мы должны придерживаться в ходе спо
ров, если хотим получить надежные результаты. По-види-
мому, для того, чтобы достичь этой цели, он и написал со-
чинения, которые собраны под общим названием «Орга-
нон», a из них, как известно, возникла вся классическая ло-
гика. Здесь были указаны основные проблемы и цели логи-
ки, и отсюда, благодаря все более глубокому анализу и все
более широким обобщениям, пошло затем все дальнейшее
развитие логики, которое продолжается вплоть до сего-
дняшнего дня. Здесь впервые была задумана1 идея науки о
всеобщих формах, в которых должны осуществляться
Koppe ктные выводы, о тех элементах (понятия и суждения), из
1 Ср.: Н. Scholz. Geschichte der Logik. S. 2 (1931).
220

Йоргвн Йоргенсен
которых они состоят, и о том, как они должны быть взаи-
мосвязаны, чтобы образовать дедуктивную систему. Здесь
впервые были сформулированы правила для осуществле-
ния определений, классификаций и выводов, даны всеоб-
щие формы суждений и умозаключений и предпринята
первая попытка аксиоматики, заключающаяся в том, что
здесь было проведено различие между аксиомами и теоре-
мами, между исходными и производными понятиями,
a также здесь в первом приближении были сформулирова-
ны логические правила их построения. Короче говоря:
здесь были заложены основы новой науки об элементах и
формах дедуктивных систем, и было бы весьма несправед-
ливо порицать Аристотеля за то, что он подарил миру на-
столько совершенный труд, что должно было пройти при-
близительно 2000 лет, прежде чем гению Лейбница откры-
лось, что это было только начало, которое могло быть раз-
вито по всем направлениям дальше. Мы сейчас кратко об-
рисуем, в чем заключалось это оживление до того окаме-
нелой классической логики.
В двух словах, оно было обусловлено замыслом смелой
идеи «Scientia generalis», т.е. всеобщей науки, в которую
все остальные науки должны входить как отдельные части
и которая должна обеспечить, на основе достаточных дан-
ных, возможность построения всех этих наук. В качестве
предпосылки для этой всеобщей науки Лейбниц прежде
всего представлял себе разработку двух других дисциплин:
«Characteristica generalis» и «Calculus ratiocinator». Под
первым из этих названий он понимал всеохватную логиче-
скую идеографию, т.е. систему знаков, посредством кото-
рой было бы осуществлено одно-однозначное соответствие
между знаками и идеями, между выражениями и мыслями,
так чтобы все простые идеи были представлены посредст-
вом простых знаков, все сложные идеи - посредством зна-
ковых комплексов, элементы которых выражают элементы
идей. Собрание элементарных знаков он называл «алфави-
221

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
том человеческих мыслей» и считал, что он будет содер-
жать лишь ограниченное число знаков, из которых затем
может быть образован весь универсальный и логический
язык, как наглядное отражение всего человеческого знания.
В такого рода языке должны быть, конечно, отражены не
только отдельные идеи, но и отношения между ними, a по-
скольку этот язык должен быть логическим языком, то он
выражал бы и логические отношения, которые обеспечи-
вают возможность всех умозаключений. Итак, синтаксис
этого языка должен быть логическим синтаксисом, т.е.
правила, по которым должны комбинироваться, элимини-
роваться и упорядочиваться знаки, должны быть такими
же, как те, по которым мы должны составлять, элиминиро-
вать и упорядочивать свои идеи, ссли хотим мыслить логи-
чески корректным образом. Иными словами, универсаль-
ная характеристика была бы не только логическим слова-
рем ( Vocabularium), но и логическим исчислением, ибо как
раз в силу того, что синтаксис Characteristica generalis дол-
жен быть согласован с логическими правилами, манипули-
рование знаками в соответствии с этими правилами было
бы согласовано с соответствующими логическими опера-
циями. Такого рода исчисление, которое по аналогии с
обычной алгеброй вместо логических операций имеет дело
с манипулированием знаками, как раз и есть «Calculus rati-
ocinator», так как оно обеспечивает возможность замены
процесса мышления вычислением, чтобы тем самым рас-
пространить на все человеческое знание все те пре-
имущества, которыми, по сравнению с другими науками,
обладает математика. В результате соединения характери-
стики и исчисления возникла бы «Mathesis universalis», т.е.
выраженная в знаковой записи наука, которая должна ох-
ватить все частные науки - построенные в виде строго де-
дуктивных систем, так что можно было бы чисто вы-
числительным способом выводить все следствия из каких-
либо посылок и решать все спорные вопросы посредством
простого «Calculemus».
222

Йоргѳн Йоргенсен
To, что Лейбниц замыслом этой грандиозной идеи не
только поставил перед логикой столь обширную цель, что
она не только для него самого оказалась недостижимой, но
и вынуждала также более поздних исследователей сущест-
венно ее сужать, не оправдывает распространенного мне-
ния, что его идея была якобы лишь фантастической хи-
мерой или голой мечтой; и те многочисленные попытки,
которые он сам предпринял для ее реализации, ясно пока-
зывают, что она была для него не мимолетной развлека-
тельной мыслью, a серьезной программой, на выполнение
которой QH потратил много усилий и времени. И в ходе
этого он сделал столько ценных открытий, что теперь, по-
сле того как более позднее развитие логики доказало
большую плодотворность его идей, он повсеместно счита-
ется основателем современной логистики. И с полным на
то правом. Ведь он фактически указал в своих произведе-
ниях все те основные цели, над достижением которых
позднее работали логистики, a также открыл важнейшие
методы осуществления этих целей. He вдаваясь в детали, я
бы хотел очень кратко сформулировать те задачи, который
он оставил своим последователям.
Во-первых, все без исключения понятия, которыми лю-
ди оперируют в науках, должны быть анализируемы на-
столько далеко, насколько это возможно и должны быть
сведены к минимальному числу исходных понятий, из ко-
торых все остальные понятия снова могут быть выведены
или построены посредством определения. Эту задачу я бы
хотел - следуя Карнапу - назвать конституционно-теоре-
тической основной задачей.
Во-вторых, все без исключения высказывания, которые
встречаются в науках, должны быть систематически упо-
рядочены таким образом, чтобы все предложения, которые
могут быть дедуцированы из других предложений, пере-
числялись позже этих предложений, так чтобы получаю-
щиеся дедуктивные системы начинались каждая с не-
223

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom Ш
большого числа исходных предложений, из которых все
остальные могли бы следовать. Эта задача может быть на-
звана аксиоматической основной задачей.
В-третьих, все исходные понятия должны быть симво-
лизированы посредством подходящих знаков, a все произ-
водные понятия - посредством комбинаций этих знаков.
Точно также все высказывания должны быть символизиро-
ваны посредством введения подходящих знаков для выра-
жаемых в них отношениях. Эту задачу назовем символоло-
гической основной задачей.
И, наконец, в-четвертых для комбинаций понятий и для
дедукции предложений должны быть найдены всеобщие
правила, которые с помощью введенных символов могут
быть сформулированы как вычислительные предписания.
Эту задачу я называю калъкуляториой основной задачей.
Из этих четырех основных задач, которые друг с другом
тесно переплетены и друг друга частично обусловливают,
сначала начали разрабатывать первые две и притом со-
вершенно независимо от наработок Лейбница, которые, к
сожалению, оставались в небрежении или же в забвении в
течение двух столетий. Следующий решающий шаг сделал
английский математик Джорж Буль, который построил
первую разработанную систему «алгебры логики». Он по-
казал, как с помощью обычных алгебраических символов
можно построить вычислительную систему, формулы ко-
торой могуг быть интерпретированы как предложения об
объемах понятий или об истинностных значениях (точнее:
относительно значимости (Gültigkeitsdauer)) предложений,
так чтобы здесь мышление действительно можно было за-
менить вычислением. Позднее эта система была улучшена
Ч.С. Пирсом посредством введения символа для особого
логического отношения - так называемого символа импли-
кации, выражающей логическое следование, и затем до-
строена Эрнстом Шрёдером до полной системы. Что в этой
алгебре логики является особо примечательным, так это то.
224

Йорген Йоргенсен
что она может быть рассмотрена в качестве полностью
формальной системы, в которой - как говорил уже Буль -
«правильность процессов зависит не от интерпретации ис-
пользуемых символов, a только от законов их комбиниро-
вания. Любые системы интерпретации, которые не влияют
на истинность принятых отношений, являются в равной
степени допустимыми, и поэтому один и тот же процесс
может, согласно одной схеме интерпретации, представлять
решение проблемы о свойствах чисел, согласно другой
схеме интерпретации - решение геометрической пробле-
мы, a согласно третьей схеме - решение проблемы опти-
ки». В соответствии с этим пониманием, также и специфи-
чески логическое в алгебре логики, a именно, ее выполни-
мость для объемов понятий и предложений, должно, ко-
нечно же, рассматриваться как особое применение, которое
не в большей и не в меньшей степени связано с этой фор-
мальной системой, чем любое другое возможное примене-
ние или интерпретация, и алгебра логики должна, таким
образом, рассматриваться скорее как особая алгебра, чем
как логическая алгебра. Уайтхед, в своей объемной «Уни-
версальной алгебре», в которой содержится изложение
важнейших из известных видов алгебры, рассмотрел ал-
гебру логики в качестве такого рода формальной системы,
a именно, как наиболее простую из всех алгебраических
систем. И с тех nop алгебра логики всегда трактовалась как
такого рода формальная система, в особенности американ-
скими исследователями, например Хантингтоном, Шеффе-
ром и Бернштейном, которые существенно прояснили и
упростили аксиоматические основы этой алгебры. Таким
образом, обсуждавшаяся до сих nop система логической
алгебры может считаться всего лишь частным случаем ре-
шения калькуляторной основной задачи. A именно, если
рассмотреть ситуацию конкретнее, эта система предостав-
ляет только исчисление классов и предложений и при этом
она оперирует лишь отношениями между классами или
8 3ак. 1731
225

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
между предложениями, которые формально совпадают
(konform), т.е. главным образом, включением или импли-
кацией, и равенством, соответственно, эквиваленцией. Од-
нако эти отношения представляют лишь очень небольшую
выборку из всех отношений, которые могут иметь место
между предметами, поэтому возникает задача развить об-
щее исчисление отношений, которое было бы свободно от
таких ограничений. Попытки построения такого рода ис-
числения предпринял уже де Морган, Пирс и Шрёдер так-
же детально этим занимались; однако их работы на эту те-
му страдали тем недостатком, что они рассматривали от-
ношения как суммы упорядоченных пар индивидов, из-за
чего фундаментальные свойства отношений должны были
выражаться посредством очень длинных и с трудом интер-
претируемых суммативных формул. Существенное упро-
щение символики было впервые осуществлено в 1900 г.
Бертраном Расселом, который также предпринял глубокий
анализ и классификацию отношений, благодаря чему, ча-
стью лишь в результате более поздних улучшений, он при-
дал исчислению отношений такой вид, который оно сохра-
няет и поныне. С этой точки зрения исчисление классов и
исчисление предложений оказываются всего лишь отдель-
ными частями всеобщего исчисления отношений, a именно
вычислительными теориями особого рода отношений, ко-
торые называются отношением включения между классами
и отношением импликации между предложениями, и свой-
ства которых неявно определяются посредством соответст-
вующих систем аксиом. Однако наряду с этими двумя от-
ношениями существует еще необозримое множество дру-
гих отношений, которые различным образом, например по
числу их членов, отличаются друг от друга, и лишь не-
большая подборка которых была до сих nop исследована, в
частности, в абстрактных геометриях, которые вполне мо-
гут быть истолкованы как части всеобщего исчисления от-
ношений. Таким образом, здесь мы имеем обширную еще
226

Йорген Йоргенсен
неисследованную область, более детальная разработка ко-
торой тесно взаимосвязана с аксиоматической основной
задачей, о которой я теперь, поэтому, должен сказать не-
сколько слов.
По известному определению Вейля1, аксиоматический
метод заключается просто-напросто в том, чтобы полно-
стью собрать исходные понятия и исходные факты, из ко-
торых все остальные понятия и предложения некоторой
теории или науки могут быть выведены при помощи опре-
делений или дедуктивно. Решающая характерная черта ак-
сиоматической системы состоит, таким образом, в том, что
она содержит все те предпосылки, которые необходимы
для того, чтобы чисто логически развить соответствующую
теорию. Если речь идет о формальной теории, то аксиома-
тическая система также будет формальной, т.е. предметы,
для которых она должна выполняться, не будут опреде-
ляться явным образом, a будут вводиться в качестве пере-
менных, значение которых неявно устанавливается или
очерчивается посредством включающих их аксиом. Поэто-
му аксиомы и все выводимые из них предложения будут
очевидно выполняться для любого мыслимого и совмести-
мого с аксиомами истолкования исходных понятий, и вся
система будет, как говорил Пьери (Ріегі), гипотетико-
дедуктивной системой. Иными словами, она представляет
лишь следующее утверждение: если для какой-либо систе-
мы объектов и отношений, при подходящей интерпретации
исходных понятий, аксиомы превращаются в верные вы-
сказывания об этих объектах и отношениях, то тогда для
них выполняются и все теоремы данной теории. Если су-
ществует несколько такого рода интерпретаций, то в таком
случае система аксиом представляет не одну теорию, но
ровно столько теорий, сколько существует интерпретаций.
Поэтому систему формальных аксиом можно рассматри-
1 Handbuch der Philosophie, Bd. I. S. 16.
227

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
вать как логическую пустую форму для возможных теорий,
как некоторую «теорию-функцию» или «доктринальную
функцию», a отдельные аксиомы и теоремы - как высказы-
вательные функции1, так что мы получаем высказывания в
собственном смысле только если интерпретируем эти
функции, или если конструируем общую импликацию с ак-
сиомами в качестве антецедента и некоторой теоремой в
качестве консеквента.
Как известно, разработкой этого аксиоматического ме-
тода занималась, прежде всего, Гёттингенская школа под
гениальным руководством Гильберта, и стараниями этих
исследователей он превратился в высшей степени плодо-
творный инструмент математического исследования. По-
этому совершенно не удивительно, что этот метод по-
пытались применить также и в области точной логики, в
результате чего ее удалось аксиоматизировать и исследо-
вать с помощью обычных методов на предмет непротиво-
речивости, независимости и полноты. Это уже настолько
общеизвестно, что здесь излишне останавливаться на этом
подробнее. Однако, быть может мне будет позволено сде-
лать одно-единственное замечание, которое, по моему
мнению, разъясняет одну трудность, связанную с примене-
нием аксиоматического метода в логике. Хотя, как уже бы-
ло сказано, система аксиом во всех остальных случаях
должна быть истолкована как теория-функция, которая до-
пускает различные возможные интерпретации, кажется
спорным, допустимо ли подобное истолкование аксиома-
тической системы относительно логики. Ведь для того,
чтобы вообще быть в состоянии выводить теоремы из ка-
кой-либо системы аксиом, необходимо использовать опре-
деленные принципы вывода, и эти принципы, если мы
В соответствии со сложившейся в отечественной литсратурс тер-
минологической традицией мы будем всюду персводить используемый в
тсксте статьи термин «Satzfunktion» (буквально - «предложснческая
функиия») как «высказывательная функция». - Пріш перев.
228

Йоргѳн Йоргенсен
хотим, чтобы вывод вообще имел смысл, должны пред-
полагаться как безусловно истинные. Однако такие прин-
ципы являются как раз логическими принципами и поэто-
му должны содержаться в системе аксиом логики. Эта ак-
сиоматическая система должна, таким образом, содержать
аксиомы, которые не могут быть истолкованы как пустые
формы или высказывательные функции, но должны быть
истолкованы как истинные предложения. И для того, чтобы
удовлетворять этому требованию, они не могут содержать
никаких неопределенностей, т.е. никаких действительных
переменных, но входящие в них символы для предметов и
отношсний должны обозначать совершенно конкретные
предметы и отношения между ними; и мы должны заранее
знать эти предметы и отношения, чтобы иметь возмож-
ность решить, являются ли эти аксиомы истинными. Но ес-
ли это так, то тогда обычные для других случаев методы
доказательства непротиворечивости представляются со-
вершенно бессмысленными относительно таких аксиом;
ибо если уже заранее ясно, что каждая аксиома сама по се-
бе истинна, то тогда уже может не подвергатъся сомнению,
что они не противоречат друг другу. Вообще, я должен
сказать, мне кажется, что логическую систему аксиом
нельзя ни истолковать чисто формально, ни установить по-
средством «мета-математических» рассмотрений, но всегда
нужно прибегать к содержательному исследованию приро-
ды предложений и отношений между ними, точно также
как, по моему мнению, лишь с помощью такого рода сооб-
ражений можно дать обоснование того, что правило выво-
да Гильберта
S
S->T
Т
должно быть сформулировано именно піак, a не как-то по-
другому, например так:
229

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
S
S->T
f
Поэтому мне представляется сомнительным, что аксио-
матический метод в чисто формальном построении, кото-
рый ему придали аксиоматики, покажет себя таким же зна-
чимым в логике, каким он показал себя в математике, хотя
я вовсе не хочу отрицать, что он может быть очень полез-
ным для решения частных проблем, и конечно же, является
незаменимым при исследовании природы всех нелогиче-
ских дедуктивных систем.
В этих условиях я должен считать большой удачей то,
что логистики, которые занимались анализом оснований
логики и дедуктивными системами, развиваемыми при по-
мощи логики, посвятили себя преимущественно содержа-
тельным исследованиям логических предметов и фактов,
как это имеет место в работах Фреге, Пеано и его школы,
a также Рассела и его последователей. Интерес этих иссле-
дователей сосредоточен не столько на формальной кальку-
ляторной основной задаче, сколько на конституционно-
теоретической и содержательно аксиоматической, а, поми-
мо этого, в качестве вспомогательного средства для их ре-
шения они исследовали символологическую основную за-
дачу. О разработке удобной символики особенно позаботи-
лись члены итальянской школы, и фактически они приду-
мали большую часть используемых сегодня логических
символов. При этом они особое виимание уделяли тому,
чтобы для разных идей и операций вводить разные симво-
лы, даже если эти идеи и операции с формальной точки
зрения выглядели похоже или одинаково, как например,
логическое и арифметическое сложение и умножение. Этот
интерес к идеографии связан с тем, что члены итальянской
школы главным образом заботились о - хотя и не осущест-
вленном - анализе математических понятий и о представ-
230

Йорген Йоргенсен
лении математических предложений только с помощью
идеографических символов. Таким образом, они рассмат-
ривали идеографию главным образом как ипструмент по-
нятийного анализа, и поэтому логистика истолковывалась
ими скорее как мепюд, чем как система. У Фреге же, на-
против, систематическая точка зрения с самого начала на-
ходится на переднем плане, и символика для него является
главным образом лишь средством достижения его система-
тической цели. Эту цель он следующим образом сформу-
лировал в своей работе «Основные законы арифметики»
(С. 1): «В моих "Основаниях арифметики" я стремился по-
казать правдоподобность того положения, что арифметика
является ветвью логики и не должна искать какую-либо
опору для своих доказательств ни в опыте, ни в созерца-
нии. В настоящей книге это должно быть подтверждено
тем, что простейшие законы численностей будут выведены
с помощью одних лишь логических средств». И действи-
тельно, мы имеем здесь первую обширную и в деталях
проработанную попытку построить часть «Scientia
generalis» - конечно, всего лишь небольшую, но все же
очень важную часть, и если бы эта попытка удалась, то ее
следовало бы расценить не только как победу логи-
стических методов, но и как важное научно-теоретическое
открытие. Однако, к сожалению, эта попытка должна быть
оценена как неудачная. Парадокс Рассела показал, что что-
то еще было не в порядке. Тем не менее, старания и дости-
жения Фреге вовсе не следует на этом основании расцени-
вать как бесполезные. Наоборот, своими чрезвычайно про-
ницательными исследованиями он внес так много ясности
в вопрос в целом и задал настолько высокие стандарты для
логических исследований, что он навсегда останется в ис-
тории логики как один из ее творцов. Кроме того, многие
из его идей нашли воплощение в систематическом основ-
ном труде современной логистики, «Principia Mathematica»
Рассела и Уайтхеда. Я должен теперь сказать несколько
231

«ERKENNTNIS», 1032-1933. Tom III
слов об этом фундаментальном произведении, которое по-
средством всеохватного синтеза подвело итог всему, чего
достигли логистики к 1913 г., чтобы затем от него перейти
к новейшим логистическим исследованиям.
Главная цель «Ргіпсіріа Mathematica» состоит в том,
чтобы строго доказать, что чистая математика и чистая ло-
гика могут быть объединены в рамках одной-единственной
дедуктивной системы. Или, другими словами: что всю чис-
тую математику можно свести к чистой логике, a именно,
таким образом, что с одной стороны, все математические
предложения можно дедуцировать из логических предло-
жений, a с другой стороны, все матсматические понятия
можно образовать из логических понятий. Для достижения
этой цели Рассел и Уайтхед должны были, прежде всего,
придать и логике подходящую форму, т.е. они должны бы-
ли саму логику представить в виде дедуктивной системы, в
которой были бы доказаны все те предложения, которые
могут быть доказаны, и сформулированы все те понятия,
которые могут быть сформулированы. При этом, естест-
венно, определенные исходные предложения и определен-
ные исходные понятия должны были быть приняты как за-
ранее данные, в качестве предположительно далее нереду-
цируемого фундамента, которого было бы достаточно для
поддержания всего здания. Таким образом, сначала необ-
ходимо было найти исходные предложения и исходные по-
нятия и символизировать их подходящим образом, чтобы
иметь возможность осуществить это построение на манер
исчисления. A поскольку каждый дедуктивный процесс со-
стоит в том, что те или иные предложения выводятся из
других таким образом, что истинность первых гарантирует
истинность последних, необходимо было начать с анализа
предложений, и здесь, естественно, сразу пришли к разде-
лению предложений на те, которые состоят из других
предложений и те, которые не содержат других предложе-
ний в качестве компонентов. Последние назвали «атомар-
232

Йорген Йоргенсен
ными», a первые - «молекулярными» предложениями, так
как они могут быть рассмотрены как результат связи ато-
марных предложений. Между тем стало очевидно, что су-
ществуют различные виды способов связи и вытекающих
отсюда связок, и отсюда возникла задача исследовать,
сколькими различными способами можно образовывать
молекулярные предложения из одного или нескольких
атомарных предложений. По моему мнению, эту задачу
можно решить только эмпирически-индуктивным образом,
и поэтому мы никогда не можем знать, открыли ли мы уже
все возможные способы связи. Только если заранее огра-
ничиться тем, чтобы заниматься лишь определенными спо-
собами связи или операциями, можно получить обзор всех
предложений, которые могут быть образованы при помощи
этих операций. Как известно, в «Principia Mathematica» ис-
ходят из отрицания и дизъюнкции, a затем определяют
конъюнкцию, импликацию и эквивалентность. Позднее
Г.М. Шеффер1 показал, что посредством одного лишь от-
ношения «несовместимости» или «отвержения» можно оп-
ределить все встречающиеся в «Principia» отношения меж-
ду двумя предложениями, так что нам нужно одно лишь
это исходное отношение. В символической форме тот факт,
что два произвольные атомарные предложения, р и q, яв-
ляются взаимоисключающими или несовместимыми выра-
жается обычно посредством знакосочетания plq. Это озна-
чает: «р и <? не являются одновременно истинными». Таким
образом, здесь ничего не говорится о содержании р и q,
a также ничего - об истинности или ложности р или q no
отдельности, но лишь то, что они не являются вместе ис-
тинными. Итак, если подставить вмссто р w q конкретные
атомарные предложения, то получается молекулярное
предложение, истинность которого зависит только лишь от
значений истинности/? и q. Если/7 и q являются вместе ис-
1 Trans. Amer. Math. Soc, Vol. XIV. P. 481—89.
233

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
тинными, to plq является ложным, в остальных же случа-
ях - истинным. Поэтому выражение plq можно считать
функцией р и q, a именно такой функцией, истинностное
значение которой зависит только от истинностных значе-
ний р и q, и только от них. Такого рода функция как раз и
называется истинностной функцией, и все функции, кото-
рые могут быть образованы посредством связки атомарных
предложений при помощи отношения несовместимости,
являются истинностными функциями от атомарных пред-
ложений в качестве аргументов. Большое значение этих
функций состоит в том, что они дают возможность опреде-
лять истинность или ложность одних предложений на ос-
нове истинности или ложности других предложений, без
необходимости что-либо знать о содержании этих предло-
жений. Если мы, например, знаем, что plq является ис-
тинным, и что р является истинным, то можем заключить,
что q является ложным, ибо в противном случае р и q не
были бы несовместимыми в принятом выше смысле. Очень
важно, поэтому, иметь обзор всех истинностных функций
и, как показал Витгенштейн1, это можно очень легко осу-
ществить при помощи истинностных таблиц. Если, напри-
мер, исходить из двух атомарных предложений, каждое из
которых может быть истинным или ложным, то существует
четыре и только четыре взаимоисключающие комбинации
их истинностных значений, a именно: pq> pq, pq и pq,
где р должно означать истинность р, a p - отрицание ис-
тинности, т.е. ложность р. Если теперь объединить эти че-
тыре комбинации посредством дизъюнкции и принять во
внимание, что каждая из них может быть истинной или
ложной, то получится 16 возможных взаимоисключающих
истинностных возможностей, как показано в таблице I:
.//. Витгенштеин. Логико-философский трактат. 4.3. и далес //
Л. Витгенштеин. Философские работы. Ч. I. Москва: Гнозис, 1994.
С. 2-73. Далсс сноски даются по этому изданию. - Пріім. ред.
234

Йоргѳн Йоргѳнсѳн
Таблица I
\)pqvpqvpqvpq
2) pqvpqvpqvpq
3) pqv~rfvpqvpq
A) pqv pqvfkjvpq
5) pqv pqv pqv Щ
6) pqvpq v pqv pq
7) pqvpq vpqvpq
8) pqv pqv pqv pq
9) pqv pqv pqv "pq
0) pqv pqv pqv pq
1) pqvpq vpqvpq
2) pqv pqvpq v pq
3) pqvpqvpqvpq
4) pqv pqv pqv pq
5) pqv pqvpq v pq
6) pqvpqvpqvpq
Таблица II
pvp
pvq
pvq
pvq
pvq
p = q
P
Я
Я
P
p = q
pq
PQ
pq
pq
P'P
Каждое из этих выражений определяет истинностную
функцию или от/7, или от q9 или отр и q, a вместе они оп-
ределяют все мыслимые истинностные функции от одного
или двух атомарных предложений. Так, первая функция
определяет так называемую «тавтологию», вторая - «несо-
вместимость», третья - «материальную импликацию»,
седьмая - «отрицание /?», пятнадцатая - «конъюикцию»
и шестнадцатая - «противоречие». Все эти истинностные
функции выписаны в таблице II при помощи обычных ло-
гистических знаков. Как легко видеть, все 16 истинностных
функций соответствуют друг другу таким образом, что лю-
бые две из них, порядковые номера которых дают в сумме
17, отрицают друг друга; это выполняется, например, для
(1) и (16), (2) и (15), (3) и (14) и т.д., из чего следует, что мы
получим тавтологию, т.е. дизъюнкцию всех истинностных
возможностей, если произвольную истинностную функцию
235

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
свяжем дизъюнктивно с соответствующей ей истинностной
функцией. И поскольку всегда можно осуществить такую
связку без того, чтобы уничтожить истинность данной ис-
тинностной функции, то мы видим, что все предложения,
которые могут быть сконструированы приведенным спосо-
бом, являются «тавтологическими». Точно также очевидно,
что если выполняющиеся истинностные возможности не-
которого предложения полностью или частично содержат-
ся в выполняющихся истинностных возможностях другого
предложения, то второе предложение должно быть истин-
ным, в случае если первое предложение является истин-
ным, т.е. истинность второго предложения следует из ис-
тинности первого, или как говорит Пауль Вайс1: первое
предложение охватывает (entails) второе. Так, истинность
(4) следует из истинности (10), поскольку выполняющими-
ся истинностными возможностями (10) являются pq и pq ,
a (4) - pq, pq и pq . B частности, истинность тавтологии
(1) следует из истинности всех остальных выражений, ибо
(1) содержит все имеющиеся истинностные возможности.
Напротив, из тавтологии никогда нельзя вывести нетавто-
логическое предложение, так как это означало бы, что мы
произвольно исключаем одну или несколько из содержа-
щихся в тавтологии истинностных возможностей, что есте-
ственно, недопустимо. Таким образом, если в качестве ис-
ходных предложений логики принять только тавтологии,
то из них никогда нельзя будет получить нетавтологиче-
ских предложений. И лишь тавтологические предложения
являются абсолютно необходимыми и априорно истинны-
ми. Итак, если логика должна быть априорной наукой, она
может исходить только из тавтологических предложений и
содержать только тавтологические предложения, и по-
скольку «Principia Mathematica» должна быть такого рода
системой, то она может содержать только такие предложе-
ния. Однако эти предложения устроены таким образом, что
1 Paul Waiß. Relativity in Logic // The Monist, 1928. P. 546.
236

Йоргѳн Йоргенсен
их истинность может быть установлена на основе одной
лишь их формы, и поэтому для них несущественно, что они
выводятся из каких-либо других предложений, так что лю-
бая дедукция кажется здесь излишней. Или, говоря слова-
ми Витгенштейна (6.127 и 6.1262): «Все предложения ло-
гики равноправны, среди них нет таких, которые являются
исходными и выводными по самой их сути. Каждая тавто-
логия сама показывает, что она тавтология». «Доказатель-
ство ее в логике - только техническое средство, помогаю-
щее распознать тавтологию там, где она усложнена». Та-
ким образом, согласно этой точке зрения, представляется, что
аксиоматическое построение логики, которое, как уже отме-
чалось, подвержено определенным опасностям, оказывается,
к счастью, также и излишним, после того как установлен тав-
тологический характер логических предложений.
Как только мы доходим до этого пункта, тут же возни-
кает следующий вопрос: если все логические предложения
являются равноправными тавтологиями, то какое значение
имеет установленный в «Principia Mathematica» в качестве
исходного закона принцип дедукции: «Если р истинно, и
если истинно, что р материально имплицирует q, to q ис-
тинно?» Такого рода принцип представляется совершенно
излишним, если строить логику высказываний на основе
таблиц истинности, ибо в этом случае можно ведь не-
посредственно извлечь содержащееся в нем утверждение
из таблицы истинности III, которая определяет материаль-
ную импликацию:
Таблица III
я
W
W
F
F
Р
W
F
W
F
pzyq
W
F
W
W
Тем более, что это - только одна сторона дела. A имен-
но, как вытекает из уже сказанного, «материальная импли-
кация» является только одной из 16-ти возможных ис-
237

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom Ш
тинностных функций, и поэтому можно было бы сомне-
ваться, имеет ли она право на какое-то особое положение.
Расселом1, как известно, она была введена в качестве выра-
жения для такого отношения, которое должно иметь место
между двумя предложениями, когда возможно заключение
от истинности одного предложения к истинности другого.
И действительно: Если определить «р материально импли-
цирует q» как равнозначное выражение с «не-р или q», to
комбинация pq исключается, и поэтому всегда можно из
истинностир вывести истинность q. Однако из ложности/?
ничего нельзя вывести относительно истинности или лож-
ности q. Ho если в качестве исходного отношения вывода
или следования вместо импликации рассматривалось бы
отрицание, то тогда вывод вполне был бы возможен,
a именно - от ложности р к истинности q. A потому мате-
риальная импликация не является единственным отноше-
нием, которое допускает дедукцию, и таким образом, ка-
жется несколько произвольным основывать принцип де-
дукции именно на этом отношении. Возможно, именно это
обстоятельство дало Паулю Вайсу повод утверждать, что
наряду с системой, основывающейся на материальной им-
пликации, можно построить тринадцать других равнопо-
ложенных систем, a именно столько, сколько существует
истинностных функций, если отвлечься от тавтологии и
противоречия, которые допускают все истинностные воз-
можности или не допускают ни одной. Если, например, в
основу принципа дедукции вместо строки 3 положить
строку 2, то получится система, в которой выполнялось бы,
что ложное предложение можно дедуцировать из любого
предложения и любое предложение можно дедуцировать
из ложного предложения, в то время как истинное предло-
жение можно дедуцировать только из ложного предложе-
ния и допускается лишь дедукция из ложных предложений.
A именно, из четырех истинностных возможностей комби-
нации р и q, первая (pq) исключалась бы, в то время как три
1 The Principles of Mathematics, Vol. I, p. 33 (1903).
238

Йоргѳн Йоргенсен
остальные ( pq , pq и pq ) сохранялись бы, так что полу-
чается схема, приводимая в таблице IV:
Таблица IV
р
W
W
F
F
Ч
W
F
W
F
из p слсдуст q
F
W
W
W
из которой легко могут быть извлечены упомянутые де-
дукции. И точно также легко видеть, что при помощи ана-
логичньгх схем отношение «из р следует q» можно таким
образом определить относительно всех других истинност-
ных функций, чтобы, как было сказано, могли быть разви-
ты 14 различных систем дедукции, среди которых система
«Principia Mathematica» представляет собой всего лишь од-
ну. Несмотря на то, что большинство из этих систем не
имело бы никакого применения, они являются возмож-
ными с абстрактной точки зрения, и одна из еще не решен-
ных задач логистиков состоит в том, чтобы развить каж-
дую из этих систем, сравнить их друг с другом и тем са-
мым осуществить возможные обобщения нынешней логи-
стики. Однако я должен здесь добавить, что недавно Пауль
Вайс (S. 248)1 взялся за решение этой задачи и сконструи-
ровал очень элегантную схему, из которой можно вывести
многие логические взаимосвязи. Кроме того, д-р Вайс в
этой работе разъяснил, каким образом можно получить и
другие обобщения, если принять во внимание, что все вы-
шеупомянутые истинностные функции имеют всего лишь
два аргумента, и потому являются довольно-таки частными
функциями. Если вместо этих истинностных функций рас-
сматривать функции от трех, четырех, пяти или любого ко-
нечного числа аргументов, то получилось бы очень быстро
растущее число истинностных возможностей, посредством
которых можно было бы определить некоторое увеличи-
1 Paul Weiß. Two-Valued-Logic - Another Approach // Erkenntnis,
1930-1931, Bd. II. S. 242—261.
239

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
вающееся число различных истинностных функций, каж-
дая из которых могла бы сама по себе служить в качестве
базиса того или иного принципа дедукции, так что можно
было бы развить неограниченно много различных систем
дедукции. Простой пример этого дает уже «линейная триа-
да» Кемпеса: F(b\ac), которая является асимметричным,
транзитивным отношением и допускает такие выводы, от-
носительно которых наши обычные выводы представляют
собой лишь частный случай. И вполне можно себе пред-
ставить, что не только существуют и другие трехместные
отношения дедукции, но также и четырех-, пяти- или н-ме-
стные, как показал Ройс1 посредством своего обобщения
триады Кемпса: F(abc....\xyz ), так что логика в этом от-
ношении, как представляется, может быть расширена неог-
раниченным образом.
Однако не только в этом отношении. Ее пытались
обобщать также и в другом отношении. A именно, в основе
всего, что я до сих nop обсуждал, лежит предпосылка, что
любое предложение может иметь только два истинностных
значения: истину или ложь. Именно потому базирующуюся
на этой предпосылке логику называют двузначной ло-
гикой. Но это ограничение двумя истинностными значе-
ниями кажется искусственным, и поэтому были предпри-
няты попытки тем или иным образом его обойти. С учетом
всего сказанного до сих nop, наиболее простой для пони-
мания является недавно предпринятая Эмилем Постом2 и
определенным образом далее развитая Лукасевичем по-
пытка построить многозначные системы исчисления вы-
сказываний, так как она непосредственно связана с мето-
дом «истинностных таблиц». Если истинностные функции
двузначного исчисления определить посредством так на-
зываемых «матриц», по типу тех, которые приводятся в
таблице V:
1 Trans. Amer. Math. Soc, Vol. VI, p. 353 fl.
2 Amer. Journ. of Math., Vol. XLIII, p. 163 fl.
240

Йоргвн Йоргенсен
Таблица V
3
0
/
0 /
/ /
0 /
0
/
-
/
0
где 0 соответствует «ложно», a 1 - «истинно», то представ-
ляется довольно естественным рассмотреть матрицы с тре-
мя или более значениями. Так Лукасевич - с исследо-
ваниями которого на эту тему я, к сожалению, знаком
только из короткого отчета в «Monatsheften für Mathematik
und Physik», Bd. XXXIII, S. 24-25 - определяет, например,
импликацию и отрицание в трехзначном исчислении вы-
сказываний способом, приводимым в таблице VI:
Таблица VI
z>
0
Ѵг
1
0
/
Vi
0
Ѵг
1
I
у2
1
1
1
I
0
Vi
1
-
1
Ѵ2
0
и показывает, что предложения этого трехзначного исчис-
ления образуют подкласс обычного двузначного исчисле-
ния, который, однако, не содержит многих предложений
двузначного исчисления, критикуемых со стороны интуи-
ционистов, отчего Лукасевич предлагает также исследо-
вать соответствующую трехзначному исчислению матема-
тику. Здесь y меня нет возможности детальнее останавли-
ваться на этом вопросе, a я могу лишь сделать несколько
замечаний по поводу многозначных логических систем.
В соответствии с методом, который использует Лукасевич,
многозначность имеет чисто формальный характер, в том
смысле, что мы не знаем, какие именно значения соответ-
ствуют числам 0, '/г, 1. Хотя более ранние исследования
показали, что в двузначной системе 0 можно интерпрети-
ровать как «ложно», a 1 - как «истинно», это, однако, яв-
ляется всего лишь некоторой интерпретацией, но ведь воз-
можны также и другие интерпретации. Как сказал Рассел1,
1 Ргіпсіріа Mathematica, Vol. I, p. 660 (Sec. Edit., 1925).
241

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
для математической логики безразлично, что такое истина
и что такое ложь; значение имеет лишь то, что предложе-
ния делятся по четким правилам на взаимоисключающие
классы. В двузначных исчислениях они делятся только на
два класса, которые обозначаются как класс истинных и
класс ложных предложений, однако любая другая пара
свойств, приводящих к аналогичному разделению, могла
бы точно так же считаться «значениями». В силу этого
0 вовсе не обязательно должен интерпретироваться как
знак для «ложно» и I - как знак для «истинно», но их мож-
но рассматривать как знаки для произвольных свойств,
приводящих к соответствующему делению. И если ввести
три символа для значений: 0, Vi и 1, то точно также не обя-
зательно иметь в виду определенные значения, но с ними
можно оперировать чисто формальным образом. Однако
если мы хотим применить исчисление к предложениям,
нужно конечно знать свойства предложений, которые мо-
гут соответствовать символам для значений, как, например,
«истинно» и «ложно» в двузначном исчислении. Тут пред-
ставляется довольно естественным, в качестве значений
многозначных исчислений предложений ввести различные
модальности суждений, и действительно, прежние попытки
построения многозначной логики задумывались как исчис-
ления модальностей. МакКолл работал в этом направлении
уже с 1872 г. и его «Символическую логику» 1906 г. следу-
ет рассматривать как своего рода пятизначное модальное
исчислсние, в котором кроме «истинно» и «ложно» опери-
руют еще с тремя исходными предикатами суждений,
a именно - «необходимо», «невозможно» и «переменно»
(т.е. ни необходимо, ни невозможно). Между тем, более
известна построенная Льюисом система «строгой импли-
кации», которая представляет интерес с различных точек
зрения. Как известно, Оскар Беккер отметил, что, основы-
ваясь на работах Люиса, можно построить исчисления
1 Oskar Bekker. Zur Logik der Modalitäten // Jahrbuch für Phil. u. phän.
Forschung, Bd. XI, S. 497 fl.
242

Йорген Йоргѳнсен
с шестью или десятью исходными модальностями, кото-
рые, по его мнению, могут быть определенным образом
взаимосвязаны с логикой Брауэра, которая была формали-
зована Гейтингом1. Здесь я, к сожалению, не могу более под-
робно останавливаться на этой интересной проблеме, которая
еще не разработана, но должен обратиться к одному общему
вопросу, который возник в связи со «строгой импликацией».
Введенная Расселом «материальная импликация» не со-
ответствовала обычному понятию следования. Это обстоя-
тельство побудило Льюиса уже в 1912 году2 проанализи-
ровать понятие «материальной импликации» более деталь-
но. В результате такого анализа Льюис пришел к понятию
«строгой импликации», которое выражает более узкое от-
ношение, чем отношение «материальной импликации»,
и которое не могло быть определено только посредством
значений «истина» или «ложь», но требовало еще одно,
третьего значения: «невозможность». Затем при помощи
этих трех истинностных значений он определяет выраже-
ние «р строго имплицирует q» как равнозначное с «певоз-
можпо, что р является истинным, a q - ложным», в то вре-
мя как материальная импликация утверждает лишь лож-
ность того, что/7 является истинным, a q - ложным. В сим-
волической форме:
p<q =dfpq9cooT.p^>q =df- pq,
B результате, no его мнению, мы с одной стороны по-
лучаем определение обычного понятия следования, и с
другой стороны, избегаем так называемых «парадоксов»
материальной импликации - например, p^>(p^>q) и
çd(/?dç), т.е. из ложного предложения следует любое
предложение, и истинное предложение следует из како-
го угодно предложения. Это, однако, оказалось необосно-
1 А. Heyting. Die formalen Regeln der intuitionistischen Logik // Berliner
Berichte, math.-phys. Ki., 1930, II.
2 Implication and the algebra of logic // Mind, Vol. 21, p. 522fT. Cm.:
Mind, Vol. 23, p. 240АГ; A Survey of symbolic logic, Ch.V.
243

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom Ш
ванным, поскольку и в исчислениях Льюиса встречают-
ся похожие «парадоксы», как, например, p<{p<q) и
~ß<(q<p), т.е. из невозможного предложения следует
какое-угодно предложение, и необходимое предложение
следует из какого-угодно предложения. Таким образом, хо-
тя мы едва ли можем утверждать, что Льюису удалось про-
анализировать и определить обычное понятие следования,
тем не менее, представляется бесспорным, что это понятие
отличается от материальной импликации. Это с особой яс-
ностью показал Дж.Е. Мур, когда ввел понятие логическо-
го «entailment»'. Под «entailment» он понимает отношение
«из р необходимо следует q» и приводит следующие при-
меры: «Это является красным» entails «это является окра-
шенным», «это есть правый угол» entails «это есть угол»,
«Всякий человек смертен и Сократ - человек» entails «Co-
крат смертен». Несложно видеть, что «entailment» является
более узким отношением, чем материальная импликация,
т.е. когда «р entails q» является истинным, то тогда истинно
также, что р материально имплицирует q, но обратное не-
верно. Предложения «Солнце больше Земли» и «Сократ
был человеком» взаимно имплицируют друг друга, по-
скольку оба являются истинными, но никакое из них не
entails другое, так как их нельзя в обычном смысле вывести
друг из друга. Между двумя предложениями, из которых
одно «entails» другое, по-видимому имеет место более уз-
кое отношение, чем между двумя предложениями, из кото-
рых одно лишь материально имплицирует другое, и это бо-
лее узкое отношение по видимому нельзя определить по-
средством одних лишь «истины» и «лжи». Рассел2, правда,
попытался истолковать «EntaiIment» как частный случай
материальной импликации, a именно, в таком же смысле,
в каком материальная импликация является частным слу-
чаем формальной импликации, когда последняя принимает
значение «истина» для всех аргументов. Согласно этому
1 «Слсдование» (англ.). - Прим. перев.
1 Bertrand Russell. The Analysis of Matter, 1927. P. 170.
244

Йоргѳн Йоргѳнсен
пониманию, утверждение «р entails q» должно быть равно-
значным утверждению «р материально имплицирует q, и
как/г так и q являются взаимосвязанными значениями двух
высказывательных функций щ и щ, из которых первая
материально имплицирует вторую при всех значениях дг».
Однако, как показала мисс Стеббинг1, эта интерпретация,
которая на первый взгляд кажется довольно убедительной,
не может быть проведена во всех случаях, и поэтому едва
ли возможно обойтись без того, чтобы не признать
«Entailment» в качестве отношения, которое отличается как от
формальной, так и оі материальной импликации. A имен-
но, представляется также невозможным определить
«Entailment» при помощи других до сих nop рассмотренных
истинностных функций, из-за чего мы пока что вынуждены
истолковывать его как логическое отношение sui generis.
Этот рсзультат, однако, чреват своими последствиями; ибо
он означает, что мы должны считаться с существованием
логических отношений, которые зависят не только от ис-
тинностных значений своих элементов, но также и от их
смысла, т.е. в логике нельзя ограничиться исследованием
истинностных функций, что значительно упростило бы де-
ло. Или другими словами: если логику, которая занимается
только функциями истинности, назвать экстенсиоиальнои
логикой, a логику, которая занимается только отношения-
ми между смыслами предложений, назвать интенсиональ-
иой логикой, to no видимому первая из них не исчерпывает
всей логики, но должна быть расширена за счет второй.
Вообще-то, можно наверное пойти еще дальше и утвер-
ждать, что то же самое предполагает любая экстенсиональ-
ная логика, ибо построение истинностных функций пред-
полагает, что атомарные предложения не являются полно-
стью бессмысленными, но имеют по крайней мере тот
смысл, что их можно отличать друг от друга и от их отри-
цаний. Обратное же, напротив, не имеет места, ибо мы
вполне можем установить, «влечет» ли одно предложение
1 Susann Stebbing. A Modern Introduction to Logic, 1930. P. 225-226.
245

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom Ш
другое, без того, чтобы нуждаться в каком-либо знании об
истинностных значениях обоих предложений. Итак, в этом
смысле интенсиональная логика оказывается более фунда-
ментальной, чем экстенсиональная1, и желание построить
логику чисто экстенсионально, как это попытались сделать
в «Ргіпсіріа Mathematica», кажется неудачным. Хотя, воз-
можно, и правильно, что, как заметил Рассел во втором из-
дании (р. 659), при помощи подходящего определения
можно обосновать тезис, что функция может входить в
предложение только посредством своих истинностных зна-
чений, и тем самым спасти экстенсиональное построение,
но тем самым интенсиональные моменты, которые встре-
чаются при построении основополагающих истинностных
функций, вовсе не устраняются, но лишь произвольно ис-
ключаются из сферы рассмотрения. Иными словами, дажс
если определить математику так, что она может содержать
лишь функции от функций, которые соответствуют этим
допущениям, все же интенсиональные моменты будут не-
явно содержаться в основополагающих функциях. Поэтому
представляется настоятельно необходимым наряду с экс-
тенсионалыюй логикой развивать логику интенсиональ-
ную, и то, каким образом это следует делать, может счита-
ться одной из важнейших проблем современной логистики.
На этом пути можно прийти к гораздо более широкому
обобщению, чем то, которое обсуждалось ранее. A именно,
если исследовать отношения, обусловленные смыслом
предложений, то, как это уже вытекает из замечаний каса-
тельно «следования», нельзя будет избежать того, чтобы
исследовать и другие свойства наряду с истиниостными
значениями, a истинностные значения предстанут тогда
лишь в виде некоторых особых качествеииых зиачетш
(Eigemchaftswerte). A можно ведь пойти дальше, и вместе с
Паулем Вайсом замыслить идею логики, которая имеет де-
ло не только с предложениями и их свойствами, но с про-
1 Ср.: Paul Weiß. Entailment and the Future of Logic // Proceedings ol
the Seventh International Congress of Philosophy, 1931. P. 148.
246

Йорген Йоргенсен
извольными предметами и какими-либо свойствами.
В обобщенной таким образом логике утверждения звучали
бы не как: «Если такое высказывание является истинным,
то тогда тавтологически истинным является также и такое
высказывание», но как: «Если это и это имеет место, то то-
гда тавтологически имеет место также это и это». Логика
«Ргіпсіріа Mathematica» представляла бы собой лишь очень
частный случай применения такого рода логики, a именно,
тот случай, когда в качестве элементов допускаются лишь
предложения, в качестве свойств этих элемеитов - лишь
«истина» и «ложь», a в качестве комбинаций этих элемен-
тов - лишь истинностныс функции. Однако, кроме этого
указания, мие пока нечего сказать на эту тему и поэтому
я бы хотел вернуться к логике «Ргіпсіріа», чтобы кратко
обсудить некоторые связанные с ней проблемы.
Как вы, конечно же, уже заметили, до сих nop я говорил
только об атомарных и состоящих из них молекулярных
предложепиях. Если все эти предложения называть «эле-
ментарными предложепиями», то сразу возиикает вопрос,
все ли предложения являются элементарными. И на этот
вопрос мы должны, по-видимому, ответить отрицательно.
Конечно, мы никогда не сможем со всей определенностью
сказать, сколько существует других видов предложений,
поскольку здесь решающее слово относительно возможно-
стей построения предложений остается за опытом, который
никогда нельзя исчерпать. Тсм нс менее, уже установлено,
что некоторые другие виды являются далее нссводимыми.
Это верно, в частности, для так называемых «обобщающих
предложений», которые играют в логистике важную роль.
Такого рода предложением является, например: «Всякий
человек смертен», которое равнозначно предложению:
«Если дг является человеком, то х является смертным» или:
«Для любого значения лг, выражение (х есть человек) им-
плицирует выражение (х смертен)». Здесь существенно, что
в обоих упомянутых выражениях дг имеет одно и то же
значение, в силу чего все предложение нельзя рассматри-
вать как материальную импликацию с двумя выражениями
247

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
в качестве членов, но это предложение должно рассматри-
ваться как единая конструкция. В эту конструкцию входят,
между прочим, два - взаимозависимые здесь - выражения
«(* есть человек)» и «(* смертен)», и эти выражения, как
известно, являются не предложениями, a высказыватель-
ными функциями, т.е. выражениями, которые получаются,
если в осмысленном предложении одно или несколько со-
держащихся в нем имен вещей, свойств или отношений за-
менить на переменные. Иными словами, из предложения
«Сократ является человечным» («Sokrates ist menschlich»)
можно образовать следующие три высказывательные функ-
ции: «х является человечным», «Сократ является ср» и <а
является <р» или в более удобной записи - <рх. Если в такого
рода высказывательной функции вместо всех переменных
вновь подставить имена, то получатся либо бессмысленные
комбинации слов, типа «смертным является человечным»,
либо предложения, которые могут быть истинными или
ложными, как «Сократ является смертным» или «Солнце
является человечным». Дабы избежать бессмыслицы, не-
обходимо соблюдать определенные предписания относи-
тельно области действия переменных, что, как известно,
привело к теории «логических типов», которая в значи-
тельной степени была разработана Расселом, однако окон-
чательное оформление которой все еще представляет от-
крытую проблему. Здесь, однако, я бы хотел, не останавли-
ваясь подробнее на этой хорошо известной теме, уделить
внимание анализу и теории обобщающих предложений.
Как мы видели, предложение: «Всякий человек смертен»
равнозначно предложению: «Для любого х выполняется,
что (х есть человек)- материально имплицирует (дг смер-
тен)». Как известно, такого рода импликация между двумя
высказывательными функциями, выполняющаяся для всех
значений переменных, называется «формальной им-
пликацией», которая, таким образом, может быть истолко-
вана как обобщенная материальная импликация. В общем
виде она может быть символизирована следующим обра-
зом: «çjk Z)xy*x» или «(дс) срх Z) щ», читается как: «Для всех
248

Йорген Йоргенсен
допустимых значений jc, cpx имплицирует щ». Как неслож-
но видеть, это предложение не относится к простым общим
предложениям, которые могут быть образованы, но они
должны получиться в результате уточнения (Spezifikation)
выражения вида (дг)-срх, в которое входит только одна вы-
сказывательная функция. Такое выражение можно теперь и
отрицать, т.е. можно осмысленно утверждать, что ложно,
что все х имеют свойство çy или короче, что <рх не для всех
значенийдг дает истинные высказывания. Это можно запи-
сать следующим образом: -{х)-(рх или (х)<рх. В «Ргіпсіріа
Mathematica» это выражение определяется между прочим
как равнозначное с (Зх) <рх, т.е. «существует, по крайней
мере, одно значение jc, для которого срх является ложным
высказыванием». Вообще-то, было много споров относи-
тельно приемлемости этого определения, поскольку со
стороны интуиционистов были выдвинуты возражения
в том смысле, что, как они считают, вполне возможно су-
ществование таких случаев, когда нельзя утверждать ни
{х)(рх, ни (Зх)<рх. Пока еще не пришли к единству по во-
просу о том, действительно ли такие случаи означают, что
эти два выражения не исчерпывают всех случаев, a значит
их нельзя истолковывать как отрицания друг друга, или же
означают ли они лишь то, что мы, люди, еще не нашли
средств для того, чтобы решить, какое из этих двух выра-
жений является истинным в спорных случаях; a поскольку
я не в состоянии придумать никакого нового аргумента в
пользу той или иной точки зрения, я вынужден оставить
этот вопрос в качестве открытой проблемы, которая, ко-
нечно же, определенным образом взаимосвязана с вопро-
сом о многозначных логиках.
Другой вопрос, который в этой связи имеет большое
значение, заключается в том, возможно ли истолковать
обобщающие предложения как такие, что построены из
элементарных предложений посредством определенных
для них логических отношений, то есть, например, {х)(рх -
как конъюнкцию всех элементарных предложений, кото-
249

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
рые получаются в результате подстановки вместо всех
возможных значений переменной jc. Если имеется конечнос
число таких значений, дело кажется ясным, однако в слу-
чае, если имеется бесконечно много значений, то можно
усомниться, являются ли их конъюнкция и дизъюнкция
правильно построенными образованиями. Несмотря на то,
что для утверждения дизъюнкции практически безразлич-
но, имеет она бесконечное или лишь конечное число чле-
нов, так как дизъюнкцию можно утверждать, если известен
хотя бы один истинный члсн1, для утверждения конъюнк-
ции с бесконечно многими членами требуется, по-
видимому, знание всех этих членов и является поэтому
очень проблематичным, точно также как и дизъюнкция
в этом случае определяется только посредством бесконеч-
ного числа комбинаций истинностных возможностей. Если
это верно, то отсюда вытекают довольно неприятные по-
следствия, заключающиеся в том, что построение экстен-
сиональной теории обобщающих предложений представля-
ется невозможным, так что мы вынуждены обратиться к
содержательным рассмотрениям отношений между выска-
зывательными функциями; в этом случае едва ли возможно
распространить преимущества теории дедукции Витген-
штейна на обобщающую теорию дедукции. Можно даже
опасаться, что этот недостаток окажется роковым также и
для элементарной теории дедукции, ибо все содержащиеся
в ней высказывания об элементарных предложениях долж-
ны охватывать все эти предложения, из-за чего такие вы-
сказывания должны истолковываться как общие предложе-
ния. Однако эта последняя трудность может, по моему
мнению, быть в некоторой степени преодолена, если под-
черкнуть, что предложения элементарной теории дедукции
говорят лишь об истинностных значениях, и что высказы-
вания о таких предложениях всегда можно провсрить за
конечное число шагов, если иместся только конечное чис-
ло истинностных возможностей. Таким образом, указанная
1 Ср.: Frank P. Ramsay. The Foundations of Mathematics, 1931. P. 74.
250

Йорген Йоргенсен
трудность, по-видимому, преодолевается в рамках элемен-
тарного исчисления предложений. Однако предпосылка
этого преодоления: любое элементарное предложение мо-
жет иметь лишь конечное число - например два - истинно-
стных значемий само кажется настоящим общим предло-
жением, которое не может быть окончательно верифици-
ровано и должно быть либо принято в качестве гипотезы,
либо быть доказано лишь благодаря произвольному опре-
делению понятия «элементарное предложение» как все то,
что может иметь такое-то и такое-то количество истинно-
стных значений. Но в любом случае окончательное прояс-
нение логической природы общих предложений должно
быть обозначено как одна из важнейших задач логистики.
Вероятно, в результате такого прояснения будет решена
и так называемая «проблема разрешимости». В этой проб-
леме, которая рассматривается Гильбертом и его сотрудни-
ками1, имеющими такие большие заслуги в деле ее рас-
смотрения и уточнения, как основная проблема математи-
ческой логики, речь идет о том, возможно ли и в какой сте-
пени сформулировать вполне определенную общую проце-
дуру, которая за конечное число шагов позволяет опреде-
лить верность или ложность произвольного утверждения,
представимого посредством чисто логических средств. Как
известно, относительно элементарных предложений эта
проблема довольно элегантным образом решена Гет-
тингенской школой с помощью давно ужс установленных в
алгебре логики «законов развертывания» посредством
применсния так называемых конъюнктивных и дизъюнк-
тивных «нормальных форм» предложений, т.е. форм, в ко-
торых предложения представляются либо как произведе-
ние сумм исходных высказываний или как сумма их произ-
ведений, и в которых каждое слагаемое, соответственио
каждый сомножитель, является атомарным высказыванием.
1 Ср.: /filbert и. Ackermann. Grundzüge der theoretischen Logik. S. 17
(1928) и H. Bchmann. Beiträge zur Algebra der Logik, insbesondere zum
Entschcidungsproblem // Math. Ann., Bd. 86, S. 163.
251

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
взятым с отрицанием или без него. Из таких нормальных
форм можно моментально увидеть, является ли или не яв-
ляется выражение всегда верным, соответственно, является
ли оно или не является всегда ложным. Для любого обоб-
щающего предложения также можно построить некоторую
нормальную форму, однако в общем виде проблема разре-
шения пока еще не решена, да и после опубликованных не-
давно исследований Курта Гёделя1 общее решение кажется
принципиально невозможным, и если бы это подтверди-
лось, то это не только представляло бы логический инте-
рес, но и имело бы серьезное значение для всей проблемы
оснований математики.
И тем самым мы приходим к проблеме, которая больше
чем любая другая находилась в центре логических дискус-
сий последних десятилетий: проблеме взаимоотношений
между логикой и математикой. Эта проблема вызвала на-
столько сильный интерес, что она отодвинула в тень почти
все другие достижения и проблемы логистики. Поэтому
основные черты этой проблемы настолько общеизвестны,
что, конечно, было бы совершенно излишне в этой связи ее
еще раз кратко обрисовывать, a недостаток места здесь не
позволит дать нечто большее, чем набросок2. Да будет мне
позволено сделать лишь одно-единственное замечание, a
именно следующее: если исходить из того, что вся логика
состоит только из тавтологических предложений и что все
дедуктивные выводы являются всего лишь тавтологиче-
скими преобразованиями, то тогда, в случае если матема-
тика полностью должна быть сводима к логике, вся она
также должна состоять только из тавтологических предло-
жений. Эта точка зрения, по-видимому, является господ-
1 Kurt Gödel. Über formal unentscheidbare Sätze der Principia Mathema-
tica und verwandter Systeme I // Monatshefte ftlr Math. u. Phys., Bd.
XXXVIII, S. 173.
' Я могу здесь сослаться на прекрасный обзор, который сдслал
В. Дубислав в своей работе: Watter Dubislav. Die Philosophie der
Mathematik in der Gegenwart. 1932.
252

Йорген Йоргенсен
ствующей среди логистиков. Мне, однако, представляется,
что эту предпосылку нелегко согласовать с той позицией,
что математические системы аксиом являются всего лишь
функциями от теорий, в которых аксиомы, ни каждая по
отдельности, ни все вместе, не являются тавтологическими
предложениями, но лишь тогда оказываются тавтологиями,
когда их импликативным образом соединяют с выводимы-
ми из них теоремами. В этом смысле, на мой взгляд, на
различие между логикой и математикой указывают по-
следние достижения логистики, которые кратко могут быть
сформулированы следующим образом: аксиомы логики яв-
ляются тавтологиями по предположению и выводимые из
них теоремы тогда также являются тавтологиями, однако
аксиомы или постулаты математики являются не тавтоло-
гиями, a высказывательными функциями, и тавтологически
выводимые из них согласно принципам логической дедук-
ции теоремы также не являются тавтологиями, но тавтоло-
гиями являются лишь импликативные соединения постула-
тов и теорем1. Если исходить из этой точки зрения, то во-
все не кажется чем-то необычным, что пока еще не удалось
доказать все математические аксиомы логически, как об
этом с особой ясностью свидетельствует аксиома беско-
нечности. Гораздо более странным является то обстоятель-
ство, что видимо удалось доказать так много других акси-
ом, и мы спрашиваем себя поэтому, благодаря чему, собст-
венно, это оказалось возможным. Рассмотрение этого во-
проса привело бы нас, однако, к очень сложному исследо-
ванию логистических методов определений, поскольку,
прежде всего, именно через логистическую структуру ма-
тематических понятий пытаются объяснить тавтологиче-
ский характер математических предложений об этих поня-
тиях. Более подробное рассмотрение этого вопроса завело
бы нас здесь слишком далеко и поэтому я хочу ограни-
читься тем, чтобы в заключение подчеркнуть, что даже ес-
1 Ср.: Paul Weiß. The Nature of Systems, Part II // The Monist, 1929.
253

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ли и окажется, что логистики будут вынуждены отказаться
от их любимой идеи о тождестве логики и математики, все
же нет никакой причины усомниться в ценности логисти-
ки. Ибо она доказала свою плодотворность уже в столь
многих областях, что ее невозможно всерьез поставить под
сомнение. Сегодня больше уже нельзя повторить ирониче-
ское замечание Пуанкаре1 в адрес Кутюра: «У Bac уже де-
сять лет есть крылья, a Вы еще ни разу не летали?» Пусть
даже логистики пока еще не летают, но все же нельзя от-
рицать, что они работают, и что они в логистике, с одной
стороны, нашли обширную и важную область исследова-
ний, a с другой стороны, изготовили точный инструмент,
который не только доказал свою пригодность в деле разра-
ботки этой области, но также незаменим для анализа и раз-
решения многих философских проблем. Чтобы доказать
значимость логистических методов, здесь достаточно будет
лишь напомнить о проницательных работах В. Дубислава
об определениях, о важных исследованиях Венского круж-
ка, посвященных анализу познания и языка, и о Карнапов-
ском грандиозном наброске логического построения мира.
A ведь все это только начало; ибо логистика - это еще со-
всем молодая наука, и я, к сожалению, смог дать лишь са-
мый общий обзор ее отдаленных целей и глубоких про-
блем. Но я надеюсь, что недостаточность моего изложения
не будет отнесена на счет самой логистики, но в гораздо
большей степени послужат для читателя стимулом самому
исследовать неисчерпаемое богатство возможностей в сфе-
ре логики. Ибо лишь таким образом можно достичь осно-
вательного понимания проблем и целей логистики.
1 Henri Poincare. Science cl Methode, 1916. P. 193.
254

Эдгар Цильзель (Вена)
ЗАМЕЧАНИЯ О ЛОГИКЕ НАУКИ1
I
Только структуры познаваемы, только о структурах
можно высказываться: по-видимому, именно в этом заклю-
чается центральный тезис новейшего учения о познании.
Этот тезис начииает разрабатываться Пуанкаре, точно
формулируется Расселом и последовательно проводится
Карнапом. Поэтому с помощью нескольких примеров сле-
дует еще раз вспомнить о понятии структуры. Возьмем не-
который класс предметов, скажем, какого-то ландшафта.
Этому классу однозначно соподчинен класс каких-то зна-
ков на соответствующей карте местности. Каждому пред-
мету соответствует один знак и наоборот. Между предме-
тами имеется только одно отношение: высота расположе-
ния Мюнхена над уровнем моря находится между высота-
ми Лейпцига и Цюриха. Тогда и между соответствующими
знаками имеется соответствующее отношение: светло-
коричневая окраска на карте района Мюнхена по своей ок-
рашенности располагается «между» желтым цветом района
Лейпцига и темно-коричневой окраской района Цюриха.
Если это верно для всего остального, то карта представляет
«изоморфное» отображение местности. «Структурой»
ландшафта будет тогда класс его изоморфных отображе-
ний. Только такие структуры познаваемы, и только о них
можно высказываться.
Наш тезис можно вывести из предпосылок всякой речи и оп-
ределения познания.
1 Edgar Zilsel (Wien). Bemerkungen zur Wissenschaftslogik //
Erkenntnis, Bd. II, 1932-1933. S. 143-161. Перевол с ием. яз. А.Л. Никифорова.
255

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
Какие следствия можно извлечь из нашего тезиса отно-
сительно высказываний о «сейчас» и «я»? Попытка охарак-
теризовать «сейчас» посредством отношений и структур не
приводит к успеху. Своеобразное переживание, отличаю-
щее «сейчас» от всех других моментов времени, высказать
невозможно. Поэтому для того, чтобы предложения со сло-
вом «сейчас» могли иметь научное содержание, их нужно
преобразовать. В языке науки предложение «Сейчас про-
исходит хозяйственный кризис» должно выглядеть так: «В
1932 году от Рождества Христова происходит кризис» или
«Во время печатания этой строчки происходит кризис».
Все, что выходит за рамки этого преобразования, нельзя
понять структурно и, следовательно, нельзя высказать. Ко-
нечно, некоторые предложения со словом «сейчас» можно
преобразовать в содержательные высказывания иным спо-
собом. В предложении «Если Солнце сейчас взорвется, то
через 500 секунд это окажет первое воздействие на Землю»
слово «сейчас» также можно заменить точным указанием
времени: 7 июня 1932 г., 12 часов дня, т.е. константой. Но
очевидно, что в данном случае ее также можно заменить
переменной. Высказывание «Если Солнце взорвется в мо-
мент /, то в момент / + 500 это окажет первое воздействие
на Землю» будет общезначимым. Аналогичным образом
несколько «сейчас» могут поддерживать и дополнять друг
друга в одном содержательном высказывании. Пример: ес-
ли Земля сейчас перестанет вращаться, то сейчас на Земле
произойдут определенные изменения. Тем самым высказа-
но: если Земля в момент /..., то произойдет в момент /...
Здесь и во всех подобных случаях слово «сейчас» является
просто пустым местом, на которое можно поставить любой
момент времени.
To же самое справедливо и для всех содержательных
предложений, содержащих слово «я». С точки зрения нау-
ки, предложение «Я чувствую себя хорошо» говорит: «Д-р Ц.
чувствует себя хорошо» или «Пишущий эту строчку чувст-
256

Эдгар Цильзель
вует себя хорошо». To, что выходит за пределы этого, не
может быть высказано и непознаваемо. Опять-таки в неко-
торые предложения могут входить несколько «я», которые
заменяются одной переменной. Например, в романе «Оли-
вер Твист» некий мистер Гримвиг имеет привычку гово-
рить: «He могу же я съесть свою собственную голову». Во-
первых, это означает (преобразование с константой):
«Мистер Гримвиг не может съесть голову мистера Гримви-
га», и, во-вторых, отсюда получаем (преобразование с пе-
ременной): «Господин X не может съесть голову господи-
наЛ>>. To же самое верно и для такого предложения: «Толь-
ко собственное психическое непосредственно переживаемо;
чужое психическое не конструируется из собственного
психического». В данном виде (только с одним «я», с од-
ним «собственным») это предложение вообще некорректно
и бессмысленно. Правильно было бы сказать: «Я непосред-
ственно переживаю только свое психическое», a это озна-
чает: «Пишущий эти строки всегда переживает психиче-
ское пишущего эти строки», или, если ввести переменную:
«Субъект X всегда переживает психическое субъекта^>>.
Резюмируем. 1. Я от любого Ты, собственное психиче-
ское от чужого психического нельзя отличить, как нельзя
отличить Сейчас от не-Сейчас. Это различие структурно
неуловимо и, поэтому, невыразимо. 2. Все предложения, в
которых встречаются слова «сейчас», «не сейчас», «я», «не
я», «собственное психическое», «чужое психическое»,
можно преобразовать либо посредством подстановки обо-
значения момента времени (конкретного лица), либо - ко-
гда в предложение входит несколько таких слов - посред-
ством подстановки переменной, относящейся к моментам
времени или лицам. Только в том случае, когда это можно
осуществить, такие предложения обладают научным со-
держанием. 3. В частности, все предложения, в которые
слова «я» или «собственное психическое» входят только
один раз (без ссылки на определенное лицо), являются бес-
9 3ак. 1731
257

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
содержательными псевдопредложениями . Собственнос
психическое (чужое психическое) без соответствующего
добавления есть то же самое, что племянник, y которого
нет ни дяди, ни тети, - пустое слово.
II
В своих более ранних работах2 Карнап еще допускал,
что можно говорить о просто собственном психическом и о
просто чужом психическом. Однако эти структурно нераз-
личимые (псевдо)области получили различпые истолкова-
ния: «чужое психическое» было интерпретировано физика-
листски (бихевиористски), a «собственное психическое»
было истолковано интроспективно. «Чужое психическое»
конструируется из «собственного психического», обратный
переход невозможен и недопустим. Высказывания о реаль-
ности «чужого психического» были отброшены, но о «ре-
альности» «собственного психического» даже не упомина-
лось. Прежде всего, следует отказаться от этой неодно
значности подхода к первому и второму. Господин X чув-
ствует переживание господина X, но не господина К, - вот
все, что здесь можно сказать с точки зрения науки. По-
скольку Хи Y могут меняться местами, можно физикалист-
ски анализировать либо обе группы переживаний, либо ии
одну из них. Точно также возможно конструирование в
обоих направлениях. Что же касается возможности выска-
зываний о реальности, то она зависит от того, как опреде-
лено слово «реальность», но каким бы ни было это опреде-
ление, о чувственных переживания X и Y можно сказать
одно и то же.
Если под «реальным» понимают невыразимый, данный в пе-
реживании каждому пишущему и читающему эти строчки суб-
1 Строго говоря. предложсние I является пссвдопрсдложением.
2 В частности: Schcinprobleme in der Philosophie. Berlin 1928 (jetzt bei
F. Meiner. Leipzig).
258

Эдгар Цильзѳль
страт всех отношений и структур, то нет даже высказываний о
«реальности» души самого человека, высказывающего какое-то
научное содержание, не говоря уже о «реальности» души других
людей. Впрочем, следует сказать, что уже само чувство социаль-
ности противится прежнему разделению Карнапом своего и чу-
жого. Удивительно: то, что внесоциально, при более тщательном
анализе всегда оказывается спорным с научной точки зрения.
Мы останавливаемся здесь на недостатках глубоких логи-
ко-научных исследований Карнапа именно потому, что в
последующем развитии этих исследований сам Карнап
устранил данные недостатки. В его последней публикации
ясно заявлено1, что все психологические предложения (а не
только о так называемом «чужом психическом») перево-
димы в физикалистский язык (указ. соч., с. 193). Карнап
пришел к последовательной позиции, когда отделил науку
от чувственных переживаний и заменил «содержательный»
способ выражения «формальным». В начале стоят не невы-
разимые содержательные переживания, a протокольные
предложения, т.е. «такие предложения, которые сами не
нуждаются в обосновании» (с. 178). Посредством этих про-
токольных предложений предписанным образом верифи-
цируется система научных предложений. Таким образом, в
науке речь идет только о связи одних предложений с дру-
гими. Из этой необходимой формализации вытекают неко-
торые дальнейшие следствия. О них мы и будем говорить.
Обратимся, прежде всего, к собственному изложению
Карнапа. В его статье об универсальном языке говорится
(с. 206): «...каждый субъект в качестве базиса может при-
нять только свой собственный протокол. [S\ может, конеч-
но, использовать и протокол S2... Однако это осуществля-
ется лишь косвенным путем: S\ в своем протоколе должеи
описать то, что он видит запись такого-то вида.]» (под-
См. наст. изд.: Рудольф Карнап. Физикалистский язык как
уииверсальный язык науки. С. 170-212.
259

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
черкнуто мною. - Э.Ц.). - Что это может и должно озна-
чать? Протокольные предложения не нуждаются ни в ка-
ком дальнейшем обосновании. Поскольку предположения
о том, что должно стоять в протоколах, не установлены, по-
стольку наука только тогда освобождается от невыразимых
переживаний, когда протокольные предложения являются
любыми.
Возьмем его протоколы, в которых осуществляется
«искажение»1. Во всех протоколах мы заменяем слово «го-
лубой» словом «красный», не трогая всего остального. По-
скольку при выражении протокола к нему добавляется еще
представление о невыразимом переживании, такого рода
процедура вызывает протест: утверждают, что тогда нельзя
говорить ни о каких протоколах, если «реальность» пере-
живается то как красное, то как голубое. Однако это разли-
чие нельзя выразить формально, и оно исчезает, когда вме-
сто протоколов говорят, скажем, об «исходных посылках»,
поэтому «искаженные» и «правильные» протоколы равно-
значны. В противном случае изменение протоколов влекло
бы за собой изменение всей системы научных предложе-
ний. Изменение физиологии зрения привело бы к другим
протокольным предложениям. Изменение протоколов за-
ставило бы нас изменить электродинамику, биологию и,
в конечном итоге, всю совокупность конкретных наук.
Причем изменившаяся наука точно так же могла быть ве-
рифицирована посредством измененных протокольных
предложений. Тогда можно было бы строить разные сис-
темы «единой науки» с относящимися к ней протоколами.
Формулируемые высказывания не позволяют выделить ни
одну научную систему, ни один набор протоколов в каче-
стве «правильных».
1 Выражение «искаженис» носит содсржатсльный характер, поэтому
оно некоррсктно. Как будет показано ниже, «искаженныс» протоколы
нельзя отличить от «правильных». Коррсктным обозначением было бы:
протокол 1, протокол 2 и т.д.
260

Эдгар Цильзель
Мы исходили из «обычных» протоколов и предприняли
не очень серьезное их изменение. Однако важнейшие про-
блемы остались при этом в стороне. Теперь мы переходим
к ним.
Можно попытаться считать протоколами вообще любые
предложения. Тогда мы получим нечто такое, что лишь от-
части будет похоже на нашу науку. Построение протоколов
должно осуществляться систематически или, выражаясь
более корректно: протокольные предложения должны
удовлетворять определенным условиям, с тем чтобы с их
помощью можно было верифицировать «единую науку».
С философской точки зрения, эти необходимые условия и,
вообще, структурные особенности обычных протоко-
лов особенно интересны. Поскольку Карнап нигде не гово-
рит о них подробно, мы здесь перечислим некоторые
из них.
1. Обычные протокольные предложения, как подчерки-
вает Карнап (с. 186), обладают «определенным порядком
свойств», который позволяет с их помощью верифициро-
вать интерсубъективные предложения. Это (с. 186) «счаст-
ливое обстоятельство, которое не является необходимым
логически, но дано эмпирически»1. Если науку определяют
как систему интерсубъективных предложений, то упомяну-
тый порядок свойств протокольных предложений является
необходимым условием существования науки.
2. Обычные протоколы позволяют верифицировать ин-
терсубъективные системные предложения. На это «счаст-
ливое обстоятельство» указывает сам Карнап (с. 188-189).
Если науку определяют как систему интерсубъективно
значимых предпожений, то здесь мы имеем еще одно необ-
ходимое условие существования науки.
3. Совсем не нужно было бы искать интерсубъективных
предложений, если бы не было разных субъектов. Удиви-
тельно, что в нашем мире это есть, т.е. удивительно,
1 О спорном смыслс слова «эмпиричсский» см. нижс пункт 7.
261

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
3.1 l что обычиые протокольпые предложенш можно
собрать в группы и
3.12 что ии одио протокольное предложение ne входит
в иесколько групп одиовремеино (каждый субъект обладает
только своими собственными «переживаниями»). Напро-
тив, логически было бы допустимо;
3.2 что имеется только одна-единственная группа
протокольиых предложетш. (Тогда нельзя было бы гово-
рить о субъектах, ибо сам разговор о каком-то субъекте
был бы бессодержателен.) Или:
3.3 что имеются, в обіцем, раздельные группы, однако
3.31 некопюрые протоколъпые предложения одновре-
менно входят в иесколько групп (даже в нашем мире могли
бы существовать сиамские близнецы со сросшимися го-
ловными мозгами); или
3.32 что в некоторых группах протокольные предложе-
ния обладают плотностью (Haufungsstellen) в смысле тео-
рии множеств, причем некоторые группы имеют одинако-
вую плотность. Тогда существовал бы переход от одного
«субъекта» к другому (даже в нашем мире шизофрениче-
ское раздвоение личности могло бы привести к усложне-
ниям подобного рода).
В пункте 3.32 мы говорим о плотности протокольных пред-
ложений. Как известно, плотность присуща только бесконечным
множествам. Вопрос: допустимо лишь конечное, счетно беско-
нечное или же континуальное множество протокольных предло-
жений? Этот вопрос вводит нас в круг проблем, рассматривав-
шихся Брауэром.
4. Вследствие чего протокольные предложения привя-
заны к одним и тем же протоколам и отличают от предло-
жений с другими протоколами? При существующем образе
действий их просто записывают на одном и том же листке
бумаги или листки с протоколами кладу на одно и то же
место. Ну, a если протокол только высказан, a не записан?
В использование записанных протоколов входят, очевидно.
262

Эдгар Цильэель
определенные предположения из механики твердого тела,
которые отнюдь не являются очевидными. Знаки на листке
бумаги связаны не теми отношениями, которыми связаны
разные листки. Если этот эмпирико-физический факт по-
средством записи перенести на протокольные предложе-
ния, то из этого уже возникают определенные системные
предложения. A именно:
4.1 (одновременные протокольные предложения на од-
ном и том же листке): одиовременные психические реакции
одного человека находятся между собой в иных отноше-
ниях, нежели реакции разиых людей. (В один момент нель-
зя думать о разных вещах.) Из пункта 3 следует, что это не
очевидно.
Сюда следуст добавить еще некоторые особенности по-
следовательных действий. С течением времени кусок бума-
ги не распадается на части, кусочки бумаги со временем не
собираются в целый лист, написанные знаки не превраща-
ются друг в друга, существует так называемое сохранение
материи и т.д. Из всех этих эмпирико-физических свойств
написанных протоколов возникает психологическое сис-
темное предложение:
4.2 последовательные психические реакции одного че-
ловека связаны иными отношениями, нежели реакции раз-
ных людей (условные рефлексы, навыки, ассоциации, па-
мять, устойчивость «я»).
Даже эта своеобразная структура не является само со-
бой разумеющейся. Для последовательности во времени
можно сконструировать даже больше необычных субъект-
ных отношений, чем было сформулировано для одновре-
менности в пункте 3. (Например, с течением времени субъ-
екты могут расщепляться; их части могут соединяться, об-
разуя новые субъекты). Порой даже в нашем мире случа-
ются удивительные вещи подобного рода (распад «я» при
общей амнезии). Здесь все это нам не нужно рассматри-
вать. Во всяком случае, уже само использование письмен-
263

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ных, т.е. материальных, протоколов приводит к очень об-
щим психологическим системным предложениям и наобо-
рот. Использование определенного способа действий при
образовании протоколов неизбежно, и нельзя оставить в
стороне эмпирическое положение дел, обусловленное из-
бранным способом действий. Поэтому мы устанавливаем:
4.21 последовательно возиикающие протокольные пред-
ложения можно объедишть в группы (субъекта, протоко-
ла), которые в ходе последовательиости ие смешиваются.
5. Может быть, это лишь мечта, но мы убеждены в том,
5.1 что cyujecmeyem пюлько одиа иаука, иаука о живои
действителъности. С прогрессом психологии мы все
больше убеждаемся в том, что все мечты можно вывести из
живых явлений (живых протоколов) научным способом,
т.е. в соответствии с законами природы (общими имплика-
циями). Все это является очевидной предпосылкой своеоб-
разной структуры протоколов. Эту структуру нужно фор-
мулировать, ибо она не является самоочевидной. Напротив,
логически допустимо:
5.2 что в одну болыиую действительиость включеио
много маленъких воображаемых реальностей, которые не
связаны ни с ней, ни друг с другом, или
5.3 «мечты» следуют системе: продолжение следует.
Если, например, мечтают об осуждении на пожизненное
заключение, то затем мечтают о дне, проведенном в тюрь-
ме. В этом случае существует не одна действительность
(одна, единая наука), a две, друг с другом не связанные, но
сами по себе стройные действительности (две единые нау-
ки), которые ничем друг от друга не отличаются. Эти две
отдельные действительности (науки) могут иметь
5.31 одинаковые или
5.32разиые законы природы.
Все это, конечно, уже выражено в структуре протоколов.
264

Эдгар Цильзель
6. Если имеется конечное множество протоколов и про-
токольных предложений, то разные возможности из пункта
5 совпадают. Данные действительности при всех обстоя-
тельствах можно подвести под общие законы. Каждому
математику хорошо известно, что для любого данного
множества значений всегда можно найти функцию, покры-
вающую данные значения. Поэтому:
а) для любых данных протокольных предложений всег-
да можно задать закоиы (общие имплшации), которые
верифицируются всеми даниыми протоколъными предло-
жениями.
Законы (функции, общие импликации) могут быть го-
раздо более сложными, чем законы обычной науки.
Однако слово «наука» приобрело бы совершенно не-
обычный смысл, если бы научные предложения ограничи-
вались уже имеющимися наблюдениями. О научном пред-
ложении идет речь только тогда (некоторая область только
тогда включается в реальность, когда она отличается от за-
блуждения, легенды, мечты), когда мы убеждены в том,
что это предложение будет подтверждено новыми наблю-
дениями: когда формулируют научное предложение, его
всегда экстраполируют. В отличие от этого:
б) к любому данпому закону, который верифицироваи
соответствующими протокольиыми предложениями, все-
гда можно добавить дальнеіішие протокольные предло-
жения, противоречащие даниому закону.
Если хотят экстраполировать науку, то, учитывая пункт
(б), как для уже данных, так и еще не данных протоколь-
ных предложений должны установить особое ограничи-
тельное условие. Уже имеющиеся и новые протокольные
предложения должны быть такими, чтобы экстраполяция
некоторого (простого) закона удавалась тем чаще, чем
большим количеством протокольных предложений был ве-
рифицирован этот закон. Вследствие возникновения чрез-
вычайно сложных проблем, связанных с индукцией и веро-
265

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ятностью, до сих nop еще не удалось удовлетворительно
сформулировать требуемого статистического условия. По-
этому мы предварительно констатируем:
6.1 наш мир экспіраполируем,
имея в виду при этом, что предполагается определенная
статистическая структура протокольных предложений. Эта
структура также не самоочевидна. Логически допустимы и
лучшие, и худшие, и совсем не экстраполируемые миры.
06 остальном следует сказать совсем коротко. Нужно
упомянуть, что требование простоты законов не исчерпы-
вает проблемы экстраполируемости, как не устраняет ее и
различие между знанием и умением.
7. В пунктах 1, 2, 3.11, 3.12, 4.21, 5.1 и 6.1 мы сформу-
лировали ряд важнейших необходимых структурных осо-
бенностей, которыми должны обладать протокольные
предложения, чтобы могла существовать единая наука. Мы
не рассматривали вопрос о том, достаточно ли перечислен-
ных условий для построения единой науки. Будем предпо-
лагать, что все условия выполнены протокольными пред-
ложениями. Но даже тогда, очевидно, существует еще мно-
го наборов допустимых протокольных предложений - на-
боров, допускающих построение иной единой науки.
И опять возникает вопрос: какие из этих разных единых
наук соответствуют «чувственно данному» миру, какие из
них приметты к «реальности»? Этот вопрос нельзя сфор-
мулировать точно, ибо он не относится к структурам.
Можно высказать что-то более общее: каждое вербальное
определение науки охватывает любое множество как со-
вместимых, так и несовместимых между собой систем
предложений. К тому миру, который мы чувственно пере-
живаем и который нас больше всего интересует, все они нс
имеют никакого отношения. И это, по сути дела, вполне по-
нятно. Если все, что можно высказать, ограничивается связью
предложений, то, очевидно, что с помощью слов невозможло
выйти за пределы замкнутой системы предложений.
266

Эдгар Цильзель
Для логики науки и эмпирии открыты лишь два пути.
Либо наука определяется как система предложений, вы-
полняющая условия интерсубъективности, интерсенсуаль-
ности и т.п. Тогда существует сколь угодно много несо-
вместимых друг с другом единых наук, среди которых нет
выделенной науки. Имеется одно только определение, и
никак не обосновано то, что предписывается «иауке» усло-
виями 1—6. С формальной точки зрения, не интерсубъек-
тивные системы или системы без отнесенности к субъекту
не менее интересны. С «эмпирической» точки зрения, этот
последовательно формальный подход требует только одно-
го: верифицируемости избранными протокольными пред-
ложениями. Таким образом, существует сколь угодно мно-
го несовместимых одна с другой эмпирических сфер. Об-
ращаться к «конкретной» эмпирии за ответом на вопрос,
выполняют ли протокольные предложения условия 1—6
или нет, здесь не имеет смысла. Либо не хотят принимать
такого определения науки, которое признает лишь фор-
мальную эмпирию, и стремятся выделить одну, единую
науку, одну - интересную и невыразимую - эмпирию. То-
гда в науке вынуждены дать место невыразимому. При
этом уже нельзя неограниченно пользоваться формальным
способом выражения, ибо «реальные» содержательные пе-
реживания нельзя передать с помощью слов и предложе-
ний. Эмпирическая наука будет включать в себя как выра-
зимое, так и невыразимое.
Каждый из этих путей имеет свои достоинства. Вероят-
но, логик пойдет первым путем, философ, для которого
важна плодотворность эмпирического исследования, вы-
берет второй. Нельзя лишь не замечать этой дилеммы
и считать, что с помощью логики можно придти к одной
эмпирии.
Следует иметь в виду, что прагматизм отнюдь не от-
крывает какого-то третьего пути. Выделенной единой нау-
кой будет та, как могли бы предположить, в соответствии
267

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
c которой я действуЮу скажем, для того, чтобы не умереть
от голода. Но при корректном способе выражения это оз-
начает лишь одно: исходя из определенных протокольных
предложений, можно сказать, что те люди, которые не
принимают пищу, в скором времени умирают. Напротив,
при другом наборе протокольных предложений вообще нет
никаких людей, a имеются марсиане на семнадцати ногах,
которые никогда не едят и радуются своему распаду. При
другом наборе протокольных предложений появляются
психологические предложения, говорящие о поведении
других. Если, однако, иметь в виду не психологические
предложения о поведении, a само невыразимое поведение,
то становится непонятно, почему избрано именно это по-
ведение. Невыразимое переживание голубого или горького
точно так же приводит к невыразимой реальности, как не-
выразимые «я хочу» или «я решился». Прагматизм со сво-
им словом «поведение» лишь затушевывает имеющиеся
здесь трудности.
Упомянем еще несколько частных результатов.
Согласно пункту 5 (в соединении с пунктом 6) логиче-
ски возможны несколько разных картин реальности. Даже
физика распадается на несколько несвязанных между со-
бой частей, поэтому тезис о единстве науки еще не обеспе-
чивается указанием на пространственно-временной уни-
версальный язык. Здесь дело обстоит точно так же, как
в споре о витализме1. Биологические понятия всегда имеют
пространственно-временное выражение. Однако за этим
скрывается содержательно гораздо более сложный вопрос
о том, выводимы ли все биологические процессы из физи-
ческих данных и физических законов. Точно так же и в свя-
зи с универсальным языком встает содержательный вопрос
о том, все ли области современных конкретных наук мож-
1 См. наст. изд.: Рудольф Карнап. Физикалистский язык как универ-
салыіый язык науки. С. 170-212.
268

Эдгар Цильзель
но связать едиными законами. Это эмпирическая, т.е. зави-
сящая от обычных протокольных предложений, проблема.
Прежде всего, следовало бы вообще найти какие-то законы
в области наук о культуре (как раз против существования
таких законов выступают сегодня представители наук о
«духе»). Открытие законов культуры приведет к гораздо
более интересному объединению наук, чем пространствен-
но-временной универсальный язык.
В пунктах 1-6 установлено: если наука определена как
система предложений с такими-то свойствами, то прото-
кольные предложения, посредством которых верифициру-
ется такая наука, должны обладать такой-то структурой.
Нужно обратить внимание на то, что здесь получает точное
выражение центральное ядро кантовского априори -
«трансцендентальные условия всякого опыта». У самого
Канта и в еще большей мере y неокантианцев это ядро
скрыто за слоем разного рода спекуляций и псевдопроб-
лем. Однако в очищенном виде вопрос Канта заключается
в следующем: какие условия должны быть выполнены,
чтобы могла существовать наука? Наука не возникает сама
по себе, поэтому такой вопрос плодотворен. Ведь можно
задать такие протокольные предложения, которые не вы-
полняют этих условий. Сам Кант не смог этого сделать, по-
скольку рассматривал априорное как «единственно мысли-
мое».
К перечисленным предложениям добавляются еще мно-
гочисленные весыиа общие предложения, которые не яв-
ляются ни тавтологиями, ни псевдопредложениями и кото-
рые не принадлежат ни одной конкретной науке, ибо они
входят одновременно во все конкретные науки. В соответ-
ствии с исторически сложившемся словоупотреблением
такие предложения принято называть философскими. Нет
никакой необходимости лишать философию какого-либо
содержания, сводить ее только к «деятельности» или отож-
дествлять с разъяснением понятий. В общем здании науки
269

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
существуют содержательные, общие и взаимосвязанные
фундаментальные и пограничные вопросы, которые выхо-
дят за рамки любой конкретной науки и, тем не менее, до-
пускают точный анализ. Конечно, такая философия не мо
жет быть четко отделена от конкретных наук и не может
играть роль наставника науки1.
III
Логика науки отличает обоснование (верификацию) эм-
пирической теории от ее логической стройности; строй-
ность есть задача логики, обоснование - задача эмпирии. У
Карнапа место эмпирии занимает множество протокольных
предложений. При этом, однако, возможны различные на-
боры протокольных предложений. Выбор среди них опре-
деляется задачами построения, сама no себе эмпирия не
дает возможности выбрать какую-то систему протоколь-
ных предложений. Интересный метод построения, исполь-
зуемый Карнапом для того, чтобы научную систему можно
было верифицировать посредством протокольных предло-
жений (с. 176-177), не обращает внимания на стройность\
Это трудно заметить вследствие того, что остается в тени
подразумевание представления о том, что протокольные
предложения привязаны к невыразимым переживаниям.
В заключение я предлагаю набросок построения с тем,
чтобы постановка проблемы стала более ясной.
Теоретически наиболее совершенной формой, в кото-
рой может быть представлена эмпирическая наука, являет-
ся гипотетико-дедуктивная система. Как известно, такая
система состоит из каких-то, совместимых друг с другом
1 Подробнее об этом см. в: Zilsel E. Philosophische Bemerkungen //
Der Kampf, Bd. XXII, S. 179 ГГ. (1929).
2 Разумеется, используемос соподчинение протокольных предложс-
ний системе является одно-многозначным. Таким образом, речь идет нс
об обычном дедуктивном построснии, a o несколько более широком.
270

Эдгар Цильэель
и содержащих переменные предложений, формулируемых
с самого начала (посылки, аксиомы), и других предложе-
ний системы, которые выводимы из первых (аксиоматиче-
ский метод). Если дедукция осуществляется правильно,
то система будет стройной; напротив, верификация обра-
щается к эмпирии. Пытаясь применитъ систему к эмпирии,
на место переменных поставляют имена эмпирических
объектов и смотрят, подтверждает ли эмпирия полученные
в результате подстановки предложения. До сего времени
лишь очень немногие эмпирические науки пришли к столь
совершенной форме, разве что геометрия (Гильберт) и не-
которые ветви теоретической физики (см. аксиоматизацию
Гильбертом теории излучения и аксиоматики Каратеодо-
ри и Рейхенбаха для специальной теории относитель-
ности). «Единая наука» может, по нашему мнению, со вре-
менем приобрести вид такой гипотетико-дедуктивной сис-
темы.
В идеале единая наука могла бы выглядеть следующим
образом. В качестве посылок она опиралась бы на предло-
жения, содержащие только логические константы и (одну
или несколько) переменные. Посылки должны быть со-
вместимы друг с другом. Из этих посылок посредством
тавтологичных преобразований выводятся системные
предложения, прежде всего, общие импликации (законы
природы). При этом возникают все более сложные ком-
плексы переменных и логических констант и выводятся все
более разнообразные предложения на основе этих ком-
плексов. При логически корректном осуществлении вся эта
игра с символами создает структуру системы. Но однажды
встает задача применения этой системы к эмпирии. Это
применение осуществляется следующим образом: сначала
на место упомянутых сложных выражений, состоящих из
переменных и логических констант, подставляются «эмпи-
рические» имена, причем вместо одинаковых выражений
подставляются одинаковые имена. Если для всей «эмпи-
271

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
рии» находятся подходящее выражение и такая подстанов-
ка, что получаются только истинные, но не ложные, пред-
ложения, то все построение считается верифицированным.
Пример поможет более ясно понять, что подразумева-
ется под верификацией. Вместо подходящего сложного
выражения подставим везде слово «собака», a вместо дру-
гого - слово «млекопитающее». Тогда, если система долж-
на быть верифицирована, в нее должно входить предложе-
ние: «Собака е млекопитающее (класс собак есть подкласс
класса млекопитающих)». Однако этого еще далеко недос-
таточно. С помощью соответствующих подстановок нужно
правильно получить все другие предложения о собаках и,
прежде всего, предложения такого вида: «Если человек в
таких-то обстоятельствах находится рядом с собакой, то он
видит цветное пятно определенного вида и слышит лай»;
«Если в этой ситуации оказывается еще один человек, то
он видит, как вздрагивает первый человек»; «Если третий
человек при таких-то обстоятельствах спрашивает второго
человека, то он слышит от него рассказ о поведении перво-
го человека» и т.д. Короче говоря: с помощью соответст-
вующих подстановок нужно получить все предложения
всех эмпирических наук и, прежде всего, все предложения
(общие импликации) о психических реакциях людей. Од-
нако человек, верифицирующий все построение, эти по-
следние, психологические предложения должен верифици-
ровать с помощью своих собственных, невыразимых пере-
живаний. Это означает: он должен понять, можно ли в со-
ответствующее психологическое предложение на место пе-
ременных подставить имя такого переживания, что все по
лучившееся предложение станет обозначением того пере-
живания, которое он сейчас испытывает. Иначе говоря: он
должен оценить, изоморфна ли (структурно подобна) сово
купность знаков его переживанию. Если психологические
предложения верифицированы, то верифицирована вся
связанная с ними знаковая система. По-видимому, не стоит
272

Эдгар Цильзель
говорить о том, что современные эмпирические науки еще
очень далеки от этого гипотетико-дедуктивного идеала
единой науки.
Сколь угодно много знаковых систем сами по себе яв-
ляются логически стройными. Однако лишь некоторые из
них можно верифицировать, можно применить к «эмпи-
рии», т.е., в конечном итоге, соотнести с невыразимыми
переживаниями верифицирующих субъектов (см. выше,
II, 7). Еще меньшее число гипотетико-дедуктивных систем
удовлетворяет результату II, 6, касающемуся экстраполи-
руемости. Как ни странно, «эмпирия» предстает перед ве-
рифицирующим только в момент верификации. Среди
многочисленных знаковых систем, верифицируемых дан-
ными переживаниями, некоторые - вследствие II, 66 - бу-
дут неприменимы к последующим переживаниям. Если мы
хотим получить экстрспюлируемую науку, то на имеющие-
ся и возможные переживания мы должны наложить огра-
ничивающее условие: они должны обладать некоторой ста-
тистически описываемой структурой, которая, к сожале-
нию, до сих nop не получила удовлетворительной форму-
лировки. Ясно, что эта экстраполируемость эмпирии ни-
чем не гарантирована: если бы переживания были структу-
рированы иначе, то научные экстраполяции по большей
части оказывались бы неудачными. Все люди и все ученые
лишь предполагают наличие такой статистической струк-
туры, обычно неявно. Но если верят в экстраполируемость
переживаний, то добросовестный ученый должен из пере-
менных и логических констант сформулировать предложе-
ние, которое структурно подобно экстраполируемости пе-
реживаний. С помощью этого предложения осуществляет-
ся еще один, еще более строгий выбор среди непротиворе-
чивых знаковых систем.
В условие экстраполируемости может войти, например, сле-
дующее предложение: чем чаще люди экспериментируют с маг-
273

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom ///
нитной стрелкой, тем реже случается, что магнитная буря оказы-
вает на нее влияние. Статистическое условие экстраполируемо-
сти можно присоединять к другим аксиомам гипотетико-
дедуктивной знаковой системы. Они описывают те человеческие
реакции, посредством которых вместо знаков поставляются эм-
пирические объекты, будучи сами естественными процессами,
статистически связанными с другими естественными процесса-
ми. Мы не будем обсуждать здесь чрезвычайно сложных логиче-
ских проблем экстраполируемости, связанных с расселовской
иерархией типов. Единство реальных связей (II, 5) связано с экс-
траполируемостью, поэтому последняя, по-видимому, должна
относиться к более высокому типу, нежели вся система.
Посредством статистических предложений об экстра-
полируемости еще нельзя установить конкретных законов
природы (общих импликаций). На базе данного чувствен-
ного переживания можно строить множество различных
систем законов природы. Теперь следует позаботиться о
том, чтобы те гипотетико-дедуктивные системы, общие
импликации которых уже неоднократно были верифициро-
ваны, при последующих верификациях все реже оказыва-
лись неприменимыми. Таким образом, с возрастанием чис-
ла верификаций постепенно уменьшается число остающих-
ся систем, однако эти системы становятся все более «веро-
ятными» (индукция, прогресс науки). Вот так в конечном
итоге мы приходим к гипотетико-дедуктивным системам,
которые в качестве аксиом или выводимых предложений
содержат обычные законы природы, a среди них - утвер-
ждения об отделении конкретного субъекта II, 3 и 4. Ко-
нечно, при этом все не чисто тавтологичные предложения
системы являются лишь высоко вероятными предположе-
ниями. Предложения об отделении субъекта, например, ве-
рифицировались столь часто, что в будущем они лишь
в редчайших случаях могут оказаться неприменимыми,
a новые, заменяющие их и слегка измененные высказыва-
274

Эдгар Цильэель
ния о структуре переживаний в дальнейшем еще реже бу-
дут подвергаться корректировке. Все это опирается на
предположение о том, что невыразимые чувственные пе-
реживания изоморфны статистическим предложениям об
экстраполируемости.
Здесь нам не нужно рассматривать вопрос о том, при-
надлежат ли предложения об интерсубъективной и интер-
сенсуальной структурах (II, 1 и 2) к тому же самому или
к более высокому типу, чем обычные законы природы. Во
всяком случае, они лишь в высшей степени вероятны в
указаннсш смысле, как и все остальные предложения сис-
темы.
Представленная здесь схема: гипотетико-дедуктивная знако-
вая структура - ее применение к чувственным переживаниям -
экстраполируемость, подробно изложена в работе: Е. Zilsel. Das
Anwendungsproblem, Leipzig bei J.A. Barth, 1916. Данная там
формулировка условия экстраполируемости еще недостаточно
полна. Однако связь этой проблемы с вопросами статистики и
индукции освещена, на мой сегодняшний взгляд, достаточно
удовлетворительно. См. также: Е. Zilsel. Naturphilosophie (подза-
головок: Einfuhrung in die Philosophie, Osterweck 1928, 117 ff.),
и «Erkenntnis», vol. I, 1931. S. 260 ff., 270.
При построении тезис о необходимости аксиом экстра-
полируемости (см. II, 6) был отделен от тезиса о неизбеж-
ности невыразимого (II, 7). Каждый человек, который
вполне справедливо хотел бы ограничить науку областью
высказанного, отнесется к этому тезису с подозрением. Не-
высказанное как неустранимая основа науки - не открыва-
ет ли это вновь дорогу мистике и псевдопроблемам? Но это
тривиально. Поскольку все высказанное, написанное, пред-
ставленное жестами выражается знаками и поскольку зна-
ки только структурно похожи на обозначаемое, постольку
можно говорить лишь о структурах, т.е. об отношениях
275

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
между отношениями. Вопреки этому ключевому положе-
нию науки указывают на то, что, как известно каждому че-
ловеку, переживания - голубого! горького! грустного! -
являются не только структурами. Конечно, это невырази-
мое словами и, вообще, знаками является псевдопредложе-
нием, ибо не выражает никакой структуры. Однако без пе-
реживаемого субстрата отношений, без непосредственно
данного все знаковые системы повисают в воздухе, и среди
них нельзя выделить одну структуру переживаемого мира,
отличить ее от всех возможных языковых структур. Таким
образом, невыразимая основа всех высказываний столь же
тривиальна, как и неизбежна1. С научной точки зрения, она
совершенно безвредна. Мистикой было бы утверждение
о том, будто бы существуют невыразимые структуры. To
место, которое мы отводим невыразимому, не дает ни ма-
лейшей почвы для проявления метафизики. Всякая мета-
физика, сыгравшая в истории какую-то роль, была нераз-
рывно связана с мифологией духа или души. Несомненно,
науку нужно очищать от бессвязных псевдопредложений,
но их нельзя считать метафизическими. Только в том слу-
чае, когда такие псевдопредложения связаны с мифологией
души, что происходит довольно часто, их можно считать
метафизическими в обычном смысле этого слова. Однако
для мифологем о душе, которые способны ограничивать
или даже опровергать научные высказывания о структурах
и которые к тому еще и невыразимы, в нашем построении
нет места. Оно могло бы напомнить о метафизике лишь
в том случае, если бы невыразимую основу всех знаковых
Если хотят избежать использования приведешюго псевдопредло-
жения, то можно было бы сказать так: среди множества самых разнооб-
разных знаковых систем выделяется некоторая фуппа почти изоморф-
ных между собой систем. Это формулируемое структурное предложс-
ние. Невыразимое есть только то, посредством чего выделяется эта
фуппа.
276

Эдгар Цильзель
систем захотели назвать «духовной». Однако это было бы в
высшей степени нецелесообразно, ибо физикалистские вы-
сказывания обозначают эту основу в не меньшей мере, чем
психологические. И вся «метафизика» тогда свелась бы к
предложению: если душа говорит, то она больше не душа.
Все последующие присоединяемые сюда высказывания бу-
дут либо высоковероятными, либо ложными псевдопред-
ложениями.
Мы исходили из построения Карнапа, представленного
им в статье об универсальном языке науки, и пытались кое-
что изменить в нем. Теперь хотелось бы более четко за-
фиксировать решающее различие в двух планах построе-
ния. В конечном итоге это различие сводится к следующе-
му. Карнап в основу своего построения кладет протоколь-
ные предложения, т.е. предложения, и приходит к одной-
единственной выделенной группе предложений системы.
Напротив, мы в качестве последнего основания используем
наличные переживания, обладающие выразимой структу-
рой, но, в то же время, имеющие невыразимое, хотя и хо-
рошо нам известное, содержание. Предложения для нас яв-
ляются лишь последовательностями знаков, которые могут
быть любыми. Поэтому может существовать целое множе-
ство знаковых систем. Вопрос заключается в том, какая из
этих разных систем структурно похожа на чувственное пе-
реживание. Преимущество представленной здесь позиции
можно усмотреть в том, что разнообразие знаковых систем
превосходит разнообразие переживаний, поэтому верифи-
цируемые знаковые системы представляют собой особый
случай таких систем. Но как раз переход от общего к част-
ному случаю позволяет обратить внимание на особенности
и проблемы, остающиеся не замеченными, когда сразу на-
чинают с частного случая. Здесь дело обстоит так же, как и
везде в науке. До тех nop, пока математические представ-
ления не были достаточно ясными, все функции считались
277

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
непрерывными, а позднее все непрерывные функции -
дифференцируемыми. И только после того, как обратили
внимание на функции, не являющиеся непрерывными,
a позднее - на непрерывные, но не дифференцируемые
функции, стали обсуждать условия и проблемы, связанные
с непрерывностью и дифференцируемостью. Вероятно,
всегда полезно указать на то, что за соседней горой еще
кто-то живет. Интерсубъективность, единство реальных
связей, экстраполируемость выступают в своем подлинном
виде лишь тогда, когда привычную науку и привычную
эмпирию начинают осознавать как очень необычный част-
ный случай. Нет сомнения в том, что философия откроет
и дальнейшие удивительные особенности этого особого
случая.
До сих nop еще очень мало эмпирических наук имеют
вид гипотетико-дедуктивной системы. Поэтому в заклю-
чение следует еще раз подчеркнуть, что гипотетико-де-
дуктивная система, охватывающая все эмпирические пред-
ложения, является лишь целью. Однако постановка цели
имеет большое практическое и теоретическое значение.
Она отвечает практической потребности людей рационали-
зировать всю природу и тем самым сделать ее предметом
своей деятельности. Одновременно она дает теоретику
представление обо всем множестве нерешенных проблем.
Каждый исследователь, который в какой-то конкретной
области выдвигает гипотезы о еще неизвестных закономер-
ных связях и пытается их верифицировать, содействует
достижению этой цели. Но чем яснее сформулирована
цель, тем лучше сможет он выявить своеобразие эмпирии -
своеобразие того пестрого, благоухающего, иррациональ-
ного, но рационализируемого, проблемного мира, в кото-
ром однажды родились и мы с вами.
278

Рудольф Карнап (Прага)
ОТВЕТ НА СТАТЬИ
Э. ЦИЛЬЗЕЛЯ И К. ДУНКЕРА1
I. Ответ іш статыо Э. Цилыеля
«Замечаиия о логике иауки»1
В связи с физикализмом Ціільзель ставит важные во
просы в двух направлениях. Во-первых, это вопрос о том,
каким формальным условиям должны удовлетворять про-
токольные предложения для того, чтобы могла быть по
строена научная система такого-то и такого вида. Во
вторых, это вопрос о том, каким образом «истинную» nay-
icy можно отличить от остальных логически возможных
систем. Рассмотрим эти вопросы один за другим.
1. О предложеншх семаитики
Наука представляет собой систему общих и единичных
предложений, которые носят гипотетический характер и
проверяются с помощью протокольных предложений. На-
учная система не выводится из протокольных предложе-
ний, a лишь (в лучшем случае) все больше подтверждается
ими. Далско не каждая мыслимая научная система совмес-
тима с определенными протокольными предложениями.
Вследствие этой зависимости научных систем от прото-
кольных предложений может быть поставлен вопрос: какие
формальные условия должно выполнять множество прото-
1 Rudolf Carnap (Prag). Erwiderung auf die vorstehenden Aufsätze von
E. Zilzel und K. Dunker // Erkenntnis, 1932—1933, Bd. III. S. 177—189.
Перевод с нсм. яз. д. ф. н. А.Л. Никифорова.
2 Edgar Zilsel (Wien), Bemerkungen zur Wissenschaftslogik //
Erkenntnis, Bd. II, 1932—1933. S. 143—161. См. наст. изд.: Эдгар Ціілъзель (Ве-
на). Замечания о логике науки. С. 255-278.
279

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
кольных предложений, чтобы оказалась возможной такая-
то научная система? Каков характер этого вопроса и пред-
полагаемого ответа на него?
Под семантикой (или логическим синтаксисом, метало-
гикой) мы имеем в виду теорию структуры предложений
какого-то языка, причем эта структура характеризуется
лишь последовательностью и видом знаков, не затрагивая
значения этих знаков. Можно показать, что логические от-
ношения между предложениями, например, отношения
следования, совместимости, несовместимости, зависимо-
сти, независимости и т.д., зависят только от формальной
структуры предложений (в указанном смысле) и, поэтому,
охватываются семантикой. Поскольку при этом мы гово-
рим только о структуре предложений (например: «Предло-
жения такой-то структуры и предложения такой-то струк-
туры несовместимы»), постольку речь идет только о «чис-
той семантике». Она представляет собой теорию комбина-
торики, т.е. является частью математики, a ee предложения
являются аналитическими. Если же, иапротив, мы говорим
о предложениях как о неких физических образованиях (вы-
сказанных, написанных, напечатанных предложениях), на-
ходящихся в определенное время в определенном месте, то
переходим в область «дескриптивной семантики». (При-
мер: «Предложение, высказанное определенным человеком
в определенное время, имеет такую-то структуру»); «Два
предложения, находящиеся в таких-то местах такой-то кни-
ги, имеют такую-то структуру и, поэтому, несовместимы
друг с другом»). Дескриптивная семантика представляет
собой часть (физической) реалыюй науки, ее предложения
(в общем) будут синтетическими, эмпирическими.
Предложения, относительно которых ставит вопрос
Цильзель и примеры которых (в предварительной форму-
лировке) он приводит в своих пронумерованных предло-
жениях, являются (при их корректной формулировке) пред-
ложениями семантики о протокольном и системном языке.
Предложение вида «Если множество протокольных пред-
280

Рудольф Карнап
ложений обладает таким-то формальным (чисто семанти-
ческим) свойством, то научная система с таким-то фор-
мальным (чисто семантическим) свойством возможна (т.е.
может быть подтверждена при подходящих условиях)»
принадлежит чистой семантике и является (если оно верно)
аналитическим. Предложение же вида «Мое протокольное
предложение (или: протокольное предложение европейско-
го физика XIX столетия) обладает таким-то свойством, по-
этому оно может лечь в основу науки с таким-то свойст-
вом» является эмпирическим социально-историческим
предложением о высказанном и записанном утверждении
некоторого лица. Мне кажется, я не расхожусь с Цильзе-
лем, когда предложение об экстраполяции как некоторое
предложение об определенном свойстве имеющихся ныне
научных протоколах я причисляю к этим эмпирическим
социально-историческим предложениям. В этом предложе-
нии речь идет об определенном статистическом свойстве
протокольных предложений, об определенной степени
упорядоченности, которая должна быть определена точнее.
Вопрос о том, какой степенью простоты (или степенью
упорядоченности) должны обладать протокольные пред-
ложения для того, чтобы можно было построить какую-то
научную систему, вовсе не является логическим, т.е. чисто
семантическим, вопросом, a представляет собой зоологиче-
ский вопрос, ответ на который зависит от эмпирически ус-
танавливаемого уровня умственного развития вида homo
sapiens. Аналогия: ответ на вопрос о том, является ли не-
кий лабиринт более сложным, чем другой, зависит от того,
насколько успешно сможет выбраться из него крыса.
Я полагаю (как и Витгеиштеии), что вопросы, которые
иногда объединяют под именем «научной философии», от-
носятся к логическому синтаксису языка, однако (в отли-
чие от Витгенштейна) я считаю, что эти вопросы и ответы
на них можно формулировать в правильных предложениях,
a именно, в семантике, в «языке о языке». [Подробное из-
ложение семантики, ее формальное построение и примене-
281

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ние к философским проблемам я представлю в другом мес-
те]. Поэтому мне представляется вполне оправданным, ко-
гда эти вопросы Цильзель называет «философскими вопро-
сами» (если еще продолжают пользоваться термином «фи-
лософия») или вопросами логики науки.
2. Относителыю выделения «испптиых»
протокольных предложепий
Второй ключевой пункт статьи Цильзеля заключается,
как мне представляется, в следующей проблеме. С точки
зрения логики, любое мыслимое множество протокольных
предложений столь же обосновано, как и другое. И, опира-
ясь на любое множество протокольных предложений,
можно построить научную систему, которая, во-первых,
будет внутренне непротиворечива, и, во-вторых, будет в
достаточной мере обоснована этим множеством прото-
кольных предложений. В таком случае, каким образом на-
шу иауку, «подлипную», «истиппую» иауку, которую мы
решительно предпочитаем всем выдуманным наукам, от-
личить от остальных мыслимых систем? Здесь мы с Циль-
зелем согласны в том, что этого нельзя сделать с помощью
чисто логических средств. В нашей терминологии: хотя в
чистой семантике мы можем описать различные множества
протокольных предложений и структуру предложений со-
ответствующих научных систем, однако «реальная» систе-
ма (включая протокольные предложения) не может быть
выделена по формальным признакам. Мы согласны, далее,
в том, что должны что-то сказать о выделении «реальной
науки». Однако мы не считаем, что при этом нужно «до-
пускать в науку нечто невыразимое». Хотя нельзя выде-
лить «реальные протокольные предложения» в чистой се-
мантике, т.е. с помощью одних логических средств, но это
можно сделать в дескриптивной семантике с помощью по
нятий реальной науки, a именно, истории. В качестве «ре-
альных протокольных предложений» будут рассматривать-
282

Рудольф Карнап
ся те высказанные или написанные утверждения (социаль-
но-физические образования), которые принадлежат каким-
то людям, в частности, ученым нашей эпохи. И под «ре-
альной наукой» мы понимаем систему, построенную (и
развиваемую) этими учеными и в достаточной мере обос-
нованную этими протокольными предложениями.
Можно представить себе ситуацию, когда каждый че-
ловек не заботится о согласовании своих протокольных
предложений с протоколами других людей и, таким обра-
зом, каждый строит свою собственную научную систему. К
счастью, в действительности дело обстоит так, что мы в
состоянии вместе с сотнями других людей объединить на-
ши протокольные предложения для общей обработки. Если
появляется человек, который на основе своих протоколов
создает науку, не согласующуюся с той, которая создана
сотнями людей, то его никто не будет слушать. Мы скажем
ему (при соответствующих обстоятельствах), что он стра-
дает цветной слепотой или плохо наблюдает, или фантази-
рует, или лжет, или просто страдает психическим рас-
стройством. Но если бы нашлись сотни людей со своей
наукой, которая оказалась бы несовместима с нашей нау-
кой, то здесь дело обстояло бы сложнее. Если бы более
тщательное исследование не привело к согласию, то мы
были бы вынуждеиы согласиться с тем фактом, что y раз-
ных групп людей имеются разные научные системы. К сча-
стью, в действительности такого не бывает: подавляющее
большинство ученых рано или поздно приходит к согла-
сию. Возникает - и это эмпирический факт истории - все
более широкая общая система науки, развиваемая учеными
с помощью современных технических средств. Именно эту
систему мы имеем в виду, когда говорим о науке. У «на-
шей» науки нет никакого другого отличия, кроме истори-
ческого, кроме того, что это наука нашей культуры, точнее:
это наука, которая появилась в определенный момент ис-
тории, создавалась определенными научными методами и
подвергалась проверке с помощью протокольных предло
жений ученых, принадлежащих к нашей культуре.
283

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
Ho здесь возникает (в духе рассуждений Цильзеля) во-
прос: как происходит установление «более правильных»
протокольных предложений? Под этим подразумевается не
исторический вопрос: «Какие протокольные предложения
были установлены такими-то и такими людьми?», a мето-
дологический: «Согласно каким предписаниям нужно дей-
ствовать, чтобы установить "правильные" протокольные
предложения?». Руководствуясь прежними формулировка-
ми, которые были представлены в нашем Кружке (см., на-
пример, Рассел, Витгелштейн, Шлик, переживание, позна-
ние, метафизика, Kantstudien, 1926), Цильзель отвечает
приблизительно так: правильное протокольное предложе-
ние устанавливают благодаря тому, что изоморфно (т.е.
сходно по структуре) отображают чувственно восприни-
маемое положение вещей (как географическая карта ото-
бражает ландшафт). Такая формулировка сегодня вызывает
y нас сомнения, поскольку можно сказать следующее: «Со-
держание самого чувственного переживания невыразимо,
в языке можно передать только его структуру, поэтому
протокольное предложение должно отображать структуру
невыразимого содержания чувственного переживания».
Если я правильно понял Цильзеля, его рассуждения идут в
этом направлении. Здесь, полагает он, нужно «допустить
науку невыразимого», нужно «выразимое применить к не-
выразимому». В таких формулировках (принадлежащих
Цильзелю и другим членам нашего Кружка) содержится
внутреннее противоречие: с одной стороны, утверждают,
что о «самом содержании чувственного переживания», о
«качествах самих по себе» или о «качествах» «содержания
переживаний (содержания ощущений и т.п.)» вообще нель-
зя говорить; в то же время, с другой стороны, в самом этом
утверждении содержатся такие выражения, как «качество
содержания чувственного переживания» («само по себе го-
лубое» или «чувство горечи, известное каждому»), исполь-
зование которых нарушает высказанное запрещение. Поня-
тие «невыразимое» пусто по своему содержанию. Говорить
284

Рудольф Карнап
можно обо всем. Если имеется что-то такое, о чем еще ни-
когда не говорили, то нужно ему дать какое-то имя и это
имя употребить в предложении, т.е. высказать о нем исти-
ну или ложь. В основе упомянутых формулировок лежит
миф о «невыразимом психическом» - миф, который дол-
жен быть отброшен, на чем уже давно настаивает Нейрат.
По сути дела, Цильзель также отказывается от этой мифо-
логии (см. наст. изд.: с. 275-276). Мне представляется, од-
нако, что в своих формулировках о «невыразимом» он еще
не вполне с ней расстался. Порой его тезис приобретает ха-
рактер псевдопредложения (всякие «переживания являются
не только структурами», с. 276). Поэтому можно предпола-
гать, что мы придем к согласию относительно ответа на
поставленный Цильзелем вопрос о выделении науки, если
полностью освободимся от этой мифологии, не будем гово-
рить о «невыразимом» и использовать псевдопредложения.
Как можно было бы ответить на вопрос о способе обра-
зования протокольных предложений? He существует ника-
кого особого способа. И не потому, что речь здесь идет о
чем-то невыразимом, a потому, что этот способ тривиален
и бесполезен. Предписание для образования протокольных
предложений могло бы выглядеть следующим образом:
«Если y тебя болят зубы, говори: "Болят зубы"», однако та-
кое предписание было бы понятно только тому, кто уже
знает смысл слов «болят зубы». Таким образом, некоторое
исходное предписание невозможно. Может быть, если кто-
то уже изучил некоторый язык, то в этом языке ему можно
дать предписания употребления какого-то другого языка,
например, человеку, говорящему по-немецки, можно дать
инструкции по использованию французского языка; в язы-
ке ребенка можно сформулировать инструкции по упот-
реблению языка взрослых; в повседневном языке можно
дать указания по использованию научного языка. Усвоение
же первоначального языка, напротив, не опирается ни на
какие предписания, a осуществляется благодаря включен-
ности в практическую деятельность. Как ребенок благода-
285

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ря примеру обучается выплевывать вишневые косточки,
так формирует он привычку («условный рефлекс», как ска-
зали бы бихевиористы) при определенных условиях произ-
носить: «Этот дом большой» или «У меня болят зубы».
Если он с помощью слов реагирует так же, как и мы (т.е.
произносит, например, когда видит красный дом: «Этот
дом красный»), то мы считаем, что он «говорит правиль-
но». Даже в тех случаях, когда мы не можем контролиро-
вать правильность (как в примере с домом), протокольные
предложения правильно говорящего человека могут ис-
пользоваться наукой. Возникновение протокольных пред-
ложений относится не к чистой, a к дескриптивной семан-
тике, иначе говоря, не к логике, a к биологии, т.е. к физике.
Здесь идет речь не только о структурах предложений, но о
самих предложениях как о физических образованиях (рече-
вых действиях). С позиций логики мы можем только свя-
зывать одни предложения (точнее: структуры предложе-
ний) с другими; напротив, с позиций физики мы можем
описать, каким образом при таких-то и таких обстоятельст-
вах образуются предложения как речевые действия или
принимать решения относительно их образования.
Резюмирую: я согласен с Цильзелем относительно того,
что отличить «подлинную» науку от остальных возможных
и непротиворечивых систем предложений в рамках логики
невозможно. Остается вопрос: посредством каких внелоги-
ческих, эмпирических понятий можно осуществить такос
отличение? Ответ Цильзеля («наука должна содержать в
себе невыразимое») кажется мне неприемлемым (псевдо-
предложением). Если отказаться от такой формулировки,
то, как мне представляется, наши позиции можно согласо-
вать: система науки в конечном итоге опирается на пред-
ложения (а именно, протокольные предложения), которые
образуются не посредством логических операций, a благо-
даря определенным практическим действиям, благодаря
усвоенным реакциям.
286

Рудольф Карнап
II. Отеет на статью К. Дункера
«Бихевиоризм и гештальтпсихология»х
Защищаемый Нейратом и мной физикализм особые
возражения встречает в области психологии, поэтому изда-
тели нашего журнала предложили г-ну Карлу Дункеру* из-
вестному своими научными работами в области гештальт-
психологии, критически оценить мою статью «Психология
в физикалистском языке». К сожалению, оказалось, что ос-
новные идеи физикализма Дункер понял совершенно не-
верно. Поэтому. прежде всего, я хотел бы предложить чи-
тателю судить о моих утверждениях не по их изложению
Дункером, a no моим собственным формулировкам.
Первый разде.і сочинения Дункера посвящен критиче-
скому рассмотрению следующих приписываемых мне по-
ложений: 1) «Каждому переживанию можно сопоставить
некоторое телесное состояние»; 2) «Предложение о психи-
ческом состоянии другого человека принципиально непро-
веряемо, следовательно, лишено смысла». Одиако я не вы-
сказывал этих положетт. Первое из них неясно вследст-
вие использования содержательного способа речи. Физика-
лизм говорит не о состояниях, a o предложениях. Может
быть, здесь подразумевается следующее: «Каждому психо-
логическому предложению можно сопоставить предложе-
ние физики». Но это тривиально. Физикализм говорит не о
сопоставлении, a o переводимости каждого психологиче-
ского предложеиия в предложение физики. [Аналогия: ка-
ждому предпожению о Европе можно сопоставить некото-
рое предложение об Африке (но не перевод); однако каж-
дое предложение о данном лесе переводимо в некоторое
предложение о его деревьях]. Приписанное мне утвержде-
ние (2) я решительно отвергаю. Я придерживаюсь того
1 Karl Duncker. Bchaviorismus und Gestaltpsychologie (Kritische
Bemerkungen zu Carnaps «Psychologie in physikalischer Sprache» //
Erkenntnis, 1932-1933, Bd. III. S. 162-177.
287

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
мнения, что предложения о психических переживаниях
другого человека проверяемы и, поэтому, осмысленны.
В своей статье я ставил перед собой задачу выявить смысл
такого рода предложений, отвергая обычные попытки их
нефизикалистского истолкования. Сведение моих рассуж-
дений к выводу по аналогии неправомерно, я никогда не
придерживался введенного Дункером (без определения)
различия между «непосредственной проверяемостью» и
«косвенной проверяемостью». Я считаю, что различие ме-
жду ними заключается лишь в степени. В моих рассужде-
ниях речь идет только о разнице между «принципиально
проверяемым» и «принципиально непроверяемым». Дун-
кер говорит (S. 165): «06 этой стойкости не может свиде-
тельствовать никакой вывод по аналогии, разве что о гне-
ве...». Ho no аналогии с рассуждением Дункера можно ска-
зать: сама опора переживает эту стойкость (так, как я пе-
реживаю свою внутреннюю стойкость), поэтому имеется
непосредственный переход к этой стойкости. Дункер
с этим не согласится, но господину А, вероятно, присущ
«непосредственный переход к его собственному гневу».
Однако он не указывает никакой точки зрения, которая
внесла бы разницу в обсуждение опоры и господина А.
В основе этого лежит непроверяемая, метафизическая
предпосылка: y людей (помимо поведения) имеются пере-
живания, a y древесного ствола их нет.
Во втором разделе Дункер обсуждает свою «гипотезу
содержания психических переживаний другого человека».
Оказывается, что в логическое построение психологии она
не входит. Поэтому нам здесь не нужно подробно останав-
ливаться на рассмотрении логического характера этой ги-
потезы, тем более, что она сформулирована в содержатель-
ном модусе речи и, поэтому, страдает неясностью. Стоит
лишь кратко ответить на два вопроса, которые Дункер ста-
вит передо мной в заключении этого раздела. I) «Против
какого «истолкования» метода интроспекции выступает
Карнап?». - Ответ: не против какого-то собственно психо-
288

Рудольф Карнап
логического истолкования, a против попытки метафизиче-
ского, нефизикалистского истолкования, которое подробно
рассматривается в моей статье (см., например, формули-
ровку на S. 1151). Отвергаемое мной предложение могут
назвать, если угодно, «гипотезой существования психиче-
ских переживаний (наряду с физическими процессами)».
Однако следует обратить внимаиие на то, что я не отрицаю
эту гипотезу, a просто отбрасываю ее как псевдопредложе-
ние. 2) «К какому физическому состоянию тела говорящего
человека Карнап хотел бы свести смысл высказывания
"Верхний отрезок мне кажется длиннее, чем нижний"?».
Здесь содержательный способ речи нужно сначала пере-
вести в формальный и ставить вопрос не о «физическом
состоянии», a o «физикалистском предложении». Ответ:
физикалистское предложение гласит: «мое тело является
видящим отрезок длиннее». Последнее выражение можно
определить аналогично выражению «видящий красное»
в одном из ранее приведенных примеров (см. наст. изд.:
с. 201—2032), причем описание языковой реакции образует
часть определения. Ранее мы уже показали, что наше не-
знание микропроцессов, происходящих в центральной
нервной системе, не препятствует этому физикалистскому
истолкованию (см. наст. изд.: с. 201-202; s. 1173, ответ на
возражение A, a также отрывок из статьи Гемпеля, поме-
щенный в приложении, с. 623-637).
В третьем разделе излагается и рассматривается «под-
линно научная функция самонаблюдения». Здесь дана за-
щита метода интроспекции от критики бихевиористов
1 Rudolf Carnap. Psychologie in physikalischer Sprache // Erkenntnis.
1932-1933, Bd. III. S. 107-142.
2 Rudolf Carnap. Die physicalische Sprache als Uni versai spräche der
Wissenschaft // Erkenntnis, 1930-1931, Bd. II. S. 432^65. См. наст. изд.:
P. Карнап. Физикалистский язык как универсальный язык науки. С. 170-212.
3 Rudolf Carnap. Psychologie in physikalischer Sprache // Erkenntnis,
1932-1933, Bd. III. S. 107-142.
ЮЗак. І73І
289

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
и представлена теория «ситуационных картин». Нам нет
необходимости останавливаться на этих психологических,
не логических вопросах. С критикой выступает не физика-
лизм, представляющий собой логический постулат, a пси-
хологическая теория американского бихевиоризма. Про-
стая схема «стимул—реакция», предлагаемая этим бихе-
виоризмом, представляется нам слишком узкой.
Удивительно, но в своем заключительиом разделе Дун-
кер одобрительно высказывается о физикалистском тезисе,
гласящем, что физикалистский язык является «универсаль-
ным языком наук о реальности, из которых психология ни-
коим образом не может быть исключена». Однако из дру-
гих рассуждений Дункера следует, что он исходит из не-
верного понимания физикализма. [Это подтверждается, в
частности, примечанием I на S. 174, в котором Дункер
приписывает физикализму тот взгляд, что прежде всего
нужно постигнуть «интроспективно схватываемые пере-
живания», «соответствующие нервные процессы». На са-
мом деле физикализм не обращает внимания на процессы].
Дункер заканчивает свою статью следующим замечани-
ем: «Однако я не нахожу, что из рассуждений Карнапа вы-
текают какие-то серьезные следствия для целей и методов
небихевиористской психологии». В связи с этим можно за-
метить, что физикализм ничего не говорит о выборе целей
и методов психологии. С помощью логического анализа он
лишь истолковывает предложения психологии. Благодаря
физикалистскому истолкованию устраняются псевдопроб-
лемы (не эмпирические, a метафизические проблемы пси-
хологии). Можно предположить, конечно, что психологи,
освободившись от метафизических псевдопроблем, внесут
те или иные изменения в свои методы. Но это будет прак-
тическим, a не логическим следствием тезиса физикализма.
Вопрос выбора метода, сколь бы важным он ни был, не яв-
ляется таким вопросом, который мог бы однозначно быть
решен благодаря теоретическим рассуждениям (в отличие
290

Рудольф Карнап
от вопроса о физикализме и вопроса об устранении мета-
физических псевдопроблем). Это - вопрос плодотворности
и целесообразности.
Подводя итог, я могу констатировать, что большая
часть высказываний Дункера о моих взглядах и вообще о
тезисе физикализма не затрагивают существа дела. Боль-
шииство утверждений, копюрые ои подвергает критике,
мие ие принадлежит, хотя он настойчиво приписывает их
мне. С болъшей частью утверждений, которые он выска-
зывает, я ne могу ни согласшнься, ни спорить. Это объяс-
няется разными причинами. Ранее (см. наст. изд.: с. 174 сл.,
196-211) я неоднократно указывал на опасность содержа-
тельного способа речи. Дункер почти постоянно прибегает
именно к этому способу, поэтому часто впадает в типич-
ные неясности и во многих случаях, на мой взгляд, занима-
ется псевдовопросами и высказывает псевдопредложения.
(О разнице между предложениями и псевдопредложениями
см. наст. изд., с. 142-143 и статью Шлика]). [Можно при-
вести несколько примеров псевдопредложений (в со-
кращенном виде): 1) «Психическое в качестве чужого
психического нельзя непосредственно верифицировать»;
2) «Понять гнев как внутреннее переживание...»; 3) «Такие
вещи как, скажем, волнение столь же присущи наблюдае-
мому поведению, как и сознанию»; 4) «Две краски, предъ-
явленные слепому, могут представиться ему как красное
и зеленое или остаться для него бесцветными». О послед-
нем и похожих псевдопредложениях см. статью Шлика2].
Особенно скверно то, что во многих случаях, когда Дункер
излагает мои утверждения, он переводит их в содержатель-
ный модус речи и вследствие этого совершенно искажает
1 Moritz Schlick. Positivismus und Realismus // Erkenntnis, Bd. III.
1932-1933, S. 1-31. Русский перевод: A/. Шлик. Позитивизм и рсализм //
Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избраиное. М.: Издательский дом
«Территория будуиісго»; Идея-ІІресс, 2007. С. 283-309 (см. с. 287-289).
2 Tau же. С. 294-297.
291

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
их. [Примеры: 1) «Каждому состоянию переживания мож-
но сопоставить состояние тела»; 2) «Предложение... не го-
ворит о том, что A находится в таком-то настроении»; 3)
«Проверяемость чужого психического...»; 4) «Карнап ос-
паривает косвенную проверяемость чужого психического»;
5) «Отсюда вытекает лишь одно: теперь есть гнев, но ниче-
го нельзя сказать о том, чей это гнев»; 6) «Мой гнев не
имеет никакого феноменальной связи с «я» и «мое тело»;
7) «Нельзя проникнуть в чужую душу»]. Неясность и бес-
смысленность в одних местах соседствуют с эмпирически-
ми (осмысленными) предложениями в других местах ста-
тьи. Многие утверждения Дункера носят конкретно-
психологический характер. Они выходят за рамки логики и
теории познания и никак не затрагивают (логического!) те-
зиса физикализма.
Если мое истолкование взглядов одного из признанных
представителей конкретной науки будет неправильно по-
нято, a мои предостережения относительно опасностей со-
держательного способа выражения не привлекут никакого
внимания, то вину за это, по крайней мере, отчасти я дол-
жен взять на себя. К счастью, однако, сегодня я могу ука-
зать на сочинение К.Г. Гемпеля\ который по недостатку
места хотя и отказывается от логического анализа, однако в
отношении ясности, как мне представляется, превосходит
мое собственное изложение. Это может оказаться важным
для читателей, в частности, для педагогов, психологов и
представителей «наук о духе». Для того чтобы несколько
уменьшить трудности понимания моей статьи, я хотел бы
здесь привести сочинение Гемпеля целиком. Поскольку это
невозможно, я приведу несколько цитат из него, в которых
1 CG. Hempel. Die logische Grundlegung des Behaviorismus. Критиче-
ский обзор вместе с содержательным изложением. Будет опубликован в:
Der philosophische Unterricht. (Цитаты приведеиы с любезного согласия
издателей рукописи).
292

Рудольф Карнап
разъясняются некоторые стороны физикализма, часто ис-
толковываемые неправильно:
«Логический бихевиоризм (так Гемпель называет физика-
лизм) в отличие от старого бихевиоризма не требует от психоло-
гии каких-то методологических ограничений в области исследо-
вания, скажем, ограничиваться реакциями организмов на опреде-
ленные раздражители. Он вообще не является теорией в области
психологии, a представляет собой логическую теорию, анализи-
руюшую предложения научной психологии. Относительно по-
следних он утверждает, что все они являются физикалистскими
предложениями - независимо от того, какими методологически-
ми средствами они обосновываются. Он стремится также пока-
зать, что нет никакой ограниченности в том, чтобы в психологии
обходиться только физикалистскими предложениями, ибо в этой
науке по логическим соображениям нельзя высказать никаких
иных содержательных предложений.
Признание справедливости логического бихевиоризма не
предполагает, что мы уже можем до последних тонкостей опи-
сать ход процессов в центральной нервной системе при характе-
ристике физического состояния человеческого тела, которое вы-
ражается определенным предложением психологии, скажем,
предложением о том, что некоторый человек испытывает боль.
He предполагается также и знание всех физических законов,
управляющих процессами в организмах людей и животных...
... Этот тезис часто наталкивается на весьма серьезное воз-
ражение, основывающееся на мысли о том, что такой анализ рез-
ко ограничивает богатство духовной жизни и просто устраняет
из обсуждения существенную и весьма обширную область наше-
го опыта.
Данная мысль обусловлена неверным пониманием физика-
лизма... На самом деле эта философия отнюдь не берется судить
об истинности или ложности научных предложений или устра-
нять из обсуждения какие-то фактические данные. Предметом
исследования этой философии является лишь форма научных
предложений и логические связи между ними».
293

Курт Греллинг
(Берлин-Йоханисталь)
ЗАМЕЧАНИЯ О КНИГЕ ДУБИСЛАВА
«ОПРЕДЕЛЕНИЕ»1
Данное третье издание сочинения Дубислава «Опреде-
ление» по своему содержанию выходит за рамки обозна-
ченной в названии темы и затрагивает некоторые важней-
шие проблемы современной логики и теории познания. Не-
смотря на то, что в дальнейшем я высказываю иекоторые
возражения против его сочинения, хочу сразу же отметить,
что его работа, на мой взгляд, в целом является самым
лучшим из того, что было опубликовано на эту тему в по-
следнее время, причем все вопросы, связанные с определе-
нием, рассмотрены с исключительной основательностью и
ясностью.
Первый раздел содержит «обзор важнейших учений об
определении, целью которого является прояснение про-
блемы». Это следующие учения: согласно первому из них,
определение устанавливает сущность\ согласно второму,
оно устанааливает понятие; согласно третьему, определе-
ние служит для установлеиия значения, которым обладает
зпак, или его употребления; наконец, согласно четвертому,
определение придает значеиие новым вводичым знакам
или задает их употребление.
Во втором разделе автор представляет свое собственное
учение об определеиии. При этом вновь в главе первой рас-
сматривается учение об определетт в собственном смыс-
ле, во второй - определение понятий, в третьей - определе-
1 Bemerkungen zu Dubislav's «Die Definition». Von Kurt Grelling (Ber-
lin-Johannisthal) // Erkenntnis, 1932-1933. Bd. III. S. 189-201. Перевол
c нем. яз. д. ф. и. А.Л. Никифорова.
294

Курт Грѳллинг
ние зиаков и в четвертой - определеиив вещей. За кратким
резюме следует обширный список литературы, именной и
предметный указатели.
1. Теория Фреге и формалистическая теория
Важнейшей главой книги является гл. 1 второго разде-
ла, в которой представлено учение об определении в собст-
венном смысле этого слова. В ней речь идет о двух теории-
ях - той, в которой автор по ее главному представителю
называется фрегевскощ и той, сторонником которой он сам
является и называет формалиспшческой. Важнейшей осо-
бенностью первой является строгое разграничение знака
и обозначаемого, a также понятия и утверждения. 06 этой
теории Дубислав говорит следующее: «Для этой теории
определения, которая представляет собой чрезвычайно
важный шаг вперед по сравнению с конвекциональными
теориями, особую трудность представляет вопрос о том,
какими должны быть те связи знаков, которые входят в де-
финиенс1 определяющего равенства». Я не могу согласить-
ся с этой критикой фрегевской теории. Если бы она была
справедлива, то должна была бы относиться, прежде всего,
к самому Фреге. Однако в том, что это не так. Легко убе-
диться, взяв в руки главное сочинение Фреге «Основные
законы арифметики». §§ 26-33 первого тома этого произ-
ведения посвящены учению об определении. Там сформу-
лирована аксиома: «Правильно построенные имена долж-
ны всегда что-то означать». (Т. I, с. 45). Затем для правиль-
ного построения имен устанавливаются точные и исчерпы-
вающие правила.
Фреге исходит из восьми первичных имен, значение. ко-
торых он задает, a затем показывает, каким образом из них
могут быть образованы новые имена. Удивителыю, но Ду-
Deßniendum - определясмос, deßniens - определяющсс. К сожалс-
иию, ииогда трудно обойтись без этих неуклюжих слов. - Прим. перев.
295

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
бислав не обращает никакого внимания на эти правила оп-
ределения Фреге, a вместо них исследует те, которые
сформулировал Пеаио. Относится ли критика последних
Дубиславом также и к правилам Фреге, остается совер-
шенно неясным. Насколько я могу судить без серьезного
исследования этого вопроса, она не затрагивает правил
Фреге.
Приведенное выше замечание о фрегевской теории ка-
жется мне несправедливым еще и по другим причинам.
В разделе, посвященном формалистической теории, Дуби-
слав говорит о характеристике определений с помощью
исчисления, о чем он писал уже несколько лет тому назад
в статье, опубликованной в «Анналах философии». Глав-
ная мысль здесь заключается в том, что в исчислении оп-
ределение выступает в качество правила подстановки, ко-
торая не изменяет истинностно-функциональных свойств
формул. Если этого правила с некоторыми дополнениями
Дубислава действительно достаточно для характеристики
определения, a y меня нет оснований сомневаться в этом,
то в отношении краткости и точности оно представляет со-
бой значительиый шаг вперед по сравнению с довольно
сложными правилами Фреге. Однако следует ли отсюда,
что такая характеристика определений возможна только
в рамках формалистической теории? Если я правильно по-
нимаю эту теорию, которую Дубислав часто называет тео-
рией игры, она включает в себя ту идею, что после форма-
лизации некоторой теории все связанные с ней логические
вопросы, включая вопрос о критериях определения, можно
решать только с помощью рассмотрения исчисления, не
обращая внимания на значения включенных в него знаков.
Если допустить, что эта теория верна, то отсюда лишь вы-
текает, что она с меньшими средствами делает то же самое,
что и так называемая фрегевская теория. Однако неясно,
почему результаты теории игры не могут быть выражены
во фрегевской теории. Исчисление для обоих теорий ока-
296

Курт Греллинг
зывается одним и тем же, только для одной теории важно
приписывать значение некоторым формулам, a другая
теория считает это излишним. Поэтому когда Дубислав
говорит: «только корректно сформулированное в рамках
некоторого исчисления определение формулы или игры
со знаками позволяет, в отличие от фрегевской теории,
задать критерий того, какие наборы знаков могут входить
в дефиниенс определяющего равенства», я не могу согла-
ситься с этим утверждением, по крайней мере, если под
фрегевской теорией понимать то учение, которое Фреге
разрабогал в своем главном произведении, да и в более
поздних работах.
Процитированный отрывок дает повод высказать еще
одно критическое замечание: в нем идет речь об определе-
нии формулы. Однако это определение, согласно теории
игры, сначала должно быть переведено в некоторое исчис-
ление, a затем следует проверить его корректность. Такая
процедура, очевидно, ведет к регрессу в бесконечность.
Если помимо проверки с помощью исчисления нет никаких
других средств для того, чтобы убедиться в корректности
определения, то сама эта процедура, очевидно, не имеет
корректного обоснования.
Отсюда я прихожу к возражению, которое можно вы-
двинуть не только против теории игры вообще, но и против
элегантного доказательства Дубиславом непротиворечиво-
сти логического исчисления, и я не вижу, как бы он мог на
него ответить. По примеру Гильберта Дубислав доказыва-
ет, что в логическом исчислении никогда не встречаются
такие две формулы, из которых одна является отрицанием
другой. Но что, собственно, это доказывает? Очевидно,
Дубислав не намеревался только лишь доказать некоторое
предложение в теории игры с символами, соответствую-
щее, скажем, предложению теории шахматной игры, со-
гласно которому никогда не может появиться определенная
297

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
расстановка фигур на шахматной доске. Вдобавок нужно
было бы одновременно доказать, что содержательная ин-
терпретация логического исчисления, т. е. именно то, что
обычно понимается под логикой, при соответствующем
применении правил вывода также не может привести к
противоречию. Однако, как мне представляется, этого
нельзя доказать, не впадая в порочный круг. Доказательст-
во Дубислава, как и всякое доказательство, опирается на
содержательную логику. Но, если бы содержательная логи-
ка была противоречива, то с ее помощью можно было бы
доказать любое предложение, ничего не говоря об истин-
ности или ложности доказанных предложений. Иначе го-
воря, если бы содержательная логика включала в себя про-
тиворечие, то с ее помощью можно было бы доказать как
то, что логическое исчисление непротиворечиво, так и то,
что оно приводит к противоречию. Таким образом, я при-
хожу к следующему результату: до тех nop, пока непроти-
воречивость логики вообще вызывает сомнения, этот во-
прос решить нельзя. Что же касается логического исчисле-
ния, то Дубислав доказал его непротиворечивость только
при том предположении, что содержательная логика не-
противоречива.
2. Чпю такое истгша?
В лежащей перед нами книге этот знаменитый вопрос
исследован заново, и автор дал на него ответ, с которым я
не могу вполне согласиться. Автор рассматривает вопрос о
том, «можно ли считать истинным какое-то отдельное ут-
верждение совершенно независимо от другого имеющегося
y нас знания, в частности, совершенно независимо от связи
этого утверждения с системой средств некоторой теории
или псевдотеории» (S. 97 f.). Как показывает уже сама
формулировка данного вопроса, на него дается отрица-
тельный ответ. Здесь вызывает подозрение некоторая мно-
298

Курт Грѳллинг
гозначность выражений, проявляющаяся, прежде всего,
в слове считать. Поскольку перед этим был проанализи-
рован смысл слов истина и ложь, постольку читатель по-
нимает этот вопрос так: можно ли об отдельном утвержде-
нии осмысленно сказать, что оно истинно, не ссылаясь на
имеющееся y нас другое знание? Однако дальнейшие рас-
суждения автора показывают, что слова считать истин-
иым он истолковывает как узпать гпи доказать в качестве
истины (но эти выражения ни в коем случае нельзя считать
синонимами). Под утверждением обычно понимают пред-
ложение, о котором осмысленно можно сказать, что оно
истинно (или ложно). По-видимому, Дубислав в общем сле-
дует такому словоупотреблению. Поэтому если об отдель-
ном утверждении нет смысла говорить, что оно истинно, то
вообще не существует никаких отдельных утверждений, a
только отдельные предложения и истинными могут быть
лишь более или менее широкие системы предложении. Ка-
жется, некоторые высказывания автора указывают на то,
что фактически он защищает именно такой взгляд. Однако
поскольку он не говорит об этом прямо, я не хочу останав-
ливаться на логических проблемах, с которыми сталкива-
ется такая точка зрения. Остановимся на том, что сказать
об отдельном утверждении, что оно истинно, и установить
его истинность - разные вещи. Что касается второго, пола-
гает Дубислав, то для этого требуется определенное истол-
кование знаков, с помощью которых формулируется ут-
верждение, a это истолкование опять-таки предполагает
знание некоторого языка - либо естественного, либо ис-
кусственного, как, например, язык математики. Конечно,
кажется вполне тривиальным, что истинность утверждения
«2 + 3 = 5» не может проверить тот, кому не известно зна-
чение арабских цифр. Я думаю, однако, что для такого че-
ловека приведенная конструкция столь же мало является
утверждением, как для нас «! + ? = §». Если же кто-то вла-
299

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
деет русским языком и слышит предложение «Здесь тем-
но», то для установления его истинности ему нужно лишь
простое восприятие. Можно возразить, конечно, что упо-
мянутый человек должен, по крайней мере, знать, что он не
слепой. Это возражение, имеющее, на мой взгляд, некото-
рое оправдание, ведет к расселовскому различению более
или менее твердых данных. Поскольку все эти очень слабо
связаны со структурой теории, я не буду на них останавли-
ваться. По-видимому, здесь Дубислав недостаточно четко
отделяет друг от друга два разных вида отношений зависи-
мости: I. Истиппость конкретной гипотезы нельзя устано-
вить изолированно, но только вместе с истинностыо целой
системы гипотез. Пример: для того чтобы вычислить уда-
ленность от Солнца некоторой переменной звезды (так на-
зываемой цефеиды), используют гипотезу о связи между
продолжительностью периода такой звезды и ее абсолют-
ной яркостыо. Однако сама эта гипотеза верифицируется
благодаря тому, что вычисленные с ее помощью расстоя-
ния согласуются с другими гипотезами о распределении
звезд в мировом пространстве. Таким образом, здесь име-
ется некая совокупность гипотез, которые подкрепляют
друг друга и, поэтому, могут быть верифицированы только
совместно. 2. Смыся конкретного предложения зависит от
определения входящих в него слов и прочих знаков. При-
мер: предложение «События A и 5, происходящие, соот-
ветственно, в местах a и Ьу являются одновременными» по-
лучает разные смыслы в зависимости от того, как опреде-
ляется понятие одновременности.
Разговор о «системе средств представления» приводит к
мысли о том, что вначале автор имел в виду второй вид за-
висимости. Безусловно, этот вид зависимости подразуме-
вается при анализе простых утверждений о восприятии.
Однако в дальнейшем при анализе теорий речь идет, глав-
1 В оригинале, естественно, «немецким». - Прим. перев.
300

Курт Греллинг
ным образом, о первом виде зависимости. Никто не может
верифицировать некоторого утверждения, если не понима-
ет его смысла. - Это, как уже было сказано, тривиальность.
Однако чтобы понять смысл какого-то утверждения, от-
нюдь не во всех случаях требуется признавать истинными
какие-то другие утверждения. To, что было показано выше
относительно некоторых (возможно, всех) гипотез, никоим
образом не может быть верно для всех утверждений. Упо-
мянутая выше совокупность гипотез обычно верифициру-
ется следующим образом: из нее выводятся определенные
факты, которые - в данном случае при помощи дополни-
тельных гипотез - можно перевести в высказывания о вос-
приятиях. Эти высказывания о восприятиях должны нахо-
диться среди предложений, которые Карнап очень удачно
назвал «протокольными предложениями». Но то утвержде-
ние о восприятии, которое входит в число протоколов, яв-
ляется истиииым отделъным утверждением - по крайней
мере, в том смысле, который обычно приписывают поня-
тию истины (см. об этом дополнение в конце статьи). Из
истинности всех таких единичных высказываний благодаря
индукции можно затем с некоторой вероятностью сделать
вывод об истинности теории. Если не предполагать истин-
ность единичных утверждений, выводимых из теории, то я
не понимаю, как можно говорить об шоморфизме между
теорией и объектами (не лучше ли называть их фактами?).
Co сказанным выше связана еще одна двусмысленность
так называемой структурноіі теории. Из ее изложения не
видно, должна ли она давать критерий или определение ис-
тины. Как мне представляется, на это различие Дубислав
почти не обращает внимания. Когда одно и то же выраже-
ние определяют по-разному в зависимости от того, к како-
му объекту оно применяется, то это всегда приводит к
серьезным логическим затруднениям. В таких случаях
лучше использовать разные выражения. Как уже было от-
мечено, изложение автора не дает ясного представления о
301

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
том, дает ли структурная теория определение истинности
теории. Если считать, что она делает это, то в таком случае
определяется не просто понятие истины, a мы получаем
определение употребления, говорящее о том, при каких ус-
ловиях можно назвать теорию истинной. Но как я только
что показал, применение этого определения опирается на
предположение о том, что нам уже известно, истинны или
ложны те или иные единичные предложения. При этом
слово «истинио» должно использоваться в каком-то ином
смысле, и встает вопрос: может ли теория быть «истинной»
в том же самом смысле, в котором истинно единичное
предложение? Если ответить на этот вопрос утвердительно
(я думаю, это нужно сделать), то встает дальнейший во-
прос: является ли теория «истинной» в первом смысле то-
гда и только тогда, когда она истинна во втором смысле?
Если можно это показать, то рассматриваемые две значе-
ния слова «истинно» не исключают друг друга. Но тогда
нам не нужно определять истинность теории с помощью
структурной теории. Можно доказать теорему о том, что
интерпретированная теория истинна тогда и только тогда,
когда она выполняет условие изоморфизма. Слово «исти-
на» имеет здесь тот же самый смысл, что и в применении к
единичным предложениям. Тогда изоморфизм ость то, что
я (вместо с Каптом) называю критерием истинности тео-
рии. Если же в применении к теориям эти два значения
слова «истинно» совпадают не всегда, то использование
этого слова в двух несовместимых смыслах ведет к опас-
ным двусмысленностям.
В этой связи можно высказать некоторые замечания от-
носительно интерпретации Дубиславом известного выска-
зывания Г. Герца, в котором последний требует необходи-
мую в мысли последовательность образов, которую мы от-
носим к физическим процессам, связывать с природной не-
обходимостью следования друг за другом событий. Речь
идет о значении выражения «природиая необходимостъ
302

Курт Греллинг
следоваиия» событий, которое Герц в дальнейшем не разъ-
ясняет. Дубислав истолковывает его следующим образом:
«Природная необходимость следования первоначально
отображенных объектов есть не что иное, как та картина,
которую получают, когда формулы, полученные из данных
формул, истолковывают в соответствии с правилами ин-
терпретации» (S. 104). Отсюда сразу же следует, что так
называемая природная необходимость есть не более чем
результат применения исчисления. Такое истолкование ка-
жется мне извращением основной идеи Герца. Чтобы пока-
зать это, я воспользуюсь примером. Допустим, по провод-
нику проходит электрический ток, сила которого известна.
На известном расстоянии от него находится магнитная
стрелка, магнитный момент которой также известен. Опыт
показывает, что магнитная стрелка отклоняется. Несколько
опытов показывают, что величина этого отклонения опре-
деленным образом изменяется в зависимости от силы тока,
расстояния стрелки от проводника и от магнитного момен-
та стрелки. Поэтому сначала можно найти эмпирическую
формулу, связывающую эти четыре величины. Если эта
формула будет обоснована достаточным количеством опы-
тов, то мы получим то, что Герц называет природно необ-
ходимой связью между объектами. Конечно, ту же самую
формулу можно вывести из теории Максвелла. Эта теория
состоит из «образов» и гипотетических связей между ними.
Условия опыта соответствуют определенным числовым
величинам, которые подставляются в уравнения теории
вместо некоторых переменных. После этого можно вычис-
лить значения остальных переменных. Это даст нам мыс-
ленную необходимость. Если вычисленные значения со-
гласуются с наблюдаемыми, то имеет место то самое соот-
ветствие между теорией и объектом, которого и требует
Герц в своей знаменитой формулировке. Конечно, Герц
представлял себе наглядные образы, a не просто математи-
ческие уравнения. Однако в данной связи это несущест-
зоз

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
венно. С выражением природиая иеобходимость он связы-
вал, по-видимому, определенные метафизические пред-
ставления, которые были широко распространены в его
время. Тем не менее, даже если мы от них абстрагируемся,
все-таки остается еще эмпирически устанавливаемая
«связь», т.е. некоторое правило, которое в границах точно-
сти измерений оказывается практически общезначимым.
3. Что такое понятие?
Во второй главе второго раздела Дубислав обсуждает,
помимо всего прочего, вопрос о природе или сущности по-
нятия. Здесь опять противопоставляются друг другу три
позиции: I. «эмпиристская», которая метко названа «пси-
хологической». С этой точки зрения понятия являются
представлениями особого рода. 2. «Идеалистическая», со-
гласно которой понятия существуют независимо от мыс-
лящего субъекта. Однако приписываемое им существова-
ние не является физическим, они обладают не «реальным»,
a только идеальным существованием. 3. Третью позицию,
которую защищает сам Дубислав, он вновь именует «фор-
малистической». Именно этой позицией я и должен занять-
ся более тщательно. Автор характеризует ее следующим
образом: «С точки зрения логики, понятия являются лишь
знаками особого рода. A именно, знаками в виде... функ-
ций-высказываний от одной переменной» (S. 115 f.). Затем
поясняется, что следует понимать под такими функциями-
высказываниями. Это разъяснение приводит к выводу о
том, что функции-высказывания также являются знаками.
Какой смысл имеют все эти рассуждения? Если понятие
является знаком, то можно предположить, что оно что-то
обозначает, т.е. обладает каким-то значением. Однако, что
обозначают знаки, мы, к сожалению, так и не узнаем.
Можно было бы подумать, что функция-высказывание яв-
ляется значением понятия. Однако это не согласуется с
304

Курт Греллинг
процитированным отрывком. В дальнейшем оказывается,
что какая-то функция-высказывание представляет понятие
«простого числа». Тогда функция-высказывание была бы
знаком, a понятие - значением этого знака. Такая интер-
претация вполне совместима с традиционным пониманием,
согласно которому понятия являются значениями слов. Но
где же здесь формализм? Если вспомнить то, что было ска-
зано о формалистической теории в предшествующей
Maße, - о теории, которую можно назвать теорией игры, то
возникает подозрение, что формалистическое кое истолко-
вание понятий считает их простыми знаками, лишенными
значения, и эти знаки лучше называть фигурами. Это по-
дозрение подтверждается тем фактом, что еще 50 лет назад
некоторые математики (в частности, Ганкель (Hankel) и
Тома) выдвинули похожее учение об арифметике и также
называли его формалистическим. Решающие аргументы
против такого истолкования выдвинул уже Фреге во вто-
ром томе своих «Основных законов арифметики». Опира-
ясь на эти аргументы, можно было бы спросить: если число
3 (например) есть не что иное, как цифра «3», которая мо-
жет быть представлена в бесконечном количестве экземп-
ляров, то о чем говорит предложение «3 есть простое чис-
ло»? Или же число 3 существует в таком же количестве эк-
земпляров, как и цифра, и каждый экземпляр является про-
стым числом? Но тогда предложение о том, что существует
только одно такое простое число, было бы ложным. Быть
может, защитник формализма отступит на ту точку зрения,
что число 3 тождественно классу всех цифр «3». Тогда
можно было бы спросить, исключаются ли римские, грече-
ские и прочие цифры? Если - нет, то как тогда распознать
цифры, принадлежащие данному классу? Однако, прежде
всего, возникает вопрос о том, какого рода существовани-
ем обладает этот класс. Ему нельзя приписать физической
реальности, нельзя его встретить в лесу, как выразился
Гессенберг. Поскольку нельзя говорить о нем как о пред-
305

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ставлении, приходится приписать ему некое идеальное су-
ществование. Но это значит попасть из огня да в полымя
или, если хотите, поменять хрен на редьку. Поэтому я вы-
нужден констатировать, что вопрос о том, что такое поня-
тие, все еще ждет своего ответа.
Из богатого содержания книги Дубислава я выбрал не-
которые вопросы, по поводу которых не могу согласиться с
автором. Однако в заключение хотел бы еще раз подчерк-
нуть, что эта книга представляется мне заслуживающей
самого пристального внимания. Даже то, что вызывает воз-
ражения, стимулирует мысль.
!В последнее время появилось такое понимание прото-
кольных предложений, на котором я хочу здесь немного
задержаться, ибо оно позволяет представить «структурную
теорию» Дубислава в несколько ином свете. Это понима-
ние представлено в статьях Нейрата и Карнапа, опублико-
ванных в «Erkenntnis», т. II2. Насколько я понимаю, прото-
кольными предложениями являются такие предложения
единой науки, которые могут быть переведены в Физиче-
ский язык. Как заметил в одной из бесед со мной О. Ней-
рат, для обсуждаемой здесь проблемы это имеет важное
следствие: если предложение «N видит сейчас красиое»
рассматривать как физическое высказывание о состоянии
тела N (только это и делает данное предложение интер-
субъективным, как убедительно показал Карнап в упомя-
нутой статье), то оно оказывается гітотезой в том же са-
мом смысле, как и предложение «Температура звезды S
равиа иа 10е градусов». Поэтому, в принципе, два прото-
1 Следующие ниже рассуждения были добавлены уже в корректуре.
іюэтому их нельзя было иоместить в соотвстствующее мссто статьи.
" См. также наііечатанные в этом номсрс обсуждсния статей обоих
авторов. См. русский перевод статей: О. Heùpam. Протокольиые прсд-
ложсния. С. 310-320; Р. Карнап. О протокольпых предложениях. С. 320-
335. // Журнал («Позпапис»). Избрапное. М.: Издательский дом «Терри-
тория будущего»; Идея-Пресс, 2007.
306

Курт Греллинг
кольных предложения могут противоречить друг другу и
мы будем вынуждены считать одно из них ложным. Таким
образом, протокольные предложения утрачиваютто особое
положение, которое ранее приписывал им сам Карнап.
Рассматривая дальнейшие следствия этой идеи, можно
придти к выводу о том, что протокольные предложения во-
все не нужны для построения единой науки. В принципе,
их можно заменить показаниями измерительных приборов,
кинофильмами и тому подобным.
С этой точки зрелия, структурная теория истины была
бы приемлема, хотя она нуждается в некоторых изменени-
ях, на которых я хотел бы коротко остановиться. Дубислав
говорит об изоморфизме между предложениями теории и
структурой ее объекта. Однако теперь не может быть и ре-
чи об объектах. Наука есть система предложений, в кото-
рые определенные параметры входят в связи с какими-то
пространственно-временными координатами. Кроме того,
предложения говорят о связях между параметрами и связях
между координатами. Значение одного параметра метра
для какого-то пространственно-временной области вклю-
чается в несколько предложений. Поэтому систему пред-
ложений мы можем рассматривать по аналогии с системой
уравнений, содержащих неизвестные. Тогда под решением
системы уравнений можно было бы понимать следующее:
связь параметра со значениями координат представляется
как функциональная связь между ними. Если система име-
ет одно решение, она истинна. В действительности она ни-
когда не имеет полного и однозначного решения. Тем не
менее, можно рассматривать приблизительно замкнутые
части системы и задавать решения для таких частей (ко-
нечно, следует точнее определить, что под этим понимает-
ся). Затем таким частям можно приписать ту или иную сте-
пень истинности, т.е. вероятность. Благодаря присоедине-
нию новых предложений, т.е. гітотез, можно при соответ-
307

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
ствующих условиях делать все более точными приближен-
ные решения для тех или иных частей системы. С другой
стороны, может оказаться, что некоторые предложения не-
совместимы друг с другом. В таком случае одно или не-
сколько из них следует заменить новыми предложениями,
причем между новыми и прежними предложениями долж-
ны существовать определенные логические связи, о кото-
рых здесь мы говорить не можем. Вместо этого приведем
пример. Пусть нам встретились два предложения: (I) «Дан-
ныи лист бумаги белый», (2) «Данный лист бумаги зеле-
иый». Заменим предложение (2) следующими предложе-
ниями: (2а) «Наблюдатель A видит этот лист зеленым»;
(26) «А носит очки с зелеиыми стеклами». Тем самым про-
тиворечие устраняется и получает объяснение появление
предложения (2) в первоначальном протоколе. Однако при
определенных обстоятельствах предложение вида (2а) так-
же может противоречить другим предложениям. Тогда его
можно заменить таким, например, предложением: «А сол-
гал». Чрезвычайно важно уяснить, что эта процедура прин-
ципиально ничем не ограничена. Нет предложений, кото-
рые при всех обстоятельствах должны быть сохранены в
случае столкновения их с другими предложениями. Таким
образом, с этой точки зрения мы действительно можем ска-
зать, что ни одно предложение не является просто истин-
ным. Это не исключает того, что разные предложения мо-
гут обладать различными степенями достоверности. Одна-
ко здесь я не хочу останавливаться на этом.
308

Вальтер Дубислав (Берлии)
ПРИМЕЧАНИЯ КУЧЕНИЮ
ОБ ОПРЕДЕЛЕНИИ1
Ниже я выскажу свое мнение о критических замечани-
ях, которые в предшествующей статье высказал К. Грел-
линг о моем изложении учения об определении. Но, преж-
де, всего я хотел бы заметить, что согласен с ним по мно-
гим научно-теоретическим вопросам.
Что касается его рассмотрения «фрегевской и формали-
стической теорий», то я не могу с ним вполне согласиться.
Именно Фреге настаивал на том, что при всех обстоятель-
ствах формулы математики говорят о том, вещах, лежащих
вне исчисления. Это было, как я отметил, выдающимся
достижением, на которое, к сожалению, слишком сильный
отпечаток наложили его метафизические воззрения, со-
гласно которым, например, числа являются квазиплатонов-
скими сущностями. Вследствие этого, насколько мне из-
вестно, он не считал определения тем, чем они в строгом
смысле являются, a именно, дополнительными правилами
подстановки в рамках некоторой формальной теории, ко-
торые не нарушают непротиворечивости теории и лишь
вводят в теорию новые символы. Кроме того, он не заме-
тил, что от определений в смысле таких правил подстанов-
ки следует отличать правила соподчинения формальной
теории. Наконец, в этой связи следует упомянугь о его оши-
бочной во многих отношениях критике методов Гильберта
при построении геометрии. Гильберт мастерски продемонст-
рировал, что система аксиом в определенном отношении яв-
ляется системой функций-высказываиий, чего не понял Фреге,
1 Walter Dubislav (Berlin). Bemerkungen zur Definitionslehre. // Erkenntnis,
1932—1933, Bd. III. S. 201—203. Перевод с нем. яз. д. ф. н. А.Л. Никифорова.
309

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
находясь под влиянием своего учения об определении.
Наконец, Греллинг, несмотря на то, что он согласен с
разрабатываемым мной учением об определении, замечает,
что ему непонятно, почему результаты этого учения не мо-
гут быть полезными для теории Фреге. Я мог бы ответить,
что в некотором смысле это возможно. Очевидным пре-
имушеством разрабатываемого мной учения является то,
что его результаты, как правило, без значительных трудно-
стей могут быть использованы при построении содержа-
тельных и даже метафизически ориентированных теорий.
Что касается возражения Греллинга по поводу «опреде-
ления формулы», то оно устраняется, на мой взгляд, указа-
нием на важное различис между теорией и ее теоретико-
познавательным рассмотрением в виде метатеории, кото-
рая, в свою очередь, также может и для определенных це-
лей должна быть формализована.
Теперь мы переходим к замечаниям Греллинга по пово-
ду проблемы истины. Здесь я согласен с ним в гораздо
большей мере, чем позволяют думать некоторые его выска-
зывания и особенно его дополнение. Однако, принимая во
внимание тот факт, что представленное мной истолкование
представляет собой лишь первую попытку уточнения идеи,
выраженной в известных словах Герца, - попытку, которая
во многих отношениях еще должна быть дополиена и ис-
правлена, прежде всего, в связи с ролью протокольных
предложений, я не хотел бы здесь останавливаться на воз-
ражениях Греллинга. Да и предоставленного мне места на
страницах журнала для этого не хватит.
Наконец, еще одно замечание по поводу высказывания
Греллинга в связи с вопросом «Что такое понятие?». Я счи-
таю, что с логической точки зрения о «понятии» можно ут-
верждать следующее: понятие есть набор знаков в рамках
некоторой теории, a именно, функция-высказывание от од-
ной переменной, использование которой в этой теории за-
дано точными правилами. И чтобы опровергнуть одобри-
310

Вальтер Дубислав
тельно цитируемые Греллингом замечания Фреге, к этому
следует добавить, что такие наборы знаков нельзя отличить
один от другого, если их семантические описания опреде-
ленным образом совпадают.
Мне не хотелось бы завершить изложение своих сооб-
ражений, не указав на важное и получившее надлежащую
оценку лишь в последнее время дополнение теории опре-
делений. В моих исследованиях определения в собствен-
ном смысле этого слова были охарактеризованы как прави-
ла подстановки определенного рода. При этом неявно
предполагалось, что, опираясь на идею, высказанную еще
Паскалем, эти правила подстановки можно описать сле-
дующим образом: это дополнительные правила подстанов-
ки, вводящие в теорию новый символ таким образом, что
этот новый символ, в принципе, элиминируем. Под «прин-
ципиальной элиминируемостью» мы понимаем свойство
знака, состоящее в том, что его всегда можно устранить,
прочитывая в обратном порядке соответствующее правило
подстановки, поэтому беж этого знака в принципе можно
обойтись. Хотя это свойство всегда полезно, оно встреча-
ется не всегда. Оно отсутствует y многих индуктивных оп-
ределений, необходимых для построения математики.
Правда, оно может быть присуще и индуктивным опреде-
лениям. Примером может служить определение понятий
«четное» и «нечетное»: (а) «1 является нечетным числом»
(б) число, следующее за ;/, будет четным или нечетным в
зависимости от того, является ли п нечетным или четным.
На первый взгляд кажется, что эти термины нельзя устра-
нить. Однако приведенное индуктивное определение мож-
но заменить обычным определением, в котором новые тер-
мины посредством обратного чтения этого определения
полностью устраняются: п называется четным или нечет-
ным числом в зависимости от того, что остается в остатке
после деления его на два - нуль или единица. Однако су-
ществуют и другие индуктивные определения, с которыми
311

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
нельзя осуществить такую процедуру. Когда, например, в
аксиоматическую систему арифметики Пеано вводят по-
средством известного индуктивного определения знак
суммы двух чисел, то введенный таким образом знак сло-
жения принципиально неустраним. Этот пример также по-
казывает, что восходящая к Паскалю характеристика опре-
деления является слишком узкой. Теперь мы понимаем, на-
сколько прав был Пуанкаре, когда приписывал особую
роль индуктивным определениям при построении матема-
тики, хотя он и не заметил, как мы теперь знаем, важней-
шего свойства этих определений.
ХРОНИКА1
Общество научной философии, Берлин
Цель Общества: Развитие научной философии, в пер-
вую очередь благодаря разработке научной теории, ориен-
тированной на точное исследование.
Серіія докчадов с октября 1932 г. no май 1933 г.:
1.11 октября 1932 г. Профессор, доктор Макс Деффуар,
Берлин: Проблемы парапсихологии.
2. 1 ноября 1932 г. Профессор, доктор Макс Гартман,
Берлин-Далем: Основные методологические вопросы био-
логии.
3. 22 ноября 1932 г. Приват-доцент, доктор Матилъде
Гертц, Берлин-Далем: Инстинкт как проблема современ-
ной биологии.
4. 13 декабря 1932 г. Профессор, доктор Валътер Дубислав,
Берлин: Проблема бесконечности в логике и математике.
1 Chronik. Gesellshaft für empirische Philosophie. Veren Ernst Mach.
1932-1933 //«Erkenntnis». 1932-1933, Bd. 111. S. 232-234. Псрсвод с нсм.
яз. к. ф. и. Оксаны А. Назаровой.
312

Хроника
5. 10 января 1933 г. Профессор, доктор Отто Мейер-
хоффу Гейдельберг: Теоретические основоположения фи-
зиологии.
6. 24 января 1933 г. Профессор, доктор Пауль Цирт-
манн, Берлин: Формирование групп в молодежной среде.
7. 7 февраля 1933 г. Доктор Вериер Вольф, Берлин: Про-
блема бессознательного в характерологии (со слайдами.)
8. 21 февраля 1933 г. Доктор Отто Нейрат, Вена: Ос-
новные проблемы физикализма.
9. 14 марта 1933 г. Профессор, доктор Паулъ Дипген,
Берлин: Проблема сновидений в средневековой медицине.
10. 4 апреля 1933 г. Профессор, доктор Отто Ман-
гольд, Берлин-Далем: Организация раннего эмбрионально-
го развития.
11. 25 апреля 1933 г. Профессор, доктор Август фон
Парсеваль, Берлин: Отношение размерности в царстве
природы.
12. 9 мая 1933 г. Профессор, доктор Гаис Рейхенбах,
Берлин: Кант и современное естествознание.
13. 23 мая 1933 г. Профессор, доктор Ачьфред Адлеру
Нью-Йорк: Психология владения и использования.
Все доклады состоятся во вторник, в 20.00, в большой ауди-
тории второй медицинской клиники Шарите по адресу: Берлин,
Шуманштрассе, 21.
Для членов Обшества и студентов вход свободный; для тех,
кто не является членом Общества, вход - 1 марка.
Годовой взнос для членов Общества - 5 марок. Очередные
членские взносы, в первую очередь последний взнос за
«Erkenntnis», Bd. Ш, необходимо срочно отправить в финансо-
вый отдел.
Финансовый отдел общества: Профессор Вальтер Дубислав,
Berlin-Friedenau, Bennigsenstraße 6. Телефон: H 3 Rheingau 4987.
Расчетный счет: Prof. Dr. Dubislav (Gef. f. w. Ph.), Berlin 155425.
313

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
Общестѳо Эрнста Маха, Вена
Планируемые доклады:
Профессор Ганс Ган: Логика и действительность.
Совместно с Обществом прикладной психопатологии и пси-
хологии:
Доктор Гапс Гарпѵиан: Эмпиризм в психоанализе.
Профессор Мартип Паппенхайм: Рефлексология.
14 октября 1932 года состоялся первый из докладов, ор-
ганизованных совместно с названным Обществом:
Отто Нейрат. «Единая наука и психология».
Будучи представителем единой науки, не-психолог может го-
ворить о том, как другие специальные науки могут найти точки
пересечения с психологией, и как можно было бы применить и к
психологии единый язык, уже используемый в других областях.
Абсолютная необходимость единого языка становится оче-
видной в том случае, когда выясняется, что в целях предсказания
любых конкретных событий можно пользоваться предложениями
всех наук. Каким образом закончится лесной пожар, можно
предсказать лишь в том случае, если о состоянии растений, пого-
ды говорит человек, прибывший на тушение пожара.
Важно: исключение бессмысленных формулировок.
Все сводится к протокольным предложениям, которые могут
быть неопределенными. Такое предложение, как «Мне было так
не по себе», является допустішым. Однако оно с самого начала
должно мыслиться как замещаемое через предложения такого
рода, как «Я обнаруживаю определенные изменения электриче-
ских потенциальных дифференциаций моих клеток и т.п.».
«Находящийся во вне» физикалист желал бы объединить
следующие эксперименты в единой иауке: 1. Крысы всегда быст-
ро находят корм в лабиринте. 2. Обезьяны втыкают бамбуковые
палочки друг в друга и сбивают с их помощью кокосовые орехи с
дерева. 3. Собаки, которым перед кормлением предстоит решать
сложные задачи, заболевают, получают экзему. 4. Люди, кото-
рым нужно сдать сложный экзамен, заболевают. 5. Молодая де-
314

Хроника
вушка, которой при определенных условиях дается указание по-
мечтать о сексуальном приступе, сообщает о «невинном» сне,
в котором представлены лишь термины вроде: гвоздь, нож и т.п.
1. Бихевиоризм. 2. Гештальтпсихология. 3. Рефлексология.
4. Индивидуальная психология. 5. Психоанализ. При этом зачас-
тую пункт 3 причисляется, например, к «физиологии», a пункт
4 - напротив, к психологии. Предложение обобщить все это в
учении о поведении сложных клеточных объединений (с уста-
новленными, требующими более точного определения электри-
ческими потенциальными дифференциациями, точнее темпера-
турными дифференциациями между мозгом и телом и т.п) и на-
звать его бахевиористикой (подобно оптике, статистике, ботани-
ке и т.п.; учсние о чем-то). Бііхевиоризм является направлением
в ряду других направлений.
Отрицание всех «аспектов», любой попытки каким-то обра-
зом препятствовать единому языку единой науки. Многочислен-
ные примеры из психологической литературы. Отныне вполне
физикалистская «гештальтпсихология», как и многие другие
дисциплины, будет связана с «философией целого», что в на-
стоящее время полностью соответствует господствующим поли-
тическим направлениям. Благодаря исключению всех видимых
проблем и бессмысленных терминов, бихевиоризм подчинит-
ся единой науке, которая не распадается на «науки о природе»
и «науки о духе», для которой не существует ни философии, ни
какой-либо иной дисциплины, которая могла бы выступать ря-
дом с единой наукой в качестве особой инстанции.
Растет поколение, для которого изучение философии будет
историческіім занятием, подобно тому, как для их отцов было
изучение древних теологических систем. Однако с точки зрения
исторической значимости изучение древних теологических сис-
тем было бы важнее, поскольку логические и другие выводы из
них были весьма плодотворны для единой науки. Именно в Вене
католическая традиция препятствовала мирному сосуществова-
нию с кантианцами и способствовала развитию логического эм-
пиризма и, тем самым, физикализма. «Венский кружок» не оди-
нок в своих усилиях в отношении физикализма, аналогичные
группы действуют в Париже, Берлине, Варшаве.
315

«ERKENNTNIS», 1932-1933. Tom III
28 октября 1932 г. Геприх Гомперц.
«Возникновение атомистики».
Докладчик хотел на примере развития греческой атомистики
от Парменида до Демокрита прояснить вопрос о том, как изна-
чально может быть оценена степень научности какого-либо уче-
ния. В «Обществе Эрнста Маха» преобладает мнение, что пред-
ложение лишь в том случае «осмысленно», если существует
«принципиальная возможность» проверить его на фактах опыта.
Докладчик хотел бы уточнить, что означают в данном случае
термины «принципиально возможно», «факты опыта» и «прове-
рить». Он хочет лишь предупредить, что в некоторых случаях
при их использовании следует проявлять осторожность. Подоб-
ная оценка лишь тогда принимается во внимание, когда вопрос
о проверяемости может быть решен с самого начала. Вопрос
о том, возможно ли это и когда представится такая возможность,
докладчик также оставляет открытым. Он демонстрирует лишь,
что атомистика как одно из плодотворных естественнонаучных
учений возникла при определенных обстоятельствах, в которых
она была осознана и отчетливо определена в качестве принципи-
ально непроверяемого учения не только своими противниками,
но также и своими творцами.
316

«Erkenntnis», 1934. Tom IV
Филипп Франк (ПрагаУ
Ганс Ган
В июле 1934 года на 54-м году жизни неожиданно
скончался выдающийся математик Венского универси-
тета Ганс Ган. Мы не станем здесь обсуждать его дея-
тельность в качестве математика, поскольку это уже
было сделано в специальных журналах. Личность Гаиса
Гана имела большое значение для всего направления
мышления, которое представлено в нашем журнале, для
философии, ориентирующейся на современную матема-
тику и естественные науки.
Гаиа можно рассматривать как прямого основателя
«Венского кружка». Будучи учителем математики, он
всегда придавал особое значение основам этой науки,
обсуждал на своих семинарах тексты Рассела и Bum-
геиштейиа и благодаря этому постепенно собрал вокруг
себя круг молодых людей, интересующихся аксиомати-
кой и логикой и одаренных для проведения исследова-
ний в этих областях. Благодаря влиянию Гаиа стало
возможным назначение Шлика, через которого, в свою
очередь, стала возможна защита докторской диссерта-
ции в Венском университете Карнаіюм. Благодаря иде-
ям Шлика и Кариапа, связанных с венской традицией
1 Philliph Frank. Hachruf auf Hans Hahn // Erkenntnis, 1934, Bd. IV
S. 3I5-316. Перевод с нем. яз. к. ф. н. Оксаны А. Назаровой.
317

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Maxa и Болъцмапа, возникла совместная деятельность,
которая сегодня получила название «Венский кружок».
Можно сказать, что Ган в определенном смысле всегда
находился в центре этого кружка. On всегда выражал
основные идеи этой группы, не принимая участия дис-
куссиях по смежным специальностям. Никто лучше Га-
иа не мог представить эти основные идеи просто, одно-
временно и основательно, логично, и вместе с тем убе-
дительно. Он сделал это трижды: первый раз - в своем
выступлении на Первой конференции по теории позна-
ния точных наук в Праге (опубликовано в «Erkenntnis»
в 1930 г.), затем в своей монографии в серии «Единая
наука» (Издательство Gerold, Вена) и, пожалуй, наибо-
лее красиво и захватывающе в своем небольшом сочи-
нении «Избыточные сущности (Бритва Оккама)» (Arthur
Wolf, Вена), которое, к сожалению, не получило широ-
кого распространения. В этом сочинении он наглядным
образом обозначает противопоставление нового научно-
го мышления и идеалистической школьной философии
как противопоставление «мышления, обращенного к
миру» и «мышления, отвернувшегося от мира».
Личность Гаиса Гана, отличавшегося безграничной
свободой мышления, останется для его последователей
примером ученого и мыслителя.
Фіілипп Франк
318

Генрих Беман (Галле)
ЯВЛЯЮТСЯ МАТЕМАТИЧЕСКИЕ СУЖДЕНИЯ
АНАЛИТИЧЕСКИМИ ИЛИ СИНТЕТИЧЕСКИМИ?1
Можно было бы спросить - стоит ли в то время, в кото-
рое, как никогда ранее, стремительно умножаются новые
познания, проблемы, теории, вновь обращаться к давно ре-
шенным и принадлежащим истории вопросам, к каковым,
согласно господствующему мнению, относится тема нашей
статьи? Но как раз дальнейшее развитие нашего познания,
решающее измеиение наших познавательных позиций и
приводит нас к этой необходимости. Открывшаяся благода-
ря разработке символическоіі логики за последние десятиле-
тия возможность представить понятия и законы формальной
логики посредством знаковой системы, аналогичной той,
которая имеется в математике, и с такой строгостью, кото-
рая до сих nop была привычна только для математики, неиз-
бежно выдвигает перед нами задачу проверить, основываясь
на усвоенной за это время точке зрения, классические тео-
рии философии не только на истинность и ложность
(Irrtum), но и прежде всего на содержательность и осмыс-
ленность лежащей в каждом отдельном случае в основе этих
теорий постановки вопроса.
В этом смысле мы должны вновь поставить и решить,
на основе современного состояния познания в философии
и математике, также и вышеназванный вопрос, историче-
ски ставший знаменитым благодаря системе Канта. Из
двух составных частей этой задачи, более важной, да и как
раз решающей, несомненно является первая. Она требует,
прежде всего, взять эту проблему как таковую и устано-
1 //. Dehmann. Sind die mathematischen Urteile analytisch oder synthetisch? //
Erkenntnis, 1934, Bd. IV. S. 1-27. Перевод с пем. яз. д. ф. н. Я. В. Шрамко.
319

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
вить ее точный смысл, если она вообще имеет какой-либо
смысл - что, как известно, иногда оспаривается как фило-
софами, так и математиками. Итак, сначала мы должны
выяснить, что вообще может означать различение между
аналитическими и синтетическими суждениями, в частно-
сти, можно ли (и в какой мере) однозначно вывести смысл
этого различения из разъяснений Канта, или каким образом
эти разъяснения должны быть дополнены или же исправ-
лены. Только после достаточного прояснения этого перво
го пункта мы сможем перейти ко второму пункту - выяс-
нению природы (Einordnung) математического суждения.
При этом мы должны будем скрупулезно принять во вни-
мание различные возможные, a также фактически сущест-
вующие истолкования математических суждений, и соот-
ветственно, должны быть готовы к тому, что ответ на наш
основной вопрос может звучать по-разному, в зависимости
от особенностей принимаемого истолкования.
I
Обратимся же теперь к вопросу о смысле Кантовского
различения! Прежде всего, спросим себя: чего, собственно
говоря, хочет достичь Кант при помощи этого различения?
Чему оно должно служить?
Нетрудно видеть, что оно нужно для того, чтобы в пер-
вую очередь в философских исследованиях отделить те
суждения, которые действительно нечто утверждают и по-
этому нуждаются в предметном {sachlichen) обосновании
или проверке, от тех, которые ничего не утверждают о ре-
альности, a скорее, так сказать, являются чем-то «само со-
бой разумеющимся», для которых, таким образом, пред-
метное обоснование или опровержение было бы с самого
начала «неуместным».
Так, например, суждение «Каждое следствие имеет свою
причину» не имеет предметного содержания, ибо следстви-
320

Генрих Беман
ем может называться лишь то, что вызывается какой-либо
причиной. В отличие от этого суждение «Каждое изменение
имеет причину» является предметно-метафизическим, по-
скольку его отрицание само по себе не является абсурдным.
С другой стороны, рассмотрим случай, когда в рамках неко
торого геометрического доказательства высказывается суж-
дение: «Или точка Р лежит на прямой g, или же точка Р не
лежит на прямой g», c тем чтобы в дальнейшем разобрать
каждый из этих двух случаев по отдельности. Здесь мы так-
же скажем, что рассматриваемое суждение - или же общее
суждение: «Если даны точка и прямая, то точка лежит на
прямой, либо она на ней не лежит» - хотя по своему пред-
мету и является геометрическим, однако в отличие от на-
стоящих геометрических суждений, таких как «Если A и В
суть любые две точки, то существует одна и только одна
прямая g, такая что как А, так и В лежат на g», оно не имеет
предметного содержания, поскольку не налагает никаких
ограничений на собственно геометрический фактический
материал.
Конечно, «само собой разумеется» есть нечто относи-
тельное. Хотя в философии, также как и в математике,
именно логическое является всегда само собой разумею-
щимся, - по крайней мере, согласно привычному взгляду,
который мы на данный момент пока еще не подвергаем
критике, - однако так обстоят дела отнюдь не во всех нау-
ках. Если мы возьмем, например, суждение «Если матери-
альная точка движется прямолинейно с постоянным уско-
рением, то ее движение описывается формулой х = х() + ѵ01
+ Viat2», to здесь мы имеем no своему предмету физиче-
ское, a no своему познавательному содержанию математи-
ческое предложение, поскольку прямолинейное равноус-
коренное движение представляется математически как раз
посредством приведенной формулы. В отличие от этого,
суждение «Если материальная точка движется прямоли-
нейно под воздействием постоянное силы, то ее движение
11 Зак.1731
321

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
описывается формулой jc = x() + v0t + V2 a t » является
предметно-физическим, которое не может быть выведено
из теорем чистой математики. Действительно, теоретиче-
ская физика обозначает предложения первого рода как все-
го лишь «аналитические», хотя при этом она, конечное же,
не думает о Кантовском различении, a имеет в виду частный
случай применения математического анализа. Точно также и
геометрические утверждения естественным образом будут
«само собой разумеется» в рамках физики, - если только
мы не имеем дело с физикой Эйнштейна, - a значит, ока-
жутся пустыми с физической точки зрения. Если мы пойдем
дальше, например в область биологии, то в ней, наряду с ло
гическими и математическими, «самоочевидными» будут
также физические и химические факты и т.д.
Если мы все же хотим провести абсолютное различие
между «самоочевидными» и «содержательными» сужде-
ниями, то мы должны будем к первой группе отнести те
суждения, которые, будучи логически само собой разу-
меющимися, с точки зрения каждой науки, за исключени-
ем, конечно, самой логики, не имеют предметного содер-
жания. Логически самоочевидными являются, однако, 1.
законы логики и 2. применение логических законов к ка-
ким-нибудь внелогическим данностям. К первому типу
принадлежит, например, суждение «Если X есть A и все A
суть 5, то X есть 5», ко второму типу - суждение «Если
Сократ - человек и все люди смертны, то Сократ смертен»,
и в не меньшей степени, конечно же, суждение «Если Луна
является позвоночным животным и все позвоночные жи-
вотные имеют крылья, то Луна имеет крылья».
Теперь, конечно же, следует учесть, что такого рода
«аналитическое» суждение обычно не с самого начала
представляется частным случаем применения некоторого
логического закона, но только после того, как встречаю-
щиеся в нем понятия, в случае если они определены в сис-
теме рассматриваемой науки, заменяются в тексте данного
322

Генрих Беман
суждения на соответствующие определения. Например,
суждение «Каждый квадрат является четырехугольным»,
если под квадратом понимается плоская, четырехугольная,
равносторонняя и равноугольная фигура, означает, что ка-
ждая плоская, четырехугольная, равносторонняя и равно
угольная фигура является четырехугольной, и тем самым
представляется частным случаем применения логического
закона «Каждый X, который является A и В и С и Д явля-
ется 5». Соответственно, суждение «Каждое следствие
имеет причину», если мы вместо слов «причина» и «след-
ствие» подставим их значения как первого и последнего
члена каузального отношения, представляется частным
случаем чисто логического предложения «Если R является
каким-либо дуальным отношением, то для всякого первого
члена, для которого выполнимо R, всегда существует вто-
рой член, который совместно с первым членом выполняя-
етЯ»1.
Поскольку в определения, в общем и целом, опять-таки,
входят понятия, которые в свою очередь определяются, то
этот процесс замещения, естественно, нужно будет повто-
рять до тех nop, пока не останется ни одного определяемо-
го понятия. Поэтому, если поставленное требование вооб-
ще имеет какой-либо смысл, должна быть заранее принята,
в качестве уже существующей, определенная, достаточно
разветвленная система попятий той области знаний, о ко-
торой идет речь. Так как желание все определить было бы
абсурдным, ибо с чего-то все же нужно начинать, то ясно,
что какая-то часть понятий этой системы - «исходные по-
нятия» - будут несводимы к другим понятиям, т.е. прини-
маются без определения2. Если мы хотим, чтобы требуе-
1 Пусть нас ne удивляет очевидная тривишіьность этого примера.
2 Тсм самым никоим образом »е должио исключаться, что исхолные
понятия некоторой науки - точнее, некоторой данной системы науки -
определяются в рамках какой-нибудь другой науки.
323

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
мый процесс замещения был четко определен, то для всех
понятий, которые задействованы в этом процессе, должно
быть установлено: 1. рассматриваются ли они (и насколь-
ко) в качестве неопределяемых или определяемых, и 2. по-
средством какого рода особых определений вторые оказы-
ваются сводимыми к первым. Только при выполнении этих
двух условий можно считать, что проверяемое суждение,
несомненно, имеетсмысл.
Я хотел бы показать на двух примерах, что оба условия
являются действительно необходимыми.
Рассмотрим сначала суждение «На каждой прямой ле-
жит, по меньшей мере, две точки». Если «точка», «прямая»
и «принадлежность» точки прямой являются исходными
понятиями, то это суждение имеет такую далее несводи-
мую форму: «Для каждой g имеется A и отличающаяся от
нее 5, такие что как А, так и В находятся к g в отношении
R». Однако эта форма, конечно же, не является логическим
законом, и таким образом, приведенное суждение является
синтетическим относительно данной системы понятий.
И наоборот, дела будут обстоять по другому, если мы оп-
ределим прямую и принадлежность точки прямой, путем
привлечения другого исходного понятия «между». A имен-
но, если под «прямой» понимается какая-либо совокуп-
ность точек, которая содержит две точки A и 5, и кроме то-
го, только такие точки X, которые имеют свойство, что ли-
бо A лежит между ХпВ, либо X лежит между A и В9 либо В
лежит между X и А> то в результате подстановки этого оп-
ределения, наше суждение принимает вид «Каждая сово-
купность точек, которая содержит две точки A и В ..., ...,
содержит, по крайней мере, две точки» и тем самым, ока-
зывается логически самоочевидным относительно второй
системы понятий, т.е. аналитическим утверждением.
Рассмотрим далее суждение «Квадрат имеет только
прямые углы». Если мы определим квадрат, подобно тому,
как это было сделано выше, как плоский прямолинейный
324

Генрих Беман
четырехугольник со сплошь равными сторонами и сплошь
равными углами, то данное суждение не будет логически
самоочевидным, a значит синтетическим (строгого доказа-
тельства мы здесь не приводим, поскольку это слишком
отвлекло бы нас в сторону от основной темы1), однако если
мы - что также вполне возможно, хотя и менее целесооб-
разно - с самого начала определим квадрат как плоский
прямолинейный четырехугольник со сплошь равными сто
ронами и прямыми углами, то тот же самый текст окажется
аналитическим суждением.
Таким образом, на самом деле, кроме четкого разделе-
ния на исходные понятия и производные понятия, необхо-
димо требовать еще и полной определенности касательно
сведения вторых к первым, т.е. что производные понятия
вполне задаются именно как понятия, a не только посред-
ством их объемов.
На основе этих соображений, мы будем в дальнейшем
под аналитическим суждением понимать такое суждение,
копюрое в резулътате замещенш входящих в него опреде-
ляемых понятий иа их определения в исходиых понятиях,
оказывается чисто логкческим законом или же частиым
случаем примеиения логического закона.
* * *
Мне представляется несомненным, что различение меж-
ду аналитическими и синтетическими суждениями может
быть разумным образом истолковано только так, как это
было изложено выше, ибо лишь на этой основе установ-
ленное деление оказывается как самим по себе четким и
ясным, так и важным с точки зрения непосредственной по-
знавательной практики. Также мне кажется, что приведен-
ная выше конструкция верно отражает и идеи самого Кан-
1 Для спсциалистов достаточно будет указать, что в нсэвклидовой
гсомстрии правилыіый четырсхугольник не является прямоугольным.
325

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
та, и чтобы это четко увидеть, необходимо только очистить
его изложение от некоторых присущих ему неясностей и
нечеткостей.
На мой взгляд, решающим определением является то,
которое приводится им в начале «Пролегомен»: «Но какое
бы происхождение и какую бы логическую форму не имели
суждения, во всяком случае y них есть различие по содер-
жанию, в силу которого они бывают или просто поясняю-
щие и не прибавляют ничего к содержанию познания, или
же бывают расширяющие и увеличивают данное познание;
первые могут быть названы аналитическими, вторые - син-
тетическими суждениями»1. Здесь ясно, что Кант действи-
тельно хочет отделить суждения без предметного содержа-
ния от тех, которые имеют предметное содержание. И имен-
но к этому предварительному общему объяснению естест-
венным образом примыкают следующее место из «Критики
чистого разума»: «Во всех суждениях, в которых мыслится
отношение субъекта к предикату (я имею в виду только ут-
вердительные суждения, так как вслед за ними применить
сказанное к отрицательным суждениям нетрудно), это от-
ношение может быть двояким. Или предикат В принадлежит
субъекту A как нечто содержащееся (в скрытом виде) в этом
понятии А, или же В целиком находится вне понятия А, хотя
и связано с ним. В первом случае я называю суждение ана-
литическим, a во втором - синтетическим»2. Таким образом,
Кант дает здесь практический критерий определения анали-
тического или синтетического характера суждения, a имен-
но для частного случая утвердительного субъектно-
предикатного суждения, в то время как для случая отрица-
Перевод дается no издамию: Иммануіиі Кант. Пролегомены ко
всякой будущей метафизикс, могушсй возпикнуть в смысле иауки. Пе-
рсв. B.C. Соловьева. М.: Издательская фуппа «Прогресс»—«VIA». 1993.
С. 22—23. - Прим. ne pee.
2 Псревод no изданию: Иммануил Кант. Критика чистого разума.
М.: Мысль. 1994. С. ЪІ.-Пріш. перев.
326

Генрих Беман
тельного субъектно-предикатного суждения он оставляет
нахождение соответствующего критерия читателю, однако
он по-видимому не располагает таким критерием для произ-
вольного случая. Во многом из-за того, что в «Критике чис-
того разума» частный критерий был неподходящим образом
выдвинут на передний план, и возникает видимость, будто
этот критерий является собственно определением, общее
же - хотя и все еще очень неопределенно выраженное -
объяснение этого критерия представляет для него всего
лишь некоторую мотивацию.
В действительности же этот критерий является не толь-
ко недостаточным из-за своего частного характера, но и
попросту ложным. A именно, утвердительное субъектно
предикатное суждение вполне может быть аналитическим,
т.е. логически само собой разумеющимся, без того, чтобы
предикат содержался в понятии субъекта. Возьмем, напри-
мер, рассмотренное выше аналитическое суждение «Каж-
дое следствие имеет причину», которое явно имеет субъ-
ектно-предикатную форму. Чтобы отчетливо выявить ре-
шающий пункт, я противопоставлю ему другое, такое же
аналитическое суждение: «Каждая причина имеет следст-
вие». Если бы критерий Канта был правильным, то тогда,
поскольку оба суждения являются аналитическими, как
причина - или же «иметь причину» - должна предпола-
гаться в понятии следствия, так и наоборот - следствие в
понятии причины, т.е. в определении данной пары понятий
имел бы место круг. На самом же деле, естественно, ни то
ни другое не имеет места, но оба понятия безукоризненно
объясняются, как об этом уже (см. эту же статью, с. 323)
было сказано, посредством понятия каузальной связи.
Было бы поучительно рассмотреть также и другие осо
бенности изложения Канта, особенно некоторые положе-
ния, которые затемняют его первоначальные идеи, такие
как его замечание, что предикат аналитического суждения
«в скрытом виде» содержится в понятии субъекта, мыслит-
327

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ся B нем «смутно» или «неясно», или вопрос о принципе -
или, скорее, принципах - аналитических суждений; однако
в данной работе это чересчур отклонило бы нас от темы1.
* * *
Теперь мы достаточно готовы к тому, чтобы непосред-
ственно перейти к вопросу о логической природе геомет-
рического суждения.
Даже если, как мы видели, отдельное геометрическое
преддожение, при известных условиях, в зависимости от
принимаемой системы геометрических понятий, может вы-
ступать в качестве аналитического или синтетического су-
ждения, все равно правильным будет считать, что геомет-
рия «в основном» состоит из синтетических суждений, по-
скольку все геометрически содержательные суждения,
в частности также и аксиомы, не являются логически само
очевидным, a значит являются синтетическими.
Это соображение является таким ясным и очевидным,
что на первый взгляд может показаться совершенно непо-
Отиосительно последнего пункта кратко скажсм следующее. Под
«принципом» аналитического суждения, которое ме является законом
логики. в соответствии с вышеизложениым, естествснно понимать тог
логический закон, частным случаем применсния которого это сужденис
является, на основе которого, таким образом, опо признается истинным
посрелством одной лишь подстановки. В этом смысле, конечно, нет ни-
какого одного принципа для всех аналитических суждений; скорсе, каж-
дый логический закон может выступать в качестве такого рода принци-
па. Если жс в противоположность этому, какой-то определснный логи-
ческий закон, например закоп иротиворсчия, объявляется в качествс
единого такого принципа, то это можно истолковать только в том смыс-
ле, что истинность того или иного конкретного аиалитического суждс-
ния можст быть доказана из этого принципа или при помощи этого
принципа не только посредством одной лишь подстановки, но и с по-
мощью логического вывода. К зтому, однако, следует заметить, что для
осуществлсния логических выводов в нашем распоряжении находится
вся логика, со всеми ес законами, бсз того, чтобы какой-то один из этих
законов играл какую-то особую роль.
328

Генрих Беман
нятным, если я скажу, что многие, даже большинство,
представителей вышеупомянутой символической логики -
впрочем, также как и большинство чистых математиков -
объявляют геометрические предложения полностью анали-
тическими, а, следовательно, геометрию - выражением
чисто логических положений (Sachverhalte). Между тем,
загадка легко разрешается, если заметить, что эти иссле-
дователи истолковывают геометрию совершенно непра-
вильно.
Чтобы это понять, рассмотрим, например, предложение
«Сумма углов треугольника равна двум прямым углам».
Согласно общепринятому пониманию, оно означает, что
если начертить произвольный треугольник, измерить его
углы при помощи транспортира и сложить получившиеся
угловые величины, то в качестве суммы получится 180°.
Как известно, рассматриваемое предложение можно полу-
чить из аксиом геометрии - например, аксиом системы
Гильберта - посредством чисто логического вывода. Ины-
ми словами, истинным будет предложение «Из аксиом
Гильберта следует, что сумма углов треугольника равна
двум прямым углам» или «Если выполняются аксиомы
Гильберта, то сумма углов треугольника равна двум пря-
мым углам». В свою очередь, это предложение представля-
ет логическое, т.е. аналитическое суждение.
Теперь можно рассуждать так. To, что существенным
образом интересует математика и что он имеет право угвер-
ждать именно как математик, это, очевидно, не то, что в ка-
ждом эмпирическом треугольнике сумма углов составляет
два прямых угла, a лишь то, что это свойство треугольников
логически выводится из аксиом, т.е. с необходимостью ус-
танавливается с их помощью. Чтобы утверждать, что ука-
занное свойство выполняется для всех реальных треуголь-
ников, он должен был бы прежде знать, что аксиомы, из ко-
торых выводится данная теорема, выполняются ддя опытно-
го мира. Однако последняя констатация - независимо от то-
329

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
го, считаем ли мы ее вообще поддающейся проверке - ко-
нечно же, не входит в задачу чистого математика как тако-
вого, этот последний может, скорее, принять выведенный из
аксиом материал за основу как нечто ему данное или, лучше
сказать, как всего лишь составную часть своей задачи, про-
блему же исследования этого материала предоставить дру-
гим, будь то философ или физик. С точки зрения чистого
математика, ни аксиомы, ни выводимые теоремы как тако-
вые не становятся тем самым гарантированно истинными;
скорее все суждения его «чистой» геометрии будут иметь
форму: «Из аксиоматической системы A (логически) следует
высказывание X» или (менее точно) «Если A верна, то верно
и X», a значит - аналитическими1.
He вызывает сомнений, что описанное выше понимание
является разумным и оправданным; остается спорить в
лучшем случае о том, заслуживает ли эта теория имя «гео-
метрии», ибо для этой теории как таковой в общем являет-
ся случайным то обстоятельство, что она, кроме всего про-
чего, как раз допускает применение к пространственным
положениям дел.
Впрочем, существует еще два других, хотя и философски
до некоторой степени спорных, понимания геометрии. С од-
ной стороны, «арифметическое» понимание, которое от-
стаивал, например, Штуди. Оно вводит, в смысле известного
соотнесения посредством картезианской системы коорди-
нат, точки - скажем, на плоскости - не в качестве, как это
обычно делают при другом понимании, упорядочивающих
коррелятов для пар действительных чисел, a именно как са-
Точнсе говоря, смысл соответствующсго предложения чистой гсо-
метрии, коиечно еще не будст представлен через вышеуказанную «матс-
риальную» зависимость. no чсрсз тот чисто логичсский закон, частным
случаем примснсиия которого это предложение являстся. В нем вмссто
точск, прямых, иринадлежности точки прямой, мсжду и т.д. речь булет
идти в более обіцем смысле о «вещах псрвого типа», «веіцах второго ти-
па», «первом отношении». «втором отношснии» и т.д.
330

Генрих Бѳман
ми эти пары чисел, соответственно прямые - как линейные
уравнения с двумя неизвестными, принадлежность точки
прямой - как решение данного линейного уравнения по-
средством данной пары чисел и т.д.; таким образом, это по-
нимание переинтерпретирует геометрические положения в
арифметические1. С другой стороны имеется «прагматист-
ское» или «конвенциалистское» понимание Пуанкаре, кото-
рое вообще не усматривает в предложениях геометрии, в ча-
стности в аксиомах, никаких предметных знаний, a лишь
произвольные, обусловленные соображениями целесообраз-
ности, утверждения. Если мы хотим все же учесть в нашем
исследовании и эти две более отдаленные возможности, то
достаточно будет заметить, что в первом случае якобы гео-
метрические предложения воплощают в действительности
арифметические суждения, a значит наше дальнейшее ре-
шение относительно арифметических суждений распростра-
няется и на эти предложения, a во втором случае мы не имеем
никаких суждений вообще, a значит, ни аналитических, ни
синтетических суждений.
В завершение я резюмирую наш результат относитель-
но геометрии, который состоит в том, что ее предложения,
будучи испюлкованы «предмепто» - т.е. как высказывания
о пространственной стороне опытной действительности, -
воплощают сиптетические суждения, будучи же истолко-
вапы как предложеиия «чистой» ши «абстрактиой» геомет-
рии - т.е. как высказывания о внутренних свойствах дедуктив-
ных систем, - всегда воплощают аиалитические суждения.
* * *
За исключением геометрии, чистая математика состоит
главным образом из арифметики и таких областей, кото-
1 Важпое зиачение названной арифмстической системы для пробле-
мы непротиворечивости геометрии, при вышеприведенной характери-
стике, разумеется, не затрагивастся.
331

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
рые - no крайней мере, в обычном изложении - основыва-
ются на арифметике, т.е. означают лишь некоторое ее рас-
ширение, как теория множеств, теория чисел, алгебра, ана-
лиз и теория функций. Оставшиеся области, такие как тео-
рия групп, абстрактная алгебра и т.д., характеризуются тем,
что они имеют дело с системами, образованными из каких-
либо элементов, если эти системы удовлетворяют опреде-
ленным постулатам - в большинстве случаев называемых
«аксиомами»; таким образом, они имеют логическую струк-
туру уже рассмотренной абстрактной геометрии. Особое по-
ложение занимает аналитическая геометрия и ее ответвле-
ния, так как она может быть равным образом интерпретиро-
вана и как аналитическое одеяние геометрических положе-
ний, и как геометрическое истолкование аналитических
взаимосвязей1.
В любом случае, мы вправе таким образом рассматри-
вать в дальнейшем арифметическое суждение в качестве
прототипа тех математических суждений, относительно
которых вопрос пока еще не разрешен. Также и здесь мы
сначала рассмотрим различные возможности их истолко-
вания.
Для арифметики также возможно «предметное» истол-
кование. Оно заключается в обычном истолковании из по-
вседневной жизни, когда, например, под предложением
1 + ] имеется в виду, что одна вещь вместе с еще одной
вещью образуют две вещи. Наряду с этим имеется, очевид-
но, возможность понимания, аналогичного логическому
истолкованию геометрии, когда 1 + 1=2 истолковывается
как такой логический закон, который воплощает логиче-
ский вывод предметного высказывания 1 + 1 = 2 из некото-
рой аксиоматической системы арифметики. Наконец,
существует аналогичная прагматистскому пониманию гео-
1 Осуществленное выше деление устанавливается, очевидно, не само
по себс; скорее, оно зависит от соответствующего понимания и от обу-
словленного им представления области, о которой идст рсчь.
332

Гѳнрих Беман
метрии «формальная» арифметика, которая, в свою оче-
редь, подразумевает под арифметическим предложением
1 + 1 = 2 не наглядное положение дел и не связь с логиче-
ским выводом, a записанную группу знаков как таковую.
Здесь я таюке могу, не вдаваясь в критическую оценку,
и принимая во внимание нашу основную проблему, откло-
нить второе и третье понимание с тем замечанием, что
в одном случае мы, очевидно, опять-таки имели бы дело со
сплошь аналитическими суждениями, a во втором случае,
наоборот, вообще не с суждениями, ни с аналитическими,
ни с синтетическими, и в дальнейшем могу сконцентриро-
ваться на вопросе о природе арифметического суждения,
истолкованного предметно, несомненно, самом важном
с философской точки зрения.
Итак, давайте обратимся непосредственно к нашей цели
и спросим: является ли высказывание, что одна вещь и егце
одна вещъ образуют вместе две веіци, аналитическим или
сиитетическимі Иными словами, является ли оно чисто
логическим законом - о том, что оно представляет частный
случай применения логического закона, очевидно, не мо-
жет быть и речи - или нет?
С одной стороны, мы скажем, что наше предложение
в любом случае обладает полной аподиктичностью логиче-
ского закона. Также как мы не можем реально представить
себе ложность [Nichgelten] закона непротиворечия, и при-
нять ее, например, в качестве предпосылки разрабатывае-
мой ради эксперимента новой системы логики - без того,
чтобы очень скоро не оказаться в положении человека, ру-
бящего сук на котором он сидит, - точно также мы не в со-
стоянии представить себе какую-либо конкретную или аб-
страктную действительность, в которой наше предложение
не выполнялось бы1 - в то время как мы очень даже можем
Здесь, консчно, рсчь идет не о тривиальной возможности. произ-
вольным образом присвоить имена «один», «два» и т.д. другим числам
или же подразумевать под сложением не ту операцию, которая обычно
подразумевается.
333

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
представить себе действительность, в которой, например,
не выполнялась бы аксиома о параллельных или закон кау-
зальности. С другой стороны, мы, конечно же, не привыкли
к тому, чтобы причислять такого рода высказывания о чис-
лах к законам чистой логики, a отводим им место как раз в
арифметике как одной из составных частей математики.
Между тем, очевидно, что для ответа на наш вопрос
решающее значение может иметь не какое-то исторически
унаследованное деление учебных дисциплин, но единст-
венно сущностный характер самой предметной области.
Таким образом, мы должны спросить: лежит ли в основе
обычного отделения логики от арифметики действительное
и четко формулируемое сущностное различие или же оно
является всего лишь исторической случайностью, в край-
нем случае, требованием практической целесообразности?
Другими словами, является ли отделение логики от ариф-
метики естественным или искусственным, и осуществимо
ли оно вообще на самом деле?
Прояснение этого гтункта уже потому является необхо-
димым, что без него нашему определению аналитического
суждения недостает полной определенности. Если пони-
мать под аналитическими суждениями логические законы
и частные случаи их применения, то необходимо, прежде
всего, установить, какие законы должны считаться логиче-
скими1. Мы же не можем просто объявить, что таковыми
считаются те, которые можно обнаружить в учебниках по
логике, но обязаны каким-то образом отличить их от дру-
гих законов no существу.
Насколько я вижу, существует только один способ пре-
одоления этой трудности. A именно, необходимо заново
построить формальную логику не в качестве более или ме-
1 Впрочем, уже в первом примере на с. 322-323 можно было усом-
ниться, нс следует ли причислить лежаший в сго основе закон скорее к
арифметике, чем к логике.
334

Гѳнрих Беман
нее обозримого набора утверждений, a как замкнутую в се-
бе и ясно очерченную систему понятий и законов. Тогда
станет самоочевидным, отвергает ли возведенная конст-
рукция уже по самой своей природе включение в нее
арифметических понятий и закономерностей как нечто су-
щественно чуждое, или же, возможно, как раз по самой
своей сущности не может их не содержать, и любая попыт-
ка их удалить проваливается из-за прочности связей, скре-
пляющих все строение. Это означает, что необходимо со
всей серьезностью подойти к той идее, чтобы поднять ло-
гику от науки, описывающей лежащие в основе процесса
мышления закономерности, до уровня точной науки, кото-
рая систематически развивает эти закономерности по ма-
тематическому образцу.
Эта задача уже была осуществлена, если даже еще и не
со всей желаемой полнотой и завершенностью, однако все
же довольно-таки широко, a именно, как раз под именем
символической логики, о которой я говорил в начале статьи.
Тут следует, прежде всего, назвать Фреге и Рассела, кото-
рым, по моему убеждению удалось ясно и безупречно до-
казать, что правильно понятая логика сама включает ариф-
метику, a следовательно (ср. с. 331-332) и всю чистую ма-
тематику - a именно, заметим по ходу, при «предметном»
истолковании ее предложений; только геометрия должна
быть истолкована «логически», если мы хотим включить и
ее. В соответствии с этим, существует определенная и еди-
нообразная предметная область - назовем ее пока что «ло-
гико-математика», - в которой логика в обычном смысле
охватывает основополагающие принципы, a чистая мате-
матика - отдельные ответвления. Насколько далеко про-
стирается логика в узком смысле, как область основопола-
гающих принципов, конечно же, относится тогда не к во-
просам, имеющим принципиальное значение, a к вопросам
методического и педагогического характера.
335

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Таким образом, в этом смысле, чистая математика -
понимаемая так, как это было только что объяснено, - со-
держит только чисто логические, a значит, аналитические
суждения.
II
Теперь мне остается только разъяснить, по крайней ме-
ре, в общих чертах, каким образом при помощи символи-
ческих методов можно прийти к пониманию, что чистая
математика есть не что иное, как логика - что Рассел, как
я полагаю не без основания, называет одним из самых зна-
чительных открытий нашего времени.
Прежде всего, я выпишу список исходных понятий и
знаков логики* :
высказывание р, q, r, s
не(отрицание) р
или (дизъюнкция) р ' q
и (конъюнкция) р . q
обусловливает (импликация) р .q,pz>q
равнозначно (эквиваленция) р <-> q \p s q]
вещь a, by c\ x, y, z
понятие (свойство, отношение) f9 g, A; ç, x, V
присуще (единичное высказывание) fm gab
каждый (общее высказывание) xfx
имеется (частное высказывание) xfx
равно a = Ъ
необходимо (аподиктическое высказывание) +р
возможно (проблематическое высказывание) +р
1 Относительно используемой здесь логической символики ср.:
Н. Behmann. Mathematik und Logik // Mathematisch-phisikalische
Bibliothek. Bd. 71.
336

Генрих Бѳман
Обычное для классической логики слово «суждение»
заменено здесь на несколько менее эмоционально окра-
шенное слово «высказывание», поскольку здесь имеется
в виду лишь рассматриваемое предметное содержание, не-
зависимо от того, утверждает ли его или верит ли в него
кто-либо.
Пропозициональные [Aussageverknüpfungen] связки
«не» и «и» не нуждаются в разъяснении, в отличие от связ-
ки «или». A именно, «р или g», где/? и g - какие-либо вы-
сказывания, означает здесь, что выполняется no меныией
мере одно из высказываний pug, т.е. возможно, что и оба.
Так, «2-2 = 5 или 3-3 = 9» есть истинное высказывание, од-
нако не в меньшей степени таковыми является и «2-2 = 4
или 3-3 = 9», в то время как «2-2 = 5 или 3-3 = 8» есть лож-
ное высказывание.
Импликация обозначает, как это видно из таблицы, не
что иное, как составную связку «не р или g». B соответст-
вии с этим, например, «2-2 = 5 обусловливает 3-3 = 8» есть
истинное высказывание, в самом деле, отрицание первого
члена или (!) второй член являются истинными, точно так
же истинным будет и «2-2 = 5 обусловливает 3-3 = 9», од-
нако «2-2 = 4 обусловливает 3-3 = 8» есть ложное высказы-
вание. Наряду с «р обусловливает g» или «р имплицирует
g», мы также говорим «из р следует g» или «если /?, то g»;
фактически, объясненная таким образом импликация явля-
ется расширением общепринятых способов выражений
«обусловливает», «следует», «если», которые обычно ис-
пользуются только в случае логической или предметной
зависимости g отр для двух совершенно произвольных вы-
сказываний/? Hg1.
1 Поскольку из всех логических связок именно эта, сама по себе до-
вольно несложная, обычно доставляст начинающему изучать логику
больше всего хлопот, нужно подчеркнугь, что как таковые слова «обу-
словливает», «имплицирует», «следует» и «если», конечно же, несуще-
ственны, и что каждому предоставляется право заменить их на такие,
которые кажугся ему мснее смущающими - в случае, если таковые
найдугся.
337

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Связка «p равнозначно g» или «р эквивалентно g» или
также - как это обычно говорит математик - «р если
и только если g» означает, чтор и g оба выполняются либо
оба не выполняются1. Так, «2-2 = 4 равнозначно 3-3 = 9»,
также как и «2-2 = 5 равнозначно 3-3 = 8» являются истин-
ными высказываниями, a «2-2 = 5 равнозначно 3-3 = 9» -
ложным. «Равнозначность», «эквивалентность» означает,
таким образом, ничто иное как совпадение относительно
истинностных значений и точно также не предполагает ни-
какой взаимосвязи по содержанию между соответствую-
щими высказываниями.
Под «вещью» мы понимаем, как и в классической логи-
ке, какое-либо данное в опыте или в мышлении нечто2, под
«понятием» - опять же не заботясь о привычном слово-
употреблении3 - свойство или отношение4.
Выражение «присуще» в нашей таблице означает подпа-
дание под некоторое понятие, т.е. то особое отиошение, кото-
рое в языке передается оборотами «свойство / присуще л»,
1 По случайному етсчению обстоягельств, здссь вполне можно пони-
мать «или» и в исключающем смыелс.
2 He следует умалчивать, что с момснта обнаружения парадоксов
логики и теории міюжеств (около 1900 г.), почти все представители
символической логики. a с ними и большинство матсматиков, отклоня-
ют такое понятие «вещи вообще», так как оснониую причину этих пара-
доксов они усматривают в такого рода способе образования понятий.
Однако авгор данной статьи пелавно показал (см.: Н. Behmann. Zu den
Widersprüchen der Logik und der Mengenlehre // Jahresbericht der
Deutschen Malhemalikenereinigung, Bd. 40 [1931), S. 37-48), что такого рола
опасения необосііоваііны и лействителыіая иричина паралоксов кроется
совсем в лругом. (Выше мы не учитывали, как несуіцествешіое для на-
шсй проблемы, опрсделенное изменсние пашей схемы изложения. кото-
рое следует осуществить в силу этого рсзультата.)
3 Также и лалсе, при объяснении понятий. не следует обращать вни-
манис на естествснным образом обусловленныс потребностями точной
лоі ики отклонения от господствующих представлений или имснований.
4 Вместо тсрмина «понятие» математические логики обычно ис-
пользуют термин «пропозиционалыіая функция».
338

Генрих Беман
«a имеет свойствоу» и «а и b (и с и т.д.) находятся в отно-
шении g», «a имеет к Ь (и с и т.д.) отношение g».
Если мы в некотором высказывании заменяем какие-
либо вещи на буквы х, y, z (или же, в частности, понятия на
<р, X, у), то тогда мы говорим о «функции-высказывании»
Л» &ѵ> Fç>z> и Т-Д- Таким образом, функция-высказывания не
является ни высказыванием, ни понятием; скорее, она
представляется как применение понятия к одной или не-
скольким «неопределенным» или «переменным» вещам и
лишь после заполнения этих пустых мест дает истинное
или ложное высказывание. Такого рода функциями-вы-
сказываниями являются, например, «дг есть человек», «дг яв-
ляется отцом^», «Свойство ^присуще вещи дг».
Принятый для слова «каждый» символ х/х означает вы-
сказывание «каждая вещь имеет свойство ß>, т.е. «функ-
ция-высказывание» /х ддя каждой вещи, подставленной
вместо буквы дг, представляет некоторое истинное выска-
зывание». Если мы обозначим, например, посредством /х
свойство «быть человеком», a посредством g - свойство
«быть смертным», то высказывание «Всякий человек смер-
тен» символически запишется как x(fx-gx), что дословно
означает следующее: «Для каждой вещи х выполняется, что
она не является человеком или (!) является смертным».
Соответственно, xfx (где черточка, в соответствии с
принятой системой обозначений, не читается как отрица-
ние) означает: «Существует (по меньшей мере) одна вещь
со свойствомУ». Если опять-таки/есть свойство «быть че-
ловеком», a c другой стороны, g- свойство «быть черным»,
to J(fx • gx) есть высказывание «Существует, по меньшей
мере, одна вещь дс, которая является человеком и черным»
или «По меньшей мере, один человек является черным»,
таким образом, воплощает классическое «Некоторые люди
черные».
1 Здесь «и» не обозиачает связку конъюнкции!
339

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Равенство в данном контексте не нуждается в более
подробном объяснении.
Наконец, «модальные» операции: *р означает «р явля-
ется (логически) необходимым» или «р является тавтоло-
гией», или, как мы можем теперь также говорить, «р явля-
ется аналитическим», *р означает «р является логически
возможным» или «р является непротиворечивым»; однако
в последующем изложении они нам не понадобятся.
* * *
Для окончательного решения нашего основного вопро-
са нам необходимо будет обратиться к двум основопола-
гающим результатам современной символической логики.
Сначала рассмотрим первый из них. Он заключается в том
в высшей степени странном и абсолютно неожиданном от-
крытии, что перечисленных немногих исходных понятии
или соответствующих им исходных знаков достаточно,
чтобы во всей полноте представитъ не только формалъ-
иую логику, но и чистую математику - в изложенном вы-
ше смысле, т.е. при «логическом» истолковании геомет-
рии - со всеми ее гюнятиями и закономерноспіями. Иными
словами, в принципе, посредством использования исклю-
чительно наших знаков (в случае, если имеется достаточ-
ное количество знаков для переменных высказываний,
Berne й и понятий, a кроме того скобки) могут быть представ-
лены не одни лишь логические законы, как например, пра-
вило вывода Barbara, но точно также и арифметическое вы-
сказывание 1 + 1=2, великая теорема теории чисел Ферма,
или же теорема о том, что непрерывная функция принима-
ет все промежуточные значения. «В принципе», ибо на
практике безоглядное сведение к исходным знакам очень
скоро сорвалось бы из-за быстрого увеличивающегося ус-
ложнения и неудобства появляющихся формульных выра-
жений, a значит такое сведение превысило бы возможности
340

Генрих Бѳман
человека. В процессе реального построения поступают та-
ким образом, что добавляют большее число других знаков,
которые вводятся как «производные» знаки при помощи
определенных констатаций, называемых «определениями»,
как целесообразные сокращения для некоторых выраже-
ний, в конечном счете, построенных из исходных знаков1.
В арифметике такого рода производными знаками являют-
ся 1, 2,+, <ит.п.
Конечно, не может быть и речи о том, чтобы осущест-
вить здесь полное или даже до некоторой степени доста-
точное доказательсгво этого утверждения, я должен тут
только сослаться на «Formulario Mathematico» Пеано и
«Principia Mathematica» Уайтхеда и Рассела. Тем не менее,
я хотел бы продемонстрировать утверждаемую представи-
мость на примере одного простого математического пред-
ложения, a именно для арифметического высказывания
1 + 1=2.
Сначала я записываю следующую функцию-выска-
зывание:
Иными словами, «Существует (по меньшей мере) одна
вещь дг такого рода, что любой вещи у, тогда и только тогда
присуще свойство <р, когда y равно дг». Коротко говоря:
«Существует вещь такого рода, что ср присуще этой и толь-
ко этой вещи». Или еще короче: «Свойство <р присуще в
точности одной вещи». Теперь установим, что для свойства
некоторого свойства, быть присущим в точности одной
вещи, будет также использоваться сокращенное обозначе-
ние 1. Это осуществляется посредством следующего опре-
деления:
1 Впрочем, уже понятия и знаки из нашсй таблицы можно таким
же образом свести к некоторой, подходящим образом отобранной их
части.
341

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
которое как раз говорит, что везде, где стоящее справа вы-
ражение встречается в какой-либо последовательности
символов, вместо него может быть записано выражение,
которое стоит слева, и наоборот, это выражение всегда
должно каким-либо образом истолковываться.
Свойство, о котором идет речь, присуще, например,
свойству «быть естественным спутником Земли» или
«быть нынешним королем Англии», но не присуще свойст-
ву «быть нынешним королем Франции» или «быть немец-
ким рейхсминистром».
Далее, рассмотрим функцию-высказывание
ху[х = y.z(<p2 <-> z = х ' z = y)]2.
Ее следует читать так: «Существуют вещь дг и вещь _у3,
такие что дг не равна y и свойство <р присуще всем таким и
только таким вещам, которые равны х или у», и она гово-
рит очевидно, что свойство ср присуще в точности двум
вещам. Для свойства «быть присущим в точности двум ве-
щам» мы вводим сокращенное обозначение 2 посредством
следующего определения:
2д> <-> "ху[х = y.z(<pz <-> z = х ' z = y)].
Переходим теперь к наиболее трудному пункту - объ-
яснению знака +. Для этого нам понадобится некоторая
подготовительная работа.
Для облегчения понимания, я бы хотел в дальнейшем
изложении наряду со словом «свойство» также - что, в об-
щем-то, не является необходимым - использовать слово
1 Точка нал лвойной стрелкой обозиачает, что речь идет не об экви-
валснции, которая обсуждалась вышс, но о выражении опрсделеиия.
Для экономии скобок мы принимаем, что простая или двойная
стрелка имеет приоритет перед знаками для «или» и «и».
3 Собственно говоря: существуст всщь х такая, что существует вешь
ѵ, и т.л.
342

Генрих Беман
«класс». Так, вместо «а имеет свойствоу» я буду также го-
ворить: «а есть элемент класса, задаваемого посредствому»1.
Если/и g суть какие-либо свойства, то
fx'Sx
есть условие того, что вещь дг имеет свойство/или свойст-
во g, т.е. является элементом такого класса, который обра-
зуется посредством «объединения» классов, задаваемых
посредством/и g. Далее,
*Wx++gx)
есть высказывание, что/присуще всем тем и только тем
вещам, которым присуще g, т.е. класс, задаваемый посред-
ством/«равен» классу, задаваемому посредством g - гово-
ря коротко: класс / «равен» классу g2. Свойства, которые
удовлетворяют этому условию, которые, таким образом,
задают один и тот же класс, называются «равнообъемны-
ми». В частности,
X(fx'gx*+hx)
означало бы, что произвольная вещь тогда и только тогда
имеет свойство/или свойство g, когда она имеет свойство
А, т.е., что класс h является объединением классов / и g.
Наконец,
xŒTx)
есть высказывание, что любая вещь не имеет свойства/или
свойства g, иными словами, никакая вещь не имеет одно-
временно как свойство/, так и свойство g, т.е. что классы/
и g не имеют ни одного общего элемента, или как говорят,
являются «разноэлементными». Тем самым, последняя
функция-высказывание воплощает классическое «Ни один
/не ecTbg».
Мы отказывасмся от яыного символического опрслсления понятия
класса. так как оно не является нсобходимым лля понимания нижсслс-
Дующсго материала.
2 Заметим, что «равснство». хотя оно входит в число исходных зна-
ков. в омредсленных случаях может быть опрсделено.
343

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Используя слово «класс», мы можем теперь истолковы-
вать произвольную численность (Anzahl) не только как оп-
ределенное свойство свойств, но также и как некоторое
свойство классов1. Так, численность 1 равнозначна свойст-
ву «иметь в точности один элемент», численность 2 равно-
значна свойству «иметь в точности два элемента», вообще
численность /і - свойству «иметь в точности /л элементов».
Если //, ѵи £суть численности, то мы называем £«сум-
мой» /і и ѵ, если какой-либо класс, скажем у/, тогда и толь-
ко тогда оказывается объединением двух разноэлементных
классов <р и х соответственно численности /і и ѵ, когда y
имеет численность £ В нашей понятийной записи:
Ѵ{<РХ\Мгѵ9*х(9х ' Хх)*(<Рх ' Хх <-> ¥х)] <-> £ГЬ
Это читается так: «Если ^есть некоторый класс, то то-
гда и только тогда существуют классы <р и ^, которые соот-
ветственно имеют численности циѵ, которые не имеют ни
одного общего элемента и объединением которых является
как раз класс у/, когда у/ имеет численность ф>. Или выра-
жаясь короче и несколько свободнее: «Любой класс тогда и
только тогда является объединением двух разноэлемент-
ных классов численности /л и ѵ, когда ему присуща чис-
ленность ф>. Это отношение между тремя свойствами клас-
сов2, иначе говоря: свойствами свойств //, ѵ и £ a именно,
то отношение, которое обычно записывают как /ін- ѵ= £.
Чтобы вернуться к частному случаю 1 + 1 = 2, мы
должны подставить для переменных //, ѵи ^знаки 1, 1 и 2,
a затем - их значения, определенные через исходные знаки.
Результатом будет:
1 С тсм же самым правом и как класс классов; одиако, этот оборот ре-
чи нам в дальнейшем не понадобится.
2 Консчно, /a ѵ и £ подразумеваются хаесь как численности, т.е. как
особого рода свойства классов; одиако ничего не мсшает распростра-
нкть определение вышс на произвольные свойства классов.
3 Ср. сн. 2 на с. 346.
344

Генрих Беман
Ѵ{9Х\хуі<Рх <+У = Х)-ХУ(ХУ <+У = х).х{<рх ' хх\
-хіРх * Хх <-> Ѵх)} <-> ху[х = y.z(<p2++z = x'z = y)]}.
Отсюда видно, что высказывание 1 + 1=2 действитель-
но можно полностью представить посредством исходных
понятий и исходных знаков логики и это сведение не со-
держит ничего специфически математического, но в гораз-
до большей степени имеет характер закона чистой логики.
Это станет особенно ясно, если содержание этой формулы
передать словами, в результате чего становится очевид-
ным, что действительно сюда не входит ни класс, ни чис-
ло1, ни какое-нибудь другое математическое [понятие]:
Для любого свойства у/, условие, что кроме того суще-
ствуют свойства <р и %, такие что существует вещь дг, такая
что <р тогда и только тогда присуще какой-либо вещи у,
когда y равна х, существует вещь дг, такая что х тогда и
только тогда присуще какой-либо вещи у, когдау равна дг2,
каждая вещь не имеет свойства <р или не имеет свойство х
и произвольная вещь тогда и только тогда имеет свойство
<рипи свойство х, когда она имеет свойство у/, выполняется
тогда и только тогда, когда существуют вещи дг и уу такие
что дг не равна^ и свойство ці тогда и только тогда присуще
какой-либо вещи z, когда г равно дг илиу.
1 Слово «ein» в словосочетании «существует некоторый» («es gibt
ein») есть не количественное слово, a неопредсленный артикль. Впро-
чем, при желании, и его можно исключить, когла вмссто «существуег
некоторая вещь со свойством/» («es gibt ein Ding von der Eigenschaft/»)
сказать: «не каждая веиіь ne имеет свойства/». С другой стороны, выра-
жение «произвольная вещь» («ein beliebiges Ding») или «какая-либо
вещь» («irgendein Ding») лишь no стилистичсским соображепиям - что-
бы обеспсчить большую естественность речи - используется выше в
смысле «каждая вещь» («jedes Ding»).
2 Как видно из этой символической записи, упоминаемая здссь вешь
х не имеет ничего общего с той, которая фигурирует в предшествующей
части условия (т.е. пока что ничего нс сообщается о том, совпадает ли
она с ней или нет). To же самос выполняется и для встречающихся в даль-
нейшем одинаково обозначаемых (для целесообразности) переменных.
345

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Тем самым, переводится, хотя и стилистически небез-
укоризненным образом, на разговорный1 язык то истолко-
вание предложения 1 + 1=2, которое представляется мне
наиболее простым и естественным2.
* * *
Мы бы, однако, очень поспешили, если бы, основыва-
ясь только на достигнутых пока результатах нашего иссле-
дования, отрицали принципиальное разделение между ло-
1 В оригинале - «нсмсикий». - Пріш. перев.
2 Критикам можно прсдложить попробовать найти еіце болес про-
стое истолкование.
Если быть точным, то необходимо, конечно, учитывать, что выше-
привсденная формула говорит нс только то, что объединепие двух про-
извольных разноэлсментных классов, численности 1 каждос, имеет чис-
ленность 2, но таюке и то, что, иаоборот, любой класс числснности 2
представляет собой объединенис некоторых двух разноэлементных
классов численности 1 каждое: в соотвстствии с этим, уравнсние 1 + 1=2
слсдует читать не только слева направо, но и справа налево.
Это связано с тем, что объясненис выражения // + ѵш Ç на стр. 19
можно, на основе вычислительных преобразований, представить в виде
конъюнкции выражений
ГХ.ІѴр-ѵх-*&х '/г)-> Ѵ[*(<РХ ' Хг «* ¥*)-> 4¥])
и И£„ -» 9Х\м,.ѵх-х(фх ' Х*)-х{Ч>х ' Хх <-► Ѵх)])
(В словесной форме: «Если <pw /являются разноэлсментными клас-
сами соответствсино числениости // и к то - собственно говоря: каж-
дое - объединение y классов <р и х имеет численность ф>, или «Если y
ссть класс числснности £ то существуют разноэлсментныс классы <р и х
численности // и к объединение которых есть уг».) Если вместо выраже-
ния x(fx -> gx) - «/есть подкласс g» - кратко писать/с g, то это жс со-
держание можно записать в еще болсс наглядном виде:
Впрочем, я должен по понятным причипам отказаться от того, что-
бы прояснять рассматриваемые понятийные и дефинициальные схемы в
соотвстствии со всеми трсбованиями формальной корректности. Напри-
мер, я должен был бы только что, вместо того, чтобы использовать выраже-
ние /л + ѵ= Ç в качествс сокращения - и вследствие тгого оказываюшсгося
символически еше нелостаточно хорошо мотивироваяным, собственно го-
воря, ввссти по определению знакосочегание //+ ѵ как таковое.
346

Генрих Беман
гикой и математикой. Ибо, если даже и оказывается, что
исходные попятия в обоих случаях являются теми же са-
мыми, могут все же существовать еще и различия в исходиых
предложеииях, т.е. аксиомах, в том смысле, что для того, что-
бы обосновать собственно математические положения, к тем
аксиомам, которые требуются для построения логики, долж-
ны быть добавлены другие исходные предпосылки нелогиче-
ского характера (пусть даже выразимые через логические ис-
ходные знаки) - синтетические суждения a priori.
Сначала, однако, мы должна спроситы как вообще вы-
глядит аксиомапшка формальиой логикиі
В любой аксиоматизации устанавливается отношение
между двумя областями: той, которая аксиоматизируется и
той, посредством которой из аксиом получают другие
предложения. Первую можно назвать «предметная об-
ласть», вторую - «опосредующая область». Сущность ак-
сиоматического построения состоит тогда в том, что вся
предметная область, так сказать, оказывается охваченной
аксиомами, в то время как опосредующая область, которая
предназначена для того, чтобы наводить мосты между
предложениями предметной области, является, в свою оче-
редь, неограниченно доступной. Так, в случае аксиоматики
геометрии предметной областью является как раз геомет-
рия, a опосредующей областью - формальная логика; после
того, как аксиомы сформулированы, для получения теорем
нельзя использовать геометрическую интуицию, но один
лишь логический вывод.
Как же обстоит дело, когда предметной областью явля-
ется сама логика? Уже из различной роли предметной об-
ласти и опосредующей области - одна недоступна нам для
процесса построения, другая - всегда в нашем распоряже-
нии - ясно, что обе эти области по необходимости различ-
ны. Что же, в случае с логикой, является опосредующей
областью? Как возможно построить логику тех или иных
исходных предложений, не используя при этом логические
выводы?
347

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Здесь имеется только одна разумная возможность. Сим-
волически логические законы, избранные в качестве акси-
ом, представляют собой формулы - назовем их «исходны-
ми формулами». Если мы отвлекаемся от их содержания,
a тем самым и от содержания каждой отдельной составной
части, то нам, очевидно, остается только их форма, образ
последовательностей знаков на бумаге. Для перехода от
данной последовательности знаков как таковой к новой по-
следовательности знаков, иначе говоря: для всякого, кто в
состоянии только различать знаки, не зная их значения, на
самом деле не существует логического вывода, a всего
лишь правила - одни лишь вычислительные или игровые
правила, - которые, при наличии определенных последова-
тельностей знаков, позволяют записывать определенные
другие последовательности знаков. Итак, к символическим
исходным формулам добавляются еще формулируемые в
обычном языке «исходные правила» - как показывает
практика, достаточно двух исходных правил - такие, что
система логической аксиоматики состоит в общей сложно-
сти из трех перечней: исходных знаков, исходных формул
и исходных правил.
Теперь мы можем сформулировать свой вопрос со всей
строгостью: Содержит ли построенная описанным выше
образом система формальиой логики сама no себе также
и чистую математику, или же при переходе от понимае-
мои в обычиом смысле формальиой логики к чистой мате-
матике мы нуждаемся в дополнительных исходиых фор~
мулах снецифически матемаптческого характера!
Действительно, в имеющихся на сегодня системах опи-
санного типа (типа «Principia Mathematica») имеется три
аксиомы, за которыми, пожалуй, можно было бы признать
специфически математический характер, a именно: I. ак-
сиома сводимости Рассела, 2. аксиома бесконечности и 3.
аксиома выбора Цермело1.
To, что двс последние аксиомы вводятся в «Principia Mathematica»
не как аксиомы, a как сопровождающие условия, является, в даниом
контексте, несущественным.
348

Генрих Беман
Аксиома сводимости существенным образом обуслов-
лена «теорией логических типов», построенной Расселом
для устранения логических и теоретико-множественных
парадоксов. Она не означает ничего иного, как искусствен-
ное, самим Расселом рассматриваемое как неудовлетвори-
тельное, преодоление трудности, которую влечет за собой
эта теория при доказательстве некоторых основополагаю-
щих математических теорем. Поэтому в той системе логи-
ки, которая принята в нашем исследовании, и которая не
нуждается в теории типов1, эта аксиома может не прини-
маться в расчет.
Также и вторая из названных аксиом, которая утвер-
ждает существование бесконечно многих вещей, нужна как
аксиома только в связи с теорией типов или сходными ог-
раничениями. В нашей системе и при принятом нами зна-
чении слова «вещь», она является доказуемым предложе-
нием - a именно, доказуемым из аксиом, которые имеют,
несомненно, логическую природу - a значит, аналитиче-
ским предложением.
Аксиома выбора - важное исходное предложение тео-
рии множеств - говорит, что для каждого класса, элемен-
тами которого являются непустые разноэлементные клас-
сы, всегда имеется, по крайней мере, один «класс предста-
вителей», т.е. класс, который содержит в точности по од-
ной вещи из каждого элемента первоначального класса
(и никаких других вещей)2.
Здесь, однако, возможны сомнения. Фактически аксио-
му выбора невозможно вывести из более простых и более
ясных предложений; должна ли, однако, она со своей сто-
роны рассматриваться как необходимая истина, да и вооб-
1 Ср. сн. 2 на с. 338.
2 Заключенное в скобки добавление является практически неваж-
ным, так как бсз труда можно перейти к тому классу, который не содер-
жит других элсмеіггов, которые могли бы появиться.
349

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ще как истина, а не скорее как выражение чистой фикции,
является спорным.
Давайте присмотримся внимательнее! Чтобы выявить
решающий пункт настолько наглядно, насколько это, воз-
можно, давайте помыслим вместе с Расселом некоторый
класс, который состоит из бесконечного множества пар чу-
лок, точнее говоря: ровно из стольких пар чулок, сколько
существует натуральных чисел, так что мы, таким образом,
можем думать о парах чулок, пронумерованных с помо
щью натуральных чисел. Мы едва ли сможем отрицать, что
в этом случае все же должен существовать, по меньшей
мере, один класс, состоящий из отдельных чулок, который
содержит в точности по одному чулку из каждой пары. Для
этого нужно всего лишь представить себе, что в каждой
паре один из двух чулок произвольным образом обознача-
ется как «левый»; тогда класс всех левых чулок представ-
ляет собой класс требуемого типа. Таким образом, утвер-
ждение этой аксиомы будет признано логически необхо-
димым - ибо невозможно представить себе действитель-
ность, в которой она бы не выполнялась - a значит, анали-
тическим.
Конечно, на эту ситуацию можно посмотреть и не-
сколько по-другому. Поскольку в рамках принимаемой
здесь системы формальной логики высказывания о классах
представляют всего лишь новые формулировки некоторых
высказываний о свойствах - в соответствии с тем, что
класс никогда не может быть задан иначе как на основе не-
которого свойства, которое присуще всем его элементам
и только им - логично будет также и аксиому выбора ин-
терпретировать как замаскированное высказывание о свой-
ствах.
Предпошлем некоторое объяснение: Иекоторое свойст-
во свойств F назовем «экстенсиональным», если любое
конкретное высказывание Fj не изменит своего значения,
если/заменить на равнообъемное свойство g, иными сло-
350

Генрих Беман
вами, если F можно интерпретировать не только как свой-
ство свойств, но и как свойство определяемых им классов1.
Символически:
(РХ [х(<Р* <-> Zr) -> (F,<r> Fz)l
Тогда аксиома выбора может быть следующим образом
выражена в понятиях логики: Для каждого экстенсиональ-
ного свойства (свойств) F, которому 1. присущи лишь та-
кие свойства, которые в свою очередь присущи, по мень-
шей мере, одной вещи, и которому 2. два неравнообъемных
свойства присущи лишь (= самое большее) тогда, когда они
в свою очередь не присущи одной и той же вещи, всегда
имеется, по меньшей мере, одно свойство А, такое что для h
и для какого-либо подпадающего под F свойства всегда
существует одна и только одна вещь, которой присущи оба
эти свойства.
Требуемое тем самым положение дел, конечно же,
нельзя признать мыслимо необходимым, и даже, по всей
вероятности, фактически имеющим место. Ибо, возвраща-
ясь к примеру Рассела, даже если предположить, что мы в
данной отдельной паре проводим различие между двумя
чулками, т.е. можем выделить один чулок, мы тем не менее
не уверены, что существует какое-либо устанавливаемое
свойство, которое присуще одному и только одному чулку
каждой пары, т.е., во всех парах одновременно выделяет по
одному чулку.
Таким образом, четко различаются две возможности
истолкования аксиомы выбора. Одно истолкование выра-
жает эту аксиому как высказывание о «классах самих по
себе», т.е. бсз оглядки на способ их задания (Gegebensein),
другое, наоборот, - как высказывание о классах в соответ-
ствии с рассмотренной здесь теорией, т.е. как замаскиро-
ванное высказывание, сформулированное посредством по-
Для более детального разъяснения, ср.: Mathematik und Logik,
S. 29-31,33-34.
351

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
нятий логики. При первом истолковании, эта аксиома явля-
ется мыслимо необходимым, т.е. аналитическим предло-
жением, в то время как в смысле второго истолкования, по
всей видимости, вообще имеет характер не знания, a целе-
сообразной фикции1. Опять-таки, взвешенная оценка обеих
точек зрения выходит за пределы нашей задачи; для нас
достаточной будет констатация, что в зависимости от
смысла, который придается предложению выбора, само это
предложение, как и зависящие от него предложения чистой
математики, должны считаться либо аналитическими суж-
дениями, либо вообще не считаться суждениями.
Будем ли мы придерживаться второго истолкования,
или же предпочтем вообще воздержаться от какого-либо
решения, все равно можно построить чистую математику
как систему аналитических предложений, если обращаться
с аксиомой выбора по образцу аксиом геометрии, т.е. при-
соединив ее - как это делается в «Principia Mathematica» -
в качестве условия для зависящих от нее положений. Из
предложения «Каждый класс можно вполне упорядочить»
мы получим, в соответствии с этим, «Если выполняется ак-
сиома выбора, то каждый класс представляет собой вполне
упорядоченную область». Мы можсм тогда сформулиро-
вать наш второй тезис в том смысле, что логика и чистая
матемапшка - последняя понимаемая теперь в установ-
ленном выше смысле - действительно осиовываются на
одшсс и тех же аксиомах. Здесь также не может идти речи
о доказательстве этого утверждения - я снова должен тут
сослаться на «Principia Mathematica» - даже изложение како-
го-нибудь примера заняло бы слишком много места.
Итак, также и в этом смысле любое строгое разграниче-
ние между логикой и математикой оказывается невозмож-
Френкель показал, что отрицание аксиомы выбора, истолкованной
во втором смыслс, нс приводит к противорсчию. (См.: А. Fränkel. Zehn
Vorlesungen über die Grindlegung der Mengenlehre // Wissenschaft und Hy-
potese, Bd. 31, S. І6Ф—170.)
352

Генрих Беман
ным. Мы могли бы конечно сказать, что математика начи-
нается там, где мы определяем и используем такие понятия
и знаки, как 1, +, < и т.д., но, естественно, такого рода раз-
личение затрагивало бы лишь форму изложения, но не вы-
сказывания как таковые.
Так как мы, согласно нашим двум тезисам, должны все-
гда относить законы чистой математики к логическим за-
конам, мы приходим к результату, что все суждения nue-
mou математики - если это последнее выражение пони-
мать разумным образом -являются аналитическшш.
* * *
Тем самым мы достигли цели нашего исследования.
Нам осталось только кратко остановиться на классическом
результате Канта, который противоположен нашему. Ре-
шающим пунктом, конечно же, является то обстоятельство,
что Кант, как это вряд ли могло быть по-другому до откры-
тия Фреге и Рассела, рассматривает числа не как чисто ло-
гические понятия, a наоборот, как чисто наглядные, a зна-
чит внелогические данности. Конечно, его вывод о синте-
тической природе арифметики является, прежде всего, ре-
зультатом использования его критерия для аналитического
характера суждений, который, как я показал, является лож-
ным. Если понимать под «субъектом» суждения 7 + 5 = 12
выражение «сумма 7 и 5» (вопрос о правомерности этого
оставим открытым), все равно свойство «быть равным 12»
не является членом, из которого, вместе с некоторыми дру-
гими членами, понятие «сумма 7 и 5» образуется как
конъюнкция; однако это обстоятельство никак не мешает
этому суждению быть законом чистой логики, a значит,
аналитическим.
Нет нужды подчеркивать, что полученные на основе
символической логики новые результаты никоим образом
не умаляют общепризнанную заслугу Канта в разработке
12 3ак. 1731
353

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
нашей проблемной области. Как мы видели, именно при-
менение средств современной символической логики спо-
собствовало такому ясному и безусловному оправданию
Кантового различения между аналитическими и синтети-
ческими суждениями, какое ранее никогда не было бы воз-
можным.
Послесловие. В завершение приведем некоторые интересные
для специалистов сведения о точках зрения на проблему Канта,
которые ранее высказывались представителями символической
логики, и которые не нашли отражения в рамках данной статьи,
написанной на основе доклада, прочитанного на заседаниях ме-
стных отделений Кантовского общества в Киле и Галле. На-
сколько я знаю, среди специалистов по символической логике,
нашим вопросом более детально занимались лишь Фреге и Ку-
тюра. Ответ на этот вопрос является непосредственной целью
работы Фреге 1884 г. «Grundlagen der Arithmetik». Свое понима-
ние Кантовского различения он выражает посредством следую-
щего критерия: «Дело заключается ... в том, чтобы найти доказа-
тельство [проверяемого предложения] и проследить его вплоть
до исходных истин. Если при этом мы наталкиваемся только на
общие логические законы и определения, то мы имеем аналити-
ческую истину... Если же невозможно осуществить доказательст-
во без использования истин, которые не имеют общей логиче-
ской природы, a относятся к какой-нибудь конкретной области
знания, то такое предложение является синтетическим». Он счи-
тает предметное геометрическое суждение синтетическим (впро-
чем, не подвергая сомнению принимаемую Кантом априорность
такого суждения). Для оценки арифметического суждения он вы-
двигает два требования: во-первых, сделать возможным построе-
ние посредством логической символики абсолютно строгой дока-
зательной цепочки, раскрывающей любой, самый малый ее шаг,
и, во-вторых, проверить, возможно ли дать определения осново-
полагающим арифметическим понятиям, прежде всего понятию
числа. На основе своего знаменитого определения численности
(которое лежит в основе нашей статьи), ему представляется, по
меньшей мере, вероятным, что законы арифметики являются
354

Генрих Беман
аналитическими суждениями и арифметика представляет собой
расширенную логику.
Кутюра рассуждает о нашей проблеме в своей книге 1905 г.
«Les principes des mathématiques», в частности, в статье «La
philosophie des mathématiques de Kant» в «Revue de métaphysique et
morale» 1904 г., которая перепечатана в данной книге в качестве
приложения. В случае геометрии он принимает логическую ин-
терпретацию и последовательно объявляет ее аналитической; в
остальном - как только речь заходит о нашей теме, он сущест-
венным образом опирается на Фреге. - Впрочем, его интерпрета-
ция арифметики в этих двух произведениях не одна и та же.
В приложении он явно имеет в виду исключительно систему
арифметики Пеано, в которой понятие «натурального числа», 1 и
операция +1 не определяются и тем самым рассматриваются как
далее несводимые. Конечно, в соответствии с этим он мог бы
обоснованно объявить аналитическими только те арифметиче-
ские предложения, которые выполняются общелогически в трех
неопределенно задуманных исходных понятиях Пеано. Впрочем,
это подходит для такой формулы как 1 + 1=2 (которая здесь, ко-
нечно, не имеет смысла нашего предметного предпожения 1 + 1=2),
поскольку она не предполагает никакой из аксиом Пеано, однако
это не подходит, например, для формулы 1 + 2 или для самой ка-
кой-нибудь аксиомы. Фактически их аналитический характер
нельзя вывести из системы Пеано; скорее, для этого необходим
более глубокий анализ в смысле Фреге-Рассела, как он осущест-
вляется в основной части книги.
355

Мориц Шлик (Вена)
О ФУНДАМЕНТЕ ПОЗНАНИЯ1
I
Все значительные попытки обосновать теорию позна-
ния возникают из вопроса о надежности человеческого
знания, a этот вопрос, в свою очередь, возникает из стрем-
ления к абсолютной достоверности познания.
Осознание того, что высказывания повседневной жизни
и науки, в конечном счете, могут претендовать всего лишь
на вероятностную значимость, что даже наиболее общие и
выдержавшие любую опытную проверку результаты ис-
следования могуг иметь лишь характер гипотез, это осоз-
нание снова и снова побуждало философов, начиная с Де-
карта, a менее отчетливо уже с древности, искать незыбле-
мую основу, которая лишена каких-либо сомнений и обра-
зует твердую почву, на которой возвышается шаткое зда-
ние нашего знания. Ненадежность этого здания чаще всего
объяснялась тем, что посредством мыслительной способ-
ности человека невозможно, - быть может, даже принци-
пиально невозможно, - построить более прочное здание,
что, однако, не мешало искать естественную опору, кото-
рая имелась бы до любого рода построения и сама не шата-
лась бы.
Этот поиск является похвальным, здоровым стремлени-
ем, и оно проявляется даже y «релятивистов» и «скепти-
ков», которые вообще-то привыкли стыдиться такого рода
проявлений. Он встречается в разных формах и приводит к
своеобразным различиям во мнениях. Проблема «прото-
1 Moritz Schlik. Über das Fundament der Erkenntnis // Erkenntnis, 1934,
Bd. IV. S. 79-99. Перевод с нем. яз. д.ф. н. Я. В. Шрамко.
356

Мориц Шлик
кольных предложений», их функции и структуры, является
новейшей формой, в которую философия, точнее реши-
тельный эмпиризм, облекает проблему последнего основа-
ния знания.
Под «протокольными предложениями», как это следует
из самого названия, первоначально подразумевались те
предложения, которые в абсолютной простоте, без какого-
либо преобразования, изменения или добавления, выража-
ют факты, в обработке которых и заключается любая нау-
ка, и которые предшествуют любому утверждению о мире,
любому знанию. Нет никакого смысла говорить о неопре-
деленных фактах, ненадежными [сомнительными] могут
быть только высказывания, только наше знание; и если, по-
этому, удается совершенно отчетливо отразить сырые фак-
ты посредством «протокольных предложений», то послед-
ние представляются в качестве абсолютно несомненного
исходного пункта всякого познания. Хотя мы тотчас же ос-
тавляем эти предложения, переходя к предложениям, кото-
рые действительно могут быть полезны в жизни или в Hay-
ice (такого рода переход представляет собой, по-видимому,
переход от «сингулярных» высказываний к «общим»), но
они, тем не менее, образуют твердую основу, только бла-
годаря которой любое наше познание может претендовать
на значимость.
При этом безразлично, действительно ли эти так назы-
ваемые протокольные предложения были когда-либо за-
протоколированы, т.е. фактически произнесены, записаны
или пусть даже всего лишь эксплицитно «подуманы», дело
заключается только в том, что мы знаем, к каким предло-
жениям сводятся реально осуществленные записи, и что
эти предложения в любой момент могут быть реконструи-
рованы. Если исследователь, например, записывает, «при
таких-то обстоятельствах, стрелка указывает на 10,5», то
он знает, что это означает: «две черные черточки совпада-
ют», и что слова «при таких-то обстоятельствах» (перечис-
357

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ление которых здесь подразумевается) также могут быть
заменены определенными протокольным предложениями,
которые он, пусть даже и с трудом, все же, в принципе, при
желании мог бы точно указать.
Совершенно очевидно и, насколько я знаю, никем не
оспаривается. что в жизни и в научном исслсдовании по-
знание в некопюром смысле начинается с констатации
фактов, и что «протокольные предложепия», посредством
которых как раз и осуществляется эта констатация, в том
же самом смысле располагаются в начале науки. Каков же
этот смысл? Следует ли понимать «начало» во временном
или логическом смысле?
Уже здесь мы сталкиваемся с некоторой неясностью и
некоторым колебанием. Когда я выше сказал, что дело за-
ключается вовсе не в том, будут ли решающие предложе-
ния действительно запротоколированы или высказаны, то
это, очевидно, означает, что они не обязательно распола-
гаются в начале no времени, но вполне могут быть навер-
станы позже, если в этом возникнет необходимость. A это
будет считаться необходимым в том случае, когда возник-
нет желание прояснить, что, собственно говоря, означает
фактически написанное. Значит, речь о протокольных
предложениях следует понимать логически! Тогда они вы-
делялись бы на основе определенных логических свойств,
на основе их структуры, их расположения в системе науки,
и тут же возникла бы задача действительно указать эти
свойства. В самом деле, именно в этой форме Карнап ранее
со всей определенностью поставил проблему протоколь-
ных предложений, хотя позже1 on охарактеризовал ее как
1 Rudolf Carnap (Prag). Über Protokollsatze // Erkenntnis, 1932-1933.
Bd. III. S. 215-234. Русский перевод: Рудольф Карнап (Прага). О прото-
кольных предложениях // Журнал «Erkenntnis» («Позиаиие»). Избран-
иос. М.: Издательский дом «Территория будушего»; Идея-ІІресс, 2007.
С. 320-335.
358

Мориц Шлик
вопрос, который может быть решен произвольным об-
разом.
С другой стороны, иногда мы сталкиваемся с точкой
зрения, которая, как кажется, предполагает, что под «про-
токольными предложениями» следует понимать только та-
кие высказывания, которые также и по времени предшест-
вуют другим утверждениям науки. И разве это неправо-
мерно? Ведь нужно учитывать, что речь идет о последнем
фундаменте познания действительности, и что для этого
недостаточно обращаться с предложениям так, словно они
являются всего лишь «идеальными образованиями» (как
раньше обычно говорили платонизировано), но что необ-
ходимо заботиться о реальных обстоятельствах, о событи-
ях, которые происходят во времени, и которые заключают-
ся в вынесении суждений, т.е. о психических актах «мыш-
ления» или физических актах «произнесения» или «напи-
сания». Поскольку психические акты суждения только то-
гда кажутся подходящими для того, чтобы служить для
обоснования интерсубъективно значимого познания, когда
они переведены в некоторое устное или письменное выра-
жение (т.е. в некоторую физическую систему знаков), то
мы приходим к тому, чтобы в качестве «протокольных
предложений» рассматривать определенные произнесен-
ные, написанные или напечатанные предложения, т.е. оп-
ределенные, состоящие из звуков, из чернил или типограф-
ской краски знаковые комплексы, которые, будучи переве-
дены из обычных сокращений в развернутую речь, означа-
ли бы нечто вроде следующего: «Господин N.N. в такое-то
и такое-то время, в таком-то и таком-то месте, наблюдал
то-то и то-то». (Эту точку зрения, в особенности, отстаивал
О. Нейрат.) В самом деле, если мы вплоть до исходной
точки проследим тот путь, по которому мы в действитель-
ности приходим ко всему нашему знанию, то мы, несо-
мненно, всегда натолкнемся на одни и те же источники:
359

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
напечатанные в книге предложения, изрекаемые учителем
слова, собственные наблюдения (в последнем случае, мы
сами являемся тем самым N.N.).
Согласно этому пониманию, протокольные предложе-
ния должны бы реально иметь место в мире и предшество-
вать по времени другим реальным процессам, к которым
сводится «построение науки», a также получение знания
отдельным индивидом.
Я не знаю, насколько осуществленное здесь различение
между логическим и временным приоритетом протоколь-
ных предложений действительно соответствует различию
между точками зрения, фактически отстаиваемыми опре-
деленными авторами, - это, однако, совсем и неважно. Ибо
нас здесь интересует не то, чтобы выяснить, кто сказал ис-
тину [das Richtige], но что есть истина. A для этого осуще-
ствленное нами различение двух позиций сослужит хоро-
шую службу.
De facto оба понимания могли бы ужиться друг с дру-
гом, поскольку предложения, которые регистрируют про-
стые данные наблюдений и по времени расположены в на-
чале, могли бы одновременно быть такими, которые, бла-
годаря своей структуре, должны бы образовывать логиче-
ское начало науки.
II
Вопрос, который должен нас интересовать прежде все-
го, заключается в следующем: какой прогресс достигнут
благодаря тому, что мы сформулировали проблему послед-
ней основы познания с помощью понятия протокольного
предложения? Ответ на этот вопрос должен подготовить
нас к решению самой этой проблемы.
На мой взгляд, мы имеем здесь зиачительное улучше-
ние метода, когда, чтобы добраться до фундамента позна-
ния, пытаемся отыскать не исходные факты, но исходные
360

Мориц Шлик
предложения. Однако мне также представляется, что мы не
вполне смогли воспользоваться этим преимуществом, и
возможно оттого, что мы не до конца осознали, что, в ко-
нечном счете, речь все же идет ни о чем другом, как все о
той же старой проблеме фундамента. A именно, я полагаю,
что то понимание (Anschauung), к которому мы пришли
через рассмотрение проблемы протокольных предложений,
не выдерживает критики. Оно сводится к своеобразному
релятивизму, который, повидимому, является необходи-
мым следствием той точки зрения, которая рассматривает
протокольные предложения в качестве эмпирических фак-
тов, над которыми с течением времени поднимается строе-
ние знания.
A именно, как только мы задаемся вопросом о надеж-
ности, с которой может утверждаться истинность истолко-
ванных таким образом протокольных предложений, мы
вынуждены признать, что она подвержена всевозможным
сомнениям.
Bot, b какой-то книге напечатано предложение, кото-
рое, например, говорит, что N.N. при помощи такого-то и
такого-то инструмента осуществил такое-то и такое-то на-
блюдение. Даже если мы, при условии выполнения опреде-
ленных предпосылок, испытываем к этому предложению
наивысшее доверие - его, a значит и указанное наблюде-
ние, никак нельзя принять в качестве абсолютпо надежно-
го. Ибо возможности заблуждения неисчислимы. N.N. мо-
жет по недосмотру или же намеренно записать нечто такое,
что неверно отражает наблюдаемый факт; при переписы-
вании или печати могла вкрасться ошибка, да и предпо-
сылка, что типографские знаки в книге сохраняют свою
форму не только лишь в течение одной минуты и не преоб-
разуются «сами собой» в новые предложения, представляет
собой эмпирическую гипотезу, которая как таковая нико-
гда не может быть строго верифицирована, поскольку лю-
бая верификация опиралась бы на допущения того же са-
361

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
мого рода и предпосылку, что наша память, по крайней ме-
ре, в течение какого-то времени, нас не подводит.
Это, естественно, означает - и некоторые наши авторы
почти торжествующе обратили на это внимание, - что ис-
толкованные таким образом протокольные предложения, в
принципе, имеют такой же самый характер, как и все ос-
тальные предложения науки: они суть гипотезы и не более
того. Они являются самое большее непоколебимыми и при
построении системы знания их можно использовать лишь
до тех nop, пока они опираются на другие гипотезы или, по
крайней мере, не будут опровергнуты. Таким образом, мы
оставляем за собой право, в любое время внести исправле-
ния также и в протокольные предложения, и такие исправ-
ления достаточно часто действительно происходят, когда
мы исключаем определенные протокольные данные и зад-
ним числом утверждаем, что они явились результатом ка-
кой-то ошибки.
Даже в предложениях, которые мы установили сами,
мы никогда принципиально не исключаем возможности
ошибки. Мы признаем, что наш дух, в тот момент, когда он
выносил свое суждение, возможно, был абсолютно сбит с
толку, и что переживание, о котором мы сейчас утвержда-
ем, что мы его имели две секунды тому назад, при после-
дующей проверке могло бы быть объявлено галлюцинаци-
ей или же таким, что вообще не имело места.
Таким образом, ясно: описанные в данной точке зрения
«протокольные предложения» ne предоставляют тому, кто
осуществляет поиск твердого фундамента познания, того,
что он ищет. Наоборот, эта точка зрения приводит, собст-
венно, только к тому, что введенное вначале различение
между протокольными и другими предложениями, затем
упраздняется вновь, как не имеющее никакого значения.
Итак, нам становится понятно, как можно было прийти
362

Мориц Шлик
к тому мнению (К. Поппер, цитируемый Карнапом1), что
якобы можно выхватить совершенно произвольные пред-
ложения науки и обозначить их как «протокольные пред-
ложения»; ну a какие именно предложения желательно вы-
бирать в качестве таковых, зависит якобы лишь от сообра-
жений целесообразности.
Однако можем ли мы это признать? Действительно ли
существуют лишь основания целесообразности? Разве не в
значительно большей степени все зависит от того, откуда
берутся отдельныс предложения, каковы их происхожде-
ние и их история? Что вообіце означает здесь целесообраз-
ность? В чем состоит та цель, ради которой мы выдвигаем
и отбираем предложения?
Эта цель ме может заключаться ни в чем ином, как в
самой науке, a именно: обеспечить истиииое представле-
ние фактов. Для нас само собой разумеется то, что пробле-
ма фундамента всего познания представляет собой не что
иное, как вопрос о критериях истины. Введение термина
«протокольные предложения» первоначально произошло,
конечно же, с целью выделить посредством него опреде-
ленные предложения, истинностью которых, затем, как
масштабом, должна быть измерена истинность всех ос-
тальных высказываний. В соответствии с описанной пози-
цией, этот масштаб оказывается теперь таким же относи-
тельным, как, например, все масштабы в физике. A ведь
такая позиция и ее следствия превозносится как изгнание
из философии последнего остатка «абсолютизма»2.
Но что тогда вообще остается от критерия истины? По-
скольку дела должны обстоять не так, что все высказывания
1 Rudolf Carnap (Prag). Über Protokollsatzc // Erkenntnis, 1932-1933,
Bd. III. S. 223. Русский псревод: Рудольф Карнап (Прага). О протоколь-
ных предложениях //Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М.:
Излательский дом «Тсррнтория будущего»; Ился-Пресс, 2007. С. 329.
2Тамже. S. 228/С. 333.
363

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
науки вынуждены ориентироваться на совершенно опреде-
ленные протокольные предложения, но в гораздо большей
степени так, что любые предложения должны ориентиро-
ваться на все предложения сразу, причем каждое отдельное
предложение рассматривается как принципиально поддаю-
щееся исправлению, то истина может состоять лишь во вза-
имном согласовании предяожепш.
III
Это учение (которое, например, в описанной выше
взаимосвязи в явном виде формулируется и отстаивается
О. Нейратом) хорошо известно из истории новейшей фило-
софии. В Англии оно обычно обозначатся как «когерентная
теория истины» («coherence theory of truth») и противопос-
тавляется более старой «корреспондентной теории исти-
ны» («correspondence theory»; при этом следует заметить,
что выражение «теория» здесь довольно неуместно, по-
скольку замечания о природе истины носят совсем иной
характер, чем научные теории, которые всегда состоят из
некоторой системы гипотез).
Противоположность между обеим позициям чаще всего
выражается так, что согласно одной из них, традиционной,
истинность предложения состоит в его соответствии фак-
там, в то время как согласно другому учению о «взаимосвя-
зи», - в его соответствии системе остальных предложений.
Я не собираюсь здесь осуществлять общее исследование,
можно ли формулировку последнего учения истолковать та-
ким образом, чтобы оно указывало на нечто вполне пра-
вильное (а именно, на то, что в некотором совершенно опре-
деленном смысле, мы, по выражению Витгенштейна, «не
можем выйти за пределы языка»), здесь я в гораздо большей
степени должен показать, что это учение, в той интерпрета-
ции, которая должна быть ему придана в связи с обсуждаемой
проблемой, совершенно не выдерживает критики.
364

Мориц Шлик
Если истинность некоторого предложения должна со-
стоять в его когерентности или соответствии другим пред-
ложениям, то нужно иметь полную ясность относительно
того, что мы понимаем под «соответствием», и какие имен-
но предложения имеются в виду, когда мы говорим о «дру-
гих» предложениях.
Первый пункт можно было бы легко разрешить. Так как
не может иметься в виду, что проверяемое высказывание ут-
верждает то же самое, что и остальные, то остается только,
что оно должно быть с ними всего лишь совместимым
[verträglich], в юм смысле, что между данным высказывани-
ем и остальными предложениями нет никакого противоре-
чия. Истина, таким образом, состояла бы просто в непроти-
воречивости. Однако о том, можно ли отождествлять истину
с самой по себе непротиворечивостью, больше нет смысла
вести какие-либо дискуссии. Уже давно может считаться
общепризнанным, что непротиворечивость и истина (если
мы вообще желаем использовать это слово) могут быть при-
равнены друг к другу только в случае предложений тавтоло-
гического характера, т.е., например, в случае предложений
чистой геометрии. Но в такого рода предложениях любое
отношение к действительности сознательно устраняется,
они представляют собой лишь формулы в рамках некоторо-
го установленного исчисления; y высказываний чистой гео-
метрии нет никакого смысла спрашивать, соответствуют ли
они фактам мира или нет, они должны быть только совмес-
тимы с произвольно избранными с самого начала аксиомами
(хотя, сверх этого обычно требуют еще, чтобы они из этих ак-
сиом следовали), чтобы считаться истинными или верными.
Здесь мы как раз имеем дело с тем, что раньше называлось
формальной истиной, в отличие от материапънои истины.
Последняя является истиной синтетических предложе-
ний, высказываний о фактах, и если мы хотим описать их
при помощи понятия непротиворечивости, совместимости
с другими предложениями, то это возможно только если
365

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
мы скажем, что они не могут противоречить совершенно
определенным высказываниям, a именно, как раз тем, кото-
рые выражают «факты непосредственных наблюдений». He
совместимость с кашмп-угодпо произвольными предложе-
ниями может быть критерием истины, но требуется согла-
сованность с определенными выделенными, ни в коем слу-
чае не свободно выбираемыми высказываниями. Другими
словами: сам по себе критерий непротиворечивости совер-
шенно недостаточен для материальной истины, но дело все-
цело заключается в совместимости с совершенно особенными
своеобразными высказываниями; и ничто не препятствует
нам - напротив, я считаю это совершенно оправданным - ис-
пользовать применительно к этой совместимости старое доб-
рое выражение «соответствие действительности».
Поразительную ошибку когерентной теории можно
объяснить только тем, что при разработке и разъяснении
этого учения всегда имели в виду только действительно
встречающиеся в науке предложения, и лишь их привлека-
ли в качестве примеров. В этом случае на самом деле дос-
таточно лишь непротиворечивой взаимосвязи друг с дру-
гом, но только потому, что эти предложения уже представ-
ляют собой предложения вполне определенного вида.
A именно, в определенном смысле (который нам еще пред-
стоит описать) они ведут свое «происхождение» от пред-
ложений наблюдения, они происходят, как это спокойно
можно сказать, используя традиционный способ выраже-
ния, «из опыта».
Если кто-либо всерьез считает когерентность единствен-
ным критерием истины, то он должен считать истинными
любые сочиненные сказки, точно также как и историческое
сообщение или теоремы в учебнике химии, если только
сказки так хорошо придуманы, что в них нигде не встреча-
ется никакого противоречия. Я могу изобразить при помощи
фантазии причудливый, полный приключений мир: придер-
живающийся когерентной концепции философ вынужден
366

Мориц Шлик
будет поверить в истинность моего описания, если я только
буду заботиться о взаимной совместимости моих утвержде-
ний и для осторожности буду избегать какой-либо коллизии
с привычным мироописанием, тем, что перенесу место дей-
ствия своего рассказа на какую-нибудь далекую звезду, где
невозможно никакое наблюдение. Хотя, строго говоря, такая
осторожность вовсе не является обязательной, я вполне могу
потребовать, чтобы все остальные приспосабливались к мо-
ему описанию, a не наоборот. Другие тогда даже не смогут
возразить, что эта процедура противоречит наблюдениям,
ибо согласно учению о когерентности, дело заключается во-
все не в каких-то «наблюдениях», но единственно в совмес-
тимости высказываний.
Поскольку никому не придет в голову считать предло-
жения из сборника сказок истинными, a из монографии по
физике - ложными, то учение о когерентности является аб-
солютно неудачным. Когерентность должна быть дополне-
на чем-то еще, a именно, принципом, согласно которому
следует устанавливать совместимость, и именно этот
принцип был бы тогда подлинным критерием.
Если мне дано некоторое множество высказываний,
среди которых встречаются также противоречащие друг
другу, то я ведь могу восстановить совместимость различ-
ным образом, например, тем, что я в один раз извлеку оп-
ределенные высказывания и уберу их или же исправлю, a в
другой раз сделаю то же самое с теми высказываниями, ко-
торые противоречат первым.
Тем самым обнаруживается логическая невозможность
учения о когерентности; оно вообще не предоставляет ника-
кого однозначного критерия истины, ибо, руководствуясь
этим учением, я могу прийти к сколь-угодно многим самим
по себе непротиворечивым системам предложений, которые,
однако, будут несовместимыми между собой.
Для того, чтобы избежать бессмыслицы, нужно не за-
ниматься устранением и исправлением произвольных вы-
367

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
сказываний, но лучше выявить те высказывания, истин-
ность которых подтверждена, и на которые должны ориен-
тироваться все остальные высказывания.
IV
Таким образом, мы покончили с учением о когерентно-
сти и, между прочим, уже давно перешли к рассмотрению
второго пункта нашего критического размышления, a
именно вопроса, все ли предложения могут подвергаться
исправлению, или же существуют такие предложения, на
которые невозможно посягать. Эти последние предложе-
ния образовывали бы, конечно же, «фундамент» всякого
познания, поисками которого мы занимаемся и к которому
мы пока еще не приблизились ни на шаг.
Итак, согласно какой процедуре следует разыскивать
предложения, которые сами остаются неизменными и с ко-
торыми должны согласовываться все остальные предложе-
ния? В дальнейшем мы будем называть их не «протоколь-
ными предложениями», a «фундаментальными предложе-
ниями», поскольку ведь сомнительно, входят ли они вооб-
ще в протоколы науки.
Проще всего, несомненно, было бы усмотреть искомую
процедуру в своего рода принципе экономии, a именно ска-
зать: в качестве фундаментальных предложений необходимо
избирать такие, принятие которых влечет за собой минималь-
ные изменения в системе высказываний в целом, дпя того,
чтобы очистить эту систему ото всех противоречий.
Стоит заметить, что такого рода принцип экономии не
выделял бы раз и навсегда, в качестве фундаментальных
предложений, совершенно определенные высказывания, но
оставлял бы возможность того, что, в ходе прогресса по-
знания, фундаментальные предложения, которые до этого
служили в качестве таковых, опять лишаются этого звания,
ибо оказывается экономнее отбросить их в пользу вновь
368

Мориц Шлик
найденных высказываний, которые с этого момента - до
определенного времени - будут играть роль фундамента. -
Хотя это уже была бы не чистая позиция когерентности, но
позиция экономии, однако ей точно так же был бы присущ
«релятивизм».
Мне кажется бесспорным, что представители крити-
куемой выше точки зрения на самом деле рассматривают в
качестве руководящего принципа - в явном или неявном
виде - принцип экономии; поэтому я выше и предположил,
что в релятивистском учении отбор «протокольных пред-
ложений» осуществляется именно на основе целесообраз-
ности, и я задал вопрос: можем ли мы это принять?
Так вот, на этот вопрос я отвечаю категорически отри-
цательно! Настоящие фундаментальные предложения от-
личает в действительности не экономная целесообразность,
но совсем другие свойства.
Метод отбора этих предпожений можно было бы на-
звать экономным, если бы он, например, заключался в их
приспособлении [Anpassung] к мнениям (или «протоколь-
ным предложениям») большинства исследователей. Дело,
однако, обстоит так, что мы считаем некоторый факт, на-
пример, геофафический или исторический, или даже неко-
торый закон природы, несомненно, существующим, если
мы очень часто, там, где обычно делаются такого рода со-
общения, встречали упоминание об этом факте как таком,
что существует. Нам тогда кажется совершенно излишним
дополнительно самим проверять этот факт. Иными слова-
ми, мы соглашаемся с тем, что является общепризнанным.
Это, однако, объясняется тем, что мы имеем совершенно
точные знания о том, каким образом обычно возникают та-
кого рода высказывания о фактах, и что этот способ вызы-
вает y нас доверие; a не тем, что данный факт соответству-
ет точке зрения большинства. Наоборот, он лишь потому
мог приобрести всеобщее признание, что каждый отдель-
ный человек испытывает такое же доверие. Считаем ли мы
369

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
некоторое высказывание таким, что может быть исправле-
но или аннулировано, a если да, то до какой степени, зави-
сит единственно от их происхождения^ a вовсе не от того
(за исключением совершенно особых случаев), требует ли
их сохранение исправления слишком большого числа дру-
гих высказываний, a возможно и перестройки всей системы
знаний.
Прежде чем мы сможем применить принцип экономии,
мы должны знать: к каким именно предложениям? И если
бы этот принцип был единственной решающей процеду-
рой, то ответ на этот вопрос мог бы звучать только сле-
дующим образом: ко всем тем высказываниям, которые
рассматриваются или когда бы то ни было рассматрива-
лись как вообще претендующие на значимость [Geltung].
Ho вообще-то, добавление «как претендующие на значи-
мость» следовало бы опустить, ибо как должны мы отли-
чать такие предложения от тех, которые были выдвинуты
абсолютно произвольно, придуманы ради смеха или для
того, чтобы ввести кого-либо в заблуждение? Это различе-
ние совершенно невозможно сформулировать, без того,
чтобы не учитывать возниюювение высказываний. Таким
образом, мы снова и снова возвращаемся к вопросу об их
происхождении. Без классификации высказываний по их
происхождению, какое бы то ни было применение принци-
па экономной согласованности было бы абсолютно аб-
сурдным. Если же мы хоть раз исслсдуем предложения на
предмет их происхождения, то тотчас же заметим, что тем
самым мы уже сразу же упорядочили их по их значимости,
a значит, применение принципа экономии становится со-
вершенно излишним (за исключением ряда особых случа-
ев, относящихся к еще незавершенным областям науки), и
что это упорядочивание одновременно указывает путь к
фундаменту, который мы разыскиваем.
370

Мориц Шлик
V
Здесь, разумеется, нужно быть крайне осторожным. Ибо
как раз здесь мы вступаем на тот путь, по которому издавна
шли все, кто начинал поиски последних оснований истины.
Но цель эта всякий раз оставалась недостигнутой. A именно,
при том упорядочивании предложений по их происхожде-
нию, которое я предпринимаю для оценки их достоверности,
тотчас же исключительное место занимают те из них, кото-
рые я сам выдвигаю в качестве таковых. A из них, опять-
таки, более ранние по происхождению отодвигаются на зад-
ний план, поскольку мы считаем, что их достоверность мо-
жет быть ослаблена из-за «ошибок памяти» - a именно, в
общем и целом, тем больше, чем дальше они отстоят во
времени. На передний же план выходят, не подверженные
никакому сомнению, те предложения, которые выражают
существующие в наспюящем времепи факты нашего собст-
венного «восприятия» или «переживания» (или как бы мы
это не назвали). И несмотря на то, что это кажется таким
простым и ясным, философы все же попадали в безнадеж-
ный лабиринт, как только они на самом деле пытались ис-
пользовать предложения только что упомянутого вида в ка-
честве основания для всего знания. Среди тупиковых от-
ветвлений этого лабиринта находятся, например, такие фор-
мулировки и следствия, которые под названиями «очевид-
ность внутреннего восприятия», «солипсизм», «инстантан-
солипсизм» [Instantansolipsismus], «самоочевидность созна-
ния» и т.п. находились в центре столь многих философских
сражений. Известнейший вывод, к которому привел обозна-
ченный путь, есть картезианское Cogito ergo sum, к которо-
му, вообще-то, пришел уже и Августин. Ну, a современная
логика достаточно открыла нам глаза на это Cogito ergo sum:
мы знаем, это есть чистое псевдопредложение, которое даже
и тогда не превращается в настоящее высказывание, если
высказать его в форме: Cogitatio est - «существуют содер-
371

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
жания сознания» (c. 299)1. Такого рода предложение, кото-
рое само по себе ничего не выражает, не может ни в каком
смысле служить фундаментом чего бы то ни было; оно само
не представляет собой познания, и никакое познание на него
не опирается; оно не может обеспечить надежность никако-
го знания.
Таким образом, имеется огромная опасность, что, всту-
пив на указанный путь, мы, вместо искомого фундамента,
придем всего лишь к пустым словосочетаниям. Критиче-
ское учение о протокольных предложениях как раз и воз-
никло из желания избежать этой опасности. Однако пред-
лагаемый этим учением выход не мог нас удовлетворить;
его существенный недостаток заключается в недооценке
различия между предложениями по их ценности [Dignität],
которое яснее всего выражается в том факте, что для сис-
темы знаний, принимаемой в качестве «правильной», един-
ственно решающую роль играют, в конечном счете, все же
ее собственпые предложения.
Теоретически можно было бы себе представить, что вы-
сказывания, которые все остальные люди делают о мире,
ни получали бы никакого подтверждения в моих собствен-
ных наблюдениях. Вполне могло бы быть, что все книги,
которые я читаю, и все учителя, которых я слушаю, нахо-
дятся в полном согласии друг с другом, что они никогда не
противоречат друг другу, но что они просто-напросто не-
совместимы со значительной частью моих собственных
наблюдений. (В этом случае определенную трудность для
понимания представлял бы вопрос овладения языком и его
употребления, но ее можно преодолеть, приняв определен-
ные допущения касательно всего лишь тех случаев, когда
должны появляться противоречия.) Согласно критикуемо-
1 Moritz Schlik (Wien). Positivismus und Realismus // Erkenntnis.
1932-1933, Bd. III. S. 1-31. Русский перевод: Морщ Шлик (Вена). Пози-
тивизм и реализм // Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М.:
Издательский дом «Территория будущего»; Идея-Пресс, 2007. С. 283-310.
372

Мориц Шлик
му учению, в таких случаях я вынужден был бы просто
пожертвовать собственными «протокольными предложе-
ниями», ибо им противостояло бы подавляющее множество
других, гармонизированных между собой предложений,
относительно которых невозможно требовать, чтобы я ис-
правлял их в соответствии с моим ограниченным фрагмен-
тарным опытом.
Что бы, однако, на самом деле произошло в таком во-
ображаемом случае? Например, я ни при каких обстоятель-
ствах не отказался бы от своих собственных предложений
наблюдения, но я полагаю, что я могу принять только ту
систему знаний, в которую они вписываются в неискажен-
ном виде. И я в любой момент мог бы сконструировать та-
кую систему знаний. Мне нужно всего лишь рассматривать
других людей в качестве грезящих глупцов, в помешатель-
стве которых просматривается удивительная методичность,
или - чтобы выразить то же самое более вещественно - я
бы сказал, что другие люди живут в другом мире, чем тот,
в котором живу я, и их мир имеет с моим миром ровно
столько общего, чтобы между нами оказалось возможным
взаимопонимание посредством одного и того же языка. В
любом случае, какую бы картину мира я не конструировал,
я всегда проверял бы ее истинность исключительно на соб-
ственном опыте; эту опору я бы никогда не позволил y себя
отнять, последним критерием всегда оставались бы мои
собственные предложения наблюдения. Я бы, так сказать,
провозгласил: «Что я вижу, то я и вижу!»
VI
После этих критической подготовительной работы ста-
новится ясно, в каком направлении мы должны искать раз-
решения запутанных трудностей: мы должны использовать
те участки картезианского пути, которые являются хоро-
шими и проходимыми, однако при этом мы должны осте-
373

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
регаться того, чтобы не запутаться в cogito ergo sum и дру-
гой аналогичной бессмыслице. Мы достигнем этого, если
проясним, какой на самом деле несут смысл и какую роль
играют предложения, которые выражают «наблюдаемое в
настоящий момент».
Что, собственно говоря, скрывается за утверждением,
что они, якобы, являются «абсолютно определенными»?
И в каком смысле можно их обозначить как последнюю
основу всякого знания?
Рассмотрим вначале первый вопрос. Если мы предста-
вим себе, что я тут же записывал бы каждое наблюдение -
причем, в принципе совершенно все равно, происходит это
на бумаге или же только в памяти, - и отсюда уже начинал
бы построение науки: тогда я имел бы перед собой на-
стоящие «протокольные предложения», которые по време-
ни находились бы в начале познания. Из них постепенно
возникали бы остальные предложения науки, посредством
того процесса, который называют «индукцией» и который
состоит ни в чем ином как в том, что я, под воздействием
протокольных предложений или будучи ими побуждаем,
формулирую опытным путем общие предложения («гипо-
тезы»), из которых логически следуют как те первоначаль-
ные, так и бесчисленные другие предложения. Если же эти
другие предложения высказывают то же самое, что и бо-
лее поздние предложения наблюдения, полученные при со-
вершенно определенных, предварительно точно указанных
обстоятельствах, то гипотезы считаются до тех nop под-
твержденными, пока не встретятся иные высказывания на-
блюдения, которые противоречат выведенным из гипотез
предложениям, a значит, и самим гипотезам. Пока же этого
не случилось, мы считаем, что верно разгадали закон при-
роды. Таким образом, индукция есть не что иное, как мето-
дически осуществленное угадывание, психологический,
биологический процесс, трактовка которого определенно
ничего не имеет общего с «логикой».
374

Мориц Шлик
Тем самым схематически описан реальный метод нау-
ки. Ясно, какую роль в нем играют высказывания о «вос-
принимаемом в настоящий момент». Они не тождественны
с тем, что мы записали или запомнили, т.е., с тем, что за-
конно может называться «протокольными предложения-
ми», но они представляют собой повод [Anlaß] для их обра-
зования. Сберегаемые в книге или в памяти протокольные
предложения несомненно должны быть, как это мы уже
признали выше, приравнены по их значимости к гипоте-
зам, так как если мы имеем перед собой такого рода пред-
ложение, то его исіинность представляет собой чистое до
пущение, что оно совпадает с предложением наблюдения,
которым оно было вызвано. (Ведь вполне возможно, что
оно не было вызвано никаким предложением наблюдения,
но возникло из какой-то игры.) To, что я называю предло-
жением наблюдения, уже потому не может быть тождест-
венно никакому действительному протокольному предло-
жению, что его в определенном смысле вообще невозмож-
но записать - как мы об этом скажем ниже.
Таким образом, в схеме построения познания, которую
я описал, предложения наблюдения, во-первых, играют ту
роль, что они по времени находятся в начале всего процес-
са, побуждают его и приводят в движение. Какая часть их
содержания входит в познание, остается вначале совер-
шенно открытым. Таким образом, предложения наблюде-
ния можно, с определенным правом, рассматривать в каче-
стве последнего источника всякого знания, однако можно
ли их обозначить как фундамент, как последнее надежное
основание познания? Это вряд ли можно заявить, ибо этот
«источник» все же слишком сомнительным образом взаи-
мосвязан с конструкцией познания. Кроме того, мы ведь
схематически упрощенно представили действительный
процесс. В действительности то, что фактически протоко-
лируется, еще менее тесно примыкает к самому наблюдае-
мому, в общем и целом ни в коем случае нельзя принять,
375

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
что между наблюдением и «протоколом» вообще помеща-
ются чистые предложения наблюдения.
Однако представляется, что этим предложениям, выска-
зываниям о воспринимаемом в настоящий момент, «конста-
тациям», как мы их также могли бы назвать, присуща еще и
другая функция: a именно, функция подтверждения гипотез,
функция верификации.
Наука делает предсказания, которые проверяются на
«опыте». Именно в выдвижении прогнозов состоит ее су-
щественная функция. Она, например, говорит: «Если ты в
такое-то и такое-то время посмотришь в так-то и так-то ус-
тановленный телескоп, то ты увидишь светящуюся точечку
(звезду), совпадающую с черным штрихом (перекрестием
оптического прибора)». Если мы предположим, что при
выполнении этого указания, действительно случилось
предсказанное событие, то это как раз означает, что мы де-
лаем констатацию, к которой мы являемся подготовленны-
ми; мы выносим суждение наблюдения, которое мы ожи-
дали, мы.тогда имеем ощущение исполнепия (Erfüllung),
некоторое совершенно характерное удовлетворение, мы
довольны. Если на нашу долю выпадает это своеобразное
удовлетворение, то можно с полным правом сказать, что
констатации или предложения наблюдения выполнили
свою подлинную миссию.
A оно выпадает на нашу долю в тот самый момент, ко-
гда происходит констатация, осуществляемая высказыва-
нием наблюдения. Это имеет огромное значение, посколь-
ку тем самым функция предложений о переживаемом в на-
стоящий момент сама принадлежит настоящему. Ведь мы
говорим, что они, так сказать, не имеют никакой длитель-
ности, что как только они проходят, в нашем распоряжении
остаются лишь записи или следы в памяти, которые могут
играть всего лишь роль гипотез, a значит, им не хватает
окончательной надежности. На констатациях нельзя воз-
376

Мориц Шлик
вести никакого логически прочного здания, так как они
проходят уже в тот момент, так только мы начинаем стро-
ить. Если они располагаются в начале процесса познания
по времени, они являются логически бесполезными. Со-
вершенно по-другому, однако, обстоят дела, если они рас-
полагаются в конце процесса познания: они являются за-
вершением верификации (а также фальсификации), и в са-
мый момент своего появления они уже выполняют свое
предназначение. Логически к ним уже ничего не примыка-
ет, из них не делают никаких выводов, они представляют
собой абсолютное завершение.
Конечно, психологически и биологически вместе с
удовлетворением, которое они вызывают, начинается но-
вый познавательный процесс: гипотезы, верификация ко-
торых в них завершается, считаются подтвержденными, и
предпринимаются попытки сформулировать более общие
гипотезы, поиск и разгадывание всеобщих законов про-
должается. Таким образом, для этих последующих процес-
сов предложения наблюдения образуют исходный пункт и
толчок в описанном выше смысле.
Эти рассуждения, как мне кажется, проливают новый
свет на вопрос об окончательном фундаменте знания, и мы
ясно видим, каким образом происходит построение систе-
мы нашего познания, и какую роль при этом играют «кон-
статации»:
Первоначально познание является средством, которое
служит жизни. Для того, чтобы ориентироваться в окру-
жающей среде и приспособить свои действия к событиями,
человек должен уметь до некоторой степени предвидеть
эти события: для этого он нуждается в общих предложени-
ях, знаниях, и он может в них нуждаться лишь поскольку
предсказания действительно сбываются. В науке этот ха-
рактер того, что мы познаем, полностью сохраняется;
единственное различие состоит в том, что оно больше не
377

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
служит целям жизни, и мы стремимся к нему не ради поль-
зы. С исполнением прогнозов достигается научная цель:
радость познания есть радость верификации, возвышенное
чувство, которое возникает при правильном отгадывании.
И именно это чувство передают нам предложения наблю-
дения, в них наука как бы достигает своей цели, именно
ради них она и существует. Вопрос, который скрывается за
проблемой абсолютно надежного фундамента познания,
есть как бы вопрос правомерности того удовлетворения,
которым наполняет нас верификация. Действительно ли
исполнились наши прогнозы? В каждом отдельном случае
верификации или фальсификации «констатация» отвечает
на этот вопрос однозначно утвердительно или отрицатель-
но, радостью от выполнения или разочарованием. Конста-
тации окончательны.
Окончательиость есть очень подходящее слово для то-
го, чтобы обозначить значимость предложений наблюде-
ния. Они представляют собой абсолютное окончание, в них
выполняется соответствующая задача познания. To, что с
радостью, которой они увенчиваются и с гипотезами, кото-
рые они оставляют после себя, начинается затем новая за-
дача, им до этого уже не никакого дела. Наука не покоится
на них, но ведет к ним, и они извещают о том, что она вела
нас в правильном направлении. Они действительно пред-
ставляют собой абсолютно прочные пункты; нам доставля-
ет удовольствие их достигать, даже если мы не можем на
них остаться.
VII
В чем состоит эта прочность? Тем самым мы приходим
к вопросу, который выше пока что был отложен в сторону:
в каком смысле можно говорить об «абсолютной опреде-
ленности» предложений наблюдения?
378

Мориц Шлик
Я хотел бы это разъяснить тем, что вначале скажу нечто
о совершенно другом виде предложений, a именно об ана-
литических предложениях, которые я затем сравню с «кон-
статациями». Как известно, для аналитических высказыва-
ний вопрос об их значимости не представляет никакой
проблемы. Они выполняются a priori, в их правильности
не нужно и невозможно убеждаться на опыте, поскольку
они вообще не говорят ничего о предметах опыта. Поэтому
им присуща только «формальная истинность», т.е. они не
потому «истинпы», что они правильно выражают те или
иные факты, но их истинность состоит лишь в том, что яв-
ляются формально правильно построенными, т.е. согласу-
ются с нашими произвольно сформулированными опреде-
лениями.
Однако некоторые философы полагали необходимым за-
дать здесь вопрос: но откуда же я знаю в том или ином от-
дельном случае, действительно ли предложение согласуется
с определениями, т.е. является ли оно на самом деле анали-
тическим, a значит несомненно выполняется [имеет силу]?
Разве я не должен держать в голове сформулированные оп-
ределения всех используемых слов, в то время как я произ-
ношу, слышу или читаю это предложение? Могу ли я, одна-
ко, быть уверен, что мне хватит для этого моих психических
способностей? Разве, например, не возможна такая ситуа-
ция, что я в конце предложения, пусть даже оно будет
длиться одну секунду, забуду или неправильно запомню его
начало? He должен ли я, таким образом, признать, что я, по
психологическим причинам, даже в случае с аналитическим
суждением, никогда не могу быть уверен в его значимости?
На это следует возразить так: конечно, мы должны всег-
да признавать возможность отказа психического меха-
низма, однако в только что приведенных проблемных
вопросах неправильно описаны вытекающие отсюда след-
ствия.
379

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Вполне может случиться, что из-за ошибок памяти или
в силу тысячи других причин, мы не понимаем или непра-
вильно понимаем (т.е., не так, как оно подразумевалось)
некоторое предложение - но что это означает? Во-первых,
до тех nop, пока я не понимаю некоторое предложение, оно
для меня вообще не является высказыванием, a всего лишь
простой последовательностью слов, звуков или письмен-
ных знаков. В этом случае вообще никакой проблемы нет,
ибо только относительно некоторого предложения можно
спрашивать, является ли оно аналитическим или синтети-
ческим, но не относительно непонятной последовательно-
сти слов. Если же я неправильно истолковал некоторую
последовательность слов, но все же истолковал ее как не-
которое предложение, - то тут я именно об этом предло-
жении знаю, выполняется ли оно аналитически, и при том
a priori, или нет. Невозможно утверждать, что я мог бы
воспринять некоторое предложение как таковое, a затем
еще сомневаться относительно его аналитической приро-
ды, ибо если оно является аналитическим, то я только то-
гда его понял, когда я понял его именно как аналитическое
предложение. Дело в том, что понимать означает не что
иное, как иметь ясное представление о правилах употреб-
ления встречающихся слов; но именно эти правила упот-
ребления и делают предложение аналитическим. Если я не
знаю, образует ли некоторый комплекс слов аналитическое
предложение или нет, то это как раз и означает, что y меня
в данный момент отсутствуют правила употребления слов,
т.е., что я вообще не понял это предложение. Итак, дела
обстоят следующим образом: либо я вообще ничего не по-
нял, a значит больше не о чем говорить; либо же я знаю,
является ли то предложение, которое я понял, аналитиче-
ским или синтетическим (что, конечно же, не предполага-
ет, что я при этом мысленно представляю себе эти слова,
или же всего лишь знаком с ними). В случае аналитическо-
380

Мориц Шлик
го предложения я тогда также знаю, что оно выполняется,
что ему присуща формальная истинность.
Вышеприведенные сомнения в значимости аналитиче-
ских предложений были, таким образом, неправомерны.
Я вполне могу сомневаться, правильно ли я схватил смысл
некоторого знакового комплекса, да и вообще пойму ли я
когда-либо смысл некоторой последовательности слов; но
я не могу спрашивать, действительно ли я в состоянии
осознать правильность некоторого аналитического пред-
ложения. Ибо понимать его смысл и осознавать его апри-
орную значимость, является для аналитического суждения
одним и тем же процессом. В противоположность этому,
синтетическое высказывание характеризуется тем, что я
совершенно не знаю, является ли оно истинным или лож-
ным, если ухватил только его смысл, но его истинность ус-
танавливается только на основе его сравнения с опытом.
Процесс постижения смысла полностью отличается здесь
от процесса верификации.
Из этого имеется лишь одно исключение. И тем самым
вы возвращаемся к нашим «констатациям». A именно, по-
следние всегда имеют форму «Здесь и теперь так-то и так-
то». Например, «Здесь и теперь две черные точки совпада-
ют» или «Здесь и теперь желтое граничит с синим», или же
«Здесь и теперь имеется боль» и т.д. Общим для всех этих
высказываний является то, что в них входят указателъиые
слова, которые имеют здесь смысл жеста, обозначающего
настоящее время, т.е. правила их употребления предпола-
гают, что при формулировке предложения, в которое они
входят, осуществляется некоторый опыт, внимание на-
правляется на нечто наблюдаемое. Что означают слова
«здесь», «теперь», «вот это» и т.п., можно установить не
посредством общих словесных определений, но только по-
средством такого рода жестов, с помощью указаний. «Вот
это» имеет смысл только в сопровождении с некоторым
381

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
жестом. Иными словами, чтобы понять смысл такого рода
предложения наблюдения, необходимо одновременно осу-
ществить этот жест, необходимо каким-то образом указать
на действительность.
Другими словами: смысл некоторой «констатации» я
могу понять только тогда и только благодаря тому, что
я сравниваю их с фактами, т.е. осуществляю тот процесс,
который необходим для верификации любого синтетиче-
ского предложения. Однако в то время как для всех других
синтетических высказываний установление смысла и уста-
новление истинности являются отдельными, вполне отли-
чимыми друг от друга процессами, для преддожений на-
блюдения эти процессы совпадают, точно также как и в
случае аналитических суждений. Вот этим и отличаются
«констатации» от аналитических предложений: общим для
них является то, что для обоих процесс понимания являет-
ся одновременно процессом верификации: вместе со смыс-
лом я одновременно схватываю истину. В случае констата-
ции, точно так же как и для тавтологии, бессмысленно
спрашивать, не мог бы я случайно ошибиться относительно
ее истинности. Оба вида предложений выполняются абсо-
лютно. Вместе с тем, тавтологическое предложение явля-
ется бессодержательным, в то время как предложение наб-
людения доставляет нам удовлетворение от подлинного
познания действительности.
Я надеюсь, что теперь стало ясно, что здесь все зависит
от характера современности, которая присуща предложе-
ниям наблюдения и благодаря которому они обладают
ценностью или являются негодными: ценностью абсолют-
ной значимости и негодностью, если они не в состоянии
служить в качестве постоянного фундамента.
На недооценке этого характера в значительной степени
держится злополучная проблематика протокольных пред-
ложений, из которой исходило наше рассмотрение. Когда я
382

Мориц Шлик
осуществляю констатацию: «Здесь и теперь имеется синий
цвет», то она ие есть то же самое, что и протокольное пред-
ложение: «М.Ш. такого-то апреля 1934 г. в такой-то момент
времени, в таком-то месте воспринимап синий цвет», но
второе предложение есть гипотеза и в качестве таковой оно
всегда будет поражено ненадежностью. Последнее предло-
жение эквивалентно высказыванию: «М.Ш. сделал ... (здесь
следует привести место и время) констатацию "здесь и те-
перь имеется синий цвет"». A to, что это высказывание не
тождественно входящей в него констатации, является яс-
ным. В протокольных предложениях всегда речь идет о вос-
приятиях (или они должны быть домыслены; личность вос-
принимающего наблюдателя является важной для научного
протокола), a констатациях же, напротив, іткогда. Подлин-
ная констатация не может быть записана, ибо как только я
записываю указательные слова «здесь», «теперь», они теря-
ют свой смысл. Их нельзя также заметить данными о месте
и времени, ибо как только мы попытаемся это сделать, то,
как мы это видели, на место предложения наблюдения неиз-
бежно ставится протокольное предложение, которое как та-
ковое имеет совсем другую природу.
VIII
Я полагаю, вопрос о фундаменте познания, является те-
перь решенным.
Если мы рассматриваем науку как систему предложе-
ний, в которой нас, как логиков, интересует только логиче-
ская взаимосвязь предложений, то на вопрос о фундаменте
этой системы, который в таком случае был бы «логиче-
ским» вопросом, можно отвечать как угодно, поскольку
каждый может определять этот фундамент по своему ус-
мотрению. В абстрактной системе предложений самой по
себе нет ни Prius, ни Posterius. Можно было бы, например,
383

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
обозначить в качестве последнего основания науки наибо-
лее общие ее предложения, т.е. те, которые обычно изби-
раются в качестве «аксиом», но точно также можно было
бы зарезервировать это название для самых частных пред-
ложений, которые тогда действительно соответствовали бы
записанным протоколам - но точно также возможен и ка-
кой-нибудь другой выбор. Все без исключения предложе-
ния науки являются гипотезами, коль скоро они рассмат-
риваются с точки зрения их истинностного значения, их
верности.
Если мы уделяем внимание взаимосвязи науки и реаль-
ности, если в системе предложений науки мы видим то,
чем она, собственно, является, a именно средство для ори-
ентации в фактах, для получения радости от подтвержде-
ния, от ощущения достижения окончательности, то про-
блема «фундамента» сама собой превратится в проблему
незыблемых точек соприкосновения познания и действи-
тельности. Мы познакомились с этими абсолютно устой-
чивыми точками соприкосновения, констатациями, во всем
их своеобразии, они представляют собой единственные
синтетические предложения, которые не являются гипо-
тезами. Они ни в коем случае не лежат на дне науки, но
познание словно извивается по направлению к ним, дости-
гая каждого из них всего лишь на мгновение, и тут же по
глощая его. И будучи насыщенной и укрепленной, разгора-
ется оно затем с новой силой.
Эти мгновения наполнения и сгорания являются самы-
ми существенными. Из них исходит весь свет познания.
И именно об источнике этого света спрашивает философ,
когда он ищет фундамент всякого знания.
384

Казимеж Айдукевич
(Львов, Польша)
язык и смысл1
1. Цель исследоваиия
В данной работе мы намереваемся прояснить некоторые
семасиологические понятия, которые, на наш взгляд, име-
ют большое значение для методологии науки и, соответст-
венно, для теории познания. Помимо всего прочего здесь
будет предложено определение смысла языкового выраже-
ния. To понятие «смысла», которое мы здесь имеем в виду,
не связано с понятием субъективного смысла как некото-
рого психического феномена, который постигается в про-
цессе понимания языкового выражения. Под «смыслом вы-
ражения» мы будем понимать нечто интерсубъективное,
что присуще высказыванию в связи с языком, a не в связи с
отдельным человеком. Это понятие интерсубъективного
смысла выражений имеет большое значение для методоло-
гии и теории познания, ибо теоремы науки представляют
собой не что иное, как смыслы определенных предложе-
ний, которые присущи этим предложениям в соответст-
вующем языке. В своем наиболее чистом виде знание
(в отличие от познания) как раз и состоит из этого смысла
определенных предложений и иных выражений.
Несмотря на то большое значение, которое это понятие
смысла имеет для теории познания, оно, насколько мне из-
вестно, еще никогда не было точно определено. Говоря
о «смысле», обычно довольствуются ссылками на «интуи-
цию». Метод, которым мы будем руководствоваться на пу-
1 Kasimir Ajdukiewicz. Sprache und Sinn // Erkenntnis, 1934, Bd. IV.
S. 100-138. Перевод с нем. яз. д. ф. н. А.Л. Никифорова.
ІЗЗак. 1731
385

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ти построения определения «смысла», отчасти является
аналитическим, a отчасти - синтетическим и произволь-
ным. Это означает, что наше определение «смысла» долж-
но, насколько возможно, соответствовать общепринятому
значению этого термина. Однако это возможно лишь до
некоторой степени. Мы стремимся получить определение,
задающее строгое и точное понятие. Однако объем обы-
денного понятия «смысла» отнюдь не имеет четких очер-
таний. Поэтому если мы хотим точно задать объем этого
понятия, мы должны иметь возможность проводить четкие
разграничительные линии внутри этого расплывчатого
контура. Их можно проводить по-разному, но неясность
имеющегося понятия оправдывает эти различия. Однако не
все точные формулировки равноценны в отношении их
применимости, т.е. в отношении тех результатов, которые
мы хотим получить.
Предлагаемое нами определение понятия «смысла»
приводит к далеко идущим следствиям. В частности, оно
приводит к теоретико-познавательной позиции, которую
мы называем радикальным конвенционализмом. Рассмот-
рению этого следствия данной работы мы посвятили осо-
бую статью «Картина мира и концептуальный аппарат»,
которая вскоре должна появиться в журнале «Erkenntnis».
В настоящей статье мы хотим подготовить базис для
выведения теоретико-познавательных следствий, поэтому,
прежде всего, обращаемся к анализу некоторых познава-
тельных процессов, в частности, к анализу суждения
(Urteil).
2. Суждение и его виды
Проводят различие между суждениями в психологиче-
ском и логическом смыслах. Суждения в психологическом
смысле представляют собой определенные психические
явления, о природе которых много писали и спорили. Мы
386

Казимеж Айдукевич
не собираемся вступать в эти споры и лишь хотим при-
влечь внимание читателя к некоторым сторонам процесса
суждения, не стремясь к точному определению этих сто
рон. Нам достаточно лишь одного указания.
Существуют акты суждения (так мы будем называть
суждения в качестве психических явлений, отличных от
суждений в логическом смысле, которые мы будем назы-
вать просто суждениями), допускающие адекватное выра-
жение в предложениях некоторого языка. Такие акты суж-
дения мы будем называть артикулированными актами. Они
отличаются от таких актов суждения, которые не могут
быть адекватно выражены в предложениях. Их мы будем
называть неартикулированными. Рассмотрим пример неар-
тикулированного акта суждения: мой слуга входит в ком-
нату и подает мне почту в тот момент, когда я пишу эти
строки, сидя за столом. Я не отрываюсь от работы, но за-
мечаю его приход, и во мне пробуждаются какие-то внут-
ренние процессы, в частности, процессы суждения. Но ес-
ли я хочу выразить их в языке, то обнаруживаю, что какие
бы слова я ни выбирал для этой цели, я не могу с их помо-
щью адекватно выразить эти процессы. Такие процессы
суждения весьма расплывчаты и неясны в своем содержа-
нии, a слова для их выражения, напротив, чрезмерно точны
и слишком определенны. Попробуем облечь в слова наш
процесс суждения. На ум приходят приблизительно такие
предложения: «Мой слуга входит в комнату», «Евгений
входит в комнату», «Евгений открывает дверь», «Евгений
здесь», «Он здесь» и т.д. Каждое из этих предложений го-
дится для более адекватного выражения некоторого друго-
го процесса суждения, ибо все процессы суждения, адек-
ватно выразимые посредством этих предложений, отлича-
ются друг от друга по своему содержанию. Ho to, o чем
я думаю, когда замечаю входящего слугу, можно выразить
посредством любого из этих предложений. Отсюда сле-
дует, что в точности это никогда нельзя вполне выразить.
387

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Это похоже на то, как если бы мы попытались прове-
сти четкую разграничительную линию между красным
и оранжевым в солнечном спектре. Это можно сделать по-
разному. Каждая попытка отличается от других и все они
в равной мере хороши и в равной мере неудовлетвори-
тельны.
В повседневной жизни мы постоянно имеем дело с та-
кими процессами суждения. Когда я, прогуливаясь по ули-
це, замечаю приближающийся автомобиль, я сужу об этом,
однако ни одно предложение не способно точно выразить
моего суждения. To же самое происходит, когда мы вспо-
минает какое-то законченное дело или когда на ум прихо-
дит первая мысль, дающая решение какой-то научной про-
блемы. Хорошо известно, сколько требуется усилий для
того, чтобы первую смутную мысль довести до такой ясно-
сти, когда она может быть выражена в языке.
Мы не хотим вступать в споры о том, заслуживают ли
вообще психические процессы, которые мы назвали неар-
тикулированными процессами суждения, имени суждения.
Нам достаточно лишь указать на их существование. Для
нашего исследования это важно потому, что в своих даль-
нейших рассуждениях мы имеем в виду только артикули-
рованные суждения.
Артикулированные суждения в большинстве случаев
(если не всегда) воплощены в каком-то звучащем или
письменном языке (который можно видеть или слышать).
Иначе говоря, артикулированное суждение представляет
собой составной психический процесс, в котором можно
выделить отдельные фрагментарные представления о сло-
весных конструкциях. Эти наглядные представления пере-
плетаются с другими компонентами, образуя целостность
артикулированного суждения. С нашей точки зрения, нель-
зя считать, будто суждения связаны с представлением
предложений только ассоциативно. Представление о пред-
ложении целиком входит в процесс суждения и образует
388

Казимеж Айдукевич
его существенную часть. Это было убедительно показано
Гуссерлем1.
Артикулированные суждения, существенная часть ко-
торых образуется наглядным представлением некоторого
предложения, мы будем называть вербальными суждения-
ми. Вопрос о существовании артикулированных, но невер-
бальных суждений, здесь рассматриваться не будет. Зрелые
научные суждения всегда осуществляются в вербальном
мышлении. Из числа компонентов вербального акта суж-
дения, не имеющих наглядного представления, мы хотим
указать на моменты убеждения и утверждения. Они могут
быть позитивными или негативными в зависимости от то-
го, выражается ли в суждении признание или отвержение,
причем момент утверждения может иметь разную силу.
Если же этот момент утверждения полностью отсутствует,
то мы имеем дело с мейнонговским предположением. Акт
суждения с позитивным моментом утверждения мы назы-
ваем позитивным убеждением, суждение с негативным
моментом утверждения - негативным убеждением.
В дальнейшем мы часто будем использовать такие вы-
ражения: «X признает предложение Z» и «X отвергает
предложение Z». Первое из этих выражений означает: «X
выражает предложением Z позитивное убеждение». При
этом X не нуждается в том, чтобы произнести или написать
предложение Z, слышать его или читать, он вообще может
никак его не воспринимать. Он может лишь представлять
себе это предложение. В этом случае X переживает вер-
бальный акт суждения с позитивным утверждением, на-
глядной составной частью которого является представле-
ние предложения Z.
1 Edmund Husserl. Logische Untersuchungen. Halle, Niemeier, 1913.
Bd. II, Teil 1, Unt.l: Ausdruck und Bedeutung. Русский перевод: Э. Гус-
серль. Собр. соч. Т. II (1). Исследования по фсноменологии и теории по-
знания. М.: Дом интеллектуальной кииги, 2001.
389

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Выражение «X отвергает предложение Z» означает: «X
переживает такое негативное убеждение, что позитивное
убеждение, возникающее из первого посредством замены
содержащегося в нем негативного момента утверждения на
позитивный момент, он выразил бы предложением Z». Не-
гативное убеждение, состоящее в отвержении некоторого
предложения, и позитивное убеждение, состоящее в при-
знании этого же предложения, будем называть противопо-
ложными убеждениями. К введенным выше определениям
мы добавляем еще следующее указание. Когда мы гово-
рим, что X признает предложение «Снег идет», то мы, в
общем, не имеем в виду, что X стремится выразить такое
суждение, которое немцы обычно выражают предложени-
ем «Es schneit» («Идет снег»). Даже если мы говорим: «X
признает предложение "Идет снег"», то мы оставляем не-
определенным вопрос о том, воспользуется ли он этим
предложением, которое предписывает немецкий язык, или
каким-то другим. Таким образом, когда мы говорим: «X
признает предложение "Идет снег"», то отсюда еще не сле-
дует, будто Хдумает, что идет снег. Это лишь означает, что
данным предложением X выражает какое-то позитивное
убеждение. Это убеждение может быть таким, что оно вы-
ражается предложением немецкого языка, a может быть и
каким-то иным.
Благодаря Брентано предложения вида «X признает Y»
истолковывают таким образом, будто Y является неким
предметом, в существование которого верит X. Наше разъ-
яснение таких выражений отчетливо показывает, что мы
придаем им совершенно иное значение. Это следует под-
черкнуть еще раз. И на этом мы заканчиваем рассмотрение
суждения как психического процесса.
Теперь мы обращаемся к рассмотреиию суждений в ло-
гическом смысле. Под суждением в логическом отношении
мы понимаем тот смысл, который присущ некоторому
предложению в каком-либо языке. Если мы имеем дело с
390

Казимеж Айдукевич
артикулированным актом суждения, который может быть
выражен в предложении Z языка £, то тот смысл, которым
данное предложение обладает в этом языке, мы будем на-
зывать содержанием этого акта суждения. (Мы не будем
здесь останавливаться на вопросе о том, можно ли в каче-
стве содержания рассматривать также неартикулированные
суждения.) Суждение (в логическом отношении) может
быть утвердительным или отрицательным, однако оно не
может быть признаваемым или отвергаемым, ибо моменты
признания или отвержения входят лишь в психологический
акт суждения, но не в его содержание.
3. Осмыслеииость
как пеобходимая характеристика языка
Язык характеризуется не только своим запасом слов и
синтаксическими правилами, но также и тем способом, ко-
торым его слова и выражения получают свой смысл. Если
бы, например, кто-то произносил слова немецкого языка,
но придавал бы им иной, нежели обычный, смысл, то мы
сочли бы, что это имитация немецкого языка, a не сам не-
мецкий язык.
К характеристике языка относится также задание по-
рядка его звуков (знаков и т.п.) и смысла этого порядка.
Это соподчинение мы будем называть смыслообразовани-
ем языка. Оно еще не вполне установлено, если зафиксиро-
вано только соподчинение слов и выражений языка обо-
значаемым с их помощью предметам. Во-первых, не все
выражения обозначают предметы, a только те, которым
присущ номинативный характер, т.е. имена, однако смыс-
лом обладают все слова и выражения языка. Во-вторых,
два выражения могут обозначать один и тот же предмет,
но, тем не менее, обладать разными смыслами. Так, напри-
мер, выражения «самая высокая горная вершина в Европе»
и «самая высокая горная вершина в Швейцарии» обозна-
391

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
чают один и тот же предмет, но различаются по своему
смыслу. Школьная логика не рассматривает смысл всех
выражений и ограничивает свой анализ лишь смыслом
имен, который она отождествляет с содержанием понятий,
соподчиненных этим именам. Приведенный выше пример,
иллюстрирующий различие между смыслом имени и обо-
значаемым им предметом, в школьной логике мог бы слу-
жить для указания на различие между объемом и содержа-
нием (именного) понятия. Содержание понятия и смысл
имени являются хотя и родственными, но все-таки разны-
ми понятиями.
4. Правила смысла
Если бы мы уже сейчас захотели сформулировать опре-
деление термина «смысл выражения», то это было бы
преждевременно1. To немногое, что мы сказали выше об
этом термине, имело цель устранить наиболее серьезные
недоразумения.
В этом разделе мы хотим обосновать чрезвычайно важ-
ный для дальнейшего исследования тезис, который предва-
рительно и не очень точно можно сформулировать так:
смысл, которым обладает выражение в некотором языке,
задается правилами его употребления. Именно этот тезис,
который лишь позднее получит точную формулировку, мы
сейчас хотим разъяснить и обосновать.
Смысл, который человек связывает с некоторым выра-
жением, зависит от типа мысли, которую человек хочет
выразить с помощью этого выражения. Таким образом, по-
средством смысла, присущего выражению, устанавливает-
Я пытался сформулировать такое определенис в работе, опублико-
ваиной на польском языке: «О znaczeniu wyrazen» («O смыслс
выражений») // Sonderabdruck aus der Festschrift der Polnischen
Philosophischen Gesellschaft, 12.02.1904 bis 12.02.1929. Lwow, 1931. B настоя-
шей статье я предложу более широкое определение смысла. которое не-
сколько отличается от сформулированного в предыдущсй работе.
392

Казимеж Айдукевич
ся связь между выражением и типом мысли. Ясно, что лю-
ди, использующие одинаковые выражения в одном и том
же смысле, не обязательно связывают с этим выражением
одну и ту же мысль (в качестве психического индивиду-
ального процесса). Это было бы невозможно, если речь
идет о разных людях или об одном человеке в разные мо-
менты времени, использующих одно и то же выражение.
Требуется только, чтобы когда они используют одно и то
же выражение в одном и том же смысле, они связывали с
этим выражением мысли, принадлежащие к одному типу,
однозначно заданному смыслом этого выражения.
Мы не будем здесь пытаться решать вопрос о том, ка-
ким образом образуются те типы мыслей, которые сопос-
тавляет выражениям их смысл. Нам нужно, скорее, более
внимательно рассмотреть тот метод, который используют
для обнаружения неправильного понимания. Таким обра-
зом, речь пойдет о методе, помогающем узнать, что кто-то
связывает с некоторым выражением, например, с предло-
жением, иной смысл, нежели мы. Сначала рассмотрим
пример действия этого метода.
Допустим, зубной врач грубо затронул обнаженный
зубной нерв пациента. Пациент дергается и издает крик.
Возможно, в этом случае излишне спрашивать, испытывает
ли пациент боль. Предположим, однако, что такой вопрос
был задан и наш пациент ответил на него, отвергнув пред-
ложение «Мне больно». Как оценить такое его поведение?
Во-первых, можно предположить, что наш пациент просто
лжет, и на самом деле не отвергает предложение «Мне
больно», a лишь создает видимость такого отвержения. Во-
вторых, возможно, что пациент не лжет, т.е. он действи-
тельно отвергает соответствующее предложение, ибо не
испытывает никакой боли. Наконец, также возможно, что
пациент не лжет и действительно отвергает предложение
«Мне больно», хотя при этом испытывает боль. Просто
с этим предложением он связывает не такой смысл, кото-
393

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
рый придаем ему мы. Bo всяком случае, мы исключаем
возможность того, что кто-то испытывает боль и при этом
отвергает предложение «Мне больно», хотя придает ему
тот же смысл, что и мы. Таким образом, мы устанавливаем:
если кто-то испытывает боль, но при этом отвергает пред-
ложение «Мне больно», то отсюда можно заключить, что
он этому предложению придает иной смысл, нежели мы.
Это дает нам способ обнаружения неправильного по-
нимания, схему которого можно было бы сформулировать
следующим образом: если мы хотим установить, употреб-
ляет ли человек определенное предложение в том же самом
смысле, что и мы, то для этого предложения мы ищем осо-
бо показательный вид чувственных переживаний - таких,
что когда мы их испытываем, то с уверенностью признаем
данное предложение. Тогда если кто-то испытывает пере-
живание данного вида, но в то же время отвергает соответ-
ствующее предложение, то это позволяет нам сделать вы-
вод о том, что он придает данному предложению иной
смысл, нежели мы. Следует заметить, что переживания
данного вида должны быть наиболее характерными для об-
суждаемого предложения, причем их особенность должна
заключаться не только в том, что они побуждают нас при-
нять данное предложение. Они должны принуждать нас к
этому непосредствеиио, т.е. переход от переживания к
предложению не может быть разбит на несколько шагов.
Если, например, принятие некоторых посылок (их можно
также рассматривать как переживания) вынуждает меня к
принятию какого-то их отдаленного следствия, a другой
человек отвергает предложение, выражающее данное след-
ствие, хотя принимает те же самые посылки, то это еще
нельзя считать доказательством того, что между нами су-
ществует непонимание относительно посылок или следст-
вия. Переживания какого вида выделяются в качестве наибо-
лее характерных для того или иного предложения, устанавли-
вается в конкретных случаях благодаря чувству языка.
394

Казимѳж Айдукевич
Описанный выше метод позволял бы получать абсо-
лютно надежные результаты, если бы его практическое
применение не было ограничено невозможностью с досто-
верностью установить, действительно ли другой человек
испытывает чувство соответствующего типа и действи-
тельно ли он отвергает соответствующее предложение или
это лишь видимость. Тем не менее, если переживание не-
которого типа D избрано для предложения Z и если кто-то,
испытывая переживание Д в то же время отвергает пред-
ложенис Z, то можно с уверенностью утверждать, что он
связывает с этим предложением иной смысл, нежели мы.
По-видимому, не стоит говорить о том, что таким способом
можно установить лишь расхождение в понимании, но не
единство понимания. Таким образом, предложенный метод
служит необходимым, но недостаточным критерием для
решения вопроса о том, связывает ли другой человек с не-
которым предложением тот же самый смысл, что и я.
Рассмотрим теперь еще один пример обнаружения вза-
имного непонимания. Допустим, кто-то принимает пред-
ложеыие вида «Если A, to В» и принимает также его анте-
цедент <с4», но отвергает консеквент «/?». Если он это дела-
ет искренне, то его поведение мы могли бы объяснить тем.
что этот человек, отвергая «/?», уже забыл о ранее приня-
тых посылках. Если же он отвергает «В» вполне сознатель-
но, помня о принятых посылках, то для нас это служит не-
сомненным признаком того, что по крайне мере одно из
предложений «Если А, то /?», «А» и «В» он употребляет не
в том смысле, в котором употребляем его мы. Мы считаем
невозможным, чтобы кто-то, кто употребляет предложения
немецкого языка в том же смысле, что и мы, принимал
предложения вида «Если А, то В» и «Л», отвергая в то же
время предложение <cfî».
Попробуем теперь более внимательно рассмотреть те
тезисы, на которые опираются два рассмотренных выше
примера. Первый тезис говорит о том, что невозможно, пе-
395

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
реживая ощущение боли, в то же время испытывать нега-
тивное убеждение, состоящее в отрицании правильно
употребляемого немецкого предложения «Мне больно».
В человеческом сознании не могут одновременно сосуще-
ствовать чувственное переживание определенного рода
(ощущение боли) и другое переживание (отрицательное
убеждение определенного рода). Обозначим теперь мысль
того вида, которую немецкий смысл сопоставляет предло-
жению «Если А> то /?», буквой «//»; мысль, сопоставляе-
мую немецким смыслом антецеденту <с4», обозначим бук-
вой «К»; наконец, мысль, сопоставляемую немецким смыс-
лом консеквенту «/?», - буквой «М>. Тогда наш второй те-
зис гласит: переживание позитивных убеждений вида H
и V исключает из сознания переживание негативного убе-
ждения, противоположного по отношению к мысли
вида «M>.
В таком истолковании эти тезисы, на которые опирает-
ся наш способ раскрытия взаимного непонимания, кажутся
не более чем эмпирически-психологическими истинами.
Однако с нашей точки зрения, эти тезисы возникают не из
опыта, a являются аналитическими утверждениями. Нет
никакой опасности того, что они когда-нибудь столкутся с
опытом, - точно так же, как для утверждения о том, что
вода, находящаяся под нормальным давлением, закипает
при температуре 100° С.
Общее предложение вида «Каждый A есть В» нуждает-
ся в эмпирической проверке и может быть опровергнуто
опытом в том случае, когда для некоторого X существует
возможность установить, что есть некий А, который не яв-
ляется В, и нет каких-то иных данных, свидетельствующих
о наличии В. Если же нельзя решить вопрос об Л-бытии
некоторого X без того, чтобы одновременно признать его
В-бытие, то понятие В входит в содержание понятия А.
Предложение «Все петухи кукарекают» нуждается в эмпи-
рической проверке и может быть опровергнуто опытом.
396

Казимѳж Айдукевич
Предложение «Каждый петух есть птица» не ссылается на
опыт, ибо невозможно о каком-то X установить, что он яв-
ляется петухом, и при этом сомневаться, является ли он
птицей. Точно так же и предложение «Всякая вода при
нормальной давлении закипает при 100° С» не является эм-
пирическим и не подвергается опасности со стороны опы-
та. Свойство «находиться при нормальном давлении» явля-
ется конститутивным для понятия «вода, закипающая при
100° С».
He будет ли точно таким же и положение с нашими
двумя тезисами? Рассмотрим тезис: «Каждый, кто ясно и
правильно понимает предложение "Если А9 то В*\ не может
отрицать его консеквент "ß", если он признает это предло-
жение и его антецедент "Л"». Можно ли быть уверенным в
том, что кто-то правильно понимает предложение «Если А,
то 5», если неизвестно, принимает ли он предложение «5»,
когда соглашается с предложениями «Если A, to B» и <о4»?
Или можно ли согласиться с тем, что кто-то связывает с
предложением «Мне больно» смысл, сопоставленный ему в
немецком языке, если не исключена ситуация, когда он от-
рицает это предложение в то время, когда испытывает
боль? Мы думаем, что это невозможно и что в рассмотрен-
ных выше тезисах заданы конститутивные свойства ос-
мысленного употребления соответствующих предложений.
Пока мы еще не можем строго доказать данное утвержде-
ние, ибо находимся еще на такой стадии нашего исследо-
вания, на которой наши понятия не являются достаточно
точными и не допускают построения строгих доказа-
тельств. Однако мы уверены в истинности данного утвер-
ждения и надеемся, что читатель с нами согласен. Больше
мы не будем на этом останавливаться.
Анализ способа обнаружения неправильного понима-
ния показывает, что между смыслом, который придает вы-
ражению язык, и способом его употребления существует
связь, которую можно сформулировать таким, например,
397

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
образом: только tot человек связывает с некоторым выра-
жением немецкого языка смысл, сопоставленный ему в
этом языке (скажем, с предложением «Мне больно»), кото-
рый при наличии переживания определенного рода (пере-
живании боли) готов признать это предложение. Анализ
второго примера приводит к следующему утверждению:
только тот человек связывает с некоторым выражением
немецкого языка смысл, сопоставленный ему в этом языке,
который, принимая предложения вида «Если А, то 5» и
«А», готов принять также предложение «Л».
Таким образом, для каждого языка, в котором смысл
выражений однозначно определен, можно установить пра-
вило приблизительно следующего вида: только тот человек
придает словам и выражениям языка S присущий им в этом
языке смысл, который в ситуациях типа L готов принять
предложения типа Z (причем «Z» может быть функцией
«I» или составной частью «I», как это было в нашем вто-
ром примере). При этом утверждение «X в ситуации L го-
тов признать предложение Z» означает то же самое, что и
утверждение «Если X в ситуации L отвечает на вопрос
предложением Z, то он признает предложение Z». По-
скольку, далее, ответ на вопрос, принимает ли Хпредложе-
ние Z или нет, может состоять лишь в признании или отри-
цании предложения Z, постольку вместо «^отвечает на во-
прос относительно Z» можно сказать: «X принимает пред-
ложение Z или Хотвергает предложение Z». Поэтому наше
истолкование готовности X мы могли бы выразить сле-
дующим образом: «X готов в положении L признать пред-
ложение Z» означает: «Если X находится в положении L и
либо признает, либо отвергает предложение Z, то X призна-
ет предложение Z». Последняя формулировка устраняет из
«готовности X» мифологическое понятие о психической
предрасположенности.
Для некоторого языка можно установить правила тако-
го рода. Мы будем называть их правилами смысла. Эти
398

Казимеж Айдукевич
правила смысла сопоставляют предложениям языка чувст-
венные данные особого рода, при переживании которых
отклонение предложения может произойти только при ис-
кажении его смысла.
Однако не для всякого языка можно точно и без сомне-
ний сформулировать все его правила смысла. Причины
этого будут рассмотрены ниже. Для искусственного же
языка символической логики эта задача решается легко и в
полном объеме. В обычном исчислении предложений име-
ется два исходных знака « Z) » (знак импликации) и « ~ »
(знак отрицания) и два так называемых правила вывода:
правило отделения, позволяющее из «A z> Л» и «А» выво-
дить «/?», и правило подстановки. Кроме того, посредством
определений (которые трактуются как правила замещения
одних выражений другими) можно образовать другие пра-
вила вывода. Все эти правила вывода легко преобразуются
в правила смысла. Так, например, правило отделения мож-
но преобразовать в правило смысла для знака « z> » сле-
дующим образом: только тот со знаками языка этой логи-
стической системы связывает тот смысл, который придает
им система, кто готов принять предложение «Л», когда он
принял предложения «А z> Л» и «А». Из определения знака
« ѵ », позволяющего выражение «~ A z> B» заменять на вы-
ражение «A v Л», опять-таки можно образовать следующее
правило смысла: только тот со знаками языка логистиче-
ской системы связывает смысл, придаваемый им системой,
кто готов признать каждое предложение S\9 образованное
из предложения S2 путем замены выражения «- A z> 5» на
выражение «А ѵ В»9 когда он признал предложение S2. Для
естественных языков также можно сформулировать похо-
жие правила смысла, хотя это связано со значительно
большими трудностями и никогда не может быть осущест-
влено полностью.
Таким образом, смысл слов и выражений некоторого
языка определен правилами смысла, требующими от каж-
399

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
дого, использующего этот язык, определенного поведения
в отношении признания предложений этого языка в тех или
иных ситуациях. Тот, кто не следует этим правилам, тем
самым обнаруживает, что со звуками данного языка он не
связывает смысла, придаваемого им этим языком, следова-
тельно, пользуется одинаково звучащим, но каким-то иным
языком. Следование правилам смысла похоже на следова-
ние правилам фонетики или синтаксиса: им следуют, хотя
не всегда могут ясно сформулировать. Что в каком-то
данном случае правила смысла требуют признать некото-
рое предложение, мы узнаем из того, что иное поведе-
ние, т.е. отвержение этого предложения, истолковывается
нами как непонимание языка. Признание некоторого пред-
ложения, осуществляемое в соответствии с правилами
смысла, отличается абсолютной уверенностью и несомнен-
ностью1.
Ь.Дедуктивные, аксиоматические
и эмпирические правила смысла
Теперь мы хотим перечислить некоторые виды правил
смысла, входящие в существующие языки. Я думаю, не
претендуя на полноту, можно указать три вида таких пра-
вил, которые обозначаю как 1. дедуктивные; 2. аксиомати-
ческие и 3. эмпирические правила.
На связь между смыслом выражения и критериями для признания
предложения, в которое оно входит, недавно обратил внимание Р. Кар-
нал. См. его статью Überwindung der Metaphysik durch logische Analyse
der Sprache // Erkenntnis, 1930-1931, Bd. II, Heft. 4. S. 221fT. См. наст.
изд.: Рудольф Карнап. «Устранение метафизики посредством логическо-
го анализа языка». С. 141-169.
В указанном месте Карнал ссылается на аналогичные взгляды Вит-
генштейна в «Логико-философском трактате» (1922), которые можно
суммировать следующим образом: «Смысл предложения лежит в усло-
виях его истинности». Я подозреваю, что эти «условия истинности»
родственны нашим правилам смысла.
400

Казимеж Айдукевич
Приведенный выше вариант правила отделения пред-
ставляет собой пример дедуктивного правила смысла. Оно
звучит приблизительно следующим образом: «Только тот с
немецким предложением связывает соподчиненный ему в
немецком языке смысл, кто готов согласиться с предложе-
нием "Я", когда он согласился с предложениями вида "Ес-
ли А, то Л" и "Л"». Другие примеры дедуктивных правил
смысла можно, как уже было отмечено, вывести из опреде-
лений. Например, если в языке арифметики «2» определено
как «1 + 1», то для этого языка будет справедливо правило:
«Только тот со знаками арифметики связывает присущий
им в языке арифметики смысл, кто готов согласиться с
предложением Z, содержащим знак "2", когда он согласил-
ся с предложением, отличающимся от Z только тем, что
вместо знака "2" оно содержит знаки "1 + 1"».
Каждое дедуктивное правило смысла некоторого языка
требует от того, кто хочет использовать выражения этого
языка в надлежащем смысле, чтобы он был готов из посы-
лок определенного вида вывести определенное заключе-
ние. Таким образом, каждому предложению определенного
вида, рассматриваемому как посылка, дедуктивное правило
смысла сопоставляет предложение другого вида в качестве
следствия. (Если же правило смысла требует вывода из не-
скольких посылок, то в таком случае каждому классу пред-
ложений определенного вида оно соподчиняет предложе-
ние другого вида в качестве его следствия). Отсюда ясно,
что каждое дедуктивное правило смысла задает некоторое
отношение, членами которого являются предложения (или
классы предложений) и это отношение между предложе-
ниями (классами предложений) является специфическим
для данного правила смысла. Предобласть, послеобласть и
область этого отношения мы можем также называть пре-
добластью, послеобластью и областью соответствующего
дедуктивного правила смысла. Напротив, объемом дедук-
тивного правила смысла мы будем называть класс упоря-
401

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
доченных пар предложений (или nap, состоящих из класса
предложений и отдельного предложения), между первым и
вторым членами которых имеется отношение, задаваемое
этим дедуктивным правилом смысла.
В языках аксиоматических систем можно найти вполне
определенные примеры того, что мы называем аксиомати-
ческими правилами смысла. Каждый, кто стремится слова
такой системы использовать в том смысле, который им
придает язык этой системы, обязан безоговорочно призна-
вать предложения, являющиеся аксиомами этой системы.
Как мне представляется, аксиоматические правила такого
рода можно встретить и в повседневном языке. Например,
каждый человек, употребляющий слова «каждый» и «явля-
ется» в том смысле, который придает им немецкий язык,
обязан признавать предложение вида «Каждый A является
А». Вообще говоря, все так называемые априорно очевид-
ные предложения указывают на какое-то правило смысла,
требующее принимать такие предложения, чтобы не нару-
шать смыслообразования языка. Подобно тому, как дедук-
тивное правило смысла задает определенное отношение
между предложениями, так и аксиоматическое правило
смысла характеризует класс признаваемых в соответствии
с ним предложений. Такие классы предложений мы будем
называть объемом аксиоматического правила смысла.
Третий класс образуют эмпирические правила смысла.
Эти правила отличаются тем, что в качестве ситуации, в
которой истолкование языка требует признания некоторого
предложения, задают такую ситуацию, которая целиком
или почти целиком заключается в переживании некоторого
ощущения. В соответствии с одним из таких правил, когда
человек испытывает зубную боль, он должен признать
предложение «Мне больно». Если бы мы встретили чело-
века, который при сильном раздражении обнаженного зуб-
ного нерва, что вызвало бы y нас известное ощущение, не
соглашается с предложением «Мне больно» и принимает,
402

Казимеж Айдукевич
скажем, предложение «Мне хорошо», то в его поведении
мы усмотрели бы доказательство того, что он с предложе-
ниями «Мне больно» и «Мне хорошо» связывает не тот
смысл, который придаем им мы.
Существуют эмпирические правила двух видов, кото-
рые мы будем называть простыми и составными эмпириче-
скими правилами смысла. Простым будет такое эмпириче-
ское правило смысла, которое говорит: только тот не на-
рушает смысла языка, кто при наличии определенного
ощущения готов согласиться с таким-то предложением.
Напротив, составным эмпирическим правилом смысла мы
называем такое, которое предполагает готовность принять
определенные предложения при выполнении некоторых
условий, включающих в себя и переживание определенно-
го ощущения. Совокупность таких условий, как и отдель-
ные ощущения, мы будем называть данными опыта. Они
могут заключаться, например, в наличии определенных
ощущений и невыраженных суждений, которые истолко-
вывают ситуацию как «нормальную». Может быть также,
что составное эмпирическое правило смысла требует при-
знания определенных предложений на основе ряда сле-
дующих друг за другом ощущений и некоторых других
данных. По-видимому, это имеет место для так называе-
мых «предложений о внешнем мире». Если в обычном по-
вседневном языке не удается обнаружить несомненных
эмпирических правил смысла, которыми мы могли бы
руководствоваться в наших высказываниях о внешнем ми-
ре, то причина этого заключается в том, что обыденный
язык вовсе не является языком в строгом смысле этого сло-
ва, поскольку его смыслообразование является неопреде-
ленным и текучим. (См. заключительный раздел этой
статьи).
Слова, употребление которых (существенно) связано
с эмпирическими правилами смысла, мы называем слова-
ми, имеющими эмпирический смысл, и подразделяем их на
403

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
слова с составным и простым эмпирическим смыслом в за-
висимости от того, связаны ли они с составными или про-
стыми правилами смысла. Слова, являющиеся именами
внешних вещей и их свойств, могут обладать только со-
ставным эмпирическим смыслом. Простым эмпирическим
смыслом обладают только имена психических сущностей и
их свойств. Вследствие того, что в повседневном языке
имена свойств внешних вещей и имена свойств психиче-
ских сущностей часто выглядят одинаково (например, сло-
во «красный» как обозначение цвета розы и как выражение
содержания чувственного восприятия), это приводит к раз-
нообразным трудностям и парадоксам, в частности, к при-
писыванию так называемых чувственных качеств внешним
вещам. Более подробно я буду говорить об этом в другой
связи.
Аксиоматические и дедуктивные правила смысла мы
будем называть дискурсивными правилами смысла. Языки,
в которых имеются только дискурсивные правила смысла
(например, языки чистой логики и чистой математики), бу-
дем называть дискурсивными языками. Языки с эмпириче-
скими правилами смысла называются, соответственно, эм-
пирическими.
Как для каждого дедуктивного правила смысла, связы-
вающего предложение (класс предложений) с предложени-
ем, мы устанавливали специфическое отношение между
предложениями, так и для эмпирического правила смысла
мы можем установить специфическое отношение между
опытными данными и предложениями. Предобласть такого
отношения состоит из чувственных данных, послеобласть -
из предложений. Объемом эмпирического правила смысла
мы будем называть класс тех пар «чувственные данные -
предложение», члены которых находятся между собой в
отношении, задаваемом этим эмпирическим правилом
смысла.
404

Казимеж Айдукевич
6. Терминологические разъяснения
Если некоторое предложение является: либо 1. элемен-
том объема аксиоматического правила смысла, либо 2.
элементом предобласти дедуктивного или элементом по-
слеобласти дедуктивного или эмпирического правила
смысла, либо 3. элементом класса предложений, в который
входит предобласть некоторого дедуктивного правила
смысла, то мы будем говорить, что соответствующее пра-
вило смысла охватывает данное предложение.
Если какое-то выражение входит в предложение, охва-
тываемое некоторым правилом смысла, мы будем гово-
рить, что это правило смысла относится к этому выра-
жению.
Правило R оказывается несущественным для выраже-
ния A тогда и только тогда, когда оно вообще не затрагива-
ет этого выражения или когда объем этого правила смысла
остается неизменным при замене выражения A в предло-
жениях, охватываемых этим правилом смысла, любым вы-
ражением А' того же логического типа. Если некоторое
правило смысла для выражения, к которому оно относится,
не является несущественным, то мы говорим, что это пра-
вило для данного выражения является существенным. Так,
например, упомянутое выше аксиоматическое правило
смысла немецкого языка, требующее принимать любое
предложение вида «Каждый A есть Л», существенно для
слов «каждый» и «есть». Если в этом случае во всех пред-
ложениях вида «Каждый A есть А» мы заменим слово
«есть» на слово «любит» (допустим, слова «есть» и «лю-
бит» относятся к одному логическому типу), a в предложе-
ниях со словом «любит» заменим его на слово «есть», то
объем упомянутого правила смысла изменится. В то же
время для любого имени, которое можно подставить на ме-
сто «А», данное правило смысла несущественно.
405

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Вполне очевидно, что если для какого-то выражения A
некоторое правило смысла несущественно, то оно будет
несущественным для всех выражений, принадлежащих к
тому же логическому типу, что и А\
1 Пусть Z будет предложением языка 5, в котором нет никаких пра-
вил смысла, существснных для Z. Будет ли такое прелложение в прин-
ципс разрешимым? Нскоторое прслложспие языка мы называем прин-
ііипиалыю разрешимым, ссли оно либо позитивно, либо негативно
принципиально разрешимо. Мы говорим, что предложение некоторого
языка в принципе позитивмо разрешимо, если опо либо входит в объем
какого-то аксиоматического правила смысла, либо содсржится в послс-
области одпого из эмпирических правил смысла, либо являсгся вторым
члсном пары, входящей в объем какого-то лсдуктивного правила смыс-
ла. первый член которой состоит из в принципе позитивно разреиіимых
прсдложений. (Кажущийся круг в этом опредслении можно устранить
посрсдством его прсобразовапия в цспь опрсделений). Если отрицание
некоторого предложения в принципс ііозитивпо разрешимо, то такое
предложение мы называем в принципе негативно разрсшимым. Если бы
прсдложенис Z, для которого в языке ни одно правило смысла не было
бы существенно, все-таки было бы в принципе разрешимо, то в таком
случае каждое предложение такого языка было бы либо позитивно, либо
негативно разрешимо в зависимости от того, позитивно или негативно
разрешимо предложеиие Z. Всс правила смысла, относящиеся к этим
прсдложсниям, были бы для них несуществениы и говорили бы о них то
же самое, что и обо всех других предложеииях. Языки, в которых все
предложсния разрешимы в одном и том же направлении, являются про-
тиворечивыми, если содсржат отрицанис. Если мы хотим исключить та-
кис язмки. в которых все предложения разрешимы в олпом и том же на-
правлепии, то должны согласиться с тем, что предложепия, для которых
ни олно из правил смысла не является существспным, должпы быть в
принцигіс неразрешимыми. Олнако обратнос было бы неверно, ибо для
некоторого предложсния, например, аксиоматические и эмпирическис
правила смысла моіуг быть несущественны, но дедуктивное правило
смысла может оказаться существенным. Несмотря на это, такое предло-
женис всс-таки было бы в принципе неразрешимым. Предложение, для
которого ни одно из правил смысла языка не являстся существснным,
мы называем пустым по смыслу (sinnleer) (бессмыслепным (sinnlos) мы
называем выражение. с которым вообще не связано ни одного правила
смысла; в этом случае оно вообще ис принадлежит дампому языку).
Следует заметить, что каждое лишеннос смысла предложенис является
принципиально неразрешимым, однако не каждое принципиально не-
разрешимос предложение лишено смысла.
406

Казимеж Айдукевич
Если два выражения A и А' одновременно входят в один
и тот же элемент объема какого-то правила смысла языка 5,
то мы будем говорить: в языке S между A и А' имеется не-
посредственная связь по смыслу. Если можно образовать
конечный ряд выражений, состоящий по меньшей мере из
трех членов, причем первым членом является выражение А,
a последним - выражение В, и между двумя следующими
друг за другом членами этого ряда имеется непосредствен-
ная связь по смыслу, то можно сказать: между A и В имеет-
ся непосредственнаа связь по смыслу.
Следует еще заметить, что правила смысла языка отно-
сятся не только к выражениям, но также и к синтаксиче-
ским формам. Эту связь можно определить так, как мы это
делали для выражений. Затем можно провести различие
между синтаксическими формами, для которых некоторое
правило смысла существенно, и теми, для которых оно не-
существенно. Наконец, можно определить отношение свя-
зи по смыслу между выражениями и синтаксическими
формами. Но мы не будем на этом останавливаться.
7. Задатіе правил смысла через смысл
Обратимся теперь к вопросу о том, должно ли измене-
ние какого-то правила смысла языка обязательно вызывать
изменение истолкования этого языка. Выше мы утвержда-
ли, что истолкование некоторого языка однозначно задает
Принципиальную разрешимость противопоставляют фактической
разрешимости. С нашсй точки зрения, послслияя вссі ла должна быть
связапа с иекоторой даніюй областыо чувствснных даииых. Определс-
ние фактически разрешимого предложспия в отношепии области G по-
хожс на опрсделение принципиально разрешимоіо прсдложепия, но
только выражение «оно іірииадлежит к послеобласти нскоторого эмпи-
ричсского правнла смысла» иужію замсішть выражеиием «в парс, ири-
надлсжащей к области искоторого эмпирического правнла смысла н со-
держащей опытиые дангіые области G в качсствс свосго первого члена,
оно является вторым члсном».
407

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
его правила смысла. По-видимому, это утверждение дает
ответ на поставленный выше вопрос. Но все еще сохраня-
ется возможность неправильного понимания. A именно, мы
вовсе не утверждаем, что истолкование языка определяет
отдельные правила смысла. Истолкование языка задает
лишь некоторую совокупность правил смысла. Это требует
пояснений. Как было сказано выше, каждому правилу
смысла однозначно соподчинен его объем. Объемы от-
дельных правил смысла, если они принадлежат к одному и
тому же логическому типу, можно суммировать. Ясно, что
эти суммы могут оставаться неизменными несмотря на то,
что их компоненты, т.е. объемы отдельных правил смысла,
могут образовываться разными способами. Иными слова-
ми, различные правила смысла могуг иметь объемы, сум-
мы которых тождественны. Поэтому наше утверждение о
том, что истолкование языка задает правила смысла, следу-
ет понимать в том смысле, что это истолкование задает
лишь суммы объемов правил смысла.
Для того чтобы пояснить это, предположим, что y нас
имеется язык всего с тремя аксиоматическими правилами
смысла, причем в объем первого входит предложение
«2x2 = 4», в объем второго - предложение «I + 1 = 2», в
объем третьего - предложение «1x1 = 1». Суммой всех
объемов этих правил смысла будет класс, содержащий в
качестве своих элементов указанные предложения. Теперь
предположим, что вместо этих трех правил смысла y нас
имеется всего два таких правила, из которых первое в свой
объем включает предложения «2 х 2 = 4» и «1 х 1 = 1»,
a второе - только одно предложение «1 + 1 = 2». Сумма
объемов этих двух правил будет такой же, как сумма объе-
мов предыдущих трех правил. Мы не утверждаем, что
упомянутое изменение правил смысла влечет изменение
истолкования языка, ибо эти изменения не затрагивают
суммы объемов правил смысла.
408

Казимеж Айдукевич
Совокупность сумм объемов всех правил смысла мы в
дальнейшем для краткости будем обозначать именем «об-
щий объем правил смысла», хотя такое обозначение и не
является вполне корректным. Следует обратить внимание
на то, что изменение общего объема правил смысла может
происходить двояким образом: либо вследствие того, что в
общий объем включается элемент, содержащий выраже-
ние, ранее не принадлежащее данному языку; либо изме-
нение происходит без включения в объем нового выраже-
ния. Когда выше мы говорили о том, что изменение общего
объема правил смысла влечет изменение смысла каких-то
выражений, то при этом мы подразумевали только такие
изменения, которые осуществляются без введения новых
выражений. Прежде чем переходить к рассмотрению дру-
гого вида изменений общего объема правил смысла и их
влияния на истолкование языка, нам нужно ввссти еще не-
которые различия между языками.
8. Закрытые и открытые языки
Допустим, y нас имеется два языка S и S\ причем каж-
дому слову и выражению языка S соответствует одинаково
звучащее слово и выражение языка5", но не наоборот1.
Кроме того, одинаково звучащие выражения этих двух
языков должны быть взаимно переводимы. Может слу-
читься так, что выражение A из более богатого языка 5",
которому в S соответствует перевод А, находится в непо-
средственной связи по смыслу с каким-то другим выраже-
нием А'и однако для выражения А'\ в S нет никакого пере-
вода. Если такое возможно, то язык S no отношению к язы-
ку 5" мы будем называть открытым языком. Если некото-
рый язык открыт в отношении какого-то другого языка,
Под «выражснисм» мы будем понимать как составные выражеиия,
так и простые слова.
409

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
to мы будем просто называть его открытым языком. Если
язык не открыт, то мы будем называть его закрытым
языком.
Обозначение «открытый язык» мы выбираем потому,
что язык такого рода допускает увеличение запаса своих
выражений без изменения смысла тех выражений, которые
в нем уже содержатся. Такой язык посредством увеличения
запаса его выражений можно перевести в язык 5", не изме-
няя смысла ранее входящих в него выражений. Для закры-
тых языков такое не всегда возможно. В открытом языке
некоторые правила смысла содержатся в смысле его выра-
жений как бы в скрытом виде. Смысл выражения A уже оп-
ределенным образом подогнан к смыслу еще отсутствую-
щего в S перевода А'\, и когда этот перевод добавляется к
запасу выражений языка S9 изменения смысла A не проис-
ходит. Но хотя эта приспособленность к другим смыслам
уже в некотором роде существует, она не находит выраже-
ния в употреблении языка вследствие его бедности. Иначе
обстоит дело с закрытыми языками. Все нюансы смысла
выражений в таких языках находят выражение в их упот-
реблении.
Теперь мы могли бы ограничиться выводами предшест-
вующего параграфа, однако в нем осталась одна нерешен-
ная проблема: влечет ли изменение общего объема правил
смысла, состоящее во введении нового выражения, изме-
нение также истолкования всего языка? Нам нужно рас-
смотреть эту проблему отдельно для закрытых и открытых
языков. Начнем с закрытых языков.
Предположим, что S есть некоторый закрытый язык;
добавляя к запасу его выражений какое-то новое выраже-
ние W, мы получаем более богатый язык Sw. Этот ЯЗЫК Оѵѵ
включает в себя все выражения языка S и, кроме того, вы-
ражение W. Общий объем правил смысла языка Sw содер-
жит все выражения языка 5" (будем называть их старыми
410

Каэимеж Айдукевич
выражениями) и дополнительное выражение W. Встает во-
прос: сохранят ли все старые выражения в языке Sw tot
смысл, который они имели в языке SI Здесь следует разли-
чать две возможности: либо W непосредственно связано по
смыслу со старыми выражениями S„, либо не имеет такой
связи. Если эта связь имеется, то старые выражения языка
Sw ne могут сохранить тот смысл, который они имели в S,
ибо в противном случае £был бы открытым языком или же
W не было бы непосредственно связано по смыслу со ста-
рыми выражениями Sw или одинаково по смыслу с одним
из них. Но если выражение W не связано непосредственно
по смыслу ни с одним старым выражением, то оно никак не
связано с этими выражениями.
Непустой подкласс выражений некоторого языка
(«часть языка»), элементы которого не имеют связи по
смыслу ни с одиим выражением остальных частей этого
языка, будем называть изолированной частью языка. Если
в языке нет ни одной изолированной части, будем называть
такой язык внутренне связанным. Теперь из сказанного выше
мы можем извлечь следующий вывод: если к закрытому язы-
ку S добавляется новое выражение W, не связанное по смыс-
лу ни с одним старым выражением, и старые выражения со-
храняют свой прежний смысл в более богатом языке S„, to
этот новый язык Sw не будет внутренне связанным.
Теперь обратимся к открытым языкам и поставим во-
прос: должно ли какое-то выражение такого языка изме-
нить свой смысл, когда к языку добавляется новое выраже-
ние и изменяется общий объем правил смысла этого языка?
Из определения открытого языка следует, что добавление к
нему нового выражения не обязательно изменяет смысл
старых выражений и делает язык внутренне несвязанным.
Это может произойти лишь в том случае, когда введение
нового выражения приводит к появлению языка, относи-
тельно которого первый язык открыт. При таком переходе
получают более богатый язык, общий объем правил смыс-
411

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ла которого включает в себя общий объем правил смысла
более бедного языка в качестве свой части.
Подводя итог, теперь мы можем сказать: изменение
общего объема правил смысла некоторого языка, обуслов-
ленное введением в этот язык новых выражений, всегда
влечет за собой изменение истолкования языка, поскольку
новое истолкование помимо связи между старыми выраже-
ниями и их смыслом включает в себя еще и связь между
новыми выражениями и их смыслом. В смысловых связях
старых выражений не происходит никакого изменения
только тогда, когда: либо I) новый язык не является внут-
ренне связанным, либо 2) новое выражение тождественно
по смыслу одному из старых выражений, либо 3) старый
язык открыт относительно нового языка.
Если благодаря добавлению одного или нескольких вы-
ражений язык S переходит в язык S", в отношении которого
он открыт, то можно сказать: язык S будет замыкаться на
языке £". 06 обратном отношении можно сказать так: язык
S' открывается языку S. Если язык S замыкается на языке
S\ a сам язык S' является замкнутым языком, то можно ска-
зать, что язык S полностью замыкается на языке S'.
Может ли открытый язык S замыкаться на различных
внутренне связанных языках? Это вполне возможно, если
этот язык не становится вполне замкнутым благодаря до-
бавлению одного единственного выражения. При этом к
открытому языку S MbF можем добавить выражение W или
выражение V, или сразу оба и мы замкнем его отчасти на
Sw или SVили на £wv и т.д. до тех nop, пока посредством до-
бавления все новых выражений не придем к полностью
замкнутому языку. Но будет ли это единственный способ,
которым открытый язык можно замкнуть на внутренне свя-
занном языке? Если бы это было так, то для некоторого
открытого языка это давало бы только один единственный
замкнутый и внутренне связанный язык, на котором его
можно было бы замкнуть. Однако это привело бы нас к со-
412

Каэимеж Айдукевич
вершенно парадоксальным следствиям. В частности, пред-
положим, что открытый язык S можно полностью замкнуть
на языке £' посредством добавления к нему нескольких
выражений, скажем, и>і и ѵѵ2. Пусть истолкование языка S'
придает выражению \ѵ\ смысл к\, a выражению ѵѵ2 - смысл
Кг- Теперь рассмотрим еще один язык S'\ отличающийся от
языка S' только одним: в S" выражению w\ приписан смысл
къ a выражению w2 - смысл к\. Ясно, что замыкание от-
крытого языка S на язык S" также возможно, как и его за-
мыкание на S'. Если бы это было не так, то отсюда следо-
вало бы, что для некоторого открытого языка, скажем, для
обычного исчисления высказываний с исходными знаками
импликации и отрицания, но без дополнительных знаков,
хотя и можно ввести знаки дизъюнкции и конъюнкции в их
обычном истолковании, но их нельзя ввести, если пере-
именовать дизъюнкцию и конъюнкцию. Это следствие
полностью противоречит общепринятому пониманию того,
что такое смысл. И если мы его отвергаем, то должны до-
пустить возможность того, что открытый язык можно пол-
ностью замкнуть на двух разных внутренне связанных
языках.
Теперь мы хотим посмотреть, в каком отношении
должны находиться два разных замкнутых и внутренне
связанных языка S' и 5", когда существует открытый язык
S9 который полностью может быть замкнут как на S', так и
на S". В рассмотренном выше случае язык S" возникал из
языка S' за счеттого, что выражения W\ и W-i обменивались
своими смыслами. Таким образом, мы имели дело с двумя
взаимно переводимыми языками. Язык S' мы называем пе-
реводом языка S", если все выражения одного языка можно
однозначно сопоставить выражениям другого языка, при-
чем сопоставленные друг другу выражения имеют один и
тот же смысл. Спрашивается, обязательно ли должны быть
взаимно переводимы два замкнутых и внутренне связан-
413

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ных языка S' и S", на которые может быть полностью
замкнут открытый язык S?
Для ответа на этот вопрос мы должны несколько более
внимательно рассмотреть понятие перевода.
9. Синонимия и переводимостъ
Прежде всего нам нужно установить необходимое ус-
ловие равенства по смыслу или синонимичности двух вы-
ражений A и А\ принадлежащих к одному языку S. Это ус-
ловие выглядит так: если A и А' в языке S имеют один и тот
же смысл, то они должны вести себя как «изотопы» в об-
щем объеме правил смысла, т.е. общий объем правил
смысла не испытает никакого изменения при замене во
всех его элементах A на А' или А' иаА. Это означает: 1) ес-
ли согласно некоторому аксиоматическому правилу смыс-
ла предложение Z должно быть признано, то существует
аксиоматическое правило смысла, согласно которому
должно быть признано предложение, полученное из Z по-
средством замена A на А' и А' на А\ 2) если имеется дедук-
тивное правило смысла, согласно которому из предложе-
ния (класса предложений) Z\ должно следовать другое
предложение Zi, to должно существовать дедуктивное пра-
вило смысла, согласно которому из предложения, получен-
ного из Z| путем замены в нем A на Ä и А' на А, должно
следовать предложение, полученное из Zi путем замены в
нем A на А' и A на А\ 3) если согласно некоторому эмпири-
ческому правилу смысла на основе определенных данных
принимается предложение Z, то должно существовать эм-
пирическое правило смысла, согласно которому на основе
тех же данных принимается предложение, полученное из Z
заменой A на А' и А' наА.
Следует заметить, что равенство по смыслу и эквива-
лентность двух выражений не одно и то же. Два выражения
414

Каэимеж Айдукевич
A и A' эквивалентны, если каждому истинному предложе-
нию, содержащему А, соответствует истинное предложе-
ние, полученное из первого путем замены A ньА' и А' на А.
Но два эквивалентных предложения не обязательно равны
по смыслу. Так, например, в логистическом исчисле-
нии предложений Уайтхеда и Рассела выражения «a z> в» и
«~ a ѵ в» эквивалентны, но не равны по смыслу, поскольку
имеется дедуктивное правило смысла, позволяющее из
«a Z) в» и «я» получать «в», однако аналогичного правила
смысла для «~ a v в» нет. Из приведенного выше опреде-
ления эквивалентности двух выражений можно с помощью
абстракции получить определение валентности (Valenz)
выражений, которое для имен превращается в определение
объема (в терминологии Милля «денотата») имени.
Приведеннос вышс необходимое условис равспства по смыслу двух
выражений одного языка приводит к определенным следствиям, о кото-
рых следует сказать. Речь идет о следующем вопросс: будут ли иметь
один и тот же смысл два выражения A и /?, которые по определению
взаимозаменимы? Ответ на этот вопрос зависит от того, как понимать
такое определение. Если это определенис истолковать как правило вы-
вода, устанавливающее, что когда принимается некоторое предложение.
то следует принимать также те предложения. которыс получаются из
Hero заменой A на В или В на А, то выражения A и В могут нс иметь одного
и того же смысла. Это вытекает из сформулированного вышс пеобходи-
мого условия равенства по смыслу двух выражений одного языка.
Допустим, в нашем языке имеется аксиоматнческое правило смысла,
в объем которого включается предложение «F(ö)>>, ho нет аксиоматичс-
ского правила смысла, включающего в свой объем «F(e)>>. Имеется,
кроме этого, еще дсдуктивнос правило смысла, опирающееся на опрсде-
ление, которое позволяет осуществлять замсну знаков «а» и «в». Ясно в
таком случае. что если правила смысла непосрсдственно или опосредо-
ванно ведут к признанию какого-то предложсния «Ф(а)»у то тогда в со-
ответствии с указанным выше правилом смысла (опирающимся на опре-
деление «а = в») нужно признать и предложснис «Ф(в)>>. Это правило
смысла позволяет нам везде заменять «а» на «в» и обратно. Тем ne мс-
нее, «а» и «о» нс выполняют сформулированного выше условия для ра-
венства смыслов. Хотя иместся аксиоматическое правило смысла, тре-
бующее безусловного признания предложения «Г(а)>> (как аксиомы), нет
415

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
никакого правила, требующего безусловного признания «F(e)>> (как ак-
сиомы), дажс если «F(e)>> дедуктивно следует из «F(a)>> и как слсдствие
аксиомы «F(a)>> говорит то же самое.
Совершенно иначе обстоит дело с ответом на вопрос о равенствс по
смыслу двух взаимозаменяемых выражсний, если определение взаимо-
заменимости рассматривать не как правило вывода, a как высказыванис
о правилах вывода и аксиомах. Тогда определение взаимозаменимости
двух выражеиий «Л» и «#» будет высказыванием такого рода: «Каждос
правило вывода должно быть таким, что если оно говорит об "/f \ оно то
же самое должно говорить о "Д", и если "Ф(Л)" является аксиомой, то
аксиомой является и "Ф(В)"». Вот тогда выражения «/Ь> и «В» будуг вы-
полнять необходимое условие для равенства по смыслу (по крайней мс-
ре, в рекурсивных языках).
По-вилимому, в дедуктивных системах определения никогда не ис-
толковываются во втором смысле, т.е. как высказывания о правилах вы-
вода или об аксиомах. Их трактуют как правила вывода или (гораздо
реже) как утверждения системы. Таким образом, выражения, взаимоза-
менимыс согласно определениям дедуктивной систсмы, ие будут вы-
полі.ять условия, нсобходимого для равенства по смыслу. Мы отмечаем
это следствие, которос кто-то может рассматривать как Instantia
contraria (контрпример) для нашего утверждения, высказанного в тексте.
Было бы нетрудно это вызываюшее сомнения условие переформулиро-
вать таким образом. чтобы оно не приводило к указанному слсдствию.
Даннос условие можно было бы истолковать просто как другую альтер-
нативу равснства, вводимого опредслсниями.
Теперь мы хотим рассмотреть проблему равенства по
смыслу двух выражений, принадлежащих разным языкам.
Если выражение A языка S имеет тот же самый смысл, что
и выражение A языка 5", то выражение А' будем называть
переводом выражения A языка S в язык 5\ Отношение пе-
реводимости является рефлексивным, симметричным и
транзитивным. Допустим, какое-то выражение А' является
переводом выражения A из языка S в язык S*. В языке S вы-
ражение A находится в многообразных смысловых связях
с другими выражениями Аи Ai,... A„, a также с опре-
деленными синтаксическими формами и даже с какими-то
чувственными данными. По-видимому, следующее утвер-
ждение вполне соответствует общепринятому понятию пе-
416

Каэимеж Айдукевич
ревода: «Если выражение/Г является переводом A из языка
S в язык S', A в S находится в непосредственной связи по
смыслу с выражениями А\у А2у... А„ и переводами выраже-
нийЛ|,Л2,... Ап вязык^' будутвыраженияу4'і,у4'2,.. А'П9 то
A будет находиться в такой же связи по смыслу с выраже-
ниями А'\9 А'2,... А'п в языке S'. Например, некоторое ак-
сиоматическое правило смысла говорит о том, что должно
быть принято предложение, построенное из выражения A и
других выражений А\ и А2 согласно синтаксической форме
К\ если А* есть перевод А, А'\9 А'2 представляют переводы
А\, А2у a fC есть перевод синтаксической формы К> то в
языке С должно существовать правило смысла, застав-
ляющее нас признать предложение, построенное из А\ А']у
А'2 в соответствии с синтаксической формой JC. Синтакси-
ческие формы сложных выражений, допустимые в языке,
определены синтаксическими правилами языка и столь же
специфичны для языка, как и его запас слов. To же самое
справедливо и для слов перевода1.
Как аксиоматическим, так и другим правилам смысла
языка мы должны сопоставить аналогичные правила смыс-
ла другого языка, если выражение, к которому относятся
эти правила смысла, переводимо в этот другой язык.
Прежде чем дать более строгую формулировку выска-
занному выше утверждению, мы хотим заметить следую-
щее. До сих nop мы говорили о том, что выражение А' мо-
Существуют языки логистичсского исчисления высказываний, в
которых некоторые функции-высказывания заланы так, что в середине
стоит знак функции, слева от него - первый аргумеігг, a справа - второй
аргумент (скажем, «р q»). Имеются и другие логистические языки, ис-
пользующие иныс способы построения: сначала пишут знак функции,
затсм первый аргумент, a за ним - второй аргумент (например, в способе
записи, предложенном Лукасевичем, «Ср q»\ cm. J. Lukasiewicz.
Philosophische Bemerkungen zu mehrwertigen Systemen des Ausfagenkalküls. War-
szawa, 1930. // Comptes rendus de Seances de la Société des Lettres de
Varsovie. XXIII. CI. III.) Таким образом, «р Fq» будет переводом «Fp q».
14 3ак. 1731
417

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
жет считаться переводом выражения A из языка S в язык S'
только в том случае, когдаЛ находится в непосредственной
смысловой связи с выражениями Аи Аі<>... Ап и А' находит-
ся в аналогичной смысловой связи с переводами выраже-
ний А\> Ai,... Ап в языке S\ если в этом языке имеются пе-
реводы указанных выражений. Ограничение, выраженное
словами «если в этом языке имеются переводы указанных
выражений», необходимо лишь в тех случаях, когда мы го-
ворим не только о замкнутых языках, но рассматриваем
также и открытые языки. Из определения замкнутого языка
S' непосредственно следует, что если в нем имеется пере-
вод выражения A из S в £', то в нем имеются также перево-
ды всех тех выражений, с которыми A в языке S непосред-
ственно связано по смыслу. Таким образом, если речь о
замкнутых языках, то упомянутое выше ограничение мож-
но устранить.
Вы мы утверждали, что если выражение A в языке S на-
ходится в непосредственной смысловой связи с какими-то
выражениями А\9 А2,... Ап, то перевод A из S в S' должен
находиться в аналогичных смысловых связях с переводами
выражений А\, Л2,.-- An. Поскольку смысловые связи ото-
бражаются в объемах правил смысла и, следовательно, в их
общем объеме, постольку мы можем, ограничиваясь замк-
нутыми языками, упомянутое выше утверждение истолко-
вать следующим образом: если A является переводом A из
S в 5" и S и 5" являются замкнутыми языками, то все эле-
менты общего объема правил смысла языка 5", содержащие
A ', можно образовать из элементов общего объема правил
смысла языка S, содержащих А> путем замены в них A на А'
и остальных входящих в них выражений (включая синтак-
сические формы) - их переводами1.
В ланной статье пол «переводом» мы понимаем иолный или сло-
весный перевод. Можно. олнако. говорить и о нсполном переводс. на-
418

Казимеж Айдукевич
Теперь мы хотим обратиться к вопросу о взаимной пе-
реводимости и непереводимости языков. При этом мы име-
ем в виду перевод слов, a не предложений. Два языка мы
называем взаимно переводимыми тогда и только тогда, ко-
гда каждому выражению одного языка соответствует одно
или несколько выражений другого языка, являющихся пе-
реводами данного выражения.
Мы утверждаем следующее: если два языка S и S' яв-
ляются оба замкнутыми и внутренне связанными и в языке
S" имеегся выражение А\ являющееся переводом выраже-
ния A языка S, то оба языка взаимно переводимы. Если бы
это было не так, то в S имелось бы выражение А, которому
в языке S" не соответствовало бы никакого перевода. Но
если какое-то выражение замкнутого языка непереводимо в
другой замкнутый язык, то должны быть непереводимы и
все другие выражения, непосредственно связанные с ним
по смыслу. Пусть, например, Ах будет выражением, непо-
средственно связанным по смыслу с выражением Ап. Если
Ап нельзя перевести из S в 5", то этого нельзя сделать и с Ах.
Если бы Ах имело перевод в 5", то (поскольку S\ no пред-
положению, является замкнутым языком) то и все непо-
средственно связанные с ним по смыслу выражения, в том
числе иАП9 должны были бы иметь переводы bS'. Однако
предполагается, что Ап не имеет перевода. По той же при-
чине возможное Ау, непосредственно связанное с Ах по
смыслу, будет непереводимо. Точно так же можно дока-
примср. тогла, когда можно перевссти цслос ирслложенис, не давая пе-
реводов отдельных входящих в него слов. Для того чтобы оправдать это
понятие, мы должны ослабить условие переводимости, a именно, не
требовать больше, чтобы в языке, в который осуществляется перевод,
воспроизводились всс смысловыс связи вмражения A в языке С, и огра-
ничиться лишь некоторыми смысловыми связями, которые, консчно,
нужно задать более точно. Mo здссь мы не можем останавливаться на
зтом вопросс.
419

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
зать, что выражения, непосредственно связанные с Ау по
смыслу, также будут непереводимы. Но все эти выражения
так или иначе связаны с Ап по смыслу. Таким образом, если
Ап непереводимо, то все выражения, опосредованно или
непосредственно связанные с ним по смыслу, будут также
непереводимы.
Теперь рассмотрим класс выражений языка S, связан-
ных по смыслу с выражением Ап (обозначим его S\) и класс
остальных выражений языка S (обозначим его S{). Первый
из этих классов состоит только из непереводимых выраже-
ний и, таким образом, не содержит выражения А, которое,
согласно предположению, переводимо. Поэтому класс S2
не является пустым. Каждое из входящих в него выраже-
ний не может находиться в связи по смыслу с каким-либо
выражением класса S\9 иначе оно было бы связано по
смыслу и с выражением АП9 следовательно, входило бы
в класс S\. Таким образом, если выражение A переводимо,
a выражение Ап непереводимо, то отсюда следует, что
класс выражений языка S можно разбить на два непустых
класса, причем между выражениями этих двух классов от-
сутствуют какие-либо смысловые связи, т.е. оказывается,
что язык S не является внутренне связанным, что противо-
речит исходному предположению.
Таким образом, мы доказали, что если 5и5' являются
внутренне связанными и замкнутыми языками и если неко-
торое выражение одного из них переводимо в другой, то и
все выражения первого будут переводимы во второй язык.
Теперь мы можем возвратиться к вопросу о том, может
ли какой-либо открытый язык замкнут на два замкнутых,
внутренне связанных и взаимно переводимых языка. Из
сказанного выше ясно, что этого не может быть. Если бы
такое случилось, то мы имели бы два замкнутых и внут-
ренне связанных языка, в которых некоторые выражения
были бы переводимы (а именно, выражения, общие с от-
420

Каэимеж Айдукевич
крытым языком), a некоторые - непереводимы. Но это про-
тиворечит доказанному выше утверждению.
Из высказанных выше соображений вытекает, что вся-
кий смысл, присущий некоторому замкнутому и внутренне
связанному языку, должен быть присущ всем языкам, на-
ходящимся с ним в отношении взаимной переводимости,
и должен отсутствовать во всех других замкнутых и внут-
ренне связанных языках. Система всех смыслов замкнутого
и внутренне связанного языка не пересекается ни с одной
другой подобной снстемой. Поэтому систему смыслов мы
будем называть понятийным аппаратом. Нельзя пользо-
ваться языком, содержащим смыслы двух разных понятий-
ных аппаратов: это означает переход к языку, лишенному
внутренней связи.
10. Попытка определения термина «смысл»
До сих nop мы рассуждали, не вводя определения тер-
мина «смысл» и руководствуясь его общепринятым пони-
манием. Мы приписывали некоторый смысл утверждени-
ям, из которых затем делали соответствующие выводы. Те-
перь мы хотим предложить определение термина «смысл»,
способное дать прочную основу всем утверждениям, вы-
сказанным выше. Мы не будем «доказывать» этого опреде-
ления, обосновывая его согласование с общепринятым по-
нятием смысла, ибо это «общепринятое понятие смысла»
чрезвычайно неопределенно. Поэтому невозможно полно-
стью охватить его посредством точного определения. Было
бы даже нежелательно, чтобы наше четко определенное
понятие полностью соответствовало «обыденному» поня-
тию смысла. Тем не менее, нам хотелось бы, чтобы чита-
тель согласился с тем, что сформулированное нами опре-
деление согласуется с существенными интуициями, кото-
рые обычно связывают со словом «смысл». Следует заме-
тить, что мы даем лишь краткий набросок предлагаемого
421

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
определения, не претендуя на его полную корректность.
И еще одно замечание: когда в дальнейшем мы говорим о
языках, то имеем в виду только замкнутые и внутренне свя-
занные языки, поскольку открытые языки представляют
собой лишь фрагменты замкнутых языков, которые одни
только и могут называться подлинными языками. Внут-
ренне несвязанные языки также не могут считаться языка-
ми в точном смысле, они являются обрывками нескольких
внутренне связанных языков.
Теперь обратимся к нашему определению. Мы называ-
ем языком некоторую структуру, которая однозначно оп-
ределена посредством класса знаков и образованной из
них, a также, возможно, из чувственных данных матрицей
(соответствующей рассмотренному выше общему объему
правил смысла). Элементы определяющего язык класса
знаков мы называем выражениями этого языка.
Матрица некоторого языка представляет собой таблицу,
состоящую из трех частей, из которых первая соответству-
ет сумме объемов всех аксиоматических правил смысла,
вторая - сумме объемов всех дедуктивных правил смысла
и третья - сумме объемов всех эмпирических правил смыс-
ла. Первая часть состоит из строк, каждая из которых явля-
ется упорядоченной последовательностью. Отдсльные чле-
ны этой последовательности образуются всеми выраже-
ниями, входящими в одну из аксиом этого языка (т.е. в од-
но из предложений, включенных в объем какого-то аксио-
матического правила смысла), включая саму эту аксиому.
Принцип порядка, в котором эти выражения следуют друг
за другом в строке, зависит от синтаксического места вы-
ражения в предложении и во всех строках реализуется
одинаково. Этот принцип может выглядеть следующим об-
разом: сначала записывается все выражение, затем следует
главный функциональный знак, далее - псрвый, второй
и следующие аргументы. Например, выражения, входящие
422

Каэимеж Айдукевич
в конъюнктивное предложение «Иоганн любит Марию
и Джозеф любит Анну», упорядоченные в соответствии
с этим принципом, образуют следующую последователь-
ность: 1. «Иоганн любит Марию и Джозеф любит Анну»;
2. «и»; 3. «Иоганн любит Марию»; 4. «любит»; 5. «Ио-
ганн»; 6. «Марию»; 7. «Джозеф любит Анну»; 8. «любит»;
9. «Джозеф»; 10. «Анну». Символы предложения «р ѵ q -s-
~ р :э q» в соответствии с этим принципом будут упорядо-
чены следующим образом: 1. «р ѵ q •=•-/; z) q»; 2. « = »;
3. «р ѵ q»; 4. « ѵ »; 5. «/?»; 6. «q»; 7. «-/? z) q»\ 8. « =э »;
9. «~/7»; 10. « - »; 11. <<p»; 12. «q».
Вторая часть матрицы, соответствующая дедуктивным
правилам смысла, состоит из строк, каждая из которых яв-
ляется упорядоченной парой выводов (Folgen). Причем эти
выводы из предобласти или послеобласти дедуктивных
правил смысла построены так, как строки, образующие
первую часть нашей матрицы, построены из объема аксио-
матических правил смысла.
Третья часть матрицы состоит из пар, первым членом
которых является некоторое чувственное данное, a вторым
членом - последовательность выражений того предложе-
ния, которое некоторое эмпирическое правило смысла со-
поставляет этому чувственному данному.
Построить пример такой матрицы для фактически су-
ществующего языка было бы слишком трудно. Однако в
качестве примера мы можем взять язык, в котором имеется
лишь небольшое число выражений (скажем, одиннадцать).
Обозначим эти выражения первыми одиннадцатью буква-
ми алфавита. Число существенных дпя этого языка опыт-
ных данных можно ограничить до трех и обозначить их
буквами а, ß, y. Тогда матрица этого языка могла бы вы-
глядеть следующим образом:
ra be
Аксиоматическая часть \djcabc efg
423

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Дедуктивная часть
Эмпирическая часть
( a b c, efg
dkadc efg, ij b
ef&h
[a, h
b*f g
Приведенная таблица показывает, что в этом языке
имеется лишь пять предложений, a именно, a, d, e, h, /. При
этом предложение a содержит выражения bt c\ предложе-
ние е - выражения / g; h представляет предложение, со-
стоящее из одного слова; d есть предложение, связываю-
щее посредством функционального знака предложения a
и е; наконец, предложение і содержит выраженияу и Ь.
Эта матрица показывает, что: I) аксиоматические пра-
вила смысла включают в свой объем два предложения, a
именно, a и d, т.е. эти предложения должны быть приняты
независимо от обстоятельств, если хотят придерживаться
принятого истолкования языка; 2) дедуктивные правила
смысла требуют соглашаться с выводом е из а, і из d и A
из е, если хотят придерживаться принятого истолкования
языка; 3) эмпирические правила смысла требуют признать
предложение h при наличии чувственных данных a и у,
а также требуют признать предложение е при наличии чув-
ственного данного ß, если хотят придерживаться принятого
истолкования языка.
Теперь мы формулируем определение взаимной пере-
водимости двух языков, причем для простоты не учитыва-
ем языков, содержащих синонимы. Определение для таких
языков мы обсудим в тексте, напечатанном петитом.
S и с помощью отношения R переводимы один в дру-
гой тогда и только тогда, когда S и S' являются языками,
а R представляет собой одно-однозначное отношение, ко-
торое каждому выражению S сопоставляет выражение S'
и наоборот, причем таким образом, что матрица S (соответ-
ственно, 5") переходит в матрицу 5" (соотв., S), когда в ней
424

Казимеж Айдукевич
все выражения заменяются выражениями, сопоставлен-
ными им отношением R.
Два выражеиия языка мы называем синоиимами, если они являются
изотопами в матрице языка, т.е. если порядок строк в матрице не изме-
няется при замене этих выражений одно на другое.
Определение переводимости, учитывающес языки, содержащие си-
нонимию, будет таким: 5 и S' с помощью отношения R переводимы один
в другой тогда и только тогда, когда 1) 5 и S' являются языками и клас-
сы всех их выражсний можно разделить на два подкласса так, что среди
выражений первого подкласса нет синонимов, a каждое выражение вто-
рого подкласса (который может бьггь и пустым) является синонимом ка-
кого-то выражсния из первого подкласса; 2) если R является одно-
однозначным отношением, которое каждому выражению первого под-
класса языка S сопоставляет выражение первого подкласса языка У та-
ким образом, что если в матрице языка S (соотв., S') каждое выражение
языка 5 (соотв., S')% принадлежащее к области отношения Ру заменить
выражением языка 5' (соотв., S), сопоставленное ему отношением R, то
получают матрицу, отличающуюся от матрицы языка S' (соотв., S) толь-
ко изотопами выражений. Мы говорим, что одна матрица отличается от
другой только изотопными элементами, если одиу матрицу можно пре-
образовать в другую посредством следующей операции: в каждом клас-
се изотопных элементов выбирают один, скажем, ау и вычеркивают из
матрицы все строки, содержащие изотопы а> но сохраняя при этом стро-
ки, содержащие сам элемент а.
Теперь мы определяем: A из S равно по смыслу A из S'
тогда и только тогда, когда S и 5" являются языками, A есть
выражение языка 5, А' есть выражение языка S' и имеется
отношение R9 посредством которого S переводимо в 5",
причем A находится в отношении R кА'.
Определенное выше отношение равенства по смыслу
является отношением равенства, т.е. оно рефлексивно,
симметрично и транзитивно; опираясь на это отношение,
можно определить класс абстракции или абстрактное свой-
ство пары A в 5, которое мы называем его «смыслом». Та-
кое определение могло бы выглядеть следующим образом:
смыслом A в S является то свойство A в S, которое присуще
некоторому А' в 5" тогда и только тогда, когда А' в 5" равно
по смыслу A в S.
Благодаря тому, что матрицы всех переводимых друг в
друга языков взаимно отображаемы, мы можем также ска-
425

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
зать, что все такие матрицы изоморфны или обладают од-
ной и той же структурой. Для того чтобы более четко вы-
явить структуру матрицы, обозначим последовательности
выражений в строках матрицы цифрами, придерживаясь
следующего порядка: последовательности, входящие в
строки первой (аксиоматической) части матрицы, будем
обозначать арабскими цифрами, начиная с «I». Последова-
тельности второй (дедуктивной) части мы также обознача-
ем арабскими цифрами, однако снабжаем их одним или
двумя штрихами. Последовательности выражений третьей
(эмпирической) части мы обозначаем римскими цифрами,
начиная с «I». Стоящее в начале строк этой части чувст-
венное данное мы также обозначаем римской цифрой,
к которой справа добавляем нуль, отделяя его от цифры за-
пятой (например, «II, 0»).
Кроме того, выражения каждой последовательности
(независимо от других последовательностей) мы нумеруем
по порядку арабскими цифрами, начиная с «I». Если те-
перь нам нужно однозначно охарактеризовать то место, ко-
торое в нашей матрице занимает какое-то выражение, то
для этого нужно только задать номер последовательности,
содержащей это место, и номер данного места в этой по-
следовательности. Таким образом, каждое место в матрице
однозначно определено парой чисел. Например, если мы хо-
тим указать все места, которые выражение е занимает в приве-
денной выше матрице, то мы задаем следующие пары чисел:
(2,6) (I'M) (2', 6) (ЗМ) (II, I).
Теперь эти пары чисел мы будем называть местамн
матрицы. Допустим, мы сообщили кому-то о значении этих
пар чисел. Теперь мы хотим ему сообщить, какие места за-
няты одинаковыми выражениями. Это можно сделать, раз-
бив все места матрицы на классы таким образом, что всс
места, принадлежащие одному классу, заполняются одина-
ково, a все места, принадлежащие разным классам, запол-
няются по-разному. В дополнение мы сообщим ему, каки-
ми чувственными данными он должен заполнить места,
426

Каэимеж Айдукевич
обозначенные посредством «римская цифра, нуль». Теперь
он сможет составлять различные матрицы, которые отли-
чаются друг от друга только фонетикой отдельных выра-
жений и могут быть преобразованы одна в другую с помо-
щью одно-однозначного отношения. Он сможет также по-
строить матрицы всех языков, переводимых в данный язык
на основе заданной информации. Эта информация содер-
жит все и только то, что является общим для матриц всех
языков, переводимых в данный язык, и опускает все их ин-
дивидуальные особенности.
Bot это общее для всех таких матриц мы называем их
структурой. Но что задали мы своей информацией? - Клас-
сы одинаково заполненных мест и соподчиненность между
определенными чувственными данными и местами «рим-
ская цифра, нуль». В таком случае мы можем сказать: объ-
единение1 всех классов одинаково заполненных мест (ко-
торые для краткости мы будем называть «классами равен-
ства мест») и соподчинение между чувственными данными
и местами «римская цифра, нуль» есть структура матрицы.
To свойство, которое является общим у^ в5и всеми рав-
ными ему по смыслу А' в S\ мы назвали смыслом A в S.
Теперь становится ясно, что это свойство заключается в
заполнении того места, которое прииадлежит к некоторому
данному классу равенства мест матрицы определенной
структуры. Таким образом, смысл однозначно определен
через задание класса равенства мест и структуры матрицы.
Можно задать смысл просто парой: «класс равенства,
структура». Если задана структура матрицы, то благодаря
Мы используем псстрогий термин «объслинение», поскольку со-
полчинсние (т.е. упорядоченная иара) нс может прииадлежать тому же
логическому типу, когорому принадлежат классы, поэтому нет такого
класса, который в качсствс элементов содержит классы и соподчииения.
Вместо «объединсния» мы могли бы говорить об упорядоченной парс.
т.с. об отношении. прсдобласть которого нключает в ссбя в качествс
единственного элсмснта класс всех классов мсст, заполненных одииако-
выми выражениями, a единственмым элементом послеобласти является
класс вссх назвапных выше упорядочемий.
427

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
этому будет также однозначно определен класс всех пар
«класс равенства, структура», т.е. класс всех смыслов, ко-
торые присущи выражениям языка данной структуры, и
наоборот.
Возникает вопрос, какие матрицы можно было бы обра-
зовать, если бы нам были даны все классы одинаково за-
полненных мест, однако вместо соподчинений между мес-
тами «римская цифра, нуль» и чувственными данными бы-
ли заданы только классы одинаково заполненных мест
«римская цифра, нуль»? Образуемые в этом случае матри-
цы отличались бы не только видом своих выражений, но
также и места «римская цифра, нуль» могли бы содержать
другие чувственные данные. Таким образом, это не были
бы матрицы переводимых друг в друга языков. Все эти
языки отличались бы друг от друга по своим эмпирическим
правилам смысла, хотя и согласовались бы в отношении
дискурсивных правил смысла (мы называем так все неэм-
пирические правила). Класс всех классов, к которым при-
надлежат все одинаково заполненные места для выраже-
ний, т.е. класс всех классов равенства, будем называть дис-
курсивной структурой языка. В то же время, класс всех
классов одинаково заполненных мест «римская цифра,
нуль» будем называть эмпирической структурой языка.
Для чисто математических языков (например, языка
геометрии) их структура сводится к дискурсивной структу-
ре, поскольку в них нет эмпирических правил смысла. Ка-
ждый язык, который обладает эмпирической структурой и
в своей дискурсивной структуре согласуется со структурой
какой-то математической системы, образует эмпирическую
интерпретацию языка этой системы.
11. Обычное понятие «языка»
Многие утверждения, лежащие в основе нашего иссле-
дования, могут показаться читателю неверными, если под
«языком» он подразумевает то, что имеют в виду, когда го-
ворят о «немецком», «французском», «польском» и других
428

Казимѳж Айдукевич
конкретных «языках». Возьмем наш первый тезис, утвер-
ждающий, что если два человека с одними и теми же вы-
ражениями связывают разные смыслы, то они пользуются
не одним и тем же языком. Можно ли тогда о двух людях,
которые используют язык, не нарушая правил немецкой
фонетики и синтаксиса, но из которых один под «звезда-
ми» понимает только неподвижные звезды, a другой также
и планеты, и при этом они не расходятся в истолковании
других слов, сказать, что один из них говорит по-немецки,
a другой - нет? Мне кажется, так сказать нельзя. Если два
человека пользуются одними и теми же словами, но связы-
вают с ними разные смыслы, то мы скажем, что они поль-
зуются не одним и тем же «языком», только в том случае,
если их истолкования этих слов расходятся достаточно да-
леко. Даже когда они расходятся в своем понимании слов,
но не слишком сильно, мы скажем, что они пользуются од-
ним и тем же языком, если слово «язык» понимать в его
обычном смысле.
Следовательно, обычное понятие «языка» до некоторой
степени расплывчато, как расплывчато понятие «достаточ-
ного сходства». Поэтому для проведенных нами семасио-
логических исследований обычное понятие «языка» столь
же непригодно, как непригодны понятия «горячий» и «хо-
лодный» для физики или понятия «большой» и «малень-
кий» для математики. Понятие языка, которое мы имеем в
виду, столь же похоже на обычное понятие языка, как по-
нятие «вода» в химии похоже на понятие «вода» нашей по-
вседневной жизни.
С нашей точки зрения, для точной характеристики
«языка» еще недостаточно более или менее определенно
задать соотношение между словами и смыслом, для этого
требуется указать совершенно точное истолкование. При
точном определении понятия языка мы уже не будем
больше говорить, что имеется некий один немецкий язык,
но будем утверждать, что существует много немецких язы-
ков, которые все звучат одинаково, но отличаются - пусть
и не очень сильно - соподчинением слов и смыслов. Дей-
429

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ствительно, можно указать несколько немецких языков
(даже отвлекаясь от существования различных диалектов и
этапов исторического развития): существует несколько не-
мецких обыденных языков, существует физикалистский
немецкий язык, язык медицины и т.п. О том факте, что
язык в обычном смысле этого слова не является одним
языком (в нашем смысле), a в более строгом смысле пред-
ставляет собой множество языков, теоретики познания час-
то забывают, что приводит их к трудностям. Согласно на-
шей терминологии, однозначное определение языка требу-
ет однозначного соподчинения выражения и его смысла,
поэтому ни в одном языке не может существовать двузнач-
ных слов. Одно единственное двузначное слово указывает
на наличие двух языков, отличающихся друг от друга
только в одном пункте: одному и тому же слову они при-
писывают разные смыслы.
Если мы будем помнить о различии между нашим ис-
толкованием слова «язык» и его обыденным пониманием,
то, по-видимому, y нас отпадут возражения против утвер-
ждения о том. что в каждом языке однозначно заданы оп-
ределенные правила смысла. Если в каком-то «языке»
(в обычном смысле этого слова) его истолкование не стро-
го фиксировано, то также и его правила смысла не будут
однозначно определены. При таком понимании языка пра-
вила смысла столь же неопределенны, как и его истолкова-
ние. Но этого нет там, где истолкование языка точно опре-
делено, например, в языках дедуктивных систем и, в пер-
вую очередь, в языках символической логики. В этих язы-
ках правила смысла легко задать, опираясь на их аксиома-
тику и правила вывода. Таким образом, языки логистиче-
ских систем являются языками в наиболее точном смысле
этого слова, хотя почти всегда они являются открытыми
языками.
430

Тило Фогель (Цуоц-Энгадин)
ЗАМЕЧАНИЯ КТЕОРИИ ВЫСКАЗЫВАНИЙ
РАДИКАЛЬНОГО ФИЗИКАЛИЗМА1
В дальнейшем слово «высказывание» (Aussage) будет
использоваться в смысле элементарного, протокольного
высказывания (Protokollaussage).
Витгенштейн соотносит каждому такому высказыванию
некоторое состояние дел [Sachverhalt]. Таким образом, по-
лучаем некоторое удвоение: с одной стороны - знаковый
комплекс, с другой стороны - независимое от него состоя-
ний дел (переживание, действительное). Витгенштейн от-
личает «смысл» предложения от его истинности. Смысл
предложения заключается в том, что оно соотнесено с не-
которым состоянием дел; истина есть утверждение, что оно
структурно адекватно [strukturtreu] отражает это состояние
дел: «Каждое предложение должно уже обладать некото-
рым смыслом; утверждение не может придать ему смысл,
ибо оно ведь подтверждает как раз этот смысл». (Трак-
тат, 4.064.)2
Эта точка зрения была подвергнута сомнению, по-
скольку согласно ей вводятся образования, которые отчет-
ливо противопоставляются высказываниям. Действитель-
но, она может склонить нас к следующему выводу: если
предложения отражают лишь структуру реальности, то то-
гда реальность есть нечто большее, чем структура; т.е. она
содержит нечто невыразимое. Это - псевдопредложение.
1 Thilo Vogel (Zuong-Engadin). Bemerkungen zur Aussagentheoric des
radikalen Physikalismus // Erkenntnis. 1934. Bd. IV. S. 160-164. Перевод с
HCM. яз. д. ф. h. Я. В. Шрамко.
2 Л. Витгенштейн. Логико-философский трактат//./7. Витгенштеіш
Философские работы. Ч. I. М: Гнозис. 1994. Далее ссылки даны по тго-
му издамию. - Пріш. перев.
431

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Таким образом, теория Витенштейна, в таком виде, не за-
щищает от псевдопредложений.
Поэтому Венский кружок, следуя, прежде всего, Карна-
пу и Нейрату, отказывается от этого удвоения и ведет речь
исключительно лишь о высказываниях (Aussagen); так, со-
гласно Нейрату1: «Высказывания сравниваются с высказы-
ваниями, a не с переживаниями...»
Теперь нужно прояснить следующие вопросы:
1. Что за образование представляет собой высказыва-
ние? Нейрат отвечает2: «Мы называем предложениями
(Sätze) соединения "следов чернил на бумаге" и соедине-
ния "колебаний воздуха", которые при определенных усло-
виях могут отождествляться». Между тем, следы чернил не
всегда являются предложениями; существует бесконечно
много знаковых образований, но высказываниями
(Aussagen) мы называем лишь совершенно определенные из
них. Отсюда:
2. Указать отличающий или выделяющий принцип, ко-
торый характеризует «осмысленные» высказывания. Наря-
ду с понятием смысла должно быть также определено по-
нятие истины.
2.1. Карнап пытается истолковать понятие смысла фор-
мально, как «логико-семантический термин (= синтаксиче-
ская корректность [syntaxgemäß])»3. Согласно этому, пред-
ложение (Satz) является осмысленным, если оно построено
в соответствии с правилами логического синтаксиса. Это
понятие смысла не является, очевидно, уточнением вит-
1 Otto Neirath. Soziologie im Physikalismus (S. 403) // Erkenntnis,
1930-1931, Bd. II. S. 393-431.
2 Otto Neirath (Wien). Protokollsätze (S. 209) // Erkenntnis, 1932-1933,
Bd. III. S. 204-214. Русский перевод: Ommo Heùpam. Протокольные
предложения // Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М.: Из-
дательский дом «Территория будущего»; Идея-Пресс, 2007. С. 310-319.
3 Rudolf Carnap. Psychologie in physikalischer Sprache (S. 126) //
Erkenntnis, 1932-1933, Bd. III. S. I07-142.
432

Тмло Фогель
генштеновского понятия, так как по Карнапу тавтологии
также являются осмысленными, в то время как y Витген-
штейна они лишены смысла (см.: Трактат. 4.461). Пред-
ставляется, однако, что выдвигаемое Карнапом условие яв-
ляется лишь необходимым, но не достаточным; он сам
констатирует1, что предложение может быть бессмыслен-
ным, если в него входит слово не имеющее значения. Чис-
то семантически, т.е. формально-логически, такие слова
невозможно исключить, ибо значения слов вообще не вхо-
дят в логическую теорию. Cm. y Витгенштейна (Трактат,
3.33): «Значение знака не должно играть какую-либо роль
в логическом синтаксисе». Возьмем предложение: «Едино-
рог есть четырехногое позвоночное животное». Это пред-
ложение синтаксически корректно. Однако является ли оно
осмысленным, зависит от предметной области, к которой
оно относится. В рамках естествознания оно бессмыслен-
но, поскольку слово «единорог» не имеет значения. Если
же, напротив, речь идет об изучении легенд и сказок, то это
предложение является осмысленным. Кроме того, карна-
повское понятие смысла не охватывает того факта, что мы
приписываем каждому высказыванию совершенно особый,
только ему присущий смысл.
2.11. С этим взаимосвязана проблема поясняющих
предложений. По Витгенштейну, это - предложения о не-
определяемых исходных знаках (Трактат. 3.2632). Точнее:
это предложения, в которые входят слова, которые не ис-
пользуются ни в допустимых предложениях системы, ни
1 Rudolf Carnap. Überwindung der Metaphysik durch logische Analyse
der Sprache// Erkenntnis, 1931, Bd. II. S. 219-239. См. наст. изд.: Рудольф
Карнап. Устранение метафизики посредством логического анализа язы-
ка,С. 141-170.
2 См. в оригинале: «Значения элемеігтарных знаков могут растолко-
вываться путем пояснений. Пояснения - предложения, содержащие та-
кие знаки. Стало быть, их можно понять лишь при условии, что значе-
ния этих знаков уже известны». - Прим. перев.
433

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
B протокольном языке. Чтобы быть в состоянии решить,
являются ли поясняющие предложения допустимыми с на-
учной точки зрения, необходимо точно установить словар-
ный состав протокольного языка. Это, однако, невозможно
осуществить логическими средствами.
2.12. Согласно Муру, Паулю Вайсу и др. существуют
так называемые интенсиональные логические отношения,
например, отношение «entailment»1. Пример: «Это крас-
ное» en/ails «это имеет цвет». Правильность этого молеку-
лярного предложения устанавливается независимо от ис-
тинностных значений атомарных предложений, только на
основе его смысла. В любом случае, это понятие смысла
невозможно свести к синтаксической корректности.
2.2. Нейрат2 следующим образом определил понятие
истины для чистых элементарных высказываний (прото-
кольных предложений): «Высказывание называется пра-
вильным, если его можно встроить3». В другом месте4 он
уточняет это таким образом, что протокольные предложе-
ния, которые лежат в основе единой науки, должны образо-
вывать непротиворечивую систему. Тем самым истинность
высказывания сводится к понятию непротиворечивости.
2.21. Это, прежде всего, означает, что, вообще-то мож-
но устанавливать лишь истинность совокупности предло-
жений в целом, но не истинность отдельного изолирован-
ного предложения, независимо от системы. И даже нет ни-
какого смысла осведомляться об истинности такого изоли-
1 «Слслованис» (онгл.). - Пріш. перев. Ср.: Jörgen Jörgcnsen. Ziele
und Probleme der Logistik // Erkenntnis, 1932-33. Bd. III. S. 92-93. Cm.
наст. изл.: Йорген Йоргенсен. О целях и мроблемах логистики. С. 219-255.
2 Otto Neirath (Wien). Soziologie im Physikalismus (S. 403) //
Erkenntnis. 1930-1931, Bd. II. S. 393-431.
3 B ііскоторуіо систему других высказываиий. - Іірим. перев.
4 Otto Neirath (Wien). Protokoll Sätze (S. 208-209) // Erkenntnis, 1932-
1933. Bd. III. S. 204-214 (Русский перевод: Отто Heùpam. Протоколь-
ные иредложения // Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. M.:
Излательский дом «Территория будущего»; Идея-Пресс, 2007. С. 310-319).
434

Тило Фогель
рованного предложения; высказывание, которое не может
быть встроено в некоторую систему, вообще является бес-
смысленным. Будет ли физикализм во что бы то ни стало
настаивать на этом, довольно-таки необычном для выска-
зываний о переживаниях, выводе?
2.22. Между тем, более важным является возражение,
выдвинутое Цильзелем1: если существует одна такого рода
непротиворечивая протокольная система, то существуют,
конечно же, и другие такие системы. Какая из них является
той выделенной системой протокольных предложений, ко-
торая лежит в основе единой науки? Ответ Карнапа" явля-
ется не вполне удовлетворительным: допустимы те прото-
колы, которые можно согласовать с большинством уже
имеющихся протоколов. Впрочем, этот ответ содержит
верную мысль, что возможность науки никогда нельзя до-
казать a priori, но она просто проявляется сама. Одиако в
формулировке Карнапа эта точка зрения не выдерживает
критики, она опасно граничит с историческим релятивиз-
мом: «У «нашей» науки нет никакого другого отличия,
кроме исторического, кроме того, что это наука иашей
культуры [Kulturkreis], (точнее: это наука, которая появи-
лась в определенный момент истории, создавалась опреде-
ленными научными методами и подвергалась проверке с
помощью протокольных предложений ученых, принадле-
жащих к нашей культуре.)». Это означает ни больше, ни
меньше, как то, что другие культуры могут иметь другие
науки. И поскольку «культура» не представляет собой од-
1 Edgar Zilsel (Wien). Bemerkungen zur Wissenschaftslogik //
Erkenntnis, Bd. II, 1932-1933. S. 143-161. См. наст. изл.: Эдгар Цшьзель. Заме-
чаиия о логике науки. С. 255-279.
2 Rudolf Carnap (Prag). Erwiderung auf die vorstehenden Aufsätze von
E. Zilzel und K. Dunker (S. 180) // Erkenntnis. 1932-1933. Bd. III. S. 177-
189. См. паст. изд.: Рудольф Карнап. Отвст на статьи Э. Цильзеля и
К. Дупкера. С. 279-294.
435

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
нозначного понятия, то возможно также, что в одной и той
же культуре могут существовать разные «науки». Такой
вывод в любом случае обрадует неоплатоников и интуи-
ционистов, поборников теории познания созерцания и по-
нимания.
2.23. Если истина заключается в непротиворечивости,
то как мы эту непротиворечивость устанавливаем? Нейрат
говорит: «Высказывания сравниваются с высказывания-
ми». Это утверждение, в любом случае, следует понимать
в смысле карнаповской семантики, т.е. формально-логи-
чески. Таким образом, непротиворечивость есть чисто
комбинаторное свойство знаковой системы «протокольных
высказываний» (Protokollaussagen)? Чтобы быть в состоя-
нии осуществить доказательство непротиворечивости, не-
обходимо эту систему аксиоматизировать. Для протоколь-
ных предложений это возможно (если возможно вообще)
лишь в том случае, когда эта система в определенном
смысле является завершенной. Но ведь характерная черта
системы протокольных высказываний состоит в том, что ее
никогда нельзя считать завершенной. По крайней мере,
нужно было бы заранее знать детали о типе этой системы.
В любом случае, попытка аксиоматизации уже потому
представляется бесперспективной, что в нее каким-то обра-
зом должны были бы входить значения слов. Нельзя ут-
верждать, что формально-логическое понятие истины
принципиально неосуществимо, однако оно уже потому
едва ли является пригодным, что оно слишком удалено от
практического научного процесса. Ученый проверяет но-
вые протоколы при помощи тех, которые уже y него име-
ются, тем, что он представляет себе смысл обоих протоко-
лов, тем, что он распознает значения входящих в них слов.
Это также можно обнаружить в формулировке Нейрата,
хотя это привело бы нас к витгенштейновскому понятию
смысла.
436

Тило Фогель
Нейрат подчеркивает, что высказывания можно сравни-
вать только с высказываниями, a не с «реальностью».
С другой стороны, он также подчеркивает, что высказыва-
ния сами по себе являются лишь физическими образова-
ниями в ряду других таких образований. Почему же тогда
их нельзя сравнивать с этими другими образованиями, ко-
гда они имеют один и тот же ранг? Посредством своего за-
прета он, в любом случае, особым образом отличает такое
физическое образование как «высказывание».
Подводя итоги всего вышеизложенного, представляет-
ся, что радикальная теория Нейрата не является необходи-
мой. Во-первых, она столь же мало исключает псевдопред-
ложения, как и теория Витгенштейна. (С обеими теориями
можно одинаково хорошо совместить некоторую семанти-
ку.) Во-вторых, точка зрения Витгенштейна вовсе не обяза-
тельно приводит к метафизическому удвоению, если ее
сформулировать примерно таким образом: высказывания
суть физические образования в ряду других физических
образований. Можно отобрать конечное множество со-
стояний дел, «вещей» («знаков») и некоторым подходящим
образом так их составить, что эти формирования могут
быть структурно адекватно соотнесены с некоторой обла-
стью других состояний дел («частью языка») или даже всех
состояний дел («единым языком»). При этом знаковые
комплексы физических состояний дел остаются в точности
такими же, как и то, что они отражают. Действительность
никоим образом не удваивается. A именно, если точно
придерживаться этой точки зрения, то предложение типа
«Содержания переживаний сами являются невыразимыми»
не имеет никакого смысла.
Я был бы рад, если бы эти замечания могли внести
вклад в окончательное прояснение важных идей Карнапа и
Нейрата.
437

Otto Нейрат (Гаага)
РАДИКАЛЬНЫЙ ФИЗИКАЛИЗМ
И «РЕАЛЬНЫЙ МИР»1
Введение: Возражения Шлика
Логический анализ научного языка помогает нам пре-
одолевать трудности; прежде всего, он вскрывает многие
проблемы философии как метафизические псевдопробле-
мы. Один представитель Венского кружка любит говорить,
что каждый из нас гораздо быстрее готов заметить остатки
метафизики y соседа, чем y самого себя. Если он прав, то
мы расширяем общую область логизированного эмпиризма,
когда помогаем друг другу преодолевать такие остатки.
Мориц Шлик в своей статье «О фупдаменте познания»
резко атаковал основополагающие формулировки ради-
1 Ответ па статьи: Moritz Schlick. Über das Fundament der Erkenntnis //
Erkenntnis. 1934, Bd. IV, S. 79. См. маст. изд.: Моріщ Шлик. О фундамеіі-
тс познания. С. 356-385. и Thilo Vogel. Bemerkungen zur Aussagentheorie
des radikalen Physikalismus // Erkenntnis, 1934, Bd. IV. S. 160. См. иаст.
изд.: Tino Фогель. Замсчаиия к теории высказывапий радикального фи-
зикализма. С. 431-438. Мы будсм ссылаться на: Fred Bon. Der
Gegenstand der Psychologie // Erkenntnis. 1934. Bd. IV. S. 363. Персвод с нем. яз.
д. ф. іі. Я. В. Шрамко.
Представленная нижс точка зреиия подробпсс развита в: Otto Neu-
rath. Physikalismus // Scicntia, 1931; Soziologie im Physikalismus //
Erkenntnis, 1931. Bd. II. S. 393-431 (в особснности: 1. Свободный от мета-
физики физикализм, 2. Единый язык физикализма); Protokollsätzc //
Erkenntnis. 1932-1933, Bd. III. S. 204-214 (Русский перевод: Отто Неіі-
рат. Протокольные предложения // Журнал «Erkenntnis» («Познание»).
Избранное. М.: Издательский дом « Герритория будущего»: Идея-Пресс.
2007. С. 310-319); Einheitswisscnschaft und Psychologie // Schriftenreihe
Einheitswissenschaft, Heft I. Gerold & Co.. Wien 1933.
Кроме того, можно сравиить: Philip Frank. Das Kausalgesetz und
seine Grenzen // Schriften zur Wissenschaftlichen Weltanschauung, Bd. IV,
Julius Springer, Wien 1932. a такжс недавние иубликации Рудольфа Карна-
па; их краткое рсзюмс в: Rudolf Carnap. Die Aufgaben der Wisscnschafls-
logik// Schriftenreihe Einheitswissenschafl Heft III. Gerold & Co., Wien 1934.
438

Otto Нейрат
кального физикализма. Обычно он довольно охотно под-
черкивает, в духе известных основных идей Венского
кружка, что существует лишь два класса философских про-
блем: на вопросы первого класса принципиапьно дает ответ
наука, вопросы второго класса представляют собой чистые
псевдовопросы - бессмысленные словосочетания - и таким
образом, не существует никаких особых философских вопро-
сов, и, прежде всего, таких, в которых в качестве проблемы
рассматривалось бы само научное познание. Но в своей по-
следней работе он обратился как раз к этой проблеме.
Систематическая критика выступления Шлика должна
бы, собственно говоря, прежде всего, попытаться опреде-
лить используемый им научный язык. Мы, однако, ограни-
чимся здесь лишь тем, что покажем ориентировочно, какие
тезисы Шлика мы поневоле должны отклонить и по каким
причинам; с тем, чтобы в дальнейшем продвгтуться вперед
путем положителъных исследоватш иа общеи почве.
Шлик, в частности, проиллюстрировал свои возражения
против радикального физикализма на примере моих выска-
зываний о протокольных предложениях и том месте, кото-
рые они занимают в науке, и моего непризнания противо
поставления «познания» и «реального мира». Он, однако,
не предоставляет читателю отчетливой картины моих фор-
мулировок, поскольку он подчеркивает не их физикалист-
ский и эмпиристский характер, но характеризует их как
«хорошо известное» учение о «когерентности» (см. наст.
изд., ст-я М. Шлика, с. 364), причем он причисляет сюда и
мои взгляды на «общее» учение о когеренции, с которым он
также заодно «разделывается», при этом он все же относит
мои формулировки и к разновидности «позиции экономии»
(см.: там же, с. 368-369), которую Шлик отбрасывает, хотя и
признает тут наличие смягчающих обстоятельств.
Много лет тому назад (Das Wesen der Wahrheit nach der
modernen Logik // Vierteljahrsschrift für Wiss. Phil, und So-
ziol., 1910) Шлик сам показал, каким образом воззрение,
439

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
что истина якобы состоит в «согласии мышления с самим
собой», принадлежит идеалистической метафюике. Вы-
двигается ли это мнение некоторыми кантианцами, или
английскими представителями идеалистической метафизи-
ки, оно всегда соединяется с размышлениями о душе, об
абсолюте или о других подобного рода «метафизических
предметах»; в лучшем случае метафизика будет излагать
нечто в этом роде отдельно.
Именно для того, чтобы избежать этой идеалистической
метафизики, физикализм старается заменить псевдопред-
ложения о реальности («содержательный способ выраже-
ния» по Карнапу) языковыми определениями
[Festsetzungen] («формальный способ выражения» по Карнапу\ во
всех остальных случаях, однако, преумножая научные
предложения о реальности. Он старается формулировать
в физикалистском едииом языке как геологию, так и со-
циологию, как механику, так и биологию, и точно также
«предложения о предложениях».
Последовательный эмпиризм постоянно пытается све-
сти все к «опыту», что, впрочем, легко ведет к учению о
«переживаниях», которое затем скатывается к идеалисти-
ческой метафизике. Чтобы этого избежать, я предложил
отказаться от термина «переживание» и вместо него ис-
пользовать термин «высказывание о переживании». Я по-
казал, что высказывания о переживаниях («предложения
наблюдения», если сформулировать тщательно: так назы-
ваемые «протокольные предложения»), если отказаться от
особого «феноменального языка», примерно так можно
сформулировать в физикалистском языке: «Протокол Кар-
ла в период времени 9 часов 14 минут в определенном мес-
те: Формулировка Карла («мысль», «мысль, выраженная в
предложении» [Satzdenken] - лучше чем: «мысль, выра-
женная в речи» [Sprechdenken], ибо этот термин слишком
уж напоминает о специфических учениях американских
бихевиористов) в период времени 9 часов 13 минут была: в
440

Otto Нейрат
комнате, в 9 часов 12 минут 59 секунд находился воспри-
нимаемый Карлом стол». Тем самым предлагается, дабы
избежать традиционных псевдопроблем, в более осторож-
ной формулировке заменить термин «я» на двойное упо-
минание имени наблюдателя, вполне, впрочем, в духе дет-
ского языка. Когда мы объявляем, что термины «здесь» и
«сейчас», в принципе, можно заменить на обозначения
места и времени, мы избегаем целого ряда псевдопроблем.
От протокольных предложения можно, с помощью гипотез,
перейти к прогнозам, которые, в конечном счете, контро-
лируются посредством протокольных предложений. В про-
тивоположность Шлику, я отстаиваю следующие тезисы:
1. Все научные предложения о реальности, также и те
протокольные предложения, которые мы используем для
контроля, отбираются осознанно [auf Grund von
Entschlüssen] и могут, в принципе, быть изменены.
2. Мы называем «ложным» предложение о реальности,
которое мы не можем согласовать со всей системой науки;
мы можем также отклонить и протокольное предложение,
если мы не хотим изменять систему науки, чтобы таким
образом превратить его в «истинное» предложение.
3. Контроль со стороны определенных предложений о
реальности заключается в том, что мы устанавливаем, со-
вместимы ли они с определенными протокольными пред-
ложениями, поэтому мы отклоняем формулировку, что вы-
сказывание якобы сравнивается с «реальностью», тем бо-
лее, что y нас вместо «одной-единственной» действитель-
ности должны рассматриваться несколько несовместимых
друг с другом совокупностей предложений, каждая из ко-
торых сама по себе является непротиворечивой.
4. В рамках радикального физикализма предложения, в
которых речь идет о «невыразимых», «не поддающихся
описанию» вещах и процессах, оказываются типичными
псевдопредложениями.
441

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Примерно так выглядят 4 основных положения, кото-
рым противопоставляются следующие тезисы Шлика:
І.У радикального физикализма отсутствует «твердая
почва абсолютнои достоверностк» (см. наст. изд., с. 356,382).
2. У радикального физикализма отсутствует «однознач-
иыІ4 критерий истины» (С. 367).
3. Радикальный физикализм не говорит о «соответст-
вии познания действительности» (С. 366).
4. Радикальный физикализм не признает того поло-
жения, что «подлинная констаптция не может быть за-
писана» (С. 383).
Ниже мы по порядку рассмотрим эти четыре пункта.
I. «Абсолютная достоверность»
Шлик превозносит усилия всех тех, кто ищет «естест-
венную опору, которая имелась бы до любого рода по-
строения и сама не шаталась бы» (С. 356). Тем самым он,
пожалуй, опирается на преодолеиное в современной науке
воззрение, в соответствии с которым, конструкция мира
строится из горизонтальных слоев, которые оцениваются
по-разному. «Вверху» должно находиться Небо, «внизу» -
Земля, которую зачастую также что-то должно «поддержи-
вать». Когда теологи приводили аргумент, согласно кото-
рому мир должен иметь носителя, a именно, - Бога, то на
это тут же находился контраргумент, a что же должно вы-
ступать в качестве носителя Бога. Шлик, очевидно, тоже со-
гласится с тем, что все это является псевдоформулировками.
Современному физическому способу мышления, значе-
ние которого для нашей общей точки зрения очень рано
осознал именно Шлик, не отвечает никакая метафора, ко-
торая оперирует такими терминами как «вверху» или «вни-
зу». Все является взаимосвязанным, сравнительно простые
взаимосвязи мы пытаемся заменить еще более простыми.
И, тем не менее, Шлик ищет предложения, которые явля-
442

Otto Нейрат
ются «абсолютно надежными» (С. 361) и «не подвержен-
ными никаким сомнениям» (С. 371), короче говоря, он
ищет «абсолютно надежный фундамент познания» (С. 378).
Шлик считает, что если «рассматривать протокольные
предложения как эмпирические факты», то получится
«своеобразный релятивизм» (С. 361), при этом, очевидно,
будучи обозначена как «релятивистская», аргументация
должна быть объявлена непригодной, аналогично тому,
как, например, при обозначении «противоречивая».
Шлик видит в «констатациях», т.е. в «чистых предло-
жениях наблюдения», «абсолютно устойчивые точки со-
прикосновения познания и действительности» (С. 384). Ес-
ли это должно быть предложением логики, то не следовало
бы произносить его так, чтобы придавать ему видимость
предложения о действительности. Если, однако, это долж-
но быть научным предложением о реальности, то следова-
ло бы соответствующим образом определить термины «не-
зыблемый» (С. 384) или «несомненно иметь силу» (С. 379).
В одном месте Шлик подчеркивает (С. 357), что термин
«сомнительный» можно связать лишь с «предложениями»,
a не с «фактами». В уточненном языке мы заменим термин
«факты» на термин «предложения» с тем, чтобы предло-
женное Шликом различение потеряло свою силу. Оно при-
водит к противопоставлению «познания» и «реальностй»,
которое мы принципиально отклоняем.
Для объяснения этих терминов достоверности Шлик
привлекает «аналитические предложения». Мы без каких-
либо возражений признаем, что аналитические предложе-
ния (ср. предложение, которое внес Карнап касательно оп-
ределений терминов «аналитический», «противоречивый»,
«синтетический») трактуются по-другому, чем предложе-
ния о реальности. A именно, в то время как мы, для того,
чтобы вообще продвинуться вперед, должны выбирать ме-
жду несколькими равновозможными группами предложе-
ний о реальности и принимать осознанное решение, необ-
443

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ходимость такого выбора отпадает в случае любой логиче-
ской констатации (например, что система предложений в
рамках данного языка является непротиворечивой). Эпю
различение является существенным.
Но хотя этот выбор в области комбинаторики и отпада-
ет, то поэтому констатация «эта система предложений яв-
ляется непротиворечивой» не является при всех обстоя-
тельствах «надежнее», чем, например, какая-либо конста-
тация оптики, если под «надежностью» понимать большую
или меньшую вероятность того, что мы будем переделы-
вать данное предложение. В логике и математике мы каж-
дый раз в принципе имеем дело с одиой возможностью, в
науках о реальности, в принципе, - с несколькими возмож-
ностями, которые вступают в конкуренцию друг с другом.
Предложения логики и математики также не являются
«надежными», и если Шлик считает, что я лишь тогда по-
нимаю предложение, когда я знаю, является ли оно анали-
тическим или синтетическим (С. 380), то вполне могло бы
случиться, что сегодня я объявил бы некоторое предложе-
ние аналитическим, a завтра пришел бы к другому мнению,
заявив, что я ошибался и вчера не понял это предложение;
y меня ведь нет никаких средств, чтобы окончательно ус-
тановить, было ли предложение мною понято или нет -
здесь мы имеем типичную псевдоформулировку. Когда мы
спрашиваем кого-нибудь, почему он исправляет математи-
ческое или логическое утверждение, то, в конечном счете,
он должен будет предъявить нам протокольные предложе-
ния, в которых говорится, что было замечено, что, напри-
мер, комбинация тех или иных знаков ведет к определен-
ному результату, a не к тому результату, который ранее
предполагался.
Карл Менгер, в духе представленной здесь точки зрения,
выступил против Пуанкаре, который объявил определенные
логико-математические процедуры [Maßnahmen] неудовле-
творительными, поскольку они походили на поведение пас-
444

Otto Нейрат
туха, который намеревался защитить свое стадо от волков
тем, чтх) он окружил его оградой, не будучи при этом вполне
уверенным, не запер ли он вместе со стадом внутри ограды и
волка. Менгер правомерно подчеркивает (Die neue Logik //
Krise und Neuaufbau in den exakten Wissenschaften, Leipzig und
Wien: Franz Deutike, 1933, C. 107, 119): «Мателштик, в об-
щем, не застраховст от появления противоречий. Запер он
или нет внутри ограды вместе со стадом и волка из сравнения
Пуанкаре, он не знает. Однако то, что Пуанкаре на основании
своего сравнения бросает математике упрек, основывается
лишь на том, что он требует от математики не только относи-
тельно, но и существенно большей надежности, по сравне-
нию с другими видами деятельности человека». Сходные
взгляды отстаивает, например, Брауэр (Mathematik,
Wissenschaft und Sprache // Wiener Gastvorträge, 1928, C. 157), кото-
рый в других вопросах далеко не всегда согласен с Менгером.
«Надежный» следует определить как термин в рамках
учения о человеческом «поведении». Когда дискуссии по
этой проблеме обостряются, следует, например, осторожно
говорить: «Карл говорит следующее математическое пред-
ложение: ...», Франц на это возражает: «Это предложение
не очень надежно, ибо Карл вычислял несколько поверх-
ностно». Тем самым математика ни в коем случае не «пси-
хологизируется», но мы следим за тем, чтобы с внелогиче-
скими терминами случайно не обращались как с логиче-
скими.
Общим свойством логических предложений и предло-
жений о реальности является то, что их можно непротиво-
речивым образом включить в ту или иную совокупностъ
предложений, или же они могут противоречить таким со-
вокупностям. Шлик сначала утверждает, что все аналити-
ческие предложения со ipso выполняются также «несом-
ненно» (С. 379), и что о предложениях наблюдения можно
сказать то же самое: «оба вида предложений выполняются
абсолютно» (С. 382). В результате, Шлик приходит к более
445

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
строгой формулировке в совершенно невыносимой редак-
ции: «Предложения наблюдения являются единственными
синтетическими предложениями, для которых установле-
ние смысла и установление истинности совпадают, точно
также как и в случае аналитических суждений. Просто тав-
тологическое предложение является бессодержательным, в
то время как предложение наблюдения доставляет нам
удовлетворение от подлинного познания действительно-
сти» (С. 382. - Нейрат цитирует не буквально. - Прим.
ред.). Здесь, очевидно, в рамках наук о реальности гово-
рится о человеческом поведении («behavior») - о ситуаци-
ях, сопряженных с ощущением удовольствия и неудоволь-
ствия («удовлетворение»).
2. «Однозначныи критерий истины»
Шлик усматривает основной недостаток нашей точки
зрения в том, что мы, в принципе, признаем многознач-
иость науки - a именно, на каждой стадии. Когда мы от-
брасываем противоречивые совокупности предложений, y
нас все еще остается несколько равноприменимых сово-
купностей предложений с отличающимися протокольными
предложениями, которые сами по себе непротиворечивы,
но взаимоисключают друг друга. Пуаикаре, Дюгем и дру-
гие достаточно хорошо показали, что, даже если мы при-
дем к согласию относителыю протокольных предложений.
возможно существование неограниченного числа равно-
применимых систем гипотез. Этот тезис о неопределенно-
сти систем гипотез мы распространили на все без исклю-
чения предложения, включая протокольные предложения,
которые в принципе можно изменять. Здесь мы не можем бо-
лее подробно объяснять, как затем наш выбор определяется
«простотой» возможных взаимосвязей и другими факторами.
Среди конкурирующих между собой систем предложе-
ний мы избираем одну. Это отобранная нами система
446

Otto Нейрат
предложений не является, однако, логически выделеннои.
Можно было бы теперь примиряюще предположить, что,
по крайней мере, сами равноупотребимые совокупности
предложений, из которых мы отбираем, остаются постоян-
ными, и мы лишь меняем свой выбор. Одиако даже это не
выполняется, изменению с нашей стороны подвергаются
сами совокупности.
Практика жизни очень быстро сокращает все это мно-
гообразие. Однозначность планов, которые предстоит пре-
творить в жизнь, требует однозначности прогнозов. При
этом мы стеснены воззрениями тех людей, которые нас ок-
ружают. Кроме того, y отдельного человека едва ли хватит
сил, чтобы как следует проработать одну систему, не гово-
ря уже о нескольких системах, в которых, помимо прочего,
встречается множество неточных терминов («баллунгов»1),
терминов, которые я лучше всего обозначаю через способ
их применения. В общем, применимость различных науч-
ных систем гипотез можно проверить лишь в очень малой
степени; аналогично тому, как едва ли можно проверить
воздействие различных железнодорожных систем на всю
нашу жизнь.
Если принять во внимание, что в протокольные пред-
ложения входят имя наблюдателя и термины восприятия,
которые являются более чем неточными, и что в дальней-
шем содержание протокольных предложений зависит от
того, как эти термины определяются в соответствующих
науках, то многозначность с самого начала не будет нас
удивлять. Ничто не является более ошибочным, чем наме-
чаемое также и Ш.іиком предположение, что протокольные
предложения якобы могут быть истолкованы как «простое
выражение фактов» (С. 357).
Слово «Ballung» (концснтрация, сжатис. скоплснис) использустся
Нейратом для обозначения неточных, неанализируемых терминов. -
Прим. перев.
447

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Против этого учения, согласно которому хотя логика и
является однозначной, но наука о реальности является
многозначной (ни то, ни другое не является «абсолютно
надежным») выступает Шлик, a также сходным образом и
Тило Фогель\ который в этом отношении примыкает к
Цильзелю. To, что радикальный физикализм «приходит к
сколь-угодно многим самим по себе непротиворечивым
системам предложений, которые, однако, будут несовмес-
тимыми между собой», a потому не знает «никакого одно-
значного критерия истины», Шлик называет «логическои
невозможностью» (С. 367). Нечто является логически не-
возможным, т.е., выражаясь осторожнее, определенное
предложение является противоречивым. Почему следую-
щее утверждение является противоречивым: мы можем
сформулировать несколько самих по себе непротиворечи-
вых совокупностей предложений о реальности; среди этих,
контролируемых признаваемыми нами протокольными
предложениями, совокупностей мы выбираем определен-
ные совокупности на основании внелогических моментов.
Где тут прячется утверждаемая Шликом «бессмыслица»?
Упрек Шлика, очевидно, основывается на том, что он
ведет речь о «единственной» действительности, которая
может быть описана только при помощи одной из несколь-
ких несовместимых систем предложений, в то время как
мы все же подчеркиваем, что эта формулировка вообще не
имеет места в рамках научного языка, но речь идет о том,
чтобы выбрать одну из нескольких возможностей.
На возражения Тило Фогеля следует заметить, что мы,
исходя из нашей точки зрения, допускаем не сколько-
угодно систем, но все же больше, чем одну. Я не считаю,
что неоплатонизм можно представить как саму по себе не-
противоречивую систему, прогнозы которой можно кон-
1 См. иаст. изд.: Тило Фогель (Цуоц-Энгадин). Замечания к теории
высказываний раликалыюго физикализма. С. 431-438. - Пріш. ред.
448

Otto Нейрат
тролировать посредством признаваемых нами протоколь-
ных предложений. Однако «наша точка зрения» определя-
ется все же лишь историческим образом: «физикализм
является формой, в которой в наше время осуществляет-
ся единая наука» (Neurath. Physikalismus // Scienta, 1931,
S. 303).
Несмотря на серьезные вопросы, поставленные Тило
Фогелем, я все же не вижу каких-либо сомнений, чтобы
определять «истинность» протокольного предложения че-
рез всю совокупность предложений. Фогель, как кажется,
хотел бы, в конечном счете, допустить нечто вроде «ато-
марных предложений» или «элементарных предложений»
метафизики Витгенштейна, с которой также могла бы
быть взаимосвязана метафизика Шлика и «абсолютно дос-
товерные», но «не фиксируемые» констатации. «Атомар-
ные предложения» должны быть отклонены даже в качест-
ве «предельного понятия» [Grenzbegriff]. Хотя мы и можем
соотнести с нашими неточными высказываниями наблюде-
ния точные математические формулировки, однако допу-
щение, что мы должны прийти к точным элементарным
предложениям, если будем достаточно проницательными,
ведет нас к фикции типа демона Лапласа - абсолютно ме-
тафизическое представление. (Ср.: Neurath. Empirische
Soziologie. Wien, 1931, S. 128.) Здесь, опять-таки, имеем мы
метафизическое старание противопоставить однозначность
«атомарных предложений» или «констатаций» в качестве
вечной однозначной реальности колебаниям по-челове-
чески убогой науки.
3. «Соответствие действительности»
Шлик считает, что его взгляды о соответствии познания
действительности предоставляют нам «абсолютную досто-
верность» и «однозначный критерий истины». Оборот «со-
ответствие действительности» (С. 366) нельзя употреблять
15 3ак. 1731
449

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
даже как метафору, поскольку мы обсуждаем сами по себе
непротиворечивые совокупности предложений, которые
все вместе должны до некоторой степени заполнить дыру в
нашем мышлении, которая возникла в результате того, что
мы отказались от «действительности», от «истинного ми-
ра» и других терминов подобного рода.
Конечно, y нас также есть некоторая инстанция, како-
вой являются признаваемые нами протокольные предло-
жения; однако она не зафиксирована окончательно. Мы не
отказываемся от судьи, однако он может быть смещен.
«Все предложения о реальности могут быть сведены к оп-
ределенному фрагменту из всей массы предложений о ре-
альности, a именно, к протокольным предложениям. Про-
токольные предложения являются, в рамках системы пред-
ложений, последним, к чему мы обращаемся» (Neurath II
Einheitswissenschaft und Psychologie. Wien, 1933, S. 6).
Если мы выпишем входящее в вышеупомянутый прото-
кол предложение «в комнате находился воспринимаемый
Карлом стол» и сопоставим его с протоколом в целом, ко-
торый входит в состав науки, то тогда мы можем говорить
о чем-то вроде «формулировки о действительности»; в от-
личие от «формулировки о сне или галлюцинации», когда
мы хотя и принимаем протокол в целом, но не входящее в
его состав предложение «в комнате находился восприни-
маемый Карлом стол». Для Шлика же, напротив, протокол
был бы формулировкой действительности, если он «верно
отражает наблюдаемый факт» (С. 361). He ясно, каким об-
разом Шлик определяет отдельные понятия и как он может
построить синтаксис, который делает возможным это
предложение.
Там, где мы говорим, что одна группа предложений
вступает в противоречие с другой, Шлик хочет сказать, что
она вступает в противоречие с действительностью; что
опять-таки является либо предложением о реальности,
либо же замаскированным синтаксическим предложением.
450

Otto Нѳйрат
B первом случае не определено, что должно означать, что
некоторое предложение логически соответствует или не
соответствует некоторой вещи. Последовательное осуще-
ствление принципа, в соответствии с которым предложе-
ние всегда должно логически сравниваться с другим пред-
ложением, встречаем мы также и там, где в качестве «кон-
трольных предложений», вместо протокольных предложе-
ний, используются другие признаваемые преддожения
(Cari G. Hempel. Beiträge zur logischen Analyse des Wahr-
scheinlichkeitsbegrifTs. Jena, 1934, S. 52; это также точка зре-
ния Поппера). Ведь отказ от того, чтобы, в конечном счете,
сравнивать все прогнозы с протокольными предложениями,
нельзя соблюсти, не поставив при этом под угрозу эпириче-
скую установку. (Такого же мнения придерживается Карнап
в: Carnap. Logische Syntax der Sprache. Wien, 1934, S. 244,
247, где в духе нашего предложения термин «протокольные
предложения» употребляется как равнозначный термину
«точно сформулированные предложения наблюдения», a во-
все не термину «контрольные предложения».)
В рамках нашего рассмотрения «высказывания сравни-
ваются с высказываниями, a вовсе не с "реальностью", не с
"вещами"» (Neurath. Physikalismus // Scienta, 1931. S. 299).
Это не означает, что нельзя образовать другие предложения
для сравнения, в которых наряду с прежними обозначения-
ми предметов входят также и обозначения высказываний.
Разумеется, можно, например, сказать: «высказывание рус-
ского1 языка "этот стул имеет четыре ножки" содержит
больше слов, чем этот стул имеет ножек», причем это срав-
нительное высказывание можно, например, вывести из двух
высказываний: «это высказывание содержит 5 слов» и «этот
стул имеет четыре ножки». Я думаю, что тем самым устра-
няются сомнения, высказанные Тило Фогелем (см. наст. изд.:
с. 436). Если формулировать осторожно, то можно вместе
1 В оригинале - «немецкого». - Прим. перев.
451

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
c Tuno Фогелем образовать псевдопредложение о реальности
(«содержательный способ выражения»): «высказывание яв-
ляется точно таким же предметом, как и стул», хотя с такой
позицией Шлик в общем виде не согласился бы: «Согласно
этому пониманию, протокольные предложения должны бы
реально иметь место в мире и предшествовать по времени
другим реальным процессам, к которым сводится "построе-
ние науки", a также получение знания отдельным индиви-
дом». (С. 360) Считает ли Шлик, что протокольные предло-
жения или его «констатации» могли бы когда-либо быть чем-
то другим, чем реальные происшествия, или ударение здесь
ставится только на «предшествии во времени»?
Термины «предложение», «язык» и т.п. должны быть
определены историко-социологически. Это, однако, нико-
им образом не препятствует построению логического син-
таксиса языка. Требование Фогеля (С. 435-436), что следо-
вало бы соблюдать большую точность, когда мы говорим о
предложении и языке, полностью совпадает с нашими на-
мерениями. Термин «протокольное предложение» принад-
лежит к тому же самому виду, что и термины «стул» или
«звезда». В логическом отношении протокольное предло-
жение можно сравнивать только с другим предложением;
однако можно, как мы показали, образовать предложение
для сравнения, которое сходным образом сравнивает про-
токольное предложение (познание) с действительностью.
Шлик, однако, должен как раз быть привязан к «действи-
тельности», поскольку он, так сказать, работает с метафо-
рами «обвинитель, обвиняемый, вечный судья», и не заме-
чает, что эти метафоры были бы допустимы только тогда,
когда бы не он сам выступал в роли всех этих трех персо-
нажей, но некое трансцендентное сверхсущество гаранти-
ровало бы «истинные предложения о реальном мире». (Ср.:
Frank. Das Kausalgesetz und seine Grenzen. Wien, 1932,
S. 258). Для Шлика стремление к познанию «истинного
мира» является не только «похвальным» и «здоровым», но,
452

Otto Нейрат
no ero мнению, также «проявляется y "релятивистов" и
"скептиков", которые вообще-то привыкли стыдиться тако-
го рода проявлений» (С. 356). Кто, однако, придерживается
мнения, что «"истинный мир" является бессмысленным
сочетанием письменных знаков или звуков, для тех в отка-
зе говорить об "истинном" мире не заключается ничего
скептического» {Frank. Das Kausalgesetz und seine Grenzen.
Wien, 1932, S. 270, 273).
Таким образом, стремление к познанию действительно-
сти редуцируется для нас к стремлению привести в соот-
ветствие предложения науки с возможно большим числом
протокольных высказываний. Это, однако, очеиь миого:
тем самым получает свое обоснование эмпиризм. Ибо, если
мы «осознанно» [durch Entschluß] придаем протокольным
предложениям такой большой вес, что они, в конечном
счете, выносят решение относительно прочности теории,
то наш «иовый сциетпизм», несмотря на подчеркивание им
логических методов, не отличается от старой программы
эмпиризма, которая всего лишь расширяется за счет указа-
ния на то, что протокольиые предложения также могут
быть физикалистскими предложениями. Конечно же, мы
пытаемся, там где это возможно, аксиоматизировать науку.
Но когда Фогель (С. 436) утверждает, что для того, что-
бы выявить противоречие, систему необходимо аксиомати-
зировать, то он не учитывает, что на практике мы действу-
ем гораздо более грубо и в большинстве случаев мы быва-
ем рады, когда удается выявить какое-нибудь противоре-
чие или достаточно большой ряд соответствий. Именно ис-
тория физики показывает нам, что мы часто вполне созна-
тельно действуем несовершенным образом. Случается, что
временно в двух разных местах до определенной степени
успешно применяются две противоречащие друг другу ги-
потезы об одном и том же предмете. И все же мы знаем, что
в совершенной системе может использоваться только одиа
гипотеза, которая принимается. Чтобы исключить или при-
453

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
нять то или иное предложение, нам бывает достаточно не-
большого разъяснения. Наше свободное от метафизики рас-
смотрение не имеет ничего общего с витгенштейновским
понятием смысла, на которое ссылается Фогель. Я не вижу,
каким образом из этого несовершенства можно вывести
правомочность «поясняющих предложений» Витгенштейна,
которые лучше всего обозначить как «доязыковые рассмот-
рения доязыковой области» [vorsprachliche Erörterungen über
Vorsprachliches], дабы скрыть их метафизический характер.
У Шлика «действительность» коренится в «собствен-
ных» протокольных предложениях. «To обстоятельство,
что люди, в общем, гораздо упорнее держатся за свои про-
токольные предложения, нежели за чужие, представляет
собой простой исторический факт, не имеющий принципи-
ального значения для нашего обсуждения» (См. сн. 1 на
с. 438: Нейрат. Протокольные предложения. С. 317).
Вполне может случиться так, что мы, в силу более продол-
жительного опыта, в меньшей степени используем некото-
рые собственные протокольные предложения и предпочи-
таем те или иные чужие предложения. Но кто-то может
принять решение, никогда не отказываться от собственных
протокольных предложений. Само собой разумеется, что
мы должны использовать протокольные предложения «о
чужих протокольных предложениях», но они также могут
быть подвержены изменению. У Шлика лишь предложения
наблюдения являются неприкосновенными. Он считает не-
достатком то, что y нас вообще нет никаких неприкосно-
венных предложений.
Шлик полагает, что если чужая картина мира не подхо-
дит к моим предложениям наблюдения, то я, конечно же,
отвергну эту картину мира и скорее буду рассматривать
других людей в качестве «грезящих глупцов» (С. 373), чем
изменю собственные предложения. Шлик говорит здесь о
предложениях [высказываниях] «о мире» (С. 372) и не за-
мечает того, что если ввести достаточное количество вспо-
454

Otto Нейрат
могательных гипотез, эти предложения могуг быть приве-
дены в соответствие с произвольными предложениями на-
блюдения, даже без допущения, что мы якобы имеем дело
с грезящими глупцами. Собственно говоря, сложность воз-
никнет только тогда, когда мы имеем протокол Карла,
«Карл формулирует: Карл чувствует боль», и тут этот Карл
должен столкнуться с утверждением, что «не существует
никакого Карла и никакого протокола Карла». В этом слу-
чае необходимо принять гипотезу, которая объясняет, как
другие люди могли прийти к этой формулировке. Конечно
же, нельзя допустить, что сам Карл пришел к формулиров-
ке, что никакого Карла не существует. Мы отвергаем воз-
можность превращения в сон другого человека, ибо никто
не хочет быть всего лишь сном, приснившимся другому.
Но эти метафоры показывают нам также, как мало тем са-
мым затрагивается наша попытка построить науку как воз-
можно более замкнутую систему предложений, и мы все-
гда готовы, если необходимо, ее изменить. Никогда также
не является завершенной одиа область науки, как это счи-
тает Шлик (С. 370), все области являются взаимосвязанны-
ми и некоторым образом вносят свой вклад во всеобщую
незавершенность и неопределенность.
При подчеркивании «собственного» протокола чаще
всего не замечают, что свои собственные протоколы, сде-
ланные в два разных момента времени, сравнивают друг с
другом точно также как и собственный протокол с чужим
протоколом, и что поэтому также и Робинзон, до того как
появился Пятница, мог осуществлять все те рассмотрения,
которые мы осуществили выше. Шлик надеется, по край-
ней мере, что он сможет предпочтительным образом трак-
товать «констатации» как замену действительности тем,
что он приписывает им лишь «моментальную» длитель-
ность. Тенденция преодоления трудности путем ее локали-
зации в одной-единственной точке встречается нам в про-
странственном отношении y Декарта, когда он допуска-
ет соприкосновение души и тела в одном-единственном
455

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
месте - шишковидной железе, или во временном аспекте y
Бюхиера, который объявляет дух продуктом мозга, кото-
рый сам себя поглощает в момент его производства. Созна-
тельно противопоставляя свою позицию такому подходу, я
предложил при формулировке протокольных предложений
с самого начала вводить понятие длительности, что вполне
соответствует физикалистскому рассмотрению. Это, одна-
ко, принадлежит к проблемам бихевиористики (психоло-
гии), a не логики науки. (Ср.: Neurath. Einheitswissenschaft
und Psychologie. Wien, 1933, S. 17).
4. «Подлітиую констатацию иельзя записать»
Старание Шлика спасти абсолютно надежное познание
действительности вновь и вновь вынуждает его оставить
область логики и соскользнуть в другую область. Если мы
не хотим считать это метафизикой, то мы должны попы-
таться истолковать это как фрагмент из шликовой «бихе-
виористики познания». Будем исходить из следующей
формулировки Шлика: «Лсихические акты суждения толь-
ко тогда кажутся подходящими для того, чтобы служить
для обоснования интерсубъективно значимого познания,
когда они переведены в некоторое устное или письменное
выражение, т.е. в некоторую физическую систему знаков».
He совсем ясно, истолковывает ли Шлик акты суждения
как последовательности знаков, которые могут быть пере-
ведены в некоторую другую последовательность знаков.
Столь сильно подчеркиваемая Шликом антитеза «психиче-
ское»-«физическое» конечно же не способствует проясне-
нию этого. Тем не менее, мы видим, что Шлик проводит
различие между актом суждения и актом протоколирова-
ния. He совсем ясно, каким образом он приходит к выска-
зываниям об акте суждения. - Бихевиористику познания
Шлика можно набросать примерно следующим образом:
Высказывание а: В момент времени І\ MZ/формулирует, на-
ходясь в состоянии
456

Otto Нѳйрат
напряженного ожи-
дания: МШ будет в
момент времени h
воспринимать синий
цвет, он готов к это-
му событию.
Высказывание b\ B момент времени f2 Mill находится в со-
стоянии наблюдения.
Высказывание с: В момент времени /3 между наблюдением и
протоколом втиски-
вается констатация
(предложение наблю-
дения): «Здесь и те-
перь имеется синий
цвет», которая не име-
ет длительности и не
может быть записана
(С. 383), одновремен-
но с этим, если пред-
ложение наблюдения
(которое, в общем слу-
чае, не является чис-
тым. - С. 375-376) со-
впадает с прогнозом,
y МШ наступает сос-
тояние удовлсгворе-
ния.
Высказывание d\ В момент времени /4 МШ записывает про-
токольное предложе-
ние: МШ сделал в
момент времени /з
констатацию: «Здесь
и теперь имеется си-
ний цвет» (эквива-
лентно с: «воспринят
синий цвет»).
457

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Высказывание e: B момент времени t5 Mill, исполненный
удовлетворения от
подлинного позна-
ния действителыю-
сти, осуществляет ин-
дуктивные выводы.
Высказываниеf. В момент времени /6 МШ формулирует, на-
ходясь в состоянии
напряженного ожи-
дания, новый про-
гноз, и т.д.
Нам бы хотелось, принципиально по-другому сформу-
лировать, по крайней мере, высказывание с, a именно:
В момент времени /3 МШ осуществляет констатацию
«Здесь и теперь имеется синий цвет». Это, однако, проти-
воречило бы явному указанию Шлика для этого момента
времени (С. 381-383): «Когда я осуществляю констатацию:
"Здесь и теперь имеется синий цвет", то она ne есть то же
самое, что и протокольное предложение: "МШ такого-то
апреля 1934 г. в такой-то момент времени, в таком-то месте
воспринимал синий цвет", но второе предложение есть ги-
потеза и в качестве таковой оно всегда будет поражено не-
надежностью. Последнее предложение эквивалентно вы-
сказыванию: "AÄZ/сделал ... (здесь следует привести место
и время) констатацию 'здесь и теперь имеется синий
цвет'". A to, что это высказывание не тождественно вхо-
дящей в него констатации, является ясным». Однако будет
все сложнее следовать указаниям Шлика, когда он, напри-
мер, объявляет: «Подлинная констатация не может быть
записана, ибо как только я записываю указательные слова
"здесь", "теперь", они теряют свой смысл. Их нельзя также
заменить данными о месте и времени». Разве здесь мы не
имеем типичную псевдоформулировку, типа «существуют
вещи, которые нельзя сформулировать», т.е. «существуют
предложения, которые не являются предложениями»? (Ка-
сательно таких формулировок ср. детальную критику, дан-
458

Otto Нейрат
ную Карнапом в «Logischen Syntax».) Это тот самый тип
формулировок, похожий на который мы встречаем y Фреда
Боиах. «Содержание сознания как таковое может быть только
пережито в качестве изначально и непосредственно данного,
но не определено» (S. 364). И «суждение типа: "я переживаю
такое-тх) и такое-то содержание сознания" не может быть пе-
реформулировано в высказывание о физических фаісгах без то-
го, чтобы потерять свой собственный смысл» (S. 374).
Если же мы постараемся, насколько это возможно, интер-
претировать высказывания Шлика не как метафизические, то
мы бы предложили написать, вопреки предписаниям Шлика:
Высказываиие с: В момент времени /з между МШ, находя-
щемся в состоянии
наблюдения, и МШ,
находящемся в со-
стоянии протоколи-
рования, втискивает-
ся МШ, находящийся
в состоянии конста-
тирования и МШ кон-
статирует: «Здесь и
теперь имеется синий
цвет».
Теперь мы можем добавить, конечно же, непривычное,
но все же физикалистски возможное высказывание, что
МШ не может в дальнейшем использовать высказывание
наблюдения, но заменяет его на другое высказьтвание, ко-
торое заступает на место высказывания, которое он нико-
гда не может написать. Конечно, остается открытым во-
прос, как мы приходим к этой странной гипотезе и откуда
мы знаем, что МШ подумал о чем-то таком, что он не мог
записать. Мы попытаемся проконтролировать эту своеоб-
разную гипотезу посредством протокольных предложений.
1 Fred Bon. Der Gegenstand der Psychologie // Erkenntnis, 1934, Bd. IV.
S. 363-379.
459

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Пока что мы не видим, для каких прогнозов она могла бы
быть использована.
Шлик утверждает, что всякий раз, когда констатация,
которая, таким образом, должна быть предложением, сов-
падает с прогнозом - кто это наблюдает, даже не разъясня-
ется, - возникает чувство удовлетворения, которое вообще-
то должно иметь определенное сходство с чувством оче-
видности традиционной философии. Последовательный
эмпирист предложил бы провести эксперименты, чтобы
проконтролировать эту гипотезу. Возможно, существуют
люди, y которых чувство удовлетворения возникает имен-
но тогда, когда прогноз не подтверждается посредством
констатации. Кто должен решить, когда мы можем приме-
нять термин «удовлетворение от подлинного познания дей-
ствительности»? Шлик подчеркивает, что допущение, в со-
ответствии с которым это удовлетворение возникает в тот
самый момент, когда человек осуществляет констатацию,
якобы имеет «огромное значение» (С. 376). С помощью ка-
кого рода секундомера будет устанавливаться такая одно-
временность? Очевидно, все зависит от того, как будет ис-
пользоваться термин «констатация», и какую особую язы-
ковую форму должны иметь эти констатации. Шлик под-
черкивает (С. 381), что «указательные слова имеют смысл
жеста, обозначающего настоящее время», но потом он по-
лагает, в противоположность этому, что «"вот это" имеет
смысл только в сопровождении с некоторым жестом. Ины-
ми словами, чтобы понять смысл такого рода предложения
наблюдения, необходимо одновременно осуществить этот
жест, необходимо каким-то образом указать на деистви-
тельность» (курсив О. Нейрата - Прим. ред. С. 381-382).
Если не предполагать, что здесь имеет место типичная ме-
тафизика удвоения, то эти предложения должны означать,
что якобы существуют случаи, когда язык слов должен
быть соединен с языком жестов, но при этом мы не можем
перевести эти комбинированные предложения на чистый
язык слов. Но отражает ли это смысл высказываний Шли-
460

Otto Нѳйрат
каі И если Шлик отмечает, что более позднее протоколь-
ное предложение в большей или меньшей степени откло-
няется от констатации, то это, по-видимому, противоречит
утверждению, что она якобы имеет моментальный харак-
тер, т.е. остается практически неизвестной. Возможно, эти
усилия Шлика можно лучше оценить в сравнении с опре-
деленными формулировками феноменологов. Очевидно, что
эти усилия не изменяют научных формулировок, т.е. являются
вненаучными; но мы ведь собрались как раз для того, чтобы
содействовать науке, a такая «защита» несколько уводит нас с
этого пути.
Даже если окажется, что этим разработкам Шлика нель-
зя придать строгого научного значения, то это не затронет
научных разработок Шлика. Конечно же, далеко не слу-
чайно, что Шлик именно в сомнительных местах обсуж-
даемой нами статьи использует телеологические обороты и
ведет речь о «миссии», которую должны исполнить столь
недолговечные констатации (С. 376). По-видимому, здесь
мы встречаем последние остатки взаимосвязанной метафи-
зики, после удаления которых нам бы осталось иметь дело
лишь с расплывчатыми метафизическими элементами в нашей
научной работе, если не принимать во внимание те многочис-
ленные заблуждения, которые мы стремимся устранить.
Когда Шлику почти в духе западно-восточного дивана
в следующих выражениях превозносит «сгорание» и «по-
знание» как какое-нибудь «умри и будь»: «Эти мгновения
наполнения и сгорания являются самыми существенными.
Из них исходит весь свет познания. И именно об источнике
этого света спрашивает философ, когда он ищет фундамент
всякого знания», то я бы хотел попросту заявить: Мы мо-
жем ценить такую лирику, но тот, кто - в согласии со мно-
гими другими разработками Шлика - защищает, во имя
науки, радикальный физикализм, никоим образом ие будет
претендовать иа то, чтобы быть философом в этом смысле.
461

Мориц Шлик
ФИЛОСОФИЯ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ1
Данная статья включает в себя содержание лекции,
прочитанной в 1929 г. в Венском университете в качестве
введения в популярный курс лекций «Естественно-научная
картина мира».
В намерения университета входила публикация этого
курса в виде книги, рукопись которой была передана в пе-
чать в 1930 г. и подверглась некоторым изменениям. После
того, как текст данного варианта наряду со многими дру-
гими пролежал в наборе несколько лет, пришлось отказать-
ся от издания книги по причине неблагоприятных обстоя-
тельств. Цели, которым первоначально должны были слу-
жить данные размышления, не потеряли актуальности и
сейчас. Именно поэтому лекция публикуется в
«Erkenntnis», несмотря на то, что ее основные положения уже не
новы для читателей этого журнала. Автор сохранил эту не-
большую работу в ее первоначальном виде. Он также отка-
зался от замены прежних формулировок такими, которые
он употребил бы сегодня, если бы он заново разрабатывал
данную тему.
Часто говорят о «картиие мира», которую естествозна-
ние создает по поводу реальности. Следует обратить вни-
мание на тот факт, что картина мира связана с мировоззре-
нием. Мировоззрение же, согласно общему убеждению,
есть дело философии. Таким образом, связь естествознания
с философией кажется установленной: естествознание пре-
доставляет картину мира, философия использует ее (пред-
положительно, вместе с картинами мира, созданными дру-
гими науками) для построения мировоззрения.
Moritz Schlick. Philosophie und Naturwissenschaft // Erkenntnis, Bd.
IV, 1934. S. 379-398. Перевод с нем. яз. д. ф. н. А.Л. Никифорова.
462

Мориц Шлик
Итак, согласно общему мнению, выводы, достижения
науки являются тем материалом, из которого философ
строит свою систему. Часто к этому добавляют, что такой
материал философ получает в не совсем готовом виде.
Сначала он должен его обработать, для чего подвергает
критике научный метод и его основы. Примерно таким об-
разом обычно изображается задача философии в ее учеб-
никах; критика оснований относится к «теории познания»,
создание системы - к прочим философским дисциплинам,
которые, в конечном итоге, включаются в «метафизику».
Там из достижений отдельных наук складывается мировоз-
зрение, и таким образом достигается цель философст-
вования.
Согласно этому мнению, философии выпадает крайне
важная задача - восстановить единство всего научного по-
знания, которое кажется все больше утраченным вследст-
вие расширяющейся специализации исследования. Сегодня
не представляется возможным даже лишь бегло обозреть
тот огромный материал, который новые открытия предла-
гают нашему познанию. Исследователь в области литера-
туры слабо разбирается в химии, историк итальянского
Возрождения - в истории Древнего Египта, знаток орнито-
логии - в науке о простейших (хотя и то, и другое относит-
ся к зоологии). Мелкий педантичный ум приветствует рост
числа наук и возведение перегородок между ними, так как
это соответствует его потребности в дроблении материала.
С восторгом изобретает он все новые «науки». Настоящий
исследователь и глубокий человек лишь страдает от дроб-
ления знания и сужения горизонтов. Так как познание по
своей сущности является унифицированием и соединени-
ем, a не расщеплением и разделением, оно должно посто-
янно стремиться к пониманию целого, и если оно не может
прийти к подобному пониманию в рамках отдельных наук,
то прибегает к философии, к метафизике, которая привле-
кает обещанием цельного мировоззрения.
463

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Ели бы представленная выше точка зрения о сущности
философии была правильной, то моя задача заключалась
бы в описании той роли, которую играют естественные
науки и их результаты в формировании мировоззрения.
И действительно то, что я хотел бы сказать, можно истол-
ковать в этом смысле. Все же я предпочел бы другую фор-
мулировку и интерпретацию, так как считаю описанную
выше общепринятую точку зрения слишком поверхност-
ной. Эта точка зрения не видит существа дела, она истори-
чески не обоснована и не проникает в суть тех трудностей,
из-за которых философия в новое время стала проблемой
для самой себя и все чаще должна задаваться вопросом о
своей сущности и своих полномочиях. Зерно истины, кото-
рое содержит описанная выше точка зрения, лежит на зна-
чительной глубине, и его необходимо сначала обнаружить.
Для начала отмечу: то, что «наука» распадается на мно-
гочисленные отдельные дисциплины, в сущности, неверно.
Границы между ними лишь кажущиеся и исчезают, как
только учитывается различие между самими науками и их
функциоиированием. Разделения существуют только в пла-
не функционирования, они заключаются в практических
методах и организации исследования, т.е. в способах дей-
ствий человека по отношению к науке. Но сами эти спосо-
бы являются системой знания, взаимосвязанной целостно-
стью истинных предложений о действительности. И здесь
не существует никаких произвольных подразделений, ис-
тины естественным образом связаны друг с другом, они
выводимы друг из друга или относятся к одним и тем же
предметам. И каждый шаг в прогрессе познания (это как
раз и является сущностью познания) ведет к дальнейшей
связи истинных предложений друг с другом, к их более
тесному сближению и, таким образом, направлен к преодо-
лению раздробленности. Следовательно, подлинная наука,
система познания в ходе прогресса может стать лишь более
единой и на самом деле таковою и становится.
464

Мориц Шлик
Число различных областей познания сокращается сего-
дня как никогда раньше. И это несмотря на то, что научных
институтов становится все больше, a научно-исследова-
тельский процесс все многообразнее. Существует мнение,
что истины, открытые отдельными научными дисциплина-
ми, существуют каждая для себя, что они относительны,
предполагают лишь односторонние взгляды и должны
быть дополнены всеми прочими взглядами для того, чтобы
стать действительно подлинными истинами. Это совсем не
так. Приведенное выше мнение, поддерживаемое некото-
рыми философами (в частности, Брэдли) противоречит ло-
гике. (Ошибка, которую оно содержит, состоит в следую-
щем: считают, что вместо предложения «Сегодня довольно
холодно» можно употребить следующее: «To, что сегодня
холодно, не совсем верно, но довольно-таки верно».) Одна-
ко любое предложение, в котором не допущено никаких
ошибок, является совершенно правильным, оно есть часть
истины как целого, a не просто приближение к истине или
один из ее аспектов. (Если предложение содержит ошибку,
то оно просто неверно и вновь не является аспектом исти-
ны.) Благодаря тому, что познание единичных законов
приводит к познанию всеобщих законов, части сами соеди-
няются в целое. Они являются не отдельными фрагмента-
ми, a частями единого организма. В естествознании есть
много известных примеров того, как отдельные дисципли-
ны, в конце концов, сливаются друг с другом вследствие
расширения их границ, и их законы становятся общими.
Примером могут служить перечисленные в учебнике физи-
ки дисциплины - механика, акустика, термодинамика, оп-
тика, электромагнетизм, которые в принципе взаимосвяза-
ны: акустика стала частью механики, оптика - частью нау-
ки об электричестве, термодинамика перешла в электроди-
намику и механику, a соединение этих последних дисцип-
лин является если не делом настоящего, то уж точно бли-
жайшего будущего.
465

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Кроме того, физика уже почти полностью включила в
себя химию; разделение таких наук, как биология и физио-
логия, сейчас совершенно невозможно, a последняя непо-
средственно связана с психологией, которая, в свою оче-
редь, является мостиком к истории и гуманитарным наукам
в целом.
Таким образом, наука едина. Это не мозаика и не роща,
в которой произрастают рядом друг с другом различные
виды деревьев. Наука - это едгтое дерево со многими вет-
вями и листьями. Она делает возможным познание единого
мира, который не распадается на различные реальности,
например, на сферу природы и сферу духа. Различие за-
ключается не в сущности вещей, a в отличных друг от дру-
га особенностях исследовательского процесса, a именно в
различных способах исследования, применяемых гумани-
тарными и естественными науками. Чем выше находится
то место, с которого ученый наблюдает за ходом вещей,
тем случайнее и несущественнее кажутся все разделитель-
ные линии между отдельными науками, и тем явственнес
открывается исследователю взаимосвязь в системе истины.
При таком положении вещей (которое описано здесь
лишь в отдельных чертах и приведено без обоснования)
возникает вопрос: если науки сами стремятся к единству,
то зачем нужна еще одна новая наука, философия, чтобы
впоследствии связать воедино то, что по своей природе и
не является раздельным. И следующий вопрос: если фило-
софия хотела воспользоваться единой картиной мира, соз-
данной наукой, с целью построения на ее основе здания
мировоззрения как нечто нового, то откуда ей взять мате-
риал для подобного здания? Если этот материал дает кар-
тина мира как таковая, то почему тогда единая по свосй
природе наука не смогла его полностью проанализировать,
обобщить? Если же картина мира не содержит данного ма-
териала, то каким же образом философии удалось вывести
из ничего те знания, которые она использует для построе-
466

Мориц Шлик
ния мировоззрения? Нет ли кроме истинных предложений
о мире еще каких-то других, лежащих вне сферы любой
конкретной науки?
Ответ на вышеперечисленные вопросы я не смогу здесь
в достаточной мере обосновать и лишь кратко сформули-
рую. Он состоит в следующем: в действительности фило-
софия вовсе не является наукой как системой знаний. Она
есть определенный образ действий, a точнее, такая дея-
тельмость (составляющая душу любого исследования), с
ломощью которой проясняется смысл всех необходимых
для познания понятий. Она состоит из актов «придания
смысла» или «нахождения смысла», которые наделяют
значением все слова, встречающиеся в наших сочинениях.
Лишь такие акты, a не предложения, способны это сделать,
ибо каждое предложение вновь нуждалось бы в объяс-
нении, истолковании и таким образом вело бы в беско-
нечность.
Для того, чтобы подтвердить эту точку зрения истори-
ческими фактами, я могу привести следующий пример:
в прежние времена (вплоть до ХѴІІ-ХѴІІІ вв.) слово «фи-
лософия» употреблялось для обозначения теоретической
науки вообще. Это была эпоха, когда исследователи почти
полностью были заняты создаиием научных понятий
(с помощью все более тонких дефиниций и указаний на
фактические данные). Так вырабатывались научные значе-
ния слова. И если, в основном в XIX в., философию часто
отождествляли с теорией познания, то в этом тоже следует
видеть несовершенное выражение той мысли, что филосо-
фия занимается выявлением смысла научных знаний, т.е.
пытается ответить на вопрос о том, что же мы собственно
подразумеваем под нашими суждениями. Подобная точка
зрения делает невозможным существование метафизики.
Но здесь имеется другое историческое обоснование, так
как неудачи и бесконечные споры метафизиков имеют сво-
ей причиной то ошибочное мнение, что философия являет-
467

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ся системой знаний. Метафизики придерживались убежде-
ния, что мировоззрение конструируется из научной карти-
ны мира посредством добавления новых - метафизических
- принципов, положений, с помощью которых все откры-
тые отдельными науками истины включаются в главную,
всеобъемлющую систему.
В действительности же дело обстоит следующим обра-
зом. Переход от картины мира к мировоззрению соверша-
ется при условии, если сделать смысл картины мира со-
вершенно отчетливым, если четко представить себе, что,
собственно говоря, подразумевается под данной картиной
мира, - подобно тому, как «созерцание» произведения ис-
кусства в противоположность его простому восприятию
состоит в том, что отдельные цвета и формы приобретают
определенный смысл, что-то изображают, что-то говорят
зрителю. Иначе говоря: картина мира становится мировоз-
зрением не вследствие добавления к ней новых мыслей, a
благодаря ее пониманию.
Понимание в этом смысле является результатом той
деятельности, которая называется философией. И она, ко-
нечно же, не является особой деятельностью наряду с на-
учным исследованием, но принадлежит ему, философия -
душа научных изысканий. Если научное исследование на-
правлено на выявление значения и смысла основопола-
гающих понятий и высказываний, то оно философично.
Исследователь, который понимает смысл каждого своего
шага и полученных результатов, являет собой также и фи-
лософа. Все великие исследователи были одновременно и
настоящими философскими умами.
Теперь мы в достаточной мере подготовлены, чтобы
правильно сформулировать задачу, поставленную нашей
темой. Размышлять о философии и естествознании не зна-
чит рассматривать отношения двух наук друг к другу. Это
не означает одного из тех популярных, но довольно скуч-
ных исследований того, каким образом две дисциплины
468

Мориц Шлик
используют друг друга, предполагают наличие друг друга,
a также друг друга ограничивают. Мы должны говорить не
о том, что естествоиспытателю необходимо сделать для
философии, или каким образом философия может быть по-
лезна естествознанию. Дпя нас важен тот особый процесс,
через который раскрывается истинное значение естествен-
но-научных понятий и, исходя из этого, формируется ми-
ровоззрение. В нашу задачу не входит изображение этого
процесса как такового. Нам необходимо только охаракте-
ризовать в общих чертах его результаты.
И здесь я выдвигаю общее утверждение о том, что
внутри единой науки именно естественно-научные поня-
тия - точнее, основополагающие среди них - и есть те, при
прояснении которых возникают существеиные черты ми-
ровоззрения. Согласно данному тезису, естествознание оп-
ределяет главные черты картииы мира, поэтому естест-
венно-научные понятия играют основополагающую роль,
a их анализ приводит к наиболее глубокому познаиию сущ-
ности вещей. Среди всех дисциплин естествознание наибо-
лее философично, в противоположность распространенно-
му мнению, что оно рассматривает мир в основном «сна-
ружи» и что необходимо искать последние решающие
разъяснения в совсем иных областях.
Теперь я должен обосновать данное утверждение. Это
обоснование заключается в том, что естественно-научный
метод (мы знаем, что речь идет о мепюде) предъявляет са-
мые высокие требования к обработке понятий и, таким об-
разом, способствует процессу раскрытия глубинного
смысла наших высказываний о действительности. To, что
ни один другой метод даже приблизительно не приводит к
подобному «оттачиванию» понятий, можно узнать хотя бы
по тому факту, что только естествознание достигает стадии
«точности», a это означает, что форма его понятий опреде-
ляется математикой; и математика, в свою очередь, не есть
наука о каких-то таинственных «идеальных предметах»,
469

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ho представляет собой не что иное, как усовершенствован-
ный искусным символизмом метод логики.
Я знаю, что логическое совершенство, точность осно-
вополагающих естественно-научных понятий ни в коем
случае не рассматривается многими как достаточное сви-
детельство наличия тех свойств, которые здесь важны. Но
что это действительно так, можно было бы доказать только
с помощью гносеологического анализа, для которого в
данной статье нет места. Поэтому я указываю на некоторые
другие обстоятельства, в которых явно проявляется фор-
мирующая мировоззренческая сила естественно-научного
метода, т.е. философское значение картины мира, создан-
ной с помощью данного метода.
Первым обстоятельством является тот исторический
факт, что все большие перемены в мировоззрении в исто-
рии духовной культуры, все значительные изменения в ду-
ховном-отношении человека к миру были обусловлены ре-
шающими открытиями в естественно-научной сфере, кото-
рые придавали характерные черты картине природы своего
времени. Достаточно только вспомнить, какое огромное
влияние на умы людей оказал переход от картины Космоса
Птолемея к коперниканскому Космосу. Это открытие в ас-
трономии, устранившее человека из центра Вселенной,
произвело сильные изменения в духовной жизни на Земле.
Можно также вспомнить мировоззренческий переворот,
который породила в прошлом столетии биологическая тео-
рия эволюции, a имя Дарвииа в качестве ее создателя было
средоточием всех споров. Теория эволюции также была
чисто естественно-научной теорией.
Вероятно, подобные примеры не рассматривают как до-
казательные, когда утверждают, что в этих и подобных
случаях естественно-научная мысль безосновательно при-
писала себе господствующее влияние на мировоззрение.
Философским мудрецам якобы ясно, что для сущности ми-
ра совершенно безразлично, находится ли Земля в центре
470

Мориц Шлик
Космоса или нет, являет ли собой человек звено в цепи
развития животных или нет. He рассматривая обоснован-
ность этих идей, мы все же не будем больше приводить до-
полнительные примеры подобного рода и вместо этого по-
ищем более веские аргументы. При этом мы останемся в
области исторических фактов.
Посмотрим на системы великих мыслителей и попробу-
ем понять, благодаря каким причинам и какой духовной
атмосфере появились на свет их плодотворные идеи. Здесь
мы обнаруживаем, что западная философия возникает не
только лишь в процессе наблюдения за природой, но что
каждый решающий прогресс, каждое значительное изме-
нение в ней происходили всегда в тесной взаимосвязи с по-
знанием природы и в атмосфере математической точности.
Западную философию можно понять, только учитывая эту
взаимосвязь и эту атмосферу.
Существенной чертой выдающейся личности Платона
было то, что он являлся математиком. Дух, в котором он
философствовал, учил философствовать своих учеников,
отчетливо выражен в знаменитом предостережении над во-
ротами Академии: пусть не входит никто, не знающий ма-
тематики! Вероятно, Платон был математиком в не мень-
шей степени, чем Демокрит, его современник, чье миро-
воззрение несет в себе совершенно иные черты. Противо-
положность взглядов Платона и Демокрита выражает ту
фундаментальную противоположность, различные формы
которой существуют и в мировоззренческих концепциях
наших дней и которая лишь частично характеризуется мно-
гозначными терминами - идеализм и реализм. Чрезвычай-
но важно отметить, что оба течения, a не только материа-
листическая концепция Демокрита, несут в себе отпеча-
ток одного и того же духа точного исследования и матема-
тической школы.
Широко известны и заслуги Аристотеля в исследова-
нии природы. Следует признать, что Средневековье в це-
471

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
лом ограничилось разработкой аристотелевых принципов
и не выдвинуло оригинальных учений, так как в данный
период изучение природы вызывало опасение (церкви),
вследствие чего не было выработано новых естественно-
научных понятий. В Новое время пробуждение самостоя-
тельной философской деятельности и возникновение со-
временного естествознания не только идут рука об руку,
они являются не только различными выражениями одной и
той же основной установки, но представляют собой, в кон-
це концов, один и тот же процесс. Имена великих филосо-
фов того богатого талантами времени нельзя вырвать из
истории естествознания, имена же великих естествоиспы-
тателей - из истории философии. В то же время не сущест-
вовало разделения философских и естественно-научных
проблем. Вспомните великие имена XVI и XVII столетий!
Декарт, которого после Фрэисиса Бэкоиа не напрасно на-
зывают отцом философии Нового Времени, был изобрета-
телем аналитической геометрии. И если студент-философ
откроет его наиболее важную книгу, то он удивится, обна-
ружив, что она является настолько же естественнонаучным
трудом, настолько и философским. Сам Декарт говорит:
«Omnia apid me mathematica fiunt». У Спинозы математико-
естественно-научный дух как движущая сила и источник
его философствования так очевиден, что выражается уже в
форме его сочинений, к тому же он писал еще о понятии
вероятности и о радуге. В его письмах четвертая часть по-
священа обсуждению физических экспериментов, частично
также и собственных. Лейбниц, возможно, самый великий
мыслитель, которого видел мир, философ, историк, юрист,
математик и физик, разделяющий с Ньютопом славу изо-
бретателя дифференциального исчисления, как никто дру-
гой свидетельствует всеми своими трактатами от Теодицеи
и Монадологии до Универсальной характеристики, что от-
цом философских изысканий является дух точности, a ма-
терью - созерцание природы. Далее Кант\ Весь смысл его
472

Мориц Шлик
философии заключается в критике чистого разума, т.е.
в его теории познания, хотя это иногда оспаривается (лишь
из-за стремления открыть что-либо новое в его философ-
ском творчестве, в том числе и парадоксы). A теория по-
знания Канта есть не что иное, как величественная попытка
прояснить понятия иьютоиовского естествознания, основа-
тельно исследовать истинное значение пространства, вре-
мени, субстанции, причинности и, исходя из этого, очер-
тить контуры мировоззрения. Из всех значительных есте-
ственно-научных трактатов мыслителя наиболее известны
трактат о возникновении Солнечной системы («Всеобщая
естественная история и теория неба») и неудавшаяся рабо-
та о мере живых сил; менее известным является тот факт,
что к 46 годам Каит опубликовал 14 естественно-научных
работ по сравнению с 11 философскими. Недавно я прочи-
тал y английского математика и философа Уаитхеда
(«Наука и современный мир») утверждение о том, что Кант
обязательно стал бы великим физиком, если бы его интере-
сы не были полностью поглощены философией. Я не раз-
деляю этого мнения. Но как бы то ни было, несомненным
остается одно - философия Каита не могла бы возникнуть
без математической и естественно-научной ориентации ее
создателя.
Я не хотел бы и далее называть великие имена. О XIX
столетии речь пойдет немного позже, так как положение
вещей там кажется мне совершенно иным. Но все же я пока
могу упомянуть среди философов того времени врача
Лотце и физиков Фехнера и Маха.
Противоположных примеров не существует. Джордж
Беркли, философия которого имела эпохальное историче-
ское значение, был не только епископом, но и автором ес-
тественнонаучного трактата «Опыт новой теории зрения»,
и эта работа более характерна для его мышления, чем его
теология. Можно было бы указать на Юмау не имевшего
никаких достижений в естественнонаучной сфере, но до-
473

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
бившегося многого в исторической науке. Однако именно
его пример убедительно доказывает правильность нашей
точки зрения, ибо его философствование нигде не опирает-
ся на исторические понятия, на исторический метод. He от
них пришел Юм к своему мировоззрению. Выступая кри-
тиком понятия причинности и понятия «я», Юм совершен-
но не исследует причинность исторических событий (о ко-
торой в то время не было и речи) и не рассматривает поня-
тие индивидуума в истории. Все примеры и материал для
размышлений философ черпает из физики и психологии,
т.е. из тех дисциплин, которые с помощью точных понятий
стремятся охватить внешнюю и внутреннюю природу. Та-
ким образом, Юм, будучи историком, черпал все импульсы
своей философии из естественно-научного метода.
Еще с древних времен Сократ знаменит как враг спе-
кулятивных рассуждений о природе. Но этот выдающийся
ум не был обделен математическим даром. Недовольство
мыслителя натурфилософией объясняется тем фактом, что
в его времена не существовало возможности обсуждать
космологические вопросы с помощью точных понятий. Он
поставил перед собой задачу познания человеческой при-
роды посредством подобных понятий и, таким образом,
дал импульс этому направлению познания на века вперед.
Мы заканчиваем исторический обзор. Легко предуга-
дать все возражения против выдвинутого нами тезиса о
доминирующем значении естествознания для мировоззре-
ния. Я готов их встретить.
Нельзя сказать, что в вышеприведенных примерах ве-
ликих мыслителей речь идет отчасти о случайном паралле-
лизме двух дарований - философского и точного, естест-
венно-научного, или, даже если речь идет о необходимом
союзе, то этот союз заключается в личности самого фило-
софа, ибо анализ великих философских систем выявляет
тесную внутреннюю взаимосвязь между образованием ес-
тественно-научных понятий и философской деятельно-
474

Мориц Шлик
стью. Но, вероятно, будут говорить и уже говорят, что
кроме указанной взаимосвязи существуют еще и другие,
возможно, еще более тесные взаимозависимости, которые
могут быть раскрыты на более поздней стадии развития
науки. Эта стадия якобы уже достигнута сейчас, и соеди-
нение философии с математико-естественно-научной осно-
вой, которое раньше только и было единственно возмож-
ным, якобы дополнено теперь союзом с культурологиче-
скими и гуманитарными дисциплинами. Эти дисциплины,
бурный расцвет которых произошел в Новое время, якобы
отчетливо осознают свое своеобразие и по праву претен-
дуют на решающее влияиие на мировоззрение, так как они
концентрируют свое внимание на том аспекте мира, кото-
рому он только и может раскрыть свою сущность, a имен-
но, на человеческом духе. Наш разум видит мир таким, ка-
ким он является в действительности, в самом себе. и науки
о человеке должны якобы дать нам ключ к полному пони-
манию мира. Еще до того, как это принципиальное требо-
вание было сформулировано, пример Гегеля показал, как
можно строить философскую систему и мировоззрение на
основе исторических понятий, и уже в XIX веке философия
освободилась от односторонности в познании природы.
Теория гуманитарного познания якобы достигла такого
уровня развития в наше время, что могла бы оказать такое
же воздействие на наше мировоззрение, какое оказало ес-
тествознание Ньютона на философскую систему Канта.
Эти положения кажутся мне не соответствующими дей-
ствительности, и я попытаюсь это обосновать.
1. Прежде всего, вводит в заблуждение тот факт, что
утверждается наличие двух видов познания - гуманитарно-
го и естественно-научного. Существует только одио позна-
ние и в лучшем случае можно спрашивать лишь о том, по-
лучим ли мы новые сведения о едином познании в резуль-
тате анализа гуманитарного метода - более глубокие, чем
475

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
сведения, предоставленные анализом естественно-научных
понятий. Я не смог найти ни одного признака в подтвер-
ждение этому. При познании природы такой прогресс в
анализе оснований достигается посредством развития са-
мой науки. В процессе своего развития наука достигает оп-
ределенной точки, когда дальнейшее продвижение вперед
становится невозможным без глубокого размышления над
истинным значением основополагающих понятий. Наука
не может продвигаться вперед без философского осмысле-
ния. И как раз на примере современной физики мы видим,
как с помощью философии достигается более глубокое по
нимание древних составляющих частей любого мировоз-
зрения - субстанции, пространства, времени, причинности.
В исторических дисциплинах мы не находим этому парал-
лелей. He существует ни одной успешной критики позна-
ния, которая не шла бы в ногу с изменением облика науки,
но в исторических дисциплинах нельзя найти и не следует
ожидать подобных революций. Хотя мы видим, что ведется
очень много дискуссий об основополагающих понятиях
гуманитарных наук и что уже высказано много верных по-
ложений, все же еще не может быть и речи о значительном
перевороте в области мировоззрения. Даже современный
историограф, если он хочет хорошо справиться со своей
задачей, не может действовать принципиально иначе, чем
Макколей, Моитескье или сам Фукидид. И как может быть
иначе, если в этой области, согласно Ранке, в конце концов,
речь идет лишь о том, чтобы как можно точнее изобразить,
«как это, собственно, было»?! Для описания судеб человечест-
ва и всего, связанного с человеком, могут употребляться лишь
те понятия, которые сегодня имеются в нашем распоряжении
ддя описания внешних и внутренних состояний; их примене-
ние для исторических целей не привносит ничего принципи-
ально нового. Здесь мы переходим ко второму пунісгу.
2. Вышеупомянутые понятия, необходимые для описа-
ния того, что связано с человеком, не являются ни историче-
476

Мориц Шлик
скими, ни специфически гуманитарными. Это большей ча-
стью такие понятия, которые используются в повседневной
жизни и деятельности, но все они, если припомнить их ис-
тинное значение, в конце концов, восходят к естественным
наукам, a именно понятия, описывающие внешнее состоя-
ние - к физике, a внутреннее состояние - к психологии.
Другими словами, гуманитарные или культурологические
дисциплины вообще не имеют собственных основопола-
гающих понятий и заимствуют их из других областей по-
знания. Эти дисциплины вынуждены иметь дело только с
более сложными конструкциями, производными по отноше-
нию к понятиям естественно-научной области (подобным
образом метеорология не имеет собственных специфиче-
ских понятий, но заимствует их из физики). В самом деле:
если гуманитарные методы предоставляют нам глубокие
взгляды на сущность человека и, таким образом, мира в це-
лом (и мы действительно часто благодарны им за данные
взгляды), то это всегда происходит с помощью психо.іогии,
которая содержится в них и которую осознанно используют
все исторические дисциплины, они же способствуют их даль-
нейшему развитию. Психология, стремящаяся вывести законы
внутренней жизни из поведения человека (исследуя историче-
ский процесс или в лабораторных условиях), должна рассмат-
риваться, что уже было отмечено, как вполне естественная
наука. В недрах психологии рождаются понятия, которыми
кулыурологические науки хотели бы обогатить философию.
3. Вильгельм Виндельбанд и Генрах Риккерт, внесшие
большой вклад в разграничение целей естественно-научных
и культурологических дисциплин, справедливо указывают
на то, что историк всегда имеет дело с констатацией един-
ствеиных в своемроде фактов, в то время как естествоиспы-
татель интересуется только наиболее общими законами.
Однако основные особенности мировоззрения всегда
определяются общими чертами картины мира, законами
развития событий. Так как лишь в рамках общих понятий
477

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
возникает вопрос о подлинном значении слов и смысле
предложений, на который дает ответ проясняющая, при-
дающая им смысл философская деятельность. Какая-
нибудь единственная дата, отдельный индивидуум, будь то
даже значительная историческая личность, никогда не смо
гут занять место в мировоззрении, какое-либо значение мо-
гут придать им только всеобщие законы, которые через них
проявляются. Мировоззрение имеет дело лишь с «сущно-
стью», a сущность единичного обнаруживается посредст-
вом выявления всеобщих законов, которым оно подчинено.
Отсюда следует, что только естественные науки поставля-
ют тот материал, посредством истолкования которого воз-
никает мировоззрение. Гуманитарный метод останавлива-
ется перед индивидуальным разнообразием мира, его цель
лежит в направлении, противоположном к стремлению ко
всеобщему. Хотя многие придерживаются противополож-
ного Риккерту мнения и утверждают, что исторические
дисциплины занимаются выработкой всеобщих законов,
я не собираюсь оспаривать этого мнения. Однако сразу же
обнаруживается, что эти дисциплины в тот момент, когда
стремятся вывести подобный закон, должны использовать
в рамках собственной сферы естественно-научный способ
мышления. Они вынуждены рассматривать исторические
события как природные процессы, должны истолковывать
их как взаимосвязь причин и следствий, выводить судьбы
народов, учитывая физическое воздействие климата и
ландшафта и психологическое влияние их руководителей,
лидеров. Однако и естественные науки (например, геогра-
фия) также, в свою очередь, порой приближаются к ис-
пользованию исторического метода, что делает разделение
методов практически невозможным. Мне кажется, что
здесь можно полностью согласиться с Дригием, когда он
полагает, что «не существует так называемого особого ме-
тода естествознания, но что его "Метод" есть метод мыш-
ления вообще: ясные понятия, строгий анализ, непротиво-
речивость, добросовестность на каждом шагу». («Теорети-
478

Мориц Шлик
чески возможности философии истории и их "реализа-
ция"». - «Разум и общество». I том соч., посвященных
Курту Брифигу, Бреслау, 1927).
4. Винделъбанд и Риккерт дополнили вышеприведен-
ные высказывания правильным замечанием, согласно ко-
торому культурологические дисциплины хотят сообщить и
описать не какие-то любые даты, но выбирают только те,
которые являются ценпыми с человеческой точки зрения
или, что то же самое, которые обладают культурнои зна-
чимостью. Почему это так? Потому что человек не интере-
суется датами или фактами как таковыми, он ценит их в
той мере, в какой они предоставляют ему возможность еще
раз пережить события прошедших эпох, внутренне участ-
вовать в них, вновь оживить прошлое в своей собственной
душе. За видимой целью гуманитарного исследования -
описанием единичного - в действительности стоит другая
цель - духовное обогащение путем непосредственного пе-
реживания мыслей и чувств прошлого. Другими словами,
гуманитарные науки не являются чисто теоретическими,
т.е. направленными только на познание, но они, в конеч-
ном счете, служат переживанию. В то время как предна-
значение естественных наук заключается только в удовле-
творении стремления к познанию (вряд ли требует разъяс-
нений тот факт, что естественные науки существуют со-
всем не ради техиики, которая являет собой лишь их при-
менение). Истина для культурологических дисциплин есть
только средство для достижения цели, однако необходимое
и возвышенное средство. Но отсюда не вытекает какого-то
пренебрежительного отношения к гуманитарным дисцип-
линам, как раз наоборот. В том, что эти науки занимаются
человеческим во имя человека, заключены их красота, сила
и неотразимая привлекательность. Но таким образом они
приближаются к области искусства и удаляются от фило-
софии. Последняя может применяться в них только тогда,
когда они заняты приобретением знания, раскрытием ис-
тинных взаимосвязей. В этих случаях гуманитарные науки
479

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
используют тот же метод, что и естественные. Но этот ме-
тод лишь в рамках естествознания превратился в тонкий
инструмент с помощью философского «прояснения поня-
тий». Путь философии всегда проходит через естественные
науки, даже если его начинают с понятий гуманитарных
дисциплин. С какой бы стороны мы ни рассматривали де-
ло, в центре будет всегда находится естественно-научная
картина мира, благодаря истолкованию которой выкри-
сталлизовывается мировоззрение.
Причина выдающегося положения так называемого ес-
тественно-научного мышления по отношению к филосо-
фии заключается в том, что оно охватывает те понятия или
мыслительные средства, с которыми должно работать лю-
бое теоретическое, т.е. чисто рациональное, направленное
на раскрытие всеобщих истин исследование. Гуманитар-
ные науки отличаются тем, что в них нет ни оценочного,
ни познавательного исследования. Оценочное рассмотре-
ние не дает картины мира (самое большее, - оно может
оценить уже имеющуюся), так как разум по своей сущно-
сти есть способность отражения, только он может нарисо-
вать картину мира. И чтобы делать это как можно более
точно, он должен использовать те формы, которые назы-
вают естественно-научными, a на высшей ступени всеобщ-
ности - также математическими. Поэтому бессмысленно
утверждать, как часто бывает, что естественно-научная
картина мира является односторопией, и, следовательно,
для построения мировоззрения она должна быть дополнена
другими сторонами. Это похоже на утверждение о том, что
музыка, состоящая только их звуков, является односторон-
ней, ограниченной музыкой, a поэзия, состоящая лишь из
слов, - односторонней поэзией. He существует естествен-
но-научного или гуманитарного, научного или ненаучного
мировоззрения, есть лишь одно мировоззрение, и оно воз-
никает в результате философского истолкования картины
мира, нарисованной нашим разумом. Средством, которое
он при этом использует, выступает познание природы.
480

Мориц Шлик
Понятия исторических дисциплин большей частью
близки повседневной жизни (после всего сказанного это
кажется само собой разумеющимся). В принципе, любой
образованный человек может прочитать произведение ис-
торика, так как встречающиеся в нем понятия знакомы ему
из жизни. По сравнению с этим естественно-научное мыш-
ление имеет тот недостаток, что его язык чрезвычайно тру-
ден для понимания как раз там, где он достигает наиболь-
шего совершенства; чтобы иметь возможность прочитать
современную книгу по математической физике, необходи-
мо в течение нескольких лет усердно изучать математику.
Употребляемые там понятия слишком далеки от жизни, так
далеки, что неспециалист не сможет представить себе дли-
ну того пути, который нужно совершить, чтобы перейти от
хорошо знакомых ему повседневных понятий к понятиям
сѳвременной квантовой механики или теории относитель-
ности. Смелость этих понятийных образований далеко пре-
восходит все то, что выдумали до сих nop фантазии поэтов
или спекуляции философов. Взлет мысли в великих худо-
жественных произведениях и философских системах при
точном рассмотрении всегда выражается в применении
смелых сравнений: поэт и спекулятивный философ выра-
жают то, что хотят сказать с помощью образов, очень дале-
ких от подразумеваемого положения дел. Но рисуемая ими
картина всегда состоит из элементов, которые возникли
в результате наглядного переживания будничных вещей и
которые образуют порой в высшей степени причудливые
комбинации (например, кентавры, планеты как живые су-
щества и т.д). В то время как фантазия здесь действует
только в плане изменения порядка наглядных представле-
ний, точное естественно-научное мышление вследствие
объединенного усилия фантазии и логического анализа,
кажется, совершенно отрывается от привычного, наглядно-
го и достигает той сказочной абстрактности и обобщенно-
сти понятий, которая, возможно, отталкивает многих от
математической физики, но и делает ее для всех достойной
ІбЗак. 1731
481

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
восхищения. Кто проследит путь, который проделала ме-
ханика от Архимеда через Галипея и Ньютоиа к Эйнштеи-
ну, будет поражен той мощью разума, которая потребова-
лась для прохождения по этому пути и сконцентрировалась
в понятиях науки. Напротив, исторические дисциплины
имеют дело только с такими представлениями, которые ос-
таются близкими к повседневной жизни, к наглядной при-
роде, поэтому можно сказать, что в основополагающих по-
нятиях гуманитарных наук содержится больше природы.
В естественно-научных же понятиях - больше разума.
Еще раз хочу напомнить о том, что процесс развития ес-
тественно-научных понятий продвигается вперед в значи-
тельной мере за счет того, что происходит все более глубо-
кое «прояснение» исщнного содержания понятий, которое
раскрывается в ходе их употребления. Другими словами,
философская деятельность является тем фактором, которому
естественно-научное познание, в конце-концов, обязано кра-
сотой своих результатов. Исследование природы не говорит
о философии, но несет ее в себе; оно не говорит о культур-
ных достижениях, но само является одним из величайших
достижений культуры.
Если в конце нашего рассмотрения взаимоотношений
философской и естественно-научной деятельности я дол-
жен был бы сделать какой-то вывод, то в качестве единст-
венного результата хотел бы подчеркнуть мысль о том, что
эти виды деятельности не просто похожи, но по сути своей
неотделимы друг от друга. Естествоиспытатель должсн
быть философом, чтобы понимать основополагающие по-
нятия своей науки и иметь возможность образовывать но-
вые понятия. A философ, в свою очередь, не может придти
к мировоззрению иначе, как с помощью естественно-
научной картины мира. To обстоятельство, что мировоз-
зрение не является продуктом свободного, самостоятельно-
го философского умозрения, но полностью укоренено в
опытных науках, не делает его ущербным, так как картина
мира, нарисованная опытом, намного ярче, богаче и изо-
щренней, чем картина, которую мог бы изобрести челове-
ческий разум или нарисовать человеческая фантазия.
482

Бела Юхос (Вена)
КРИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕЧАНИЯ
О ТЕОРИИ НАУКИ ФИЗИКАЛИЗМА1
I. Верификация и прояснение
Против некоторых теоретико-познавательных тезисов
«Венского кружка» в последнее время внутри самой этой
школы были выдвинуты критические возражения, которые
требуют радикальной перестройки основ неопозитивист-
ской философии. Повод для этой критики предоставила
теория верификации логического позитивизма. Согласно
этой концепции [Auffassung], смысл предложения заключа-
ется в его верификации. Как же осуществляется и что озна-
чает «верификация предложсния»? Верификация осуществ-
ляется - согласно традиционной [bisherigen] концепции
Веиского кружка - через сведение предложения к такого
рода другим предложениям, которые являются высказыва-
ниями о непосредственно наблюдаемом, о «данном»
[Gegebene]. При этом под данным понимается «самое простое
и бесспорное»2. Предложения о данном далее несводимы к
другим предложениям, они «верифицированы тем, что они
описывают данное»3. Истинность или ложность таких
1 Bela Juhos. Kritische Bemerkungen zur Wissenschaftstheoric des
Physikalismus // Erkenntnis, 1934, Bd. IV. S. 397-418. Перевод с нем. яз.
д. ф. іі. Я. В. Шрамко.
2 Ср.: Moritz Schlik. Positivismus und Realismus (S. 3) // Erkenntnis,
1932-1933, Bd. III. S. 1-31. Русский псревод: Мориц Шлик. Позитивизм
и рсализм // Журнал «Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М: Изда-
тельский дом «Территория будуиіего»; Идея-Пресс, 2007. С. 283-310.
3 Ср.: Там же. S. 13 / С. 294. В оригинале: «Высказываіже "Сейчас пе-
редо мной два одинаково окрашенных пятна" уже нельзя свести к другим
высказываниям, оно верифицируется тем, что само описывает данное».
483

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
предложений устанавливается через их сравнение с дан-
ным. Поскольку же верификация всех других предложений
состоит в сведении к таким предложениям о данном, то
при любой верификации, в конечном счете, дело сводится
к сопоставлению предложений с данным. Предложение яв-
ляется истинным, если оно имеет ту же самую структуру, что
и состояние дел, существование которого оно утверждает.
Только те предложения имеют смысл, которые либо
сводимы к высказываниям о непосредственно данном («на-
блюдаемом»), либо же сами являются далее несводимыми
высказываниями. Сведение, или редукция, предложения к
другим предложениям может осуществляться двумя спосо-
бами: посредством преобразования по правилам определе-
ния или посредством выведения по правилам вывода.
Истинность сводимых предложений всегда зависит от ис-
тинности или ложности каких-то других предложений. Не-
редуцируемые предложения, напротив, являются истинны-
ми или ложными независимо от того, какие истинностные
значения принимают другие предложения, т.е. они не
являются истинностными функциями от других предло-
жений.
Итак, мы поняли предложение, если знаем, к каким
предложениям о данном оно может быть редуцировано. Но
в каких случаях мы понимаем высказывание о непосредст-
венно данном, которое далее нередуцируемо? Согласно
традиционной концепции Венского кружка, такое предло-
жение уже нельзя сделать понятными через другие пред-
ложения, но это можно осуществить только через демон-
страцию [Aufzeigung] состояния дел, о котором идет речь.
Демонстрацию нельзя заменить на описание или объясне-
ние с помощью высказываний. Ведь существует некоторый
вид языковых вспомогательных средств для того, чтобы
добиться понимания через демонстрацию или, по крайней
мере, содействовать ему. Это осуществляется посредством
прояснений [Erläuterungen], которые даются к основным
484

Бела Юхос
понятиям и постулатам науки. Прояснения, однако, не яв-
ляются подлинными высказываниями, даже если они
внешне имеют форму высказываний. Их функция состоит в
том, чтобы обратить внимание на определенные моменты
состояний дел (структуры), опосредованным образом сде-
лать эти моменты наглядными при помощи примеров,
сравнений и аналогий. Именно потому, что прояснения, не
являясь осмысленными предложениями, все же имеют
форму предложений, они сродни псевдопредложениям ме-
тафизики. Однако ме только основы отдельных наук нуж-
даются в прояснениях, но прояснения необходимы и для
понимания форм языка науки. Согласно традиционной
концепции Венского кружка^ высказывания о формах язы-
ка невозможны. Ибо высказывания, которые утверждают
существование языковых форм, должны сами обладать
этой формой. Поэтому они необходимо должны принимать
форму «а есть а». Такие тавтологичные предложение, од-
нако, ничего не сообщают, точно так же как ничего не го-
ворит тот, кто на вопрос: «Что такое красное?» отвечает
«Красное есть красное». Таким образом, к пониманию
форм языка, в случае если они неясны нам с самого начала,
можно прийти только через предъявление примеров или
наглядных символьных комплексов, a там, где и это не
удается, только через прояснения. Здесь, однако, ситуация
в некотором отношении является более сложной. Логиче-
ские формы лишь постольку имеются в наличии, посколь-
ку они принадлежат имеющимся предложениям и функци-
ям от предложений. Ho o знаковых комплексах, которые
представляют предложения и понятия, вполне можно де-
лать всевозможные (эмпирически контролируемые) выска-
зывания. Тем самым кажется, что возможны также выска-
зывания и о языковых формах. В противоположность это-
му, Веискіш кружок придерживался до сих nop того взгля-
да, что логические формы проявляются в знаковых ком-
плексах, но не совпадают с ними. Согласно этому, так на-
485

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
зываемые «высказывания о формах языка» являются в
лучшем случае высказываниями о физически реальных
объектах, но никогда - о самих логических формах, кото-
рые проявляются в физически реальных знаках. Итак, ло
гические формы также можно лишь продемонстрировать.
Лучше всего для этого подходит соответствующим обра-
зом дифференцированная символика, но наряду с этим не-
заменимы все же и прояснения. Они привлекают внимание
главным образом к тому, что мы делаем, когда формулиру-
ем предложения, точнее, когда мы оперируем с логически-
ми знаками. Было бы, однако, неверно полагать, что через
описапие этой деятельности формы языка, тем не менее,
якобы выражаются посредством высказываний. Деятель-
ность имеет форму, последняя, возможно, с особой ясно-
стью выражается посредством этих высказываний, однако
она с ними не совпадает.
Эту теорию верификации и прояснений упрекают те-
перь Карнап* и Негірат2, - которые сами принадлежат
к Веискому кружку, - в том, что она в некотором отноше-
нии якобы опирается на метафизические предпосылки и
использует для своего обосноваиия бессмысленные псев-
допредложения. Если верификация, в конечном счете, сво-
дится к сопоставлению предложения с данным, то это, на
их взгляд, является метафизикой, ибо что следует понимать
под «данным»? Это ведь звучит так, как будто нечто суще-
ствует независимо от познающего сознания, которому оно
дано. Это, однако, представляет якобы собой не что иное,
как метафизический реализм. Далее, лучшим доказательст-
вом того, что традиционная концепция Вепского кружкси
1 Rudolf Carnap. Die physicalischc Sprache als Universalsprache der
Wissenschaft// Erkenntnis, 1930—1931, Bd. II. S. 432-465. См. наст. изд.:
Рудольф Карнап. Физикалистский язык как унивсрсалміый язык нау-
ки. С 170-212.
2 Otto Neirath. Soziologie im Physikalismus // Erkenntnis, 1930-1931.
Bd. II. S. 393-431.
486

Бела Юхос
которая ориентируется на Витгенштеіта, не может обой-
тись без метафизики, является, по их мнению, то, что она
нуждается для понимания языковых форм и постулатов
науки в «прояснениях», которые, как было признано, яв-
ляются бессмысленными последовательностями слов, т.е.,
относятся к тому же самому роду, что и принципиально
неконтролируемые псевдопредложения метафизики.
Эти метафизические элементы противоречат, согласно
Карнапу и Нейрату, антиметафизической установке пози-
тивизма. По их мнению, они вытекают частью из ошибоч-
ной посгановки проблемы, частью из неточного способа
выражения, и потому, при точном способе выражения, ав-
томатически устраняются сами собой.
Нейрат там же набрасывает в общих чертах программу
свободного от метафизики позитивизма, который он, по
причинам, которые мы еще обсудим, называет «физика-
лизмом». Карпап (там же) останавливается на этих пробле-
мах, показывает их взаимосвязь и формулирует познава-
тельно-логический метод, который ведет к их разрешению.
Мы хотим здесь обсудить те коррективы, которые, в соот-
ветствии с этим, необходимо внести в тезисы логического
позитивизма.
II. Устранение метафизкческих формулировок
посредством физического языка
Согласно традициоиной концепции Веиского кружка,
единую науку невозможно построить, основываясь исклю-
чительно на языке физики1. Мы используем язык физики,
если в наши высказывания входят только физические по-
нятия. Понятия иынешней физики суть исключительно
пространственно-временные понятия. Иеважно, будет ли
1 Впрочсм, это положеиие пока ещс пиксм \\с было сформулировано
точиым образом.
487

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
физика в своих формулировках всегда использовать про-
странственно-временные основные понятия, вопрос заклю-
чается в том, можно ли, по крайней мере в принципе, так
сформулировать любое научное предложение, чтобы в него
входили только те понятия, которые относятся к тому же
типу, что и соответствующие физические основные поня-
тия. Как уже упоминалось, согласно традиционному взгля-
ду Венского кружка, на этот вопрос нельзя ответить утвер-
дительно. Иными словами, существуют понятия, которые
не могут быть образованы только из понятий физики. Вы-
сказывания, в которые входят эти понятия, описывают, та-
ким образом, состояния дел, которые не могут быть описа-
ны посредством языка физики. Так, например, понятие
«понимание высказывания (или понятия)» не может быть
образовано из чисто физических понятий. A именно, если
бы это было возможно, если бы через описание простран-
ственно-временных процессов можно было указать, когда
мы понимаем некоторое встроенное в научную систему,
т.е. истинное или ложное, предложение Ph to это привело
бы, как это можно показать, к порочному кругу. Ибо тогда
выполняется предложение Р2: «"А понимает Р" эквива-
лентно с "А ведет себя так-то и так-то"» (поведение A мыс-
лимое как пространственно-временной процесс). Р2, конеч-
но же, не эквивалентно с Р\. Теперь, с одной стороны, что-
бы понимать Рі, нужно знать, что Р2 является истинным,
с другой стороны, чтобы решить, является ли Р2 истинным.
нужно уже понимать Р\. Это, очевидно, является порочным
кругом, и тем самым понятие «понимать» не может быть
образовано из чисто физических понятий. (Приведенное
здесь обоснование принадлежит автору.)
В противоположность этой позиции Нейрат и Карнст
утверждают, что якобы существует только один научный
язык, и это - язык физики. Высказывания всех эмпириче-
ских наук должны быть все без исключения трансформи-
руемы в предложения, в которые входят лишь физические
488

Бела Юхос
понятия. Где это невозможно, там, по их мнению, соответ-
ствующее «предложение» не имеет никакого проверяемого
смысла, т.е. в этом случае речь идет о бессмысленной по-
следовательности слов. Из единообразия языка следует,
что в принципе существует только одии вид науки. Язык
этой «единой наукю> - физический. Тем самым все без ис-
ключения научные области являются частями единой нау-
ки, т.е. физики1. Свою концепцию, что физический язык
является основным языком науки, Кариап и Нейрат назы-
вают «физикализмом».
Трудностям, к которым приводит последовательное
проведение «физикализма», - как в приведенном выше
случае с «пониманием», - физикалисты противостоят при
помощи следующего соображения. Поскольку такие поня-
тия входят в научные, т.е. интерсубъективно контролируе-
мые посредством наблюдений высказывания, их можно
всегда заменить на пространственно-временные понятия.
Там, где это невозможно, истинность или ложность выска-
зывания нельзя установить в принципе, речь тогда вообще
идет не о предложении. Итак, все высказывания психоло-
гии должны быть трансформируемы в бихевиористские
предложения, в противном случае они являются бессмыс-
ленными. В частности, предложения, в которых речь идет о
понимании (или «значении») высказываний или понятий,
должны или быть эквивалентны высказываниям о поведе-
нии того, кто осуществляет понимание, в смысле бихевио-
ризма, или же они относятся к донаучному, т.е. доязыково-
му состоянию и уже поэтому a priori не могут быть кон-
тролируемыми осмысленными предложениями. (Ср.: Neu-
rath. Soziologie... S. 396.) B науку входят только интер-
субъективно проверяемые высказывания. Поэтому пороч-
ный круг того типа, который упоминался выше, не может
появиться до тех nop, пока мы остаемся в пределах науки,
1 См.: указ. выше статьи Карнапа и Нейрата.
489

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
т.е. полны решимости говорить при помощи в общем кон-
тролируемых предложений. Итак, согласно Карнапу и Неі<-
рату, такие опасения не создают никаких препятствий для
осуществления физикалистской программы.
Здесь уже может возникнуть подозрение, что таким об-
разом отклоняются, как бессмысленные, проблемы, кото-
рые непременно появляются, лишь только мы хотим прий-
ти к пониманию основ науки. Это подозрение усиливает-
ся, если мы наталкиваемся на похожие проблемы и в дру-
гих пунктах, в которых, по мнению физикалистов, особо
отчетливо проявляется замаскированная метафизика
Венского кружка, отчего реформы, которые осуществля-
ет физикализм, имеют в этих мсстах более важные послед-
ствия.
Как мы уже упоминали, согласно традиционному
взгляду Веиского кружка, верификация предложений осу-
ществляется, в конечном счете, через соотнесение выска-
зываний с данным. При известных условиях, верность вы-
сказывания Р/ можно контролировать тем, чтобы указать
предложение Р2 (или систему предложений), с которым по
правилам логики (например, правилам вывода) Р/ можно
соотнести таким образом, что Р/ является истинным тогда
и только тогда, когда Р2 является истинным или же лож-
ным. Однако, в принципе, должны существовать предло-
жения, которые являются истинными, независимо от того,
являются ли истинными или ложными какие-либо другис
предложения, другими словами, которые не являются ис-
тинностными функциями других предложений. Эти пред-
ложения не могут быть далее сведены к другим предложе-
ниям, их истинность нельзя проверить тем, чтобы указать
посылки, из которых они выводимы. Установление истин-
ности или ложности этих «атомарных предложений» осу-
ществляется в результате того, что проявляется [zeigt sich]
их структурное совпадение или несовпадение с данным со-
стоянием дел.
490

Бела Юхос
Теперь, Карнап и Нейрат считают, что разговоры о
«данном» означают «метафизику», являются остатком ме-
тафизического реализма. Само название «данное» указыва-
ет, по их мнению, на того, кто дает; того, кому дают и то,
что дают - трехместное отношение, и с этим связан целый
букет хорошо известных* псевдовопросов - таких, как
строение «данного» самого no себе и т.п., на которые не-
возможно ответить в принципе. Но ведь очевидно, что
также и все остальные члены Венского кружка отклонили
бы такого рода метафизический фундамент критикуемой
теории верификации1. Согласно Карнапу и Нейрату, эти
следствия, однако, являются неизбежными, если придер-
живаться традиционных формулировок Вепского кружка.
Но их можно исключить, если припомнить, как мы на са-
мом деле поступаем, когда верифицируем предложения
науки, и соответствующим образом изменить формулиров-
ки теории верификации.
Физикалисты считают, что они вынуждены осущест-
вить этот шаг также и в силу другого обстоятельства.
В противоположность традиционной концепции Веиского
кружка, Кариап и Нейрат считают, что осмысленные вы-
сказывания о формах языка (синтаксис, грамматика) воз-
можны. Верификация же таких высказываний не может
осуществляться через сопоставление предложения и дан-
ного, ибо тогда логические формы должны были бы при-
числяться к данному в том же смысле, что и предметы фи-
зики. Итак, также и эта точка зрения делает необходимой
реформу традиционной концепции верификации Венского
кружка.
Нейрот считает, что верификация любого научного
предложения всегда состоит в сравнении этого предложе-
ния с другими предложениями2. Утверждение, что мы,
1 Ср.: M Шлик. Позитивизм и рсализм. С. 28Ф-285.
2 Ср.: О. Neurath. Soziologie... S. 397.
491

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
чтобы проверить истинность некоторого предложения,
сравниваем его с так называемым «данным», уже потому
является, на его взгляд, бессмысленным, что каждый мо-
жет сравнивать соответствующее предложение только с
тем, что дано ему лично. Интерсубъективная верификация
оказалась бы тогда невозможной. Согласно концепции фи-
зикалистов, мы скорее имеем некоторую «массу высказы-
ваний» (Ср.: Neurath. Soziologie... S. 397), которую мы пре-
умножаем за счет новых высказываний и верифицируем
эти новые высказывания тем, что сравниваем их с «унасле-
дованными» высказываниями. Если они им противоречат,
то тогда либо то или иное высказывание должно быть ис-
ключено как ложное, либо же мы должны каким-то обра-
зом изменять высказывания до тех nop, пока не получим
непротиворечивую систему. При этом мы нигде не апелли-
руем к «данному». Конечно, все высказывания, без исклю-
чения, должны быть формулируемы в языке физики.
Однако тот взгляд, что верификация якобы состоит ис-
ключительно в сравнении предложений друг с другом на
предмет из взаимной согласованности, подразумевает, что
каждое предложение науки является истинностной функ-
цией от других предложений науки. Мы переходим теперь
к обсуждению следствий из этой концепции.
III. «Преимущество» протоколъных предложений
и физикалистского критерия подтверждения?
Физикалистская концепция, согласно которой мы ум-
ножаем имеющуюся массу высказываний науки посредст-
вом новых высказываний, исключаем или изменяем пред-
ложения, пока не получим непротиворечивую систему, ве-
дет к вопросу о том, как мы получаем и верифицируем те
предложения, на долю которых (согласно традиционному
взгляду Веиского кружка) выпадает функция обосновывать
правильность других предложений, осуществлять проверку
492

Бела Юхос
[Bewährung] наших гипотез и предсказаний. Эга функция вы-
падает на долю так называемых протокольпых предложений.
Карнап и Нейрат в двух недавно вышедших работах1
обстоятельно исследовали вопрос получения и верифика-
ции протокольных предложений и более точно сформули-
ровали свою концепцию относительно данной проблемы.
Выступление Нейрата направлено в первую очередь
против прежних утверждений Карнапа1, которые, правда,
имели скорее характер предварительных замечаний и с тех
nop были модифицированы, что протокольные предложе-
ния, в отличие от предложений системы, получаются «не-
посредственно» и не нуждаются ни в какой проверке. Как
считает Нейрат, эта концепция Карнапа все еще содержит
остатки метафизики, ее несложно связать с верой школь-
ной философии в «непосредственные переживания», «по-
следние элементы», короче говоря, в «данное»3. Тем самым
антиметафизическая позиция физикализма оказывается по-
дорванной. Нейрат справедливо замечает, что предложе-
ния, не нуждающиеся ни в какой проверке, также не могут
быть, в ходе развития науки, изменены или исключены как
ложные. Таким образом, из концепции Карнапа вытекает -
как, впрочем, и из любой позиции, которая усматривает
последнее основание верификации в предложениях о «дан-
ном», - преимущество протокольных предложений перед
остальными предложениями науки. Если протокольное
предложение противоречит имеющейся системе предложе-
1 Otto Neurath. Protokollsätzc // Erkenntnis, 1932—1933. Bd. III.
S. 204-214: Rudolf Car nap. Über Protokollsätze // Erkenntnis, 1932-1933.
Bd. III. S. 215-234. Русский перевод: Ommo Heùpam. Протокольные
предложения. С. 310-320; Рудольф Карнап. О протокольных предложе-
ниях. С. 320-335 // Журнал «Erkenntnis» («Познанис»). Избранное. М.:
Издательский дом «Территория будущего»; Идея-Прссс, 2007.
2 См. наст. изд.: Рудольф Карнап (Прага). Физикалистский язык как
унивсрсальный язык науки. С. 170-212.
3 О. Иейрат. Протокольные предложения. С. 316.
493

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ний науки, то, согласно концепции, против которой борет-
ся Неират, для устранения противоречия ни в коем случае
нельзя исключать или изменять протокольные предложе-
ния, но изменение всегда может затрагивать лишь гипоте-
зы, законы природы или положения этой системы. Нейрат
(ср.: Протокольные предложения. С. 315) протестует про-
тив этого «Noli me tangere»1 протокольных предложений.
Он считает, что процесс преобразования науки состоит
именно в том, что предложения, которые когда-то были в
употреблении, позднее исключаются или меняются на дру-
гие. «Каждый закон и каждое физикалистское предложе-
ние единой иауки wiu одной из конкретных наук может
испытать такое изменение, в том числе каждое прото-
кольиое предложение» (Нейрат. Там же. С. 314) Так назы-
ваемых окончательно гарантированных, чистых прото-
кольных предложений как исходного пункта науки вовсе
не существует, предположение, что существует образован-
ный из чистых атомарных предложений идеальиый язык,
есть, по мнению Нейрата, метафизическая фикция (Ней-
рат. Там же. С. 310 и 319). Так называемых первоначаль-
ных протокольных предложений, которые допускает Kap-
иап, не существует. Протокольные предложения представ-
ляют собой, согласно Heùpamy, такие же реальные предпо-
жения, как и другие реальные предложения, имеющие точ-
но такую же языковую форму: они формулируются таким
образом, что «имена людей или имена групп людей» свя-
зываются по определенным (синтаксическим) правилам с
другими терминами, которые также встречаются в осталь-
ных научных предложениях (ср.: Нейрапи Там же. С. 314 и
далее, и 319). Поскольку они принадлежат к тому же само-
му виду, что и остальные реальные предложения, прото-
кольные предложения не имеют перед ними никакого пре-
«Ие прикасайся ко Мне» (лат.) - евангельский сюжет, описываю-
щий первое после Воскресения явление Христа Марии Магдалине.
494

Бела Юхос
имущества, т.е. они точно также должны проверяться и,
при известных условиях, могут быть, точно также как и
другие реальные предложения, изменены или вычеркнуты.
Из этого равноправия всех реальных предложений непо-
средственно следует, что проверка для всех без исключе-
ния предложений - включая, таким образом, и протоколь-
ные предложения - может состоять лишь в совместимости
(«непротиворечивости») предложений друг с другом (ср.:
Нейрат. Там же. С. 314 и далее). Однако, по моему мне-
нию, более подробное обоснование, которое Heîtpam дает
для этой концепции, является небесспорным, даже если ис-
ходить из его собственной точки зрения.
Так, он отмечает (Heùpam. Там же. С. 315-316), что
«обосновываться» могут только «предложения». «Предло-
жения» же представляют собой «последовательности зна-
ков, которые используются в процедурах проверки и могут
быть систематически заменены другими знаками». И сразу
же за этим - предложение, которое должно породить со-
мнения y радикальных физикалистов. «"Одинаковые пред-
ложения" можно определить как такие раздражители, ко-
торые при определеиных условиях вызывают одинаковые
реакции» (там же. С. 315). Таким образом, тождество
предложений определяется здесь через тождество реак-
ции. Но что же представляют собой «одинаковые реак-
ции»? Ведь физикалист может говорить только о предло-
жениях. Иными словами, он может, в лучшем случае, оп-
ределить тождество реакций через тождество предложе-
ний, но не наоборот. Итак, определение Нейрата дает по-
вод думать, что реакции являются чем-то до языка «дан-
ным» и «наблюдаемым», на основе чего устанавливается
тождество и согласованность предложений. Это было бы
возвратом к метафизике.
Конечно, здесь мы можем иметь дело с неточной фор-
мулировкой. Но и помимо этого мы находим y Нейрата
замечания, которые в рамках концепции, выражающей
495

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
точку зрения физикализма, приводят к интересным след-
ствиям.
Судьба быть исключенным в качестве ложных, может,
по Нейрату, постичь протокольные предложения, точно
так же как и любые другие реальные предложения. При
этом критерием сохранения является непротиворечивость
предложений относительно друг друга. Иными словами,
Неират считает, что бывают случаи, когда, по крайней ме-
ре, одно протокольное предложение обязательно должно
быть объявлено ложным и исключено. Это имеет место в
том случае, если два протокольных предложения противо-
речат друг другу. На с. 315 Нейрат пишет: «Два противоре-
чащих друг другу протокольных предложения ие могут ис-
пользоваться в системе единой науки. Если же мы даже не
можем сказать, какое из этих двух предложений следует
исключить или следует исключить оба, то ясно, что оба эти
предложения не "обоснованы", т.е. не могут быть включе-
ны в систему». Даже для концепции Нейрата это послед-
нее утверждение не будет выполняться, если не сделать
особого рода оговорки. Ведь согласно его радикальному
взгляду, мы имеем право по-новому формулировать или
изменять высказывания, гипотезы, постулаты, чтобы при-
вести предложения системы к взаимному согласию. При
этом необходимо особо подчеркнуть, что эти по-новому
сформулированные вспомогательные предложения - к ко-
торым, при известных условиях, могут также принадле-
жать и совершенно новые, формулируемые за счет предпи-
санного соединения определенных терминов, протоколь-
ные предложения, - абсолютно равноправны с имеющими-
ся реальными предложениями системы, ибо тем, что они не
противоречат этим предложениям, они уже прошли про-
верку в смысле физикализма. Однако, в принципе, и, преж-
де всего, через формулирование подходящих гипотез, все-
гда можно непротиворечивым образом присоединить к
системе какие-угодно протокольные предложения, a имен-
496

Бела Юхос
но, и тогда, когда соответствующие протокольные предло-
жения, так сказать, «противоречат» друг другу. В фор-
мально-логическом смысле протокольные предложения
вообще не могут друг другу противоречить.
Это ясно находит свое выражение y Карнапа1 в его от-
вете на только что изложенные построения Нейрата, когда
он пытается доказать, что его концепция, будучи соответ-
ствующим образом сформулирована, совпадает с концеп-
цией Нейрата. Он говорит, что то, что записано в протоко-
лах (т.е. протокольные предложения, полученные в резуль-
тате реакции), только тогда может стать формально-
противоречивыми предложениями, когда оно переведено в
предложения языка при помощи правил перевода. Если по-
является противоречие, то мы должны искать его причину
в установленных нами правилах перевода и соответствую-
щим образом их изменять (Карнап. Там же. С. 324 и 325).
Таким образом, протокольные предложения только тогда
могут противоречить друг другу, если они переводятся на
язык системы, но эти противоречия всегда могут быть уст-
ранены при помощи изменений правил перевода или дру-
гих предложений системы, следовательно, «всегда воз-
можно, ... непротиворечивым образом использовать имею-
щиеся протокольные предложения»2.
Но что из этого следует? Если обоснование заключается
в непротиворечивом включении предложения в систему
(ср.: Нейрат. Там же. С. 315) и в принципе всегда возмож-
но непротиворечивым образом включить в систему любые
протокольные предложения, то критерий обоснования,
очевидно, выполняется во всех случаях, т.е. он содержит
тавтологию и, тем самым, становится непригодной. Одна-
1 См.: Рудольф Карнап. О протокольных предложсниях // Журнал
«Erkenntnis» («Познапие»). Избраннос. М.: Издательский дом «Террито-
рия будущего»; Идея-Пресс, 2007. С. 320-335.
2 Автор указывает на с. 220 из ct.: Rudolf Car nap. Über
Protokollsätze // Erkenntnis, 1932-1933, Bd. III. S. 215-234, но в русском персводе
цитата не обнаружена. - Прим. перев.
497

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
ko, мы неизбежно придем к такого рода тавтологичному
критерию обоснования, если, вслед за Нейратом, будем
отрицать преимущество протокольных предложений по
сравнению с другими реальными предложениями и видеть
единственную проверку в непротиворечивой согласован-
ности прсдложсний. Ибо благодаря тому, что мы можем
расширить систему путем формулировки новых предложс-
ний любого рода (включая протокольные предложения), в
принципе, всегда возможно достичь непротиворечивой со-
гласованности системы с какими-угодно имеющимися про-
токольными предложениями.
Избежать этой трудности можно только в том случае,
если признать преимущество протокольных предложений,
которое заключается в том. что через них проверяются
другие предложения, но сами они не нуждаются ни в какой
проверке, т.е. признатъ независимость их истинностного
значения от других предложений. Согласно этой концеп-
ции, понимая протокольные предложения, мы тем самым
уже усматриваем их истинность. И поэтому совершенно
бесполезно, дабы избежать тавтологичного критерия обос-
нованности, вводить произвольное формальное ограниче-
ние и, например, требовать, чтобы два протокольных пред-
ложения, которые «противоречат» друг другу, ne могли ис-
пользоваться в одной и той же системе (ср.: Heùpam. Там
же. С. ЗІ4-ЗІ5). Даже тогда мы сталкиваемся с принципи-
альными трудностями: мы получим неограниченно много
научных систсм («единых наук»), которые хотя и являют-
ся - впрочем, на основе произвольных постулатов - взаи-
моисключающими, но, тем не менее, равноправны, ибо в
основе каждой системы лежат легитимно образованные
протокольные предложения, находящиеся в согласии с ос-
тальными предложениями системы. Какая же из этих сис-
тем является иастоящей единой наукой? Что именно выде-
ляет эту систему? Мы еще вернемся к этому вопросу1.
1 Этот вопрос рассматривают также: Edgar Zilsel (Wien). Bermerkun-
gen zur Wissenschaftslogik//Erkenntnis, 1932-1933, Bd. III. S. I43-I6I:
498

Бела Юхос
Если не считать другого типа терминологии, ситуация
похожа на конвепционализм Динглера. Ведь Динглер счита-
ет, что результаты наших «наблюдений» (измерений, экс-
периментов) зависят от законов, в соответствии с которы-
ми мы изготовляем наши измерительные приборы. Резуль-
таты измерений, таким образом, никак не могут противо-
речить этим законам. Там, где все же возникает видимость
такого противоречия, то, согласно зтой точке зрения, бес-
смысленно предполагать несогласованность законов с со-
вершенно неконстатируемым «даиным», скорее всегда
имеется возможность, посредством формулирования соот-
ветствующих гипотез, восстановить согласие между «про-
токольными предложениями» и первоначально отобран-
ными законами. Говорить, что физика описывает «реаль-
ность», «данное», также и по Дииглеру, ненадежно и бес-
смысленно. В результате, он также выиужден, среди неог-
раниченно многих системных конструкций, которые, со-
гласно этой концепции, оказываются возможными, выде-
лить, в конце концов, по некоторому особому свойству,
одну систему в качестве «правильной». Мы не будем здесь
анализировать, какие возможные сомнения несет в себе то
особое решение этой проблемы, предложенное Дииглером.
Мы только обращаем внимание на сходство проблемных
ситуаций, к которым ведут «физикализм» и «конвенцио-
нализм».
He такой простой, как только что подвергнутая обсуж-
дению однозначно сформулированная концепция Нейрата,
представляется нам более подробно развитая в упомянутых
работах точка зрения Карпапа^ к которой мы теперь и пе-
реходим.
Rudolf Carnap (Prag). Erwiderung auf die vorstehenden Aufsätze von E. Zil-
zel und K. Dunker// Erkenntnis, 1932-1933, Bd. 111. S. 177-189. См. наст.
изд.: Эдгар Цильзель (Вена). Замечания о логикс науки. С. 255-279; Рудолы/)
Карнап (Прага). Огвет lia статьи Э. Цильзеля и К. Дункера. С. 279-294.
499

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
IV. Получение протокольных предложеиий
В своей статье, которую мы обсудили в предыдущем
разделе, Нейрат решительно отклоняет тезис Карнапа1, что
протокольные предложения не нуждаются ни в какой про-
верке. В своем ответе2 Карнап пытается доказать, что его
концепция отличается от концепции Нейрата лишь иным
способом выражения. Прежде всего, он отвергает подозре-
ние, что его концепция якобы непременно должна быть
подкреплена ссылкой на «последние элементы», на «дан-
ное», короче говоря, что его позиция является «абсолюти-
стской». (Ср.: Рудолъф Карнап. О протокольных предло-
жениях. С. 329.) Его построения, однако, оставляют двой-
ственное впечатление.
По Кариапу, при отыскании протокольных предложе-
ний следует, прежде всего, принимать во внимание два ме-
тода. Один из них рассматривает протокольные предложе-
ния eue, другой - виутри языковой системы (Карнал. Там
же. С. 320 и далее, С. 328 и далее). Согласно первому ме-
тоду, который Карнап называет не неправильным, a менее
совершенным, протокольные предложения представляют
собой процессы, происходящие при известных условиях,
т.е. являюшиеся реакциями, которые появляются при из-
вестных условиях, или, как это по-другому выражает Кар-
нспи «сигналами», автоматически появляющимися при из-
вестных условиях. Мы соотносим эти реакции, после того
как изучим регулярность их появления, на основе правил
перевода, с выражениями нашей языковой системы, так
что мы получаем словарь, который позволяет нам перево-
1 См. наст. изд.: Рудольф Карнап (Прага). Физикалистский язык как
универсальный язык науки. С. 170-212.
2 См.: Рудольф Карнап. О протокольных предложениях // Журна-і
«Erkenntnis» («Познание»). Избранное. М.: Издательский дом «Тсррито-
рия будущего»; Идея-Пресс, 2007. С. 320-335.
500

Бѳла Юхос
дить комбинации сигналов, так называемые протокольные
предпожения, в предложения языковой системы, и наобо
рот, позволяет нам увидеть, какие комбинации сигналов
мы, на основе определенной языковой системы, должны,
при известных условиях, ожидать. (Карнап. Там же. С. 321
и далее.) Карнап теперь пытается показать, что это являет-
ся делом простого соглашения [Festsetzung], различного
способа выражения, говорим ли мы о проверке или отсут-
ствии проверки протокольных предложений, или же пред-
почитаем сказать, что протокольные предложения не нуж-
даются ни в какой проверке. В соответствии с этим, его
точка зрения отличается от точки зрения Heùpama лишь
различием в способах выражения. Мы, однако, уже здесь
хотели бы предварительно заметить, что по нашему мне-
нию, размышления Карпапа по этой проблеме позволяют
выявить принципиальную противоположность этих точек
зрения.
Протокольные предложения как процессы (реакции,
сигналы) не могут противоречить друг другу. Противоре-
чия могут появиться только после того, как мы посредст-
вом правил перевода переведем их в предложения языко-
вой системы. Это, в свою очередь, может побудить нас так
изменить правила перевода или прежние предложения сис-
темы, чтобы восстановилась согласованность. По Карнапу,
посредством таких изменений правил перевода или пред-
ложений системы, всегда возможно «непротиворечиво
представить имеющиеся протокольные предложения. При
таком способе действий протокольные предложения не за-
трагиваются». (См.: Карнап. Там же. С. 325.) Сразу же no-
one этого Карнап добавляет - очевидно, имся в виду пози-
Цию Нейрата: «Конечно, можно договориться избрать
Другой способ действий, при котором в случае несоответ-
ствия окружающим условиям соответствующее протоколь-
ное предложение объявляется "ложным" и можетбыть от-
501

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
брошено» (Кариап. Там же. С. 325). Тем самым учитыва-
лись бы обе концепции (Кариапа и Нейрата).
Однако из этой концепции следует, что какие бы ни
были протокольные предложения, согласованность или не-
согласованность предложений системы может быть созда-
на независимо от них, посредством произвольного измене-
ния правил перевода, согласованность и противоречия сис-
темы не имеют никакого отношения к протокольным пред-
ложениям. Конечно, это является делом произвольного со-
глашения, хотим ли мы, в случае несогласованности сис-
темных предложений, также исключать и относящиеся к
ним (лежащие вне языковой системы) протокольные пред-
ложения. A именно с ними можно делать все, что угодно,
они являются «излишними сущностями» в смысле Оккама
и можно только согласиться с Нейратом, когда он в связи
с этой модифицированной точкой зрения Карпапа, требует,
что мы должны вести речь только о формулировке и изме-
нении предложений системы, и поскольку, в любом случае,
дело заключается лишь в согласованности внутри системы.
мы должны опускать как излишние лежащие вне языковой
системы протокольные предложения, включая правила пе-
ревода. Действительно, таким образом мы приходим к со-
вершенно равнозначной, но гораздо более простой и в
меньшей степени допускающей неправильное толкование
концепции: существуют лишь предложения языковой сис-
темы, некоторые из них образуются по синтаксическим
правилам в результате формулирования, т.е. связывания
отобранных терминов и называются «протокольнымн
предложениям (внутри языковой системы)». Мы уже озна-
комились с этой концспцией Нейрата и нет нужды еще раз
к ней возвращаться. Если Карпап понимает сближение сво-
ей концепции с концепцией Нейрата в этом смысле, то.
хотя различие между обеими точками зрения заключается
просто в разных способах выражения, все сомнения, вы-
двинутые против Нейрата, сохраняют свою силу и в от-
502

Бела Юхос
ношении взгляда Кариапа. В частности, он также может
понимать под «обоснованием» лишь одно применимое во
всех случаях, т.е. содержащее тавтологию, понятие. Я счи-
таю, что из других мест построений Карнапа следует, что
он как раз ne придерживается этого мнения, но поскольку
сам Кариап обозначает рассмотрение протокольных пред-
ложений «вне языковой системы» как «есовершенный ме-
тод, то мы сейчас обратимся к исследованию лучшего ме-
тода, который рассматривает протокольные преддожения
как лежащие «внутри языковой системы» (Кариап. Там же.
С. 327 и далее).
Здесь также следует отметить с самого начала, что по-
лучаемый в итоге результат не оставляет полностью одно-
значного впечатления. Протокольные предложения пред-
ставляют собой реакции, сигналы. Теперь сигналами мо-
гут, при известных условиях, быть также слова и предло-
жения языковой системы. В этом случае сами протоколь-
ные предложения точно также принадлежат языковой сис-
теме, и мы экономим на переводе. Это вполне возможное
допущение ничего ведь не меняет по смыслу в той коіщеп-
ции, которую мы обсудили выше. Здесь также протоколь-
ные предложения являются сигналами, т.е. получаются не-
посредственно. Поскольку, однако, сигналы являются од-
новременно знаковыми комплексами языковой системы, то
протокольные предложения являются вместе с тем и кон-
кретными предложениями системы. Проверка предложения
системы осуществляется здесь тем, что из этого предложе-
ния выводятся конкретные предложения, которые затем
сравниваются с непосредственно полученными конкрет-
ными предложениями (так называемыми протокольными
предложениями внутри языковой системы). Итак, здесь
можно сказать, что при верификации предложений систе-
мы они непосредственно сравниваются с протокольными
предложениями, т.с. предложения системы сравниваются с
предложениями системы. При этом, однако, нельзя забы-
503

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
вать, что одно из этих предложений системы по-
лучено в результате вывода, a другое - непосредствеиио
(в результате реакции). Этой концепции придерживается
также Карнап, там же, с. 327 и, например, на с. 329.
Но все же y него встречается и мысль о том, что при не-
котором особом условии можно сделать вывод о равнопра-
вии протокольных предложений с остальными предложе-
ниями системы (там же, с. 329 и далее), a в этом случае, как
мы уже неоднократно отмечали выше, обоснование может
заключаться исключительно в формальной непротиворечи-
вости системы, и способ, которым мы получаем сравни-
ваемые предложения больше не играет никакой роли. Дей-
ствительно, Карнап считает (ссылаясь на идеи К. Поппера),
что поскольку протокольные предложения сами являются
конкретными предложениями системы, то, возможно, что
«каждое конкретное предложение физикалистского сис-
темного языка может, при соответствующих обстоя-
тельствах, использоваться в качестве протокольного
предложения» (см.: Там же. С. 329). A поскольку мы полу-
чаем конкретные предложения посредством их выведения
из законов, то проверка такого закона состоит в том, что
мы выводим из него реальные предложения, - причем мы
можем двигаться неограниченно далеко, - и затем просто
договариваемся, где остановиться и какое конкретное
предложение признать в качестве протокольного предло-
жения. Поскольку, тем самым, решение о том, какие кон-
кретные предложения мы хотим назвать протокольными
предложениями, принимается произвольным образом, по-
стольку не может существовать никаких протокольных
предложений, которые имели бы привилегированный ста-
тус по сравнению с остальными предложениями системы.
ибо при произвольном решении, жребий быть объявлен-
ным протокольным предложением может выпасть на долю
любого конкретного предложения системы. В соответствии
с этим, как считает Карнап, не существует абсолютного
504

Бела Юхос
преимущества протокольных предложений, как это утвер-
ждает традиционная «абсолютистская» концепция Венско-
го кружка, напротив, физикализму удалось, при помощи
изложенных выше соображений, доказать относительность
протокольных предложений, отчего физикализм вообще
можно назвать первой релятивистскои теорией познания
(Кармап: Там же. С. 324 и далее).
Очевидна противоположность этой концепции тому
взгляду, который Карнап также считает здесь верным, что
протокольные предложения являются сигналами, получен-
ным в результате реакции (см.: Там же. С. 324-328). Име-
ется скрытое противоречие между кариаповским утвер-
ждением относительности протокольных предложений, т.е.
их равноправия с остальными предложениями системы и
его другой концепцией, представленной на конкретном
примере (Там же, с. 329-330).
Пожалуй, верно, что мы, при проверке протокольных
предложений или других предложений системы, выводим
конкретные предложения из тех предложений, которые
подвергаются проверке, причем мы можем, за счет привле-
чения все новых посылок, сколь угодно далеко «вернуться
назад»; однако неверно, что истинность проверяемых
предложений обосновывается таким образом, что, в конце
концов, в результате соглашения, одно из выведенных
предложений объявляется истинным, т.е. подтвержденным
протокольным предложением. Эта концепция, на которую
наводят замечания Карнапа и согласно которой истинност-
ное значение протокольных предложений зависит от про-
стого соглашения, привсла бы к тавтологичному обоснова-
нию в ее худшей форме. Предложение, истииность кото-
рого обоснована, иикогда не может быть получено в ре-
зультате выведеішя, и иикакое дополнителъное соглаше-
ние ие может иаделитъ выведенное предложение преиму-
ществом при осуществлеиии проверки. Вообще-то верно,
что мы решаем по соглашению, какое выведенное предло-
505

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
жение должно сравниваться с протокольным предложени-
ем, полученным в результате составления протокола («на-
блюдения», реакции). Однако предложение, с которым
сравнивается выведенное конкретное предложение, всегда
получается непосредственно в результате составления про-
токола (См.: Карнап. Там же. С. 329-330). Непосредствен-
ное получение, которое можно назвать наблюдением, реак-
цией или как-нибудь иначе, само по себе наделяет пре-
имуществом при проверке, при верификации других пред-
ложений, ибо оно является гарантией независимости ис-
тинностного значения проверяемого предложения от ис-
тинностных значений других предложений, и только при
этом условии «проверка» предложений системы может оз-
начать нечто болыаее, чем просто формальную непротиво-
речивость. Непосредственно полученные предложения от-
личаются своей формой, их форма делает возможным ус-
мотреть истинность таких предложений уже в том, что мы
их поняли. Это выполняется также и там, где мы хотим
проверить «протокольные предложения», что также оче-
видно следует из приводимого Карнапом примера (там
же, с. 330), даже если его способ выражения местами мо-
жет дать повод для неверного толкования. Проверка «про-
токольного предложения» становится необходимой, когда
обстоятельства реакции точно не известны или же замене-
ны непроверенными предпосылками (например, считыва-
ние положения часовых стрелок при условии точности ча-
сов). Таким образом, чистые протокольные предложения
(которые являются лишь сигналами) вообще нельзя прове-
рять, их истинность или ложность «показывает» себя сама.
Напротив, теоретико-гипотетические части «нечистых»
протокольных предложений являются проверяемыми и
проверка «протокольных предложений» заключается ни в
чем ином, как в том, что выводятся теоретические предпо-
сылки в форме конкретных предложений системы, которые
подвергаются верификации. Таким образом, все отчетливее
506

Бела Юхос
выявляется чистое ядро каждого «протокольного предло-
жения», «сигнал». Возможно, что такие теоретические
предпосылки никогда не могут быть полностью исключены
при составлении протокола, однако ясно, что они могут
быть систематически постепенно ограничены при помощи
новых составлений протоколов, из чего следует, что мы
считаем некоторый протокол более надежным, чем другой,
если этот второй протокол опирается на большее число не-
проверенных предпосылок. Тем не менее, в основе любого
составления протокола лежит непосредственное получе-
ние, получение в результате реакции («наблюдения» и т.д.)>
и оно образует его ядро, неважно какие еще предпосылки
привлекаются при составлении протокола. В соответствии
с этим, проверка протокольного предложения Р заключает-
ся в том, что из Р выводятся конкретные предложения, ко-
торые сравниваются с другими протокольными предложе-
ниями Q, получаемыми непосредственно в ходе составле-
ния протокола. В этом и состоит смысл построений Карна-
па в указанном месте (с. 330), только, как я полагаю, было
бы яснее, если бы он, описывая процесс верификации про-
токольных предложений, не просто сказал, что протоколь-
ное предложение Р «сводится» к другим протокольным
предложениям Q (что легко может быть понято так, как
будто Р и Q a priori находятся между собой в логическом
отношении выводимости), и что дело якобы сводится к ус-
тановлению их формальной непротиворечивости, но: выво-
diLvtbie из Р конкретные предложения сравниваются с непо-
средственно полученными протокольными предложения-
ми Q. (Что именно в этом заключается точка зрения Kap-
напа, подтверждается, между прочим, в тех местах, где он
говорит, что определенные протокольные предложения
сводятся к другим, «описывающим предпринятую кем-то
из нас регулировку часов», или же как: «Я воспринимал
такие-то и такие расположения стрелок» и прочее (таи
же, с. 330).
507

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Таким образом, каждая верификация опирается на
предложения, которые мы получаем непосредственно, в
результате составления протокола. Точка зрения физикали-
стов, что формулировка протокольных предложений может
быть описана посредством пространственно-временных
понятий как физическая реакция, не выдерживает критики,
ибо верность этого описания составления протокола сама
может быть проверена только посредством составления
другого протокола. Однако мы могли бы доверять этому
последнему контролирующему составлению протокола,
только если бы мы знали, что оно на самом деле является
составлением протокола, т.е. что наше пространственно-
временное описание протокольной записи в этом случас
является истинным. Итак, верификация пространственно-
временного описания протокольной записи предполагает
истинность этого описания. Отсюда следует, что физиче-
ское описание протокольной записи невозможно. Этаточка
зрения подкрепляется тем, что Кариап (вместе с Поппером)
также считает, что то, какие конкретные предложения сис-
темы мы желаем признать в качестве протокольных пред-
ложений, может быть решено только по соглашению. Если
бы составление протокола было некоторым описываемым в
физических понятиях процессом, то мы не нуждались бы в
соглашении, ибо тогда можно было бы указать на эмпири-
ческие критерии этого процесса и его результата - прото-
кольного предложения. Однако, как бы то ни было, теоре-
тико-познавательное значение «непосредственного» полу-
чения протокольных предложений заключается в том, что
эти предложения не являются истинностными функциями
других предложений, благодаря чему им и принадлежит
преимухцество при осуществлении проверки перед всеми
остальными предложениями и благодаря чему «согласо-
ванность с протокольными предложениями» и может озна-
чать нечто большее, чем просто формальную непротиворе-
чивость. Как уже говорилось, мы полагаем, что из многих
508

Бела Юхос
мест в работах Карнапа вытекает, что он признает это пре-
имущество протокольных предложений, a значит, является
абсолютистом, несмотря на противоположные замечания,
которые y него можно найти. Да, мы считаем, что концеп-
ции Дииглера и Нейрата, являются гораздо более близки-
ми, чем концепции Кариапа и Нейрата.
V. «Истинная» иаука
Рассмотренная выше проблематика получает дальней-
шее уточнение благодаря разъяснениям Карнапа] в его от-
вете Э. Цильзелю2.
Из разбираемых там двух вопросов нас интересует вто-
рой: каким образом «истинную» науку можно отличить от
остальных логически возможных систем?
Подтверждение системы научных предложений осуще-
ствляется посредством протокольных предложений. Те-
перь, можно вообразить себе сколь угодно много «мно-
жеств протокольных предложений», которые являются не-
совместимыми между собой, однако логически равноправ-
ны. На основе каждого такого рода множества протоколь-
ных предложений можно конституировать научные систе-
мы, которые сами по себе являются непротиворечивыми и
каждая из которых в отдельности подтверждается соответ-
ствующим множеством протокольных предложений. Наша
наука является одной из этих возможных систем. «В таком
случае, каким образом нашу иауку, "подлинную ", "истин-
иую" науку, которую мы решительно предпочитаем всем
выдуманным наукам, опгличить от остальных мыслимых
систем?» (См.: Цильзель, там же, и Карнап, там же, с. 282)
Карпап и Цильзелъ согласны между собой в том, что это
1 См. наст. изд.: Рудольф Карнап (Прага). Отвст на статьи Э. Циль-
зеля и К. Дункера. С. 279-294.
2 См. наст. изд.: Эдгар Цшіьзель (Веиа). Замсчания о логикс науки.
С 255-279.
509

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
отличие не может быть формально-логическим. Однако
Цильзель считает, что тот признак, который отличает дей-
ствительную науку, невозможно выразить никаким выска-
зыванием, здесь возможны только псевдопредложения, ко-
торые указывают на «невыразимое», хотя и вполне знако-
мое нам переживание, лежащее в основе «действительной»
науки, но отсутствующее y мыслимых систем Щильзелъ,
там же). В отличие от этого, Карнап считает, что вполне
возможны высказывания об отличительных признаках
«действительных» протокольных предложений, и при этом
мы вовсе не обязаны «допускать в науку невыразимое»
(Карнап. Там же. С. 282). Такое выделение, по мнению
Карнапа, можно осуществить в «дескриптивной семанти-
ке» с помощью реальных научных понятий. Под семанти-
кой (или «логическим синтаксисом») Кариап понимает
теорию структуры предложений. Поскольку «мы говорим о
предложениях как о неких физических образованиях, нахо-
дящихся в определенное время в определенном месте, то
переходим в область "дескриптивной семантики"», которая
тем самым является частью (физической) реальной науки
(Карнап. Там же. С. 280). Здесь не место для исследования
значения и обоснованности «семантики» в целом, тем бо-
лее, что сам Карнап в рассматриваемой работе говорит об
этом очень мало, и подробное изложение этого вопроса
осуществляет в других произведениях.
Согласно Карнапу, дескриптивная семантика дает сле-
дующие критерии «реальных» протокольных предложений
и «подлинной науки»: «в качестве "реальных протоколь-
ных предложений" будут рассматриваться те высказанные
или написанные утверждения (социально-физические об-
разования), которые принадлежат каким-то людям, в част-
ности, ученым нашей эпохи. И под "реальной наукой" мы
понимаем систему, построенную (и развиваемую) этими
учеными и в достаточной мере обоснованную этими про-
токольными предложениями» (Карнап. Там же. С. 283).
510

Бела Юхос
Эта формулировка кажется нам сомнительной, по-
скольку люди вообще, и в частности ученые нашей эпохи,
могут производить любые мыслимые множества прото-
кольных предложений тем, что они просто формулируют и
высказывают, или же записывают эти предложения. И точ-
но также эти ученые могут развить для Каждого такого
множества протокольных предложений систему предложе-
ний, которая сама по себе непротиворечивым образом в
достаточной степени подтверждается соответствующими
протокольными предложениями. Согласно этому, однако,
любые мыслимые протокольиые предложения и системы
науки были бы «реальными».
Но даже если отвлечься от этих трудностей, возникают
принципиальные возражения против какого-либо опреде-
ления «реальной» системы науки в дескриптивной семан-
тике. Дескриптивная семантика является частью реальной
науки, т.е. «реальной» науки. В той мере, в какой она со-
держит протокольные предложения, они являются «реаль-
ными» протокольными предложениями, которые выделя-
ют все «реальные» протокольные предложения, a значит и
самих себя, в качестве «реальных». Наличие порочного
круга в данном случае можно также продемонстрировать
следующим образом. Допустим, семантика указывала бы
некоторое свойство К в качестве отличительного признака
реального протокольного предложения. В этом случае, од-
нако, относительно некоторого протокольного предложе-
ния Pj, мы можем только тогда утверждать предложение
Р2: «Рі имеет свойство А"», если мы уже знаем, что Р2 само
является «реальным» протокольным предложениям, т.е. мы
можем утверждать Р3: «Р2 имеет свойство К». Ибо, если бы
Р2 было всего лишь мыслимым протокольным предложе-
нием, to Pi также не могло бы быть «реальным» прото
кольным предложением, ведь в противном случае мы
Должны были бы быть в состоянии «реальио» запротоко-
лировать Р2. Если же, однако, Pj также является всего лишь
511

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
мыслимым, to тогда либо />? является ложным, либо же К
не является отличительным свойством «реальных» прото-
кольных предложений. Для /^ и Рз повторяется та же самая
проблема и т.д. Таким образом, в дескриптивной семантике
мы приходим к regressus ad infinitum1, что всегда разобла-
чает бессмысленность самой постановки вопроса. Регресс в
бесконечность можно прекратить лишь, если, вслед за
Циііьзелем и традиционной концепцией Венского кружка,
считать, что «реальные» протокольные предложения в про-
тивоположность мыслимым, - впрочем, «мыслимое прото-
кольное предложение», на мой взгляд, является лжепоня-
тием [Unbegrifï], результатом абсурдного образования по-
нятия, - выражают в определенном смысле «невыразимое»,
«данное», их истинность «показывает» себя уже тем, что
мы их понимаем, их выделение осуществляется на основе
«невыразимого переживания».
Так же и здесь мы находим y Кариапа замечания, кото-
рые не без труда могут быть объединены с критикуемой
концепцией. Так, он считает (там же, с. 283), что отличи-
тельная черта реальных протокольных предложений состо-
ит в том, что они являются записями, которые делают уче-
ные нашей эпохи, кроме того, «возникает - и это эмпири-
ческий факт истории - все более широкая общая система
науки, развиваемая учеными с помощью современных тех-
нических средств». В корректном формальном языке это
означает не что иное, как то, что в дескриптивной семанти-
ке встречаются предложения, которые содержат опреде-
ленные (среди других и историко-географические) поня-
тия. Очень легко, однако, при помощи формулировки под-
ходящих гипотез и протокольных предложений, привести
все эти предложения к согласованию с любой другой, всего
лишь мыслимой наукой. Таким образом, ученые нашей
культуры могут формулировать любую мыслимую науку.
1 Регресс в бесконечность (лат.). - Пріім. перев.
512

Бела Юхос
Тем самым все мыслимые науки были бы равным образом
выделены. Или упомянутые предложения дескриптивной
семантики должны пониматься содержатепъноі Возмож-
но, они обладают некоторым «преимуществом» перед все-
ми другими предложениями системы? Может быть, они
являются истинными, поскольку описывают определенные
«состояния дел»? Тем самым мы бы опасно приблизились к
псевдопредложениям, к разъяснениям. Поэтому в заверше-
ние я хотел бы заметить, что, на мой взгляд, было бы
большим заблуждением утверждать о научных системах
(см.: Карнап. Там же. С. 283), что они якобы подвергалисъ
проверке с помощью протокольных предложений ученых,
принадлежащих к нашей культуре, но могут все же быть
выдумштыми или «науками, рожденными нашей фантази-
ей». Здесь под «проверкой» как раз понимается формаль-
ная непротиворечивость предложений, и такое смешение
таит в себе зародыш всякого зла. По моему мнению, про-
верка является единственным отличительным критерием
«реальной» науки. Кратко подводя итог, противополож-
ность между релятивистским физикализмом и традицион-
ной абсолютистской концепцией Веиского кружка состоит
в том, что согласно физикализму каждое предложение нау-
ки является истинностной функцией других предложений
науки, в то время как согласно традиционному взгляду
Венского крулска существуют и должны существовать
предложения, которые не являются истинностными функ-
циями других предложений.
(Завершено в марте 1933 г.)
17 3ак. 1731
513

ХРОНИКА1
Сообщение и отчет
о VIII Международном философском конгрессе
в Праге
(2-7 сеитября 1934 г.)
Международный философский конгресс предполагает
рассмотреть следующие темы:
1. Границы естественных наук;
2. Значение логического анализа для познания;
3. Дескриптивные и нормативные социальные науки;
4. Религия и философия;
5. Кризис демократии;
6. Проблемы психологии и педагогики;
7. Задачи философии в современном мире.
Всем немецким участникам гарантирован дружественный прием.
Все письма следует отправлять по адресу подготовительного коми-
тета VIII международного философского конгресса: Prag I, Smetanovo
nâm. 55 или прямо к прсдседательствующсму профессору. Dr. Em. Râdl.
Prag IV/279, Tschechoslowakei.
Сообщение o VIII Международном
философском конгрессе в Праге
Для проведения VIII философского конгресса была вы-
брана одна из красивейших европейских столиц, которая
предложила его участникам достойный и радующий душѵ
прием. Чехословацкая республика в лице руководителей
своего государства продемонстрировала живой интерес
Kurt Grelling (Berlin-CharloUenburg). Rundschau und Bericht über
den 8. Internationaler Philosophie-Kongress in Prag 1934 // «Erkenntnis».
1934. Bd. IV. S. 74,310-314. Перевод с нем. яз. к.ф.н. Оксаііы Л. Назаровой.
514

Хроника
к работе конгресса. Принимая во внимание тот факт, что в
конгрессе приняли участие более 600 ученых, было сдела-
но более 100 докладов, можно сказать, что организация
конгресса была превосходна. К началу конгресса большая
часть докладов была вывешена в напечатанном виде для
ознакомления всех участников; но поскольку это произош-
ло не со всеми докладами своевременно, пришлось ограни-
читься их рефератами. Несмотря на то, что на конгрессе
были представлены более 20 наций, его участники пони-
мали друг друга достаточно хорошо. Официальными язы-
ками конгресса являлись немецкий, английский, фран-
цузский и итальянский. К сожалению, в ходе конгресса
стал привычен тот факт, что выступающие более не при-
держивались опубликованных рукописей. Некоторые док-
ладывали в произвольной форме те же самые идеи, другие
же излагали слушателям содержание опубликованных ру-
кописей и на их основании развивали совершенно новые
ходы мысли. Само собой разумеется, что подобный опыт
использования опубликованных докладов страдает опреде-
ленными недостатками. Хотя с другой стороны нельзя от-
рицать, что зачитывание доклада вслух действует усып-
ляюще, поэтому для будущих конгрессов я делаю следую-
щее предложение:
Докладчик направляет своевременно в бюро конгресса
отрывок, который по своему объему не превышает более
одной трети читаемого доклада. Этот отрывок заканчивает
некоторыми тезисами, которые легли бы в основу дискус-
сии. Докладчики обязаны придерживаться опубликованной
рукописи и в своих докладах обосновывать лишь опубли-
кованные тезисы.
Я полагаю, что реализация этого предложения не ус-
ложнит подготовку докладчиков к конгрессу. A вместе
с тем она была бы полезна для работы конгресса и, кроме
того, позволила бы сократить расходы на его подготовку.
515

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Первое полное заседание состоялось 3 сентября и было
посвящено вопросу о границах естествознания. Ж. Башляр
(Дижон) назвал свой доклад: «Critique préliminaire du
concept de frontière épistemologique» («Предварительная
критика понятия эпистемологической границы»). Им было
продемонстрировано следующее: установить абсолютные
границы науки невозможно и казалось бы неразрешимые
проблемы при ближайшем рассмотрении все же оказы-
ваются проблемами фиктивными или, как минимум, таким
образом поставленными задачами, что они уже предписы-
вают определенный однозначный способ решения пробле-
мы. Г. Дриш (Лейпциг) в самом общем виде рассматривал
тему «Естествознание и философия». Приведу здесь лишь
некоторые основные его тезисы: философия в той степени,
в которой она вообще имеет дело с естественными наука-
ми, является учением о порядке и значении. Она может
и должна давать науке предписания для образования ее
теорий. Так, например, она утверждает существование аб-
солютного пространства и абсолютного времени и, тем са-
мым, также существование абсолютной единовремен-
ности. Вопрос о том, может ли это быть подтверждено эм-
пирически, «не интересует философию ни в малейшей
степени». «Физика как истинная представительница естест-
венных наук не может работать ни с каким иным простран-
ством, кроме Евклидова». Причинность и детерминизм же.
напротив, представляют собой лишь логические желания
или постулаты. Выступающий обратил свою речь против
всеобщего механицизма, который несовместим с опытом
и невыводим из философии; он отстаивал витализм, осно-
вывающийся на понятии энтелехии и не имеющий ничего
общего с метафизикой. Последняя является ответвлением
философии, никак не связанным с естествознанием. -
В ходе дискуссии, развернувшейся почти исключитель-
но вокруг доклада Дріпиа, против опеки естествознания
со стороны философии среди прочих выступил Рейхебаг,
516

Хроника
в то время как Карпап сосредоточил свое внимание именно
на проблеме витализма.
Тема второго пленарного заседания, состоявшегося
4 сентября, звучала так: «Описательная и нормативная точ-
ка зрения в науках о социуме». Речь В. Хеллпахса (Гейдель-
берг) о «Центральном предмете социологии: Народ как
факт природы, духовный образ и создание воли» вызвала
значительный интерес не своим содержанием, основные
тезисы которого были прояснены уже в названии, но в пгр-
вую очередь благодаря прежней политической роли док-
ладчика. В дискуссии докладчику были высказаны резкие
возражения, которые, скорее всего, имели своим источни-
ком политические, a не предметные мотивы.
На третьем пленарном заседании 5-го сентября говори-
ли о «Религии и философии». Э. Пжтара Дж. (Мюнхен)
представил католическую точку зрения, в го время как
Л. Брюнсвиг (Прага) защищал мирскую, т.е. скептически-
рационалистическую, философию от нападок теологии с
тем, чтобы, в конце концов, найти компромисс с религией.
Во время дискуссии О. Нейрат (Гаага), сославшись на за-
мечание католического докладчика, подчеркнул, что, хотя
теология и философия полемизируют друг с другом, между
ними существует такое же близкое родство, как между
наукой и тем, что сейчас во многих университетах изучает-
ся в качестве философии.
Предметом четвертого пленарного заседания стал
«Кризис демократии». Эта актуальная политическая тема
уже нашла свое отражение в выступлениях, сделанных
представителями различных националыюстей на открытии
конгресса. На четвертом пленарном заседании, которое
проходило под председательством г-на Беиеша, основными
Докладчиками были Е. Бордреро (Падова) и У.П. Монтагю
(Нью-Иорк). Итальянец в широком историческом контек-
сте представил государственную философию фашизма.
Согласно Бордреро, ее основная идея состоит в том, что-
517

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
бы восстановить ответственность собственника, не обра-
щаясь при этом к семейно-подобному образу феодализма.
Эта идея может быть осуществлена в корпорационном го-
сударстве.
Американец же, напротив, порекомендовал реформиро-
вание демократии вместо ее ликвидации, как это было
осуществлено фашизмом. Основываясь на идее правового
государства, он высказался за диктатуру, основанную на
выборе, ограниченную в своих правомочиях и во времени
своего существования, контролируемую свободным обще-
ственным мнением.
Острая дискуссия развернулась в основном между
итальянскими сторонниками фашизма и приверженцами
французской демократии. С риторически блестящими ре-
чами выступили при этом В. Баш (V. Bosch), Дж. Бартелеми
(J. Barthélémy), Ф. Орестано (F. Orestano). И хотя эти вы-
ступления были остроумны и увлекательны, они представ-
ляли собой лишь политические программы. К философии
дебаты не имели практически никакого отношения.
В этой связи следует упомянуть еще и доклад Л. Ружье
(Безансон), который на одном из секционных заседаний
также говорил о кризисе демократии и сосредоточил свое
внимание на проблеме официального мнения. Его доклад
был назван «De l'opinion dans les démocraties et dans les
gouvernements autoritaires» («Общественное мнение в демо-
кратических и автократических государствах»). Им была
убедительно обоснована точка зрения, согласно которой
именно авторитетное руководство в своих собственных ин-
тересах и в интересах руководимого им народа требует
контроля со стороны свободного общественного мнения,
что позволило бы избежать опасности, неизбежно связан-
ной с подобным типом руководством.
Из множества отдельных докладов обсудим здесь лишь
те, которые могут представлять особый интерес для чита-
телей «Erkenntnis».
518

Хроника
«Проблема ценности в современной философии» зани-
мала Н. Гаргпмапа (Берлин). Он выдвинул следующие
важнейшие тезисы: ценности в определенной мере относи-
тельны, однако они не зависят от человеческого мнения.
Ни одно сознание не отвергает ценность в том случае, если
оно ее вообще постигло; оно постигает ценности лишь
в соответствии с законами своей собственной открытости.
Я. Лукасевич, руководитель крупной польской логиче-
ской школы, говорил о «Значении логического анализа для
познания». Начав свою речь с интересного исторического
введения, он разъяснил введенное Фреге различие между
логикой высказываний и логикой имен, a также между те-
зисами и правилами заключения. Он выдвинул следующие
тезисы: I. Логика высказываний должна в дальнейшем рас-
сматриваться как в школьном преподавании, так и в науч-
ных исследованиях в качестве ядра формальной логики.
II. Аристотелевская теория силлогизма более не должна
считаться формальной логикой, но должна рассматривать-
ся как основа логико-философских спекуляций. III. Исто-
рия логики должна быть переписана и переписана истори-
ком, который основательно знаком с логикой. IV. Логиче-
ское образование будущих историков философии и фило-
софов является постоянным и непременным условием,
если мы придаем особое значение созданию научной фи-
лософии.
В своем докладе «О понятии целостности» М. Шлик
(Вена) сделал вывод о том, что философия имеет дело с
языком. Философские проблемы в самом общем их пони-
мании представляют собой проблемы языка. Это относится
и к проблеме целостности, играющей болыиую роль в со-
временных философских дискуссиях. Как правило, утвер-
Ждают, что целое является суммой своих частей, при этом
слово сумма, очевидно, используется в не том значении,
какое оно имеет в арифметике. Исследуя примеры исполь-
зования этой понятийной пары представителями филосо-
519

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
фии целостности, можно прийти к выводу о том, что этим
понятиям не дается строгих определений. В некоторых
случаях понятия целостности и образа являются весьма
подходящим, хотя и не единственно возможным средством
описания, что можно сказать и о так называемом суммар-
ном описании. В дискуссии Дриіи высказал мысль о том,
что противоположность между целостностью и суммой ка-
сается лишь способа рассмотрения.
Й. Йоргенсен (Копенгаген) говорил о «Логических ос-
новах науки». Логика состоит из тавтологических предло-
жений, которые поэтому ничего не говорят о действитель-
ности. Периодически возобновляющиеся попытки доказать
существование истинных синтетических предложений a
priori представляют собой недоразумения. Данные о дейст-
вительности мы можем получить лишь из опыта. Наше
знание является или тавтологическим, или эмпирическим;
лишь наши установки и предположения могут быть синте-
тическими a priori. В дискуссии Г. Гермапн (Лейпциг) от-
стаивал теорию знания Фриза-Нельфонша.
В своем докладе под названием «The Concept of
Meaning in Pragmatism and Logical Positivism» («Понятие значе-
ния в прагматизме и логическом позитивизме») Ч. Моррис
(Чикаго) подверг строгому анализу отношения прагматиз-
ма и логического позитивизма. Он указал на то, что рассу-
ждения, исследующие понятие «значения» (meaning)
в обоих направлениях, правильно понятые, ограничивают
друг друга. Символ находится в трех видах отношений,
a именно I. к другому человеку или другим людям, 2. к
другим символам, 3. к предметам. В соответствии с этим
наличествуют три «измерения» значения, a именно I. био-
логическое (как ожидание), 2. формалистическое (как то.
что может быть выражено в некоторое определенной речи).
3. эмпирическое (как функциональная способность пред-
метов к субсти^ированию). Прагматизм является реши-
тельным сторонником первого, логический позитивизм -
520

Хроника
второго, a эмпиризм - третьего аспекта. Этим три направ-
ления отличаются друг от друга.
Изложение содержания доклада О. Нейрата о «Единст-
ве науки» здесь излишне, поскольку рассуждения Нейрата
известны читателям «Erkenntnis». И все же он заслуживает
упоминаиия в связи с тем, что в дискуссии доминиканец
Бохенскгт (Рим) в основных моментах согласился с про-
граммой, разработанной Нейратом, при условии, что томи-
стская метафизика остается, так сказать, в стороне. По тем
же причинам мы можем не останавливаться на докладе
Р. Карпапа (Прага) «Метод логического анализа». В после-
довавшей за этим дискуссии ученик Гуссерля Ипгардеи
(Лемберг) критиковал дальнейшее развитие феноменоло-
гии (Хайдеггер) и доказывал, что вопрос о существовании
видения сущности остается пока неразрешенным.
Г. Реіссеибах (Стамбул) в своем докладе «Значение по
нятия вероятности для познаиия» также развивал идеи,
в общем и целом уже известные читателям. Упомянем
лишь одну: введение логики вероятности в качестве особо-
го типа многовалентной логики и оправдание индукции как
того «предположения», которое имеет преимущество перед
всеми остальными мыслимыми [предположениями], если
таковые вообще возможны.
К. Айдукевич (Львов) в ясном и четком докладе иссле-
довал вопрос о «Применении чистой логики к философ-
ским проблемам». Основываясь на примере психофизиче-
ского параллелизма, им было показано, что чистая логика
не в состоянии решать подобные проблемы, поскольку ее
предложения, как например тезис об экстенсиональности,
абсолютно недействительны в рамках обычного языка,
с помощью которого формулируются философские про-
блемы.
Э. Нагель (Нью-Йорк) своем докладе под названием
«Редукция и автономия в науке» предпринял интересные
попытки дать некоторым часто употребляемым в научном
521

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
языке понятиям таким, как сводимость науки к другой, са-
мостоятельной науке, чисто логические определения и
применить полученные результаты к наукам о социуме.
Е. Каила (Хельсинки) докладывал «О всеобщих пред-
ложениях». Он пришел к заключению, что преддожение
является осмысленным в том и только в том случае, если
оно во всех случаях, в которых реализуемы условия его ис-
тинности, разрешимо относительно истинности или лож-
ности (возможно приблизительно). Всеобщие предложения
в том случае являются осмысленными, когда поддаются
проверке единичные случаи их применения.
«Логическая попытка создания нового образа филосо-
фии» - таково было название резкого выпада, который сде-
лал Р. Ингарден (Львов) в отношении логического позити-
визма. Свое выступление он обобщил следующим образом:
«Докладчик пытается опровергнуть методический позити-
визм, показывая, что "металогические" предложения явля-
ются или бессмысленными, или абсурдными, или пред-
ставляют собой простую подмену смысла. Необходимо
различать верифицируемость предложения и его смысл.
Поскольку смысл предложения не является физическим, то
должно быть признано существование особой сферы имен-
но философского познания, в том случае, если то же самое
осуществляется в "логическом анализе". Кроме того, необ-
ходимо признать познаваемость данного или переживаний,
a также возможность формирования о них интерсубъек-
тивных предложений». В дискуссии Карнап дал оценку не-
которым введенным Ингарденом формулировкам, которые,
однако, с его точки зрения, не затрагивают ядро позитиви-
стского учения; на вопрос о верифицируемости предложе-
ния, рассматривая его в качестве логического вопроса.
можно ответить, не зная смысла этого предложения. Тот
факт, что все предложения переводимы на физический
язык, не означает, что кроме физических предметов не су-
ществует иных предметов. В заключительном слове Ин-
522

Хроника
гарден еще раз подчеркнул, что по крайней мере предло-
жения эмпирического синтаксиса непереводимы на физи-
ческий язык и неверифицируемы.
В своем докладе «Значение логического анализа для
социальных наук» Ф. Кауфман (Вена) продемонстрировал
безусловную необходимость логического анализа для точ-
ного формулирования некоторых многократно обсуждае-
мых проблем социальных наук. При этом многие цз них
оказываются фиктивными проблемами. Были названы сле-
дующие ключевые термины: индуктивный или дедуктив-
ный метод, границы применения математики, универса-
лизм или индивидуализм, объяснение или понимание, сво-
бодное от ценностей или нормативное исследование.
Конгресс впервые предоставил неопозитивистам воз-
можность выступить сплоченной группой перед междуна-
родным философским форумом: к наиболыиим успехам
могут быть отнесены те идеи, которыми занимается в том
числе и «Erkenntnis». Это было особенно заметно в под-
группе логиков. Конгресс завершился принятием противо-
речивой резолюции о свободе мысли и мнения. Ее важ-
нейшее положение состоит в том, что каждый должен
иметь право высказывать свое мнение, которое он искрен-
не признает за истинное.
Девятый международный философский конгресс, при-
уроченный к 300-летнему юбилею выхода в свет «Раз-
мышлений о методе» Декарта, должен состояться в Пари-
же в 1937-м году под почетным председательством Анри
Бергсона.
Курт Греллинг
Берлин-Шарлоттенбург
523

«Erkenntnis», 1935. Tom V
Ганс Рейхенбах (Стамбул)
ОБ ИНДУКЦИИ И ВЕРОЯТНОСТИ1
Замечания по поводу книги Карла Поппера
«Логика исследования»
I
В своей недавно опубликованиой книге2 Карл Поітер
ставит псред собой задачу проанализировать методы науч-
ного исследования и предложить решсния проблем, яв-
ляющихся центральным пунктом логического анализа по-
знания - проблемы индукции и проблемы вероятности.
Обращение к исследованию этих вопросов уже само по се-
бе ценно хотя бы потому, что в этой трудной области сле-
дует рассмотреть множество возможных решений, преждс
чем мы придем к какому-то окончателыюму решению этих
проблем. Следует отметить, далее, что свои идеи Поппер
излагает в тесной связи с физико-математическими про-
блемами и использует способ образования понятий, соз-
данный логичсским позитивизмом. Благодаря этому дис-
куссия проходит в плоскости научной философии и нам нс
' Hans Reichenbach. Über Induktion und Wahrscheinlichkeit.
Bemerkungen zu K. Poppers «Logik der Forschung» // Erkenntnis, 1935, Bd. V
S. 267-284. Перевод выполнен д. ф. н. А.Л. Ііикифоровмм.
2 Karl Popper. Logik der Forschung. Zur Erkenntnistheorie der
modernen Naturwissenschaft // Schriften zur wissenschaftlichen WeltaulTassung
herausgegeben von Philipp Frank und Moritz Schlick, Wien 1935, Verlag
Springer. - Русский псревод: Поппер К. Логика иаучного исследова-
ния. М.: Республика. 2004. Перевод осущсствлен с английского излания
1959 г. Ссылки Рейхенбаха на книгу Поппера даются по указаином>
русскому переводу.
524

Ганс Рейхенбах
нужно иметь дело с расплывчатыми и образно-метафориче-
скими ходами мысли, как это обычно случается во многих
иных философских дискуссиях. Однако, признавая всю
серьезность намерений автора, я вынужден выступить
здесь против основного содержания книги Поппера, ибо
результаты этой книги представляются мне совершенно
неприемлемыми. Мне кажется, это связано с тем, что серь-
езность намерений автора не соединяется со столь же серь-
езным методом. Отнюдь недостаточно просто использовать
логистические понятия. Когда речь идет о теоретико-
познавательных проблемах, нужно позаботиться о приме-
нимости этих понятий ко всем их следствиям и задать ме-
тод, придающий достоверность логистического формализ-
ма решению содержательных проблем. Можно шаг за ша-
гом показать, как пренебрежением этим приводит Поппера
к ошибкам. Конечно, это завело бы нас слишком далеко,
если бы мы попытались рассматривать все идеи, содержа-
щиеся в книге Поппера, поэтому я ограничусь выделением
основных пунктов и их последовательной критикой.
На первом плане для Поппера стоит проблема индук-
ции. Он указывает на Юма как на первого мыслителя, об-
наружившего теоретико-познавательные трудности индук-
тивных выводов, и объявляет эти трудности непреодоли-
мыми. Поэтому он стремится показать, что естественнона-
учный метод можно построить, не обращаясь к принципу
индукции (с. 27).
Ход его мысли можно представить приблизительно
следующим образом. Теоретические утверждения естест-
вознания не претендуют на истину; напротив, они выдви-
гаются лишь в качестве пробных решений и сохраняются
до тех nop, пока находят подтверждения, и отбрасываются,
когда обнаруживается их ложность.
Однако я не хочу здесь обсуждать эту позитивную
часть размышлений Поппера. Тот факт, что утверждения
естествознания не претендуют на абсолютную истину и
525

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
что они отбрасываются, когда сталкиваются с противоре-
чащим им опытом, признается давно разрабатываемой
мной теорией познания и, по крайней мере, уже в течение
целого столетия с ним согласно большинство ученых. Но
что отличает подход Поппера от развиваемых мной воззре-
ний, представлено в негативной части его рассуждений.
Исходя из идеи изменчивости всякого знания, развивают
мысль о том, что выдвижение гипотез как-то связано с ве-
роятностными суждениями и что выдвижение гипотез и их
критика опираются на вероятностные суждения. Ho bot эту
мысль, на которую опираются и мои теоретико-позна-
вательные работы, Поппер отвергает. Он видит ценность
своих рассуждений как раз в том, что они устраняют поня-
тие вероятности при обсуждении теоретико-познаватель-
ных вопросов науки.
Конечно, мнение о том, что процесс научного познания
не включает в себя понятия вероятности, представляется
мне далеко не новым. Представители самых разных фило-
софских направлений неоднократно развивали идею есте-
ственнонаучного метода, обходящегося без понятия веро-
ятности. Однако при более тщательном рассмотрении все-
гда оказывалось, что устранение понятия вероятности про-
исходит за счет определенной схематизации: если низкую
вероятность приравнять к невозможности, a высокую веро-
ятность отождествить с достоверностью, то легко придти к
такому представлению о познавательном процессе, которое
обходится лишь двумя альтернативными решениями. Уст-
ранение понятия вероятности оказывается возможным
лишь при такой схематизации, поэтому и проблемы веро-
ятности исчезают лишь на первый взгляд. Они появляются
вновь при более точном анализе самой схематизации.
К этому ошибочному выводу приходит и Поппер. Мож-
но точно указать те пункты, в которых он использует ука-
занную схематизацию, не замечая этого. Главными явля-
ются следующие утверждения:
526

Ганс Рейхенбах
1. Метод фальсификации теории содержит понятие ве-
роятности.
2. Метод выдвижения новой теории содержит понятие
вероятности.
Ниже я хотел бы более подробно обсудить эти два пункта.
II
Большую роль y Поппера играет идея строгой фальси-
фицируемости. Он исходит из того - и я уже давно защи-
щаю эту мысль, - что научная теория никогда с уверенно-
стью не может считаться истинной, однако он полагает,
что при известных обстоятельствах теорию можно считать
ложной. Для оправдания этого утверждения он ссылается
на логическую форму общих высказываний. Общие выска-
зывания естествознания относятся к тем случаям, которые
заданы только экстенсионально. В математике, т.е. для ин-
тенсионально заданных случаев, опираясь на определенные
предписания, можно установить, является ли общее выска-
зывание истинным. Но в естествознании y нас есть только
возможность просмотреть и проверить все случаи, о кото-
рых говорит общее высказывание. Ясно, что для бесконеч-
ного числа случаев это невозможно. Таким образом, по-
скольку общие высказывания естествознания охватывают
бесконечное число случаев, постольку такие высказывания
невозможно верифицировать. Иначе обстоит дело с опро-
вержением: для того чтобы опровергнуть общее высказы-
вание, достаточно привести хотя бы один противоречащий
ему случай. Вот на эту логическую асимметрию и опирает-
ся теория Поппера: он считает, что научную теорию можно
фальсифицировать, если указать случай, который ей про-
тиворечит.
Однако легко показать, что эта верная сама по себе идея
неприменима в естествознании. Дело в том, что когда в ес-
тествознании говорят о факте, то это никогда нельзя пони-
527

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
мать как абсолютно достоверное положение дел. Факт все-
гда содержит в себе нечто ненадежное и его расхождение с
теорией можно объяснить ошибкой, совершенной при уста-
новлении факта. Скажем, если теоретическое утверждение
о том, что электрический ток порождает магнитное поле,
проверяют, наблюдая отклонение магнитной стрелки вбли-
зи проводника с током, то отсутствие такого отклонения
еще вовсе не рассматривается как опровержение теории.
Неподвижность стрелки компаса может объясняться тем,
что она была слишком сильно зажата в месте своего при-
крепления. И если это возможное объяснение можно ис-
ключить посредством другого опыта, то останется еще бес-
конечно много других объяснений. На помощь физику
приходит то обстоятельство, что какие-то небольшие веро-
ятности он считает невозможными. Он старается как мож-
но более точно проверить свои инструменты и только в са-
мом крайнем случае возлагает ответственность за от-
рицательный результат опыта на проверяемую теорию.
Так, например, опыт Майкельсона был в свое время истол-
кован как опровержение механической теории эфира. Ясно,
однако, что здесь никак нельзя было говорить об абсолют-
ной достоверности этого опровержения, ибо отсутствие
эффекта интерференции можно было объяснить множест-
вом других способов. To обстоятельство, что нет никакой
абсолютной фальсифицируемости теории, особенно отчет-
ливо проявляется в тех случаях, когда неясно, насколько
мала вероятность другого истолкования опыта. Например,
при последних наблюдениях эйнштейновского отклонения
света была обнаружена более высокая степень отклонения,
которая вступает в противоречие с теорией Эйнштейна.
Однако никто не рискует объявить ложными соответст-
вующие формулы теории, поскольку неясно, какую роль
в этих наблюдениях могут играть другие эффекты.
Таким образом, устранение понятия вероятности с по-
мощью идеи фальсифицируемости оказывается возможным
528

Ганс Рейхенбах
лишь тогда, когда имеющиеся небольшие вероятности при-
равниваются к нулю. Но если принимают такого рода схе-
матизацию, то вовсе не обязательно ограничиваться фаль-
сифицируемостью, ибо при такой схематизации теории
можно также верифицировать. При определенных обстоя-
тельствах вероятность правильности некоторой теории
может быть так велика, что ее практически можно рас-
сматривать как достоверность. Поэтому сегодня ни один
человек не будет всерьез сомневаться в том, что световая
волна является электрическим процессом. Утверждения та-
кого рода мы можем с той же достоверностью рассматри-
вать как верифицированные, с которой считаем фальси-
фицированной теорию эфира. Поэтому в рамках естествен-
нонаучного познания неоправданно говорить об асиммет-
рии между верифицируемостью и фальсифицируемостью.
Либо принимают схему, которая иеболыиие вероятности
приравнивает к нулю, a высокую вероятность - к единице,
тогда естественнонаучные теории столь же верифицируе-
мы, как и фальсифицируемы; либо выбирают более точное
рассмотрение и отказываются от схематизации - тогда
привлекают понятие вероятности, которое одинаково хо
рошо работает как для фальсификации, так и для вери-
фикации.
III
Теперь мы обратимся ко второму пункту его работы,
в котором Поппер ошибочно считает, будто может устра-
нить понятие вероятности. Оно относится к выдвижению
научных теорий. Выше я ссылался как на общую для меня
и Поппера мысль о том, что естественнонаучные предло
жения (гипотезы, теории) не могут утверждаться в качестве
истинных предложений и что в дальнейшем при соответст-
вующих обстоятельствах они могут быть отброшены. Но,
исходя из этого, я утверждаю, что выдвижение гипотетиче-
529

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
ских предложений опирается на опыт, в котором играет не-
которую роль понятие вероятности. Поппер это оспаривает.
Я утверждаю, что имеющиеся наблюдения делают некото-
рые предложения более вероятными, чем другие, и что
именно данное ранжирование гипотез определяет приня-
тие решений в естествознании. Так, например, сходства,
существующие между различными видами организмов,
и установленные палеонтологами связи между ископаемы-
ми останками живых организмов и геологическими слоями
делают вероятной гипотезу о происхождении видов от не-
коего общего предка, так что теорию Дарвииа можно счи-
тать более вероятной по сравнению с теорией, утверждаю-
щей сосуществование всех биологических видов с момента
отвердения земли. Метод, который мы используем для вы-
движения гипотез, называется индуктивным методом. По-
этому свою теорию естественнонаучного познания я могу
кратко сформулировать следующим образом.
Я утверждаю, что при выдвижении научных теорий мы
пользуемся методом индукции, что мы приписываем гипо-
тезам некоторую вероятность, что вероятность гипотез,
в принципе, носит тот же характер, что и вероятность со-
бытий, и что для логической характеристики этого метода
нам нужна логика, которую я разрабатываю под именем
вероятностной логики. Поппер выступает против этих
идей, и сначала я рассмотрю возражения, которые он вы-
двигает против моей теории.
Поппер отличает «логическую вероятность» от «число-
вой вероятности» и утверждает, что теории логической ве-
роятности, в отличие от теорий числовой вероятности, по-
терпели крушение (с. 110 и 139). Понятие логической веро-
ятности Поппер вводит следующим образом (с. 108): пусть
Р и R будут классами возможностей проверки двух теорий,
т.е. классами контролируемых явлений, утверждаемых
теориями. Может оказаться, что Р является подклассом /?;
в этом случае теорию, утверждающую Р, Поппер называет
530

Ганс Рейхенбах
«логически более вероятной», чем теорию, угверждающую
R. Две теории, возможности проверки которых не находят-
ся в отношении включения классов, Поппер называет несо-
измеримыми. Легко видеть, что это очень бедное опреде-
ление так называемой логической вероятности, ибо оно не
позволяет определять степень этой вероятности и допуска-
ет сравнимость лишь при очень узких условиях. Таким об-
разом, термин «логическая вероятность» или также ис-
пользуемый Поппером термин «степень фальсифицируе-
мости» определены им неудовлетворительно, поэтоіиу y
него нет права употреблять эти понятия. И если все-таки он
неоднократно употребляет эти понятия, то причина заклю-
чается в том, что он подразумевает обычное понятие веро-
ятности. Легко показать, что отношение порядка, введен-
ное Поппером для логической вероятности, без всяких ого-
ворок выполняется для обычной вероятности. Если Р явля-
ется подклассом /?, to R можно заменить логическим про-
изведением Р и Q, в котором Q представляет часть /?, не
содержащую P. B исчислении вероятностей общим обра-
зом доказывается неравенство1:
W(0,P.Q)$W(09F)9
где О является общим первым членом для соответствую-
щих вероятностей. Таким образом, при известных условиях
удается доказать вероятностное неравенство на основе чис-
то логических отношений, но это еще не дает никаких ос-
нований для того, чтобы говорить о какой-то «логической
вероятности», ибо логических отношений недостаточно
для определения метрики. Кроме того, все обычные мани-
пуляции понятиями в таких случаях показывают, что здесь
нет ничего иного, кроме подлинной вероятности.
1 См. об этом мою книгу: К. Popper. Wahrscheinlichkeits-Lehre.
Leiden, 1935. S. 97. Ниже я буду ссылаться на эту книгу как на УВ. (Ученис
о вероятности).
531

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
По-видимому, за выражением Поппера «логическая ве-
роятность» кроется мысль о том, что в отношении степени
вероятности высказывания о порядке можно отделить от
метрических высказываний, как это возможно, например,
для геометрических мер длины прямой линии. Такие вы-
сказывания о порядке охватываются неравенствами, по-
добными приведенному выше. Однако не следует думать,
что здесь уже присутствует понятие вероятности, и было
бы ошибочно предполагать, что при оценке вероятности
теорий можно обойтись только высказываниями о порядке.
Поппер приводит еще один аргумент для опровержения
моего утверждения о том, что вероятность гипотез тожде-
ственна числовой вероятности. В моей теории вероятность
приписывается не предложениям, a последовательностям
предложений, и Flotmep оспаривает мое утверждение о том.
что гипотезы являются последовательностями предложе-
ний. Он говорит о том, что гипотезы не имеют такого вида:
«для каждого значения к имеет место: в пункте к происхо-
дит то-то и то». Может быть, верно, что гипотезы действи-
тельно не имеют такого вида, однако они имеют вид общих
импликаций: «для всякого к имеет место: если в пункте к
имеется свойство 0% то там имеется также свойство Р». Ес-
ли, далее, к этому добавить еще тот факт, что для законов
природы эти импликации никогда не являются строгими, a
всегда лишь вероятными, то гипотезы получают как раз тот
вид, который я придал вероятностным импликациям и опи-
сал в следующей форме (УВ, п. 9):
(k)(xkzOz>ykzP)
р
Затем я показал (УВ, п. 71, a также в более ранних пуб-
ликациях о вероятностной логике), что от этого имплика-
тивного истолкования вероятностных высказываний можно
перейти к их предикативному истолкованию посредством
вычеркивания из последовательности всех тех членов.
532

Ганс Рейхенбах
в которых неверно дг* е О. Поэтому мое утверждение о том,
что гипотезы можно трактовать как последовательности
предложений, остается справедливым.
Поппер считает бессмысленным то следствие, что гипо-
тезе следует приписать вероятность Vi в том случае, когда
каждый второй член последовательности предложений ей
противоречит. Но я не вижу здесь ничего бессмысленного.
Рассмотрим последовательность бросков игральной кости
и гипотезу «При броске кости выпадет 6». В отношении к
последователыюсти бросков этой гипотезе присуща веро-
ятность 1/6. Можно также поставить вопрос о вероятности
гипотезы «Вероятность выпадения 6 равна 1/6». Всроят-
ность последней гипотезы будет иметь, конечно, совер-
шенно иное значение, однако его также можно определить
чисто статистичсски, a именно, посредством вычисления в
последовательности, элементами которой будут последова-
тельности бросков кости. Оно определяется отношением
числа тех последовательностей, в которых соблюдается
частота 1/6, к общему числу последовательностей. Таким
образом, вероятиость гипотез есть не что иное, как вероят-
ность более высокого порядка. Я придал ей логико-
математическую форму в УВ, 8 раздел. Поэтому нет ника-
кой трудности в том, чтобы вероятность гипотез истолко-
вать как подлинную вероятность.
IV
К этому следует добавить еще несколько замечаний о
вероятности теорий, которые могут дополнить краткие со-
ображения, высказанные мной ранее по этому предмету, и
устранить некоторые неясности, сохранившиеся при обсу-
ждении этого вопроса. Можно предложить два способа оп-
ределения вероятности некоторой теории. Прежде всего,
можно подсчитать совокупность экспериментально прове-
533

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
ряемых высказываний, принадлежащих теории, и вычис-
лить среди них частоту подходящих высказываний; эта от-
носительная частота может рассматриваться как мера веро-
ятности теории. Здесь мы можем обозначить ее как веро-
ятность первого вида. Во-вторых, теорию как некую
идейную конструкцию мы можем включить в класс других
идейных конструкций подобного рода, т.е. в класс других
теорий, созданных учеными, a затем вычислять относи-
тельную частоту в этом классе. 06 этой вероятности мы
будем говорить как о вероятности второго вида. Какую из
этих двух вероятностей должны мы рассматривать в каче-
стве вероятности теории?
Было бы ошибочно полагаться лишь на одну из этих ве-
роятностей, поскольку обе они имеют один смысл и нужно
только этот смысл сделать ясным. Возьмем в качестве при-
мера квантовую теорию. Эта теория охватывает целый ряд
групп высказываний, которые можно символически пред-
ставить следующим образом:
<р\ (хи) .... (р\ (х]п)
<Рі(Х2\) .... <Р2ІХ2т)
<Рг(хг]) .... (pr(xrs)
К примеру, пусть <р \ (х\\) означает: «Фотография хи по-
казывает спектральную линию на 589 /л/і»\ щ (х\2) означа-
ет: «Фотография х\2 показывает спектральную линию на
669 ////» и т.д.; <pz (х2\) означает: «Счетчик Гейгера в мо-
мент х2і показывает один удар», съ (х22) означает: «Счетчик
Гейгера в момент х22 показывает один удар» и т.д. Каждая
горизонтальная последовательность будет обладать опре-
деленным числом верных утверждений, которое мы можем
истолковать как вероятность соответствия утверждения сь
(хкі) или как вероятность последовательности предложений
534

Ганс Рейхенбах
<Рк(Хкі)]- Тогда квантовая теория ^будет логическим произ-
ведением последовательностей предложений от q>\ до <рг\
и если мы предполагаем независимость факторов этого
произведения, ее вероятность будет:
Это - вероятность первого вида для квантовой теории. Из-
вестно, что она не равна 1, но несколько меньше. В уста-
новлении \Ѵ{(рк) содержатся «пропуски», которые появ-
ляются при каждой экспериментальной проверке теории и
должны учитываться, например, при решении вопросах о
границах погрешности. Только в том случае, когда ими
пренебрегают и устанавливают W(Çk) = 1, то получают
W(y/)= 1; как раз в этом и состоит та «схематизация», ко-
торую я обсуждал выше.
Пусть значение произведения равно q, тогда
- вероятность первого вида для квантовой теории. Теперь
можно перейти к вероятности более высокого уровня, т.е. к
вероятности
W[W(y,) = q]
Здесь целесообразно не ставить вопрос о том, будет ли со-
ответствующая вероятность равна q, a задать интервал
q ± 5, в котором лежит эта вероятность; таким образом,
речь идет о вероятности
Конечно, здесь можно вычислить частоту только для конечного
числа наблюдаемых случаев и рассматривать ce значсние как прсдел
частоты последователыюсти. На этой проблемс, которая возникает при
каждом определении всроятности, a нс только относится к вопросу ве-
роятности теорий, мы не будем здесь останавливаться; она подробно
рассматривается в УВ.
535

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
W[q-b ÎW(y/)îq + b] = w
причем если q достаточно велико, то 5 целесообразно вы-
брать так, чтобы q + 6 = I ; тогда \ѵ означает вероятность то-
го, что вероятность квантовой теории располагается внутри
определенного интервала ті = 5 + I - q.
Дпя того чтобы определить эту вероятность и\ выска-
зывание
q-5ÎW(4i)îq + 5
нужно объединить в один класс с другими, аналогичными
высказываииями, тогда здесь появляется возможность пе-
рейти к «классу научных теорий такого-то и такого типа».
Осуществление вычислений в этом классе является дос-
таточно сложным. Искомая вероятность с идейпой стороны
представляет собой вероятность Бсшеса; в своей книге, п.
60 я представил эти соображения для теории индуктивного
вывода, a затем, в п. 77 рассмотрел их в связи с методом
коррекции. Речь идет о вероятности последовательности,
частота которой после // членов располагается в интервале
q ± 5, но при дальнейшем удлинении стремится к некото-
рому пределу внутри этого интервала. Эту вероятность
можно было бы вычислить посредством рассмотрения дру-
гих научных теорий, вероятность которых располагается
внутри интервала q ± 6, a среди них опять выделить более
узкий класс таких, которые и в более позднее время оста-
ются в рамках этой вероятности, т.е. сохраняются до на-
стоящего времени. To, что при этих вычислениях пределы
частоты не устанавливаются с достоверностью, a лишь
«постулируются», не свидетельствует о своеобразии такой
постановки вопроса, a справедливо также для всех других
вычислений вероятности; см. УВ, п. 77.
Bot так возникает вероятность второго вида для кван-
товой теории. Она понимается не как вероятность самой
квантовой теории, но как вероятность того, что вероят-
536

Ганс Рейхенбах
ность квантовой теории располагается в интервале tj или,
короче, что квантовая теория верна в вероятностном ин-
тервале tj.
Таким образом, вероятности первого и второго вида яв-
ляются вероятностями разных уровней, которые можно
сравнить с уровнями приведенного выше примера: «При
броске кости выпадает 6» и «Вероятность того, что при
броске кости выпадет 6, равна 1/6». При обсуждении веро-
ятности теорий эти два уровня обычно не различаются.
Причина этого заключается в том, что теории рассматри-
вают не с теоретико-вероятностной точки зрения, a лишь
как истинные или ложные. Тогда нашему первому уровню
соответствует группа высказываний, представленная в виде
конъюпкции всех конкретных высказываний квантовой
теории; второму же уровню соответствуст высказывание
«Квантовая теория истинна». Как известмо, обычная логика
нс проводит иикакого различия между высказыванием a и
высказыванием «о истинно»; это отождествление в логике
не приводит к ошибкам, ибо если a истинно, высказывание
«а истинно» также будет истинным. Однако в вероятност-
ной логикс это различие существенно, ибо соответствую-
щие вероятности, в нашем примере - q и vt', не зависят друг
от друга и могут быть разными; см. об этом УВ, S. 317.
Вероятностная логика без особых затруднений говорит
о всроятиости теорий, и было бы совершенно ошибочно
полагать, будто здесь речь идет о каком-то ином виде веро-
ятностей. Возможно, какую-то роль в этом возражении иг-
рает представление о том, что теория означаст какой-то
«единичный случай» и поэтому обращение к вероятности
встречает трудности. Однако этот вопрос встает также и
относительно событий и его можно обсуждать с помощью
введенных мной понятий «постулирование» («Setzung»)
и «оценка» («Beurteilung») (УВ, п. 75). Упомянугая выше
вероятность ѵѵ может быть использована для выражения
537

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
значимости квантовой теории в смысле «оценки». Тот про-
извол, который присутствует при выборе «научных теорий
такого-то и такого вида», также не создает особых трудно-
стей для теорий. Он присутствует и тогда, когда мы имеем
дело с отдельными случаями, например, когда мы обсуж-
даем вопрос о том, можно ли вычислить вероятность ле-
тального исхода при заболевании туберкулезом, опираясь
на данные общей смертности при туберкулезе или на дан-
ные рентгеновских снимков. Здесь можно выбрать самый
узкий класс, для которого можно вычислить вероятность с
достаточной уверенностью (УВ, с. 391). Здесь имеются
практические трудности, как и при всяком вычислении ве-
роятности, но они ничего не могут изменить в принципи-
ально статистическом характере вероятности. Все сводится
к этому принципиальному вопросу, поэтому мы не считаем
возражением указание на то, что имеющийся исторический
материал не является достаточным для того, чтобы дать
надежную статистику для подтверждения теорий.
V
В этой связи я вынужден теперь правильно сформули-
ровать еще одно утверждение Поппера, которое относится
к математической теории вероятностей, но играет некото-
рую роль в его изложении. Он полагает, что понятие пре-
дела можио устранить из исчисления вероятностей, ис-
пользуя ту интерпретацию понятия вероятности, которую я
рассматривал ранее1. В работе УВ, п. 66 я для обсуждаемо-
го понятия использовал термин «частичный предел». Со-
поставленная вероятностной последовательности последо-
вательность частот имеет частичный предел при /?, если
частота сколь угодно близко подходит к значению /?, т.е.
1 Hans Reichenbach. Kausalität und Wahrscheinlichkeit (S. 165) //
Erkenntnis. 1930-1931, Bd. I. S. 158-188.
538

Ганс Рейхенбах
если р является точкой накопления этой последова-
тельности. Легко показать, что частичный предел стано-
вится подлинным пределом, еслир является единственным
местом, в котором находится частичный предел. С другой
стороны, можно показать: если два значения р\ и рі явля-
ются частичными пределами, то частичными пределами
будут также все значения, лежащие между ними. Это выте-
кает из простых соображений о продолжении последова-
тельности частот.
Понятие частичного предела Поппер хочет использо-
вать для интерпретации вероятности. Эта часть его сочине-
ния чрезвычайно неясна. Логический порядок, необходи-
мый для построения исчисления вероятностей, при этом
совершенно игнорируется, поэтому соображения Поппера
здесь совершенно неоправданны. Можно показать, каким
образом этим соображениям можно было бы придать над-
лежащую форму. Я коротко остановлюсь на этом.
Исчисление вероятностей можно разрабатывать чисто
аксиоматически, как формальную дисциплину. Здесь нам
не нужно как-то истолковывать понятие вероятности.
В этом случае аксиомы исчисления вероятности приобре-
тают вид неявных определений. Из них можно дедуциро-
вать все предложения исчисления вероятностей, однако
в этом случае понятие вероятности входит в эти предложе-
ния как термин, не имеющий значения. Затем понятию ве-
роятности можно придать некоторую содержательную ин-
терпретацию, например, посредством понятия предела.
Требуется показать, что такое истолкование согласуется
с аксиомами, т.е. что при этом истолковании аксиомы вы-
полняются. Это справедливо, в частности, для понятия
предела. Если оно верно для аксиом, то оно будет верно
также и для выводимых из них предложений.
Можно попытаться использовать для истолкования ве-
роятности не понятис предела, a более узкое понятие час-
тичного предела. Тогда выполнимость аксиом требуется
539

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
доказывать особым образом. Здесь требуются более осто-
рожные формулировки. Например, для теоремы сложения
нельзя сказать: если для Р частичные пределы находятся
вблизи /?, a для Q частичные пределы находятся вблизи <?,
то для Р tau Q частичные пределы будут располагаться
вблизи р + q. Формулировка должна в этом случае выгля-
деть так: если частичные пределы для Р располагаются
между р\ и /?2, a частичные пределы для Q располагаются
между q\ и </2» то частичные пределы для Р или Q распола-
гаются между р\ + q\ ѵ\ рі + q2 (не заполняя целиком этого
интервала).
Таким образом, это истолкование сопряжено с больши-
ми трудностями, так как требуется принимать во внимание
интервалы для частичных пределов. Но если оно осуществ-
лено достаточно внимательно, то такое истолкование ока-
зывается верным для всех предложений исчисления веро-
ятностей. Поэтому непонятно, почему Поппер особое зна-
чение придает тому факту, что для используемого им ис-
толкования с помощью частичных пределов, которые он
называет «средней частотой», справедлива теорсма Бер-
нулли. Ведь это само собой разумеется, если предвари-
тельно обеспечена выполнимость аксиом при этом истол-
ковании и посредством определенных требований к струк-
туре последовательностей гарантирована применимость
специальной теоремы мультипликации. Исследование пер-
вого y Поппера отсутствует, поэтому его изложение некор-
ректно; в нем нет задания интервалов для частичных пре-
делов1. Но совершенно ошибочно приписывать какое-то
Исслелованис такого рода не становится излиіиним благодаря то-
му. что к требоваиию существования частичных предслов Поппср до-
бавляет сще одно требоваиие к вероятиостным последовательностям.
которое он называет введенным мной выражением (Лксиоматика исчис-
лсния всроятиостей // Math. Zs. 34, 1932, S. 600), - трсбоваііис свободы
слсдования. Поппер должеи был бы доказать, что для частичных преде-
лов, выделенных с помошью этого свойства, верна теорема сложеиия;
однако мне прсдставлястся сомиительным, что это возможію. Во всяком
540

Ганс Рейхенбах
особое математическое значение тому факту, что теорема
Бернулли выводима при отказе от истолкования с помо-
щью пределов. Теорема Бернулли имеет к этому истолко-
ванию столь же малое отношение, как любое другое пред-
ложение исчисления вероятностей, и ее можно вывести
уже в формальном исчислении вероятностей.
Можно придерживаться мнения о том, что истолкова-
ние посредством частичных пределов обладает преимуще-
ством по сравнению с пределами. Ранее я сам высказывал
такое мнение, но ужс в своей публикации в «Erkenntnis»
(cm. ch. 5) я от него отказался. Именно там я показал, что из
интерпретации аксиом формального исчисления вероятно-
стей с помощью частичных пределов можно вывести их
интерпретацию посредством пределов (в УВ доказательст-
во этого представлено в п. 67). Можно показать также, что
интерпретация с помощью частичных пределов не облада-
ет и никакими логическими преимуществами. Логическое
преимущество этого истолкования Поппер усматривает в
том, что существование частичных пределов математиче-
ски необходимо для бесконечной последовательности час-
тот. Он надеется избежать затруднений, связанных с пре-
делами, - затруднений, возникающих вследствие невоз-
можности задать значение пределов для экстенсионалыю
заданной последовательности. Однако он не замечает того,
случае, поскольку это доказатсльство нс привсдсно. постольку теория
Поппера с математической точки зрения не заслуживает обсуждения.
Впрочем, Поппер, по-видимому, не заметил, что свободно становящисся
последовательности нсльзя рассматривать в качестве заменитсля «не-
упорядочснных» последовательностсй, поскольку для них ие обязатсль-
но справедлива специалыіая теорема мультипликации в подсчете от-
резков (см. УВ, пп. 28, 29). Если, например, в свободно становящейся
послсдоватсльности после каждого четвертого члсна ставят черту и по-
лучившиеся отрсзки из четырех членов рассматривают как элемснты но-
вого подсчета, то для всроятности этих комбинаций нс будет необходи-
мой теорема мультипликации. Именно по этой причине наряду со сво-
бодно становящимися последователыюстями я ввожу нормалыіыс по-
следовательности.
541

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
что те же самые затруднения возникают и для частичных
пределов. Высказывание «р есть частичный предел» поро-
ждает те же логические затруднения, которые связаны с
высказыванием «р есть предел».
По этой причине математическая часть книги Поппера
совершенно неприменима к проблеме вероятностей.
VI
В дальнейшем я могу остановиться лишь на наиболее
важных моментах попперовского изложения. Остаются
еще некоторые вещи, которые здесь я вынужден оставить
без внимания, например, его рассуждения о квантовой ме-
ханике, уже подвергнутые критике в журнале
«Naturwissenschaften» (Bd. 22, 1934, S. 808). Здесь я хочу обратиться
лишь к позитивной части изложения Поппера, в которой он
пытается дать новое истолкование принципу индукции.
Его рассуждения связаны с идеей, рассмотренной в п. I, от-
носительно того, будто при выдвижении новой теории по-
нятие вероятности не нужно. Попнер оспаривает мысль о
том, что при этом мы действуем некоторым систематиче-
ским образом, он утверждает: «мы не знаем, мы гадаем».
В этой замене методического поиска процессом угадыва-
ния он видит разрешение проблемы индукции.
Я не вижу никакого достижения в том, что стремление
рационализировать систематический опыт, метод выдви-
жения научных гипотез отбрасывают, заявляя, что здесь
нет никакого рационального метода. Co времен Давида
Юма многие выдающиеся философы и ученые высказыва-
ли мнение о том, что принцип индукции полезен, и после-
дующие более точные исследования действительно показа-
ли, что этот принцип лежит в основе построения научных
теорий. Конечно, до сих nop применение этого принципа
не имеет никакого оправдания и это создает нетерпимое
положение в теории познания. Однако я не верю в то, что
542

Ганс Рейхенбах
из этого положения можно выйти, попросту отбросив этот
принцип. Трудно, конечно, показать человеку, какими
принципами он руководствуется в своем мышлении, мы
можем лишь попытаться указать на то, что его действия
подчинены определенному логическому принципу. Однако
этот человек может продолжать уверять нас в том, что в
своем мышлении он не использует этот принцип. Я позво-
лю себе привести несколько грубоватое сравнение: улич-
ный торговец фруктами имеет обыкновение выкладывать
хорошие яблоки на передней стороне своей тележки - той
стороне, которая доступна взгляду публики, a яблоки по-
хуже кладет сзади; но когда он наполняет сумку покупате-
ля, то обычно берет яблоки с задней стороны. Если обра-
титься к нему с претензиями по этому поводу, то он будет
пылко отрицать, будто руководствуется каким-то принци-
пом в своей торговле. Он будет настаивать на том, что вы-
бирает яблоки без подобных соображений. Я столь же мало
верю этому торговцу, как и тому, кто утверждает, будто
высказывает предложения о будущем, не опираясь на
принцип индукции. Я буду вынужден вновь и вновь кон-
статировать, что они доверяют своим высказываниям о бу-
дущем только благодаря принципу индукции. Они, напри-
мер, ожидают, что поезд отправится в то время, которое
указано в расписании; они нажимают на кнопку звонка, ко-
гда хотят позвонить, и т.д. Если на это мне отвечают: «мы
не знаем, мы можем только гадать», то я могу констатиро-
вать, что эти «гадания» удивительно хорошо согласуются
с принципом индукции - точно так же, как действия тор-
говца фруктами согласуются с принципом, использование
которого он оспаривает. Правда, к этому Поппер добавля-
ет: «И наши предположения направляются ненаучной, ме-
тафизической (хотя биологически объяснимой) верой в
существование законов и регулярностей, которые мы мо-
жем открыть» (указ. соч., с. 257). Если он это добавляет, то
лучше мог бы сказать просто: эта вера и есть не что иное,
543

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
как принцип индукции, ибо именно этот принцип оправ-
дывает наши утверждения о будущем.
Поскольку Поппер здесь говорит о метафизической ве-
ре, постольку мы с ним, конечно, не согласны. У нас нет
никакого права придерживаться метафизической веры и
было бы концом всякой научной философии, если бы мы
были вынуждены согласиться с Поппером. Поэтому я со-
вершенно не понимаю, как Поітер может надеяться на то,
что его исследование вносит хотя бы самый скромный
вклад в решение проблемы индукции. Уже Юм понимал,
что он говорит здесь о вере, от которой мы не можем осво-
бодиться, но он хотя бы честно признавался, что не нахо-
дит никакого оправдания для этой веры. Чем нам сегодня
поможет теория познания, которая якобы не использует
принцип индукции и вместо него предлагает некую мета-
физичеекую веру? Я не понимаю, как такого рода филосо-
фию можно называть «научным мировоззрением».
Поэтому, как мне представляется, сторонники научного
мировоззрения должны отбросить несостоятельные аргу-
менты Потіера и обратиться к разработке теоретико-веро-
ятностной концепции индукции. В этой теории будет пока-
зано, что существует только одио понятие вероятности, ко-
торое в равной мере применимо и к событиям, и к научным
теориям; будет показано, далее, что метод построения науч-
ных теорий подчинен теоретико-вероятностному методу,
который я назвал методом коррекции. Научные теории ни-
когда не считаются просто истинными, но рассматриваются
как преходящие, - именно это Поппер считает важнейшим
открытием своей книги, однако для теоретико-вероятно-
стного подхода к познанию это само собой разумеется и от-
нюдь не является открытием нашего времени. Однако нам
удалось для процедур предсказания, для построения гипотез
сформулировать логико-вероятностный метод, который в
конечном итоге ведет к рациональному оправданию правила
индукции. Именно это кажется мне тем результатом, кото-
544

Ганс Рейхенбах
рый побуждает нас предпочесть теоретико-вероятностный
подход к познанию всем другим подходам.
Постскриптум. В настоящем томе [«Erkenntnis», Bd. V] Карнап
опубликовал обсуждение книги Поппера, в котором он пытается в двух
пуиктах защитить Поппера от моей критики. Поэтому я попытаюсь
здесь кратко показать, что эта защита Поппера несостоятельна.
Во-первых, в защиту теории фальсификации Поппера ссылаются на
то, что на место единичного наблюдаемого контрпримера он ставит ко-
нечную последовательность наблюдасмых контрпримеров (именно из
этого исходит замечание, высказанное на с. 546-547 наст. изд.). Однако
JTO ничего н.с меняет. Каіс и при одном контрпримере, так и здесь мы
должны выбирать: либо теория, либо опирающаяся на конечную после-
довательность контрпримеров индукция правильно прсдсказывают бу-
дущее, - это имеино проблема вероятности в смысле мосго «мстода кор-
рскции». Поэтому утверждение о фальсификации, как и о верификации,
можно высказывать всегда только с вероятностью, что я и утверждал в
противоположность Попперу. Карнап пишет: «теория считается фальси-
фицируемой..., если она несовместима с некоторой эмпирической под-
твержденной гипотезой». Но это есть не что инос, как повторснис моего
собственного утверждемия о том, что теорию можно фальсифицировать
только в том случае, если принять «схематизацию», отождествляющую
высокую вероятность с 1, a низкую вероятность с 0 (вследствие чсго «эм-
пирическую гипотезу» Карнапа и можно рассматривать как истинную).
Но тогда исчсзает асимметрия между фальсификацией и всрификацией.
Во-вторых, полагает Карнап, математическую теорию Поппера
можно спасти указанием на требование свободы слсдования Поппера
(с. 537-539 наст. изд.). Эта часть защиты Поппера Карнапом устраняется
моим примечанием в сн. 1 на с. 540-541, которое еще не было извсстно
Карнапу в тот момент, когда он готовил свою рецензию. Впрочем, здесь
следуст подчеркнуть, что для меня, отвергающсго подход Поппера в цслом,
его математические ошибки не имеют значения. Даже если бы его теория
была математически корректна, она ничего не дает для решения проблемы
вероятности. Против его определения всроятности как свободно становя-
Щихся частичных пределов можно высказать все те логико-гносеоло-
гичсские возражения, которые высказываются против теории простых пре-
делов, так что математическая тсория Поппера представляет собой не более
чем излишнее усложнение вссй этой проблематики.
Поэтому мои возражения против Поппера целиком сохраняют свою
справедливость. Я не хотел бы здесь останавливаться на попытке Карна-
*а внссти некоторую ясность в рассмотрение проблемы вероятности ги-
потсз. Хочу лишь заметить, что я не считаю этот вопрос вопросом «реше-
ния». Иногда в науке прибегают к решсниям или конвенциям, однако вопрос
0 том, как достигнуть лучшнх иредсказаний будущего и чего мы ждем от на-
Учных теорий, нсльзя решить с помощыо произвольных соглашений.
!8 3ак. 1731
545

Рудольф Карнап (ПрагаУ
Поппер, Карл: Логика исследования. О теории познания со-
временной науки. Вена: Шпрингер, 1935.
Работа Поппера посвящена логике иаучиого исследова-
ния. Под этим Поппер понимает логический анализ мето-
дов эмпирической науки, в частности, методологических
правил построения науки. К его основным идеям относится
отрицание индукции как оправданного вывода. Нельзя ра-
ционально реконструировать выдвижение законов и тео-
рий. Имеет оправдание только метод эмпирической про-
верки теории, который осуществляется посредством про-
верки выводимых из теории предсказаний. Проверяемость
(точнее - фальсифицируемость) дает критерий разграниче-
ния эмпирической науки и метафизики. Законы природы
вследствие их общего характера никогда нельзя полностью
верифицировать, однако при некоторых обстоятельствах
их можно фальсифицировать. Напротив, экзистенциальные
предложения нефальсифицируемы; поэтому они считаются
неэмпирическими, метафизическими. Более точно все это
можно определить так: теория называется фаіьсифиуируе-
мой, если существует, по крайней мере, одно базисное
предложение (одно возможное событие), с которым она не-
совместима. При этом следует ясно понимать: теория на-
зывается фальсифицированной, если она вступает в проти-
воречие не только с каким-то единичным реальным собы-
тием, a с некоторым повторяющимся явлением, говоря
формально: если она несовместима с подтверждаемой эм-
пирической гипотезой. Мне кажется, в этом уточнении за-
ключается важное улучшение по отношению к обычному
1 Rudolf Carnap. Bcspechungcn. K. Poppers. «Logik der Forschung. Zur
Erkenntnistheorie der modernen Naturwissenschaft» // Erkenntnis, 1935, Bd.
V. S. 290-292. Перевод выполнен д. ф. н. А.Л. Никифоровым.
546

Рудольф Карнап
понятию (абсолютного) опровержения посредством еди-
ничного события. (Рейхенбах справедливо критикует в
наст. изд. с. 527, разд. II это понятие абсолютной фальси-
фикации, однако не замечает того, что Поппер его не за-
щищает).
Обсуждение проблемы базиса принадлежит к важней-
шим частям книги. Какова форма базисных предложений и
какова их функция в эмпирической проверке? Прежде все-
го, Поппер выступает против мнения о том, что все науч-
ные предложения должны быть обоснованы предложения-
ми о чувственном восприятии и могут быть проверены
лишь благодаря сведению к таким предложениям. Этого
мнения, которое Поппер относит к психологизму, придер-
живался Венский кружок, его защищал и я, но мы от него
отказались. В то же время Поппер подчеркивает свое пол-
ное согласие с нашей сегодняшней позицией, согласно ко-
торой каждое научное предложение далеко выходит за
рамки наличного чувственного переживания и всегда име-
ет характер некоторой теории, гипотезы. В качестве базис-
ных Поппер принимает такие предложения, которые, во-
первых, имеют форму сингулярных предложений сущест-
вования («в пространственно-временном пункте к имеется
то-то и то») и, во-вторых, интерсубъективно проверяемы,
т.е. описывают наблюдаемый процесс, например, движение
макроскопического физического тела. (Базисные предло-
жения Поппера будут, в нашей терминологии, протоколь-
ными предложениями определенного рода; наше понятие
«протокольного предложения» носит общий характер1 и их
нельзя отождествлять, как это делает Поппер, с «предло-
жениями о чувственных восприятиях»). В научной практи-
ке некоторое базисное предложение получает признание
благодаря решению, однако это признание не является
1 Рудольф Карнап. О протокольных прсдложсниях//Журнал
«Erkenntnis» («Познание»). Избраниое. М.: Издательский дом «Территория бу-
дущего»; Идея-Пресс, 2007. С. 321.
547

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
догматическим, поскольку при необходимости признанное
базисное предложение вновь может быть подвергнуто про-
верке с помощью других базисных предложений. В этом
решении о признании базисного предложения некоторую
роль играет чувственное восприятие, однако это роль мо-
тива, a не обоснования, как считалось при психологиче-
ском подходе. Несмотря на то, что признание базисного
предложения осуществляется благодаря решению, оно не
является произвольным, a опирается на некоторые методо-
логические правила.
Класс базисных предложений, несовместимых с неко-
торым предложением, называется эмпирическим содержа-
нием этого предложения. Эмпирическое содержание может
быть пустым даже тогда, когда предложение является син-
тетическим, т.е. его логическое содержание (класс его не-
аналитических следствий) не пусто. Это относится к не-
фальсифицируемым синтетическим предложениям, напри-
мер, предложениям существования. Чем больше эмпириче-
ское содержание предложения, тем легче его фальсифици-
ровать. Поппер делает попытку определить понятие «сте-
пени фальсифицируемости» и предлагает отождествить его
с гораздо более неясным понятием простоты гипотез.
Обширная глава книги посвящена новому определению
вероятности. Согласно прежнему определению (сформу-
лированному фон Мизесом и улучшенному Рейхепбахом),
вероятность некоторого признака в последовательности F
истолковывается как предельное значение относительной
частоты, причем последовательность F должна быть слу-
чайной. Поппер дает следующее определение: 1. q означает
среднюю частоту («частичный предел» Рейхенбаха) F от-
носительно некоторого признака, если имеются сегменты,
в которых относительная частота признака сколь угодно
мало отличается от q. 2. Если для последовательности F
(независимо от того, обладает ли она одним или несколь-
кими средними значениями частот) существует одно и
только одно иезависимое среднее значение частоты /?, то
548

Рудольф Карнап
такую последовательность мы называем случайной, a p - ее
объективиой вероятностью. [По-видимому, Реихенбах
(наст изд., с. 537) не заметил этого определения. Он оши-
бочно считает, будто Поппер отождествляет вероятность со
средней частотой (частичным пределом). Поэтому его кри-
тические замечания (раздел V) совершенно не затрагивают
концепции Поппера]. Тогда между старым и новым опре-
делениями имеется следующая связь: 1. если F (относи-
тельно определенного признака) имеет только одну сред-
нюю частоту q% to q является предельным значением отно-
сительной частоты F и как согласно старому, так и соглас-
но новому определению называется вероятностью; 2. если
же F обладает несколькими средними частотами, то со-
гласно как прежнему, так и новому определению, F не об-
ладает вероятностью; 3. (здесь проявляется различие) если
^обладает несколькими средними частотами (и поэтому не
имеет предельного значения частоты), но при этом лишь
одна, скажем, /?, является свободной, то, согласно новому
определению, р считается вероятностью F, в то время как
согласно старому определению F не обладает никакой ве-
роятностью. Поппер конструирует модель, на которой по-
казывает фактическое существование последовательности
вида (3). Таким образом, согласно новому определению,
понятие случайной последовательности, для которой име-
ется некоторое значение вероятности, оказывается шире,
чем при старом определении. Из своего нового определе-
ния Поппер выводит теорему Бернулли\ он стремится осу-
ществить такое математическое построение, в рамках ко-
торого оказывается возможным выведение всего классиче-
ского исчисления всроятностей. Замена прежнего требова-
ния единственности предельной частоты более слабым
требованием единственности свободной предельной часто-
ты, на мой взгляд, улучшает определение вероятности.
Поппер полагает, что это улучшение имеет большое значе-
ние для решения теоретико-познавательной проблемы со-
отношения случайности и вероятности, однако такое пред-
549

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
положение еще требует проверки. Трудность заключается
еще и в том, что вероятностные предложения не фальсифи-
цируемы и, с точки зрения ранее сформулированного опре-
деления, являются неэмпирическими предпожениями, хотя
практически они рассматриваются как гипотезы и проверяют-
ся эмпирически. Поппер надеется преодолеть эту трудность
посредством определенного методологического правила, ре-
гулирующего употребление вероятностных предложений;
суть этого правила заключается в решении никогда не сводюъ
репродуцируемую закономерность к сумме случайностей.
В особой главе, посвященной интерпретации квантовой
механики, Поппер пытается показать, что так называемое
соотношение неопределенностей Гейзенберга следует ин-
терпретировать статистически и что оно, вопреки мнению
Гейзенберга, не исключает возможности более точного из-
мерения координат и импульса частицы. Поппер даже пред-
лагает мысленный эксперимент, который, как он считает,
показывает, что при определенных условиях можно точно
предсказать траекторию частицы и затем проверить это
предсказание с помощью наблюдения, не внося при этом
противоречия в квантовую механику. По этому поводу меж-
ду Поппером и Вайцзекером состоялась дискуссия, опубли-
кованная в журнале «Naturwissenschaften» (Bd. 22, 1934). Ho,
конечно, этот вопрос еще нуждается в обсуждении.
Тот факт, что некоторая гипотеза может быть более или
менее хорошо подтверждена и что, поэтому, она может
быть признана с большей или меньшей степенью досто-
верности, иногда формулируют так: гипотезе присуща оп-
ределенная вероятность. В последней главе своей книги
Поппер пытается показать, что такой способ выражения
нецелесообразен, ибо эту так называемую вероятность ги-
потез нельзя свести к обычному, используемому в исчис-
лении вероятностей понятию вероятности, относящемуся к
относительной частоте. Если хотят осуществить такое све-
дение, то для некоторой гипотезы H должны задать после-
довательность предложений и определить вероятность H
550

Рудольф Карнап
посредством частоты истинности предложений в этой по-
следовательности. Здесь имеется две возможности: либо
сама гипотеза H истолковывается как последовательность
предложений, либо ее понимают как член последователь-
ности предложений, состоящей из родственных гипотез.
С точки зрения Поппера, первая возможность исключается,
поскольку общее предложение (закон природы) нельзя ис-
толковать как последовательность предложений (мне ка-
жется, это никогда не было доказано). Вторая, более важ-
ная возможность устраняется указанием на то, что понятие
частоты истинности в некоторой последовательности гипо-
тез предполагало бы недопустимое понятие (строгой) ис-
тинности гипотезы. Обе эти возможности соответствуют
двум вероятностям «первого» и «второго вида», о которых
говорит Рейхенбах в своем возражении (раздел IV). Вопрос
о том, можно ли свести понятие вероятности гипотез (W2)
к вероятности в смысле относительной частоты (W\), имеет
большое значение для логики науки, поэтому можно наде-
яться на то, что дискуссия между Поппером и Рейхенбахом
внесет ясность в этот вопрос. He вмешиваясь в эту дискус-
сию, я хотел бы сделать предложение относительно поста-
новки вопроса. Как мне представляется, здесь (как и при
обсуждении многих логико-научных или теоретико-по-
знавательных вопросов) речь идет не об истинности или
ложности, a о решении по поводу синтаксиса создаваемого
языка науки. Поппер признает, что в язык науки можно
ввести коэффициент для предложений W2, выражающий
оценку степени подтверждения. Он признает, далее, что W2
проявляет определенную формальную аналогию с коэффи-
циентом вероятности W\ (прим. 1 к разделу 81). Поэтому,
может быть, не стоит спрашиваты «Представляют ли W\ и
W-i одно и то же понятие?», лучше ставить вопрос так: «Хо-
тим ли мы правила языка установить так, что они будут
совпадать для W\ и W2, или не хотим?». Рейхенбах предла-
гает принять совпадающие правила, Поппер говорит о раз-
личных правилах. Таким образом, речь здесь идет не о
551

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
двух разных позициях, a o двух разных предложениях, ка-
сающихся правил языка. Во всяком случае, следует более
тщательно исследовать синтаксические следствия того или
иного решения. Что же касается содержательных вопросов,
затрагиваемых Поппером и Рейхенбахом, то они тем самым
еще никоим образом не решаются.
Область своего исследования Поппер называет методо-
логиеи. Однако вопрос о логическом характере методоло-
гических предложений и правил остается открьггым. Поп-
пер полагает (в противоположность мнению позитивизма),
что наряду с логикой и ее аналитическими предложениями
и реальной наукой с ее эмпирическими предложениями
имеется еще третья область, к которой должны относиться
методологические предложения и правила. Эта идея, кото-
рая представляется мне чрезвычайно сомнительной, никак
не обосновывается. Мне кажется, она не вносит ничего су-
щественного в общую концепцию Поппера. Напротив,
Поппер сам признает, что методология опирается на реше-
ния, что ее предложения и правила можно сравнить с пра-
вилами шахматной игры. Отсюда с очевидностью следует,
что утверждения методологии являются аналитическими.
Рассуждения Поппера по различным затрагиваемым им
вопросам отличаются удивительной ясностью, так что соз-
дается отчетливое впечатление о его позиции в целом и по
отдельным вопросам. Однако в силу своего стремления к
предельно четкому выражению своей позиции по тем или
иным вопросам Поппер часто преувеличивает отличие сво-
их взглядов от близких ему точек зрения. Когда читаешь
резкие высказывания Поппера против конвенционализма,
позитивизма и даже эмпиризма, хотя, например, о Канте
он пишет гораздо более мягко и почти не осуждает мета-
физику, то при недоброжелательном чтении можно поду-
мать, что Поппер если и не совсем метафизик, то, по край-
ней мере, априорист и анти-эмпирик. Напротив, его содер-
жательные рассуждения показывают, что он эмпирик и
противник априоризма. Его позицию можно назвать также
552

Рудольф Карнап
конвенционалистской и позитивистской, если употреблять
эти слова в широком смысле, как мы иногда это делали
в Венском кружке, когда хотели обозначить нашу собст-
венную позицию. Воззрения Поппера находятся в тесной
близости к концепциям Венского кружка. В его изложении
различия кажутся гораздо большими, чем они есть на са-
мом деле. Отчасти это объясняется тем, что Поппер скло-
нен подчеркивать скорее критику (в некоторых пунктах со-
вершенно справедливую) наших прежних воззрений, чем
свое согласие с новейшими публикациями Венского круж-
ка. Во многих отношениях его взгляды испытали, по-
видимому, влияние Венского кружка. Однако это ничуть
не умаляет самостоятельности его позиции и многих кон-
кретных решений обсуждаемых проблем. В свою очередь и
Поппер в последнее время начал оказывать влияние на
Венский кружок1.
В целом можно сказать, что книга Поппера принадле-
жит к числу важнейших современных работ в области ло-
гики науки. Благодаря тому, что она написана ясным и по-
нятным языком, можно ожидать, что эта книга будет поль-
зоваться большим влиянием. Независимо оттого, произой-
дет ли между нами сближение или, напротив, обострятся
противоречия, эта книга дает плодотворный пульс к даль-
нейшему исследованию актуальных проблем логики науки.
Послесловие. Относительно Послесловия Рейхенбаха я
хотел бы заметить, что в двух местах, где я ссылаюсь на
Рейхенбаха, a именно, при обсуждении вопроса о фальси-
фикации и вопроса об определении вероятности, я вовсе не
стремился «поддержать» мнение Поппера против мнения
Рейхеибаха. Я не хочу говорить о том, кто из них прав,
a просто указываю на то, что чрезвычайно острая критика
Рейхенбахом Поппера основывается на не вполне адекват-
ном понимании идей Поппера.
1 Рудольф Карнап. О протоколыіых предложениях // Журнал «Erken-
nmis» («Познанис»). Избранное. М.: Излательский дом «Территория бу-
дущсго»: Идея-Пресс, 2007. С. 320-335.
553

Otto Нейрат (Гаага)
ПСЕВДОРАЦИОНАЛИЗМ
ФАЛЬСИФИКАЦИИ1
«Логика исследования» Поппера (см. наст. изд. с. 524,
с. 546) послужила поводом для множества замечательных
выступлений, значение которых для логики науки уже оце-
нил Карнап. Однако сам Поппер преграждает путь к более
широкой оценке практики и истории научного познания,
которым, собственно, и посвящена его книга, опираясь на
некоторую форму псевдорсщионсиіюма. A именно, в своем
рассмотрении он исходит не из многообразия реальных на-
ук, a стремится в духе Лапласа установить одну единст-
венную выделенную систему предложений в качестве об-
разца для всех реальных наук.
К счастью, здесь можно обойтись без множества пред-
варительных рассуждений, ибо Поппер придерживает-
ся некоторых основных идей, разработанных в Венском
кружке в связи с физикализмом для устранения метафи-
зики «абсолютной достоверности» («Endgultigkeit»). Oc-
новная идея, которой в целом руководствуется Поппер, вы-
глядит приблизительно так: если реальные науки мы логи-
чески рассматриваем как совокупности предложений, то
при этом мы исходим из того, что все реальные предложе-
ния, из которых построена физика, в том числе и «прото-
кольные предложения», при определенных условиях мож-
но изменять. В стремлении к построению непротиворечи-
вой совокупности предложений мы отбрасываем одни
предложения, изменяем другие, не нуждаясь в каких-то аб-
Otto Neurath. Pseudorationalismus der Falsifikation // Erkenntnis.
1935, Bd. V. S. 353-365. Перевод выполнсн д.ф.н. А.Л. Никифоровым.
554

Otto Нѳйрат
солютных «атомарных предложениях» или иных неиз-
менных элементах.
1. Модель Поппера
Несмотря на то, что Поппер в общем придерживается
похожих воззрений и благодаря этому избегает определен-
ных ошибок, в качестве модели реальных наук он рассмат-
ривает легко обозримые теории, построенные из ясных
предложений. Посредством формы «базисных предложе-
ний» определяется, какие предложения должны считаться
эмпирическими, т.е. «фальсифицируемыми» предложения-
ми (S. 47)1. Он полагает, что теории проверяются с по-
мощью заранее признанных базисных предложений (S. 64).
Они отвергаются, если эти базисные предложения «обосно-
вывают некоторую фальсифицирующую гипотезу» (S. 47,
231). Фальсификация лежит в основании всех последую-
щих рассуждений Поппера. Его мысли Постоянно обраще-
ны к определенному идеалу, который он хотя и считает не-
достижимым, но ориентируется на него как на некую мо-
дель, когда говорит о том, что эмпирическая научная сис-
тема сталкивается с «конкретным» опытом (S. 13). Та-
ковой была бы теория, «посредством которой «наш специ-
фический мир», «мир нашего чувственного опыта» был бы
выделен с наивысшей точностью, достижимой для теорети-
ческой науки. «Наш мир» был бы описан теоретическими
средствами: описание получили бы те и только те процессы
и события, которые фактически существуют» (S. 68, 11). Как
мы увидим, мысль о приближении к такой общей системе
постоянно присутствует во всех рассуждениях Поппера.
1 Karl Popper. Logik der Forschung. Zur Erkenntnistheorie der
modernen Naturwissenschaft // Schriften zur wissenschaftlichen WeltaufTassung /
herausgegeben von Philipp Frank und Moritz Schlick, Wien 1935, Verlag
Springer.
555

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
2. Энциклопедия какмодель
Напротив, мы пользуемся моделями, которые очень да-
леки от идеала подобного рода. Мы опираемся на сово-
купности предложений, лишь отчасти связанных между
собой и лишь частично обозримых. Теории сосуществуют
с отдельными разрозненными данными. В то время как ис-
следователь работает с помощью одних частей всей сово
купности предложений, он может принимать какие-то дру-
гие ее части, не осознавая всех следствий принятых допол-
нений. В предложениях, с которыми реально рабо-
тает ученый, встречается множество неопределенных тер-
минов, поэтому о «системе» можно говорить как о не-
коей высокой абстракции. Между предложениями имеется
иногда тесная связь, но чаще всего эта связь далеко не оче-
видна. Эти взаимосвязи нельзя обозреть, когда пытают-
ся поставить на их место систематические выводы. Такая
ситуация вовсе не исключает мысли о «регрессе в беско
нечность» — мысли, которую Поппер решительно отвер-
гает (S. 19). Если можно сказать, что Поппер исходит из
модели системы, то мы, напротив, опираемся на модель
энщіклопедии, которая не принимает в качестве базиса рас-
смотрения систему чистых предложений.
3. Hem никакого общего метода «иидукции»
и «коптроля»
Исследовательскую работу мы считаем удовлетвори-
тельной, если при конструировании модели исходим из до-
пущения о том, что анализу может быть подвергнута вся
совокупность предложений и все мепюды.
От эмпирика мы требуем, чтобы он прииимал лишь та-
кие энциклопедии, в рамках которых прогнозы согласо-
вались бы с протокольными предложениями, причем во
время своей работы мы можем несколько изменять форму
556

Otto Нѳйрат
протокольных предложений. Однако хотя форма прото-
кольных предложений устанавливается в определенной
мере заранее, когда речь идет о некоторой определенной
энциклопедии, то выделенные протокольные предложения,
используемые для контроля, указать заранее нельзя. При
моделировании представляется целесообразным выбирать
для исследования одну из непротиворечивых энцикло-
педий. Приняв для рассмотрения одну из энциклопедий,
мы тем самым принимаем определенные теории, гипотезы,
прогнозы и контролирующие их предложения.
При выборе модели на работу исследователя наклады-
ваются многообразные ограничения. Мы категорически ne
согласны с тем, что предпочитаемую каким-то исследова-
телем энциклопедию можио логически выделить посред-
ством некоторого общего метода. При этом мы оспа-
риваем не только мысль о том, что для реальных наук
можно задать какой-то общий метод «индукции», но также
ту идею, что можно задать некоторый общий метод «конт-
роля». Но именно возможность такого общего метода кон-
троля и отстаивает Поппер. С нашей точки зрения, «ин-
дукция» и «контроль» в действительности связаны гораздо
теснее, чем y Поппера. Но даже если мы отвергаем модель,
согласно которой наука представляет собой замкнутую
систему с такими общими методами, то все-таки при каж-
дом описании научного исследования мы должны стре-
миться к тому, чтобы как можно более ясно представить
используемые методы и дать надлежащую оценку каждому
представлению теоретической системы в рамках некото-
рого энциклопедического целого. Возможно, определенные
идеи Поппера, претендующие на большую общность, ока-
жутся полезными для обсуждения специальных проблем
особого рода и в тех узких рамках, которые мы здесь ука-
жем. В своих нападках на работы Рейхенбаха сам Поппер,
кажется, совершенно упускает из вида то обстоятельство,
что несмотря на их тенденцию сформулировать общую
557

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
теорию индукции, они в определенных областях очевидно
полезны для научного исследования.
4. Потрясение наряду с подтверждением
Неоднократно рассматривая «индукцию» как «необос-
нованное предвосхищение» (S. 208), Поппер находит в
фальсификации тот наиболее строгий общий метод (хотя
он вынужден признать, что ему трудно дать точную фор-
мулировку), который способен придать единство всей ло-
гике научного исследования (S. 197).
На место «верификации» Поппер часто ставит понятие
«подтверждения». Мы можем вместо «фальсификации» по-
ставить понятие «потрясения», ибо ученый, приняв опре-
деленную энциклопедию (отличающуюся, прежде всего,
определенными общими теориями, отсутствующими в
иных возможных энциклопедиях), отнюдь не сразу отказы-
вается от некоторой теории вследствие появления каких-
то отрицательных результатов. Он пытается понять, какие
воз-можности еще способна предоставить ему та энцик-
лопедия, от которой он вынужден будет отказаться, от-
бросив эту теорию. Отрицательный результат способен по-
колебать его доверие к энциклопедии, но это происходит
не «автоматически», так сказать, вследствие применения
некоторого правила.
По-видимому, Поппер считает, будто подтвержденные
гипотезы ученый должен оставлять в стороне, ибо, опи-
раясь на очень общие соображения, Поппер видит в них
препятствие для развития науки. При этом он имеет в виду
только фальсифицируемые величины, a не всю картину
науки в целом, которой он совершенно пренебрегает.
Оценивая его позицию в целом, можно сказать, что
Поппер всегда занимает, так сказать, позицию нападаю-
щего. Интересно было бы показать, как мог бы защититься
от него практикующий ученый. Такой ученый был бы,
558

Otto Нейрат
прежде всего, страшно удивлен. Однако своих главных
противников Поппер видит не в ученых-практиках и не
в их общих соображениях, a в коивенционалистах (S. 13,
41, 42, 43ff). При этом он выделяет конвенционализм того
типа, который, возможно, обсуждается среди школьных
философов и иногда проявляется y философствующих тео-
ретиков, однако он вряд ли встречается в практическом на-
учном исследовании. Во всяком случае, вопрос об этом
лучше предоставить решать историкам науки.
Принять некспорую энциклопедическую картину вмес-
те с определенными теориями добросовестного ученого
может побудить отнюдь не попперовская «простота»
(S. 87), поэтому его рассуждения на этот счет лишены ин-
тереса. В рамках учения о научном познании безусловные
достоинства фальсификации обосновать нельзя. Мы ставим
потрясение рядом с подтверждением и заботимся о том,
чтобы в каждом отдельном случае как можно более ясно
представить их роль.
5. Закониостъ пеопределенных
экзистеициалыіых предложений
Поппер отталкивается от «modus tollem» классической
логики как от образца (S. 13) и называет «универсальные
сингулярные предложения» (это «неопределенные экзи-
стенциальные предложения») «метафизическими», т.е. не
эмпирическими предложениями, ибо они не фальсифици-
руемы (S. 33). Однако мы видим, как полезны они были
в истории научного познания, и могли бы попытаться по-
строить учение о познании, в котором они считаются впол-
не законными.
Для того чтобы придать своему образцу как можно бо-
лее широкий характер, Поппер предлагает истолковы-
вать «закон природы» как предложение «особой» («стро-
гой») общности в отличие от предложения лишь «число-
559

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
вой» общности. Нам кажется, что учение о познании долж-
но формулировать свои методы настолько широко, чтобы
оно смогло удовлетворить как такого ученого, ко-
торый все законы осторожно формулирует только для ог-
раниченной области, т.е. считает мир конечным (о чем
упоминает сам Поппер), так и ученого, предпочитающего
по каким-то причинам строго универсальные формули-
ровки законов. В астрономии, геологии, социологии
и многих других дисциплинах, в который столь любимый
Поппером эксперимент играет сравнительно небольшую
роль, такие неопределенные экзистенциальные предло-
жения являются составной частью обычного исследования
в качестве односторонне разрешимых прогнозов. В рамках
оптики или акустики они встречаются реже. Если, скажем,
мы утверждаем, что в один из будущих дней в опреде-
ленном месте неба можно будет наблюдать комету, то при
этом мы имеем дело «только лишь с одиостороиие разре-
шимым высказыванием». A именно, если это высказывание
истинно, то однажды наступит день, когда мы признаем
его истинным, но если оно не истинно, то никогда не на-
ступит день, когда мы решим, что оно не истинно1. Вполне
может быть так, что ученый, например, постоянно осмат-
ривает какую-то область на небе в надежде обнару-
жить там предсказанную комету и тем самым подтвердить
новую смелую теорию. При этом никакой фальсификации
в смысле Поппера здесь быть не может. Поскольку эти
«универсальные сингулярные предложения» Поппер при-
числяет к метафизике, он склоняется к тому, чтобы отнести
к «области метафизики» все модели, которые не ведут
к непосредственной «фальсификации» (S. 206). Например,
старую корпускулярную теорию света Поппер относит к
числу «метафизических идей». Мы же считаем научной ту
1 Hans Reichenbach. Kausalität und Wahrscheinlichkeit (S. 168) //
Erkenntnis. 1930-1931. Bd. I, S. 158-188.
560

Otto Нѳйрат
модель, которая показывает, что определенные корреля-
ции, связанные с прохождением света, могут быть выве-
дены из обших предпосылок корпускулярной теории.
С нашей точки зрения, между этими неопределенными мо-
делями и современной наукой имеется множество пере-
ходных связующих ступеней. Поэтому мы не знаем, где
проходит граница между «фальсифицируемыми» и «не-
фальсифицируемыми» теориями. Мы пытаемся лишь при-
дать ясность и точность обсуждению «подтверждений»
и «потрясений».
6. Реальные науки без эксперимеита
Попперу мало того, что предложения реальных наук
потенциалъно проверяемы (вопрос об их точной форме по-
ка остается нерешенным) и с нашей точки зрения они не
являются «метафизическими» (см., в частности, работы
Карнапа). Он настаивает на том, что они должны быть ак-
туалъио проверяемы. Такое офаничение мы не считаем
полезным для учения о научном познании. «Каждое науч-
ное эмпирическое предложение должно быть представлено
в такой форме, что любой ученый, владеющий техниче-
скими навыками данной области, имеет возможность его
проверить» (S. 57). Преувеличенное внимание к «фальси-
фикации» вынуждает Поппера рассматривать практику на-
учного исследования таким образом, будто «теоретик ста-
вит перед экспериментатором вполне определенные вопро-
сы и посредством экспериментов пытается получить отве-
ты на эти и только эти вопросы» (S. 63). Конечно, сбор
материалов (фотографии неба и т.п.), дневники путешест-
венников (ддя рассмотрения этой проблемы весьма поу-
чителен, скажем, дневник, который вел Дарвин во время
своего кругосветного плавания) должны опираться на не-
которые теоретические представления, чтобы вообще мож-
но было осуществлять выбор из множества возможных
561

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
предложений. Однако такие теоретические представления
вовсе не тождественны той четкой постановке теоретиче-
ских проблем, которая требуется «фальсификацией» Поп-
пера. Вполне справедливо он пренебрежительно отзы-
вается о том «мифическом методе постепенного восхожде-
ния от наблюдений и экспериментов к теории (методе, по-
средством которого все еще пытаются работать некото-
рые ученые, считая его методом экспериментальной фи-
зики)» (S. 208). Как много нужно собрать этнографиче-
ского материала, прежде чем придти к какой-то теории,
и как часто физики многократно дают систематические
описания каких-то процессов, прежде чем установить их
порядок. Я вспоминаю обширную литературу о «магнетиз-
ме вращения» 20-х годов 19 столетия. Имелись точные
данные, на основе которых можно было делать прогнозы,
например, магнитная стрелка начинала вращаться, если над
ней вращался медный диск, но все эти данные не были
объединены какой-то общей теорией. Обширный эмпири-
ческий материал, накопленный в период борьбы против
идеи о существовании элементарного электрического за-
ряда, позднее получил теоретическую систематизацию.
Множество эмпирических высказываний, которые как буд-
то бы противоречили учению об элементарном электри-
ческом заряде, вовсе не рассматривалось как ее существен-
ное «потрясение», напротив, гораздо большее значение
придавали «подтверждениям» этого учения. Поппер же
стремится обосновать необходимость более решительных
действий. В этом состоит одна из основных особенностей
многих псевдорационалистических тенденций, опираю-
щихся на «психологию решительности». Люди, которые
совершают одно определенное действие, опираясь на одно
определенное решение, часто не стремятся к тому, чтобы
такое решение принималось на основе тщательного взве-
шивания многих разнообразных факторов. Если они не мо-
гут опереться ни на какую «трансцендентную» санкцию, то
562

Otto Нѳйрат
хотят, по крайней мере, иметь оправдание в одиознач-
ном логическом выводе. В то время как мы часто испыты-
ваем колебания относительно того, считать ли что-то серь-
езным потрясением или обычной проблемой для иссле-
дования, формулировки Поппера часто звучат совершенно
категорически: «Но если вынесенное решение отрицатель-
ное или, иначе говоря, если следствия оказались фальсифа-
цированными, то фальсификация их фальсифицирует и са-
мутеорию, из которой они были логически выведены»1.
Как будто можно построить такую четкую и стройную сис-
тему, которая допускает столь однозначный образ дейс-
твий! Ясно, что при таком подходе Поппер переоценивает
также применимость понятия «степень фальсифицируе-
мости» (S. 73) к анализу исследовательской практики. От-
сюда становится ясно, почему, несмотря на все предостере-
жения Дюгема, Поппер столь охотно говорит о «решающих
экспериментах» (S. 181, 206, 173ff): «Таким образом, ин-
терсубъективно проверяемую фальсификацию мы рассмат-
риваем, в общем, как однозначную; в этом выражается
асимметрия между верификацией и фальсификацией тео-
рий. Именно это придает своеобразие развитию науки»
(S. 199). Выше мы уже отмечали сомнительный характер
этого «своеобразного развития» и в дальнейшем еще будем
о нем говорить. Поппер полагает, например, что к «ок-
культным феноменам» нельзя относиться всерьез, по-
скольку их нельзя воспроизвести в любое время (S. 17). На
это можно было бы возразить, что даже если какие-то вещи
не воспроизводимы, они могут быть надежно удостове-
рены, теоретически осмыслены и заслуживают самого
серьезного отношения. Напротив, «оккультные» исследо-
1 Поппер К. Логика иаучного исследования. М.: Рсснублика, 2004.
С. 30. Псрсвод на русский язык осуществлем с английского издания
1959 г. Сноски па русский перевод даются в случас иитаты нескольких
предложений, которые можно точно найти в тексте.
563

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
вания не обнаруживают никакого прогресса (на что, между
прочим, указал Франк); часто в основе их лежит элементар-
ное мошенничество и т.п. Но такого рода аргументы никак
не связаны с экспериментом, которому Поппер уделяет
столь большое внимание. Мы могли бы представить такую
модель развития науки, которая вообще не признает ни-
каких экспериментов, например, в духе платоновской исто-
рии о пещере, где он рассказывает об узниках, прикован-
ных к стене, которые, тем нее менее, способны делать
предсказания о тенях на стене пещеры и голосах, хотя ли-
шены какой-либо возможности ставить эксперименты.
Я вовсе не хочу как-то преуменьшить значение экспери-
ментального метода. Я отвергаю только мысль о том, будто
экспериментальный метод играет в науке решающую роль,
на чем, по-видимому, настаивает Поппер со своей теорией
фальсификации.
Цель этих заметок состоит в том, чтобы отбросить неко-
торые ходы мысли Поппера, вводящие старый философ-
ский абсолютизм в новой форме, не входя в обсуждение
подробностей. Хотя было бы интересно в свете переоценки
Поппером значения воспроизводимых эффектов проанали-
зировать замечания Поппера о квантовой механике, в ко-
торых он проводит различие между «измерением» и «раз-
делением» (S. 174). Мы не хотим также рассматривать об-
суждение Поппером проблемы вероятности (Карнап, Гем-
пель, Рейхенбах уже говорили об этом), хотя в книге Поп-
пера оно занимает значительное место. Однако анализ ве-
роятности не затрагивает его фундаментальной позиции.
Правда, создается впечатление, что Поппер и здесь сам
создает для себя затруднения своей специфической поста-
новкой рассматриваемых проблем (S. I37f0-
7. Протокольные предпоженш и физикализм
Мы видим, что позиция Поппера, представленная в его
книге, не согласуется с практикой эмпирического исследо-
564

Otto Нейрат
вания. Эта позиция была обусловлена его решением из-
брать в качестве образца систему, состоящую из ясных
и точных утверждений, допускающих применение «modus
tollens». Это стремление к «недвусмысленности» проявля-
ется также в решительном отрицании Поппером нашего
предложения использовать в нашей энциклопедической
системе «протокольные предложения» в качестве средств
проверки. Протокольные предложения (в их наиболее про-
стой форме: «Протокол Карла: в комнате имеется стол,
воспринимаемый Карлом») появились в результате нашей
попытки избежать специального «языка эксперимента»
(«феноменологического языка») и пользоваться только
единым языком физикализма. В этой связи важно сразу же
обратить внимание на то, что базисный материал науки со-
стоит из сложных (неясных) и расплывчатых утвержде-
ний - «Ballungen». Поппер ошибается, считая, что эти про-
токольные предложения рассматриваются в качестве эле-
ментарных утверждений (S. 8). В этой своей форме они
чрезвычайно далеки от элементарных утверждений. (Кар-
нап, который в этом пункте сближается с Поппером, упот-
ребляет термин «протокольные предложения>г в не-
сколько ином смысле, нежели я).
Если протокольные предложения выступают в качестве
проверочных утверждений в энциклопедической модели
(это не означает, что на них нужно постоянно ссылаться),
то нет оснований говорить о более или менее сложных
проверочных утверждениях (S. 79, 80). Удивительно, когда
Поппер пишет: «Большинство людей, конечно, понимает,
что любая попытка обосновывать логические высказыва-
ния, исходя из протокольных предложений, есть проявле-
ние психологизма. Вместе с тем при анализе эмпирических
высказываний такой способ рассуждения выступает в наше
время под именем "физикализма"»1. При этом он не заме-
чает того, что сам рассматривает протокольные предло-
жения как возможные, хотя и не вполне подходящие, ба-
1 Поппер К. Логика научного исследования. С. 90.
565

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
зисные утверждения (с. 61). Протокольные предложения
имеют совершенно иной характер по сравнению логиче-
скими утверждениями. Они принадлежат фактуальным
наукам, их столкновение с другими фактуальными ут-
верждениями обнаруживает их важность. Однако они не
могут вступить в столкновение с утверждениями логики.
Протокольные предложения в предложенной нами
форме обладают тем преимуществом, что их можно сохра-
нять независимо от того, принимают или отвергают пред-
ложение, стоящее в скобках. Если протокол принимается,
a отвергают его не так часто, и вдобавок соглашаются
с предложением, стоящим в скобках, то такой протокол
можно назвать «высказыванием о реальности»; если же,
однако, предложение, стоящее в скобках, отвергается, то
такой протокол можно охарактеризовать как «высказыва-
ние о галлюцинации». Поппер придерживается того мне-
ния, будто «существует широко распространенное убеж-
дение в том, что высказывание «Я вижу, что стоящий
здесь стол бел» с точки зрения эпистемологии обладает
некоторыми важными преимуществами по сравнению с
высказыванием «Стоящий здесь стол бел»1. Мы же счи-
таем, что такое протокольное предложение обладает дос-
тоинством большей устойчивости. С утверждением
«В 17-ом столетии люди видели на небе огненный меч»
можно согласиться, в то время как утверждение «В небе
существуют огненные мечи» будет отвергнуто. В энцикло-
педической модели важную роль играет именно непре-
рывность формулировок. Частично эта непрерывность
обеспечивается постоянным употреблением quaternio ter-
тіпогит; это создает возможность контактов между людь-
ми, между поколениями, между учеными (проблемы этого
рода рассматривались Айдукевичем). Когда нециви-
лизованный дикарь говорит: «Река течет через долину», он
употребляет слова не так, как употребляет их европеец, ко-
торый понимает это предложение. По сравнению с этим
1 Поппер К. Логика научного исслсдования. С. 90.
566

Otto Нейрат
неопределенность протокольных предложений играет
меньшую роль, хотя нужно согласиться с тем, что утвер-
ждения теоретической физики - когда они не используются
для предсказаний, проверяемых с помощью протокольных
предложений, - производят впечатление гораздо большей
точности и ясности.
Мы не верим в то, что попытка Поппера ввести понятие
«наблюдаемости» в качестве «неопределяемого термина,
который приобретает достаточную точность в процессе
употребления» (S. 60) и оперировать такими понятиями,
как «макроскопический» и т.п., поможет ему преодолеть те
трудности, которые встанут перед ним, когда от экспери-
ментальной физики он обратится к исследовательской дея-
тельности социолога или психолога.
8. Прежние успешные теории ne всегда являются
аппроксішациями иовых теорий
Для построеиия модели истории научного исследо-
вания, выражающей его наиболее характерные изменения,
не обязательно учитывать изменение протокольных пред-
ложений. Здесь важно то, что изменяется объем успешных
предсказаний. Если теория I дает набор A успешных пред-
сказаний, a теория II порождает набор A + В успешных
предсказаний, то можем сказать, что теория II более ус-
пешна и объем предсказаний A является приближением к
объему предсказаний A + В. Однако отсюда вовсе ne следу-
ет, что принципы теории I должны быть приближе-
нием к принципам более успешной теории II. Это очевидно
с точки зрения логики, но и с точки зрения истории такое
приближение встречается редко. Фундаментальная псевдо-
рационалистическая позиция Поппера отчетливо выража-
ется в следующем пассаже: «Теория, которая была хорошо
подкреплена, может быть превзойдена только теорией бо-
лее высокого уровня универсальности, то есть теорией, ко-
торая лучше проверяема и которая, вдобавок, содерэісит
старую, хорошо подкрепленную теорию или, по крайией
567

«ERKENNTNIS», 1934. Tom V
мере, хорошее приближение к ней» . Дюгем, о котором не-
сколько раз вспоминает Поппер, рассматривая различ-
ные этапы развития теории гравитации, прекрасно показал,
как мало предшествующие этапы похожи на последующие
более успешные этапы развития этой теории.
Несмотря на заявления Поппера о том, что наука не яв-
ляется «системой, постоянно развивающейся по направ-
лению к некоторому конечному состоянию»2, приведен-
ные выше отрывки свидетельствуют о том, что он все еще
думает о прогрессе теорий, когда говорит о «вере в то, что
существуют закономерности, которые мы можем обнару-
жить, открыть» (cm. S. 186, 188). Такого рода фразы вполне
согласуются с основной тенденцией его сочинения - тен-
денцией, которую мы охарактеризовали выше. Когда мы
хотим сделать выбор среди разных энциклопедий, мы не-
изменно прибегаем к унифицированному языку физика-
лизма и ничто не вынуждает нас пользоваться термино-
логией, вновь возвращающей нас к метафизике, например,
термином «реальный мир».
9. Псевдорационализм и фшюсофия
Псевдорационалистические склонности Поппера можно
рассматривать как метафизическое наследие «философии»,
ибо они не могут проистекать из анализа фактуальных на-
ук, обходящихся без метафизики. Это вполне согласует-
ся с тем обстоятельством, что Поппер защищает специаль-
ную «теорию познания», стоящую в одном ряду с логикой
науки и фактуальными науками. Возможно, именно эта
замкнутость на определенных метафизических тенденциях
способна объяснить, почему к Канту и другим метафизи-
кам Поппер относится гораздо более доброжелательно, чем
к тем мыслителям, которых он иазывает «позитивистами»,
не характеризуя, однако, их учений и не называя имен.
«Позитивист отрицательно относится к идее, согласно ко-
' Поппер К. Логика научиого исслелования. С. 255.
2 Там же. С. 257.
568

Otto Нѳйрат
торой и за пределами «позитивной» эмпирической науки
должны быть осмысленные проблемы - те самые пробле-
мы, которые должны разрабатываться философской тео-
рией. Он отрицает мысль о том, что существует поддинная
теория познания - эпистемология или методология. В так
называемых философских проблемах позитивист желает
видеть только «псевдопроблемы» или «головоломки»...
Постоянно возникают новые философские направления,
разоблачающие старые философские проблемы как пссвдо-
проблемы и противопоставляющие злонамеренной фило-
софской чепухе здравый смысл осмысленной, положи-
тельной, эмпирической науки. И постоянно презренные
защитпики «традиционной философии» пытаются объяс-
нить лидерам новейшего позитивистского штурма, что
главной проблемой философии является критический ана-
лиз обращения к авторитету «опыта» - того самого «опы-
та», который каждый последующий первооткрыватель по-
зитивизма как всегда простодушно принимает на веру»1.
Эта защита традиционной философии намекает на то, что
в дальнейшем будет показано, сколь важную роль она иг-
рала как наставница научного эмпиризма, который свою
основную задачу видит в устранении «псевдопроблем».
Псевдорационализм воззрений Поппера позволяет понять,
почему он испытывает симпатии к традиционной филосо-
фии и его тяготение к абсолютизму, хотя в его книге широ-
ко используется та аналитическая техника, которая пропа-
гандировалась как раз Венским кружком. В данном случае
мы не ставим перед собой цель дать общий очерк идей
Поппера, наша задача - подвергнуть критике абсолютизм
фалъеификации, который во многих отношениях является
аналогом абсолютизма верификаціш> с которым борется
Поппер. Как раз эта книга, во многом близкая научному
эмпиризму Венского кружка, еще раз отчетливо показыва-
ет, что в науке все еще сохраняются остатки метафизики,
от которых можно освободиться только в процессе совме-
стной работы.
1 Там же. С. 47-48.
569

МАТЕРИАЛЫ ПРАЖСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ 1934 г.
ПО ПОДГОТОВКЕ МЕЖДУНАРОДНОГО
КОНГРЕССА ПО ЕДИНСТВУ НАУКИ
Филипп Франк (Прага^
Вступительное слоѳо
I
Именно здесь, в Праге, пять лет назад состоялась первая
Конференция по теории познания точных наук, приуро
ченная к Конференции немецких математиков и физиков.
На этой конференции было продемонстрировано наличие
мощного антиметафизического направления именно в не-
мецкой языковой и культурной среде, в которой метафизи-
ческий дух и его проявления продемонстрировали лучшие
плоды своего развития. Антиметафизические направления
не исчезали окончательно даже в век расцвета метафизиче-
ского мышления. В англоязычных странах большую роль
всегда играли эмпиризм и прагматизм, в романских- пози-
тивизм. В среднеевропейском пространстве это были в
первую очередь учения, связанные с Р. Авеиариусом и Эрн-
стом Мсіхом, явившиеся мощным противовесом метафизи-
ческой философии, господствовавшей во всех вузах немец-
кого рейха, в то время как в немецких университетах Авст-
рии, a позднее и Чехословацкой республики, всегда имели
возможность развиваться в том числе и антиметафизиче-
ские тенденции, a безусловный авторитет Kauma и его по
следователей так и не смог возобладать. Здесь главенст-
1 Philliph Frank (Prag) / Die Prager Vorkonferenz 1934 // Erkenntnis, 1935,
Bd. V. S. 3-5. Перевод с нсм. яз. к. ф. н. Оксаны Л. Иазаровой.
570

Филипп Франк
вующую роль играла школа Фраица Брентано; она пред-
ставляла собой ясную и смягченную форму метафизики,
которая посредством анализа сознания пыталась обосно-
вать аристотелевскую средневековую схоластику, т.е.
представляла собой вид не-эмпирической психологии.
Kaum и его последователи связывали свои метафизиче-
ские взгляды с анализом математики и математического
естествознания, поскольку верили в то, что в математике
могут быть обнаружены «вечные истины», по аналогии с
которыми можно будет истолковать истины метафизики.
Подобно им антиметафизическое направление XX в. -
Эрнст Max, Апри Пуаикаре, Пьер Дюркгеим и др. - также
объединилось с новым анализом основ математических на-
ук, нанеся урон метафизическому истолкованию основ мате-
матики и освободив, таким образом, путь для последователь-
ного научного понимания. Вторым центром, объединившим
антиметафизические направления, стал логический анализ
математического мышления, осуществленный Фреге и Берт-
рапом Расселом и представленный в современной Германии
Дэвидом Гильбертом и его школой, a в Польше - большой
варшавской школой и львовской школой «логистиков».
Исследование основ, логический анализ, позитивизм
Маха, американский прагматизм, действуя сообща, поро-
дили в Центральной Европе антиметафизическое движе-
ние, которое представлено именами М. Шлика, Г. Реііхен-
баха, P. Kapnana и обозначается то как «неопозитивизм»,
то как «логический эмпиризм», то как «сциентизм», то, из-
редка, как «логистика». Существенную часть этого движе-
ния образует «Венский кружок», который целиком и пол-
ностью может рассматриваться сегодня как ударный отряд
антиметафизического и мыслящего последовательно науч-
но-исследовательского направления. Собственно, основа-
телем Венского кружка является Ганс Гаи, представивший
в ясной и убедительной форме основные идеи этой группы
571

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
на конференции, состоявшейся пять лет назад, и внезапно
заболевший прошлым летом. (см. некролог в наст. изд.
с. 317-318).
II
Co времени первой пражской Конференции успехом
нового движения в отношении осуществляемого повсеме-
стно научного мышления стало как минимум то, что мета-
физика перестала считаться чем-то самой собой разумею-
щимся. Она повсюду пытается защититься от своих про-
тивников. В XX в., начавшемся с метафизики, опасаются
наступления «позитивизма», «натурализма» или «материа-
лизма». С той поры в разных странах движение нашло сво-
их сторонников, в особенности во Франции, где его друзья
готовят план проведения Международного конгресса в Па-
риже. Если попытаться обозначить это новое движение
наиболее общо и позитивно, то можно сказать: оно стре-
мится к строго научному обобщению, оно ищет единого
способа выражения мысли при переходе от физики к био-
логии, от биологии к психологии и т.д. Оно ведет борьбу
с разделением науки в областях, в которых, по сути дела,
должны господствовать различные «виды познания»; оно
пробует преодолеть разделенность наук о природе и наук
о духе, разрыв между частными науками и философией.
Поэтому многие говорят также о «движении к единству
науки», о стремлении к «единой науке» или, как минимум,
о «едином языке науки».
Участники представляют различные направления; ис-
пользуемые ими терминологии отличаются друг от друга; y
них возникают различные сопредельные чувства при упот-
реблении тех или иных слов: y одного возникает ощущение
воздуха при произнесении слова «идеализм», y другого -
при произнесении слова «материализм». Однако сохраня-
572

Филипп Франк
ется общая тенденция к последовательному научному
мышлению, стремление к интеллектуальной добросовест-
ности во всех областях науки. Мы не желаем оставлять
места такой «философии», которая все индивидуально раз-
личаемые сопредельные чувства представляет в формах,
подражающих синтаксической форме научных предложе-
ний. Представленные здесь группы - последние из тех, что
склонны переоценивать значение науки для жизни. Мы
очень хорошо знаем, что человеческое бытие в большей
степени определяется неосознанными устремлениями, чем
осознанным научным мышлением, и мы требуем, чтобы
эта жизнь устремлений и чувств была всерьез принята в
качестве существенного фактора всех действительных со-
бытий, a также как предмет науки. Мы резко выступаем
против псевдорационализма, согласно которому любое че-
ловеческое действие может быть сведено к осознанному
мотиву, поддающемуся рациональному выражению. Одна-
ко мы боремся также против псевдонауки, называющей се-
бя «философией» или «метафизикой», которая все же на-
чинает выражать то, что сначала было объявлено ею «не-
выразимым» и якобы «иррациональным» в псевдо-рацио-
нальной форме. Мы часто размышляем о резком суждении
Ницше в отношении истории философии: «Я исключаю па-
ру скептиков, приличных типов в истории философии, но
право не знакомо с первыми требованиями интеллектуаль-
ного правотворчества».
573

Чарльз У. Моррис (ЧикагоУ
Соотношение формальных и эмпирических
наук в научном эмпиризме
I
Представляется значимым, что различные группы на-
ционального масштаба начинают осознавать некое базовое
единство, согласующее направления интеллектуальной
деятельности, отмеченные разными предпочтениями. Это
различие в предпочтениях следует поощрять, ведь оно
служит проявлением интеллектуальной жизненной силы,
но существование единого настроя не менее важно. Термин
«научный эмпиризм», вероятно, и предполагает такое чув-
ство единства. Общий настрой заключается в слиянии эм-
пирического образа мысли (habit of mind) c акцентом на ло-
гическом анализе и прояснении понятий - это слияние, по
сути, происходит в науке. В коротком очерке невозможно
охарактеризовать этот настрой более точно или попытаться
продемонстрировать достаточно подробно взаимодополни-
тельный характер результатов, полученных благодаря раз-
личным предпочтениям, допускаемыми общими рамками.
Лучше мы проиллюстрируем эту установку разума и сход-
ство результатов, выбрав для рассмотрения проблему, где
расхождение кажется самым значительным - соотношение
формальных и эмпирических наук. Мы будем рассматри-
вать эту проблему главным образом с позиций двух групп,
которые на первый взгляд могут показаться противостоя-
щими друг другу: прагматиков (или биологических пози-
тивистов) и Венского кружка (логических позитивистов).
В частности, хотя и без конкретных цитат, я имею в виду
Ch. W. Morris (Chicago). The Relation of the Formal and Empirical
Sciences within Scientific Empirism // Erkenntnis, 1935, Bd. III. S. 6-14.
Псревод c нсм. яз. выполнсп 3. P. Баблоямом.
574

Чарльз У. Моррис
Пирса, Льюиса, Мида и Дьюи с одной стороны, и Карнапа,
Рейхенбаха, Гана, Шлика и Вайсмана с другой. Мы попы-
таемся показать, каким образом формальные науки можно
перенести в область научного эмпиризма и как кажущаяся
резкость контраста между прагматизмом и логическим по
зитивизмом смягчается сходством в интерпретации приро-
ды логики. (Соотношение этих двух движений подробнее об-
суждается в моей статье «Понятие значения в прагматизме
и логическом позитивизме», опубликованной в «Материалах
Восьмого Международного философского конгресса».)
Очевидно, что логика и математика, привлеченные к
построению эмпирической науки, оказываются вне такой
науки в период становления, и вместе с тем логика и мате-
матика сами используют символы, a изучение символиче-
ского процесса охватывается эмпирической наукой. Так
возникает двусмысленность, касающаяся того, в каком
смысле формальные науки включены в эмпирическую нау-
ку, и в каком смысле, будучи предпосылками научной дея-
тельности, они выходят за рамки собственно науки. Таким
образом, соотношение формальных и эмпирических наук
становится проблемой, и спор рационализма и эмпиризма
облачается в современные одежды.
Нельзя сказать, что логический позитивист, несмотря на
свое решительное неприятие метафизического платонов-
ского реализма, каким-либо явным образом связал свой ло-
гицизм со своим позитивизмом. Избираемый прагматиз-
мом тип анализа оставляет некоторую надежду на прими-
рение, поскольку, например, последние разработки в сфере
логического позитивизма хорошо согласуются с прагма-
тизмом в склонности трактовать логику и математику как
сложный результат лингвистического процесса, который
охватывается общей теорией символизма. Часто встре-
чающееся утверждение, что формальные науки служат ме-
тодами тавтологического преобразования одних высказы-
ваний в другие, можно легко объединить с той прагматиче-
ской точкой зрения, что формальные науки на практике
575

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
оказываются инструментом наук эмпирических. Растущее
признание того, что формальные науки в своем развитии
опираются на принятие определенных правил действия,
вполне естественно совпадает с убеждением, что сам вы-
бор принимаемых правил зависит от того, какие цели ста-
вят перед собой люди в конкретной эмпирической сфере.
Наша задача - более основательно прояснить, что стоит за
этими тенденциями в самом логическом позитивизме. Ка-
кова природа и какова взаимосвязь логического, эмпириче-
ского и целенаправленного? Это будут главные наши во-
просы. С одной стороны, нам необходимо воздать должное
действительным различиям между формальными и эмпи-
рическими науками, с другой - попытаться свести их
в единую систему знания.
II
Итак, приступим к анализу проблемы и рассмотрим, ка-
ким образом символы функционируют в сознании челове-
ка. Возьмем конкретный и типичный случай человека, за-
мечающего дым в переполненном театре. В таких условиях
можно просто закричать: «Пожар!» Но возможно также,
что человек опознает или символизирует дым как «дым».
Реакция на данное событие как на появление дыма - это,
конечно, тоже реакция, но реакция особая: человек откли-
кается на событие, действуя, как в определенной ситуации,
для которой настоящая является всего лишь примером. Ус-
танавливаются определенные ожидания, обладающие как
биологическими, так и психологическими коррелятами,
y которых есть собственные символические заместители.
Итак, это может быть пожар, и отсюда тенденция выкрик-
нуть слово «пожар», поскольку, подобно всем символам,
это часть комплексного поведенческого акта. Но такая по-
веденческая тенденция вызывает дальнейшие ожидания
и их символические субституты. Человек предвидит пани-
ку в толпе, и неблагоприятная или негативная реакция на
576

Чарльз У. Моррис
этот ожидаемый результат тормозит тенденцию закричать
«Пожар!». Процесс продолжается.
Такую ситуацию мы обычно описываем как рефлектив-
ную (reflective). Как правило, мы говорим, что человек от-
кликается на значение события, называемого «дым», что он
«видит» возможные последствия своего действия, и в силу
этих последствий решает не кричать. Ни один ученый не
усомнился бы, что независимо от сложности в деталях, во
всем процессе можно проследить причинно-следственную
связь. Примечатепьно здесь то, что в рамках поведенческо-
го процесса мы обнаруживаем поведение особого типа,
в котором наличествует сложное функционирование сим-
волов - когда окончательное действие зависит от реакций
на последствия, предугадываемые или представляемые
функционированием символов. Именно потому, что дым
означает пожар, a произнесение слова «пожар» означает
панику, это слово не произносится.
Итак, что в данной ситуации следует называть «логиче-
ским» и каково его отношение к эмпирическим фактам?
Логик бы проигнорировал дым, пожар и панику как экзи-
стенциальные события. Высказывание «Дым как событие
всегда сопутствует пожару, a эти два события всегда со
провождаются паникой, если происходят в переполненном
театре», является эмпирически ложным. Точно так же не-
верно, что появление дыма всегда вызывает ожидания по-
жара и паники. Но что можно сказать о символах «дым»,
«пожар» и «паника»? Как физические реакции они являют-
ся всего лишь частью комплексного поведенческого акта.
Каковы их логические значения и каковы их логические
связи? Ответ можно получить, обратив внимание на то, что
в подобной ситуации y человека возникают различные тен-
денции к действию (ожидание пожара при появлении ды-
ма, действия, направленные на предотвращение паники),
a рефлективный процесс служит определению того, какого
типа действие получит открытое выражение. Поэтому есть
нечто гипотетическое или экспериментальное в неявных
19 3ак. 1731
577

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
действиях, проходящих проверку перед тем, как в итоге
осуществится открытое действие. Итак, тенденция дейст-
вовать определенным образом означает (при формулировке
в терминах компонентов поведения, служащих символиче-
скими заместителями тенденции) действие согласно опре-
деленному правилу: скажем, «Когда видишь дым, предпо-
лагай пожар». В синтаксическом представлении правило
гласит, что определенные выражения, в которых наличест-
вует слово «дым», можно преобразовать в выражения,
в которых наличествуют слово «пожар» (т.е. первые логи-
чески предполагают вторые). Остался еще один шаг. Изу-
чать единственно то, какие тенденции к действию в итоге
реализуются и каковы экзистенциальные последствия в це-
лом определенного действия, - значит оставаться в поле
эмпирического рефлективного процесса. Если абстрагиро-
ваться от данных конкретных типов эмпирических вопро-
сов, логический аисиіиз является определением того, к чему
мы приходим в области символов, когда позволяем реали-
зоваться определеннои привычке применения символов, т.е.
когда следуем определеиному синтаксическому правилу. При
таком подходе отношепие между сииволами является логи-
ческим отношеиием. Само правило может быть таким, кото-
рым мы привыкли руководствоваться, или таким, которое
только предстоит рассмотреть. В любом случае в логическом
анализе оно в гипотетическом ключе используется для того,
чтобы проследить последствия применения символов, про-
диктованные буквальным соблюдением этого правила; дру-
гие последствия для логика не представляют интереса.
Прилагая такой анализ к нашему случаю, получаем, что
символ «дым», - по правилу, согласно которому выраже-
ния, в которых появляется «дым», можно преобразовать
в выражения, в которых появляется «пожар», - приводит
нас к выражениям о «пожаре». Следующее правило приво-
дит нас к выражениям, в которых появляется «паника»,
a два правила вместе приводят нас к переходу от «дыма»
к «панике» при посредстве символа «пожар». Структура
578

Чарльз У. Моррис
логических отношений начинает проявляться в узнаваемой
форме, как только мы переключаем внимание с эмпириче-
ских заявлений относительно того, каким образом развер-
нутся события, или с ожиданий конкретного человека, на
взаимосвязи символов, зависящие исключительно от приня-
тия правил применения символов. Биологическим аналогом
здесь служит пробное принятие способов действия ради то-
го, чтобы проследить их возможные последствия.
Таким образом, поведенческим коррелятом логического
анализа является тот момент свободы, в который индивид
руководствуется в своем поведении рассмотрением по-
следствий различных типов деятельности. Отношение ме-
жду эмпирическим рассмотрением в целом и логическим
анализом аналогично отношению между рефлективным про-
цессом в целом и тем особым моментом в размышлении,
в который человек говорит себе: «Если я решу действовать
таким образом, к чему меня приведет это решение?» Фор-
мальный логик просто ограничивает себя теми фрагмента-
ми действия, которые служат символами, и теми правилами
поведения, которые являются правилами применения сим-
волов.
III
Теперь мы исследуем, в каком смысле логика (и кос-
венно - математика) сама является эмпирической наукой.
Начнем с рассмотрения отношения правил к эмпирическим
данным и целям, которые ставит перед собой человек.
История предельно отчетливо свидетельствует, что
применение символов, как и другие правила поведения,
претерпевает изменения. Но не столь часто признается, что
при каждом изменении, поверхностном или глубоком, воз-
никает необходимость в новом логическом анализе, т.е.
в новом прояснении структурных отношений между значе-
ниями (по аналогии: поперечный срез дерева будет разным
в разные моменты его роста). Изменения в системе значе-
ний частично связаны с изменениями в открытом для эм-
579

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
пирического исследования поле, частично - с тем, на-
сколько символы позволяют различить цели, для которых
они используются. Таким образом, мысль подвержена
двойному контролю - эмпирически со стороны ощущаемой
окружающей среды, прагматически - со стороны целей че-
ловека. Изменение сырья требует новых правил производ-
ства; то же самое относится к переменам в нуждах или ин-
тересах людей. Календари имеют отношение к эмпириче-
ским наблюдениям, но если они используются слишком
долго, то возникают новые календари, начинается поиск
новых данных, на которых можно построить новые прави-
ла. Если дым и пожар утратят свою эмпирическую сопря-
женность, отношения этих символов со временем изменят-
ся. Если отказ кричать «пожар!» в переполненном театре
будет иметь непредвиденные и нежелательные последст-
вия, это конкретное правило ослабеет или будет заменено
другим. Символы - это инструменты, и как все инструмен-
ты, они изменяются, если изменяются обрабатываемый ма-
териал и поставленные цели. Значение изменяется, когда
изменяются данные и намерение.
To, о чем мы здесь говорим, можно обобщить в форме
концепции переменного априорного. В каждый момент
времени для мыслящих существ существует априорное -
в смысле набора значений, согласно которым строится ис-
пользование эмпирических данных, и логический анализ
можно считать следованием структурным очертаниям ап-
риорного, поддерживающим умозаключение. Однако это
априорное претерпевает изменение вследствие контакта с
новыми данными, которые обнаруживаются в ходе его
применения, и вследствие перемен в интересах и целях
людей. При каждом таком изменении априорное меняется,
и возникает новое содержание, подлежащее логическому
анализу. Действия в соответствии с новым набором значе-
ний приводят к новым данным и новым целям, которые
в свою очередь влияют на содержание и структуру априор-
ного. Так протекает спиралеобразный процесс.
580

Чарльз У. Моррис
Следует отметить, что эта концепция объединяет в себе
утверждения, которые нередко считаются взаимоисклю-
чающими: она согласуется с конвенционализмом праг-
матического толка в том, что перемены в априорном
(отчасти) являются функцией нужд и целей мыслящего че-
ловечества; она согласуется с эмпиризмом в том, что зна-
чения несут на себе отпечаток былой связи с переживаемой
экзистенцией; вместе с формализмом она допускает, что
определение того, какие комбинации знаков влечет за со
бой принятие определенных правил применения символов,
можно осуществить, совершенно абстрагируясь от вопро-
са об отношении данных знаков к другим экзистенциям.
Символы соотносятся с целями, объектами экзистенции
и другими символами, и прагматический конвенциализм,
исторический эмпиризм и логический формализм ока-
зываются правомерными предпочтениями, ложными лишь
тогда, когда их преподносят в качестве абсолютной
истины.
Кое-кто примет вышеизложенную концепцию перемен-
ного априорного в отношении естественных наук, но ему
покажется, что логика и математика здесь не при чем. Это
заявление мы должны изучить. Разве формальные науки,
задействованные во всех науках и в нашей концепции то-
же, не являются в некотором смысле предпосылками вся-
кого рефлективного мышления, и, следовательно, не ока-
зываются ли они вне эмпирической науки как таковой?
Разве в самом допущении, что конвенциональные факторы
и логическая структура подлежат отличению от эмпириче-
ских исследований, не заключается допущение, что мы пе-
решагиваем рамки не только прагматизма и формализма,
но и эмпиризма?
В некотором смысле это так, поскольку различаемые
факторы поддаются различению. Но в другом смысле - это
не так: на чем может основываться вышеописанный ана-
лиз, если эмпиризм в широком смысле (а именно, контроль
со стороны всего данного) не позволяет обнаружить анали-
581

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
зируемые факторы в рассматриваемых ситуациях? Когда
на более сложном уровне рефлексии мы «эмпирически»
обнаруживаем, что рефлективная ситуация нижнего уровня
включает в себя конвенциональные, логические и эмпири-
ческие моменты, это безусловно усложняет эмпиризм, но
ему не противоречит. Фактически, мы можем проанализи-
ровать этот акт рефлексии (скажем, изложенный в данной
статье), обнаружить в нем три эти момента, и затем, произ-
ведя обобщение, гипотетически утверждать, что все реф-
лективные ситуации содержат те же самые три компонента.
Сходным образом предпосылки могут стать объектом эм-
пирического исследования, несмотря на то, что они приме-
няются при этом исследовании (как показывает проделан-
ное эмпирическое исследование). To, что логический ана-
лиз может быть объектом эмпирического исследования,
хотя логический анализ и его результаты используются
в данном исследовании, не более удивительно, чем то, что
ученые дышат и результаты их дыхания являются предпо-
сылками исследования дыхания ученых. Поэтому противо-
поставленность логического и эмпирического, вполне ре-
альная в каждый момент времени, является различением
относительным, поскольку логические аспекты одного мо-
мента могут в свою очередь стать эмпирическими данными
другого. Так история мышления дает нам примеры того,
как синтетические высказывания одного периода становят-
ся аналитическими высказываниями другого, и наоборот.
В том, чтобы логика как наука логического анализа была
эмпирической наукой, противоречия нет.
Определение последствий применения правила в сфере
символов - не менее эмпирический вопрос, чем определе-
ние последствий применения правила действия. Переход на
уровень формального рассмотрения значит лишь то, что
мы уделяем внимание только структуре языка и не рас-
сматриваем внесимволические связи символов, которыми
манипулируем согласно применяемому правилу; но это не
значит что мы вовсе расстаемся с эмпирическими привыч-
582

Чарльз У. Моррис
ками нашего разума (habits of mind). В предельном своем
выражении формализм раскрывается как эмпиризм особо-
го типа в области посредииков действительиого іти воз-
можного сішволического указаиия.
Несмотря на то, что логический анализ следует отли-
чать от эмпирического исследования, логика как наука о
логических отношениях символов является наукой эмпи-
рической. Исследование структуры среза древесного ство
ла эмпирично, хотя сам срез можно рассматривать отдельно
от целей, ради кагорых он был сделан, и от полного исследо
вания дерева; так же эмпирична и логика, несмотря на то, что
логический срез области значения, допускающей умозаклю-
чения, рассматривается отдельно от целей, которым он слу-
жит, и от того процесса, срезом которого он является.
Проведенный анализ проясняет тот кажущийся пара-
докс, что логический анализ является инструментом, ис-
пользуемым при построении эмпирических наук, и в то же
время сам оказывается объектом эмпирической науки.
Поскольку логика, даже в узком смысле формальной логи-
ки, эмпирична, неудивительно, что некоторые (не все)
прагматики придерживаются более широкого взгляда на
логику и считают ее обобщенным исследованием всего
рефлективного процесса в целом, a не просто систематиза-
цией формалыюго или логического момента этого процес-
са. Мы не будем выяснять здесь, насколько мудрым явля-
ется такое более широкое представление, но понятно, что
оно способно включать в себя все, что может продемонст-
рировать более узкое представление о логике. Здесь проти-
вопоставлены не формальный и эмпирический подходы,
a более широкий эмпиризм (который можно при желании
формализовать, т.е. представить в виде исчисления) и бо-
лее узкий эмпиризм (выраженный формально), что отно-
сится исключительно к систематизации принципов логиче-
ского анализа.
Наше обсуждение, по сути, продемонстрировало значи-
тельное сходство прагматизма и логического позитивизма
583

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
B сфере логики в силу общего подхода в терминах симво-
лического процесса. Прагматизм способен совладать с
подлинной противопоставленностью логического анализа
и эмпирического исследования, описывая ту стадию реф-
лективного процесса, на которой мы исследуем, к чему
приводит нас применение символов при принятии синтак-
сических правил; a логический позитивизм со своим акцен-
том на синтаксис заходит в область прагматических рассу-
ждений, когда рассматривает методику собственной про-
цедуры, факторы, определяющие принятие правил, и
функцию, выполняемую формальными науками в рефлек-
тивном процессе в целом.
IV
Мы обсуждали соотношения логического, целенаправ-
ленного и эмпирического. Мы увидели, что, иесмотря на
равную представленность этих трех факторов в каждой
конкретной ситуации (вследствие тройственных отноше-
ний, поддерживаемых символами), в отношении знания
эмпирический фактор превалирует над остальными, по-
скольку знание о наличии этих факторов требует верифи-
кации данного высказывания посредством эмпирического
нахождения факторов, наличествующих в ситуациях, кото-
рые поддаются проверке. В итоге по отношению к знанию
прагматизм, логический позитивизм и ранние формы эм-
пиризма раскрываются в качестве особых взаимодополни-
тельных предпочтений в рамках широкого позитивизма.
Под позитивизмом мы понимаем здесь доктрину, согласно
которой высказывания, претендующие на истинность, сле-
дует принимать лишь в той степени, в которой они контро-
лируются непосредственным соприкосновением с объек-
том или типом подразумеваемого объекта. За неимением
лучшего наименования, этот расширенный позитивизм
можно назвать «научным эмпиризмом».
Значимость этого общего результата вполне ясна. Он до
пускает признание в качестве равноправомочных исследо-
584

Чарльэ У. Моррис
вание формальных отношений символов (изучение возмож-
ных языков), исследование эмпирических отношений сим-
волов к существующим объектам (изучение реально суще-
ствующих языков) и исследование отношения символов
к поведению (изучение функции реально существующих
и возможных языков). Однако он не только оправдывает ус-
тановки формалиста, эмпирика и прагматика: в терминах
концепции переменного априорного, без какого бы то ни
было ослабления фундаментального отрицания априорных
синтетических суждений, типичных для всех перечислен-
ных здссь групп, он позволяет усмотреть в указанных трех
установках раскрытие взаимодополнительных аспектов
процесса развития научной мысли. Охватывая как методо-
логическую обособленность, так и историческое и поведен-
ческое взаимодействие логического анализа и эмпирическо
го исследования, он переступает, согласно научному эмпи-
ризму, исторические пределы ранних форм рационализма
и эмпиризма.
Мы рассмотрели только один аспект единения
(unification) сил научной мысли, ставшей возможной благодаря
научному эмпиризму. Если подобный результат достигает-
ся и в отношении других проблем и групп, оставшихся за
рамками нашего разбора (а я не знаю другой ситуации, в
которой бы предпочтения могли расходиться настолько да-
леко), возникает возможность не только интеграции и еди-
нения здания науки изнутри, - науке предоставляется шанс
осознать себя как целое и противопоставить свою объеди-
ненную мощь угрожающим извне факторам. Ведь от исхо
да спора между научным и антинаучным образом мысли за
преобладаиие в области общественных проблем в значи-
тельной степени зависит будущее развитие цивилизации.
585

Казимеж Айдукевич
{Лемберг, Польша)
Логика и эмпирическая наука1
Замечание к докладу Ч. Морриса
«Соотношснис формальных и эмпирнческих наук
в научном эмпиризме»
Формализация логики отнюдь не превращает ее в эмпи-
рическую науку. Несмотря на то, что между посылками и
заключением имеется некоторая структурная связь, кото-
рая выражается в правилах вывода и может быть установ-
лена посредством рассмотрения внешней формы соответ-
ствующих предложений, констатация этого еще не может
служить посылкой, на которую опирается логическое сле-
дование. Эмпирическая посылка может в лучшем случае
лишь констатировать, что некое написанное на доске пред-
ложение следует из каких-то других написанных на доске
предложений согласно правилам вывода. Однако такая
констатация есть нечто совершенно иное, нежели выведе-
ние следствий из посылок, осуществляемое согласно пра-
вилам вывода.
1 К. Ajdukiewicz (Lemberg) Logik und empirische Wissenschaft //
Erkenntnis, 1935. Bd. V. S. 162. Перевод с нем. яз. д. ф. н. A. Л. Никифоровым.
566

Эрнест Нагель (Нью-ЙоркУ
Логика редукции в науках
Научные теории зачастую служат доказательством либо
в пользу высшей «реальности», к которой сводятся, «реду-
цируются» объекты грубого, повседневного опыта, либо в
пользу сомнительности науки, поскольку в свете подобных
подозрительных редукций испытанные практики и верова-
ния обычной жизни оказываются непостижимыми. Наибо
лее заметными игроками в такой бадминтон остаются те
современные мыслители, в которых все еще бродит заква-
ска традиционного идеализма; однако тщательное исследо-
вание характера «редукции» в науке не предприняли даже
те, кто занимается исключительно логикой науки. Я пола-
гаю, например, что «физикализм», ассоциируемый с теори-
ей, которая в Америке известна как логический позити-
визм, до недавнего времени формулировался настолько
двусмысленно, что его поспешное отрицание многими как
неадекватного, «грубого» бихевиоризма вполне поиятно.
Сегодня логический позитивизм - живое движение, и
некоторые его принципы, казавшиеся «основополагающи-
ми», впоследствии были отброшеиы как несущественные.
Поэтому трудио сопоставлять с ним свою позицию. Однако
я полагаю, что фундаментальный подход логического по
зитивизма заключается в том, что значение терминов сле-
дует устанавливать в том контексте, в котором они упот-
ребляются, и никак иначе, a также в том, что задачу фило-
софии составляет прояснение значений путем такого про-
цедурного анализа. Я знаю, что эти принципы не опреде-
ляют один лишь логический позитивизм и многие различ-
ные направления философии можно охарактеризовать по-
добиым образом. Но эта ситуация только помогает объяс-
нить, почему столь многие мыслители охотно примыкают
1 Е. Nagel (New-York). The Logic of Reduction in the Sciences //
Erkenntnis, 1935, Bd. V. S. 46-51. Перевод с аіігл. яз. выполнен З.Р. Баблояном.
587

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
K группе позитивистов, не чувствуя себя обязанными наде-
вать официальную форму Венского кружка.
Нижеследующее исследование употребления термина
«редукция», носящее краткий и обзорный характер, при-
звано продемонстрировать возможную ясность этого тер-
мина. Однако мы не будем рассматривать приложение по
лученных категорий к вопросу о том, какие науки «авто-
номны» по отношению друг к другу.
I
Характер редукции в науке тесно связан с характером
научного объяснения. Особенно важным для нашего ис-
следования является тип объяснения, который в общих
чертах формулируется так:
Демонстрируется, что некая сущность является ком-
плексом составляющих, если можно показать, что некото-
рые фазы ее поведения описываются в терминах их отно
шения к фазам поведения ее составляющих. Так, давление
газа можно объяснить, рассматривая газ как комплекс мо
лекул, подчиняющихся законам динамики, находя выраже-
ние давлению, температуре и объему газа в виде функций
определенных динамических свойств молскул и матери-
альных констант, и в конечном итоге получая отношение
между давлением, температурой и объемом посредством
этих функций.
В общем случае сущность Е анализируется как ком-
плекс Г сущностей щ ... ап. Эти последние определяются
при помощи законов g, связывающих фазы ah а2 и т.д. их
поведения в контексте X. Фазы 0, поведения Е в I связаны
функциями Ь, с фазами ai, а2 и т.д., когда сущности а\ ... ап
наличествуют (occur) в комплексе Г\ таким образом, функ-
ции b задают условия появления фаз 0 в терминах наличия
фаз а. Наконец, функции / рассматриваются как связы-
вающие фазы 0 друг с другом, и таким образом задают ус-
ловия появления фаз 0 в терминах появлеиия других фаз Е.
Здесь следует отметить следующие очевидиые, но важ-
ные моменты:
588

Эрнест Нагель
a) Всякое объяснение относится только к некоторой
фазе совокупного поведения сущности в целом. Уравнения
движения не объясняют цветового, температурного или
биологического поведения тела.
b) Изучаемая фаза поведения некоторым образом соот-
несена с другими избранными характеристиками тела, по
скольку единственно эти характеристики и способы соот-
несенности значимы для определения наличия этой фазы,
по причинам, которые обычно считаются достаточными.
Открытие и вычленение значимых характеристик - исто
рически долгий и трудный процесс, сколь бы очевидной их
значимость не выглядела сегодня.
c) Наличие каждой фазы поведения, объясняемой неки-
ми законами, относится к определенному полю или кон-
тексту, обособленному от элементов-«помех». Вне иеко-
торого контекста никакого поведения не существует. Если
«природа» данной сущности заключается в наборе ее реля-
ционных характеристик, инвариантных в некоем фиксиро-
ваииом контексте, данный контекст конститутивно входит в
эту сущность как обладающий соответствующей природой.
d) Инвариантные реляционные характеристики сущно-
сти могут быть привлечены для имплицитного определе-
ния сущности в некотором контексте, и таким образом -
для определения того, предметом какой науки она являет-
ся. Так, если каждое тело демонстрирует в каждом контек-
сте свойства, называемые механическими, то инвариант-
ные при самых общих преобразованиях характеристики тел
изучает механика. Однако если природа сущности опреде-
ляется в терминах инвариантов ее поведения в неопреде-
ленном множестве или контекстах, эта природа не будет
известна полностью, пока не будут известны ее инвариан-
ты в каждом контексте. Следовательно, являются ли инва-
рианты поведения сущности в одном контексте выводи-
мыми из инвариантов ее поведения в другом контексте, -
вопрос эмпирический.
e) Составляющие, в которых анализируются сущности,
зачастую недоступны для прямого наблюдения. Только не-
589

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
которые избранные характеристики наблюдаемых тел, та-
кие как масса и движение, приписываются их составляю-
щим в интересах логической экономии, поскольку обнару-
жено, что они одни являются значимыми. Но отправная
точка всякого анализа - объекты суммарного опыта: объ-
яснять следует их поведение. Следователыю, если некото-
рая теория микроскопических составляющих неспособна
объяснить некие характеристики суммарного опыта, суще-
ствование таких характеристик тем самым не оспаривается.
0 Всякая наука определяется теми фазами поведения
сущностей, которые она изучает, и потому косвенно - теми
законами, которые она привлекает для объяснения этих
фаз. Например, механика изучает движение тел; ее объяс-
нения выражены в терминах уравнений заданной матема-
тической формы, соотносящих пространственные коорди-
наты, время, массы и т.д. Обсуждая «редуцируемость» од-
ной науки к другой, важно указывать определяющие ха-
рактеристики данной науки в то время, к которому отно-
сится предлагаемая редукция. Хотя химия в некотором
смысле может быть сведена (редуцирована) к современной
физике, к физике начала XIX в. ее редуцировать невозмож-
но. Всегда существует возможность того, что дпя редукции
одной науки к другой характерные особенности первой бу-
дут в явном виде включены в перечень характерных осо-
бенностей второй. И если соответствующие науки не опре-
делены сначала через конкретный набор фаз и законов, об-
суждение редуцируемости вырождается в спор о словах
или выражения надежды и отчаяния. Замечания Чарльза
Пирса о классификации наук можно с равной силой отне-
сти и к их редуцируемости: «Если классификации должны
ограничиваться науками, реально существующими в то
время, когда эти классификации создаются, - разным эпо-
хам должны соответствовать разные классификации. Если
классификация Платона была удовлетворительной в его
дни, сегодня она не может нас устраивать; a если она хо-
роша сегодня, следует заключить, что в то время, когда он
ее предложил, эта классификация была плохой».
590

Эрнест Нагель
II
Теперь мы можем перечислить ряд различных смыслов
понятия редукции:
1) Всякое исследование поведения сущностей должно
вычленять определенные фазы поведения и пренебрегать
остальными. Таким образом, совокупное поведение сущно-
сти в целях исследования подчиняется избранным фазам.
Действуя в подобном ключе, можно обнаружить общие ин-
варианты в поведении бильярдных шаров и в поведении
самоубийцы, прыгнувшего с высокой башни. Такое подчи-
нение совокупного поведения избранным фазам поведения
будет называться избирательиой редукцией. Если прилагать
разные виды избирательной редукции к одной и той же сущ-
ности, она будет оказываться предметом различных наук.
2) Сущность Е может анализироваться указанным обра-
зом как комплекс Гнеких сущностей а\ . . . а„. Если каждая
сущность, подобная £, также анализируется как комплекс Г
сущностей, подобных а\ . . . ат так, что наличие комплекса
Г, составленного из них, является условием наличия сущ-
ности, подобной £, будем говорить о £, что она конститу-
тивно редуцирована. Ее составляющие обычно определя-
ются в терминах характеристик, которыми они обладают
в контекстах, отличных от того, в котором они наличест-
вуют как составляющие Е. В этом случае возможность
конститутивной редукции Е не означает, что наличие неко-
торых фаз ее поведения теоретически выводимо из опреде-
ляющих свойств ее составляющих и их наличия в комплек-
се. Данные современной науки поддерживают тот тезис,
что конститутивная редукция тел возможна, причем исход-
ные составляющие всех тел в конечном итоге оказываются
однотипными. Но такое завершение не является сущност-
ным свойством конститутивной редукции. Могут сущест-
вовать степени или уровни конститутивной редукции: зда-
ние может быть редуцировано к кирпичам и раствору, a
редукция органического тела может завершаться на ком-
плексной системе клеток.
591

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
3) Сущность E может быть конститутивно редуцирова-
на так, что появление фазы 0 в контексте I может оказать-
ся теоретически выводимым из определяющих свойств ее
составляющих и того, что они наличествуют в комплексе
Г. Это называется характеристической редукцией. Такой
редукции поддаются многие фазы тел, однако не все: нали-
чие таких качеств, как цвет и температура, невозможно
теоретически вывести из наличия микроскопических со-
ставляющих тел, когда эти последние определены в кон-
текстах, не указывающих на наличие данных качеств. To,
что зачастую кажется редукцией, зависит от неявного вве-
дения функции ad hoc, соотносяшей данное качество с не-
кими совокупностями составляющих. Это не значит, что
составляющие более не следуют определяющим их зако-
нам, но значит, что контекст, в котором наличествуют со-
ставляющие, когда они находятся в системе Г, конститутивно
входит в те свойства, которыми они теперь обладают.
4) Фазы 0| и 02 двух сущностей Е\ и Ег, наличествую-
щих в контексте 2Г, можно соотнести посредством функ-
ции / Е\ и Еі могут оказаться характеристически редуци-
руемыми по отношению к этим фазам таким образом, что
/теоретически выводится из законов составляющих и того,
что они наличествуют в определенных комплексах. Будем
называть это полной редукцией. Так, законы пищеваритель-
ного функционирования желудка под воздействием опре-
деленных солей, по всей видимости, допускают такого ро-
да редукцию. С другой стороны, возможно, что определен-
ные фазы функционирования органов живых тел допуска-
ют характеристическую редукцию, но при этом законы их
совместного функционирования в контексте живых тел мо-
гут не выводиться из законов составляющих. Однако отказ
признавать полную или даже характеристическую редук-
цию органического функционирования не означает при-
верженности какой-либо разновидности витализма. Подоб-
ный отказ может основываться на возможности того, что
контекст организации живого тела требует переопределе-
ния органов, из которых оно состоит.
592

Эрнест Нагель
5) Может оказаться, что определенные законы одной
науки, должным образом сформулированные, обладают
формальной структурой, тождественной структуре законов
другой науки, посвященной совсем другим фазам функ-
ционирования. Так, законы взаимодействия электрических
токов можно выразить в уравнениях, имеющих ту же фор-
му, что и лагранжевы уравнения динамики механических
систем. Такое проявление тождественной формальной схе-
мы будет называться формальной редукциеи. Формальная
редукция не влечет за собой ни полную, ни характеристи-
ческую редукцию, хотя иногда может подсказать, как дос-
тичь редукции этих видов.
6) В рамках каждой науки теории должны допускать
преобразование в утверждения о содержании возможного
чувственного опыта. Именно возможный чувственный ма-
териал является самой начальной точкой и кульминацией
всякого естественнонаучного исследования, поскольку
в этом материале следует искать как значение, так и дока-
зательство истинности всех материальных высказываний.
Анализ высказываний в целях демонстрации их связи с со-
вокупностью качеств будем называть эпистемической ре-
дукциеи. Какой чувственный материал будет привлечен для
редукции такого типа, зависит от фазы изучаемого поведе-
ния и степени развитости науки. В интересах точности и
определенности в качестве исходных данных могут при-
влекаться особым образом отобранные эмпирические свой-
ства и события. Так, в качестве исходных данных физика
использует пространственные совпадения; сходные данные
может оказаться возможным использовать во всех науках.
В этом случае каждая наука окажется эпистемически реду-
цированной к физике.
Итак, стало ясным, что ни одна наука не может быть
редуцирована к другой в каком-либо из перечисленных выше
смыслов и при этом не быть редуцирована во всех смыслах
сразу. Как бы то ни было, для того, чтобы решить вопрос,
достижима ли редукция каких-либо наук в каком-либо смыс-
ле, необходимо в совершенстве знать все об этих науках.
593

Чарльз У. Моррис (Чикаго^
Некоторые аспекты современной
американской научной философии2
To, что отличает философию Соединенных Штатов, воз-
никло благодаря обогащению философии путем принятия
духа и плодов научного образа мысли (habit of mind). До
момента этого обогащения - отчетливо заметного после
1870-го года - всякая задача, которую ставила перед собой
американская философия, оказывалась в целом решенной
лучше кем-либо другим. Однако Чарльз Пирс, Уильям
Джемс, Джон Дьюи и Джосайя Ройс придали ей некоторую
уникальность. Исходный настрой является научным (пусть
это не всегда касается конечных результатов), и рациона-
лизм и эмпиризм теряют исторический характер - теперь это
рационализм и эмпиризм, свойственные самой научной дея-
тельности. Безусловно, большое влияние оказали британ-
ский эмпиризм, кантианство и гегельянство, но в каждом
случае это влияние преломлялось той или иной научной от-
раслью - математикой и физикой y Пирса, функциональной
физиологией и психологией y Джемса, биологически ориен-
тированной социальной психологией y Дьюи, контактом
с формальными науками и психологией y Ройса. Это не зна-
1 Ch. W. Morris (Chicago)/ Some Aspects of Recent American Scientific
Philosophy // Erkenntnis, 1935, Bd. V. S. 142-150. Перевод с нем. яз. вы-
полнен З.Р. Баблояном.
2 Сделать даиный обзор меия попросили в последиюю минуту, что-
бы в настоящем томе дать какое-то представление о научной философии
в Соединенных Штатах. Написанные в краткие сроки и крайне фрагмен-
тарно данный обзор и библиография к нему в лучшем случае могут помочь
предварителыюй ориеіггации в вопросе. Выражаіо благодарность за советы
К.И. Льюису, П.У. Бриджмену, В.Ф. Ленцену, Г. Фейглю и А.Ч. Бенджаме-
ну. Окончателыюго варишпа текста они ие видели. Библиография содержит
ссылки на работы многих исследователей, упомянутых в статьс.
594

Чарльз У. Моррис
чит, что американская мысль была сознательно или пре-
имущественно антиметафизической. Само отсутствие разви-
той традиции спекулятивных систем препятствовало той
остроте противостояния научной и метафизической фило-
софии, что столь привычна для Европы. Единственным
крупным исключением стало противодействие на рубеже
X1X-XX вв. тому варианту абсолютного идеализма, кото-
рый стал преобладать в философии. Отчасти движения
прагматизма и реализма возникли в ответ на это преоблада-
ние, но и в данном случае эти движения в значительной сте-
пени почерпнули свое содержание y науки. Завязавшаяся на
несколько десятилетий борьба выработала характерную чер-
ту американской философии: философия стала в первую
очередь эпистемологией. Отсюда внимание прагматизма,
нового реализма и критического реализма к природе про-
цесса познания1. С временем это пристальное внимание не-
сколько ослабло, но в итоге настрой философов оказался
скорее натуралистическим, чем идеалистическим, даже со-
временные варианты идеализма стремятся оправдать себя,
используя научный метод и данные науки2. В общем и це-
лом для американской философии характерен научный под-
ход, без четкого ограничения интереса, столь типичного дпя
многих европейских движений.
Импульс со стороны науки обретает две формы в зави-
симости от степени пристрастия конкретного мыслителя к
наукам о жизни (биологии, психологии, социологии) или к
физико-математическим наукам. Прагматизм - главное фи-
лософское выражение импульса первого вида, a реализм -
второго, хотя, как мы увидим, это утверждение нуждается
в некотором уточнении. По различным причинам, философ-
1 Эпистемологический аспект американской философии подробно
обсуждается в моей книгс: «Six Theories of Mind». University of Chicago
Press, 1932.
2 Подтверждения этому мы находим в работах А.Н. Уайтхеда,
Д.Г. Паркера (D.H. Parker), Ч. Хартшориа (Ch. Hartshome), Дж.Е. Будеиа
(J.E. Boodin), Дж.У. Каннинема (G.W. Cunningham).
595

«ERKENNTNIS», 1936. Tom V
ское направление, связанное с науками о жизни, первым
оказалось в центре внимания.
Прагматизм в стиле Джемса, Дьюи и Мида можно рас-
сматривать как биосоциальный позитивизм, согласующий-
ся с британским эмпиризмом в принятии эмпиристской
теории значения, но отличающийся большим акцентом на
интерпретацию идей и опыта в отношении их функции
в биосоциальной деятельности1. Отсюда близкая связь по-
зитивизма с определенной разновидностью бихевиоризма.
В широком смысле такой прагматизм является продолже-
нием английского эмпиризма, модифицированным эволю-
ционной биологией и признанием значимости категории
социального. Ответственность за первую модификацию
лежит на Джемсе, за вторую - на Дьюи и Миде2. Роль
Джемса в эмпиризме не следует преуменьшать, однако со-
средоточенность главным образом на индивидууме дейст-
вительно привела его к принятию спекулятивных высказы-
ваний, вряд ли совместимых с эмпиристской теорией зна-
чения, к переоценке частных аспектов значения и недо-
оценке значимости формальных наук (по крайней мере -
к пренебрежению ими). Европейское (и даже американ-
ское) представление о прагматизме только сейчас стано-
вится чем-то большим, чем поверхностное представление
о взглядах Джемса. Более строгий эмпиризм Дьюи и более
справедливое признание им роли социальных факторов
1 В XIX в. в Америке очень велико было влияние Дарвина и Спенсе-
ра. Оказаиное эволюционной биологией воздействие демонстрируют
Дж. Фиске (J. Fiske) и Дж.М. Болдуин. Популярный обзор прагматизма
представлен в моей брошюре: «Pragmatism and the Crisis of Democracy».
University of Chicago Press. 1934. Cm. статью Дьюи о развитии американ-
ского прагматизма в журнале «Revue de Métaphysique et de Morale»
(1922). на английском воспроизведена в книге «Philosophy and
Civilization», Minton, Balch and Co., 1931.
2 Можно было бы ожидать, что вторая трансформация вызвана Кон-
том и французским позитивизмом, однако здесь никакой значимой связи
не обнаруживается. A различия значитсльнее, чем сходства.
596

Чарльз У. Моррис
в научном процессе в целом позволило ему избежать этих
изъянов. Дьюи переформулировал объяснение разума и
природы рефлексии согласно нуждам биосоциального по-
зитивизма и затем попытался показать последствия такой
переформулировки в области образования, этики, логики,
эстетики, политической теории и философии. Более чем
какой-либо другой эмпирик он раскрыл моральные и соци-
альные возможности научного образа мысли. Велико было
его влияние на американское общественное мнение. Mud, c
одной стороны, разработал систему бихевиористской соци-
альной психологии, с другой - подробно показал, как его
позиция влияет на концепции науки и на вопрос отноше-
ния объектов науки и опытных данных. Его до сих nop не
опубликованная книга «The Philosophy of the Act» («Фило-
софия действия»), без сомнения, является главным вкладом
данного крыла прагматизма в философию науки. С разви-
тием прагматизма связаны такие мыслители, как Мур
(A.W. Moore), Г. Браун (Н.С. Brown), Б.Г. Боде (В.Н. Bode),
Г.У. Стюарт (H.W. Stuart), Дж.Г. Тафтс (J.H. Tufts), Г.М. Ка-
лен (Н.М. Kallen). Статьи этих исследователей помещены
в сборник «Creative Intelligence» («Творческий разум»),
опубликованный в 1917-м году. Среди молодых ученых
наиболее отзывчивы к движению прагматизма С. Хук
(S. Hook), Д. Пиатт (D. Piatt), T. Лафферти (T. Lafferty),
Ч.У. Моррис.
Несмотря на то, что акцент на логическом, a не на био-
социальном, переместился в центр внимания позднее, сего-
дня он очень силен и столь же глубоко укоренен в амери-
канской почве. Принадлежащая Пирсу разновидность ло-
гического прагматизма происходит более от Канта, позд-
ней схоластики, современной науки и английской симво-
лической логики, чем от превалировавших позднее видов
эмпиризма. Хотя Пирс написал множество статей о праг-
матизме и разработал свой вариант идеалистической мета-
физики, наибольший вклад, несомненно, он сделал в сфере
597

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
логики. Как логик он оказывается в одном ряду с величай-
шими учеными — Аристотелем, Больцано, Уайтхедом
и Расселом. Собранная им группа в университете Джона
Хопкинса сыграла центральную роль в развитии логики
в Америке. Сборник коллективных работ под названием
«Studies in Logic» («Логические исследования») появился
в 1883-м году. Его авторами, кроме Пирса, были А. Мар-
кан (A. Marquand), Ладд-Франклин (С. Ladd-Franklin), О.Г. Мит-
челл (О.Н. Mitchell) и Б. Гилман (B.I. Gilman). Среди дос-
тижений Пирса наиболее значимы его теория символа, его
учение о категориях, вклад в символическую логику, его
взгляды на математику, a также обширные и оригинальные
трактовки индукции и вероятности. Полное собрание со-
чинений Пирса только начало выходить, и ему суждено
оказать глубокое воздействие на современную мысль. Ис-
торически его влияние распространилось через Шрёдера
(тем самым косвенно достигнув Уайтхеда и Рассела) и
Джосайю Ройса. Ройс представляет собой уникальный слу-
чай метафизика-идеалиста, компетентного в области науч-
ной методологии и математической логики. Преподавая, он
способствовал распространению идей Пирса, и напрямую
повлиял на таких ученых, как В.Ф. Ленцен (V.F. Lenzen)
и Л.Дж. Хендерсон (L.J. Henderson), a также на логиков -
К.И. Льюиса и Г.М. Шеффера. Льюис называл свою точку
зрения «концептуалистическим прагматизмом», объединяя
в ней интерес к формальным системам с признанием праг-
матических факторов, определяющих фактический выбор
систем. В логике он исследовал системы строгой имплика-
ции, возникающие при определении импликации в терми-
нах модальной категории возможности. Он написал важ-
ную работу о природе познания. Шеффер оказал сильное
влияние на ученых, которые занимались логикой в Гарвар-
де после Ройса. Его антиконъюнкция, или «штрих Шеффе-
ра», легла в основу статьи Никода о редукции постулатов
символической логики и была использована при второй ре-
598

Чарльз У. Моррис
дакции «Principia Mathematical Шеффер занимался аксио-
матической техникой и наиболее общими типами систем.
Его деятельность, a также деятельность Льюиса и матема-
тика Э.В. Хантингтона (E.V. Huntington) превратили Гар-
вард в центр формальной логики в Соединенных Штатах.
Среди тех, кто заинтересовался этой темой, можно упомя-
нуть Лангфорд (С.Н. Langford), П. Вайса (Р. Weiss),
P. Итона (R. Eaton), У.О. Куайна, CK. Лангер (S.K. Langer),
И.Дж. Нельсона (E.J. Nelson) и П. Хенле (P. Henle). Про-
дуктивными в области символической логики оказались
Э.Л. Пост (E.L. Post), Г.Б. Смит (Н.В. Smith), A. Ушенко
(A. Ushenko). Превосходнейшие работы были написаны та-
кими математиками, как Э.В. Хантингтон и Б.А. Берн-
стайн, a дух новой логики проявился в математических
трудах Э.Г. Мура (E.H. Moore), О. Веблена (О. Veblen),
Дж.У. Янга (J.W. Young), Белла (Е.Т. Bell), A. Дрездена
(A. Dresden), Дж.С. Тэйлора (J.S. Taylor), К.Дж. Кейзера
(C.J. Keyser). Существует много работ общего характера
(написанных Кармайклом (Carmicheal), Шау (Shaw), Бент-
ли (Bentley), Данцигом (Dantzig) и т.д.), посвященных раз-
личным этапам философии математики.
Сколь бы значимой ни была роль Пирса в этом направ-
лении в целом, невозможно отрицать здесь отчетливое и ус-
тойчивое влияние Рассела. Оно заметно y Морриса Коэна,
который долго и умело защищал притязания «разума» от
философий жизни и опыта. Коэн и Дьюи отмечают собой
два полюса наибольшего приложения сил в современной
американской философии. Точка зрения Коэна - это научно
ориентированный рационализм с элементами аристотелизма
и платонизма. Он немало писал на темы, относящиеся к об-
щественным наукам, особенно в области философии права.
В общем и целом реализм признает фундаментальное значе-
ние логического анализа, хотя это пока и не приводит
к сколько-нибудь весомым результатам вследствие повы-
шенного внимания к эпистемологическим вопросам. Среди
599

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
значимых работ перечислим «The New Rationalism» («Ho-
вый рационализм») Сполдинга (E.G. Spaulding), «The Revolt
Against Dualism» («Бунт против дуализма») Лавджоя, «The
Philosophy of Critical Realism» («Философию критического
реализма»), Р.У. Селлара (R.W. Sellar) и ряд статей МакГил-
вери (Е.В. McGilvary).
Постепенный рост интереса к логическим и методоло-
гическим аспектам науки наблюдается и среди самих уче-
ных1. Он особенно очевиден в области физики в трудах
П.У. Бриджмена и В.Ф. Ленцена, перечисленных в библио-
графии к данной статье. Эти работы являются лучшими
образцами современной критики. Среди других физиков
можно упомянуть У. Свана (W.F.G. Swann), Г. Маргенау
(Н. Margenau) и Р.Б. Линдсея (R.B. Lindsay). Широкой
популярностью пользуется книга химика Льюиса (G.H.
Lewis) «The Anatomy of Science» («Анатомия науки»).
B области биологии наиболее влиятельны взгляды
Л.Дж. Хендерсона, и определенные философские выво-
ды из своих трудов обсуждают Херрик (C.J. Herrick),
P.C. Лилли (R.S. Lillie), Г. Дженнингс (H.S. Jennings) и
У.М. Уиллер (W.M. Wheeler). Психология становится все
более бихевиористской, хотя данная Уотсоном формули-
ровка признана упрощенной. Новую формулировку дает
Тулмен в работе «Purposive Behavior in Men and Animals»
(«Целесообразное поведение людей и животных»). Работа
К.С. Лэшли (K.S. Lashley) определяет высокий стандарт
экспериментального подхода. Прагматистов в основном
интересует философское значение бихевиоризма; здесь
хвалу и хулу следует адресовать Зингеру (Е.А. Singer),
Холту (Е.В. Holt), Дж. де Лагуна (G. de Laguna). Книга Бо-
В исторической перспективе слслуст упомян>ть работы Бледсоу
(Л.Т. Bledsoe), У. Гиббса (W. Gibbs) и Дж.Б. Сталло (J.B. Stallo). Сейчас в
Лмсрикс стремителыю развивается иіггсрес к истории науки. иеіпром ко-
торого служит «Общество истории науки» и сго журнал «Isis» («Изида»),
руковолимые Джорджем Сартоном.
600

Чарльз У. Моррис
ринга (E.G. Boring) «Physical Dimension of Consciousness»
(«Материальное измерение сознания») демонстрирует пе-
ремены в структуральной школе психологии, которая в
нашей стране во многом базируется на воззрениях Маха.
Проблеме метода в общественных науках посвящен ряд
ксллективных трудов, отмеченных острыми спорами по
вопросу о степени объективности, возможной в этих нау-
ках. Здесь среди прочих можно упомянуть имсна Ч.Х. Ку-
ли, Дж.Г. Мида, Ф. Найта (F. Knight), Ф. Знанецкого и
Г. Блумера (H. Blumer). Несмотря на сопротивление, суще-
ствует заметная тенденция приложения логического анали-
за и математических методов в биологических, психологи-
ческих и общественных науках (Л.Л. Торстоун (L.L. Tluir-
stone), Г. Шульц (Н. Schultz), Дж.Ф. Браун (J.F. Brown),
H. Рашевский и др.).
Вышеприведенный обзор, при всей своей фрагментар-
ности, все-таки демонстрирует различные направления
деятельности, которые способны вести и действительно
ведут к широкой конвергенции в объединенную философ-
скую науку и научную философию. И даже в отношении
сугубо философских вопросов слово «конвергенция» не
выглядит слишком сильным. Попытки рассмотрения раз-
личных сторон философии науки (перечислим таких авто-
ров, как М. Коэн (М. Cohen), Ф.С. Нортроп (F.S.C.
Northrop), Дж. МакКайе (J. МасКауе), Г.Т. Дейвис (Н.Т. Davis),
A. Коржибский (A. Korzybski), Г. Смарт (H. Smart), Дж.П. Кон-
гер (G.P. Conger), a также A. Бенджамен, чья работа «The
Logical Structure of Science» («Логическая структура нау-
ки») ждет своей публикации), при всей неодинаковости их
ценности, раскрывают четкую тенденцию уделять больше
внимания всему полю научных данных, чем то принято в
Европе, где продолжает преобладать физико-математи-
ческий подход. В то же время былое соперничество между
логически и биосоциально ориентированными подходами
постепенно ослабевает, так что формальные логики, праг-
601

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
матики и ученые-экспериментаторы более не образуют
герметически замкнутых классов. Оба направления мысли
обнаруживаются y Льюиса, Бриджмена и Уайтхеда, как
обнаруживались они y Пирса. Отвечающая современности
философия обязана в равной степени воздавать должное
наукам формальным, физическим, и наукам о жизни, и
склонность к признанию этого факта, безусловно, является
характерной и чрезвычайно перспективной чертой амери-
канской философии. Весь этот широкий горизонт отража-
ется в новом журнале «Философия науки», основанном в
1934-м году под редакцией У.М. Малисофф. Как и во мно-
гих других частях света, в Америке возникает стиль мыш-
ления, на который намекают (но не отражают его адекват-
но) такие словосочетания, как «логический позитивизм»,
«концептуальный прагматизм», «рационалистический эм-
пиризм», «эмпирический рационализм», или предложенное
мною - «научный эмпиризм»1. В то же время американские
мыслители начинают более внимательно относиться
к европейским работам Венского кружка и польских логи-
ков. Влияние Бертрана Рассела на обоих континентах спо-
собствует возведению интеллектуальных мостов, с нашей
стороны опирающихся на труды Г. Фейгля, Э.А. Блумбер-
га, Дж. Боаса (G. Boas)), Э. Нагеля, К.И. Льюиса, Ч.У. Мор-
риса, a с европейской - на работы П. Франка, О. Нейрата,
1 Пробным попыткам показать, в каком смысле формализм, тради-
ционный эмпиризм и прагматизм являются взаимодополнительными
направлсниями в рамках научного эмпиризма, посвящены двс моих ста-
тьи: «Соотношение формальных и эмпирических наук» (см. наст. изд.,
с. 574-586) и «The Concept pf Meaning in Pragmatism and Logical
Positivism» B Материалах Восьмого Мсждународного философского коигресса.
Прилагательное «научный» выражает стремление эмпиризма такого типа
(даже понимаемого шире, чем логика науки) воздать должное каким бы то
ни было рационалистическим или космологическим факторам, неотьем-
лсмым от проекта науки, и исключить всс. что не совмсстимо с научным
образом мысли.
602

Библиография
Г. Гана, Р. Карнапа и М. Шлика. Немаловажно также по-
стоянное или эпизодическое присутствие среди нас К. Гё-
деля, Дж. фон Неймана, Г. Вейля и А. Эйнштейна. До сих
nop настрой научного эмпиризма в Америке не обрел
должной меры критичности, и значительный осадок некри-
тических рассуждений во многих работах, претендующих
на научность, можно объяснить недостаточным количест-
вом внешних раздражителей в виде ортодоксальных мета-
физиков. Определенного рода тесное сотрудничество и
взаимная критика, безусловно, желательны, что может
привссти к образованию соответствующей национальной
организации. И, безусловно, сердце американской филосо-
фии преисполнено духом критики, оно еще молодо и дос-
таточно сильно, чтобы бросить вызов будущему.
Библиография
(подготовлсна Ч. Моррисом для публикации в журнале «Erkenntnis»,
1935. Автор не ставил целью составить полный список имен и дать пол-
ную библиографию их работ; он хотел представить некоторые главные
фигуры современной научной философии в США и дать ссылки на рабо-
ты других интересных представителей этого движения. Ч. Моррис рассмат-
ривал зту библиофафию как «рабочую для читателей журнала»).
Benjamin A.C.
- The Logic of Measurement II Journal of Philosophy, 30, 1933, 701.
- The Mystery of Scientific Induction II Philosophy of Science, I, 1934,
224.
- The Operational Definition of Suppositional Symbols II Report au
Congres International de Philosophie Scientifique, Paris, 1935.
Bernstein B.A.
- Whitehead aiul Russell's Theory of Deduction as a Mathematical
Science II Bull. Amer. Math. Soc, 37, 1931, 480.
- Relation of Whitehead and Russell s Theory of Deduction to the
Boolean Logic of Propositions II Ibid., 38, 1932, 589.
- Cm. другие статьи в журналах: «Bull. Amer. Math. Soc.» за 1924,
1932, 1933; «Trans. Amer. Math. Soc.» за 1924, 1926; «Ргос. Cambridge
Philos. Soc», 1932; «Amer. Jour, of Math.», 1932.
Blumberg A.E., Feigl H.
- Logical Positivism. A New Movement in European Philosophy
//Journal of Philosophy, 28, 1931, 281.
603

«ERKENNTNIS», 1935. Tom V
- Emile Meyerson 's Critique of Positivism II Monist, 42, 1932,60.
- The Nature of Philosophic Analysis II Philosophy of Science, 2, 1935.
Bridgman P.W.
- Dimensional Analysis. Yale Univ. Press, 1922, I93l.
- The Logic of Modern Physics. Macmillan, 1927. Перев. na нем.: Die
Logik der heutigen Physik, Mucnchen, 1912.
- Statistical Mechanics and the Second Law of Thermodynamics II Bull.
Amer. Math. Soc, 1932.
- The Nature and Limitations of Cosmical Inquiries II Scientific
Monthly, 37, 1933,385.
- A Physicist's Second Reaction to Mengenlehre II Scripta
Mathematics 2, 1934.
Cohen Morris.
- Reason and Nature. Harcourt, Brace and Co., 1931.
- A Brief Sketch of Leter Philosophy II Cambridge History of American
Literature, vol. 1, chapter 17, 1921.
- Law and the Social Order. Harcourt, Brace and Co., 1933.
- On the Logic of Fiction II Journal of Philosophy, 20, 1923, 477.
- Concepts and twilight zones II Journal of Philosophy, 24,1927,673.
- Vision and Teclmique in Philosoplxy II Philosophical Review, 39, 1930, 127.
Dewey John.
- Essays in Experimental Logic. Univ. of Chicago Press, 1916.
- The Influence of Darwin upon Philosophy, and Other Essays.
H. Holt and Co., 1910.
- Philosophy and Civilization. Minton, Balch and Co., 1931.
- Experience and Nature. Open Court Pub. Co., 1925.
- I he Quest for Certainty. Minton, Balch and Co., 1929.
Eaton Ralph M.
- Symbolism and Truth. Harvard Univ. Press, 1925.
- General Logic. Scribncrs, 1931.
Feigl Herbert, Blumberg A.E.
- Logical Positivism II Journal of Philosophy, 28, 1931, 281.
- The Logical Character of the Principle of Induction II Philosophy of
Science, 1. 1934,20.
- Logical Analysis of the Psychophysical Problem II Philosophy of
Science, 1, 1934,420.
- Sense and Nonsense in Scientific Realism II Report au Congres
International de Philosophie Scientifique, Paris, 1935.
Hook Sidney.
- The Metaphysics of Pragmatism. Open Court Pub. Co., 1927.
- Experimental Logic II Mind, 40, 1931, 424.
604

Библиография
Huntington E.V.
- Sets of Independent Postulates for the Algebra of Logic !! Trans. Amcr.
Math. Soc, 5, 1904,288.
- The Continuum as a Type of Order. Harvard Univ. Press, 1917.
- A New Set of Independent Postulates for the Algebra of Logic with
Special Reference to Whitehead and Russell's «Principia Mathematical! Proc.
Nat. Acad. Science, 18, 1932, 179.
James William.
- Essays in Radical Empiricism. Longmans, Green and Co., 1912.
Langer Susanne K.
- The Practice of Philosophy. H. Holt and Co., 1910.
Langford.
- (совм.: Cooper H., Lewis C.I.) Symbolic Logic. Century Co., 1932.
- cm. статьи no логике в журналах: «Proc. London Math. Soc», 1926;
«Ann. of Math.», 1927; «Bull. Amcr. Math. Soc», 1927, 1928; «Mind»,
1927, 1928.
Lenzen Victor F.
- The Nature of Physical Theory. John Wiley and Sons, 1931.
- The Metaphysical Import of Scientific Facts !! Univ. of California Pub.
in Philos., 14, 1932, 151.
- Physical Causality I! Ibid., 15, 1932, 69.
- The Metaphysics of Space and Time II Journal of Philosophy, 29, 1932.
182.
- A Positivistic Theory of Possibility II Univ. of California Pub. in
Philos., 17, 1934,53.
- The Philosophical Problem of the Existence of the Physical World II
American Physics Teacher, 2, 1934, 152.
- Приветствие И-му Международному Конгрессу за единство нау-
ки II Erkenntnis, Bd. 6, 1936. S. 285-987.
Lewis Clarence I.
-A Survey of Symbolic Logic. Univ. of California Press, 1918.
- The Pragmatic Element in Knowledge II Univ. of California Pub. in
Philos., 6, 1926,205.
-Mind and the World-Order. Scribners, 1929.
- (совм. c: C.H. Langford) Symbolic Logic. Century Co., 1932.
Mead George H.
- Mind, Self and Society. Univ. of Chicago Press, 1934.
- The Philosophy of the Present, ed. by A.E. Murphy. Open Court Pub.
Co., 1932.
Nagel Ernst.
- Measurement II Erkenntnis, Bd. 2, 1931, 313.
605

«ERKENNTNIS», 1936. Tom V
- Charles Peirce 's Guesses at the Riddle II Journal of Philosophy, 30,
1933,365.
- A Frequency Theory of Probability II Ibid., 533.
Peirce Charles S.
- Collected Papers of Charles Sanders Peirce. 6 vols. Harvard Univ.
Press, 1931 fif. Ed. by Hartshorne and Weiss.
- Chance, Love, and Logic. Harcourt, Brace and Co., 1923. Ed. by
Morris Cohen.
Post E.L.
- Introduction to a General Theory of Elementary Propositions II Amer.
Journ.ofMath.,43, 1921, 163.
Reiser O.L.
- Time, Space and Gestalt II Philosophy of Science, I, 1934, 197.
Royce Josiah.
- The Relations of the Principles of Logic to the Foundations of
Geometry II Trans. Amer. Math. Soc, 6, 1905, 353.
- The Principles of Logic II Ruge's Encyclopaedia of the Philosophical
Sciences, vol. 1. Logic, Macmillan, 1913. Перев. на нем. яз.
Sheffer HM.
- A Set of Five Independent Postulates for Boolean algebras II Trans.
Amer. Math. Soc, 14, 1913,481.
- Mutually Prime Postulates II Bull. Amer. Math. Soc., 22,1916,287.
- Review of Principle Mathematical 2nd ed. // Isis, 8, 1926.
- Notational Relativity II Proc. 6,h Intern. Cong, of Philos., 1927, 348.
Singer E.A.
- Mind as Behavior. R.G. Adams, 1924.
- Beyond Mechanism and Vitalism II Philosophy of Science, I, 1934, 273.
Smith H.B.
- Symbolic Logic. Crofts and Co., 1927.
- On the Relation of the Aristotelian Logic to that of Boole-Schroeder II
Monist, 42, 1932,282.
Weiss Paul.
- Theory of Types II Mind, 17, 1928, 338.
- Two-valued logic - Another Approach II Erkenntnis, Bd. 2, 1931, 242.
- Process and Reality, an Essay in Cosmology. Macmillan Co., 1929.
Whitehead A. N.
-Science and the Modern World. Macmillan Co., 1926.
- Metaphysics and Logic of Classes II Monist, 42, 1932, 112.
606

ПРИЛОЖЕНИЕ
Мориц Шлик (Росток):
СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ИНТУИТИВНОЕ
ПОЗНАНИЕ?
Содержание
Отношение современного философского мышления к естест-
веннонаучному. Учение об интуитивном познании как препятст-
вие для их объединения. Анализ понятия познания показывает,
что интуиция никогда не может быть познанием. Смешение двух
этих понятий в прошлом и настоящем и его последствия.
Всякий, кто принимает близко к сердцу главные цели
науки, с великой радостью наблюдал за братскими отно-
шениями, завязавшимися между философией и естество-
знанием несколько десятилетий тому назад и примирив-
шими, наконец, враждебное противостояние, начало кото
рому было положено Шеллингом и Гегелем. Естествоис-
пытатели, решая свои собственные вопросы, входили в об-
ласть теории познания и философии, a философы убежда-
лись в бесплодности любой чистой спекуляции, которая не
основывалась целиком и полностью на результатах и мето-
дах позитивной науки. Поэтому и те, и другие соединяли
дружеские усилия в совместной работе, прокладывая к ис-
тине широкую дорогу, пролегающую через обе эти области.
Казалось, что глубокое понимание и уважение с обеих
сторон должно было постоянно укреплять эту благоприят-
ное положение и приносить прекрасные плоды. Но если
внимательно присмотреться к современной ситуации, то я
боюсь, что можно заметить признаки, указывающие на
1 М. Shlick (Rostok)/ Gibt es Intuitive Erkenntnis? // Viertjahrsschrift für
wissenschaftliche Philosophie und Soziologie, 37, 1913. S. 472-488. Пере-
вод выполнен к. ф. н. В. Куренным.
607

ПРИЛОЖЕНИЕ
разрушение этой дружбы. Может быть, причины этому
следует разыскивать в нынешнем неустойчивом положе-
нии последних оснований точных наук, разочаровавшем,
возможно, некоторых мыслителей, которые прежде безус-
ловно восхищались этими основаниями. A может быть
этому есть и более глубокие причины, например, общее
более «идеалистическое» устремление духа времени. Но
чем бы ни было вызвано это взаимное отчуждение, в нем
следует видеть серьезную опасность (особенно ддя фило-
софии) и предпринять все возможное, чтобы подавить в за-
родыше эти недоразумения.
В философском лагере дает о себе знать определенное
недовольство точными науками. Оно проявляется в разных
формах, словно бы философия пробуждается от сна, в ко-
торый она была погружена пристальным гипнотизирую-
щим взглядом точного исследования. На одном собрании
естествоиспытателей один уважаемый психолог и мысли-
тель делал доклад, который завершался обращенным к ес-
тествоиспытателям напоминанием, что философствование
должно быть предоставлено одним только профессиональ-
ным философам1. Это означает установление границы,
в котором следует видеть опасность для здорового разви-
тия науки даже в том случае, если мы совершенно не со-
гласны с теми философскими идеями, которые были вы-
двинуты известными естествоиспытателями нашего време-
ни. Но есть и более угрожающие явления. Распространи-
лись рассуждения о «банкротстве науки», говорят о «крахе
рационализма», понимая под этим (лукаво подменяя значе-
ние слов) недостаточный характер философии, основанной
на теории познания естественных наук2. Глубокое воздей-
ствие оказали книги Эйкена; идеи Бергсона приобретают
на удивление много приверженцев, и в том же направлении
действуют мощные импульсы, идущие от У. Джеймса, вос-
хищавшегося Бергсоном. Большим успехом пользуются
сочинения тяготеющего к Гегелю графа Кейзерлинга, в ра-
ботах которого эстетизм превалирует над научностью.
' О. Külpc. Erkenntnistheorie u. Naturwissenschaft, Leipzig 1911.
2 Cp. Jul. Goldstein, Wandlungen i. d. Philos, d. Gegenwart Leipzig 1911.
608

Мориц Шлик
У этих и многих других мыслителей мы обнаруживаем
явный отказ от понятия познания, принятого в точных ес-
тественных науках. Дело не в том, что они выступают про-
тив методов и результатов этих дисциплин, - такое больше
невозможно. Но их философия чувствует себя неуютно
и стесненно в атмосфере математики и количественных
показателей. Поэтому она спешит отвернуться от мира,
которым завладело точное исследование, и найти такую
область, где ей больше не будет мешать опирающееся на
математику познание природы.
И такой областью является интуиция.
Все более распространяется и приветствуется точка
зрения этих философов, состоящая в том, что количествен-
ные математические методы не способы привести к позна-
нию важнейших и наиболее фундаментальных вещей и что
их следует заменить «абсолютным эмпиризмом» (Джеймс)
и «интуицией». Они утверждают, что фундаментальных
гірозрений мы достигаем не с помощью сравнения, измере-
ния и счета, a посредством совершенно непосредственного
опыта, с помощыо жизни и созерцания. В первую очередь
благодаря остроумной диалектике и красноречию Бергсоиа
понятие интуитивного познания, переставшее играть
сколько-нибудь заметную роль после завершения эпохи
средневековых мистиков, было вновь введено в моду.
Очень ясно и энергично Бергсон показал, что абсолют-
но и принципиально невозможно использовать по отноше-
нию к психическим величинам (объединенным y него по
нятием «durée réelle») понятие количества, использующее-
ся в математике, то есть их нельзя измерять в строгом
смысле точной науки. Их природа является чисто качест-
венной, a это значит, что ее нельзя представить посредст-
вом чистых количеств1. Поскольку же вся действитель-
ность первоначально дана нам только качественно и по-
скольку переживания, вне всяких сомнений, являются чем-
то реальным, то он заключил, что количественный матема-
тический метод дает лишь искаженное знание. И поскольку
1 Об этом см. мою статью о границах естесі всннонаучного и фнлософ-
скот образования понятий (Vierteljahrsschrift f. wiss. Phil., Bd. 34, 1910).
20 3ак. 1731
609

ПРИЛОЖЕНИЕ
этот метод сначала требует перевода действительности на
свой язык, представления ее символически, с помощью чи-
сел, то он никогда не сможет постичь ее истинную сущ-
ность. На это способна только интуиция. Именно она явля-
ется методом философии и метафизики. «Философствова-
ние состоит в том, чтобы, призвав на помощь интуицию,
поместить себя внутрь объекта»1.
Исходя из несомненного и верного факта, аргументация
Бергсона действует подкупающе. Она шла навстречу уже
существующим тенденциям, a потому смогла приобрести
могущественное влияние. И нигде, пожалуй, это влияние
не обнаруживается столь заметно, как в том повороте, ко-
торый недавно придал изложению своих философских
идей Э. Гуссерль. Гуссерль, как и Бергсон (ранняя работа
которого, посвященная математике, была отмечена награ-
дой), сведущ в математике. Интуитивный метод он превоз-
носит над количественным математическим понятием по-
знания в качестве специфического философского метода,
хорошо отдавая себе отчет в существе этого шага и его не-
обычайном значении. Гуссерль говорит: «Ho no самому
существу своему, поскольку она направляется на послед-
ние начала, философия в своей научной работе принуждена
двигаться в атмосфере прямой интуиции, и величайшим
шагом, который должно сделать наше время, является при-
знание того, что при философской в истинном смысле сло-
ва интуиции, при феноменологическом постижении сущ-
ности открывается бесконечное поле работы и такая наука,
которая в состоянии получить массу точнейших и обла-
дающих для всякой дальнейшей философии решительным
значением познаний без всяких косвенно символизирую-
щих и математизирующих методов, без аппарата умозак-
лючений и доказательств»2. Только чтобы показать, на-
сколько эта философия даже по своему внешнему стилю
1 Einführung in die Metaphysik, Jena 1909, S. 26. [Cp. Бергсон А. Вве-
дение в метафизику // Собр. соч. в 5 тт. Т. 5. СПб.: Изданис М. И. Се-
менова, 1914. С. 6]
2 Logos, Bd. I, S. 341 [Гуссерль Э. Философия как строгая наука //
Избрамные работы. М: Территория будущего, 2005. С. 240].
610

Мориц Шлик
напоминает о ранних периодах немецкой спекуляции,
я приведу еще одно предложение: «Созерцание созерцает
сущность как сущностное бытие и не созерцает и не пола-
гает ни в каком смысле существование»1. Однако наиболее
утонченную и радикальную формулировку интуитивное
познание получает в следующих словах Гуссерля: «Все де-
ло при этом заключается в том, чтобы видеть и считать
вполне естественным, что совершенно подобно тому, как
можно непосредственно слышать звук, можно созерцать
«сущность», сущность «звука», сущность «вещного явле-
ния», сущность «видимой вещи», сущность «образного
представления» и т. д. и, созерцая, высказывать сущност-
ные суждения»2. И эти воззрения должны положить начало
«Философии как строгой науки» (ибо именно так называ-
ется цитируемая нами статья), к которой до сих nop безре-
зультатно стремились все серьезные мыслители!
Я, напротив, уверен, что посредством интуиции, по-
средством созерцания вообще нельзя достичь пикакого по-
знания. Интуиция не только не является методом строгои
науки, но и вообще ие является научным методом.
Чтобы убедиться в этом, достаточно задаться вопросом:
что, собственно, означает познание?
Примечательно, сколь редко в истории философии
можно встретить тщательный, подробный ответ на этот
простой вопрос. Философы занимаются исследованием
границ познания и его возможностью, предпосылками по-
знания и его целями, но простую формулировку - Что та-
кое познание? - мы встречаем нечасто. Что же это, собст-
венно, значит, когда говорят, что познают некий предмет
или процесс? Можно, конечно, подумать, что в каждом от-
дельном случае без всякого дальнейшего исследования и
разъяснения уже известно, что подразумевается под этим
выражением. Но именно такая точка зрения ведет к опро-
метчивому использованию слова «познание», и к распро-
странению этого понятия на случаи, которые под него во-
все не подпадают. Мы тот час же убедимся в том, что
1 Ibid., 316 [Гуссерль. Указ. соч. С. 214].
2Ibid.,318[7oA/.*n?.C.216].
611

ПРИЛОЖЕНИЕ
именно такой случай имеет место, когда речь идет об ин-
туитивном познании.
Если вдали я вижу большую птицу и говорю: «Я знаю,
что это аист», - что я при этом имею в виду? Очевидно то,
что эта птица относится к хорошо знакомому мне виду, ко-
торый известен мне благодаря наблюдению или обучению,
и который я был обучен называть именем «аисты». У пти-
цы я обнаруживаю определенные признаки: большой клюв,
длинные ноги и т.д., которые не являются для меня чем-то
новым - я привык считать их признаками породы аистов.
Таким образом, познание имеет место только в силу срав-
нения чего-то нового с чем-то известным, благодаря обна-
ружению первого во втором. Познание включает в себя два
члена: нечто, что познается, и то, в качестве чего оно по-
знается. Когда мы встречаем что-то новое, он остается не-
познанным, необъясненным до тех nop, пока мы не в со-
стоянии обнаружить в нем подобия с чем-то нам уже из-
вестным на опыте. Иными словами, пока мы не способны
включить его в круг наших воспоминаний, в область того,
что уже было пережито раньше, т.е. пока мы не способны
назвать его известным нам именем.
Этот пример был взят из повседневного употребления
слова «познание». Но не иначе обстоят дела и при его ис-
пользовании в науке: мы встречаем здесь те же самые мо-
менты. Когда, например, физика сообщает нам, что познала
сущность теплоты (состоящую в движении мельчайших
частиц материи), то это означает, что благодаря экспери-
ментам и теоретическим рассуждениям удалось в процес-
сах, происходящих с теплым телом, распознать свойства
системы, состоящей из быстро движущихся небольших
частичек. Или когда в химии утверждается, что познан со-
став бензола (представляющий собой определенную связь
углерода и водорода), то это означает, что в бензоле были
обнаружены именно эти, a не какие-то другие, хорошо из-
вестные химические элементы. Бензол представляет собой
не какое-то новое вещество, которое нельзя ни к чему ре-
дуцировать, a относится к классу углеводородных соеди-
нений, занимая в нем вполне определенное место. Когда
612

Мориц Шлик
в филологии разыскивается происхождение какого-то сло-
ва, то и в этом случае (который здесь нет необходимости
рассматривать подробнее) любое познание заключает в
сведении того, что следует познать, к тому, в качестве чего
оно познается. Всегда присутствуют два члена, которые
в акте познания связываются таким образом, что один рас-
познается и обнаруживается в другом.
Возьмем любой пример из какой-нибудь науки: там, где
существует несомненный, общепризнанный прогресс в по-
знании, познание, понимание, объяснение всегда представ-
ляют собой выявление именно такого отношения между дву-
мя членами (а косвенно, тем самым, отношения между мно-
гими членами, так как каждый из них связан с другими).
Эта характеристика процесса познания, разумеется,
не является исчерпывающей; она должна быть дополнена
и расширена во многих отношениях. Речь здесь идет толь-
кс о том, чтобы извлечь из этого процесса тот интегри-
рующий момент, который важен для нашей цели. Впрочем,
этот момент назывался в качестве существенного и ранее,
например, Авенариусом, который говорит, что в ходе по-
знания душа «сводит непознанное к тому, что в качестве
познанного уже составляет наше духовное достояние» .
В наиболее же совершенном виде этот момент проявля-
ется в точных, измеряющих науках, поскольку основатель-
ное теоретико-познавательное осмысление (в подробности
которого мы здесь не входим) показывает, что полное,
окончательное сведение чего-то одного к чему-то другому
возможно только с помощью числовых понятий. Дело в том,
что только количественные, a не качественные отношения
позволяют обнаружить одно в другом, не внося в него ника-
ких изменений, обнаружить одно в другом в качестве его са-
мого, как это имеет место в сумме слагаемых единиц. Следо-
вательно, науки, основывающиеся на математическом мето-
де, более всего подходят на роль идеала познания и являются
образцом и целью для всех других дисциплин.
1 Philosophie als Denken der Welt usw., S. 10.
613

ПРИЛОЖЕНИЕ
Итак, любое познание в науке характеризуется тем, что
осуществляет сведение двух членов друг к другу, происхо-
дит обнаружение одного в другом. Но здесь Бергсон
и близкие ему мыслители говорят: может быть, но философ-
ское, в особенности же метафизическое познание есть позна-
ние совершенно иного рода-оно является интуитивным!
Это утверждение, в котором общеупотребительное по-
нятие познания используется применительно к интуиции,
правомерно, очевидно, постольку, поскольку эти мыслите-
ли считают, что интуиция в каком-то смысле выполняет ту
же или аналогичную роль, что и обычное, сравнивающее
познание. Так оно и есть: они полагают, что интуиция по-
зволяет нам совершенным образом достичь того, к чему
тщетно стремится естественнонаучное познание, исполь-
зующее несовершенные средства.
Но на самом деле результатом двух этих подходов яв-
ляются совершенно разные вещи. Они двигаются в диамет-
рально противоположных направлениях, и было бы вели-
чайшим заблуждением приписывать им общую цель. В то
время как для научного познания существенно то, что мы
описанным образом связываем между собой два (или более)
члена, тем самым определяя, «познавая» какой-то предмет,
в случае созерцания, интуиции нам противостоит один-
единственный предмет, который не сопрягается ни с чем дру-
гим. Таким образом, речь идет о каком-то совершенно ином
процессе, и интуиция не имеет с познанием ничего общего.
Когда я придаюсь созерцанию безоблачного неба, буду-
чи полностью захвачен переживанием ощущения голубого
цвета, когда я, занимаясь каким-то делом, совершенно по-
глощен чувством деятельности, то в этих случаях я интуи-
тивно переживаю голубой цвет и деятельность. Но могу ли
я сказать, что познаю сущность голубого цвета или дея-
тельности? Конечно же нет. Вот если бы я исследовал дли-
ну волны голубого цвета, измерял его интенсивность и т.д.,
короче включал бы его в общую взаимосвязь своего физи-
ческого знания, или если бы я психологически анализиро
вал чувство деятельности, открывая в нем, скажем, ощу-
щение напряжения, чувство удовольствия и т.д., - то толъ-
614

Мориц Шлик
ко в таком случае я мог бы с определенным правом ска-
зать, что познаю голубой цвет или чувство деятельности.
Я мог бы говорить о познании - хотя и самого низкого
уровня, - осуществляя так называемую апперцепцию чув-
ственного восприятия. Ибо посредством ее чувственное
восприятие включается в круг известных мне представле-
ний, в частности, голубой опознается как цвет, обозначае-
мый словом «голубой», хотя это и происходит не посред-
ством сознательного сравнения, a благодаря непроизволь-
ной ассоциации. Но и этот процесс выходит уже далеко за
пределы чистой перцепции чувственного представления, за
пределы чистого переживания, каковым и является интуи-
ция. Часто употребляемое выражение «познание воспри-
ятия» также имеет смысл лишь постольку, поскольку отно-
сится к апперцепции. He следует думать, что восприни-
маемое может познаваться только путем переживания вос-
приятия, путем чистой перцепции.
Пока предмет ни с чем не сравнивается, не включается
каким-то образом в некую систему понятий, он не познает-
ся. Посредством интуиции нам нечто лишь дано, но не по-
няпю\ Интуиция есть чистое переживание2, познание же
есть что-то иное, нечто большее. Познание, одновременно
являющееся интуицией, интуитивное познание - это
contradictio in adiecto. Понимается или познается предмет в
силу того, что ему с помощью описанного акта воспризна-
ния находится правильное, подходящее ему место в сфере
нашего знания, a это становится возможным благодаря по
нятиям, которые, так сказать, оглашают нам учетные номе-
ра, присущие этому предмету или процессу, т.е. те номера,
Автор прибсгает к распространенной в немецком философском
языке игре слов: BegrilT (попятие) - begreiffen (постигать, схватывать,
понимать). - Пріш. перев.
2 В оліюй из своих статсй об иіггуиции Герман Граф Кейзерлиш'
(Logos III. S, 61) понимает это выражеиие, скорсс, в популярном смысле,
в котором мы говорим об интуиции врача, коммсрсаігга, естествоиспы-
тателя, опредсляя ce как « изпачалыіую способность постигать и пролу-
цировать опредсленную взаимосвязь». Эта техничсская способность мс
имеет ничего общего с интуицисй Бергсона; смешивая то и другое,
Кейзерлинг только увеличивает путаницу.
615

ПРИЛОЖЕНИЕ
которые конституируют его из уже известных нам элемен-
тов. Поэтому познание всегда представляет собой обозна-
чение с помощью понятий, символов. Таким образом, го-
ворить о познании, которое может «обходиться без симво-
лов»1, значит вступать в противоречие с самим собой.
Tot, kto однажды полностью выяснил для себя характер
познания как, по существу, сравнивающей, обозначающей,
упорядочивающей деятельности, уже никогда не подверг-
нется искушению считать познанием акт чистого созерца-
ния, смешивать то и другое. Кто же всерьез станет думать,
что состав бензола (вернемся к нашим примерам) может
быть познан, если «поставить себя на место» этого вещест-
ва, a природа теплоты - если стать с ней «одним целым»
(например, когда y нас повышена температура)! Даже если
бы существовала интуиция (а ее не существует), которая
позволяла бы нам поставить себя на место вещей, она все
равно никогда не была бы познанием. Некультурный чело-
век или животное видят природу, возможно, намного луч-
ше нас, они намного глубже погружены в нее, в силу
большей обостренности чувств они переживают ее более
интенсивно, но они не только не познают природу лучше
нас, но и вообще ее ne познают.
Посредством переживания, созерцания, мы ничего не
постигаем и не объясняем. Можно сказать, что мы приоб-
ретаем осведомленность [Wissen] o каких-то вещах, но не
понимание [Verständnis] вещей. Но если мы стремимся к
познанию, то в любой науке, равно как и в любой филосо-
фии, мы стремимся только к такому пониманию. Осмотри-
тельные мыслители всегда совершенно ясно чувствова-
ли различие между наукой и осведомленностью, иног-
да формулируя это различие. Так, например, Риль говорит:
«И в самом деле, мы видим, что наука редуцирует содер-
жание опыта к тому, что в ней законно, к тому, что являет-
ся единообразно повторяющимся, что доступно количест-
венному определению, следовательно, к тому, что может
быть представлено в виде операций с величинами, короче
1 Bergson. Einführung in die Metaphysik, S. 5.
616

Мориц Шлик
говоря, к тому, что постижимо. Все прочее является объ-
ектом не постижения, a непосредственной осведомленно-
сти, т.е. чувства, ощущения и восприятия»1. Голая осве-
домленность, которая непосредственно дана нам с помо-
щью интуиции, есть нечто toto coelo отличное от познания
данного. Познание всегда принимает форму суждения,
a суждение предполагает сравнение и связывание. Мышле-
ние, смешивающее друг с другом осведомленность и по-
знание, ввязывается в дурную авантюру. Например, теория
познания Г. Риккерта2 основана на аргументации, в кото-
рой слово «знание» употребляется то в смысле познания,
то в смысле интуитивной данности. Разумеется, теория,
обоснованная таким образом, является беспомощной. Сюда
же относится и различие, которое Гуссерль проводит меж-
ду слушанием звука и «ві/дением» сущности «звука»: оно
представляет собой всего лишь различие между психическим
актом слушания и осведомленностью относительно звука; эта
осведомленность не является познанием сущности звука, как
это нас в этом пытаются уверить феноменологи.
Необходимо, прежде всего, отказаться от мысли, что
если познание оказывается деятельностью, направленной
на упорядочивание, сравнение, разыскание уже известного,
то это означает развенчание, деградацию познания, что та-
кой вид познания является всего лишь паллиативом, кото-
рым мы должны довольствоваться, поскольку мы не наде-
лены неким лучшим способом познания; так, словно бы
вполне мыслим более прямой и совершенный метод позна-
ния, a именно интуитивное познание, или «интеллектуаль-
ное созерцание», с помощью которого наделенные им су-
щества могут каким-то непосредственным и сокровенным
образом постигать предмет, который необходимо познать.
Все обстоит совершенно иначе. Напротив, способ позна-
ния, которым мы в действительности обладаем, наше срав-
нивающее, понятийное, дискурсивное познание дает нам
1 Der philosophische Kritizismus, II, 1, S. 221.
2 Как я гюказал в своей статьс: Vicrteljahrsschr. f. vviss. Philos., Bd. 34,
S. 399.
617

ПРИЛОЖЕНИЕ
именно то, что мы ожидаем от него получить. Интеллекту-
альная потребность, ради которой мы занимаемся наукой,
вполне удовлетворяется этим нашим познанием, слияние с
вещами, интуиция, интеллектуальное созерцание не удовле-
творяло бы ее. Наше познание на разный манер идет в ногу
с нашими потребностями - и в жизни, и в технике. Интуиция,
чистое созерцание были бы здесь совершенно бесполезны.
Все то множество заблуждений, с которыми мы здесь
боремся, возникает, однако, оттого, что познание ложно
понимается как прямое, непосредственное отношение ме-
жду познающим и познаваемым, тогда как необходимо
уяснить себе, что оно означает установление познающим
отношения между различными членами.
Akt, посредством которого познающий, согласно этой
неверной, наивной точке зрения, будто бы прямо схватыва-
ет познаваемое, по большей части весьма смутно представ-
ляется философами, причем на разный манер. Самым про-
стым из мыслимых отношений между познающим и позна-
ваемым было бы, очевидно, отношение тождества. И дей-
ствительно, мистики также считали, что в акте созерцания
субъект отождествляется с созерцаемым объектом: по-
знающий становится одним целым с познаваемым.
Другие философы несколько более скромны: они рас-
сматривают непосредственное отношение между субъек-
том и предметом не как тождество, a как разновидность со-
кровенного прикосновения, которое может быть описано
лишь с помощью метафор, которые, в таком случае, по
большей части заимствуются из области тактильных обра-
зов. Возможно, это связано с тем, что наивный человек,
как известно, непроизвольно считает, что осязание самым
глубоким образом раскрывает нам сущность чувственных
предметов: ребенок стремится пощупать новый предмет,
взять его в руки. Потому-то слова схватывание и пости-
жение чаще всего используется вместо «познания». Прав-
да, определять познание с помощью этих слов - занятие
напрасное (хотя нередко так и стремятся поступать). Мис-
тик Ф. Баадер заявляет, что познание является «охватыва-
нием» предмета, предмет, так сказать, кругом охватывается
618

Мориц Шлик
познающим; но он также называет этот акт «проникнове-
нием и вхождением», что, очевидно, есть нечто обратное;
равно как и когда говорится о «помещении себя на место»
предмета: в этом случае познаваемый объект представляет-
ся как объемлющий субъекта. За пределы этих грубых чув-
ственных образов невозможно выйти, пока мы разделяем
основное заблуждение, состоящее в том, что в случае по-
знания речь идет о прямом, простом отношении между
предметом и познающим. Конечно, познание есть охваты-
вание, но именно охватывание, окружение посредством
понятий, благодаря чему познаваемому объекту однознач-
но отводится некоторое место в их кругу.
И именно поэтому любое познание по своей сущности
является понятийным. Строго говоря, противоречиво гово-
рить о созерцательном познании. Если хочется использо-
вать это выражение, то под ним следует понимать только
такое познание, в котором задействованы понятия, репре-
зентированные в мышлении только наглядными, созерца-
тельными представлениями. Такого рода репрезентанты
чрезвычайно облегчают мышление как психологический
процесс, более того, только и делают его возможным. По-
этому мы всегда стремимся к «наглядному» познанию
в только что указанном смысле. Может случиться и так,
что наглядное будет рассматриваться как существенный
момент познания, a познание и созерцание окажутся неяс-
ным образом смешаны между собой. Но в действительно
сти созерцание есть лишь желательная приправа, которая
психологически позволяет нам увидеть то, что существен-
но в познании, - понятийный отношения, подобно тому,
как окрашивание позволяет выделить детали объекта, рас-
сматриваемого в микроскоп. Но именно в случае наиболее
глубокого познания, например, в теоретической физике,
в последнее время было обнаружено, что в некоторых
пунктах следует отказаться от всякой наглядной репрезен-
тации, чтобы сохранить познание в его полной чистоте.
Кант еще заблуждался относительно роли созерцания
в познании, поэтому его критика чистого разума могла на-
чинаться словами «Каким бы образом и при помощи каких
619

ПРИЛОЖЕНИЕ
бы средств ни относилось познание к предметам, во всяком
случае созерцание есть именно тот способ, каким познание
непосредственно относится к ним и к которому как к сред-
ству стремится всякое мышление»1. Такое запутанное по-
нимание процесса познания и его преимущественной фор-
мы во многих случаях усложнило задачу великого мысли-
теля. В частности, только с неверно выбранной точки зре-
ния могла вообще быть поставлена проблема возможности
познания вещей самих по себе. Даже если бы существовала
чудесная возможность созерцания, с помощью которой
вещи, так как они есть сами по себе, «переселились в мою
способность представления»~, таким образом, что наше
сознание действительно составляло бы с ними одно целое,
то и в таком случае мы бы, пожалуй, переживаіи вещи, но
это было бы отнюдь не познание. Если же правильно рас-
сматривать понятие познания в изложенном выше смысле, то
в каком-то отношении (на котором мы здесь не станем задер-
живаться подробнее) любое не чисто формальное познание
можно считать таким познанием «вещей самих по себе».
Но рушится также и метафизика тех, кто, в противопо-
ложность Канту, утверждает, что мы можем непосредст-
венно познавать собственное «я», психические процессы
так, как они есть сами по себе. Метафизика воли Шопен-
гауэра, равно как и любое спиритуалистическое мировоз-
зрение опирается на следующее соблазнительное положе-
ние, которое Паульсен, например, формулирует следую-
щим образом: «Поскольку «я» постигает самое себя в само-
сознании, оно познает нечто действительное так, как оно есть
само по себе ...»\ Но пока мы погружаемся в психические
процессы, они, на самом деле, никоим образом не познаются,
они лишь даются, полагаются, переживаются: в переживании
они суть «я», или причастны ему. Этот факт описывается
ложно, если говорится, что они познаются такими, каковы
Kaum И. Критика чистого разума. В 33.
Кант И. Пролсгомены ко псякой будущей метафизике. могуіцей
появиться как наука. § 9. - Прич. перев.
3 Работа «Kultur der Gegenwart» в сборнике «Svstemat. Philosophie».
1907. S. 397.
620

Мориц Шлик
они суть. Можно сказать лишь следующее: они таковы, како
вы они суть, - но тем самым мы мало чего добились.
Интуиция - мы видим это снова и снова - является
прямой противоположностью познания. В чистой интуи-
ции, в необработанном созерцании, все совершенно инди-
видуально, все для себя, ни с чем несравнимо. Многообра-
зие переживания бесконечно, в нем ничто никогда в точно-
сти не повторяется. Предаться интуиции означает-от-
влечься от всякого сходства, отказаться от любого связы-
вания и упорядочивания, короче говоря, отвергнуть все то,
что собственно и составляет познание.
Тот, кто стремится познавать, должен подняться в сфе-
ру всеобщего, где он найдет понятия, которые ему потре-
буются, чтобы упорядочивать и обозначать индивидуаль-
ное. Tot, kto пребывает в состоянии интуитивного созер-
цания, изначально привязан к индивидуальному, за преде-
лы которого он не может выйти, a потому и не способен
познавать. Очевидно, что никоим образом невозможно ис-
черпывающим образом описать то, что дано интуитивно,
ибо оно может быть только пережито. Бесконечно много-
образное, вечно текущее нельзя представить словами, ведь
слова имеют твердые значения и всегда обозначают, за ис-
ключением имен собственных, общие понятия. Как заме-
тил уже гениальный Пуанкаре, полемизируя с философией
Ле Роя, находящегося под влиянием Бергсона: «Об этом
были написаны большие трактаты, для чего, однако, ис-
пользовались слова! Неужели можно быть менее «дискур-
сивным» и, тем самым, более отдаленным от жизни и ис-
тины, чем животное, которое живет совершенно просто, не
придаваясь философствованию? И не является истинным
философом именно это животное?»1. По этой же причине
невыполнимо и превозносимое Гуссерлем требование чис-
той феноменологии. Если взять в руки второй том его «Ло-
гических исследований», то мы найдем там несметное коли-
чество все более тонких различий и новых терминов, с помо-
1 Der Wert der Wissenschaft, 2. Aufl. der deutschen Ausgabe. 1910.
S. 161.
621

ПРИЛОЖЕНИЕ
щью которых автор стремится исчерпать многообразие пере-
живания. Поэтому нельзя избежать впечатления, что беско-
нечное многообразие «актов», способов сознания так и оста-
ется неописанным, и автор топчется на месте, никак не при-
ближаясь к выполнению этой задачи. Истины, которые со-
держатся в этой книге, получены не посредством интуиции, a
с помощью искусных обобщений, классификаций и наимено-
ваний, не посредством «сущностного усмотрения», a c помо-
щью сравнительного, символизирующего метода.
Чем больше мы познаем, тем выше мы поднимается над
уровнем интуиции; чем больше мы погружаемся в созер-
цание, тем меньше мы наслаждаемся познанием. Нельзя
вынести более строго приговора метафизике как науке, чем
утверждая, что ее метод заключается в интуиции. Интуи-
ция и наука, переживание и познание суть противополож-
ности. Мы можем добавить, что как можно более богатое
переживание и созерцание могут быть столь же высокой
задачей, могут придавать жизни столь же прекрасное со-
держание, как и самое глубокое познание, и даже могут
цениться еще выше. Но мы изо всех сил должны препятст-
вовать смешиванию того и другого. Это не пойдет на поль-
зу ни тому, ни другому; тогда как ясность относительно их
различия пойдет к выгоде обоих.
Если в настоящее время столь одаренные и воодушев-
ленные мужи вступили в борьбу за то, чтобы противопос-
тавить философский метод естественнонаучному, не удов-
летворяясь всегда лишь упорядочивающей, перерабаты-
вающей, устанавливающей отношения наукой, которая не
стремится создавать ничего нового, но видит свою задачу
именно в том, чтобы во всем находить нечто максимально
старое и известное, - что ж, их воля предаться интуиции.
Но они не в праве объявлять это философией, выдавать пе-
реживания за познание. Пусть они признаются, что они
ищут и вкушают художественное, a не интеллектуальное
удовлетворение.
622

Карл Гемпель (Брюссель)
ТЕОРИЯ ИСТИНЫ
ЛОГИЧЕСКОГО ПОЗИТИВИЗМА1
Эта статья была написана под впечатлением недавней
дискуссии между проф. Шликом и д-ром Нейратом, опуб-
ликованной в виде статей в 4-м номере журнала
«Erkenntnis»2, который посвящен позитивистской концепции
верификации и истины.
Для дальнейшего изложения было бы полезным со-
слаться на хорошо известную классификацию, которая
разделяет различные теории истины на две основные груп-
пы, a именно теории корреспонденции и когерентные тео-
рии истины. Согласно корреспондентным теориям истина
заключается в определенном соответствин или связи меж-
ду предложением (statement) и так называемыми «факта-
ми» или «реальностью»; в то время как согласно когерент-
ным теориям истина это возможное свойство всей системы
предложений, т.е. определенное соответствие предложений
друг другу; в радикальных когерентных теориях истина
даже отождествляется с взаимной совместимостью элемен-
тов подобной системы.
Теория истины логического позитивизма эволюциони-
ровала постепенно из корреспондентной теории в жесткую
когерентную теорию. Рассмотрим кратко наиболее важные
логические этапы этого процесса (которые не соответству-
ют в точности историческим этапам).
1 Cari G. Hempel (Brusscll). On the Logical Positivists1 Theory of Truth //
Analysis. Vol. 2, No. 4, 1935. P. 4£-59. Перевод с англ. яз. к. ф. н. Олеси
А. Назаровой.
2 См. наст. изд.: А/. Шлик. О фундамеігге познания. С. 356-385;
О. Heùpam. Радикальный физикализм и «реалыіый мир». С. 438-462.
623

ПРИЛОЖЕНИЕ
Философские идеи, развиваемые Л. Витгенштейном
в его «Логико-философском трактате», стали отправным
логическим и историческим пунктом исследований Вен-
ского кружка. Эти взгляды явным образом характеризова-
лись корреспондентной теорией истины1.
Согласно одному из главных тезисов Витгенштейна
предложение может быть истинным, если факт или поло-
жение дел, выраженным этим предложением, существует
в реальности; в противном случае предложение - ложно.
В теории2 Витгенштейна факты, составляющие мир, истол-
ковываются только как состоящие из некоторых исходных
фактов, несводимых дапее к каким-либо другим фактам.
Такие факты называются атомарными фактами, a факты,
состоящие из атомарных, называются молекулярными.
Этим двум типам фактов соответствуют два типа предло-
жений: атомарные предложения, выражающие атомарные
факты, и молекулярные предложения, выражающие моле-
кулярные факты. Логическая форма, посредством которой
молекулярное предложение конструируется из атомарных,
отражает формальную структуру фактов; и, следовательно,
как существование или не-существование молекулярно-
го факта определяется существованием или не-сущест-
вованием его атомарных составляющих, так истина или
ложность молекулярного предложения определяется соот-
ветствующими свойствами атомарных предложений. Ины-
ми словами, каждое предложение понимается как функция
истинности атомарных предложений.
Идеи Витгенштейна об истине в общем виде были вос-
приняты членами Венского кружка на раннем этапе разви-
тия этого объединения. Д-р Нейрат первым высказал со-
1 Широко известная в XVIII и XIX вв. концепция истины Платона и
Аристотеля, но Гемпель отталкивастся от версии Витгенштейна: Струк-
тура языка = структура реалыюсти. - Пріш. перев.
2 В логике под теорией понимастся просто совокупносгь предложе-
ний, связанных отношением логического следования. - Прим. перев.
624

Карл Гемпель
мнения, вскоре переросшие в активную оппозицию. Пер-
вым, кто осознал важность идей Нейрата, стал проф. Кар-
нап, который придал более точную форму нскоторым наи-
более важным положениям Нейрата. Вдохновляя друг дру-
га, Нейрат и Карнап развили эти положения в теорию ис-
тины, о которой и пойдет речь далее в данной статье.
Схематично, но точно, сформулировать основные по-
ложения д-ра Нейрата можно следующим образом1.
Наука - это система предложений одного рода. Каждое
предложение может быть согласовано или сравнимо с лю-
бым другим предложением, например, для того, чтобы сде-
лать выводы из определенного набора предложений или
чтобы увидеть, согласуются они друг с другом или нет.
Однако предложения никогда не сравниваются с «реально-
стью», с «фактами». Никто из тех, кто поддерживает раз-
личие между предложениями и реальностью не сможет
дать точный отчет о том, каким образом можно осущест-
вить сравнение предложений и фактов и как мы можем ус-
тановить структуру фактов. Следовательно, это различие
есть не что иное, как результат метафизического удвоения,
и все проблемы, связанные с этим удвоением, являются
просто псевдопроблемами.
Но как истолковывается истина согласно этой точке
зрения? Очевидно, что идеи Нейрата вписываются в коге-
рентную теорию истины.
Карнап сначала развивал определенную разновидность
соответствующей когерентной теории, исходная идея ко-
1 См.: Otto Neurath. Soziologie im Physikalismus // Erkenntnis, Vol. II.
S. 393; Physikalismus // Scientia, Nov. 1931; Sozialbehaviorismus // Sociolo-
gus, Vol. VIII, 1932. S. 281; Einheitswissenschaft und Psychologie. Serie
«Einheitswissenschaft». Vienna: Gerold, 1933; Protokollsätzc // Erkenntnis,
1932-1933, Bd. III. S. 204-214 (см. русский перевод: Отто Иейрат.
Протокольныс предложения // Журнал «Erkenntnis» («Познапие»). Из-
бранное. М: Издатсльский дом «Территория будущего»; Идея-Пресс,
2007. С. 310-319).
625

ПРИЛОЖЕНИЕ
торой станет ясной благодаря следующему рассуждению:
если возможно отвлечься от связи с «фактами», от теории
Витгенштейна и характеристики некоторого класса пред-
ложений как истинных атомарных предложений, то в
принципе можно сохранить важные идеи Витгенштейна
относительно предложений и их взаимосвязей вне даль-
нейшей зависимости от рокового сопоставления предложе-
ний и фактов и, прежде всего, от всех вытекающих из этого
сопоставления следствий.
Желательный класс суждений (propositions) представ-
лен в классе тех предложений (statements), которые выра-
жают результат чистого непосредственного опыта вне ка-
ких-либо теоретических дополнений. Такие предложения
были названы протокольными предложениями (statements);
предполагалось, что эти предложения не требуют какого-
либо обоснования.
Замещение понятия атомарного предложения понятием
протокольного предложения было первым шагом в сторону
оттеории истины Витгенштейна.
Изменение точки зрения относительно формальной
структуры системы научных предложений стало вторым
шагом в эволюции от теории истины Витгенштейна к тео-
рии истины Карнапа и Нейрата.
Согласно Витгенштейну предложение (proposition), кото-
рое не может быть полностью и окончательно верифицирова-
но, лишено смысла; иными словами, предложение (statement)
осмысленно тогда и только тогда, когда оно является функци-
ей истинности атомарных предложений (propositions)1.
Так называемые законы природы, как будет показано
далее, не могут быть полностью верифицированы, следова-
Гемпель не придерживается, по крайней мере, в данной статье по-
слелователыюго раздельного употребления терминов «statement» и
«proposition». Обычио под этими терминами понимается «предложе-
ние». - Пріім. перев.
626

Карл Гемпель
тельно, они, согласно «Трактату», вообще не являются
предложениями, это лишь инструкции для установления
осмысленных предложений.
Однако, разрабатывая теорию, о которой идет речь в
данной статье, Карнап учитывал, что в науке эмпирические
законы сформулированы в том же языке, что и другие
предложения, и что, будучи связанными с единичными
предложениями, они служат для предсказаний.
Таким образом он пришел к заключению, что критерий
осмысленности предложений (statement) Витгенштейна яв-
ляется слишком узким и должен быть заменен на более
широкий. Карнап охарактеризовал эмпирические законы
как общие условные предложения, отличающиеся по своей
форме от т.н. единичных предложений, например «Сейчас
в этой комнате температура 20 градусов тепла».
Общее предложение (statement) проверяется с помощью
его конкретных следствий. Но поскольку любое общее
предложение детерминирует неограниченный класс еди-
ничных следствий, оно не может быть полностью и окон-
чательно верифицировано, но только более или менее под-
тверждено: общее предложение не является функцией ис-
тинности единичных предложений, общее предложение по
отношению к единичным выступает как гипотеза. Иными
словами, общий закон не может быть формально выведен
из ограниченного набора единичных предложений. Каж-
дый конечный набор предложений допускает неограничен-
ное количество гипотез, каждая из которых влечет все еди-
ничные предложения, которые из нее следуют. Значит в
создании научной системы существует конвенциональный
момент: мы должны выбрать между большим количеством
логически равных гипотез, и в целом мы выбираем одну,
которая отличается формальной простотой, как часто под-
черкивали Пуанкаре и Дюгем.
Далее важно напомнить, что единичные предложения
сами по себе являются гипотезами в отношении прото-
627

ПРИЛОЖЕНИЕ
кольных предложений, как показал Карнап в своей книге
«Unity of Science» («Единство науки»)1. Следовательно,
даже единичные предложения, которые мы принимаем,
считаем истинными, зависят от выбранных нами формаль-
но возможных систем.
Наш выбор логически случаен, но большое число воз-
можностей выбора практически ограничено психологиче-
скими и социологическими факторами, как подчеркивает,
в частности, Нейрат.
Таким образом, и второй главный принцип «Трактата»
должен быть устранен: невозможно больше определять ис-
тинность или ложность каждого предложения в терминах
истинности или ложности определеиных базисных пред-
ложений, которые могут быть атомарными или протоколь-
ными преддожениями, или другого рода единичными
предложениями. Даже обычные единичные предложения
являются гипотезами по отношению к исходным предло-
жениям. Далее, гипотеза не может быть полностью и окон-
чательно верифицирована конечным набором единичных
предложений; гипотеза не может быть функцией истинно-
сти единичных предложений, и, следовательно, единичное
предложение, не являющееся исходным предложением, не
является функцией истинности базисных предложений.
Следовательно, более тонкий анализ формальной
структуры системы преддожений включает в себя сущест-
венное ослабление или смягчение понятия истины; для со-
гласованности с высказанными выше размышлениями ска-
жем: в науке преддожение считается истинным, если оно
в достаточной мере поддержано протокольными предло-
жениями. В науке случается, что учитывают не все из упо-
мянутых протокольных предложений.
И это отражает существенную черту, которая роднит опи-
сываемую нами теорию истины с точкой зрения Витгенштей-
1 Rudolf Carnap. The Unity of Science. London, 1934.
628

Карл Гемпель
на: принцип сведения проверки (анализа) каждого пред-
ложения к определенного рода сравнению между конкрет-
ным предложением и определенным классом базисных
предложений, рассматриваемых как окончательные и несо
мненные.
Третий и последний этап описываемой логической эво-
люции можно охарактеризовать как процесс устранения
даже этой общей черты из новой теории истины.
ДействительнО; как указал д-р Нейрат, легко предста-
вить, что протокол конкретного наблюдателя содержит два
противоречивых предложения, например «Я вижу этот
лоскут синим. и Я вижу этот лоскут красным». Если такое
случается в науке, то опускается, по крайней мере, одно из
упомянутых протокольных предложений.
Поэтому протокольные предложения не могут более
рассматриваться в качестве неизменной основы всей сис-
темы научных предложений, несмотря на то, что мы часто
обращаемся именно к протокольным предложениям, когда
нужно проверить какое-либо конкретное предложение. Как
говорит Нейрат, мы не можем отказаться от судьи, который
решает, принять или отвергнуть данное предложение; этот
судья представлен системой протокольных предложений.
Но наш судья может быть заменен. Карнап поддерживает
эту точку зрения, говоря, что не существует абсолютных
исходных предложений для обоснования Науки, поскольку
для каждого эмпирического предложения, дажс прото-
кольного предложения, может потребоваться дальнейшее
подтверждение, например, протокольные предложения оп-
ределенного наблюдателя подтвердились предложениями,
содержащимися в докладе психолога. проверяющего адек-
ватность наблюдателя раньше или даже в то время, когда
он делал свои иаблюдения.
Поэтому к любому эмпирическому предложению мож-
но присоединить цепочку проверяющих шагов, в которой
нет абсолютно последнего шага. От нашего решения зави-
629

ПРИЛОЖЕНИЕ
сит, когда остановить процесс проверки, поэтому сравне-
ние науки с пирамидой, построенной на прочном фунда-
менте, не является точным. Нейрат сравнивает науку ско-
рее с кораблем, который постоянно находится в откры-
том море и никогда не может быть поставлен на ремонт в
сухой док.
Очевидно, эти общие идеи предполагают когерентную
теорию истины. Однако нужно подчеркнуть, что, говоря
только о предложениях, Карнап и Нейрат не стремятся ска-
зать: «He существует фактов, существуют только предло-
жения»; напротив, появление определенных предложений
в протоколе наблюдателя или в научной монографии рас-
сматривается как эмпирический факт, и предложения рас-
сматриваются как эмпирические объекты. To, что они хо-
тят сказать, может быть выражено более точно благодаря
тому различию, которое Карнап проводит между матери-
альным и формальным способом (mode) речи1.
Как показал Карнап, всякое неметафизическое фило-
софское рассуждение принадлежит области логики науки,
если оно не касается эмпирических вопросов и не является
рассуждением собственно эмпирической науки. Каждое
предложение логики науки можно сформулировать как ут-
верждение относительно определенных свойств и связей
только научных предложений. Следовательно, и понятие
истины может быть охарактеризовано в таком формальном
способе речи, как достаточная согласованность между сис-
темой признанных протокольных предложений и логически-
ми следствиями, которые могут быть выведены из конкретно-
го предложения и других, уже принятых предложений.
1 Rudolf Carnap (Prag). Logische Syntax der Sprache. Vienna, 1934;
Philosophy and Logical Syntax (лекции, прочкганные в Лопдоне в 1934 г.) //
Analysis. Vol. 2, No. 3: The Unity of Science // Psyche Miniatures 63.
London. 1934.
630

Карл Гемпель
He только возможно, но и гораздо более корректно ис-
пользовать этот формальный, a не материальный, способ
речи, поскольку последний предполагает множество псев-
допроблем, которые не могут быть корректно сформулиро-
ваны посредством формального способа выражения.
Высказывание о том, что эмпирические предложения
«выражают факты» и, следовательно, истина состоит в оп-
ределенном соответствии между предложениями и «фак-
тами», выраженными в этих предложениях, является ти-
пичным образцом материального способа речи.
Псевдопроблемы, связанные с этим, по-прежнему фи-
гурируют во многих возражениях, высказанных против
идей Карнапа и Нейрата; это верно также для некоторых
возражений, изложенных в статье проф. Шлика (Б. Юхос
в недавней статье высказал сходные возражения)1.
Проф. Шлик начинает с того, что радикальный отказ от
идеи неизменных базисных предложений, в конечном сче-
те, лишает нас абсолютного основания нашего знания и ве-
дет к полному релятивизму в вопросе истины.
Но мы должны ответить, что синтаксическая теория на-
учной верификации не обязана давать теоретическое ис-
толкование тому, чего не существует в системе научной
верификации. Действительно, хотят найти в науке крите-
рий абсолютной несомненной истины. Для того чтобы по-
лучить относительно высокий уровень уверенности, нужно
обратиться к протокольным предложениям надежных на-
блюдателей, однако они могут служить основой и для дру-
гих хорошо подтверждаемых предложений и общих зако-
нов. Поэтому требование найти абсолютный критерии ис-
тины для эмпирических предложений неадекватно; оно ис-
ходит из ложного предположения.
1 Веіа ѵ. Juhos (Wien). Kritische Bemerkungen zur Wisseschaftstheo-
rie des Physikalismus // Erkenntnis, Vol. IV. S. 397. См. наст. изд: Бела
Юхос (Веиа). Критические замсчания о теории пауки физикализма.
С. 483-514.
631

ПРИЛОЖЕНИЕ
Можно сказать, что поиск критерия абсолютной истины
представляет одну из псевдопроблем, порождаемых мате-
риальным способом выражения: действительно, утвержде-
ние, что проверка предложения - это сравнение его с фак-
тами, позволяет очень легко вообразить определенный мир,
обладающий определенными свойствами, и далее соблаз-
нительно вообразить систему предложеиий, которая дает
полное и истинное описание данного мира и является абсо-
лютно истинной. Если рассуждать, используя формальный
способ речи, то недоразумение, допускающее некоррект-
ные формулировки, исчезает, a вместе с ним и мотив для
поиска критерия абсолютной истины.
Проф. Шлик предполагает наличие абсолютно прочного
фундамента (по-)знания, но, с другой стороны, он допуска-
ет, что ограничение предмета теории истины анализом
предложений приносит ей определенные преимущества.
Таким образом, ему не остается ничего иного, кроме сле-
дующей характеристики истины: нужно допустить существо-
вание определенного класса синтетических предложений, яв-
ляющихся, тем не менее, абсолютно и несомненно истинны-
ми, посредством сравнения с которыми проверяются все ос-
тальные предложения. И проф. Шлик действительно считает,
что существуют подобные предложения; он называет их
«констатациями» («Konstatierungen», «statings») и приписыва-
ет им следующую форму «Здесь и сейчас происходит то-то
и таким-то образом», например «Здесь и сейчас рядом голу-
бое и желтое» или «Здесь и сейчас больно».
Однако сам проф. Шлик допускает, что любое научное
предложение является гипотезой и может быть отвергнуто,
следовательно, он обязан допустить, что его неопровержи-
мые «констатации» не являются научными предложения-
ми, но представляют стимул для формулировки связанных
с ними протокольных предложений, например «Наблюда-
тель Миллер видел в такое-то время и в таком-то месте ря-
дом голубое и желтое».
632

Карл Гемпѳль
Проф. Шлик утверждает, что (1) в отличие от простых
эмпирических предложений «констатации» понимаются и
верифицируются одновремешю, т.е. посредством сравне-
ния их с фактами. Таким образом он возвращается к мате-
риальному способу выражения и даже описывает «конста-
тации» как надежные точки соприкосновения знания и ре-
альности. Последствия такого способа рассуждения были
описаны выше. (2) Проф. Шлик предполагает, что «конста-
тации» не могут быть записаны как простые предложения
и что они верны (valid) только в конкретный момент - в тот
момент, когда они устанавливаются. Но тогда невозможно
понять, каким образом «констатацию» можно сравнить с
простым научным предложением. Согласно проф. Шлику,
такое сравнение необходимо, потому что каждое эмпири-
ческое предложение в конце концов проверяется «конста-
тациями».
Тем не менее, важно обсудить исходный пункт идей
проф. Шлика. Он рассуждает следующим образом:
Тезис Карнапа и Нейрата о том, что в науке предложе-
ние считается истинным, если оно в достаточной мере под-
тверждается протокольными предложениями, становится
бессмысленным, если отвергается идея абсолютно истин-
ных протокольных предложений, поскольку можно вообра-
зить множество различных систем протокольных предло-
жений и гипотетических предложений, в достаточно мере
подтвержденных этими предложениями. Согласно фор-
мальному критерию Карнапа и Нейрата, каждая из этих
систем, возможно даже несовместимых друг с другом, бу-
дет истинной. Для любой сказки можно создать систему
протокольных предложений, которая будет в достаточной
мере подтверждать эту сказку, но мы считаем сказку вы-
думкой (ложью), a предложения эмпирической науки ис-
тиной, хотя и то, и другое отвечает формальному критерию
Карнапа и Нейрата.
633

ПРИЛОЖЕНИЕ
Итак, каковы, по Карнапу и Нейрату, характеристики, со
гласно которым можно отличить истинные протокольные
предложения нашей науки от ложных предложений сказки?
Как подчеркивают Карнап и Нейрат, между двумя
сравниваемыми системами существует не формальное и не
логическое различие, a эмпирическое. Система протоколь-
ных предложений, которую мы считаем истинной и на ко-
торую мы ссылаемся в нашей повседневной жизни и науке,
может быть охарактеризована только тем историческим
фактом, что эта система в настоящее время принята и ис-
пользуется человечеством и, в частности, европейскими
учеными, и что «истинные» предложения в целом могут
быть охарактеризованы как те, что в достаточной мере
подтверждаются системой реалыю принятых в настоящее
время протокольных предложений1.
Принятые протокольные предложения рассматриваются
как вербальные или письменные физические объекты, про-
изведенные субъектами; возможно, что протокольные
предложения, произведенные (произнесенные) разными
людьми, не допускают создания одной единствениой сис-
темы научных предложений, т.е. системы, в достаточной
мере подтвержденной всей совокупностью протокольных
предложений всех людей, но, к счастью, такая возмож-
ность нереализуема: в действителыюсти, значительное ко-
личество ученых раньше или позже придет к согласию и на
основе их протокольных предложений будет, как эмпи-
рический факт, постепенно создана и расширена система
взаимосвязанных предложений и теорий.
ІІоэтому истина не может быть сведена бсз уточненнй к формаль-
мым свойствам системы мредложсішй: Карнап и Нейрат придерживают
нс привычной коіерснтмой теории. а, как мы сказали об этом в пачале
статьи. определенной разповидности (ограниченной) когсрснтной тео-
рии истины.
634

Карл Гемпѳль
Ответ Карнапа на возражение Цильзеля , вероятно, да-
ет нам возможность объяснить этот счастливый эмпириче-
ский факт.
Как мы обучаемся производить «истинные» протоколь-
ные предложения? Очевидно, посредством тренировки и
упражнений. Как мы приучаем ребенка выплевывать кос-
точки от вишни, показывая, как это делается или сжимая
его рот, так мы обучаем его в определенных обстоятельст-
вах производить определенные вербальные или письмен-
ные высказывания, например, говорить: «Я голоден» или
«Это красный мяч».
Мы можем сказать, что молодых ученых тренируют тем
же способом, когда они обучаются на университетских
курсах, производить в определенных условиях высказыва-
ния, подобные «Стрелка сейчас находится на отметке 5»
или «Это старое немецкое литературное слово», или «Этот
исторический документ датируется семнадцатым веком».
Возможно, факт работы ученых в общих и скорее сход-
ных условиях может в определенной степени объяснить
факт существования единой системы науки.
Рассматриваемая нами эволюция понятия истины суще-
ственным образом связана с изменением взглядов относи-
тельно логической функции протокольных предложений.
Позвольте мне закончить статью некоторыми замечаниями
по этому пункту.
Изначально Карнап ввел понятие протокольных пред-
ложений для того, чтобы определить основу для проверки
эмпирических предложений; в противовес принципам Вит-
генштейна, он показал, что в сравнении с протокольными
1 Rudolf Carnap. Erwiderung auf Zilscl und Dunckcr // Erkenntnis, Bd.
III. S. 177. См. наст. изд.: Рудольф Кариап. Отвст на статьи Э. Цильзсля
и К. Дупкера. С. 279-294.
2 Edgard Zilsei Bemerkungen zur Wissenschaftslogik // Erkenntnis. Bd.
III. S. 143. Cm. liacT. изд.: Эдгар Цильзель. Замечания о логикс иаѵки.
С. 255-279.
635

ПРИЛОЖЕНИЕ
предложениями даже единичные предложения носят ха-
рактер гипотез: они не могут быть окончательно верифи-
цированы, но могут быть в большей или меньшей степени
быть подтверждены протокольными предложениями. He
существует точного правила, определяющего минималь-
ный уровень подтверждения, необходимого для принятия
предложения: в итоге, принятие или отрицание предложе-
ние зависит от решения ученого.
Недавний вариант теории Карнапа и Нейрата в еще
большей степени лишил базисного значения протокольные
предложения: они утратили исходно приписываемый им
первичный характер; оказывается, даже протокольные
предложения могут быть гипотезами в отношении других
предложений системы в целом; таким образом, протоколь-
ное предложение, как и любое другое предложение, в ко-
нечном счете, принимается или отвергается по решению.
Полагаю поэтому, что не осталось принципиального раз-
личия между протокольными и другими предложениями.
Д-р Нейрат предлагает применять термин «протоколь-
ные предложения» к предложениями определенной формы,
a именно к тем, в которых фигурирует имя наблюдателя и
результат наблюдения. Таким образом он подчеркивает
эмпирический характер науки, в которой строгая проверка
в основном сводится к подтверждению посредством пред-
ложений наблюдения.
Проф. Карнап, с другой стороны, обращает внимание на
то, что ( 1 ) проверка не во всех случаях сводится к подоб-
ным предложениям наблюдения, (2) предложения наблю-
дения того вида, о которых говорит д-р Нейрат, могут сами
подвергнутся проверке посредством сведения к предложе-
ниям, в т.ч. предложениями другой формы, и (3) он под-
черкивает, что в любом случае определение формальных
характеристик протокольных предложений есть предмет
соглашения, a не вопрос о факте. Проф. Карнап иллюстри-
рует свою точку зрения с помощью описания трех различ-
636

Карл Гемпель
ных соглашений, каждое из которых может быть выбрано
для того, чтобы формально охарактеризовать класс прото-
кольных предложений. Одно из этих соглашений было
предложено д-ром Поппером; оно заключается в допуще-
нии в качестве протокольных предложений любой формы.
Проф. Карнап считает, что соглашение д-ра Поппера наи-
более простое и подходящее из обсуждаемых им трех согла-
шений. Я думаю, что только этой разновидности соглашений
достаточно, и она в наилучшей степени соответствует точке
зрения Карнапа и Нейрата на верификацию и истину.
Таким образом, понятие протокольного предложения
может стать в конечном счете излишним, но это было са-
мое главное вспомогательное понятие, и его релятивизация
или полный отказ от него представляет собой последний
шаг в длительном процессе теоретического развития.
В заключение мы рассмотрим последствия этого разви-
тия для проблемы атомарных фактов, играющих сущест-
венную роль в теории Витгенштейна.
Благодаря корректной формулировке этой проблемы в
формальном способе выражения два вопроса о том, что та-
кое атомарные факты и что такое атомарные предложения,
предстают как один вопрос, сформулированный сначала
в материальном, затем в формальном способе выражения.
Остается одна проблема, a именно: найти структуру
атомарных предложений или, в версии проф. Карнапа, най-
ти логическую форму протокольных предложений. Эта
проблема сначала, например в «Единстве науки», рассмат-
ривалась как вопрос о факте, но затем анализ Карнапа по-
казал, что форма протокольных предложений не может
быть найдена, она должна быть зафиксирована соглашени-
ем. Это открытие устраняет из теории верификации и ис-
тины логического позитивизма остатки абсолютизма, быв-
шие проявлением метафизических тенденций и не оправ-
дываемые корректным синтаксическим анализом науки.
Брюссель, декабрь 1934 г.
637

СОДЕРЖАНИЕ
Олеся A. Назарова. Преднсловие редякторя 3
«ERKENNTNIS», 1930-1931. Том I
Дискуссия о вероятности (Воскрссенье, 15 сентября 1929 г.)
(перевод Я. Шрамко) 13
Обзор (перевод Оксаны Назаровои)
- Программа Второй конференции no теории позиапия точных
наук (5-7 сентября 1930 г.) 47
- VII Международный философский коигресс в Оксфорде
(1-5 сентября 1930 г.) 48
- Конферемция Нсмецкого философского общества в Бреслау
(1-4 октября 1930 г.) 58
«ERKENNTNIS», 193L Том II
Дискуссия по основаниям математики (Воскресенье, 7 сентяб-
ря 1930 г.) (перевод Я. Шрамко) 60
Вернер Гейзенберг (Леііпциг). Закон причинности и кваптовая
мсхаиика (перевод Я. Шрамко) 82
Дискуссия о причинности и квантовой механике. (Воскресснье,
6 сентября 1930 г.) {перевод Я. Шрамко) 97
Ганс Кориелиус (Стокгольм). К критике основных научных
понятий (перевод Я. Шрамко) 105
Рудольф Кярнап (Прага). Устранение метафизики посредст-
вом логического анализа языка (перевод А. Кезииа) 141
Рудольф Карнап (Прага). Физикалистский язык как универ-
сальный язык науки (перевод А. Никифорова) 170
Хроника (перевод Оксаны Назаровои)
- Общество эмпирической философии, Берлин 212
- Общество Эрнста Маха. Вема 214
«ERKENNTNIS», 1932-1933. Том III
Йорген Йоргенсен (Копенгаген). О целях и проблемах логи-
стики. - формулы! (перевод Я. Шрамкд) 219
Эдгяр Цильзель (Вена). Замечамия о логике науки (перевод
А. Никифорова) 255
Рудольф Карняп (Прага). Ответ на статьи Э. Цильзеля и
К. Дунксра (перевод А. Никифорова) 279
Курт Греллинг (Берлин). Замечания к книге Дубислава «Оп-
ределение» (перевод А. Никифорова) 294
Вальтер Дубислав (Берлин). Замечания к учснию об опреде-
лении (перевод А. Никифорова) 309
Хроника (перевод Оксаны Назаровои)
- Общество эмпирической философии, Берлин 312
- Общество Эрнста Маха, Вена 314
638

«ERKENNTNIS», 1934. Tom IV
Филипп Франк (Прага). Ганс Ган (некролог) (перевод О. На-
заровой) 317
Генрих Беман. Являются математические суждения аналити-
ческими или синтетическими? (переводЯ. Шрамко) 319
Мориц Шлик (Вена). О фундамснте позиания (переводЯ. Шрамко) 356
Кязимеж Айдукевич (Львов, Полыша). Язык и смысл (перевод
А. Никифорова) 385
Тило Фогель (Цуоц-Эигадии). Замсчания к теории высказыва-
ний радикального физикализма (перевод Я. Шрамко) 431
Отто Нейрат (Вена). Радикальный физикализм и «реальный»
мир (перевод Я. Шрамко) 438
Мориц Шлик (Вена). Философия и сстествознание (перевод
А. Никифорова) 462
Бсла Юхос (Вена). Критические замечания о тсории науки фи-
зикализма (перевод Я. Шрамко) 483
Хроника (перевод Оксаны Назаровои)
Курт Греллинг (Берлин-Шарлоттеибург)
- Сообщение и отчет о ѴІН Междупародном конгрессе по фи-
лософии в Праге (2-7 сентября 1934 г.) 514
«ERKENNTNIS», 1935. Том V
Гяис РеГіхенбах (Стамбул). 06 индукции и всроятности. За-
мечания no поволу книги Карла Поппера «Логика исследования»
(перевод А. Никифорова) 524
Рудольф Карняп (Прага). Замсчания ма книгу Карла Поппсра
«Логика исследования. О тсории познания современной науки».
(Вена: Шпрингер, 1935) (перевод А. Никифорова) 546
Отто Нейрат (Гаага). Псевдорационализм фальсификации
(перевод А. Никифорова) 554
Материалы Пражской конферснции 1934 г. по подготовкс
Международиого Конфссса по сдинству науки: 570
- Филипп Франк (Прага). Вступительное слово (перевод
Оксаны Назаровои) 570
- Чарльз У. Моррис (Чикаго). Соотношение формальных и
эмпирических наук в научном эмпиризме (перевод 3. Баблояна). . . . 574
- Казимеж АПдукевич (Лемберг, Польша). Логика и эмпири-
ческая наука (перевод А. Никифорова) 586
- Эрнест Нагель (Нью-Йорк), Логика редукции в науках (пе-
ревод 3. Баблояиа) 587
- Чарльз У. Моррис (Чикаго), Иекоторые аспекты современ-
ной американской научной философии (перевод 3. Баблояиа) 594
БИБЛИОГРАФИЯ 603
ПРИЛОЖЕНИЕ 607
Мориц Шлик (Росток). Существует ли интуитивнос позна-
ние? (перевод В. Куренного) 607
Карл Гемпель (Брюссель). Теория истины логического пози-
тивизма (перевод Олеси Назаровой) 623
639

Аннотированный список книг издательства «Канон+»
РООИ «Реабилитация» вы можете найти на сайтс
iph.ras.ru/kanon или http://joumal.iph.ras.ru/verlag.html
Эаказать книги можно, отправив эаявку по электронному адресу:
kanonplus@mail.ru
Научное издание
Журнал «Erkenntnis» («Познанне»).
Избранное.
ФИЛОСОФИЯ И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ
Перевод с немецкого языка
Подписано в печать с готовых диапозитивов 10.08.2009.
Формат 84x108'/32. Печать офсетная. Бумага офсетная.
Усл. печ. л. 33,6. Уч.-изд. л. 27,5. Тираж800 экз. Заказ 1731.
000 Издательство «Идея-Пресо.
123056, Москва, Тишинская пл., 6—31.
E-mail: donroot@inbox.ru
Издательство «Канон+» РООИ «Реабилитаиия».
111627, Москва, ул. Городецкая, д. 8, корп. 3, кв. 28.
Тел/факс 702-04-57.
E-mail: bozhkoyra@mtu-net.ru; kanonplus@mail.ru
Сайт: iph.ras.ru/kanon или http://joumal.iph.ras.ru/verlag.html
Республиканское унитарное предприятие
«Издательство «Белорусский Дом печати».
ЛП № 02330/0494179 от 03.04.2009.
Пр. Независимости, 79, 220013, Минск