Е. ЧАРУШИН
ТРИ
РАССКАЗА
Рисунки автора
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ДЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МИНИСТЕРСТВА ПРОСВЕЩЕНИЯ РСФСР МОСКВА 195^
НИКИТА-ОХОТНИК
Есть у Никиты деревянный тигр, деревянная лошадь, резиновый крокодил и слон.
Слон из тряпок сшит, а внутри у него вата.
А ещё есть у Никиты верёвочка.
Вот запрятал Никита своего тигра под кровать, крокодила — за комод, слона — под стол.
— Сидите там, — говорит. — Сейчас я на вас охотиться буду!
Потом взял Никита лошадку, провертел у неё в голове гвоздём дырку и вставил туда гвоздь. Получился настоящий носорог. Стал носорог жить под стулом.
з
А верёвочка стала змеёй. Тоже под стулом живёт, извивается там.
— Начинается охота! — кричит Никита.
Зарядил он своё ружьё, перекинул через плечо сетку, с ко торой на рынок ходят, и пополз.
Полз, полз и на тигра наполз.
А тигр как зарычит страшным голосом:
— Рррр-ррр-ры!
4
А потом замяукал, как кошка:
— Мяу-мяу!
Это, конечно, не тигр рычал и мяукал, а сам Никита.
А потом он вскинул ружьё, прицелился:
— Бух! Ба-бах! Бух! Ба-бах!
Это будто его ружьё выстрелило.
Убил охотник тигра. Сунул его в сетку и пополз дальше.
Полз, полз и на дикого слона наполз.
Стоит слон, клыки вперёд выставил и трубит хоботом, как в трубу:
— Тру! Трррр-ррр-руууу!
Это, конечно, Никита за него трубил.
— Бух! Ба-бах!
Убил Никита слона, запихал его в сетку и дальше пополз.
Полз, полз и до крокодила дополз.
Крокодил зубами лязгает и мычит, как бык.
Это Никита от папы узнал, что крокодилы мычат по-коровьи.
— Бух! Ба-бах! — Убит крокодил.
— Бух! Ба-бах! — И носорог убит.
— Бух! Ба-бах! — И змея готова.
Всех перестрелял. Всех в сумку сложил — тяжёлая стала сумка. Волочит её за собой по полу Никита и кричит на всю комнату:
— Вот я какой охотник! Никого не боюсь! Всех застрелю!
Летом приехали мы на дачу и пошли гулять.
— Ты что же, Никитушка, ружьё с собой не берёшь? — спрашиваю. — Ведь ты же охотник.
5
— Ох, верно! Я и забыл, — говорит Никита.
Побежал он домой, нашёл своё ружьё под кроватью, надел его через плечо и шагает со мной рядом.
Идём мы лугом, посреди белой ромашки с жёлтенькими пуговками-серединками.
С цветов бабочки разноцветные слетают, кузнечики от нас в стороны скачут.
И вдруг видим мы сорочонка. Он совсем такой же, как и большая сорока, — чёрный с белым, только хвост покороче да сам поменьше.
Скачет от нас сорочонок по траве, крыльями машет, а летать ещё не умеет.
Доскакал до рябинного кустика и затаился в нём.
Гляжу: встал Никита-охотник на четвереньки — тоже притаился.
Шопотом спрашивает меня:
— Папа! Папа! Можно мне его застрелить?
— Стреляй, стреляй, — говорю. — Уж раз ты охотник, так можно.
И вот пополз Никита по траве к сорочонку. Долго полз с ружьём в руке. Совсем близко подобрался.
Вот прицелился. И вдруг как заорёт во всё горло:
— Бух! Ба-бах!
А сорочонок выскочил из куста да как закричит на весь лес:
— Криии! Крээээ! Криии!
Никита сразу ко мне!
Бежит, спотыкается, падает.
Гляжу: и сорочонок тоже удирает — только в другую сторону.
Так друг от друга и улепётывают: сорока — в лес, а Никита — ко мне.
б
— Ты что же, охотничек? Чего испугался?
— Да как же, — говорит Никита, — зачем она, глупая, сама кричит!
ПРО ЗАЙЧАТ
Однажды на даче ко мне прибежал Никита и кричит:
— Папа, продай кроликов! Папа, продай кроликов!
А я не понимаю, каких кроликов ему продать. И продавать я никого не собираюсь, и кроликов у меня нет.
— Да что ты, Никитушка, — говорю, — что с тобой?
А Никита прямо плачет — продай да продай ему кроликов.
Тут пришла мама и всё мне рассказала. Оказывается, деревенские ребята принесли с лугов двух зайчат; они их на сенокосе поймали. А Никита всё перепутал. Надо было сказать: «Купи зайчат», а он говорит: «Продай кроликов».
Ну и славных зайчат мы купили! Этакие мохнатые шарики.
9
Уши врозь, глаза коричневые, большие. А лапки мягкие-мяг-кие — будто зайчата в валеночках ходят.
Захотели мы зайчат покормить. Дали им травы — не едят, налили молока в блюдце — и молока не пьют... Сыты, что ли?
А спустили их на пол — они шагу никому не дают ступить. Прямо наскакивают на ноги. Тычутся мордочками в сапоги и лижут их. Должно быть, ищут мать-зайчиху.
Видно, голодные, а есть не умеют. Сосунки ещё.
Тут в комнату пришёл Томка, наш пёс. Тоже захотел посмотреть на зайчат. Они, бедняжки, на Томку наскочили, лезут на него. Томка зарычал, огрызнулся и убежал.
Как же нам накормить зайчат? Ведь они, бедняги, умрут с голоду. Надо им непременно найти кормилицу.
И тут я вспомнил. Как-то на охоте я увидел у лесника: кошка зайчика кормит. Помню, я так долго удивлялся, что лесник надо мной смеяться стал.-
«То ли, — говорит, — ещё бывает. Я сам видал в зоосаду, как маленькая-маленькая собачка львёнка выкармливала...»
И пошли мы кошку-кормилицу искать.
Кошка лежала на лавке у соседнего дома и кормила своих котят. Такая пёстрая, расписная, даже нос у неё разноцветный. Притащили мы кошку к зайчатам, она как зафыркает на них, как заворчит басом, чуть не воет. Да ну её!
Пошли мы другую кормилицу искать. Видим: на завалинке лежит кошка, вся чёрная, с белой лапой. Мурлычет кошка, нежится на солнышке... А как взяли да подложили к ней зайчат, она сразу же все когти выпустила и ощетинилась. Тоже не годится в кормилицы!
Отнесли мы её обратно. Стали третью кошку искать.
Долго ходили. Уж в самом конце деревни одну нашли. На вид такая хорошая, ласковая. Только эта ласковая-то чуть-чуть наших зайчат не съела. Как увидала их, вырвалась из
ю
рук — и прямо на зайчат, как на мышей. Насилу мы её оттащили и за дверь выбросили.
Наверно, наши зайчата так и умерли бы с голоду, если бы, на наше счастье, не нашлась ещё одна кошка, четвёртая. Она сама к нам пришла. А пришла потому, что котят искала. У неё котята околели, и она по всей деревне ходила да искала их... Рыженькая такая, худая. Мы накормили её, напоили, уложили на подоконнике и принесли к ней зайчат. Сперва одного зайчонка, потом и другого. Сунулись к ней зайчатки и сразу присосались, даже зачмокали — нашли молоко! А кошка сначала задёргалась, забеспокоилась, а потом видим — вылизывать их стала и даже песенку замурлыкала.
Значит, всё в порядке!
Много дней кормила кошка зайчат. Лежит бывало на подоконнике, песенку мурлычет, мордочка довольная, щурится на солнышко, а зайчатки у неё под боком. Кто мимо идёт, остановится, удивится:
— Вот так чудо, кошка зайцев кормит!
А потом зайчата подросли, научились сами есть траву и убежали в лес. А кошка завела себе настоящих котят.
РЯБЧОНОК
Я давно приметил в лесу одну полянку с рыжиками. Они там в траве рассыпаны, как жёлтенькие пуговки. Такие маленькие, что в горлышко бутылки пролезают. Их очень хорошо солить.
Взяли мы по корзинке — я большую, а Никита маленькую — и отправились в лес.
И Томка с нами побежал.
Мы ещё и до полянки с рыжиками не дошли, как Томка закрутился, завертелся на одном месте, около ёлки, и стал принюхиваться.
13
И вдруг совсем близко от нас кто-то громко захлопал крыльями. Посмотрели мы за куст, а там ходит какая-то удивительная курочка, ходит и на нас глядит. Пёстренькая такая, мохнатые лапки, а на голове чёрный хохолок — то поднимется колпачком, то ляжет.
— Это кто? — спрашивает Никита.
— Тише, тише! — говорю я ему. — Не пугай, это рябчиха.
Вдруг курочка поползла по земле, как мышь, потом встала столбиком, шею вытянула и ещё громче захлопала крыльями. Похлопала-похлопала, взъерошилась вся, будто больная, и поскакала куда-то вбок.
— иего это она так? — спрашивает Никита.
— Это она хитрит, — говорю: — нашего Томку от цыплят отводит.
Тут и Томка увидал рябчиху. Раньше он только чуял, а как увидал, так сразу и кинулся на неё.
Рябчиха прихрамывает, подлётывает, еле бежит от собаки, будто она совсем больная.
Притворяется.
А Томка рад: визжит, лает, вот-вот догонит рябчиху, вот-вот за хвост её схватит. Глупый Томка!
Увела его рябчиха далеко-далеко в лес, а потом, видно, села на какое-нибудь дерево: Томка где-то всё на одном месте лает.
Тут я говорю:
— Давай-ка, Никита, поищем с тобою цыплят. Рябчиха отсюда Томку не зря увела — значит, тут где-то и затаились рябчата.
Мы приподняли с земли прелую еловую ветку и видим: какой-то гриб-поганка торчит на тонкой ножке. А под поганкой сидит рябчонок. Спрятался и даже глаза закрыл.
Я пап его рукой и поймал:
— Готово! Попался, маленький!
14
Вон он какой! Совсем как настоящий цыплёнок. Только поменьше и весь полосатый и пятнистый. Это для того, чтобы легче было прятаться.
Ещё пуховый, а на крылышках перья — значит, уже летает-порхает. Рябчата так и называются в это время: поршки.
Я и Никите дал подержать рябчонка.
— Что же будем с ним делать? — спрашиваю. — Унесём домой или оставим рябчихе? Пожалуй, он умрёт у нас дома без матери.
— Отдадим рябчихе, — говорит Никита.
Так мы и сделали.
Я разжал руку. А рябчонок сидит у меня на ладони и не двигается — боится очень.
Тут я немножко его цодкинул, и он полетел.
Пролетел шагов пять, сел на землю, да и с глаз пропал — то ли в ямку сунулся, то ли под какой-нибудь листочек залез или просто прижался к земле. Только сразу потерялся.
Ну и ловко прячутся эти рябчата!
Мы набрали с Никитой полные корзинки рыжиков и пришли домой.
А Томка поздно домой прибежал: его рябчиха ещё долго обманывала — от дерева к дереву водила.
Цена 50 коп.
ДЛЯ ДОШКОЛЬНОГО ВОЗРАСТА
 ->
Чарушин Евгений Иванович ТРИ РАССКАЗА
Ответственный редактор Л. И. Грибова. Худоясественный редактор Н. С. Я ц к е в и ч. Технический редактор Т. И. Добровольнова.
Корректоры Т. П. Лейзерович и Е. Н. Тру ш ко вская. Подписано к печати 30/VI 1955 г. Формат 70x92V»«—1 = 1,17 печ. л. (0,69 уч.-изд. л.). Тираж 300 000 экз. А 03528. Детгиз. Москва. М. Черкасский пер., д. 1.
Отпечатано с гравировок Фабрики детской книги Ордена Ленина типографией газеты «Правда» имени И. В. Сталина. Москва, ул. «Правды», д. 24. Заказ № 1918.