Author: Юрганов А.
Tags: историческая наука историография история бывшего ссср история сталинизм
ISBN: 978-5-7281-1123-8
Year: 2011
Text
А.Л. Юрганов
РУССКОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ
ГОСУДАРСТВО
Жизненный мир историков
эпохи ^элинизма
W)
''р
"'"'■г,,
АЛ. Юрганов
Русское национальное государство
Жизненный мир историков
эпохи сталинизма
Москва 2011
УДК 930
ББК 63.3(2)6
Ю64
Рецензенты:
LB. Костырченко
В А. Муравьев
Художник
Михаил Гуров
ISBN 978-5-7281-1123-8
©ЮрпшовАЛ.,2011
© Российский государственный
гуманитарный университет, 2011
Моему другу
ЛЛ. Фридману
История одной ошибки,
или Загадка научной терминологии.
Вместо введения
То, что сделал Ленин, - это бесспорная истина,
но что сделал с Лениным автор - это другой вопрос.
Из материалов дискуссии, 1930 г.
Герменевтическая ситуация
В объединенном номере 2-3 «Вопросов истории» за 1946 г. была
опубликована статья П.П. Смирнова, лауреата Сталинской
премии, иод названием «Образование Русского централизованного
государства в XIV-XV вв.»1. Эта статья сопровождалась
примечанием: «Редакция не разделяет основных положений статьи
(здесь и далее курсив мой. - А Ю.) проф. П. Смирнова. Однако,
учитывая важность поставленной проф. Смирновым проблемы и
интерес к ней в советской исторической литературе, редакция
печатает статью проф. Смирнова в дискуссионном порядке.
Редакция приглашает специалистов-историков высказаться по
затронутой проблеме на страницах журнала»2.
Что же такого необычного написал лауреат Сталинской
премии? Что вынудило журнал заявить о своем несогласии с
основными положениями статьи? Подобная формулировка в
сталинские годы означала больше, чем просто несогласие, - это
неодобрение всего написанного...
Анализ текста опубликованной статьи показал, что в ней
34 раза упоминается «Русское государство»; 21 раз - «Русское
национальное государство»; 1 раз - «Русское национальное (или
многонациональное) государство», 7 раз - «Московское государство»,
и ни разу историк не называет Русское государство
централизованным. Название и содержание статьи не согласованы между собой.
Обсуждение в журнале
В личном фонде П.П. Смирнова, хранящемся в РГБ, отложились
все варианты статьи - от чернового до напечатанного в
«Вопросах истории»3.
7
Для анализа и оценки качества статьи были привлечены
два виднейших историка - A.M. Панкратова и М.Н. Тихомиров.
Они, не сговариваясь, обратили внимание на одно и то же. Но,
прежде чем воспроизвести тексты их рецензий, обозначим
хронику событий обсуждения статьи в журнале.
5 октября 1945 г. Смирнову на бланке Института истории
ЛН СССР сообщалось, что статья «Образование русского
государства в XIV -XV вв.» получена4.
15 декабря 1945 г. из «Вопросов истории» Смирнову
сообщили, что его статья «Образование Русского национального
государства» будет обсуждаться на заседании редколлегии журнала в
среду 19 декабря в 12 часов дня5.
Между этими датами - еще одна: 15 ноября 1945 г. В этот
день заместитель ответственного редактора журнала AJL Сидоров
направил письмо историку, в котором говорилось, что редколлегия
просит статью доработать (по замечаниям). К письму были
приложены рецензии A.M. Панкратовой и М.Н. Тихомирова.
А.Л. Сидоров, в частности, писал:
Многоуважаемый Навел Петрович!
Посылаем Вам Вашу рукопись вместе с рецензиями A.M.
Панкратовой и проф. М.Н. Тихомирова. Редакция напечатает Вашу
работу в ближайшем номере журнала в порядке обсуждения. Хотелось бы,
чтобы Вы учли возражения и пожелания рецензентов в той мере, в
какой это согласуется с Вашей точкой зрения. Мои замечания сделаны
на полях. Многие из них касаются редакционных уточнений,
литературных шероховатостей, отсутствия ссылок и т. д. Пожалуйста,
учтите и их.
Мои пожелания сводятся к следующему. В части исторической:
Вы как-то обошли Милюкова и Плеханова совсем. Что это - случайно или
Вы у них не видите ничего интересного? Покровский и Рожков даны уж
очень сжато, и мне даже показалось не совсем объективно изложена их
точка зрения. У Рожкова Вы не взяли основной труд «Происхождение
самодержавия». Затем ведь он выдвинул вопрос о борьбе дворянства
против феодального боярства и, пускай с преувеличением, назвал целую
эпоху дворянекой революцией.
В отношении Покровского необходимо учесть его лекцию о
феодализме и самодержавии (приложение к Краткому курсу истории
СССР) и в особенности статьи против Соловьева - Плеханова (см.
«Историческая наука и борьба классов», вып. 1, стр. 7-10). Кстати, именно в
этой работе 11окровский критикует Ключевского за то, что тот
образование государства объясняет «давлением внешних опасностей».
8
В остальной части Вашей статьи хотелось, чтобы Вы перебросили
мостик от изменений в технике и экономике к факторам политическим.
Иначе, согласитесь сами, вся концепция несколько однобока.
Моя обязанность не навязывать Вам что-либо, а лишь обратить
Ваше внимание. По получении от Вас рукописи, думаю, мы не задержим
ее напечатание.
Привет.
Зам. ответ, редактора Л. Сидоров
Итак, первоначальный вариант статьи назывался
«Образование русского государства», а после доработки текста Смирнов
изменил название на «Образование русского национального
государства». Но слова «централизованное» в окончательной
авторской редакции нет!
Что же написали Смирнову в своих отзывах коллеги?
Приведем полный текст отзыва М.П. Тихомирова.
Отзыв на статью П.П. Смирнова
«Образование русского государства»
В статье ставится и разбирается очень важный вопрос, но в то же
время статья вызывает большие недоумения. Автор в резкой форме все
время изобличает советских историков в несогласии с положениями
классиков марксизма-ленинизма и сам решительно отходит от положений
последних (здесь и далее подчеркнуто синим карандашом Смирновым. -
А. /О.). Так он прямо пишет, что Русское государство не зародилось на
Куликовом поле; следовательно, ясно, что тезис о внешней опасности как
факторе, ускорявшем развитие централизованных государств на востоке,
попростоту снимается. Очень наивно звучит утверждение автора об
особом богатстве Московской земли хлебом но сравнению с другими. Откуда
ото известно? Ведь нельзя же было офаничиться двумя-тремя примерами
за 200-300 лет, а переход к новой земледельческой технике явление
общего порядка. Кто поверит тому без доказательств, что в Москве пахали
лучше, чем в соседнем Переяславле. Не скрою, что меня удручает еще
одно, вернее, два обстоятельства: 1) автор третирует своих историков и
предшественников с видом невероятного превосходства; к сожалению,
это стиль как раз ряда авторов; имена Ключевского и Забелина являются
у П.П. Смирнова какими-то уничтожающими эпитетами. За что? За то,
что Забелин жил в XIX веке и из простого писца сделался крупным
историком? Что он был сыном своего века; 2) автор очень слабо знает
новейшую литературу вопроса, в частности то, что он пишет о земледельческом
9
законе отстало, сознательно или несознательно молчит о новом взгляде на
возвышение Москвы как центре складывающегося русского народа, что
приведено в моей статье о начале Москвы, не знает книжки СВ.
Бахрушина о Дмитрии Донском и т. д. Наряду с этим автор цитирует
ненапечатанную работу В. И. Бушуева, с явной целью помочь напечатать эту
работу только потому, что этот автор выдвигает тезис о работорговле
суздальских князей, а сам П.П. Смирнов целиком стоит за. рабовладельческий
уклад Киевской Руси (это место просто надо выбросить). Есть и крайне
рискованные выводы (см. на стр. 61 о распаде Киевского государства).
Общее мое впечатление крайне противоречиво. С одной стороны, хочется
видеть статью П.П. Смирнова опубликованной, чтобы дать ему хорошую
отповедь в печати, с другой стороны, статья на страницах журнала может
внести полную смуту в многие умы. Если печатать, то лишь в сугубо
дискуссионном порядке, заказав к следующему номеру как доклад в отд.
истории или Институте истории.
9. 11. 1945 г. М. Тихомиров6
Беспокойство Тихомирова было серьезным: не новичок в
исторической науке, он знал, какие события обозначаются
словом «смута». В данном случае речь шла о внесении полной смуты
в многие умы.
Как уже отмечалось, в одном Тихомиров и Панкратова
были едины. Общие места в рецензиях коллег Смирнов подчеркнул
синим карандашом (нами выделено курсивом).
Приведем полный текст отзыва A.M. Панкратовой.
Отзыв о статье П.П. Смирнова
«Образование русского государства»
Статья проф. 11.11. Смирнова представляет собою
историографический обзор концепций различных историков (от Карамзина до
современных советских историков), посвященных проблеме образования
русского национального государства. В качестве
проблемно-историографического обзора такого рода статья полезна и необходима. Только
следует изменить ее заглавие, в соответствии с содержанием и задачей
статьи. Например, лучше назвать статью «Проблема образования
русского государства в русской историографии» или «Образование
русского государства в XIV-XV вв. в русской исторической литературе».
Однако статья нуждается в тщательной редакции, особенно во
второй части. Правильная в своей основе концепция автора, видящего
основную причину образования Русского государства в развитии произ-
10
водительных сил, в результате перехода к более совершенным методам
земледелия, местами сбивается на экономический материализм
вследствие слишком решительного подчеркивания этого фактора в ущерб
политическим и, в частности, военным факторам. Автор также
недостаточно полно и конкретно остановился на особенностях образования
централизованных национальных государств на Западе и на Востоке
Европы, что отмечалось товарищем Сталиным. Цитаты из работ
товарища Сталина проф. Смирнов приводит, но внутренне он с ним
полемизирует и во всяком случае уделяет внешнеполитическому фактору
меньшее внимание, чем он того заслуживает.
Спорными являются и некоторые аргументы автора в его
полемике с другими, особенно советскими авторами. Однако это не беда. Для
такого журнала, как «Вопросы истории», известная дискуссионность в
постановке новых или нерешенных проблем представляется
естественной. Можно сопровождать статью проф. Смирнова примечанием
редакции и предложить другим историкам, особенно тем, с которыми
П.П. Смирнов полемизирует, высказаться по спорным вопросам. Во
всяком случае, я считаю совершенно своевременным и целесообразным
начать обсуждение в нашем журнале проблемы образования Русского
централизованного государства, в частности проблемы перехода его к
многонациональному типу феодального государства, а также к
различным формам этого государства (феодальный абсолютизм, и т. п.).
Чл. корр. АН СССР проф. А. Панкратова7
От части - к целому
Понять сразу, о чем спорят историки, очень трудно, если вообще
возможно, потому что для нас не очевидны те акценты,
умолчания, интонации, которые легко и без напряжения
воспринимались в их жизненном мире. Советскому историку 40-х годов XX в.
не составляло труда отличить формулу «национальное
централизованное» государство от формулы «централизованное
национальное» государство.
Чтобы понять, о чем писали исследователи, необходимо
провести реконструкцию объяснительных моделей, ставших для
конкретного времени в истории науки моделями конвенциональными.
Конвенциональная модель - это типичное объяснение.
Такое объяснение создает условие для внутреннего понимания, для
единого «языка» общения исследователей. Однако было бы
опрометчиво думать, что все эти «понятные вещи» осознавались в
полной мере. В том-то и дело, что понятны они только как реаль-
11
ности само собой разумеющиеся, узнаваемые в контекстуальном
смысле, но требующие в ситуации конфликта интерпретаций
дополнительных усилий в различении смысловых оттенков. Сами
собой разумеющиеся реалии жизненного мира изменчивы,
прихотливы, и потому от автора реконструкции требуется помнить,
что речь идет не о механическом (неподвижном) состоянии
науки, а о динамической текучести и изменчивости «общего»
сознания науки.
Источники культуры никогда не договаривают до конца -.
это своеобразный закон существования любой культуры в
конкретном времени. Любая культура зиждется на фундаменте таких
общеупотребительных понятий, которые не нужно доказывать в
силу их самоочевидности. Тот, кто изучает культуру, пусть даже
не слишком удаленную во времени, сталкивается, и не может не
столкнуться, с трудностью вхождения в неактуальный
смысловой контекст. Удивительно, но тексты XX в., особенно 30 40-х
годов, не менее трудны для понимания, чем средневековые
рассуждения, например о «казнях Божьих» как причине трагедии
народов или отдельной личности. Актуальность настоящего
всегда заряжена собственным смысловым контекстом, в котором
непременно содержатся свои общеупотребительные мотивы.
Потому так велик соблазн судить о поступках людей прошлого с
позиций современности.
Что же, попробуем преодолеть этот соблазн и понять людей
науки в меняющихся горизонтах их собственного жизненного
мира*. Понять внутреннее содержание сталинской эпохи в
истории исторической науки конца 20 - начала 50-х годов XX в.
* Понятие «жизненный мир» восходит к философии Э. Гуссерля
позднего этапа его творчества. Оно еще не введено в научный язык
отечественной исторической науки. Я использую его в инструментальном
отношении, близком по смыслу определению жизненного мира, данному
Юргеном Хабермасом. Жизненный мир - это меняющийся горизонт,
своеобразный резервуар, «из которого участники коммуникации
черпают свои убеждения, чтобы в ситуации возникшей потребности во
взаимопонимании предложить интерпретации, пригодные для достижения
консенсуса». Жизненный мир - это «языково организованный запас
изначальных допущений, которые воспроизводятся в виде культурной
традиции» (Slovari - online/ ru/ word/ философский словарь/ жизненный
мир. I Itm; Хабермас /О. Моральное сознание и коммуникативное
действие. СПб., 2006; Савин А.Э. Становление
трансцендентально-феноменологической концепции истории Эдмунда Гуссерля. М.: РГГУ, 2009).
Глава 1
Рождение научной конвенции
До 1934 года
Критика внеклассовой теории государства
То, что в 1946 г. никого не удивляло определение Русского
государства как «национального», очевидно. Гораздо труднее
представить себе, что в советской науке было время, когда всякое
научное (марксистское) применение понятия «национальное» в
отношении Русского государства было совершенно табуировано.
Настолько, что всякий, кто решился бы в научном исследовании
положительно определить Московское государство
«национальным» (или в том же значении «централизованным»), серьезно
рисковал оказаться в стане злейших врагов
марксистов-историков, среди которых первейшим из первых был Михаил
Николаевич Покровский (1868-1932)1.
До 1934 г. историческая наука не знала другого авторитета,
имевшего почти безграничные возможности утверждать свой
взгляд на сущность исторической науки. В 1925 г. был
опубликован сборник трудов М.Н. Покровского «Марксизм и особенности
исторического развития России», написанных в разное время.
Одна из статей - «Откуда взялась внеклассовая теория развития
русского самодержавия?» - привлекает особое внимание. В ней
Покровский изложил свое концептуальное отношение к
дореволюционной историографии и причины того, почему он никогда и
ни при каких обстоятельствах не признает табуированные им
понятия отвечающими духу марксизма.
При чтении статьи бросается в глаза, что начинается она с
обсуждения такой проблемы, которая, на первый взгляд,
слишком уж удалена от заявленной темы. Отношения базиса и
надстройки, экономической обусловленности и политической само-
Рождение научной конвенции
15
стоятелыюсти «момента» становятся не только фундаментом для
решения всех марксистских загадок, но больше того - неким
алгоритмом, в пределах которого осуществляется в марксистской
науке максимальное приближение к полноте научной истины, но
только приближение, а не ее постижение.
В самом деле, разве можно ограничиться утверждением,
что базис, экономика определяют собой всё? Нет, конечно,
угадывается ответ. Ну а если «момент политический» (из области
надстройки) становится относительно самостоятельным, то что из
этого следует? В разные периоды марксистской науки
конкретное восприятие этой самостоятельности оказывалось разным.
Одно дело бороться с царизмом, другое - строить социализм в
отдельно взятой стране. Формы и объем самостоятельности
«политического момента» никак не совпадают, а это значит, что
возможны такие внутренние движения марксистской мысли в
заданных пределах, которые при одной ситуации будут ограничивать
свободу «политики» экономической уздечкой, а в другой -
позволять этой «свободе» разгуливать на просторах. Первичность
базиса, экономики вроде бы всеми марксистами признается, но
такая же закономерная самостоятельность «политики» может быть
понята по-разному.
Именно с этого признания, не очень приятного для
марксистского сознания того времени, и начинает свою статью
Покровский.
Материальные условия существования являются primum
agens (основной причиной), но при этом «идеальные области» мо-
iyr оказывать обратное воздействие на эти условия. Эта мысль се-
мидесятилетнет Энгельса (на возраст обратил внимание
Покровский) вызвала «великое шатание умов» среди тех, кто понимал
марксизм как первичность базиса, экономики и вторичность
идеальных областей. Не нарушала ли стройность учения вскользь
брошенная мысль великого мыслителя? Покровский так не думал:
Энгельс был не только гениальный теоретик, но и великий
историк - и его историческое чутье возмущалось тем дубоватым
педантизмом, в который впадали тогдашние (1890-го года) неофиты
материалистического метода в Германии. Да, конечно, «идеальные области»
могут оказать колоссальное воздействие на экономику. Возьмите
телефон: зто научное изобретение, т. с. нечто от «идеальной области».
Но кому же придет в голову отрицать огромное экономическое
значение телефона, в сотни раз ускорившего всякие деловые сношения,
переговоры и т. д.2
16
Глава 1
Этот пример, конечно, слишком уж очевидный, и
Покровский усложнил ситуацию, мастерски перевернув вопрос:
Можно ли себе представить массовое распространение телефонов
в стране, где нет высокоразвитой промышленности? Как только вы
поставите все эти вопросы, вам тотчас же станет ясна, прежде всего
другого, вся экономическая обусловленность влияния «идеальной области».
Величайший математик, заброшенный в страну эскимосов, был бы там
самым бесполезным и беспомощным существом - пожалуй, более
беспомощным, чем эскимос на улице Нью-Йорка. Влияние представляемой
им «идеальной области» было бы равно нулю (С. 56).
Так утверждалась второстепенность «идеальной
области» применительно к эконОхМике. Но общая ситуация
марксистского познания закономерностей сложнее, и это
Покровский понимал. Семидесятилетний Энгельс (намек на возраст
был не случайный) позволил себе в борьбе с
материалистическим педантизмом, доводящим учение Маркса до абсурда,
высказать (в «дурном настроении») суждения, которые едва ли
помогали утверждению марксизма, - об этом прямо и без
всякого стеснения написал историк. Каков же выход из
положения, если Энгельс призывал, по крайней мере однажды, не
придавать экономической стороне большего, чем следует, значения,
видя в возвышении Пруссии не одни только экономические
причины?
M.II. Покровский считал, что письмо Энгельса Морицу
Вирту (от 21 сентября 1890 г.) - это не все его творчество:
Нельзя выдергивать отдельное письмо или даже отдельные
фразы из письма и утверждать: вот так думал Энгельс. Нужно брать все
письмо, - а в нем есть не только то, что нами сейчас отмечено, - и всю
совокупность писаний Энгельса на эту тему, - а она совершенно
исключает всякую возможность того толкования «неосторожных» фраз
письма, которое склонен был дать, повторяем, лишь не очень осторожный
читатель (С. 57).
Между тем, но признанию самого историка, участника
революционных событий, идеи Энгельса в промежутке между 1884
и 1900 гг. оказались востребованными. Их признали настоящим
учением об относительной самостоятельности «политики»:
«Получилась курьезная спайка между крайним левым марксизмом и
кадетской идеологией в лице Милюкова» (С. 59).
Рождение научной конвенции
17
Признание самостоятельности политического «момента»
способствовало революции, единению всех сил против общего
врага - самодержавия:
Было агитационно необходимо подчеркнуть самостоятельное
значение политической стороны. Было агитационно необходимо, а
марксистски совершенно правильно указать на то, что самодержавие
есть общий враг и... помеха экономическому развитию страны (С. 58).
Однако из этой (сиюминутной) политической позиции
никак не следовало и не следует, что, будучи общим врагом,
самодержавие выступало и выступает как некая внеклассовая
сила. Иначе говоря, выступление пролетариата вместе с
буржуазией против самодержавия еще не есть свидетельство того, что
государство в виде монархии - надклассовая форма власти.
Советская действительность уже не требовала
теоретических жертв: «Сейчас уже нет опасности, покушаясь на "догму",
прослыть сторонником "экономизма"» (С. 60). Покровский
полагал, что в большем стремлении к экономическому учению
Маркса нельзя его извратить, зато «относительная самостоятельность
надстройки» таит в себе огромный соблазн.
Этот соблазн он и нашел во всей русской исторической
науке, обосновывавшей, вопреки марксизму, надклассовую природу
самодержавия.
Предпосылки теории о внеклассовой природе русского
самодержавия Покровский отыскал у СМ. Соловьева, который в
«Началах русской земли» (написанных между 1877 и 1879 гг.)
подчеркивал значение борьбы леса и степи в русском
историческом процессе. «Оборонческая теория» в глазах Покровского -
это признание того, что государство возникает не в силу
экономических причин, классовых противоречий, а как форма единения
народа и власти перед внешней опасностью. Оборончеством
были, по его мнению, заражены многие люди, считавшие себя
марксистами («политическую экономию знает всякий марксист на
зубок, а с русской историей, особенно древнейшего периода, многие
из нас до сих пор знакомы весьма плохо»).
Теорию Соловьева развил В.О. Ключевский в знаменитом
«Курсе русской истории». Политическое объединение Велико-
россии, по его мнению, было вызвано необходимостью борьбы за
национальное существование. Особое неприятие у Покровского
вызвала идея «национального государства», которую
Ключевский использовал для обоснования того, что возникавшее в Вели-
18
Глава 1
короссии государство стремилось к политическому единству на
народной основе.
В.О. Ключевский писал:
Вместе с расширением дипломатической сцены изменяется и
программа внешней политики. Эта перемена тесно связана с одной
идеей, пробуждающейся в московском обществе около этого
времени, - идеей национального государства... Внешние дела Москвы
усиленно вызывали мысль о народности, о народном государстве. Эта
мысль должна была положить свой отпечаток и на общественное
сознание московских князей. Они вели свои дела во имя своего
фамильного интереса. Но равнодушие или молчаливое сочувствие, с
каким местные общества относились к московской уборке их удельных
князей, открытое содействие высшего духовенства, усилия Москвы в
борьбе с поработителями народа - все это придавало эгоистической
работе московских собирателей земли характер народного дела,
патриотического подвига, а совпадение их земельных стяжаний с
пределами Великороссии волей-неволей заставляло их слить свой
династический интерес с народным благом, выступить борцами за веру и
народность3.
Ключевский выделил «основной факт» в истории Руси
второй половины XV в.:
Теперь вся эта народность (великорусская. - А. /О.) соединяется
под одной государственной властью, вся покрывается одной
политической формой. Это сообщает новый характер Московскому княжеству. До
сих пор оно было одним из нескольких великих княжеств северной
Руси; теперь оно остается здесь единственным и потому становится
национальным: его границы совпадают с пределами великорусской
народности. Прежние народные сочувствия, тянувшие Великую Русь к Москве,
теперь превратились в политические связи. Вот тот основной факт, от
которого пошли остальные явления, наполняющие нашу историю XV и
XVI вв. Можно так выразить этот факт: завершение территориального
собирания северо-восточной Руси Москвой превратило Московское
княжество в национальное великорусское государство и таким образом
сообщило великому князю московскому значение национального
великорусского государя (С. 114).
Интересно, что Покровский стал возражать Ключевскому
исходя не из «теории» «объективно» правильной, а из
конкретных фактов средневековой истории. Он отмечал, в частности:
Рождение научной конвенции
19
Эти тексты, взятые из дипломатической переписки Ивана III,
развивают ту обычную для своего времени мысль, что московский
великий князь есть вотчич всей Русской земли: но образчики этой
«вотчины», здесь упоминаемые, - Киев, Смоленск и поводы для самой
переписки - переход на московскую сторону черниговских князей ясно
показывают, что московская дипломатия отправлялась не от
великорусского национализма (С. 78).
Значит, Ключевский, воспитанный па идеях о
«национальностях», не мог не мыслить «прошлого» в рамках традиции
своего времени. Если историк-марксист (в его собственном лице)
определяет историю как «политику прошлого, без которой
нельзя понять политику настоящего», то буржуазные историки
позволяли себе обратную формулу, в которой отражалась их
собственная классовая заинтересованность смотреть на мир через
оптику своего класса: «История - это политика, опрокинутая в
прошлое»4.
Разница в определениях на самом деле невелика: в одном
случае историк прав, когда судит о политике «прошлого» с
правильных идеологических позиций настоящего, в другом случае
неправ, ибо его суждения, идеологически неверные, обнажаются
в заинтересованности видеть это прошлое под определенным
углом зрения5.
Впрочем, формулу «история - это политика, опрокинутая в
прошлое» Покровский в своих выступлениях перед слушателями
ИКП определял и как вполне марксистскую. 5 марта 1928 г. после
выступления перед слушателями своего семинария он отвечал на
их вопросы. В частности (согласно сохранившейся стенограмме),
он заявил: «Как я говорил на одном семинарии по поводу одной
частной темы, "история есть политика, опрокинутая в
прошлое"». Чуть позже он вновь повторил данную формулу, не
оставляя ни у кого сомнений в том, что формула эта марксистская,
«...поскольку для нас, марксистов, история есть политика,
опрокинутая в прошлое»6.
Но вернемся к статье Покровского.
Говорят: «Это установлено в науке», приводят ссылки на тот или
другой курс Ключевского, Платонова, на работы Чичерина, Соловьева.
«Это, говорят, факты были». А между тем, дорогие товарищи, это
вовсе не факты. Это идеология, т. е. отражение фактов, - я не знаю, как
сказать, в вогнутом или выпуклом зеркале с чрезвычайно неправильной
поверхностью. Что такое идеология? Это есть отражение действительности
20
Глава 1
в умах людей сквозь призму их интересов, главным образом интересов
классовых... И в этом смысле всякое историческое произведение есть
прежде всего образчик известной идеологии .
М.Н. Покровский определил идеологические этапы
(«родословную») в становлении теории о внеклассовом характере
самодержавия. Первым, по его мнению, кто «свел русскую
историю к истории государства, а историю государства - к истории
самодержавия (точнее, единодержавия), был Карамзин. Но его
идеология, очень точно отразившая политические потребности
барщинного имения начала XIX в., потеряла смысл вместе с
барщинным хозяйством. Новейшие "государственники" ведут свою
родословную поэтому не от Карамзина, но все же от времен,
достаточно давних»8.
Главный этап в обосновании внеклассовой теории - труды
Б.Н. Чичерина. Они показали настоящего «нолукрепостника».
Однако теория о внеклассовом происхождении оказалась очень
живучей, и сделать ее таковой могла, по мнению Покровского,
только буржуазия в лице ее духовного отца Ф. Гегеля. Его
философия приписывала «колоссальное значение» государству: «Но
гегельянство не было помещичьей философией истории - оно
было философией истории буржуазного общества» (С. 67).
Дальше - В.О. Ключевский. Он соединил две теории,
будучи учеником и Б.Н. Чичерина и СМ. Соловьева. Но подлинного
синтеза не получилось, потому что он «мог зарисовывать
блестящие характеристики, мог наговорить тысячу острот, мог
изложить тоном учебника более или менее общеизвестные факты, -
дать схемы (здесь и далее курсив мой. - Л. Ю.) он не мог».
Схемы (синтеза) не возникло, но осуществилась
комбинация:
Его понимание этого процесса - это был Чичерин, помноженный
на Соловьева, или Соловьев, привитый к Чичерину, - как угодно.
Словом, это была теория закрепощения, приспособленная к теории борьбы
со степью (С. 77).
М.Н. Покровский почувствовал в теории «национального
государства» противоречие, но сказал об этом мимоходом. Развивать
свою мысль он не стал: «"национальная оборона" предполагает
нацию» (С. 78). Это противоречие затем станет в науке своеобразным
камнем преткновения, но пока никто из окружения Покровского об
Рождение научной конвенции
21
этом даже не догадывался: разве можно было поверить в то, что
«буржуазные идеи» восторжествуют в стране Советов?
«Как видел читатель, нам с ним пришлось немало
потратить времени, чтобы доказать истину, которая для каждого
марксиста должна быть аксиомой... любая историческая теория есть
такой же осколок идеологии определенного класса, как и любая
теория экономическая или юридическая» (С. 79), - писал
Покровский. Он попытался «заняться здоровьем самого врача и
посмотреть, как надетые на его глаза классовые шоры мешали ему
видеть факты, которые он отлично знал, которые он сам
цитировал в своих произведениях». Словом, Покровский взялся за то,
чтобы доказать идейную несостоятельность теории о
внеклассовом происхождении самодержавия при помощи тех данных,
которые приводят адепты этой теории.
Пример - СМ. Соловьев. Его важнейший тезис - борьба со
степью - помогала развитию Московского государства.
Покровский приводит большой фрагмент из сочинения историка, чтобы
показать, что в буржуазной науке не могло не быть такого
противоречия, которое бы обнажало суть этой науки:
По мнению Соловьева, оно (государство. - Л. Ю.) спаслось
«нравственными» силами, «ибо материальные были бесспорно на стороне
Азии». Не будем об этом спорить - для нас важно то, что сам автор
теории, объяснявший возникновение московской государственности
потребностями национальной обороны от «стенных хищников», должен
был признать, что на этот период, когда эта оборона была особенно
нужна, когда стране грозила «конечная гибель» от этих хищников, падает
максимум децентрализации, максимум разложения, a ire сложения сил.
Действие борьбы со степью походит, таким образом, на действие
некоторых заражений - малярией, например, когда болезнь начинает
проявляться лишь долго спустя после момента заражения (С. 81).
Из «оборонческой теории» вытекала идея закрепощения
крестьян. Эта идея никак не соответствовала духу марксизма:
только классовая борьба порождает крепостное право. Эту
теорию «закрепощения», полагал Покровский, «с удобством можно
разрушать руками ее создателей. Но эти последние дают больше:
при их помощи легко устранить и ту quasi марксистскую
подпорку, которой пытались подпереть их утлое здание, когда оно явно
стало шататься» (С. 85).
Этой подпоркой явилась идея о «примитивной
экономической основе», на которой возникло русское самодержавие XVI в.:
22
Глава 1
«Раз внутреннее экономическое развитие не оправдывало, не
объясняло той роскошной надстройки, которая воздвигалась над
Московской Русью того времени, оставалось опять прибегнуть к
внешней политике, как к ключу, отпиравшему все замки» (С. 85).
М.Н. Покровский решительно не соглашался с теорией
«государственной школы» и приводил фактические данные,
которые, как он считал, начисто опровергали всякие суждения о
примитивности русской экономики. Он использовал сочинения
иностранцев, а также актовый материал, чтобы убедить читателя
в том, что «торговый капитал» Средневековья строил города,
развивал промышленность. Покровский назвал легендой
«примитивную экономическую основу». Следуя правилам его
методологии, согласно которой любое научно-историческое сочинение
есть сочинение идеологическое, спросим в том же духе: почему
ему столь важно было любой ценой опровергнуть эту легенду?
Автор нисколько не скрывал предпосылки своего объяснения: не
могут какие-либо политические причины опережать
экономическую основу. Теоретическое введение к статье оказалось очень
востребованным в заключительных словах статьи:
Московская Русь XVI века была не примитивнее, по своим
экономическим условиям, нежели любая европейская страна позднего
Средневековья. Но она вступила на стезю капитализма (в те времена только
торгового) последней из европейских стран. Ей приходилось догонять
других, отбивать место на солнце у более счастливых соперников. Это,
естественно, вызывало исключительно сильное напряжение всех
экономических возможностей... Но это делалось не во имя мифической
«национальной самообороны», которой тогдашний капитализм не успел
выдумать еще и в теории, а во имя интересов этого самого капитализма.
Политический момент и в России, как и во всех других странах,
никогда не был самодовлеющим: московский абсолютизм не «обгонял»
развитие экономических отношений, а был точным их отражением (С. 90).
Итак, идея «национального государства», по мысли
Покровского, не выдерживает никакой критики, она есть плод
буржуазной идеологии, согласно которой государство возникает из-
за внешней потребности в обороне. Идея «национального
государства» была призвана объяснить закрепощение крестьян.
Словом, идея о внеклассовом («национальном») характере
русского самодержавия, порожденная всей буржуазной наукой, в
высшей степени враждебна марксизму. Сходным образом
трактовалось и понятие «централизованное государство».
Рождение научной конвенции
23
Покровский писал:
Как все профессорские произведения, исторические писания
Соловьева выросли из его лекций. Л зти лекции читались публике, по
своему развитию стоявшей не выше теперешних школьников второй ступени.
С этой публикой приходилось говорить наиболее простым и
общедоступным языком, начинать с самых элементарных обобщений. Соловьеву
нужно было доказать, что централизованная империя 11иколая I (да, «вот
давно как это было!») есть осуществление той идеальной цели, к которой
стремилась российская история «с древнейших времен»9.
Покровский считал настоящей бедой то, что идеи
буржуазной науки о государстве стали частью мировоззрения таких не
чуждых марксизму людей, как Г.В. Плеханов и Л.Д. Троцкий.
Весь сборник «Марксизм и особенности исторического развития
России» Покровский посвятил развенчанию идей буржуазной
исторической науки, воспринятых марксистами.
Он отмечал:
Эти (буржуазные. - А Ю.) концепции отправляются от одной
мысли, что в России абсолютизм сложился как внеклассовая организация
государственной обороны. Эту точку зрения целиком усвоил, к концу своей
жизни, Плеханов - разбору его теории и посвящена первая статья
сборника. От Плеханова она перешла к тов. Троцкому, попытавшемуся
заново, иногда весьма оригинально, ее переаргументировать. Полемика с
тов. Троцким составляет содержание четырех следующих статей...
Аргументация тов. Троцкого соблазнила некоторых молодых историков (С. 3).
В очерке сборника «Правда ли, что в России абсолютизм
"существовал наперекор общественному развитию"?»
Покровский привел цитату из статьи Троцкого «чем централизованнее
государство, тем скорее оно превращается в самодовлеющую
организацию, стоящую над обществом», чтобы возразить: «Что это
такое, как не теория внеклассового государства, которую
развивал Милюков без помощи марксистской терминологии и Струве
с помощью последней?» (С. 22).
Насколько важно было Покровскому обосновать
правильное марксистское объяснение Московского государства,
насколько все его силы, весь темперамент борца были брошены на
это дело - Геракловое но масштабам, свидетельствует весьма
откровенное признание ученого: «Я даже скажу больше: не так
важно доказать, что Иисус Христос, исторически, не существовал,
24
Глава 1
как то, что в России никогда не существовало внеклассового
государства» (С. 23).
Теперь ясно, почему Покровский (в зрелом творчестве)
никогда не определял Московское государство национальным или
централизованным. Более того, в «Русской истории с
древнейших времен» он ни разу не назвал (от себя) Московское
государство Р(р)усским, чтобы не было ненужных аллюзий1*.
Не только Покровский склонялся к подобной аскезе - его
ученики старались подражать учителю. Едва ли случайно в
научных трудах того времени широко использовалось понятие
«Московское государство». Нельзя было марксисту-историку писать в
ту эпоху статьи и книги и не быть частью борьбы Покровского за
новую науку. Определение государства Московским
важнейший код данной принадлежности, манифестация причастности к
революционному изменению науки.
Ученики М.П. Покровского
Обратим внимание на высказывания учеников М.Н.
Покровского. Общие основания во взглядах на русскую историю особенно
ярко высветились, когда отмечался 60-летний юбилей учителя
(1928 г.)2*.
!* В книге первой (издание 1966 г.) были опубликованы 1-й и 2-й
тома «Русской истории с древнейших времен» М.Н. Покровского. Они
относились к истории до Петра Великого включительно. В указателе к
первой книге Русское государство упоминается 19 раз. Но ни одно из
этих упоминаний не свидетельствует о том, что Покровский лично
использовал подобное словоупотребление. В большинстве случаев это
подстрочные комментарии публикатора; в остальных случаях из 19
Покровский описывает другие точки зрения и повторяет авторские
названия Московского государства Русским государством (Покровский М.Н.
Русская история с древнейших времен // Избранные произведения. М.,
1966. Кн. 1. С. 80, 554). Зато «Московское государство» как понятие
использовалось повсеместно, и не менее 150 раз Покровский определял
его таким образом. Значит, условное соотношение концептуального
неупоминания Русской) государства и упоминания Московского
государства- 0:150.
2*Эти работы были написаны в разное время - с 1922 но 1933 г.:
Нечкипа MS. Русская история в освещении экономического
материализма (историографический очерк). Казань, 1922; Рубинштейн IIJI.
Рождение научной конвенции
25
Борьба с внеклассовыми теориями исторической науки
стала универсалией для учеников Покровского, видевших в
позитивной части его теоретических исканий ключ к объяснению
фактически любых событий внешней и внутренней истории
государства.
Вместе с тем М.Н. Покровский позволял своим ученикам
вести с ним ожесточенную полемику, что особенно ярко
проявилось в апреле 1929 г.: на трех собраниях в Комакадемии
обсуждалась историческая концепция М.Н, Покровского, которую
А.И. Ломакин подверг жесткой критике за «гипертрофию» роли
торгового капитала в русской истории. Либеральное отношение
Покровского к критике его положений доводило даже до прямых
конфликтов. Так, 15 января 1931 г. П.С. Дроздов, В.Ф.
Малаховский, Ф.Ф. Козлов, СМ. Коптиевская и М. Борева написали
письмо в секретариат ЦК ВКП(б) с обвинениями в извращении
марксизма Покровским, которые, впрочем, не возымели никаких
последствий - слишком велик был авторитет «основателя»
советской исторической науки10.
Но даже такой острый критик М.Н. Покровского, как
П.С. Дроздов, признавал, тем не менее, что именно Покровский
первым разоблачил буржуазную историческую науку и ее теорию
о надклассовом происхождении государства. Никто не
сомневался в этой заслуге Покровского. Хотя Н.М. Лукин в 1937 г.
по-иезуитски спрашивал у «врага народа» Дроздова: как же мог
Покровский разоблачать буржуазную науку, если он, по
признанию Дроздова, не был марксистом?11
Юбилейный девятый номер «Историка-марксиста» за
1928 г. открывался статьей А.В. Шестакова. Хотя он был старше
других историков и участвовал в двух революциях, но в
сорокалетнем возрасте стал студентом Института красной профессуры,
где попал под сильное влияние М.Н. Покровского3*.
М.Н. Покровский - историк России // Под знаменем марксизма. 1924.
>fe 10-11; Шестаков А.В. М.Н. Покровский - историк-марксист //
Историк-марксист. 1928. Т. 9; Кии Д. М.Н. Покровский как историк
Октябрьской революции // Там же; Горин П. М.Н. Покровский как историк
первой русской революции // Там же; Рубинштейн НЛ. М.Н.
Покровский - историк внешней политики // Там же; Панкратова AM. М.Н.
Покровский - большевистский историк // Борьба классов. 1932. >& 4;
Горин ПО. М.Н. Покровский - большевик-историк. Минск, 1933; и др.
3*14 августа 1929 г. С.Н. Введенский отправил из Воронежа
письмо С.Ф. Платонову, в котором дал характеристику А.В. Шестакову:
26
Глава 1
В своей статье он признал, что работ о М.Н. Покровском
написано немного. Весьма негативно оценил Шестаков книгу
М.В. Нечкиной4*, в которой содержалась, хотя и наиболее полная,
«но чрезвычайно слабая и неверная5* характеристика М.Н.
Покровского, как историка». Затем он отметил «содержательную
«Хочу сделать покушение на Ваш летний отдых и посылаю Вам
небольшую книжечку под громким заглавием. Ее автор, проф. 2-го
Московского Университета А.В. Шестаков. Октября прошлого года он
приглашен читать и к нам, и вел курс истории Р(оссии) в период
промышленного капитализма и специальный семинарий но р(усской)
истории на IV курсе... Шестаков был ранее слесарем при каком-то
учебном заведении или кабинете. Затем поступил в Свердловский
университет. Т(аким) образом, он - self made. Это, конечно, очень
почтенно. Но его интересы в области русской истории очень
ограниченны. Он разрабатывает гл(авным) образом аграрную историю XX в. Для
студентов семинара им был избран вопрос: «Аграрные программы
русских политических партий». И студенты, даже партийные, возражали;
так что дело доходило до открытого столкновения с профессором,
последний требовал, чтобы доклады носили вполне исследовательский
характер. Из личных бесед с Шестаковым я вынес впечатление, что но
истории Р(оссии) до XX в. он знает очень мало, а когда он однажды в
Музее завел речь о хазарах, то хотелось поскорее уйти, чтобы не
чувствовать конфуза за своего старшего собрата. А между тем, Шестаков -
один из редакторов журнала «Историк-марксист» и вообще видное
лицо в окружении М.Н. П. Так вот сему ученому и принадлежит
посылаемая мною брошюра, которую Вы, быть может, удосужитесь
просмотреть в дни отдыха» (РНБ. НИОР. Ф. 585. Д. 2474). Брошюра, о которой
говорил С.Н. Введенский, называлась «Методика исторического
исследования» (Воронеж, 1929).
4* Монография М.В. Нечкиной у многих историков вызывала
тогда резкое несогласие и даже раздражение, но не следует забывать, что
книга эта, по признанию автора, лишь «студенческое конкурсное
сочинение, первая попытка автора испробовать свои силы в области
самостоятельного исследования».
D* В рукописи этой статьи, хранящейся в личном фонде А.В. Ше-
стакова, не было слов «ы неверная» (АРАН. Ф. 638. Оп. 1. Д. 208. Л. 1).
Это удивительно, потому что в верху статьи карандашом было
помечено: «Исправленная последняя копия. 27 IX. 1928» (Там же. Л. 1).
Видимо, правка возникла в последний момент, так как в остальном текст
рукописи совпадает с опубликованным.
Рождение научной конвенции
27
статью» IIЛ. Рубинштейна6* и ответ ему М.Н. Покровского7*, а
также отдельные высказывания коллег, которые «очень мало
касаются его общих оценок, как историка»12.
Для Шестакова очевидно, что важнейшее достижение
М.Н. Покровского - это разоблачение теорий о внеклассовом
происхождении государства в русской исторической науке. Он
показывает, как непросто и не сразу видный историк пришел к
убежденности в значимости классовой характеристики
государства. В статье «Земский собор и парламент» (1905), но мнению
Шестакова, «опять обнаруживается, что автор еще не смог
стряхнуть с себя теории внеклассового происхождения самодержавия,
с которой он впоследствии так успешно сражается. Мертвый
хватал живого, но явно побеждал живой». Шестаков не
соглашался с Рубинштейном, который утверждал, что Покровский
уже в 1898-1899 гг. обрел марксистскую концепцию. Нет, «к
историческому материализму М.Н. подошел позднее» (С. 5).
Не соглашаясь с Нечкиной и Рубинштейном в оценках
«вызревания» Покровского-марксиста, Шестаков доказывал, что
великий ученый не был ни эволюционистом типа Роджерса (как
думала Нечкина), ни рано оформившимся марксистом (как
полагал Рубинштейн). Его путь был сложнее и извилистей. По к
подлинному (революционному) марксизму Покровский пришел
тогда, когда писал свою знаменитую книгу «Русская история с
древнейших времен» (1908-1917). Шестаков подчеркивал: «Все
старые схемы исторического процесса в ней решительно отверг-
()* Одним из первых 11 Л. Рубинштейн определил значение М.Н.
Покровского в исторической науке советского времени. Он писал:
«Идеалистическая историография, разбирая работы того или иною историка,
устанавливала лишь формальную связь сто взглядов с предшествовавшими
или современными теориями. Развитие исторической мысли, таким
образом, соприкасалось с социологическими и философскими учениями, но
отрывалось от действительной жизни. М.Н. Покровский стал
рассматривать историка, как представителя класса, как человека, испытывающего
на себе влияние определенной социально-политической обстановки. Он
показал, как общественные симпатии историка отражаются в его научных
работах и, таким образом, положил начало марксистской историографии»
(Рубинштейн IIЛ. М.Н. Покровский историк России. С. 202).
^Покровский МЛ. По поводу статьи тов. Рубинштейна // Под
знаменем марксизма. 1924. № 10 -11. С. 210-212. В ответе Покровский
уточнил :)тапы своего марксистского становления: именно к 1917 г. он
относил «окончательную концепцию» русского исторического процесса.
28
Глава 1
путы. От теории "борьбы со степью", "внеклассового
происхождения самодержавия" и т. п. не осталось и следа. Русская история
с головы была поставлена на ноги» (С. 8).
А.В. Шестаков отождествил жизненный путь личности в
науке с развитием самой советской науки:
Пройденный М.Н. путь в области истории, в основном, это путь
развития всей нашей марксистской исторической мысли. Он как никто
другой является живым олицетворением этого пути, и всякий, кто
поставит себе задачу изучения вопроса, как овладел и марксизм и большевизм
русской историей, должен будет начать прежде всего с изучения работ
М.Н. Покровского (С. 10).
Хотя Шестаков не касался специфики взглядов
Покровского на Московское государство, в сто общих рассуждениях
просматривалась единая интенция «школы Покровского» -
обязательно видеть связь буржуазной науки с националистической
идеологией:
Вскрывая классовую подоплеку историографии, М.Н.
Покровский ссылается как на любопытный образец этого рода - на наиболее
националистическую школу XIX в. - германскую историческую науку
Ранке. Эта школа, но словам М.Н., отображала националистическую
идеологию германской буржуазии, стремившейся к образованию
внутреннего рынка. Соответствующие явления в области экономических
отношений создали и в России такого же рода школы в лице
Чичерина, Соловьева, Кавелина и др. Исходя из этих общих предпосылок,
М.Н. Покровский мастерски вскрывает причины создания у них особых
концепций великодержавности, государства и его происхождения и т. д.
М.Н. Покровский объясняет, почему все русские буржуазные историки
были государственниками, провозгласившими теорию, что само русское
общество создано государством: Заимствование этой теории, как
известно, М.Н. Покровский с исключительной талантливостью раскрыл у
Плеханова, Троцкого (С. 12).
В личном фонде А.В. Шестакова, хранящемся в архиве
РАН, сохранилась стенограмма его лекции. По косвенным
признакам ее можно отнести к концу 20 - началу 30-х годов, когда
Покровский был еще жив. Лекцию Шестаков назвал так:
«Критика русской историографии государства». В ней обнаруживается
не только повтор основных идей Покровского, но и весьма
определенная собственная расстановка акцентов в пересказе идей
Рождение научной конвенции
29
учителя. Например, Шестаков уделил внимание проблеме
централизации у Чичерина и высказал мысль, что «Чичерин стоял за
централизацию, за слияние народа с государством, за единство.
Он доказывал, что общество создано государством, что
государство образовало классы, сословия, прикрепив их к тяглу... Это
повторение гегелевских взглядов на государство»13.
Здесь мы видим, что Шестаков рассматривал идею
централизации как враждебную марксизму идею слияния народа с
государством. Слово «централизация» маркируется негативной
коннотацией и становится означаемым в определении идейной
позиции8*.
Общие декларации приверженности к критике
внеклассового происхождения самодержавия в неявном или явном виде
присутствуют в статьях Д. Кина и П. Горина, посвященных
Покровскому как историку революций. Так, в статье П. Горина
специально отмечалось:
Вопросы внеклассового происхождения самодержавия в
настоящее время, как известно, официально разделяются нашей буржуазией и
мелкобуржуазной меньшевистской историей, хотя своим
происхождением теория «внеклассовой теории развития русского самодержавия»
обязана Б.Н. Чичерину, как характеризует его М.Н. Покровский,
идеологу «тамбовского полукрепостника». Эта теория, подновленная в свое
время Ключевским, соединившим теорию закрепощения Чичерина с со-
ловьевской теорией борьбы «со степью», стала приемлемой для русской
буржуазной интеллигенции и не случайно нашла своего горячего
сторонника в лице П. Милюкова. Общие методологические основы
меньшевизма в свою очередь не могли не соблазнить теорией внеклассового
8* А.В. Шестаков писал: «Государство в конечном своем развитии
при увеличенном азиатизме ведет к тому, что в дальнейшем мы видим,
как у Плеханова создается внеклассовое государство, русское
самодержавие отрывается от своих феодальных и буржуазных корней, наоборот,
оно делается каким-то фетишем. Повторяется идеалистическая
установка Струве о внеклассовом государстве, и в результате мы имеем
политическую теорию Плеханова относительно уничтожения самодержавия в
России, как дела, которое может быть очень легко произведено при
помощи буржуазии. Несомненно, что Плеханов в вопросах о государстве
проводит не наступательную теорию пролетариата, а по существу
выступил сторонником таких механических взглядов, что русское
самодержавие надет в силу своего собственного изживания» (АРАН. Ф. 638.
Он. 1. Д. 380. Л. 12).
30
Глава 1
происхождения самодержавия и русских меньшевиков (в том числе
Плеханова и Мартова), попавших на эту буржуазную приманку. Вытащив эту
теорию из пыльного архива науки, Л. Троцкий тоже пытался
преподнести ее как нечто ортодоксально-марксистское, подлинно-революционное,
классово-пролетарское, хотя в социологии эта теория занимает
примерно такое место, как первая машина Д. Уайта в современной технике14.
Н.Л. Рубинштейн (не историограф, а историк внешней
политики) в том же сборнике написал о Покровском как об
историке внешней политики. Он не мог не отметить «ядро»
мировоззрения, от которого можно идти в любую сторону, - не заблудишься:
...марксистский анализ (Покровским. - А. Ю.) внешней политики
поражал буржуазную историографию в самом чувствительном для нее
месте: он опрокидывал представление о внешней политике, как о
функции внеклассовой государственной власти. Таким образом, с этого
угла взрывался фундамент идеалистической схемы внеклассового
самодержавия. В самом деле, если какой-либо договор, конвенция, наконец,
война, оказывались проявлением классовой политики, то для
представлений о внеклассовом самодержавии - а ведь именно
самодержавие заключало договоры и вело войны - не оставалось никакого места.
М.Н. Покровскому пришлось строить историю внешней политики на
чистом месте13.
Негативное отношение к «национальному государству»
экстраполировалось на внешнюю политику. Критика буржуазной
науки заключалась в развенчивании «великодержавной» схемы:
Буржуазные историки соглашались считать законной темой
исторического исследования колониальную политику Великого Новгорода,
но говорить о колониях России XIX века не было в обычае. М.Н.
Покровский отбросил великодержавную схему буржуазной историографии и
впервые рассмотрел историю колониальной политики России. Чтобы
доказать тезис, что «Россия - одно из величайших колониальных
государств мира», М.Н. Покровскому пришлось преодолеть не только
«заговор молчания» вокруг этой темы, но и традиционный предрассудок,
внушенный буржуазной историографией. «Что Сибирь, Средняя Азия и
Кавказ суть колонии, - писал М.Н. Покровский, - этого у нас многие не
понимали просто потому, что учебники географии под колониями
разумели "заморские" владения, а все перечисленные страны имели с
основным ядром Российской империи, с тем, что называлось тогда
"Европейской Россией" непрерывно сухопутную связь»16.
Рождение научной конвенции
31
НЛ. Рубинштейн так выразил воспринятый им критический
дух учителя в отношении патриотических интересов общества:
От всех произведений буржуазной историографии, трактовавших
вопросы военной истории, несет патриотизмом - вне зависимости от
того, в военных или гражданских чинах состояли их авторы1 .
Трудная для Покровского дилемма - экономика и
относительно самостоятельная от нее надстройка - не выглядит, по
мнению Рубинштейна, как безнадежная. Он подчеркивал, что
Покровский весьма тонко (т. е. «не вульгарно») понимал замечание
Энгельса о том, что экономика только в конечном счете объясняет
историю. «Внешнеполитическая история, как и история вообще,
делается людьми» - таков, но мнению Рубинштейна, научный
горизонт виднейшего историка-марксиста.
Итак, «Московское государство» - это не нейтральное
понятие, а конвенциональная модель объяснения государства,
исключающая надклассовую природу власти, а значит, и такое
словоупотребление, которое могло бы породить ненужные аллюзии.
Нельзя, будучи марксистом, положительно определять
государство национальным или централизованным. Отсюда следовала
еще одна особенность конвенции под названием «Московское
государство»: его классовая природа (во все исторические эпохи
чуждая народу) становится предметом неудержимой и порой
демонстративной критики. Критика государства (русского, т. е.
великодержавного) во всех его проявлениях - одно из условий
приверженности к конвенции. Так причудливо соединялись позиции
классового борца и крайнего либерала, не признавшего ни в
каком виде национального интереса, общего для всех людей,
единого для всей страны.
Дискуссия о великодержавности
Речь, произнесенная Покровским 17 декабря 1925 г. в день
памяти Л.П. Щапова (50-летия со дня его кончины), оказалась
знаменательной18 и была повторена им в качестве вступительной статьи
(предисловия) к сборнику «Русская историческая литература в
классовом освещении» (1927).
М.П. Покровский подчеркивал, что буржуазную науку
можно приспособить к марксистской ситуации. Не надо
выбрасывать то, что может пригодиться: ведь накоплены многочислен-
32
Глава 1
ные факты, опыт работы с документами - изменить следует
только идеологию науки. Так что же надо менять?
Повторять концепции Чичерина, Соловьева или Ключевского
мы не станем: но, поскольку у них подработан целый ряд конкретных
вопросов - откуда взялся тот или иной документ, подлинный или
неподлинный, когда возник, в какой среде и т. д., - нам нет надобности
повторять эту работу, а для этого нам опять-таки нужно
расшифровать того историка, у которого мы берем материал... в империи
Романовых, считавшей своими подданными финляндца и грузина, поляка
и киргиза, националистическому патриотизму места еще не было.
Место «нации» в государстве этого типа занимал правящий слой, иолу-
дворянский, полукупеческий и вполне чиновничий, потому что
каждый порядочный дворянин и каждый «выбившийся в люди» купец
имели свое место в чиновной иерархии и по праздникам облекались в
чиновничий мундир. У нас люди этого времени любили помечтать на
патриотические темы по-французски устно или с пером в руках, как
это делал Карамзин. <...> Но к настоящему буржуазному
национализму и патриотизму это имело такое же отношение, как цитаты из
Плутарха и Ливия...
Место нации в Петровской Руси, согласно Покровскому,
занимало чиновно-великодержавное дворянство: чиновное par
excellence, с купеческой добавкой, с мечтательной закваской в
духе Карамзина и патриотической игрой, насыщенной
гимназической образованностью в духе античных авторов. Покровский был
уверен, что национализм не мог родиться прежде, чем созреют
условия для развития национальной промышленности. Он считал,
что именно материальный процесс образования внутреннего
рынка породил национализм - чудовище духовное.
«Марсельеза» - не только революционная песня, но и великая
националистическая песня. Этот ореол национализма, этот пафос
национализма, в основе которого лежал в сущности тривиальный факт
образования внутреннего рынка, этот пафос проникает собою всю
соответствующую литературу и, между прочим, литературу историческую,
которая дает нам целый ряд ярких националистических произведений.
В особенности это отразилось на германской исторической школе
Ранке, основной националистической школе XIX в., и соответственной
параллелью к этому является наша русская историческая литература
XIX в., историческая литература, связанная с именем Соловьева,
Чичерина, Кавелина и др. Эта русская литература, как и вся русскак класси-
Рождение научной конвенции
33
чсская литература, насквозь великодержавна. И великодержавие ее
чрезвычайно характерно для националистической политики. Для всех
этих историков русская история есть история великорусского племени.
И это чрезвычайно характерно, потому что главным агентом того
исторического процесса, который я характеризую, является великодержавная
народность. Русский промышленный капитализм складывался около
Москвы - великорусского центра, и московский отпечаток чрезвычайно
резко лежит на всей его политике. Отсюда прежде всего
великодержавно
ность этой литературы .
Как видно, «великодержавность» - характерная
особенность и исторической науки, и художественной литературы
России. Покровский и его ученики собирались ни много ни мало
переделать весь традиционный мир русской культуры, перекроить
все его начала, отказавшись раз и навсегда от
националистичности, которая в их представлениях была главным врагом новой
науки и новой художественной литературы. Но трудности в этом
великом деле переустройства возникли не с той стороны,
которую рассматривали естественно враждебной, т. е. не со стороны
противников их позиции (как они представлялись Покровскому
и его ученикам), а со стороны - вот уж в самом деле
«неисповедимы пути...» - их единомышленников.
В фонде Покровского (в архиве РАН) отложились
некоторые документы, свидетельствующие об остроте столкновения
между московским и украинским обществами
историков-марксистов но национальному вопросу. Сохранилась резолюция
фракции Всеу край некого пленума Совета украинского Общества
историков-марксистов от 6-7 ноября 1930 г., в которой, в
частности, говорилось, что был заслушан доклад М.А. Рубача о
московском заседании фракции Совета Общества
историков-марксистов при Коммунистической академии от 26 июля 1930 г.
Ознакомившись со стенограммой заседания, фракция
украинского Общества историков-марксистов приняла
беспрецедентное но резкости заявление в адрес московских коллег.
Два первых пункта резолюции гласили:
1) Русская помещичье-буржуазная и мелкобуржуазная
историография отрицала самостоятельность украинского народа,
самостоятельность украинской истории. Работы но русской истории, начиная от
Карамзина, СМ. Соловьева, Ключевского вплоть до Милюкова, Платонова
и др., насыщены великодержавной идеологией «единой неделимой
России». Великодержавная идеология вообще, и в частности в отношении к
34
Глава 1
украинской истории, нашли свое отражение в некоторой степени также в
работах отдельных историков-марксистов, преимущественно в
определенной форме игнорирования роли и значения национальных движений
в истории России и проявления нигилизма к национальному вопросу.
В истории России, этой огромной колониальной империи, где беспощадно
угнетались многочисленные национальности, правильное освещение
роли и значения национальной борьбы угнетенных народов и нац. вопроса
имеет особенно важное значение для действительно марксо-ленинского
понимания и изложения истории России. Между тем, русская
марксистская историография не осуществила еще разверстой критики
национально-великодержавных теорий, имеющихся в буржуазной
исторической литературе, а также их влияний и проявлений в работах отдельных
русских историков-марксистов. Русская марксистская историография
еще до сих нор не дала развернутой критики буржуазных
великодержавных схем в отношении к истории Украины и тем самым не дала ответа на
целый ряд важнейших вопросов взаимоотношений истории России и
Украины (принято единогласно). 2) Исходя из этого, фракция считает
необходимым, чтобы руководящие представители русской марксистской
историографии изложили свое понимание вопроса о самостоятельности
истории Украины на всем протяжении исторического развития
украинского народа. Фракция отмечает, что попытка представителя
Украинского Общества поставить этот вопрос на заседании фракции 26 июня
встретила со стороны члена Совета О-ва историков-марксистов при
Ком. Академии т. Татарова нелояльное обвинение в том, что будто бы
ставится вопрос не о самостоятельности украинской истории в
марксистском понимании, а о «полной изолированности» и «как полнейшую
оторванность истории Украины». <...> Это является по существу прямой
попыткой подменить и отвести необходимость прямого и четкого ответа на
поставленный вопрос о самостоятельности Украины, и тем самым
прикрыть те ошибки великодержавного типа, которые имеются в этом
вопросе (Принято единогласно)21.
Оказалось, что договориться о совместной борьбе с
буржуазным национализмом на практике, а не на страницах научных
сборников не очень-то просто: украинские марксисты заявили
резко и недвусмысленно, что московское Общество историков во
главе с Покровским ведет недостаточную борьбу с
великодержавным национализмом и шовинизмом. Понимая эту борьбу
по-своему, они считали, что окончательная победа в ней - это
признание совершенной «самостоятельности украинской истории».
Однако проблема изначально заключалась в борьбе не только с
«великодержавием», но и с местным национализмом. Согласо-
Рождение научной конвенции
35
вать борьбу и с тем и с другим означало найти формулу
примирения, которая устраивала бы всех.
Правильное решение национального вопроса было очень
актуально для Покровского, который в это самое время
планировал создание всесоюзного Общества марксистов-историков и
подготовку II съезда историков-марксистов9*. Украинские
историки недвусмысленно давали понять, что их устроило бы
сотрудничество на равных, а не подчинение местного отделения
центральному Обществу.
Резолюции украинскою Общества историков-марксистов
в архивном деле предшествует проект резолюции московского
Общества, правленый М.Н. Покровским. Этот проект не
датирован, но имеет прямое отношение к проблематике московского
обсуждения 26 июля 1930 г., которое критиковали украинские
коллега. В нем, в частности, было написано:
Особенно большого внимания требует изучение истории народов
СССР, где часто иод видом марксизма проводилась мелкобуржуазная,
реакционная, националистическая концепция (Яворский)... нужно
повести решительную борьбу за реализацию самокритики в области
изучения истории. Опыт состояния марксистской исторической науки на
(выделенное курсивом зачеркнуто. - А. Ю.) Украине, где всякая попытка
критики схемы Яворского сразу же рассматривалась как ревизия
ленинизма и решительно подавлялась, наглядно показал, к чему ведет зажлм
самокритики (Л. 106).
9* В плане работы московского Общества историков-марксистов
на 1930/31 г. фиксировалось, что «создание научной истории народов
СССР должно явиться практическим результатом работы местных
историков, работающих в национальных республиках. Ближайшими
задачами массовой работы общества и его отделений на местах являются:
1) разоблачение классовой подоплеки буржуазных и мелко-буржуазных
историков, связанных с контрреволюционными вредительскими
организациями (Тарле, Платонов), и исторических концепций Кондратьевщины,
Сухановщины и др. 2) разоблачение исторических и классовых корней
правых и «левых» уклонов внутри партии, разоблачение
неонароднических и меньшевистско-т|>оцкистских азглядов в исторической науке.
3) борьба с национал-шовинистическим уклоном, великодержавностью и
в первую очередь национал-демократическими тенденциями». В
организационном плане ставилась задача - превратить Общество марксистов-
историков во «всесоюзное общество руководящий центр марксистской
исторической науки» (ЛРАН. Ф. 1759. Он. 2. Д. 13. Л. 134 136).
36
Глава 1
П.О. Горин, любимый ученик Покровского, опубликовал
10 февраля 1929 г. в газете «Правда» рецензию на книгу М.И.
Яворского «История Украины в сжатом очерке» (1928), в которой он
подверг ее сокрушительному разгрому. Основная идея - та же,
что у Покровского: позиция местного национализма разрушает
гармонию в сознании марксистов. Классовую характеристику
истории Украины Яворский и ему подобные заменяют
националистической.
П.О. Горин отмечал:
11ередко в нашей, даже марксистской, исторической литературе
еще сильны тенденции «великодержавности», выражающиеся в
недооценке и игнорировании роли национальной борьбы. Это явление
безусловно заслуживает самого серьезного внимания наших историков и
борьбы с этими тенденциями. Конечно, не меньше внимания должна
заслуживать и противоположная крайность - национальная
самоограниченность некоторых историков, подчас подменяющих классовый подход
«формально-националистическим» (как ниже увидим, тоже не
лишенным классового смысла), преподносимым как якобы внеклассовый,
самодовлеющий и решающий фактор в процессе исторического развития.
Основной ошибкой работы М. Яворского именно и является эта
подмена классового подхода «формально-националистическим», в результате
которой история Украины в изображении М. Яворского дана в кривом
зеркале.
Это «кривое зеркало» дорого стоило Яворскому: вскоре
после выхода рецензии он был арестован, проходя по делу УПЦ10\
Но вернемся к резолюции украинского Общества
историков-марксистов. Острота высказываний особо выразилась в
последующих пунктах:
1U Автор новейшего исследования о советской украинизации
Е. Борисенок отмечает: «В течение 1929-1930 гг. появляются доносы о
том, что Грушевский якобы руководит "контрреволюционной
организацией". И вскоре, в 1931 г., появилось новое "дело" - Украинского
национального центра (УНЦ), и первоначально роль "главаря" этой
организации отводилась М.С. Грушевскому. Впрочем, несмотря на
арест (28 марта 1931 г.), Грушевскому удалось избежать печальной
участи, и заранее предназначенную ему роль сыграли другие... Ход
расследования контролировал лично Г.Г. Ягода. Дело УНЦ замысливалось
как самое масштабное: по нему были привлечены 50 человек и среди них
украинский историк М.И. Яворский, а также бывшие члены КПЗУ»
Рождение научной конвенции
37
...3) Фракция отмечает, что ряд ответственнейших
представителей Совета О-ва историков-марксистов при Ком. Академии тт. Горин,
Татаров и др. развернули на этом заседании целую концепцию для
оправдания факта явно недостаточной борьбы с
националистически-великодержавной идеологией в русской исторической литературе и
великодержавным уклоном в русской марксистской историографии. Ими
выдвинуты:
а) тезис о том, что великодержавно-националистические теории в
русской и исторической литературе уже в основном разгромлены, что
есть только «остатки» этих теорий и т. д.;
б) тезис о закономерности запоздалой, явно недостаточной до
этого времени борьбы с националистически-великодержавными
теориями и их влияниями в русской исторической литературе;
в) тезис, отрывающий борьбу с великодержавничеством как
националистически-буржуазными теориями от борьбы с буржуазной
идеологией в целом;
г) тезис, взваливающий вину за явно недостаточную борьбу с
великодержавничеством на историков Украины (принято единогласно).
4) Фракция считает политически ошибочным утверждение т.
Татарова о том, что в русской историографии имеются только «остатки»
националистически-великодержавных схем и теорий, что они в
основном разбиты и т. д. <...>
5) Фракция также считает политически ошибочной попытку
т. Горина взвалить вину за явно недостаточную борьбу О-ва при Ком.
Академии с великодержавничеством в исторической литературе и
великодержавным уклоном в русской марксистской историографии на
историков Украины <...>.
6) Фракция отмечает также политически ошибочное отделение и
отрыв г. М.Н. Покровским борьбы с буржуазной идеологией от борьбы
с националистически-великодержавными теориями последней...
7) Фракция считает, что М.Н. Покровский, являющийся
общепризнанным руководителем марксистской историографии, давший
многие яркие страницы из украинской истории, должен выступить с
изложением своей точки зрения по вопросу о самостоятельности
украинской истории для того, чтобы снять все недоговоренности по этому
вопросу, чтобы выбить оружие из рук украинских националистических
(Борисенок Е. Феномен советской украинизации. М., 2006. С. 203-204);
см. также: Булдаков В.П. Феномен революционного национализма в
России // Россия в XX веке. Проблемы национальных отношений. М., 1999;
На путях становления украинской и белорусской наций: факторы,
механизмы, соотнесения. М, 2004.
38
Глава 1
утопистов и этим облегчить нам борьбу с украинским национализмом
(принято единогласно).
8) Фракция квалифицирует как проявление примиренчества к
великодержавному уклону факт исключения президиумом Общества
историков-марксистов при Ком. Академии из проекта его резолюции «О
положении исторического фронта на Украине» специального пункта,
принятого комиссией (в составе тт. Горина, Татарова, Кина, Рубача,
Волина), гласящего: «Фракция отмечает явную недостаточность борьбы
Общества историков-марксистов при Ком. Академии с
великодержавными русопятскими теориями и тенденциями в русской
историографии...»
9) Фракция пленума Совета Украинского Общества историков-
марксистов с возмущением отмечает нелояльное обвинение Татарова в
том, что будто бы ряд историков-марксистов Украины находились и
находятся в блоке с вождем украинской националистически-буржуазной
историографии М.С. Грушевским <...>
10) Фракция отмечает как политически вредное и нелояльное
утверждение тов. Горина, что защита необходимости всесоюзной ассоциации
обществ историков-марксистов, как наиболее целесообразной, в данных
условиях, организационной формы объединения историков-марксистов
всего СССР, есть проявление «яворщины» в организационном вопросе.
Необходимость всесоюзной единой ассоциации республиканских
Обществ, а не единого Общества, непосредственно объединяющей отдельных
историков-марксистов всего СССР через свои провинциальные
отделения, принята новым составом Совета Украинского О-ва
историков-марксистов и утверждена ЦК КП(б)У...
11) Фракция считает политически неправильным и вредным
утверждение ряда членов совета общества историков-марксистов при
Комакадемии тт. Горина, Ванага и др. о том, что на украинском
участке исторического фронта в национальном вопросе главной
опасностью является не великодержавный шовинизм, а шовинизм местный
(Л. 124-127).
Несмотря на резкость украинской резолюции, ответ
Покровского был достаточно спокойным. В сто личном архиве
сохранились фрагменты стенограммы обсуждения позиции
украинских коллег и в том числе их вышеупомянутой резолюции в
отношении московского совещания историков от 26 июня 1930 г.
М.Н. Покровский согласен в главном:
Тов. Рубач совершенно нрав, как и в том, что великодержавный
шовинизм на данном этапе является главной опасностью и что по нему
Рождение научной конвенции
39
следует ударить особенно сильно не столько в ограждении Украины,
которая является культурно одной из самых сильных республик, сколько
в ограждении культурно слабых восточных народов; главным образом
их приходится ограждать от этого великодержавного шовинизма.
Украинцы в настоящий период сравнительно мало «угнетаются», но
великодержавный шовинизм все-таки есть, и он на Украине составляет
главную опасность (Л. 158).
Найти гармонию в национальном вопросе оказалось не так
просто, как ожидалось в самом начале. Покровский не
соглашался с резолюцией, по которой «великодержавная идеология»
нашла свое отражение в работах «отдельных историков-марксистов
преимущественно в определенной форме игнорирования роли и
значения национальных движений в истории России и
проявления нигилизма к национальному вопросу». Покровский, если
судить но стенограмме, говорил:
Я желал бы знать, о каких историках-марксистах идет здесь речь.
Почему такая анонимность? Почему не названы эти
историки-марксисты? Читатель этого может подумать, что сюда относится и историк-
марксист Покровский, который еще в 1910 г. в своих главах но истории
Украины присоединение Украины к Московскому государству
объяснял как дозультат измены Хмельницкого восставшей народной массе
Украины. Чтобы это была великодержавная точка зрения, я немного в
этом сомневаюсь. Тот же Покровский в 1908 г. написал статью
«Завоевание Кавказа», которая кавказскими горцами была переведена и
послужила исходной точкой для их национальной историографии, до такой
степени она их удовлетворила. Тот же Покровский дал убийственную
разоблачающую историю завоевания Средней Азии, столь
убийственную, что я удивляюсь, как царская цензура эту книгу пропустила, книга
была легальная. А можно подумать, что это относится к тому же
Покровскому, потому что он тоже историк-марксист, хотя он борется с
великодержавным шовинизмом с 1906-07-08-10 годов. Кто же имеется в виду,
будьте добры расшифровать. Вероятно, Троцкий, у которого
действительно никакого национального аспекта совершенно нельзя заметить.
Может быть Плеханов, у которого тоже это нельзя заметить. Так
называйте но именам... (Л. 160-161).
МП. Покровский был согласен с украинскими коллегами в
том, что «русская марксистская историография не осуществила
еще развернутой критики националистически-великодержавных
теорий». Он признал правильной саму суть критического
замечало
Глава 1
ния: «До сих нор мы не разобрали с этой точки зрения нашу старую
литературу. Как мы ее разбирали? С классовой точки зрения».
Но Покровский заметил, что он плохо понимает
дальнейшее развитие мысли, а именно:
«...Русская марксистская историография еще до сих нор не дала
развернутой критики буржуазных великодержавных схем в отношении
к истории Украины...» - это тоже верно - «...и тем самым не дала ответа
на целый ряд важнейших вопросов взаимоотношений истории России и
Украины», это уж позвольте не понять... Россия и Украина, два
государства, одно Россия, а другое Украина, причем на России никаких
кавычек, как это понять? - я совершенно не понимаю (Л. 162).
Весьма определенно М.Н. Покровский дал понять, что
резолюция украинских коллег мифологизирована:
Украина как государство, к сожалению, - это печальный
результат «огромной колониальной империи» и т. д., государственной
самостоятельности не имела. И во второй половине XVIII века, и в течение
всего XIX, и начала XX (в.) Украины, как государства, не было. Так что
мы не понимаем, что это значит «самостоятельность истории Украины»,
т. е. государства Украины, на «всем протяжении исторического развития
украинского народа». Что же мы должны, наподобие французских
учебников эпохи Реставрации, изображавших дело так, что никакой
революции не было и Робеспьер и Наполеон были наместниками Людовика
XVI (Смех), воображать, что в это время Николай I, Александр II и III
были гетманами (Смех). Это было замаскировано и неясно (Л. 163).
Ученый увидел в позиции украинских коллег...
великодержавные установки:
Наши строгие критики до сих пор не переварили старых
националистических установок и щеголяя (так в тексте. - Л. Ю.) Лениным,
который все время говорил об освобождении угнетенных народных
масс, об освобождении угнетенных национальностей, вы мне из Ленина
не приведете ни одной строки, где он требовал бы во имя
самоопределения восстановления исторического государства, чтобы он требовал во
имя национальной самостоятельности восстановления старой
исторической Польши с Минском, Киевом, где вы найдете хоть одну строчку
у Ленина? А у вас стоит: историческое государство Россия, причем вы
на минуту забываете, что это тюрьма народов, что это сложное целое, не
ставите никаких кавычек, очевидно, Россия мыслится как предшест-
Рождепие тучной копвепщи
41
венница РСФСР, что есть дикий идиотизм, потому что РСФСР есть
многонациональное государство, куда входят и казаки, и татары и кто-
угодно, а вовсе не национальная республика, - а с другой стороны
Украина, как самостоятельное народное (это слово зачеркнуто и
вставлено: «национальное». - А. /О.) государство (Л. 163).
М.Н. Покровский весьма критично отнесся к концепции
коллег:
Наши строгие критики сами не переварили многих не
националистических, а великодержавных установок. Ведь можно себе представить
не только великодержавный шовинизм, но и польский
великодержавный шовинизм и украинский Мне кажется, что вам преждевременно
выступать с такой решительной резолюцией, и хорошо, если бы вы
ограничились первым утверждением, которое совершенно правильно...
именно утверждением, что нужно бить обязательно на два фронта, что
мы опоздали с разоблачением великодержавного шовинизма - а это
факт, это бесспорная вещь - и не стали бы нас учить, как строить
историю Украины и России, - причем Россия и Украина у вас получаются в
старозаветном обличий, какое только можно себе представить, начиная
с Карамзина и т. д., как видно из ваших тезисов. Следует ли из этого, что
имеем возможность столковаться?
Ру бач. Мы в этом не сомневаемся.
II о к р о в с к и и. Но только при добросовестном желании с обеих
сторон. С нашей стороны это желание есть на все сто процентов. Есть ли
оно с вашей стороны - это вы покажете, а пока эта зубодробительная
резолюция, простите меня, этого не показывает (Л. 164-165).
М.А. Рубач хотя и готов был «столковаться» с москвичами,
но, судя но стенограмме, отложившейся в архиве Покровского
только в виде его ответов на выступления участников совещания,
оказался крепким орешком и сдавать позиции не собирался.
Рубач напомнил Покровскому его прежние суждения, в которых
позиция историка выглядела иначе.
М.Н. Покровский согласился с этим и в привычной для него
манере признал собственные ошибки «левого коммуниста»,
которые делают его позицию в настоящем еще более убедительной. Он
оправдывался и нападал одновременно: считал безусловным
промахом то, что московские историки не разоблачили национальное
великодержавие Ключевского и других, но было ли бы правильно
ставить это требование во главу угла, помимо «классового
момента»? Тут историк чувствовал истинную силу своих аргументов:
42
Глава 1
Ленин говорил: есть вещь, которая выше национального
самоопределения, эта вещь - социализм. Значит, нужно было, прежде всего,
критиковать Милюкова и прочих, как представителей буржуазной
историографии - мы эту задачу и выполнили, - а теперь приступаем к
разоблачению их великодержавности (Рубач: с интервалом в 15 лет).
Последний том нашего коллективного труда вышел в самом начале прошлого
года, значит меньше 15-ти месяцев, какие-нибудь 15 недель тому назад.
Вот с этой точки зрения является малопонятной позиция украинских
историков, которые теперь заявляют, что они давно знали, что
концепция Яворского не только шовинистическая, имеет националистические
оттенки, но что это и кулацкая идеология. Где же и как эта идеология
была разоблачена? В закрытых заседаниях, различных институтах и т. д.
Причем сотни тысяч людей, которые получали книги Яворского с
официальным клеймом, никакого понятия не имели, что они получают в
свои руки сгущенное выражение в области истории кулацкой идеологии,
т. е. антимарксистский элемент, буржуазный, антибольшевистский -
какую угодно контрреволюционную идеологию, - этого они не знали...
Прежде всего, для нас, марксистов, важна классовая характеристика, это
есть основное (Л. 169).
Дискуссия прояснила позицию обеих сторон и очевидным
образом показала большую силу аргументов Покровского. Не
желая предавать гласности расхождения, обе стороны вполне
удовлетворились выяснением отношений в рамках Общества
историков-марксистов.
Отчитываясь перед общим собранием Общества
историков-марксистов 19 марта 1930 г., М.Н. Покровский особо
отметил, что, хотя конференция историков-марксистов и постановила
создать всесоюзный орган, продвижения в этом направлении не
было: эта идея встретила ожесточенное сопротивление со
стороны одной украинской исторической группы (Л. 198).
Классики и неклассики
в исторической науке
Было бы преувеличением сказать, что абсолютно все
соглашались с концепцией Покровского. Были и сомневавшиеся, и
несогласные. Однако Покровский руководил основной массой
историков. Шла борьба не между совершенно разными идеями
(они, разумеется, были общими), а между личностями, их
выражавшими в критике друг друга. Борьба М.Н. Покровского и
Рождение научной конвенции
43
Е.М. Ярославского, их учеников между собой создавала большое
напряжение в науке того времени.
«Историком я сделался недавно - и сделался им но
постановлению ЦК партии»22, писал о себе Емельян Ярославский,
имея в виду интерес к историко-партийной тематике. Критика
друг друга, беспощадная борьба создавали атмосферу, при
которой малейшая оплошность в идеологической сфере могла стоить
человеку не только карьеры11*, но и жизни.
В этой связи обратимся к «Сообщению», отправленному
Гориным в Секретариат ЦК ВКП(б). Это секретное письмо
датировано 21 апреля 1931 г. В нем Горин отмечал, что в
предшествующие годы
...основная борьба историков-марксистов преимущественно
была направлена против открытой буржуазной историографии
(Милюков, Платонов, Петрушевский и др.), которая, несмотря на успехи
нашего социалистического строительства, все еще не была окончательно
разоблачена, не говоря уже о том, что буржуазная историография
организационно была сильнее марксистской. Одновременно с борьбой
против буржуазной историографии шла борьба и внутри самих историков-
марксистов: борьба с троцкистскими установками, в особенности
против самого Троцкого, рожковщиной и др. разновидностями мелко-
буржаузной историографии. С разгромом открытой буржуазной
историографии, приблизительно к 1928 г. об-во (Общество
марксистов-историков. Л. Ю.) вступает в новый этап. Расхождения, бывшие среди
историков-коммунистов и находившиеся в потенциальном состоянии в
период борьбы с открытой буржуазной историографией, по мере ее
разгрома начинают отчетливее выявляться... Уже осенью 1928 г. при
обсуждении резолюции АПО ЦК ВКП(б) наметились группировки,
которые, к сожалению, еще до сих пор не изжиты и, активизируясь за
последнее время, сильно мешают положительной, исследовательской
работе наших калров... Дискуссия по резолюции Л1Ю ЦК ВКП(б),
развернувшаяся на комфракции историков-марксистов, совпала с борьбой
оппортунистических элементов Московской организации, возглавляемых
п*После рецензии И.О. Горина в «Правде» был арестован
М.И. Яворский, украинский историк, обвиненный в участии в
деятельности в «украинском националистическом центре»; он был расстрелян в
1937 г. (И.В. Сталин. Историческая идеология в СССР в 1920 -1950-е
годы: Переписка с историками, статьи и заметки по истории,
стенограммы выступлений: Сб. док-тов и мат-лов. Ч. 1» 1920-1930-е годы /Сост.
М.В. Зеленов. СПб., 2006. С. 95,101).
44
Глава 1
тов. Углановым против политической линии ЦК ВКН(б), и нашла свою
подлержку среди ряда историков-коммунистов. Так, в прениях о
резолюции АПО ЦК указывалось, что буржуазной историотрафии вообще
нет, и это наша выдумка (т. Голубева), что эта резолюция АН О не
только не принесет пользу, но может оказаться вредной (тов. Донченко), что
мы намечаем слишком радикальную борьбу против буржуазной
историографии и незаслуженно критикуем тех коммунистов, которые
недостаточно проявили себя в борьбе с буржуазной профессурой (т. Ванаг) и
т. д. Однако после жаркой дискуссии по моему докладу резолюция АПО
была принята абсолютным большинством голосов и легла в основу
нашей работы в последующие 1929/30 гг.23
Интересно одно психологическое наблюдение Горина,
которое подтвердилось позже, после смерти М.Н. Покровского
(1932). Так, Горин отметил, что некоторые люди голосуют
правильно, но ждут провала этой линии:
Я думаю, не приходится доказывать, как трудно работать в такой
обстановке, когда голосуют за наши резолюции, а на практике их
саботируют; заявляют о полном политическом доверии т. Покровскому
(заявление т. Эльвова во Н-м МГУ) и одновременно распространяют
подпольные «шпаргалки», политически дискредитирующие т. Покровского;
говорят о правильной политической линии руководства об-ва и ждут
провала этой линии и т. п. С этими небольшевистскими приемами
«полемики» нужно повести решительную борьбу24.
При всех расхождениях в идеологической борьбе пальму
первенства Покровского в исторической науке никто не
оспаривал. До смерти Покровского высказывания Сталина12* в арсенал
исходных основополагающих тезисов исторической науки не
входили. Кроме того, Сталин явно был ангажирован основной
конвенцией историков, которую столь ярко проповедовал
Покровский. Это видно из интервью ("талина немецкому писателю
Эмилю Людвигу (13 декабря 1931 г.), опубликованного в
четвертом номере журнала «Борьба классов» за 1932 г., в котором была
также опубликована статья А.М. Панкратовой «М.Н.
Покровский - большевистский историк», посвященная творчеству уже
покойного историка.
12* В четырехтомном издании «Избранных трудов» (1966)
М.Н. Покровского зафиксирована только одна (!) его ссылка на работу
И.В. Сталина «Об оппозиции», в которой речь шла о сущности
троцкизма (Кн. 4. С. 218).
Рождение научной конвенции
45
Один из первых вопросов интервью касался исторических
сравнений. «...Допускаете ли Вы параллель между собой и
Петром Великим?» Сталин ответил совершенно в духе исторической
«школы» Покровского с разоблачением «национального»
государства и возвышением социалистического «и значит -
интернационального»:
Да, конечно, Петр Великий сделал много для возвышения класса
помещиков и развития нарождавшегося купеческого класса. Петр
сделал очень много для создания и укрепления национального государства
помещиков и торговцев. Надо сказать также, что возвышение класса
помещиков, содействие нарождающемуся классу торговцев и укрепление
национального государства этих классов происходило за счет
крепостного крестьянства, с которого драли три шкуры. Что касается меня, то я
только ученик Ленина, и моя цель - быть достойным его учеником.
Задача, которой я посвящаю свою жизнь, состоит в возвышении другого
класса, а именно - рабочего класса. Задачей этой является не укрепление
какого-либо «национального» государства, а укрепление государства
социалистического, и значит - интернационального, причем всякое
укрепление этого государства содействует укреплению всего международного
рабочего класса25.
Очевидно, что национальное государство в данном
контексте рассматривается как власть помещиков и торговцев, оно
противостоит (метафизически) государству пролетарскому
(интернациональному), в котором нет эксплуатации. По отрицательное
отношение Сталина к какому-либо национальному государству
можно - парадоксальным образом - воспринимать (было бы
желание, и оно скоро появится!) как характеристику исторической
формы этого государства, которое под ширмой «национального»
скрывало свою классовую сущность.
Иначе говоря, интервью - это одновременно и
манифестация приверженности Сталина к конвенции
историков-марксистов и первое отступление от генеральной схемы М.Н.
Покровского, в которой не было - и принципиально не могло быть -
признания Русского государства национальным, даже с
отрицательным значением. Метаморфоза заключена в самой роли
Сталина. Пока он находился вне контекста исторической науки, его
рассуждения свидетельствовали в пользу теории Покровского.
По мере же превращения Сталина в безупречного теоретика
исторической науки, в классика марксизма многие исследователи
прозревали: им открывалась истина, что Сталин определяет клас-
46
Глава 1
совое господство помещиков и торговцев как национальное
государство. Подобное прозрение совершалось во времени,
готовилось всем ходом изменений в общественном сознании.
В 1927 г. мнением Сталина но «национальному вопросу»
заинтересовались два студента Института красной профессуры -
Цветков и Алыпов. Этот интерес нехарактерен для исторической
науки того времени, но показателен в качестве первой и робкой
попытки согласовать высказывания партийного "авторитета" -
Сталина - и научного "авторитета" - Покровского.
Примечательна тональность вопросов студентов: они еще не воспринимают
сталинские слова как безусловно правильные, исполненные
истинного смысла. Скорее, это плохо скрываемое несогласие с ним
и искреннее желание понять партийное высказывание Сталина на
X съезде партии13* применительно к ортодоксальному мнению
Покровского, принятому в таком качестве большевистской партией.
1l «...Период ликвидации феодализма и складывания людей в
нации совпал с периодом появления централизованных государств,
ввиду чего там нации при своем развитии облекались в государственные
формы. И поскольку внутри этих государств не было других
национальных групп сколько-нибудь значительных, постольку там не было и
национального гнета. Но на востоке Европы, наоборот, процесс
образования наций и ликвидации образования наций и ликвидации феодальной
раздробленности не совпал по времени с процессом образования
централизованных государств. Я имею в виду Венгрию, Австрию, Россию. В
этих странах капиталистического развития еще не было, оно, может
быть, только зарождалось, между тем как интересы обороны от
нашествия турок, монголов и других народов Востока требовали
незамедлительного образования централизованных государств, способных
удержать напор нашествия. И так как на востоке Европы процесс появления
централизованных государств шел быстрее процесса складывания
людей в нации, то там образовались смешанные государства, состоявшие из
нескольких народов, еще не сложившихся в нации, но уже
объединенных в общее государство. Таким образом, первый период
характеризуется появлением наций на заре капитализма, причем на западе Европы
зарождаются чисто национальные государства без национального гнета, а
на Востоке зарождаются многонациональные государства с одной, более
развитой, нацией во главе и с остальными, менее развитыми, нациями,
находящимися в политическом, а потом и в экономическом подчинении
нации господствующей. Эти многонациональные государства Востока
послужили родиной того национального гнета, который породил
национальные конфликты...»
Рождение научной конвенции
47
Кто же прав, если столь разные мнения признаются партией
правильными? Студенты не скрывают, что Покровский прав, и таким
образом ставят Сталина в невыгодную позицию обороняющегося.
Вникнем в содержание письма студентов:
Тов. Сталин!
На отделении русской истории в Ин-те красной профессуры
(1 курс) на очереди стоит вопрос о происхождении самодержавия в
России. Подготовляясь к семинару, мы встретили в вашем докладе на
X съезде партии утверждение, что централизованное государство в
России (самодержавный строй) образовалось не в результате
экономического развития страны, а в интересах борьбы с монголами и другими
народами Востока (см. стеногр. Отчег X съезда, ГИЗ, 1921, стр. 99). В таком
же духе говорится в резолюции съезда2*'.
Велико же было удивление историков-марксистов,
находившихся иод опекой М.Н. Покровского и узнавших на
первом курсе, что Сталин, ведший борьбу с троцкизмом и
различными уклонами в партии, позволил себе высказывание в духе
буржуазной науки, с которой марксистская наука борется
беспощадно14*.
ХА* 1 июня 1925 г. М.Н. Покровский выступил на первом
заседании Общества историков-марксистов. Это выступление предваряло
доклад Фридлянда о крестьянской войне в Германии. Покровский дал
весьма интересную харакгеристику этапов развития марксистской
мысли. Он считал, что Троцкий и Плеханов находились на оборонческих
позициях, потому что разделяли мысль дореволюционной науки, согласно
которой влияние внешних сил, «давления внешней политики»
составляют содержание исторического процесса. Этой позиции противостояла
позиция более правильная, хотя и не прошедшая еще настоящего
испытания: исторический процесс, является продуктом «развития
производительных сил внутри России, причем внешняя политика и внешнее
давление сыграло тут роль наиболее возмущающего фактора, иногда
толкающего вперед, иногда задерживающего, но, во всяком случае, не
определенно вызвавшего исторический процесс» (АРЛН. Ф. 1759. Он. 2.
Д. 13. Л. 39). Следующий этап в развитии марксистской науки был
связан, но мнению Покровского, с более глубоким пониманием
практической значимости классовой борьбы (Там же). То, что студенты
Института красной профессуры спрашивали Сталина о его позиции в главном
вопросе марксистского понимания истории, свидетельствует о том, что
позиция Сталина в этом вопросе была неясной, даже двусмысленной.
48
Глава 1
Авторы письма явно не хотели воспринимать сталинскую
формулировку «централизованного государства», обозначая в
скобках понятый ими смысл - это «самодержавный строй»
(точно по Покровскому).
Читаем дальше:
У нас возник ряд сомнений, и поэтому мы обращаемся к вам со
следующими вопросами.
1) О какой борьбе с монголами идет речь - ведь разгар этой борьбы
падает на период феодализма, а когда у нас образовалось
централизованное государство), то борьба с монголами сходила уже на нет;
2) Не прав ли был в таком случае историк Соловьев, который наше
государство выводил именно из борьбы со степью (=-- монголы и т. д.)?
3) Как это согласовать с классовой природой государства и с
экономической основой его?
А) Выходит, что нрав был т. Троцкий, когда он утверждал, что наше
государство в своем развитии обогнало экономику?
5) Но почему же тогда статьи т. Покровского, защищающего
противоположную точку зрения и направленные против Троцкого (именно
но этому вопросу), печатались без всяких примечаний в журнале
«Коммунистический) Интер)национал]», «Под знаменем
марксизма)», в «Вест(нике) Коммунистической Академии, в «Правде» и т. д.
и т. д.?
6) Затем свою точку зрения т. Покровский очень выпукло изложил и
защитил в сжатом курсе «Истории». Ее читал т. Ленин и в письме к
Покровскому (далее зачеркнуто: «его концепцию считал
правильной». - Л. Ю,) эту книгу назвал хорошей и возражений против
концепции Покровского не сделал27.
Для Цветкова и Алыпова в высшей степени существенно,
что Ленин не возражал Покровскому: это главный критерий
научности и объективности науки того времени15*. Кроме того,
О сходстве позиций Л. Троцкого и И. Сталина но вопросу об «обороне»
в истории России писал Р. Такер (Такер Р. Сталин у власти. 1928-1941.
История и личность. Мм 1997. С. 55-56).
U}* В фонде МЛ. Покровского сохранилось большое письмо
С. Алыпова Покровскому (отпечатанное на машинке, но в конце
письма идет рукописный текст). При сравнении почерка ясно, что записку
И.В. Сталину писал именно Алынов, а не Цветков. В письме
Покровскому он жалуется на то, что его используют на административной
работе в Паркомнросе, а между тем это очень мешает учебе в Институте
Рождение научной конвенции
49
студенты демонстрирует очень глубокое знание статьи
Покровского о происхождении внеклассовой теории государства. Они
ее повторяют в своем письме. Именно Покровский от*мечал
несообразности буржуазной исторической науки, утверждавшей
такую хронологию событий образования государства в
условиях борьбы Руси с монголами, которая никак не связана с
фактами этой борьбы и т. д.
Далее в письме читаем:
В данное время концепция т. Покровского но этому вопросу
всеми как будто считается ортодоксальной, и в полемике с Троцким
Покровского считают правым.
Да оно так и есть на самом деле: в этом вопросе и марксистская
теория и наша историческая «практика» безусловно на стороне
Покровского. Однако же ваше утверждение в корне противоречит концепции
Покровского (см. книги Покровского): 1) Марксизм и особенности
исторического развития России; 2) Классовая борьба и русская
историческая литература 3) «Историю...» и т. д.
красной профессуры: «Хочу поднять личный вопрос. Я состою
слушателем IV - последнего курса Истор. отд. Ин-та кр. проф. Должен
сказать, что в Ин-те я учился все время, как говорят "урывышками". На
I к. начал учиться с ноября месяца; на II был в длительной
командировке в связи с дискуссией; с III к. снят в средине года для работы в
Ин-те Ленина. Надеюсь догнать на IV к. И что же. Даже не вызвав
меня и не поговорив со мной, послали в ГПН (Главполитпросвет. -
А, /О.). Мне просто непонятно: зачем тратить такие большие деньги на
учебу, а потом снимают и посылают туда, где никакой нужды в этом
нет» (АРАН. Ф. 1759. Оп. 4. Д. 181. Л. 2-3). Просьба - дать
возможность закончить учебу: «В мае месяце 1930 г. берите меня на любую
работу, хотя бы в тот же Наркомирос... <...> Я уже приступил к
выпускной работе и взял весьма актуальную тему - "Эсеры в 1917 г."
("Крестьянские партии" в Румынии и Мексике наглядно убеждают в
актуальности этой темы)» (Там же. Л. 3). Тональность письма совсем
другая, чем в письме Сталину: Алыпов чувствует себя учеником,
обделенным вниманием любимого учителя: «Кстати, о моем докладе за III к.
Мне очень хочется, чтобы Вы, хотя мельком, заглянули в него: учение
к концу подходит, а ни одной строчки из моих "писаний" Вы еще не
читали. Я, конечно, и не думаю обвинять Вас в этом, но очень прошу
перелистать доклад. Кое-что (как это ни странно) уже устарело в нем -
после Вашего доклада о кр-м движении 60-х гг. (в связи с юбилеем
Чернышевского)» (Там же. Л. 4).
50
Глава 1
Нам предстоит педагогическая работа. Да и безотносительно к
этому мы должны хорошенько разбираться в спорных вопросах. Вот
почему - перед проработкой этого вопроса в семинаре - мы сочли
своей обязанностью обратиться к вам с сомнениями и попросить
разъяснения.
С комм, приветом: слушатели 1 курса историч. отд. Цветков,
Ллыпов.
Наш адрес: Остоженка, 53. Ин-т кр. профессуры. С. Алыпову или
Цветкову
1 марта 1927 г.28
Весьма символично это колебание настроения: от слов «как
будто считается ортодоксальной» вплоть до «так оно и есть на
самом деле». Мысль о перехменчивой судьбе едва коснулась сознания
студентов, но они не смеют думать об ошибочности изучаемой
марксистской теории. «Ваше утверждение в корне противоречит
концепции Покровского» - это почти обвинение брошено не
рядовому члену партии, а генеральному секретарю.
Сталин ответил:
Ваш запрос от 1.IIL 1927 г. считаю недоразумением. И вот почему.
1) В докладе (на X съезде партии. - Л. Ю.) у меня речь идет не об
образовании «самодержавного строя» в России, а об образовании
централизованных многонациональных государств на востоке
Европы (Россия, Австрия, Венгрия). Нетрудно понять, что это две
различные темы, хотя и нельзя считать их оторванными друг от
■ друга.
2) У меня ни в докладе, ни в тезисах ничего не сказано об образовании
централизованного государства в России «не в результате
экономического развития, а в интересах борьбы с монголами и другими
народами Востока» (см. ваше письмо). За это противопоставление
должны отвечать вы, а не я. У меня говорится лишь о том, что процесс
. образования централизованных государств на востоке Европы ввиду
необходимости обороны шел быстрее процесса складывания людей в
нации, ввиду чего и образовались здесь многонациональные государ-
ства раньше ликвидации феодализма. Это, как видите, не то, что вы
29
неправильно приписываете мне .
Далее следовала цитата из доклада Сталина на X съезде
партии (см. выше). Затем он привел цитату из тезисов, принятых
X съездом партии. Одно слово было выделено, и оно ключевое
для Сталина:
Рождение научной конвенции
51
На востоке Европы, наоборот, образование централизованных
государств, ускоренное потребностями самообороны (нашествие турок,
монголов и пр.), произошло раньше ликвидации феодализма, стало
быть, раньше образования наций. Ввиду этого нации не развились здесь
и не могли развиться в национальные государства, а образовали
несколько смешанных, многонациональных буржуазных государств,
состоящих обычно из одной сильной, господствующей нации, и несколько
слабых, подчиненных. Таковы: Австрия, Венгрия, Россия30.
Значит, оборона страны не есть первопричина образования
государства, но только фактор, ускоряющий этот процесс.
Прошу обратить внимание на подчеркнутые в цитатах слова.
3) Если просмотрите весь мой доклад на X съезде, а также тезисы но
национальному вопросу (их первую часть), то нетрудно убедиться, что
темой доклада является не вопрос об образовании «самодержавного
строя», а вопрос об образовании многонациональных
централизованных государств на востоке Европы и о факторах, ускоряющих этот
последний процесс. С ком. приветом. И. Сталин. 7 марта 1927 г/м
Вопрос о русском самодержавии - это другой вопрос,
утверждал Сталин, и таким образом признавал схему Покровского.
Вождь партии еще не был готов рассматривать самодержавный
строй в единстве с партийной трактовкой национального
вопроса. Но различение двух очень близких между собой вопросов
(о самодержавном строе и об образовании многонациональных
централизованных государств) свидетельствует о глубинном
противостоянии Сталина принятой научной конвенции в духе
Покровского16*.
16* МЛ. Покровский, во-первых, считал, что самодержавие
осознавалось не как абсолютная власть внутри государства, а как власть,
отстаивающая свою внешнюю независимость. Это давало Покровскому
возможность не поднимать вопроса о национальном характере
государства: «...Эта же теория (Москва - Третий Рим. - А. Ю.) вела прежде
всего к внешнему, так сказать, географическому расширению власти
великого князя московского... <...> ...она, наконец, поскольку речь шла об
отношениях к татарам, помогла московскому князю сознать себя
самодержцем в тогдашнем смысле этого слова: как известно, тогда под
"самодержавием" разумелась не абсолютная власть царя внутри государства,
а его независимость извне». См.: Покровский МЛ. Русская история с
древнейших времен // Избранные произведения: В 2 т. М., 1966. Кн. 1.
52
Глава 1
В развитии самодержавного строя действуют свои
причины, прежде всего полноценная экономика, развитие
производительных сил и т. д., а в национальном вопросе образования
государств на востоке Европы принимается за первооснову другая
комбинация причин (недостаточно развитая экономика +
внешняя уфоза). Глубоко в недрах этой теоретической путаницы был
заложен мощный заряд, который очень скоро разнесет своим
концептуальным взрывом прежние, казавшиеся молодым
ученикам Покровского вечными, «истины» марксизма.
В отношении концепции М.Н. Покровского Сталин
высказался благожелательно, но сдержанно (при публикации его
письма в 1948 г. это место по понятным причинам было выброшено):
Что же касается вопроса и теории образования русского
«самодержавного строя», то должен сказать, что теорию т. Троцкого я не
разделяю в корне, а теорию т. Покровского считаю в основном
правильной, хотя и не лишенной крайностей и перегибов в сторону
упрощенного экономического объяснения процесса образования
самодержавия32.
Нетрудно заметить, что у Сталина и Покровского
концептуально разная терминология. Однако до определенного
момента в истории науки это несовпадение волновало лишь будущих
партработников, но никак не деятелей «исторического фронта».
С. 250). Во-вторых, Покровский прочно связывал существование
самодержавия с буржуазным развитием страны, считая, что русская
экономика XVI в. была пронизана буржуазными идеями и интересами.
Показательно и словоупотребление историка: «Самодержавие, оставаясь,
повторяю, не только по происхождению, но и по назначению
феодальным учреждением, уже очень рано через свой аппарат, бюрократию,
оказывалось связанным с товарным хозяйством и нарождающимся
буржуазным миром. Для метафизика это непереносимо: ежели буржуазное
учреждение - так буржуазное, феодальное - так феодальное. Или - или.
Диалектика же отлично знает, что историческое развитие "полно
противоречий"... <...>. Из всех форм капитала к самодержавию ближе всего
был торговый капитал,, опираясь на который самодержавие росло,
опираясь на который феодальное государство чисто средневекового тина
переросло в бюрократическую монархию. Без феодализма вообще не
было бы самодержавия» (Покровский М.Н. О Русском феодализме,
происхождении и характере абсолютизма в России // Там же. М., 1967.
Кн. 3. С. 573, 579).
Рождение научной конвенции
53
Когда начали смотреть на Сталина как на классика марксизма, эти
нестыковки оказались очень заметными. Но до этих пор
конвенция «Московское государство» (с классовой, а не национальной
характеристикой) не вызывала сомнений у советских ученых.
Дискуссия об «отсталости»
Московского государства
Почти за год до выступления Сталина на Первой всесоюзной
конференции работников социалистической промышленности
(«О задачах хозяйственников», 4 февраля 1931 г.), когда вождь
партии сказал знаменитые слова о вековой отсталости России17*,
произошла дискуссия по одному рядовому научному докладу,
в котором тема отсталости России вдруг стала главной.
17 марта 1930 г. на научном семинаре по русской истории
под руководством М.Н. Покровского состоялся доклад К.Г.
Селезнева «Троцкизм в вопросе истории русского государства»33. Этот
доклад, судя по всему, не предвещал никаких неожиданностей -
слишком уж понятна была заявленная тема и слишком очевидно
было, что трудно сказать здесь что-нибудь новое. Если доклад
действительно не отличался оригинальностью, то обсуждение
оказалось острым. Стенограмма заседания сохранилась, в
частности в фонде Института истории Коммунистической академии.
По докладу Селезнева первым выступил т. Миско
(инициалы не указаны, но, скорее всего, это был М.В. Миско, автор
работ по истории рабочего класса и национально-освободительного
движения в славянских странах). Он вполне тактично похвалил
докладчика, а затем сказал о том, что вызвало у него несогласие.
Оппонент увидел противоречие в тезисах докладчика,
который, как и Покровский, считал, что не было никакой отсталости в
экономическом развитии России (о которой писал Л.Д. Троцкий,
склонявшийся, как полагали сторонники Покровского, к оправ-
17* «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее
непрерывно били за отсталость. Били монголо-татарские ханы. Били
турецкие беи. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны.
Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били
все - за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за
отсталость государственную, за отсталость промышленную, за
отсталость сельскохозяйственную» {Сталин Я.В. Вопросы ленинизма. М.,
1935. С. 445).
54
Глава 1
данию таким образом надклассовой сущности государства,
возникшего из потребностей обороны). Селезнев «убедительно
доказывает, что в 90-е годы прошлого столетия Россия развивалась
чрезвычайно быстро», но докладчик не привел никаких
доказательств, что Московская Русь «находилась на одинаковом уровне
по своему экономическому развитию с Западной Европой»3*.
Если бы Миско ограничился только критикой Селезнева,
то вряд ли бы обсуждение было острым, но он публично не
соглашался с Покровским, утверждая, что у того имеются
существенные противоречия в высказываниях о темпах развития
Московской Руси:
...Селезнев в данном случае повторил мысль М.Н. Покровского.
Я должен все-таки указать, что у М.Н. Покровского в его книжке
«Марксизм и особенности исторического развития России», в сто
утверждениях имеются противоречия. Так, например, Троцкий утверждает о
медленном экономическом развитии России и об отсталости экономического
развития России. Мих. Ник. в нескольких своих статьях возражает
против этого утверждения Троцкого, но в то же время у Мих. Ник. можно
найти очень много мест, которые отнюдь не являются возражением
Троцкому, как относительно типа и характера исторического развития
России, так и относительно значения и роли русских городов. Я должен с
самого начала сказать, что когда читал эту книжку - «Марксизм и
особенности исторического развития России» и доклад Селезнева, то я
просто впал в недоумение: почему необходимо отрицать сравнительную
медленность экономического развития России и ее отсталость. Я
недоумевал, потому что из этого утверждения относительно медленности
экономического развития России отнюдь не вытекают троцкистские
выводы. Между тем, объективно дело обстояло так, что Россия
экономически все же отставала в своем развитии от Западной Европы, и к началу
XX века и до последнего времени, даже до мировой войны она была
отсталой по сравнению с Западной Европой (Л. 6 об.-7).
Оппонент Селезнева уловил причинно-следственную связь
тезиса Покровского о неотсталости Московской Руси: ведь если
бы она была отсталой, то тогда безусловно была бы велика роль
государства, велика роль обороны в образовании государства:
Селезнев усматривает, как и Мих. Ник., некоторое противоречие
между утверждением о том, что русское народное хозяйство было
отсталым даже во времена Московской Руси, и наличием торгового капитала,
потому что если народное хозяйство было отсталым, если Московская
Рождение научной конвенции
55
Русь экономически отставала от Западной Европы, то откуда мог взяться
торговый капитализм? И Селезнев приходит в докладе к выводу, что, по
Троцкому, торговый капитализм, как и капитализм вообще, был насажден
государством. Прежде всего, нужно сказать, что торговый капитализм, и по
Троцкому, не был насажден государством, а только промышленный
капитализм был насажден государством. Торговый капитализм не был
насажден государством и по теории Троцкого. И я не усматриваю противоречия
между утверждением о том, что Московская Русь была отсталой страной
по сравнению с Западной Европой и в то же время имела развитой
торговый капитализм. Именно наличие торгового капитализма как раз и
характеризует отсталость народного хозяйства Московской Руси (Л. 7 об.).
Приведя различные цитаты из сочинений Покровского,
сравнивая их с тезисами Троцкого, Миско - вольно или невольно -
затронул весьма болезненный вопрос о целостности концепции.
Миско. ...Россия раньше представляла собою относительно
более отсталую в экономическом отношении страну, чем Западная Европа.
Сальникова. Кто же это отрицает, зто и Ленин говорит, дело не
в этом.
Миско. Но вот т. Покровский зто отрицает в своей книжке
«Марксизм и особенности исторического развития России».
Покровский. Что я отрицаю?
Миско. У Вас говорится: «легенду об отсталости и медленном
росте приходится оставить».
Покровский. К какому времени это относится?
Миско. Это относится вообще к экономическому развитию
России.
Покровский. Это относится к концу XIX века.
Миско. Этого и Троцкий не отрицает. Он считает, что в конце
XIX века Россия развивалась достаточно быстро. Стало быть, спорить с
Троцким по этому поводу нет смысла. Спор идет только об общем
характере экономического развития России.
Покровский. По-Вашему, если идет борьба с Троцким, то
когда Троцкий говорит «да», я должен говорить «нет». Если Троцкий
сказал, что это было днем, го я обязан, чтобы это было ночью, иначе
получается совпадение с Троцким?
М и с к о. Я должен сознаться, что в этой книжке у Мих. Ник,
имеются противоречия, и я не MOiy понять, зачем нужно было опровергать
Троцкого именно в этом его тезисе, а не во всех прочих тезисах его
исторической теории. Это не основная его черта. Нужно было возражать
именно в отношении внеклассового русского государства, против тео-
56
Глава 1
рии всеобщего закрепощения - вот основные черты всякой буржуазной
теории. В этом нужно было бороться с Троцким, а с отсталостью и
медленным экономическим развитием России не следовало. Между тем,
Мих. Ник. довольно энергично в этом отношении боролся и в то же
время в этой самой книжке его мы встречаем мысли, которые отнюдь не
противоречат Троцкому (Л. 8 об.-9).
Миско был настроен решительно, и даже возражения
Покровского как председателя семинара его нисколько не смущали.
Он продолжал развивать свои мысли:
Итак, я считаю, что тезис о медленности и отсталости
экономического развития и экономического уровня России но сравнению с Зап.
Европой - этот тезис Троцкого совершенно приемлем и против него
совершенно не нужно бороться. Очевидно, против него борются потому,
что из этого тезиса якобы должны вытекать троцкистские выводы. Это
совершенно неверно. И даже, по-моему, в самой концепции Троцкого
имеются противоречия в этом тезисе. Для чего ему понадобилась, с
одной стороны, отсталость экономическою развития и медленность? Для
того, чтобы выяснить тезис, что государство явилось движущей силой
экономического развития России. Это как раз является возражением
самому Троцкому, потому что если бы русское государство являлось
движущей силой экономического развития России, постольку, поскольку в
Зап. Европе оно не являлось таковым, а это, по-видимому, признается
Троцким, поскольку он признает особенности русского развития, - то
почему народное русское хозяйство, которое шло в направлении
экономического развития по пути капиталистическому, т. е. шло само но тому
же пути, как и народное хозяйство Зап. Европы, да еще будучи влечено
государством, все же оно, тем не менее, отставало от уровня
экономического развития Зап. Европы, несмотря на то, что оно испытывало такую
огромную поддержку государства. Этот тезис можно повернуть как раз
и против самого Троцкого (Л. 10 -10 об.).
Он нашел связь между исторической концепцией Троцкого
и его политической теорией:
Медленность и бтеталость экономического развития России,
которая, по-моему, совершенно несомненна, для Троцкого понадобилась,
между прочим, для того, что государство является движущей силой
экономического развития России, с одной стороны, что оно вследствие этого носит
надклассовый характер. И отсюда уже теория всеобщего закрепощения.
Селезнев отмечает, что Троцкий якобы стыдливо проводит эту теорию.
Рождение научной конвенции
57
По-моему, не стыдливо... Если государство внеклассово, то борьба
крестьян с помещиками отнюдь не является борьбой с самодержавием, и
получается, таким образом, резкий разрыв между экономической основой
русской революции и ее политическим содержанием... (Л. 11 об. -12).
Затем выступила Сальникова18* и определила разницу
между тем, как понимает отсталость Троцкий, и тем, как
понимает ее Покровский:
Когда Троцкий говорит об отсталости, он говорит о медленном
темпе, о запаздывании, о замедлении развития, в то время как М.Н.
Покровский достаточно ясно показал, какой это медленный темп. 90-е
годы показывают, что капитализм развивается быстро, идет в ногу с
американским развитием капитализма. И вот мне кажется, что нам нужно
бороться против этого утверждения Троцкого о том, что партия
перевернулась на троцкизм (Л. 15 об. -16).
В заключительном слове Селезнев очень неуверенно
возражал своему напористому оппоненту:
Основное указание, это - об отсталости; что положение Троцкого
о том, что медленность и отсталость капиталистического развития
России является основной особенностью русского исторического процесса,
целиком марксистское и ленинское положение, и что когда я возражал
вслед за Мих. Ник. Троцкому, то это просто не понял Троцкого и
коверкал его мысли. Дело в том, что то понимание, которое вкладывал Ленин,
вкладывает Мих. Ник., когда они говорят об отсталости в России,
совсем иное, чем то, которое вкладывал в этот термин Троцкий. У Троцкого
эта постановка носит такой сплошной характеру что эта особенность, эта
медленность и отсталость развития есть вообще особенность русского
исторического процесса. Между тем, как это ни в коем случае так не
обстоит в действительности (Л. 18).
Особенно неудачно высказался Селезнев о Московской
Руси - настолько, что если бы затем не выступил Покровский, то
положение было бы странным: докладчик явно проваливался по
кардинальным вопросам русской истории, говоря при этом в
духе Покровского.
18* Судя по всему, это была А.Э. Сальникова, историк, жена
Н.Н. Ванага {Литвин А. Без права на мысль. Историки в эпоху
Большого Террора: Очерки судеб, Казань, 1994. С. 53-60).
58
Глава 1
Впрочем, предоставим слово Селезневу:
Теперь относительно XVI века, - что я, касаясь XVI века, не
доказываю того, что Россия в XVI веке была отсталой страной по сравнению
с западно-европейскими странами. В такой постановке тоже нельзя
ставить вопрос. В XVI веке Россия, но сравнению с некоторыми
передовыми западно-европейскими странами, была отсталой, но с большинством
тогдашних западно-европейских стран она стояла на одном уровне.
Поэтому мне кажется, что нельзя тоже признавать, что Россия XVI-XVH вв.
была отсталой страной, а в XX веке было несколько иное. Это совсем
неправильно (Л. 19).
В рамках принятой конвенции Покровский выступил
весьма сильно и, главное, неожиданно, вследствие чего, казалось бы
поверженная, точка зрения взяла верх:
Прежде всего по поводу недоразумения, созданного т. Миско. Он
не понял, о чем был спор. Ведь мы спорили с Троцким не вообще обо
всем на свете и всех остальных вещах, а спорили с ним относительно
совершенно определенной вещи: возникновение и развитие русского
самодержавия. С этого и начался наш спор. <...> Как смотрит на
возникновение русского государства Троцкий? Судя по выступлению т. Миско,
не все ясно представляют себе это. Поэтому позвольте прочесть те
отрывки, которые это рисуют.
«Русское государство, возникши на примитивной экономической
основе, столкнулось на своем пути с государственными организациями,
которые сложились на более высоком экономическом базисе. Здесь
открывались две возможности самодовлеющую организацию» (Так! -
А. /О.). Если сопоставить это с много раз цитировавшейся страницей
Ленина из «Что такое друзья народа», хде Московское государство как
централизованная монархия возникает на основе образования внутреннего
рынка, - к сожалению, я не имею цитаты целиком, но думаю, что все ее
видели и читали, она много раз мною приводилась - и на конференции
историков-марксистов, и в других местах, - если это сравните, вы
поймете, в чем различие в исторической концепции Троцкого и в
исторической концепции Ленина. По Ленину, самодержавное Московское госу-
дарство возникло из определенных экономических отношений, главным
образом, на основе образования внутреннего рынка и, стало быть, роста
торгового капитала, а по Троцкому, оно возникло иод давлением
внешних политических потребностей, необходимости обороняться на
чрезвычайно примитивной экономической основе. По Ленину, торговые
связи составляли внутренний скелет этого государства, а по Троцкому,
Рождение научной конвенции
59
этому государству приходилось бороться с бедностью и
разобщенностью страны на отдельные части, которые жили вполне самостоятельной
экономической жизнью, т. е. не будь государства - не было бы
объединения. Объединило государство, а, по Ленину, как раз наоборот:
государство опиралось на те экономические связи, которые осуществлялись
между отдельными районами страны. Вот в чем коренное противоречие
между ленинской концепцией и концепцией Троцкого (Л. 21 21 об.).
М.Н. Покровский смело перешел от критики оппонента к
самокритике, и этот ход дал ему безусловное психологическое
преимущество:
Мне придется коснуться одного вопроса, которого никто не
касался, - в чем расхождение между ленинской концепцией и моей
концепцией. Дело в том, что Ленин придавал громадное значение рынку и
торговым связям в образовании Московского государства, все время
подчеркивая, что это все-таки феодальное государство, что
самодержавие есть прежде всего и больше всего диктатура
крепостников-помещиков. Так как я договорился в одном месте, правда, не в этой статье, а в
другом месте, - до того, что самодержавие, это был торговый капитал, то
кто прав? Тут прав, конечно, Ленин. Торговый капитал, как это
неоднократно подчеркивал Маркс, сам но себе не создавал новых
производственных отношений, и развивалось феодальное производство только при
определенных благоприятных условиях. Пока этих определенных
благоприятных условий не было, до тех пор торговый капитал существовал
в норах этого феодального общества, представляя собою громадную и
все растущую силу, но не выходил за пределы феодального способа
производства. Таким образом, могли сосуществовать феодальное
государство и торговый капитал, диктатура крепостников-помещиков и вот эти
экономические связи, о которых говорили вы, и это не исключало друг
друга, не противоречило друг другу. То, что я об этом не упоминал в
своих старых работах и не подчеркивал этого, - это моя большая ошибка.
Таким образом, получилось три схемы: одна схема действительно
правильная и охватывающая сущность русского исторического
процесса - это схема Ленина. Другая схема уклоняющаяся от этого, я не знаю
вправо или влево, или в другую сторону, это трудно сказать, это схема,
отрицающая всякое влияние русской экономики, но которой экономика
создавалась сверху, экономика создавалась государством, и третья схема -
моя старая схема, которой я теперь не держусь и критикую ее перед
вами и которая заключалась в том, что была экономическая сила именно в
форме торгового капитала, и она все создавала. Что все создавал
торговый капитал - это неверно, прошу этому не верить, хотя в некоторых
60
Глава 1
произведениях моих это написано. Настоящая правильная схема - это
ленинская схема. Вот в каких пределах и вот о чем шел спор в этом
случае. Совершенно ясно, что вопрос об отсталости или неотсталости
развития русского государства не является в этом отношении основным.
Спор шел не о том - отстало или не отстало русское государство, а спор
шел о том, сложилось ли Московское самодержавие и вообще старый
русский абсолютизм на примитивной экономической базе, которая в
другом месте определяется, как самодовлеющее натуральное хозяйство
определяется у Троцкого так: натуральное хозяйство самодовлеющего
характера, - или же русское самодержавие было отражением известного
поступательного прогрессивного движения в системе хозяйства, в
системе хозяйственного развития. Вот, в чем спор, а не в том, абсолютно ли
отсталой была Московская страна по сравнению с
западно-европейскими или абсолютно была не отсталой (Л. 21 -22 об.).
М.Н. Покровский весьма резко и определенно высказался в
отношении идеи о том, что экономика России была более
развитой по сравнению с экономикой Западной Европой:
Есть такая мысль, будто бы наша Россия шла чуть ли не впереди
всех в смысле экономического развития. Такую мысль мог мне
приписать только Троцкий ради того, чтобы окарикатурить мои взгляды, но он
этого не сделал, предоставив эту честь т. Миско. Я никогда этого не
изображал, и если бы я так изобразил дело, то не был бы сейчас
руководителем вашего семинара, а находился бы в какой-нибудь более или менее
прилично и хорошо обставленной психиатрической лечебнице. Ясное
дело, что Россия по сравнению с Западом была отсталой страной. И
мало того, и сейчас по сравнению с Западом являемся отсталой страной.
Задача догнать и перегнать Америку перед нами еще стоит, мы еще не
догнали и не перегнали... Но весь вопрос вот в чем: у нас было это
развитие или только была примитивная экономическая основа, т. е.
самодовлеющее натуральное хозяйство? Я утверждаю, что было, что у нас было
сначала простое денежное хозяйство, потом стал развиваться капитал на
основе этого простого денежного хозяйства, и именно этим движением
объясняется образование Московского государства (Л. 24 об. 25).
Иными словами, вся трудность обсуждения этого вопроса
заключалась в исходном тезисе, что экономическое развитие в
виде рыночных связей создает государство. Если это так, то не
надстройка, а именно экономика должна была быть мотором
развития. Но очевидно, что в своем развитии Московская Русь не
только не опережала Запад, но и серьезно отставала от него. Как
Рождение научной конвенции
61
же возникло государство при относительной отсталости страны -
в результате развития рыночных связей или общими усилиями
народа и государственной власти? Покровский утверждал, что
создание государства не могло быть следствием чьей-то воли:
товарные, торговые отношения обязаны быть причиной
возникновения территориального единства. Если признать, что на Руси
господствовали только отношения натурального хозяйства (как
считал Троцкий), то тогда не могло быть иного пути создания
государства, кроме как через политическую активность народа и
власти. Такое государство неизбежно оказывалось надклассовым.
«Историк-марксист» за 1930 год
и другие издания
Ни в одном из номеров журнала «Историк-марксист» за 1930 год
имя Сталина почти не упоминается. Но постепенно с 1930 по
1932 г. высказывания вождя партии стали включаться в научно-
исторический контекст журнала.
В томе 15 за 1930 г., полностью свободном от упоминаний
Сталина, публиковались ключевые исторические работы,
например М.Н. Покровского «Америка и война 1914 года», его же
статья «По поводу юбилея Народной воли», В том же томе - статья
А. Малышева «О феодализме и крепостничестве», материалы
дискуссии о Народной воле, проходившей в Обществе
историков-марксистов. В разделе «Критика и библиография», где
обычно фиксировались актуальные высказывания вождей, также не
было ни одной ссылки на Сталина.
В томе 16 за 1930 г. - подобная же ситуация. В передовой
статье номера «Очередные задачи историков-марксистов» М.Н.
Покровский рассуждает о перспективе исторической науки без
оглядки на Сталина по этому же поводу. А. Малышев в большой
статье «О феодализме и крепостничестве» обильно цитирует
М.Н. Покровского, опять же без ссылок на Сталина. А. Ефимов в
статье «Концепция экономических формаций у Маркса и
Энгельса и их взгляды на структуру восточных обществ» еще не был
озабочен тем, что сказал (а уже сказал!) Сталин по этому вопросу.
В томе 17 повторилось то же самое, хотя в нем и
публиковались работы теоретического характера. Статьи в томе 18/19
(объединенном) тематически совпадали с тем, о чем уже
высказывался Сталин. Например, М.Н. Покровский в статье «Возникновение
Московского государства и великорусская народность» размыш-
62
Глава 1
лял о природе этнического в классовом государстве, А. Шестаков
представлял свои теоретические тезисы в статье «Сельские
рабочие - движущая сила революции 1905 г.» даже без намеков на
роль Сталина в революции.
Очевидно, что еще не выработалась привычка мыслить о
чем-либо научно-историческом в контексте высказываний
генерального секретаря партии большевиков.
Ситуация чуть изменилась только в томе 20 за 1930 г., но это
был лишь первый шаг. Самым актуальным классиком марксизма
оставался Ленин, любое высказывание которого становилось
предметом анализа (в статье Ем. Ярославского «Опыт политической
массовой стачки и вооруженного восстания Первой русской
революции в свете учения Маркса-Ленина» по-прежнему нет ссылок
на работы Сталина30). При таком функционировании
исторической науки больших проблем в области теории не возникало.
В томе 20 журнала была опубликована статья М.
Зеленского «О двух "новых" теориях происхождения и сущности
крепостного права в России», и в ней автор лишь один раз весьма
формально сослался на Сталина без указания названия его работы.
В разделе «Критика и библиография» этого тома П. Горин в статье
«К вопросу о характере революции 1905 г.» сослался на брошюру
Сталина «К вопросу аграрной политики в СССР», вышедшей в
том же 1930 г. Еще одна ссылка на работу Сталина «О Ленине
и ленинизме» (1924) в статье Горина была сделана потому, что
А.Н. Слепков (ученик Н.И. Бухарина) спорил со Сталиным.
Видно, что пока цитаты из сочинений генерального
секретаря возникают лишь потому, что нельзя было не учитывать
высказывания партийного авторитета в современной
идеологической борьбе, становившейся все более актуальной для
исторической науки. В 1930-1931 гг. появилась новая тенденция в
жизни Общества историков-марксистов, изменившая и тональность
привычных высказываний. От прежнего академизма в борьбе с
буржуазной наукой не остается и следа. Усилилась риторика
военной поры: теперь враги марксистов были не теоретическими, а
настоящими.
В проекте резолюции фракции совета Общества историков-
марксистов, хотя и* не датированном, но написанном уже после
развертывания «академического дела», на рубеже 1930-1931 гг.,
читаем: «Между буржуазией вне СССР и остатками буржуазии
внутри СССР образуется спайка, выразителем которой
являются всевозможные вредительские и заговорщические
организации... Люди, которых еще вчера мы считали только своими
Рождение научной конвенции
63
идейными противниками, сегодня оказываются активными
участниками антисоветских организаций. Где кончается
"несогласие с марксизмом" и начинается прямое вредительство,
различать становится все менее и менее возможным. Каждого ан-
ти-марксиста приходится рассматривать как потенциального
вредителя»36.
О состоянии исторической науки в 1929-1930 гг.
свидетельствует сборник статей «Спорные вопросы методологии истории»
(1930) иод редакцией Г. Зайделя, 3. Лозинского, А. Пригожина и
С. Томсинского. В нем, несмотря на обсуждение важнейших
вопросов теории исторического процесса, нет ссылок на Сталина, зато
интересным образом разворачивается дискуссия вокруг M.II.
Покровского. СВ. Вознесенский позволил себе усомниться в том, что
схема Покровского правильна с точки зрения марксизма. Обратим
внимание на тональность возражений.
О.А. Лидак:
Конечно, у М.П. Покровского есть некоторые перегибы, но из
всех историков Покровский, как всем известно, является
основоположником марксистской методологии в русской истории. Он создал свою
школу историков-марксистов; мы, молодые историки-марксисты, его
ученики, можем им гордиться. Он боролся со всякими извращениями на
историческом фронте, прокладывая путь действительно марксистской
исторической науке, ему приходилось бороться не только против бурр-
жуазной науки, но и против псевдомарксизма, против плехановщины и
рожковщины. Вдруг оказывается, что Покровский был не нрав, что в
исторической науке марксистские взгляды защищает не Покровский, а
Вознесенский. Путем таких фокусов расправиться с Покровским,
конечно, никому не удастся; человек, выступающий с таким заявлением в
нашей среде, вызывает только смех...37
С.Г. Томсинский:
Ученики М.П. Покровского, втом числе и я, неоднократно
выступали против своего учителя. Однако спор между нами и М.П. никем
никогда не рассматривался как спор между марксистами и немарксистами.
Надо подчеркнуть, что даже ошибки М.П. Покровского больше
содействовали изучению марксизма, чем десятки правильных положений его
немарксистских противников. СВ. Вознесенский заявил, что «одни шли
от Покровского», а он «шел от Маркса». Мы могли бы радоваться такой
находке, если бы эта находка не упала с карамзинско-чичеринской
телеги. Вознесенский приветствует здоровую реакцию Дубровского против
покровщины. Реакция, даже здоровая реакция, всегда является ответом
64
Глава 1
на революцию. Мы, марксисты, предпочитаем даже больную
революцию здоровой реакции .
ГС. Зайдель:
Пет, товарищ Вознесенский, не вам поправлять схему М.Н.
Покровского, являющегося подлинным продолжателем Маркса в деле
создания русской марксистской историографии! Мы никому не позволим
заменять марксистскую схему русского исторического процесса, данную
М.Н. Покровским, эклектической похлебкой39.
Историки хоть и делали оговорки, нисколько не
отрицавшие их уверенности в правоте Покровского, все-таки допускали
такое развитие событий, когда другие «фокусы», другие
«находки» и другие люди («не вам поправлять») могли бы изменить
отношение к идеям Покровского. Вспомним «Сообщение» Горина
об ожидании со стороны многих сторонников Ярославского того,
что линия Покровского скоро провалится. Это допущение
другого развития событий - пока еще гипотетическое и вызывавшее
неподдельный смех - было возможно потому, что с самого начала
принималась формула, которая не признавала учение
Покровского абсолютной истиной, как, скажем, учение Ленина. Взгляды
Покровского воспринимались как наиболее близкие учению
Ленина, в них меньше всего извращений19*. Уверенность в правоте
Покровского и глубинное признание его несовершенства
определяли отношение к нему историков и предоставляли Сталину
возможность занять - после смерти Покровского - место идейного
руководителя исторической науки, но уже в качестве
безупречного классика марксизма40.
19* М.В. 11ечкина в работе «Наука русской истории за десять лет»
(1927) писала, что Ленин и Покровский - единственные авторитеты в
науке, но отношение между ними установить до крайности сложно:
«Необходимо назвать два имени, говоря об этой новой самостоятельной
задаче исторического исследования: В.И. Ленина и М.Н. Покровского. Не
нам оценивать заслуги того и другого в области "истории, которая
пишется". Их слишком трудно учесть современнику: слишком трудно
найти и общий для всех историков язык этой оценки - она почти
неизбежно покажется одним преувеличенной, другим - приуменьшенной.
Время уничтожит эту кажущуюся несоразмерность, установит
масштабы, выкует формы оценки...» (АРЛН. Ф. 1759. Он. 5. Д. 56. Л. 8; Нечкипа
М.В. Наука русской истории // Общественные науки в СССР.
1917-1927. М., 1928).
Рождение научной конвенции
65
От 1930 к 1931 году: маховик культа
Том 22 журнала «Историк-марксист» за 1931 г. открывается
статьей П.М. Лукина «За большевистскую партийность в
исторической науке. К итогам дискуссии на западном участке
исторического фронта». В первой же строке автор приводит цитату из
недавнего выступления генерального секретаря партии: «В
условиях ожесточенной классовой борьбы СССР вступил в "период
прямого и развернутого социалистического строительства, в
период социализма"».
В статье сообщалось, что перед теоретическим фронтом
стоят большие задачи. Важнейшая из них сформулирована в
речи Сталина на конференции аграрников-марксистов,
произнесенной 27 декабря 1929 г.: «...это разрыв между практическими
успехами и развитием теоретической мысли»41.
Н.М. Лукин упомянул Постановление ЦК ВКП(б) от
15 марта 1931 г., в котором была обозначена необходимость
«перестройки всей научно-исследовательской работы... и в
особенности преодоления отмеченного т. Сталиным
отставания научной работы от практики социалистического
строительства»*2.
В номере 2/3 журнала «Под знаменем марксизма» за 1930 г.
опубликована крайне любопытная статья С. Кривцова о юбилее
И.В. Сталина, которому исполнялось 50 лет. В этой статье
просматривается то, что беспокоило не только Кривцова, но и
Сталина: в партии его считали «практиком»; но можно ли было
подчинить себе «теоретиков», если тебя признают только практиком и
не более того?
С. Кривцов писал:
Что Бухарин, что Преображенский являлись в те дни
общепризнанными теоретиками - это бесспорная истина, но как же так выходит,
что у «практика» Сталина иной марксизм (творческий), чем у этих
признанных теоретиков, марксизм которых иной (догматический). Значит,
надо пересмотреть эту глупую посылку, пущенную к тому же
«неудачливыми претендентами на звание теоретиков», что Сталин только
практик. Нет, Сталин теоретик марксизма-ленинизма, и только это его
качество в соединении с его практикой и дало возможность вслед за
Лениным и вместе с ним (вспомним, когда это происходило) дать
стратегический план российской пролетарской революции...
Резюме юбилейной статьи:
66
Глава 1
Мы видим, что Сталин по всей справедливости может быть
назван теоретиком творческого марксизма в его современной форме <...>
Сталин действительно является теоретиком творческого марксизма
наших дней... в Сталине счастливо сочетаются и теоретик, и практик.
Вхождение Сталина в контекст исторической науки -
процесс весьма сложный43. Не следует думать, что до определенного
рубежа не было никаких подвижек и сразу после часа X возникло
какое-то другое состояние. Общество исподволь само себя
готовило к восприятию этой метаморфозы.
Приведем пример.
В Коммунистической академии наряду с Обществом
историков-марксистов действовало несколько лет и Общество
марксистов-государственников44. Их совместное пребывание под одной
крышей не было противоестественным. Если марксисты-историки
боролись с буржуазной исторической наукой, утверждавшей
внеклассовую теорию возникновения и существования государства,
то марксисты-государственники (правоведы) с большой
нетерпимостью относились к всевозможным формам «юридического, т. е.
буржуазного мировоззрения»40. В документах Общества
марксистов-государственников отложилась переписка с партийными
органами. Среди обычных бумаг наше внимание привлекают два
документа. Можно сказать, что содержание этих документов
однотипно. В одинаковых выражениях сообщалось, что Общество
марксистов-государственников получило от МГК ВЛКСМ
официальную просьбу - провести «нижеследующие доклады для
партактива». Рукой заведующего сектором массовой работы
Комакадемии тов. Резникова20* обозначены в двух документах
20* Судя по всему, это Б.Г. Резников, член КПСС с 1917 г., до 1937 г.
он был заместителем заведующего и заведующим отделом редакции
газеты «Правда», секретарем партийной ячейки литературного отделения,
впоследствии репрессирован. Этот Резников, ко всему прочему, был
информатором Сталина по делу фракционной группировки Сырцова-Ло-
минадзе. Сталин писал Молотову: «Посылаю тебе два сообщения
Резникова... Все данные говорят о том, что сообщения Резникова соответствуют
действительности...» (ГГисьма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925-1936 гг.
М, 1995. С. 231). Возможно, именно об этом Резникове рассказывает в
книге «Технология власти» А. Авторханов (Авторханов Л. Технология
власти. М, 1991. С. 25 27). Переход от одной идеологической модели к
другой - сталинской особо замеген но не привлекавшим внимание
исследователей документам Общества марксистов-государственников
Рождение научной конвенции
67
сходные названия близких тем. Первый документ относится к
29 июня 1931 г., второй - к декабрю того же года46.
Разница в этом «почти»: в однотипных по форме
документах Резников фиксирует едва заметные различия в названиях
докладов: в первом документе обозначено - «Национальная
политика СССР. Советское государство на данном этапе. Учение
Маркса-Ленина о государстве и диктатуре пролетариата», а во
втором - «Учение Маркса-Ленина -Сталина о государстве и
диктатуре пролетариата. Национальный вопрос». Причем первый
документ пока еще гораздо более типичен в словоупотреблении
того времени21*, чем второй.
В 1934 г. Н.М. Лукин выступил с докладом (после
известного постановления партии и правительства о школьных
учебниках) «Перестройка исторического образования и задачи научно-
исследовательской работы». В нем он указал, что «за последние
два года проводилась серьезная критическая проверка
исторической продукции в свете методологических указаний, данных
т. Сталиным в его историческом письме в редакцию "Пролетарской
революции"»47. Лукин имел в виду статью Сталина «О
некоторых вопросах истории большевизма», опубликованную в
журнале «Пролетарская революция» (26 октября 1931 г.). Статья
затем появилась в осенних номерах всех основных периодических
журналов (Большевик. 1931. № 19-20; Коммунистическое
просвещение. 1931. № 23; Борьба классов. 1931. № 8-9).
Что же сказал Сталин в этой статье? Первое, что бросается
в глаза, - это не столько, что сказал, а то, как сказал. Агрессивная
тональность статьи не могла не напугать читателей. Речь шла о
позиции А.Г. Слуцкого, высказанной им в статье «Большевики
Коммунистической академии (АРАП. Ф. 1852. Он. 1. Д. 1-4,6 -11,14 25,
28,31,32,35 и др.; см. также: С11Ф АРАП. Ф. 271. Он. 1. Д. 1 10,15 27 и
др.). В настоящее время проблемой формирования сталинской идеологии
на базе этих документов активно занимается К.А. Янкелевич, успешно
защитившая дипломную работу по данной теме в РГГУ в 2009 г. Можно
надеяться, что в ближайшее время будет завершено полномасштабное
исследование этих почти неизвестных науке архивных комплексов, дающих
уникальную информацию о формировании сталинской идеологии.
21* Типичны были такие формулировки: «борьба за ленинизм»;
«классовая борьба на фронте...»; «великодержавные тенденции в
современной исторической литературе» и т. д. (АРАП. Ф. 1852. Оп. 1. Д. 31.
Л. 11 12). Сталин крайне редко упоминается в документах Общества
марксистов-государственников.
68
Глава 1
о германской социал-демократии в период предвоенного
кризиса» и опубликованной в журнале «Пролетарская революция».
Сталин обвинял Слуцкого в том, что он
...делает предположение, что Ленин и большевики в своей оценке
левых на Западе исходили ил своих фракционных соображений, что,
стало быть, русские большевики приносили в жертву интересам своей
фракции великое дело международной революции. If два ли нужно
доказывать, что не может быть ничего пошлее и гнуснее такого
предположения. Не может быть ничего пошлее, так как даже оголтелые пошляки из
меньшевиков начинают понимать, что русская революция не есть
частное дело русских, что она, наоборот, является делом рабочего класса
всего мира, делом мировой пролетарской революции49.
Сталин писал о правоте большевиков по вопросу о
диктатуре пролетариата и учил историков партии опираться не на
бумажные документы (символ бюрократизма), а на реальные дела
(практику) большевиков.
В фонде журнала «Пролетарская революция» (РГЛСГТИ)
отложилось значительное количество документов в виде
стенограмм обсуждения письма Сталина, из чего следует, что аппарат
партии провел огромную по масштабам идеологическую
кампанию, затронувшую всех, кто имел дело с историей партии, с
философией марксизма и с гражданской историей в том числе:)0.
Многочисленные стенограммы этих собраний свидетельствуют,
что возник резкий, но уже подготовленный переход в
умонастроениях людей, который определил ситуацию до письма (/галина и
после него так, как если бы речь шла уже о разных исторических
эпохах.
ВТ. Юдовский, один из тех, кого особенно активно ругали
за причастность к «извращениям», свое психологическое
восприятие письма Сталина раскрыл через весьма яркий образ (ноябрь
декабрь 1931 г.):
В отношении исторической) фронта необходимо констатировать
достаточное запустение. Вроде запущенного цеха: везде пыль,
запустенье, грязь. Кто курит fабак, кто делает зажигалки, кто в карты играет. Но
вот пришел хозяин, стукнул кулаком по столу и сказал: довольно валять
дурака, надо работать <...> До сих пор у нас были бесконечные и
бесплодные дискуссии. Сколько голов - столько умов. Сколько историков -
столько и мнений. Масса отсебятины, которая ничего общего не имеет с
принципами Ленина, я был одним из участников этого фронта. Я тоже в
Рождение научной конвенции
69
карты играл, табак курил, и делал зажигалки (Из резолюции
объединенного заседания исторической кафедры Академии коммунистического
воспитания с участием кафедры диалектического материализма и других
историко-партийных ячеек. 16 ноября 1931 - 26 ноября 1931 г.)01.
Три смысловых концепта становятся главными в идеологии:
это разоблачение «гнилого либерализма», отношение между
«теорией» и «практикой» и совпадение / несовпадение с «генеральной
линией партии». Через эти концепты, бесконечно повторяемые,
осуществлялась структурная перестройка наук, всех областей
теоретического и методического знания.
Вот характерное выступление на одном из собраний
(ноябрь 1931 г.) с разоблачением «хитростей» Слуцкого и других
«ревизионистов»:
На днях в одном из ком. вузов разбирали вопрос о Слуцком.
Слуцкий прислал туда заявление, в котором он указывает, что «ошибки
его заключаются в том, что он подошел к вопросу академически, а не
политически». Что это должно означать? По-видимому, что с точки зрения
«исторической объективности», с точки зрения разбора фактов такими
как они были, вся его теория соответствует действительности, но, т. е. он
не учел политической важности всего вопроса, т.к. он несвоевременно
сказал «правду», то он совершил «политическую ошибку». Проще
говоря, будучи уже разоблаченным, он все же пытается и в дальнейшем
настаивать на своей троцкистской клевете, продолжает выполнять роль
троцкистского агента... Эта уловка должна помочь им остаться на их
позициях, должна помочь им под другим соусом - осуществлять
троцкистский заказ. Надо со всей решительностью разоблачить этот тактический
маневр, как злостную попытку продолжить клевету на партию. Для нас
нет и не может быть противоречий между объективными фактами и
политической целесообразностью, исторический факт в
научно-марксистском анализе не противоречит политической целесообразности
использования этого анализа в целях революционной борьбы02.
Разоблачения троцкистских адептов «буржуазной» науки
касались формального подхода к материалу, тогда как марксисты,
особенно после письма Сталина, думают иначе: «...оторванная от
практики история нам не 1гужна»'Ч
В резолюции фракции Общества историков-марксистов
«но докладу Кнорина о политических уроках письма товарища
Сталина» говорилось о задаче ближайшего времени для
исторической науки: «Ликвидация размычки между теорией и практикой,
70
Глава 1
необходимость установления самой непосредственной связи
между теоретической работой и политическими задачами партии»54.
Историк А.П. Кучкин в одном из выступлений по поводу
письма Сталина образно представил, чем является эта
«размычка». Для него она - «щель»... для врага:
Вот зта щель образовалась на историческом фронте. Почему она
образовалась? Потому что несомненно есть на этом фронте отрыв
теории от практики, и в эту щель пролезает наш враг, используя нашу
трибуну. И нам нужно мобилизовать все наши силы на то, чтобы того врага,
который пролез в нашу партию, выгнать...53
Наиболее типично выражали эту мысль так: «Письмо тов.
Сталина подчеркивает вновь и вновь неразрывную связь между
теорией и практикой»06.
Из этого уже бесспорного тезиса вытекали меры
научно-педагогические, прежде всего пересмотр всех программ по истории
России и Запада, а также по истории ВКП(б) для того, чтобы
внести в «теорию» программ необходимую «практику», т. е.
высказывания Сталина по тем или иным вопросам. В резолюциях это
звучало обычно так: «Пересмотреть и исправить учебные
программы и задания под углом реализации указаний т. Сталина».
Общее настроение выразил тов. Пугачев, что было
зафиксировано стенограммой объединенного заседания исторических
кафедр Академии имени Крупской (25 ноября 1931 г.):
Мы знаем, что у нас в Академии 5 или больше таких
преподавателей найдешь, которые говорят, что у них своя точка зрения; какая может
быть точка зрения на аксиому, - какая может быть точка зрения, когда у
нас имеются такие большие труды, как труды Маркса, Энгельса. Ленина
в вопросах истории. Конечно, могут быть две точки зрения: одна точка
зрения Ленина, другая точка зрения контрреволюционная. Это верно.
Мне думается, что никаких других не должно быть - середины в
вопросах принципиального характера никакой не должно быть;>/.
На том же заседании Н.Н. Ванаг определил перспективу
перемен на историческом фронте - национальный вопрос
оказался важнейшим:
Мы создали сплоченную бригаду, которая переворошит
программу и составит новую программу. Исходим мы из того
соображения, что основным слабым местом нашей программы, несмотря на то,
Рождение научной конвенции
71
что известные шаги в этом направлении сделаны, - это превращение
нашего курса в историю народов СССР. Для нас, историков народов
СССР, национальный вопрос является самой актуальной наболевшей
задачей08.
Под критику коллег попал и И.И. Минц, не уловивший
правильной связи между «теорией» и «практикой»59. Он
выступил в духе Слуцкого и вынужден был оправдываться. 21 ноября
1931 г. Минц написал заявление во фракцию Общества
историков-марксистов:
Считаю политически ошибочным свое противопоставление
«революционной объективности политической целесообразности»,
сделанное на фракции Об-ва историков. Кроме того, это политически
ошибочное противопоставление в данном случае ведет к утверждению, что
факты, приведенные в IV томе, сами но себе верны, но их не следовало
вытаскивать, а это есть прямое оправдание троцкистской
фальсификации истории нашей партии в 1917 г., данной в главе т. Кипа в TV томе,
вышедшем под редакцией т. Ярославского. Ошибка моя усугубляется
тем, что, не вполне поняв большевистской самокритики, я не дал
развернутой критики ошибок коллектива и своих собственных ошибок
принципиального и исторического порядка, льющих воду на мельницу
Слуцких и Волосевичей. Решительно осуждая эти ошибки и признавая
верной их большевистскую критику, считаю, что они свидетельствуют
о непонимании всего политического значения письма тов. Сталина.
Считаю своей прямой большевистской обязанностью подвергнуть
развернутой и детальной критической оценке ошибки коллектива авторов
и свои собственные в первую очередь60.
М.Н. Покровский как модератор
Об отношении теории и практики писал и Покровский в
предыдущем, томе 21, журнала «Историк-марксист» за 1931 г. В статье
«О задачах марксистской исторической науки в
реконструктивный период» он настаивал на том, что «не существует никакой
аполитичной науки, которая была бы оторвана от текущей
классовой борьбы, - это вещи само собой разумеющиеся...».
Статья эта весьма необычна: в ней отсутствует
упоминание имени Сталина, его выступления на конференции
аграрников-марксистов (1929), хотя при этом обсуждается главный
вопрос исторического фронта - вопрос об увязке теории с
72
Глава 1
практикой в связи с партийной директивой. Статья написана
так, как будто имя Сталина не обязательно упоминать в таком
контексте, зато существенно, что по этому вопросу думает он,
Покровский.
Вопрос ставился так: «В чем состоит увязка теории и
практики на историческом фронте?» Существует два понимания
вопроса.
Первая форма увязки теории и практики, которую нам
предлагают, заключается в том, что историки должны принять самое
деятельное участие в приведении в порядок и в разработке наших
архивов. Само по себе это правильно. Историки должны этим заниматься.
По было бы в последней степени куриной близорукостью так
понимать связь теории и практики в области истории. Это значило бы
невероятно принизить науку, которую Маркс и Энгельс готовы были
считать «единственной» наукой... Запереть «всю идеологию» в архив
это значит перестать быть марксистом. Суть истории в том, как
неоднократно говорилось, что это самая политическая из всех наук, и ее
увязка теории с практикой заключается в том, что история должна
непосредственно и неустанно разъяснять массам происходящую
классовую борьбу, вскрывать корни иногда глубоко скрытых классовых
противоречий61.
В личном фонде Покровского сохранилась его
статья-набросок «О положении на историческом фронте», относящаяся к
1931 г., времени подготовки и проведения дискуссии на
«западном фронте». Трудно сказать, является статья (или, возможно,
это стенографическая запись выступления) предварительным
вариантом опубликованной статьи «О задачах марксистской
исторической науки...» (между текстами имеется очевидная
текстологическая связь) или она лишь краткий вариант (пересказ?)
опубликованного текста. Как бы то ни было, но в этой, условно
говоря, статье «О положении на историческом фронте»
Покровский упомянул Сталина, его речь на конференции
марксистов-аграрников (1929), однако на поставленный генсеком вопрос о
разрыве теории и практики он, как и в опубликованной статье, дал
ответы для исторического фронта свои - руководящие.
Директивы директивами, но не следует забывать, что
исторический фронт имел своего руководителя, Покровского,
который гораздо раньше Сталина сказал об этой острой проблеме.
Подчеркивание этого обстоятельства в тексте статьи (или записи
публичного выступления) - явный признак острого нежелания
Рождение научной конвенции
73
Покровского уступать кому бы то ни было, даже Сталину, своей
особой руководящей роли на «историческом фронте»:
Отчего же у нас произошел этот разрыв? Он произошел довольно
давно. Если кому-нибудь из вас попадется стенограмма моего
выступления о Марксе как историке по случаю 40-летней годовщины его смерти,
то вы там найдете кое-какие предостерегающие ноты на этот счет, ибо на
экономическом фронте, всегда определенно ощущается, люди уходят от
жизни в книжку, книжка становится сама но себе, а жизнь сама по
себе. Этот доклад был прочитан в 1923 г., т. е. 8 лет тому назад, тогда это
ощущалось определенно. Чем дальше, тем, к сожалению, это зло росло,
и оно разрослось, наконец, в дискуссию по поводу теории Рубина, затем
вскрылось на философской дискуссии и безусловно отразится на этой
дискуссии62.
М.Н. Покровский весьма четко и ясно определил причины
«разрыва» между теорией и практикой.
Первая - это «влияние чуждых людей, вышедших из
других партий».
Вторая неправильно понятая и дурно истолкованная
«обстановка НЭПа первого периода, восстановительного периода»63.
Изменился контекстуальный смысл в политике партии -
книжные идеи никак не совпадали с практикой
восстановительного периода (нэпа), который диктовал иную теорию для
обоснования построения социализма в одной отдельно взятой стране.
Но марксистская теория - это не теория вообще, а конкретное
оружие пролетариата, и оно используется в связи с текущей
политикой партии,
В чем заключалась неувязка теории с практикой на историческом
фронте? Она заключается, и я недаром подчеркиваю, что речь идет о
марксистской теории, с одной стороны, и о практике социалистического
строительства - с другой, вовсе не в том, что человек должен делать
какое-то практическое дело. Иногда так ставят дело, что вот, например,
пускай историки пойдут в архив, приведут все архивы в порядок и станут
выдавать документы - вот вам увязка теории с практикой. Само собой
разумеется, что если историки-коммунисты будут издавать документы,
необходимые для пролетариата, необходимые для самообороны
пролетариата против буржуазии, то, конечно, они в известной мере
осуществят связь теории и практики, но это один, очень небольшой уголок
задачи. Основная связь теории и практики заключается в увязке нашей
научной работы с борьбой, которую ведет пролетариат. Ведь как т. Ста-
74
Глава 1
лин ставил конкретно, что значит построить социализм в нашей стране?
Это значит собственными силами победить нашу буржуазию. Что такое
история? История, как это в свое время определили Маркс и Энгельс, -
это ключ, при помощи которого мы растолковываем всевозможные
идеологии, вскрываем их. История есть незаменимое оружие в
идеологической борьбе, а теперь вы согласитесь, что нельзя говорить, что идеология
существует только для резолюций... Таким образом, увязка теории и
практики есть увязка истории и исторической работы с политикой... Мы
должны обслуживать ту политику, которую ведет партия и коммунизм...
Энгельс интересовался историей Египта для того, чтобы построить
систему исторического материализма и этим бить буржуазтгую идеологию.
За какую бы задачу историческую мы ни принялись, мы должны,
прежде всего, ставить вопрос, играет ли это какую-нибудь роль в борьбе
пролетариата за его освобождение, поможет ли это рабочему классу в его
борьбе или нет64.
Вслед за статьей Покровского в этом же томе были
опубликованы «Тезисы фракции совета Общества
историков-марксистов. О задачах марксистской исторической науки в
реконструктивный период». В тезисах признавалось, что после резолюции,
принятой Обществом 19 марта 1930 г., о задачах исторической
науки и последней резолюции фракции совета Общества 6
февраля 1931 г. произошли серьезные события, изменившие
положение исторической науки.
В условиях действия новой «установки» решения,
принятые десять месяцев назад, не могли не оказаться устаревшими.
Что же устарело за столь короткий период?
XVI партийный съезд (июнь-июль 1930 г.), отметив
«полное единодушие в рядах партийной массы, колоссальный
энтузиазм», показал в своих решениях также перспективу
чрезвычайного обострения классовой борьбы. В этот момент в исторической
науке, как никогда прежде, стали говорить о том, что «с каждым
днем вырастает все более и более сплоченный вражеский фронт».
Все чаще приводились слова Ленина о том, что «беспристрастной
социальной науки не может быть в обществе, построенном на
классовой борьбе».
Этот крен в-сторону обоснования истории как
политической науки и был тем новым поворотом, который осуществляла
историческая наука в «реконструктивный период»,
обеспокоенная тем, что постройка фундамента социалистического хозяйства
«вызывает бешеную ярость» всех слоев, связанных с
пережитками капитализма60.
Рождение научной конвенции
75
Если историческая наука - политическая22*, то,
естественно, по мере приближения к марксистской истине возникают
трудности технического свойства: никто не может, не будучи
классиком, выразить истинный взгляд. На пути постижения
политического смысла истории обязан быть какой-то модератор,
который возьмет на себя функцию наблюдения за этим
приближением. Ведь извратить истину можно уже потому, что она,
нетронутая, скажем, в виде тезисов Ленина, сохраняет изначальные
свойства безупречности (невинности) до тех пор, пока кто-либо
не использует тезисы Ленина в своей деятельности: так
истинность теряет свои свойства, и модератор может и должен сказать
о возможных «извращениях» истинного смысла2,3*.
Кроме того, согласно Покровскому, марксистская истина не
функционирует сама но себе - она имеет свой обязательный
политический контекст, который определяет ее значимость здесь и
сейчас. Эпоха военного коммунизма содержала свои истинные
ленинские суждения, не выводимые за пределы этой эпохи, точно так же
и новая экономическая политика истинна в суждениях Ленина
* Л. Пионтковский в докладе «Великорусская буржуазная
историография последнего десятилетия», озвученном на секции
промышленного капитализма Института истории и Общества
историков-марксистов 10 октября 1930 г., в частности, заявлял: «Мы всегда говорим, что
история есть определенный вид идеологии, и мне хочется в настоящем
докладе поставить вопрос - каким образом, в каких формах определенная
политическая программа выражается в исторических работах. Я беру
историографию нашего последнего десятилетия и задаюсь вопросом,
какая политическая программа заключается в исторических сочинениях
буржуазных ученых, работавших в СССР в течение послеоктябрьского
периода» (ЛРАТ1. Ф. 1759. Он. 2. Д. 13. Л. 251; в данном архивном деле
пагинация чрезвычайно запутанна).
* В документах отражается стилистика эпохи. В тезисах
доклада П.В. Егорова на методсекции Общества историков-марксистов о
программах «но истории классовой борьбы, ВКП(б) и Коминтерна для
рабфаков, педтехникумов, техникумов и курсов по подготовке в вузы
(1930-31 уч. года)» читаем: «Рассматриваемые программы по истории
классовой борьбы, истории ВКП(б) и Коминтерна, имея ряд
достижений в построении и формулировках ряда вопросов и тем: а) извращают
марксистско-ленинские установки; б) не дают
большевистски-партийного освещения многих вопросов; в) оппортунистически извращают
историю и г) в извращении ряда тем страдают нечеткостью формулировок,
перерастающей в оппортунизм» (Там же. Д. 16. Л. 10).
76
Глава 1
только в контекстуальном смысле, а не в метафизическом. Если
кому-то придет на ум смешать эпохи и цитаты, то получится
извращение подлинного смысла. Модератор обязан следить за всеми, кто
использует контекстуальную природу высказываний классиков.
М.Н. Покровский писал: «Слова - подлинно ленинские, но
содержания ленинского в них не осталось ни капли, потому что
слова вырваны из контекста и потому что тщательно скрыты от
читателя другие слова Ленина, которые объясняют цитируемые
слова совсем в другом смысле»60.
Итак, связка теории и практики, согласно Покровскому,
заключается в том, что исторический анализ всегда направлен на
политическую современность, даже если это анализ истории
первобытного общества. Покровский не говорил об отставании
науки, но указывал на то, что нужно подтянуться на этом фронте:
«В борьбе с буржуазной историографией и с оппортунизмом и в
беспощадном разоблачении их и получается основная увязка
теории и практики на историческом фронте»67. Иными словами,
«история есть конкретное исследование конкретных
общественных вопросов. Па этом исследовании мы должны бить
противника, и это исследование мы должны ставить так, чтобы оно
отвечало нашим задачам. В этом самое главное - в увязке той
исторической работы, которую мы ведем, с борьбой
пролетариата против наемного рабства»68.
Покровский как модератор - это внушение того, что, хотя сам
он и ошибался, но никто, кроме него, не приблизился к истинному
учению так близко. «Ошибки» Покровского, которых он не
скрывал, - великолепный прием для управления теми, кто готов был с
ним не согласиться69. Позиция модератора здесь прозрачна: круг
идей определен ясно, и не возникает гнетущей неопределенности в
том, почему у кого-то в трудах возникло несоответствие истинному
учению. Покровский не случайно цитировал Ленина, который
рассматривал природу оппортунизма как особого вида
неопределенность («оппортунист но самой своей природе уклоняется всегда от
определенной и бесповоротной постановки вопроса»).
Сталин как модератор
Сталин как модератор - это внушение особого рода: все, что
казалось и кажется близким к истинному учению, может оказаться
неправильным при полной непредсказуемости. Никто уже не
может быть уверенным в правильности своих построений70.
Рождение научной конвенции
77
Тезис «отставание теории от практики» - это первый и
очень серьезный шаг генсека на пути к руководству
исторической наукой. Н.М. Лукин упомянул, что постановление
подчеркивает необходимость «выдвинуть на первый план разработку
конкретных узловых проблем, связанных с текущими задачами
партии... и с классовой борьбой мирового пролетариата на
данном этапе». «Текущие задачи» партии должны стать
непременными и для исторической науки - это понятно. Однако так и
было до сих пор.
Других объяснений нет, и нет уверенности, что Сталин
искренне верил в природу заявленного отставания теории. Но он
не мог не знать, что подобное отставание как принцип
относительного постижения марксистской истины во всей ее полноте
(а значит, во взаимосвязи теории и практики) заложен в
природу познавательной деятельности советского
ученого-гуманитария. Грех не воспользоваться этим принципом, чтобы внушить
любому ученику Покровского безотчетный и гнетущий страх,
что он знает не современную, а какую-то отставшую от
практики теорию. Практику (без объяснений, какую) знает Сталин,
генеральный секретарь партии большевиков, - таков источник
его поистине гипнотической силы в овладении исторической
наукой24*.
Н.М. Лукин в своей статье упомянул выступление Сталина
на Первой всесоюзной конференции работников
социалистической промышленности (1931), о котором сразу и не подумаешь,
что оно может послужить указанием для исторической науки.
Лукин явно хотел показать, что в отличие от других умеет
соединять теорию и практику.
24 Историческая наука сама себя, конечно, готовила к
восприятию любого высказывания как извращения. В докладе Егорова (см.
предыдущий текст) говорится с негодованием не просто о неточных
формулировках в программах иедтехникумов, рабфаков и т. д., но о потенции
искажения, об извращении смысла: «В программах содержится ряд
нечетких формулировок, которые подчас ведут к либерально-буржуазной
или оппортунистической трактовке вопросов» так например,
"пугачевщина как протест (?!) крестьянских масс против крепостного строя" (пр.
курсов), "экономика позднего средневековья" (пр. педтехн.); социальный
кризис XVII в. в России толкуется как смута (пр. рабф.); основные
положения Коминтерна, диктатуры пролетариата и советская власть
трактуются только как "очередные (?!) лозунги мирового
коммунистического движения" (пр. рабф.)» (АРЛН. Ф. 1759. Он. 2. Д. 16. Л. 12).
78
Глава 1
Выступление вождя партии перед работниками
социалистической промышленности состояло в том, чтобы призвать их
овладевать техникой. Лукин извлек из этого обращения не только
научный вывод, но и задачу борьбы с теми, кто не понимает
значимости для исторической науки выступления Сталина:
Проблема улучшения качества продукции, проблема овладения
техникой должна стать боевым лозунгом не только
коммунистов-хозяйственников, но и коммунистов - научных работников всего
идеологического фронта и в том числе - историков Запада. Казалось бы, что после
упомянутого выступления т. Сталина, после того как лозунг борьбы «за
овладение техникой» был выдвинут партией в качестве одной из
очередных и боевых задач, двух мнений по этому вопросу быть не может. Тем
не менее, некоторые из выступавших на дискуссии товарищей пытались
отмахнуться от проблемы качества нашей продукции и трактовать
вопреки прямым партийным директивам задачу овладения техникой
научно-исследовательской работы как нечто второстепенное. <...>
Подобного рода попытки должны быть так же осуждены, как и антипартийные
попытки ликвидировать историю как науку'1.
Между тем Сталин в своем выступлении не требовал
бороться за качество именно в исторической науке: Лукин
домыслил борьбу в русле сложившейся практики, а также в контексте
высказывания Сталина об «отставании теории» и развернул
собственную (воображаемую) кампанию по разоблачению тех, кто
был не согласен со Сталиным в его (домысленном Лукиным)
высказывании о совершенствовании техники в исторической
науке... хотя Сталин ничего об этом прямо и не говорил.
Контекстуальный смысл выступления Сталина (о
совершенствовании техники для производства) уже воспринимался как
текст метафизический, касавшийся всех областей деятельности
человека (совершенствование техники вообще -> для любой
сферы -> объективное требование). Метафизика побеждала контекст
и создавала условия для сталинизма - особой формы понимания
истинного как неизменного начала, по сути - религиозного.
Путь Сталина в историческую науку прокладывали
отчасти сами историки, мыслившие свою деятельность в контексте
директивного исполнения любой поставленной политической
задачи72. Сочетать теорию и практику - по Лукину (или по Иванову -
Петрову - Сидорову, неважно) - значит быть готовым любое
высказывание вождя сделать актуальным для себя вопреки даже
здравому смыслу.
Рождение научной конвенции
79
1930 год.
«Комиссия по национальному вопросу».
СМ. Диманштсйн
Еще до публикации статьи Сталина в журнале «Пролетарская
революция» в Комиссии по национальному вопросу при Комакаде-
мии 8 января 1930 г. с докладом «Сталин как теоретик
национального вопроса» выступил СМ. Диманштсйн.
Он говорил, что
Сталин является одним из основных работников большевизма в
национальном вопросе, наряду с Лениным, создавшим национальную
политику нашей партии. Само собой ясно, что т. Сталин вообще
является вождем ВКП, вождем Коминтерна, является руководителем всего
нашего движения... вторым (после Ленина. - Л. Ю.) большевиком,
работавшим по национальному вопросу'*5.
Считая себя учеником Сталина, Диманштейн назвал
брошюру «Марксизм и национальный вопрос», написанную в 1912 г.,
но опубликованную двумя годами позже, евангелием марксизма,
гениальным произведением. СМ. Диманштейн весьма
откровенно и щедро делился со слушателями своими знаниями о том, как
воспринимали сталинское учение о нациях, особенно по острым
вопросам, один из которых - отношение к евреям, другие
деятели партии. Сталинское определение нации было таковым, что
евреи не являлись нацией: у них не было своей государственной
территории, обшей экономической жизни.
Споры шли в такой форме. По существу Сталин прав, что
евреи не нация, так, как это ставили националистические теоретики. По
этому поводу не было споров, что тут Сталин неправ. По считалось,
что он неправ в том, что он говорит о евреях, как о нации, о евреях во
всемирном масштабе. Что евреев, как единой нации, нет - в этом с
ним соглашались. Соглашались также с тем, что нельзя взять за одни
скобки евреев, как нацию, скажем, евреев, говорящих на грузинском
или на татарском языке, евреев, которые ничего не имеют общего с
еврейской историей, с теми, которые живут в черте оседлости, скажем,
евреев, живущих в черте оседлости, с теми, которые живут в
Туркменистане, и т. д. В этом отношении считали, что Сталин прав в том, что
евреи не являются единой нацией. Но мы можем допустить мысль о
том, что если евреи в целом не являются единой нацией, то часть,
напр., живущая в черте оседлости, имеет право трактовать себя, как
80
Глава 1
нация. На этот вопрос Сталин не отвечает, этого вопроса он не
касается (Л. 7-7 об.).
С ощущением внутренней свободы Диманштейн
вспоминал о тех, кто выступал против тезисов Сталина по
национальному вопросу, Пятакове, Бухарине и Чичерине. Стилистика
выступления такова, что докладчик еще позволяет себе судить о
вожде партии без всякого страха допустить непоправимую
ошибку.
Характер доклада и его обсуждения показывает некоторую
двойственность положения: с одной стороны, еще действуют
прежние установки в восприятии Сталина как первого среди
равных, с другой стороны, уже определились новые установки -
переходные в понимании Сталина как человека, чьи слова обретают
метафизический смысл.
Прежние установки - это многократные утверждения Ди-
манштейна со ссылками на труды Сталина, что его мысли по
национальному вопросу в дореволюционный период (в частности, в
работе «Марксизм и национальный вопрос») имеют только
контекстуальную природу. Они истинны лишь потому, что
совпадают с задачами партии в данный момент существования партии и
ее борьбы с самодержавием. По они не имеют расширительного
значения, не являются истиной на все времена. Истина
раскрывается только в контексте того, что партия считает истинным
здесь и сейчас.
Диманштейн говорил:
Мы связывали нац. вопрос со всеми остальными вопросами
революции. И больше того, мы ставили всегда вопрос, что ни в коем
случае не можем исходить из абстрагирования, из отделения нац.
вопроса от всего того комплекса вопросов, которые тогда перед нами
стояли. Мы сказали, что нет и не может быть никогда каких-либо
общих решений нац. вопроса на все условия жизни, для всех моментов.
Это и есть заслуга Сталина в этой самой части, что он здесь сумел
лучше, чем кто бы то ни было, перейти к зтому вопросу тогда, чтобы
показать, что в разрешении нац. вопроса главную и основную роль
играет именно диалектика... <...> Он (Сталин. А. Ю.) говорит так: «Все
зто вопросы, решение которых зависит от конкретных исторических
условий, окружающих данную нацию». Это еще было в 1912 г. Дальше
он говорит: «Условия, как и все, меняются, и решение, правильное для
данного момента, может оказаться совершенно неправильно для
другого момента» (Л. 11-11 об.).
Рождение научной конвенции
81
Колебания Сталина в национальном вопросе докладчик
рассматривал как вполне оправданные в контексте изменений
политических. Нет и не может быть чего-то «навсегда» - жизнь
партии и внешняя ситуация меняют взгляды на одно и то же: вот что
такое «диалектика». Это «общее мнение» разделял и Сталин.
СМ. Диманштейн вспоминал:
Я хочу кончить тем, что Сталин говорил сам в своем выступлении
в Коминтерне по южно-славянскому вопросу и т. д., где он указывал
почти то же, что когда-то говорил уже в своей брошюре по
национальному вопросу, но применительно к новой обстановке. Он сказал так, что он
цитирует известные мысли из брошюры Сталина, написанной в период
демократической революции, и поскольку теперь он выступает в эпоху
мировой пролетарской революции, то они не могут иметь того же
значения, что и раньше... (Л. 29 об.).
Эта установка - рассматривать творческое наследие
Сталина в связи с контекстуальными основаниями политики партии -
существует потому, что еще не сложился культ вокруг его
суждений, превращавший разновременные высказывания вождя
мирового пролетариата в метафизическую (неизменную,
самодостаточную, вневременную) реальность.
Но дух нового времени коснулся если не самого доклада
Диманштейна, то уже точно его обсуждения. Новая установка
партии и Сталина услышана и воспринята, она захватывает все
больше места в привычном пространстве мыслительной
деятельности партийных руководителей. Новая установка - это
сталинский призыв поднять отстававшую теорию до уровня практики.
Первым в обсуждении выступил тов. Карпыч (инициалы
не указаны). Он напомнил о юбилее Сталина и отметил:
...недавно т. Сталин выступал в Ком. Академии по аграрной
политике в СССР и достаточно сильно там говорил о том, что у нас теория
отстает от практики, о том, как мы в практике переворачиваем всю
аграрную политику страны, переворачиваем все основы аграрного жития
страны, как много мы делаем в этом смысле и в то же время в теории мы
тащимся в хвосте у буржуазных теоретиков, мы много
мелкобуржуазного барахла берем, мы не создаем своих теоретических трудов,
соответствующих эпохе реконструкции (Л. 31).
Следующим выступил тов. Соловьев (инициалы не
указаны). Он обратил внимание на то, что Диманштейн говорил о кон-
82
Глава 1
текстуальной ограниченности высказываний Сталина; при таком
условии они не Moiyr считаться «руководящими указаниями».
Соловьев не согласился с Диманштейном и показал, что все
противоречия, которые обнаруживаются у Сталина по
национальному вопросу, на самом деле не являются таковыми и могут быть
поняты только диалектически как положения, друг без друга не
существующие. Это значит, что они имеют свою метафизику и
даже в меняющейся обстановке политического существования
партии большевиков сохраняют свойства руководящих указаний.
Тут можно задать себе вопрос: то, что в 1913 г. было высказано
т. Сталиным в его знаменитой работе «Марксизм и нац. вопрос», -
является ли это теми руководящими принципами, которые в настоящее
время положены в основание нашего советского федерализма? Ведь здесь
можно возразить, можно указать, что взгляды т. Сталина претерпели
некоторые изменения, что он отказался от известных положений и что
здесь опыт советского строительства внес нечто новое, не только в
смысле приспособления, но и изменения некоторых основных положений.
Ведь в 1917 г. в момент февральской революции т. Сталиным была
написана статья против федерализма, где он критиковал одного из
меньшевиков, который доказывал, что будущая Россия должна быть
построена на федералистских началах. Т. Сталин указывал, что мы не должны
идти но тому пути, по которому идет современная буржуазная Америка,
Швейцария или Германия, что для нас федерализм совершенно не
нужен, что мы в интересах развития пролетариата и развития
производительных сил должны стремиться к централизованному, но, подчеркивал
он, демократически-централизованному государству. В конце тов.
Сталин указывает, что мы должны стремиться к этому централизованному
государству, но в то же время признавая право наций на
самоопределение, признавая автономные области, предполагающие свободное
развитие народов. Л после, когда Сталин обобщил свои статьи, написанные в
эпоху революции, собранные в его сборнике «На путях к Октябрю», там
была помещена в виде предисловия небольшая статья, в которой
указывалось, что те взгляды, которые были до революции, претерпели
некоторые изменения и что мы в настоящее время становимся на путь
федерализма, на путь признания необходимости федералистского государства.
Является ли это изменением тех принципиальных положений, которые
были изложены т. Сталиным в его основной работе «Марксизм и нац.
вопрос»? Конечно, нет. Я думаю, что здесь именно диалектически
применяются те основные принципиальные положения, которые были
изложены в его основной работе, к той действительности, которую мы
переживали и переживаем после Октября (Л. 33-33 об.).
Рождение научной конвенции
83
Выступивший затем А.И. Ангаров противопоставил идеи
Н.И. Бухарина и идеи Сталина по... «национальному
государству». У Бухарина отношение к такому типу государства не было
актуализировано: он кратко, между прочим сообщил в работе
«Экономика переходного периода», что «товарный рынок
становится лишь действительно мировым, переставая быть
национальным». Государство он рассматривал исключительно через теорию
о классовой борьбе и никак иначе, допуская, правда, что любое
классовое государство способно эксплуатировать и общие
интересы народа.
Бухарин писал:
...не следует думать, что государство есть нечто, стоящее над
обществом и над классами. Никаких надклассовых элементов в обществе
не существует74.
Но, отмечал он,
как и всякая «надстройка», она не есть простой стеклянный
колпак, покрывающий экономическую жизнь, а активная сила,
действующая организация, всемерно укрепляющая тот производственный базис,
на котором она возникла70.
В 11-м томе «Ленинского сборника» была опубликована
критика этой работы Лениным, и Ангаров отметил, что
отрицание Бухариным национального государства в эпоху капитализма
проявление сто механистической философии в сравнении с
«диалектикой» тов. Сталина:
Тов. Бухарин в «Экономике переходного периода»
останавливался на национальном государстве в условиях капитализма. Он говорит,
что в империалистических условиях нет национальных государств, что
национальное государство есть развитие капиталистическое,
империалистического развития уже больше не существует. Ленин везде к этим
местам бухаринской «Экономики переходного периода» сделал замечание,
что это неверно, что национальное государство в условиях капитализма
существует и что есть даже такие государства, которые вновь
образуются, что нужно понять то конкретное сочетание империализма с вновь
образующимися национальными государствами... <...> Какой
методологией пользовался Бухарин, когда выдвигал это голое положение о том, что
национальное государство не может существовать в условиях
капитализма и тем самым стирал проблему борьбы колониальных, скажем,
84
Глава 1
государств, проблему борьбы внутри этих государств? На чем была
основана бухаринская методология? Она была механистическая. Он исходил
из своей общей установки на равновесие, установки на механистическое
такое сглаживание противоречий действительности и таким образом ему
представлялась одна сплошная голая картина капитализма, в котором
уже нет этих противоречий, какие имеются в предкапиталистической
стадии и в первоначальной стадии капиталистического развития. Каким
же образом к этому вопросу подходил Сталин? Сталин себя называет
учеником Ленина в национальном вопросе, и вот он прежде всего дал эту
марксистскую диалектическую методологию, потому что, если вы
обратитесь к его учению по национальному вопросу в условиях капитализма,
вы увидите, что Сталин исходит как раз из этой действительности,
потому что он берет реальное содержание и его подчеркивает/Г>.
А.И. Ангаров пошел дальше в сравнении двух вождей
партии - кабинетного теоретика, не знавшего действительности, и
практика. Он поставил неожиданно острый вопрос: откуда
берется воля нации? Оказывается, Бухарин, Ленин и Сталин отвечают
на него но-разному:
Бухарин считал, что в условиях пролетарской диктатуры
носителем воли нации может явиться только пролетариат, и с этой точки
зрения он смазывал те различия в культуре, в развитии, которые есть при
диктатуре пролетариата среди различных наций. Ленин но этому
поводу не соглашался с Бухариным и дал новую постановку. Он прямо
сказал, что носителем воли нации с точки зрения диалектика, марксиста,
материалиста мы должны будем считать не просто того, кого мы хотели
бы считать в своих интересах, с точки зрения своего исторического
классового развития, а должны взять настоящее развитие нации, посмотреть
на какой ступени развития она находится. Только в зависимости от
этого исторического развития ее мы можем определить, кто является
носителем воли нации. Я этим примером хочу показать, какая офомная
разница существует между методологией Бухарина и Сталина. С точки
зрения Бухарина мы имеем сплошную картину, в которой мы, может
быть, вычитаем революционные лозунги, но на самом деле здесь
стираются все противоречия действительности и мы можем натолкнуться на
такие моменты, на такие прорывы, которые могут повести нас к очень
большим затруднениям, к смазыванию по существу национальной
проблемы. Так это и случилось в спорах, которые велись на VIII съезде.
Если же разобраться в ленинской формулировке, которая идет, так сказать,
в ногу и по одной линии со сталинским выступлением там, то, с точки
зрения этой формулировки, мы имеем, товарищи, огромное теоретическое
Рождение научной конвенции
85
достижение, а именно с этой точки зрения для нас становится ясным
понятие, скажем, народного суверенитета, понятие известной, огромной
правдивости, этого народного суверенитета, когда буржуазия подавляла
этот народный суверенитет (Л. 37).
Ни к чему особенно оригинальному Ангаров, конечно, не
пришел. В конце концов он сформулировал, что «Ленин и
Сталин выдвигают идею классового суверенитета». Но сказано это
было для того, чтобы показать, что отношение между теорией и
практикой не означает бездумной верности книжным истинам, а
свидетельствует о познании реальной действительности, о ее
неисчерпаемости и даже непредсказуемости:
...наша марксистская теория всегда для практики, но в то же
время наша теория является наиболее глубокой, потому что все это сама
жизнь, сама действительность, потому что из самой действительности
он (Сталин. - А, Ю.) берет ту борьбу противоречий, которая там есть
(Л. 37 об.).
Иными словами, вопрос о том, кто выражает волю нации,
остался без ясного ответа, в области неопределенности, и какая
формула будет выведена из этой неопределенности, должна
решить «практика» Сталина.
«Национальный вопрос»:
соперничество авторитетов
В томе 3 (25) журнала «Историк-марксист» за 1932 г. была
опубликована статья М. Редина «М.Н. Покровский как историк
колониальной и внешней политики самодержавия», а в следующем
(сдвоенном) томе 4/5 вышла статья Е. Драбкиной «Гегемония
пролетариата в буржуазно-демократической революции в связи с
программой большевизма по национальному вопросу». Сходство
обсуждаемых проблем бросается в глаза, но удивляет то, что эти
статьи написаны так, будто между ними пролегает целая
историческая эпоха...
Уже в первом абзаце статьи Редина выражается тревога за
посмертную судьбу учения М.Н. Покровского:
Тема, которой посвящена эта статья, имеет не только
«академическое» значение. Она связана с борьбой за (курсив мой. - А Ю.) М.Н. По-
86
Глава 1
кровского как за большевистского руководителя
марксистско-ленинского исторического фронта. М.Н. Покровский - первый
большевик-историк, пытавшийся вслед за Лениным и по его стопам создать
марксистскую историю России. Но он не только исследователь исторического
процесса. Сам М.Н. - крупная историческая фигура, вокруг которой и
при его жизни, и после его смерти идет борьба на историческом фронте,
ибо М.Н. был (и сейчас является) объектом нападения всех буржуазных
историков, особенно тех, кто, прикрываясь марксистской фразеологией
(под флагом борьбы «внутри марксизма»), направлял свой удар против
Покровского, чтобы в его лице атаковать марксизм77.
М. Редин назвал в числе главных врагов Покровского
буржуазных историков, а также украинских националистов типа
Яворского. Однако после смерти Покровского ни буржуазных
историков, ни Яворского уже не было. Редин не договаривал до
конца, рассчитывая, что и так все понятно. Мы не можем
проникнуть в глубь этих переживаний: для нас существенно
зафиксировать саму обеспокоенность научно-политической судьбой
наследия Покровского. Своеобразную поддержку автору выразил и
журнал:
Редакция, помещая статью т. Редина, считает, что ею далеко не
исчерпан вопрос о значении работы М.Н. Покровского как историка
колониальной и внешней политики самодержавия. В последующих
книжках журнала этому вопросу будут посвящены другие статьи, в которых,
в частности, будет учтена последняя работа М.Н., опубликованная в
«Историке-марксисте» Х° 1 -2 за текущий год (С. 37).
М. Редин назвал Покровского «прямым продолжателем
Ленина». Труды историка, по его мнению, дают «блестящий
образец того, как марксистское исследование в области истории на
каждом этапе развития пролетарской борьбы тесно связывалось с
нею, выполняя те задачи, которые на данном этапе эта борьба
выдвигала» (С. 39, 43).
Этот общий тезис автор статьи раскрывал применительно к
научно-политической биографии Покровского. В
дореволюционный период «перед российским пролетариатом первой задачей на
пути к социалистической революции стояло свержение
самодержавия. Для защиты этого самодержавия сплотились крупнейшие
представители не только феодально-помещичьей, но и
буржуазной исторической науки» (С. 39). Острие работ Покровского в
этот период было направлено
Рождение научной конвенции
87
...одновременно против политических противников весьма
различной окраски. Прежде всего оно было направлено против царской,
монархической, дворянской и буржуазной историографии, орудия
классовой борьбы буржуазии, славившей русский царизм как
защитника порядка и культуры; затем против ликвидаторов внутри РСДРП,
доказывающих, что царизм уже превратился в буржуазную монархию
и что грялушая буржуазная революция в России - это миф; и наконец
против тех меньшевистских теорий, которые утверждали, что русская
буржуазия в русской буржуазной революции сыграет руководящую
революционную роль. Покровский вслед за Лениным показал, что
союз русской буржуазии и дворянства - это союз, державшийся на
колониальном угнетении малых народностей, что политика русского
самодержавия - это политика феодального царизма, стремящегося
заключить и удержать союз с крупной промышленной и торговой
буржуазией (С. 44-45).
Октябрьская революция выдвинула перед пролетариатом
новые задачи. И теперь труды Покровского в области внешней и
колониальной политики «сосредоточивались на тех основных
проблемах, которые вставали перед коммунистической партией в
ее борьбе». Редин в мнштнранной деятельности Покровского
остановился на трех основных моментах:
1) на борьбе против троцкизма, которую развернул М.Н. на
историческом материале, 2) на его борьбе против великодержавничества и
3) на его борьбе против военной опасности (С. 45).
Для Редина существенно, что Покровский строил свою
деятельность - и организационно-научную и исследовательскую -
в строгом соответствии с партийной установкой,
сформулированной Сталиным на XVI партийном съезде.
Национальный вопрос пока исчерпывается борьбой с
«великодержавным уклоном». Редин не знал других сталинских
работ по проблемам национальностей или, по крайней мере, не
использовал их; он также не сослался на резолюцию X съезда
партии.
Пока единодушие полное: и Сталин в отчетном докладе на
XVI на съезде партии говорил о главной опасности в лице
великорусского национализма, и Покровский, не подстраиваясь ни
под кого, заявлял, что великорусский шовинизм есть опасность
даже большая, чем о ней думают некоторые представители
нацменьшинств. Так, на Всесоюзной конференции историков-марк-
88
Глава 1
систов в ответ на утверждения Махарадзе о положительном
характере отношений Грузии и России он говорил:
Еще раз повторяю, я считаю, что т. Махарадзе относится к нам,
русским, слишком снисходительно. В прошлом мы, русские, - я
великоросс самый чистокровный, какой только может быть, - в прошлом мы,
русские, величайшие грабители, каких только можно себе представить
(С. 50).
Одной из основных позиций национализма как
великодержавного, так и местного, писал Редин, является тезис об
«извечности наций, о том, что национальные различия присущи
человечеству как таковому» (С. 52). Различие только в том, что
украинские националисты утверждают извечность своей нации, а
русские - своей. Именно в борьбе с тезисом об извечности наций
выступил Покровский, который показал, что нации не было в
древности, она - продукт капиталистического развития.
Однако, продолжал свою мысль Редин, «процесс
консолидации русской нации Покровский, в отличие от великодержавни-
ков типа Кавелина, считает как представитель марксо-ленинской
науки не основным стержнем, не основной осью исторического
процесса, а лишь той формой, в которой происходит процесс
"возникновения, развития и упадка общественно-экономических
формаций..." (Ленин)» (С. 53).
Признание нации стержнем исторического процесса
означало бы для Покровского одновременно и признание всей
дореволюционной науки, которая в той или иной мере пыталась
обосновать национальное развитие страны. Редин уловил, что вопрос
о нации - очень непростой для Покровского. Ведь некоторые
украинские коллеги уже пытались обвинить его в приверженности
к великодержавной историографии. Сказать об этапах
складывания в историческом процессе нации, тем более русской, значило
бы окончательно запутаться в оправданиях, что ты не великодер-
жавник «типа Кавелина». Вот почему Покровский - и на это
обратил внимание Редин - «одним из первых в СССР выдвигает
требование замены старой истории России историей народов
СССР». Редин не уточнил, где и когда это было сказано.
Еще в августе 1928 г. в информационном письме «О созыве
Всесоюзной конференции историков-марксистов», подписанном
председателем совета Общества, сообщалось, что на предстоящей
конференции будет работать секция «История России». Па
конференции, открывшейся 28 декабря 1928 г., эта секция называлась
Рождение научной конвенции
89
уже иначе - «История народов СССР». Покровский
прокомментировал это изменение так: «От одной из устаревших рубрик нас
избавил коммунистический стыд. Мы поняли - чуть-чуть
поздно, - что термин "русская история" есть контрреволюционный
термин, одного издания с трехцветным флагом и "единой
неделимой"»78.
М. Редин продолжал:
Покровский показывает, что нация - это историческая
категория, появляющаяся на определенной ступени исторического
развития, и сама национальная борьба является одной из форм борьбы
классовой. В борьбе против великодержавничества Покровский
беспощадно раскрывает великодержавный характер господства русской
национальности в дореволюционной России, показывает
великодержавный смысл сведения истории народов СССР к истории России,
замалчивания великого революционного прошлого всех угнетенных
царизмом народностей. По всем этим вопросам Покровский
выступает как активный боец большевистской армии, борющейся на два
фронта, как выполпитель заданий штаба социалистической стройки --
ленинского ЦК79.
Другими словами, проблематика нации как исторической
категории заменяется проблематикой классового содержания
истории. Национальное вливается в классовое и в нем
растворяется - во всяком случае так происходит в русской истории.
Иная схема разрушила бы теоретическое построение
марксистской науки того времени. Покровский табуировал целую
область знания об этапах развития нации, особенно русской.
Обратим внимание на предпосылку объяснения
национального вопроса Покровским в понимании Редина. С чем не
может согласиться историк-марксист? С утверждением Милюкова,
что «русская государственная организация сложилась раньше,
чем мог ее создать процесс... внутреннего роста сам по себе»80.
Иначе говоря, с тем, что было некое отставание элементов
внутреннего «роста» (если иметь в виду терминологию Милюкова) от
потребности защитить себя, не имея оных элементов.
Однако эта же мысль - об отставании экономического
развития страны (национального, т. е. буржуазного) от
политических задач ее обороны - выражена в работах Сталина, и
прежде всего в резолюции X съезда партии (возможно, не без влияния
того же Милюкова). В резолюции съезда (напомню)
отмечалось:
90
Глава 1
...между техМ как интересы обороны от нашествия турок, монголов
и других народов Востока требовали незамедлительного образования
централизованных государств, способных удержать напор нашествия...
Решения X съезда партии (1921) принимались под
воздействием науки своего времени, когда борьба с идеями Милюкова
не была столь актуальна, как впоследствии.
М.В. Нечкина в 1927 г. написала интересную работу
«Наука русской истории за 10 лет». В ней она попыталась
проанализировать историографическую ситуацию развития науки после
1917 г. Первые пять лет она охарактеризовала как пропавшие
для науки: «...послереволюционное изучение русской истории
далеко не насчитывает десяти лет. Годы голода и Гражданской
войны в сущности наполовину сократили этот срок. В первые
четыре года и даже пять лет революции научная работа над
изучением русской истории велась урывками»81. Она же обратила
внимание на то, что М.Н. Покровский впервые дал
марксистскую «постановку проблем русской историографии» только в
1923 г. в книге «Борьба классов и русская историческая
литература»82.
М. Редин, как и многие другие историки, еще не осознавая
необходимости рассматривать труды Сталина по национальному
вопросу как основополагающие, относился к утверждению
Милюкова с заранее готовой схемой неприятия любого разговора на
тему о влиянии внешнего (оборонного) фактора на становление
государственной власти в России:
Изображение российского самодержавия как органа
национальной самообороны против внешней опасности становится тем сильнее и
тем ярче, занимает тем больше места в аргументации буржуазных
историков, чем шире развертывается национально-освободительная борьба,
чем настоятельней становится для русской буржуазии потребность
укрепить свое колониальное господство над угнетенными народностями
империи. Именно поэтому гораздо большую роль этот мотив играет в
работах Ключевского, и не кто другой, как Покровский, показал с
предельной ясностью, в чем и как Ключевский заострил и углубил
великодержавную установку Соловьева. Но, может быть, наибольшей остроты
достигает эта националистическая, великодержавная фальсификация
исторического процесса в работах того историка России, которому
пришлось выражать политические интересы буржуазии в новую эпоху, в
эпоху империализма... единственным началом, объединяющим сугубо
эклектические позиции Милюкова в области методологии, является
Рождение научной конвенции
91
утверждение роли русского самодержавия как защитника нации от
опасности, грозившей ей со стороны восточных хищников .
Логика обвинения Редина такова: Милюков потому
говорил о защите от внешней опасности, что сам был выразителем и
защитником русского самодержавия в наступлении «на
колониальные и полуколониальные народности с целью укрепления
эксплуататорского господства помещика и капиталиста»84. В этом,
считал Редин, и заключалась апология самодержавия. Однако
если почти то же самое говорил Сталин85, то об апологии чего
свидетельствовали его слова? Этот вопрос едва ли мог возникнуть не
только в силу недостаточного знания Рединым сталинских работ
но национальному вопросу, но и потому, что горизонт
жизненного мира ограждает от несвоевременных сомнений.
Вспомним ответ Сталина Алыпову и Цветкову:
У меня говорится лишь о том, что процесс образования
централизованных государств на востоке Европы ввиду необходимости обороны
шел быстрее процесса складывания людей в нации, ввиду чего и
образовались здесь многонациональные государства раньше ликвидации
феодализма.
Даже принимая во внимание, что Сталин отличал вопрос о
происхождении русского самодержавия от вопроса об
образовании централизованных государств на востоке Европы, нельзя не
увидеть, что Сталин не меньше, чем Милюков, который, но
мнению Редина, выражал интересы империалистической буржуазии,
углубился в проблематику оборончества для объяснения
некоторых особенностей исторического пути России.
По мысли Редина, апология самодержавия была мишенью
в основной концепции Покровского как историка:
Вместо всех буржуазных сказок о защитительном,
оборонительном характере борьбы российского самодержавия М.Н. Покровский в
длинном ряде своих статей эпохи реакции показывает истинный
характер последовательно грабительской и насильнической колониальной и
национальной политики российского самодержавия (С. 41 42).
Концепция Покровского закладывала в свое глубинное
основание мнение о тесном союзе «между феодальным обществом и
государством, с одной стороны, и буржуазией, с другой». Редин
отмечал:
92
Глава 1
Создание феодального общества, одновременно являющееся
почвой для роста крупного буржуазного центра, - такова диалектика
истории, недоступная всем оппортунистам и ликвидаторам и тщегно
прикрываемая великодержавной российской историографией (С. 45).
Однако согласно такой логике Сталин оппортунист и
ликвидатор, потому что он считал, что в эпоху Московского
царства и на фоне острой потребности во внешней защите
государства не сложились еще буржуазные отношения.
Очевидно, что именно на пути преодоления пока еще не
замечаемых расхождений в интерпретациях «национального
вопроса» и будет складываться дальнейшая судьба исторической
науки, изучавшей образование Московского государства.
Не видя некоторых потенциальных противоречий между
взглядами Покровского и Сталина, Редин тем не менее
рассматривал деятельность Покровского уже в новом контексте, который
озвучил генеральный секретарь партии, говоря о теории и
практике большевизма. Труды Покровского по истории колониальной и
внешней политики самодержавия, как и другие его работы, Редин
представил как почти идеальное сочетание теории и практики25*.
Он писал:
...взгляды и работы Покровского, при всех его частичных
ошибках, были и остаются одной из составных частей той болыпевистской
«передовой теории», которая «освещает дорогу» революционной
практике (С. 59).
2о* М. Редин отмечал отдельные ошибки М.Н. Покровского,
которые нисколько не меняли марксистского содержания его работ:
«Здесь должны мы отметить еще одну ошибочную позицию М.Н. - в
вопросе о внешней и колониальной политике. Именно рассмотрение
им самодержавия как диктатуры торгового капитала и отсюда внешней
политики как политики, направленной преимущественно в интересах
торгового капитала. Эта позиция, затушевывавшая основное
ленинское положение о феодальном характере российского самодержавия
(положение, полностью применявшееся Покровским и, как мы видели,
разработанное им в ряде вопросов), несомненно являлась временным
отклонением Покровского от ленинского анализа русского
самодержавия. По эти ошибки были свойственны Покровскому лишь на
некоторых этапах работы и не помешали ему дать правильный исторический
анализ внешней политики самодержавия как политики грабежа
колоний и "инородцев"» (С. 49).
Рождение научной конвенции
93
Статья Е. Драбкиной «О гегемонии пролетариата в
буржуазно-демократической революции в связи с программой
большевизма по национальному вопросу» интересна прежде всего тем,
что в ней вообще отсутствует всякое, даже малейшее, упоминание
имени Покровского, хотя раньше некоторые сюжеты никогда не
обходились без ссылки на него. Поразителен сам факт, что
можно написать программную статью об истории национального
вопроса, не упомянув основоположника исторической науки. Прав
был Редин, утверждавший, что в науке идет борьба именно «за»
Покровского, за то, чтобы он по-прежнему считался главой
исторической науки.
Кто же стал для Драбкиной новой путеводной звездой?
Помимо «привычного» Ленина другим авторитетом в познании
национального вопроса назван Сталин: это особенно важно на фоне
неупоминавшегося Покровского. В тексте статьи образуется
устойчивая пара: Ленин и Сталин вместе либо разрабатывают то
или иное учение, либо воюют против идейных отщепенцев:
Перед пролетариатом, классовая борьба которого с 90-х годов
сделалась осью революционного движения в России, с повелительной
необходимостью вставала задача выработать свою программу в
национальном вопросе, дающую такое его решение, которое наиболее
соответствует интересам борьбы пролетариата за социализм. Этой программой
была большевистская постановка национального вопроса,
выработанная в своих основных чертах тогда же, когда создавалось все идейное
оружие большевизма, прошедшая в революции 1905 г. великую
историческую проверку и получившая в работах Ленина и Сталина свое
глубокое теоретическое обоснование86.
Однако, несмотря на подобную переориентацию, основной
смысл национального вопроса по-прежнему сводился к тезису,
хорошо известному Сталину, как и раньше Покровскому, о том,
что главный враг партии и советского государства - это
великодержавный национализм. Здесь Драбкина недалеко ушла от
позиции Редина. (Она, кстати, тоже не упоминает решения X
съезда партии по национальному вопросу.) Драбкина цитировала в
основном работу «Вопросы ленинизма», в которой генеральный
секретарь писал о том, что «немыслимо воспитание рабочего
класса господствующих наций в духе действительного
интернационализма»8'.
Смысл национального вопроса сводился автором статьи к
тому, о чем уже не раз писал в научной прессе Покровский. Ниче-
94
Глава 1
го лового - только без упоминания имени Покровского: это и
есть новость.
Е. Драбкина писала:
Основной упор в работе коммунистов угнетающей нации должен
быть сделан на борьбу за признание права наций на самоопределение,
на свободное отделение, - против великодержавного шовинизма.
Иначе должны ставить свою воспитательную работу коммунисты
угнетенных наций. Их основная задача - борьба против местного шовинизма.
Основная опасность, которая стоит перед ними и перед пролетариатом
угнетенных наций, заключается в обволакивании буржуазным
национализмом, в подчинении классовой борьбы пролетариата
националистическим целям местной буржуазии. Поэтому коммунисты угнетенных
наций должны выдвигать такие лозунги борьбы, которые делали бы
невозможным уклонение рабочего движения на путь национализма88.
М. Редин не упоминал письмо Сталина, опубликованное в
журнале «Пролетарская революция», и всего два-три раза
ссылался на партийный авторитет генсека. Е. Драбкина приводила
обильную цитату из грозного письма вождя партии и явно
воспринимала другие его выступления и работы уже не только как
мнение партийного авторитета, но и как научного.
Разумеется, из этого наблюдения не следует, что
Покровского перестали упоминать вообще - отнюдь. Но тенденция
такова, что уже можно было написать и опубликовать статью по теме,
которой увлеченно занимался Покровский, и при этом не
упомянуть его имени. Свято место пусто не бывает, и на место одного
«прямого продолжателя Ленина» постепенно выдвигался другой:
он уже воспринимался исключительно как живой классик
марксизма. Не делающий ошибок и потому безупречный.
Книга П.О. Горина о Покровском:
прославление или отступление?
В 1933 г. в Минске в типографии Белорусской академии наук был
отпечатан трехтысячный тираж сборника П.О. Горина «М.Н.
Покровский - большевик-историк (Сборник статей о М.Н.
Покровском). С приложением неопубликованных писем М.Н.
Покровского». Во вступлении к книге автор предупреждал читателей,
как это сделал в свое время и М. Редин, что «исторические
концепции М.Н. Покровского... противники пытаются обезвредить
Рождение научной конвенции
95
путем сознательного извращения»89. Эту книгу историографы
называли и до сих пор называют безудержной апологией М.Н.
Покровского, отмечая, что автор неумеренно восхвалял своего
учителя. Но так ли это?
П.О. Горин во вступлении подчеркнул, что «встречающиеся в
статьях, написанных в разнос время, некоторые повторения мною
не устранены, так как каждая статья представляет самостоятельную
тему» (С. 5). Запомним это: не устранены те повторы, которые
возникли из-за того, что статьи были написаны в разное время.
Первый материал сборника («М.Н. Покровский -
большевик-историк») - это стенограмма доклада, прочитанного
Гориным 25 апреля 1932 г. на совместном заседании ЦК КП(б)Б, ЦИК
БССР, СИК Белоруссии, Белорусской академии наук, Нарком-
ироса, научных, рабочих и общественных организаций,
посвященном памяти М.Н. Покровского.
П.О. Горин называет своего учителя «величайшим».
Вместе с тем автор вдруг вспоминает, что Покровский в личном
разговоре с ним восхищался Сталиным:
М.Н. Покровский всегда призывал к большевистской
бдительности, необходимости внимательно следить за изменением тактики наших
классовых врагов и разоблачать их стремление протащить свои
реакционные установки под «левой» фразой. Не случайно, видимо, М.Н.
Покровский в подробном разговоре со мной о положении на историческом
фронте выражал восхищение статьей т. Сталина «О некоторых вопросах
истории большевизма», в которой т. Сталин вскрыл современные
формы борьбы наших врагов - контрабандой протащить свои установки.
М.Н. особенно восхищался выражением т. Сталина - «контрабанда
троцкизма», которая метко вскрывает современную тактику
контрреволюционного троцкизма... <...> Для нас сейчас особенно необходима
постоянная большевистская бдительность и сугубое внимание к вопросам
теоретического участка. Огромное значение письма т. Сталина в
редакцию «Пролетарской революции» М.Н. видел также в том, что тов.
Сталин своим письмом заострил внимание партийных организаций на роли
исторических наук (С. 22-23).
Очевидно, что Горин уже переориентировался на другой
авторитет - Сталина и теперь роль учителя в науке рассматривал
в контексте того, что сказал вождь партии о соотношении теории
и практики (С. 11).
М.Н. Покровский включен в сталинский контекст: ученик
хвалит учителя за малейшую связь с рождавшейся в историчес-
96
Глава 1
кой науке эпохой26*. Тяжело больной Покровский что-то сказал о
сталинской статье (проверить невозможно), и это высказывание
Горин рассматривает как важнейшее дело последних дней его
жизни. Он обильно цитирует одну из последних прижизненных
публикаций Покровского «Задачи марксистской исторической
науки в реконструктивный период» и отмечает существенность
этой работы в контексте того, насколько она «по существу
воспроизводит постоянное напоминание тов. Сталина о
необходимости нашей большевистской бдительности». Однако
Покровский вообще не упоминал в этих тезисах Сталина!
Стенограмма доклада Горина фиксирует ситуацию, когда
Сталин и Покровский начинают рассматриваться
равновеликими фигурами исторической науки, но поскольку это наука
политическая, то преимущество на стороне того, кто осуществляет
политическую практику:
Я думаю, письмо тов. Сталина и работы Покровского особенное
значение приобретают и в наших условиях в Белоруссии, где за
последнее время нередко весьма активно проявляются рецидивы бундовства,
троцкизма и национал-демократизма (С. 24).
В сноске к статье «М.Н. Покровский как историк первой
русской революции» Горин указал, что это его «переработанная
статья о М.Н. Покровском, как историке первой русской
революции, помещенная в "Историке-марксисте" № 9». Возникает
естественный вопрос: как именно статья была им переработана?
Были добавлены критические рассуждения о противниках
научных построений Покровского, прежде всего о Ем.
Ярославском и его учениках, а также положительные оценки работ
Сталина, которых не было в первой публикации статьи. Не будем
касаться критики оппонентов, посмотрим, что писал Горин о
Сталине. Для него существенно назвать Сталина в ряду
классиков марксизма: «В настоящей статье мы хотели бы только
отметить, что лозунг "рабочего правительства" в трактовке Л.
Троцкого ничего общего не имеет с учением Маркса, Ленина и Сталина
о диктатуре пролетариата» (С. 33). Покровский не сам создал
26* Следует иметь в виду и то, что М.Н. Покровский, по отзыву
Н.А. Рожкова, заслуживал прозвища «Василий Шуйский» из-за своей
изворотливости и умения приспосабливаться к окружавшей среде (Ар-
тизов АЛ. М.Н. Покровский: финал карьеры успех или поражение? //
Отечественная история. 1998. № 1. С. 85).
Рождение научной конвенции
97
советскую историческую науку, являясь «прямым продолжателем
Ленина», просто ему удалось воплотить в своих работах по
изучению 1917 г. «учение Ленина и Сталина о перерастании буржуазно-
демократической революции в социалистическую» (С. 36).
Упоминает Горин и все немногочисленные ссылки
Покровского на Сталина, особенно в работе «1905 год», опубликованной
в первом номере журнала «Большевик» за 1931 г., превращая эти
ссылки в нечто большее - в особую концептуальную
приверженность Сталину:
Вскрыв далее меньшевистскую суть троцкизма, маскирующегося
революционной фразой, М.Н. Покровский приводит цитату т. Сталина,
что «"ошибка русских" "перманентников" состояла не только в
недооценке роли крестьянства, но и в недооценке сил и способностей
пролетариата повести за собой крестьянство, в неверии в идею гегемонии
пролетариата». Он также напоминает правильность выступлений т. Сталина
против Зиновьева, который пытался вопрос о крестьянстве сделать
основным вопросом большевизма. На это Зиновьев получил достойный
ответ со стороны т. Сталина, что «Ленин не был бы величайшим
пролетарским идеологом, каким он несомненно является», он был бы простым
«крестьянским философом», каким его нередко рисуют заграничные
литературные обыватели, если бы он вел разработку крестьянского
вопроса не на базе теории и тактики диктатуры пролетариата, а помимо этой
базы, вне этой базы (И. Сталин. «Об оппозиции», стр. 238) (С. 39-40).
Статья «Предпосылки Октябрьской революции в
трактовке М.Н. Покровского» (Пролетарская революция. 1928. № 10)
тоже переработана в духе времени:
М.Н. Покровский вскрывает упрощенчество схемы об
одновременности во всем мире «чистой» социалистической революции,
показывая, что она покоится на полном непонимании учения Ленина и
Сталина о законе неравномерного развития капитализма (С. 78-79).
В последней статье сборника - «Светлой памяти дорогого
учителя» - содержатся некоторые воспоминания. И вновь о Сталине:
Я всячески старался рассеять его настроение, хотя о смерти М.Н.
говорил спокойно, высказывая только сожаление, что не сбылись мечты
его лучшего друга И.И. Стенанова-Скворцова, надеявшегося, что они
оба доживут до того времени, когда человеческие знания убьют смерть.
Вскоре М.Н. перешел к разговору о положении на историческом фронте.
98
Глава 1
Из его разговора я вынес впечатление, что М.Н. очень внимательно
следит за событиями. М.Н. довольно подробно излагал мне оценку
положения на историческом фронте и давал меткие характеристики ряда наших
работников, что меня крайне поразило исключительно глубокое знание
людей, возможное только при той поразительной наблюдательности,
которой отличался М.Н.
Говоря о предстоящей борьбе с вылазками реакционной
мелкобуржуазной историографии, М.Н. довольно оптимистично смотрел
вперед. М.Н. с исключительным вниманием отнесся к статье т. Сталина «О
некоторых вопросах истории большевизма», рассматривая ее как
крупнейший документ нашей эпохи, открывающий новую эру в развитии
марксистской исторической науки. Основное значение письма т.
Сталина М.Н. видел в заострении внимания партии к вопросам
революционной теории и значения исторических наук, которые имеют огромное
значение в борьбе за большевистскую революционную теорию. Кроме
того, М.Н. восхищался меткой фразой т. Сталина контрабанда
троцкизма, - которая в полной мере определяет современную тактику
нашего классового врага... (С. 92-93).
Как видно, Горин под предлогом того, что статьи написаны в
разное время, дважды упомянул один и тот же сюжет о том, в каком
восторге Покровский был от статьи Сталина в журнале
«Пролетарская революция»...
1934-1935 годы
«Многонациональное» государство
в новой интерпретации
Первый номер журнала «Проблемы истории
докапиталистических обществ» за 1934 г. представлял неординарную для того
времени теоретическую статью М.М. Цвибака «Марксизм-ленинизм
о возникновении восточноевропейских многонациональных
государств». Впервые все основные работы Сталина по
национальному вопросу оказались введенными в научный оборот. Были
преданы гласности такие научные объяснения, которые существенно
отличались от типичных объяснений школы М.Н. Покровского27*.
27* В тезисах доклада «Проблема украинского исторического
процесса и украинская историография», относящихся к началу 30-х годов,
Рождение научной конвенции
99
ММ. Цвибак не был готов к прямой полемике с
установками Покровского. Однако полемика неявная, острая и доступная
пониманию посвященных людей, несомненно, состоялась. В
самом начале статьи автор ушел от прямого идейного столкновения
через признание того, что
работы М.Н. Покровского известны каждому, изучающему
историю, поэтому всего меньше имеет смысл сейчас повторять установки
М.Н. в области критики взглядов Троцкого, Слеикова и всех, кто
выступал в этом вопросе с защитой антиленинских теорий. Нас будет поэтому
интересовать лишь одна проблема, которой было уделено внимание в
меньшей степени в нашей литературе, хотя она и имеет немаловажное
значение. Настоящая статья имеет целью ответить на вопрос, как в
марксистско-ленинской литературе ставится проблема о связи
происхождения самодержавия в восточноевропейских странах с процессом
складывания наций и образования «много-» или «междунациональных»
государств, как их называет т. Сталин90.
Источник для размышлений о русской истории -- труды
Маркса и Энгел1>са, посвященные Германии «эпохи разложения
феодализма и генезиса капитализма». В Германии, как и в России,
долгое время сохранялись крепостнические феодальные
отношения и при этом существовала «прусская монархическая легенда».
Ее сторонником был Ф. Лассаль. Суть легенды «заключалась в
том, что прусская монархия объявлялась носительницей
буржуазного прогресса. Это та же идея, что и у русских меньшевиков, у
Плеханова и у Троцкого, которые считали русское правительство
созидателем государства в целях обороны или основателем
капиталистической промышленности» (С. 54). Острым критиком Лас-
саля был Ф. Меринг:
Меринг в своей книге «Легенда о Лессинге» вел борьбу против
лассальянской исторической традиции, так же как у нас М.Н.
Покровский -■ против троцкистской (С. 54).
историограф НЛ. Рубинштейн высказал не только свое, но и
общепринятое объяснение понятий «державность» и «нация» в школе
Покровского: «Правовому производному понятию державности и лишенному
исторического содержания понятию нации марксизм противопоставляет
органическое понятие общества в его социальной структуре и
экономической обусловленности, для которого национальное единство служит
подосновой» (РГБ. ЫИОР. Ф. 521. Картон 12. Д. 1. Л. 1 об.).
100
Глава 1
Это сопоставление - блестящий ход полемиста: теперь и
несогласие Энгельса с Мерингом зеркально свидетельствовало о
несогласии его с Покровским. Цвибак подчеркивал, что Энгельс
не считал теоретические положения Меринга «неверными, он
только видел главное не в том, что выдвигал Меринг» (С. 54).
Что же это «главное» в объяснении развития капитализма
в XVI в.?
ММ. Цвибак пересказал концептуальные позиции
Меринга так, что они не могли не вызывать прямых ассоциаций с
трудами Покровского. Главное у Меринга состояло в переменах
торговых путей, в развитии мировой торговли. Покровский же
объяснял ход феодальной концентрации «передвижкой мировых
торговых путей»91.
Ф. Энгельс думал иначе: главное - это связь экономики и
процесса единения страны. Вот в чем не совпадали Меринг и
Энгельс, но, если продолжить уже заявленную логику Цвибака,
точно так же не совпадали Энгельс и Покровский:
В то время как Меринг говорит только о перемене торговых
путей, Энгельс выдвигает вперед вопрос о связи между экономикой
XVI в. и проблемой объединения Германии в единое национальное
государство52.
М.М. Цвибак так определял отношение Энгельса к идее
национального государства: «во французском масштабе» - это
глубоко прогрессивное явление, оно заключается в создании
французской нации, национального государства. Это свидетельство
перехода от феодализма к капитализму. Особенность же
восточноевропейского развития заключалась в отсутствии у наиболее
сильных германских государств - Австрии и Пруссии -
национально- германского характера.
Процесс созидания нации здесь подменялся созданием такого
государства, в котором немцы возглавляли, порабощая, а тем самым и
сохраняя феодальные отношения, другие народности, не имевшие еще сил
для самостоятельного национального развития (С. 56).
Ф. Меринг не увидел процесса складывания людей в нации -
«совершенно иначе подходят к этому вопросу классики
марксизма-ленинизма»: такое противопоставление еще более усиливало
мотив несогласия с Покровским. Ведь он, как и Меринг, был
увлечен критикой теорий о надклассовой природе государства, не
Рождение научной конвенции
101
замечая другого «главного»: национальное государство - это не
чья-то выдумка, а реальность исторического процесса.
Какова же эта реальность? Цвибак писал:
Тов. Сталин в статьях 1913 г. в «Просвещении», изданных
отдельной книжкой под названием «Национальный вопрос и марксизм»,
подчеркивает «своеобразный способ образования государств» в восточной
Европе. Примеры этого способа образования государств т. Сталин видит
в России и Австро-Венгрии, подчеркивая, что этот способ «мог иметь
место лишь в условиях не ликвидированного еще феодализма, в
условиях слабо развитого капитализма, когда оттертые на задний план
национальности не успели еще консолидироваться экономически в целостные
нации». Французский «масштаб» Энгельса дает в зародышевой форме
развернутую т. Сталиным теорию о двух способах образования
национальных государств (С. 56).
М.М. Цвибак считал - и для него это было важно, - что
идея о закономерностях развития национального государства
(«французский масштаб») впервые была высказана отнюдь не
Энгельсом (в письме Ф. Мсрингу 1893 г.), а Марксом еще в
1856 г.:
В истории феодального общества Маркс признает важными те
процессы, которые способствуют скорейшему переходу его в высшую
формацию. Национальное государство возникает в условиях разложения
феодализма, уже как категория нарождающегося буржуазного
общества. Поэтому Маркс с особым интересом относится к истории той
феодальной страны, которая показала классический пример образования
нации и национального государства (С. 57).
Серьезным поворотом следует считать обращение Цвибака
к таким работам Ленина, в которых, по его мнению,
обосновывалось положение, что самодержавие не представляло собой
интересы исключительно только господствовавших классов (С. 60).
Иначе говоря, «марксистско-ленинский взгляд на самодержавие
состоит вовсе не в том, чтобы провозгласить и самодержавие
органом прямого господства помещичьего класса. Владимир
Ильич критикует тех, кто этого не понимал. В статье "О дипломатии
Троцкого и об одной платформе партийцев" В.И. пишет:
"Классовый характер царской монархии нисколько не устраняет
громадной независимости и самостоятельности царской власти и
"бюрократии" от Николая II до любого урядника"» (С. 71).
102
Глава 1
По Цвибаку в ленинской статье «Карикатура на
большевизм» определяется политический смысл отзовизма в отрицании
факта «громадной независимости и самостоятельности царской
власти».
Очевидно, что подобные рассуждения о самостоятельности
и относительной независимости самодержавия, хотя прямо и не
противоречили теоретическим установкам Покровского и его
учеников, допускавших относительную независимость надстройки от
базиса, но содержали в себе новую возможность для научного
объяснения. Идея об относительной независимости самодержавия -
это поворотный и неизбежный момент самоопределения науки в
условиях, когда при более глубоком усвоении сталинских текстов
в привычное научное пространство, заполненное инвективами в
адрес национальной модели исторического развития, надо было
вместить новый концепт национального государства.
В статье Цвибака весьма отчетливо озвучена мысль
Маркса о неисторичности подхода, согласно которому тысячелетняя
история России являлась единым процессом:
Смешивать военно-феодальные колониальные тенденции,
толкающие Россию XIX в. к борьбе за Константинополь, с борьбой за тот же
Константинополь Олегов, Игорей, Святославов никак нельзя.
Завоеватели IX X вв. постоянно передвигаются на юг, их центр сначала в
Новгороде, лотом в Киеве... <...> Это движение варва{х>в против
Константинополя столь же прогрессивно, как и разрушение ими Западной
Римской империи (С. 62).
О военно-феодальных колониальных тенденциях писали
многие, и прежде всего Покровский. Не открывая имени
оппонента или оппонентов, Цвибак вполне определенно имел в виду
не абстрактных авторов и не абстрактную науку, а ее реальное и
современное лицо. Идея о не-единстве исторического процесса, о
возможностях исторического прогресса при переходе от одной
формации к другой открывала новые объяснительные
возможности, а в перспективе и новые общие договоренности в
исторической науке.
Однако Цвибак не позволил себе развивать эту мысль
дальше. Он остановился, констатируя наличие двух путей развития
государств. Прогрессивный путь, если консолидация
феодального государства происходит на почве, способствующей
«возникновению национального государства», национального рынка,
капиталистической промышленности, - это «французский масштаб».
Рождение научной конвенции
103
И другое дело, когда происходит «объединение государства,
укрепляющее феодальный строй на основе подчинения многих
народностей, противостоящее капитализму» - такое объединение
не является прогрессивным. Это «русский масштаб»
(аналогичный «прусскому»), который строится по принципу тюрьмы
народов:
Реакционность Востока объясняется господством реакционных
способов эксплуатации, силой господствующих классов, относительной
слабостью революционных классов. Эти сила и слабость - выражение
общеисторических условий, условий всемирно-исторического развития,
а не присущая тому или иному народу, той или иной стране черта (С. 65).
Значит, образование единого государства в условиях
России процесс не прогрессивный, а реакционный, потому что
сохранялись крепостнические порядки, феодальная основа
экономики. Цвибак использовал высказывания Маркса, чтобы
доказать, что подобная ситуация определялась монгольским
владычеством:
В системе монгольского государства политика господствующего
класса была направлена к сохранению феодальных отношений в самых
реакционных, варварских, не изживших еще рабовладельческие
отношения формах феодальной эксплуатации (С. 66).
Объединительный процесс на Руси, проводимый русскими
князьями, не был «противопоставлением процесса национального
оформления системе монголо-татарского феодального гнета».
Маркс совершенно прав, отмечал Цвибак, что Иван III «не
противостоит монгольскому государству, а в отличие от своего предка,
стремившегося только войти в систему татарского государства,
овладевает этой системой и возглавляет ее. Тот факт, что во главе
государственного объединения России становится Москва, Марксу
не представляется прогрессивным». Отсюда и московское
покорение Новгорода Маркс рассматривал как явление реакционное.
Итак, национальное государство - факт мировой истории,
факт прогресса во «французском масштабе». Вне столбовой
дороги исторического прогресса, согласно Марксу, оказались Германия
и Россия: «...в условиях разложения феодализма в Германии не
развилось централизованного национального государства».
Вместе с тем «Маркс никак не может признать прогрессивным и
процесс образования Российской империи, создавшей только консо-
104
Глава 1
лилацию крепостническо-феодального режима и оплот
общемировой реакции в конце XVIII и в XIX веке» (С. 68).
Здесь позволим себе остановиться на важнейшем моменте
различения, который затем будет напоминать о себе на всем
протяжении споров о сущности национального государства. Между
Германией и Россией, отнесенных Марксом к непрогрессивным
странам в сравнении с «французским масштабом», имеется
большое различие: в Германии в силу замедленного разложения
феодализма действительно не было централизованного
национального государства, а в России единое государство было создано.
Какое же оно? Вне исторического прогресса - понятно, вне
«французского масштаба» - тоже понятно, но как быть с
бесспорным фактом объединения русских земель в единое государство?
Государство возникает и существует без необходимых
национальных экономических предпосылок, без явной трансформации
феодальных отношений в буржуазные (в Германии по этим
причинам государство как раз и не возникает). Какова же
закономерность этого явления? Или русский путь уникален?
М.М. Цвибак отмечал:
Маркс и Энгельс отличают развитие государственного
объединения Пруссии и России от французского развития, в котором они видят
прогрессивный путь развития нации. В их представлении выяснение
особенностей исторического развития восточной Европы в XVI-XVIII вв.
теснейшим образом связано с проблемой образований
«многонациональных» государств. Они дают ту теорию, которую в дальнейшем
развили и углубили Ленин и Сталин (С. 69).
Итак, выход из положения - обоснование теории развития
многонациональных государств на востоке Европы.
Что сделал В.И. Ленин? Он «дал очень рано, еще в 1894
году, свое объяснение процесса образования государственного
объединения России. Нисколько не противореча тому, что
государственная власть принадлежала феодалам - дворянам-крепостникам,
самый процесс объединения прежде разъединенных феодальных
княжеств русских и нерусских, независимо от воли
господствующего феодального класса, превращался в процесс роста торговых,
буржуазных связей» (С. 72).
Значит, объективная закономерность образования
национального государства не отменяется, она просто существует вне
зависимости от людей, прокладывает себе дорогу помимо
желаний людей в процессе «роста торговых, буржуазных связей».
Рождение научной конвенции
105
Но интересно, что рост национальных связей (казалось бы,
объективный, если принимать мысль Ленина) происходил «на
основе подчинения других, нерусских народов, в условиях роста
обмена, которым руководил купец, осуществлялся в условиях
консолидации феодально-крепостнического государства» (С. 72).
Внимание Цвибака сосредоточено на работах Сталина: в
них на самые трудные вопросы вождь партии дает
исчерпывающие ответы:
В работе, написанной в 1912 году, напечатанной сначала в
журнале «Просвещение» в 1913 году и отдельной книжкой в 1914 году,
И.В. Сталин характеризует две формы консолидации наций. «Процесс
ликвидации феодализма и развития капитализма является в то же время
процессом складывания людей в нации». Так было в западной Европе,
народы западной Европы «сложились в нации при победоносном
шествии торжествующего над феодальной раздробленностью капитализма».
Нации сложились в самостоятельные государства. Так же, как и Маркс
и Энгельс, говорившие о «французском масштабе», т. Сталин считает
этот процесс прогрессивным, подчеркивая, что параллельный этому
процессу, типичному для западной Европы, в восточной Европе процесс
образования национальных государств пошел иначе. Тов. Сталин
пишет: «Несколько иначе происходит дело в восточной Европе. В то время
как на Западе нации развились в государства, на Востоке сложились
междунациональные государства, состоящие из нескольких
национальностей». Тов. Сталин подчеркивает феодальный характер этой
особенности, выразившийся в том, что междунациональные государства были
связаны с «не ликвидированным еще феодализмом», что стержнем, их
создающим, была «дворянская бюрократия» (С. 72-73).
Однако главный вопрос - о факторе, который приводил
механизм образования государства в действие. Отсутствие
экономической необходимости единения в виде национального рынка
и объединение страны помимо этого рынка могли нарушить
общую логику развития мировой истории через
общественно-экономические формации.
Сталин указывал на то, что в восточноевропейских странах
«процесс образования централизованного государства
происходит ранее образования нации, до ликвидации феодализма».
Фактором, ускорившим создание государства не на
капиталистической основе, до ликвидации феодализма, стал фактор обороны -
тот самый, с которым так яростно боролись сторонники
Покровского и сам основоположник марксистской исторической науки.
106
Глава 1
М.М Цвибак писал:
Таким образом, условия войны на Востоке Европы были
ускорителем образования здесь государственных централизованных
объединений. Централизованное объединение многонационального типа,
образовавшееся в XVI-XVH вв., как это было в Московском государстве, было
наследником того чисто феодального объединения, которое создало
татарское завоевание. Оборона от этого завоевания превратила его из
феодального государства татар в многонациональное государство с русской
дворянской бюрократией во главе, подчиняющее себе множество
народов, и татар в том числе (С. 73).
Согласно Цвибаку, едва ли не первому давшему
всестороннюю интерпретацию работ Сталина, сущность Московского
государства, возникшего на феодальной основе, определялась научным
понятием «централизованное объединение многонационального
типа», ставшим наследником другого и подобного же
объединения - татарского. Произошла своеобразная трансляция
объединений: из татарского - в русское. Но трансляция сложная: из одного
выделилось другое, и в борьбе с первоначальным объединением
стало возможным создать новое объединение. Весьма заметное
желание Цвибака не называть объединение «многонационального
типа» национальным государством понятно: Сталин указал на то, что
возникло это объединение до развития буржуазных рыночных
связей, до экономического вызревания объединения, наконец, до
процесса оформления нации.
Сильнейший удар по концепции Покровского - признание
великорусского народа объединителем разных национальностей.
Эта роль русских постулировалась Сталиным: «В России роль
объединителя национальностей взяли на себя великороссы,
имевшие во главе сложившуюся сильную организованную
дворянскую бюрократию. Так происходило на Востоке. Этот
своеобразный способ образования государств мог иметь место лишь в
условиях слабо развитого капитализма...» (С. 73).
В сдвоенном 18/19 томе журнала «Историк-марксист» в
1930 г. была опубликована статья М.Н. Покровского
«Возникновение Московского* государства и "великорусская народность"»,
ставшая знаменитой: на нее без конца ссылались, когда речь
заходила об образовании Московского государства. Историк сразу же
показал, с чем он не согласен. Даже термин «великорусская
народность» он взял в кавычки: «Что Московское государство XVI века
было политическим объединением великорусского племени -
Рождение научной конвенции
107
это общее место нашей буржуазной исторической литературы
последнего, перед торжеством марксизма, периода»93.
Теория эта не нова, считан Покровский. Ее
родоначальником был К.Д. Кавелин. Покровский по старой своей привычке
разоблачал буржуазную науку... с ее же помощью:
...а кто такие эти «великорусы»? Ссылаясь на исследования
серьезных, хотя и буржуазных исследователей, он обнаружил, что
никаких великорусов не было вообще - на этой территории проживали
финские племена, автохтоны: «Финны не только были когда-то на
территории будущей Великороссии - они там и остались, и нельзя даже
говорить об их "обрусении" как одностороннем процессе: они в
достаточной степени финнизировали своих поработителей.
Исчерпывающий материал на этот счет на основании географической
номенклатуры дает акад. Любавский»9'*.
Вывод статьи - в духе борьбы с великодержавным
национализмом:
Уже Московское великое княжество, не только Московское
царство, было «тюрьмою народов». Великороссия построена на костях
«инородцев», и едва ли последние много утешены тем, что в жилах
великорусов течет 80% их крови. Только окончательное свержение великорусского
гнета той силой, которая боролась и борется со всем и всяческим
угнетением, могло послужить некоторой расплатой ;$а все страдания, которые
причинил им этот гнет9'\
В личном фонде М.Н. Покровского сохранились краткие
тезисы его выступления под названием «Великодержавный
шовинизм и мелкобуржуазный национализм в русской
историографии» (1930). В этих тезисах историк отличил шовинизм и
национализм как понятия в истории науки:
Понимая под «национальностью» государственную
национальность, русские историки дореволюционной поры не имели никаких
побуждений культивировать великорусский национализм в собственном
смысле этого слова. Этот национализм попадается у нас на всем
протяжении последних столетий, как бытовое явление (немцеедство, францу-
зоедство, антисемитизм и т. д.), но больше в художественной, чем в
национально-исторической литературе; теоретического отражения он себе
не находит: теоретики русского национализма Данилевский, Конст.
Леонтьев и т. д. - это теоретики опять-таки лишь государственного на-
108
Глава 1
ционализма, а не племенного. Лишь на почве настроений, созданных в
среде мелкой буржуазии империалистической войной и революцией,
появляются у нас ростки подлинного мелкобуржуазного национализма
(Чернов)96.
Иными словами, буржуазные историки, культивируя
национальное государство, видели русскую историю как историю
государства везде, в том числе и в колониях Российской империи.
Так понимал великодержавный шовинизм Покровский28*.
Но буржуазные историки не культивировали племенного
национал изма (на бытовом уровне вполне естественного) - они
ничего не писали о том, что великороссы, как народ, лучше или
хуже другого народа... В этих тезисах Покровский поставил перед
историками новую задачу - бороться с мелкобуржуазным
национализмом в условиях, когда бытовой национализм разрастался и
становился опасным явлением в обществе:
Гораздо меньше сделали русские историки-марксисты в борьбе с
мелкобуржуазным национализмом в русской историографии.
Объяснением этому может служить то обстоятельство, что соответствующие
течения здесь были гораздо менее политически влиятельны, чем среди
других народов Союза: в то время как на Украине, в Закавказье и в
последнее время в Белоруссии возникали крупные националистические
контрреволюционные организации, «Союз великорусов»,
действовавший в начале гражданской войны, мало кому известен даже по имени.
Но объяснение факта не устраняет самого факта: с великорусским
мелкобуржуазным национализмом борьбы никакой не ведется нашими
историками, а в своих бытовых формах (антисемитизм и т. д.) он очень
опасен. Историки-марксисты всех стран Союза, а русские в
особенности, должны обратить самое серьезное внимание на этот участок своего
фронта, борясь, в частности, с великорусским мелкобуржуазным
шовинизмом Fie менее настойчиво и беспощадно, чем с другими
националистическими идеологиями. В то же время они не должны останавливаться
и на первых, хотя бы удачных, опытах разоблачения великодержавного
шовинизма97.
28* xVf.II Покровский подчеркивал, что шовинизм
военно-феодальной монархии в национальном отношении был искусственным
явлением, «как австрийский "патриотизм", языком которого стал немецкий
диалект города Вены. В этом отличие шовинизма "русского" дворянства от
французского или английского шовинизма, имеющего под собою
определенную национальную базу» (АРАП. Ф. 1759. Оп. 1. Д. 323).
Рождение научной конвенции
109
Конечно, Цвибак не мог обойти вопрос о том, насколько
позиция Сталина совместима с позицией Покровского. Цвибак
самостоятельно усложнил схему Сталина, чтобы приблизить ее к
схеме Покровского, и написал от себя то, чего нет в сталинском
тексте:
Классовый характер войн, разворачивающийся в восточной
Европе в целях обороны своей страны как сферы эксплуатации от покушений
на ее захват со стороны эксплуататорских классов других народов
(курсив мой. - А. Ю.), показан т. Сталиным в цитированной выше выдержке
из статьи «Национальный вопрос и марксизм», где говорится, что во
главе централизованного восточноевропейского государства России
стоит «сильная и организованная дворянская бюрократия»98.
Однако «в цитированной выдержке» (да и во всей работе)
ничего не говорится о том, что шла борьба «от покушений на ее
захват со стороны эксплуататорских классов других народов»,
также ничего не сказано и о «классовом характере войн». Цвибак
осознавал, что фактор обороны хотя бы вне формальной связи с
историей классовой борьбы представляет собой только повтор
установок буржуазной исторической науки. Защитить такой
тезис как марксистский было невозможно в условиях, когда еще
никто не забыл гигантской работы Покровского и его учеников
но разоблачению подобного взгляда в буржуазной науке.
М.М. Цвибак писал:
Такая установка, трактующая оборону, с одной стороны, как
ускоритель образования государственного объединения, а с другой ■■
видящая в государственном объединении антагонистическую широким
народным массам задачу политического и экономического угнетения
эксплуатируемых масс своего и подчиненных народов, коренным
образом противоположна плехановско-троцкистской трактовке обороны.
Для Плеханова и Троцкого оборона связана с идеей государства как
органа общего блага. Они выхолащивают классовое, антагонистическое
содержание в историческом процессе... Плеханов и Троцкий идут вслед
за буржуазной наукой в вопросе о русских войнах. В их представлении
царская власть осуществляла в известный период прогрессивную роль,
обеспечивала общенародные интересы, развивала производительные
силы. Резким ударом против российского издания лассалевской
«прусской монархической легенды» является данная т. Сталиным
характеристика войн царской России. В речи на конференции работников
социалистической промышленности в 1931 г. т. Сталин говорил: «История
110
Глава 1
старой России состояла между прочим в том, что ее непрерывно били за
отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били
шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские
капиталисты. Били японские бароны». Если мы оставим в стороне анг-
ло-французов и японцев, войны с которыми относятся к
капиталистической эпохе, перед нами встанут столкновения русских крепостников с
турецкими, польско-литовскими и шведскими феодалами, войны с
которыми составляют содержание войн эпохи XV1-XVIII веков. Начиная
с XVI в., на территории восточной Европы идет процесс борьбы русских,
польских, турецких, шведских и германских военно-феодальных
элементов, ведущих за собой местные торгово-буржуазные элементы, за то,
кому из них возглавить образование между национальных империй в
восточной части Европы".
Обратим внимание на систему допущений Цвибака при
трактовке трудов Сталина: она была направлена на то, чтобы
непротиворечиво объяснить новые цитаты в сочетании с
привычным знанием исторической науки. Допущение того, что Сталин
говорил именно о классовом характере войн и о классовом
содержании борьбы «от покушений» со стороны иноземных классов на
господство над своей территорией, дополняется тем, что Россию
всегда били... за отсталость. Цвибака не смутил тот факт, что
Россию именно били, хотя при образовании многонационального
объединения во главе с дворянской бюрократией нужно отстоять
эксплуататорское право на эксплуатацию своей территории. Где
же логика?
М.М. Цвибак и здесь наготове:
Россия, битая за отсталость, в свою очередь била других, более
отсталых или отстававших от нее, так как была в сравнении с этими
странами только «относительно отсталой». Территориальные захваты,
грабеж укрепляли российское самодержавие и крепостничество. При таких
условиях консолидация объединенного российского государства,
порабощающего крестьян своей и других народностей, могла противостоять
капитализму100.
От Цвибака потребовалось, или Цвибак потребовал сам от
себя, согласовать высказывания Сталина с тем, чтобы они не
противоречили уже состоявшемуся марксистскому опыту
исторической науки.
Автору статьи удалось достичь некоторой определенности
в изучении национального вопроса. Стало очевидным, что идея
Рождение научной конвенции
111
национального государства никак не противоречит марксизму.
Национальное государство во «французском масштабе» - это
исторический прогресс, это развитие капитализма на руинах
феодализма, это оформление нации, создающей государство для себя.
Нация и государство в этом контексте - понятия очень близкие,
если не сказать тождественные.
Но главный вывод такой: «национальное государство» не
может появиться на востоке Европы. Здесь создаются
многонациональные государства, которые нельзя рассматривать как
государства национальные, потому что они формируются не на
экономической основе капитализма, а на особом сочетании
внешне- и внутриполитических факторов. Такие государства не
идут путем исторического прогресса, они реакционны по своей
сущности.
Хотя Цвибак и обосновал необходимость употребления
понятия «национальное государство» применительно к
мировой истории, одновременно он же доказывал, с отсылками к
Марксу, невозможность его применения к Руси периода
образования единого государства. Избежать противоречий в
согласовании высказываний классиков, и прежде всего Сталина, ему не
удалось.
Объединение страны возглавил великорусский народ, не
ставший еще нацией, не созревший до капитализма, - это прямое
высказывание Сталина. Одновременно создание государства
осуществлялось, согласно интерпретации Цвибака, в классовых
интересах дворянской бюрократии, защищавшей свое право
господствовать в борьбе с инородными эксплуататорами (о чем
Сталин не писал). В чьих же интересах возникало государство,
если оборона от внешних нашествий требовала сознательной
борьбы не только за свои «эксплуататорские» привилегии? В
интересах нации, которой не было? В интересах русского народа?
Но тогда вместе с усвоением научных трудов Сталина и при
более адекватном их прочтении оказывался нрав... В.О.
Ключевский с теорией «народного государства», и вся критика его
теории со стороны марксистской науки эпохи Покровского разом
теряла всякий смысл.
Основные идеи Сталина по национальному вопросу были
высказаны до того, как началась борьба с «националистической
буржуазной историографией». Включение сталинских работ в
контекст исторической науки означало смену конвенций, и
парадоксальным образом такая перемена возвращала к жизни работы
дореволюционных историков, мысли и идеи которых во многом
112
Глава 1
перекликались с суждениями генерального секретаря партии
большевиков, особенно когда речь заходила о значении
внешнеполитического фактора - фактора обороны страны в судьбе
самой страны.
Постановление партии и правительства
от 15 мая 1934 года:
исторический фон
Циркулярное письмо Наркомата просвещения от 30 июля 1930 г.,
в котором говорилось о создании нестабильных учебников с
изменяющимся содержанием, было подвергнуто резкой критике в
постановлении ЦК ВКП(б) от 12 февраля 1933 г. «Об учебниках
для начальных и средних школ»101.
5 марта 1934 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о
преподавании гражданской истории. 20 марта заведующий
отделом культуры и пропаганды ЦК ВКИ(б) А.И. Стецкий и нарком
просвещения Л.С. Бубнов получили задание подготовить
предложения о научных коллективах для написания школьных
учебников29*. 29 марта Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило авторские
коллективы.
Почти в то же время, 27 марта 1934 г., в стенах Института
истории Коммунистической академии выступил Л.И. Ломакин с
докладом «История СССР». Он обратился к аудитории с речью,
в которой уже содержались отсылки на позицию Сталина об
историческом образовании - до опубликования знаменитого
постановления партии и правительства от 15 мая 1934 г.:
29* 20 марта 1934 г. состоялось заседание Политбюро ЦК
партии, на которое были вызваны некоторые историки. С.А. Пионтков-
ский, один из приглашенных ученых, записал (23 марта), о чем шла
речь на этой встрече. Сталин, согласно записи Пионтковского,
говорил: «...история должна быть историей. Нужны учебники древнего
мира, средних веков, нового времени, история СССР, история
колониальных и угнетенных народов. Бубнов сказал, может быть, не СССР, а
история народов России. Сталин говорит нет, история СССР,
русский народ в прошлом собирал другие народы, к такому же
собирательству он приступил и сейчас. Дальше, между прочим, он сказал,
что схема Покровского не марксистская схема, и вся беда пошла от
времен влияния Покровского...» (Цит. по: Литвин А. Без права на
мысль. С. 56 57).
Рождение научной конвенции
113
Что же касается тов. Сталина, его отношения к этому делу, то мне
хотелось только сообщить еще, если некоторые товарищи этого не знали,
что в последнее время т. Сталин со всей резкостью поставил вопрос о
необходимости изменения постановки преподавания истории,
исторических знаний в нашей школе. Дело заключалось прежде всего в том, что
надо добиться, чтобы само это преподавание исторических знаний
действительно обеспечивало бы овладение конкретным историческим
знанием, т. е., выражаясь словами Ленина, чтобы люди знали факты,
чтобы не было верхоглядства, чтобы история не подменялась социологией,
чтобы были подготовлены кадры людей, обладающих определенным
историческим образованием, чтобы они не представляли из себя каких-то
схематиков, у которых история укладывается в ущерб живой
исторической ткани в мертвые нежизненные схемы. Повторяю, что указания т.
Сталина не ограничиваются тем, что необходимо коренным образом
упорядочить, улучшить преподавание в нашей школе, причем обеспечение
изучения конкретной истории. Но эти же указания вместе с тем касались
и необходимости уделения особого внимания делу изучения истории в
нашей стране, примерно в тех основных курсах истории, исторических
курсах, которые определяют собой, если хотите, генеральную программу
изучения истории в наших школах; и это определяет не только
программы изучения, но и программы научной нашей работы, причем были
намечены следующие основные разделы: древняя история, история
средневековья, новая история и история нашей страны история СССР. Это не
значит, конечно, что в этом изучении истории нашей страны, истории,
СССР в нашей школе дело будет ограничено только изучением истории
советской страны, т. е. послеоктябрьской истории нашей страны. Нет,
задача изучения сводится также и к тому, чтобы охватить дооктябрьскую
историю нашей страны, историю классовой борьбы в дооктябрьской
царской России. Но это будет являться своего рода предысторией нашей
102
страны, входя как основная часть в изучение истории нашей страны .
Как видно, Ломакин хорошо знал о тех указаниях партии
(возможно, даже устных), которые получили историки для
написания школьных учебников103.
16 мая 1934 г. в центральных газетах было опубликовано
Постановление СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании
гражданской истории в школах СССР». В документе
утверждалось, что преподавание истории в школах СССР поставлено
неудовлетворительно:
Вместо преподавания гражданской истории в живо
занимательной форме, с изложением важнейших событий и фактов в их хронологи-
114
Глава 1
ческой последовательности, с характеристикой исторических деятелей -
учащимся преподносят абстрактное определение
общественно-экономических формаций, подменяя таким образом связное изложение
гражданской истории отвлеченными социологическими схемами.
Решающим условием прочного усвоения учащимися курса истории является
соблюдение историко-хронологической последовательности в
изложении исторических событий с обязательным закреплением в памяти
учащихся важных исторических явлений, исторических деятелей,
хронологических дат...
Ничего не говорится о М.Н. Покровском. По крайней мере
прямо. Однако те, кто входил в круг его учеников, сотрудников,
коллег, слова из постановления партии и правительства не могли
не опознавать как полемические, направленные непосредственно
против суждений самого авторитетного историка и главного
деятеля на фронте исторического образования, правда, уже в
истекшем времени. Во введении к учебнику «История СССР» 1941 г.
(под редакцией В.И. Пичеты, М.Н. Тихомирова, А.В. Шестакова)
было написано, что в постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР
от 16 мая 1934 г. указывалось: «главным недостатком старых
учебников, и в том числе учебника Покровского», является
обилие антимарксистских ошибок.
Авторы допустили очевидную неточность из-за того, что,
видимо, и тогда, в 1934 г., они «читали» это постановление с
полным пониманием того, что его авторы хотели сказать, но прямо не
сказали. Осталась в памяти подразумеваемая, но не прямая
критика Покровского.
В 1927 г. Покровский писал в брошюре «Историзм и
современность в программах школ II ступени»:
Почему у нас история попала в такое грустное положение, в
котором она находится сейчас, в котором, вернее, она должна находиться,
ибо контрабандою история все-таки преподается в нашей школе второй
ступени? Беру программы, как они есть. В этих программах истории
мало. В чем причина? В том, что эта история, которая преподавалась в
средней школе в старое время, естественным образом должна была
вызвать против себя жесточайшую реакцию. Эта история отличалась тем,
что в ней не было никакой истории. Это факт, это не фраза, это факт
несомненный. Заучивались чисто индивидуальные поступки людей,
которые по большей части этих поступков никогда не совершали. С
благоговением упоминалось о Наказе императрицы Екатерины II и о гуманных
идеях императрицы. А между тем здесь этот знаменитый «наказ» есть
Рождение научной конвенции
115
жалкая компиляция из произведений западноевропейских
публицистов, где Екатерине принадлежат только ошибки.» <...> Таким образом,
все эти подвиги заштемпелеваны целым рядом хронологических дат,
которые неукоснительно спрашивали у учащихся. Эти хронологические
даты также не имеют ничего общего ни с какой действительностью...
<...> Вот точно так же и в истории - кого-то нужно выселить оттуда,
выселить излишние персонажи, которые теперь совершенно не нужны. Так
что, конечно, целым рядом этих исторических персонажей придется
пожертвовать, но наиболее махровые, колоритные останутся, но останутся
в надлежащем освещении. Таким образом, это не будет история без
образов, без личностей, это будет история без длинных рядов
хронологических таблиц, это будет история живая, это будет история,
наполненная жизнью, настоящей, подлинной, наполненная борьбой, ибо жизнь
есть борьба...104
Очевидно, что уподобленная жизни борьба - это классовая
борьба, другую бы Покровский не признал как жизненную.
Марксистская социология была для него настоящей жизнью,
подлинной историей. Еще в 1925 г. была опубликована его
брошюра «Марксизм в школе», в которой Покровский отмечал:
Марксистская теория не представляет собою чего-либо
отвлеченного и доступного лишь «умственной аристократии»; задачей
марксизма является прежде всего объяснить жизнь как она есть. Поэтому он
прост как сама жизнь и может быть при удачном выборе формы
объяснен даже 11-12-летним детям, тем более подросткам 13 16 лет...
Заключением всего - не в качестве отдельной заключительной главы,
разумеется, - должны быть две основные мысли, которые в виде
«припева» могут сопровождать многие из предыдущих объяснений:
первое, что материалистическое и диалектическое объяснение мира
есть самое простое и удобное объяснение, наиболее практическое,
лучше всего помогающее работать, есть теория, наиболее тесно слитая с
практикой; второе, что именно поэтому победа материалистического
мировоззрения невыгодна эксплуатирующим классам, почему это
мировоззрение и защищается самым угнетенным и наиболее
эксплуатируемым классом пролетариатом. Это свяжет всю схему с пролетарской
революцией, которая должна быть центром всей обществоведческой
части программы. Кстати сказать, создание такого детского учебника,
который все изложение строил бы около истории закрепощения и
освобождения трудящихся, является одной из более насущных задач
нашего школьного строительства100.
116
Глава 1
Но вернемся к постановлению 1934 г.
В соответствии с высказанными замечаниями было принято
решение подготовить к июню 1935 г. новые учебники по истории.
В комиссию по написанию учебника «История СССР» вошли
профессора Н.Н. Ванаг (руководитель), Б.Д. Греков, А.М. Панкратова,
С.А. Пионтковский3^.
В «Правде» (за 16 мая 1934 г.) вместе с информацией о
постановлении была напечатана передовая статья «За высокое
качество школы». В ней более открыто, чем в постановлении,
говорилось: «Дети и юноши мыслят социологическими схемами. Они не
знают карты, хронологии, конкретных имен. Они, например,
знают Пугачевский бунт, но почти ничего о Пугачеве и совсем
ничего о Екатерине Второй. У Маркса и Энгельса каждое обобщение
вытекало из огромного фактического материала. Сила
методологии Ленина и Сталина в том, что эта методология соединена с
широчайшим и глубоким знанием предмета...» Существовавший
учебник Л.И. Гуковского и О.В. Трахтенберга теперь не годился:
в нем история давалось без фактов.
В этом учебнике главы по русской истории написаны
В.Н. Вернадским. Пособие строилось по принципу синхронии в
рассмотрении мировой истории, частью которой была и русская
история. Двадцать шестой параграф назывался «Возникновение
Московского государства».
Любопытны основные идеи этого параграфа. ...XIV и XV вв.
были временем насильственного захвата, "собирания земель" в
Восточной Европе» - этот тезис был вполне актуален для науки
того времени. В учебнике отмечалось, что в борьбе между
отдельными феодалами за землю и эксплуатацию крестьян
удавалось достигать разных результатов: если в западнорусских
областях уже в XIII-XIV вв. возникает Литовское государство, то в
Волжско-Окском крае «долгое время не создавалось центра,
который мог бы подчинить другие земли». Оживление торговли в
XIV-XV вв. «выдвинуло Москву, расположенную на важных
речных путях...106
Трудно не увидеть в повествовании негативного отношения
к московским князьям:
•*°* Вскоре для работы над учебником в группу Н.Н. Ванага были
включены историк Н.С. Дроздов и методист А.В. Фохт, преподаватель
школы им. Лспешинского (АРАН. Ф. 359. Он. 1. Д. 275. Л. Л).
Рождение научной конвенции
117
Богатство давало возможность московским князьям
увеличивать свои владения, подчиняя своей власти более бедных мелких
князей. С крупными князьями поладить было труднее. Здесь дело
решалось вооруженной силой. Особенно упорную борьбу Москва вела с
Тверью, сломив ее окончательно только в конце XV в. Большую
помощь Москве в ее борьбе оказывала Золотая орда. Хан, верховный
сюзерен русской земли, покровительствовал богатым и в то время еще
слабым московским князьям. Московский князь стал представителем
хана на Руси, главным сборщиком дани для него и защитником
татарских интересов. Когда в Твери тверичи убили ханского посла (дата в
учебнике не указывалась, - А. Ю.), требовавшего непомерной дани,
Калита вместе с татарскими войсками пошел на Тверь. Тверь и другие
города сожгли, имущество разграбили, многих людей забрали в плен, в
рабство. После тверского погрома московский князь стал уже великим
князем. Татарская конница, лучшая в то время военная сила,
поддерживала Москву и в других ее военных предприятиях107.
Особое внимание привлекает пункт параграфа под
названием «Захват земель финских народностей». Здесь особенно
чувствуется влияние статьи М.Н. Покровского о Московском
государстве:
Покоренные мордовские земли захватывали русские феодалы.
Вслед за ними тянулись попы, насильно обращавшие в христианство
местное население и заставлявшие его платить разные поборы
русскому духовенству. То, что в XIV-XV вв. произошло с мордвой, позднее
случилось со многими другими народностями. Таким образом,
Московское государство с самого начала своего возникновения
становилось «тюрьмою народов», т. е. строилось на угнетении других
национальностей108.
Новое требование к преподаванию истории
воспринималось и как новое требование к науке. Слова «отвлеченные
социологические схемы» формально не имели адресата, но другой
науки, кроме той, которую представляли собой труды Покровского
и его учеников, тогда просто не существовало109 Значит, критика
была и здесь, однако критика скрытая. Однако глухое
недовольство подчас сильнее любого окрика.
Итак, партия и правительство были недовольны
положением дел на «историческом фронте», но «оргвыводы» еще не
сделаны. Хотя стремление к ним уже заметно: в передовой
статье «Правды» в неявной форме критиковался излишне классо-
118
Глава 1
вый подход к историческим личностям и одновременно
утверждалась мысль - что символично - о силе методологии Ленина и
Сталина, которая как раз и заключалась в том, чтобы говорить
не только о классовой борьбе, но и знать фактическое богатство
истории. Поворот в мыслях теперь означал и поворот в
цитировании.
В номере 6 журнала «Проблемы истории
докапиталистических обществ» за 1934 г. были опубликованы постановление
партии и правительства и редакционная статья под названием
«Задачи историков в свете Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР
от 16 V 1934 г.».
В этой редакционной статье ярко выразился дух нового
модератора. Ни один историк не мог не думать о том, что резкие
слова статьи обращены и к нему лично:
Если до сих пор наши принципы интернационального
большевистского воспитания страдали часто от неовладения нами техникой
исторического исследования и преподавания истории, то категорическое
напоминание ЦК и Совнаркома о большевистском понимании
исторической науки должно положить конец чисто методологическим
упражнениям части наших историков, так же, как и попыткам узко
эмпирического подхода к материалу некоторой части старых специалистов... <.,.>
Постановление, следовательно, подчеркивает, что утверждение
марксистско-ленинской методологии может и должно идти только путем
соответствующего подхода к пониманию фактов и соответствующей
разработки фактов, а не путем оперирования с «отвлеченными социологическими
схемами». Тем самым разреишется не совсем ясный в практике многих
наших историков вопрос о соотношении методологии и фактов в
научно-исследовательской работе историка. Это имеет особое значение, в
частности, для нашего участка исторической науки - для истории
докапиталистических обществ.
Никогда бы Покровский не смог таким образом выполнять
функции модератора исторической науки, потому что знал, что
любой коллега мог его переспросить, что означают слова
«соответствующий подход» для «соответствующих фактов»: какой
подход, какое соответствие, какие факты? Он знал о себе, что
близок к истинному учению как никто другой из историков, но
он также знал (и знали все остальные), что его учение никогда не
совпадет с абсолютной истиной, и потому старался рационально
добиться максимума в объяснении своей позиции. Тот, кто
начинал руководить наукой теперь, в отличие от Покровского, никог-
Рождепие научной конвенции
119
да не ошибался. Поэтому никому не приходила на ум мысль
переспросить о «соответствующем подходе» - бюрократический
замок не обязан быть понятным: достаточно того, что нижестоящий
чиновник «по науке* объяснил (как мог) весь глубокий и до
конца неисчерпаемый смысл слов постановления31*.
Если Покровский полагал, что истинность марксистского
суждения всегда контекстуальная и потому нельзя мысль
Ленина, высказанную в эпоху «военного коммунизма», переносить на
эпоху новой экономической политики, то сталинское вторжение
в науку несло иное отношение к истине - метафизическое.
Высказывания Сталина на X съезде партии (1921) превращались в
явление, потерявшее временные границы существования. Вместе
с этим вторжением сталинских цитат менялся и жизненный мир
советского ученого. Ему теперь предстояло играть в игру по
правилам, которые ему до конца не известны: неопределенность
становилась мучительным переживанием, порой искренним и
глубоким.
Дух нового модератора заставлял каждого исследователя
думать о своем, правильном или неправильном, отношении к
м* Б.Д. Греков в письме Н.П. Ванагу от 8 мая 1934 г. признавался,
что ему трудно «выстроить» русскую историю в проспекте учебника так,
чтобы она была без перекосов и уклонов: «...в конспекте режет глаз: это
цари и князья, цепочкой вытягивающиеся в ряд при отсутствии или, во
всяком случае, незначительности людей из другого лагеря, особенно из
людей эксплуатируемых классов» (АРЛН. Ф. 359. Он. 1. Д. 275. Л. 8).
1 июня 1934 г. Е.Л. Косминский сделал доклад в Институте истории о
подготовке учебника Средних веков. Он подчеркивал то, как трудно
историку найти гармонию в описании истории согласно новой установке
партии: «Мы сейчас из учебника всячески изгоняем схематизм... <..>
...все, что не связано так или иначе с фактической стороной, с
конкретностью. Но в этом лежит значительная опасность перегиба в другую
сторону, большая опасность, что из пресной воды общих рассуждений мы
можем перейти на бесплодную сушь фактов...» (АРЛН. Ф. 359. Оп. 1.
Д. 278. Л. 8). После прений и выступлений коллег из группы Вапага
Е.Л. Косминский сказал: «...вопрос о том, что все мои рубрики слишком
напоминают Виппера, - где же экономика, где же эксплуатация, где же
марксизм? Мне очень интересно выслушивать зти возражения,
поскольку не далее как сегодня я от очень авторитетных собеседников выслушал
упрек в противоположном, в том, что у меня слишком большой
перегиб, что я не освободился от излишнего социологизма, экономизма и т. д.,
что у меня очень много экономики» (Там же. Л. 83).
120
Глава 1
истине, не увлекаясь при этом мыслью, что кто-то застрахован от
губительного уклонения в ту или иную сторону извращения
этого неуловимого истинного смысла.
В Институте истории
Коммунистической академии
В фонде Института истории Коммунистической академии
сохранилась «Докладная записка» руководства института в ЦК ВКП(б)
об организации работы в связи с решениями XVII съезда ВКП(б)
и советского государства об изменениях в преподавании
гражданской истории. Этот документ 1934 г., не привлекавший
внимания исследователей, содержит развернутую характеристику
состояния дел в исторической науке. Записка была адресована
лично «тов. Сталину, тов. Кагановичу, тов. Жданову».
В лей отмечалось:
Решение ЦК ВКП(б) о преподавании истории в средней школе и
о восстановлении при Московском и Ленинградском университетах
исторических факультетов со всею серьезностью ставит вопрос о
коренном повороте в области научно-исследовательской работы но истории.
В связи с этим дирекция Института истории Коммунистической
академии считает своевременным поставить перед ЦК ВКП(б) вопрос о
дальнейшей работе исторических институтов. Дирекция Института истории
полагает, что слиянию ряда научных учреждений в единый и более
мощный центр исторической науки должно предшествовать установление
тесного контакта между существующими институтами, внесение
большей плановости в их работу и укрепление тех из них, которые до
настоящего времени являлись основными центрами
научно-исследовательской работы в области истории. К числу таких учреждений относится и
Институт истории Комакадемии, наиболее квалифицированные кадры
которого по решению ЦК ВКИ(6) и правительства привлечены к
написанию учебников по средней школе. Ставя в центре своего внимания
активное участие и содействие выполнению задания дирекгивных органов
о написании учебников сначала для средней, а затем для высшей школы,
Институт истории должен взять на себя разработку ряда ведущих тем по
различным эпохам истории и добиться сплочения вокруг себя
значительных кадров историков .
В «Докладной записке» говорилось, что специалистов но
различным проблемам отечественной и мировой истории остро
Рождение научной конвенции
121
не хватает. Необходимо собрать ученых под эгидой Института, и
только так можно выполнить задание партии и государства -
поднять уровень советской науки, написать хорошие учебники.
Здесь следует напомнить, что Институт истории
Коммунистической академии с самого начала считал себя ориентированным
на изучение Нового времени. Это соответствовало духу времени
Покровского: древность и Средневековье воспринимались как
области познания явно не первоочередные. Теперь, казалось бы,
ситуация изменилась, и Институт осознал себя руководящим
центром всей науки:
Считая необходимым расширить тематику своей
научно-исследовательской деятельности за пределы новой истории России и
Западной Европы, Институт готов взять на себя разработку основных
руководящих проблем но истории древнего мира и Средневековья. Для этого
дирекция Института предполагает:
а) создать специальную группу по изучению проблемы так
называемого «вторичного закрепощения» (XVI в.), ставшей на современном
этапе развития исторической мысли центральной в области изучения
более древних периодов нашей страны;
б) выдвинуть одну-двс основные темы по истории античного
мира и западноевропейского средневековья.
Разработка этой тематики потребует усиления состава научных
сотрудников Института рядом новых работников и привлечения
беспартийных ученых специалистов111.
Как видно, история России XV-XVI1 вв. еще не
осознавалась как самостоятельная область изучения русской истории.
В этом периоде условного Средневековья авторов «Докладной
записки» интересовало только вторичное закрепощение, хотя
очевидно, что не им одним исчерпывалась история Московского
государства - об этом, по существу, и говорилось в
Постановлении партии и советского государства о школьном историческом
образовании32*.
32* Даже после решений партии и правительства в 1934 г.
группа Ванага, работавшая над новым учебником, не смогла сразу
преодолеть зависимость от концептуальных построений эпохи М.Н.
Покровского. Так, в предварительном конспекте учебника по истории СССР
неизменно называлось «Московское государство», в тематике
которого также неизменно присутствовала классовая борьба как
объяснительная основа исторического процесса. Новым веянием было лишь
122
Глава 1
Тем не менее мы видим, что Институт, желая, с одной
стороны, консолидировать вокруг себя всех научных работников по
всем ключевым темам, с другой стороны, еще явно был не готов
переосмыслить наследие Покровского в изучении
отечественного Средневековья как самозначимого периода.
Обсуждая почти каждое направление «исторического
фронта» с точки зрения острой нехватки людских ресурсов, авторы
«Докладной записки» нигде не упоминали о почти тотальном
отсутствии специалистов по русской истории периода
«феодализма». Как будто и впрямь не было нужды серьезно беспокоиться
об этом. Неизвестно, как сотрудники Института объясняли
самим себе невнимание к «древностям», но вполне очевидно, что
богатая фактическим материалом история Московского
государства нуждалась в какой-то «руководящей» идее, а ее не было
даже у Покровского. Единственным «собирателем» фактов в
единую объяснительную систему оказывался вопрос о «вторичном
закрепощении»...
признание, что Московское княжество превращалось в многоплемент
ное государство (АРАН. Ф. 359. Он. 1. Д. 275. Л. 23, 25, 54). В проекте
учебника по истории СССР 1935 г. (под ред. Ванага и др.) параграф 31
назывался «Превращение Московского княжества в многоплеменное
государство. Завоевание Казанского ханства... Эксплуатация мордвы и
народов Севера. Условия образования многоплеменного государства и
роль в этом процессе великороссов и московского самодержавия»
(Там же. Л. 15). Отношение России XVII в. (исторического Центра) и
окраин определялось исключительно как «военно-феодальная
эксплуатация народов», «колониальная эксплуатация народов» (Там же.
Л. 20 21). В другом проекте учебника по истории СССР, названном
«Схема построения учебника» (того же авторского коллектива),
определение Московского государства несколько отличалось от
цитированных выше. Однако этот вариант не датирован, и трудно сказать,
когда была проведена правка. В этом варианте читаем: «§ 35.
Превращение Московского княжества в многоплеменное государство. Итоги
колониальной политики Москвы к концу XV века» (Там же. Л. 189
в этом деле нет единой пагинации).
Рождение научной конвенции
123
Конвенция историков
о централизованном многонациональном
крепостническом государстве (1934-1935 гг.):
«пункты» соглашения
Статья Цвибака явилась если не первым, то одним из начальных
звеньев в формировании этой конвенции, которая
просуществовала, надо признать, совсем недолго. Контуры одной объяснительной
схемы стирались последующими: как на цере новгородской одни
письмена заменялись другими, восстановить исходный текст не
так-то просто. Между тем до определенного момента в
существовании конвенции историков о централизованном
многонациональном крепостническом государстве были заинтересованы
исследователи русской истории «феодального периода».
И.И. Смирнов в статье, опубликованной в журнале
«Проблемы истории докапиталистических обществ» (1935. № 9-10) и
посвященной классовой борьбе в Московском государстве в
первой половине XVI в., не только не уклонился в сторону от идей
Цвибака, но едва ли не дословно их воспроизвел, что, безусловно,
свидетельствовало о конвенциональное™ принятого объяснения
исторического развития России. Смирнов определил то, чем «в
действительности» был процесс складывания крепостнического
многонационального Российского государства. Он подчеркивал,
что «этот процесс, реакционный характер которого был вскрыт
классиками марксизма-ленинизма, означал перестройку формы
господства русских феодалов, вызванную изменением
экономической обстановки».
Ученый писал:
...создание централизованных государств на территории
Восточной Европы пошло не но пути превращения возникавших
экономических и политических центров в национальные государства, а по пути
разгрома этих центров Москвой и включения их в многонациональную
систему, созданную татарами. Разгром Твери и, особенно, завоевание
Новгорода и Пскова Москвой, являясь важнейшими этапами создания
Московского государства, имели реакционный характер, ибо они
парализовали «стремление к национальной самостоятельности», которое
Маркс отмечал у Твери, и уничтожили два наиболее экономически
прогрессивных центра (Псков и Новгород), высокий уровень развития
которых давал основание Марксу сравнивать их с Флоренцией. Итак,
ликвидация феодальной раздробленности Восточной Европы пошла не но
прогрессивному пути создания национальных государств, а но реакци-
124
Глава 1
онному пути создания многонационального государства. В России этот
процесс возглавила не нарождающаяся буржуазия, а «дворянская
военная бюрократия» (ссылка на работу Сталина «Марксизм и
национально-колониальный вопрос. - А. Ю.). Однако, подчеркивая реакционный
характер этого процесса, было бы неправильным не отметить того
факта, что ликвидация феодальной раздробленности, хотя и произведенная
московскими феодалами и в интересах феодалов, создавала известные
благоприятные условия для развития товарно-денежных отношений,
так как расширяла размеры складывавшегося рынка и уничтожала
барьеры для торговли внутри страны112.
«Национальное государство» - несостоявшийся факт
прошлого России: вот главный пункт соглашения между учеными.
Альтернативность истории - важнейшее условие признания
этого несостоявшеюся факта. Создание Московского государства
представляло собой реакционный путь развития
«централизованного многонационального государства», потому что на этом
пути подавлялись ростки национального развития регионов -
Новгорода, Пскова, Твери. В этой конвенции речь не шла и не
могла идти о национально-прогрессивном характере
самодержавия, поскольку именно оно выражало собой реакционную
сущность дворянской военной бюрократии.
Но при этом ликвидацию феодальной раздробленности
нельзя было считать фактом реакционным, даже если она
осуществлялась в интересах дворянской военной бюрократии, потому
что слом феодальных перегородок способствовал развитию
рыночных отношений в стране.
Предпосылки этой объяснительной модели сложным образом
выстраивали факты истории создания Московского государства.
Образование централизованного многонационального
крепостнического государства включало в себя ликвидацию феодальной
раздробленности, а тем самым и ликвидацию прежнего порядка наследования.
<...> ...политика создания централизованного государства, проводимая
московскими великими князьями, означала ликвидацию
многочисленных феодальных государственных систем, существовавших в виде
самостоятельных «великих!» и удельных княжеств, и включение их в
качестве составных элементов в единую феодальную систему, возглавляемую
московским великим князем11 .
Хорошо это или плохо, что многонациональное
крепостническое государство «включало в себя ликвидацию феодальной
Рождение научной конвенции
125
раздробленности», вопрос весьма непростой, если его решать с
позиций данной конвенции. Ведь реакционная сущность
централизованного многонационального крепостничества государства
прямо обозначена самим Смирновым, но им же четко сказано и о
том, что ликвидация феодальной раздробленности создавала
благоприятные условия для развития рыночных отношений. Однако
второе входило в первое, значит, в целом реакционный процесс
создания крепостнического многонационального государства
включал в себя относительно прогрессивный момент ликвидации
феодальной раздробленности.
И.И. Смирнов различал реакционную борьбу с
нарождавшимися центрами национальных государств (Новгород, Тверь) и
борьбу с десятками мелких и мельчайших «феодальных
полугосударств», которая составляла «положительную сторону»
образования Московского государства. Казалось бы, такое
различение упрощает ситуацию, и отчасти это так. Но борьба с великими
и малыми княжествами, великими и малыми землями
проводилась из одного и того же центра - из Москвы - и выражала одни
и те же интересы «дворянской бюрократии». Можно ли таким
образом отграничить, что было в той или иной ситуации
проявлением реакционной политики, а что «положительной стороной»
образования Московского государства?
Боярско-княжеская реакция 30-40-х годов XVI в. наступала
на самодержавие и пыталась удержать дальнейшую реставрацию
удельных порядков - так писал Смирнов, и с этой точки зрения
русское самодержавие являлось для него необходимым условием
в устранении этих реакционных тенденций. Но существование
Новгорода Великого или Твери, особенно последней, с их правами,
вольностями, желаниями отложиться от Москвы также можно
рассматривать как господство системы полугосударств, период
феодальной раздробленности, который только в ином, более крупном
масштабе демонстрировал необходимость единодержавия.
Противоречие этой конвенции заключалось в том, что
реакционность как сущностная характеристика непоследовательно
приписывалась Московскому государству. Ведь в своей
конкретной деятельности по устранению феодальных перегородок оно
было прогрессивным и только в более крупном историческом
масштабе определялось как явление глубоко реакционное33*.
33* И.И. Смирнов писал о сути этой реакционности: «На смену
феодальной раздробленности экономическое развитие требовало
централизованного национального государства. Однако конкретная историческая
126
Глава 1
Однако эта конвенция была вполне разумной, потому что
старалась согласовать различные суждения Маркса, Энгельса,
Ленина, Сталина и превратить их в некое целое, пусть и не без
внутренних противоречий.
Номер журнала со статьей Смирнова был сдан в набор
15 июля 1935 г. и подписан к печати 8 января 1936 г. В то же самое
время в журнале «Пролетарская революция» (1935. № 6) впервые
был опубликован не известный ранее фрагмент работы Ф.
Энгельса, написанной им в 1884 г.114 Этот фрагмент не имел авторского
названия, работа была незаконченной и, по коллективному
мнению публикаторов текста («Института Маркса-Энгельса-Ленина
при ЦК ВКП(б)»), рукопись статьи должна была стать
предисловием (или введением) к новому изданию «Крестьянской войны».
Историки прочитали статью Энгельса под интригующим
названием «О разложении феодализма и возникновении
национальных государств», где прямо говорилось, что образование
национальных государств - общеевропейская закономерность
исторического развития110. Прямо говорилось также и о том, что
королевская власть была прогрессивным элементом. Королевская
обстановка в Восточной Европе, и в частности в России, была причиной
того, что вместо ряда централизованных национальных государств было
создано одно, многонациональное или между национальное государство.
Главнейших особенностей здесь было две. Во-первых, экономическая
отсталость стран Восточной Европы. "В этих странах капиталистического
развития еще не было, оно, может быть, только зарождалось" (цитата из
работы Сталина «Марксизм и национально-колониальный вопрос». -
А. /О.). Следствием этой отсталости была и слабость буржуазных
элементов, могущих возглавить процесс образования национальных государств.
Второй особенностью было их территориальное расположение,
граничащее с Востоком, с которым они были тесно связаны исторически и
который оказал большое влияние в процессе образования
многонациональных государств. В частности, в истории России влияние Востока
сказалось прежде всего в татарском завоевании, вовлекшем территорию
будущего Московского государства на 250 лет в сферу влияния
застойного азиатского феодализма. Одним из важнейших результатов
татарского завоевания было1 усиление московских феодалов, связавших свою
судьбу с татарами. Политика московских князей состояла в том, чтобы
включиться в систему татарского государства и использовать ее мощь
для разгрома и подчинения других русских феодалов, а затем,
укрепившись, самим стать на место монгольских ханов, возглавив
государственную систему, созданную татарами» (С. 75-76).
Рождение научной конвенции
127
власть была «представительницей порядка в беспорядке,
представительницей образующейся нации в противовес раздробленности
на мятежные вассальные государства» (С. 411). Кроме того,
указывалось, что национальные государства могли иметь тогда только
монархическую форму (С. 412-413). Наконец, подчеркивалось,
что в России национальное государство возникло в конце XV в.:
Польша, королевская власть которой еще не ослабела, со времени
своего объединения с Литвой шла навстречу периода своего блеска, и
даже в России покорение удельных князей шло рука об руку с
освобождением от татарского ига, что было окончательно закреплено Иваном III.
Во всей Европе оставались еще только две страны, в которых не было ни
королевской власти, ни немыслимого тогда без нее национального
единства, или они существовали только на бумаге: этими странами были
Италия и Германия (С. 416).
Интересно, что 5 декабря 1935 г. на рукопись учебника под
ред. Н.Н. Ванага была написана резко отрицательная рецензия,
автором которой, по мнению А.М. Дубровского, был В.А. Быст-
рянский. Автор рецензии опирался в своей критике учебника на
идею «национального государства», ярко выраженную в статье
Ф. Энгельса. Однако номер журнала со статьей Энгельса был
подписан к печати 21 декабря 1935 г. Значит, автор рецензии уже
заранее знал содержание статьи и использовал ее как
сильнейший аргумент против историков, авторов учебника, не имевших
возможности прочитать статью классика марксизма.
В рецензии отмечалось:
Серьезнейшим недостатком учебника является то, что авторы не
показали прогрессивного значения «собирания земли русской», создания
ядра русского национального государства. Образование национального
государства великорусского племени было шагом вперед в историческом
развитии... Здесь сказывается своего рода «левацкий
интернационализм» - непонимание того, что коммунисты отнюдь не должны
отгораживаться от положительной оценки прошлого родной страны116.
Публикацией статьи Энгельса был нанесен
сокрушительный удар по конвенции историков о крепостническом
многонациональном государстве, казавшейся вполне логичной и вполне
марксистской. Из этой статьи Энгельса неизбежно следовал вывод
о прогрессивности самодержавия и возникновении уже на русской
почве в конце XV в. национального государства. Трудность для на-
128
Глава 1
уки по-прежнему заключалась в том, чтобы в очередной раз
согласовать между собой отнюдь не единые в своих интенциях
высказывания классиков марксизма-ленинизма о характере мировой
истории и истории Восточной Европы в частности.
Так возникла основа для формирования новой конвенции.
1936 год
Н.Л. Рубинштейн против И.И. Смирнова.
И.И. Смирнов против Н.Л. Рубинштейна
Статья Ф. Энгельса - поворот в истории исторической науки.
И.И. Смирнов, столь внимательный и чуткий к колебаниям
официальной позиции, великолепно знавший основной корпус
сочинений классиков, вдруг оказался в роли явного аутсайдера. Он
сказал ровно то, что теперь нужно было рассматривать наоборот.
Судя по всему, Рубинштейну была заказана рецензия на 9/10-й
выпуск журнала «Проблемы истории докапиталистических
обществ». Возможно, заказчиком выступала редакция журнала
«Историк-марксист» - там практиковали подобные обзоры
отдельных номеров разных журналов, возможно, это был J Гаркомат
просвещения^ по поручению которого Рубинштейн писал
научные отзывы11'.
В списке его трудов, составленном самим историком118, эта
рецензия не значится. В журналах того времени она тоже не
обнаружена. Скорее всего, рецензия не была опубликована. Но кто-
то отправил ее И.И. Смирнову в Ленинград. Прочитав весьма
резкие суждения московского коллеги, Смирнов решил ответить.
Понадобился весь его талант идейного борца, чтобы отстоять
себя в ситуации очевидного и очень обидного проигрыша.
Н.Л. Рубинштейн писал в рецензии:
Последняя книга журнала, выпущенная в феврале этого года
(к печати подписана 5/1 с/г), как бы предназначена служить образцом
ошибок нашего исторического фронта, получивших осуждение в
последних документах партии и правительства. Статья И.И. Смирнова
«Классовая борьба в Московском государстве в первой половине XVI в>
посвящена как раз одному из узловых вопросов нашей истории:
складыванию Московского государства. Статья дает интересный и свежий
Рождение научной конвенции
129
материал, но общая теоретическая часть - сплошной сумбур. У автора
совершенно перепутались вопросы классовой борьбы, политической
истории, национального развития.
Начать с того, что процесс складывания великорусской жизни и
образования Московского государства («порядка в беспорядке» по
характеристике Энгельса) объясняется «процессом, реакционный
характер которого был вскрыт классиками марксизма-ленинизма». Этот тезис
о реакционности повторен еще дважды (на стр. 76). Напомню, что
статья, правда, подписана к печати 5/1, но вышла уже после опубликования
последних документов и статьи Энгельса. Если... этот грех тов. Смирнов
разделяет с рядом других наших историков, то откуда берется
утверждение о «стремлении к национальной самостоятельности» Твери, о
«национальных государствах (типа Новгорода и Твери)»? С каких нор
удельные княжества периода феодальной раздробленности оказываются
национальными государствами? С другой стороны, как указано, борьба
за установление самодержавия валится в одну кучу с вопросами
классовой борьбы. В результате оказывается, что «середина XV в.
характеризуется прежде всего крупнейшим классовым катаклизмом, связанным с
борьбой Василия Васильевича (Темного) с Шемякой» (стр. 74).
Очевидно из того же соглашения является утверждение, что «ликвидация
боярского правления была достигнута революционным путем в результате
восстания 1547 г.»119.
В личном фонде И.И. Смирнова сохранился
машинописный ответ Рубинштейну. Он не только оправдывался, но и
нападал - и довольно остро:
Статья т. Рубинштейна характеризуется двумя особенностями,
бросающимися в глаза с первого взгляда: она очень догматична и
авторитарна. Т. Рубинштейн не столько разбирает содержание критикуемой
им статьи, сколько классифицирует открываемые им ошибки и
штемпелюет их при помощи извлеченного со страниц «Правды»
музыкального термина «сумбур», время от времени справляясь у автора, как
дошел он до жизни такой. Однако даже догматы т. Рубинштейна, прежде
чем быть принятыми (или отвергнутыми), требуют предварительного
исследования их, по крайней мере, в двух направлениях: 1).
Действительно ли все те грехи, которые открыл т. Рубинштейн в статье
Смирнова, имеются там и 2). Так ли уже бесспорна квалификация некоторых
моментов статьи Смирнова, как она представляется Рубинштейну150.
То, что Рубинштейн без труда нашел уязвимое место в
статье Смирнова, признал и сам ленинградский историк:
130
Глава 1
Тов. Рубинштейн задает уничтожающий вопрос: «Откуда берется
утверждение о стремлении к национальной самостоятельности» Твери,
о «национальных государствах (типа Новгорода и Твери)»? и
разъясняет содержание приведенных в первом вопросе цитат при помощи
второго вопроса: «С каких пор удельные княжества периода феодальной
раздробленности оказываются национальными государствами, а борьба
двух феодальных центров за гегемонию в складывающемся феодальном
объединении превращается в борьбу национального и
многонационального государства?» (Л. 4).
И.И. Смирнов вынужден был признать: «Вопросы т.
Рубинштейна настолько четки, что каждый прочитавший их сможет
лишь удивиться: как мог Смирнов в своей статье допустить
подобные вещи?» Пришлось не только признать проигрышные
места статьи, но и процитировать их. Однако из собственных цитат,
скоропостижно потерявших актуальность, он сделал вполне
оптимистический вывод:
Всякий, кто прочтет соответствующие места моей статьи, видит, что
я разбираю здесь вопрос об особенностях возникновения
централизованного государства в России, - разбираю, исходя из учения Сталина о двух
типах централизованных государств, национальном и
многонациональном. Именно в этом плане я указываю на теоретическую возможность
иного способа ликвидации феодальной раздробленности, чем это имело место
исторически. В этой связи я говорю о ряде возникавших к середине XV в.
экономических и политических центров, типа Новгорода и Твери, которые
имели ряд данных для того, чтобы в дальнейшем послужить базой для
создания национальных государств. Для подтверждения своего тезиса о
прогрессивности этих центров я ссылаюсь на оценку «тверской линии»,
данную Марксом, так же как и Марксову характеристику классовой борьбы
в Новгороде. Исходя из этого я даю и оценку разгрома Твери и
Новгорода Москвой, подчеркивая реакционный характер ликвидации тверского
и новгородского центров, в противоположность присоединению к
Москве таких «феодальных государств», как Рязанское или Верейское
княжество, - что я считаю процессом прогрессивным (Л. 6).
Блестящий ход, ничего не скажешь: собственные
противоречия Смирнов представил как несомненное достоинство его работы:
Т. Рубинштейн вместо того, чтобы разобрать вопрос но существу,
использовал старый прием «оглупления противника» и приписал мне
нелепые утверждения (исказив цитаты), будто я считаю «удельные кня-
Рождение научной конвенции
131
жества периода феодальной раздробленности... национальными
государствами», а борьбу Москвы с Тверью - борьбой «национального и
многонационального государства» (Там же).
Но оставался самый неприятный момент несоответствия
идей - это макроуровень исторического процесса, в котором, по
мнению Смирнова, проявила себя реакционная сущность
крепостнического многонационального Российского государства, тогда
как Ф. Энгельс писал в 1884 г. о несомненном прогрессе
королевской власти в сравнении с феодальной анархией:
Второе критическое замечание т. Рубинштейна относится к тому
месту моей статьи, где я, говоря о процессе складывания
крепостнического многонационального Российского государства, замечаю: «Этот
процесс, реакционный характер которого был вскрыт классиками
марксизма-ленинизма, означал перестройку формы господства русских
феодалов, вызванную изменением экономической обстановки». Тов.
Рубинштейн, ссылаясь на процитированное место, делает вывод, что я отрицаю
профессивность Московского централизованного государства по
сравнению с периодом феодальной раздробленности. Приведенная
формулировка, действительно, дает основание к такому заключению. Но если бы
т. Рубинштейн видел свою задачу как рецензента не в выискивании
отдельных формулировок, а в разборе существа точки зрения, изложенной
в моей статье, то он обязан был бы признать, что приведенное им место
есть лишь неудачная формулировка, а все содержание моей статьи как
раз направлено к тому, чтобы показать политическую историю первой
половины XVI в. как борьбу двух тенденций - феодальной
раздробленности, носителями которой являлась княжеско-боярская группировка, и
процесса централизации, который в качестве своей классовой опоры
имел помещичью-дворянскую фракцию класса феодалов (Л. 7).
Попытка Смирнова принизить значение своих слов о
реакционности многонационального государства означала, что с
главными замечаниями Рубинштейна он был, конечно, согласен, но
признать всю правоту рецензента никак не мог:
Если бы т. Рубинштейна интересовало действительное
содержание моих взглядов, то он обязан был бы и самую криминальную
формулировку о «реакционном характере процесса» юять в контексте, т. е. в
том плане, в каком она используется у меня. Тогда бы т. Рубинштейн
увидел, что, говоря о реакционном характере процесса складывания
самодержавия, я имел в виду не реакционность самодержавия по отношению
132
Глава 1
к предшествующему периоду феодальной раздробленности, а
реакционность самодержавия по сравнению с другими типами централизованных
государств. Т. е. смысл моей формулировки заключается в
противопоставлении национального государства, как профессивного типа
централизованного государства, многонациональному государству, как
реакционному типу централизованного государства... <...>. Но, отметив эту
реакционность московского самодержавия по сравнению с
национальными государствами Западной Европы, я специально подчеркиваю, что в
сравнении с предшествующим перио/юм самодержавие представляло
шаг вперед, было прогрессивным (Л. 8-9).
Номер журнала со статьей И.И. Смирнова вышел до
постановления партии и правительства (опубликованного 27 января
1936 г.) и почти одновременно со статьей Ф. Энгельса.
На это обстоятельство и обратил внимание ленинградский
историк:
Я оставляю в стороне более мелкие открытия т. Рубинштейна.
Так, он почему-то решил уточнить датировку выхода в свет моей
статьи: «Напоминаю, что статья, правда, подписана к печати 5/1 (1936 г. -
А. К).), но вышла уже после опубликования последних документов и
статьи Энгельса». По этому поводу я хотел бы обратить внимание т.
Рубинштейна на следующие моменты: 1. Решения ЦК ВКП(б) и СНК
СССР по вопросам истории опубликованы 27/1 - 36 г. 2. № 6 журнала
«Пролетарская революция», в котором опубликована статья Энгельса,
подписан к печати 21/ХП- 35 г. Наконец, я охотно допускаю, что т.
Рубинштейн читал мою статью после опубликования решений ЦК и СН К,
но могу заверить т. Рубинштейна, что № 9 10 «Проблем» вышел до
27/1-36 г. (Л. 11).
Документы партии и правительства
27 января 1936 г. почти во всех печатных органах были
опубликованы документы о реформе исторического образования, в
частности материалы, которые обсуждались в Политбюро значительно
раньше. Они получили название «Замечания Сталина, Кирова и
Жданова по поводу конспекта учебника по "Истории СССР"»
(то же самое - по учебнику «Новой истории»). История этих
«Замечаний» вкратце такова: 7 июля 1934 г. Сталин получил от
А.С. Бубнова проспекты двух учебников но истории СССР и
Новой истории. Он написал свои замечания и взял себе в соавторы
Рождение научной конвенции
133
Кирова и Жданова. Так возник докумеот, который затем Сталин
обсудил с членами Политбюро, но публиковать не стал121.
В январской публикации документов о реформе
образования уже не скрывалось, что главной мишенью является М.Н.
Покровский - его наследие в области школьного преподавания, а
также исторической науки34*.
Главный документ «В Совнаркоме Союза ССР и ЦК
ВКП(б)», как установила М.В. Нечкина122, редактировал сам
Сталин. Он сделал ряд вставок, которые заметно меняли
тональность документа:
Особенно неудовлетворительно составлен учебник «По
истории СССР», представленный группой профессора Ванага, а также
учебники по элементарному курсу истории СССР для начальной
школы, представленные группами Минца и Лозинского. То обстоя-
34* 15 марта 1935 г. состоялось заседание комиссии по
преподаванию истории при Институте истории Коммунистической академии, на
котором обсуждался раздел учебника «История СССР» для 8-го
класса, написанный С.А. Пионтковским. Если судить по сохранившейся
стенограмме этого заседания, то влияние Покровского на науку и на
преподавание истории оставалось еще очень значительным.
Председательствовала на этом заседании A.M. Панкратова. После ознакомления
с текстом началось обсуждение. Выступали в основном методисты.
Первый из них (т. Котрохов) сделал замечание по содержанию: «Здесь я бы
задал такой вопрос но существу подачи материала. Шуйский всюду
рекомендуется как сторонник, как защитник интересов феодалов -
только феодалов. Ведь у Покровского учащиеся читают, или (выделенное
курсивом забито другими буквами пишущей машинки. Л. Ю.) читали
или слушали и могут услышать, что это был боярский купеческий царь.
Вообще купец здесь нигде не выступает. Но я не знаю, в какой мере
надо держать в тени купца, что он не является действующей силой совсем
или это сила, которая должна определять собою, вместе с дворянством,
связанными с купцом, и внутреннюю и внешнюю политику... По-моему,
купца, торговца, роль и значение купеческого и торгового капитала
нужно показать, потому что дальше, когда начинается характеристика,
городских революций, - а они начинаются с 40-30-х (так! - Л. Ю.) гг., -
подводить к этому документу - к Уложению, трудно обосновать
правила, которые организуют торговлю. Так что думаю, что купца нужно уже
здесь показать». С Котроховым согласился другой методист, т.
Зиновьев, который подчеркнул: «...нужно будет ярче обрисовать роль
торгового капитала, роль купцов» (ЛРАН. Ф. 359. Он. 1. Д. 328. Л. 2, 8).
134
Глава 1
тельство, что авторы указанных учебников продолжают настаивать на
неоднократно уже вскрытых партией и явно несостоятельных
исторических определениях и установках, имеющих в своей основе известные
ошибки Покровского, Совнарком и ЦК не могут не расценивать, как
свидетельство того, что среди некоторой части наших историков,
особенно историков СССР, укоренились антимарксистские,
антиленинские, но сути дела, ликвидаторские, антинаучные взгляды на
историческую науку123.
Какие такие известные ошибки совершил Покровский,
если широкая аудитория об этом ничего не знала? Модератор
Сталин управлял наукой через неопределенность: историки сами
скажут - на свой страх и риск об этих ошибках. Но угадают ли? -
вот что могло забавлять товарища Сталина в игре по его
правилам30*. Обвинение брошено некоторой части историков СССР
3о* В «Замечаниях по поводу конспекта учебника по истории
СССР» отмечалось: «Группа Ванага не выполнила задания и даже не
поняла самого задания». Сталин признал публично, что его не поняли.
Историки не угадали сталинской шарады, не распознали угрозы. Сталин
неявно требовал отказа от всей схемы Покровского, а они решили, что в
схеме Покровского нет принципиального вреда - только частности
нуждаются в коррекции. В фонде Института истории Комакадемии
сохранилось обсуждение учебника Н.Н. Ванага по русской истории,
относящееся к 8 апреля 1935 г. Оно показывает, насколько глубокой была в
сознании многих связь с наследием Покровского, как трудно было
историкам выполнить требование товарища Сталина - поменять свое
историческое мировоззрение. Л- Кип говорил, обращаясь к Ванагу: «В твоем
изложении непонятно - я внимательно слушал, почему самодержавие
с такой жестокостью и беспощадностью расправилось с декабристами.
И непонятна еще другая важная вещь: как отражалось это движение - с
одной стороны, как декабристское движение отражало процессы в более
широких массах и, наоборот, как движение декабристов отражалось в
массах. Это взаимодействие не показано и, если хочешь, ты в известной
степени идешь позади того, как M.II. Покровский освещает движение
в массах. У него эта сторона получается более ярко, более выпукло»
(ЛРАН Ф. 359. Он. 1. Д. 329. Л. 26). Требование партии и правительства
опереться на факты - вызывало если не сопротивление, то некоторое
непонимание того, как быть с фактами «после фактов»: что сказать
ученикам после описания восстания декабристов? К каким выводам прийти?
И как эти выводы должны выглядеть? Можно ли обойти
воспитательную роль истории? Дух Покровского не оставлял его учеников.
Рождение научной конвенции
135
(т. е. не только указанным авторам учебников). Но поскольку
«некоторая часть» - это лишь очередная метафора
неопределенности, то фактически каждый понимал, что может оказаться в
этом списке людей с антимарксистскими взглядами. Ведь
большинство историков-марксистов так или иначе были сопричастны
«школе Покровского», в 1935-1936 гг. многие из них были
репрессированы124.
Совнарком Союза ССР и ЦК ВКП(б) постановили создать
«для просмотра и коренного улучшения, а в случае
необходимости и для переделки уже написанных учебников по истории»
комиссию в составе товарищей Жданова (председатель), Радека,
Сванидзе, Горина, Лукина, Яковлева, Быстрянского, Затонского,
Ходжаева, Бубнова и Бухарина. Этой комиссии было
«представлено право организовывать группы для просмотра отдельных
учебников, а также объявлять конкурс на те учебники, которые
будут признаны комиссией подлежащими коренной переделке».
Фактически комиссия получила особые права вмешиваться в
содержание учебников по истории.
Модератор Сталин заставил всех историков почувствовать
свою личную ответственность перед партией и правительством, и
этого было достаточно, чтобы самому оставаться неуязвимым и
непредсказуемым. Однако ошибки так называемой школы
Покровского нужно было конкретизировать на исполнительском
уровне власти, что и произошло буквально сразу после выхода в
свет документов партии и правительства по реформе школьного
образования.
В «Известиях» за 27 января 1936 г. наряду с документами
партии и правительства была опубликована программная
статья Н.И. Бухарина «Нужна ли нам марксистская историческая
Кип продолжал: «Еще одно соображение, которое я высказывал и
которое, мне кажется, необходимо напомнить. Я смотрел учебники, которые
сейчас издают фашисты, где они дают и исторический материал, и
методические указания и советы для учителя. Характерно, что у них
оценочная часть занимает очень большое воспитательное место. А при таком
преподнесении материала это слишком скрадывается. Поэтому
воспитательная сторона - чему учит нас история скрадывается, и тут
неудивительно, что при таком преобладающем повествовательном изложении,
что очень хорошо, что является совершенно правильным в основном, -
все-таки место каждого явления в общем историческом процессе может
исчезнуть, тем более что в ряде случаев ты даешь иногда детальное
изложение» (АРАН. Ф. 359. Он. 1. Д. 329. Л. 27).
136
Глава 1
наука? (О некоторых существенно важных, но несостоятельных
взглядах тов. М.Н. Покровского)». В этой статье главный
редактор газеты показал, в чем именно «ошибочна» прежняя «уста-
новка»'*0 .
Н.И. Бухарин, конечно, не забыл отметить положительную
сторону деятельности Покровского, который, по его мнению,
провел блестящую работу по разоблачению консервативных,
буржуазных и мелкобуржуазных концепций. Однако главная
позиция покойного историка, что наука есть только идеология,
была признана несостоятельной. «Он зачеркнул... факты», - писал
Бухарин. Кроме тот, Покровский ire верил в объективный смысл
исторического познания, в объективность закономерностей
исторического развития. То, против чего так страстно выступал
Покровский, - против буржуазной науки - названо теперь основой
его мировоззрения, непреодоленной до конца в экономическом
материализме. Худшего наказания для посмертной памяти
историка не придумаешь! М.Н. Покровскому тигли место в пантеоне:
ой оказался в числе тех ученых, кто очень хотел стать
марксистом, по так и не стал им.
*6* В черновике статьи Н.И. Бухарина под названием «К
ликвидации негодного инвентаря (О некоторых существенно важных, но
несостоятельных взглядах тов. М.Н. Покровского)», представленной для
обсуждения, было написано: «Он (M.IL Покровский. - А. /О.) оказался
не в состоянии диалектически понять, что наука, будучи классовой, все
же познает действительность; что даже буржуазная наука (в
особенности в эпоху, когда буржуазия была прогрессивной) приближалась к
познанию этой действительности (на ступени своего паразитарного
вырождения, напуганная революционным выступлением пролетариата,
буржуазную плохую, но все же науку заменила чистой апологией и
системой фальсификатов); что у пролетариата его классовая позиция не
только не противоречит объективности истории, но, наоборот,
обеспечивает эту объективность, в противоположность буржуазии, у которой
классовая ее позиция ограничивает исторические горизонты и приводит
к искривленному и фальшивому отображению исторического
процесса». Подчеркнул отдельные места в статье Бухарина красным
карандашом В.А. Быстрянский, на верху первой страницы он написал:
«Жданову» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Л. 358. Л. 41). Через несколько дней
«Правда» опубликовала критический материал против Бухарина,
обвинив его в том, что в своих статьях он глумился над русским народом,
называя сто «нацией Обломовых» (Костырченко Г.В. Тайная политика
Сталина. М., 2003. С. 149-150).
Рождение научной конвенции
137
Это была личная победа Сталина над Покровским. По
крайней мере, с 1930 г. он уже рассматривал видного деятеля партии
и главного историка как человека с немарксистскими взглядами.
За пять дней до публикации документов о школьной реформе
Ем. Ярославский направил Сталину письмо, в котором жаловался
на то, что его по неизвестным ему причинам не ввели в новый
состав редколлегии журнала «Историк-марксист». Одновременно
Ярославский позволил себе напомнить Сталину их разговор:
...я был единственным в редакции «И.-М», кто смел
критиковать М.Н. Покровского, не марксистские теории которого считались
неприкосновенными и непогрешимыми. Напомню Вам, т. Сталин,
разговор с Вами летом (вернее, весною) 1930 г. на кремлевском дворе,
когда Вы говорили о том, что Покровский не марксист, что у пего много
ошибок, которые надо критиковать. Но Вы знаете, что никто тогда, при
жизни старика, этого не сделал. А моя критика, направленная против
его учеников, - Горина, Татарова и других, бралась в штыки,
расценивалась как нападение на М.Н. Покровского. Но даже и после его
смерти и после Вашего прямого заявления на заседании Политбюро об этих
ошибках никто не дал систематической критики всей немарксистской
системы исторических взглядов М.Н. Покровского... Вы вправе
сказать: почему же ты не выступил с такой открытой критикой раньше?
Нет, т. Сталин, именно потому, что я в свое время осмелился не
соглашаться с М.Н. Покровским, послужило поводом к тому, что натравили
на меня Гориных, троцкиста-зиновьевца Татарова (ведь он был
секретарем Покровского и ред. «Ист.-М-та»!) и других икапистов, верных
учеников М.Н.II. Теперь ясно, что я был прав, подымая свой голос
против ошибок Покровского, когда никто не смел его критиковать, а все
превозносили его даже в 1931 г. и позже; даже после Вашего письма об
ошибках на историческом фронте, его превозносили, как настоящего
марксиста-историка...120
Конкретизация и адаптация
постановлений
партии и правительства
Через четыре дня после публикации документов партии и
правительства по реформе исторического образования, 1 февраля 1936 г.,
в «Правде» была опубликована статья члена комиссии по новым
учебникам В.А. Быстрянского «Критические замечания об
учебниках по истории СССР». Едва ли не впервые здесь заявлены
138
Глава 1
комментарии к постановлениям партии и правительства,
содержавшие замечания в виде уже конкретного перечня прежних
недостатков, который теперь непременно следовало учесть не
только при составлении новых учебников по истории, но и в самой
исторической науке37*.
В.Л. Быстрянский писал, что общее заблуждение
исторической науки состоит в непонимании прогрессивного значения
создания русского национального государства:
Серьезнейшим недостатком учебника является то, что его
авторы не показали прогрессивного значения «собирания земли русской»,
создания ядра русского национального государства. В учебнике
говорится только о грабежах и насилиях московских князей, так что
учащиеся не могут вынести понимания, что образование национального
государства великорусского (так в статье. - Л. /О.) было шагом вперед в
историческом развитии. В связи с этим дается неверная и
неправильная картина событий начала XVII века... Не показано положительное
значение борьбы Минина и Пожарского в деле освобождения страны от
ее оккупации иноземцами - шведами и поляками - и создания
национального государства. Здесь сказывается антимарксистский, своего
рода «левацкий интернационализм» - непонимание того, что
коммунисты отнюдь не должны отгораживаться от положительной оценки
прошлого своей страны.
Концепт национального государства обязан включать в
себя новые ориентиры в оценках прошлого. Если раньше принято
было говорить о традициях деспотизма, то теперь следовало
отмечать прежде всего положительные стороны исторического
процесса в сравнительном измерении:
Авторы не усвоили Марксового понимания прогрессивного
капитализма по сравнению с феодализмом и вообще Средневековьем.
Авторы сбиваются на мелкобуржуазную, анархическую критику
капитализма. Они видят в капитализме лишь разрушительную сторону, они не
понимают, что капитализм являлся шагом вперед по сравнению со
Средневековьем.
37* В передовой статье того же номера «Правды»
провозглашалось: «В созвездии союзных республик первой величиной является
Российская Социалистическая Федеративная Республика. И первым среди
равных является русский народ» (Костырченко Г.В. Тайная политика
Сталина. С. 163-164).
Рождение научной конвенции
139
Новый историзм заключался в том, чтобы видеть
исторический процесс в переходах от одной стадии развития к другой,
более прогрессивной. Национальное государство - это переход
от феодальной раздробленности к единству русских земель, шаг
вперед по сравнению с хаосом междукняжеских распрей, это
также и защита себя от иноземных захватчиков во время Смуты. На
смену Средневековью приходит относительно прогрессивная
эпоха Петра Великого: если раньше сосредоточивались на
развитии крепостного права, то теперь предстояло осмыслить
прогрессивную роль преобразований Петра I согласно
высказываниям Ленина и Сталина («даны только отрицательные черты
петровской реформы и разорение ею масс, а не указывается ее
прогрессивное значение»). Точно так же нет «положительной
оценки движения декабристов. Они рисуются как корыстные
эксплуататоры, думающие только о новых, более надежных формах
ограбления крестьянства». Вместе с тем Быстрянский отмечал,
что историки не усвоили сталинского тезиса об относительной
отсталости России по сравнению с западноевропейскими странами.
В контексте нового историзма закладывалась идея об
актуальности прошлого в борьбе пролетариата за настоящее.
Обращалось внимание на выступление Г Димитрова на VII конгрессе
Коминтерна, на котором он высказался против того, чтобы
отдавать «фашистским фальсификаторам все, что есть ценного в
историческом прошлом нации для одурачивания народных масс».
Наиболее полно основные замечания сгруппировались в
характеристике элементарного курса истории СССР
(И.И.Минца, Е.А. Мороховца, М.В. Нечкиной и др.):
Этот курс страдает теми же недостатками, что и другие учебники.
Здесь изложение фактов тражданской истории сплошь и рядом
подменяется «дурной социологией». Не показывается положительное значение
образования национального великорусского государства, борьба Минина и
Пожарского в 1613 году против поляков и шведов трактуется в
антимарксистском духе, т. е. в духе левацкого «интернационализма». И здесь
нет истории народов СССР... <.„> Авторы учебника упускают из виду то
азбучное положение марксизма, что капитализм есть блат в отношении
к Средневековью. Тем самым они становятся на антимарксистскую
точку зрения.
В программной статье Быстрянский ничего не сказал о
классовой борьбе как о важнейшем объяснении исторического
процесса. Зато прозвучала острая критика левацкого интернаци-
140
Глава 1
онализма. Так проявил себя новый поворот в идеологии, и его
еще предстояло осмыслить.
11 февраля 1936 г. Н.Л. Рубинштейн выступил с докладом
«Историческая схема M.U. Покровского» на общем собрании
Московского областного педагогического института. Он
отметил, что Постановление ЦК 13КП(б) от 26 января имеет
руководящее значение для историков СССР, и теперь надо понять не
отдельные ошибки М.Н Покровского, а «комплекс ошибок»,
представляющий собой систему исторических взглядов. Рухнула
именно система, или, выражаясь языком эпохи, потерпела
сокрушительное поражение считавшаяся истинной схема
рассмотрения отечественной и мировой истории126.
Историческая схема Покровского как определенная система
взглядов принадлежит прежде всего определенной исторической
эпохе... Товарищи, спрашивающие, почему мы до сих пор не
критиковали так Покровского, почему мы рекомендовали Покровского, почему мы
сейчас еще им пользу емся. Эти товарищи готовы думать, что критика
Покровского означает: возврат от Покровского к старым буржуазным
курсам, скажем, к Ключевскому, не понимая того, что это несомненное
историческое значение Покровского состоит именно в определенном
преодолении этой буржуазной историографии, что после Покровского
Ключевский уже пройденный этан и это нам надо не возвращаться назад,
а идти вперед12'.
М.Н. Покровский, по мнению Рубинштейна, остался на
позициях экономического материализма, он не понял значения
«объективности и партийности в науке», хотя Ленин «с первых
своих работ подчеркивал единство этих двух положений в
историческом материализме»128.
21 февраля 1936 г. состоялось заседание комиссии но
преподаванию истории в средней школе, на котором с докладом «К
вопросу о перестройке преподавания гражданской истории»
выступила А.В. Фохт. Стенограмма этого заседания хранится в
фонде Института истории Комакадемии. Это едва ли не первое
широкое методическое обсуждение решений партии и правительства, в
котором участвовали учителя, методисты и преподаватели
высшей школы.
Обсуждение свидетельствует о фомадном кризисе в
преподавании истории, потому что оно целиком было ориентировано
на идеи «школы Покровского», и намеченные партией и
правительством перемены вполне серьезно назывались перестройкой:
Рождение научной конвенции
141
столь глубока была пропасть, которая отделила их состояние до
постановления и после38*.
А.В. Фохт говорила:
...осуществление этих «Замечаний» возможно только наряду с
критикой концепции Покровского потому, что все, что у нас в этой области
есть, пронизано схемой Покровского. Поэтому нам нужно заняться и этим
вопросом. ЦК ВКП(б) и Совнарком указывают, что преодоление вредных
взглядов, которые даются схемой Покровского, являются необходимой
предпосылкой как для составления учебника по истории, так и для
развития марксистско-ленинской исторической науки и для поднятия
исторического образования в СССР. <...> Основной порок его схемы - это
антиисторизм, следовательно антидиалектика, нет диалектического подхода,
нет исторического развития... Эта схема (Покровского. - А. /О.) уже со-
129
здала мировоззрение не только у преподавателей, но и у учащихся .
Итак, основной порок идей М.Н. Покровского - признание
того, что «история есть политика, опрокинутая в прошлое»: он
преодолевается, по мнению Фохт, подлинным историзмом
Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина.
Эту мысль она развивала так:
Я разрешу себе разобрать это на целом ряде конкретных
примеров. Возьмем прогрессивность, о которой говорит Ленин, возьмем такой
момент - прогрессивность собирания московскими князьями
великорусских государств вокруг Московского. Покровский ограничивает
объяснение создания Московского государства только тем, что пишет, что
московские князья по свидетельству всех историков это были люди
серые и незаметные, но именно им везло больше, чем другим...
Покровский ничего не говорит о борьбе московских князей против татар. Таких
моментов можно указать очень много. Дальше, мы вслед за Лениным и
Сталиным говорим о прогрессивности реформ Петра I и о выдающейся
личности Петра I (Л. 7 об.).
Обсуждение показало, что учителя и методисты взяли
статью Быстрянского на вооружение и тема «Создание русского на-
38* Бывшие ученики М.Н. Покровского с трудом воспринимали
идеи Сталина, например о делении истории на «древнюю», «среднюю» и
«новую», и признавались друг другу, что им приходится отказываться не
от частностей, а от основ их марксистского воспитания в духе
Покровского (Дубровский А.М. Историк и власть. С. 195-196).
142
Глава 1
ционального государства» (Л. 16 об.) для них быстро стала
естественной и разумной.
Чрезвычайно интересный вывод сделала Фохт при
подведении итогов совещания, рассуждая с коллегами о применении
схем в процессе обучения:
Что касается схем, которые зарисовывают, то схемы у меня всегда
вызывают сомнения. Они кажутся очень наглядными и т. д., но они все-
таки очень схематичны, а с другой стороны, они очень сложны.
Например, схема классовых отношений на одной стороне стоят
эксплуататоры, на другой ■ эксплуатируемые. Если мы к этому подойдем с точки
зрения теперешних постановлений, то мы увидим, что это одна из
вреднейших схем, потому что мы видим только эксплуататоров и
эксплуатируемых, а исторического процесса, взаимоотношений между
эксплуататорами и эксплуатируемыми мы не видим (Л. 44 об.).
Классовая борьба в схеме Покровского, в привычке
мыслить «по Покровскому» теперь вызывала отторжение, но это
отторжение усиливалось вследствие точки зрения «теперешних»
постановлений партии и правительства. Неудержимо мысли
историков, методистов шли в сторону, весьма и весьма необычную
для марксистской науки, к переоценке роли классовой борьбы
в контексте «нового историзма». Но никто не знал и не мог знать,
до какого рубежа в теории допустимо это небезопасное движение
мысли.
«Патриотизм»
и «национальное государство»
в мировой истории
А.Н. Артизов, Д.Л. Бранденбергер, A.M. Дубровский и другие
исследователи с исчерпывающей глубиной показали, как на смену
интернационалистскому мифу пришел миф
национально-патриотический, великорусский. То, что подобный поворот произошел
одновременно с отказом от некоторых объяснительных
конструкций М.Н. Покровского, совершенно очевидно130. Однако
хотелось бы внести некоторые уточнения в существующую
познавательную ситуацию:
Трудность заключена здесь в том, что патриотизм
нередко рассматривают по умолчанию как понятие само собой
разумеющееся. Но не бывает патриотизма вообще или патриотизма
Рождение научной конвенции
143
на все времена. Историчность этого понятия в объяснительной
логике современников требует уточнения и даже опыта
реконструкции.
Знаковой в идеологическом повороте исследователи
единодушно признают статью К. Радека «Советский патриотизм»,
опубликованную в «Правде» 1 мая 1936 г.
Рассмотрим объяснительную логику автора.
«Патриотизм - чувство ответственности народных масс за
судьбы своей нации, желание защищать ее против врагов», -
писал Радек. Казалось бы, в таком объяснении патриотизма нет
никакой проблемы. Однако откуда он взялся? При каких
исторических обстоятельствах? История патриотизма - ключевой и
самый непростой момент в понимании «советского
патриотизма». «Чувство народных масс за судьбы своей нации» родилось в
грохоте орудий Французской революции, пол звуки
«Марсельезы», которая «звала сынов отечества на борьбу с тиранами».
Оказывается, патриотизм - это не то чувство, которое исконно
присуще народу. Нет! Это явление, порождаемое капитализмом «еще
в рамках феодального строя». Патриотизм это сознание нации,
а чувство нации национализм. К. Радек трактовал рождение
патриотизма, исходя из того, что на основе единого рынка
возникала буржуазная национальная культура, поднимавшая голову
«против космополитической феодальной поповской культуры,
пользовавшейся во всех странах одним латинским языком».
Возникающее в верхах буржуазного общества чувство национализма
отлично от чувства любви «к родной провинции, от чувства
племенной связи».
К. Радек весьма остроумно ставил вопрос о рождении
патриотического сознания во всей Европе. Оно появилось не
благодаря деятельности якобинцев, а вопреки Наполеону со стороны
борющихся против него народов:
Когда французская буржуазная революция переросла в
наполеоновский империализм, в попытку подчинить и ограбить всю Европу в
интересах французской буржуазии, когда на народные массы всей
Европы легла невыносимая тяжесть наполеоновских контрибуций,
наполеоновских войн, только тогда эти массы начинают подниматься. Только
тогда движение за освобождение от наполеоновского ига кладет начало
патриотического сознания в Европе, не пережившей еще революции.
Эти массы еще полны старых предрассудков, они борются еще под
феодальным руководством в Испании, Германии, России. Но в испанских
партизанах, в ожесточенной силе русских крестьян, борющихся под Бо-
144
Глава 1
родино, нельзя не разглядеть нового: патриотизма, т. е. стремления
избавиться от иностранного и внутреннего гнета... Идеи Французской
революции вскормили движение за воссоединение Германии и Италии.
Вливаясь через самые различные каналы, эти идеи питали все
патриотические движения Европы.
Как видно, идею патриотизма в мировой истории автор
сводил к идее демократии, к стремлению создать свое,
национальное, государство. Эта идея исторична, и она не возникает на
пустом месте, но является исторической закономерностью.
«Патриотизм» и «национальное государство» в развитии капитализма -
близнецы-братья.
Но идею патриотизма «крадут» у демократов, «дабы не
допустить ее победы». Представители старого господствующего
класса пытаются возглавить движение за объединение нации,
«заключив от имени помещиков компромисс с крупной
буржуазией». Они пытаются не допустить демократию - «форму
господства буржуазии, наиболее выгодную для будущей победы
социализма».
Когда же, наконец, буржуазия побеждает в историческом
масштабе, на месте феодальной эксплуатации оказывается
эксплуатация капиталистическая. Идея патриотизма используется
теперь для прикрытия действительности - эту идею буржуазия
пытается использовать уже против народных масс:
Осуществив государственное единство нации в Западной Европе,
она показала, что это есть единство противоположностей. Не
единство нации осуществила буржуазия, а классовое господство помещиков
и капиталистов над рабочими и крестьянами. Эту действительность
она пыталась прикрыть, иснользовывая (так! - Л. Ю.) патриотическую
идею против народных масс. Во имя идеи отечества она требовала от них
примирения с эксплуатацией, отказа от борьбы за собственные
интересы, согласия на роль пушечного мяса в войнах, которые велись не для
защиты собственного отечества, а для установления гегемонии одной
нации над другой. Буржуазия, идя к империализму, заменяет идею
братства народов идеей господства одного народа над другим,
патриотизм - шовинизмом. *
«Кража» патриотизма не осталась незамеченной: народные
массы увидели, что им предлагают защищать лишь
«капиталистическое отечество», и потому выдвинули «против тезиса
патриотизма антитезис интернационализма». Однако это иротивопо-
Рождепие научной конвенции
145
ставление (патриотизм - интернационализм) не означает, что
пролетариат враждебно настроен к идее отечества. Пролетариат
хотел бы вернуть себе отечество. Но его можно вернуть, лишь
уничтожив власть помещиков и капиталистов, уничтожив
классы. Пролетариат «может осуществить идею национального
единства».
Идея пролетарского интернационализма... выросла исторически
в борьбе с буржуазным шовинизмом, с опошлением национальной идеи
буржуазно-демократических революций. Но идея пролетарского
интернационализма никогда не противоречила идее патриотизма в ее
историческом смысле, как стремления к освобождению от внутреннего и
внешнего гнета... Ленин и Сталин учили русский и международный
пролетариат, что пролетарский интернационализм состоит не в
национальном нигилизме, в отрицании значения национального вопроса, а в
борьбе с национальным угнетением.
Патриотизм пролетариата, в понимании К. Радека,
категорически противостоит всякому шовинизму, присущему
буржуазному обществу. Патриотизм советский - это и есть
интернационализм пролетарский.
Как бы ни старались фашисты, как бы ни надрывались их
министерства пропаганды, им не создать в массах любви к отечеству Ибо
патриотические крики фашистов преследуют одну цель: не допустить,
чтобы рабочие, крестьяне отняли у капиталистов и помещиков фабрики,
заводы и землю...
Итак, патриотизм - явление историческое, прогрессивное,
поскольку в мировой истории оно тождественно образованию
идеологии национального государства. Патриотизм - явление
реакционное, когда буржуазия крадет у народных масс идею
отечества и, присваивая себе, извращает ее смысл. Патриотизм -
опять прогрессивное явление, когда пролетариат осознает свои
национальные интересы, становясь врагом всякого буржуазного
шовинизма.
Сталинская идеология не строилась на одном только
принципе, интернационалистском или патриотическом, а вмещала в
себя диалектические противоположности, создававшие
напряжение в жизненном мире людей. Если кто-нибудь подумал бы, что
«теперь» нужно говорить только о величии, например, русского
народа, то такой человек рисковал быть обвиненным в велико-
146
Глава 1
державном шовинизме. Если кто-нибудь сказал бы, что нужно
критически относиться к достоинствам собственного народа
(особенно в истории), ему могли вменить в вину национальный
нигилизм. Утверждать и то и другое одновременно - значило
рисковать не меньше: так поступает беспринципный человек,
приспособленец, и это тоже обвинение. Неопределенность
становилась правилом и в самой идеологии, и в ее восприятии39*.
Попытка компромисса
Помимо безоговорочного принятия постановлений партии и
правительства, а также статьи Быстрянского как знаковой в этих
переменах, существовала и более осторожная позиция, сторонники
39* Д.Л. Бранденбергер в статье «Восприятие русоцентристской
идеологии накануне Великой Отечественной войны (1936-1941 гг.)»
привел пример, который показывает, что буквальное восприятие новой
идеологии патриотизма в духе прославления «русских богатырей», как ни
странно, было чревато наказанием, если в этом восприятии не
учитывался уклон в «великодержавный шовинизм». Историк отмечал: «Поскольку
никакого официального объявления относительно идеологического
поворота сделано не было, политруки, инструкторы школ и другие работники
идеологического сектора пребывали в растерянности. Только в начале
1938 г., через несколько месяцев после введения новой школьной
программы, увольнение учителя И.А. Смородина за его русоцентристские
высказывания в классе послужили предлогом для появления в «Правде»
достаточно размытого комментария по поводу иного направления
официальной линии, о котором Смородин заявил открыто» {Бранденбергер ДЛ.
Восприятие русоцентристской идеологии накануне Великой
Отечественной войны (1936-1941 гг.) // Отечественная культура и историческая
мысль XVIII-XX веков: Сб. статей и материалов. Брянск, 1999. С. 40).
Несмотря на русоцентристский дух сборника «Против фальсификации
народного прошлого» (М; Л., 1937), нельзя сказать, что идеологически
была представлена линия только на защиту «русских богатырей от
пасквилянта» Демьяна Бедного. Напротив, в опубликованном здесь же
докладе П. Керженцева «Исторические темы в искусстве и Камерный театр»,
прочитанном на совещании московских театральных работников 23
ноября 1936 г., говорилось о том, что необходимо изучать не только историю
Руси, но и историю народов СССР: «Это необходимо для жесточайшей
борьбы с традицией великодержавного шовинизма, отрицающего право
на самостоятельное развитие за всеми народами СССР» (С. 19-20).
Рождение научной конвенции
147
которой пытались найти компромисс между идеями о
крепостническом характере Московского государства и новыми идеями о
национальном государстве как факте безусловного
исторического прогресса.
В № 5 журнала «История в школе» была опубликована
статья П.С. Дроздова «Образование Московского государства».
Журнал был сдан в набор 14 сентября 1936 г., подписан в печать
5 ноября того же года. Однако при публикации статьи редакция
журнала сочла возможным уточнить в собственном примечании,
что «статья тов. П.С. Дроздова представляет расширенную
стенограмму лекции автора, прочитанной в Высшей школе
пропагандистов им. Я.М. Свердлова при ЦК ВКП(б) в феврале 1936 г.»131
(о лекциях, прочитанных Дроздовым в этом учреждении, см.
ниже). Таким образом, наряду с инновациями Быстрянского о
национальном государстве в то же самое время высказывалась
позиция, сторонники которой не во всем были согласны с этим новым
взглядом.
Многие положения Дроздова едва ли могли вызвать в то
время несогласие. Автор статьи писал в разделе «Зарождение
центростремительных тенденций», что усиление «экономических
связей между жителями разных княжеств» привело к заметным
политическим сдвигам, возникла потребность в «создании более
широких политических объединений, чем мелкие удельные
князья»132. П.С. Дроздов подчеркивал, что первоначально
«нетитулованные бояре были кровно заинтересованы в создании крупных
феодальных союзов», поскольку дробление Северо-Восточной
Руси противоречило их интересам. Собирательную политику
великих князей поддерживали на первых порах и посадские люди,
население русских городов. В конце XIV в. стали возникать
феодальные союзы и феодальные княжества, которые затем
подчинились московским князьям как наиболее могущественным в
Северо-Восточной Руси.
В разделе «Предпосылки образования Московского
государства» автор не забыл написать и о росте общественного
разделения труда и развитии товарно-денежных отношений в середине
XV в., и о том, что городское население с все большим
сочувствием стало относиться к политике великого князя московского.
Очевидно, что Дроздов хорошо знал статью Энгельса и
фактически (но без ссылок) ее цитировал:
В том феодальном беспорядке, который царил на Руси до
середины XV в., великий князь московский являлся носителем «порядка». Его
148
Глава 1
стремления к ликвидации феодальной раздробленности и к созданию
крупного централизованного государства шли по линии исторического
прогресса, тогда как стремления остальных князей, являвшихся
представителем местного партикуляризма, сохранить независимость своих
княжеств и удержать удельную систему становились все более и более
реакционными (С. 51).
П.С. Дроздов сослался только на работу Сталина
(Марксизм и национальный вопрос. М., 1934. С. 73). В соответствии с
этой работой он признал, что «в XV в. на территории междуречья
Оки и Волги и Севера шел процесс формирования
национального рынка и складывания населения в великорусскую нацию»:
Однако процесс этот затянулся на несколько столетий и
завершился только в XVII в. В XV в., несмотря на большие успехи в росте
торговли, все еще очень силен был хозяйственный партикуляризм
областей, хозяйство в основном продолжало еще оставаться натуральным, а
торговый оборот происходил преимущественно в пределах местных
рынков (С. 52).
Сталинский мотив обороны стал у Дроздова едва ли не
основным:
Таким образом, татарские нашествия и угроза польского
завоевания способствовали ускорению процесса образования крупного
централизованного государства на великорусских землях. Развитие товарно-
денежных отношений и рост общественного разделения труда хотя и не
привели еще к образованию национального рынка, однако уже
достаточно расшатали прежнюю хозяйственную замкнутость отдельных
областей... (С. 53).
Казалось бы, не упущены идеи Сталина. Однако на
протяжении всей статьи П.С. Дроздов не называл Московское
государство национальным, зато отстаивал тезис, восходивший еще к
прежней конвенции, о колониальной сущности
многонациональной империи, прежде всего в разделе, который так и назывался
«Колониальные захваты великих князей московских Ивана III и
Василия III»:
Б первой четверти XVI в. было завершено объединение под
властью Москвы всех великорусских земель. Одновременно с этим
Московское государство выходит за пределы территории, населенной великору-
Рождепие научной конвенции
149
сами, и подчиняет себе другие народы. Уже при великих князьях Иване III
и Василии III были сделаны первые шаги по пути превращения
Московского государства в многонациональную колониальную империю...
Колониальные владения Московского государства росли также и на юг от
нижнего течения р. Оки, особенно в бассейне правого притока Оки
р. Мокши. Здесь жили - племена мещера и мордва. Уже в конце XIV в.
они попали в зависимость от великого князя Московского. Москва
управляла мещерой и мордвой отчасти через служилых татарских
царевичей, живших в г. Касимове, а отчасти через своих воевод (С. 64,67).
Когда Московское государство было создано, возникла
новая проблема - «отношения между московским государем и его
боярами». Эти отношения стали меняться «не только со стороны
внешней формы, но и по существу»:
Великие князья московские на протяжении многих десятилетий
вели борьбу против феодальной раздробленности и связанной с нею
«феодальной анархией», против удельных князей, за создание крупного
централизованного государства. И из этой борьбы они вышли
победителями. Но после победы московский государь оказался окруженным
боярами-княжатами с большими политическими претензиями (С. 80).
По мнению П.С. Дроздова, великий князь в новых
условиях, продолжая оставаться феодальным государем, стремился
противопоставить боярам-княжатам мелких феодалов в лице
«дворян и детей боярских, владевших поместьями».
Концепция борьбы боярства и дворянства:
миф и реальность
В отечественной науке утвердился взгляд, согласно которому
концепция борьбы боярства и дворянства, борьбы боярства
против центральной власти возникла в советское время в результате,
по крайней мере, частичного восприятия идей С.Ф. Платонова и
соответствующего прочтения исторических источников. Этот
взгляд выразил В.Б. Кобрин в монографии «Власть и
собственность в средневековой России» (М., 1985). Однако с этой
позицией едва ли можно полностью согласиться. Во всяком случае она
требует некоторого уточнения.
Безусловно, С.Ф- Платонов так думал, и исходил он не
только из общих представлений, актуальных для него, но также
150
Глава 1
из опыта прочтения конкретного материала. Возражение
вызывает декларируемая связь идей Платонова с наукой советского
времени, из чего следует, что эта наука в какой-то момент своего
существования восприняла идеи Платонова и, руководствуясь
анализом конкретного материала, убедилась в справедливости
подобной точки зрения. Чтобы не быть голословным, приведу
высказывание Кобрина:
Первую попытку связать экономику и политику средневековой
России предприняли С.Ф. Платонов и Н.П. Павлов-Сильванский. В
привилегированном землевладении аристократии они увидели основу
боярства против великокняжеской и царской власти. Взгляды этих
выдающихся ученых, изложенные с блеском истинного таланта, стали
общим местом в предреволюционной историографии и существенно
повлияли на воззрения советских исследователей133.
Влияние Платонова на личностном уровне могло
осуществиться в любое время - и с этим не поспоришь. Но если полагать,
что мнение Платонова было решающим в восприятии его
концепции наукой советского периода (уже на уровне конвенции),
то тогда необходимо исходить из допущения, что советские
историки, знавшие об «академическом деле», способны были думать
самостоятельно, без оглядки на руководящие указания. В такую
советскую науку трудно поверить, потому что в результате
подобного допущения она перестала бы быть советской.
Во времена господства идей М.Н. Покровского влияние
взглядов Платонова было ровно таким, какой была жесточайшая
их критика. «Академическое дело» произвело сильнейшее
впечатление на современников, и никому из молодых историков-
марксистов и в голову не приходило опираться на идеи ученого-
монархиста134. Газеты 1930 и 1931 гг. о Платонове писали в
уничижительном тоне, с откровенными издевательствами. В
архиве историка отложились некоторые экземпляры «Красной
газеты» (издание Ленсовета)135. Вот типичное для того времени
суждение:
...школа Платонова представляет собой националистическое,
охранительное направление в исторической науке... <...> Из главы
националистического направления в русской истории Платонов превратился
в главу интервенционистского направления... «Школа Платонова» -
последняя школа русской буржуазной истории (Красная газета. 1931.
3 февр.).
Рождение научной конвенции
151
После смерти М.Н. Покровского в 1932 г. ситуация мало
изменилась. Напротив, в 1933-1935 гг. восприятие идей Платонова
стало еще менее возможным (даже теоретически), ввиду того что
историческая наука выработала концепцию истории Московского
государства как многонационального крепостнического. Эта
концепция исключала идею прогрессивности русского самодержавия
в эпоху образования единого государства, а без нее была
невозможна и сама конструкция «прогрессивное дворянство - реакционное
боярство», потому что исторический прогресс при такой
оппозиции мог осуществляться только во взаимодействии с верховной
властью.
Ситуация резко изменилась после публикации статьи
Энгельса. Идея национального государства с исторически
прогрессивной самодержавной властью создала все условия для оформления
новой концепции истории Московского государства, в которой
самодержавие уже находится в союзе с дворянством и действует
вопреки реакционному боярству. Такая объяснительная конструкция
совершенно естественна, так как она не могла строиться на ином из
возможных допущений (например, что прогрессивным было
боярство, а реакционным дворянство). Внешне эта конструкция,
конечно, повторяла схему Платонова. Можно даже утверждать, что
после публикации статьи Энгельса отношение к творческому
наследию петербургского ученого изменилось в лучшую сторону.
Но также очевидно и то, что новая концепция своим
происхождением никак не связана с идеями Платонова. Она явилась
порождением отнюдь не многолетних эмпирических исканий,
а следствием постепенного освоения сталинского наследия по
«национальному вопросу» и, наконец, завершающего поворота,
который и был возможен только при условии появления нового
первоисточника - статьи Энгельса.
Данный первоисточник оформил концепцию борьбы
дворянства и боярства. В новой теоретической оболочке стало
возможным говорить о ней в силу непререкаемого суждения
Энгельса о закономерной победе королевской власти в Европе над
непокорными, бунтующими противниками национального
единства. Европейская модель истории стала главной и для русской
истории периода феодализма.
Это, подчеркиваю, не означает, что труды Платонова
вообще не упоминались в дискуссиях или научных докладах того
времени. Напротив, как это ни странно, их положительно
цитировали даже при идеологических проработках историков - «врагов
народа», которых разоблачали в 1937 г.ш
152
Глава 1
Кстати, в том же году были переизданы «Очерки по
истории Смуты в Московском государстве XVI XVII вв.». Однако то
или иное частное мнение Платонова по тому или иному частному
вопросу не могло стать мнением руководящим.
* * *
Конвенция историков о русском национальном
государстве оформилась в науке к концу 30-х годов XX в. Она пришла на
смену прежней конвенции ученых о Московском государстве с
обязательным отрицанием национальной природы государства и
разоблачением его надклассовой сущности.
В основе новой конвенции - совершившийся в умах
историков решительный поворот в сторону восприятия текстов
классиков марксизма, в том числе трудов Сталина, как
метафизической реальности: неважно, когда и по каким причинам тот или
иной текст был написан и в связи с какой именно актуальностью
прошлого. Все контекстуальные связи разом обрывались,
оставляя историку право соединять цитаты классиков в одно целое по
своему усмотрению, но без всякой гарантии на успех.
Контекстуальное мировосприятие истинного в эпоху
Покровского, когда еще не были забыты политические установки
партии большевиков о том, что нет вечных истин, но есть
позиции партии, менявшиеся в связи с политикой партии, отживало
свой век. Так же отживало свой век и некогда общепринятое
мнение, что нет и не может быть решения национального вопроса
навсегда.
Когда же по стране прошла идеологическая кампания по
преодолению «отставания теории от практики»
социалистического строительства в одной отдельно взятой стране, стало ясно,
что не имеет никакого значения, когда именно была написана та
или иная работа Энгельса или Сталина, в связи с какими
обстоятельствами, объяснявшими те или иные конкретные мотивы.
На смену контекстуальной природе смысла пришла
метафизика сталинского учения, в которой национальный вопрос
оказался центральным для всей русской истории.
Метафизика обладает одним универсальным свойством:
она никогда не позволяет узнать истину до конца, но допускает
(бесконечное) приближение к ней, и на пути этого приближения
всегда остается Неопределенность. Только Сталин совпадал с
истиной, и только он знал (или должен был знать), что правильно,
а что неправильно в той неопределенности, которая отделяла
простого смертного от истинного понимания смысла русской
Рождение научной конвенции
153
истории. Истинный смысл отныне выражался в правильном
соединении цитат классиков марксизма-ленинизма, окончательно
потерявших свою контекстуальную природу, противоречивых и
несходных в своих изначальных интенциях.
Однако рождение новой конвенции - только первый шаг,
за ним неизбежно следуют трудности, конфликты
интерпретаций, прозрения и новые сомнения. Не забудем, что во все, что
рождается, живет и развивается, закладывается и смерть как
неизбежное завершение самого факта рождения...
Но об этом - в следующих главах книги.
Глава 2
Перестройка исторического фронта
Личный фонд
Л. В. Шестакова
Чтобы понять, как расставлялись акценты в изменчивом,
неустойчивом общем сознании науки второй половины 1930-х годов,
изучавшей историю образования и функционирования
Московского государства, обратимся к комплексу материалов из
творческого наследия А.В. Шестакова, в основном неопубликованного.
Этот ученый активно и профессионально занимался историей
Московского государства, хотя публиковал научные труды по
истории Первой русской революции1.
А.В. Шестаков неоднозначно отнесся к перестройке
исторического фронта, особенно в отношении истории Московского
государства. Материалы его личного фонда, хранящиеся в архиве
Академии наук, вполне репрезентативны для характеристики
трудностей усвоения новой конвенции о национальном
государстве не только им, но и другими представителями исторической
науки. В выработке общей позиции были важны новые критерии
в отношении и к буржуазной историографии, и к историографии
«школы» Покровского, и к преподаванию истории в высшей и в
средней школе, и к тому, что кто-то в одночасье становился
«врагом народа»...
Определим хронологически весь объем публичных лекций
и научных докладов А.В. Шестакова но истории Московского
государства, хранящихся в фонде № 638 архива Академии наук
(АРАН), для того, чтобы затем - в ходе анализа этих материалов -
проследить динамику в восприятии новых идей одним из самых
значимых представителей школы Покровского.
1. «Преподавание истории СССР на новом этапе» (1936 г.).
2. «Феодализм в Московском княжестве в XV в.» (29 октября
1936 г. -3 апреля 1937 г.).
Перестройка историческою фронта
157
3. «Московское государство во второй половине XV в.
(княжение Ивана III)» (5 ноября 1936 г.).
4. «Московское великое княжество в I половине XVI в.
Княжение Василия III» (14 ноября 1936 г.).
5. «Московское царство в середине XVI в.» (17 ноября 1936 г.).
6. «Опричнина» (23 ноября 1936 г.).
7. «Кризис конца XVI в. и оформление крепостничества в
законах 1586,1597 гг.» (5 декабря 1936 г.).
8. «Культура и быт Московского царства во второй половине
VI в.» (2 декабря 1936 г.).
9. «Раскол и крестьянская реформа в Московском государстве
в XVII веке» (26 декабря 1936 г.).
10. «Московское государство в последней четверти XVII века»
(17 февраля 1937 г.).
11. «Методические установки Покровского и его схема истории
СССР» (1 июля 1937 г.).
12. «О периодизации русской истории у М.Н. Покровского»
(2 июля 1937 г.).
13. «О курсе истории России М.Н. Покровского» (3 июля 1937 г.).
14. «О новом учебнике истории СССР» (9 сентября 1937 г.).
15. «Об основных проблемах истории СССР по новому
учебнику» (23 сентября 1937 г.).
16. «Создание русского национального государства» (16
октября 1937 г.; опубликовано, в рукописи содержится правка).
17. «Методы и приемы вредительской работы на историческом
фронте» (31 октября 1937 г.).
18. «Расширение русского многонационального государства»
(27 ноября 1937 г.).
19. «Русское государство при Иване III» (29 ноября 1937 г.).
20. «Ошибки М.Н. Покровского и его школы» (27 декабря 1938 г.).
21. «На фронте исторической науки» (1938 г.; в рукописи
содержится правка).
22. «Программы курса по истории СССР в Институте красной
профессуры» (1931-1938 гг.).
23. «Замечания к выступлению на дискуссии о проблемах
истории СССР в Институте истории СССР» (1939 г.).
24. «Историческая наука и ошибки Покровского в свете
"Краткого курса истории ВКП(б)"» (1939 г.).
25. «Об ошибочных взглядах М.Н. Покровского и его
"исторической школы"» (без даты).
26. «Критика русской историографии государства» (без даты).
158
Глава 2
1936 год: поиск компромисса
Отнюдь не сразу А.В. Шестаков присоединился к новой
конвенции о национальном государстве. В отличие от Н.Л.
Рубинштейна и И.И. Смирнова, которые легко восприняли новые идеи и
безоговорочно их использовали в полемике друг против друга,
Шестаков не торопился признавать новую установку
В 1936 г. он написал статью «Преподавание истории СССР
на новом этапе». В ней он подчеркивал необходимость критики
основных положений М.Н. Покровского, но при этом ни словом
не обмолвился о национальном государстве как об одной из
ключевых проблем в пересмотре прежних «антиленинских»
взглядов2. В статье содержались все основные компоненты критики
наследия Покровского, но Шестаков не стал их
конкретизировать:
...должна быть проделана большая техническая работа по
разоблачению Покровского и его школы по отдельным проблемам истории СССР,
начиная с древнейшего общественного строя, не только на Европейской
части СССР, но по отношению с народом бывших колоний царизма... <...>
Нужно преодолеть заимствованные у Ключевского определения
Покровского Киевского государства, как торгового государства, его теорию
разбойничьего торгового капитализма, его путаницу в вопросах генезиса
феодализма, характеристику феодальной раздробленности, образование
Московского государства, опричнины, крестьянских войн 17 и 18 веков,
характеристику Петра, дворянской монархии 18 века и т. д. (Л. 4).
29 октября 1936 г. А.В. Шестаков прочитал лекцию
«Феодализм в Московском княжестве в XV веке», которая была
застенографирована. Говоря об общем состоянии Московской Руси, он
ни разу не определил момент образования национального
государства, хотя он не мог не знать руководящие указания о
критике основных положений Покровского. Вся лекция построена
таким образом, что в ней эта критика вообще отсутствует. Более
того, весьма насыщенный фактами текст свидетельствует, что его
автор как будто выпал из современного ему контекста: в лекции
использована только одна ленинская цитата и нет ссылок на
январские постановления правительства и ЦК ВКП(б). В науке
тогда широко разворачивалась политическая кампания против
«школы» Покровского, а Шестаков позволял себе роскошь
фиксировать на бумаге то, что было безотносительно к
происходящим событиям в настоящем (Д. 138. Л. 1-11).
Перестройка исторического фронта
159
В конце лекции Шестаков привел список литературы.
Весьма показательно, что, хотя в тексте лекции не было ни слова
сказано в адрес Покровского, давалась ссылка на его работу
вместе со ссылками на труды классиков марксизма - Энгельса
(«О разложении феодализма и образовании национальных
государств»), Ленина, Сталина (речь на I Всесоюзном съезде
колхозников). Шестаков ссылался также на труды Б.Д. Грекова,
П.С. Дроздова, на сборник документов «Феодальная деревня
Московского государства в XIV-XVI вв.» (1935 г., иод редакцией
Ь.Д. Грекова).
Триста экземпляров этой публичной лекции были изданы
ротапринтным способом 3 апреля 1937 г.
5 ноября 1936 г. А.В. Шестаков прочитал лекцию
«Московское государство во второй половине XV в. (княжение Ивана III)»,
в которой он уже в большей мере раскрыл свою позицию. Ничего
случайного в октябрьской лекции не было: почти то же самое он
повторил и в ноябре. Очевидно, что А.В. Шестаков продолжал
сознательно сопротивляться переменам, произошедшим на
«историческом фронте» после январских решений партии и
правительства.
Он, не называя Московское государство национальным,
признавал его многонациональным с оговорками, которые
демонстрировали еще не потерянную связь с некоторыми
ключевыми идеями «школы» Покровского, а также с общим настроением
статьи Цвибака:
... больше всего страдали поволжские народы - мордва, черемисы,
мурома, мещеря, чуваши, удмурты, словом, все народы, жившие но
Волге, которые в этот период времени значительно поднялись в смысле
развития производительных сил и создания таких общественных
отношений, которые выдвигали эти народы в ряд общественных отношений,
имевших место в Казани и в Московском великом княжестве. У народов
Поволжья к этому времени уже созрели моменты перехода к
феодальным отношениям, вызрели свои князьки, свои феодалы, которые были
на службе то у Московского князя, то у Казанского хана.
06 этом говорит духовное завещание Ивана III, в котором
сказано: «Князи мордовские вси», Покровский в «Русской истории с
древнейших времен» (1-й том, стр. 246) в главе «Возникновение
Московского государства и великорусской народности» пишет: «В
завоевании Казани дело шло не только о татарах и даже главным образом не
о них. Это было дальнейшее поглощение главным образом финских
народностей».
160
Глава 2
Покровский употребляет здесь старый термин «финские
народности», а мы говорим «народы Поволжья». Этот захват народов
Поволжья начался значительно раньше, чем при Иване III, но при Иване III он
пошел настолько быстро, что из-за этого начались жестокие войны
между Иваном III и Казанью (Д. 229. Л. 5).
Как видно, Л.В. Шестаков вполне спокойно, без всякой
критики цитирует ставшую одиозной - после январских
постановлений партии и правительства - статью Покровского о
Московском государстве. Показательно, что Шестаков
демонстрировал не только верность установкам Покровского в вопросе о
великодержавном шовинизме, но и стремление приспособиться к
новому строю мыслей, что, впрочем, давалось ему нелегко.
Эклектика в теории - свидетельство того, насколько
сложным и противоречивым был путь Шестакова к новому «общему
мнению» (в сравнении, скажем, с мобильностью Смирнова и
Рубинштейна):
Когда я обрисовывал социальные отношения в великом
Московском княжестве, я отмечал роль великого князя и его стремление к
увеличению своей политической власти, стремление к единодержавию.
Этой темы касается Ключевский, который говорит, что Иван III может
быть прославлен как борец за независимость, который совершил много
патриотических подвигов. Ключевский говорит: «Объединившаяся Ве-
ликоруссия родила идею народного государства, но не ставила ему
пределов, которые в каждый данный момент были случайными...» <...>.
Здесь сказывается, прежде всего, сам Ключевский как монархист, как
сторонник великодержавного шовинизма. Какой поборник за волю, за
народность был Иван III, мы узнаем из некоторых характеристик
Москвы. Ключевский в 1-м томе на стр. 458 говорит: «В XIV веке
происходило одичание князей,..» Этих одичавших князей он сравнивает с Иваном III
и говорит, что Иван III был тот самый патриот, которого его же
митрополит называл бегуном и трусом. Этот самый патриот все же был
настоящим политическим деятелем, настоящим государственным человеком,
стоявшим на точке зрения необходимости величия государства
Русского, государства великорусской народности (Л. 7-8).
С одной стороны, Шестаков по-прежнему и в духе
Покровского критиковал Ключевского за великодержавный шовинизм,
сознательно не называя Московское государство
национальным, с другой стороны, он признавал, что это государство было
государством великорусской народности. Есть ли разница?
Перестройка исторического фронта
161
Формально - да: «народное государство» (по Ключевскому) и
«государство великорусской народности» не одно и то же. Но при
любом раскладе Шестаков не считал правильным употребление
понятия «национальное государство».
Он признавал существование многонационального
государства и по-прежнему делал упор на его крепостническом
характере:
...XV век для Московского великого княжества был веком не
только борьбы великого князя, царя, как великий князь себя называл, но
и веком настоящего Средневековья и борьбы за укрепление феодальных
отношений, за введение поместной системы, за ограничение переходов
крестьянских масс, за подчинение народностей хотя бы того же
Поволжья, за включение их в состав Московского государства. Все это вело к
определенной линии крупного многонационального государственного
образования. Этот процесс образования Московского
многонационального государства находит свое завершение в XVI веке, но начало ему
было положено в XV веке (Л. 9 -10).
Представлению Шсстакова о многонациональном
(крепостническом) государстве соответствовало и описание исторических
деятелей, особенно Ивана III. Не принимая «национальное
государство» как новую конвенцию, ученый не принимал и
положительную национальную характеристику великого князя:
Характеристику Ивана III я закончу выдержкой из «Секретной
дипломатии» Маркса: «В начале своего княжения Иван III все еще был
данником татар. Власть его все еще оспаривалась другими феодальными
князьями...» В этих словах Маркса мы видим замечательно
художественно набросанный портрет Ивана III, портрет, рисующий
представителя этого нового, восходящего Московского государства с самых
отрицательных, отвратительных сторон. Но было ли все же что-нибудь
прогрессивного в этом генезисе новых общественных отношений или
все это были явления, которые задерживали развитие
производительных сил? (Л. 12).
Этот вопрос, прозвучавший как большое сомнение,
показывал, что Шестаков не был готов отказаться от прежних установок и
напряженно искал компромисс между прежними идеями и новыми:
1(ссмотря на все ужасы Средневековья, несмотря на
отвратительные гнусные моменты политики Ивана III и его преемников, при этих
162
Глава 2
великих князьях и первых царях было положено основание единому
государству. Здесь была укреплена феодальная система. Здесь была
заложена та система, которая давала возможность многонациональному
государству охватывать, подчинять, душить огромное количество
народностей, все больше и больше вовлекавшихся в границы этого
многонационального государства (Л. 12).
В конце статьи А.В. Шестаков вновь пытался согласовать
новые идеи (в духе статей Энгельса и Быстрянского) и
конвенцию о многонациональном крепостническом государстве:
С этой точки зрения стоит просмотреть одно небольшое замечание
(! - А. Ю.) Энгельса, напечатанное в № 6-7 «Пролетарской революции»
за 1935 год. Энгельс дает аналогичный пример в Западной Европе,
пример борьбы королей Западной Европы со своими феодалами и
указывает на чрезвычайную важность для прогресса общественных отношений
объединения королевской власти. Это звучит, может быть, несколько
парадоксально, что объединение государственной власти является
прогрессивным явлением, но историки-марксисты должны подходить к
историческим фактам конкретно, должны мыслить себе диалектически
развитие исторического процесса, и тогда будет понятно, что в условиях
«одичавших князей», в условиях партикуляризма, раздробленного
хозяйства централизация государственной власти, централизация
государственных границ хотя бы такими гнусными, и подлыми путями,
какими шли московские князья, сыграла огромную роль в создании единого
многонационального государственного целого и в дальнейшем развитии
производительных сил в этом государстве (Л. 12 13).
Эту лекцию (в машинописном варианте) Л.В. Шестаков
несколько изменил для издания ротапринтом и при этом сделал
весьма любопытную правку: вместо процитированной выше
концовки лекции, в которой говорилось лишь об «одном небольшом
замечании» Энгельса, теперь было написано:
Указание Энгельса (курсив мой. - А. /О.), которое я приводил в
качестве лекции о прогрессивности королевской власти, может быть,
прозвучало для вас несколько парадоксально, но мы, историки-марксисты,
должны подходить к историческим фактам конкретно, должны мыслить
себе диалектически развитие исторического процесса, и тогда будет
понятно, что в условиях «одичавших удельных князей», в условиях
политического партикуляризма, раздробленного хозяйства, централизация
государственной власти, централизация государственных границ хотя
Перестройка исторического фронта
163
бы такими гнусными и подлыми путями, какими шли московские
князья, сыграла огромную роль в создании единого государственного целого
и в дальнейшем развитии его производительных сил (Л. 9, ротапринт).
Видно, насколько идея прогрессивности королевской
власти (= великокняжеской на Руси) была для Шестакова - и не
только для него - необычной: к ней нужно было привыкнуть, ее надо
осмыслить диалектически! Разница в правке - едва заметная:
«это звучит, может быть, несколько парадоксально» и
«прозвучало для вас несколько парадоксально». Шестаков скрыл от
читателя, что усвоить идею прогрессивности королевской власти было
трудно прежде всего ему.
Уверенность в правоте прежней общей договоренности у
Шестакова неохотно уступала место новоиспеченной
объяснительной конструкции.
Ученый дополнил текст лекции рассуждениями о
прогрессивной королевской власти, однако довольно странно
использовал это суждение применительно к русской истории.
Бунтующими землями у него оказались не только Тверское княжество, но
также Новгород и Вятка:
Включение Новгорода в систему власти московского государства,
несомненно, было явлением прогрессивности. По этому поводу важно
привести указание Энгельса, который в ст. «о разложении
феодализма...» (ж. «Пролетарская революция», № 6,1935 г.) говорит следующее:
«В России покорение удельных князей шло рука об руку с
освобождением от татарского ига и окончательно было закреплено Иваном III»
(стр. 160). Такое же значение имело и подчинение Москве Новгорода.
«Во всей этой (феодальной. - А. Ш.) путанице, говорит в другом месте
той же статьи Энгельс, королевская власть была прогрессивным
элементом. Она была представительницей порядка в беспорядке,
представительницей образующейся нации в противоположность раздроблению на
бунтующие вассальные государства» (стр. 157). К таким бунтующим
государствам надо отнести и Вятскую, тоже олигархическую республику, -
этот новгородский филиал в современной Удмуртии, - который Иван III
разгромил в 1489 г. и подчинил себе, одновременно с захватом двинских
земель и других новгородских колоний на севере. То же самое надо
сказать и о Тверском княжестве, которое все время интриговало против
Москвы (Л. 12, ротапринт).
14 ноября 1936 г. Шестаков выступил с лекцией
«Московское великое княжение в первой половине XVI в.» в педагогиче-
164
Глава 2
ском институте им. Л.С. Бубнова, которая была
застенографирована (Д. 232). Шестаков рассмотрел только факты - и ничего,
кроме них: ни теории, ни ссылок на постановления партии и
правительства, ни опровержений Покровского. Л ведь текст
этой лекции, если судить но карандашной помете в левом
верхнем углу первой страницы стенограммы, Шестаков готовил к ро-
тапринтной публикации в марте 1937 г. В лекции отсутствовала
какая бы то ни было концепция. Что это? Страх ошибиться?
Неуверенность в правоте предлагаемой новой идеи? Желание
освободить себя от любых обобщений, схем, абстракций в духе
партийной критики Покровского? В стенограмме лекции нет
прямых высказываний Шестакова, объясняющих причины его
осторожности, а догадки и гипотезы ничего не меняют в нашем
незнании.
17 ноября того же года А.В. Шестаков прочитал (под
стенограмму) еще одну лекцию в пединституте «Московское царство
в середине XVI в.». Он ни разу не упомянул термин
«национальное государство», не вспомнил Покровского, а также январские
постановления партии и правительства, обошелся даже без цитат
из наследия классиков марксизма-ленинизма, включая Сталина.
Зато ярко прозвучала мысль, что Московское царство вело
откровенно колониальную политику. Это в большей даже мере, чем
в предыдущих лекциях, отвечало духу концепции, хотя уже и не
реакционного, но еще но преимуществу крепостнического
государства.
Иначе говоря, с таким набором суждений о колониализме
Московского царства идея национального государства выглядела
бы по крайней мере неуместной:
Национальное угнетение выражалось в том, что прежде всего
здесь происходила насильственная русификация. Коренное население
Прикамья и Поволжья, особенно народы Севера, попадавшие в орбиту
Московского царства, испытывали на себе гнет монастырей, гнет
крещения. Миссионеры, которые потом объявлялись святыми мучениками, по
существу, были представителями власти, представителями феодалов,
которые вели свою политику в интересах феодалов, в интересах
ограбления широкой массы народностей нерусского происхождения. Этот
процесс расширения монастырского и всякого другого владения среди
нерусских народностей, сопровождался целым рядом кровавых
экзекуций, кровавым насилием, спаиванием населения всякими
одурманивающими веществами и прямыми грабежами этого населения. У них
отнимались меха, деньги, имущество. Неоднократно это население
Перестройка исторического фронта
165
выступает в качестве силы сопротивляющейся... В 1572 г. марийцы и
башкирцы побили русских торговых людей на Каме - 87 душ, как
говорит летопись. Это событие тоже говорит о том сопротивлении, которое
встретили представители великорусской державности со стороны
населения нерусского происхождения... Таким образом, взыскивались с
колониального населения дани, говорят многие материалы в различного
рода грамотах... Колониальное обирательство нерусских народностей со
стороны феодалов, светских и церковных в Московском царстве вело к
некоторому ослаблению того давления, которое производилось на
коренное население, на население центральной полосы... <...>
Колониальная политика Московского царства в XVI в., начинаясь еще в начале
XVI в., все больше и больше усиливается в смысле количества дани, в
смысле количества отбираемых от покоряемого населения ценностей.
Дани растут, потому что Московское царство стремится еще больше
расширить свои пределы, за счет нерусских национальностей. В конечном
счете, покорение Казани, Казанского татарского ханства, Астраханского
царства, захват всего Поволжья, Башкирии, ведут к такому приросту
новых земель, который надо было взять при помощи крупной военной
силы и держать в руках тоже при помощи этой крупной военной силы.
Аппетит к этим захватам приходил с едой, аппетит к так паз. расширению
Московскою царства (курсив мой. - А. Ю.) (Д. 233. Л. 11- 13).
Обратим внимание на словоупотребление: нельзя не
почувствовать в словах «аппетит» к «так называемому расширению»
Московского царства сугубо отрицательную величину. Между
тем Шсстаков не мог не знать сталинских текстов, в которых ни о
каких «аппетитах перед едой» не говорилось...
26 ноября 1936 г. в пединституте он прочитал лекцию
«Раскол и Крестьянская реформация в Московском государстве
в 17-м веке», в которой сразу сообщил о научной литературе по
теме. Им был указан «пятитомник Покровского» - «Русская
история с древнейших времен». И ни слова - о классиках
марксизма, работах Сталина и постановлениях партии и правительства.
28 ноября 1936 г. А.В. Шестаков выступил в пединституте
с лекцией на тему «Опричнина». В ней факты по-прежнему
властвовали. Однако он дважды вспомнил Покровского, и каждый
раз по принципу: одно - правильно, другое - неправильно:
I кжровский правильно указывает, что в этой борьбе Иван IV
опирался, прежде всего, на мелкие служилые и военные группы, на
помещиков и посадских. Но Покровский неправильно трактует (это вытекает
у него из теории всесилия торгового капитала), что помещики, затем
166
Глава 2
служилые военные люди являлись, по существу, представителями
буржуазии, пусть торговой... В этом отношении правильны соображения,
высказываемые Покровским относительно заинтересованных новых
помещиков, военно-служилых людей в торговле. Но это не значит, что они
были представителями буржуазии. Захват торговых путей, конечно,
облегчал торговлю не только торговым людям, но и помещикам... (Д. 235.
Л. 5, 11).
В лекции «Культура и быт Московского царства во второй
половине XVI в.», прочитанной 2 декабря 1936 г. (под
стенограмму) в пединституте (Д. 237), нет ничего нового в сравнении с
интенциями прежних его лекций. Это - фактический материал без
какой-либо попытки подвести иод него теорию. И даже больше
того, прозвучал призыв рассматривать средневековую культуру
прежде всего как религиозную. Анализ памятников и
публицистических идей не выводил автора ни на одно сколько-нибудь
заметное социологическое обобщение.
5 декабря 1936 г. состоялась еще одна лекция А.В. Шеста-
кова в пединституте (под стененрамму) на тему «Кризис конца
XVI века и оформление крепостничества в законах 1586 и 1597 гг.».
В этой лекции нет перемен в авторских намерениях: факты,
много фактов, интересных и разных, и вновь без всяких ссылок на
классиков и современность. Шестаков называл государство
Московским, однажды Московским феодальным государством, и не
появлялось никаких предпосылок для перемены суждений:
крепостничество во всех видах и формах оставалось лейтмотивом.
В этой лекции историк дал историофафический обзор, упомянув
Покровского под тем же углом зрения, что и раньше: в чем-то он
обязательно нрав, а в чем-то неправ или недостаточно прав:
Ближе к правильному объяснению событий стоит точка зрения
М.П. Покровского, который рассматривает классовую борьбу начала
XVTI века, прежде всего, как революционное движение крестьянства,
направленное против крепостничества. По все же и эта точка зрения была
недостаточно полна, потому что все подменить только борьбой
крестьянства, не видеть в этой классовой борьбе и других сторон движения - это
значит не полностью освещать все события начала XVII в. (Д. 236. Л. Л).
Наконец, 26 ноября 1936 г., в пединституте он прочитал
лекцию «Раскол и крестьянская реформа в Московском
государстве в XVII веке» (Д. 253). С первых же минут лекции Шестаков
назвал научную литературу по теме. Им был указан «пятитомник
Перестройка историческою фронта
167
Покровского» «Русская история с древнейших времен». И ни
слова не было сказано о работах Сталина и постановлениях пар-
тии и правительства.
1937 год: поворот
17 февраля 1937 г. А.В. Шсстаков прочитал (иод стенограмму)
лекцию «Московское государство в последней четверти XVII
века» (Д. 243а). В ней он не изменил себе - по-прежнему
государство именовалось Московским, оно колонизировало Сибирь и
Дальний Восток, и это особенно волновало автора. Заметное
отличие состоит только в том, что в начале лекции Шестаков
довольно подробно (раньше он этого не делал) перечислил труды
классиков марксизма-ленинизма, включая Сталина. И хотя он
рекомендовал ознакомиться с интервью Сталина, данным
немецкому писателю Эмилю Людвигу 13 декабря 1931 г., о
«национальном государстве» (пусть и с отрицательным значением),
предпочитая ничего не говорить (Л. 1).
1 июля 1937 г. А.В. Шестаков приступил к чтению курса
лекций под общим названием «Искажения истории СССР у
М.Н. Покровского и в его школе»1*. В первой лекции
«Методологические установки Покровского и его схема истории СССР»
он коснулся общих вопросов критики теоретических
построений исторической науки 20-х годов. Он отметил, что многие
идеи Покровского трудно преодолеть, потому что его работы
«имеют до сих пор хождение и служат в качестве основного
материала для многих преподавателей в их педагогической
работе» (Д. 383. Л. 1).
2 июля Шестаков прочитал вторую лекцию цикла - «О
периодизации истории у М.Н. Покровского», в которой коснулся
уже более конкретных вопросов русской истории. Шестаков
спокойно рассуждал о Покровском и - что особенно важно - не
скрывал, а подчеркивал, что лично помогал ему во многих делах:
Покровский был крупным работником в области истории в
период образования институтов красной профессуры. Это началось в 1921 г.
и продолжалось до его смерти. Организовывая институты красной про-
** В личном фонде А.В. Шестакова отложился также
недатированный конспект доклада «Об ошибочных взглядах М.Н. Покровского и его
т. и. "исторической школы"» (АРЛН. Ф. 638. Он. 1. Д. 213).
168
Глава 2
фессуры, он создавал себе целую школу. Под его крылом выросли почти
все наиболее известные в настоящее время историки нашего Союза. Все
они должны быть отнесены к исторической школе Покровского, и я
тоже не являюсь исключением. Я также был слушателем ИКН и в свое
время был одним из главных работников во всех тех исторических
мероприятиях, которые затевал Покровский. Вместе с ним я организовывал
Общество историков-марксистов; вместе с ним был создан журнал
«Историк-марксист», «Исторический журнал» (б. «Борьба классов») и
целый ряд исторических мероприятий был проведен под руководством
Покровского его учениками, и в том числе мною. Покровский в этот
период времени не написал больших работ. Он был так перегружен
многочисленными своими должностями, что у него не оставалось времени и
возможности для написания очень ценных и интересных (выделенное
курсивом затем зачеркнуто А.В. Шестаковым. Л. /О.) статей и
небольших брошюр. В то же время особенно важно, что он дал нам ряд статей
об исторической науке, об историографии, которые были направлены,
главным образом, против старых, феодальных и буржуазных историков,
где он давал разоблачающую их критику. Но нельзя сказать, что эта
критика была 100%-й и что здесь Покровский был на той высоте, которую
мы можем от него требовать, как от марксиста-ленинца-болыневика...
(Д. 385. Л. 8).
Правка текста показывает, что Шестаков был чрезвычайно
предан своему учителю и до последней возможности старался
подчеркивать его положительные свойства. Вместе с тем
Шестаков не мог не отметить, что некоторые ученики МП.
Покровского стали «врагами народа»2*. По его мнению, метаморфоза заклю-
2*5 февраля 1935 г. был арестован и осужден к пяти годам
лишения свободы А.И. Малышев. 11 апреля 1935 г. были арестованы директор
Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ)
А.Г. Пригожин, в декабре 1935 г. - заместитель декана историческогх)
факультета Московского университета М.И. Лурье. 11 февраля 1936 г.
был арестован Э.Я. Газганов, директор Смоленского пединститута,
29 апреля 1936 г. - заместитель председателя Казахского филиала АН
СССР С.Г Томсинский. 5 мая 1936 г. был арестован профессор Г.С. Зай-
дель, 31 мая - декан исторического факультета Московскою
университета Г.С. Фридлянд, 21 июня 1936 г. П.! I. Ванаг, 3 июля - З.Б. Лозинский.
Весной и летом 1936 г. были арестованы также C.I I. Быковский, Ф.В.
Кипарисов, М.М. Цвибак, О.А. Лидак, З.Л. Серебрянский, Г. Е. Меерсон,
В.М. Далин, Л.Г. Райский, И.М. Троцкий, И.П. Токин, Е.И. Ривлин.
В конце 1936 г. были арестованы профессор МИФЛИ С.А. Пионтковский,
Перестройка исторического фронта
169
чалась в том, что вместо серьезной и глубокой науки Покровский
поощрял «верхоглядничество». В Институте красной
профессуры возникала, но его мнению,
погоня за обобщениями, за разрешением проблем, которые, в
конце концов, находили приют в исторических журналах, и никакого следа
не оставляли в науке, так как через короткое время эти все концепции
летели к черту, как не основанные на научной базе... Все эти историки
Ванаг, Томсинский, Пионтковский, Дубровский, Граве и ряд других, -
это все типичные представители того антимарксистского,
антиленинского воспитания, которое было в ИКП в годы Покровского и потом
оставалось даже после его смерти и привело в дальнейшем, когда его
ученики стали руководителями этого ИКП, особенно - в области истории,
к продолжению той же политики (Там же. Л. 11).
Едва ли легко далось Шестакову признание, что он был
рядом с Покровским, действовал с ним заодно: многие из учеников
и соратников Покровского уже были арестованы, а некоторые
расстреляны.
А. В. Шестаков говорил на лекции:
Большой ценной работы Общество марксистов-историков нам не
оставило для истории. Надо сказать, что здесь было больше болтовни,
чем серьезный научной работы. Трудно это сказать мне, как одному из
помощников Покровского, ■ я был его заместителем, председателем
этого Общества одно время, - трудно мне сказать, как это так получилось.
Казалось, что эта работа была полезной, казалось, что мы
распространяем какие-то исторические знания среди менее подготовленных
товарищей, особенно среди московских педагогов, которые охотно посещали
все открытые заседания, доклады, диспуты, среди молодежи вузовской,
ИКП-ской, которая охотно приходила на все эти заседания. Но в
конечном результате, подводя итоги и беспристрастно просматривая все, что
мы там делали, можно смело сказать, что процентов на 80 - это была
СМ. Дубровский и его жена Б.Б. Граве. В 1937 г. были арестованы
А.Г. Иоаннисян, В.Г. Кнорин. В.М. Войтинский, А.И. Уразов, 26 июля
1937 г. - П.С. Дроздов. А.И. Ломакин и Д.Я. Кип были арестованы 10 и
20 августа. 23 августа 1937 г. был арестован И.О. Горин, 22 сентября -
Б.М. Фрейдлин, 24 сентября - В.И. Зеймаль, 22 ноября - С.С. Бантке.
В 1938 г. был арестован П.М. Лукин (Артизов АЛ. Судьбы историков
школы МП. Покровского (середина 1930-х годов) // Вопросы истории.
1994. Ко 7).
170
Глава 2
никчемная работа и только, может быть, процентов на 20 осталось, как
научный вклад в историю, - но не больше. Правда, это Общество все же
было трибуной для лиц, которые не во всем соглашались с Покровским,
которые критиковали его или начинали критиковать его, по, к
сожалению, эта критика была настолько из-под полы, насколько напоминала
щедринского обывателя, который угрожал начальству, показывая ему
кукиш в кармане, что, пожалуй, нет основания думать, что здесь был
сделан и в этом направлении какой-нибудь серьезный успех. Одно только
могу сказать, что Покровский, под влиянием критики своих учеников,
поколебался в своей основной концепции торгового капитала... (Там же.
Л. 11- 12).
Стенограмма лекции от 2 июля 1937 г. показывает, что
А.В. Шестаков все же сильно изменился и от прежних попыток
противостоять «общему мнению» мало что осталось. Теперь он
недоумевал по поводу иенатриотических настроений
Покровского, хотя сам выражал примерно те же настроения всего
полгода назад:
...многокрасочные полотна истории поданы Покровским, как
сплошное темное царство в мрачных тонах, без единого просвета.
Ничего прогрессивного не видит он во введении христианства, в Московском
государстве, в собирании русской земли, в образовании национального
и многонационального русского государства... любовь к родине и ряд
других важнейших моментов в истории прошли мимо Покровского
(Там же. Л. 20).
Рассказывая слушателям о своем учебнике русской
истории, поданном на всесоюзный конкурс, Шестаков затронул
концептуальные мотивы правильного построения периодизации
истории СССР. Видно, какое место теперь занимает в сто
построениях идея русского национального государства:
...затем период владения Монгольской империи. Русские князья
были под властью Золотой Орды, затем борьба с этим татарским
владычеством, борьба с татарами, с Литвой, Польшей, Ливонскими рыцарями.
Это все элементы большой политической значимости, которые должны
быть даны, как один из этапов в развитии Московского княжества
сначала, затем Русского национального государства и, наконец,
многонационального русского государства при Иване IV. Дальнейший этап
борьбы идет в процессе развития этого многонационального государства
(Там же. Л. 27).
Перестройка исторического фронта
171
Глубины духа человека, его личных переживаний,
стрессов, озарений, страхов нам не известны изначально, и говорить
о них бессмысленно, если мы хотим оставаться на почве строгой
науки, не пытающейся сказать больше, чем открывается нам в
объяснениях того или иного первоисточника. Тем не менее о
повороте, произошедшем в судьбе историка, можно судить не
только по тому, что он принял, наконец, новую конвенцию
историков о национальном государстве. Поворот осуществился на
более глубоком уровне - и Шестаков выразил его прямо,
непосредственно. Речь идет об Истине. Напомним, что Покровский,
вслед за всей партией большевиков эпохи борьбы с царизмом,
марксистскую истинность рассматривал как проблему
контекстуальную.
Этот подход на первый взгляд кажется вполне научным.
Любой уважающий себя ученый подтвердит правило науки:
нельзя рассматривать единичное высказывание в отрыве от
контекста. Но Покровский меньше всего думал об этом. История для
него - наука политическая, и поэтому нельзя высказывание Ленина
об одном политическом моменте прилагать к другому
политическому моменту.
Критика Покровского и его «школы» сосредоточилась на
доказательствах объективного смысла науки истории. Эта
критика, как и позиция Покровского по отношению к природе
истинного, может показаться вполне научной: ведь любой уважающий
себя ученый подтвердит, что наука движется к чему-то
объективному. Но критики «школы» Покровского меньше всего думали о
том, как преодолеть зависимость науки от политики.
Утверждалось, что высказывания Сталина не могут быть истинными
только в контекстуальном смысле. Тогда время их действия уже
истекло, как истекло и время новой экономической политики. Нет!
Высказывания Сталина объективны и потому неизменны как
объяснительные предпосылки в отношении к историческому
материалу.
Поворот всей науки, и Шестакова в частности,
осуществился в признании метафизического характера сталинских
высказываний.
Покровский ни в какой степени не подошел и не давал таких
материалов, которые могли бы быть положены без изменения в
сокровищницу науки (курсив мой. - А. Ю.). Вот, если вы возьмем классиков
марксизма, то они, хорошо зная исторические факты, дают такие точки
зрения, которые никогда не меняются, потому что эти точки зрения есть
172
Глава 2
научная истина, потому что они даны мыслителями-диалектиками.
А Покровский меняет не только самый показ тех или других фактов, но
решительно меняет свою концепцию, свою установку, свою точку
зрения. Русско-японскую войну он объясняет в одной книжке так, в другой -
но-другому, в третьей ио-третьему, и вы, работники исторической
науки, разводите руками - где же правда? Возьмите декабристов - в одной
книжке - так, в другой - по-другому, в статье - еще по-третьему. Это
такой экспрессионизм, абсолютно ненаучный, непригодный для научной
работы, который может быть только связан с тем, что Покровский
говорил о законе целесообразности и о том, что история - это политика,
опрокинутая в прошлое (Там же. Л. 16-17).
Для науки того времени характерно было убеждение, что
без установки, без плана и схемы работать нельзя. Именно в
планировании научного результата, в схеме изначально
объясненного хода событий и залегает слой истинных высказываний,
которые обязаны быть истинными - и потому неизменными. Идеи
Покровского несостоятельны в силу того, что не дают
полноценной и безупречной схемы. Если неверна схема, то и производное
от нее объяснение будет ложным. Особенно существенно для
Шестакова, что Покровский вообще не дал схемы русского
феодализма, нарушив таким образом последовательность и
системность рассмотрения мировой и отечественной истории:
А без схемы изучать нельзя. Без плана ничего не получится. Л вот
плановости в такой крупной работе, как «Курс русской истории с
древнейших времен», вы у Покровского не найдете. Больше десятилетия эта
книга, утвержденная как учебник по истории СССР, истории не давала,
потому что в ней нет плана, нет схемы, потому что давала она не
историю, а социологическое обобщение отдельных исторических фактов,
взятых из разных периодов и веков. В этой книге много интересных
талантливых страниц, мы их с большим вниманием читали, там
остроумные положения. Чувствуется, что эта книга - ученого, большого
эрудита, знающего много. Чувствуется талант крупного ученого, приходится
этому таланту даже позавидовать. Но в ней вопиющая пропасть в
исторической неконкретности, пропасть в отношении последовательного
изложения исторические событий, полное отсутствие четких категорий
исторического процесса. И это обстоятельство делает, конечно, его
работу настолько неполноценной, что нам приходится думать, что от такой
работы надо отказаться... Итак, в заключение можно сказать, что схема
Покровского в области исторического процесса в России оказалась
совершенно ненаучной. В ней нет того, что нам необходимо дать, чтобы
Перестройка исторического фронта
173
понимать наше прошлое в его научном значении, в научном
обосновании. В этой схеме нет ничего, что бы могло правильно осветить историю
феодального периода, или даже до феодального, затем - феодального,
затем - периода последующих общественно-экономических формаций...
(Там же. Л. 23-25).
В архиве историка отложился материал, который получил
условное (и не вполне корректное) название «О курсе истории
М.Н. Покровского». Шестаков его датировал 3 июля 1937 г. Этот
материал состоит из двух частей: сначала автор дает краткое
описание тематического плана написания «Истории народов СССР»,
а потом критикует основные положения Покровского с точки
зрения новой схемы, нового плана русской истории. Существенно,
как автор определил свое отношение к периоду, который он еще
недавно рассматривал через концепт Московского
многонационального (крепостнического) государства:
Следующий этап ■■ это проблема выступления самой Москвы под
тем же татарским игом; процесс образования Москвы, русского
национальною государства при Иване Ш. В XV веке мы имеем национальное
русское государство. И следующий этап - это освобождение, которому
способствует Тамерлан.
4-й раздел
Создание русского национального государства, где вся эта
проблема трактуется довольно подробно - и возникновение феодализма и
характер его в российском государстве, это XV- XVI вв.
5-й раздел
Расширение русского государства. В него входит проблема
образования многонациональных государств, т. е. превращение русского
национального государства в многонациональное государство (Д. 382.
Л. 3-4).
С позиции новой схемы Шестаков критиковал старую
схему Покровского:
Процесс феодализации идет в условиях внеэкономического
принуждения, а это отражается в фактах государственной власти и ее
значимости; вопрос феодальной раздробленности, усиливая власть князя,
приобретает колоссальное значение для понимания всего феодального
процесса - Покровский всего этого не дает. А между тем подчиненный
смерд вначале был свободен, а потом постепенно он стал крепостным -
это имеет для нас очень большое значение как промежуточная форма
174
Глава 2
крепостничества; период феодальной раздробленности вообще, который
был введен теперь в науку Сталиным, у Покровского не показан (Там
же. Л. 12).
Особый интерес вызывает отношение историка к
национальному государству - это отношение теперь прочно связано с
проблемой генезиса русского народа, его истории и культуры,
оценки исторического существования:
... последующий этан - это генезис русского народа. Эта проблема
как решена Покровским? Надо сказать, что вообще здесь это вопрос
очень серьезный политически. У нас вредительство в области теории
еще не получило должной политической оценки, между тем
вредительство в области теории является величайшим преступлением и одно из
таких преступлений, которое допускала вредительская школа
Покровского, это огульная хула на русский народу как на народ бесталанный,
бездеятельный, лентяи сплошные, особенное царство обломовщины
(курсив мой. А. Ю.). Помните, были статьи по этому поводу в «Правде»,
эти гнусные выпады против народа русского могут допустить только
вредители. Как же это предлагается в русской истории? Сразу ставится
проблема - кто же такой вообще русский народ? У Покровского есть
замечательно интересная вещь - в 1930 г., когда финские фашисты
особенно сильно развернули кампанию панфинизма и доказывали, что весь
север, начиная от Ленинграда и кончая Рязанской губернией, через всю
Сибирь - это все, дескать, финские племена и все должно принадлежать
финским народам, финский народ должен объединиться и восстать
против русского народа. Как же наша партия русских историков, как
Покровский решил этот вопрос? Он доказывал, что собственно русского
народа, пожалуй, и нет; он до того договорился, что стал утверждать
будто в жилах великорусского народа течет выше 80% финской крови... Это
совершенно антинародное выступление, оно печаталось в наших
журналах. Такого рода выступления являются для нас абсолютно
недопустимыми. Это по линии панфинизма (Там же. Л. 12 13).
А.В. Шестаков, наконец, сказал то, что должен был сказать:
Покровский не признавал ни в каком виде национальное
государство, тем более как прогрессивное явление мировой истории.
Эту идею еще недавно и сам Шестаков разделял, но теперь он
говорил иначе:
Вопрос относительно роста русского национального государства.
В такой постановке проблемы у Покровского также не встретите... <...>
Перестройка исторического фронта
175
Вопрос о государственной власти в России, зарождение этой ачасти,
генезис государственной централизованной власти. По этому поводу вы
должны подчеркнуть прогрессивность самодержавия в такой
постановке вопроса, которую дают нам установки марксизма. Борьба с
феодальной раздробленностью и создание государственного центра,
уничтожение мелкой власти и создание центральной власти, это явления
прогрессивные, этому учит нас Энгельс (Там же. Л. 16-17).
Теперь объяснения Шсстакова ничем не отличались от
общепринятой интерпретации истории Московского государства.
Окончательное вхождение в новую конвенцию состоялось.
Осень 1937 года.
«Дело» П.С. Дроздова
31 октября 1937 г. Л.В. Шестаков в Институте красной
профессуры выступил с внушительным полуторачасовым докладом
«Методы и приемы вредительской работы на историческом
фронте» (Д. 188).
Признав письмо Сталина в журнал «Пролетарская
революция» за образец «точного исторического анализа», Шестаков
обратился к партийным и государственным документам 1934 г.,
официальной критике М.Н. Покровского в 1936 г., но развернул
угол атаки в сторону тех, кто тоже критиковал Покровского,
оставаясь при этом и контрреволюционером, и троцкистом.
А.В. Шестаков сосредоточил свою критику на историке
Дроздове, разоблаченном «враге народа», который в 1936 г. и
в первой половине 1937 г. весьма активно выступал против идей
Покровского. Почему же никто не замечал, что он враг,
спрашивал Шестаков?
Взяв в руки лекционные тетради Дроздова, Шестаков
пытался понять, что в них является вредоносным извращением
истинного смысла. Поиск двусмысленностей, недоговоренностей,
простого незнания фактов оказался для докладчика весьма
непростым делом: что являлось в них незнанием, а что
вредительством? А.В. Шестаков почти не скрывал страха допустить ошибку,
и потому его замечания туманны настолько, что в них
разобраться столь же нелегко, как и в ошибках «врага народа» Дроздова.
Причинно-следственная связь в объяснении
«вредительства» была виртуализирована до предела мыслимого. Проще
говоря, если незнание какого-то исторического факта, пропущенная
176
Глава 2
запятая в тексте или неупоминание какого-то лица становятся
подозрительными, то неизбежно стирается грань между
разумным и неразумным. Однако в состоянии всеобщего страха
участники мероприятия вряд ли замечали, что их сознание перестало
быть адекватным:
...здесь иногда просто становишься в тупик для чего,
собственно, допущена та или другая передвижка, та или иная галиматья, то или
другое извращение даже в именах, названиях. Может быть, здесь просто
недостаточная культура, недостаточное знание материала, что,
по-моему, вполне возможно... <...> Просто эта наука, очевидно, была
прикрытием для них тех оснований, которыми они и занимались в нашей стране...
Я укажу еще на те соображения, которые делают товарищи но поводу
этой же лекции, которые по существу указывают па такое
обстоятельство, что Дроздов строил и излагал свой курс лекций с расчетом на
определенное вредительство на историческом фронте. Причем достигалось
это методами протаскивания троцкистских фашистских идей, которые
прикрывались путаностью и несколько сниженным или, прямо говоря,
низким теоретически уровнем всего это курса, и который, кроме того,
опирался на искаженную историческую схему Покровского, на
искажения Покровским отдельных исторических факгов и явлений.
Механистический метод мышления и такой же метод преподавания он, в
конечном счете, вел к тем же самым целям вредительства на историческом
фронте (Там же. Л. 9 об.-10).
А.В. Шестаков, конечно, не мог обойти вопрос образования
Московского государства. Рассказывая о первом впечатлении от
статьи Дроздова, он вспомнил переживание этой темы:
В этой статье была совершенно замолчана основная суть того же
создания государственного централизованного строя или
государственной централизованной власти в целях укрепления феодальных
отношений. Эта сторона абсолютно игнорирована. Нет ни щхмюстничества, нет
ни феодалов, а так существует какой-то народ, существуют князья
великие и всякие другие, цари йогом появляются и все. Причем, если мы в
своем учебнике называли это русским национальным государством в
этот период, так он трактовал это, как Московское национальное
государство, московское княжество (Там же. Л. 15 об.).
Однако в статье Дроздова как раз и нет упоминания
Московского национального государства. Почему Шестаков приписал
Дроздову меньшее зло, хотя мог бы указать на то, что тот вообще
Перестройка исторического фронта
177
игнорировал данное определение? Существенно, что и остальные
участники собрания стали повторять неточное суждение Шеста-
кова.
Здесь открывается область восприятия всей проблемы
национального государства в 1937 г. - тот горизонт видения, за
пределами которого уже временит будущее. П.С. Дроздов не называл
Московское государство национальным по вполне
определенным причинам. Он исходил из того, что «к началу XVI в. процесс
формирования великорусской нации далеко еще не завершился,
национального рынка еще не сложилось, а между тем все
великорусские земли уже объединились в крупное централизованное
государство». Иначе говоря, «процесс появления
централизованного государства шел здесь гораздо быстрее процесса
складывания людей в нации». Для Дроздова существенно определить это
расхождение между экономическим отставанием в развитии
нации и политическим успехом объединения страны через концепт
единого централизованного государства. Централизованного, но
не национального - политически успешного, но экономически
отсталого.
23 марта 1937 г. в «Правде» была опубликована статья
П.С. Дроздова «"Историческая школа" Покровского». В это
время многие историки были арестованы, а критика школы
Покровского достигла апогея3. П.С. Дроздов обличал «врагов народа»
(Ванага, Пионтковского, Фридлянда, Дубровского) и писал о
глубоких ошибках М.Н. Покровского в оценках исторических
судеб русского народа:
Подменив историю СССР историей России, историки «школы»
Покровского из кожи вон лезли, чтобы изобразить великий русский
народ «нацией Обломовых». (Эту же концепцию защищал Бухарин.)
Первый пример в этом направлении показал сам основоположник «школы» -
М.Н. Покровский. В 1930 г., когда финские фашисты особенно широко
развернули кампанию за создание «великой Финляндии» до Уральских
гор, М.Н. Покровский печатает свою статью «Возникновение
Московского государства и "великорусская народность"», в которой ставит под
сомнение даже существование русского народа. Покровский запутался до
того, что стал утверждать, что в жилах «великорусского народа»
(кавычки Покровского. - П. Д.) течет свыше 80 проц. финской крови («Историк-
марксист», 1930 г., JVib 18-19). Можно только удивляться, как эта
антинародная ересь печаталась в наших журналах. В течение двух столетий
русский народ в лице псковитян и новгородцев вел тяжелую борьбу
против немецкого «Drang nach Osten»... Тягчайшим бедствием в истории
178
Глава 2
русского народа было татарское завоевание, и его «ученики» полностью
отрицали даже самый факт, что русскому народу нужно было и
приходилось обороняться от татарских нашествий, а против сталинской
постановки, гениально разрешающей вопрос об особенностях образования
централизованных государств и складывания людей в нации на Востоке
Европы, они открыто вели упорную борьбу...
Однако, несмотря на то что почти все нововведения на
историческом фронте (после январских решений 1936 г.) были
учтены Дроздовым, он вновь не упомянул о национальном
государстве - сознательно не пошел по пути Быстрянского.
Итак, А.В. Шестаков и другие обличители Дроздова не
увидели осенью 1937 г. разницы между централизованным и
национальным государством. Это различение не стало проблемой при
обсуждении доклада.
Пройдет совсем немного времени, два-три года, и
различение смысловых оттенков в определении характера Русского
государства эпохи его образования станет общепринятым в
конвенции историков о национальном государстве. А пока это лишь
наметившаяся точка горизонта, едва различимая, но с каждым
днем она вырастает во вполне обозримые очертания нового
смыслового пространства.
О научных трудах П.С. Дроздова в области ранней истории
Руси3* говорила М.В. Нечкина. Она отметила, что нужно
анализировать весь объем этих трудов, чтобы лучше себе представлять
размер нанесенного вреда. Принцип рассмотрения этих трудов
такой: в 1936 г. Дроздов писал что-то (неправильное), а в 1937 г.,
в «Правде» от 28 марта, он писал совсем другое (исправленное и
даже правильное). Таким образом, криминал заключался в том,
3* Дроздов П.С. Народы Восточной Европы до X в.: Стенограмма
лекции профессора П.С. Дроздова, прочитанной 3 февраля 1936 г. М.,
1936; Он же. Киевское государство: Стенограмма лекции профессора
П.С. Дроздова, прочитанной 7 февраля 1936 г. М., 1936; Он же.
Феодальные княжества XII-X1V вв.: Стенограмма лекции профессора П.С.
Дроздова, прочитанной 13 февраля 1936 г. М., 1936; Он же. Татары и их
господство в Восточной Европе: Стенограмма лекции проф. Дроздова П.С,
прочитанной 13 февраля 1936 г. М.; Л., 1936. Эта последняя лекция
была сдана в набор 17 июля 1936 г., а подписана к печати 28 июля того же
года. В этих опубликованных лекциях нет никаких рассуждений автора
о Московском государстве. Неизвестно, была ли вообще прочитана по
этой теме лекция.
Перестройка исторического фронта
179
что Дроздов двурушничал, скрывал свою истинную сущность.
Иная логика - человек ошибался, а затем исправился - не
допускалась, ибо Дроздов уже значился разоблаченным врагом
народа, а его вина считалась доказанной.
В марте 1937 года публикуется статья, в (19)36 году, совсем
незадолго до этого, публикуется работа с диаметрально противоположными
точками зрения. В статье в «Правде» указано, например, что
крупнейшей ошибкой школы Покровского является игнорирование
Покровским борьбы русского народа против немцев, борьбы Пскова и I (овгоро-
да против немецкого так называемого «Drang nach Osten» и эта точка
зрения квалифицируется, как антинародная. В работе 1936 года
буквально та же самая точка зрения была проведена самим Дроздовым. Он
не обмолвился ни одним словом о борьбе русского народа против
немцев. Но этого мало. Если мы возьмем известную теорию Покровского о
финской крови, которая якобы течет в жилах русского народа, и его
статью «Возникновение Московского государства великорусской
народности», то в статье 28 марта мы увидим слова, именно слова о том, что
теория эта является белофинской, что удивительно, как в 1930 году
Покровский решился выступить с теорией, которая доказывала, что
собственно центр нашей страны финский и кровь в жилах русского народа -
финская кровь. Между тем, буквально за несколько месяцев до этого
этот же враг народа, Дроздов, буквально почти списывая, даже не
затрудняя себя никакими новыми формулировками, уже не в 1930 г., как
Покровский, а в 1936 году, буквально накануне своего выступления в
марте 1937 года, доказывал абсолютно то же самое, доказывал, что в
жилах русского народа течет финская кровь, что центр нашей страны
финский, т. е. развивал белофинскую фашистскую теорию, которая была
выдвинута и развита белофиннами до этого. В статье 28 марта враг народа
Дроздов говорит о необходимости изучения возникновения, сложения и
развития русского народа и стремление Покровского снять эту точку
зрения называет антинародной. Буквально за несколько месяцев до
этого была брошюра Дроздова о феодальных княжествах XII-XIV веков.
Он там развивал буквально ту же самую точку зрения и снимал
решительно и бесповоротно проблему сложения и развития русского народа.
Чувство родины, отсутствие которого так характерно для школы По-
кровского, в удесятерегшой степени отсутствие чувства родины мы
видим у врага народа Дроздова (курсив мой. А. Ю.)4.
М.В. Нечкина рассмотрела и другие приемы маскировки в
неблаговидной деятельности Дроздова. Особо она остановилась
на проблеме «национального государства». И хотя, по ее же при-
180
Глава 2
знанию, этот вопрос осветил в своем выступлении Шестаков, ей,
тем не менее, показалось, что надо выразить и собственное
отношение (пусть даже в кратком виде):
Конечно, все только что указанные приемы маскировки, вес
только что разобранные вопросы можно дополнить еще вопросом о
Московском государстве у Дроздова и разобрать проблему создания и
возникновения русского национального государства. По об этом уже
говорилось, поэтому позвольте очень кратко только упомянуть об этом
вопросе, поскольку он уже разобран. У Дроздова начисто отсутствует
момент национальный, само собой разумеется, а, кроме того, Дроздов
совершенно ложно и фальшиво не учитывает всего значения создания
русского национального государства, перекраивая проблему русского
государства вот этим самым вопросом якобы финской крови, которая
течет будто бы в жилах русского народа. Смешивая обе стороны
вопроса вместе, он дает такой очень сложный вредительский конгломерат
двух разнообразных теорий, которые начисто снимают важнейшую
историческую проблему образования русского национального
государства, придавая ей тот вредительский характер, о котором говорил тов.
Шестаков (Л. 26 об.).
Как видно, конвенция историков о национальном
государстве в 1937 г. стала включать в себя обязательную борьбу с
недооценкой исторической роли русского народа, с отсутствием
«чувства родины».
В конце вступления М.В. 11ечкина напомнила, что Дроздов -
участник «известного учебника Ванага», который, «к счастью»,
не увидел света и «был забракован». В этом учебнике Дроздову
принадлежали страницы о Петре I,
и вся Петровская эпоха трактовалась в духе резкого и
решительного снижения значения Петра, в духе марания всего нашего прошлого,
подчеркивание в Петре черт только исключительно крепостника, якобы
глядящего назад, трактовка Петра в духе школы Покровского с
прибавлением ряда ложных утверждений, которые начисто отвергали (в
рукописи ошибочно «утверждали». - Л. Ю.) прогрессивность Петровского
царствования, и которые совершенно замазывали тот факт, что Петр
был создателем национального государства дворян и купцов (Л. 27).
Отрицательное (в контексте господствующих идей М.Н.
Покровского) значение «национального государства» в объяснении
Сталина, данное им в интервью Э. Людвигу, превратилось, в трак-
Перестройка исторического фронта
181
товке М.В. Нечкиной (и уже в новом контексте), в
положительную характеристику этого государства. Так, «сталинская» (в
сознании историков) интерпретация национального государства
окончательно вытеснила негативное отношение Покровского к
этому понятию.
Тема национального государства волновала почти всех
участников обсуждения доклада Шестакова. Так, Огурцова
(инициалы не указаны) подчеркнула, что «просмотрела несколько
лекций Дроздова, которые он читал в прошлом учебном году
бывшему II курсу, теперь III курсу, и постаралась сравнить их с
некоторыми лекциями, которые он читал уже нам». Ей хотелось
бы показать, как «ловко он маскировался, как он выступал с этой
трибуны в 36 году, до того, как была разоблачена эта
контрреволюционная, фашистско-троцкистская группа».
Огурцова отметила суть извращений Дроздова в истории
борьбы русского народа с монголами за создание Московского
государства (стенограмма передает характер ее речи, не очень
культурной и даже не всегда ясной):
...когда он говорит уже в лекции о Московском государстве, он
сам говорит в зависимости от татар, особенно во время хана Узбека
имело место весьма выигрышная сторона. Между прочим, на выигрышную
сторону он очень подчеркивал. Правда, хотя при Узбеке, приходилось
платить дань, но зато этим покупалось спокойствие. Товарищи, если мы
обратимся к товарищу Сталину, то, как товарищ Сталин ставил вопрос о
татарском завоевании, и вы увидите, какой это был но существу наглый
выпад против нашего учителя марксизма-ленинизма и какой это был
контрреволюционный саботаж указаний тов. Сталина по этому
вопросу... Ну, товарищи, вы являетесь современниками этого самого
немецкого ига, знаете, какое оно «выигрышное» значение имело для нашего
украинского народа. А вот Дроздов, следовательно, находит очевидно
выигрышное значение в этом немецком иге, раз он ставит вопрос, он
отлично знает высказывания Сталина, раз он противопоставляет этому
указанию тов. Сталина свое положение о татарском завоевании. Тов. Сталин
говорит, что против иноземного ига Советская Украина поднимает
освободительную отечественную войну. И вот Дроздов, какую он
характеристику дает русскому крестьянству, которое выступает против татарских
баскаков, приезжающих на Русь собрать дань? Это вы, очевидно, все
помните. Мы уже не раз возмущались. Он говорит, что Александр Невский
в 50-60-х годах XIII века, в момент переписи, выступает как агент
татарского хана, помогая чиновникам татарским взять «число», ведет
борьбу против народной партии, партии черных людей в Новгороде,
182
Глава 2
восставших, и в междуречье Оки и Волги, тем не менее, надо дать
положительную оценку его деятельности. Почему же он говорит? Потому
что Русь бессильна. Народные восстания спасти Русь не могли. Ее
можно спасти только путем покорности хану. Это понимал Александр
Невский, а следовательно, по его (мнению. - Л. /О.), надо делать вывод, что
восстания против татарского нашествия, против этих насильников, как
говорит тов. Сталин, восстания этой массы народной были не
прогрессивны, а они были реакционны. Здесь очень ярко троцкистско-фашист-
ские уши выбрасываются (так в стенограмме. - Л. Ю.) в лекции о
Московском государстве (Л. 32-33 об.).
Вопрос образования национального государства особенно
волновал Огурцову (и вновь стенограмма фиксирует серьезные
изъяны в ее устной речи):
Хотя здесь тов. Нечкина и Шестаков касались вопроса
образования национального государства, тем не менее я считаю необходимым
тоже коснуться этого вопроса, так как тема, которую я хочу покачать,
выступлениями не освещена здесь тоже самое. Я сравнила и прошлогодние
лекции и в этом году лекции. Как он здесь ставит вопрос? Он ставит
вопрос об образовании нации и национального государства. Он относит
образование нации к XV веку, у нас к XIV веку по XVIII век, как он
формулирует этот вопрос, он говорит в лекции от 4 января 1936 года
следующее: «процесс формирования национального государства... (цитата)...
национального рынка». Вот его положение. Между Иваном Калитой,
Олегом Рязанским и Михаилом Тверским ставит знак равенства. Он
говорит, что он не был объединителем, а играл ту же роль как все
остальные князья в своем княжестве, как Олег Рязанский, как Михаил
Тверской. Вы понимаете, что это явно противоречит той блестящей оценке
Ивана Калиты Марксом в «Секретной дипломатии» и тем указаниям,
которые мы имеем со стороны тов. Сталина, и даже в учебнике вы
видите совершенно другую характеристику. В этом году он говорил, что он
перестраивается, но как он перестраивается? Правда, он процитировал
положение товарища Сталина об образовании национального
государства на X съезде партии, но эту цитату он совершенно оторвал от
объективной действительности в ходе исторического процесса. Мы сидели и
слушали эту лекцию, и мне лично казалось, что он действительно по
Марксу ставит этот вопрос. Оказывается, что когда сейчас я
просматривала этот материал, он в этом году буквально положил в основу те же
самые положения и повторяет, что нация образовалась с XIV века, когда
товарищ Сталин говорит, что образование нации на Востоке (на Западе. -
А. Ю.) не совпадало с образованием нации у нас. Теперь дальше, когда он
Перестройка исторического фронта
183
говорит об этапах образования Московского национального
государства, то он называет два этапа борьбы. Первый этап - это образование
больших княжеств феодального союза. Второй этап - это образование
Московского национального государства, причем причины этого
образования он видит главным образом опять в образовании национальных
рынков и т. д. Он потом, правда, выдвинул такое положение, что
татары тоже толкнули на это. Но когда он говорил, что здесь имела роль и
оборона страны, то он конкретно не показал нам то историческое раз-
питие, образование национального государства, в связи с обороной
страны. Наоборот, например, Куликовскую битву, где, безусловно,
Дмитрий Донской сыграл прогрессивную роль, он, наоборот,
Куликовскую битву не рассматривал одним их первых этапов борьбы за
национальное государство, и наоборот: Дмитрия Донского он постарался
показать трусом, который постарался спрятаться под куст и говорил,
что эта победа была первой победой, и в общем 60 тысяч легло и т. д.
(Л. 33 об. 35).
Даже в хаосе мыслей Огурщшой можно обнаружить
здравое зерно. Она прозорливо увидела в заблуждениях и
«вредительстве» Дроздова то, что довольно скоро станет серьезной
проблемой всей науки: «сталинский» текст, не раскрываясь, как
ребус, до конца, указывал на то, что нации в России еще не было,
но национальное государство уже было. Забвение того или
другого тезиса неизбежно вело историка к извращению истинного
смысла. Как же быть? На этот вопрос уверенно мог ответить
только один человек - сам Сталин. Но он предпочитал ничего не
говорить: пусть каждый историк на свой страх и риск старается, а
там увидим.
Вслед за Огурцовой выступил Сирик (имя и отчество не
указаны в документе; кроме того, в стенограмме выступления
сначала несколько раз докладчик представлен как «она», а в
конце - как «он»; поскольку в других выступлениях ссылаются на
«него», то мы принимаем эту версию). Он отметил, что целью
собрания является выполнение указания товарища Сталина,
цитата из сочинения которого в стенограмме опущена, но ее
понимание сводилось к следующему:
Мы преследуем цель, чтобы мы познакомились с тем, каким
образом у нас, в частности, враги народа, эти разбойники пера и даже
террористы, каким образом они проводили вредительскую работу. Здесь
нужно говорить не только о лекциях, но об участии Дроздова в журнале
«Историк-марксист»... (Л. 36).
184
Глава 2
Выступавший привел весьма любопытный пример
замаскированного вредительства в журнальной деятельности
Дроздова (редактора журнала «Историк-марксист»):
Характерно то, что он в замаскированной форме проводил борьбу
с тем наследством, которое нам осталось от Маркса и Энгельса по
конкретным вопросам истории народов СССР. Конечно, в наше время на
страницах советских журналов выступать открыто с отрицанием этих
положений нельзя было, но они прибегали к определенным методам и об
этих методах я хочу сказать несколько слов. Прежде всего, «Большевик»
публикует конспект Маркса на историю (так в рукописи. - А. /О.).
Эта работа не находит никакого отражения в журнале
«Историк-марксист», и на наши вопросы объяснялось тем, что Институт Ленина
запрещает им публиковать эту работу, это монопольное право, но это
проводилось с определенным расчетом. Ведь Вы знаете, что
замечательное место Маркса, показывающее, как русские одержали
блестящую победу над германскими интервентами того времени. Теперь
ясно, что это проводилось под этим флагом... Журнал
«Историк-марксист», я прямо утверждаю, систематически не открыто, а в закрытой
форме игнорировал ленинско-сталинский этап в развитии
исторической науки (Л. 36, 37).
В поисках вредительства каждый действовал буквально на
свой страх и риск. Привычные познавательные процедуры уже
не годились. Требовалось какое-то иное качество усмотрения
злого умысла: там, где его, на первый взгляд, нет, надо
всматриваться еще острее. Настолько, чтобы взгляд наконец увидел за
очертаниями знакомого сюжета что-то уродливое, чужое, преступное.
Стенофамму 1937 г. непросто понять - она заряжена особой
энергией разоблачения. Любая здравость рассудка могла в то
время показаться преступной.
Политическое воображение превращалось в источник
невероятных химер, с точки зрения стороннего наблюдателя,
но весьма убедительных, и отнюдь не химер, с точки зрения
современников, погруженных в пучину разоблачений «врагов
народа».
К теме «национального государства» обратился и
следующий оратор слушатель Института красной профессуры Нугов-
кин (инициалы в документе не обозначены). Ознакомившись с
лекционными материалами Дроздова (по поручению партийного
комитета), он увидел, как именно представлена история
Московского государства:
Перестройка исторического фронта
185.
Понимаете, ни слова не говорится об укреплении, развитии
национального государства, как самостоятельного государства. Нет задачи
подъема внутренних сил, а все исходит из той концепции зависимости
торгового капитала, как придаток торгового капитала. Россия трактуется
чисто троцкистски. Это чисто троцкистская постановка вопроса, и ни
слова не упоминается о работах Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина но
этим вопросам, а такие работы есть, и этот враг народа о них молчит.
Надо, товарищи, здесь для справедливости отметить такой факт, что мы
буквально осаждали этих врагов народа и просили о том, почему они не
указывают источников марксизма по определенным историческим
вопросам и периодам. Нам всегда отвечали, что этих вопросов, собственно
говоря, нет. Ну, мы но своей неграмотности в этот период, - сейчас
можно это с определенностью сказать, потому что мы многое с чем
познакомились, с огромными политической и научной важности документами, -
не учитывали, что враг нас обманывал, прямо открыто обманывал. И
надо прямо заявить, что в вопросе о создании национального государства в
вопросе укрепления, развития этого национального государства враг
народа целиком трактует это цело антимарксистки и, к нашему стыду,
остается безнаказанным до определенного периода времени (Л. А2 об.).
Темы истории русского народа, государства,
«колониальной политики» сошлись в одно целое в выступлении Птушкина
(инициалы не обозначены в документе).
Я хочу более широко остановиться на двух вопросах: как Дроздов
освещал вопрос о завоевании Сибири, вопрос колониальной политики
русского царизма. Надо заметить, товарищи, я внимательно просмотрел
целый ряд лекций и пришел к некоторым выводам... Если взять
конкретный материал, то как ставится вопрос о колониальной политике
царизма врагом народа Дроздовым. Первый абзац направлен на то, чтобы
показать русский народ, не русский царизм, не господствующие классы,
которые были в этот период времени диктатором и осуществляли свою
диктатуру, а показывается русский народ как угнетатель
многочисленных народов Сибири... Второе положение, показывающее, насколько
жестоким было завоевание, причем определение, что эти завоеватели
выступали не в лице представителей господствующего класса, не в лице
командного состава русского царизма, а именно русский народ (Л. 48).
Естественно, что размышления П.С. Дроздова о
завоевательной политике Московского государства стали рассматриваться как
подозрительные и даже больше того - вредительские. Об этом
говорил Канунников (инициалы в документе отсутствует):
186
Глава 2
Но что он дальше делает с этой лекцией? Он начинает говорить о
политике Ивана III и Василия III, о завоевательной политике, о которой
он делает вывод, что эта политика на захват не только территорий, но и
колоний. И он считает, что поход на Новгород, Псков не есть
организация национального Московского государства. Он говорит, что это
военная интервенция и захват Новгорода с его колониями. Отсюда он ведет
колониальную политику Московского государства. У него сразу
получилось Московское государство, где уже выступают колониальные
интересы, и дальше, в конце, он делает вывод об организации
Московского государства, что в XVI веке уже Россия вступила на путь
капиталистических захватов. Можно ли сказать, что в начале XVI века могли
быть какие-нибудь капиталистические захваты, когда еще идет процесс
непосредственной организации Московского государства? Конечно,
такой факт не мог бы быть, если бы тщательно смотрели за ходом лекций
(Л. 54 об.).
Последним, как следует из стенограммы, выступил Че-
иульский (инициалы не обозначены). В стенограмме отсутствует
завершение дискуссии: обычно в таких случаях последнее слово
получал докладчик, и кто-то (он или председатель собрания)
подводил итог обсуждения. Этого итога в стенограмме нет.
Выступление Чепульского показало, насколько в
конвенции историков о национальном государстве существенно было в
этот момент переживание национального достоинства, которое
«враги народа» пытались растоптать. История легко перетекала в
современность и, переплавляясь с ней, становилась
неотъемлемой частью актуального настоящего.
Кроме того, он указывал еще и на то, что эти ремесла, которыми
располагал Новгород, пришли из Германии и пришли не с чем иным и Fie
каким-нибудь другим путем, как через торговлю. Во-первых, в XI веке,
как вам всем известно, никакого единого целого германского
государства не было, а племена германские не отличались развитием
производства. Это - во-первых. А, во-вторых, тут, как видите, протаскивалось то,
что Россия развивалась при помощи Германии, что, дескать, мы
Германии что-то должны за то, что она способствовала нашему развитию. Не
что иное, как подтверждение того, что фашисты имеют какие-то счеты
по отношению к Советскому Союзу, которые Советский Союз должен
оплатить (Л. 56).
Таким образом, дискуссия вокруг доклада А.В. Шестакова
(участников было больше, чем упомянуто) актуализировала зна-
Нерестройка исторического фронта
187
чение национального государства как явления русской истории,
в котором воплотились лучшие черты русского народа.
Конвенция обрела новые коннотации - этнополитические - и потому
оказалась востребованной в идеологической борьбе с внешним врагом
Советского Союза - фашизмом. Одновременно были затронуты
такие проблемы, которые заставили историков размышлять о
соотношении политических и экономических факторов внутри
«общего мнения» о национальном государстве. И, хотя
различение централизованного и национального состояния в истории
Московского государства еще только наметилось, очевидно, что
этот горизонт жизненного мира людей науки уже определял
собой будущее конвенции. Созревавшее понимание разных
состояний Московского государства - это своеобразный ответ на
«сталинский» ребус, согласно которому нации у нас еще не возникло,
но национальное государство уже было.
«Краткий курс истории СССР»
22 августа 1937 г. Всесоюзная правительственная комиссия
известила советскую общественность, что победное... второе место в
конкурсе школьных учебников одержал авторский коллектив
под руководством А.В. Шсстакова*.
Первое никто не заслужил6.
По признанию А.В. Шестакова, прозвучавшему на
публичной лекции 9 сентября 1937 г., научный коллектив,
состоявший в основном из сотрудников кафедры истории СССР
МШИ им. А.С. Бубнова, принялся за работу над учебником в
конце марта 1936 г. Работа была выполнена к 15 июля того же
года, т. е. к сроку, о котором и говорилось в постановлении жюри
всесоюзного конкурса7.
В феврале 1937 г., перед окончательным решением жюри,
было составлено «Заключение Ф. Кретова на конкурсные
учебники по истории СССР», которое показывает характер работы
комиссии и технологию критики учебников. Главное для
комиссии было заявить, что все представленные материалы так или
иначе несостоятельны - авторы не выполнили указаний
Сталина, Жданова и Кирова8.
Но требования выдвигались такие, что выполнить их было
невозможно.
Никто из авторов не показал историю народов СССР, и все
учебники по истории Руси получились «без истории народов,
188
Глава 2
которые вошли в состав СССР». Конечно, о разных народах
СССР говорится «неизмеримо больше, чем в других учебниках, и
еще больше, чем в тех вариантах или проектах учебников,
которые в свое время были забракованы». Но авторы лишь «навели
фасад а 1а история народов СССР, но без самой истории народов
СССР».
Они приготовили «блюдо», в котором основное - это Русь, а
другие народы - только «гарнир»: получилась Русь с «кашей народов»,
причем одни авторы наложили этой «каши» больше, а другие - меньше,
одни авторы подмасливали свою «кашу», а другие - дали всухомятку
(Л. 9-10).
Казалось бы, равенство так равенство, принцип есть
принцип. Однако тезису о неравенстве народов как о недопустимом
признаке истории СССР противостоит принцип, согласно
которому «авторы дали историю Великороссии, как и полагается, от
начала и до конца, справедливо сообразуясь с тем, что русский
народ сыграл в истории и продолжает играть теперь
выдающуюся роль, что русский народ есть первый, ведущий народ».
Плохо, если авторы учебников не показывают равенство
народов СССР, но вместе с тем они же правильно показывают,
что неравенство заложено... в основании равенства:
...авторы не понимают и не хотят понять, что русский народ есть
первый среди равных, именно равных народов СССР (курсив мой. А Ю,).
Поэтому они, авторы, дают вместо истории всех народов СССР
своеобразное «поминание» о народах СССР, они «поминают» либо о
«здравии», либо «за упокой» другие народы СССР (Л. 10).
Но как же выполнить такое условие, если оно
невыполнимо в принципе: положение первого среди равных уже есть
положение, при котором «равные» будут представлены только в
«поминаниях»?
Тем более странно звучит обвинение в адрес историков, не
понимавших подобного «равенства»:
Таким образом авторы лишили другие народы СССР, кроме
русского народа, права на свою историю; они не признают той простой,
азбучной истины, что все народы СССР, а не только русский народ, имеют
свою историю; они не интересуются и не хотят знать историю разных
народов СССР до и после завоевания их русским царизмом, русскими
Перестройка исторического фронта
189
помещиками и капиталистами; они не дают и не желают давать истории
разных народов СССР даже после Октября; они, по-видимому, считают
историю разных народов СССР, кроме русского народа, посторонним
делом, чужим делом; они не отдают себе отчета в том, что учебник
должен быть дан для всей многонациональной детворы нашего Союза ССР,
а не только для русских детей, и абсолютно не проявляют
действительного пролетарского, действительно братского внимания и
большевистской чуткости к национальным чувствам народов СССР (Л. 10-11).
Характерно, что из утверждений о непонимании такого
рода равенства вытекает и угроза: «Видимо, авторы рассматривают
Союз ССР не как Союз равноправных государственных единиц и
народов, а как новую "единую-неделимую"» (Л. 10-11).
Амбивалентность в объяснении Ф. Кретова оказывалась
эффективным способом идеологического давления: что бы ни
сказал автор учебника, это суждение никогда не станет
истинным, особенно по истории национального вопроса. «В качестве
единственной причины истории СССР авторы вывели русский
исторический процесс, а все остальное - только фон или
декорация»: но разве можно написать десятки национальных историй
одновременно и разве не сказано было раньше и в том же
документе, что русский народ первый среди равных?
Ф. Кретов писал:
Авторы же рассматриваемых учебников остаются верными себе и
в этом вопросе: для них не существует других народов, кроме русского
парода, который один двигает историю, один развивает прогресс, один
создает технику, экономику и культуру, один ведет
социально-освободительную и национально-освободительную борьбу, а другие народы, так
сказать, «при сем присутствуют» (Л. 17).
Во всех учебниках, по мнению Кретова, не хватает одной,
но главной пружины в истории СССР: никто из авторов «не
отдает себе отчета в том, что они имеют дело с историей
многонационального государства, поскольку авторы полностью
игнорировали ленинско-сталинскую теорию национального вопроса». И
далее Кретов пустился в довольно пространный пересказ мыслей
Сталина по национальному вопросу, как он их сам понимал, что,
собственно говоря, и интересно:
Согласно учению т. Сталина, нация есть не расовая и не
этнографическая, а историческая категория строго определенной эпохи, т. е.
190
Глава 2
эпохи ликвидации феодализма и подъема, развития капитализма.
Процесс ликвидации феодализма и развития капитализма есть в то же
время процесс складывания людей в нации. У нас этот процесс протекал не
так, как в Англии или Франции: там образование наций совпало по
времени с образованием централизованных государств, они «облеклись в
государственную оболочку, развились в самостоятельные буржуазные
национальные государства». У нас, в силу особой исторической среды,
раньше совершилось образование централизованного государства, а
потом произошла ликвидация феодализма и началось развитие
капитализма, следовательно, и образование наций. У нас, таким образом,
образование централизованного государства произошло раньше, чем ликвидация
феодализма, и раньше, стало быть, чем образование наций. Поэтому у
нас получилось многонациональное, смешанное буржуазное государство
(! - Л. Ю.), в котором роль объединителя взяли на себя великороссы во
главе с сильной и организованной дворянской военной бюрократией, в
котором они выполняли эту роль в условиях неликвидированного
феодализма и слабо развитого капитализма. Другие народы и народности,
будучи оттерты господствующими классами великороссов, не успели
консолидироваться в нации они опоздали и отстали, у них этот
процесс растянулся на более длительный период и настолько затянулся, что
многие из них оформились в нации только в советский период (Л. 32).
Как видно, утверждается довольно сложная
объяснительная конструкция, которая состоит из компонентов, никак не
проясненных. Согласно Кретову, централизованное государство на
Руси появилось раньше экономических закономерностей. Не
зная, как свести концы с концами, он заявил, что «получилось
многонациональное, смешанное буржуазное государство». Ему
явно было трудно преодолеть возникшие противоречия. Вопрос,
насколько «смешанное», неразрешим, потому что при его
решении необходимы дополнительные разъяснения Сталина, а не
чьи-либо домыслы.
Ф. Кретов не обосновывал идею национального
государства. При этом многие авторы критикуе*мых им учебников
настойчиво манифестировали свою приверженность к формирующейся,
конвенции, что не встречало со стороны Ф. Кретова явного
одобрения4*.
4* Ф. Кретов оценивал содержание учебника СМ. Дубровского
так: «Дубровский посвятил особый параграф уничтожению феодальной
раздробленности и созданию великорусского государства... <...> Таким
образом, еще в XV веке образовалась великорусская нация одновременно
Перестройка исторического фронта
191
Лекции Л. В. Шестакова:
развитие идей о Русском национальном
государстве
Как уже отмечалось, 9 сентября 1937 г. А.В. Шестаков выступил
с публичной лекцией «О новом учебнике истории СССР». В ней
он объяснял суть своей научной позиции в отношении
Московского государства, ссылаясь не только на труды классиков марксизма-
ленинизма, но и на «Замечания» Сталина, Кирова и Жданова и
на «непосредственные указания авторам Всесоюзной
правительственной комиссией»9. Что это были за указания, неизвестно0*. Но
эти указания оказались во взаимосвязи с характеристикой
Русского государства эпохи его образования:
...развитие русского национального государства и начало
самодержавия в учебнике трактуется как начало про!рессивное.
Централизованная государственная власть боролась с феодальной
раздробленностью, объединяя разрозненные феодальные княжества в единое
государственное целое. В основу этих положений легли указания
классиков марксизма, «Замечания» тт. Сталина, Кирова и Жданова и
непосредственные указания авторам Всесоюзной правительственной
комиссией (Л. 24 25).
Видно, что А.В. Шестаков считал государственную власть
централизованной и тогда, когда она только вела борьбу против
феодальной раздробленности (т. е. фактически до образования
национального государства). Значит, власть централизованная,
с централизованным государством, т. е. облеклась в государственную
оболочку, выросла в самостоятельное национальное государство. Чтобы
предупредить какие-либо кривотолки на этот счет, автор на стр. 134
категорически утверждает: "Великорусские помещики еще в XV в.
создали свое национальное государство"» (РГЛСПИ. Ф. 17. Он. 120. Д. 367.
Л. 35-36).
Л Впрочем, уже хороню изучена история этого конкурса.
Исследователи выявили, что Сталин лично редактировал учебник А.В.
Шестакова. Именно генсек внес в учебник правку, смысл которой
заключался в прославлении Грозного как великого государственного деятеля,
завершившего начатое еще Иваном Калитой собирание русских земель
«в одно сильное государство» (Дубровский A.M. Историк и власть:
историческая наука в СССР и концепция истории феодальной России в
контексте политики и идеологии (1930 1950-е гг.). Брянск, 2005. С. 285).
192
Глава 2
в его понимании, не была еще этаном развития
государственного управления. Понятие «централизованная государственная
власть» в его объяснении пока исключало историю
формирования самой этой власти, историю становления центральных и
местных органов управления и обозначало надысторический, т. е.
только логический, смысл русской средневековой власти (в
оппозиции «раздробленное - централизованное»). В самом деле,
какой должна быть власть, если она собирает раздробленные
земли и княжества?
А.В. Шестаков четко и недвусмысленно определил схему
превращения национального государства в государство
многонациональное:
Дальнейшее расширение русского национального государства,
процесс образования которого был закончен, в основном, при Иване III,
дано, как показ этого государства, уже ставшего многонациональным
государством в XVI веке, причем этот показ сопровождается рассказом о
захвате Казани, Астрахани, о борьбе Ивана IV с крымскими татарами, с
наседавшими на Россию с запада Литвой и Польшей (Л. 25).
В лекции «Об основных проблемах истории СССР но
новому учебнику», прочитанной 23 сентября 1937 г., А.В. Шестаков
объяснял свою научную позицию, уже расширительно толкуя
содержание школьного учебника6* по теме «Московское
государство»:
...относительно возвышения Москвы в старых учебниках и у
Покровского трактуется так, как будто прямой причиной возвышения
Москвы было расположение Москвы на торговых путях. Мы в нашем
учебнике отбрасываем зту традицию и говорим о том, что Москва из
маленького поселка стала небольшим феодальным городом, феодальным
княжеством. В слове «феодальный» мы подчеркиваем основную классо-
6* Учебник истории под редакцией А.В. Шестакова «История
СССР. Краткий курс. Учебник для 3-го и 4-го классов» издавался
несколько раз (вплоть до 1955 г.), и каждый раз содержание его оставалось
совершенно неизменным: магически действовала повторяемая надпись
«Одобрен Всесоюзной правительственной комиссией». Раздел IV
неизменно назывался «Создание Русского национального государства», а в
парафафе 17 без каких-либо перемен сообщалось, что «русское
государство из национального стало превращаться в многонациональное, то
есть состоящее из разных нардов».
Перестройка исторического фронта
т
вую структуру самой Москвы. На основе развития феодальных
отношений, она развертывается в борьбе с феодальной раздробленностью, в
организациях централизованного национального (курсив мой. - Л. Ю.)
государства (Д. АА. Л. 5).
А.В. Шестаков в этой лекции счел возможным соединить
дна прилагательных в характеристике понятия «русское
государство»: оно «централизованное национальное» (в учебнике об этом
не было сказано пи слова). Во всех других случаях употребления
этой терминологии он избегал усложнений и строго следовал
конструкции, согласно которой сначала возникло национальное
государство, а уже лотом многонациональное. Но в этой лекции
историк определил предпосылки создания национального
государства как исторические факты весьма ранние, относившиеся к
политической деятельности еще киевских князей:
...предпосылки для создания крупного русского национального
государства вокруг Москвы создавались политикой, которую
проводили Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо
и другие. К числу важнейших моментов борьбы русского народа за
государственную целостность относится борьба с немцами и датчанами и
разгром немцев под руководством князя Александра Невского в 1242
году. Этот эпизод не случайно имеет большое значение в проблеме
государственного развития, которую мы отстаиваем в своем учебнике. То же
самое нужно сказать относительно шведской интервенции, которая
имела место в эти же годы на Новгородской земле. Наконец,
татаро-монгольское иго, с одной стороны, вызывало со стороны угнетенных
национальных русских княжеств стремление к единству, к созданию русского
национального государства и к борьбе против татарского господства.
Собирание России Иваном Калитой - не просто Москвы, а России до
Ивана 3-го настолько ясно отражено в учебнике, что там имеется
рассказ о Дмитрии Донском, о его попытке дать отпор татарам на
Куликовом ноле. Есть рассказ о политике, которую проводили князья
собиратели, которая способствовала укреплению русского национального
государства и отпору поработителям татаро-монголам... В дальнейшем
процесс развития русского национального государства идет по линии
создания многонационального государства. В этом отношении учебник
опирается на указания тов. Сталина на 10-ом съезде партии о марксизме
и национально-колониальном вопросе. На первой странице доклада
подробно показаны причины создания многонационального русского
государства. Эти причины вызываются не только внутренним
положением централизованной государственной власти, неизменно связанной с
194
Глава 2
борьбой против раздробления, но, главным образом, с набегами татар и
других народов, что имело очень большое значение для существования
русского многонационального государства. В этой борьбе в 16-м веке
создается многонациональное государство, которое охватывает в своих
владениях, кроме русского народа, другие народы, в том числе народы
Поволжья, Приуралья, Башкирии и т. д. (Д. 44. Л. 7 об.-8).
Таким образом, именно политика киевских князей, а затем
и первых московских создавала предпосылки национального
государства7*: значит, Шестаков не случайно использовал формулу
«централизованное национальное государство». Он осознавал
первенство политических факторов в образовании
национального единства.
Говоря об учебнике и о том, что авторскому коллективу
удалось в целом показать различные формы государственной
власти в истории России, Шестаков определял в ряду этих
изменений форм власти состояние Киевского государства как
государства централизованного:
Таким образом, показан весь процесс от первоначального полу
государства, каким было государство кочевников скифов, показан весь
процесс становления централизованного государства, каким было
Киевское государство, его раздробление на отдельные части при Олеге, при
первых варяжских князьях и распад на отдельные феодальные
государственные образования, которые потом в свою очередь становятся
централизованными государствами, особенно государство Владимиро-Суз-
дальской Руси, переход к крепостнической империи, к буржуазной
монархии... (Там же, Л. 8 об.).
Согласно такой логике централизованное состояние
государства в условиях образования Московского государства лишь
повторилось вновь, хотя и на новом уровне. Эта позиция не
могла быть бесспорной, потому что вела к нейтрализации значения
политической централизации в эпоху образования государств на
востоке Европы.
7* 21 июня 1937 г. авторский коллектив учебника под ред.
А.В. Шестакова получил партийное указание (в ряду других), что в
книге «личность Ивана Калиты не должна быть вполне отрицательной». До
этого, еще в апреле 1937 г., рекомендовалось что-то «дать о прогрессивном
значении централизованной государственной власти» (Дубровский AM.
Историк и власть. С. 276-277).
Перестройка исторического фронта
195
16 октября 1937 г. А.В. Шестаков прочитал лекцию на тему
«Создание Русского национального государства», стенограмма
которой, была издана в виде брошюры в 1937 г. В этой лекции он
высказал ряд ключевых положений, которые показывают, что
историк по-прежнему испытывал немалые трудности в
согласовании оценочных суждений о национальном государстве. С одной
стороны, он фиксировал, что с образованием национального
государства улучшалось положение «самых различных слоев
населения», с другой стороны, это прогрессивное явление
создавалось «на костях трудящихся».
В личном архиве историка сохранился черновик лекции
1937 г. (число и месяц не указаны) в виде правленого
машинописного текста с таким же названием «Создание русского
национального государства» (Д. 230). Это, видимо, один из вариантов той же
самой лекции. Привлекла внимание правка в тексте. На одной из
страниц Шестаков своей рукой написал: «Ивана Калиту можно
считать первым из московских князей, которые заложили основу
русского национального государства. К. Маркс, отмечая это
обстоятельство, добавляет, что создателем (подлинного) русского
национального государства все же следует считать великого
князя Московского Ивана III» (Там же. Л. 4).
А.В. Шестаков, как и многие его коллеги, понимал, что с
проблемой отсутствующей нации на востоке Европы плохо
согласуется понятие «национальное государство». Тем не менее
историки не отрекались от него: еще очень сильна была
рефлексия против идей Покровского, который полагал, что Русь не
сопротивлялась Орде, а усиливалась за ее счет.
Сталинская (в сознании историков) трактовка этого
вопроса была прямо противоположна: национальное государство - это
прежде всего борьба с Ордой, и в этой борьбе создавалось,
усиливалось русское государство, обретая характер национального
объединения. Между двумя сталинскими тезисами - «у нас» не
было нации и «у нас» сопротивление Орде порождало
национальное объединение - возникало смысловое пространство, в
котором естественно могли меняться настроения в зависимости от
актуальностей доктриналыюго взгляда.
Ученый писал (это - дополнительная правка рукой на
машинописной странице):
События на Куликовом поле знаменовали, что Москва стала
центром народного объединения и что присоединение к ней еще
оставшихся самостоятельными отдельных русских княжеств может навсегда
196
Глава 2
избавить Русь от татарского ига. Это убеждение стало теперь
убеждением не только верхушечных феодальных слоев в русских княжествах, но
и широких масс русского народа, (что), несомненно, содействовало
дальнейшему цементированию русского национального государства
(Там же. Л. 9).
1938-1939 годы: сомнения возвращаются?
К двухлетию постановления партии и правительства, в начале
февраля 1938 г., в «Правду» поступила статья А.В. Шестакова
«На фронте исторической науки». Будто наверстывая
упущенные возможности, он цитировал решения партии как
единственный источник знаний, определяя через них всю ситуацию на
историческом фронте. В верхнем левом углу первой страницы
статьи было обозначено: «черновик ст. в "Правде" - 2/11-38 г.»;
карандашом справа в углу «Не выправлена!» и ниже «Статья
отработана "Правдой"» (Д. 190).
В статье содержится прямая полемика А.В. Шестакова с
Н.Л. Рубинштейном о том, как наиболее верно объяснять
образование Московского государства в программе но истории СССР.
Член комиссии профессор Рубинштейн заявляет, что русское
государство при Иване III еще не было централизованным государством.
В заявлении в Комитет по делам высшей школы он пишет: «Некоторые
неизбежные упрощения в терминологии, обоснованные в начальном
учебнике, не могут быть перенесены в вузовские программы. Мы имеем
здесь противоречие сталинскому указанию, что в Восточной Европе
сложилось не национальное, а многонациональное государство: по
программе сложилось национальное государство, которое лишь потом
превратилось в многонациональное». Профессор Рубинштейн считает
развитие централизованного государства лишь со второй половины
XVI века. Таким образом, преодоление феодальной раздробленности и
борьба с монголо-татарским игом уводится из программы, по крайней
мере, на столетие спустя после того, как русскому государству удалось
вырваться из кровавой мути монголо-татарского ига. Такого рода
путаница происходит потому, что авторы программы и ее критики не сумели
изучить «Замечаний тт. Сталина, Кирова и Жданова» - этот огромный
вклад в историческую науку (Д. 190. Л. 3,4).
А.В. Шестаков спорил с Н.Л. Рубинштейном достаточно
уверенно, доказывая свою правоту ссылками на «Замечания». По
Перестройка исторического фронта
197
очевидно, что дважды два всегда останется четыре, несмотря ни
на какие перемены в умонастроениях, и фактом останется то, что
Сталин действительно не определял русское государство
национальным в своем выступлении на X съезде партии в 1921 г.
Попытка Шестакова изобличить Рубинштейна в том, что
он централизованное государство относит ко второй половине
XVI в. - на столетие позже того, как «русскому государству
удалось вырваться из кровавой мути монголо-татарского ига»,
показывает, что историк еще не вполне ясно различал термины
«национальное» и «централизованное».
По почва для подобных различений уже подготовлена,
потому что замечания Рубинштейна не могли не заставить
Шестакова обдумывать эту странность в конвенции национального
государства.
Через год, 7 февраля 1939 г., А.В. Шестаков выступил с
докладом «Историческая наука и ошибки Покровского в свете
"Краткого курса истории ВКП(б)"» на заседании кафедры
истории народов СССР в педагогическом институте (Д. 193).
После выхода «Краткого курса истории ВКП(б)» в
сентябре 1938 г. историческая наука заметно изменилась. В книге
появились четкие и ясные положения, которые уже не нуждались в
дополнительном обосновании: о формациях, об экономической
отсталости России, о том, что исторический процесс
осуществляется скачкообразно (неслучайно и закономерно), что борьба
противоположностей завершается победой прогрессивных сил
и, наконец, главное, что решающий фактор развития, способ
производства, определяет собой и производственные отношения в
той или иной формации (Там же. Л. 3 7).
А.В. Шестаков отметил основные этапы становления
сталинской науки. Сначала - письмо в редакцию журнала
«Пролетарская революция», затем - «Замечания» Сталина, Кирова,
Жданова и постановления партии и правительства 1934 и 1936 гг.
об историческом образовании в СССР, постановление жюри
конкурса о новом учебнике (1937). Теперь - «Краткий курс
истории ВКП(б)» и, наконец, последний документ - постановление
ЦК ВКП(б) от 14 декабря 1938 г., «которое является
документом, связанным с преподаванием истории ВКП(б) по "Краткому
курсу" истории партии. В этом постановлении ЦК ВКП(б)
указано, что создание "Краткого курса" ставит себе задачу
освобождения марксистской литературы и истории партии. Эти
указания, несомненно, относятся и к истории СССР» (Там же.
Л. 12 12 об.).
198
Глава 2
Но год назад именно Рубинштейн обвинял Шестакова в
упрощенчестве, когда писал, что «некоторые неизбежные
упрощения в терминологии, обоснованные в начальном учебнике, не
могут быть перенесены в вузовские программы». Это касалось
соотношения понятий «национальное» и «централизованное»
применительно к русскому государству конца XV -- середины
XVI в.
Н.Л. Рубинштейн подчеркнул тогда безусловный факт:
Сталин ничего не говорил о национальном государстве на X
съезде партии в 1921 г. Он обсуждал проблему образования
многонациональных государств на Востоке Европы.
В новом докладе А.В. Шестаков выступил в роли строгого
и весьма придирчивого критика того, как историки пользуются
терминологией. Даже такое, казалось бы, безуггречное понятие,
как «крестьянская война», вдруг стало вызывать у Шестакова
сильное подозрение, и, как это ни странно, он нашел вполне
серьезные аргументы против использования этого понятия. У него за
это время появилась совершенно новая установка доверять
только тому, что действительно говорили или писали классики
марксизма:
Из более мелких вопросов я бы хотел отметить вопрос о
крестьянских войнах. У нас вошел в обиход термин - крестьянская война, а
между техМ ни в работах Ленина, ни в работах Сталина, ни в тех
исторических документах, которые опубликованы Сталиным, ЦК партии
и другими членами партии, нет указаний на крестьянские войны.
У Энгельса есть такие указания, но Энгельс не писал о крестьянских
войнах в России. У пас нет указаний относительно крестьянских войн
и в «Кратком курсе» ВКП(б) и даже в тех работах о крестьянских
движениях Болотникова, Разина, Пугачева, о которых говорит товарищ
Сталин. В беседе с Эмилем Людвигом тоже не сказано, что это были
крестьянские войны. Мы взяли термин Энгельса - крестьянская
война - из Западной Европы, термин, относящийся к определенным
общественно-экономическим формациям, к определенным
производственным отношениям, к особому расположению классовых сил, и до
известной степени механически перенесли его на нашу историю (Там
же. Л. 21 21 об.).
Основная интенция - исключить из научного оборота те
суждения, которые не опираются целиком и полностью на
цитаты классиков. Логика такова: если они об этом ничего прямо не
писали, то следует воздержаться от суждений, которые не под-
Перестройка исторического фронта
199
тверждаются первоисточниками. Кроме того, Шестаков
выступил против каких-либо механических переносов понятий из
одного научного контекста в другой.
Анализ текста доклада показывает, что Шестаков
старательно избегал называть Московское государство национальным.
Как будто не он буквально только что - осенью 1937 г. - видел
вину П.С. Дроздова в том, что тот не признавал русское
государство национальным.
А.В. Шестаков в этой лекции ни разу не определил
государство, образовавшееся в конце XV в., как «национальное», зато
прямо сказал, что это государство было... народным:
...самый процесс образования русского народного государства,
конечно, в первую очередь связан с вопросом зашиты государства от
внешней опасности. С этой точки зрения вопрос о феодальной
концентрации опять-таки нам ничего не дает (Там же. Л. 22 об.).
Л.В. Шестаков категорически не соглашался с термином
«феодальная концентрация», который, по его мнению, придумал
Ы.Л. Рубинштейн. У нас нет доказательств, что Шестаков вернул
Рубинштейну его же аргумент в упрощенстве, потому что об этом
нет прямых высказываний самого историка. Однако следует
зафиксировать наблюдение, что спор шел в том самом
направлении, о котором писал Рубинштейн и о котором (конечно,
независимо от Рубинштейна) говорилось в постановлении ЦК ВКП(б)
от 14 ноября 1938 г.
А.В. Шестаков подчеркивал:
Встает и другой вопрос терминологического порядка, вопрос о
так называемой феодальной раздробленности. Этот вопрос не вызывает
никаких сомнений, но недавно в наших программах и в последней статье
Бахрушина в JSe 40 Большой советской энциклопедии - «Московское
государство» - появился термин, который фигурирует в проекте
программы истории СССР, термин «феодальной концентрации», термин,
предложенный историком Рубинштейном, преподавателем областного
пединститута. Этот термин внутренне противоречив и по сути дела не
дает нам ничего нового для того, чтобы как-то определить характер
общественных отношений, создавшихся у нас в русском государстве в
период XIV-XV-XVI веков. Я считаю, что этот период образования
русского госуда^тва ничего не может дать нам с точки зрения показа
хозяйственных отношений. Если мы возьмем хозяйственные
отношения, то увидим, что никакой концентрации хозяйственных отношений в
200
Глава 2
феодальных владениях не произошло. В период, особенно начиная с
Ивана III, происходит как раз дальнейшее дробление земельных
владений между мелкими помещиками. Вводится поместная система. Какая
же тут экономическая феодальная концентрация? Никакой тут
феодальной концентрации земель, по крайней мере, в области земельных
имуществ, не получается. Феодальная концентрация может быть
понимаема, как концентрация новых экономических явлений в области
развития товарных отношений, в области развития денежных
отношений, но при чем тут термин феодальная концентрация? Ничего не
может объяснить этот термин с этой точки зрения. Если возьмем вопрос
относительно государственной власти с точки зрения политической,
то мы здесь можем говорить об образовании самодержавной власти,
об единодержавии, о концентрации феодальных элементов власти.
Когда мы говорим о феодальной раздробленности, то образование
отдельных мелких княжеств, потом о создании более крупных
государственных образований - Тверского княжества, Рязанского,
Московского, - тоже есть один из первых этапов образования русского
государства, но считать это особой концентрацией не приходится
(Там же. С. 21 об.-22).
В прениях выступили члены кафедры. Один из них
(Кудрявцев) вполне ясно дал понять, что разделяет осторожность Ше-
стакова в определении характера русского государства. Он, как и
Шестаков, не стал называть его национальным, и заметно, что
для Кудрявцева было также существенно более строго взглянуть
на научную терминологию:
Перед нами встает конкретный вопрос - образование русского
государства. Образование русского государства у нас на территории шло
иными путями, чем в Западной Европе. Об этом говорит Ленин, об этом
говорит Сталин. Столбовая дорога европейского централизованного
государства шла через образование буржуазных отношений, через
создание национального рынка. У нас (эту особенность отмечает Сталин)
образование централизованного государства произошло раньше, чем
образовалась нация, чем создался единый национальный рынок, чем
окрепли буржуазные связи, которые Ленин относит только к XVII веку.
Сталин дает ответ на вопрос - на какой основе произошло это
образование. Он выдвигает политическую основу - необходимость единства
русской земли для защиты национальной независимости и для
освобождения национальной независимости, как ускоряющий фактор, который
привел к тому, что у нас централизованное государство образовалось
раньше, чем национальный рынок (Там же. Л. 33).
Перестройка исторического фронта
201
Никаких серьезных оснований в пересмотре конвенции
нет, но очевидно, что Шестаков и его коллеги стали более
осторожными. Одновременно был сделан шаг на пути дальнейшего
различения понятий. Централизованное состояние - это
состояние государства, о котором писал Сталин: не было еще
национального рынка, но для защиты национальной независимости,
национальной самостоятельности было создано, по определению
историка, «народное» государство.
А.В. Шестаков говорил и о сугубо политической стороне
процесса (централизованное государство), и о глубинном
единстве русского народа перед лицом внешней опасности («народное»
государство). Замена «национального» на «народное»
показывает, что смысл остается в основном прежний, - уточняется только
формулировка. Она не должна быть двусмысленной. Она не
должна противоречить сталинскому тезису, что нации возникают
«у нас» позднее, чем в Западной Европе.
Однако такое странное возвращение к определению
русского государства, которое дал еще В.О. Ключевский, несмотря
на то что великий историк в эти годы не подвергался остракизму,
означало, как любили говорить сами марксисты, «нищету
философии». И не понимать этого было нельзя. «Народное» - это
внеклассовое. Согласиться с тем, что государство может быть
внеклассовым, значит признать теоретическую несостоятельность
всего марксистского периода исторической науки.
Сомнения в применимости понятия «национальное
государство» рассеялись у многих историков после публикации XXX
выпуска Ленинского сборника в 1937 г., в котором были
опубликованы наброски В.И. Ленина иод названием «Национальный
вопрос (тезисы но памяти)». Его полемически заостренные
суждения свидетельствовали, что национальное государство
рассматривалось им как явление мировое: «Некоторые наивные люди
думают, что национальное государство есть больший
национализм, чем культурно-национальная автономия. Наивное и
смешное заблуждение! Национальное государство - правило в опыте
мировой истории»10. Там же: «Россия *= национальное
государство в основе, базе, центр [Псков - Ростов н/Д]. Окраины -
национальности. Крайний гнет»11.
282
Глава 2
Национальное централизованное /
централизованное национальное государство:
диалектика в конвенции
Как бы там ни было, но сами поиски гармонии между понятиями
«национальное» и «централизованное» применительно к
Русскому государству эпохи его образования являются своеобразным
подтверждением конвенционального единства исторической
науки. Ведь об этом мучительно думал не только Л.В. Шестаков
(в 1941 г. ученый умер, и потому трудно сказать, во что бы
вылились его размышления), но и Н.Л. Рубинштейн, а также другие
историки, вовлеченные в тематику национального государства.
В этих исканиях они достигали и общего согласия, сохраняя
индивидуальные особенности в своих интерпретациях.
Характерно, что колебания Шестакова в оценках
Московского государства нашли свое продолжение и развитие у другого
историка - И.И. Смирнова, весьма последовательного в
применении марксизма к истории и одновременно весьма чуткого к
колебаниям официальных настроений. В личном фонде ученого
сохранился рукописный экземпляр учебника но «Истории СССР»
(датированный 2 января 1940 г.), который по неизвестным нам
причинам не был опубликован.
В объяснительной конструкции исследователя
взаимодействуют - и достаточно гармонично - две оценочные
характеристики Московского государства: когда оно существует, будучи
централизованным национальным, и когда оно существует,
будучи национальным централизованным.
И.И. Смирнов прямо не объяснял, чем эти характеристики
различаются, для него они самой собой разумеющиеся:
Сложный и противоречивый характер процесса образования
централизованного национального Русского государства нашел свое
выражение, между прочим, и в том, что параллельно и одновременно с
ростом и укреплением Московского княжества и власти его великих князей
происходило складывание и усиление других феодальных центров,
утвердивших свою гегемонию в пределах определенных областей Руси
путем создания самостоятельных «великих княжений»12.
Очевидно, что здесь имеется в виду первенство
политических факторов, развитие властных полномочий в процессе
единения страны. Иными словами, полного единства (национального)
Перестройка исторического фронта
203.
еще нет, но власть уже создает его. Естественно, что не может
быть единства национального раньше, чем проявит себя
политическая власть в собирании земель, феодальных центров.
Не может яйцо появиться раньше курицы. Эту мысль
И.И. Смирнов развивал так:
Несмотря на то, что в образовании местных «великих
княжений» отразилась в своеобразной форме тенденция к преодолению
феодальной раздробленности (ибо образование их означало н той или
иной мере и степени преодоление феодальной раздробленности
внутри данной великокняжеской системы), тем не менее, оформление
местных великокняжеских объединений, в конечном счете, имело своим
результатом усиление противоположной тенденции, тенденции к
консолидации феодальных антинациональных сил, ибо борьба за власть
Тверских, Нижегородских князей против Московского
политического центра, уже определившегося как центр зарождающегося
централизованного национального государства, объективно означала борьбу
против ликвидации феодальной раздробленности и централизации в
общегосударственном масштабе, играя тем самым не прогрессивную,
а реакционную роль - тормоза в процессе национального развития
России1,5.
О конвенциональном характере подобного различения в
исторической науке свидетельствует Л.Н. Насонов во втором
томе сборника «Против антимарксистской концепции М.Н.
Покровского» в статье «Татарское иго на Руси в освещении
М.Н. Покровского».
А.Н. Насонов писал:
...пока русские подчинялись ханам, процесс собирания Руси не
развивался. Объединение Руси вокруг Москвы началось при Дмитрии
Донском, когда положение в Орде позволило повести открытую борьбу
с монголами. Население оказывало поддержку Димитрию Донскому в
его борьбе за объединение Руси. Так складывалось централизованное
национальное и затем многонациональное государство14.
Близкую Насонову позицию высказал в этом же томе и
СВ. Юшков в статье «М.Н. Покровский о раннем периоде
русского феодализма». Он отмечал:
Покровский не указал, что объединение русских земель
совершалось в целях ;*ащиты от внешних врагов, в частности, от татар. Он совер-
204
Глава 2
шгнно игнорировал указания классиков марксизма-ленинизма, что на
востоке Европы «интересы обороны от нашествия турок, монголов и
других народов Востока требовали незамедлительного образования
централизованных государств, способных удержать напор нашествия»15.
Любой исторический момент состоявшегося единения,
хотя и не конечного, Смирнов рассматривал как важнейший этан в
истории национального государства:
Куликовская битва 8 сентября 1380 г. решила исход борьбы.
Разгром Мамая означал крах татарско-литовских планов раздела Руси.
Мамаю не удалось разрушить Московское княжество и ликвидировать тем
самым процесс зарождения русского национального государства с центдом в
Москве... Куликовская битва доказала практическую возможность
создания Русского национального государства на путях ликвидации татарского
ига и сама явилась первым и крупнейшим этапом в свержении этого ига16.
Как же объяснял И.И. Смирнов формулу «национальное
централизованное государство»? Не было ли здесь логического
противоречия? Ведь не может же, в самом деле, яйцо появиться
раньше курицы?
Оказывается, такое возможно, но только в определенном
контексте. Национальное состояние - это не только единение в
борьбе с татарами, но и единение в экономическом развитии
страны, в развитии рыночных связей. И здесь политическая
активность князей не могла находиться впереди экономической
необходимости. Подобная логика, как выражался Ф. Энгельс, в
конечном счете не марксистская:
Установление «тишины великой на 40 лет» имело своим
результатом значительный шаг вперед в ходе экономического развития России
XIV в. как но линии роста населения, колонизации и разработки
целинных и заброшенных земель, так и в форме роста ремесла и торговли; чем
создавались предпосылки для тех изменений в этой политике России,
которые наиболее ярко выразились уже в XV в. и которые являлись по
своей экономической сущности (природе) нечем иным, как началом
процесса создания «всероссийского рынка». Современное литературное
произведение называет Ивана Калиту «собиратель Русской земли». Этот
эпитет верно определяет основную сущность политики Ивана Калиты,
которая заключалась в борьбе за собирание русской земли и
ликвидацию удельно-феодальной раздробленности под властью Московского
великого князя... Материальной основой процесса ликвидации феодаль-
Перестройка исторического фронта
205
ной раздробленности России и создания национального
централизованного государства являлось постепенное преодоление экономической
замкнутости отдельных земель и установление рыночных связей между
ними. Вскрывая экономические основы сплочения национальных
областей в единое национальное государство, Ленин указывает, что слияние
«всех таких областей, земель и княжеств в одно целое вызывалось
усиливающимся обменом между областями, постепенно растущим
товарным обращением, концентрированием небольших местных рынков в
один всероссийский рынок»17.
Однако И.И. Смирнов понимал, что как раз
экономического развития явно недостаточно, о чем и говорил Сталин на
X съезде партии. Отсутствие нации и буржуазного развития на
востоке Европы в XV в. - яркое тому свидетельство. Но опять же
сказать, что экономического единения через развитие рыночных
отношений совсем не было, значит показать кукиш всей
экономической теории марксизма: может ли что-нибудь появиться на
свет, если для того не созрели экономические предпосылки?
Поэтому Смирнов писал:
Таковы важнейшие изменения в экономике феодальной Руси XV в.,
подготовившие почву для завершения процесса ликвидации
феодальной раздробленности и политического объединения русских земель
в форме централизованного национального государства (курсив мой. -
Л. 10.). Как уже неоднократно отмечалось выше, эти экономические
предпосылки сами но себе были, однако, недостаточны для преодоления
феодальной раздробленности, и важнейшую роль ускоряющего этот
процесс фактора играла необходимость обороны против внешних врагов
России, татар на востоке, польско-литовского государства и немецких
феодалов на западе. Уже борьба между Василием Темным и Шемякой
с достаточной четкостью выявила те силы, которые поддерживали
великокняжескую власть в борьбе против коалиции удельных князей и
являлись сторонниками укрепления центральной великокняжеской власти.
Это были 1) землевладельцы - служилые люди Московского великого
князя и 2) городское население. Период образования
централизованного государства характеризуется в области классовых отношений
существенными изменениями структуры господствующего класса феодальных
земл овладел ьцев18.
Эти утверждения И.И. Смирнова о первичности
экономико-производственного начала (национального) в процессе
централизации явно носили конвенциональный характер.
206
Глава 2
Стенограммы лекций Базилевича в Высшей партийной
школе при ЦК ВКП(б) выходили также отдельными брошюрами.
В одной из них (неоднократно переиздававшейся), которая
называлась «Образование Русского национального государства. Иван
III» (1940, 1945, 1946), историк подчеркивал, что экономическое
объединение страны составляет основу национального
государства: «...борьба за политическое объединение, вызывавшаяся ростом
экономических связей и необходимостью отпора вражеским
нашествиям, превращалась в борьбу за национальное единство»19.
В формуле «национальное централизованное государство»
читалось признание первичности экономических причин,
которые создают условия для изменений в области политической.
О широком распространении подобного объяснения
национального государства как явления
экономико-производственного и потому первичного в отношении политических мотивов
свидетельствуют многие факты. Например, такой поборник
централизованного государства, как Л.В. Черепнин, в
выступлении на заседании Сектора истории СССР периода феодализма,
посвященного юбилею СБ. Веселовского в 1946 г., дважды
упомянул русское национальное государство и ни разу
централизованное: «Составленные им (СБ. Веселовским. Л. Ю.) карты...
чрезвычайно важны для изучения периода феодальной
раздробленности и процесса формирования Русского национального
государства... <...> ...многочисленные детальные комментарии
редактора к актовому материалу делают труд Степана Борисовича
настоящим исследованием, освещающим многие темные
страницы из социально-экономической и политической истории
периода феодальной раздробленности и образования русского
национального государства»21.
Как в средней, так и в высшей школе использовались
исторические карты с названием «Образование Русского
национального государства» (1462-1533)»2.
Определение «Москва - столица русского национального
государства» особенно широко стало употребляться накануне
празднования 800-летия Москвы. В фонде M.IL Тихомирова в
архиве РАН сохранился отзыв историка о лекции СО. Шмидта
на тему «Москва - столица русского национального
государства»23.
В фонде СВ. Бахрушина того же архива отложился
машинописный вариант его лекции (конец 1946 - начало 1947 г.) с
названием «Столица русского национального государства (лекция
по истории Москвы XV-XVIII вв.)». В ней историк задавал глав-
Перестройка исторического фронта
207
ный вопрос об условиях, способствовавших превращению
Москвы в столицу Русского государства, и отвечал на него так: это
стало возможным в силу развития экономических связей («хотя бы
слабых») между отдельными областями8*.
В.В. Мавродин в своей книге о Русском национальном
государстве (1939, 1941) остановился на его историческом
значении и показал, что идея национального содержит в себе
взаимодействие общего и особенного. Общим является экономическое
развитие, объединявшее страну в единое целое, особенным то,
что это развитие к концу XV в. не было достаточным для
объединения («еще не созрели все необходимые экономические условия
для объединения страны в единое государство»), но внешняя
угроза со стороны монголов заставила - ради национальной
безопасности - ускорить создание Русского государства.
11о вернемся к И.И. Смирнову. Он считал, что в развитии
Московского государства как централизованного национального
проявлялась эксплуататорская сущность феодальной власти,
тогда как состояние национального централизованного государства
свидетельствовало об экономической пользе для всех слоев
населения единения страны в одно целое, в котором уже не должно
быть междоусобных войн и препятствий для нормальных
торговых отношений между регионами:
Политика Калиты имела прогрессивное значение, как для
укрепления великокняжеской власти, так и для экономического развития
8* «Какие условия способствовали тому, что столица одного из
многих русских княжеств превратилась в столицу единого русского
государства? Ответ на это дают классики марксизма. Товарищ Сталин,
говоря о средневековой Грузии, отмечает, что Грузия не могла объединиться
до тех пор, пока существовала экономическая раздробленность, до тех
пор не было связи (так в рукописи. А. Ю.) между отдельными рынками
страны: то же самое, конечно, всецело относится и к русской земле. До
тех пор пока не было хотя бы слабых экономических связей между
отдельными областями, невозможно было говорить об образовании
единого государства. 11о сильное государство возникло у нас быстрее, чем в
Западной Европе, хотя экономика там была более развитой. Потребности
обороны ускоряли процесс образования централизованного государства.
На Востоке Европы интересы обороны от нашествия турок, монголов и
других народов, говорит товарищ Сталин, требовали незамедлительного
образования централизованных государств, способных удержать "напор
нашествия"» (Архив РЛ11. Ф. 624. Оп. 1. Д. 460. Л. 3-4).
208
Глава 2
России... В период создания централизованного национального
государства на основе ликвидации феодальной раздробленности именно вопрос
об изменении структуры государства и государственной власти стал
центральным во внутриклассовых отношениях, и различные прослойки
господствующего класса заняли и различные позиции в борьбе за
централизованное национальное государство. Силой, возглавляющей эту
борьбу, являлась великокняжеская власть, игравшая в России роль,
аналогичную королевской власти в Западной Европе и являвшейся (так в
тексте. - А. Ю.) представительницей образующейся нации (Энгельс)...
Выступая за ликвидацию феодальной раздробленности и создание
централизованного государства с самодержавным строем управления,
великокняжеская власть сохраняла свой классовый характер
государственной власти класса феодалов-крепостников. По только внутри класса
феодалов великокняжеская власть опиралась в этой своей политике не
на высшие звенья феодальной иерархии, а на низшие, не на князей, а в
первую очередь на дворян. Таким образом, в крестьянском вопросе
создание централизованного национального государства, укрепившее
основы классового господства феодалов-крепостников, отразилось в
усилении форм феодально-крепостной зависимости крестьян...
Присоединение Новгорода к Московскому государству имело огромное
значение в деле сложения русского национального государства, т. к. означало
ликвидацию наиболее мощного центра противодействующих
национальному объединению сил... Именно в этой обстановке острейшего
внутреннего кризиса татаро-литовский блок попытался нанести
Московскому государству решительный удар, имевший целью
ликвидировать все результаты объединительной политики московских князей и
разрушить складывавшееся здание национального государства... Эти
изменения шли в направлении развития самодержавного строя власти и
создания централизованного аппарата управления. Княжение Ивана III
является временем, когда закладываются основы Московского
централизованного самодержавного государства24.
«Культура - это один из основных
признаков нации»
НИ. Смирнов в начале 1940-х годов серьезно углубился в
изучение русской национальной культуры9*. В личном фонде историка
Ни одна из работ по истории русской культуры эпохи
Средневековья не была им опубликована (Иван Иванович Смирнов: Список
научных трудов И.И. Смирнова // История СССР. 1965. № 4. С. 227- 230).
Перестройка исторического фронта
209
отложилось несколько его работ, в которых он обосновывал
включение понятия «культура» в конвенцию о национальном
государстве. Оказалось, что помимо экономики и политики
состояние национального государства определяется и важнейшим
признаком нации - культурой.
В статье «Основные вопросы истории русской культуры»
(датированной 20 апреля 1943 г.) Смирнов определил, что
«национальный характер народа является результатом исторического
развития народа». Первые три признака нации - общность языка,
территории и экономической жизни - характеризуют условия
жизни народа, а общность культуры, считал Смирнов,
определяет «духовный облик нации» (Д. 74. Л. 33). Если культура - одна
из важнейших черт нации, то, значит, несмотря на экономическое
отставание в развитии буржуазных отношений, духовный облик
народа эпохи образования Московского государства определял
собой национальное развитие страны.
Культура, по Ленину и Сталину, это та область общественных
явлений, которая стоит над экономикой и политикой, над
материальным базисом общества и государственностью. Будучи надстройкой над
материальным базисом общества, культура в своем развитии зависит от
материального базиса общества и, в конечном счете, определяется
последним (Там же. Л. 26 об.).
Итак, культура в конечном счете зависит от материального
базиса общества. Но, как и политика, она относительно
самостоятельна и потому «стоит над экономикой и политикой». Этот
тезис свидетельствовал о том, что отсталость экономического
развития русских земель парадоксальным образом формировала
национальный характер.
Понятие национальной культуры историк включал в
старую проблему конвенции: как соотнести между собой
экономическое недоразвитие страны и потребность во внешней обороне
государства? Понятие «культура», будучи признаком нации,
раскрывало национальную специфику: экономическая
отсталость компенсировалась постоянной борьбой русского народа за
свободу и независимость. И.И. Смирнов понимал, что
национальную культуру как самосознание народа необходимо
согласовывать с конвенциональным различением состояний
государства, когда оно - «централизованное национальное» и когда оно -
«национальное централизованное».
Ему и здесь удалось найти своеобразную гармонию:
210
Глава 2
В области государства эта особенность русской истории нашла
свое выражение в ускорении процесса национальной консолидации
русского народа в форме централизованного национального государства. В
области культуры выражением особенностей русской истории явились
раннее зарождение и быстрый рост национального самосознания.
Процесс развития национального самосознания находит свое выражение,
во-первых, в интересе к судьбам родной земли, в развитии чувства
патриотизма, с другой стороны, рост национального самосознания находит
свое выражение в развитии чувства ответственности за судьбы своей
родины... (Там же. Л. 35 об. - 36).
Таким образом, национальное самосознание
формировалось быстрее национальной экономики. Это означало, что
недостаток экономических буржуазных связей русский народ
компенсировал чувством патриотизма и ответственностью за родину,
воспитанными в постоянной борьбе с внешними врагами.
Национальная культура - это то, что стоит над экономикой. И хотя
культура определяется экономикой, но по этому «гамбургскому
счету» не возникает противоречия, потому что культура
выражает себя, в том числе, и в осмысленной борьбе с собственной
отсталостью.
...важнейшей особенностью русского исторического процесса в
течение значительного периода времени являлась отсталость России.
Эта особенность русской истории оказала не менее мощное влияние на
характер русской культуры. Если борьба русского народа за свое
национальное существование рано пробудила в нем национальное
самосознание и породила интерес к судьбам родины, то историческая отсталость
России не могла не вызывать у лучших и передовых представителей
русского народа стремления к борьбе за ликвидацию отсталости. Ибо
именно эта отсталость России лишала Россию возможности
противостоять внешним врагам (Там же. Л. 36-36 об.).
Следует обратить внимание, что многие исследователи в
это время заменяли оценки сугубо классовые на оценки
общечеловеческие, и во многом это провоцировалось идеей
национального единения страны перед лицом внешней опасности.
И.И. Смирнов тоже отдал дань этой своеобразной моде:
Вульгаризаторы и оношлители марксизма, говоря о классовой
культуре, забывали или не понимали того, что классовая структура
общества есть форма развития человечества, форма, в которой человечест-
Перестройка исторического фронта
211
во проходит определенную часть своей истории, своего исторического
развития - с тех пор, когда первобытная община раскалывается на
классы, и до момента, когда победивший в революции пролетариат
уничтожает классы и создает бесклассовое коммунистическое общество. Но
отсюда следует, что и классовая культура есть форма развития
общечеловеческой (Там же. Л. 29).
В личном фонде историка хранится его неопубликованная
работа «Русская культура эпохи образования Русского
национального государства (вторая половина XV в. - начало XVI в.)».
Это - глава для коллективной монографии «История русской
культуры». Рукопись датирована 23 июля 1943 г. (Д. 72). В этой
работе И. И. Смирнов утверждает, что феодальной
раздробленности соответствовал дух областничества, национальному же
государству было присуще сознание национального единства;
культура областничества уступила место культуре национальной. При
этом историк не отменял классовую борьбу. Но - что интересно -
привычное ее понимание, заключавшееся в тезисе о борьбе
обездоленных, угнетенных с угнетателями, заменялось
утверждением, что в классовой борьбе эпохи образования русского
национального государства великокняжеская власть выступала в
качестве собирателя всех прогрессивных классов.
Иначе говоря, великокняжеская власть вела
прогрессивную... классовую борьбу:
Эпоха образования русского национального государства (как и
всякая переломная эпоха) характеризуется острой классовой борьбой
борьбой, в которой великокняжеская власть выступает в качестве
представительницы всех прогрессивных классов, как «представительница
образующейся нации» (Энгельс). В этой борьбе великокняжеская
власть опирается на поддержку горожан и дворян-помещиков,
заинтересованных н уничтожении феодальной раздробленности и укреплении
централизованного государства. Борьбу за национальное государство
поддерживают широкие народные массы, отношение которых к этой
борьбе ярко отразилось в народном творчестве - в былинах, песнях и
сказаниях русского народа, прославляющих героев борьбы за Русь и
осуждающих и высмеивающих враждебные русскому народу силы -
злого татарина и чванливого боярина (Там же. Л. 22).
Идеологам национального государства и профессивным
классам в этой борьбе противостояли классовые интересы кня-
жеско-боярских кругов: «В реакционной публицистике с не
212
Глава 2
меньшей силой и страстностью обсуждаются те же коренные
вопросы о судьбах России, ее государственном строе, о путях
развития русского государства», отмечал И. И. Смирнов (Там же.
Л. 28).
Создание национального русского государства воспринималось
современниками как выражение национальной силы русского народа,
как победа русского народа над его врагами, как продолжение
национальных традиций и славы русской земли. Отсюда - чувство
национальной гордости за свой народ и свое государство. Отсюда же и стремление
к созданию таких художественных ценностей, которые были бы
достойны данной эпохи, соответствовали ее величию и способствовали ее
прославлению. Московские князья в свою очередь стремились к тому,
чтобы всеми мерами и средствами укрепить новое государство и свою
власть... (Там же. Л. 51).
Обсуждение учебников
И.И. Смирнов выступил остро при обсуждении рукописи
третьего тома многотомной «Истории СССР» (21 ноября 1939 г.), не
соглашаясь с коллегами но многим вопросам истории Русского
государства. В стенографическом отчете обсуждения этого тома
рукой Смирнова написано:
Сначала излагается история «собирания земель» (до времен
Ивана IV), затем идет параграф о завоеваниях на севере и о борьбе с
Казанью (опять таки до 30-х гг. XVI в.). Лишь после этих разделов следует
параграф о ликвидации татарского ига. Наконец, после параграфов,
посвященных политической истории, следуют разделы, характеризующие
социально-экономическую историю России XV-XVT вв. При таком
построении главы события времени образования Русского национального
государства оказываются разорванными, лишенными закономерностей
связи друг с другом (курсив мой. - А. Ю.). Сначала читатель узнает о
присоединении к Москве Твери, а затем о походе Ахмада. Раньше
говорится о ликвидации Рязанского княжества Василием III, а затем о походах
на Казань Ивана НГи т. д. В действительности же все эти события тесно
связаны друг с другом и взаимно обусловлены. Так, например,
последствием похода 1478 г. и присоединением Новгорода был союз Казимира с
Ахмадом и поход последнего на Русь в 1480 г. События 1480 г. в свою
очередь имели результатом борьбу Ивана III за скорейшую ликвидацию
оставшихся самостоятельных княжеств. Присоединение Твери нельзя
Перестройка исторического фронта
213
понять без учета русско-литовских отношений, равно как походы
Ивана ПТ на Казань - без учета московско-золотоордынских дел25.
Суть возражений Смирнова заключалась в том, что нужно
найти гармонию между социально-экономическими
предпосылками образования Русского национального государства и
другими факторами политической истории:
...совершенно неправильно начинать изложение с политической
истории, не касаясь вовсе вопроса об экономических предпосылках
процесса ликвидации феодальной раздробленности. Дело заключается не
только в том, что надо соответствующим образом параграфы
переместить. Нужно привести изложение исторических событий в соответствие
с объективной действительностью. Иными словами, нужно поставить
вопрос об экономических предпосылках образования русского
государства, а затем уже перейти к отдельным этапам в развитии этого
процесса. Повис в воздухе и другой важнейший принципиальный вопрос,
который должен быть поставлен в связи с эпохой образования русского
национального государства. Я имею в виду известное положение
товарища Сталина, заключающееся в том, что процесс образования русского
национального государства был ускорен необходимостью борьбы
против монголо-татар...26
И.И. Смирнов резко выступил иротии теории «феодальной
концентрации» и определил ее как точку зрения «некоторых
московских историков», которые пытались заменить
«характеристики рассматриваемого периода, как периода образования
национального государства введением новой терминологии»27.
В отличие от неопубликованного учебника И.И.
Смирнова, в котором четко обосновывается возникновение Русского
национального государства в различных его политических,
культурных, исторических состояниях, в опубликованном в 1939 г.
учебнике «История СССР» почти ничего не говорится о
национальном характере Русского государства. Первый том «Истории
СССР с древнейших времен до конца XVIII в.» вышел в 1939 г.
под редакцией проф. В.И. Лебедева, акад. Б.Д. Грекова и чл.-кор.
АН СССР СВ. Бахрушина. Книга была допущена Всесоюзным
комитетом по делам высшей школы при СНК СССР в «качестве
учебника для исторических факультетов государственных
университетов и педагогических институтов». Институт истории
АН СССР и кафедра истории СССР истфака МГУ соединили
свои усилия в создании этого значительного труда28.
214
Глава 2
15 января 1940 г. в Ленинграде состоялось его обсуждение.
Председательствовал на заседании С.Н. Валк. Он подчеркнул,
что новый учебник по истории СССР может быть исправлен при
переиздании и в «интересах всех нас, чтобы это новое издание
было возможно лучше и чтобы в нем были устранены недостатки,
имеющиеся в первом издании»29.
Первым выступил И.И. Смирнов. Он подчеркнул, что если
в естественных науках использование старых учебников или
переводных пособий еще допустимо, то изучение истории невозможно
строить на основе буржуазных учебников. Смирнов признал, что
марксистских учебников по истории СССР не было вообще; это -
первый такой учебник для советской высшей школы.
От старой, буржуазной науки остались учебники Русской
истории (пример такого учебника лекции Платонова). Но нет
необходимости говорить о том, насколько мало могли удовлетворить они запросы
советского исторического образования. К этому надо еще добавить, что на
роль «марксистского» учебника русской истории претендовали в
течение длительного срока учебники МП. Покровского и его «школы», в
которых вместо подлинно марксистской науки пропагандировались
«антимарксистские, антиленинские, по сути дела, ликвидаторские,
антинаучные взгляды на историческую науку» (Пост. ЦК ВКП(б) и
СНК СССР)30.
Отметив значение основных документов партии и
правительства, касавшихся исторического образования и преодоления
антиисторических взглядов М.Н. Покровского, Смирнов дал
высокую оценку первому тому «Истории СССР» как одному из
этапов по выполнению задач, поставленных партией перед
историческим фронтом. Эта высокая оценка сопровождалась указанием
на ошибку, которую допустили авторы учебника: они встали «на
позиции принципиального отрицания Русского национального
государства», выдвинув теорию феодальной концентрации.
Несмотря на столь определенные высказывания классиков
марксизма, мы, однако, вовсе не находим в рецензируемой книге категории
«русского национального государства». Лишь в одном месте, в главе о
русских княжествах под властью монгольских завоевателей, говорится
(в противоречии с остальным текстом книги) о процессе образования
национального государства (стр. 177). Вместо нее авторы вводят
понятия «объединенного русского государства» (стр. 299), «единого
русского государства» (стр. 307), «централизованного феодального русского
Перестройка исторического фронта
215
государства» (стр. 346), наконец, просто «русского государства», общим
признаком которых является то, что во всех этих терминах отсутствует
момент национальный. В соответствии с этим авторы вместо процесса
образования русского национального государства вводят понятие
«процесса феодальной концентрации». Существо «процесса феодальной
концентрации» авторы определяют как «концентрацию феодальных
сил» (стр. 212, 244) «вокруг усиливавшейся великокняжеской власти»
(стр. 221) или как «процесс политической концентрации феодальных
владений» (стр. 289). Таким образом, смысл введения понятия
«феодальной концентрации» заключается в том, что оно
противопоставляется понятию «национального единства» подчеркиванием, что речь идет
не о процессе установления политического национального единства, а о
концентрации феодальных сил вокруг феодального же центра. По при
таком взгляде на процесс образования централизованного русского
государства выпадает основание для признания прогрессивности этого
процесса. Ибо прогрессивность централизованных абсолютистско-фео-
дальных государств, приходящих на смену феодальной
раздробленности, классики марксизма усматривали прежде всего в том, что в создании
этих государств находил свое выражение процесс образования нации
путем установления национального единства. С точки же зрения
авторов учебника, русское централизованное государство являлось лишь
простой концентрацией феодальных сил. Методологические корни
допущенной авторами учебника ошибки по вопросу о русском
национальном государстве заключаются в том, что они механически
противопоставили друг другу понятия «национального» и «многонационального
государства», в действительности вовсе не исключающих (а при
определенных условиях и предполагающих) возможности их единства. Это
помешало авторам учебника правильно понять сталинское учение о
многонациональном государстве и привело их на неверные позиции31.
Главу об образовании Русского государства при Иване III и
его усилении при Василии III писал К.В. Базилсвич, а
следующую главу, посвященную превращению Русского государства в
многонациональное, СВ. Бахрушин. Что заставило этих двух
ученых, ученика и учителя, проявлять осторожность и не
упоминать термин «национальное государство», мы не знаем, хотя
известно, что именно они были активными сторонниками этой научной
конвенции (правда, в 1940-х годах).
Впрочем, И.И. Смирнов оговорился, что
не все авторы учебника единодушны в смысле отрицания
русского национального государства. Так, в главе, посвященной характеристике
216
Глава 2
русских княжеств иод властью Золотой Орды, мы находим следующее
место: «Дальнейшее развитие Руси и Золотой Орды пошло в разных,
диаметрально противоположных направлениях. В Золотой Орде весьма
заметно созревали элементы распада, среди русских княжеств в это же
время шел процесс образования сильного национального государства»
(стр. 177). Таким образом, Б.Д. Греков, автор этой главы, признает, как
видно из приведенного текста, Русское национальное государство32.
И.И. Смирнов отметил особо, что смысл введения понятия
«феодальной концентрации» заключается в том, что оно
противопоставляется понятию «национального единства». Речь, таким
образом, шла не о процессе «установления политического
национального единства, а о концентрации феодальных сил вокруг
феодального центра» (Л. 15об.).
И.И. Смирнов так подошел к решению главного вопроса:
...отрицает ли Сталинское учение о многонациональных
государствах понятие национального государства в применении к странам
Восточной Европы, и в частности о России как многонациональном
государстве, понятие русского национального государства? Я думаю, что
ответ на этот вопрос может быть один: нет, не отрицает.
Методологическая ошибка авторов теории феодальной концентрации заключается в
том, что они механически противопоставляли понятия
«национального» и «многонационального государства»; в действительности же
противоположность этих понятий вовсе не исключает (а при определенных
условиях даже предполагается) их единство. Укажу, прежде всего, на то,
что сам т. Сталин прямо называет Россию национальным государством.
Так, в беседе с Эмилем Людвигом т. Сталин дважды называет Россию
времени Петра I «национальным государством помещиков и
торговцев». Следовательно, т. Сталин считал применимым к России понятие
«национального государства» и сам применял это понятие (Л. 16 об.).
Не забыл Смирнов упомянуть и ленинские работы для
доказательства того, что тезис о национальном государстве и тезис
о многонациональном государстве не разные утверждения, а
единые в своей основе:
Не менее отчетлива в данном вопросе и позиция Ленина. В своих
замечательных тезисах но национальному вопросу (опубликованных в
тридцатом Ленинском сборнике) Ленин дает следующую формулу но
вопросу о России как национальном государстве: «Россия =
национальное государство в основе, базе, центр (Исков Ростов н/Д). Окраины -
Перестройка исторического фронта
217
национальности. Крайний гнет» (Большевик. № 14, 1937, стр. 43). И в
другом месте тезисов: «Национальный гнет в России при национальном
государстве в базе и национальном угнетении на окраинах» (Там же,
стр. 44). Ленинская формула, определяя Россию как «национальное
государство в основе, в базе», дает вместе с тем ключ и к правильному
пониманию соотношения между понятиями национального и
многонационального государства. Ибо если царская Россия в основе, в базе была
государством национальным, то взятая в целом, вместе с «окраинами», с
национальностями представляла собой многонациональное
государство, была «тюрьмой народов» (Л. 16-17).
В результате такой ювелирной работы с
«первоисточниками» Смирнову удалось согласовать весьма разные тексты,
написанные в разное время разными людьми и не имеющие между
собой единого контекста. Смирнов не мог уйти от самого трудного
вопроса: интересы обороны, согласно Сталину, ускорили процесс
создания русского государства; значит, степень зрелости
экономических отношений не была достаточной, чтобы создать
государство; значит, первенство в создании государства имели факторы
политические. Не противоречит ли эта сталинская мысль духу
марксизма, утверждавшему первенство факторов экономических?
..л*. Сталин считает выражением более высокого уровня
национального развития великороссов то, что у великороссов исторически
сложилась сильная и организованная политическая власть в лице
дворянской военной бюрократии. Что подразумевает т. Сталин под этой
«исторически сложившейся сильной и организованной дворянской
военной бюрократией»? Ответ может быть только один: несомненно, Русское
дворянско-помещичье централизованное государство. В создании этого
государства т. Сталин видит выражение национальной консолидации
великороссов, сделавшей великороссов более развитой нацией по
сравнению с другими национальностями России. Но если в образовании
Русского дворянско-помещичьего бюрократического государства нашел свое
выражение процесс национальной консолидации великороссов, то это
значит, что русское дворянско-бюрократическое государство являлось
национальным государством великороссов (курсив мой. - А. Ю.), Русским
национальным государством. Разрешало ли, однако, создание у
великороссов сильного и организованного дворянско-бюрократического
государства стоявшую перед странами Восточной Европы задачу
удержания напора нашествия турок, монголов и других народов Востока? Нет,
ибо разрешение этой задачи требовало политической централизации всей
России, которая была, однако, невозможна на путях создания ряда наци-
218
Глава 2
опальных государств на территории России, ибо отсталые
национальности не успели к этому времени еще экономически и политически
консолидироваться. Следует отметить, что процесс экономической консолидации
не был завершен к моменту образования русского национального
государства и у великороссов. Ленин указывает, что эта экономическая
консолидация национального единства великороссов завершается лишь с
образованием «всероссийского рынка». Окончание этого процесса открывает,
по Ленину, новый период русской истории, датируемый им временем
«примерно с 17 века». Поэтому процесс политической централизации не
мог закончиться созданием централизованного национального
государства великороссов, а должен был охватить все национальности России. Но
это было возможно лишь в форме многонационального государства во
главе с сильной нацией великороссов, господствующий класс которых -
дворяне-помещики - насильственно объединили в единое
централизованное государство другие народности России. Это означало
превращение России в многонациональное государство, хотя в основе, в базе
Россия продолжала сохранять свой характер национального государства для
великороссов, Русского национального государства (Л. 18-19 об.).
Толкуя труды Сталина но национальному вопросу и
одновременно критикуя содержание учебника, Смирнов раскрыл
смысл понятия «централизованное национальное государство».
Оно в данном контексте тождественно понятию «дворянско-бю-
рократическое государство». Экономическая зрелость наступает
только с образованием всероссийского рынка в XVII в. Иначе
говоря, национальное единение в связи с обороной страны от
внешних врагов означало сильную нацию, при определенных
условиях создававшую сильную власть, но не более того. Чего достигал
Смирнов таким комментированием Сталина? Прежде всего, он
явно не хотел утверждать, что единение власти и народа при
определенных исторических условиях возможно, и такое
понимание не противоречит духу марксизма. Ведь если русский народ
позволил именно так выразить свое отношение к обороне страны -
через создание бюрократического государства (оно же
национальное), то тогда это государство не только бюрократическое, но
и народное - ведь народ же соучаствовал.
Вполне естественно выглядит продолжение рассуждений
Смирнова о Русском национальном (бюрократическом)
государстве в объяснениях периодизации русской истории. В
обсуждаемом учебнике для высшей школы утверждалось, что решающий
момент в процессе образования централизованного государства -
это время царствования Ивана Грозного. Не соглашаясь с этим,
Перестройка исторического фронта
219
Смирнов полагал, что «при всем огромном значении
царствования Ивана Грозного для укрепления и развития
централизованного государства» решающий момент «надо отодвинуть на
столетие назад, во вторую половину XV в., на время Ивана III» (Л. 20).
Три важнейших момента определяют историческое значение
времени Ивана III: 1. завоевание (в основном и решающем) процессе
собирания русских земель, 2. ликвидация татарского ига и 3. создание
нового централизованного аппарата власти и управления. В этом и находит
свое выражение победа государства нового типа, государства
централизованного. Именно так рассматривали эпоху Ивана III и классики
марксизма... Правильное соотношение между эпохой Ивана III и эпохой
Ивана IV, между второй половиной XV в. и второй половиной XVI в.
заключается в том, что при Иване IV завершается процесс образования
централизованного государства, создававшегося во второй половине XV в.
(Л. 20-20 об.).
Выступление И.И. Смирнова поддержал Н.С. Державин,
который, затрагивая разные сюжеты русской истории, сделал
несколько замечаний об изучении истории народа (национальности)
в связи с изучением возникновения русской государственности:
...формирование русского государства, как оно именуется в
учебнике, есть не что иное, как формирование русской народности.
Отрывать друг от друга эти два процесса нельзя, ибо, складываясь, русская
народность создавала свое государство (я имею в виду определенный ее
класс, господствовавший и в будущем многонациональном государстве,
а именно феодальную верхушку) и в то же время государство,
формируясь, создавало русскую народность. Так что эти процессы очень трудно
оторвать друг от друга (Л. 59).
Н.С. Державин тонко уловил то, о чем не сказал И.И.
Смирнов, который увлекся раскрытием темы политической
централизации в процессе создания государства и почти ничего не сказал
об экономическом характере развития страны, определявшемся,
но мысли Державина, условиями формирования народности
(или национальности).
Что собой представляет процесс формирования русской
национальности? Мне кажется, это, прежде всего, процесс установления
экономической общности, и если бы в учебнике этому процессу было бы
уделено больше внимания, мы гораздо быстрее подошли бы к разреше-
220
Глава 2
нию вопроса о складывании русской народности. Экономическая
общность, установившаяся в XIV-XV вв., является первой основной
предпосылкой формирования великорусской народности. Второй фактор,
чрезвычайно ускоряющий этот процесс, - это та борьба, которую
русской народности пришлось вести за свою независимость, и в руках
великих князей оборона русской земли явилась величайшим оружием и
средством объединения русских земель под их главенством. Эти два
фактора, в тесном единстве, должны быть изучены и даны в учебнике
постольку, поскольку учебник не отрицает, что то русское государство,
которое авторы иногда называют «национальным государством», было
государством русской народности. Я совершенно согласен с Иваном
Ивановичем, когда он говорит, что многонациональный характер
русского государства, отнюдь, не отрицает того, что в центре оно было
национальным, причем национальное угнетение осуществлялось только
определенным господствующим классом русской народности и
носителем национального гнета, но отношению к покоренным народам
являлись не русские вообще, а та военная дворянская бюрократия и
купечество, которые и были хозяевами огромной русской земли. Поэтому, мне
кажется, что пало затронуть вопрос о создании централизованного
феодального государства, т. к. феодальным оно было и до и после, а
централизации достигло лишь при Грозном. Нужно подчеркнуть, что оно было
государством русской народности, русской национальности, хотя, пока
что, не могло быть и речи о существовании русской нации (Л. 60-60 об.).
Вольно или невольно, но Державин выступил в качестве не-
артикулированного оппонента Смирнова, потому что назвал
первым фактором в истории народа (а значит и государства) не
оборону от внешних врагов, а экономическое развитие страны.
Державин несколько смягчил (хотя и не прямо) позицию
Смирнова, который утверждал, что национальное государство есть
бюрократическое государство. Державин счел более правильным
рассматривать историю национального государства от «печки» -
от экономического развития народа. И хотя у русского народа
явно не было этого экономического развития для утверждения себя
в качестве нации, причина образования русского государства как
национального обозначена именно через экономическое
состояние русской национальности, превращавшейся в нацию.
Государство русской народности (национальности) управлялось
дворянской бюрократией и купечеством, но при этом было государством,
производным от русского народа. Такое соотношение первых
факторов представлялось Державину более правильным
марксистским объяснением истории Русского национального государства.
Перестройка исторического фронта
221
1941 год
Сталин против Энгельса
Работа Сталина «О статье Энгельса "Внешняя политика
русского царизма"», написанная в 1934 г., была опубликована в журнале
«Большевик» (№ 9) лишь в мае 1941 г. В научной литературе
высказано немало соображений о причинах такой задержки.
Указывалось и на то, что 1934 год - это год рождения новой эпохи, в
идеологии которой центральное место начинает занимать идея
патриотизма (вопреки установкам М.Н. Покровского).
Между статьей Сталина и работой над новыми учебниками
по русской истории тоже обнаруживается связь: «В июле 1934 г., -
пишет М.В. Зеленов, - Сталин читает статью Энгельса и делает
на ней пометки, 19 июля пишет обширные замечания на эту
статью, которые направляет членам ПБ и Адоратскому. Кроме них
сталинские замечания о внешней политике России получил член
Секретариата и Оргбюро ЦК А.А. Жданов, который должен был
на их основе составить критический обзор учебника по истории
СССР, подготовленный группой Ванага, а по сути - довести
мнение Сталина до профессиональных историков»33.
Через К. Радека с содержанием этой статьи ознакомился
академик Е.В. Тарле, который отразил основные идеи этой
руководящей статьи в своих научных трудах, в частности в
«Истории дипломатии», первый том которой был подписан к печати в
1940 г.34
О содержании письма Сталина к членам Политбюро ЦК
ВКП(б) «О статье Энгельса "Внешняя политика русского
царизма"» знала и А.М. Панкратова, не имевшая право рассказывать,
какой именно была критика статьи Энгельса30.
Маргиналии Сталина
Первоначально Сталин сделал только пометы на полях статьи
Ф. Энгельса, полученной 28 июня 1934 г. от директора ИМЭЛ
В.В. Адоратского.
Едва ли не впервые Энгельс предстал в маргиналиях
Сталина как автор, лишившийся своей неприкосновенности
классика и униженный тональностью комментариев на нолях. Слова
«Что за чепуха» относились не к Бухарину или Зиновьеву, кото-
222
Глава 2
рых можно было унизить так, что никто бы не удивился, -
слишком легкая добыча. Эти слова были обращены к изначально
сакральному тексту, который никто, кроме Сталина, не посмел бы
так грубо интерпретировать.
Статья Ф. Энгельса, написанная им в декабре 1889 г. -
феврале 1890 г., была опубликована по-русски за границей с
немецкого варианта (был еще английский, подготовленный Энгельсом)
в журнале «Социал-демократ» в 1890 г. (в переводе В. Засулич).
Ф. Энгельс в статье утверждал, что русская дипломатия была
всемогущей и представляла собой что-то вроде тайной организации.
«Всемогущество дипломатов авантюристов?» - вопрошал Сталин
на полях. Генсек явно не сдерживал себя в оценках статьи
классика марксизма: «Слишком просто. Стиль легкого памфлетиста».
Это было сказано о весьма существенном в суждениях Энгельса
тезисе, характеризующем коренные свойства русского народа:
Представим себе Россию в середине прошлого столетия. Уже
тогда - это огромная страна, заселенная племенем, исключительным по
своей однородности. Население редкое, но быстро растущее, так что
рост мощи страны обеспечен одним уж течением времени. Это
население закостенело в умственном застое, лишено всякой инициативы, но в
рамках своего унаследованного от предков быта может быть
использовано решительно на что угодно (курсив мой. - А. /О.); выносливое,
храброе, покорное, привыкшее ко всем тяготам, оно представляло собой
превосходнейший солдатский материал для войн того времени, когда
сомкнутые массы решали исход боя .
Суждение Энгельса о русском народе оказывалось
неправильным в оценке Сталина. Только после такой санкции слова
Энгельса для высшего партийного чиновника лишались статуса
руководящего указания и воспринимались уже как обычное
критикуемое мнение.
Ф. Энгельс писал:
Но не всегда же бывает война в таких выгодных условиях, и
русская дипломатия предпочитает поэтому использовать в своих целях
противоречивые интересы и вожделения других держав, натравливая их
друг на друга и извлекая из их столкновений выгоды для русской
завоевательной политики (С. 228).
Комментарий Сталина: «Не только русская». Это частное
замечание, не претендующее ни на какие обобщения, опять жеда-
Перестройка исторического фронта
223
вало повод думать, что агрессивная внешняя политика России не
была единственной в мире - остальные нисколько «не лучше».
Эту мысль Сталин, кстати, не оставлял. Ф. Энгельс,
рассуждая о реакционности внешней политики русского царизма,
отмечал:
...царизм стремится перессорить между собою западные
национальности, чтобы в результате этих раздоров получить над ними
господство (С. 229).
Комментарий Сталина:
Это качество было присуще дипломатии Германии и Англии так
же, как и России.
Генсек несколько раз использовал на полях статьи Энгельса
одно, но тоже весьма нелестное для классика марксизма слово -
«наивно». Им Сталин, в частности, маркировал тезис Ф.
Энгельса о «фантазиях» завоевательной политики Российской империи:
Вся эта опасность мировой войны исчезнет в тот день, когда дела
в России примут такой оборот, что русский народ сможет поставить
крест над традиционной завоевательной политикой своих царей и
вместо фантазий о мировом господстве заняться своими собственными
жизненными интересами внутри страны, интересами, которым угрожает
крайняя опасность (С. 231).
В контексте внешнеполитической ситуации середины 1930 -
начала 1940-х годов, когда фантазиями о мировом господстве
бредили не в СССР, а в фашистской Германии, суждения Энгельса о
реакционном характере русского царизма теряли свою актуальность.
«О статье Энгельса
"Внешняя политика русского царизма"»
19 июля 1934 г. датировано письмо И.В. Сталина членам
Политбюро и В.В. Адоратскому «О статье Энгельса "Внешняя
политика русского царизма"». Заметок на нолях явно недостаточно -
требовались объяснения более пространные: слишком уж
деликатным был вопрос о том, что статью Ф. Энгельса не следует
публиковать. Сталин определил ситуацию так: опубликовать эту
224
Глава 2
статью можно в сборнике сочинений Энгельса или в
историческом журнале, но Адоратский предложил ее опубликовать в
журнале «Большевик», в номере, посвященном двадцатилетию
мировой империалистической войны.
Стало быть, считают, что статья эта может быть рассматриваема
как руководящая или, во всяком случае, глубоко поучительная для
наших партийных работников с точки зрения выяснения проблем
империализма и империалистических войн. I Jo статья Энгельса, как видно из ее
содержания, несмотря на ее достоинства, не обладает, к сожалению,
этими качествами. Более того, она имеет ряд таких недостатков, которые,
если она будет опубликована без критических замечаний, могут
запутать читателя (С. 236).
Сталин отвергал не вполне марксистский взгляд на
природу мировых событий, в которых Энгельс видел прежде всего
деяния людей, дипломатов, кучки авантюристов. Вождь партии был
уверен, что внешнюю политику в эпоху империализма творят не
отдельные, пусть даже талантливые люди, а материальные
интересы господствующих классов (борьба за колонии и т. д.).
Для историков несомненный интерес представляли
суждения Сталина о характере внешней политики России в XIX в.:
Я уже не говорю о том, что завоевательная политика со всеми ее
мерзостями и грязью вовсе не составляла монополию русских царей.
Всякому известно, что завоевательная политика была также присуща -
не в меньшей, если не большей степени - королям и дипломатам всех
стран Европы, в том числе такому императору буржуазной формации,
как Наполеон, который, несмотря на свое нецарское происхождение, с
успехом практиковал в своей внешней политике и интриги, и обман, и
вероломство, и лесть, и зверства, и подкупы, и убийства, и поджоги.
Понятно, что иначе и не могло быть (С. 237).
В письме Сталин уже смягчил свои оценки в сравнении с
пометами на полях статьи. Он назвал статью Энгельса «хорошим
боевым памфлетом» против русского царизма и при этом
заметил, что Энгельс «несколько увлекся и, увлекшись, забыл на
минуту о некоторых элементарных, хорошо ему известных, вещах».
Вместо «наивно» теперь звучало рефреном слово «переоценка»
(роли буржуазной революции в России, «стремления России к
Константинополю в деле назревания мировой войны», роли
царской власти как последней твердыни общеевропейской реакции).
Перестройка историческою фронта
225
И.В. Сталин подчеркивал:
Что царская власть в России была могучей твердыней
общеевропейской (а также азиатской) реакции - в этом не может быть сомнения.
Но что она была последней твердыней этой реакции - в этом
позволительно сомневаться (С. 28).
Главный недостаток статьи Энгельса, по мнению Сталина, -
ее однобокость:
Видимо, Энгельс, встревоженный налаживавшимся тогда
(1890-1891 годы) франко-русским союзом, направленным своим
острием против австро-германской коалиции, задался целью взять в атаку в
своей статье внешнюю политику русского царизма и лишить ее всякого
доверия в глазах общественного мнения Европы, и прежде всего
Англии, но, осуществляя эту цель, он упустил из виду ряд других
важнейших и даже определяющих моментов, результатом чего явилась
однобокость статьи (С. 293).
17 мая 1941 г. П.Н. Поспелов направил Сталину заявление с
просьбой разрешить опубликовать в «Правде» редакционную
статью «Замечательный документ творческого марксизма» (в связи с
выходом № 9 «Большевика»). Идея «творческого марксизма»
оказалась весьма сильной в контексте прозвучавших критических
замечаний об Энгельсе. Во всяком случае, слова Сталина о том, что
«марксизм не догма, а руководство к действию», многие
восприняли как сигнал к переосмыслению того, что устарело. В
редакционной статье, которую лично правил Сталин, говорилось, в частности:
Доктринерство и догматизм в корне чужды и враждебны всему
духу марксистско-ленинской теории. Только злейшие враги марксизма
(Сталин зачеркнул «социализма». - А. Ю.) изображают революционную
теорию рабочего класса как собрание мертвых, неподвижных догм, как
катехизис, как символ веры, а самих марксистов - как начетников и
буквоедов, которые добросовестно заучивают отдельные положения в
работах Маркса и Энгельса и успокаиваются на этом... (С. 269-270).
Призыв к переосмыслению «мертвых, неподвижных догм»
историками был услышан. И только война с фашистской
Германией несколько приостановила реализацию этого призыва.
К 1944 г., когда итог войны уже не вызывал сомнений, стало
возможным вернуться к обсуждению новых идей и новых подходов
в исторической науке.
Глава 3
1944 год.
Совещание историков в ЦК ВКП(б)
Раскол в исторической науке
Жизненный мир советских историков в 1944 г. испытал огромное
напряжение в дискуссии, организованной ЦК 13КП(б) но
неоднократным просьбам чл.-кор. Академии наук СССР, заместителя
директора Института истории А.М. Панкратовой. Такого
столкновения разных, порой совершенно противоположных суждений
еще не было в истории исторической науки, и участники этого
масштабного совещания сами удивлялись тому, о чем и как
спорили в стенах ЦК ВКГТ(б).
Замечания Сталина к статье Энгельса изменили
внутреннее сознание науки: стало возможным говорить не только с
привычной классовой точки зрения, но и с точки зрения
национальной, еще не вполне привычной, но уже как бы разрешенной в
рассмотрении внешней политики России. Во всяком случае
замечания Сталина позволяли многим задуматься о реабилитации
важнейших фактов внешнеполитической истории царской
России. Стал возможным в науке русский национализм как
осознанный ответ на излишне классовый подход исторической науки,
восходивший к школе Покровского.
В 1943 г. в Казахстане под редакцией A.M. Панкратовой
была опубликована «История Казахской ССР». Находясь в
эвакуации, она многое сделала для того, чтобы в весьма стесненных
обстоятельствах вместе с коллегами написать обобщающий труд
по истории одной из советских республик. Книгу сразу же
выдвинули на Сталинскую премию. Однако ее не присудили,
потому что рецензент А.И. Яковлев и академик li.B. Тарле не
проявили должного почтения к этому труду, найдя в нем много
недостатков.
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
229
Совещание «исторической общественности»
3 января 1944 года
Сохранилась стенограмма совещания «исторической
общественности», состоявшегося 3 января 1944 г. Согласно документу,
обсуждались задачи как преподавания истории, так и самой науки.
Первой выступила Л.М. Панкратова1.
Она говорила об объеме исторического образования в
школе. Никаких особых концептуальных положений она не
выдвигала, лишь заметила между прочим, что «мы включаем в историю
России очень большой материал по истории народов СССР под
руководством великого русского народа» (Л. 2 об.).
Следующим докладчиком был проф. А.И. Яковлев. Он
коснулся содержания исторического образования и несколько
неожиданно выдвинул тезис, который не мог не привлечь внимания
научной общественности:
Я бы подошел несколько иначе к задачам: мне кажется, что на
пленарном заседании очень трудно разобраться во всех подробностях. Но вот
один мотив общего характера. Мне представляется необходимым
выдвинуть на первый план мотив русского пационапиша (курсив мой. - А. Ю.).
Мы очень уважаем народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним
любовно. Но русскую историю делал русский народ. И, мне кажется, что
всякий учебник о России должен быть построен на этом лейтмотиве - что
существенно с этой точки зрения для успехов русского народа, для его
развития, для понимания перенесенных им страданий и для
характеристики его общего пути... Этот мотив национального развития, который так
блистательно проходит через курс истории Соловьева, Ключевского,
должен быть передан всякому составителю учебника. Совмещать с этим
интерес к 100 народностям, которые вошли в наше государство, мне кажется
неправильным (Л. 5).
Попутно и в том же контексте «национальной истории»
Яковлев выразил плохо скрываемое неудовольствие
содержанием книги по истории Казахской ССР, прямо ее не называя:
Вот общие соображения, которые могут быть положены в основу
при составлении курса. Известная общая идея: мы, русские, хотим
истории русского народа, истории русских учреждений, в русских условиях.
И радоваться, что киргизы вырезали русских в свое время, или что
Шамиль... <...> ...сумел противостоять Николаю I, мне кажется, неудобно в
учебнике (Л. 5 об.).
230
Глава 3
Е.В. Тарле встал на ту же позицию, что и Яковлев:
...неблагополучно обстоит дело с Шамилем... Он был главой
примитивной теократии, и так ли плохо, что в настоящее время там царят не
Шамили, а Сталинская конституция? Нужно поставить целый ряд
вопросов. Без этого ничего не выйдет, будет путаница страшная (Л. 7 об.).
Парадокс в манифестации русского национализма
заключался в том, что сам А.И. Яковлев в книге о холопстве и холопах
в Московском государстве XVII в. позволил себе утверждения,
не слишком лестные для национального сознания. Они вызвали
настоящий шквал критики со стороны коллег (например, СП. Тол-
стова), а также со стороны идеологического аппарата партии: по
их общему мнению, ученый повторил утверждения фашистов о
славянах как рабах (Л. 53-58).
Реакция A.M. Панкратовой
30 января 1944 г. некто по фамилии Донской (инициалы в
документе не указаны) направил Г.М. Маленкову многостраничный
и конфиденциальный критический разбор «Истории Казахской
ССР», в котором подвел итог:
По Вашему поручению подробно разобрался с книгой «История
Казахской ССР с древнейших времен до наших дней» (изд. 1943 года,
отв. редактор М. Абдыкалыков и А. Панкратова). Считаю, что эта книга
пользы не принесет. Больше того, она может стать оружием в руках
казахских националистов...2
В личном фонде A.M. Панкратовой, хранящемся в архиве
Академии наук, отложилась «копия стенограммы» доклада
академика Е.В. Тарле «О роли территориального расширения
России в XIX-XX вв.», с которым ученый выступил в марте 1944 г. на
ученом совете Ленижрадского университета3.
На этом экземпляре А.М. Панкратова делала пометы -
указывала, что для нее особенно неприемлемо. Мы позволим себе
анализировать архивный источник (а не публикацию Ю.Н. Ами-
антова) ввиду ценности указанных помет...
Этот доклад стал одним из детонаторов всех последующих
бурных событий в исторической науке. В нем Тарле едва ли не с
первых слов оповестил аудиторию о состоявшемся секретном со-
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
231
вещании отборочной комиссии Сталинского комитета по
поводу присуждения книге об истории Казахстана под редакцией
А.М. Панкратовой Сталинской премии. Книга академику
понравилась, несмотря на имевшиеся в ней недостатки.
Но при ее обсуждении возникли «затруднения», и о них
Е.В. Тарле подробно рассказал слушателям:
Сомнения возникли вот но какому поводу: в некоторых главах,
которые посвящены присоединению Казахстана к общей советской
территории, в этих главах обнаружен рецензентами неуместный тон, как
если бы дело шло, если бы историки писали историю обороны страны от
варваров, которых нужно удалить, тон явно враждебный
относительно русских войск и русских деятелей, которые принимали участие в
деле включения Казахстана в Россию. Это замечание рецензентов
произвело впечатление на нашу комиссию очень серьезное. Если бы не это, то
прямо скажу, что работа прошла бы на получение, если не первой
степени, то второй степени Сталинской премии. Но эти замечания заставили
внимательно вчитаться в этот труд...4
Е.В. Тарле не стал скрывать от слушателей, что «было бы
несправедливым снять эту работу совсем, и было решено отложить
решение до широкого обсуждения общественного этой книги».
Мы с некоторыми органами партии и правительства решили (эти
слова обведены карандашной рамкой. А. Ю.) назначить заседание в \ю-
дакции журнала «Под знаменем марксизма», журнала, который интере-
суется рядом вопросов исторических в нашем Союзе. И было решено
устроить в один из ближайших дней (не знаю, может быть, это случится но
случаю моего отъезда без меня) широкое обсуждение с привлечением
историков, находящихся в Москве, и, может быть, после этого эта
работа вернется опять в Комитет, и тогда дело будет решено. Так обстоит
вопрос (Л. 62 об.).
Если бы в лекции Е.В. Тарле ограничился этими словами,
то, наверное, ничего бы не случилось, или, во всяком случае, у
Панкратовой не было бы повода обращаться в ЦК с
предложением обсудить не только книгу о Казахстане, но и состояние всей
исторической науки.
Академик Тарле говорил:
...настала пора поставить некоторые точки над «м», и определить
взгляд, что представляет территория России (эти слова были обведены
232
ГлаваЗ
карандашной рамкой. - А. Ю.) <...>. И вдруг на нашей территории
выходит произведение, которое сообщает, что так-то русских поколотили,
там-то отбросили и т. д. Злесь то. что говорится людьми, которые
стремятся к расчленению нашей территории и т. д. ... Русская империя,
подобно Римской империи. - это огромное образование, которое енлоти-
лось. это образование живет, как единое государство. - и как смотреть на
те события, которые создали это колоссальное тело? Если сейчас мы
начинаем побеждать этого мерзкого врага, который на нас напал, то один
из факторов этой победы заключается в этой громадной территории. -
это один из моментов, который сейчас является одним из спасающих нас
факторов. Говорить об этом факторе, о тех, кто создал этот фактор
(слова обведены карандашной рамкой. - А. /О.), как о каком-то
недоразумении, как о каких-то удавшихся набегах варваров на отдельные
государства говорить об этом совершенно не приходится (подчеркнуто
карандашом. А. 10.) (Л. 63).
A.M. Панкратова также особенно отметила - обвела
карандашом слово «диалектика», которое употребил Тарле, говоря, что
нужно смотреть на события прошлого «с точки зрения 1944 года».
Снова скажу, что нелепо было повторять старые патриотические
сказочки, которые во времена империи выставлялись, но диалектика
(это слово взято в квадратные скобки. - А. Ю.) требует, чтобы мы
смотрели на историю с точки зрения 1944 года. Без этого не обойтись, и
здесь также ставится вопрос: плюс или минус, что Хива и Бухара со
Средней Азией теперь с нами, а не находится в прежнем, дорусском
положении. Двух ответов быть не может... и, конечно, здесь эта школа
Покровского сыграла свою роль. Конечно, когда в 20-х годах эта школа
делала свое дело и сворачивала мозги студентов, куда не следовало
сворачивать, когда говорилось, что эта злостная империя, которая
провалилась в тартарары и т. д. - это было логически с точки зрения этой
школы, но не с нашей точки зрения... Разумеется, у нас, как всегда,
перегибают палку. Это случается очень часто. Если у нас говорят, что такой-
то человек делает правильно, то забывают все отрицательные явления со
стороны этого человека. Положительную роль, разумеется, в истории
сыграли Иваны III и IV и Василий III, роль людей, которые собирали
русскую державу, но если мы отметём (в стенограмме слово «отметим»
чернилами кто-то исправил на «отметём». - А. /О.)1 воззрения старого
1* Стенограмма лекции отложилась в Управлении пропаганды и
агитации ЦК ВКП(б); «отметим», на наш взгляд, логичнее, чем
«отметём» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 225. Л. 137).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
233
дворянства и признаем, что очень много положительного в XVI
столетии было сделано, то это не значит, что мы должны из этого
соображения изображать Ивана III с крылышками, ангелом, забывая его
отрицательные качества, - этого никогда не следует делать... И мы должны
установить точку зрения на Россию, на государство, создававшееся во
время очень долгой, кровопролитной, жестокой борьбы, где многое
можно поставить в актив и многое в пассив русскому народу, но. принимая
во внимание ту роль, которую в мировом масштабе играет Россия, мы
должны с особой осторожностью и бережностью относиться к тому, как
выковывалось это оружие, этот инструмент, который спасает сейчас не
только нас одних, но спасает земной шар (подчеркнуто карандашом. -
А. /О.)... (Л. 64-64 об.).
Е.В. Тарле предложил считать, что не может быть
«уравниловки» в оценке истории колониализма. А.М. Панкратова
подчеркнула те места, которые особенно ее интересовали с точки
зрения будущей полемики.
...устанавливать какую-то уравниловку и подводить все под
колониальные завоевания - нельзя. Здесь также есть всякие нюансы. И
говорить о конквистадорах, которые приезжают из другой страны и
завоевывают то, что ничего общего с ними не имеет, не имеет никакого перехода -
это одно. А другое дело постепенное (взято в квадратные скобки. -- Л. Ю.)
продвижение России в Крым и на Кавказ, которое вызывалось
необходимостью. Крымская орда поставила этот вопрос не только своими
постоянными набегами на Русское государство, но тем, что Россия
платила им постоянную дань. Индусы не нападали на Англию, крымцы
нападали на Россию (Л. 65).
В прениях но докладу проф. Вайнштейн задал академику
вопрос: «Почему Е.В. не коснулся расширения границ на восток
и не коснулся расширения границ на западе?» В ответе Тарле
постарался обрисовать свою позицию в связи с общей теорией
пространственного фактора победы над фашизмом:
Финляндия получила конституцию, и эту конституцию дал им
Александр. Государство создал Александр, который создал им
государство, и он совершил преступление, за которое заплатили кровью наши
красноармейцы. Александр пожертвовал им Выборгскую область. Здесь
можно многое и многое говорить и здесь многое нужно пересмотреть, не
увлекаясь никакими необузданными порывами (Л. 66).
234
Глава 3
Публичные лекции Тарле
В архиве Управления пропаганды и агитации при ЦК ВКП(б)
отложилось несколько стенограмм публичных лекций академика
Тарле - этими материалами здесь тоже очень интересовались.
В стенограмме доклада «О военно-морской тематике в
исторической и художественной литературе» от 21 февраля 1944 г.
приводимый ниже пассаж был дважды, с левой стороны, отмечен
вертикальными линиями:
Наши беллетристы были, так же, как, впрочем, и историки, но
беллетристы еще больше, пото.му что они меньше знали историю, - долгое
время загипнотизированы определенным штампом: Россия ■ жандарм
Европы. Вовсе она не такой уж жандарм была, да и кроме нее были такие
жандармы, которые нашим жандармам могли дать 40 очков вперед0.
Было бы ошибкой думать, что Е.В. Тарле забыл, кто
именно говорил о России как о «жандарме Европы». В следующей
лекции «Основные моменты новейшей истории русской
дипломатии», прочитанной 25 февраля 1944 г., т. е. через три дня после
лекции об изучении истории военно-морского флота, он показал,
что очень не случайно позволяет себе выпады против концепции
о России как о «жандарме Европы».
Подобная ситуация была возможна лишь потому, что
академик Тарле понял: не он себе позволяет вольность, а Сталин
дает ему повод так свободно рассуждать2*, особенно после
публикации статьи, направленной против Энгельса, в которой
содержался намек на то, что внешнюю политику России XIX в. не
стоит рассматривать наивно. Подобно пушкинскому Лепорелло,
историку было достаточно малейшего намека, чтобы домыслить
вожделенное целое:
Если мы возьмем, например, русскую дипломатическую историю
XVIII- XIX века, то мы увидим там ряд раз и навсегда установившихся
2*Г.Д. Бурдей отмечал: «Ослабление внимания к классовым
характеристикам заманчиво поставить в связь с такими крупными
политическими событиями, как ликвидация Коминтерна и легализация
церкви (1943). Роспуск Коминтерна явился, но существу, уступкой
западным союзникам СССР, хотя он отвечал и желанию самого Сталина,
никогда не жаловавшего Коминтерн своим вниманием» (Бурдей ГД.
Историк и война. 1941 -1945. Саратов, 1991. С. 154).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКН(б)
235
шаблонов, канонов. Я говорю о последних десятилетиях XIX века.
Например, такого рода шаблон: «Россия была жандармом Европы»: ну
жандарм, так жандарм и нечего им особенно интересоваться. Или
«Россия всегда была основным источником всеевропейской и мировой
реакции». Вот все и было построено на таких раз и навсегда
установившихся канонах, шаблонах, которые и отдаляли людей от дальнейшего
серьезного анализа ряда исторических вопросов. Вот так и случилось,
что дожили мы до грозных времен, когда вопрос стал о том, быть или не
быть России, и вот оказывается нужен был такой страшный удар, чтобы
заставить нас, самым таким усиленным, ускоренным темпом,
обратиться к истории дипломатии и не только современной истории дипломатии,
но и предшествующей нашей эпохи, т. к. редко-редко, когда до такой
степени история и современность были связаны друг с другом... Надо
сказать, что первым таким сторожевым предостережением, первым
окриком, указывающим в русской советской исторической науке на
необходимость обратить серьезнейшее внимание на историю
дипломатии и не следовать раз и навсегда установившимся шаблонам, как бы
глубоко они ни осели в сознании историков, первое такое
предостережение, весьма значительное, последовало несколько лет тому назад, еще
до последней войны, и последовало со стороны того во всех отношениях
необыкновенного человека, - необыкновенного по своей гениальности,
одаренности, со стороны нашего вождя, который сейчас находится в
центре не только русской, но и мировой истории. Вы должны помнить
это выступление Иосифа Виссарионовича, хотя оно было как-то более
или менее забыто, это его выступление относительно Энгельса. Это
была очень многозначительная статья и потому, как она была написана и
как была напечатана. Надо указать, что она была написана гораздо
раньше, чем она была напечатана, и основной мыслью этого выступления
было именно указание о необходимости освободиться от шаблонов, о
необходимости расширить свой существующий кругозор и внимательно
вглядеться в факты. Увы, это выступление, я бы сказал, осталось без
особых последствий: поговорили и успокоились. 1Может быть, тут
помешали катастрофические события, начало войны, но это выступление,
которое должно было положить начало совершенно новому подходу к
истории дипломатии, было забыто, хотя нам бы не помешало
восстановить его в памяти, вдуматься в него (Л. 147).
Он приводил разные примеры, доказывавшие, что,
например, Александр I вовсе не был жандармом, но, напротив, делал
все, что указывало на нет как на человека, увлеченного вполне
революционными и потому даже опасными для старой Европы
взглядами. При этом Е.В. Тарле не стеснялся резких и крайне
236
Глава 3
оскорбительных высказываний в адрес поляков, сотрудничавших
с Наполеоном. О Финляндии он говорил тоже очень резко,
доказывая прогрессивность деятельности императора:
Чем была Финляндия в те времена? Заброшенной провинцией
Шведского государства, пустынной нищей страной, населенной
забытым, лишенным и тени представления о том, что оно представляет
собой нацию, отдельную от Шведов населением. Финляндия была на
положении нищей какой-то Сандрильоной, на положении какой-то
нищей попрошайки, которой время от времени посылали хлеба и т. д.
Даже ничего и похожего не было на местное самоуправление или хотя
бы на наше русское земство времен самодержавия. Даже и этого не
было. Александр I провозглашает Финляндию государством, чем она
никогда не была, причем он владеет сю не как император российский, а
как великий князь Финляндский. Это уже великое княжество
Финляндское с основным населением - финляндцами, которым дается
конституция, такая конституция, за которую спустя несколько поколений,
в 1863 году, финляндский Гельсинфордский сейм на коленях
благодарил Александра II, что вот, мол, бессмертный предок Вашего
Величества дал нам свободу (Л. 151).
Даже Николай I если и был жандармом, то только один раз:
...вот грянуло декабрьское восстание, Александра I уже нет, на
престоле Николай Павлович, который начал свое царствование после
пушечных выстрелов на Сенатской площади. Так вот у него, кажется,
основная руководящая мысль - в Россию проникла революция, которую
нужно бить по голове. У него, кажется, и нет никаких других убеждений,
и он в этом смысле намерен и действовать, - он и действовал в этом
смысле. Но присмотритесь - на протяжении всего его царствования, где
он не на словах, а на деле выступал против революции, и когда в самом
деле Россия (нас интересует репутация России, а не репутация
отдельных царей) всей своей колоссальной тяжестью опрокинулась на
либеральную Европу и ее задушила. Только в 1849 году, когда Николай I
послал свои войска на помощь реакции против революции, это было в
Венгрии и это было единственный раз... (Л. 152).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
237
Оформление позиций
2 марта 1944 г. А.М. Панкратова обратилась к А.А. Жданову с
письмом, в котором заявляла, что появилась «острая потребность
и необходимость обратиться к Вам за помощью и советом по
некоторым принципиальным вопросам, имеющим важное научное
и политическое значение».
Она писала:
...у работников идеологического фронта появились тенденнии. с
которыми никак нельзя согласиться, ибо в основе их лежит прлный
отказ от марксизма-ленинизма и протаскивание - под флагом
патриотизма - самых реакционных и отсталых теорий, уступок всякого рода
кадетским и еще более устарелым и реакционным представлениям и
оценкам в области истории, отказа от классового подхода к вопросам
истории, замены классового принципа в общественном развитии
национальным, реабилитация идеализма, панславизма и т. п.
Этот текст подчеркивал тот, кто его внимательно читал и
принимал решение, - не исключено, что сам Жданов.
Подобные утверждения никто бы не принял без
доказательств, и Панкратова их предоставила:
1. Еще в сентябре 1942 года я в особом письме к тт.
Александрову Г.Ф., Ярославскому Е.М., Потемкину В.П., Митину М.Б. обратила
внимание на некоторые тенденции к возрождению или
примиренческому отношению к буржуазной идеологии. Копию этого письма
прилагаю.
2. Тогда же профессор Ефимов написал рецензию на мою статью
«Советская историческая наука за 25 лет и задачи историков в условиях
Великой Отечественной войны», в которой он предлагал исключить из
статьи всю первую принципиальную часть о том, что
марксистско-ленинская историческая теория сложилась в борьбе с антимарксистскими
концепциями. При этом профессор Ефимов мотивировал свое
предположение тем, что в условиях Великой Отечественной войны
нецелесообразно фиксировать внимание на классовый борьбе, поскольку мы
ведем сейчас борьбу с Гитлером единым фронтом с буржуазной Англией и
Америкой. В своей рецензии он писал: «Сейчас для историков, как и для
других граждан Советского Союза, главным фронтом является фронт
борьбы против гитлеризма. Поэтому ставить в центре статьи историю
внутреннего фронта фронта классовой борьбы внутри нашей страны
нецелесообразно». И далее: «В настоящее время мы не мечтаем о том,
238
Глава 3
чтобы противопоставить нашу страну всему миру загнивающего
капитализма. Сейчас основная линия размежевания проходит между
странами, борющимися за независимость народов, и странами, целью борьбы
которых является порабощение». Эту рецензию я показала тов.
Александрову, но ни на мое письмо, ни на эту рецензию никакого определенного
ответа не получила. Только вмешательство тов. Ярославского, который
согласился с моей статьей, дало возможность сохранить в статье
важнейшие принципиальные установки9.
А.М. Панкратова не только собрала факты против
историков-коллег10, но и успела обозначить свое негативное
отношение к ГФ. Александрову. В дальнейшем это обстоятельство
сыграло свою роль в ее судьбе, но в момент написания и отправки
письма Панкратова не ощущала большой опасности от
столкновения с «хитростями» идеологического отдела партии. Как ни
странно, но ее письмо выглядит в известном смысле даже
простодушным: надо было очень доверять Жданову, чтобы писать
вот так - как на духу.
Следующий пункт гласил:
3. Лозунг пересмотра всей нашей историографии беспокоит меня
и других историков именно потому, что наиболее активными
сторонниками этого «пересмотра» являются бывшие ученики «школы»
Ключевского (теперь они открыто гордятся своей принадлежностью к этой
«школе»), которые в настоящее время готовят сборник, посвященный
вопросам истории нашей родины «с национальных позиций». Правда,
во главе этого пересмотра в качестве редактора сборника стоит академик
В.П. Потемкин, который, можно надеяться, не допустит уклонения от
марксизма. Но внушает тревогу, что его именем действует группа
историков, во главе с А.В. Ефимовым и А.И. Яковлевым, которая теперь уже
выдвинула целый ряд оценок но конкретным вопросам истории с
немарксистских позиций. Исходя из того, что русский народ в нашей
истории занимал ведущую роль, они предлагают переоценить роль всех
царских дипломатов, генералов, государственных деятелей, изображая их,
как прогрессивных деятелей нашей истории11.
Принадлежность к школе Ключевского А.В. Ефимова и
А.И. Яковлева, по мнению Панкратовой, - это несомненно
приверженность к концепции надклассового государства. Тут
заключена некая каверза для исторической науки. Ведь никто уже не
отрицал факт существования национального государства (по
Энгельсу), но о национальном государстве как о государстве на-
1944 год. Совещание историков в ЦК ВК11(б)
239
родном писал и В.О. Ключевский. A.M. Панкратова не забыла
подчеркнуть, что «русский народ в нашей истории занимал
ведущую роль» (по Сталину), но нужно ли изображать царских
генералов прогрессивными деятелями русской истории? Сталкивались
два тезиса: о роли русского народа в образовании государства и о
сущности царизма XIX в.
Впрочем, этим пункт 3 не исчерпывался:
Кафедра повой истории истфака МГУ, руководимая проф.
Ефимовым, выдвинула на Сталинскую премию работу тов. Бушуева о
Горчакове, в которой автор заявил в предисловии, что он взял на себя
«защиту национальных позиций в русской историографии». С точки
зрения этих позиций он видит главное прогрессивное значение
Горчакова в том, что это - русский дипломат и что он боролся против
Германии. Неделю тому назад тот же тов. Бушусв сделал сообщение на
заседании редколлегии учебника по истории СССР XIX века о
необходимости пересмотра с национальных позиций рсето курса истории
нашей родины (под лозунгом: «Добить национальный нигилизм!»).
Конкретно этот «лозунг» сводится к требованию «реабилитировать»
Аракчеева, Каткова, Победоносцева и др. Нельзя говорить о Николае I,
как «жандарме Европы»; всю внешнюю политику царизма необходимо
реабилитировать (здесь ссылка на ошибки Энгельса в его статье
«Внешняя политика царизма», указанные товарищем Сталиным);
нельзя отрицательно расценивать национальную политику Александра II и
Александра III, в частности, в отношении Полыни. Так как Польша
проявляла себя в истории как нежизнеспособное государство, то все ее
восстания заслуживают осуждения. Панславизм, как идеология,
требует оправдания и т. п. Другой представитель той же группы
«ревизионистов», член-корреспондент All СССР А.И. Яковлев, на заседании
исторической секции Комитета по Сталинским премиям выступил по
поводу книга «История Казахской ССР» с тезисами, совершенно
опровергающими известное положение Ленина о царской России -
«тюрьме народов». На том основании, что вокруг Москвы, начиная с Ивана
Калиты, Ивана III-го и Ивана IV-ro происходило собирание земель,
означавшее прогрессивный процесс создания и укрепления русского
национального государства, проф. А.И. Яковлев, объявил, что вся
колониально-национальная политика царизма в XVIII -XIX вв. подлежит
оправданию. Историю колониального завоевания нельзя осуждать, ибо
это была оборонительная политика царизма, а «русские цари по
неизбежному ходу истории проводили общерусские тенденции и
поддерживали безопасность русских границ и русского населения» (рецензия
Яковлева) (Л. 3-4).
240
Глава 3
A.M. Панкратова и ее сторонники выступают против
расширительного толкования национального государства, признавая
его безусловную прогрессивность в эпоху Ивана III и Ивана IV,
одновременно считая, что в эпоху Николая I царизм утратил
прогрессивные черты и стал явлением реакционным - «тюрьмой
народов» (по Ленину-Сталину). Идейные противники
Панкратовой тоже выступали против расширительного толкования... но
классовой борьбы, не отрицая ее в разумных и исторических
пределах и говоря об общенациональных интересах России
(оборонительных прежде всего) на всем протяжении ее многовековой
истории (но Сталину). Чей «Сталин» окажется сильней? Этот
вопрос назревал в недрах науки; обе стороны готовились к
схватке и только ждали повода, чтобы решительно броситься в бой,
исход которого никому не был и не мог быть заранее известен: в
споре Сталина со Сталиным победить мог только Сталин.
В конце п. 3 Панкратова с неодобрением писала: «Царские
генералы Черняев, Скобелев и другие представители царских
колонизаторов в Средней Азии и Казахстане это герои нашей
истории, представители русского народа» (Л. 4).
Далее:
4. В редакцию «Исторического журнала» поступает немалое
количество статей того же рода, требующих «реабилитации» героев
Ермолова. Скобелева и лр. на том основании, что это были храбрые русские
генералы. Одна из таких работ писателя и «философа» Лджемяна
посвящена переоценке национально-освободительного движения на Кавказе.
Шамиль объявляется представителем реакционно-теократической
аристократии, а руководимое им движение реакционным на том только
основании, что Россия вовлек/га «дикарей и разбойников горцев» (по
терминологии автора) в с<{>еру культуры и прогресса, а они ей сопротивлялись.
Кстати, эта работа начинается с длинного «философского» объяснения,
что в наши дни «классовая борьба в истории устарела». Первые слова
государственного гимна «Союз нерушимый республик свободных
сплотила навеки великая Русь» Аджемян (и многие с ним) толкуют, как
основание для отказа от ленинской оценки колониально-национальной
политики русского царизма (Л. 4 5).
Заметно, что у противников Панкратовой идея великой
(национальной) Руси соединилась с критикой Сталиным статьи
Энгельса о внешней политике царизма. Таким образом возникла
конвенциональная модель объяснения многовековой Руси,
которая и в прошлом, и в настоящем выполняет одну и ту же роль -
1944 год. Совещание историков в ЦКВКИ(б)
241
роль народа, ведущего за собой другие народы по пути прогресса.
Если это не так, то как же объяснить слова из гимна СССР3*, -
разве они не имеют отношения к СССР? Но если советский гимн -
это гимн, и он не может не звучать убедительно, то как же быть с
критическими высказываниями Ленина о национальной
политике русского царизма?
В п. 5 Панкратова остановилась на книге историка Б. Сыро-
мятникова о Петре Великом:
5. Под лозунгом борьбы с «национальным нигилизмом»
происходит классовая переоценка отдельных исторических личностей. Так,
например, недавно вышла книга нроф. Сыромятникова: «Регулярное
государство Петра», обсуждавшаяся в Институте истории и вызвавшая
большой шум именно тем, что автор трактует абсолютизм Петра, как
буржуазное государство, а самого Петра изображает антикрепостником.
Пример идеализации Петра, который, как государственный
преобразователь, действительно сыграл огромную прогрессивную роль, оставаясь
представителем своего класса помещиков и нарождающихся купцов, мы
находим не только в исторических трудах, но и в многочисленных
статьях, художественных произведениях, в киносценариях. Так, например, в
самое последнее время вышел фильм «Давид Бек» армянского
режиссера Бек-Назарова, нашедший справедливо-положительную оценку в
печати. Но в рецензиях появляются характеристики Петра, написанные
почти теми же словами, какими мы пишем о Ленине: «Взоры
порабощенной Армении обращены к могущественному соседу - России, к
великому царю-преобразователю Петру I. И Петр протягивает
армянскому народу руку бескорыстной и дружественной помощи» (Л. 5).
Вновь тот же мотив пролонгированного национального
государства, которое выражает себя через личность почти народно--
го царя - Петра Великого, и это Панкратову смущает. Петра I
характеризуют «теми же словами», какими «мы пишем» о Ленине -
истинно народном вожде.
Искренность и даже некоторая наивность в словах А.М.
Панкратовой были ее силой и слабостью одновременно.
Правильность во всем, что касается принципов, - верный путь стать
врагом для тех, кто не мог себе позволить такую роскошь, потому что
«правильное» в конечном выражении существовало для людей
идеологического аппарата только на бумаге за подписью Сталина.
3* В начале 1944 г. вместо «Интернационала», исполнявшегося в
качестве гимна, приняли новый государственный гимн.
242
Глава 3
Во всем остальном - реальная политика приспособления к
непредсказуемости марксистской истины, в которой могли
сочетаться настолько разные компоненты, что только «истинная
диалектика» (опять же сталинская) могла уловить, как именно
сочетаются норой несочетаемые вещи.
A.M. Панкратова коснулась в п. 6 таких моментов,
которые не могли не вызвать ответной реакции со стороны
руководства идеологическим фронтом. Она с обескураживающей
прямотой заявляла о том, что все немецкое выбрасывается, потому
что оно немецкое, а все русское возвеличивается, потому что
оно русское. Она как будто и впрямь забыла, что подобные
плоды не растут сами по себе, незаметно для окружающих. Она
сообщила об этом тем, кто непосредственно занимался
выращиванием новых «культур» - опасных и ядовитых для тех, кто
не различает, что относится к чистой теории, а что к реальной
политике.
6. Не с классовых, а с национальных позиций делаются попытки
переоценить не только всю историю, но и философию. Так, например,
мне пришлось ознакомиться в городе Ллма-Ата, где находится Институт
философии АН СССР, с работой одного из сотрудников этого Институ-
та Белепкого. который взял на себя задачу переоценки всей домарксо-
вой немецкой философии, в том числе Гегеля, как идейных
предшественников фашизма. Другой философ, Кольман, напечатал там же
брошюру о культурном наследстве Средней Азии, в которой объявил
всю нашу востоковедческую советскую науку «подголоском» фашизма
только на том основании, что она не отрицает культурного влияния
иранцев (арийцев!) на народы Средней Азии. Наконец, на заседании
исторической секции Комитета по Сталинским премиям рассматривалась
новая коллективная работа того же Института философии,
посвященная истории русской философии, в которой переоценивается вся
идеалистическая философии в России. Как сообщил нам рецензент тов.
Федосеев, главный тезис этой работы гласит, что русская философия
возникла и развивалась в борьбе с немецкой. Все русские идеалисты
объявляются носителями прогрессивной мысли именно потому, что они
русские. Па этом «прочном» фундаменте проведена «реабилитация»
Бакунина и бакунизма, панславизма и т. и. (Л. 6).
А.М. Панкратова, с одной стороны, уверена, что Русское
национальное государство - важнейший постулат исторической
науки, краеугольный камень в критике школы Покровского, а с
другой стороны, убеждена в том, что прогрессивная роль нацио-
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
243
мального государства не оправдывает, например, Аракчеева и
других реакционных деятелей царской России:
Совершенно ясно, что крайне важно бороться с остатками
влияния «школы» Покровского в исторической литературе, с неправильными
и неисторическими представлениями о великом русском народе, о
прогрессивном значении роли русского государства и отдельных его
руководителей. Но разве может индивидуальная храбрость того или иного
царского генерала служить достаточным основанием для оценки его
исторической прогрессивности? Разве допустимо оправдывать
крупнейших деятелей царской реакции Аракчеева и др. только потому, что они
русские? Разве нужно полное смещение всех понятий для того, чтобы
оценить действительно прогрессивную деятельность государственного
преобразователя Петра Великого и изображать его антикрепостником и
освободителем народов нашей страны? Разве можно лишать народы
СССР их героического прошлого и их национальных героев только
потому, что они боролись против национального и колониального гнета
царизма? Меня особенно волнует именно эта последняя тенденция... (Л. 7).
Но даже такая очевидная наивность A.M. Панкратовой -
ничто в сравнении с ее высказываниями о начальнике
Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрове в том
же письме Жданову.
Летом 1943 года в городе Алма-Ата вышла первая из
подготовляющихся книг по истории советских национальных республик -
«История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней». Эта книга
была оценена в Казахстане и нашими крупнейшими историками -
специалистами по истории народов СССР исключительно положительно.
Многочисленные письма фронтовиков-казахов, отзывы партийных,
советских и культурных работников говорят о том, что эта книга учит
дружбе народов, уважению и любви к великому русскому народу.
Каково же было наше недоумение, когда упомянутая выше рецензия
А.И. Яковлева нашла сочувственный прием тов. Александрова. В беседе
со мной, во время которой присутствовали тов. Федосеев и тов.
Потемкин, тов. Александров сформулировал следующие обвинения против
этой книги:
1. Книга антирусская, так как симпатии авторов на стороне
восставших против царизма; никаких оправданий для России она не
показывает.
2. Книга написана без учета того, что Казахстан стоял вне истории
и что Россия поставила его в ряд исторических народов.
244
Глава 3
Никаких конкретных доказательств для своих положений
тов. Александров не привел, а только сослался на две рецензии -
Л.И. Яковлева и работника аппарата Шабалина. Но этих рецензий он
мне, однако, не показал. Таким образом, я была лишена возможности
возражать по существу обвинений (Л. 8).
A.M. Панкратова продолжала:
...обвинения тов. Александрова ни на чем не основаны. Правда, мы
не трактовали и не могли трактовать казахский народ как народ без
истории, тем более что над богатейшей историей этого народа трудились три
крупных научных института, создавшие болыпой том, который можно
прочесть в опровержение старых представлений о
колониально-угнетенных народах как народах «неисторических». Что касается обвинения в
том, что «книга антирусская», то я считаю его результатом либо
недобросовестных, либо малокомпетентных рецензий, послуживших основанием
тов. Александрову для подобного заключения. Стоит прочесть эту книгу
без пристрастия, чтобы увидеть, что от первой до последней страницы
она пронизана стремлением показать глубокую историческую связь
русского и казахского народа, совместную освободительную борьбу против
царизма великого русского народа, в лице его лучших представителей и
передовых представителей казахского народа. Правда, мы не могли
исключить из книги и фальсифицировать историю казахского народа,
изображая царских колонизаторов как носителей прогресса и свободы,
иначе мы не могли бы объяснить Великую Октябрьскую Социалистическую
революцию как освободительницу народов нашей страны (Л. 9).
В заключение она еще раз лично обратилась к А.А.
Жданову с настоятельной просьбой прочитать эту книгу.
Дорогой Андрей Александрович! Я отлично знаю, насколько Вы
заняты и далеки сейчас от истории казахского народа. 11о Ленинград
является но сей день шефом Казахстана. В прошлом и в настоящем
ленинградцы оказали Казахстану неоценимую помощь во всех областях его
жизни и культуры. Я видела и чувствовала в Казахстане, с какой
безграничной любовью казахи говорят о ленинградцах как о своих кровных
друзьях и братьях. Я знаю, что для них Ваше слово, как и слово
покойного их друга тов. Кирова, является законом. Поэтому я буду просить
Вас найти немного времени, чтобы перелистать первую историю
Казахской ССР и помочь правильно ее оценить. Я предвижу, что снятие этой
книги, но указанию тов. Александрова, со Сталинской премии,
несмотря на единогласное решение исторической секции, вызовет глубокую
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
245
обиду руководителей Казахской республики именно своей
принципиальной необоснованностью. Можно вполне согласиться, что книга не
заслуживает Сталинской премии в силу своих недостатков, слабой разработки
отдельных вопросов и т. и. Но нельзя отнять у казахского народа его
боевых героических традиций и объявить сто народом без истории (Л. 10).
Это письмо А. А. Жданову было не первым ее обращением в
высшие партийные органы. Первое подобное же письмо с
призывом обратить внимание на историческую науку, адресованное
Г.Ф. Александрову, Е.М. Ярославскому, В.П. Потемкину, М.Б.
Митину, было отправлено 25 сентября 1942 г. Тогда A.M.
Панкратова информировала идеологический аппарат ЦК ВКП(б) о
тенденции к возрождению буржуазной идеологии. Еще не состоялся
неприятный разговор с Г.Ф. Александровым о книге «История
Казахстана», но уже ощущалось, что в идеологии произошли
непонятные ей сдвиги в сторону оправдания царского прошлого и
некоторого забвения классовой борьбы.
Уважаемые товарищи!
Считаю необходимым довести до Вашего сведения два факта,
которые дают мне основание для обращения к Вам, поскольку в них
отражаются некоторые тенденции к возрождению или к примиренческому
отношению к буржуазной идеологии.
1. Несколько дней тому назад ко мне пришел проф. Бахрушин СВ.
и сообщил, что проф. Ефимов собирает историков, чтобы
«реабилитировать» старую буржуазную историческую науку. Однако, когда я узнала,
что во главе сборника по пересмотру некоторых вопросов истории
станет В.П. Потемкин, я согласилась принять в нем участие, полагая, что
нашей задачей будет марксистский пересмотр старой историографии,
возможная переоценка общественно-прогрессивной, но никак не
идейно-методологической значимости старых буржуазных историков.
2. Вчера, 24 сентября 1942 г., у нас в Институте истории
произошел спор с проф. Ефимовым, который внушает мне опасение, что он и,
возможно, некоторые другие историки иначе представляют себе эту
задачу, понимая ее как наш отказ от критического отношения к
буржуазной методологии.
Спор возник в связи с возражениями А.В. Ефимова против
общеполитической и методологической части моей вводной статьи к
сборнику «Советская историческая наука за 25 лет». Проф. Ефимов начал свои
возражения с того, что мы ведем сейчас борьбу с Гитлером единым
фронтом с буржуазной Англией и Америкой, что в нашей стране сейчас
осуществлено морально-политическое единство, которое означает, по
246
Глава 3
его мнению, включение в общий фронт борьбы и старой буржуазии и
даже церковников. Поэтому он считает вредным ставить вопрос даже в
научно-теоретической статье о том, что марксистско-ленинская
историческая теория сложилась в борьбе против буржуазной идеологии и
методологии. Вместе с тем, он решительно возражал против самого
упоминания о том, что, например, Ключевский и Милюков не могли
сформулировать общей концепции исторического процесса, заявив, что это
означало бы, что мы отказываемся от «наследства», и что мы будем
выглядеть в глазах Западной Европы и Америки как страна, не имевшая до
Октября своей исторической науки (Л. 11-11 об.).
Уточним: слова «книга антирусская» в отношении
«Истории Казахстана» отсутствуют в рецензии А.И. Яковлева. Эту
оценку книге дал начальник Управления пропаганды и агитации
ЦК ВКП(б) ГФ. Александров.
Рецензия А.И. Яковлева на книгу по истории советского
Казахстана, вышедшая летом 1943 г., была спокойной и даже
скорее доброжелательной. Вывод рецензента - формально
положительный; имелись только частные замечания, в числе которых и
было указание на то, что возникла некоторая односторонность в
описании отношений казахов и русских.
Из рецензии А.И. Яковлева:
Труд 33 авторов написан с искренним и горячим подъемом и с
глубокой симпатией к национальным порывам и стремлениям
представителей казахского народа. Однако обратной стороной медали
оказывается известное недоброжелательство не только к политике русской
императорской власти, но и к самому русскому народу, - поскольку, по
неизбежному ходу истории, русские цари проводили и общерусские
тенденции и поддерживали безопасность русских границ и
подвластного им русского населения. Эпически бесстрастно, а иногда и
сочувственно к неприятелю (с русской точки зрения), в книге повествуется об
уничтожении, изредка наносимых казахами русским войскам (так в
тексте. - Л. К).). Не вызывает осуждения даже продажа казахами в рабство в
Среднюю Азию русских пленников (стр. 179,180,183,184,197,217,221,
222,225,227,229,231,232,234,236,240), (первая карта нападений), (стр.
242,243,245,248-249,253,269,272,274,277), (вторая карта нападений),
(280, 282, 283, 289, 339, 383, 391 и др.). Создание русских
оборонительных линий и вообще вынужденное всем ходом исторического развития
наступление России на Среднюю Азию рассматривается как явление
отрицательное, и русское продвижение приравнивается налетам на
Казахстан со стороны Хивы и Коканда (246-254). К присоединению Коканда
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
247
и Ташкента к России «История Казахской ССР» относится тоже
отрицательно (321) и т. д. (Л. 24 об. 25).
Но если книга не получила Сталинской премии только
потому, что А.И. Яковлев отметил именно эти недостатки, то
замечания историка превращались из частностей в существенные
принципы рассмотрения отечественной истории - и для
Панкратовой, и для других историков, узнавших о таком стечении
обстоятельств.
Авторы критикуемой книги, в том числе и Панкратова,
написали председателю исторической секции Комитета по
Сталинским премиям академику В.П. Потемкину письмо, вызванное
прочтением рецензии Л.И. Яковлева.
А.М. Панкратова и ее коллеги поняли, что рецензия коагу-
лась не столько частностей, сколько принципиальных вещей, без
понимания которых трудно согласиться с решением Комиссии
по, казалось бы, беспроигрышному делу:
...по нашему глубокому убеждению, речь в рецензии проф.
А.И. Яковлева идет не о частичных замечаниях, а касается всей
концепции книги: речь идет о том, чтобы противопоставить
установившимся в нашей исторической науке марксистско-ленинским
установками оценкам колониально-национальной политики царизма давно
отжившие, реакционные установки, но существу возрождающие
тенденции великодержавного шовинизма. В нашей книге мы исходили из
указаний Ленина и Сталина по колониальному и национальному
вопросу, а также из Замечаний товарищей Сталина, Кирова и Жданова
по поводу конспекта учебника по «Истории СССР», требовавших
подчеркивать аннексионистско-колонизаторскую роль русского царизма,
вкупе с русской буржуазией и помещиками («царизм - тюрьма
народов»). В этом же конспекте указывалось на необходимость показывать
«условия и истоки национально-освободительного движения
покоренных царизмом народов России», иначе «Октябрьская революция, как
революция, освободившая эти народы от национального гнета,
остается немотивированной, равно как немотивированным остается
создание Союза ССР». Мы учитывали также указание жюри
правительственной комиссии по конкурсу на лучший учебник по «Истории
СССР», которое ставило задачу при изучении истории народов СССР
изображать эти народы не как объекты истории, а «ввести в качестве
субъектов истории также и другие народы, порабощенные царской
монархией и освобожденные от национального гнета Великой
Социалистической революцией». Таким образом, установки, из которых исходили
248
Глава 3
авторы книги, являются до сих пор обязательными для всех советских
историков (курсив мой. Л. Ю.) .
A.M. Панкратова не включила в список обязательных
первоисточников к книге о Казахстане замечания Сталина на статью
Энгельса о внешней политике России (1941). Прежние
установки, на которые ссылалась Панкратова, конечно, никто не
отменял. Однако новые объяснительные возможности позволяли
раскрыться в гораздо большей мере тому, что обычно (или прежде)
определялось как «великодержавный шовинизм». Историческая
наука оказалась в ситуации внутреннего раскола, потому что
каждая из правильных установок отдельно взятая не вызывала
нареканий, а их совмещение (или их несовместимость) не могло
не вызвать глубокого кризиса объяснения, потому что конфликт
касался убеждений, а не знаний.
A.M. Панкратова отлично понимала, сколь сложна судьба
книги об истории лишь одной советской республики:
В ходе работы над книгой нам пришлось проводить борьбу на два
фронта: как с пережитками буржуазно-националистических, так и с
остатками великодержавничсских концепций. В противовес тем и другим
мы изложили свои принципиальные установки в отношении истории
Казахстана в письме к руководителям партии и правительства
Казахской ССР и копию этого письма направили в Управление пропаганды
ЦК ВКН(б). Никаких возражений эти установки нигде не встречали, а,
наоборот, одобрялись13.
В рецензии Л.И. Яковлева как раз и были
сконцентрированы новые идеи, которые историки вычитывали из замечаний
Сталина на статью Энгельса. A.M. Панкратова заметила это
расхождение в принципах изучения истории внешней политики России:
...рецензия проф. Л.И. Яковлева пытается (хотя и в
завуалированной форме) представить «Историю Казахской ССР» как книгу
антирусскую и, следовательно, антипатриотическую.
...Центральной частью рецензии А. И. Яковлева является
утверждение, будто бы национально-колониальная политика (а именно о ней, а
не роли царской России вообще ставится вопрос в данной книге) была
прогрессивной и соответствовала историческим интересам русского
народа; следовательно, национально-освободительные движения
казахского народа являлись реакционными и не заслуживают симпатий
авторов и читателей книги. Рецензент пишет: «Труд 30-ти авторов написан с
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
249
искренним и горячим подъемом и с глубокой симпатией к
национальным порывам и стремлениям представителей казахского народа.
Однако оборотной стороной медали оказывается известное
недоброжелательство не только к политике русской императорской власти, но и к
самому русскому народу, поскольку, по неизбежному ходу истории,
русские цари проводили и общерусские тенденции и поддерживали
безопасность русских границ и подвластного им русского населения». Этот
тезис проф. Яковлева не является случайной оговоркой или неудачной
формулировкой. Он явно идеализирует национальную политику
российского самодержавия по существу (курсив мой. - А. Ю.). Так, например,
он говорит в своей рецензии, что создание укрепленной пограничной
линии в XVIII-XIX веках в Казахстане является якобы
оборонительным мероприятием царизма, и что оборонительную политику царской
России нельзя осуждать. Это утверждение неверно исторически и
политически. На самом деле, создание укрепленных линий в казахской степи
преследовало цели не обороны, а наступления14.
А.М. Панкратова подчеркивала, что подобная постановка
вопроса отнюдь не нова: ее пропагандировала вся официальная
историческая наука царской России, а вице-канцлер Горчаков
рассматривал положение России как аналогичное другим
цивилизованным странам, которым приходилось соприкасаться с
народами «полудикими, бродячими, без твердой общественной
организации».
Важен именно контекст, в котором A.M. Панкратова
упомянула о природе русского национального государства. У нее нет
сомнений в том, что роль объединителя других народов взяли на
себя великороссы, как говорил Сталин, что отдельные цари
выражали собой общенациональные задачи. Но разве это
распространяется на всю историю самодержавия, разве не Сталин говорил о
России как о «тюрьме народов»? Тезисы, но отдельности
правильные, никак не сходились между собой. Вот что беспокоило
Панкратову:
Складывание русского национального государства, в котором роль
объединителя взяли на себя великороссы (курсив мой. - А. Ю.), имевшие
во главе исторически сложившуюся, сильную и организованную
дворянскую военную бюрократию, было на определенном историческом
этапе прогрессивным явлением. Отдельные цари в период создания
русского национального государства выполняли прогрессивные
общенациональные задачи. Это общеизвестно. Но отсюда нельзя делать вывод, как
это делает проф. Яковлев, что российское самодержавие на протяжении
250
Глава 3
всей своей истории и во всей своей политике выражало интересы
русского народа. Признание колониально-национальной политики
царизма в XVIII-XX веках прогрессивной, выражающей общерусские
тенденции, соответствующей интересам русского народа означает, что вся
историческая борьба против царизма и, в частности, против его
национально-колониальной политики, проводившаяся под руководством
партии Ленина-Сталина, не соответствовала национальным интересам
русского народа. Мы думаем, что подобного вывода не осмелятся сделать
даже самые последовательные сторонники подобного рода «тезисов»10.
В самом деле, если расширительно толковать русское
национальное государство, то получается, что борьба русского народа
против политики царизма, в том числе и
национально-колониальной политики, борьба, которую вели и возглавляли Ленин и
Сталин, не соответствовала коренным интересам русского народа...
18 марта 1944 г. (спустя 16 дней после написания письма
А.А. Жданову) А.М. Панкратова обратилась к секретарю ЦК
ВКП(б) А.С. Щербакову по поводу книги «История Казахской
ССР».
Глубокоуважаемый Александр Сергеевич!
Обращаюсь к Вам с убедительной просьбой уделить мне
несколько минут для личной беседы с Вами но поводу некоторых
принципиальных вопросов, имеющих крайне важное научное и практически-
политическое значение, в частности, касающихся пропаганды боевых и
героических традиций народов СССР среди национальных частей
Красной Армии. Эти вопросы возникли в связи с появлением первой в нашей
стране книги по истории советской национальной республики --
«История Казахской ССР с древнейших времен до наших дней», а также с
рецензией на эту книгу члена-корреспондента АН ССР Яковлева А.И. Ряд
работников Управления пропаганды ЦК ВКП(б), в том числе тов.
Александров, очевидно, на основании этой рецензии, склонны считать эту
книгу «антирусской», потому что в ней колониально-национальная
политика царизма оценена с отрицательной стороны, хотя самое
включение Казахстана в состав России, ставшей на путь развития капитализма,
расценено как исторически-прогрессивный факт16.
Это уже контрнаступление на Г.Ф. Александрова и
сторонников А.И. Яковлева:
В редакции журнала «Под знаменем марксизма», по
предложению тов. Александрова, намечено провести обсуждение этой книги.
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
251
Самый факт дискуссии по основным вопросам марксистско-ленинской
исторической науки вызвал широчайший общественный резонанс
особенно после выступления академика Тарле в Саратове с докладом на
тему: «О роли территориального расширения России в XIX XX веках».
Среди пропагандистов и преподавателей стали говорить о «пересмотре»
важнейших общепринятых концепций в исторической науке, в
частности, о том, что «Замечания» товарищей Сталина, Кирова и Жданова по
вопросам истории «устарели»17.
Перевод стрелок на тех, кто отрицает классовое учение и
характеристику России как тюрьмы народов, данную в
«Замечаниях» Сталина, Кирова и Жданова, должен был защитить
Панкратову от нападок ГФ. Александрова и поставить начальника
Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) в невыгодное
положение человека, занимавшего одностороннюю позицию в
идеологическом споре.
А.М. Панкратова завуалированно намекала на
нежелательные последствия для тех, кто задумал разгром книги о Казахстане:
Особенно тревожным и опасным является, в связи с этим, то
большое возбуждение, которое вызвала намеченная дискуссия в
национальных республиках, в первую очередь в Казахской ССР. Для участия
в ней руководящие партийные органы прислали своих представителей.
Очень прошу Вас ознакомиться с дискутируемой книгой, с рецензией на
нее проф. А.И. Яковлева и с ответом на эту рецензию авторов книги.
Основные установки книги были также изложены в специальном письме в
Бюро ЦК КП(б)К, здесь прилагаемом. Надеюсь получить возможность
информировать Вас более конкретно при личной беседе18.
Наконец 12 мая 1944 г. А.М. Панкратова обратилась с
письмом к секретарям ЦК ВКП(б) И.В. Сталину, А.А.
Жданову, ГМ. Маленкову, А.С. Щербакову с просьбой собрать
совещание историков. В этом письме она отметила благотворное
воздействие важнейших решений партии и правительства о
преподавании истории, которые были приняты ровно 10 лет
назад. По одновременно она весьма резко высказалась в
отношении бездеятельности Управления пропаганды и агитации
ЦК ВКН(б). Оно перестало интересоваться тем, что
происходит в исторической науке:
...Институт истории Академии наук СССР (здесь и далее кто-то
подчеркивал текст. - Л. ДО.), совместно с представителями научно-исто-
252
Глава 3
рических учреждений и кафедр гор. Москвы и при участии
представителей некоторых республиканских Академий (Украины и Белоруссии)
разработал пррглтективный план развития исторической науки на 5
ближайших лет К тжалснию. до сих пор этот план сшс не подвергся
обсуждению в Уирявлении пропаганды 11К BKIM6V Между тем, это было бы
крайне необходимо, так как помогло бы советским историкам
правильно определить направление и перспективы развития исторической
науки в СССР. <...> ... за время войны руководство советской
исторической наукой не было достаточно систематическим и углубленным ни со
стороны Президиума Академии наук, ни со стороны Управления
пропаганды UK ВКП(б). Несмотря на многократные просьбы руководства
Института истории Академии наук СССР, доклад о его работе за время
войны (как и до войны) так и не был заслушан. Планы работы
Института истории и их выполнение не контролируются. Принципиальных
директив и указаний но спорным вопросам советские историки не
получают. Научные работы, подготовленные отдельными авторами или
коллективами, не печатаются (в Институте имеется до 700 печатных
листов готовой научной продукции). Даже самые актуальные и
подготовленные в короткие сроки научно-исторические работы
задерживаются по целому году и более - либо в издательствах, либо в
Управлении пропаганды, откуда часто возвращаются без рецензий, так,
например, большая коллективная работа «Кто такие
национал-социалисты» (Очерки по истории германского фашизма) была написана в
1941 1942 гг. и возвращена в 1944 г. с общим указанием, что работа
нуждается в переработке19.
A.M. Панкратова вновь привела примеры, которые уже
использовала в прежних обращениях в ЦК ВКП(б). Она
повторила, что ее смущает поведение и деятельность А.В. Ефимова,
который как декан исторического факультета МГУ стремится
реабилитировать старую историческую науку, «решительно
возражая против критики общей концепции исторического
развития Ключевского и Милюкова»; к этому примеру она добавила
рассуждение:
Некоторые историки и экономисты считают, что в условиях
Великой Отечественной войны нельзя заниматься историей русского или
мирового капитализма и империализма. Некоторые из них при этом
ссылаются на выступления Браудера, Эрколи и других представителей
иностранных компартий» обнаруживая тем самым непонимание как
характера и условий борьбы отдельных компартий, так и принциииально-
теоретических позиции советских ученых .
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКН(б)
253
К уже упоминавшемуся примеру, который касался книги
проф. Сыромятникова о регулярном государстве Петра I,
Панкратова добавила новое теоретическое обоснование:
Конъюнктурный подход к вопросам истории приводит к отказу
от объективности исторической науки и к возрождению
антиисторического тезиса «школы» Покровского о том, что «история есть политика,
опрокинутая в прошлое», а также к прямому ттрикрашиванию истории.
против которого предостерегает постановление ПК ВКП(б) от 14
ноября 1938 года «О постановке партийной пропаганды» (Л. 68 об-69).
Тенденцию науки к «прикрашиванию» прошлого она
иллюстрировала еще одним примером, который раньше не
использовала, - в отношении Ивана Грозного:
Резко выраженная тенденция к надклассовому и
идеализированному изображению русских царей наблюдается и в отношении личности
и роли Ивана Грозного. В киносценарии Эйзенштейна «Иван Грозный»
(«Новый мир» № 10-11 за 1943 г.) этот действительно талантливый
организатор Русского национального государства изображен к тому же
народным нарем. опирающимся в своей борьбе с боярами на народные
массы, а Малюта представлен бескорыстным и самоотверженным
патриотом. Даже в талантливой и, несомненно, лучшей работе, посвященной
Ивану Грозному, - пьесе А.Н. Толстого наблюдается та же тенденция
идеализировать взаимоотношения царя с русским народом. Столь же
идеализированным рисуется и Иван III в книге В. Снегирева «Иван III
и его время». Эта идеализация проистекает от того, что авторы в своих
исторических или историко-художественных работах представляют,
вопреки указаниям марксистской теории, исторический процесс, как
деятельность отдельных царей и полководцев, без показа и анализа роли
народных масс и различных общественных классов (Л. 69 об.).
Как видно, Панкратова нисколько не отрицает роли Ивана
Грозного как организатора национального государства, но
выступает против того, чтобы считать его народным царем, вопреки
уже возникшей тенденции и в науке, и в искусстве. Она привела
новые примеры возвеличивания царских генералов и дала свое
обоснование патриотизма - «в ленинском понимании»:
Не делая попытки разобраться в ленинском понимании
патриотизма, обязательно включающего борьбу со нгякими угнетателями,
некоторые авторы всех русских парей, полководцев и государственных
254 Глава 3
леятелсй склонны считать патриотами. Это приводит к неверной опенка
■шох. отдельных личностей и лаже важнейших лозунгов партии.
Отбыто, это относится к опенке роли и личности генерала Брусилова, кп-
торый изображается великим русским патриотом и тогда, когда он
добивался победы царской России, и тогда, когда он вступил в Красную
Армию и боролся за Советскую власть. Так, пьеса Сельвинского
«Генерал Брусилов», как и некоторые исторические брошюры о Брусилове,
останавливаются не столько на его военном искусстве, сколько на его
политической идеологии, представляя Брусилова защитником
народных интересов в мировой империалистической войне. Это вызывает
недоумение молодежи, которая спрашивает историков: «Кто же был в
период первой мировой войны патриотом - Брусилов, который боролся за
победу царской России, или Ленин, который выдвинул лозунг
поражения царского правительства?» (Л. 70).
Новые примеры «прикрашивания» прошлого она
обнаружила даже у отдельных сотрудников Управления пропаганды и
агитации ЦК ВКП(б):
На путь исторического прикрашивания нашего прошлого, стирал
грани между царской Россией и Советским государством, становятся в
своих указаниях дгще отдельные работники Управления пропаганды
ЦК РКН(б), Так, инструктор Управления пропаганды тов. Охотников
предложил снять из передовой статьи уже сверстанного номера
«Исторического журнала» цитату товарища Сталина об отсталости России.
Когда редактор журнала Б.М. Волин обратился к тов. Охотникову за
разъяснением, а затем к зам. зав. отделом печати тов. Морозову, оба этих
товарища заявили, что сейчас о прошлой отсталости России нечего
распространяться. Через некоторое время тов. Щербаков в своем докладе,
посвященном 26-й годовщине со дня смерти Ленина, вновь напомнил
известные характеристики Ленина и Сталина об отсталости царской
России, которую могло преодолеть только наше Советское государство
(Л. 70 об.).
Антиисторизм и модернизация стирают грани между
царской Россией и советским государством, считала Панкратова^Но
главная опасность заключалась в «забвении основного
марксистского положения, что история есть борьба классов, что движущей
силой исторического процесса являются народные массы,
борющиеся за свои жизненные интересы». Пример «прямого
сползания с марксистско-ленинских позиций в истории» - большая
статья «Об исторической сущности кавказского мюридизма»
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКЩб)
255
философа и писателя X. Аджемяна, который прислал ее в
редакцию «Исторического журнала». Адженян говорил о том, что «в
условиях Отечественной войны классовая борьба не должна
занимать прежнего места».
Подобную точку зрения высказал и лауреат Сталинской
премии Н.П. Смирнов, правда, в устной беседе, при которой
присутствовала и Панкратова:
То, что X. Алжсмян с такой откровенностью изложил в своей
статье в «Исторический журнал» и даже потребовал широкой дискуссии но
поводу этой статьи, некоторые старые историки излагают в более
осторожной и, преимущественно, устной форме. Так, например, проф.
Смирнов П.П., лауреат Сталинской премии за работу, которую историки не
имели возможности даже подвергнуть предварительному обсуждению,
так как она была представлена в рукописи, в одной из бесед в кругу
историков, где пришлось присутствовать и мне, очень обстоятельно
развивал концепцию, близкую к аджемяновской. Он заявил, что Великая
Отечественная война заставляет нас отказаться от прежнего классового
подхода к историческому процессу, в особенности к вопросу о классовой
оценке государства и его деятелей. Отрицательная оценка роли
отдельных русских царей, по мнению проф. Смирнова, объяснялась нашими
политическими задачами свержением царизма и капитализма. Теперь
перед нами другая задача возвеличивание нашего прошлого, и нам
необходимо «реабилитировать» не только Ивана IV и Петра I, но и других
царей XVIII-XIX веков, так как они действовали в своей внешней и
колониальной политике в интересах укрепления Российской державы и ее
расширения, а массовые народные движения, в частности, крестьянские
и национальные восстания, подрывали государственное могущество
России (Л. 71 об.-72).
Условия Великой Отечественной войны стали мотивом
и для руководителя Высшей дипломатической школы проф.
С.К. Бушуева, который, по мнению Панкратовой, выступил с
реабилитацией царских генералов и политиков, в том числе
Аракчеева и Каткова.
A.M. Панкратова писала:
За последний гол отдельные историки особенно настойчиво
говорят о том, что в условиях Великой Отечественной войны
руководящие «Замечания» товарищей Сталина. Кирова. Жданова на конспекты
учебников «устарели». В особенности подвергаются оспариванию два
коренных положения марксистско-ленинской исторической науки: о
256 Глава 3
дярской Рогсии как «тюрьме народов» и о царизме как «жандарма Ffftj^-
дь1»С/1.72 72 об.).
A.M. Панкратова назвала одного из таких историков -
академика Е.В. Тарле. Именно на совещании писателей и историков,
созванном руководством Военмориздата для выработки плана
издания работ но военно-морской истории, академик заявил, что
«Замечания» Сталина, Кирова и Жданова нуждаются в
уточнении и дополнении. Уточнение касалось того, что не только
Россия играла роль жандарма, но и другие европейские монархии.
Но и это не все:
С требованием «реабилитации» отдельных царей и внешней
политики царизма в XIX-XX веках академик Тарле выступил и на
кафедре факультета международных отношений Московского университета.
Однако, после возражений профессоров Минца и Сидорова, Е.В. Тарле
заявил, что он хотел лишь «конкретизировать» известные «Замечания».
Ту же тенденцию (по словам товарищей, присутствовавших в Саратове
на лекциях академика Тарле) он проводил и в своих публичных
лекциях по истории русской дипломатии (Л. 72 об.).
Но особое внимание Панкратова обратила на лекцию
Тарле «О роли территориального расширения России в XIX-XX
веках». В ней, по мнению Панкратовой, историк «подверг
фактическому пересмотру ленинский тезис о том, что царская Россия
была "тюрьмой народов"».
A.M. Панкратова тонко уловила брешь в концепции
Е.В. Тарле:
Он заявил, что история оправдала все царские захваты, ибо они
привели к такому расширению территорий России, какое обеспечило
сейчас обороноспособность Советского государства. Конечно, как в
свое время подчеркивали еще Маркс и Энгельс, громадные
пространства облегчают возможность обороны, но заявление академика Тарле,
по меньшей мере, может внести путаницу в понимание студентами
причин обороноспособности нашей родины, ибо без наличия
советской власти (курсив мой. Л. Ю.), конечно, нас не спасли бы никакие
пространства (как об этом свидетельствует опыт первой мировой
войны) (Л. 73).
То, что уловила Панкратова в новых веяниях в
исторической науке, она выразила предельно ясно и четко:
1944 год, Совеищпие историков в ЦКВКП(б)
257
Ставя знак равенства между русским народом и политикой
царизма, некоторые историки оценивают колонизаторскую политику
царизма как отражение воли и интересов русского народа. Между царской
многонациональной империей и Советским Союзом проводится прямая
линия преемственности. В этом смысле толкуется первая строфа
Государственного гимна о том, что «Союз нерушимый республик свободных
навеки сплотила Великая Русь». Эту линию связи «единой и
неделимой» России с Советским многонациональным государством проводит в
своей выше цитированной «философии истории» тот же Аджемян. Ее
обосновали в своих устных выступлениях и отдельных высказываниях
историки - проф. П.П. Смирнов, проф. А.И. Яковлев и другие. Та же
тенденция, хотя и менее ясно выраженная, заключалась и в статье проф.
СВ. Бахрушина в «Правду», оставшейся ненапечатанной (Л. 73).
Сближение царской России и русского народа, полагала
Панкратова, приводит А.И. Яковлева к такой теории, с которой
марксисту трудно согласиться. Она вновь подчеркнула, что,
отталкиваясь от правильного тезиса о Русском национальном
государстве, имевшем прогрессивный характер, Яковлев выводит из
этого тезиса и всю последующую историю, в том числе советскую:
На том основании, что вокруг Москвы, начиная с Ивана Калиты,
Ивана III и Ивана IV, происходило собирание земель, означавшее
прогрессивный процесс создания и укрепления Русского национального
государства, проф. Яковлев объявляет прогрессивной всю колониальную
политику царизма в XVIIT-XX веках, а национально-освободительные
восстания - реакционными, называя их даже не восстаниями, а
«нападениями». На том же основании он считает «героями русской истории»
царских колонизаторов Черняева, Скобелева, Кауфмана, даже Неплю-
ева и соответственно осуждает руководителей и вождей национальных
восстаний (Л. 73 об.- 74).
Но суть проблемы даже не в том, что думает А.И. Яковлев, а
в том, что его идейную позицию полностью разделяет Г.Ф.
Александров. Вновь Панкратова позволила себе - на новом уровне
обращения в ЦК ВКП(б) - заявить, причем предельно жестко, что
высшие руководители идеологического фронта разделяют идеи
Яковлева и предъявляют серьезные обвинения авторам «Истории
Казахской ССР» в духе великодержавного национализма:
Рецензия проф. Яковлева не только не нашла какого-либо
отпора и возражения со стороны товарищей Г.Ф. Александрова. Н.Н. Фело-
258 Глава 3
гррва и В.П. Потемкина во время моей беседы с ними но поводу книги
* История Казахской ССР», а в известной мере, очевидно, вызвала "У
гпчувствие. По крайней мерс, тов. Александров прямо заявил мне, чтп
^История Казахской ССР» - книга антирусская, так как симпатии
авторов - на стороне восставших против царской России, что она дает
слишком много восстаний; авторы не показывают, что присоединение
Казахстана к России было наименьшим злом для казахского народа и,
вообще, не видят оправданий для русского продвижения в Казахстан.
Тов. Александров считает неправильным заглавие первой части книги
и т. п. (Л. 74).
А.М. Панкратова просила обсудить эти сложные и спорные
вопросы так, чтобы и у авторов «Истории Казахской ССР»,
и у других историков сформировалось правильное понимание
актуальной для партии установки, в которой в настоящее время
выражается чистота марксистско-ленинского учения.
Осознавая, что актуальность переживаемого момента может внести свои
коррективы в теорию, она подчеркнула, что историки «твердо
стоят на позициях творческого марксизма, так как они стремятся
ставить новые вопросы, пытаются по-новому освещать старые
вопросы, используя новый опыт исторической борьбы народов,
борющихся ныне против их возвращения к варварству» (Л. 75).
В Управлении пропаганды
и агитации ЦК ВКП(б)
Еще в марте 1944 г. состоялось совещание работников
Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) у Щербакова. На этом
совещании, стенограмма которого сохранилась, были высказаны
мысли, получившие развитие в проектах постановлений
Управления. Недовольство пренебрежительным отношением к
русскому народу, к его прошлому выразилось прежде всего в том, что, по
словам Г. Александрова, «героическое прошлое русского народа,
борьба с иноземными захватчиками представлены недостаточно
отчетливо и выпукло».
Он говорил:
Взаимоотношения всех народов представляются таким образом,
что народы, входящие в состав России, восставали против русских, а
русские (так и пишут в некоторых книгах) подавляли эти восстания.
Мне кажется, что нужно серьезно заняться и вопросами преподавания
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
259
истории. Надо летом этого года созвать совещание историков с тем, чтобы
помочь им наладить эту работу21.
31 марта 1944 г. Г. Александров направил А.С. Щербакову
план мероприятий «по улучшению пропагандистской и
агитационной работы партийных организаций», где, среди прочего, было
отмечено:
Основные недостатки преподавания истории СССР в вузах
состоят в том, что в программах, учебниках и практике преподавательской
работы не освещается должным образом героическое прошлое русского
народа, его борьба с иноземными захватчиками, не знакомят студентов с
биографиями великих русских полководцев и ученых. Среди некоторых
преподавателей появилась в последнее время тенденция поменьше
говорить о классовой борьбе в истории СССР и рассматривать деятельность
всех царей, как деятельность прогрессивную (Л. 37).
Вместе с тем в плане мероприятий Александрова
обозначены критические характеристики в адрес конкретных историков -
А.И. Яковлева, Х.Г. Аджемяна, А.М. Панкратовой:
1. В советской исторической литературе не преодолено еще
влияние реакционных историков-немцев, фальсифицировавших русскую
историю, доказывавших, что именно немцы принесли русским начала
государственности и т. д. В отдельных трудах советских историков
остались следы фальсификаторской деятельности реакционных
немецких историков (утверждение проф. Яковлева о том, что само слово
«славяне» происходит от немецкого слова (раб), попытки начинать историю
Руси от Рюрика, утверждения будто слово «Русь» не русское, а
шведское или даже финское слово).
2. В советской исторической литературе сильно сказывается еще
влияние школы Покровского. В учебниках... и других работах по
истории весьма слабо еще освещены важнейшие моменты героического
прошлого нашего народа, жизнь и деятельность выдающихся русских
полководцев, ученых, государственных деятелей и т. д. Влияние школы
11окровского находит свое выражение также в том, что присоединение к
России нерусских народов рассматривается историками вне
зависимости от конкретных исторических условий, в которых оно происходило, и
расценивается как абсолютное зло, а взаимоотношения русского народа
и других народов России рассматриваются исключительно в аспекте
колонизаторской политики царизма (курсив мой. Л. /О.). В «Истории
Казахской ССР» и «Очерках по истории Башкирии» история Казахстана
260
Глава 3
и Башкирии сведена, главным образом, к истории восстаний казахов и
башкир против России.
3. Среди некоторой части историков наблюдается оживление
антимарксистских, буржуазных взглядов в объяснении исторического
процесса, тенденции к отрицанию классового общества. Так, Аджемян в
статье для «Исторического журнала» предложил отказаться от подхода
к изучению истории с точки зрения классовой борьбы... <...>.
В целях исправления серьезных ошибок и недостатков в области
исторической науки Управлению пропаганды необходимо:
1) Внести на рассмотрение ЦК ВКП(б) вопрос о положении в
области исторической науки. Подвергнуть в печати критике извращения,
допущенные в литературе по истории... <...>. Подвергнуть книгу
«История Казахской ССР» критике в печати... (Л. 71-72).
Можно только догадываться, какие именно чувства
испытывали штатные сотрудники Управления пропаганды, особенно
ГФ. Александров, когда читали заявление A.M. Панкратовой от
12 мая 1944 г. Однако об этом можно судить и более определенно.
Сразу же после получения заявления А.М. Панкратовой в недрах
Агитпропа была составлена «Справка по вопросам письма
Панкратовой в ЦК ВКП(6)», подписанная ГФ. Александровым 18 мая
1944 г. Не исключено, что эту справку составили в расчете, что ее
прочитает и сам Сталин. Тем более удивительно, что на таком высоком
уровне ГФ. Александров не смог сдержать своего крайне
негативного (и но форме весьма грубого) отношения к А.М. Панкратовой:
В своем письме в ЦК ВКП(б) т. Панкратова затрагивает
некоторые вопросы, имеющие отношение к агитпропу ЦК. Так, Панкратова
пишет, что со стороны агитпропа не было руководства работой Института
истории. В действительности по каждой работе, подготовленной
Институтом, работники Управления пропаганды давали замечания и
указания, которые в большинстве учитывались историками, правда, не всегда
выполнялись. Что касается лично Панкратовой, то с ней, как с
заместителем директора Института, оказалось невозможно обсуждать
какие-либо вопросы, так как Панкратова все замечания, идущие от работников
Управления перевирает и в искаженном виде разносит чуть ли не по всей
Москве (курсив мой. - А. Ю.). Эта манера Панкратовой видна, в
частности, и из ее настоящего письма .
Далее следовали доказательства того, как Панкратова
«перевирает». Факты излагались так, что проверить их было
невозможно:
1944 год. Совещание историков в ЦКВКН(б)
261
Панкратова пишет, что инструктор агитпропа Охотников
предложил Волину снять из статьи «Исторического журнала» цитату товарища
Сталина об отсталости России. В действительности т. Охотников
никогда никакого отношения не имел к «Историческому журналу». Разговор
т. Охотникова с Волиным относится к совершенно другому вопросу,
касался неудовлетворенности изложения некоторых вопросов в статье
г. Волина (Объяснение т. Охотникова прилагается) (Л. 90).
Не согласен был Г.Ф. Александров и с пересказом
Панкратовой их разговора о книге «История Казахской ССР» в ЦК
ВКП(б):
Панкратова пишет, что во время беседы в агитпропе она вынесла
впечатление, что у тт. Александрова и Федосеева вызвала сочувствие
рецензия Яковлева на кишу «История Казахстана». На самом деле во
время беседы рецензия Яковлева не обсуждалась, речь шла о недостатках
книги по истории Казахстана (Л. 90 об. -91).
Опровергая слова Панкратовой в том, что о рецензии
Яковлева речь не шла (как проверишь, если не поверишь?),
Александров, между тем, умолчал, что он, согласно Панкратовой, назвал
книгу по истории Казахстана «антирусской». А это само по себе
не могло не вытекать из рецензии А.И. Яковлева (даже если ее
действительно не упоминали).
Г.Ф. Александров взял под защиту и С.К. Бушуева,
которого Панкратова обвиняла в прославлении царских генералов и
всей внешней политики царизма: «Из объяснений т. Бушуева
следует, что он стоит не за реабилитацию Аракчеева, а за то,
чтобы не раздувать аракчеевщину в учебнике, не заслонять реакцией
прогрессивные явления в жизни народа» (Л. 91).
С.К. Бушуев на запрос заместителя начальника
Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) П.Н. Федосеева
направил ответ в связи с подготовкой «Справки» о Панкратовой.
Бушуев сообщал, что
...в Институте истории Академии наук было сделано краткое
сообщение но докладу профессора Нечкиной о переиздании учебника по
истории СССР XIX века. 13 своем выступлении я остановил внимание авторов
учебника на статье т. Сталина «О статье Ф. Энгельса: "Внешняя
политика русского царизма"», причем заметил, что историки СССР должны
сделать определенные выводы для себя, особенно когда речь идет о
написании такой ответственной работы, как учебник по истории СССР23.
262
Глава 3
По окончании совещания в Институте истории, сообщал
также Бушуев, было принято решение: «...все выступления
представить в письменном виде». Бушуев написал письмо (22
февраля 1944 г.) М.В. Нечкиной, в котором содержались основные
замечания. По содержанию учебника он предлагал внести такую
правку:
3) Обратить особое внимание на национальные рамки нашей
истории, добить национальный нигилизм, особенно это относится к
внешнеполитической истории, а) Сократить главу «Священный союз».
Указать, что наряду с царской Россией не меньшую, а большую роль в
усилении реакции играла Австрия и Пруссия. Один Меттерних чего
стоит? (см. статью тов. Сталина «О статье Энгельса "Внешняя политика
русского царизма"»), б) Слишком и непомерно раздута «аракчеевщина» -
сколок прусской реакции. Об этом нужно сказать попутно. 4)
Незаслуженно (ни перед прошлым, ни перед настоящим и я сомневаюсь за
будущее) слишком много внимания уделено полякам (имею в виду т. н.
официальную панскую Польшу). Об этом сказать нужно так, чтобы ясно
было, что судьба народной Польши неотделима от России. Что касается
польских панов, то необходимо показать их антинародную,
антинациональную, антиславянскую политику интриг. 5) Сократить до минимума
«Восточный вопрос», столь старательно раздуваемый в иностранной
исторической литературе, особенно в английской. 6) Но почему-то ничего
не сказано о немецком «Drang nach Osten» в истории XIX века. 7) Я за
более объективное освещение положительных черт во внешней
политике России и в царствование Александра II (Горчаков) и Александра 111
(Катков). 8) Показать роль (более выпукло, не стесняясь, не иетляясь
в хвосте у Бисмарка, не становясь его хвостом) в русской дипломатии и
роль народа во внешней политике помощи другим народам, славянским
(Балканы) и др. 9) Поменьше расписывать «отсталость» России.
Сосредоточить огонь но фашистским и иным фальсификаторам. 10)
Показать самостоятельность в развитии русской общественной мысли, ее
боевой характер и всемирно-историческое значение (Россия - родина
Ленинизма)24.
Напрасно A.M. Панкратова полагала, что никто не
осмелится рассматривать марксизм с точки зрения национализма.
Ситуация развивалась для нее совершенно непредсказуемо.
В ходе подготовки к совещанию историков был написан
проект постановления «О серьезных недостатках и
антиленинских ошибках в работе некоторых советских историков»,
подписанный начальником Управления пропаганды и агитации ЦК
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
263
ВКП(б) Г.Ф. Александровым, редактором газеты «Правда»,
членом ЦК ВКП(б) П.Н. Поспеловым и заместителем начальника
Управления пропаганды и агитации П.Н. Федосеевым. Этот
документ был направлен 18 мая 1944 г. секретарям ЦК ВКП(б)
ГМ. Маленкову и Л.С. Щербакову25.
Справка о Панкратовой и проект постановления о
недостатках исторической науки были подписаны в один и тот же
день. Проект постановления готовился долго, начиная, по
крайней мере, с марта 1944 г. Борьба разных сил в исторической науке
вынуждала Управление пропаганды ЦК ВКП(б) действовать
решительно, и потому, наверное, стало возможным подобное
совпадение. Под прицелом критики оказалась не только историческая
наука с ее непростыми проблемами, но и деятельность
Управления пропаганды, личность Г.Ф. Александрова, обвиненного
Панкратовой в том, что он не решает эти проблемы.
В проекте постановления рассматривались рецидивы
школы Покровского, которые определялись как «пренебрежительное
отношение к русскому народу». В нервом пункте проекта «О
влиянии реакционных взглядов немецких историков на
современную русскую историографию» назывались те советские
историки, которые оказались выразителями подобных настроений, и
первой называлась A.M. Панкратова, затем Н.Л. Рубинштейн и
А.И. Яковлев. Главная цель - продемонстрировать, что
перечисленные историки выражали националистические настроения
немецкой научной мысли, отрицавшей вклад русского народа в
мировую культуру:
...Панкратова вслед за немецкими историками начинает русскую
историю с Рюрика и навязывает советским людям немецкие
фальсификации о варяжском происхождении Русского государства. По существу,
Панкратова не признает государственности у славян до IX в., т. е. до так
называемого «прихода варягов». Автор книги «Русская
историография», советский историк Рубинштейн берет под защиту
основоположника «норманнской теории» Байера... Для обоснования своих
реакционных теорий и захватнической политики на Востоке немцы всячески
развивали клеветническое положение о рабском характере славянских
племен, якобы нашедшем свое выражение в психике, культуре и
государственности славянских народов. Следуя за реакционными
немецкими историками в оценке славянских народов, проф. Яковлев пишет: «И
на востоке и на западе нарицательным термином для обозначения
невольника вообще сделалось племенное название именно "славян",
прошедшее через ряд видоизменений и укоренившееся в разных вариантах
264
Глава 3
едва ли не у всех европейских народов» («Холопство и холопы в
Московском государстве XVII века», с. 13). Сомнительные филологические
изыскания Яковлева должны доказать, что «славянин» на всех языках
романской и германской групп означает «раб» (С. 193).
Во втором пункте проекта «О пренебрежительном
отношении некоторых советских историков к историческому
прошлому нашей родины» - также опять на первом месте стояла фамилия
Панкратовой рядом с фамилиями СВ. Бахрушина, В.И. Лебедева,
М.В. Нечкиной.
В трудах названных историков умаляется и принижается великое
историческое прошлое нашей Родины, замалчивается и искажается роль
выдающихся деятелей русского народа. История России до октября
1917 г. излагается в учебниках по истории СССР для средней школы
(под ред. Панкратовой) и для вузов (иод ред. Бахрушина, Лебедева,
Грекова, Нечкиной) односторонне. В этих учебниках непомерно
раздувается деятельность реакционеров, с излишней обстоятельностью
рассматриваются реакционные мероприятия царизма, а прогрессивным
деятелям и борьбе прогрессивных сил против сил реакционных уделяется
мало внимания (С. 194 195).
Не понравилось в ЦК ВКП(б) и то, что говорилось в
школьном учебнике под редакцией A.M. Панкратовой об Иване
Грозном.
Пренебрежительное отношение к прошлому нашей страны
проявляется в том, что в ряде книг по истории СССР принижается роль
выдающихся деятелей русского народа Ивана IV, Минина и Пожарского,
Суворова, Кутузова, Ушакова, Нахимова, Радищева, декабристов,
Белинского, Чернышевского, Добролюбова (С. 195).
Отмечалось, что историки «упорно сопротивляются
пересмотру ряда ошибочных положений в оценке прошлого нашей
родины». Ссылались на статью Сталина «О статье Энгельса
"Внешняя политика русского царизма"», опубликованную в мае
1941 г.
И вновь сильнейший удар по Панкратовой:
Опубликование этой работы товарища Сталина обязывало
советских историков незамедлительно приступить к глубокой разработке
внешнеполитической истории России, положить конец всем неиравиль-
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
265
Со своей стороны, указанные историки закрывают глаза на различного
рода нелепости и ошибочные положения, содержащиеся в работах
Панкратовой (курсив мой. А. Ю.). Понятно, что подобная, совершенно
ненормальная обстановка, существующая ныне в Институте истории
Академии наук СССР и в «Историческом журнале», серьезно тормозит
дальнейшее развитие исторической науки (С. 201).
Но ведомство Александрова не продержалось бы и дня,
если бы следовало только мстительному самоутверждению. Оно
обязано было отслеживать все уклонения от марксизма,
независимо от личных привязанностей и симпатий. К проекту
постановления прилагалось Дополнение, направленное А.А. Андрееву,
Г.М. Маленкову и А.С. Щербакову, в котором осуждались
великодержавно-националистические взгляды некоторых ученых,
допущенные «не в печатных трудах, а в устных выступлениях
историков и в рукописях статей». Дополнение, названное «О настроениях
великодержавного шовинизма среди части историков», было
подписано теми же лицами - Г.Ф. Александровым, П.Н.
Поспеловым и П.Н. Федосеевым (С. 201 204).
С точностью до наоборот теперь осуждалось то, что так или
иначе находило оправдание в проекте постановления:
Просмотр стенограмм публичных выступлений некоторых
историков и других материалов показывает, что в лекциях и публичных
выступлениях, а также в рукописях статей ряда историков, особенно
Яковлева и Тарле, проявляются настроения великодержавного шовинизма,
обнаруживаются попытки пересмотреть марксистско-ленинское
понимание русской истории, оправдать и приукрасить реакционную
политику царского самодержавия, противопоставить русский народ другим
народам нашей страны, принизить роль народных масс в истории и
опорочить народные движения против самодержавия (С. 202).
В Дополнении приводились некоторые весьма интересные
высказывания ведущих историков, зафиксированные текстами
стенограмм. Так, А.И. Яковлев на заседании в Наркомиросе 7
января 1944 г. говорил:
Мне представляется необходимым выдвинуть на первый план
мотив русского национализма (курсив мой. - Л. /О.). Мы очень уважаем
народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним любовно. По
русскую историю делал русский народ. И мне кажется, что всякий учебник
о России должен быть построен на этом лейтмотиве... Этот мотив на-
268
Глава 3
ционального развития, который так блистательно проходит через курс
истории Соловьева, Ключевского, должен быть передан всякому
составителю учебника. Совмещать с этим интерес к 100 народностям,
которые вошли в наше государство, мне кажется, неправильным... Мы,
русские, хотим истории русского народа, истории русских учреждений, в
русских условиях (Там же).
Эти слова историка в Управлении пропаганды расценили
так: «...заявление Яковлева есть явное проявление
великодержавного пренебрежительного отношения к нерусским народам»
(Там же).
Значит, «пренебрежительное отношение к прошлому
русского народа», равно как и «пренебрежительное отношение» к
прошлому нерусского народа, - это своеобразные зеркала
фокусника-иллюзиониста, скрывающего таким образом себя и свои
манипуляции. Эти манипуляции дают возможность одинаково
разоблачать и тех и других с аргументами, которые формально
несовместимы между собой, но в жизненном мире историков
получают статус особой убедительности...
Следующая мишень для критики - академик Е.В. Тарле.
В одной из публичных лекций он заявил, что следует
отказываться от шаблонов в исторической науке. В Управлении пропаганды
это поняли так:
Академик Тарле предлагает пересмотреть и отказаться от
«шаблонов» в исторической науке. Таким шаблоном он считает, например,
известное положение марксизма-ленинизма о том, что царская Россия была
жандармом Европы. Тарле пытается доказать, что монархия Александра I
и Николая I проводила в 1814 -1859 гг. прогрессивную политику в
Европе (Там же).
Приводился и небольшой фрагмент из его выступления в
Саратове 25 февраля 1944 г.: «Когда, в самом деле, Россия всей
своей колоссальной тяжестью опрокинулась на либеральную
Европу и ее задушила? Только в 1849 году. И это было
единственный раз». Последняя фраза указывала, по мнению авторов
документа, на концепцию: «С этой точки зрения Тарле оправдывает
борьбу царизма с польским восстанием 1830-1831 гг.» (Там же).
Настроением «великодержавного шовинизма» была
пронизана также речь еще одного академика, Б.Д. Грекова, который
в издательстве Наркомата Военно-Морского флота заявил, что
историки, наконец, поняли, что нельзя разделять государство и
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
269
народ. В документе приводилась выдержка из его выступления:
«Когда Карамзин, крупнейший человек своего времени, написал
"Историю Государства Российского", то наши либеральные
историки обиделись - как это он пишет историю государства. В ответ
на это появился довольно бездарный, но многотомный труд
"История русского народа". Между тем эти две вещи совершенно
неразделимы. Как можно народ от государства разделить?»
Управлению пропаганды ЦК ВКП(б) не понравилось, что «академик
Греков переносит отношения, сложившиеся в советской стране, -
единство советского народа и советского государства - на
историческое прошлое» (Там же).
Откровенную защиту буржуазной точки зрения на
единство народа и власти нашли в высказываниях «некоего Аджемяна»,
который в статье о сущности мюридизма, присланной в
«Исторический журнал», отказался «от рассмотрения исторических
событий под углом зрения классовой борьбы, считая такой подход
"детской болезнью левизны"». Он, ничего не скрывая,
«определяет революционные восстания как реакционные, вследствие того,
что эти восстания, по его мнению, подрывали силу
самодержавной власти в России» (С. 203).
Видимо, была учтена и критика Панкратовой книги Б.И. Сы-
ромятникова о Петре 1, изданной в 1943 г. По крайней мере,
обвинения Панкратовой, полагавшей, что ее коллега рассматривает
царя как антикрепостника, фактически повторяются в
партийном документе.
Аппарат Управления пропаганды во главе с Г.Ф.
Александровым серьезно готовился к совещанию историков в ЦК ВКП(б).
Необходима была солидная идеологическая основа для
обоснования отрицательного конкурсного решения по книге об истории
Казахстана26.
23 мая 1944 г. на имя А.С. Щербакова пришла телеграмма
из Ташкента за подписью Юсупова, в которой излагались
«предварительные замечания на книгу по истории Казахской ССР»,
очень напоминавшие фразы из проекта постановления от 18 мая
1944 г.:
В книге имеются следующие существенные недостатки: первое -
авторы книги дают неправильную, одностороннюю оценку значения
завоевания Казахстана царской Россией и его последствий для казахского
народа.4Авторы по существу рассматривают колонизацию Казахстана,
как абсолютное зло, неоднократно подчеркивая, что царская Россия
являлась главным врагом казахского народа. Мне кажется, что нрисоеди-
270
Глава 3
нение Казахстана к царской России имело для казахского народа и
серьезное прогрессивное значение и являлось меньшим злом, чем
сохранение прежней феодальной разобщенности, племенной вражды,
огромной экономической и культурной отсталости или же превращение
Казахстана в колонию другого государства. Из этой основной ошибки
авторов вытекает ряд других неправильных положений. Второе - в
книге не подчеркнуто то положение, что колонизация Казахстана,
приведшая к установлению русским царизмом жестокого режима
колониального угнетения, вместе с тем объективно способствовала подъему
производительных сил Казахстана, ускоряла процесс складывания
казахов в единую нацию, способствовала распространению культуры
великого русского народа... Третье - в книге все массовые национальные
движения, происходившие в Казахстане, рассматриваются как прогрессивные
и революционные, что не является правильным, так как отдельные
движения, особенно в период, предшествовавший Октябрьской революции,
проходили под руководством ианисламистских и пантюркистских
элементов и националистической казахской буржуазии. Четвертое -
авторы книги допускают в ряде случаев изолированное рассмотрение
истории казахского народа2'.
Чуть раньше, 20 мая 1944 г., редактор-переводчик
Управления агитации и пропаганды ГЛАВПУРККА капитан С. Аманжо-
лов направил письмо на имя Г.Ф. Александрова. В нем
анализировалась политическая ситуация в Казахстане, а также
недостатки книги по истории Казахстана.
В письме сообщалось:
...установка партии большевиков и лично тов. Сталина в деле
развития и роста национальной культуры вообще, а в частности задача
работников и органов культуры и науки во время Великой Отечественной
войны, как будто всем известна. Также известно, что культура казахского
народа, несмотря на отчаянное сопротивление националистов и других
вредителей, росла и развивалась как социалистическая по содержанию,
национальная но форме. 11ационал-фашисты вплоть до их разоблачения
(1937 г.) всячески старались отмежеваться от великого русского народа,
всеми силами огораживали казахский язык от влияния русского языка.
Они как огня боялись интернациональных терминов, всеми силами
стремились изгнать из казахского лексикона советизмы, искалечить
значение и форму (начертание) терминов. Они ненавидели слова
«совет», «союз», «республика», «коммунист», «интернационал»,
«большевик» и т. д. В своих переводах и произведениях националисты явно
издевались над ними, всячески извращали их...28
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
271
Но главное, конечно, относилось к книге о Казахстане:
Люди с этой тенденцией, пользуясь покровительством
высокопоставленных лиц, вошедших в коллектив авторов и редакторов «Истории
Казахстана», делали нажим на русских товарищей и добились
субъективного, одностороннего, а не объективного описания фактов,
обобщения. В результате такой дальновидный, умный хан, хан Лбильхаир,
первым присягнувший российскому првитсльству, принявший подданство,
фигурирует в качестве изменника. Говоря о борьбе казахского народа
против русских, авторы-редакторы сознательно предпочитают
зависимость казахов от среднеазиатских завоеваетелей, одобряют политику
ханов, тянущих назад к Средневековью2^
23 мая 1944 Г.Ф. Александров направил письмо Г.М.
Маленкову и А.С. Щербакову с таким сопроводительным текстом:
«Капитан Аманжолов (казахе прислал в Управление пропаганды
письмо о деятельности националистов в Казахстане. Ввилу
важности вопроса направляю Вам текст письма (подчеркнуто
неизвестным лицом. - Л. /О.)»30.
29 мая 1944 г. в ЦК ВКП(б) состоялось первое обсуждение
дел в исторической науке. Стенограмма этого обсуждения либо не
сохранилась, либо вообще не велась. За два дня до этого события,
27 мая, начальник Управления пропаганды ЦК ВКП(б) ГФ.
Александров направил секретарям ЦК Г.М. Маленкову, А.С.
Щербакову письмо профессора А.В. Ефимова, адресованное Сталину, о
состоянии исторической науки*1.
В письме Ефимов сообщал генеральному секретарю партии
о значении для исторической науки решений партии и
правительства десятилетней давности (от 16 мая 1934 г.) и о том, как
нелегко достичь подлинной гармонии во взаимоотношениях
теории и фактов: если фактов слишком много, то не видно главного,
если их недостаточно, то давит схема.
Опубликование решения СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 16 мая
1934 г. сначала было понято некоторыми историками как возможность
вернуться к изложению фактов без попыток их обобщения. В этой
связи вспоминается, как один из учеников профессора Сорбонского
университета Шарля Сеньобоса рассказал, что Сеньобос жаловался в своих
лекциях на то, что в истории слишком много фактов, что они его
подавляют. Если первой реакцией против абстрактного социологизма и
явилось погружение ряда историков с головой в факты, то скоро этим
историкам, подобно Сеньобосу, стало казаться, что в истории слишком много
272
Глава 3
фактов. Необъясненные факты, закономерность которых ускользала,
подавляла их. Однако сказались положительные результаты широкого
привлечения к работе кадров старых историков и прилежного изучения
исторических источников, фактов, историками. Если Покровский из
нескольких фактов делал двойное количество теорий, закономерно
быстро сменявших одна другую, то теперь, как общее правило, историки не
только вооружены знанием фактов, но и делают попытки их
марксистско-ленинского обобщения...
Не вызывают сомнений достижения исторической науки,
особенно после принятия решений партией и правительством от
16 мая 1934 г., но остаются «препятствия идеологического
порядка». А.В. Ефимов обозначил свою идейную позицию, поделился
тревогой, беспокойством:
В то время как неоднократно указывалось на огромную
важность прогрессивно-исторических, народных традиций нашей
истории, иной раз делаются попытки применить зти важные указания в
духе буржуазного национализма. Делается это так: историю СССР
начинают рассматривать в отношении внешнего, зарубежного мира.
Рассматривая историческую роль России в системе государству
считают прогрессивным все, что так или иначе увеличивало мощь России,
причем отвлекаются от классовых оценок (курсив мой. - А. К).). Все
войны России становятся справедливыми, доходят до идеализации
царей. Другой пример: признав заслуги русских буржуазных историков,
некритически заявляют себя солидарными с их концепциями в целом.
Это - или буржуазный национализм или его веяния. От ошибок и
извращений такого рода лежит путь к недооценке марксизма. Один
учитель, например, предложил снять тему: «I Интернационал» из
программы средней школы. Но есть и другое извращение - такая «классовая»
точка зрения, которая исключает моменты общегосударственного и
национального единства. Заявляют, что основное в Отечественной войне
1812 г. - это борьба русских крепостных крестьян против своих
помещиков. М.Н. Покровский и его школа, стоя на «классовой» точке
зрения, лишали русских крепостных крестьян Родины. Вопреки фактам
они утверждали, что никакого патриотизма у русских крестьян в 1812 г.
не было. Отрицали общенациональный и даже общегосударственный
патриотический порыв крестьян и горожан различных
национальностей, охвативший народные массы, защищающие свою страну и
государство, как условие независимости страны от иноземного нашествия.
Говорили, что СМ. Соловьев и В.О. Ключевский буржуазные
историки, а раз так, то они не историки, а враги. Доказывали, что до Ленина
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
273
исторической науки не было. Пришлось убеждать в том, что в России,
как и в других странах, была, хотя и ограниченная, историческая наука
буржуазных классов, и что любой нигилизм в отношении русской
исторической науки - вреден. Кстати, в Б. С. Э. в общей статье
«Историография» упомянуты историки французские, немецкие, английские, а
русских нет, как будто они и не существовали (Л. 68-69).
А.В. Ефимов обнажил наиболее острый момент в своих
рассуждениях: говоря об «абстрактно-классовой точке зрения» на
историю, забывают реально-исторический факт национального и
общегосударственного единства «даже враждебных классов»:
Говорят, что Брусилов - генерал-империалист, что патриотом в
1916 г. он не был. В наши дни произошло следующее: когда сказалось
влияние буржуазного национализма, выразившееся в отказе от
классовой точки зрения и в идеализации реакционных деятелей прошлого, -
против буржуазного национализма выступили не только марксисты, но
и сторонники абстрактно-классовой точки зрения, не изжившие
влияния «школы Покровского». По эти историки отнимают идею единства
исторической жизни у народов СССР, пытаются отнять у них Родину,
отрицают совершенно реальный исторический факт национального и
общегосударственного единства даже враждебных классов в момент
нападения на страну внешнего врага. Они не понимают и того, что в
других случаях происходит усиление классовых и национальных
противоречий перед лицом внешней опасности. Короче говоря, и те кто отошел
от классовых позиций, делая ошибки в духе буржуазного
национализма, и сторонники абстрактной «классовой» точки зрения в духе
Покровского не умеют связать внешние и внутренние силы
исторического процесса, отделяют внешнее от внутреннего китайской стеной -
а в жизни этого нет - отсюда бессилие понять историю, грубейшие
ошибки и извращения (у которых, разумеется, есть и своя классовая
логика) (Л. 69-70).
А.В. Ефимов опирался на идею творческого марксизма,
которую высказал Сталин. Он предложил взять за основу в
рассмотрении столь сложных исторических процессов диалектику
внутреннего и внешнего, представленную в классических работах
Маркса и Энгельса и особенно в современных работах Сталина
(доклад на XVIII съезде партии).
Но все же главная теоретическая опора в творчески
понятом марксизме - это книга Сталина «Марксизм и национально-
колониальный вопрос»:
274
Глава 3
В книге «Марксизм и национально-колониальный вопрос» Вы
дали глубокий теоретический анализ государства как национального
единства (курсив мой. - Л. Ю.) и поставили проблему многонациональных
государств. В этой работе показана структура классово-национальных
противоречий и связей в государствах Запада и Востока Европы. Эти
Ваши указания еще не стали достоянием тех, кто отрывает внешнее от
внутреннего, классы от их национального и государственного
противоречивого единства. Важен также вопрос о внешних связях данных классов,
наций и страны - государства со всей системой государства (Л. 71).
Единство внутреннего и внешнего, хотя и органично, но
противоречиво. Как же конкретно в мировой истории эти
отношения проявляют себя? А.В. Ефимов привел такой пример:
...если историческое развитие зависит от В1гутренних условий, то
на известных этапах и в известных случаях решающее значение имеют
внешние. Польша, например, в конце XVIII в. разлагалась изнутри, но
это ее разложение поддерживалось извне великими державами. В 1772 г.
Польша уже потеряла всякую тень самостоятельности. Она давно уже
стала частью враждебного России барьера, ареной борьбы Франции и
Турции против России. Польские повстанцы 1830-1831 и 1863 гг.
правильно делали, борясь за единство и самостоятельность польского
народа, но в то же время делали большую ошибку, апеллируя к «Великой
Польше» в границах 1772 г. Такой Полыни в 1772 г. не существовало;
была не великая, а большая, разнородная, совершенно
несамостоятельная страна, на территории которой боролись силы, враждебные России,
и сама Россия (Л. 71-72).
Подобный же пример - Германия:
Германский народ, разумеется, имеет исторические права на
самостоятельное государственное существование, но опруссаченная Германия
появилась не в результате исторических прав Пруссии, которая не имела
достаточных экономических, исторических и морально-политических
ресурсов для возглавления Германии, а в результате соперничества Пруссии
и Австрии, Франции и России, а затем поддержки Пруссии как
противовеса соперничавшими друг с другом Францией, Англией и Россией (Л. 72).
Тот или иной класс может иметь как внешнеполитическую,
так и внутриполитическую ориентацию, и это не отрицает
национальных связей как внутри класса, так и между даже
противоположными классами:
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
275
В то время как П.П. Милюков был идеологом порабощения
России иностранным капиталом - ряд политических групп стремился к
гегемонии русского капитала. Вот еще пример внешнеполитической
ориентации класса - мы имеем в виду интернационализм пролетариата. Но
известно, что рабочие разных стран в войне 1914-1918 гг., например, в
значительной своей части воевали друг против друга. Надо учесть, что
существуют национальные связи между даже противоположными
классами и связи общегосударственные между ними. Но вместе с тем
известно, что затянувшаяся война превратилась в России в гражданскую и
привела к уничтожению буржуазного государства (Л. 72).
Вывод: надо бороться и с националистическими
позициями в науке, и с позициями абстрактно-классовыми, потому что
эти крайности только извращают марксизм:
Взаимозависимости связей классовых, национальных,
общегосударственных учит нас жизнь, учит нас марксизм. Против этого
выступают стоящие на абстрактно классовой точке зрения нокровцы, против
этого выступают скатывающиеся с классовой позиции
историки-националисты, решившие поднять на щит все прошлое России без разбора, в
том числе и то, что не является нашим прошлым, что не является
подлинно народным, прогрессивным в нашей истории, преемницей чего
является большевистская партия. По существу и те и другие отходят от
марксизма, одни открыто, другие - под флагом его защиты. Приносят
вред и буржуазно-националистические извращения идеи Родины,
попытки обелить реакционные лица и учреждения в прошлом и те, кто в
нашем прошлом видит только классы и не видит Родины, не видит
прогрессивных народных и связанных с ними общегосударственных
исторических традиций (Л. 74).
Просьба к Сталину - изложить свои взгляды по этим
трудным вопросам исторической науки...
Л.М. Панкратова и А.В. Ефимов близки в стремлении
найти наилучшую формулу для отношений национального и
классового содержания в отечественной истории. Но найти абсолютную
формулу - значит совпасть с истиной. Никому, кроме Сталина,
такое совпадение не позволялось. Для «простых смертных»
оставался путь приближения, путь догматического раскрытия
истины, когда она, недоступная, объективная, сама но себе
существующая, вроде кафкиаиской твердыни Замка, раскрывается не в
лицезрении очевидности, а через диалектику каких-либо
противоположностей.
276
Глава 3
Но не только А.М. Панкратова и А.В. Ефимов обращались
в ЦК ВКП(б) с просьбой уделить внимание исторической науке.
За четыре дня до начала совещания, 25 мая 1944 г., в Управление
пропаганды отправил свои соображения о «состоянии нашей
исторической науки» еще один историк - С.А. Покровский. И хотя
его замечания во многом касались частных споров с Б.Д.
Грековым о сущности феодализма, дофеодального периода истории,
судеб абсолютизма и т. д., постановка вопроса в целом была
вполне масштабной. В центре внимания отношение к русской
государственности и к русскому народу, «который не утратил своей
национальности в условиях 2-1/2 (так! - А Ю.) векового татаро-
монгольского ига, создал могучее государство и сумел в
окружении экономически более развитых государств сохранить свою
самостоятельность, восстановить условия для своего нормального
развития» (Л. 85).
С.А. Покровский отмечал главное:
Источники дают полную возможность показать, какую огромную,
решающую роль сыграл русский народ в создании централизованного
национального государства, как он поддерживал прогрессивные
реформы Ивана Грозного, каким ореолом он окружил Петра Великого. Эта
роль народных масс, боровшихся за свою независимость (а как
указывает товарищ Сталин, именно борьба с угрозою нашествий потребовала
незамедлительного образования централизованного государства), в
создании русского государства не раскрыта. Более того, имеют место
прямые рецидивы нокровщины в виде пренебрежения к нашему
историческому прошлому и оплевывания его (Л. 86).
Итак, первое совещание историков в стенах ЦК ВКП(б)
прошло 29 мая . Другие заседания, зафиксированные
стенограммами, прошли 1, 5,10, 22 июня и 8 июля 1944 г.
4* В РГАСПИ хранится текст выступления Г.М. Маленкова в этот
день. Текст называется «Вопросы, поставленные историками перед ЦК
ВКП(б)». Эти вопросы сформулированы так: 1) оценка внутренней и
внешней политики царского самодержавия на разных этапах русской
истории, в частности - Россия как «жандарм Европы» и «Российская
империя как тюрьма народов»; 2) оценка завоеваний царской России и
колониальной политики царизма. Значение и характер присоединения к
России народов и территорий окраин; 3) характер восстаний против
царизма на окраинах Российской империи и оценка отдельных восстаний
и их лидеров; 4) о применимости теории «меньшего зла» в отношении
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
277
«Письма», или «Записки»,
A.M. Панкратовой
15 июня 1944 г. А.М. Панкратова сделала записи, на основе
которых затем были оформлены ее «Письма к друзьям» с подробным
описанием того, что происходило в ЦК ВКП(6)5\ Публикатор
писем Ю.Ф. Иванов исходил из того, что первоначальные
«Записки о моих впечатлениях и выводах по поводу совещания
историков в ЦК ВКП(б)» были сокращены и в таком виде под
названием «Записки о моих впечатлениях» сохранились у друзей
А.М. Панкратовой и у тех, кто эти тексты переписывал. Этот
сокращенный вариант, хранившийся у подруги A.M. Панкратовой
А.В. Фохт (они жили в одном доме на Зубовском бульваре), и
был опубликован в 1988 г. (под названием «Письма Анны
Михайловны Панкратовой»)33.
Расхождения между первоначальным текстом «Записок» и
сокращенным вариантом Иванов счел несущественными - «оиу-
присоединения народов Средней Азии до их присоединения к России;
5) об уровне государственности народов Средней Азии до их
присоединения к России; 6) характер влияния немецких историков на русскую
историографию; 7) отношение советских историков к норманнской
теории происхождения русского государства; 8) о происхождении понятия
«славяне» и «русь»; 9) о преодолении взглядов антимарксистской
«школы» Покровского в советской исторической науке; 10) оценка
исторической роли выдающихся деятелей России (Иван Грозный, Петр I,
Ушаков, Нахимов, Брусилов и другие); 11) об освещении в курсах по
истории СССР реакционных деятелей царской России; 12) о месте
малых народов в курсах по истории СССР (лопари, эвенки, белые
калмыки и др.); 13) характер и значение западного влияния на общественную
мысль России, на русскую науку и культуру; 14) о соотношении
интересов русского народа и самодержавия в различные периоды русской
истории; 15) роль крестьянских восстаний под руководством
Болотникова, Пугачева в истории России и ряд других вопросов (цит. по:
Дубровский AM. Историк и власть. Историческая наука в СССР и
концепция истории феодальной России в контексте политики и идеологии
(1930-1950-е гг.). Брянск, 2005. С. 444-445). Судя но всему,
выступлением Маленкова первый день совещания и закончился.
э" Г.Д. Бурдей считал, что Л.М. Панкратова пользовалась при
составлении записок стенограммой, однако никаких фактических данных,
подтверждающих это мнение, он не привел {Бурдей ГЛ- Историк и
война. С. 151).
278
Глава 3
щены второстепенные подробности»34. Между тем преамбула
«Записок» - неопубликованная часть - задает тол всему
драматическому рассказу, показывает, какое именно идейное
столкновение Панкратову больше всего беспокоило. Обратим внимание и
на то, что в первом абзаце опубликованного «Письма» нет
полного совпадения с «Замечаниями».
Записки о моих впечатлениях и выводах
по поводу совещания историков в ЦК ВКП(б)
(без обращения. - А. Ю.) Пишу в «Узком», в санатории АН
СССР, куда я приехала на две недели, так как устала до последней
степени - морально и физически. Немалую роль в моем крайнем
переутомлении играет та идейная борьба, которую мне давно уже приходится
вести на историческом фронте за марксистско-ленинские позиции, но
которая, особенно, обострилась за последний год (АРАН. Ф. 697. Оп. 2.
Д. 146. Л. 29).
Письма Анны Михайловны Панкратовой
Дорогие друзья!
Пишу Вам из нашего санатория «Узкое», где я намереваюсь
недели две отдохнуть. Устала до последней степени - морально и физически.
Немалую роль в моем крайнем переутомлении шрает та идейная борьба
на историческом фронте, которую мне больше чем кому другому
приходится выдерживать за последние месяцы. Основные этапы этой борьбы
Вы знаете. Сейчас мы, очевидно, подходим, в известной мере, к
заключительному этапу, так как вопрос в целом перенесен в ЦК ВКП(б) (С. 56).
Теперь отрывок, который был опущен при публикации
«Писем А.М. Панкратовой», являющийся продолжением
вышеприведенного текста «Записок»:
Я совершенно отчетливо представляю себе политический смысл
и исторические истоки этой борьбы. Да за последнее время мои
противники и не считают нужным стесняться. Они открыто выставляют
программу реставрации («реабилитации») старой буржуазной
историографии (курсив мой. - А. Ю.). Менее откровенно они высказываются по
политическим вопросам. Но связь с ними ясна. Ефимов еще в сентябре
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
279
1942 г. подчеркнул эту связь и в устном выступлении и даже в рецензии
на мою статью «25 лет исторической науке». Он заявил, что единый
фронт с буржуазными странами против Гитлера должен привести нас к
отказу от «внутреннего фронта классовой борьбы» - даже в истории. Не
случайно ссылки на Браудера, Эрколи и др. Последнее время часто
слышишь, что «после войны придется многое пересмотреть». Нельзя
«просто вернуться к старому». Война заставила «многое переоценить».
В частности, очевидно, ошибочной была широкая советская автономия.
Ведь она не оправдала себя у горских народов, у калмыков и т. и. «Мы
слишком подняли национальный вопрос». С другой стороны, России
предстоит на мирном конгрессе «закрепить свое право на обширные
территории», ведь они отошли к ней не по праву завоеваний, а добровольно.
Поэтому вредно представлять царизм и ею политику «в черном свете»
(курсив мой. - Л. Ю.). Нам предстоит бороться «за пространственный
максимум», в частности надо исправить старые представления о
реакционности царской политики на Востоке, в балканском, славянском и
польском вопросах35.
Итак, сама Панкратова считала, что поводом, но не
причиной дискуссии, явилось издание «Истории Казахской ССР»,
которая «только заставила громко сказать то, о чем раньше
говорилось глухо». Она имела в виду рецензию А.И. Яковлева: это
«была первая попытка изложить "новую концепцию" (вернее,
вернуться к давно разбитой старой, великодсржавничсской,
реакционно-монархической концепции)»36. Однако главным
персонажем в новой историографической ситуации, с ее точки
зрения, был отнюдь не Яковлев, а Тарле. Она обратила внимание на
то, что «вслед за рецензией последовала лекция Тарле в
Саратове на тему "О роли территориального расширения России в
19-20 вв."». Основной постулат этой лекции заключался, но ее
мнению, в том, что «если мы начинаем побеждать этого
мерзкого врага, то потому, что одним из решающих факторов нашей
победы являются обширные пространства. Поэтому нельзя
говорить о тех, кто завоевывал эти пространства, как о каком-то
недоразумении».
А.М. Панкратова была хорошо осведомлена о содержании
лекции Тарле. В другой лекции, прочитанной на заседании
ученого совета ЛГУ в марте 1944 г. (ее стенограмма была вложена в
ту же архивную папку, где хранились и «Записки»), Тарле
вопрошал: «Разве можно оплакивать тот факт, что горцы теперь живут
под солнцем Сталинской конституции, а не иод имаматом
Шамиля?» Один из выводов лектора особенно поразил Панкратову:
280
Глава 3
«Диалектика требует, чтобы мы к истории подходили с точки
зрения 1944 года!» Она записала:
...Покровский с его тезисом, что «история есть политика,
опрокинутая в прошлое», был невинным младенцем по сравнению с этим
новым «диалектиком»! Хорошенькая бы у нас была наука, если мы
пересматривали все исторические оценки каждый год с точки зрения
политических событий данного года! По все эти политические и
теоретические трюки понадобились Тарле только для того, чтобы показать в
лекции на примере Кавказа, Средней Азии, Казахстана, Полыни и
Финляндии, что царская политика в отношении этих стран была не
завоевательной и агрессивной, а диктовалась интересами обороны России и
самих этих стран, которые к тому же приобщались к более высокой
культуре. Тарле повторял трюк Яковлева, во-1, спутывая политику
царизма и объективный результат развития капитализма, и, во-2, сливая
интересы царизма и русского народа. Таким образом, у него получается,
что те народы, которые ныне живут под солнцем Сталинской
конституции, должны благодарить за это... русских царей, которые их
завоевывали и колонизовали. Ничего более вульгарного, антиисторичного и
противоестественного я не могу себе представить, чем то, что нагородил в
своей лекции этот академик. А так как он, конечно, не столь наивный и
не!рамотный, то значит, в этой «концепции» есть свой умысел. Весь
вопрос в том, какой именно37?
Еще до начала совещания Панкратова поняла, что новая
позиция историков в отношении внешней политики царизма,
особенно XIX в., может привести к пересмотру базовых
ценностей всей науки, и борьба за истинные позиции будет нешуточной.
Она не ошиблась. Раскол исторической науки означал, что в ней
стало возможным (после критических заметок Сталина на статью
Энгельса) утверждать в качестве истинных (с отсылками на одни
и те же первоисточники - цитаты «классиков») две установки,
которые конкурировали между собой за право утверждать
первенство своей предваряющей идеи - либо классовой борьбы, либо
национального интереса. Размежевание было настолько
существенным, что не только Панкратова, но и ее противники осознавали
в полной мере, что спор идет именно о признании или
непризнании национального интереса в истории России как
первоочередного, предваряющего классовую борьбу.
Судьба конвенции историков о национальном государстве
во многом зависела от того, кто одержит верх в этой грандиозной
борьбе за истинную установку в научном объяснении.
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
281
Совещание историков в ЦК ВКП(б)
и комментарии А.М. Панкратовой
Первый комментарий А.М. Панкратовой относится к
совещанию 1 июня 1944 г.й* Уже давно историки (Г.Д. Бурдей, Ю.Ф.
Иванов) высказывали мысль, что при оформлении «Записок»
A.M. Панкратова пользовалась стенограммой совещания,
однако конкретных подтверждений того не приводили. Вопрос
усложняется еще и тем, что до наших дней дошли два варианта
стенограммы: правленый вариант (опубликованный в журнале
6* Совещание началось в 14 ч 30 мин. В сохранившемся «Списке
приглашенных» на совещание в ЦК ВКП(б) значились следующие лица
с указанием их статуса: Х.Г. Аджемян (член Союза советских
писателей), С. Аманжолов (капитан, редактор-переводчик Главного
политического управления Красной армии), К.В. Базилевич (профессор, старший
научный сотрудник Института истории АН СССР), СВ. Бахрушин
(член-корреспондент АН СССР, руководитель сектора истории СССР
Институт истории СССР), С.К. Бушуев (профессор, директор
Дипломатической школы), В.П. Волгин (академик, старший научный сотрудник
Института истории АН СССР), И.С. Галкин (профессор, ректор
Московского университета: его, не было, так как в списке приглашенных нет
«галочки» о явке на совещание), Э.Б. Генкина (профессор,
преподаватель Московского университета), Е.Н. Городецкий (кандидат
исторических наук, лектор ЦК ВКП(б)), Б.Д. Греков (академик, директор
Института истории АН СССР: отсутствовал - нет «галочки» о явке),
Н.С. Державин (академик, старший научный сотрудник
Ленинградского отделения Института истории АН СССР), А.В. Ефимов
(член-корреспондент АН СССР, руководитель кафедры всеобщей истории
Московского университета), М.Т. Иовчук (профессор, Управление пропаганды:
его не было, так как нет «галочки» в списке), СМ. Ковалев (кандидат
исторических наук, завотделом Управления пропаганды), B.C. Кружков
(профессор, директор Института Маркса-Энгельса-Ленина), К.С. Ку-
заков (профессор, завотделом Управления пропаганды), В.И. Лебедев
(профессор, преподаватель истории СССР в МГУ), И.И. Минц (член-
корреспондент АН СССР, руководитель кафедры истории СССР в
МГУ), А.В. Мишулин (доктор исторических наук, зам. завотделом школ
ЦК ВКН(б)), М.А. Морозов (преподаватель истории ВКП(б), зам.
завотделом Управления пропаганды), М.В. Нечкина (доктор
исторических наук, старший научный сотрудник Института истории АН СССР),
А.М. Панкратова (член-корреспондент АН СССР, старший научный
сотрудник Института истории АН СССР), В.И. Пичета (член-коррес-
282
Глава 3
«Вопросы истории»: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 291) и
неправленый (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290), адекватный тому, что
происходило на совещании со всеми вставками и авторскими
изменениями текста, которые затем были учтены в
окончательной редакции.
Сохранилась также частично неправленая стенограмма
(из личного фонда А.С. Щербакова: РГАСПИ. Ф. 88. Он. 1.
Д. 1051), в которой материалы совещания историков за 1,5,10
июня содержат правленый текст, а материалы совещания
историков за 22 июня и 8 июля представлены текстахми неправлеными
пондент АН СССР, руководитель сектора славяноведения Института
истории АН СССР), П.Н. Поспелов (доктор исторических наук,
редактор газеты «Правда»: его не было - нет «галочки» о явке), Н.Л.
Рубинштейн (профессор, преподаватель истории СССР в МГУ), В.И.
Светлов (профессор, директор Института философии), С.Д. Сказкин
(член-корреспондент АН СССР, старший научный сотрудник
Института истории АН СССР), А.Л. Сидоров (профессор, Комиссия по
истории Гражданской войны), Б.И. Сыромятников (доктор юридических
наук, преподаватель истории СССР в МГУ), Е.В. Тарле (академик,
старший научный сотрудник Института истории АН СССР:
отсутствовал - нет «галочки» в списке), М.Н. Тихомиров (доктор исторических
наук, старший научный сотрудник Института истории АН СССР),
СП. Толстов (доктор исторических наук, директор Института
этнографии АН СССР), А.Д. Удальцов (член-корреспондент АН СССР,
замдиректора Института истории АН СССР), П.Н. Федосеев (профессор,
Управление пропаганды), В.М. Хвостов (профессор, Генштаб Красной
армии), А.И. Яковлев (член-корресиондент АН СССР, старший
научный сотрудник Института истории АН СССР: его не было - нет
«галочки» явки в списке приглашенных), Н.Н. Яковлев (профессор,
завотделом школ ЦК ВКП(б)), СИ. Кожухов (директор Бородинского
музея: отсутствовал), И.А. Кудрявцев (ответ, секретарь редакции
«Исторического журнала» - его не было), ГС Васецкий (главный
редактор Госполитиздата); далее идут фамилии людей без инициалов и
указания на официальный статус: Касьминский (скорее всего, речь шла об
Е.А. Косминском, члене-корреспонденте АН СССР: его не было),
Шарова (без указания инициалов и статуса), Зуева (скорее всего, Т.М. Зуева,
ответственный работник аппарата ЦК ВКП(б), Еголин (скорее всего,
это А.М. Еголин), литературовед, преподаватель МГУ,
член-корреспондент АН СССР), Шамберг (без указания инициалов и статуса; скорее
всего, М.А. Шамберг, ответственный работник аппарата ЦК ВКП(б))
(РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 225).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
283
(с неправленой концовкой, которая отсутствует в полностью
неправленом варианте стенограммы, см. выше).
Эти тексты и будут служить опорой в сравнительном
анализе стенограмм и «Записок» Л.М. Панкратовой. Она так
определила расстановку «боевых сил» на совещании:
Первыми выступили Бушуев, Лджемян, Панкратова и Нечкина.
Первые двое представляли позицию, разделяемую Тарле, а вторые -
решительно против нее возражали. Техническое равенство сил как бы
подчеркивало остроту столкновения и непредсказуемость исхода этой
битвы «гигантов»38.
В стенограммах, лишенных индивидуальности, не
сообщается, как именно говорил Бушуев. А.М. Панкратова отметила:
«Он обвинил всех и вся. Он кричал, что у нас нет никакой
исторической науки (курсив мой. - А. Ю.), что историки ничего не
делали и не сделали, что они не выполнили указаний тов. Сталина
по вопросам создания фажданской истории, что они не
развернули плодотворных дискуссий»39.
A.M. 11анкратова ничего не написала о том, что Бушуев
резко критически выступил против характера дискуссии об
отсталости России, организованной М.В. Нечкиной. Обвинения против
Нечкиной были очень тяжелые, учитывая контекст войны, когда
всякое обсуждение исторической отсталости воюющего
государства рассматривалось болезненно. Бушуев наносил удар за
ударом, и Щербаков даже поинтересовался, кто именно был
основным докладчиком в этом обсуждении.
Вот как эти слова Бушуева представлены в
опубликованной (т. е. правленой) стенограмме:
...эта дискуссия была незадолго до Отечественной войны, в
апреле-мае 1940 г., причем сама по себе тема была такой, что она уводила нас
от настоящих действительных вопросов и задач, которые стояли перед
историческим фронтом. На первом заседании было расчленено, что
нужно понимать отсталость России не исконную, а относительную. На
этом народ сказал спасибо, и общий итог дискуссии таков: докладчик
сделал замечание, что Россия не была бы отсталой, если бы она
участвовала в крестовом походе. Вот итог, к которому пришел докладчик.
(Щербаков: Кто делал доклад?) Доклад делала Нечкина в апреле
месяце 1940 года. Есть стенограмма прений. Профессор Института
истории АН СССР, которая была типичным учеником Покровского, именно
Нечкина на страницах Малой советской энциклопедии в течение ряда
284
Глава 3
лет чернила историю нашей родины. (Этот выделенный курсивом текст
был написан на левой стороне, и рукой Ьушуева показана вставка в
текст окончательной редакции. - А. Ю.) Я помню, что это произвело
неприятное впечатление, тем более что всякий, сколько-нибудь
наблюдавший за фашистской фальсификацией, мог убедиться в том, что как раз
проблема государственности, проблема экономического, политического
развития России все эти вопросы брались под обстрел фашистской
фальсификацией с тем, чтобы подчеркнуть, что у славян не было
государственности, России присуще была исконная отсталость40.
A.M. Панкратова с легко угадываемой интонацией
пересказала слова Бушуева о внешней политике царской России:
«...нельзя царскую Россию рисовать только "черной краской", не
вся ее внешняя политика была реакционная. Аракчеев не один
прогонял сквозь строй, польская и славянская политики Каткова
не были уж так неправильны, надо к ним отнестись более
объективно и т. д.».
Однако фокус состоит в том, что имена Аракчеева и
Каткова в первоначальной (неправленой) стенографической записи
вообще отсутствуют: Бушуев потом, после совещания, когда
получил машинописный текст выступления, сделал большую вставку
своей рукой. Характер этой вставки (названной так им самим)
понятен в контексте довольно резких слов А.С. Щербакова,
недовольного тем, что Бушуев, критикуя всех, так и не подошел к
анализу научных проблем. Вот как выглядит эта вставка в контексте
произнесенной и зафиксированной речи.
Щербаков. Разрешите на секунду прервать. Трудно возражать,
и это полезно, чтобы критиковали Институт истории, но мне
думается, если все наше обсуждение свести к этому, то обсуждение нужно
считать провалившимся. У историков есть недоуменные вопросы или
есть проблемы, стоящие перед исторической наукой. Если кто-либо
Вас обвинил в великодержавном шовинизме, то этот спор надо вести
но существу. Есть какие-то проблемы. Вот Вы мельком эти проблемы
затронули, упоминали о внутренней и внешней политике царского
самодержавия, в частности - Россия как жандарм Европы, Россия -
тюрьма народов, о происхождении Киевского государства. Так
давайте эти вопросы обсуждать по существу, чтобы после нашего собрания
могли дать положительное решение ряду проблем, какие перед
историками стоят. (Бушуев. Я к этому и перехожу). 20 минут Вы
использовали, и пока ни одной проблемы не только не обсудили, но и не
поставили.
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
285
Бушу ев. Это объясняется тем, что мы давно вообще вместе не
собирались. Я перехожу ко второй группе вопросов. Вопросы внешней
политики Российской империи. Кстати сказать, что этим вопросам мы
уделяли слишком мало внимания. Внешняя политика Российской
империи сравнительно слабо разработана в нашей старой историографии. Да
и в нашей советской историографии этот вопрос не нашел должного
освещения. В полной мере и здесь не были учтены замечания т. Сталина.
Более того, никто из историков-международников не откликнулся на
данную статью. С чего следовало бы начать историкам в этом вопросе?
Во-первых, с изучения статьи т. Сталина. Эта статья обязывает пас к
написанию целой серии монографий по отдельным вопросам внешней
политики Российской империи, истории русской дипломатии и внешней
политики СССР, В ряде своих выступлений я пытался популяризировать
тезис т. Сталина, «что завоевательная политика со всеми ее
мерзостями и грязью вовсе не составила монополию русских царей. Всякому
известно, что завоевательная политика была также присуща - не в меньшей,
если не в большей, степени - королям и дипломатам всех стран Европы»
(Сталин). Когда я попробовал пояснить это, меня взяли в штыки. Мною
приведены были примеры одностороннего подбора исторических фактов
в характеристике внешней политики Российской империи. Как-то я
заметил, что секли везде, во всех странах Европы. И в этом не следует
усматривать какую-то особенность только исторического процесса
Российской империи. Реакционеры имели место в различных странах, а
временами в большем количестве, чем в России. Можно сказать, что ряд
русских реакционеров считал себя учениками прусских, французских,
английских и иных реакционеров, мракобесов. В России был один Аракчеев, в
Пруссии и Австрии их было бесчисленное множество. В России был один
Катков, среди польских панов их можно было обнаружить десятки. Нам
незачем заниматься реабилитацией польских панов и прусских
реакционеров. В истории необходима точность и всесторонность. Безусловным
требованием марксизма является постановка любого изучаемого
вопроса в определенные исторические рамки. Эти вопросы и в учебнике мы
решили не так, как нужно.
Первое впечатление, которое остается, - однообразие,
одноцветность...41
Курсивом выделена авторская вставка, - эти слова (их 270)
Бушуев не произносил на совещании, но при оформлении
стенограммы ему потребовалось внести в текст то, о чем просил
А,С. Щербаков, - обоснование научных проблем в изучении
внутренней и внешней политики царской России. Главная из этих
286
Глава 3
проблем, по мнению Бушуева, заключалась в том, что историки
не используют в своей деятельности руководящие замечания
Сталина о внешней политике царизма, изложенные им в
критическом разборе статьи Ф. Энгельса. Бушуев к сталинским
примерам, согласно которым царизм не был единственным
завоевателем и реакционером, добавил свои примеры - Аракчеева и
Каткова на фоне Пруссии, Австрии и Польши...
Как же описывает это выступление А.М. Панкратова в
«Записках»?
...т. Щербаков прервал его и сказал, что если мы в таком стиле
будем вести совещание, то надо заранее считать его провалившимся. Он
попросил его (Бушуева. - А Ю.) высказаться по существу принципиальных
исторических вопросов... Его попросили (из зала) сказать о своих
взглядах по существу. Он начал с большим количеством оговорок, а по сути
пришел к тому же: нельзя царскую Россию рисовать только «черной
краской», не вся ее внешняя политика была реакционная. Аракчеев не один
прогонял сквозь строй, польская и славянская политики Каткова не были
уж так неправильны, надо к ним отнестись более объективно и т. д.42
A.M. Панкратова использовала в «Записках» правленую
стенограмму, потому что Бушуев ничего не говорил об Аракчееве и
Каткове в своей речи на совещании историков. Панкратова легко
соединила собственные впечатления с текстом правленой
стенограммы и отдала предпочтение не себе как очевидщ & правленой
стенограмме. Она приписала вставке Бушуева статус события,
которому сама якобы была свидетелем. А.М. Панкратова, судя по
всему, понимала, что реальное значение будет иметь не
совещание, а его конечный документ - правленая стенограмма, по
которой и будут судить в ЦК ВКП(б) о том, кто прав, а кто не прав.
Почти так же обстоит дело и с ее утверждением, что
Бушуев назвал коллективную монографию по истории Казахстана
антирусской книгой. А.М. Панкратова отметила в «Записках»:
Бушуев не преминул заявить, что «История Казахской ССР» -
книга антирусская, так как она идеализирует национальные восстания
против России43.
В неправленой стенограмме такой характеристики нет.
Слова эти написал Бушуев на левой стороне машинописного
текста неправленой стенограМх\ш, показав скобкой место для их
вставки.
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
287
Приведем фрагмент его выступления и контекст правки в
опубликованной стенограмме (выделено курсивом):
В Институте истории и по сию пору не проветрены еще углы от
покровщины. Отсутствие коллективизма, кастовость, интриги все
это характерно для стиля Института истории. Вот этой сплоченности,
единства среди историков нет. Л такие вопросы, как история народов
СССР, разве может Институт истории решать один? Конечно, не может.
Вот этой организационной связи, связи по существу не было, и никто,
собственно говоря, над этим серьезно не думал. Пели бы здесь была
проделана какая-нибудь серьезная работа, то разве можно было бы иметь
такую работу о Казахстане? Книга о Казахстане - антирусская книга.
Написана она наспех. Редакция книги крайне поверхностная и
несерьезная. Эта работа, кстати сказать, была начата без общей программы.
Разве можно было начинать разработку истории отдельных вопросов, когда
по основным вопросам, затрагивающим основные исторические
вопросы, не было договоренности?44
Некоторые ключевые формулировки определялись после
совещания. Но как же соотнести правку Ьушуева с тем, что
зафиксировано в «Записках» Л.М. Панкратовой? Посмотрим на
выступление Панкратовой согласно неправленой стенограмме.
В двух фрагментах она сообщает о негативной оценке данной
книги.
Первый фрагмент:
Товарищи, было бы совершенно неверно также, в частности, исто-
ри(ю) Казахской ССР (я считаю, что так высказываются товарищи,
которые либо не читали этой книги, либо явно недоброжелательно
относятся ко мне или к книге - не берутся решать этот вопрос), этот вопрос
трактовать так, что в истории Казахской ССР дана якобы аутирусская
позиция, на том основании, что нами неправильно оценен процесс
колонизации40.
Текст, хотя и не очень ясно выражен - это безусловное
следствие первичной записи, но в достаточной мере
свидетельствует, что «антирусская позиция» в истории Казахской ССР
здесь прямо никак не связана с выступлением Бушуева. Речь
идет о «товарищах», т. е. обо всех критиках, в том числе и из
аппарата ЦК.
В опубликованном варианте этот первоначальный текст
был изменен и приобрел большую ясность:
288
Глава 3
Перехожу к истории Казахской ССР. Я считаю неправильным и
политически ошибочным оценку этой книги как антирусской на том
основании, что в ней отрицательно охарактеризована колониальная
политика русского царизма46.
Но и в исправленном тексте нет никакой прямой связи с
выступлением Бушуева - речь идет об ошибочной оценке
вообще, безотносительно к личности.
Второй фрагмент. Из опубликованной (правленой)
стенограммы:
Затем т. Бушуев, заявивший здесь об ошибках «Истории
Казахской ССР», обвинивший ее в антирусском направлении, должен
привести хотя бы один факт или какие-нибудь конкретные материалы для
доказательства зтих оценок. Без этого трудно возражать но существу.
Поэтому при всем желании поскорее исправить книгу мы не имеем для
этого никаких конкретных замечаний. С единственной отрицательной
(и то только в оценке царских колонизаторов) - рецензией Л.И.
Яковлева мы принципиально согласиться не можем47.
Это высказывание А.М. Панкратовой полностью
согласуется с ее «Записками». Однако и здесь фокус заключается в том, что
весь этот пассаж, если сравнивать правленую и неправленую
стенограммы, является только авторской вставкой, сделанной после
совещания как своеобразный ответ на правку Бушуева и к
произнесенной речи на совещании не имеющей никакого отношения.
Итак, «Записки» Л.М. Панкратовой -■ это яркое
свидетельство подковерной схватки противоборствующих сил,
развернувшейся в борьбе за окончательный вариант стенограммы. Получив
доступ к правленой стено]рамме, Панкратова реагировала на те
изменения, которые вносили ее оппоненты. Значительные правки
в итоговую стенограмму внесли Бушуев и Аджемян - два первых
оратора, яркие и главные противники Л.М. Панкратовой. Она
отвечала им, производя наиболее интенсивную, чем кто-либо
другой из участников совещания, правку первоначальной creiioipa-
фической записи, дополняя и изменяя текст своего выступления
на совещании.
Следующим докладчиком был Х.Г. Аджемян, с которым
Панкратова была едва знакома. Она писала в «Записках»:
О нем я упоминала, как и о Бушуеве, в моем письме в ЦК ВКП(б).
Что это за фигура, я точно не представляю себе. Он член Союза писателей,
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКН(б)
289
философ по образованию, историк по наклонностям, поэт-переводчик
но специальности, армянин но национальности. Он прислал к нам в
«Исторический журнал» свою статью на тему «О социальной сущности
кавказского мюридизма». В этой статье, как и в лекциях Тарле, все было
поставлено на голову и в том же направлении. Это была статья, в
которой вопрос о мюридизме был только на самом последнем плане. 11а
первом плане подчеркивалось, что классовая борьба в истории устарела, что
слова первой строфы гимна о «Великой Руси» надо толковать так, что
царская Россия объединила все народы и принесла им npoipecc и
культуру. Он подчеркивал, что Пугачев и другие вожди народных движений
реакционны, так как разрушают государство, а Екатерина II и другие цари
более прогрессивны, так как они укрепляли и расширяли государство .
Л.М. Панкратова была потрясена выступлением Аджемяна,
в котором он озвучил большую часть своей статьи о природе
мюридизма. Удивлены были и все остальные: «Чтение
продолжалось свыше часа. Впечатление было неотразимое. Собравшиеся
не верили своим ушам и глазам (курсив мой. - А /О.). В
президиуме молчали и внимательно слушали»49.
В самом деле, и сегодня его выступление (в
опубликованной стенограмме) производит впечатление необычными
остротой, эмоциональностью и нетривиальными для того времени
мыслями. Для Аджемяна риск был немалый: он, как и
Панкратова, понимал, что на совещании в ЦК ВКП(б) идет настоящий
идеологический бой и победитель заранее не известен.
Однако никто - ни современники, ни исследователи - не
заметил, что существенная часть текста выступления Аджемяна в
неправленой стенограмме кем-то (или им самим?) была
зачеркнута синим карандашом, который нередко использовали
работники партийного аппарата ЦК. Фрагмент сокращен явно не
потому, что он лишний, и не потому, что он бессодержательный.
Напротив ~ этот фрагмент речи Аджемяна как раз и заключает в
себе наибольшую откровенность его концепции.
Сохранился машинописный текст первичной стенограммы
с авторской правкой Аджемяна (РГЛСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290)
и машинописный текст - перепечатка - с учетом этой правки
(РГЛСПИ Ф. 88. Он. 1. Д. 1051). Публикуется вариант текста с
учтенной правкой.
Но метафизики, конечно, бывают разные. Одни из них
рассматривают субъект истории (т. е. нацию или объединение их), как
недифференцированная и неразличимая (так! - А. Ю.) целостность, в которой
290
Глава 3
нет или не должно быть борьбы классов и социальных групп, не
должно быть социального вопроса. Нашего великого Карамзина можно
было бы считать наиболее типичным представителем этой разновидности
метафизической историографии. По есть и иная разновидность,
которая социологизируст процессы истории и признает только классы,
классовое борение, непримиримость этих классовых, социальных
схваток, освещение классовой борьбы и классового принципа как цель и как
самоцель исторического развития, необходимость перманентного
ожесточения классовой борьбы. Вот этот-то метафизический взгляд на
историческое развитие любит себя часто выдавать за ленинское
понимание истории.
В конце апреля с.г. (1944 г. Л. Ю.), месяц тому назад, в клубе
писателей выступала с обширным докладом видный историк т.
Панкратова, которая провозглашала принцип классового подхода альфой и
омегой нашей исторической науки и полемизировала с рядом наших
историков с этих якобы ортодоксальных позиций.
Подобно тому, как христианству принадлежит изречение:
«Ищите истину, и истина спасет вас» - т. Панкратова нас учила примерно
следующему: «Стойте на классовых позициях, и вы будете избавлены
от заблуждений и ошибок». Приведя те или иные положения Е. Тарле,
А. Яковлева, Сыромятникова и, в частности, обильно цитируя мою
работу о движении Шамиля «Историческая сущность кавказского
мюридизма», т. Панкратова в этом докладе утверждала, что мои ряд
положений ошибочны (так! - А. Ю.) вследствие того, что я и другие не стоим
или непрочно стоим на классовых позициях. Т. Панкратова и ее
сторонники, видимо, хорошо усвоили те высказывания наших классиков, в
которых они выдвигают краеугольным камнем классовую борьбу. Они
думают, что ленинизм стоит за них уже потому, что у классиков
марксизма-ленинизма можно найти целый ряд цитат о том, какое
решающее значение имеют классовый метод анализа, классовая борьба и
т. д. И вот мы, изучая эту проблему, в самом деле, находим следующее
основоположение (так! ■ Л. /О.) у великого Ленина в его шедевре
«Государство и революция».
«Главное в учении Маркса есть классовая борьба». Здесь точка и
может казаться, что эта цитата с полным правом может украсить
выступления т. Панкратовой и др. Однако полезно было бы читать дальше: «Так
говорят и пишут очень часто. Но это неверно. И из этой неверности
сплошь да рядом получается оппортунистическое искажение марксизма,
подделка его в духе приемлемости для буржуазии. Ибо учение о
классовой борьбе не Марксом, а буржуазией до Маркса создано и для
буржуазии, вообще говоря, приемлемо. Кто признает борьбу классов, тот еще не
марксист, тот может оказаться еще не выходящим из рамок буржуазного
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б) 291
мышления и буржуазной политики. Ограничивать марксизм учением о
борьбе классов - значит урезывать марксизм, искажать его, сводить его к
тому, что приемлемо для буржуазии. Марксист лишь тот, кто
распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата.
В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и
крупного) буржуа» («Гос. и рев». Т. XXI. Стр. 392).
Известно также знаменитое письмо Маркса Вейдемейеру, в
котором он по интересующемуся тут вопросу пишет: «Что касается меня, то
мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов
в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собой.
Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое
развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты - экономическую
анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве
следующего: 1) Что существование классов связано лишь с
определенными историческими фазами развития производства; 2) Что классовая
борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата; 3) Что эта
диктатура сама составляет переход к уничтожению всяких классов к
бесклассовому обществу» (Соч. т. XXV. Стр. 145-146).
Ленинизм, таким образом, не есть классовое учение или лишь
пролетарское учение, а есть учение всех угнетенных классов и народов
во имя создания оружием пролетарской диктатуры бесклассового,
свободного от всякого гнета общества. Между тем история рабочего
движения изобилует фактами, когда марксизм низводился на ступень
классового учения, учения классовой борьбы пролетариата и только! Именно
так боролись машиноборствуютие чартисты, разрушая машины, за что
подвергались осуждению наших классиков. Так, хотели ограничить и
превратить рабочий класс в сектантскую, обособленную от авангардной
роли силу печально знаменитые вожаки так наз. «Рабочей оппозиции»
Шляпников и Медведев. Многие из вожаков ВИКЖЕЛа и рабочих
полиграфического производства шли также по этому пути, ибо свои узкие
цеховые интересы ставили выше общенациональных интересов
Великой Октябрьской Социалистической революции. (Здесь я подчеркиваю
общенациональных, ибо Октябрь в самом деле не был выражением воли
одного лишь рабочего класса, который был лишь его авангардом, а воли
общенациональных интересов обновляющейся России - СССР.)
Да и спросили: почему так враждебны, непримиримы к нашим
профсоюзам (относятся) реакционные профорганизации Америки и
частично Британии? Почему небезызвестная нам леди Лстор пылает столь
нежной любовью и заботой к шахтерам-женщинам нашей страны? Да,
именно потому, что они хотели видеть нашу страну ареной
ожесточенной классовой борьбы, забастовок, стачек, чтобы с удовольствием
потирать руки и приветствовать тог отрадный факт, что на костре классовой
292
Глава 3
борьбы приносятся жертвы-гекатомбы наших национальных
общенародных интересов советского народа, нашу мощь, нашу монолитность.
Легко представить их озлобление, истоком которого служит то же
пресловутое признание верхов классовой борьбы. От этого же признания
исходил и красочно обрисованный кистью Чехова тип черносотенца и
мизантропа Павла Рашевича, который кипел ненавистью к демократии
и проповедовал классовую борьбу против «чумазого»: «Пусть я являюсь
к чумазому не как Павел Ильич, а как грозный и сильный Ричард
Львиное Сердце. Перестанем же деликатничать с ним, довольно. Давайте мы
все сговоримся, что едва близко подойдет к нам чумазый, как мы все
сговоримся, что едва близко подойдет к нам чумазый, как мы бросим
прямо ему в харю слова пренебрежения: "Руки прочь! Сверчок, знай свой
шесток! Прямо в харю! продолжал Рашевич, с восторгом, тыча перед
собой согнутым пальцем. В харю! В харю!"» («В усадьбе»).
Гнусное лицо взбесившего барина должно нас остерегать не
только от таких Рашевичей, но и от его так наз. «пролетарских изданий». Так,
например, один из товарищей из «Исторического журнала» по поводу
моих строк относительно кровавых распр(ан), которые чинил 11угачсв, и
опасность, которая угрожала бы мощи России, если бы он одержал бы
победу, возражал: «Да ведь Пугачев убивал и вешал дворян. Что же в
этом такое?» Когда я начал объяснять, что ведь дворянами были
Суворов, еще молодой Кутузов, еще юный Радищев и родители Пушкина,
уничтожение которых было бы не совсем приятно русскому патриоту, то
сей антидворянский Рашевич решил, что я отрешился от марксистского
понимания истории. 11а самом же деле нет ничего марксистского в
таком понимании русской истории, когда предается забвению время,
пространство и исторический субъект данной эпохи. Ведь речь идет о И
половине XVIII в., когда вся образованная и мыслящая Россия состояла
преимущественно из дворян, когда еще не было на арене преемника,
который принял бы из рук дворянства знамя национального возрождения,
расцвета и преуспевания России. Вспомним также, что
крепостнический строй тогда, в ту пору, еще сохранял свою силу даже в Европе и
расшатываться (стал) лишь после Французской революции, а в Германии,
например, в период наполеоновских войн. Ясно, что для исторических
судеб и политической мощи России Екатерина II была более
подходящей царицей и Пугачев, который мнил себя за Петра III, лучшего царя,
должен был разубедиться в этом после первых же серьезных уроков
истории, в особенности после того, когда на театре битвы против Пугачева
появился Суворов. Л когда придворная знать Екатерины сравнением63*
6а* В первичной стенограмме читаем: «А когда сравниваешь
придворную знать Пугачева с придворной знатью Екатерины...» (Л. 31).
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКЩб)
293
с «придворной знатью» Пугачева (так в тексте. - Л. Ю.), то еще ясно
видим, насколько прав наш, считающий себя марксистом, антидворянский
Рашсвич. Вот в чем тут корень ошибки.
В том, что здесь также принимается за сущность марксизма, то,
что является лишь его оружием. Признание классов и классовая борьба
и есть это оружие, которое ни в коем случае нельзя спутать с целью, с
идеалом нашего учения. Цель и идеал же, как было ясно из приведенных
выше слов Ленина и \4аркса, есть диктатура пролетариата и создание
бесклассового общества.
Если кратко ответить на вопрос, в чем была трагедия Франции
1940 года, то я бы сказал, что трагедия ее состояла в том, что там был
поставлен во главу угла принцип классовой борьбы, потому что
своекорыстная французская буржуазия выше ставила свои классовые
интересы, чем интересы своей нации в целом и поэтому капитулировала перед
Германией, тогда как компартия стояла выше узкоклассовых
соображений и цеховщины00.
Х.Г. Аджемян в опубликованной стенограмме назвал своих
оппонентов (включая А.М. Панкратову) «рассудочной
историографией», которая умеет мыслить только о разрушительной
классовой борьбе вне контекста народной истории и народного духа:
Желая выразить творческую роль народа, наша рассудочная, не
доходящая до степени разума историография льнула к образам Разина,
Болотникова, Пугачева, Радищева, декабристов и опасалась деяний и
значения Дмитрия Донского, Александра Невского, Ивана Грозного,
Петра Первого, Суворова и т. д. Почему? Потому, что первые выступали
против государства, государственного гнета своего времени, вторые же,
наоборот, ратовали за укрепление и возвеличивание государства, его
мощи, его независимости и суверенности. Первые разрушали, вторые -
строили. При рассудочном понимании исторических нроцессов легко
попасть на ложный след и дойти до джунглей таких диких" домыслов,
будто народ выступает на арену как субъект лишь тогда, когда нужно
разрушать, бунтовать, поднимать восстания и мятежи. Ну а
фельдмаршал Румянцев занимает Берлин, Суворов - Измаил, Ермолов
Дагестан, когда Русь превращается Петром в необъятную империю, а
Александр I вступает победителем в Париж? Во всех этих случаях, когда ярче
и наиболее поразительно сверкает творческий гений
народа-победителя, кровью, трудом и усилиями своими добивающегося возвеличивания
своей государственности, своей мощи и свободы, наша младенческая,
незрелая историческая мысль склонна была видеть лишь козни, а в
лучшем случае - подвиги исторических личностей, оторванных от народа, а
294
Глава 3
чаще всего противостоящих народу. Это жестокое заблуждение ныне
рассеивается, если не сказать, что вполне рассеялось, и люди, носящие
блестящие эполеты, украшенные дорогими парчами, орденами, а иной
раз и короной, выступают перед нами из тумана прежних столетий как
воплощение народного духа, народной воли, народной мощи, как и
народной немощи и бессилия, носителями национальных стремлений и
национального самосознания51.
Никто еще не позволял себе в стенах ЦК ВКП(б) столь
откровенно утверждать, что монарх в истории выражал не только
волю народа, но и его самосознание. Никто еще на столь высоком
партийно-государственном совещании не говорил о
«монистической цельности и неразрывности народа и государства». Никому
в голову еще не приходило прямо и непосредственно говорить
на совещании такого уровня об историческом вреде некоторых
форм классовой борьбы, направленных против государства:
...разве можно верно понять, например, историю пугачевского
бунта без указанного монистического взгляда единства и
взаимообусловленности народа и правителей? Конечно, нетрудно стать на позицию
наивной рассудочной историографии и сказать, что царское
правительство ничего общего не имело с интересами народа, а потому защитник и
вождь Пугачев скликал своих орлов народного восстания и, вступив в
смертный бой с царскими наймитами, был, увы, побежден в неравном
бою. По этой схеме и было написано немало трудов, повестей и поэм.
Это было легко и казалось убедительно. 11ри более глубоком взгляде на
предмет оказывается, что государство Екатерины П в условиях конца
XVIII в. не в такой уж степени было антинародным, а Пугачев,
воюющий за «лучшего царя», был не таким уж преданным делу народа
вождем. Сами массы, поднятые им, не могли еще толком понять, за что они
взялись за топор, вилы и оружие, и их победа способна была поставить
под удар секиры политическую мощь России, могла широко открыть
ворота перед иноземными захватчиками и даже на время вывести ее из
числа мировых держав в силу отсутствия более достойного, зрелого
преемника государства Романовых. Мы миновали пору того детского
лепета, когда, сравнивая пугачевщину с декабристами, рассуждали так: «Что
же декабристы? Они сами были дворяне, генералы, а вот Пугачев - это
был человек из народа». Между тем, при рассмотрении истории как
единого процесса нам легко понять, что победа декабристов вывела бы
Россию на путь либерального, капиталистического, более прогрессивного
развития, ускорила бы темпы прогресса и восхождения России как
мировой, благоустроенной державы, тогда как при победе Пугачева Россия
1944 год. Совещание историков в ЦКВК11(б)
295
поверглась бы в пучину кровавого одичания, а слова самого Пугачева:
«Бог наказал Россию через мое окаянство» осуществились бы в гораздо
более крупных масштабах02.
Х.Г. Лджемян изложил свое понимание сущности
классовой борьбы: ее следует рассматривать только в естественных и
разумных пределах, которые определяются монистической
историей народа, диалектически связанного с историей государства:
Еще за год до рождения Энгельса I изо с похвальной
рельефностью и новизной провозглашал тезис о классовом характере развития
Франции: «В течение 13 веков Франция заключала в себе два народа:
народ победителей и народ побежденных. В течение 13 веков народ
побежденных боролся, чтобы сбросить с себя иго на|юда победителей. 11аша
история - есть история борьбы». Вполне понятно, что многие из наших
советских историков в этом зеркале гизовской, типично буржуазной
социологии могут найти и узнать самого себя, не подозревая, однако, что
сущность подлинно ленинской исторической науки вовсе не сводится к
подобному социологизированию исторического процесса. Рассекая
живой организм прошлых исторических эпох по социальным признакам,
иные из наших историков очень часто склонны были множества из
деяний и событий минувшего заклеймить, очернить лишь на том основании,
что зти события и деяния не связаны с трудовыми классами или их
вождями. Желчность и нигилизм к прошлому стали признаком хорошего
тона. Душа исторического материализма - историзм - был извращен
низменным, брюзжащим терсидизмом, односторонним отрицанием всего
лучшего, светлого, чем изобиловала история наших народов.
Краеугольный камень историзма все, что действительно, то разумно обходился
с большим опасением. Так, росчерком нера расправляясь с «палачами
народов», которые при ближайшем рассмотрении часто оказывались
проводниками и творцами нрофессивных стремлений истории, рассудочная
историо1рафия придумывала утешительные антитезы. Она
культивировала галерею химерических «революционеров», «борцов за свободу
народа», которые противопоставлялись указанным «палачам»03.
Если Панкратова точно знала своих сторонников,
понимала, кто на ее стороне, то Лджемян явно не проводил подобных
различений. Он спорил и с Бушуевым, и с Панкратовой, критикуя их
за недостаточную последовательность или за откровенную
апологию национальных движений. Но все же главный удар
сознательно направлялся в сторону Панкратовой, ее последних трудов и
публичных выступлений:
296
Глава 3
Тов. Панкратова в бытность свою в Казахстане создала книгу об
истории Казахской ССР, в которой по старинке очернила русскую
завоевательную политику, благодаря которой впоследствии казахи
приобрели культуру, литературу, национальный облик. Она расхваливала
Касымова и его движение за то, что они упрямо шли против
исторически прогрессивного движения России на Восток, что диктовалось как
интересами безопасности русской империи с Востока, так и
интересами культурного пробуждения казахов в цепких когтях азиатской
неподвижности. Логика тут ясная. Раз Россия зря залезла в казахские
степи, в кавказские горы, значит, она зря гонялась за химерами, и, значит,
история России сама есть погоня за призрачными химерическими
целями. Такая теория, такая «философия» истории народов СССР также
культивируется за рубежом. Марксизм учит, что то, что
действительно, - разумно. Тов. Панкратова вступает в схватку с исторической
действительностью и клеймит ее осуждением и поношением. Она это
делает с полным сознанием своей правоты, ибо считает, что ее право и
лаже долг - оплевывать русских царей, генералов, наместников и
облюбовывать всяких бунтарей, авантюристов, одевая их в тогу
национальных освободителей, хотя известно, что в тс годы казахи и
дагестанцы еще не были нациями. Где тут логика? Логика тут ясная. Она
исходит из принципа классовой борьбы, так ложно ею понятого, и
строит свои силлогизмы: раз классовая борьба - значит, надо
сочувствовать движению «низов» против «верхов». Кто «низы»? - Казахи!
Кто «верхи»? Представители русской империи. Нам же надо
отказаться от подобной ложной трактовки сущности ленинизма и исходить
из интересов советского государства, советского народа. Это и есть тот
монистический целостный, неразрывный субъект, который достоин
чести быть критерием исторической истины... <...> Россия не достигла
бы ничего и стала бы объектом ненависти, а не субъектом той силы,
которая привела нас к изумительным историческим результатам,
воспетым нашим гимном: «Союз нерушимый республик свободных
сплотила навеки великая Русь»04.
Выступление A.M. Панкратовой (сразу после Аджемяна)
давало ей некоторое преимущество. Она, прежде всего, старалась
показать несостоятельность гегельянства Аджемяна через
решения ЦК партии, принятие по третьему тому «Истории
философии», в которых как раз излишнее увлечение этим направлением
философии подвергалось критике. Под влиянием реакционных
сторон учения Гегеля находилась русская государственная школа
Б.Н. Чичерина, взгляды которого не раз подвергались
жесточайшей критике:
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
297
Эта «школа» и ее продолжатели усвоили от Гегеля и свои
взгляды на государство как на творца истории, и свое понимание связи
государства и народа в известной мере было сегодня вновь отражено и в
выступлении т. Аджемяна, хотя он и старался внести в это понимание
некоторые «поправки» и оговорки. Чичерин, например, писал:
«Государство есть высшая форма общежития, высшее проявление народности в
общественной сфере. В нем неопределенная народность, которая
выражается преимущественно в единстве языка, собирается в единое тело,
получает единое отечество, становится народом» (Чичерин Б.Н.
«Опыты но истории русского права», стр. 369). Историки-«государственни-
ки» подчеркивали, что в России государство организовывалось сверху
действиями правительства, а не самостоятельными усилиями народа.
Они изображали русское государство как некую независимую,
самодовлеющую, надклассовую силу организатора русской истории. Разве не
принадлежит но своей методологии к таким буржуазно-историческим
концепциям трактовка проф. Сыромятпикова петровского абсолютизма
как надклассового государства? Разве не примыкают к этой концепции
слышанные нами здесь рассуждения Аджемяна о том, что государство и
народ - одно и то же, или всем известная концепция чл-кор. Яковлева о
том, что «русская императорская власть» представляла и защищала
интересы русского народа? (курсивом выделены слова, которые не
произносились на совещании. Это -- вставка A.M. Панкратовой в текст
первоначальной стенограммы. - А. Ю.)5°.
Вместе с тем исправления в первоначальном тексте
стенографической записи показывают, что А.М. Панкратова, выступая
сразу после Бушуева и Аджемяна - самых ярких сторонников
национального приоритета в русской и советской истории, не была
уверена в том, что в ходе совещания ее идеи будут полностью
одобрены. В неправленой стенограмме фиксируется позиция,
которую она потом, после совещания, сочла мягкой и старалась
усилить более радикальной и резкой полемикой со своими
оппонентами (Бушуевым и Аджемяном). Согласно этой стенограмме
она говорила, что историки «пытались провести линию
преемственности от старого буржуазного или дворянско-буржуазного
государства к советскому социалистическому государству».
И далее:
Мне кажется, что это - основная теоретическая ошибка, которая
и характеризует целый ряд тех неправильных подходов к вопросу о
государстве, которые, в частности, сейчас продемонстрировал т. Аджемян,
298
Глава 3
и которые в очень большом количестве высказываний, лекций,
выступлений, статей и даже книг мы имеем л нашей исторической литературе
за последнее время. Это сближение русского государства
дооктябрьского периода и его классовых и политических задач и целей и нашего
советского государства вытекает у ряда историков, очевидно, из самых
лучших субъективных взглядов и настроений самого похвального
патриотического характера. Но мне кажется, товарищи, что, воскрешая
некоторые пережитки государственной теории, некоторые гегельянские
положения о роли государства в истории и о взаимоотношениях народа
и государства, некоторые историки становятся на антиисторический,
антимарксистский путь подхода (так! - Л. Ю.) к вопросу исторического
процесса. Именно тем, что выхолащивают действительно классовое
содержание исторического процесса на разных этапах06.
Сравним этот текст с опубликованным текстом стенограммы:
Мне кажется, что это ■ основная теоретическая ошибка тех
наших историков, которые не вполне преодолели идеалистические
концепции старой историографии или недостаточно овладели марксизмом-
ленинизмом. Отсюда и проистекает неправильный подход к вопросу о
роли царизма в русской истории на разных этапах его развития. В ряде
лекций, устных выступлений, статей и даже книг разных авторов мы
имеем идеи, близкие по существу, хотя и не столь открыто
формулированные. Сближение русского государства дооктябрьского периода,
особенно его внешнеполитических задач и целей, с советским государством
вытекает у ряда историков, возможно, из самых лучших субъективных
побуждений, из намерений самого патриотического характера. И все
же - это серьезная ошибка не только теоретическая, но и политическая.
Воскрешая некоторые гегельянские представления о роли государства,
наши историки становятся на антиисторический, антимарксистский
путь в подходе к историческому процессу. Они прежде всего
выхолащивают действительно классовое содержание исторического процесса,
различное на разных этапах истории0'.
Обратное стремление - от резкостей неправленой
стенограммы, от слишком откровенных и личных обид к большей
официальности и толерантности при исправлении текста - можно
наблюдать в случае полемики Панкратовой с А.И. Яковлевым.
В неправленой стенограмме:
Взять другой пример, не менее разительный, тем более этот
пример исходит от товарища, который с особой силой выступал в качестве
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
299
застрельщика против истории Казахской ССР, видя эту книгу
антирусской, антипатриотической. Я имею в виду члена-корреспондента
Академии наук Алексея Ивановича Яковлева. Он написал большую книгу
но непонятным недоразумениям или потому, что здесь повлияли
некоторые товарищи получившего Сталинскую премию. Что представляет
собой книга «Холопы» Яковлева? Я беру на себя смелость, хотя не
являюсь специалистом в этой области, я думаю товарищи, которые
специально изучали эту книгу, скажут более подробно и обстоятельно,
чем я имею возможность и право это сделать. Эта книга не только не
является книгой патриотической, марксистской, она является
антипатриотической, антимарксистской, написанной с самых отсталых
реакционных позиций, давно отклоненных в нашей историографии. Эта
книга рекламирует основной тезис так, что в ней можно увидеть
некоторое созвучие, которое имеется в писаниях наших врагов, в частности
о представлении роли славян (так! Л. Ю.), ибо в этой книге
доказывается, что русское государство, по существу, представляло собой
холопье царство вплоть до самого образования русского национального
государства, что холопы - это были рабы - основная
производительная сила России08.
В правленой (опубликованной) стенограмме читаем:
Я имею в виду книгу чл.-корр. Академии наук А.И. Яковлева,
по явному недоразумению получившую Сталинскую премию. Его
книга «Холопы» (я беру на себя смелость это сказать, хотя не являюсь
специалистом в этой области) не только не является марксистской, но
и не является патриотической книгой. Написанная с позиций
формально-юридической школы, книга рассматривает холопство вне
всякой связи с общим процессом развития общества и изменениями в
положении отдельных классов, антиисторически отождествляя
феодально-крепостническую и рабовладельческую систему. Русское
государство но существу представляется в книге «холопьим царством».
Холопы-рабы основная производительная сила Московского
государства .
В качестве примера апологетического изображения старого
русского государства А.М. Панкратова привела текст лекции
профессора Историко-архивного института П.II Смирнова,
который ей прислали из института для рецензирования. По мнению
Панкратовой, Смирнов изображает народные массы примерно
так же, как и Аджемян:
300
Глава 3
Лекция посвящена Богдану Хмельницкому, одному из героев
национально-освободительного движения на Украине, имени которого
посвящен сейчас орден, увенчивающий подвиги наших лучших
полководцев. Как изображен Хмельницкий в этой лекции? Как изображены
народные массы, которые идут за Хмельницким? Примерно так же, как
изображают народные движения и т. Лджемян, когда он говорит о
«кровавом одичании» Пугачева или Шамиля, и проф. Яковлев, когда он
пренебрежительно трактует восстания казахов как нападения, и акад. Тарле,
когда он в одной из своих лекций изображает восстания казаков как
действия «врага, стремившего к расчленению России» (курсивом выделен
текст, который является вставкой в первоначальную стенограмму. -
Л. /О.). Вот что говорит проф. Смирнов о крестьянской войне на
Украине против польских панов и украинских помещиков: «По всей Украине
гулом разнеслись эти победы, и всюду в результате движения казаков
(ведь вы помните, что Хмельницкий писал прокламации, в которых
обращался к казакам с призывом защищать свои попранные права) начали
подниматься крестьяне, холопы, всюду начались нападения на
помещичьи замки, палаццо, жгли их, захватывали панов, их жен и детей,
ксендзов и евреев и пр. Началось что-то грандиозно-страшное. 11ачалась
настоящая крестьянская война, у которой сейчас же выдвинулись свои
вожди, среди них особенно выделялся Перебийнос, или Кривонос, и др.
<...>». Проф. Смирнов из этой мрачно нарисованной им картины делает
два неверных и немарксистских вывода. Первый - что польская война
явилась только ответом на эту «страшную крестьянскую войну», и
второй - что под влиянием этой крестьянской войны Хмельницкий
превратился в народного врага и изменника, искавшего случая и возможности
продать Украину одному из соседних государств. И вот Богдан
Хмельницкий, метавшийся между Россией, Швецией и Польшей, в припадке
опьянения, случайно, а не сознательно, решает присоединиться к
России с намерением при случае обмануть ее. Разве это действительно
объективное изображение национально-освободительного движения на
Украине? Конечно, нет60.
И все же главной мишенью A.M. Панкратовой был не
П.П. Смирнов и даже не Лджемян, задиристый, напористый, но
не способный собрать вокруг себя единомышленников. Главный
враг - академик Тарле: его слова и его идеи тиражировались
быстро, превращаясь таким образом во все более устойчивое
умонастроение многих людей. Панкратовой удалось найти самое слабое
и самое не защищенное место в позициях академика и
преподнести ему настоящий «сюрприз» в виде очень серьезного обвинения.
Ведь получалось, что не советская власть и не советское государ-
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
301
ство явились источником побед советского «арода, а бескрайние
пространства со своими неистощимыми ресурсами.
Однако этот основной тезис против Тарле в неправленой
стенограмме не выглядит столь острым по форме и развернутым
по содержанию, как после осуществленной правки текста.
Можно даже сказать, что Панкратова сначала весьма осторожно
наметила главный удар, а йотом - после совещания - развила успех с
использованием всех доступных ей средств нападения.
Итак, в неправленой стенограмме читаем:
...я, конечно, не позволю себе согласиться с теми тезисами,
которые выдвинул академик Тарле в своем докладе «О роли
территориального расширения России в конце XIX и начале XX века», где он
основную политическую принципиальную позицию формулирует
следующим образом: «Если сейчас мы начинаем побеждать этого
мерзкого врага, который на нас напал, то один из факторов этой победы
заключается в этой громадной территории. Это один из моментов,
который является одним из спасающих нас факторов. Говорить об
этом факторе, о тех, кто создал этот фактор, как о каком-то
недоразумении, совершенно не приходится». Конечно, должна оговориться,
что стенограмма, которую я процитировала, не правлена, может быть
тов. Тарле мог бы исправить эту стенограмму в данном вопросе, но я
должна сказать, что он сам мне говорил, что он по существу так и
относится к этому вопросу, да и вся эта стенограмма, как он отмечал,
именно так построена, что здесь исправлять трудно (выделенный
курсивом текст Панкратова зачеркнула. - А. /О.) .
В опубликованной стенограмме аргументы против
концепции Тарле сильно расширены путем вставок (важнейшая из них
обозначена курсивом).
...я не могу согласиться с теми тезисами, которые выдвинул акад.
Тарле в своем докладе «О роли территориального расширения России в
конце XIX и начале XX века». Свою основную политическую и
принципиальную позицию оправдания всей колониальной и внешней политики
царизма акад. Тарле пытается объяснить, якобы, диалектикой:
«Диалектика, - говорил он, -- требует, чтобы мы смотрели на историю с точки
зрения 1944 года», Я не говорю уже о том, что это - самое откровенное
возрождение тезиса Покровского об истории как политике, опрокинутой
в прошлое. Но и по существу, кроме вреда, такая «установка» ничего
принести нам не может. Акад. Тарле аргументирует свое оправдание
царской захватнической политики тем, что теперь нас якобы спасли прост-
302
Глава 3
ранства: «Если сейчас, - говорил он в этой лекции, - мы начинаем
побеждать этого мерзкого врага, который напал на нас, то один из
факторов этой победы заключается в этой громадной территории, - это один
из моментов, который сейчас является одним из спасающих нас
факторов. Говорить об этом факторе, о тех, кто создал этот фактор, как о
каком-то недоразумении... совершенно не приходится». Я должна
оговориться, что стенограмма, которую я процитировала, автором не
правлена. Может быть, т. Тарле мог бы исправить эту стенограмму в
данном месте. Но я должна сказать, что это не отдельное место, а все
содержание лекции в этом. Здесь исправлять трудно, так как вся лекция
отвечает на вопрос о том, что СССР ныне спасли пространства, завоеванные
царизмом .
Удар по концепции Тарле был сокрушительный. Щербаков
не случайно открыто поддержал Панкратову, хотя в других
случаях этого не делал.
Конечно, фактор пространства в обороне, о котором говорили,
касаясь внешней политики России, Маркс и Энгельс, имеет большое
значение. Но мы с вами, анализируя источники военной мощи нашего
советского государства, все же исходим не из этого фактора. В своей,
как и всегда, очень простой, но очень глубокой содержательной статье
о могуществе Советского государства М.И. Калинин также отметил
фактор пространства. Но как он этот вопрос поставил? Во-первых, он
совершенно правильно самый фактор пространства взял в
совокупности условий и исторических, и классовых, и естественных, то есть тех
огромных ресурсов, которые открыло и использовало советское
государство (Щербаков. Он прежде всего берет советскую власть.)
Совершенно верно. Вот с этого и начинает М.И. Калинин. Он выясняет
могущество советского государства, определяя условия,
характеризующие советский строй как главный фактор в деле организации нашей
победы. А что делает акад. Тарле? Разве есть хоть один намек во всей
его стенограмме на роль советского строя, рабочего класса или партии
как организатора наших побед? Этого ничего нет. Он довольно
решительно прошелся по всей нашей стране от Востока до Запада и
решительно заявил о необходимости реабилитации колониальных захватов
русского царизма, во-первых, потому, что под сталинской
Конституцией народам жить стало лучше, чем когда бы то ни было раньше, и,
во-вторых, потому, что русскому народу были нужны обширные
пространства (выделенные курсивом слова являются вставкой. - Л. Ю.)
(С. 71 -72).
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
303
А.М. Панкратова явно ощущала грань, за которую нельзя
переступать, потому что критические высказывания Сталина к
статье Энгельса хорошо вооружили сторонников Тарле. В науке
существовала конвенция о национальном государстве как о
прогрессивном факте расширения территории в русской истории. И,
как бы отступая от слишком резкой оценки высказываний Тарле,
Панкратова тут же заявила, что историческая важность
расширения русского государства в историческом контексте не подлежит
никакому сомнению.
Я совершенно не принадлежу к тем историкам, которые считают,
что в политике расширения русского государства нельзя видеть никаких
прогрессивных моментов или факторов. Свои мысли я высказала в
статье в «Правду» под названием «Великая Русь». Я не знаю, почему
редактор, написавший мне, что статья его удовлетворяет, тем не менее эту
статью не только не поместил, но даже не предложил мне над ней
поработать, если в чем-нибудь она требует переработки. Мне не было
даже сказано, что в этой статье правильно и что неправильно. Л между тем
я считала своим долгом как коммунист-историк разъяснить, как надо
понимать вопрос о территориальном расширении России в определенных
исторических условиях, когда складывалось русское национальное и
затем многонациональное государство, имевшее на Востоке Европы свои
особенности. Отмечая прогрессивность на определенных этапах борьбы
за укрепление своих границ, я, во-первых, нисколько не реабилитировала
политики царизма, а во-вторых, я решительно отказалась трактовать
советское государство как продолжение дооктябрьского. «Союз
нерушимый республик свободных» явился не продолжением, а отрицанием
«единой и неделимой» России - вернее, прочное единство СССР выросло в
результате разрушения царской России как «тюрьмы пародов». Вот почему
мне кажутся не только спорными, но и вредными установки лекций акад.
Тарле, особенно в части, касающейся Польши и Финляндии. Я думаю, что
такие установки не помогают, а затрудняют нашу внешнеполитическую
борьбу (выделенный курсивом фрагмент текста является вставкой в
первоначальную стенограмму. - А. Ю.) (С. 72).
Вопрос об «Истории Казахской ССР» - болезненный для
A.M. Панкратовой. Ей пришлось отчасти оправдываться,
заявляя, что, вопреки обвинениям Бушуева, план книги и концепция
предварительно обсуждались на самом высшем уровне
республиканских властей. Для нее существенно также, что не
колонизаторская политика царизма превратила казахов в нацию, а
Октябрьская революция помогла сложиться народу в полноценную
304
Глава 3
нацию: в результате скачка казахи прошли в своем развитии от
патриархально-феодального строя к социалистическому строю,
минуя капитализм. Она утверждала на совещании, что академик
Тарле, напротив, в своей лекции говорил о том, что чиновники-
колонизаторы были «защитниками казахского народа».
Панкратова отделяла «объективный результат» от политики русского
царизма, который выражал свои классовые интересы
крепостников-феодалов.
Стоя на этой позиции, мы стремились показать, что царизм был
угнетающей силой не только в отношении казахов, но и русских, и что
против этой силы русский и казахский народ выступали совместно. Они
сокрушили общего врага - царизм, когда во главе общедемократической
борьбы встал русский пролетариат, создавший новое по типу советское
государство и укрепивший ту дружбу народов, которая привела эти
народы к национальному расцвету (С. 74).
Уступку все же пришлось сделать:
Некоторые товарищи говорят, что в книге недостаточно
изображена прогрессивная сторона русской колонизации в Казахстане.
Возможно, что дальнейшее изучение источников позволит
конкретизировать и расширить картину... (С. 75).
Однако Панкратова была категорически против теории
наименьшего зла, которая использовалась для обоснования
колониальной политики царизма. В этой теории заключалась мысль,
которая, по мнению историка, могла свести на нет сталинское
определение России как тюрьмы народов.
Тов. Ярославский возражал покойному т. Шестакову, который в
одной из статей по истории Казахстана применил «теорию
наименьшего зла», указывая, что применение этой «теории» очень легко может
привести к оправданию колониальной политики русского царизма и к
отказу от основной характеристики царской России как «тюрьмы
народов» (Там же).
Вслед за Панкратовой выступала М.В. Нечкина. В записях
о совещании Панкратова разделила ее выступления на две части.
Первая часть, посвященная истории Русского государства и
национальному самосознанию, показалась ей не вполне ясной и
продуманной. Это само но себе интересно. Что сказала Нечкина
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
305
по национальному вопросу такого неясного, если во всем
остальном (т. е. в критике Бушуева) она была понята?
М.В, Нечкина подчеркнула, что национальный вопрос
«окружен молчанием (курсив мой. - А. Ю.) в марксистских
исторических работах, в научной литературе. Между тем вопрос законный,
назревший для изучения, очень серьезный». Она попыталась с
ходу разобраться в указаниях классиков и начала свои рассуждения
с обсуждения высказываний Сталина по этому вопросу.
Полагаю, что надо заняться этой проблемой. Учитывая указания
т. Сталина о том, что нация создается на переломе от феодализма к
капитализму, мы должны внимательно вдуматься в те четыре признака нации,
которые даны т. Сталиным: 1) устойчивая общность территории (в
публикации «теории»: видимо, ошибочно. - А Ю.), 2) общность языка,
3) общность экономической жизни, 4) культуры и национального
характера. Вдумываясь в эти четыре признака, мы сразу замечаем, что они
сами - исторически развивающиеся явления, имеют длительный период
исторического развития и лишь затем приходят к определенному
единству. Мы не изучаем этого становления, а его необходимо изучать (С. 79).
По мнению А.М. Панкратовой, Нечкина не вполне ясно
сама понимала, что в таком вопросе разобраться с ходу нельзя: ее
тезисы не были до конца согласованы между собой. С одной
стороны, классовая борьба и эксплуатация при Петре I, с другой -
«т. Сталин называл Петра национальным царем помещиков и
купцов». Обе стороны не сходятся в одной концептуальной
точке; не понятно, чему отдать предпочтение. М.В. Нечкина не
сняла это противоречие, высказавшись в том духе, что на самом деле,
согласно Ленину, в каждой нации существуют... две нации:
Когда мы говорим о формировании русского национального
сознания, особенно в связи с героическим прошлым нашего народа,
которое является остро отточенным оружием сегодняшнего дня, мы нередко
забываем о существовании двух наций в каждой нации. Мы не ставим
исследовательски проблему, поставленную Лениным и неоднократно им
подчеркнутую, о том, что есть две нации в каждой современной нации:
«Есть две нации в каждой современной нации - скажем мы всем нацио-
нал-социалам, - пишет Ленин. - Есть две национальные культуры в
каждой национальной культуре. Есть великорусская культура Нуриш-
кевичей, Гучковых и Струве, - но есть также великорусская культура,
характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова» (Ленин В.И.
Критические заметки по национальному вопросу. Соч. Т. XVII, стр. 143).
306
Глава 3
«Я - русский, и Россия - моя родина» - формирование этого сознания
было неразрывно связано в нашей истории с процессом развития
передовой русской общественной мысли. На всех этапах своей деятельности
русское революционное движение связывало свои лозунги с
раскрытием русского и национального. Оно никогда от этой темы не
отказывалось. Оно вместе с тем всегда полагало водораздел между двумя па-
триотизмами - ложным, реакционным, квазипатриотизмом, который
только маскировал названием «патриот» свою реакционную сущность, и
подлинным передовым патриотизмом, насыщенным демократическим
содержанием (Там же).
Во второй части выступления Нечкина устроила разнос
Бушуеву, который сделал против нее несколько острых выпадов.
А.М. Панкратова отметила в «Записках»:
Нечкина сделала это, как потом говорили, «со злым изяществом».
Она разоблачила его фокусы и оговорки метко и беспощадно. «Показала
голеньким, освободив от последнего фигового листка!» - говорили
остряки. Слушая ее разоблачения, которая она делала очень спокойно, почти
без комментариев цитируя по своей записной книжке выступление Бушу-
ева на том совещании редколлегии, где она была председателем, Бушуев
разбушевался, кричал с места, что это ложь, но Нечкина продолжала его
цитировать спокойно и невозмутимо, не реагируя на его крики, а только
показывая, что скрывалось иод голыми перечислениями тех вопросов,
которыми Бушуев позже ограничился в своем письме, которое он теперь
попытался противопоставить своему выступлению. Получилось, что Адже-
мян и Бушуев - родные братья по установкам (курсив мой. - А. Ю.)63.
5 июня 1944 года
В этот день произошло следующее заседание в ЦК ВКП(б).
A.M. Панкратова специально отметила, что присутствовали
СВ. Бахрушин, АЛ. Сидоров, Н.Л. Рубинштейн, Б.И.
Сыромятников, И.И. Минц7*. Выступление СБ. Бахрушина она
комментировала нейтрально, отмечая то, что ей казалось особенно важ-
'* Согласно «Списку историков, приглашенных в ЦК ВКП(б)»
5 июня 1944 г., на заседании, начавшемся в 14 ч 30 мин, были: Х.Г Адже-
мян, С. Аманжолов, К.В. Базилевич, СВ. Бахрушин, СК. Бушуев,
В.П. Волгин, И.С Галкин, Э.Б. Генкина, Е.Н. Городецкий, Б.Д. Греков,
Н.С Державин, А.В. Ефимов, М.Т. Иовчук, СМ. Ковалев, B.C. Кружков,
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
307
ным в борьбе против сторонников национального приоритета.
Бахрушин отметил, что на должную высоту поставлена
«историческая роль русского народа». По «здесь не хватает историкам
диалектики. Из признания высокой роли русского народа стали
идеализировать все наше прошлое, а этого делать нельзя, не
нарушая исторической правды».
A.M. Панкратова так пересказывала его позицию:
Бахрушин остановился на двух вопросах, которые требуют
диалектического подхода: 1) на роли государства, 2) на роли колонизации.
Покровский пренебрежительно относился к вопросу о роли государства.
Мы в этом вопросе преодолели концепцию Покровского. Но до сих пор
мы недостаточно конкретно разработали и оценили отдельные этапы в
развитии государства, не поняли переходных моментов в его истории.
Имеются попытки забыть или затушевать классовую основу
государства. Отсюда идеализация Ивана IV, который представляется народным
царем. Петр I был очернен «школой Покровского». Мы правильно
подняли его роль. Но и у нас есть попытка (например, книга Сыромятни-
кова) представить Петра антифеодалом и антикрепостником вопреки
исторической истине. Второй вопрос - роль колонизации в русской
истории. Раньше об этом бьию нельзя говорить. Надо было только говорить
о колониальной политике царей. Но требуется более конкретно и
глубоко вникать в условия царской колонизации64.
СВ. Бахрушин, согласно тексту стенограммы, старался
найти компромисс между сторонниками классовой и
национальной точек зрения на историю:
К.С. Кулаков, В.И. Лебедев, И.И. Минц, А.В. Мишулин, М.А. Морозов,
М.В. Печкина, A.M. Панкратова, В.И. Пичета, П.Н. Поспелов, Н.Л.
Рубинштейн, В.И. Светлов, С.Д. Сказкин, АЛ. Сидоров, Б.И. Сы^рмятни-
ков, Е.В. Тарле (его не было), М.Н. Тихомиров, СЛ\. Толстой, А.Д.
Удальцов, П.Н. Федосеев, В.М. Хвостов, А.И. Яковлев (написано: «болен». -
А /О.), И.Н. Яковлев, СИ. Кожухов, И.А. Кудрявцев, Г.С. Васецкий,
Косьминский (без инициалов; скорее всего, Н.А. Косминский), Шарова
(без инициалов), Зуева (без инициалов, скорее всего, Т.М. Зуева), Его-
лин (без указания инициалов, скорее всего, A.M. Нголин), Сторожев
(без инициалов), Ратнер (без инициалов), Сленов (без инициалов),
Поликарпов (без инициалов), Михайлов (без инициалов), Фатеев (без
инициалов), Шамберг (без инициалов, скорее всего, это М.А. Шамберг),
Шаталин (без инициалов), Волин (без инициалов, но очевидно, что это
Б.М. Волин) (РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 225. Л. 199 -200о6.).
308
Глава 3
...мы должны следовать за теми мудрыми указаниями, которые
нам дают т. Сталин и т. Ленин, которые всегда подходят к определенным
явлениям с двух сторон: они дают общую принципиальную оценку того
или иного явления, указывают прогрессивную сторону того или иного
явления и вместе с тем отмечают отрицательные стороны. Словом, они
подходят подлинно диалектически к сложным вопросам**".
Выступление Бахрушина одновременно поддержало и
сторонников национального приоритета в истории России. Критика
Покровского была острой и со знанием дела:
...сам Покровский, а тем более его «школа», отрицали вообще
значение русского государства как явления положительного в
историческом смысле. В русской истории Покровского о государстве
говорится всегда в высшей степени отрицательно. Специальная статья его,
посвященная образованию русского государства, сводится к тому, что
вообще-то русского народа никогда и не существовало и говорить о его
заслугах в смысле создания русского государства не приходится. Вот с
этой установкой мы покончили и покончили чрезвычайно определенно.
Крупное и положительное значение объединения русского народа в
мощное централизованное государство общепризнано сейчас и не может
вызывать никаких сомнений и возврата назад (курсив мой. - Л. 1С). Но
мы далеко еще не вполне разработали отдельные моменты в развитии
этого государства. Мы начинаем историю государства с XV в.,
отмечаем эпоху Ивана IV, причем личность Ивана IV сейчас выступает в
совершенно новых красках как личность крупного государственного
деятеля, который ломает остатки феодальной раздробленности и кладет
основание дальнейшему развитию абсолютистского государства. Он
подготовляет путь к реформам Петра... Я вспоминаю время, когда при
господстве школы Покровского упомянуть о положительной роли
русского народа в колониальных окраинах нашей страны, не только
упомянуть, но даже вообще говорить о русских считалось недопустимым. Я
вспоминаю случай, когда, говоря с одним из тогдашних мнимых
«руководителей» исторического фронта о том, что желал бы заняться
историей русской колонии - Сибири, я получил ответ, что нужно заниматься
историей народов. Говорить о русских колонистах в Сибири было
нельзя, это ставилось в упрек, нужно было русских крестьян, которые
развивали земледельческую культуру в совершенно необитаемой стране,
называть «колонизаторами»} .
Однако и поддержка сторонников классовой точки зрения
тоже была весьма ощутимой. Бахрушин твердо следовал заявлен-
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
309
ной позиции - не увлекаться одной лишь стороной освещения
истории, но быть объективным:
Царское завоевание способствовало развитию
капиталистических отношений в завоеванных странах. Объективно говоря, это был
момент положительный. Но тут нам приходится разделять два момента:
момент присоединения к России, к русскому народу и царскую
политику. По материалам, которые были у меня в руках по истории Средней
Азии, я убедился в том, что царская политика не только не
способствовала культурному и экономическому развитию коренного населения
страны, но, наоборот, способствовала задержке, мешала развитию
капиталистических отношений... <...> ...но самый факт объединения с
русским народом имел также положительные стороны...67
Затем выступал АЛ. Сидоров - для А.М. Панкратовой
очевидный ее сторонник. Она оценила его борьбу с идеями Тарле,
записав речь Сидорова:
Сидоров... конкретно разобрал лекцию Тарле в Саратове по
истории русской дипломатии, где пересматривается тезис о царизме как
«жандарме Европы», а также критически разобрал II т. новой книги
Тарле «Крымская война», в которой автор ревизует оценки классиков
марксизма о поражении царизма в этой войне и изменении его
внешнеполитической роли. Тарле утверждает, что царизм имел перед собой
прогрессивно-историческую задачу овладения проливами, ибо «логика
диктовала план овладения проливами». Затем Сидоров останавливается
на замечаниях тов. Сталина на статью Энгельса и на ее истолковании в
лекции Тарле68.
Выступление А.Л. Сидорова против Тарле не было
прямолинейным. Оно содержало оговорки, даже частичное признание
заслуг. Например, Сидоров отметил, что «в критике ошибок
"школы Покровского" большую работу проделал акад. Тарле».
Суть его возражений сводилась к тому, что за «последнее время»
стало «модным освещать вопросы внешней политики, вопреки их
указаниям (Сталина, Кирова и Жданова, 1934 г. - А Ю.), как
будто во время Отечественной войны они уже утратили свое
значение и не соответствуют новым условиям»69.
Иначе говоря, Сидоров отметил, что замечания Сталина к
статье Энгельса о внешней политике России восприняли так
(«модно»), что это стало отрицанием основного смысла
«Замечаний» Сталина, Кирова и Жданова об учебниках по русской и все-
310
Глава 3
общей истории, которые никто, естественно, не отменял.
Интенции объяснения России как жандарма (1934) не совпадали с
интенциями, оправдывавшими внешнюю политику России (1941).
Но как правильно согласовать тезисы, чтобы между ними
не было противоречия?
А.Л. Сидоров попытался уйти от противоречия, которое
таковым, конечно, не считал, поскольку каждое в отдельности
высказывание признавалось всеми полноправной истиной, и лишь
прикосновение к ней, ее использование кем-то, могло изменить
истинный смысл, вплоть до извращения. Сидоров предложил
схему соединения между собой истинных высказываний
классиков, и прежде всего Сталина.
Он отделил друг от друга две эпохи. Одна эпоха - создание
«крепкого централизованного государства», от Ивана Грозного и
до Петра Великого включительно, другая, с Екатерины II и до
Николая I, - контрреволюция во внешней политике.
А.Л. Сидоров говорил:
...Энгельс считает Россию после наполеоновских войн и до 1853 г.
«арбитром Европы» и «оплотом европейской реакции». Словом, мы
можем сказать, что контрреволюционную роль царизм начинает играть
лить в определенной международной обстановке, со времен Екатерины И.
Эту роль русское самодержавие в области внешней политики
выполняло до половины XIX века. Как же следует оценивать внешнюю
политику России до Екатерины? Мне кажется, что со времен Ивана IV, то
есть со времени создания крепкого централизованного государства, и до
Петра I включительно мы можем сказать, что внешняя политика
русского царизма преследовала такие задачи, которые шли навстречу
национальным интересам страны. Это можно говорить в отношении
сколачивания Великороссии и объединения вокруг нее украинцев и белорусов.
Это можно говорить в отношении Балтики и продвижения России к
побережью Черного моря. Русское государство не могло успешно
развиваться без связи с Европой, не имея открытых доступов к Балтике и
Черному морю. Балтийская проблема была намечена Иваном IV, а Петр
се окончательно разрешил... С Екатерины II начинается новая эпоха
внешней политики. Начиная с Екатерины II и до Николая I
включительно характеристика внешней политики дается иная. Никто другой,
как са*м т. Сталин, разъяснил, почему именно русское самодержавие
являлось «жандармом Европы» .
С позиций этого различения Сидоров и критиковал Е.В. Тар-
ле за его выступление перед студентами в Саратове. Он считал
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
311
позицию Тарле более опасной, чем идеи Бушуева, откровенно
оправдывавшего действия царизма.
Л.Л. Сидоров говорил:
Например, Тарле утверждает, что на Александра I смотрели не
как на вождя реакции, а как на человека опасного, «поддерживающего
чужие революционные заблуждения», считает великой заслугой
Александра I, что он дал Польше и Финляндии конституции, а поляки
виноваты в том, что они решили потом нарушить эту конституцию. Еще
более красочно описывается Николай I. Оказывается, за исключением
единственного случая, за всю государственную деятельность Николай
никогда не вмешивался в европейские дела, а первое грехопадение
Николая совершилось в 1849 году. Я не могу не привести еще несколько
слов из стенограммы... Больше, по мнению Тарле, Россия не проявляла
свои жандармские действия. Таких фактов «ни разу не было». Такая
линия Тарле в освещении внешней политики. Эта линия в освещении
внешней политики мне кажется совершенно неправильной и вредной.
Она идет вразрез с правильной, марксистской точкой зрения. Авторы,
которые стараются провести эту точку зрения, относятся свысока к
основным марксистским установкам (курсив мой. А. Ю.) в области
внешней политики'1.
Вслед за Сидоровым выступил Н.Л. Рубинштейн
(историограф), который, по мнению A.M. Панкратовой, говорил «в том
же духе, что и Сидоров». Он высказался против идеализации
Ивана Грозного и опричнины в художественной литературе и в
искусстве. Даже назвал в качестве примера драму Алексея
Толстого и сценарий Эйзенштейна, «где Иван Грозный изображен
мечтателем, а героем русского народа изображается Мал юта
Скуратов». Подобная «сплошная идеализация» возникала потому,
что недостаточно уделялось внимания теоретическим проблемам
исторической науки.
ИЛ. Рубинштейн продолжал эту мысль, споря со своими
идейными противниками:
Мы здесь имели очень яркое выступление т. Аджемяна с его
идеализацией государства: государство и народ одно и то же, классовую
борьбу надо снять, а есть диктатура пролетариата без классовой борьбы.
Дух государственности, идеализации государства очень широко
склонялся в выступлении т. Аджемяна, на мой взгляд, далеко оставившего
позади в своем гегельянстве даже Соловьева, не доходившего никогда
до такого упрощенчества. Здесь все настолько ясно, что, пожалуй, и
312
Глава 3
спорить не стоило бы. Но дело не только в этом выступлении т. Аджсмя-
на. Это явление, несомненно, более широко распространено на
сегодняшний день - явление возрождения идеалистических государственных
теорий, по сути отмегшющих классовую борьбу (курсив мой. Л. /О.), и оно
имеет широкое значение, так как представлено за последнее время
целым рядом исторических работ72.
К числу таких работ, в которых уже отменяется классовая
борьба, Рубинштейн отнес книгу А.И. Яковлева «Холопы и
холопство в Московском государстве XVII века». Рубинштейн
отметил сразу, что его интересуют не частности, а методология.
Отказ от классовой борьбы как объяснительного инструментария
он нашел в некоторых рассуждениях автора.
Н.Л. Рубинштейн подчеркивал:
Оказывается, что в структуре холопства XVI в. мы имеем дело
не только с социально-экономическим явлением, а с(о) «сложным
сооружением правового характера, опиравшимся на глубокий и прочный,
и господами и даже холопами неизменно и дружно признававшийся,
правовой пролепсис» (стр. 28). Изучение надо вести, продолжает проф.
Яковлев, «с трех наиболее существенных точек зрения: нравственной,
собственно юридической и политической». <...>. Выступление холопа
против господина, по мнению проф. Яковлева, «явление весьма
редкое», трактуется как самая мрачная измена своему государству, своей
родине, осуждаемая всеми, даже посторонними наблюдателями. То
есть мы имели дело с своеобразной апологией холопского мировоззрения
вне всяких классовых противоречий (курсив мой. - Л. ДО.), напротив,
опирающегося на солидарность господ и холопов, на признание, что мы
имеем в XVI в. борьбу между Московским государством и союзом
господ и холопов73.
После Н.Л. Рубинштейна выступил Б.И. Сыромятников.
Для А.М. Панкратовой он - в стане ее идейных противников:
«как и Бушуев, резко напал на всех историков, что они ничего не
сделали, что они плохо пользуются первоисточниками, не умеют
критически подходить к ним и т. п.».
A.M. Панкратова была недовольна не только
агрессивностью, но и тем, что критика сто имела, как она выразилась, «такой
догматический характер, что А.С. Щербаков прервал его и
попросил остановиться на собственной книге».
Б.И. Сыромятников отвечал на критику своей книги, в том
числе со стороны Панкратовой:
1944 год. Совещание историков в ЦК НК11(б)
313
...в заключение разрешите остановиться на тех критических
замечаниях, которые относятся непосредственно ко мне в выступлениях
товарищей. В частности, по поводу моей книги «Регулярное государство
Петра Великого». Тов. Панкратова, выступая здесь, сказала, что будто
бы я являюсь сторонником «надклассовой» конструкции государства
Петра Великого. К сожалению, она не сослалась ни на одну страницу
моей работы. Я же вообще считаю своей обязанностью ссылаться на
соответствующие тексты соответствующих работ, когда их критикую, для
того, чтобы не быть голословным. Того же я требую и от моих критиков.
Тот, кто прочел бы мою книгу, конечно, не решился бы выступить с
подобными обвинениями. Я не знаю, читала ли т. Панкратова мою книгу
или кто-то ей оказал медвежью услугу, сообщив явно недобросовестную
информацию о ней. Но дело в том, что в моей книге доказывается как раз
обратное положение, и я как раз упрекаю I т. «Истории СССР» за то, что
там не выявлена классовая природа государства Петра Великого
(«Регулярное государство», стр. 66). Государство Петра Великого было
классовой организацией, говорю я, но оно, рядясь в идеологические одежды
просвещенного абсолютизма, создавало видимость, «иллюзию» своей
надклассовости (там же, стр. 65,122,189). Далее вторая глава моей
книги, которая посвящена исторической подготовке петровской реформы, у
меня целиком занята выявлением классовой структуры общества
удельной России, Московского государства XVI-XVII вв. и, наконец,
русского государства и общества Петра Великого74.
Наибольшее внимание A.M. Панкратовой привлекло
заключительное в этот день выступление - И.И. Минца, которым
она была явно разочарована и не скрывала этого:
Его выступление всех поразило какой-то непоследовательностью
и двойственностью. Он решил взять на себя функции суперарбитра
между двумя выступающими сторонами (курсив мой. - А. Ю.). Он
отметил две неправильные тенденции в освещении истории национального
вопроса: одна - поднять на щит все, что было у народа в его борьбе с
царизмом, и представить эту борьбу как прогрессивную, независимо от
того, кто и почему вел эту борьбу. Эту тенденцию выражает книга
«История Казах. ССР». Другая тенденция - ее представляет рецензия
Яковлева на эту книгу - наоборот, чернит прошлое этих народов75.
Между тем выступление Минца было довольно острым.
И трудно сказать, какое оно произвело впечатление на других, а
не только на А.М. Панкратову - лицо заинтересованное.
314
Глава 3
Вот «История СССР», т. II, вузовский учебник. Читаю там
следующие строки. Говоря о восстании казахов» автор пишет: «Кенесары
Касымов смело нападал со своими джигитами на пограничные
сибирские селения, сжигал казачьи станицы, разбивал торговые караваны,
громил враждебные ему казахские аулы» (стр. 271). Я не привел бы
этой цитаты, но именно эту цитату я нашел в другой книге, которая
вышла на местах в связи с 20-летием Казахской ССР. Там эта цитата
уже приведена. Кто-то ее считает правильной, слабое место уже
использовано. Что же тут объявляется смелостью? Разгром сибирских
селений, сжигание казачьих станиц и тому подобная борьба с мирным
населением. Я не встретил осуждения этих хметодов борьбы. А между
тем, когда мы говорим о неудаче пугачевского восстания, мы
подчеркиваем, что одной из причин поражения Пугачева является тот факт,
что нерусские национальности, участвовавшие в борьбе вместе с
Пугачевым, уничтожали при этом горнозаводские поселки, то есть
подрывали главную опору, на которой держалось пугачевское движение.
Мы отмечали это как главный недостаток. Почему же теперь мы не
осуждаем этих методов? '
В этом подходе Минц увидел тенденцию - «поднять на щит
все, что можно изобразить борцом против старой России,
некритически подойти к любому национальному движению, не
считаясь с тем, с кем мы имеем дело: может быть, это просто абрек,
разбойник». Минц полагал, что эта тенденция - лишь повторение
схемы Покровского:
Школа Покровского действовала по схеме: колониальный режим
царизма значит абсолютное зло, национальное движение значит
абсолютный прогресс, то есть некритически подходила к любому
национальному движению, брала его изолированно, все оправдывала без учета
конкретного материала, без того, чтобы поставить явление в
историческую обстановку, без того, чтобы считать его частью основного вопроса о
революции77.
Считая теорию наименьшего зла отмычкой, лишь
средством объяснить трудные вопросы национальных отношений,
Минц использовал>как отрицательный прихмер «Историю
Казахской ССР»:
Какова же другая перспектива, если бы Казахстан не стал
жертвой китайщины, рутины, застоя? Общественное состояние трех жузов
было таково, что они взаимно истребляли друг друга, обескровливали,
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩ6)
315
истекали бы кровью. С этой точки зрения, с конкретной точки зрения, в
свете этих двух возможных перспектив единственно прогрессивным
выходом было, несомненно, идти в подданство России. Это было зло? Да,
зло, потому что царская Россия приносила не конфеты, но это было зло
наименьшее, потому что оно открывало возможности приобщить
Казахстан к общей культуре, к развитию капитализма и создавало условия
для народных масс Казахстана .
Однако же нельзя отказать A.M. Панкратовой в какой-то
особой интуиции. Она отметила, что Минц судил и рядил так, как
будто заранее знал, кто прав, а кто виноват. Анализ выступления
Минца и сравнение этого текста с Проектом постановления ЦК
ВКП(б) показывает, что Минц или держал в руках (возможно,
недолго) документ идеологического отдела партии, или что-то о
нем знал в устном пересказе. Дело в том, что Минц использовал
те же примеры, которые имеются и проекте постановления ЦК
ВКП(б). Правда, прямых текстологических совпадений не
замечено, но очень трудно поверить, что подобное совпадение
произошло совершенно случайно.
Сравним тексты:
Проект постановления ЦК ВКП(б)
В предатели зачислен хан Абульхайыр, добившийся
присоединения Казахстана к России. Составители неоднократно подчеркивают,
что хан Абульхайыр обманул народ, пошел на подчинение России
вопреки интересам казахского народа (с. 153,155). Очернив хана Абуль-
хайыра, составители делают в заключение такой вывод: «Ни одна из
поставленных Абульхайыром задач не была выполнена. Более того, его
попытка опереться на царское правительство и привести казахские
ханства к подданству России вызвала противодействие и осуждение не
только большей части его современников, но и потомков» (с. 161).
Одновременно в книге восхваляется хан Аблай, который, приняв для
виду русское подданство, в то же время признал себя и подданным
китайского императора и, оказавшись между двух сильных государств, не
смог правильно ориентироваться и вел двуличную и противоречивую
политику... Авторы вынуждены признать, что положение народных
масс в это время сильно ухудшилось. Однако они утверждают, что,
«несмотря на это, государственная деятельность Аблая
соответствовала интересам казахского народа» (с. 169). Аблай характеризуется
как мудрый дальновидный политик, храбрый воин и т. д. (с. 164).
По мнению авторов книги, он «лучше многих других ханов понимал
316
Глава 3
положение и политические задачи, стоявшие перед казахским
народом» (с. 165) (Вопросы истории. 1991. № 1. С. 19).
Выступление И.И. Минца
Я возьму только один вопрос. На стр. 155 мы читаем: «Переход
казахов в российское подданство явился результатом сговора части
казахской знати и царского правительства... Подданство было принято
вопреки воле народных масс. Казахский народ боролся против него».
Это пишется о султане Младшего жуза Лбулхайре. Авторы считают
настолько важным этот факт, что в предисловии специально
оговаривают: «На основании новых материалов, далее показано, что события
30-х годов XVIII века, когда хан Лбулхайр вступил в формальное
подданство Российской империи, явились сговором части казахской
знати и царского правительства, а не добровольным подданством
казахского народа, как это трактовалось в дореволюционной литературе»
(стр. 32). Итак, факт принятия подданства Абулхайром дважды
подчеркивается как факт, совершенный против воли народа, как
реакционный шаг. Перелистаем 10 стр. и прочитаем по поводу другого
султана Аблая, действовавшего в Средней орде: «28 августа 1740 года хан
Абул Мамбет и султан Аблай прибыли в Оренбург... Здесь они
присягнули на Коране в верности России и с почетом вернулись в свои
кочевья. Это был вполне своевременный шаг» (стр. 165). Разница в
несколько лет, во всяком случае, разница не в десятилетии, почти рядом,
в одних социально-экономических условиях один хан отдает ханство
в подданство России, и это считается актом неправильным, а во
втором случае это считается вполне своевременным шагом (Стенограмма
совещания по вопросам истории СССР // Вопросы истории. 1996.
№3. С. 106-107).
Кроме совпадения примеров, следует отметить, что Минц
также совпадает с проектом постановления в общей оценке
«Истории Казахской ССР». Он отмечает именно то, что для
идеологического отдела ЦК ВКП(б) было самым существенным
недостатком книги - «выпячивание» России во взаимоотношениях с
народами Востока дсак «абсолютного зла».
И еще: Панкратова сама уловила, как было воспринято его
выступление аудиторией:
Вся вторая часть речи Минца была посвящена защите тезиса о том,
что присоединение Казахстана было наименьшим алом для казахского
народа, но никаких фактов и материалов он для этого не привел, а заявил,
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
317
что книга дает для этого достаточный материал. Выступление Минца
было воспринято всеми как полуофициальное (курсив мой. - А. К).)79.
И.И. Минц отмечал и другую тенденцию в исторической
науке - «отказ выступать с классовой точки зрения при
обсуждении ряда вопросов нашей истории». Он говорил:
Чудовищным примером этой тенденции является т. Аджемян.
Отказавшись от классовой оценки всех явлений истории, он осудил
пугачевщину за то, что она, де, расшатывала государство. Если встать
на эту точку зрения, то Вы должны осудить Октябрьскую революцию,
которая произошла в период войны России с Германией. Вот какой
можно сделать вывод из ошибочной позиции т. Аджемяна (Аджемян.
Хороша аналогия - пугачевщина и Октябрьская революция). Я не
думаю, чтобы кто-нибудь согласился с Аджемяном, но его выступление
показывает, до чего можно дойти, если встать на путь сползания с
классовой позиции80.
Возможно (увы, здесь можно только предполагать), что
именно рассуждения Минца о России как о жандарме Европы
показались Панкратовой двойственными. Они и в самом деле
производят такое впечатление: он обвинил всех, кто бездумно
использовал этот тезис где надо и где не надо.
Свое отношение И.И. Минц выразил так:
...роль «жандарма Европы» не имманентно, не внутренне присуща
царской России (курсив мой. - А /О.), а является результатом
международного положения и внутреннего состояния тогдашней России.
Изменилась международная обстановка - и царская Россия перестала быть
«жандармом Европы» (С. 110).
Он обратил внимание на то, что «имеются разговоры», т. е.
никто еще ничего не написал и не опубликовал, но об этом
говорят, и он, Минц, хотел бы ответить тем, кто эти разговоры ведет.
И прежде всего академику Тарле:
...теперь проявляется новая тенденция, представителем которой
проявил себя, например, Тарле: имеются такие разговоры, что эпоха
Николая I не является эпохой реакционной, или разговоры о том, кто
выдумал, что Россия была «жандармом Европы»? Пошли разговоры,
что колониальная политика России является политикой
оборонительной. Он оправдывает всю завоевательную политику царизма (Там же).
318
Глава 3
Весьма существенно, что Минц, не будучи явно в стане
Панкратовой, полностью согласен с тем, что разделение
исторической науки на два лагеря можно проследить по рецензии А. И.
Яковлева на книгу о Казахской ССР.
Я читал его отзыв на книгу «История Казахстана». В этом отзыве
он правильно отмечает некоторые ошибки книги, но неправильно их
критикует (курсив мой. - А. /О.). Он пытается объяснить, что Россия вела
оборонительную борьбу против казахов и других. Он говорил, что
генералы Черняев и Скобелев - герои русского народа. Зачем тащить то
реакционное, против чего мы боролись, зачем оправдывать агрессивную
политику царизма? Это нам затруднит понимание роли Великой
Октябрьской революции как освободительной революции (Там же).
Итог, который он подвел, вряд ли понравился Панкратовой:
Таковы две тенденции. Меня могут спросить, какая из них сильнее
и опаснее. В ответ на это сошлюсь на цитату из выступления т. Сталина на
XVI съезде: опасна та, против которой не борются. Поэтому нам с вами
надо бороться против обеих тенденций (курсив мой. - А. Ю.) (Там же).
На этом и закончилось совещание 5 июня 1944 г.
10 июня 1944 года
В этот день выступили В.И. Пичета, А.В. Ефимов, А.И. Яковлев,
Е.Н. Городецкий, Б.Д. Греков8*.
А.М. Панкратова фиксировала в «Записках»: «Расстановка
сил та же, что и на первых». Это значит примерное (с некоторым
колебанием то в одну, то в другую сторону) равенство сил.
8*В списке приглашенных на совещание в ЦК ВКН(б) 10 июня
1944 г. обозначены следующие лица: Х.Г. Аджсмян, С. Аманжолов, К.В. Ба-
зилевич, СВ. Бахрушин, С. К. Бушуев, В.П. Волгин, И.С. Галкин, Э.Б. Ген-
кина, Е.Н. Городецкий, Б.Д. Греков, Н.С. Державин, А. В. Ефимов,
М.Т. Иовчук (нет отметки о явке), СМ. Ковалев, B.C. Кружков, К.С. Куза-
ков, В.М. Лебедев, И.И. Минц, А.В. Мишулин (нет отметки о явке),
М.А. Морозов, М.В. Нечкина, А.М. Панкратова, В.И. Пичета, П.Н.
Поспелов (нет отметки о явке), Н.Л. Рубинштейн, В.И. Светлов (нет отметки о
явке), СД. Сказкин (нет отметки о явке), А.Л. Сидоров, Б.И.
Сыромятников (нет отметки о явке), Е.В. Тарле (нет «галочки» о явке),
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
319
Высказывания В.И. Пичеты ей не понравились и не могли
понравиться, потому что он заявил о прогрессивности восточных
войн, «так как они способствовали освобождению Сербии,
Болгарии от турок». При этом она вполне нейтрально, по понятным
причинам, отнеслась к критике им А.И. Яковлева за
филологические «упражнения», которые доказывали, что слово «славянин»
происходит от «раба».
В целом Панкратова отметила, что выступление Пичеты
было «несколько сумбурно и внутренне противоречиво». В
самом деле: для нее он одновременно и весьма удачный критик
научных позиций Яковлева, и неприемлемый союзник в
объяснении внешней политики царской России. Она не забыла и о
главном критерии, который в ее глазах превращал Пичету в
сторонника Тарле:
...а главное и в нем не было четкой классовой марксистской
позиции (курсив мой. - Л. Ю.). Все время говорится о славянстве вообще, без
малейших попыток конкретно показать это движение и в классовом, а не
только в национальном разрезе. Отсюда же проистекают ошибки
Пичеты в оценке восточных войн царской России, в частности войны 1877 г.,
объявляемых прогрессивными только потому, что объективным (и
побочным результатом их) была автономия Сербии или Болгарии. Но ведь
мы знаем, что даже в империалистических войнах, как, например, в 1914 г.,
борьба Сербии за независимость была прогрессивна, однако зтот факт
не меняет характера войны в целом, а поддержка царизмом Сербии в
зтой войне не меняет нашей оценки роли царской России в Первой
мировой войне. Столь же неполны, а следовательно, неверны и выводы
В.И. Пичеты относительно польских восстаний. Во-первых, мы не
можем оценивать эти восстания только с точки зрения требований
польской шляхты. Конечно, Маркс, Энгельс, Ленин, как и Гериен и другие
русские революционеры, знали и осуждали аннексионистские планы
польских панов, но ведь они поддерживали не зтих панов, а борьбу за
революционно-демократическую Польшу, подчеркивали, что
национальные восстания без крестьянских восстаний победить не смогут, что
М.Н. Тихомиров (нет отметки о явке), СП. Толстов (нет отметки о
явке), Л.Д. Удальцов, П.Н. Федосеев, В.М. Хвостов, Л.И. Яковлев (нет
отметки о явке), НЛ L Яковлев. Далее отмечены как присутствовавшие Ва-
сеикий, Косминский, Шарова, Зуева, Кголин, Ратнер, Слагав, Шамберг,
Шаталин, Волин, Мишакова и как отсутствовавшие Кожухов,
Кудрявцев, Сторожев, Поликарпов, Михайлов, Фатеев (РГАСНИ. Ф. 17.
Он. 125. Д. 225. Л. 201-203).
320
Глава 3
возрождение Польши возможно только как демократического
государства и т. п. А во-вторых, они поддерживали польские восстания и как
мощный фактор в борьбе с царизмом, а Пичета этот главный момент
упускает. Отсюда он очень сближается с Тарле, но сути, оправдывая
царизм и не признавая его «жандармом Европы»81.
Еще большее несогласие и даже глубокое раздражение
вызвало у нее выступление А.В. Ефимова. Он «маскировал»
разными цитатами сущность, совершенно неприемлемую для
Панкратовой:
...если у В.И. Иичеты этот вывод идет от недостаточной классовой
выдержанности в вопросах истории славянства, то у выступавшего
вслед за ним чл.-кор. Ефимова была зрелая и продуманная, а главное
антимарксистская позиция вообще и при этом тщательно маскируемая
(курсив мой. Л. Ю.). Я была потрясена тем искусством
эквилибристики и жонглирования, которую Ефимов проявил в своей речи. Это была
речь виртуоза маскировки. Но внешности это архиортодоксальная
позиция, скрепленная массой цитат и правильных общих положений. По как
только Вы подойдете к его конкретным вопросам, а главное, к его
выводам, то получается нечто прямо противоположное тем цитатам, которые
он сам же приводит82.
Интересно наблюдение, сделанное Панкратовой: между
правильными цитатами обнаруживается некое пространство,
совершенно неправильное. Между общими правильными
положениями и приводимой конкретикой - «нечто противоположное»...
Л.В. Ефимов в своем выступлении показал себя очень
резким, даже грубым, критиком Аджемяна, идейного врага
Панкратовой. Такая критика почему-то ее совсем не убедила в том, что
Ефимов - свой. Нет, он даже хуже Иичеты, у него
«антимарксистская позиция вообще».
Если совещание дало известный, хотя и несистематизированный,
материал о неправильных оценках прошлого, то не так много сделано
для того, чтобы на примерах, взятых из истории СССР, показать, как
надо правильно ставить сложные вопросы, в решении которых историки
испытывают затруднения и где имеются особенно явные колебания и
шатания. Указывались ошибки в духе буржуазного национализма,
местного национализма, сказано было вскользь, что была тенденция чернить
прошлое. Глубоко верно, что тот уклон опасен, против которою не
борются. Из этого и будем исходить .
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКЩб)
321
От этих общих соображений Ефимов перешел к
конкретике, и первым объектом критики стал именно Аджемян:
Придется сказать о выступлении т. Аджемяна. Собственно о нем
не стоило бы говорить, настолько оно ниже уровня совещания. Здесь
происходит совещание историков, между тем т. Аджемян показал, что
он, безусловно, не историк, хотя, по моему разумению, нет данных и о
том, что он философ. Он сделал «открытие», что советские историки
занимались народом, а царей просмотрели, в то время как эти цари как раз
и представляют прогрессивные тенденции народной истории. Эта идея,
конечно, не новая, развивали ее монархисты разных оттенков, например
Карамзин, Чичерин, Соловьев, Ковалевский. Другая его идея - отказ от
марксистской теории классов тоже не новая, ревизионистская идея.
Декларативно критикуя буржуазный национализм и покровщину, т.
Аджемян как только переходил к истолкованию истории, тотчас сползал с
классовых позиций, а сползание с классовых позиций - это иереполза-
84
ние или же переход на позиции чуждых классов .
Казалось бы, эти слова должны были понравиться
Панкратовой, ведь они были ей созвучны. Что же ее раздражало в этой
позиции?
Ей не нравилось то, о чем сразу предупредил Ефимов: он
будет выступать против всех спорящих, потому что «тот уклон
опасен, против которого не борются». Это и прозвучало в его докладе:
он, критиковавший Аджемяна, так же резко высказался и против
той стороны, которую представляла Панкратова. В «Записках»
она отметила, что Ефимов «с обычной для заправского жонглера
грацией... сделал книксен в сторону Минца, поспешивши
согласиться "с правильным мнением Исаака Израилевича, что тот
уклон опасен, против которого не борются" (хотя, как известно,
автором этого положения является отнюдь не И.И. Минц)»8;).
А.В. Ефимов говорил о другой стороне, упоминая
«Историю Казахской ССР» в качестве отрицательного примера:
Химеры т. Аджемяна, в отличие от химер Собора Парижской
Богоматери, сами по себе никакого интереса не представляют, но они -
симптом шатаний в сторону буржуазного национализма. Веяния
этого же порядка в слабой или сильной степени возникали и в других
выступлениях на совещании. Дважды совещание столкнулось с теорией
«избранного» народа. Тов. Нечкина выступила с правильными
политическими лозунгами, но один из ее выводов это - что русская
литература потому избегла апологии некоторых отрицательных образов,
322
Глава 3
например, подобных Растиньяку, что она народная. Следовательно,
либо другие литературы не народные, а если и другие народные, то
русская литература особенно хорошая, особенно избранная,
исключительная, вероятно, потому что русский народ особенный, избранный.
А это - одна из славянофильских идей. Но пережитки
славянофильства - это не выход из трудностей, а, как видно, одна из трудностей,
которую еще надо преодолеть в сознании историков, тем более, что
эта же этническая концепция «избранного народа» содержится в
книге «Казахстан». Казахи для вящей славы своей и всего мира бьют
соседние с ними народы, в том числе и русских. На с. 225 сказано о
русских военных силах, что это «враги». Если казахи во главе с их героями
бьют русских, ойротцев, узбеков, это благо. Но где критерий этого
блага? Получается, в том, что казахи ■ «избранный народ». А если так
будет написана история Узбекистана? Тогда «благом» будет, если
узбеки будут бить казахов86.
A.M. Панкратова так поняла смысл выступления Ефимова:
бить по «обоим уклонам», искусно отводя удар от себя и от Тар-
ле. Она показала в «Записках», что с точки зрения ведения
боевых действий на историческом фронте - это предательский
«второй фронт»:
После этого, чувствуя дорогу расчищенной Минцем, он уже без
труда бьет по «обоим уклонам», тем самым искусно отводя удар от себя
и от своего идеолога Тарле, тем более что подвергнулся столь
счастливый случай в лице этого «мальчика для битья» Аджемяна. Конечно,
опытный мастер жонглирования знает наиболее слабые места и
«увлечения» Аджемяна, и он бьет именно по этим наиболее заметным местам,
не касаясь ни одним словом тех вопросов, где он с ним единодушен.
Ефимов «бьет» Аджемяна за... Пугачева, он поучает его, что при всей
своей незрелости и отсутствии марксистской идеологии крестьянские
восстания при переходе от средних веков к буржуазному строю
прогрессивны. После этого коротенького «поучения» Аджемяну (с
общеизвестными цитатами при этом) наш жонглер сделал ловкий «пируэт» на
«второй фронт», на котором неожиданно оказались... Нечкина и Панкратова.
Каким же образОхМ? У них обеих Ефимов вдруг отыскал защиту «теории
избранного народа». Я не верила своим ушам, слушая его рассуждения
на эту тему. Оказывается, тот факт, что М.В. Нечкина в своем
выступлении заявила, что русская литература с наибольшей полнотой отражает
национальный характер русского народа, Ефимов считает «пережитком
неправильных идей славянофильства» и проявлением концепции
«избранного народа». Следовательно, вообще нельзя говорить о националь-
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
323
ном характере- И это после цитат тов. Сталина об известных признаках,
определяющих нацию. Не менее разительный пример и с моим именем:
на стр. 225 «Истории Казах. ССР» (хотя я и не автор этой страницы!),
говорит Ефимов, есть место, где русские войска изображаются врагами
казахов, т. к. критерий в «книге Панкратовой - казахи - избранный
народ»!!! Только с трудом я сдержала себя - не расхохотаться или не
выругать громко этого нечестного эквилибриста .
A.M. Панкратова считала, что раскрыла коварный замысел
Ефимова: внешне защищая правильную точку зрения, близкую
ей, на самом деле он старался делать прямо противоположное,
т. е. формально подтверждать, что царизм - жандарм Европы, и
утверждать, что «нельзя показывать внешнюю политику царизма
как сплошь реакционную».
Позиция А.В. Ефимова - не быть в «уклоне» - вполне
понятна. Любое уклонение - это плохо, любая определенная
позиция может быть неправильной. Но хуже, если все позиции будут
признаны неправильными с точки зрения партийного
руководства. Ефимов шел путем резкой критики и частичного признания
правоты обоих уклонов - это и раздражало Панкратову.
Интенции жизненного мира - выжить любой ценой -
становились для многих сильней, чем принципы
марксизма-ленинизма, за которые Панкратова готова была сражаться.
А.В. Ефимов говорил на совещании:
Царизм - «международный жандарм». Известно, что Россия
играла реакционную роль в Европе, особенно в период от Екатерины II
до Парижского мира. Это - один из основных исторических фактов.
Реализация ленинской установки о том, что Россия была «жандармом
Европы», будет марксистской, если она будет в полном соответствии с
фактами. Это -■ основное требование марксизма. Поэтому именно в
целях должной правильной реализации данной установки (курсив мой. -
А. Ю.) историки должны показать, что и на том преходящем
историческом этапе, когда Россия играла роль «европейского жандарма» и
когда ее внешняя политика была реакционной, все же Россия в ряде
моментов играла в истории прогрессивную роль. Так, Россия сделала
прогрессивное дело, сломав в XVIII в. враждебный ей
крымско-польско-шведский барьер, отгораживающий ее от Европы. Провозгласив
декларацию о «вооруженном нейтралитете» в 1780 г., российское
правительство в своих интересах поддержало борьбу североамериканских
колоний за независимость. Русские войска освободили Европу от на-
88
полеоновского ига...
324
Глава 3
A.M. Панкратова отметила в «Записках»: «...общий
постулат о том, что царизм был "жандармом Европы" (на
определенном этапе, конечно), Ефимов "опроверг" всей своей дальнейшей
аргументацией». Она испытала большое потрясение, когда
услышала в конце выступления Ефимова его главные тезисы,
соединенные в одну программу в виде пяти пунктов. Она записала:
«Трудно себе представить что-нибудь более пошлое,
преподносимое иод флагом марксизма!»
Итак, Л.В. Ефимов сказал:
Выводы: 1. Историю бывших колоний России надо писать, не
отрывая ее от истории России и других колоний, иначе получается
уродливый однобокий показ России. 2. Колонизация как зтап развития
капитализма есть факт исторически прогрессивный. В дальнейшем вместе
с развитием антагонистических противоречий капитализма, с изжитием
капитализмом своей прогрессивности все больше перестает быть
прогрессивным факт существования самой колониальной системы. 3.
Отнюдь не следует какими-либо способами обелять зверттва
колонизаторов, носителей худших черт антагонистического развития капитализма
реакционеров, в отношении масс. 4. Борьба масс против колонизации -
исторически прогрессивное явление как момент развития капитализма,
несмотря на то что те, кто боролся против колониального завоевания,
часто представляли дело так, что реальным содержанием их борьбы
является борьба за возврат к старому, к патриархальным и феодальным
отношениям. Эта борьба приобретает все более открыто классовый
характер и все более связывается с борьбой народных масс всей России. 5.
Подобно тому, как не следует идеализировать вожаков крестьянских
движений, не надо без меры превозносить вожаков крестьянских
движений в колониях. Надо показать их слабые стороны89.
Выводы Ефимова построены так, чтобы ни один из
аргументов не получил преимущества, не стал «уклоном»: пункт 2 и
пункты 3,4 - это разные, даже противоположные тезисы.
Л.М. Панкратова перечислила в «Записках»:
1. История колоний не должна отрываться от России и других
колоний.
2. Колонизация факт объективно прсирессивный.
3. Она сопровождается проявлениями насилия, поэтому не
следует обелять колонизаторов.
4. Борьба масс против этих насильственных действий
колонизаторов прогрессивна.
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
325
5. Но не следует идеализировать вожаков
национально-освободительных движений' .
Панкратова довольно точно передает содержание
опубликованной стенограммы. Но она не удовлетворилась пересказом
выводов Ефимова и к каждому пункту дала свой комментарий:
В чем короткий смысл этой ревизионистской программы но
национально-колониальному вопросу? Его можно свести к следующему:
1. История отдельных народов России не может изучаться как
субъект, а только как объект («не должна отрываться от России и др.
колоний»), т. е. вне колониального существования малые народы не имеют
своей истории («неисторические народы»).
2. Всякое завоевание или присоединение малого народа к
большому - факт объективно прогрессивный («колонизация - факт
объективно прогрессивный»).
3. Отрицательны лишь методы колонизации, поэтому не следует
«обелять» колонизаторов и слишком откровенно возводить их в «герои
русской истории» (как это громогласно сделал, например, Яковлев на
заседании Комитета по Сталинским премиям).
4. Борьба масс против насильственных действий (а не за
независимость!) прогрессивна («борьба за реформы!»).
5. Но не следует «идеализировать вожаков нац-осв. движений», т.
е. нельзя признать за малыми и угнетенными народами права ни на
своих героев, ни на свои героические боевые традиции борьбы .за
независимость и свободу91.
Если бы Ефимову дали слово для опровержения этих
разоблачений Л.М. Панкратовой, то он бы нашел, что сказать: ведь
ни один из тезисов, которые выявила Панкратова, читая «между
строк», не был для него главным. И, даже склоняясь к точке
зрения Тарле, а точнее - к духу комментариев Сталина по поводу
статьи Энгельса, Ефимов защищал себя от возможных
обвинений антитезисами - на всякий случай. A.M. Панкратова была
права в том, что подобная «эквилибристика» стала позицией
защиты от всякого нападения.
Не сводимые к чему-то одному, главному, цитаты
«классиков», столь различные между собой и по времени высказывания,
и но смыслу, неоднородные своими контекстами, никому не
давали шанса установить истинное мнение, лишь подвергая всякого,
кто решится на это, огромному риску. A.M. Панкратова
рисковала едва ли не больше, чем любой другой участник совещания...
326
Глава 3
Вслед за Ефимовым выступал А.И. Яковлев. Естественно,
что комментарий A.M. Панкратовой не мог быть нейтральным.
Она отметила, что Яковлев ругал современные учебники, хвалил
дореволюционные учебники Иловайского, Ключевского,
Платонова. Он также ругал безграмотные исторические работы, а в
заключение своей речи внес практические предложения, которые
очень четко были зафиксированы в «Записках»:
Во-1-х, надо более солидно поставить систему преподавания: дать
новые учебники средней школе и вузам, лучше поставить семинарскую
работу в вузах, для чего восстановить издание учебных памятников
русской истории...
Во-2-х, надо создать советскую теорию эволюции Русской
державы. У нас уже до революции сложилась общая схема эволюции
Русского государства ■■ это шедевр Ключевского. Ее поправила советская
историография. Надо продолжать ее разработку. Каковы основные ее
моменты? В основе истории русского народа лежат три идеи: первая -
наша история есть история колонизации, вторая идея - через всю нашу
историю проходит идея дружной обороны, обороны любой ценой, для
которой объединяются церковные подвижники, общественники типа
Минина и государственные деятели типа Петра. Мы не завоеватели, но
нас не трогай! Третья идея нашей истории - это идея равноправного
подхода к разным нациям. Если германизм говорит народам: «Я тебя
уничтожу или я тебя унижу!», у нас таких идей не было у самых
реакционных царей. Мы не занимались резней, а, как волжские бурлаки,
приглашали другие народы: «Садись к общему горшку с кашей!»92
А.И. Яковлев, согласно опубликованной стенограмме,
говорил:
...сложилась блестящая для своего времени схема - курс
Ключевского. Советская история, то есть события, ход событий, в значительной
степени поправила ее, затем ее поправили и наши ученые руководители
целым рядом указаний. Вот эту схему надо развить, надо найти,
характеризовать эволюцию русской державы в ее разных этапах. Я предложил
бы такую схему общей динамической постановки этого задания. В
основе истории русского народа лежат три динамических момента. Первый
момент - поворот на мирный труд. Наша история началась с того
времени, когда мы перестали громить Балканский полуостров. Мы долго
занимались схватками с Византией, но наша настоящая история началась
с того времени, когда мы на Днепре взялись за прочное хозяйственное
овладение своей равниной... Первая народная идея - переход к мирному
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
327
труду. Паша история есть история колонизации. Вторая идея русского
народа - идея дружной обороны, которая постепенно развивалась и
крепла. Мы не агрессоры. У нас нет мечты завладеть каким-то
Эльдорадо, захватить в эксплуатацию Индию, добраться до Китая. Наша забота
другая не трогай нас! И горе тому, кто нас тронет! Это было доказано
решительно тысячи раз, а в наши дни об этом говорить можно только с
большим волнением. Идея обороны любой ценой, обороны (курсив мой.
Л. /О.), в которой мы ничего не пожалеем, эта идея выражена
бесчисленное количество раз93.
A.M. Панкратова не заметила, что «первая народная
идея» - это «поворот к мирному труду», за которым только и
следует «наша история» как история колонизации, но в
остальном дух выступления Яковлева показан верно. По мнению
Панкратовой, выступление Яковлева «поразило аудиторию своей
открыто реставраторской программой в области истории (особенно
его "три идеи"!)»64.
После Яковлева выступал Е.Н. Городецкий - «свой» для
Панкратовой. Но и к нему в «Записках» высказана легкая
претензия: «Он возражал, хотя и не с той остротой, с какой должен
был возражать, Ефимову и Яковлеву»95.
Между тем Городецкий в начале своего выступления
отметил весьма важную, но очевидную для Панкратовой мысль, что
позиция Аджемяна не вполне личная: она выражает собой
настроение «ряда наших историков»:
...такие или подобные идеи имеются у ряда наших историков. Ад-
жемян просто обобщил эти идеи и выразил в самом уродливом виде.
Я думаю, что это видно хотя бы из выступления профессора Яковлева,
особенно из последнего замечания по поводу восстания под
руководством Амангельды Иманова. Оказывается, для профессора Яковлева яв-
ляегся откровением, что Амангельды Иманов являлся большевиком
(Панкратова. Книгу читал до Октябрьской революции)96.
А.М. Панкратова, судя по стенограмме, имела в виду, что
Яковлев читал «Историю Казахской ССР» до периода
Октябрьской революции и потому не знал, что А. Иманов - большевик»
Городецкий продолжал:
Восстание в 1916 г. в Средней Азии - это одно из
национально-освободительных восстаний, которое по характеристике т. Сталина
являлось резервом нарастающей пролетарской революции. Характеризовать
328
Глава 3
это восстание как предательский удар в спину русской армии - значит
извращать ленинскую оценку войны 1914-1917 гг. и становиться на
позиции оправдания и защиты царизма. Я хотел бы привести другое
выступление проф. Яковлева, которое является еще более ярким и
показательным для характеристики антимарксистских идей, которые имеют,
очевидно, хождение среди некоторых историков. Выступая на заседании
в Наркомпросс 7 января 1944 г., проф. Яковлев, говоря об учебниках,
заявил: «Мне представляется необходимым выдвинуть на первый план
мотив русскою национализма (курсив мой. Л. Ю.). Мы очень уважаем
народности, вошедшие в наш Союз, относимся к ним любовно. Но
русскую историю делал русский народ. И мне кажется, что всякий учебник
о России должен быть построен на этом лейтмотиве. Совмещать с этим
интерес к 100 народностям, которые вошли в наше государство, мне
кажется неправильным. Мы, русские, хотим истории русского народа,
истории русских учреждений, в русских условиях». Я думаю, что это
заявление искажает прежде всего характер русского исторического
процесса, проходящего в рамках многонационального государства. Во-
вторых, это заявление свидетельствует о пренебрежении к нерусским
народам нашей страны, так характерном для великодержавного
шовинизма. С этой точки зрения то, что здесь высказал Лджемян, не
является оригинальным. Его заявления, несомненно, перекликаются с тем, что
проповедовал профессор Яковлев. Эти идеи антиленинские не нашли
своего развернутого выражения в печатных трудах. Пи одно
издательство не стало бы публиковать такие труды. Но об этих идеях следует
сказать именно потому, что они носятся в воздухе, они высказываются на
совещаниях по очень важным вопросам, по вопросам создания учебни-
ков, создания исторических романов и т. д.
E.I1. Городецкий определил сферу, в которой идеи
«реставрации» (но Панкратовой), или идеи «русского национализма»
(по Яковлеву), или идеи «великодержавного шовинизма» (но
Городецкому) имеют хождение, - это мир устных высказываний.
В печать подобные тексты, как он полагал, не идут.
Примером устного выступления Яковлева в Наркомпросс
Городецкий не ограничился. Он привел также устное
выступление академика Б.Д. Грекова (зафиксированное стенограммой) на
совещании в редакции Ноенмориздата. Греков говорил о
единстве народа и государства. Е.Н. Городецкий привел цитату из его
выступления:
Сейчас историки отрезвели и погшли (курсив мой. А. Ю.), что
государство и народ разделить невозможно. Когда Карамзин написал
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКН(б)
329
«Историю Государства Российского», то наши либеральные историки
обиделись - как это он пишет историю государства! В ответ на это
появился довольно бездарный, но многотомный труд «История русского
народа». Между тем, эти две вещи совершенно неразделимы. Как можно
народ от государства разделить?
Этот пассаж Городецкий комментировал так:
...«теория» нераздельности государства и народа, которая на этом
совещании была так подробно развернута Аджемяном, является
отказом от классовой оценки (курсив мой. Л. Ю.) государства. Вместе с тем
эта «теория» ведет к смазыванию принципиального различия
Советского государства от предшествующих ему государственных форм. Только
советское государство является организацией единства нации (курсив
мой. A.JO.f*.
Вот в чем корень проблемы: советское государство создает
условия для единства народа и государства. Но это состояние
нельзя механически переносить на эпоху дореволюционную, на
эпоху имперской, царской России. Однако историки-марксисты
были слишком приучены мыслить любые факты настоящего как
факты, которые всегда выражают собой историческую
необходимость и закономерность. Может ли единство государства и
народа в советских условиях не быть закономерностью
общеисторической?
Е.Н. Городецкий говорил:
...нельзя переносить единство советского народа и государства на
историческое прошлое. Я ни в коем случае не хочу роднить акад.
Грекова с Аджемяном. Но что идеи, развернутые в выступлении Лджемяна,
очень напоминают известные статьи Струве и других кадетов в
сборнике «Вехи» - это совершенно ясно и несомненно. Имеет ли это
какое-либо значение для нашей советской истории? Несомненно, имеет. Я
думаю, что мы здесь, на этом совещании, ясно и прямо должны об этом
сказать. У нас проявляется некоторая беспринципность. Стоит человеку
услышать о каких-то «новых установках» - и он готов отказаться от
правильных позиций, на которых стоял вчера (курсив мой. -- Л. Ю.). К
сожалению, приходится это сказать о проф. Бахрушине. Бахрушин написал
хорошую, правильную статью по истории русской империи для иолит-
словаря. Редактор сказал, что желательно было бы отметить
прогрессивные стороны в развитии Российской империи. Профессор Бахрушин
понял это замечание несколько своеобразно и написал концовку, которая
330
Глава 3
совершенно не вяжется со всей статьей. (Го л о с с места
(Бахрушина]. Статью перередактировали.) Концовка написана Вашей рукой:
«В течение двухвекового своего существования Российская империя
воплощала в себе политическую мощь русского народа». То есть от
основания и до падения царизм выражал силу, мощь русского народа. И это
написано после слов о свержении самодержавия. Эта концовка не вяжется
со всем тоном статьи. Об этом можно было сказать, отказавшись от всех
принципов, на которых построена статья".
Е.Н. Городецкий подошел к опасной черте. Ведь все эти
новые объяснительные возможности для историков открылись не
сами по себе, не в результате изучения исторических источников.
И даже не потому, что советская армия одерживала победу над
Германией, а потому лишь, что замечания Сталина к статье
Энгельса дали некоторую почву вместе с другими
обстоятельствами, включая победу народа и государства в войне, говорить об
истории России в новом ключе.
На нестойкость историков в самоопределении обратила
внимание и Панкратова в «Записках», положительно
комментируя выступление Городецкого и добавляя свои коннотации:
Акад. Греков перенес единство советского государства и
советского народа на всю историю. Это антиисторично, ибо забывается классовая
основа происхождения и развития государства (курсив мой. А. Ю.).
Городецкий далее остановился на беспринципности некоторых наших
историков. Последнее время заговорили о «новых установках» и стали
ждать их, отказываясь писать или выступать. Некоторые, даже очень
уважаемые историки, охотно идут на поправки, которые вносят
молодые или неопытные редакторы или рецензенты100.
Но позиция Е.Н. Городецкого не была простой. Судя по
всему, A.M. Панкратова ничего не знала о том, что в недрах
Агитпропа ЦК подготовлен документ, в котором разоблачалось
(в том числе ее личное) «пренебрежительное отношение» к
русскому народу и говорилось о «влиянии реакционных взглядов
немецких историков на современную русскую историографию»
(в том числе и на ее работы). Нигде в «Записках» она даже
вскользь не упомянула о том, что ей известно нечто большее.
Если бы она этот документ прочитала, то была бы гораздо
осторожнее, потому что во всех «уклонах», отмеченных в проекте
постановления ЦК ВКП(б), она значилась первой. Зато Е.Н.
Городецкий - и это можно доказать - не только хорошо знал документ,
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
331
«Историю Государства Российского», то наши либеральные историки
обиделись как это он пишет историю государства! В ответ на это
появился довольно бездарный, но многотомный труд «История русского
народа». Между тем, эти две вещи совершенно неразделимы. Как можно
народ от государства разделить?
Этот пассаж Городецкий комментировал так:
...«теория» нераздельности государства и народа, которая на этом
совещании была так подробно развернута Аджемяном, является
отказом от классовой оценки (курсив мой. - А /О.) государства. Вместе с тем
эта «теория» ведет к смазыванию принципиального различия
Советского государства от предшествующих ему государственных форм. Только
советское государство является организацией единства нации (курсив
мой. - Л. Ю.)')8.
Вот в чем корень проблемы: советское государство создает
условия для единства народа и государства. Но это состояние
нельзя механически переносить на эпоху дореволюционную, на
эпоху имперской, царской России. Однако историки-марксисты
были слишком приучены мыслить любые факты настоящего как
факты, которые всегда выражают собой историческую
необходимость и закономерность. Может ли единство государства и
народа в советских условиях не быть закономерностью
общеисторической?
Е.Н. Городецкий говорил:
...нельзя переносить единство советского народа и государства на
историческое прошлое. Я ни в коем случае не хочу роднить акад.
Грекова с Аджемяном. Но что идеи, развернутые в выступлении Аджемяна,
очень напоминают известные статьи Струве и других кадетов в
сборнике «Вехи» - это совершенно ясно и несомненно. Имеет ли это
какое-либо значение для нашей советской истории? Несомненно, имеет. Я
думаю, что мы здесь, на этом совещании, ясно и прямо должны об этом
сказать. У нас проявляется некоторая беспринципность. Стоитчеловеку
услышать о каких-то «новых установках» -ион готов отказаться от
правильных позиций, на которых стоял вчера (курсив мой. - А Ю.). К
сожалению, приходится это сказать о проф. Бахрушине. Бахрушин написал
хорошую, правильную статью по истории русской империи для полит-
словаря. Редактор сказал, что желательно было бы отметить
прогрессивные стороны в развитии Российской империи. Профессор Бахрушин
понял это замечание несколько своеобразно и написал концовку, которая
330
Глава 3
совершенно не вяжется со всей статьей. (Голос с места
[Бахрушина]. Статью перередактировали.) Концовка написана Вашей рукой:
«В течение двухвекового своего существования Российская империя
воплощала в себе политическую мощь русского народа». То есть от
основания и до падения царизм выражал силу, мощь русского народа. И это
написано после слов о свержении самодержавия. Эта концовка не вяжется
со всем тоном статьи. Об этом можно было сказать, отказавшись от всех
09
принципов, на которых построена статья .
Е.Н. Городецкий подошел к опасной черте. Ведь все эти
новые объяснительные возможности для историков открылись не
сами по себе, не в результате изучения исторических источников.
И даже не потому, что советская армия одерживала победу над
Германией, а потому лишь, что замечания Сталина к статье
Энгельса дали некоторую почву вместе с другими
обстоятельствами, включая победу народа и государства в войне, говорить об
истории России в новом ключе.
На нестойкость историков в самоопределении обратила
внимание и Панкратова в «Записках», положительно
комментируя выступление Городецкого и добавляя свои коннотации:
Акад. Греков перенес единство советского государства и
советского народа на всю историю. Это антиисторично, ибо забывается классовая
основа происхождения и развития государства (курсив мой. Л. Ю.).
Городецкий далее остановился на беспринципности некоторых наших
историков. Последнее время заговорили о «новых установках» и стали
ждать их, отказываясь писать или выступать. Некоторые, даже очень
уважаемые историки, охотно идут на поправки, которые вносят
молодые или неопытные редакторы или рецензенты100.
Но позиция Е.Н. Городецкого не была простой. Судя по
всему, A.M. Панкратова ничего не знала о том, что в недрах
Агитпропа ЦК подготовлен документ, в котором разоблачалось
(в том числе ее личное) «пренебрежительное отношение» к
русскому народу и говорилось о «влиянии реакционных взглядов
немецких историков на современную русскую историографию»
(в том числе и на ее работы). Нигде в «Записках» она даже
вскользь не упомянула о том, что ей известно нечто большее.
Если бы она этот документ прочитала, то была бы гораздо
осторожнее, потому что во всех «уклонах», отмеченных в проекте
постановления ЦК ВКН(б), она значилась первой. Зато Е.Н.
Городецкий - и это можно доказать - не только хорошо знал документ,
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
331
но и воспользовался им, чтобы выступить в духе проекта
постановления ЦК партии, подписанном Г.Т. Александровым, П.Н.
Поспеловым, П.Н. Федосеевым (18 мая 1944 г., за 11 дней до
открытия совещания).
Сравним тексты.
Из проекта постановления ЦК ВКП(б) «О серьезных недостатках
и антиленинских ошибках в работе некоторых советских историков»:
Реакционные немецкие историки всегда проявляли большой
интерес к России. Засылаемые в Россию с далеко идущими политическими и
идеологическими целями, эти историки создавали и прибирали к своим
рукам исторические архивы, собирали и систематизировали
исторические материалы с целью доказательства якобы организующей и миссио-
нерско-культурной роли немцев в создании государственности русского
народа (курсив мой. - А. 10.). Истинный облик немецких историков,
проникавших в Россию, ясно виден из автобиографии немца Шлецера.
Шлецер писал, что немец-историк в России может найти легкую и
богатую наживу. «Не надо быть гением, ни ученым критиком; довольно
просто уметь по-русски и быть прилежным, - и в короткое время
можно было угостить публику квартиантами и рассчитывать на похвалу
и благодарность. Год, много два можно пожертвовать, чтобы в худшем
случае, узнанное в России обратить в деньги в Германии» (Сборник
отд. русского языка и словесности Ак. наук. Т. ХШ, 1875)101.
Из неправленой стенограммы выступления Е.Н. Городецкого на
совещании:
...ряд немцев, работавших в России, которые проникли в Россию
но разным причинам и побуждениям, очень хорошо об этом прочитать
Шлецер(а). Говоря пренебрежительно о русских историках, Шлецер
заявил: «Люди выдававшие себя за то, чем они хотели бы быть, об
иностранной истории они ровно ничего не знали». Вот эти лица - хищники,
которые проникали в Россию для того, чтобы на этом легком поприще
заработать, схватить, что можно из исторических документов,
опубликовать, может быть, преследуя политические цели, это обвинение
предъявлялось немецким историкам. Вот так проникали немецкие историки в
Россию, они делали определенное дело, они проникали в архивы,
систематизировали, захватывали материал, организовывали публикацию
документов, занимались вопросами источниковедения (курсив мой. - А. /О.).
Все это было, но может ли это закрыть перед нами ту несомненную
реакционную роль, которую сыграли немецкие историки в русской
исторической науке? Нет1 .
332
Глава 3
Из правленой стенограммы выступления Е.Н. Городецкого на
совещании:
...ряд историков, работавших в России в XVIII в., проникали в
Россию но разным причинам и побуждениям, иногда довольно
темным. Очень хорошо об это говорит Шлсцер в своей автобиографии:
«Что это был за народ, люди, выдававшие себя за то, чем я хотел быть,
русские исследователи истории! Об иностранной истории они ровно
ничего не знали, древних ученых языков они не понимали, точно так
же, как и новых. Не надо быть ни гением, ни ученым критиком;
довольно просто уметь по-русски и быть прилежным, и в короткое
время можно было угостить публику квартиантами и рассчитывать на
похвалу и благодарность. Год, много два можно пожертвовать, чтобы в
худшем случае узнанное в России обратить в деньги в Германии». Вот
лицо хищников, которые проникали в Россию для того, чтобы на
легком поприще заработать, схватить, что можно, из исторических
документов, опубликовать, превратить в деньги, в славу. Часто это
делалось, определенно преследуя политические и антирусские цели.
Пропиная в Россию, немецкие историки здесь делали определенное дело,
они создавали архивы, систематизировали, обрабатывали материалы,
организовывали публикацию документов, занимались вопросами
источниковедения. Все это было (курсив мой. - Л. /О.), но может ли эта
деятельность немецких историков закрыть перед нами ту
несомненную реакционную роль, которую сыграли Байер, Шлецер и др. в
исторической науке?103
Выступления в духе проекта постановления ЦК ВКН(б) у
Городецкого не получилось. Если бы в Управлении пропаганды
работали люди более дотошные, более осмотрительные, то они
смогли бы заметить, что текст выступления их коллеги не только
напоминает проект постановления, но и извращает его.
Согласно партийному документу, немецкие историки,
«засылаемые в Россию», прибирали к своим рукам архивы,
собирали и систематизировали исторические материалы с целью очень
не благой - доказать организующую роль немцев в создании
русского государства. Согласно Городецкому (особенно после
правки текста), немецкие ученые делали «определенное дело» -
xopouieel Они создавали архивы, систематизировали
материалы, обрабатывали документы, занимались вопросами
источниковедения.
Согласно партийному документу, высказывание Шлсдсра,
вырванное из контекста его автобиографии, должно показать, что
«узнанное в России» имеет такую большую ценность, что в
Горда*/ год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
333
мании это можно обратить в деньги и таким образом нажиться.
Согласно Городецкому, расширившему высказывание
«немецкого ученого» так, чтобы проявился изначальный контекст, Шлецер
сетовал на то, что русские историки ничего не знают - ни
истории, ни древних языков, и потому легко «здесь» иностранцу
добиться славы, а на худой конец историческое знание о России
можно в Германии обратить в деньги.
Итак, выступление Городецкого показывает и
текстуальную зависимость от проекта постановления ЦК ВКП(б), и
одновременно желание историка скорректировать документ. Это
отчетливо видно но тому, как он отнесся к A.M. Панкратовой.
Если в проекте постановления ее постоянно рассматривали
как главную мишень критики, то Городецкий (в сравнении с
этой интенцией) обошелся с Панкратовой гораздо мягче. Он
не часто упоминал ее фамилию и, буквально повторив одно из
главных мест проекта постановления, относившегося к ней,
вновь позволил себе уточнить высшую идеологическую
характеристику.
Сравним тексты:
Проект постановления ЦК ВКП(б)
Эти немецкие фальсификации повторялись в работах историков
России ХТХ века, а также нашли свое место и в трудах советских
историков, в частности в учебнике для средней и высшей школы. В
учебнике «История СССР» ч. 1 иод редакцией Панкратовой, изд. 1943 г., после
беглых замечаний о славянах до IX века говорится: «Отдельные
варяжские князья со своими дружинами захватили наиболее удобные пункты
на "пути из варяг в греки" и обложили данью окрестное славянское
население. Очень часто они уничтожали или подчиняли себе местных,
славянских князей и ставились на их место». Далее в учебнике
Панкратовой излагается известная легенда о призвании варягов и делается
вывод: «Рюрик - утвердился в Новгороде... Его брат Синеус сидел на Бс-
лоозере, другой брат Трувор - в Изборске. Два других предводителя
варяжских дружин Аскольд и Дир завладели в стране полян Киевом.
И на другом пути из Балтийского моря на Днепр по Западной Двине в
полоцком княжестве тоже утвердился выходец из Скандинавии».
Изложив таким образом легенду как исторически документальный
материал, Панкратова заключает: «Значительно позже, в IX в., сложилась
легенда, будто новгородские славяне вследствие царивших между ними
раздоров но собственному почину пригласили в 862 г. (год этот
летописцем вставлен но догадке) Рюрика и его братьев. Этот рассказ имел
334
Глава 3
целью доказать право Рюрика на княжеское достоинство» (История
СССР. 4.1. С. 36).
Из всего этого ясно, что Панкратова вслед за немецкими
историками начинает русскую историю с Рюрика и навязывает советским людям
немецкие фальсификации о варяжском происхождении Русского
государства (Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б) (1944 г.).
С. 192 193).
Текст выступления Н.Н. Городецкого
Вот учебник для средней школы под редакцией т. Панкратовой,
переиздание, которое вышло в 1943 году.
Там вопрос о происхождении государственности у славян не
поставлен четко. В главе о Киевском государстве говорится: «Отдельные
варяжские князья со своими дружинами захватили наиболее удобные
пункты и обложили данью окрестное население. Очень часто они
уничтожали или подчиняли себе местных славянских князей и становились
на их место. Рюрик в Новгороде, Синеус в Белоозерье, Трувор в Избор-
ске, Лскольд и Дир завладели Киевом». Собственно, здесь легенда
излагается как фактический материал. Никакого другого объяснения
происхождения русской государственности в учебнике нет. Можно ли
считать, что это есть опровержение норманнской теории? Нет (курсив
мой. - Л. Ю.). Русская история здесь по-прежнему начинается с
Рюрика. Государственность ведет свое начало от варягов, история славян до
IX в. не характеризуется. (Стенограмма совещания по вопросам истории
СССР // Вопросы истории. 1996. Х° 4. С. 85).
Видно, что текст, которым воспользовался Городецкий, был
переработан и смягчен в отношении Панкратовой. В
интерпретации Городецкого, она не столь однозначно идет вслед за
немецкими историками, она скорее тоже пытается решить норманнскую
проблему, но у нее ничего получается. Вопрос она ставит не
вполне четко, и потому ее позиция Fie является прямым
опровержением норманнской теории.
Е.Н. Городецкий закончил свое выступление критикой
историков (в частности, Н.Л. Рубинштейна), не понимавших, что
вопрос о происхождении русского государства следует решать,
освобождаясь от немецких реакционных влияний.
Затем выступил Б.Д. Греков. Он ответил на критику
Городецкого и, в частности, на обвинение в том, что отходит от
классового подхода в изучении истории, заявляя, что интересы
народа и государства нельзя отрывать друг от друга.
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
335
Б.Д. Греков говорил:
И после выступления т. Городецкого я продолжаю думать, что в
историческом исследовании государство не всегда можно отрывать от
народа, что только в известные периоды в истории народа,
действительно, противополагается народ государству. Я считаю, что этот вопрос
слишком сложен, чтобы его разрешения можно было требовать от
суждения, высказанного вскользь по определенному поводу. Я
действительно в соответствующей обстановке коснулся нашей старой
историографии по этому вопросу. Наши профессора в XIX в. действительно очень
часто в своих построениях разрывали государство и народ. Упрекать
Карамзина, что он занимался государством, мне кажется, совершенно
незачем. Можно возражать лишь против того, как он это делал. Я
действительно упрекнул наших старых историков и в том, что они лишь бы
отмежеваться от государства, даже в таких вопросах, как крепостное
право, отрицали роль государства. Я продолжаю считать, что
государство, являясь органом господствующего класса, осуществляет интересы,
нередко совпадающие с интересами народа104.
Греков не испугался обвинения в том, что он не видит
классовой природы государства, напротив, остался при своем прежнем
мнении о возможных формах единения народа и государства в
истории России и лаже усилил этот мотив заявлением, что простое
решение не самое лучшее. Более того, на критику Городецкого в
свой a/ipec о трактовке отношений Древней Руси и Скандинавии
он ответил весьма рационально, что тоже весьма показательно:
Мой промах заключается в том, что я сказал, что северная Русь
связана со Скандинавией. Да, это две соседние страны, и они в течение
многих веков были действительно связаны. Это совсем не значит, что я
признаю создание русского государства делом варягов. Как же,
собственно, бороться с варяжской кюри ей? Самый легкий способ просто ее
зачеркнуть, о ней не говорить, но такой способ едва ли нас удовлетворит.
Нужно не зачеркивать, а вдуматься в суть дела и показать, что русское
государство образовалось и существовало и без них и даже до них, что я
во всех своих работах и делаю100.
A.M. Панкратова не отнесла Грекова к враждебному
лагерю. Ее комментарий - очень нейтральный, и можно даже
подумать, что она была рада тому факту, что такой уважаемый
человек, как Греков, не из числа ее противников. Но он не оказался и
в числе союзников.
336
Глава 3
Б.Д. Греков был весьма осторожен и стремился к
гармоничному сочетанию разных мотиваций, но все же отдавал некоторое
предпочтение тому, о чем чаще говорили именно сторонники
национальной, а не классовой истории:
Мы должны показать, как строилось наше государство, какова его
роль в жизни народа. Эта задача не легкая и не лишняя... Ведь от
историка требуется не только утверждение1 факта, но и оценки. В оценках мы
и предшествующие нам поколения много грешили. «Школа
Покровского» своими оценками грозила морально разоружить народ. А разве не
занимались тем же и до «школы Покровского»? Конечно, на иной лад и
манер. Долго уже на палитре историков лежит только две краски -
белая и черная, которыми историки и пользуются усердно (курсив мой. -
А. /О.). А между тем жизнь многокрасочна. Партия давно призывает
историков покончить с покровщиной, суть которой не только в самом
Покровском и в его «школе», айв его предшественниках. Нужно
сознаться, что мы в этом направлении сделали далеко не все. Здесь раздавались
опасения, как бы историки не забыли о классовой борьбе, не сошли с
пути марксистско-ленинской теории. Мне кажется, что тот, кто стал на
этот путь, сойти с него не захочет: не захочет возвращаться на путь
беспомощного барахтанья среди моря фактов. Всякий, кто работает над
исторической проблематикой, прекрасно понимает, что классовая борьба в
классовом обществе никогда не прекращается, что без учета классовой
борьбы нельзя понять историю народа ни внутреннюю, ни внешнюю,
что борьба принимает разные формы, - это ясно. Только мне кажется,
что мы не всегда правильно оцениваем факты, что у нас все еще
преобладает один какой-либо цвет: то белый, то черный106.
Этим выступлением Б.Д. Грекова совещание закончилось.
Следующее было намечено на 22 июня 1944 г. А.М Панкратова в
«Записках» подвела неутешительные итоги этому еще не
последнему сражению внутри исторического фронта:
1) Совершенно несомненно, что среди историков имеется вполне
единодушная и сплоченная группа, идейным, вдохновителем которой
является Тарле (курсив мой. Л Ю.), выступающая сейчас: с «новым словом»,
которое на проверку оказывается давно уже опровергнутым «старым
словом» и фактической реставрацией «основ» дворянско-буржуазной
историографии. Имеет ли эта группа еще и какую-нибудь политическую цель,
сказать не берусь, но не исключаю и такой возможности.
2) Имеются заслуженные, честные и искренние историки, которые
все же показали себя еще не вполне овладевшими марксизмом в истории
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКН(б)
3V
(Пичета, Греков). Их ошибки скорее проистекают от «чувства» (они
хорошие патриоты) и недостатка знаний в области теории.
3) Имеются беспринципные «конъюнктурщики», которые
«ждут, чья возьмет» или «новых установок», чтобы затем выступить в
качестве «никогда не ошибающихся» или, на всякий случай, бить «на
два фронта»1 .
22 июня 1944 года
В этот день вновь началось совещание9*. Перед его началом
произошло важное событие, о котором написала А.М. Панкратова.
Главные идейные враги, наконец, встретились лицом к лицу:
Первый, кого я встретила в раздевалке ЦК, был академик Тарле.
Он встретил меня с ледяной холодностью. Отсюда я заключила, что он
уже знаком с моим выступлением, а, может быть, и с той ролью, какую я
сыграла в борьбе с установками всей той группы, какую (вольно или
невольно - этого я не знаю) он возглавляет.
Я спросила его, давно ли он приехал.
- Третьего дня! Меня тов. Александров вызвал телеграммой,
которая разыскивала меня по всему Закавказью, - ответил Е.В. Тарле. Он
нес свои книги - вторую часть «Истории Крымской войны», ту самую,
которую он мне обещал дать еще в гранках, чтобы я написала рецензию.
Он довольно демонстративно сказал, обращаясь к шедшему со мною
СВ. Бахрушину, что он (Тарле) хочет преподнести ему свою книгу. Я не
без лукавства и даже с улыбкой спросила:
9* В список историков, приглашенных на совещание в ЦК ВКП(б),
входили: Х.Г Аджемян, С. Аманжолов, К.В. Базилевич, СВ. Бахрушин,
С.К. Бушуев, В.П. Волгин, И.С Галкин, Э.Б. Генкина, E.IT. Городецкий,
Б.Д. Греков, Н.С Державин, АВ. Ефимов, М.Т. Иовчук, СМ. Ковалев,
B.C. Кружков, К.С. Кузаков, В.И. Лебедев, И.И. Минц, А.В. Мишулин,
М.А. Морозов, М.В. Нечкина, AM. Панкратова, В.И. Пичета, П.П.
Поспелов, Н.Л. Рубинштейн, В.И. Светлов, С.Д. Сказкин, А.Л. Сидоров,
Б.И. Сыромятников, Е.В. Тарле, М.Н. Тихомиров, СП. Толстов,
А.Д. Удальцов, П.Н. Федосеев, В.М. Хвостов, А.И. Яковлев, Н.Н.
Яковлев; далее без инициалов названы те, кто присутствовал (Васецкий,
Косминский, Шарова, Зуева, Еголин, Рагнер, Слепов, Поликарпов,
Фатеев, Шамберг, Шаталин, Волин, Мишакова), и те, кого не было
(Кожухов, Кудрявцев, Сторожев, Михайлов) (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125.
Д. 225. Л. 204-206).
338
Глава 3
- Ну, а мне Вы теперь своей книги не дадите?
- Если останется! Книг очень мало! - бросил он отрывисто.
Я была вполне удовлетворена: моя догадка подтвердилась. Она, с
другой стороны, подтверждала и мои старые наблюдения и выводы
относительно личных качеств нашего знаменитого академика. Мы
поднялись наверх. Здесь я встретилась, прежде всего, с тт. Генкиной и
Городецким. Обменялись впечатлениями. Тов. Городецкий сказал: «Мы вызвали
Е.В. Тарле, чтобы дать ему высказать свою точку зрения до конца. Он
отнесся сначала равнодушно и даже несколько пренебрежительно к тому,
что его критиковали. Но когда мы рассказали ему, что его критикуют за
саратовские лекции, он всполошился и потребовал стенограммы
выступлений тт. Сидорова и Панкратовой»108.
Как видно, отношения Городецкого, работавшего в
идеологическом отделе ЦК ВКП(б), и Панкратовой были вполне
доверительные. Но все же Панкратова ни в чем не была уверена и
сразу, после приведенных выше слов, дала характеристику своего
состояния: «Итак, я ждала боя...»
Совещание началось в 13 ч. Первым предоставили слово
К.В. Базилевичу За ним выступали Е.В. Тарле, СП. Толстов,
Э.Б. Генкина и Н.С. Державин.
Выступление К.В. Базилевича Панкратова
прокомментировала нейтрально, видимо, соглашаясь в целом с тем, что он
говорил о проблеме национального русского государства. Ее
нисколько не смутило, что вопрос, им поставленный, действительно
обеспокоил коллег трудностью его решения. Предложенный
вариант не вызвал с ее стороны желания спорить, что весьма
существенно. Она так записала речь историка:
К.В. Базилевич считает, что народность складывается в
результате общения и слияния этнически-родственных племен и представляет
собой этап на пути складывания национальности в нацию. С этой
точки зрения важно выяснить, в какой мере государство Ивана III или
Ивана IV можно назвать национальным Русским государством?
Некоторые историки и даже студенты указывают, что ведь и в 15-16 вв. не
было еще капитализма, как необходимого условия для создания нации
(курсив мой. - Л. Ю.). Этот вопрос проф. Базилевич решает так: при
Иване III начало создаваться государство русской народности (или
национальности), поэтому его и можно назвать национальным. Но
неправильно называть государство при Иване IV многонациональным, а его
следует назвать национальным вплоть до 18-19 вв., когда национальное
государство уже сложилось и когда происходило сто расширение путем
1944 год. Совещание историков в ЦКВКН(б)
339
завоевания. На этой сталии будет вполне понятно и положение тов.
Сталина об особенностях создания государств на Востоке Европы,
сформировавшихся как многонациональные государства с одной нацией во
главе и с различными народностями, не сложившимися в нации109.
А.М. Панкратова уловила саму суть вопроса: как быть с
определением государства национальным, если нации
(капиталистической) еще не было?
К.В. Базилевич своим выступлением показал, что вопрос о
национальном государстве (было ли оно национальным?)
вызывает недоумение, вопросы, и на это требуется адекватная
рефлексия. Однако рефлексия не только уточняет ответ, но и ставит
вопрос о целесообразности того или иного тезиса.
До крайности дело еще явно не дошло, и Базилевич
фиксировал пока, что вопросы, возникавшие в разных аудиториях -
можно ли называть русское государство конца XV в.
«национальным», - неверны по существу, это заблуждение. Причем
заблуждение, вытекающее из неверно понятых слов Сталина, это
прежде всего.
...как указал т. Сталин, «народность» предшествует «нации». Но
что отличает народность от нации, какие элементы, определяющие
сложение нации (общность языка, территории, экономической жизни и
психологического склада), отсутствуют или недостаточно развиты у
народности, - по этому вопросу, сделано еще мало. Между тем с этим
вопросом связаны другие вопросы, не только научные, но и политические.
Например, в какой мере мы русское государство эпохи Ивана III,
Ивана IV, то есть конца XV и XVI в., можем называть «национальным»
русским государством?110
И далее:
Не приходится скрывать, что на лекциях, на публичных докладах
мы часто получаем записки, указывающие на то, что как будто нельзя
это государство называть «национальным» русским государством, ибо
тогда еще не было русской нации. Я думаю, что эти возражения
неправильны. Обычно при этом указывают, что характеристика русского
государства XV и XVI в. как национального будто бы противоречит
указанию т. Сталина, что на востоке Европы, в отличие от западной, «нации
не развивались здесь и не могли развиться в национальные государства,
а образовывали несколько смешанных, многонациональных
буржуазных государств, состоящих из одной сильной, господствующей нации и
340
Глава 3
несколько слабых, подчиненных. Таковы Австрия, Венгрия, Россия» (из
тезисов на X съезде партии). Товарищи, которые отрицают на востоке
Европы существование русского национального государства (курсив
мой. - Л. Ю.), не обращают внимания на другую часть данного указания,
так как речь в нем идет о многонациональном буржуазном государстве,
между тем, конечно, никто русское государство конца XV и XVI ст. не
назовет буржуазным (Там же).
Значит, уже появились люди, которые «отрицают»
существование на востоке Европы национального русского государства.
При этом Базилевич никою конкретно не назвал. /Даже если
считать, что он имел в виду тех «товарищей», которые лишь начнут
(в будущем) так думать (в смысле «отрицать»), то и в этом случае
мы наблюдаем кризисный момент: сторонникам конвенции
национального государства явно не хватало убедительности, которая
разом сняла бы все вопросы. Базилевич нашел весьма
неординарный выход: развести понятия так, чтобы национальное состояние
(т. е. капиталистическое) не примешивалось к национальному
(т. с. народному). Для этого он стадию многонационального
государства переместил в капиталистическую эпоху, а национальное
государство начиная с конца XV в. предложил считать условным
знаком (народность=нация), выражающим собой не более чем
перспективу исторического развития, превращения России в
буржуазное государство10*.
Впрочем, дадим слово Базилевичу:
...мне кажется неправильным, что в наших программах и учебниках
после раздела, посвященного образованию русского национального
государства, следует глава о превращении русского национального
государства в многонациональное государство при Иване IV.
Многонациональным государством при Иване IV русское государство быть не могло, оно
вобрало некоторое количество народностей, однако удельный вес этих
народностей в XVI и XVII ст. до присоединения Закавказья и Средней
Азии был еще невелик. Я думаю, что и русское государство XVII в.
нельзя назвать многонациональным, это - русское национальное государство
в смысле государства русской народности, еще не сложившейся в русскую
10* Приведу правку первоначальной стенографической записи, в
которой Базилевич зачеркнул следующие слова: «...конечно, никто
русское государство конца XV и XVI столетий не назовет буржуазным, и
Петровское государство никто, стоящий на позициях марксизма, не
назовет буржуазным» (РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121. Д. 290. Л. 271).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
341
нацию. При этом термин «национальный» производится от слова
«народность». Что это справедливо, мне кажется, указывают слова т.
Сталина в известной беседе с Эмилем Людвигом, который назвал государство
Петра I национальным государством. Так что эпоха превращения
русского национального государства в многонациональное должна быть
отнесена к концу XVIII и началу XIX века (Там же).
Вслед за Базилевичем выступал Е.В. Тарле. A.M.
Панкратова вслушивалась в каждое слово академика.
Е.В. Тарле, извинившись за то, что не успел к началу
совещания - он был в Армении (его телеграммой из Москвы вызвал
ПФ. Александров), приветствовал присутствовавших и сразу
перешел в атаку на тех, кто не хочет или не может «двигать» науку:
Советская историческая общественность должна знать, что от
нее требует партия и широчайшие круги советского народа, чтобы
прежде всего наука двигалась вперед. До тех пор, пока советская наука
вполне не освободится от печальных пережитков этой «школы», мы не
отделаемся от больших тормозов, мешающих движению науки. Мне
кажется, человек, который берется за монографическое исследование,
обязан толкнуть, хотя бы немножко, науку вперед, и выявлять новые
факты без оглядки на то, что было сказано 95 лет назад, то есть без
предвзятого стремления подогнать фактическое содержание к тому
фактическому изложению, которое было уместно и понятно сто лет
назад (Там же. С. 81).
A.M. Панкратова отметила в «Записках»:
Движение науки требует прогресса мысли, а «не попугайского
повторения одних и тех же положений». Толкнуть вперед науку
должны новые монографии, которые нужно писать «без оглядки на то, что
писали 95 лет тому назад» (очевидно, Маркс и Энгельс, некоторые
историки немедленно подсчитали, что 95 лет тому назад, т. е. в 1849 г.
царская Россия выступала против революционной Венгрии, за что Маркс
и Энгельс, а затем Ленин и Сталин и называли русский царизм
«жандармом Европы»)111.
Е.В. Тарле подготовился к контратаке на выступление
А.М. Панкратовой, в котором она обвинила академика в том, что
просторы России он счел основной причиной побед Советского
Союза над Германией112, и сделал выводы о всей русской
истории, положительно оценивая колониальную политику царизма:
342
Глава 3
Ошибка т. Панкратовой в том, что она взяла какую-то
неправленую стенограмму или запись и какие-то нелепости, которые она
вычитала в ней, приписала мне. Для того, чтобы не уклоняться, чтобы покончить
с этим вопросом, я на этом остановлюсь. По существу т. Панкратова
отвергает, что фактором, который тоже способствовал русскому народу в
сопротивлении, являются пространства. Она полемизирует против того,
что я с этой точки зрения признаю положительным фактором, что
Россия большая, а не маленькая. Ошибка Панкратовой в том, что я никогда
не говорил, что это единственный фактор. Я выступал в Саратове, и это
высказывание не вызвало никаких недоуменных вопросов, а там сидели
люди квалифицированные11*, квалификация коих не уступает ни моей
квалификации, ни квалификации проф. Панкратовой. Я сказал, что
героический дух русского народа, наследственно передаваемый,
способность к организации, веками доказанная, и другие человеческие
факторы должны быть поставлены в центре, а одни*м из второстепенных
факторов, который тоже, безусловно, помогал делу сопротивления,
являются бескрайние пространства нашей страны. И повторяю это, и
повторяю снова, что Московия, например, не могла бы прийти к победе в
таких темпах, так отстоять себя, как отстояла себя сталинская Россия,
нынешний сталинский Советский Союз, хотя, конечно, главным
фактором победы сталинской России было не пространство, а другие
факторы. Но не признавать вовсе значения фактора пространства - этого
азбучного факта военно-политической истории - нельзя. Вот главное, что
я хотел сказать113.
A.M. Панкратова отметила в «Записках», что у Тарле, как и
у его единомышленников, сходная тактика защиты - отвечать не
по существу самой проблемы, а но «тем цитатам, которые он
нашел в выступлениях своих критиков»:
Так, тов. Сидорову он возражал не о том, считает он или нет
царизм «жандармом Европы», а лишь в ответ на приведенную им одну
п* Е.В. Тарле тщательно редактировал этот фрагмент, особенно
последние два предложения об ошибке А.М. Панкратовой. Отметим, как
именно ученый уточнял свою позицию: «Ошибка Панкратовой только
(зачеркнуто. - А. Ю.) в том, что я не предполагал (зачеркнуто. - Л. /О.)
никогда не говорил (вставлено. - Л. /О.), что это единственный фактор.
Я в таком смысле (зачеркнуто. - Л. Ю.) выступал в Саратове, где
(зачеркнуто. - Л. Ю.) и (вставлено. - Л. Ю.) это высказывание было, что
тогда (зачеркнуто. - Л. Ю.) не вызвало никаких недоуменных
вопросов...» (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290. Л. 281).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
343
цитату о поражении царизма в Крымской войне, он привел две другие
цитаты, в которых говорилось о положении царской России в момент
поражения. Тот же фокус был им проделан и в ответ на мою критику. Он
не ответил по существу темы своей лекции - о роли завоеваний и
характере колониальной политики царизма, а стал говорить, что приведенная
мною цитата о пространстве как факторе победы неправильная, так как
его плохо записали стенографистки. Неправленая стенограмма не
может служить материалом для обвинений. Кроме того, что плохого в том,
что он остановился на «факторе пространства», ведь известно, что
Московия не могла бы победить столь сильного врага и нельзя не признавать
этого факта. С) том, что из «фактора пространства» он сделал вывод о
прогрессивности всей колониальной политики царизма, Тарле не сказал
на этот раз ни слова. Вообще, будто бы и не существует никакого спора
но этим вопросам. А ведь именно здесь лежит корень нашего спора
Довольно критично восприняла Панкратова и следующего
оратора - декана исторического факультета МГУ проф. СП. Тол-
стова: он, по ее словам, «слывет за специалиста по истории
народов Средней Азии». СП. Толстой затронул «больную тему»
истории казахского народа и сделал весьма существенные замечания
по книге, к которой имела прямое отношение Панкратова.
Он говорил:
Эта работа но своему объему, но вложенному труду, конечно,
является очень солидным вкладом в историографию нашей страны, но
здесь тот же недостаток, который я отметил в истории Таджикистана,
налицо: замкнутость, отрыв от казахского исторического процесса, от
всемирной истории, от истории русского народа, от истории других
народов Средней Азии, одностороннее, только через «казахские очки»
рассмотрение целого ряда важных исторических фактов. Все это приводит
к целому ряду серьезных ошибок. Здесь мы встречаем те же элементы
идеализации исторического прошлого казахского народа. Мы не найдем
здесь характеристики отсталости, экстенсивности казахского хозяйства,
не создавшего предпосылок для формирования централизованного
феодального государства, невозможного на базе господства
патриархально-родовых и примитивно-феодальных порядков, господствовавших в
Казахстане в XVI и последующих веках1 ь.
СП. Толстов особое внимание обратил на то, что авторы
«Истории Казахской ССР» преувеличили степень
централизованное™ государства у казахов в сравнении с отсталой,
примитивной экономикой:
344
Глава 3
...на стр. 107 своего труда авторы именно утверждают, что
Казахстан уже в XVI в. представлял собой централизованную феодальную
монархию, в то время как никакой базы для создания централизованной
феодальной монархии в экономике Казахстана в это время не
существовало (Там же).
Жизненный мир по-своему защищал советского ученого-
гуманитария от слишком опасных поворотов мыслей, не давая
умственной деятельности далеко уходить от изначально
принятого тезиса, находящегося в ядре объяснительной конструкции.
Ведь очевидно, что пример Казахстана (по СП. Толстову) - это
зеркало русской средневековой истории, в которой точно так же
весьма сомнительно были представлены рыночные связи. Они
никак не дотягивали до буржуазных отношений, с трудом
воспринимались как феодальные (в силу своей большой
патриархальности), но при этом государство в России было и национальным, и
феодальным и, опережая свою экономическую
несостоятельность, стремилось всячески ликвидировать политическими
средствами недостатки базового развития.
СП. Толстов не соглашается с идеей захвата Казахстана
русским царизмом именно потому, что казахский народ не создал
централизованного государства, которое само но себе было бы
свидетельством некоей исторической состоятельности. Присоединение
Казахстана к России - это не абсолютное зло, но закономерность
тяготения друг к другу Руси и степных народов «Дешт-и-Кипчак»:
Отрыв истории Казахстана от истории смежных областей
приводит к тому, что процесс вхождения Казахстана в систему Российского
государства рисуется односторонне и неправильно как процесс голого
захвата, обмана и насилия, как абсолютное историческое зло. Конечно,
если бы Казахстан представлял из себя уже централизованную
феодальную монархию, обладавшую всеми потенциями самостоятельного
исторического развития, тогда можно было так ставить вопрос, но, если мы
исторически правдиво нарисуем, как развивалась история Казахстана и
до возникновения казахского народа и после того, как он выступил на
историческую арену, мы увидим картину совершенно иную. Мы увидим
прежде всего, что история Казахстана связана с историей Восточной
Европы, с историей Руси, в частности очень тесными и очень древними
узами. Намек на это есть и в книге по истории Казахстана (стр. 76-77),
но только намек: это те самые черные клобуки и половцы, о которых
говорил в прошлый раз Б.Д. Греков. Ведь Казахстан «Дешт-и-Кипчак»,
то есть «Половецкая степь» (Там же).
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
345
Однако это тяготение не столько культурное, сколько
политическое: сила одних сменялась силой других, от монгольского
завоевания история шагнула в новую эру - сильной Руси,
которая окрепла в борьбе с врагом и создала все условия для того,
чтобы восточные улусы Золотой Орды стали частью Русского
государства.
...мы действительно видим на протяжении XVI-XVII вв.
многократные примеры втягивания восточно-золотоорлынских феодалов в
систему вассальных связей с Московским государством. Без учета этого
обстоятельства многое было бы непонятным в истории Сибири. Мы
знаем вместе с тем, что распад Золотоордынского государства ослабил
восточные границы территории, которая в него когда-то входила, и открыл
восточные ворота для новой волны монгольского нашествия - для кал-
мыков-джунгар... (Там же. С. 87).
Рассуждения СП. Толстова о судьбах народов Средней
Азии вызвали остро негативную реакцию A.M. Панкратовой:
Выступление тов. Толстова, говорившего с обычной для него
безапелляционностью, могло произвести впечатление на всех, кто не
знает казахской истории или не читал этой книги. По я не имела
возможности полемизировать с ним, тем более, что мое заявление от имени
авторов о том, что мы приступили к подготовке нового издания, я
отдала тов. Щербакову в начале заседания, т. е. до выступления Толстова116.
СП. Толстов отметил в своем докладе центральную
проблему - формирование «русского многонационального
государства». История того или иного народа, живущего в СССР, может
быть решена, считал он, «только в свете сталинского учения о
причинах и условиях создания этого государства», только тогда,
когда «мы правильно сумеем осветить историю вхождения
Казахстана в его систему («русского многонационального
государства». - А. Ю.)».
Завершение этого процесса, как показал т. Сталин, было
предопределено потребностью создания мощного централизованного
государства для борьбы с монгольскими, турецкими и другими
завоевателями, на протяжении веков угрожавшими народам нашей страны.
Исторически правдивое освещение развития экономических,
культурных и политических связей между отдельными частями нашей родины,
подготавливающих сплочение народов вокруг Великой Руси, завершен-'
346
Глава 3
ное Великой Октябрьской Социалистической революцией,
превратившей «тюрьму народов», которой стала царская Россия в XIX в., в
братское содружество свободных социалистических республик, будет
способствовать развитию взаимною понимания, чувства любви и взаимного
уважения между отдельными народами...117
Затем выступила Э.Б. Генкина. Отношение к ее
выступлению со стороны A.M. Панкратовой вполне нейтральное. Генкина
стремилась не занимать определенной позиции и, наверное, чаще,
чем кто-либо другой, искала ответы на поставленные вопросы у
классиков марксизма.
Для Панкратовой существенно, что Генкина была не
согласна с «новыми веяниями» и считала их движением «в
сторону», довольно опасным, потому что «разноголосица мнений» в
науке создавала угрозу единству политико-идейному, без
которого нет и общего движения исторической науки.
Л.М. Панкратова так записала ее выступление:
...война поставила перед историками ряд новых вопросов и
выдвинула задачу кое в чем пересмотреть наш подход к старым вопросам.
Острота постановки многих вопросов показывает, что мы движемся
вперед, но на фоне этого движения имеются тенденции такого пересмотра,
который ведет нас в сторону от марксизма. Все это было бы не так
страшно, если бы эта тенденция не проникала на наши кафедры, в голо-
вы студентов и школьников, т. е. в головы миллионов, а уже этот факт
означает, как указывал Ленин, политику (курсив мой. - А. /О.). В
обсуждении наших исторических вопросов мы не должны забывать основных
положений и указаний нашей партии, в частности решение ЦК о
постами
новке пропаганды .
Особый интерес вызвали у Панкратовой суждения Генки-
ной о природе тезиса, что Россия есть тюрьма народов. Позиция
докладчика здесь неоднозначная, что Панкратова и фиксировала:
Мы не должны изолированно показывать историю народов нашей
страны от общеисторического процесса. Царская Россия была
империалистическим единством, но все же единством всех народов нашей
страны. Поэтому неправильно показывать восстание 1916 г. в Казахстане в
отрыве от России. Подъем борьбы русского народа способствовал этому
восстанию, а не наоборот. Не надо забывать, что русский народ поднимал
на борьбу все другие народы. В историю Советского государства важно
правильно поставить идею преемственности (курсив мой. - А. Ю.)119.
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
347
Э.Б. Генкина в самом деле искала выход из теоретической
ситуации, когда утверждалось одновременно: СССР - это
«дружба народов», а царская Россия - это «тюрьма народов».
Понятно, что советская власть изменила жизнь народов
радикально, но без традиций дружбы, традиций единой борьбы с
самодержавием не возникло и не могло возникнуть столь новое
качество в отношениях между народами. Как правильно
соединить тезисы, каждый из которых не только правильный, но и
истинный? Как этим соединением не нанести ущерба
объективной истине? Речь шла не о механическом соединении, а о
гармонии.
На совещании Э.Б. Генкина утверждала:
... у нас иногда думают, что надо обелять царизм - царизм XIX
века. Неужели и это в интересах воспитания национального
самосознания, вопреки ясным и четким ленинско-сталинским указаниям?
Поэтому, может быть, я выскажу несколько парадоксальную мысль, но мне
лично кажется, что одну и ту же по существу ошибку делают все те, кто
пытался или пытается вычеркнуть из нашей истории Кутузова,
Суворова, Александра Невского, Минина и Пожарского, или те, кто хочет
сейчас поднять Николая I, Аракчеева и Каткова. Это одна ошибка, это одно
и то же. Это не две тенденции, а одна тенденция искажения марксизма
(курсив мой. - А. /О.), отрицания ленинско-с тали некой программы вос-
120
питания национального самосознания .
Казалось бы, такая постановка вопроса ведет к решению.
Но само это решение, конечно, недостижимо. Потому правильная
позиция, не искаженная никакими уклонами, - это только
иллюзия, хотя и существенная для жизненного мира науки как некая,
почти религиозная, точка отсчета. Достичь этого предела нельзя,
но приблизиться к нему можно.
Изучение нашего исторического прошлого, изучение
дооктябрьского периода и изучение советского периода нашей истории тесно
связаны между собой. Нелы*я понять основные вопросы советского
периода, не показав преемственной связи с нашим историческим прошлым, но
одновременно если смазать принципиальные различия, снять царизм
как «тюрьму народов» и «жандарма Европы», то ото значит принижать
роль и значение советского социалистического государства, затруднять
понимание великой роли советской власти, ставить под вопрос основное -
правомерность и историческую обусловленность Великой Октябрьской
социалистической революции...121
348
Глава 3
В конце заседания выступил Н.С. Державин - горячий
сторонник А.М. Панкратовой в защите от нападок на «Историю
Казахской ССР». Он, как и предыдущие ораторы, подчеркнул, что
история самодержавия имеет разные периоды; начиная с правления
Екатерины II царизм стал явлением глубоко реакционным. Но до
того он мог иметь единство с собственным народом. А.М.
Панкратова это записала так: «Были периоды, когда интересы классового
государства и русского народа временно совпадали»122.
Обратимся к стенограмме выступления Н.С. Державина.
Он поставил весьма интересный вопрос: «Имеются ли при
феодализме и капитализме точки общности интересов государства
эксплуататорского меньшинства с интересами эксплуатируемого
народа?» Ответ он дал положительный:
Да, имеются. Это, прежде всего и самое важное, защита
территории государства от нападений со стороны других государств, что
мы и видим выше на приведенных фактах организованной
совместной защиты народом и его эксплуататорами территории государства
от нападающих на него врагов. Классовой государственности
принадлежит в данном случае руководящая роль организатора вооруженной
защиты территории со всеми вытекающими отсюда необходимыми
предпосылками и следствиями. В данном случае, теоретически,
интересы классового государства и интересы эксплуатируемого
большинства совпадают и идут рука об руку, но в действительности
государство эксплуататоров нередко и в данном случае изменяет народу и
предает его интересы врагу... Таким образом, царское самодержавие
имеет свою историю. Царское самодержавие Ивана Васильевича
Грозного или Петра I - это не то же, что царское самодержавие Николая I
и тем более Николая II. Это разные этапы в развитии русского
самодержавия123.
Таким образом, Н.С. Державин четко и ясно определил
разницу в периодах развития русского самодержавия и открыл
причину того, почему в царской России - «тюрьме народов» - была
возможна такая историческая форма объединения, как
национальное/многонациональное государство. При Иване Грозном
самодержавие совсем другое: оно в силу того, что существовала
внешняя угроза, соединялось с интересами народных масс, не
желавших никому покоряться. Так русская история в его
выступлении и обелялась, и очернялась одновременно: идея
многонационального государства (но Сталину) нисколько не противоречила
идее тюрьмы народов (тоже по Сталину).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКН(б)
349
Однако Н.С. Державин категорически не хотел совпадать
в оценках истории самодержавия со сторонниками Бушуева и
Аджемяна. Он подчеркивал:
Царское самодержавие не есть русский народ и не есть форма
воплощения государственного сознания русского народа, испокон веков
политически-демократического и социально-коллективистского,
артельного и мирового. Эти исконные для русского народа начала лежат в
основе советской социалистической, глубоко народной государственной
системы, чем советское государство и сильно, чем оно и близко русскому
народу. Я никогда не отождествлял политики русского царизма с
мышлением русского народа. Я высоко ценю политику Ивана Васильевича
Грозного, создателя централизованного многонационального государства
(курсив мой. - А. Ю.), которое но своей политической мощи занимало
первое место среди европейских держав, считавших, что только
московский царь мог избавить Европу от агрессии османских турок. Я высоко
ценю плодотворную политику Петра I, европеизатора России, хотя свою
европеизацию он проводил крутыми мерами. Я отмечаю некоторые
прогрессивные элементы в политике екатерининского самодержавия
(воссоединение белорусских земель), в политике Александра I (освобождение
Сербии, Молдавии, Бессарабии) и Александра П (освобождение
Болгарии). Но я решительно протестую против утверждения о прогрессивной
роли царского самодержавия вообще (курсив мой. - А. Ю.\ и в частности -
о прогрессивной роли самодержавия Николая I, вешателя декабристов,
истязателя Пушкина и Белинского, мучителя Герцена, душителя русской
общественной мысли, «жандарма Европы» и, что гораздо важнее, сугубо
жандарма у себя на родине, опиравшегося притом в своем удушении -
русского народа и русской культуры на немцев - дуббельтов, бёнкендор-
фов и т. п., убежденных врагов русского народа124.
Никто из выступавших не оказал такой моральной
поддержки Панкратовой, как Державин, занявший однозначную позицию в
оценке идейного содержания «Истории Казахской ССР». С его
стороны это был мужественный шаг, потому что все участники
совещания догадывались, что в Отделе пропаганды и агитации ЦК
ВКП(б) не очень довольны этой книгой. И лишь немногие знали, в
какой мере это недовольство выразилось в проекте постановления.
Явно с удовольствием A.M. Панкратова записала эту часть
выступления Державина:
Глубочайшая ошибка отождествлять, как это делает Яковлев,
интересы царизма и русского народа. Борьбу народов против аннексио-
350
Глава 3
нистской колонизаторской политики царизма передовые люди всегда
приветствовали. Они солидаризировались с национальным движением,
а не с царизмом, который подавлял это движение. Поэтому он,
Державин, как русский человек не может согласиться с Яковлевым и другими,
которые упрекают прекрасную книгу «История Казахской ССР» и
объявляют ее антирусской только потому, что в ней отрицательно
обрисована колонизаторская политика царизма и положительно - национальные
восстания. Иначе и не должно быть. «История Казахской ССР» должна
стать образцом для такого рода работ. Советский патриотизм нельзя
смешивать с патриотизмом Союза русского народа125.
II.C. Державин решительно и бескомпромиссно развел
понятия «зоологический патриотизм» и «критический патриотизм»:
Ложно понятый советским историком патриотизм может легко
привести к возрождению в нашей исторической науке старых легенд
помещиков и буржуазии, вредных для подлинной исторической правды,
которую советский историк обязан раскрывать в своих трудах. Было бы
грубейшей ошибкой и немыслимым положением вещей, если бы,
исследуя тот или иной исторический факт, советский историк, игнорируя все
положения марксистско-ленинской теории, стал подходить к его оценке
с мерилом великодержавного национал-шовинистического
патриотизма, а не с мерилом истории борьбы рабочего класса и интересов
советского социалистического государственного строительства. Я убежден в
том, что ни один из народов, угнетенных русским царизмом в прошлом
и освобожденных из «тюрьмы народов» Великой Октябрьской
социалистической революцией, не может петь гимнов денационализаторской
аннексионистской политике русского царизма, и во имя ложно
понятого некоторыми русскими историками патриотизма забывать и
игнорировать свое родное национально-освободительное движение,
направленное против русского царизма, а тем самым затушевывать великую
освободительную роль Октябрьской социалистической революции от
национального угнетения126.
Этот день совещания закончился для Панкратовой
неожиданно. Щербаков вдруг предложил ей прочитать заявление,
которое она подала ему как своеобразный ответ на те суждения,
которые уже прозвучали в ее адрес и по поводу книги «История
Казахской ССР». A.M. Панкратова в этом заявлении обобщила
свои наблюдения и пришла к вполне однозначным выводам по
поводу случившегося. Она, конечно, согласилась с тем, что
необходимо переиздание книги с учетом всех замечаний, которые
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
351
были высказаны. Однако в отношении рецензии Яковлева она и
ее коллеги остались совершенно непреклонными:
Вместе с тем авторы книги, дважды обсудив рецензию Яковлева и
изложенные в ней установки, не считают возможным принять их как не
соответствующие основам марксизма-ленинизма в вопросах
национально-колониальной политики, а политически имеющие тенденцию
великодержавного шовинизма, способную лишь вызвать реакцию местного
шовинизма, а не бороться с ним (Там же. С. 104).
Еще более резко прозвучало заявление Панкратовой в
отношении идей, высказанных Ефимовым:
Считаю своим долгом заявить мое решительное несогласие
(авторский коллектив об этом не знает) с принципиальными установками проф.
Ефимова, высказанными им в выступлении 10.VI, которые, несмотря на
всякие оговорки, правильные общие положения и цитаты, являются, как
и все выступление проф. Яковлева, вопиющим разрывом с духом и
смыслом учения Ленина-Стали на на национальному и колониальному
вопросу. Так называемые пять пунктов теории колонизации проф. Ефимова, в
которых пет пи малейшего классового подхода к колониальному вопросу,
по сути дела, воспроизводят бернштейнианско-ревизионистскую
позицию, как она особенно проявилась на Штутгартском конгрессе II
Интернационала в 1907 году. Эта позиция, не признавая колониальных войн,
захватов и завоеваний, все дело сводит к неправильным «методам»
отдельных колонизаторов и так же безоговорочно, как это сделал проф.
Ефимов, объявляет «колонизацию» фактом объективно-прогрессивным,
осуждая «вожаков национально-освободительных движений». Требуя не
отрывать «истории колоний от России и других колоний», проф. Ефимов
фактически, как и проф. Яковлев, становится на путь отказа от первого и
основного требования марксистско-ленинской исторической науки
рассматривать историю народов нашей страны не как объект, а как суб1>ект
истории. Фактически же это требование проф. Ефимова в
замаскированной форме означает отнесение всех народов СССР, кроме русского, к
народам «неисторическим» (Там же. С. 104-105).
A.M. Панкратова также не согласилась с теорией
наименьшего зла. Слово «теория» было взято в кавычки, что можно
понять как неверие в ее применимость к истории Казахской ССР.
По оговорки, которые сделала Панкратова, свидетельствуют, что
позиция авторов коллективного труда здесь оказалась
двойственной. Ефимов говорил о неизбежном присоединении Казахстана к
352
Глава 3
Англии, хотя Англия, как он подчеркивал, и «не оставила
документальных справок о планах своей экспансии». Ухватившись за
это признание, Панкратова отмечала в заявлении:
Возможность (а не реальность в XVI1I-XIX вв.) экспансии
Англии мы не отрицали. Но, не обладая документами и фактами
переговоров, нападений и даже торговых или иных значительных операций
англичан в Казахстане в это период, мы не считали себя вправе (ни с
научной, ни с политической стороны) становиться на путь
сомнительных оценок намерений и замыслов англичан в Казахстане в будущие
времена (Там же. С. 105).
Наконец, A.M. Панкратова в том же духе (неприятия
теории наименьшего зла) не согласилась с мнением И.И. Минца,
говорившего об опасности для Казахстана со стороны других
агрессоров, прежде всего Китая. И при том она ни разу не уиомя1гула о
позиции своего главного оппонента, Е.В. Тарле.
В архиве Управления пропаганды сохранился ответ
А.В. Ефимова на заявление A.M. Панкратовой. По форме это -
заявление на имя секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова:
Ввиду того, что позиция одного из редакторов книги «История
Казахской ССР» проф. Панкратовой но ряду вопросов продолжает
оставаться неправильной, а возражения мои, т. Минца и т. Толстова ею
отвергаются, считаю нужным возразить на сделанное ею 22 /VI - 1944 г.
заявление127.
А.В. Ефимов не остался в долгу и отметил, что А.М.
Панкратова стремится «изобразить дело так, что ее позиция
настолько правильна, что всякая критика ее, Панкратовой, ошибок есть
критика марксизма-ленинизма» (Л. 75).
Он нашел свой контраргумент на обвинение в национализме:
...действительно, мое положение о том, что историю колоний
нужно изучать, не отрывая ее от истории России, не совпадает с
установкой Панкратовой, которая, как это видно, считает, что можно и
должно изучать историю колоний в отрыве от истории ее метрополии
и вне связи с ее историей. В этом именно плане и построен весьма
неудачный раздел о завоевании Казахстана. Если судьбы колоний
рассматривать в отрыве от метрополии и всей системы колоний, а не так, как
развитие колоний происходило, то колония перестанет быть колонией
и судьбу ее изучать и понять будет невозможно. Я указывал на это,
1944 год. Совещание историков в ЦКВКИ(б)
353
а т. Толстов на конкретном материале убедительно показал порочность
такого метода изолированного изучения истории колоний не только на
примере истории Казахстана, но и на примере истории Таджикистана и
показал, к каким серьезным ошибкам это ведет. Т. Толстов правильно
говорил о задачах координации изучения истории бывших колоний
царской России, ныне свободных социалистических республик и
областей, с изучением истории СССР (Л. 75-76).
А.В. Ефимов возражал решительно, назвав позицию
A.M. Панкратовой немарксистской:
Позиция A.M. Панкратовой - это действительно разрыв с духом
и смыслом марксизма. Кроме того, отрицая необходимость показа
исторически возникающей связи колоний с внутренней историей
метрополии и других колоний, т. е. с данной капиталистической системой,
A.M. Панкратова выхолащивает реальное содержание
антагонистического процесса колониального развития и сводит всю проблему
колониального закабаления к методам колонизаторов, т. е. делает именно то,
что делал в свое время Э. Бернштейн (Л. 76).
В ответ на обвинение Панкратовой в том, что он считает
правильным не превозносить вожаков крестьянских движений,
Ефимов в письме отвечал:
Я считал и считаю, что «не следует идеализировать и без меры
превозносить вожаков крестьянских движений, в том числе и в
колониях». Это вызвало резкий протест Панкратовой, которая таким
образом считает, что можно и нужно идеализировать и безмерно
превозносить вожаков крестьянских движений и, неизвестно почему, полагает,
что отказ от этого означает осуждение их. Мы знаем, например, что
не следует идеализировать буржуазных революционеров - Джефер-
сона, Марата, Дантона, Робеспьера, Маццини, Гарибальди и других.
При всем нашем к ним уважении - надо показать и их историческую
ограниченность (Л. 77).
А.В. Ефимов, в отличие от Панкратовой, серьезно
относился к проблеме «меньшего зла» и не верил, что «на всем
протяжении своей истории Казахстан имел реальную перспективу
"свободы и счастья"». Потому была «необходима полная историчность в
изображении героической борьбы казахского народа за
независимость». Он подчеркивал, что самостоятельности Казахстана
угрожала Англия: «...изучение английских парламентских материалов,
354
Глава 3
прессы и других источников, особенно периода 1 и 2-й афганских
войн и планов похода на Герат, несомненно, поможет освещению
этой проблемы».
Однако самый больной вопрос - «о прогрессивности или
непрогрессивности колониального развития».
Очень большой вопрос - о прогрессивности или
непрогрессивности колониального развития. Первое, что надо решить, - может ли
данная страна развиваться не как колония, а как самостоятельное
государство, идти от феодализма к капитализму и социализму
самостоятельно. В отношении Казахстана и других б(ывших) колоний царской
России разрешение этой проблемы не во всех случаях доведено до
конца, а это надо сделать. Те пять замечаний о книге «История Казахской
ССР», которые я сделал, не являются, разумеется, никакой «теорией
колонизации». Л.М. Панкратова сама создала новую «теорию»
развития «изолированных колоний», которые только в этом случае
остаются «субъектами истории». Я же сделал конкретные замечания о
некоторых неправильных установках раздела о завоевании Казахстана.
Вопрос об исторической прогрессивности вовлечения в колониальное
капиталистическое развитие Кавказа, Средней Азии, Сибири был уже
решен Лениным... <...> При этом вопрос о прогрессивности развития
капитализма, включая и колонии, это очень сложная проблема, но ни
в коей мере не является вопросом оправдания капитализма (Л. 79).
И вновь Ефимов шел путем раскрытия догматического
(т. е. неизменного, объективного) содержания истины через показ
борьбы противоположностей. С одной стороны, превращение
Казахстана в колонию «вырывало Казахстан из его
патриархально-феодального быта на весьма ранней стадии феодального
развития, включая его в капиталистическую систему», с другой
стороны, колонизаторы «грабили население, царская
администрация облагала население покибиточным сбором и другими
поборами». Он вновь не согласился с Яковлевым и с Панкратовой,
подчеркивая, что истина никогда не бывает односторонней, но
пребывает в непостижимом для исследователя состоянии
разумной неопределенности.
А.М. Панкратова продолжает считать, что признание вовлечения
окраин России в колониальное развитие прогрессивным является
оправданием капитализма. Между тем, нельзя зараз оправдать, как это
делает AM. Яковлев, или обвинить, как это делает A.M. Панкратова, все
элементы такого противоречивого, антагонистического явления, как
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
355
развивающийся капитализм в колониях. Признание, что
колонизаторы участники прогрессивного развития капитализма, отнюдь не есть
их оправдание. Борьба масс против них двигает вперед развитие
капитализма и его противоречий, приближает его к пролетарской
революции. При чем же тут концепция Бернштейна, о которой пишет
Панкратова? (Л. 81).
Эта неопределенность - попытка Ефимова найти себя в
теории, утвердить такой взгляд, который бы совмещал
противоположности и потому был бы максимально приближен к
марксистской истине, которую невозможно выразить до конца.
8 июля 1944 года.
Последний день совещания историков
вЦКВКП(б)
Ю.Ф. Иванов не стал публиковать отдельные записи A.M.
Панкратовой, относящиеся к последнему дню заседания, под весьма
странным предлогом: «Третьего письма (? - А Ю.) A.M.
Панкратова не написала, однако в ее бумагах имеются два варианта
рассказа о последнем заседании, состоявшемся 8 июля. Разночтения
в них незначительны, но но ним видно, что она старалась как
можно точнее передать атмосферу совещания (курсив мой. -
Л. /О.). Перескажем основное содержание рукописи»128. Но,
позвольте, зачем же пересказывать (да еще столь кратко), если
рукопись можно было просто опубликовать?
В последний день совещания историков в ЦК ВКП(б)
первым выступил руководитель Отдела пропаганды ЦК ВКП(б)
СМ. Ковалев.
А.М. Панкратова зафиксировала в «Записках» то, что
касалось ее непосредственно:
В наших учебниках дана неправильная периодизация. Например,
события Отечественной войны 1812 г. даются почему-то в главе, которая
называется «Царизм в период наполеоновских войн». Надо помнить
слова Ленина о двух нациях и двух культурах и в этом плане показывать
разделы о культуре. Надо также подчеркивать, что наша история
представляет собой, как и вся мировая история, процесс
поступательно-прогрессивного развития, происходивший в самых противоречивых
условиях и формах. Надо воспитывать чувство патриотизма и национальной
120
гордости .
356
Глава 3
СМ. Ковалев, как и Городецкий, во многом повторил
проект постановления 1 [К ВКП(б), но лишь один раз прямо упомянул
А.М. Панкратову с ее идеями (отнюдь не самыми крамольными в
ряду уже выявленных), что само по себе симптоматично. Они оба
вели себя в отношении Панкратовой более чем корректно и не
повторяли тех обвинений, которые содержались в проекте
постановления. И главное - Ковалев ни словом не обмолвился об
«Истории Казахской ССР». Он, как и Городецкий, стрехмился
разоблачить «пренебрежительное отношение» к прошлому, которое он
видел, прежде всего, в учебной литературе.
Например, если в проекте постановления говорилось о том,
что в учебнике истории СССР для вузов Радищев
характеризуется как эпигон, типичный ученик французских рационалистов, без
собственных идей, то Ковалев приводил дополнительные, более
яркие примеры «пренебрежительного отношения к великому
прошлому нашей Родины». Подборка этих примеров из того же
учебника для вузов (иод редакцией Лебедева, Бахрушина,
Грекова) очевидным образом преследовала цель: вызвать еще большее
ожесточение к антирусским интенциям исторической науки,
буквально зараженной, как он считал, и давно зараженной, начиная с
Карамзина, антинародными чувствами.
...авторы не нашли ничего лучшего, как характеризовать развитие
русской культуры в течение всего XVII в. словами изменника Родины Ко-
тошихина. Известно, что Котошихин, будучи служащим в одном из
приказов, продавал государственной важности документы иностранцам, затем
бежал за границу и там по заказу шведского канцлера Магнуса Делагарди
написал пасквиль на русское государство и русский народ. Авторы
учебника цитируют наиболее отвратительные места этого пасквиля. В учебнике
приводятся, например, такие слова Котошихина: «Русские люди
природою своею спесивы и непривычны ко всякому делу, понеже в государстве
своем научения никакого доброго не имеют и не приемлют кроме
спесивости и бесстыдства и ненависти и неправды...» Приведя эту клевету на
русский народ, авторы пишут: «Котошихин живо отражает потребность в
более высоком образовании, которая ощущалась в Московском государстве
XVII века». В учебнике по истории для неисторических факультетов вузов
Котошихин прямо характеризуется как передовой деятель России. Велел
за высказываниями Котошихина авторы приводят писания другого
изменника Родины, князя Хворосгинина. Как известно, Хворостинин был
приближенным Лжедмитрия I, ставленника польских интервентов, и писал
свои «сочинения» на польском языке. Он презирал все русское и даже
пытался бежать в Литву, за что был арестован. Тем не менее авторы приводят
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
357
высказывания Хворостинина о русских людях, в которых он говорит,
что «в Москве людей нет, весь люд глупый, жить не с кем» и у него
общения с русскими людьми не может быть никакого. Непонятным
становится, почему эти писания изменников родины Котошихина и
Хворостинина отнесены к русской культуре XVII в. и зачем привели авторы их
высказывания для характеристики развития русского народа130.
И так далее в том же духе, но с новыми примерами...
Следующим оратором был академик В.И. Волгин. В своем
выступлении он верЕ1улся к критике центральной идеи MIL
Покровского, согласно которой историческая наука - это не наука, а
политика, опрокинутая в прошлое: «Возможно ли научно
оценить историческое значение московских князей X1V-XVI вв.
или Петра Первого, опрокидывая в прошлое нашу оценку
самодержавия XIX-XX веков?»131
Этот вопрос подразумевал, что самодержавие исторично
настолько, что в один период оно - прогрессивное, а в другой -
реакционное явление. Следовательно, «национальное
государство» (в виде многонационального союза народов во главе с
русским народом) времен Ивана Грозного это не «тюрьма народов»
эпохи Николая I. Мысль эта уже звучала на совещании, но
Волгин к ней вернулся.
A.M. Панкратова кратко записала содержание этого
выступления, акцентируя то, что ей особенно близко:
[ 1ельзя механически распространять наше отношение к
сегодняшним событиям и на них строить оценки прошлого. У нас имеется и
другая тенденция - покровшина наизнанку. У нас наблюдается стремление
прикрасить историю, исходя из тот, что ныне совершенно иные
отношения и условия. Неверно рисуются вопросы связи между государством и
народом. Тенденциозно изображается все в розовых тонах. Покровшина
с обратным знаком сказывается в отказе от классовой борьбы.
Выступления Аджемяна и Яковлева особенно характерны. Та же тенденция у
академика Грекова, который рисует государство и народ не с классовых
позиций. По крайней мере, получается впечатление, что он
отказывается от классовой борьбы .
Но она не упускала случая заметить и то, что Волгин
пытался оправдать Тарле:
Академик в своих лекциях в Саратове, от которых он
отказывается, так как они им не выправлены, однако не может уйти от того факта,
358
Глава 3
что идеи, в них изложенные, неправильны. Нельзя считать, что
Советский Союз представляет собой нечто подобное Римской империи. В этой
аргументации большие опасности. Критику Тарле академик Волгин
сопровождает столь большими оговорками и извинениями, что тов.
Щербаков прерывает его словами: «Нельзя ли поменьше реверансов»13,3.
В.П. Волгин старался найти «золотую середину», ни к кому
окончательно не присоединяясь:
Е.В. Тарле просил не цитировать его саратовское выступление по
неправленой стенограмме. Я понимаю его отношение к этому вопросу.
Я считаю нужным все же говорить об этой неправленой стенограмме. Раз
Е.В. отмежевывается от стенограммы, будем рассматривать ее просто
как материал, который выявляет определенную точку зрения
(Панкратова. Но слушатели слушали неправленую стенограмму). Е.В. мог
сказать как то, что есть в неправленой стенограмме, так и то, чего в ней
нет, ибо, как известно, стенографистки не всегда записывают правильно.
Но для меня этот апокрифический документ, с которого Е.В. просит снять
его имя, интересен потому, что в нем мы находим кристаллизацию
некоторых идей, которые имеют хождение в нашей исторической среде134.
Более определенно выступил ответственный секретарь
«Исторического журнала» Б.М. Волин. Он сразу отметил, что, в
отличие от Волгина, будет говорить без всяких реверансов,
особенно в отношении Аджемяна. Он пересказал разговор с
последним по телефону, и этот сюжет ярко демонстрирует внутреннее
состояние науки в условиях возникшей неопределенности
идеологических ориентиров:
Я был первый, осчастливленный трудом Аджемяна как редактор
«Исторического журнала». (А джем я н. Не первый (смех).) Не первый?
Значит, кто-то был счастливее, чем я. Значит, Вы еще куда-то толкались.
По отношению же «Исторического журнала» Вы проявили поистине
исключительную настойчивость. Когда же я Вам, наконец, по телефону
процитировал некоторые Ваши места, в которых говорилось
относительно гегелевских положений, где Вы совершенно зря, клеветнически
ссылались на поддержку этих положений Энгельсом, когда я Вам
указывал на Ваши невероятные в устах советского человека заявления
относительно движения Пугачева и тот «блага», которое совершила
Екатерина, когда она задушила пугачевское движение, Вы заявили следующее:
«Вас ничему, т. Волин, война не научила». (Аджемя н. Да, да. Вас
ничему война ire научила.) Вот об этом я и хочу сказать - кого чему война
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКН(б)
359
научила. Очевидно, но Аджемяну, выходит так, что война неким особым
мыслям «научила» его и возможно тех, чьим отголоском и подголоском
он является. Возможно, что он не один является автором этой своей
концепции. Она, может быть, результат еще каких-то других мнений,
которые где-то гуляют вокруг него. Очевидно, аджемяны решили, что
трудности войны первого периода должны были научить нас,
большевиков, пересмотру основных принципиальных позиций, которые даны нам
Лениным и Сталиным, Центральным Комитетом нашей партии, всем
нашим советским бытием, бытием большевистским. Очевидно, аджемяны
поняли так, что трудностями, которые пережила наша страна в
начальный период нашей Великой Отечественной войны, можно
воспользоваться для того, чтобы реваншироваться, да, политически рснанширо-
ваться (Там же. С. 82).
Обратим внимание на то, что оба споривших придавали
большое значение Отечественной войне, только по-разному ее
интерпретировали. Одним она позволила увидеть новый
горизонт в объяснении русской истории, другим - остро ощутить
новую (и совершенно невиданную) реальность политического
столкновения, когда возникло настоящее, а не мнимое
сопротивление общепринятой идеологии.
Б.М. Волин продолжал:
Подобные статьи, несмотря на все Ваши настойчивые требования
и угрозы, Ваши и подобных Вам, - они не пройдут (Л д ж е м я н. Я не раз
печатался у вас.) Я Вам сказал но телефону, знаете ли Вы, в какой
компании Вы находитесь? Вот в «Климе Самгине» в связи с замечанием
упадочной декадентки Нехаевой, что народ - враг человека! Об этом
говорят Вам биографии почти всех великих людей. Горький отмечает
следующее насчет Самгина: «Клим находил, что... какая-то чудовищная
пасть поглощает одного за другим лучших людей земли, извергая из
желудка своего врагов культуры, таких, как Болотников, Разин, Пугачев»...
Вы повторяете, Лджемян, Клима Самгина, Вы идете рука об руку с сам-
гинщиной. Л что такое самгинщина, Вы знаете. Вы находитесь в
компании людей, которые вот что когда-то писали о пугачевском движении.
Вот у Рамбо в «Живописной истории древней России» сказано:
«Пугачевский бунт показал, какие элементы беспорядка еще бродили в
отдаленных провинциях империи... Как мало эти необузданные элементы
согласовывались с новейшим государством». Да, ведь Лджемян списал
оттуда! (Лджемян (кричит.) Невежда!) Вы ведете себя, как
маленький геростратик: Вы не больше того, как тот чеховский герой, который,
совершив непотребство, за что попал на страницы местной губернской
360
Глава 3
газеты, возомнил о себе как о герое, который прославился на всю
губернию (Там же. С. 82 83).
Тема войны, ее какой-то особой роли в размежевании
исторической науки осталась в выступлении Волина, и этому
фактору он придал особое значение в объяснении, почему появились
такие люди, как Аджемян. В оценках ситуации Волин и
Панкратова совпали: они оба передают разговоры людей, их настроения,
в которых «читается», что война изменила весь мир130, и теперь
возможно другое отношение и к этому, когда-то враждебному,
внешнему миру, и к прежним внутренним классовым врагам.
...мы имеем дело с известным рецидивом или с возрождением в
процессе войны того, что раньше было затушевано, о чем эти люди не
решались говорить. Это - реваншизм! Люди решили так, что война
большевиков кое-чему научила, что поэтому сейчас возможен пересмотр.
Вот проф. Ефимов говорит о том, что следует притушить классовые
позиции. (Ефимов. Кто говорит?) Как будто бы, Вы. (Е ф и м о в. Я этого
не говорил, это Ваше изобретение). А мы это слышали. Мы разобрались
в Вашей словесности...136
Следующий выступавший не вызвал у Панкратовой
воодушевления, и не только потому, что острее многих критиковал
«Историю Казахской ССР»; критик сам был казахом. Со знанием дела,
входя в частности и детали, он описывал ошибки и недочеты всей
работы, не соглашаясь к тому же и с главной установкой авторов
коллективного труда, согласно которой казахи не хотели входить
в состав Российской империи и вошли в нее недобровольно.
Речь идет о К.Р. Аманжолове.
A.M. Панкратова с поразительной дотошностью записала
почти все его замечания и не позволила себе в «Записках»
высказать хотя бы малейшее недовольство. Хотя если судить по
стенограмме, то на совещании в ЦК ВКП(б) она позволяла себе
реплики в адрес выступавших.
A.M. Панкратова записала самые болезненные для нее
замечания оратора - болезненные потому, что они касались
идеологических установок, а не простого незнания фактов:
Авторы стали на путь Покровского, когда они идеализируют
влияние монголов, хотя они разрушали среднеазиатские города и культурные
очаги. В книге рассказывается невразумительно о складывании
казахского народа... В книге неверно охарактеризована политика самодержавия и
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЛ(б)
361
история завоевания Россией Казахстана. Развитие капитализма, начиная
с Петра, производило к необходимому расширению России. Конкуренция
между Англией и Россией заставляла Россию двигаться на Восток.
Продвигаясь в Среднюю Азию, Россия естественно искала связи с
Казахстаном, стоявшим на пути в Среднюю Азию. До завоевания сами казахские
ханы... обращались с просьбами принять казахов в подданство. Абуль-
хайыр добровольно принял русское подданство, так как его побуждала к
этому объективная необходимость. Он не предатель, а истинный
представитель интересов казахского народа. Раздробленность казахов и внешняя
угроза со всех сторон побуждали его к этому. Куда он мог обратиться за
помощью и объединить казахский народ, если не к России? Авторы
говорят, что он обманул народ. Но народ подтвердил заключение Абульхайы-
ром договора о подданстве... Авторы стали на неверный путь - хвалить и
идеализировать все восстания».137
Две редакции «Записок» A.M. Панкратовой,
или Последние минуты совещания историков
В материалах личного фонда A.M. Панкратовой сохранились две
редакции «Записок», рассказывающих о том, что произошло в
последние минуты совещания историков в ЦК ВКП(б). Первая
редакция - от первого лица (под названием «Конец
совещания»), вторая редакция - от третьего лица. Не вызывает
сомнений, что тексты обеих редакций отпечатаны на одной и той же
печатной машинке, правка делалась рукой A.M. Панкратовой.
Спрашивается: зачем понадобилась такая мистификация?
Прямого ответа на этот вопрос с ее стороны нет, но в пределах наших
возможностей реконструировать контекст этих изменений.
Различия в текстах проявляются после описания
выступления Аманжолова. Оно хронологически последнее, затем
А.С. Щербаков предложил историкам перейти к коротким
справкам-ответам.
Первая редакция:
После выступления тов. Аманжолова тов. Щербаков предложил:
«Наше затянувшееся заседание, пожалуй, пора кончать. У меня еще
много записавшихся, в том числе и все товарищи, записавшиеся но
второму разу. Я думаю, что этим товарищам можно предоставить 3-5--7
минут для справки или поправок».
Первым выступает со справкой академик Тарле. Он снова говорит
о том, что его стенограммы не правлены, и он не может отвечать за то,
362
Глава 3
что там написано. Товарищ Волин с места: «А идеи в стенограммах
принадлежат стенографистке или Вам?»
Тарле: «Я думаю, что надо быть сумасшедшим, чтобы говорить,
что царизм не был "жандармом Европы" или что "Россия не была
тюрьмой народов". Меня неверно поняли. Я имел в виду, что у нас не дают
истории всесторонне, рисуют ее в одном цвете»12*.
Вторым выступил со справкой профессор Яковлев. Он дает
разъяснение, как появилась его книга «Холопы» и как надо понимать
происхождение понятия «холоп».
Затем выступил с разъяснением вопроса о государстве и народе
академик Греков. Он говорит, что много писал но вопросу о классовом
происхождении государства, и не считает здесь нужным
останавливаться на этой стороне. Он хотел подчеркнуть роль государства в
образовании народа.
Затем выступил тов. Аджемян. Он резко возражает тов. Волину и
читает цитаты из Плеханова, заявляя, что оценка Плехановым
пугачевщины вполне марксистская. Товарищи с мест кричат ему, что именно в
отношении к Пугачеву сказалась меньшевистская концепция
Плеханова в области истории. Аджемян возражает. Происходит резкая полемика
Аджемяна с аудиторией. Тов. Щербаков втягивается в эту полемику и,
обращаясь к Аджемяну, очевидно не выдерживая, говорит ему гневно:
«Как же Вы приходите в ЦК партии и воспеваете оды самодержавию?»
Аджемян: «Я не согласен с Вами, ■ нельзя отрицательно
относиться к самодержавию на всех этапах истории».
Тов. Щербаков: «Ну, это уже вопрос политических мнений»1,38.
Вторая редакция в этой части почти полностью совпадает с
первой, за исключением небольшой, но важной правки, которая
отмечена курсивом; во второй редакции эти слова отсутствуют.
Сокращение коснулось оценки поведения А.С. Щербакова. Для
редакции, в которой идет рассказ от третьего лица, это естественно.
После сокращения текст второй редакции обрел большую
официозность: «...Аджемян возражает. Происходит резкая полемика,
12* Ответ Тарле так понравился кому-то (или самой
Панкратовой?), что слева это место в первой редакции «Записок» было
отчеркнуто вертикальной карандашной линией и написано (еще левее и под
углом): «Здорово!» Между тем, согласно тексту опубликованной
стенограммы, Тарле не усиливал тезиса о царизме как жандарме Европы
эскападой о сумасшествии (впрочем, это не значит, что он не говорил этих
слов; при подготовке текста к опубликованию он мог, конечно, его
поправить).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
363
в которую втягивается и тов. Щербаков, который резко говорит,
обращаясь к Аджемяну...»139
Обратим внимание: согласно первой редакции у
Щербакова не выдержали нервы. Подобная характеристика не могла
украсить поведение партийного чиновника высокого уровня. Эта
деталь описания дополнительно указывает на вторичность
редакции Записок «от третьего лица».
В первой редакции:
«То в. IЦ с р б а к о в:" Ну, это уже вопрос политических мнений".
После этого полемика прекращается. Аджемян с невозмутимым видом
возвращается па свое место. Тов. Щербаков предоставляет слово мне.
Я выступаю уже в третий раз. Поэтому стараюсь говорить коротко, в
порядке справки» (Л. 40).
Во второй редакции:
«То в. Щербаков:"Ну, зто уже вопрос политических мнений!".
После этого полемика прекращается. Последней со справкой выступает
тов. Панкратова...» (Л. 46об.).
Правка во второй редакции касается действий и оценок от
первого лица; текст после переработки становится более сухим и
официальным. В обеих редакциях неизменным остается то, что
Панкратова выступает со справкой последней. За ней остается
право подвести итог совещания (это особенно заметно но первой
редакции): ведь она считала себя инициатором совещания...
Далее в первой редакции:
Прежде всего, я решительно возражаю по поводу выступления
тов. Аманжолова. Я называю его необъективным и односторонним.
Здесь, на совещании, нет авторов тех глав, по поводу которых он
высказывал суждения, с которыми никак нельзя согласиться. Я еще раз
настаиваю на том, чтобы были вызваны авторы и редакторы из Казахстана и
при их участии были рассмотрены все спорные вопросы казахской
истории. Затем, я считаю необходимым ответить на реплику тов.
Щелкова, обращенную им к тов. Волину по поводу характера и содержания
«Исторического журнала». Тов. Щербаков считает, что «Исторический
журнал» публикует официальные материалы и пропагандистский
материал, не имеющие отношения к истории. Между тем, историки
жалуются, что им негде печататься. Это правильное замечание. Но
пропаганда
Глава 3
дистский характер журнала был определен не редакцией. Дирекция
Института вынесла постановление о том, чтобы пересмотреть характер и
содержание журнала. Работники журнала, как и все историки, будут
полностью удовлетворены, если журнал из популярного и
пропагандистского превратится в научно-исторический.
В заключение я считаю необходимым остановиться на
выступлении академика Тарле. «Я думаю, что выражу не только общее мнение, но
и общее удовлетворение тем, что сегодня академик Тарле отказался не
только от своей стенограммы, но и от тех идей, которые в этих
стенограммах содержались. 11ам не так важно, что написано в этих
стенограммах, как то, как лекция академика Тарле воспринималась аудиторией, и
какие идеи в них пропагандировались. Когда я указывала на
ответственность наших выступлений, я имела в виду именно то обстоятельство, как
они воспринимаются теми, кто нас слушает или читает. Это главное».
Тов. Щербаков: «Это безусловно главное: какие идеи
воспринимаются массой - от этого зависит все».
«Дело не в том, выправлены или нет стенограммы академика
Тарле, - продолжаю я, а в том, что после его лекций мы стали получать
письма от преподавателей и студентов из Саратова и даже других
городов с тревожным вопросом: "Неужели "новая линия" заключается в том,
чтобы пересматривать основные позиции марксизма-ленинизма в
истории?" Если так восприняты были Ваши лекции, товарищ Тарле, то это и
есть в них самое опасное, независимо от того, хотели Вы или не хотели
пересматривать наши позиции».
На моем выступлении совещание заканчивается (курсив мой. -
Л. Ю.). Все историки возбуждены, окружают тов. Щербакова, вступают
с ним в оживленную беседу, разбиваются на кучки, делятся
впечатлениями. Академик Тарле, видимо, взволнован. Он подходит к тов.
Щербакову и говорит ему, что постарается исправить свои выступления.
Тов. Щербаков замечает ему: «Вы не должны забывать, что если Вас
слушает только 120 человек, то через два дня все, что Вы говорите,
становится достоянием аудитории в десять раз большей. Надо действительно
помнить об ответственности перед народом».
Академик Тарле стоит рядом со мною. Он предлагает назначить
его лекции в Институте или в другом месте, чтобы ои мог разъяснить
то, что он хотел на самом деле сказать в Саратове. Если нужно, он
готов написать в Саратов и в Ленинград официальный отказ от тех
стенограмм, которые там остались, и выяснить свою настоящую позицию.
Я предлагаю ему сделать доклад на августовском совещании
историков на тему о царизме как жандарме Европы или на какую-нибудь
иную проблему. В то же время ко мне подошел профессор Яковлев.
«Пожалуйста, не сердитесь на меня, - говорит он. - Ведь в "Истории
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
365
Казахской ССР" надо изменить не более десяти страниц отдельных
мест. Книга вообще хорошая».
С предложением встретиться и обсудить спорные вопросы по
существу подходит ко мне и профессор Ефимов. Он убеждает меня в том,
что я не поняла его выступления, что мои возражения в прошлом
выступлении основаны на недоразумении. Он решительно не согласен с
выступлениями академика Тарле и профессора Яковлева и с их
установками. Все оживленно комментируют итоги совещания. Спрашивают тов.
Щербакова, когда будет выработано решение. Товарищ Щербаков
обещает своевременно довести его до сведения историков. Участники
совещания благодарят тов. Щербакова за созыв совещания и постепенно
расходятся. (Л. 39 41 об.).
Если судить о концовке совещания по первой редакции, то
A.M. Панкратова одержала безусловную победу над идейными
соперниками. Они признали свои ошибки и публично в них
покаялись. Больше того: Тарле, Яковлев, Ефимов смиренно подошли к
ней и попытались оправдаться. О большем успехе трудно даже
мечтать.
Во второй редакции «Записок» имеются малозаметные, но
существенные перемены в той части, в которой от третьего лица
говорится о Тарле, его реакции на завершение заседания:
Акад. Тарле обращается к тов. Панкратовой с предложением ему
прочитать лекцию и разъяснить то, что он хотел сказать в Саратове. Он
готов также принять ее предложение сделать доклад на августовском
совещании историков на тему: «О царизме - жандарме Европы». Если
нужно, он готов написать в Саратов и Ленинград официальный отказ от
тех стенограмм, которые там остались, и выяснить свою настоящую
позицию (Л. 46).
Итак, во второй редакции К. В. Тарле уже согласен
выступить на августовском совещании «на тему о царизме», хотя в
первой редакции говорится лишь о предложении со стороны
Панкратовой и ничего не сказано о реакции Тарле. Значит, во второй
редакции мотив «победы» над идейными соперниками, и без того
сильный, Панкратова старалась еще больше усилить.
Внешне это весьма убедительная картина событий. Могло
ли быть иначе?
Новейший исследователь истории советской исторической
науки А.М. Дубровский повторяет резюме A.M. Панкратовой,
полностью принимая ее версию событий.
366
Глава 3
Финал совещания говорит о том, что в глазах ряда его
участников... <...> ...победила скорее всего линия Панкратовой. В ходе
заседания ей три раза дали возможность выступить, явно чувствовалось
критическое отношение Щербакова к Аджемяну и, следовательно, к его
единомышленникам. Поэтому в конце совещания к Панкратовой
подходили с объяснениями и оправданиями Яковлев и Тарле, последний
готов был официально отказаться от содержания стенограмм своих
выступлений14".
Однако не кто иной, как А.М. Дубровский, одним из
первых обратил внимание на то, что сохранились две стенограммы
(отличные друг от друга в отображении завершения совещания).
Опубликованная стенограмма представляет собой
расширенный вариант (виртуальный). Частично неправленая стенограмма
(в отображении концовки совещания), обнаруженная им в фонде
А.С. Щербакова, вполне адекватна событию13*. В расширенную
стенограмму включались развернутые «справки» историков, с
которыми они выступали на совещании, и историков, которые по
разным причинам не выступали. Стенофамма из фонда Л.С.
Щербакова не содержит никаких вставок и отражает то, что
фиксировалось в режиме реального времени.
A.M. Дубровский подчеркивал:
Сравнение публикации стенограмм с архивным экземпляром
привело автора этих строк к некоторым соображениям и выводам, о которых
нужно сказать предварительно. Во-первых, поскольку публикаторы
Ю.А. Амиантов и З.Н. Тихонова представили читателям правленую
стенограмму, текст которой включает позднейшую правку и интерполяции
выступавших, при реконструкции события необходимо цитировать
только то, что звучало на совещании (т. е. неправленую стенографическую
запись), особо оговаривая позднейшие вставки в текст, если они
существенно дополняют то или иное выступление или служат подспорьем для
характеристики их автора. Они упустили конец стенограммы в десять
машинописных страниц и опубликовали как тексты выступлений
записки Х.Г Аджемяна и IIJI. Рубинштейна, отправленные в ЦК после
совещания для более детального разъяснения позиций названных авторов141.
13* На обложке дела написано: «Незавершенный машинописный
текст, но дальше - на первой странице уточнение: "Правленая
стенограмма совещания историков 1, 5,10,22. VI и 8 VII. 44 г."». Красным
карандашом обведено упоминание о двух последних заседаниях и
написано: «неправленая» (РГЛСПИ. Ф. 88. Он. 1. Д. 1051. Л. 1).
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
367
Виртуальное завершение совещания:
Х.Г Лджемян и H.J1. Рубинштейн
Итак, в виртуальном пространстве опубликованного варианта
стенограммы участники совещания могли позволить себе не
стесняться ограничений во времени в ходе выступлений со
«справками». Х.Г. Аджемян и II.JI. Рубинштейн оказались в таком особом
положении - согласно опубликованной стенограмме. Они
высказались письменно таким образом, как хотели, без всяких
ограничений.
Обратимся к этим полемическим текстам, чтобы увидеть
наивысший ipa/iyc в кипении страстей.
Если судить по отредактированной и дополненной
стенограмме, опубликованной в «Вопросах истории», Х.Г. Лджемян в
своем развернутом, но устно не проговоренном тексте, как и
Панкратова, определил для себя и главных идейных противников, и
тех, с кем он может говорить только языком сатирического
обличения. Досталось прежде всего Ефимову.
...т. Ефимов настолько был одержим этой фурией (злобы. - Л. /О.),
что, не имея уже никакого иного оружия научной аргументации,
решился на отчаянный риск - взял на себя роль оракула или кликуши,
гадающего волю Центрального Комитета партии, заявляя, что, привлекая
меня на работу в этих дебатах, наши руководители хотели наглядно
показать, как не следует трактовать проблемы истории. Жалкое
политиканство! Мои критические стрелы, видно, угодили в самое
чувствительное место нашего ихтиозавра, и он в слепой ярости стал очень походить
на гоголевскую девку, где право, где лево, что ниже и что выше на этом
совещании: его ли широковещательные, но пустые ярлыки или моя
критика отживших приемов фальсификации истории пугачевщины,
Шамиля, Кенесары Касымова и т. д.142
Существенно, что Аджемян, как и Панкратова, перечислил
основные вопросы, по которым шли споры на совещании в ЦК
ВКП(б):
Однако за что и против чего проф. Ефимов ратует? Чтобы
ответить на это, следует обратиться к его более состоятельным коллегам:
тт. Панкратовой, Минцу, Городецкому, Рубинштейну. Все эти товарищи
были единодушны в полемике со мной по двум основным вопросам:
1)о соотношении народа и государства, 2) о значении классовой борьбы
в истории (С. 52).
368
Глава 3
Первый вопрос - главный. Соотношение понятий «народ»
и «государство» - опорная точка во всех рассуждениях Аджемя-
на. Если они «диалектически едины», то как их можно
механически противопоставлять?
...на вопрос, каково соотношение государства и народа, я отвечаю,
что они диалектически едины, что они обусловливают друг друга, что
оторвать их и противопоставить друг другу - метафизическая чушь
(курсив мой. - А. /О.), изжившая себя «покровщина» и извращение
существа ленинизма. Однако сказать это и только это значило бы
поступать, как мои оппоненты, которые декларировали противоположное и
не поставили главный вопрос почему? Этому «почему» я и хочу
ответить. Тов. Городецкий тут сказал, что единство народа и государства -
факт для нашей страны на сегодняшний день, факт для нашей
социалистической формации, но не факт для прошлых времен и что здесь я или
т. Греков приписываем особенности нашей эпохи прошлым эпохам. Так
ли это? Итак, даже т. Городецкий согласен, что у нас народ и
государство в нашу эпоху едины, но из этого он делает тот ложный вывод, что мы
тут исключение, что для нас исторический закон, действующий для всех
народов и всех времен, недействителен. Это звучит довольно приятно,
лестно и утешительно. Вот, дескать, все народы, и в том числе наши
народы, во все времена противостояли своим государствам и правителям и
лишь в наше время народы СССР стали едины, сплочены со своим
государством. Это фальшь или заблуждение (С. 52-53).
XT. Аджемян апеллировал к первоисточникам - к трудам
классиков марксизма, особенно Энгельса, чтобы доказать
гегельянский тезис о «разумности действительности»:
Но не странно ли, что тт. Городецкий, Панкратова, Минц,
Рубинштейн и др., декларируя противоположность народа и
государства, вообще обошли молчанием эти высказывания Энгельса, обошли
важнейший тезис нашего учения о разумности действительности и
ограничивались лишь выкриками и ярлыками вроде «ревизионизм»,
«гегельянство», «идете назад» и т. д. Зачем свои домыслы возводить
в степень науки, товарищи, когда наши учителя уже дали ясные
ответы на эту проблему? Или вы хотите сказать, что наши учителя так же,
как вы, считали, что все народы в прошлом только тем и были
заняты, что грызлись со своими государствами, что борьба этих волков и
овец и есть наша история? Так доказали бы хотя это! Хоть в этом
отказались бы от пустых декларировок и встали бы на почву
первоисточников! (С. 53).
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
369
Не разъединение, а соответствие - вот что Аджемян
предлагал видеть в отношениях народа и государства, считая, что
народный дух своеобразно воплощается в правителях. И это закон,
а не исключение из мировой истории.
Народ и государство должны соответствовать друг другу, иначе
правящий двор превращается в бессильную жертву дворцовых переворотов
подобно тем, которые украшали историю турецких султанов в XIX веке.
Кто более отменно и величественно воплощает народный дух античной
Греции, если не Нерикл или Александр Великий, народный дух карфагенян -
если не Гамилькар и его великий сын, дух римлян разве столь же весомо не
представляется в образах Сципиона или Цезаря? Разве величие нашего
народного духа, воплощающегося в образе нашего любимого вождя и
учителя, исключает и не предполагает необходимость видеть и другие параллели
единства между народами и правителями? Разве Великая Отечественная
война наша воочию не убедила нас в том, что Гитлер и его кровавая
свора - не оторванная от миллионов каста, а выражение общего
нравственного развращения немецкого духа? Изучать и понять тайну зарождения
того или иного метода правления, ташгу того или иного типа правителей,
исходя из народного духа, из творческих сил и стремлений народа, из его
сильных и слабых сторон, из состояния условий жизни, ума, нравов,
понять, что есть незримая, но крепкая связь и взаимообусловленность
между этими явлениями - народом и государством, - значит подойти к
сущности научного понимания истории, к сердцевине ленинизма (С. 54).
Весьма ловко Аджемян (в письменном виде) отвечал на
обвинения Панкратовой в том, что он - типичный последователь
Гегеля и государственной школы в исторической науке. Нет,
писал он, как раз наоборот, его концепция противостоит и тезисам
Гегеля, и выводам государственной школы.
Ведь у Чичерина государство есть творец народа, тогда как из
всего хода моих положений вытекал обратный вывод - народ творит свое
государство но образу и подобию своему. Согласно первой схеме
государство есть все, оно есть божество на земле, согласно моей схеме
государство крепко обусловлено народом, и вне его сферы оно погибает, как
рыба без воды, или как погиб последний отпрыск династии Романовых
со всем своим громоздким и уродливым двором, ибо они превратились в
оголтелую антинародную силу (С. 54).
Х.Г Аджемян уточнил тезис, с которым уже выступал
перед коллегами: государство и народ есть монистическое целое
370
Глава 3
или единый субъект. Если же происходит - а это случается в
революционных ситуациях - раздвоение субъекта, то тогда
возникает иллюзия оторванности, метафизической
противоположности между народом и государством.
Однако, скоро разрушив старый государственный отживший себя
строй, народ возводит новое величественное здание такой
государственности, которое обеспечивает его развитие на протяжении новых веков.
Следовательно, единство народа с государством не исключает борьбу с
ним, но, наоборот, раз оно, это единство, есть диалектическое, такая
борьба выступает существенным моментом развития всего общества.
Сама борьба народа с государством принимает разные формы, из коих
надо выделить две основные - реакционную и прогрессивную.
Аллилуйщики государства утверждают, что везде, где идет борьба между
государством и народом, право государство. Аллилуйщики же народа
утверждают противоположное. Историческая же истина слишком
многообразна и велика, чтобы можно было ее поместить в прокрустово
ложе подобных схем (С. 55).
По второму спорному вопросу - о значении классовой
борьбы - Аджемян тоже нашел что сказать, и в весьма резких
выражениях:
Мне кажется, что надо быть порядком ослепленным и
оглупленным метафизическим методом, чтобы сделать столь несообразный
вывод, будто единство государства и народа исключает классовую борьбу.
Классовая борьба веками была, есть и еще будет, покуда есть классы.
Игнорировать, не признавать этот фактор развития - это все равно, что
отрицать в воде водород. Но надо ответить на вопрос: из одного ли
водорода состоит вода и все ли водные стихии исчерпываются несложной
формулой «Н20» - вот в чем гвоздь вопроса (С. 57).
Значит, единство народа и государства не исключает
классовой борьбы, а, напротив, предполагает ее, «ибо без классов и их
борьбы не было бы и государства».
Х.Г. Аджемян ответил и на обвинения в извращении
ленинизма. Он едва ли не первым из историков написал об
общечеловеческой сущности учения Ленина, не сводимого только к борьбе
пролетариата за власть.
Главное в ленинизме заключается именно в этих
общечеловеческих задачах, поставленных перед той формой пролетарской диктатуры,
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
371
которая у нас называется советским государством. Следовательно, не я
противопоставляю интересы пролетариата интересам
общечеловеческим, а наоборот, я выступаю за то, чтобы не было и тени подобного
противопоставления, и мы, идеологические работники советского народа,
сумели бы узреть величие рабочего класса именно в этой авангардной
роли в деле создания бесклассового общества, борясь против всех
попыток противопоставлений, имеющих место в истории (С. 58).
Публичное низведение классовой борьбы до
тривиальности, которой пользуются даже идеологи фашизма, - событие из
ряда вон выходящее. Аджемян позволил себе на бумаге такие
смелые суждения, до которых не всякий «враг народа»
додумался бы (даже с помощью соответствующих «органов»).
Ведь от имени классовой борьбы ратуют и геббелъсы, и херсты, и
мосли. Разве можно так отстать и в 1944 г. прожужжать о классовой
борьбе, как 50 лет и век тому назад (курсив мой. - Л. /О.), когда
ближайшей целью было классовое самосознание рабочего класса. Мы сильно
продвинулись вперед с тех пор, и то, что было ближайшей целью, ныне
есть средство для более возвышенной задачи (Там же).
Нетрудно заметить, что 50 лет тому назад «прожужжали» о
классовой борьбе многие, в том числе и будущие большевики, и
это, по мнению Аджемяна, уже устарело, превратилось в
рутинное средство для более возвышенной задачи - создания
бесклассового общества.
В письменном варианте выступления Аджемян обратился
к Сталину и членам Политбюро со словами:
...обращаясь к товарищам из Политбюро и самому г. Сталину, я
ставлю вопрос: целесообразно ли нам в нашу эпоху выступать с такими
формулами, какими изощрялся недавно т. Федосеев в «Большевике»,
что диалектический материализм есть мировоззрение пролетариата или
что диалектический материализм выражает собой пролетарское
мировоззрение и т. д. Конечно, я не говорю, что это ошибка, но что этим мы
суживаем значение нашей философской науки, делаем достоянием
лишь одного, пусть самого передового класса - это очевидно, хотя и не
очевидно, почему нужно такое суживание. 11е вернее ли представить
дело так, что диалектический материализм есть высший этап развития
философской науки, способный убеждать и овладевать умами всех
мыслящих людей, которые не извращены классовой ограниченностью и
классовыми предрассудками? (курсив мой. - Л. Ю.) (С. 59).
372
Глава 3
В конце концов Адмежян ответил некоторым историкам,
критиковавшим его. На каждый из выпадов против него и его
теории он нашел адекватный ответ.
Первым в этом ряду оказался И.И. Минц.
Он говорит, что я допустил нечто чудовищное в оценке
пугачевщины. Почему? Потому, что я утверждал, что пугачевщина была не
прогрессивное явление, так как она угрожала государственному строю, и
тут же добавляет: этак получается, что и мы сделали ошибку, когда в
1917 г. подняли революцию. В этих словах наличествует весь т. Минц со
всем теоретическим багажом, со всем грузом беспросветной ползучей
эмпирики... т. Минц путает вопрос, будто я критикую пугачевщину
лишь за то, что она угрожала государственным устоям того времени, ибо
я говорю о том, стремясь разрушить монархию Екатерины, Пугачев не
сумел бы поставить монархию лучше, а поставил бы похуже и намного
хуже. Вот почему я тут же отдаю должное декабристам, которые тоже
шли разрушить самодержавие, но поставили бы на его место более про-
1рессивное государство... Пугачевщина не была этой новой силой,
большевизм же всем ходом истории был призван быть единственным и
лучшим преемником гибнущего старого... (С. 60).
Затем Аджемян начал критиковать Е.Н. Городецкого.
Обратим внимание на то, что Аджемян весьма чутко уловил в em
позиции то, что едва ли не сразу после совещания станет предметом
обсуждения в аппарате ЦК ВКП(б):
...не заслуживает серьезного ответа другой ярлычок, данный мне
щедрой рукой т. Городецкого, - о великодержавном шовинизме, ибо это
обвинение чаше всего играет роль фигового листка, тщетно
скрывающего другой порок, имя которого - космополитический интернационализм
(курсив мой. - А. Ю.) (С. 61).
Этот мотив он повторил еще раз, и это свидетельствовало о
нараставшей остроте вопроса о природе космополитизма в
учении о классовой борьбе.
По тому несерьезному обвинению т. Городецкого о том, что де я
стою на позиции великодержавного шовинизма, я мог бы ответить столь
же, как он, голословно, но хоть с большим основанием, что он -
выразитель космополитизма (курсив мой. - А. Ю.), у которого чувства
патриотизма, национальной гордости атрофированы (С. 62).
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКИ(б)
373
Острым был и ответ Волину14*:
Тов. Волин своей смачной руганью постарался изобразить меня
как некоего врага и контрреволюционера, который притом выступает от
имени каких-то групп «реваншистских». Сколько жалкого вздора и
бессильной злобы в одном выступлении, направленном против моей
работы «Историческая сущность мюридизма»! И вот подобный невежда и
мелкий интриган стоит во главе «Исторического журнала» и хвалится
тем, что в нем он не печатает меня. Между тем я в этом журнале
печатался не раз, когда его возглавлял покойный Е. Ярославский. Я не из
больших поклонников Ярославского как историка, но, сравнив его с его
недостойным преемником, скажу, что это была живая вода, тогда как
Волин - болотная лужа... Все это, эти мелкие страсти и миазмы
нравственной порчи подобных крикунов не могут остановить развитие нашей
науки, ибо у нас есть вожди, и у нас есть Сталин, которые, будучи
зодчими истории, являются также зодчими исторической науки. Они из
наших выступлений поймут, где правда, где кривда, кто кривит душой и
кто говорит во весь голос от всего сердца. Лично я, приняв предложение
участвовать в этом совещании, поставил себе задачу сказать все, что в
области исторической науки является, по-моему, новым, спорным,
указать на то, что, по-моему, является устарелым, односторонним. Если
даже небольшая часть моих утверждений верна, то и в этом случае я буду
вознагражден сочувствием людей науки, истины и правды, как и
ненавистью людей мелкого политиканства, демагогии и клеветы (С. 63-64).
На следующий день после этого заседания, 9 июля 1944 г.,
X. Аджемян направил письмо в Политбюро ЦК ВКП(б), пытаясь
оправдаться и высказать критические замечания в адрес А.С.
Щербакова По его мнению, тот не понял сути предлагаемой им
новаторской философии истории. Х.Г Аджемян сообщал в Политбюро ЦК
ВКП(б), что открыл новый закон истории, и если этот закон
воспримут, то он счастливо займется разработкой инновационной
теории пространства в контексте «творческого марксизма».
Он (Щербаков. - А. /О.) не раз верно подчеркивал, что
пространство не играло решающей роли в обороне нашей Родины. На этом
14* По рукописи Аджемяна видно, что он сдерживал себя, отвечая
Волину. Приведу пример одной правки: «...повторяю, что он был и
остается тем же болваном (зачеркнуто. - А. Ю.) твердолобом (надписано
сверху. - А. Ю.) как до войны, так и нынче...» (РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121.
Д. 290. Л. 58).
374
Глава 3
основании и он одобрил точку зрения т. Панкратовой, что
пространство и раньше не играло той роли в обороне старой России. Между
тем как роль пространства велика вообще и особенно велика в
обороне такого государства, которое, будучи многонациональным,
отсталым, не монолитным, должно было компенсировать свои слабые
стороны пространственным фактором. Такова была старая Россия, и
потому разумно было ее инстинктивное влечение к Средней Азии и
Кавказу. Это-то и отрицает Панкратова, почему и превозносит
Касимова и Шамиля.
Стало быть, по-моему, закон таков:
Значение пространства в обороне страны растет при
относительной слабости государственного строя и монолитности народа и
снижается при крепости и сплоченности этих факторов (строй, народ).
Следовательно, права т. Панкратова, когда соглашается с т.
Щербаковым, и не прав т. Щербаков, соглашаясь с т. Панкратовой.
И вот тут-то и обнаруживается одно курьезное, но грустное
явление. Академик Тарле, узнав о том, что тов. Щербаков одобрил критику
Панкратовой взглядов своих, спешил заявить, что он и знать не знал о
тех взглядах, которые он высказывал. Прав был т. Щербаков, говоря, что
стенограмма верна и Е. Тарле зря трусливо ссылается на бедных
девушек, повинных якобы в искажении. Но т. Щербаков не прав, когда, явно
поощряя т. Панкратову в ее ошибочной недооценке пространства,
вынуждает ученого, но не мужественного мужа отказаться от своих
утверждений, которые содержат меньше путаниц и ошибок, чем
утверждения Панкратовой.
Тов. Щербаков сослался на пример Китая и говорил: «Там тоже
пространство, а победы нет!» Но этот пример бьет т. Щербакова. В
Китае пространство немного меньше России, а густота населения намного
больше, чем даже во Франции.
Еще раз прошу прочесть мои выступления, и если я и впрямь
реставратор, то указать мне на мои ошибки: если же я прав, то мои
оппоненты в плену вульгарного социологизма. Если же я и впрямь новатор,
дать мне возможность печататься как представителю направления, имя
которого творческий марксизм.
Буду очень признателен, если кто-либо из членов Политбюро
примет меня и выслушает по ряду других вопросов нашего
идеологического фронта, ибо я публицист, задачи которого обширны, актуальны и
даже в своих резких формах выражения небесполезны для нашей науки,
состояние которой не вызывает во мне никаких чувств восторга143.
Одновременно Аджемян направил письмо и Сталину, в
котором сообщал:
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
375
Тот факт, что тов. Щербаков мое выступление расценил как «Ода
захватнической политики царизма», говорит о том, что т. т. Минц,
Волгин и другие считают, что их нападки на меня одобрены ЦК. Моя
работа о реакционной сущности движения Шамиля, моя солидарность с
Плехановым о пугачевщине и тот закон, который я открыл в области
создания многонапипнапытт государства (чем ниже был уровень народа,
входящего в состав России, тем сильнее была его воля к сопротивлению
и наоборот) оплевывались, но не критиковались.
Я считаю себя новатором и публицистом, забитым и забытым
догматизмом, с которыми я буду бороться всегда, покуда разум мой еще не
погас. 11о раз член Политбюро так превратно толкует мои взгляды, я
вынужден просить не защиты и не благосклонности, о нет! А лишь
ознакомления со стенофаммой моего выступления и письменного ответа моим
оппонентам. Все это составляет около 3 печатных листов и для чтения
нужно время, которое у Вас так дорого. Это так. Но с первых же страниц
Вы убедитесь, что «игра стоит свеч», и если даже во многом я не прав, то
и в этом случае то направление, которое выдвигаю я, есть здоровое,
полнокровное детище нашей великой зиохи, гордо носящей Ваше имя144.
Но вернемся в опустевший зал заседания - в 8 июля 1944 г.
Согласно опубликованной стенограмме, последним выступал
Н.Л. Рубинштейн: текст его развернутой справки включен в
заключительную стенограмму10*.
Тональность ответа Рубинштейна оппонентам, прежде
всего Городецкому, показывает, что он еще не ощущал реальной
угрозы в предъявленных обвинениях. Он отвечал уверенно и
слишком убедительно, чтобы быть правым в той идеологической
ситуации:
Меня упрекнул т. Городецкий, что я обошел вопрос и повторил
рассуждения о немцах и немецком засилье в русской историофафии
вообще и в ее изложении, данном в моей книге, в частности. Я считаю
нужным ответить. Хочу только еще раз повторить, что я отнюдь не
сомневаюсь, что в моей книге есть недочеты, неудачные формулировки.
Вероятно, я сам отдельные вещи сейчас, через три года, изложил бы
иначе. Но тт. Бушуев и Городецкий поставили принципиальный вопрос, и
об этом принципиальном понимании я и хочу говорить. Прежде всего
15* На самом деле в архивном документе последовательность
выступлений другая: 11Л. Рубинштейн, затем Х.Г. Аджемян (РГАСНИ. Ф. 17.
Он. 121. Д. 291.). В журнальной публикации стенофаммы мы имеем дело
с перестановкой текстов, которую публикаторы никак не объяснили.
376
Глава 3
самое положение о засилье немцев обосновывается т. Городецким
ссылкой на трех историков - Миллера, Шлецера, Эверса. Добавьте к ним еще
2 -3 имени - Байера, ТПтрубе-де-Пирмента и Фишера, которым
отведено в совокупности около 3 страниц, и весь список будет исчерпан. Я
далее решительно отвергаю тот принцип, по которому т. Городецкий
причислил их к разряду немецкой науки, подход т. Городецкого по признаку
национального происхождения. По такому принципу можно скатиться
очень далеко от марксизма и просто от здравого смысла. Если следовать
за т. Городецким, то мы должны были бы из истории русского
революционного движения исключить «чистокровного» немца Пестеля или
немца но матери Герцена. Мы, марксисты, привыкли судить людей не по
национальному признаку, а но их реальным отношениям и объективным
делам. Не можем же мы механически соединять Миллера с
авантюристом Шумахером...1 ъ
П.Л. Рубинштейн не знал, готовя справку, что Городецкий,
хотя и выступал против сто идей, старался смягчить удар по книге
«Русская историофафия» в сравнении с проектом постановления
ЦК ВКП(б). Рубинштейн продолжал уверенно возражать
Городецкому, обнажая и без того очевидные слабости его аргументации,
нисколько не задумываясь над тем, что с Городецким еще можно
так спорить, но с партией большевиков уже нельзя:
А Миллер вообще не теоретик, и не в этом его сила (См. мою
книгу, с. 113 114). Его дело архив, археография, источниковедение, он
«чернорабочий» в науке, но это его работа сыграла большую роль в
развитии русской исторической науки. Его заслуга - сохранение и издание
труда Татищева, законсервированного немцами из академии, и ряда
других трудов русских ученых. Он поднял вопрос и много сделал для
сохранения бумаг Петра Великого. И еще характерная черточка: когда
Академия назначила ему помощником Шлецера, а он узнал, что Шлсцср
намерен вернуться в Германию, он отказался допустить его к архивным
фондам, оберегая их как национальное достояние. Где же тут немецкий
агент, представитель прусского монархизма, и все прочее, что наговорил
здесь т. Городецкий?14
Пройдет совсем немного времени, и этот уверенный тон
ему припомнят. И Рубинштейн будет еще оправдываться в том,
что сразу не понял всей серьезности вопроса. В конце своей
справки он вступил в полемику с К.В. Базилевичем по вопросу о
превращении России в многонациональное государство. По
сути дела, речь шла не о самом государстве, а о цитате Сталина и
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
377
о путях ее интерпретации для получения более «чистого
результата» - неискаженной истины.
Тов. Базилевич связывает термин «многонациональное
государство» с понятием «нация» и рассматривает его как категорию
буржуазной эпохи. Между тем т. Сталин в том самом докладе на X съезде
партии, на который ссылается т. Базилевич, определенно связал этот
процесс с «появлением национальностей на заре капитализма», с
появлением первых централизованных государств как в Западной, так и в
Восточной Европе. Речь идет не о нации, а о национальности или
народности, о процессе, предваряющем процесс «складывания людей в
нации». Он связывает этот процесс с татаро-монгольской или турецкой
агрессией, что делает XVII век предельной гранью. С другой стороны,
если принять вместе с Базилевичем более чем трехсотлетнее
существование национального государства в России, предшествующее его
превращению в многонациональное, мы могли бы получить уже, как и на
Западе, только «превращение старого национального государства» в
«государство многонациональное, колониальное». Это снимает
специфически сталинское определение многонационального государства.
Русское государство XVI в., включая в свой состав среднее и нижнее
Поволжье - Казанское и Астраханское царства, народы Приуралья и
Западной Сибири, уже превращается в многонациональное...147
Впрочем, Рубинштейн готов согласиться с Базилевичем:
Другое дело, т. Базилевич правильно подчеркнул наличие в
данном случае «одной, более развитой нации», стоящей «во главе»
остальных менее развитых наций, но это лишь ставит вопрос о формах и
уровне развития «национального государства» как основы
многонационального государства на востоке Европы. И думается, что именно
в этой связи следовало бы подойти и к другому поднимавшемуся
здесь вопросу: «Многонациональные государства Востока послужили
родиной... национального гнета». Но в то же время не должны ли мы
учесть своеобразие сложившихся в них межнациональных
отношений, изучая исторические истоки великой дружбы народов нашей
страны? (Там же).
На этом действительно ключевом вопросе науки того
времени - о качественном различении основ царизма в эпоху
образования централизованных государств и в эпоху развития
капитализма - опубликованная стенограмма показывает, как виртуально
заканчивается совещание историков.
378
Глава 3
Реальное завершение совещания
Согласно частично неправленой стенограмме (из личного фонда
А.С. Щербакова), первым со справкой выступил Е.В. Тарле148.
В целом этот текст совпадает с имеющимся в опубликованной
стенограмме16*.
Сразу после завершения совещания историков в ЦК
ВКП(б) Е.В. Тарле написал А.С. Щербакову письмо, в котором
выразил неудовольствие самим собой: тем, как он выступил со
справкой. Его очень беспокоило то, что аудитория и А.С.
Щербаков не поверили ему17*, когда он говорил о стенограммах его
лекций и содержащихся в них не его идеях.
Он писал А.С. Щербакову:
Повторяю, что категорически отметаю прочь вздорные два
утверждения, вычитанные в никогда мной не виденной стенограмме. Вы
читали и 1 том «Истории дипломатии» (все мои главы), и коррективу
большой, в 100 страниц, моей статьи во II томе «Истории дипломатии»,
написанную мной по прямо выраженному мне желанию Иосифа
Виссарионовича (курсив мой. - А. Ю.) и, может быть, просмотрели хотя бы
бегло два тома моей «Крымской войны» - и мне нечего Вам доказывать,
что я 1) всегда считал царизм жандармом Европы и 2) всегда считал, что
Октябрьская революция положила рубеж в истории России и всего
мира и покончила с мрачным прошлым и 3) что никогда не говорил я и не
16* Одну деталь он, правда, сократил: выступая со справкой,
Тарле упрекал в использовании, как он считал, недостоверной стенограммы
не только А.М. Панкратову, B.II. Волгина, но, судя но всему, и Е.Н.
Городецкого. Редактируя справку, он снял упоминание: «Этот
совершеннейший вздор, который мне приписывается, остается вздором. Я даже
считаю ниже своего достоинства говорить о нем. Это совершеннейший
вздор, чтобы я говорил, что исключительно территорией побеждает
советская власть, исключительно пространством. Это наглый вздор. Не
надо было тов. Панкратовой ссылаться на эту стенограмму. Тов. Г...
(Городецкий? - Л. Ю.) должен был воздержаться от этого. Я бы сказал и
относительно академика Волгина, что он должен был яснее сказать, что он
полемизирует против нелепостей стенограммы, но не приписывать их
мне» (РГАСПИ. Ф. 88. Он. 1. Д. 1051. Л. 242).
*'* Согласно двум стенограммам, А.С. Щербаков перебил Тарле
словами: «Стенографистка не может всю стенограмму переврать. Она
может отдельные слова, отдельные строчки неправильно написать, а вся
стенограмма не может быть искажена».
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
379
мог сказать этой глупости как то, что «пространство» - главное наше
преимущество в обороне. Я сказал, и никто с этим не может спорить, что
среди условий, которыми одарена Россия и которыми блистательно
воспользовались (т. е. которая использовала) организующая победу
Советская власть, есть и пространство. Этим условием, как и всеми другими,
более важными: русским героизмом на войне, богатыми и
разнообразными талантами русского народа (и других народов России), его
энергией, его выносливостью, - не сумело воспользоваться царское
правительство, хотя все эти условия были налицо, сумели воспользоваться Сталин
и сталинская правительственная организация. Но я согласен, что раз
мою мысль не поняли и напутали в ее изложении, я должен
воспользоваться первым же случаем, чтобы ее разъяснить. Я выступаю перед
тысячными аудиториями, - и непременно это сделаю. Я так часто и много
на лекциях говорю о нынешней войне, о Сталине гениальном,
вписывающем на скрижали истории такие совсем до сих пор неслыханные,
небывалые победы, что приписывать мне непонимание центральной роли
человеческого фактора (великого полководца, героической армии,
народа, знающего, за что on борется и что защищает) - приписывать мне
тупость в оценке событий можно лишь либо по легкомысленной
небрежности, либо с недобросовестным умыслом149.
Следующим выступал Б.И. Сыромятников, который
кратко сказал о своих несогласиях150.
Судя по «Запискам» Л.М. Панкратовой, после Тарле со
справкой выступил Л.И. Яковлев151. Почему она не упомянула
Сыромятникова, если ко всему происходившему в ЦК ВКП(б)
была чрезвычайно внимательна? Может быть, она отвлеклась,
обсуждая с кем-то выступление Тарле?
В опубликованной стенограмме подтверждается, что после
Тарле выступал Сыромятников, но в примечании публикаторы
сообщили, что в стенограмме нет его выступления. Отсутствие
этого текста, понятное дело, связано с тем, что он просто не дал
(или не успел дать) развернутого текста своего выступления, как
это ожидалось, после совещания. То, что в «Записках»
Панкратовой нет упоминания о выступлении Сыромятникова, показывает,
насколько сильно она была привязана в освещении событий к
правленой стенограмме.
Щербаков. Слово для справки имеет тов. Сыромятников.
Сыромятников. Сошлюсь на свою монографию о государстве
Петра I, стр. 140, о движении Минина и Пожарского. Я в кавычки беру
слова «патриотический подвиг» и «царство русское». Мои критики усмот-
380
Глава 3
рели в этом иронию. Это большое недоразумение. Па этих же страницах
мною заключены в кавычки слова «смутное время». Никакой иронии с
моей стороны здесь нет. Это общепринятый в истории термин, в
который мы вкладываем несколько иное понимание. Этот термин у нас до
сих пор употребляется, и поэтому я пишу «смутное время» в кавычках,
это не значит, что я иронизирую над смутным временем. Почему у меня
стоят слова «патриотический подвиг» и «царство русское» в кавычках?
Потому что история Минина и Пожарского носила действительно
патриотический характер, и такая квалификация этого движения
установилась в исторической литературе. Почему беру в кавычки слова «царство
русское»? Потому что эти слова взяты мною из патриотических грамот,
которые присылались в города с призывом, чтобы весь русский
православный люд встал на защиту царства русского, поэтому царство
русское взято в кавычки, ибо это выражение исторической патриотической
грамоты, которая вызвала широчайшее национальное движение и
привела через этот подвиг к освобождению царства русского от
иностранной интервенции1j2.
После Л.И. Яковлева со справкой выступил Б.Д. Греков -
это подтверждают и Панкратова, и стенограмма из личного
фонда Л.С. Щербакова, а также опубликованная стенограмма103.
Я к о в л е в. Я хочу вернуться к злополучному толкованию, с
которым мне пришлось здесь встретиться в числе трех компонентов чисто
лингвистического характера. Вопрос идет о скляус (? - А. Ю.) и его
дальнейшей эволюции. Это чисто лингвистический вопрос и никакого
отношения к истории не имеет, как к реальной истории. Меня удивляет,
что среди слушателей, которые здесь выступали, обнаружилось такое
отсутствие лингвистической подготовки. Это вопрос филологический, а
не исторический. Что касается самого параграфа, о котором идет речь,
он занимает полстраницы книги, в которой более 300 страниц
исследовательского текста, он-то и привлек внимание оппонентов. Книга
представляет из себя нечто в 600 раз большее, чем полстраницы, и вот эта
книга не вызвала у них внимания. Говорить о том, что книга прошла
каким-то фуксом, - нельзя. Я позволю себе привести точную справку.
Книга была представлена в Институт истории в готовом виде в конце
1934 года, как раз когда начались обвинения против Института истории,
что он не дает исследовательских работ. Книга пролежала без всякого
движения полностью 1939, 1940 год, причем рецензенты, которых
Институт фактически но своему усмотрению выбирал, они высказались за
напечатание этой книги. Рецензентами являлись академик Готье и
академик Веселовский. Два года пролежала эта работа в шкафу. Когда на-
1944 год. Совещание историков в ЦКВКЩб)
381
чался третий год, и я увидел, что она пролежит 3 и 4 года, я написал
Вячеславу Михайловичу Молотову письмо. Он просил прислать текст
книги. Я текст этой книги послал. Кто читал книгу, я не знаю, но они
решили напечатать ее в 1941 году. Когда книга получила апробацию столь
высокого источника, она была немедленно отправлена в набор, пройдя
соответствующую рецензию при наборе. Книга была набрана в 1941
году перед самой войной. Когда началась война, она была пропущена
через Главлит, Обллит, прошла через институт и попала в число книг,
подлежащих движению в машины, то чья-то благоденствующая рука напит,
что для сохранения такой драгоценной книги набор надо отправить в
Свердловск. Таким образом, при перевозке книга, конечно, была
рассыпана. Об этом даже не стоит и упоминать, это само собой понятно. Тогда
в 1943 году последовало распоряжение по линии ЦК партии - книгу
набрать заново. Она снова была подвергнута рецензированию. Михаил
Иванович (Калинин? - Л. Ю.) просил меня кратко изложить
содержание книги. Я его изложил. Там также был и параграф, который вызвал
ожесточенные споры в среде выступавших здесь товарищей. Только
после этого книга вышла. Ярославский предложил представить ее в
качестве материала и обсудить ее, как книги, представлявшейся на
Сталинскую премию.
Щербаков. Слово имеет тов. Греков.
Греков. Вячеслав Петрович в своем выступлении выразил
пожелание, идущее с моим собственным пожеланием, чтобы я высказался о
том, что говорил об изучении государства. Я считаю необходимым
сказать, что о государстве и природе государственной власти я много раз
писал и печатал, и никаких возражений никогда не встречал именно
потому, что имел марксистское понимание природы государства во всех
работах. Никакой потребности в пересмотре этого предмета я не
чувствовал и не чувствую. Если я выступаю сейчас, то выступаю по частному
случаю, который задел здесь т. Городецкий. Я говорил о том, что
невозможно изучать государство и народ в отрыве. Я представляю себе, что
народ можно изучать без государства, но в безгосударственный период,
в доклассовый период, истории (так в тексте. - Л. /О.) же государства без
народа, так рассматривать никогда нельзя. Борется ли открыто
государственная власть с народом, приспосабливает ли государственная власть
народ к своим требованиям, выступает ли государственная власть
вместе с народом, как это было на льду Чудского озера, на
Куликовском поле, на Бородинском поле, - история не может оторвать народ
от государства, потому что живет параллельно и вместе борется.
Борьба классов должна изучаться с учетом обеих борющихся сил, иначе
ничего понять в истории нельзя. Об истории христиан, к каким грубым
ошибкам ведет исследователь, когда он рассматривает судьбу христиан
382
Глава 3
(так в тексте. - А. Ю.) от воздействия государства. Ключевский и
Яковлев пытались это сделать, в результате такой ошибки делается
непонятным (так в тексте. - А. 1С). Я эту сторону дела имел в виду, когда
говорил о природе государства, говорил исключительно о процессе изучения
жизни государства и народов154.
Кто же выступал последним?
Отметим еще раз: в опубликованной стенограмме
последовательность выступлений такая: Е.В. Тарле, Б.И. Сыромятников
(обозначен как выступавший, но его текст не был включен), БД.
Греков, Х.Г. Аджемян, Н.Л. Рубинштейн (А.М. Панкратова вообще
не упоминается!).
Согласно стенограмме из фонда А. С. Щербакова,
адекватной событию, на заседании выступили Е.В. Тарле, Б.И.
Сыромятников, А.И. Яковлев, Б.Д. Греков, А.М. Панкратова, Х.Г.
Аджемян.
А.М. Панкратова настаивает в «Записках» на том, что она
выступала последней - и в «третий раз» (?). Это явное
преувеличение. Справка - это не самостоятельное выступление, а лишь
краткое уточнение своего предыдущего выступления или ответ
на высказанные замечания.
В редакции «Записок» от первого лица А.М. Панкратова
вписала свое выступление в контекст совещания таким
образом, чтобы показать полное одобрение ее позиции со стороны
А.С. Щербакова, который (согласно А.М. Панкратовой)
поддержал ее критику в адрес Е.В. Тарле такими словами: «Это,
безусловно, главное: какие идеи воспринимаются массой - от
этого зависит все».
Но в стенограмме из личного фонда А.С. Щербакова
фиксируются все реплики А.С. Щербакова, и вышеупомянутая
реплика из «Записок» Панкратовой отсутствует в подлинной
стенограмме.
Приведу полностью ее краткое выступление:
Панкратова. Я должна дать две маленькие справки
относительно казахской истории (курсив мой. - А. Ю.) и «Исторического журнала».
В отношении казахской истории я должна сказать, что при обсуждении
подходили односторонне. Здесь не было ни одного автора, а я не
являюсь тоже автором книги, которые могли бы ответить на все те замечания
и возражения, которые здесь делались. Я дважды в письменном виде и
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
383
устно просила, чтобы историю Казахстана, над которой мы сейчас
работаем, обсуждали обязательно совместно со всеми авторами и
редакторами. Особенно меня побуждает повторить эту просьбу последнее
выступление, которое я считаю необъективным и не соответствующим
подлинному содержанию книги. Эти два раздела были написаны
известным специалистом монографии академиком Маловым, которого
можно представить, как языковеда. Над этими разделами работал также
тов. Мещанинов, под руководством которого работала группа местных
языковедов. Правда, может быть, есть много неправильностей в книге,
я не берусь судить, я сама историк, и историк советского периода, и
поэтому не берусь отвечать на все эти вопросы. Но мне кажется, что этот
вопрос, исторически важный для казахского народа, надо обсудить
конкретнее.
Второе замечание относительно исторического журнала. Я
должна сказать, что содержание исторического журнала, как
научно-популярного журнала, у нас среди историков вызывает все время
неудовлетворение, вот почему мы выступаем и говорим, что нет исторического
журнала. Этот журнал пропагандистский на основе и на базе
исторического материала. И у нас в Институте истории, когда слушался доклад
об историческом журнале, неоднократно постановляли просить ЦК
наряду с пропагандистским журналом дать научно-исторический журнал.
Щербаков. Это такой журнал, который печатает
общеполитические статьи.
Панкратова. Для этого есть и «Пропагандист», и
«Большевик». Они дублируют материалы.
Щербаков. Зачем же дублировать? Исторический журнал
должен быть историческим.
Панкратова. Разрешите Ваше указание считать как
распоряжение.
Голос. Это не «Исторический журнал».
Панкратова. Это верно. Когда я выступала, то в первом
выступлении и не но поводу стенограммы академика Тарле я говорила о
политической ответственности. Если стенографистка эту стенограмму
исказила во многом, то те письма, которые мы получали, те отклики,
которые мы имели из Саратова от большого количества преподавателей,
говорят именно о том, что так восприняли не только стенографистки и
машинистки, но и студенты. Мы очень рады тому, что заявил академик
Тарле, что он отказывается не только от тех стенограмм, но и от тех
позиций, на которых он стоял155.
Последним выступал Х.Г. Аджемяи. В стенограмме из
личного фонда Щербакова приводится в кратком виде его выступле-
384
Глава 3
ние, что, вне всякого сомнения, указывает на то, что с этой
справкой он и выступал на совещании.
Обратимся к данному тексту.
А джем я и. Я товарищу Волину отвечать не буду, я ответил с
места, но так как он бросил обвинение, что клеветнически сравниваю
Энгельса, то я прошу в моей стенограмме или в моих статьях сличить это.
У меня ссылка есть.
Голос. Он иронически говорил.
Аджемя н. Как иронически? Следовательно, клеветником
является Волин. Я не мог исказить слова Энгельса. Тов. Волгин мне бросил
такое обвинение, что я впадаю в такую крайность, что я изображаю
русскую историю в розовых красках, и что в этом он видит другую
опасность, противоположную, другую крайность...
Голос. Почему на свой счет принимаете?
Аджемя н. Вы прямо сказали. Меня стали обвинять в том, что я
в розовых красках представляю русскую историю. Нсли бы он читал ту
работу, которую я представил в Институт истории, которым он
руководит, он сказал бы, что я не в розовых красках представляю русский
царизм. Вот что у меня было написано (читает).
Щербаков. Можно цитаты привести, но Ваше выступление
произнесенное здесь, являлось одой захватнической политики царизма
Это никуда не годится.
Аджемя п. Я привожу слова, которые имеются в моей статье, ни
какой оды я в этом не вижу. Кончаю ответом на другое обвинение тов
Волина о том, что я нахожусь не в лагере Плеханова, а в лагере Пуриш
кевича по вопросу пугачевщины. Ведь сам Плеханов посвятил целые-
страницы пугачевщине и заявлял, что это ведущее назад, и странно, чте,
здесь историки сидят и не возмущаются.
Голос. Это есть меньшевизм.
Аджемя н. Разрешите сказать, что я в этом не вижу никакого
меньшевизма.
Щербаков. Дело разного политического понимания.
Голос. Совершенно верно.
Щербаков. Все справки исчерпаны, все просьбы исчерпаны
Далее, вероятно, ЦК обсудит итоги дискуссии и, надо полагать, по ря
ду вопросов, которые здесь затрагиваются, будут даны историкам ука
зания.
Панкратова. Когда?
Щербаков. Затрудняюсь сказать. 11а этом наше совещание счи
156
таю закрытым .
1944 год. Совещание историков вЦКВКП(б)
385
Итак, А.М. Панкратова сознательно фальсифицировала ход
совещания: не она выступала последней, но ей очень не хотелось
сообщать коллегам о том, что она в этой схватке не победила, что
она даже выступала не последней, а перед Аджемяном.
Одна из главных интенций «Записок» - любой ценой
оказаться правой в правом деле, как представляла себе Панкратова
совещание историков в ЦК ВКП(б), созванное отчасти по ее
инициативе. В этом контексте фальсификация итога совещания уже
не фальсификация, а достоверное свидетельство ее личного
отношения к конкретной ситуации.
В «Записках» A.M. Панкратова неточно фиксирует и
выступление Аджемяна, и, особенно, реакцию Щербакова,
который отнес «дело разного политического понимания» к
меньшевизму, а не к истории самодержавия, как это пыталась изобразить
Панкратова.
Напомню этот фрагмент «Записок»:
Как же вы приходите в ЦК воспевать оды самодержавию?
Аджемян: «Я не согласен с Вами, - нельзя отрицательно
относиться к самодержавию на всех этапах истории».
Тов. Щербаков: «Ну, это уже вопрос политических мнений!»
После этого полемика прекращается.
A.M. Дубровский, описывая события последнего дня
совещания, объединил содержание финальной части «Записок»
A.M. Панкратовой и стенограмму из фонда А.С. Щербакова та-
ким образом, что получился внешне непротиворечивый синтез,
хотя на самом деле эти источники противоречат друг другу.
Историк пишет:
Последним защищался от нападок Аджемян, но, судя по
репликам, которые неслись из зала, аудиторию он не убедил... «На этом
совещание кончается, - вспоминала Панкратова. - Историки окружают тов.
Щербакова...»107
И далее следует цитата из финальной части «Записок» о
том, как Тарле, Яковлев и Ефимов заискивали перед Панкратовой.
Поставив цель - показать свое заключительное слово как
решающее в грандиозном споре, Панкратова и здесь нарисовала
картину победы, которая устраивала ее психологически...
386
Глаза 3
Разоблачение
В августе 1944 г. поведение А.М. Панкратовой обсуждалось в
Управлении пропаганды ЦК ВКП(б), и в бумагах отложились ее
«Записки», оформленные в виде письма. В его заключительном
фрагменте под названием «Конец совещания» (первая редакция)
кто-то из аппарата ЦК особо подчеркнул те места, которые затем,
судя по всему, превратились в обвинение против нее - в том, что
она искаженно отразила ход совещания.
Вот эта подборка подчеркнутых мест:
После этого полемика прекращается. Аджсмян с невозмутимым
вилом возвращается на свое место. Тов. Щербаков предоставляет слово
мце. Я выступай? уже в третий раз.,,158
Па моем выступлении совещание заканчивается. Историки
возбужденно окружают тов. Щербакова...1'39
Все, что Панкратова в дальнейшем написала, она также
подчеркивала короткими вертикальными линиями слева, чтобы
показать, что это не соответствует фактам!
Отдельные фразы по-прежнему были подчеркнуты:
«Академик Тарле стоит рядом со мной»:
«в то же время ко мне подошел профессор Яковлев»;
«с предложением встретиться и обсудить спорные вопросы по
существу подходит ко мне и профессор Ефимов»160.
Весь финальный сюжет совещания в изложении
Панкратовой был дезавуирован Г.Ф. Александровым. Увлеченная борьбой
за правое дело, она позволила себе принять желаемое за
действительное.
Это была серьезная ошибка...
30 августа 1944 г. Г.Ф. Александров написал секретарям ЦК
ВКП(б) Жданову, Маленкову, Щербакову письмо «Об
антипартийном поведении историка А.М. Панкратовой», в котором
подверг острой критике содержание ее письма:
Весь ход совещания в письмах Панкратовой изложен крайне
тенденциозно. Совещание, оказывается, было созвано по инициативе
Панкратовой и проходило чуть ли не под ее руководством. Начинает
Панкратова свое письмо заявлением, что ей, больше чем кому другому,
приходится выдерживать идейную борьбу на историческом фронте...
1944 год. Совещание историков в ЦКВКП(б)
387
<...> Заключительное .заседание совещания историков Панкратова
рисует следующим образом: «Тов. Щербаков предоставляет слово мне.
Я выступаю уже в третий раз... На моем выступлении совещание
заканчивается» (курсив мой. - Л. Ю.)161. Так выглядит совещание историков
в изображении Панкратовой.
Г.Ф. Александров подчеркнул, насколько слова
Панкратовой о заключительном аккорде совещания не соответствуют
действительности.
Никто не победил. Таков итог совещания. И хотя у
сторонников Панкратовой было больше уверенности в правоте своих
идей, никто не знал правильных ответов на поставленные
историками вопросы.
И знать не мог.
Глава 4
После совещания
В Управлении пропаганды и агитации
ЦК ВКП(б)
А.М. Дубровский, специально исследуя проблему отношений
историка и власти1, обратил внимание на этапы подготовки
итогового документа по результатам совещания историков 1944 г.1*
Объяснительная посылка Дубровского состоит в том, что
итоговый документ готовил в основном А.А. Жданов (и отчасти
А.С. Щербаков). И.В. Сталин иногда вмешивался в этот процесс.
Само это вмешательство, по большей части, не доказывается
историком, а лишь допускается как вполне возможное.
По мнению Дубровского, «Щербаков (быть может, по
рекомендации Сталина) не вернул проекта Александрову..»2. Что
следует из этого допущения? Ничего... вплоть до мнения
«наоборот», потому что эта гипотеза не вытекает из анализа текста, а
является умозаключением с подтекстом: Сталину было известно
решительно все.
А.М. Дубровский пишет: «Более поздние редакции текста
обнаруживают, что Жданов вдруг стал развивать значительную
активность в дальнейшей работе над документом. Он писал его
как бы заново от руки (предыдущие редакции были
машинописными). Очевидно, первый результат его работы был представлен
Сталину, и тот остался недоволен, дал какие-то указания,
возможно, рекомендовал начать все с нуля»3. Характер умозаключений
х* Первоначально A.M. Дубровский опубликовал свое
исследование об итоговом документе ЦК ВКП(б) в соавторстве с Д.Л. Бранден-
бергером (Бранденбергер Д.Л., Дубровский AM. Итоговый партийный
документ совещания историков в ЦК ВКП(б) в 1944 г. //
Археографический ежегодник за 1998 год. М, 1999. С. 148-163). Основная часть их
совместной статьи вошла затем в книгу А.М. Дубровского.
После совещания
391
историка - исключительно гипотетический: дал или не дал
Сталин указания, рекомендовал или не рекомендовал начать «все с
нуля»? Кто знает?
«Эта редакция, - продолжает Дубровский, - не была
завершена автором. Перечитывая текст, Жданов увидел, что слишком
перебарщивает, обостряя критический запал документа. Нужна
была определенная взвешенность в оценках; возможно, таково
было указание Сталина...»4. Каков смысл этого допущения?
Создать иллюзию участия Сталина? Или вновь повторить ход:
Сталин есть Сталин, он не мог не знать.
Гипотетические интенции ведут к тому, что реальный
контекст изменений в проекте постановления становится историку
непонятным, и он этого не скрывает. Дубровский отмечает, что
Жданов и Сталин встречались после 11 августа 1944 г. Ученый
фиксирует, что Жданов сделал запись этой беседы, но смысл
сталинских замечаний «не всегда поддается убедительному
истолкованию». В том случае, когда автор все же решается
комментировать замечания Сталина (в записи Жданова), возникают новые
допущения, которые еще более запутывают историю создания
документа. Например, Дубровский, цитируя записи Жданова,
утверждает, что («насколько можно понять заметки Жданова»)
Сталин «решил внести в тезисы ЦК и сравнительно новые для
советской идеологии идеи панславизма»0. Однако такое смелое
предположение основывается лишь на том, что Жданов записал:
«У нас на базе равноправия союз славян. Обе войны на спинах
славянства» (С. 482). Следует ли из этих записей Жданова
панславизм Сталина?
Л.М. Дубровский отмечает: «Последняя редакция текста,
которую удалось обнаружить в архиве, относилась к 9 сентября
1944 г. Эта дата была поставлена на сопроводительном письме
Жданова Щербакову и Маленкову. В фонде Сталина имеется
экземпляр тезисов Жданова, датированный 9 сентября 1944. Это -
последняя редакция текста, созданная Ждановым (РГЛСПИ.
Ф. 17. Он. 125. Д. 22. Л. 49-91). В тексте видна правка,
произведенная Сталиным. Эта правка и замечания незначительны (курсив
мой. - Л. Ю.) - "Нужно развить", "Плохое слово", "Что-нибудь о
шовинизме", "Не то"; исправлено "равенство" наций на
"равноправие", школа Покровского получила определение
"мелкобуржуазной"» (С. 483).
А.М. Дубровский и Д.Л. Бранденбергер ошиблись с
определением архивного шифра документа: в указанном ими документе
(из фонда 17 РГАСПИ) правки Сталина нет. Эта правка действи-
392
Глава 4
тельно была, она зафиксирована в документе из личного фонда
Сталина. По мнению Дубровского (и Бранденбергера), эта
правка единственная, которую сделал Сталин, и вообще сталинские
замечания «незначительны».
Однако без почерковедческого анализа всего
сохранившегося материала и без реконструкции смыслового содержания
замечаний на всех вариантах проекта постановления ничего нельзя
сказать ни о ценности сталинских помет в «последней редакции
текста», ни о характере изменений в целом.
Словом, гипотетическое мышление историков становится
препятствием на пути к реконструкции, в которой
фундаментально важно не знать заранее результата исследования и не
домысливать ситуацию на том лишь основании, что она и так без
всякого специального анализа - кажется понятной.
Первая реакция Агитпропа:
документы
Какой она была, первая реакция, вопрос весьма сложный.
Сохранилось несколько редакций «итогового документа», и почти
каждая из них представляет собой момент постижения смысла
случившегося.
Что же неясно в истории документа? Прежде всего, какая
из редакций является первоначальной. Это существенно знать
для того, чтобы понять ход изменений в тексте - от чего и к чему
шли редакторы, какую концепцию хотели выразить.
А.М. Дубровский полагает, что после окончания
совещания, буквально через четыре дня, 12 июля 1944 г., Г.Ф.
Александров подготовил первоначальный вариант итогового документа.
Исследователь выстроил «Схему генеалогических связей
между редакциями тезисов ЦК ВКП(б)». Вызывает особый
интерес первое звено: отношение между документом, датированным
12 июля 1944 г., и документом, не имеющим датировки, но весьма
близким по содержанию к датированному документу.
Назовем условно редакцию от 12 июля 1944 г. Краткой
(КР: РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 222. Л. 2 10, машинопись), а
редакцию, не имеющую точной даты, но следующую за исходным
документом в схеме A.M. Дубровского, 11ространной редакцией
(IIP: РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 1-15, машинопись).
А.М. Дубровский нисколько не сомневается в том, что КР
первична, a IIP вторична. Отношения между редакциями уста-
После совещания
393
навливаются при помощи гипотетических комбинаций, которые
связывают тексты между собой ио принципу это могло бы быть.
Ученый пишет:
Далее события развивались следующим образом. Щербаков
ознакомился с проектом постановления ЦК и сделал небольшие замечания:
«1) Тюрьма народов. 2) Жандарм Европы. 3) Оправдание царской
колонизации». Видимо, именно эти темы должны были получить развитие
при доработке документа. Щербаков (быть может, ио рекомендации
Сталина) не вернул проекта Александрову, а передал его для
дальнейшего совершенствования Жданову, который казался более подходящим
человеком для доведения содержания документа до нужного уровня.
Жданов недавно переехал из Ленинграда в Москву, в дела совещания
историков он не вникал. И, вероятно, поэтому вначале, не придавая
очень большого значения порученному делу, он только немного
отредактировал текст Александрова (С. 473).
«Небольшие замечания», указанные выше, Щербаков внес
в ПР, а не в КР. Значит, эти указания были адресованы кому-то
для доработки. По мнению же Дубровского, этот текст не
вернулся к Александрову, а был нередан А.А. Жданову
непосредственно. Согласно мнению Дубровского, Жданов «немного
отредактировал текст Александрова». Но ведь замечания были
сделаны в ПР, а не в КР. Получается, что ПР и КР - это один и
тот же (?) «текст Александрова», хотя ПР больше КР по объему
в полтора раза.
Замечания Щербакова на полях ПР, согласно логике
Дубровского, не имеют четкого адресата, но de facto они адресованы
лично Жданову. Что в этом удивительного? Ничего, кроме одной
детали: замечания, сделанные в такой небрежно-начальственной
форме, обычно направлялись нижестоящим чинам с самого
«верха». Мог ли Щербаков столь небрежно сбросить на Жданова
черную работу?
Но трудности на этом не заканчиваются. А.М. Дубровский
всего одним абзацем ниже приписывает авторство ПР... А. А.
Жданову:
Главное - он смягчил оргвыводы, отводя удар от Панкратовой и
Грекова. Жданов предложил не изгнание этих историков с
административных постов, а укрепление руководящих кадров Института истории.
Он предложил «утвердить первым заместителем директора Института
истории АН т. Толстова С.П> (С. 474).
394
Глава 4
А.М. Дубровский здесь цитирует ПР, приписывая
авторство (или переработку этой редакции) Жданову, хотя ранее
утверждал, что «Щербаков ознакомился с проектом постановления ЦК
и сделал небольшие замечания». Но ведь «ознакомился» он с ПР
и сделал замечания по этой редакции, а теперь оказывается, что
ее автором (или редактором) был Жданов. Так кто кого
редактировал?
Очевидно, что разобраться в этой путанице нельзя без
редукции всех допущений и гипотез, которые легко и внешне
непротиворечиво связывают документы в одно целое. Следует
исходить не из того, что могло - или не могло - быть, а из того, что
дано - или не дано - в опыте непосредственного наблюдения, в
опыте реконструкции.
Анализ текстов первых двух редакций неопровержимо
доказывает первичность ПР в сравнении с КР.
Итак, аргументы.
Тексты редакций
связаны между собой доработкой
1. В ПР обильно цитируются классики марксизма (13 цитат), в
КР - их меньше (7 цитат). Среди них имеются такие
высказывания, которые присутствуют только в одной из редакций. Но есть
и общие цитаты, повторенные. Они и привлекают внимание.
Один и тот же текст из «Вопросов ленинизма», написанных
Сталиным, повторяется в двух редакциях.
ВПР:
...царская Россия была очагом всякого рода гнета - и
капиталистического, и колониального, и военного, - взятого в его наиболее
бесчеловечной и варварской форме. Кому неизвестно (так! - Л. /О.), что в
России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма,
агрессивность русского национализма - с палачеством царизма в отношении
нерусских народов... (Вопросы ленинизма, стр. 11, изд. 4-е)6.
ВКР:
...царская Россия была очагом всякого рода гнета - и
капиталистическою, и колониального, и военного, - взятого в его наиболее
бесчеловечной и варварской форме. Кому не известно (так! - А. Ю.), что в
России всесилие капитала сливалось с деспотизмом царизма, агрессивность
После совещания
395
русского национализма - с палачеством царизма в отношении нерусских
народов... (И. Сталин. «Вопросы ленинизма», изд. 11-е, стр. Л -5)v.
Казалось бы, одна и та же цитата. Производная (т. е. не
первичная) редакция это уже состоявшаяся правка текста,
направленная как на переосмысление тех или иных положений, так и на
устранение ошибок, неточностей.
Если внимательно присмотреться, то можно обнаружить
ошибку в выходных данных: в ПР указана «стр. 11», а следует
читать, как в КР, «изд. 11-е»; в IIР указано «изд. 4-е», а следует
читать, как в КР, «стр. 4-5».
Если еще внимательнее посмотреть, то можно увидеть,
что в КР правильно оформлены библиографические указания
или ссылки на труды классиков марксизма: они всегда
начинаются с имени того или иного классика, а не с названия работы.
Это правило четко прослеживается в последующих редакциях
партийного документа. В 13 ссылках на классиков марксизма в
IIP только одна из них более или менее правильно оформлена
(да и то с большими оговорками), в остальных же случаях
указываются только труды (без имен). В семи ссылках на
классиков марксизма в КР нет ни одной неправильной: во всех
случаях сначала имя и только потом название труда.
Если считать, что Л.М. Дубровский правильно
определил соотношение документов в первичном звене
«генеалогической схемы», то следует предполагать (ко всему прочему), что
доработка партийного документа шла не в русле его
дальнейшего совершенствования, а путем очевидной и зловредной
деградации.
2. В тексте IIP нет никаких следов вмешательства
А.Л. Жданова. Зато имеются все основания считать, что
значительная (если не большая) часть всего текста IIP прямо связана
с выступлением ответственного сотрудника аппарата
Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) СМ. Ковалева на
совещании историков.
Покажем наиболее существенные совпадения, которые
демонстрируют не только связь текстов, но и их
последовательность в переходе от одной темы к другой. Трудно себе
представить, чтобы кто-нибудь другой, кроме Ковалева, имел отношение
к составлению данной редакции.
396
Глава4
СМ. Ковалев: выступление 8 июля 1944 г.
I. Для примера возьму первый том учебника для исторических
вузов (под редакцией Лебедева, Бахрушина, Грекова). В этом томе есть
глава, которая называется «Русская культура XVII века» ... авторы не
нашли ничего лучшего, как характеризовать развитие русской культуры
в течение всего XVII в. словами изменника Родины Котошихина... <...>
Вслед за высказываниями Котошихина авторы приводят писания
другого изменника Родины, князя Хворостинина.
П. |Сразу после темы «предатели XVII века» начинается тема
«Радищев и Белинский»]
Тот же учебник приводит далее следующую характеристику
Радищева... <...>
Таким образом, Радищев, рисуется простым зиигоном западных
деятелей. Даже мысль о свободе у него оказывается навеяна не
условиями России, а навеяна Рейналем. Подобным же образом характеризуется
и другой великий русский революционер-демократ Белинский.
III. [сразу после Белинского]
Понятно, что передовые люди нашей страны воспринимали и
использовали прогрессивные идеи и достижения Запада и всего
человечества. Историческое величие и сила выдающихся деятелей в том и
состоит, что они поднимаются до вершин науки и культуры своего времени...
Энгельс в письме Н.Э. Паприц, русской эмигрантке в Лондоне, в 1884 г.
писал...
IV. [сразу после письма Энгельса]
Другим проявлением пренебрежительного отношения к
великому прошлому нашей Родины является такое освещение истории, когда
на первый план выдвигаются реакционные моменты и совершенно
забываются, упускаются прогрессивные стороны. Если мы опять
возвратимся к учебникам, а учебники более всего отражают состояние нашей
исторической науки, то там можно найти довольно пространные
описания таких отрицательных сторон нашей истории, как бироновщина,
реакция Павла I, Николая I, реакция 80-х годов и т. д. Там можно
найти подробное описание аракчеевщины и Аракчеева, там, например,
много говорится о мракобесе архимандрите Фотии, приводится такая
деталь, что Фотий был интимно близок к графине Орловой-Чесмен-
ской и т. п. В характеристике Победоносцева указывается такая
мелочь, что он произносил речи, «бледный, как полотно, нервно
волнуясь» и т. д. Но в учебниках для вузов не найти даже упоминания
фамилий адмиралов Ф.Ф. Ушакова и М.П. Лазарева. Конечно,
неправильно было бы совсем не писать о реакционерах и мракобесах. Однако
об Ушакове и Лазареве нужно писать прежде и больше, чем о Магницком,
После совещания
397
который знаменит лишь тем, что учинил погром в Казанском
университете, и «подвиги» которого подробно расписаны в учебнике для
вузов. Недавно произошла странная вещь, когда правительство учредило
орден Ушакова, то не было ни одной работы, где бы можно было
посмотреть, кто такой Ушаков... в этом же учебнике не дано
характеристики Суворова... ничего не говорится о значении Суворова в развитии
русской армии... Во II т. учебника для вузов при описании
Бородинского сражения можно найти самые подробные описания того, как
руководил французскими войсками Наполеон, какие части куда
посылал, когда и куда выехал, как наблюдал за сражением и т. д., но ничего
не говорится о том, как руководил русскими войсками Кутузов (Неч-
к и и а. Там это есть). Это так, т. Нечкина. И там, где никак нельзя
обойтись без Кутузова, там говорят «русское командование». Это более чем
странное описание Бородинского сражения. Или взять такой момент,
как иллюстрации. На этом тоже воспитываются наши школьники.
В учебнике Панкратовой, переизданном в 1943 г., напечатаны рисунки
и гравюры Чингисхана, Батыя, Тамерлана, Лжедмитрия, но нет
изображений Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина,
Пожарского... Имеются рецидивы «школы Покровского» в оценке таких
деятелей, как Минин и Пожарский.
(Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК
ВКП(б) в 1944 году// Вопросы истории. 1996. Nb 7. С. 71-73).
Пространная редакция
I. Авторы учебника по истории СССР для вузов под ред.
Лебедева, Грекова, Бахрушина, Нечкиной в главе «Русская культура XVII
века» отрицают наличие самостоятельной культуры в русском
государстве в XVII веке, сводят культурное развитие России в этот период к
борьбе греческих, польских и немецких влияний, приводят для
характеристики духовного развития русского народа клеветнические
измышления изменников Родины Котошихина и Хворостинина.
II. [Сразу после темы «предатели XVII века» начинается тема
«Радищев и Белинский»)
Радищев, Белинский и другие выдающиеся русские
революционные мыслители изображаются как эпигоны западно-европейской мысли.
III. [сразу после Белинского]
Игнорируется тот факт, что передовые люди России, критически
воспринимая и используя в интересах народов нашей страны
прогрессивные идеи и достижения Западной Европы, поднимались на вершины
мировой науки и нередко опережали западно-европейскую культуру. На
398
Глава 4
это неоднократно указывали передовые деятели Запада. Энгельс в
письме Паириц - русской эмигрантке в Лондоне - в 1884 г. писал...
{Далее - цитата)
IV. (после письма Энгельса следует пункт «в» проекта
постановления - о периодизации: он предшествует следующему тексту]
Рядом наших историков замалчиваются в духе «школы
Покровского» прогрессивные стороны русской истории и принижается роль
выдающихся деятелей русского народа. В учебниках по истории СССР
для вузов раздувается деятельность реакционеров-мракобесов
Аракчеева, Магницкого, Победоносцева, архимандрита Фотия. В то же время
совершенно не упоминаются выдающиеся русские флотоводцы Ушаков и
Лазарев, не показывается развитие полководческого искусства и
выдающаяся роль создателя русской военной науки Суворова. Описывая
Бородинское сражение, авторы учебника пол редакцией Нечкиной
подробно освещают действия Наполеона и ни словом не говорят о том, как
Кутузов руководил русскими войсками в ходе сражения. В учебнике для
средней школы под редакцией Панкратовой помешаются портреты
Чингисхана, Батыя, Тимура, Лжедмитрия, но отсутствуют портреты
Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина, Пожарского. В
книге профессора Сыромятникова «"Регулярное государство" Петра 1 и его
идеология» всенародное патриотическое движение начала XVII века,
руководимое Мининым и Пожарским, объявляется дворянско-купечес-
ким движением, направленным против «социальной революции», а
Минин и Пожарский характеризуются как лжепатриоты.
(РГАСНИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 5-6).
Перечень совпадений можно без труда продолжить, но и
так уже ясно, что самую активную роль в составлении данного
проекта постановления играл СМ. Ковалев, и никаких сведений
о причастности Жданова к написанию этой редакции нет.
3. Кто был автором заметок на машинописных листах ПР?
А.М. Дубровский не сомневается в том, что это был А.С
Щербаков. Но почему он? Никаких комментариев историк не дает.
Документ хранится в личном архиве А.А. Жданова. Разумеется,
одно это обстоятельство еще ни о чем не свидетельствует, но все же -
почему не Жданов, к примеру, был автором помет на документе?
А.М. Дубровский привел не все пометы, сделанные на полях, а
между тем это существенно. После вышеупомянутых трех
пунктов («1. Тюрьма народов. 2, Жандарм Европы. 3. Оправдание
царск(ой) колонизации)») дважды следует «Нев.» - это
читается, как «Неверно», и один раз - «Слабо». Почерк на полях ПР
не совпадает с почерком А.А. Жданова. Но он не совпадает и с
После совещания
399
почерком А.С. Щербакова. Зато индивидуальные особенности
почерка (резкого и неровного) косвенно свидетельствуют о том,
что автором этих помет был не кто иной, как... сам Сталин. И
самый убедительный, решающий аргумент предоставил тоже...
товарищ Сталин. Он написал слово «Европы» неправильно, с
сильным грузинским акцентом, который никто - ни Жданов, ни
Щербаков, ни Александров -- никогда не смогли бы
воспроизвести, потому что они никогда бы не смогли сказать «Евыропы»8.
Стиль замечаний - уникальный, характерный только для
Сталина: указывать на недочеты и ошибки по пунктам, но без
подробного их объяснения, пользоваться такими характеристиками
(на полях партийных документов), как «неверно», не
распространяясь о смысле того, что именно неверно. Никто, кроме Сталина,
не мог себе позволить давать указания на нолях документов в
неопределенном ключе?* (что, конечно, не означает, что Сталин
никогда не редактировал текст обычным образом).
Первоначальный проект постановления Сталину не
понравился. Проект был возвращен на доработку в ведомство Г.Ф.
Александрова. Так возникла краткая редакция - сокращенный и
переработанный вариант первоначального проекта (IIP). Куратором
этой работы оставался А.С. Щербаков.
4. Идеологический крен первоначального проекта не
устраивал Сталина. В ПР идейное предпочтение (не путать с
оправданием!) оказывалось сторонникам Е.В. Тарлс и А.И. Яковлева: их
ругали, но не так зло и яростно, как сторонников A.M.
Панкратовой за грехи «школы Покровского», за пренебрежительное
отношение к русскому народу. Замечания Сталина означали, что крен
надо сильно менять... Только признавая первичность ПР в
сравнении с КР, можно понять, что происходило дальше с
содержанием проекта постановления.
Изменения в КР - это, прежде всего, сокращение
критических высказываний в адрес сторонников A.M. Панкратовой.
В ПР неясно выражена идеологическая позиция, весьма
сумбурно освещаются итоги совещания, что тоже свидетельствует о
первичности данной редакции.
2* Вождь партии нередко пользовался словом «неверно» на полях
тех или иных документов без дополнительных объяснений: в
«поправках» на письме Ем. Ярославского (1931) из Батума; в «Замечаниях» на
статью Энгельса о внешней политике России (1934); в письме А.С. Ену-
кидзе в ЦК ВКП(б) И.В. Сталину от 8 января 1935 г. по поводу
материалов о Бакинской забастовке 1904 г. и др.
400
Глава 4
Рассмотрим то, как замечания на нолях IIP повлияли на
доработку текста в КР. Первое замечание Сталина состоит из трех
пунктов (тюрьма народов, жандарм Европы, оправдание царской
колонизации). Если наши наблюдения правильны, то в тексте КР
должны были произойти перемены в преамбуле (это замечание
Сталина относилось как раз к преамбуле ПР).
Пространная редакция
ЦК ВКП(б) отмечает, что в научной работе в области истории
имеются серьезные недостатки и ошибки антиленинского характера.
В отдельных работах по истории СССР и в публичных выступлениях
некоторых историков приукрашиваются и оправдываются
реакционные стороны внешней и внутренней политики царского
самодержавия, замалчиваются прогрессивные стороны истории России, а также
имеют место попытки ревизовать ленинские взгляды но
национальному вопросу, обосновать и противопоставить друг другу народы
Советского Союза...
(РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 1).
Краткая редакция
ЦК ВКП(б) отмечает, что в научной работе в области истории
имеются серьезные недостатки и ошибки антиленинского характера. В
ряде работ но истории СССР и в публичных выступлениях некоторых
историков ревизуются ленинские взгляды по вопросам истории.
Историки - Лджемян Х.Г и Яковлев Л.И. отвергают тот общеизвестный
факт, что царизм был угнетателем трудящихся, а царская Россия тюрг>-
мой народов, оправдывают реакционную колониальную захватническую
политику царизма, отрицают прогрессивное значение
национально-освободительной борьбы угнетенных народов и народных движений против
царизма (курсив мой. А. Ю.)...
(РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 222. Л. 2).
Как видно, вставки - по замечаниям Сталина - были
сделаны. Не был прямо озвучен в преамбуле тезис о России как о
жандарме Европы, но, по сути, о жандармской роли России сказано,
только несколько иначе - другими словами Сталина («царизм
был угнетателем трудящихся»). Кроме того, в IIP подробно гово-
После совещания
401
рится о Тарле как о противнике сталинского тезиса о царизме как
жандарме Европы, и в КР лишь повторяется текст ПР.
Если допустить обратное движение документов (по
Дубровскому-Бранденбергеру) - от КР к ПР, то смысл правки
придется толковать как ярчайшую демонстрацию сопротивления
сталинской мифологии... в главном идеологическом учреждении
Сталина. Поверить можно во что угодно, но только не в подобные
метаморфозы.
Следующая помета Сталина - на той же, первой, странице
проекта постановления, на которой были обозначены три
вышеупомянутых пункта. Эта помета («Нев.») относится к тексту, в
котором речь идет о том, что А.И. Яковлев, Х.Г. Аджемян, Б.И.
Сыромятников отрицают классовую борьбу в истории и вместо нее
предлагают свои идеалистические воззрения. Помета Сталина не
просто неопределенная, она пугающе неопределенная. Что
такого неверного мог сказать СМ. Ковалев, если он озвучил почти
ритуальные слова о значении теории классовой борьбы, не один раз
повторявшиеся в Управлении пропаганды?
Вот текст из ПР, который вызвал несогласие Сталина:
а) В работах и выступлениях т.т. А. Яковлева, Б. Сыромятникова,
Аджемяна ревизуется марксистско-ленинское учение о русском
историческом процессе, теория классов и классовой борьбы заменяется
буржуазными идеалистическими воззрениями. Вразрез с марксистским
учением о классовой борьбе, как основном содержании истории, проф.
Яковлев утверждает, что в основе русской истории всегда лежали
вечные и неизменные идеи мирного труда, дружной обороны и братства
народов. Проф. Б. Сыромятников в своей книге «"Регулярное"
государство Петра I и его идеология» искажает характер государства эпохи Петра I,
отрицает дворянско-иомещичью сущность государства Петра I,
ошибочно считая его реформы антифеодальными9.
Как понять Сталина?
Управление пропаганды под руководством Г.Ф.
Александрова поступило абсолютно правильно в сложившейся
ситуации: этот фрагмент был полностью исключен из проекта
постановления - на всякий случай. Кто мог поручиться, что точно
знает, о чем думал вождь партии, когда писал свои замечания?
Перед нами открывается механизм воздействия
неопределенности на тех, кто был винтиком в идеологической машине,
управлявшей массовой аудиторией при помощи «творческого»
марксизма.
402
Глава 4
Следующая помета «Нев.» относится к тексту, в котором
речь идет об академике Тарле и его оценке внешней политики
царской России. И здесь снова непонятно: что же не
понравилось вождю? Как быть Управлению пропаганды ЦК ВКП(б)?
В конце концов Г.Ф. Александров собственной головой отвечал
за «понятливость». Этот фрагмент, не понравившийся
Сталину, был отредактирован, уточнен, прояснен: в нем
действительно имелись некоторые стилистические погрешности, которые
создавали трудность в понимании текста. Но на перемены
более значительные не решились: опять же кто мог поручиться,
что знает, что хотел сказать генеральный секретарь партии
большевиков?
Пространная редакция
В публичных выступлениях академика Тарле ревизуется
ленинская опенка царской России как жандарма Европы. Тарле объявляет это
принципиальное положение ленинизма устаревшим «шаблоном» и
пытается доказать, что монархия Александра I и Николая I проводила
прогрессивную политику в Европе. Тарле отрицает, что руссгшй царизм
в период 1815-1853 гг. был жандармом Европы, главным, хотя и не
единственным, врагом революционных и национально-освободительных
движений на европейском континенте. Эта ошибочная точка зрения не
учитывает, что только в результате развития революционного движения
в России и поражения царизма в Крымской войне 1853-1856 гг. царская
Россия перестала играть роль жандарма Европы.
(РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 2).
Краткая редакция
Так академик Тарле, объявляя ленинскую оценку царизма
устаревшим «шаблоном», пытается доказать, будто правительство
Александра I и Николая 1 проводило прогрессивную политику в
Европе. Тарле отрицает, что русский царизм в период 1815-1853 гг. был
оплотом европейской реакции, главным врагом революционных
движений на европейском континенте. При этом не учитывается, что
только в результате развития революционного движения в Крымской
войне 1853-1856 гг. царская Россия перестала играть роль жандарма
Европы.
(РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 222. Л. 3).
После совещания
403
Такая же ситуация сложилась и вокруг последнего
замечания Сталина - «слабо». Оно относится к фрагменту, в котором
речь идет о периодизации русской истории, ее проблемах,
ошибочных толкованиях.
Приведу текст из IIP:
В учебнике для средней школы под редакцией Панкратовой,
изданном в 1944 году, описание Отечественной войны 1812 года дано в
главе «Царизм в период наполеоновских войн», а разделы о развитии
освободительного движения народов СССР в первой половине XIX века
даны в главе «Царизм - жандарм Европы». В периодизации истории
СССР не учитывается, что достижения современной исторической и
археологической науки позволяют начинать историю славянства на
несколько веков раньше, чем обычно начинают наши историки. В
периодизации отсутствует органическая связь истории народов нашей страны
с историей русского народа, не подчеркивается ведущая роль русского
народа в отношении других народов СССР...10
Что именно «слабо», товарищ Сталин? Переспросить
нельзя. Но выход из положения все тот же и исключительно
правильный: убрать фрагмент вообще. Но заодно с ним и
другие рассуждения о научной периодизации. В КР только в самой
общей, рекомендательной, форме, да и то в конце документа,
говорится, что «не разработана научная периодизация истории
СССР».
Судя по всему, переработкой ПР занимался тот же СМ.
Ковалев, потому что в новой редакции проекта постановления ио-
прежнему весьма заметно присутствует текст его выступления на
совещании историков.
О первичности ПР свидетельствует, наконец, и та часть
проекта постановления, которая сообщает о решениях партии. В
ПР эта часть выглядит слишком аморфной и явно требуется
доработка текста. В КР видна эта доработка текста.
Сравним тексты редакции.
Пространная редакция
1. Осудить указанные в настоящем постановлении ошибки,
допущенные рядом историков в освещении важнейших вопросов истории
СССР, как несовместимые с исторической наукой и марксистским
мировоззрением вообще.
404
Глава 4
Обязать Институт истории Академии наук СССР устранить
отмеченные в настоящем постановлении крупные недостатки в области
исторической науки, развернуть глубокую научную критику трудов по
истории и привлечь к научной работе в Институте способных
работников в области истории.
2. Утвердить первым заместителем директора Института истории
Академии наук СССР т. Толстова СП.
3. Создать при директоре Института истории Академии наук
СССР Президиум ученого совета для оперативного руководства
научной работой в области истории в составе т.т. Грекова Б.Д. (председатель),
Поспелова П.Н., Мануильского Д.З., Потемкина В.П., Волгина В.П.,
Тарле Е.В., Толстова СП., Удальцова А.Д., Минц И.И., Панкратовой
А.М, Бахрушина СВ., Косминского П.А., Городецкого Е.Н.
4. Учитывая, что учебники по истории СССР устарели и не
соответствуют современному уровню исторической науки, обязать Комитет
по делам высшей школы при СНК СССР и Иаркомпрос РСФСР при
участии Института истории в годичный срок переработать учебники но
истории СССР для начальной, средней и высшей школы.
Обязать Институт истории до конца 1944 г. издать III том
учебника «История СССР» для вузов (XX век).
5. Ввиду того, что «История Казахской ССР» содержит серьезные
ошибки исторического и политического характера, обязать Институт
истории Академии наук СССР совместно с казахским филиалом
Академии наук подготовить новый, подлинно научный труд по истории
Казахской ССР.
6. Указать Комитету по Сталинским премиям в области науки и
изобретений при СНК СССР на допущенную им серьезную ошибку
присуждению профессору А. Яковлеву Сталинской премии за книгу
«Холопство и холопы в Московском государстве XVII в.», в которой
проводятся антинаучные взгляды но вопросу о славянах, повторяющие
клеветнические измышления реакционных немецких историков.
7. Опубликовать в журнале «Большевик» и «Историческом
журнале» статьи но вопросам истории, в которых наряду с критикой
ошибочных положений в трудах по истории должно быть дано
правильное марксистское изложение вопросов, поставленных в
настоящем решении.
8. Поручить Президиуму ученого совета (Института. - А. Ю.)
истории Академии наук разработать вопрос о периодизации истории
СССР и представить проект периодизации на утверждение ЦК ВКП(б)
до 1-го октября 1944 года.
9. В связи с тем, что исследование советского периода истории
нашей Родины разбросано по различным научным учреждениям и ведется
После совещания
405
совершенно неудовлетворительно, считать необходимым создать в
Институте истории Академии наук Отделение по истории советской эпохи,
включив в состав Института аппарат редакции «Истории гражданской
войны в СССР» и аппарат Комиссии по составлению хроники Великой
Отечественной войны Советского Союза при Академии наук СССР.
Утвердить заместителем директора института и руководителем Отделения
истории советской эпохи т. Минц И.И.
10. Утвердить редакционную коллегию «Исторического
журнала» в составе т.т. Толстова СП. (отв. редактор), Грекова Б.Д.,
Поспелова П.Н., Мануильского Д.З., Тарле Е.В., Минца И.И., Мишулина А.В.,
Панкратовой А.М., Городецкого Е.Н., Кудрявцева И.А.
11. Создать научно-популярный ежемесячный журнал «История
нашей Родины» с тиражем 50 000 экз.
Утвердить редакционную коллегию журнала «История нашей
Родины» в составе т.т. Ковалева СМ. (отв. редактор), Волина Б.М., Ба-
зилевича КВ., Данилевского В.В., Пономарева Б.Н., Нечкиной М.В.,
Еголина А,М.
12. Считая, что прекращение публикации документов и
материалов но истории серьезно тормозит дальнейшее развертывание научной
работы, обязать Институт истории восстановить публикацию
исторических документов и материалов. Выделить для этой цели в 1944 году
15 тонн бумаги,
(РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 13-15).
Краткая редакция
1. Осудить указанные в настоящем постановлении ошибки в
освещении важнейших вопросов истории СССР.
Обязать Институт истории Академии наук и редакцию
«Исторического журнала» устранить отмеченные крупные недостатки в области
научной работы но истории СССР.
2. Утвердить директором Института истории Академии наук
СССР т. Потемкина В.П. и заместителем директора Института истории
т. Толстова СП.
3. Учитывая, что учебники по истории устарели и не
соответствуют современному уровню исторической науки, обязать Комитет но
делам высшей школы при СНК СССР, Наркомпрос РСФСР и Институт'
истории Академии наук в годичный срок переработать и издать
учебники но истории СССР для начальной, средней и высшей школы.
4. Ввиду того, что «История Казахской ССР» содержит серьезные
ошибки, обязать Институт истории Академии наук совместно с Казах-
406
Глава 4
ским филиалом Академии наук подготовить новый, подлинно научный
труд по истории Казахской ССР.
5. Опубликовать в журнале «Большевик» и в «Историческом
журнале» статьи о недостатках научной работы в области истории, в
которых наряду с критикой ошибочных положений в трудах по истории
СССР должно быть дано правильное ленинское изложение вопросов,
поставленных в настоящем решении.
6. Ввиду того, что вопрос о научной периодизации истории
СССР не разработан и запутан в исторической литературе, поручить
Институту истории Академии наук разработать и представить проект
периодизации истории СССР на рассмотрение ЦК ВКП(б) до 1-го
октября 1944 года.
7. Утвердить редакционную коллегию «Исторического журнала»
в составе т.т. Потемкина В.П. (отв. редактор), Толстова СП. (зам. отв.
редактора), Грекова Б.Д., Мишулина А.В., Панкратовой А.М.,
Кудрявцева И.А.
8. Считая, что прекращение публикации документов и
материалов по истории серьезно тормозит дальнейшее развертывание научной
работы, обязать Институт истории восстановить публикацию
исторических документов и материалов.
(РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 222. Л. 9-10).
Некоторые распоряжения в ПР не могли не вызывать
вопросов. Например, Институту истории рекомендовалось
«разработать вопрос о периодизации истории СССР и представить
проект периодизации на утверждение ЦК ВКП(б) до 1-го октября
1944 года». За столь короткий срок «разработать» такой вопрос
нельзя. В КР эта же фраза звучит более реалистично: поскольку
«вопрос о научной периодизации истории СССР не разработан и
запутан в исторической литературе», следует «поручить
Институту истории Академии наук разработать и представить проект
периодизации истории СССР на рассмотрение ЦК ВКП(б) до
1-го октября 1944 года». Очевидно, что и в данном случае правка
текста шла от ПР к КР, а не обратно.
Только в первоначальной редакции мог содержаться пункт
о создании журнала под названием «История нашей Родины»,
который остался проектом на бумаге, не воплотившись в жизнь.
Интересно, что ответственным редактором этого журнала
планировался СМ. Ковалев, активно работавший над составлением
первоначального проекта постановления.
В пунктах ПР явно наблюдается несоразмерность тезисов:
упоминаются и принципиальные положения и частности, вроде
После совещания
407
указания на тираж нового журнала, или на количество тонн
бумаги для публикации исторических документов, или на ошибку
Сталинского комитета в отношении труда А.И. Яковлева. Без
этих ненужных подробностей новая редакция документа стала
более похожей на проект постановления ЦК ВКП(б).
Пометы Сталина на полях ПР, направленные против тех
историков, которые придерживались духа замечаний Сталина но
поводу статьи Энгельса, поняты теперь как указания того же
Сталина не забывать и прежних слов товарища Сталина,
говорившего о царизме как о тюрьме народов. Разноликий Сталин не мог
быть определенностью ни для кого и аппарат ЦК это понимал.
Теперь обозначился крен в сторону разоблачения тех, кто забыл,
что царизм был тюрьмой народов, и оправдывал его
колониальную политику. В КР отмечено это движение: если в ПР
упоминается Е.В. Тарле в качестве предполагаемого члена новой
редколлегии «Исторического журнала», то в КР его имя в новом списке
редколлегии уже отсутствует, тогда как имя A.M. Панкратовой в
том же качестве присутствует в двух редакциях.
Не забудем: потребовалось вмешательство Сталина, чтобы
обозначить этот крен в идеологии - к большему осуждению
сторонников национального приоритета в русской истории. Однако
и официальное осуждение «Истории Казахской ССР» тоже
осталось - для равновесия. В КР проявилось явное стремление
никому не давать предпочтения. Но в этом стремлении не так-то
просто было соблюсти гармонию равного неприятия спорящих
сторон.
Итак, первая редакция проекта постановления ЦК ВКП(б) -
это ПР, а не КР. IIP возникла буквально сразу после окончания
совещания, 8 июля 1944 г. Если КР датируется 12 июля 1944 г., то
ПР возникла еще раньше. 9 июля 1944 г. А.С. Щербаков был на
приеме у Сталина в 23 ч и находился в кабинете ровно час. Перед
этим визитом он был у Сталина 5 июля, затем 9 июля и в ночь с 21
на 22 июля 1944 г. Значит, разговор о проекте постановления ЦК
ВКП(б) в кремлевском кабинете мог состояться только 9 июля11.
А.А. Жданов к этой работе еще не был подключен. Однако
в ночь с 11 на 12 июля 1944 г. он был на приеме у Сталина (по
времени - с 23 ч 5 мин до 0 ч 20 мин). До этого он был у
Сталина 27 мая 1944 г., а после 11 июля попал в кабинет к вождю
партии 16 августа 1944 г.12
Следовательно, в ночь с 11 на 12 июля 1944 г. Сталин мог
дать Жданову поручение самому взяться за подготовку нового
проекта постановления ЦК ВКП(б) «по вопросам исторической
408
Глава 4
науки». 12 июля 1944 г. Г.Ф. Александров направил А.С.
Щербакову переработанный вариант проекта постановления (КР), и в
этот же день (точнее, в ночь на 12 июля) куратором всей работы
был назначен Л.А. Жданов. Как именно произошла смена
кураторов, сказать трудно, а в догадках нет никакого смысла. На
сопроводительном письме Г.Ф. Александрова от 12 июля, в котором
сообщалось о том, что готов проект постановления ЦК ВКГТ(б),
А.С. Щербаков (снизу вверх иод углом) написал: «Не годится» -
и расписался. Судьба КР в самом деле была очень краткой. Не
успев возникнуть, КР не была принята. Хотя получивший в свои
руки это новое дело А.Л. Жданов использовал в дальнейшем и
ПР с замечаниями Сталина, и КР.
Рукописные вариации
А.Л. Жданова
Л.Л. Жданов на первых порах, никому не доверяя, начал писать
текст постановления ЦК ВКП(б). Па руках у него были две
прежние редакции проекта, однако помимо этого он беседовал со
Сталиным и в личном разговоре наверняка получил какие-то
дополнительные разъяснения (которые не получали ни СМ. Ковалев,
ни Г.Ф. Александров). Первые две редакции проекта
постановления выглядят откровенно слабыми (в теоретическом
отношении); для обобщений же более высоких и масштабных
требовался качественно другой опыт, которым Жданов безусловно
обладал.
Он начал свою работу так, как будто и не было двух
редакций. Однако не подлежит никакому сомнению, что при этом
Жданов выполнял указания Сталина, выраженные в «трех
пунктах» к пространной редакции первоначального проекта. В этом
направлении шла основная работа над созданием нового проекта,
с новым поворотом критических рассуждений - в духе замечаний
вождя партии.
A.M. Дубровский обозначает дальнейшую связь
документов (из фонда Л.А. Жданова) в «генеалогической схеме»:
автограф из дела 797 (Ф. 77. Он. 1) и автограф из дела 26 (Ф. 77.
Он. 3) образуют собой звено переработки итогового документа
уже при активпОхМ участии Л.А. Жданова. Эти тексты весьма
близки друг другу. По историк не привел пи одного
текстологического аргумента, который бы доказывал связь в таком
порядке: сначала автограф из дела 797, а потом автограф из дела 26.
После совещания
409
Между тем ответить на вопрос, какой из рукописных вариантов
первичен, очень непросто.
Рассмотрим преамбулы этих документов.
Автограф Жданова (дело 797)
«О недостатках и ошибках в научной работе
в области истории СССР»
За последнее время в отдельных работах некоторых историков
(зачеркнуто. - А. Ю.) по истории СССР, а также в публичных
высказываниях отдельных историков имеют место крупные ошибки
оппортунистического (вставлено. - А. Ю.) антиленинского характера. Не решаясь
в силу всеобщего признания полной победы марксистской теории
(зачеркнуто. - А. Ю.) в силу полной победы и абсолютного торжества
марксистской науки (вставлено. - А. Ю.) материализма в области истории
(вставлено. - Л. Ю.) выступить открыто (зачеркнуто. - А. Ю.) с
открытым забралом против марксизма, некоторая часть историков пытается
как это свойственно всем (вставлено. - А. Ю.) оппортунистам
произвести ревизию некоторых (зачеркнуто. - А. Ю.) ряда (вставлено. - А. Ю.)
основных положений исторического материализма под флагом
«конкретизации», «уточнения» или более гибкого применения положений
марксистской исторической науки, в то же (зачеркнуто. - А. Ю.) и
таким путем протащить контрабандой в советскую историческую науку
антимарксистские и антинаучные взгляды (зачеркнуто. - А Ю.)
тенденции (вставлено. - Л. /О.). Такие тенденции (зачеркнуто. - Л. Ю.) давным-
давно разоблаченные и осужденные марксистской наукой.
Что это за тенденции и ошибки?
Автограф Жданова (дело 26)
«О недостатках и ошибках в научной работе
в области истории СССР»
За последнее время в отдельных работах по истории СССР, а
также в публичных высказываниях отдельных историков имеют место
крупные ошибки антиленинского характера. Не решаясь в силу полной
победы и абсолютного торжества идей (зачеркнуто. - А. Ю.)
марксистской исторической науки выступать с открытым забралом, отдельные
историки пытаются (зачеркнуто. - А. Ю.) эти историки пытаются, как
410
Глава 4
это свойственно всем оппортунистам, произвести ревизию ряда
основных положений марксизма в области истории под флагом
«конкретизации», «уточнения» или более гибкого применения марксистской
диалектики к отдельным (зачеркнуто. - А. Ю.) историческим событиям и
таким образом контрабандным путем протащить в советскую
историческую науку чуждые ей, антимарксистские и антиленинские тенденции.
По каким мнениям идут тенденции (зачеркнуто. - А. Ю.).
Что это за тенденции и ошибки?
Каков критерий сравнения? В данной ситуации критерий
всего один: более поздняя та редакция, которая выглядит
исправленной. Текст менее ясный, более запутанный, четко не
оформленный, в сравнении с таким же текстом, но без этих недостатков,
естественно обретает значение первичного.
Очевидно, что преамбула проекта постановления из дела
797 первична по отношению к такой же преамбуле из дела 26. Но
обратим внимание на то, что полной взаимозависимости двух
фрагментов нет, потому что в деле 26 содержатся обороты речи,
которых нет в преамбуле из дела 797 (например, «более гибкого
применения марксистской диалектики» и др.).
Рассмотрим вступление первого раздела в двух вариантах,
являющегося прямым продолжением рассмотренной выше
преамбулы.
Автограф Жданова (дело 797)
I
В выступлениях некоторых историков возрождается
великодержавно-националистическая идеология, враждебная лешшско-сталинской
политике укрепления дружбы народов, берется под защиту реакционная
политика царизма, делаются попытки идеализации
буржуазно-помещичьих порядков. В наиболее неприкрытой и наглой (зачеркнуто. - А, Ю.)
форме эти тенденции выражены у X. Аджамяна (так в тексте. - А. Ю.),
который в своих выступлениях пытается оспаривать общеизвестное
положение о том, что царская Россия была тюрьмой народов, пытается
отождествить помещичье буржуазное государство с русским народом
(«понятие народа не противоречит понятию государства»), доказать, что
царское правительство было подлинно народным (зачеркнуто. - А. Ю.)
подлинным носителем государственной целостности и прогресса и что
«Пугачевы» и другие, культивируемые советской исторической наукой
После совещания
411
«химерические» революционеры, угрожали де мощи и целостности
российского государства. Не зная удержу в своих великодержавных
(вставлено. Л. Ю.) откровениях, Аджамяп идет далее и выдвигает
формулирует (зачеркнуто. - Л. 10.), перещеголяв в этом деле не
только кадетских, но и черносотенских апологетов российского
империализма, Аджамян формулирует нечто в роде «закона», оправдывающего
политику колониальных захватов, проводившихся царским
правительством: «...борьба за пространственный максимум была велением
мудрого инстинкта самосохранения русской нации и державы (!!)» и что
«национальные интересы России совпали с интересами завоеванных его
народов». Решив одним махом перещеголять всех Милюковых, Пуриш-
кевичей и Дубровских, X. Аджамян под флагом «применения к истории
основных марксистских положений» провозглашает тезис о
превосходстве национального над классовым, играя в марксистские (зачеркнуто. -
Л. /О.) о высшем «монистическом единстве классов в нации» и т. д. и
т. и. Вся зта сумасшедшая и вредная белиберда могла бы быть оставлена
без внимания, если бы Аджамян не был глашатаем определенных, ярко
(зачеркнуто. - Л. Ю.) глубоко (вставлено. - А. Ю.) враждебных
ленинизму идей (зачеркнуто. - A. IO.) взглядов и если бы тенденции,
свойственные Аджамяну, не преподносились в более смягченной и
завуалированной форме также и другими историками. Уже один тот факт, что идеи
Аджамяна имеют право на равных (исправлено на «равноценное». -
Л. /О.) хождение наряду с советкими идеями, свидетельствует об
известном распространении сходных взглядов (вставлено. Л. Ю.) с аджамя-
новскими.
3) Вслед за Аджамяном также историк Яковлев отвергает тот
общеизвестный факт, что царская Россия была тюрьмой народов,
оправдывают (так! Л. Ю.) реакционную колониально-захватническую
политику царизма, отрицает прогрессивное значение национально-
освободительной борьбы угнетенных народов и народных движений
против царизма. Историк Тарле также оправдывает колониальную
политику царизма, пытаясь доказать, что колониальные захваты,
расширявшие территорию России, спасают (исправлено на «спасли».
Л. Ю.) теперь (зачеркнуто. Л. Ю.) Советский Союз в войне против
гитлеровской Германии. По этой же линии идут многочисленные
попытки протащить в нашу историческую и художественную
литературу, в исторические кинофильмы (наверху указаны: «фильм Кутузов,
Брусилов». - Л. /О.) чуждых идей, имеющих (зачеркнуто. - Л. Ю.)
стремящихся обелить царизм или показать его носителем
государственного прогресса. Указанные взгляды есть попытка (вставлено. - Л. /О.)
фальсификации истории России, и являются ревиз (зачеркнуто. -
Л. /О.) ревизии ленинских оценок антинародной сущности царизма.
412
Глава 4
Характеризуя царизм как злейшего врага трудящихся и угнетенных
народов России, тов. Сталин писал...
(РГАСПИ. Ф. 77. Он. 1. Д. 797. Л. 3 -6).
Автограф Жданова (дело 26)
I
В выступлениях некоторых историков имеется попытка
возрождения великодержавно-националистической идеологии, под флагом
политики (зачеркнуто. - Л. /О.), оправдания колониально-захватнической
политики царизма, умаления или даже отрицания общеизвестного
исторического (зачеркнуто. Л. /О.) положения марксистской
исторической науки о том, что царская Россия была тюрьмой народов. В наиболее
неприкрытой форме :>та глубоко враждебная (зачеркнуто. Л. /О.)
тенденция выражена у X. Аджамяна (так в тексте. Л. /О.), который в
своих выступлениях прямо оспаривает известное положение о том, что
царская Россия была тюрьмой народов, пытается (зачеркнуто. Л. /О.)
отождествляет помещичье буржуазное государство в России с русским
народом, заявляя, что понятие государства (зачеркнуто. - Л. /О.) народ
не противоречит понятию государство, пытается доказать, что царское
правительство было подлинным носителем русской государственности,
а народные движения де «угрожали мощи и целостности российского
государства». Призывая историков отказаться от «революционных
химер», Аджамян пытается утверждать, что «борьба за пространственный
максимум была велением мудрого инстинкта самосохранения русской
нации и державы» и что (зачеркнуто. Л. Ю.) и договаривается до того,
что (вставлено сверху. Л. Ю.) «интересы России совпадали с
интересами завоеванных его народов». Вытаскивая на свет давно
похороненные (зачеркнуто. - Л. /О.) под флагом (зачеркнуто. - Л. /0.) Аджамян
призывает пересмотреть (зачеркнуто. - Л. Ю.) провозглашается
(зачеркнуто. - Л. /О.). Под видом (зачеркнуто. - Л. /О.). Аджа (зачеркнуто. -
Л. Ю.). Под видом применения к теории основных положений
марксистской диалектики Аджамян провозглашает нацию и национальное, как
высшее и главенствующее по сравнению с классом, а класс и классовое
как второстепенное и подчиненное по отношению к нации как к
«высшему монистическому» единству. Нетрудно понять, что вся эта якобы
новая историческая «концепция» Аджамяна вовсе не нова и
представляет из себя реакционный хлам из остатков идеологии давно
похороненных советским народом помещичь (зачеркнуто. А. Ю.) враждебных
классов, перепевы из произведений (зачеркнуто. - Л. /О.) великодержавн
После совещания
413
(зачеркнуто. - Л. Ю.) произведений (вставлено. - А, Ю.) черносотенно-
кадетских историков. Критика Аджамяна есть критика с несоветски
выходит за пределы (зачеркнуто. - А. Ю.). Нетрудно понять, что
«взгляды» Аджамяна ведут к отрицанию основ (зачеркнуто. - А. Ю.)
необходимости Октябрьской революции и элементарных (вставлено. - Л. /О.)
основ Советской политики. Однако исторические высказывания
(зачеркнуто. - А. Ю.) исторические тенденции (надписано сверху. - А. Ю.)
Аджамяна могли бы быть оставлены без рассмотрения, если бы в нашей
исторической науке и отчасти также в исторической художественной
литературе (зачеркнуто. - Л. Ю.) за последнее время не (зачеркнуто. -
Л. Ю.), а также кинематографии, что связано (зачеркнуто. - Л. Ю.) не
получили бы широкого распространения в той или подоб (зачеркнуто. -
Л. Ю.) такие же или им подобные взгляды (вставлено. - Л. Ю.), только
проводимые в более осторожной эластичной форме. Так историк
Яковлев также оспаривает (зачеркнуто. - Л. Ю.) Яковлев также оспаривает
(зачеркнуто. - Л. Ю.) общеизвестный факт, что царская Россия была
тюрьмой народов оспаривается также и другими историкам
(зачеркнуто. - Л. Ю.) Яковлевым историками (зачеркнуто. - Л. Ю.) историком
Яковлевым, который оправдывает колониально-захватническую
политику царизма, отрицает прогрессивное значение
национально-революционной борьбы угнетенных народов и народных движений (вставлено
сверху. - Л. Ю.) против царизма.
Историк Тарле также оправдывает колониальную политику
царизма, пытаясь доказать, что колониальные захваты, расширявшие
территорию царской (вставлено. - Л. Ю.) России спасли теперь Советский
Союз в войне против гитлеровской Германии. По этой же линии идет
проникновение чуждой советской исторической науке идеологии в
нашу историческую художественную литературу и в исторические
кинофильмы, тенденции к обелению царизма пока (зачеркнуто. - Л. /О.)
стремление в той или иной (вставлено. - Л. Ю.) форме обелить царизм,
показать его носителем (зачеркнуто. ~ А. Ю.) представляемого
носителем государственности и национального самосознания. Указанные
взгляды есть попытка фальсификации истории СССР и ревизии
ленинских оценок антинародной сущности царизма. Характеризуя царизм,
как злейшего врага трудящихся и угнетенных народов России, тов.
Сталин писал...
(РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 39-42).
Здесь картина, казалось бы, уже другая. Нетрудно увидеть
первичность первого раздела проекта постановления ЦК ВКП(б)
из д. 26. Первый раздел из д. 797 выглядит более
уравновешенным и ясным.
414
Глава 4
Рассмотрим технологию правки во фрагментах
вышеприведенного текста. Вот как выглядит одна цитата, которую
использовал Жданов в двух вариантах.
Автограф Жданова (дело 797)
Аджамян формулирует нечто в роде «закона», оправдывающего
политику колониальных захватов, проводившихся царским
правительством: «...борьба за пространственный максимум была велением
мудрого инстинкта самосохранения русской нации и державы (!!)» и что
«национальные интересы России совпали с интересами завоеванных его
народов».
Автограф Жданова (дело 26)
Аджамян пытается утверждать, что «борьба за пространственный
максимум была велением мудрого инстинкта самосохранения русской
нации и державы» и что (зачеркнуто. ~ A. Ю.) и договаривается до того,
что (вставлено сверху. - А. Ю.) «интересы России совпадали с
интересами завоеванных его народов».
Заключительная цитата - из выступления Х.Г. Аджемяна
на совещании историков. Приведем ее в расширенном контексте,
чтобы было понятно, как работал Жданов над стенограммой
совещания историков.
Итак, Аджемян говорил, согласно официальной
(последней) редакции:
...борьба за пространственный максимум была велением мудрого
инстинкта самосохранения русской нации и державы, и это веление
привело Россию к гигантским территориальным завоеваниям благодаря
тому, что национальные интересы России совпали (курсив мой. - А /О.) с
интересами казахов, бурят-монголов, азербайджанцев, грузин, армян,
горцев и т. д.
В первом разделе проекта из дела 26 Жданов весьма
неточно цитирует речь Аджемяна - без ключевого слова
«национальные» (интересы России), ошибочно используя к тому же глагол
несовершенного вида («совпадали»). В стенограмме это читается
не так. Правка, направленная на улучшение текста, внесена в про-
После совещания
415
ект постановления из дела 797. В нем появились слово
«национальные» (интересы России) и глагол совершенного вида
«совпали» (как в стенограмме).
Но парадокс - иначе не скажешь - заключается в том, что
во все машинописные варианты проекта постановления ЦК
ВКП(б) вошел рукописный вариант, не исправленный автором (!),
а первоначальный из дела 26.
С чем мы столкнулись? С ситуацией, когда подобная
(амбивалентная) зависимость рукописей не дает шанса установить,
что первично, а что вторично, и, кроме того, лишает возможности
увидеть динамику перемен в проекте постановления.
Машинописные редакции:
правка Сталина и Жданова
Машинописные варианты проекта в отличие от рукописных
позволяют более определенно говорить об этапах создания
итогового документа. В личном архиве А.А. Жданова сохранилось шесть
таких вариантов. Несколько вариантов отложилось и в архиве
Сталина.
«Вариант № 1» (из личного фонда А.А. Жданова)
Он так и определен автором на первом листе проекта:
«вариант № 1». Документ, названный «О недостатках и ошибках в
научной работе в области истории СССР», не датирован1'*.
12 августа 1944 г. Жданов составил сопроводительное
письмо, адресованное Г.М. Маленкову и А.С. Щербакову, в
котором сообщал, что направил им проект постановления. Однако на
первой же странице этого проекта, в верхнем левом углу,
наложена резолюция: «Тов. Щербакову. Направляю Вам проект тезисов.
25. VII. 1944 г.»14. Текст этого проекта почти полностью совпадает
с «вариантом № 1» (первые две страницы обоих проектов
абсолютно идентичны друг другу); разночтения в других местах
несущественные. Таким образом, этот документ свидетельствует, что
«вариант № 1» проекта постановления (по классификации
Жданова) был составлен не позднее 25 июля 1944 г.
Рассмотрим структуру «варианта № 1».
Преамбула:
За последнее время в отдельных работах но истории СССР, а
также в публичных высказываниях отдельных историков имеют место
416
Глава 4
крупные ошибки антиленинского характера. Не решаясь, в силу полной
победы и абсолютного торжества положений марксистской науки,
выступать с открытым забралом, зти историки пытаются, как зто
свойственно всем оппортунистам, произвести ревизию ряда основных
положений марксизма в области истории иод флагом якобы «конкретизации»,
«уточнения» или «более гибкого применения» марксистской
диалектики к историческим событиям и таким образом контрабандным путем
протащить в советскую историческую науку чуждые ей взгляды и
тенденции.
Что это за тенденции и ошибки? (Л. 1).
Далее текст выстраивается по пунктам.
1. Критика Х.Г. Аджемяна
Этот машинописный вариант «черновой» (так было
обозначено наверху первой страницы документа): Жданов называет
Аджемяна Лджамяном.
В первых же словах первого пункта Жданов полностью
реализует три пункта указаний Сталина к ПР:
В выступлениях некоторых историков имеют место попытки
возрождения великодержавной националистической идеологии, попытки
оправдания колониально-захватнической политики царизма, попытки
отрицать общеизвестное положение марксистской исторической науки
о том, что царская Россия была тюрьмой народов и что царская Россия
была жандармом Европы... (Л. 1).
Лично против Аджемяна:
Призывая историков отказаться от «революционных химер», Ад-
жамян пытается утверждать, что «борьба :ш пространственный
максимум была велением мудрого инстинкта самосохранения русской нации
и державы», что «интересы России совпадали с интересами завоеванных
ею народов»... <...> ...Аджамян приглашает историков отказаться от
признания приоритета классового над национальным и признать нацию и
национальное, как высшее и главенствующее по сравнению с классом и
классовой борьбой, аТсласс и классовую борьбу как второстепенное,
подчиненное но отношению к нации, как к «высшему монистическому
единству» (Л. 2).
После совещания
417
2. Критика XT. Аджемяиа, AM. Яковлева, Е.В. Тарле
Эта критика не выходит за тематические пределы
замечаний Сталина к ПР, сюжеты - те же.
2. Исторические «тенденции» Аджамяна могли бы быть
оставлены без рассмотрения, если бы в нашей исторической науке не получили
известного распространения такие же или подобные взгляды, только
проводимые в более осторожной, «эластичной» форме. Так,
общеизвестный факт, что царская Россия была тюрьмой народов, оспаривается также
историком Яковлевым, который оправдывает
колониально-захватническую политику царизма, отрицает прогрессивное значение национально-
освободительной борьбы угнетенных народов и народных движений
против царизма. Историк Тарле также оправдывает колониальную
политику царизма, пытаясь доказать, что колониальные захваты,
расширившие территории старой России, спасли теперь Советский Союз в
войне против гитлеровской Германии (Л. 3).
Однако последствия этих ошибок серьезнее:
Оправдывая колонизаторскую политику царизма и угнетение
нерусских народов, Яковлев, Тарле, Аджамян пытаются свести на нет
значение Октябрьской социалистической революции, освободившей народы
нашей страны от всякого угнегения и сплотившей все народы Советского
Союза в единую семью на основе равноправия и братского
сотрудничества. Известно, что великодержавная националистическая политика
царизма, политика резни и погромов, неизбежно вызывавшая национальную
вражду и возмущение угнетенных народов, была одним из источников
внутренней и внешней слабости царской России... (Л. 4).
Но общая сентенция в конце этого пункта довольно мягкая:
Непонятно, зачем понадобилось некоторым нашим историкам
взять на себя роль реставраторов насквозь гнилого фасада здания
царского самодержавия, свержение которого, как учит ленинизм, было
благородным патриотическим делом (Там же).
В верхней части этого машинописного листа - едва
заметные (и не замеченные историками) карандашные пометы,
сделанные Сталиным: «Русский народ был угнетенным народом.
Исторический (мотив? - А. Ю.) (школы? - А. Ю.). Руководящая роль
русского народа в его прогрессивной роли борца против царизма
и национального?) гнета (? - А. Ю.) не в захватах» (Там же).
418
Глава 4
3. Критика Е.В. Тарле, А.И. Яковлева, Х.Г. Аджемяна
Вновь повторение все тех же замечаний Сталина к ПР
(непризнание историками царизма как «жандарма Европы»,
апологетика царизма и его завоеваний).
Интересно, что третий пункт начинается с фрагмента,
который почти полностью взят из КР, но с весьма характерной
правкой.
3. Затушевывая реакционную сущность царизма, некоторые
историки пытаются также оспаривать общеизвестную оценку царской России,
как жандарма Европы. Так, академик Тарле, объявил эту общеизвестную
ленинскую оценку царизма «устаревшим шаблоном», пытается
доказывать, будто бы правительства Александра I и Николая I проводили
прогрессивную политику в Европе. Тарле, вопреки общеизвестный
историческим фактам (добавлено в прежний текст КР. - Л. ЯЗ.), отрицает ныне
(добавлено в прежний текст КР. - Л. Ю.), что русский царизм в период
1815-1853 гг. (в КР обозначены другие годы: 1853-1856 гг. - Л. /О.) был
оплотом европейской реакции, главным врагом революционных
национально-освободительных движений на европейском континенте (Л. 4-5).
Весьма неожиданно критика историков в уже привычном
ключе вывела Жданова на тему о... патриотизме:
[Страница 6]: Тарле и другие историки не скрывают, что ими
руководят в данном случае конъюнктурные задачи. Они говорят о
злободневной политике и новой диалектике 1944 года. Они утверждают, что
если советская историческая наука не откажется от своих положений, не
признает, во-первых, прогрессивной роли завоевательной политики
царизма, во-вторых, царской России, как представительницы русского
народа, как единственного представителя коренных интересов русского
народа, в-третьих, советской власти, как представительницы
традиционной завоевательной политики русского царизма [страница 7. - Л. /О.], то
в этом случае, якобы, массы советского народа теряют стимул к войне
против фашистской Германии, лишаясь цели, и что советскому
патриотизму нет пищи для развития в этом случае. Не трудно понять, что это
есть клевета на советский народ. Советский патриотизм вырос и
укрепился на основе борьбы лучших представителей русского народа с
царским самодержавием, буржуазией и их захватническими
империалистическими вожделениями. Он вырос и укрепился в результате свержения
власти помещиков и буржуазии, установления советской власти... Он
основан, далее, на расцвете в условиях СССР всех тех талантов,
способностей и лучших качеств, которыми всегда обладал русский народ (эти
После совещания
419
выделенные курсивом слова Сталин подчеркнул карандашом, и на
левой стороне поля написал: «не только». - А. Ю.) (Л. 67).
Говоря о значении исторической преемственности,
историки обсуждали на совещании идею русского (национального)
патриотизма. Жданов и Сталин увидели в этом особую опасность,
подчеркивая значение патриотизма, приведшего к победе
Октябрьской революции, с точки зрения классовой борьбы.
На оборотной стороне шестой страницы, в которой речь
игла о взглядах историков, Сталин написал: «Сов. патриотизм
окреп в годы Отечественной войны. Единство народов». На
оборотной стороне седьмой страницы вождь партии отметил: «Попытки
подменить квасным патриотизмом. Истинные и квасные
патриоты в прошлом. Чернышевский - Пушкин. Аракчеев - царизм»
(Л. 6 об., 7 об.).
4. Критика ЕЛ. Тарле (Тема: Крымская война)
Содержание этого пункта было целиком посвящено
творчеству академика. Здесь мы видим одно замечание Сталина -
весьма характерное: хорошо или плохо это для Тарле, понять нельзя.
4. Историк Тарле отрицает общеизвестный факт поражения
царизма в Крымской войне 1853-1856 гг., пытаясь тем самым обелить
русский царизм. Тарле ревизует и в данном случае известное положение
советской исторической науки и фальсифицирует историю в угоду
настойчиво проводимой им задачи обеления царизма, пытаясь показать,
во-первых, что устремление Николая I к проливам (Сталин подчеркнул
это слово карандашом и на левой стороне поля написал: «геополитика». -
А. Ю.) представляло и представляет исконно русское прогрессивное
устремление... (Л. 8).
5. Критика А.И. Яковлева, БД. Грекова
И вновь - замечание Сталина на левой стороне поля.
5. В ряде работ и публичных высказываний ревизуется
марксистско-ленинское учение о классах и классовой борьбе. Ленинская теория
классового характера государства подменяется буржуазной теорией
тождества и нераздельности государства и народа в историческом
прошлом нашей родины.
С левой стороны ноля Сталин написал: «^скатывание к
фашизму» (Л. 9).
420
Глава 4
Далее говорилось о Грекове:
Академик Греков уверяет, будто бы в истории России
государство и народ всегда были едины. Эта установка противоречит
фактическому содержанию русской истории... (Л. 10).
6. Критика Е.В. Тарле
В этом пункте особенно сильно развернута критика идей
Тарле о значении пространства в исторических судьбах России.
7. Критика сторонников школы Покровского (без имен)
В этом пункте обсуждается «другая часть историков».
Если представители предыдущей группы (Аджемян, Яковлев,
Тарле) настаивали на том, что советская страна является
«прямой преемницей старой России», что, собственно, и вело их, по
мнению Жданова и Сталина, к отрицанию Октябрьской
революции, то «другие историки» обвинялись в грехе прямо
противоположном - они рассматривали «все исторические события с
точки зрения сегодняшнего дня ("история есть политика,
опрокинутая в прошлое") представители этой "школы" в
противовес сторонникам буржуазной исторической школы
односторонне изображают всю историю России как сплошное черное
пятно, смешивают в одну кучу прогрессивные и реакционные
явления...» (Л. 13).
8. Критика сторонников школы Покровского (без имен)
Критике подверглись «нигилистические взгляды школы
Покровского на крещение Руси». По мнению Жданова,
Покровский отрицал какое бы то ни было прогрессивное значение
христианства для тогдашней Руси. «А между тем, рассматривая это
событие с точки зрения тогдашних условий, необходимо
отметить, что христианство сыграло известную прогрессивную роль,
так как через христианство на Руси распространялись фамот-
ность и просвещение. Христианство тогда противостояло не
научному атеизму, как теперь, а язычеству, и представляло шаг
вперед по отношению к язычеству» (Л. 15).
Я Критика сторонников школы Покровского (без имен)
А.А. Жданов выступил с защитой личности и деятельности
Ивана Грозного.
Прежде чем приступить к рассмотрению этого пункта,
вспомним, как секретарь ЦК ВКП(б) доказывал правоту «объек-
Иосле совещания
421
тивной точки зрения» на Ивана Грозного в двух первых
рукописных автографах проекта постановления.
Автограф Жданова (дело 797)
...до последнего времени часть историков, боясь собственной тени
и обвинений в реакционности (зачеркнуто. - А. /О.) вторила дворянско-
кадетским исследователям эпохи царствования Ивана Грозного,
представляя Ивана Грозного как полусумасшедшего деспота (вставлено. -
А. Ю.) человеконенавистника и реакционера (вставлено. - Л. Ю.),
поставившего себе задачей истребить из-за мнительности и подозрений
(вставлено. Л. /О.) возможно большее количество знатных
(зачеркнуто. Л. Ю.) князей и бояр своего окружения (вставлено. - Л. Ю.). Такие
антиисторические взгляды на Грозного, (зачеркнуто. - Л. /О.). А между
тем роль Ивана Грозного при всем том, что нам, современникам,
представляется отталкивающим и варварским, является исторически
прогрессивной, как бы ни смазывали этого кадетско-помещичьи апологеты
того класса, представителей которых громил Иван Грозный. Иван Тр.
(зачеркнуто. Л. Ю.) \ 1еобходимо вспомнить конкретные исторические
условия, в которых протекало царствование Ивана Грозного.
Феодальные отношения стали тормозом на пути вырастающего (зачеркнуто. -
А. 10.) растущего (вставлено. - Л. ТО.) торгового капитализма. Его
потребности требовали укрепления (вставлено. - Л. Ю.) торгового
капитализма. Его потребности требовали укрепления (вставлено. - Л. Ю.)
централизованной государственной власти. На этой почве неизбежно
должен был вырасти и действительно и вырос (вставлено. - Л. Ю.)
царский абсолютизм. К тому же Россия того времени (зачеркнуто. - Л. /О.)
Россия того времени была со всех сторон окружена врагами. Отстоять
Россию от завоевателей могла лишь сильная централизованная
государственная власть (вставлено. - Л. Ю.). Историческая заслуга Ивана
Грозного состоит в том, что он сумел в беспощадной борьбе с тенде
(зачеркнуто. - Л. /О.) носителями феодальной раздробленности с изменами бояр
и князей укрепить централизованную госуд (зачеркнуто. Л. /О.) власть.
(РГАСПИ. Ф. 77. Он. 1. Д. 797. Л. 7-8).
Автограф Жданова (дело 26)
Известно далее, какое (зачеркнуто. Л. /О.) изобилие оценок
(зачеркнуто. - Л. Ю.) много путаницы (вставлено. - Л. Ю.) и
противоречивых характеристик (зачеркнуто. - Л. ДО.) оценок (вставлено. - Л. ДО.)
422
Глава 4
было дано (вставлено. - А. Ю.) личности царя (вставлено. - А. Ю.)
Ивана Грозного и истории его царствования. С легкой руки Карамзина
(зачеркнуто. - А. Ю.) а впоследствии (зачеркнуто. - А. К).). С легкой руки
таких представителей дворянско-помещичьей школы, как Карамзин,
исторический образ (зачеркнуто. - А. Ю.) и таких представителей
дворянской культуры, как граф Л.К. Толстой, в нашей истории и исторической
художественной литературе прививался взгляд на Ивана Грозного, как
на полусумасшедшего деспота, человеконенавистника и мракобеса,
поставившего себе задачу истребить возможно большее число бояр вместо
того, чтобы опираться на них. А между тем (зачеркнуто. А. /О.)
благодаря влиянию (вставлено. - А ДО.) школы Покровского в оценке Ивана
Грозного (зачеркнуто. Л. ДО.) русской истории не ушла дальше от
(зачеркнуто. - Л. ДО.) и не могла уйти далеко (вставлено. - Л. ДО.) от оценок
Карамзина и А. Толстого. Только марксистская историческая наука,
свободная от всякого субъективизма (вставлено. - Л. /О.), способна
распознать и дать надлежащую оценку Ив. Грозному и эпохе его царствования.
Необходимо (зачеркнуто. - Л. /О.) (далее слово или фрагмент
слова написан неразборчиво. - Л. ДО.) бы с точки зрения нашей
современности не представлялись отталкивающими приемы... (обрыв фразы. -
А. ДО.) Необходимо проанализировать конкретные исторические
условия, в которых протекало царствование Ивана Грозного.
(РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 48).
Почему А.А. Жданов рассматривал царизм Ивана Грозного
как аргумент идеологического порядка, обладающий
концептуальными свойствами для «поучения» сторонников школы
Покровского?
На совещании историков выявились две основные позиции
в отношении Ивана Грозного. Сторонники национального
приоритета в русской истории соглашались с тем, что личность
первого русского царя, но словам СВ. Бахрушина, «сейчас выступает в
совершенно новых красках как личность крупного
государственного деятеля, который ломает остатки феодальной
раздробленности и кладет основание дальнейшему развитию абсолютистского
государства». Пересказывая выступление С.В, Бахрушина на
совещании, A.M. Панкратова подчеркнула в «Записках» и такие
слова Бахругаина,-которые ей были гораздо ближе: «Имеются
попытки забыть или затушевать классовую основу государства.
Отсюда идеализации Ивана IV, который представляется народным
царем»15. Более определенную классовую точку зрения на
личность и деятельность Ивана Грозного высказал Н.Л. Рубинштейн
в своей речи на совещании.
После совещания
423
Н.Л. Рубинштейн говорил:
Мы имеем литературные произведения, опубликованные уже
сейчас в печати, как драма Алексея Толстого, сценарий Эйзенштейна и
др., где Иван I розный изображен мечтателем, а героем русского народа
изображается Мал юта Скуратов. Мне кажется, что это свидетельствует
о глубоком распространении сплошной антиисторической идеализации
нашего прошлого. Мне кажется далее, что этот момент также связан с
недостаточной глубиной нашей теоретической работы над вопросами
проблемного теоретического порядка. Мы наблюдаем за последнее
время не просто те или другие отдельные ошибки, но искажения
методологического, теоретического порядка, самого метода трактовки
исторических вопросов. Мы здесь имели очень яркое выступление т. Аджемяна с
его идеализацией государства: государство и народ одно и то же,
классовую борьбу надо снять...16
Однако даже верный союзник Панкратовой и ее
единомышленник АЛ. Сидоров различал царизм как тюрьму
народов и царизм как объединителя русского, украинского и
белорусского народов в единое централизованное государство. Он
подчеркивал, что сталинская характеристика царизма как
жандарма Европы применима лишь к концу XVIII и первой
половине XIX в., начиная с Екатерины II и до Николая I
включительно.
Мнение о двух царизмах в русской истории было наиболее
распространенным его высказывали и те историки, которые
хотели дистанцироваться от какой-то одной из спорящих сторон.
В мифологию первого русского царя А.А. Жданов ввел
следующие императивы:
1. Марксистская наука должна быть свободна от всякого
субъективизма и от всякой психологизации, когда речь идет об
оценке объективного процесса.
2. Для правильной оценки нужно исходить из конкретных
исторических условий (объективных по содержанию).
3. Исторический прогресс в эпоху XVI в. осуществляется в
преодолении феодальных отношений.
В правлении Ивана Грозного положительную роль сыграла
сильная централизованная власть, действия которой были
объективно направлены на сохранение единства страны в борьбе с
изменами бояр и князей, а также с внешними врагами.
Обратим внимание на логику построения нарратива об
Иване Грозном в автографе из дела № 26:
424
Глава 4
Источником слабости государства была феодальная
раздробленность. Представители (зачеркнуто. - Л. Ю.) Феодальная знать не
хотела поступиться ни одной своей привилегией в пользу центральной
власти. Попытки Грозного обуздать феодалов натолкнулись на массовые
(зачеркнуто. Вставлено слово, которое трудно распознать. - Л. Ю.)
измены бояр, грозившие гибелью государству. В этих условиях Грозный
сумел опереться (зачеркнуто. Л. /О.) найти опору в мелком служилом
дворянстве против крупных феодалов и с помощью опричнины
укрепить свою абсолютную власть. С точки зрения исторического процесса
деятельность Грозного была прогрессивна, потому что она
способствовала убыстрению исторического процесса и нанесла удар феодальной
реакции. Методы Грозного нам представляются отталкивающими. По
было бы нелепо и смешно приписывать эпохе Грозною и ему самому
(зачеркнуто. Л. /О.) предъявлять к (вставлено. - Л. /О.) Грозному те же
(зачеркнуто. Л. /О.) требования гуманности с точки зрения
сегодняшнего дня. Грозный был человеком своей эпохи, а эпоха была жестокая,
негуманная. Цивилизация была в зачатке. Представители школы
Покровского, находясь целиком в плену предвзятых идей, подменяют живую
конкретную историческую действительность голой и мертвой
социологической схемой. Поскольку они фактически отрицают исторический
прогресс оценивают исторический прогресс лишь с точки зрения
сегодняшнего дня (зачеркнуто, обрыв фразы. - Л. Ю.)1'.
Итак, опричнина это ответ царя на измены бояр,
грозивших гибелью государству. Прогресс рассматривается с
точки зрения убыстрения объективного исторического процесса.
А.А. Жданов не скрывал, что методы борьбы царя с боярами
были отталкивающими, называя эпоху Грозного жестокой и даже
негуманной, но процесс есть процесс вот что было существенно
для него. Объективное движение к исторической цели
оправдывает средства, даже самые отталкивающие.
При неудержимой критике идей «школы» Покровского
А.А. Жданов, как ни странно, повторил стародавний тезис М.Н.
Покровского о значении торгового капитала в русской истории (в
рассматриваемой редакции в том числе) - этот очевидный
отголосок общепринятого объяснения русской истории в конце 1920-х
годов был прочно усвоен не только историками, но и
партработниками. В последующих редакциях проекта постановления этот
научный архаизм уже не встречается.
А.А. Жданов заметил свой промах в отношении торгового
капитала и сделал нужную правку. Он заменил «потребности
растущего торгового капитала» на «потребности экономического
После совещания
425
развития»18. Сохранился машинописный текст проекта
постановления с авторской правкой Жданова19.
Вернемся к рассматриваемой машинописной редакции
(«вариант № 1») из личного фонда Жданова. Хотя в ней еще идет
речь о «торговом капитале», текст приобрел уже некоторую
стабильность:
Необходимо проанализировать конкретные исторические
условия, в которых протекало царствование Ивана Грозного. Потребности
растущего торгового капитала, с одной стороны, и защита русского
государства от многочисленных врагов, с другой, требовали усиления
централизованной государственной власти. Источником слабости
государства была феодальная раздробленность. Феодальная знать не хотела
поступиться ни одной своей привилегией в пользу государства.
Попытки Грозного обуздать феодалов натолкнулись на измену бояр,
грозившую гибелью государства. В этих условиях Грозный, бывший для
своего времени несомненно передовым и образованным человеком, сумел
найти опору в мелком служилом дворянстве против крупных феодалов
и с помощью дворян сумел укрепить свою абсолютную власть .
После слова «власть» Сталин поставил карандашом запятую
и продолжил мысль так: «что было тогда прогрессивным» (Л. 16).
Обратив внимание на прогресс в деятельности Ивана Грозного,
он, однако, ничего не написал по поводу «торгового капитала» -
то ли не заметил (по привычке звучания этого словосочетания в
свое время), то ли по другой (и неизвестной) причине не стал
указывать на очевидный промах А.А. Жданова.
Вернемся к тексту первой редакции:
С точки зрения «политики, обращенной в прошлое», Грозный
свален в одну кучу с реакционерами и насильниками. Как бы с точки зрения
требований нашей современности ни представлялись отталкивающими
приемы и средства Грозного, его многочисленные казни и пытки,
деятельность Грозного была прогрессивной, ибо она наносила удар
феодальной реакции, способствовала убыстрению исторического процесса и
превратила Россию в мощную централизованную державу (Л. 16-17).
10. Без указания имен
Самый короткий пункт проекта:
10. Такие же ошибки и попытки подмены живой конкретной
исторической действительности голой, мертвой, социологической схемой,
426
Глава 4
стремление втиснуть живую многообразную историческую
действительность в эту схему допущены школой Покровского в оценке Петра, в
оценке декабристов и в других вопросах (Л. 17).
11. Критика авторов «Истории Казахской ССР» (без
указания имен)
Важнейший мотив:
...авторы «Истории Казахской ССР» считают Россию злейшим
врагом казахов, а присоединение Казахстана к России рассматривают
как абсолютное зло, игнорируя обстановку в период присоединения
Казахстана к России (Там же).
В этом пункте - замечание Сталина на левой стороне ноля:
В этих условиях присоединения в 1737-40 гг. большей части
Казахстана к России, стране, хотя и отсталой, но в то же время более
цивилизованной, чем указанные азиатские государства, хотя и являлось злом
для казахского народа, поскольку оно принесло ему национальное
угнетение, однако являлось наименьшим злом, так как (подчеркнуто
Сталиным; на левой стороне поля он написал: «роль русского народа в
освобождении». - А. Ю.) этим путем казахский народ мог приобщиться к
цивилизации (Л. 18).
Весьма существенно, что против сторонников школы
Покровского была использована в девятом пункте цитата из
Ленина, которая через несколько лет станет ключевой в разоблачении
буржуазных объективистов:
Объективист говорит о необходимости данного исторического
процесса; материалист констатирует с точностью данную общественно-
экономическую формацию и порождаемые ею антагонистические
отношения. Объективист, доказывая необходимость данного ряда фактов,
всегда рискует сбиться на точку зрения апологета этих фактов;
материалист вскрывает классовые противоречия и тем самым определяет свою
точку зрения... (Л. 19):
Концовка этот последнего пункта: «Не ясно ли, что
многое наши историки никак не могут понять элементарных основ
марксистской науки и впадают в идеализм» (Л. 20).
Итоговая часть проекта отделена от основного текста и
содержит квинтэссенцию всего сказанного прежде. Ошибаются и те
После совещания
427
и другие, но по-разному. Одновременно у них имеется и общее
свойство. И те и другие «представляют из себя попытку
протащить в советскую историческую науку чуждые идеи, и та и
другая школа являются оппортунистическими - выступают ли они
под правым флагом реставрации буржуазной теории или под
левацким флагом очернения всего прошлого России в угоду голой
социологической схеме».
Заключительные слова проекта:
Проникновение этих взглядов в среду наших историков
свидетельствует о политической дряблости и бесхребетности многих наших
историков-марксистов, не сумевших оградить историческую науку от
проникновения в нее чуждых влияний и тенденций. Это тем более
недопустимо, что большевистская партия вооружила советских историков
абсолютно всем необходимым научным и политическим материалом
для того, чтобы правильно разбираться во всех исторических явлениях,
во всех вопросах прошлого русской истории и современности... (Л. 21).
Эти слова заинтересовали Сталина, и в верхней части
последней страницы проекта едва заметно он написал: «нежелание,
неумение учиться, продумывать вопросы».
«Вариант № 2» (из личного фонда А.А. Жданова)
("разу за текстом первой редакции следует вторая
редакция, и на первой странице вверху обозначено: «вариант № 2».
В архиве Жданова сохранился второй машинописный
экземпляр «варианта № 1», в котором Жданов сделал первую правку
(РГАСГ1И. Ф. 77. Оп. 3, Д. 26) текста проекта постановления
(в основном но пункту 3 и заключению) в соответствии с
замечаниями Сталина. Вторую, уточняющую, правку он сделал на
машинописном «варианте № 2». Поскольку уточняющая правка так
или иначе включает в себя и правку первоначальную, то нет
большой необходимости показывать различия между ними.
Композиция и структура документа не претерпели
больших изменений.
В преамбуле - никаких перемен.
У. Критика XT. Лджемяна (фамилия по-прежнему
пишется неправильно - Аджамян). Повтор «варианта № 1». В
последнем предложении первого пункта Жданов поставил запятую и
добавил: «...ведут к отрицанию необходимости Октябрьской
революции и элементарных основ советской политики, чуждой вся-
428
Глава 4
ких захватов» (Л. 24). Эта правка перекликается с замечанием,
правда не очень внятным, Сталина на четвертой странице
прежнего проекта: «не в захватах» (см. выше). Чтобы подобные
замечания понимать, необходимо было их вместе обсуждать.
2. Критика XT. Лджемяна, Е.В. Тарле (мотив - оправдание
колониальной политики царизма). Сделана вставка, судя по
всему, как ответ на замечания Сталина к первому и второму иунктахМ
«варианта № 1»:
Упомянутые историки игнорируют замечания товарищей
Сталина, Жданова, Кирова по поводу конспекта учебника по истории СССР, в
которых выдвигалось требование разоблачения колонизаторской
политики царизма. Товарищи Сталин, Жданов, Киров писали: «В конспекте
не подчеркнута аннексионистско-колонизаторская роль русского
царизма, вкупе с русской буржуазией и помещиками ("царизм тюрьма
народов")» (Л. 25).
3. Критика Е.В. Тарле (и «других»)
Этот пункт подвергся переработке - в духе замечаний
Сталина. Из текста, к примеру, ушел фрагмент «Тарле и другие историки
не скрывают, что ими руководят в данном случае конъюнктурные
задачи. Они говорят о злободневной политике и новой диалектике
1944 г. Они утверждают... (и до фразы: «Не трудно понять, что это
есть клевета на советский народ». - А. /О.)». Вместо этого пассажа
с разоблачением взглядов историков на преемственность
политики советской власти Жданов вставил более короткий текст:
Они считают, что советская историческая наука должна признать
прогрессивную роль завоевательной политики царизма и признать за
царской Россией роль носительницы коренных интересов русского
народа. Они считают, что советская власть должна рассматривать себя
преемницей и наследницей внешней завоевательной политики царской
России. В противном случае массы советского народа якобы лишаются
одного из главных источников патриотического сизнания и стимула в
войне против фашистской Германии. Не трудно понять, что подобные
взгляды не имеют ничего общего с нашим пониманием патриотизма21.
А.А. Жданов учел замечание Сталина, что не только
русский народ обладает лучшими качествами, но уточнил все же, что
в истоках советского патриотизма - историческая роль русского
народа как «передового борца за освобождение всех народов цар-
После совещания
429
ской России от классового и национального гнета». Не забыл
Жданов и слова Сталина о том, что русский народ также
подвергался угнетению со стороны царизма.
Появился новый текст:
Он (патриотизм. - Л. Ю.) вырос и окреп в борьбе с тем черносо-
тенно-кадетским «патриотизмом», отравленным ядом национальной
исключительности и шовинизма, который насаждался в царской России
правящими классами и который не мешал им угнетать и
эксплуатировать русский народ и изменять родине, когда народ взял судьбу родины
в свои собственные руки (Л. 28).
Еще одна правка, учитывавшая мнение Сталина, в том же
третьем пункте - о единстве народов СССР в годы войны.
А.А. Жданов подчеркнул:
С особенной силой проявил себя советский патриотизм в дни
Великой Отечественной войны, когда наша страна превратилась в единый
боевой лагерь (вставлено. А. /О.)... (Л. 29).
Последнее критическое замечание Жданова в этом пункте
было написано от руки и обращено против Тарле и «других»:
Восхваляя завоевательную политику царизма, противопоставляя
русский народ другим народам, Тарле и другие сбиваются на
губительный путь расизма и национальной исключительности.
Кроме того, в третьем пункте видна и большая
стилистическая правка, сделанная Ждановым.
4. Критика Е.В. Тарле (по вопросу об оценке Крымской
войны). Текст не претерпел изменений.
5. Критика AM. Яковлева, БД. Грекова. Мотив: идея
единства народа и государства в русской истории. Несмотря на
замечание Сталина («^скатывание к фашизму»), Жданов ничего не
поменял в тексте.
6. Критика Е.В. Тарле. Мотив: роль пространства в русской
истории. Без особых изменений.
А.А. Жданов выполнил указание Сталина, который в
предыдущем проекте «вариант № 1» вопросом и галочкой,
обращений
Глава 4
ной к тексту, показал, что нужна «остановка» или отбивка текста,
ибо шестой пункт завершался большой цитатой из сочинения
Сталина, а дальше, но с новой строки, говорилось: «Все эти и
подобные взгляды и тенденции...».
Теперь появилась линия, показывающая, что текст
разбивается на части: первый-шестой пункты посвящены разбору идей
сторонников национального приоритета в русской истории, с
седьмого пункта начинается разбор идей «других историков» -
сторонников школы Покровского.
7. Критика сторонников школы Покровского. Никаких
изменений.
8. Критика «нигилистических» взглядов школы Покровского
на крещение Руси. Никаких изменений.
9. Критика неправильных взглядов па личность и
деятельность Ивана Грозного. В эту редакцию внесено исправление:
вместо «потребности растущею торгового капитала» («вариант № 1»)
здесь уже напечатано «потребности экономического развития».
Других изменений нет. И хотя Сталин в «варианте № 1»
сделал небольшую вставку о прогрессивности деятельности Грозного,
Жданов во второй редакции ничего не изменил: на другой
странице проекта и без того прямо и недвусмысленно говорилось о
прогрессивности деятельности первого русского царя. Жданов явно не
хотел выглядеть в глазах Сталина бездумным исполнителем.
10. О Петре 1 и декабристах. Жданов внес от руки правку в
этот пункт.
Такие же ошибки и попытки подмены живой конкретной
исторической действительности голой, мертвой, социологической схемой,
стремление втиснуть живую многообразную историческую
действительность в эту схему, стремление изобразить историю России как
сплошное черное пятно (вставлено. - А. /О.), допущены школой
Покровского в оценке Петра 1-го, Отечественной войны 1812 г. и роли
Кутузова, в оценке декабристов и в других важных вопросах
Отечественной истории (Л. 40).
Интересно, что в «варианте № 1» Сталин показал галочкой,
что в самом конце десятого пункта необходимо сделать вставку.
А.А. Жданов выполнил это указание.
После совещания
431
/1. Вставка из КР:
Ленинизму чуждо нигилистически-пренебрежительное
отношение к прошлому нашей Родины. Ленин и Сталин призывают
учиться у великих предков нашего народа, следовать их благородному
примеру в беззаветном служении Родине. Обращаясь к советским воинам,
ведущим справедливую освободительную войну, товарищ Сталин
говорил: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ
наших великих предков Александра Невского, Димитрия Донского,
Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова,
Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого
Ленина!» (Л. 38).
72. Критика авторов «Истории Казахской ССР» (без
указания имен) (в «варианте № 1» - пункт одиннадцатый).
Здесь было учтено, хотя и не буквально, замечание
Сталина, когда речь шла о том, что казахские народы не смогли бы
сами отстоять свою свободу и независимость. Сталинская помета
на левой стороне поля - «роль русского народа в освобождении» -
представлена такой новой вставкой:
Авторы и редакторы «Истории Казахской ССР», осуждая
присоединение Казахстана к России как абсолютное зло, считают, видимо, что
признание прогрессивности исторического явления уже означает его
оправдание и поддержку (Л. 41).
И далее, как в «варианте № 1»:
«Некоторые наши историки, видимо, не понимают, что между
признанием прогрессивности того или иного исторического явления и
поддержкой его существует принципиальная ратина».
Заключительное предложение этого, двенадцатого, пункта
отличается от предыдущего более резкой тональностью:
Не ясно ли, что некоторые наши историки никак не могут нонять-
элементарных основ марксистской науки и попадают в плен
реакционной идеалистической школы (Л. 43).
В итоговую часть проекта, в первый абзац, внесена
существенная правка. Главный вывод об общности двух
оппортунистических направлений в науке звучит так:
432
Глава 4
В тенденции к возрождению буржуазно-исторической школы и в
ошибках, свойственных так называемой школе Покровского, есть,
несмотря на ряд различий, одно общее - они представляют из себя попытку
протащить в советскую историческую науку чуждые идеи, обе пытаются
с разных концов тенденциозно фальсифицировать историю и превратить
в «политику, обращенную в прошлое» (Л. 43).
Любопытно, что добавление Сталина к концовке
«нежелание, неумение учиться, продумывать вопросы» никак не
было реализовано. Более того: если в «варианте № 1» в последнем
предложении итога говорилось о единственно правильном пути,
указанном Лениным и Сталиным, то в «варианте № 2» это место
было исправлено на более нейтральный текст:
...и не дать возможности чуждым буржуазным влияниям
поднимать голову и завоевывать права гражданства в нашей исторической
науке (Л. 47).
«Вариант № 3» (30 июля 1944 г.)
Он так и назван на первой странице проекта - «вариант Л6 3».
Этот вариант не содержит никакой правки и полностью
повторяет прежний, второй, вариант с внесенной в него правкой
А.А. Жданова. Отметим дополнительно, что фамилия Аджемян
по-прежнему пишется через «а».
«Вариант >й 4 от 10.08» (по классификации Жданова)
содержит (в сравнении с «вариантом № 3» от 30 июня) серьезные
изменения, но они уже представлены в чистовом варианте (без
следов правки). Из этого следует, что «вариант № 3» кто-то
серьезно редактировал, а затем Жданов уже по высказанным
замечаниям - исправил текст: так был отпечатан новый текст,
названный Ждановым «вариант № 4». В фонде Жданова нет
машинописного экземпляра с правкой «варианта № 3». Зато такой
вариант сохранился в личном архиве Сталина. Эти машинописные
тексты идентичны. Разница только в том, что в фонде Жданова
«вариант № 3» - это второй экземпляр машинописного текста
(без правки), а в фонде Сталина - первый экземпляр того же
самого текста, но с правкой Сталина.
После совещания
433
Разговор Жданова со Сталиным
Между написанием «вариантов» прошло время - с 30 июля по
10 августа 1944 г. Уже отмечалось, что Сталин и Жданов помимо
кремлевского кабинета могли встречаться и в другом месте.
Следует иметь в виду, что осенью 1944 г. Жданов еще не вполне
перебрался в Москву на должность секретаря ЦК ВКП(б) но
идеологии и, судя по всему, курсировал между Москвой и Ленинградом.
Его сменщик на посту первого секретаря обкома партии приступил
к исполнению своих обязанностей в январе 1945 г.
Согласно журналу приема посетителей Сталиным в
Кремле вождь партии был занят приемами 31 июля, 1, 2, 3, 5, 7 и 9
августа 1944 гг2
4, 6 и 10 августа 1944 г. в Кремле официальных приемов не
было.
В архиве А.А. Жданова сохранились небольшие по
размеру листки, на которых он записал состоявшийся со Сталиным
разговор. Если учитывать семантическую связь этих замечаний
с исправлениями в «варианте № 4», то становится понятным,
что такая встреча никак не могла состояться после 10 августа
1944 г.
Заметки писались очень быстро, по этой причине даже не
все слова читаются. Но, зная последующие перемены в проекте
постановления, нетрудно увидеть направленность самих этих
изменений. Сталин лично руководил идеологическим построением
текста, лично вносил в него самые существенные акценты и
теоретические инновации.
Посмотрим на черновую запись Жданова беседы со
Сталиным, состоявшуюся не позднее 10 августа 1944 г.:
На два фронта.
1 глава
2 глава
3 глава
4 глава
1 глава - попытки возродить буржуазную идеологию
бить Милюкова
Платонова
такие же взгляды
Ефимов
Бурж.-монархич. идеология
434
Глава 4'
Патриотизм сложился в борьбе с расизмом (далее слово
написано неразборчиво. - Л. Ю.)
Впервые свое отечество
Не могло быть национального? - Л. Ю.) патриотизм^? - Л. Ю.)
угнетав(ших? - А. Ю.)
(Уклон? - слово написано неразборчиво. - А. Ю.) разоблачить -
след. главу
Ошибки от того
Ленин учит, что две тенденции
Вызревание другой тенденции
О двух нациях
С боем приходится пробивать дорогу
победила в СССР
оказалась жизненной
буржуазия обманывала, что отношения между нациями не могут
(следующее слово написано неразборчиво. - А. /О.) иначе
патриотическое чувство
эксплуатировать
Силы (зачеркнуто. - А. /О.) буржуазия знает
впитывая (? - Л. Ю.)
В русло (слово подчеркнуто двумя линиями внизу - Л. Ю.) на-
цирцаугизма
историки наши
(сообразно? - Л. Ю.) 2 тенденциям
идея вражды
и идея дружбы народов23.
Итак, некоторые предварительные наблюдения:
1. Сталин увидел столкновение историков на совещании
через собственную формулу «на два фронта»: и те и другие суть
оппортунисты, уклонившиеся в сторону от истинности.
2. Сталин предложил новую структуру проекта, состоявшую из
четырех глав, что, впрочем, не отменило нумерации тезисов. Но
введение в проект четырех глав - это, прежде всего, новая композиция.
3. Сталин обозначил теоретический источник сторонников
национального приоритета в истории - это Милюков и
Платонов: их надо «бить». Именно Сталин предложил дополнительно
упомянуть в тексте, разоблачавшем сторонников школы
Милюкова24 и Платонова, советского историка А. В. Ефимова.
После совещания
435
4. Общее определение для Милюкова, Платонова и их
сторонников тоже найдено Сталиным же -
«буржуазно-монархическая идеология».
5. Новая тема - советский патриотизм - обретает все
большее значение в контексте завершения Великой Отечественной
войны. Сталин это подчеркивает.
6. Сталин напоминает, что Ленин писал о двух нациях в
культуре.
Таково в целом содержание разговора Жданова со
Сталиным, которое мы можем восстановить по фрагментам записей
Жданова.
Правка Сталина
в машинописном тексте
«варианта № 3»
Помимо устных замечаний, записанных Ждановым, Сталин
сделал небольшие ремарки и по тексту проекта постановления.
Проект постановления назывался по-прежнему: «О
недостатках и ошибках в научной работе в области истории СССР». Сталин
написал сверху: «На два фронта». Чуть правее - еще одна запись:
«Ранний». И под словом «Ранний» написано: «(т. е. 1-ый)»ь.
Преамбула. Никаких замечаний.
1. Никаких замечаний.
2. Замечания по тексту он подчеркивал и линию
подчеркивания выносил на левое поле страницы. «Так, общеизвестный
факт, что царская Россия была тюрьмой пародов (подчеркнуто
Сталиным и на левом поле написано: «Цитата из Ленина». -
Л. Ю.), оспаривается также историком Яковлевым, который
оправдывает колониально-захватническую (подчеркнуто Сталиным
и на левом поле написано: «Империалистическая - тоже». -
АЮ.)»(Л.21).
С левой стороны напротив сталинской цитаты («Царская
Россия была очагом всякого рода гнета - и капиталистического,
и военного, - взятого в его наиболее бесчеловечной и варварской
форме...» со ссылкой на 11-е издание «Вопросов ленинизма»)
вождь написал: «Нужна цитата из Ленина».
Вставлено слово (выделено курсивом): Оправдывая
империалистическую колонизаторскую политику царизма и
угнетение нерусских народов, Яковлев, Тарле Аджамян...» (Л. 22).
436
Глава 4
3. Сталин вновь отметил необходимость цитаты из Ленина:
«Затушевывая реакционную сущность царизма, некоторые
историки пытаются оспаривать общеизвестную оценку царской
России, как жандарма Европы (подчеркнуто Сталиным и на левом
поле написано: «Цитата из Ленина». -А. Ю.)» (Там же).
Пункты 4 10 без замечаний; в пункте 6 - небольшая
стилистическая правка.
И. Вставлено новое имя исторического деятеля: «Историки
СССР, замалчивающие развитие прогрессивных сил в русской
истории, искажают действительную историю России. Историки
недооценивают того, что именно русская нация показала
непревзойденные образцы борьбы против иноземных поработителей,
благодаря которой человечество было спасено от тирании
монголов (зачеркнуто Сталиным и вставлено сверху: «Чингиз-хана».
Л. /О.), Наполеона и других завоевателей» (Л. 36).
12. Вставлена частица «же» («но в то же время более
цивилизованной» - эта фраза относится к России. А Ю.).
С левой стороны напротив цитаты Ленина («Объективист
говорит о необходимости данного исторического процесса,
материалист констатирует с точностью данную
общественно-экономическую формацию и порождаемые ею антагонистические
противоречия...») Сталин написал: «Неудачная цитата. Лучше взять
цитату из Ленина о струвизме».
Других замечаний о проекте («вариант № 3») у Сталина не
было.
«Вариант № 4 на 10.08»: изменения
В этом проекте А.А. Жданов учел устные и письменные
замечания Сталина.
В преамбуле - никаких изменений. Но весь проект теперь
разбивается на главы (помимо пунктов). После вопроса (в конце
преамбулы) «Что это за тенденции и ошибки?» и перед первым
пунктом вставлено Ждановым: «I. Сползание на буржуазно-
монархические позиции». В этом проекте наконец исправлена
фамилия Аджемяна, причем но всему тексту поставлены
галочки там, где значилась его фамилия (указание на
исправление?)26.
1. Без изменений.
2. Учтены замечания Сталина. Там, где Сталин предлагал
вставить слово «империалистическую» (политику), Жданов не
стал буквально повторять вождя, но проявил творчество.
После совещания
437
Изменение в тексте отмечено курсивом:
Так, общеизвестный факт, что царская Россия была тюрьмой
народов, оспаривается также историком Яковлевым, который оправдывает
захватническо-грабителъскую колониальную политику царизма (Л. 69).
Во второй пункт Жданов не вставил цитату из Ленина (как
того хотел Сталин), но добавил предложение о ленинизме
(изменение дано курсивом):
Указанные взгляды есть попытка фальсификации истории СССР
и ревизии ленинских оценок и антинародной сущности царизма.
Ленинизм называл царскую Россию тюрьмой народов. Характеризуя царизм,
как злейшего врага трудящихся и угнетенных народов России, тов.
Сталин писал... (Там же).
Цитату «из Сталина» о царской России как о тюрьме
народов Жданов не стал менять на цитату «из Ленина» (как того
хотел Сталин).
3. В этом пункте Жданов расширил цитату «из Ленина» о
России как о тюрьме народов. Кроме того, он вставил фрагмент,
относящийся к сущности оценок Тарле в отношении действий
царей Александра I и Николая I:
Стремясь обелить царизм, Тарле и другие, идя вразрез с
исторической истиной, пытаются фальсифицировать историю и доказать, что
участие царизма в подавлении революционных и
национально-освободительных движений в Европе было якобы незначительным, едва ли не
случайным и офаничивалось будто бы походом Николая I в 1849 году
для подавления венгерской революции. Утверждая эту вопиющую
историческую неправду, Тарле скрывает или забывает, что и Александр I, и
Николай I были вдохновителями и главными действующими лицами
в реакционной политике «Священного Союза», они всегда и везде
брали на себя инициативу подавления всех и всяких народных
революционных движений. Это стало настолько общепризнанным, что даже в
официальных учебниках, рекомендованных для средних школ в
царское время и написанных черносотенными и либеральными авторами
(см. учебники Иванова, Платонова и других для средних учебных
заведений), за царизмом признавалась его реакционная роль и указывались
многочисленные факты проявления этой реакционной роли. Таким
образом, исторические взгляды Тарле завели его дальше черносотенных и
либеральных историков времен царизма (Л. 72-73).
438
Глава 4
Заметно, как нарастает резкость высказываний в
отношении Е.В. Тарле, взгляды которого теперь недвусмысленно
сравниваются со взглядами черносотенцев.
4. После слов о Яковлеве и перед тем, как обнажить
неверные взгляды Грекова, Жданов усилил общую критику
сторонников национального приоритета в русской истории и - в
соответствии с пожеланием Сталина - упомянул имя А.В. Ефимова:
Профессор Ефимов призывает к прекращению критики общей
концепции исторического прогресса Ключевского и Милюкова и
считает, что сейчас, в условиях войны, «нецелесообразно фиксировать
внимание на классовой борьбе в истории» (Л. 75).
Еще одна незначительная, но симптоматичная правка
текста. Жданов добавил, что взгляды Грекова о единстве государства
и народа разделяют и «другие историки».
Пятый и шестой пункты остались без изменений.
После отбивки возникает текстуальное пространство
перехода к седьмому пункту. В это пространство вводятся: итоговое
обобщение первых шести пунктов первой главы и следующие
главы «Империализм порождает национализм»,
«Интернационализм порождает патриотизм», которые теоретически
раскрывают содержание важнейших понятий, связанных между собой
предыдущим содержанием. Следующая за ними четвертая глава
«Против реставрации исторических ошибок школы
Покровского» продолжает нумерацию тезисов постановления.
О чем свидетельствует итоговое обобщение первых шести
пунктов первой главы?
Обозначился резкий поворот в сторону жесткой критики
школы Милюкова, которую Сталин в устном разговоре со
Ждановым определил как основу в позициях сторонников
национального приоритета в русской истории и посоветовал «бить»
Милюкова и Платонова.
А.А. Жданов выполнил указание вождя.
Процитируем начальный и наиболее существенный
фрагмент итогового обобщения первой главы:
Если таким образом суммировать и оценить отдельные
положения, выдвигаемые Тарле, Грековым, Ефимовым, Аджемяном и
другими, то, как мы уже указывали выше, речь идет о стремлении их
возродить к жизни буржуазно-монархическую историческую школу
Милюкова, Платонова и других кадетских историков. Известно, что
После совещания
439
взгляды Милюкова, Платонова и других буржуазных историков
представляли из себя идейный фонд политики русской
империалистической буржуазии, главной политической партией которых являлась
партия кадетов. Известно, что русская либеральная буржуазия и ее партия -
кадетская - выражала контрреволюционное лицо русской буржуазии,
вступившей в сделку с царизмом для удушения революции. Поэтому
историческая концепция Милюкова имеет задачей обосновать
империалистическую политику царизма и буржуазии.
Буржуазно-монархическая историческая школа Милюкова исходила из отрицания
классового характера государства, изображала государство как некую
надклассовую общенародную силу. Исторический процесс буржуазно-
монархическая школа представляла как борьбу государственного
начала с анархией, считая родоначальниками анархии и беспорядков
Разина и Пугачева, и, естественно, продолжателями их декабристов,
русских просветителей, народников и, наконец, в особенности
революционный рабочий класс и его большевистскую партию. С точки зрения
внутренней политики исторической миссией государства школа
Милюкова считала подавление всяких элементов анархии (читай -
революции) и возвышение государства, т. е. укрепление царской монархии.
Своей исторической миссией кадеты считали добиться разделения
власти между царем и буржуазией путем установления буржуазной
монархии и критиковали царизм лишь постольку, поскольку царское
самодержавие не хотело делить власти даже с такими раболепными
холуйскими либералами, какими являлись кадеты. В области
национального вопроса Милюков, как идеолог, возглавив русскую
империалистическую буржуазию, вдохновлял политику великодержавного
шовинизма и угнетения всех нерусских народов, солидаризируясь в
этом отношении во всем основном с черносотенцами. Разногласия с
черносотенцами у кадетствующих либералов касались только методов.
Либералы стояли за ту же политику, что и черносотенцы, только
подправленную сладенькой либеральной фразой. В деликатном деле,
поучал Милюков, есть оттенки: «Есть кружевная работа и есть топорное
шитье». Кадетов от черносотенцев отличал именно этот
несущественный и непринципиальный оттенок. В области внешней политики
Милюков был, как известно, идеологом и вдохновителем захватнической
империалистической политики. Стараясь, как это было свойственно
всем либералам, прикрыть грабительскую сущность русского
империализма либеральной фразой, Милюков и милюковцы рядились в тогу
защитников славянства, патриотов, проповедников исторической
миссии России, защитников отечества и т. д. Именно под этим флагом
Милюков и К" проповедовали необходимость захвата проливов, Турецкой
Армении, Галиции и т. д. Империалистические вожделения русской
440
Глава 4
буржуазии сочетались с захватническими планами царизма, составляя
в целом ту политику i-рабежа и захватов, которую Ленин определил
как военно-феодальный империализм.
Обращаясь ныне к творениям Тарле, Грековых и других, не
трудно видеть, что их взгляды в основном совпадают и повторяют взгляды
буржуазно-исторической школы Милюкова (Л. 78-79).
После такого обобщения первых шести пунктов в этом
варианте проекта идет глава «Империализм порождает
национализм». Она начинается вопросом:
Что это значит? Это значит, что Тарле и другие пытаются
оправдать национализм. Известно, что царская Россия была сосредоточием
классового и национального гнета. Известно, что национализм, исходя
из признания того, что нации и расы не Moiyr быть полноправными, что
есть нации и расы, призванные господствовать и повелевать, и есть
нации и расы, призванные для того, чтобы подчиняться и повиноваться и
быть навозом (так в тексте А. Ю.) для господствующих наций.
Национализм в царской России во всех его видах и в его неприкрытой
черносотенной форме, и в его подсахаренной либеральной форме исходил из
признания одной нации великорусской господствующей, а потому
единственно призванной подчинять все нерусские народы и повелевать
ими... Националист рассуждает так: я люблю свою нацию и ненавижу
все остальные... Следовательно, национализм в царской России и в наше
время явился и является выражением самой отъявленной социально-
политической реакции, язвой, отравляющей и одурманивающей
народное сознание (Л. 81-83).
Следующая глава «Интернационализм порождает
патриотизм» начинается со слов:
Советский патриотизм вырос и укрепился у нас на совершенно
новой основе. Он не имеет ничего общего с национализмом. Он победил
в смертельной борьбе с национализмом. Советский патриотизм есть
совершенно новое явление, возникшее на почве победы советского строя,
строя, победившего социализма. Советский патриотизм вырос у нас на
почве победы и укрепления интернационализма, на почве дружбы и
братства народов СССР... <...> Патриот-интернационалист говорит: я
люблю свой народ и уважаю чужие народы. Только тот является
интернационалистом, кто с уважением относится ко всем национальностям.
Если русский видит хорошее только в русских, значит он националист...
(Л. 83).
После совещания
441
В этой очень большой по объему главе нашлось место и для
слов об особой роли русского народа:
Ленин признает за русским народом выдающуюся роль в
историческом прошлом нашей Родины. Эту свою выдаюпгуюся роль в истории
русский народ завоевал не в силу особых расовых или иных качеств, а в
силу исторически сложившихся обстоятельств. В героическом прошлом
русского народа, в его любви к Родине, в его подвигах в борьбе с
чужеземными завоевателями, в его великих достижениях в области мировой
науки и культуры, в его революционно-освободительной борьбе, - наш
народ черпает примеры и образцы своего поведения... (Л. 87).
Концовка главы опускает читателя с высот теории
национального вопроса к приземленной эмпирии:
Восхваляя завоевателыгую политику царизма, противопоставляя
русский народ другим народам, Тарле и другие сбиваются на губительный
путь расизма и национальной исключительности. Стремясь стереть грани
между национализмом и патриотизмом и протаскивая тем самым
великодержавный шовинизм, они пытаются возродить пережитки недоверия и
подозрения у народов СССР. Подобные антиленинские взгляды и
тенденции, допущенные в работах и выступлениях ряда историков, являются по
существу попыткой возрождения реакционных великодержавных
националистических воззрений в области исторической науки... (Л. 88).
Итак, запомним эти вполне традиционные формулы:
«империализм порождает национализм», «интернационализм
порождает патриотизм». К ним мы еще вернемся.
Глава «Против реставрации исторических ошибок школы
Покровского» начинается с седьмого пункта и повторяет
прежний «вариант № з». В пунктах 7-12 изменений нет.
После двенадцатого пункта следует уже не отбивка, как в
«варианте № 3», а заключительный раздел с названием «На два
фронта», как и рекомендовал Сталин.
Текст этого последнего раздела не изменился.
«Вариант № 5. 11.08»
Всего один день разделяет эти варианты.
В преамбуле - никаких изменений.
Но вместо первой главы в виде вставки с названием
«I. Сползание на буржуазно-монархические позиции» теперь
442
Глава 4
(после преамбулы) следует: «I. Попытки возрождения
буржуазно-исторической школы Милюкова» (Л. 99). В пунктах 1-2
изменений нет.
3. Последняя фраза этого пункта была перенесена в начало
второй главы «Национализм есть порождение империализма»:
Ревизуя Ленина и пытаясь реставрировать старые
империалистические захватнические идеалы покойной русской
буржуазно-исторической науки, Тарле и другие целиком рвут с марксистской исторической
наукой и пытаются направить советских историков в русло чуждой
идеологии. Они считают, что советская историческая наука должна
признать прогрессивной роль завоевательной политики царизма, признать
за царской Россией роль носительницы коренных интересов русского
народа. Они считают, что советская власть должна рассматривать себя
преемницей и наследницей внешней завоевательной политики царской
России. В противном случае массы советского народа лишаются якобы
одного из главных источников патриотического сознания и стимула в
войне против фашистской Германии (Л. ИЗ 114).
4. Небольшая редакторская правка (связанная с
замечанием Сталина): при пересказе Тарле вместо слов «устремление
Николая I к проливам представляло и представляет исконно
русское общенациональное прогрессивное устремление» (Л. 74)
написано: «устремление Николая I к проливам представляло и
представляет якобы вполне законное и издревле присущее
русскому народу прогрессивное устремление» (Л. 105). В пунктах
5-6 никаких изменений.
Редакционная правка коснулась историографического
обобщения первых шести пунктов первой главы. Мелкую правку,
по сути ничего не менявшую, мы вопроизводить не будем.
Укажем лишь на те редакционные изменения, которые фиксируют
заметное усиление критики в самом конце первой главы. Вместо
концовки в «варианте Л° 4» - «Известно, что действительная
история СССР не оставила камня на камне ни от философского, ни
от исторического политического здания Милюкова и К0,
похоронив самих носителей этих взглядов вместе с эксплуататорскими
классами, выразителями и идеологами которых они являлись.
Непонятно, зачем понадобилось некоторым нашим историкам
гальванизировать этот труп» - читаем в «варианте № 5»:
«Известно, что действительная история СССР не оставила камня на
камне от исторического и политического здания Милюковых и
Платоновых, похоронив навеки носителей этих взглядов вместе с
После совещания
443
эксплуататорскими классами, идеологами которых они являлись.
В смешное и нелепое положение попадают некоторые наши
историки, пытаясь гальванизировать эти трупы и уходить из области
реального в царство химер и теней» (Л. 113).
Во второй главе «Национализм есть порождение
империализма» первые ее слова являются вставкой из третьего пункта
(см. выше). Однако в «варианте № 4» после названия главы
«Империализм порождает национализм» следует вопрос «Что это
значит?» и далее следует ответ «Это значит...». В «варианте № 5»
вопрос «Что это значит?» сохранился, но он обращен ко всей
вставке, и особенно к последней фразе: «В противном случае
массы советского народа якобы лишаются одного из главных
источников патриотического сознания и стимула в войне против
фашистской Германии». Ответ в «варианте № 4»: «Это значит, что
Тарле и другие историки пытаются оправдать национализм...».
Ответ в «варианте № 5»: «Это значит, что Тарле и другие
пытаются возродить национализм, поднимая на щит национализм как
руководящую и направляющую силу исторического npoipecca в
прошлом нашей страны» (Л. 114).
Обратим внимание на то, что в обоих вариантах
сохраняется единым и безусловным текст, объясняющий, почему
империализм порождает национализм:
Национализм есть порождение империализма и является
выражением его разбойничьей угнетательской политики в отношениях
между народами. Национальный гнет неизмеримо усилился, когда
капитализм вступил в свою последнюю стадию стадию империализма.
Поскольку капитализм в своей империалистической стадии ищет новых
рынков сбыта, сырья, топлива и дешевой рабочей силы, поскольку он в
борьбе за вывоз капитала, за господство на мировых путях сообщений
выскакивает за рамки националы ют гнета и расширяет свою
территорию за счет соседей близких и дальних, - в эпоху империализма
национальный гнет дополняется гнетом колониальным (Л. 114-115).
В главе третьей под названием «Советский патриотизм
вырос и укрепился на почве интернационализма» видна
довольно значительная редакторская правка, переставлены местами
цитаты из Ленина и Сталина, но существенных изменений в
самой тенденции не наблюдается. Очевидно, что если
империализм порождает национализм, то интернационализм порождает
патриотизм, явление вторичное но отношению к Октябрьской
революции. Сначала большевики освободили народы, и но этой
444
Глава 4
причине только и стал возможен новый патриотизм - советский
патриотизм.
Запомним этот постулат. Точнее сказать, логический вывод —
безупречный для автора документа.
В главу четвертую «Против реставрации исторических
ошибок школы Покровского» входят (после пункта 6) остальные
пункты (7-9) без цифрового обозначения, но с тем же
содержанием. Однако нумерация продолжается с пункта 10: именно эта
цифра (после цифры 6) стоит в документе так, как будто разрыв
этот никто и не заметил. Содержание пунктов 10, 11, как и их
нумерация, не меняются. В пункте 12 убрана цитата из статьи
Ленина об объективистах (в соответствии с замечанием Сталина) и
добавлено два фрагмента - тоже в развитие сталинских помет и
замечаний.
Первый фрагмент:
Ленин предвидел, что капиталистический строй в России, в
результате революционного преобразования ее, уступит место более
прогрессивному строю - социалистическому, и подготовлял силу,
способную осуществить социалистический переворот, в лице рабочего класса и
большевистской партии. Точно так же признание марксистами
прогрессивным факт присоединения Казахстана к России вовсе не означает, что
марксисты поддерживали когда-либо колониальную политику царизма.
Именно в этом состоит пропасть между историками-марксистами и
историками субъективно-социологической школы Покровского (Л. 131).
Второй фрагмент - это концовка пункта 12: критика
М.Н. Покровского, усиленная новыми аргументами:
Наплевательское, нигилистическое отношение представителей
исторической школы Покровского к нашему историческому прошлому
не случайно и имеет свои исторические корни. Покровский вместе с
Богдановым, Луначарским и другими бывшими большевиками в свое
время входил в особую группу так называемых «отзовистов»,
требовавших отзыва рабочих депутатов из Государственной думы и вообще
прекращения всякой работы в легальных организациях. Это было в
1909-1910 гг. «Отзовисты», прикрывая свой оппортунизм левой
фразой, на деле были «ликвидаторами наизнанку». Отказываясь от
пролетарского руководства массами, отзовисты предоставляли поле
деятельности в рабочем движении ликвидаторам. Так и теперь, проповедуя
пренебрежительное отношение к нашему историческому прошлому,
представители школы Покровского под флагом «левой» фразы являются
После совещания
445
теми же отзовистами - ликвидаторами наизнанку, предоставляя поле
исторической науки для свободного действия и проникновения чуждых
буржуазных тенденций (Л. 131-132).
В главе пятой «На два фронта», своеобразном заключении,
концентрируются самые общие идеи: любая правка
свидетельствует о расстановке акцентов. В «варианте № 5» критика
добавлена так, чтобы ни одна из критикуемых сторон не получила
преимущества.
Текст пятой главы дополнен фразой (она отмечена
курсивом):
И те и другие тенденции в современной политической
обстановке, в условиях войны не на жизнь, а на смерть Советского Союза за свое
существование, за честь и независимость нашей Родины имеют не
отвлеченно-академический интерес, а острое научное, практическое и
политическое значение, ибо подобного рода взгляды, если бы они
получили сколько-нибудь широкое распространение, не вооружали бы, а
разоружали наш народ в борьбе с немецкими захватчиками, способствуя
оживлению националистических предрассудков и насаждению
мелкобуржуазного нигилизма, наносили бы вред и ущерб дружбе народов и
развитию советского патриотизма (Л. 132-133).
Итак, сторонники национального приоритета грешат
«националистическими предрассудками», а сторонники приоритета
классовой борьбы - «мелкобуржуазным нигилизмом».
Первый итоговый проект тезисов
от 12 августа 1944 года:
загадка документа
Этот документ сохранился в личном архиве А.А. Жданова вместе
с сопроводительным письмом следующего содержания:
Товарищу СТАЛИНУ И.В.
Направляю Вам проект тезисов но вопросам истории СССР,
переработанный и дополненный, согласно Вашим указаниям.
12 августа 1944 г. (Л. 134).
В документе содержится весьма резкая по форме правка
текста, которая была произведена именно 12 августа, ибо в следу-
446
Глава 4
ющем проекте постановления, датированном 13 августа, эти
изменения уже были учтены. Кто их внес? Сталин? Так думать
естественно, хотя бы потому, что цель Жданова - надежда на высшее
одобрение представленного текста и признание его
окончательным. Роль же критика собственного текста, когда к нему
написано сопроводительное письмо на имя Сталина, выглядит, по
крайней мере, нелогичной.
Загадка заключается в том, что вносимые замечания по
форме действительно не характерны для Жданова и очень
напоминают стиль Сталина. Но не подлежит никакому сомнению, что
основная правка3* текста была сделана рукой Жданова: почерк Жданова
позволяет безошибочно установить его правку Он, как и Сталин,
писал букву «т» по-разному, но при этом весьма часто прибегал к
такому начертанию буквы, какое не встречается у Сталина. Букву
«т» он писал как букву «г», но наоборот - с верхней линией в
левую сторону (наподобие цифры 7 или греческой буквы т).
Чтобы лучше понять эту действительно загадочную
ситуацию, рассмотрим те места в проекте, которые подверглись правке.
Условно разделим весь объем осуществленной правки на
части.
1. После пункта 6 в первом итоговом варианте проекта
рассматриваются ошибки сторонников национального приоритета в
русской истории. После отбивки идет текст, в котором в самого
начала раздела рукой проставляется цифра «7». И далее следует
текст с такой правкой:
Подводя общий итог отдельным положениям, выдвигаемым Тар-
ле, Грековым (поверх этой фамилии, с замазыванием, написано:
«Яковлевым». - А. Ю.), Ефимовым, Аджемяном и другими историками как
«новое слово» в освещении важнейших этапов в истории СССР, нельзя
не признать, что речь идет о тенденции возродить к жизни совсем не
новые, а очень старые (вставлено сверху. - А. Ю.) взгляды
буржуазно-монархической исторической школы Милюкова, Платонова и других
кадетских историков (Л. 146).
3* Большая часть этой правки, несомненно, принадлежит
А.А. Жданову, но несколько слов (буквально два-три), вставленных в
текст, могут вызывать сомнения в их принадлежности Жданову.
Кроме того, перенумеровать текст проекта (см. ниже) тоже мог не только
Жданов.
После совещания
447
В предыдущем, шестом, пункте Б.Д. Греков по-прежнему
обвиняется в том, что неправильно мыслит отношения
государства и народа. Зачем Жданову нужно было вносить столь резкую
правку в итоговый проект - замарывать фамилию Грекова и
жирными буквами поверх писать фамилию Яковлева?
Слова «совсем не новые, а очень старые» стилистически не
характерны для Жданова, склонного к более рациональным
формулировкам. Не понятно, зачем ему вообще нужно было
прибегать к такому уточнению, которое ничего нового не вносит (!), но
лишь свидетельствует о вкусовой правке текста. Между тем
Сталин весьма часто прибегал к подобным конструкциям - он их
любил, и это хорошо известно27.
2. В тот же пункт 7 вносятся уточнения, которые выглядят
в итоговом проекте по меньшей мере странно: почерком Жданова
уточняется то, что он же представил на одобрение Сталину. Так
обычно поступает тот, кто рецензирует текст - рассматривает его
критически. Зачем Жданову критиковать самого себя в итоговом
проекте постановления, указывать самому себе на недочеты и
даже на некоторые ошибки?
Являясь злейшими врагами рабочего класса, Милюковы именно
под зтим флагом обманывали народ, оправдывая необходимость
захватов проливов, Турецкой Армении, Галиции (зачеркнуто. Л. /О.), «сфер
влияния» в Персии и па Балканах (вставлено от руки. Л. /О.) и т. д.28
Па этой же машинописной странице и в том же пункте 7
вновь вычеркивается фамилия Грекова и сверху вставляется
фамилия Яковлева:
Обращаясь снова к высказываниям Тарле, Грекова (зачеркнуто и
вставлено Яковлева. - Л. Ю.) и других историков, не трудно видеть, что
их взгляды в основных чертах совпадают с положениями
буржуазно-исторической школы Милюкова (Л. 148).
3. В том же пункте 7 опять уточняется текст, но так, как
если бы это делал критически настроенный читатель, а не Жданов,
отвечающий за качество текста:
В кадетских «Вехах», которые Ленин назвал «энциклопедией
либерального ренегатства», критика безгосударственных и
безнациональных «отщепенцев» (так кадеты в 1909 году величали русскую
революционную интеллигенцию) восходит к декабристам, просветите-
448
Глава 4
лям (зачеркнуто. - Л. Ю.) революционерам-ра:точипцам (вставлено
рукой. - Л. Ю.) - Добролюбову, Чернышевскому, народовольцам
(вставлено. Л. /О.), а затем и к революционерам-марксистам (Л. 149).
4. Перенумерация пунктов документа - отдельная тема.
Глава вторая «Национализм есть порождение империализма»
получает с самого начала номер 8. Потом в этой же главе перед
словами «Национализм есть порождение империализма и является
выражением его разбойничьей угнетательской политики в
отношениях между народами» ставится редакторский знак «с новой
строки» и цифра 9. В этой же главе перед словами «Таким
образом, написав на своем знамени "национализм", буржуазия не
сумела разрешить национального вопроса» зачеркивается «таким
образом» и выставляется цифра 10. В самом начале третьей
главы «Советский патриотизм вырос и укрепился на почве
интернационализма» поставлена цифра 11. Внутри этой главы перед
словами «На этой почве вырос и укрепился у нас советский
патриотизм» поставлена цифра 12. В этой же главе перед
словами «Враги народа - черносотенцы и буржуазные националисты
всегда клеветали...» зачеркивается вся фраза, кроме слова
«враги», вносится другой текст и выставляется цифра 13. В этой же
главе перед словами «Исторический опыт учит...» появляется
цифра 14. В этой же главе перед словами «Советский патриот
любит свою страну...» ставится цифра 15. Глава четвертая «Против
реставрации исторических ошибок школы Покровского»
начинается с проставленной цифры 16. Внутри этой главы перед
словами «Известны, например, нигилистические взгляды школы
Покровского на крещение Руси...» ставится цифра 17. В этой же
главе перед словами «Известно, далее, как много путаницы и
противоречивых оценок было дано при характеристике личности
Ивана Грозного...» ставится цифра 18. В этой же главе перед
словами «Такие же ошибки и попытки подмены живой конкретной
исторической действительности голой, мертвой,
социологической схемой...» ставится цифра 19. Перед словами «Ленинизму
чуждо нигилистически-пренебрежительное отношение...»
ставится цифра 20. А перед словами «Некоторые советские
историки в своих трудах по истории народов Советского Союза также
допускают ошибки, свойственные представителям школы
Покровского...» ставится цифра 21. И наконец, самое начало пятой
главы «На два фронта» обозначено цифрой 22.
А.Л. Жданов, естественно, хотел угодить вождю во всем, в
том числе и в построении текста, в его композиции. Но так перс-
После совещания
449
нумеровать «с ходу» (12 августа) подготовленный к прочтению
документ мог только человек, который был либо совершенно
не уверен в себе, либо имел право в любой форме критиковать
проект постановления.
5. Во всей главе второй и пункте 9 (написанном рукой
редактора) содержится уточняющая правка текста.
Поскольку капитализм в своей империалистической стадии ищет
новых рынков сбыта, сырья, топлива и дешевой рабочей силы,
поскольку он в борьбе за вывоз капитала, за господство на мировых путях
сообщений выскакивает за рамки национального гнета (зачеркнуто. - А. /О.)
государства (вставлено сверху. - Л. Ю.) и расширяет свою территорию
за счет соседей близких и дальних... (Л. 150-151).
Выйти за рамки «национального государства» в новые,
империалистические, пределы - эта весьма нестандартная мысль о
судьбе мирового капитализма получила развитие в замечаниях
Сталина в следующем варианте проекта (от 13 августа).
Подобная правка, когда типичное выражение «национальный гнет»
меняется на нетипичное (и даже не вполне предсказуемое) в данном
контексте словосочетание «национальное государство»,
свидетельствует, что редактор высказывал совсем нетривиальную
мысль, которая сама нуждалась в дальнейшем обосновании.
Вместе с тем на этой же машинописной странице
содержится правка, в отличие от предыдущей правки незначительная,
вкусовая:
Вся политика царского правительства была основана на
унижении, зверском угнетении всех нерусских народов, раздувании ненависти
ко всем нерусским, разжигании межнациональной розни (вставлено. -
Л. /О.), насаждении резни и погромов... (Л. 151).
В пункт 12 третьей главы вносится дополнение,
написанное ровным и характерным почерком Жданова: «Советский
патриотизм - смертельный враг национальной вражды и
захватнических войн». Такое же дополнение в виде отдельного
предложения вносится в пункт 14:
...русский рабочий класс нашел в себе силы и способности
отрешиться от всех привилегий и предрассудков господствующей ранее
нации и, встав во главе всех угнетенных классов и всех угнетенных наро-
450
Глава 4
дов царской России, сумел ликвидировать все проявления и основы
всякого классового и национального неравенства и построил вместе со
всеми народами СССР социалистическое общество, основанное на дружбе,
взаимном доверии и уважении национальностей. Это подлинно
патриотический и вместе с тем интернационалистский подвиг русского народа
(вставлено Ждановым. - Л. Ю.) (Л. 157-158).
6. Перед пунктом 13 (проставленным редактором) показан
стрелой перенос абзаца, располагающегося ниже на той же
странице (через абзац); в нем говорится о том, что «Ленин говорил о
царе, помещиках и капиталистах, как о худших врагах народа...».
Но в этом пересказе слов Ленина тоже произведена правка - и
весьма характерная: «Понятно, что борьба с ними была
благородным и святым долгом каждого подлинного русского (эти слова
зачеркнуты. - А Ю.) патриота-интернационалиста». В пункте 14
(проставленном редактором) произведена подобная же правка:
Это историческое наследство взял в свои руки рабочий класс и
большевики СССР, бережно и любовно собрав, сохранив и развив в новых
условиях все передовое и лучшее, что оставила нам история великого
(зачеркнуто. - А. Ю.) русского народа и других народов СССР (Л. 157).
Подобную правку обычно производил Сталин. Если бы это
инициативно сделал Жданов, то при определенном стечении
обстоятельств такие самостоятельные действия могли бы стать и
обвинением в умалении «русского» и «великого» народа. Вряд ли
осторожный и умный Жданов этого не понимал.
В пункте 13 резко меняется тональность, и в текст
вносятся ярко окрашенные характеристики, которые свидетельствуют о
том, насколько глубоко редактор знал полемику историков на
совещании 1944 г.
Враги народа - черносотенцы и буржуазные националисты всегда
клеветали (зачеркнуто. - Л. Ю.) марксизма часто клевещут (вставлено. -
Л. Ю.) на марксизм (зачеркнуто. - Л. Ю.) ленинизм и на ленинцев
(вставлено рукой Жданова. - Л. Ю.), утверждая, что провозглашение идей
интернационализма означает будто бы отказ от любви к родине и к своей
национальности, изображая ленинцев как каких-то безродных и
беспочвенных космополитов (вставлено рукой Жданова. - Л. /О.). Нет ничего
нелепее этой буржуазной карикатуры на марксизм (зачеркнуто. - Л. Ю.)
ленинизм (вставлено. - Л. К).). Никто так не любил своего народа, как
Ленин, как любит его Сталин (Л. 156).
После совещания
451
Х.Г. Аджемян, единственный из участников дискуссии
1944 г., использовал слово «космополитизм» как обвинение
против Е.Н. Городецкого, и это обвинение не осталось, как видно,
незамеченным. Вопрос только: кем в первую очередь? Сталиным
или Ждановым? Формально это написал Жданов. Но тезис о
безродных и беспочвенных космополитах, как известно, потом, через
несколько лет, будет развернут в широкомасштабную кампанию
не кем-нибудь, а Сталиным.
7. В главе четвертой пункта 21 (проставленного
редактором) сделана большая правка текста.
Покажем ее в таблице:
Итоговый проект
от 12 августа 1944 г.
Точно так же признание
марксистами прогрессивным факт
присоединения Казахстана к
России вовсе не означает, что
марксисты поддерживали когда-либо
колониальную политику царизма.
Именно в этом состоит пропасть
между [хнюлюционсрами-болыпс-
виками и оппортунистами, между
историками марксистами и
историками
субъективно-социологической школы Покровского.
Правка документа
Точно так же признание
марксистами прогрессивным факт
присоединения Казахстана к
России вовсе не означает, что
марксисты поддерживали когда-либо
колониальную политику царизма. У
марксистов есть своя
самостоятельная, и при тан самая передовая
и прогрессивная программа
устройства отношений между народами,
разрешения нащонального вопроса
в духе дружбы и братства народов,
исключающие всякие захваты и
насилия. Эта программа
осуществлена в Советском государстве
(вставлено. Л. Ю.).
В том же пункте произведена правка - изъяты фамилии
Богданова и Луначарского: «Покровский вместе с Богдановым,
Луначарским и другими бывшими большевиками (зачеркнуто. - Л. /О.)
в свое время входил в особую группу «отзовистов»...» (Л. 167).
Сделано также уточнение - явно не тем, кто готовил документ:
«Это было в 1909 (исправлено на «8». - Л. Ю.) - 1910
(исправлено на «9». - Л. Ю.) гг.» (Л. 168). Такую правку мог сделать только
человек, хорошо (до мельчайших деталей) знавший историю
партии большевиков.
452
Глава 4
Вот, собственно говоря, и весь объем замечаний. Кто их
вносил? Формально Жданов - это можно доказать. Но семантика
изменений такова, что ясно: большую часть замечаний инициировал
явно не он, а Сталин. Трудно представить себе другой вариант, кроме
одного: они оба работали над текстом документа, но Сталин сам не
редактировал, а буквально пальцем показывал Жданову, что и как
нужно менять в тексте. В этот день у Сталина не было кремлевских
приемов, и он, скорее всего, находился на даче, куда и приехал
Жданов. Не забудем, что документ направлен Сталину 12 августа, в тот
же день замечания были внесены в текст, потому что 13 августа
Сталин читал уже новый (исправленный) итоговый проект
постановления, в котором все вышеприведенные замечания были учтены.
Конечно, подобная трактовка лишь подчеркивает границу
нашего знания и незнания и создает новое пространство для
поиска. Отсутствие большей полноты доказательств заставляет
утверждать, что возможность именно такой совместной работы Жданова
и Сталина пока нельзя признать фактом совершенно доказанным,
на который можно опираться в других реконструкциях. Только
дальнейшие текстологические изыскания помогут прийти к
выводам, либо отрицающим эту возможность, либо
подтверждающим ее окончательно.
Новый итоговый проект постановления
от 13 августа 1944 года:
неожиданный поворот
В фонде Сталина сохранился первый машинописный экземпляр
проекта от 13 августа, который он лично пометил: «11-ой». Это
косвенно свидетельствует о том, что 12 августа Сталин делал
только устные замечания по экземпляру проекта, который
Жданов привез с собой и не оставил у Сталина.
Па новом экземпляре - пометы, указания, реплики, при-
надлежащие только Сталину.
Итак, рассмотрим их.
В преамбуле Сталин зачеркнул одно слово (выделено
курсивом): «Не решаясь, в силу полной победы и абсолютного
торжества марксистской исторической науки...».
Он добавил, уточнил и сократил текст:
...эти историки пытаются, как это свойственно всем
оппортунистам, произвести ревизию ряда основных положений марксизма в области
После совещания
453
истории иод флагом якобы «конкретизации», «уточнения» или «более
гибкого применения» марксистской (исправлено на «марксистского». -
А. Ю.) диалектики (зачеркнуто. - А. Ю.) учения (вставлено. - А. /О.) к
историческим событиям и, таким образом, контрабандным путем
протащить в советскую историческую науку чуждые ей взгляды и тенденции
(зачеркнуто. - Л. Ю.).
Что это за тенденции (зачеркнуто. - Л. Ю.) взгляды (вставлено. -
Л. Ю.) и ошибки?29
1. В конце первого пункта - правка:
Не трудно понять, что «взгляды» Аджемяна, пытающегося
доказать преемственность политики советского государства с политикой
русского царизма и навязать Советской России политику старой
царской России, ведут к отрицанию необходимости Октябрьской
революции и элементарных основ советской политики, чуждой всяких захватов
(зачеркнуто. - Л. Ю.) следовательно также Советского строя, как
результата этой революции (вставлено рукой Сталина. - Л. /О.) (Л. 43).
2. С левой стороны от текста в самом начале второго
пункта Сталин написал: «Русификаторская политика царизма». Это
размашистое замечание относится к такому пассажу:
Так, общеизвестный факт, что царская Россия была тюрьмой
народов, оспаривается также историком Яковлевым, который
оправдывает захватническо-грабительскую колониальную политику царизма,
отрицает прогрессивное значение национально-освободительной борьбы
угнетенных народов и народных движений против царизма. Историк
Тарле также оправдывает захватническую империалистическую
политику царизма, пытаясь доказать, что колониальные захваты,
расширившие территории старой России, спасли теперь Советский Союз в войне
против гитлеровской Германии.
Здесь же еще одно замечание - это вопрос «Где?». Он
отнесен к тексту, в котором, по мнению Сталина, не определяется, в
какой именно работе Ленин сказал о России как о тюрьме народов:
Указанные взгляды есть попытка фальсификации истории СССР
и ревизии ленинских оценок антинародной сущности царизма. Ленин
называл царскую Россию тюрьмой народов. Характеризуя царизм, как
злейшего врага трудящихся и угнетенных народов России, тов. Сталин
писал...
454
Глава 4
3. В конце пункта Сталиным было замарано черным
карандашом слово «и других» в таком контексте:
...см. учебники Иванова, (зачеркнута запятая. - А. /О.) и
(вставлено. - А. Ю.) Платонова и других (замарано. - A JO.) для средних
учебных заведений (Л. 47).
Пункты 4-6 без изменений.
7. В тексте зачеркнуто слово «либеральная», на левом поле
страницы написано «империалистическая» (буржуазия). В этом
же пункте на левой стороне поля Сталиным написано:
«славянофильство». Это замечание отнесено к следующему тексту:
...Милюков и милюковцы рядились в тогу защитников
славянства, проповедников «исторической миссии» России, «защитников»
отечества и т. д. Являясь злейшими врагами рабочего класса, милюковцы
именно под этим флагом обманывали народ, оправдывая необходимость
захватов проливов, Турецкой Армении, «сфер влияния» в Персии и на
Балканах и т. д. (Л. 54).
В главе второй «Национализм есть порождение
империализма» напротив этого названия с левой стороны Сталин написал
одно лишь слово с вопросом, которое могло перевернуть всю
историческую науку, если бы проект постановления был принят
окончательно с этой «поправкой».
Сталин написал: «Наоборот?» (Л. 55).
Едва ли Жданов был доволен тем, что в одночасье рухнула
мощная и казавшаяся незыблемой объяснительная система, в
которой несомненным фактом считалась вторичность
национализма но отношению к империализму. Национализм по привычке
воспринимался как «плохое» сознание людей, а империализм -
как «плохая» стадия экономики, высшая но отношению к
капитализму и потому опасная захватами других территорий. Теперь же
по воле одного человека произошло «чудо» - родилась новая
объяснительная конструкция, из которой следует, что
национализм первичен но отношению к империализму, а значит,
национализм - это не только плохие эмоции и плохие чувства в
отношении других народов, но и «плохая» социально-экономическая
основа, порождающая империализм.
Впрочем, как традиционный, так и инновационный
варианты, в сущности, мало отличаются друг от друга своими
изначальными свойствами неопределенности: одна неопределенность
После совещания
455
привычная, само собой разумеющаяся, меняется на другую, не
привычную, но столь же неопределенную.
8. Мелкая правка, не имеющая принципиального значения.
9. В тексте подчеркнуты некоторые слова («в эпоху
империализма национальный гнет дополняется гнетом
колониальным») и на левой стороне страницы написана буква «II», что
читается мною как «правильно» (Л. 57).
10. Замечаний нет.
В главе третьей «Советский патриотизм вырос и укрепился
на почве интернационализма» в пункте 11 замечаний нет, но в
следующем пункте содержится правка по тексту. Отдельные
слова в тексте Сталин подчеркивает, а на полях дает комментарии:
Только тот является патриотом интернационалистом, кто
признает за всеми народами, независимо от того, являются ли они сильными
или слабыми, право на самостоятельное национальное существование,
на равенство (слово подчеркнуто Сталиным и на левом поле поставлен
знак «?». - Л. Ю.) во всех отношениях. Советский патриот смертельный
враг национальной вражды и захватнических войн.
Понятно, что в царской России - тюрьме народов не было
почвы для расцвета подлинного патриотизма. У трудящихся не было тогда
настоящего отечества (эти слова подчеркнуты Сталиным, и на левой
стороне ноля написано: «не то». - Л. /О.). Всякая живая мысль, всякий
голос протеста против классового и национального гнета беспощадно
преследовались. Патриотизм н нашем понимании, в понимании его в
духе дружбы и равенства (подчеркнуто Сталиным, и на левой стороне
поставлен знак «?». Л. Ю.) наций, рос и креп в борьбе... (Л. 61).
13. Сталин пошел дальше и на следующей странице проекта
постановления снова подчеркнул слово «равенство» и поставил
знак «?» - на этот раз в цитате из сочинения самого В.И. Ленина!
Вот контекст:
Ленин, говоря о любви русского народа к своей родине, дает
классическую (]юрмулу того, что означает быть
патриотом-интернационалистом. Он говорит: «И мы, великоросские рабочие, полные чувства
национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой,
самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Велико-
россии, строящей свои отношения с соседями на человеческом принципе
равенства (подчеркнуто Сталиным и поставлен знак «?». - Л. /О.), а не на
унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий»
(Ленин, соч. т. XVIII, стр. 81 82) (Л. 62).
456
Глава 4
Если судить по следующим замечаниям Сталина, то нет
большой тайны в том, что он именно так ставил вопрос: вождь
партии указывал на значение «равноправия» народов, тогда как
простого (механистически понятого) равенства в природе просто
не существует.
14. Снова правка - и в том же духе. Весь абзац о «ведущей
роли русского народа» Сталин предложил убрать, показав это на
левой стороне страницы редакторским знаком:
Ведущая роль русского народа в борьбе за социализм, таким
образом, не навязана другим народам, а признана ими добровольно в силу той
помощи, которую оказывал и оказывает другим народам русский народ в
деле развития их государственности и культуры, в деле ликвидации их
прежней отсталости, в деле строительства социализма. Это не может не
наполнять каждого русского чувством законной гордости (Л. 64).
15. Первое же предложение этого пункта вызвало у
Сталина вопрос: «Советский патриот любит свою страну и любит свою
нацию» (Сталин подчеркнул слова и на левой стороне написал:
«Какую?». - А /О.).
16. Указаны некоторые перестановки текста.
17. Весьма необычна вставка, демонстрирующая
озабоченность Сталина показом роли «западной цивилизации» в
христианской истории Руси:
А между тем, рассматривая это событие с точки зрения
тогдашних условий, необходимо отметить, что христианство сыграло
известную прогрессивную роль, так как через христианство на Руси
распространялись западная цивилизация (вставлено рукой Сталина. А. /О.),
грамотность и просвещение (Л. 67).
18. Вставка-уточнение:
I кюбходимо учитывать конкретные исторические условия, в
которых протекало царствование Ивана Грозного. Потребности
экономического развития, с одной стороны, и защита русского государства от
многочисленных внешних: (вставка рукой Сталина. А /О.), с другой,
требовали усиления централизованной государственной власти (Л. 68).
В том же пункте напротив текста об Иване Грозном с левой
стороны страницы Сталин написал карандашом и подчеркнул
слово «опричники».
После совещания
457
Контекст:
Попытки Грозного обуздать феодалов натолкнулись на резкое
противодействие и измены бояр, грозивших гибелью государства. В этих
условиях Грозный, бывший для своего времени несомненно передовым и
образованным человеком, сумел найти опору в мелком служилом
дворянстве против крупных феодалов и с помощью дворян сумел укрепить
свою абсолютную власть (Л. 69).
Очевидно, сталинское слово «опричники» в данном
контексте содержит только положительную коннотацию.
В пунктах 19-22 замечаний нет.
А.А. Жданов
в работе над новой концепцией
«национального вопроса»
В личном фонде Жданова сохранились записи, которые без
сомнений можно идентифицировать как указания Сталина,
записанные либо в момент беседы, либо сразу после.
На лицевой стороне бланка ТАСС Жданов написал:
2 глава
Национализм
пораждает (так! - А. Ю.)
империализм
охарактеризовать, а
патриотизм пораждает (так! - А. Ю.)
интернационализм
Национ(ализм) - это не любовь
это переход к заво(еваниям).
Моя нация выше всех: -
Я имею право захвата
Любовь к своей
нации, ненависть (обрыв фразы. - А. /О.)30
Эта часть записи свидетельствует, что Сталин принял
решение изменить валентности общепринятых положений в
идеологии. Теперь национализмом порождается империализм, а
патриотизмом - интернационализм. Смена вектора в одной паре
приводит к смене вектора и в другой. Этот поворот на 180 граду-
458
Глава 4
сов есть попытка Сталина даже самому устойчивому
представлению не придавать статуса научной истины.
Впрочем, А.М. Дубровский обратил внимание на то, что в
начале войны Сталин (в речи на торжественном заседании Моссовета
6 ноября 1941 г.) противопоставлял националистов империалистам:
...гитлеровцы являются теперь не националистами, а
империалистами. Пока гитлеровцы занимались собиранием немецких земель и
воссоединением Рейнской области, Австрии и т. п., их можно было с известным
основанием считать националистами. Но после того, как они захватили
чужие территории и поработили европейские нации, и стали добиваться
мирового господства, гитлеровская партия перестала быть
националистической, ибо с этого момента стала партией империалистической**1.
«Собирание немецких земель и воссоединение»
рассматриваются генсеком - по крайней мере на лексическом уровне - как
исторический процесс в развитии нации. По аналогии:
исторический период собирания русских земель полностью оправдывал в
глазах Сталина все жестокости царя Ивана Грозного.
В 1944 г. вождь увидел мировую историю с иной точки
зрения: «национализм» причастен к захватам чужих территорий,
это новый взгляд прежде всего на историю фашизма в Германии.
Положительного отношения к Ивану Грозному при этом Сталин
не изменил до конца жизни.
Вернемся к записи Жданова. На лицевой стороне бланка
ТАСС он написал:
Национализм
Патриотизм интернационализм
4 гл. школа Покров(ского)
5 глава:
На 2 фронта
И те и другие32.
Утверждена композиция проекта: «национализм» в таком
ряду (в записи Жданова) читается как название второй главы,
«патриотизм-интернационализм» - третьей главы, потому что далее
Жданов перечисляет следующие за ними номера глав и их названия33.
На оборотной стороне бланка ТАСС читаем:
и бурж(уазные) монарх(исты)
и будто бы коммунисты
После совещания
459
работают на буржуазию
то же, что (следующие два слова напитаны неразборчиво. - А. Ю.)
«Тюрьма народов»
до Сталина и
из Ленина.
Колон(иалыю)-захватн(ичсская)
полит(ика) мало - заменить империалистическая
захватническая политика.
11асчет «жандарма»
из Ленина
развить о струвизмс
и объективизм
Несколько ниже и правее от предыдущего текста читается:
Мы не поддерживаем прогрессивность
Мы отстаиваем
более ирогресс(ивныи)
социализм.
Развить насчет Казахстана
Насчет абсолютного зла34
Анализ этих записей показывает, что они четко делятся на
две части. Запись на лицевой стороне бланка ТАСС относится к
замечаниям Сталина по итоговому варианту проекта
постановления от 13 ав1уста 1944 г. В нем Сталин впервые и буквально
поставил вопрос о новом понимании природы национализма и
империализма. Запись на оборотной стороне бланка ТАСС точно
соответствует замечаниям Сталина но «варианту № 3» (в
классификации Жданова) или но первому варианту проекта (в
классификации Сталина).
Это наблюдение позволяет сделать вывод, что Жданов на
одном и том же довольно большом по размеру бланке ТАСС
фиксировал замечания Сталина, сделанные в разное время.
К встрече со Сталиным 13 августа 1944 г. можно отнести и
другие сохранившиеся записи Жданова (в архивном деле они
непосредственно предшествуют записям на бланке ТАСС). Как уже
упоминалось, на проекте, в седьмом пункте, Сталин сделал
помету: «славянофильство». Это замечание относилось к тому месту
текста, в котором говорилось о Милюкове и милюковцах,
рядившихся в тогу защитников славянства. Сталин не только сделал
помету, но и высказал свои соображения по этому поводу. Записи
460
Глава 4
Жданова напоминают директивы. Но бесспорный признак
участия Сталина - фиксация Ждановым в этих записях
распоряжения вождя партии: «разослать Берия и Микояну».
Итак, на одном листке:
1) Со старым славяноф(ильством) ничего общего
Старое славяноф(ильство) - под господством
России и
понемногу русификация
У нас на базе равноправия (эти слова подчеркнуты. - Л. Ю.) союз
славян
Обе войны (эти слова подчеркнуты. - Л. /О.) на спинах
славянства (это слово дважды подчеркнуто. А. Ю.)
2) Патриотизм взять не только советский. Тито
3) Национализм нораждает (так! - Л. /О.) империализм
Л) Национализм был и до империализма
5) Разослать Берия и Микояну
6) О тюрьме народов
7) Об А. Толстом
8) О Платонове (Л. 89)
На другом листке:
О славянофильстве (подчеркнуто Ждановым. Л. /О.)
Сближение славян
Ничего общего со старым (славянофильством? Л. /О.)
Были слабы
Разделяй и властвуй
2 войны на спинах славянства
На началах равенства (Л. 90)
Новый итоговый вариант,
подготовленный А.А. Ждановым
В личном фонде Жданова сохранился машинописный (и
недатированный) вариант проекта, в котором он попытался учесть все
замечания Сталина и сформулировать новую концепцию
национализма и патриотизма (Л. 91 -136). В название проекта
постановления внесено изменение: добавлено рукой Жданова слово
«некоторых». Получилось: «О некоторых недостатках и ошибках
в научной работе в области истории СССР» (Л. 91).
После совещания
461
В первой главе претерпело изменение ее название.
Добавлено слово «монархической». Получилось: «Попытки
возрождения буржуазно-монархической исторической школы Милюкова»
(Там же).
В этой главе семь пунктов. Правка текста в основном
незначительная. Целенаправленно зачеркивается фамилия Платонова
и упоминается теперь только буржуазно-монархическая школа
Милюкова.
Во второй главе «Национализм порождает империализм»
так определялась природа национализма.
Сравним тексты.
Проект постановления
от 13 августа 1944 г.
Национализм есть порождение империализма и является
выражением его разбойничьей угнетательской политики в отношениях
между народами. Национальный гнет неизмеримо усилился, когда
капитализм вступил в свою последнюю стадию - стадию капитализма (Л. 56).
Новый вариант (Ф. 77. Оп. 3. Д. 26)
Национализм есть вполне определенное, конкретно историческое
явление. Его носителем являлась буржуазия и земельная аристократия.
Там, где она имела значение (юнкерство в Германии). В царской России,
где еще не завершился полностью переход от феодальных порядков к
буржуазным, носителем национализма являлись дворяне - помещики и
буржуазия вкупе с царской бюрократией (Л. 110).
Теперь национализм - в гораздо большей степени
историческое явление, это выражение интересов земельной
аристократии в Германии и дворян-помещиков в России.
Сталин совершил поворот в привычных мыслях историков
о закономерностях мировой истории. Приписать национализму
особые свойства социального зла на ранней стадии капитализма -
значит создать новую ситуацию в понимании
«первоисточников». В.И. Ленин не так рассматривал последствия
империализма как высшей стадии капитализма, Энгельс не так рассуждал о
природе «национального государства». Конечно, об этих
изменениях на данном этапе знал только Жданов.
462
Глава 4
Станет ли это известно более широкому кругу лиц? Этот
вопрос еще решался.
Правка прежнего текста была аккуратной: значительную его
часть Жданов сохранил, вносив при этом коррективы, менявшие
лишь самое общее представление о путях исторического развития.
Национализм обретал масштаб почти формационного
явления, становился своеобразным эквивалентом капитализма и
вследствие этого терял свои этнические, индивидуальные
признаки. Уже не столь важно «русский» национализм или «немецкий»:
раз он предшествует империализму, то естественно обретает вид
глобального (равновеликого империализму) явления истории.
Сравним тексты.
Проект постановления
от 13 августа 1944 г.
Тот факт, что почти половина населения царской России была
лишена всяких прав, была причиной слабости такого многонационального
государства, каким являлась царская Россия. Национальный гнет
гитлеризма, как одна их составных мастей (курсив мой. - А. 10.)
ненавистного гитлеровского нового порядка в Европе также является признаком
его слабости, ибо его невыносимое ярмо раздуло пламя
освободительной борьбы... (Л. 58).
Новый вариант (дело 26)
Исторический опыт, следовательно, учит, что национализм
перерастает в империализм. Так было в царской России, так было в
кайзеровской Германии 1914 года (вставлено рукой Жданова. - А. Ю.), так стало
и в гитлеровской Германии. Империализм царского времени и
империализм гитлеровской Германии выросли на одном националистическом
корне (курсив мой. - А. Ю.). И царский империализм, и гитлеровский
империализм стали злейшими врагами всех народов, в том числе
(вставлено Ждановым. - А. Ю.) и своего собственного народа, смертельными
врагами цивилизации и прогресса. Гитлеровский империализм должен
погибнуть иод натиском свободолюбивых народов, так как в свое время
погиб царский империализм иод натиском народов России.
(Оправдывая великодержавную захватническую политику царшша, Тарле и другие
историки оказались в очень неприятной компании) (взято в скобки и
перечеркнуто. -А Ю.) (Л. 113).
После совещания
463
В новом варианте повторяется без изменений то, как
«рассуждает» националист, но к этому добавляется и то, чего не было
раньше, - как «рассуждает» империалист. Возникает некая
история национализма, перерастающего в империализм.
Словом,
националист рассуждает так: я люблю свою нацию и ненавижу
все другие нации. Моя нация выше всех - она избранная нация. Между
нациями не может быть никакого равенства. Только моя нация имеет
право на господство в государстве: все остальные нации призваны
подчиняться и повиноваться моей нации. Моя нация должна быть во всех
отношениях привилегированной. Я отрицаю дружбу народов.
Отношения между народами определяются отношениями силы. Я не признаю
борьбы классов. Буржуа и рабочие чужой нации в одинаковой степени
мои враги (Л. 110).
Что же говорит империалист?
Империалист говорит (эти слова вставлены Ждановым. - А. Ю.).
Если моя нация выше всех, то она имеет право и на мировое господство.
Всякий, кто мешает ей в этом, должен быть сметен с пути силой оружия.
Никаких правил взаимного существования и общежития между
народами я не признаю и признавать не желаю. В отношениях между народами
нормы права, морали, чести есть фикция, «клочок бумаги»,
существующий лишь до тех пор, пока я недостаточно силен и еще не подготовился
к войне и нужны мне, главным образом, для маскировки моих
агрессивных намерений. Обман, насилие и грабеж в отношении чужих народов
не только допустимы, но и являются благом. Я не признаю (вставлено
рукой Жданова. Л. /О.) справедливых отношений между народами,
свободы национальностей, мира и дружбы народов. Такова звериная
физиономия национализма, переросшего в империализм (Л. 111).
Нетрудно заметить в этом пассаже отголосок событий 1941 г.
Здесь явно звучит оценка вероломного нападения Германии на
СССР. И хотя Жданов зачеркнул фразу о Тарле и других
историках, попавших «в очень неприятную компанию» (читай - в
фашистскую), но и без этого упоминания понятно, о ком идет речь.
В третьей главе «Патриотизм порождает интернационализм»
мотивации не могли не измениться. Если в проекте от 13 августа
1944 г. по привычке говорилось, что советская власть разрешила
национальный вопрос, то теперь Жданов «вспомнил» не только
практику социализма, но и дореволюционную теорию большевиков.
464
Глава 4
Сравним тексты.
Проект постановления от 13 августа 1944 г.
11. Только советская власть, режим диктатуры пролетариата и
уничтожение эксплуататорских классов могли раз|хмнить и разрешили
на деле полностью национальный вопрос Они решили его в духе
организации братского сотрудничества народов на основе экономической,
политической и военной взаимопомощи, объединив их в одно союзное
многонациональное государство, созданное на базе социалистического
общества.
Новый вариант (дело 26)
Реакционной и человеконенавистнической буржуазной теории
неравенства рас и наций и политике национального гнета, вражды,
империалистических захватов, ленинизм, еще в период до Первой мировой гш-
пцжалистической войны и Октябрьской революции (вставлено. - А /О.),
противопоставил свою, построенную на незыблемом фундаменте
передовой революционной науки, теорию и политику по национальному
вопросу, положив в основу этой политики право наций на
самоопределение, право наций на самостоятельное государственное существование,
свободу и дружбу национальностей, признании равенства и
суверенности народов в деле устроения своей судьбы, в признании того
положения, что прочное объединение народов может быть проведено лишь
на началах сотрудничества и добровольности и в провозглашении той
истины, что осуществление такого объединения возможно лишь в
результате свержения власти капитала. Эта освободительная
национальная программа большевиков была, как известно, полностью
реализована в ходе Октябрьской социалистической революции. Советская
власть, режим диктатуры пролетариата и уничтожение
эксплуататорских классов в СССР разрешили наделе полностью национальный
вопрос... (Л Л14).
Если в проекте постановления от 13 августа 1944 г. не было
необходимости определять, что такое патриотизм, то в новом
варианте такая потребность стала насущной. Характерно, что как
составителя текста Жданова, так и его вдохновителя Сталина
больше волновал не сам патриотизм как таковой, а сравнение его
с национализмом и те выводы, которые можно сделать из такого
сравнения.
После совещания
465
Обратимся к текстам:
Проект постановления
от 13 августа 1944 г.
Понятно, что в царской России - тюрьме народов - не было
почвы для расцвета подлинного патриотизма. У трудящихся не было тогда
своего настоящего отечества (Сталин, как уже упоминалось,
подчеркнул эту фразу и на левой стороне листа написал: «Не то». - А. Ю.).
Всякая живая мысль, всякий голос протеста против классового и
национального гнета беспощадно преследовались. Патриотизм в нашем
понимании, в понимании его в духе дружбы и равенства наций, рос и
креп в борьбе с тем черносотенно-кадетским «патриотизмом»,
отравленным ядом национальной исключительности и шовинизма, который
насаждался в царской России правящими классами... (Л. 61).
Новый вариант (Ф. 77. Оп. 3. Д. 26)
Что такое патриотизм? Буржуазные политики и историки
проповедуют тождественность понятий национализма и патриотизма,
утверждая, что между национализмом и патриотизмом нет никакой разницы.
Это есть обман народа. Этот обман необходим буржуазии для того,
чтобы эксплуатировать к своей выгоде буржуазии патриотические чувства
народа, поскольку они представляют большую силу. На эту же позицию
сбиваются и упомянутые выше некоторые наши историки, тщетно
пытаясь доказать недоказуемое, а именно, что в историческом прошлом
нашей страны нельзя отделить, де, патриотизм от национализма, что это
есть лишь два различных наименования одного и того же исторического
явления (Л. 116).
А.А. Жданов в новом варианте проекта зачеркнул
объяснение «руководящего принципа» национализма, который
разительно отличает его от патриотизма:
Руководящим принципом национализма являются принципы
национальной исключительности, национальной вражды, перерастающие
в империализм, в захватнические войны. Это значит, что в
национализме нет по существу ничего патриотического, что он глубоко враждебен
патриотизму (Л. 117).
466
Глава 4
Отсюда на вопрос* что такое патриотизм, Жданов дает
такой ответ:
Патриотизм есть присущее самым широким народным массам
глубоко жизненное чувство любви к своей родине, чуждое
враждебности к другим народам. Патриот говорит: я люблю свой народ и уважаю
чужие народы. Я признаю за чужими народами право на устройство
своей жизни но их желанию. Я отрицаю всякие захваты и хочу жить со
всеми другими народами в мире и дружбе. Но если на мою страну нападут
чужеземные завоеватели, я готов биться за честь и свободу своей
родины до последней капли крови. Патриотизм появился, рос и развивался
задолго до появления интернационализма. Великие патриоты нашей
родины, память о которых мы свято чтим и примеру которых мы стремимся
подражать, не были, конечно, и не могли быть интернационалистами. Но
мы, советские люди, являемся наследниками и преемниками их славных
патриотических дел и традиций. Нашему народу всегда (вставлено. -
А. Ю.) было свойственно миролюбие и уважение к чужим народам.
Отрава национальной исключительности и шовинизм прививались к
сознанию народных масс извне со стороны господствующих классов дворян и
буржуазии. Национально-освободительную программу большевизма
нельзя было бы претворить в жизнь, если бы в обстановке
дореволюционной России в сознании широких народных масс не была бы уже в
известной степени подготовлена почва для сближения народов... (Л. 117-118).
В новом варианте Жданов сформулировал тезис о
перерастании патриотизма в интернационализм. Это зеркальное отражение
тезиса, согласно которому национализм перестает в империализм.
Советский патриотизм представляет собой дальнейшее развитие и
высшую ступень патриотизма, перерастание его в интернационализм.
Патриот-интернационалист говорит: я люблю свой народ и уважаю чужие
народы. Я признаю за всеми народами, независимо от того, являются ли
они слабыми или сильными, право на самостоятельное государственное
существование, на фактическое равенство во всех отношениях (Л. 118).
Уточнен был тезис о том, что в царской России не могло
быть истинного патриотизма (вспомним сталинское замечание:
«Не то»):
Понятно, что (зачеркнуто. - А. Ю.) в царской России - тюрьме
народов - не было почвы для расцвета подлинного патриотизма
(зачеркнуто. - А. Ю.) подлинные патриотизм и интернационализм беспощадно
После совещания
467
преследовались (вставлено Ждановым. - А. Ю.). Всякая живая мысль,
всякий голос протеста против классового и национального гнета
беспощадно преследовались (зачеркнуто. - Л. Ю.) подавлялись (вставлено
Ждановым. Л. /О.) (Там же).
Понятие «патриотизм» было расширено применительно к
современности, ситуации войны народов Европы против
фашизма (как и хотел того Сталин). Но не только советский народ
проявил патриотизм в войне с фашизмом, другие народы -
«независимо от партийно-политической принадлежности» - также
объединились в один антифашистский фронт. Патриотами
можно считать тех, кто входил в движение Сопротивления.
Патриотизм объединил народы, ранее жившие «недружно»:
Всему миру известна героическая борьба югославских патриотов,
участников (вставлено Ждановым. Л. /О.) французского движения
Сопротивления, датчан, норвежцев, бельгийцев, поляков, словаков. По
особенно примечательна героическая борьба югославских патриотов во
главе с испытанным народным вождем и полководцем югославской)
народа - маршалом Тито. В едином народном антифашистском фронте
освободительной борьбы в Югославии установилось прочное братское
сотрудничество всех народов Югославии - сербов, хорватов, словенов и
других, живших ранее недружно между собой в силу межнациональной
розни, раздуваемой империалистами и националистами. Этот
знаменательный факт свидетельствует о победном поступательном шаге
исторической прогрессивной тенденции - росте интернационализма на
почве патриотизма... (Л. 123).
А.Л. Жданов показал (опять же, как того хотел Сталин)
различие подходов к идее братства славянских народов у
славянофилов и у партии большевиков.
В укреплении дружбы и братства свободолюбивых народов
серьезное значение приобретает процесс сближения славянских народов,
возглавляемый самым могучим славянским государством - СССР. Враги
Советского Союза и славянства распространяют клевету, будто бы развитие
дружбы и союза славян вокруг Советского Союза представляют
возрождение старого славянофильства. В этом нет ни грана истины. Старое
славянофильство или паиславгита (вставлено Ждановым. -- Л. /О.)
представляло из себя буржуазно-монархическую реакционную идею объединения
всех славян в единое государство под эгидой русских, «слияния
славянских ручьев в русском море». В основе старого славянофильства лежали
468
Глава А
корыстные захватнические планы русского великодержавной)
национализма, рассчитанные на то, чтобы прибрать к рукам славянские земли и
народы для целей эксплуатации. Реакционные классы России в данном
случае бесстыдно пользовали (так! - А. Ю.) глубоко проникшую в
сознание славянских народов идею дружбы... <»-> Понятно, что современная
политика Советского Союза, направленная на укрепление дружбы
славянских народов, ничего общего не имеет со старым панславизмом
(зачеркнуто. А. Ю.) панславизмом (вставлено. - А. Ю.) (Л. 124).
В этот проект постановления весьма ощутимо врывалась
современность, соединенная с ощущением ближайшего будущего
всех славянских народов Европы. Контуры будущего еще только
брезжили, но в проект постановления уже вносились идеи,
которые предвосхищали результаты войны с Германией:
История показала, что захватнические вожделения германского
империализма направляются в первую очередь против славянства и
славянских государств. На всем протяжении истории немцы были
постоянным вековым врагом славян. Вся тяжесть германской агрессии в обеих
империалистических (зачеркнуто. Л. /О.) Мировых (вставлено. - А. Ю.)
войнах обрушилась на плечи славян. Естественно, что славяне кровно
заинтересованы в том, чтобы создать на будущее время реальные гарантии
против возможности возрождения германской экспансии за счет
славянства. Известно, что для того, чтобы разбить славян, немцы проводят в
отношении славян политику раскола, принцип «разделяй и властвуй»,
натравливая одни славянские народы на другие, подкупая и заигрывая с
одними народами, как, например, с болгарами, чтобы тем самым легче
было поработить других, а вместе с тем и всех славян вообще. Чтобы
славяне стали сильными и сумели противостоять германской агрессии, они
должны жить в мире и дружбе между собой... <...> Такова современная
(зачеркнуто. - А. 10.) политика Советского Союза и отношении славян,
отвечающая их коренным интересам, ничего общего не имеющая со
старым, насквозь реакционным славянофильством (зачеркнуто. - А. /О.)
панславизмом (вставлено. Л. Ю.) (Л. 125).
Вина Е.В. Тарле и «других историков» - непонимание того,
что между патриотизмом и национализмом нельзя ставить знак
равенства. Само это неразличение понятий порождается
великодержавным шовинизмом.
Глава четвертая по-прежнему называлась «Против
реставрации исторических ошибок школы Покровского».
Существенных изменений в тексте нет, но одно уточнение, сделанное рукой
После совещания
469
Жданова, следует упомянуть. В прежних проектах
постановления имена историков не назывались. Теперь же «заговор
умолчания» был нарушен, и рукой Жданова было внесено (явно под
воздействием замечаний Сталина) уточнение:
Некоторые советские историки, например Панкратова
(вставлено. - А Ю.), в своих трудах по истории народов Советского Союза
также допускают ошибки, свойственные представителям школы
Покровского... (Л. 132).
Название пятой главы не изменилось - «На два фронта».
Так придумал товарищ Сталин.
А.А. Жданов попытался еще больше усилить сталинский
мотив равенства в грехах «и тех и других».
22. В тенденции к возрождению буржуазно-исторической школы
и в ошибках, свойственных так называемой школе Покровского, есть,
несмотря на ряд различий, одно общее - они представляют из себя
попытку протащить в советскую историческую науку чуждые идеи, обе
пытаются с разных концов тенденциозно фальсифицировать историю и
превратить историю в «политику, обращенную в прошлое». И уклон в
сторону буржуазно-монархической исторической теории и (взгляды. -
А. Ю.) будто бы коммунистов из школы Покровского, в конечном счете,
работают на буржуазию (вставлено Ждановым. - А. Ю.) (Л. 135).
Последний вариант проекта
от 9 сентября 1944 г. «Ш-й» - по Сталину
Проект постановления (РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 91-136),
в котором, как показано выше, Жданов учел замечания Сталина,
был перепечатан на машинке. В этот текст были внесены
последние коррективы и замечания Жданова. Таким образом, возник
еще один вариант проекта, датированный 9 сентября 1944 г.4*
Этот вариант и был представлен Сталину на рассмотрение.
Вождь партии красным карандашом отметил на первой
странице (наверху, с правой стороны): «Ш-й». Это означало, что
своей рукой он редактирует проект постановления в третий раз35.
4* В конце документа Жданов поставил подпись и указал дату.
В этот же день А.А. Жданов направил проект постановления Г.М.
Маленкову и А.С. Щербакову (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 222. Л. 47-48).
470
Глава 4
Итак, основные замечания.
Сталину не понравилось название проекта и в нем слово
«некоторых»; он зачеркнул его. Получилось: «О недостатках и
ошибках в научной работе в области истории СССР».
В преамбуле видна редакционная правка текста в трех
местах. Зачеркнуто слово «абсолютного» («торжества марксистской
исторической науки»), действительно неуместного, когда речь
идет «о недостатках» самой этой исторической науки. Слово
«диалектика» заменено на «учение». Внесено уточнение в
заключительный вопрос: вместо слова «тенденции» вставлено «взгляды».
В главе первой «Попытки возрождения
буржуазно-монархической исторической школы Милюкова» нумерации в тексте
нет. Выделим сталинскую правку текста в первой главе.
• Не трудно понять, что «взгляды» Аджемяна, пытающегося
доказать преемственность политики советского государства с политикой
русского царизма и навязать Советской России политику старой
царской России, ведут к отрицанию необходимости Октябрьской
революции и элементарных основ советской политики, чуждой всяких захватов
(зачеркнуто Сталиным. - А. Ю.) советского строя, как результата этой
революции (вставлено Сталиным красным карандашом. - Л. Ю.).
• Так, общеизвестный факт, что царская Россия была тюрьмой
народов, оспаривается также историком Яковлевым, который
оправдывает захватническо-грабительскую колониальную политику царизма и
политику русификаторства (вставлено Сталиным красным
карандашом. - Л. Ю.)> отрицает прогрессивное значение
национально-освободительной борьбы угнетенных народов... (Л. 78).
• Указанные взгляды есть попытка фальсификации истории
СССР и ревизии (зачеркнуто Сталиным. - А. Ю.) подрыва (вставлено
Сталиным синим карандашом. - Л. Ю.) ленинскш: (зачеркнуто и
вставлено «ой». - А. Ю.) оценок (зачеркнуто и вставлено «ки». - Л. Ю.)
антинародной сущности царизма (Там же).
• Ленин называл царскую Россию тюрьмой народов (вставка
синим карандашом: «т. е. государством, где угнетаются и порабощаются
национальности». - А. Ю.).
• Известно, что последовательное осуществление ленинско-ста-
линской политики дружбы народов в СССР стало источником силы и
мощи СССР, о непреодолимую крепость которого разбилось
разбойничье нападение немецко-фашистских захватчиков. Не может быть
сомнения, что люди, неучитывающие (так! - Л. Ю.) эти общеизвестные факты,
являются либо невеждами, либо обманщиками (вставлено синим
карандашом Сталиным. - Л. Ю.).
После совещания
471
В той же первой главе - замечания Сталина на полях.
Текст постановления:
Товарищи Сталину Жданов, Киров (подчеркнуто Сталиным, -
Л. Ю.) писали...
Слева от подчеркнутых фамилий Сталин написал синим
карандашом: «А где цитата о "тюрьме народов"? (где было
сказано о "тюрьме народов"?)» (Л. 79).
Текст постановления - - с этих слов начинается
машинописная страница (шестая):
Ленин писал: «Полвека тому назад за Россией прочно укреплена
была слава международного жандарма».
На верхнем поле страницы Сталин написал синим
карандашом: «в каком году?» (Л. 81).
Текст постановления:
Тов. Сталин, критикуя еще в 1919 году попытки буржуазных
политиков объяснить причины поражения интервентов в России ее
территориальными размерами и географическими особенностями, писал:
«Растерянность факиров империализма дошла то того, что они, потеряв
способность открыть действительные причины поражения
контрреволюции, стали сравнивать Россию то с "сыпучими песками", куда
неминуемо должен провалиться самый лучший полководец, то с
"необъятной пустыней", где обязательно уготована смерть любым "лучшим
войскам"» (Л. 85).
Напротив этого фрагмента с левой стороны Сталин
написал синим карандашом: «Нужно развить».
Для главы второй «Национализм порождает
империализм» Сталин предложил другое название: «Национализм ведет
к империализму».
Правка текста в этой главе очень незначительна. Поэтому
мы упомянем лишь сталинские замечания на полях.
Текст постановления:
Ревизуя (подчеркнуто Сталиным. - А 10.) Ленина и пытаясь
реставрировать старые империалистические захватнические идеалы
покойной русской буржуазной исторической науки, Тарле и другие
историки... (Л. 90-91).
472
Глава 4
Сталин написал красным карандашом с левой стороны.на-
против слова «Ревизуя»: «Плохое слово».
Текст постановления:
Что такое национализм? В чем руководящий принцип
национализма? Националист исходит...
С левой стороны Сталин написал красным карандашом:
«Что-нибудь о шовинизме» (Л. 91).
Текст постановления:
Националист рассуждает так: я люблю свою нацию и ненавижу все
другие нации (Сталин зачеркнул эти слова. - Л. Ю.).
С левой стороны Сталин написал: «Не то».
Текст постановления:
В отношениях между народами нормы права, морали, чести есть
фикция, «клочок бумаги», существующий лишь до тех пор, пока я
недостаточно силен и еще не подготовился к войне, и нужен мне, главным образом,
для маскировки моих ai-рессивных намерений. Обман, насилие и грабеж в
отношениях чужих народов не только допустимы, но и являются благом.
Я не признаю справедливых отношений между народами, свободы
национальностей, мира и дружбы народов. Такова звериная физиономия
национализма, переросшего в империализм. Такой путь развития проделал
национализм в царской России. Во всех его видах - и в неприкрытой
черносотенной форме, и в подсахаренной либеральной форме - русский
национализм исходил из признания одной только нации - великороссийской -
господствующей, а поэтому единственно признанной угнетать все
нерусские народы. Политика царского правительства была основана на
зверском угнетении и унижении всех нерусских народов, раздувании
ненависти ко всем нерусским, разжигании межнациональной разни,
культивировании резни и погромов, на режиме бесправия и произвола.
Антисемитизм и украиноедство были неотъемлемой принадлежностью
великодержавной политики царизма. Завоевательные грабительские войны были
важнейшей составной частью внешней политики царизма (Л. 93).
С левой стороны Сталин рядом с этим отрывком написал
красным карандашом: «Пример германских националистов.
Связь национализма с фашизмом. Пример финских
националистов-фашистов. Тоже (так! - Л. Ю.) в Румынии, Болгарии».
В главе третьей «Патриотизм порождает
интернационализм» сталинская правка текста свелась в основном к тому, что
После совещания
473
вместо понятий «равенство» и «равенство народов» он вставлял
«равноправие» и «равноправие народов».
Замечания на полях.
Текст постановления:
...прочное объединение народов может быть проведено лишь на
началах сотрудничества и добровольности и в провозглашении той
истины, что осуществление такого объединения возможно лишь в
результате свержения власти капитала. Эта освободительная национальная
программа большевизма была, как известно, полностью реализована в
ходе Октябрьской социалистической революции (Л. 96).
На левой стороне была проведена вертикальная линия,
отметившая этот фрагмент, и написано красным карандашом: «Не то».
Текст постановления:
Они (советская власть и диктатура пролетариата. - А. Ю.)
решили его (национальный вопрос. - А. Ю.) в духе организации братского
сотрудничества народов СССР на основе экономической, политической и
военной взаимопомощи, объединив их в одно союзное
многонациональное государство, созданное на базе социалистического общества.
Выражением равноправия народов, наций и рас в СССР, как известно,
является советская Конституция (Л. 96).
На левой стороне проведена вертикальная линия,
отметившая этот фрагмент, и написано: «Не то».
Текст постановления:
Патриотизм появился, рос и развивался задолго до появления
интернационализма. Великие патриоты нашей родины, память которых
мы свято чтим и примеру которых мы стремимся подражать
(зачеркнуто Сталиным. - А. Ю.) (Л. 99).
На левой стороне Сталин написал красным карандашом:
«Кто?»
Текст постановления:
...когда русский народ и его основная революционная сила -
русский рабочий класс нашел в себе силы и способности отрешиться от всех
привилегий и предрассудков господствующей ранее нации, встав во
главе всех угнетенных классов и всех угнетенных народов царской России,
сумел ликвидировать все основы и проявления всякого классового и на-
474
Глава 4
ционального неравенства и построил вместе со всеми народами СССР
социалистическое общество... (Л. 103).
На левой стороне проведена вертикальная линия,
отметившая этот фрагмент, и написано красным карандашом: «Не то».
Текст постановления:
Ведущая роль русского народа в Советском Союзе, таким образом,
не навязана другим народам, а признана ими добровольно в силу той
помощи, которую оказывал и оказывает другим народам русский народ в
деле развития их государственности и культуры, в деле ликвидации их
прежней отсталости, в деле строительства социализма. Это не может не
наполнять каждого русского чувством законной гордости (Л. 103).
На левой стороне проведена вертикальная линия,
отметившая этот фрагмент, и написано красным карандашом: «Не то».
В главе четвертой «Против реставрации исторических
ошибок школы Покровского» Сталин скорректировал название,
добавив слово, написанное синим карандашом, - «мелкобуржуазной».
В этой главе в одном месте (на левой стороне поля)
сосредоточены и правка текста, и замечание. И, что особенно существенно, это
касается оценки личности и деятельности Ивана Грозного.
Текст постановления:
В этих условиях Грозный, бывший для своего времени несомненно
передовым и образованным человеком, сумел найти опору в мелком
служилом дворянстве против крупных феодалов и с помощью дворян сумел
укрепить свою (зачеркнуто Сталиным. - Л. /О.) абсолютную
государственную (вставлено Сталиным синим карандашом. - А. Ю.) власть (Л. 112).
На левой стороне поля написано синим карандашом: «Об
опричниках». Сталин уже во второй раз написал об опричниках.
Возможно, Жданов не знал, что и как писать о них. Зато Сталин -
это видно по его настойчивости - уже определил для себя идею
«прогрессивного войска»: она ассоциирована с «абсолютной
государственной властью».
Последний вариант проекта не устроил Сталина.
Написанные на полях проекта его слова «не то» означали, что текст в
самых ключевых местах нуждается в переработке.
Новых вариантов проекта постановления, связанных с
последними замечаниями вождя партии, ни в его фонде, ни в фонде
Жданова не обнаружено.
После совещания
475
Только Сталин знал, почему он не принял этот проект.
Однако объяснений он не дал. Догадки и гипотезы ничего не
меняют в нашем незнании этого вопроса. Я согласен с критикой
A.M. Дубровским «всех предположений» и мнений на этот счет,
высказанных в современной литературе. В конце концов Сталин
мог быть недоволен и самим собой.
Некоторые итоги реконструкции
Опыт реконструкции показал, что первая реакция Агитпропа ЦК
ВКП(б) на совещание историков заключала в себе большую
критику сторонников А.М. Панкратовой, чем сторонников Х.Г Лдже-
мяна. Это выразилось в первоначальной редакции (IIP),
написанной в очень короткий срок - сразу после окончания совещания,
8 июля 1944 г. 9 июля А.С. Щербаков был на приеме у Сталина,
и у него в руках уже был проект постановления, написанный
СМ. Ковалевым, ответственным сотрудником отдела
пропаганды. Па этом проекте постановления Сталин сделал весьма резкие
замечания, которые оказали сильнейшее воздействие на
дальнейшую работу: он решительно поменял направление критики в
сторону разоблачения Тарле, Яковлева, Аджемяна. Сразу после
этого, к 12 июля 1944 г., была создана новая - краткая - редакция,
содержавшая уже более сбалансированную критику обоих
направлений (и к этому проекту постановления также имел
отношение СМ. Ковалев, хотя, возможно, не он один).
Обе редакции были составлены без участия А.А Жданова,
который получил задание Сталина подключиться к работе в
ночь с 11 на 12 июля 1944 г., когда был у него на приеме. Не
позднее 25 июля 1944 г. возник первый машинописный вариант
проекта постановления, написанный Ждановым, но повторимся -
под сильнейшим воздействием сталинских замечаний,
сделанных им в 11 Р.
Опыт реконструкции доказывает, что именно Сталин был
настоящим автором, вдохновителем всех переделок этого проекта,
а Жданов - веет лишь исполнителем, который пытался угадать
непростые ходы сталинской правки. Сталин сформулировал
основную линию разоблачения исторической науки «на два
фронта», он давал указания, как идейно выстроить текст, чтобы никто
не мог подумать, что правда осталась за кем-то иным, кроме него.
И хотя сторонников Тарле, Яковлева, Аджемяна в каждом
новом варианте проекта постановления критиковали все сильней
476
Глава 4
и сильней, из этого обстоятельства отнюдь не следовало, что
отношение к A.M. Панкратовой становилось мягче.
«Антипартийное» поведение A.M. Панкратовой
в борьбе за «правильное» решение партии
27 июля 1944 г. в ЦК ВКП(б) на имя ГМ. Маленкова было
направлено письмо под грифом «сов. секретно», подписанное
секретарем ЦК ВКП(б) Туркменистана М. Фониным. 5 августа 1944 г.
Маленков направил это письмо («для сведения») А.С.
Щербакову. В нем сообщалось:
Член-корреспондент Академии Наук СССР А. Панкратова
написала письмо в ЦК ВКГТ(б) на имя тов. Сталина, Жданова, Маленкова,
Щербакова по вопросам развития исторической науки. Это письмо, где
помимо вопросов развития исторической науки, имеется много
сетований и недовольства по адресу Управления пропаганды ЦК ВКП(б) и его
работников, но адресу органов печати, распространяется но Союзу, и, в
частности, два экземпляра письма попало в Туркмению. (Один из наших
работников, кандидат исторических наук Соловьев, получил это письмо
от Панкратовой.) Считая, что распространение по Союзу писем,
адресованных членам Политбюро, является неправильным и политически
вредным, направляю два попавших в ЦК КП(б) Туркменистана, на
Ваше рассмотрение36.
21 августа 1944 г. из Саратовского обкома партии было
направлено письмо на имя начальника Управления пропаганды и
агитации ЦК ВКП(б). В нем извещалось, что «на днях старший
преподаватель основ марксизма-ленинизма Саратовского
юридического института тов. Филиппова получила от
члена-корреспондента Академии наук тов. Панкратовой некоторые материалы
совещания, проведенного под руководством товарища
Щербакова в ЦК ВКП(б). Материалы были присланы для ознакомления с
ними группы историков гор. Саратова. Считая недопустимым
распространение подобных материалов без санкции ЦК ВКЩб),
мы, как только узнали об этом, решили направить их в
Управление пропаганды» (Л. 103).
30 августа 1944 г. начальник Управления пропаганды и
агитации Г.Ф. Александров направил на имя секретарей ЦК ВКП(б)
А.А. Жданова, Г.М. Маленкова, А.С. Щербакова записку под
названием «Об антипартийном поведении историка A.M. Панкра-
Носле совещания
477
товой». Тональность этой записки такова, что А.М. Панкратова
легко могла оказаться в числе врагов партии:
Управлению пропаганды стало известно, что после совещания
историков в ЦК А.М Панкратова разослала письмо ряду местных
партийных организаций и группам историков. Это письмо полулегально
размножалось и распространялось в списках среди партийных работников
и историков в Казахстане, Саратове, Ашхабаде и среди историков
Москвы. Саратовский обком партии обратился в Управление пропаганды с
протестом против распространения подобных материалов. О
распространении писем Панкратовой в Казахстане сообщает зам. зав. отделом
пропаганды ЦК КП(б) Казахстана т. Степанов. О фактах
распространения писем Панкратовой в Ашхабаде сообщает зав. отделом Управления
пропаганды т. Ковалев. Пытаясь опередить и предопределить решение
ЦК по вопросам истории, Панкратова в своих письмах апеллирует через
голову ЦК к местным парторганизациям и группам историков, ложно
информируя советскую общественность о совещании в ЦК, изображая
себя единственно ортодоксальным историком, инициатором и
вдохновителем совещания историков в ЦК (Л. 138).
Но Александрову не понравилось то, что Панкратова
«издевается над теми историками, которые выступали на совещании с
позиций борьбы на два фронта», что, выступая последней, она
показала себя в роли человека, которому якобы было поручено
подвести итог совещания. Это, по его мнению, создало «извращенное
представление о положении в области исторической науки,
нездоровую атмосферу групповщины среди историков и подогревает
националистические настроения среди историков в Казахстане».
Однако наиболее тяжелое обвинение в адрес Панкратовой
содержалось в записке дальше, когда Г.Ф. Александров начал
информировать секретарей ЦК ВКП(б) о возможных последствиях
распространения письма А.М. Панкратовой:
Распространение писем Панкратовой в Казахстане приобретает
особенно дурной привкус, если учесть, что они рассчитаны па политы-
ческую дезинформацию (курсив мой. - А. Ю.) казахских кадров... В
антипартийном поведении Панкратовой явно сказывается опыт,
приобретенный ею за время пребывания в партии «левых» эсеров и антипартийных
троцкистских группировках Фридлянда-Ванага (Л. 140).
А.М. Панкратова прошла почти по лезвию ножа и чудом
уцелела после подобных обвинений. 5 сентября 1944 г. ей при-
478
Глава 4
шлось пережить, наверное, одно из самых тяжких испытаний в
жизни. Она была вызвана в ЦК ВКП(б) к секретарям ЦК А. А.
Жданову и А.С. Щербакову. Она была ознакомлена с вышеупомянутым
заявлением Александрова.
Через два дня, 7 сентября, Панкратова передала в
секретариат ЦК ВКП(б) свое заявление и небольшое личное, буквально
на одном листке, письмо А.А. Жданову, в котором она писала:
Дорогой Андрей Александрович!
Посылаю Вам, согласно Вашему предложению, мое заявление.
Единственное, о чем я прошу Вас, это поверить, что я глубоко осознала
и сильно переживаю мою ошибку и вину. Тем более мне тяжело, что я
все время была убеждена, что борюсь за линию партии в области
истории. Урок, который Вы мне дали во время нашей беседы, я никогда не
забуду. Помогите мне. От всей души и всегда преданная Вам А.
Панкратова (Л. 142).
В заявлении Панкратова сообщала:
5 сентября 1944 г. меня вызвали в ЦК ВКП(б) к секретарям ЦК -
товарищам Жданову и Щербакову и зачитали заявление Начальника
Управления пропаганды тов. Александрова, в котором он обвиняет меня
в групповщине, выразившейся в распространении моего письма,
написанного в мае с. г. к секретарям ЦК о положении на историческом
фронте, а также письма в Саратов к моим ученикам с изложением и оценкой
всех выступлений историков, присутствовавших на совещании в ЦК
ВКП(б) но вопросам истории.
Я полностью признала и признаю правильным это обвинение.
Распространение этих моих документов но существу является
(независимо от моего намерения и желания) фракционной попыткой создать
общественное мнение, благоприятное моей позиции на историческом
фронте, - следовательно, объективно может и должно быть расценено,
как антипартийная группировка. Антипартийный характер мой
поступок приобретает еще и потому, что в моем письме в ЦК ВКП(б)
заключалось утверждение о том, что Управление пропаганды недостаточно
систематически руководит историческим фронтом, отчего и проистекают
всякие шатания и прямые извращения но
принципиально-историческим вопросам. Это мое мнение (если даже оно было правильным) могло
быть сообщено только секретарям ЦК, - распространение же моего
письма, в котором имеется вышеуказанное утверждение, среди
историков может подорвать авторитет Управления пропаганды, что
совершенно недопустимо.
После совещания
479
Как могло случиться, что я допустила такой антипартийный
поступок? Ведь я не могла не знать, будучи 25 лет в партии и имея в
прошлом большой опыт партийной работы и борьбы со всякого рода
фракционными группами в партии и на историческом фронте, что
распространение документов, хотя бы и написанных мною в ЦК, в целях
сигнализации, противоречит нашим большевистским обычаям и носит
характер фракционности? (Л. 142 -143).
А.М. Панкратовой пришлось вспомнить и описать все
этапы ее борьбы с националистическим уклоном на «историческом
фронте», чтобы оправдать себя в глазах высшего руководства
партии:
Я искренне считала, что, выступая решительно против группы
Тарле- Ефимова-Яковлева и др., я тем самым борюсь за линию партии
на историческом фронте. Когда среди историков стали проявляться
отдельные тенденции к отступлению от марксистско-ленинских позиций,
к отходу от классовых позиций в области истории, к реставрации
буржуазно-монархических оценок отдельных исторических событий, я
пыталась везде и повсюду с этими тенденциями бороться. Когда в сентябре
1942 г. член-корреспондент Бахрушин СВ. сообщил мне, что среди
историков складывается группа с целью «реабилитировать» буржуазную
историографию, я написала в Управление пропаганды (письмо было
адресовано тт. Александрову, Ярославскому, Митину).
В связи с рецензией проф. Ефимова на вводную статью сборника
«25 лет советской исторической науки», в которой он доказывал, что в
условиях Отечественной войны нецелесообразно подчеркивать борьбу
классов в истории, я вновь обратилась в ЦК ВК11(б). По той же
причине я обратилась в ЦК ВКИ(б) по поводу рецензии
члена-корреспондента Яковлева на книгу «История Казахской ССР», в которой
подчеркивалось, что интересы русского народа и русского царизма в вопросах
колониальной политики целиком совпадали. В отдельных докладах и на
партийных собраниях я не раз выступала с требованием творческого
подхода к вопросам истории только на базе марксизма-ленинизма.
Выступление академика Тарле в Москве и Саратове с открытым
отказом от принципиальных директив партии но важнейшим вопросам
истории внесло большое волнение в среду историков, тем более что он
был не одинок. К нам приходили письма, запросы, поступали статьи.
Спорные вопросы широко дискутировались. Поэтому я написала
письмо в ЦК ВКП(б) с нашими вопросами и сомнениями. Оно было
согласовано с нашими руководящими историками-партийцами: тт. Волгиным,
Минцем, Сидоровым, Шаровой (секретарем парткома Института Исто-
480
Глава 4
рии) и рядом других. Содержание моего письма в ЦК было широко
известно, так как оно, в известной мере, было составлено коллективно. Вот
почему я и не считала этот документ секретным или принадлежащим
мне лично. Его читали довольно многие наши видные
историки-коммунисты (Л. 143 об. -144).
Вплоть до этого момента описания борьбы Панкратова
считала себя невиновной. Но в дальнейшем она увлеклась борьбой
настолько, что забыла нормы партийной этики:
...увлеченная борьбой (как я была убеждена в защиту
марксистских позиций), я забыла элементарное и основное требование
партийного устава и партийной этики: передав мое письмо в ЦК партии,
следовательно, на решение в высшую партийную инстанцию, я должна была, в
ожидании авторитетного и окончательного решения но затронутым
вопросам, прекратить его дальнейшее обсуждение, иначе легко можно
соскользнуть на путь антипартийной групповщины. Так это и случилось
со мной (Л. 144 144 об.).
Затруднения в ответах на сложные вопросы историческая
наука должна преодолевать с помощью «политики» -
единственного способа в разрешении конфликтных ситуаций. Об этом и
забыла, по ее собственным словам, Панкратова.
Забыв весь опыт политической борьбы, я по инерции продолжала
относиться к вопросу, ставшему теперь вопросом политики, как вопросу,
важному только для историков. Отсюда проистекало и непонимание
того, что мое письмо в ЦК превратилось в партийный документ и не
подлежало оглашению. Я же считала свою позицию правильной и
стремилась, чтобы ее разделяли и другие историки. Вот почему я и давала
читать мое письмо ряду историков. Еще более фубой ошибкой
является посылка мною письма отчета о совещании, в ответ на письма и
запросы ряда саратовских историков после лекций и докладов академика
Тарле. Я не только информировала обо всем, что происходило на
совещании, вопреки элементарному правилу сохранять все, о чем говорится
в партийной организации, но даже дала собственную (очевидно, не во
всем правильную) оценку всех выступлений участников совещания.
Теперь я до конца поняла, какую вину я несу перед партией за разглашение
обсуждавшихся вопросов. Прежде, чем вынесено решение, я взяла на себя
смелость характеризовать и оценивать общее направление и характер
происходившей дискуссии по вопросам истории. Этим своим поступком
я только могла дезориентировать и дезорганизовывать, а не помочь тем
После совещания
481
историкам, которые ко мне обратились с запросами. Моя вина
усугубляется тем, что указанные выше документы распространялись шире, чем я
хотела или могла ожидать. Все это превращало мою борьбу за
марксистско-ленинские позиции на историческом фронте в антипартийную
группировку (Л. 144 об.-145).
A.M. Панкратова признала критику книги по истории
Казахстана со стороны Агитпропа ЦК ПКП(б) правильной:
...я прошу верить, что эта ошибка не определяет моей партийной
личности, что она является для меня неожиданностью, и сильно меня
потрясла. Видимо, это произошло потому, что я не была достаточно
крепко связана эти годы с горячей и боевой работой партии,
организовавшей небывалую в истории освободительную борьбу. Я слишком
много уделяла сил, энергии и времени, но сути дела, кружковым интересам
историков. Именно отсюда проистекало и то, что я неправильно, не по-
партийному оценила позицию тов. Александрова но вопросу об «Истории
Казахской ССР». Я совершенно не учла, что вопрос создания истории
национальной республики - не просто и не только вопрос
научно-исторический, но прежде всего вопрос политический. Я неправильно
отождествила позицию тов. Александрова с позицией проф. Яковлева и других
только потому, что тов. Александров назвал эту книгу «антирусской»,
имея в виду совершенно правильную политическую ориентировку не
только в общей концепции, но и в трактовке отдельных вопросов этой
истории. Чем больше я работаю и думаю над спорными вопросами
«Истории Казахской СССР», тем более убеждаюсь в правоте тов.
Александрова в этом основном вопросе. Я давно уже подготовила проект
исправленной книги... (Л. 145 об.).
Обратим внимание на то, что Панкратова отделяла
научную оценку от политической (впрочем, как и точку зрения
Александрова от точки зрения Яковлева, хотя они формально
совпадают). Политическая оценка - это правильная ориентировка.
Почему она «правильная» у Александрова и неправильная у
Яковлева, Панкратова не объясняла и додумать эту коллизию
была не в состоянии, потому что воспринимала «правильную
ориентировку» как нечто само собой разумеющееся.
А.М. Панкратова, решительно настроенная на борьбу с
любым равным противником за свое правильное («классовое»)
понимание истории Казахстана, разом лишилась всякой
уверенности в своей правоте и была готова (отнюдь не только под
давлением внешней силы) переделать концептуальные основа-
482
Глава 4
ния книги, потому что «правильная ориентировка» - это
бесспорный фундамент исторической науки.
Судя по всему, перед разговором с секретарями ЦК ВКП(б)
уже было принято решение об освобождении А.М. Панкратовой
от занимаемой должности заместителя директора Института
истории АН СССР.
Что же происходило с главным оппонентом А.М.
Панкратовой - Е.В. Тарле?
За академиком постоянно велось наблюдение со стороны
Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Так, 14 ноября
1944 г. за подписью Г.Ф. Александрова, его заместителей М.Т. Иов-
чука и Е.Н. Городецкого было направлено письмо А.А. Жданову,
Г.М. Маленкову, А.С. Щербакову, в котором сообщалось, что
Тарле, написав статью «К характеристике Екатерины II и ее
дипломатической деятельности», не изменил своих неправильных
взглядов на природу самодержавия XVIII-XIX вв.:
За последний год академик Тарле в ряде публичных выступлений
пытался опровергнуть ленинскую концепцию русского исторического
процесса и обосновать кадетскую оценку внешней и внутренней
политики царизма. Как известно, академик Тарле на совещании историков в
ЦК ВКП(б) заявил, что ему якобы неправильно приписывают
ревизионистские взгляды. Однако представленная акад. Тарле в «Исторический
журнал» статья «К характеристике Екатерины II и ее дипломатической
деятельности» свидетельствует, что свою кадетскую монархическую
концепцию автор пытается протащить в советскую печать... <...>
...академик Тарле смазал колонизаторскую роль русского царизма 2-й
половины XVIII в., не покачал, в чьих интересах Екатерина II вела
многочисленные войны. Автор пытается представить государство Екатерины II
как какое-то «надклассовое государство»37.
Непринятие постановления ЦК ВКП(б) по вопросам
исторической науки вызвало у главных участников совещания
разные умозаключения, но каждый пытался найти в этом умолчании
что-то свое, близкое и волнующее.
Е.В. Тарле - B.TI. Потемкину. 22 августа 1944 г.:
...буду откровенен: ведь положение катастрофическое на нашем
фронте! Ведь все эти птенцы гнезда Покровского опять взяли засилие,
опять ведут кипучую пропаганду (имеющую в своих выводах
решительно антипатриотический характер), опять терроризируют ученую
молодежь и, увы! отпора им не дается. Они угробили этот несчастный
После совещания
483
чахоточный журналец, они стараются угробить и всю советскую
историческую науку...38
A.M. Панкратова - А.В. Пясковскому. 10 февраля 1945 г.:
После известного «исторического совещания» никаких решений
не было и пока нет. Все ждали и, кажется, ждать перестали. 11о все же
последствия и положительные результаты имеются, так как разными
косвенными путями указания насчет ненужной идеализации и сохранения
исторической правды даны, в том числе и но
национально-колониальному вопросу. Л в этом направлении и была суть многих выступлений,
то
письменных и устных...
* # *
Если перед совещанием историков в ЦК ВКП(б) большим
злом в проекте постановления от 18 мая 1944 г. считалась
позиция историков, повторявших взгляды Покровского и потому
делавших свои книги «антирусскими», то под воздействием
замечаний Сталина центр обвинений переместился в сторону тех, кто,
но мнению Сталина, разжигал национализм и шовинизм в науке.
Крен идеологии обозначился в одну из сторон, но «корабль
идеологии» плыл в просторах жизненного мира не для того,
чтобы утонуть, а чтобы в нужный момент совершить поворот,
причем в другую сторону.
Тайной правильного курса владел один человек - кормчий.
Создание ситуации неопределенности исключало всякую
возможность рационального объяснения того, кто прав или кто
не прав. Исключалось любое положительное решение, кроме
одного: все неправы, все уклонились от «прямизны несогрешения», как
выражался средневековый схоласт Ансельм Кентерберийский.
Глава 5
Сталин и Эйзенштейн:
идеологая и творчество
Общепринятое мнение
Известный историк и писатель Н.Я. Эйдельман в свое время
определил взгляд Сталина на личность Ивана Грозного как
«уникальную точку зрения». Исследователь был убежден в том, что
концепция царствования Грозного была самостоятельно выработана
советским вождем в качестве, так сказать, личной инициативы.
Н.Я. Эйдельман писал:
Как известно, русские историки по своему отношению к Ивану
Грозному делились примерно на две группы. Одни (Н.М. Карамзин,
СБ. Веселовский) ненавидели, презирали, осуждали, отрицали; хорошо
зная ряд положительных дел, совершенных во время этого
царствования, они отказывались прибегать к сомнительному сложению «с
одной стороны, море крови, сотни разоренных сел, утопленная в
Волхове большая часть Новгорода, замена одних подлецов другими, с другой
присоединение Казани, Астрахани, Сибири; Судебник, собор Василия
Блаженного и т. п.». Другая группа историков все же разделяла и
сопоставляла положительную и отрицательную деятельность Ивана
Васильевича.
Сталин являлся, несомненно, основателем Т1>етьей, уникальной
точки зрения; Иван Грозный критикуется за умеренность,
недостаточное число казней...1
Время показало, что этой мысли придерживаются если не
все историки, то большинство2. Так, современный исследователь
А.С. Усачев пишет:
Особое влияние на складывание данной историографической
традиции оказало мнение И.В. Сталина о терроре, проводимом Иваном
Грозным: «Царь Иван был великий и мудрый правитель... Иван Грозный
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 487
был очень жестоким. Показывать, что он был жестоким, можно, но
нужно показать, почему необходимо быть жестоким. Одна из ошибок Ивана
Грозного состояла в том, что он не дорезал пять крупных феодальных
семейств. Если бы зти пять боярских семей уничтожил бы, то вообще не
было бы Смутного времени». Определение «Ивана Грозного как
прогрессивной силы своего времени и опричнины как его целесообразного
инструмента», данное столь авторитетной (и не только в
историографических кругах) фигурой, во многом предопределило характер традиции
изучения царской власти в средневековой Руси в советской
исторической науке5.
Обратимся к двум главным свидетельствам отношения
Сталина ко второй серии фильма Эйзенштейна «Иван Грозный»:
это выступление Сталина 9 августа 1946 г. на заседании Оргбюро
ЦК ВКП(б) по вопросу о кинофильме «Большая жизнь»* и
«Запись беседы» Сталина, Молотова, Жданова с Эйзенштейном и
Черкасовым от 26 февраля 1947 г.
Итак, сначала приведу текст речи Сталина согласно
правленой стенограмме на заседании Оргбюро ЦК 13КП(б) 9 августа
1946 г., посвященной второй серии фильма «Иван Грозный»:
Не знаю, видел ли кто его, я смотрел, - омерзительная штука!
Человек совершенно отвлекся от истории. Изобразил опричников, как
последних паршивцев, дегенератов, что-то вроде американского Ку-Клукс-
Клана. Эйзенштейн не понял того, что войска опричнины были
прогрессивными войсками, на которые опирался Иван Грозный, чтобы
собрать Россию в одно централизованное государство, против
феодальных князей, которые хотели раздробить и ослабить его. У Эйзенштейна
старое отношение к опричнине. Отношение старых историков к
опричнине было грубо отрицательным, потому что репрессии Грозного они
расценивали, как репрессии Николая Второго. В наше время другой
взгляд на опричнину. Россия, раздробленная на феодальные княжества,
т. е. на несколько государств, должна была объединиться, если не хотела
подпасть под татарское иго второй раз. Это ясно для всякого и для
Эйзенштейна должно быть ясно. Эйзенштейн не может не знать этого,
потому что есть соответствующая литература, а он изобразил каких-то
дегенератов. Иван Грозный был человеком с волей, с характером, а у
Эйзенштейна он какой-то безвольный Гамлет. Это уже формалистика.
Какое нам дело до формализма, - вы дайте нам историческую правду.
Изучение требует терпения, а у некоторых постановщиков не хватает
терпения и поэтому они соединяют все воедино и преподносят фильм:
вот вам, «глотайте», тем более, что на нем марка Эйзенштейна. Как же
488
Глава 5
научить людей относиться добросовестно к своим обязанностям и к
интересам зрителей и государства? Ведь мы хотим воспитывать молодежь
на правде, а не на том, чтобы искажать правду0.
Каковы основные интенции в этом высказывании?
1. Сталин стремился сказать, что содержание второй серии
противостоит не его, Сталина, личному мнению, а широко
известному, общедоступному, общепринятому мнению, которое нельзя
не знать, потому что имеется «соответствующая литература». Ею
Эйзенштейн пренебрег в угоду взглядам не современным, а давно
изжитым. Это и означает, что режиссер «совершенно отвлекся от
истории».
2. Сталин противопоставил два подхода: «старых
историков», «старой литературы» и «соответствующей литературы».
Он конкретно не называл имена «старых историков», но также
не называл и представителей современной науки. Очевидно,
что для старой литературы было характерно психологическое
объяснение истории («безвольный Гамлет»). Для современной
литературы, на которую он ссылался, характерно стремление
показать не личный, не психологический, а надличностный
процесс, проходящий независимо от человека, - это
прогрессивный процесс собирания русских земель в одно
централизованное государство.
Итак, у Сталина и Эйзенштейна, по утверждению Сталина,
разные информационные основы.
Каким же кругом сведений обладал СМ. Эйзенштейн, когда
готовился к съемкам фильма «Иван Грозный»? Сохранился так
называемый «Исторический комментарий» к сценарию
фильма, написанный Эйзенштейном6. Режиссер хотел его
опубликовать, но у него по разным причинам ничего не получилось.
Объем привлеченных сведений для написания сценария и
сегодня не может не удивлять - так много и так тщательно
Эйзенштейн работал над источниками, докапываясь до самых
глубоких пластов знания науки того времени. Ему были известны
почти все основные летописные тексты, сочинения
иностранцев, многие актовые материалы, труды историков, причем не
только общеизвестные, но и сугубо специальные (например,
работы П.А. Садикова и ГН. Бибикова о составе опричников и
др.). Всю эту литературу он не только просмотрел, но и
внимательно прочитал.
Были в этом «Историческом комментарии» и ссылки на
К. Маркса (но без упоминания Сталина). Так, при описании обря-
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество
489
да венчания на царство, помимо исторических источников,
Эйзенштейн сослался на то «впечатление», которое произвело
образование Русского государства на Европу (согласно К. Марксу):
О том впечатлении, которое произвело н Европе сплочение
единого великого Русского национального государства, пишет Маркс:
«Изумленная Европа в начале царствования Ивана III, едва замечавшая
существование Московии, зажатой между татарами и литовцами, была
огорошена внезапным появлением огромного государства на ее
восточных границах» (Карл Маркс. Secret Diplomatic History of the Eighteenth
Century, статьи в Лондонской газете «The Free Press». Хранятся в
Институте Маркса- Энгельса-Ленина)'.
В другом месте «Исторического комментария», где речь
идет о создании стрелецкого войска, СМ. Эйзенштейн
совмещает сведения источника, свое объяснение национального
государства и мнение русского историка СМ. Соловьева:
Стр. 20. <т. 6, с. 224-225>
«...токмо при едином, сильном, слитном нарстве внутри -
твердыми можно быть и вовне,,.»
Значение единодержавия для борьбы с феодальной
раздробленностью и создания сильного национального государства хорошо
понимали враги России.
Кенигсбергский командор жаловался магистру ордена Вальтеру
фон Плетенбергу еще на Ивана III, чью политику во многом продолжал
Грозный: «Старый русский государь управляет один всеми землями, а
сыновей своих не допускает до правления, не дает им уделов; это для
магистра Ливонского и ордена очень вредно; они не могут устоять перед
такою силою, сосредоточенною в одних руках».
(Соловьев. История России, т. V-й)8.
Прав Сталин: «Эйзенштейн не может не знать этого», т. е.
значения борьбы Ивана Грозного за объединение страны. Однако
СМ. Эйзенштейн не только обладал таким знанием, но и
руководствовался идеей о прогрессивности создания национального
государства в России.
Прав Сталин и в том, что Эйзенштейн отдавал
предпочтение научной литературе «старой», а не «соответствующей».
Анализ «Исторического комментария» показал, что Эйзенштейн
действительно опирался в основном на исследования «старых»
историков.
490
Глава 5
Перечислим их:
1. Архим. Леонид 11. Ключевский В.О.
2. Архим. Досифей 12. Платонов СФ.
3. Афанасьев А.И. 13. Пыпин А.Н.
4. Белинский В.Г 14. Ровинский Д.А.
5. Белокуров С.А. 15. Савельев П.
6. Валишевский К. 16. Соловьев СМ.
7. Веселовский А.Н. 17. Устрялов Н.Г.
8. Горский С. 18. Форстен Г.В.
9. Карамзин Н.М. 19. Шамбинаго С.К.
10. Киреевский И.В.
Из современных ему историков Эйзенштейн упомянул
Р.Ю. Виппера, СБ. Веселовского, Д.П. Сухова (его статью об
истории сооружения Покровского собора в Москве), К. В. Базилевича
(«Стенограммы лекций но курсу истории СССР, прочитанные в
Высшей партийной школе при ЦК ВКП(б)»), а также ПА Сади-
кова и Г.Н. Бибикова (исследования но составу опричников).
Очевидно, что Сталин не знал столько об эпохе Ивана
Грозного, сколько знал Эйзенштейн. И все же Сталин опять был прав:
что-то режиссер не учел, не увидел (или не захотел увидеть), что
не могло пройти мимо Сталина. Вождь партии твердо знал, что
историческая наука не может не выразить свои современные
установки в таком жанре, как... учебники.
СМ. Эйзенштейн их не читал. По крайней мере, не
ссылался на них, и нет никаких оснований полагать, что этот жанр ему
был интересен как концептуальное ввдение всей русской истории.
Чего не скажешь о Сталине...
Учебник «Истории СССР» 1939 года
Обратимся к содержанию учебника по истории СССР 1939 г.,
который, хотя и подвергался критике в 1944 г., однако сразу после
выхода в свет был одобрен широкой научной общественностью. Этот
учебник (том 1) был создан под редакцией В.И. Лебедева, Б.Д.
Грекова, СВ. Бахрушина. Он был признан первым по-настоящему
марксистским учебником и потому (при всех своих недостатках, о
которых говорили еще в 1940 г.!) не мог не быть самым высоким
уровнем «соответствующей литературы» об эпохе Ивана Грозного
(см. подробнее главу «Перестройка исторического фронта»).
Обратимся к тексту этого учебника, в частности к общей
оценке опричнины Ивана Грозного.
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 491
Несмотря на ряд темных и отрицательных сторон, опричнина в
основном достигла своей цели. Она способствовала укреплению
централизованного феодального государства. В этом смысле она была
явлением положительным. Это сознавали современники. «Хотя всемогущий
Бог и наказал русскую землю так тяжело и жестоко, что никто и описать
не сумеет, говорит Штаден, - все же нынешний великий князь достиг
того, что по всей русской земле, по всей его державе - одна вера, один
вес, одна мера! Только он один и правит: все, что ни прикажет, - все
исполняется, и все, что запретит, - действительно остается под запретом.
Никто ему не перечит ни духовные, ни миряне». 13 этом смысле и
русский автор дьяк Иван Тимофеев по праву называет Ивана Грозного
«вторособирателем всея Руския земли» .
В учебнике дается и характеристика Ивана IV:
Иван IV умер 18 марта 1584 г. Личность Ивана Грозного в
исторической литературе нашла себе очень разноречивую оценку. Карамзин
отказывался дать разрешение психологической «загадке», которую
представлял этот человек, сочетавший в себе черты «ангела» и «злодея».
Ключевский видел в жестокостях Ивана IV результат условий, в
которых протекало его детство. Психиатр Коваленский пришел к
заключению, что Иван IV страдал психопатологическими извращениями. Не
приходится отрицать большой природной жестокости Ивана IV, о ней
согласно говорят современные русские и иностранные источники, часто
склонные к преувеличениям.
Но несомненно, что жестокость эта развивалась в условиях
борьбы с боярством. Аналогичные примеры мы имеем в Западной Европе,
например, в лице Людовика XI во Франции, который с не меньшей
жестокостью проводил ликвидацию остатков феодальной раздробленности.
У Ивана IV, несомненно, имеются некоторые черты
патологические; на него находили припадки ярости; в один из таких моментов он
убил своего старшего сына Ивана ударом жеста. Но в ряде случаев его
жестокости были вызваны упорным сопротивлением крупных феодалов
его начинаниям и прямыми изменами с их стороны. Иван Грозный
отдавал себе отчет в необходимости создания сильного государства и не
останавливался перед крутыми мерами... <...> Он был выдающимся
стратегом, умело руководившим военными действиями. Иван Грозный верно
намечал очередные задачи внутренней и внешней политики и неуклонно
шел к цели. В стремлении укрепить сильную государственную власть и в
планах относительно Прибалтики он проявил дальновидность, и в этом
отношении его деятельность была положительной. Разврат и пьянство,
которым он предавался без удержа, рано его состарили, и он умер далеко
492
Глава 5
не преклонных лет. В народных песнях сохранилась память об Иване IV,
как о грозном, но справедливом царе, и с его именем связывается
представление о блестящей эпохе величия Русского государства10.
Итак, на самом верхнем уровне «соответствующей
литературы» приняты были такие установки:
1. Каким бы ни был царь Иван Грозный лично, о
сокрытиях нелицеприятных фактов нет и речи: признается, что он и сына
убил, и вел себя небезупречно. Исторический процесс, который
он выражал в своей деятельности, был прогрессивным, включая
опричнину как форму необходимой и жестокой борьбы с
боярами, противниками централизованного государства.
2. В учебнике противопоставляются (как и у Сталина)
«старая» трактовка Ивана Грозного и новая. Н.М. Карамзин,
В.О. Ключевский и другие авторы рассматривали результаты
деятельности царя через психологию его поведения, не замечая
объективного смысла его деятельности. Авторы учебника в
психологической трактовке дореволюционных историков
усматривали типичный субъективизм, который мешал увидеть то, что
видят марксисты, объективность процесса, и не только в России:
во Франции, по мнению авторов учебника, жестокости было не
меньше, особенно в эпоху Людовика XI, «который с не меньшей
жестокостью проводил ликвидацию остатков феодальной
раздробленности». Закономерно надличностное всегда выше
личного и определяет собой сущность истории - вот что не требует
никаких доказательств в силу самоочевидности.
3. При всех недостатках Иван Грозный предстает в учебнике
человеком, бесконечно далеким от образа «безвольного Гамлета».
Царь в своей политической деятельности достигает цели, он
«выдающийся стратег», умелый руководитель, отдающий себе «отчет в
необходимости создания сильного государства», и потому он не
останавливается перед «крутыми мерами». Грозный наклонно проводит
внутреннюю и внешнюю политику, не испытывая при этом
колебаний. Такой образ царя не вызывает сомнений, что и находит свое
отражение в учебнике 1939 г. - в «соответствующей литературе».
1 oi юсы исторической науки
В исторической науке к 1946 г. были опубликованы три книги,
посвященные жизни и деятельности Ивана Грозного, - И.И.
Смирнова «Иван Грозный» (Л., 1944), Р.Ю. Виппера «Иван Грозный»
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 493
(М., 1944, переиздание) и СВ. Бахрушина «Иван Грозный»
(М., 1945).
13 книгах обращается внимание на то, что традиционные
(«старые») оценки личности царя основывались на таких
суждениях о его психическом состоянии, из которых следовал вывод о
неадекватности русского царя исторической эпохе, в которой он
жил. Но правильное решение этой проблемы заключается
отнюдь не в раскрытии психологии царя, а в обосновании
исторического процесса, который продиктовал свою объективную
необходимость борьбы против пережитков удельной (феодальной)
раздробленности11. Такому пониманию эпохи царь (со всей своей
«неадекватностью») вполне соответствовал.
Важнейшие «общие места» науки - это
противопоставление «старого» (психологического) и «нового» (марксистского)
объяснения жизни и деятельности Ивана Грозного, а также
утверждение того, что царь Иван Грозный был мудрым государственным
деятелем, прогрессивным в последовательной борьбе против
реакционных сил (совсем не Гамлет).
Проиллюстрируем эти тоиосы примерами.
И.И. Смирнов писал:
Большинство исследователей признавало себя бессильными
разрешить тайну Ивана Грозного, заявляя, подобно историку конца XVIII в.
Щербатову, что Иван Грозный «в толь разных видах представляется, что
часто не единым человеком является», или провозглашая, как Карамзин,
что «характер Иоанна, героя добродетели в юности и неистового
кровопийцы в летах мужества и старости, есть для ума загадка». Некоторые
пытались искать выхода в перенесении проблемы Ивана Грозного из
сферы политики в плоскость психологии или даже психиатрии, то
открывая в Иване Грозном «художественную натуру», чьи поступки
определяются не велением разума, а голосом чувства (К. Аксаков), то идя еще
дальше и просто ставя иод сомнение состояние психики Ивана Грозного,
превращавшегося под пером этих историков в кровавого безумца,
одержимого манией величия (U.K. Михайловский и др.). <...> В наши дни в
работах советских историков образ Ивана Грозного наполняется новым,
научным содержанием (курсив мой. - Л. Ю.), сохраняя в себе то основное
и положительное, что оценил в деятельности Грозного царя народ...12
P.IO. Виппер отмечал:
В русской историографии издавна повелось изображать
учреждение опричнины, прежде всего, как жест ужаса и отчаяния, соответствую-
494
Глава 5
щий нервической натуре Ивана IV, перед которым открылась вдруг бездна
неверности и предательства среди лучших, казалось, слуг и советников.
С этой романтической постановкой вопроса надо покончить раз
навсегда. Пора понять, что учреждение опричнины было в первую
очередь крупнейшей военно-административной реформой...13
СВ. Бахрушин утверждал:
Личность Ивана Грозного всегда привлекала внимание как
ученых, так и художников. И тех и других увлекало сочетание в его богатой
натуре самых противоположных свойств, яркость и трагизм событий,
которые связаны с его именем. Больше всего поражала воображение
жестокость Ивана IV, сведения о которой сохранили нам не всегда
вполне беспристрастные записки современников - русских бояр,
пострадавших от гнева «грозного» царя, и иностранцев, которые со страхом
и недоброжелательством наблюдали рост могущества Русского
государства. Примирить все известное о жестокости, приписываемой
Ивану IV, с теми фактами из истории его царствования, которые
свидетельствуют о его большом уме, с широтой проведенных в его
царствование реформ, и со смелостью и дальновидностью его
внешней политики было нелегко.
Наиболее яркий представитель дворянской историографии
первой четверти XIX века Н.М. Карамзин так и не сумел разгадать этого
государя, который представлялся ему «героем добродетели в юности», а в
последующий период жизни - «неистовым кровопийцею», «тигром»,
упивавшимся «кровью агнцев»... <...> Из буржуазных историков точку
зрения Карамзина защищал и развивал Н.И. Костомаров. Он не
отрицал, что Иван IV «много сделал для утверждения самодержавия на
Руси», но категорически заявлял, что для этого «не нужно было царю
Ивану большого ума; достаточно самодурства - цель достигалась лучше, чем
могла быть достигнута умом»... Даже В.О. Ключевский, один из самых
талантливых представителей буржуазной исторической науки,
отказывался видеть в Иване IV «государственного дельца» и почти целиком
отрицал положительное значение его царствования. Объяснение
деятельности Ивана IV Ключевский искал тоже исключительно в его характере,
в «одностороннем, себялюбивом и мнительном направлении мысли», в
его «нервной возбудимости».
Образ Ивана Грозного воплощен и в произведениях русских
писателей. Но их интересовала главным образом сложность психологии их
героя... Такая трактовка личности Ивана Грозного, преимущественно с
точки зрения психологической, в значительной степени была навязана
источниками, на основании которых восстанавливался образ этого царя...
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 495
Уже СМ. Соловьев, учитель В.О. Ключевского, отдавал себе отчет
в том, что нельзя сводить к психологическому моменту громадный сдвиг
в жизни Русского государства, происшедший в царствование Ивана
Грозного. С.Ф. Платонов попробовал разобраться в политическом смысле
опричнины как учреждения, направленного против «княжат», потомков
удельных князей. Блестящую сравнительно-историческую
характеристику Ивана IV дал Р.Ю. Виппер. С большим чутьем, по-новому поняли
личность Грозного и некоторые выдающиеся художники, отказавшиеся
от эффективной трактовки Ивана IV как романтического злодея в стиле
Байрона; с картины Васнецова на нас глядит суровый, но умный,
знающий, куда он идет, человек, непреклонный в достижении своих целей...
Однако подлинное значение Ивана Грозного выясняется только в
настоящее время. В свете марксистской методологии его личность и его
дело выступают с большой отчетливостью в связи с теми общими
условиями, которые переживались Россией в XVI веке14.
Дискуссия 1942 года
о личности Ивана Грозного
7 июня 1942 г. в Ташкенте состоялась научная сессия
находившегося в эвакуации Института истории под председательством
академика Б.Д. Грекова, посвященная теме «Иван Грозный и сто
время». Эта дискуссия показала, насколько важной для науки
того времени была выработка общих идей в отношении
личности русского царя и его деятельности. Первым докладчиком был
Р.Ю. Виппер. Он выступил с докладом «Борьба Ивана Грозного с
изменой и интервенция Московского государства». Этот доклад
сохранился в виде неправленой стенограммы. Доклады СВ.
Бахрушина и И.И. Смирнова соответственно об «Избранной раде
Ивана Грозного» и «Восточной политике Ивана Грозного»,
прослушанные 17 июня 1942 г., не были зафиксированы, хотя
сохранилась стенограмма их обсуждения.
Р.Ю. Виппер начал свой доклад с вопросов:
Была ли опричнина только результатом преувеличенного страха
Ивана IV перед окружающими его опасностями и многочисленными
недругами, была ли она орудием преследования главным образом личных его
врагов, нашел ли в этой политической форме свое выражение каприз
испорченной натуры, или же опричнина была обдуманной
военно-стратегической и административно-финансовой мерой, а по своему внутреннему
строению орудием борьбы с упорной оппозицией, классовой и партийной?
496
Глава 5
Была ли опричнина соединением больших :*лодсйств и мелких
дрязг, или же она представляла собой крупный политический сдвиг,
учреждение прогрессивное, хотя бы и в сопровождении известных резкостей
и преувеличений? Был ли Иван Грозный узкомысляшим, слабовольным
человеком, терзаемым из стороны в сторону случайными советчиками и
фаворитами, подозрительным до крайности, переменчивым в настроениях
тираном, или же он был даровитым, проницательным, лихорадочно
деятельным, властным, упорно проводившим свои цели правителем?1''
Нетрудно увидеть, что риторическая позиция автора
заключается в том, чтобы вопросам в духе психологии
противопоставить ответы в духе марксистской социологии: ведь убеждают не
сомнительные формулы психологии («каприз испорченной
натуры»), а необходимые деяния, «меры», «реформы» отнюдь не «уз-
комысляшего» и слабовольного неврастеника, но широко
мыслящего и энергичного государственного мужа.
Важнейший мотив доклада Р.Ю. Виппера
государственная измена царю, его борьба против реакционных сил,
готовых ради своих корыстных интересов погубить страну и парод.
Р.Ю. Виппер сосредоточился на анализе записок опричника
Г. Штадена и «Сказания» А. Шлихтинга. И хотя оба автора
записок о России XVI в. не вызывали у докладчика ни малейшего
сочувствия, ценность этих источников чрезвычайно высока - они
сообщили (поневоле) правду о времени грозного царя:
Если Штаден и Шлихтинг произвели сильное впечатление на
современников своими обвинениями Ивана Грозного в бессмысленной
жестокости, то на историка наших дней их свидетельства действуют в
смысле как раз обратном. Приводимые ими факты как раз объясняют «террор»
критической эпохи, показывают, что опасности, окружавшие личность и
дело Ивана Грозного, были еще страшнее, политическая атмосфера еще
более насыщена изменой, чем это могло казаться но данным ранее
известных враждебных московскому царю источников. Не в чрезмерной
подозрительности приходится обвинять Ивана Грозного, а напротив, в
излишней доверчивости по отношению к созданной им гвардии, и в особенности
ее контингенту иностранцев, в недостаточном внимании к той опасности,
которая ему грозила со стороны реакционной оппозиции, и которую он не
только не преувеличивал, а скорее недооценивал (Л. 7 -7 об.).
Мотив необходимости, оправданности (и даже
недостаточности) репрессивных мер Грозного - вполне типичный для
исторической науки.
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество
497
Но у Виппера он звучит предельно сильно:
...к изображению Штадена надо сделать еще одно дополнение: как
видно из Переписной книги Посольского приказа, было форменное
соглашение между партией московских бояр, духовенства и приказных и
таковой же партией высшего духовенства, дьячества и торговцев
Новгорода и Пскова. В возбужденном против них преследовании по изменному
делу обвинение гласило, что архиепископ Пимен с московскими боярами
хотел Новгород и Псков «отдати Литовскому королю». В последнюю
минуту вельможные заговорщики растерялись и стали выдавать друг
друга; Влад(имир) Андр(еевич) обманом вытянул список у Челяднина и
отправился с этой бумагой к царю, но это новое предательство не спасло
его. Розыск показал, что затевалась измена грандиозная,
государственная. Если заговор 1567 г. был вовремя расстроен и главные зачинщики
подверглись казни, то этим далеко не устранена была опасность измены,
отдачи врагу всей северо-западной окраины. Еще оставались на своих
местах архиепископ Пимен и другие члены новгородской группы
заговорщиков. Более двух лет длилось напряженное положение.
Можно ли после этого говорить о капризах тиранической натуры
Ивана Грозного, подсмеиваться над тем, что в 1570 г. он, будто бы
движимый трусливым страхом, нагрянул на мирное будто бы население
Новгорода с целым корпусом опричников? Конечно, он должен был
проявить величайшую осторожность. Ведь дело шло о крайне опасной
для Московской державы, крупнейшей за все царствование Ивана IV
измене. И в какой момент она угрожала разразиться? Среди труднейшей
войны, для которой правительство напрягало все государственные
средства, собирало все военные и финансовые силы, требовало от населения
наибольшего патриотического одушевления. Тем историкам нашего
времени, которые в один голос с реакционной оппозицией XVI в. стали
бы настаивать на беспредметной ярости Ивана Грозного в 1567-70 гг.,
следовало бы задуматься над тем, насколько антипатриотично и
антигосударственно были в это время настроены высшие классы, -
значительная часть боярства, духовенства и приказного дьячества: замысел на
жизнь царя ведь был теснейше связан с отдачей врагу не только вновь
завоеванной территории, но и старых русских земель, больших пространств
и ценнейших богатств Московской державы; дело шло о внутреннем
подрыве, об интервенции, о разделе великого государства! (Л. 9-9 об.).
Р.Ю. Виппер четко определял границы
историографического сознания: 15-20 лет назад еще можно было спорить о
психической нормальности или извращенности Ивана Грозного. В
середине 1920-х годов наука (школы Покровского) еще могла
498
Глава 5
серьезно относиться к таким вопросам, совсем иное дело наука
современная:
Записки Штадена и Шлихтинга были последними в порядке
открытия документами иностранного происхождения, которые могли в
том или другом смысле повлиять на суждения об Иване Грозном
русских историков XX века. Если бы они появились 15-20 лет раньше,
когда в русский научной литературе еще были возможны споры о
психической нормальности или извращенности Ивана Грозного, когда многие
по-старому видели в опричнине только аппарат для исполнения
произвольных опал, конфискаций и казней, то картинки, нарисованные
немцами-опричниками, и даже их фразеология имели бы успех, укрепили
бы позицию тех ученых, которые развивали теорию господства личного
произвола и нервических порывов (курсив мой. - А. Ю.) в политике
Грозного. Они были готовы сказать всякому скептику: «Что же спорить,
когда здесь показания очевидцев!»
Иное дело теперь, когда свидетельства подобного рода появились
перед лицом исследователей, вооруженных методом марксизма.
Для современного историка, анализирующего войны и политико-
административные меры правительства с точки зрения их соответствия
интересам известных классов, совершенно невозможно вернуться к
прежним теориям личных и закулисных влияний, невозможно
поддаться наивным приемам памфлетистов XVI века, всем этим сплетням
бежавших из Москвы опричников, их россказням о грабежах царя и его
опричников, в которых они сами в свое время принимали живейшее
участие... <...> Известную роль показания своеобразно заинтересованных
свидетелей XVI века сыграли, но только в отрицательном смысле: они
послужили к полной и окончательной ликвидации мифа об Иване
Грозном, которого привыкли изображать в виде классического тирана
русской и всемирной истории (Л. 15-15 об.).
Первым в обсуждении доклада Р.Ю. Виппера выступил
член-корреспондент АН СССР В.И. Пичета. Он отметил, что,
хотя книга «Иван Грозный» вышла 20 лет назад, доклад Р.Ю.
Виппера является серьезным «добавлением к той работе, которая им
была написана». Но не со всеми выводами докладчика В.И. Пи-
чета был согласен:
Безусловно, Иван Грозный - крупная политическая фигура,
крупный политический деятель и мыслитель, это отрицать никто не может и
не будет, но все-таки я сомневаюсь в том, чтобы весь тот террор, который
проводил Грозный, определялся обстоятельствами измены, и что в этот
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 499
террор Грозный не вносил известных элементов личного раздражения и
недовольства в результате той нервозности, которая была для него
характерна. Мне думается, если мы отметим эту нервозность Грозного, от
этого нисколько не пострадает его значение, значение Ивана Васильевича
Грозного в истории, как крупного политического деятеля. В Новгороде
был заговор, это известно, но ;*ачем же топить бесконечное количество
людей? Грозный открывает западный фронт, захватывает Ливонию, но
зачем же, захватив Полоцк, предавать казни бесконечное количество
людей и тем самым подрывать авторитет Руси? (Л. 18).
В.И. Пичста был согласен с тем, что Иван Грозный - это
крупный политический деятель, но его не убеждает логика
Р.Ю. Виппера, что все казни, в том числе неповинных людей,
были необходимы для проведения государственных акций
против заговорщиков.
Соглашаясь в целом с научным объяснением Виппера, Пи-
чета недоумевал: зачем были нужны устрашающие акции царя
против ливонского населения, которое поначалу хорошо
отнеслось к русским войскам?
...если Иван Грозный ;*ахотел захватить эту территорию, как
дорогу к Балтийскому морю, так зачем же подрубать тот сук, на котором сам
сидишь; зачем же подрывать доверие населения, которое, в известной
степени, встречало Ивана Грозного приветливо, сердечно, потому что
видело в русском народе, если не освободителя, то защитника интересов
белорусского народа. Таких фактов, которые характеризуют Ивана
Грозного и поведение войск во время Ливонской войны, можно привести
сколько угодно. Каш такие факты проводились самостоятельно
московскими войсками и отличались духом времени, это иной разговор; если
зто входило в планы политики московского паря Ивана I розного, то это
заставляет смотреть по-иному, и целый ряд моментов и действий Ивана
Грозного пересмотреть. Здесь такой чрезмерной идеализации Ивана
Грозного проводить не стоит, и говорить только о величайших талантах
и достоинствах было бы неправильно. Иван Грозный - крупная фигура.
Она должна быть предметом всестороннего изучения, но она требует не
идеализации, как это делаем мы, а несколько более осторожного
подхода, потому что факты противоречат такой идеализации. Возьмем,
например, такой факт почему Иван Грозный потерпел поражение в
Ливонской войне? (Л. 19).
Итак, общее согласие науки формируется на путях
признания деятельности Ивана Грозного сугубо положительной и необ-
500
Глава 5
ходимой для сохранения единства государства, но без
идеализации в оценках личности (с допущением «нервозности» и
некоторой нерасчетливости).
Выступление Ю.В. Готье по докладу Виппера в стенофам-
ме было утеряно, и не совсем понятно, как он отнесся к ключевым
высказываниям ученого.
Речь СВ. Бахрушина была посвящена частным сюжетам в
связи с изучением записок иностранцев.
Ярко выступил Б.И. Сыромятников, поддержав основной
пафос выступления Р.Ю. Виппера:
Изменники, крамола, политически ненадежные элементы
имеются в каждом обществе, в каждой эпохе (! - Л. Ю.), но сущность борьбы
Грозного заключается в том, что в тот момент шла борьба между двумя
историческими укладами: с одной стороны, выступали сторонники и
партия умирающей Удельной Руси, с другой стороны лагерь,
возглавляемый Грозным, который строил великое централизованное
Московское государство. Вот в чем сущность борьбы Грозного. Борьба
с изменой - только частный эпизод, иллюстрация к этой великой
исторической борьбе, которая превратила эпоху Грозного в эпоху великих
реформ и привела к чрезвычайно глубоким социальным и
политическим сдвигам (Л. 22 об.).
Если В.И. Пичета, в целом соглашаясь с концепцией,
призывал к осторожности в выводах, то Сыромятников, по сути дела,
упрекал Виппера в недостаточной последовательности его
радикальных выводов: боярская измена 1567 г. не была
единственной! Все правление Грозного - сплошь измены бояр, особенно в
1553 г., когда царь опасно заболел и бояре хотели передать власть
князю Владимиру Андреевичу.
...если Роберт Юльевич хотел оправдать самую опричнину
Грозного тем, что у него и у Русского государства был действительно
опасный враг, то разве эта опасность 1567 года достаточна для
подведения соответствующих исторических оснований под борьбу Грозного
с изменой? Ведь это было после утверждения опричнины. Л что
привело к учреждению опричнины? Мы знаем, что эти измены и
политические заговоры начались задолго до опричнины. Например, 1553 год,
когда Иван Грозный лежал на смертном одре, и перед умирающим
царем разыгралась знаменитая сцена, возглавляемая Курбским и его
кликой, и это показало, что они стоят против и Ивана Грозного, и его
политики (Л. 23).
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество
501
Б.И. Сыромятников отреагировал на спор вокруг
нервозности царя как фактора в истории:
Сегодняшний доклад Р.Ю. Виппера имеет большое значение, все
мы прослушали его с громадным интересом и увлечением. Но думается,
что напрасно Роберт Юльевич так усиленно подчеркивает, что будто бы
среди русских историков господствовала та точка зрения, что вся
политика Ивана Грозного вызывалась и мотивировалась только его личной
нервозностью, жестокостью и т. д. После классической работы
Платонова кто же не знает, каков истинный политический и исторический смысл
опричнины и в какой мере ее можно сводить к личной борьбе Ивана
Грозного с его врагами (Л. 24-24 об.).
Что же сказал Р.Ю. Виппер в заключительном слове?
Первое, на что он обратил внимание, - это упрек в
идеализации царя. Виппер признал, что сейчас он борется с теми
взглядами, которые были актуальны в 1922 г., когда впервые была
опубликована его книга «Иван Грозный».
Конечно, выступая первый раз в 1922 г. и теперь, в 1942 г., с
определенной полемической целью, я хотел бороться с теми взглядами,
которые представляли Грозного чрезмерно нервозной и жестокой натурой,
утверждали, что у Грозного нет ни оригинальности, ни данных великого
правителя. Руководясь такой общей задачей, я мог в своих аргументах
несколько преувеличить в другую сторону, главным образом в смысле
умолчания о известных крайностях Грозного. В течение этих двадцати
лет я многому научился, многое узнал из сочинений русских историков,
но мой общий взгляд на Грозного нисколько не изменился.
Несомненно, мы имеем дело с натурой, в которой было очень
много страстности, была прирожденная жестокость, но ведь не этим
определяется существо, значение той борьбы, которую вел Грозный
(курсив мой. - А. Ю.) (Л. 24-24 об.).
Итак, Р.Ю. Виппер нашел формулу «примирения», которая
явно устраивала всех историков: он не отрицал «чрезмерно
нервозной и жестокой» натуры царя, но не этим фактором
определяется «существо, значение» государственной деятельности царя.
502
Глава?
«Существо, значение»
государственной деятельности царя
Фактор «измены» русскому царю - слишком поверхностный; к
«существу» его никак не отнесешь. Марксист не имеет права
мыслить историю в категориях только политических: фундаментом
любой политики являются социально-экономические отношения.
Смирнов и Бахрушин в книгах об Иване Грозном
развернули социально-экономическую характеристику русского
государства, в которой важнейшую роль играет соотношение надстройки
и базиса в объяснении глубинных причин необходимости борьбы
с политической реакцией за объединение страны.
Особенно интересна в этом отношении книга И.И.
Смирнова, склонного (в отличие от СВ. Бахрушина) к теоретическим
обобщениям.
И.И. Смирнов первую главу книги назвал: «Русское
национальное государство». Уже два первых абзаца определяют его
концепцию:
XV и XVI века в истории России можно определить как эпоху
возникновения и формирования национального государства,
пришедшего на смену феодальной раздробленности удельных времен.
Материальной основой процесса ликвидации феодальной раздробленности
России и создания национального централизованного государства
являлось постепенное преодоление экономической замкнутости отдельных
русских земель и установление рыночных связей между ними16.
Обратим внимание: материальный процесс маркируется
ученым как «создание национального централизованного
государства». На первом месте - национальное содержание, на
втором - политическое.
Первенство национального над политическим - в
экономической основе процесса:
Вскрывая экономические основы сплочения национальных
областей в единое русское национальное государство, Ленин указывает, что
слияние «всех таких областей, земель и княжеств в одно целое»
«вызывалось усиливающимся обменом между областями, постепенно
растущим товарным обращением, концентрированием небольших местных
рынков в один всероссийский рынок». Этот процесс усиления обмена
между областяхми, роста товарного обращения, развития небольших
местных рынков и концентрирования их в один всероссийский рынок явля-
Стпалин и Эйзенштейн: идеология и творчество 503
ется важнейшей чертой экономического развития России XV-XVI вв.
Наиболее существенным явлением в экономике России XV-XVI вв.
является рост общественного разделения труда, находящий свое
выражение в развитии ремесла, городов и торговли (С. 8 9).
Итак, в основу первенства национального как
экономического развития положена цитата Ленина, из которой следует
первичность фактора товарного обмена, концентрации небольших
рынков в один большой - всероссийский.
Но базис и надстройка взаимодействуют, и потому влияние
взаимное, в том числе и обратное. В этих случаях И.И. Смирнов
меняет словоупотребление и пишет о централизованном
национальном государстве:
Будучи временем больших и глубоких сдвигов в области
экономики, эпоха образования русского национального государства
характеризуется не менее важными изменениями в сфере классовых отношений. Среди
этих изменений на первое место надо поставить изменения в строении
самого господствующего класса - феодальных землевладельцев, -
заключавшиеся в сформировании внутри феодального класса мощного слоя
помещиков-дворян... Весь этот мелкий феодальный вассалитет был коренным
образом заинтересован в создании централизованного национального
государства (курсив мой. А, Ю.), ибо ликвидация феодальной
раздробленности означала ликвидацию тех мелких феодальных вотчин - сеньорий,
внутри которых обитало подавляющее большинство мелкого и мельчайшего
феодального вассалитета, а вместе с тем и освобождение его от уз
вассальной зависимости но отношению к его бывшим сеньорам (С. 12,13,14).
Появление дворян - это рождение слоя людей, способных
быть вместе с высшей властью в объединении страны. В тезис о
централизованном национальном государстве включается эта
крайне необходимая борьба верховной власти против тех
княжеских и боярских сеньорий, представители которых не хотели
достижения единства ценой потери собственных привилегий. В
союзе великокняжеской власти и дворян создавалась новая армия
как орудие нового порядка.
Уничтожение княжеских и боярских сеньорий в процессе
образования централизованного национального государства не превращало,
однако, бывших княжеских и боярских слуг в
землевладельцев-вотчинников, свободных от какой бы то ни было зависимости. Включая в
состав Русского государства территории удельных княжеств, московские
504
Глава 5
великие князья присваивали себе вместе с тем и права бывших
владетелей этих земель по отношению к их прежним вассалам, превращая
княжеских и боярских слуг в непосредственных вассалов великого князя -
в «государевых служилых людей» помещиков... <...> Важнейшим
орудием осуществления политики великокняжеской власти в деле
создания централизованного национального государства являлась армия.
Очевидно, для того, чтобы армия могла стать орудием проведения
великокняжеской политики, она сама должна была подвергнуться
коренной реорганизации. Сущность этого процесса (применительно к
Западной Европе) вскрыл Энгельс. Перестройка армии заключалась в том,
что королевская власть стремилась освободиться от «феодального
войска», состоявшего из отдельных отрядов, в которых «солдаты были
соединены со своим непосредственным сюзереном более тесной связью,
чем с главнокомандующим королевской армией», и создать
«собственное войско». В России процесс создания этой армии нового типа
происходит в совершенно аналогичных формах. Превращая мелкий
вассалитет княжеских и боярских дворов в великокняжеских служилых людей,
обязанных нести военную службу в великокняжеском войске,
московские великие князья сколачивали таким образом кадр людей, из
которых можно было создать армию, построенную на принципе
централизации и тесно и непосредственно зависимую от великокняжеской
власти... (С. \Л 15).
Опричнина, будучи одной из форм организации военных
сил, вполне подходит иод определение королевской армии -
армии нового порядка.
Но великокняжескую власть поддерживало и городское
население: поскольку происходил торговый обмен между городами,
посадские люди были крайне заинтересованы в единстве страны.
И вновь И.И. Смирнов менял терминологию, возвращаясь к
факторам первичным - национальным:
Население городов активно поддерживало московских государей
в их политике строительства и укрепления русского национального
государства, ибо установление национального единства и национальной
государственности русского народа открывало широкие перспективы
для развития экономики и культуры России. В своей борьбе за создание
и укрепление русского национального государства московские государи
опирались на поддержку самых широких народных масс,
заинтересованных в ликвидации феодальных усобиц и устранении политических
перегородок между отдельтями частями русской земли (выделено мною.
Л. Ю.) (С. 17). *
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 505
Итак, борьба старого и нового - это борьба двух порядков,
двух сил:
...эпоха создания русского национального государства выступает
перед нами как время острой и напряженной борьбы: старого и нового,
прогрессивных и реакционных сил, носителей национального развития и
представителей феодальной реакции. Эта борьба не только не ослабевает
по мере роста и укрепления Русского государства, но, напротив, все более
нарастает и обостряется, достигая своей высшей точки при Иване Грозном,
когда бурные столкновения борющихся классов превращают
царствование Ивана Грозного в эпоху кровавых казней и убийств, политических
заговоров, государственных переворотов и народных возмущений (Там же).
Запись беседы
Обратимся к записи беседы И.В. Сталина, А.А. Жданова и
В.М. Молотова с СМ. Эйзенштейном и Н.К. Черкасовым по
поводу фильма «Иван Грозный». Приведем запись эту почти полностью.
26 февраля 1947 г.
Мы были вызваны в Кремль к 11-ти часам.
В 10 часов 50 минут пришли в приемную. Ровно в 11 часов вышел
Поскребышев проводить нас в кабинет.
В глубине кабинета - Сталин, Молотов, Жданов. Входим,
здороваемся, садимся за стол.
Сталин. Вы писали письмо. Немножко задержался ответ. Встречаемся
с запозданием. Думал ответить письменно, но решил, что лучше
поговорить. Так как я очень занят, нет времени, - решил, с
большим опозданием, встретиться здесь... Получил я Ваше письмо "в
ноябре месяце.
Жданов. Вы еще в Сочи его получили.
Сталин. Да, да. В Сочи. Что вы думаете делать с картиной?
Мы говорим о том, что мы разрезали вторую серию на две части,
отчего Ливонский поход не попал в эту картину и получилась
диспропорция между отдельными ее частями, и исправлять картину нужно в
том смысле, что сократить часть заснятого материала и доснять, в
основном, Ливонский поход.
Стал и н. Вы историю изучали?
Эйзенштейн. Более или менее...
506
Глот 5
Сталин. Более или менее?.. Я тоже немножко знаком с историей. У вас
неправильно показана опричнина. Опричнина - это королевское
войско. В отличие от феодальной армии, которая могла в любой
момент сворачивать свои знамена и уходить с войны, -
образовалась регулярная армия, прогрессивная армия. У вас опричники
показаны, как ку-клус-клан.
Эйзенштейн сказал, что они одеты в белые колпаки, а у нас - в черные.
Молотов. Это принципиальной разницы не составляет.
Сталин. Царь у вас получился нерешительный, похожий на
Гамлета. Все ему подсказывают, что надо делать, а не он сам
принимает решения... Царь Иван был великий и мудрый правитель и
если его сравнить с Людовиком XI (вы читали о Людовике XI,
который готовил абсолютизм для Людовика XIV?), то Иван
Грозный но отношению к Людовику на десятом небе. Мудрость
Ивана Грозного состояла в том, что он стоял на национальной
точке зрения и иностранцев в свою страну не пускал, ограждая
страну от проникновения иностранного влияния. В показе
Ивана Грозного в таком направлении были допущены
отклонения и неправильности. Петр I - тоже великий государь, но он
слишком либерально относился к иностранцам, слишком
раскрыл ворота и допустил иностранное влияние в страну,
допустив онемечивание России. Еще больше допустила его
Екатерина. И дальше. Разве двор Александра I был русским двором?
Разве двор Николая I был русским двором? Нет. Это были
немецкие дворы.
Замечательным мероприятием Ивана Грозного было то, что он
первый ввел государственную монополию внешней торговли. Иван
Грозный был первый, кто ее ввел, Ленин второй.
Жданов. Эйзенштейновский Иван Грозный получился неврастеником.
Молото в. Вообще сделан упор на психологизм, на чрезмерное
подчеркивание внутренних психологических противоречий и личных
переживаний.
Сталин. Нужно показывать исторические фигуры правильно по
стилю. Так, например, в первой серии неверно, что Иван Грозный так
долго целуется с женой. В те времена это не допускалось.
Жданов. Картина сделана в византийском уклоне, и там тоже это не
практиковалось.
Молотов. Вторая серия очень зажата сводами, подвалами, нет свежего
воздуха, нет шири Москвы, нет показа народа. Можно показывать
разговоры, можно показывать репрессии, но не только это.
Опалин и Эйзенштейн: идеология и творчество
507
Сталин. Иван Грозный был очень жестоким. I кжазывать, что он был
жестоким можно, но нужно показать, почему необходимо быть
жестоким. Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не доре-
зал пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских
семейств уничтожил бы, то вообще не было бы Смутного времени.
Л Иван Грозный кот-нибудь казнил и потом долго каялся и
молился. Бог ему в этом деле мешал... Нужно было быть еще решительнее.
Молотов. Исторические события надо показывать в правильном
осмыслении. Вот, например, был случай с пьесой Демьяна Бедного
«Богатыри». Демьян Бедный там издевался над крещением Руси,
а дело в том, что принятие христианства для своего
исторического этапа было явлением прогрессивным.
Сталин. Конечно, мы не очень хорошие христиане, но отрицать
прогрессивную роль христианства на определенном этане нельзя.
Это событие имело очень крупное значение, потому что это был
поворот русского государства на смыкание с Западом, а не
ориентация на Восток.
Об отношении с Востоком Сталин говорит, что, только что
освободившись от татарского ига, Иван Грозный торопился объединить
Россию с тем, чтобы быть оплотом против возможных набегов татар.
Астрахань была покорена, но в любой момент могла напасть на Москву.
Крымские татары также могли это сделать.
Сталин. Демьян Бедный представлял себе исторические перспективы
неправильно. Когда мы передвигали памятник Минину и
Пожарскому ближе к храму Василия Блаженного, Демьян Бедный
протестовал и писал о том, что памятник надо вообще выбросить и
вообще надо забыть о Минине и Пожарском. В ответ на это
письмо я назвал его «Иваном, не помнящим своего родства». Историю
мы выбрасывать не можем...
Дальше Сталин делает ряд замечаний но поводу трактовки обра-
га Ивана Грозного и говорит о том, что Мал юта Скуратов был крупным
военачальником и героически погиб в войну с Ливонией.
Черкасов в ответ на то, что критика помогает и что Пудовкин после
критики сделал хороший фильм «Адмирал I !ахимов», сказал: «Мы
уверены в том, что мы сделаем не хуже, ибо я работаю над образом Ивана
Грозного не только в кино, [но] и в театре, полюбил этот образ и считаю, что
наша переделка сценария может оказаться правильной и правдивой».
На что Сталин ответил (обращаясь к Молотову и Жданову): «Ну
что ж, попробуем».
508
Глава 5
Черкасов. Я уверен в том, что переделка удастся.
Стал и п. Дай вам бог, каждый день - новый год (Смеется.)
Эйзенштейн. Мы говорим, что в первой серии удался ряд моментов,
и это нам дает уверенность в том, что мы сделаем и вторую серию.
Стали н. Что удалось и хорошо, мы сейчас не говорим, мы говорим
сейчас только о недостатках.
Эйзенштейн спрашивает о том, что не будет ли еще каких-либо
специальных указаний в отношении картины.
Сталин. Я даю вам не указания, а высказываю замечания зрителя.
Нужно исторические образы правдиво отображать. Ну, что нам
показали Глинку? Какой это Глинка? Это же - Максим, а не
Глинка. Артист Чирков не может перевоплощаться, а для актера
самое главное качество уметь перевоплощаться. (Обращаясь к
Черкасову.) Вот вы перевоплощаться умеете.
11а что Жданов говорит, что Черкасову не повезло с Иваном
Грозным. Тут была еще паника с «Весной», и он стал играть дворников - в
картине «Во имя жизни» он играет дворника.
Черкасов говорит, что он играл большинство царей и трал даже
Петра Первого и Алексея.
Жданов. По наследственной линии. По наследственной переходили...
Стали и. I Гужно правильно и сильно показывать исторические фигуры.
(К Эйзенштейну.) Вот, Александра Невского вы компоновали?
Прекрасно получилось. Самое важное - соблюдать стиль
исторической эпохи. Режиссер может отступать от истории; неправильно,
если он будет просто списывать детали из исторического
материала, он должен работать своим воображением, но - оставаться в
пределах стиля. Режиссер может варьировать в пределах стиля
исторической эпохи.
Жданов говорит, что Эйзенштейн увлекается тенями (что
отвлекает зрителя от действия) и бородой Грозного, что Грозный слишком
часто поднимает голову, чтобы было видно его бороду. Эйзенштейн
обещает в будущем бороду Грозного укоротить.
Сталин (вспоминая отдельных исполнителей первой серии «Ивана
Грозного».) Курбский великолепен. Очень хорош Старицкий
(артист Кадочников). Он очень хорошо ловит мух. Тоже:
будущий царь, а ловит руками мух!
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество
509
Такие детали нужно давать. Они вскрывают сущность человека.
...Разговор переходит на обстановку в Чехословакии в связи с
поездкой Черкасова на съемки и участием его в советском
кинофестивале. Черкасов рассказывает о популярности советской страны в
Чехословакии.
Разговор идет о разрушениях, которые причинили американцы
чехословацким городам.
Ну, что же, тогда, значит, вопрос решен. Как вы считаете,
товарищи (обращается к Молотову и Жданову), - дать возможность доделать
фильм товарищам Черкасову и Эйзенштейну? - и добавляет: передайте
об этом товарищу Большакову.
Черкасов спрашивает о некоторых частностях картины и о
внешнем облике Ивана Грозного.
Сталин. Облик правильный, его менять не нужно. Хороший внешний
облик Ивана Грозного.
Черкасов. Сцену убийства Старицкого можно оставить в сценарии?
Сталин. Можно оставить. Убийства бывали.
Черкасов. У нас есть в сценарии сцена, где Малюта Скуратов душит
митрополита Филиппа.
Жданов. Это было в Тверском Отроч-монастыре?
Черкасов. Да. 11ужно ли оставить эту сцену?
Сталин сказал, что эту сцену оставить нужно, что это будет
исторически правильно. Молотов говорит, что репрессии вообще показывать
можно и нужно, но надо показать, почему они делались, во имя чего. Для
этого нужно шире показать государственную деятельность, не
замыкаться только сценами в подвалах и закрытых помещениях, а показать
широкую государственную деятельность.
Черкасов высказывает свои соображения по поводу будущего
переделанного сценария, будущей второй серии.
Стал и н. На чем будет кончаться картина? Как лучше сделать еще две
картины, то есть 2-ю и 3-ю серии? Как мы это думаем вообще
сделать?
Эйзенштейн говорит, что лучше соединить снятый материал
второй серии с тем, что осталось в сценарии, - в одну большую картину. Все
с этим соглашаются.
510
Глава 5
Сталин. Чем будет у нас кончаться фильм?
Черкасов говорит, что фильм будет кончаться разгромом
Ливонии, трагической смертью Малюты Скуратова, походом к морю, где
Иван Грозный стоит у моря в окружении войска и говорит: «На морях
стоим и стоять будем!»
Сталин. Так оно и получилось, и даже немножко больше.
Черкасов спрашивает, что нужно ли наметку будущего сценария
фильма показывать для утверждения Политбюро?
Сталин. Сценарий представлять не нужно, разберитесь сами. Вообще но
сценарию судить трудно, легче говорить о готовом произведении.
(КМолотову.) Вы, вероятно, очень хотите прочесть сценарий?
Молотов. Нет, я работаю несколько подругой специальности. Пускай
читает Большаков.
Эйзенштейн говорит о том, что было бы хорошо, если бы с
постановкой этой картины не торопили. Это замечание находит оживленный
отклик у всех.
С т ал и н. Ни в каком случае не торопитесь, и вообще поспешные
картины будем закрывать и не выпускать. Репин работал над
«Запорожцами» 11 лет.
Молотов. 13 лет.
Сталин (настойчиво). 11 лет.
Все приходят к заключению, что только длительной работой
можно действительно выполнить хорошие картины.
По поводу фильма «Иван Грозный» Сталин говорил, что если
нужно полтора-два года, даже три года для постановки фильма, то
делайте в такой срок, но чтобы картина была сделана хорошо, чтобы она
была сделана «скульптурно». Вообще мы сейчас должны поднимать
качество. Пусть будет меньше картин, но более высокого качества.
Зритель наш вырос, и мы должны показывать ему хорошую продукцию.
Говорили, что Целиковская хороша в других ролях. Она хорошо
играет, но она балерина. Мы отвечаем, что в Алма-Ату нельзя было
вызвать другую артистку.
Сталин говорит, что режиссер должен быть непреклонный и
требовать то, что ему нужно, а наши режиссеры слишком легко уступают в
своих требованиях. Иногда бывает, что нужен большой актер, но играет
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество
511
не подходящий на ту или иную роль, потому что он требует и ему дают
эту роль играть, а режиссер соглашается.
Э и з е н ш теин. Артистку Гошеву не могли отпустить из
Художественного театра в Алма-Ату для съемок. Анастасию мы искали два года.
Сталин. Артист Жаров неправильно, несерьезно отнесся к своей роли
в фильме «Иван Грозный». Это несерьезный военачальник.
Ж да н о в. Это не Мал юта Скуратов, а какой-то «шапокляк»!
Стал и н. Иван Грозный был более национальным царем, более
предусмотрительным, он не впускал иностранное влияние в Россию, а
вот Петр открыл ворота в Европу и напустил слишком много
иностранцев.
Черкасов говорит о том, что, к сожалению и к своему стыду, он не
видел второй серии картины «Иван Грозный». Когда картина была
смонтирована и показана, он в то время находился в Ленинграде.
Эйзенштейн добавляет, что он тоже в окончательном виде
картину не видел, так как сразу после ее окончания заболел.
Это вызывает большое удивление и оживление.
Разговор кончается тем, что Сталин желает успеха и говорит:
«Помогай Бог!»
Пожимаем друг другу руки и уходим. В 0.10 минут беседа
заканчивается.
Добавление к записи Б.П. Агапова, сделанное СМ.
Эйзенштейном и U.K. Черкасовым:
Жданов сказал еще, что «в фильме имеется слишком большое
злоупотребление религиозными обрядами».
Молотов сказал, что это «дает налет мистики, которую не нужно
так сильно подчеркивать».
Жданов говорит, что «сцена в соборе, где происходит "пещное
действо", слишком широко показана и отвлекает внимание».
Сталин говорит, что опричники во время пляски похожи на
каннибалов и напоминают каких-то финикийцев и каких-то вавилонцев.
Когда Черкасов говорил, что он уже давно работает над образом
Ивана Грозного и в кино и театре, Жданов сказал: «Шестой уж год я
царствую спокойно».
Прощаясь, Сталин поинтересовался здоровьем Эйзенштейна17.
Ясно, что Сталин, Молотов и Жданов единодушно
выступают против того, чтобы создавать образ царя в кино через
психологическое видение эпохи, которое допускает, что Грозный был
512
Глава 5
неврастеником, Гамлетом и т. д. Образование Русского
государства - великое событие в русской истории. Главный участник этой
истории был мудрым правителем. Он не мог быть неврастеником
или Гамлетом, ведь ему удалось осуществить задуманный
грандиозный план.
Объяснение «объективного» содержания истории эпохи
Ивана Грозного нисколько не исключает показа убийств,
жестоких казней - в этом вожди партии тоже согласны. Но «во имя
чего» эти казни - вот вопрос? «Широкая государственная
деятельность» всегда более значима в истории, чем рассказы о казнях в
подвалах или о сценах в «закрытых помещениях».
Вожди единодушны в том, что христианство сыграло
положительную роль в истории. Сталин вновь высказал свою мысль
на эту тему, которую внедрял еще при редактировании проекта
постановления ЦК ВКН(б): «Это событие имело очень крупное
значение, потому что это был поворот русского государства на
смыкание с Западом, а не ориентация на Восток». Он фактически
повторил слова И.И. Смирнова, когда на встрече с киногрунпой
сказал о том, что опричнина - это новая армия, королевского
типа («Опричнина - это королевское войско. В отличие от
феодальной армии, которая могла в любой момент сворачивать свои
знамена и ухолить с войны, образовалась регулярная армия,
прогрессивная армия»).
Основные мотивы вождей партии большевиков и ученых-
историков в целом совпадают, что, конечно, не исключает
различий в нюансах. Например, можно обнаружить едва заметное
расхождение в понимании национального: Сталин видит в нем
этнонолитическое содержание par excellence (царь «стоял на
национальной точке зрения и иностранцев в свою страну не
пускал»); историческая же наука в своих типичных объяснениях
ориентировалась в основном на социально-экономическое
содержание понятия.
Обратимся теперь к самому загадочному суждению
Сталина. Историки склонны рассматривать его, как уникальное
отношение вождя партии к опричнине и Смуте начала XVJI в.
Напомним, что сказал Сталин:
Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он не дорезал
пять крупных феодальных семейств. Если он эти пять боярских
семейств уничтожил бы, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван
Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в
этом деле мешал... Нужно было быть еще решительнее.
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 513
В.Б. Кобрин в свое время говорил в одном из публичных
выступлений, что ему так и не удалось найти источник
информированности вождя. Откуда он взял эти пять семей и что это за семьи,
из-за которых случилась Смута?.. Именно это, а не какое-либо
другое суждение Сталина имел в виду Н.Я. Эйдельман, когда писал о
том, что Сталин критиковал Грозного «за умеренность» в казнях.
Однако даже такое, действительно странное, суждение
вождя партии нельзя отнести к числу уникальных. Оно тоже -
плод усвоения «соответствующей литературы»... В 1946 г. вышло
учебное пособие «История СССР» для слушателей ВПШ при
ЦК ВКП(б), написанное К.В. Базилевичем* и Г.А. Новицким.
В нем содержался фрагмент, который Сталин читал и хорошо его
запомнил. В этом учебнике были повторены все прежние и очень
привычные мотивы о том, что «старая» литература
рассматривала царя невменяемым, что «правильная оценка Ивана Грозного
как государственного деятеля не может ограничиваться его
личными качествами», что борьба с боярством оправдывала даже
самые негодные средства этой борьбы и т. д.
К.В. Базилевич довел историю этой борьбы царя с боярами
вплоть до Смуты.
Впрочем, обратимся к тексту:
«Иван Грозный. Необычайная по напряжению и острым кровавым
конфликтам деятельность царя Ивана рано пробудила к нему особый
интерес не только в специальной исторической, но и в художественной
литературе и искусстве.
Если одним Иван IV представлялся невменяемым, психически
больным человеком, то другие видели в нем способного, даже гениального
правителя. Такая разница суждений объясняется различными
политическими взглядами их авторов и отсутствием историзма. Еще дворянский
историк XVIII в. князь Щербатов пришел к выводу, что Иван IV «часто не
единым человеком является». На этой точке зрения стоял и другой
дворянский историк - Карамзин, уверявший, что царь Иван «есть для ума
загадка». Но и Щербатову и Карамзину Иван представлялся прежде всего
как самодержец, мучитель, виновный в угнетении боярства ради личных
* В личной библиотеке В.Б. Кобрина хранится экземпляр этого
учебного пособия, подаренного ему, тогда еще студенту первого курса
МГУ, К.В. Базилевичем. Однако В.Б. Кобрину, выдающемуся
медиевисту и глубочайшему знатоку политической истории XX в., и в голову не
пришло посмотреть это издание и сравнить текст Базилевича с речью
Сталина.
514
Глава 5
интересов. По-иному смотрел на Ивана IV СМ. Соловьев, который
улавливал в его действиях социальный смысл борьбы с притязаниями бояр за
укрепление самодержавной власти. В.О. Ключевский расценивал Ивана IV
главным образом со стороны моральных качеств. Царь Иван IV, по его
мнению, являлся любопытным объектом для наблюдений психиатра. Эта
мысль в конце XIX в. была подхвачена в художественной и в медицинской
литературе. Появилось несколько работ врачей-психиатров, которые
пытались доказать, что «загадка» истории правления Ивана IV разрешается
очень легко: царь был болен однопредметным буйным помешательством.
По широко распространенному мнению в литературе,
психическая неуравновешенность царя была результатом его тяжелого детства и
дурного воспитания. Они испортили его характер и помешали
развиться добрым начинаниям и хорошим способностям. Все положительные
дела царствования (реформа 50-х годов), по этому мнению, были
результатом благотворного влияния близких людей. Когда же царь Иван в
результате разрыва с «Избранной радой» освободился от этого влияния,
он окончательно потерял нравственную уравновешенность и стал на
путь неоправданного кровавого террора.
Правильная оценка Ивана Грозного как государственного
деятеля не может ограничиваться его личными качествами. Грозный характер
царя складывался в условиях суровой борьбы с консервативными
слоями боярства. От исхода ее зависела не только личная судьба самого
Ивана IV, но и судьба того большого государственного дела, которому он
посвятил 37 лет самостоятельного правления. За это время люди вокруг
Ивана IV неоднократно менялись, но его политика не претерпела от
этого каких-либо существенных изменений; она оставалась политикой
сильной государственной власти, безжалостно расправлявшейся со всем тем,
что стояло на пути ее развития. Иван IV умел отличать в строе
общественной и политической жизни дряхлое и негодное от новых и здоровых
начал. Поэтому борьба с боярством, в котором он видел рьяных
защитников ненавистной старины, приобретала такой страстно-напряженный
характер. Борьба с лицами превращалась у него в борьбу с осужденным
историей порядком, который поддерживался этими лицами, смотревшими
не вперед, а назад - в феодальное прошлое. Но Иван IV не только
оборонялся от своих личных и политических врагов, сплетавших вокруг него
запутанный клубок интриг и измен; наступая на них, он наступал на
отжившие остатки феодальной раздробленности, мешавшие развитию
централизованной государственной системы. Он сам наносил удары но
своим противникам, не ожидая, чтобы они нанесли их ему и его делу. Из
этой борьбы царь Иван вышел победителем, по окончательно
уничтожить реакционную боярскую оппозицию он все же не сумел. Она вновь
поднялась в начале XVII в. во время «Смуты» (курсив мой. - А /О.)18.
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 515
Логика Сталина, согласно которой Смута началась, потому
что царь Иван не уничтожил боярскую оппозицию окончательно,
принадлежит не ему, а Базилевичу и всей исторической науке
того времени. Сталин лишь переосмыслил недавно прочитанное и
добавил от себя «пять родов». Обращение Сталина к факту
покаяния царя («и потом долго каялся и молился... Нужно было быть
еще решительнее») точно соответствует тому, о чем писал Бази-
левич в учебнике для слушателей ВПШ при ЦК ВКП(б) сразу
после того, как упомянул о боярской оппозиции, которая «вновь
поднялась в начале XVII в. во время Смуты»:
В борьбе с противниками из боярской среды царь Иван проявлял
большую жестокость. Казни часто превращались в особый вил царской
потехи и сопровождались мучениями и издевательствами нал
осужденными. Вместе с главными виновниками - боярами обычно страдали и
их близкие зависимые люди, в том числе холопы и крестьяне. Это
объясняется характером феодальной организации: в состав боярских
вооруженных отрядов частично входило подчиненное население вотчин.
В конце жизни Иван IV велел составить «синодик» (список) казненных
для поминания их в церквах. Суеверный царь, по-видимому, хотел
«устроением душ» в «загробном мире» помириться со своими жертвами,
чтобы они не свидетельствовали против него па «страшном суде»19.
Еще одно суждение Сталина тоже претендует на то, чтобы
быть уникальным. Речь идет об утверждении вождя партии, что
Иван Грозный был сторонником, как и Ленин, введения
государственной монополии на внешнюю торговлю, и потому царь не пускал
иностранцев в Россию. В «соответствующей литературе» (прежде
всего в учебниках) утверждалось обратное: царь пускал
иностранцев, разрешал создавать иностранные торговые компании.
Но книга Р.Ю. Виппера помогает понять, что Сталин даже в
этой ситуации ничего не придумывал, а лишь транслировал уже
имевшееся в науке объяснение. Виппер много рассуждал о
положительном значении государственной внешней торговли, о служебной
функции русских купцов, торговавших с другими странами:
...московское правительство, по-видимому, готово было
жертвовать интересами местного торгового класса, тогда как именно из-за
выгод последнего оно настойчиво добивалось доступа к Балтийскому
морю... В отличие от западноевропейского купечества, московское не
имело самостоятельности, не составляло корпораций, гильдий,
компаний. Оно состояло на службе государства; очень характерно выража-
516
Глава 5
лось это чиновное положение торговых людей в поручении
таможенных сборов богатейшим купцам под ответственностью их капиталов...
Промышленники привыкли к своей роли органов администрации.
Когда образовалась опричнина в качестве тесного военного управления,
предназначенного стянуть к центру живые силы страны, Строгановы,
знаменитые потом своей пермской колонизацией и началом завоевания
Сибири, поспешили записаться в кадры нового государственного
учреждения... Под руководством правительства действовали также
московские купцы в Балтике с открытием нарвекой навигации. Воевода
Заболоцкий в 1566 г. просит Ревельскую думу пропустить русских
купцов, едущих в Висмар. И тут, и по другим подобным поводам Грозный
настойчиво повторял одно и то же требование, чтобы его подданным
давали свободный пропуск за море в Европу. В государственной торговле
всегда с неизбежностью будут преобладать интересы казны; в ней нет
опасностей риска, нет побуждающих к дерзновенной
предприимчивости выгод. Весьма понятно, что при таком строе торговли государство
склонно отдавать иностранцам те статьи промышленности и обмена,
которые оно не может непосредственно использовать. Отдача
англичанам вычегодской железной руды была именно таким способом
приглашения иностранцев туда, где государство не хотело или не могло
приложить свои руки. В указанных фактах мы получаем еще одну лишнюю
черту для характеристики Московского государства. Власть организует
все силы общества для войны, собирает всю промышленную
деятельность для военных финансов; правительство хочет, чтобы все таланты,
все капиталы, вся энергия служили ему одному. Оно берет на себя
очень много руководительства, мало оставляя самодеятельности
общества. Для тогдашней Европы эти обстоятельства представлялись
слишком необычными и вводили иностранцев в заблуждение. Купечество,
как самостоятельная сила, выросло в западноевропейских странах из
морского пиратства и сложилось раньше, чем национальное
государство. Поэтому западноевропейские наблюдатели усматривали в
подчиненном, незаметном положении московских торговцев и
промышленников, в направлении торговли путем приказов признаки варварства,
а иностранные предприниматели обольщали себя надеждою добиться
монополии в этой стране, столь слабой самостоятельным почином...
Однако отсюда никоим образом не следует делать вывода, что
московское правительство своими централ изаторскими, регулятивными
мерами (во внешней торговле. - Л. Ю.) стесняло развитие торговли внутри
государства20.
Исследователь библиотеки и архива Сталина Б.С. Ил
шаров отмечал: «Сталин читал книги Виппера с упоением». Вождь
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 517
хорошо знал книгу об Иване Грозном и делал замечания на
страницах еще первого издания книги (1922)21.
Сталин - создатель грандиозной идеологической системы,
но одновременно он выступал и как часть этой системы, в роли
своеобразного школьного учителя22, которому не нравится, что
кто-то спорит с учебниками по русской истории. Аналогия, может
быть, и не вполне уместная, но точная. Тот, кто придумал
Интернет (пусть это даже не один человек), создал Систему, законы
существования которой ему уже не под силу отменить. Такой
создатель неизбежно превращается в рядового пользователя Системы.
Выбор Эйзенштейна
Уникальный дар Эйзенштейна быть со временем воедино и не
быть с ним единой душой открывается при обращении к
свидетельствам духовных переживаний художника.
Ю. Юзовский передает содержание беседы с
Эйзенштейном до того, как тот узнал о критике «сверху» второй серии
фильма «Иван Грозный». Критик тонко уловил в его словах муки
человека, понимавшего всю сложность дилеммы ■- угодить властям
и потерять лицо художника или спасти себя творчеством, но
обрести добровольные страдания.
Пружина появится во второй картине, и все задвигается, я тут
только располагаюсь к действию, раскладываю карты, настоящая игра,
сумасшедший азарт появится во второй картине. Боюсь только за нее.
- Что так?
- Боюсь не одобрят. Первая - заказная, ее ждут, мне сказали - я
же выполнил, скажут вот и молодец, а вторая, виноват, не того, не
слишком ли жарко? Вы заметили тут вроде бы некоторая закономерность
есть у Ивана: качели то вверх, то вниз, сейчас пойдут вверх, а в
следующей вниз, увидите. Не знаю, я все это выдумываю, готовлюсь на всякий
случай, тут - просто размах, масштаб, история, показ, демонстрация, сила,
а там - концепция. Я делаю историческую вещь, привожу в движение
карусель истории, вот и все мои дела. Дедушка Пимен учил: не мудрствуй-
де лукаво. Л вот мне кажется - без концепции не обойтись, без твоей
собственной, личной концепции, которая тебя греет, тебя лично волнует; это
может совпадать, и даже весьма желательно и совершенно даже
необходимо это объективное соответствие, но без моего угла зрения ни черта не
получится в смысле художественном. Я не знаю, что лучше - объективно
правильно, без личного угла зрения, чем объективно неправильно, но с лич-
518
Глава 5
ним углом зрения (курсив мой. - А. Ю.) - в последнем случае обязательно
будет нравиться с художественной точки зрения...23
Еще в феврале 1942 г. СМ. Эйзенштейн высказал
замечания самому себе как сценаристу. Л.М. Рошаль, опубликовавший
этот документ, отмечает: «...автор, не дожидаясь редакторских
указаний, спешит сказать о необходимости исправлений в
собственном сценарии».
Эти поправки показывают, насколько глубоко понимал
режиссер, что от него хотела государственная власть и как он
сопротивлялся этому давлению, желая показать не только
прогрессивный характер опричнины, но и драматическую личность в истории.
Приведем несколько первых пунктов:
1. Отчетливее сообщить о в1гутригосударствешюй и
реформаторской деятельности Ивана (материал Стоглава, нового Судебника,
Домостроя и ир.) (в репликах).
2. Отчетливее подчеркнуть положительную государственную
роль опричнины с тем, чтобы «падение» Басмановых не заслоняло бы ее
значения как политической реализации (в основном, в репликах).
3. Драматургически резче показать необходимость маневра Ивана
с фиктивным отказом от власти и организацией опричнины (положение
Ивана к этому моменту и по внешнеполитическому положению и по
положению внутри было почти безвыходно, и придуманным им
блестящим ходом он опрокидывает все расчеты бояр на бунт внутри страны и
вмешательство соседних держав).
4. Смягчить линию одиночества Ивана, показав, как, по мере
отпадения ряда близких Ивану лиц (Курбский, Колычев-Филипп, Евста-
фий, Басмановы), вокруг царя формируется новый оплот людей,
идущих взамен им из народа (усилить в этом направлении роли Фомы,
Еремея, Петра).
Кроме того, сейчас ведется работа по введению в сценарий ряда
мотивов, ранее не использованных и приобретающих значение в связи с
Отечественной войной...24
Л.М. Рошаль так комментирует эту опасную игру режиссера:
Положительная роль опричнины в репликах - пожалуйста! Но в
экранном лицедействе, нечто еще совсем иное: дать возможность
зрителю (в том числе и в контрасте с положительностью реплик) задуматься о
психологической сложности, трагическом накале многих исторических и
просто житейских обстоятельств, человеческих взаимоотношений20.
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество
519
Сталин поучал Эйзенштейна, как плохого ученика,
который не вызубрил тему, не подготовился как надо к экзамену и в
итоге не сдал его. Никакой «уникальной точки зрения» на
значение в истории Ивана Грозного Сталин не имел. Кго вполне
устраивали общеизвестные позиции историков, труды И.И. Смирнова,
Р.Ю. Виппера, а также содержание учебников, сформировавших
устойчивый стереотип восприятия исторической эпохи первого
русского царя. Эту эпоху полагалось видеть не через психологию
исторического деятеля, ибо тогда пропадала значимость
свершений в строительстве национального государства, а через
объективную закономерность. Хотя и обезличенную, но мистическим
образом одухотворенную, потому что в ней содержалось
оправдание любой порочности, как бы ее ни понимали в виде террора,
прелюбодеяний или злоупотреблений личным здоровьем.
Сталин не отказывался от диалектики, а потому жестокости
Грозного, его злодеяний он не отрицал. Любому минусу он
противопоставлял свой плюс. Эта диалектика была обращена не к
человечеству очень хороший человек может быть жертвой
необходимого процесса, и очень плохой человек может стать символом
этого процесса. Диалектика Сталина была обращена к природе,
безмолвной, безучастной к страданиям, лишенной субъективных
чувств. Это была механистическая диалектика.
Согласно такой диалектике любая сверхзадача важнее
способов ее достижения. Правильная стратегия и эффективность
искупают «субъективные» ошибки. Если Эйзенштейн делал акцент
на противоречиях личности Грозного, то Сталин был силен тем,
что говорил об очевидных фактах для исторической науки.
Величественная цель не могла не оправдывать любых потерь. Однако
как большой художник Эйзенштейн не мог до конца угодить
власти и потому в конце концов нарушил конвенцию. Ему были
ближе дореволюционные историки. За коллизиями эпохи Ивана
Грозного он угадывал шекспировскую психологическую драму.
Так столкнулись идеология и творчество.
Победителей не было.
Глава 6
П.П. Смирнов:
до и после публикации статьи
Черновики и выступления
П.П. Смирнов включился в обсуждение проблем истории
русского национального государства задолго до публикации своей
статьи. Более того, он явно старался быть последовательнее других
историков.
В рукописном отзыве от 5 июля 1943 г. на школьный
учебник Смирнов отмечал, что в разделе «Создание русского
национального государства», состоящем из 12 глав, в которых
описывается княжение Ивана III и Василия III, авторы (К.В. Базилевич,
СВ. Бахрушин, А.М. Панкратова) неточно сформулировали
важнейший «фактор сложения национального государства»:
Ведущим фактором сложения национального государства был
фактор производственный, и не развитие обмена (курсив мой. - Л. Ю.),
как думают авторы учебника1.
Сохранился черновой вариант статьи в журнал «Вопросы
истории», который автор датировал 20 июля 1945 г. Основная
причина беспокойства ученого: в исторической науке не создана
новая теория образования русского государства, зато
прослеживается идейная зависимость советских историков от схем
дореволюционной науки.
П.П. Смирнов считал, что историческая наука была
восстановлена в правах как наука и шкальная дисциплина после
выхода постановления СНК и ЦК ВКП(б) 1934 г. «С тех пор, - писал
он, - прошло свыше 10 лет, появилось несколько работ, авторы
которых ставили и решали вопрос о природе и причинах
развития русского национального государства, но решительного
сдвига не произошло». При этом «цитаты и ссылки на Маркса и
Энгельса и особенно на Ленина и Сталина обычно используются не
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
523
для разрушения и перестройки старой концепции, а для
укрепления ее основных положений». Зачеркнуто автором: «...никакой
новой теории возникновения русского национального или
многонационального государства доселе не было предложено (курсив мой.
А. Ю>2.
Отметим, что концовка чернового варианта статьи
II.П. Смирнова для «Вопросов истории» отличается от
опубликованного текста.
Сравним:
Опубликованный текст
Все группы раннефеодального общества были связаны с землей,
и всех их должно было коснуться переустройство сельского
хозяйства начинается обильный приток к Москве своих и иноземных выез-
жих людей. Легко отказываются от своих князей и «приказываются»
князю московскому бояре нижегородские в 1392 году и тверские в
1485 году. Бывали случаи перехода «от меньших царей к большим», к
Москве, и духовных вассалов монастырей. Но не только князья и
бояре, митрополиты и игумены тянулись к Москве и стремились
вступить в «государев круг», на государеву службу: сюда тянулись мелкие
нослужильцы, отпущенные на волю холопы, - «люди Божие и велиго
князя», ремесленники и торговцы, безымянное «множество людие».
В Москве для каждого было дело и дешевый хлеб (Вопросы истории.
1946. К9 2-3. С. 89-90).
Черновой вариант
Все группы раннефеодального общества были тесно связаны с
землей, и потому все они так или иначе приложили свою руку к
организации на новых основаниях и делу создания национального государства.
Но не все они одинаково относились к этому делу, потому что не все
выигрывали от него. Создание русского национального государства
являлось актом подлинно национального объединения, но не потому что за
него стояли князья и бояре, митрополиты и монастыри, а потому что в
основание его лег трудовой порыв широких крестьянских масс, его
считали своим делом вновь возникавшие классы поместного дворянства и
посадских людей. Переход основной отрасли производства на высшую
ступень развития обратил Москву и все Московское великое княжение
в русский национальный производственно-экономический, а затем и
524
Глава 6
политический центр, куда потянулись князья и бояре, митрополиты и
иноки, безымянное «множество людие»...
(НИОР РГБ. Ф. 279. Картон 15. Д. 22. Л. 30-30 об.).
Очевидно, что создание русского национального
государства как в черновом варианте статьи, так и в опубликованном (но в
смягченном виде) рассматривалось как акт национального
объединения - и «производственного», и человеческого: разные
социальные миры соединялись в одно целое. Так создавался
национальный производственно-экономический потенциал
государства. Смирнов специально подчеркивал, что сначала
возникает производственно-экономический центр и только затем центр
политический.
В личном фонде историка (РГБ) сохранился
машинописный текст его лекции «Объединение русских земель вокруг
московского княжества», датированный 9 октября 1945 г. Эту
лекцию он прочитал в парткабинете МК и МГК ВКП(б), причем
сразу выразив свое несогласие с предложенной ему темой, считая
ее «неудачно поставленной»:
Я считаю предложенную мне тему также неудачно поставленной:
ее формулировка а) исходит из признания ;*аконности расчленения
центростремительного процесса в истории средневековья, тогда как это
расчленение незаконно и неправильно (выделено мною. - А. /О.); б) в
основании такой тематики не марксистское монистическое понимание
исторического процесса, а буржуазный плюрализм (курсив мой. - А. Ю.)
и беспомощная эклектика - заимствование из всех живых и мертвых
историков XIX ст. Правильнее было бы говорить или о природе
объединительного процесса в целом, или о причинах образования русского
национального или многонационального государства3.
Одиннадцать причин отсталости
Монистические идеи П.П. Смирнова вряд ли возникли
самостоятельно, без влияния дискуссионного контекста
исторической науки. Сохранилась стенограмма объединенного заседания
бюро Отделения истории и философии АН СССР и дирекции
Института истории АН от 24 апреля 1941 г. В повестке дня
заседания значилось: «Обсуждение итогов дискуссии по докладу
MB. Нечкиной» («Почему Россия позже других стран вступила на
путь капиталистического развития»). Выступали A.M. Деборин,
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи
525
А.М. Панкратова, 3. Неедлы, М.В. Нечкина, С.Д.
Петропавловский, И.Н. Ловецкий, СИ. Черномордик, Б.Д. Греков, АД.
Удальцов, Г.Н. Войтинский.
Многие историки сделали почти одно и то же замечание
(в разных вариантах): правильно ли говорить вообще о
множестве причин в историческом процессе?
A.M. Деборин спросил Нечкину:
Милица Васильевна, у меня к Вам есть несколько вопросов. Все-
таки, поставив вопрос о причинах позднего вступления России на путь
капиталистического развития, Вы выдвинули 11 причин. Вы понимаете,
что с точки зрения марксизма это совершенно неправильно - 11-20-25
причин и т. д. Почему? Потому что это доказывает отсутствие основной
причины, т. е. руководящей идеи, которая должна была бы быть у Вас.
Выходит, что все проблемы одинаково равноправны. Но Вы понимаете,
что в свете марксистской методологии это недопустимо (курсив мой. -
А, Ю.), причем причины Вы выдвигаете совершенно различного
характера... Но какая же все-таки основная причина, которая способствовала
позднему вступлению России на путь капиталистического развития, я
этого так и не слышу и сегодня?4
М.В. Нечкина довольно смело отвечала:
Коротко я скажу, Абрам Моисеевич, что наличие ряда причин
может быть при самом глубочайшем и правильном марксистском подходе.
На стр. 202 «Краткого курса истории ВКП(б)» написано: «Из ряда причин,
определявших такую, сравнительно легкую, победу социалистической
революции в России, следует отметить следующие главные причины».
И дальше отмечаются первая причина, вторая, третья, четвертая и пятая.
Пять причин отмечено. В связи с этим я думаю, что оперировать фактом
множественности причин, как доводом против доклада, не приходится0.
Однако эти слова о недопустимости множественности
причин в объяснении исторического процесса взволновали ученых,
несмотря на внешне вполне убедительный ответ М.В. Нечкиной.
С.Д. Петропавловский:
У Вас не получилось диалектического раскрытия основных
противоречий, получился механический, эклектический набор причин,
вроде как мозаика, в которой одна пластинка приклеена к другой. Ведущие,
определяющие причины у Вас потонули в причинах подчиненных,
перемешанных одна с другой. Вот в чем методологический дефект...6
526
Глава 6
Он продолжал развивать свою мысль о дефекте схемы Неч-
киной, апеллируя к географическому фактору (который очень
беспокоил П.П. Смирнова):
Возьмем географическую среду, о которой здесь говорится, и
народонаселение. Мы не игнорируем этих обстоятельств, о которых
сказано и в «Кратком курсе истории ВКП(б)». Но в отношении XV1II-XIX вв.
Вами подано это неверно. Ведь определяющим является развитие
производительных сил (выделено мной. - Л. /О.). Я в своем выступлении
говорил, напр., что моря и реки при известных условиях разъединяют, при
известных условиях соединяют людей, в зависимости от развития
производительных сил.
То в. Н е ч к и н а. Я с этим согласна.
Тов. Петропавловский. Все дело заключается в умении
марксистки подойти к вопросу, выявить основную движущую причину
развития производительных сил, способа производства (курсив мной. -
Л. Ю.), выдвинуть и показать на конкретном проявлении, хотя бы в
отношении данного явления - географической среды../
О многоиричинности исторического процесса как
недостатке концепции Нсчкипой говорил и Ловецкий: «"И" причин
представляют собой механический набор, совершенно
оторванных друг от друга явлений...»8
СИ. Черномордик показал, что выявленные причины
отсталости России, согласно Нсчкиной, никак не способствуют
пониманию того, что происходило со страной в эпоху создания
Русского государства:
...отставание России в эпоху татарского нашествия не было таким
основанием, которое и определило все отставание России до самого
последнего момента. Оно было преодолено, и оно было преодолено
созданием централизованного государства... Надо сказать, что те 11 причин,
которые Вы выставляете, никоим образом не решают этот вопрос. Тут
надо было указать на основную экономическую причину, а не на целый
ряд причин, что именно тормозило это развитие?9
На эту же тему сходным образом размышляли и другие
историки, в том числе А.Д. Удальцов.
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи
527
Рецензия на учебник
26 марта 1946 г. II.IL Смирнов окончил и сдал рецензию на главу
вузовского учебника но истории СССР (новое издание учебника
по истории СССР 1939 г., дополненное и исправленное).
В рецензии рассматривались те идеи, которые затем он
более детально раскрыл в статье для «Вопросов истории». Смирнов
был не согласен с тем, что создание Русского государства в
учебнике относят к концу XV в., как будто не существовало той
причины, которая действовала на протяжении веков. Смирнов видел
в развитии производительных сил основную причину изменения
общественных отношений, которые и привели к созданию
Русского национального государства10.
Повышение производительности сельского хозяйства неизбежно
должно было открыть путь для развития мелкого феодального
землевладения, которое ранее было невозможно, т. е. выдвинуть на
общественную арену новый слой феодалов11.
П.11. Смирнов подверг острой критике такие высказывания
о причинах образования государства, в которых так или иначе
допускалось неэкономическое объяснение исторического процесса.
Смирнов не считал географическую среду, торговлю и внешнюю
опасность первопричинами генезиса национального государства.
С подобными суждениями он эмоционально спорил:
Таким образом, первичным двигателем, по автору, является не
развитие производства, а развитие обмена, торговли; не производство, а
коммерция способствует развитию производительных сил и даже
создает саму форму средневекового ремесленного производства.
Следовательно, от торговли и политические изменения...12
Но эта логика уже ненаучная, считал Смирнов.
Однако как же быть с мнением Сталина? Этот вопрос
неизбежно вставал во весь рост по мере того, как Смирнов увлеченно
критиковал всякого, кто забывал о первопричине исторического
развития. Видимо, увлекшись этой критикой, он позволил себе в
рецензии то, что при холодном рассудке вряд ли бы написал:
Но допустим, что указания т. Сталина еще не являются
решающими в историческом исследовании (хотя разбираемый учебник совсем
не историческое исследование, а компиляция, как и всякий учебник)13.
528
Глава 6
За подобные допущения не пощадили бы даже лауреата
Сталинской премии.
Но мир не без добрых людей, и доноса не последовало.
II.II. Смирнов продолжал свою мысль в рецензии,
оспаривая тезис о влиянии внешней угрозы на создание национального
государства:
Сталин говорит о том, что угроза нашествия со стороны турок и
татар способствовала образованию многонационального государства,
но в данном случае было обратное, и не татары угрожали, а они были
завоеваны и включены в состав русского государства. Далее, вместе с
ними были включены мордва, чуваши и др. народы, по не под влиянием
угрозы со стороны татар и турок они вошли в русское государство, а иод
влиянием оружия этого государства. Затем Сталин говорит, что
смешанные государства образуют иод гегемонией одной народности, в
данном случае русской, такие народы, которые не успели еще созреть и
сложиться в нации, в результате чего и появляются смешанные
многонациональные государства, примером чего является государство
русское. Автор же учебника, ссылаясь на слова Сталина и цитируя их, тут
же заявляет, что многонациональное государство образовалось путем
присоединения давно сложившихся в нации народов, среди которых
главнейшей была народность татарская. Лам кажется, что так
обращаться с мыслью т. Сталина просто невозможно. Это значит ставить
зту мысль на голову и полагаться, что советские студенты не будут
разбираться, а просто вызубря?п и делу конец (курсивом выделены
слова, зачеркнутые карандашом. - А. /0.)и.
Выступления и доклады
Над статьей для журнала «Вопросы истории» историк тщательно
работал осенью 1946 г., ее содержание несколько раз обсуждалось
в профессиональных сообществах.
25 апреля 1945 г. Смирнов выступил на заседании кафедры
отечественной истории Московского историко-архивного
института с докладом «Образование русского национального
государства»^'. Этот доклад получил поддержку со стороны членов
кафедры в стенофамме нашли отражение и вопросы коллег, и
ответы Смирнова.
Сохранился также машинописный текст тезисов его
выступления 28 февраля 1946 г. в Институте истории СССР АН
СССР. Доклад назывался «Образование русского государства в
//.//. Смирнов: до и после публикации статьи
529
XIV-XV вв.»16. Из карандашной пометы видно, что этот доклад
был также прочитан в Главном архивном управлении 3 июля
1946 г.
П.П. Смирнов так объяснял в Институте истории
содержание своей статьи в «Вопросах истории» (видимо, номер журнала
вышел позже, в марте 1946 г.):
Предлагаемая вниманию Института истории статья была
написана на кафедре истории СССР и, как таковая, имела более
методологические, нежели исследовательские цели... <...> Статья делится на две
почти равные части: историографический обзор вопроса об
образовании национального (или многонационального) государства и
построения современного, с точки зрения автора, взгляда на этот вопрос.
Историографический обзор имеет целью показать, что в избранном для
пересмотра вопросе об образовании русского национального
государства историческая наука доселе обходится давно устаревшими
концепциями и формулами, созданными в прошлом столетии, как это мы делаем
во многих случаях, в которых по тем или иным основаниям не
произошло переверки (так в рукописи. - Л. Ю.) и пересоставления (так в
рукописи. - Л. Ю.) взгляда сообразно современным взглядам на
общественную жизнь и ее развитие. Каждая эпоха имеет собственные взгляды
на движущие силы исторического развития и по-своему воплощает их
в исторических фактах .
В докладе он подверг острой критике «один прием»,
который считал большим тормозом в развитии исторической науки:
«...он вошел во всеобщее употребление, - это привлечение для
укрепления старой концепции образования русского государства в
XIV-XV вв. высказываний В.И. Ленина и И.В. Сталина. Прием
этот возник из укоренившегося у нас обычая опираться на
отдельные цитаты вместо того, чтобы о взглядах того или иного
ученого судить, исходя из его концепции в целом»18.
После публикации:
обсуждение «правильного пути»
Интрига опубликованной статьи Смирнова заключалась в том,
что между ее названием и концепцией обнаруживается
расхождение: автор активно доказывал, что экономическое развитие
не только произошло в какой-то мере, но оно состоялось в
полной мере. Концепция «централизованных государств на Восто-
530
Глава 6
ке», высказанная Сталиным, утверждала обратное:
экономической готовности не было и многонациональные государства
Восточной Европы создавались в условиях внешней угрозы,
так сказать, централизованным порядком, как ответ на
нашествия татар и турок.
Вмешательство редколлегии «Вопросов истории» в
название статьи привело к уникальной ситуации:
опубликованная работа выдающегося ученого стала совмещать в себе
противоположные научные интенции. Название указывало на верность
концепции Сталина, а содержание статьи представляло собой
чуть ли не прямой полемический вызов.
Но обо всем по порядку.
Первое, что вызвало острейшую критику статьи Смирнова, -
его негативное отношение к научным трудам предшественников
и современников. И здесь кроется некая загадка. Достаточно
сравнить текст Смирнова с текстами его критиков - участников
известного сборника, направленного против М.Н. Покровского,
чтобы убедиться: тональность критики Смирнова не содержит в
себе ничего, что отличало бы ее от привычной риторики советской
науки. Почему же так обиделись коллеги на вполне
академическую (по советским меркам) критику дореволюционных авторов?
Например, у Смирнова была «законная» возможность, говоря о
Покровском, перейти в тональность разоблачения. Это делали
его коллеги (недовольные Смирновым). Но ничего подобного.
Смирнов ссылался на многочисленные труды Покровского,
весьма достойно их комментировал и ни разу не упомянул известный
двухтомник «против Покровского», хотя это было бы
естественно для того времени. Так в чем же дело?
П.П. Смирнов затронул самое больное место научной
жизни: он написал, что советская наука в вопросе образования
Русского государства ничего сама не создала, но пользуется идеями
буржуазной науки, соединяя их с высказываниями классиков
марксизма и, таким образом, извращая последних. Обвинение в
том, что советская наука не стоит на «правильном пути», не
овладела марксизмом в необходимой мере, и вызвало обидчивую
реакцию коллег, не желавших (в условиях сталинизма)
оставаться вне «правильного пути».
Болезненным оказался укор современной науке в
неправильном использовании цитат классиков марксизма-ленинизма.
По сути дела, речь шла о том, что модель «русское национальное
государство» нуждалась, по мнению Смирнова, в новом
методологическом обосновании. Оно же в свою очередь означало другое
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи
531
соединение прежних цитат из неотменяемой классики
марксизма-ленинизма.
Рассмотрим же, как именно отнесся ученый к классическим
идеям великих учителей.
Опыт рефлексии
П.П. Смирнов о работе
«Секретная дипломатия XVIII века» К. Маркса
П.П. Смирнов отметил зависимость высказываний К. Маркса о
русской истории в «Секретной дипломатии XVIII века» от
научно-популярных трудов 1I.M. Костомарова. При этом отношение
Смирнова к Костомарову весьма критическое:
Возникнув под влиянием татар-завоевателей, Русское
государство и русское самодержавие, но мнению Костомарова, неизбежно
воплощали в себе все отрицательные стороны «татарщины» и «азиатчины».
Поэтому он дает отрицательные характеристики русским князьям. Его
труды - «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей»
и особенно статьи «Московские князья братья Даниловичи» и
«Великий князь и государь Иван Васильевич» являются документами
идейной борьбы против самодержавия. Вероятно, отсюда взял материал для
своей характеристики Ивана Калиты и Ивана III К. Маркс в своей
«Секретной дипломатии XVIII века»19.
Весьма простодушно ученый усомнился в том, что
критические высказывания Маркса о русской истории есть плод его
самостоятельного мышления. В.В. Мавродин это уловил и ответил
Смирнову:
Свое отрицательное отношение к «Русской истории в
жизнеописаниях ее главнейших деятелей» Костомарова II.II. Смирнов иереиес и на
работу Маркса... Характеристика, данная К. Марксом Калите, не совсем
совпадает с характеристикой, данной ему II.II. Смирновым. Этою
достаточно для П.П. Смирнова, чтобы, опорочив источник (курсив мой. - Л. /О.),
которым пользовался Маркс, опорочить и данную им характеристику20.
Любопытно, что автор дважды в одном предложении
употребил слово «опорочить», которое точнее любого другого опре-
532
Глава 6
деляет привычное отношение к источнику истинного учения. Не
запрещено более глубоко комментировать сказанное
основателями марксизма, уточнять тот или иной смысл, поощряется даже
спор вокруг некоторых высказываний ради общей гармонии:
нельзя в своем сомнении заходить за черту, когда сочинения
классиков теряют статус «руководящего материала».
Высказывания Ленина и Сталина также подверглись
рефлексии со стороны Смирнова.
П.П. Смирнов
о высказываниях В.И. Ленина
Ученый писал:
Особенно охотно привлекались к решению проблемы
возникновения Русского национального (или многонационального) государства
высказывания В.И. Ленина и И.В. Сталина, хотя они имеют к названной
проблеме только косвенное отношение и используются в нашей
исторической литературе не всегда правильно (курсив мой. - А. ДО.)21.
Историк, цитируя статью Ленина «Что такое "друзья
народа" и как они воюют против социал-демократов?», давал свой
комментарий:
В приведенном отрывке Ленин устанавливает деление русской
истории на три периода: древний, когда существовали родовые союзы;
средневековый, когда государство распадалось на отдельные «земли» и
княжества, а затем объединилось в Московское царство, сохранявшее
внутри многие пережитки феодальной раздробленности, и новый
период, «примерно с 17 века», когда растущее товарное обращение и
концентрирование небольших местных рынков в один всероссийский рынок
привели к фактическому слиянию областей, земель и княжеств в одно
целое. Совершенно ясно, что в приведенном отрывке Ленин ничего не
говорит о причинах, благодаря которым возникло Московское государство,
объединившее земли и княжества. Развитие внутреннего обмена, или
«усиливающийся обмен между областями, постепенно растущее
товарное обращение и концентрирование небольших местных рынков в один
всероссийский рынок» им отнесены к периоду не возникновения, а
существования уже образовавшегося Московского государства, не к XIV- XV,
а к XVI- XVII вв., в крайнем случае, к периоду конца XV-XVII столетий.
Развитие внутреннего обмена сопровождает, а не предваряет и не опре-
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
533
деляет образование государства; оно не является поэтому, по учению
Лепнина, причиной образования государства (курсив мой. - Л. К).)22.
Но П.П. Смирнов развивал свою мысль дальше: он
отметил, что в работах Ленина имеется предупреждение против
«произвольных пролонгации категорий и надстроек одной
исторически определенной общественной формации на другую формацию
и против принятия таких категорий и надстроек за явления
"общие и вечные"»23.
Нельзя превращать «развитие обмена» в причину
образования политического единства, нельзя приписывать Ленину
взгляд, будто двигателем образования Русского государства было
развитие рыночных отношений - ведь его слова относились к
исторической ситуации XV1-XVII вв.
Он считал, что примером
...такой незаконной пролонгации является утверждение проф.
В.В. Мавродиным, будто бы «в работе "Национальный вопрос" Ленин
подчеркивает, что основой создания национальных государств является
экономическая необходимость, обусловленная в свою очередь
развитием рынка как центра торговых отношений». В указанной работе Ленин
говорит об образовании национальных государств нового времени, а не
национальных государств вообще, о государствах расцвета буржуазной
формации, а не формации феодальной, как утверждает проф. Мавродин.
Определение Ленина - «Россия - национальное государство в основе,
базе, центр (Псков - Ростов н/Д). Окраины - национальности» и т. д. -
относится к России периода первой буржуазной революции, а не к
России XV-XVI столетий. И когда проф. Мавродин относит
вышеприведенное мнение Ленина к возникающему в XIV-XVI1 вв. Русскому
государству, он неправильно приписывает Ленину то, что говорили Ключевский,
Забелин, Покровский, и пытается авторитетным именем Ленина
подкрепить устаревшие буржузно-экономические воззрения24.
В.В. Мавродин (автор книги, вышедшей в годы войны) в
контексте высказывания об опорочивании исторической
характеристики Маркса возразил Смирнову в связи с его
интерпретацией идей Ленина:
Такое легкомысленное отношение П.П. Смирнов проявляет к
работе В.И. Ленина «Что такое "друзья народа" и как они воюют
против социал-демократов?»: «Только новый период русской истории
(примерно с 17 века) характеризуется действительно фактическим
534
Глава 6
слиянием всех таких областей, земель и княжеств в одно целое.
Слияние это вызвано было не родовыми связями... и даже не их
продолжением и обобщением: оно вызывалось усиливающимся обменом между
областями, постепенно растущим товарным обращением,
концентрированием небольших местных рынков в один всероссийский рынок».
Казалось бы, не может быть сомнений в том, что Ленин считает
слияние областей, земель и княжеств Руси в единое государство
результатом устанавливающегося обмена между ними, прекращения былой их
экономической изолированности, результатом постепенно растущего
товарного обращения. Но П.П. Смирнов почему-то делает из этой
мысли Ленина совершенно неожиданный вывод. «В приведенном
отрывке, - заявляет он, - Ленин ничего не говорит о причинах,
благодаря которым возникло Московское государство... развитие
внутреннего обмена сопровождает, а не предваряет и не определяет образование
государства». Этим самым П.П. Смирнов вступает в противоречие с
Лениным25.
Итак, ленинское высказывание, согласно точке зрения
Смирнова, не имеет прямого отношения к вопросу образования
Русского национального государства.
П.П. Смирнов
о высказываниях И.В. Сталина
Наибольший интерес вызывает отношение историка к работам
Сталина. Смирнов отмечал:
Нам кажется ясным, что в... высказываниях товарища Сталина
не ставилась задача выяснения причин, которые привели к уничтожению
феодальной раздробленности и образованию единых национальных или
многонациональных государств; во всяком случае, товарищ Сталин
внешний фактор не считает такой причиной (курсив мой. - А. Ю.).
Достаточно того, что там, где этот фактор отсутствовал, на Западе,
объединенные национальные государства, тем не менее, возникали. Не видно,
чтобы давление внешней опасности было ведущей, основной причиной
перехода от феодальной раздробленности к централизованным
государствам и в Восточной Европе: это давление ускоряло и видоизменяло
процесс объединения, но не порождало его. Не эта причина
способствовала созреванию тех передовых национальностей, которые взяли на
себя роль объединителей в Восточной Европе. Они исторически созрели,
тогда как другие еще не успели созреть до национальности, когда внеш-
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
535
няя опасность заставила и тех и других войти в централизованные
государства. Такова мысль товарища Сталина в обоих приведенных
высказываниях.
Приписывать И.В. Сталину... будто бы он считает, что процесс
образования централизованных государств и на Западе и на Востоке
возник под влиянием в основном одних и тех же причин - в результате
давления внешней опасности, - значит сближать его взгляды со взглядами
проф. П.Н. Милюкова и С.Ф. Платонова, с которыми они ничего
общего не имеют. К сожалению, в нашей учебной литературе такое смешение
9fi * *
обратилось в традицию .
В.В. Мавродин, отмечая, что Смирнов «вступает в
противоречие с Лениным», продолжал в том же полемическом духе: «Не
менее характерно стремление 11.11. Смирнова по-своему
толковать И.В. Сталина по вопросу образования централизованных
государств на востоке Европы». Но Мавродин не мог сказать, что
мысль Смирнова неверна но существу, ибо высказывание
Сталина в самом деле обладало некой двойственностью. Смирнов
оказался неправ не в том, что не согласился с «гениальным
учителем», а в том, что усомнился в существенности сталинского
высказывания: «Выходит, что И.В. Сталин о внутренних
причинах образования централизованного русского государства ничего
не говорит, а внешний фактор не является определяющим
(курсив мой. - Л. Ю.)»27.
Иначе говоря, слова Сталина тоже теряют руководящий
смысл.
Если суммировать высказывания TLTT. Смирнова, то
получится, что ни одно из классических высказываний о Московском
государстве не имеет прямого отношения к сущности его
возникновения. Высказывания Маркса, Ленина и Сталина не теряют
своего значения, но к истории образования Московского
государства не имеют прямого отношения. Так возникает проблемная
область, освобожденная Смирновым от цитат настолько, что те-
нерь-то и возможно его личное участие в создании настоящей
марксистской концепции образования Русского государства.
Несогласные
К.В. Базилевич не смог скрыть, что позиция Смирнова в
отношении высказываний Сталина его просто обескуражила. Однако
заметно и то, что возразить было нечем, разве только повторением
536
Глава 6
«пройденного»1*. Вместе с тем он увидел, что концепция
Смирнова не показывает историю производительных сил общества, но
сводится к иллюстрации агрокультурного технического
переворота28.
Наиболее скрытно на тезис П.II. Смирнова (о
невозможности использовать высказывание Сталина по национальному
вопросу и о связи этого высказывания с дореволюционной
наукой) отвечал Иван Иванович Смирнов. Он прямо не утверждал,
что позиция П.П. Смирнова противоречит Сталину и потому
ненаучна. И.И. Смирнов построил свое возражение по-другому:
нельзя быть релятивистом, потому что в каждом периоде
научного развития содержится объективно ценное (и истинное)
зерно. Ведь классовую борьбу придумал не Маркс, а
буржуазные идеологи - французские историографы эпохи Реставрации.
«Пример с открытием французскими буржуазными историками
борьбы классов в истории важен, однако не только тем, что
показывает возможность объективных научных открытий
представителями буржуазной (или дворянской) науки» , - отмечал
И.И. Смирнов.
И.И. Смирнов утверждал, что подлинное знание
открывается только в марксизме. Это взаимоотношение
стихийно-правильного и истинно-правильного было показано им на примере
того, как относилась к внешнеполитическому фактору дворян-
ско-буржуазная историография и как следует к этому фактору
относиться с точки зрения марксиста. «Тезис о необходимости
обороны Русского государства от внешних врагов использовался
идеологами правящих классов царской России для обоснования
1# «Может быть, на Востоке Европы, в русских землях, дело
обстояло иначе, чем на Западе? Такое представление в корне
противоречило бы марксистскому учению о единстве исторического процесса в его
основных закономерных явлениях. Понятно, что исторические события
никогда не бывают тождественными и что необходимо учитывать
конкретную историческую обстановку, накладывающую местный отпечаток
на действие общих законов развития человеческого общества. Но эти
местные особенности не настолько значительны, чтобы изменить
характер изучаемого процесса. Главной особенностью образования
централизованных государств на Востоке Европы, на которую указал товарищ
Сталин, было давление внешней опасности, иод действием которой
образование централизованных государств произошло раньше, чем был
ликвидирован феодализм, и раньше, чем сложились нации» (Вопросы
истории. 1946. № 7. С. 27).
//.//. Смирнов: до и после публикации статьи
537
и защиты крепостного права и позднее - внешней политики
царизма, однако это обстоятельство не дает еще права объявлять
несуществующей самую проблему обороны государственной
территории России...»30 - писал он.
И.И. Смирнов не был согласен со своим однофамильцем в
том, что марксистское объяснение всегда и во всех отношениях
отличается от буржуазного. Связь объективно ценных
достижений науки позволяет довести стихийно-правильное наблюдение
до обобщения истинно-верного: «...марксистско-ленинское
учение о государстве предполагает при рассмотрении вопроса о
государстве и его развитии обязательный учет и
внешнеполитического фактора»31.
Здесь же - ссылка на высказывание Сталина в «Вопросах
ленинизма» о природе государства и комментарий:
...позиция советских историков в этом вопросе должна
заключаться не в «принципиальном» отрицании роли внешнего фактора в
процессе образования Русского государства и не в отбрасывании на
этом основании исследований дворянско-буржуазных историков,
посвященных вопросу о роли внешнего фактора в истории России, а в
правильном определении места и значения этого фактора в процессе
образования Русского национального государства...
Водораздел между буржуазной и марксистской
историографией состоит в глубоко различном понимании сущности
государства:
...основная, главная движущая сила процесса образования
Русского централизованного государства - борьба классов и интересы
классов - осталась за пределами внимания их. Однако в ряде случаев,
независимо от своих субъективных воззрений на государство и
вопреки им, отдельным историкам удалось изобразить объективное
содержание процесса развития Русского государства именно как процесса
борьбы классов...
При чтении статьи И.И. Смирнова может сложиться
впечатление, будто он не различал понятия «централизованное» и
«национальное» государство, ставя между ними знак равенства.
Основания для подобного впечатления имеются.
И.И. Смирнов действительно без всяких оговорок,
уточнений, обоснований отождествлял (как само собой разумеющееся)
понятия «Русское централизованное государство» и «Русское го-
538
Глава 6
сударство»2*. Точно так же И.И. Смирнов без всяких оговорок,
обоснований, уточнений (как само собой разумеющееся)
отождествлял понятия «Русское национальное государство» и «Русское
государство»3*.
Больше того: И.И. Смирнов допускал взаимозаменяемость
понятий «Русское централизованное государство» и «Русское
национальное государство»1*. И вместе с тем он радикально
отличал проблемы изучения Русского централизованного государства
и Русского национального государства5*.
2" «[П.П. Смирнов] не только выдвигает свою собственную схему
образования Русского централизованного государства, но и
предпосылает ей обширный историографический обзор, охватывающий развитие
воззрений по вопросу о Русском государстве всех крупнейших
представителей русской исторической мысли с древнейших времен и до наших
дней. Таким образом, статья П.П. Смирнова, по мысли ее автора,
должна подвести итоги всему, что было сделано до сих пор по вопросу об
образовании Русского централизованного государства» (Вопросы истории.
1946. №4. С. 30).
3* «Именно в этом надо искать объяснения, почему
историографический обзор II.IL Смирнова не дает ответа на вопросы: в чем выразился
научный прогресс (или для определенных периодов - регресс) в
изучении образования Русского национального государства? Если ли что-либо
объективно ценное в предшествовавших теориях образования Русского
национального государства или же они представляют интерес лишь как
выражение идеологических воззрений определенной эпохи, и только?
Можно ли, наконец, проследить в истории изучения Русского
государства периоды подъема, прогресса буржуазной историографии и время ее
упадка? Между тем без разрешения этих вопросов нельзя дать
правильный оценки теориям дворянско-буржуазной исторической науки, равно
как нельзя и критически использовать все ценное, что накопила
дворянская наука по вопросу о Русском государстве» (Там же. С. 32).
4* «Нам представляется, однако, что такая оценка означает
игнорирование очень большой работы, проделанной советской исторической
наукой за последние 10 лет по выработке марксистской схемы истории
СССР, в том числе и эпохи образования Русского национального
государства. Мы считаем, что основа правильного, марксистского понимания
процесса образования Русского централизованного государства (курсив
мой - Л. Ю.) уже заложены советскими историками» (Там же. С. 43).
°%...если главный и принципиальный вопрос о природе и
историческом значении Русского централизованного государства можно
считать разрешенным (курсив мой. - А. /О.), то многие вопросы, связан-
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
539
Различение Русского централизованного государства и
Русского национального государства И.И. Смирнов не стал
объяснять. По его прямые высказывания дают основание утверждать,
что в «централизованном» государстве он по-прежнему видел
борьбу классов, природу государства как надстройки,
политическое развитие страны, а в «национальном» -
производственно-экономические отношения (развитие рыночных связей и т. д.).
Первое не вызывает споров, второе таит в себе глубокие разногласия
и даже противоречия.
В.В. Мавролин:
«...о национальном составе централизованного
русского государства»
В.В. Мавродин не согласился с тем, что написал о «национальном
составе» П.И. Смирнов. Эта область знания была охвачена
цитатами классиков и входила в конвенцию о русском национальном
государстве как ключевой теоретический компонент. Здесь
следует только уточнить, что понятие «национальное» в равной мере
могло относиться и к этнической, и к
производственно-экономической областям, а вот прилагательное «русское» выражало собой
исключительно этническую специфику. Можно даже сказать, что в
определенных контекстах понятие «национальное» (в виде
прилагательного) и вовсе ориентировалось только на область
экономики, тогда как прилагательное «русское» (в виде понятия)
исполняло роль индикатора «национального» в значении этнического.
Но не будем торопиться и рассмотрим авторскую позицию
П.П. Смирнова в отношении национального как этнического в
конвенции о русском национальном государстве. Соглашаясь с
М.Н. Тихомировым в том, что следует упростить
«многопричинные объяснения процесса образования Русского
государства и свести десятки причин и условий к некоторому единству»,
II.II. Смирнов был категорически не согласен с выдвижением «в
ные с проблемой Русского национального государства, остаются невы-
ясменными и спорными (курсив мой. - Л. /О.). Достаточно назвать такие
вопросы, как время сложения Русского национального государства, по
которому нет единой точки зрения в советской исторической
литературе; проблему складывания «всероссийского рынка», с образованием
которого Ленин связывал окончательное слияние национальных областей
в одно целое, и др> (Вопросы истории. 1946. МЬ 4. С. 44).
540
Глава 6
качестве руководящего фактора принципа этнографического
или национального»34. Он писал: «Особое подчеркивание
национального момента понятно в условиях военного творчества.
Однако превращать его в основной двигатель истории не
следует. Такая концепция даже для одного XIV в. все же сближала бы
нас с концепциями псевдонаучными»35.
Слова П.II. Смирнова о «национальном моменте» в
условиях «военного творчества» особенно неприятно поразили В.В. Ма-
вродина, который отмечал, что «эти слова заключают в себе
огульное охаивание как "ненаучных" всех тех трудов по нашей
отечественной истории, которые были изданы в годы
Отечественной войны и сыграли свою роль в деле воспитания чувств
советского патриотизма. П.П. Смирнов, таким образом, объявил
ненаучным и беллетристикой все то, что сделано было историками
в годы Отечественной войны но изучению героического и
великого прошлого народа»36.
Но П.П. Смирнов на этом не остановился: он считал, что
национальное как этническое вообще не имеет большого
значения в истории и уж тем более не может служить объяснением
образования Русского государства. Он писал:
Лкать и окать можно одинаково и в малых и в больших городах, и
лингвистическое сближение акающих и окающих говоров также не
может оказать никакого влияния на рост городов. Точно так же
установление территориального, экономического или психического единства
населения не влияет на формы его поселения. Количество слагаемых здесь
переходит в качество только в смысле возникновения нации, но не
наделяет последнюю свойствами, характерными для производственного
фактора37.
Этот забавный оборот речи о том, что «акать и окать»
можно где угодно - «в малых и больших городах», П.П. Смирнов
придумал не сам, а своеобразно спародировал: подобный пассаж,
правда, вполне серьезный, встречается в работе К.В. Базилевича.
Вряд ли это простое совпадение. Так, Базилевич писал в 1945 г. о
Русском национальном государстве:
Характерными явлениями этих диалектических различий,
сохранившихся частично до настоящего времени, является северновелико-
русское «оканье» и южновеликорусское «аканье»... Язык документов,
выходивших из московских княжеских канцелярий, уже в XIV веке
отличается от южнорусских «акающих» говоров и от северного «оканья»,
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи
541
хотя стоял ближе к первым, чем ко вторым. Вбирая в себя, благодаря
центральному положению и рано определившемуся политическому
значению, различные великорусские этнографические элементы, Москва,
естественно, перерабатывала и приносимые пришлым населением
языковые особенности. Поэтому развитие московского языка вело к
созданию таких объединяющих форм в системе великорусских диалектов,
которые впоследствии стали литературным и официальным языком в
Русском государстве. Таким образом, национальные связи, слагавшиеся
на основе долговременного экономического и культурного общения,
оказались прочнее изменчивых феодальных перегородок. С появлением
элементов национального единства возникает и новый термин:
«Великая Русь» (Великороссия)38.
В.В. Мавродин и СВ. Юшков резко не соглашались со
Смирновым в характеристике акающих и окающих.
Юшков писал:
Эту фразу можно написать только в пылу полемического
увлечения. Когда советские исследователи говорят об образовании русского
или великорусского государства в XIV-XV1 вв., то они имеют в виду не
нацию, т. е. категорию, возникающую при развитии капитализма, а
национальность, которая возникает до развития капиталистических
отношений, т. е. именно в эпоху образования централизованных государств.
И уже решительным упрощением является попытка П.П. Смирнова
свести понятие национальности к «аканью» или «оканью». При таком
небывало упрощенном подходе к вопросу о русской национальности
проблема образования централизованного государства русской
(великорусской) национальности (курсив мой. - Л. /О.) выхолащивается39.
Мавродин подчеркнул, что П.П. Смирнов неверно
понимает вопрос о национальном составе централизованного русского
государства:
Когда процесс централизации государственности и складывания
самодержавия был в основном завершен в царствование Ивана
Грозного, русское государство было многонациональным, состоявшим «из
нескольких народностей, еще не сложившихся в нации, но уже
объединенных в общее государство» (цитата из Сталина. - А. /О.). Терминами
«национальность» и «народность» И.В. Сталин пользуется
альтернативно, противопоставляя им понятие «нация». П.П. Смирнов полагает, что
в национальность сложились лишь великороссы, «тогда как другие еще
не успели созреть до национальности». Это неверно. Народностями
542
Глава 6
были и татары, и башкиры, и мордва. Такое обращение с работами
основоположников марксизма-ленинизма вызывает по меньшей мере
недоумение40.
Загадочное понятие
В этом контексте загадочной выглядит история употребления
историками понятий «русское государство» и «Русское
государство» - со строчной и заглавной букв. Если это название, то
этническая семантика сводится к нулю, если же это прилагательное
(со строчной буквы), то тогда название приобретает
функциональное смысловое значение.
Начнем с того, что в окончательных вариантах статьи
П.П. Смирнов упоминает «русское государство» только со
строчной буквы. Но в опубликованном варианте используется
заглавная буква. Очевидно, что редакция «Вопросов истории»
произвела правку Казалось бы, в этом нет ничего удивительного. Но в
редакционной статье «Вопросов истории» (по итогам дискуссии)
везде и всюду, без всяких исключений, использовался вариант со
строчной, а не с заглавной буквы. В.В. Мавродин в статье
«Несколько замечаний по поводу статьи П.П. Смирнова...»
постоянно и без каких-либо исключений пишет это словосочетание со
строчной буквы, так же писал и СВ. Юшков. Зато И.И. Смирнов
и К.В. Базилевич, напротив, использовали в дискуссионных
статьях различные сочетания понятий, но «Русское» писали только
с прописной буквы. Хотя Базилевич незадолго до этого в статье,
направленной против Покровского, употреблял понятие
«русское государство» со строчной буквы41.
При этом интересно сравнить однотипные конструкции. В
редакционной статье читаем: «Открывая на страницах журнала
дискуссию об образовании централизованного русского
государства, редакция исходила из следующих соображений...» К.В.
Базилевич использует ту же конструкцию: «Почти два столетия историки
занимаются исследованием проблемы централизованного
Русского государства...» Одна и та же конструкция, но акценты разные.
Для одних русское - это еще этническая (национальная)
характеристика, для других - уже название, нейтрализующее
исходный смысл. Не случайно, выступая против «этнических»
пассажей П.П. Смирнова, Юшков и Мавродин в большей мере, чем
Базилевич и И.И. Смирнов, были обеспокоены проблемой
различения нации и национальности.
//.//. Смирнов: до и после публикации статьи
543
Как бы ни спорили между собой В.В. Мавродин и П.П.
Смирнов, они выражали одну и ту же интенцию в понимании
национального государства - экономическую42. Разница между ними в
признании того, что является первопричиной исторического
развития - торговый обмен или развитие производительных сил?
Мавродин опирался на работу В.И. Ленина «Национальный
вопрос (тезисы по памяти)», опубликованную в XXX томе
Ленинского сборника. Смысл ленинских слов Мавродин изложил так:
«Основой создания национальных государств является
экономическая необходимость, обусловленная в свою очередь развитием
рынка как центра торговых отношений»43.
П.П. Смирнов, конечно, не был против ленинского тезиса
об экономической необходимости. Более того, согласие с ним
порождало ситуацию, когда о национальном вопросе в разное время
высказались Ленин и Сталин, и Ленин (в силу большей ясности
своих утверждений) оказывался некоторым советским
историкам ближе, чем Сталин. Идея национального государства в
сознании большинства историков 1940-х годов означала первенство
экономических факторов над политическими.
«Новая схема» II.П. Смирнова
и ее критика оппонентами
Итак, каков же результат исканий историка в разрешении тех
противоречий, которые им были обнаружены в конвенции о
русском национальном государстве? Прежде всего П.П. Смирнов в
предложенной новой концепции пошел по пути гармонизации
высказываний классиков, и ради этого он редуцировал большую
часть высказываний, заявив, что они не относятся прямо к
проблеме образования национального государства. Остались
нетронутыми только IV глава Краткого курса истории ВКП(б) и те
высказывания классиков (особенно К. Маркса из «Капитала»),
которые подчеркивали, во-первых, монизм в объяснении
исторического процесса и, во-вторых, значимость тезиса о
первичности экономического производства (развития производительных
сил) в отношении к рынку, торговле, политической сфере,
этническим проблемам. Эта «новая схема» демонстрировала, что в
конвенции о русском национальном государстве наступил
кризис: невозможно все цитаты соединить без ущерба
рациональному взгляду на проблему.
544
Глава 6
В построении «новой схемы» П.П. Смирнову было важно
соблюсти две принципиальные установки:
марксистская наука не может повторять выводы науки
буржуазной;
марксистская наука не может исходить из анархической
идеи равенства множества причин, допуская в качестве исходных
те причины, которые явно (например, торговля, географический
фактор и др.) не соответствуют теоретическим положениям
марксизма.
Критика «новой схемы» Н.П. Смирнова велась при общем
стремлении историков восстановить доверие к традиционному
составу источников концептуального объяснения русского
национального государства. Но уже нельзя было вернуться к
прежнему состоянию идейной безмятежности. Смирнов нарушил эту
идиллию, и теперь надо вновь договариваться об общих
позициях. Достаточно глубокая рефлексия Смирнова «расколдовала»
то, что многим представлялось как само собой разумеющееся.
Например, В.В. Мавродин, нелицеприятный критик
«новой схемы», вынужден был признать, что «концепции ТТЛ.
Смирнова нельзя отказать в стройности и продуманности»44.
Мавродин на свой же вопрос «что лежит в основе процесса образования
русского централизованного государства?» ответил именно так,
как на том настаивал П.П. Смирнов: «несомненно, развитие
производительных сил»ъ.
СВ. Юшков также признавал:
...современные исследователи... совершенно неповинны в тех
ошибках или упущениях, которые им приписывает 11.11. Смирнов.
Они не выдвигают ни географического, ни национального фактора
как решающего, а говорят вообще о развитии производительных сил.
Теперь, после работы 11.11. Смирнова, они, вероятно, дополнительно
упомянут или еще раз подчеркнут развитие сельскохозяйственной
техники4'.
Именно тезис о первичности развития производительных
сил требовалось сохранить как незыблемое основание в
конвенции о русском национальном государстве. Но тут стали
обнаруживаться невидимые ранее препятствия.
И.И. Смирнов, упрекая своего однофамильца в
непоследовательности, вскрыл противоречие не только в позиции
Смирнова, но и в основании всей конвенции историков о
национальном государстве:
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
545
Провозгласив тезис о том, что возникновение Русского
национального государства было результатом развития производительных
сил, рост которых вызвал изменение и политического строя, П.П.
Смирнов в конкретной части своей схемы развивает прямо противоположную
точку зрения, изображая самый рост производительных сил -
изобретение плуга и развитие паровой зерновой системы - как следствие и
результат политики Ивана Калиты, обусловленной, в свою очередь, таким
явно политическим фактором, как татарская дань. Ярче всего эта черта
взглядов П.П. Смирнова выступает в наиболее ответственной части его
схемы, в вопросе о появлении плуга. Именно в факте изобретения плуга
П.П. Смирнов усматривает «внутреннюю связь технического сдвига с
необходимостью найти источники покрытия татарских платежей». По
поводу плуга П.П. Смирнов указывает, что «неизбежная татарская дань
вынуждала к изобретательству и земледельцев и землевладельцев».
Таким образом, на деле теория П.П. Смирнова оказывается очень
далекой от тех принципов исторического материализма, которые он был
намерен положить в ее основу: вместо теории производительных сил
получилась теория изобретения плуга под влиянием татарского ига
(курсив мой. А. /О.)47.
Остроумное замечание И.И. Смирнова оказалось и весьма
глубоким: может ли развитие производительных сил
осуществляться помимо осознанного участия людей, в том числе и
политических деятелей? Конечно, наука того времени
постулировала идею объективного исторического развития. Но позиция
П.П. Смирнова (да и его коллег тоже) заключалась в том, что на
каком-то этапе все же происходит переход от возросших
производительных сил к политическим изменениям, а значит, и к
осмыслению происходящих в области экономики изменений.
Замечание И.И. Смирнова показало, что развитие производительных
сил, согласно П.П. Смирнову, нисколько не отрицает
политического участия русских князей. И что первично - курица или яйцо -
сказать невозможно.
От редакторской правки -
к первым изменениям конвенции
Название статьи П.П. Смирнова, скорректированное редакцией
«Вопросов истории», сыграло злую шутку со всей исторической
наукой. Название, вопреки содержанию статьи, по-своему
воздействовало на читателя.
546
Глава 6
СВ. Юшков, характеризуя новую историческую
концепцию, задал вопрос: «Что является важным и интересным в этой
работе?» И ответил: «Совершенно правильно проф. П.II.
Смирнов относит начало процесса возникновения русского
централизованного государства к началу XIV века». Из чего это следует?
Только из названия статьи ПЛ. Смирнова и из предпочтений
самого Юшкова. Смирнов не писал о том, что государственная
централизация началась в XIV в. Он, напомню, вообще не употреблял
этого понятия, оставаясь в рамках конвенции о национальном
русском государстве, экономические основы которого
создавались в XIV-XV вв.
Между тем СВ. Юшков стал активно критиковать
сторонников конвенции о русском национальном государстве за
неправильную хронологию политической централизации (ставя в
пример П.П.Смирнова!): «Основная их ошибка заключалась в том,
что процесс возникновения русского централизованного
государства они относили только ко времени княжения Ивана III и
Василия III»48.
Развертывая свою мысль, Юшков старался все время
подчеркнуть, что не только П.П. Смирнов ошибается в выборе
«правильного пути», но и «с некоторыми положениями советских
историков при решении данной проблемы нельзя согласиться».
Этот вектор критики особенно интересен, потому что критика
советской науки Юшковым оказалась идеологически
востребованной, в том числе и тогдашним составом редколлегии журнала
«Вопросы истории».
СВ. Юшков выступал против идей Базилевича:
Большинство советских историков, во всяком случае авторы и ре:
дакторы учебников по истории СССР, считают, что период образования
русского государства должен охватывать два княжения - Ивана III и
Василия Ш. Период, предшествующий княжению Ивана III, в котором
процесс объединения русских земель полностью проявился, некоторые
историки, например К.В. Базилевич, считают периодом не образования
русского государства, а периодом так называемой феодальной
концентрации. Однако с таким пониманием процесса образования русской)
государства согласиться нельзя. Образование русского централизованного
государства является одним из важнейших вопросов русской истории. Он
должен быть изучен в полном своем развитии, т. е. в процессе
возникновения, дальнейшего развития и завершения. Между тем отрезок
времени, падающий на княжение Ивана III и Василия III, - это не начало
и не конец образования русского государства, а один из этапов, хотя и
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи
547
важнейших. Начало этого образования, несомненно, надо связать с
временем Ивана Калиты, а конец - с ликвидацией тех элементов, которые
были носителями феодальной раздробленности, т. е. с опричниной
Грозного49.
«Феодальная концентрация»
Здесь необходим развернутый комментарий. В конвенцию о
русском национальном государстве К.В. Базилевич включал
обоснование так называемой «феодальной концентрации». Поскольку
статья Юшкова была опубликована раньше, в четвертом номере
«Вопросов истории», то у Базилевича, опубликовавшего свою
статью в седьмом номере журнала, имелась возможность
ответить Юшкову на критику - и он это сделал.
Но прежде чем обратиться к ответу Базилевича, вспомним
то, как он обосновывал свою идею о «феодальной концентрации»
в сборнике «против Покровского». Базилевич отмечал, что если
время образования русского национального государства
относить ко второй половине XV - началу XVI в., то корни этого
исторического процесса следует искать в более раннем времени.
«Корни» - это действия московских князей, которые всегда
стремились увеличить свою территорию за счет захвата новых
земель, новых источников доходов. В конце концов великий князь
в этой политике грабежа и насилия достигает вершины
становится главой «феодального союза русских княжеств» под
названием великого княжества Владимирского. Во второй половине
XIV в. начинается перестройка системы отношений внутри этого
«союза», на смену отживающей свой век системе дробления
приходит постепенно система феодальной концентрации50. Так
возникает предпосылка к организации централизованного порядка
управления государством в конце XV - начале XVI в.
К.В. Базилевич в споре с Юшковым не согласился по
существу вопроса, хотя и не настаивал на сохранении термина,
«если будет предложен лучший». Он подчеркивал, что ему
кажется необходимым шагом - «при сохранении единства
исторического процесса» - выделить период (конец XIV - первая
половина XV в.) в качестве некоей ступени к образованию
Русского государства:
От последующего периода, захватывающего вторую половину XV в.
и XVI в., данный период отличался отсутствием политического единст-
548
Глава 6
ва и иными формами в организации государственной власти,
сохранившей характер феодально-вотчинного управления. Государственная
форма, проникнутая началами централизации (феодальная монархия),
которая возникла при Иване III после объединения страны и окончательно
победила при Иване IV, явилась не продолжением и развитием старой
политической системы, а ее принципиальным изменением, хотя
отдельные пережитки феодально-вотчинного управления сохранялись иод
поверхностью новых политических форм вплоть до утверждения системы
абсолютизма при Петре Великом51.
Подытоживая свои возражения оппонентам, Базилевич
определил три основных этапа в процессе образования
Русского государства: 1) усиление Московского княжества в первой
половине XIV в.; 2) феодальная концентрация (вторая
половина XIV в. и первая половина XV в.); 3) образование
централизованного Русского государства (вторая половина XV в. и первая
четверть XVI в.).
В эпоху «феодальной концентрации» возник глубокий
кризис в жизни Северо-Восточной Руси. Рост экономического
общения разрушал замкнутость «феодальных владений», а
измельчание «уделов» облегчало для великокняжеской власти их
ликвидацию или полное подчинение52.
О третьем, заключительном, периоде образования Русского
государства Базилевич писал, что в отличие от условий
образования больших национальных государств на Западе, где этот
процесс по времени совпал с развитием буржуазии и образованием
наций, в «России образование общерусского национального
государства происходило на феодальной социально-экономической
основе. Образование страны под властью единого государя
ускорялось в России давлением внешней опасности и борьбой за
освобождение от чужеземного угнетения». Он специально
остановился на различиях второго и третьего периодов:
Таким образом, между вторым и третьим периодами существует
непосредственная историческая преемственность. Однако система
государственной организации, сложившаяся в виде феодальной монархии с
нарастающим элементом централизации, являлась не продолжением и
развитием феодально-удельного управления, а его отрицанием,
созданием новой политической государственной формы'*'*.
При этом завершение государственной централизации
К.В. Базилевич относил ко времени Ивана Грозного54.
//.//. Смирнов: до и после публикации статьи
549
Итак, «историческая преемственность» охватывала
отношения экономические - нарастание производительных сил,
торгово-экономических связей; однако в области политической -
разрыв, никакого продолжения и отрицание старого порядка.
В формуле первичности экономики и вторичное™ политики -
вся суть «национального централизованного государства»: в
случае полного уравнения экономических и политических факторов
конвенция становилась бессмысленной.
Русский народ и русское государство:
один процесс, разные стороны
Идеи Базилевича вызывали у Юшкова стойкое сопротивление.
Он отмечал:
...что является более важным и интересным - подвергнуть ли
изучению период феодальной раздробленности или период образования
русского государства? Я думаю, что ответ может быть только один. Не в
период феодальной раздробленности, а в период образования русского
централизованного государства сложился русский народ, получила свое
развитие русская государственность и культура00.
Если Базилевич исходил из идеи, что централизация
государства - это зарождение качественно нового аппарата
управления, то Юшков смотрел на этот вопрос иначе: в развитии
государственного начала он видел развитие (становление) всего русского
народа. Юшков не отрицал конвенцию историков о русском
национальном государстве, но и не принимал ее в схеме Базилевича.
Правовед был убежден, что в образовании русского
централизованного государства особую роль и фал и широкие народные
массы. Роль народных масс сказывалась не только в
непосредственной героической борьбе с татарами, которая требовала, как
указывал Сталин, незамедлительного образования русского
централизованного государства, «но и в решительных мерах,
которые предпринимали эти массы с целью парализовать действия
разного рода элементов, выступавших против объединявшего
русскую землю центра - Москвы, -- и ускоряли таким образом
процесс образования русского государства» .
Концепция Юшкова была попыткой преодолеть главную
трудность конвенции о национальном государстве - ее
неспособность гармонично и непротиворечиво объяснить высказывания
550
Глава 6
Сталина по национальному вопросу. Этот недостаток устранялся
с помощью идеи, согласно которой централизация государства и
становление русского народа - единый процесс, в котором
теряет смысл прежняя дихотомия экономики и политики. Цитаты из
сочинений Сталина включались в более приспособленное для
них теоретическое лоно.
Основная идея Юшкова сводилась к изменению схемы
образования национального Русского государства и к предложению
использовать теперь круг первоисточников, ограниченный
указаниями Энгельса и Сталина:
Нам кажется, что проблема образования русского государства,
теснейшим образом связанная с проблемой образования русского
(великорусского) народа, является настолько важной проблемой в русской
истории, что она должна привлечь к себе особое внимание современных
советских исследователей и быть предметом тщательного и глубокого
исследования на основе Энгельса и Сталина57.
Эти заключительные слова статьи известного
ученого-правоведа означали, что и он не может обойтись без частичной
редукции прежнего состава «первоисточников». Юшков в отличие
от Смирнова, пошедшего но пути максимальной редукции трудов
классиков марксизма-ленинизма, предложил лишь наиболее
«проходимый» вариант.
Чем сильнее наука рефлексировала собственный опыт, тем
глубже осознавала, что прежняя конвенция историков о русском
национальном государстве постепенно себя изживает. Ей на
смену должна прийти другая, менее противоречивая.
От редакции:
«к итогам дискуссии»
Как ни странно, но столь сложную и многоплановую дискуссию
редакция журнала «Вопросы истории» комментировала жестко и
недвусмысленно. Трудно сказать, кто писал заключительную
статью, но это и не столь уж важно: речь шла, в конце концов, об
идейных ориентирах науки, а не о конкретной позиции человека.
Всем требовалась идеологическая ясность - и она была в
достаточной мере выражена.
Острой критике подвергся не только П.П. Смирнов, но и
два участника дискуссии -- В.В. Мавродин и К.В. Базилевич.
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
551
СВ. Юшков и И.И. Смирнов оказались вне критики. Те, кто
сильнее всего ратовали за централизованное национальное
государство, получили поддержку, сторонники же национального
централизованного государства оказались в числе остро критикуемых.
Заключительная публикация но дискуссии не случайно
была озаглавлена «Об образовании централизованного русского
государства (К итогам дискуссии)»08.
С первых же строк редакционной статьи критика
обрушилась на те работы, которые, собственно говоря, и составляли
«экономическое» обоснование конвенции о национальном
централизованном государстве: «Нельзя отнести к монографическим
работам книгу В.В. Мавродина "Образование русского
национального государства", имеющую научно-популярный характер,
или написанные К. Базилевичем главы учебника для высших
учебных заведений и высшей партийной школы, преследующие
учебно-педагогические цели» (С 3).
Упрек в том, что книги имеют научно-популярный
характер, лишь предлог, чтобы усомниться в содержании работ.
Следующее замечание явно повторяло рассуждения СВ. Юшкова:
...среди советских историков, несмотря на единство исходных
принципиальных позиций и совпадение многих взглядов, существуют
серьезные расхождения в понимании и объяснении отдельных сторон
этой проблемы (о хронологических рамках процесса образования
централизованного государства, об этапах этого процесса, о так называемой
«феодальной концентрации» и т. д.) (Там же).
Тональность замечания и негативное, хотя и скрытое,
упоминание некоторых положений К.В. Базилевича и В.В.
Мавродина не оставляло сомнений, что и здесь одно из основных
направлений конвенции о национальном государстве (условно говоря,
«экономическое») подвергалось острой критике.
Эти высказывания автор редакционной статьи определил
как исходные соображения, а затем перешел к критике
содержания концепции П.II. Смирнова. Позиция ученого
рассматривалась в контексте того, что также относилось к общим идеям
Мавродина и Базилевича.
Существенно, что редакция «Вопросов истории» нашла
свой и весьма аргументированный выход из ситуации
историографического кризиса, в котором оказались историки. Было
взято на вооружение суждение Ф. Энгельса о том, что в
историческом процессе фактор производства является определяющим
552
Глава 6
только в конечном счете, и потому не отменяются другие
факторы, относящиеся к сфере надстройки. Значит, концепция
Смирнова «порочна не только по своей методологической основе, -
она также противоречит всему действительному ходу
исторического развития» (Там же).
Обозначая далее конкретные ошибки П.П. Смирнова,
автор редакционной статьи во многом опирался на замечания
Юшкова, хотя и не ссылался на него. Это прежде всего относится к
анализу того, кто именно поддерживал процесс централизации,
т. е. кто был за него, а кто против.
Как уже отмечалось, СВ. Юшков выдвинул идею широкой
поддержки государственной централизации. В этот процесс
вовлекались самые разные слои населения, социальные группы. Он
указывал на то, что не только московские бояре являлись
сторонниками образования русского государства, но и бояре других земель,
например, нижегородские, двинские также помогали московским
князьям. Он подчеркивал, что если на Западе католическая
церковь «стремилась к консервации феодальной раздробленности, к
сохранению прав церковных властей», то на Руси церковь стала
национальной и исходила из интересов укрепления власти
великого князя.
Редакционная критика велась в том же направлении:
В совершенно извращенном виде П. Смирнов изобразил
классовую структуру и классовые отношения периода образования
централизованного государства. Для него дворянство - новый класс, носитель
хозяйственного прогресса. Боярство же - класс старый, носитель отсталой
организации земледелия. Дворяне и бояре классы-антагонисты,
борьба между ними есть борьба класса зкономически прогрессивного с
классом экономически реакционным (С. 7).
Категорически не согласен был автор редакционной статьи
с утверждением Смирнова о том, что крестьянство является
«старым классом раннефеодального общества; посадские люди
(горожане) - это новый класс, антагонист крестьянства; ликвидация
феодальной раздробленности, образование централизованного
государства означает победу горожан над крестьянством. Здесь
что ни слово, то ошибка (курсив мой. - Л. /О.)» (Там же).
Но «грубейшей ошибкой» П.П. Смирнова, естественно,
оказалась «недооценка внешнеполитических факторов в
образовании централизованного русского государства». В
редакционной статье отмечалось:
Л.77. Смирнов: до и после публикации статьи
553
П. Смирнову, конечно, известны указания классиков марксизма
на этот счет, но он не нашел им места в своей концепции (курсив мой. -
А. /О.). В результате из нее выпало то своеобразие, которым
характеризуется образование централизованных государств на востоке Европы... в
то врехмя как в Западной Европе ликвидация феодализма и образование
наций совпали по времени с образованием централизованных
государств, в странах Восточной Европы образование централизованных
государств произошло раньше ликвидации феодализма и сложения
наций. Причину этого явления с исчерпывающей глубиной объяснил
товарищ Сталин в своем докладе но национальному вопросу на X
съезде партии. Эта причина заключается в том, что «интересы обороны
требовали незамедлительного образования централизованных государств»,
«способных удержать напор нашествия». Совершенно ясно, что это
обстоятельство наложило отпечаток на ход ликвидации феодальной
раздробленности, на расстановку действующих групп, на удельный вес
в их исторических событиях и т. д. Все это осталось вне ноля зрения
П. Смирнова (С. 8).
Строго говоря, утверждение - «это осталось вне поля
зрения» - странное: ведь Смирнов специально изучал сталинский
текст. Оно, скорее всего, означало не буквальный смысл (не знал,
не учел, не увидел), а некую иносказательную угрозу всем: в
дальнейшем не оставлять вне поля своего зрения существенность
любых высказываний Сталина. Это предупреждение всякому, кто
захочет усомниться в убедительности сталинских мыслей. Ведь
сразу за этими словами шли такие, которые не могли не вызвать
трепет у читателей: «Таким образом, концепция П. Смирнова
представляет собой сплошную цепь ошибок». Подобные
формулировки нередко читались в судебных приговорах «врагам народа»
(Там же).
Тем не менее удар со стороны редакции «Вопросов
истории» был нацелен не только на Смирнова - ошибочность его
теоретической позиции выглядела слишком уж очевидной, но и на
конвенцию о русском национальном государстве в лице ее самых
ярких «экономических» адептов.
Автор редакционной статьи точно определил сущность
расхождений в науке и внутреннюю опасность критикуемой
конвенции: ее главный тезис - первичность
экономико-производственных факторов в развитии страны - рано или поздно должен
был обнажить концептуальную нестыковку с неясной позицией
И.В. Сталина по национальному вопросу. П.П. Смирнов это
увидел и предал гласности.
554
Глава 6
Теперь следовал контрудар:
Очень неудовлетворителен в этом отношении учебник по
истории СССР для высших учебных заведений. В нем читатель не найдет по
этим (экономическим. - Л. /О.) вопросам никакого материала, кроме
голого заявления о росте общественного разделения труда и товарного
обращения да полторы странички, посвященные развитию торговли в
XIV веке. Только для конца XV и начала XVI в. дана беглая
экономическая характеристика Руси (С. 8-9).
Отсутствие анализа - серьезный аргумент в споре: никто не
опровергает правильный тезис о значимости экономических
факторов, но пока это лишь декларации, по крайней мере в учебнике
К.В. Базилевича.
Немного лучше, хотя тоже неудовлетворительно, освещаются эти
вопросы в работе В. Мавродина «Образование русского национального
государства». Кроме описания торговли он несколько слов посвящает
развитию сельского хозяйства и городов в XIV XV веках (С. 9).
Автору редакционной статьи было важно показать не
только недостаток аргументов в конвенции о русском национальном
государстве, но и глубокие расхождения самих адептов этой
конвенции (к коим не случайно были отнесены в первую очередь
11.11. Смирнов, К.В. Базилевич и В.В. Мавродин) но вопросам
экономической истории XIV-XV веков:
Дискуссия обнаружила также различие точек зрения на основные
вопросы экономической истории XTV-XV веков. В. Мавродин, а затем
П. Смирнов распространение трехполья в северо-восточной Руси
относят к XIV в., а К. Базилевич относит его к XV веку. В. Мавродин и
П. Смирнов относят начало формирования посадского населения и рост
городов как торгово-промышленных центров к первой половине XIV в.,
а К. Базилевич - к XV в. или, по крайней мере, не раньше второй
половины XIV века. Все это свидетельствует о совершенно
неудовлетворительном состоянии изучения экономики страны за XIV-XVI века.
Дискуссия ясно показала, что нам нужны серьезные и большие монографии
по экономике страны XIV -XVI вв. (Там же).
Не случайно следующий раздел полемики, выделенный
особо, не только повторял уже известную аргументацию Юшкова,
но и логично вытекал из его критики положений П.П. Смирнова,
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи
555
К.В. Базилевича и В.В. Мавродина: «Об образовании
великорусского народа. Всем ясно, что нельзя глубоко и всесторонне решать
вопрос об образовании централизованного государства, не решив
одновременно вопроса об образовании великорусского народа»
(Там же).
И наконец, последний раздел критики «О хронологических
рамках и периодизации процесса образования
централизованного государства» (С. 10), особо выделенный, уже прямо и
непосредственно ударял по ключевым моментам конвенции о русском
национальном государстве.
Автору редакционной статьи существенно было вновь
указать на несогласованность в позициях вышеупомянутых
историков:
По этому вопросу также не имеется единой точки зрения. К. 15а-
зилсвич в учебнике истории СССР для высших учебных заведений
дал следующую периодизацию XIV-XV вв.: от Ивана Калиты до
Дмитрия Донского усиление Московского княжества; от Дмитрия
Донского и Ивана III - процесс феодальной концентрации и время Ивана III
и Василия III образование централизованного русского
государства. Два первых периода отнесены к разделу «период феодальной
раздробленности» и третий период - к разделу «феодальное
абсолютистское государство». Примерно такой же периодизации придерживается
и В. Мавродин, только с меньшим выпячиванием периода феодальной
концентрации. По этой периодизации, весь процесс сложения
централизованного государства оказался рассеченным на три части, качественно
различные между собой. Такая «периодизация» вызвала серьезные
возражения со стороны историков. В последней своей статье К. Базилс-
вич несколько отступил от зтой схемы, включив первые два периода в
единый процесс образования централизованного русского
государства. По, сделав эту уступку, К. Вазилевич ничего не изменил в
существе своей схемы, поэтому нам придется более подробно остановиться
па этом вопросе (Там же).
Упорство Базилевича вызывало сильное раздражение,
потому что вопрос о периодизации был действительно ключевым в
конвенции о русском национальном государстве.
Не без досады было написано в редакционной статье:
К. Вазилевич никак не хочет признать, что образование
централизованного русского государства началось в первой половине XIV в., при
Иване Калите (курсив мой. Л. /О.), что усиление при нем Московско-
556
Глава 6
го княжества и было началом ликвидации феодальной
раздробленности. Лля того чтобы признать зто, нужно признать и появление условий
для образования централизованного государства, а этого К. Базилевич
как раз и не хочет сделать (курсив мой. - А. /О.). С его точки зрения,
только в конце XIV в. появляются такие условия в виде роста
общественного разделения труда и товарного обращения. Вот почему он и
конструирует особый период, который якобы не имеет отношения к
образованию централизованного государства, - усиление Московского
княжества (Там же).
Заметим, что С. 13. Юшков, не покидая рамок конвенции о
русском национальном государстве, считал важным различать
усиление Москвы и образование централизованного государства.
Тогда первоисточники в виде высказываний классиков
марксизма работали бы в полной мере, но в разных направлениях:
для централизованного государства характерны самые общие
законы развития, для возвышения Москвы - все остальные
факторы (географический, торговый и др.). В редакции
«Вопросов истории» думали еще решительнее, чем Юшков. Была
поставлена цель - дезавуировать экономическую сторону
конвенции, столкнув мнение II.II. Смирнова с мнением К.В. Бази-
левича:
Прав был II. Смирнов, упрекая К. Базилсвича в том, что он
следует в этом вопросе за буржуазными историками. По нашему мнению,
дискуссия дала достаточный материал для того, чтобы отвергнуть точку
зрения К. Базилсвича. Конечно, этим не снимается вопрос, почему
именно Москва стала центром объединения русских земель. Такой
вопрос вполне законен, но его разрешение не должно разделить китайской
стеной два процесса: возвышение Москвы и сложение
централизованного государства (Там же).
Еще один «бастион» в конвенции историков о русском
национальном государстве оказался под сильным ударом
редакционной критики:
Ошибочен также и созданный К. Базилсвичсм второй период -
так называемой «феодальной концентрации». Если выделение первого
периода еще можно кое-как объяснить, то выделение этого, второго,
периода и объяснить ничем нельзя. В самом деле, по К. Базилевичу, со
второй половины XIV в. начинают действовать экономические причины
объединения (курсив мой. А. Ю.)% разгорается борьба с татарами, но
//.//. Смирнов: до и после публикации статьи
557
вместо постепенной ликвидации феодальной раздробленности и
постепенного объединения русских земель в едином государстве получается
«феодальная концентрация». Почему одни и те же причины до
середины XV в. приводят к «феодальной концентрации», а в конце XV в.
создают централизованное государство, известно, видимо, только К. Базиле-
вичу (Там же).
По смыслу «руководящих указаний», отмечалось в
итоговой статье, складывание централизованного государства
«неразбивается на два этапа: сперва национальное государство, а потом -
многонациональное (курсив мой - А /О.). Товарищ Сталин
рассматривает это как единый процесс» (Там же).
Постфактум
На бланке журнала «Вопросы истории» 26 октября 1946 г.
П.П. Смирнову было направлено извещение, в котором
сообщалось следующее: «Уважаемый товарищ Смирнов! Ваша статья по
вопросу об образовании Русского централизованного
государства в XIV-XV вв. нами получена. О возможности использования
ее в нашем журнале сообщим Вам дополнительно»09.
Речь шла о новой статье П.П. Смирнова, которую он
написал как итоговый ответ оппонентам. Эта статья сохранилась в
архиве историка. В конце статьи обозначена дата - 24 октября 1946 г.
Статья П.П. Смирнова, таким образом, была написана до того,
как была опубликована заключительная статья от редакции
журнала «Вопросы истории» (ноябрь-декабрь 1946 г.).
Редакция журнала имела некоторую самостоятельность, но
подчинялась руководству Института истории, его ученому
совету. Сообщество «руководящих» историков в академическом
институте хорошо было осведомлено о состоянии дел в журнале.
Интересна реакция некоторых из них на уже состоявшуюся
дискуссию.
21 октября 1946 г., за три дня до того, как Смирнов поставил
точку в своем итоговом ответе оппонентам, состоялось заседание
ученого совета Института истории. С докладом «Постановление
ЦК ВКП(б) об идеологическом фронте и работе института»
выступил академик Б.Д. Греков. Он напомнил коллегам о
содержании постановления и предложил подумать о мерах, улучшающих
работу коллектива. В архиве Академии наук сохранилась
стенограмма заседания.
558
Глава 6
Согласно документу, в прениях выступил И.И. Минц,
который поддержал решительный настрой председателя такими
словами:
Напомню из выступления и из самого Постановления ЦК
основную причину тех ошибок и недостатков, которые, если бы они не были
разоблачены, превратились бы в целую тенденцию, уводящую нас от
столбовой дороги развития нашей науки. <„.> Мы знаем, что политика
наша построена на глубокой основе марксизма-ленинизма. Но в
отношении историков это означает, что некоторая часть их не руководствуется
безусловно марксистской наукой. <...> Первый сигнал - это дискуссия
о происхождении русского государства. Дискуссию эту организовала
редакция, отнюдь не самотеком. У нас была такая точка зрения, мы так
друг другу говорили: надо раз навсегда покончить с этим вопросом,
надо поместить статью, в которой еще раз вернуться к давным-давно
отброшенной истине, высечь человека всенародно и больше к этому не
возвращаться. Однако ход дискуссии перекрыл все наши ожидания.
Оказалось, что но коренному вопросу у нас нет единой точки зрения, нет
единого марксистского подхода: что ни автор, то своя точка зрения. Это
очень серьезный сигнал .
То, что речь шла о П.П. Смирнове, которого планировали
«высечь всенародно», совершенно очевидно, ибо другие после
выступления Минца стали возвращаться к этой теме, определяя
и имя историка, и состоявшуюся дискуссию. Обратим внимание,
что интенции Тихомирова и Минца совпадают: первый в отзыве
на статью П.П. Смирнова писан о необходимости «дать ему
хорошую отповедь в печати», второй признавался, что «друг другу
говорили» о наказании П.П. Смирнова.
Однако возникает вопрос: какая истина «давным-давно»
отброшена? Если судить но контексту, то это истина
«национального вопроса». Перед упомянутым пассажем Минц позволил
себе весьма резкий выпад в отношении Д.С. Лихачева, которого в то
время еще мало знали. Минц высказался, развивая мысль о
неблагополучии в институте:
...сигналы именно для нашего Института уже были. Я не буду
даже говорить о такой мелочи, о таком факте, как то, что только что
защитивший удачно диссертацию т. Бекмаханов, собираясь уехать в Алма-
ату, закупил много книг и среди них захватил книгу Лихачева
«Национальное самосознание древней Руси». Десятки лет мы
доказываем, что нация - историческая категория, что никакой нации в древней
ILII. Смирнов: до и после публикации статьи
559
Руси быть не может, и тем не менее выходит книга с таким названием. Я
не заглядывал в книгу, не беру ее иод сомнение, - надо ее посмотреть, но
само название заставляет подумать, наводит на мысль: только что
вышел второй том соч. Сталина, еще раз перепечатали гениальную работу
«Национальный вопрос» - и, тем не менее, на обложке книги вы видим
такое заглавие61.
Во втором томе «Сочинений» (1946) И.В. Сталина был
помещен публиковавшийся ранее (в журнале «Просвещение» за
1913 г.) труд «Марксизм и национальный вопрос». Безусловная
истина, которую имел в виду Минц, заключалась в том, что
древняя Русь не знала наций.
Б.Д. Греков не вполне согласился с выступлением
И.И. Минца, пытаясь уйти от слишком большой драматизации
того, что случилось во время дискуссии о централизованном
государстве:
Тут приводились еще некоторые примеры того, что у нас не все
благополучно, даже когда мы приступаем к критике и самокритике.
Исаак Израилевич (Минц. А /О.) указал на последнюю дискуссию, что
она сделана была совершенно правильно, в зтом вопросе надо было
покончить со всякими колебаниями, но что во время этой дискуссии
выявилась несогласованность в мнениях в самой нашей среде. Тут Исаак
Израилевич немного слишком |>езко подчеркнул эту сторону дела,
потому что, какие бы ни были разногласия, но они были разногласиями по
мелочам, а по существу все оппоненты единодушно выступили против
очень оригинальной, но не доказательной теории П.II. Смирнова. В
мелочах есть разногласия, но в процессе работы с этими мелочами можно
справиться. Нам нужно было установить, что эта теория, по внешности
радикальная, может подкупить студентов своим радикализмом. С этим
нужно было покончить - и мы с этим покончили. Если эта дискуссия
выявила несогласованность в наших точках зрения, то в основном она
все же сделала полезное дело. Именно она разгромила ту теорию,
которая никак не может быть признана научной62.
Итак, против конвенции историков о национальном
государстве стало работать время: выход в свет второго тома
«Сочинений» И.В. Сталина в 1946 г. породил ощущение глубокой
ошибочности всякой теоретической установки на национальное
развитие. В совокупности с постановлением ЦК ВКП(б) об
идеологическом фронте становились еще более очевидными
недостатки экономической теории 11.11. Смирнова.
560
Глава в
Об остром кризисе интерпретации внутри конвенции о
национальном государстве свидетельствует статья СВ. Бахрушина,
опубликованная в журнале «Пропагандист» (1945). Первые ее
строки - констатация безусловного факта:
Одним из важнейших этапов в истории великого русского народа
было образование в XIV XVI веках Русского национального
государства, впоследствии объединившего вокруг себя другие народы Восточной
Европы и примыкающих частей Азии и превратившегося в
многонациональное государство63.
Казалось бы, нужно ли обсуждать неоспоримый факт? По
Бахрушин продолжал: «Первый вопрос, который возникает при
изучении возникновения Русского национального государства, -
это вопрос о том, в каком смысле можно говорить о русском
централизованном государстве XV-XVI веков как государстве
национальном». Бахрушин привел сталинское определение нации:
это общность языка, территории, экономической жизни и
психического склада людей.
Этот «первый» вопрос ясно обнажил глубокое
противоречие в использовании понятий, и потому Бахрушин вынужден
был (после сталинского определения нации) написать: «Исходя
из этого определения, мы должны признать, что русский народ
еще не сложился в нацию». Если две черты нации уже появились
к XV в. - это территория, охватывающая «все пространство от
бассейна реки Оки на юге до бассейна Верхней Волги», и единый
русский язык, то в отношении экономических связей,
формирующих нацию, можно было сказать только одно - их явно не
хватало. На вопрос о том, «в каком смысле можно говорить о русском
централизованном государстве XV XVI веков как государстве
национальном», прямого ответа не последовало. Нации же не
было! Так почему же Бахрушин называл русское государство
национальным? Конечно, для Бахрушина суть дела состояла в том,
что понятием «национальное государство» определялась некая
перспектива развития. Однако, признавая сталинское
определение нации, необходимо было в конечном счете менять и
терминологию.
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
561
П.П. Смирнов:
после дискуссии
Ответ оппонентам
П.П. Смирнов не смирился с критикой со стороны своих
оппонентов, хотя и остро ее переживал. Тяжелые испытания совпали
с неизлечимой болезнью, которая стала причиной его смерти
весной 1947 г. Вдова П.П. Смирнова записала в своем дневнике (по
памяти, с опозданием и с некоторыми ошибками):
Павел Петрович закончил свою статью «Образование русского
централизованного государства в XIV и XV веках». Отдал ее в журнал
«Вопросы истории», где она сразу же вызвала много разговоров и
толков своей новизной и была напечатана только месяца через три, после
предварительного ее обсуждения, во второй книжке журнала за 1945 год,
вызвав целую бурю протестов. В следующей третьей книжке были
пометены целые три статьи в ряд - возражения на нее, и этот вопрос был
признан решенным неправильно. Все это огорчало и волновало Павла
Петровича, по он не сдавался и обдумывал новые доказательства и
подтверждения своего положения (курсив мой. А. Ю.). А в голове его уже
зарождалась новая мысль: «О многонациональном государстве», но ей
уже не суждено было осуществиться .
Однако вернемся к статье П.П. Смирнова, которую он
планировал опубликовать в «Вопросах истории» после дискуссии,
чтобы ответить на критику и подвести общие итоги.
Представляет интерес, как П.П. Смирнов объяснял в своей последней статье
причины столь серьезных научных разногласий, что думал о
критике своих положений. Он не мог не чувствовать и
опасности положения. С некоторыми позициями этой критики нельзя
было не считаться - речь шла об авторитете сталинских
высказываний.
Самой серьезной уступкой для Смирнова стала
терминология. Частотность употребления указанных выше понятий в
итоговой статье историка резко отличается от статьи,
опубликованной в № 2-3 «Вопросов истории» за 1946 г.
П.П. Смирнов от себя (не в цитатах) 20 раз использовал
понятие «русское государство» (как обычно, со строчной буквы),
31 раз - «русское централизованное государство» и два раза -
«русское национальное государство».
562
Глава 6
О причинах терминологического поворота судить трудно,
потому что Смирнов никаких объяснений не оставил, но
очевидно, что любой на его месте почувствовал бы опасность. Ведь
изменила же редакция название статьи - возможно, по
согласованию с историком. Остаться на позициях теоретического
объяснения образования русского государства ему было явно
важнее, чем любой ценой придерживаться прежней небезопасной
терминологии. Постепенный уход из науки понятия
«национальное государство» не могло не означать и постепенной
смены конвенции.
«Причины наших разногласий»
Как это ни удивительно, но позиция историка по ключевым
высказываниям Маркса, Ленина и Сталина никак не изменилась:
Критическое отношение к выводам Костомарова им (Мавроди-
ным. - А. Ю.) приравнивается к «опорочиванию» Маркса на том
основании, что когда-то Маркс использовал работы Костомарова за неимением
лучших. В.В. Мавродин приписывает В.И. Ленину рыночную теорию
образования русского государства, а И.В. Сталину - теорию военного
его возникновения и упрекает меня в расхождении с ними обоими, хотя
я не отрицаю ни того, ни другого фактора, но не признаю за ними
первого ведущего значения. Да и сам В.В. Мавродин через страницу заявляет:
«Что лежит в основе процесса образования русского централизованного
государства? Несомненно, развитие производительных сил» (стр. 48 -
Вопросы истории, 1946, кн. 4). Но если эта мысль стала несомненной
для самого В.В. Мавродина, то почему же он отказывает в понимании се
и В.И. Ленину и И.В. Сталину? И не ясно ли, что, продолжая настаивать
на своем неправильном понимании известного высказывания Ленина о
процессе сплочения областей и образования национального рынка, он
также расходится с Лениным, как и со И.В. Сталиным, усваивая ему в
качестве первопричины не развитие производительных сил, а влияние
опасности и давления65?
П.П. Смирнов считал, что причина разногласий в
дискуссии заключается в факте «преимущественного использования
сторонами неодинаковых источников, откуда заимствованы наши
представления о причинах и порядке развития исторических
событий». Ясно, что речь идет о первоисточниках - трудах
классиков марксизма-ленинизма:
ПЛ. Смирнов: до и после публикации статьи
563
Когда я писал свою статью, я располагал собранные мною
факты в том естественном, как мне казалось, порядке и связи, которые
отложились в моем сознании в результате моих прошлогодних
занятий теорией диалектического процесса. При этом сознательно и
бессознательно главный упор я делал на «Историю ВКП(б). Краткий
курс», в которой, как мне казалось, даны в наиболее развернутом и
практическом изложении определения марксистского понимания
исторического процесса. В настоящее время, когда мне пришлось
проверить свои построения в свете развернувшейся полемики, я
убедился, что социологическая сторона моей концепции более всего связана
с IV главой этого труда. В то же время, как было указано, по
условиям появления его только в 1938 году, когда были закончены основные
труды по истории образования русского централизованного
государства, авторы последних не могли использовать «Историю ВКП(б)»
и заменили ее различными, не всегда согласованными между собою,
представлениями о причинах и порядке развития исторического
процесса, почерпнутыми из отрывочных высказываний классиков
марксизма-ленинизма, цитаты из которых приходилось соединять
или заимствованиями из старой литературы ХТХ столетия или
собственными домыслами, не всегда удачно обобщавшими высказанные в
них мысли66.
«Краткий курс» стал для П.П. Смирнова вершиной,
главным источником марксистского объяснения исторического
процесса: «...IV глава "Истории ВКП(б)" впервые дает цельное и
глубоко продуманное изложение марксистского учения об
историческом процессе, без которого невозможно в настоящее время
решать ии одной сколько-нибудь сложной исторической
проблемы».
То, что на этот источник не обратили внимания оппоненты,
явилось, по мнению Смирнова, неслучайным фактом, и он
может быть объяснен тем обстоятельством, что первое издание
книги проф. В.В. Мавродина «Образование русского национального
государства» и составление академического учебника но истории
СССР, вышедшего в 1939 году, в котором раздел о национальном
государстве написан К.В. Базилевичем, произошли раньше появления
«Истории ВКП(б)». Можно поэтому согласиться, что в этих работах
могло не отразиться ее влияние; но ведь проф. И.И. Смирнов писал
свою статью в 1946 году и должен бы оговорить это обстоятельство,
как извинительный, но все же дефект. Кроме того, второе издание
книги проф. В.В. Мавродина вышло в 1941 году, курс лекций
564
Глава 6
проф. К.В. Ьазилевича в Высшей партийной школе первым изданием
появился в 1940, а вторым в 1944 году, и в них удержана бе:* всяких
исправлений та самая старая концепция, защитником которой
выступает проф. И.И. Смирнов (Л. 16 об.).
П.И. Смирнов полагал, что сто оппоненты единодушно и
«упорно замалчивают "Историю 15КП(б)". Отсюда те
неизбежные недочеты и разнобой во мнениях, которые мы видели». Он
писал:
Мне кажется, что основным источником расхождения между
старой концепцией (курсив мой. А. Ю.) советских историков, или
правильнее концепциями их, и предлагаемой мною, состоит именно в
различном отношении к этому источнику. В то время как мои
оппоненты обходят его молчанием или упоминают мимоходом, я строю
свои положения, исходя из учения, развитого в IV главе «Истории
ВКП(б)», и это учение кладу в основу, когда приходится решать
вопрос о значении того или иного высказывания, стремясь согласовать
и примирить их в свете учения о диалектическом и историческом
материализме (Л. 17).
Таким образом, редукция коснулась почти всех прежних
первоисточников - работ Маркса, Ленина, Сталина, в основу же
построения нового и непротиворечивого объяснения генезиса
Русского государства был положен текст IV главы «Краткого
курса», который Смирнов признавал важнейшим руководящим
материалом в понимании истории Русского государства.
«Новая концепция
образования русского централизованного
государства»
Причину концептуального расхождения старой и новой моделей
объяснения процесса образования национального
(централизованного) государства Смирнов увидел в различном понимании
того, как взаимодействуют в истории причины и следствия:
Концепцию образования русского государства проф. К.В. Базиле-
вича мне трудно понять, кажется, потому, что у нас с ним различные
представления об историческом процессе и действующих в нем силах.
Я выделяю основные факторы исторического развития в особую цепь
Н.П. Смирнов: до и после публикации статьи
565
длительно действующих сил, где причина диалектически переходит в
свое следствие, а последнее, качественно от причины отличное, тем не
менее не могло бы не только образоваться, но и существовать, если бы
мы мысленно исключили действие породившей его причины. Поэтому
развитие техники, развитие производительных сил, новые
экономические отношения и, наконец, политическая перестройка общества в моем
представлении сосуществуют в развитии, не обрываясь, но разрастаясь
по мере осложнения развития многими иными привходящими
факторами. Как мне кажется, проф. Базилевич представляет причины кратко
возникающими и действующими пучками исторических условий,
которые затем прекращают свое существование и заменяются новыми
комбинациями исторических условий, среди которых предшествующие
силы не только могут отсутствовать, но, как правило, исчезают и
заменяются новыми (Л. 15).
При этом Смирнов вполне соглашался с Базилевичем в
том, что нараставшие элементы централизации государства не
продолжали «феодально-удельное управление», а отрицали его
через становление новой политической формы. Смирнов также
не был против идеи о «феодальной концентрации» как о периоде
развития страны; он лишь не соглашался с тем, что в каждом
выделяемом Базилевичем периоде действуют свои, изолированные,
причины развития.
П.П. Смирнов упрекал в непоследовательности и СВ.
Юшкова: если уж он не согласен с необоснованным, по его мнению,
выделением особого периода «феодальной концентрации», то
почему же настаивает на том, что существовал отдельный, со
своими причинами и следствиями, период возвышения Московского
княжества?
Полагаю, что непоследовательность проф. Юшкова совершенно
очевидна. Отрицая процесс феодальной концентрации второй
половины XIV - первой пол. XV ст., он неизбежно должен отказаться и от
периода возвышения московского княжества как отдельного процесса, по
тем же самым мотивам. При этом он должен отказаться также и от
своей системы защиты советских историков, основанной на различении
процессов возвышения Московского княжества и образования русского
государства. Как возвышение Московского княжества в первой
половине XIV ст., так и феодальная концентрация во второй половине XIV и
XV ст. были вызваны общерусским процессом роста производительных
сил, закончившимся образованием русского государства. Не Москва
создала Россию, а Россия создала Москву (Л. 3 об.).
566
Глава 6
Смирнов считал, что развитие производительных сил -
важнейшая причина, действующая постоянно, длительно,
меняющая формы производственных отношений, политические
структуры общества и т. д. Но и этот подход, считал он, не
вполне верный, если не делать в практике исследования
соответствующих оговорок:
...в историческом изображении было бы недостаточным
ограничиваться нахождением одной основной причины и говорить
только о ней. Помимо единой основной причины, существует целая ткань
исторических условий, предлогов, с которыми тесно связано каждое
явление, и без которых оно обращается в социологическую схему или
бессмыслицу. Поэтому, говоря о зарождении процесса образования
централизованного государства в условиях роста производительных
сил, начавшихся изменений в технике сельского хозяйства, я
поставил его в связь с современными историческими условиями:
татарским игом и данью, которую необходимо было платить в условиях
ига... (Л. 18 об.).
Итак, причина образования Русского государства одна,
действовала она на протяжении всех этапов становления новых
политических форм, но взаимодействие главной причины,
исторических условий и последствий создавало весьма непростую
картину событий. Татарская дань вынуждала к изобретательству,
но «требование изобретательства еще не определяет того, что
будет: в одном случае ничего не будет, в другом случае последует
изобретение, и оно совершенно уже не определяет того, что будет
изобретено», писал Смирнов.
Словом, исторические условия множественны,
разнообразны. Следствия возникают из причины, как стебли из одного
корня или зерна. Они так же, как и причина, вступают во
взаимодействие с историческими условиями. Это взаимодействие Смирнов
представил в виде примера:
Татарам нужно было серебро, а в России появляется плуг.
Причиной его появления является уровень техники и производительных
сил: но, создавая этот плуг, люди думали не о далеких общественных
последствиях, а об уплате очередного взноса татарской дани. Так
именно было, и так именно должен рассуждать историк. Но связывать
причинной связью татар и русский плуг даже в полемических целях
невозможно в такой же степени, как утверждать, напр., что Наполеон
явился настоящим виновником русской Октябрьской революции, по-
#.Я. Смирнов: до и после публикации статьи
567
тому что без него не было бы декабристов, а декабристы разбудили
Герцена и т. д., или, напр., такого же порядка было бы утверждение,
что современный пересмотр идеологического фронта явился в
результате не перехода от социалистического к коммунистическому
строительству, а в результате деятельности писателя Зощенко, которому де
следует отдать должное. Роль Зощенко в деле пересмотра
идеологического фронта такая же самая, что и роль татар в деле изобретения
русского плуга... (Л. 19об.).
«Национальный момент»
П.П. Смирнов комментировал:
В.В. Мавродин... заявляет, что его «поразили» мои слова о том,
что национальный момент нельзя «превращать... в основной двигатель
истории», потому что «такая концепция даже для одного XIV в. все же
сближала бы нас с концепциями псевдонаучными» (стр. 47). Но почему
же поразили эти слова моего оппонента, если он действительно
признал основным фактором развития государства развитие
производительных сил? Что-нибудь одно является двигателем: или развитие
производительных сил или национальный момент. Но Манродина такое
решение не устраивает: он хочет сохранить в роли основной причины и
торговлю, и военный фактор, и производительные силы, и
национальный момент, и еще многое другое (выделенные слова Смирнов
зачеркнул. - Л./О.) (Л. 13 об.).
Историк определил, что в науке, которая призвана
согласовывать между собой первоисточники (высказывания классиков
марксизма-ленинизма), обнаруживается безразличие в выборе
правильного объяснения. Причина затруднений - в определении
опорных идей. Если в высказываниях первоисточников их
обнаруживается несколько и они не согласованы между собой, то как
выбрать главное?
По мнению В.В. Мавродина, мои слова относительно
ненаучности выдвижения на первое место, в качестве основного двигателя
исторического процесса, национального момента «заключают в себе огульное
охаивание как "ненаучных" всех тех трудов по нашей отечественной
истории, которые были изданы в годы Отечественной войны и сыграли
свою роль в деле воспитания советского патриотизма»... <...> Что
можно сказать по поводу такой демагогии? Я не знаю всего, что было сдела-
568
Глава 6
но во время Отечественной войны, и о всем судить не берусь. Но
полагаю, что кое от чего действительно придется отказаться, в частности от
тех произведений, которые стоят на точке зрения руководящего
значения в историческом процессе национального момента. История от этого
выиграет, как наука (Там же).
И в этом вопросе Смирнов не изменил себе: для него
«национальное» в этническом смысле не имеет никакого
«руководящего смысла».
Отношение к историографии
П.П. Смирнов был явно задет критикой своего
историографического анализа. В новой статье он старался пояснить, уточнить: в
некоторых случаях он имел в виду не то, что ему приписали. Это
прежде всего касалось дореволюционной науки.
Совершенно ясно, что я ни с кем не «расправляюсь» и никому ни
в чем не отказываю. Я только устанавливаю общественно-идейный базис,
применявшийся при разрешении данной проблемы в различные эпохи,
хотя и признаю недостаточными для нашего современного обихода даже
самые блестящие идеи прошлого, если они вытекают из прошлого же
«умоначертания». Я с полным уважением отношусь к ученым
протекших веков и, как сказано, готов поставить их в пример некоторым из
своих современников. В своих теориях они сумели отразить самосознание
своей эпохи, ее одушевление своей общественной идеей, а мы нередко
повторяем, как школьники, зады и обходимся их иногда великолепными
обносками (Л. 1).
Наиболее существенными были замечания И.И.
Смирнова, который упрекал П.П. Смирнова в релятивизме. Ответ был
такой:
...я полагаю, что раскрытие руководящих общественных идей
каждой эпохи правомерно и полезно. Роль этих идей в историческом
знании весьма велика, хотя сами они не являются знанием, а лишь
отражают общественное бытие эпохи. В признании этого факта нет
«релятивизма», как полагает мой оппонент, а только трезвое понимание той
области, в которой каждый из нас работает. Добавлю, что, как мне кажется,
общественные идеи прошлого, уступая свое место новым, более
совершенным, отнюдь не выбрасываются из исторического обихода, а лишь
и.П. Смирнов: до и после публикации статьи
569
опускаются на второстепенное и третьестепенное место и там
продолжают бытовать, видоизменяя свое содержание и приспособляясь к новым
ведущим идеям эпохи (Л. 1 об.).
Если следовать предложенной П.П. Смирновым логике
движения общественно значимых идей, то тогда современная
историческая истина (включая высказывания Сталина) также
окажется - через какое-то время - не знанием, а лишь отражением
общественного бытия определенной эпохи. Подчиняясь закону
неизбежного старения, марксистская истина отойдет в тень,
станет реликтом, превратится в сумму идей низшего порядка,
уступая место другим «ведущим идеям эпохи». Этот момент истины
действительно не понял или не захотел понять П.П. Смирнов. Во
всяком случае, он продолжал свою мысль, не замечая возможной
ловушки:
Я, напр., совершенно согласен с И.И. Смирновым в том, что «дво-
рянско-буржуазная историография проделала офомную работу но
выявлению роли внешнеполитического фактора в возникновении и
развитии русского государства». Я согласен также с тем, что «было бы глубоко
ошибочным объявлять мифом и самую проблему обороны Русского
государства от внешнего врага (как это имеет место, в частности, в
историографических работах М.Н. Покровского)», добавляет И.И. Смирнов
(наз. статья, стр. 32-33). Полагаю, что это совершенно верно. Но
правильно также и то, что нас в войнах ныне интересует совершенно не то,
что интересовало историков XIX ст., и что ныне мы не считаем войны
перводвигателями, а подчиняем их самих идее развития
производительных сил, классовой борьбы, историко-экономическим условиям и т. п.
(Там же).
П.П. Смирнов никак не оговаривал ситуацию, при которой
то, что происходит ныне (сейчас), скоро может стать прошлым,
устаревшим.
Мотив творчества стал для П.П. Смирнова основным в
защите себя от критических замечаний коллег:
Л.Н. Толстой в одном из писем сравнивал современных ему
профессоров со скворцами, которые пели у него под окном «и по-иволгино-
му, и по-перепелиному, и по-коростелиному, и даже по-лягушечьему, а
по-своему не могут. Я говорю: профессора, но милей профессоров»,
заключает он о скворцах. И вот, чтобы эта справедливая характеристика
не была приложима к современности, я позволил себе призвать своих
570
Глава 6
сотоварищей перейти от копирования к творчеству и предложил свой
опыт такого творчества (Л. 1-1 об.).
Постскриптум
Статья П.П. Смирнова, содержащая рефлексию в отношении
«первоисточников», показала, что конвенция историков о
русском национальном государстве стала терять своих сторонников.
То, что казалось само собой разумеющимся, теперь подвергалось
анализу. Историки были вынуждены искать выход из
создавшейся ситуации, заново договариваться.
Одна из важнейших причин начавшегося распада
договоренности (конвенции) заключалась в том, что объяснение
«национального государства», подтвержденное ленинской цитатой, с
большим трудом совмещалось с не вполне ясными мыслями
Сталина но национальному вопросу. Идея первенства
экономических факторов в возникновении и развитии национального
государства должна была сочетаться с и/1еей если не первенства, то
особой значимости внешнеполитических обстоятельств в
ускоренном создании централизованного государства.
Понятие «национальное централизованное государство»
вмещало в себя, прежде всего, некий масштаб развития
производительных сил, единство торгово-экономических, ресурсных
мощностей, что и являлось по сути национальным (не только
этническим) содержанием процесса объединения страны.
Понятие «централизованное национальное государство»
относилось к надстроечной, политической,
государственно-национальной, социально-классовой сфере. Новая конвенция
историков стала формироваться с установкой, что сталинские
высказывания обладают некоторым преимуществом и потому составляют
семантическое ядро в круге первоисточников. Однако этот крен
еще не означал, что найден выход из кризиса: ведь никто не
отменял и не мог отменить ни ленинских, ни других классических
высказываний. Да и само высказывание Сталина явно ничего не
отрицало.
Задача по-прежнему заключалась в том, чтобы достичь
гармонии через установление «правильных» связей между
первоисточниками. Иными словами, признание важности высказывания
Сталина о внешнеполитических обстоятельствах образования
государства отнюдь не снимало вопроса об экономической
подоплеке процесса. Как совместить все классические тезисы? Этот
II.I1. Смирнов: до и после публикации статьи
571
вопрос по-прежнему мучил советских ученых. С каждым годом
список первоисточников активно пополнялся: они создавали
новые сложности в гармонизации всего состава высказываний
классиков. В этом напряженном духовном измерении продолжал
существовать жизненный хмир историков.
Глава 7
На пути к новой конвенции
Дискуссия о периодизации
русской истории (1949-1951 гг.)
Возвращение Базилевича
В одиннадцатом номере журнала «Вопросы истории» за 1949 г.
были опубликованы две дискуссионные статьи - К.В.
Базилевича и Н.М. Дружинина о периодизации русской истории. На этот
раз обошлось без больших сюрпризов. Но, как и в дискуссии о
централизованном государстве (1946), под «звездочкой»
давалось примечание:
Редакция журнала открывает в настоящем номере дискуссию,
посвященную одному из основных вопросов истории - вопросу о
периодизации истории СССР. Помещая в качестве дискуссионных статьи
К.В. Базилевича и Н.М. Дружинина, редакция ввиду спорности ряда
высказанных в этих статьях положений и сложности поставленного
вопроса обращается к широкой общественности советских историков с
призывом принять участие в обсуждении проблемы1.
К.В. Базилевич уже не упоминал термина «национальное
государство», но пока еще придерживался ключевых идей
конвенции, несмотря на то что в заключительной статье по
дискуссии о централизованном государстве (1946) он резко осуждался
за упорное отстаивание ошибочных взглядов на периодизацию
отечественной истории:
К. Базилевич никак не хочет (курсив мой. - А. Ю.) признать, что
образование централизованного русского государства началось в первой
половине XIV в., при Иване Калите, что усиление при нем Московского
На пути к новой конвенщи
575
княжества и было началом ликвидации феодальной раздроблешюсти. Лпя
того чтобы признать это, нужно признать и появление условий для
образования централизованного госуда^тва, а этого К Базилсвич как раз и не
хочет сделать. С era точки зрения, только в конце XIV в. появляются такие
условия в виде роста общественного разделения труда и товарного
обращения. Вот почему он и конструирует особый период, который якобы не
имеет отношения к образованию централизованного государства, - усиление
Московского княжества... <...>. По нашему мнению, дискуссия дала
достаточный материал для того, чтобы отвергнуть точку зрения К. Базилевича2.
Что же заставило редакцию «Вопросов истории» вернуться
к уже отвергнутой точке зрения? Возвращение Базилевича
означало, что спор начинается de facto почти с той же исходной
позиции, с которой начиналась дискуссия 1946 г.
Не странно ли это?
Официальная позиция журнала
Номер, в котором были опубликованы статьи К.В. Базилевича и
П.М. Дружинина, открывался передовой статьей «Основные
задачи в изучении истории СССР феодального периода». Хотя
статья не была подписана, известно, что одним из ее авторов был
Л.В. Череннин3.
I [очему именно феодального периода, если дискуссия
началась с обсуждения периодизации всей истории СССР?
Тематически статья не ограничивалась феодальным периодом и скорее
напоминала идеологический документ о развитии исторической
науки в новых условиях существования «идеологического
фронта». Однако факт остается фактом: история Московского
государства по-прежнему находится в центре внимания идеологов,
это контрапункт в дискуссии о периодизации.
Об остроте идеологической ситуации свидетельствовали
фозные слова, обращенные против «безродных космополитов».
Книги советских ученых «должны быть орудием, метко бьющим
по врагам Советского Союза, насмерть разящим все попытки
(открытые и скрытые) противопоставить единственно научному и
революционному учению марксизма-ленинизма те или иные
теории, защищающие интересы эксплуататорских классов
капиталистического общества»*.
Как обосновывалась необходимость в дискуссии о
периодизации отечественной истории? Недостаточно критиковать буржу-
576
Глава 7
азную псевдонауку, разоблачать ее антимарксистский дух.
Необходимо самим подняться над эмпирическими данными науки, уйти от
коллекционирования фактов к их марксистскому обобщению:
И.В. Сталин зло высмеивал и беспощадно клеймил людей,
способных только «зазубривать исторические факты», но не умеющих
«объяснить их происхождение сообразно месту и времени».
Плодотворная работа над созданием крупных обобщающих трудов по истории
СССР возможна только при том условии, если будут научно
разработаны коренные вопросы марксистско-ленинской периодизации
исторического процесса, основанной на наблюдениях за изменениями в развитии
производительных сил и производственных отношений, за формами и
характером классовой борьбы (С. 5).
Обратим внимание на то, что в редакционной статье
воедино связаны создание крупных «обобщающих трудов по истории
СССР» и периодизация исторического процесса. Очевидно, что
периодизация первична и является условием плодотворной
работы историков во всех областях отечественной истории.
Образцом периодизации объявлялась «История ВКП(б).
Краткий курс». Теоретические указания о периодизации истории
СССР эпохи феодализма также содержались в трудах Ленина и
Сталина, в замечаниях Сталина, Кирова и Жданова относительно
конспекта учебника но истории СССР и в постановлении жюри
правительственной комиссии о конкурсе на учебник истории
СССР для средней школы. В передовой статье отмечалось, что
советские историки мало разрабатывают вопросы периодизации
истории СССР, недостаточно творчески используют в этих целях
руководящие указания классиков марксизма-ленинизма. Поэтому многие
кардинальные вопросы истории феодализма до сих пор остаются
спорными и неразрешенными. Перед советскими историками встает задача
скорейшей творческой разработки некоторых принципиальных проблем
развития феодального общества. <...> Из коллективных работ, которые
ведутся советскими историками, на первое место должно быть
поставлено подготавливаемое Институтом истории АН СССР многотомное
издание «История СССР». Советские историки должны приложить все
усилия к тому, чтобы этот труд был высококачественным и чтобы он как
можно скорее был опубликован (С. 6).
Обращалось внимание на важнейшие установки, по
которым можно будет судить о качестве многотомной истории СССР:
На пути к повой конвенции
577
Страна давно уже ждет выхода в свет этого издания. Советская
общественность вправе предъявить к нему максимальные требования.
«История СССР» должна подвести итоги развитию марксистско-ленинской
исторической науки в области изучения прошлого нашей Родины. <...>
Согласно указанию И.В. Сталина, в основу изучения должна быть
положена история непосредственных производителей материальных благ,
история трудящихся. Наряду с прошлым русского народа в многотомной
«Истории СССР» найдет отражение и прошлое других народов нашей
Родины, будет показана их многовековая борьба с
национально-колониальным гнетом со стороны русского царизма, помещиков и буржуазии
и социальной эксплуатации со стороны собственных господствующих
классов. «История СССР» должна показать вековую дружбу русского
народа с другими народами нашей Родины и прогрессивную роль
русского народа в качестве «объединителя национальностей» (С. 6).
В редакционной статье, написанной в очень воинственном
духе, дискуссионная статья П.П. Смирнова была представлена
как антимарксистская. Однако если бы резкие суждения
касались одного Смирнова, то никакого удивления не было бы.
Критика коснулась не только Смирнова, но и критиков Смирнова, и
такой поворот событий трудно назвать ожидаемым. В
редакционной статье обращалось особое внимание на «кардинальный
вопрос» всей отечественной истории - «образование
централизованного русского государства». Этот вопрос «подлежит еще
углубленному теоретическому изучению». Дискуссия 1946 г.
«показала, что в этой области по целому ряду вопросов
принципиальной важности советские исследователи истории права не
пришли еще к общим выводам» (С. 9).
Историки не пришли к общехму выводу по вопросу,
который является центральным, - это время образования
Московского государства:
Если большинство советских ученых, рассматривая
формирование централизованного государства как длительный процесс,
решающим моментом в этом процессе считает вторую половину XV в., а
завершающей гранью XVI в. эпоху Ивана Грозного, то СВ. Юшков
находит возможным говорить (курсив мой. - Л. Ю.) уже о второй
четверти XIV в. (время Ивана Калиты) как о периоде централизации (С. 9).
Обратим внимание на смысл и тональность сказанного:
большинство советских историков считали решающим моментом
в формировании централизованного государства вторую полови-
578
Глава 7
ну XV в. Такое большинство не может заблуждаться, иначе
терялся смысл прилагательного «советские». И только СВ. Юшков
«находит возможным говорить» (оборот речи, употребляемый
обычно в сдержанной критике) о времени Ивана Калиты.
Напомним, что в редакционной статье о дискуссии 1946 г.
отмечалось нечто прямо противоположное: «К.В. Базилевич
никак не хочет признать (курсив мой. - Л. Ю.), что образование
централизованного русского государства началось в первой
половине XIV в.».
Сразу после слов о большинстве советских историков,
думавших не так, как СВ. Юшков, следовала самокритика журнала:
Надо сказать, что редакционная статья «Вопросов истории»,
подведшая в свое время итоги дискуссии, не только не внесла ясность в этот
вопрос, но в известной мере его затемнила (курсив мой. - А. /О.)
недостаточно четкими и недостаточно доказательными формулировками (С. 9).
Еще трижды прозвучала подобная самокритика. Журнал,
как выяснилось, «до последнего времени уделял явно
недостаточное внимание наступлению на буржуазную псевдонауку
капиталистических стран, извращающих историю русского народа»;
неудачно провел дискуссию о формировании в России
капиталистического уклада; мало публиковал материалов по истории
народов СССР.
Идеологический фон перед дискуссией
13 декабря 1948 г.
Заседание ученого совета Института истории
Дискуссия о периодизации истории СССР началась почти за год
до публикации статьи К.В. Базилевича в журнале «Вопросы
истории». 13 декабря 1948 г. в Институте истории АН СССР
состоялось заседание ученого совета под председательством академика
С.Д. Сказкина. В архиве Академии наук сохранилась
стенограмма этого заседания. Если бы она не дошла до нас, то о заседании
пришлось бы судить по отчету, опубликованному в «Вопросах
истории». Разница между содержанием стенограммы и
публикацией в журнале вполне ощутимая, если не сказать больше. Хроника,
На пути к новой конвенции
579
опубликованная в апрельском номере журнала за 1949 г.,
называется «Обсуждение вопросов периодизации истории СССР в
Институте истории АН СССР»; в хронике представлен отчет о двух
заседаниях: одно состоялось 13 декабря 1948 г., другое - во время
выхода номера, 5 мая 1949 г.
Согласно тексту хроники, ученый совет Института истории
специально собрал коллектив 13 декабря, чтобы обсудить
насущные проблемы периодизации отечественной истории. Из нее
следует также, что на заседание пришли специалисты, подготовившиеся
к выступлениям. С основным докладом выступил СВ. Бахрушин,
затем началось обсуждение проблем всей периодизации. В прениях
выступили - в следующем порядке - А.Д. Удальцов, М.Н.
Тихомиров, Н.М. Дружинин и «др.». Упоминание в хронике слишком
ограниченного состава выступавших по такой важной проблеме явно
свидетельствовало о сокрытии имен неугодных историков.
Структура обсуждения представлена так: сначала доклад С.В.
Бахрушина, затем критика научных построений Удальцовым и
Тихомировым и только йотом доклад Н.М. Дружинина, который (но тексту
официальной хроники) как бы заключал коллективное обсуждение
периодизации.
Подлинная стенограмма заседания ученого совета
описывает иную картину.
Обращаясь к коллегам, С.Д. Сказкин сказал:
Разрешите открыть сегодняшнее заседание Ученого совета. В
порядке обсуждения вопроса периодизации истории СССР до XIX века.
Разрешите мне по этому поводу сказать несколько слов. В последнее
время наши руководящие органы предложили нам представить как по
многотомнику истории СССР, так и но всемирной истории большой
проспект этого издания в связи с тем, что с историей СССР возникает
несколько важных вопросов. Но я думаю, что сегодняшнее наше
заседание будет посвящено не всей проблеме периодизации СССР, потому что
эта проблема чрезвычайно велика, а главным образом задача, каким
образом разделить тома этого многотомника, и вместе с тем, как
теоретически обосновать деление этого материала0.
На заседании планировали уточнить в проекте нового
издания многотомной «Истории СССР» содержание тех томов,
которые касались спорных хронологических сюжетов. По докладам
С.В. Бахрушина (сектор истории СССР до XIX в.) и Н.М.
Дружинина (сектор истории СССР XIX в.) выступили (и весьма
критично) М.Н. Тихомиров, И.И. Минц, АД. Удальцов, IIЛ. Рубин-
580
Глава 7
штейн. Еще несколько человек хотели высказаться, но не успели.
Заседание ученого совета решено было закрыть, а проблему
специально обсудить на новом заседании.
Но обо всем по порядку...
Первым выступил СВ. Бахрушин. Он отметил:
Вопросами периодизации истории феодальной эпохи СССР наш
сектор занимается уже давно. Еще тогда, когда вышло первое издание
первого тома вузовского учебника истории СССР, был указан целый ряд
крупных недостатков в той периодизации, которая тогда была
предложена. С тех пор мы над этим работали. Укажу, что уже в послевоенное
время мы посвятили несколько заседаний вопросу о периодизации
истории Русского государства. Выл доклад СВ. Юшкова, который
обсуждался очень подробно. Затем я делал доклад, который тоже обсуждался
в течение двух заседаний. Но, несмотря на то, что мы обсуждали эти
вопросы, осталось очень много неясностей. Когда дело дошло до тот,
чтобы свести концы с концами, всякий раз, когда мы возвращались к
вопросу о периодизации, возникали и возникают новые суждения, новые
мнения. Поэтому, докладывая сегодня проект периодизации, я должен
буду отметить и те разногласия, которые есть внутри нашего сектора но
поводу отдельных вопросов (Л. 3).
СВ. Бахрушин остановился на концептуальных и спорных
моментах. Он объяснил позицию сектора но вопросу о
дофеодальном периоде:
Мы начинаем с периода, который недавно мы еще называли
дофеодальным периодом, но мы полагаем, что этот термин не совсем
удачный (это слово зачеркнуто и вставлено: «точный». - А. /О.), и
поэтому предлагаем 1 раздел истории феодальной эпохи назвать так:
«Разложение родового строя и возникновение феодальных
отношений у восточных славян». Этот раздел охватывает следующие
вопросы, но как общее правило, мы считаем необходимым при
характеристике каждого раздела, каждого периода указывать явления в области
экономики, в области социальной и в области политической,
надстроечной (Л. А).
Схема такая: VI-VIII вв. - «развитие пахотного земледелия
у славян. Разложение родового строя. Большая семья.
Территориальная община. Первые политические объединения у славян»;
IX- X вв. «возникновение в недрах территориальной общины
феодальных отношений. Киевское государство в период форми-
На пути к повой конвенции
581
рования феодальных отношений»; XI в. - «рост феодальных
отношений. Расцвет Киевского государства» (Л. 4).
Второй раздел - феодальная раздробленность. Выделялись
два подотдела: середина XI - XIII в. - характеризуется ростом
феодального землевладения на местах, развитием городов; начиная
с XIV в. и до первой половины XV в. - «феодальная
раздробленность еще существует, но вместе с тем идет процесс уже начала
объединения этих феодальных полугосударств в единые
государства. К этому периоду и относится начало объединения русской
земли». Здесь СВ. Бахрушин специально остановился на
обосновании причин объединения страны:
В первую очередь мы отмечали те экономические предпосылки,
которые подготовляют этот процесс; углубление развития
общественного разделения труда и складывание экономических связей между
русскими землями (Л. 6).
Вели по первым двум разделам Бахрушин не отметил
особых разногласий, то иной была ситуация с третьим разделом -
образованием централизованного русского государства. Историк
это признал:
По поводу разделов III и IV в нашем секторе шли большие
споры по вопросу, где этот III раздел кончается. Было две точки зрения.
На первом заседании было принято, что водораздел идет в середине
XVII века. При дальнейшем обсуждении нашего проекта целый ряд
товарищей высказали другую точку зрения, которая заключалась в том,
что этот новый период нужно начинать только с последней четверти
XVII в., а некоторые товарищи считают, что этот период нужно начинать
с начала петровской эпохи (Л. 7).
СВ. Бахрушин дал характеристики разным точкам зрения.
Первоначальную позицию сектора (в том числе и свою) он
изложил так: «Централизованное государство возникает во второй
половине XV века, крепнет в XVI веке в борьбе Ивана Грозного
против феодалов, против остатков феодальной раздробленности»
(Л. 8). Данная позиция споров не вызвала. В опубликованной
хронике заседания ученого совета также отмечен этот
концептуальный момент - и без малейшего намека на критику6. «Но, -
продолжал ученый, - это еще не абсолютистское государство,
поскольку власть московских государей не может обойтись без
таких чрезвычайно важных учреждений, представляющих интерс-
582
Глава 7
сы господствующих классов, как Боярская дума и земские
соборы. Это то, что СВ. Юшков предлагает назвать сословной
монархией, но мы воздерживались в секторе употреблять этот термин,
как сугубо юридический, в основу которого положено деление на
сословия, а не на классы»7.
Центральный вопрос перехода от третьего раздела к
четвертому - начало складывания абсолютистского государства.
Первоначальная позиция сектора была такой: в середине
XVII в. завершается «важный этап закрепощения крестьян»;
развивается всероссийский рынок; возникают «на местной
экономической почве теории меркантилизма» (Устав 1654 г.); нарастает
классовая борьба, появляется Уложение царя Алексея
Михайловича. Эти аргументы были положены в основу того, чтобы
считать, что именно «к этому моменту нужно относить начало
нового периода, о котором говорил В.И. Ленин»8.
Противники этой позиции утверждали, со слов Бахрушина,
что «Ленин резко разграничивает московское самодержавие
XVII века с Боярской думой от самодержавия XVIII века с
дворянской бюрократией». Ученый осознавал, сколь трудно пересказывать
ту точку зрения, с которой не согласен: «Конечно, развивать обе
точки зрения с достаточной полнотой я не могу. Я думаю, что
сторонники той и другой точек зрения выскажутся по этому вопросу» (Л. 11).
Обсудив проблему абсолютизма XVIII в., Бахрушин
подошел к самому главному - к «соприкосновению» двух секторов в
вопросе периодизации:
Следующий период ■■ это уже начало разложения крепостного
строя. Очень любопытно то, что вопрос о том, чтобы вторую половину
XVIII века с какого-то момента отнести уже к периоду разложения
крепостнических отношений - этот вопрос одновременно и самостоятельно
возник в двух дружеских секторах: в секторе XIX века и в нашем
секторе. Очень полную мотивировку этого разделения, я думаю, даст
Николай Михайлович, как представитель сектора капиталистической эпохи,
(Л. 17). Проблема «стыковки» хронологий совпала и с более
приземленной, но насущной потребностью историков Института узаконить новые
названия секторов. Бахрушин предложил переименовать их так: сектор
истории СССР эпохи феодализма и сектор истории СССР эпохи
капиталистических отношений: «Я думаю, что такие названия будут
правильнее, чем до сих пор» (Л. 17).
Подводя итоги, Бахрушин отметил, что трудность в
периодизации связана с распределением материала по томам будущей
На пути к повой конвенции
583
истории России: «...наш проект сводится к следующему: I.
Разложение родового строя и возникновение феодальных отношений у
восточных славян; II. Феодальная раздробленность; III.
Образование централизованного государства». Историк особо
подчеркнул: «Тут мы только уточняем, ничего нового не вносим. Новое,
что вносит первый проект, - это то, что мы начинаем новый
период с середины XVII в.» (Л. 19).
На обсуждение ученого совета фактически выносился
вопрос о разделении материала между пятым и шестым томами: в
пятом планировалось рассмотреть отечественную историю со
второй половины XVII в. и до середины XVIII в.; в шестом
новую эпоху, эпоху капитализма (Л. 18).
О многотомной «Истории СССР» затем (ср. с хроникой)
говорил в своем выступлении Н.М. Дружинин:
Товарищи, предметом моего сообщения будет вопрос
практический, вопрос о том, как размежевать содержание 5 и 6-ого томов много-
томника «Истории СССР», - другими словами, с какого момента
начинать период возникновения, развития и утверждения капитализма в
нашей стране. До последнего времени мы оставались во власти
привычной традиции: мы начинали этот период с XIX столетия. Так
расположен материал в вузовском учебнике, томе 2-м, так был распределен
материал в миоготомнике «Истории СССР», вчерне подработанный перед
войной. По этому методу и шло разделение нашей работы и в секторах
Института истории АН. Но за последние 20 лет уже накопилось
достаточное количество исследовательских работ, которые поставили под
сомнение правильность такой периодизации (Л. 21).
Подводя итог своим рассуждениям, Н.М. Дружинин
отмечал, что его предложение сводится к следующему: начинать
шестой том истории СССР с середины XVIII в. «в том смысле, что
экономические процессы будут описываться с 1750-х гг., тут
можно использовать 1753 г. - отмену внутренних таможен. Все
остальные явления внешней и внутренней политики, массовых
движений и культуры начинать с 1760-х годов» (Л. 44).
Казалось бы, вопрос был поставлен «практический»:
можно ли считать предложенное деление истории СССР и
распределение материала между пятым и шестым томами правильным с
точки зрения большинства ученых Института истории.
Обсуждение сразу же показало, что коллеги не только не были готовы
принимать какое-либо решение по этому вопросу, но и стали
протестовать против неподготовленности совета обсуждать пробле-
584
Глава 7
мы периодизации в целом (хотя вопрос ставился в основном о
частностях).
Первым выступил И.М. Майский:
У меня один вопрос к дирекции, над которым следует подумать.
Нет сомнения, что дирекция не задумалась о том, чтобы разослать
членам Ученого совета проекты периодизации истории русского народа.
Меня интересует вопрос, почему это произошло? Проект периодизации
И.М. Дружинина вообще даже не роздан. Почему? Мне кажется,
следует на это обратить внимание и как-то исправить (Л. 45).
Затем в том же тоне выступил В.И. Шунков: «Почему не
были разосланы проекты?» Потом высказался военный
историк генерал Сухомлин: «Но, позвольте, как же так? Нельзя же
периодизацией заниматься с голоса. Я считал, что сегодня не
будет выступления Н.М. Дружинина. Придя на собрание, я
получил эти четыре странички. Я считаю, что чрезвычайно важно
обсудить этот вопрос на секторе. Мы также периодизацией
занимаемся уже полтора года. Я знаю, что этим занимаются
целый ряд военных академий. Пока не пришли к окончательному
мнению. Это - длительный процесс, и нельзя так сразу
огорошить членов ученого совета. Я лично вовсе не был к этому
готов» (Л. 46).
В обсуждение вопроса был вынужден вмешаться С.Д. Сказ-
кин:
Разрешите вам доложить следующее. Сегодня вопрос о
периодизации в широком смысле не стоит. Этот большой вопрос, как все могли
слышать от Н.М. Дружинина, в марте будет поставлен на широкое
обсуждение. Сегодня у нас скорее один вопрос - о том, как решить, где
кончается IV, начинается V и кончается VI тома, а остальные вопросы
будут поставлены в марте месяце (1949 г. Л. /О.) (С. 46).
Однако эти слова председателя не возымели никакого
действия - так велико было желание членов ученого совета
обсуждать периодизацию, согласно которой можно было утвердить
свой взгляд на отечественную историю и, таким образом,
оказаться центральной фигурой в исторической науке.
Как будто не услышав, что сказал председательствующий,
М.Н. Тихомиров стал обсуждать не узкую проблему
соединения/разделения томов будущей истории СССР, а периодизацию
в широком смысле:
На пути к повой конвенции
585
Здесь уже подчеркнута особая важность обсуждаемой темы.
Действительно вопросы периодизации касаются не одного какого-нибудь
сектора, а всех секторов, и есть такие секторы, которые в первую очередь
связаны с историей русского народа, в частности сектор военной
истории. Поэтому и при обсуждении периодизации истории СССР нам
придется особенно обратить серьезное внимание на это (Л. 47).
Но словам историка, он не ставил задачу «перевернуть
вверх ногами данную периодизацию»: он лишь стремится
указать на то, что «сделано неправильно». При этом Тихомиров не
стал скрывать, что его разногласия с периодизацией истории
СССР, предложенной сектором СВ. Бахрушина, появились не
сейчас:
Я уже выступал в секторе, где мне пришлось, к сожалению, ввиду
неблагоприятных условий, очень сократить свое выступление, -
указывал на то, что в периодизации серьезнейшие экономические вопросы не
нашли отражения (Л. 48).
М.Н. Тихомиров обратил внимание на некоторые важные, с
его точки зрения содержательные, компоненты, которые
отсутствуют в плане-проспекте многотомной истории СССР:
1. При взгляде на эту периодизацию ярко бросается в глаза одна
особенность, а именно то, что, но существу говоря, в основу этой
периодизации положено... главным образом то, что связано с развитием
государства. Может быть это и закономерно, но невольно встает вопрос -
можем ли мы в данном случае этим ограничиться?
2. Выходит так, что и в VI веке пахотное земледелие и в XI
веке - пахотное земледелие и в XIV и в XVIII вв. пахотное земледелие.
Никакого различия в этом пахотном земледелии не существует.
Я подчеркиваю, что это же самое мы наблюдаем и в проспекте много-
томника. Это заставляет говорить, что, по-видимому, многотомник
будет написать трудно, если не будет разрешен вопрос об истории
земледелия, который своевременно поставлен академиками Б.Д. Грековым и
Лысенко.
3. Несмотря на существование военного сектора, я, кажется, не
ошибусь, если скажу, что в периодизации это совершенно не учтено (Л. 48).
От рассмотрения того, что отсутствует в проекте, М.Н.
Тихомиров перешел к тому, что в нем содержится, но требует своего
критического обсуждения. Таких моментов оказалось тоже три.
586
Глава 7
1. Слабое обоснование русского государства в Киевские
времена. Одного указания на призвание варягов явно
недостаточно, чтобы понять значимость самого этого факта.
2. Влияние монгольского ига на русскую историю.
Тихомиров говорил:
Как вы объясните отсталость русского народа после татарского
ига? Чем объясните эту отсталость? Вы пииюте, что в XII в. Россия шла
наравне с Зап. Европой, так пишется во всех наших учебниках, а во
второй половине XIII в. это бедная страна, задыхающаяся в позорной грязи
татарского ига. Можно ли такие вещи выкидывать из периодизации и
возвращаться к вопросу эволюции России, где все кажется очень ясным
и простым, где нет катаклизмов, тем более катаклизмов, охватывающих
громадную территорию (Л. 51).
3. Преобразования Петра Великого:
Об .этом у нас есть высказывания классиков
марксизма-ленинизма совершенно определенные. i\f арке говорит о значении моря для
России и о том, что ни одна страна в Европе не находилась в таком
положении, как Россия- Ленин говорит о том, как Петр I варварским способом
вводил культуру. Знаменитое высказывание товарища Сталина о
попытке вывести из технической отсталости является исчерпывающей
характеристикой для кого делались эти реформы, в чьих интересах. Как это
все выбрасывать? (Л. 52).
М.Н. Тихомиров подытожил:
Три вопроса, поднятые мною, не могут быть скинуты со счета.
Нельзя выбросить образование Русского государства, первого русского
государства, нельзя выбросить монгольское иго, нельзя выбросить
преобразований Петра I и ограничиться замечаниями о смерти Петра I. Это
вопрос гораздо более значительный (Л. 55).
Затем выступил И.И. Минц (его имя не упоминается в
журнальной хронике):
...первый упрек, который бы я бросил составителям этой
периодизации, памятуя, что недруг поддакивает, а друг спорит, состоит в
следующем. Они выбросили из этой периодизации совершенно историю
народов Советского Союза. Они совершенно забыли указание тов.
Сталина о том, что у нас четыре формации уже сменились. Вы тут не
На пути к новой конвенции
587
найдете даже нигде упоминания, какие же тут формации у нас в России
выпали. Из всей истории народов употребляется один термин - Россия
стала многонациональным государством. Эпохи, народы выступают в
роли объектов, а не в роли субъектов истории (Л. 58).
Весьма ехидно выразил историк свое отношение к
вольному обращению с первоисточниками. Он подчеркнул, что имеется
прямое утверждение Ленина о существовании нового периода
начиная с XVII в., однако сектор института стал настаивать на
том, чтобы «новое время» определять с середины XVII в.:
Мы отсылаем читателя к тому месту сочинений Ленина, и,
разумеется, он прочтет не только это место, но прочтет и всю
периодизацию, данную Лениным, и то замечание Владимира Ильича, где прямо
сказано, что древней историей России Владимир Ильич считает
историю до московского государства. Я с Михаилом Николаевичем
согласен, что нужно пройти но всей линии истории России: средневековье
московский период и примерно с XVII века - новый период. Если мы с
этим не согласны, поступим так, как поступил тов. Сталин. Когда тов.
Сталин не согласился с оценкой Энгельса, он написал настоящее
исследование и привлек внимание всей партии к вопросу... (Л. 59).
Подобная риторика, конечно, не могла восприниматься
всерьез, потому что в Институте истории уже развернулась
беспощадная война против «врагов» марксизма. Минц явно с
расчетом позволял себе эти вольности: «Если мы не согласны, давайте
скажем об этом где-нибудь. Если согласны - опять-таки надо
как-то отразить это в нашем тексте» (Л. 59). Такое высказывание
читалось как ироническая критика в адрес тех, кто пишет, не со-
гласуя свои мысли с классиками: вот товарищи фактически
позволяют себе спорить с Лениным, ну в спорю нет ничего плохого,
давайте, как товарищ Сталин, позволим себе...
Ключевое замечание: периодизация не есть «вещь
условная». Должен быть какой-то один, обязательный принцип. Но
каков он? Прямого ответа Минц не дал, но заметил, что в
предложенной периодизации нет и намека на монизм:
Должен быть избран какой-то определенный признак. Мы долго
бились над этим. Сергей Владимирович (Бахрушин. - Л. ДО.), вероятно,
вспоминает заседания, которые имели место не только в Институте
истории, но и в Высшей партийной школе. После длительного обсуждения
пришли к такому убеждению, что по одним формациям делить невоз-
588
Глава 7
можно, тогда у нас будет всего четыре раздела. Значит, помимо
производственных отношений, помимо развития производительных сил,
нужно положить еще какой-то другой принцип, который тесно связан с
этим. Можно попытаться положить в основу, помимо
общественно-экономических формаций, признак образования, развития государства по
периодам. Пусть это будет спорно, допустим, но, во всяком случае, это
какой-то принцип, а тут никакого принципа нет (Л. 62).
Критиковалась терминология, которую употребляли
авторы периодизации. Обратим внимание на одно замечание Минца,
которое потом оказалось очень востребованным. Он говорил,
касаясь истории Московского государства:
Например, по разделу Ш-му я считаю, что такая формулировка,
как «расширение государственной территории и начало превращения
русского государства в многонациональное», - абсолютно неправильная
формулировка. Все сводится к тому, что расширились государственные
территории и поэтому они превратились в многонациональное
государство. Это абсолютно неправильно. Не в этом дело (Л. 66).
Выступавший вслед за Минцем А.Д. Удальцов считал, что
нельзя обсуждать столь серьезный вопрос без предварительной
работы:
Прежде всего, товарищи, конечно, приходится присоединиться ко
всем тем, кто выступал до меня, по поводу того, что организация
обсуждения вопроса о периодизации истории СССР была проведена у нас на
заседании Ученого совета недостаточно серьезно. Нельзя выступать по
такому важному вопросу для членов Ученого совета, не участвовавших
в работе секторов, не обсуждавших эту периодизацию. Всегда требуется
известное продумывание и, как здесь указывали, известная
подготовительная работа для таких вопросов (Л. 68).
Касаясь распределения исторического материала между
томами будущей истории СССР, Удальцов отмечал, что даже
столь простое различение томов сейчас невозможно из-за явных
разногласий по более существенным аспектам. К их числу он
отнес согласование периодизации русской истории с
периодизацией всемирной истории, а также признание одной руководящей
концепции. «Какая же концепция лежит в основе взятой
периодизации?» - вопрошал Удальцов. Он обратил внимание на то, что
государство трактуется в предложенной периодизации «не как
На пути к новой конвенции
589
классовое государство и смена форм государства и не как
отражение классовой борьбы в каждый данный момент... это дело
излагается здесь непосредственно из экономики (курсив мой. - А Ю.),
то есть таким образом: развивается всероссийский рынок и как
его непосредственным отражением является национальное
государственное объединение (курсив мой. - А. /О.)» (Л. 71).
Трудно найти более откровенное неприятие экономической
интерпретации в конвенции национального государства.
Удальцов определил - еще до того, как началась официальная
дискуссия, - будущий вектор споров: государство рождается из
классовой борьбы или «непосредственно из экономики»?
Государство национальное или классовое. Таков конкретный
алгоритм размышлений исследователя, пытавшегося найти
гармонию. Ведь правильное решение заключается не в том, чтобы
признавать одно и отрицать другое. Если сказать, что лишь классовая
борьба характеризует генезис государства, то ереси не избежать
(М.Н. Покровский сводил всю историю к классовой борьбе!).
Национальное или классовое государство? Выбор
важнейшего принципа не отменял единства экономических и
политических основ в рассмотрении природы исторического процесса.
Хитроумная игра заключалась не в том, чтобы обрести окончательную
истину, а в том, чтобы максимально приблизиться к ней, оставив
место для такой неопределенности, которая позволила бы все
начать с начала (а вдруг приближение окажется неверным?).
Марксистской истиной, ее таинственной и неизменной природой
обладают «классики» - и только до тех пор, пока кто-нибудь не начнет
их интерпретировать.
Высказывания классиков следует правильно применять к
конкретному материалу. Удальцов привел в качестве примера
суждение Сталина. Задача - раскрыть это суждение так, чтобы
оно не потеряло своих «природных» (истинных) свойств:
...товарищ Сталин нас учит, что история это есть, прежде всего,
история непосредственных производителей, история трудящихся. И,
конечно, нам сейчас, когда мы стремимся вкарабкаться на более высокий
уровень теоретического нашего развития, необходимо с указаниями
товарища Сталина сугубо считаться. Я не вижу, чтобы в основу всего этого
процесса действительно была положена история трудящихся... (Л. 74).
Из всех критических суждений Удальцова в официальной
хронике журнала «Вопросы истории» были воспроизведены
именно те, которые в наибольшей степени способствовали внед-
590
Глава 7
рению новой объяснительной модели, приходившей на смену
прежней - «национальной». Согласно хронике, Удальцов, не
соглашаясь с Бахрушиным, говорил:
Государство рассматривается им не как аппарат подавления
одного класса другим, отражающий в первую очередь классовую борьбу, а
как аппарат, возникающий непосредственно на основе экономических
факторов. При характеристике грани между эпохами докладчик
учитывал главным образом экономические процессы, а не перевороты,
вызванные классовой борьбой. Вследствие этого создается впечатление,
что периодизация, предложенная СВ. Бахрушиным, построена на
основе экономического материализма, а не исторического9.
А.Д. Удальцов в критике периодизации по Бахрушину
полностью совпал с авторами передовой статьи в «Вопросах истории».
Тов. Минц указывал на то, что начало объединения русского
народа было вызвано потребностями русского народа в торговле. Здесь
потребности русского народа не рассматриваются с классовой точки
зрения, а усиление каких-либо господствующих классов рассматривается,
как мне кажется, несколько идеалистически, точно так же, как и
объединение всего русского народа в единое государство во второй половине
XV в. и в начале XVI века. Конечно, оно происходило, но при всем этом,
рассматривая и образование централизованного государства, мы нигде
не видим классов, которые строят те формы политической
эксплуатации трудящихся масс, а без понимания этого процесса непонятен и
вообще исторический процесс. Получается такое впечатление, что как
будто бы вся периодизация и весь этот документ построен на базе того, что
мы называем, экономического материализма, а не на базе исторического
материализма вследствие этого10.
Последним в дискуссии выступал Н.Л. Рубинштейн (не
упомянутый в официальной хронике). Он тоже затронул вопрос
о централизованном государстве. Для него само собой
разумелось, что «централизованное государство нужно начинать уже с
Ивана III». Он повторил старую мысль о необходимости разделять
политический процесс на два этапа: для истории России второй
половины XV - начала XVI в. характерно «объединение русского
народа в одно государство, а уничтожение остатков феодальной
раздробленности и оформление централизованного государства
связаны, прежде всего, с политикой Ивана IV». По здесь
возникает «разрыв двух понятий - централизованное государство и
На пути к новой конвенции
591
многонациональное». Как быть? «Мне представляется, что это
тоже понятия, неразрывно связанные между собою. 11ельзя
говорить о централизованном государстве и начинать после этого
превращать его в многонациональное государство» (Л. 79).
П.Л. Рубинштейн попытался обнаружить гармонию в этих
понятиях: «Основное указание товарища Сталина заключается в
том, что централизованное национальное государство не может
обратиться в многонациональное централизованное. Это есть
два пути (курсив мой. - А Ю.), в которых осуществляется
централизация в зависимости от определенных исторических
условий» (Л. 80).
Иначе говоря, гармония возникает только тогда, когда
историк не забывает о двух путях развития: в одном направлении
обнаруживаются факты надстроечные (условно говоря,
политические - «централизованное национальное»), а в другом
направлении факты базиса («многонациональное
централизованное»). И то и другое существенно в равной мере, но первично в
зависимости от «исторических условий». Рубинштейн
подчеркивал, что он возражает против «отрыва от многонационального
государства централизованного государства» (Л. 84).
За несколько лет до дискуссии
В архиве ЦК КПСС отложились документы, из которых следует,
что задача написать многотомную историю ставилась партией
перед Институтом истории еще до войны11.
Академики В.П. Волгин и Б.Д. Греков в письме от 6 июля
1943 г. на имя А.А. Андреева и А.С. Щербакова сообщали:
В 1937 1938 it. Институтом истории Академии наук было
задумано издание многотомной истории СССР как труда, подводящего
итоги работы нашей марксистско-ленинской науки над проблемами
истории народов СССР. Издание было рассчитано на 12 томов, из которых
шесть должно было выйти в 1941 г. В связи с нападением фашистской
Германии на СССР выполнение этой работы задержалось, ибо большая
часть ее участников переключилась на темы, непосредственно
связанные с задачами нашей обороны. За два года войны Институтом было
составлено немало книг и брошюр такого порядка («история военного
искусства», две книги по истории парти;*анской борьбы, «Очерки по истории
германского фашизма» и мн. др.). С другой стороны, во время эвакуации
Институт подготовил две книги но истории отдельных народов СССР:
592
Глава 7
«История казахского народа», «История народов Узбекистана». Однако
в настоящий момент представляется целесообразным возобновить
также прерванную работу по истории СССР. Сейчас почти полностью
готовы тома, посвященные IX-XVI вв. (т. III), XVII в. (т. IV), первая
половина XIX в. (т. VI). По тому, посвященному Петровскому времени,
XVIII (т. V) требуется еще некоторая доработка. Институт мог бы в
ближайшее время, таким образом, сдать в набор т. III, IV и VI12.
В послевоенное время Академия наук приняла пятилетний
план работы13 на 1946-1950 гг.1* В него входило издание
«Всемирной истории» и «Истории СССР»14. Написанные тома по
отечественной истории отдали на рецензирование. Так
появилась в канцелярии Агитпропа ЦК ВКП(б) «Докладная записка»
с характеристикой первых двух томов серии (IV и VI). Просмотр
их рецензентами выявил «крупнейшие принципиальные
недостатки». Очевидно, что книги, написанные в конце 1930 - начале 1940-х
годов, уже не могли в полной мере соответствовать духу времени.
Рецензенты (М. Морозов и В. Слуцкая) писали в 1946 г.:
Составители «Истории» не разработали всесторонне
марксистской научной концепции. Замечания товарищей Сталина, Кирова и
Жданова учтены при изложении истории формально. Историки
примитивно поняли основное положение марксизма о том, что классовая
борьба является движущей силой истории, и стремятся рассматривать все
1*В научном архиве Института российской истории РАН
сохранился общий отчет сектора истории СССР периода феодализма за 1951 г.
В нем, в частности, сообщалось: «Выполняя решение Дирекции и
партийной организации Института, сотрудники сектора за отчетный
период работали в кружках по изучению диалектического и исторического
материализма и политэкономии и занимались марксистско-ленинской
учебой по индивидуальным планам. За истекший период в секторе
проведены три теоретические конференции на тему: 1) К вопросу о
сущности "нового периода" русской истории. 2) Образование русской
народности и складывание ее в нацию и 3) Основные этапы развития русской
общественно-политической мысли, на которых было 63 выступления
(20, 21, 22). Особое внимание сектор уделял развертыванию критики и
самокритики в своей среде, прежде всего но основным
научно-теоретическим проблемам... В центре внимания сектора были поставлены
многотомные издания но "Истории Москвы" и но "Истории СССР"» (ИЛ
ИРИ РАН. «Общий отчет сектора истории СССР периода феодализма
за 1951 год». Л. 1-2).
На пути к повой конвенции
593
исторические события только в плане борьбы классов. Историки не
поняли, что теория борьбы классов дает ключ к научному познанию
истории (курсив мой. - А Ю.), но она не исключает необходимости
всестороннего учета и других факторов истории. Историки не учли
многогранности и сложности исторического процесса, не анализируют
историю в плане других исторических категорий и тем самым
превращают историю в безжизненную схему... <...> Составители «Истории
СССР» не разработали научной концепции издания. Этим в
значительной степени и объясняется тот факт, что два готовых тома устарели до
выхода их в свет и нуждаются в коренной переработке... <...>
Составители «Истории СССР» не продумали, как полагается, план и соотношение
объема отдельных частей, в результате получились недопустимые
диспропорции между отдельными разделами и главами, а также внутри их.
<...> Все перечисленные выше недостатки позволяют сделать вывод, что
представленные в ЦК ВКИ(б) тома не подготовлены к печати. Институт
истории Академии наук СССР подошел формально к осуществлению
важной государственной задачи и не обеспечил организации над
многотомной «Историей СССР». Институт не обеспечил составления плана
издания, не выработал научной концепции, не выполнил задачи по
отбору лучших авторов и по научной редакции «Истории СССР»1:\
Что же предлагали рецензенты в качестве мер для
устранения ошибок?
Главное - это разработка «научной концепции труда».
Исторические события надо рассматривать «не только в плане
борьбы классов, но и в плане национальном, иначе говоря, в
плане классов и нации. Этот общенациональный аспект имеет
объективные основы, ибо классы не отделены друг от друга
китайской стеной, они существуют и развиваются в единой
национальности или нации»16. Это очень любопытное замечание в
значительной мере повторяло некоторые идеи сторонников
конвенции о национальном государстве, считавших, что вокруг
особо значимых государственно-общественных дел
противоположные классы нередко объединялись. Пример - образование
Русского государства.
Рецензенты думали в том же русле:
Нация или национальность, по преимуществу, оформлены как
государство. И даже эксплуататорское государство может выполнять и
исторически выполняло некоторые функции в интересах всей нации,
выступало и выступает в известные моменты как выразитель
общенациональных интересов1'.
594
Глава 7
В течение пяти лет Институт истории планировал
подготовить для издания первые шесть томов отечественной истории (до
марта 1917 г.). Однако в октябре 1950 г. директор Института
истории академик Б.Д. Греков докладывал на президиуме
Академии наук Союза ССР о задержке издания18. Он вынужден был
констатировать, что план издания срывается: если по всемирной
истории написаны хотя бы отдельные тома, то по отечественной
истории не завершен ни один из них.
Президиум Академии наук принял решение: «Определить
объем многотомника "История СССР" в количестве 16 томов19 и
обязать Институт истории в течение 1951-1955 гг. сдать в печать
10 томов "Истории СССР", из них не менее двух томов по
советскому периоду. Сдавать в печать ежегодно не менее двух томов»20.
О невыполнении исторической наукой задач, поставленных
партией, стало известно 21 октября 1950 г. М.А. Суслову,
секретарю ЦК ВКП(б), от президента АН СССР академика СИ.
Вавилова. В его письме речь шла о том, что «дирекция Института
истории АН СССР, недооценивая актуальности издания много-
томников, плохо организовала работу над ними»21.
Судя по всему, уже в 1948 г. возникло беспокойство, что
план института по изданию многотомной «Истории СССР»
может быть сорван. Одна из трудностей заключалась в том, что
требовалась общая позиция ученых по вопросу о периодизации
истории. Однако было бы ошибкой думать, что этот вопрос был
актуален только в связи с подготовкой к изданию многотомной
отечественной истории. Он был актуален и сам по себе - в силу
того, что советская наука основывалась на вполне определенных
идеях, а они могли стать «руководящими» только через
периодизацию22. Издание «многотомника» лишь усиливало и без того
кипевшие страсти вокруг периодизации. Об этом свидетельствуют
архивные документы. Начальник Агитпропа при ЦК ВКП(б)
сообщал в 1946 г. секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Жданову, что
Президиум Академии наук СССР «вошел с ходатайством в Совет
Министров Союза ССР о разрешении Академии наук созыва
в Москве в 1947 г. Первого Всесоюзного съезда историков,
археологов и этнографов» . В этом письме говорилось о важности
данного мероприятия и указывались основные проблемы для
обсуждения: это «вопросы происхождения народов СССР, вопросы
славяноведения, история международных отношений,
периодизация истории СССР»24.
Нсшмш к новой конвенции
595
На кафедре истории СССР ЛГУ
29 декабря 1947 г. под председательством В.В. Мавродина иронию
заседание кафедры истории СССР ЛГУ, посвященное подготовке
нового издания учебника по истории СССР (первое издание
вышло в 1939 г.). В обсуждении приняли участие: Б.Л. Романов,
Д.С. Лихачев, CJI. Пештич, П.И. Павлицкая, ЕМ. Косачсвская,
аспиранты ЕМ. Эгнптейн, А. Г. Маньков. Подвел итоги В.В. Мавродин.
Полемика развернулась вокруг понятия «нация»
применительно к русской истории, особенно эпохи образования русского
государства.
Н.И. Павлицкая говорила (согласно стенограмме):
Не поставлена проблема складывания людей в нацию на
основании классического определения нации тов. Сталиным, которая ярко
показана в лекции Владимира Васильевича... <...> Когда мы говорим об
образовании многонационального государства, игнорируется термин
тов. Сталина, который он употребляет как равноценное понятие -
смешанное государство, поскольку говорить в XV-XVI вв. о нации, как
полностью сложившейся, преждевременно...25
Ей возражала Е.М. Косачсвская:
...мне думается, что в учебнике не совсем четкое и ясное
разрешение нашло соотношение круга вопросов национальных с вопросами
классовой борьбы, как известно, в годы Отечественной войны у нас
создалось такое положение, когда национальные проблемы получили
большую значимость, и известный принцип Маркса-Энгельса,
выдвинутый в «Коммунистическом манифесте», что история общества есть
история борьбы классов, получил некоторое забвение. Правильное
соотношение этих двух вопросов не нашло отражения в учебнике:
исключает ли постановка национального вопроса соответствующую правильную
постановку классовой борьбы? Мне кажется, что нет (Л. 47-47 об.).
В полемику вмешался аспирант А.Г. Маньков:
...создается впечатление что государству прежде, чем стать
централизованным, нужно было пройти какой-то длинный путь
внутриполитических и внешнеполитических событий. А когда, если не полностью,
то в значительной мере оформилась феодальная монархия, тогда
вступили в силу экономические законы, которые завершили этот процесс.
Эти законы уже не воспринимаются как первопричина, потому что о
596
Глава 7
них говорится тогда, когда уже создана политическая обстановка.
Чтобы экономические законы получили свои права и возможность действия,
для этого нужен был предварительный этап политического развития
(зачеркнуто. Л. Ю.), т. е. схема перевертывается. Та же картина и в
отношении создания многонационального государства (Л. 51 об.).
Мнение А.Г Манькова относительно путаницы в
соотношении понятий при периодизации истории, т. е. по поводу того,
что первично - экономический или политический процесс,
поддержал заведующий кафедрой.
В.В. Мавродин говорил:
Прав Маньков, отмечавший, что вопросы экономики
переставлены. Сначала о них декларативно говорится, потом они исчезают и,
наконец, снова возрождаются... Русское государство времени Ивана III
характеризуется как национальное. Русское государство времени Грозного
многонациональное, а Русское государство Петра выступает как
национальное. Не считают необходимым снова понять один тезис: Русское
государство, будучи многонациональным, - в центре оставалось
национальным: надо было использовать ленинские тезисы (Л. 57).
Журнал «Вопросы истории»:
новый поворот
В редакционной статье журнала «Вопросы истории»,
открывавшей дискуссию в одиннадцатом номере журнала за 1949 г., вполне
адекватно выразилась обеспокоенность идеологического
аппарата тем, что публикация многотомной «Истории СССР»
затягивается из-за того, что ведущие специалисты никак не могут
договориться по главному вопросу - о периодизации отечественной
истории.
Позиция «Вопросов истории» была крайне неустойчивой:
ЦК ВКГТ(б), Отдел агитации и пропаганды были недовольны
работой журнала, организованного по решению Политбюро ЦК
ВКП(б) от 2 июля 1945 г. вместо «Исторического журнала»
(издавался с 1937 г.). Первым главным ре/щктором стал академик
B.1L Волгин, первый номер вышел в сентябре 1945 г. Па
«Вопросы истории» возлагались большие надежды. Тем не менее в
постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) о новом составе
редколлегии журнала «Вопросы истории» от 4 апреля 1949 г. говорилось,
что журнал «за последнее время ухудшил свою работу, ведется
На пути к новой конвенции
597
неудовлетворительно и редакционная коллегия журнала не
справляется со своими обязанностями»26.
Текст постановления был основан на докладной записке
«Об ошибках и недостатках в работе журнала "Вопросы
истории"», написанной Д*Т. Шепиловым и Ю.А. Ждановым на имя
Г.М. Маленкова 5 января 1949 г. В документе, в частности,
сообщалось:
Журнал «Вопросы истории» ухудшил свою работу и за последнее
время ведется неудовлетворительно. Редакция журнала не сделала для
себя должных выводов из решений ЦК ВКП(б) по вопросам
идеологической работы. Журнал не является руководящим органом советской
исторической науки. Журнал выходит, как правило, без передовых статей, не
ставит перед советскими историками актуальных вопросов развития
исторической науки, ограничивается публикацией статей на узкие, частные
темы, не имеющие серьезного научного значения... <...> На страницах
журнала не обсуждаются вопросы истории СССР и всеобщей истории;
объявленные журналом научные дискуссии проводятся
неудовлетворительно. Так, в основу дискуссии об образовании русского
централизованного государства была положена ошибочная статья проф. Смирнова П.П.,
вследствие чего отклики на эту статью явились в суншости защитой
общепризнанных взглядов и в итоге дискуссия не дала ничего нового по
вопросу о возникновении русского централизованного государства27.
Редакционная (передовая) статья «Вопросов истории»,
открывшая дискуссию по периодизации в одиннадцатом номере за
1949 г., учла резкую критику партийных органов. Теперь статью
П.II. Смирнова нельзя было назвать иначе как
антимарксистской. Теперь нельзя было не признать и собственных ошибок.
Самокритика стала возможной во многом благодаря смене состава
редколлегии «Вопросов истории». Прежний состав редколлегии
действовал до первого номера журнала за 1949 г. В этот состав
входили: В.П. Волгин (гл. ред.), Е.Н. Городецкий, Б.Д. Греков,
Н.М. Дружинин, Е.А. Косминский, И.А. Кудрявцев, И.И. Минц,
З.В. Мосина, A.M. Панкратова, А.Л. Сидоров, М.Н. Тихогииров,
В.М. Хвостов. В первом номере журнала за 1949 г. указано имя
другого главного редактора - им стал А.Д. Удальцов (Волгин
оставался в составе редколлегии). Но радикальные перемены
произошли начиная со второго номера журнала за 1949 г.
Несколько позже эти нововведения нашли отражение в решениях
партии. В постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 4 апреля
1949 г. определялся состав коллегии журнала, упоминаемый со вто-
598
Глава 7
рого номера: АД. Удальцов (гл. редактор), В.А. Андреев, И.И.
Беглов, И.М. Волков, Б.Д. Греков, Н.М. Дружинин, М.Д. Каммари,
А.И. Ковалевский, С.Ф. Найда, Б.К. Рубцов, А.Л. Сидоров28.
Нет ничего удивительного в том, что при смене
руководства в «Вопросах истории» негативные оценки идей К.В.
Базилевича оказались пересмотренными. Но это отнюдь не означало, что
верх взяли какие-то определенные идеи, скорее наоборот: страх
ошибиться в характеристике правильных идей толкал историков
к тому, чтобы ни одна из позиций никогда бы не одерживала
окончательной идейной победы. Никто ни в чем не был уверен.
Поэтому критиковали П.П. Смирнова и критиков П.П.
Смирнова. Критику К. В. Базилевича, острую и определенную, заменили
острой критикой журнала.
Всесоюзное совещание заведующих
кафедрами истории СССР.
Обсуждение книги Н.Л. Рубинштейна
и проблем периодизации истории СССР
(март 1948 г.)
Министерство высшего образования СССР с 15 по 20 марта 1948 г.
провело в Москве совещание заведующих кафедрами истории
СССР государственных университетов и педагогических
институтов. В совещании участвовали сотрудники институтов Академии
наук СССР, профессора и преподаватели Академии
общественных наук и Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б), а также
московских учебных заведений, учительских институтов.
Главный, но не единственный вопрос - обсуждение книги
Н.Л. Рубинштейна «Русская историография». Четыре дня
подряд, с 15 по 18 марта включительно, шло это обсуждение. Мне не
удалось найти стенограмму совещания. Но в разделе «Хроника»
шестого номера журнала «Вопросы истории» за 1948 г.
опубликован довольно подробный отчет А. Вотинова «Обсуждение книги
Н.Л. Рубинштейна "Русская историография"». Это едва ли не
единственное официальное сообщение о том, как проходило
совещание и что говорилось на нем2*.
2* Хотя во втором номере журнала «Вопросы истории» за 1948 г.
Н.Л. Рубинштейн опубликовал статью «Основные проблемы
построения русской историографии» и признал справедливым содержание
критики его книги, эту статью рассматривали как попытку уйти от ответа.
На пути к новой конвенции
599
В архивных материалах Ленинградского государственного
университета сохранились стенограммы заседания кафедры
истории СССР за 1948 г. В одной из них зафиксирован отчет
заведующего кафедрой профессора В.В. Мавродина об участии в
совещании.
Кроме того, к анализу привлекается неизвестный науке
документ из необработанного личного фонда И.И. Минца,
хранящегося в архиве Академии наук. Это стенофафическая запись
его выступления на совещании 19 марта 1948 г., посвященного не
только обсуждению книги Н.Л. Рубинштейна, но и проблемам
периодизации русской истории.
Из 60 записавшихся для выступления в прениях слово
было представлено только 26. Согласно «Хронике», совещание
открыл заместитель министра высшего образования В.И. Светлов.
В.В. Мавродин сообщил, что перед аудиторией с докладом
выступал Д.Т. Шепилов29, о котором в «Хронике» ничего не сказано.
После В.И. Светлова выступил И.К. Додонов (Ташкент),
который ясно показал главный недостаток книги Рубинштейна:
Здесь нет указания на то, что историческая наука - составная
часть идеологии (выделено мной. - Л. /О.), при этом наиболее
воинствующая, что история была, есть и будет одним из важнейших средств
идеологии30.
Еще недавно обличали сторонников школы Покровского за
превращение науки в идеологию, теперь же шире и глубже
осмысливался новый поворот, но с почти буквальным
«повторением пройденного» - превращением науки в «важнейшее средство»
идеологии.
Впрочем, критиковали книгу Рубинштейна
разнонаправленно: ее одинаково страстно клеймили за отсутствие четкого
классового подхода и должного уважения к национальным
традициям. Хотя в «Хронике» было указано число выступавших (26), но
при этом в пересказе выступлений упоминается меньшее число
докладчиков 22. Трудно сказать, чем руководствовался Л. Воти-
нов при отборе и почему вообще был отбор, если речь идет о
хроникальном описании научного совещания.
Приведем список докладчиков на совещании (с 15 но 18
марта) согласно «Хронике»: В.И. Светлов, И.К. Додонов, СБ. Окунь
(Ленинград), Н.С. Шевцов, З.Г Карпенко, М.В. Клочков (Ростов-
на-Дону), А.М. Мальков (Вильнкх:), И.И. Мордвишин (Иваново),
ВЛ. Вернадский (Ленинград), Н.Г. Сладкевич, С.А. Покровский,
600
Глава 7
В.Т. Круть, О.Л. Ваинштейн, С.Я. Боровой (Одесса), А.К. Хасапов
(Фрунзе), В.Е Иллерицкий, АЛ. Сидоров, Н.В. Горбань (Омск),
II.Е. Матвиевский (Чкалов), С.С. Дмитриев, Е.Н. Городецкий.
С заключительным словом выступил Н.Л. Рубинштейн.
Всесоюзное совещание, хотя и нашло все возможные и
невозможные ошибки в книге Рубинштейна, тем не менее не
смогло точно идентифицировать отношение собравшихся к ней на
уровне терминологии.
З.Г. Карпенко определила теоретическую позицию
Рубинштейна как «буржуазный объективизм». В.Е. Иллерицкий
также упомянул «буржуазный объективизм», а В.Т. Круть сказал о
«буржуазно-объективистском подходе». Но остальные
участники совещания этот термин почти не употребляли (если судить
по «Хронике»): А.М. Мальков упомянул «дух объективизма», а
Н.Г. Сладкевич подчеркнул вред «бесстрастия и объективизма».
И даже ЕЛ I. Городецкий ничего не сказал о «буржуазном об1>екти-
визме»: очевидно, еще не созрела та идеологическая кампания,
которая развернется в полной мере только в конце 1948 г. Но
любопытно, что слово «объективизм» употребляется и с прилагательным
«академический». Такой «диагноз» ставил книге И.И. Мордвишин.
На заседании кафедры в ЛГУ В.В. Мавродин в устном
выступлении произнес слово «объективизм», но, когда стенограмма
правилась, вставил прилагательное «академический»31.
Важно увидеть, как воспринял разноасиектное содержание
Всесоюзного совещания один из его участников, как в сознании
одного человека отражались все разноплановые выступления
против Н.Л. Рубинштейна и его книги.
Чтение стенофаммы выступления В.В. Мавродина дает
нам такую, пусть и неполную, возможность. По возвращении в
Ленинград он рассказал на кафедре, явно пытаясь соединить
самое существенное, что удалось услышать и почувствовать. Ведь
ему, как и его коллегам, нужно было уловить не только смысл
критических замечаний по конкретным вопросам, но также
сигналы «сверху», определявшие эту критику:
Мы ведем борьбу идеологическую. Совещание прошло под
знаком борьбы с идеологией Запада... Па совещании было уделено большое
внимание обсуждению книги И.Л. Рубинштейна «Русская
историография»... Эта книга - попытка создать философию истории... Прения по
книге 11.Л. Рубинштейна продолжались четыре дня. Выступлений было
много... <...> Выступления были резкими и обстоятельными.
Недостатки книги, на которые обратили внимание на совещании:
На пути к повой конвенции
601
1). Остановились на развитии взглядов русских историков,
историки ищут и находят те корни этих взглядов, которые порождают
концепцию Татищева, Иловайского и др. Под влиянием Западной Европы
имеющие место «преклонения» перед Западом определяют мысль
русских историков.
2). Имеет место академический (вставлено. - А. Ю.)
объективизм... <...>
4). Некритическое отношение к русским дворянским взглядам,
грань между марксистскими и дворянскими взглядами стерта...
5). Отсутствие борьбы прогрессивной исторической мысли с
реакционной без классовой борьбы (так в тексте! - А. Ю.).
Совещание пришло к выводу - нужно писать новую книгу. То ли
она будет учебник, то ли пособие, но ее не переделывать32.
Наиболее интересным и даже загадочным было
заключительное (согласно «Хронике») выступление Е.Н. Городецкого.
Будучи представителем Агитпропа, он, конечно, был хорошо
информирован, как вести диалог с аудиторией и как расставлять
акценты.
Удивляет весьма откровенное и не слишком тактичное но
отношению к участникам совещания признание Городецкого:
Е.Н. Городецкий считает, что отсутствие так называемых столпов
исторической науки (курсив мой. - А. Ю.) на дискуссии не очень уж
заметно, поскольку участники обсуждения, приехавшие с периферии, и
представители московских вузов и научных учреждений показали
умение самостоятельно и на достаточном уровне подходить к решению
важных и актуальных вопросов33.
Однако возникает вопрос: почему же их не было, если они
были - и Генкина, и Минц, и Мавроди н, и другие? Значит, эту
фразу можно прочитать по-разному: «столпы» сами не пришли,
это одно: ну ничего, товарищи, так даже лучше... И «столпов» не
пустили, но тогда это решение Агитпропа. Чему же удивляться?
Следующие слова Городецкого более определенно
указывают на то, что кампания против «столпов» готовится в недрах
Агитпропа:
Обсуждение книги Н.Л. Рубинштейна имеет несомненное
значение для всей исторической науки. За последнее время в работе историков
наметилась некоторая опасность отхода от вопросов теории. С другой
стороны, появилась и другая опасность - протаскивания буржуазной
602
Глава 7
идеологии, буржуазных теорий в работах советских историков. Поэтому
обсуждение вопросов историографии имеет большое значение, так как
этим самым ставится иод обстрел не только книга Н.Л. Рубинштейна,
которая отличается рядом существенных недостатков, но и работа всего
нашего исторического фронта (выделено мною. - А. Ю.)34.
Е.Н. Городецкий весьма ясно дал понять, в каком
направлении пойдет критика:
Задача историков заключается в том, чтобы сорвать покрывало
надиартийности и надклассовости, которым прикрывается буржуазная
историография. Историограф в нашей стране - фигура большая. Это не
просто историк, а историк, который должен стоять на голову выше
рядового ученого. Историограф выносит свой приговор историкам
прошлого... Книга Н.Л. Рубинштейна не дает представления о том
перевороте, который совершил марксизм в исторической науке, не дает хотя
бы отдаленного представления о вековой истории марксизма. В этом
заключается главный ее норок. На совещании правильно отмечалось,
что книга И.Л. Рубинштейна пронизана низкопоклонством перед
буржуазной западноевропейской исторической наукой (курсив мой. -
А. /О.). Действительно, низкопоклонство внутренне присуще всей
книге Н.Л. Рубинштейна35.
Но самым неожиданным моментом в его выступлении было
то, что он указал на «образец» историографической работы - на
статью Сталина «Письмо к членам Политбюро по поводу статьи
Энгельса "О внешней политике русского царизма"». Почему эта
работа Сталина с весьма резкой критикой взглядов классика
марксизма Ф. Энгельса являлась образцом, понять невозможно.
Очевидно только одно: этот образец был абсолютно недосягаем3*.
Е.Н. Городецкий назвал историка, «столпа» науки,
которому в Агитпропе готовы были предъявить аналогичные претензии:
При обсуждении книги И.И. Минца также указывалось, что даже
на таком боевом участке, как изучение истории советского периода, на-
3*В.В. Мавродин на заседании кафедры 27 марта 1948 г.,
рассказывая о ходе Всесоюзного совещания завкафедрами, отметил одно место в
выступлении Городецкого, которое не нашло отражения в «Хронике»:
«Историк - судья прошлого и настоящего. Городецкий указывал на
неправильную оценку Петра и Ивана Грозного. Петр брал у заграницы,
Грозный находил у себя» (ЦГА СПб. Ф. 7240. Он. 14. Д. 1320. Л. 75-76 об.).
На пути к новой конвенции
603
блюдается тот же отказ от боевой партийности, объективизм, который
свойственен другим участкам исторической науки56.
С заключительным словом на совещании выступил II Л.
Рубинштейн. Он признал правильной критику своей книги. Он
говорил:
...первый и основной порок книги - отсутствие в ней
большевистской партийности, настоящего боевого подхода к вопросам
историографии. Книга страдает определенным объективизмом (выделено
мной. - А. /О.), эволюционной трактовкой вопросов, ибо в ней если и
ставятся вопросы о социальной основе, о классовых противоречиях, то
рассматриваются они всякий раз в короткой вводной главе к разделу, а
характеристики самих историков даются в отрыве от их классовой
основы (выделено мной. - Д. /О.)» Рассматриваемые в отрыве от борьбы
отдельные историки оказались включенными только в систему идей,
т. е. получилась филиация идей, их эволюция, а не борьба, и притом не
борьба классов...
Н.Л. Рубинштейн согласился с общим мнением участников
совещания, что надо не переписывать, а создавать заново
марксистско-ленинскую книгу по историографии.
СО. Шмидт, опубликовавший тезисы Н.Л. Рубинштейна
«Задачи и пути перестройки курса русской историофафии»,
считает, что эти тезисы были приготовлены к совещанию. С этим
можно согласиться, но не исключено, что Рубинштейн написал
их сразу после совещания, чтобы, выступая с ними где-либо, не
быть в стороне от создания нового историографического курса.
Во всяком случае этот текст историка возник не позднее конца
1948 - начала 1949 г., когда началась официальная кампания по
борьбе с буржуазным объективизмом, перешедшая затем в
борьбу с буржуазным космополитизмом.
В тезисах «Задачи и пути перестройки курса
историографии» Н.Л. Рубинштейн подчеркивал, что «книга не дала
последовательного показа борьбы исторических идей как проявления
классовой борьбы в идеологии и как движущего начала
исторического развития». Он отмечал также, что «историография должна
сама служить развитию исторической науки и ее движению
вперед, т. е. должна рассматривать развитие исторического знания и
познания прошлого с точки зрения его приближения к
марксистско-ленинскому подлинному научному пониманию исторического
развития (курсив мой. - Л. Ю.)»38.
604
Глава 7
На следующий день после выступления Городецкого,
19 марта 1948 г., И.И. Минц выступил перед заведующими
кафедрами с докладом, который, будучи застенографированным,
хранится в его личном фонде. Историк не удержался от оценок
книги Н.Л. Рубинштейна, хотя доклад был посвящен периодизации
истории СССР.
Текст дается с учетом авторской правки стенограммы:
...во время обсуждения кто-то сказал, что лучше было бы
обсуждать эту книгу до того, как она написана. Это мне напоминает рассказ о
цыгане, который послал сына с кувшином за водой, но предварительно
его высек. Когда соседи его спросили, зачем это он делает, ведь кувшин
еще не разбит, цыган ответил: потом будет поздно, я высек сына как раз
для того, чтобы кувшин и не был разбит...39
Касаясь древнерусского периода, разоблачения норманист-
ской теории происхождения государства при периодизации
русской истории, Минц вернулся к книге Рубинштейна, чтобы
«выпятить» вопрос «о борьбе с низкопоклонством».
«Каковы исторические корни низкопоклонства?» -
обратился он к аудитории.
И дал свой, не вполне обычный ответ:
Каждый из нас понимает, что их надо искать в отсталости и
зависимости старой России, отсталости и зависимости русского царизма и
российского капитализма от иностранного империализма - это
экономические и исторические корни низкопоклонства. Отсталость и
зависимость - эта экономическая и политическая язва низкопоклонства
разъедала господствующие классы старой России. Передовые умы
русского общества боролись и бичевали преклонение перед
иностранщиной... Разумеется, Великая Октябрьская Революция и построение
социализма в СССР разбили и ликвидировали отсталость и зависимость, а
тем самым уничтожили политическую и экономическую базу
низкопоклонства. Поэтому у нас нет и не может быть низкопоклонства как
явления широкого, распространенного - у нас этой отрыжкой
буржуазной идеологии страдают лишь отдельные лица, отдельные историки
(курсив мой. - А. Ю.) (Там же).
И.И. Минц старался показать, что ни о какой широкой
базе «низкопоклонства» говорить не приходится, потому что СССР
не отсталая страна, как царская Россия. Вот только отдельные
люди, отдельные историки...
На пути к новой конвенции
605
И.И. Минц привел еще один пример - известную книгу
Б.И. Сыромятникова, посвященную эпохе Петра Великого.
Минцу не понравилось, что Сыромятников показал роль немцев в
создании «регулярного государства»:
...Сыромятников отбрасывает русскую историческую науку на
полтораста лет назад ко временам Шлецера, доказывавшего, что русская
государственность строилась немцами. С такой неправильной
установкой давно покончил еще Белинский, говоря о том, что Петр многому
учился у англичан и голландцев, - кстати не у немцев, - и насаждал в
России западно-европейскую культуру... <...> Пример Сыромятникова
показывает, насколько еще держится у нас «теория» о «немецком
государственном начале» в образовании русского государства, о
заимствовании всего у немцев, о ведущей роли немцев в строительстве русского
государства. Правильно поэтому поступило большинство кафедр по
истории СССР, - я сужу по отчетам, когда одной из основных задач
перестройки работы поставили разоблачение этой «теории» о
руководящем участии немцев в строительстве государства (зачеркнуто. - А. Ю.).
Правильно занялись и разоблачением деятельности тех немцев в Рос-
сии,которые принесли столько вреда России. Конечно, я далек от того,
чтобы поставить под сомнение всех деятелей России, носящих немецкие
фамилии. Это было бы неверно (Там же).
Как ни странно, но о самой периодизации он говорил мало.
В общих рассуждениях о задачах историков в идеологической
борьбе почти утонул предмет обсуждения. Но Минц все же
привел краткую схему периодизации, которая охватывала всю
русскую историю с древнейших времен. После раздела «Феодальная
раздробленность на территории СССР» следовал раздел
«Создание русского централизованного государства. Установление
самодержавия. Превращение Руси в многонациональное
государство (XV-XVII вв.)» (Там же).
И.И. Минц предложил традиционную схему периодизации;
нетрадиционными были его общие рассуждения: они волновали
аудиторию не меньше, чем вопросы методики преподавания.
Назревали большие перемены - это видно по быстрому
нарастанию градуса закипавшей критики393. Это кипение не могло
не быть созвучным идеологическим настроениям в Агитпропе
ЦК ВКП(б). Слегка обозначенная Городецким проблема
«столпов» науки, которые потому и «столпы», что уверовали в свою
непогрешимость, решалась непредсказуемым образом для всех
активных участников «исторического фронта». Никто не мог знать
606
Глава 7
весной 1948 г., что загонщики в охоте станут ее жертвами.
Непредсказуемость поворота - вот что предстояло пережить всем, и
прежде всего «столпам» исторической науки.
Идеологическая кампания против
«буржуазного объективизма»
8 сентября 1948 г. в «Литературной газете» была опубликована
статья «Примиренчество и самоуспокоенность», 21 сентября
1948 г. в газете «Культура и жизнь» вышла статья
«Объективистские экскурсы в истории». Эти статьи стали началом кампании
борьбы против «буржуазного объективизма»40.
С 15 по 18 октября того же года в Институте истории АН
СССР прошли заседания ученого совета, на котором
подверглись острой критике едва ли не все «столпы» исторической науки -
СБ. Веселовский, А.И. Андреев, С.А. Фейгина, Ф.О. Нотович,
СВ. Бахрушин, А.И. Яковлев, Л.В. Черепнин, Н.М. Дружинин,
И.И. Минц, Е.А. Луцкий и некоторые другие41.
В двенадцатом номере журнала «Вопросы истории» за 1948 г.
была опубликована передовая статья «Против объективизма в
исторической науке». В ней подверглись жесткой критике труды
Н.Л. Рубинштейна, И.И. Минца, Е.А. Косминского, СН. Валка и
многих других историков. Существенно, что, помимо критики
неугодных авторов, в статье раскрывались исходные идеи критики.
Объективизм плох не сам по себе - вот что надлежало
помнить всем. Марксист тоже является объективистом. Разница
заключалась в том, что, по словам Ленина, «объективист, доказывая
необходимость данного ряда фактов, всегда рискует сбиться на
точку зрения апологета этих фактов; материалист вскрывает
классовые противоречия и тем самым определяет свою точку зрения»42.
В передовой статье журнала особо подчеркивалось:
...последовательно проводимый принцип классового анализа
(курсив мой. -А. /О.) исторических явлений и последовательная
партийность в оценке этих явлений и есть тот водораздел, который
отделяет марксиста от объективиста (С. 8).
Пример того, как правильно отделять марксиста от
объективиста, - в критике работы Н.Л. Рубинштейна «Русская
историография». В передовой статье вскрывались объективистские
(немарксистские) начала этой книги:
На пути к повой конвенции
607
Развитие русской исторической науки автор изобразил как
единый и плавный процесс прогрессивного развития исторической мысли,
в котором каждое новое направление вытекает из предшествующего,
сохраняет и развивает его наследие. <.»> Он не раскрывает, по существу,
классового характера отдельных школ и направлений в борьбе и смене
этих школ и направлений (С. 9).
В свое время школу Покровского критиковали за то, что
классовой борьбой было перечеркнуто единство исторического
процесса. Теперь же обвинение было обращено в
противоположную сторону: слишком «единый процесс и плавный процесс
прогрессивного развития исторической мысли» отрицает классовую
борьбу, борьбу школ и направлений.
Такой поворот на 180" в идеологии даже не скрывался:
Между тем еще во время разоблачения так называемой школы
Покровского у некоторых историков обнаружилась тенденция к
возрождению буржуазных теорий. В противовес антимарксистскому,
ликвидаторскому тезису Покровского «история есть политика,
опрокинутая в прошлое», уже тогда стала выдвигаться
буржуазно-объективистская точка зрения на историческую науку как на процесс
прогрессивного нарастания знаний об обществе, как на плавную эволюцию
исторических идей. О том, что эта точка зрения начала
распространяться давно, лучше всего свидетельствует «Русская историография»
Н.Л. Рубинштейна, вышедшая, как известно, ещё накануне
Отечественной войны. Пе получив вовремя должного отпора, эта точка
зрения пустила довольно глубокие корни среди историков. Вместе с тем.
после разгрома «школы» Покровского с её голым социологизировани-
ем и бессодержательными историческими схемами среди части
историков наметилась вредная тенденция к уходу от вопросов теории и
теоретических обобщений в область локальных исследований и в
коллекционирование фактов. Опасность этой тенденции, получившей
довольно широкое распространение среди историков, заключается в
том, что она теоретически разоружает историческую науку и
способствует проникновению в нее всякого рода антимарксистских
извращений (С. 10).
Обратим внимание на то, что большинство участников
дискуссии об образовании централизованного государства (1946)
почти единодушно и в духе незабытой критики школы
Покровского - выразили мысль о связи марксистской историографии с
дореволюционной наукой. Эта связь постулировалась как звено в
608
Глава 7
поступательном развитии науки. Теперь поступательность
оказалась под суровой критикой. Она стала признаком «плохого»
объективизма, неразборчивого в своих идейных предпочтениях, без
классовой позиции. Обвинение, выдвинутое против
Рубинштейна, при желании можно было адресовать если не всем участникам
дискуссии 1946 г., то очень многим.
При желании, конечно...
Иначе говоря, в привычные объяснительные конструкции
теперь следовало вносить «классовый анализ», потому что всякое
прочтение источников без критики с определенных классовых
позиций означало откат к буржуазному объективизму.
С одной стороны, осуждалось стремление приукрасить
историю. Например, снять вопрос о колониальной политике
царизма в лице «якобы» героев русского народа - генералов
Скобелева, Драгомирова, Брусилова. С другой стороны, попробуй скажи
что-нибудь плохое про этих же русских генералов! И не уйти от
обвинения в принижении русского народа, его вождей и воинов:
«Опыт показывает, что всякая недооценка роли и значения
русского народа в мировой истории непосредственно смыкается с
преклонением перед иностранщиной» (С. 11).
Ошибки школы Покровского нисколько не оправдывают
ошибок и самих критиков школы Покровского:
Характерно, что некоторые из этих ошибок нашли себе место в
сборнике «Против исторической концепции М.Н. Покровского».
Нетрудно заметить, что в основе отмеченных Ем. Ярославским ошибок
лежало стремление приукрасить историю, игнорирование классового
содержания исторического процесса в целом и каждого
исторического события в отдельности. Не менее опасны и вредны проистекающие
опять-таки из немарксистского подхода к истории ошибки, идущие по
линии очернения прошлого великого русского народа,
преуменьшения его роли в мировой истории. Опыт показывает, что всякая
недооценка роли и значения русского народа в мировой истории
непосредственно смыкается с преклонением перед иностранщиной. Нигилизм
в оценке величайших достижений русской культуры других народов
СССР есть обратная сторона низкопоклонства перед буржуазной
культурой Запада. Во время Отечественной войны в силу целого ряда
обстоятельств на отдельных участках исторической науки произошло
усиление влияния буржуазной идеологии, особенно в области
изучения истории внешней политики, войн и военного искусства. Лкад.
Тарле повторил ошибочное положение об оборонительном и
справедливом характере Крымской войны. Была сделана попытка оправдать
На пути к повой конвенции
609
войны Екатерины II тем соображением, что Россия стремилась якобы
к своим естественным границам, и что в результате территориальных
приобретений Екатерины советский народ в войне с гитлеризмом
имел необходимые спасительные плацдармы для обороны. Делалась
попытка пересмотреть и характер похода в Европу в 1813 г.,
представив его таким же, как освободительный поход в Европу Советской
армии. Раздавались требования пересмотреть вопрос о жандармской
роли России в Европе в первой половине XIX в. и о царской России как
тюрьме народов. Если, с одной стороны, у некоторых историков
обнаружилась вредная тенденция отрицать какое-либо благотворное
влияние на народы нашей страны русской экономики и культуры, то, с
другой стороны, делалась не менее вредная попытка снять совсем
вопрос о колониальном характере политики царизма в национальных
районах (С. 11).
Борьба с буржуазным объективизмом возвращала науку к
спорам 1944 г. Тот, кто писал эту передовую статью, наверняка
знал содержание одного из последних вариантов не принятого
окончательно итогового документа ЦК ВКП(б) о результатах
совещания историков.
Борьба с буржуазным
космополитизмом
О «буржуазном космополитизме» заговорили во втором номере
«Вопросов истории» за 1949 г.4* В передовой статье «О задачах
советских историков в борьбе с проявлениями буржуазной
идеологии» отмечалось, что между такими понятиями, как
«объективист» и «космополит», существует непосредственная связь:
Буржуазный объективист выхолащивает классовое содержание
исторического процесса, превозносит реакционные стороны
исторического процесса, преклоняется перед старыми, консервативными
началами, ненавидит новые, революционные начала. Буржуазный космополит
выхолащивает не только классовое содержание, но и национальную
форму исторического процесса. Четкому марксистско-ленинскому
4* Это был отклик на редакционную статью в газете «Правда» от
28 января 1949 г. под заголовком «Об одной антипатриотической
группе театральных критиков» (АРАН. Ф. 397. Оп. 1. Д. 203-206, 218, 227;
Ф. 456. Оп. 1. Д. 228- 248; Д. 262; Ф. 499. Оп. 1. Д. 104,105,110,119).
610
Глава 7
классовому анализу исторического процесса, учитывающему как
социально-экономические, так и национальные моменты, он
противопоставляет идеалистические тощие схемы культурных заимствований и
филиации идей как основы исторического процесса13.
Эти идеи и стали базой для критики любых научных
построений, которые хотя бы в малейшей степени не
соответствовали духу времени44. Так, казалось бы, разные проявления
политической и научной жизни сошлись в одном: отныне и наука
становилась (еще в большей степени, чем раньше!) фронтом в
борьбе с врагами марксизма..
Дискуссия о периодизации, во многом спровоцированная
потребностью написать многотомную «Историю СССР», была
прямым следствием продуманной борьбы с американским
опытом написания русской истории. Об этом прямо говорилось в
передовой статье «О задачах советских историков в борьбе с
проявлениями буржуазной идеологии»:
Не случайно для борьбы против советского государства и
советской идеологии англо-американские империалисты приглашают к себе
на службу отребья русской белоэмигранттины. Не случайно также, что
эти изгнанные родиной отщепенцы выступают ныне как ярые
космополиты. Например, история нашей Родины фальсифицируется в США и
Англии русскими белоэмигрантами по указанию их
англо-американских хозяев. В так называемой кембриджской истории в разделах,
посвященных истории России, подвизался такой автор, как Струве, -
злейший враг советского народа и гнусный ренегат. Многотомная
история России, затеянная в Америке под редакцией Вернадского и
Карповича, пишется силами объявивших себя космополитами русских
белоэмигрантов. Политический смысл трудов этих фальсификаторов
истории нашей Родины ясен: они стремятся представить русской народ
находящимся где-то на задворках истории, неспособным к
самостоятельному развитию. Сочиненная русскими белоэмигрантами так
называемая «евразийская» концепция истории России имеет целью
«обосновать» якобы на основе исторических «особенностей» развития России
отсутствие собственных национальных корней у русской культуры и у
русского государства40.
Кампания борьбы с космополитизмом к марту 1949 г.
превратилась в массовую453.
И, 14, 16 марта 1949 г. с участием кафедр истории СССР,
всеобщей истории и истории международных отношений со-
На пути к новой конвенции
611
стоялись расширенные заседания в Академии общественных
наук при ЦК ВКП(б), на которых обсуждались редакционные
статьи газет «Правда» и «Культура и жизнь». Если в конце 1948 г.
Н.Л. Рубинштейна обвиняли только в буржуазном
объективизме за то, что он рассматривал историографический процесс как
мирный, без революционных скачков, то теперь ему
инкриминировались и космополитические ошибки: «В буржуазном
космополитизме повинен и Н.Л. Рубинштейн. Наиболее
последовательно свои буржуазно-космополитические взгляды он
проводит в своих работах "Русская историография" и в статье в
Большой энциклопедии. Н.Л. Рубинштейн пишет, что
историческая наука в России не существовала как самостоятельная
наука. Основоположниками исторической науки в России он
считает немцев: Миллера, Байера, Шлецера и др.». Критике
подверглись И.И. Минц, И.И. Разгон, E.IL Городецкий, Э.Б. Генки-
на, Ы.А. Корнатовский, А.А. Шекун, О.Л. Вайнштейн и другие
ученые.
24,25 и 28 марта5* состоялись заседания ученого совета
Института истории АН СССР, на которых также обсуждался один
вопрос - о борьбе с буржуазным объективизмом. 25, 26 и 28
марта состоялись заседания ученого совета МГУ, также
посвященные борьбе с космополитизмом.
26 апреля 1949 г. на ученом совете Историко-архивного
института состоялось обсуждение доклада Л.В. Черепнина «А.С. Лан-
по-Данилевский - - буржуазный историк и источниковед». Казалось
бы, если ставится на обсуждение такая тема, да еще с привкусом
своеобразного юбилея - за 30 лет до этого, 7 февраля 1919 г.,
А.С. Лаппо-Данилевский умер, то и обсуждение обязано
соответствовать тематике доклада. Ничего подобного!
5*В заседании 24 марта 1949 г. приняли участие: Б.Д. Греков,
А.Д. Удальцов, А.Л. Сидоров, If.A. Луцкий, A.IL Кучкин, ПЛ. Осинова,
A.M. Панкратова, Н.Л. Машкин, СВ. Бахрушин (АРАН, Ф. 1577. Он. 2.
Д. 207). В заседании 25 марта 1949 г. приняли участие: В.Т. Пашуто,
А.В. Сухомлин, Э.Б. Генкина, К.А. Косминский, С.А. Ованесян, Н.М.
Дружинин, Н.М. Рубинштейн, Л.М. Иванов, П.А. Лисовский, О.А. Шекун,
Л.В. Череннин, ILH. Тарков, Л.И. Зубок (АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 208).
На заседании 28 марта 1949 г. присутствовали: P.M. Раимов, Антонов
(полковник, преподаватель Военно-политической академии им В.И.
Ленина), И.М. Майский, К.В. Базилевич, А.И. Неусыхин, А.С. Нифонтов,
АЛ. Нарочницкий, К.Н. Сербина, В.Т. Круть, В.И. Шунков, А.С. Еруса-
лимский, С Л. Утченко (APAII. Ф. 1577. Он. 2. Д. 209).
612
Глава 7
В духе времени докладчик говорил о том, что он никогда не
был сторонником Лапно-Данилевского:
В чем я вижу свои ошибки? Я никогда не был сторонником
Лапно-Данилевского, никогда не клал его методологии в основу курса. 11о у
меня много было ошибок формалистически-буржуазного характера...
Это рядовое для того времени обсуждение с критикой и
самокритикой неожиданно оказалось непредсказуемым. Череинин
вскользь отметил, что Лаппо-Данилевский выражал
космополитические взгляды, и многим членам ученого совета института это
замечание показалось самой ценной мыслью доклада.
Н.Н. Яковлев:
Лаппо-Данилевский - неокантианец и носитель враждебной нам
идеологии... Здесь (в докладе. Л. Ю.) говорится о космополитизме, но
раскрытия и критики нет, а следовало бы...
1£.С. Иллерицкий:
Так, уже формулой вчерашнего дня является характеристика
оценки воззрений проф. Рубинштейна. Мало сказать о ней, как о
буржуазно-объективистской. Буржуазный объективизм - форма преклонения
перед буржуазной идеологией, а в преклонении в наши дни это уже акт
антипатриотический, выражение космополитизма. Поэтому следует
говорить о буржуазном космополитизме проф. Рубинштейна... И нельзя
ограничиться именами Рубинштейна и Валка. В частности, следует
говорить об Л.И. Андрееве и о его источниковедческих работах. Они носили
печать влияния Ланио-Данилевского...
. И.А. Кудрявцев:
Мне думается, что докладчик мог бы более подробно
остановиться-на космополитизме Лаипо-Данилевского... космополитические
тенденции Лаппо-Данилевского были представлены в докладе только как.
часть, а не как сущность взглядов. Об этом я должен сказать, потому что
сейчас в нашей работе по разоблачению космополитизма совершенно
твердо и точно установлено, что всякие космополитические концепции
в исторической науке теснейшим образом, органически, связаны с
идеалистической философией и с идеализмом в области истории... Поэтому
то, что Вы говорили о космополитизме Лаппо-Данилевского, является
не частью, а органическим базисом этого космополитизма...
На пути к новой конвенции
613
Но самым неожиданным было выступление В.В.
Максакова, который вспомнил о том, чем занимался Лаппо-Данилевский
в 1917-1918 гг.:
Ланпо-Данилевский в 1917-18 гг. был руководителем Союза
архивных деятелей, был его председателем... Он тогда уже писал и сделал
кое-что в этом (космополитическом. - А. Ю.) направлении: он хотел
направить работу комиссии, которая создавала проект реорганизации
архивного дела по французскому образцу... В своем специальном
выступлении по этим вопросам он все время подчеркивал необходимость
провести практически западно-европейскую организацию архивного
дела для советской централизации его. Этого мы никак не можем
забыть...456
Е.Н. Городецкий и «Процесс»
Х.Г Аджемян оказался «пророком»: Е.Н. Городецкого все-таки
назвали космополитом официально.
11о он был едва ли не единственным, кто открыто
сопротивлялся обвинениям в космополитизме. Его борьба и то недоумение,
которое он не скрывал, а также ответные таги партийных властей
демонстрировали суть этого кафкианского процесса, в котором
неизбежность более сурового наказания лишь усиливалась по
мере возрастания сопротивления со стороны обвиняемого.
Городецкому вменили в вину, помимо всего прочего,
поддержку «порочного» труда по истории Казахстана. Вспомнили
1944 г.
В личном фонде E.II. Городецкого, хранящемся в архиве
Академии наук, сохранился черновик письма (июнь 1949 г.)
Городецкого на имя заведующего Отделом агитации пропаганды ЦК
ВКП(б) Д.Т. Шспилова.
Е.Н. Городецкий писал:
Более двух месяцев назад я обратился с письмом к тов.
Маленкову. Письмо было направлено на заключение в Отдел пропаганды. За все
это время меня никто не вызывал, со мной не беседовали.
Между тем клубок лжи и клеветы вокруг меня все более
увеличивается.
В многотиражке Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б)
меня объявили буржуазным космополитом, человеком, стоящим на
враждебных марксизму-ленинизму позициях. Более того, в газете было
614
Глава 7
объявлено, что я как работник аппарата ЦК поддерживал буржуазных
националистов в союзных республиках (курсив мой. - Л. /О.),
результатом чего явился выпуск порочной книги по истории Казахстана. Все это
от начала до конца является клеветой...46
Прервемся в чтении этого письма.
В фонде Городецкого хранится упомянутая им газета
Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б) «Сталинец». Номер с
программной статьей «До конца разоблачить космополитизм в
преподавательской и научной работе школы» вышел 26 марта
1949 г. Городецкий отметил на нолях газетной статьи те места,
которые имели к нему отношение:
Космополиты - антипатриоты - Минц, Розенталь, Зубок,
Городецкий подвизались на кафедрах Высшей партийной школы, издавали
свои вредные книжонки, а Городецкий дошел до прямой клеветы на
слушателей школы. Докладчик и выступавшие в прениях подвергли резкой
критике антинаучную космополитическую деятельность группы
историков, возглавляемых академиком Минцем. Подобно тому, как в
театральной критике проповедником и вдохновителем являлся Юзовский, а
на философском фронте - Розенталь, в исторической науке
безнаказанно орудовал Минц. Его группа (Разгон, Городецкий, Шекун, П.
Рубинштейн) действовали той же тактикой, использовывала (так. - А. 10.) те
же средства, которыми действовали юзовские, альтманы, Кедровы, ро-
зентали... <...>. Одним из сподвижников Минца был Городецкий. Он
также стоял на антипатриотической, враждебной марксизму-ленинизму,
позиции. Это его Минц именовал «основоположником» изучения
истории советского общества. Сей «историк» в статье «Восточный фронт в
1918 году» протаскивает утверждение, что война русского, украинского
и белорусского народов против австро-германских оккупантов была
простым воссозданием Восточного фронта империалистической войны.
Выходит, что русские, украинцы, белорусы боролись не за свое
отечество, а за интересы англо-французских империалистов. Под видом
«творческой» разработки исторической науки Городецкий растворяет
отечественную войну советского народа в войне империалистической. В
своих лекциях о столыпинщине Городецкий изображает дело так, что в
самой России якобы не было сил, которые бы осуждали антисемитскую
политику царизма. Борцами против национального изуверства
Столыпина у него выступают... уголовные преступники, сидевшие в полоцкой
тюрьме, а также английская, американская и французская буржуазная
пресса. Тем самым вся русская нация представлена как сплошная
реакционная масса (курсив мой. - А. Ю.). Это - явный поклеп на весь русский
На пути к новой конвенции
615
народ, на большевистскую партию, заклеймившую политику
самодержавия и проводившую работу по интернациональному воспитанию
широких народных масс... <...>. Доцент тов. Дацюк привел на собрании
стенограмму выступления Городецкого в Московской областной
партийной школе. Выступая перед преподавателями истории ("ССР,
которые ждали от него критики лекций Минца, Городецкий взял на себя
роль защитника своего учителя, стал замазывать его антимарксистские
ошибки... (Л. 6 об.).
По мнению другого преподавателя МГУ,
Городецкий... мешал разоблачению буржуазных националистов,
не реагировал на сигналы об извращениях в разработке истории
казахского народа. В результате этого появилась вредная книга «История
Казахстана», целиком направленная против русского народа (курсив мой. -
А. Ю.) (Л. 6 об.).
11о вернемся к письму Городецкого:
Я обратился в партком ВПШ с просьбой привлечь к
ответственности преподавателя Дацюка, распространявшего против меня
клеветнические измышления, называвшего меня самым опасным
космополитом, человеком враждебным ленинизму. Я просил также снять с меня
неправильные обвинения в поддержке буржуазных националистов в
союзных республиках. 1£ще задолго до обсуждения вопроса о моих
ошибках, как только меня освободили от работы в институте партком ВПШ
квалифицировал мое заявление как «попытку противодействовать
справедливой критике». Что касается обвинения в поддержке буржуазных
националистов, то партком заявил, что он некомпетентен решать эти
вопросы, так как это связано с моей работой в аппарате ЦК ВКТ1(б). Таким
образом, для объявления меня публично буржуазным космополитом и
защитником буржуазных националистов партком и газета школы
оказались достаточно компетентными, а для исправления своих ошибок у них
не хватило компетенции. Свое постановление партком ВПШ переслал в
парторганизацию МГУ, где вопрос обо мне будет рассматриваться снова
в порядке привлечения меня к партийной ответственности. Таким
образом более трех месяцев продолжаются эти обсуждения. Я поставлен в
тяжелое положение, так как по понятным причинам не могу в
парторганизации университета оспаривать правильность постановления ВПШ
при ЦК ВКП(б).
Сейчас, два месяца спустя после того, как я был у Вас на приеме,
положение если и изменилось, то к худшему. От чтения лекций в ВПШ
616
Глава 7
я отстранен, в Академию общественных наук, как мы об этом с Вами
договаривались, меня не направили, принятое в университете
постановление о снятии меня с работы до сих пор не отменено.
Я прошу снять с меня несправедливые и порочащие мою
партийную честь обвинения и дать мне возможность заниматься
научно-преподавательской работой (Л. 1).
Это не первое письмо Е.П. Городецкого. Сразу после
выхода в свет номера газеты «Сталинец» с обвинениями в
космополитизме, 29 марта 1949 г., он направил письмо в партийный комитет
ВПШ при ЦК ВКП(б) (копию - в ЦК ВКП(б), заместителю
заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских
органов А. Дедову). Он писал:
...клеветническое выступление Дацюка легло в основу отчета,
опубликованного в газете. В этом отчете меня объявляют
космополитом, стоящим на антипатриотических, враждебных
марксизму-ленинизму позициях. В отчете мне приписывается участие в группе Минца...
<...>. В газете, согласно клеветническим заявлениям Дацюка,
утверждается, будто в своих лекциях я заявлял, что в России якобы не было сил,
которые осуждали антисемитскую политику царизма. Между тем, у
меня ясно сказано: «Видные общественные деятели в России и Западной
Европе возглавили движение против "кровавого навета"». Я специально
подчеркиваю роль большевистской партии в борьбе с шовинизмом и
антисемитизмом. Я не просто утверждаю, что партия большевиков
боролась с антисемитизмом, а в соответствии с учением Ленина и Сталина
показываю, что единственно правильной формой борьбы с
национальной политикой самодержавия была организация революции против
царизма. «Ленин вскрывает суть национальной политики Столыпина.
Проведение национальной политики под знаменем дикого шовинизма,
зоологического антисемитизма, открытой войны с национальностями не
было случайностью. Это была закономерная для самодержавия форма
национальной политики». И далее я привожу слова Ленина:
«всестороннее и беззаветное содействие революции, организация революции для
свержения такой монархии есть единственно достойный, единственно
разумный для всякого социалиста и для всякого демократа прием
борьбы с погромами» (Лекции, стр. 551 552).
Так выглядит клеветническое утверждение Дацюка о том, что у
меня якобы вся русская нация представлена как сплошная реакционная
масса. Па основании той же клеветы Дацюка в отчете утверждается, что
я якобы защищал Минца в своем выступлении в областной партийной
школе. Ни одного слова в защиту Минца ни в этом, ни в каком другом
На пути к новой конвенции
617
моем выступлении никогда сказано не было. Напротив, в своем
выступлении в областной школе я говорил о вредной монополии Минца
в исторической науке и необходимости ликвидировать эту монополию.
Я утверждал, что Минц ориентируется на отсталых слушателей и
читателей, тогда как следует ориентироваться на то большинство слушателей.
которое хочет глубокого и серьезного изучения исторической науки.
Так Дацюк подтасовывает и фальсифицирует факты. Что
касается того, что в результате якобы моей неправильной линии в разработке
истории Казахстана появилась вредная книга «История Казахстана»,
то я должен заявить, что эта действительно порочная книга (курсив
мой. - А. Ю.) вышла в 1944 году, когда я работал лектором ЦК и не
занимался вопросами исторической науки. Так выглядят «обвинения»,
которые дают основания газете объявить меня буржуазным
космополитом... (Л. 2-3).
Нетрудно увидеть, как нарастает напряженность в
«процессе», который идет сам по себе, независимо от позиции
обвиняемого. Неопределенность в обвинениях достигает апогея. В
антисемитской кампании выдвигается обвинение против Городецкого в
неправильном понимании значения борьбы пролетариата и
партии большевиков... против антисемитизма. Трудно себе
представить более нелепую картину, но, увы, она была реальной по своим
последствиям: никто из участников «процесса» не считал
обвинения несерьезными или абсурдными.
Напротив, Городецкий в одном из черновых набросков
зафиксировал свое понимание борьбы против буржуазного
космополитизма. Этот фрагмент (то ли статьи, то ли письма) он так и
назвал: «Против буржуазного космополитизма»:
1. Космополитизм - проявление буржуазной идеологии.
Орудие современного империализма и питательная среда для
диверсантов и шпионов.
Проявление космополитизма в науке (-- естествознание,
философия, литературоведение).
2. Опасность космополитизма на историч(еском) фронте.
Возрождение покровщины.
Национализм и космополитизм. Буржуазный объективизм и
космополитизм.
3. Проявления
«Русская историография». Энциклопедия. Андреев. Фейгина.
Труды Историко-архивного института о Соловьеве. Отношение к
буржуазному наследству. «Иваны не помнящие» революционного родства.
618
Глава 7
Учение Ленина о двух нациях. Космополитизм и национализм под
флагом борьбы с космополитизмом (Круть, Аджсмян)
4. Ошибки ролактгии. - Руковод(ящая) роль.
5. Задачи (Л. 20-21).
Е.Н. Городецкий хотел понять истинное значение борьбы с
буржуазным космополитизмом, найти этому явлению
рациональное объяснение, о чем писал в другом фрагменте:
Что такое космополитизм в исторической^ науке?
1. Отрицание прогрес(сивной) национ(альной) традиции.
2. Теория влияний и заимствований.
3. Низкопоклонство перед зарубежной буржуазной культурой и
зарубежной историографией.
4. Смазывание успехов и завоеваний советской историографии
(Л. 38).
Е.Н. Городецкий думал и о собственных ошибках -
сохранились записи этих размышлений:
В чем?
1. Дал себя использовать. Штат, авторство - ссылки на меня.
2. Не разрывал - создавалось противоречие. Основание для
сомнений в искренности.
3. Не выполнил своих обязательств по III тому ИГВ (Истории
гражданской войны. - А. /О.).
4. (этот пункт остался незаполненным. - Л. /О.) (Л. 19).
Ученый ставил себе в вину, что «не разрывал» с теми
историками, которых подвергали партийной критике. «Создавалось
противоречие»: это живое воплощение конфликта между
партийной преданностью и личной порядочностью.
Е.Н, Городецкий пытался даже написать статью о
буржуазном космополитизме в русской историографии. Сохранился
небольшой этюд:
В дореволюционной истории всячески культивировались
космополитические традиции. Великий ученый и патриот Ломоносов в свое
время обрушился на иноземных авторитетов и проходимцев,
орудовавших в Российской Академии наук за их пренебрежение к великой
истории русского национального государства (курсив мой. А. /О.), за их
стремление якобы из «высших» соображений (наднациональных?) и
псевдонаучных позиций свести на нет великое значение русской исто-
На пути к новой конвенции
619
рии, роль России в мировой истории, роль русской культуры, науки,
искусства. Для этой цели в ход пускались такие орудия идеологической
диверсии, как пресловутая «норманнская» теория, утверждения о
неполноценности славянской расы, теория заимствований и т. п.
Космополитизм прекрасно уживается с буржуазным объективизмом и
национализмом и находит в этих явлениях питательную среду. В своей книге...
(так в тексте. - Л, Ю.) Л.П. Берия, критикуя II. Жордания, показал, как
буржуазный национализм порождает космополитизм (Л. 42-43).
Такие формулы, как «национализм порождает
космополитизм» или «космополитизм и национализм иод флагом борьбы с
космополитизмом», выражают собой иррациональную сторону
сталинской идеологии, ее установки на полнейшую
непредсказуемость в обвинительных заключениях.
В личном фонде Городецкого отложился набросок статьи
его ученицы, аспирантки кафедры истории СССР досоветского
периода МГУ, Л.М. Зак в защиту учителя от последующих
критиков - коллег Городецкого:
...на партийном собрании истфака МГУ и на ученом совете в
выступлениях Новицкого и Сидорова делалась попытка «анализировать» научные
труды т. Городецкого. Я считаю своим партийным долгом категорически
возразить против такой «критики». Выступления Новицкого и Сидорова
настолько тенденциозны, настолько неглубоки, что вызывают во мне
законное чувство протеста. Эти люди даже не потрудились прочесть
написанное Городецким. Недобросовестная, ненаучная критика с единственной
целью - охаить, очернить, приписать человеку космополитизм во что б(ы)
это ни стало - вот какова цель этих выступлений... Можно ли считать
критику но адресу Городецкого такой большевистской критикой? Пет, нельзя.
1. Используя неболыиевистский, грязный метод подтасовывания,
Новицкий, а за ним и Сидоров объявили, что в лекциях и трудах
Городецкого, так же, как и в работах Минца, не показана роль русского
народа и русского рабочего класса. Я считаю это обвинение построенным
на песке и явно тенденциозным... (Л. 46 -46 об.).
Далее Зак раскрывала содержание разных работ
Городецкого и не нашла ничего, что подтверждало бы тезисы
обвинителей. В этом же первом пункте содержался также ответ на
выступление аспиранта А.Я. Авреха:
Выступавший на партсобрании с критикой лекций Городецкого
аспирант Аврех выдвинул тезис о том, что, мол, по Городецкому, вся
620
Глава 7
история России периода империализма представляется в мрачных
красках, как Россия Нуришксвичсй, погромов, Столыпина и т. д. Это
утверждение все насквозь фальшиво и натянуто. Историческая правда
требует показа русского империализма во всей его капиталистической
сущности, и это лишь укрепляет в слушателях идею об исторической
роли Октябрьской революции в судьбах нашей Родины. Лекции
Городецкого отнюдь не умаляют национальной чести и достоинства русского
человека (курсив мой. - А /О.), ярко показывая роль передовой русской
культуры, науки, искусства, раскрывая значение революционной
борьбы русского рабочего класса и ленинизма, как вершины русской
мировой культуры... (Л. 48 об.).
Л.М. Зак нашла сильный ход против критиков Городецкого -
рассмотреть все обвинения против учителя, но обратив их против
самих критиков. Оказалось, что ее логические доводы сами по себе
убедительны. По разве в «процессе» существенна логика защиты?
Зак писана:
Сидоров и Стингов пытаются доказать, что Минц и Городецкий
самовосхваляли друг друга. Но в печати нет ни одной рецензии, ни одной
хвалебной заметки о продукции Минца и Разгона, подписанной
Городецким. Известно, что Минц восхвалял Городецкого... <...>. Минц и в статье
о 25-летии советской исторической науки и в последней своей передовой
статье в январе 1949 г. в журнале «Большевик» пытался славословить
Городецкого. 11о - не одного Городецкого. Минц так же упоминает и
Сидорова, и Рубинштейна, и Генкину, и Шекун и других историков. И, между
прочим, никто из них не протестовал против этого, кроме Городецкого,
который, получив гранки последней статьи Минца, вычеркнул с
возмущением этот список имен... В то же самое время Сидоров неоднократно
выступал с восхвалением продукции ИГВ (рецензия в журнале «К.И»,
1942, \Ь 10-11 и др.). Всем работникам исторического факультета
памятно проведение юбилея Минца в феврале 1946 гола, когда проф. Сидоров
в своей длинной речи назвал Минца «создателем советской
исторической школы», значение кото|юй далеко выходит за рамки нашей страны, и
подчеркнул, что он является учеником Минца. Сидоров забыл также
упомянуть, что он также работал у Минца в течение 1943,1944 и 1945
года и был секретарем объединенной партийной организации ИГВ и ИОВ;
причем именно в этом время, находясь на работе по истории
Отечественной Войны, Сидоровым была подготовлена и защищена докторская
диссертация. Там же, у Минца, с 1945 г., в должности научного сотрудника, а
эдтсм ученого секретаря работал и т. Стишов, который также в это время
подготовил и защитил кандидатскую диссертацию... (Л. 53).
На пути к новой конвенции
621
На предваряющем статью листке было написано: «Не
посланная статья (но обсужденная вдвоем). 1949» (Л. 45).
Осознали они, Зак и Городецкий, что логические
аргументы бессмысленны, когда речь идет о «процессе», в котором все
заранее решено и изменить ничего нельзя? Или решили быть
просто осторожными в условиях небезопасных для них обоих? Эти
вопросы, скорее всего, навсегда останутся для нас без ответа.
Absurdum процесса оказался сильнее рассудка.
Дискуссия о периодизации
Опыт периодизации.
Методологическая основа взглядов
К. В. Базилевича
Ученый выявил наиболее трудный и спорный момент во
внутренней периодизации эпохи феодализма - о хронологической
грани, отделявшей период феодальной раздробленности от
времени образования централизованного государства47.
К.В. Базилевич перечислил основные признаки
централизованного государства:
...центральные органы управления, распространяющие свои
действия на всю территорию страны; развитие общего законодательства,
которое поглощает или отменяет местные законы; замена вассалитета
отношениями подданства; ликвидация частных иммунитетных нрав; единая
организация военных сил, непосредственно подчиненных верховной
власти в качестве орудия его классовой, внутренней и внешней
политики. Таким образом, централизованная система является новой формой
государственной власти по сравнению с организацией полугосударств,
существовавших во времена феодальной раздробленности (С. 71).
Если смотреть на эту позицию исходя из результатов
дискуссии 1946 г., то станет очевидным, что Базилевич не
отказался от своей прежней установки - определять централизацию
в узком смысле как явление перестройки государственного
управления в новых исторических условиях. Он даже пытался
усилить свою позицию с помощью приемов идеологической
борьбы:
622
Глава 7
...методологическую ошибку совершают те историки, которые не
замечают... глубоких перемен, совершающихся во всех областях
государственной жизни в связи с образованием централизованной системы,
и подменяют процесс образования централизованного русского
государства процессом объединения русских земель вокруг Москвы (С. 71).
Базилевич осознанно шел на обострение полемической
ситуации: централизация в широком смысле, отождествляемая с
объединением русских земель, является, по его мнению,
методологической ошибкой. Характерны такие примеры: Киевское государство с
конца IX до середины XI в. было единым государством, но оно не
было централизованным государством, «так как указанными выше
признаками не обладало». В Тверском княжестве уделы были
ликвидированы еще в конце XIV в., но «никто, однако, не назовет
Тверское княжество этого времени Тверским централизованным
государством, так как система управления в нем оставалась такой
же, какой она была и до ликвидации тверских "уделов"» (С. 71).
Московское княжество «ни при Дмитрии Донском, ни при
его сыне и внуке (Василий I и Василий II) не только не являлось
централизованным государством: мы не наблюдаем в это время
даже в эмбриональной форме возникновения централизованной
системы управления» (С. 71).
Далее следовало обоснование этой точки зрения на основе
первоисточников - высказываний классиков
марксизма-ленинизма. Не употребляя понятия «национальное государство»,
Базилевич тем не менее воспроизвел базовую аргументацию этой
идейной конструкции. Он вновь, как и в дискуссии о
централизованном государстве, обратился к статье Энгельса «О разложении
феодализма и развитии буржуазии». Ученый констатировал (со
ссылкой на главу I «О Фейербахе» из «Немецкой идеологии»),
что Маркс и Энгельс рассматривали «процесс образования
централизованных государств на Западе в связи с разложением
феодального способа производства и возникновения
капиталистических отношений» (С. 72). Условие победы королевской власти
над вассалами - развитие товарно-денежных отношений.
Такое своеобразное возвращение к идеям о национальном
государстве после прозвучавшей острейшей критики со страниц
журнала «Вопросы истории» (1946) не могло произойти лишь по
воле Базилевича. В равной мере это касается и редакции
«Вопросов истории». Повторению ключевых идей конвенции о
национальном государстве неожиданно, а может быть и не случайно
(кто знает?), способствовал (правда, лишь временно) сам Сталин.
На пути к повой конвенции
623
9-й том: «ответ» Сталина
В 1948 г. вышел очередной, 9-й, том «Сочинений» И. Сталина
(декабрь 1926 г. - июль 1927 г.), в котором впервые был
опубликован ответ на письмо Цветкова и Алынова. Письмо Сталина -
это авторский комментарий к собственным рассуждениям о
национальном вопросе, касающийся, прежде всего, проблемы
централизованного государства.
Комментарий прямо обращен ко всей сложной, запутанной
ситуации, возникшей в связи с изучением централизованного
государства. Значит ли это, что Сталин знал о дискуссии и
своеобразно ответил историкам, понимая, что в его позиции по
национальному вопросу содержится некая двусмысленность? При всей
необычности факта совпадения пока нет никаких прямых
подтверждений, что подобная связь реально существовала.
Итак, обратимся к письму Сталина:
У меня ни в докладе, ни в тезисах ничего не сказано об
образовании централизованного государства в России «не в результате
экономического развития, а в интересах борьбы с монголами и другими
народами Востока» (см. ваше письмо). За это противопоставление должны
отвечать вы, а не я. У меня говорится лишь о том, что процесс
образования централизованных государств на востоке Европы ввиду
необходимости обороны шел быстрее процесса складывания людей в нации,
ввиду чего и образовались здесь многонациональные государства раныпе
ликвидации феодализма. Это, как видите, не то, что вы неправильно
приписываете мне. Вот цитата из моего доклада...48
Далее следовала эта цитата из доклада Сталина на X съезде
партии. Затем он привел цитату из тезисов, принятых X съездом
партии. В приведенном отрывке (цитате) одно слово было
выделено специально - и оно ключевое: «на востоке Европы,
наоборот, образование централизованных государств, ускоренное
потребностями самообороны...» (С. 177).
Сталин обращал внимание на выделенные им слова в них
был заключен смысл:
Прошу обратить внимание на подчеркнутые в цитатах слова.
3) Если просмотрите весь мой доклад на X съезде, а также тезисы
но национальному вопросу (их в первую часть), то нетрудно убедиться,
что темой доклада является не вопрос об образовании «самодержавного
строя», а вопрос об образовании многонациональных централизован-
624
Глава 7
ных государств на востоке Европы и о факторах, ускоряющих этот
последний процесс. С ком. приветом. И. Сталин. 7 марта 1927 г.
Экономические факторы оказались - и теперь уже
согласно письму Сталина - существеннее, чем внешнеполитические
факторы, которые могли лишь ускорять создание, но не
создавать государство. Письмо Сталина Цветкову и Ллыпову помогло
К.В. Базилевичу отстаивать свои идеи о национальном государстве.
Основные положения статьи
К.В. Базилевич, опираясь на письмо Сталина, повторил свои
основные идеи и не ослабил, а усилил критику оппонентов,
обвиняя их в методологических ошибках. Он не понял, что время уже
изменилось и на смену экономическому объяснению генезиса
государства, сыгравшему свою важную роль в борьбе с теорией
Покровского, приходила новая модель, более политизированная,
более приспособленная к борьбе с новым «врагом» - буржуазным
объективизмом. Полный сил и надежд на торжество своих идей,
он остро ставил вопрос, напоминая суть старых расхождений, не
давая оппонентам и повода думать, что его позиция устарела:
Попытка отдельных историков рассматривать деятельность
Ивана Калиты как начало образования централизованного русского
государства основана на полнейшем недоразумении и находится в противоречии
как с указаниями классиков марксизма о социально-экономических и
политических условиях, необходимых для образования
централизованных государств, так и с конкретно-историческим материалом,
относящимся к этому периоду (С. 177).
К.В. Базилевич не называл конкретно тех историков,
которые совершали подобные ошибки. Он употреблял безличную
формулу «эти историки». Они «не различают политического
объединения при сохранении старой, т. е. действовавшей в период
феодальной раздробленности, формы государственного строя от
образования новых форм централизованного государства» (С. 177).
В датировке образования централизованного государства
большое значение имела междоусобная война при Василии
Темном. Она показала перевес «центростремительных сил над
центробежными силами русского феодального общества и подготовила
полное торжество объединительной политики Ивана III» (С. 177).
На пути к новой конвенции
625
Иначе говоря, экономическое объединение страны,
освобождение от власти ордынских царей создавали основное
условие для возможности развития централизованной системы. Эти
соображения позволили Базилевичу провести хронологическую
грань, отделявшую конец феодальной раздробленности от начала
образования централизованного государства в середине 80-х
годов XV в.
Дальнейшая периодизация касалась самой эпохи
феодальной раздробленности (середина XI в. - середина 80-х годов XV в.).
В основе деления периодов истории - развитие
производительных сил, которые показывают себя через развитие феодального
хозяйства. Однако это развитие было неравномерным: в среднем
Приднепровье и Новгородской земле крупное феодальное
землевладение возникло раньше, чем на периферии Киевского
государства. О развитии производительных сил сообщают также
источники по истории ремесла (С. 75).
Новый этап - с середины XIII в. Русскому народу
пришлось пройти через величайшие испытания. Но «завоевание
русских земель монголо-татарами не внесло каких-либо
принципиальных изменений ни в социально-экономические
отношения, ни в политический строй Северо-Восточной Руси». Базиле-
вич примирял разные тезисы - об уроне, который понесла Русь
при монголах, и отсутствии принципиальных изменений в
социально-экономических отношениях - общей установкой
исторической науки того времени, согласно которой «историческое
развитие не есть непрерывное поступательное движение вперед».
Рассмотрению подлежали три главных явления истории -
экономическое разорение, оформление политической системы
великого княжества Владимирского и борьба русского народа за
свое освобождение.
Экономическое разорение выразилось в колоссальном
уничтожении производительных сил: упадок городов, ремесел
происходил на протяжении двух столетий. Эти условия
консервировали натуральное хозяйство и тормозили развитие товарно-
денежных отношений. Поэтому, отмечал Базилевич,
«феодальный период в России затянулся на длительный срок» (С. 77).
Большое значение в это историческое время имело
оформление «политической системы великого княжества
Владимирского». Она стала зарождаться еще до Батыева нашествия. Эта
политическая система представляла собой попытку преодолеть
противоречие «между образованием суверенных феодальных
полугосударств и необходимостью в общих интересах ноддер-
626
Глава 7
живать военно-политическое единство под главенством великого
князя» (С. 77).
Монгольские цари приняли структуру власти в Северо-
Восточной Руси: «Отношение золотоордынских ханов к
великому князю не оставляет сомнения в том, что в Орде его пытались
рассматривать, с одной стороны, как представителя на Руси
ханской власти, а с другой - как средство для поддержания
несогласия между русскими князьями» (С. 77).
Постепенно власть великого князя становилась центром за
объединение страны для борьбы с Золотой Ордой. В этом
контексте Базилевич поставил интересный и по-современному
звучавший тогда вопрос: «Рассматривал ли он (Иван Калита. - А. Ю.)
Московское княжество как основу будущего единого русского
государства»? Ответ был дан не менее интересный: «Не впадая в
буржуазный психологизм, нельзя проникнуть в неизвестные нам
мысли Ивана Калиты» (С. 78).
В дискуссии 1946 г. вопрос об участии московского князя
Ивана Калиты в процессе централизации государства ставил
И.И. Смирнов. Он указывал на противоречивость позиции
своего однофамильца П.П. Смирнова, утверждавшего, что развитие
производительных сил было следствием и результатом политики
Ивана Калиты, обусловленной таким фактором, как татарская
дань («вместо теории производительных сил получилась теория
изобретения плуга под влиянием татарского ига»).
К.В. Базилевич постулировал, что в оценке исторического
значения его деятельности необходимо исходить из
марксистского анализа конкретной исторической действительности. «А эта
действительность в первой половине XIV в. была такова, -
отмечал он, - что не допускала возможности создания единого, а тем
более централизованного государства. Иван Калита стремился
превратить всех русских князей в своих вассалов, не нарушая
самой системы политической раздробленности великого княжества
Владимирского» (С. 78).
Следующий этап феодальной раздробленности возник с
конца 60-х годов XIV в. и закончился в 80-х годах XV в. В это
время были заметны признаки «значительного экономического
оживления, наступившего во второй половине XIV в.». Они
выражались в том, что восстанавливалось ремесленное
производство, забытое искусство скани и выемчатой эмали, возникали
меднолитейные мастерские для художественного литья, сложные
механизмы для бурения скважин. Быстро развивалось каменное
зодчество. На основании этих элементов, считал Базилевич,
На пути к новой конвенции
627
укрепляются «элементы внутреннего товарообмена и
расширяются внешние торговые связи» (С. 79).
В политической сфере усиливалась центральная власть на
местах - власть великих князей. «Но существовало глубокое,
принципиальное отличие в объединительной политике
московского великого князя и остальных "великих князей". Последние
ставили своей целью уничтожение политической
раздробленности внутри своих княжеств и усиление своей независимости в
качестве суверенных государств. Объединительная политика
московских великих князей, начиная с Дмитрия Донского, носила
одновременно и внутренний, московский, и общерусский
характер. Внутри Московского княжества она подавляла
самостоятельность "удельных" князей; за пределами собственно
Московского княжества она была направлена на уничтожение других
феодальных государственных образований на русской
территории» (С. 80), - писал Базилевич.
Базилевич считал, что сначала, естественно, создаются
экономические предпосылки объединения и только потом возникает
само объединение. Существенно, что единение в борьбе с
татарами было национальным, общерусским. Хотя теперь он не
употреблял понятие «национальное» применительно к государству,
текст его статьи буквально пронизан этим смыслом, не сводимым
к этническому началу, но означавшим всю
экономико-производственную, рыночную сферу жизни древнерусского общества.
Тема народности не забыта, однако как ключевая не звучит.
Базилевич подчеркивал, как и полагалось в то время, что народность еще
не нация.
Он не мог не помнить, что писали по поводу
великорусской народности в дискуссии 1946 г., и не мог забыть, что в
редакционной статье подчеркивалась важность рассмотрения
истории централизованного государства в неразрывной связи с
историей народа. Эту идею особенно активно в дискуссии
поддерживал СВ. Юшков.
Тем не менее Базилевич будто не слышал призывов
объяснять централизацию и историю русского народа начиная с XIV в.
Он утверждал, что становление основных элементов нации
(язык, территория, экономическая и культурная общность) в той
или иной степени фиксируется в истории русской народности
только к середине XV в. (С. 81).
Значит, он не отрицал некоего хронологического единства
централизации и формирования русской народности. Но, в
отличие от своих оппонентов, относил их к середине - второй полови-
628
Глава 7
не XV в. Здесь историк вновь - и на первый взгляд неожиданно -
возвращался к решенному уже вопросу: «Не следует ли весь этот
период с конца XIV в. отнести ко времени образования русского
централизованного государства?» Ответ симптоматичный и явно
обращенный к оппонентам (хотя это «явно» не демонстрируется
прямо, а лишь но смыслу высказанных идей оказывается в таком
сопряжении):
Мы считаем, что хотя он (период. - А /О.) и связан органически
с последующим периодом образования централизованпот государства
и составляет необходимый и непосредственный этап по пути к нему, но
все же особенности каждого из этих периодов - объединение русских
земель вокруг Москвы и образование русского централизованного
государства побуждают их разделять, не нарушая, разумеется, единства
исторического процесса. Для возникновения централизованной
государственной системы необходимо было объединение страны путем
уничтожения всех других русских феодальных пол у государств,
стремившихся к обособленному и независимому существованию. Только
окончание внутренней феодальной войны при Василии Темном создало
необходимые условия для полного торжества объединительной
политики московского князя (С. 81).
К.В. Базилевич нашел алгоритм в периодизации русской
истории. Причинной основой Московского государства были
названы рост рыночной системы (или «экономического общения»)
и развитие централизованного государства. Рынок, обмен между
землями вели к объединению всех земель, а власть (по этой
причине), ставшая более централизованной, способствовала
развитию общерусской рыночной системы. Рынок и власть -
доминанты взаимодействия в развитии экономики и государства. Ученый
указал на весьма важное обстоятельство, которое обычно не
привлекало внимание исследователей: централизация не одинакова,
степени и формы ее различны. Петровское время - это одно, а
время Ивана Грозного - совсем другое.
Главный признак централизованного государства -
«наличие общих органов управления, распространяющих свою власть
на всю государственную территорию, как-то: высшей
законодательной и административной власти, суда, финансовых
учреждений, военной системы. Поэтому система централизованного
государства несовместима с существованием частных имхмунитетов,
по которым функции государственной власти находились в
руках отдельных феодальных землевладельцев» (С. 82).
На пути к повой конвенции
629
Весьма туманным оказался тезис Базилевича, который
вытекал из такого же туманного высказывания Сталина в письме
Цветкову и Алыпову. Историк писал: «В России
централизованное государство возглавлялось самодержавным монархом.
Однако централизованная система и самодержавный строй
представляют различные явления, хотя и связанные между собой».
Это почти дословное повторение слов Сталина, но что из
них вытекает, Базилевич не объяснил. Судя по всему, эта позиция
Сталина создавала новую область напряжения в теории, потому
что столь неопределенная мысль могла провоцировать любые
объяснения, и, скорее всего (тут, увы, не обойтись без
предположения), Базилевич и сам не знал, что еще сказать, кроме того, что
уже сказал Сталин. Не упомянуть слова генерального секретаря
было нельзя, но определить точный их смысл тоже было
невозможно. Однако же подчеркивание различий между
централизованным государством и самодержавием в сталинском письме
указывало на неоднородность процессов, их разную историчность,
что противники периодизации по Базилевичу вполне могли
воспринять, как указание на особую длительность централизации, к
которой (в силу этой длительности) несводимо самодержавие,
возникавшее в конце XV в.
Государственный строй России с конца XV в. Базилевич не
определял как сословно-представительную монархию (согласно
СВ. Юшкову). Историк полагал, что сословия в России были
слабыми, особенно в сравнении с западными аналогами. Они
нисколько не ограничивали власти монарха, но служили средством
к ее усилению, к централизации государственной системы. Такую
систему, считал он, правильнее называть сословной феодальной
монархией (С. 86). С конца XV в. и до конца XVII в., так же как и
в период феодальной раздробленности, возможны свои
подразделения. Прежде всего - это время образования
централизованного государства: «Это был единый процесс развития, исходившего
из тех начал, которые были заложены во второй половине XV
века». Завершение этого периода - ограничение опричнины после
1572 г. «Уничтожив большинство пережитков феодальной
раздробленности и разгромив реакционную часть боярства,
опричнина окончательно укрепила централизованную
государственную систему» (С. 86), - отмечал Базилевич.
Таковы основные положения статьи К.В. Базилевича,
имевшие отношение к истории возникновения и существования
Московского государства.
630
Глава 7
Ответ СВ. Юшкова
Первым на статью Базилевича отреагировал СВ. Юшков. Его
выступление показало, сколь острыми были противоречия
историков в отношении периодизации. Тот, кто ее правильно
определял, превращался в ключевую фигуру советской науки.
Периодизация - стержень науки, как ее понимали тогда, концептуальная
(«руководящая») основа для осмысления каждого периода в
отдельности.
СВ. Юшков нападал на своих оппонентов остро и очень
расчетливо:
Вопрос о периодизации истории СССР, несмотря на
исключительную актуальность, до сих пор остается нерешенным. Поскольку
авторами или редакторами раздела, посвященного истории русского
феодального государства до XIX в., в учебниках истории СССР обычно
являлся СВ. Бахрушин или кто-либо из его учеников (намек на К.В.
Базилевича. - Л. /О.), получила распространение периодизация, которой
он придерживался при написании или редактировании этих учебников.
Основные принципы этой периодизации он защищал за последние
десять лет с исключительной настойчивостью. Несколько раз в специальных
дискуссиях (1940,1946 гг.) делались попытки подвергнуть пересмотру эти
принципы, но СВ. Бахрушин и его ученики, в частности К.В. Базилевич,
не считаясь с критикой, вновь и вновь возвращаются к установленной
ими когда-то периодизации49.
Как опытный полемист, Юшков использовал в споре прием
риторического повтора (столь любимый Сталиным), который
должен был настроить читателя на негативное восприятие
периодизации по Бахрушину-Базилевичу, никак не меняющейся из-за
того, что ее «по-прежнему» не хотят менять:
По-прежнему защищается положение, что утверждение на Руси
феодального способа производства происходит только после смерти
Ярослава, хотя и отмечается, что как смерть Ярослава, так и его «ряд»
являются случайными датами. По-прежнему автор доказывает, что
начало возникновения централизованного государства надо отнести ко
времени Ивана III, и даже отодвигает этот период к середине 80-х годов
XV века. По-прежнему К.В. Базилевич не считает возможным русские
княжества периода феодальной раздробленности назвать феодальными
монархиями. По-прежнему он отвергает существование в России со-
словно-представительной монархии (С. 71).
На пути к новой конвенции
631
СВ. Юшков сосредоточился на следующих спорных
вопросах: 1. Об образовании феодального государства. 2. Об
образовании Русского (великорусского) централизованного
государства. 3. О сословно-представительной монархии. 4. О начале
возникновения русского абсолютизма. 5. О датировке особых
периодов просвещенного абсолютизма в России.
Нас, естественно, будут интересовать первых три пункта.
Далеко не просто согласовать все элементы научного
объяснения, которые, с одной стороны, должны быть гармоничны в
отношении первоисточников (высказываний классиков
марксизма), а с другой стороны, не должны противоречить историческим
источникам. Историк-правовед показал большую изощренность,
даже искусство, в ведении такого рода поединка: ведь всегда
возможен проигрыш «по неосторожности». Юшков усмотрел эту
неосторожность в том, что Базилевич, будучи историком par exel-
lence, т. е. не правоведом, слишком увлекся тем, что утверждалось
в исторических текстах, не обратив должного внимания на
тексты «первой значимости». Источники исторические
свидетельствовали, что в Киевской Руси не было явно выраженных классов,
феодальных отношений, и Базилевич это показал.
СВ. Юшков ответил: К.В. Базилевич отрицает
«существование в Киевской Руси до середины XI в. классов рабовладельцев
и рабов, классов феодалов и феодально-зависимого
крестьянства». Раз так, продолжал Юшков, то «хочется его спросить, каков
был вообще смысл возникновения русского варварского
государства, этого "аппарата классового угнетения". Чьи классовые
интересы защищает это государство? Соответствует ли мнение
К.В. Базилевича об отсутствии классов в Русском государстве до
середины XI в. основным принципам марксистско-ленинской
методологии?» (С 80). Словом, если государство но природе своей
является классовым, то может ли родиться государство без
борьбы классов? Проигрыш позиции историка здесь очевиден,
потому что нельзя что-либо утверждать без опоры на марксистскую
теорию происхождения государства, даже если она противоречит
историческим источникам.
Вопрос о хронологии периода образования Русского
централизованного государства - центральный.
СВ. Юшков не стал спорить с редакционной статьей
«Вопросов истории» и признал, что «большинство советских
историков, во всяком случае, авторы и редакторы учебников по истории
СССР, считает, что период образования Русского государства
должен охватывать два княжения - Ивана III и Василия III» (С. 81).
632
Глава 7
Он, правда, не преминул воспользоваться случаем, чтобы
упрекнуть Базилевича в непоследовательности: «После некоторых
колебаний К.В. Базилевич в обсуждаемой статье решил
окончательно обосновать свое старое мнение о начале возникновения
централизованного государства с середины 80-х годов XV века.
В прениях но нашему докладу в МГУ он относил это начало к
княжению Дмитрия Донского» (С. 81). Поскольку не
сохранилась стенограмма этого обсуждения, у нас нет возможности
проверить слова Юшкова. Не исключено, что речь шла об истоках
централизации, которые он никогда не отрицал. Но мотив
возвращения Базилевича к «старому мнению» отмечен Юшковым,
что само но себе важно.
Никаких новых аргументов против построений своего
давнего оппонента Юшков не нашел. Он повторил почти то же
самое, что писал в дискуссии 1946 г.: нельзя изучать процесс
образования централизованного Русского государства в отрыве от
всех стадий исторического движения:
А между тем отрезок времени, падающий на княжения Ивана III
и Василия III, это не начало и не конец процесса, а один из его этапов.
Начало этого процесса, несомненно, надо связать со временем Ивана
Калиты, а конец - с опричниной Грозного, ликвидировавшей те элементы,
которые были носителями феодальной раздробленности (С. 81).
Недопустима сама мысль, что русская народность
формировалась в условиях феодальной раздробленности: как может
формироваться единство народа в условиях распада территорий?
Столкнулись два объяснения централизации ■• узкое и
широкое: их исходные мотивы различны. Для тех, кто мыслил
централизацию в узком смысле, широким оказывался процесс
единения страны (создание национального государства); для тех же,
кто отстаивал широкий смысл централизации, сужалось само это
«национальное», становясь сугубо этнической характеристикой,
имеющей лишь функцию индикатора более широкого процесса.
СВ. Юшков отметил, что «все эти процессы начались не
при Иване III»: «борьба за подобную централизацию велась,
начиная с Ивана Калиты». Указывая на «подобную», он имел в
виду централизацию не вообще, а ту, которую отстаивал в споре с
Базилевичем.
Но Юшков не остановился на критике общих положений
своего оппонента - он пошел дальше, подвергая критическому
анализу каждый признак централизации по Базилсвичу.
На пути к новой конвенции
633
Итак: о «центральных органах»,
Юшков спрашивал: «Были ли центральные органы
управления, распространяющие свои действия на всю территорию
страны, до Ивана III?» И отвечал весьма определенно: «Да, были.
Это были органы дворцово-вотчинной системы управления,
сложившейся еще в Киевской Руси. Назывались они путями.
Путные бояре распространяли свою деятельность на всю территорию
московского великого княжения» (С. 82-83). Эти пути
существовали и при Иване III, и Василии III. «Они только стали
дополняться некоторыми приказами, причем большинство этих
приказов возникало в недрах путей. Но окончательное
утверждение приказной системы относится ко второй половине XVI века»
(С. 83). Заметим: существования вотчинного управления Базиле-
вич не отрицал, напротив, подчеркивал, что оно было, но
безнадежно устарело в условиях образования единого государства.
Юшков видел в централизации объединение страны и потому
рассматривал централизацию как длительный процесс. Базиле-
вич видел в объединении страны причину централизации и
потому считал, что новому типу государственной системы уже не
требуется долгое развитие.
Общее законодательство. Юшков отмечал, что и раньше
было общее законодательство - Русская Правда, «которая
помещалась во множестве юридических сборников и большинстве
кормчих». Значит, полагал историк нрава, «общее
законодательство существовало в Русском государстве и до Судебника
1497 года» (С. 83). Мы не знаем, что бы ответил Базилевич на
это замечание, но очевидно, что вновь сталкивались различные
предпосылки объяснения процесса централизации: Юшков
видел в нем эволюцию, постепенный переход одних
государственных форм в другие, Базилевич отмечал скачок в развитии как
источник появления нового государственного аппарата власти,
которому адекватно соответствовала не Русская Правда, а
Судебник 1497 г. - общерусский свод законов в условиях
объединения страны.
Замена вассалитета отношениями подданства. Здесь
Юшков пошел по другому пути критики: не указывал на случаи более
древнего происхождения, а, напротив, обратил внимание на то,
что государственного подданства «не было ни при Иване III, ни
даже при Василии III». Такая борьба только еще велась, и
закончилась она лишь при Иване Грозном, а потому признаком
появления централизованного государства быть не может («это признак
окончательно сложившегося централизованного государства»).
634
Глава 7
Единая организация военных сил. И этот признак Юшков
отнес к завершенному централизованному государству. Он даже
связал возникновение государственного подданства с
образованием единых вооруженных сил страны: «При Иване III и при
Василии III продолжали существовать феодальные ополчения,
которые организовывались князьями и верхушкой феодальной
знати. Окончательное утверждение единой организации военных
сил, как известно, относится ко времени Ивана Грозного» (С. 83).
Ликвидация частных иммунитетных прав. Юшков
усомнился в том, что он и Базилевич одинаково понимают смысл этой
ликвидации: «Если просто иммунитет, то он не был отменен, и в
XVII в. прекратилась лишь выдача иммунитетных грамот.
Помещики-крепостники осуществляли свой вотчинный суд над
крестьянами и холопами вплоть до реформы 1861 года» (С. 83).
Вывод:
Нетрудно увидеть, что указанные К. В. Базилевичем признаки
централизованного государства либо являются признаками
окончательно сложившегося централизованного государства и, следовательно, не
могут иметь места ни при Иване III, ни при Василии III, либо они уже
существовали в первоначальном своем виде и ранее, либо они не могут
быть признаны правильными (С. 83).
Каковы же признаки централизованного государства по
Юшкову? Их оказалось всего два - «возникновение русской
народности и давно начавшееся (с начала XIV в.) объединение
русских земель вокруг Москвы» (С. 83).
Спор о термине «сословно-представительная монархия»
оказался продолжением спора историка и правоведа: Базилевич
исходил в своем объяснении из различий в путях развития
Восточной и Западной Европы, из того, что русская феодальная
аристократия не только не ограничивала власти монарха, но даже ее
укрепляла (потому лучше говорить «сословная феодальная
монархия»). Юшков считал, что сословно-представительная
монархия согласно общей теории происхождения государства
«устанавливается после образования централизованного государства»,
потому что «всякое централизованное государство, прежде чем
превратиться в абсолютную монархию, проходит через стадию
сословно-представительной монархии» (С. 84).
20 марта 1951 г. на заседании ученого совета Института
истории АН СССР были подведены итоги дискуссии по
периодизации в журнале «Вопросы истории». К ним мы еще вернемся.
На пути к новой конвенции
635
Пока лишь отметим некоторые прозвучавшие суждения в
отношении позиции СВ. Юшкова. Н.В. Устюгов высказал остро
критические замечания в его адрес. Судя но всему, между правоведом
и историками давно не было взаимной приязни. Обращаясь к
Петру Николаевичу Третьякову (главному редактору «Вопросов
истории»), он сказал:
...лучше было бы статью т. Юшкова не помещать, несмотря на то,
что в дискуссионном порядке можно что угодно поместить. Если
вдуматься в содержание статьи Юшкова, то что там есть? Там есть,
во-первых, очень вольное обращение с историческими фактами, во-вторых,
самовосхваление и, в-третьих, вопиющая бестактность в отношении
покойных историков, которые не могут ему ответить. Этим, но существу,
исчерпывается содержание статьи. Мне думается, что если редакция
решила напечатать статью Юшкова, то следовало бы более внимательно
пройтись по ее тексту и устранить все то, что вызывает неприятный
осадок при чтении (т. Покровский: «Кроме того, статья безграмотная»)50.
П. Мирошниченко:
основное направление критики
Вслед за статьей Юшкова была опубликована статья П.
Мирошниченко51, преподавателя педагогического института из г. Ста-
лино. То, что такой поверхностной статье предоставили почетное
место в дискуссии, указывало на необходимость озвучивания
посредством нее важнейших идеологических мотивов. Они
сводились к одной и той же мысли, которая повторялась с изумительной
для научной статьи регулярностью в каждом абзаце. Подобные
филологические вольности разрешались обычно в тех случаях,
когда нсфилологические мотивы становились главными.
Итак, Мирошниченко с первых же строк статьи озвучил
основное направление критики:
К.В. Базилевич начинает свою статью с определения принципов
марксистской периодизации. Верно осветив ряд важных сторон этой
проблемы, автор допускает, однако, неправильности в определении
значения масс и классовой борьбы в истории, а зто влечет за собой
неправильности и в периодизации (С. 89).
Недостаточно, считал Мирошниченко, говорить только о
формах классовой борьбы - вся история есть классовая борьба, и
636
Глава 7
ее ход следует изучать: «Формы классовой борьбы даже для
одного и того же времени могут быть самыми разнообразными. Нас
же интересует, как сменялись различные периоды истории в
зависимости от развития классовой борьбы» (С. 89).
«К.В. Базилевич высказывает мысль, что периодизация
должна отразить современное состояние советской исторической
науки. Положение это верно, но слишком неопределенно. Автору
надлежало точнее указать, что периодизация должна
основываться на достижениях советской исторической науки, отражая ту
идеологическую борьбу, которую ведет наша партия против
буржуазного объективизма, за большевистскую партийность, против
низкопоклонства перед Западом» (С. 89), - писал Мирошниченко.
Суть буржуазного объективизма сводилась к отсутствию
классовой позиции в исследовании источников, к той или иной
форме непризнания классовой борьбы в истории. С этой точки
зрения статья Базилевича давала огромные шансы противникам
не только спорить с ним, но и обвинять его в отсутствии
последовательной классовой точки зрения.
Возражения Мирошниченко ни в чем не были надуманны:
они в самом деле вскрывали несовпадение позиции Базилевича с
наметившейся новой конвенцией централизованного государства.
Если для Базилевича точкой отсчета в рассмотрении
периодизации являлась национальная экономика страны, то для
возникавшей новой конвенции - образование централизованного
государства - это уже не только экономика, а прежде всего экономика в ее
классовом измерении.
П. Мирошниченко утверждал:
Автор зачастую недооценивает классовую борьбу. Он отмечает,
что феодальное хозяйство в период своего господства изменялось, и
самое важное в этих изменениях - изменение производственных
отношений, форм эксплуатации. Поэтому К.В. Базилевич считает, что учение
Маркса о формах ренты должно лечь в основу периодизации
феодализма. Автор возвращается к уже решенному им во введении вопросу о том,
что определяет развитие истории и что должно быть положено в основу
периодизации. По заключение он делает несколько иное, чем в вводной
части статьи. Там он указывает, что экономика, являясь главным
фактором исторического развития, не может быть единственной основой
периодизации, так как на исторический процесс влияют и другие факторы.
Здесь же он берет исключительно периодизацию феодального
хозяйства и кладет ее в основу периодизации всего исторического процесса,
подкрепляя свое мнение цитатой из Маркса, смысл которой говорит не
На пути к ноной конвенции
637
в пользу К.В. Базилевича. У Маркса речь идет о том, что
производственные отношения определяют в конечном счете общественный строй
и его политические формы. Маркс же отмечает, что отношения классов
в процессе производства определяют в конечном счете ход истории.
Эти отношения являются отношениями борьбы. Так понимал связь
экономики и классовой борьбы и В.И. Ленин. Он писал, что борьба
неимущих классов составляет главное содержание экономической
деятельности России (С. 90).
Критиковать Базилевича с этих позиций было нетрудно:
«К.В. Базилевич ни словом не упоминает о развитии классовой
борьбы за время с IX до середины XI века. А ведь это - время
образования Киевского государства - аппарата угнетения одного
класса другим» (С. 91).
О недостаточном внимании к классовой борьбе на
протяжении всего периода истории Московского государства
говорилось, как о факте безусловном, но при этом Мирошниченко не
пытался предложить решения поставленной проблемы.
Это сделал А.А. Зимин.
Периодизация
вместе с классовой борьбой
АА. Зимин в статье, опубликованной вслед за статьей
Мирошниченко, высказал подобное же мнение о главном недостатке
периодизации52. «Посылки», т. е. тезисы статьи Базилевича,
признавались «вполне научно обоснованными», ибо они исходили
«из основного содержания истории как истории трудящихся
масс» (бесспорный тезис Сталина). Но основной пункт
расхождений между старым объяснением Базилевича и новыми
веяниями в исторической науке заключался в том, что в конвенции о
национальном государстве не было учтено, что историю
необходимо рассматривать как смену формаций, но не эволюционную,
а революционную. А.А Зимин подчеркивал: «Смена одной
формации другой происходит не мирным путем, а революционным
путем» (С. 69).
В конвенции о национальном государстве рассматривалось
такое единение страны, которое в условиях внешней опасности
ускоренно создавало государство. Объединяя экономические и
политические усилия, русский народ формировал Московское
государство мирным путем, в единстве общенациональных интересов.
638
Глава 7
В новой конвенции, приходящей на смену прежней,
детерминантом становилась другая идея: «Классовая борьба
трудящихся масс против эксплуататоров является движущей силой
исторического развития» (С. 69).
А.Л. Зимин уточнял, что Базилевич не отрицает классовой
борьбы, но учитывает ее только «для самых дробных разделов
истории феодализма». Однако «...не она, как это получается у проф.
Базилевича, воздействует на развитие исторического процесса, а
на нее влияют те или иные другие события» (С. 70). Иными
словами, классовая борьба не первична, а вторична в построениях
Базилевича:
Однако мы знаем, что как раз могучие взрывы классовой борьбы
определяют грани важнейших периодов в истории человеческого
общества - рубежи, отделяющие одну формацию от другой. Изменения
политической структуры общества, политические преобразования также
нельзя рассматривать вне связи с классовой борьбой (С. 70).
«Недооценка классовой борьбы как основной черты
феодального строя - первый недостаток периодизации,
предложенной К.В. Базилевичем», - писал А.А. Зимин (С. 70). Подобное
замечание было сильным потому, что с ним невозможно было
спорить. Оно разрушало и без того распадавшуюся конвенцию о
национальном государстве, ибо внедрение классовой борьбы как
основного мотива в прежнюю конструкцию нарушало причинно-
следственные связи в объяснении национального единства.
А.А. Зимин не ограничился только критикой. Он одним из
первых предложил применение новой мотивации: «...мы
конкретно покажем, как переходы к различным периодам в истории
феодализма народов СССР связаны с активной борьбой трудящихся
масс» (С. 70).
Утверждение феодальных отношений - первый важнейший
этан периодизации, который предложил Базилевич, видевший в
нем, прежде всего, социально-экономические основы. Зимин с
этим утверждением не спорил, но нашел в одном из высказываний
Ф. Энгельса мысль о том, что образование феодальной империи
Каролингов явилось результатом переворота в
социально-экономических отношениях, которые, в свою очередь, сопровождались
«напряженной классовой борьбой и, в частности, восстаниями
закрепощенного крестьянства» (С. 72). Зимин писал о первом
периоде русской истории: «Такой рубеж на Руси, связанный с
окончательной победой феодализма, следует видеть в событиях конца
На пути к новой конвенции
639
XI -начала XII вм и прежде всего в восстаниях смердов и горожан
в Новгороде, Киеве, на Белозере 1068 1071 и 1113 годов» (С. 72).
Период феодальной раздробленности. По утверждению
Зимина, Базилевич убедительно показал в свой статье, что при
построении периодизации истории СССР феодальной эпохи
нельзя игнорировать вторжение татаро-монголов на Русь. Однако
борьба русского народа за свою свободу - это тоже «активная
борьба трудящихся», только направленная против монголов.
Зимин не возражал против деления периода феодальной
раздробленности на три раздела (по Базилевичу): первый раздел
оканчивался серединой XIII в., второй концом 60-х годов XIV в.,
третий относился к середине 80-х годов XV в. Важно помнить о
значении борьбы народных масс против эксплуататоров:
«Двадцатые годы XIV в. были временем широкой волны народных
движений против татаро-монгольских поработителей (1320 год -
восстание в Ростове, 1327 год - восстание в Твери и т. д.).
Восстания этих лет имели огромное прогрессивное значение» (С. 73).
А.А. Зимин согласился и с датировкой последнего раздела
феодальной раздробленности, который завершился созданием
Русского государства: «Позволим себе обратить внимание еще на
один важнейший момент в пользу рубежа, предложенного К.В. Ба-
зилевичем. Мы имеем в виду обострение классовой борьбы в
конце XV в., выразившееся в движениях городских низов Новгорода
во время присоединения его к Москве и псковских смердов
в 1483 1486 гг. и особенно в реформационно-гуманистическом
движении конца XV - начала XVI века. Рсформационное
движение на Руси приобрело широкие размеры...» (С. 73).
Существование централизованного государства, его
движение по пути реформ Зимин также связывал с классовой борьбой:
Правительство Ивана III в целях обеспечения господства
феодалов вынуждено было провести целый ряд реформ, упрочивших
государственный аппарат, усилив тем самым эксплуатацию основных масс
непосредственных производителей (имеем в виду сложение приказного
аппарата, законы о крестьянах и т. д.). Издание Судебника 1497 г., в
целом отразившее потребность господствующего класса феодалов
«держать в узде эксплуатируемое большинство в интересах
эксплуататорского меньшинства», было как бы правовым оформлением процесса
создания русского централизованного государства (С. 74).
В споре Базилевича с Юшковым относительно того, можно
ли называть Московское государство «сословно-представитель-
640
Глава 7
ной монархией» или «сословной феодальной монархией», Зимин
склонялся к точке зрения Юшкова: «...понятие "сословная
монархия" само по себе еще не определяет специфики структуры
русского централизованного государства XVI-XVII веков» (С. 74).
А.Л. Зимин рекомендовал особо выделить третью четверть
XVI в. как «время укрепления многонационального
централизованного государства и превращения его в сословно-нредстави-
тельную монархию. Именно в это время складываются как
центральные, так и местные сословно-нредставительные учреждения
(земские соборы, губные и земские учреждения). Обострение
классовой борьбы в городе и деревне в середине XVI в.
(восстания в Москве, Пскове и др.) явилось серьезным стимулом,
заставлявшим представителей господствующего класса феодалов
консолидировать свои усилия, направленные к укреплению
централизованного аппарата власти» (С. 74).
В.В. Мавродин о русском народе
и о классовой борьбе
Читая статью В.В. Мавродина^*, вышедшую в свет после статьи
А.А. Зимина, нельзя не подивиться одному обстоятельству:
ленинградский историк не вступил в открытый спор ни с К.В. Бази-
левичем, ни с Н.М. Дружининым, хотя имел на это все основания.
Он даже не упомянул их в тексте статьи, а лишь вскользь, в одном
из примечаний, сообщил: «В статьях II. Дружинина и покойного
К. Базилевича, помещенных в журнале "Вопросы истории" № 11
за 1949 г., с моей точки зрения, дается правильная оценка
эволюции экономики России в XVII-XVIII веках» (С. 68).
Между тем достаточно вспомнить остроту споров но статье
П.II. Смирнова (1946), критический настрой Мавродина на
разоблачение неправильных взглядов своих оппонентов, чтобы
понять, что ленинградский историк был весьма способен к борьбе за
научную истину. Что же случилось?
Конечно, первое обстоятельство - неожиданная смерть
К.В. Базилевича: о мертвых либо ничего, либо только хорошее.
Однако в данном случае это правило не вполне уместно, потому
что со смертью ученого не уходит наука, и спорить с покойным -
значит отдавать ему долг, признавать его заслуги. Здесь мы
видим не скорбное молчание, понятное и простительное в иной
ситуации, а вызывающее вопросы умолчание, мотивированное
какими-то другими обстоятельствами.
На пути к повой конвенции
641
Обратимся к статье В.В. Мавродина. Ее название
«Основные этапы этнического развития русского народа»
свидетельствует о многом. Мавродин в самом начале своей статьи
процитировал передовую статью журнала «Вопросы истории» (1949,
№ 11): «Нельзя изучать историю русского централизованного
государства оторванно от проблемы складывания русской
(великорусской) народности». Эти слова, изъятые из контекста, имели к
Мавродину самое непосредственное отношение:
Нельзя изучать историю русского централизованного государства
оторванно от проблемы складывания русской (великорусской)
народности. Этой проблемой, выдвинутой И.В. Сталиным, советские историки, к
сожалению, не занимаются. В учебниках она или вовсе обходится
(вузовский курс «Истории СССР»), или ей уделяется слишком мало
внимания. Отсутствуют также исследовательские работы на эту тему, за
исключением статьи В.В. Мавродина. Между тем вопрос принадлежит к
числу первоочередных, и решен он может быть только совместными
силами советских историков, языковедов, этнографов533.
В упомянутой выше передовой статье содержались прямые
отсылки к итоговой статье по дискуссии о централизованном
государстве (1946), в которой также отмечалось:
Всем ясно, что нельзя глубоко и всесторонне решать вопрос об
образовании централизованного государства, не решив одновременно
вопроса об образовании великорусского народа... среди историков имеется
немало путаницы в понимании и употреблении таких понятий, как
этническая группа, народность, народ, национальность, нация. Стоит
только перелистать работы В. Мавродина, чтобы убедиться в этом. К
сожалению, В. Мавродин в этом не одинокэ4.
Положение В.В. Мавродина было непростым: с одной
стороны, он опубликовал статью о складывании великорусской
народности (у других и того не было), с другой стороны, его
остро критиковали за путаницу в важнейших понятиях но
национальному вопросу. Мавродин оказывался в долгу сразу
перед двумя редакционными статьями: надо довести начатое до
конца и избавиться, наконец, от путаницы в таких близких
товарищу Сталину понятиях, как нация, национальность, народ,
племя и др.
Статья Мавродина посвящена была не полемике, а
прояснению того, что, по экспертной оценке журнала «Вопросы истории»
642
Глава 7
(1946), не было им понято. Бороться нужно было не против кого-
то, а за себя.
Важнейшая тема статьи - раскрытие сущности понятий,
относящихся к разным этапам этнической истории. Можно ли
употреблять понятие «русский народ» в значении нации? Мавро-
дин писал:
Понятие «народ» - широкое понятие и употребляется И.В.
Сталиным для обозначения «народности», «национальности». Термин
«народ» нельзя противопоставлять термину «народность». Народ не
является какой-то особой этнической категорией, возникшей вслед за
союзом племен и предшествующей народности. Для обозначения
этнического объединения возникающего феодального общества можно
употреблять термин «народ», лишь имея в виду то значение этого термина,
когда он выступает синонимом «народности». Русских - времени
Киевской Руси IX-XI вв., конечно, нельзя назвать ни племенами, ни
союзами племен. В тот период «словенеск язык на Руси» - не просто группа в
той или иной степени связанных друг с другом восточнославянских
племен, а единый народ, хотя и сохраняющий местные этнические
особенности языка, материальной и духовной культуры и др., восходящие еще
ко временам племенного быта. Таким образом, можно считать
установленным, что во времена Киевского государства его население этнически
сложилось в единый русский народ, или, что одно и то же, в единую
русскую народность*50.
Итак, если Базилевич писал о том, что в Киевской Руси
утвердились феодальные отношения, что и означало первый этап
периодизации русской истории, то по Мавродину - это этап
«сложения» населения в единый русский народ. Две стороны
одной медали: они не пересекались, а дополняли друг друга.
Следующий этап - феодальная раздробленность. Мавро-
дин отмечал, что русские земли были разорваны, разобщены,
изолированы, и потому естественно, что и русский народ оказался
расчлененным, разобщенным.
...эти исторические условия определили дальнейший путь
этнического развития восточного славянства. Пройдя через этап феодальной
раздробленности, расчлененные и разобщенные русские с течением
времени сложились не в одну народность, как это намечалось в киевский
период истории Руси, а в три братские народности (или
национальности) славян: собственно русскую (или великорусскую), украинскую и
белорусскую (С. 63).
На пути к новой конвенции
643
Он подчеркивал, что в эпоху образования
централизованного государства в России нация не могла сложиться, ибо эта
категория исторически возникает в период развития капитализма.
Во времена образования единого Русского государства
складывалась русская национальность.
Казалось бы, эта схема идеально соответствовала
сталинским высказываниям. Но Мавродин не стал скрывать от
читателя то, что Сталин употреблял понятие «народ» и в значении
«национальность», и в значении «нация». Историк обосновал, что в
одном случае это понятие имеет узкое, а в другом - широкое
значение: «...термин "народ" в работах И.В. Сталина выступает в
широком смысле этого слова и употребляется для обозначения
различных этнических образований (и национальностей и наций)»
(С. 66).
Для периодизации русской истории (в этническом смысле)
данное различение имело, но мысли Мавродина, большое
значение. Русская национальность складывалась еще в период
феодальный, в процессе ликвидации феодальной раздробленности, в
XIV- XV вв. Основные элементы нации формировались в недрах
феодализма. Во второй половине XV в. начал создаваться
общерусский (великорусский) язык, «в основу которого была
положена речь Москвы». Образование единого Русского государства -
это возникновение великорусского народа как национальности;
такой народ всемерно стремился к саморазвитию в нацию (С. 67).
В.В. Мавродин писал:
Чего же недоставало русской национальности в рассматриваемый
период для топ), чтобы превратиться в нацию? И.В. Сталин указывает,
что своеобразный способ образования пкулщктн на востоке Европы имел
место в условиях еще не ликвидированного феодализма, когда
национальности не успели еще экономически консолидироваться в нации.
Этим самым он выдвигает на первое место экономический фактор (С. 67).
Выводы историка свелись к тому, что термин «русский
народ» в историческом времени имел неодинаковое значение: в
IX -XI вв. - это восточное славянство, объединенное в русскую
народность (национальность); в XII-XIV вв. феодалы в
условиях раздробленности стремились разъединить «русский народ»,
что противоречило стремлению народных масс к единству. В это
время наметилось этнокультурное единство. При монголах
разделение земель углубилось. Однако единство материальной и
духовной культуры народа сохранялось. Постепенно возникало
644
Глава 7
объединение трех этнических массивов - великорусского,
украинского и белорусского. В XIV-XVI вв. русский народ - это
русская (великорусская) национальность (народность). Наконец, в
XVII в. установились национальные связи в экономике, которые
постепенно формировали русский народ как нацию (С. 70).
Добившись искомой ясности в этнических понятиях, Мав-
родин неизбежно пришел к тому, что его собственная прежняя
научная терминология стала нуждаться в уточнении. Понятие
«национальное государство» в этом контексте неизбежно
оказывалось двусмысленным: оно усложняло восприятие генезиса
единого государства, потому что на исторической арене XV-XVI вв.
действовала национальность (русский народ), а не нация.
Напомним: первое издание книги Мавродина
«Образование Русского национального государства» увидело свет в 1939 г.,
второе - в 1941 г.
В 1951 г. была опубликована новая книга, которая, хотя и
была посвящена тому же периоду русской истории и во многом
повторяла прежние тексты, но имела другое название -
«Образование единого Русского государства». В этой монографии автор,
повторяя содержание прежних книг, проводил очень тонкую
правку, тщательно изымая из текста любое упоминание о
национальном государстве.
Приведем некоторые примеры.
Образование Русского национального
государства (1941)
Кажется странным то обстоятельство, что побежденный Василий
Васильевич вдруг становился победителем и снова овладевал
московским престолом. Объясняется это тем, что он сам был представителем
новой политической системы, системы зарождающегося
централизованного национального государства во главе с самодержавной властью,
представителем «порядка в беспорядке» (Энгельс) (С. 113).
Действительно, уния ставила Русь в подчиненное положение но
отношению к западноев|>опейским государствам, и униатская церковь в
нарождающемся Русском государстве была бы наилучшим проводником
их влияния. Между тем Москва ставила себе задачу создания
национального государства, не зависимого ни от «латинян» (католиков), ни от «бу-
сурман» (мусульман). Самостоятельному национальному государству
должна была соответствовать самостоятельная церковь (С. 115).
На пути к новой конвенции
645
С этого момента русская церковь отделяется от
константинопольской, униатской, и снова входит в состав национальных
политических сил (С. 116).
Образование единого Русского
государства (1951)
Кажется странным то обстоятельство, что побежденный Василий
Васильевич вдруг становился победителем и снова овладевал
московским престолом. Объясняется это тем, что он сам был представителем
новой политической системы, системы зарождающегося
централизованного государства во главе с самодержавной властью, представителем
«порядка в беспорядке» (Энгельс) (С. 148).
Действительно, уния ставила Русь в подчиненное положение по
отношению к западноевропейским государствам, и униатская церковь в
нарождающемся Русском государстве была бы наилучшим
проводником их влияния. Между тем Москва ставила себе задачу создания
Русского государства, не зависимого ни от «латинян» (католиков), ни от
«бусурман» (мусульман). Самостоятельному Русскому государству
должна была соответствовать самостоятельная церковь (С. 149-150).
С этого момента русская церковь отделяется от
константинопольской, униатской, и снова входит в состав политических сил страны
(С. 150).
Но суть дела, конечно, не только в том, что Мавродина не
устраивала прежняя терминология, - между книгами
обнаруживаются и более глубокие расхождения.
В конвенции о национальном государстве важнейшей в
объяснении создания политической организации государства была
предпосылка о национально-политическом единстве, которое
возникает на экономической основе. Мнение В.В. Мавродина не
отличалось от объяснений П.II. Смирнова, К.В. Базилевича, СВ.
Бахрушина, когда он подчеркивал в книге о национальном государстве
(1941), что «в создании политической организации, способной
удержать напор нашествия, т. е: в создании государства,
заинтересован был весь русский народ»06.
Рассмотрим, чем отличаются мотивации образования
Русского государства и его характеристики в двух изданиях (1939, 1941)
книги Мавродина о национальном государстве и в его книге 1951 г.
Сравним два заключения - в изданиях книги о
национальном государстве (1939,1941) и в книге 1951 г. Между ними суще-
646
Глава 7
ствуют как явная текстуальная общность, так и глубокие
различия. Это свидетельствует о том, что автор, переписывая текст,
изменял в нем важнейшие акценты.
Итак, заключение в книге 1941 г.:
Какое же значение имело создание Русского национального
государства?
Во-первых. Создание единого государства на территории Руси
диктовалось экономической необходимостью, а именно растущим
экономическим общением между отдельными областями-княжествами, что в свою
очередь было обусловлено развитием производительных сил страны,
общественным разделением труда и растущим товарным обращением.
Во-вторых. Хотя на Руси к концу XV века еще не созрели все
необходимые экономические условия для объединения страны в единое
государство во главе с самодержавным государем, но для того, чтобы
сбросить иго Золотсюрдынского хана, обеспечить безопасность русских
рубежей от вторжения татар, турок, литовцев, немцев, шведов,
обеспечить независимое существование и целостность русского народа - для
всего этого необходимо было единение всех его сил, объединение
отдельных русских княжеств в единый политический организм, т. с.
создание могущественного Русского государства.
Международная обстановка, сложившаяся в Европе, привела к
тому, что интересы национальной обороны послужили величайшим
рычагом, ускорявшим создание Русского пкударства.
В-третьих. Создание национального государства русского народа,
способного, как мы это видели, не только сбросить ненавистное
татарское иго, не только отстоять свои границы от вторжения враждебных
сил, но и вернуть русские земли, захваченные ранее агрессивными
соседями Руси, обеспечить самостоятельность русской народности, было
положительным, прогрессивным явлением (С. 199-200).
Основные причины образования Русского государства, как
видно, сводятся к экономико-политическому единению страны.
Эту часть Мавродин убрал при подготовке новой книги, и не
случайно. В причинах образования национального государства
отсутствует важнейшая причина - «классовая борьба». Нельзя сказать,
что Мавродин совсем о ней забывал, но классовая
характеристика Русского государства оторвана от причин образования этого
государства. Историк писал:
Кровью и потом народных масс было создано Русское
государство. Оно не могло быть народным, - государство Ивана III держало экс-
На пути к повой конвенции
647
плуатируемое большинство в узде, и именно в это время началась
регламентация государством положения крестьян в общегосударственном
масштабе. В масштабе «всея Руси» начал ограничиваться «выход»
крестьян и зарождалось крепостное право (С. 200).
Но даже такое напоминание о классовой сущности
государства со ссылкой на Сталина, говорившего о двух функциях
государства - внутренней и внешней (держать в узде народ и
отстаивать внешнеполитические интересы), завершается
суждением, которое возвращает читателя к восприятию факта рождения
Московского государства как общенародного дела: «Таким
образом, в результатах, которых добился Иван III, был заинтересован
русский народ» (С. 201).
В заключении к книге об образовании единого Русского
государства 1951 г. происходит существенное изменение: вместо
критики школы М.Н. Покровского и вышеприведенных
рассуждений о природе национального государства утверждается, что
«процесс образования русского государства происходил в
классовом, феодальном обществе, где кипела ожесточенная классовая
борьба (курсив мой. - Л. Ю.)» (С. 309).
Однако слова «Таким образом, в результатах, которых
добился Иван III, был заинтересован русский народ» остались без
изменений. Каким же образом Мавродину удалось согласовать
столь разные тезисы?
Вся предшествующая правка текста оказалась весьма
глубокой. В.В. Мавродин всемерно усиливал тезис о классовой
борьбе, делая его центральным в концепции:
...поскольку государство Ивана III и Василия III ставило своей
задачей в первую очередь держать в узде крестьянство и ремесленный
люд, т. е. эксплуатируемое большинство, вводило Юрьев день,
создавало Судебник 1497 г., поощряло феодальную эксплуатацию и
ростовщичество, обрекая народные массы на нищету и бесправие, постольку эти
последние, народные массы, производители материальных благ, вели
борьбу с феодалами, выступали против властей, против государства,
спасались бегством и «огурялись», примыкали к «еретикам» и
поднимали восстания (С. 310).
Одновременно он подчеркивал:
...создание могущественного государства помогло защищать
землю русскую от нападения со стороны других государств, от всех и всякщ
648
ГлаваХ
«ворогов*, помогло сохранить независимость Руси, сбросить
подавляющие ее цени татарского ига... (С. 310).
Как же соединить эти тезисы - классовую борьбу народных
масс против государства и объединение Руси (народа и
государства) в борьбе с внешними врагами? Это возможно только через
правильное восприятие сталинского определения государства:
...поскольку государство Ивана III и Василия III ставило своей
целью «защищать территорию своего государства от нападений со
стороны других государств», постольку народные массы Руси
поддерживали его и становились на защиту рубежей своей родной земли (С. 310).
Эту мысль Мавродин не раз обосновывал в своей книге.
В главе «Причины объединения русских земель» он писал:
Поскольку складывающееся единое государство было орудием
угнетения в руках господствующего класса, крестьянство и «черный
люд» городов выступали против него; поскольку же оно выполняло
свою вторую функцию защищало страну от нападений врагов,
обеспечивало независимость русского народа, хозяйственный и культурный
подъем, широкие массы трудового люда Руси поддерживали великих
князей, собиравших русские земли, и способствовали созданию
Русского государства (С. 67).
Логика такова: единение интересов Руси в борьбе с
внешними врагами признавалось общей целью и эксплуатируемых, и
эксплуататоров. Несмотря на глубокие классовые противоречия,
существовавшие между ними, в борьбе с внешним врагом
интересы борющихся классов не противостояли друг другу.
«Национальное государство» - после авторской правки - потеряло
название и прежнюю сущность, но обрело классовое содержание.
Л. Пьянков:
политизация экономики
Основные замечания Л. Пьянкова относились к спорам о так
называемом дофеодальном периоде57. Его поправки в отношении
причин образования Московского государства сводились к
большей политизации экономического процесса. В итоговых тезисах
к статье в журнале «Вопросы истории» (Лг° 5,1950) он писал:
На пути к повой конвенции
649
...как дробление дофеодального Киевского государства, так и
процесс выхода Руси из феодальной раздробленности, - оба эти периода
феодальной раздробленности (XI-XV вв.) были обусловлены двумя
основными факторами: состоянием производительных сил на каждом
этапе и классовыми отношениями между феодалами и крестьянами.
Интересы феодалов, осуществлявших свое господство над крестьянскими
массами, требовали первоначально образования многочисленных
феодальных полугосударств, а затем эти же интересы в изменившейся
социально-экономической обстановке XIV-XV вв. (хозяйственное развитие,
усиление феодального гнета, обострение классовых противоречий)
потребовали, наоборот, образования единого централизованного
государства. При этом возникновение такого государства на Руси, как отметил
И.Ь. Сталин, ускорялось потребностями обороны страны (С. 84).
Если Базилевич полагал, что образование полугосударств
эпохи феодальной раздробленности есть прежде всего следствие
экономических причин, то Пьянков с этим тезисом не
соглашался и утверждал, что именно классовые интересы феодалов в
господстве над крестьянами вели к образованию полугосударств.
Эти же интересы, а не только экономические, потребовали
образования централизованного государства.
Почему классовая борьба в одном периоде истории вела
правящий класс к политической раздробленности, а в другом - к
образованию единого государства? Почему обострение классовых
противоречий вместе с хозяйственным развитием и усилением
феодального гнета становилось основой всех изменений, в том
числе образования Московского государства, Пьянков не объяснил.
И.И. Смирнов:
первая попытка подвести итоги
Еще в дискуссии 1946 г. И.И. Смирнов стремился в рамках
конвенции о национальном государстве обосновать теоретическую
направленность, которая выражалась не экономической, а
политической формулой «образование централизованного
национального государства».
И.И. Смирнов пророчески указал на то, что проблема
изучения централизованного национального государства не
вызывает споров, а проблема национального централизованного
государства таит в себе глубокие противоречия. Особенность статьи
И.И. Смирнова (1946) заключалась в том, что он нашел убеди-
650
Глава 7
тельные для науки того времени различия между
дореволюционной и марксистской историографией в области теории познания.
Он указал, что водораздел во взглядах на государство между дво-
рянско-буржуазными историками и историками-марксистами
существует именно в рассмотрении классовой природы государства.
Смирнов отмечал: «Основная, главная движущая сила процесса
образования Русского централизованного государства - борьба
классов и интересы классов». Ученый сделал центром своего
понимания централизованного государства высказывание Сталина
о природе государства: его внутренняя функция сводится к
подавлению, а внешняя - к защите, обороне от внешних врагов.
Теперь, в 1950 г., в условиях борьбы с буржуазным
объективизмом И.И. Смирнов имел все основания говорить о
политической истории, не упоминая трудную тему национального
централизованного государства.
В новой статье ученый тел от бесспорных тезисов к
авторским обобщениям с большой осторожностью и
последовательностью, явно претендуя на некую окончательность, решаемость
обсуждаемого вопроса.
Главный тезис в теории заключался в том, что переход от
старых производственных отношений к новым происходит «не
автоматически, а путем сознательной деятельности новых классов,
которые утверждают новую политическую власть и используют ее
как оружие для упразднения старых порядков в области
производственных отношений и утверждения новых порядков»58.
До известного момента развитие производительных сил и
изменения в области производственных отношений происходят
стихийно, независимо от воли людей, но так не может быть
всегда. На каком-то этапе, когда производственные отношения
объективно созревают, происходит их осознание. Значит, «развитие
производства и общества невозможно вне и помимо
политического развития», и потому «политическое развитие является
формой и средством упразднения старых форм производства и
утверждения новых», - отмечал И.И. Смирнов. Он обосновал
политический принцип периодизации, образцом которой являлась
сталинская периодизация. Такая периодизация не вела к
дисгармонии, потому что из процессов в экономике, объективных но
своей природе, возникло «единство экономики и революции,
экономики и политики, стихийных сил экономического развития и
сознательной деятельности людей» (С. 80).
С большой глубиной проникновения в марксизм
ленинградский ученый нашел (для себя) формулу гармонии - едине-
На пути к новой конвенции
651
ния экономики и политики, отдав предпочтение политическому
принципу не в силу его первичности, а в силу как раз его вторич-
ности, производной сущности, но осознаваемой людьми,
претворяемой в жизнь в процессе смены общественных формаций.
История форм государства становилась для И.И. Смирнова
основой в различении периодов жизни общества:
...решающим моментом, придающим данному отрезку
исторического развития характер закономерного этапа в истории,
закономерного звена в общей цепи исторического развития, характер
исторического периода, является именно момент политический, характер
политических событий, изменений в политическом строе, в строе
государства (С. 81).
И.И. Смирнов объяснил весь характер состоявшейся (к
моменту написания статьи) дискуссии о периодизации, различив
(и весьма тонко) позиции не только тех, кто спорил с Базилеви-
чем или с Дружининым, но и позиции самих споривших.
Основное различение между исходными установками Ба-
зилевича и Дружинина состояло в том, что для первого
принципом периодизации являлось экономическое развитие (через
феодальную ренту), для второго - классовая борьба как основное
содержание исторического процесса. Нетрудно догадаться, на
чьей стороне был И.И. Смирнов.
Еще одно различение - теоретические установки
участников дискуссии. В критике К.В. Базилевича и Н.М. Дружинина
участники дискуссии исходили из разных посылок. Если для
одних, даже не принимавших целиком и полностью идей Базилевича,
естественно было вместе с ним делить русскую историю по
социально-экономическому принципу, то для других, не принимавших
целиком и полностью идей Дружинина, естественно было класть
в основу периодизации фактор классовой борьбы (С. 82).
К первой группе относились СВ. Юшков, П.Ф. Баканов,
А.П. Пьянков. Они составляли единство в поисках «основного
критерия периодизации в сфере социально-экономических
отношений феодального общества» (С. 82). Что их объединяло?
СВ. Юшков, «резко расходясь с К.В. Базилевичем в
вопросах, связанных с историей феодального государства», утверждал,
что стержнем периодизации истории СССР является
характеристика изменений, происходивших в состоянии феодального
производства. А.П. Пьянков также признавал способ производства в
качестве основы для периодизации истории.
652
Глава 7
Другая группа историков - П.Я. Мирошниченко, А.Л.
Зимин, A.M. Борисов - была солидарна с тезисом Н.М.
Дружинина «о классовой борьбе как критерии периодизации» (С. 82).
И.И. Смирнов раскрыл смысл каждой из статей вышеуказанных
авторов и определил то, что их роднит.
АА Зимин утверждал, что классовая борьба безусловно
критерий периодизации; следует двигаться по пути,
предложенному Н.М. Дружининым в определении различий между
периодами русской истории. П.Я. Мирошниченко говорил, что в схеме
Ьазилевича отсутствует классовая борьба.
Особое внимание Смирнов уделил позиции А.М. Борисова,
который, признавая правоту Дружинина, вместе с тем
критиковал его за то, Дружинин положил в основание периодизации
тезис о всякой классовой борьбе. Между тем не всякую борьбу
можно считать поворотной, а только ту, которая «наносит но
старым общественным отношениям сильный удар, в результате
которого происходят значительные перемены в
социально-политическом строе»'9. И. И. Смирнов глубоко разделял это замечание и
пытался его развить.
Итак, ни одна из точек зрения не стала доминирующей -
вот итоговое состояние дискуссии. Ни одна из позиций не
получила единодушного одобрения: значит, «вопрос о том, что
должно служить критерием периодизации как периода феодализма,
так и новейшей истории СССР, остался для участников
дискуссии открытым»60.
Что же предложил И.И. Смирнов? Следует сменить
установку: не искать «оригинальную периодизацию, построенную на
основе некоего избранного» критерия, а претворить в жизнь те
критерии, которые уже существует, разработаны. Ими надо
правильно воспользоваться. Правильно - значит в духе
постановления Совнаркома и ЦК ВКП(б) от 16 мая 1934 г. «О преподавании
гражданской истории в школах СССР»:
Периодизация истории СССР, - отмечал И.И. Смирнов,
ссылаясь на постановление, - не должна являться отвлеченной
социологической схемой, содержащей абстрактные определения
общественно-экономических формаций, она должна быть периодизацией конкретной
истории, периодизацией исторических событий, должна представлять
собой правильное обобщение исторических событий (С. 85).
Историки не выполнили требований СИ К СССР и ЦК
ВКП(б). Только исполнив их, можно создать периодизацию, в
На пути к повой конвенции
653
которой изучение гражданской истории «во всей конкретности
и в историко-хронологической последовательности оказало бы
чрезвычайно плодотворное влияние на решение советскими
историками проблемы периодизации истории СССР» (С. 85).
Поучительный пример - творчество К.В. Базилевича: он
предложил периодизацию истории, страдавшую «недостатками,
от которых предостерегало это постановление, ибо предложение
К.В. Базилевича взять за основу периодизации учение Маркса об
эволюции форм феодальной ренты, ведет к подмене проблемы
периодизации событий гражданской истории проблемой
изучения закономерностей развития феодальной ренты» (С. 85).
Положительный пример - позиция Н.М. Дружинина:
положив в основу периодизации фактор классовой борьбы, он «ближе
подходит к осуществлению требования о том, чтобы предметом
исследования советских историков являлась гражданская история»:
События классовой борьбы, бесспорно, - важнейший момент в
развитии общества, в гражданской истории. Поэтому несомненно, что
периодизация истории общества, гражданской истории невозможна без
учета событий классовой борьбы, в отрыве от классовой борьбы (С. 86).
Но Дружинин, по мнению Смирнова, не понял, что
классовая борьба не одинакова в своей сущности: она может быть и
марксистской, и либеральной. Либеральное понимание
классовой борьбы Смирнов рассматривал, цитируя Ленина, как яркое
проявление буржуазного мировоззрения. Оно признает
классовую борьбу только в определенных рамках, например
экономических. Настоящей классовая борьба становится только тогда,
когда целиком и полностью превращается в борьбу политическую и
выражает себя прежде всего в вопросе об устройстве
государственной власти.
Н.М. Дружинин обязан был отмежеваться от этого
либерального мировосприятия. Смирнов считал, что он не сделал
этого и не раскрыл сущности марксистского объяснения классовой
борьбы.
И.И. Смирнов обосновал свое видение периодизации
русской истории. Оно оказалось несколько неожиданным, потому
что всякое деление русской истории на периоды ученый
поставил в зависимость от форм государственного устройства:
Очевидно, что и при разработке вопроса периодизации истории
СССР в целом необходимо исходить из того же принципа, т. е. брать за
654
Глава 7
основу периодизации, как главный критерий периодизации, изменение
формы государственного строя, изменение формы государства, -
критерий, в равной мере применимый к членению главных исторических
периодов - общественно-экономических формаций, и к членению внутри
каждого исторического периода, внутри каждой общественной
формации (С. 90).
Государство Киевской Руси имело «совершенно особую,
самостоятельную форму», отличную от Русского централизованного
государства XV в. и последующих столетий. В Киевском
государстве не было экономического единства территорий, отсутствовали
необходимые экономические условия для развития нации (С. 94).
Киевское государство ни в коем случае нельзя считать
централизованным. Каким же оно было? Смирнов нашел определение для
подобного состояния государства через цитирование трудов Сталина
по национальному вопросу. В Киевском государстве еще не было
нации, не было экономических условий для единства. Это
облегчало распад территорий, феодальное дробление. Словом, Киевское
государство - это форма «государственного единства русской
народности, не ставшей еще нацией» (С. 95).
Как затем преодолевалась феодальная раздробленность
русских земель и создавалось Московское государство? Смирнов
считал, что «формой, в которой происходила ликвидация
феодальной раздробленности, являлось образование
централизованного государства». Вновь - та же проблематика, которая
обсуждалась в дискуссии 1946 г.: в какой степени внешнеполитические
задачи определяли специфику государства?
...интересы обороны, требовавшие незамедлительного
образования централизованного государства, способного удержать напор
нашествия, ускорили процесс образования централизованного государства в
России. Этот тезис И.В. Сталина объясняет факт образования Русского
централизованного государства в условиях еще не ликвидированного
феодализма, в условиях, когда капиталистического развития еще не
было, когда оно, может быть, только зарождалось (С. 97).
И.И. Смирнов ссылался на письмо Сталина Цветкову и
Алыпову, делав вывод, что «учет обоих факторов
"экономического развития" как определяющего фактора и необходимости
обороны как фактора, ускоряющего развитие, дает возможность
правильно понять процесс образования Русского централизованного
государства» (С. 97).
На пути к новой конвенции
655
Итак, феодальная раздробленность заканчивается
освобождением Руси от ордынского гнета. Образование
централизованного государства составляет исторический период - «со
второй половины XV в. вплоть до начала XVII века» (С. 98).
В рамках этого исторического периода И.И. Смирнов выделял
три главных этапа. Первый совпадал со временем правления
Ивана III и Василия III (конец XV - первая треть XVI в.): в это
время происходили ликвидация полугосударств и включение их
в Русское государство. Второй этап - правление Ивана Грозного:
«центр тяжести переносится с вопросов территориальных на
строительство аппарата власти и управления централизованного
государства (хотя и моменты территориального порядка
занимают важное место: включение в состав Русского государства новых
территорий - Поволжья, Приуралья и Сибири)» (С. 98). Третий
этап - борьба за национальную самостоятельность в годы Смуты.
Итоги этой борьбы выразились в завершении создания русского
централизованного государства. Дальше - «новый период»
русской истории, согласно утверждениям Ленина; оба историка не
обратили на них должного внимания, и, но мнению Смирнова,
это явилось причиной ошибочных взглядов.
Казалось бы, такая статья вполне могла бы стать
завершением дискуссии. И хотя выводы, сделанные автором, были
слишком резкими (утверждалось, в частности, что инициаторы
дискуссии К.В. Базилевич и Н.М. Дружинин не нашли правильных
путей к правильной периодизации, так как не заметили
существенных ленинских определений), дух статьи вполне
соответствовал идеологическому настроению тех лет.
Приближение к окончательному решению того или иного
вопроса пугало всех историков и вызывало в их жизненном мире
не меньше сопротивления, чем любое прямое несогласие с
идеями классиков марксизма-ленинизма.
Иллюзия была сильнее страха: в поисках вожделенного
совпадения себя с истиной историк оказывался в роли
немолодого человека, искавшего «смутный объект желания», который
при каждом приближении исчезал. Тот, кто не догадывался о
последствиях вкушения запретного плода, вступал в весьма
опасную игру.
Истиной обладали только классики.
656
Глава 7
А.В. Предтеченский:
возражения И.И. Смирнову
За статьей И.И. Смирнова в том же номере следовала статья
А.В. Предтеченского61. Автор, в отличие от И.И. Смирнова, не
претендовал на окончательность выводов, но тоже стремился
выразить научную истину. В редакции журнала уже знали о
неоднозначных оценках, которые прозвучали после доклада И.И. Смирнова в
Ленинградском отделении Института истории. Статья
Предтеченского представляла собой прямой ответ И.И. Смирнову.
В самом начале статьи Предтеченский предупредил, что
будет обсуждать высказывания трех участников дискуссии -
К.В. Базилевича, Н.М. Дружинина и И.И. Смирнова.
Предтеченский согласился с мнением Смирнова, что остальные участники
дискуссии присоединились либо к точке зрения Базилевича,
либо к точке зрения Дружинина. Смирнов предложил свое
решение. В результате возникли три основные концепции «по
существу дискуссии».
Предтеченский заявил: «Я не собираюсь присоединиться
ни к одной из них, а хочу предложить новую» (С. 100). Значит,
четвертую.
Согласие Предтеченского с мнением Смирнова о том, что
Базилевич и Дружинин выдвинули принципиально различные
точки зрения, означало только, что критерий - признание или не
признание классовой борьбы в качестве инструментальной
основы объяснения исторического процесса - является важнейшим
индикатором различий. Без этого индикатора различения
позиций они теряли свою актуальность.
А.В. Предтеченский не соглашался прежде всего с Базиле-
вичем. При установлении критерия периодизации феодального и
капиталистического этапов в истории «нельзя исходить из
изменений, происходивших только в производстве». Это главное. Но
в частности Предтеченский заметил, что Базилевич не следовал в
полной мере этому тезису и в изложении своих взглядов
опирался «на историю феодального государства» (С. 100).
Основными были возражения И.И. Смирнову, в частности
самые существенные из них:
1. Попытка опереться на высказывания Ленина, чтобы дать
правильную периодизацию, очень неудачна. Высказывания
Ленина взяты Смирновым из тех работ, в которых Ленин
«трактовал вопросы истории государства, а не общие вопросы истории»
(С. 100). Изменения в «структуре власти, изменения в организа-
На пути к новой конвенции
657
ции государства не являлись в глазах В.И. Ленина критерием для
установления периодизации исторического процесса во всей
совокупности составляющих его элементов» (С. 101).
2. Ссылка на «Краткий курс» тоже неубедительна, потому
что «История ВКП(б)» «есть история свержения царизма,
свержения власти помещиков и капиталистов, история разгрома
иностранной вооруженной интервенции во время гражданской войны,
история построения Советского государства и социалистического
общества» (С. 101). Предтеченский задавался вопросами: «Можно
ли этот сталинский принцип периодизации партии большевиков
применить к истории СССР феодального и капиталистического
периодов? Не будет ли такое распространение хронологического
членения одного из элементов, из которых складывался
исторический процесс в нашей стране на одном определенном его этапе, на
все элементы, составляющие исторический процесс, и на всех
этапах истории нашей страны, не будет ли такое распространение
произвольным?» (С. 101). Давая утвердительный ответ на
последний вопрос, историк отмечал, что дискуссия продолжается уже
год, и никто не усомнился в правомерности постановки вопроса о
периодизации «в той формулировке, которая нашла место на
страницах журнала "Вопросы истории"» (С. 101).
3. Упрек Смирнова в адрес Н.М. Дружинина в том, что
последний не дал марксистского определения классовой борьбы, по
существу несправедлив, потому что суть вопроса сводится не к
определению понятия классовой борьбы, а к пониманию
ленинского определения. Дружинин не повинен в либеральном
исповедании классовой борьбы: «Сама периодизация Н.М. Дружинина
никак не наводит на мысль о таком оппортунистическом
понимании классовой борьбы». Предтеченский отмечал, что «классовая
борьба сама по себе, без учета ее результатов ничего не выражает.
Важность изучения классовой борьбы как основного фактора
исторического процесса определяется не самой по себе классовой
борьбой в ее абстрагированном виде, а теми реальными
результатами, к которым она приводит» (С. 102). Он писал, что
логическое содержание классовой борьбы включает в себя ее конечные
результаты. Если нет завершения, исторических перемен, то и
сама классовая борьба не составляет фактора, движущего
историческим процессом.
Общая ошибка всех трех "концепций заключалась в том,
что участники дискуссии обращались к отдельным
высказываниям классиков марксизма по отдельным вопросам истории. Но
периодизация одной какой-либо группы исторических явлений,
658
Глава 7
однородных по своему существу, «не может быть применима для
всех групп явлений, из которых складывается исторический
процесс» (С. 103).
Итак, основная ошибка участников дискуссии состояла в
том, что отдельные высказывания и работы классиков марксизма
«по отдельным вопросам истории они принимали за
генерализирующие» (С. 103).
В основу новой периодизации было положено учение о
базисе и надстройке. Предтеченский напомнил цитату из работы
Сталина «Относительно марксизма в языкознании»: «Базис есть
экономический строй общества на данном этапе его развития.
Надстройка - это политические, правовые, религиозные,
художественные, философские взгляды общества и соответствующие им
политические, правовые и другие учреждения» (С. 105).
Таким образом, марксизм-ленинизм, устанавливая постоянное
взаимодействие базиса на надстройку и надстройки на базис,
показывает в то же время органическую связь между двумя этими категориями
общественной жизни. Следовательно, историк не может рассматривать
ни одного явления общественной жизни, относящегося к базису, вне
зависимости и связи этого явления с явлениями надстроечного порядка.
Точно так же он не может рассматривать ни одного надстроечного
явления вне зависимости и связи его с базисом. Следовательно, для
историка ни одно явление общественной жизни не существует само по себе.
Оно всегда связано с соответствующими явлениями надстройки, если
оно базисное, и явлениями базиса, если оно надстроечное (С. 106).
А.В. Предтеченский считал, что историк обязан строить
периодизацию исходя из факта неразрывности и
взаимозависимости базисных и надстроечных явлений.
На какие же периоды теперь делить русскую историю?
Историю феодального и капиталистического периодов следует
членить на отрезки времени, отделяющиеся один от другого кризисным
состоянием производства, которое приводит к кризису государства и
кризису общественного сознания. Под кризисным состоянием
производства (это понятие никоим образом нельзя смешивать с понятием
экономического кризиса) я подразумеваю такое состояние, когда с
особенной остротой обнаруживается противоречие между производительными
силами и производственными отношениями. Это обострение влечет за
собой усиление эксплуатации трудящихся масс. Трудящиеся массы, в
свою очередь, отвечают на это усилением классовой борьбы. Усиление
На пути к новой конвенции
659
классовой борьбы порождает изменения в политическом строе
государства... Борьба трудящихся масс лежит в основе изменений,
происходивших в общественном сознании (С. 106).
А. Предтеченский не дал периодизации феодального
периода. Он признался, что не является специалистом в этой области,
и предложил свою периодизацию капиталистического этапа,
заявив в конце статьи о большом положительном значении всей
состоявшейся дискуссии, обратившей внимание на еще не
исследованные вопросы истории СССР.
ВТ. Пашуто и Л.В. Чсрепнин:
формулы новой конвенции
Дискуссию о периодизации В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнин
поставили в прямую связь с «перестройкой идеологического фронта»62.
Борьба против буржуазного объективизма «позволила
историкам глубже понять классические указания И.В. Сталина о
сущности государства, а замечательные высказывания И.В.
Сталина относительно взаимоотношения базиса и надстройки
создали новые возможности углубленного исследования и проблем
периодизации» (С. 53).
Авторы согласились с предшествующей критикой
построений К.В. Вазилевича: он выдвинул «правильную» основу
периодизации по признаку производительных сил и производственных
отношений, но явно недооценил значение классовой борьбы,
надстроечных явлений. Если с Базилевичем возможен компромисс, то
решительное несогласие вызвала статья И.И. Смирнова,
«построенная без учета указаний классиков марксизма-ленинизма о роли
базисных и надстроечных явлений». Объяснение Смирнова
возрождало формально-юридическую концепцию буржуазной науки.
Нельзя отрицать фундамента учения марксизма: развитие
производительных сил есть история общества. Нельзя не видеть
содержания истории общества классовую борьбу. Нельзя
забывать о личном вкладе Сталина, который показал «активную роль
надстройки». Она порождается базисом, но существует
относительно независимо от него и, более того, при определенных
обстоятельствах (например, при советской власти) «содействует
своему базису оформиться и укрепиться» (С. 54).
Общая закономерность: несоответствие в развитии
производительных сил и производственных отношений проявляется в
660
Глава 7
обострении классовой борьбы, которая в антагонистических
обществах перерастает в революцию. Отсюда следует, что
классовая борьба является ведущим признаком периодизации
общественного развития, но только во взаимосвязи с развитием
производительных сил (С. 55).
В отличие от А. Предтеченского, утверждавшего, что у
классиков нет прямых высказываний о периодизации русской
истории, авторы новой статьи утверждали обратное: «Классики
марксизма-ленинизма В.И. Ленин и И.В. Сталин дали не только
общие теоретические указания по вопросам периодизации. Они
наметили основные принципы периодизации феодального строя
в России» (С. 55).
Высказывание Ленина «крепостничество может удержать
и веками держит миллионы крестьян в забитости (напр., в
России с IX по XIX век...)» стало лейтмотивом для периодизации
русской истории феодального периода.
Дофеодальный период они относили к времени до IX в.
Киевское государство IX-X вв. - это уже феодальное
государство. Процесс классообразования начался, как свидетельствуют
археологи, в IV в. и завершился сложением раннефеодального
Киевского государства к IX в.
Как же конкретно взаимодействуют понятия «способ
производства» и «классовая борьба» - этот новый
интерпретационный ключ в рассмотрении генезиса Русского государства?
В феодальной эпохе выделяется период «развитого
феодализма», который характеризуется «вначале наличием феодальной
раздробленности (XII-XV вв.) и ее постепенным изживанием, а
затем (XV в. - начало XVII в.) существованием
централизованного государства, образование которого было подготовлено
экономическим развитием и ускорено потребностями обороны» (С. 57).
Раздробление России на множество полугосударств
явилось результатом дальнейшего развития способа производства.
В разных землях (новгородской, полоцкой, волынской и др.)
сложилась феодальная экономика. Дружинники и местная знать
перешли от сбора дани с подвластного населения к «захвату
крестьянских общинных земель, построили в этих землях свои
замки-крепости, принудили работать на себя значительную часть
прежде свободного крестьянства, т. е. стали феодалами». Но,
чтобы стать по-настоящему хозяевами этой присвоенной земли, они
сделали это принуждение «постоянным и относительно
прочным», они создали государственный аппарат («управление,
армия, суд, тюрьмы и т. п.») на местах. Правящий класс стал осуще-
На пути к новой конвенции
661
ствлять власть над народом и защищать захваченные феодалами
«земли от внешних врагов» (С. 57). Классовая борьба
общинников против землевладельцев признавалась основной формой
антифеодальных выступлений этого периода.
Со ссылкой на «Замечания» Сталина, Жданова и Кирова
авторы статьи писали:
Государственный строй приобрел расчлененную форму,
соответствующую расчлененной форме земельной собственности и более
соответствующую классовым интересам феодалов, - форму, типичную для
европейских государств изучаемого периода. Реальная государственная
власть перешла к феодалам отдельных русских «полугосударств»
(среди них были и городские феодальные республики) (С. 58).
Правители этих полугосударств с течением времени «все
настойчивее выступают претендентами на объединение Руси на
новой феодальной основе, объявляя себя "великими князьями"
всей Руси, стремясь использовать в своих целях и захват
киевского великого княжения» (С. 58).
Исторический процесс ХП-ХШ вв. характеризовался
«дальнейшим социально-экономическим, политическим и
культурным развитием, выражающимся, во-первых, в росте крупного
землевладения, возобладания вотчины - сеньёрии, основанной на
труде оброчного крестьянина, этот процесс сопровождался
вспышками классовой борьбы крестьянства; во-вторых, в развитии
ремесла, торговли, росте новых городов и усилении их борьбы за
городские "вольности", что сопровождалось вспышками открытой
классовой борьбы городского "черного" люда...» (С. 60). Иначе
говоря, классовая борьба всюду и везде занимала главное место.
Сложение единого государства было прервано
монгольским завоеванием. Следствием его явилась хозяйственная и
культурная отсталость страны.
Авторы статьи активно не соглашались с разными
суждениями СВ. Юшкова. Нас интересует прежде всего вопрос о
хронологии процесса образбвания Русского государства.
В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнин отмечали:
Уже во времена Калиты началось сложение централизованной
государственности в Московском княжестве и объединение русских
земель вокруг Москвы. Но было бы ошибкой на этом основании принять
точку зрения СВ. Юшкова и говорить о начале централизованного
государства в России. Дело в том, что территориальный и политический
662
Глава 7
удельный вес Московского княжества не был еще преобладающим на
Руси, в целом на Руси господствовала еще феодальная раздробленность.
Поэтому мы полагаем, что время политической раздробленности
следует считать продолжавшимся до правления Ивана III (С. 61).
Это возражение Юшкову, как и прочие, позволяет сделать
вывод, что в передовой статье для «Вопросов истории» (1949. № 11),
открывшей дискуссию о периодизации, острые замечания в
отношении Юшкова и позиции журнала, ставшего на его сторону в
споре с П.П. Смирновым, высказал, скорее всего, Л.В. Черепнин.
Централизацию авторы рассматривали как процесс,
порожденный именно классовой борьбой. Цепочка умозаключений
такова: социально-экономические условия распада Киевского
государства приводят к развитию феодального способа производства,
развитию разделения труда, росту городов - эти закономерные
обстоятельства требуют от феодалов большей централизации власти,
потому что классовая борьба трудящихся не дает возможности
править по-прежнему: новая организация власти обязана
«обуздать трудящихся». К этому следует прибавить и внешнюю угрозу,
которая ускоряет развитие централизаторских стремлений.
В этой периодизации закрепляется повторяющееся
объяснение образования Русского государства: развитие
производительных сил неизбежно порождает классовую борьбу, а чтобы
удержать власть, правящий класс создает новые формы своего
господства над трудящимися. Образование Русского государства
есть результат не столько объединительно-рыночных усилий по
закреплению национального единства, сколько стремлений
правящих слоев держать эксплуатируемых в узде. Идея
национального единства, при всей своей экономической обоснованности,
означала социальный мир, из которого рождалось национальное
Русское государство. В новой конструкции централизованное
государство признавалось следствием непримиримых
противоречий социального мира:
Эта централизация была, по мнению значительной части русских
феодалов (служилый «двор»), единственным средством как обуздания
крестьянства, так и обеспечения свержения татарской власти (С. 62).
Классовая борьба в этой конвенции имела широкое
значение: она охватывала и отдельные группы феодалов, боровшихся
между собой за владение землей, и борьбу части правящего класса
против великокняжеской власти за сохранение старого порядка.
На пути к повой конвенции
663
Но «каждый новый шаг централизации приводил обычно к
ликвидации части боярской сеньёральной знати и удельного княжья
и одновременно к ослаблению зависимости от Орды» (С. 62).
Именно «вспышки классовой борьбы», а не рыночное
единение страны, экономическое соединение национальных
интересов заставляли все группы класса феодалов «раз от разу все
теснее сплачиваться вокруг великокняжеской власти», чтобы лучше
противостоять собственному народу и Орде, врагу внутреннему и
внешнему.
Согласившись с тем, что Базилевич едва ли не первым
обратил серьезное внимание на феодальную войну второй четверти
XV в. как на факт, имевший прямое отношение к складыванию
Русского государства, авторы статьи также увидели в позиции
Базилевича прежний недостаток •- отсутствие классового
подхода в рассмотрении сущности этой войны.
В.Т. Пашуто и Л.В. Череинин взяли на вооружение
известную статью Ф. Энгельса, которая прежде использовалась в науке
для обоснования идеи национального государства, и превратили
высказывание классика марксизма о прогрессивности
национальных государств в источник уже иного умозаключения: «Сильная
великокняжеская власть являлась органом господствующего
класса феодалов. Она давала ему возможность осуществлять
эксплуатацию трудового народа и предоставляла ему защиту от внешних
врагов» (Там же). Оказалось вполне возможным и логичным (в
горизонте их жизненного мира) соединить высказывания Энгельса о
национальном i-осударстве и Сталина о сущности государства.
Поскольку некоторые группы феодалов должны были
поступиться своими правами ради центральной власти, то война в
определенном смысле была неизбежна: «В ней столкнулись
реакционные силы удельно-княжеской и боярской оппозиции с
растущей великокняжеской властью, опиравшейся на земельное
дворянство и города» (Там же).
Окончание войны свидетельствовало о консолидации «сил
господствующего класса в результате развертывания классовой
борьбы, заставившей феодалов на время прекратить
внутриклассовые распри и сплотиться вокруг великокняжеской власти -
представительницы "порядка в беспорядке"» (С. 64).
Любое событие, существенное в ряду событий образования
Русского государства, уже не могло не быть следствием
классовой борьбы. Логика нового объяснения состояла в том, что
растущая классовая борьба неизбежно вела к трансформации
княжеской власти - вплоть до образования государства:
664
Глава 7
Нам представляется глубоко ошибочным взгляд на феодальную
войну второй четверти XV в. как на простую княжескую драку,
высказанный М.Н. Тихомировым на дискуссии в Институте истории
Академии наук СССР. Феодальная война только потому и могла
продолжаться так долго (четверть века), что она имела не просто внутриклассовый,
но и классовый характер (С. 64).
К 80-м годам XV в. (после присоединения Ростовского
княжества, Твери, Новгородской феодальной республики)
закончилось «образование территории русского
централизованного государства» (С. 65У, 13 это время возникло общерусское
феодальное право, начал издаваться Судебник 1497 г., полному
пересмотру подверглись формуляры договорных грамот,
сокращались иммунитетные права крупных землевладельцев,
складывалась единая поместная система. Теперь не должно
вызывать сомнений то, что «движущей силой процесса
образования русского централизованного государства, складывавшегося
на основе экономического развития страны, была классовая
борьба» (С. 65).
Для авторов статьи была неприемлема позиция И.И.
Смирнова, считавшего, что страна сначала объединилась
территориально, и только потом началось строительство государственного
аппарата власти. Подобная точка зрения нарушала основную
логику концептуального построения: если классовая борьба на всех
этапах создания государства была движущей силой, то
строительство аппарата должно было осуществляться постоянно.
Строительство аппарата власти и управления происходило на
всех этапах истории русского централизованного государства и было
тесно связано с потребностью господствующего класса обеспечить себя
наиболее действенными для каждого этапа в развитии способа
производства средствами господства над непосредственными
производителями. Л эта потребность вызывалась развитием классовой борьбы, от
которой фактически отрешается И.И. Смирнов... (С. 67-68).
Моменты обострения классовых противоречий,
«развивавшихся но нарастающей линии, служат основой для внутреннего
членения» периодов в истории существования феодального
Русского государства.
Первый рубеж середина XVI в. Восстания в Москве,
Пскове и в других городах привели к консолидации
господствующего класса перед угрозой снизу. Отошла на второй план внут-
На пути к новой конвенции
665
риклассовая борьба. Реформы середины века «ставили своей
задачей обеспечить силами местного дворянства борьбу с
крестьянскими антифеодальными выступлениями» (С. 68).
Следующий рубеж - опричнина. Она являлась
«прогрессивной реформой Ивана Грозного, направленной к укреплению
русского централизованного государства».
Но одновременно Пашуто и Череннин утверждали, что
понять политический смысл опричнины можно, лишь рассматривая
ее связи не только с внутриклассовой борьбой между дворянством
и боярством, «но, прежде всего, в связи с классовой борьбой,
также усиливавшейся в это время в стране, ибо на трудящихся пала
вся тяжесть внутри- и внешнеполитических мероприятий
правительства Грозного». Опричнина, «явившись в руках центральной
власти орудием разгрома реакционной феодальной знати, в то же
время должна была служить средством удержания в узде
непосредственных производителей в интересах широких масс
служилого дворянства» (С. 69).
Со ссылкой на Ленина историки определили
политическую форму русского централизованного государства конца XV -
XVII в.: это - «монархия с боярской думой и боярской
аристократией». Естествен в рамках данной конвенции вопрос о
классовой сущности этой политической формы власти и путях ее
развития.
Образование русского централизованного государства в
конце XV в. «явилось результатом победы великокняжеской
власти над силами феодальной удельно-княжеской и боярской
оппозиции. Политика Ивана III и его преемников была направлена на
укрепление передового слоя класса феодалов - дворянства...»
(С. 75). Из-за развивавшейся классовой борьбы правительство
опирается в борьбе с трудящимися на дворян как на класс,
способный удержать в узде народ.
Утверждая новую конвенцию, принципиально важно было
отказаться от представления, согласно которому сначала
возникло национальное состояние государства, а потом уже
многонациональное. В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнин посчитали, что данная
схема не соответствует высказыванию Сталина. Хотя проблема
оказалась непростой.
В первоисточниках (т. е. в высказываниях классиков
марксизма) содержится разногласие:
Из слов Сталина вытекает, что на востоке Европы
централизованные государства складываются с самого начала как многонациональные.
666
Глава 7
Но в то же время В. И. Ленин и И.В. Сталин употребляют
применительно к русскому централизованному государству и термин
«национальное», причем ко времени позднее середины XVI в. ...Дело в том, что в
высказываниях классиков марксизма-ленинизма термин «национальное»
не противоречит понятию «многонациональное». Ведь И.В. Сталин ясно
говорит «об одной сильной господствующей нации» и «нескольких
слабых, подчиненных». В этом смысле (!? - Л. Ю.) И.В. Сталин говорит о
русском многонациональном государстве XVIII в. как национальном
государстве помещиков и торговцев, как государстве формирующейся
русской нации (С. 66-67).
Авторы статьи настаивали на том, что Русское государство
конца XV в. «уже было многонациональным. В его состав, кроме
русского народа, входили мордва, мари и другие ириокские и
поволжские народы, карелы, коми и другие народы Севера» (С. 67).
В заключении статьи ученые подчеркивали, что исходили
из указаний классиков марксизма-ленинизма, в которых
«заложены основы научной периодизации истории России», а также
научных наблюдений «за развитием способа производства и
классовой борьбы». Но указания «классиков» всегда сильнее
научных наблюдений, потому что главная цель историков -
согласовать между собой первоисточники марксизма, а не
первоисточники исторические. Во взаимоотношениях этих двух видов
согласований изначально была заложена возможность будущего
конфликта интерпретаций.
Итоги дискуссии
Итоговая редакционная статья в журнале подвела черту под
целым периодом в советской историографии63. Она показала, что
конвенция о национальном государстве полностью себя изжила.
В науку вернулась в новом качестве объяснительная модель
школы Покровского, которая, как и во времена Покровского,
исключала альтернативу.
«Классовая борьба» стала новой общей договоренностью и
объяснительной предпосылкой в рассмотрении причин
возникновения централизованного - и только централизованного -
государства (без каких-либо оговорок и альтернативных вариантов в
определении).
В итоговой статье весьма заметно стремление не упоминать
о «национальном государстве». Даже когда уже нельзя было
На пути к новой конвенции
667
обойтись без называния прежней конвенции, в статье
использовался паллиатив «русское» государство.
В кавычках - значит «национальное»:
Участники дискуссии высказались против принятого в настоящее
время деления истории централизованного государства на два этапа:
«русское» государство и «многонациональное» государство, - указав,
что такое разделение не отвечает истинному ходу событий и известным
указаниям И.В. Сталина о том, что на востоке Европы, где «процесс
появления централизованных государств шел быстрее процесса
складывания в нации», «образовались смешанные государства, состоявшие из
нескольких народов, еще не сложившихся в нации, но уже объединенных
в общее государство». Русское централизованное государство с самого
начала было «смешанным государством», ибо включало в свои границы
ряд нерусских народностей, подвергшихся колониальной эксплуатации
и вместе с тем видевших в Руси защитника от Золотой Орды (мордва,
удмурты, коми). Но в то же время оно было именно русским
государством (курсив мой. - А Ю.), потому что «в России роль объединителя
национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе
исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную
бюрократию». Расширение границ Русского государства во второй
половине XVI в, привело к дальнейшему увеличению в его составе числа
нерусских народов... (С. 57).
Противопоставляя понятия «"русское" государство» и
«русское государство», редакция журнала определяла
познавательную ситуацию в новом свете: русское без кавычек - это
обозначение этнического начала в государстве (русский народ
первый среди равных), а «русское» в кавычках - это несостоявшееся
национальное (экономическое=буржуазное) начало в развитии
страны6*.
6* Такое понимание «национального государства» как «русского»
государства (с кавычками) подтверждал Л.В. Черепнин, который через
год после дискуссии опубликовал статью «К вопросу о периодизации
истории СССР периода феодализма». Здесь он довольно близко к
тексту итоговой статьи (случайно ли?) объяснил свою позицию:
совершенно неправильно говорить о том, что сначала было «национальное
государство», а йотом возникло «многонациональное государство». С самого
возникновения Русское государство было не «национальным», а
«смешанным» - согласно Сталину. Историк писал: «В ходе дискуссии о
периодизации, организованной журналом "Вопросы истории", были спра-
668
Глава 7
Новая конвенция в наибольшей степени выражала
стремление ученых договориться между собой на основе
общепринятого толкования работы Сталина о национальном вопросе. По
существу это сталинская конвенция, так как в ее основу были
положены лишь высказывания вождя партии. Высказывания
других классиков, в частности Ленина и Энгельса, временно
отошли на второй план.
Конвенция историков о централизованном государстве
обрела большую ясность. Простота объяснения возникновения
Русского государства в результате на какое-то время давала
передышку в поисках вожделенной истины. Ее никто так и не обрел,
но в «общее мнение» науки теперь включались такие убеждения,
ведливо выдвинуты возражения против обычного тезиса (выделено
мной. Л. Ю.) о том, что только с середины XV в. можно говорить о
"превращении" Русского национального государства в "смешанное",
состоящее из ряда народов. В действительности Русское
централизованное государство с самого начала своего образования (конец XV в.) было
"смешанным". "И так как на востоке Европы процесс появления
централизованных государств шел быстрее процесса складывания людей в
нации, - говорит И.В. Сталин, - то там образовались смешанные
государства, состоявшие из нескольких народов, еще не сложившихся в
нации, но уже объединенных в общее государство". В состав Русского
централизованного государства уже в XV в., кроме русского народа,
входили мордва, мари и другие приокские и поволжские народы, видевшие
в Руси защиту от Орды, карелы, коми и другие народы Севера. В
составе Руси завершался процесс разложения патриархальных и становления
феодальных отношений у отдельных народов Севера, Поволжья,
Прикамья. В то же время классовая основа Русского централизованного
государства приводила к эксплуатации русскими феодалами нерусского
трудового крестьянства, что вызывало с его стороны антифеодальные
движения. Но, будучи "смешанным государством", Русское государство
не утрачивало своего национального характера, потому что основным
народом в России был великий русский народ, возглавивший
объединение страны и борьбу за ее независимость. "В России роль объединителя
национальностей взяли на себя великороссы, имевшие во главе
исторически сложившуюся сильную и организованную дворянскую военную
бюрократию". Процесс объединения Руси и создания Русского
централизованного государства связан с дальнейшим процессом развития
русской народности, содержавшей в себе потенциальные элементы (курсив
мой. А. Ю.) нации» (Известия Академии наук СССР. Сер. истории и
философии. 1952. Т. IX. № 2. С. 124- 125).
На пути к новой конвенции
669
которые страховали от новых разоблачений со стороны
идеологических структур партии. Жизненный мир историков после
огромной силы стресса в 1948-1949 гг. жаждал успокоения.
Во всяком случае в редакционной статье говорилось о том,
что но некоторым вопросам русской истории удалось
договориться («в процессе дискуссии наметились более или менее общие
точки зрения»): «К таким вопросам относятся вопрос о
дофеодальном периоде в истории Руси и вопрос о "русском"
централизованном государстве и "многонациональном" централизованном
государстве» (С. 54).
Ученые были единодушны в вопросе о том, что первично в
периодизации социально-экономических формаций. Конвенция
о национальном государстве с ее экономическим содержанием
подвергалась теперь безусловной критике.
Наиболее важным результатом обсуждения этого вопроса, по
мнению редакции, явилось то, что участники дискуссии единодушно
выступили против попыток определять периоды внутри
социально-экономических формаций на основе явлений исключительно
экономического, базисного характера. Построение периодизации на основе явлений
исключительно экономического характера неизбежно привело бы на
позиции экономического материализма, который до сих пор время от времени
проявляется в трудах некоторых историков (курсив мой. - Л. Ю.),
особенно занимающихся изучением феодального периода... Предложение
Н.М. Дружинина рассматривать важнейшие проявления классовой
борьбы как основные вехи периодизации феодального и
капиталистического периодов было поддержано большинством участников
дискуссии (С. 55).
Если вспомнить обвинение СВ. Юшкова, выдвинутое
против СВ. Бахрушина и К.В. Базилевича, в том, что периодизация
отечественной истории сформировалась в результате монополии
их работ, то слова итоговой редакционной статьи о пересмотре
прежней периодизации обретают свой смысл: научная критика,
боровшаяся с наследием школы Покровского^хотя и добилась в
свое время больших результатов, теперь явно устарела.
Подводя итоги состоявшейся дискуссии, прежде всего следует
указать, что, несмотря на значительные разногласия, выявившиеся
среди историков, участники дискуссии единодушно высказались за
пересмотр старой, существующей ныне периодизации. В ее защиту в ходе
дискуссии не раздалось ни одного голоса. Справедливо указывалось, что
670
Глава 7
существующая ныне периодизация истории СССР, принятая в годы
ликвидации взглядов «школы» Покровского и явившаяся тогда
значительным завоеванием советской историофафии, в настоящее время уже
далеко не отвечает потребности научно-исследовательской работы и
преподавания истории в средней и высшей школе (С. 54).
Дух неопределенности не оставлял науку. Несмотря на
единство ученых в некоторых вопросах, редакционная статья
подчеркивала, что ни о каком постижении истины говорить не
приходится даже тогда, когда речь идет... о значении классовой
борьбы в истории страны:
Следует, однако, предостеречь историков от попыток
рассматривать проявления классовой борьбы в качестве единственных и
универсальных граней исторического процесса внутри социально-экономической
формации (курсив мой. - А. /О.). В ходе гражданской истории на разных
ее этапах развитие производительных сил и производственных
отношений находило различное конкретное выражение. В одних случаях это
были подъемы и взрывы классовой борьбы, в других - закрепление
результатов этой борьбы в государственных формах, законах,
конституциях, в третьих - отражение социально-экономических процессов в
сознании людей. И.В. Сталин указывает, что надстройка, появившись на
свет, «становится величайшей активной силой, активно содействует
своему базису оформиться и укрепиться, принимает все меры к тому,
чтобы помочь новому строю доконать и ликвидировать старый базис и
старые классы». Если же принять во внимание, что ход гражданской
истории, а речь идет именно о гражданской истории, определяется не
только внутренними факторами, но зависит также в той или иной
мере от явлений внешнеполитического порядка, то станет вполне
очевидным, что попытки расчленить историю строго однообразными,
универсальными вехами не могут привести к положительному результату
(курсив мой. - А. Ю.) (С. 56).
Эти слова редакционной статьи предупреждали ученых о
будущих (возможных) переменах: никто и ни в чем не мог быть
уверенным до конца7*.
7* В редакционной статье специально подчеркивалось, что никто
из историков не оказался абсолютно прав: «Попытку обобщить
материалы дискуссии сделал ленинградский историк проф. И.И. Смирнов. Его
статья подверглась обсуждению в Ленинградском отделении Института
истории, причем оказалось, что многие историки не разделяют мнение
На пути к новой конвенции
671
И классовая борьба, ставшая ключевым решением
проблемы периодизации и теоретической основой в новой конвенции
централизованного государства, может вновь оказаться, как это
уже было во времена М.Н. Покровского, слишком схематичным,
слишком одномерным, слишком односторонним, слишком
линейным объяснением русской истории, от которого надо
откреститься. Этой меры, отделявшей истинное знание от извращения
истинного знания, не знал никто из ученых.
И не мог знать.
С таким горизонтом жизненного мира и в
неопределенностях новой конвенции о централизованном государстве
продолжала существовать историческая наука за два года до смерти вождя
партии большевиков Иосифа Виссарионовича Сталина.
автора статьи. Вследствие этого вместе со статьей И.И. Смирнова
редакция опубликовала статью проф. А.В. Предтеченского, по многим
вопросам коренным образом расходящегося с И.И. Смирновым (Х° 12 за 1950 г.).
Серьезной критике в Институте истории Академии наук СССР
подвергся доклад В.Т. Пашуто и Л.В. Черепнина "О периодизации истории
России эпохи феодализма" (в переработанном виде доклад опубликован в
№ 2 за 1951 г.), сделавших попытку обобщить материалы дискуссии по
вопросу о периодизации феодальной формации. Итоговая статья ILM.
Дружинина "О периодизации истории капиталистических отношений в
России" (№ 1 за 1951 г.), являющаяся его "заключительным словом",
уточняет ряд положений, высказанных автором в начале дискуссии.
Однако несомненно, что она также далеко не по всем вопросам
представляет общую точку зрения советских историков...» (Об итогах дискуссии о
периодизации истории СССР // Вопросы истории. 1951. № 3. С. 54).
Сталинизм в исторической науке.
Вместо заключения*
Трудно согласиться с теми исследователями, которые предлагают
рассматривать явление сталинизма так, как будто во всех
областях и сферах жизни сталинизм был одинаков. Но не существует
человека вообще, государства вообще, жизни вообще. Подобные
абстракции иногда обсуждаются в нашей повседневности, однако
для опыта реконструкции они не существенны, потому что
категория «вообще», в приложении к чему бы то ни было, есть
обозначение отсутствующего контекста.
В 90-х годах прошлого века вопрос «Что такое сталинизм?»
неоднократно становился предметом размышлений многих
исследователей1. Нельзя сказать, что авторы не различали сталинизм в
экономике и в идеологии. Напротив, сначала определялась
социально-политическая и экономическая сущность сталинизма
(типичный ответ: «как этап развития общества, в ходе которого
проводилась форсированная индустриализация») и затем давалась
соответствующая характеристика «тоталитарного сознания».
Однако ответами нередко предвосхищался анализ: до опыта
аналитики уже было известно, что такое сталинизм.
В отечественной науке остаются неизменными интенции
видеть в идеологии сталинизма некий догматический комплекс
правил, который ограждал человека от случайных
неприятностей. Выполнение этого кодекса дарует человеку вместо свободы
стабильность и даже «социальное страхование».
Вместе с тем в истории исторической науки давно
существует установка на поиск уникальных для сталинской эпохи слов,
мыслей, чувств, высказываний, которые не совпадали с господст-
* В этой заключительной части сведены выводы глав книги.
Подобная реферативная структура целесообразна и для тех, кто прочитал
основной текст, и для тех, кто готов ограничиться только результатами
исследования.
673
вующей идеологией. Поэтому нередко вызывают интерес у
исследователей лишь те творческие судьбы советских историков, в
которых прослеживается сопротивление диктатуре2.
Подобный угол зрения в изучении исторической науки, хотя
и оправдан с моральной точки зрения, но слишком узок и
недостаточен для понимания жизненного мира людей науки того времени.
Этот мир строился не на исключительных примерах.
Общепринятые объяснения возникали, существовали, отмирали, создавая
основы для взаимного понимания в конкретном пространстве.
Из убеждения в том, что сталинизм - это лишь террор,
проистекает вполне предсказуемая картина событий: власть давит,
беспощадно, безжалостно, и историк оказывается жертвой. Уже
принято рассматривать историю исторической науки через
призму этой, не вполне артикулированной, теории «жертвы». Власть
и Историк - это или два противостоящих лагеря, или разные
миры, по-разному устроенные. Данная схема стала смыслообразуго-
щей для современной историографии.
Но сталинизм в исторической науке - это не только
давление сверху, но и постепенное, добровольное - со стороны
большинства историков - включение в свой жизненный мир цитат из
трудов Сталина. Это - добровольное стремление ученых постичь
историческую истину во всей ее полноте.
В то же время они создавали важное для стратегии
сталинизма проблемное поле, в пределах которого обсуждались
актуальные темы. Историки находились под прессингом, но
одновременно сталинизм подпитывался кипучей энергией историков.
Создание сталинского механизма власти
на высшем уровне идеологии
В книге исследуется один из важнейших феноменов XX в. -
возникновение сталинизма в исторической науке.
Истина - как метафизическое начало - становится
отправной точкой в создании нового механизма власти на самом
высшем уровне сталинской идеологии.
Школа МЛ. Покровского в исторической науке
(середина - конец 1920-х годов)
В эпоху Покровского его коллеги по ремеслу были глубоко
убеждены в том, что историческая наука - сугубо политическая.
674
Естественно, что по мере приближения к истине возникают
трудности технического свойства: только классик марксизма может
выразить истинный взгляд. На пути постижения политического
смысла истории должен существовать модератор, который берет
на себя функцию наблюдения за процессом приближения к
истине. Ведь ее извращение возможно уже потому, что она,
нетронутая, - скажем в виде тезисов Ленина, - сохраняет изначальные
свойства безупречности до тех пор, пока кто-либо не начнет
интерпретировать тезисы Ленина.
Кроме того, согласно Покровскому, марксистская истина не
функционирует сама по себе, имея обязательный и вполне
конкретный политический контекст, определяющий ее значимость
здесь и сейчас. Эпоха военного коммунизма объяснялась
ленинскими тезисами, не выводимыми за пределы этой эпохи; точно так
же и новая экономическая политика была истинна в суждениях
Ленина только в контекстуальном смысле, а не в метафизическом.
Если кто-то попытался бы смешать эпохи и цитаты, то извратил
бы подлинный смысл. Модератор обязан контролировать, как
используется контекстуальная природа высказываний классиков.
Покровский как модератор - это внушение того, что, хотя
он и ошибался, но никто, кроме него, не смог подойти к истинному
учению так близко. Ошибки Покровского, которых он не
скрывал, - удачный прием для управления несогласными с ним.
Позиция модератора здесь прозрачна: круг идей определен достаточно
ясно и не возникает гнетущей неопределенности из-за
несоответствия истинному учению.
Первые шаги сталинизма
в исторической науке
Опыт реконструкции показывает, что развернувшаяся в
1930-1931 гг. кампания но преодолению отставания теории от
практики стала решающим моментом в переходе от одной
идеологической ситуации к другой: высказывания Сталина
усваивались теперь как руководящие указания.
Кампания по преодолению «отставания теории от
практики», а также публикация письма Сталина в журнале
«Пролетарская революция» (1931) - первые и самые серьезные шаги
Сталина на пути к руководству исторической наукой.
Не известно, верил Сталин в природу заявленного
«отставания» или нет. Однако он не мог не знать, что подобное
«отставание» как непреложный принцип относительного постижения
675
марксистской истины заложен в природе познавательной
деятельности советского ученого-гуманитария. Грех было не
воспользоваться случаем, чтобы внушить любому ученику Покровского
безотчетный и гнетущий страх, что тот знает не современную, а
какую-то отставшую от практики теорию. «Практику» (без
объяснений какую) знал Сталин, генеральный секретарь партии
большевиков, - таким был источник его гипнотический силы в овладении
исторической наукой.
Практика в понимании вождя была выше любой теории но
разным причинам, но в том числе и потому, что нельзя было в
1930-х годах исходить из застывших марксистских формул, уже
не вполне актуальных для эпохи побеждавшего в Германии
фашизма. Необходимо было в новых условиях - при отсутствии
перспектив мировой революции - извлекать политическую
пользу из конкретной ситуации, и потому «теория» оказывалась
вторичной и зависимой от сталинского понимания контекста.
Руководствуясь контекстуальными основаниями «практики»,
Сталин, создавал идеологическую систему (на высшем уровне),
в которой обретали гражданство начала совершенно
метафизические. Ведь контекстуальные основания Сталина в области
«практики» были «тайной за семью печатями», недоступные
никому из смертных, тайной, которую он не раскрывал, и
предугадать ее было нельзя. Контекст и метафизика в идеологии
Сталина обретали диалектическую связь - и весьма необычную:
контекст вмещал в себя мистическую неопределенность, а
метафизика оборачивалась пропагандой.
Контекстуальное понимание истинного
в эпоху Покровского
Нет никаких окончательных (на все времена) истин.
Партия большевиков в своей деятельности сама решала, что в ее
политике здесь и сейчас является такой истиной, а что нет. В 1930 г.
один из старейших членов партии СМ. Диманштейн,
возглавлявший комиссию по национальному вопросу в Комакадемии,
утверждал, что труды Сталина но национальному вопросу имеют
лишь контекстуальное значение: они истинны лишь потому, что
совпадают с задачами партии в тот или иной момент ее
существования. Но они не имеют расширительного значения, т. е. не
являются истиной на все времена. Этот партийный взгляд разделял и
Сталин до того, как стал вождем не только партии, но и всего
советского народа.
676
Контекстуальное понимание истинного никогда не
приводит к метафизике. Например, если послания апостола Павла
рассматривать с точки зрения исторического контекста, то окажется,
что никакого апостола не было и быть не могло. Был какой-то
иудей Савл, принявший новую веру, который пытался убедить в
правоте своего учения жителей 1реческих городов. Сказанное Сав-
лом надо рассматривать только в контексте общепринятого для
греков, чтобы понять, почему они ему духовно сопротивлялись.
И точка! Никакой метафизики, никакого апостола, потому
что его послания нельзя отрывать от исторического контекста.
Если же вернуться к метафизике, то не имеет никакого
значения, когда были написаны послания апостола Павла, потому
что они - вне исторического контекста. Они представляют собой
христианское откровение. Они - для верующих.
Интерпретация истинного
при возникновении сталинизма
Любая интерпретация истинного в рождавшейся эпохе
означала, что не имеет никакого значения, когда было написано то
или иное произведение Маркса, Ленина или Сталина. Не имеет
никакого значения, насколько то или иное высказывание вождя
партии соотносится с историческим контекстом, потому что в
каждом классическом тексте выражается вся полнота истины.
Метафизика обладает одним универсальным свойством:
она никогда не позволяет узнать истину до конца, но допускает
бесконечное приближение к ней, и на пути этого приближения
всегда остается неопределенность. Только Сталин, в
объяснительных установках исторической науки, совпадал с истиной, и
только он знал (или должен был знать), что правильно в
контекстуальной неопределенности («практике»).
Истинный смысл отныне выражался для историков в
правильном соединении цитат классиков марксизма-ленинизма,
окончательно потерявших свою контекстуальную природу и не
сходных в своих изначальных интенциях.
Неопределенность в таких условиях стала сущностью
сталинизма в исторической науке.
677
Важнейшая тематика
Ни одна область знания, в которой Сталин стал «корифеем» (а он
был признан корифеем всех наук), не могла соперничать с тем,
что называлось в партии большевиков национальным вопросом.
Его труды по национальному вопросу стали главными в
изменениях жизненного мира историков.
Историческая наука, по крайней мере до 1931 г., была
полностью свободна от внутренней необходимости обращаться к
трудам Сталина для объяснения исторического процесса. Ни о
каком явлении сталинизма в исторической науке говорить не
приходится.
В эту эпоху нельзя было, будучи марксистом,
положительно определять Русское государство национальным или в том же
значении централизованным. Отсюда следовала важнейшая
особенность конвенции иод названием «Московское государство»:
его классовая природа (во все исторические эпохи чуждая
народу) оказывалась предметом неудержимой критики. Критика
государства (русского, или великодержавного) во всех
проявлениях этого государства - одно из условий приверженности к
конвенции. В ней причудливо соединялись позиции классовой
борьбы и крайнего либерализма, не признававшего ни в каком
виде существования национального интереса, общего для всех
людей, единого для всей страны.
Нигде и никогда Покровский (в зрелом творчестве) не
называл Московское государство национальным или
централизованным. Более того, в своей «Русской истории с древнейших
времен» он ни разу не назвал (от своего имени) Московское
государство Русским, чтобы не возникало ненужных аллюзий.
Не только сам он склонялся к подобной аскезе - его ученики
старались следовать учителю. Едва ли случайно, что в научных
трудах того времени широко использовалось понятие «Московское
государство». Нельзя было марксисту-историку писать в ту
эпоху статьи и книги по истории и не быть частью борьбы
Покровского за новую науку. Определение государства Московским -
важнейший код данной принадлежности, манифестация
причастности к революционному изменению науки.
Борьба велась против «оборонческой теории» русской
дореволюционной науки, из которой вытекала основная причина
создания Русского государства. Подосновой этой концепции
была идея о «примитивной экономической основе», на которой
возникло русское самодержавие XVI в.
678
М.Н. Покровский решительно не соглашался с подобной
теорией и приводил фактические данные, которые, как он считал,
начисто опровергали всякие суждения о примитивности
российской экономики. Он использовал сочинения иностранцев, а
также актовый материал с тем, чтобы убедить читателя: торговый
капитал Руси строил города, развивал промышленность.
Покровский называл легендой идею о «примитивной
экономической основе».
Идея национального государства, возникшего в условиях
внешней опасности, по мнению Покровского, не выдерживала
никакой критики, она была плодом буржуазной идеологии.
Сходным образом трактовалось и понятие «централизованное
государство». СМ. Соловьев сто использовал для обозначения идеи
государства, возникшего в результате борьбы леса со степью.
Для Покровского настоящей бедой было то, что идеи
буржуазной науки о государстве стали частью мировоззрения таких
не чуждых марксизму людей, как Г.В. Плеханов и Л.Д. Троцкий.
Сборник «Марксизм и особенности исторического развития
России» Покровский посвятил развенчиванию идей
буржуазной исторической науки, воспринятых марксистами. В очерке
«Правда ли, что в России абсолютизм "существовал наперекор
общественному развитию"?» Покровский привел цитату из
статьи Троцкого: «Чем централизованнее государство, тем
скорее оно превращается в самодовлеющую организацию,
стоящую над обществом», чтобы возразить: «Что это такое, как не
теория внеклассового государства, которую развивал Милюков
без помощи марксистской терминологии и Струве с помощью
последней?»
Пальму первенства М.Н. Покровского в исторической
науке никто не оспаривал. До смерти Покровского высказывания
Сталина в арсенал исходных, основополагающих тезисов
исторической науки не входили.
Начало новой эпохи
Сталин не был противником основной концепции
исторической науки, KOTopyto столь ярко проповедовал М.Н.
Покровский. Это видно по его интервью немецкому писателю Э.
Людвигу (13 декабря 1931 г.), опубликованному в четвертом номере
журнала «Борьба классов» за 1932 г., в котором вождь заявил, что
«Петр сделал очень много для создания и укрепления
национального государства помещиков и торговцев».
679
Очевидно, что национальное государство в данном
контексте выражается через власть помещиков и торговцев, оно
противостоит (метафизически) государству пролетарскому
(интернациональному), в котором нет эксплуатации. Но отрицательное
отношение Сталина к национальному государству можно -
парадоксальным образом - воспринимать как характеристику
исторической формы этого государства, которое под ширмой
национального скрывало свою классовую сущность.
Иначе говоря, это интервью - одновременно и
манифестация приверженности Сталина к конвенции
историков-марксистов, и первое отступление от генеральной схемы МП.
Покровского, в которой не было - и принципиально не могло быть -
признания Русского государства национальным, даже с
отрицательным значением. Метаморфоза заключена в самой роли
Сталина. Пока он был вне контекста исторической науки, его
рассуждения свидетельствовали в пользу теории Покровского, ilo
мере же превращения Сталина в безупречного теоретика
исторической науки, в классика марксизма многие исследователи
прозревали: им открывалась истина, что Сталин определяет
классовое господство помещиков и торговцев как национальное
государство. Подобное прозрение совершалось во времени,
готовилось всем ходом изменений в общественном сознании.
Формирование конвенции историков о русском
национальном государстве было сложным и даже непредсказуемым
для самих участников этого процесса, особенно после известного
постановления партии и правительства 1934 г.
Повое требование к преподаванию истории
воспринималось и как новое требование к науке. «Отвлеченные
социологические схемы» формально не имели адресата, но другой
марксистской науки, кроме той, которую представляли собой труды
Покровского и его учеников, тогда не существовало. Значит,
критика была, но критика скрытая. Партия и правительство были
недовольны положением дел на историческом фронте, но
оргвыводы еще не были сделаны. Хотя стремление к ним уже наметилось:
в передовой статье «Правды» (1934 г.) в неявной форме
критиковался излишне классовый подход к историческим личностям и
одновременно утверждалась мысль - что символично - о
методологии Ленина и Сталина, которая как раз и заключалась в том,
что необходимо знать не только классовую борьбу, но и
фактическое богатство истории.
В этом документе ярко выразился дух нового модератора.
Недостатки науки обозначались столь серьезно, что ни один ис-
680
торик не мог не думать о том, что резкие слова редакционной
статьи журнала обращены и к нему лично:
Постановление... подчеркивает, что утверждение
марксистско-ленинской методологии может и должно идти только путем
соответствующе/о подхода к пониманию фактов и соответствующей разработки
фактов, а не путем оперирования с «отвлеченными социологическими
схемами». Тем самым разрешается не совсем ясный в практике многих
наших историков вопрос о соотношении методологии и фактов в
научно-исследовательской работе историка. Это имеет особое значение в
частности для нашего участка исторической науки - для истории
докапиталистических обществ.
Никогда бы Покровский не мог таким образом выполнять
функции модератора исторической науки, так как знал: любой
коллега мог его переспросить, что значит «соответствующий
подход» для «соответствующих фактов» - какой подход, какое
соответствие, какие факты? Он понимал, что близок к истинному
учению как никто другой из историков, но он также знал (и знали
все остальные), что никогда не совпадет с истинным учением, и
потому старался рационально добиваться максимума в
объяснении своей позиции. Тот, кто руководил наукой теперь, в отличие
от Покровского никогда не ошибался. Поэтому никому не
приходило на ум переспросить: достаточно и того, что нижестоящий
чиновник «по науке» объяснил (как мог) весь глубокий и до
конца неисчерпаемый смысл слов постановления.
Если Покровский полагал, что истинность марксистского
суждения всегда контекстуальна, то сталинское вторжение в
науку несло иное отношение к истине - метафизическое.
Высказывание Сталина на X съезде партии (1921) по национальному
вопросу, особенно в отношении исторических судеб России и всей
Восточной Европы, превращалось в явление, потерявшее
временные границы. Вместе с этим вторжением сталинских цитат
менялся и жизненный мир советского ученого. Предстояло играть в
игру по правилам, которые до конца не были известны:
неопределенность становилась мучительным переживанием, порой
искреннем и глубоким.
Дух нового модератора заставлял каждого исследователя
думать о своем (правильном или неправильном) отношении к
истине, не увлекаясь при этом мыслью, что кто-то застрахован от
губительного уклонения в ту или иную сторону извращения это-
го неуловимого истинного смысла.
681
Этапы формирования конвенции
В первом номере журнала «Проблемы истории
докапиталистических обществ» за 1934 г. вышла неординарная для того времени
теоретическая статья М.М. Цвибака «Марксизм-ленинизм о
возникновении восточноевропейских многонациональных
государств». Впервые все основные работы Сталина но
национальному вопросу вводились в научный оборот. Были преданы гласности
такие научные объяснения, которые существенно отличались от
типичных объяснений школы М.Н. Покровского, не
придававшего особого значения категории «нация».
Задача историков - согласовать все истинные суждения
классиков марксизма, включая Сталина, - означала, что надо
найти такое единство, которое бы не противоречило никому из
классиков в отдельности.
Для Цвибака очевидно, что исторический прогресс
наступает тогда, когда феодальное государство консолидируется на
почве, способствующей возникновению национального
государства, национального рынка, капиталистической
промышленности, - это «французский масштаб». Другое дело, когда происходит
«объединение государства, укрепляющее феодальный строй на
основе подчинения многих народностей, противостоящее
капитализму». Такое объединение «не является прогрессивным». Это -
«русский масштаб» (аналогичный «прусскому масштабу»),
который строится по принципу «тюрьма народов».
Значит, образование единого государства в условиях
России - процесс не прогрессивный, а реакционный, потому что
консервировались крепостнические порядки, феодальная основа
экономики. Цвибак ссылался на Маркса для доказательства того, что
подобная ситуация определялась монгольским владычеством.
Но главный вывод таков: национальное государство не
возникло на востоке Европы. Здесь создавались
многонациональные государства, которые нельзя рассматривать как
государства национальные, потому что они формировались не на
экономической основе капитализма, а на особом сочетании
внешне- и внутриполитических факторов. Такие государства не
шли путем исторического прогресса, они - реакционные но
своей сущности.
Хотя Цвибак и обосновал необходимость употребления
понятия «национальное государство» применительно к хмировой
истории, но одновременно доказывал с отсылками на Маркса
невозможность его применения к Руси периода образования едино-
682
го государства. Избежать противоречий в согласовании
высказываний классиков, и прежде всего Сталина, ему не удалось.
В чьих интересах возникало государство, если оборона от
внешних нашествий требовала сознательной борьбы не только за
свои «эксплуататорские» интересы? В интересах нации, которой
не было? В интересах русского народа? Но тогда, вместе с
усвоением научных трудов Сталина и при более адекватном их
прочтении, прав был В.О. Ключевский с теорией народного
государства, и вся критика его теории со стороны марксистской науки
эпохи Покровского разом теряла всякий смысл.
Основные идеи по национальному вопросу Сталин
высказал до того, как началась борьба Покровского с
«националистической буржуазной историографией». Включение сталинских
работ в контекст исторической науки означало постепенную смену
конвенций. Парадоксальным образом такая внутренняя
перемена возвращала к жизни работы дореволюционных историков,
идеи которых во многом перекликались с суждениями вождя
партии, особенно когда речь заходила о значении
внешнеполитического фактора - обороны страны в судьбе самой страны.
Статья Цвибака явилась если не первым, то одним из
начальных звеньев в формировании конвенции ученых о
централизованном многонациональном крепостническом государстве,
которая просуществовала, надо признать, совсем недолго. Контуры
одной объяснительной схемы стирались последующими. Между
тем до определенного момента в существовании конвенции
историков о централизованном многонациональном
крепостническом государстве были заинтересованы прежде всего
исследователи феодального периода истории России.
И.И. Смирнов в статье, опубликованной в 1935 г. в девя-
том-десятом номере того же журнала и посвященной классовой
борьбе в Московском государстве в первой половине XVI в., не
уклонился в сторону от идей Цвибака. Он едва ли не дословна
воспроизвел их в своей статье, что, безусловно,
свидетельствовало о общепринятости такого объяснения исторического развития
России.
Национальное государство - факт мировой истории и
несостоявшийся факт прошлого России: вот главный пункт
соглашения между учеными. Альтернативность истории - важнейшее
условие признания этого несостоявшегося факта.
Номер журнала со статьей Смирнова, сданный в набор
15 июля 1935 г., был подписан к печати 8 января 1936 г. В то же
самое время в журнале «Пролетарская революция» (1935. № 6)
683
впервые был опубликован неизвестный ранее фрагмент работы
Ф. Энгельса, написанный в 1884 г. Фрагмент не имел авторского
названия, работа была незаконченной, и, по коллективному
мнению публикаторов текста (Института Маркса-Энгельса-Ленина
при ЦК ВКП(б)), рукопись статьи должна была стать
предисловием (или введением) к новому изданию «Крестьянской войны».
Публикация обрела интригующее название «О
разложении феодализма и возникновении национальных государств».
Энгельс писал, что образование национальных государств -
общеевропейская закономерность исторического развития. Прямо
говорилось также и том, что «королевская власть была
прогрессивным элементом». Королевская власть была
«представительницей порядка в беспорядке, представительницей образующейся
нации в противовес раздробленности на мятежные вассальные
государства». Кроме того, указывалось, что национальные
государства могли существовать тогда только в монархической
форме. Наконец, подчеркивалось, что в России национальное
государство возникло в конце XV в.
Публикация статьи Энгельса нанесла сокрушительный
удар по конвенции историков о крепостническом
многонациональном государстве, казавшейся вполне логичной и вполне
марксистской. Из статьи Энгельса неизбежно следовал вывод о
прогрессивности самодержавия и возникновении уже на русской
почве в конце XV в. национального государства. Трудность для
науки по-прежнему заключалась в очередном согласовании
между собой отнюдь не единых в своих интенциях высказываний
классиков марксизма-ленинизма о характере мировой истории
вообще и истории Восточной Европы в частности.
Идея национального государства с исторически
прогрессивной самодержавной властью создала все условия для
оформления новой концепции истории Московского государства, в
которой самодержавие действовало уже в союзе с дворянством и
вопреки боярству, выступавшему с реакционных позиций. Такая
объяснительная конструкция совершенно естественна,
поскольку она не могла строиться на ином из возможных допущений
(например, что прогрессивным было боярство, а реакционным
дворянство). Внешне эта конструкция, конечно, повторяла схему
С.Ф. Платонова. И даже можно утверждать, что после
публикации статьи Энгельса отношение к творческому наследию
петербургского ученого изменилось в лучшую сторону.
Но так же очевидно то, что новая концепция своим
происхождением никак не была связана с идеями Платонова. Она яви-
684
лась отнюль не порождением многолетних эмпирических
исканий, а следствием постепенного освоения сталинского наследия
по национальному вопросу и, наконец, завершающего поворота,
который и возможен был только при условии появления нового
первоисточника - статьи Энгельса.
Новый первоисточник оформил концепцию борьбы
дворянства и боярства. В новой теоретической оболочке стало
возможным рассуждать о ней в силу непререкаемого суждения
Энгельса о закономерной победе королевской власти в Европе над
непокорными, бунтующими противниками национального
единства. Европейская модель истории стала главной и для русской
истории периода феодализма.
27 января 1936 г. почти во всех печатных органах СССР
были опубликованы документы о реформе исторического
образования. В публикацию вошли материалы, которые обсуждались в
Политбюро значительно раньше и которые получили название
«Замечания Сталина, Кирова и Жданова по поводу конспекта
учебника по "Истории СССР"» (то же самое но учебнику
«Новой истории»).
Модератор Сталин заставил всех историков почувствовать
их личную ответственность перед партией и правительством - и
этого было достаточно, чтобы самому оставаться неуязвимым и
непредсказуемым. Однако ошибки так называемой школы
Покровского нужно было конкретизировать на исполнительском
уровне власти, что и произошло буквально сразу после выхода в
свет названных документов партии и правительства.
Через четыре дня после публикации документов, 1 февраля
1936 г., в «Правде» была опубликована статья члена комиссии но
новым учебникам В.А. Быстрянского под названием
«Критические замечания об учебниках по истории СССР». Он писал, что
общее заблуждение исторической науки состоит в непонимании
прогрессивного значения создания русского национального
государства. В этой программной статье Быстрянский ничего не
сказал о классовой борьбе как о важнейшем объяснении
исторического процесса. Зато прозвучала острая критика «левацкого
интернационализма».
Классовая борьба в схеме, в привычке мыслить «по
Покровскому» теперь вызывала отторжение, которое усиливалось
под влиянием «теперешних» постановлений партии и
правительства. Неудержимо мысли историков, методистов шли в сторону
весьма и весьма необычную для марксистской науки - к
переоценке роли классовой борьбы в контексте «нового историзма».
685
Но никто не знал и не мог знать, до какого рубежа в теории
допустимо это небезопасное движение мысли.
В работах А.Н. Артизова, Д.Л. Бранденбергера, А.М.
Дубровского с исчерпывающей глубиной показано, как в 1936 г. на
смену интернационалистскому мифу пришел миф национально-
патриотический, великорусский. Причем подобный поворот
произошел одновременно с отказом от некоторых объяснительных
конструкций М.Н. Покровского.
Но сталинская идеология строилась не только на одном
векторе, интернационалистском (классовом) или
патриотическом (национальном), и не на их смене. Идеология Сталина
вмещала в себя эти «диалектические» противоположности. Если о
величии русского народа нельзя было ни в коем случае забывать,
то это еще не означало, что не нужно критически относиться к
великодержавному шовинизму.
Стало очевидным, что судьбу конвенции историков о
русском национальном государстве отныне будет определять
соотношение мотивов классовых и национальных. Но сложность
заключалась в том, что национальное не сводилось однозначно к
этническому, а скорее возвращало к «старому» противостоянию
факторов политических и экономических (отныне -
«национальных»). Какой из них станет главенствующим и станет ли?
Решение во многом зависело от того, какие практические соображения
Сталина в отношении быстро менявшегося контекста должны
были взять верх над теорией.
Конвенциональное единство
и горизонты видения проблемы
Общей договоренности нисколько не противостоит несовпадение
мнений, и даже напротив, это несовпадение мнений лишь
усиливает значимость единства до тех пор, пока не наступает переход к
новым объяснительным установкам, меняющим привычные
умозаключения в конвенции.
А.В. Шестаков, ученик и последователь М.Н. Покровского,
далеко не сразу принял конвенцию о национальном государстве,
хотя она была предложена «сверху», со стороны партийных
органов. Исследование лекционных материалов и личного фонда
историка показывает, что он очень долго сопротивлялся нововведениям.
История этого сопротивления, порой весьма рискованного,
свидетельствует о том, что главные идеи Покровского действительно
686
было трудно преодолеть сразу, потому что предлагалась
совершенно другая «схема» и не всякий был способен изменить себя в
одночасье. Одна конвенция с большим трудом уступала место другой
конвенции, и это можно увидеть только на личностном уровне.
Идея прогрессивности королевской власти
(великокняжеской на Руси) была для Шестакова идеей необычной, к ней нужно
было привыкнуть. Шестаков не скрывал, что усвоить эту идею, по
крайней мере ему, трудно.
В 1937 г. он признал метафизический характер сталинских
высказываний и отверг научное несовершенство М.Н.
Покровского:
...Покровский ни в какой степени не подошел и не давал таких
материалов, которые могли бы быть положены без изменения в
сокровищницу науки. Вот, если мы возьмем классиков марксизма, то они, хорошо
зная исторические факты, дают такие точки зрения, которые никогда не
меняются, потому что эти точки зрения есть научная истина.
Идеи Покровского были несостоятельны в силу того, что не
давали полноценной и безупречной схемы, которая бы не
вызывала ни тени сомнения. Если неверна схема, то и производное от
нее объяснение будет ложным. Особенно существенно для
Шестакова, что Покровский не дал «схемы» феодализма, нарушив
таким образом последовательность и системность рассмотрения
мировой и отечественной истории.
31 октября 1937 г. в Институте красной профессуры
А.В. Шестаков сделал внушительный полуторачасовой доклад на
тему «Методы и приемы вредительской работы на историческом
фронте», в котором он сосредоточился на трудах «врага народа»
П.С. Дроздова. Шестаков, конечно, не мог обойти молчанием
вопрос образования Московского государства. Рассказывая о
первом впечатлении от прочтения упомянутой выше статьи
Дроздова, он вспомнил свое переживание этой темы и то, что «б своем
учебнике» он и его коллеги называли государство русским
национальным, а Дроздов позволил себе его называть Московским
национальным государством, Московским княжеством.
Между тем в статье Дроздова как раз и не упоминается
Московское национальное государство. Почему же Шестаков
приписал Дроздову меньшее зло, хотя мог бы указать на то, что
он вообще игнорировал данное определение? Существенно то,
что и остальные участники собрания стали повторять неточное
суждение Шестакова.
687
Здесь открывается горизонт восприятия всей проблемы
национального государства в 1937 г. - та точка видения, за
пределами которой уже временит будущее. Н.С. Дроздов не назвал
Московское государство национальным по вполне определенным
причинам. Он исходил из того, что к началу XVI в.
великорусская нация далеко еще не сформировалась, национальный рынок
еще не сложился, а между тем все великорусские земли уже
объединились «в крупное централизованное государство». Иначе
говоря, «процесс появления централизованного государства шел
здесь гораздо быстрее процесса складывания людей в нации».
Для Дроздова было существенно определить это расхождение
между экономическим отставанием в развитии нации и
политическим успехом объединения страны через концепт «единого
централизованного государства». Централизованного, но не
национального, политически успешного, но экономически отсталого.
Л.В. Шестаков и другие обличители Дроздова не увидели
разницы между единым централизованным государством и
национальным государством. Это различение не стало
проблематичным для участников академического обсуждения.
Конвенция историков о национальном государстве в 1937 г.
включала в себя обязательную борьбу с недооценкой
исторической роли русского народа, с отсутствием «чувства родины».
Отрицательное (в контексте господствовавших идей М.Н.
Покровского) значение «национального государства» в интервью
Сталина немецкому писателю Э. Людвигу (13 декабря 1931 г.)
превратилось в трактовке М.В. Нечкиной при обсуждении
доклада ГИестакова в положительную характеристику этого
государства. Так «сталинская» (в сознании историков) интерпретация
«национального государства» окончательно вытеснила негативное
отношение Покровского к этому понятию.
Дискуссия вокруг доклада А.В. Шестакова
актуализировала значение национального государства как явления русской
истории, в котором воплотились лучшие черты русского народа.
Конвенция обрела новые коннотации - этнополитические - и
потому оказалась востребованной в идеологической борьбе с
внешним врагом Советского Союза - фашизмом. Одновременно были
затронуты такие проблемы, которые заставили историков
размышлять о соотношении факторов политических и экономических
внутри «общего мнения» о национальном государстве. И хотя
различение централизованного и национального состояний в
истории Московского государства еще только наметилось,
очевидно, что этот горизонт жизненного мира ученых уже определял
688
собой будущее конвенции. Созревавшее понимание разных
состояний Московского государства - это своеобразный ответ на
сталинский ребус, согласно которому нация еще не возникла, но
национальное государство уже было.
В личном фонде И.И. Смирнова сохранился рукописный
экземпляр учебника по «Истории СССР» (датированный 2
января 1940 г.), который по неизвестным нам причинам не был
опубликован.
В объяснительной конструкции исследователя
взаимодействуют - и достаточно гармонично - две оценочные
характеристики Московского государства: когда оно существует, будучи
централизованным национальным, и когда оно существует,
будучи национальным централизованным.
Естественно, что не может быть единства национального
раньше, чем проявит себя власть политическая в собирании
земель, феодальных центров. Не может яйцо появиться раньше
курицы.
Чем же объяснял И.И. Смирнов формулу «национальное
централизованное1 государство»? Не было ли здесь логического
противоречия? Ведь не может же, в самом деле, яйцо появиться
раньше курицы? Оказывается, может. Ведь курица тоже
появилась из яйца. Национальное состояние - это не только единение
в борьбе с татарами, но и единение в экономическом развитии
страны, в развитии рыночных связей. И здесь политическая
активность князей не могла находиться впереди экономической
необходимости. Подобная логика, как выражался Ф. Энгельс, в ко-
нсчлом счете не марксистская.
Однако И.И. Смирнов понимал, что как раз
экономического развития явно не хватало, о чем и говорил Сталин на X съезде
партии. Отсутствие нации и буржуазного развития на востоке
Европы в XV в. - яркое тому свидетельство. Но опять же, сказать,
что экономического единения через развитие рыночных
отношений совсем не было - значит показать кукиш всей экономической
теории марксизма: может ли что-нибудь появиться на свет, если
для того не созрели экономические предпосылки?
Эти утверждения И.И. Смирнова о первичности
экономико-производственного (национального) начала в процессе
централизации не были проявлением только его индивидуального
объяснения истории Московского государства - они имели
конвенциональный характер.
Стенограммы лекций К.В. Базилевича в Высшей
партийной школе при ЦК ВКП(б) выходили отдельными брошюрами.
689
Одна из них (неоднократно переиздававшаяся в 1940,1945,1946 гг.)
называлась «Образование Русского национального государства.
Иван III». В ней историк подчеркивал, что экономическое
объединение страны составляет основу национального государства.
В формуле «национальное централизованное государство»
читалось признание первичности экономических причин, которые
создают условия для изменений в области политической.
О широком распространении подобного объяснения
«национального государства» как явления
экономико-производственного и потому первичного в отношении политических мотивов
свидетельствуют многие факты. Например, такой «поборник»
централизованного государства, как Л.В. Череннин, в речи,
произнесенной на заседании сектора истории СССР периода
феодализма, посвященном юбилею СБ. Веселовского в 1946 г., дважды
упомянул русское национальное государство и ни разу
централизованное. Как в средней, так и в высшей школе использовались
исторические карты, имевшие одинаковое название
«Образование Русского национального государства (1462-1533)».
В.В. Мавродин в своей книге «Образование Русского
национального государства» (1939,1941) остановился на его
историческом значении и показал, что в идее национального
взаимодействуют общее и особенное. Общим является экономическое развитие,
объединявшее страну в единое целое, особенным - то, что к концу
XV в. «еще не созрели все необходимые экономические условия
для объединения страны в единое государство», но внешняя
угроза со стороны монголов заставила - ради национальной
безопасности - ускорить создание Русского государства...
И.И. Смирнов считал, что в направлении развития
Московского государства как централизованного национального
проявлялась эксплуататорская сущность феодальной власти. Между
тем состояние «национального централизованного» государства
свидетельствовало об экономической пользе для всех слоев
населения единения страны в одно целое, в котором уже не должно быть
междоусобных войн и препятствий для нормальных торговых
отношений между регионами.
И.И. Смирнов в начале 1940-х годов серьезно углубился в
изучение русской национальной культуры. В личном фонде
историка отложилось несколько неопубликованных работ, в которых
он обосновывал включение понятия «культура» в конвенцию
историков о национальном государстве. Оказалось, что, помимо
экономики и политики, состояние национального государства
определяется и важнейшим признаком нации - культурой.
690
В статье «Основные вопросы истории русской культуры»
(датированной 20 апреля 1943 г.) Смирнов отмечал, что
«национальный характер народа является результатом историческою
развития народа».
Первые три признака нации - общность языка, территории
и экономической жизни - характеризуют условия жизни народа,
а общностью культуры, считал Смирнов, определяется духовный
облик нации. Если «культура - одна из важнейших черт нации»,
то, значит, несмотря на экономическое отставание в развитии
буржуазных отношений, духовный облик народа эпохи
образования Московского государства определял собой национальное
развитие страны.
Итак, культура в конечном счете зависит от материального
базиса общества. Но, как и политика, она относительно
самостоятельна и потому «стоит над» экономикой и политикой. Этот
тезис помогал в размышлениях о том, что экономическая
отсталость русских земель своеобразно формировала национальный
характер.
Понятие национальной культуры историк включал в
старую проблему: как соотнести между собой экономическое
недоразвитие страны и необходимость обороны от внешних врагов в
образовании национального государства? Понятие «культура»,
будучи признаком нации, раскрывало национальную специфику:
отсталость экономическая компенсировалась постоянной
борьбой русского народа за свободу и независимость. И.И. Смирнов
понимал, что национальную культуру как самосознание народа
необходимо согласовывать с конвенциональным различением
состояний государства, когда оно «централизованное
национальное» и когда оно «национальное централизованное».
Таким образом, национальное самосознание
формировалось быстрее национальной экономики. Это означало, что
недостаток экономических буржуазных связей русский народ
восполнял чувствами патриотизма и ответственности за родину,
воспитанными в постоянной борьбе с внешними врагами.
Национальная культура - это то, что стоит над экономикой. И хотя
культура определяется экономикой, но и в этом «гамбургском
счете» не возникает противоречия, потому что культура
выражает себя в том числе и в осмысленной борьбе с собственной
отсталостью.
691
Предпосылка кризиса интерпретаций
Существенную трудность в конвенцию историков о русском
национальном государстве внесли критические замечания Сталина,
посвященные статье Энгельса о внешней политике России в XIX в.
Эта статья спровоцировала сильнейший кризис интерпретаций,
И.В. Сталин отвергал не вполне марксистский взгляд на
природу мировых событий, в которых Ф. Энгельс видел, прежде
всего, деяния людей, дипломатов, кучки авантюристов. Вождь
партии был уверен, что внешнюю политику в эпоху империализма
творят не отдельные, пусть даже талантливые, люди, а
материальные интересы господствующих классов (борьба за колонии и т. д.).
Для историков несомненный интерес представляли
суждения Сталина о характере внешней политики России в XIX в.
В письме Сталин уже смягчил свои оценки по сравнению с
пометами на нолях статьи. Он определил статью Энгельса как
«хороший боевой памфлет» против русскою царизма и при этом
заметил, что Энгельс «несколько увлекся и, увлекшись, забыл на
минуту о некоторых элементарных, хорошо ему известных, вещах».
Главный недостаток статьи Энгельса, считал Сталин, - ее
«однобокость».
17 мая 1941 г. I1.FI. Поспелов направил Сталину заявление,
в котором просил разрешения на опубликование в «Правде»
редакционной статьи «Замечательный документ творческого
марксизма» (в связи с выходом № 9 журнала «Большевик»). Идея
«творческого марксизма» оказалась весьма сильной в контексте
прозвучавших критических замечаний об Энгельсе. Слова
Сталина о том, что «марксизм не догма, а руководство к действию»
были восприняты многими как сипгал к переосмыслению всего
устаревшего.
Призыв к переосмыслению «мертвых, неподвижных догм»
был услышан историками. И только война с фашистской
Германией несколько приостановила реализацию того, к чему
призывали. К 1944 г., когда итог войны уже был предрешен, стало
возможным обсудить новые идеи и новые подходы в исторической науке.
Конфликт объяснений
Замечания Сталина на статью Энгельса изменили внутреннее
сознание науки: стало возможным творить не только с привычной -
классовой - точки зрения, но и с точки зрения национальной, еще
692
не вполне привычной, но как бы разрешенной в рассмотрении
внешней политики России. Идеи Сталина в полемике с
Энгельсом позволяли многим думать о реабилитации важнейших
фактов внешнеполитической истории царской России. В науке стал
возможным русский национализм как осознанный ответ на
излишне классовый подход исторической науки, восходивший к
«школе» Покровского.
В 1943 г. в Казахстане под редакцией А.М. Панкратовой
была опубликована «История Казахской ССР». Находясь в
эвакуации, она много сделала для того, чтобы в весьма стесненных
обстоятельствах вместе со своими коллегами написать обобщающий
труд по истории одной из советских республик. Естественно, что
книгу такого научного масштаба сразу выдвинули на
Сталинскую премию. Однако ее не присудили, потому что рецензент
А.И. Яковлев и академик Е.В. Тарле не проявили должного
почтения к этому труду, найдя в нем много принципиальных
недостатков. И главный из них - игнорирование национальных интересов
России ради классовой интерпретации русского царизма XIX в.
Столкнулись две группировки. Одна группировка (Е.В. Тарле,
А.И. Яковлев) хотела выразить (или угадать) истинный взгляд на
природу русской истории после руководящей статьи Сталина, в
которой (конечно, косвенно) был поставлен вопрос об
оправдании колониальной политики царизма. Другая партия (A.M.
Панкратова, Е.Н. Городецкий) обращалась к «Замечаниям» вождей
партии 1934 г., в которых говорилось о том, что царская Россия
была тюрьмой народов.
-По мнению Панкратовой, ее противники показали
приверженность к концепции надклассового государства. Тут заключена
некая каверза для исторической науки. Ведь никто уже не
отрицал факта «национального государства» (но Энгельсу), но о
национальном государстве как о государстве «народном» писал и
В.О. Ключевский. A.M. Панкратова не забывала подчеркнуть, что
«русский народ в нашей истории занимал ведущую роль» (по
Сталину), но следует ли из этого, что нужно изображать царских
генералов прогрессивными деятелями русской истории?
Столкнулись два тезиса - о роли русского народа в образовании
государства и о сущности царизма XIX в. Совместимы ли
утверждения о том, что одно - это очень хорошо, а другое - очень плох|>?
A.M. Панкратова и ее сторонники выступили против
расширительного толкования понятия «национальное государство»,
признавая его безусловную прогрессивность в эпоху Ивана III
и Ивана IV, но также утверждая, что царизм в эпоху Николая I
693
утратил прогрессивные черты и стал явлением реакционным -
тюрьмой народов (по Ленину-Сталину).
Идейные противники Панкратовой тоже выступили
против расширительного толкования... но классовой борьбы, не
отрицая ее в разумных и исторических пределах и говоря об
общенациональных интересах России (оборонительных прежде всего)
на всем протяжении ее многовековой истории (по Сталину). Чей
«Сталин» окажется сильнее? Этот вопрос назревал в недрах
науки; обе стороны готовились к схватке и только ждали повода,
чтобы решительно броситься в бой, исход которого никому не
был и не мог быть заранее известен, потому что в споре
«Сталина» со «Сталиным» победить мог только Сталин.
У ярых противников Панкратовой идея великой
(национальной) Руси соединилась с критикой Сталиным статьи
Энгельса о внешней политике царизма. Таким образом возникла
конвенциональная модель объяснения многовековой Руси, которая и в
прошлом, и в настоящем выполняет одну и ту же роль - роль
ведущего за собой другие народы по пути прогресса.
А.М. Панкратова, с одной стороны, выражала уверенность в
том, что Русское национальное государство - важнейший постулат
исторической науки, краеугольный камень в критике «школы»
Покровского, а с другой стороны, была убеждена в том, что
прогрессивная роль национального государства не оправдывает, например,
Аракчеева и других реакционных деятелей царской России.
Не раз упоминала A.M. Панкратова русское национальное
государство как безусловный факт русской истории. У нее также
не было сомнений в том, что роль объединителя других народов
взяли на себя великороссы, как говорил Сталин. Она не
сомневалась и в том, что отдельные цари выполняли в своей
деятельности общенациональные задачи. Но разве это распространяется на
всю историю самодержавия, разве не Сталин говорил о тюрьме
народов? Тезисы, по отдельности правильные, никак не сходятся
между собой - вот что ее беспокоило.
Историки из двух лагерей обращались лично к Сталину с
просьбой объяснить возникшие трудности.
Как найти наилучшую формулу для отношений
национального и классового содержания в отечественной истории? Но
найти абсолютную формулу - значит даже не приблизиться к
истине, а именно совпасть с ней. Никому, кроме Сталина, такое
совпадение не позволялось. Для простых смертных оставался путь
приближения, путь догматического раскрытия истины, когда она,
недоступная, объективная, сама по себе существовавшая, откры-
694
валась не в лицезрении очевидности, а через диалектику каких-
либо противоположностей.
Еще до начала совещания в ЦК ВКП(б) Панкратова
ощутила, что новая позиция историков в отношении внешней
политики царизма, особенно в XIX в., может привести к пересмотру
базовых ценностей всей науки, и борьба за истинные позиции
будет нешуточной. Она не ошиблась. Раскол в исторической науке
означал, что в ней стало возможным (после заметок Сталина о
статье Энгельса) утверждать как истинные (с отсылками на одни
и те же первоисточники - цитаты «классиков») две концепции,
которые между собой стали конкурировать за право утверждать
первенство своей предваряющей идеи - либо классовой борьбы,
либо национального интереса. Это размежевание было настолько
существенным, что не только Панкратова, но и ее противники в
полной мере осознавали: спор идет именно о признании или
непризнании национального интереса в истории России как
первоочередного, предваряющего классовую борьбу.
Судьба конвенции историков о национальном государстве во
многом зависела от того, кто одержит верх в этой грандиозной по
масштабам борьбе за истинную установку научного объяснения.
Хотя Панкратова и пыталась показать в своих «Записках»,
что официальную поддержку получила именно ее позиция,
анализ документов свидетельствует: в страстном желании победить
она выдала желаемое за действительное - описание концовки
совещания было ею сознательно фальсифицировано. Даже А.С.
Щербаков до конца не знал, кто победил в этом споре, потому что он
выражал общее настроение аппарата ЦК ВКП(б), привыкшего к
тому, что нельзя брать на себя ответственность за те вопросы,
которые решает лично Сталин.
Никто не победил - таков итог совещания.
Позиция Сталина
Первая реакция Агитпропа ЦК ВКП(б) на совещание историков
заключала в себе большую критику сторонников А.М.
Панкратовой, чем сторонников Х.Г. Аджемяна. Этот крен выразился в
первоначальной редакции (Пространной редакции - ПР), написанной
в очень короткий срок - сразу после окончания совещания 8 июля
1944 г. 9 июля А.С. Щербаков был на приеме у Сталина, и у него
уже был проект постановления, написанный СМ. Ковалевым,
заведующим отделом пропаганды. На этом проекте постановле-
695
ния Сталин сделал весьма резкие замечания, которые оказали
сильнейшее воздействие на дальнейшую переработку: он
решительно поменял крен идеологии в сторону разоблачения
сторонников Е.В. Тарле, А.И. Яковлева, Х.Г. Аджемяна. Сразу после этого, к
12 июля 1944 г., была создана новая редакция - Краткая (КР),
содержавшая более сбалансированную критику обоих направлений.
Обе редакции были подготовлены без участия А.А. Жданова,
который получил задание Сталина подключиться к работе в ночь с
11 на 12 июля 1944 г. Не позднее 25 июля 1944 г. Ждановым был
написан первый вариант проекта постановления, но под
сильнейшим воздействием сталинских замечаний, сделанных в ПР.
Опыт реконструкции впервые доказывает, что именно
Сталин был настоящим автором, вдохновителем всех переделок
проекта, а Жданов всего лишь исполнителем, который пытался
угадать непростые ходы сталинской правки. Именно Сталин
сформулировал основную линию разоблачения исторической
науки - «на два фронта», именно он давал указания, как идейно
выстроить текст, чтобы никто не мог подумать, будто историческая
правда осталась не за Сталиным.
Очевидно, что Сталин не был лишен убеждений, но он не
имел целостной концепции русской истории и - что особенно
важно - не мог ее иметь. Иначе открылась бы истина его
исторического взгляда и исчезла бы идеологическая власть.
Постановление ЦК ВКП(б) так и не было принято.
Неопределенность оказалась для Сталина удобнее прямого и ясного
ответа.
Никто не прав - вот главный ответ Сталина как создателя
идеологической Системы.
Сталин как пользователь Системы
В дискуссии с режиссером СМ. Эйзенштейном Сталин
раскрылся как пользователь созданной им же идеологической Системы.
Он показал себя человеком, который выражает взгляд рядового
пропагандиста, - не на высшем уровне идеологии, а на ее низшем
уровне, где многое расставлено по полкам, как в классной
комнате учителя истории средней общеобразовательной школы.
Такая метаморфоза неудивительна. Высший и низший
(пропагандистский) уровни идеологии не совпадают, хотя и
родственны. Там, где необходима простота вероучения, нет
необходимости в познании истины высшего порядка.
696
В конце концов от молящегося человека, произносящего
«Верую... в Единосущную Троицу», не требуется постижения
смысла сказанного на уровне догматического понимания трини-
тарного богословия. Само это Единосущее в Трех Лицах - одна из
самых сложных в понимании истин христианства, неразрешимая
в умозрении par exellence, но требующая в конечном счете веры в
существование высшего и непостижимого начала. Христианский
молитвенник и сочинение Дионисия Ареопагита находятся в
одном пространстве, но на разных его полюсах и на разных уровнях.
Известный историк и писатель Н.Я. Эйдельман в свое
время определил взгляд Сталина на личность Ивана Грозного как
«уникальную точку зрения». Большинство исследователей
убеждены в том, что концепция царствования Грозного была
самостоятельно выработана советским вождем, являлась, так сказать,
результатом его личной инициативы.
Сталин в отличие от Сергея Эйзенштейна опирался в
своих знаниях о времени Грозного на работы современных ему
историков, и прежде всего на учебную литературу, в которой
фиксировались общепринятые объяснения прогрессивности Ивана
Грозного для сто исторической эпохи. Этого мнения о царе
нисколько не отрицал и Эйзенштейн, не читавший советских
учебников но истории, но как художник он не мог обойтись без
психологической драмы личности в истории, а всякая драма - это не
только сила характера, но и его слабости.
Итак, на уровне учебной литературы были приняты такие
объяснения деятельности царя Ивана Грозного:
1. Каким бы ни был царь, о сокрытиях нелицеприятных
фактов нет и речи (признается, что он и сына убил, и вел себя
небезупречно); исторический процесс, который он выражал в своей
деятельности, был прогрессивным, включая опричнину как
форму необходимой и жестокой борьбы с боярами, противниками
централизованного государства.
2. Противопоставлялись «старая» научная трактовка Ивана,
Грозного и новая. КМ. Карамзин, В.О. Ключевский и другие
ученые рассматривали результаты деятельности царя через
психологию его поведения, не замечая объективного смысла деятельности
русского царя. Авторы учебника в психологической трактовке
дореволюционных историков усматривали типичный
субъективизм, который мешал им увидеть то, что видят
историки-марксисты, объективность процесса. Надличное этого процесса всегда
выше личного и определяет собой сущность истории - вот что не
требует никаких доказательств в силу своей самоочевидности.
697
3. При всех своих недостатках Иван Грозный представал в
учебниках человеком, бесконечно далеким от образа
«безвольного Гамлета». Царь в своей политической деятельности достигал
цели, он - «выдающийся стратег», умелый руководитель,
отдававший себе «отчет в необходимости создания сильного
государства», и потому он не останавливался перед крутыми мерами.
Грозный неуклонно проводил успешную внутреннюю и
внешнюю политику, не испытывая при этом колебаний.
Сталин, Молотов и Жданов в оценках фильма
Эйзенштейна единодушно выступали против создавания образа царя в кино
через психологическое видение эпохи, которое допускает, что
Грозный был «неврастеником», «Гамлетом» и т. д. Образование
Русского государства - великое событие в русской истории.
Главный участник этой истории был мудрым правителем. Он не
мог быть неврастеником или Гамлетом, поскольку ему удалось
осуществить задуманный грандиозный план.
Объяснение «объективного» содержания истории эпохи
Ивана Грозного нисколько не исключает показа убийств,
жестоких казней - с этим вожди партии тоже были согласны. Но во
имя чего эти казни - вот вопрос? «Широкая государственная
деятельность» всегда более значима в истории, чем рассказы о
казнях в подвалах или в «закрытых помещениях».
Сталин поучал Эйзенштейна, как плохого ученика,
который не вызубрил тему, не подготовился, как надо, к экзамену и не
сдал его. Никакой уникальной собственной точки зрения Сталин
не имел. Его вполне устраивали общеизвестные позиции
историков, труды И.И. Смирнова, Р.Ю. Виппера, СВ. Бахрушина, а
также содержание учебников, сформировавших устойчивый
стереотип восприятия эпохи Иван Грозного. Эту эпоху надо было
видеть не через психологию исторического деятеля, ибо тогда
пропадала значимость свершений в строительстве
национального государства, а через объективную закономерность, хотя и
обезличенную, но мистическим образом одухотворенную, потому что
в ней оправдывалась любая порочность, как бы ее ни понимали: в
виде террора, прелюбодеяний или различных злоупотреблений.
Сталин не отказывался от диалектики даже на этом низшем
уровне идеологии, а потому жестокость Грозного, его злодеяния
он не отрицал. Любому минусу он противопоставляет свой плюс.
Эта диалектика была обращена не к человечеству: очень хороший
человек может быть жертвой необходимого процесса и очень
плохой человек может стать символом этого процесса.
Диалектика Сталина была обращена к природе, безмолвной, безучастной к
698
страданиям, лишенной субъективных чувств. Это была
механистическая диалектика.
Согласно такой диалектике любая сверхзадача важнее
способов ее достижения. Правильная стратегия и эффективность
искупают субъективные ошибки. Если Эйзенштейн делал акцент на
противоречиях личности Грозного, то Сталин был силен тем, что
говорил об очевидных для исторической науки фактах.
Величественная цель не могла не оправдывать любых потерь. Однако как
большой художник Эйзенштейн не мог до конца угодить власти
и потому в конце концов нарушил конвенцию. Ему были ближе
дореволюционные историки. За коллизиями эпохи Ивана
Грозного он угадывал шекспировскую психологическую драму,
чуждую Сталину и его пониманию сущности истории.
Кризис интерпретаций и способы
его разрешения внутри конвенции
Интрига опубликованной статьи П.П. Смирнова, с которой
началась дискуссия 1946 г. о русском централизованном государстве,
заключалась в том, что между ее названием и концепцией
обнаруживается расхождение: автор активно доказывал, что
экономическое развитие не только произошло в какой-то мере, но оно
состоялось в полной мере. Концепция «централизованных
государств на Востоке», высказанная Сталиным, утверждала
обратное: экономической готовности не было и многонациональные
государства Восточной Европы создавались в условиях внешней
угрозы, так сказать, централизованным порядком как ответ на
нашествия татар и турок.
Вмешательство редколлегии «Вопросов истории» в
название статьи привело к уникальной ситуации: опубликованная
работа выдающегося ученого стала совмещать в себе едва ли не
противоположные научные интенции. Название статьи указывало на
верность концепции Сталина, ее содержание представляло собой
чуть ли не прямой полемический вызов.
П.П. Смирнов затронул самое больное место научной
жизни: он написал, что Советская наука при изучении истории
образования Русского государства ничего сама не создала, что
она пользуется идеями буржуазной науки, соединяя их с
высказываниями классиков марксизма и таким образом извращая
последних. Обвинение в том, что советская наука не стоит на
«правильном пути», не овладела марксизмом в необходимой мере, и
699
вызвало обиду коллег, не желавших (в условиях сталинизма)
оставаться вне «правильного пути».
Болезненным оказался укор современной науке в
неправильном использовании цитат классиков марксизма-ленинизма.
Но сути дела, речь шла о том, что модель «русское национальное
государство» нуждалась, по мнению Смирнова, в новом
методологическом обосновании. Оно же, в свою очередь, означало другое
соединение прежних цитат из неотмененной классики марксизма-
ленинизма.
Впервые ученый в условиях кризиса интерпретаций
попытался воспользоваться редукцией как методическим приемом
для того, чтобы снять трудноразрешимые вопросы в истории
Русского государства. И, пожалуй, впервые профессор
Московского историко-архивного института, не выходя за рамки
научной конвенции историков о русском национальном государстве,
ввел в опыт редукции контекстуальные основания критики,
которые позволяли ему освободиться от груза неподъемной
метафизики.
П.П. Смирнов отметил зависимость высказываний К.
Маркса о русской истории в «Секретной дипломатии XVIII века» от
научно-популярных трудов Н.М. Костомарова. Весьма простодушно
ученый усомнился в том, что критические высказывания Маркса о
русский истории есть плод его самостоятельного мышления.
Высказывания Ленина также подверглись рефлексии со
стороны Смирнова. Он отметил, что в работах вождя мирового
пролетариата имеется предупреждение против «произвольных
пролонгации категорий и надстроек одной исторически определенной
общественной формации на другую формацию и против принятия
таких категорий и надстроек заявления "общие и вечные"».
Нельзя превращать «развитие обмена» в причину
образования политического единства, нельзя приписывать Ленину
идею, будто двигателем образования Русского государства было
развитие рыночных отношений. Ведь его слова относились к
исторической ситуации XVI XVII вв. Итак, ленинское
высказывание, согласно точке зрения Смирнова, не имело прямого
отношения к образованию Русского национального государства.
Наибольший интерес вызывает отношение историка к
работам Сталина. Смирнов отмечал, что «приписывать И.В.
Сталину... будто бы он считает, что процесс образования
централизованных государств и на Западе и на Востоке возник под
влиянием в основном одних и тех же причин в результате
давления внешней опасности, - значит сближать его взгляды со
700
взглядами проф. П.М. Милюкова и С.Ф. Платонова, с которыми
они ничего общего не имеют. К сожалению, в нашей учебной
литературе такое смешение обратилось в традицию». Иначе говоря,
и слова Сталина тоже теряют руководящий смысл, когда речь
идет об образовании Русского государства.
Если суммировать идеи П.II. Смирнова, то ни одно из
классических высказываний о Московском государстве не имеет
прямого отношения к сущности его возникновения. Слова Маркса,
Ленина и Сталина не теряют своего руководящего значения, но к
истории образования Московского государства не имеют
прямого отношения. Так возникла проблемная область, освобожденная
Смирновым от цитат настолько, что теперь-то и стало
возможным его личное участие в создании настоящей марксистской
концепции образования Русского государства.
Каков же результат исканий ученого в разрешении тех
противоречий, которые он обнаружил в конвенции историков о
русском национальном государстве? Прежде всего II.И. Смирнов в
предложенной новой концепции пошел по пути гармонизации
высказываний классиков, и ради этой меры он редуцировал
большую часть цитат, заявив, что они не относятся прямо к проблеме
образования национального государства. Остались
нередуцированными только IV глава «Краткого курса истории ВКП(б)» и те
высказывания классиков (особенно К. Маркса из «Капитала»),
которые подчеркивали, во-первых, монизм в объяснении
исторического процесса и, во-вторых, значимость тезиса о первичности
экономического производства (развития производительных сил)
в отношении к рынку, торговле, политической сфере, этническим
проблемам. Эта новая схема демонстрировала, что в конвенции
историков о русском национальном государстве наступил кризис:
невозможно было все цитаты соединить без ущерба
рациональному взгляду на проблему.
В построении новой схе*мы П.П. Смирнову было важно
соблюсти две принципиальные установки:
марксистская наука не может повторять выводы науки
буржуазной;
марксистская наука не может исходить из анархической
идеи равенства множества причин, допуская в качестве исходных
причин те, которые явно (например, торговля, географический
фактор и др.) не соответствуют теоретическим положениям
марксизма.
Критика «новой схемы» П.П. Смирнова велась при общем
стремлении историков восстановить доверие к традиционному
701
составу источников концептуального объяснения русского
национального государства. Но уже нельзя было вернуться к прежнему
состоянию идейной безмятежности. Смирнов нарушил идиллию,
и теперь надо было вновь договариваться об общих позициях.
Достаточно глубокая рефлексия Смирнова «расколдовала» то, что
многим представлялось как само собой разумеющееся.
Например, В.В. Мавродин, нелицеприятный критик
«новой схемы», был вынужден признать, что «концепции П.П.
Смирнова нельзя отказать в стройности и продуманности». На свой же
вопрос «Что лежит в основе процесса образования русского
централизованного государства?» Мавродин ответил именно так, как
на том настаивал П.П. Смирнов: «Несомненно, развитие
производительных сил» (важнейший тезис «Краткого курса истории
ВКП(б)»).
Как ни странно, но столь сложную и многоплановую
дискуссию редакция журнала «Вопросы истории» комментировала
жестко и недвусмысленно. Острой критике подвергся не только
П.П. Смирнов, но и два других участника дискуссии - В.В.
Мавродин и К. В. Базилевич.
СВ. Юшков и И.И. Смирнов оказались вне критики. Те,
кто больше всего ратовал за «централизованное национальное»
государство, получили поддержку, сторонники же
«национального централизованного» государства оказались в числе остро
критикуемых.
Заключительная публикация материалов дискуссии не
случайно была озаглавлена «Об образовании централизованного
русского государства (К итогам дискуссии)». С первых же строк
редакционной статьи (Вопросы истории. 1946. № 11-12)
критика обрушилась на те работы, которые, собственно говоря, и
составляли «экономическое» обоснование конвенции о
национальном централизованном государстве.
Тональность замечания и негативное, хотя и скрытное,
упоминание некоторых положений К.В. Базилевича и В.В. Мавро-
дина не оставляли сомнений, что и здесь одно из основных
направлений конвенции историков о национальном государстве
(условно говоря экономическое) подвергалось острой критике.
Дискуссионная статья П.П. Смирнова, содержавшая
рефлексию в отношении первоисточников, показала, что
конвенция о русском национальном государстве стала терять своих
сторонников. То, что казалось само собой разумеющимся, теперь
подвергалось анализу. Историки вынуждены были искать выход
из создавшейся ситуации, заново договариваться.
702
Одна из важнейших причин начавшегося распада
договоренности (конвенции) заключалась в том, что объяснение
национального государства, подтвержденное ленинской цитатой, с
большим трудом совмещалось с не вполне ясными мыслями
Сталина о национальном вопросе. Идея первенства экономических
факторов в возникновении и развитии национального
государства должна была сочетаться с идеей если не первенства, то особой
значимости внешнеполитических обстоятельств в ускоренном
создании централизованного государства.
Понятие «национальное централизованное государство»
вмещало в себя прежде всего некий масштаб развития
производительных сил, единство торгово-экономических, ресурсных
мощностей, что и являлось по сути национальным (а не только
этническим) содержанием объединения страны.
Понятие «централизованное национальное государство»
относилось к надстроечной, политической,
государственно-национальной, социально-классовой сфере. Новая конвенция стала
формироваться с установкой, что сталинские высказывания
обладают некоторым преимуществом и потому составляют идейное
ядро в круге первоисточников. Однако этот крен не означал еще,
что найден выход из кризиса: никто не отменял и не мог отменить
ни ленинских, ни других классических высказываний. Да и само
высказывание Сталина явно ничего не отрицало.
Задача по-ирежнему заключалась в том, чтобы достичь
гармонии через установление «правильных» связей между
первоисточниками. Иными словами, признание важности высказывания
Сталина о внешнеполитических обстоятельствах образования
государства отнюдь не снимало вопроса об экономической
подоплеке процесса. Как совместить все классические тезисы?
Возникновение
новой общей договоренности
Существенно, что редакция «Вопросов истории» нашла выход из
кризиса интерпретаций, в котором оказались историки. Было
взято на вооружение суждение Ф. Энгельса о том, что в историческом
процессе фактор производства является определяющим только в
конечном счете и потому не отменяются другие факторы,
относящиеся к сфере надстройки. Значит, концепция Смирнова
«порочна не только по своей методологической основе, она так же
противоречит всему действительному ходу исторического развития».
703
Дискуссия 1949-1951 гг. в журнале «Вопросы истории» о
периодизации русской истории показала: важнейший поворот,
совершившийся в сталинской идеологии в 1948-1949 гг.,
означал, что теперь в изучение явлений русской и мировой истории
возвращается с новой силой классовый подход. В условиях двух
идеологических кампаний - против буржуазного объективизма и
буржуазного космополитизма - уже нельзя было сохранять
прежнюю конвенцию историков о русском национальном
государстве.
Редакционная статья в журнале «Вопросы истории» об
итогах дискуссии о периодизации истории ученых подвела черту
под целым периодом в советской историографии. Она показала,
что конвенция о национальном государстве полностью себя
изжила. В науку вернулось, в новом качестве, типичное объяснение
школы Покровского, которое, как и во времена Покровского,
исключало альтернативу.
Классовая борьба стала новой обшей договоренностью и
объяснительной предпосылкой в рассмотрении причин
возникновения централизованного - и только «централизованного» -
государства (без каких либо оговорок и альтернативных
вариантов в определении).
В итоговой статье весьма заметно стремление не упоминать
о «национальном государстве». Даже когда нельзя было обойтись
без названия прежней конвенции, в статье использовался
паллиатив «русское» государство.
Изменилась объяснительная установка: классовая борьба
была признана лейтмотивом истории. Генезис государства
начинается с классовой борьбы, государство вырастает в условиях
непрекращающейся классовой борьбы, и классовой борьбой только
и можно объяснить дальнейший смысл русской истории.
Казалось бы, победили сторонники классового подхода в
истории. Однако в кампаниях против объективизма и
космополитизма в основном они же, сторонники классового приоритета,
были объявлены либо буржуазными объективистами, либо
буржуазными космополитами. Почти никто не избежал разгромных
статей, разоблачений и т. д. I Гекоторые даже пострадали
физически, были арестованы как враги народа.
Новая конвенция историков о русском централизованном
государстве в наибольшей степени выражала стремление ученых
договориться между собой на основе общепринятого толкования
работы Сталина о национальном вопросе. По существу - это ста-
704
линская конвенция, так как в ее основу были положены лишь его
высказывания. Высказывания других «классиков», в частности
Ленина и Энгельса, временно отошли на второй план.
Но дух неопределенности не оставлял науку Несмотря на
единство ученых в решении некоторых вопросов, редакционная
статья подчеркивала, что ни о каком постижении истины
говорить не приходится даже тогда, когда речь идет... о значении
классовой борьбы в истории страны*3.
Классовая борьба, ставшая ключевым решением проблемы
периодизации и теоретической основой в новой конвенции
историков о централизованном государстве, могла в любой момент
оказаться, как это уже было во времена М.Н. Покровского,
слишком схематичным, слишком одномерным, слишком
односторонним, слишком линейным объяснением русской истории, от
которого надо откреститься.
Историческая наука совершила демонический круг - от
критики школы Покровского за излишнюю социологизацию и
приверженность к классовой борьбе вместо показа ярких и
интересных фактов русской и всеобщей истории к социологизации и
приверженности к классовой борьбе вместо показа ярких и
интересных фактов русской и всеобщей истории.
Освобождение историков от сталинизма происходило
постепенно усилиями их самих по освоению контекста
первоисточников. Только отторгая зависимость от цитат классиков, можно
было освободиться от «египетского» плена идеологии,
выражавшегося на практике в непредсказуемости логики Сталина.
Но это уже другие страницы истории исторической науки.
Архивные источники
I
Архив Российской академии наук
Российской Федерации (АРАН)
Ф. 359. Институт истории Коммунистической академии при ЦИК
СССР (1936-1941).
On. 1. Управленческая документация Института истории Комакадемии
(1927-1936):
Д. 273 (1934).
Д. 275 (1934).
Д. 277 (1934).
Д. 278 (1934).
Д. 279 (1934).
Д. 281 (27 марта 1934 г.).
Д. 297 (1934).
Д. 322 (26 февраля 1935 г. - 22 сентября 1935 г.).
Д. 328 (1931).
Д. 329 (8 апреля 1935 г.).
Д. 366 (21 февраля 1936 г.).
On. 2. Научная документация Института истории Комакадемии
(1926-1936):
Д. 9 (20 сентября 1929 г.).
Д. 30 (3 мая 1930 г. - 1 июня 1930 г.).
Д. 34 (10 октября 1930 г.).
Д. 38 (17 марта 1930 г.).
Д. 218 (7 июня 1934 г.).
Д. 226 (8 июля 1934 г.).
Д. 227 (1 октября 1934 г.).
Д. 229 (1934).
Д. 236 (19 мая 1934 г.).
Д. 251 (7 мая 1935 г. - 20 июня 1935 г.).
Д. 273 (1935).
Д. 291 (7 мая 1935 г. - 20 июня 1935 г.).
Д. 300 (1935).
Д. 334 (1935).
Ф. 361. Комиссия по изучению национального вопроса
Коммунистической академии при ЦИК СССР (1927-1930).
On. 2. Научная документация Комиссии по изучению национального
вопроса:
706
Д. 1 (24 января 1929 г.).
Д. 2 (28 мая 1929 г.).
Д. 3 (30 мая 1929 г.).
Д. 5 (8 января 1930 г.).
Ф. 397. Институт мировой литературы им. М. Горького Российской
академии наук (1932-1993).
On. 1. Управленческая документация Института мировой литературы:
Д. 203 (1949).
Д. 204 (1949).
Д. 205 (1949).
Д. 206 (1949).
Д. 218 (1950).
Д. 227 (1950).
Ф. 456. Отделение литературы и языка Российской академии наук
(1938-2002).
On. 1. Управленческая документация Отделения литературы и языка:
Д. 228 (1949).
Д. 229 (1949).
Д. 230 (1949).
Д. 231 (1949).
Д. 232 (1949).
Д. 234 (1949).
Д. 235 (1949).
Д. 236 (1949).
Д. 237 (1949).
Д. 238 (1949).
Д. 239 (1949).
Д. 240 (1949).
Д. 241 (1949).
Д. 242 (1949).
Д. 243 (1949).
Д. 244 (1949).
Д. 245 (1949).
Д. 246 (1949).
Д. 247 (1949).
Д. 248 (1949).
Д. 262 (1949).
Ф. 457. Отделение истории и философии Академии наук СССР
(1936-1953).
707
On. 1. Управленческая документация Отделения истории и философии:
Д. 16(1941).
Д. 121 (1949).
Д. 195(1951).
Ф. 499. Отделение философских и правовых наук Академии наук СССР
(1939 1962).
On. 1. Научная и управленческая документация Отделения
философских и правовых наук:
Д. 104(1949).
Д. 105(1949).
/1110(1949).
Д. 119(1949).
On. 2. Управленческая документация Отделения философских и
правовых наук:
Д. 7 (1949).
Ф. 530/с. Первый отдел Президиума Академии наук СССР (1931 1953).
On. 1. Управленческая документация Секретной части Управления
(1936):
Д. 54 (13 декабря 1949 г.).
On. 2. Планы и проекты планов Академии наук СССР:
Д. 301 (1949).
Ф. 624. Бахрушин Сергей Владимирович (1882-1950), историк, член-
корреспондент АН СССР (1939), действительный член Академии
педагогических наук РСФСР.
On. 1. Научные труды Бахрушина СВ.:
Д. 444 (1944).
Д. 445 (25 апреля 1944 г.).
Д.460(б/д).
Д.534(б/д).
Д. 535 (1945).
/1564(1947).
On. 4. Переписка Бахрушина СВ.:
Д. 12(1949).
Ф. 638. Шестаков Андрей Васильевич (1877-1941),{йСТорик,
член-корреспондент АН СССР.
On. 1. Научные труды Шестакова Л.В.:
Д. 43 (9 сентября 1937 г.).
Д. 44 (23 сентября 1937 г.).
708
Д. 138 (29 октября 1936 - 3 апреля 1937 г.).
Д. 186(1936).
Д. 188 (31 октября 1937 г.).
Д. 190(1938).
Д. 193(1939).
Д. 199(1939).
Д. 213 (б/д).
Д. 229 (5 ноября 1936 г.).
Д. 230 (16 октября 1937 г.).
Д. 232 (14 ноября 1936 г.).
Д. 233 (17 ноября 1936 г.).
Д. 234 (29 ноября 1937 г.).
Д. 235 (23 ноября 1936 г.).
Д. 236 (5 декабря 1936 г.).
Д. 237 (2 декабря 1936 г.).
Д. 238 (27 ноября 1937 г.).
Д. 243-а (17 февраля 1937 г.).
Д. 253 (26 декабря 1936 г.).
Д. 380 (б/д).
Д. 382(3 июля 1937 г.).
Д. 383(1 июля 1937 г.).
Д. 384 (27 декабря 1938 г.).
Д. 385 (2 июля 1937 г.).
On. 2. Биографические документы и документы по деятельности Шеста-
кова Л. В.:
Д. 53 (1931-1938).
Ф. 665. Яковлев Алексей Иванович (1878- 1951), историк,
член-корреспондент АН СССР.
On. 1. Научные труды, био1рафические документы, документы но
деятельности, переписка, фотографии, труды и документы других лиц,
коллекция подлинных исторических документов XVII XIX вв.:
Д. 72 (1942).
Д. 142(1918 1921).
Д. 156 (29 января 1944 г.).
Д. 157(1944).
Д. 199(1928).
Д. 274 (1950).
Д. 295 (1943).
Д. 298 (б/д).
Д. 317 (13 декабря 1908 г. - 17 декабря 1942 г.).
Д. 338 (1921 1949).
709
Д. 439 (1908-1927).
Д. 479 (б/л).
Д. 500 (1948).
Д. 504 (1934-1944).
Д. 535 (1938-1948).
Ф. 684. Александров Георгий Федорович (1932-1961), философ,.акаде-
мик АН СССР.
On. 1. Научные труды Александрова Г.Ф.
Д. 105 (1948).
Д. 106(1949).
Д. 107(1949).
Д. 428 (1949).
Д. 518 (б/д).
Ф. 693. Тихомиров Михаил Николаевич (1893-1965), историк,
академик АН СССР.
On. 1. Научные труды и материалы к ним (карты и планы городов и
монастырей), литературные произведения, поэтические переводы
Тихомирова М.Н.:
Д. 14 (1942-1958).
Д. 15 (не ранее 1943 г.).
Д. 122(1952).
Д. 123(1952).
Д. 124 (1953).
Д. 180 (б/д).
Д. 267(1 февраля 1947 г.).
On. 3. Документы по деятельности Тихомшройа М.Н.Г
Д. 144 (1953-1956).
On. 4. Переписка Тихомирова М.Н.:
Д. 548 (18 декабря 1945 г.).
On. 6. Воспоминания и дневники Тихомирове М.Н.
Д. 2 (1947-1948).
Д. 3(1952).
Д. 4 (1953).
Ф. 697. Панкратова Анна Михайловна (1897-1957); историк, академик
АН СССР.
On. 1. Научные труды Панкратовой А.М.:
Д. 20 (1944).
Д. 43 (23 апреля 1948 г.).
Д. 45 (1948).
710
Л. 48 (1949).
Д. 49 (1949).
Д. 50 (апрель 1949 г.).
Д. 54 (сентябрь 1949 г.).
Д. 55 (5 октября 1949 г.)
Д. 59а (1949).
Д. 66 (январь-октябрь 1950 г.).
Д. 67 (28 февраля 1950 г.).
Д. 68 (февраль 1950 г.).
Д. 70 (17 мая 1950 г.).
Д. 71 (1950).
Д. 75 (1950).
Д. 77 (1953).
Д. 83 (1951).
Д. 84 (1951).
Д. 85 (1951).
Д. 144 (1955).
Д. 193 (1956).
Д. 196 (1950-е годы).
Д. 299 (1948).
Д. 361 (1953).
Д. 378 (1950).
Д. 421 (1947).
Д. 434 (1946- 1953).
On. 2. Биофафические документа документ»!!» яеятелждаш
Панкратовой А.М.:
Д. 45 (март 1949 г.).
Д. 62 (1954).
Д. 116(1956).
Д. 146 (июнь 1944 г.).
Д. 147(1953).
Д. 148(1954).
On. 3. Переписка Панкратовой А.М.:
Д. 7 (1937-1942).
Д. 37 (1938-1944).
Д.94-а(1927).
Д. 465 (20 июня 1956 г.).
Д. 532 (1954).
Ф. 1535. Устюгов Николай Владимирович (1896-1963), историк; доктор
исторических наук.
On. 1. Научные труды Устюгова Н.В.
711
/112(1924-1927).
Д. 52 (1944 1945).
Д. 55-6 (16 сентября 1947 г.).
Д. 56 (1947).
Д. 62 (1949).
On. 3. Документы по деятельности Устюгова Н.В.:
Д. 160(1949).
Д. 161(1950-1951).
/1171(1953).
Д. 195 (1948 -1963).
Ф. 1547. Насонов Арсений Николаевич (1898-1965), историк, архео-
фаф, источниковед, доктор исторических наук.
On. 1. Научные труды, биофафические документы, документы по
деятельности, переписка, фотографии, труды других лиц в фонде
Насонова Л.П.:
Д. 89 (1939 1948).
Д. 107(1949 1951).
Д. 112 (не позднее 1953 г.).
Д. 114 (б/д).
Д. 179 (июнь 1949 г. - сентябрь 1954 г.).
Д. 214 (18 октября 1951 г.).
Ф. 1577. Институт истории Академии наук СССР (1928-1968).
On. 2. Документы Ученого совета Института истории (1937-1968):
Д. 36 (1940).
Д. 59 (1942).
Д. 129 (21 октября 1946 г.).
Д. 155 (май 1947 г.).
Д. 167 (12 января 1948 г.).
Д. 175 (15 марта 1948 г.).
Д. 192 (15 октября 1948 г.).
Д. 193 (16 октября 1948 г.).
Д. 194 (18 октября 1948 г.).
Д. 195 (2 декабря 1948 г.).
Д. 196 (13 декабря 1948 г.).
Д. 201 (декабрь 1949 г.).
Д. 204 (19 января 1949 г.).
Д. 205 (7 марта 1949 г.).
Д. 207 (24 марта 1949 г.).
Д. 208 (25 марта 1949 г.).
Д. 209 (28 марта 1949 г.).
712
Д. 211 (13 апреля 1949 г.).
Д. 212 (14 апреля 1949 г.).
Д. 214 (5 мая 1949 г.).
Д. 222 (10 августа 1949 г.).
Д. 228 (9 января 1950 г. - 19 декабря 1950 г.).
Д. 230 (1950).
Д.234-а(1950).
Д. 263 (20 марта 1951 г.).
Д. 311 (6 июня 1953 г.).
Д. 850 (23 марта 1961 г.).
On. 4. Личные дела сотрудников Института истории:
/199(1937 1938).
On. 5. Управленческая документация Института истории (1936-1941):
Д. 35 (27 марта 1936 г.).
Д. 35 (1936).
Д. 48 (1936).
Д. 81 (1937).
Д. 84 (1937).
Д. 89 (1937).
Д. 90 (27 июня 1937 г.).
Д. 92 (27 июля 1937 г.).
Д. 167 (29 марта 1938 - 1 апреля 1938 г.).
Д. 169(1938).
Д. 185 (15 июля 1939 5 августа 1939 г.).
Д. 169 (декабрь 1938 г.).
Д. 218 (1939).
On. 6. Научная документация Института истории:
Л. 339 (1939).
Д. 337 (1940).
Д. 378 (1940).
Д. 379 (1940).
Ф. 1759. Покровский Михаил Николаевич (1868-1932), историк,
академик АН СССР.
On. 1. Научные труды Покровского М.Н. (1917 1932):
Д. 13 (1 июня 1926 г. - 10 октября 1930 г.).
Д-70 (1922).
Д. 112(1924).
Д. 132(1924).
Д. 142(1925).
/1235(1927).
Д. 270 (1928).
713
Д. 275 (1928).
Д. 304 (1930).
Д. 310 (1930).
Д. 321 (1930).
Д. 323 (1930).
Д. 331 (1931).
Д. 332 (1931).
Д. 347 (б/д).
Д. 349 (б/д).
Д. 350 (б/д).
On. 2. Документы но деятельности Покровского.М.Н.:
Д. 13(1925-1930).
Д. 15 (18 февраля 1929 г. - И сентября 1931 г.).
Д. 16 (10 октября 1930 г. - 31 января 1931 г.).
Д. 20 (12 февраля 1921 г. - 19 ноября 1928 г.).
Д. 21 (6 июня 1924 г. - 27 сентября 1929 г.).
On. 3. Биографические документы Покровского М.Н.:
Д. 40-а (не ранее 1962 г.).
Д. 42 (1969).
Д. 44 (1954-1962).
Д. 49 (1962).
On. 4. Переписка Покровского М.Н.:
Д. 25 (1924-1927).
Д. 122 (1924-1925 гг.).
Д. 181 (6 ноября 1929 г.).
Д. 305 (21 декабря 1924 г.).
On. 5. Труды и документы других лиц и учреждений в фонде
Покровского М.Н.:
Д. 21 (1925).
Д. 36 (1927).
Д. 56 (1927).
Д. 75 (1929).
Д. 82 (1926).
Д. 90 (б/д).
Ф. 1791. Черепнин Лев Владимирович (1905-1977), историк, академик
АН СССР.
On. 1. Научные труды, биофафическис документы, документы но
деятельности, переписка, труды других лиц, фотографии Черепнина Л.В.:
Д. 14 (16 сентября 1946 г.).
Д. 29 (начало 1950-х годов).
Д. 39 (не ранее 3 марта 1960 г.).
714
Д. 40 (1960).
Д. 41 (1962).
Д. 43 (19 июня 1962 г.).
Д. 46 (начало 1960-х годов).
Д. 54 (1964-1965).
Д. 56 (первая половина 1960-х годов).
Д. 58 (середина 1960-х годов).
Д. 119 (начало 40-х годов).
Д. 131 (1944-1945).
Д. 132 (1944-1945).
Д. 133(1944-1945).
Д. 140 (октябрь 1957 г.).
Д. 141 (1959).
Д. 148(1963-1964).
Д. 149 (февраль 1964 г.).
Д. 151 (1970).
Ф. 1820. Нечкина Милица Васильевна (1901-1985), специалист в
области истории русского революционного движения и общественной
мысли XIX в., историографии и методологии истории, академик
АН СССР.
On. 1. Научные труды, биофафические документы, документы
родственников, документы но деятельности, переписка, труды других
лиц, фотофафии Нечкиной М.В.:
Д. 5 (1925).
Д. 17 (январь-февраль 1941 г.).
Д. 17 (1941).
Д. 30 (1950).
Д. 71 (1958-1959).
Д. 90 (1928-1932).
Д. 95 (ноябрь 1963 г.).
Д. 251 (1941-1964).
Д. 927 (1949).
Ф. 1852. Общество марксистов-государственников Коммунистической
академии (1930-1932).
On. 1. Управленческая документация Общества
марксистов-государственников Коммунистической академии:
Д. 1 (1930).
Д. 2 (1930).
Д. 3(1930-1931).
Д. 4 (1930-1931).
715
Д. 5 (1
Л. 6(1
Д. 7(1
Л. 8(1
Д. 9(1
Д. 101
Д. Ill
Д. 14 i
Д. 15i
Д. 161
17
18
Д. 19
Д. 20
Д. 21
Д. 22
Д. 23
Д. 24
Д. 25
Д. 28
Д. 31
Д. 32
Д. 35
930 1931).
930 1931).
930 1931).
930-1931).
930-1931).
1930-1931).
1930 1931).
1930-1931)
1930 1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
1931).
1931).
1930-1931)
1930-1931)
1930-1931)
Ф. 1922. Институт философии Академии наук СССР (1936-1980).
On. 1. Управленческая документация Института философии:
Д. 286 (1948).
Д. 287 (1948).
Д. 289 (1948).
Д. 290 (1948).
Д. 291 (1948).
Д. 292 (1948).
Д. 293 (1948).
Д. 294 (1948).
Д. 295 (1948).
Д. 296 (1948).
Д. 297 (1948).
Д. 330 (18 марта 1949 г.).
Д. 331 (18 марта 1949 г.).
Д. 332 (18 марта - 14 ноября 1949 г.).
On. 2. Научная документация Института философии?
Д. 91 (б/д).
716
Ф. 2017. Кафедра философии АН СССР (1939 1989).
On. /. Управленческая документация кафедры философии:
Д. 12 (март 1951 г.).
Ф. 2055. Городецкий Ефим Наумович (1907 -1993), историк, доктор
исторических наук, лауреат Государственной премии.
On. 1. Научные труды, биографические документы, документы но
деятельности, фотографии Городецкого Е.Н.:
Д. 72 (март-июнь 1949 г.).
Д. 73 (1949).
Д. 74 (18 ноября 1950 г.).
Д. 89 (10 февраля 1940 г.)
Д. 126(1975-1992).
В работе был использован также машинописный текст
выступления И.И. Минца (от 18 марта 1948 г.) на Всесоюзном совещании
заведующих кафедрами истории СССР; документ значится в сдаточной описи
необработанного фонда академика. Приношу искреннюю благодарность
директору и сотрудникам архива Академии наук за возможность
ознакомиться с важным документом, а также за отзывчивость и помощь в
работе над книгой.
II
Российский государственный архив
социально-политической истории (РГАСПИ)
Ф. 17. Центральный комитет ВКН(б)-КПСС (1898,1903-1991)
On. 120. Отделы ЦК (1920-1939):
Д. 356 (1934).
Д. 357 (1934).
Д. 358 (1934).
Д. 359 (1934).
Д. 360 (1934).
Д. 361 (1934).
Д. 362 (1934).
Д. 363 (1934).
Д. 364 (1934).
Д. 365 (1934).
Д.366(1934).
Д. 367 (1934).
Д. 368 (1934).
717
Л. 369 (1934).
Д. 370 (1934).
Д. 372 (1934).
Д. 373 (1934).
Д. 375 (1934).
Д. 376 (1934).
Д. 377 (1934).
Д. 378 (1934).
Д. 379 (1934).
Д. 380 (1934).
Д. 381 (1934).
Д. 382 (1934).
Д. 383 (1934).
Д. 384 (1934).
On. 121. Технический секретариат Оргбюро ЦК ВКП(б) (1939-1948):
Д. 290 (1944).
On. 125. Управление пропаганды и агитации (1939-1948):
Д. 221 (1944).
Д. 222 (1944).
Д. 223 (1944).
Д. 224 (1942-1944).
Д. 225 (1944).
Д. 226 (1944).
Д. 227 (1944-1945).
Д. 254 (1944-1945).
Д. 291 (1944-1945).
Д. 340 (1946).
Д. 377 (1946).
Д. 455 (1946).
Д. 459 (1946).
Д. 460 (1943-1946).
On. 132. Отдел пропаганды и агитации (1948-1956):
Д. 157(1949-1950).
Д. 339 (1949-1950).
Ф. 72. Редакция журнала «Пролетарская революция» (1921-1941).
On. 2. Документальные материалы редакции журнала «Пролетарская
революция»:
Д. 105 (16 ноября - 5 декабря 1931 г.).
Д. 106 (25 ноября 1931 г.).
Д. 107 (ноябрь-декабрь 1931 г.).
Д. 108 (ноябрь-декабрь 1931 г.).
718
Д. 109 (1931).
Д. 110(1931).
Д. 112 (1931).
Д. 113(1931).
Д. 116 (1931).
Д. 117(1931).
Д. 120 (1931).
Д. 138 (1931).
Д. 143 (1932).
Д. 148 (июль 1932).
On. 3. Документальные материалы редакции журнала «Пролетарская
революция» (1920-1941):
Д. 14 (1935).
Д.23(б/д).
Д. 94 (17 сентября 1928 г.).
Д. 145 (б/д).
Д. 202 (1931).
Д. 228 (1931).
Д. 249 (1931).
Д. 250 (1935).
Д. 332 (январь 1931 г.).
Д. 353 (1930).
Д. 372 (1931).
Д. 386 (1931).
Д. 394 (1931).
Д. 411(1932).
Д. 415 (14 марта 1931 г.).
Д. 416 (1931).
Д. 519 (1931).
Ф. 77. Жданов Андрей Александрович (1896-1948>.
On. 1. Авторские документы (1917-1948):
Д. 795 (1944).
Д. 796 (1944).
Д. 797 (1944).
Д. 798 (1944).
Д. 799 (1944).
On. 3. Авторские документы (1921-1948):
Д. 26 (1944).
Д. 27 (1944).
Ф. 88. Щербаков Александр Сергеевич (1901-1945).
719
Оп.1:
Д.1049(1944).
/11050(1944).
Д. 1051 (1944).
Ф. 558. Сталин Иосиф Виссарионович (1879-1953).
On. 11. Документы партийной, государственной и военной деятельности
Сталина И.В.:
Д. 731 (1940-е годы).
III
Научно-исторический архив
Санкт-Петербургского Института истории РАН
(Архив СПбИИ РАН)
Ф. 294. Смирнов Иван Иванович (1909-1965), доктор исторических
наук.
On. 1. Научные труды:
Д. 1 (1940).
Д. 30 (б/д).
Д. 31 (б/д).
Д. 72 (23 июля 1943 г.).
Д. 73 (4 октбяря 1943 г.).
Д. 74 (б/д).
Д. 79 (1947).
Д. 89 (27 марта 1929 г.).
Д. 90 (1929).
Д. 96 (1935).
Д. 102 (1930-е годы).
Д. 106 (1930-е голы).
Д. 107 (1930-е годы).
Л. 108 (1930-е годы).
Д. 113(3 июля 1942 г.).
Д. 115(1942).
Д. 119 (1940-е годы).
Д. 129 (13-20 июля 1949 г.).
Д. 135 (27 октября 1950 г.).
Д. 136 (17 февраля 1953 г.).
Д. 158(1931).
Д. 160 (20 января 1934 г.).
Д. 162 (1930-е годы).
720
Д. 163 (1930-е годы).
Д. 167 (1930-е годы).
Д. 168 (1930-е годы).
Д. 172(1950).
Д. 173 (И мая 1956 г.).
Д. 174 (1960).
Д. 179 (б/д).
Д. 184 (б/д).
Д. 185(1938).
Д. 187(1938 1941).
Д. 189(1940).
Д. 190(1941).
Д. 191 (1948).
Д. 192(1948 1952).
Д. 193(1948 1952).
Д. 194(1948 1952).
Д. 195(1948-1952).
Д. 197 (1948-1952).
Д. 198 (1950).
Д. 202 (1948 1952).
Д. 203 (1948 1952).
Д. 206 (б/д).
Д. 215 (1943).
Д. 217 (1939).
Д. 243 (1936).
Д. 249 (б/д).
Д. 251 (1944).
Д. 252 (1936).
Д. 310 (б/д).
Д.351(1947).
Д. 353 (1952).
/1.363(1950-1954).
/1373(1936-1956).
Д. 375 (1942).
Д. 391 (б/д).
On. 2. Переписка, статьи других авторов:
Д. 83 (1944-1949).
Д. 85 (1943-1960).
Д. 148(1950-1952).
Д. 175 (сентябрь 1950 г.).
Д. 176(1950).
Д. 204 (б/д).
IV
Центральный государственный архив
Санкт-Петербурга
(ЦГА СПб)
Ф. 7240. Ленинградский государственный университет ям. АА Жданова.
On. 12.
Д. 390 (1935-1938).
Д. 711 (1938).
On. 14.
Д. 204 (1928).
Д. 205 (1927-1928).
Д. 206 (1927-1928).
Д. 525 (1939).
Д. 647 (1940-1941).
Д. 763 (1942).
Д. 828 (1943).
Д. 919 (1944).
Д. 1005(1945).
Д. 1253(1947-1948).
Д. 1320 (1947).
Д. 1456(1948-1949).
Д. 1527(1949).
Д. 1571 (1949).
Д. 1623(1949).
Д. 1638(1949-1950).
Д. 2028 (21 июня 1947 г.).
V
Санкт-Петербургский филиал
архива Академии наук
(СПФ АРАН)
Ф. 133. Институт истории АН СССР (Ленинградское отделение).
On. 1-а.
Д. 143 (1939).
Оп.1.
Д. 16(1949).
Д.1572(1939-1940).
Д. 1578(1939).
Д.1579 (1939-1940).
722
On, 3.
Д. 5 (1938).
Д. 64 (1927).
Ф. 225. Ленинградское отделение Комакадсмии.
On. 1. Научно-организационные материалы:
Д. 55 (23 декабря 1931 п).
On. 2. Научные труды:
Д. 9 (1932).
On. 4. Личный состав:
Д. 4 (1931).
Ф. 233. Научно-исследовательский институт при Коммунистическом
университете.
On. 2. Личные дела:
Д. 16(1923).
Д. 119(1922).
Д. 132 (1920-е годы).
Д. 146(1926).
Д. 159(1926).
Ф. 271. Общество марксистов-государстведщЧРВДВ Кошодемвд
(1930-1932).
On. 1. Делопроизводственная документация:
Д. 1 (1930).
Д. 2 (1930).
Д. 3(1930).
Д. 4 (1930).
Д. 5 (1931).
Д. 6 (1931).
Д. 7 (27 января - 15 декабря 1931 г.).
Д. 8 (октябрь ноябрь 1931 г.).
Д. 9 (1931).
Д. 10 (1931-1932).
Д. 15 (31 января - 18 ноября 1931 г.).
Д. 16(1931).
Д. 17 (10 февраля - 17 апреля 1931 г.).
Д. 18 (27 января - 22 марта 1931 г.).
Д. 19(1931).
Д. 20 (9 февраля - 6 мая 1931 г.).
Д. 21 (1931).
Д. 22 (15 мая - 14 июня 1931 г.).
Д. 23 (1931).
72У
Д. 24 (1931).
Л- 25 (1932).
Д. 26 (1932).
Д. 27 (1932).
Ф. 376. Комитет по празднованию 60-летия со дне рождения МЛ.
Покровского.
On. 1. Переписка:
Д. 1(1928).
Д. 2 (1928).
Д. 3(1928).
Д./1(1928).
Д. 5 (1928).
Д. 6 (1928).
Ф. 934. Андреев Александр Игнатьевич (1887-1959); доктор
исторических наук.
On. 5. Переписка:
Д. 99 (1938 1943).
Д. 169(1949-1959).
On. 6. Работы других авторов:
Д. 16(1956).
VI
Научно-исследовательский отдел рукописей
Российской государственной библиотеки
(НИОРРГБ)
Ф. 279. Смирнов Павел Петрович (1882-1947), доктор исторических наук.
Картон 11. Д. 10 (1920-е годы).
Картон 13. Д. 1(1942).
Картон 13. Д. 6 (1946).
Картон 14. Д. 1(1946).
Картон 15. Д. 5 (25 апреля 1945 г.).
Картон 15. Д. 24 (1946).
Картон 34. Д. 3 (9 октября 1945 г.).
Картон 36. Д. 29 (15 декабря 1945 г.).
Картон 37. Д. 20 (1947).
Картон 37. Д. 21 (1947).
Картон 37. Д. 22 (конец 1940-х годов).
724
Ф. 369. Бонч-Бруевич Владимир Дмитриевич (1873-1955), советский
партийный и государственный деятель, доктор исторических
наук, писатель.
Картон 49. Д. 29 (1927).
Картон 49. Д. 30 (1929).
Картон 74. Д. 10 (25 февраля 1944 г.).
Картон 74. Д. 28 (1943).
Картон 387. Д. 14 (1938 -1939).
Картон 387. Д. 16 (1938 -1939).
Ф. 521. Рубинштейн Николай Леонидович (1894- 1963), доктор
исторических наук, историограф.
Картон 1. Д. 1 (конец 1930-х годов).
Картон 1. Д. 12(1949).
Картон 1. Д. 14 (б/д).
Картон 1. Д. 19(б/д).
Картон 2. Д. 13(1936).
Картон 3. Д. 6 (1940-е годы).
Картон 10. Д. 13 (1940-е годы).
Картон 10. Д. 17 (1950-е гады).
Картон 12. Д. 1 (1930-е годы).
Картон 12. Д. 2 (начало 1930-х годов).
Картон 24. Д. 17(1935).
Картон 26. Д. 39 (1940-1950-е годы).
VII
Центральный архив города Москвы
(ЦАГМ)
Ф. 535. Историко-архивный институт.
On. 1.
Д. Ill (1937).
Д. 282 (1946).
Д. 297 (1945).
Д. 299 (1940-е голы).
Д. 337 (1947).
Д. 456 (26 апреля 1949 г.).
Д. 491 (27 апреля 1949 г.).
Д. 671 (30 ноября 1951 г.).
Д. 755 (1952).
725
VIII
Научно-исследовательский отдел рукописей
Российской национальной библиотеки
(НИОР РНБ)
Ф. 585. Платонов Сергей Федорович (1860-1933), русский испорик.
On. 2. Переписка:
Д. 2328 (24 октября 1928 г.).
Д.6717(6/д).
Д. 2474 (28 декабря 1923 г.).
IX
Научный архив Института российской истории
(НА ИРИ РАН)
Д. ««Общий отчет сектора истории СССР периода феедмйзма за
1951 год*.
Я искренне благодарен завархивом Е.И. Малек>&овга*омление
с некоторыми документами архива, еще не описаюЬш1г и не
источенными в общий реестр документов архива.
X
Архив Санкт-Петербургского государственного
университета
Личные дела:
Д. 2446.
Примечания
История одной ошибки,
или Загадка научной терминологии.
Вместо введения
1 Смирнов П.П. Образование Русского централизованного
государства в XIV-XV вв. // Вопросы истории. 1946. Mb 2-3. С. 55-90.
2 Там же. С. 55.
3 НИОР РГБ. Ф. 279. Картон 13. Д. 6. Л. 1-78.
4 Там же. Картон 36. Д. 29. Л. 1,4.
5 Там же. Л. 3.
6 Там же. Л. 8-8 об.
7 Там же. Л. 6-7.
Глава 1
Рождение научной конвенции
1 Артизов АЛ, М.Н. Покровский как историк отечественной
исторической науки // История СССР. 1985. № 2. С. 112-119; Он же.
Покровский: финал карьеры - успех или поражение // Отечественная история.
1998. Mb 1. С. 77-96; Чернобаев А. А. «Профессор с пикой», или Три
жизни историка М.Н. Покровского. М., 1992.
2 Покровский МЛ. Марксизм и особенности исторического
развития России. М., 1925. С. 55 (далее в скобках даются ссылки на
страницы данного издания).
3 Ключевский В.О, Курс русской истории // Сочинения. М., 1957.
Т. 2. 4.2. С. 115.
4 Соколов ОД. М.Н. Покровский и советская историческая наука.
М., 1970. С. 258-259.
5 Артизов АЛ. Критика М.Н. Покровского и его школы (к истории
вопроса) // История СССР. 1991. Х° 1. С. 106; Enteen G. The Soviet Scholar-
Bureaucrat: M.N. Pokrovskii and Society of Marxist Historians. L, 1978. P. 33.
6 APAH. Ф. 175?. On. 2. Д. 20. Л. 102,104-105.
7 Покровский МЛ. Борьба классов и русская историческая
литература. Л., 1927. С. 10.
8 Покровский МЛ, Откуда взялась внеклассовая теория развития
русского самодержавия? // Марксизм и особенности исторического
развития России. С. 61.
9 Там же. С. 10.
727
10 Артизов Л.Я. Критика М.Н. Покровского и его школы. С. 104;
BarberJ. Soviet Historians in Crisis. 1928 1932. L„ 1981.
11 Артизов A.H. Критика М.Н. Покровского и его школы. С. 109.
12 Шестаков А.В. М.Н. Покровский - историк-марксист //
Историк-марксист. 1928. Т. 9. С. 3 (далее в скобках даются ссылки на
страницы данного издания).
13 АРАН. Ф. 638. Он. 1. Л. 380. Л. 9.
и Горин //. М.Н. Покровский как историк первой русской
революции // Историк-марксист. 1928. Т. 9. С. 35.
1э Рубинштейн НЛ. М.Н. Покровский - историк внешней
политики // Там же. С. 60.
16 Там же. С. 66.
17 Там же. С. 71.
18 АРАН. Ф. 1759. Он. 2. Д. 13. Л. 90 102.
19 Русская историческая литература в классовом освещении. Мм
1927. Т. 1.С. 7-9.
20 Там же. С. 10.
21 АРАН. Ф. 1759. Он. 2. Д. 13. Л. 124 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
22 И.В. Сталин. Историческая идеология в СССР в 1920-1950-е
годы: Переписка с историками, статьи и заметки но истории,
стенограммы выступлений: Сборник документов и материалов. Ч. 1. 1920-1930-е
годы / Сост. М.В. Зеленов. СПб., 2006. С. 106.
23 Там же. С. 95-96.
2* Там же. С. 100.
23 Сталин И. Беседа с немецким писателем Эмилем Людвигом //
Борьба классов. 1932. № 4. С. 1-2.
26 Цит. по: Нечкипа М.В. Вопрос о М.Н. Покровском в
постановлениях партии и правительства 1934-1938 гг. о преподавании истории и
исторической науки (к источниковедческой стороне темы) //
Исторические записки. 1990. Т. 118. С. 242.
27 Там же. С. 242.
28 Там же. С. 242 243.
29 Сталин И. Сочинения. М., 1948. Т. 9. Декабрь 1926 июль 1927.
С. 176-177.
30 Там же. С. 177.
31 Там же. С. 177-178.
32 Нечкина М.В. Укал. соч. С. 243.
33 Артизов А.Н. Историографические семинары М.Н. Покровского//
История и историки. М., 1995. С. 185-199; АРАН. Ф. 359. Он. 2. Д. 38.
34 АРАН. Ф. 359. Оп. 2. Д 38. Л.6-6 об. (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
728
35 Ярославский Ем. Опыт политической массовой стачки и
вооруженного восстания первой русской революции в свете учения Маркса-
Ленина // Историк-марксист. 1930. Т. 20. С. 3-64.
36 АРАП. Ф. 1759. Оп. 2. Д. 13. Л. 103.
' Спорные вопросы методологии истории. М., 1930. С. 144.
38 Там же. С. 155.
39 Там же. С. 199.
4 Артизов А.Н. Критика М.Н. Покровского и его школы (К
истории вопроса). С. 102-105.
41 Сталин И.В. Сочинения. М., 1949. Т. 12 (апрель 1929 - июнь
1930). С. 142.
Лукин II. За большевистскую партийность в исторической
науке // Историк-марксист. 1931. Т. 22. С. 3-4.
43 Такер Р. Сталин. Путь к власти. 1879- 1929. История и
личность. М., 1990. С. 418-435.
44 Амфитеатров ГЛ. Основные вопросы договорной кампании
1933 г. // Вопросы советского хозяйственного права / Под ред. Л.Я.
Гинзбурга, А.И. Суворова. М., 1933; Пашуканис Е.Б. Учение о государстве и
праве. М., 1932; Канторович ЯЛ. Основные идеи гражданского нрава.
М., 1928; Классовое государство и гражданское право. М., 1924.
45 АРАН. Ф. 1852. Он. 1. Д. 32. Л. 31; Д. 27. Л. 5.
46 Там же. Д. 31. Л. 19,21.
Там же. Ф. 359. Он. 2. Д. 229. Л. 2.
47
48 Алаторцева А.И. Советская историческая периодика 1917 -
середина 1930-х годов. М, 1989. С. 208.
49 И.В. Сталин. Историческая идеология в СССР. С. 132.
50 Литвин А. Без права на мысль. Историки в эпоху Большого
Террора: Очерки судеб. Казань, 1994. С. 10-11; РГАСПИ. Ф. 2. Оп. 2.
Д. 105-113,116, 117,120, 138,148;Оп.З.Д. 14,23,94, 145,202,228,249,
250, 332,353,372,386,394,411, 415, 416, 519.
51 РГАСПИ. Ф. 72. Оп 2. Д. 112. Л. 18.
52 Там же. Л. 10.
53 Там же. Л. 11 об.
54 Там же. Д. 109. Л. 8.
55 Там же. Д. 110. Л. 42.
56 Там же. Л. 78.
57 Там же. Ф. 72. On. 2. Д. 106. Л. 4.
^Тамже.Л.ЗЗ.
59 Там же. Ф. 72. Он. 2. Д. 109.
60 Там же. Л. 11.
61 Покровский М.Н. О задачах марксистской исторической науки в
реконструктивный период // Историк-марксист. 1931. Т. 21. С. 5.
729
62 АРАН. Ф. 1759. On. 1. Д. 331. Л. 2.
63 Там же. Л. 3.
64 Там же. Л. 4-7.
Историк-марксист. 1931. Т. 21. С. 8-9.
65
66 Там же. С. 4.
67 Там же. С. 7.
68 Там же.
69 Чернобаев АЛ. «Профессор с пикой», или Три жизни историка
М.Н. Покровского. С. 192-195; Литвин А. Указ. соч. С. 14-15, 24.
70 Ср.: Костырчежо Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и
антисемитизм. М., 2003. С. 103-104.
71 Там же. С. 7.
'2 Ср.: Энтин Джч Интеллектуальные предпосылки утверждения
сталинизма в советской историографии // Вопросы истории. 1995.
№ 5-6. С. 149.
73 РГАСПИ. Ф. 361. Оп. 2. Д. 5. Л. 2 (далее в скобках
указываются листы данного архивного дела).
74 Бухарин //. Экономика переходного периода. Ч. 1. Общая
теория трансформационного процесса. М., 1920. С. 19.
75 Там же. С. 23.
76 РГАСПИ. Ф. 361. Оп. 2. Д. 5. Л. Збоб.
77 Редин М. М.Н. Покровский как историк колониальной и
внешней политики самодержавия // Историк-марксист. 1932. № 3 (25). С. 37
(далее в скобках даются ссылки на страницы данного издания).
78 Кривошеее /О.5., Дворниченко А.Ю. Изгнание науки: российская
историография в 20-х - начале 30-х годов XX века // Отечественная
история. 1994. № 3. С. 148.
79 Редин М. Указ. соч. С. 53.
80 Там же. С. 40.
81 АРАН. Ф. 1759. Оп. 5. Д. 56. Л. 2-3.
82 Там же. Л. 42.
83 Редин М. Указ. соч. С. 40.
^ Там же. С. 41.
8э Ср.: Нильсен ЕЛ. П. Милюков и И.В. Сталин. О политической
эволюции Милюкова в эмиграции (1918-1943) // Новая и новейшая
история. 1991. № 2. С. 124-152 (далее в скобках даются ссылки на
страницы данного издания).
86 Драбкина Е. О гегемонии пролетариата в
буржуазно-демократической революции в связи с программой большевизма по
национальному вопросу // Историк-марксист. 1932. № 4-5. С. 10.
87 Там же. С. 26.
88 Там же.
730
89 Горин II. М.Н. Покровский - большевик-историк (Сборник
статей о М.Н. Покровском). С приложением неопубликованных писем
М.Н. Покровского. Минск, 1933. С. 5 (далее в скобках указываются
страницы данного издания).
90 Цвибак ММ. Марксизм-ленинизм о возникновении
восточноевропейских многонациональных государств // Проблемы истории
докапиталистических обществ. 1934. № 1. С. 53 (далее в скобках даются
ссылки на страницы данного издания).
91 Бахрушин СВ. -«Феодальный порядок» в понимании М.Н.
Покровского // СВ. Бахрушин. Научные труды. Т. II. Статьи по
экономической, социальной и политической истории Русского
централизованного государства XV-XVII вв. М., 1954. С. 166.
92 Цвибак ММ. Указ. соч. С. 55 (далее в скобках даются ссылки на
страницы данного издания).
93 Покровский М.Н. Возникновение Московского государства и
«великорусская народность» // Историк-марксист. 1930. Т. 18-19. С. 14.
94 Там же. С. 17.
95 Там же. С. 28.
96 АРАН. Ф. 1759. Оп. 1. Д. 323. Л. 3.
97 Там же. Л. 4-5.
98 Цвибак ММ. Указ. соч. С. 74.
99 Там же.
100 Там же. С. 74-75.
101 Сталин И.В. Историческая идеология в СССР в 1920-1950-е
годы. С. 183-217; Shteppa К. Russian Historians and the Soviet State. New
Brunswick, 1962; Луцкий ЕЛ. Завершение процесса консолидации
советских историков на марксистско-ленинской методологической основе //
Историография истории СССР. Эпоха социализма. М., 1982;
Муравьев В.А. К 50-летию постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О
преподавании гражданской истории в школах СССР» [Отчет о конференции
в Воронеже] // История СССР. 1984. № 6; Алленова ВА. Реформа
высшего исторического образования 1934-1940 гг. и предшествующий опыт
университетской подготовки кадров историков // Развитие
исторического образования в СССР. Воронеж, 1986; Brandenberger D. Who killed
Pokrovski? // Revolutionary Russia. 1998. Vol. 11. № 1; Brandenberger D.,
Dubrovsky A. The People Need a Tsar // Europe-Asia Studies. 1998. Vol. 50.
№ 5; Дубровский AM. Историк и власть: историческая наука в СССР и
концепция истории феодальной России в контексте политики и
идеологии (1930-1950-е гг.). Брянск, 2005.
102 АРАН. Ф. 359. Оп. 1. Д. 281. Л. 8-9.
103 Артпизов АЛ. В угоду взглядам вождя (конкурс 1936 г. на
учебник по истории СССР) // Кентавр. 1991. № 1.
731
104 Покровский М.Н. Историзм и современность в программах
школ II ступени. М, 1927. С. 4, 5,12.
1(Ь Покровский М.Н. Марксизм в школе. Л.; М., 1925. С. 3, 5 -6.
106 Гуковский А.И., Трахтепберг О.В. История. Эпоха феодализма:
Учебник для 6-го и 7-го классов средней школы. М., 1934. С. 109-110.
107 Там же. С. НО.
108 Там же. С. ИЗ.
109 Артизов АЛ. Николай Николаевич Ванаг (1899-1937 гг.) //
Отечественная история. 1992. № 6. С. 106-107; Дубровский AM.
Историк и власть.
110ЛРАН. Ф. 359. Он. 1. Д. 297. Л. 1.
111 Там же. Л. 3.
112 Смирнов И.И. Классовая борьба в Московском государстве в
первой половине XVI в. // Проблемы истории докапиталистических
обществ. 1935. ЛЬ 9-10. С. 76. Эта статья сохранилась в архиве историка:
она была опубликована в сокращении (Архив СН6ИИ РАН. Ф. 294.
Он. 1. Д. 96).
113 Смирнов ИМ Указ. соч. С. 78.
1 и 11еону6ликованная рукопись Ф. Энгельса // Пролетарская
революция. 1935. ЛЬ 6. С. 152 160.
115 Маркс /С., Энгельс Ф. Сочинения. М., 1961. 2-е изд. Т. 21.
С. 406-416 (далее в скобках даются ссылки на страницы данного издания).
116 Дубровский AM. Историк и власть. С. 260 261.
117 НИОР. РГБ. Ф. 521. Картон 1. Д. 1.
118 Там же. Д. 14.
119 Там же. Д. 17. Л. 1. («О журнале "Проблемы истории
докапиталистических обществ" 1935 г. № 9 10».)
120 Архив СНбИИ РАН. Ф. 294. Он. 1. Д. 243. Л. 4 (далее в
скобках даются ссылки на листы данного архивного дела).
121 Артизов AM. В угоду вождям; Константинов СВ.
Дореволюционная Россия в идеологии ВКП(б) 30-х гг. // Историческая наука
России в XX веке. М., 1997.
122 См. также: Бранденбергер Д. Посмертное убийство
Покровского (прелюдия к публичному «разоблачению» отца советской
марксистской историографии, январь 1936 г.) // Отечественная культура и
историческая мысль XVIII-XX веков: Сб. статей и материалов. Брянск,
1999. С. 61-71; EnteenJ. The Soviet Scholar-Bureaucrat: M.N Pokrovskii
and Society of Marxist Historians. L., 1978. P. 187-198.
123 И.В. Сталин. Историческая идеология в СССР в 1920 1950-е
годы. С. 212.
124 Литвин Л. Без права на мысль. С. 19-20.
125 Там же. С. 215-216.
732
126 НИОР. РГБ. Ф. 521. Картон 2. Д. 13. Л. 1-4; о развитии
взглядов Н.Л. Рубинштейна: Ф. 521. Картон 1. Д. 1; Картон 1. Д. 12; Картон 1.
Д. 14; Картон 3. Д. 6; Картон 10. Д. 13; Картон 10. Д. 17; Картон 26. Д. 39.
127 Там же. Л. 2.
128 Там же. Л. 4.
129 АРАМ. Ф. 359. Оп. 1. Д. 366. Л. 4 об.-5, 8 об.-9 (далее в
скобках даются ссылки на листы данного архивного дела).
130 Штакельберг Г. Отражение политики СССР в смене советских
исторических концепций // Вестник Института по изучению истории и
культуры СССР (Мюнхен). 1952. № 2; Mehnert К. Stalin versus Marks.
The Stalinist Historical Doctrine. L., 1952; Barghoorn F.C. Great Russian
Messianist in Postwar Soviet Ideolody // Continuity and Change in Russian
and Soviet Thought. Cambridge, 1955; Simon G. Nationalism and the Policy
toward the Nationalities of the Soviet Union: From Totalitarisin Dictatorship
to Post Stalinist Society. Boulder, 1991; Кондаков И.В. Введение в историю
русской культуры. М., 1997; Агурский М. Идеология
национал-большевизма. М., 2003.
131 Подробнее о П.С. Дроздове см.: АртизовАЛ. Критика М.Н.
Покровского и его школы, С. 103-110; Он же. Судьбы историков школы
М.Н. Покровского. С. 45.
132 Дроздов II.С. Образование Московского государства //
История в школе. 1936. № 5. С. 25 (далее в скобках даются ссылки на
страницы данного издания).
133 Кобрин В Б. Власть и собственность в средневековой России.
М., 1985. С. 6.
134 ЭнтинДж. Спор о М.Н. Покровском продолжается //
Вопросы истории. 1989. Mb 5; Он же. Интеллектуальные предпосылки
утверждения сталинизма в совегской историографии // Там же. № 5 -6;
Ананьин Б.В., Панеях В.М., ЦамуталиАЛ. Предисловие. Сергей Федорович
Платонов. Биографический очерк // Академическое дело 1929- 1931 гг.
Вып. 1: Дело по обвинению академика С.Ф. Платонова. СПб., 1993;
Кривошеее Ю.В., Дворпичежо А.Ю. Изгнание науки; Шмидт СО. Доклад
С.Ф. Платонова о Н.М. Карамзине 1926 г. и противоборство историка //
Археографический ежегодник за 1992. М., 1994; Брачев B.C. Русский
историк Сергей Федорович Платонов. Ч. 1- 2. СПб., 1995; Артизов АЛ.
М.Н. Покровский. Финал карьеры - успех или поражение? //
Отечественная история. 1998. № 1.
135 НИОР. РНБ. Ф. 585. Д. 1209.
136 /(оклад А.В. Шестакова от 31 октября 1937 г. «Методы и
приемы вредительской работы на историческом фронте» (АРАН. Ф. 638.
Оп. 1. Д. 188. Л. 53); см. также: Панеях ВМ. Историографические этюды.
СПб., 2005. С. 196 197.
733
Глава 2
Перестройка исторического фронта
1 Луцкий ЕЛ. А.В. Шестаков // История СССР. 1967. № 3.
2 АРАН. Ф. 638. Оп. 1. Л- 186. Л. 1 (далее в скобках даются
ссылки на данное архивное дело).
3 Сталин ИЗ. О недостатках партийной работы и мерах
ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад на Пленуме
ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г. // Историк-марксист. 1937. № 2.
С. 3-18.
4 АРАН. Ф. 638. Оп. 1. Д. 188. Л. 24-25 (далее в скобках даются
ссылки на данное архивное дело).
5 Дубровский A.M. Историк и власть. Историческая наука в СССР
и концепция истории феодальной России в контексте политики и
идеологии (1930-1950-е гг.). Брянск, 2005. С. 274-275.
° Постановление жюри Правительственной комиссии по конкурсу
на лучший учебник для 3 и 4 классов средней школы по истории СССР //
Историк-марксист. 1937. № 3. С. 137-141; Шестаков А.В. Основные
проблемы учебника «Краткий курс истории СССР» // Там же. С. 85-98;
Дубровский AM. А.А. Жданов в работе над школьным учебником истории //
Отечественная культура и историческая наука XVIII-XX веков: Сб. ст.
Брянск, 1996. С. 128-143.
7 АРАН. Ф. 638. Оп. 1.Д.43.
8 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 120. Д. 367 (далее в скобках даются ссылки
на данное архивное дело).
9 АРАН. Ф. 638. Оп. 1. Д. 43 (далее в скобках даются ссылки на
данное архивное дело).
10 Ленин В.И. Национальный вопрос (тезисы но памяти) //
Ленинский сборник. XXX. 1937. С. 62; Блюменталь С. История СССР //
Историк-марксист. 1938. № 1. С. 127-130.
11 Ленин В.И. Национальный вопрос. С. 65.
12 Архив СПбИИ РАН. Ф. 294. Он. 1. Д. 1. Л. 232.
13 Там же.
14 Насонов АЛ. Татарское иго на Руси в освещении М.Н.
Покровского // Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского. М.;
Л., 1940. С. 89.
Vo Юшков СВ. М.Н. Покровский о раннем периоде русского
феодализма // Там же. С. 53-54.
16 Архив СПбИИ РАН. Ф. 294. Он. 1. Д. 1. Л. 250-251.
17 Там же. Л. 227-228, 271.
18 Там же. Л. 274.
734
19 Базилевич КЗ. Феодальные объединения на территории СССР
в XIV-XV вв.: Стенограмма лекций, прочитанных 13 и 15 декабря 1939 г.
М., 1940. С. 63 и др.
20 Базилевич К.В. Образование Русского национального
государства. Иван III. М., 1945. С. 9-10.
21 АРАН. Ф. 1791. Оп. 1. Д. 14. Л. 7,11.
22 Атлас истории СССР. Ч. 1. Для средней школы / Под ред.
К.В. Базилевича, И.А. Голубцова, М.А. Зиновьева. М, 1948; АРАН.
Ф.бЭЗ.Оп. 1.Д. 180.
23 АРАН. Ф. 693. Оп. 1. Д. 267. Л. Ыоб.
24 Архив СПбИИ РАН. Ф. 294. Оп. 1. Д. 1. Л. 226,276,277,290,295,
296,306-307 (далее в скобках даются ссылки на данное архивное дело).
25 Филиал АРАН (С.-Петербург). Ф. 133. Оп. 1. Д. 1572. Л. 158.
26 Там же. Л. 159-159 об.
27 Там же. Л. 159 об.
28 Краснова ЮЗ. Учебник но истории СССР // Историк и время.
20-50-е годы XX века. A.M. Панкратова. М„ 2000. С. 143-48.
29 АРАН. Ф. 1577. Оп. 2. Д. 36. Л. 2; Смирнов И. История СССР.
Т. I // Исторический журнал. 1940. № 4. С. 132-140 (опубликован
отредактированный автором текст выступления).
30 АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 36. Л. 3 об.; Смирнов И. История СССР.
С. 132.
31 Смирнов И. История СССР. Т. I. С. 136.
32 АРАН. Ф. 1577. Оп. 2. Д. 36. Л. 11-11об. (далее в скобках
даются ссылки на данное архивное дело).
33 И.В. Сталин. Историческая идеология в СССР в 1920-1950-е
годы: переписка с историками, статьи и заметки по истории,
стенограммы выступлений: Сб. документов и материалов. Ч. 1:1920-1930-е годы /
Сост. М.В. Зеленов. СПб., 2006. С. 221.
34 Там же. С. 224.
35 Дубровский AM. Историк и власть. С. 249.
36 И.В. Сталин. Историческая идеология в СССР. С. 227 (далее в
скобках даются ссылки на данное издание).
Глава 3
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б)
1 РГАСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Д. 1049. Л. 1-4 об. (далее в скобках
даются ссылки на листы данного архивного дела).
2 РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 226. Л. 4.
795
3 Тарле Е.В. 1944 год: не перегибать палку патриотизма //
Вопросы истории. 2002. № 6. С. 3-13.
4 ЛРЛ11. Ф. 697. Он. 2. Д. 146. Л. 62 62об. (далее в скобках
даются ссылки на листы данного архивного дела).
5 РГЛСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 225. Л. 145 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
6 Там же. Д. 224.
7 Там же. Л. 1; письмо также отложилось в ее личном архиве
(Историк и время. 20-50-е годы XX века. Л.М. Панкратова. М, 2000. С. 223-227).
* РГЛСПИ. Ф. 17. Он. 125. Л. 1.
9 Там же. Л. 1-2.
10 Константинов СВ. Несостоявшаяся расправа (о совещании
историков в ЦК ВКН(б) в мае-июле 1944 года) // Власть и общественные
организации России в первой трети XX столетия. М., 1994. С. 254-256;
Историк и время. 20 50-е годы XX века. С. 223-227.
11 РГАСНИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 224. Л. 2-3 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
12 АРЛН. Ф. 697. Оп. 2. Д. 146. Л. 1-1об.
13 Там же. Л. 1 об. (в данном архивном деле отсутствует единая
пагинация).
14 Там же. Л. 2 об.- 3.
15 Там же. Л. 4-4 об.
16 РГАСНИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 224. Л. 22.
17 Там же.
18 Там же. Л. 22 об.
19 Там же. Л. 66 об.-67 об.; копия письма из ее личного архива
была опубликована (Историк и время. 20 50-е годы XX века С. 228-236).
В рассмотрении того же письма как архивного документа (РГАСПИ)
имеется некоторое преимущество: в нем подчеркнуты (явно не
Панкратовой) те места, которые были важны для аппарата ЦК ВКИ(б).
20 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 224. Л. 68 об. (далее в скобках
даются ссылки на листы данного архивного дела).
21 Там же. Д. 221. Л. 11 (далее в скобках даются ссылки на листы
данного архивного дела).
22 Там же. Д. 224. Л. 90 (далее в скобках даются ссылки на листы
данного архивного дела).
23 Там же. Д. 225. Л. 28.
24 Там же. Л. 29 30.
25 Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б)
(1944 г.)// Вопросы истории. 1991.№ 1. С. 188- 205(публикация И.В.
Ильиной; далее в скобках даются ссылки на страницы данной публикации).
26 РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 224. Л. 94 100.
736
27 Там же. Д. 225. Л. 182.
28 Там же. Л. 186.
29 Там же. Л. 190-191.
:юТамже.Л. 185.
31 Там же. Ф. 88. Он. 1. Д. 1050; Ф. 17. Оп. 125. Д. 225.
32 Там же. Ф. 17. Оп. 125. Д. 225. Л. 67 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
33 Письма Анны Михайловны Панкратовой (вступительная
статья Ю.Ф. Иванова) // Вопросы истории. 1988. № 11. С. 54 79.
34 Там же. С. 56.
35 ЛРЛП. Ф. 697. Оп. 2. Д. 146. Л. 29-29 об.
36 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 57.
37 Там же.
38 Там же. С. 58.
39 Там же.
40 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК
ВКП(б) в 1944 году (Вступительная статья Ю.11. Амиантова) //
Вопросы истории. 1996. № 2. С. 55.
41 Там же. С. 58-59; РГЛСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290. Л. 9-14.
42 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 58 -59.
43 Там же. С. 59.
44 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР. С. 56.
45 РГЛСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290. Л. 85.
46 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР. С. 72.
47 Там же.
48 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 59.
49 Там же.
50 РГАСПИ. Ф. 88. Он. 1. Д. 1051. Л. 20-24; Ф. 17. Оп. 121. Д. 290.
51 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР. С. 61.
52 Там же. С. 62.
53 Там же. С. 63-64.
54 Там же. С. 66.
55Там же. С. 68; РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121. Д. 290.
f РГЛСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290.
:)7 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР. С. 68.
* РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 290. Л. 81.
:,J) Стенограмма совещания по вопросам истории СССР. С. 70.
60 Там же. С. 69 70.
61 РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121. Д. 290. Л. 83.
62 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР. С. 71
(далее в скобках даются ссылки на страницы данной публикации).
63 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 60.
737
64 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 60-61,
65 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР в ЦК
ВКП(б) в 1944 году // Вопросы истории. 1996. № 3. С. 83.
* Там же. С. 83-84.
67 Там же. С. 85.
68 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 61-62.
69 Стенофамма совещания но вопросам истории СССР //
Вопросы истории. 1996. № 3. С. 88.
76 Там же. С. 88-89.
71 Там же. С. 90-91.
72 Там же. С. 96-97.
73 Там же. С. 97.
74 Там же. С. 104.
7э Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 62.
76 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР //
Вопросе истории. 1996. Na 3. С. 106.
Там же.
78 Там же.
79 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 63.
80 Стенофамма совещания по вопросам истории
СССР//Вопросы истории. 1996. № з. С. 109.
81 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 64.
82 Там же.
83 Стенофамма совещания по вопросам истории СССР в ЦК
ВКП(б) в 1944 году // Вопросы истории. 1996. >6 4. С. 69.
^ Там же.
8э Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 65.
86 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР //
Вопросы истории. 1996. Ко 4. С. 70.
Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 65.
88 Стенофамма совещания по вопросам истории СССР//
Вопросы истории. 1996. № 4. С. 72.
89 Там же. С. 75-76.
90 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 67.
91 Там же.
92 Там же. С. 68.
93 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР
//Вопросы истории. 1996. Хо 4. С. 80-81.
9 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 69.
95 Там же.
96 Стенограмма совещания по вопросам истории CCGP/У Вопро->
сы истории. 1996. >fe 4. С. 82.
738
97 Там же. С. 82-83.
98 Там же. С. 83.
99 Там же.
100 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 69.
101 Новые документы о совещании историков в ЦК ВКП(б). С. 191.
102 РГАСПИ. Ф. 17. Он. 121. Д. 290. Л. 248-249.
103 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР//
Вопросы истории. 1996. № 4. С. 84.
104 Там же. С. 86.
105 Там же.
106 Там же. С. 87, 90.
107 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 70.
108 Там же. С. 71.
109 Там же. С. 71-72.
110 Стенофамма совещания но вопросам истории СССР в ЦК
ВКП(б) в 1944 году // Вопросы истории. 1996. >& 5-6. С. 78.
111 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 73.
112 Каганович Б.С. Евгений Викторович Тарле и петербургская
школа историков. СПб., 1995. С. 82-85.
113 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. J6 5-6. С. 81-82.
114 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 73.
11э Стенофамма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. № 5-6. С. 86.
116 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 75.
117 Стенофамма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. \ь 5 6. С. 89.
118 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 75.
119Тамже.С.75-76.
120 Стенофамма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. Хо 5-6. С. 93.
121 Там же. С. 95.
122 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 76.
123 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. № 5-6. С. 98.
124 Там же. С. 99.
125 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 76.
126 Стенофамма совещания но вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. № 5-6. С. 102.
127 РГАСПИ Ф. 17. Он. 125. Д. 225. Л. 75 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
128 Письма Анны Михайловны Панкратовой. С. 78.
739
129 ЛРАН. Ф. 697. Он. 2. Д. 146. Л. 42 об.
130 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. № 7. С. 71.
131 Там же. С. 77.
132 ЛРАН. Ф. 697. Он- 2. Л- 146. Л. 43.
133 Там же. Л. 43-43 об.
134 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. № 7. С. 79.
135 Гордой А.В. Революционная традиция и имперские модели:
историческая наука последнего сталинского десятилетия // Историк и
власть: советские историки сталинской эпохи. Саратов, 2006. С. 100- 106;
Фатеев A3. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. М., 1999;
Зубкова EJO. Послевоенное советское общество: политика и
повседневность. 1945-1953. М., 1999.
136 Стенограмма совещания по вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. Mb 7. С. 82-83.
137 ЛРАН. Ф. 697. Он. 2. Д. 146. Л. 45 45 об.
138 Там же. Л. 39 о6.-40.
139 Там же. Л. 46 об. (далее в скобках даются ссылки на листы
данного архивного дела).
140 Дубровский A.M. Историк и власть. Историческая наука в
СССР и концепция истории феодальной России в контексте политики
и идеологии (1930-1950-е гг.). Брянск, 2005. С. 470.
141 Там же. С. 426.
142 Стенограмма совещания но вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. Х« 9. С. 52 (далее в скобках даются ссылки на
страницы журнала).
143 РГЛСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 223. Л. 82-83; Ф. 77. Он. 1. Д. 796.
Л. 2 8.
144 РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 223. Л. 81; Константинов СВ.
Указ. соч. С. 260.
14,) Стенограмма совещания но вопросам истории СССР... //
Вопросы истории. 1996. Mb 9. С. 65.
ш Там же.
147 Там же. С. 67.
148 РГЛСПИ. Ф. 88. Он. 1. Д. 1051. Л. 242 244.
149 Там же. Ф.17. Он. 125. Д. 225. Л. 166-167.
150 Там же. Ф. 88. Он. 1. Д. 1051. Л. 244-245.
151 APAI1. Ф. 697. Он. 2. Д. 146. Л. 46.
152 РГЛСПИ. Ф. 88. Оп. 1. Д. 1051. Л. 244-245.
153 АРАП. Ф. 697. Оп. 2. Д. 146. Л. 46.
740
154 РГАСНИ. Ф. 88. On. 1. Д. 1051. Л. 246-249.
155 Там же. Л. 250 -252.
^ Там же. Л. 253-254.
Ь/ Дубровский A.M. Указ. соч. С. 464.
158 РГАСПИ. Ф. 17. Он. 125. Д. 224. Л. 123.
159 Там же. Л. 123об.
160 Там же. Л. 124.
161 Там же. Л. 139.
Глава 4
После совещания
1 Дубровский AM. Историк и власть. Историческая наука в СССР
и концепция истории феодальной России в контексте политики и
идеологии (1930 1950-е гг.). Брянск, 2005.
2 Там же. С. 473.
3 Там же. С. 474.
4 Там же. С. 475; Брандепбергер ДЛ.> Дубровский AM. Итоговый
партийный документ совещания историков в ЦК ВКП(б) в 1944 г. //
Археографический ежегодник за 1998 год. М., 1999. С. 155.
^Дубровский AM. Указ. соч. С. 482 (далее в скобках даются
ссылки на страницы данного издания).
6 РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 8.
7 Там же. Ф. 17. Он. 125. Д. 222. Л. 3.
8 Там же. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 1.
9 Там же.
10 Там же. Л. 6.
11 На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц,
принятых И.В. Сталиным (1924-1953 гг.). М, 2008. С. 437.
12 Там же.
13 РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 77. Л. 200 221.
14 Там же. Л. 201. (Остается загадкой, почему Жданов направил
Щербакову не последний, а первый вариант проекта.) (Далее в скобках
даются ссылки на листы данного архивного дела.)
ь Письма Анны Михайловны Панкратовой // Вопросы истории.
1988. №11. С. 61.
16 Стенограмма совещания но вопросам истории СССР в ЦК
ВКП(б) в 1944 году // Вопросы истории. 1996. № 3. С. 96.
17 РГАСПИ. Ф. 77. Он. 3. Д. 26. Л. 49-50.
18 Там же. Он. 1. Д. 797. Л. 28.
19 Там же. Он. 3. Д. 26. Л. 234.
741
20 РГАСПИ. Д. 27. Л. 16 (далее в скобках даются ссылки на листы
данного архивного дела).
21 Там же. Л. 27; ср. со вторым экземпляром «варианта №Ьс
правкой Жданова: Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 23 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
22 На приеме у Сталина. С. 438-439.
23 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 81-82.
24 Нильсен ЕЛ. II. Милюков и И. Сталин. О политической
эволюции Милюкова в эмиграции (1918-1943) // Новая и новейшая история.
1991. Kg 2. С. 124-152.
25 РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 731. Л. 19 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
26 Там же. Ф. 77. Он. 3. Д. 27. Л. 67 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
27 Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2002.
28 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 27. Л. 148 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
29 Там же. Ф. 558. Оп. 11. Д. 731. Л. 41 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
30 Там же. Ф. 77. Оп. Д. 26. Л. 93.
31 Сталин И.В. Соч. Т. 15. С. 77.
32 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 93.
33 С?:. Дубровский AM. Указ. соч. С. 481.
34 РГАСПИ. Ф. 77. Оп. 3. Д. 26. Л. 93об. (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
35 Там же. Ф. 558. Он. И. Д. 731. Л. 76 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
36 Там же. Ф. 17. Он. 125. Д. 224. Л. 102 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
37 Там же. Л. 95-96.
38 Историк и время. 20-50-е годы XX века. A.M. Панкратова. М.,
2000. С. 301.
39 Там же. С. 302.
Глава 5
Сталин и Эйзенштейн:
идеология и творчество
1 Эйдельман НЯ. «Революция сверху» в России. М., 1989. С. 46-47.
2 Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997.
С. 170-171; Усачев А.С. Образ царя в средневековой Руси // Древняя
Русь. 2001. № 5. С. 94-103; Maureen Perrie. Nationalism and History: the
742
Cult of Ivan the Terrible in Stalin's Russia // Russian Nationalism Past and
Present / Ed. by G. Hosking, L. Service. N.Y.: Macmillan, 1997. P. 1-20;
Brandenherger D. National Bolshevism: Stalinist Mass Culture and the
Formation of Modern Russian National Identity, 1931-1956. Cambridge,
Mass.: Harvard University Press, 2002 и др.
3 Усачев A.C. Указ. соч. С. 96.
\ Большевик. 1946. № 16. С. 52.
0 Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК
РКП(б)-ВКН(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике.
1917-1953 гг. / Сост. Л. Артизов, О. Наумов. М., 2002. С. 582-583.
6 Фильм «Иван Грозный»: Документы. Статьи. Исследования //
Киноведческие записки. Специальный номер. 1998. № 38. С. 173-246.
7 Там же. С. 181.
8 Там же. С. 184.
9 История СССР с древнейших времен до конца XVIII в. М., 1939.
Т. 1.С. 383.
10 Там же. С. 389-390.
11 Богатырев С. Грозный царь или грозное время?
Психологический образ Ивана Грозного в историографии // Russian History. 1995.
Vol. 22. N3. P. 285-308.
12 Смирнов И.И. Иван Грозный. Л., 1944. С. 4-5, 7.
13 Виппер Р.Ю. Иван Грозный. М., 1944. С. 58.
14 Бахрушин СВ. Иван Грозный. М., 1945. С. 3-5.
lD АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 59. Л. 3 (далее в скобках дается ссылка
на листы данного архивного дела).
16 Смирнов И.И. Указ. соч. С. 8 (далее в скобках дается ссылка на
страницы данного издания).
17 Сталин И.В. Сочинения. Т. 18. Тверь, 2006. С. 433-440.
18 Базилевич К.В., Новицкий ГА. История СССР: Учеб. пособие для
слушателей ВШИ при ЦК ВКП(б). М., 1946. С. 355-356.
19 Там же. С. 356- 357.
20 Виппер Р.Ю. Указ. соч. С. 72 73.
21 Илизаров Б.С. Сталин. Штрихи к портрету на фоне его
библиотеки и архива // Новая и новейшая история. 2000. № 3. С. 183.
22 Там же. С. 188-190.
23 Фильм «Иван Грозный». С. 46.
24 Рошаль Л.М. «Я уже не мальчик и на авантюру не пойду...» //
Фильм «Иван Грозный». С. 146.
25 Там же. С. 149.
743
Глава 6
П.П. Смирнов:
до и после публикации статьи
1 НИОР РГБ. Ф. 279. Картон 15. № 22. Л. 8.
Там же. Л. 8 об.
3 Там же. Картон 34. Х« 3. Л. 1 об.
4 ЛРЛП. Ф. 457. Он. 1 (1941). Д. 16. Л. 44,45.
х5 Там же. Л. 46.
6 Там же. Л. 62.
7 Там же. Л. 63.
8 Там же. Л. 80.
9 Там же. Л. 87.
10 НИОР РГБ. Ф. 279. Картон 15. М> 24. Л. 1-4 об.
11 Там же. Л. 7.
12 Там же. Л. 9.
13 Там же.
14 Там же. Л. 9-10.
15 Там же. № 5.
16 Там же. Х« 9.
17 Там же. Л. 1.
18 Там же. Л. 2.
19 Смирнов 11.11. Образование Русского централизованного
государства в XIV-XV вв. // Вопросы истории. 1946. № 2 -3. С. 57.
20 Мавродин В.В, Несколько замечаний но поводу статьи
II.II. Смирнова «Образование Русского централизованного государства
в XIV-XV вв.» // Там же. № 4. С. 46.
21 Смирнов П.П. Указ. соч. С. 63.
22 Там же. С. 63-64.
23 Там же. С. 64.
24 Там же.
25 Мавродин В.В. Указ. соч. С. 47.
26 Смирнов П.Н. Указ. соч. С. 65.
27 Мавродин В.В. Указ. соч. С. 47.
28 Базилевич К.В. К вопросу об исторических условиях
образования Русского государства (По поводу статьи П.П. Смирнова) //
Вопросы истории. 1946. Mb 7. С. 28.
29 Смирное И.И. О путях исследования Русского
централизованного государства (по поводу статьи проф. П.П. Смирнова) // Там же.
№4. С. 31.
30 Там же. С. 33.
31 Там же.
744
л2 Смирнов И.И. О путях исследования Русского
централизованного государства. С. 33.
33 Там же. С. 34.
34 Смирнов 11.11. Указ. соч. С. 69.
3:) Там же.
36 Мавродин В.В. Указ. соч. С. 47.
37 Смирнов //.//. Указ. соч. С. 69.
38 Базилееич К.В. Образование Русского национального
государства. Иван III. М., 1945. С. 8- 9.
39 Юшков СВ. К вопросу об образовании Русского государства в
XIV- XVI веках (по поводу статьи проф. И.П. Смирнова) // Вопросы
истории. 1946. ЛЬ 4. С. 58- 59.
40 Мавродин В.В. Указ. соч. С. 47.
41 Базилееич К.В. «Торговый капитализм» и генезис московского
самодержавия в работах М.Н. Покровского // Против исторической
концепции М.Н. Покровского: Сб. ст. Ч. 1. М.; Л., 1939. С. 140 178.
42 Ср.: Дворничепко A.IO. Владимир Васильевич Мавродин.
Страницы жизни и творчества. СПб., 2001.
43 Мавродин В.В. Образование Русского национального
государства. Л., 1941. С. 128.
44 Мавродин В.В. Несколько замечаний... С. 48.
45 Там же.
4Ц Юшков СВ. Указ. соч. С. 58.
47 Смирнов И.И. О путях исследования Русского
централизованного государства. С. 36-37.
^ Юшков СВ. Указ. соч. С. 58.
49 Там же. С. 64.
50 Базилееич К.В. «Торговый капитализм»... С. 143-144.
м Базилееич К.В. К вопросу об исторических условиях
образования Русского государства. С. 42-43.
:>2 Там же. С. 43.
53 Там же. С. 44.
54 Там же.
55 Юшков СВ. Указ. соч. С. 65.
56 Там же. С. 66.
f Там же. С. 67.
,8 Об образовании централизованного русского государства (К
итогам дискуссии) // Вопросы истории. 1946. № 11-12. С. 3-11 (далее в
скобках даются ссылки на страницы данной публикации).
59 НИОР РГЬ. Ф. 279. Картон 36. № 29. Л. 2.
60 АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 129. Л. 59-60.
61 Там же.
745
62 Там же. Л. 67-68.
63 Бахрушин СВ. Образование Русского национального государг
ства // Пропагандист. 1945. Март. Ук 5. С. 22.
64 НИОР РГБ. Ф. 279. Картон 37. № 22. Л. 123.
65 Там же. Картон 14. № 1. Л. 13-13 об.
66 Там же. Л. 21 об.-22 (далее в скобках даются ссылки ifel листы
данного архивного дела).
Глава 7
На пути к новой конвенции
1 Базилевич К.В. Опыт периодизации истории СССР феодального
периода // Вопросы истории. 1949. № 11. С. 65.
2 Об образовании централизованного русского государства (К
итогам дискуссии) // Вопросы истории. 1946. ХЬ 11-12. С. 10.
3 Лев Владимирович Черепнин (1905-1977) // Материалы к
библиографии ученых СССР. Серия «История». Вын. 14. М., 1983. С. 54.
4 Основные задачи в изучении истории СССР феодального
периода // Вопросы истории. 1949. Nfe 11. С. 3.
5 АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 196. Л. 2.
6 Вопросы истории. 1949. \ь 4. С. 149.
7 Там же.
8 АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 196. Л. 10.
9 Вопросы истории. 1949. № 4. С. 150.
10 АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 196. Л. 72.
11 РГАСНИ. Ф. 17. Он. 132. Д. 339. Л. 77.
12 Там же. Он. 125. Д. 340. Л. 93.
13 Там же. Л. 100; АРАН. Ф. 530/с. Оп. 2. Д. 301/41.
14 Там же. Д. 455. Л. 49.
15 Там же. Д. 340. Л. 95-95 об., 97-97 об.
16 Там же. Л. 97 об.
17 Там же.
18 Там же. Оп. 132. Д. 339. Л. 149.
19 Количество томов в разное время колебалось от 5 до 16
(РГАСНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 340. Л. 99; Историк-марксист. 1938. Кн. 3;
Историк-марксист. 1939. Кн. 3; Шунков В.И. Работа Института истории
АН СССР над многомииком «Истории СССР» // Там же. 1940. Кн. 4-5).
20 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 132. Д. 339. Л. 152.
21 Там же. Л. 147-148.
22 Л.В. Черепнин в 1947 г., выступая по поводу 65-летия СВ.
Бахрушина (1947), говорил: «Сергей Владимирович всегда упорно работал
746
над концепцией исторического процесса, над вопросами периодизации и,
не ограничиваясь разбором чужих мнений, развивал перед нами свою
точку зрения» (Черепнин Л.В. Отечественные историки. XVIII-XX вв.:
Сб. статей, выступлений, воспоминаний. М., 1984. С. 288).
23 РГАСНИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 455. Л. 7.
24 Там же.
25 ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 1320. Л. 37 об.
26 Сталин и космополитизм. 1945-1953: Документы Агитпропа
ЦК/ Под общ. ред. А.Н. Яковлева; Сост. Д.Г. Наджафов, З.С. Белоусова
(Россия. XX век. Документы). М., 2005. С. 350.
27 Там же. С. 351.
28 АРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 263. Л. 4.
29 ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 1320. Л. 75.
30 Вопросы истории. 1948. № 6. С. 126.
31 ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 1320. Л. 74 об.
32 Там же. Л. 74 об.-75.
33 Вопросы истории. 1948. № 6. С. 133.
34 Там же.
35 Там же. С. 133-134.
36 Там же. С. 134; см. также: Черноморский М., Деренковский Г.
Обсуждение книги академика И.И. Минца «История СССР (апрель
1917-1925 гг.)»// Вопросы истории. 1948. № 4. С. 144-151.
37 См.: Вопросы истории. 1948. У& 6. С. 135.
38 Шмидт СО. Судьба историка Н.Л. Рубинштейна //
Археографический ежегодник за 1998 год. M.t 1999. С. 218.
39 АРАН. Личный фонд И.И. Минца.
39а СССР и холодная война / Под ред. B.C. Лельчука, Е.И. Пивовара.
М., 1995; см. также: Зубкова ЕЮ. Общество и реформы. 1945-1964. М., 1993;
Холодная война: новые подходы, новые документы. М, 1995; Фатеев А.В.
Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. М., 1999; Жуков Ю.Н.
Тайны Кремля: Сталин, Молотов, Берия, Маленков. М., 2000; Академия
наук в решениях Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). 1922-1952. М., 2000;
Есаков БД., Левина Е.С. Сталинские «суды чести»: Дело «КР». М., 2005.
40 Шмидт СО. Указ. соч. С. 202-229; Муравьев Б.А. «Русская
историография» Н.Л. Рубинштейна // Археографический ежегодник за
1998 год. М., 1999. С. 228-233; Медушевская ОМ. Источниковедческая
проблематика «Русской историографии» Н.Л. Рубинштейна // Там же.
С. 233-235; Катагощина М.В. Из творческой биографии Н.Л.
Рубинштейна: фрагмент несостоявшейся публикации труда И.Е. Забелина //
Там же. С. 236-237; Макарова Р.В. Воспоминания // Там же. С. 237-238;
см. также: Барсенков А.С Советская историческая наука в послевоенные
годы. 1945-1955 гг. М., 1988; Бордюгов Г.А., Козлов В А. История и конъ-
747
юнктура: субъективные заметки об истории советского общества. М.,
1992; Историческая наука России в XX веке. М., 1997; Кондратьева Т.Н.
В поисках демиурга (об одной дискуссии в отечественной исторической
науке конца 40-х - начала 50-х гг.) // Историческая наука на пороге
третьего тысячелетия. Тюмень, 2000; Матвеева НВ. Кампания по борьбе с
космополитизмом в интеллектуальных биографиях послевоенного
поколения советских историков // Социальные конфликты в истории
России: Материалы Всероссийской научной конференции. Омск, 2004;
Образы историографии: Сб. ст. М., 2000; Кондратьев СВ. Паука
«убеждать», или Споры советских историков о французском абсолютизме и
классовой борьбе: 20-е - начало 50-х гг. XX и. Тюмень, 2003; Еремеева Л.Н.
Провинциальный ученый в условиях борьбы с «низкопоклонством»
перед Западом // Интеллигенция России и Запада в XX XXI вв.:
выбор и реализация путей общественного развития. Екатеринбург, 2004;
Сизов СГ. Идеологическая кампания 1947-1953 гг. и вузовская
интеллигенция Западной Европы // Вопросы истории. 2004. № 7; Шахапов Л.Н.
Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской
исторической науке: «Русская историография» Н.Л. Рубинштейна // История и
историки: Историографический сборник. 2004. М., 2005 и др.
41 АРАП. Ф. 1577. Он. 2. Д. 193; Д. 192.
42 Вопросы истории. 1948. № 12. С. 8 (далее в скобках даются
ссылки на страницы данной статьи).
4:1 Там же. 1949. №2. С. 5.
44 Поляков ЮЛ. Историки о времени и о себе. Весна 1949 года //
Вопросы истории. 1996. Л1> 8. С. 66-77; Борща/овский А. Записки
баловня судьбы. М., 1991; Сталин и космополитизм: Документы Агитпропа
ЦК КПСС. 1945 1953. М, 2005.
А1 Вопросы истории. 1949. № 2. С. 5.
4;,а Коапыриенко Г.В. Сталин против «космополитов». Власть и
еврейская интеллигенция в СССР М., 2009; Государственный
антисемитизм в СССР. От начала до кульминации 1938 1953. Серия: Россия.
XX век: Документы. М, 2005.
456 ЦАГМ, Ф. 535. Он. 1. Д. 456.
46 АРАП. Ф. 2055. Он. 1. Д. 72. Л. 1 (далее в скобках даются
ссылки на листы данного архивного дела).
4/ Базилевич КВ. Опыт периодизации истории СССР
феодального периода. С. 71.
48 Сталин И. Сочинения. М„ 1948. Т. 9. Декабрь 1926 июль 1927.
С. 176-177 (далее в скобках даются ссылки на страницы данного тома).
49 Юшков СВ. К вопросу о политических формах русского
феодального государства до XIX века // Вопросы истории. 1950. Ук 1. С. 71
(далее в скобках даются ссылки на страницы данной статьи).
748
™ Архив ЛРАН. Ф. 1577. Он. 2. Д. 263. Л. 3.
jl Мирошниченко П. По поводу статьи К.В. Ьазилевича «Опыт
периодизации истории СССР феодального периода» // Вопросы истории.
1950. №2. С. 89-92.
52 Зимин АА. Некоторые вопросы периодизации истории СССР
феодального периода // Вопросы истории. 1950. ХЬ 3. С. 69 76 (далее в
скобках даются ссылки на страницы данной статьи).
*>3 Мавродин В.В. Основные этапы этнического развития русского
народа // Вопросы истории. 1950. X» 4. С. 55- 70.
о3а Основные задачи в изучении истории СССР феодального
периода. С. 9.
■^ Вопросы истории. 1946. ХЬ 11 12. С. 9.
э5 Мавродин В.В. Основные этапы. С. 62.
л6 Мавродин В.В. Образование Русского национального
государства. Л., 1941. С. 27 (далее в скобках даются ссылки на страницы
данного издания).
01 Пьянков А. О периодизации истории феодальных отношений в
России // Вопросы истории. 1950. Х° 5. С. 77- 84.
:>8 Смирнов И.И. Общие вопросы периодизации истории СССР //
Там же. X» 12. С. 80 (далее в скобках даются ссылки на страницы данной
статьи).
59 Борисов А. К вопросу о формировании капиталистического
уклада в промышленности // Вопросы истории. 1950. № 3. С. 80.
60 Смирнов И.И. Указ. соч. С. 83.
61 Нредтечеиский А. Вопросы периодизации истории СССР //
Вопросы истории. 1950. Х° 12. С. 100-109 (далее в скобках даются
ссылки на страницы данной статьи).
ь2 Пашуто В., Черепнин Л. О периодизации истории России
эпохи феодализма // Там же. 1951. № 2. С. 52-80 (далее в скобках даются
ссылки на страницы данной статьи).
w Об итогах дискуссии о периодизации истории СССР // Там же.
№ 3 (далее в скобках даются ссылки на страницы данной статьи).
Сталинизм в исторической науке.
Вместо заключения
1 Осмыслить культ Сталина. М., 1989; Бутенко АЛ. О социально-
классовой природе сталинской власти // Вопросы философии. 1989. X© 3;
Курашвияи БЛ. Политическая доктрина сталинизма // История СССР.
1989. Х<? 5; Бестужев-Лада И.В. Аморальность и антинародность
«политической доктрины» сталинизма // Там же; Волко/ouoe ДА., Медведев РА.
О Сталине и сталинизме // История СССР. 1989. № 4; Медведев РА.
749
О Сталине и сталинизме. М., 1990; ЗевелевАЖ Истоки сталинизма:
лекция к курсу «Политическая история XX в>. М., 1990; Квинтэссенция:
Философский альманах. М, 1990; Вождь. Хозяин. Диктатор: Сборник
публикаций газет и журналов 1987-1989 гг. о И.В. Сталине. М, 1990;
Авторханов А. Технология власти. М., 1991; ВолкогоновДА. Сталин:
Политический портрет: В 2 кн. М., 1991; Историки и сталинизм. М., 1991;
Козлов AM. Сталин: борьба за власть. Ростов н/Д, 1991; Якунин В.К.
И.В. Сталин, сталинизм и историческая наука. Днепропетровск, 1991;
Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992; Павлова ИЗ. Сталинизм:
становление механизма власти. Новосибирск, 1993; Вот Йот Ли. Трактовка
сталинского феномена // Проблемы отечественной истории. М, 1994.
Вып. 3; Романовский Н.В. Лики сталинизма. М., 1995; и др.
2 Медведев РА. О Сталине и сталинизме. М., 1990; Россия в XX
веке. Судьбы исторической науки. М., 1996; Тоталитаризм в Европе XX века:
Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления. М, 1996;
Бессонов Б.Н. Сталинская методология мышления и действия //
Социально-политический журнал. 1998. № 1; Илизаров B.C. Историография
сталинизма (становление) // Новые вехи. 1998. Л° 1 (2); Зубкова EJO. Сталин и
общественное мнение в СССР. 1945-1953 // Сталинское десятилетие
холодной войны: факты и гипотезы. М., 1999; Сталинизм в российской
провинции: смоленские архивные документы в прочтении зарубежных и
российских историков: Сб. ст. Смоленск, 1999; Самарина ILL Историческая
концепция И.В. Сталина и ее влияние на развитие отечественной
исторической науки. М, 2000; Данилов В.П. Сталинизм и советское общество //
Вопросы истории. 2004. № 2; Советское прошлое: поиски понимания //
Отечественная история. 2004. № 4; Везелянский Ю. Двуликий Сталин
ошеломляет Запад // Эхо планеты. М., 2000; Баландин Р.К., Миронов С.С.
Клубок вокруг Сталина. М., 2006; Ханин Г.И. Сталин - инициатор
перестройки // Родина. 2006. № 2; Кип Дж.у Литвин А. Эпоха Иосифа
Сталина в России. Современная историография. М., 2009; Верхотуров Д.
Сталин. Экономическая революция. М., 2006; Историография
сталинизма: Сб. ст. М., 2007; и др.
3 Уже в 1952 г. в журнале «Большевик» (июнь, Mb 13) была
опубликована статья с обзором деятельности журнала «Вопросы истории».
В статье, явно санкционированной с самого «верха», содержалась
критика за излишнюю приверженность историков классовой борьбе.
Именной указатель*
Абдыкалыков Мухамеджан Абды-
калыкович 231
Аврех Арон Яковлевич 620
Авторханов Абдурахман Геназо-
вич 67,750
Агапов Борис Николаевич 512
Агурский Михаил Самуилович 733
Аджемян Хорен Григорьевич 241,
256, 258, 260, 270, 282, 284,
289,290,294,296-298,300,
301, 307, 312, 318, 319,
321-323, 328-330, 338,
350,359-361, 363, 367-376,
383-386,401,402,411 415,
417-419, 421, 428, 429, 433,
437,439,447,452,454,471,
476,614,619,695,696
Адоратский Владимир
Викторович 222, 224
Аксаков Константин Сергеевич
494
Алаторцева Алевтина Ивановна
729
Александр /, ими. 234,236,237,438
Александр II, ими. 237
Александров Георгий Федорович
238, 239, 244-247, 251, 252,
258-262, 264, 267, 268,
270-272, 332, 342, 387, 388,
391, 393, 394, 400, 402, 403,
409,477-480,482,483,710
Алексей Михайлович, царь 583
Алленова Валерия Алексеевна 731
Альтов С. 47, 49-51, 93, 625, 630,
655
Амангельды Иманов 328
Аманжолов Касым Рахимжанович
361,362,364
Аманжолов Сарсен Аманжолович
271,272,282,307,319,338
Амиаптов Юрий Николаевич 231,
367
Амфитеатров Георгий Никитич
729
Ананьич Борис Васильевич 733
Ангаров Алексей Иванович 84-86
Андреев Александр Игнатьевич
607, 613, 724
Андреев Андрей Андреевич 268,
592
Андреев Василий Андреевич 599
Ансельм Кентерберийский 483
Аракчеев Алексей Андреевич 244,
256, 285, 287, 694
Артизов Андрей Николаевич 97,
143, 170, 686, 727-729,
731-733
Афанасьев Александр Николае-
вич 490
Базилевич Константин
Васильевич 207, 216, 282, 307, 319,
338-342,377,378,406,491,
514, 516, 523, 536, 541, 543,
547-552,555-558,565-567,
575, 576, 579, 599, 612, 622,
623, 625-641, 643, 646, 650,
652, 654, 656, 657, 664, 670,
689, 702,735,743-746, 748
* Составила Е.Н. Балашова.
751
Байер Готлиб Зигфрид 264, 333,
377, 612
Баканов П.Ф. 652
Бакунин Михаил Александрович
233
Баландин Рудольф
Константинович 750
Бантке Самуил Самуилович 170
Барсенков Александр Сергеевич
747
Бахрушин Сергей Владимирович
10, 200, 207, 214, 216, 246,
258, 265, 267, 282, 307-309,
319,330,331,338,357,397,
398, 405, 423, 480, 491,
494-496, 501, 503, 523, 561.
580 583,586,588,591,607,
612,631,646,670,698,708,
731,743,746
Бе/лов Иван Иванович 599
Бедный'Демьян (Е.А. Нридворов)
147,508
Бекмахаиов Ермухан Бекмахано-
вич 559
Бек-Назаров (Бскназярян) Амо
(Амбацум) Иванович 242
Белецкий Зиновий Яковлевич 243
Белинский Виссарион
Григорьевич 491, 606
Белокуров Сергей Александрович
491
Берия Лаврентий Павлович 461,
620
Вернадский Виктор Николаевич
117,600
Вернштейн Эдуард 354
Бессонов Борис Николаевич 750
Бестужев-Лада Игорь
Васильевич 749
Бибиков VM. Л89,49\
Блюменталь С. 734
Богатырев Сергей 11иколаевич 743
. Богданов Александр
Александрович 445,452
Большаков Иван Григорьевич 510,
511
Бонч-Бруевич Владимир
Дмитриевич 724
Бордюгов Геннадий Аркадьевич
747
Ворева М. 26
Борисёнок Елена Юрьевна 37, 38
Борисов AM. 653,749
Боровой Саул Яковлевич 601
Борщаговский Александр
Михайлович 748
Бранденбергер Давид, В ran den-
berger D. 143,147,391-393,
402,686,731,741,743
Браудер Эрл 253, 280
Брачев Виктор Степанович 733
Брусилов Алексей Алексеевич 255,
609
Бубнов Андрей Сергеевич 113,133,
136
Булдаков Владимир Прохорович
38
Бурдей Григорий Давидович 235,
278, 282
Бутенко Анатолий Павлович 749
Бухарин Николай Иванович 63,
66,81,84,85,136,137,178,
222, 730
Бушуев Вячеслав Иннокентьевич
10
Бушуев Семен Кузьмич 240, 256,
262, 263, 282, 284 -290, 296,
298,304,306,307,312,313,
319,338,350,376
Быковский Сергей Николаевич
169
Быстрннский Вадим
Александрович 128, 136-140, 142, 147,
148,163,179,685
752
Вавилов Сергей Иванович 595
Вайпштейн Осип Львович 234,
601,612
Вайскопф Михаил Яковлевич 742
Валишевский Казимир
Феликсович 491
Волк Сигизмунд Натанович 215,
607,613
Ванаг Николай Николаевич 39,
45,58,71,117,120,122,123,
128, 134, 135, 169, 170, 178,
181,222,478
Васецкий Григорий Степанович
283,308,320,338
Василий II Васильевич, Василий
Темный 625
Василий III Иванович 150, 233,
547,656
Васнецов Виктор Михайлович
496
Введенский Сергей Николаевич
26,27
Везелянский Юрий 750
Вейдемейер Иосиф 292
Вернадский Георгий
Владимирович 611
Верхотуров Дмитрий
Николаевич 750
Веселовский Александр
Николаевич 491
Веселовский Степан Борисович
207,381,487,491,607,690
Виппер Роберт Юльевич 120, 491,
493,494,496 502,516,517,
520, 698, 743
Вирт Мориц 17
Владимир Андреевич, кн. стариц-
кий 501
Вознесенский СВ. 64
Войтинский В.М. 170
Войтинский Григорий Наумович
526
Волгин Вячеслав Петрович 282,
307, 319, 338, 358, 359, 379,
385, 405,480, 592, 597,598
Волин Борис Михайлович 39, 255,
262,308,320,338,359 361,
363, 364, 374, 385, 406
Волков Иван Мефодиевич 599
Волкогонов Дмитрий Антонович
749,750
Вот Йонг Ли 750
Вотинов А.П. 599
Газганов Эмануил Яковлевич 169
Галкин Илья Саввич 282, 307,319,
338
Гегель Георг Вильгельм Фридрих
21,243,297,298,370
Генкина Эсфирь Борисовна 282,
307,319,338,339,347,348,
602,612,621
Гизо Франсуа 296
Горбань Николай Васильевич 601
Гордон Александр Владимирович
740
Горин Павел Осипович 26, 30,
37-39,44,45,63,65,95 99,
136,138,170,728,731
Городецкий Ефим Наумович 282,
307,319,328-336,338,357,
368, 369, 373. 376, 377, 379.
382, 405, 406, 452, 483, 598,
601 603, 605. 606, 614 -622,
693, 717
Горский Сергей Дмитриевич 491
Горчаков Александр Михайлович
240,250
Горький Максим (A.M. Пешков)
360
Готье Юрий Владимирович 381,
501
Гошева Ирина Прокофьевна 512
753
Граве Берта Борисовна 170
Греков Борис Дмитриевич 117,
120, 160, 214, 217, 265, 269,
270, 277, 282, 307, 319,
329-331, 335-338, 345, 357,
363, 381-383, 394. 397, 398,
405-407, 420, 421, 430, 439,
447, 448, 491, 496, 526, 558,
560, 586, 592, 595, 598, 599,
612
Грушевский Михаил Сергеевич 37,
39
Гуковский Алексей Исаевич 117,
732
Гуссерль Эдмунд 12
Долин Виктор Моисеевич 169
Данилевский Виктор Васильевич
406
Данилевский Николай Яковлевич
108
Данилов Виктор Петрович 750
Дацюк Борис Дмитриевич 616-618
Дворниченко Андрей Юрьевич
730, 733, 745
Деборин Абрам Моисеевич 525,526
Дедов Афанасий Лукьянович 617
Деренковский Григорий
Михайлович 747
Державин Николай
Севастьянова 220, 221, 282, 307, 319,
338, 339,349-351
Джилас Милован 750
Диманштейн Семен Маркович
80-83, 676
Димитров Георги Михайлов 140
Дионисий Ареоиагит
(Псевдо-Дионисий Ареонагит) 697
Дмитриев Сергей Сергеевич 601
Дмитрий Донской 628
ДоЪонов Иван Кузьмич 600
Досифей, архим. 491
Драбкина Елизавета Яковлевна
86,94,95, 730
Драгомиров Михаил Иванович 609
Дроздов Петр Степанович 26, 117,
148-150,160,170,176-182,
184-186,200,687,688,733
Дружинин Николай Михайлович
575. 576, 580, 584, 585, 598,
599,607,612,641,652,654,
656-658, 670
Дубровский Александр
Михайлович, Dubrovsky А. 128, 142,
143, 192, 195, 278, 366, 367,
391-396,399,402,409,459,
476, 686, 731, 732, 734,
740-742
Дубровский Сергей Митрофано-
вич 170,178, 191
Еголин Александр Михайлович
283, 308, 320,338,406
Егоров П.В. 76, 78
Екатерина II, ими. 115, 116, 311,
610
Енукидзе Авель Сафронович 400
Еремеева Анна Натановна 748
Ерусалимский Аркадий Самсоно-
вич 612
Есаков Владимир ДхМитриевич 747
Ефимов Алексей Владимирович
62, 238-240, 246, 253,
272-277,279,282,307,319,
321-328,338,352-356,366,
368,386, 387,434,435,447
Жаров Михаил Иванович 512
Жданов Андрей Александрович
121, 134, 136, 188, 192, 198,
222, 238, 239, 244-246, 248,
754
251,252,256,257,310,361,
387,391,392,394-396,399,
400, 408, 409, 411, 413,
415-417,419-426,428-431,
433, 434, 436-439, 446-453,
455, 458-468, 470, 475-477,
479, 480, 483, 488, 506, 507,
509,510,512,577,595,662,
696,719,741,742
Жданов Юрий Андреевич 598
Жордания Ной Николаевич 620
Жуков Юрий Николаевич 747
Забелин Иван Егорович 9,534
Зайдель Григорий Соломонович
64, 65t 169
Зял* Людмила Марковна 620-622
Засулич Вера Ивановна 223
Затонский Владимир Петрович
136
Зевелев Александр Израилевич 750
Зеймаль Владислав Иванович 170
Зеленое Михаил Владимирович
44,222
Зеленский Михаил
Иннокентьевич 63
Зимин Александр Александрович
638-641,653,749
Зиновьев Григорий Евсеевич 98,
222
Зубкова Елена Юрьевна 740, 747,
750
Зубок Лев Израилевич 612, 615
Зуева Татьяна Михайловна 283,
308, 320, 338
Иван I Данилович, Иван Калита
118,192, 194-196,205,208,
532, 556, 575, 578, 579, 625,
627
Иван III Васильевич 20, 104, 150,
160-162, 164, 193, 196, 197,
209,220,233,241,532,547,
625, 640, 656,693
Иван IV Васильевич, Иван
Грозный 166, 171, 192, 193, 219,
221,233,241,254,265,311,
312,421-426,431,459,475,
487,488,490-503,513-517,
520,603, 656,693,697-699
Иванов Константин Алексеевич
438
Иванов Леонид Михайлович 612
Иванов Юрий Федорович 278,
282, 356
Илизаров Борис Семенович 517,
743, 750
Иллерицкий Владимир
Евгеньевич 601
Иловайский Дмитрий Иванович
327, 602
Ильина Ирина Викторовна 736
Иоаннисян А. Г 170
Иоечук Михаил Трифонович 282,
307,319,338,483
Кавелин Константин Дмитриевич
29,33,89,108
Каганович Борис Соломонович
739
Каганович Лазарь Моисеевич 121
Кадочников Павел Петрович 509
Калинин Михаил Иванович 303,
382
Каммари Михаил Давидович 599
Канторович Яков Абрамович 729
Карамзин Николай Михайлович
10,21,33,34,270,329,423,
487,491,493-495,514,697
755
Каролинги, дин. 639
Карпенко Зинаида Григорьевна
600,601
Карпович Михаил Михайлович
611
Катагощина Марина
Всеволодовна 747
Катков Михаил Никифорович
256,285, 287
Кауфман Константин Петрович
258
Керженцев Платон Михайлович
147
Кин Давид Яковлевич 26, 30, 39,
72,135,136,170
Кип Джон 750
Кипарисов Федор Васильевич 169
Киреевский Иван Васильевич 491
Киров Сергей Миронович 134,
188, 192, 198, 248, 252, 256,
257,310,429,491,577.662
Клочков Михаил Васильевич 600
Ключевский Василий Осипович 8,
9, 18-21, 30, 33, 34, 42, 91,
112, 141,159, 161, 162,202,
239, 240, 253, 269, 327, 439,
493, 495, 496, 515, 534, 683,
693,697, 727
Кнорин Вильгельм Георгиевич 170
Кобрин Владимир Борисович 150,
151, 514, 733
Ковалев Сергей Митрофанович
282, 307, 319, 339, 356, 357,
396, 397, 399, 402, 404,
406 408,695
Ковалевский А. И. 599
Кожухов Сергей Иванович 283,
308, 320,338
Козлов Александр Иванович 750
Козлов Владимир Александрович
747
Козлов Ф.Ф. 26
Колгшан Эрнест (Эрнст) Яроми-
рович (Арношт) 243
Кондаков Игорь Вадимович 733,
742
Кондратьев Сергей Витальевич
748
Кондратьева Тамара Николаевна
748
Константинов Сергей
Викторович 732, 736, 740
Коптиевская Софья Моисеевна
26
Корнатовский Николай
Арсеньевич 612
Косачевская Евдокия Марковна
596
Косминский Евгений Алексеевич
120, 283, 308, 320, 338, 405,
598,607,612
Костомаров Николай Иванович
495, 532, 563, 700
Костырченко Геннадий
Васильевич 137, 139, 730, 748
Котошихин Григорий Карпович
357
Краснова Юлия Викторовна 735
Кретов Федор Дмитриевич 190,
191
Кривошеее Юрий Владимирович
730,733
Кривцов Степан Саввич 66
Кружков Владимир Семенович
282,307,319,338
Круть Василий Тарасович 600,
612,619
Кудрявцев Иван Архипович 201,
283, 308, 320, 339, 406, 407,
598, 613
Кузаков Константин Сергеевич
282,308,319,338
Курашвили Борис Павлович 749
Кучкин Андрей Павлович 71, 612
756
Л anno -Данилевский Александр
Сергеевич 612-614
Лассаль Фердинанд 100
Лебедев Владимир Иванович 214,
265, 282, 308, 319, 338, 357,
397,398,491
Левина Елена Соломоновна 747
Ленин Владимир Ильич 41,43,49,
58-60, 63, 65, 66, 69, 75 77,
80,84-89,94,95,97,98,102,
105, 106, 114, 119, 120, 127,
140-142, 146,160, 172,201,
202,206,217,219,241,242,
251, 255, 306, 371, 427,
436-438, 342-345, 348, 351,
354,356,362,371,504,516,
523, 530, 533-536, 540, 544,
563, 565, 577, 583, 587, 588,
607,617,738,654,656-658,
661,666,667,669,675,677,
680. 694, 700, 701, 705, 734
Леонид, арх. (Л.А. Кавелин) 491
Леонтьев Константин
Николаевич 108
Лидак Отто Августович 64, 169
Лисовский Петр Алексеевич 612
Литвин Алексей (Алтер) Львович
58,113,729,732,750
Лихачев Дмитрий Сергеевич 559,
596
Ловецкий Иван Николаевич 526,
527
Лозинский Залман Борисович 64,
134,169
Ломакин Аркадий Иосифович 26,
113,114,170
Ломинадзе Виссарион
Виссарионович 67
Ломоносов Михаил Васильевич
619
Лукин Николай Михайлович 26,
66,68,78,79,136,170,729
Луначарский Анатолий
Васильевич 445,452
Лурье Моисей Ильич (Эмсль
Александр) 169
Лщкий Евгений Алексеевич 607,
612,731.734
Лысенко Трофим Денисович 586
Людвиг Эмиль 45, 168, 181, 199,
217,679,688
Людовик XI, франц. король 493
Мавродин Владимир Васильевич
208, 532, 534, 536, 540,
542 -545, 551, 552, 555, 556,
563, 564, 568, 596, 597,
600-603,641 649,690,702,
744, 745, 748
Майский Иван Михайлович 585,
612
Макарова Раиса Всеволодовна
747
Максаков Владимир Васильевич
614
Малаховский Владимир
Филиппович 26
Маленков Георгий
Максимилианович 231, 252, 264, 268,
272,277,278,387,392,416,
470,477,483,598,614
Малое Сергей Ефимович 384
Малышев Андрей Ильич 62,169
Мальков A.M. 600, 601
Мануильский Дмитрий Захарович
405,406
Маньков Аркадий Георгиевич 596,
597
Маркс Карл 17, 18, 60, 64, 73-75,
97, 100, 102-106, 112, 124,
127,131,142, 162,196,257,
274, 292, 489, 490, 523. 532,
534, 536, 537, 544, 563, 565,
757
587, 623, 637, 638, 654, 677,
682, 700, 701, 732
Мартов Л. (Ю.О. Цедербаум) 31
Матвеева Наталья Валерьевна
748
Матвиевский Петр Евменьтьевич
601
Махарадзе Филипп Иесеевич 89
Машкин Николай Александрович
612
Медведев Рой Александрович 749,
750
Медведев Сергей Павлович 292
Медушевская Ольга Михайловна
747
Меерсон Григорий Ефимович 169
Мерит Франц 100-102
Мещанинов Иван Иванович 384
Микоян Анастас Иванович 461
Миллер Герард Фридрих 377, 612
Милюков Павел Николаевич 8,17,
24,30,34,43,44,90-92,253,
434-436,439-441,460,462,
536, 679, 701
Минц Исаак Израилевич 72, 134,
140, 257, 282, 307, 308,
314-319, 322, 323, 338, 353,
368, 369, 373, 405, 406, 480,
559, 560, 580, 587-589, 591,
598, 600, 602, 603, 605, 607,
612,615-618,620-622,717
Миронов Сергей Сергеевич 750
Мирошниченко Поликари
Яковлевич 636-638,653, 749
Миско Михаил Васильевич 54-57,
59,61
Мишин Марк Борисович 238, 246,
480
Михайлов Николай
Александрович 308,320,338
Михайловский Николай
Константинович 494
Мишакова Ольга Петровна 308,
320,338
Мишулин Александр Васильевич
282,308,319.338,406,407
Молотов Вячеслав Михайлович
67, 382, 488, 506-508,
510-512,698
Мордвишин Иван Иванович 600,
601
Морозов Михаил Александрович
255, 282, 308,319, 338, 593
Мороховец Евгений Андреевич 140
Мосина Зоя Васильевна 598
Муравьев Виктор Александрович
731, 747
Найда Сергей Федорович 599
Наполеон I Бонапарт 144,225,237
Нарочницкий Алексей
Леонтьевич 612
Насонов Арсений Николаевич
204,712,734
Неедлы Зденек 526
Неплюев Иван Иванович 258
Неусыхин Александр Иосифович
612
Нечкина Милица Васильевна 25,
27, 28, 65, 91, 134, 140,
179-182,262,263,265,282,
284, 305-308, 319, 322, 323,
339, 398, 399, 406, 525-527,
688,715,728
Николай /, имп. 24, 237, 241, 311,
438,693
Нильсен Енс Петер 730, 742
Нифонтов Александр Сергеевич
612
Новицкий Георгий Андреевич 514,
620, 743
Нотович Филипп Иосифович
(Осипович) 607
758
Ованесян Софья Артемьевна 612
Окунь Семен Бенцианович 600
Осипова Полина Ефимовна 612
Павлицкая Н.И. 596
Павлова Ирина Владимировна
750
Павлов-Сильванский Николай
Павлович 151
Панеях Виктор Моисеевич 733
Панкратова Анна Михайловна
8, 10, 11, 26, 45, 117, 134,
222, 229-234, 238-246,
248-268, 270, 276-282, 284,
285, 287-291, 294, 296-
298, 300-308, 310, 312-
314, 316-329, 331, 334-340,
342-344, 346, 347, 349-
358, 361-364, 366-370, 375,
379-381, 383, 384, 386-388,
394, 398-400, 404-408, 423,
424, 470, 476-484, 523, 526,
598,612, 693-695,710
Паприц Евгения Эдуардовна 397,
399
Пашуканис Евгений
Брониславович 729
Пашуто Владимир Терентьевич
612, 660, 662, 664, 666, 672,
749
Петр I Алексеевич, Петр Великий
25, 46, 140, 142, 159, 181,
242,306,311,587,603
Петропавловский Сергей
Дмитриевич 526, 527
Петрушевский Дмитрий
Моисеевич 44
Нештич Сергей Леонидович 596
Пивовар Ефим Иосифович 747
Пионтковский Сергей Андреевич
76,113,117,134,169,170,178
Пичета Владимир Иванович 115,
282, 308, 319-321, 338,
499-501
Платонов Сергей Федорович 20,
26, 34, 36, 44, 150-153, 215,
327, 434-436, 438, 439, 462,
491,496,502,536,684,701
Плеханов Георгий Валентинович
8,24,29-31,40,48,100,110,
363, 385, 679
Покровский Михаил Николаевич
8, 15-43, 45-62, 64, 65,
72-78, 86-101, 103, 106-
110, 112, ИЗ, 115, 116,
118-120, 122, 123, 134-
138,141-143, 151-153, 157,
159-161,165-178,180-182,
193, 196, 204, 215, 222, 229,
243, 254, 260, 266, 281, 284,
309, 315, 337, 358, 400, 421,
423, 425, 427, 431, 433, 445,
452, 470, 483, 484, 498, 531,
534, 543, 548, 570, 590, 600,
608, 609, 667, 670-672,
674 -676, 678-683,686-688,
694, 704, 705, 713, 727, 729,
731, 732
Покровский Серафим
Александрович 277, 600, 636
Поликарпов Дмитрий Алексеевич
308,320, 338
Поляков Юрий Александрович
748
Пономарев Борис Николаевич 406
Поспелов Петр Николаевич 226,
264, 268, 283, 308, 319, 332,
338, 405,406, 692
Потемкин Владимир Петрович
238, 239, 244, 246, 248, 259,
405-407,483
Предтеченский Анатолий
Васильевич 657-661,672, 749
759
Преображенский Евгений
Алексеевич 66
Пригожий Абрам Григорьевич 64,
169
Пудовкин Всеволод
Илларионович 508
Пыпин Александр Николаевич 491
Пьянков Алексей Петрович 649,
650, 652, 749
Пясковский Анатолий
Владимирович 484
Пятаков Георгий Леонидович 81
Радек Карл Бернгардович 136,
144,146, 222
Радищев Александр Николаевич
357
Разгон Израиль Менделевич 612,
615, 621
Раимов Риф Мусинович 612
Райский Леонид Григорьевич 169
Рамбо Альфред 360
Ранке Леопольд фон 29,33
Ратнер 308,320,338
Редин М. 86-95,730
Резников Борис Григорьевич 67,68
Рейналь Гийом Томас Франсуа 397
Репин Илья Ефимович 511
Ривлин Езекииль Исаакович 169
Ровинский Дмитрий
Александрович 491
Роджерс Джеймс Торольд 28
Рожков Николай Александрович
8,97
Розенталь Марк Моисеевич 615
Романов Борис Александрович 596
Романовский Николай
Валентинович 750
Рошаль Лев Моисеевич 519,743
Рубач Михаил Абрамович 34, 39,
42,43
Рубинштейн Евгения Ильинична
612
Рубинштейн Николай
Леонидович (1897 1963) 100, 129-
133,141.159, 161, 197 200,
203, 264, 283, 307, 308, 312,
313, 319, 335, 338, 367-369,
376-378, 383, 423, 424, 580,
591, 592, 599- 605, 607, 608,
612,615,621,725
Рубинштейн Николай
Леонидович (1902-1952) 25, 26, 28,
31,32,728
Рубцов Борис Константинович 599
Савельев Павел Степанович 491
Савин Алексей Эдуардович 12
Садиков Петр Алексеевич 489,491
Сальникова Антонина Эрастовна
56, 58
Самарина Наталья Гурьевна 750
Сванидзе Александр Семенович
136
Светлов Василий Иосифович 283,
308,319,339,600
Селезнев Константин Григорьевич
54-59
Сельвинский Илья Львович 355
Сеньобос Шарль 272
Сербина Ксения Николаевна 612
Серебрянский Зиновий Львович
169
Сидоров Аркадий Лаврович 8, 9,
257,283,307,308,310-312,
319, 343, 424, 480, 598, 599,
601,612,620,621
Сизов Сергей Григорьевич 748
Сказкин Сергей Данилович 283,
308,319,338,579,580,585
Скобелев Михаил Дмитриевич
241,258,609
760
Сладкевич Наум Григорьевич 600,
601
Слепков Александр Николаевич
63,100
Слепое Лазарь Андреевич 308,
320,338
Слуцкая В.М. 593
Слуцкий Анатолий Григорьевич
68 70,72
Смирнов Иван Иванович 124,126,
127, 129 133, 159, 161,
203-206, 208 221,300,301,
493,494, 496, 503-505, 513,
520, 537 540, 543, 545, 546,
552, 564, 565, 569, 570, 627,
650 658, 660, 665, 671, 672,
683, 689-691, 698, 702, 720,
732,735,743-745,749
Смирнов Павел Петрович 7 -11,
256,258,523-525,527 - 537,
539 547, 551-555, 557-
560,562 571,578,598,599,
627, 641, 646, 663, 699-703,
724,727,744,745
Смородин И.А. 147
Снегирев Владимир Леонтьевич
254
Соколов Олег Дмитриевич 727
Соловьев Сергей Михайлович 8,18,
20-22, 24, 29, 33, 34, 49, 91,
269,490,491,496,515,679
Сталин Иосиф Виссарионович
11,45-54,62-74,77-86,88,
90-99. 102, 105-107, 110-
112, 119-121, 125, 127,
133 136, 138, 14JD, 142, 146,
149, 153, 160, 165, 166, 168,
172, 175, 176, 181, 184, 188,
190-192,198,199,201,202,
206,217 219,222-226,229,
235,236,240 242,248 252,
255-257,261 263,265-267,
272, 274, 281, 286, 287, 304,
306,310,311,319,326,331,
340, 349, 375, 377-380,
391 -396,400-404,408,409,
416-421,426-439,442-448,
450-462, 465, 466, 468,
470-476,484,487-491,493,
506-514,516-518,520,523,
528-531,533,535-538,542,
544, 550, 551, 554, 560, 563,
565, 571, 577, 590, 603, 623,
630. 631, 638, 642-644, 648,
650, 651, 655, 659-662, 664,
666 669,671,672,674-683,
685, 686, 688, 689, 692-701,
703-705, 720, 728, 729, 734,
742, 743, 748
Степанов-Скворцов (Скворцов-
Степанов) Иван Иванович
98
Стецкий Алексей Иванович
113
Стишов Михаил Иванович 621
Сторожев Яков Васильевич 308,
320,338
Струве Петр Бернгардович 24,30,
330,611,679
Суслов Михаил Андреевич 595
Сухов Дмитрий Петрович 491
Сухомлин Александр Васильевич
585,612
Сыромятников Борис Иванович
242, 254, 270, 283, 291, 298,
307, 308, 313, 319, 338, 380,
383,402,501,502,606
Сырцов Сергей Иванович 67
Такер Роберт 49,729
Тарное Петр Николаевич 612
Тарле Евгений Викторович 36,
222, 229, 231 -236, 252, 257,
761
267-269, 280, 281, 283, 290,
291,301-305,308,311,312,
318-321,323,326,337-339,
342, 343, 353, 358, 362, 363,
365, 366, 375, 379, 380, 383,
386, 387, 400, 402, 405, 406,
408,412,414,418-421,429,
430,436,438,439,441-444,
447, 454, 464, 469, 476, 480,
481,483,693,696,736
Татаров Исаак Львович 35, 38,39,
138
Татищев Василий Никитич 377,
602
Тимофеев Иван 492
Тито, Броз Тито Иосип 468
Тихомиров Михаил Николаевич
8-10, 115, 207, 283, 308,
320, 338, 540, 580, 585-587,
598,665,710
Тихонова Зоя Николаевна 367
Токин Иван Петрович 169
Толстое Сергей Павлович 231,
283, 308, 320, 338, 339,
344-346, 353, 354, 394,
405-407
Толстой Алексей Николаевич 254,
312,423,424
Толстой Лев Николаевич 570
Томсинский Семен Григорьевич
64,169, 170
Трахтенберг Орест Васильевич
117
Третьяков Петр Николаевич 636
Троцкий Исаак Моисеевич 169
Троцкий Лев Давидович 24,29,31,
40, 44, 48-50, 53, 54, 56-62,
97,100,110,679
Уатт (Уайт) Джеймс 31
Угланов Николай Александрович
45
Удальцов Александр Дмитриевич
283, 308, 320, 338, 405, 526,
527,580,589-591,599,612
Уразов Аркадий Иванович 170
Усачев Андрей Сергеевич 487,742,
743
Устрялов Николай Герасимович
491
Устюгов Николай Владимирович
636,711
Утченко Сергей Львович 612
Фатеев 308,320, 338
Фатеев Андрей Викторович 740,
747
Федосеев Петр Николаевич 243,
244, 258, 262, 264, 268, 283,
308, 320,332,338, 372
Фейгина Софья Ароновна 607
Фишер Иоганн Эбергарт 377
Фонин Михаил Михайлович
477
Форстен Георгий Васильевич
491
Фохт Анастасия Викторовна 117,
141-143,278
Фрейдлин Борис Миронович
170
Фридлянд Григорий Самойлович
(Цви)48,169,178,478
Хабермас Юрген 12
Ханин Григорий Исакович 750
Хасанов А.К. 601
Хвостов Владимир Михайлович
283, 308,320, 338, 598
Хмельницкий Богдан Михайлович
40, 301
Ходжаев Файзулла Убайдуллае-
вич 136
762
Цамутали Алексей Николаевич
733
Цветков А1, 49, 51, 93, 624, 625,
630, 655
Цвибак Михаил Миронович
99-107, 110-112, 124, 160,
169,682,683,731
Целиковская Людмила
Васильевна 511
Черепнин Лев Владимирович 207,
576, 607, 612, 660, 662 -664,
666, 668, 672, 690, 714, 746,
747, 749
Черкасов Николай
Константинович 488, 506, 508-512
Чернобаев Анатолий
Александрович 727, 730
Чернов Виктор Михайлович
109
Черномордик Соломон Исаевич
526, 527
Черноморский Моисей Наумович
747
Черняев Михаил Григорьевич 241,
258
Чехов Антон Павлович 293
Чирков Борис Петрович 509
Чичерин Борис Николаевич 20,
21, 29, 30, 33, 81, 297, 298,
370
Шабалин 245
Шамберг Михаил Абрамович 283,
308,320, 338
Шамбинаго Сергей
Константинович 491
Шарова Полина Наумовна 283,
308, 338,480
Шаталин Николай Николаевич
308,320, 338
Шаханов Анатолий Николаевич
748
Шевцов Николай Степанович
600
Шекун Олимпиада Алексеевна
612,615,621
Шепилов Дмитрий Трофимович
598, 600, 614
Шестаков Андрей Васильевич
26-30, 63, 115, 157, 159-
179, 181, 182, 187, 188,
192-203, 305, 686-688, 708,
728,733,734
Шлёцер Август Людвиг 332-334,
377,606,612
Шлихтинг Альберт 497, 499
Шляпников Александр
Гаврилович 292
Шмидт Сигурд Оттович 207, 604,
733, 747
Штаден Генрих фон 492,497-499
Штакельберг Г. 733
Штрубе де Пирмонт Фридрих
Генрих 377
Шумахер Иоганн Даниель 377
Шунков Виктор Иванович 585,
612,746
Щапов Афанасий Прокофьсвич 32
Щербаков Александр Сергеевич
251, 252, 255, 259, 260, 264,
268, 270, 272, 283-286, 303,
313, 351. 353, 362-367,
374-376,379,381,383-387,
391, 392, 394, 395, 399, 400,
409,416.470,476,477,479,
483,592,695,719,741
Щербатов Михаил Михайлович
494,514
763
Эверс Иоганн Филипп Густав
377
Эйдельман Натан Яковлевич 487,
514,696,742
Эшюштейн Сергей Михайлович
254, 312, 424, 488-491, 506,
507, 509-512, 518-520,
696-699
Эльвов Николай Наумович 45
Энгельс Фридрих 16,17,32,73,75,
100-102,105,106,127-130,
132, 133, 142, 148, 152, 153,
160, 163, 164, 199, 205, 212,
222- 226, 229, 235, 236, 239,
241,249,257,274,281,287,
304, 310, 326, 331, 369, 408,
462,505,523,551,552,603,
623-625, 639, 664, 669, 684,
685, 689, 692 695, 702, 705,
732
Эптин Джордж, Enteen G. 727,
730, 732,733
Эпштейн Евгений Михайлович 596
Эрколи (псевдоним Нальмиро
Тольятти) 253, 280
Юдовский Владимир Григорьевич
69
Юзовский К). (Иосиф Ильич) 518,
615
Юсупов Усман Юсуиович 270
Юшков Серафим Владимирович
204, 542, 543, 545, 547, 548,
550 553, 555, 557, 566, 578,
579,583,628,631-631,640,
641,652,662,663,670,702,
703, 704, 734,745, 748
Ягода Генрих Григорьевич 37
Яковлев (Эпштейн) Яков
Аркадьевич 136
Яковлев Алексей Иванович 229-
231, 239, 240, 244, 245,
247-252, 258, 260, 262, 264,
265,267 269,280,281,283,
289,291,298,299,301,308,
313, 314, 319, 320, 326 -329,
338, 350 352, 355, 363, 365,
366, 380, 381, 383, 386, 387,
400-402,405,408,412,414,
418-421,430,436,438,447,
448,454,471,476,480,482,
607,693, 696, 709
Яковлев Николай Никифорович
283,308,320,338,613
Якунин Виктор Кузьмич 750
Янкелевич Кира Александровна 68
Ярославский Емельяп
Михайлович 44, 63, 65, 72, 97, 138,
238, 239, 246, 305, 374, 400,
480, 609,729
Barber John 728
Barghoorn Frederick Charles 733
Brandenberger D.L см. Бранден-
бергер Д.
Dubrovsky А. см. Дубровский A.M.
Enteen G. М. см. Энтин Дж.
Mehnert Klaus 733
Perrie Maureen 742
Яворский Матвей Иванович 36,
37,43,44,87
Shteppa Konstantin Е 731
Simon Gerhard 733
Оглавление
История одной ошибки,
или Загадка научной терминологии.
Вместо введения w* w*»i,r:« , 7
Глава 1
Рождение научной конвенции 13
Глава 2
Перестройка исторического фронта 155
Глава 3
1944 год. Совещание историков в ЦК ВКП(б) 227
Глава 4
После совещания 389
Глава 5
Сталин и Эйзенштейн: идеология и творчество 485
Глава 6
П.П. Смирнов: до и после публикации статьи 521
Глава 7
На пути к новой конвенции щ. *. 573
Сталинизм в исторической науке.
Вместо заключения 673
Архивные источники 706
Примечания 727
Именной указатель 751
Contents
The History of One Mistake,
or the Mystery of Academic Terminology
Instead of an Introduction *........ 7
Chapter 1
The Inception of the Academic Convention ....... ,v...,..-.. 13
Chapter 2
The Reconstruction of the Historical Front 155
Chapter 3
1944. The Conference of Historian at the Central Committee
of the All-Union Communist Party (Bolsheviks) 227
Chapter 4
After the Conference 389
Chapter 5
Stalin and Eisenstein: ideology and creative work 485
Chapter 6
P.P. Smirnov: before and after the publication of an article ... 521
Chapter 7
On the Way to a New Convention 573
Stalinism in Historical Studies
Instead of an Epilogue 673
Archival Sources 706
Footnotes 727
Index
751
Yurganov A.L.
The Russian National State: The Existential World of
the Stalin Period Historians.
This book demonstrates the existential world of the Soviet
historians of the Stalin period (1929-1953). The author considers
the emergence of Stalinism in historical studies in the light of the
rise, existence and decline of the key concept of the Russian
national state. The author arrives at the conclusion that Stalinism
was a distinct form of ideological uncertainty which made it
possible to manipulate the truth in the existential world of scholars of
humanities. The monograph is written within the framework of an
academic project at the Academic Institute for Russian History,
RSUH.
The book is recommended for students, specialists and all
the readers interested in Russian history.
Юрганов А.Л.
Русское национальное государство: Жизненный
мир историков эпохи сталинизма. М.: РГГУ, 2011. 765 с.
ISBN 978-5-7281-1123-8
Книга посвящена изучению жизненного мира
советских историков эпохи сталинизма (1929-1953 гг.).
Возникновение сталинизма в исторической науке рассматривается
через призму зарождения, существования и отмирания
ключевого для исторической науки понятия «русское
национальное государство». Автор приходит к выводу, что
сталинизм был особой формой идеологической неопределенности,
которая и порождала возможность манипулировать истиной в
жизненном мире ученых-гуманитариев. Монография
подготовлена в рамках научной программы Учебно-научного
института русской истории РГГУ.
Для студентов, специалистов и всех интересующихся
отечественной историей.
УДК 930
ББК 63.3(2)6
Научное издание
Юрганов Андрей Львович
Русское национальное государство.
Жизненный мир историков эпохи сталинизма
Редактор СМ. Нчеляная
Художественный редактор Л/./С. Гуров
Корректор Н.К. Егорова
Технический редактор Г.П. Каренина
Компьютерная верстка М.Е. Заболотникова
Монография подготовлена в рамках научно-исследовательского
проекта «Историческая наука и партийно-государственная идеология
в эпоху сталинизма. 1929 1953 гг.», ФЦП «Научные и педагогические
кадры инновационной России 2009-2013 гт>
Подписано в печать 27.01.2011.
Формат 60x90 Vie
Усл. неч. л. 48,0.
Уч.-изд. л. 44 Д
Тираж 1000 экз. Заказ 4922.
Издательский центр
Российского государственного
гуманитарного университета
125267 Москва, Миусская ил., 6
8-499-973-42-06
Отпечатано в ОАО «Можайский полиграфический комбинат».
143200, г. Можайск, ул. Мира, 93.
www.oaompk.ru, www.oaoMnK.p<i> тел.: (495) 745-84-28, (49638) 20-685