/
Author: Абалкин Л.И. Яременко Ю.В. Леонов С.Л. Ларина А.М.
Tags: история российского государства биографии историческая литература избранные труды
ISBN: 5-282-00796-7
Year: 1990
Text
Ж (экономическое ( (наследие ( Н. И. БУХАРИН ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
эн Бухарин И. И.
экономическое наследие I ОТДЕЛЕНИЕ ЭКОНОМИКИ АН СССР Редакционная коллегия серии «Экономическое наследием академик АН СССР Л. И. Абалкин (председатель); академик АН СССР А. Г. Аганбегян; д. э. н. А. А. Баранов; чл.-корр. АН СССР П. В. Волобуев\ чл.-корр. АН СССР Л. М. Гатовский\ д. э. н. В. А. Жамин (зам. председателя); д. э. н. Н. А. Климов; д. э. н. А. А. Куликов; к. э. н. Я. И. Кузьминов (ученый секретарь); к. э. н. В. A. May (ученый секретарь); академик АН СССР А. Г. Милейковский; к. э. н. Б. А. Мясоедов (зам. председателя); чл.-корр. АН СССР Н. Я- Петраков; академик АН СССР А. М. Румянцев; д. э. н. Н. К Фигуровская (зам. председателя)
экономическое наследие ИНСТИТУТ ЭКОНОМИКИ АН СССР ИНСТИТУТ экономики И ПРОГНОЗИРОВАНИЯ НАУЧНО- ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОГРЕССА АН СССР Н. И. БУХАРИН ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ Редакционная коллегия: академик Л. И. Абалкин, член-корр. АН СССР Ю. В. Яременко, к. э. н. С. Л. Леонов, А. М. Ларина МОСКВА ЭКОНОМИКА 1990
ББК 63.3(2)71 Б94 Предисловие, комментарии, именной указатель: канд. экон. наук С. Л. Леонов Составление: канд. экон. наук С. Л. Леонов, канд, экон. наук А. В. Лобова Редактор А. В. Лобова 0603000000—067 011(01)—90 ISBN 5—282—00796—7 34—90 © Н. И. Бухарин, 1990 г. Предисловие, комментарии С. Л. Леонов. Составление С. Л. Леонов, А. В. Лобова, 199а г.
эн ПРЕДИСЛОВИЕ I. Вехи жизни и деятельности Н. И. Бухарина Николай Иванович Бухарин родился в Москве 9 октября (27 сентября по старому стилю) 1888 г. в семье учителей одной из начальных школ. В семье сформировались первые интеллектуальные интересы Николая, которые выразились в увлечении естественной историей и художественной литературой. Одновременно, как вспоминал Бухарин, постепенно усваивалось ироническое отношение к религии. Обучаясь в гимназии, Николай познакомился с революционно-демократической литературой, а затем и с марксистской. Именно в гимназические годы Бухарин сделал свой мировоззренческий и политический выбор. Он стал приверженцем теории марксизма, а в 1906 г. вступил в партию большевиков. Политическая его деятельность началась с активного участия в различных демонстрациях и митингах. В 1906 г. он — пропагандист в Замоскворецком районе, весной 1907 г. (во время выпускных экзаменов в гимназии)—один из организаторов забастовки на обувной фабрике Сладкова, в 1907—1908 гг.— пропагандист, партийный организатор и агитатор в Дорогомиловском подрайоне Хамовнического района Москвы. Неудивительно, что уже в 1908 г. двадцатилетний Николай Бухарин был кооптирован в Московский комитет большевистской партии, а в 1909 г. вошел в новый состав Московского комитета по выборам. В 1907 г. Бухарин поступил на экономическое отделение юридического факультета Московского университета. Продолжая свое образование, он изучает экономическую теорию, но свое пребывание в университете использует главным образом для ведения политической работы среди студенчества, в то же время пропагандируя марксистскую теорию в рабочих кружках. Весной и осенью 1909 г. Бухарина арестовывает полиция, но его освобождают за недостатком улик. В декабре 1910 г. арестовывается актив Московской организации большевистской партии, в том числе и Бухарин. Несколько месяцев — до июня 5
1911 г.— он находился в тюрьме, затем ссылка в г. Онегу Архангельской губернии, откуда он совершил побег. В октябре Бухарин эмигрировал в Германию (Ганновер). Осенью 1912 г. в Кракове Н. И. Бухарин впервые встретился с В. И. Лениным, который привлек его к сотрудничеству в большевистской печати. С этого времени собственно и началась литературная работа Бухарина — его корреспонденции публикуются в газете «Правда», теоретические статьи по экономическим вопросам — в журнале «Просвещение», а одна статья («Политическая экономия без ценности») была напечатана в теоретическом журнале немецкой социал-демократии «Neue Zeit». В это же время Бухарин много работал в библиотеках, слушал лекции Визера и Бем-Баверка в Венском университете. В результате этих занятий была написана книга о теории ценности и прибыли австрийской школы в политэкономии («Политическая экономия рантье»). Вместе с тем, живя в эмиграции, Бухарин включился в деятельность заграничной организации партии, принимал активное участие в рабочем движении. В 1914 г. накануне первой мировой войны Бухарин был арестован австрийской полицией по подозрению в шпионаже, только вмешательство австрийских социал-демократов спасло его от суда и приговора по законам военного времени. Он был выслан в Швейцарию, где пробыл до середины 1915 г., перебравшись затем в Швецию. К этому времени относятся споры Бухарина с Лениным по вопросам о праве наций на самоопределение и о государстве. Ленин критиковал эти взгляды Бухарина как слишком «левые», по сути полуанархические. Но эта критика не была борьбой с идейным противником, она носила товарищеский характер. Тогда- же Бухарин написал работу «Мировое хозяйство и империализм», краткий вариант которой был опубликован в 1915 г. Нелишне отметить, что Ленин редактировал эту работу и написал к ней предисловие, где высоко оценил научное значение бухаринского исследования империализма. Последний период эмиграции (конец 1916 — начало 1917 г.) Бухарин проводит в Северной Америке, где он редактирует газету «Новый мир», которая под его влиянием занимает интернационалистскую позицию. В это же время Бухарин ведет активную агитационно-пропагандистскую работу, которая в немалой мере способствовала формированию левого крыла в социалистическом рабочем движении Соединенных Штатов. После февральской революции Н. И. Бухарин возвратился в Россию. В маеМ917 г. он —в Москве, где сразу включился в практическую политическую работу. |Бухарин вновь вошел в Московский комитет партии, объединив вокруг себя сторонников провозглашенного Лениным курса на переход к социалистическому этапу революции, одновременно он вошел в испол¬ 6
нительный комитет Моссовета, редактировал печатные органы Московского комитета большевистской партии — газету «Социал-демократ» и журнал «Спартак», часто выступал на различных митингах и собраниях. В этот период Бухарин опубликовал десятки статей, брошюру «Классовая борьба и революция в России», в которой рассматривалось развитие революционных событий с февраля по июль 1917 г. (этот обзор событий позднее, в 1918 г., был продолжен им в другой брошюре «От диктатуры империализма к диктатуре пролетариата»). Видную роль сыграл Бухарин на VI съезде РСДРП (б), где он сделал доклад о войне и международном положении. На этом же съезде он выступил также с речью против явки Ленина на суд, и съезд принял по этому вопросу резолюцию, проект которой был предложен Бухариным. VI съезд избрал Н. И. Бухарина членом Центрального Комитета партии, в составе которого он состоял до февраля 1937 г. (с 1934 г.— кандидатом в члены ЦК). В октябре 1917 г. Бухарин — один из руководителей вооруженного восстания в Москве, которое стало одним из важнейших этапов в развертывании социалистической революции. К Октябрьской революции Бухарин сложился как видный теоретик партии, как один из ее политических вождей. В декабре 1917 г. он стал ответственным редактором центрального органа партии — газеты «Правда», которую он возглавлял в течение 12 лет (с небольшим перерывом в 1918 г.). Тогда же он вошел в президиум Высшего Совета Народного Хозяйства. Взгляды Бухарина в то время4 отличались «левизной», что вполне проявилось весной 1918 г. при обсуждении вопроса о мире с Германией. Позиция Бухарина — лидера «левых коммунистов», которые выступали против Брестского мира, за продолжение войны в расчете на казавшуюся им близкой мировую революцию, была крупной политической ошибкой. Надо сказать, что после мятежа левых эсеров летом 1918 г. Бухарин открыто признал ошибочность своей позиции и правильность политической линии, отстаивавшейся Лениным. В этих условиях он возобновил свою работу в «Правде» и продолжил активную деятельность в ЦК партии. Бухарин позднее писал, что весь следующий период был периодом «возрастающего влияния на меня со стороны Ленина, которому я обязан, как никому другому, в смысле своего марксистского воспитания и с которым имел счастье не только быть в тех же рядах, но и стоять близко к нему вообще, как товарищу и человеку»1. Это, конечно, не означает, что в дальнейшем между ними,не было полемики. Теоретические расхождения между Лениным и Бухариным в первые лослереволюционные годы были (по вопросам 1 Бухарин Николай Иванович (Автобиография)//Бухарин Н. И. Избранные труды. Л., 1988. С. 10. 7
программы партии, о роли профсоюзов, о монополии внешней торговли и др.), но эти споры не мешали им находить общий язык, приходить в итоге дискуссий к единству взглядов. Бухарин внес значительный вклад в пропаганду программы партии, принятой на VIII съезде,— одной из наиболее известных книг стала написанная им совместно с Е. А. Преображенским «Азбука коммунизма» (комментарий к партийной программе). В этот же период Бухарин создал крупные теоретические работы «Экономика переходного периода» (1920) и «Теория исторического материализма» (1921)—книги, оказавшие значительное влияние на идеологическую жизнь того времени. В 20-е годы он активно выступает на страницах научных журналов, ведет большую работу в Коммунистической Академии, преподает в Институте Красной Профессуры. Бухари^ был одним из виднейших деятелей международного коммунистического движения. Он участвовал в подготовке созыва и работе первого (учредительного) Конгресса Коммунистического Интернационала в 1919 г., тогда же был избран членом его Исполкома и Президиума ИККИ. Н. И. Бухарин сыграл выдающуюся роль в Коминтерне, он принял непосредственное участие в создании его программы и в разработке политики коммунистического движения. Особенно плодотворной была его деятельность в Коминтерне во второй половине 20-х годов, когда Бухарин разрабатывал и защищал в полемике с «левыми» оппонентами реалистический политический курс. В связи с этим следует указать на его доклады и речи на Конгрессах Коминтерна и на Пленумах ИККИ. По своему идейному потенциалу они являлись крупными произведениями теоретической мысли. Переход от «военного коммунизма» к новой экономической политике вызвал коренной поворот во взглядах Бухарина на пути и формы преобразования общества на социалистических началах. Он сразу выступил горячим сторонником ленинских идей перехода к социализму по пути нэпа и внес крупный вклад в разработку теоретических проблем строительства социализма, в пропаганду ленинского учения и в его защиту в полемике с «левыми» оппозиционерами. В этом отношении характерны созданные им в 20-е годы такие работы, как «Новый курс экономической политики» (1921), «Хозяйственный рост и рабоче-крестьянский блок» (1924), «Путь к социализму и рабоче- крестьянский союз» (1925), «К критике экономической платформы оппозиции» (1925) и ряд других. Яркой страницей политической и идеологической деятельности Н- И. Бухарина явилась его борьба с идеологией троцкистской и «новой» оппозиций. Ленинскую теорию социалистического строительства он отстаивал в ряде произведений; «Новое откровение о советской экономике или как можно погубить рабоче-крестьянский 8
блок» (1925), «О характере нашей революции и о возможности победоносного социалистического строительства в СССР» (1926), «К вопросу о закономерностях переходного периода» (1926) и др. В 20-е годы значительной была роль Н. И. Бухарина —одного из лидеров ВКП(б) (члена Политбюро ЦК партии с 1924 г., кандидата в члены —с 1919 г) —в выработке политики партии на ее съездах и конференциях. Особое значение имела политическая деятельность Н. И. Бухарина 1928—1929 гг. В идейной полемике со Сталиным и его сторонниками Бухарин пытался отстоять ленинские принципы социалистического строительства. В ряде статей и речей того периода Бухарин отстаивал ленинскую идею о том, что союз рабочего класса и крестьянства является одной из глубочайших основ развития общества по пути к социализму. С особой силой и последовательностью Бухарин защищал эти идеи на апрельском (1929 г.) Пленуме ЦК партии. В своей речи на этом Пленуме он с покоряющей убедительностью и основательностью аргументов, бескомпромиссно критикуя политическую линию Сталина и его группы, разоблачил эту линию как троцкистскую ревизию решений ХУ"съезда В КП (б). Исчерпав все методы идейной полемики, доступные в рамках строгого соблюдения единства партии, марксист-ленинец Бухарин потерпел в этой борьбе поражение, был выведен из Политбюро, а также из руководящих органов Коминтерна. В этих условиях Бухарин, для которого важнейшим принципом было соблюдение партийной дисциплины и сохранение во чтобы то ни стало единства партии, вынужден был отказаться в дальнейшем от активной политической деятельности (хотя он оставался членом ЦК и членом ЦИК СССР) и найти какое-то иное применение своим силам. Дело облегчалось в некоторой степени тем, что в январе 1929 г. Н. И. Бухарин был избран действительным членом (академиком) Академии наук СССР. С начала 30-х годов он занимается в основном научной работой. Его труды этого периода разнообразны: «Основы планирования научно-исследовательской работы» (1931), «Борьба двух миров и задачи науки» (1932), «Техника и экономика современного капитализма» (1932), «Теория и практика с точки зрения диалектического материализма» (1932), «Учение Маркса и его Историческое значение» (1933), а также ряд статей о Гёте, Гейне, Брюсове, Маяковском, Дарвине и т. п. В 1930—1933 гг. Бухарин работал заведующим научно-техническим управлением ВСНХ (после его преобразования в Народный Комиссариат по тяжелой промышленности — заведующим научно-техническим сектором этого ведомства). С октября 1930 г. Бухарин был председателем Комиссии по истории знаний, а после ее преобразования в Институт истории науки и техники АН СССР (в на¬
чале 1932 г.) стал первым директором этого института. В 1934 г. XVII съезд В КП (б) избрал Н. И. Бухарина кандидатом в члены ЦК, затем он был назначен ответственным редактором газеты «Известия». В 1934—1936 гг. в «Известиях» был опубликован ряд статей и заметок Бухарина. В 1934 г. Бухарин принял участие в работе первого Съезда писателей, где выступил с докладом «Поэзия, поэтика и задачи поэтического творчества в СССР». В феврале 1935 г. Н. И. Бухарин был включен в состав Конституционной комиссии СССР. Участвуя в подготовке новой Конституции, он надеялся, что ее принятие позволит укрепить правопорядок, будет способствовать демократизации общественной жизни. Однако в условиях уже сложившегося к тому времени режима личной власти Сталина правовые нормы, декларированные в Конституции, уже не могли стать и не стали препятствием усиления беззаконных репрессий. Жертвой сталинского террора стал и Николай Иванович Бухарин. В феврале 1937 г. Пленум ЦК ВКП(б) исключил его из состава ЦК и из партии. Тогда же Бухарин был арестован. В марте 1938 г. происходит судебный процесс по делу так называемого «право-троцкистского блока», рассмотренный военной коллегией Верховного суда СССР. По ее приговору (от 13 марта) Н. И. Бухарин 15 марта 1938 г. был расстрелян по клеветническим и сфабрикованным обвинениям. В мае Общее собрание АН СССР исключило его из числа академиков. 4 февраля 1988 г. Пленум Верховного суда СССР отменил приговор и прекратил дело в отношении Н. И. Бухарина. 10 мая 1988 г. Президиум АН СССР принял решение восстановить посмертно в звании действительного члена АН СССР (академика) Бухарина Николая Ивановича. 21 июня 1988 г. Комитет партийного контроля КПСС восстановил Н. И. Бухарина в рядах Коммунистической партии (посмертно). II. Экономические воззрения Теоретическая деятельность Н. И. Бухарина отличалась многосторонностью: на всем протяжении его идейной эволюции он разрабатывал многие проблемы ряда общественных наук. Вместе с тем не будет преувеличением сказать, что наибольшее значение в его творчестве имели труды, в которых он развивал и пропагандировал экономическую теорию марксизма. Не случайно, что именно это направление его теоретической деятельности неоднократно положительно оценивал Ъ. И. Ленин. Так, например, он отмечал в одном из писем в марте 1916 г.: «Ник(олай) Ив(анович) занимающийся экономист, и в этом мы его всегда поддерживали» К Ленин и в дальнейшем харак- 11 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 194. 10
теризовал Бухарина как превосходно образованного марксиста- экономиста3. Значение этих ленинских оценок Бухарина-эко- номиста отнюдь не умаляется тем, что Ленин, как известно, не раз критиковал те или иные его воззрения. Первые литературные работы Бухарина по экономическим вопросам посвящены пропаганде марксистской политэкономии и критике воззрений буржуазных экономистов. Это относится к его статьям «Карл Маркс и современная политическая экономия буржуазии», «Теория субъективной ценности Бем-Ба- верка», «Политическая экономия без ценности»4 и другим. В этих статьях Бухарин разъяснял марксово учение о стоимости (используя терминологию тех лет — учение о трудовой ценности), прибавочной стоимости, заработной плате, основные положения теории воспроизводства общественного капитала. Он умело сочетал пропаганду марксистской теории с критикой взглядов таких буржуазных экономистов, как Е. Бем-Баверк. В дальнейшем Бухарин подытожил и расширил эту критику в книге «Политическая экономия рантье», рукопись которой была в основном закончена осенью 1914 г., а опубликована впервые в 1919 г. (с дополнениями, внесенными в 1915—1916 и 1919 гг.). Характерно, что, полемизируя с воззрениями этих экономистов, Бухарин видел свою задачу не только в выявлении социально-классовой подоплеки взглядов и в выяснении ошибочности методологии оппонентов, а в том, чтобы раскрыть логическую и теоретическую непоследовательность, противоречивость их аргументов и выводов и на этой основе показать их односторонность и неполноту. В предисловии к книге «Политическая экономия рантье» Бухарин отмечал, что марксистская критика построений новейших буржуазных экономистов «сводилась, главным образом, к двум типам критики: либо это была только социологическая критика, либо критика исключительно методологическая. Устанавливалось, например, что данная теоретическая система имеет родство с определенной классовой психологией, и этим дело кончалось. Или указывалось, что некоторые методологические основания, подход к вопросу неправильны, а потому считалась излишней подробная критика «внутренней» стороны системы»5. Бухарин доказывал, что выяснение социально-классового смысла позиции тех или иных теоретиков буржуазии не снимает с марксистов обязанности вести полемику с ними в форме логической критики их воззрений. Он считал также недостаточным простое выяснение неверности методологических оснований теоретических построений буржуазных экономистов и видел задачу в том, «чтобы непра¬ 3 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 305; Т. 43. С. 215. 4 Просвещение. 1913. № 7—8; Там же. 1914. № 3; Die Neue Zeit. XXXII. 1913/1914. Bd. 1. N 22, 23. 5 Бухарин H. Политическая экономия рантье. М., 1919. С. 4. 1
вильность метода была продемонстрирована на неправильности частных выводов системы, то есть либо на ее внутренней противоречивости, либо на ее недостаточности, «органической» неспособности охватить ряд для данной дисциплины важных явлений»6. И надо сказать, Бухарин успешно применял эти принципы критики в своем анализе буржуазной политэкономии, раскрывая односторонность и непоследовательность взглядов крупнейших ее представителей. При этом в ходе полемики с ними он стремился показать преимущества марксистского знания, основывающегося на принципах объективности и историзма в исследовании предмета. Бухарин доказывал, что не- историчность и субъективизм, присущие воззрениям политэкономов «австрийской школы», с одной стороны, и описательноэмпирический подход к предмету экономистов «исторической школы» политэкономии, с другой, являются двумя направлениями (хотя и противоположными друг другу) ухода от действительно научной формы осмысления экономической реальности. В первом случае теоретические объяснения строились за счет отказа от понимания развития экономических форм, во втором — описание изменений в экономической жизни общества сопровождалось отрицательной позицией по отношению ко всякой теоретической форме исследования экономики. Следует подчеркнуть, что у Бухарина критическая оценка взглядов тех или иных экономистов была выводом из скрупулезного объективного анализа аргументов, которые служили основанием развивавшихся ими положений. Он продемонстрировал мастерское владение такой формой полемики, как имманентная критика, и из его полемического опыта можно и сегодня извлечь полезные уроки. Яркой страницей научного творчества Бухарина-экономиста явилось его исследование проблем империализма. Разработке этих проблем посвящена одна из наиболее известных его работ «Мировое хозяйство и империализм», первоначально опубликованная в 1915 г. в журнале «Коммунист». В дальнейшем она была дополнена и издана в виде отдельной книги7. В написанном в декабре 1915 г. предисловии к этой работе Н. И. Бухарина В. И. Ленин писал, что ее научное значейие «состоит особенно в том, что он рассматривает основные факты мирового хозяйства, касающиеся империализма, как целого, как определенной ступени развития наиболее высокоразвитого капитализма»8. Бухарин исследовал империализм как комплекс новых тенденций развития мирового хозяйства, характерных для новой ® Бухарин Н. Политическая экономия рантье. М., 1919. С. 4. 7 Бухарин Н. Мировое хозяйство и империализм. Экономический очерк. Пг.: Прибой, 1918. 8 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 94. 12
фазы капитализма. Хотя он и называл империализм экономической политикой, но фактически под этим неверным выражением он исследовал объективные экономические процессы: рост вывоза капитала, борьбу международных монополий, раздел территории мира как рынков сбыта и сырья и как сфер приложения капитала. В этом, на наш взгляд, Бухарин противоречил сам себе, называя эти процессы политикой финансового капитала и исследуя их как комплекс экономических характеристик империализма. В этой непоследовательности сказалось смешение, а отчасти и отождествление экономики и политики, которое привело и к другим ошибкам, например в оценке связи государства и монополий. Раскрывая классовый смысл борьбы «национальных» государств как борьбы соответствующих групп буржуазии и одновременно рассматривая «национальные» хозяйства лишь как части мирового хозяйства, Н. И. Бухарин расценивал эту борьбу как конкуренцию различных частей мирового хозяйства. Он делал вывод о том, что «вопрос об империализме, его экономической характеристике и его будущности превращается, таким образом, в вопрос об оценке тенденций развития мирового хозяйства и о вероятных изменениях его внутренней структуры»9. Поэтому задачу своего исследования он видел в том, чтобы сначала рассмотреть структуру мировой экономики в целом, а затем на этой основе проанализировать тенденции экономического развития капитализма в отдельных странах. Такой подход был оправдан тем, что он позволял в ходе исследования выявить новые явления и процессы, которыми характеризуется развитие мировых экономических связей при империализме. Но в то же время абсолютизация этого аспекта рассмотрения империализма вела к непоследовательности в освещении действительных зависимостей в развитии новейшего капитализма. В частности, происходило как бы удвоение предмета исследования: параллельно друг другу рассматривались одни и те же процессы образования монополий и финансового капитала, роста экспорта капитала и т. д.— во-первых, как тенденции развития мирового хозяйства и, во-вторых, как тенденции развития национальных хозяйств. Бухарин во многом верно анализировал изменения в экономике крупнейших капиталистических стран. Рассматривая необычайно быстрый рост картелей, синдикатов, трестов и банковских концернов, он высказал положение о концентрации производства как необходимом условии возникновения монополий, подчеркивал огромную роль, которую играет в этом процессе форма акционерного общества, в особенности в связи с «системой участий» и финансированием посредством выпуска 9 Коммунист. 1915. № 1—2. С. 6. 13
ценных бумаг, раскрывал повышение роли монополий, приходящих на смену свободной конкуренции. Бухарин подробно рассмотрел также развивавшийся процесс «сращивания» промышленных монополий и банков-монополистов. Эта его формулировка о «сращивании» промышленного и банковского капитала положительно оценивалась В. И. Лениным 10 11. Исследуя важнейшие тенденции развития мирового хозяйства, Бухарин рассматривал их как элементы и формы выражения интернационализации хозяйственной жизни. Особое внимание при этом он уделил анализу вывоза капитала как характерной для эпохи финансового капитализма формы экономических связей между государственно обособленными частями мирового хозяйства. Показав, как различными путями происходит перелив капиталов между странами (учредительство, займы, финансирование, торговля ценными бумагами и т. д.), Бухарин делал вывод о том, что в ходе этого процесса «растет переплетение «национальных капиталов», капитал «интернационализируется» п. При этом он доказывал, что наиболее отчетливое выражение эти процессы интернационализации находят в образовании и развитии международных картелей и трестов, за которыми стоят финансирующие их банки-монополисты. Анализируя влияние роста международных монополий и других форм интернационализации капитала, Бухарин подметил развитие интернационализации капиталистической собственности, но, что особенно важно, он также отчетливо видел и противоположную тенденцию. Он доказывал, что интернационализация хозяйственной жизни не тождественна процессу интернационализации капиталистических интересов в смысле тенденции к примирению капиталистов различных стран. Бухарин выдвигал верное положение о том, что «процесс интернационализации хозяйственной жизни может обострять и обостряет в высшей степени противоречие между интересами различных «национальных» групп буржуазии» 12. Опираясь на этот вывод, он доказывал, что обострение борьбы между ними за рынки сбыта,* рынки сырья и из-за сфер приложения капитала происходит в целях обеспечения сверхприбылей монополиям. В конкуренции за рынки сбыта, сырья и приложения капитала Бухарин видел «три стороны одного и того же явления: конфликта между ростом производительных сил и «национальной» ограниченностью производственной организации» 13. Резюмируя свое понимание тенденций развития мировой системы капитализма, Бухарин выделял среди них две главные, о которых писал, что «наряду с интернационализацией хозяй¬ 10 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 339. 11 Коммунист. 1915. № 1—2. С. 12. 12 Там же. С. 18. 13 Там же. С. 34. 14
ства и интернационализацией капитала происходит чреватый крупнейшими последствиями процесс «национального» связывания капитала, процесс его «национализации»|4. Под этим не очень удачным термином — «национализация» капитала Бу* харин имел в виду следующее. Он считал, что процесс централизации производства в общественном масштабе «имеет тенденцию превратить все «национальное» хозяйство в единое комбинированное предприятие с организационной связью между всеми отраслями производства» * 13 * 15. Он правильно отмечал, что в эпоху финансового капитализма «начинает играть крупнейшую роль использование государственной власти и связанных с нею возможностей»16, экономических возможностей в первую очередь. Но вместе с тем Бухарин дал утрированное и схематичное представление об этой тенденции, понимая ее как полностью завершенный, лишенный внутренних противоречий процесс. В частности, он утверждал, что «народное хозяйство» превращается в один гигантский комбинированный трест, пайщиками которого являются финансовые группы и государство» 17. Эти абстрактные представления и привели Бухарина к неверным выводам о том, что в связи с образованием «государственно-капиталистических трестов» конкуренция переносится на мировую арену, а в пределах национальных хозяйств доводится до минимума. В дальнейшем аналогичные положения высказывались Бухариным в ряде работ. Так, в статье «К пересмотру партийной программы» он писал: «В области внутренних отношений капиталистического хозяйства место неорганизованных предприятий и «свободной конкуренции» занял организованный монополистический капитал» 1в. Эти ошибочные положения, думается, объясняются методом исследования: процессы и явления «новейшего капитализма» рассматривались Бухариным с точки зрения их структуры, состава, а не с точки зрения их генезиса и развития. Он анализировал явления, как полностью реализовавшие все потенции своего развития, и, естественно, в этом случае нередко ускользали от анализа изменчивость процессов, их внутренняя противоречивость. Известно, что в дальнейшем (в дискуссии при под¬ 14 Коммунист. 1915. № 1—2. С. 26. 13 Там же. С. 22; См. также Бухарин Н. Новое рабство//Новый мир. 1916. 11 ноября. С. 4; Der Imperialistische Raubstaat//Jugend-Internationale. 1916. 1 Dec. S. 7—9; Der Imperialistische Staat//Arbeiterpolitik. 1916. 9 Dec. S. 193 j95 1в Коммунист. HH5. № 1—2. C. 41. 17 Там же. С. 39. 15 Спартак. 1917. № 4. 10 августа. С. 4; Бухарин Н. Государственный капитализм и социалистическая революция//Спартак. 1917. № 2. 6 июня. С. 6—11; Бухарин Н. Крушение капитализма//Там же. № 10. 29 октября. С. 5—9. 15
готовке второй Программы партии) Бухарин полемизировал с Лениным, в частности и по вопросам теории империализма. В этом споре он пытался отстоять ранее высказанные суждения о том, что финансовый капитализм полностью заменяет собой капитализм свободной конкуренции, что господство монополий означает полное перерождение отношений старого капитализма и новейшая капиталистическая экономика яБ^яется «чистым» монополистическим капитализмом, устранившим анархию товарного производства и свободную конкуренцию. Ленинская критика этих ошибочных положений хорошо известна, и нет необходимости здесь ее приводить. Меньше известно, что в дальнейшем Бухарин под влиянием ленинской критики исправлял эти свои ошибки и внес заметный вклад в разъяснение ленинской деории монополистического капитализма, посвятив этому немало страниц в своей работе «Развитие капитализма и его гибель» (теоретическая часть книги «Азбука коммунизма», 1919 г.). Реализованный Бухариным анализ империализма как структуры и тенденций мирового хозяйства предопределил и его оценку судьбы капитализма как экономического строя в связи с первой мировой войной. Экономический смысл последней представлялся как крайнее обострение конкуренции между «государственно-капиталистическими трестами», что привело к кризису хозяйства, которое невозможно восстановить на капиталистических началах. А поскольку комплекс разнообразных соотношений «государственно-капиталистических трестов» Бухарин по сути отождествлял с мировым капитализмом как системой, постольку этот кризис мирового хозяйства истолковывался им как катастрофа капитализма, как его крушение. В соответствии с этим он отмечал, что «капиталистический режим уже начал разлагаться» 19, что война «завела в такой тупик, из которого нет никакого выхода... капиталистический строй, сгнивая, начинает расползаться»20. Несколько позже, в 1919 г., в статье «Теория пролетарской диктатуры», характеризуя начавшийся, по его мнению, период «деградации капитализма», Бухарин писал: «Теперь наступает опять новая историческая полоса. Кривая империалистического развития, все время шедшая вверх, начинает катастрофически падать вниз. Наступает эпоха разложения капитализма, за которой непосредственно следует диктатура пролетариата...»21. Аналогичные суждения он высказывал и в книге «Экономика переходного периода», где утверждал, что война в условиях мирового хозяйства, означая нарушение равновесия последнего ^ разрыв его связей, 1010 Бухарин Н. Крушение капитализма//Спартак. 1917. № 10. 29 октября. С. 8. 30 Бухарин Н. Программа коммунистов (большевиков). М., 1918. С. 7. 31 Бухарин Н. Атака. М., 1925. С. 90. 18
привела к краху всей системы, к ее распаду. Вот как он характеризовал «расползающуюся мировую ткань капиталистического хозяйства». Он писал: «Во всем капиталистическом мире, несмотря на попытки вдохнуть в него новую жизнь, разруха идет гигантскими шагами. Производительные силы падают. Производственные отношения разлагаются и разрываются. .. весь процесс все более принимает стихийный характер распада»22 23. В этих представлениях нашли определенное отражение особенности первых послеоктябрьских лет, особенности времени бурного развития революционных процессов в ряде стран. Но вместе с тем в этих суждениях сказалась и известная «левизна» теоретической и политической позиции Бухарина, характерная для того периода. Выразилось это в абсолютизации кризисного состояния капиталистической системы, в основе чего лежало отмечавшееся отождествление вызванного войной кризиса хозяйства с «крахом» капиталистической системы, смешение кризиса системы отношений мирового капитализма с «распадом» капитализма как экономического строя. Это важно отметить потому, что взгляды Бухарина по этим вопросам существенно не менялись вплоть до середины 20-х годов Наряду с исследованием капитализма Бухарин анализировал также ряд проблем экономики социализма. При этом он исходил из того, что социализм — это общество, где средства производства находятся в общественном владении, нет эксплуатации, уничтожены классы, производство ведется по общему плану в целях удовлетворения потребностей трудящихся масс24 *. В 1918 г. в статье «Анархизм и научный коммунизм» он писал: «Основное условие экономического преодоления капитализма состоит в том, чтобы «экспроприация экспроприаторов» не вырождалась в дележку, хотя бы и уравнительную дележку. Всякая дележка плодит мелких собственников, а из мелкой собственности вытекает и крупнокапиталистическая собственность. Поэтому раздел имущества богатых неизбежно приводит снова к образованию того же класса этих «богатых». Задача рабочего класса — не мелкобуржуазно-люмпеновский передел, а общественно-товарищеское, планомерное и организованное использование экспроприируемых средств производства»26- При этом он особо подчеркивал необходимость организации рабочего контроля над производством и распределением продуктов, 22 Бухарин Н. Экономика переходного периода. Часть I. Общая теория трансформационного процесса. М., 1920. С. 153. 23 Бухарин Н. Второй Интернационал под флагом «левого коммунизма*// Большевик. 1924. № 5—6. 20 нюня. С. 16—25; Бухарин Н. Противоречия современного капиталязма//Там же. № 10. 5 сентября. С. 7—11. 24 Бухарин Н. Что такое социализм?//Новый мир. 1916. 28 декабря. С. 2; Бухарин Н. Государственный капитализм и социалистическая революция// Спартак. 1917. JSft 2. 6 июня. С. 9—10. 26 Коммунист. 1918. № 2. 27 апреля. С. 13. 17
без которого экспроприация, как отмечал Бухарин, «легко вырождается в простое «присвоение» частными лицами того, что должно быть общественной собственностью»26. Высказывая эти взгляды, он, собственно, лишь разъяснял основные моменты марксистских представлений об экономике социализма. Специфика же воззрений Бухарина на переход к социалистической экономике выразилась в суждениях о строительстве социализма. Бухарин обосновывал верный вывод о том, что после завоевания власти пролетариатом «центр тяжести переносится в строительство социализма»27. Но в то же время подход к этому строительству понимал несколько односторонне, только через национализацию собственности класса капиталистов. Имея в виду национализацию банков и всей крупной промышленности, он писал, что «их экспроприация, то есть их захват рабочим классом, рабочей властью, есть конец капитализма и начало социализма»28. Высказывая эти мысли, Бухарин в то же время не понял необходимости использования государственного капитализма в созидании социалистической экономики и с этих позиций полемизировал с Лениным в статье «Некоторые основные понятия современной экономики»29. На этом этапе он не признавал, что для повышения уровня обобществления хозяйства возможно использовать и капиталистические экономические формы под контролем государства рабочего класса. В этом сказалось некоторое преувеличение Бухариным значения национализации. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что Бухарин не был сторонником тотального огосударствления хозяйства. В воззрениях Бухарина на экономику социализма, изложенных в ряде его работ первых пореволюционных лет, в полной мере нашла выражение идеология «военного коммунизма». Центральным пунктом в этих взглядах был вопрос о роли государства (политической власти, насилия) в преобразовании экономики на социалистических началах. Характерной для Бухарина была неоднократно высказывавшаяся им мысль о том, что «целью пролетарской диктатуры является ломка старых производственных отношений в сфере общественной экономики. ..»30. Именно с этими представлениями о необходимости разрушения старой экономики до основания, т. е. до полного уничтожения старых экономических отношений как оболочки производительных сил, связано его понимание перехода к социализму. Это, собственно, и было * * * *38 Коммунист. 1918. № 2. 27 апреля. С. 13. 37 Там же. С. 14. / 38 Бухарин Н. Программа коммунистов (большевиков). С. 29. 38 Коммунист. 1918. № 3. 16 мая. С. 8—11. 80 Бухарин Н. Теория пролетарской диктатуры (1919); Бухарин Н. Атака. 18
одной из основных мыслей знаменитой книги Бухарина «Экономика переходного периода» (1920), в которой доказывалось, что в переходный период распад старых и создание новых производственных отношений предполагают временную дезорганизацию экономики, временное падение производительных сил. В связи с этим Бухарин обосновывал вывод о том, что к со- циализму нельзя перейти «сразу», что его нельзя «ввести» декретом, что, наоборот, социализм придется строить и это будет содержанием целой эпохи общественного развития. Эти идеи положительно оценивал В. И. Ленин в своих замечаниях на книгу Бухарина31. Для Бухарина характерно рассмотрение государственной власти именно как средства («рычага», инструмента) переделки общественной жизни на социалистических началах. В книге «Экономика переходного периода» он писал о том, что насилие, принуждение (т. е. политическая власть) «находится в двояком соотношении с экономикой: во-первых, оно появляется как функция этой экономики, во-вторых, оно, в свою очередь, влияет на экономическую жизнь»32. Он считал, что определяющую роль играет экономика, а политика активно воздействует на нее как концентрированное выражение экономики. Так, он писал, что «государственное принуждение не есть «чистое насилие» дюринговского типа, и постольку оно является фактором, идущим по главной линии общеэкономического развития»33. Таким образом, для Бухарина проблема активной роли государства и его политики по отношению к экономике — это проблема выявления направления экономического развития, т. е. проблема выражения в политике (как «экономической силе») экономической необходимости. И соответственно это задача выработки такой политики, которая не противоречит требованиям экономических законов. Вместе с тем на этом этапе в представлениях Бухарина сказалось влияние практики «военного коммунизма». Он писал, что «с точки зрения большего по своей величине исторического масштаба пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи»34 *. Но в то же время, несмотря на иллюзии «военного коммунизма», Бухарин оценивал хозяйственные формы того периода (создающийся «экономический аппарат») как «грубый набросок нового»36. При этом он исходил 31 Ленинский сборник. XL. С. 395, 405, 406. 32 Бухарин Н. Экономика переходного периода. С. 137. 33 Там же. С. 84. 34 Там же. С. 146. 33 Там же. С. 117. 19
из того, что противоречие между принуждением и самодеятельностью трудящихся выражает противоречивый характер переходного периода. Хозяйственная практика «военного коммунизма» порождала упрощенные представления и об экономических формах становящегося социализма. Дело схематично представлялось таким образом, что, поскольку на место разрушаемых отношений товарно-капиталистического хозяйства приходят экономические отношения социализма, постольку последний мыслился как натуральное хозяйство. Бухарин писал об этом: «Вообще говоря, одна из основных тенденций переходного периода есть разрыв товарно-фетишистских оболочек. Вместе с растущей общественно-натуральной системой экономических отношений лопаются и соответствующие идеологические категории. А раз это так, перед теорией экономического процесса возникает необходимость перехода 1< натурально-хозяйственному мышлению, т. е. к рассматриванию и общества, и его частей как системы элементов в их натуральной форме»36. В этом, вероятно, сказалось влияние богдановских представлений о социализме как натуральном хозяйстве, организованном коллективной волей пролетариата. С этим кругом идей связаны и схематичные представления Бухарина об обобществлении производства при социализме как о росте его «организации». Это нарастание организованности понималось односторонне — как все более полное подчинение общественных связей, деятельности производителей управляющему центру как «коллективной» воле, в которой слились воедино индивидуальные воли. Таким образом, развитие обобще- ствленности хозяйства означало усиление жесткости связей между производителями, что не могло не быть отрицанием творческой активности личности, отрицанием ее интересов, в первую очередь материальных. Соответственно хозяйствование общества в целом представало как функционирование некоего механического агрегата, своего рода комплекса сложных машин, хорошо пригнанными деталями которых являлись производители. Бухарин в тот период истолковывал и проблему пропорциональности экономики становящегося социализма, используя понятия так называемой «теории равновесия». Необходимо особо подчеркнуть, что Ленин в воззрениях Бухарина по преимуществу критиковал именно эту их компоненту—бог- дановский «организационный» абстракционизм. Надо сказать, что в дальнейшей теоретической деятельности Н. И. Бухарин постепенно преодолевал эти ошибочные и односторонние взгляды. С начала 20-х годов идейное развитие Бухарина происходило под все возрастающим влиянием ленинской теории, в защиту и конкретизацию которой он внес не- *м Бухарин Н. Экономика переходного периода. С. 136. S0
малый вклад. Именно в ходе разработки теоретических вопросов нэпа, развития ленинской концепции перехода к социализму Бухарин все более реалистично анализирует возникающую социалистическую экономику, последовательно отказывается от «левых» иллюзий и абстрактных схем, характерных для его воззрений первых послереволюционных лет. Иллюзии периода «военного коммунизма», как отмечал Бухарин, состояли в том, что «военный коммунизм мыслился нами не как «военный», то есть пригодный только для определенной ступени в развитии гражданской войны, а как универсальная, всеобщая и, так сказать, «нормальная» форма экономической политики победившего пролетариата»37. В соответствии с этим переход к нэпу Бухарин оценивал двояко: «с точки зрения «сознания» эпохи военного коммунизма новая экономическая политика была несомненным и очень крупным отступлением; с точки зрения реальной революционной линии она была предпосылкой, первым шагом, общим необходимым условием действительной хозяйственной политики пролетариата, то есть политики, ориентирующейся на развитие производительных сил страны»38. Бухарин, основываясь на ленинских идеях, разрабатывал теоретические проблемы строительства социалистического хозяйства на путях нэпа в ряде работ: «Новый курс экономической политики» (1921), «Хозяйственный рост и проблема рабоче-крестьянского блока» (1924), «О новой экономической политике и наших задачах» (1925), «Путь к социализму и рабоче- крестьянский союз» (1925), «Заметки экономиста» (1928) и др. В центре внимания Бухарина было ленинское положение о союзе рабочего класса с крестьянством. Он разъяснял, что этот союз — не только принцип политики партии и пролетарского государства, но и объективная социально-экономическая основа, на которой только и возможно движение общества к социализму. В этом контексте Бухарин, с одной стороны, показывал универсальное значение теории и практики нэпа как программы и пути перехода к социализму. С другой стороны, он по-новому оценивал «военный коммунизм» в качестве вынужденной специфическими обстоятельствами развития послеоктябрьской России временной политики, в качестве «печальной» необходимости, отнюдь не обязательной для других стран39. В работе «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925) Бухарин утверждал, что после завоевания власти задача состоит в том, чтобы всемерно развивать производитель¬ 37 Бухарин Н. О ликвидаторстве наших дней//Большевик. 1924. № 2. 15 апреля. С. 4. 33 Там же. С. 4—5. 39 Бухарин Н. И. Программный вопрос на VI Конгрессе Коминтерна. М.-Л., 1928. С. 34—39, 88—94. 21
ные силы, в особенности промышленность, в том, «чтобы все больше и больше идти к такому порядку вещей, когда вся промышленность была бы объединена общим планом, при котором ничего не пропадает зря, не делается никаких лишних трат и расходов и при котором поэтому себестоимость производства на производимые продукты становится все меньшей и меньшей»40. Одновременно он подчеркивал необходимость организации крестьянского хозяйства через кооперацию. Он разъяснял свою мысль: «постепенно, с вытеснением частных предпринимателей всевозможного типа и их частных хозяйств и по мере роста организованности и стройности хозяйства государственнокооперативного мы будем все более и более приближаться к социализму, т. е. к плановому хозяйству, где все принадлежит всем трудящимся и где все производство направлено на удовлетворение потребностей этих трудящихся»41. Позже в работе «Учение Маркса и его историческое значение» (1933) Бухарин писал, что базисом государства диктатуры пролетариата становится все более и более плановое социалистическое хозяйство, отмечая, что это — процесс «превращения общества из дробно-стихийного в рационально организованное»42 43. Соответственно этому, опираясь на идеи Маркса, Энгельса и Ленина, Бухарин доказывал, что наиболее действенным способом перехода крестьянства к социализму служит кооперация, считал необходимым развертывать все многообразие ее форм: от сбытовой и кредитной до колхозной. При этом особо подчеркивалось значение экономических методов в хозяйственной политике, делался акцент на необходимости использования рынка, торговли, кредита. Они трактовались как важные рычаги, посредством которых осуществляется регулирующая экономическая роль пролетарского государства, сосредоточивающего в своих руках «командные высоты» экономики. Анализируя проблемы преобразования многоукладной экономики на социалистических началах, Бухарин приходил к выводу о том, что развитие пойдет по пути «органического — через переходные экономические формы — врастания в социализм»4*. Важнейшей задачей он считал организацию такого сочетания хозяйственных форм и соответствующих им хозяйственных стимулов, которое позволит обеспечить продвижение к социализму. В связи с этим Бухарин анализировал проблему плана и рынка. Выясняя динамику соотношения плановой и рыночной форм хозяйства, он исходил из того, что в течение переходного пе¬ 40 Бухарин Н. И. Избранные произведения. М.: Политиздат, 1988. С. 168. 41 Там же. С. 191. 42 Бухарин Н. Учение Маркса н его историческое значение. М. — Л., 1933. С. 87. 43 Бухарин Н. Международная буржуазия и Карл Каутский ее апостол. М., 1925. С. 79—80. 22
риода по мере развития производительных сил будет увеличиваться удельный вес и значение все более организованного и все более централизуемого государственного хозяйства. По его мнению, чем более будет развиваться плановое начало, тем меньше будет роль специфически рыночных отношений. Но Бухарин при этом подчеркивал, что весь этот процесс будет совершаться посредством развертывания рыночной формы, которая сама себя преодолевает, а не путем «поедания» рыночного хозяйства государственно-социалистическим сектором экономики. Это было очень важной поправкой прежних воззрений Бухарина на социализм как на результат превращения товарного хозяйства в натуральное. Однако эти коррективы не привели к изменению позиции относительно судьбы рынка при социализме. Так, в 1925 г. Бухарин писал о том, что «в конце концов развитие рыночных отношений уничтожит само себя, потому что, поскольку на почве этих рыночных отношений с их куплей-продажей, деньгами, кредитом, биржей и т. д. и т. п. государственная промышленность и кооперация подомнут под себя все остальные хозяйственные формы и постепенно вытеснят через рынок их до конца, постольку и сам рынок рано или поздно отомрет, ибо все заменится государственно-кооперативным распределением производимых продуктов»44. И в дальнейшем в работе «Борьба двух миров и задачи науки» (1931) он писал, что в хозяйственной области капитализму, который «воплощает стихийную неорганизованность рынка», противостоит «складывающаяся структура социализма с ее плановым принципом, с превращением стихийной закономерности в закономерность сознательную, с ростом действительной рационализации всего общественного механизма, со все большим сужением стихийно-рыночных отношений»45 46. Поправка, таким образом, состояла лишь в том, что говорилось уже не о вытеснении и отмирании рынка, а о его сужении. Об итоге эволюции представлений Бухарина по этому вопросу можно судить по тем его высказываниям, которые содержатся в статье «Экономика советской страны» (1934). Там он отмечал, что «самым характерным в экономике нашей страны в настоящее время нужно считать процесс ликвидации многообразных экономических- укладов»4®, значение этого процесса он видел в полной победе социалистического плана над товарно-анархической стихией, в возрастании организованности всего хозяйства. Вместе с тем он подчеркивал, что отмеченный «процесс не мог уничтожить рынка и денег как категории рынка... Но он изменил в корне значение рынка, ибо превратил его в огромной степени в соотношение организованных государственных, полугосударственных и кооперативных 44 Бухарин Н. И. Избранные произведения. С. 197. 45 Бухарин Н. Этюды. М. — Л., 1932. С. 13—14. 46 Бухарин Н. Экономика советской страны//Известия. 1934. 12 мая. 23
единиц, за которыми стоит единая организующая централизованная воля»47. На наш взгляд, цитированные высказывания (при всей их противоречивости и непоследовательности) свидетельствуют о том, что в воззрениях Бухарина содержалась попытка подойти к пониманию плановой системы экономики как более развитой по сравнению с рыночной и натуральной формами хозяйства. Во всяком случае он формулировал свои суждения о соотношении плана и рынка так, что дальнейшее исследование могло пойти по пути разработки проблемы специфики социалистической экономики, которая, преодолевая как рыночную, так и натуральную формы хозяйства, является не механической их суммой, не возобновлением одной из них, а более высокой экономической системой, принципиально новым, более богатым — по содержанию и по форме — строем экономических отношений. Однако эта возможность осмысления экономики не стала реальностью. Идейная эволюция Бухарина характеризуется не только достижениями, но и потерями. Развитие его воззрений на социалистическую экономику включает в себя не только продвижение в познании, но и попятное движение мысли. Так, от развитого им в 20-е годы понимания плановой социалистической экономики как итога развертывания рыночного хозяйства, которое органически перерастает в социалистическое хозяйство, поскольку все больше сказываются экономические преимущества плана, от этих идей Бухарин, как мы видели, перешел к иным представлениям. С начала 30-х годов он все больший акцент делает на то, что на смену «неорганизованной» рыночной экономике приходит социалистическая, «организованная» единой централизованной волей, т. е. политической властью. В этих представлениях, на наш взгляд, сказался частичный возврат Бухарина к своим «левым» взглядам периода «военного коммунизма». С этой противоречивостью и определенной незавершенностью осмысления соотношения плановой и рыночной форм хозяйства связана и позиция Бухарина по вопросу об исторических границах политической экономии. Он считал, что конец товарно-капиталистического хозяйства будет также и концом политэкономии. Известно, что Ленин (в своих замечаниях на книгу «Экономика переходного периода») критически отнесся к этому суждению, определив его как шаг назад по сравнению с Энгельсовым пониманием политэкономии в широком смысле. В связи с этим надо сказать, что этот подход Бухарина к вопросу о политэкономии (характерный не только для него, но также для большинства экономистов 20-х годов) отнюдь не означал отказа от теоретического изучения нетоварных систем хозяйства. Бухарин считал, что политическая экономия есть 47 Бухарин Н. Экономика советской страны//Известия. 1934. 12 мая. 24
теория капиталистического хозяйства. Это не значит, что другие формы хозяйства не могут быть объектами теоретического изучения, но это значит, что структура элементов этих хозяйственных форм будет иной, чем та, которая имеется в иррациональном неорганизованном хозяйстве»48. При этом он отмечал, что необходимо подходить к исследованию экономики исторически, уметь видеть и возникновение, и остатки товарного хозяйства в нетоварной экономике. В этих суждениях Бухарина, сказался, на наш взгляд, не вполне диалектический подход к экономической теории — получалось, что каждую систему хозяйства необходимо изучать с помощью особых экономических наук, которые не являются целостным, последовательно развертывающимся теоретическим знанием о развитии экономической жизни общества, а предстают как дискретная сумма отдельных теорий о различных хозяйственных системах. Для взглядов Бухарина на экономику социализма характерно то, что он большое внимание уделял проблеме пропорциональности развития хозяйства. Правда, следует отметить, что он пытался осмыслить эту закономерность движения социалистической экономики в терминах «теории равновесия» (под влиянием богдановской организационной науки), но по мере разработки проблемы его анализ все больше наполнялся реальным содержанием, и соответственно такой подход становился в большей мере ошибкой названия, чем ошибкой понимания. В ряде работ 20-х годов Бухарин доказывал, что сбалансированное развитие отраслей экономики является закономерностью строительства социализма, делая особый акцент на необходимости поддержания пропорций между ростом крупной промышленности и сельского хозяйства. В полемике с Л. Д. Троцким и Е. А. Преображенским49 * * *, чьи теоретические построения резюмировались в попытках обосновать идеи «диктатуры промышленности» над сельским хозяйством, эксплуатации последнего как источника накопления для обеспечения максималистских темпов индустриализации, Бухарин разъяснял, что «сверхиндустриализация», авантюристически высокие темпы роста промышленности приведут к нарушению баланса («равновесия») отраслей хозяйства, к кризису и застою в экономике. Он считал, что для того чтобы добиться бескризисного хода общественного воспроизводства и систематического роста социа- 48 Бухарин Н. Выступление в прениях по докладу И. И. Скворцова-Степанова «Что такое политическая экономия?»//Вестник Коммунистической Академии. 1925. Кн. XI. С. 298. 49 Бухарин Н. К вопросу о троцкизме. М. — Л., 1925; Бухарин Н. Новое откровение о советской экономике или как можно погубить рабоче-крестьян¬ ский блок. М., 1925; Бухарин Н. К вопросу о закономерностях переходного периода. М. — Л., 1928. 25
лизма, необходимо добиваться таких сочетаний основных элементов народного хозяйства, которые обеспечат сбалансированность экономики. Анализируя экономические проблемы общества, строящего социализм, Бухарин утверждал, что для этого общества «можно построить по аналогии со вторым томом «Капитала* «схемы воспроизводства», т. е. наметить условия правильного сочетания различных сфер производства и потребления и различных сфер производства между собою, или, другими словами, условия подвижного экономического равновесия. По сути дела в этом и состоит задача выработки народнохозяйственного плана, который все больше приближается к балансу всего народного хозяйства, плана, сознательно намечаемого, являющегося и предвидением (прогнозом), и директивой одновременно» 50. Обосновывая значение сбалансированности хозяйственного роста как условия и закономерности развития экономики социализма, Бухарин реалистически и в основном верно решал и проблему темпов экономического движения. Он доказывал, что необходимо стремиться к достижению таких высоких темпов, которые возможны, т. е. обеспечены ресурсами и не приводили бы к диспропорциям. Он последовательно обосновывал необходимость длительных и стабильно высоких темпов экономического роста в тех рамках, которые позволяет достичь соблюдение сбалансированности различных сфер и отраслей народного хозяйства. Именно с этих позиций он критиковал авантюристический курс на «ускорительство» в развитии экономики, ориентированный на достижение максимальных темпов безотносительно к объективным возможностям. Однако не все суждения о пропорциях воспроизводства, высказанные Бухариным, равноценны. Так, он считал, что «отставание— в каждый данный момент — развертывающихся произ-^ водительных сил от еще более быстро растущих потребностей («спроса» — в широком смысле этого слова)» выражает собой лишь то, «что общество действительно переходит к социализму, что рост потребностей является непосредственной двигательной пружиной экономического развития, что производство становится средством и т. д.»51. Получалось, что отставание производства от потребностей, предложения от спроса является неустранимым свойством социалистической экономики, неким постоянно действующим законом товарного дефицита. Против такого истолкования Бухарин возражал, но не трудно заметить, что если считать хроническое отставание производства от потребностей выражением растущей социалистичности экономики, то эти возражения нельзя признать' убедительными. 50 Бухарин Н. Заметки экономиста. М. — Л., /1928. С. 14. 51 Там же. С. 15. 26
Значительным достоинством взглядов Бухарина на экономику строящегося социализма явилось то, что он рассматривал этот процесс в связи с общим характером социального развития. Бухарин, опираясь на ленинские идеи, последовательно обосновывал понимание того, что развитие общества строящегося социализма — это «не расширение и углубление противоречий, а их смягчение; «конечным» этапом будет не взрыв общества, не его распадение, а величайшее укрепление его единства через отмирание противоречий, их преодоление»52. Он подчеркивал при этом, что социальное развитие здесь осуществляется путем реформ, в обстановке гражданского мира носит эволюционный характер. Разъясняя ленинскую концепцию перехода к социализму, Бухарин в докладе «Политическое завещание Ленина» говорил, что перенос центра тяжести на «мирную организационную» работу строительства социализма означает, что «пролетариат ведет за собой весь трудящийся народ, что он отвечает за развитие всего общества в целом, что он становится великим коллективным организатором всего «народного хозяйства», что направление развития не идет по линии раздвигания пропасти между основными классами (рабочим классом и крестьянством), что дело идет отнюдь не к «третьей революции» и т. д.»53. Бухарин, как видим, верно понимал ленинские идеи и пытался отстаивать их значение как теоретической основы политики партии в противовес авантюристической политике насильственной коллективизации, проводившейся Сталиным и его сторонниками. Чтобы отстоять ленинские идеи, Бухарин сделал практически все, что мог сделать, в споре со Сталиным, располагавшим всей полнотой власти. Выдающимся документом этой борьбы, которую вел Н. И. Бухарин, защищая ленинские идеи о союзе рабочего класса и крестьянства, является его выступление на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в апреле 1929 г. Бухарин критиковал как безграмотное и вредное сталинское выражение «дань», использованное для характеристики экономической связи между рабочим классом и крестьянством в связи с тем, что крестьяне переплачивают по ценам на промышленные товары и недополучают по ценам за сельскохозяйственную продукцию. Через такие цены государство облагает крестьянство сверхналогом, но, подчеркивал Бухарин: «Это обложение ничего общего с категорией эксплуатации не имеет. Пролетариат — не эксплуататор крестьянства и не может им быть». Ведь дань — историческая категория, в которой выражено отношение эксплуатации. 53 Бухарин Н. Ленинизм и строительный период пролетарской револю- ции//Правда. 1927. 21 января. 53 Бухарин Н. И. Избранные произведения. С. 423. 27
Признавая, что тот период (1928—1929 гг.) является временным этапом обострения классовой борьбы, Бухарин вместе с тем выступил категорически против сталинской «теории» обострения классовой борьбы по мере приближения к социализму. Бухарин доказывал, что эта «теория» превращает факт теперешнего обострения в какой-то неизбежный закон нашего развития». И далее, оценивая эту сталинскую «теорию» и основанную на ней политику насилия над крестьянством, Бухарин сделал вывод: «Это есть полная идейная капитуляция перед троцкистами». Аргументируя этот общий тезис, Бухарин попытался свести воедино все политические обвинения, выдвинутые против него, Томского и Рыкова. В итоге у него получился следующий каталог: «1) недооценка индустриализации; 2) непонимание того, что сельское хозяйство можно преобразовать, только опираясь на нашу мощную индустрию; 3) непонимание того, что опорой, социальной базой в деревне является беднота и батрачество, ставка на кулака; 4) непонимание того, что крестьянское хозяйство есть мелкобуржуазное хозяйство. Недооценка кулака; 5) теория мирного врастания кулака в социализм; 6) противопоставление кооперативного плана Ленина его плану электрификации». И дальше Бухарин, разоблачая позицию Сталина) и его сторонников, комментировал этот «каталог»: «Так вот, я должен здесь заявить, что все то, что я огласил, я взял почти буквально из троцкистской платформы к XV съезду ВКП. Какое странное, какое подозрительное «духовное сродство» троцкистской платформы с каталогом обвинений, предъявленных мне теперь! Впрочем, тут странного мало: эти обвинения выдвигаются не впервые: они вычитаны, они списаны из троцкистской платформы, где эти обвинения выдвигаются не против Бухарина, Томского и Рыкова, а против всей партии. Приводя этот список, троцкистская оппозиция писала: «Ревизия ленинизма в крестьянском вопросе идет со стороны группы Сталина—Бухарина по следующим главнейшим линиям...» (дальше идет зачитанная мною сводка «обвинений»)». Однако, несмотря на убедительность теоретической и политической аргументации, развернутой Бухариным, он на этом Пленуме потерпел поражение. Процесс отхода от ленинских принципов политики, свертывание внутрипартийной демократии зашли слишком далеко, что обеспечило установление по сути режима бесконтрольной власти Сталина и его группы в партии. Доказательства и теоретические взгляды потеряли былое, определяющее значение в выработке политики, уступив место прагматическим идеологическим построениям, способным «обосновать» любые повороты в действиях всевластных политиканов. Неудивительно, что в этих условиях сила теоретических аргументов не возымела действия — ей был противопоставлен аргумент политической силы, который и возобладал. 2»
Переход к социализму через развитие демократии, самодеятельности и творческой активности трудового народа — путь, который отстаивал Бухарин, не был реализован. Движение к социализму по этому пути было перекрыто разрастанием и усилением авторитарно-административной системы, наращиванием командно-репрессивных методов перехода к некапиталистическому обществу. Но в той части, в которой это было движением от капитализма, — это был переход к социализму. В споре Бухарина со Сталиным, если оценивать его в широкой исторической ретроспективе, фактически столкнулись издавна существовавшие в российском революционном движении «две основные тенденции — «казарменно-коммунистическая», авторитарная (Заичневский, Нечаев, Ткачев...) и демократическая, славящая историческую самодеятельность народа (Радищев, Герцен, Лавров, Добролюбов, Чернышевский...)»54. В 20-е годы была в общем успешно отражена попытка в нашей стране реализовать «казарменно-коммунистический» вариант преобразования общества и возобладала отстаивавшаяся Бухариным линия движения к социализму через творчество масс. Но в конце 20-х годов эта линия потерпела политическое поражение, и командно-репрессивная политика уже в сталинской ее форме (не во всем совпадающая с троцкистским вариантом) взяла реванш. Показательно в этом отношении то, что, подытоживая анализ кризисной ситуации 1928 г., Н. И. Бухарин сформулировал следующую программу выхода из кризиса. Он писал: «У нас должен быть пущен в ход, сделан мобильным максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм. Это предполагает сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы. Мы слишком все перецентрализовали»55. И далее: «Это вовсе не значит «распускать вожжи». Наоборот. Основное руководство, важнейшие вопросы должны гораздо тверже, более жестко, но зато и более продуманно решаться «в центре». Но в строгих рамках этих решений действуют уже нижестоящие органы, отвечающие за свой круг вопросов и т. д. Гиперцентрализация в ряде) областей приводит нас к тому, что мы сами лишаем себя добавочных сил, средств, ресурсов и возможностей, и мы не в состоянии использовать всю массу этих возможностей, благодаря ряду бюрократических преград... »56. В этом пункте Бухарин коренным образом разошелся со Сталиным, уповавшим на бюрократический метод решения проблем. Здесь, на наш взгляд, проявилась и противоположность двух подходов к политической деятельности. 64 * 6664 Водолазов Г. Выбор истории и история альтернатив. Н. Бухарин против Л. Троцкого//Проблемы мира и социализма. 1988. № 10. С. 65. 66 Бухарин Н. Заметки экономиста. С. 54. ” Там же. С. 54-55. 29
В первом случае — это политика, выражающая экономическую необходимость, соответствующая законам экономики и потому действующая как фактор ускорения экономического развития; во втором — политика, противопоставляющая себя экономической необходимости, насильственно подавляющая действие экономических законов, противоречащая им и потому ведущая к замедлению движения экономики, к хозяйственному застою. Н. И. Бухарин понимал, что кризис обозначил не только экономические опасности, что «экономика обернулась здесь и своей классовой стороной»57. Он точно указал на враждебные социализму силы: «кулачество в деревне, остатки старых и новые буржуазные группировки в городах. В порах нашего гигантского аппарата гнездятся тоже элементы бюрократического перерождения с их полным равнодушием к интересам масс, их быту, их жизни, их материальным и культурным интересам»58. И тем большим противоречием и диссонансом прежним взглядам являются суждения Бухарина, высказанные им в статье «Великая реконструкция» (1930). Там он характеризовал форсированную насильственную коллективизацию (что- на деле было антикрестьянской авантюрой, приведшей к глубочайшему кризису и разрушению сельского хозяйства) как «антику- лацкую революцию», которая является «непосредственной составной частью социалистического строительства, перешедшего в свою более высокую фазу»59, в связи с чем «вся экономика страны делает огромный шаг к полному осуществлению социализма» 60. Противореча своим прежним идеям, высказанным в ходе теоретической разработки проблем нэпа, Бухарин связывал необходимость «скачкообразного», «революционного» преобразования крестьянского хозяйства посредством его насильственной коллективизации с тем, что нэп якобы исчерпал себя и дальнейшее развитие к социализму на путях этой политики невозможно. Между тем реализация той программы выхода из кризиса, которую отстаивал Бухарин в 1928—1929 гг., была действительной альтернативой сталинским методам бюрократического командования жизнью людей. Бухаринское видение экономики социализма отличалось конкретностью и широтой подхода. Об| этом свидетельствует разработка им «вопросов о различных типах социализма»61. Ставя эту теоретическую проблему, Бухарин основывался на том, что особенности развития капитализма в различных странах по сути 57 Бухарин Н. Заметки экономиста. С. 55. 58 Там же. С. 55—56. 59 Бухарин Н. Великая реконструкция (О текущем периоде пролетарской революции в нашей стране)//Правда. 1930. 19 февраля. 60 Там же. 61 Бухарин Н. Ленин как марксист. Л., 1924. С. 41.
являются особенностями отправных пунктов строительства социализма в них, а отсюда делал вывод, что строительство социализма в них будет отмечено рядом специфических черт. Он считал, что движение к социализму будет во многом определяться уровнем и формой предшествовавшего развития капитализма в различных странах., В работе «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925) Бухарин отмечал, что вследствие этого социализм «будет неизбежно отличаться точно так же своими особенностями»62. С этих позиций он, в частности, подходил и к оценке формы социализма в нашей стране. Бухарин писал: «Формы нашего социализма в ближайший период его строительства будут неизбежно формами отсталого социализма, но это не беда, потому что даже и эти формы гарантируют нам все дальнейшее и дальнейшее продвижение вперед к формам социализма, все более совершенным и все более полным»63. Важно подчеркнуть в связи с этим, что Бухарин истолковывал различные «национальные типы» как «различные варианты социализма»64. Он разъяснял, что различные формы, варианты капитализма в разных странах поведут- и к различным вариантам социализма. Он подчеркивал, что «с точки зрения различия в структурах (общества разных стран. — С. Л.) будут развиваться, так сказать, различные «национальные» типы социализма, и эти варианты будут существовать довольно продолжительный период»65 *. Таким образом, бухаринское видение социализма включало в себя весьма ценное представление о многообразии форм социализма. В своей теоретической деятельности в период с середины 20-х годов Бухарин продолжил исследование экономики капитализма, творчески подходя к анализу новых реальностей в ее развитии. Развитие его взглядов по этим вопросам опиралось в известной мере на разработку теоретических проблем воспроизводства общественного капитала. Так, в книге «Империализм и накопление капитала» (1925), основываясь на положениях марксовой теории воспроизводства, Бухарин критически проанализировал взгляды Р. Люксембург, которые в то время использовались для обоснования «левых» оценок перспектив капитализма. В связи с этим необходимо отметить, что, хотя в этой книге Бухарин еще не делал вывода о стабилизации капитализма, он подверг аргументированной критике «теорию крушения капитализма» Р. Люксембург. Соответственно он менее схематично высказывался о кризисе капитализма после первой 62 Бухарин Н. И. Избранные произведения. С. 229. 63 Там же. С. 228. 64 Бухарин Н. Программный вопрос на VI Конгрессе Коминтерна. С. 92, 93. 85 Там же. С. 93. 31
мировой войны. Он делал акцент на том, что объективная граница существования капитализма «есть определенная степень напряженности капиталистических противоречий»66. Таким образом, Бухарин вносил важные поправки в свои прежние представления о «крахе» капитализма, отходил от отождествления его с кризисом мирового хозяйства. Бухаринский анализ экономических процессов и явлений, характеризовавших стабилизацию капитализма, отличался конкретностью. Он считал, что ответить на вопрос о своеобразии новой полосы капиталистического развития можно, лишь идя от изучения фактов конкретной действительности, а не от «общей теоремы»67. Исследуя основные тенденции развития капитализма второй половины 20-х годов, он обращал внимание на рост мирового производства, который выражает подъем производительных сил: использование новой техники, новых форм организации труда, изменение структуры отраслей производства. Подводя итог, он делал вывод о том, что это «факты качественных изменений»68. Вместе с тем Бухарин также рассматривал рост международных монополий, восстановление и развитие мирового рынка и в особенности рост государственно-капиталистических тенденций, которые теперь (в отличие от военно-государственного капитализма) развивались как «нормальная» капиталистическая система69. В то же время Бухарин учитывал и действие факторов, определявших, по его мнению, неустойчивость стабилизации капитализма. К ним он относил возросшую амплитуду циклических колебаний экономики, увеличивающуюся неравномерность экономического развития в различных странах и вызываемые этим изменения в соотношении сил между капиталистическими странами, недогрузку производственных мощностей и хроническую безработицу. Обобщая эти факты, Бухарин делал вывод о неустойчивости капиталистической стабилизации, которая, по его мнению, носила относительный и частичный характер. Несколько позже он уточнил свою позицию. В 1928 г. Бухарин делал вывод о том, что наступил «период капиталистической реконструкции, выражавшийся в качественном и количественном выходе за довоенные рамки. Рост производительных сил капитализма связан, с одной стороны, с довольно крупным техническим прогрессом, с другой стороны, 66 Бухарин Н. Империализм и накопление' капитала. М., 1925. С 129. 87 Бухарин Н. Капиталистическая стабилизация и пролетарская революция. М. — Л., 1927. С. 6. ' 68 Там же. С. 13. 89 Бухарин Н. И. Международное положение и задачи Коминтерна. М. — Л., 1928. С. 5—6, 11—12; Бухарин Н. Некоторые проблемы современного капитализма у теоретиков буржуаэии//Правда. 1929. 26 мая; Бухарин Н. Теория «организованной бесхозяйственности»//Там же. 30 июня. 82
с широкой реорганизацией капиталистических хозяйственных связей»70. Соответственно он выдвигал положение о том, что стабилизация капитализма носит теперь иной характер. В связи с этим смысл выделения «периода капиталистической реконструкции» он видел «в том, что мы этим подчеркиваем, что стабилизация капитализма не может исчезнуть в мировом хозяйстве с сегодня на завтра»71. Таким образом, Бухарин все более реалистично оценивал стабилизацию капитализма как длительную перспективу, отмежевываясь от прежних представлений о ней как о некоей экономической однодневке, которую не следует принимать всерьез. Надо отметить, что вместе с тем он считал, что «общий кризис капитализма продолжается, более того, — развивается, хотя форма кризиса теперь иная»72. А именно — теперь она связана не с непосредственным развалом капитализма в отдельных странах, а с развитием противоречий стабилизации, с коренными структурными изменениями во всем мировом хозяйстве. Эти выводы Бухарина, опиравшегося на творческий анализ меняющихся реальностей капитализма, отличались реализмом и в дальнейшем развитии в основном подтвердились. Однако они вызвали резкие возражения со стороны Сталина, и Бухарин был подвергнут проработочной критике за «правоуклонистскую теорию организованного капитализма», он облыжно обвинялся в капитуляции перед идеологией социал-демократии. Эта проработочная критика не имела ничего общего с действительно научной полемикой, которая позволила бы более глубоко проанализировать специфику капитализма того времени. В результате же «разгрома» бухаринских взглядов получили распространение «левые» оценки перспектив капитализма в теории, что привело к левосектантским ошибкам в выработке политики коммунистического движения. По-видимому, под воздействием этой «критики» Бухарин в дальнейшем эти идеи не развивал и в работе «Техника и экономика современного капитализма» (1932) третьим периодом общего кризиса капитализма считал разразившийся на рубеже 20—30-х годов мировой экономический кризис. В той же работе в соответствии с официальными установками содержались схематичные оценки капитализма, который якобы исчерпал возможности развития, соответственно дело представлялось так, что производительные силы уже не могут быть использованы капиталом73. В дальнейшем, в ряде С. 6. Бухарин Н. И. Международное положение и задачи Коминтерна. 71 Там же. С. 114. 72 Там же. С. 19. 73 Бухарин Н. Техника и экономика современного капитализма. Изд. 2-е. 1932. С. 33—34. 2 Заказ № 2227 33
работ Бухарина 30-х годов представления о тенденциях капиталистического развития приобретали все более абстрактный характер, что предопределяло и нарастание схематизма в трактовке общего кризиса капитализма. Последний понимался все более механистично и однолинейно, как раскол мира на реакционный гниющий капитализм и развивающийся социализм. Вследствие этого динамика мирового развития представала как неизбежно обостряющаяся конфронтация двух социально-экономических систем, как углубляющаяся борьба двух миров, по сути исключающая возможность мирного сосуществования74. Проделанный анализ развития взглядов Бухарина-экономи- ста показывает, что в его идейной эволюции выделяются три периода: во-первых, с начала теоретической деятельности до начала 20-х годов, во-вторых, середина и вторая половина 20-х годов и, в-третьих, начало 30-х годов. В первый период происходит становление взглядов, Бухарин пропагандирует марксистское экономическое учение и разрабатывает ряд новых проблем, развивает экономическую теорию марксизма. В то же время его взгляды отличаются определенной «левизной» его позиций и влиянием механистической методологии. Второй период эволюции Бухарина-экономиста может быть охарактеризован как процесс постепенного освобождения от прежних ошибок, нарастания реализма анализа, как процесс приближения к ленинской теории и методологии. Водоразделом здесь явилась разработка проблем нэпа и вопросов стабилизации капитализма, что потребовало критики (и отчасти самокритики) отживших «левых» представлений, основывавшихся на недиалектической методологии. Начавшийся с 30-х годов третий период предстает как частичный1 возврат по ряду моментов к ошибочным взглядам первого периода, являясь попятным движением мысли. Отмеченный характер воззрений Бухарина-экономиста не был, на наш взгляд, закономерным результатом развития его идей и объясняется главным образом тем влиянием, которое оказали политические факторы на научную мысль. Это было результатом нараставшего воздействия авторитаризма на духовную жизнь общества того времени. Последняя все в большей мере становилась идеологическим выражением сформировавшегося командно-репрессивного режима власти Сталина и его группы. Соответственно происходил процесс идеологизации научной деятельности и обусловленная этим эрозия марксистско-ленинской теории. Вместе с тем, по нашему мнению, было бы неверно не видеть того, что в круге идей Бухарина не было элементов, об¬ 74 Бухарин Н. Борьба двух миров и задачи науки; Бухарин Н. Этюды. М. — Л., 1932. С. 9—18; Бухарин Н. Империализм и коммунизм (1936)//Меж- дународная жизнь. 1988. № 4. С. 133—134. 84
легчавших тот поворот, который произошел в его взглядах в начале 30-х годов. Речь идет о той особенности его воззрений, на которую обратил внимание В. И. Ленин. В «Письме к съезду» Ленин писал о том, что Бухарин — «ценнейший и крупнейший теоретик партии», но в то же время «его теоретические воззрения очень с большим трудом могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)»75. Вместе с тем Ленин отмечал, что эти оценки относятся лишь к тому времени (т. е. к концу 1922 г.), и выражал надежду, что эти недостатки будут преодолены. Однако, как показала идейная эволюция Бухарина, которая совершалась в направлении все большего приближения к диалектико-материалистической методологии, этот процесс все же остался незавершенным. Тем не менее, несмотря на отмеченную противоположность воззрений, бухаринское теоретическое наследие включает в себя ряд весьма ценных идей и разработку крупнейших проблем, которые сохраняют значение и поныне. Обращение к взглядам Бухарина-экономиста, сохраняющим актуальность, так же как и извлечение уроков из тех его представлений, которые оказались неверными, будут способствовать развитию нашей экономической науки, позволят активизировать идеологические процессы обновления социализма. * 4с * В настоящее издание включены работы Н. И. Бухарина, посвященные экономическим проблемам социализма. Публикуемые работы охватывают период с 1916 по 1934 г., располагаются хронологически. Статьи и книги Н. И. Бухарина, включенные в настоящее издание, публикуются полностью, из брошюры «Программа коммунистов (большевиков)» публикуются разделы, относящиеся к экономическим вопросам. Составитель выражает искреннюю признательность доктору исторических наук В. П. Наумову за ценные советы, высказанные при подготовке настоящего издания, а также выражает глубокую благодарность доктору исторических наук С. С. Волку, М. Ф. Кишкиной-Иваненко, Е. Л. Петренко за консультации, оказанные при подготовке. комментариев к публикуемым работам. С. Л. ЛЕОНОВ 2* 75 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 345.
эн ЧТО ТАКОЕ СОЦИАЛИЗМ?* Какую страну мы сейчас ни возьмем — Россию, Германию, Америку или Францию, — везде царствует между людьми неравенство: одни люди сидят на горбу у других, всем наслаждаются, всем управляют; другие люди работают дни и ночи, едят плохо, спят мало, отягощены нуждой и горем и подчинены во всем своим хозяевам и правителям. В больших городах, на главных улицах гуляет «чистая публика»; тут все роскошь, слепящая глаза. А в трущобах этих же городов ютятся бездомные. Ранним утром, чуть забрезжит рассвет, выползают откуда-то старухи в лохмотьях, бледные дети, какие-то скелеты людей и начинают копошиться в уличном мусоре, с жадностью подбирают остатки овощей, куски картона и тряпья: это их пища, из этого они делают себе «одежду», здесь собирают они топливо... . Где причина такого неравенства? Она в том, что одни люди всем владеют, другие не имеют ничего, кроме пары рук для работы. У первых и деньги, и машины, и фабрики, и дома, и земля — все они захватили в свои руки, в свою собственность. У вторых — ни кола, ни двора. Общество человеческое расколото на две части, на два лагеря, на два больших класса: класс собственников-капиталистов и землевладельцев и класс рабо- чих-пролетариев. . Чтобы уничтожить на земле это неравенство, нужно отнять у капиталистов основу их силы — их собственность; нужно лишить их владения фабриками и заводами, машинами и землей, копями и рудниками. Тогда они уже не смогут угнетать трудящийся народ, тогда они уже перестанут сидеть на шее рабочего. Но как поступить дальше с отнятым у капиталиста добром? Первый ответ — поделить все между собой поровну. Но этот план никуда не годится: что выйдет хорошего из того, что один человек получит одну часть машины, другой другую, третий — еще что-нибудь. Да и как разделить все поровну — это прямо немыслимо. А потом: даже если бы все можно было поделить, опять каждый начал бы работать сам за себя, как мелкий мастерок: стал бы продавать свои товары, отбивать покупателя у другого. У кого оказалось бы сил хоть капельку, больше, тот стал бы побеждать. Снова наросли бы крупные капиталисты, зв
и началась бы старая канитель: часть хозяйчиков разорилась бы и снова поступила бы в услужение к своим счастливым соперникам. Значит, раздел отнятого у капиталистов добра, отнятых средств производства, не годится. Он снова приводит к неравенству, к богатству одних, к нищете других. Остается другой исход. Не делить, не дробить отнятых средств производства, а передать их в общественное пользование, сообща управлять производством, вести его всем обществом, по общему плану. Это решение вполне правильно и вполне возможно. Посмотрите, как сейчас всем производством заправляют союзы капиталистов — тресты? Кучка крупных капиталистов через своих доверенных — директоров, управляющих и т. д. — ведет дело по всей стране, даже за границей, по точному плану. Почему же все общество само не может этого делать? Представим себе товарищество рабочих, которые работают как равные члены одной и той же артели. Таким — только огромным — товариществом трудящихся людей и является социализм. Социализм означает общественное производство, общественное владение всеми средствами для производства, уничтожение неравенства между людьми, уничтожение классов и превращение всего человеческого общества в трудовое товарищество равных и свободных людей. Социализм освобождает рабочих от власти капитала и приносит громадные выгоды всему человечеству. Уже одно то, что люди будут вести свое производство по общему плану, приносит огромную пользу: сейчас из-за плохой организованности производства одного производится слишком мало, а другого — слишком много. Бывает, что произведено так много, что товары лежат и гниют; а купить их голодный народ тоже не может. Тогда начинается кризис, безработица, растет нищета. При социализме этого не будет вовсе. Потому что заранее будут высчитывать, как в одном большом общем хозяйстве, сколько чего нужно произвести. Затем, раз уже все ведется по общему плану, можно, будет работать только на самых лучших машинах. Вводить новые машины не будут скупиться, как теперь, когда жадный капиталист пользуется дешевой рабочей силой и из-за дешевизны рабочих рук не вводит машин. Работа на самых лучших машинах, общий план работы, ведение ее в крупном размере — все это даст возможность сберегать рабочее время, сберегать человеческие силы. Громадные сбережения сил будут сделаны с уничтожением войн, производства на армию и флот, крепостей и броненосцев. Сейчас сотни тысяч, миллионы рук работают для разрушения. Этого тоже не будет. Но даже и по сравнению с теперешним 37
«мирным» временем сколько можно еще сберечь сил. Посмотрите, какое громадное количество сил затрачивается на борьбу классов, на угнетение со стороны господствующих и на попытки освобождения со стороны угнетенных! Социализм, которого рабочий класс добьется только упорной борьбой, уничтожит классы, сделает излишней борьбу между людьми, и все человеческие силы пойдут на борьбу с враждебными силами природы, на завоевание ее. Социализм позволит сберечь столько сил, позволит так улучшить производство, что труд из проклятия, нависшего над угнетенным человечеством, станет потребностью здорового и свободного гражданина социалистического общества. Порвется золотая цепь, приковывающая рабочего к капиталу. Воцарится товарищеский труд, радостный и свободный. Эту цель ставит себе рабочий класс. Этой цели он добьется упорной, тяжелой, кровавой борьбой.
ПРОГРАММА КОММУНИСТОВ (БОЛЬШЕВИКОВ)* I. Царство капитала, рабочий класс и деревенская беднота Во всех странах, кроме России, после октябрьского переворота, а до октября и в России у власти стоит капитал. Какое государство ни взять — полусамодержавную ли Пруссию, или республиканскую Францию, или так называемую демократическую Америку — всюду всю силу держит в руках крупный капитал. Небольшая кучка людей — крупных и крупнейших банкиров, помещиков и фабрикантов — держит в рабстве и кабале миллионы и сотни миллионов рабочих и деревенских бедняков, заставляет их трудиться из-под палки ди седьмого пота и вышвыривает их на мостовую, как только они уже не годятся, изработались, измотались и не могут приносить прибыль Господину Капиталу. Такую страшную власть банкирам и фабрикантам над миллионами тружеников дает богатство. Почему бедняк, выброшенный на улицу, принужден умирать с голоду? Потому что у него нет ничего, кроме пары рук и пары ног, которые он может запродать капиталисту, если они этому капиталисту нужны. Почему богач-банкир или промышленник может ничего не делать и жить припеваючи, получая солидные доходы, сгребая прибыли ежедневно, ежечасно, ежесекундно? Потому что он владеет не только парой рук и ног, а теми средствами труда, без которых теперь нельзя работать: фабриками, машинами, железными дорогами, рудниками, землей, кораблями и пароходами, всевозможными аппаратами и разными инструментами. Это накопленное людьми богатство принадлежит во всем мире, за исключением теперешней России, только капиталистам и помещи* кам, которые тоже превратились а капиталистов. А при таком положении дела немудрено, что, имея в руках все необходимое, самые нужные вещи, кучка людей господствует над остальными, которые на имеют ничего. Приезжает бедняк из деревни в город и идет искать себе работы. К кому? К хозяину. К тому, 99
у кого есть фабрика или завод. А хозяин волен казнить, волен миловать. Если ему его слуги верные — директора и счетоводы — подсчитали, что можно выгонять деньгу из новых рабочих с большей выгодой, чем из одних только старых, тогда он «даст работу». Если нет, он говорит ему: «проходи дальше». Капиталист на фабрике — царь и бог. Ему все повинуются, слушаются его распоряжений. По его велению фабрика расширяется или сокращается. По его приказу через мастеров и администрацию идет расчет и прием рабочих. Он определяет, сколько рабочие должны работать, какую плату должны получать. И все это происходит потому, что фабрика — это его фабрика, что завод — это его завод, ему принадлежит, является его частной собственностью. Вот эта частная собственность на средства производства и является причиной той страшной силы, которая находится в руках капитала. То же происходит и на земле. Возьмите самую рассвободную и раздемократическую страну — Соединенные Штаты, о которых буржуазия все уши прожужжала. Тысячи рабочих обрабатывают чужую землю, землю крупнейших помещиков-капитали- стов. Все поставлено здесь, как на огромной фабрике: десятки и сотни электрических плугов, косилок, жнеек, жнеек-сноповязалок, при которых трудятся с утра до ночи наемные рабы. И точно так же, как на фабрике, они работают не на себя, а на хозяина. Потому что и самая земля, и семена, и машины — словом, все, кроме самих рабочих рук, есть частная собственность хозяина-капиталиста. Он здесь самодержец. Он приказывает и ведет дело так, чтобы больше пота и крови превращалось в звонкий желтый металл. Ему повинуются, ворчат иногда, но продолжают гнать деньги на хозяина, потому что у него все есть,— у рабочего, у деревенского бедняка нет ничего. Иногда бывает, однако, что помещик не нанимает рабочих, а сдает свою землю в аренду. У нас в России, например, крестьяне-бедняки с маленькими наделами, где только курицу пасти можно было, были вынуждены арендовать землю у помещика. Онц работали на ней своею лошадью, плугами, сохами и боронами. Но и тут их нещадно обирали. Чем сильнее была нужда в земле, тем больше арендных драл помещик, забирая крестья- нина-бедняка в настоящую кабалу. Почему он мог это делать? Потому, что земля была тогда его, помещика, земля; потому, что на землю была частная собственность помещичьего класса. Капиталистическое общество делится на два лагеря: тех, кто много работает и мало и плохо ест; и тех, кто мало или совсем не работает, но зато много и хорошо ест. Это выходит не совсем по «Писанию», где сказано: «Трудящийся да ест». Однако такое обстоятельство не мешает попам всех вер и языков восхвалять капиталистические порядки: ведь попы получают везде (кроме Советской республики) казенное содержание от капитала. 40
Возникает теперь второй вопрос. Как же может кучка паразитов удержать частную собственность на необходимые всем средства труда? Каким образом эта частная собственность дармоедских классов держится до сих пор? Где этому причина? Эта причина лежит в превосходной организованности врагов трудового народа. Сейчас нет ни одной капиталистической страны, где бы капиталисты действовали в одиночку. Наоборот, каждый из них — непременный член хозяйских организаций. И вот эти-то хозяйские союзы держат все в своих руках, имеют десятки тысяч своих верных агентов, преданных им не за страх, а за совесть. Вся экономическая, хозяйственная жизнь каждой капиталистической страны находится в полном распоряжении специальных хозяйских организаций: синдикатов, трестов и крупных союзов между банками. Эти союзы всем владеют и распоряжаются. Но самым важным предпринимательским союзом является буржуазное государство. Эта хозяйская организация держит в своих руках все нити управления и силы. Тут все взвешено и рассчитано, все придумано и прилажено так, чтобы при первой попытке со стороны рабочего класса восстать против господства капитала эту попытку тотчас же задушить. В распоряжении государства — грубая материальная сила (шпионы, полицейские, суды, палачи, вымуштрованные и потерявшие душу солдаты) и сила духовная, которая исподволь развращает рабочих и бедноту, воспитывая их в ложных понятиях. Для этой цели буржуазное государство имеет школу и церковь, к которым присоединяется еще и капиталистическая печать. Известно, что свиноводы могут выращивать таких свиней, которые не могут ходить от громадного количества жира, но зато они весьма пригодны для убоя. Такие свиньи выращиваются искусственно, потому что им изо дня в день дают особый специальный корм, от которого они так жиреют. Точно так же поступает буржуазия с рабочим классом. Правда, настоящего корма она дает очень мало — от него не разжиреешь. Но она изо дня в день преподносит специальный духовный корм рабочим, от чего жиреют и перестают работать мозги рабочего класса. Буржуазия хочет превратить рабочий класс в свиное стадо, послушное и годное для убоя, не рассуждающее и постоянно повинующееся. Вот почему буржуазия через школу и церковь внушает уже детям мысль о том, что нужно повиноваться властям, ибо они поставлены от бога (только большевики вместо молитв удостоились церковного проклятия, потому что отказались выплачивать от казны рясофорным обманщикам). Вот почему буржуазия так забо?ится и о широком распространении своей лживой печати. Величайшая организованность буржуазного класса позволяет ему удерживать частную собственность. Богачей самих мало, но около них — изрядное количество их самых верных, 41
преданных и великолепно оплачиваемых слуг: министров, директоров заводов, директоров банков и т. д.; около этих последних еще больше их помощников, получающих поменьше, но зависимых от них целиком, воспитанных в том, же духе; они сами метят на такие же места, если удастся выслужиться; за ними следуют еще менее крупные чиновники и агенты’ капитала и т. д. «Дедка за репку, бабка за дедку, внучка за бабку» — все они идут друг за другом, связаны единой организацией буржуазного государства и других хозяйских союзов. Эти организации покрывают каждую страну, как сеткой, в которой тщетно бьется рабочий класс... Каждое капиталистическое государство превращается на деле в огромный хозяйский союз. Рабочие работают — хозяева наслаждаются. Рабочие исполняют—хозяева приказывают. Рабочие обманываются — хозяева обманывают. Это и есть те порядки, какие называются капиталистическими и которым повиноваться приглашают господа капиталисты и их слуги: попы, интеллигенты, меньшевики, эсеры и прочие добрые знакомые всякого рабочего и крестьянина. II. Грабительские войны, угнетение рабочего класса и начало гибели капитализма За последнее время в каждой капиталистической стране мелкий капитал почти исчез: его заели крупные акулы. Раньше шла борьба за покупателя между многими отдельными капиталистами: теперь, когда их- осталось немного (ибо мелочь вся разорилась), эти оставшиеся объединились, сорганизовались и распоряжаются любой страной все равно, как раньше помещик распоряжался своей вотчиной: пара американских банкиров владеет! всей Америкой, как раньше отдельный капиталист своей фабрикой; несколько французских ростовщиков поработили себе весь французский народ; пять крупнейших банков распоряжаются судьбами всего немецкого народа. То же и в других капиталистических странах. Можно поэтому сказать, что теперешние капиталистические государства, или, как их называют, «отече ства», превратились в огромные фабрики, которыми владеет хозяйский союз, как раньше отдельный капиталист владел своей отдельной фабрикой. Нет ничего удивительного в том, что такие союзы, государственные союзы разных буржуазий, ведут между собою ту же борьбу, что раньше велась между отдельными капиталистами: английское буржуазное государство с немецким буржуазным государством так же борется, как раньше в самой Англии или 42
в самой Германии боролся один фабрикант с другим. Только теперь игра в тысячу раз больше крупная, и борьба за увеличение прибылей ведется сейчас при помощи человеческих жизней и человеческой крови. В этой борьбе, которая охватывает собой всю землю, гибнут прежде всего страны маленькие и слабые. Вначале гибнут колониальные народы, слабые, иногда дикие племена, которые расхватываются по кускам крупными разбойничьими государствами. Тут идет борьба за раздел между последними «свободных» земель, т. е. земель, еще не разворованных «цивилизованными» государствами. Затем начинается борьба за передел того, что уже разворовано. Понятно, что эта борьба за передел мира должна быть кровавой и ожесточенной, как никогда. Здесь ее ведут чудовищные исполины, самые крупные государства мира, вооруженные самыми совершенными смертоносными машинами. Мировая война, разразившаяся летом 1914 года и длящаяся вплоть до текущих дней, является первой войной за решительный передел мира между чудовищами «цивилизованного» разбоя. Она втянула в свой водоворот четырех главных соперни- ков-гигантов: Англию, Германию, Америку и Японию. И борьба идет за то, какой из этих разбойничьих союзов поставит мир под господство своей железной кровавой пяты. Эта война невероятно ухудшила и без того тяжелое положение рабочего класса повсеместно. Тут на рабочих навалились неизбежные тяготы: миллионы лучших работников прямо вырезаны на полях сражений; голодовка — удел остальных; тем, кто осмеливается протестовать, грозят самыми суровыми карами. Все тюрьмы1 переполнены, жандармы наготове с пулеметами против рабочего класса. Права рабочих даже в самых «свободных» странах исчезли: даже бастовать нельзя, за стачки судить, как за государственную измену. Печать рабочая задушена. Лучшие рабочие, верные борцы революции, принуждены скрываться и строить свои организации нелегально, как мы при царе, тайком, прячась от тучи шпионов и полицейских. Неудивительно, что от таких последствий войны рабочие начинают не только стонать, но и подниматься против своих угнетателей. Но и сами буржуазные государства, затеявшие великую свалку, начинают подгнивать на корню и разлагаться. Буржуазные государства что называется «влипли». Они завязли в кровавой трясине, которую создали в своей погоне за барышом, и для них нет выхода. Идти назад, вернуться ни с чем после стольких затрат деньгами, вещами, кровью нельзя. Идти вперед, на новый} ужасный риск —тоже почти невозможно. Политика войны завела в такой тупик, из которого нет никакого выхода. Поэтому война длится без конца, хотя и без всякого решающего результата. По той же причине капиталистический строй начинает расползаться и рано или поздно должен уступить свое 43
место другим порядкам, при которых безумию мировой войны за барыш не было бы места. Чем дальше длится война, тем больше оскудевают воюющие страны. Цвет рабочего народа либо гибнет, либо лежит, заеденный вшами, в окопах, и занимается делом разрушения. Все истреблено для дела войны; даже дверные медные ручки конфискованы на военные надобности. Нет самого необходимого, ибо война пожрала все, как ненасытная саранча. Вырабатывать полезные вещи некому — их только потребляют. Четвертый год идет, как фабрики, до того вырабатывавшие нужные вещи, вырабатывают сейчас гранаты и шрапнели. И вот без людей, без производства того, что действительно необходимо, все страны пришли в такой упадок, при котором люди начинают уже завывать по-волчьи от холода, голода, бедности, нищеты и власти. В немецких деревнях зажигают лучину там, где раньше было электричество, ибо нет угля. Жизнь замирает по мере того, как растет всеобщая Народная нищета. В таких благоустроенных городах, как Берлин и Вена, на улицу нельзя выходить ночью: идут грабежи. Буржуазные немецкие газеты вопят о недостаточном количестве полиции. Они не хотят видеть, что рост преступности свидетельствует о росте нищеты, отчаяния и озлобленности. Калеки возвращаются с фронта и находят у себя дома повальный голод; число бесприютных и голодных все увеличивается, ибо нечего есть, а война идет и идет, требует все новых жертв. Чем затруднительнее становится положение воюющих государств, тем больше возникает трений, ссор и раздоров среди разных слоев буржуазии, которые раньше шли вместе ради общих грабительских целей. В Австро-Венгрии вцепляются друг другу в волосы чехи, украинцы, немцы, поляки и прочие. В Германии с завоеванием новых провинций та самая буржуазия (эстонская, латышская, украинская, польская), которая призывала немецкие войска, теперь вынуждена жестоко ссориться со своими освободителями. В Англии английская буржуазия в смертельной тяжбе с порабощенной ею ирландской буржуазией. А среди этой сумятицы, при общей разрухе все громче поднимает свой голос рабочий класс, который поставлен всем ходом истории перед задачей задушить войну и свергнуть иго капитала. Так нарастает время разложения капитализма, время коммунистической революции рабочего класса. Первую брешь проложила русская Октябрьская революция. Капитализм в России разложился раньше, чем в какой бы то ни было другой стране, потому что бремя мировой войны всего тяжелее отразилось на молодом коммунистическом государстве нашей страны. У нас не было такой чудовищной организованности буржуазного класса, какая есть в Англии, Германии, Аме¬ 44
рике. Она поэтому не могла справиться ни с требованиями, которые предъявляла ей война, ни с могучим напором русского рабочего класса и крестьянской бедноты, которые в октябрьские дни вышибли буржуазию из седла и поставили у власти партию рабочего класса — коммунистов-большевиков. Рано или поздно та же участь постигнет и западно-европейскую буржуазию. Рабочий класс Западной Европы все больше становится в ряды коммунистов. Повсюду растут организации своих «большевиков» в Австрии и Америке, Германии и Норвегии, Франции и Италии. Программа коммунистической партии становится программой мировой пролетарской революции. III. Всеобщая дележка или товарищеское коммунистическое производство? Мы уже знаем, что корень зла грабительских войн, угнетения рабочего класса, всех зверств капитализма состоит в том, что мир поработили несколько государственно-организационных буржуазных шаек, которые имеют своей собственностью все блага земли. Собственность класса капиталистов на средства производства — вот в чем «причина всех причин», которая объясняет нам варварстзо современного строя. Отнять у богатых их силу, отняв у них их богатство силой, — вот первейшая задача, которую ставят себе рабочий класс и рабочая партия, партия коммунистов. Некоторые думают, что отнятое у богатых нужно «по-божьему», по справедливости, поровну поделить между всеми и тогда все будет хорошо. Каждый, мол, будет иметь столько, сколько всякий другой, все будут равны и все будут освобождены тогда от неравенства, гнета, эксплуатации. Всякий будет заботиться о себе, иметь все под рукой, и власть человека над человеком исчезнет благодаря этой уравнительной дележке, всеобщему переделу и разделу богатства между бедняками. Не так смотрит на это партия коммунистов. Она считает, что такой уравнительный раздел ни к чему хорошему бы не привел, что кроме путаницы и возвращения к старому порядку ничего бы из этого не вышло. В самом деле. Во-первых, целого ряда вещей и поделить Просто нельзя. Как, например, поделить железные дороги? Ведь если один начнет таскать шпалы, другой — стальные бруски, третий — гайки, четвертый — драть вагоны, чтобы топить печь, пятый — бить зеркало, чтобы бриться перед его осколком, и так далее, то всякому видно, что такая дележка и не равная, и ведет только к идиотскому расхищению полезных вещей, раэру- 45
Шйёт то, что могло бы еще пригодиться. Точно так же нельзя поделить ни одной машины. Ведь если один возьмет шестерню, другой — рычаги, остальные—прочие части, вся машина перестает быть машиной, все идет прахом. И так почти со всеми сложными орудиями, которые важнее всего для дальнейшего труда. Стоит только вспомнить про телеграфные или телефонные аппараты, аппараты на химических заводах и проч. Ясно, что лишь совсем непонимающий человек или прямой враг рабочего класса может советовать такую дележку. Эта дележка, однако, вредна не только поэтому. Предположим, что удалось каким-нибудь чудом поделить все отнятое у богатых более или менее поровну. И тогда бы ничего путного в конце концов не вышло. Ибо что означает дележка? Она означает, что на место немногих крупных собственников стало много мелких. Она означает не уничтожение частной собственности, а ее раздробление; на месте крупной собственности появится мелкая. Но такое время уже было в прошлом. Мы знаем очень хорошо, что капитализм и крупные капиталисты выросли из борьбы мелких хозяев друг с другом. Если бы мы своей дележкой наплодили бы мелких собственников, то произошло бы следующее. Часть из них (и довольно значительная) на другой же день спустила бы полученное на какой-нибудь толкучке (скажем, у Сухаревой), и их собственность попала бы таким образом в руки более зажиточных собственников; между оставшимися началась бы борьба за покупателя; в этой борьбе более зажиточные стали бы одолевать менее зажиточных; менее зажиточные разорялись бы и превращались бы в пролетариев, а их счастливые соперники увеличивали бы свои богатства, принанимали бы работничков и мало-помалу превращались бы таким образом в заправских капиталистов. Так мы вернулись бы через некоторое время к тому самому строю, который мы только что уничтожили. Мы> снова очутились бы перед старым корытом капиталистического разбоя. Раздел в частную (мелкую) собственность — это не идеал рабочего или батрака. Это — мечта мелкого лавочника, которого угнетает крупный лавочник, но который сам хочет сделаться крупным лавочником. Как самому выйти «в люди», побольше заполучив в крепкие руки, — вот о чем думает лавочник. О других думать, о том, чтобы посмотреть, что из этого всего получится, — до этого лавочнику нет дела: лишь бы лишний пятак в кармане звенел. Его и не напугаешь тем, что все снова к капитализму вернется; ведь у него будет теплиться надежда, что это он, какой-нибудь Сидор Петров, будет капиталистом. А разве это плохо? Совсем по другому пути должен идти и идет рабочий класс. Рабочий класс заинтересован в таком переустройстве общества, чтобы возврат к капитализму был бы немыслим. При разделе
выгонишь капитализм через парадную дверь, а немного спустя он пролезает через заднюю. Единственным выходом отсюда является товарищеский трудовой (коммунистический) строй. При коммунистическом строе все богатства принадлежат не отдельным лицам и не отдельным классам, а всему обществу. Все общество здесь—как громадная трудовая артель. Хозяина над ней нет никакого. Все—равные товарищи. Никаких классов нет: ни капиталистов, которые нанимают рабочих, ни рабочих, которые нанимаются у капиталистов. Работают сообща, по выработанному и высчитанному трудовому плану. Подсчитает центральное статистическое! (счетное) бюро, что в год нужно произвести столько-то и столько-то сапог, брюк, колбасы, ваксы, пшеницы, холста и так далее; подсчитает оно, что для этого на полях должно работать такое-то количество товарищей, на колбасных заводах такое-то, в крупных портновских общественных мастерских такое-то, — и вот соответствующим образом распределяются рабочие руки. Все производство ведется по строго высчитанному, взвешенному плану, на основе точного учета всех машин и орудий, всего сырья, всех рабочих рук общества. Точно высчитываются и ежегодные общественные потребности. Производимый продукт складывается в общественных магазинах, откуда и распределяется между товарищами-работниками. Работают только на самых крупных заводах, на самых хороших машинах, так как они сберегают труд. Управление производством — самое экономное: всякие излишние затраты избегаются, а чтобы их не было, этому делу помогает один общий план всего производства. Тут нет такого порядка, чтобы в одном месте вели дело по-одному, в другом — по-другому, в одном не знали, что делается в другом. Тут, наоборот, чуть ли не весь мир взвешен и подсчитан: хлопок возделывается только там, где для этого самая подходящая почва; производство угля сосредоточивается в самых богатых копях; железоделательные заводы строят поблизости от угля и руды; где почва годится для пшеницы, ее не застраивают городскими громадинами-домами, а сплошь засевают. Все, словом, распределяется так, чтобы каждое производство находило для себя наилучшее место, где бы работа спорилась лучше всего, где бы все легче доставалось, где бы труд человеческий был самым производительным. Всего этого можно добиться и достигнуть только при едином плане, прк полном объединении всего общества в одну громадную трудовую общину-артель. Люди в этом коммунистическом строе не сидят на шее один у другого. Здесь нет богатых и выскочек, нет начальников и подчиненных; здесь общество не делится на классы, из которых один господствует над другим. А раз нет классов, это значит, что нескольких сортов людей (бедных и богатых), из которых одни точат зубы против других, угнетатели против 47
угнетенных, угнетенные против угнетателей. Поэтому нет и такой организации, как государство: ведь нет господствующего класса, который нуждался бы в особой организации для содержания в ежовых рукавицах своего классового противника. Нет управления над людьми и власти человека над человеком; есть только управление над вещами, над машинами, власть человеческого общества над природой. Род людской не разбит на враждующие лагери: он объединен здесь общим трудом и общей борьбой с внешними силами природы. Пограничные столбы срыты. Отдельные отечества уничтожены. Все человечество без различия наций связано во всех своих частях и организовано в одно единое целое. Все народы здесь — одна великая дружная трудовая семья. IV. Анархический или коммунистический строй? Есть люди, которые называют себя анархистами, то есть сторонниками безвластия. Они утверждают, что большевики-коммунисты идут по ложному пути, что они хотят сохранить власть, а всякая власть и всякое государство есть угнетение и насилие. Мы видели, что такое мнение о коммунизме — неправда. Коммунистический строй жизни — это такой строй, где нет ни рабочих, ни капиталистов, где нет никакого государства. И не в том различие между анархическим строем и строем коммунистическим, что в одном есть государство, а в другом нет: нет государства ни там, ни тут. Разница же настоящая заключается вот в чем. Анархисты думают, что лучше всего, свободнее всего будет жить людям тогда, когда они разобьют все производство по маленьким трудовым обществам-коммунам. Набралась компания, артель в десять человек по добровольному согласию — прекрасно. Эти десять человек начинают работу на свой страх и риск. В другом месте возникла другая такая артель, в третьем— третья. А потом эти артели начинают входить между собою в переговоры и соглашения: одной не хватает одного, другой — другого. Понемногу они уговариваются между собой, заключают «свободные договоры». Й вот все производство движется в этих маленьких коммунах. Каждый волен выйти в любое время из коммуны, каждая коммуна вольна выйти из добровольного союза (федерации) этих маленьких коммун (трудовых артелей). Правильно ли рассуждают анархисты? Любой рабочий, который знает теперешнее фабричное, машинное производство, увидит, что неправильно. Сейчас расскажем почему. . 48
Ведь будущие порядки должны спасти рабочий люд от двух напастей и бед. Во-первых, от угнетения человека человеком, от эксплуатации, от того, чтобы один сидел на шее другого. Это достигается тем, что сбрасывается иго капитала и у капиталистов отнимаются их богатства. Но есть еще одна задача. Она заключается в том, чтобы избавиться от ига природы, чтобы подчинить эту природу себе, чтобы наладить производство самым лучшим, самым совершенным образом. Только тогда будет возможно каждому человеку на выделку еды, сапог, платья, домов и т. д. тратить немного времени, а остальное время употреблять на свое духовное развитие, на науку, на искусство, на все то, что красит человеческую жизнь. Предки теперешнего человека, которые жили, как стада полуобезьян, были равны между собой. Но они вели скотский образ жизни потому, что не они подчиняли себе природу, а природа целиком подчиняла их себе. Наоборот, при капиталистическом крупном производстве человечество научилось подчинять природу, но рабочий класс живет, как рабочая скотина, потому что на его шее сидит капиталист, потому что господствует экономическое неравенство. Что же отсюда следует? А следует отсюда то, что экономическое равенство нужно соединить с крупным производством. Мало того, чтобы капиталисты исчезли. Нужно, чтобы производство было поставлено, как мы уже говорили раньше, на самую широкую ногу. Все маленькие, никудышные предприятия должны отмереть. Вся работа должна быть сосредоточена на самых крупных фабриках, заводах, землях. И не так, чтобы Сидор не знал, что делает Петр, а Петр бы не знал, что делает Сидор. Такие порядки никуда не годятся. Нужно, чтобы был единый план работы. Чем больше местностей охватывал бы этот единый план, тем лучше. Весь мир должен быть, в конце концов, одним трудовым предприятием, где все человечество по одному строго выработанному, просчитанному и промеренному плану работает на себя, без всяких хозяев и капиталистов, на самых лучших машинах, на самых крупных заводах. Для того чтобы двинуть производство вперед; нужно не только не дробить того крупного производства, которое уже оставляет в наследство капитализм. Наоборот, его еще больше нужно укрупнить. Чем шире и крупнее будет общий план, тем в более крупных размерах будет организовано все производство, тем больше оно будет получать указаний из одного счетного и расчетного статистического центра; другими словами, чем более оно будет централизовано, тем лучше. Ибо тем меньше придется труда на долю каждого, тем свободнее будет каждый, тем больший простор для своего духовного развития будет получать человеческое общество. Но как раз этому и противоречит то будущее общество, которое защищают анархисты. Анархический строй вместо того, 49
Чтобы укрупнять, централизовать, упорядочивать Производство, дробит его, а следовательно, уменьшает господство человека над природой. Здесь нет общего плана, нет крупной организации. При анархическом строе нельзя будет даже толком использовать громадные машины, проводить по одному плану железные дороги, предпринимать крупные оросительные или осушительные работы. Приведем один только примерчик. Теперь много говорят о замене паровых двигателей электрическими и об использовании для добывания электрической двигательной силы водопадов и т. д. Чтобы правильно распределить добываемую электрическую энергию, нужно, конечно, высчитать, вымерить и взвесить, сколько и куда этой энергии пустить, так чтобы ото всего была наибольшая польза. А что это значит? Когда это возможно? Это возможно только тогда, когда производство сорганизовано в крупном масштабе (размере), когда оно сосредоточено в одном-двух крупных центрах учета и управления. Наоборот, это невозможно при анархическом строе маленьких, распыленных, слабо друг с другом связанных коммунок. Таким образом, мы видим, что на деле при анархическом строе производства организовать как следует нельзя. А это вдечет за собой большой рабочий день, то есть громадную степень зависимости от природы. Анархический строй был бы тормозом, который мешает человечеству идти вперед. Вот почему мы, коммунисты, боремся против того учения, которое распространяют анархисты. Теперь понятно, почему анархическая проповедь приводит и к дележке вместо правильного коммунистического устройства общества. Ведь анархическая коммунка — это не громадное сотрудничество людей, а кучка, которая может насчитывать даже двух человек. В Петербурге вот была такая группа: «Союз пяти угнетенных». По анархическому учению может быть и «союз двух угнетенных». Представьте теперь себе, что выйдет, если каждый пяток людей или каждая двойка начнет самостоятельно реквизировать, конфисковать и работать потом за свой страх и риск. В России найдется около ста миллионов трудящегося населения. Если бы оно образовало «союзы пяти угнетенных», так в России оказалось бы двадцать миллионов (а каждый миллион — это тысяча тысяч) таких коммун. Можно себе вообразить, какое вавилонское столпотворение стало бы, если бы эти двадцать миллионов коммунок начали бы самостоятельно действовать! Получился бы такой хаос, такая «анархия», что не приведи бог1 Немудрено и то, что если бы такие группы стали самостоятельно захватывать богатство богатых, то, кроме дележки, ничего бы не получилось. А дележка приводит, как мы видим выше, снова к царству капитала, угнетению и насилию над трудовыми массами. SO
VIII. Банки — общее достояние трудящихся (Национализация банков) Мы видели выше, что причиной всех зол в капиталистическом обществе является то обстоятельство, что все средства производства принадлежат классу помещиков и капиталистов. Мы видели также, что избавление от этого можно найти только на одном пути — на пути изъятия этих средств производства из рук капиталистического класса (будь то отдельные капиталисты, или хозяйские союзы, или буржуазное государство) и на пути передачи этих средств производства в руки трудящихся классов. Это можно делать, и это делается, раз у рабочих и крестьян есть в руках такое сильное оружие, как их трудовая, советская власть. Понятно, что здесь нужно идти таким путем, чтобы прежде всего отнять у капитала самые существенные и самые важные области, взять главные экономические крепости капитала. Во- вторых, необходимо начинать с того, что легче всего не только взять, но и организовать, поставить под свой контроль и учет, наладить дело так, чтобы оно шло наиболее гладко. Мы ведь знаем уже, что задача рабочего класса и деревенской бедноты состоит вовсе не в том, чтобы у богатых все отнять и отнятое разложить по своим карманам, расхитить и поделить, а в том, чтобы построить трудовое общество, по плану работающее и организующее производство продукта и его распределение. А отсюда следует, что рабочему классу в первую голову нужно ухватиться за те организации, которые и раньше существовали, но только для пользы капиталистов, и эти .организации переделать на свой манер, поставить их на другую ногу, так, чтобы они служили не капиталистам и помещикам, не пройдохам-спе- кулянтам, а трудовому народу. Поэтому как раз наша партия и представляет требование (это требование уже проведено в жизнь) национализации банков, то есть передачи банков в руки пролетарско-крестьянского государства. Обыкновенно думают, что все значение банков состоит в том, что в банковых погребах лежат кучи золота и массы бумажных денег и ценностей, и что именно из-за этого коммунисты зарятся на банки. На самом же деле это не так. Современные банки — это не только денежные мешки. Это — нечто гораздо большее. А именно: банки являются организационной головкой, верхушкой капиталистической организации, которая управляет промышленностью. Как это происходит? А вот как. Капиталисты-промышленники наживают свои при¬ 51
были непрерывно, и капиталы текут к ним, как непрерывный поток. Куда девает капиталист получаемую прибыль? Часть он продает, пропивает, прокучивает. Другую — значительно большую— часть он приберегает для расширения своего «дела». Но расширить это дело он может не всякую минуту, а тогда, когда у него накопится, «притечет» к нему довольно солидная сумма, достаточная, скажем, для того, чтобы построить новый фабричный корпус или закупить новые машины. До тех пор, пока этого нет, он, чтобы денежный капитал не лежал «даром», отдает его в банк и получает от банка определенный процент. Спрашивается теперь, лежит ли капитал этот в банке и увеличивается там сам собой? Конечно, нет. Банк пускает этот капитал в дело. Он либо основывает свои предприятия и получает от них солидную прибыль, либо покупает часть паев (акций) уже имеющихся предприятий, либо покупает часть акций таких предприятий, которые только что возникают. На свои паи (акции) он получает проценты (дивиденды) значительно более высокие, чем те суммы, которые он выплачивает вкладчикам. Разница остается в банке. Эта разница накопляется, снова пускается в дело, и таким образом растет собственный капитал банка. Чем дальше, тем больше банки становятся настоящими хозяевами промышленных предприятий: одними предприятиями они владеют целиком, другими — лишь частью. Опыт показал, что достаточно владеть 30—40 процентами всех паев, чтобы по сути дела всем распоряжаться. И в действительности так оно и происходит. В Америке, например, два банка распоряжаются и управляют всей промышленностью. В Германии четыре банка держат в руках хозяйственную жизнь страны. То же самое было до известной степени и в России. Громадное большинство крупных предприятий в России — это акционерные общества (товарищества на паях). И вот русские банки являлись владельцами очень большого количества акций (паев) этих предприятий, так что акционерные общества находились в самой тесной связи и в полной зависимости от банков, были у них «под началом». Так как один банк распоряжается судьбами многих промышленных предприятий, то понятно, что ряд крупнейших банков является по существу дела главным управлением промышленности, центром, где сходятся нити от разного рода предприятий. Вот почему захват банков, изъятие их из частных рук, передача их в руки рабоче-крестьянского государства, или, как говорят, их национализация, должны были стать первейшей необходимостью для рабочего класса. Конечно, буржуазия, ее печать и ее подголоски подняли по этому поводу дикий вой: «Большевики — грабители! Большевики — воры! Не давайте грабить народные богатства и народных сбережений!» Но весь этот вой был вполне 62
понятен: буржуазия чувствовала, что национализации Панков есть переход ц трудящимся классам главной крепости, главной твердыни капиталистического общества и, следовательно, что это —первый и самый решительный шаг к разрушению мира наживы и эксплуатации. Раз пролетариат наложил свою руку на теперешние банки — это значит, что он в значительной степени держит уже вожжи от промышленности. С другой стороны, нетрудно понять, что без национализации банков невозможно было бы оттеснять капиталиста на фабриках и заводах. Современная фабрика зависит от банка: или банк ею просто-напросто владеет, или он владеет частью акций, или он дает ей кредит в каких-либо иных формах, на другой манер. Представим себе теперь, что на какой-нибудь фабрике рабочие все взяли под свой учет и контроль. Если банк — в частных руках, в руках буржуазии, тогда такому предприятию — крышка: ему банк заявит, что всякий кредит он прекращает. А это все равно, что отрезать осажденную крепость от подвоза. Тогда рабочие неминуемо должны были бы сдаться и кланяться в ноги хозяину. Значит, при национализации банков Советским правительством рабоче-крестьянская власть получает возможность распоряжаться и управлять денежными средствами и всевозможными бумагами, которые эти денежные средства заменяют, для того, чтобы не только не препятствовать переходу промышленности в руки трудящихся классов, но, наоборот, чтобы этому переходу помогать. Сила, которая в руках банкиров была направлена против рабочих, становится в таком случае силой, помогающей рабочему классу и направленной против капиталистов. Главная дальнейшая задача состоит в том, чтобы различные, прежде частные, банки слить в один народный банк, объединить деятельность банков, или, как говорят, централизовать банковое дело. Тогда, при переходе промышленности в руки рабочего класса, народный банк превратился бы в главйую расчетную кассу, в учреждение, которое производит взаимную «расплату» между отдельными предприятиями и отдельными отраслями производства. В самом деле, предположим, что от центрального банка зависит угольная, сталелитейная и железоделательная промышленность. Каждая из них должна потреблять продукты другой: сталелитейные заводы должны получать уголь из каменноугольных копей, заводы, обрабатывающие сталь, должны доставать эту сталь у сталелитейных заводов и так далее. Понятно, что раз все эти предприятия зависят целиком от банка, то всякие «расплаты» могут производиться простым переносом счетов; банк становится расчетной конторой, центральной бухгалтерией, где видны налицо отношения между разными предприятиями и разными производствами. В зависимости от этих отношений банк поддерживает («финан¬ 53
сирует») промышленность, снабжая ее денежными подкреплениями. В конце концов, если бы удалось как следует организовать все дело (а к этому и стремится наша партия и советская власть, во главе которой наша партия стоит), то получилась бы такая картина: все отрасли производства принадлежат трудовому рабочему государству; они объединены центральным народным банком; здесь сходятся все нити от отдельных предприятий, объединенных по отраслям производства; в банке ведется точный учет этих предприятий и всех сделок между ними, которые взаимно погашаются, так как одна отрасль производства поставляет продукт для другой; в банке, в этом счетоводстве общественного производства, отражается, таким образом, общее положение производства и отношения между различными частями этого производства. Централизованное и национализированное (то есть объединенное и находящееся в руках рабоче-крестьянского государства) банковое дело превращается в общественную бухгалтерию социалистического товарищеского производства. IX. Крупная промышленность — рабочему народу (Национализация промышленности) Крупнейшим шагом по пути изъятия средств производства из рук эксплуататоров является, как мы видели выше, пролетарская национализация банков. Но все же, если бы на местах, на самих фабриках и заводах, сохранилась власть капиталистов, их право собственности хотя бы на ту часть крупного производства, которая принадлежит банкам непосредственно, то хорошего получилось бы весьма мало. Эти предприятия тянули бы денежные средства из банка, и господа капиталисты преспокойно эксплуатировали бы своих рабочих да еще выклянчивали бы казенные субсидии, тратя их неизвестно на что. Поэтому переход к коммунистическому строю, который немыслим без национализации банков, в то же время немыслим без пролетарской национализации крупного производства. И здесь рабочий класс и наша партия идут таким путем, чтобы не только сломать старое, вырвать у капиталистов распоряжение над производством, но и чтобы создать новые отношения. Вот почему национализация промышленности должна производиться, начиная с крупного производства, и в первую голову с так называемых синдицированных отраслей. Что такое синдицированная (объединенная в синдикаты) промышленность? Синдикаты — это крупные хозяйские союзы;
когда капиталисты нескольких предприятий видят, что им не стоит отбивать друг у друга покупателя, а гораздо выгоднее заключить тесный союз для того, чтобы сообща обирать публику, тогда они организуют синдикаты или еще более тесный союз фабрикантов — тресты. Когда предприниматели не объединены в такие союзы, то каждый из них сбивает цену другому: всякому хочется отбить покупателя у своего противника-конку- рента; а это можно сделать только так, что продавать приходится дешевле, чем он; он тогда не выдержит, начнет разоряться. Такая борьба между самими предпринимателями-хозяе- вами приводит к тому, что мелкая сошка не выдерживает и гибнет, побеждают крупные акулы капитала, богатейшие предприниматели. Предположим теперь, что остается в какой-нибудь отрасли производства (скажем, в металлургической) три-четыре крупнейшие фирмы. Если какая-нибудь из них сильнее других, тогда она ведет борьбу до тех пор, пока не разорит остальных. А если силы у них приблизительно одинаковые, тогда ясно, что взаимная борьба бесплодна, она будет истощать всех соперников в равной мере. Вот тут-то и появляется у них стремление заключить между собой сделку: они организуют союз этих предприятий и уговариваются, что будут продавать свой товар не ниже, чем по таким-то и таким-то ценам; они распределяют между собой заказы или назначают одной фирме один район, другой фирме — другой район, словом, полюбовно делят рынки между собой. Так как вошедшие в синдикат фирмы производят обычно гораздо больше половины всего продукта данной отрасли, то это означает, что синдикат господствует над рынком, что синдикатчики могут устанавливать очень высокие цены на продукты, обдирать своих земляков как липку. Но раз они входят в союз, то совершенно естественно, что им приходится создавать общее управление для прежде раздельных предприятий, вести совместный строгий учет производимых продуктов, налаживать распределение заказов, словом, организовывать производство. Не для народа, не для того, чтобы народ получал больше, а ради прибыли и барыша капиталистов, ради того, чтобы с рабочих больше драть, покупателя обирать,— вот для чего соединяются капиталисты в свои союзы. Теперь понятно, почему рабочий класс должен в первую голову национализировать те отрасли производства, которые были синдицированы. Это —потому, что сами капиталисты организовали их. А с организованным производством — хотя бы его организовали сперва господа капиталисты — легче справиться. Нужно, конечно, переделать капиталистические организации на совсем другой манер; нужно вышибить оттуда замате- рых врагов рабочего класса; нужно обеспечить прочную позицию для рабочих так, чтобы все было рабочим подчинено; кое-что нужно уничтожить совсем. Но и для малого ребенка 56
понятно, что такими отраслями производства овладеть легче. Тут все равно, что с казенными железными дорогами: они были организованы буржуазным государством. Но все-таки, как раз потому, что здесь было централизованное управление, была организация, и рабочему государству их легче взять в свои руки. В Западной Европе (в особенности в Германии) и в Соединенных Штатах Америки почти все производство за время войны перешло к буржуазному разбойничьему государству. Буржуазия там решила, что ей не достигнуть победы, если грабительская война не будет поставлена по последнему слову науки. А сбвременная война требует, чтобы на нее не только тратили деньги, но и все производство было организовано для войны, чтобы был строгий учет всего, чтобы лишнего ничего не тратилось, чтобы все силы были правильно распределены. А это возможно только тогда, когда есть централизованное, объединенное управление. Буржуазия Европы сделала это, предоставив почти все производство своему разбойничьему государству. Понятно, что здесь это организованное производство не для того организовано, чтобы приносить пользу рабочему классу, а для того, чтобы вести грабительскую войну и давать на ней наживаться буржуазии. Немудрено, что во главе этой организованной каторги стоят генералы, банкиры, самые крупные эксплуататоры. Немудрено также, что рабочий класс там подавлен, превращен в былого раба, в крепостного. Но, с другой стороны, если рабочий класс разобьет там буржуазную государственную машину, тогда ему будет очень легко овладеть производством и поставить его на новый лад; ему придется выгнать генералов и банкиров, посадить всюду своих людей; но он сможет использовать тот аппарат учета, контроля, управления, который был уже создан хищниками капитализма. Вот почему западно-европейскому рабочему в тысячу раз труднее начать (разрушить крепчайшее буржуазное государство), но будет легче кончать, имея под рукой организованное буржуазией производство. Русская буржуазия, которая видела, что ее власть непрочна, что пролетариат близок к победе, боялась ступить решительно на тот путь, по которому пошла западно-европейская буржуазия. Она понимала, что вместе с государственной властью к рабочему классу перейдет тогда и налаженное производство. Вот почему она не только не заботилась об организации, но, наоборот, стремилась к разрухе и даже при 'Керенском еще саботировала (портила) производство. Однако нужно заметить, что еще до войны в России, отчасти благодаря иностранному капиталу, важнейшие отрасли промышленности были уже синдицированы. В особенности это нужно сказать о так называемой тяжелой промышленности 66
(каменный уголь, металлургическое производство и т. д.). Всем известны такие громадные синдикаты, как «Продамета», «Прод- уголь», «Продвагон», «Кровля» и прочие. Вот эту-то тяжелую индустрию и необходимо национализировать прежде всего (это уже и делается; например, уральское производство национализировано почти сплошь), а затем национализировать вообще всю крупную промышленность. Вместе с переходом в руки рабочего государства крупной промышленности и мелкая будет поставлена от нее в зависимость. Ведь очень многие мелкие производства зависят весьма сильно от крупных и до всяких национализаций. Бывает так, что они являются простыми починочными мастерскими при крупных предприятиях; в другом случае они сбывают свои продукты крупному предприятию; в третьем они зависят от него как покупателя сырого материала; в четвертом они зависят от банков и так далее. Вместе с национализацией банков и крупной промышленности они сразу становятся в своего рода подчинение национализированному производству. Конеч«о, остается еще масса маленьких хозяйчиков, кустарей и т. д. Их в России очень и очень много. Но все же основа нашей промышленности — это вовсе не кустари, а крупное производство, и национализация рабочим государством этого производства наносит капиталу непоправимый удар. Банки и крупная промышленность две главные крепости капитала. Их экспроприация, то есть их захват рабочим классом, рабочей властью, есть конец капитализма и начало социализма. Средства производства — эта главнейшая опора человеческого существования — отнимаются здесь у кучки эксплуататоров и передаются в руки рабочего класса, в руки рабоче-крестьянской власти. Меньшевики и правые эсеры, которые ни шагу не хотят отступать от капитализма и идут рука об руку с буржуазией, страшно восстают против всяких национализаций при советской власти. Это происходит потому, что они, так же как и буржуазия, прекрасно чувствуют, что здесь наносится жестокий удар в самое сердце капиталистического строя, который им так мил и приятен. При этом они морочат голову рабочим, рассказывая, что мы «не дозрели» до социализма, что у нас такая отсталая промышленность, что организовать ее абсолютно невозможно, и так далее. Мы уже видели, что все это далеко не так. Отсталость России заключается вовсе не в том, что в нашей промышленности мало крупных предприятий — наоборот, у нас их очень много. Отсталость наша заключается в том, что вся наша промышленность слишком мало занимает места по сравнению с деревней. Но и тут нельзя преуменьшать значения нашей промышленности: ведь недаром рабочий класс ведет за собой все живые силы революции. 57
Любопытно еще вот какое обстоятельство. Господа меньшевики и правые эсеры выставляли в свое время, когда власть была у буржуазии и у них, программу государственного регулирования промышленности. Тогда они не плакали по поводу нашей отсталости. Тогда они полагали возможным организовать промышленность. В чем же дело? А в очень простой вещи. Меньшевики и правые эсеры считают нужным, чтобы буржуазное государство организовывало производство (в Западной Европе с этим согласится и Вильгельм, и Георг, и президент Вильсон); партия коммунистов, наоборот, хочет, чтобы производство было организовано пролетарским государством. Вот как просто .открывается ларчик. Тут все та же старая история: меньшевики и эсеры идут назад, к капитализму, коммунисты — вперед, к социализму и к коммунизму. И самым крупным шагом по этому пути коммунисты считают национализацию банков и национализацию крупного производства. X. Общественная обработка народной земли Октябрьская революция сделала то, чего добивались русские крестьяне в течение столетий: она отобрала у помещиков землю и передала ее в руки крестьян. Вопрос заключается теперь в том, как этой землей распорядиться. И тут мы, коммунисты, должны занять такую же позицию, как и в вопросе о дележке, промышленного производства. Конечно, землю поделить можно не так, как фабрику. Но что бы вышло из дележки земли в частную собственность, из раздела земли между отдельными крестьянами? Вышло бы то, что тот, у кого припасены были кое-какие деньжонки, кто посильнее да побогаче, вышел бы быстро «в люди», превратился бы в кулака-мироеда и ростовщика, из кулаков лез бы еще выше, начинал бы скупать землю у тех, кто беднее. Глядишь, через некоторое время деревня бы поделилась снова на крупных землевладельцев земли — помещиков и бедняков, которым оставалось бы одно: либо идти в город, либо наниматься у деревенского богатея. Правда, эти новые помещики были бы не из дворян, а из богатых мужиков, но эта разница небольшая. Кулак-помещик — это настоящий паук, «жох», который будет сидеть на шее у бедноты еще более крепко, чем вырождающийся дворянчик, захудалый и ни к чему не способный. Значит, на пути раздела нет никакого выхода. Выход этот только в общественной, народной собственности на землю, в том, что земля объявляется общим достоянием трудящихся. Советская власть провела закон о социализации земли; поме¬ 68
щики на самом деле отстранены от нее. Земля стала общей собственностью трудового народа. Но этого мало. Нужно стремиться к такому устройству, чтобы землею не только сообща владели, но чтобы ее сообща и обрабатывали. Если нет этой общей товарищеской обработки, то тогда, что ни объявляй, какие законы о социализации ни издавай, все равно из этого ровно ничего не выйдет. Один будет ковыряться на своем «трудовом» наделе, другой — на своем, и, если будут так жить врозь, без взаимной помощи и без общей работы, мало-помалу приучатся смотреть на землю как на свою частную собственность. И никакие законы сверху тут ничем не помогут. Общая обработка земли — вот к чему нужно стремиться, вот чего нужно добиваться. В сельском хозяйстве, точно так же, как и в промышленности, лучше всего можно вести производство в крупном размере. При крупном производстве можно употреблять хорошие сельскохозяйственные машины, можно сберегать всякий материал, самую работу поставить по одному плану, всякого работника поставить к своему месту, вести всему строгий учет, чтобы зря не расходовать ни материалов, ни сил. Задача поэтому заключается вовсе не в том, чтобы каждый крестьянин копался на маленьком трудовой надельчике, как навозный жук на своей кучке, а в том, чтобы крестьяне-бедняки переходили к совместному труду по возможности в самом крупном размере. Как это сделать? Это можно и должно делать двумя путями: во-первых, товарищеской обработкой прежних крупных помещичьих имений; во-вторых, организацией трудовых сельскохозяйственный коммун. В прежних помещичьих имениях, где земля не целиком сдавалась в аренду крестьянам, а где велось свое собственное хозяйство, это хозяйство велось, конечно, в десять раз лучше, чем крестьян. Вся беда была только в том, что доходы-то от этого поступали в руки помещиков, сидевших на крестьянской шее. И вот тут для коммунистов ясно одно: точно так же, как рабочие вовсе не должны расхищать фабричный инвентарь, делить его между собой и портить фабрику, точно так же должны поступать и крестьяне. В помещичьих имениях бывает подчас много добра: тут и лошади, и рогатый скот, и плуги всякие, и запасы семян, иной раз и машин, жнейки, косилки всякие и так далее. В других имениях есть молочное хозяйство, сыроварни, целые заводы понастроены. И вот было бы глупо все это по отдельным дворам растаскать и расхитить. В этом заинтересованы кулаки: они знают, что рано или поздно в их руки попадет, что они скупят у бедного мужика его доли. Кулак охотно понимает, что на этом пути дележки ему будет в конце концов «лафа». Наоборот, совсем другие интересы у бедных крестьян, у полупролетариев, у тех, кто сам еле-еле переби¬ N
вался, а то и наниматься ходил. Для деревенской бедноты в тысячу раз выгоднее поступать с крупными имениями так, как рабочие поступают с фабриками: взять их под свой учет, контроль и управление; сообща обрабатывать бывшее помещичье имение; не расхищать по отдельным дворам, а сообща пользоваться всеми машинами и инвентарем, которые раньше были у помещика, а теперь перешли в руки крестьян; на общественный счет приглашать к себе агрономов, знающих людей и обрабатывать землю не по-дурацки, а так, чтобы земля родила не меньше, чем она родила у помещика, а больше. Взять землю нетрудно, взять имения тоже оказалось нетрудно. Это нужно было сделать. Как ни отговаривали эсеры и меньшевики мужиков (дескать, мол, беззаконие, и ничего из этого не выйдет, одна кровавая баня из-за этого в деревне получится, и то да се), но крестьяне землю взяли, а советская власть им в этом помогла. Гораздо труднее эту землю удержать в руках трудящихся, уберечь ее от кулаков, у которых уже разгорелись глаза на нее. И тут-то вот крестьянской бедноте нужно помнить, что она зорко должна смотреть за целостью общественного добра. Ведь теперь бывшее помещичье добро — это добро общественное. Его нужно хранить и беречь, как зеницу ока. Его нужно приумножать на пользу всех трудящихся. Тут нужно действительно организовать дело так, чтобы выборные крестьянской бедноты и рабочих, волостные советы и их земельные отделы за всем следили, не давали ничему пропадать и помогали бы общественной обработке бывших помещичьих имений. Чем больше будет налажено общественное производство в таких имениях, тем лучше. Это значит, что и хлеб будет лучше родиться, и кулаки не добьются своего, а что крестьяне будут все больше и больше учиться совместной, общей работе — самая важная-для коммунизма вещь. Но не только нужно сохранять старые помещичьи имения, чтобы их обрабатывать на новых началах. Нужно стремиться к организации из маленьких трудовых надельчиков общих крупных сельскохозяйственных трудовых коммун. Теперь ведь власть в руках самих рабочих и крестьян. А это значит, что она будет,— поскольку это возможно,— помогать всякому благому начинанию. Нужно лишь, чтобы сами беднейшие крестьяне и полупролетарии, а также бывшие батраки проявили больше самодеятельности, своего собственного почина. Слабосильные крестьяне-бедняки в одиночку ничего не смогут сделать, будут едва-едва в состоянии как-нибудь держаться. Но они смогут многого д<?биться, если начнут свои трудовые наделы соединять, совместно доставать себе оборудование — при помощи городских рабочих — и таким образом ' сообща обрабатывать землю на товарищеских началах. Городские советы и хозяйственная организация рабочих будут таким трудовым сельскохо¬ 60
зяйственным коммунам помогать, доставлять им железные и мануфактурные продукты; онц будут помогать им в доставке агрономов и сведущих людей. Мало-помалу таким образом прежний захудалый мужичонка, который дальше своего огорода ничего не видел, начнет превращаться в товарища, который вместе с другими товарищами, нога в ногу, рука в руку, будет идти по пути совместной работы в крупном размере. Понятно, что для такой постановки всего дела нужна хорошая организация крестьянской бедноты. Эта организация должна иметь перед собой две главные задачи: во-первых, борьба с деревенскими кулаками, с ростовщиками, прежними трактирщиками, словом, с сельскохозяйственной буржуазией; во-вторых, налаживание сельскохозяйственного производства, контроль над тем, как распределяется земля; организация трудовых коммун, забота о правильном использовании прежних помещичьих имений; другими словами, громадная работа нового земельного устройства. Такую организацию беднейшие крестьяне должны строить в виде волостных советов, а при этих волостных советах заводить всякие специальные отделы: например, продовольственный, земельный и так далее. Земельные отделы крестьянских советов и должны быть оплотом деревенской бедноты в земельном вопросе. Для того чтобы дело вернее было, лучше всего устраивать организацию этих советов так, чтобы местные или близко живущие фабричные рабочие тоже имели там своих представителей, рабочие — народ больше опытный, чем крестьяне, более привыкиЖй к товарищескому ведению дел, более опытный также в том, как бороться с буржуазией. Рабочие всегда будут поддерживать деревенскую бедноту против богатеев, а потому в них деревенская беднота найдет себе наилучших помощников. Беднота не должна дать себя провести. Боролись-боролись за землю, наконец, отвоевали ее у помещика. Как бы не проворонить ее снова! Как бы не выпустить ее из своих рук! Эта опасность есть, если идти по пути раздробления земли и раздела в частную собственность. Эта опасность исчезнет, если деревенская беднота вместе со всем рабочим классом пойдет по пути возможно более крупного товарищеского производства. Тогда мы на всех парах пойдем к коммунизму. XI. Рабочее управление промышленностью Как на земле главная роль в управлении землей на местах постепенно переходиг к организациям крестьянской бедноты — всевозможным крестьянским советам с их отделами, так точно и управление промышленностью будет переходить и переходить 61
(а наша партия именно этого и требует) к рабочим организациям и органам рабоче-крестьянской власти. До Октябрьской революции и в первое время после нее рабочий класс и наша партия выдвигали требование рабочего контроля, то есть рабочего наблюдения за тем, чтобы на фабриках и заводах капиталисты не скрывали запасов топлива и сырья, не мошенничали и не спекулировали, не портили производства и не смели рассчитывать рабочих как попало. Над производством, куплей, продажей продуктов и сырых материалов, над хранением их, над денежными средствами предприятий устанавливался рабочий надзор. Однако простого надзора оказалось недостаточно. В особенности же недостаточен оказался такой надзор при национализации производства, когда всякие права господ-капиталистов уничтожаются и когда предприятия или целые отрасли производства переходят к государству рабочего класса и крестьянской бедноты. Здесь ясно, что на одном надзоре далеко не уедешь, что необходим не только рабочий контроль, а рабочее управление промышленностью: работая организация, фабрично-заводские комитеты, профессиональные союзы, экономические отделы советов рабочих депутатов, наконец, органы рабоче-крестьянской власти (разного рода специальные комитеты, советы народного хозяйства и т. д.) — вот те организации, которые должны не только надзирать, но и управлять. Здесь нужно отметить вот что. Среди некоторых слоев несознательных рабочих господствует такое понимание дела: мы, мол, берем нашу фабрику в наши руки — и баста. Раньше, положим, фабрика была собственностью фабриканта Сидорова, теперь она — собственность рабочих этой фабрики. Такой взгляд, конечно, неверен. Он очень сильно напоминает дележку. В самом деле, если бы образовалось такое положение, когда каждая фабрика принадлежит рабочим только этой фабрики, тогда получилось бы то, что между фабриками началась бы конкуренция; одна суконная фабрика стремилась бы нажить больше, чем другая, они стали бы отбивать друг у друга покупателя; при этом рабочие одних фабрик разорялись бы, другие богатели, принимали бы себе работников из разорившихся — словом, знакомая картина: как и при дележке, в скором времени возродился бы капитализм. Как бороться против этого? Очевидно, что нужно создать такой порядок рабочего управления предприятиями, который приучал бы рабочих ко взгляду, что каждая фабрика есть собственность не рабочих этой фабрики, а всего рабочего народа. Достигнуть этого можно следующим образом. На каждой фабрике и на каждом заводе может быть рабочее правление, но составлять его нужно так, чтобы большинство этого правления было не из рабочих этой фабрики, а состояло бы из рабочих, ‘I 62
Посланных профессиональным советом данной отрасли Производства, советов рабочих депутатов и, наконец, областным советом народного хозяйства. Если правление будет составлена из рабочих и служащих (рабочим должно быть обеспечено большинство, так как они — более надежные сторонники коммунизма), а большинство рабочих будет не с данной фабрики, то фабрика будет управляться так, как того требуют интересы всего рабочего класса в целом. Всякому рабочему понятно, что фабрики и заводы не могут обходиться без бухгалтеров, техников, инженеров и проч. Поэтому задачей рабочего класса является поставить себе эти слои на службу. Пока рабочий класс еще не мог выделить из своей среды таких специалистов (а он их будет иметь, если удастся провести планы о всеобщем образовании и о доступности специального высшего образования для всякого), до тех пор ему волей-неволей придется привлекать и переплачивать этим специалистам. Пусть они послужат рабочему классу так, как они раньше служили буржуазии. Раньше они были под ее контролем и надзором, теперь они будут под контролем и надзором рабочих и служащих. Для того чтобы производство шло гладко, необходимо, как мы решили уже раньше, чтобы был общий объединенный план. Этого весьма мало, что на каждой крупной фабрике будет свое рабочее правление. Ведь фабрик много, существуют разные отрасли производства, все они связаны между собой, все зависят друг от друга: даю? каменноугольные копи мало угля —останавливаются фабрики и железные дороги; нет нефти — не могут ходить пароходы; нет хлопка — нечего делать текстильным фабрикам. Тут, следовательно, нужно создать такую организацию, которая охватывала бы все производство, имела бы общий план и была соединена с рабочими предприятиями отдельных фабрик и заводов, вела всем запасам и всем потребностям точный учет, не по одному городу и не для одной фабрики, а для всей страны. Необходимость такого общего плана в особенности видна на примере железных дорог. Всякий младенец сейчас понимает, что от железнодорожной разрухи происходят невероятные бедствия; в Сибири, например, есть лишний хлеб, а в Петербурге чуть ли не голод. Почему? Потому что даже тот хлеб, который есть, недоступен для жителей Петербурга — его не могут перевезти как следует. Для того чтобы было правильное движение, необходимо, чтобы все было подсчитано и распределено. А это возможно лишь при едином плане. Представим себе, что на одной версте железными дорогами управляют по-одному, на другой — по-другому, на третьей — по-тре- тьему, не считаясь друг с другом. Получилась бы ужасная каша. Этой каши можно избежать лишь при централизованном, объединенном управлении. Поэтому появляется необходи- вз
мость в таких рабочих органах, в таких трудовых организациях, которые объединяли бы целые отрасли производства, которые связывали бы эти отрасли производства между собой, которые, наконец, соединяли бы в одно целое, объединяли бы деятельность разных районов страны: Сибири, Урала, северных губерний, центра и так далее. Такие органы создаются: это — районные и областные советы народного хозяйства, затем специальные комитеты, объединяющие целые отрасли производства или торговли (например, Центротекстиль, Главсахар и т. д.), а на самом верху, как центральная организация,— Высший Совет Народного Хозяйства. Все эти организации стоят в связи с Советами рабочих депутатов и работают совместно с Советской властью. По своему составу они состоят главным образом из представителей рабочих организаций и опираются на профессиональные союзы, фабрично-заводские комитеты, союзы служащих и так далее. Так мало-помалу создается сверху донизу рабочее управление промышленностью. На местах — фабрично-заводские комитеты и рабочие правления; повыше — районные и областные комитеты и советы народного хозяйства и как верхушка организации — Высший Совет Народного Хозяйства. Задача рабочего класса состоит теперь в том, чтобы расширить и всемерно Укреплять рабочее управление промышленностью, воспитывая самые широкие массы для этого дела. Забота пролетариата, который берет в свои руки производство не в собственность отдельных лиц или групп, а в собственность всего трудящегося класса, эта забота должна состоять в том, чтобы подпереть центральные и областные рабочие организации тысячами своих ячеек, рабочих правлений на местах, на отдельных фабриках и заводах. Если высшие органы управления не будут опираться на местные, тогда они повиснут в воздухе, превратятся в чиновничьи, или, как говорят, бюрократические, учреждения, от которых отлетит живой революционный дух. Наоборот, они будут в состоянии справиться с ужасной разрухой, если со всех сторон они будут поддержаны живыми силами рабочего класса на местах и каждое распоряжение центральных рабочих организаций будет находить отклик и не за страх, а за совесть проводиться в жизнь рабочими организациями и рабочими массами на местах. Чем больше сами массы будут обсуждать все дела, чем горячее и участливее будут они относиться к выборам своих правлений, к работе на заводах и фабриках, к тому, чтобы всякие непорядки и жульничество беспощадно изгонять, тем скорее рабочий класс овладеет в действительности, а не только на словах всем промышленным производством и будет осуществлена не только политическая, но и экономическая, хозяйственная диктатура рабочего класса, то есть рабочий класс станет действительным хозяином не только в управлении ар¬ 64
мией, судом, школой и прочими делами, но и в управлении производством. Только тогда будет в корне подорвано могущество капитала и убита возможность того, что капитал снова сможет сесть на шею рабочему классу. XII. Хлеб —только трудящимся (Трудовая повинность для богатых) Переход к коммунистическому строю означает переход к такому строю, где не будет никаких классов, никакого классового различия между людьми, а где все в равной мере будут не наемными рабочими, а общественными работниками. К подготовке этого строя нужно переходить немедленно. И одним из первых шагов к этому наряду с пролетарской национализацией банков и производства является введение трудовой повинности для богатых классов. Сейчас есть много людей, которые ничего не делают, не производят никакого продукта, а исключительно потребляют, продают, изнашивают, тратят то, что сработали другие. Более того, находятся люди, которые не только не работают, но стремятся всей своей деятельностью, всяческими средствами напортить и напакостить Советской власти и рабочему классу. У всех рабочих перед глазами стоит пример саботажа, которым занималась русская интеллигенция — учителя, инженеры, доктора и прочие «ученые люди». 0 более крупных птицах — директорах фабрик и банков, бывших высших чиновниках и так далее — и говорить не приходится. Все они прилагали усилия, чтобы дезорганизовать, разрушить в корне работу пролетариата и Советской власти. Задача пролетариата состоит в том, чтобы заставить и господ буржуа, й господ бывших помещиков, и многочисленных интеллигентов из зажиточных — заставить их работать на общую пользу. Как это сделать? Путем введения рабочих бюджетных книжек и трудовой повинности. Каждый из таких граждан получает особую книжку, в которой ведется счет его работы, его обязательного труда. Под записи в его рабочей книжке ему дается право на покупку или получение определенных продуктов, в первую голову хлеба. Если человек отказывается работать (предположим, что они — саботажники из бывших чиновников или взбесившийся против рабочих бывший фабрикант или бывший помещик, который никак не может помириться с тем, что у него уплыла земля, на которой он сидел десятки лет); так вот, если такой человек отказывается трудиться, то в его рабочей книжке нет соответствующей записи; бн идет в лавку, а ему говорят: «Для вас ничего нет; пожалуйста, запись о вашей работе». 3 Заказ М 2227 65
При таких порядках масса тунеядцев, которая заполняет Невский проспект и главные улицы крупных городов, будет волей-неволей вынуждена приняться за дело. Само собой разумеется, что проведение в жизнь подобной трудовой повинности натыкается на большие трудности. Богатые и среднезажиточные классы и группы будут всеми мерами отлынивать от обязанности трудиться и будут всеми мерами, с другой стороны, чинить препятствия таким порядкам. Наладить дело так, чтобы некоторые продукты получались только под записи в рабочих книжках, чтобы иначе эти продукты не выдавались,—дело не легкое. У богатых, у которых есть деньги (а деньги теперь — это значки для получения продукта), есть в то же время тысячи возможностей обманывать Советскую власть, обманывать рабочих и крестьянскую бедноту. Нужно эти возможности уничтожить правильной организацией снабжения. Трудовая повинность для богатых может вводиться, скажем, таким образом: всякое лицо, получающее доходу свыше 500— 600 рублей в месяц, всякое лицо, нанимающее рабочих, всякая семья, имеющая домашнюю прислугу, и так далее получают потребительско-рабочие книжки. По таким примерно признакам может вводиться трудовая повинность для богатых. Разумеется, трудовая повинность для богатых должна быть переходом ко всеобщей трудовой повинности. Не только потому, что поднять производительность нашей промышленности и сельского хозяйства можно лишь путем привлечения к работе всех способных трудиться членов общества, но и потому, что необходимы строгий учет рабочих рук и правильное распределение этих рабочих рук по различным отраслям производства и по отдельным предприятиям. Как в войне нужно, с одной стороны, мобилизовать все силы, а с другой — их учесть и правильно организовать, точно так же в войне с хозяйственной разрухой нужно подтянуть все пригодные для войны слои населения, их учесть и их организовать в одну великую трудовую армию с трудовой дисциплиной и с пониманием своих трудовых обязанностей. Сейчас у нас в России в силу хозяйственной разрухи, недостатка топлива и сырья (а это бедствие особенно увеличилось потому, что банды немецкого империализма заняли юг России и Украину)—громадная безработица. Поэтому получается такое положение: с одной стороны, ясно, что мы можем выехать лишь на живой рабочей силе, на том, что труд повысит производительность нашей промышленности и сельского хозяйства, причем эта живая рабочая сила — рабочие руки — есть\ с другой стороны, несмотря на то, что этих рабочих рук много, им некуда и негде приложить свои силы. И без того безработица. Куда же ставить еще больше людей, которых рабоче-крестьянская власть обяжет трудиться? Правда, одной из важ¬ 66
нейших задач является организация общественных работ и всевозможных государственно важных сооружений (проведение железных дорог, разработка новых рудников, осушительные и оросительные работы, разработка торфяных залежей, постройка зерновых складов, так называемых элеваторов и так далее). Но опять-таки понятно, что сразу эта работа не сможет поглотить того огромного количества излишних рабочих рук, которые имеются. Поэтому на самых первых порах придется ограничиться точным учетом рабочих рук, с обозначением профессии и специальности и с введением обязательной службы по требованию Советской власти или рабочих органов по управлению производством. Поясним это примером. Предположим, что для обследования новых рудников в Сибири нужны инженеры-специалисты. Металлургический отдел или горный отдел Совета Народного Хозяйства заявляет на них требование. Отдел учета рабочих сил смотрит по профессиональным спискам, находит там соответствующих лиц, и они, как взятые на учет, обязаны ехать туда, куда посылают их вышеупомянутые отделы. Понятно, что по мере того, как будет налаживаться организация производства и будет, таким образом, создаваться возможность работать, постепенно будет воплощаться в жизнь и трудовая повинность, то есть привлечение к обязательному общественному труду всех трудоспособных элементов. Трудовая повинность сама по себе — это далеко не новая вещь. Сейчас во всех почти воюющих странах империалистические правительства ввели трудовую повинность для населения (в первую голову, для угнетенных классов). Но та трудовая повинность, которая введена в Западной Европе, как небо от земли, далека от той, которую необходимо вводить нам. В империалистических государствах ее введение означает полное порабощение рабочего класса, полное закабаление его со стороны финансового капитала и со стороны разбойничьего государства. Почему? Да очень просто почему: потому, что рабочие не сами управляют собой, а ими управляют по своему распоряжению генералы, банкиры, крупные синдикатчики, буржуазные пройдохи-министры. Рабочий здесь — простая пешка в их руках. Он, как крепостной, которым барин мог распоряжаться, как угодно. Неудивительно, что трудовая повинность на Западе означает сейчас новую барщину, крепостную повинность, военную каторгу. А вводится она там для того, чтобы велась без конца грабительская война и чтобы рабочие набивали карманы господ капиталистов. У нас рабочие сами, через свои собственные организации, должны вводить и проводить трудовую повинность на основе самоуправления рабочих. Никакие буржуа над ними здесь не стоят. Наоборот, рабочие стоят над прежними буржуа. Конт-' 3* 67
роль, учет, распределение рабочих рук—все это является у нас делом рабочих организаций, а поскольку трудовая повинность будет переходить на деревню, делом крестьянских советов, которые будут стоять над сельской буржуазией и подчинять ее себе. Все органы, которые будут заведовать рабочими руками, будут снизу доверху рабочими органами. Это вполне естественно: если управление промышленностью будет и становится рабочим управлением, то и заведование трудом будет в руках рабочих —ведь это только часть управления производством. Перед рабочим классом, который хочет овладеть (и овладеет, несмотря ни на какие препятствия) экономической, хозяйственной жизнью, перед рабочим классом, который становится хозяином своих богатств, выдвигается основной вопрос об организации производства. Организация производства требует, са своей стороны, разрешения двух главных задач: организации средств производства (учет, контроль, правильное распределение топлива, сырья, машин, инструментов, семян и т. д.) и организации труда (учет, контроль, правильное распределение рабочих рук). Для того чтобы всемерно использовать все силы общества, и необходима трудовая повинность, которую рабочий класс рано илр поздно введет. Дармоеды тогда исчезнут — останутся полезные для общества работники. XIII. Правильное распределение продукта; уничтожение торговой прибыли и спекуляции; потребительские коммуны Овладеть производством нельзя по-настоящему без того, чтобы овладеть распределением, продуктов. Если производимый продукт распределяется неправильно, тогда не может происходить и правильное производство. Предположим, что национализированы все крупнейшие отрасли промышленности. Как мы видели выше, одна отрасль производства работает для другой. Чтобы производство шло правильно, нужно, чтобы для одной отрасли поступало столько материала, сколько необходимо для нее, для одного предприятия — одно количество, для другого — другое. Значит, производимый продукт необходимо правильно, по плану, в соответствии с потребностями производства распределять. Всевозможные органы снабжения, то есть такая рабочая организация, которая заведует распределением продукта, должны быть связаны с органами, заведующими производством этого продукта. Только тогда может гладко идти все производство в целом. 68
Но есть такого рода продукты, которые непосредственно переходят к потребителю в его личное пользование, точно так же, как хлеб. Таковы, например, многие пищевые продукты, большая часть тканей, много резиновых изделий (например, калоши никакая фабрика не покупает, они идут в личное пользование потребителя) и прочее. Тут нужен точно такой же строгий учет и справедливое распределение этих продуктов среди населения. А это справедливое распределение совершенно невозможно без проведения в жизнь определенного плана. Сперва надо учесть количество продукта, потом потребность в нем, а затем, на основании таких подсчетов, распределять. Самый наглядный пример необходимости такого единого плана — это вопрос о продовольствии, вопрос о хлебе. Сейчас буржуазия, кулаки, правые эсеры, меньшевики, зажиточные мироеды-мужики — все благим матом кричат о том, что нужно хлебную монополию отменить и позволить спекулянтам, крупным и мелким, оптовикам и мешочникам действовать, как им заблагорассудится. Понятно, почему барышники заинтересованы в отмене монополии: как- никак, а эта монополия мешает им драть по семи шкур с потребителя. С другой стороны, ясно, что и теперь происходит ерунда: богатые преспокойно едят белый хлеб, покупая его из-под полы, а уж о черном и говорить нечего: они платят значительно дороже и все имеют. Кто им в этом помогает? Да, конечно, господа спекулянты. Ведь у них забота не о том, чтобы накормить население, а о том, чтобы получить больше, чтобы хапнуть больше в карман. А известно, что больше может дать богатый, а не бедный. Поэтому спекулянты свозят хлеб не в те места, где больше нужды, а в те, где хорошо могут заплатить. И этому еще не удалось положить предел. Отсюда ясно видно, что для того, чтобы наладить правильное распределение хлеба, не только не нужно отменять хлебной монополии и работы продовольственных комитетов и продовольственных управ, а совсем наоборот— нужно эту монополию проводить самым строгим образом, со спекулянтами расправляться беспощадно, на частных торговцев наводить страхи, чтобы они не смели наживаться на народном бедствии и расстраивать общий план. Беда сейчас состоит не в том, что есть монополия и нет частной торговли, а в том, что монополия на хлеб проводится скверно, а частная торговля из-под полы процветает. И это в такое время, когда хлеба мало, когда немцы забрали богатейшие области, когда во многих местах проеден хлеб, оставленный на семена, и поля остаются не засеянными, когда люди голодают\ Дорог каждый кусок хлеба, неоценим сейчас каждый фунт муки, каждый фунт зерна. И как раз поэтому все должно быть взято под строжайший учет, чтобы ни крошка не пропадала даром, чтобы весь хлеб распределялся поровну, чтобы богатые не пользовались никакими преимуществами. Это, повторяем, можно сделать и этого можно 69
добиться, если за дело возьмутся дружно все рабочие, если они будут помогать рабочим организациям в этом деле, если они будут ловить спекулянтов и жуликов. Много, к несчастью, у нас есть и несознательных бедняков, которые сами, на свой страх и риск, делают закупки помимо продовольственных рабочих организаций и этим самым тоже расстраивают общий план. Каждый из них думает: «Как ты там ни говори, а сам я за себя лучше постою», и давай закупать хлеб, а потом по дороге случаются всякие столкновения из-за этого хлеба, и начинается недовольство: не дают, мол, о себе заботиться. А на самом деле очень часто дело походит здесь вот на что. Представим себе поезд, битком набитый людьми, которые стоят и в проходах и лежат на полу, словом, яблоку упасть некуда. И вдруг один чувствует запах гари, кричит благим матом: «Пожар!» и, как остервенелый, расталкивая всех кулаками, мчится к выходу. Обезумевшие люди ломятся сразу в двери, возникают дикая давка и свалка, люди кусают, бьют друга друга, переламывают друг другу ребра, давят детей. В результате —десятки убитых, раненых, изуродованных. Хорошо? А могло бы быть совсем не так. Если бы нашлись разумные люди, которые остановили бы толпу, успокоили ее,— все бы вышли по порядку, без единой царапины! Почему же так все случилось? Потому что всякий думал: я сам за себя, до других мне дела нет. А в итоге ему первому шею свернули. Вот точно такая же история происходит и с теми, кто самостоятельно закупает хлеб вопреки постановлениям рабочих продовольственных организаций. Каждый думает, что он поможет себе. А в результате что происходит? Происходит то, что этими закупками тормозится всякий «правильный учет того, что есть; что благодаря им делается невозможной правильная развозка хлеба: нужно, положим, из одной местности, где форменный голод, отпустить хлеб за счет другой .местности, где хоть кое- как, но все же перебиваются. А тут приехавшие из этой второй местности все раскупают и увозят. Первая местность хоть с голоду дохни. А потом. Раз расстраивают общественные, организованные закупки, тогда на сцену появляется мародер-спекулянт. Он сейчас начинает греть руки около частных закупок. Таким образом, несознательные бедняки, сами того не понимая, начинают поощрять здесь деятельность пауков-спекулянтов, настоящее место которым — на столбах с перекладиной. Теперь понятно, почему господа спекулянты используют против Советской власти естественное недовольство голодных и почему последние негодяи, мародеры и кулаки оказываются во главе бунтов против Советской власти, которые иногда появляются в провинциальных городишках. Рабочим нужно раз и навсегда понять, что спасение не на путях возврата к старому, а на путях, которые ведут вперед, к уничтожению спекуляции, к уничтожению тор* 70
говли, к общественному распределению продукта рабочими организациями. То же самое необходимо сказать относительно целого ряда других продуктов. Рабочий класс вовсе не должен терпеть, чтобы богатые люди за добавочную плату имели все; с другой стороны, рабочий класс не должен допускать баснословной наживы для спекулянтов, которые, как черное воронье, слетелись со всех сторон и делают свое грязное дело. Правильное распределение продукта на основе учета потребностей и учета запасов— такова одна из основных задач, стоящих перед рабочим классом. Что это значит? Это означает национализацию торговли, то есть в сущности уничтожение торговли, ибо переход к общественному распределению не мирится с существованием барышников и всевозможных посредников, которые живут, как паразиты, и расстраивают совершенно все дело снабжения. Не назад к «свободной частной торговле», то есть к «свободному» грабежу, а вперед, к точному, планомерному распределению продуктов рабочими организациями — таков должен быть клич сознательных рабочих. Для более успешного проведения в жизнь такого плана нужно стремиться к принудительному объединению населения в потребительные коммуны. Только тогда правильно можно распределять продукт, если население, которое этот продукт получает, объединено и организовано большими группами, потребности которых можно точно рассчитать. Если население не объединено, не организовано, распылено, то чрезвычайно трудно поставить сколько-нибудь правильно это распределение: неизвестно, сколько чего нужно, куда и сколько направить, как, то есть через кого, распределять. Представим себе теперь, что население объединено в потребительные коммуны, например, по районам. Каждый городской квартал, скажем, объединен в один кооператив, в одну потребительную коммуну, которая имеет свою связь с домовыми комитетами. Тогда продукт распределяется сперва по этим коммунам, а они заранее учитывают, сколько и чего им нужно, и через своих агентов распределяют продукт дальше, среди отдельных потребителей. При объединении населения в такие потребительные коммуны огромную роль могут сыграть уже существующие потребительные общества (кооперативы). Чем шире будет деятельность кооперативов, чем большие круги населения они будут обнимать, тем организованнее будет происходить распределение продукта, тем больше эти кооперативы будут превращаться в органы снабжения всего населения. Принудительные коммуны вокруг уже существующих кооперативов — такова, по всей вероятности, будет форма, наиболее удобная для организации распределения, при помощи которой можно будет окончательно вытеснить торговлю и убить раз навсегда торговую прибыль. 71
Чтобы еще более облегчить задачу правильного распределения продукта, нужно стремиться и к замене домашнего хозяйства общественным. Сейчас каждая семья имеет свою кухню, сама, независимо от других, закупает продукты, обрекая женщину на рабство, превращая ее в вечную кухарку, которая с утра до поздней ночи не видит ничего, кроме кухонной посуды, щеток, тряпок и всяких отбросов. При этом теряется громадное количество труда и издержек совершенно зря. Если бы домашнее хозяйство, в первую голову заботы о питании, объединить и централизовать (например, путем общей получки продуктов, общей варки пищи, устройства крупных и образцово поставленных столовых),— тогда легче было бы вести учет потребностям и, кроме экономии, сбережения, дело правильного распределения сильно подвинулось бы вперед. Одним из важных вопросов для потребителя — для трудящихся в городах это чрезвычайно больное место — является жилищный вопрор. Бедняки здесь эксплуатируются нещадно. А с другой стороны, домовладельцы наживали на этом бешеные деньги. Экспроприация этого дела собственности, передача местным рабочим органам, органам Советской власти домов и различного рода помещений, учет их и правильное распределение квартир и комнат — трудная, но благородная задача. По- барствовали баре достаточно! Рабочий, бедняк-труженик тоже имеет право получать теплый угол и жить по-человечески. Так постепенно должна быть организована экономическая жизнь. Рабочий класс организует производство. Рабочий класс организует распределение. Рабочий класс организует потребление: аища, одежда, жилища — все на учет, все распределяется самым целесообразным образом. Нет хозяев —есть самоуправление рабочего класса. XIV. Трудовая дисциплина рабочего класса и крестьянской бедноты Наладить производство так, чтобы можно было жить без хозяев, на товарищеских началах,— вещь хорошая. Но одно дело сказать, другое — сделать. Трудностей здесь хоть отбавляй: во- первых, сейчас у нас — наследство тяжелой и несчастной войны, вконец разорившей страну; рабочему классу приходится расхлебывать ту кашу, которую заварил Николай Романов и его слуги — Штюрмеры, Сухомлиновы, Протопоповы, которую потом подмешивали Гучков и Родзянко со своими слугами — Керенским, Церетели, Даном и прочей предательской компанией; во-вторых, рабочему классу приходится организовывать производство, отражая удары злейших врагов: одних, кС|торые оскалили зубы людоедов, идут против него извне; друпих, которые 72
пытаются взорвать рабочую власть изнутри. При таких условиях, чтобы победить, победить окончательно и раз навсегда, рабочему классу нужно победить также свою собственную расхлябанность. Организуя армию труда, нужно создать и революционную трудовую дисциплину у этой армии. Дело в том, что есть еще такие слои рабочих, которые как будто не верят, что они сами становятся сейчас хозяевами жизни. Ведь теперь казна — это рабоче-крестьянская казна; это — реки, это — народные фабрики; земля — это народная; леса, машины, рудники, копи, инвентарь, дома — ведь все переходит к самому трудящемуся народу. Управление всем этим — это рабочее управление. Теперь уже рабочий или крестьянин не может относиться к такому добру, как раньше: раньше оно было хозяйское, теперь— общенародное. Хозяин выжимдл из рабочего все, что мог. Помещик-барин драл с крестьянина-бедняка или с батрака по три шкуры. И рабочий, и батрак были поэтому правы, когда они не считали себя обязанными хорошо работать из-под палки на хозяина, ради укрепления могущества и власти своих мучителей. Вот почему ни о какой трудовой дисциплине тогда, когда над рабочим свистит плеть капиталиста, а над крестьянином и батраком — кнут помещика, не может быть и речи. Совсем другое сейчас. Плети эти уничтожены Рабочий народ работает для себя, он делает не деньгу^для капиталиста, а общенародное дело, дело трудящегося народа, который раньше был в кабале. А тем не менее, повторяем, есть еще.такие несознательные' рабочие, которые как будто не видят всего этого. Почему? А потому, что они были слишком долго рабами. Рабам и холопские мысли лезут все время в голову. В душе они думают, что, пожалуй, без бога и без хозяина не обойтись. И вот они используют революцию так, что стремятся положить как можно больше в свой собственный карман, урвать, где можно,— и никогда не думают о своих обязанностях при работе, о том, что небрежность и надувательство при работе теперь есть преступление против самого рабочего класса. Ибо не на хозяина идет сейчас труд: этот труд поддерживает рабочих — бедноту, которая стала теперь у общественного руля. Не директоров и банкиров сейчас надувают, а членов рабочих правлений, рабочие союзы, рабоче-крестьянскую власть. Если небрежно обращаются с машинами, если ломают инструменты, если стремятся в обычные часы ничего не делать с тем, чтобы дотянуть до сверхурочных и получить вдвое, этим обманывают не хозяина, этим не капиталисту вредят, а всему рабочему классу в целом. То же и на земле: кто расхищает сейчас инвентарь, взятый на учет батраками и крестьянами, тот ворует у общества, а не у помещика, которого давж> уже выгнали. Кто вырубает лес, несмотря на запрещение крестьянских организаций, тот ворует 73
у бедняков. Кто вместо того, чтобы трудиться на взятой у помещика земле, занимается спекуляцией хлебом или гонит самогонку тайком, тот мошенник и преступник против рабочих и крестьян. Сейчас всякому видно, что для того чтобы поставить и организовать производство, нужно рабочим также организовать и самих себя, создать свой собственный трудовой порядок. По фабрикам и заводам рабочие должны следить сами за тем, чтобы каждый товарищ выполнял столько работы, сколько нужно. Профессиональные рабочие союзы, советы рабочих управляют производством. Они могут, если возможно, сокращать рабочий день; и мы будем стремиться к такой хорошей организации производства, чтобы на долю каждой семьи приходилось не восемь, а шесть часов работы. Но та же организация рабочая, а вместе с ней рабочая власть, а вместе с рабочей властью и весь рабочий класс в целом могут и должны требовать от своих членов самого бережного отношения к народному добру и самого,добросовестного отношения к своей работе. Рабочие организации, профессиональные союзы в первую голову, устанавливают сами норму выработки, то есть то количество продукта, которое нужно вырабатывать каждому в течение рабочего дня. Кто (здесь не идет в расчет, конечно, болезнь или ненормальная слабость) не вырабатывает этого количества, тот саботажник, тот срывает дело строения новых свободных социалистических порядков, тот мешает рабочему классу идти по пути к полному коммунизму. Производство — это огромная машина, части которой должны быть прилажены одна к другой и ходить одинаково хорошо. Плохой инструмент при хорошем рабочем — чепуха, хороший инструмент при плохом рабочем — тоже чепуха. Нужно, чтобы и инструмент был хорошим, и работник при нем был тоже хорош. Поэтому мы должны всеми силами организовывать доставку топлива и сырья, налаживать транспорт, правильно распределять это топливо и сырье, а с другой стороны, принимать все меры к самодисциплине, выдержке, добросовестности трудящихся масс. Сделать это в России труднее, чем в какой бы то ни было другой стране. Рабочий класс (а в еще меньшей степени крестьянская беднота) не прошел той долголетней организационной школы, которую прошел западно-европейский и американский рабочий. У нас много рабочих, только что ставших рабочими, только что привыкающих к общему труду, только что отвыкающих от мысли, что «моя хата с краю, ничего не знаю». Такие всегда тянут в разные стороны. Чем больше таких, у которых в голове бродит: не сделаться ли самому хозяйчиком, прикопить деньжонок да лавочку открыть,— тем Труднее завести 74
настоящую трудовую дисциплину. Но тем сильнее должны быть стремления авангарда революции — рабочих-передовиков, рабочих организаций — такую дисциплину установить, провести и укрепить. Если это удастся, тогда удастся организовать все, и рабочий класс выйдет победителем из затруднений, созданных войной, разрухой, саботажем, всем варварством и зверством капиталистического строя. XV. Конец власти денег («Государственные финансы» в Советской республике и денежное хозяйство) Деньги сейчас — это знаки на получение товаров. Поэтому у кого много денег, тот может много купить, тот богат. Как низко ни упадет ценность денег, все же у кого их больше, тому живется лучше. Богатые классы, у которых эти деньги имеются в изобилии, могут поэтому даже теперь жить себе припеваючи. В городе — торговцы, купцы, капиталисты, спекулянты, в деревне— кулаки, которые за время войны разжирели до невероятия, накопили у себя сотни тысяч разноцветных бумажек. Дело до того дошло, что они в кубышка* или в стеклянных банках зарывают деньги в землю — так много осело у них этих знаков. А с другой стороны, рабоче-крестьянское государство нуждается в деньгах. Дальнейшие выпуски бумажных денег понижают их ценность: чем больше их выпускается, тем больше они дешевеют. Но поддерживать денежными знаками фабрики и заводы нужно; выплачивать рабочим — нужно; содержать все управление, платить служащим — нужно. Откуда же на это взять денег? Для этого необходимо в первую голову обложить налогами богатые классы. Подоходный и поимущественный налог, то есть налог на большие доходы и на группы имущества,— таков должен быть основной налог, налог на богатых, на тех, кто получает излишек дохода. Но сейчас, когда все переживают революционную горячку, когда трудно сразу правильно наладить взимание налогов, допустимы и целесообразны всякие иные формы получения денежных средств. Например, целесообразна и хороша такая мера: правительство заявляет, что к такому-то сроку все деньги должны быть обменены на новые, а что старые деньги потеряют свою силу. Это значит, что каждый должен выпотрошить все из своих кубышек, ларей и шкафов и принести все это для обмена в банк. А тут можно провести такую историю. Сбережения маленьких людей не7 трогать: выдавать рубль за рубль, меняя 75
старый рубль на новый, а с известной суммы часть удерживать в пользу государства; и чем больше накопленные суммы денег, тем свирепее удерживать, —скажем, таким манером: до пяти тысяч менять рубль на рубль; со следующих пяти тысяч брать десятую часть; с третьей пятитысячной порции брать седьмую часть; с четвертой — четвертую; с пятой — брать половину; с шестой— три четверти; а начиная с определенной суммы — конфисковать все. Тогда была бы довольно сильно подорвана власть богатых, можно было бы получить добавочные средства для нужд рабочего государства, все были бы более или менее уравнены в доходах. В революционное время допустимы и контрибуции на буржуазию, то есть принудительные единовременные взносы по постановлению советских организаций. Конечно, это вовсе уже не так хорошо, когда один совет облагает буржуазию по одному способу, другой—«по другому, третий — по третьему; точно так же не хорошо, как Не хорошо разнообразие налогов, которые накладываются на местах. Поэтому нужно стремиться к объединению всей налоговой машины, к определенному плану, который бы годился для всей Советской республики. Пока же этого нет, то допустимы и контрибуции. «На безрыбье и рак рыба»,— как говорит пословица. Нужно только помнить, что задача партии, задача Советов, задача рабочего класса и крестьянской бедноты заключается как раз в том, чтобы внести порядок и сюда, чтобы планомерно выбивать буржуазию из ее окопной экономической линии. Однако нужно заметить, что'чем лучше идет вперед дело организации производства на новых, рабочих началах, тем все более и более падает значение денег вообще. В самом деле, раньше, когда было господство частных предприятий, эти частные предприятия продавали друг другу свои товары; теперь чем дальше, тем больше эти производства объединяются и превращаются в различные отделения общественного производства; продукт между ними может распределяться не через посредство вольного рынка, а по плану, указанному распределительными рабочими органами. Тут происходит такая же история, как у капиталистов в так называемых комбинированных предприятиях. Комбинированными (сложными) предприятиями называются такие предприятия, которые объединяют собой разнородные отрасли производства. В Америке, например, есть такие предприятия, которые владеют и металлическими заводами, и угольными копями, и железными рудниками, и пароходными обществами. Одна часть предприятия поставляет для другой сырой продукт или перевозит готовый продукт. Но так как все эти отдельные отрасли суть лишь части одного предприятия, то, понятно, одна часть вовсе не продаст другой части своего про¬ 76 I
дукта, а этот продукт распределяется по распоряжению центрального, общего для отдельных частей комбинированного предприятия бюро. Или возьмем другой пример: на заводе из одного отделения переходит полупродукт на другое, а между тем внутри завода никакой купли-продажи не происходит. Вот такая же история будет происходить и во всем производстве. Когда главные отрасли производства будут организованы, это значит, что они превратятся в громадное общественное предприятие с рабочим управлением, между всеми частями которого происходит правильное распределение необходимых средств производства: топлива, сырья, полупродуктов, подсобных материалов и так далее. А это значит, что деньги теряют свое значение. Они имеют значение тогда, когда производство неорганизованно; чем оно организованнее, тем роль денег становится все меньше и меньше, а следовательно, и нужда в них отпадает. А как же, спросят нас, плата рабочим? Опять-таки и тут та же музыка. Чем организованнее будет в руках рабочего класса все производство, тем меньше будут выплачивать общественным работникам деньги и тем больше натурой, то есть продуктами. Мы уже говорили о потребительских коммунах и о рабочих книжках. Так вот, по записям в рабочих книжках будут выдавать из общественных складов продукты, какие нужны будут работникам, без всяких денег, просто под свидетельство о том, что такой-то человек трудится и работает. Конечно, дело это не может быть налажено сразу. Тут много времени пройдет, пока можно будет все это организовать, наладить, связать концы с концами. Дело это новое, нигде в мире небывалое и потому особенно трудное. Но одно ясно: что чем больше рабочие будут овладевать производством и распределением продукта, тем меньше будет надобность в деньгах, а потом они мало-помалу и совсем отойдут. Без денег начинает совершаться и <гобмен» между городом и деревней: городские промышленные организации дают деревне мануфактуру, железный товар и прочее; наоборот, деревенские организации дают городским хлеб. И здесь значение денег будет тем меньше, чем теснее будут связаны между собой деревенские и городские трудовые организации рабочих и деревенской бедноты. Сейчас, вот сию минуту, деньги рабочей власти нужны, и даже очень нужны. Потому что организация производства и распределения только начинает налаживаться, и деньги играют еще очень и очень большую роль. Финансы — денежный расход и приход государства — имеют сейчас громадное значение. Поэтому так остро стоит вопрос о налогах: они нужны во что бы то ни стало; во что бы то ни стало нужны конфискации денежных излишков у городской и деревенской буржуазии; нужны время от времени контрибуции. 77
Но в дальнейшем и налоговая система отомрет. Уже и сейчас, поскольку национализируется производство, постольку исчезает прибыль в руках капиталиста; помещики уничтожены — уничтожается обложение помещичьего дохода, так называемой земельной ренты. Дома отнимаются у их владельцев — исчезает источник обложения и тут. Конфискуются излишки богатств, богатые теряют точку опоры, и все становятся постепенно работниками на службе пролетарской государственной организации (потом при полном коммунизме, когда отомрет и государство, все, как мы видели, превращаются в равных товарищей, и всякие воспоминания о прежнем делении на буржуазию и рабочих исчезают). А если это так, то понятно, что гораздо проще или сразу платить меньше, чем выдавать большое жалованье, а потом из этого большого жалованья делать вычет в виде налога. Нечего терять ни сил, ни средств на такую сказку про белого бычка. С другой стороны, мы видели, что, когда производство и распределение до конца организованы, деньги никакой роли не играют. А значит, никаких денежных взысканий не потребуется ни с кого. Деньги перестанут быть нужными вообще. Значит, они перестанут быть нужными и государственной власти. Финансовое хозяйство отомрет. Повторяем, до этого еще далеко. В ближайшем будущем об этом не может быть и речи. Сейчас мы должны заботиться о приискании средств. Но уже и сейчас мы делаем шаги, которые ведут нас по пути к уничтожению денежной системы вообще. Общество превращается в громадную трудовую артель, которая производит и распределяет производимое без всякого производства золотого металла или бумажных денег. Власти денег приходит конец. XVI. Никаких торговых сношений с империалистической заграницей для русских буржуа! (Национализация внешней торговли) Каждая страна в наше время живет среди других стран и весьма от них зависит. Без торговли между странами приходится очень туго: одна страна производит больше одних продуктов, другая — других. Блокированная Германия на своей шкуре видит, как тяжело обойтись без подвоза из других стран. А если бы, например, Англию окружить таким же тесным кольцом, каким окружена Германия, то она уже давным-давно бы погибла. Русской национализируемой рабочим классом промышленности тоже не обойтись без получения кое-каких това¬ 78
ров из-за границы. А с другой стороны, заграница, в особенности Германия, страшно нуждается в сырье. Не нужно ни на минуту забывать, что мы живем среди разбойничьих государств капитала. И неудивительно, что эти разбойничьи государства будут стараться получить все необходимое для них на своих разбойничьих путях. А с другой стороны, русская буржуазия, которой поставлено столько рогаток в России, будет рада-раде- хонька связаться с иностранными империалистами. Несомненно, что иностранные буржуа смогли бы платить русским спекулянтам еще больше, чем наши домашние, отечественные, истинно русские. А спекулянт снабжает тех, кто больше платит. Естественно, что если дать только волю нашей буржуазии вывозить за границу всякое добро и если дать волю иностранным хищникам устраивать здесь какие угодно торговые аферы, то от этого не поздоровилось бы Советской социалистической респубг лике. Раньше, когда обсуждались вопросы о внешней торговле, то речь шла и спор шел о двух вещах: нужны ли высокие пошлины на иностранные товары или, наоборот, эти пошлины надо отменить вовсе. За последние годы царства капитала промышленники усиленно проводили политику высоких пошлин. Благодаря им синдикатчики получали добавочную прибыль: в самом государстве они — монопольные обладатели рынка, никаких конкурентов (соперников) у них нет; а от иностранцев загораживала таможенная стена. Значит, при помощи высоких пошлин синдикатчики, то есть самые крупные акулы капитала, обдирали своих земляков без всякого стыда. Дело дошло до того, что, пользуясь этим добавочным обдиранием своих земляков, синдикатчики стали вывозить за границу товар по очень дешевым ценам, лишь бы ими вышибить своих противников, синдикатчиков из других стран. На?урально, эти дешевые цены были только до поры до времени. Как'только они своих соперников вышибали, так тотчас же начинали поднимать цены и на вновь завоеванных рынках. Чтобы такую тактику вести, им и нужны были таможенные пошлины. Синдикатчики, крича о защите промышленности, кричали на самом деле об одном из средств нападения, об одном из средств экономического завоевания внешних рынков. И как всегда бывает в таких случаях, они, профессиональные обманщики народа, прикрывали свой грабеж защитой якобы народных интересов. Некоторые из социалистов, видя это, выставляли клич свободной торговли между странами. Это означало бы, что все представляется свободной экономической борьбе различных буржуазий. Но этот лозунг висел в воздухе, был попросту ровно никуда не годен. Потому что какой же синдикатчик откажется от дополнительной прибыли? А раз эту дополнительную прибыль он получает благодаря тому, что отгораживается высокими 79
таможенными ставками от иностранного соперничества, то как же он, этот синдикатчик, откажется от таких таможенных пошлин? Сперва нужно свалить синдикатчика, сперва нужна социалистическая революция. Вот как отвечали на вопрос настоящие социалисты — по-нашему коммунисты-большевики. А социалистическая революция — это значит установление такого порядка, когда все находится в руках организованного в государство рабочего класса. Мы видели, какой вред приносит частная торговля внутри страны. Не меньший вред приносит такая торговля между странами. Значит — это сплошной вздор: уничтожив свободную торговлю внутри, восстановить ее снаружи. Такой же мельницей с точки зрения рабочего класса является система обложения иностранных капиталистов. Нужен третий выход, и этот выход состоит в национализации внешней торговли пролетарским государством. Что это значит? А это значит, что никто из живущих на русской земле не имеет права заключать торговых сделок с иностранными капиталистами. Попадется на этом — штраф или тюрьма. Всю внешнюю торговлю ведет рабоче-крестьянское государство. 'Оно заключает все сделки от случая к случаю. Предлагаются, скажем, американцами машины в обмен на такой-то товар или на столько-то золотых. А немцы предлагают те же машины по другой цене и за другие условия. Рабочие организации (правительственные и советские) смотрят, нужно ли заключать эту покупку и у кого купить выгоднее. У кого выгоднее, у того и покупают. Населению купленные продукты даются без того, чтобы наживаться. Потому что ведь здесь сделка совершается не капиталистами, которые обирают рабочих, а самими рабочими. Таким образом, господство капитала должно быть выбито и из этих окопов. А рабочие должны взять (и берут, и взяли) дело внешней торговли в свои руки и организовать его так, чтобы ни един жулик, ни один спекулянт, ни один мародер не смог проскакивать через рабочие дозоры. Понятно, что здесь нужна беспощадная расправа с капита- листами-контрабандистами. Их нужно отучить раз навсегда от всяких фокусов. Дело хозяйственной жизни теперь есть дело трудящихся масс. Только на пути дальнейшего укрепления подобного порядка сможет рабочий класс достигнуть окончательного освобождения от всех пережитков проклятого капиталистического строя.
эн ЭКОНОМИКА ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА* Часть I ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ТРАНСФОРМАЦИОННОГО ПРОЦЕССА ПРЕДИСЛОВИЕ Предлагаемая работа имеет своей задачей ниспровержение обычных вульгарных, quasi-марксистских представлений как о характере того Zusammenbruch’a **, который предсказывали великие творцы научного коммунизма, так и о характере процесса превращения капиталистического общества в общество коммунистическое. Тот, кто представлял себе революцию пролетариата как мирный переход власти из одних рук в другие, а переворот в производственных отношениях как перемену в верхушках организационных аппаратов, тот, кто так рисовал себе классический тип революции пролетариата,— в ужасе отшатнется от всемирной трагедии, переживаемой человечеством. Он не в состоянии будет рассмотреть в дыму пожарищ и грохоте гражданской войны торжественные и величавые очертания будущего общества. Он навсегда останется жалким обывателем, интеллект которого так же труслив, как и его «политика». Свое собственное бессилие он будет приписывать революции, выдумывая для нее всевозможные определения, кроме того, которое она действительно имеет как революция пролетариата. Жестокий опыт жизни показал, что прав был Маркс, когда он заявлял: «Мы говорим рабочим: вам придется пережить 15, 20, 50 лет гражданских войн и битв народов, не только чтобы изменить общественный строй, но чтобы изменить и себя самих» ***. Старое общество и в его государственной, и в его производственной формулировке раскалывается, распадается до самых низов, вплоть до самых последних глубин. Никогда еще не было 81
такой грандиозной ломки. Но без этого не могла бы быть революция пролетариата, который из распавшихся элементов, в новой связи, в новых сочетаниях, по новым принципам строит фундамент будущего общества. И притом строит его как классовый субъект, как организованная сила, имеющая план и величайшую волю этот план провести, несмотря на какие бы то ни было препятствия. Ужасной ценой платит человечество за пороки капиталистической системы. И только такой класс, как пролетариат, класс-Прометей, сможет вынести на своих плечах неизбывные муки переходного периода, чтобы в конце концов зажечь светильник коммунистического общества. Анализ переходной эпохи в его основных чертах я и пытаюсь дать в настоящей работе. Второй частью я предполагал выпустить в будущем конкретно-описательный труд по современной русской экономике. Потребность в такой обобщающей работе огромна. Материалу накопилось достаточно много; его нужно рассмотреть и теоретически осмыслить. Лозунгом автора было: додумывать до конца, не боясь никаких выводов. К сожалению, не было времени изложить эту работу популярно, и потому приходилось писать почти алгебраическими формулами. Свою задачу автор считал бы выполненной, если бы те, у кого намечался аналогичный круг мыслей, окончательно их оформили, а те, кто верил в наивные иллюзии реформистского типа, по крайней мере подумали, что дело обстоит гораздо сложнее, чем в вульгарных брошюрках ренегатского образца. Излишне распространяться о том, что путеводной нитью для автора был метод Маркса, метод, познавательная ценность* которого только теперь стала во весь свой гигантский рост. Н. Бухарин Глава J СТРУКТУРА МИРОВОГО КАПИТАЛИЗМА 1. Современный капитализм как мировой капитализм. 2. Субъекты хозяйств — государственно-капиталистические тресты. 3. Анархия мирового производства и конкуренция. 4. Кризисы и войны. 5. Централизация капитала. Теоретическая политическая экономия есть наука о социальном хозяйстве, основанном на производстве товаров, т. е. наука о неорганизованном социальном хозяйстве**. Только в обществе, где производство является анархическим, точно так же как анархическим является и распределение продуктов, закономерность общественной жизни проявляется в виде «естест¬ 82
венных», «стихийных» законов, независимых от воли отдельных лиц и коллективов, законов, действующих с такой «слепой» необходимостью, как сила тяжести, «когда над вашей головой обрушивается дом»1 *. Маркс первый отметил ту специфическую особенность товарного производства и в своем учении о товарном фетишизме дал блестящее социологическое введение в теоретическую экономию, обосновав последнюю как исторически ограниченную дисциплину2. В самом деле, лишь только мы возьмем организованное общественное хозяйство, как исчезают все основные «проблемы» политической экономии: проблемы ценности, цены, прибыли и проч. Здесь «отношения между людьми» не выражаются в «отношениях между вещами» и общественное хозяйство регулируется не слепыми силами рынка и конкуренции, а сознательно проводимым планом. Поэтому здесь может быть известная система описания, с одной стороны, система норм — с другой. Но тут не будет места науке, изучающей «слепые законы рынка», ибо не будет самого рынка. Таким образом, конец капиталистически-товарного общества будет концом и политической экономии **. Итак, политическая экономия изучает товарное хозяйство ***. При этом товаропроизводящее общество вовсе не есть простая сумма индивидуальных хозяйств. Еще Родбертус в полемике с Бастиа прекрасно выяснил наличность особой хозяйственной среды, особой связи, которую он назвал «хозяйственным общением». Если бы перед вами была простая сумма хозяйств, не было бы общества. «Сумма» есть чисто логическое единство, а вовсе не реально существующий комплекс. Совершенно безразличным является для чистой теории, насколько велик объем, какова пространственная характеристика данного общественного хозяйства. Как раз поэтому Маркс и издевался так над названием «национальная экономия», которое облюбовали патриотические немецкие профессора. Точно так же сравнительно второстепенным для абстрактной теории является вопрос о том, кто выступает в качестве субъекта отдельного хозяйства. Важен в первую голову тип связи между этими хозяйствами, а именно — тип неорганизованной связи через обмен. Наоборот, для более конкретного исследования, которое не ограничивается выведением общих законов, все эти вопросы имеют огромное значение. Современный капитализм есть капитализм мировой. Это значит, что капиталистические производственные отношения господствуют во всем мире**** и связывают все части нашей 1 Marx К. Das Kapital. Band I. 2 Гораздо хуже, но мудреннее развивает те же мысли на этот счет Heinrich Dietzel в «Theoretisne Sozialokonomik*. Ср. также П. Струве «Хозяйство и цена». S3
планеты крепкой экономической связью. В наше время социальное хозяйство конкретно выражается в хозяйстве мировом. Мировое хозяйство есть реально существующее единство. Поэтому совершенно неверны такие определения его, как определение новейшего исследователя д-ра Карла Тышки3. Тышка пишет: «Подобно тому, как народное хозяйство состоит из суммы хозяйств, принадлежащих лицам одной нации (von Volksgenos- sen), будут ли эти хозяйства единоличными или корпоративными хозяйствами, точно так же мировое хозяйство состоит из суммы народных хозяйств». «Сумма народных хозяйств, на которые существенным образом влияет положение на мировом рынке, образует мировое хозяйство». Первое определение не совпадает со вторым: второе носит в себе внутреннее противоречие, так как понятие простой суммы исключает органическую связь. Сумма раков в корзине не есть реальное единство. Число ежегодно рождаемых младенцев, «объединенных» в статистическую «совокупность», точно,так же не представляет собой реального единства. Наличие особой органической связи — вот что делает просто совокупность совокупностью реальной. Но как раз такая совокупность исключает понятие арифметической суммы, потому что она гораздо больше и сложнее этой суммы. Поскольку общество является обществом, производящим не продукты, а товары, постольку оно является неорганизованным едикством. Общественный характер труда и общественный характер процесса производства проявляются здесь в непрестанном движении обмениваемых товаров, в колебаниях рыночных цен. Этот общественный характер труда не проявляется, однако, так же ясно и просто, как в том случае, когда мы имеем целесообразную трудовую общественную организацию. Товарное общество есть система с особым типом связи, из характера которой вытекают совершенно специфические категории товарного мира. Эта система не есть «телеологическое единство», т. е. система сознательно руководимая, где имеется определенный план. Такого плана нет. Здесь нет даже субъекта хозяйственного процесса. В сущности здесь не «общество производит», а «в обществе производится». И как раз поэтому не люди господствуют над продуктом, а продукт господствует над людьми, и «стихийная сила» экономического развития не укладывается в рамки желаемого. Если все общество при товарном— а следовательно, и капиталистическом — способе производства слепо, если оно в целом не является телеологическим единством, то таковым являются его отдельные части. Общество состоит из таких частей, связанных между собой. Хозяйствующими субъектами являются в товарном обществе именно эти ** D-r Karl von Tyszka. Das weltwirtschaftliche problem der modernen Industriestaaten. Jena: Gustav Fischer, 1916. S. 1. 84
части, тогда как система их безлична, слепа и в этом смысле иррациональна. Эта «иррациональность» и является основной предпосылкой для существования политической экономии. Но как раз этого не понимает большинство буржуазных экономистов. Так, по Harms’y4 мирового хозяйства не было бы, если бы не было международных торговых договоров. Kobatsch5 6 вообще полагает, что мирового хозяйства еще нет и что оно будет тогда, когда будет мировое государство. Kalver говорит о «хозяйстве мирового рынка» (Weltmarktwirtscnaft). Во всей полемике между Harms’oM и К. Diehl’eM® нет ни намека даже на правильную постановку вопроса. Поиски какого-нибудь «регулирования» как конститутивного признака хозяйства как раз и исходят из абсолютно превратного представления о природе капиталистического общественного организма. Возникает теперь вопрос, что же является сознательно действующими частями мирового капиталистического хозяйства. Теоретически мыслим мировой капитализм как система отдельных частных предприятий. Но структура современного капитализма такова, что субъектами хозяйства выступают коллективно-капиталистические организации — «государственно-капиталистические тресты»7. Финансовый капитал уничтожил* анархию производства внутри крупных капиталистических стран. Монополистические союзы предпринимателей, комбинированные предприятия и проникновение банкового капитала в промышленность создали новый тип производственных отношений, превратив неорганизованную товарно-капиталистическую систему в финансово-капиталистическую организацию. Неорганизованная связь одного предприятия с другим через акты купли-продажи в значительной степени заменилась организационной связью' через «контрольные пакеты» акций, через «участие» и «финансирование», которое находит себе персональное выражение в общих «Diri- gentea» банков и индустрии, концернов и трестов. Тем самым меновая связь, выражающая общественное разделение труда и разрыв общественно-производственной организации на самостоятельные капиталистические «предприятия», заменяется техническим разделением труда внутри организованного «народного хозяйства». 4 Bernhard Harms. Volkswirtschaft und Weltwirtschaft. Jena: Qustav Fischer, 1912. 5 Kobatsch. La politique fcconomyque internationale. P.: Giard et Brier. 6 Carl Diehl. Privatwirtschaftslehere, Volkswirtschaftslehere, Weltwirt- schaftslehere//Conrad*S Jahrbucher; B. Harms. Volkswirtschaft und Weltwirt- shaft (Antikritische Darlegungen)//Weltwirtschaftliches Archiv. 1914. N 1. S. 196 ff. ■ „ t „ w 7 Этот термин введен автором настоящей работы. См. Бухарин Н. Мировое хозяйство и империализм. Петроград: Прибой, 1918. 86
Раздробленность капиталистического производства, его «анархичность» выходит, однако, далеко за пределы общественного разделения труда. Под разделением труда разумелось всегда распадение совокупного труда на различные «работы»8. В частности, под общественным разделением труда разумелось и разумеется разделение труда между отдельными предприятиями. Будучи «независимыми» друг от друга, капиталистические предприятия тем не менее нуждаются друг в друге, ибо одна отрасль производства доставляет сырой материал, вспомогательные средства и т. д. для другой. Однако не нужно смешивать двух вещей: дробление общественного труда, вытекающего из факта общественного разделения труда,— с одной стороны, и дробления общественного труда, которое отрицает это самое разделение труда,— с другой. В самом деле, отдельные товаропроизводители существуют вовсе не потому только, что имеются различные виды труда. В рамках каждой отдельной отрасли производства, даже в рамках более специальных и мелких производственных делений, одновременно существует значительное количество самостоятельных товаропроизводителей. Другими словами, анархическая структура товарного общества выражается в раздельном существовании «предприятий». В свою очередь, эти «предприятия» стоят друг к другу в разных отношениях: или они связаны друг с другом куплей-продажей (предприятия разнородные), или они стоят друг против друга, как конкуренты (предприятия однородные). Хозяин портновской мастерской связан с суконщиком таким образом, что он покупает у него сукно, но по отношению к другому такому же хозяину он — конкурент, отнюдь не связанный с ним меновыми сделками. Одновременное существование портновского и суконного предприятия есть выражение общественного разделения труда. Наоборот, сосуществование нескольких портновских предприятий никакого общественного разделения труда не выражает. На эту разницу необходимо обратить самое серьезное внимание. 8 Вопрос о разделении труда Сравнительно мало разработан, но относительно различного характера работ имеется полное единодушие. Ср. Petty W. The economic writing. V 1. Political Arithmetics. P. 260 ff; Another Essay in Political Arithmetics, (т. II сочинений. C. 473 ff); Smith A. An inquiry into the nature. Book 1. Ch. 1; Schmoller G. Die Tatsachen der Arbeitsteilung, 1889; Das Wesen der Arbeitsteilung un der sozialen Klassenbildung, 1890; Dukheim E. De la division du travail social, 1893 (единственная в своем роде работа, специально посвященная вопросу); Clark J. В. The Distribution of Wealth. N —V, 1908. P. 11 — 12; Fisher I. Elementary principles of economie’s. N—V, 1912. P. 193; Ф. Оппенгеймер (Theorie derreinen u polit. Oeconomie) думает оригинальничать, вводя разделение труда.. .между рабочим и машиной! (S. 115 ff). Любопытны классификации Lexis’a «Allgemoine Volk- swirtschaftlehre*. 86
Обычно анархия капиталистиче кого производства ставится в связь с рыночной конкуренцией — и только. Теперь мы видим, что рыночная конкуренция выражает лишь одну часть, лишь один тип «бытия» отдельных товаропроизводителей, а именно — тот тип отношений, который не стоит в связи с разделением общественного труда. Тем не менее благодаря взаимозависимости всех частей социального хозяйства и разнородные предприятия ведут борьбу между собой. Капиталистическое общество есть общество, производящее прибавочную ценность. С другой стороны, процесс распределения есть процесс раздела прибавочной ценности между субъектами капиталистического хозяйства. Каждое пред* приятие вовсе не реализует той прибавочной ценности, которая производится в нем самом. Уже элементарнейший закон капитализма— стремление нормы прибыли к одному уровню — совершенно «искажает» такую простоту отношений9. Картина осложняется еще больше с образованием всевозможного рода капиталистических монополий. Ясно отсюда, что борьба за раздел прибавочной ценности между отдельными хозяйствующими субъектами (единоличными или корпоративными — это, конечно, совершенно безразлично) должна носить различный характер. Поэтому мы будем различать три рода конкурентной борьбы. 1) Под конкуренцией горизонтальной мы будем разуметь конкуренцию между однородными предприятиями. Здесь анархия, выражающаяся в конкурентной борьбе, ни на какое общественное разделение не опирается. 2) Под конкуренцией вертикальной мы будем разуметь борьбу между разнородными предприятиями, раздельное существование которых выражает факт общественного разделения труда. 3) Наконец, под комбинированной (сложной) конкуренцией у нас будет пониматься борьба, которую ведут комбинированные предприятия, т. е. капиталистические единицы, объединяющие различные отрасли производства, т. е. превращающие общественное разделение труда в техническое разделение. Критерием разграничения типов конкуренции является здесь тип предприятия, что, в свою очередь, опирается на то или иное отношение к общественному разделению труда, т. е. к одному из основных производственных отношений товарного мира. Из такого разграничения вытекает 'и разграничение методов конкурентной борьбы. В самом деле, совершенно очевидно, что в то время, как горизонтальная конкуренция может оперировать дешевыми ценами на рынке (самый «классический» тип конкуренции), при конкуренции вертикальной метод дешевых 9 Маркс К. Капитал. Т. III. Ч. I. 87
цен должен уступить место другим приемам. И действительно, мы видим, что здесь главную роль начинают играть методы непосредственного силового давления, своего рода action directe со стороны капитала, в первую голову — бойкот как самая элементарная форма. Изменение методов конкурентной борьбы обозначается еще в большей мерс, поскольку эта борьба начинает выходить из сферы отношений рынка, хотя бы она и имела своим исходным толчком отношения этого рынка. Цена есть всеобщая категория товарного общества, и поэтому всякое нарушение равновесия выражается в определенном движении цен. Категория прибыли немыслима без категории цены. Словом, всякое экономическое явление капиталистического мира так или иначе связано с ценой, а следовательно,— и с рынком. Это, однако, не значит, что всякое экономическое явление есть рыночное явление. Аналогичное положение годится и для конкуренции. До сих пор рассматривалась по преимуществу рыночная конкуренция, которая была характерна для типа горизонтальной конкуренции вообще. Но конкурентная борьба, т. е. борьба между капиталистическими предприятиями, может вестись и вне рынка в собственном смысле слова. Такова, например, борьба за сферы вложения капитала, т. е. за самую возможность расширения произ- водс?венного процесса. В таком случае опять-таки ясно, что здесь будут применяться иные методы борьбы, чем в «классическом» случае горизонтальной рыночной конкуренции. Теперь мы должны вернуться к современному мировому капитализму. Мы отмечали уже, что единицами, составляющими систему современного мирового хозяйства, являются не единоличные предприятия, а сложные комплексы, «государственно-капиталистические тресты». Правда, мировые связи существуют и между отдельными предприятиями разных «стран», причем тип этих связей в каждом конкретном случае может быть прямо противоположен тому типу, по которому связаны между собой эти «страны». Но все же. за последнее время преобладающими становятся отношения между целыми комплексами. Капиталистическое «народное хозяйство» превратилось из иррациональной системы в рациональную организацию, из бессубъектного хозяйства в хозяйствующий субъект. Это превращение дано ростом финансового капитализма и спайкой между экономической и политической организацией буржуазии. Вместе с тем отнюдь не уничтожилась ни анархия капиталистического производства вообще, ни конкуренция капиталистических товаропроизводителей. Эти явления не только остались, но и углубились, воспроизводясь в рамках мирового хозяйства. Мировая хозяйственная система так же слепа, иррациональна и «бессубъектна», как прежняя система народного хозяйства. 88
Товарное хозяйство здесь вовсе не исчезает окончательно, хотя внутри страны оно либо отмирает, либо значительно сокращается, заменяясь организованным распределением. Товарный рынок становится лишь действительно мировым, переста-! вая быть «национальным».-'Тут наблюдается точно такой же процесс, как и при слиянии двух или нескольких разнородных предприятий в одно комбинированное целое, где сырье обрабатывается в полуфабрикат, а затем в фабрикат, причем соответствующее движение продуктов не сопровождается обратным движением денежного эквивалента: «хозяйственные блага» внутри комбинированного предприятия обращаются не как товары, а именно как продукты, являясь товарами лишь постольку, поскольку они выбрасываются из пределов комбинированного целого. Точно так же организационно распределяемый внутри страны продукт является товаром, поскольку его бытие связано с существованием мирового рынка. Разница — по сравнению с народным хозяйством — лишь в широте хозяйственной системы и в характере составных частей этой системы. Особый характер государственно-капиталистических трестов объясняет нам и особый тип конкурентной борьбы. Государственно-капиталистический трест есть в сущности огромное комбинированное предприятие. Будучи противопоставлены друг другу, государственно-капиталистические тресты противопоставлены не только как единицы, производящие один и тот же «мировой товар», но и как части разделенного общественномирового труда, как хозяйственно дополняющие друг друга единицы. Следовательно, и борьба их идет одновременно и по горизонтальной, и пи., вертикальной линиям: эта борьба есть сложная конкуренция. Переход к системе финансового капитализма все время усиливал процесс превращения простой рыночной, горизонтальной конкуренции в конкуренцию сложную. Так как типу конкуренции соответствует и метод борьбы, то за этим неизбежно последовало «обострение отношений» на мировом «рынке». Вертикальной и сложной конкуренции сопутствуют методы непосредственного силового давления. Поэтому система мирового финансового капитала неизбежно влечет за собой вооруженную борьбу империалистических конкурентов. Здесь и лежит основной корень империализма •. Борьба финансово-капиталистических государственных организаций есть самое кричащее выражение противоречий и анархии капиталистического способа производства, где обобществленный в мировом масштабе труд наталкивается на госу- дарственно-«национальных» субъектов присвоения. Конфликт между развитием производительных сил и капиталистическими производственными отношениями должен — поскольку не взрывается вся система — временно понижать производительные 89
силы для того, чтобы затем начался дальнейший цикл их развития в той же самой капиталистической оболочке. Это разрушение производительных сил составляет conditio sine gua non капиталистического развития, и с этой точки зрения кризисы, издержки конкуренции и — частный случай этих издержек — войны являются необходимыми faux frais капиталистического воспроизводства. Временное равновесие достигается здесь, собственно говоря, двояким путем: во-первых, прямым понижением производительных сил, выражающимся з уничтожении ценностей; во-вторых, в частичном уничтожении трений среди составных элементов хозяйственной системы. Последнее выражается в централизации капитала. Централизация капитала поедает конкуренцию, но, с Другой стороны, она непрерывно воспроизводит эту конкуренцию на расширенной основе. Она уничтожает анархию мелких производственных единиц, но она обостряет затем анархические отношения между крупными производственными телами. «Трения» в общехозяйственной системе исчезают в одном месте только для того, чтобы в еще больших размерах появиться в другом: они превращаются в трения между основными частями (громадного мирового механизма. Централизация капитала идет по тем же трем основным линиям, по которым направляется конкурентная борьба: это либо горизонтальная централизация, когда происходит поглощение однородных предприятий, либо вертикальная централизация, когда происходит поглощение инородных предприятий, наконец, комбинированная централизация, когда возникает комбинация между комбинациями, или комбинация из сложного и простого предприятия. В мировом хозяйстве централизация капитала находит свое выражение в империалистических аннексиях, которые точно так же можно различать по трем основным линиям конкурентной борьбы10. В результате войны мы видим те же явления, что и в результате кризиса: наряду с разрушением производительных сил уничтожение мелких и средних мировых группировок (гибель самостоятельных государств) и возникновение еще более громадных комбинаций, растущих за счет погибающих групп *. Производственные отношения капиталистического мира не сводятся, однако, к отношениям между «товаропроизводителями», т. е. к отношениям между отдельными капиталистами или их союзами (синдикатами, трестами, государствами). Современное мировое хозяйство есть не только товарное хозяйство, но и капиталистическое товарное хозяйство. И противоречия между различными частями этого хозяйства лежат в двух главных плоскостях: в плоскости анархического соотношения 10 Об этом см. нашу работу: «Мировое хозяйство и империализм».
между предприятиями и в плоскости анархического строения общества как общества классового. Другими словами, налицо имеются как «чисто экономические» противоречия, так и противоречия «социальные». Совершенно очевидно, что первая категория отношений непосредственно влияет на вторую. Разрушение производительных сил и процесс капиталистической централизации чрезвычайно обостряют противоречия между классами, и при определенном сочетании обоих факторов наступает крах всей системы, начинающийся с организационно наиболее слабых звеньев этой системы. Это и есть начало коммунистической революции. Г лава II ЭКОНОМИКА, ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ И ВОИНА 1. Война и государство. 2. Теория государства. 3. Экономика, государственная власть, война в их взаимозависимости. 4. Классификация войн. Империалистические войны. Социалистические войны. 5. Классовая война и война гражданская. Война 1914—1918 гг. поставила в упор вопрос о государственной власти. Если раньше, в довоенную эпоху, даже в марксистском лагере процветали взгляды, довольно густо окрашенные в манчестерские тона, то с того момента, когда империалистическое государство выбросило на сцену истории десятки миллионов людей и сразу же обнаружило свое колоссальное значение в качестве экономического фактора, анализ государственной власти стал в порядок дня теоретических и практических дискуссий. Жизнь все в себя всосавшей государственной организации — не жизнь общества, а жизнь государства стала на первый план. Если старик Гоббс писал в своем «Левиафане» м, что нет власти, которая сравнилась бы с властью государства, то его «Левиафан» оказался бы щенком по сравнению с той чудовищной силой, которую обнаружил государственный аппарат финансового капитала. В классовом обществе война ведется государственной организацией. В капиталистическом обществе противоречивая экономическая структура общества приводит, в конце концов, к острому кризису в его политической формулировке. И притом по двум основным направлениям: анархия мирового капитализма, противоречие между общественно-мировым трудом и на- 11 *11 Hobbes Th. The moral and political works.//Non est potestas super terram quae cempartur ei. L., 1850. 01
ционально-государственным присвоением, выражается в столкновении государственных организаций капитала, в капиталистических войнах; с другой стороны, противоречие между классами капиталистического общества, обостренное в невероятной степени развитием первого противоречия, ведет к революциям. И здесь, и там решается вопрос о данных государственных организациях. Война вызывает перегруппировки сил на той же самой основе: тип государственной власти и ее социальное содержание сохраняются. Революция изменяет и основу государственной организации, ставя у власти новые классы и вызывая к жизни новый тип государственного бытия. Вопросы о войне и о государственной власти являются поэтому самыми острыми вопросами нашей эпохи, которые требуют своего разрешения. Здесь мы ставим их прежде всего чисто теоретически. Марксизм рассматривает все общественные явления в их связи и взаимозависимости, причем каждый ряд этих явлений представляется звеном в цепи причин, сохраняющих, развивающих или, наоборот, разрушающих определенный тип производственных отношений, определенную «экономическую структуру» общества. С этой точки зрения нужно рассматривать и воину, и государственную власть ,2. Всякое классовое общество есть механизм, производящий прибавочный продукт, поступающий в распоряжение одной части этого общества. Этот прибавочный продукт может принимать форму ценности (напр., капиталистическое хозяйство) или оставаться просто продуктом (рабовладельческое хозяйство). В том и в другом случае, однако, мы имеем процесс эксплуатации. Поставим теперь самый общий вопрос: как возможен этот процесс эксплуатации? Как возможно существование такой системы, которая таит в себе колоссальное внутреннее противоречие? Каким образом общество, по существу дела состоящее из двух обществ (классов), может представлять собой относительное единство? Иначе сказать: как возможно сохранение относительного социального равновесия, устойчивости социальной системы, покоящейся на расколе общественного целого? Ответ ясен. Если такая система существует, то должно существовать нечто, что является добавочным фактором, скрепляющим расколотое общество, подавляющим (в «грубо» физическом и «тонко» идеологическом смысле) сопротивление угнетенных классов. Словом, для сохранения этой системы не- 1313 Маркс придавал войне крупнейшее экономическое значение. См. его «Einleitung zu einer Kritik der Pol. Oeconomie»*. Совершенно извращенную картину дает Sombart в своей книжке «Krieg und Kapitalismus», Duncker und Humblet. Его критику можно найти у Каутского: Krieg und Kapitalismus//Neue Zeit. 1913. В. 11. N. 39. 92
ооходима организация, управляющая не только вещами, а главным образом — людьми. Такой организацией и является государство. Однако не следует думать, что государство есть нечто, стоящее над обществом и над классами. Никаких надклассовых элементов в обществе не существует. С другой стороны, как мы видели выше, основная функция государства заключается в сохранении, упрочении и расширении процесса эксплуатации— поскольку речь идет о господстве меньшинства. Отсюда ясно, что государственная организация может быть только и исключительно организацией господствующего класса, или, как писал еще Энгельс, «государство есть организация владеющих классов для обороны против классов, не имеющих собственности» ,3. Это обстоятельство нужно особенно подчеркнуть. В самом деле, ведь относительная приспособленность всей социально противоречивой системы теоретически могла бы быть достигнута двумя путями: либо существованием «третьей силы», примиряющей классы, сглаживающей противоречия, способствующей постоянному образованию компромиссов; либо существованием организации одного из лагерей, который всеми средствами — начиная от прямого насилия и кончая сложнейшей идеологической паутиной — обуздывает лагерь своих классовых противников. В действительности имеется второе решение вопроса, т. е. наличность организации господствующих классов. Большинство даже мдрксистообразных построений выдвигает именно первую, «гармоническую» теорию государственной власти. В сущности эта «теоретическая» премудрость заключалась уже в кодексе вавилонского царя Гаммураба, где заявлялось, что «целью правителя является обеспечение в стране права уничтожения дурного и злого, дабы сильный не вредил слабому»* 11 * * 14. Самым «серьезным» аргументом в пользу этой почтенной «теории» является наличность так называемых общеполезных функций государственной власти: постройка железных дорог, больниц, фабричное законодательство, страхование и т. д. При беспристрастном анализе оказывается, однако, что эти функции государственной власти отнюдь не исключают ее 13 Engels Fr. Der Ursprung der Familie, des Privateigentums und des Steates, 1889. S. 138; La politiquen’est qu’ne methode de persistence, un instrument de conservation et d’extension de la propriete (Loria A. Les bases economiques de la constitution sociale. P., L903. P. 362 *. 11 Цит. no Gumplowiez’y: Geschichte der Staatstheorien. Innsbruck, 1905! S. 8. См. также: Locning «Der Staat» в Handw. d. Staatsw.; Wygodzinsky. Staat und Wirtschaft. Handbuch der Politik. Jarusalem. Der Krieg im Zichte der Gesellschaftslehre. 1. 61. 93
чисто классового характера. Они являются либо необходимым условием для расширения самого процесса эксплуатации (железные лором!), либо охраняют другие интересы господствующих классов (санитарные мероприятия), либо являются стратегическими уступками классовому врагу15. Здесь происходит то же самое, что и в любой организации господствующего класса. Трест или синдикат ставит своею целью повышение прибыли, а не кормление людей и не раздачу им работы. Однако для этого повышения он должен вести производство и нанимать рабочих, которым он в некоторых случаях (при стачках etc) уступает, ни на минуту не переставая быть предпринимательской, как выражаются немецкие рабочие, «шарф- махерской» организацией. «Общеполезные» функции здесь — не что иное, как необходимое условие процесса эксплуатации. И с точки зрения объективной роли, и с точки зрения субъективно-коллективной цели, которую ставит себе государство как организация людей, «творящих свою собственную историю», социальная функция этого государства (а следовательно, и его «сущность») состоит в охране, упрочении и развитии тех производственных отношений, которые соответствуют интересам господствующего класса. Самой характерной чертой государственной организации господствующего класса, которая отличает эту организацию от других организаций того же класса, является ее всеобщность. Государственная организация есть самая широкая организация класса, где концентрируется вся его сила, где сосредоточены орудия механического давления и репрессии16, где господствующий класс организован именно как класс, а не как частичка или маленькая группка класса*. Именно поэтому всякое «экономическое» выступление, поскольку оно охватывает целый класс, неизбежно принимает «политический» характер: здесь удары не против отдельной группы, а против класса в его целом и, следовательно, против его государственной власти. Государство есть определенная людская организация. Оно выражает, таким образом, не техническое отношение людей к природе, а социальное отношение людей друг к другу, одних людей к другим. Было бы совершенно неправильно искать «сущность» государства в его технически-организационных оп¬ 15 Для тех, кто знакомился с литературой, посвященной вопросам народонаселения в связи с криками «о вырождении нации», очевидно, что целый ряд мер, предупреждающих «вырождение», прямо обусловлен желанием иметь соответствующее количество доброкачественного пушечного мяса. 16 Ср. Hans Dellbruck. Reqierung und Volkswille. S. 133. «Где в конце концов заключается действительная сила? Она — в оружии. Решающий для внутреннего характера государства вопрос есть поэтому всегда вопрос о том, кому принадлежит армия». Ср. с этим наивные пророчества Spencer’a. Man versus the State. 94
ределениях, например в том, что это есть централизованный аппарат. Ибо абстрактное понятие централизации может предполагать диаметрально противоположные типы социальных отношений, а именно в типе этих последних и лежит суть дела. «Негр есть негр, человек черной расы. Но только при определенных условиях он становится рабом». Средства производства суть всегда средства производства. Это — техническое понятие. Но только при определенных условиях эти средства производства становятся капиталом: это тогда, когда в них начинает овеществляться известное социальное соотношение, соотношение совершенно особого типа, которое и составляет так называемую «сущность» капитала: «капитал не есть вещь, а общественное отношение»* (Маркс). Для Маркса все социальные явления историчны, и именно в их исторической определенности Маркс и ищет их конститутивный признак. Нет ничего удивительного поэтому в том, что государство является с точки зрения марксизма насквозь исторической категорией, а именно — категорией классового общества. Не то «существенно» в государстве, что оно централизованный аппарат, а то, что этот централизованный аппарат воплощает в себе определенное отношение между классами, а именно — отношение господства, власти, порабощения и угнетения, аппарат, который исчезнет вместе с исчезновением классов и последней формой классового господства — диктатурой пролетариата ,7. * S.17 Эту точку зрения социал-демократия совершенно извратила. Автор настоящей работы еще в начале войны усиленно выдвигал ее в ряде газетных н журнальных статей в голландской «De Tribune* (статья «De Nieuwe Lyfiegensckap». 1916. 25 november), в органе норвежских левых «Klassenka- гпооп», в бременском журнале «Jugendinternationale», наконец, в журнале «Jugendinternationale», Швейцария), равно как н в полемических статьях в нью-йоркской газете «Ь(овый мир». Из работ классиков марксизма см. Engels: Неггп Eugen Durings Umwalzung der Wissenschaft; он же: Dell’auto- rita//Neue Zeit. 32. 1; Marx K- Kritische Randglossen etc. Nachpass. В. II. S. 50; Zur Kritik der Hegelschen RechtsphilosophieH т. д. ** Прекрасное освещение вопроса с подбором соответствующих цитат из Маркса—Энгельса читатель найдет в книжке товарища Ленина: «Государство и революция*. Подобно социал-демократам, не поняли коммунистического учения Маркса и буржуазные профессора. Так, Ad. Wagner, напр., пишет (Staat in national oekonomischer Hinsiolit), что социалистическое «государство» имеет все признаки государства «в высочайшей степени» (in hochster Potonz), ибо классовый характер современного государства есть лишь продукт «злоупотреблений» (совсем как у Бем-Баверка, по которому ростовщичество есть «злоупотребление, а прибыль останется и в социалистическом государстве, где она будет произрастать на деревьях). Iellinek (Allgemeine Staatslehre) точно так же «понимает» Маркса, как и Вагнер. Только он приходит в священный ужас от Machitheric и заявляет, что «практические ее последствия состоят не в упрочении, а в разрушении государств» (175) и что эта теория «прокладывает дорогу перманентной революции. См. также Gumpllowicz. Ge- schichte der Staatstheorien. SS. 373 ff. US
Наиболее близко к истине стоят из буржуазных исследователей Гумплович и Оппенгеймер, находящиеся под сильным влиянием Дюринга. Оппенгеймер определяет «историческое государство» следующим образом: «/7о форме, — пишет он, — государство есть правовая институция, навязанная победоносной группой группе побежденной. Его содержанием является планомерная хозяйственная эксплуатация (Bewirtschaftung) подчиненной группы»* 18 *. Оставляя здесь вопрос о завоевании и о происхождении самих классов исключительно из факта «внеэкономического давления»|9, мы должны признать формулировку Оппенгеймера относительно «Bewirtschaftung» правильной по существу (что не мешает сему автору в других его работах умиляться и расточать комплименты «неклассовому» прусскому чиновнику). Из вышеприведенного анализа государственной власти ясно виден ее характер как «надстройки» над экономическим оазисом. Как и всякая «надстройка», она не есть простой стеклянный колпак, покрывающий экономическую жизнь, а активная сила, действующая организация, всемерно укрепляющая тот производственный базис, на котором она возникла. Теперь нам необходимо поставить другой вопрос, вопрос о войне. И к этому вопросу нужно подойти с той же самой точки зрения, с какой мы подходили к вопросу о государственной власти. Какое место занимает война в потоке общественной жизни? И так как общественная жизнь есть прежде всего процесс воспроизводства и смены общественных производственных отношений, то какую роль играет война именно здесь? Теперь уже нетрудно ответить на этот вопрос. Войну ведь ведут не «народы» и не «нации»: ее ведут государства, использующие живую силу «народов» на полях сражения точно так же, как они используют ее на фабриках, заводах или рудниках. Армия — то самое орудие, которое пускается в ход, когда начинается война, есть самая существенная часть государственного аппарата. Заметим здесь мимоходом, что все общественное здание отличается своеобразным монизмом своей архитектуры: все его части имеют один и тот же «стиль». Подобно тому, как в производственных отношениях люди расположены в определенном иерархическом порядке, причем этот 18 Oppenheimer F. Staat und Gesellschaft//Handb. d. Politik. S. 117. См. также Oppenheimer F. Der Staat; Theorie der reihen und politischen oeko- nomie, 1911. 2 Aull. 18 Об этом см. Engels Fr. Anti-Duhring; Schmoller. Das Wesen der Arbeit- steilung und Klassenbildung (полемика против Гумпловича на с. 72). Против этой теории в особенности нужно выдвинуть развитие в Соединенных Штатах, хотя не нужно недооценивать сев.-американского феодализма. См. Mayers G. The history of greatest american fortunes. 06
порядок соответствует классовым группировкам, подобно этому в государственном аппарате вообще, и в армии в частности, отражается эта социальная иерархия. Но если война есть функция государства, есть государственная власть in actu и если, с другой стороны, само государство как аппарат есть средство укрепления и расширения определенных производственных отношений, то ясно, что война и производит в первую голову эту «работу». В борьбе государств выражается борьба определенных производственных базисов, персонифицированных в господствующем классе этих государств. Каждая производственная структура имеет адекватный тип государственной власти, а следовательно,— и адекватный тип войны. Здесь нас интересует не технически организационная сторона военного дела (хотя и она определяется общими техническими и экономическими условиями). Здесь нас интересует социальное значение этого явления. Чтобы ответить на вопрос о «сущности» войны, нужно поставить этот вопрос так же исторически, как и вопрос о государстве. Тогда мы будем иметь и схожий ответ, а именно, что война с социологической точки зрения есть средство воспроизводства тех производственных отношений, на основе которых она возникает. Государство есть «внеэкономический фактор». Тем не менее оно имеет колоссальное экономическое значение. Точно так же и война как функция государственной власти, будучи фактором «внеэкономическим», является одним из сильнейших рычагов экономического процесса20. При дальнейшем теоретическом анализе приходится детализировать вопрос. Ведь общественный процесс не есть только расширение определенной производственной структуры. Он есть, кроме того, процесс смены одних форм, одних «способов производства», «экономических структур» другими. Но смена «базисов» сопровождается и необходимой сменой их государственной скорлупы. Новые производственные отношения взрывают старую политическую оболочку. Каждый фазис исторического развития и каждый тип производственных отношений имеет, однако, и свою специфическую закономерность. Чтобы теоретически понять какую-нибудь эпоху, как раз нужно взять ее в ее особенностях, анализировать те ее признаки, которые делают из этой эпохи именно эпоху, т. е. создают особый тип отношений, производственных 20 В указанной уже работе (Krieg und Kapitalismus) Вернер Зомбарт дает изображение влияния войн на самое появление капитализма. Однако метод Зомбарта, заставляющего капитализм рождаться по очереди от разных мамаш (то от войны, то от роскоши и любви — см. его книгу «Luxus und Kapitalismus»), в зависимости от прихоти почтенного профессора, неизбежно влечет за собой ужасные преувеличения. 4 Заказ № 2227 97
отношений прежде всего. Но если мы будем вскрывать законы общественного развития, пользуясь таким методом, то совершенно ясно, что в силу связности всех проявлений общественной жизни точно так же мы должны рассматривать и войны. Вышесказанным дана основа для классификации войн. Это — та же основа, что и для классификации государств. Каждый производственный тип имеет и соответствующий тип государства, а каждому типу государства соответствует совершенно определенный тип войны. Приведем несколько примеров. Пусть у нас будет рабовладельческое хозяйство. Тогда и государство есть не что иное, как государство рабовладельцев, а война этого государства есть не что иное, как средство расширения рабовладельческого строя, расширения воспроизводства рабовладельческих производственных отношений. Так называемые колониальные войны Испании, Голландии, Франции и проч. были войнами торговокапиталистических государств; их социальная роль сводилась к расширению торгово-капиталистических производственных отношений, позднее трансформировавшихся в отношения промышленного капитализма. Когда промышленный капитал и его государственные организации повели борьбу за рынки сбыта, войнь! стали подчинять «отсталый» мир господству промышленного капитала. Наконец, когда капиталистический способ производства надел на себя оболочку финансового капитализма, сейчас же на сцену появился и особый тип государственной власти, разбойничье империалистическое государство с его централизованно-милитаристским аппаратом, а социальная роль войны стала заключаться в расширении сферы господства финансового капитала с его трестами и банковыми консорциумами. Точно так же обстоит дело и тогда, когда войну ведет социалистическая диктаторская власть. Рабочее государство, ведя войну, стремится расширить и укрепить тот хозяйственный базис, на котором оно возникло, т. е. социалистические производственные отношения (отсюда, между прочим, ясна принципиальная допустимость даже наступательной революционно-социалистической войны). Социализирующемуся производству соответствует опять-таки совсем новый тип государственной власти. Этот тип власти настолько же не похож на все прежние, насколько социалистический способ производства не похож на все прежние способы производства, покоившиеся на частнохозяйственных отношениях собственности. Поэтому и социальное значение войны, которую ведет рабочая диктатура, принципиально отличается от всех решительно войн предыдущих эпох. Социалистическая война есть классовая война, которую нужно отличать от просто гражданской войны. Последняя не 98
есть война в собственном смысле этого слова, ибо она не есть война двух государственных организаций. Наоборот, в классовой войне обе стороны организованы, как государственная власть: по одну сторону — государство финансового капитала, по другую — государство пролетариата. Мы взяли все явления в их чистом виде. В действительности дело бывает, конечно, гораздо сложнее. Современное мировое хозяйство представляет собою, несмотря на громадную централизацию капитала, все же довольно пеструю картину. И даже мировая война наряду с чисто империалистскими элементами имела ряд других, вкрапленных в общий фон. Таков национальный шовинизм мелких наций, становящихся теперь—на историческую секунду — самостоятельными буржуазно-государственными единицами. Однако не ею, этой,, если так можно выразиться, государственной мелкой буржуазией, будут решаться судьбы мира: их решает соотношение между гигантами империализма, а в конечном счете их решит борьба между гигантами классовой войны. Глава III КРАХ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ 1. Война и организация капиталистических производственных отношений (государственный капитализм). 2. Процесс воспроизводства, производительные силы и война. 3. Монистическое строение капиталистического общества и его анархия. 4. Крах капиталистического общества. 5. Коммунизм как единственный выход. Его историческая необходимость, в. Производительные силы и издержки революции. Столкновение различных частей мировой капиталистической системы, которое выражало конфликт между ростом производительных сил этой системы и ее анархической производственной структурой, было, как мы видели, конфликтом государственно-капиталистических трестов. Объективная потребность, которую выдвинула история в порядок дня, есть потребность в организации мирового хозяйства, т. е. превращении бессубъектной мировой хозяйственной системы в хозяйствующего субъекта, в планомерно действующую организацию, в «телеологическое единство», в организованную систему. Эту задачу пытался своими методами решить империализм. Не совсем точно формулирует это Н. von Beckerath: «Так как,— говорит он, — свободная конкуренция отказывается служить как регулятор хозяйственной жизни, то в конце концов раздается крик об организации. Происходит процесс сплочения и ведется общая борьба за индустриальные рынки (idustrielle Marktgeibi- 4* 99
ete). Таким образом, возникает борьба национально сплоченных хозяйственных масс со все большим политическим характером, которая затем находит свое завершение в гигантском политическом столкновении народов, борющихся за индустриальные рынки сбыта»21. Разрешение этой задачи оказалось империализму не по плечу, и военный кризис привел к кризису всей системы в целом. Но в узких пределах отдельных государственно-капиталистических трестов первая стадия войны была стадией внутренней реорганизации капиталистических производственных отношений в сторону планомерности и организованности частичных систем, борющихся между собой. Нетрудно понять и проследить основные причины этой реорганизации, которая шла в сторону уничтожения внутренней производственной анархии путем огосударствления экономических функций. Организационно-технически эта реорганизация была в высокой степени облечена процессом чрезвычайно быстрого вымирания средних группировок. Война действовала в этом отношении, $ак гигантский кризис. При уменьшающейся сумме производимой прибавочной ценности эта последняя сжималась и накоплялась в наиболее сильных (социально, технически и экономически) производственных единицах. Процесс централизации капитала чрезвычайно ускорился, и эта ускоренная централизация составляла «отрицательное условие» новой формы капиталистических отношений. Положительной причиной огосударствления являлись потребности войны как огромного организованного процесса. Размах этой войны, ее техника, сложность внутренних отношений милитаристского аппарата, колоссальный спрос на продукты индустрии и сельского хозяйства, который сразу обнаружила военная организация, наконец, решающее значение исхода военных операций для командующих классов поставили в порядок дня максимальное преодоление анархии внутри борющихся частичных капиталистических систем. Успехи в войне, при прочих равных условиях, были прямо пропорциональны степени экономической организованности государственно-капиталистических трестов. Вышеупомянутые причины весьма обострялись недостатком ряда продуктов, в особенности сырья, недостатком, который стал обнаруживаться тотчас после разрыва интернациональных связей и который все увеличивался по мере всеобщего истощения 21 D-r Herbert von Beckerath. ZwangskartolHorung oder freid Organisation der Industrie. Finanz und Volkswirtschaftliche Zeitoragen, hg. von Schanz und J. Wolf. Stuttgart, 1918. S. 22. Буржуазный приват-доцент, как и полагается старшему дворнику капитализма, конечно, изображает классовое государство под псевдонимом «народов». С другой стороны, он не видит, что не только «рынки сбыта» играют роль, но н рынки сырья, и сферы вложения капитала, т. е. как раз те области, которые соответствуют трем частям формулы Л Т / пр.-.-П... Т'—Д'. мулы д-1 | раб. сила ‘I 100
и обеднения22. Понятно, что этот недостаток требовал наиболее экономного, а следовательно, рационализированного, организованного распределения. А так как процесс распределения есть одна из фаз общего процесса воспроизводства, то само собой разумеется, что организация распределения точно так же приводила неминуемо к большей или меньшей организации процесса производства. Нетрудно понять, что класс капиталистов в целом (а динамически это—представители финансового капитала) чрезвычайно выигрывал от этой централизации. Только совсем наивные люди видели в этом нарушение прав священной собственности. На самом деле здесь не было даже запаха какой бы то ни было «экспроприации экспроприаторов», ибо все централизовалось в руках финансово-капиталистической государственной организации,а не какой-то «третьей» силы. Оппозиция шла лишь главным образом из кругов отсталых слоев буржуазии, в первую голову представителей торгового капитала и торговой спекуляции. Организация производства и распределения по сути дела исключает торговлю вообще, и торговую спекуляцию в частности, следовательно, она выключает торговую прибыль и спекулятивный «дифференциальный барыш»23. Поскольку эта организация производства и распределения действительно проводится, она нарушает «священные права» именно этих категорий. Но было бы смешно думать, что этим нарушаются «прдва» капиталистического класса в целом. Здесь происходит лишь перераспределение прибавочной ценности в сторону финансово-капиталистических групп, превращение торговой прибыли в дивиденд или проценты, выплачиваемые государственным банком. Следовательно, здесь не происходит уничтожения прибавочной ценности, а происходит лишь изменение формы части этой прибавочной ценности. Именно в этом состоит сущность государственнокапиталистической организации, поскольку речь идет о категориях дохода и распределении прибавочной ценности. Что касается уменьшения доли прибавочной ценности и переуступки ее 22 Это в особенности резко подчеркивает Arthur Feiler, редактор «Frankfurter Zeiting», в своей книжке «Vor der Uebergangswirtschaft». Verl. Frankf Zeitung, 1918. См. в особенности главу «Kriegssozialismus und Wirtschaftsfreiheit». S. 33 u. ff; его формула гласит: «Wir haben den Mangel organisiert». Гораздо шире ставит вопрос Emil Lederer (Der Wirtschaftspro- zess im Kriege): «Frueher war der Krieg oekonomisch ein Problem der Staats- finanzen. Heute aber ist der Staat omnipotent. Daher erscheint seine Action nach aussen hin nicht in Form der Unternehmung, sie ist nicht mehr ein finanzwirtschaftliches, nicht mehr ein Geldproblem, sondern es wird die Na- turalsubstanz der ganzen Volkswirtschaft fuer den Krieg mobilisiert* (362)*. 23 См. P. Гильфердинг: Финансовый капитал, гл. IX: Товарная биржа (с. 215 и сл. русского перевода т. Степанова, изд. «Книга» 1918 г.);‘ «Die Kriegswirtschaft aber schliesst die Boerse und damit hoert ihre ganze Proble- matik auf» (Lederer'E.: Dej^ Wirtschaftsprozess im Kriege)**. 101
рабочим, как страховки от революции, то это вещь второстепенная и существенной роли не играет24. Математическим пределом данной тенденции является превращение всего «народного хозяйства» в абсолютно сплоченный комбинированный трест, где все отдельные «предприятия» перестали быть предприятиями, а превратились лишь в отдельные мастерские, в отделения этого треста, где, следовательно, общественное разделение труда превратилось в его техническое разделение и где все хозяйство стало абсолютно единым предприятием соответствующей группы мировой буржуазии. Общим организационным принципом этой формы капитализма было соподчинение всех экономических организаций (и не только экономических) буржуазии, ее государству. Понятно, почему. В самом деле, пусть перед нами будет целый ряд буржуазных организаций: государство, синдикаты, картели и тресты; предпринимательские союзы; кооперативы; банковые консорциумы; научные общества, организованная буржуазная журналистика и сотни других организаций. Теоретически вполне ясно, что максимальная устойчивость всей системы будет при соединении, связи, соподчинении всех этих организаций. Какой же организации нужно быть наверху? Опять-таки ясно: самой крупной, самой могущественной, всеохватывающей. Такой организацией как раз и является государственная власть. Государственная организация буржуазии концентрирует всю мощь этого класса. Следовательно, как раз ей должны быть соподчинены остальные организации — экономические в первую голову, а затем и всякие другие. Все они «милитаризуются». Все они превращаются в отделения, в департаменты единой, универсальной организации. Только при таких условиях вся система получает максимально устойчивый характер. Так возникает новый тип государственной власти, классический тип империалистского государства, опирающегося на государственно-капиталистические производственные отношения. Здесь «экономика» организационно сливается с «политикой», экономическая мощь буржуазии непосредственно соединяется с ее политической мощью, государство перестает быть простым охранителем процесса эксплуатации и становится не¬ 34 В своей статье «Деэорганиэационные и организационные процессы в эпоху переходного хозяйства» (Народное хозяйство. 1919. № 6) т. М. Смит различает «обмен, построенный на капиталообразующей функции денег* (Д—Т—Д) и обмен «в целях обмена одного товара на другой», причем государственно-капиталистическое распределение есть якобы переход от первого ко второму. Это — невероятная путаница. Во-первых, никакой «капита- лообраэующей функции» деньги никогда н нигде не имели и не имеют. Во- вторых, никакого перехода к простому товарному хозяйству (формула Д— Т—Д) в государственно-капиталистическом обществе нет. Есть тенденция к уничтожению внутри страны товарного хозяйства и видоизменению формы прибавочной ценности. Но это вопрос совсем другого рорядка. 102 1
посредственным коллективно-капиталистическим эксплуататором, открыто противостоящим пролетариату25. Развитие государственной власти обнаруживает здесь свою диалектическую природу: государственная власть возникла как первоначальная и единая форма организации господствующего класса; она стала затем одной из многих организаций буржуазии; наконец, она вновь стала по существу единой организацией, всосав в себя все остальные26. Государственно-капиталистические производственные отношения логически и исторически суть продолжение финансовокапиталистических отношений, являясь их завершением. Немудрено поэтому, что исходным пунктом их развития были те организационные формы, которые были даны финансовым капиталом, т. е. синдикаты, тресты и банки. Место трестов как частных монополистических организаций, объединяющих производство не только коммерчески, но и технически, занимает государственная монополия. Трестообразные синдикаты и картели заменяются точно так же ими. Централизационный процесс ускоряется давлением государственной власти: возникают так называемые принудительные синдикаты и картели. (Zwangssyndikate, Zwangskartelle). Переходным типом являются смешанные предприятия, где государство является совладельцем синдиката, крупным пайщиком акционерной компании и т. д., где форма финансово-капиталистической связи между государством и частным предпринимательством проявляется в виде так называемого «участия» («Beteiligung», «Participation»). Эти наиболее важные—в смысле реорганизации производственных отношений — формы являются далеко не единственными. Сюда относится и ряд менее'существенных изменений: государственное регулирование и контроль над производственным процессом (обязательное производство, его нормировка, регулирование методов выработки, регламентация внутреннего технически производственного уклада вообще); регулирование распределения (обязательные поставки и обязательный 25 О государственном капитализме кроме выше цитированных смотри сл. работы: F. Pinner: Die Konjunktur des wirtschaftliclien Sozialismus. Die Bank. 1915 April; Prof. Joffe: Die «Militarisierung unseres Wirtschaftslebens» в Archiv’e flier Soziahvissenschaft und SoziaIpolitik. 1915. 49 B. 3 Heft; V. vcs Guyot- Les problemes economiques apres la guerre//Journal des eco- nomistes. 1915 15 авг.; Prof Karl Bajlod: Einiges aus der Utopienliteratur der letzten Jahre. Archiv fuer die Geschichte des Sozialismus. hg. von Gruen- berg. VI Jahrg. 1 Heft; Walter von Rathenaus. Die neue Wirtschaft. W. v. Rathenau Der пене Staat. G. von Bernhard: Uebergangswirtschaft. Berlin, 1918; Monopolfrage und Arbeiterklasse (сборник статей правых c.-д.). Из русских работ можно указать статьи и брошюры тов. Ларина (М. Лурье), в особенности относительно организации немецкой промышленности. См. также Н. Осинскнй: Строительство социализма (первые главы). 26 Понятно, что так обстоит дело в «чистом типе» государственного капитализма, который реально проявляется лишь как тенденция. 103
прием; организация государственного снабжения, государственные склады, таксация цен, карточная система и г. д. и т. п.)27. Особую и притом чрезвычайно крупную организационную роль играют банки. Они вносят вклады в государственный банк, государственный банк со своей стороны централизует огромные суммы (достаточно сказать об одних только военных займах) и вкладывает их в военную промышленность. Так как вклады представляют в значительной степени периодически высвобождающийся капитал, то их организованное «размещение» государственным банком означает фактическое подчинение промышленности государственному банку и трансформацию предпринимательской прибыли в проценты, выплачиваемые этим банком. Следовательно, и этим путем капиталистические производственные отношения превращаются в государственно-капиталистические, а различные виды капиталистического дохода нивелируются, превращаясь в своеобразный «дивиденд», выплачиваемый единым коллективно-капиталистическим предприятием, единой акционерной компанией, трестом, каковым является империалистическое государство28. Типы организационной связи в их конкретной формулировке здесь различны; они отличаются своим функциональным характером: здесь перед нами имеется и планомерная организация, когда создаются новые устойчивые производственно-технические единицы (примером этого могут служить принудительные тресты, централизующие ряд прежних производственных объединений, государственные монополии и т. д.); здесь имеется и простое «регулирование» (например, принудительная Absatz-und Einnahme-Pflicht *); наконец, здесь есть и еще более низкий элемент организующего процесса—нормировка29: примером последней может служить таксация цен. Но было бы ошибкой не видеть, что общая тенденция «государственно-капиталистического» развития, которая ускоряет тенденцию финансового капитализма, идет в сторону высших типов организации, которые создают устойчивую производственно-техническую группировку. Организационный процесс может начинаться вовсе не с производственно-технической стороны; субъективной 'целью его носителей может быть вовсе не организация, а, скажем, чистый коммерческий расчет; и тем не менее объектив¬ 27 О Германии см. сводки Johann a Muller’a. Nationalokonomische. Ge- setzgobung. 1915. Jahrb. fur. N.-Oek. u. Staat; Ch. Gide. The Provisioning of France and measures to that end//The Economic Journal, 1916. March и сводки в английском The Economist (там же об Англии). 28 О юридических нормах и формах государственных капиталистических отношений см. Hatschek. Die Rechtstechnik des Kriegssozialismus//Deutsche Revue, 1916. Juni. 29 Термины взяты в том значении, в котором они употребляются тов. А. Богдановым. См. его статью о тенденциях пролетарской культуры в «Пролетарской культуре», а также «Всеобщу/о организационную науку». 104
ным конечным результатом может быть создание новых производственно-технических комплексов. Такое явление наблюдалось в эпоху финансового капитализма с величайшей наглядностью: синдикаты возникали как коммерческие объединения, оперировавшие на рынке; но тем не менее дальнейшее развитие привело к созданию трестообразных картелей, а затем и настоящих трестов, т. е. объединений не только коммерческих, но и производственно-технических. Или другой пример. Проникновение банкового капитала в промышленность вело к консолидации предприятий (созданию «фузий», комбинированных трестов и т. д.). Следовательно, в этих случаях организующие процессы идут из сферы обращения в сферу производства: это происходит потому, что процесс обращения есть составная часть общего «процесса в целом», процесса воспроизводства, который имеет «принудительную закономерность» для всех своих частей и фаз 30: Итак, реорганизация производственных отношений финансового капитализма шла по пути к универсальной государственно-капиталистической организации, с уничтожением товарного рынка, с превращением денег в счетную единицу, с организованным в государственном масштабе производством, с подчинением всего «народнохозяйственного» механизма целям мировой конкуренции, т. е., в первую голову, войны. В вышеприведенном анализе мы рассматривали организационные формы, путем которых капиталистическая структура отдельных стран приспособлялась к новым условиям существования всего мирового капитализма в целом. Но мы рассматривали все изменения под углом зрения преодоления производственной анархии. Теперь нужно сказать несколько слов о социальной анархии. Ведь совокупность производственных отношений обнимает собою не только отношения между людьми, организованными по предприятиям; существует и другой разрез этих производственных отношений, поскольку мы говорим об отношениях между классами. Следовательно, и по этой линии должна была произойти реорганизация отношений, ибо иначе вся система оказалась бы в высшей степени непрочной и недолговечной. Потребности войны и здесь сыграли колоссальную роль: ибо мобилизация пролетариев и мобилиза¬ 30 Т. А. Богданов предпочитает видеть во всем организационном процессе во время войны одни лишь «карточки», т. е. один лишь процесс нормировки, возникший на почве регресса производительных сил. На самом же деле процесс нормировки неизмеримо глубже по своему значению. Регресс производительных сил вовсе не исключает здесь прогресса организационных форм капитализма*. Так бывало и в «нормальное время», а именно во время кризисов, когда временный регресс производительных сил сопровождался ускоренной централизацией производства и возникновением капиталистических организаций. Такую — mutatis mutandis ** —ошибку делал и Энгельс, когда говорил о синдикатах и трестах. Этой ошибки не нужно повторять теперь. 105
ция их умов для и ради войны были такой же необходимой предпосылкой ведения империалистической войны, как и мобилизация материального производства. Процесс преодоления производственной анархии отправным своим пунктом имел элементы организации, выработанные уже финансовым капитализмом. Точно так же и процесс социальной реорганизации должен был опираться на те факторы, которые были созданы предшествующим развитием. Организационные материальные формы были даны в рабочих организациях: профессиональных союзах, социалистических партиях и отчасти в кооперативах со всеми их добавочными и вспомогательными аппаратами. Идеологические формы заключались в своеобразной психологии рабочего патриотизма, представлявшего отчасти трансформацию остатков старой мелкобуржуазной психологии, отчасти же являвшегося продуктом относительной и временной заинтересованности рабочего класса в империалистской политике. Наконец, метод реорганизации был тот же самый метод соподчинения всеохватывающему буржуазному’ государству. Предательство социалистических партий и профессиональных союзов как раз и выражалось в том, что они пошли на службу буржуазному государству, что они этим империалистским государством были по существу дела огосударствлены, что они превратились в «рабочие департаменты» милитаристской машины. Огосударствление этих организаций имело своим идеологическим эквивалентом своеобразное буржуазное огосударствление пролетарской психологии: это выразилось в широком распространении и признании даже пролетарскими кругами теории так называемого «гражданского мира». Конечно, наряду с этими методами продолжали развиваться и методы непосредственного механического давления и подавления, методы прямой репрессии. Такими путями достигалась максимально возможная устойчивость частичных капиталистических систем в тех условиях, в которые ставила их великая империалистская война, т. е. в условиях страшного нарушения равновесия во всей мировой системе капиталистического общества. Чтобы наш анализ коснулся всех основных тенденций к организации капиталистической системы, нам следует упомянуть также о синдикатах государственно-капиталистических трестов, о своеобразных синдикатах «второго порядка», которые своими составными частями имеют государственно-капиталистические тресты. Таковы государственные «коалиции», такова Лига Наций. Предпосылки для этих организаций были созданы финансово-капиталистическими связями, общей суммой взаимного «участия». Война усилила процесс этого непрочного синдицирования государственно-капиталистических трестов; «общесоюзнические» рабочие конференции были, между прочим, 106
проявлением той же тенденции. Здесь тенденции к организации выступают за пределы отдельного государства. Следовательно, в этих попытках капиталистического мира организующий процесс нашел свое высшее выражение. Все эти процессы шли в условиях колоссального истребления производительных сил. Структурная реорганизация сопровождалась регрессом производительных сил. Отсюда, в конечном счете, и получился неизбежный крах всей системы. Следовательно, перед нами стоит задача проследить основные влияния разрушительного процесса. Под производительными силами общества мы будем разуметь совокупность средств производства и рабочих сил. Таким образом, это будет совокупность машин разного рода, сырья, топлива и т. д. in natura —с одной стороны, совокупность разного рода рабочих сил in natura—с другой (рабочие силы металлистов, техников, текстильщиков и т. д., т. е. рабочие силы разного конкретного характера и разной квалификации) 31. Развитие производительных сил есть основа человеческого развития вообще, и поэтому именно с этой точки зрения необходимо рассматривать каждый факт общественной жизни. Точка зрения развития производительных сил совпадает с точкой зрения воспроизводства: развитие производительных сил соответствует расширенному воспроизводству, стационарное состояние их соответствует простому воспроизводству, падение их находит свое выражение в том, что воспроизводится все меньшая часть периодически потребляемых продуктов. В последнем случае перед нами — общественный регресс. Точка зрения воспроизводству обязательна в сущности во всяком экономическом исследовании. Но она вдвойне обязательна для экономиста, изучающего «критические» эпохи и 31 Нельзя брать, как это делает Маслов (Аграрный вопрос. Т. 1; Теория развития народного хозяйства и др. работы) в своем определении производительных сил, за одну скобку средства производства и живой труд, т. е. «складывать» статическую величину и процесс. Не труд адекватен средствам производства, а именно рабочая сила. О производительных силах у Маркса см. «Капитал», «Нищету философии» и т. д. См. также: «Producion в Nouveau Dictionnaire d’Econ. Polit. par Leon Say: «puissance productive... Г ensemble de ces elements (de la Production) envisages comme des forces»; Klein- waechter: Die volkswirtschaftliche Production im Allgemeinen в Schoenbergs Handbuch’e. B. Harms: Arbeit в Handwort. der Staatswissenschaften; Lexis: Production — там же; Lexis: Allgemeine Volkswirtschaftslehre, 1910; Watkins Third Factor in Variation of Productivity в The American Economic Revue, Dec. 1915 (Vol. V. N. 4); F. Oppenheimer: Theorie der reinen und polit. Oeko- nomie, $. «Die produktiven Kraefte» (S. 138—139 и след.); R. Hilferding: Eine neue Untersuchung ueber die Arbeitsmittel. Отчетливые формулировки имеются у Rodbertus'a: Zur Beleuchtung der sozialen Frage. Teil 1, 2. Auf- lage, hg. von Moritz Wirth. Berlin, 1890. («Produktivkraft und Produktivi- taet sind wohl zu unterscheiden. Produktivitaet bedeutet die Wirksamkeit oder Fruchtbarkeit der Produktivkraft; другими словами, P. берет производительные силы in natura); см. также Листа «D. nationale System d. P. Oek.». 107
переходные фазы развития. В самом деле: в так называемое «нормальное» время периодическое повторение производственных циклов заранее дано. Правда, и здесь — в особенности для капиталистического общества — возникают специфические проблемы, но в общем и целом предполагается более или менее «гладкий» ход дел. Наоборот, «критические» эпохи ставят под сомнение каждый следующий цикл производства. Следовательно, здесь точка зрения воспроизводства есть единственно методологически правильная точка зрения. Ибо она как раз и анализирует условия повторяемости производственных циклов, т. е. условия динамического равновесия общественной системы. «Воспроизводство», — если брать это выражение буквально,—есть просто-напросто новое производство, повторение, возобновление производственного процесса, и на первый взгляд может оказаться не ясным, чем же в сущности понятие воспроизводства отличается от общепонятного обозначения «производства» и к чему нужно новое странное выражение для этого. Однако как раз в повторении, в постоянном возвращении* производственного процесса и лежит важный an sich момент»32. Это «в сущности» прекрасно понимали еще физиократы, но это весьма основательно позабыли «ученые» ливрейные лакеи империализма. Вот почему война в своей первоначальной фазе породила поистине чудовищные теоретические построения, которые из факта военных прибылей, «процветания» военной индустрии, повышения курса акций металлургических, химических и проч. заводов делали вывод о благотворном (!) влиянии войны на «народнохозяйственную» жизнь. Рассмотрим реальный процесс воспроизводства, поскольку вся экономика стоит под знаком войны, т. е. поскольку нашло себе место перераспределение производительных сил в сторону военной индустрии и работы на армию вообще. Обычно обозначают труд, затрачиваемый на военные надобности, как непроизводительный с экономической точки зрения. Что это значит? Нетрудно видеть его совершенно специфическое значение, поскольку мы анализируем его влияние на условия воспроизводства. В «нормальном» процессе производства создаются средства производства и средства потребления. Это две крупнейшие отрасли всего общественного хозяйства. Совершенно ясно, что средства производства входят каждый раз 32 «Reproduktion ist woertlich genommen einfach Wiederproduktion. Wie* derholung, Erneuerung, des Produktionsprozesses, und es mag auf den ersten Blick nicht abzusehen sein worin sich der Begriff der Reproduktion von dem allgemeinverstaendlichen der Produktion eigentlich unterscheiden und wozu hierfuer ein neuer befremdender Ausdruck noetig sein soil. Allein gerade in der Wiederholung, in der staendigen Wiederkehr des Produktionsprozesses liegt ein wichtides Moment fuer sich» (R. Luxemburg: Die Akkumula- tion des Kapitals. S. 1)*. 108
в систему общественного труда. Их производство есть условие воспроизводства. Точно так же обстоит дело в общем и целом с производством средств потребления. Эти средства потребления вовсе не исчезают бесследно для дальнейших циклов производственного процесса. Ибо процесс потребления есть в основном своеобразный процесс производства рабочей силы. А рабочая сила есть точно так же необходимое условие процесса воспроизводства. Следовательно, и производство средств потребления, и производство средств производства выпускают продукты, которые являются необходимыми условиями процесса воспроизводства, без которых последний не может найти себе места. Совершенно иное значение имеет военное производство: пушка не трансформируется в элемент нового производственного цикла; порох расстреливается в воздух и отнюдь не появляется в иной вещественной оболочке в следующем цикле. Наоборот. Хозяйственный эффект этих элементов in actu есть чисто отрицательная величина. Но не следует думать, что хозяйственное значение обязательно связано здесь с определенным видом потребительной ценности и с вещественной формой продукта. Мы можем взять средства потребления, которыми снабжается армия. И здесь мы будем наблюдать то же самое. Средства потребления не создают здесь рабочих сил, ибо солдаты не появляются в производственном процессе: они из него извлечены, они поставлены вне процесса производства. Поэтому поскольку продолжается война, постольку средства потрёбления в значительной части служат не средством производства рабочей силы, а средством производства специфической «солдатской силы», которая не играет никакой роли в процессе производства. Следовательно, вместе с войной процесс воспроизводства, принимает «извращенный», регрессивный, отрицательный характер, а именно: при каждом последующем производственном цикле реальный производственный базис становится все тоньше и тоньше: «развитие» идет не по расширяющейся, а по постоянно суживающейся спирали. Здесь следует отметить еще одно важное обстоятельство. Армия, которая предъявляет колоссальный спрос, т. е. требует своего содержания, никакого трудового эквивалента не дает. Следовательно, она не только не производит, но и отнимает, другими словами, здесь получается двойной вычет из «фонда воспроизводства». Это обстоятельство является самым важным разрушительным фактором. Кроме него необходимо отметить непосредственные военные разрушения (взорванные пути, сгоревшие города и т. д. и т. п.), а также ряд косвенных разрушений (деквалификация рабочей силы и проч.). Таким образом, ясно, что реальный базис общественного прризводства с каждым оборотом общественного капитала суживается. Мы 100
имеем здесь не расширенное воспроизводство и даже не простое воспроизводство; мы имеем здесь все растущее недопроизводство. Такой процесс можно обозначить как расширенное отрицательное воспроизводство. Это и есть война, рассматриваемая с экономической точки зрения. Реально проходящий процесс есть, таким образом, расширенное отрицательное воспроизводство. От этого процесса следует отличать его капита- листически-бумажное, фетишистски-извращенное выражение. Ибо на смешении этих двух процессов — вещественного и трудового, с одной стороны, формального — с другой,—и покоится чудовищная теория о положительном влиянии войны. В самом деле, из предыдущего следует, что форма капиталистического дохода имеет тенденцию в государственно-капиталистическом строе превращаться в проценты, выплачиваемые по государственным бумагам. Эти последние представляют в значительнейшей степени право на будущие реальные ценности. В то же время они могут быть в обращении и даже могут быть накопляемы в громадном количестве. Но одно дело их наличность, другое дело — объективная возможность их реализации. Поскольку в процессе войны происходит реализация ценности как дохода, постольку она может обозначать либо «проедание» постоянного капитала, либо реализацию уменьшающейся суммы прибавочной ценности при ее перераспределении в сторону крупнокапиталистических групп. Громадное же количество накопляемых бумажных ценностей суть знаки, реализация которых лежит целиком в будущем и зависит, с одной стороны, от условий капиталистического воспроизводства, с другой —от самого существования капиталистической системы. Понятно, что колоссальное наводнение бумажек в их самой разнообразной форме может стать абсолютно несоизмеримым с реально-трудовым процессом, и в условиях капиталистической структуры это будет одним из признаков ее краха. Таким образом, отрицательное расширенное воспроизводство идет параллельно с накоплением бумажных ценностей. Из всего вышеприведенного не следует еще ни в коей мере бесполезность «трат» и отрицательная оценка разрушительной стороны процесса с капиталистической точки зрения. Любой капиталистический кризис есть временное разрушение производительных сил. Но его нужно с точки зрения капиталистической системы оценивать, выходя из рамок нескольких производственных циклов. Ибо в конечном счете он раздвигает рамки дальнейшего развития капиталистической системы. То же и с войной. Предположим, что мировая война кончилась бы на втором году победой одной из коалиций. Несомненно, что при таком положении дел после периода разрушения капиталистический строй имел бы много шансов выпрямиться; «залечив раны», т. е. возобновив сношенные и разрушенные 110 ч
части постоянного капитала, капиталистический способ производства получил бы возможность некоторого дальнейшего развития, и притом в высшей, более централизованной форме, чем до сих пор. Следовательно, то, что с точки зрения непос- редственно-«военных» и близких к «военным» производственных циклов представлялось как чистая потеря, с точки зрения общего движения капиталистической системы в ее крупном историческом масштабе могло оказаться временным понижением производительных сил, ценой которых покупалось бы дальнейшее, и притом более могучее, их развитие. Другими словами, перед нами был бы один из кризисов, — хотя и невиданный по своим размерам и по своей форме, — но отнюдь не крах капиталистической системы. Последняя продолжала бы, после временной заминки, свое развитие в более организационно совершенных формах. Вопрос о кризисе или крахе зависит от конкретного характера данного потрясения, капиталистической системы, от его глубины и длительности. Теоретически вполне ясно, что процесс отрицательного расширенного воспроизводства может все же продолжаться лишь до известного предела, за которым начинается разложение и распад всей организации. К анализу этого вопроса мы и переходим. Процесс воспроизводства есть не только процесс воспроизводства материальных элементов производства, но и процесс воспроизводства самих производственных отношений33. Расширенное воспроизводство есть расширенное воспроизводство данных производственных отношений: их поле, их пространственное расширение становятся больше; данный способ производства «распространяется», переорганизовываясь внутренне в своих деталях; другими словами, воспроизводство капиталистических производственных отношений воспроизводит их в основном, поскольку здесь перманентно сохраняется и расширяется отношение между капиталом и наемным трудом. Но внутри этого отношения детали производственной структуры непрерывно меняются: достаточно хотя бы указать на рост так называемого «нового среднего сословия». Что происходит при отрицательном расширенном воспроизводстве? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо остановиться более подробно на вопросе о строении общества в его целом. Прежде всего что такое «производственные отношения», о которых идет речь? Маркс определял их как отношения между людьми в процессе общественного труда и распределения продуктов этого 33 Магх К. Das Kapital. В. II. u. III*. 111
труда. Конкретно в капиталистическом обществе сюда входят отношения между капиталистом, мастером, техником, инжене* ром, квалифицированным рабочим, неквалифицированным рабочим, торговцем, банкиром, ростоВщиКоМ и т д. и т. и., при- чем отношения Между элементами берутся в их данных реально сочетаниях. Следовательно, категория производственных отношений есть всеобщая категория, касающаяся общественного строения: сюда входят и отношения социально-классового характера (отношения рабочего и капиталиста), И отношения другого типа (НаПр., Отношения Между двумя предприятиями, Отношений Сотрудничества, т. е. так называемой простой коопераций, и т. д.) 34. При этом следует заметить, что производственные отношения не есть что-то отличное от технической организации труда, поскольку мы говорим об отношениях внутри непосредственного трудового процесса, Они реально ели* ваются. Фабрика есть не только техническая, но и экономическая категория35, ибо это есть комплекс социально-трудовых, производственных отношений. Фабричная иерархий Под Командой капитала (Kommahdo des Kapitales) приводилась Марксом как образец Капиталистических производственных отношений. Технические элементы (рабочая сила инженера, директора, механика, мастера, рабочего, чернорабочего) суть в то же время элементы экономической организации, а поскольку они закрепляются за постоянным кругом лиц, постольку налицо их социально-классовая характеристика. Это и немудрено: ведь классы представляют из себя прежде всего группы лиц, объединенных общими условиями и общей ролью в производственном процессе со всеми вытекающими отсюда последствиями для процесса распределения*. Капиталистическая иерархия в производстве сопровождается капиталистической иерархией в распределении; это — две стороны одного и того же явления, неразрывно связанные, слитые друг с другом. Производственные отношения суть отношения людей — элементов определенной системы. Но было бы большим упрощением противопоставлять определенный тип связи этим элементам. Общество не есть сумма элементов; но она в то же время не есть арифметическая сумма элементов и их связи. Ибо общественная связь не стоит рядом с элементами. Пространственное размещение людей в технически трудовом процессе и их функциональная роль аккумулируются, застывают в людских элементах. Таким образом, общественные связи превра¬ 34 Г. П. Струве в своей книжке «Хозяйство и цена* нарочно изгнал из анализа производственные отношения, для того чтобы утверждать, что социально-классовые отношения суть вечная принадлежность всякого общества. Об этом см. нашу статью: «Фокус-покусы г-на Струве» в марксистском журнале «Просвещение» за 1913 г., № 129. 35 См. Маркс К. Нищета философии. if 112
щаются и находят свое выражение и во «внутренней структуре» самих элементов, тип общественной связи живет в головах людей. Итак, данная общественная структура, данный способ производства есть, с одной стороны, определенный тип связи, с другой — этот тип формирует и самые эти элементы. Производственные отношения определяют собой все остальное. Нетрудно понять почему. Если бы производственные отношения воплощали в себе один тип связи, а отношения другого порядка (например, государственная организация) были бы построены по другому типу, то система в целом была бы абсолютно неустойчивой. Капиталистические производственные отношения немыслимы при политическом господстве рабочего класса, а социалистические отношения в производстве были бы немыслимы при политическом господстве капитала. Следовательно, каждый тип общества неизбежно должен отличаться монизмом своей структуры, который есть основное условие существования всякой общественной системы. Капиталистическое общество в высокой степени отличается этим монизмом. «Конституция» фабрики, полка, государственной канцелярии построена по одному принципу, и иерархический тип производственных отношений находит свое выражение в адекватной иерархии государственной власти, армии и т. д. Наверху — класс собственников, в самом низу — класс неимущих, в середине-^целая" градация переходных групп. Капиталист и директор фабрики, генерал, министр или крупный чиновник-бюрократ — люди приблизительно одного класса, и характер их функций однотипен, несмотря на разницу сфер, эти функции закреплены за ними; они, следовательно, носят не просто технический, но в то же время ярко выраженный классовый характер. Инженер, офицер, средний чиновник — это по существу опять-таки люди одного класса, и их функции однотипны. Мелкий служащий (курьер, посыльный, дворник), рабочий, солдат занимают точно так же сходное место, и иерархическая классовая система утверждает себя в качестве универсального принципа. Капитализм есть антагонистическая, противоречивая * система. Но классовый антагонизм, расщепляющий общество на два основных класса, последовательно проведен повсюду. Следовательно, структура капитализма есть монистический антагонизм или антагонистический монизм. Мы брали общество как систему элементов in natura. Эта точка зрения должна быть проведена теперь со всей последовательностью. Она наравне с точкой зрения воспроизводства категорически обязательна для всякой «критической» эпохи, а следовательно, и для периода разложения капитализма. В «нормальное» время, т. е. тогда, когда существуют условия 113
подвижного равновесия общественной системы, можно оставаться в плоскости фетишистского выражения общественных отношений, ибо оно имеет устойчивый характер и предполагает определенные, вполне реальные материальные, общественно-трудовые процессы в качестве своего основания. Денежные отношения, категория ценности и пр. суть всеобщие категории капиталистического хозяйства, и мы можем в «нормальное» время вести анализ в этих категориях, ибо для «нормального» времени они нормальны: закон ценности есть основное условие анархической производственной структуры, есть conditio sin’e qua non подвижного равновесия капиталистической системы. Совсем другое, когда производственная система находится в «ненормальных» условиях. Это значит, что условий подвижного равновесия налицо нет. А следовательно, методологически абсолютно недопустимо вести анализ в ценностных отношениях и в категория* фетишизированных отношений вообще. Наоборот, здесь необходимо брать натуральную форму вещей и рабочих сил, в этих единицах вести счет и самое общество рассматривать как организацию элементов в их натуральновещественной характеристике36. Эту истину понял прекрасно Рудольф Гольдшейд: «Вообще,— говорит он, — теперешняя война должна нас прежде всего приучить к одному: к углубленному натурально-хозяйственному мышлению... Почти все экономические вопросы кажутся неразрешимыми, если их рассматривать исключительно с денежно-хозяйственной точки зрения, и, наоборот, представляются относительно простыми под натурально-хозяйственным углом зрения»37. После всего вышеизложенного понятно, почему это так: капиталистическое общество выскочило из пазов, и категории равновесия не могут быть адекватны «критической» эпохе. Итак, общий вопрос формулировали теперь следующим образом: что происходит с общественной системой в ее нйту- *6 Этого, к сожалению, не понимают даже многие из товарищей, которые приписывают относительным законам определенного исторического значения сверхисторическую абсолютную реальность. Даже зародышевая общественная бухгалтерия социалистического хозяйства «покоится» у нас на этом ложном понимании. И это как раз в такое время, когда ценностно-денежное выражение несоизмеримо с реальным трудовым процессом, а последний не регулирует распределения производительных сил. 37 «Ueberhaupt muss uns aer jetzige Krieg zu Einem vor allem erziehen: zu vertieftem naturwissenschaftlichen Denken... Fast alle oekonomischen Fragen erscheinen unloesbar, wenn man sie bloss geldwirtschaftlich betrachtet, offenbaren sich hingegen als relativ einfach unter naturalwirtschaftlichem Gesichtspunkt» (R. Goldscheid: Staatssozialismus oder Staatskapitalismus, Ein finanzsoziologischer Beitrag zur Loesung des Staatsschuldenproblems. 4 u. 5 Aufl. Wien — Leipzig. 1917). 114 I
ральной форме, в форме связанных натуральных элементов, при условии отрицательного расширенного воспроизводства? В формулах трудовой ценности мы здесь имеем такие ряды: c + v-fm; c-j-v-f (m — х); c-fv; c + (v — x); (c—y)-f(v—nx) ит. д.; параллельно этому ценность становится несоизмерима с ценой. Нетрудно видеть, что с точки зрения капиталистической системы положение не опасно, пока расширение отрицательного воспроизводства идет за счет т. За этими пределами начинается, с одной стороны, «проедание» основного капитала, с другой — недопотребление рабочего класса, необеспеченность функционирования рабочей силы и выполнения ею ее капиталообразующей роли, т. е. нарушение воспроизводства рабочей силы. Этот процесс выражается в двух формах: во-первых, в выталкивании рабочей силы из производственного процесса; во-вторых, в понижении реальной заработной платы, в недопроизводстве энергии, образующей рабочую силу; в дисквалификации этой последней и, в конечной инстанции, в разрыве связи*между низшими и высшими элементами техническо-производственной иерархии. «Низшие» винтики капиталистической машины, не получая достаточного количества смазочного масла, развинчиваются. Здесь мы видим две главные формы разрыва связей: 1) их гниение и разложение (например, индивидуальный невыход на работу, падение трудовой дисциплины, у служащих — неаккуратность, взяточничество, нарушение коммерческих нравов и норм и проч.); 2) их революционный разрыв (массовый отказ от работы со стороны рабочих, стачки, все виды организованного неповиновения классу капиталистов) . Этот процесс распада капиталистических отношений наблюдается на определенной ступени отрицательного расширенного воспроизводства, и, раз начавшись, он захватывает все сферы капиталистической системы. Аккумулированная в головах низших звеньев капиталистическая психология повиновения власть имущим выветривается, а капиталистическая функция их становится невозможной; с другой стороны, у высших людских звеньев системы, где техническая функция совпадает с классовым интересом, а наиболее важный и основной классовый интерес совпадает с интересами сохранения данной производственной системы, психология борьбы за это сохранение сгущается еще более. Латентная классовая борьба, подтачивающая производственные отношения в период разложения, прорывается наружу как открытая революционная борьба в период насильственного разрыва связей капиталистического аппарата. То, что происходит в производстве, mutatis mutandis 115
происходит и в армии, и в административном государственном аппарате. Мы уже видели, что процесс распада начинается с абсолютной неизбежностью после того, как отрицательное расширенное воспроизводство поглотило общественную прибавочную ценность (т). Теоретический анализ не может установить с абсолютной точностью, когда именно, на какой конкретной цифре, характеризующей этот процесс, наступает период рас- пада. Это уже questo facti. Конкретное положение дел в экономике Европы 1918—1920 гг. ясно показывает, что этот период распада наступил и что нет никаких симптомов возрождения старой системы производственных отношений. Наоборот. Все конкретные данные указывают на то, что элементы разложения и революционного разрыва связей прогрессируют с каждым месяцем. Теоретически это вполне понятно. В самом деле, ведь капиталистическое общество, расколотое на классы, может существовать только тогда, когда психология гражданского мира является, так сказать, общезначимой; другими словами, только тогда и до тех пор, пока рабочий класс в его целом, эта важнейшая производительная сила капиталистического общества, молчаливо «соглашается» выполнять капиталистическую функцию. Раз эта предпосылка исчезла, дальнейшее существование капиталистического общества становится невозможным. Марксистская революционная мысль прочно установила, что (в политической области) переход власти из рук буржуазии в руки пролетариата, переход, понимаемый как определенный исторический процесс, выражается в крахе старой государственной машины, распадающейся на свои составные элементы. Государство вовсе не есть объект, который гуляет по рукам различных классов, переходя по наследству согласно почтенным нормам буржуазного семейного права. «Завоевание государственной власти пролетариатом» есть разрушение буржуазной и организация новой государственной системы, причем и элементы распавшегося старого отчасти разрушаются, отчасти берутся в новых сочетаниях, в новом типе связи38. Такова была и точка зрения Маркса — Энгельса. Однако у громадного большинства quasi-социалистических теоретиков было и есть необычайно примитивное представление о «завоевании власти»: сменяется одна «головка», «правительство», и этим завоевывается «весь аппарат». Революционное учение Маркса доказано теперь в этой области отношений не только абстрактными рассуждениями, оно доказано эмпирически. м Об этом см. работу тов. Ленина «Государство и революция», а также нашу статью «Теория пролетарской диктатуры» в сборнике «Октябрьский переворот и диктатура пролетариата». не
Далеко не так ясен процесс трансформации производственных отношений. Здесь необычайно живучими оказались те представления, которые были преобладающими в области теории политических переворотов. Типичным в этом отношении может служить рассуждение Р. Гильфердинга39 о том, что захват шести банков («головки») пролетариатом передает в распоряжение последнего всю промышленность, потому что при финансово-капиталистических производственных отношениях банки являются организационными узлами производственнотехнической системы — «всего аппарата». Эмпирически доказано, что ничего подобного не происходит, ибо реально захват банков лишь подрывает командную власть капитала. Почему? Вопрос разрешается просто. Потому, что банки «управляли» промышленностью на основе специфических, кредитно-денежных отношений. Тип связи здесь был тип кредитной, связи, который как раз и рушится при захвате банков пролетариатом *. После всего вышеприведенного нетрудно теоретически понять причины распада различных видов иерархических отношений капиталистического общества, происходящих в условиях отрицательного расширенного воспроизводства. Лучше всего процесс разложения, а затем и революционного разрыва капиталистических связей виден на армии. Империалистская армия разлагается, потому что, — грубо выражаясь,— «у солдат падает дисциплина», т. е. низшие звенья иерархии не могут уже служить как звенья именно этой иерархии. Революционный разрыв связей наступает при массовой и более или менее организованной дезорганизации «всего аппарата», которая есть необходимая предпосылка победы нового класса. Эта дезорганизация и есть крах данной системы. Временная «анархия» есть, таким образом, объективно совершенно неизбежный этап революционного процесса, который и выражает собою крах старогсг «аппарата». Приблизительно то же происходит и с технико-производственным аппаратом капиталистического общества. Мы видели, что производственные отношения суть в то же время технические отношения и социальная иерархия есть в то же время иерархия техническая. Следовательно, абсолютно ясно, что разложение и революционный разрыв социальных звеньев системы, что срставляет необходимый признак краха, есть распад «технического аппарата» общества, поскольку мы имеем в виду людскую техническую организацию этого общества. А отсюда ясно, что «завоевать» старые экономические аппараты целиком нельзя. Производственная «анархия», или, как ее обозначает проф. Гриневецкий, «революционное разло¬ 39 Гильфердинг Р. Финансовый капитал. 117
жение промышленности»40, есть исторически неизбежный этап, от которого нельзя отделаться никакими ламентациями. Конечно, с точки зрения абсолютной было бы чрезвычайно хорошо, если бы революция и крах старых производственных отношений не сопровождались распадом технико-производственных связей. Но трезвая оценка реальных процессов, их научный анализ говорят нам, что период этого распада исторически неизбежен и исторически необходим. Распад людской технический иерархии, который наступает на определенной стадии процесса отрицательного расширенного воспроизводства, в свою очередь давит на состояние производительных сил. Производительные силы существуют слитно с производственными отношениями, в определенной системе трудовой общественной организации. Следовательно, распад «аппарата» неизбежно должен сопровождаться дальнейшим понижением производительных сил. Таким образом, процесс отрицательного расширенного воспроизводства чрезвычайно ускоряется. Из вышеприведенного анализа следует, что на базисе лопающихся (старых, капиталистических) отношений невозможно никакое «возрождение промышленности», о котором мечтают утописты капитализма. Единственный выход заключается в том, что низшие звенья системы, основная производительная сила капиталистического общества, рабочий класс, займут господствующее положение в организации общественного труда. Другими словами, только строительство коммунизма есть предпосылка общественного возрождения41. Теоретически, конечно, этим еще не доказано осуществление коммунизма. Вопрос о его предпосылках и о вероятности его реализации—этот вопрос логически вовсе не совпадает с вопросом о крахе капитализма. Теоретически мыслимо дальнейшее разложение, «гибель культуры», возвращение к примитивным формам средневекового полунатурального хозяйства, словом, та картина, которую рисует Анатоль Франс в конце своего «Острова Пингвинов». Этот вопрос мы пока оставляем в стороне, чтобы разобрать его впоследствии. Но теперь мы можем утверждать, что невозможно восстановление старой капиталистической системы. Элементы технико-производственного аппарата (людские элементы) должны быть взяты в новых сочета¬ 40 Проф. Гриневецкий. Послевоенные перспективы русской промышленности. 41 Проф. Гриневецкий в своей книге рассматривает вопрос, как и подобает апологету капитализма, умственный взор которого не распространяется дальше «миросозерцания» синдикатчика, исключительно с точки зрения капиталистических отношений производства как вечной и универсальной категории человеческого бытия. Будущему историку идеологий будет казаться прямо комичной та поистине куриная слепота, которая отличала буржуазных ученых в период величайших социальных переворотов. 'I 118
ниях, связаны связью нового типа, чтобы было возможно развитие общества. Перед человечеством стоит, таким образом, дилемма: или «гибель культуры», или коммунизм, и ничего третьего не дано. При предположении, что после ряда производственных циклов производительные силы начнут расти, должна, следовательно, быть налицо одна основная предпосылка: рост социалистических (идущих к коммунизму) производственных отношений. В таком случае «издержки революции» (и «перебои в процессе труда», и непосредственные траты общественной энергии в процессе гражданской войны) будут той ценой, которой человеческое общество купит себе возможность дальнейшего развития. Коммунистическая революция пролетариата, как и всякая революция, сопровождается понижением производительных сил. Гражданская война, да еще такого гигантского масштаба, как современные классовые войны, когда не только буржуазия, но и пролетариат организован в государственную власть, экономически и с точки зрения ближайших циклов воспроизводства есть чистый минус. Но мы уже видели на примере кризисов и капиталистических войн, что суждение с такой точки зрения есть ограниченное суждение; необходимо выяснить роль данного явления, исходя из дальнейших циклов воспроизводства, в их широком историческом масштабе. Тогда издержки революции и гражданской войны представятся как временное понижение производительных сил, которое создало тем не менее базу для их громадного развития, перестроив производственные отношения на новый лад42. Перестройка производственных' отношений предполагает «власть пролетариата», его «Kommando» и в государственном аппарате, в армии как части этого аппарата, и в производстве. В процессе борьбы за власть и гражданской войны периода пролетарской диктатуры кривая производительных сил продолжает падать при одновременном росте организационных форм. Этот рост организационных форм идет при сопротивлении «лей¬ 42 Теоретики кастрированного марксизма, вроде Каутского, имеют о революционных переворотах представление поистине детское. Для них просто не существует теоретических и практических проблем, которые и представляют наибольшую трудность: от эмпирически же данных фактов презрительно отмахиваются тем, что зачисляют действительно происходящие революции по ведомству «не настоящих* и «не истинных», прием, который с точки зрения марксизма сам заслуживает величайшего презрения. См., иапр., Kautsky К. Die Diktatur des Proletariats; Die Sozialisierung der Landwirtschaft, Vor- wort. Временное понижение производительных сил, объективно расширяющее в конечном счете их мощь, происходило и в буржуазных революциях (Великая Рев., гражд. война в Америке и т. д.). См. Бухарин Н. Диктатура русского пролетариата и мировая революция. Коммунистический Интернационал. № 4 и 5. 119
тенантов промышленности», т. е. технической интеллигенции, которая не хочет быть в иной иерархической системе, чем она была раньше (так наз. саботаж в первую голову). Но сопротивление этого слоя для растущей новой системы гораздо менее опасно, чем сопротивление рабочего класса системе капиталистических отношений. С точки зрения сохранения и развития человеческого общества единственным выходом поэтому могут быть только социалистические производственные отношения, ибо только они могут создать условия относительного подвижного равновесия общественно-производственной системы Глава IV ОБЩИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ КОММУНИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА I. Тип производственных отношениА в процессе капиталистического краха. 2. Критерий «зрелости» производственных отношениА. 3. Экономическое истощение и разложение капитализма и коммунистическое строительство. 4. Строительство коммунизма как историческая эпоха. 5. Этапы революционного процесса, в. Общие принципы новой общественной организации. В предыдущей главе мы видели, насколько наивно представление о переходе «старого аппарата» целиком и непосредственно на новые рельсы. Анализ той части переходного периода, которую можно характеризовать как крах капиталистической системы, привел нас к тому положению, что иерархическая технико-производственная система, которая в то же время есть выражение социально-классовых отношений и отношений производства, неизбежно распадается на составные элементы. Как ни мал может (конкретно-исторически) оказаться этот промежуточный момент производственной революционной «анархии», тем не менее он является необходимым моментом в общей цепи развития. Однако здесь необходимо отметить, что распадаются не все социально-технические связки, а связки иерархического типа. И во время разложения капиталистической системы, и во время ее революционного краха рвутся связи между рабочим классом, с одной стороны, технической интеллигенцией, бюрократией, буржуазией, с другой. Но производственные отношения, которые выражают отношение рабочего к рабочему, инженера к инженеру, буржуа к буржуа, не рвутся; другими словами, генеральное размежевание социальных пластов и разрыв людского организационно-технического аппарата происходят прежде всего ло этой линии. Следовательно, в общем и целом не разрывается связь внутри пролетариата. А эта связь и образует 120
основной момент обобществленного в недрах капитализма труда43. Новое общество не может появиться, как deux ex machina. Его элементы вырастают в старом. А так как здесь речь идет о явлениях экономического порядка, то есть затрагиваются вопросы экономической структуры, производственных отношений, то необходимо искать элементов нового общества в производственных отношениях старого. Другими словами, вопрос необходимо поставить таким образом: какой вид производственных отношений капиталистического общества в общем может лечь в основу новой производственной структуры? Ясно, что разрешением этого вопроса решается и вопрос о так называемой «зрелости» капиталистического общества для перехода его через фазу пролетарской диктатуры в общество коммунистическое. Раньше вопрос ставился в очень общей и несколько примитивной формулировке. А именно, основным критерием «зрелости», поскольку речь идет об «объективных» предпосылках коммунистической общественной структуры, считались степень концентрации и централизации капитала, наличность определенного совокупного «аппарата», вся совокупность производственных отношений, затянутых в один узел капиталистическим развитием. Однако такой постановки вопроса, как видно из всего предыдущего анализа, недостаточно. Ибо как раз этот централизованный «аппарат» и распадается в процессе революции, а следовательно, он in toto не может служить основой нового общества44. 43 На эту сторону дела — правда, в иной постановке — обратил внимание тов. Крицман (Основные тенденции социальной революции пролетари- ата//Народное хозяйство. 1919. №1)). Однако у него точно так же, как почти у всех авторов, «как шелуха, отлетает капиталистическая организация общественного хозяйства ... в общем и целом простая смена руководителей» (С. 13). Частичный распад пролетариата как класса, происходящий под влиянием падения производительных сил в связи с выталкиванием пролетариата и сокращением производства, есть явление другого порядка. 44 Либеральные профессора и их соглашательские подголоски, которые не хотят социализма, но для приличия стремятся это оправдать якобы «научными» соображениями, излагают поэтому Маркса на свой манер. Напр., Франц Оппенгеймер, учитель П. Маслова, пишет: «Die ungeheure Ueberzahl und Uebermacht des Proletariats... expropriiert die Expropriateure, die gar keinen ernsthaften Widerstand (!) leisten koennen und uebernimmt den vollkommen fertogen Mechanismus der Produktion und Verteilung, der un- veraendert und unerschuettert weiterlaeuft... Das ist die Marxche Teorie der Verge6ellschaftung». (Franz Oppenheimer: «Zur Teorie der Vergesellschaf- tung» в сборнике «Wege und Ziele der Sozialisierung, hg. von Ingenieur Dr. Hermann Beck. Veri. Neues Vaterland. Berlin. S. 16). Dr. Prange * (см. тот же сборник) называет это «klare Ferstellung dei marxistischen Teorie»(S. 79)**. Почтенные профессора, очевидно, думают, что биржа, ажиотаж и спекуляция так же характерны для социалистического общества, как добродетель для Пресвятой Богородицы, и что рождение социалистического аппарата производства и распределения ни в малой степени не нарушит капиталистической девственности. Им вторит Otto Bauer: «Sie (экспроприация) kann 121
В известном седьмом параграфе 24 главы I тома «Капитала» («Историческая тенденция капиталистического накопления») Маркс выдвигает два основных момента: централизацию средств производства и обобществление труда, которые расцвели вместе с капиталистическим способом производства и внутри него45*. Эти два момента и образуют основу нового способа производства, который вырос в недрах старого. Рассмотрим оба эти момента. Они составляют части «аппарата», части новой организации. Вообще говоря, всякая общественная система представляется как организация вещей и людей. При этом «вещи» здесь являются не просто кусками внешней природы, а имеют сами своеобразное общественное бытие. Машина не есть машина вне человеческого общества. Она становится машиной лишь в системе общественного труда. С этой точки зрения общество как система есть одновременно «личный и вещественный аппарат»46. Вещественный аппарат есть материально-техническая основа общества. Он не входит в понятие производственных отношений, а относится к производительным силам. И в процессе революционного разрыва производственных связок этот аппарат может относительно сохраниться. Его распад вовсе не обязателен. Машины, аппараты, фабричные здания и проч., конечно, страдают во время социальных потрясений. Но основа разрухи лежит вовсе не здесь. Поскольку происходит разрушение вещественного аппарата, оно является главным образом следствием распада людского «аппарата» и прекращением непрерывности трудового процесса. Следовательно, проблема лежит в анализе второго момента, а именно в «обобществленном труде». Людской «аппарат», который обнимает собой совокупность трудовых отношений, включает те социальные пласты, о которых мы говорили выше. Но основной формой, типичным и решающим und soli sich nicht vollziehen in der Form einer brutalen (! !) konfiskation... derm in dieser Form koennte sie sich nicht anders vollziehen, als um den Preis einer gewaltigen Verwuestung der Produktionsmittel, die die Volksmas- sen verelenden, die Quellen des Volkseinkommens verschuetten wuerde. Die Expropriation der Expropriateure soli sich vielmehr in geordneter, geregelter Weose vollziehen; so vollziehen, dass der Produktionsapparat, der Gesell- schaft nicht zerstoert,'der Betrieb der Industrie und der Landwirtschaft nicht gehemmt wird» (Otto Bauer: «Der Weg zum Sozialismus. Verl. «Freiheit». Berlin, 1919. 28)**. Бывший «министр социализации», очевидно, желает строить социализм не из земных, а небесных элементов. 45 «Das Kapitalmonopol wird zur Fessel der Produktionsweise, die mit und unter ihm aufgeblueht ist. Die Zentralisation der Produktionsmittel und die Vergesellschaftung der Arbeit erreichen einen Punkt, wo sie unvertraeglich werden mit ihrer kapitalistischen Huelle. Sie wird gesprengt. Die Stunde des Kapitalistischen Eigentums schlaegt. Die Expropriateurs werden expropriiert» (Marx K. (Capital. I Volksausgabe, S. 691) ***. Ae «Personen-und Sachapparat» (Dr. Hermann Beck: Sozialisierung als organisatorische Aufgabe, c. 32 вышецитированного сборника). 122
является концентрация пролетариата. «Кооперативная форма труда», о которой говорит Маркс, воплощается в решающем моменте, в специфических отношениях между рабочими. Именно здесь и лежит центр тяжести нового общества. Совокупная рабочая сила общества — в чисто капиталистическом обществе пролетариат — есть, с одной стороны, одно из двух слагаемых понятия производительных сил (ибо производительные силы суть не что иное, как совокупность наличных средств производства и рабочих сил); при этом рабочая сила есть, как неоднократно подчеркивалось еще старыми экономистами, самая важная производительная сила. С другой стороны, соотношение между рабочими есть основная часть трудового людского «аппарата». Следовательно, как раз здесь и следует искать основные элементы новой производственной структуры. Именно так смотрел на дело и Маркс, когда в рабочем классе, «вышколенном, объединенном и организованном самим механизмом капиталистического производственного процесса» *, он видел остов будущих отношений производства и одновременно силу, которая эти отношения реализует47. Это положение чрезвычайно существенно. «Вызревание» коммунистических производственных отношений в пределах капиталистического общества есть та система сотрудничества, которая воплощается в производственных отношениях между рабочими, которая в то же время сплачивает человеческие атомы в революционный класс, пролетариат. Критерием «зрелости», следовательно, является именно этот момент, который, конечна, есть функция развития производительных сил, но который выдвигается на первый план с точки зрения общественно-организационной техники. АТ В «Нищете философии» Маркс говорит об «Organization der Revolutio- naeren Elemente, als Klasse» (Elend. S. 163). В «Коммунистич. Май.» мы находим такое описание отношений сотрудничества между рабочими: «Die Lohnarbeit beruht ausschliesslich (курсив наш.—Н. Б.) auf der Konkurrenz der Arbeiter unter sich. Der Fortschritt der Industrie... setzt an die Stelle der Isolierung der Arbeiter durch die Konkurrenz ihre revolutionaere Verei- ni^ung durch die Assoziation. Mit der Entwicklung der grossen Industrie wird also unter den Fuessen der Bourgeoisie die Grundlage selbst hinweg- gezogen, worauf sie produziert und sich die Produkte aneignet. Sie reprodu- ziert vor allem ihre eigenen Totengraeber»** (это место Маркс цитирует в примеч. 252 к концу гл. 24 I тома «Капитала». См. Volksausgabe. S. 691) *•*. Совершенно ясно, что Маркс оценивал пролетариат не только как силу, осуществляющую «насильственный переворот», но и как социальное воплощение отношений сотрудничества, вырастающих внутри капитализма и являющихся основой социалистического (alias коммунистического) способа производства. Е. Hammacher (Das philosophisch oekonomische System des Marxis- mus. Leipzig, 1909) выдумывает, будто'бы у Маркса эта точка зрерия развита в «Нищете фил.» и «Ком. ман.» в противоположность «Капиталу». Очевидно, поэтому Маркс цитирует соответствующие места в «Капитале» ••**. 123
С этой общественно-организационной точки зрения совершенно ясна «зрелость» капиталистического общества, и все рассуждения на эту тему, «опровергающие» ее, являются метафизическим вздором апологетов капитализма. Существование планомерной организации внутри капиталистических стран, раздираемых капиталистической конкуренцией; существование в определенный период системы государственного капитализма есть эмпирическое доказательство «возможности» коммунистического строительства. В самом деле, отвлечемся на момент от конкретно-исторической скорлупы производственного процесса и взглянем на него исключительно с точки зрения внутренней абстрактной производственной логики. Здесь может быть два, и только два, случая: либо обобществление труда позволяет технически ввести планомерную организацию в какой бы то ни было конкретной социальной формулировке, либо процесс обобществления труда настолько слаб, труд настолько «расщеплен» (zersplittert, как выражался Маркс), что вообще технически невозможна рационализация общественно-трудового процесса. В первом случае дана «зрелость», во втором она отсутствует. Эта постановка вопроса есть общая постановка вопроса для любой формулировки сознательного и формального «обобществления». А отсюда следует, что если капитализм «созрел» для государственного капитализма, то он созрел и для эпохи коммунистического строительства 48. Специфическая проблема коммунистического строительства состоит не в том, что нет основы общественного труда, а в новом сочетании разорвавшихся общественных пластов, в первую очередь во включении в новую систему технической интеллигенции. Но это тема другого порядка, которую мы разберем ниже. Гигантское потрясение всей капиталистической системы, которое мы оцениваем как ее крах, ряд ученых и неученых сикофантов quasi-марксистского толка считают за аргумент против социализма49. Этот взгляд логически основан на полнейшем непонимании диалектического*, в противоречиях развивающегося процесса. Мировая война, начало революционной эры и т. д. есть как раз выражение той объективной «зрелости», о которой идет речь**. Ибо здесь величайшей напряженности конфликт был следствием максимально расширенного антагонизма, 48 Неизмеримая общественная подлость социал-соглашательских теорий состоит как раз и в том, что они «соглашаются» на государственный капитализм, протестуя против социализма, который они готовы трижды признать на словах, вне практики. 49 В первую голову Каутский. До войны он «ждал» катастрофы, которая «не созрела». Во время войны он предостерегал против революции, потому что Интернационал — «Friedensinstrument» и при громе пушек не может действовать. После войны он предостерегает против социализма, потому что катастрофа «истощает». Нечего сказать, целостная концепция. 124
который постоянно воспроизводился и рос в недрах капиталистической системы. Его потрясающая сила есть довольно точный показатель ступени капиталистического развития и трагическое выражение полнейшей несовместимости дальнейшего роста производительных сил под оболочкой капиталистических производственных отношений. Это и есть тот самый Zusammen- bruch, который неоднократно предсказывался творцами научного коммунизма. Они оказались правы: жалкой реформистской иллюзией является представление о переходе к социализму вне краха, вне нарушения общественного равновесия, вне кровавой борьбы50. Раз реально дан распад капиталистических производственных отношений и раз доказана теоретически невозможность их восстановления *, то возникает вопрос о решении дилеммы: «гибель культуры» или социализм. В основном этот вопрос решается предыдущим анализом. В самом деле, мы видели, что эпоха разрыва производственно-технически-социальных пластов сохраняет в общем единство пролетариата, который воплощает прежде и раньше всего материальную основу будущего общества. Этот решающий и основной элемент в ходе революции лишь отчасти распадается. С другой стороны, он необычайно сплачивается, перевоспитывается, организуется. Эмпирическое доказательство этого дает русская революция с ее относительно слабым пролетариатом, который тем не менее оказался поистине неистощимым резервуаром организационной энергии. «Математичрская вероятность» социализма при таких условиях превращается в «практическую достоверность» **. Но при этом нужно совершенно отказаться от мысли, что непременное условие сохранения и развития.новой системы — прогресс производительных сил — условие, которое субъективно 1010 См. по этому поводу: Осинский Н. Строительство социализма, глава 1, а также Бухарин Н. Мировое хозяйство и империализм. Спб.: Прибой. 1918. Любопытно следующее предсказание Энгельса: «Die kolossale Ausdehnung der Verkehrsmittel, oxeanische Dampfer, elektrische Bahnen, Telegraphen, Suezkanal, hat den Weltmarkt erst wirklich hergestellt. Dem feueher die Industrie monopolisierenden England sind eine Reihe konkurrierender Industrie- laender zur Seite getreten; der Anlage des ueberschuessigen europaeischen Kapitals sing in alien Weltteilen unendlich groessere und mannigfaltigere Ge- biete eroeffnet, so dass er sich weit mehr verteilt und lokale Ueberspekula- tion leichter ueberwunden wird. Durch a lies dies sind die meisten Krisen- herde und Gelegenheiten zur Krisenbildung beseitigt oder stark abgesch- waecht. Daneben weicht die Konkurrenz im inneren Markt zurueck vor den Kartellen und Trusts, waehrend sie auf dem aeusseren Markt beschaenkt wird durch Schutzzoelle... Aber diese Schutzzoelle selbst sind nichts als die Ruestungen fuer den schliesslich allgemcinen Industriefeldzug, der ueber die Herrschaft auf dem Weltmarkt entscneiden soil. So birg jedes der Elerhente, das einen Wiederholung der alien Krisaen entgegenstrebt, den Keim einer weit gewaltigeren kuenftigen Krise in sich» (Kapital. III. I. S. 97. Anm. 16. HI. 2. S. 27. Anm. 8)***. 125
является классовой задачей пролетариата, начнет реализоваться с самого начала переворота. Социализм придется строить. Наличные вещественные и личные ресурсы являются лишь отправным пунктом развития, которое обнимает собой целую громадную эпоху *. В эпоху распада капитализма, как мы видели в предыдущей главе, капитализм нельзя спасти потому, что основная производительная сила общества, рабочий класс, отказывается выполнять свою капиталистическую, капиталообразующую функцию. Основной предпосылкой социалистического строительства является трансформация этой капиталообразующей функции в общественно-трудовую. Это возможно лишь при господствующем положении пролетариата, т. е. при его диктатуре51. Только при превращении пролетариата из класса эксплуатируемого в класс господствующий возможно восстановление трудового процесса, т. е. общественное воспроизводство. 9 этих рамках и на этой основе задачи, стоящие перед пролетариатом, в общем и целом, формально, т. е. независимо от социального содержания процесса, те же, что и для буржуазии при расширенном отрицательном воспроизводстве*: экономизация всех ресурсов, планомерное их использование, максимум возможной централизации. Истощение, явившееся результатом войны и нарушения непрерывности производственного процесса в период распада, требует с точки зрения общественно-организационной техники как раз перехода к социалистическим производственным отношениям. Стоит только поставить общий вопрос, как возможна система хотя бы относительного равновесия, или, вернее, как возможно создание условий движения к такому равновесию, чтобы понять категорическую обязательность централизованного и формально обобществленного хозяйства. Мы видели выше, что сокращение производственных ресурсов было одним из важнейших условий, уже в рамках капитализма толкавших в сторону планомерного, регулируемого, организованного хозяйства. В этом заключается внутренняя экономическая логика, которая отнюдь не исчезает, а, наоборот, еще сильнее дает себя знать при некапиталистической формулировке производственных отношений. Процесс труда не может продолжаться при господстве буржуазии. Крупное производство не 51 Довольно многочисленные «исследования» о «социализации», написанные буржуазными профессорами, конечно, обходят этот основной вопрос. См. К. Buecher: Die Sozialisierung. 2. Ausgabe. Tuebingen, 1919; Otto Neurath: Wesen und Weg der Sozialisierung; Prof. K. Tyszka: Die Sozialisierung des Wirtschaftslebens. Jena, 1919; См. также Otto Bauer, 1. c.; Rudolf Goldscheid: Sozialisierung der Wirtschaft oder Staatsbankerott. Из заграничной коммунистической литературы мы можем назвать брошюру венгерского товарища и в то же время инженера Julius'a Hevesi: Erie technische und wirtschaftliche Hotwendigkeit der kommunistischen Weltrevolution. Wien, 1919. 126
может не быть экспроприировано и национализировано при господстве пролетариата. Наконец, экономическое истощение толкает еще сильнее к методам рационализации общественнохозяйственного процесса52. Совокупность этих условий требует одного и только одного решения вопроса: трансформации капитализма в социализм через диктатуру рабочего класса. Мы видели, что то, что для всего общества представляется условием его дальнейшего существования, для пролетариата представляет организационную проблему, которую ему нужно практически разрешить. Пролетариату приходится в этот период активно строить социализм и в то же время в процессе этой стройки перевоспитывать самого себя. Эта задача может быть решена только специфическими методами, методами организованной работы. Но эти методы подготовлены уже капиталистическим развитием. Когда буржуазия свергала феодалов и капиталистический способ производства, базой которого в дни его юности была частнохозяйственная ячейка, прокладывал себе пути, экономический процесс шел почти абсолютно стихийно; ибо действовал не организованный коллектив, не классовый субъект, а распыленные, но в высшей степени активные «индивидуумы»-. И немудрено, что лозунгом той эпохи был лозунг: «laisser faire, lais- ser passer» *. Капитализма не строили, а он строился. Социализм как организованную систему пролетариат строит как организованный коллективный субъект. Если процесс создания капитализма был стихийным, то процесс строительства коммунизма является в значительной степени сознательным, то есть организованным процессом. Ибо\его творит класс, который вырос в недрах капитализма в ту самую «revolutionare Assozia- zion», о которой говорил Маркс. Эпоха коммунистического строительства будет поэтому неизбежно эпохой планомерной и организованной работы; пролетариат будет решать свою за¬ 52 Rudolf Goldscheod весьма остроумно бичует трусливую позицию «вождей»: «Es ist geradezu unglaublich, mit wie offensichtlich unhaltbaren Ar- gumenten man jetzt mit Erfolg die Beschleunigung der Sozialisierung der Wirtschaft aufzuhalten imstande ist. So z. B. indem man geltend macht, mo- mentan, wo a lie Produktion und aller Verkehr stockt, wo es an den noetig- sten Betriebsmitteln fehlt, sei doch der ungeeignetste Moment zur Sozialisierung der Wirtschaft. Herrschte umgekehrt Hochkonjunktur, wuerde man zweifellos erklaeren: man darf doch nicht mit Experimenten kommen, waeh- rend alles im besten Gange ist. Gegen das, was man nicht will, findet man immer leicht Gruende. Und jedenfalls ist es offenbar, dass in einer Zeit, wo der Betrieb herabgesetzt ist und wo eine tiefgreifende Umstellung der Wirtschaft unter aller Umstaenden unvermeidlich erscheint, die Umwandlung der individuahstischen in die sozialistische Wirtschaft noch anf ehesten durch- zufuehren waere» (Sozialisierung der Wirtschaft oder Staatsbankerott. An- zengruber-Verlag Wien, 1919. S. 11). Это пишет — ad notam социал-демократии — буржуазный пацифист **. 127
дачу как общественно-техническую задачу постройки нового общества, которую сознательно ставят и сознательно решают. Вместе с крахом капитализма лопается товарный фетишизм и его полумистические категории53 54. «Социалистическая революция выдвинет социалистические методы (отнюдь не весь социализм сразу) как более совершенный (чем государственный капитализм) способ предотвратить крах общества, сохранить хозяйственный базис и даже расширить его. Государственный капитализм спасал капиталистическое... государство путем активного и сознательного вмешательства в отношения производства. Социалистические методы будут продолжением этого активного организационного процесса, но только ради спасения и развития свободного общества. На первых порах они дадут только новую экономию средств производства и потребления, непосредственно спасут общество; далее, они начнут восстановление производительных сил; потом приведут их к новому, более высокому расцвету. И по дороге будет строиться, камень за камнем, звено за звеном,— социализм, и как крупное мощное производство, и как система ясных, простых, свободных общественных отношений» м. Какова «фазеология» революционного процесса? На этот вопрос нужно дать ответ. Ибо непониманием закономерной смены различных фаз и объясняется целый ряд нелепейших представлений. Немецкий инженер Hermann Beck55 «опровергает» Маркса, утверждая, что «социальные катастрофы (революции) не обусловлены необходимо экономически», ибо, как показал пример «антимилитаристических» революций, здесь «смена отношений господства (Machtverschiebung), которая должна была бы стоять в конце цепи событий (Entmickelungsreihe), стоит в самом ее начале». Нетрудно, однако, видеть основную закономерность революционного процесса. Историческим prius является конфликт между производительными силами и производствен¬ 53 Ученые буржуазии до такой степени были оглушены фетишистским ядом, что капиталистическую неразбериху возводили в перл создания. Так, г. П. Струве принципиально отрицал возможность рационализации экономического процесса и исповедовал «научное убеждение в основном и имманентном дуализме этого процесса» (Хозяйство и цена. Т. 1. С. 60). Поистине, der Wunsch ist Vater des Gedankensl *. 54 Осинский H. О предпосылках социалистической революцни//Народное хозяйство. 1918. № 6—7. С. 5. Маркс прекрасно видел длительный характер катастрофы и трансформационного периода. В «Кельнском процессе коммунистов» Маркс цитирует свои слова: «Мы говорим рабочим: «Вам придется пережить 15, 20, 50 лет гражданских войн и битв народов не только чтобы изменить общественный строй, но чтобы изменить и себя самих и сделаться способными к политическому господству»**. 99 Beck. Н. broffnungsansprache//Wege und Ziele der Sozialisierung. SS. 10—12. Кстати сказать, г. Бек трактует революции совершенно а 1а покойная «Новая жизнь». '/ 128
ными отношениями; этот конфликт получает свое субъективноклассовое выражение в «возмущении пролетариата», т. е. определенным образом детерминирует классовую волю. Толчок идет из сферы экономической, вернее, из столкновения между производительными силами и экономической скорлупой. Дальше начинается катастрофически быстрое «обратное влияние», от идеологической сферы к производительным силам, причем во время этого процесса создаются условия равновесия на новой основе. Этот диалектический процесс проходит такие фазы56. I. Революция идеологическая. Экономические условия разрушают идеологию гражданского мира. Рабочий класс осознает себя как класс, долженствующий стать хозяином. Идеологическая система «рабочего империализма» разбивается’ на куски. На ее место становится идеология коммунистической революции, «рабочий план» грядущих выступлений. II. Революция политическая. Идеологическая революция превращается в действие, в гражданскую войну, в борьбу за политическую власть. Здесь разрушается политический аппарат буржуазии, вся громадная организация государственной машины. Ее сменяет новая система, система пролетарской диктатуры, Советская Республика. III. Революция экономическая. Пролетарская диктатура, концентрированная мошь рабочего класса, организованного как государственная власть, -служит могучим рычагом экономического переворота. Разбиваются капиталистические производственные отношения. Старая экономическая структура перестает существовать. Уцелевшие связи насильственно разрубаются («экспроприаторы экспроприируются»). Элементы старой системы берутся в новых сочетаниях, в долгом и мучительном процессе возникает новый тип производственных отношений. Закладывается фундамент социалистического общества. IV. Революция техническая. Относительное общественное равновесие, достигнутое структурной реорганизацией общества, обеспечивает возможность правильного функционирования производительных сил хотя бы первоначально на суженном базисе. Следующей ступенью является революция технических методов, то есть нарастание производительных сил, изменение и быстрое улучшение общественной рационализированной техники. Само собою разумеется, что когда мы говорим об этих этапах революционного развития, то речь идет о центре тяжести каждого исторического этапа, о преобладающей его характеристике, о типичных чертах данной фазы. В этих пределах такого рода закономерность, выведенная дедуктивным путчем, 5959 Впервые дал этому формулировку тов. Крицман в очень остроумной статье: «Об очередной задаче пролетарской революции б России* (Народное хозяйство 1918. № 5). 5 Заказ № 2227 129
опять-таки получила на опыте русской пролетарской революции свое первое опытное подтверждение. Непонимание этой смены периодов приводит к заключениям поистине чудовищным и теоретически неприличным67. Нам необходимо теперь рассмотреть общие принципы коммунистического строительства. Совершенно ясно, что ближайшей эпохой должна быть эпоха диктатуры пролетариата, которая будет иметь формальное сходство с эпохой диктатуры буржуазии, то есть быть государственным капитализмом наизнанку, его диалектическим превращением в свою собственную противоположность. Рассмотрим прежде всего самые общие условия равновесия на новом базисе. В наличности имеется сильно потрепанный материально-технический остов производства (централизованные средства производства, отчасти разрушенные процессом отрицательного расширенного воспроизводства во время империалистской, затем гражданской войны, а также расстроенные в силу распада людского технического аппарата). Но это относится к производительным силам. В области производственных отношений имеются распавшиеся звенья-пласты иерархической технико-социальной лестницы. Период краха, как мы видели, не означает здесь уничтожения элементов; он означает уничтожение связи между ними. Элементы, как таковые, тоже отчасти гибнут (от гражданской войны, истощения, преждевременного снашивания, недоедания и т. д.), но не это составляет основной момент периода краха. Точно так же можно сказать, что более или менее сохраняются внутригрупповые связи (между рабочими, в отношениях внутри класса; между инженерами, техниками, то есть членами «нового среднего сословия» и т. д.). 5757 Образцом такого теоретического неприличия, к величайшему сожалению, являются последние (1918 г.) «произведения» проф. Р. Ю. Виппера. В сборнике «Гибель европейской культуры», вышедшем в издании «Знание — сила», где нет ни силы, ни знания, почтенный профессор, не понимая перспективы, обобщает первые фазы процесса и поэтому говорит веши прямо комичные. «Погибла вера в соединение пролетариев всех стран... Рушилось ожидание скорой социальной революции... Капиталистический класс... ие готовит себе неминуемой гибели...» («Крушение гордыни века», стр. 75 сборника). Издано в 1918 году! В статье «Социализм или мещанство», где храбрый автор критикует Коммуну н клевещет на нее с усердием, достойным лучшей участи, и где под псевдонимом парижских коммунаров по существу изображены русские коммунисты, мы находим, напр., такой вопрос: «Отчего не пробовали они (коммунары; читай: большевики) побудить к усиленному труду именно теперь, когда /уз города ушли многие хозяева фабрик, следовательно, исчезли «угнетавшие рабочих эксплуататоры», отчего они потворствовали безделью и бесконечным прогулам» и т. д. и т. п. Разве не комично это звучит уже в 1920 году, в год трудовых армий, коммунистических субботников, трудовой дисциплины? «Соль земли», как скромно аттестует себя профессор, имеет поистине куриный «интеллект», по крайней мере в определенную историческую эпоху. 130
Они, как мы указывали выше, в известном отношении даже возрастают и уплотняются в среде пролетариата. Пролетариат как класс воспитывается, сплачивается, организуется в этот период с чрезвычайной интенсивностью и быстротой. Следовательно, пролетариат как совокупность отношений производства составляет остов всего здания. Но проблема общественно-производственной организации заключается в новом сочетании старых элементов. Каких именно? Нетрудно видеть, что та в сущности надпроизводственная верхушка капиталистического общества, производственное положение которой выражалось в том, что она была вне производства (всевозможные виды рантье, лиц, стригших купоны) 58, оказывается непригодной для строительства; она либо гибнет, либо должна быть всосана другими группами. Ех-буржуазия организаторского типа и ниже ее стоящая техническая интеллигенция— материал, явно необходимый для строительного периода: это социальный сгусток организационного и техническо- научного опыта. Совершенно очевидно, что обе эти категории должны быть размещены по-иному. Как и при каких условиях это возможно? Прежде всего заметим, что структурно это есть решающий, можно сказать, самый основной вопрос. И совершенно не случайно в зрелый период русской социалистической революции проблема «специалистов» играла такую важную роль. Мы знаем, что социальное связи прежнего типа живут в виде идеологического и психологического сгустка в головах людей этой категории. «Здоровый капитализм» маячит перед ними с упорством навязчивой идеи. Следовательно, предварительным условием самой возможности нового общественно-производственного сочетания должно быть распадение связей прежнего типа в головах этой технической интеллигенции. Процесс этого «выветривания» крайне мучителен и болезнен. Он сопровождается частичным разрушением технической интеллигенции. Последняя ведет ожесточенную борьбу за прежний тип распадающейся и насильственно разрубаемой связи. Она противится новому типу сочетания социально-производственных пластов, ибо здесь главенствующее место занимает пролетариат. Функциональная техническая роль интеллигенции срослась с ее монопольной позицией как социально-классовой группы, позицией, которая может быть монопольной a la longue4 только при господстве капитала. Поэтому сопротивление этого слоя неизбежно, и в преодолении этого сопротивления — основная внутренняя проблема строительного фазиса революции. При решающем значении производственных отношений внутри 58 Их характеристику см. в книге Н. Бухарина «Политическая экономия рантье». 5* 131
рабочего класса, который непрерывно перевоспитывает себя и продолжает процесс «Bildung der revolutiondren Assoziation *, вся работа взваливается на плечи рабочего класса и его собственной, пролетарской интеллигенции, воспитанной всем ходом революционной борьбы. Новое сочетание, т. е. соподчинение технической интеллигенции пролетариату проводится неизбежно путем принудительной силы пролетариата, при саботаже этой интеллигенции. Относительная устойчивость системы получается лишь по мере выветривания аккумулированных связей старого типа и медленного усвоения новых отношений и нового типа связи в головах этой социальной категории. Здесь прежде всего необходимо теоретически анализировать совокупность новых складывающихся отношений производства. Ибо возникает такой кардинальной важности вопрос: как вообще возможно иное сочетание людских технико-производственных элементов, раз ссСма логика производственного процесса требует совершенно определенного типа связи? Ведь не может инженер или техник не отдавать приказания рабочим, а следовательно, он должен стоять над ними. Точно так же не может бывший офицер в Красной Армии не стоять над рядовым солдатом этой армии. И тут, и там есть внутренняя, чисто техническая, деловая логика, которая должна быть сохранена при каком угодно строе. Как решается это противоречие? . Здесь нужно обратить внимание на целый ряд обстоятельств, к рассмотрению которых мы и переходим. Во-первых, при государственной власти пролетариата и пролетарской национализации производства исчезает процесс создания прибавочной ценности как специфической категории буржуазного общества. Техническая интеллигенция в капиталистическом обществе, выполняя организаторские функции в процессе производства, в то же самое время социально была передаточным механизмом выжимания прибавочной ценности как особой капиталистической категории дохода. Иначе и не могло быть: ибо процесс капиталистического производства есть в то же время и прежде всего процесс производства прибавочной ценности. Техническая интеллигенция была, следовательно, средством в руках капиталистической буржуазии и выполняла общие ее задания. Ее пространственно-определенное место в общественно-трудовой иерархии совпадало с ее функцией орудия по выжиманию прибавочной ценности. С диалектическим превращением буржуазной диктатуры в диктатуру пролетарскую техническая функция интеллигенции из капиталистической превращается в общественно-трудовую, а создание прибавочной ценности превращается в создание (при условии расширенного воспроизводства) прибавочного продукта, идущего f на расширение фонда воспроизводства. Параллельно этому меняется основной тип связи, хотя и в иерархической схеме интеллиген¬ 13Z
ция сохраняет то же «среднее» место. Ибо высшая государственно-экономическая власть59 представляет из себя концентрированную социальную мощь пролетариата. Здесь, с одной стороны, техническая интеллигенция стоит над огромными частями рабочего класса, но, с другой стороны, она, в конечном счете, подчиняется его коллективной воле, находящей свое выражение в государственно-экономической организации пролетариата. Превращение процесса создания прибавочной ценности в процесс планомерного удовлетворения общественных потребностей находит свое выражение в перегруппировке производственных отношений, несмотря на формальное сохранение того же места в производственно-иерархической системе, которая в ее целом носит принципиально иной характер, характер диалектического отрицания капиталистической структуры60, и которая, поскольку она разрушает социально-кастовый характер иерархии, ведет к уничтожению иерархии вообще. Во-вторых, относительно устойчивое сосуществование господствующего пролетариата и технической интеллигенции происходит после ее временного фактического выпадения из производственного процесса. Прочно она возвращается лишь по мере выветривания из ее коллективной головы старых аккумулированных связей. Следовательно, в новое общественно-техническое здание входит интеллигенция, внутренне перерожденная, по всем правилам Гераклита Темного. Ее возвращение есть не повторение пройденного, а диалектический процесс61. 59 Мы говорим «государственно-экономическая», потому'что на этой стадии развития «экономика» сливается с «политикой», а государство теряет свой йсключительно политический характер, становясь и органом экономического администрирования. 60 «Капитализм создал «многочисленный класс промышленных и коммерческих руководителей» (Маркс), которые образуют особую категорию специалистов, находящихся в услужении у буржуазии. Эта промышленная бюрократия, не принадлежащая прямо к классу капиталистов, связана с ним теснейшими узами. Она воспитана буржуазией, получает от нее министерские оклады, участвует в учредительных прибылях и в распределении дивидендов, вкладывает свои «сбережения» в акции и паи, и по мере того, как капитал обезличивается в акционерных обществах, по мере того, кдк все большее влияние приобретают оборотистые люди, умеющие использовать чужой капитал, она все теснее и теснее примыкает к капиталистической «семье» и проникается ее интересами. И потому, если брать их на службу,— а это неизбежно и необходимо,— нужно, во всяком случае, совершенно устранить ту почву, обстановку, с которой они срослись. Нельзя оставлять их в прежней общественной связи» (Осинский Н. Т. 1, С. 54—55). См. также статью т. М. Виндельбота «Тресты и синдикаты и современные производственные объединения» (Нар. хоз. 1919. № 6, особенно стр. 34). 61 С этой точки зрения совершенно ясна принципиальная разница между оставлением старых специалистов правительством Носке — Шейдемана и вовлечением их в дело строительства Советской Республики. Там они берутся в их прежней «общественной связи» и ? условиях демократизированной буржуазной власти; здесь они берутся в иной связи и при господстве пролетариата. Так, они оставляются «на месте». Здесь они возвращаются на только 133
В-третьих, поскольку создается новая система людских аппаратов, то,— как явствует из всего предыдущего анализа,— такие аппараты должны быть основаны на созревших в лоне капитализма и в шуме классовых битв организациях рабочего класса: советы, профессиональные союзы, партия рабочего класса, стоящая у власти, фабрично-заводские комитеты, специальные, созданные после захвата власти экономические организации с многочисленным относительно ядром организационнотехнически квалифицированных рабочих. Это — основная сеть всеобщей «revolutionare Assoziation», которая поднялась теперь снизу наверх. Но в то же время это есть среда, в порах которой должна функционировать техническая интеллигенция. Раньше техническая интеллигенция и крупные буржуазные организаторы составляли основную ткань производственных отношений высшего порядка, системы экономического администрирования (синдикаты, картели, тресты, органы государственно-капиталистического управления). При пролетарской диктатуре основную ткань образуют различные комбинации поднявшихся снизу и вновь образованных пролетарских организаций. Наконец, в-четвертых, в такой системе техническая интеллигенция начинает терять свой социально-кастовый характер, поскольку из среды пролетариата поднимаются все новые и новые слои, которые постепенно становятся рядом со «старой» технической интеллигенцией. Таким путем устанавливается вновь равновесие общества. Господство пролетариата, сопровождающееся его самовоспита- нием-и самодисциплиной, обеспечивает возможность трудового процесса, несмотря на колоссальные объективные затруднения. Структурное равновесие достигается новым сочетанием социально-производственных людских элементов и подчинением интеллигенции верховному руководству пролетарского государства. Остановимся теперь несколько на общем вопросе о структуре административно-экономических и административно-технических аппаратов государственной власти пролетариата. При государственно-капиталистических производственных отношениях все организации буржуазии (синдикаты, тресты, картели и проч.) соподчиняются государственной власти и сливаются с ней. При разрушении буржуазной и при организации пролетарской диктатуры разрушаются и эти административные ап¬ формалъно «старое» место и в значительной степени с новой психологией. Тов. Осинский совершенно правильно замечает: «Недопустимо, чтобы они (т. е. «специалисты») были представит^ ями враждебного класса, посредником между пролетарской диктатурой и финансовым капиталом» (1. С. 56). При их диалектическом «возвращении» это практически исключено, ибо это предполагает и распад старых общественно-производственных связей, и распад старой идеологии технической интеллигенции. Читатель, конечно, поймет, что у нас речь идет не о резко отграниченных периодах,[ а о текущих процессах, «тенденциях». 134
параты. Организации трестов, государственных регулирующих органов старого общества и т. д. распадаются. Как правило (теоретически мы доказали это в предыдущей главе), они не могут быть взяты в качестве «целых аппаратов». Но это не значит, что они не сыграли своей исторической роли. Ибо весь сложнейший совокупный ряд этих иногда весьма тонких организаций, своими щупальцами охватывающих всю общественноэкономическую жизнь, играл объективно роль винта, усиливавшего и ускорявшего процесс централизации средств производства и централизации пролетариата. С другой стороны, при распаде этих аппаратов остается их материально-технический, вещественный остов. И точно так же, как, рассматривая дело в его общем масштабе, пролетариат берет прежде всего централизованные средства производства, т. е. материально-технический остов капиталистического производства, который выражается главным образом в системе машин и, как говорил Маркс, в «сосудистой системе» аппаратов, так здесь пролетариат овладевает не людской, а вещественной частью старой административной системы (зданиями, конторами, канцеляриями, пишущими машинками, всем вообще инвентарем; книгами, по которым можно легче ориентироваться и, наконец, всевозможными материальносимволическими приспособлениями, как диаграммы, модели и т. д.)в2. Овладев этим, в числе прочих «централизованных средств производства», он строит свой аппарат, основу которому дают рабочие организации. В наличии у рабочего класса имеются следующие организации: Советы рабочих депутатов, превращающиеся из орудия борьбы за власть в орудия власти; партия коммунистического переворота, spiritus rector* пролетарского действия; профессиональные союзы, из орудий борьбы с предпринимателями превращающиеся в один из органов по управлению производством; кооперативы, трансформирующиеся из орудия борьбы с торговым посредничеством в одну из организаций общераспределительного государственного аппарата; фабрично-заводские комитеты или им подобные организации («Betriebsrote» в Германии, «workers committees» и «shop stewards committees» в Англии), которые из органов борьбы рабочих с предпринимате- 6262 В системе организационной науки (System der Organisationslehre) инж. Beck в числе «технических средств» различает две группы: средства для взаимного понимания (Verstandigungsmittel) и средства деятельности (Ве- tatigungsmittel, в особенности орудия труда). К числу Verstandigungsmittel относятся между прочим: «Zeichen, Farbe, Bild, Schritt und Sprache (Sozia- lisierung, als organizatorische Aufgabe. S. 38) **. Практика русской революции целиком подтверждает дедуктивно полученные положения текста. Один из старейших синдикатов, сахарный, развалился вплоть до организации отдельных заводов. То же и в других. О металлургии см. Виидельбот. (Нар. хоз. 1919. № 6 и 9-10). 136
лями на месте делаются подсобными ячейками общепроизводственного администрирования. Сеть этих, а также специально создаваемых на их основе совершенно новых организаций и составляет организационный хребет нового аппарата63. В данных условиях перед нами имеется прежде всего диалектическое изменение функций рабочих организаций. Совершенно ясно, что с перестановкой отношений господства иначе быть не может, ибо рабочий класс, взявший в свои руки государственную власть, неизбежно должен стать и силой, выступающей как организатор производства64*. Мы теперь должны поставить вопрос об общем принципе организационной системы пролетарского аппарата, т. е. о соотношениях между различными видами пролетарских организаций. Совершенно ясно, что формально для рабочего класса здесь необходим тот же метод, что и для буржуазии в эпоху государственного капитализма. Этот организационный метод состоит в соподчинении всех пролетарских организаций 63 Тов. Г. Цыперович во 2-м издании своей книги «Синдикаты и тресты в России* (издание Всеросс. Центр. Совета Професс. Союзов, Москва, 1919) наглядно демонстрирует, до чего тяготеют над людьми, даже революционно мыслящими, привычные представления «органической» эпохи. Его теоретические построения представляют экономические организации пролетарского администрирования не новыми аппаратами, а аппаратами, ведущими свою родословную от аппаратов буржуазии. А между тем каждая строка приводимого им самим фактического материала стоит в вопиющем противоречии с этим представлением и целиком подтверждает нашу точку зрения. Логически это связано и со страшной теоретической путаницей в общей оценке -алохи, о чем мы будем иметь случай говорить в другой главе. Приведем примеры. Вот что пишет тов. Цыперович о Высшем Совете Нар. Хозяйства и о совнархозах вообще: «Составленные из представителей рабочих организаций и лишь возглавляемые доверенными лицами от партийных центров, эти верховные органы хозяйственного управления страной по существу являлись преемниками Экономического Совета Временного Правительства» (т. е. правительства Керенского и К0). Что это значит? И как понять преемство «по существу»? Совершенно ясно, что здесь налицо полное разрушение старой н создание совершенно новой организации. «Существо» состоит лишь в административной функции. Однако тов. Цыперович говорит и о синдикатах, и о трестах в Советской Республике, как о старых аппаратах, у которых лишь «само содержание... должно существенно измениться* (С. 170). Тов. Цыперович совершенно не замечает, что наши производственные объединения — это совершенно другие организационные аппараты, что они выросли на костях умерших, развалившихся, распавшихся капиталистических аппаратов. Мы приглашаем читателей проштудировать с этой точки зрения последние главы книги Цыперовича, чтобы убедиться еще раз в полной наивности старых представлений. 64 Социал-демократические оппортунисты прямо издеваются над рево¬ люционно-марксистским методом, когда они утверждают, что изменение функций означает изменение классовой характеристики. Пролетариат в эпоху диктатуры ведет классовую борьбу, но он ведет ее как господствующий класс, как класс-организатор и творец, как класс-строитель нового общества. Эта азбука марксизма тем не менее книга за семью печатями для всех апологетов «здорового капитализма». if I 136
наиболее всеобъемлющей организации, то есть государственной организации рабочего класса, советскому государству пролетариата. «Огосударствление» профессиональных союзов и фактическое огосударствление всех массовых организаций пролетариата вытекают из самой внутренней логики трансформационного процесса. Мельчайшие ячейки рабочего аппарата должны превратиться в носителей общеорганизационного процесса, планомерно направляемого и руководимого коллективным разумом рабочего класса, получающим свое материальное воплощение в высшей и всеобъемлющей организации, его государственном аппарате65. Так система государственного капитализма диалектически превращается в свою собственную противоположность— в государственную формулировку рабочего социализма. Никакая новая структура не может родиться прежде, чем она стала объективной необходимостью. Капиталистическое развитие и крах капитализма завели общество в тупик, прекратили производственный процесс, самую основу существования общества. Возобновление производственного процесса стало возможным только при господстве пролетариата, и потому его диктатура есть объективная необходимость. Устойчивость рождающегося нового общества может быть достигнута лишь при максимальном соединении, контакте, совокупном действии всех организующих сил. И потому точно так же необходима та общая форма всерабочего аппарата, о которой мы говорили выше. Из кровавого чада войны, из хаоса и обломков, из нищеты и разорения растет здание нового гармоничного общества. Глава V ГОРОД И ДЕРЕВНЯ В ПРОЦЕССЕ ОБЩЕСТВЕННОЙ трансформации 1. Процесс отрицательного расширенного воспроизводства и сельское хозяйство. 2. Производственные отношения и сельское хозяйство. 3. Государственный капитализм и сельское хозяйство. 4. Крах капиталистической системы, город и деревня. 5. Предпосылки социализма в сельском хозяйстве и общие принципы социалистического строительства. «Основой всякого развитого и обусловленного товарным обменом разделения труда является разграничение между городом и деревней. Можно сказать, что вся экономическая история 65 Тупые «критики» справа любят издеваться над нашими союзами, газетами, праздниками как над «казенными», стыдливо умалчивая о том, что при пролетарской диктатуре казна есть рабочая казна. Этим лишь прикрывается страстное желание, чтобы «казна» находилась постоянно в руках классовых противников пролетариата. 137
общества построена на движении этой противоположности»вв. Эту характеристику Маркса необходимо иметь в виду в переходный период более, чем когда бы то ни было. Ибо если в «нормальный» период капиталистического развития, т. е. при данной заранее относительной пропорциональности между «городом» и «деревней»,— поскольку речь идет о распределении общественных производительных сил, необходимом для равновесия всей системы,— если в этот период можно было рассматривать производственный процесс в его абстрактной форме, как процесс производства ценности и прибавочной ценности, то теперь этого недостаточно. Вещественно-натуральная точка зрения получает решающее значение, и вместе с ней приобретает исключительную важность деление общественного производства на разного рода сферы «конкретного» труда, и в первую голову на индустрию и сельское хозяйство. Растущая диспропорциональность между этими отраслями хозяйственной системы обнаруживалась еще и до войны; империалистические поиски «хозяйственного дополнения», то есть аграрной базы для индустриальных стран,— это в сущности есть проявление того самого противоречия между «городом» \< «деревней», о котором говорил Маркс, но уже в мировом масштабе67. Проблема сырья — основная проблема современности — и проблема продовольствия являются самыми жгучими проблемами. Все это заставляет выделить вопрос о городе и деревне как вопрос, нуждающийся в особом анализе. Прежде всего мы должны проследить, каким образом отразился на сельском хозяйстве процесс расширенного отрицательного воспроизводства. Рассмотрим сперва процесс изолированно. Само собой разумеется, что здесь по существу наблюдаются те же явления, что и в индустрии. Война отвлекает громадное количество производительных сил: она перемещает рабочие руки, отвлекая их от производительного труда; она отнимает сельскохозяйствен¬ м Marx К. Kapital. В. I. S. 299 (Volksausgabe): «Die Grundlage aller entwickelten und durch Warenaustausch vermittelten Teilung der Arbeit ist die Scheidung von Stadt und Land. Man kann sagen, dass die ganze oekono- mische Geschichte der Gesellschaft sich in der Bewegung dieses Gegensatzes zusammenfasst»*. e7 Из этого вовсе не следует, как это думает Каутский (см. его статьи об империализме в «Neue Zeit»), что корни империализма Лежат исключительно в этой сфере. С точки зрения условий воспроизводства важно изменение во всех трех частях.формулы (Д—Т) (Ср. пр. + раб. сила). .П .. .Т'—Д'. I п Гм Первой части формулы соответствуют «рынки сырья» и «дешевой рабочей силы», второй —сферы приложения капитала, наконец, третьей — рынки сбыта. Изменение происходит в этих трех областях, и соответственно этому по трем линиям направляется борьба империалистских тел. 199
ный инвентарь; она лишает сельское хозяйство животной рабочей силы, сокращает количество скота, уменьшает количество удобрения; она уменьшает площади годной для обработки земли; извлекает рабочую силу, которая в сельском хозяйстве играет более значительную относительно роль, чем в индустрии (ибо органический состав «капитала» здесь ниже); она сужает базис производства и воспроизводства. Сужение производственного базиса находит свое выражение в падающем количестве производимых продуктов. Такова общая картина. Но процесс сельскохозяйственного воспроизводства реально не есть отдельный и изолированный процесс воспроизводства. Это есть часть общего процесса, который предполагает «обмен веществ» между городом и деревней. Следовательно, поскольку речь идет о воспроизводстве средств производства, сельскохозяйственное производство зависит от условий воспроизводства и индустрии (машины, орудия труда, искусственное удобрение, подача электрической энергии и так далее). Расширенное отрицательное воспроизводство в индустрии обостряет аналогичный процесс в сельском хозяйстве. И наоборот, пониженное количество средств потребления, являющихся элементами воспроизводства рабочей силы, обостряет, со своей стороны, процесс расширенного отрицательного воспроизводства в индустрии. Как единый процесс расширенное отрицательное воспроизводство выражается во все понижающемся количестве всего комплекса производимых продуктов (всех средств производства и всех средств потребления). Сокращение производственного базиса выражается здесь парадоксальным образом в повышении денежной «рентабельности» сельского хозяйства08. Однако повышение цен на продукты сельского хозяйства сопровождается не меньшим (а по правилу даже и большим) повышением цен на продукты индустрии. Тем не менее сельское хозяйство за время войны быстро избавлялось от задолженности, накопляло капитал в денежной форме и накопляло запасы продуктов. Это противоречие, как совер- 68 Lederer Е. (Die okonomische im Kriege//Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. Krieg und Wirtschaft. «Verschiebung in der Rentabilitat»*: 1918. Heft 7. S. 34). Валовой Издержки (Kosten) Чистый доход доход Перед войной 100 75 25 Теперешний минимум 200 95 105 Вероятная средняя 250 95 155 Максимум 300 95 205 «Die weitaus hoheren im Schleichhandel erzielten Preise mussten... noch hohere Ertrage gezeitigt werden»**. Так как разница между ценами на «вольном* рынке и твердыми ценами растет, то само собой разумеется, что действительная «Verschiebung* гораздо больше. 199
шенно правильно отмечает проф. Ледерер, объясняется тем, что возросшие гигантски цены на продукты индустрии были функцией такого уменьшения их реального количества, что сельское хозяйство не могло их получить вообще. Отсюда следует, что производственный базис сельского хозяйства сохранился лучше, чем производственный базис в индустрии, что сельское хозяйство, несмотря на процесс отрицательного расширенного воспроизводства, реально располагает относительно гораздо большими продуктными массами, чем индустрия. Это — довольно существенное отличие, которое не может не сказываться и в период распада капиталистической системы. Самым существенным отличием является, однако, экономическая структура этой важнейшей отрасли производства. Своеобразием этой структуры является крайняя пестрота хозяйственных типов, которая отражает и выражает относительно слабую степень обобществления труда *. В общем и целом мы можем выделить здесь такие категории: крупнокапиталистическое xo3HftcfBO, основанное на наемном труде; капиталистическое крестьянское хозяйство («кулак», «Grossbauer»), точно так же употребляющее наемный труд и держащееся на нем; «трудовое» крестьянское хозяйство, не эксплуатирующее наемного труда; наконец, парцеллярное хозяйство полупролетариев. Различные сочетания отношений между людскими элементами этих типов дают крайне неоднородную картину. В рамках крупнокапиталистического хозяйства мы наблюдаем приблизительно ту же производственно-социальную иерархию, что и в промышленности: экономическая конституция латифундии в общем та же, что и конституция фабрики; вверху—капиталист-предприниматель; далее — главный управляющий (директор); затем штат квалифицированной интеллигенции (агрономы, бухгалтеры и т. д.); еще ниже — «служащие»; за ними — квалифицированные рабочие (при сельскохозяйственных машинах, на подъездных путях, электрических станциях и т. д.) и, наконец, «чернорабочие». Иное соотношение — в хозяйстве кулака или «Grossbauer’a», где обычно производственная лестница ограничивается двумя категориями: хозяином и рабочим. «Трудовое» хозяйство не знает иерархической лестницы, а хозяйство полупролетария людским своим составом образует низшее звено иерархической лестницы другого хозяйства — латифундии, фабрики или завода. В предыдущих главах мы видели, что основным моментом, определяющим возможность непосредственной рационализации производства, является (в какой угодно формулировке — государственно-капиталистической или социалистической) обобществленный труд. Ясно поэтому, что уже система государственного капитализма должна была по отношению к сельскому хозяйству принять несколько иной «организационный вид». Само собой разумеется, что потребность для буржуазии МО
включить сельское хозяйство в государственно-капиталистическую систему была прямо колоссальна. Ибо сельское хозяйство— в момент потрясений особенно — есть решающая производственная отрасль: можно жить без сюртуков, электрических лампочек или книг, но нельзя жить без хлеба. Армия может быть разута, но она не может существовать на пище св. Антония. Следовательно, моменты, толкавшие в сторону государственно-капиталистической организации, были налицо в обостренной степени. А в то же время непосредственная возможность рационализации производства была как раз наиболее слаба. Как решал эту задачу капитализм? Двумя путями: во-первых, путем огосударствления части крупных производственных единиц; во-вторых, путем косвенного регулирования процесса производства через процесс обращения. Из вышеприведенного довольно ясно вытекает относительная «слабость» первого метода. Правда, у капиталистического государства уже были в распоряжении некоторые отрасли сельскохозяйственного производства (напр., государственные леса), но у него не было таких опорных пунктов, как, например, тресты в промышленности. Поэтому размах непосредственной буржуазной национализации производства был относительно узок и совершался обычно в формах разного рода «ком- мунализаций» и «муниципализаций». Тем большее значение приобретал второй метод: регулирование производства через регулирование процесса обращения или организацию распределения. Государственная хлебная монополия, карточная система на продукты сельского хозяйства, обязательная сдача продукта, твердые цены, организованный отпуск продуктов промышленности и т. д. и т. п.— все это в конечном счете направляло развитие в сторону огосударствления производства. Здесь мы наблюдаем более отсталый тип развития, начальные стадии организационного процесса, который, как и в индустрии, исходной точкой имел именно процесс обращения (корнеры, ринги, синдикаты). В этой области государственно-капиталистическая система могла уже опираться на синдикатообразные сельскохозяйственные объединения особого типа, в первую очередь на кооперативы. Через регулирование процесса обращения в сущности регулировался и механизм сельскохозяйственного производства в его целом, включая даже мелкое индивидуальное хозяйство. Система «свободной торговли» сельскохозяйственными продуктами была подорвана в корне. Правда, специфические условия сельского хозяйства, крупный удельный вес мелкого и среднего товаропроизводящего хозяйства создавали и здесь большие трудности, что выражалось в «нелегальном», «вольном» рынке,~спекулятивной торговле из-под полы (Schleichhandel, как называют это немцы); но в££ же, пока была крепка система госу¬ 141
дарственно-капиталистической организации в целом, и сельское хозяйство входило в общий аппарат, основной частью которого была организованная индустрия6^. Отсюда вытекает такое положение: крах системы государственного капитализма, поскольку он отправной своей точкой имеет распад производственных отношений в индустрии, означает также и крах этой системы в отношении к сельскому хозяйству. Гниение государственно-капиталистического аппарата выражается здесь в его постоянном прорыве спекулятивной торговлей продуктами сельского хозяйства. Революционный разрыв связок способствует на первых порах обособлению города и деревни. Между городом и деревней в эпоху государственного капитализма можно различать такого рода связи: 1) связи кредитно-денежного, финансово-капиталистического типа (главным образом через банковые институты); 2) государственные и коммунальные организационные аппараты; 3) самый реальный процесс обмена между городом и деревней, идущий частью через и посредством организационных аппаратов, частью помимо них. Рассмотрим теперь, что неизбежно и неотвратимо должно произойти при завоевании власти пролетариатом в сфере отношений между городом Hi деревней. Связи кредитно-денежного и финансово-капиталистического типа рвутся при завоевании власти пролетариатом целиком, бесповоротно и навсегда. При захвате банков кредитные отношения лопаются, и ни о каком «восстановлении кредита не может быть и речи, ибо нарушена вся основная система привычных отношений, исчезло всякое «доверие», а государство -пролетариата представляется в буржуазном сознании как коллективный бандит. Государственные и коммунальные аппараты точно так же распадаются на составные элементы вместе с распадом почти всех государственных механизмов старого типа. Тот аппарат, который выражал гегемонию индустрии над сельским хозяйством и города над деревней (-в капиталистической формули- 69 На русском языке об этом см. брошюру тов. Ю. Ларина «Утописты минимализма и действительность» (Петроград: Социалист, 1917). В этой брошюре т. Ларин совершенно правильно замечает: «Словом, если само земледелие изнутри недостаточно созрело в организационном отношении, то у современного германского... капитализма оказался достаточный запас материальных и общественных организационных сил, чтобы сверху и извне объединить и связать сельское хозяйство в единый планомерно управляемый организм. Иначе сказать, материальную «зрелость» страны надо рассматривать не с точки зрения необходимости довести предварительно до техниче- ски-организационной зрелости каждую отрасль хозяйства в ее изолированном виде,— а как производную общего состояния всех ее производительных сил в их среднем итоге» (С. 17—18). 142
ровке), перестает существовать как стройная организационная система. Наконец, реальный процесс обмена, который выражает единство «народного хозяйства», страшно уменьшается по своим размерам. После подробного анализа распада капиталистической индустрии нетрудно понять, почему это происходит. Уже процесс отрицательного расширенного воспроизводства во время империалистской войны подорвал базу обмена, сократив до минимума количество продуктов, выбрасываемых городом, то есть реальный продуктный эквивалент, необходимый деревне. С крахом капиталистического производственного аппарата процесс производства почти замирает, живут на старые запасы, остатки, еще уцелевшие от войны и доставшиеся в наследство пролетариату. Деньги, которые в «нормальное» время представлялись самоценностью, . окончательно обнаруживают себя как посреднический знак, не имеющий самостоятельной ценности. Следовательно, для лиц, командующих массами сельскохозяйственных продуктов, теряется почти всякий стимул к доставке их в города. Общественное хозяйство распадается на две автономные сферы: голодающий город и деревня, имеющая— несмотря на частичное разрушение производительных сил — довольно значительное количество никуда несбываемых продуктных «излишков». Распад всей общественно-производственной системы достигает своего кульминационного пункта. Этот фазис «экономической истории общества» выражается в обособлении двух главных подразделений общественного труда — обстоятельство, при котором дальнейшее существование общества становится невозможным. Но прежде чем перейти к анализу условий нового равновесия, необходимо рассмотреть те основные формы, которые принимает крах капиталистической системы внутри самой «деревни». Здесь сразу бросается в глаза следующее положение: при относительной устойчивости «деревни» и наличности довольно значительной продуктной массы процесс распада отношений внутри сельскохозяйственного производства должен идти гораздо медленнее; с другой стороны, поскольку здесь налицо такая пестрота хозяйственных формаций, какой не знает крупнокапиталистическая индустрия, постольку и самая форма трансформационного процесса во всех его фазисах будет отлична от того процесса, который мы анализировали в предыдущих главах. Возьмем сперва крупнокапиталистические хозяйства. Здесь процесс разрыва связей наиболее похож на то, что происходит в индустрии. Однако с некоторыми модификациями. Во-первых, здесь он совершается медленнее, чем в городе. Это происходит потому, что в сельском хозяйстве, на месте производства средств 143
потребления, не так резко сказывается недопотребление рабочего класса. Переход на систему частичной натуральной оплаты фактически обеспечивает воспроизводство рабочей силы, и, следовательно, стимул для разрыва связи между людскими элементами системы значительно меньше. Во-вторых, сам пролетариат здесь далеко не так «вышколен» «механизмом капиталистического производственного процесса». Его состав (полу- крестьянские элементы), методы работы (сезонный характер труда, гораздо большая пространственная разобщенность в трудовом процессе и т. д.) —все это мешает его «идеологическому революционизированию» и выработке «рабочего революционного плана». Однако эти факторы лишь замедляют общую линию развития, но не отрицают ее. Влияние города и организаций индустриального пролетариата дает внешний толчок к усилению самостоятельно развивающегося процесса, и, в конце концов, неизбежен разрыв капиталистических производственных отношений, разрыв, идущий по той же линии, что и в индустрии 70. Но разрыв деревенских производственных отношений идет и по другим направлениям, что обусловливается специфическими структурными особенностями деревенской экономики. Мы видели выше, что часть людского механизма (полупролетарские владельцы парцеллярных хозяйств) сами входят как низшее звено капиталистической иерархии; другие элементы («середняки», «трудовое крестьянство») являются не только «конкурентом» крупного хозяйства на рынке: они часто служат объектом эксплуатации в прикрытой и затушеванной форме необычайно сложных и разнообразных отношений (аренда, ростовщичество, зависимость от земельных банков и т. д.). Здесь перед нами такая форма низших или низше-средних элементов трудовой иерархии; которая не имеет места в чисто капиталистической схеме и не представляет собою обобществленного труда, 70 Karl Kautsky в своей последней книжке «Die Sozialisierung der Landwirtschaft» (Berlin: Paul Kassier, 1919): «Die Revolution in der Stadten ist an den Arbeitern auf dem flachen Lande nicht spurlos voriibergegangen. Es gabe unsegliches Unheil, wurden auch sie vom Streikfieber (!) ergritten...» (S. 10)*. Каутский прав, когда он дальше предостерегает против дележки крупных имений между сельскохозяйственными рабочими. Но протестовать против «стачечной горячки» — это значит идти на поклон к прусскому аграрию. Ниспровержение капитализма в деревне есть такое же необходимое звено общего процесса, как и ниспровержение его в городе. В развитых капиталистических государствах без вовлечения масс сельскохозяйственного пролетариата в движение («стачечная горячка», как говорит Каутский, «стачечный азарт», как говорили когда-то наши меньшевики) немыслима победа рабочего класса, ибо аграрий — хотя бы это был и фон-Тюнен — не будет добровольно осуществлять даже программы Каутского. Непонимание этого, элиминирование классовой борьбы есть основной грех Каутского и К°. См. также: Bauer О. Der Weg zum Sozialismiis. 144
а приставлена, так сказать, сбоку. Тем не менее удельный вес ее весьма значителен, поскольку мы рассматриваем всю общественную систему в ее конкретной целокупности. Такой характер производственных связей, когда сбоку стоящие низшие звенья системы состоят из громадного количества самостоятельных хозяйств, определяет и тип распада связей, который выражается здесь в борьбе между хозяйствами, т. е. в борьбе между трудовым крестьянством и полупролетариями, с одной стороны, крупными крестьянами и полупомещиками — с другой. Конкретное сочетание борющихся элементов может быть весьма разнообразным, в зависимости от удельного веса различных хозяйственных типов, в зависимости от вариаций этих типов (ибо это — категории крайне текучие, переходные, с массой оттенков и т. д.). Взятый сам по себе, изолированно от всего остального хозяйственного комплекса, этот разрыв связей таит в себе и возможность возврата к более примитивным формам, ибо активной силой здесь является как раз распыленный труд мелких собственников, а не обобществленный труд пролетариев. Но в данном историческом контексте он входит как составная часть общего процесса краха капиталистической системы71. Такова аграрно-крестьянская революция, значение которой тем больше, чем менее развиты капиталистические отношения. Эта борьба может сопровождаться и обычно сопровождается большой растратой сил и раздроблением материально-производственного базиса (частичный раздел крупных имений, инвентаря, скота и проч.) 72, т. е. дальнейшим понижением производительных сил. Возникает теперь вопрос о том, как возможно новое равновесие: с одной стороны, равновесие внутри самого сельского хозяйства, с другой — равновесие между городом и деревней. Этот вопрос является решающим для судьбы человечества, ибо он наиболее важный и наиболее сложный вопрос73. 71 Здесь можно провести аналогию между вышеописанным процессом и распадом связей между развитыми метрополиями и их колониями. Колониальные восстания объективно таят в себе возможность нового капиталистического цикла развития, если рассматривать этот процесс изолированно. Но в общем комплексе явлений это — побочный продукт и в то же время сильнейший фактор распада империалистской системы как предварительного условия социалистического возрождения человечества. 72 См. статью т. Гойхбарса «Обобществление сельского хозяйства» (Нар. хоз. 1919. jYo 5); также Милютин: «Социализм и сельское хозяйство»; Н. Богданов: «Организация советских хозяйств» (Нар. хоз. 1919. № 6). 73 Прав поэтому Каутский, когда пишет (Sozialisierung der Landwirtschaft, Vorwort. S. 12): «Fur uns das agrarische Problem das komplizierteste, aber nauch das wirt wichtigste der Revolution»*. Однако вся беда Каутского как раз в том и состоит, что он не видит и не понимает именно всей сложное™ проблемы. Для него нет основного «осложняющего» фактора, классовой борьбы разных общественных группировок. Логически это связано с непониманием того, что производственные отношения капиталистического общества суть в то же время и отношения социально-классовые, н технически-.трудовые. 145
Мы уже видели, что общий тип нового равновесия должен быть вывернутым наизнанку (диалектическим отрицанием) типом равновесия в условиях системы государственного капитализма. Прежде всего рассмотрим процесс внутри сельского хозяйства. Разрыв связи между различными людскими элементами крупнокапиталистического хозяйства должен смениться организацией этих элементов в их новом сочетании. По существу здесь проблема того же порядка, что и в индустрии. Однако она осложняется двумя моментами: во-первых, частичным разрушением крупнокапиталистического хозяйства как крупного хозяйства вообще; во-вторых, гораздо меньшей зрелостью самого сельскохозяйственного пролетариата. Первое неизбежно при наличии борьбы за землю со стороны крестьянства. Понятно, что величина уступок резко колеблется в зависимости от удельного веса крестьянства вообще и от его распределения по различны^ категориям. Второе создает гораздо большее количество внутриорганизаццонных трений; процесс самовоспитания пролетариата идет медленнее. Что касается равновесия в остальной сфере сельскохозяйственного производства, то оно имеет тенденцию установиться на базе уравнительного передела как исходного пункта развития. Совершенно ясно, что такое состояние, взятое независимо от развития в городах, должно было бы дать толчок новому капиталистическому циклу «американского типа». Эта возможность, однако, отпадает при ликвидации товарного хозяйства в городе и при социалистической организации в индустрии. Следовательно, диктатура пролетариата неизбежно сопровождается скрытой или более или менее открытой борьбой между организующей тенденцией пролетариата и товарно-анархической тенденцией крестьянства *. В каких формах, однако, может быть установлено организующее влияние пролетарского города? И как* может быть достигнуто новое равновесие между городом и деревней? Очевидно, что реальный процесс «обмена веществ» между городом и деревней только и может служить прочной и устойчивой базой для решающего влияния города. Возобновление процесса производства в индустрии, возрождение промышленности в ее социалистической формулировке, является, таким образом, необходимым условием более или менее быстрого втягивания деревни в организующий процесс. Но так как возрождение индустрии само обусловлено притоком жизненных средств в города, то совершенно ясна абсолютная необходимость этого притока во что бы то ни стало. Это минимальное «равновесие» может быть достигнуто лишь: а) за счет части оставшихся в городах ресурсов и Ь) при по¬ 146
мощи государственно-пролетарского принуждения. Это государственное принуждение (изъятие хлебных излишков, натураль- ный налог или какие-либо другие формы) фундировано экономически: во-первых, непосредственно, поскольку крестьянство само заинтересовано в развитии индустрии, дающей ей сельскохозяйственные машины, инструменты, искусственное удобрение, электрическую энергию и т. д.; во-вторых, косвенно, поскольку государственная власть пролетариата есть лучшее средство охраны от восстановления экономического давления крупного землевладельца, ростовщика, банкира, капиталистического государства и проч. Следовательно, здесь государственное принуждение не есть «чистое насилие» дюринговского типа, и постольку оно является фактором, идущим по главной линии общеэкономического развития74, Поскольку индустриальный пролетариат опирается на формально-обобществленное (огосударствленное пролетариатом) крупное хозяйство, он непосредственно организует производственный процесс. Недостаток сельскохозяйственного инвентаря может побудить и часть сельских хозяйств к производственному объединению (сельскохозяйственные коммуны, товарищества, артели). Но для главной массы мелких производителей втягивание их в организованный аппарат возможно главным образом через сферу обращения, следовательно, формально таким же путем, как и при системе государственного капитализма75. Государственные и коммунальные (которые теоретически нельзя противопоставлять государственным) органы распределения и заготовок — таков главный аппарат новой системы равновесия. Здесь возникает вопрос о тех организациях крестьянства, которые еще в период капиталистического развития сплачивали распыленных производителей именно в процессе обращения, т. е. сельскохозяйственной кооперации. Ведь из анализа распада связей капиталистической системы в сельском хозяйстве выяснилось, что мелкое производство в процессе этого распада сохранило свою относительную устойчивость. Правда, крестьян- 74 Этого абсолютно не понимает «социолог* Каутский. В предисловии к своей уже не раз цитированной нами книжке «Социализация сельского хозяйства» он нападает на большевиков за то, что они дали крестьянству хозяйничать как ему угодно (с. 10), и здесь обнаруживает свою полную безграмотность (ибо он не знает даже о советских хозяйствах). А на следующей (11) странице он обрушивается на них за то, что они «притесняют» крестьянство, отнимая излишки для города и армии. «Умный» Каутский не понимает даже значения войны против Деникина, не понимает того, что понятно самому темному крестьянину. Голая злоба против партии революционного коммунизма диктует мысли, достойные гимназиста второго класса из «хорошей семьи». 45 «Angesichts des vorherrschenden Kleinbetriebes wird diese (D. h. So- zialisierung N. B-.) allerdings zunachst mehr aut eine Regelung des Zirkula- tionsprozesses zwisehen Stadt ‘tind Land bedacht sein mussen, als auf eine Organisierung der Produktiomr (Kautsky К. 1. S. 9)*. 147
ская кооперация имела тенденцию превратиться, а отчасти и целиком превратилась в сельскохозяйственные синдикаты, во главе которых стояли капиталистически-помещичьи верхи. Постольку и аппарат кооперации должен был оказаться поврежденным. Точно так же ясно, что некоторые формы кооперации должны неизбежно лопнуть — такова судьба кредитной кооперации. Однако в то же время совершенно несомненно, что устойчивость крестьянского хозяйства должна найти свое выражение и в относительной устойчивости кооперативного крестьянского аппарата. Какова его дальнейшая судьба? Распадется ли он, как неизбежно распадается синдикат или трест? Или нет? Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо проанализировать более точно другую, основную проблему: борьбу между пролетариатом и крестьянством как классовыми носителями различных хозяйственных типов. «Основные силы —и основные формы общественного хозяйства (это): капитализм, мелкое товарное производство, коммунизм... Основные силы (это): буржуазия, мелкая буржуазия (особенно* крестьянство), пролетариат»76. «Крестьянское хозяйство продолжает оставаться мелким товарным производством. Здесь мы имеем чрезвычайно широкую и имеющую очень прочные корни базу капитализма. На этой базе капитализм сохраняется и возрождается вновь в самой ожесточенной борьбе с коммунизмом. Формы этой борьбы—мошенничество и спекуляция, направленные против государственной заготовки хлеба (а равно и других продуктов),— вообще против государственного распределения продуктов»77*. Борьба за или против товарного рынка как скрытая борьба за типы производства — вот та экономическая обстановка в соотношении между городом и деревней, которая складывается в общем после захвата власти пролетариатом. Здесь есть глубокое различие с тем, что имеется в городе. В городах главная борьба за тип хозяйства кончается с победой пролетариата. В деревне она кончается, поскольку речь идет о победе над крупным капитализмом. Но в тот же момент она —в других формах — возрождается как борьба между государственным планом пролетариата, воплощающего обобщёствленный труд, и товарной анархией, спекулятивной разнузданностью крестьянства, воплощающего раздробленную собственность и рыночную стихию. Но так как простое товарное хозяйство есть не что иное, как эмбрион капиталистического хозяйства, то борьба вышеописанных тенденций есть по существу продолжение борьбы между коммунизмом и капитализмом. Однако, так как в груди самого крестьянина 79 Ленин Н. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата// Коммунистический Интернационал. 1919. № 6 С. 890. 77 Там же. Ч 148
живут две «души» и чем он беднее, тем больший удельный вес имеет пролетарская тенденция, то эта борьба осложняется и внутренней борьбой среди самого крестьянства. Как отражается такое положение на судьбе крестьянского кооперативного аппарата? Ясно, что здесь дело обстоит иначе, чем в промышленности. Кооперативный аппарат может атрофироваться (при все возрастающем падении связи через обмен между городом и деревней); он может быть разрушен (при перевесе в деревне кулаков и при обостренной борьбе между ними и пролетариатом); он может быть всосан в общесоциалистическую организацию распределения и постепенно перестроен (при возобновлении реального процесса продуктообмена и решающем экономическом влиянии городов). Следовательно, здесь полный распад аппарата теоретически не обязателен *. Таким образом, новое равновесие возникает здесь в непрерывной борьбе, и потому его установление медленно и болезненно. Процесс идет тем скорее, чем скорее восстанавливается воспроизводство в индустрии, чем скорее пролетариат приступает к наиболее глубокой задаче — технической революции, которая совершенно изменяет консервативные формы хозяйства и дает мощный толчок к обобществлению сельскохозяйственного производства. Но эта тема относится уже к следующей главе. Глава VI ПРОИЗВОДИТЕЛЬНЫЕ СИЛЫ, ИЗДЕРЖКИ РЕВОЛЮЦИИ И ТЕХНИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОРОТ 1. Понятие производительных сил. 2. Производительные силы и общественное воспроизводство. 3. Производительные силы и кризисы. 4. Производительные силы и войны. 5. Производительные силы и революции. 6. Пролетарская революция как необходимое условие устранения капиталистических противоречий. 7. Издержки пролетарской революции. 8. Форма издержек пролетарской революции и падение производительных сил. 9. Новое общественное равновесие и технический переворот. 10. Методы технического переворота. 11. Технический переворот, город и деревня. В главе III мы уже касались в общем вопроса о производительных силах и издержках революции. Теперь нам необходимо этот вопрос разобрать подробно, так как от оценки его зависит решительно все. Ибо производительные силы общества, их уровень и их движение определяют, в конечном счете, весь комплекс общественных явлений. И прочность всякого структурного равновесия, т. е. равновесия между различными общественно-людскими группировками, людскими элементами общест¬ 149
венной системы, опирается на определенное равновесие между обществом и внешней средой, равновесие, характер которого определяется ступенью в развитии общественно-материальных производительных сил. Но прежде всего нужно дать ответ на вопрос, что такое производительные силы. В «Нищете философии» Маркс писал: «Исходить из разделения труда вообще с надеждой объяснить таким образом происхождение специфического орудия труда — машины — значит впадать в явное противоречие с историей. Машины столь же мало можно считать экономической категорией, как, например, быка, которого впрягают в плуг; их следует относить к **производительным силам (наш курсив. — Н. Б.). Экономической (наш курсив. — Н. Б.) категорией, т. е. общественным отношением производства, является не машина, а основанная на применении машин фабрика»78*. Тут Маркс под производительными силами разумеет, очевидно, вещественные и личные элементы производства и, сообразно с этим категория производительных сил является категорией не экономической, а технической **. С другой стороны, мы находим у него же и иное определение производительных сил. В I и III томах «Капитала» Маркс очень часто употребляет термин «производительные силы» совершенно в том же смысле, что выражение «производительность общественного труда»79. Однако Маркс, называя производительными силами производительность общественного труда, сам неодократно указывает, что рабочая сила является основной производительной силой общества. Как бы то ни было, ясно, что если на первых ступенях анализа можно оперировать с неопределенным понятием, то впоследствии неточность этого понятия дает себя знать. 78 Маркс К- Нищета философии, изд. III, перев. Алексеева. (Спб., 1906. С. 134). 79 Ср., напр., «Das Kapital», В. I. Volksausgabe. SS. 451, 541—543 ff; также III том, I часть, где дается анализ средней нормы прибыли. Пример. «Mit der Produktivkraft der Arbeit waechst die Produktenmasse, worin sich ein bestimmter Wert, also auch Mehrwert von gegebener Groesse darstellt. Je mehr die Produktivkraft der Arbeit zunimmt, um so mehr Mittel des Ge- niessens und Akkumulierens umfasst der Mehrwert» (539—540) ***. Или еще более определенно: «Jener Teil des konstanten Kapitals, den A. Smith den dixen nennt, die Arbeitsmittel, wie Baulichkeiten, Maschinen und dergleichen, funktioniert immer vollstaendig inr Produktion$prozess, verschleisst aber nur allmaehlich’ und uebertraegt nur nach und nach seinen Wert auf die Waren, die er nach und nach herstellen hilft. Er bildet einen wahrhaften Gradmesser des Fortschrotts der Produktivkrafte» (S. 543, курсив наш.—H. Б.) Точно так же в «Theorien ueber den Mehrwert». В. III. S. 498: «Produktivkraft oder Kraft der Arbeit». Наоборот, «Produktivkraefte («Produktionsmittel») в «Ein- leitung zu einer Kritik d. pol. Oek.». S. XLVII ****. 150
Прежде всего в чем смысл этого понятия? Когда говорят о производительных силах, то этим хотят обозначить степень власти человека над природой, степень овладения этой природой. Именно этим и определяется в конце концов ступень допустимого развития. С такой точки зрения и нужно рассмотреть прежде всего вопрос, в котором соотношении друг с другом стоят определения Маркса. Родбертус предлагает строго разграничивать оба эти понятия. В своей работе «Zur Beleuchtung der sozialen Frage» он пишет: «Производительную силу нужно строго отличать от производительности. Производительность означает действие или полезный эффект производительной силы. Если вместо 10 рабочих становится на работу 20, или если вместо одной машины известной степени работоспособности ставятся две такие же машины, то производительная сила повысилась вдвое; если 10 рабочих производят столько же, сколько до сих пор 20, или если машина, которая стоила не больше другой, обладает двойной степенью эффективности по сравнению с ней, то производительность поднялась вдвое. Труд и здесь последний масштаб. Большие суммы труда являются большей производительной силой; большее количество продукта при одинаковой сумме труда есть повышение производительности»80. В этой постановке вопроса довольно ясно видна причина «неопределенности» понятия производительных сил; дело в том, что это есть пограничное понятие, стоящее на рубеже техники и экономики *. Экономически важно понятие производительности общественного труда. Технически важен материальный эквивалент этой производительности общественного труда, то есть наличная совокупность средств производства и рабочих сил. Мы поэтому можем говорить о производительных силах и производительности общественного труда как о двух сторонах одной и той же математической величины —— , где М — вся а + ь масса продуктов, выраженная в каких-либо единицах полезности (будь то энергетические величины или что-либо иное - в данном случае безразлично), а и b — единицы общественного труда: а — единицы мертвого труда, b — живого. Если рассматривать эту формулу с точки зрения «вещественной», то мы будем иметь: 1) массу разнородных продуктов; 2) массу разнородных средств производства; 3) массу разнородной квалификации рабочих сил. Эти три величины находятся в полной зависимости друг от друга, причем первичным элементом являются средства производства. Средства производства распадаются на орудия труда и другие средства производства (сырой материал, вспомогательные вещества и т. д.). Эти две части, в свою очередь, 80 С. Rodbertus-Jagetzow: «Zur Beleuchtung der sozialen Frage». SS. 60— 61. Anmerkung. См. также литературу о производительных силах, приведенную в главе III нашей работы.
органически связаны друг с другом. Конкретные средства производства вообще предполагают адекватное количество качественно определенных рабочих сил, ибо в производственном процессе имеется своя техническая логика и в каждый данный момент вещественные и личные элементы производства связаны друг с другом по совершенно определенному типу и в совершенно определенной пропорции. Но, с другой стороны, сами средства производства в их вещественной определенности распадаются на две части, взаимно определяющие друг друга. С этой точки зрения мы можем взять за основной пункт анализа активную часть средств производства, а именно орудия труда, техническую систему общества. Именно она, как говорит Маркс, и «образует действительное мерило прогресса производительных сил». Таким образом, если мы говорим о росте или регрессе производительных сил общества, под этим мы разумеем повышение или понижение общественной производительности труда; если мы говорим о распределении и перераспределении произ: водителбных сил, мы говорим о распределении и перераспределении средств производства и рабочих сил; если мы говорим о физическом уничтожении производительных сил, мы говорим точно так же об уничтожении средств производства и рабочих сил; если нам нужно социологическое определение производительных сил, мы можем взять техническую систему общества, активный переменный «фактор» общественного развития. М Однако такая взаимная связь частей формулы , где а + Ь а и Ь означают наличность всех средств производства и всех рабочих сил, предполагает «нормальный» ход общественного воспроизводства, т. е. состояние планового подвижного равновесия. Технически данная пропорциональность этих величин (а следовательно, и возможность заменять одну величину другой) исчезает при нарушении общественного равновесия. Производительность общественного труда будет по-прежнему выра¬ жаться формулой М а + Ь . Но (а) будет уже означать не асе на¬ личные средства производства, (Ь) — не все наличные (т. е. могущие быть использованными) рабочие силы; а соотношение между (а) и (Ь), которое является при нормальных условиях величиной данной, технически определенной, перестает быть faKOBbiM. Динамика производительных сил связана с динамикой производства, т. е. процессом воспроизводства. Вещественные и людские элементы производительных сил (комплекс средств производства и рабочих сил) воспроизводятся in natura в этом процессе для того, чтобы стать активными факторами этого процесса. Поэтому с точки зрения воспроизводства формулу 152
в ~ нужно рассматривать со стороны (а) и (Ь), т. е. вещественных и людских элементов процесса воспроизводства. При этом (а) и (Ь) являются не изолированными комплексами, а величинами, органически связанными в процессе труда. Лишь поскольку они входят в процесс труда, постольку они непосредственно являются слагаемыми производительных сил. Развитие производительных сил вовсе не представляет из себя плавно поднимающейся кривой. Наоборот, уже a priori должно быть ясно, что в антагонистическом обществе, обществе, основанном на производственной и социальной анархии, не может быть непрерывного развития производительных сил. Ибо в таком обществе законы равновесия реализуются и могут реализоваться исключительно путем постоянных или периодически повторяющихся нарушений равновесия. Следовательно, восстановление равновесия должно иметь своим исходным пунктом его нарушение. А так как каждое нарушение равновесия, функциональное значение которого в данном случае состоит в восстановлении его на более широкой,— но в то же время на еще более глубоко противоречивой,— основе, неизбежно связано с падением производительных сил, то само собою разумеется, что в антагонистическом обществе развитие производительних сил возможно лишь посредством их периодического разрушения. Очень ярко это проявляется в капиталистических кризисах. «Мировые рыночные кризисы необходимо рассматривать как реальное выражение и насильственное выравнивание (наш курсив.— Н. Б.) всех противоречий буржуазной экономики81*. Это «насильственное выравниваний» противоречий, т. е. создание условий нового равновесия сопровождается разрушением производительных сил. Новое равновесие воспроизводит старое противоречие на расширенной основе и т. д. Следовательно, с этой точки зрения процесс капиталистического воспроизводства есть не только процесс расширенного'воспроизводства капиталистических производственных отношений: он есть в то же время процесс расширенного воспроизводства капиталистических противоречий82. Новое равновесие устанавли¬ 81 Магх К. Theorien ueber den Mehrwert. Band II. Teil II. S. 282: «Die Weltmarktkrisen muessen als die reale Zusammenfassung und gewaltsame Ausgleichung aller Widersprueche der buergerlichen Oekonomie gefasst wer- den». 82 Автор настоящей работы усиленно выдвигал эту точку зрения в книжке «Мировое хозяйство и империализм» (Петроград, Прибой, 1918). См. Магх und Engels: Kommun. Manifest. S. 28: «Wodurch ueberwindet die Bourgeoisie die Krise? Einerseits durch die erzwungene Vernichtung einer Masse von Produktivkraefte (наш курсив.—H. Б.), andererseits durch die Eroberung neuer Maerkte und die gruendliche Ausbeutung alter Maerkte. Wodurcli also? Dadurch, dass sie allseitigere und gewaltigere Krisen vorbereitet und die Mittel, den Krisen vorzubeugen, vermindert»**. 153
вается каждый раз путем «массового уничтожения производительных сил», и притом во все возрастающем размере. В «Теориях прибавочной ценности» Маркс дает превосходный анализ главных форм этого уничтожения, и притом с двух точек зрения: реально вещественной («натуральной») и фетишист- ски-капиталистической (ценностной). «Когда идет речь об уничтожении капитала кризисами, необходимо различать двоякого рода явления. Поскольку застопоривается процесс воспроизводства, огра- чивается или местами прекращается процесс труда, постольку уничтожается реальный капитал. Машины, которые не употребляются, не суть капитал. Труд, который не эксплуатируется,— это все равно, что пропавшее производство. Сырой материал, который валяется неиспользованным, не есть капитал. Потребительные ценности (точно так же, как и вновь построенные машины), которые не используются или остаются недоконченными; товары, которые гниют на складах, все это уничтожение капитала. Все это (в то же время) ограничивается нарушением процесса воспроизводства и тем, что имеющиеся средства производства реально не действуют как средства производства... Их потребительная ценность и их меновая ценность летят при этом к черту. Но, во-вторых, разрушение капитала кризисами, означает обесценивание ценностных масс... Это — разрушающее падение товарных цен. Здесь не уничтожаются потребительные ценности. Что теряет один, то выигрывает другой... Что же касается только фиктивного капитала, государственных бумаг, акций и т. д.,— то,— поскольку это не приводит к банкротству государства или акционерной компании или поскольку это вообще не нарушает процесса воспроизводства,— здесь налицо лишь переход богатства из одних рук в другие»83*. Но так как «вообще» процесс воспроизводства нарушается и в последнем случае, разрушение капитала в его вещественной форме происходит и здесь. С другой стороны, централизация капитала, ускоренная кризисами, создает «высшую форму» дальнейшего движения, и дальнейшее развитие производительных сил покупается ценой временного и частичного их разрушения, т. е. ценой понижения их уровня. По существу то же явление наблюдается и при анализе капиталистической конкуренции, которая своим основанием имеет раздробленность общественного производства. Если бы налицо была разумно регулируемая система, тогда труд распределялся бы по отдельным отраслям и предприятиям в необходимой пропорции. В капиталистическом обществе такого сознательного м Marx К. Theorien ueber den Mehrwert. Band II. Teil II. S. 267— 269. 154
регулятора нет. Поэтому закон равновесия — закон ценности — действует как стихийный закон, «на манер закона тяжести, когда над вашей головою обрушивается дом»*. Но именно потому, что он есть слепой закон общественной стихии, он реализуется лишь посредством постоянных нарушений. И здесь нарушение равновесия является непременным условием установления нового равновесия, за которым следует опять нарушение, и т. д. Механизмом этих колебаний, т. е. постоянных нарушений равновесия, путем которых последнее постоянно реализуется, является механизм конкуренции. А отсюда следует, что развитие производительных сил в капиталистическом обществе покупается ценой их постоянной растраты. Эта растрата («издержки конкуренции») есть необходимое условие движения вперед для всей капиталистической системы. Ибо каждое новое звено в цепи подвижного равновесия воспроизводит это равновесие в высшей форме, на основе централизационного процесса. С этой точки зрения необходимо рассматривать и войну, которая есть не что иное, как один из методов конкуренции на определенной ступени развития. Это есть метод комбинированной конкуренции между государственно-капиталистическими трестами. Следовательно, издержки войны сами по себе суть не что иное, как издержки централизационного процесса. С точки зрения капиталистической системы в целом они играют положительную роль, поскольку они не приводят систему к краху. Вообще говоря, и кризисы, и конкуренцию можно рассматривать с троякой точки зрения: с точки зрения тех звеньев процесса воспроизводства, когда происходит понижение производительных сил; с точки зрения воспроизводства данной системы производства, когда временное падение производительных сил само является условием их дальнейшего прогрессивного движения; с точки зрения краха старой системы и общественной трансформации, когда противоречия старой системы взрывают ее на воздух и когда издержки краха переходят в издержки революции. Эти издержки революции, в свою очередь, можно рассматривать или sub specie самих циклов воспроизводства, когда происходит разрушение материальных производительных сил, или sub specie перехода к новой, более производительной общественной структуре, которая устраняет противоречие между развитием производительных сил и их структурными «оковами». Что переход к новой структуре, которая является новой «формой развития» производительных сил, немыслим без временного понижения производительных сил, должно быть ясно само собою. И опыт всех революций, сыгравших колоссальную положительную роль именно с точки зрения развития производительных сил, показывает, что это развитие покупалось ценой иногда колоссального расхищения и разрушения их. Иначе и не 155
может быть, поскольку речь идет о революции84. Ибо в революции «взрывается» (wird gesprent) «оболочка» производственных отношений, т. е. людского трудового аппарата, что означает и что не может не означать нарушения процесса воспроизводства и, следовательно, разрушения производительных сил. Если это так,— а это безусловно так,— то a priori должно быть ясно, что пролетарская революция неизбежно сопровождается крайне глубоким упадком производительных сил, ибо ни одна революция не знает столь далеко и так глубоко идущей ломки старых отношений и их перестройки на новый лад*. И тем не менее, как раз с точки зрения развития производительных сил, пролетарская революция является объективной необходимостью. Эта объективная необходимость дана тем, что экономическая оболочка стала несовместимой с развитием производительных сил. Мировые производительные силы не мирятся с государственно-национальной структурой общества, и противоречие «разрешается» войной. Сама война становится несовместимой с существованием основной производительной силы — рабочего класса, и противоречие может быть разрешено — действительно разрешено — только революцией85. 84 Известны разрушения, произведенные гражданской войной и в Америке, войной, которая дала громадный толчок развитию капитализма. Известна разруха времен французской революции, двинувшей вперед развитие производительных сил после периода глубокого их упадка. Известно также и то, что французских якобинцев, которые были наиболее активным фактором революционного движения, обвиняли буквально теми же словами, что и современных коммунистов. Вот выдержки из процесса Шарлотты Корде, убийцы Марата: — Какие мотивы могли вас заставить решиться на столь ужасный поступок? — Его преступления. — В каких преступлениях упрекаете вы его? — В разорении Франции и в гражданской войне, которую он зажег по всему государству. — На чем основываете вы это обвинение? — Его прошлые преступления являются показателем его преступлений настоящих. Это он устроил сентябрьские убийства; это он поддерживает огонь гражданской войны, чтобы быть назначенным диктатором или кем- нибудь иным, и опять-таки покусился на суверенитет народа, заставив 31 мая нынешнего года арестовать и заключить в тюрьму депутатов конвента (Революционный Трибунал в эпоху Великой Франц. Революции. Воспоминания современников и документы. Ред. проф. Е. Тарле. Ч. 1. С. 59). Разве этот диалог между якобинцем-революционером и контрреволюционером — жирондистской дамой не есть прообраз «диалога» между коммунистами и социал-демократами? Недаром Плеханов в «Искре» предсказывал для XX века раскол социалистов на «Гору» и «Жиронду». Это предсказание оправдалось с астрономической точностью, и г. Каутский и К0 выступают в полном облачении добродетельной и не слишком умной жирон- дистки. Когда-то Каутский защищал якобинцев. Но, что ж поделать?». 85 Тов. Л. Крицман (см. его статью «Развитие производительных сил и диктатура пролетариата» в сборнике «Два года диктатуры пролетариата», изд. Высш. Сов. Нар. Хоз., с. 70) совершенно правильно говорит: «Но про¬ 156
Рабочий класс, основная производительная сила общества 8G, только и может спасти это общество и дать толчок дальнейшему развитию. Но он может сделать это лишь ценою жертв, неизбежно вызываемых сопротивлением лопающейся капиталистической «оболочки» которая персонифицирована в капиталистической буржуазии67. Громадность издержек пролетарской революции обусловливается глубиной коммунистического переворота, принципиальным изменением производственной структуры. В буржуазных революциях не происходило такого принципиального изменения, ибо частная собственность как юридическое выражение определенного типа производственных отношений была базой и докапиталистических отношений. Соответственно этому общественное равновесие после революции достигалось в области экономической — лишь некоторыми поправками к тому, что было раньше, в области политической — переходом власти из рук собственников одного типа в руки собственников другого типа. Следовательно, здесь a priori ясно, что нет и не может быть такого распада, какой неизбежен при принципиальной, коренной ломке старых отношений, что является неизбежным законом пролетарской революции 86 87 88. летариат отличается от других производительных сил (машин, материалов и проч.) тем, что на грозящее ему разрушение отвечает возмущением. Время кризиса есть время пробуждения революционного возмущения в пролетариате. Сама революция пролетариата есть не что иное, как противодействие пролетариата стремлению буржуазии путем крушения его рабочей силы смягчить растрату и сократить бездействие принадлежащих ей сил и за счет жертв, приносимых пролетариатом, изжить кризис, вызванный анархией капиталистического способа производства* (курсив автора). 86 Маркс К. Нищета фил. С. 140: «Из всех орудий производства наиболее крупной производительной силой является сам революционный класс. Организация революционных элементов в класс предполагает существование всех тех производительных сил, которые вообще могли развиться в недрах старого общества* *. 87 С этой точки зрения абсолютно нелепо «винить* рабочий класс и его партию в разрухе. Ибо как раз он и есть сила, которая делает возможным восстановление общества. Сопротивление «старого порядка* — вот чему нужно «вменять» разруху переходного периода. 88 Господа «критики» пролетарской революции в разрухе видят доказательство незрелости капиталистических отношений. Из нашего анализа вытекает, что при самых «зрелых* отношениях разруха (временная) тоже неизбежна. «Критики» часто приводят слова Маркса (Магх К.: Zur Kritik. Vor- wort. LVI): «Eine Gesellschaftsformation geht nie unter, bevor alle Produk- tivkraefte entwickelt sind, fuer die sie weit genug ist, und neue hoehere Produktionsverhaeltnisse treten nie an die Stelle, bevor die materiellen Exis- tenzbedingungen derselben im Schosse der alten Gesellschaft selbst ausgebrue- tet worden sind”*. Однако, у Маркса немедленно отсюда делается и вывод: «Daher stellt sich die Menschheit immer nur Aufgaben. die sie loesen kann, denn genauer betrachtet, wird sich stets finden, dass die Aufgabe selbst nur entspringt, wo die materiellen Bedingungen schon vorhaden oder wenigstens im Prozess ihres Werdens begriffen sing*. Падение производительных сил в процессе пролетарской революции теоретически предвидел тов. Ю. Ларин в вышеупомянутой брошюре «Утописты минимализма и действительность» **. 157
Все реальные издержки революции сводятся к сокращению процесса воспроизводства и к понижению производительных сил. По своей форме они могут быть разбиты на несколько рубрик: I. Физическое уничтожение элементов производства. Сюда относится уничтожение средств производства (фабрик, машин, железных дорог, аппаратов, скота и проч.); уничтожение людей— рабочих и т. д. в процессе гражданской войны и классовой войны между государствами пролетариата и государствами буржуазии; уничтожение машин и др. средств производства и их порча от плохого обращения, саботажа, от невоспроизвод- ства вовремя определенных частей и т. д.; уничтожение технической интеллигенции (в гражданской войне, от общих последствий разрухи и проч.). Ясно, что речь идет здесь, с одной стороны, об уничтожении вещественно-материальных элементов производства, с другой — об уничтожении людских его элементов. II. Деквалификация элементов производства. Здесь следует упомянуть снашивание машин и средств производства вообще; истощение (физическое) рабочего класса; деквалификация рабочей силы технической интеллигенции; переход на «суррогаты» в средствах производства и «рабочих силах» (больший процент женщин, не чисто пролетарских элементов в пролетариате и т. д.). III. Распад связи между элементами производства. Сюда относится подробно анализированный выше распад иерархической трудовой системы капиталистического общества, социальный раскол, нарушение всякого равновесия, что влечет за собой временный паралич процесса воспроизводства; сюда же относится распад связей между городом и деревней, распад связей между государствами и проч. В процессе этого распада выпадают из реального производства не только людские части общетрудового аппарата, но и вещественно-материальные: когда машины, их «система», целые фабрики «стоят», они фактически пропадают. Производительные силы здесь не уничтожаются физически, но они переходят на положение потенциальных производительных сил. Они существуют in natura, но они существуют вне процесса общественного воспроизводства. Распад связи между элементами производства есть важнейшая причина понижения уровня производительных сил в переходный период. Она связана и реально неотделима от структурной реорганизации общества, неизбежно из нее вытекает и поэтому должна стоять в центре теоретического анализа. Сюда должны быть сопричислены и другие издержки собственно перестройки: напр., первоначальное неумение рабочего класса «взять» элементы производства, «ошибки» строительного периода и т. д., т. е. вся энергия, которая идет на переорганиза¬ 1Б8
цию общественно-трудового аппарата, со всеми faux frais * этого процесса. IV. Перераспределение производительных сил в сторону непроизводительного потребления. Здесь прежде всего необходимо отметить обслуживание нужд гражданской и классовой социалистической войны. При развертывании революционного процесса в мировой революционный процесс гражданская война трансформируется в классовую войну, которую со стороны пролетариата ведет регулярная «Красная Армия». Совершенно ясно, что с точки зрения ближайших циклов воспроизводства издержки этой войны вызывают такое же экономическое истощение, как и издержки всякой другой войны. Она может вестись, потому что на новой базе происходит процесс структурной организации. Но падений Производительных сил в связи с процессом отрицательного расширенного воспроизводства продолжается постольку, поскольку продолжается война. Эта война требует не только материально-вещественных ресурсов: она отбирает и лучший людской состав, рабочих-администраторов и организаторов. Нетрудно видеть, что во всех перечисленных случаях дело сводится к сокращению, перебоям, застопориванию, а иногда и параличу процесса воспроизводства, чему адекватно падение производительных сил, «отрицать» которое столь же неумно, как и «отрицать» самый процесс революции. Вопрос заключается в том, чтобы выяснить функциональное значение этого падения. Между близорукими идеологами буржуазии и идеологами пролетариата разница здесь не в том, что одни «констатируют» эти факты, а другие их отрицают, а в том, что идеологи буржуазии рассматривают эти явления статически, тогда как единственно правильный (и следовательно, общезначимый) метод заключается как в рассматривании временного падения производительных сил с точки зрения трансформационного процесса, т. е. не только с точки зрения ближайших циклов общественного воспроизводства, а с широкой точки зрения крупных исторических масштабов. Само собою разумеется, что поскольку процесс падения производительных сил выражается в непосредственном уничтожении элементов производства, постольку он тем более болезнен, чем больше были сокращены производительные силы за время войны. Падение производительных сил от последней причины связывается с их «революционным» падением: война и революция как взрыв капиталистической системы сливаются в процессе общественной трансформации89. 89 Проф. Гриневецкий (Послевоенные перспективы русской промышленности. Москва, 1919. С. 64) в главе «Революционное разложение промышленности» объясняет его влиянием следующих факторов: «1) полного расстрой¬ 1Б9
Из всего предыдущего анализа вытекает, что остановка в падении производительных сил не может начаться раньше установленного равновесия. Оно есть необходимейшее условие для возобновления процесса воспроизводства. Только после перестройки человеческого трудового аппарата, перестройки, которая, уничтожает препятствия для развития производительных сил, разрывает ту «оболочку», которая из «форм развития» превратилась в «оковы для развития»,— только после этого воз¬ ства снабжения сырьем и топливом в зависимости от падения их добычи и паралича транспорта; 2) кризиса труда в зависимости от общей его дез* организации под влиянием революции и классовой борьбы и падения производительности от многих причин; 3) технической дезорганизации как в материальной, так и в административно-технической части; 4) крайней неустойчивости и замирания рынка; 5) катастрофического хода демобилизации... благодаря технической дезорганизации и финансовому краху промышленности; 6) финансового краха промышленности в зависимости от роста оплаты труда и падения его производительности, полного расстройства снаб* жения, национализации банков и т. д.». Нетрудно видеть, что все эти факторы входят и в нашу классификацию. Но г. Гриневецкий вменяет вину не капиталистической системе, с ее войной и ее сопротивлением новому обществу, а рабочему классу. Иначе, конечно, и не может рассматривать дела апологет капитализма, перед которым «послевоенные перспективы» расцветают как капиталистические перспективы. По существу то же самое говорит М-г Hoover, «продовольственный диктатор» Европы (см. «National food Journal. 1919. Aug. 13-th»*. The economic difficulties of Europe as a whole at the signature of peace may be almost summarised in the phrase: «demoralised productivity». «It is not neccessary to review at length the cause of this decrease of productivity». They are. in- the main, as follows. The industrial and commerical demoralisation arising originally out of the war, but continued out of the struggle for political rearrangements during the armistice, the creation of new governments, their experience, and friction between tbese governments in the readjustment of economic relations. The proper and insistent of labour for higher standards of living and a voice in the administration of their effort has unfortunately become impregnated with the theory that the limitation of effort below physical necessity will increase the total employment or improve their condition. There is a great relaxation of effort as the reflex of physical exhaustion of large sections of the population from privation and from the mental and physical strain of the war. To a minor degree, considering the whole volume, there has been a destruction of equipment and tools, and the loss of organisation... due to war diversions, with a loss of man-power. The demoralisation in the production of coal... It is due in a small percentage — from the destruction of man-power to physical limitation of coal mines or their equipment. It is due in the largest degree to the human factor of the limitation of the effort. The continuation of the blocade... has undoubtely destroyed enterprise even in open countries.. .* В экономической сводке о послевоенном положении мирового хозяйства инженер Roedder пишет (Ober-Ingenieur a. D. О. С. Roedder. Nacht und Morgen der Weltwirtschaft. Industrie-Verlag Vogler und Seiler Chemnitz): «Vom deutschen Arbeiter allein hangt jetzt Alles ab. Es klingt bald wie ein Hohn, von der Wiederaufnahme des Exports zu reden, wenn drinnen der Arbeiter feiert» (S. 49) **. 160 /
можна последняя фаза революции — технический переворот, переворот не в отношениях между людьми, а в отношении между человеческим коллективом и внешней природой. Здесь придется пережить на первых порах период первоначального социалистического накопления90. В чем состояла производственная сущность капиталистического первоначального накопления? В том, что политическая власть буржуазии мобилизовала огромные массы населения, ограбив их, превратив их в пролетариев, создав из них основную производительную силу капиталистического общества. Производство пролетариата— вот «сущность» периода первоначального накопления. «Делающими эпоху в истории первоначального накопления являются все перевороты (Umwalzungen), которые служат рычагом в руках образующегося класса капиталистов; но прежде всего моменты, когда большие человеческие массы внезапно и насильственно отрываются от своих необходимых средств к жизни и выбрасываются на рынок как стоящие вне закона (vogelfrei) пролетарии»91*. Капитал путем грабежа, классового насилия и разбоя мобилизовал таким образом производительные силы, сделав их исходным пунктом дальнейшего развития. Но и социализм, вырастающий на груде обломков, должен неизбежно начинать с мобилизации живой производительной силы. Эта трудовая мобилизация составляет основной момент социалистического первоначального накопления, которое есть диалектическое отрицание капиталистического. Его классовая сущность состоит не в создании предпосылок для процесса эксплуатации, а в хозяйственном возрождении при уничтожении эксплуатации; не в насилии кучки капиталистов, а в самоорганизации трудящихся масс. Выше мы видели, что процесс распада капиталистической системы сопровождается не только уничтожением живой рабочей силы или ее деквалификацией, но и простым выпадением Аналогичны показания американского финансиста Виндерлипа. См. также доклад А. Зеленко: «Меморандум по вопросу о кредитовании русской кооперации в Сев. Америке». Конечно, все эти господа видят лишь «леность рабочего класса», не замечая саботажа предпринимателей. Они в простоте душевной думают, что классовая борьба, ведущаяся в недрах производственного процесса, есть акт односторонний, что ее ведут только рабочие, тогда как капиталисты сидят на «общечеловеческом троне и строго блюдут интересы производства», «самого по себе», «чистого производства». В действительности. однако, чистый производственный разум имеет все черты нечистого практического разума, который позвякивает кошельком и весьма похож на платоновскую «идею». 90 Термин, предложенный тов. В. М. Смирновым (в «Еженедельнике Правды») **. 91 Магх К. Das Kapital. В. I. Volksausgabe. S. 647. Кстати. Обычно переводчики наивно переводят слово «vogelfrei» — «свободный, как птица». 6 Заказ N» 2227 161
ее из трудового процесса. Совершенно ясно поэтому, что когда пролетариат приступает к восстановлению процесса воспроизводства, он должен начинать с мобилизации выпавших из производственного процесса сил. Но он не может ограничиваться этим. На первых ступенях развития, когда пролетариату достается в наследство жестоко пострадавший материально-машинный технический остов, особое значение приобретает живая рабочая сила. Поэтому переход к системе всеобщей трудовой повинности:, т. е. вдвигание в пролетарски-государственный трудовой процесс и широких непролетарских масс, в первую очередь масс крестьянства, является повелительной необходимостью02. Создание коллективно действующей живой массовой производительной силы есть исходный пункт для дальнейшей работы. Наиболее важными сферами труда первоначально является транспорт, заготовка топлива, сырья и продовольствия92 93. Отсюда начинается восходящая линия развития, которая будет сопровождаться мощным развитием техники. Отмена частной собственности на средства производства, отмена патентного «права» и коммерческой тайны, единство плана и т. д. делают возможным переход на электрическую энергию. Если при капитализме частная собственность на землю со всеми ее «дополнениями» (водопады, реки, залежи торфа и проч.) и монополия капиталистических клик страшно тормозили развитие производительных сил и даже в самых мощных капиталистических странах применение электрической энергии, постройка новых силовых станций и проч. натыкались на границы, указываемые частной собственностью94, то при господстве пролетариата за периодом «первоначального социалистического накопления» последует настоящий технический переворот, революция общественно-производственной техники. «Век пара — век буржуазии. Век электричества — век социализма» — это совершенно правильная техническая характеристика начальных стадий развивающегося социализма 95. 92 Это ясно видел Маркс еще в «Коммун. Манифесте*. 93 Эти задачи технически необходимы при всяком социальном типе хозяйственного возрождения. См., например, Гриневецкий И. С.; Гусев С. И. Очередные вопросы хозяйственного строительства. Материалы к 9-му съезду Р. К. П. Изд. Реввоенсовета Кавказского фронта; см. также тезисы Ц. К. Р. К- П. к 9-му съезду, а также газету «Экономическая жизнь». 94 См. об этом Магх К. Das Kapital; Kautsky К. Entwicklung und Verm- chrung etc.; Heveci J. Die technische Notwendigkeit der Kommunistischen Weltrevolution. 95 См. блестящую брошюру тов. Кржижановского, инженера и специалиста по электротехнике, об электрификации русской промышленности. Также Muller W. A. Sozialisiering des landwirtschaftliche Verkehrswesens//Wege und Ziede der Sozialisierung. 162
Электрификация промышленности, постройка громадных силовых станций, создание могучей транспортной сети в корне перевернут и соотношение между городом и деревней. Они не только будут способствовать превращению раздробленных мелких собственников в общественных работников, они рационализируют и перевернут в корне весь процесс сельскохозяйственного производства. Примитивные, почти варварские орудия они заменят последним словом техники и тем уничтожат основную диспропорциональность капиталистического производства, диспропорциональность между развитием промышленности и развитием сельского хозяйства, которая вызывалась существованием поземельной ренты и частной собственностью на землю и которая еще до войны приводила к громадному росту цен на продукты сельскохозяйственного производства96. Противоположность между городом и деревней понемногу будет исчезать, а вместе с нею будет исчезать специфический «идиотизм деревенской жизни». Производительные силы человеческого общества будут распределяться между различными областями в зависимости от наиболее подходящих естественных условий (близость к источникам топлива, сырья и т. д.). Вопрос о «Standart’e der Industrie» будет уже решаться вне связи с существованием капиталистических барьеров, и развитие производительных сил пойдет гигантскими шагами вперед плавным и уверенным ходом. 90 Буржуазные экономисты причину этого видели в «естественном» законе «убывающего плодородия почвы», который имеет свою длинную «историю». Прекрасный разбор этого «закона» имеется в работе тов. Н. Ленина: «Аграрный вопрос и критики Маркса». Выставляя этот закон, как имманентный закон сельскохозяйственного производства, буржуазная наука подставляла вместо социальной категории натуральную — таков основной «метод» этой «науки». Общую характеристику технического развития под углом зрения отношений между городом и деревней дает Магх в «Theorien ueber den Mehrwert». II В. I Teil. S. 280: «Im ganzen ist anzunehmen, dass in der roherer vorkapitalistischen Produktionsweise die Agrikultur produktiver ist als die Industrie, weil die Natur als Maschfne und Organismus hier mitarbei- tet, waehrend die Naturkraefte in der Industrie fasr noch ganz durch Men- schenkraft ersetzt werden, wie in der handwerksmaessigen Industrie u. s. w.: in der Sturmperiode der kapitalistischen Production entwickelt sich die Pro- duktivitaet der Industrie rasch gegen die Agrikultur, obgleich ihre Entwick- lung voraussetzt, dass in der Agrikultur schon bedeutende Variation zwischen konstantem und variablem Kapital stattgefunden hat, das heisst eine Masse Menschen von dem Ackerbau vertrieben sind. Spaeter geht die Produktivitaet in beidern voran, obgleich in ungleichem Schritte. Aber auf einem gewissen Hoehepunkt der Industrie muss die Disproportion abnehmen, dass heisst die Produktivitaet der Agrikultur sich relativ rascher vermehren als die der Industrie» *. 6* 163
Глава VII ОБЩИЕ ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ ФОРМЫ ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА* 1. Государственный капитализм. 2. Система социалистической диктатуры. 3. Социализация, (обобществление). 4. Национализация. 5. Муки цивилизации. 6. Другие формы обобществления. Буржуазная экономическая экономия «принципиально» абстрагируется от историческо-социальных форм производственного процесса. Поэтому для нее совершенно «не важны отношения господства, эксплуатации, классовой характеристики данной общественной формации и т. д.». Немудрено, что такая «принципиальность» есть возведение в «принцип» невероятной теоретической путаницы, практически весьма небезвыгодной для буржуазии. Эта путаница достигла своего высшего напряжения как раз за время войны и в послевоенный период. Она^выразилась прежде всего в грубейшем смешении системы государственного капитализма с системой социалистической диктатуры пролетариата. Вернер Зомбарт во введении к «Grundlagen und Kritik des Sozialismus»97 определяет социализм таким образом: «социализм есть практическая социальная рационалистика с антихре- матистической тенденцией» («Sozialismus ist praktische Sozial- rationalistik mit anti-chrematistischer Tendenz»). Это, с позволения сказать, «определение» имеет свои глубокие литературные корни. Ибо существует старинная традиция, приобретенная прочность предрассудка, традиция, которая рабовладельческий «коммунизм» Платона, прусско-юнкерский «государственный социализм» Родбертуса, финансово-капиталистический государственный капитализм эпохи войны и Марксов коммунизм берет за Одну скобку на том достаточном основании, что во всех этих формах есть «социальная рационализация с антихрематистиче- ской тенденцией». Ясно, однако, что такая точка зрения нисколько не лучше тех варварски грубых, одновременно и наивных, и хитрых определений, какие за время войны давались империализму как внеисторической, а иногда даже всеобщей биологической функции98 99. Логически эта путаница связана с тем, что здесь прячется под спуд классовая характеристика государства, которое выступает под псевдонимом «общего», «целого», «общественного целого» и прочих прекрасных слов, 97 Grundlagen und Kritik des Sozialismus. Bearbeitet von Werner Som- bart. I Teil. Berlin: Askanischer Verlag, 1919 S. VII. 99 Один французский писатель определял империализм как стремление всякой жизненной формы к распространению за счет других. С этой точки зрения курица, даже не несущая золотых яиц, но клюющая зерно, является субъектом империалистической политики, ибо она «энцентрирует» это зерно. 164
й также специфический характер производственных отношений. Эти последние рассматриваются лишь под углом зрения того, что уничтожается анархия производства и связанная с ней денежная система. Но так как под эту формулу подействуют все и всяческие виды экономических структур, построенных на основе натурально-хозяйственных и в то же время планомерно регулируемых отношений, какую бы классовую или внеклассовую характеристику эти отношения ни носили, то понятно, что эта формула не годится как раз потому, что она слишком обща, что она обнимает прямо противоположные по своей классовой характеристике общественные структуры. Если мы перейдем теперь к государственному капитализму, то увидим, что государственный капитализм есть совершенно специфическая и чисто историческая категория, несмотря на то, что в нем есть и «социальная рационалистика», и «антихрема- тистическая тенденция». Ибо он есть в то же время один из видов— самый «совершенный» — капитализма. Основным производственным отношением капиталистического строя является отношение между капиталистом, владеющим средствами производства, и рабочим, продающим капиталисту свою рабочую силу*. При рассмотрении государственно-капиталистической структуры нельзя абсурдно выкидывать этот основной классовый признак**. С точки зрения соотношения социальных сил государственный капитализм представляет из себя потенцированную (возведенную в степень) власть буржуазии, где господство капитала достигает своей высочайшей силы, поистине чудовищной величины". Другими словами, государственный капитализм есть рационализация производственного процесса на базе антагонистических социальных отношений при господстве капитала, получающем свое выражение в диктатуре буржуазии ***. Так как государственный капитализм есть сращение буржуазного государства с капиталистическими трестами****, то очевидно, что не может быть и речи о каком бы то ни было «государственном капитализме» при диктатуре пролетариата, которая принципиально исключает такого рода возможность 10°. 99 10099 См. нашу статью «Некоторые основные понятия современной экономики» (Коммунист. 1918. 16 мая. № 3. С. 9). 100 Эта, казалось бы, ясная мысль была неясной многим товарищам. Так, т. Цыперович в цитированном уже издании своей работы о синдикатах и трестах а России пишет о послеоктябрьском периоде: «даже на подготовленной стадии», которую мы сейчас переживаем, стадии государственного капитализма (1 !), рабочий является в то же время хозяином производства...» (I. С. 170). Каким это образом рабочий может .быть «хозяином производства» в капиталистической системе,— этого понять, конечно, не может никто, ибо такая странная система ничем не отличается от сухой воды. Конечно, она «существовала» только в головах некоторых людей, а не в «общезначимой» действительности. Еще «точнее» эту систему определял в свое время тов. Боярков в «Вестнике металлиста» (янв. 1918 г., Петроград): как 165
Рассуждая «вообще», можно было бы поставить вопрос о возможности такой формы, когда пролетарское государство в самом начале своего существования регулирует деятельность капиталистических трестов до «экспроприации экспроприаторов», «разумно подготовляя» эту экспроприацию так, чтобы сохранить в целости все «аппараты». Если бы такая система была возможна, то это не был бы государственный капитализм, ибо последний предполагает . капиталистическое государство. Это было бы не высшее выражение капиталистического порядка, а некоторая промежуточная ступень в развитии революции. Но такая форма невозможна, ибо допущение ее покоится на иллюзии,— правда, чрезвычайно распространенной,— будто бы пролетариат может «овладеть» всеми капиталистическими аппаратами, не трогая их капиталистической девственности, а господа капиталисты могут с удовольствием подчиняться всем велениям пролетарской власти. Здесь, следовательно, предполагается состояние равновесия в таких условиях, которые заранее исключают всякое равновесие101. Система социалистической диктатуры, которую можно было бы назвать государственным социализмом, если бы последний термин не был испорчен его обычным употреблением, есть диалектическое Отрицание, противоположность государственного капитализма. Здесь в корне меняется тип производственных отношений, уничтожается верховная власть капитала в производстве, ибо меняется основа основ капиталистического строя — отношение собственности. И здесь есть «общественная рационализация с антихрематистической тенденцией», но эти черты даны на базе совершенно иного соотношения классов, что меняет целиком и весь характер производственного процесса. В системе государственного капитализма хозяйствующим субъектом является капиталистическое государство, собирательный, коллективный капиталист. При пролетарской диктатуре хозяйствующим субъектом является пролетарское государство, коллективно* организованный рабочий класс; «пролетариат, организованный как государственная власть». При государственном капитализме процесс производства есть процесс производства прибавочной ценности, попадающей в руки класса капиталистов, с тенденцией превращения этой ценности в прибавочный продукт. При пролетарской диктатуре процесс производства служит средством для планомерного удовлетворения обще¬ «развернутый капитализм, который рабочий' класс должен построить «без предпринимателей». «Капитализм без капиталистов» — вот к какой абсурдной формуле привела неясность в основных понятиях. Нечего и говорить, что буржуазия и соглашательская литература вся сплошь проникнута путаницей, еще более горшей. 101 См. Ленин Н. Заметки публициста//Коммунистический Интернационал.
ственных потребностей. Система государственного капитализма есть наиболее совершенная из всех форм эксплуатации масс кучкой олигархов. Система пролетарской диктатуры делает немыслимой какую бы то ни было эксплуатацию вообще, ибо она превращает коллективно-капиталистическую собственность и частнокапиталистическую форму ее в «собственность» коллективно-пролетарскую. Следовательно, несмотря на формальный момент сходства, здесь дана диаметральная противоположность по существу Этой противоположностью определяется и противоположность всех функций рассматриваемых систем, хотя бы они были формально сходными. Так, всеобщая трудовая повинность в системе государственного капитализма есть закабаление рабочих масс; наоборот, в системе пролетарской диктатуры она есть не что иное, как трудовая самоорганизация масс; мобилизация промышленности в первом случае есть усиление власти буржуазии и укрепление капиталистического режима, тогда как во втором она есть укрепление социализма; все формы государственного принуждения в государственно-капиталистической структуре есть пресс, который обеспечивает, расширяет и углубляет процесс эксплуатации, в то время как государственное принуждение при пролетарской диктатуре есть метод строительства коммунистического общества. Одним словом, функциональная противоположность формально сходных явлений предопределяется здесь целиком функциональной противоположностью организационных систем, их противоположной классовой характеристикой 102 103. Коммунизм есть уже не форма переходного периода, а его завершение. Это структура бесклассовая, безгосударственная, вполне гармонично построенная во всех своих частях. Только здесь впервые появляется абсолютно единое организованное «целое». Диктатура пролетариата эволюционным путем «вызревает» в коммунизм, отмирая вместе с государственной организацией общества. Переход от капитализма к социализму совершается через концентрированную мощь пролетариата — рычаг пролетарской диктатуры. Система мер, при помощи которых совершается этот переход, обычно обозначается термином «социализация», 102 Довольно многочисленное количество «сочинений» о социализме, появившихся за последнее время за границей, обходит этот основной вопрос *. 103 Кстати, на непонимании этого обстоятельства основаны все «обвинения», выставляемые против коммунистической партии мещанами социал-демократии. В лучшем случае эти господа протестуют против «готтентотской морали», создавая таким образом принципиальное «равенство» между коммунизмом и капиталистическим варварством. В самом деле, разве может «демократ» отрицать «равное право на существование» волка и овцы? Ведь это было бы нарушением божественной справедливости! 107
или «обобществление» 104. Уже из предыдущего ясно, что этот термин не совсем точный. Если говорить об обобществлении, понимая под этим то, что трудовой процесс в целом удовлетворяет общественные потребности, т. е. потребности всего общества как системы, то такое «обобществление» было и в пределах капитализма. Именно это разумел Маркс, когда говорил об «обобществленном труде»*. То же самое утверждал и Родбер- тус, когда выставлял свое положение, что сущностью общества является коммунизм. Однако ясно, что не об этом идет речь в данной связи. Здесь речь идет о таких мероприятиях, которые создавали бы новый тип производственных отношений на основе коренного изменения в отношениях собственности. Другими словами, «экспроприация экспроприаторов» и должна быть содержанием социализирующего процесса. Следовательно, под социализацией разумеется передача средств производства в руки общества. Однако здесь как раз и вскрывается некоторая неточность термина. Ибо в переходную эпоху между государственным капитализмом и коммунизмом сознательным хозяйствующим субъектом является не «все общество», а организованный рабочий класс, пролетариат. Тем не менее, поскольку мы рассматриваем весь процесс в целом, начиная с насильственной экспроприации вплоть до отмирания пролетарской диктатуры, что есть также процесс, разница между пролетариатом и всей совокупностью общественных работников становится все меньше и меньше и, наконец, исчезает совершенно. Тем самым дано оправдание и термину «социализация»105**. Если под социализацией мы разумеем переход 104 Для международной соглашательской идеологии характерен тот факт, что этот термин употребляется как замена терминов «экспроприация экспроприаторов* и «конфискация». Делается это потому, чтобы тем легче говорить о «социализации» в связи с пресловутым «целым», т. е. подвести под «социализацию» и мероприятия государственной власти капитала. См. в особенности работы ** Edmund’a Fiscer’a. 105 Отто Бауэр в своей брошюре «Weg zum Sozialismus» обобществление противопоставляет огосударствлению и видит в первом комбинацию органов из представителей рабочих, служащих, чиновников — с одной стороны, потребителей — с другой, государства как нейтральной величины —с третьей; фабрики предполагается, между другими мерами, сдавать в аренду сельскохозяйственным кооперациям (т. е. синдикатам). Вопрос о диктатуре не поставлен, как нужно: государство является «демократией вообще». Гораздо более резко выражена эта насквозь буржуазная точка зрения у W. v. Rathe- nau, где «обобществление» происходит таким образом, что производство сосредоточивается в руках профессиональных капиталистических группировок. Про эту «теорию социализации» d-r К- Tyszka (I. S. 25) правильно замечает, что такая концепция есть возрождение средневековых цехов. Однако сам проф. Тышка ни в малейшей степени не обнаруживает понимания классового существа социализации. У Hermann’a Beck’a (Sozialisierung alorganisatorsche Aufgabe) субъектами социализирующего процесса являются и «Interessen- verbande der Unternehmer»*** (С. 51). В дискуссии на конференции немецких 168
средств производства в руки организованного пролетариата как господствующего класса, то возникает вопрос о конкретных формах этого перехода. Мы уже по существу разбирали его в предыдущих главах. Здесь только необходимо отграничить друг от друга понятия, которые постоянно путаются противниками коммунистического переворота. Ясно, что, поскольку в переходный период хозяйствующим субъектом является конституировавшийся как государственная власть рабочий класс, постольку основной формой социализации производства является его огосударствление, или национализация106. Однако совершенно очевидно, что огосударствление (национализация) «вообще» скрывает в себе совершенно различное материальноклассовое содержание в зависимости от классовой характеристики самого государства. Если не смотреть — как это делают представители буржуазной науки — на государственный аппарат как на организацию нейтрально-мистического свойства, то необходимо точно так же понять, что и все функции государства носят классовый характер. Отсюда следует, что необходимо строго различать буржуазную национализацию и национализацию пролетарскую. Буржуазная национализация приводит к системе государственного капитализма. Пролетарская национализация приводит к государственной формулировке социализма. Точно так же, как пролетарская диктатура есть отрицание, антипод буржуазной диктатуры,— пролетарская национализация есть отрицание, полная противоположность буржуазной национализации. То же необходимо сказать и о различного рода «муниципализациях», «коммунализациях» и т. д. Теоретически в высокой , степени неправильно противопоставлять эти понятия понятию огосударствления. Ибо система так называемого «местного самоуправления» во всяком классовом обществе (следовательно, в таком обществе, где существует государство) есть не что иное, как составная часть местных аппаратов государственной инженеров d-r Prange откровенно назвал такую структуру «облагороженным капитализмом» (veredelter Kapitalismus) и тем раскрыл все карты. Е. Fischer (Vom Privatkapitalismus zum Sozialismus), классический тип социал-демократического кретина, все время играет понятием обобществления и социализацией, употребляя его в двух равных смыслах и на основании такого фокуса получая блестящий результат, что социализация была уже давным- давно. Prof. Oppenheimer, который отлично понимает, в чем дело, обороняет капиталистические позиции теорией незрелости. Для него всякий, стремящийся к социализации теперь, есть «Putschist, Blanquist» и пр. 106 Последний термин, конечно, далеко не точен. Во-первых, он смешивает нацию («целое») с государством, т. е. организацией господствующего класса *. Во-вторых, он носит отпечаток эпохи национальных государств. Мы его оставляем потому, что он абсолютно укоренился, хотя логических оснований для его существования нет. 109
организации господствующего класса 107. Определенный классовый характер государственной власти создает такой же определенный классовый характер местных органов этой власти. Поэтому пролетарская муниципализация и буржуазная муниципализация должны различаться так же строго, как и разнородные «национализации». Само собою разумеется, что кроме этих основных форм, когда пролетариат как целое непосредственно овладевает производственным процессом, есть ряд низших форм этого же процесса (в особенности по отношению к деревне). Здесь связь с пролетарским государством менее тесна, но она все же есть. Ибо пролетарская Диктатура является тем рычагом, который перевертывает старый порядок и строит новый. В конечном счете процесс социализации во всех формах есть, таким образом, функция пролетарского государства. Глава VIII СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ПРОИЗВОДСТВА ПРИ ДИКТАТУРЕ ПРОЛЕТАРИАТА 1. Классовый характер государства и методы управле- , ния. 2. Пролетарское управление промышленностью в период разрушения капиталистической системы. 3. Пролетарское управление промышленностью в критические периоды («милитаризация»). 4. Управление и обучение управлению в разные фазы трансформационного процесса. 5. Вероятный ход развития. Производство при господстве капитала есть производство прибавочной ценности, производство ради прибыли. Производство при господстве пролетариата' есть производство для покрытия общественных потребностей*. Различное функциональное значение всего производственного процесса дано различием в отношениях собственности и в классовой характеристике государственной власти 108. Теоретически совершенно неправильно представление, что определенный класс связан единственной, в деталях своих неизменной формой управления. Любой общественный класс может находиться в различных условиях, к которым 107 На непонимании этого покоилась иллюзия так наз. «муниципального социализма». Конечно, в процессе капитализма и революции при неорганизованных выступлениях могут быть захваты пролетариатом отдельных округов и пролетарские «муниципализации» при государственной власти капитала. Но всякий читатель легко поймет, что эта категория совсем особого порядка. В тексте речь идет об относительно устойчивых общественных системах. 108 Ср. Ленин Н. Речи на 9-м съезде Рос. Коммунист. Партии (большевиков) 170
должны быть приспособлены мотоды и формы управления. Эти последние определяются нормами технической целесообразности, причем разные формы имеют одно и то же классовое содержание, поскольку даны определенные отношения собственности и определенный классовый характер государственной власти. Лучшим примером может служить практика буржуазии. От форм «широкой демократизации» буржуазия в эпоху империализма перешла к ограничению прав парламента, к системе «малых кабинетов», усилению роли президента и т. д. Но было ли ограничение «прав парламента» и «кризис парламентаризма» ограничением прав буржуазии и кризисом ее господства? Не было ни на йоту. Наоборот, эти явления знаменовали собой усиление господства буржуазии, централизацию и милитаризацию ее власти, что было в эпоху империализма категорической необходимостью как раз* с точки зрения буржуазии. Если Спенсер полагал, что «индивидуальное государство» должно быть антимилитарным по существу, потому что военщина есть специфическое свойство феодального режима, то он глубоко заблуждался, ибо превращал особенности одной фазы капиталистического развития в универсальную форму. Конкурентная мирбвая борьба, поставившая все развитие под знак войны, заставила буржуазию изменить форму своего господства. Но только вульгарные умы могут в этом видеть ограбление прав буржуазии в пользу несуществующей величины. Даже так называемый «личный режим» отнюдь неправильно противопоставлять классовому господству. Наоборот, при определенном сочетании условий господство класса может находить себе наиболее адекватное выражение как раз в личном режиме. Таково, например, господство помещиков, выражавшееся в самодержавии. Такова буржуазная диктатура в эпоху гражданских войн, когда'она находит свою наиболее совершенную (т. е. приспособленную к условиям момента), формулировку в диктатуре «честной шпаги». Изменение формы управления может найти себе место и в сфере управления промышленностью в зависимости от технической целесообразности. Но если эти положения правильны вообще, то они правильны и для эпохи пролетарской диктатуры. Отсюда ясно, что различные системы управления промышленностью в процессе общественной трансформации следует рассматривать в строгой зависимости от конкретной фазы развития. Только при таком методе рассмотрения можно понять необходимую смену форм, неизбежные вариации различных систем управления в пределах постоянной классовой «сущности» данной системы. Первоначальная фаза развития есть период разложения и разрыва капиталистических отношений производства и в то же время период овладевания пролетариатом стратегическими уз¬ 171
лами экономики. Этот период, вообще говоря, начинается раньше «перехода» политической власти к пролетариату, потому что этапы революции (идеологическая, политическая, экономическая, техническая ступени ее) не ограничены резкой гранью друг от друга и один период «захлестывается» другим. Борьба за социализацию производства, т. е. за пролетарскую фабрику, идет по всей линии снизу, параллельно с нарастанием революционной волны. Она выражается в том, что в старую систему клином врезываются и раскалывают ее окончательно такие организации, как революционные «фабрично-заводские комитеты» (Россия), «производственные советы» («Betriebsrate» в Германии) или другие аналогичные представительные и иногда широко коллегиальные органы сплачивающегося в ходе борьбы рабочего класса. Эту фазу развития необходимо анализировать в первую очередь. В рассматриваемый период общество находится в состоянии максимальной неустойчивости. Соотношение социальных сил таково, что никакое равновесие йа старой основе абсолютно невозможно. Капиталистическая буржуазия и техническая интеллигенция, идущая, как общее правило, в этот период вместе с капиталистической буржуазией, не имеют особого интереса «налаживать производство». Их внимание сосредоточивается на том, чтобы предупредить победу рабочего класса. Фабрики и заводы все более и более остаются «без хозяина». Первой попыткой поставить нового «хозяина» — рабочий класс — и являются вышеназванные организации пролетариата. Является ли эта система широкой коллегиальности, фабричных советов технически наиболее совершенной? Конечно, нет. Но вовсе не в этом состоит ее функциональная роль. В рассматриваемый период речь идет о первых шагах к установлению нового равновесия, без которых немыслимо какое бы то ни было строительство действительно более совершенных форм. Даже в «нормальное» капиталистическое время буржуазные организаторы производства считали одной из самых крупных проблем управления проблему соотношения между органами капиталиста и рабочими 109. Здесь эта проблема не может быть решена вовсе. Дело идет лишь о нащупывании новой системы равновесия. Следовательно, на данной ступени развития «совершенное техническое управление» нельзя и вовсе ставить как очередную задачу, Решение такой задачи предполагает некоторую устойчивость элементов производства, не только вещественно материальных, но и людских. А в рассматриваемый период как раз нет и не может быть такой предпосылки. Однако в некотором смысле все же и здесь можно говорить о шаге вперед. 109 Ср., напр., Тэйлора. 172
В самом деле, выше мы видели, что людские технически- трудовые отношения суть в то же время отношения социальные. Поэтому с точки зрения сравнивания с абсолютной дезорганизацией хозяйственного аппарата, когда в предприятии нет никакого организующего начала, «захват власти» на фабрике рабочими ячейками представляет плюс даже с точки зрения логики «чистого производства». Неизмеримо существеннее представляется он с точки зрения его роли в общеисторическом процессе. Ибо только таким путем и может произойти внедрение рабочего класса как организующего начала в производственный процесс. По сути дела здесь задача экономически боевая: укрепить рабочий класс как класс, господствующий во всех порах экономической жизни. Технически такая система, сопровождающаяся неизбежно широчайшей коллегиальностью, принципом абсолютной выборности (причем эта выборность идет под политическим флагом, а не под флагом технического стажа), частой сменяемостью и — в силу широкой коллегиальности— децентрализацией и распылением ответственности, весьма далека от совершенства110. Но только так рабочий класс может укрепить свои позиции в экономической жизни, создавая низовые ячейки своего аппарата управления, ячейки, которые быстро связываются между собой, срастаются с вызревшими еще в «лоне капитализма» организациями рабочего класса и таким путем образуют новую ткань пролетарского экономического аппарата. Разложение старого, грубый набросок нового * — вот что представляет собой разбираемый тип производственного администрирования. Здесь уместно будет привести аналогию с тем процессом, который происходит в армии. На смену строжайшей империалистической субординации выдвигается принцип широкой выборности: создаются бесчисленные комитеты во всех звеньях армейского аппарата; вопросы армии становятся предметом широчайшего обсуждения и дискуссий; «старая власть» в армии окончательно дискредитируется и подрывается; реальными узлами власти становятся новые органы и через них новые классы. Каков объективный смысл этого процесса? Первое и самое главное: разложение, разрушение старой империалистской армии. Второе: воспитание, подготовка активных организующих CHJf будущей пролетарской армии, воспитание, покупаемое ценой разрушения старого. Никто не станет утверждать, что полковые комитеты делают армию боеспособной. Но обь- 1,0 Поэтому прав Otto Neurath, когда он говорит, что «Ausschiisse* («комитеты* или «советы») по своей конструкции мало пригодны для чисто деловых производственных функций. (То же см. у F. Eulenberg’a.) Но все эти «критики* абсолютно не понимают —или притворяются, что не понимают — общественного и общественно необходимого значения этих переходных форм. Правильно ставит вопрос инж. Hermann. Beck (1. с.). 173
ективная задача ведь и не стоит в том, чтобы поддержать боеспособность старой армии. Наоборот, она состоит в ее разрушении и подготовке сил для иного аппарата. Однако, несмотря на все сходство процесса там*и тут, есть все же одно крупное различие. В производстве сохраняется большая непрерывность всего процесса. Это происходит потому, что в недрах капиталистической системы уже была дана ос-, нова производственного аппарата будущего, в первую очередь профессиональные союзы. Соответствующих же военных организаций не было и не могло быть. Поэтому в военной сфере развитие идет большими скачками, весь процесс выражен более резко, грубо, если угодно, более революционно. Резко отличается от разбираемого случая тип пролетарски милитаризованного производства. «Милитарный» тип любой организации выступает на сцену тогда, когда данная система находится в критическом положении. На войне налицо постоянная угроза гибели как отдельных частей борющегося аппарата (армии), так и «целого». Поэтому здесь требуется самими условиями существования этой организации совершенно определенный тип ее: величайшая точность, безусловная и беспрекословная иснолнительность, быстрота решений, единство воли и поэтому минимум обсуждения и говорения, минимум коллегий, максимум единоличия. С другой стороны, поскольку элементы этой организации не являются спаянными внутренне, не выполняют всех решений сами, постольку армия опирается на систему репрессий, которые именно в этой области достигают своего максимума и находят как раз здесь свое наиболее яркое выражение. Последний элемент должен быть особенно силен тогда, когда армия вербуется из элементов, которые сами не заинтересованы в войне, когда война ведется против их интересов. Такова империалистическая война. Но и при господстве пролетариата элемент принуждения и репрессии играет большую роль, тем большую, чем больше процент не чисто пролетарских элементов — с одной стороны, и несознательных или полусознательных элементов среди самого пролетариата — сдругой111. В таком случае «милитаризация»112 населения — в армейской 111 Если под милицией понимать идеальную милицию, где все выполняют свои функции добровольно, подобно тому, как участники оркестра слушаются палочки дирижера, то к ней вполне приложимы слова Энгельса: сТолько общество, организованное и воспитанное на коммунистических началах, может приблизиться к милиционной системе, но и оно едва ли дойдет до нее» * (цит. по: Меринг Ф. Карл Маркс. История его жизни. Петроград: Госуд. издательство, 1920. С. 242). 1,2 По сути дела здесь термин смилитаризация» и проч. совсем неприменим, потому что и военная организация пролетарского государства, и военный тип организации промышленности имеют здесь совершенно иное значение. сКрасный милитаризм» — словосочетание поистине варварское. Но бед- 174
Организации прежде всего — является методом самоорганизации рабочего класса и организации им крестьянства. Поскольку пролетарская диктатура и ее классический тип — советская система государства — находится в критическом положении, постольку совершенно ясно, что она должна приобрести характер военно-пролетарской диктатуры. Это значит, что деловые аппараты управления сжимаются, широкие коллегии сменяются узкими, все наличные организаторы и администраторы из рабочих распределяются наиболее экономным образом. Это же явление—в усиленном виде—необходимо возникает при опасности хозяйственной катастрофы. Опасность эта дана хозяйственным истощением за время империалистской войны и войны гражданской. Поскольку центр тяжести пролетарских задач переносится в область хозяйственного строительства, где основная ткань хозяйственных аппаратов уже пропитана рабочими-администраторами, где рабочие организации уже стали основой, стержнем этих аппаратов, там с абсолютной неизбежностью намечается реорганизация их, идущая по линии сокращения коллегиальности, а в некоторых случаях (на отдельных заводах, фабриках и т. д.) к введению единоличного управления. Это последнее не есть ни уменьшение прав класса, ни уменьшение роли его организаций. Это есть сжатая, уплотненная форма пролетарского управления промышленностью, форма, приспособленная к условиям быстрой работы, ее «военного» темпа. Технически эта форма гораздо более совершенна, ибо ее значение не в том, чтобы разрушать старое или только обеспечить господство новым отношениям или воспитывать массы; центр тяжести лежит здесь как раз в конструкции делового аппарата, в плавном и точном ходе работы. Эту задачу революция решает после того, как создана основа пролетарского административного аппарата вообще. Здесь уже не приходится центр внимания сосредоточивать на проблеме укрепления классовых позиций пролетариата — это вопрос в основном решенный: здесь центр тяжести лежит не в принципиальном изменении производственных отношений, а в подыскании такой формы управления, которая обеспечивает максимальную деловитость. Принцип широкой выборности снизу (обычно даже рабочими по фабрикам) заменяется -принципом тщательного подбора в связи с техническим и административным стажем, компетентностью, твердостью кандидатов. Во главе правлений заводов становятся ответственные лица — рабочие или специалисты — инженеры. Но они подбираются и назначаются хозяйственными органами пролетарской диктатуры; их выстав- ность языка и «обычай* заставляют нас употреблять термин «милитаризация*. 175
ляют и предлагают тоже рабочие организации. В порах такой системы любой инженер не может выполнять никакой другой функции, кроме той, которая требуется от него пролетариатом. Этот тип пролетарского управления промышленностью возможен и целесообразен лишь при определенных условиях; прежде всего он предполагает прочность уже сложившейся Советской власти, некоторое уже установившееся социальное равновесие на новом базисе. Такая система была бы невозможна и нецелесообразна в первую фазу переворота, фазу разрушения старых связей и овладевания производственным пунктами. Это нужно подчеркнуть со всей решительностью пз. Здесь нужно поставить еще один вопрос, стоящий в связи с уже разобранными, а именно вопрос о соотношении методов управления с методами обучения управлению. Одной из важнейших задач советской системы вообще является привлечение самых широких масс к непосредственному управлению. Точно так же обстоит дело, поскольку мы говорим о хозяйственных организациях государственного аппарата. В первый период функция обучения сливается с функцией самого управления. Иначе и не может быть. Буржуазные организаторы производства, техническая интеллигенция идут тогда против пролетариата, рабочие еще не имеют административного опыта, но на их плечи ложится все. При таком положении дела пролетарии-передовики управляют, обучаясь, и обучаются, управляя. Другого выхода на первой ступени строительства социализма нет. Но для выполнения этих целей как раз и пригодна форма широко проведенной системы коллегиальности. Это есть не столько управление, сколько школа управления. Однако совершенно очевидно, что из нужды не следует делать добродетели. В дальнейших фазах развития, поскольку укрепились позиции рабочего класса как класса господствующего и поскольку создается твердый остов компетентного управления промышленностью, базой которого служит уже слой выделившихся рабочих-администра- торов; поскольку, с другой стороны, техническая интеллигенция возвращается, подобно блудному сыну, в производственный процесс,— постольку функция управления отделяется от функции обучения этому управлению. Обучение управлению уже не покупается ценой постоянных ошибок в самом управлении. Массы, все более широкие, заинтересовываются и обучаются 1,3 Поэтому, напр., решения 9-го съезда Рос. Ком. Партии (б-ков), совершенно правильные для соответствующего периода в жизни русской Советской республики, абсолютно непригодны для хронологически того же момента в других странах. Мы не можем здесь говорить об этой системе управления подробно и отсылаем интересующихся к следующим источникам: Протоколы 9-го съезда Р.К.П.: газета «Экономическая жизнь» за 2-ю половину марта и 1-ю половину апреля 1920 г.; Протоколы 3-го Съезда Проф. Союзов. 176
промышленному администрированию в особых учрёждениях, особыми методами и приемами гораздо более систематично, чем это было возможно в предыдущую фазу 1|4. Каков вероятный ход дальнейшего развития на пути к коммунизму? Поскольку острота хозяйственного кризиса (кризиса истощения) будет проходить и поскольку будут накапливаться все большие ресурсы человеческого материала, который может управлять и умеет управлять, постольку не будет надобности в резко выраженном милитарном типе управления. При всех своих безусловных преимуществах он имеет и некоторые крупные недостатки, вытекающие из типа принудительной дисциплины. Он категорически, необходим при таких условиях, когда нужно действовать решительно и быстро: тогда его недостатки тонут в его достоинствах. Раз, однако, он выполнил свое назначение, на смену ему приходит новая фаза «развернутой* системы управления, которая отнюдь не является простым повторением уже пройденной ступени, а синтезом двух предыдущих. Тогда, говоря языком Гегеля, первая фаза представится как тезис, вторая как антитезис, а третья как их объединение в некотором высшем единстве. Развитие, конечно, не остановится на этом. По мере отмирания государственной власти и всякой принудительной нормировки человеческих отношений коммунистическое человечество создает наивысший тип управления над вещами, где исчезнет и самая проблема коллегиальности или единоличия в какой бы то ни было формулировке, ибо 1,4 В России эту мысль впервые выдвинул т. Троцкий. Хорошо формулирует это инж. Hermann Beck: «Eine vielkoepfige Versammlung капп nicht Entscheidungen t’aellen, am Wenigsten im Wirtschaftsleben mit seinerl kom- plizierten Zusammenhaengen und der Folgenschwere jedes Beschlusses. Zu- naechst muss einmal ausgesprochen werden, dass es nicht Aufgabe der Be- triebsraete ist, in den Gang der technischen und wirtchaftlichen Betriebsver- waltung laufend hineinzureaen, so wenig wie ein Parlament in die laufenden Geschaefte der Staatsverwaltung sich hineinmischeji kann. Die Verwaltung eines Unternebmens kann auch absolut nicht von Ausschuessen und Raeten gefyehrt werden, sie muss von verantwortlichen fachmaennisch geschulten und seJbstaendig handelnden Einzelpersoenlichkeiten geleitet werden... Die Bedeutung aller dieser Kollektivorgane kann nur darin liegen, die Betriebsver- fassung sowie Richtung und Geist der Produktionsleitung festzulegen und die Handhabung der Betriebsfuehrung laufend zu ueberwachen... Dagegen ist eine zweite wjchtige Funktion der Ausschuesse und Raete die der Auslese- vorrichtung (Sozialisierung als organisatorische Aufgabe. S. 52). И в другом месте: Nur Verbohrtheit kann leugnen, dass Betriebsrat und Arbeiterrat die wertvollsten Heuschoepfungen politischer Organisationen sind. Obschon sie heute vielfach noch unfruchtbare Schwatzklubs sind. Man muss sich eben hueten, ueber die Unreife ersten Entwecklungsphase einer Orgamsationsform ihren echten Kern zu uebersehen» (Eroeffnungsansprache. S. 8) . Несмотря на последнее замечание, сам Beck далеко не понимает специфических особенностей различных фаз трансформационного процесса. Отсюда его организационные планы, которые по своей конструкции абсолютно непригодны как раз к тому времени, для которых их предназначал сам автор. 177
люди будущего будут добровольно делать то, что будут требовать сухие выкладки статистического подсчета. Управление над людьми исчезнет навсегда. Г лава IX ЭКОНОМИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ КАПИТАЛИЗМА В ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД116 1. Методология марксистской экономики: объективно- общественный, материально-производственный и исто- рическо-диалектический подход. 2. Постулат равновесия производственной системы. 3. Видоизменение этих точек зрения и переходный период: непроизводственное получение потребностей, отсутствие правильного воспроизводства и т. д.; отсутствие равновесия. 4. Товар. 5. Ценность. 6. Цена. 7. Заработная плата и прибыль. 8. «Натурализация» экономического мышления. В анализе экономики переходного периода приходится иметь дело не только с «чистыми» формами и категориями. Этот анализ потому и труден, что' здесь нет устойчивых величин. Если дообще наука в ее теперешнем состоянии изучает текущие «процессы», а не застывшие метафизические «сущности», то как раз в переходный период по причинам, совершенно очевидным, категории бытия заменяются категориями «становления». Текучесть, изменяемость, движение —эти черты свойственны переходному периоду в гораздо большей степени, чем «нормально» развивающимся отношениям внутри прочной производственной системы. Поэтому перед нами возникает вопрос, годятся или не годятся те методологические приемы и те «мыслительные категории», которые употреблялись Марксом по отношению к капиталистическому обществу, годятся ли они теперь, в эпоху ломки капитализма и закладывания нового общественного фундамента. В самом деле. «При изучении экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции»116*. Изучая капиталистическую форму хозяйства и пользуясь этой силой абстракции, Маркс создал целую систему понятий, систему орудий познания живой экономической действительности. Не только 116 Эта глава написана на основе черновых набросков, сделанных моим другом,, т. Ю. Пятаковым. Мы хотели писать данную работу совместно, но практические задачи, к величайшему моему сожалению, отвлекли т. Пятакова от этой работы и расстроили общий план ее. Мне пришлось эту главу отчасти сократить, отчасти дополнить, отчасти переработать согласно с контекстом книги. Во многих местах текст т. Пятакова оставлен целиком. Но и в переделанных частях главы основа принадлежит ему. (Я. Б.) 116 Маркс К- Капитал. Т. I. С. XVI. 178
в руках гения, но и в руках всех последующих исследователей не апологетов и сикофантов, а действительно научных исследователей — явлений хозяйственной жизни понятия эти были важнейшим средством научного овладения хозяйственным процессом. Научно овладеть хозяйственным процессом значит понять его в его развитии, понять каждое явление в его возникновении, эволюции и исчезновении и понять как часть целого — при такого рода научном овладении понятия, отчеканенные Марксом, действовали «без отказа». Краеугольными камнями всего здания теоретической политической экономии, т. е. теории хозяйства в его капиталистической форме, основными понятиями всей системы, были понятия: товар, ценность, цена. Но пробил час капиталистической собственности. Экспроприаторы экспроприируются. Капиталистическое производство с неизбежностью процесса природы пришло к отрицанию себя самого. Коммунистическая революция потрясает всю хозяйственную систему до глубочайших основ, кощунственно разбивая «вечный» храм капитализма. Начинается процесс гигантских экономических сдвигов, грандиозных изменений, процесс перестройки всей системы производственных отношений. Старое переплетается с новым, новое борется со старым и то преодолевает его, то бессильно отступает назад. Нам необходимо познавательно овладеть этим сложным процессом, и здесь снова и снова -приходится прибегать к силе абстракции П7. При первой же серьезной попытке действительно научно овладеть той весьма беспокойной конкретностью, которую мы называем хозяйством переходного периода, мы натыкаемся на то, что старые понятия теоретической экономии моментально отказываются служить. Мы натыкаемся на любопытное противоречие. Старые категории политической экономии продолжают быть формами практического обобщения непрерывно- меняющейся живой экономической действительности. В то же время эти категории не дают никакой возможности проникнуть за «поверхность явлений», т. е. отделаться от вульгарного мышления, понять процесс хозяйственной жизни в его целом и в его развитии. Это и понятно. В самой действительности те элементарные отношения, идеологическим выражением которых являются категории товара, цены, заработной платы, прибыли и т. д., одновременно и существуют и не существуют. Они не существуют и в то же время как бы существуют, и они существуют, Из этого не следует, конечно, что не нужно пользоваться эмпирическим материалом. Наоборот. Ибо «метод восхождения от абстрактного к конкретному есть для мышления только тот способ, коим оно усваивает конкретное, это есть метод, благодаря которому мышление духовно воспроизводит конкретное как конкретное» (Магх К. Einleitung zu einer Kritik der po- lit. Oeconomie//Zur Kritik S. XXXYI •; также Бухарин H. Полит, экономия рантье. С. 14. 179
как бы не существуя. Они влачат какое-то странное призрачнореальное и реально-призрачное существование, на манер душ усопших в старославянском представлении или языческих богов в благочестивой христианской мысли, отчеканенные Марксом на основе весьма реального существования соответствующих производственных отношений, начинают давать осечку. А в обиходе практической жизни они продолжают не критически рассматриваться как средства действительного понимания явлений хозяйственной жизни ,,в. Теоретическое пользование этими категориями предполагает теперь полное понимание их ограниченно исторического характера, понимание границ их значимости, понимание условий, смысла и предела их применимости при хозяйственных отношениях, перескакивающих на принципиально иные рельсы. Нам предстоит поэтому, во-первых, проанализировать исходные пункты, «методологию» теоретической экономии и выяснить роль основных ее понятий; во-вторых, проследить те видоизменения и ограничения, которые возникают для них в системе переходного хозяйства. Можно различать три характерные особенности марксистской экономической методологии: объективно-общественную точку зрения, материально-производственный подход и, наконец иалектическую историческую постановку вопроса. ьективно-общественная точка зрения утверждает примат общества над отдельным хозяйственным субъектом — личностью. Последнего она рассматривает не как «атом», не как изолированного Робинзона, а как частицу социальной системы. «Производство изолированного индивидуума вне общества — 1,8 Это отражается и на состоянии нашей практической экономической литературы. Берем наудачу один из номеров самого серьезного издания — «Народное хозяйство», № 5 за 1919 г. Открываем статью И. Д. Михайлова «Положение ж.-д. транспорта». Тут мы находим цифры «валового дохода», «эксплуатационных расходов», «расходов на содержание личного состава», «эксплуатационных расходов на 1 версту» и, наконец, «чистого дохода или дефицита». Все приводимые цифры обозначают суммы рублей и даются читателям сравнительно за 1910—1918 гг. и даже за первую половину 1919. Далее автор добросовестно и настойчиво высчитывает «себестоимость» — тоже в рублях—1 пуда в 1913, 1914, 1915, 1916, 1917 и 1918 году. Произведя этн арифметические упражнения, он делает вывод: «таким образом, себестоимость перевозки за 4 года увеличилась более чем в 50 раз». Какой смысл имеют все эти вычисления? Так называемый «курс рубля» выделывает пируэты не менее причудливые, чем товар в главе о фетишизме у Маркса или столы у спиритов. Можем ли мы пользоваться рублем как единицей измерения? Но это одна сторона дела. Что говорят эти цифры, если исчезает регулирующая роль рынка? Однако рынок не вполне исчез: отчасти существует «вольный рынок» и «вольные цены»; отчасти «твердые цены», отчасти ресурсы поступают «бесплатно». Но и этого мало. Что говорят эти цифры, если многих предметов нельзя вовсе достать в добавочном количестве, т. е. если денежная величина становится абсолютно бессодержательной? Все эти вопросы даже не возникают у автора статьи. И это не единичный случай. Это —типичный образчик своеобразного вульгаризаторства наших дней. 180
такой же вздор, как развитие языка без совместно живущих и друг с другом разговаривающих индивидуумов» И9*. Материально-производственный подход утверждает примат производства над потреблением и над всей экономической жизнью вообще. Первая (объективно-общественная) точка зрения, являясь, как говорят математики, необходимой, отнюдь не является достаточной для характеристики всего метода. Общество существует как некоторая устойчивая система. Каковы материальные условия существования этой системы? «Всякий ребенок знает, что любая нация погибла бы с голоду, если бы она приостановила работу, не говорю уже на год, а хотя бы на несколько недель» 12°*. Существование общества обусловлено его производством, которое носит «общественно определенный характер». Само общество рассматривается прежде всего как «производственный организм», а хозяйство как «производственный процесс». Динамика производства определяет Собой динамику потребностей. Производство как основное условие существования общества является элементом данным* 120 121. Диалектическо-исторический метод рассматривает общество в его специфически исторических формах, а общие законы общественного развития в их конкретном проявлении, как законы определенной общественной формации, ограниченные в своем действии историческими пределами этой формации 122 123. Поэтому и экономические категории суть «теоретическое выражение тех исторических отношений производства, которые сами соответствуют определенным ступеням развития этого материального производства» ,23**. Они ни в коем случае не имеют вечного характера, как то утверждает буржуазная наука, которая увековечивает их потому, что увековечивает капиталистический способ производства 124. Кроме этих основных особенностей марксова метода, необходимо отметить еще один методологический прием, который можно условно назвать постулатом равновесия. На этом приеме, ввиду его сугубой важности, с одной стороны, непонимания его в обычных изложениях марксова учения — с другой, следует остановиться особенно «подробно. “• Магх К. Einleitung. S. XIII. 120 Маркс К. Письма к Кугельману. Перевод под ред. Н. Ленина. ПСБ, 1907. С. 43. 121 Ср., напр., Капитал. Т. I, с. 27: «Какова бы ни была форма и т. д. *•* 122 В этом состоит величайшая революционная сторона марксовой диалектики: «Раз понята связь вещей, рушится в$я теоретическая вера в постоянную необходимость существующих порядков, рушится раньше того, чем они развалятся на практике» (Письма к Кугельману. С. 44) ****. 123 Маркс К. Нищета философии. Русск. пер. Львовича. СПБ, 1906. С. XX. 124 О вышеупомянутых методологических положениях подробно см. нашу работу «Полит, экономия рантье». 181
Теоретически овладевая капиталистической системой производственных отношений, Маркс исходит из факта ее существования. Раз эта система существует, значит,— худо ли, хорошо ли,— общественные потребности удовлетворяются по меньшей мере в такой степени, что люди не только не вымирают, но и живут, действуют и размножаются. В обществе с общественным разделением труда,— а товарно-капиталистическое общество предполагает это последнее, — это означает, что должно быть определенное равновесие всей системы. В нужных количествах производится уголь, железо, машины, ситцы, полотна, хлеб, сахар, сапоги и т. д. и т. п. В нужных количествах на производство всего этого соответственно затрачивается живой человеческий труд, пользующийся нужными количествами средств производства. Тут могут быть всякие уклонения, колебания, вся система расширяется, усложняется, развивается, находится в постоянном движении и колебании, но в общем и целом находится в состоянии равновесия ,2бФ. Найти закон этого равновесия и есть основная проблема теоретической экономии. Результат рассмотрения всей капиталистической системы при условии ее равновесия и есть теоретическая экономия как научная система. «Известно всем, что для соответствующих различным потребностям масс продуктов требуются различные и количественно определенные массы совокупного общественного труда. Очевидно само собой, что эта необходимость распределения общественного труда в определенных пропорциях никоим образом не может 'быть уничтожена определенной формой общественного производства; измениться может лишь форма ее проявления. .. А форма, в которой проявляется это пропорциональное распределение труда, при таком общественном устройстве, когда связь общественного труда существует в виде частного обмена индивидуальных продуктов труда,— эта форма и есть меновая ценность продукта ,26**. Тут кратко и отчетливо виден весь подход к решению основной проблемы — проблемы ценности. Если с этой точки зрения мы взглянем на всю конструкцию «капитала», то мы увидим, что анализ начинается с твердой, устойчивой системы равновесия. Постепенно вводятся усложняющие моменты. Система начинает колебаться, она становится подвижной. Эти колебания, однако, не теряют своего закономерного характера, и, несмотря на самые резкие нарушения равновесия (кризисы), система как целое сохраняется; через нарушение равновесия устанавливается новое равновесие, так сказать, более высокого порядка. Лишь поняв законы равнове- 125 *125 См. Энгельс Ф. Полемика с Родбертусом в предисловии к марксовой «Нищете философии». Цит. иэд. С. XI. ,2в Маркс К Письма к Кугельману. С. 43. 182
сия, можно было идти дальше и ставить вопрос о колебаниях системы. Самые кризисы рассматриваются не как прекращение равновесия, а как нарушение его, причем считается необходимым отыскать закон этого движения, поняв не только, как нарушается равновесие, но и как оно снова восстанавливается. Кризис не выходит за пределы колебания системы. К концу исследования эта система движется, колеблется, но через все движения и колебания равновесия восстанавливается снова и снова. Закон ценности есть закон равновесия простой товарной системы производства. Закон цен производства есть закон равновесия превращенной товарной системы, капиталистической системы. Закон рыночных цен есть закон колебаний этой системы. Закон конкуренции есть закон постоянного восстановления нарушенного равновесия. Закон кризисов есть закон необходимого периодического выведения системы из равновесия и восстановления его. Маркс всегда ставит вопрос так: равновесие дано, как это возможно? Равновесие нарушено — как оно восстанавливается? Это и есть постулат равновесия, есть рассматривание всей системы в том типичном случае, когда вопрос о возможности не- восстановления равновесия и возможности гибели системы не ставится 127. 127 Обращаем внимание на следующее, крайне интересное, место из «Капитала» (Т. I. С. 320—321. Пер. Степанова и Базарова): «Что устанавливает связь между независимыми работами скотовода, кожевника и сапожника? То обстоятельство, что их продукты существуют как товары... Лишь совокупный продукт многих частичных рабочих превращается в товары .. .Общественное разделение труда предполагает раздробление средств производства между многими независимыми друг от друга товаропроизводителями. В мануфактуре железный закон строго определенных производств и отношений распределяет рабочие массы между различными функциями; наоборот, прихотливая игра случая и произвола определяет собою распределение товаропроизводителей и средств их производства между различными отраслями общественного труда. Правда, различные сферы производства постоянно стремятся К равновесию, потому что, с одной стороны, каждый товаропроизводитель должен производить потребительную стоимость, т. е. удовлетворять определенной общественной потребности — причем размеры этих потребностей количественно различны и различные потребности внутренне связаны между собой в одну естественную систему; с другой стороны, закон стоимости товаров определяет, какую часть находящегося в распоряжении общества рабочего времени оно в состоянии затратить на производство каждого данного товарного вида. Однако эта постоянная тенденция различных сфер производства к равновесию обнаруживается лишь как реакция против постоянного нарушения этого равновесия. Норма, применяемая при разделении труда внутри мастерской a priori н планомерно, при разделении труда внутри общества действует a posteriori, как внутренняя, слепая сила природы, которая подчиняет себе беспорядочный произвол товаропроизводителей и воспринимается только в виде барометрических колебаний рыночных цен» *. В этих словах заключается in nuce вся марксова теория товарного хозяйства, и тут-то мы видим, какую роль играет молчаливо предполагаемый при всем исследовании принцип равновесия. Интересно, что сам Маркс походя отмечает этот свой научный подход: «Спрос и предложение в действитель¬ 193
Рассматривание общественной, и притом иррациональной, слепой, системы с точки зрения равновесия ничего общего, конечно, не имеет с harmonia praestabilitata *, ибо оно исходит из факта существования этой системы и из такого же факта ее развития**. Последнее предполагает тип этого равновесия как равновесия подвижного, а не статического. Таковы основы методологии теоретической экономики. Нам необходимо теперь перейти к вопросу о «значимости» этих точек зрения по отношению к периоду развала капитализма и к периоду господства пролетариата. Общественно-объективный подход остается обязательным и не нуждается ни в каких ограничениях. В самом деле, и в процессе общественной трансформации хозяйствующий субъект в своих мотивах и в своих действиях зависит от общественной среды, даже поскольку он остается как индивидуальный товаропроизводитель. Задача состоит в том, чтобы анализировать перестройку общественной системы. Здесь: а) растет коллективный, собирательный, сознательный хозяйствующий субъект — пролетарское государство со всеми его соподчиненными органами; Ь) поскольку сохраняется анархическо-товарная система, постольку сохраняется иррациональный, слепой «рок» рынка, т. е. опять-таки общественная стихия, все больше подпадающая под регулирующее воздействие окристаллизовавшегося общественно сознательного центра; с) наконец, поскольку налицо элементы распада социальных связок (напр., образование замкнутых натурально-хозяйственных ячеек), то они, с одной стороны, «лимитируются» в своих действиях хозяйственной средой (самая их внутренняя реорганизация есть функция общественных сдвигов); с другой, они во все возрастающей степени вовлекаются в строительный процесс, постоянно подвергаясь планомерному воздействию со стороны государственно-хозяйственной организации пролетариата (трудовая повинность, всевозможные виды натуральной повинности и т. д.). Таким образом, даже когда отдельные элементы выпадают из общественно-производственного процесса, они находятся в постоянной сфере воздействия и сами рассматриваются с точки зрения общественной системы производства; в моменты своей максимальной обособленности они теоретически интересны как объект общественного притяжения, как потенциальная составная часть новой общественной системы. ности никогда не покрывают друг друга... Однако в политической экономии предполагается, что они покрывают друг друга. Почему? Это делается для того, чтобы рассматривать явления в их закономерном, отвечающем их понятию виде, т. е. рассматривать их независимо от того, чем они кажутся вследствие колебания спроса и предложения» ••• (Капитал. Т. III. С. 165). Это и значит рассматривать общественное хозяйство в состоянии равновесия. 184
Однако, несмотря на то, что сохраняется значимость объективно-общественного метода, этот последний приобретает иной логический тон. При анализе общественной структуры товарно- капиталистического типа все закономерности носят характер стихийных закономерностей, «слепой» силы, ибо весь общественно-производственный процесс иррационален. При анализе структуры переходного периода дело обстоит иначе, потому что здесь происходит в возрастающей пропорции рационализация общественно-хозяйственного процесса. Материально-производственная точка зрения в общем тоже остается обязательной. Однако она претерпевает существенные изменения и ограничения. Во-первых, самый процесс производства не является a priori данной величиной. Точнее сказать: в то время, как в «нормальные» периоды общественного развития заранее дан процесс общественного воспроизводства и предполагается непрерывное возобновление элементов производства в самом ходе этого производства, в переходный период, при сотрясении всего общественно-трудового аппарата, процесс воспроизводства стоит под знаком вопроса. Поэтому проблема гласит здесь не «как возможно производство?», а «возможно ли производство?». То же самое с точки зрения производительных сил можно выразить следующим образом: если в нормальное время развитие производительных сил было скрытой предпосылкой всех теоретических суждений, здесь вопрос ставится и о возможности их стационарного состояния, и о «возможности их катастрофического падения. Во-вторых, может наступить чрезвычайно значительное сокращение, а местами прекращение производственного процесса. Поскольку общество не вымирает, это компенсируется другими путями: а) более экономным распределением остатков прежних производственных (чисто капиталистических) циклов,— здесь процесс потребления отрывается от процесса производства и становится несоизмеримым с последним; Ь) принудительным извлечением из деревни продуктов сельскохозяйственного производства (здесь отличие от «нормального» положения состоит в том, что это извлечение лишь отчасти фундировано непосредственно экономическими методами; следовательно, в цикл воспроизводства входит лишь одна половина «народного хозяйства»); с) непроизводительными методами получения продуктов (военная добыча переходит из рук в руки базисных складов и т. д.). В-третьих, поскольку процесс производства отрывается от процесса потребления, постольку — даже там, где сохраняется вольный рынок — на поверхности явлений выступают потребительные мотивы. Диалектическо-исторический подход не только не подлежит ограничению, а, наоборот, выпячивается на первый план. Сла¬ 185
гающиеся формы новых отношений, их переплетение со старыми, иногда в необычайно причудливых сочетаниях,— все это делает из производственных отношений переходного периода комплекс sui generis. Далее, совершенно понятно, что диалекти- ческо-историческая точка зрения, которая выдвигает принцип постоянной изменчивости форм, принцип познания процесса, неизбежно должна быть подчеркнута при анализе эпохи, где происходят с небывалой быстротой прямо геологического типа сдвиги социальных пластов. Относительность «категории» политической экономии становится ясной до полной очевидности. Постулат равновесия недействителен. Равновесие нужно принять как состояние, к которому должна прийти система (если она будет существовать), но может и не прийти. Нет пропорциональности ни между производством и потреблением, ни между различными отраслями производства (в скобках прибавим: ни между людскими элементами системы). Поэтому в корне неправильно переносить на переходный период категории, понятия и законы, адекватные состоянию равновесия. На это можно возразить, что, поскольку общество не погибло, равновесие есть. Однако такое рассуждение было бы правильно, если бы период времени, который мы рассматриваем, представлял бы весьма длительную величину. Вне равновесия общество долго жить не может и умирает. Но эта же общественная система может некоторое время находиться в «ненормальном» состоянии, т. е. вне состояния равновесия. В данном случае некоторое относительное равновесие * покупается (поскольку мы не имеем внепроизводственной компенсации, что тоже невозможно а 1а longue) ценою частичного разрушения самой системы. Таким образом, общая характеристика изменений и вариаций в методе исследования может быть выражена следующим образом: в анализе переходного периода недопустим целый ряд методологических упрощений, которые вполне уместны и допустимы в условиях прочной производственной системы. У Маркса постановка вопроса была такова: как возможно существование данной формы хозяйства и каковы законы возникновения, развития, исчезновения. Измененная для переходного периода постановка вопроса гласит: каковы материальные условия существования общества в данный момент; как долго возможно его существование при данных условиях; как возможно производство; возможно ли установление равновесия; какой результат получится при установлении его и какой — при отрицательном решении этого вопроса; каково изменение производственных отношений в обоих случаях; каковы законы движения в обоих случаях и т. д. Теперь нам необходимо перейти к некоторым основным понятиям политической экономии, чтобы выяснить степень их пригодности в рассматриваемый период. Ибо «идея и категории 199
столь же мало вечны, как и выраженные ими отношения. Они представляют собой исторические и преходящие продукты»,28. Границы применимости этих 'категорий станут тотчас ясными, если мы определим основные условия существования соответствующих им (этим категориям) реальных соотношений. Товар. Эта категория предполагает прежде всего общественное разделение труда или его дробление и вытекающее отсюда отсутствие сознательного регулятора экономических процессов. В различии потребительных ценностей товаров проявляется общественное разделение труда, в их ценности проявляется всеобщая трудовая связь между частицами системы, не имеющей сознательного регулятора. Для того чтобы какой-либо продукт или просто вещь стали товаром, еще не обязательно состояние прочных общественных связей. Например, при так называемых «случайных» сделках. Часто здесь общественные связи впервые устанавливаются (заморские купцы в редких экспедициях, редкие колониальные товары, «Raubhandel» и т. д.) ,29. Во всех этих случаях товар, однако, не может быть всеобщей формой. Здесь нет товарного производства и товарного хозяйства как типа общественной структуры, здесь может и не быть даже единого общества (напр., ранний колониальный обмен). Товар может быть всеобщей категорией лишь постольку, поскольку имеется постоянная, а >не случайная общественная связь на анархическом базисе производства. Следовательно, поскольку исчезает иррациональность производственного процесса, т. е. поскольку на место стихии выступает сознательный общественный регулятор, постольку товар превращается в продукт и теряет свой товарный характер *. Ценность появляется тогда, когда мы имеем правильное производство товаров. Здесь обязателен не случайный, а постоянный тип анархической связи через обмен. Здесь необходимо также состояние равновесия. Закон ценности и есть не что иное, как закон равновесия товарно-анархической системы. С этой точки зрения, напр., ясно, что обмен слоновой кости на бусы (там, где, как говорил Маркс, обмен действительно есть обман) не есть ценностный обмен. Не всякий обмен есть товарный обмен (когда мальчики меняются перьями; или когда пролетарское государство практикует продуктообмен между городом и деревней). С другой стороны, не каждый товарный обмен есть ценностный обмен (напр., обмен на «вольном рынке» с его «несуразными» ценами не есть ценностный обмен, хотя он есть 128 129128 Маркс К. Нищета философии. Там же другая формулировка этой мысли: «Экономические категории представляют собою лишь теоретические отвлеченные выражения общественных отношений производства» •*. 129 Маркс различает (Einleitung zu einer Kritik) наряду с производст- • венными отношениями производные (abgeleitele) производственные отношения. Об их установлении и идет речь. 197
товарный обмен). Следовательно, ценность как категория товарно-капиталистической системы в ее равновесии менее всего пригодна в переходный период, где в значительной степени исчезает товарное производство и где нет равновесия *. Цена есть, вообще говоря, выражение ценностного отношения. Но не всегда. В первом случае можно различать такие варианты: а) ценность совпадает с ценой по величине (статическое равновесие простой товарной системы); Ь) ценность не совпадает по величине (типичный случай); с) цена является производной величиной, свойственной товару, который сам по себе не имеет ценности (напр., цена земли как капитализированная рента). От этих случаев нужно отличать мнимую форму, когда цена не опирается на ценностное соотношение. Здесь цена абсолютно отрывается от ценности. Следовательно, в переходную эпоху случай мнимой формы неизбежно становится близким к типичному. Это явление, в овою очередь, связано также с крахом денежной системы. Деньги являются той вещно-общественной связкой, тем узлом, которым завязана вся развитая товарная система производства. Понятно, что в переходный период, в процессе уничтожения товарной системы как таковой, происходит процесс «самоотрицания» денег. Он выражается, во-первых, в так называемо^ «обесценении денег», во-вторых, в том, что распределение денежных знаков отрывается от распределения продуктов, и наоборот. Деньги перестают быть всеобщим эквивалентом, становясь условным — и притом крайне несовершенным — знаком обращения продуктов. Заработная плата становится мнимой величиной, не имеющей своего содержания. Поскольку рабочий класс является господствующим классом, постольку исчезает наемный труд. В специализированном производстве наемного труда нет. А поскольку нет наемного труда, постольку нет и заработной платы как цены продаваемой капиталисту рабочей силы. От заработной платы сохраняется лишь ее внешняя шелуха— денежная форма, которая тоже идет к самоуничтожению вместе с денежной системой. При системе пролетарской диктатуры «рабочий» получает общественно-трудовой паек, а не заработную плату. Равным образом исчезает и категория прибыли, равно как и категория прибавочной ценности, поскольку мы говорим о новых производственных циклах. Однако в той мере, в какой существует еще «вольный рынок», имеется спекуляция и т. д., налицо спекулятивный барыш, законы движения которого определяются иначе, чем в нормально-капиталистической системе. Здесь действует монопольное положение продавца, которое присасывает к нему продуктные массы из других сфер. Вообще говоря, одна из основных тенденций переходного периода есть разрыв товарно-фетишистских оболочек. Вместе сра- 188
сгущей общественно-натуральной системой экономических отношений лопаются и соответствующие идеологические категории. А раз это так, перед теорией экономического процесса возникает необходимость перехода к натурально-хозяйственному мышлению, т. е. рассматриванию и общества, и его частей как систем элементов в -их натуральной форме. Г лава X «ВНЕШНЕЭКОНОМИЧЕСКОЕ» ПРИНУЖДЕНИЕ В ПЕРЕХОДНЫЙ период* 1. Насилие и принуждение в их соотношении с экономикой. 2. Насилие в переходные периоды. 3. Государственная власть как концентрированное насилие. 4. Экономическое значение пролетарской диктатуры. 5. Насилие и принуждение по отношению к непролетарским слоям, в. Принуждение как проявление самоорганизации трудящихся. 7. Отмирание принуждения. В теоретической политической экономии, т. е. в науке, изучающей стихийные закономерности товарно-капиталистического общества, господствуют категории «чисто экономические». «В действительной истории, как известно, завоевание, порабощение, убийство и грабеж, одним словом, насилие играют большую роль. В смиренномудрой (sanft) политической экономии постоянно царила идиллия. Право и «труд» были всегда единственными средствами обогащения, конечно, с исключением всякий раз «этого года»130**. Не подлежит никакому сомнению, что на всем протяжении исторического процесса роль насилия и принуждения была чрезвычайно велика. Именно на этой почве могли возрасти теории, которые в насилии видят альфу и омегу истории ,31. С другой стороны, на отрицании насилия покоится целый ряд противоположных теорий, которые просто напросто не хотят видеть эмпирически данных явлений, ряда фактов, упрямо требующих своего объяснения. Марксизм не может «осмыслить» того, что дано реально, как крупнейший исторический фактор. Ограбление общинных земель в Англии в период первоначального накопления, массовый принудительный труд рабов в Древнем Египте, колониальные войны, «великие бунты» и «славные революции», империализм, коммунистическая революция пролетариата, трудовые армии в Советской Республике — все эти разношерстные явления разве не связаны с вопросом о принуждении? Конечно, да. Вульгарный исследователь успокоился бы, подведя все под одну рубрику. **° Магх К. Das Kapital. В. I. S. 645 (Volksausgabe). ш Таковы работы Duhrlng'a, нз более поздних авторов — Gumplovicz’a, из новейших — Franz'a Oppenheimer’a. 180
Сторонник диалектического метода должен анализировать эти формы в их историческом контексте, в их связи с целым, в их специфических особенностях, в их — иногда совершенно противоположном по существу — функциональном значении. Социальное насилие и принуждение (а только о таковом у нас и идет речь) находится в двояком соотношении с экономикой: во-первых, оно появляется -как функция этой экономики; во-вторых, оно, в свою очередь, влияет на экономическую жизнь. В этой последней роли влияние его может идти по двум направлениям, либо оно идет по линии объективно развивающихся экономических отношений — тогда оно удовлетворяет назревшей общественной потребности, ускоряет экономическое развитие, является его прогрессивной формой; либо оно стоит в противоречии с этим развитием—тогда оно замедляет развитие, является его «оковами» и по общему правилу должно уступить место другой форме принуждения, с другим, если так можно выразиться, математическим знаком132. Особенно выпукло проявляется роль насилия в «критические эпохи». «Войны и революции суть локомотивы истории» *. И оба эти «локомотива» являются формами — и притом наиболее резко выраженными — насилия. О переходе от феодализма «к капитализму Маркс писал: «Эти методы тюкоются отчасти на самом зверском насилии (auf brutalster Gewalt), напр., колониальная система. Но все они используют государственную власть (Staats- macht), концентрированное и организованное общественное на- оилие, чтобы ускорить... процесс превращения феодального способа производства в капиталистический и сократить переходный период (die Vebergange). Насилие есть повиальная бабка всякого старого общества, которое беременно новым. Оно само есть экономическая сила (okonomische Potenz)»133. В переходную эпоху, когда одна производственная структура сменяется другой, повивальной бабкой является революционное насилие. Это революционное насилие должно разрушить оковы развития общества, т. е., с одной стороны, старые формы «концентрированного насилия», ставшего контрреволюционным фактором, старое государство и старый тип производственных отношений. Это революционное насилие, с другой стороны, должно активно помочь формированию новых производственных отношений, создав новую форму «концентрированного насилия», государство нового класса, которое действует как рычаг экономического переворота, изменяя экономи¬ 1,2 См. об этом Engels F. Неггп Eugen Duhrings Umwalzung der WIs- senschaft. Auflage. Stuttgart: Verl. Dietz. S. 191 — 192."* Также Engels F. Gewalt und Oekonomie etc. (предполагавшаяся IV часть о «теории насилия, опубликованная Бернштейном в «Neue Zeit* вскоре после смерти Энгельса) ***. 133 Магх К. Das Kapltal. В. I. S. 680 (Volksausgabe). 190
ческую структуру общества134. С одной стороны, следовательно, насилие играет роль раарушающего фактора, с другой— оно является силой сцепления, организации, строительства. Чем больше по своей величине эта «внеэкономическая» сила, которая в действительности является «okonomische Ро- tenz», тем меньше «издержки» переходного периода (при прочих равных условиях, конечно), тем короче этот переходный период, тем скорее устанавливается общественное равновесие на новой основе и тем быстрее кривая производительных сил начинает подниматься кверху. Эта сила не есть какая-то сверхэмпирическая, мистическая величина: она есть сила класса, совершающего переворот, его социальная мощь. Вполне понятно поэтому, что она в своей величине прежде всего зависит от степени организованности этого класса. А революционный класс наиболее организован тогда, когда он конституировался как государственная власть. Вот почему государственная власть является «концентрированным и организованным общественным насилием». Вот почему революционная государственная власть является могущественнейшим рычагом экономического переворота. В эпоху перехода от капитализма к коммунизму революционным классом, творцом нового общества является пролетариат. Его государственная власть, его диктатура, Советское государство служат фактором разрушения старых экономических 134 Каутский, Бауэр с tutti quanti с негодованием и отвращением говорят «о насилии, откуда бы оно ни исходило». Не так смотрели на дело творцы научного коммунизма. Вот что писал, напр., Энгельс о Дюринге: «Dass die Gewalt aber noch eine andre Rolle in der Geschichte spielt, ein revoliitionare Rolle . davon kein Wort bei Herrn Duhring. Nur unter Seufzen und Stohnen (слушайте! слушайте! — H. Б.) gibt ег die Moglichkeit zu, duss zum Sturz der Ausbeutungswirtschaft vielleicht Gewalt notig werde leider, denn jede Ge- waltsanwendung demoralisiere den, der sie anwendet... Und diese matte, satt und kraftlose Predigerdenkweise macht den Anspruch, sich der revolutionar- Sten Partei aufzudrangen, die die Geschichte kennt!». (Engels F. Herrn Eugen Duhrings Umwalzung etc. S. 193) *. Как не вспомнить по поводу рассуждений Каутского о «Bestialitat» и «Humanitat» блестящих строк Энгельса об «истинных социалистах»: «Немного человечности», как принято выражаться в новейшее время, немного «реализации» этой человечности, или, вернее, чудовищности, очень немного о собственности из третьих или четвертых рук, немного о страданиях пролетариата, организации труда, насаждении неизбежных, но скучных кружков для поднятия низших классов народа. И наряду с этим безграничное невежество в вопросах... действительной общественной жизни. Таково содержание всей их литературы, которая благодаря... «абсолютному беспристрастию мысли утрачивает последние следы энергичной действенности. И такой скукой хотят революционизировать Германию, поднять пролетариат, вызвать в массах способность думать и действовать» **. Эти филистерски-трусливые черты «истинных социалистов» были типичны и для внутрипартийных отношений. «Характерно для этих старых баб, говорил Маркс,— что они стараются затушевать и подсластить всякую серьезную партийную борьбу» **• (цит. по Мерингу. I. С. 92-93). Разве это не истинный прообраз «беспристрастных», «нейтральных», «независимых» теоретиков? 191
связей и создания новых. «Политическая власть, в собственном смысле этого слова, есть организованная сила одного класса, имеющая целью подчинение другого класса» 135. Поскольку эта политическая власть как «концентрированное насилие» над буржуазией сама является экономической силой, это есть сила, разрывающая капиталистические производственные отношения, переводящая в распоряжение пролетариата материально-вещественный остов производства и постепенно вставляющая непролетарские людские элементы производства в систему новой об- щественно^производственной связи. С другой стороны, это же «концентрированное насилие» отчасти обращается и вовнутрь, являясь фактором самоорганизации и принудительной самодисциплины трудящихся*. Таким образом, нам необходимо анализировать обе стороны принуждения: по отношению к непролетарским слоям и по отношению к самому пролетариату и близким к нему общественным группировкам. Господствующий пролетариат в первую фазу своего господства имеет против себя 1) паразитические слои (бывшие помещики, рантье всех видов, буржуа-предприниматели, имевшие мало отношения к производственному процессу); торговые капиталисты, спекулянты, биржевики, банкиры; 2) вербовавшуюся из тех же слоев непроизводительную административную аристократию (крупные бюрократы капиталистического государства, генералы, архиереи и проч.); 3) буржуазных предприни- мателей-организаторов и директоров (организаторы трестов и синдикатов, «деляги» промышленного мира, крупнейшие инженеры, связанные непосредственно с капиталистическим миром изобретатели и проч.); 4) квалифицированную бюрократию— штатскую, военную и духовную; 5) техническую интеллигенцию и интеллигенцию вообще (инженеры, техники, агрономы, зоотехники, врачи, профессора, адвокаты, журналисты, учительство в своем большинстве и т. д.); 6) офицерство; 7) крупное зажиточное крестьянство; 8) среднюю, а отчасти и мелкую городскую буржуазию; 9) духовенство, даже неквалифицированное. Все эти слои, классы и группы неизбежно ведут активную борьбу против пролетариата под политической гегемонией представителей финансового капитала и под военной гегемонией генералитета. Эти атаки нужно отбить и врага дезорганизовать. Другие методы борьбы с его стороны (саботаж) нужно подавить и т. д. Все это может сделать только «концентрированное насилие». По мере того, как пролетариат побеждает в этой борьбе и силы его все больше сплачиваются вокруг основного кристаллизационного пункта социально-революционной энергии — диктатуры пролетариата, начинается ускоренный 185 Маркс К., Энгельс Ф. Коммунистический Манифест. 192
процесс разложения старой психологии у экономически полезных и непаразитарных групп враждебного лагеря. Эти элементы нужно учесть, собрать, поставить на новое место, вдвинуть в новые трудовые рамки *. И это может сделать только принудительно действующая организация пролетарского государства. Она ускоряет процесс вбирания тех людских элементов, которые полезны и в новой системе, в первую голову технической интеллигенции. Само собой понятно, что сколько-нибудь планомерно, общественно целесообразно применять эти силы невозможно без принудительного давления. Ибо старые психологические остатки, находящиеся еще в головах этих людских категорий с их отчасти индивидуалистической, отчасти ан- типролетарской психологией, воспринимают план общественной целесообразности как грубейшее нарушение прав «свободной личности **. Внешнее государственное принуждение является здесь поэтому абсолютно необходимым. Лишь в ходе развития, при постоянном перевоспитании*** этих слоев, по мере их классовой деформации и превращения их просто в общественных работников, элементы принуждения становятся все меньше. Понятно, что процесс психологического перевоспитания тем труднее и тем болезненнее, чем выше данная груп-па стояла в системе капиталистической иерархии; общественной переработке труднее всего поддаются такие социальные группы, бытие которых всего теснее связано со специфическими формами и методами капиталистического производства. Непосредственная борьба с ними в первый фазис революции, постановка их в условия, когда они могут совершать общественно полезную работу, не будучи в состоянии вредить делу коммунистического строительства, целесообразное размещение этйх сил, правильная политика по отношению к ним, меняющаяся в зависимости от психологического содержания их,— все это предполагает, в конечном счете, «санкцию» «концентрированного насилия», стоящего на страже коммунистического общества im Wer- den. Принуждение, однако, не ограничивается рамками прежде господствовавших классов и близких к ним группировок. Оно в переходный период —в других формах — переносится и на самих трудящихся, и на сам правящий класс. Эту сторону дела нам необходимо разобрать с большей подробностью. В переходный период анализ нельзя ограничивать предпосылкой * сплошной однородности класса. При изучении абстрактных законов капиталистического механизма незачем было останавливаться на молекулярных движениях внутри классов и на Дифференцированности этих «реальных совокупностей». Там они принимались как некоторая сплошная величина, более или менее однородная. Перенесение этого взгляда—совершенно верного в рамках абстрактно-теоретического анализа «чистого 7 Заказ М 2227 193
капитализма» — на анализ переходного времени с его крайне текучими формами, с его, так сказать, принципиальной динамикой являлось бы грубейшей методологической ошибкой *. Не только механика междуклассовая, но и механика внутриклассовая должна быть принята во внимание. И соотношения общественных сил, и соотношения внутри классов суть крайне подвижные величины, подвижность которых делается особенно большой в «критические эпохи» *136. Воздействуя на природу, человек меняет свою собственную природу, говорил Маркс. Но то же самое происходит и в ходе общественной борьбы. В это-м и состоит процесс революционного воспитания пролетариата. Если рассматривать этот процесс с точки зрения внутриклассовых прослоек, то его можно обозначить как процесс постоянного приближения к авангарду рабочего класса его средних и низших слоев. Здесь и происходит превращение «класса в себе» в «класс для себя». Точка зрения на «народ» кающегося барина заключается в идеализации каждо*го члена низшего класса in concreto. Пролетарски- марксистская точка зрения оперирует с реально существующими величинами **. Пролетариат приходит к своему господству как класс. Но это отнюдь не означает сплошного характера этого класса, где каждый его член представляет какую-то идеальную среднюю. Пролетарский авангард активно ведет за собой других. Он— сознательная, продуманно действующая, организующая величина. Он увлекает за собой сочувствующую середину, которая инстинктивно «сочувствует» перевороту, но не может ясно формулировать цели и точно наметить пути. В ходе развития нет грани между авангардом и этим очень обширным слоем. Наоборот, происходит постоянное вовлечение в передовой слой все новых и новых сил. Этот процесс и есть та внутренняя спайка, которая делает из класса класс. За серединой сочувствующих есть слой индифферентных, а затем и так называемых шкурников. Процесс воспитания, однако, касается и их: пролетарский авангард растет, расширяется численно, впитывает в себя все большие слои класса, который все больше становится «классом для себя». Если мы подойдем к этому вопросу несколько с другой стороны, то обнаружим примерно такие группировки: ядро индустриального пролетариата, порвавшего связи с деревней, типичного, постоянно занятого в промышленности рабочего ,м Поэтому нелепа точка зрения Каутского и иже с ним, когда они представляют себе революцию на манер парламентского голосования, где арифметическая величина (половина населения +1) решает дело. См. Ленин Н. Выборы в Учред. Собрание и диктатура пр0летариата//Коммунистн- ческнй Интернационал. 1919. № 7—8. i 194
класса; рабочую аристократию, иногда чрезвычайно связанную с интересами капитала (особо квалифицированные рабочие Америки, Германии, Англии; печатники почти во всех странах и т. д.); сезонных рабочих, периодически входящих и выходящих из сферы промышленности; рабочих с привесками частной собственности (домиками, иногда землей и т. д.); рабочих, связанных с деревней, иногда хозяйничающих и на земле; рабочих, ставших таковыми за время войны, не прошедших капиталистической выучки, иногда рекрутировавшихся из городского мещанства, ремесленников, торговцев и проч.; рабочих, специально отобранных по социально-политическому признаку капиталистическими государствами (напр., некоторые слои железнодорожников); сельскохозяйственных рабочих, чистых батраков и полубатраков и т. д. и т. и. Таким образом, получается довольно пестрая картина «бытия» различных категорий рабочего класса, а следовательно, и их общественного «сознания».* Ясно, что среди этих групп есть и группы, совершенно развращенные капитализмом, с максимумом узких, эгоистических, шкурнических побуждений. Но даже сравнительно широкие круги рабочего класса носят на себе печать товарно-капиталистического мира. Отсюда совершенно неизбежна принудительная дисциплина, принудительный характер которой тем сильнее чувствуется, чем менее добровольной,-внутренней дисциплины, т. е. чем менее революционен данный слой или данная группа пролетариата. Даже пролетарский авангард, который сплочен в партию переворота, в коммунистическую партию, устанавливает такую принудительную самодисциплину в своих собственных рядах, она ощущаетсй здесь 'многими составными частями этого авангарда мало, так как она совпадает с внутренними мотивами, но тем| не менее она есть137. Но она устанавливается не другой силой, а выражает коллективную волю всех, обязательную для каждого. Само собою разумеется, что этот элемент принуждения, которое здесь есть самопринуждение рабочего класса, возрастает от его кристаллизованного центра в сторону гораздо более аморфной и распыленной периферии. Это есть сознательная сила сцепления частиц рабочего класса, которая для некоторых категорий, субъективно, является внешним давлением, которая для всего рабочего класса, объективно, является его ускоренной самоорганизацией. В коммунистическом обществе будет полная свобода «личности» и отсутствие какой-бы то ни было внешней нормировки отношений между людьми, самодеятельность без принуждения. 137 В Советской России коммунист, который совершил преступление, по инициативе партии получает наказание гораздо большее, чем «простой смертный». ^ - Т 105
В капиталистическом обществе для рабочего класса не было никакой самостоятельности и одно принуждение со стороны враждебного класса. В переходный период самодеятельность рабочего класса имеется наряду с принуждением, устанавливаемым рабочим классом как классом для себя ко всем своим частям *. Противоречие между принуждением и самодеятельностью выражает собою здесь противоречивый характер самого переходного периода, когда пролетариат уже вышел из рамок капиталистического принуждения, но еще не сделался работником коммунистического общества. Одной из главных принудительных форм нового типа, действующих в сфере самого рабочего класса, является уничтожение так называемой «свободы труда». «Свобода труда» в капиталистическом обществе означала одну из многочисленных фикций этого общества, так как в действительности монополизация средств производства капиталистами заставляла рабочих продавать свою рабочую силу. Эта «свобода» сводилась к следующему: во-первых, к относительной возможности выбора сёбе хозяина (переход с фабрики на фабрику), возможности «уволиться» и «получить 'расчет»; во-вторых, под этой «свободой» разумелась конкуренция между самими рабочими. В своем последнем значении «свобода труда» отчасти уже преодолевалась рабочими организациями еще в период капитализма, когда профессиональные союзы частично уничтожали конкуренцию рабочих друг с другом, объединяя их, организовывая распыленные частицы класса, сплачивая их и делая их сильнее в их борьбе против класса капиталистов. Профессиональные союзы выставляли требование, чтобы на фабрику допускались только члены союза; они подвергали бойкоту (т. е. применяли насилие) штрейкбрехеров, это живое воплощение буржуазной «свободы труда» и т. д. При диктатуре пролетариата вопрос о «хозяине» отпадает, так как «экспроприаторы экспроприированы». С другой стороны, остатки неорганизованности, несолидарности, индивидуализма, цеховой ограниченности, пороков капиталистического общества проявляются в виде непонимания общепролетарских задач, которые получают свое концентрированное выражение в задачах и требованиях советской диктатуры, рабочего государства. Так как эти задачи необходимо выполнять во что бы то ни стало, то понятно, что с точки зрения пролетариата как раз во имя действительной, а не фиктивной свободы рабочего класса необходимо уничтожение так называемой «свободы труда». Ибо последняя не мирится с правильно организованным, «плановым» хозяйством и таким же распределением рабочих сил. Следовательно, режим трудовой повинности и государственного распределения рабочих рук при диктатуре пролетариата выражает уже сравнительно высокую степень организованности 196 '
всего аппарата и прочности пролетарской власти вообще138. При капиталистическом режиме принуждение защищалось от имени «интересов целого», тогда как в действительности речь шла об интересах капиталистических групп. При пролетарской диктатуре впервые принуждение действительно есть орудие большинства в интересах этого большинства. Пролетариат как класс есть единственный класс, который в общем лишен собственнических предрассудков. Но ему приходится действовать бок о бок с иногда весьма многочисленным крестьянством. Если крупные крестьяне (кулаки) активно борются против мероприятий пролетарской диктатуры, то «концентрированному насилию» пролетариата приходится давать более или менее внушительный отпор кулацкой вандее. Но массы среднего, а отчасти даже бедного крестьянства постоянно колеблются, движимые то ненавистью к капиталисти- чески-помещичьей эксплуатации, ненавистью, которая толкает их к коммунизму, то чувством собственника (а следовательно, в годину голода и спекулянта), которое толкает его в объятия 'реакции. Последнее выражается в сопротивлении государственной хлебной монополии, в стремлении к свободной торговле, которая есть спекуляция, и к спекуляции, которая есть свободная торговля; в сопротивлении системе трудовой повинности и вообще всяческим формам государственного обуздания хозяйственной анархии. Эти стимулы особенно подчеркиваются, поскольку истощенные города не могут на первых порах дать эквивалента за хлеб и повинности,, идущие «в общий котел». Поэтому и здесь принуждение является абсолютной и повелительной необходимостью. Итак, по отношению к бывшим буржуазным группам принуждение со стороны пролетарской диктатуры есть принуждение со стороны инородного класса, который ведет классовую борьбу с объектами своего принуждения; по отношению к некулацкой крестьянской массе принуждение со стороны пролетариата есть классовая борьба постольку, поскольку крестьянин есть собственник и спекулянт; оно есть его сплочение и трудовая организация, его воспитание и вовлечение в коммунистическое строительство, поскольку крестьянин есть трудящийся, не эксплуататор, противник капитализма; наконец, по отношению к самому пролетариату принуждение есть метод организации, устанавливаемый самим рабочим классом, т. е. метод принудительной, ускоренной самоорганизации. t3e Вопли российских меньшевиков против принуждения в эпоху пролетарской диктатуры совершенно то же, что вопли капиталистов о нарушении свободы труда профессиональными союзами, которые расставляют пикеты во время стачки и не дают капиталистам использовать штрейкбрехеров. Известно, что самые большие гнусности капиталистическая клика проделывает как раз под лозунгом охраны свободы труда. 197
С более широкой точки зрения, т. е. с точки зрения большего по своей величине исторического масштаба, пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая 'трудовой повинностью, является, как парадоксально это ни звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи. В самом деле, эпоха пролетарской диктатуры есть в то же время эпоха деформации классов. Капитализм сопровождался все далее и далее идущим социальным расщ