Джуна,Высоцкий,Ванга,
Туманов.Фёдоров...
в книге Сергея Власова
ШКОЛА
ГЕНИЕВ
Сергей Власов, журналист
и писатель, в течение многих
лет бывший корреспонден-
том популярных журналов и
газет, не понаслышке знает
о жизни знаменитостей
мирового класса—герое в
этой книги. В своих очерках
о них автор приводит факты
и подробности либо ма-
лоизвестные. либо неизвест-
ные вовсе.
В книге помещено 70
редких фотографий из
архива автора, многие из ко-
торых печатаются впервые.
Героями избранных очер-
ков Сергея Власова /помимо
имен, указанных на облож-
ке/ являются феноме-
нальные личности:
"учитель" Порфирий Ива-
нов.
гипнолог Владимир Рай-
ков.
гастроэнтеролог Яков
Витебский,
исследователь Игорь Чар-
ковский,
реставратор Владимир По-
веткин.
В предисловии автор
пишет: "Да, мы сейчас барах-
таемся в грязи, но при этом
некоторые из нас смотрят на
звезды". Эта книга—о тех. кто
смотрит на звезды и помога-
ет нам выкарабкиваться из
грязи.
Сергей Власов
ШКОЛА
ГЕНИЕВ
Сборник очерков
о десяти выдающихся
наших современниках
МОСКВА
ИНФОРМАЦИОННО-ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР
«НАШЕ НАСЛЕДИЕ»
1992
ББК 70
В58
В книге использованы фотографии А Гращенкова,
Л. Мончинского, А. Награлъяна («Огонек»),
Л. Порошкова («Труд»), Г. Розова («Огонек»),
В, Хеггемана («Штерн»), В. Чернова (АПН),
Д. Чижкова, Э. Эттингера («Огонек») и автора.
« 4702010204-010 -	_
В А72(02)—92---Без объяви.
ISBN 5-86806-005-9
© ИИЦ «Наше наследие»
© Сергей Михайлович Власов. 1991 г.
© Художественное оформление
Александр Федорович Быков. 1991 г.
Вместо предисловия
Письмо Лоуренсу Вайнбергу,
издателю нью-йоркской газеты
«Новое русское слово»
Дорогой Лоуренс!
Недавно в твоей газете я прочел грустные строки: «В последнее время уже
никто — ни злопыхатели, ни доброжелатели — не пророчит ничего хорошего
России в обозримом будущем».
К недобрым словам из-за океана мы привыкли, и их можно было бы не заме-
чать, но сегодня эта фраза заставила меня задуматься и задать себе вопрос:
— Можно ли здесь, в этом крае, стоящем на костях и крови, построить Цар-
ство Божия?
Полагаю, что ты, Лоуренс, ответишь — нет.
«Империя зла» — говорили когда-то про наше Отечество. Что ж, поделом.
Мы мировые чемпионы по уничтожению самих себя, самоеды.
Лихой народ. Мы всегда сами искали утес повыше, чтобы спрыгнуть вниз. В
60 миллионов человеческих жизней обошлись нам поиски самого-самого высо-
кого утеса на свете — Пика Коммунизма...
Мы и сейчас подвергли себя тяжелейшему испытанию, может быть, самому
жестокому за свою историю (опять самый высокий утес) — ни один народ не уз-
навал о себе столько скверного всего за несколько лет.
И нет груза тяжелее. Особенно — после десятилетий бравурных гимнов на-
шим подвигам и благородству.
Как выкарабкаться из-под этой глыбы?..
Да, прав Гоголь: «Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или
даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоя-
щей мерзости». Но знал бы любезный Николай Васильевич ВСЮ глубину нашей
настоящей мерзости! В его время представить себе такое будущее России и рос-
сийского человека было, наверное, невозможно.
Да, мы осознали предел. Все, дальше ехать некуда. Эпохальный миг в нашей
истории. Эта правда была необходима именно в тех убийственных дозах, в кото-
рых мы ее приняли за последние 5—7 лет. Малые дозы, вероятно, не помогли бы
понять беспредельность абсурда нашей жизни.
А теперь, очухавшись после этого шока, народ встрепенулся, набрал свежего
воздуха в грудь... А делать-то что? Ругать новых «хозяев жизни»?
Многие у нас и у вас так и делают. Но зачем? Есть ли в этом смысл?
Власть может поставить народ на колени, но подняться с колен может только
он сам. Каждый из нас в отдельности. Вот с этого и начинать надо — поднимать-
ся с колен.
Да, мы сейчас барахтаемся в грязи, но при этом некоторые из нас смотрят на
звезды. Вот им-то, дальновидцам, и надо помогать выкарабкиваться из грязи.
Сначала выберутся они, за ними — другие. Сначала вокруг них появятся лишь
островки оптимизма и веры, которые затем сольются в единый материк, и снова
на карте мира засверкает гордое имя — Россия.
Я вспоминаю, Лоуренс, наш разговор в Нью-Йорке и твои слова:
— Если семь десятилетий продолжалось уничтожение генофонда народа,
лучших его представителей, то глупо думать, что возрождение нации может про-
изойти «за две пятилетки». Так что я очень сомневаюсь, что ваша страна подни-
мется из руин раньше, чем лет через 50. Некому ее сейчас поднимать.
— Некому?..
В качестве доказательства обратного я обещал тебе прислать свою книгу, ко-
торая готовилась тогда к печати. И вот она перед тобой. Извини, что мой аргу-
мент в нашем споре оказался столь объемным.
Что же касается странного, может быть, названия книги... Благословенны
препятствия, ими растем, говорил Николай Рерих. Если так, то сегодняшняя Рос-
сия с ее невероятным нагромождением несуразиц, абсурдов, препон является
идеальным местом для роста личностей неординарных. Является лучшей Шко-
лой гениев.
Мне хочется верить, что эта книга станет еще одним свидетельством того,
что наше поколение было не совсем потерянным.и что его предназначением бы-
ло не только послужить «навозом» для будущих поколений.
Искренне твой	Сергей Власов


Рвусь из сил и из всех сухожилий,
Но сегодня — опять, как вчера, —
Обложили меня. Обложили!
Гонят весело на номера!..
Идет охота на волков. Идет охота!..
— Ну, дайте мне паяльную лампу, я их всех спалю к чертовой матери! Этих сво-
лочей, только всех сразу! — в бешенстве кричал Вадим Иванович Туманов, об-
хватив голову обеими руками. Она болела у него третью неделю, и от надрывно-
го крика боль, конечно, не становилась меньше.— Все вы мерзавцы и бандиты, и
пресса ваша подлая, и прокуратура ваша, и ваши исполкомы, и горкомы — все
мерзко и подло, если вы загубили такое дело. Вы наплевали в душу полутора ты-
сячам первоклассных рабочих. Вы истоптали их веру в то, что они могут еще хоть
что-то поправить в вашей разваленной экономике. Они больше ничего не хотят.
Они разуверились, и мне их больше не поднять. У меня сейчас одно только
желание — взять автомат и косить, косить!.. Если бы не сын, я бы давно так и
сделал. Ненавижу! — рычал Вадим Иванович, как загнанный зверь.— Вы же са-
мые страшные бандиты — вы рушите, ломаете, топчете, прикрываясь официаль-
ной бумажкой! Я 30 лет строил, а вы пришли и в один час все сломали! Все, все
сломали!
Смотреть на Туманова в эти дни было страшно. До сих пор удивляюсь, как он
выжил. В Ялте стояла золотая осень, но ни ласкового моря, ни чудесной погоды,
ни южных красот он не замечал. Я пытался отвлечь его поездкой в Воронцов-
ский парк, но и там, среди многовековых дубов и платанов, он продолжал ругать
весь свет.
Кто это там сказал, что мир спасет красота? Какой наив! Ни черта она не спа-
сет, если по головам живых людей ездит паровой каток тоталитарной системы.
Что она может спасти в государстве, неспособном оценить по достоинству ни
усилия таланта, ни корысть карьериста?
* * *
Того, что пережил Туманов на своем веку, хватило бы как минимум пятерым,
чтобы сказать: они прожили страшную жизнь. В 1948 году он был арестован и
осужден сразу по нескольким статьям, в том числе и по печально известной
58-й — антисоветская пропаганда.
Восемь лет провел в тюрьмах и жутких лагерях Колымы. Несчетное число раз
убегал. Бит, колот и резан он столько, что вряд ли кто-либо другой, менее живу-
чий, сумел бы остаться живым. Впрочем, кое-кто считает, что все свои страдания
Туманов принял по глупости. Сидел бы, мол, тихо... Не стану спорить, каждому —
свое.
Во время одного из побегов он участвовал в ограблении кассы, его поймали
и осудили еще на 25 лет. Если бы не смерть Сталина, сидеть ему пришлось бы
Охота на человека
7
никак не меньше полувека. Десятки раз он был на волоске от смерти. Помните
песню Высоцкого «Был побег на рывок», она посвящена Вадиму Туманову:
...Целый взвод меня бил,
Аж два раза устал.
Зря пугают тем светом —
Туг с дубьем, там с кнутом...
Впрочем, предоставим слово Вадиму Ивановичу:
— Да, страшное было время, но чаще вспоминается почему-то смешное. Од-
нажды я в камере, чтобы обсыпать начальника, пол-литровую банку вшей на-
брал, кстати за 40 минут. Особенно много их почему-то было на поясе. Ну, о по-
следствиях моего протеста можно догадаться: опять били... Часто вспоминаю на-
чальника караула Керейчука. Очень он любил, чтобы во время развода, перед ра-
ботой, музыка была. Ему все равно, что «Мурка», что «Интернационал». Первым
делом кричал: «Эй, жид, сграй!» И Миша Бонар, аккордеонист из Харбинского
джаза, начинал. Я ему как-то говорю: врежь «Очи чернце». И он так врезал, что
до сих пор помню ту музыку. Нас выстраивали на развод в колонну по пять чело-
век, и Керейчук кричал: «Первая пятерка, три шага впэред. Поступайте в распо-
ряжение конвоя. Конвой вологодский, шуток не понимает. Шаг влево, шаг впра-
во — попытка к бегству. Пускам собаку, она не догонят, сам разувамся и догоням,
но тогда уж пенайте на себя...» Да, пинать они умели... Ни одного американского
боксера-профессионала за всю его жизнь, даже всех, вместе взятых, не били
больше, чем меня за те семь лет на Колыме. Только меня лупили не перчатками,
а сапогами, колами и прикладами... А какие красивые названия там были у лаге-
рей — Широкий... Случайный... Желанный... Ягодный. Кажется, я ни одного не
пропустил, везде сидел. Наверное, больше чем в двадцати лагерях, да все в са-
мых страшных — штрафных... Однажды мы на Широком бунт устроили. Но за-
брать хотели тогда меня одного как возмутителя спокойствия. Приехал черный
воронок,- начальник первого отдела называет меня, я выхожу и говорю, что не
поеду опять в штрафной лагерь. Он кричит: поедешь. Я кричу: не поеду! Он по-
дождал и говорит: я знаю, что у тебя бритва в рукаве, поэтому ты такой смелый. Я
достал бритву и говорю: начальник, я очень устал, и если я уйду в штрафняк, то
только с тобой... Он долго молчал, глядя на меня, и отпустил в зону... Вот удиви-
тельная штука, меня столько за те семь лет били, что я до удара буквально за де-
сятую долю мгновения точно знал, куда меня ударят. В живот или в голову или
еще куда. Хотя лежал, ничего не видя, лицо-то подальше прятал от каблуков...
Странно, жизнь большая, а вспоминается почему-то все время одна Колыма...
Выпустили меня в 56-м... Мне читают решение комиссии Президиума Верховно-
го Совета об освобождении со снятием судимости, а я не верю. Стою как дурак и
понять не могу, что мне теперь делать, куда идти... Меня председатель комиссии
спрашивает: у вас есть какие-нибудь вопросы? Я помолчал и говорю: у меня
только один вопрос — почему Сталин до сих пор в Мавзолее?.. Он тоже помол-
чал и говорит: этот вопрос находится вне нашей компетенции. И тогда я понял,
что его оттуда обязательно вынесут... Меня председатель спрашивает: а какие-
нибудь пожелания у вас есть? Я говорю: да, есть, со мной в бригаде работают 50
человек, уверен, что три четверти из них ни в чем не виноваты, прошу пересмот-
8
Школа гениев
реть и их дела тоже... Скоро многих ребят отпустили,и они работали у меня в
бригаде.
Пройти через все лагеря на Колыме, а Туманов через все прошел, и вы-
жить — это было почти невозможно. О нем там ходили легенды. Когда его вме-
сте с другими приводили с этапа в Лагерь, то местные зеки в него пальцами ты-
кали: смотрите, Туманов, сам Туманов... Чтобы выжить, просто выжить в этой
страшной передряге, одной силы было мало. Нужно было сочетание самых вы-
соких человеческих качеств, в том числе и благородства, да-да — благородства.
Он сумел в той жуткой, унизительной обстановке сохранить достоинство, он на-
шел в себе силы не смириться, не ползать на карачках и всякий раз отвечать уда-
ром на удар. Скольких он спас от отчаяния своим примером!
Да, Туманов — человек неординарный. Работающим на золоте самородком
назвал его Евгений Евтушенко.
О нем мечтал снять фильм Владимир Высоцкий и его сыграть. Как жаль, что
не успел...
Глазной хирург Святослав Федоров сказал, познакомившись с Тумановым
поближе: «На таких людях земля наша держится».
И вдруг...
* * *
Когда вышла статья в «Социндустрии» с грязной клеветой на Туманова, те,
кто его хорошо знал, были ошеломлены. Газетчики обвиняли его в злостных
преступлениях — в подлоге, во взяточничестве. На всю страну он был назван
«рецидивистом со стажем», наглым преступником, который «враньем только и
живет». Сначала мы ждали, что это недоразумение скоро разрешится, что газета
принесет свои извинения, уволит авторов клеветы В. Цекова и В. Капелькина,
объявит во всеуслышание о том, что таких нечистоплотных писак близко нельзя
подпускать к газетному листу. Увы, этого ничего не случилось.
Туманов подал на журналистов в суд, но они самым неприличным образом
раз за разом в суд не приходили. Заседания откладывались. Шли месяцы. Опро-
вержение не появлялось, тем временем стали появляться в печати статьи, на-
пример, с таким вот названием: «И. Сталин, В. Туманов... и другие».
Тем временем знакомые Вадима Ивановича отворачивали взгляд при встре-
че с ним на улице, приятели перестали обрывать телефон.
«Как хитро маскировался под новатора производства этот преступник!» —
говорили после статьи даже знавшие Вадима Ивановича не первый год.
Жену, Римму Васильевну Туманову, диктора Пятигорского телевидения, от-
странили от эфира. После нервного потрясения она ходила по стенке и говорить
без слез не могла даже на посторонние темы. Соседи и сослуживцы тыкали в
нее пальцем и шушукались за спиной... Почти год длился этот кошмар.
Друзья успокаивали Вадима Ивановича как могли: «Молнии бьют по верши-
нам».
Стиснув зубы, он ждал. Откровенно говоря, мы боялись за него, когда вдруг
посреди шумного разговора, он вздрагивал, как от неожиданного удара, и зати-
хал, безмолвно пережидая приступ боли. Днем еще было легче — рядом всегда
друзья, а вот ночью, когда оставался один на один с собой...
Охота на человека
9
«Рецидивист со стажем». «Враньем только и живет»... Кому же было надо вы-
тащить из трудной судьбы Туманова самый больной момент и попытаться пере-
черкнуть всю трудовую жизнь человека, которому до пенсионного возраста ос-
тавалось несколько дней?
— Знаешь, я многое пережил, много мерзости видел,— говорил он мне.—
После штрафных лагерей казалось, что никогда ничего страшнее уже не будет.
Но сейчас... намного тяжелее. Обложили меня, обложили!..
1947 год. Город Чемульпо. Встреча на ринге с чемпионом Японии
Сначала он держался. Но когда, поверив газетной клевете, разогнали его ар-
тель, когда слегла его жена, вот тогда он и заговорил о паяльной лампе и автома-
те. И еще время от времени просил найти телефон американского журналиста,
чтобы рассказать ему всю эту историю. Он жаждал мести и кричал:
— Пусть эти подонки почитают про себя, как они травят человека, стоит ему
тольку чуточку выбиться из нищеты. Да, у меня две машины, у меня свой дом. Но
почему это плохо? Вот если бы я жил впроголодь и ходил оборванцем и жил в
сарае, да еще был бы послушным, вот тогда я был бы у них хороший. Но это же
абсурд! Абсурд! Пусть они идут с проверкой к тому, кто плохо живет. Пусть они
его спросят, какое он право имеет быть нищим!.. Почему они решили, что соци-
ализм — это общество бедных. Почему? А я не хочу быть бедным! Я хочу быть бо-
гатым. Меня всю жизнь подравнивали под общую гребенку, а я не хочу. Я не хочу
быть в строю, в толпе. Я — человек! Мне стыдно за молодых здоровых муж-
1945 год. Краснофлотец В. Туманов на корабле «Ингул)
1948 год. Третий помощник капитана на корабле «Уралмаш»

Колыма. В этих краях он провел 7 лет
Охота на человека
13
чин, сильных, умных, но которые живут в нищете. Мне стыдно за них, мне стыд-
но за нашу страну. Почему у нас отбирают право на хороший труд и оставляют
только на плохой? В нашем распоряжении одна шестая часть всей земли, и мы
могли бы жить лучше всех, если бы мы не халтурили. А мы как живем?.. Я хотел
помочь им выбраться из грязи. Не хотят — не надо. Пусть в ней копаются!
Одним из самых тяжких обвинений, брошенных Туманову газетой, было то,
что удостоверение участника войны и орден он получил по подложным докумен-
там. Здесь, конечно, сильно «помог» военком Ялты полковник В. В. Тутов, он-то
1955 год. Сусуман. Скоропроходческая бригада В. Туманова
и предоставил газете справку из Центрального военно-морского архива о том,
что якобы пароход «Ингул», где во время войны с Японией служил Вадим Тума-
нов, не входил в состав действующего флота.
Это было ошибкой архивистов, но военком не мог этого не знать. Он же сам
в свое время выписал Туманову удостоверение на основании данных Дальнево-
сточного пароходства. Правда, после ошибочного ответа из архива он послал
еще один запрос во Владивосток, но подтверждение, что Туманов все-таки уча-
стник войны, пришло оттуда только четыре месяца спустя... когда газета с клеве-
той уже вышла.
— Почему же вы так спешили? — спросил я В. В. Тутова.
— Это не я спешил, а меня очень торопили звонками из горкома партии,—
поведал военком.— «Знаешь ли ты, кому ты выдал удостоверение, говорили мне,
Он всегда прочно стоял на земле
15
Охота на человека
В. Высоцкий у артельщиков в Бодайбо, 1977 год
это же проходимец, авантюрист, есть точные сведения, что он никогда не был на
фронте!» А теперь во всех грехах винят меня одного, нашли крайнего! Я с себя
вины не снимаю, я виноват, что пошел на поводу у людей, которым очень хоте-
лось почему-то опорочить Туманова. Но куда же сразу попрятались те, кто всю
эту кашу заварил?
— А кто именно, Владимир Васильевич?
— Я не стану их называть,— ответил полковник.— Вы уедете, а мне в этом го-
роде жить. А я, пользуясь случаем, приношу Вадиму Ивановичу свои искренние
извинения...
* * *
Не перестаю удивляться той цирковой вседозволенной легкости, с которой
команда охотников кинулась травить человека, отбросив всякие понятия о чести,
Достоинстве, сострадании. Ату его! Ату!.. И чем больнее, тем лучше.
16
Школа гениев
Во время поездки Евг. Евтушенко по Колыме В. Туманов был гидом
— Тридцать лет я под следствием,— говорит Туманов.— Все время какие-то
комиссии, ревизии, проверки. Милиция, прокуратура, ОБХСС. Дома и на рабо-
те. Тридцать лет ждут, что я сорвусь, украду или убью. Меченый я у них...
Но, господа охотники, возможно, не все из вас знают, что советский закон (а
именно 57-я статья УК РСФСР) гласит: «...снятие судимости дает лицам право
считаться неимеющими судимост и... На вопрос о прежней судимости в
случае ее... снятия эти лица вправе отвечать: «Не судим».
«Не судим».
С Туманова судимость снята более тридцати лет назад. Так что по нашему за-
кону, он — не судим. Хватит, забудьте! Я не стал бы и сам об этом вспоминать,

Встреча друзей

Колыма. У могилы безымянного зека
20
Школа гениев
С женой Риммой
если бы часто, слишком часто не приходилось слышать в разных инстанциях на-
меки на «темное прошлое» Вадима Ивановича. Кому-то очень выгодно до сих
пор поддерживать такие слухи.
Я беседовал со многими из тех, кто его хорошо знает, и слышал о Туманове
от них только хорошее. Говорил, например, с бывшим начальником Сусуман-
ского горно-промышленного управления В. Ф. Струковым, у которого Туманов
начинал треть века назад. Вот что Василий Федорович мне рассказал:
— В 1956 году Туманов организовал и возглавил первую (после долгого пе-
рерыва деятельности старательских артелей в стране) золотодобыческую артель.
Она гремела по всей Магаданской области, а потом и по всему Дальнему Восто-
Ему есть что вспомнить
22
Школа гениев
ку. Ее бросали на самые трудные участки, но она всегда перевыполняла план по
добыче золота. С тех пор Вадим Иванович работу не менял.
За тридцать лет артели, возглавляемые Тумановым, дали тридцать тонн (!)
столь нужного стране металла. Последние семь лет Туманов возглавлял артель
«Печора», которая всегда, несмотря на бедные россыпи, перевыполняла план и,
кроме того, прокладывала дороги в совершенно диких местах.
Валентин Платонович Березин, в свое время руководивший объединением
«Союззолото» и знающий Туманова с его первых дней работы на Колыме, гово-
рит:
— Лучшего председателя артели я нс встречал. Это великолепный организа-
тор, прекрасный знаток дела, у которого не грех поучиться многим нынешним
Любимого пса Ферри уже нет в живых
специалистам. Его авторитет среди золотодобытчиков огромен. Опорочить Ту-
манова было выгодно тем, кому хотелось скомпрометировать кооперативное
движение вообще.
* * *
За полгода до выхода статьи в газете (кстати, в Международный день защиты
прав человека) на всех участках и базах артели «Печора» начались абсолютно
противоправные повальные обыски. Сотни людей при этом согнали в столовую,
Охота на человека
23
входы и выходы в которую охранялись милицией, и держали там полдня, выпу-
ская в туалет под дулом пистолета.
А в это время в общежитиях навели «шмон»: личные вещи задержанных —
чемоданы, рюкзаки, постели — обыскивали, изымали записные книжки, частные
письма.
Вдохновителем этой наглой операции был следователь по особо важным де-
лам Прокуратуры СССР Александр Нагорнюк, самоуверенный молодой человек,
который часто о себе говорит в третьем лице.
— Если кто и хотел помочь «Печоре», так это Нагорнюк,— сказал он мне по-
зже, когда его уже выставили из органов прокуратуры.
Не без робости берусь рассказывать о роли Нагорнюка в этой истории: он
строго меня предупредил, что, во-первых, за его спиной стоит такая серьезная
организация и называть ее всуе не стоит (какая? КГБ? ЦРУ?) и что, во-вторых,
он отомстит любому, кто посмеет его оклеветать или переврать хоть одно его
слово.
Постараюсь не перевирать.
— Я мог бы растоптать Туманова,— говорил мне Нагорнюк,— но я этого не
сделал, понимая, что он человек необыкновенный и, в первую очередь, отлич-
ный хозяйственник. Он мог бы стать премьер-министром, если бы в свое время
учился.
Люди Нагорнюка объявили в «Печоре», что следствие ими ведется по делу
бывшего помощника Л. И. Брежнева — Бровина, якобы связанного преступны-
ми делами с работниками артели. Какое отношение к деяниям Бровина (осуж-
денного позже на девять лет) имели сотни рабочих, никто им не объяснял. Но
сам Нагорнюк это хорошо знал. Он был уверен, что напал на след мафии, подо-
бной тем, которые недавно были разоблачены в Узбекистане и других краях
страны. Вероятно, ему не давала покоя шумная слава его коллег-следователей,
захотелось найти свою гору подпольного золота. И Нагорнюк шел напролом,
шел по головам. Он настолько был убежден, что имеет дело с жуликами, что в
самом начале следствия сказал Туманову:
— Не сомневаюсь, что из 24 миллионов (столько артель освоила в одном
только году) восемь — приписки.
— А может быть, все шестнадцать? — ехидно спросил Вадим Иванович.
— Может, и все шестнадцать, — ответил Нагорнюк, наделивший себя чрез-
вычайными полномочиями следователя по архиважному делу «брежневско-ста-
рательской мафии». Когда дело как мыльный пузырь лопнуло, его материалы по-
пали в руки журналистов, которые выдали по Туманову убийственный залп кле-
веты.
Начальник следственной части Прокуратуры СССР Г. П. Каракозов сказал
мне, что за четверть века работы в органах он такой хамской статьи не припом-
нит.
После нее было возбуждено сразу несколько дел в разных городах страны.
Их вели разные следователи, но заключение они вынесли одинаковое: прекра-
щено за отсутствием состава преступления. Свердловский народный суд Моск-
вы обязал газету принести Туманову извинения. Но она вместо этого в двух но-
мерах разразилась в его адрес потоком еще более крутой брани, среди которой
затерялось выдавленное решением суда извинение в полстрочки.
24
Школа гениев
* * ♦
Зная всю эту историю, я готовил свой очерк о Туманове для «Огонька» с осо-
бой тщательностью, перепроверяя факты не по одному разу. В течение полугода
четырежды ездил в командировки от журнала, встречался с министрами, секре-
тарями обкомов. Одйако «самый смелый редактор» печатать побоялся.
— Принесите визу Генерального прокурора СССР, тогда напечатаю,— сказал
мне В. Коротич.
Я принес. Послё этого он сказал:
— Принесите визу Лигачева, тогда напечатаю...
С тех пор я Коротичу ничего не приношу. О Лигачеве он вспомнил неспро-
ста: Егор Кузьмич на одном из совещаний в ЦК жутко ругал «Печору». Оно и по-
нятно — артель была одним из очень и очень немногих в стране островков сво-
бодного труда и предпринимательства. В ту пору шло обсуждение будущего За-
кона о кооперации, и, очевидно, «Печора» показалась нашим идеологам пре-
красным аргументом для доказательства той истины, что свободный труд не мо-
жет быть честным, что предприниматели — это всегда жулики.
Я уверен, что если бы главный редактор «Огонька» не испугался окрика Лига-
чева и напечатал честную статью о Туманове, то артель можно было бы спасти. А
значит, и спасти веру полутора тысяч рабочих людей в перестройку.
Мою статью в защиту «Печоры» и ее председателя (называлась она «Страх»)
отказались печатать многие оперативные издания. Когда она вышла в ежемесяч-
ном журнале «Северные просторы», от «Печоры» остались только воспомина-
ния.
Рыцарски на страницах «Литгазеты» сражался с клеветой на Туманова его
давний друг кинорежиссер Станислав Говорухин, но и это не помогло.
«Наше теперешнее государство таково, что поголовно организованный про-
летариат защищать себя должен»,— сказал В. И. Ленин 70 лет назад. Разве уста-
рели эти слова сегодня?
Но — как защищать себя? Около десятка писем, и коллективных в том числе,
направили рабочие «Печоры» в ЦК КПСС, в Совмин, в Верховный Совет с
просьбой о помощи. И что же? На большинство писем даже ответов не получи-
ли.
Не побоялся выступить в поддержку «Печоры» в критический для нее час
журнал «Коммунист». Он опубликовал письмо председателя профкома артели
Леонида Мончинского. Приведу кусочек из этого умного письма:
«...Опыт нашего предприятия не только в том, что, опираясь на хозрасчет и
самоуправление, можно работать быстро, эффективно и выгодно как для госу-
дарства, так и для рабочего. Он еще и в том, что пока такая работа вызывает у вы-
шестоящего аппарата сильнейшую отрицательную реакцию...»
Драматизм положения заключался в том, что номер журнала «Коммунист»
вышел через две недели после того, как было вынесено официальное решение о
ликвидации «Печоры». А за три дня до этого вышла клеветническая статья в газе-
те. Она лежала на столе председателя Ухтинского исполкома, когда он подписы-
вал смертный приговор «Печоре».
Охота на человека
25
* * *
Огорчается Вадим Иванович, когда слышит, что не он сам был нужен зарвав-
шимся газетчикам, а им нужна была «Печора». Чтобы ее скомпрометировать,
оболгали ее председателя. Газетчики получили установку с самого верха, потому
и могли позволять себе такую неслыханную наглость в тоне статей, в поведении
на суде и после.
В который раз жертвой идеологии становится живой человек. И очень горь-
ко сознавать, что в нашем добром в общем-то народе для травли человека всегда
без особого труда находятся и охотники, и гончие псы. В данном случае они за-
травили полторы тысячи первоклассных рабочих. Я видел этих рабочих в деле.
Пахали как черти по двенадцать часов, без выходных. И не где-нибудь, а в суро-
вых условиях Приполярного Урала. Но — и получали соответственно, больше
министра, больше секретаря обкома. Это, конечно, многим не нравилось. Одна-
ко, позвольте, что выгоднее для страны: когда люди мало работают и мало полу-
чают или когда много работают и много получают? Каждому ясно, что выгоднее
второе, но тогда почему же с такой подозрительностью подчас относятся к тем,
кто много работает и много получает? Почему никого не волнует, что немало
людей за свои четыре сотни часами без дела просиживают казенные стулья?
Но стоит только человеку начать р а-б о-т а т ь, так это вызывает подозрение.
За последние десятилетия мы просто забыли, что такое работать. Не отбывать
трудовую повинность, не отсиживать положенные часы, а корпеть, гнуть спину,
везти на себе воз... Сумеем мы вспомнить, что это такое, или не сумеем — по-
моему, вопрос жизни и смерти нашего общества.
Артель «Печора» рвалась напомнить об этом.
— Нет, мы против ее сохранения,— сказал мне в то время бывший первым
секретарем Коми обкома партии В. И. Мельников,— потому что там слишком
много получают.
— Простите, не получают, а зарабатывают,— пытался я возражать. Но пар-
тийный лидер прислушаться к моим аргументам не захотел. Вскоре он был на-
значен, кстати сказать, министром лесного хозяйства. Пошел на повышение.
По моей просьбе сотрудники Института экономики и прогнозирования науч-
но-технического прогресса подсчитали, во сколько обошлась стране ликвида-
ция «Печоры». Оказалось, что если бы артель прожила до конца века, то чистая
прибыль от неешгосударству была бы не меньше 100 миллионов рублей. По како-
му ведомству списать убытки?
Напрасно кто-то думает, что министра цветной металлургии В. А. Дурасова,
поставившего свою подпись под приказом о разгоне «Печоры», наказали или
хотя бы пожурилй."Нет, Владимир Александрович тоже пошел на повышение...
Драматичная история «Печоры» очень ясно'показывает, что нет такой суммы
государственных денег, какой не могло'бы пожертвовать рассерженное ведом-
ство, удовлетворяя свои амбиции.
Я уверен, что дюпоны да Рокфеллеры давно бы разорились при неспособно-
сти наших власть имущих производить элементарные арифметические действия.
26
Школа гениев
* * *
Разгон «Печоры» я считаю одним из самых серьезных экономических и по-
литических преступлений системы за последние годы. Не может быть никаких
улучшений в стране, где в человеке видят прежде всего предмет управления.
— Я у них всегда буду бельмом на глазу, пока у меня есть свое дело и я могу
его двигать дальше без их указки,— говорит Туманов.— Им непременно нужно
меня понукать, дергать, давать ценные указания, руководить. Другого они ничего
не умеют. А я сам по себе, я сам себе хозяин! Я человек, а им нужен винтик.
«Сидели бы они тихо, не вылезали бы,— сказал мне о «печорцах» один работ-
ник Минцветмета,— никто бы их трогать не стал. А то слишком много на себя бе-
рут...».
«Слишком много» на себя взял Вадим Иванович Туманов еще в 1982 году,
когда направил письмо не куда-нибудь, а прямо Председателю Совета Минист-
ров СССР, в котором он доказывал, что добычу золота в стране можно увели-
чить, если повсеместно использовать методы работы, какие давно применяет ар-
тель «Печора». Письмом Туманова в Совмине заинтересовались. В артель была
направлена комиссия, составленная из работников Совмина, Минфина и Гос-
комтруда, она сделала выводы, что «предложения Туманова, касающиеся повы-
шения эффективности работ, заслуживают внимания Мингео СССР и Минцвет-
мета СССР с целью более широкого внедрения этих методов».
Что ж, выходит дело, председатель артели умнее министерства? Нет, не про-
щается такое простым смертным. С тех пор к Туманову и к его артели отноше-
ние было особое, пристально внимательное, как не раз уже бывало по отноше-
нию к тем, кто «вылезает», кто выходит из ряда вон.
За Вадимом Ивановичем и раньше замечалась «излишняя самостоятельность
в принимаемых решениях... даже некоторое пренебрежение к мнению начальст-
ва» (это строки из его производственной характеристики), а уж теперь, после
того как его комиссия Совмина поощрила, так и совсем, считают многие, он от
рук отбился. Ему говорят: «Нельзя так много работать» — а он работает. Ему го-
ворят: «Нельзя так много строить дорог, не положено» — а он строит.
И — поставили человека на место.
* * *
И все-таки напрасно многие думали, что со строптивой «Печорой» было по-
кончено навсегда.
Если вы слышали о первом в нашей стране производственно-строительном
кооперативе «Строитель», что создан в Карелии, то знайте, что это и есть «Печо-
ра», точнее то, что от нее осталось.
— Как же нам повезло, что бывшие «печорцы» работают именно у нас,— го-
ворил мне главный инженер «Кареллеспрома» Вячеслав Иванович Фролов.—
Признаюсь, такой подарок судьбы нам и не снился. Дороги, без которых мы за-
дыхаемся, они строят невероятно быстро и с отличным качеством. Дома, склады
у них растут, как грибы, мы не успеваем подавать стройматериалы. Финансисты,
правда, в панике: а как же им платить? Неужели втрое больше, чем нашим рабо-
Охота на человека
27
чим? Это же неслыханно! А мы считаем, что за хорошую работу надо и платить
хорошо. Каждому — по труду.
Истинного хозяина нельзя зачеркнуть никаким приказом. Желание жить по-
людски не удастся вытравить из души человека ни одному самому всесильному
чиновнику.
Нет худа без добра. За те несколько месяцев, что прошли от ликвидации «Пе-
чоры» и до организации нового кооператива, «Строитель», многие «печорцы» ус-
пели поработать в других местах. Если бы вы знали, как они рады, что теперь
снова могут быть вместе! И не в том даже дело, что где-то меньше платят.
— За эти месяцы мы устали от бестолковщины госпредприятий. Душа исто-
сковалась по настоящей работе,— вспоминаю слова начальника участка коопе-
ратива Сергея Панчохина, воспитанника Туманова.
Так вот чего не хватает человеку! Вот почему он бросает семью, дом, город и
забирается в те места, куда раньше ссылали каторжников и где с них уже снима-
ли кандалы — все равно не убежишь. Деньги? Конечно, для многих артельщи-
ков деньги по-прежнему составляют главную цель. Но — не для всех.
— Хочется жить и работать красиво, понимаешь? — говорил мне Вадим
Иванович.— Приходить на голое место, очертя голову кидаться в работу, делать
ее, как никто не мог до тебя, строить красивые дома, чтобы люди в них даже
здесь, на краю света, чувствовали себя людьми, человеческое достоинство чтобы
они никогда не забывали. Чтобы они не забывали, для чего мы живем. Мы же та-
кие дела наворочать можем, только дайте нам волю!
Народный депутат Николай Травкин, побывав в Карелии и увидав новые до-
ма, возведенные рабочими кооператива для самих себя, сказал:
— Я строитель с большим стажем, сам умею строить быстро и хорошо, но,
чтобы за год сделать то, что сделали люди Туманова, в это мне до сих пор трудно
поверить. Они работают в четыре раза интенсивнее госпредприятий. Если бы так
трудилась вся страна, мы бы давно жили лучше Америки. Работать как Тума-
нов — это для нас единственный способ превратиться в нормальное цивилизо-
ванное общество.
Я из повиновения вышел!
За флажки...
Это строки из той же «Охоты на волков» Высоцкого.
То, что гордый, непокорный, сильный Туманов был сбит с ног, — неуди-
вительно. Удивительно, что в этой пропитанной завистью и страхом системе,
в этом огромном лагере... социализма вообще сохранился такой генотип.
Сохранился и строит модель жизни, которую нам еще только предстоит осваи-
вать.
* * *
Несчастье, травля, публичные оскорбления как никогда сблизили Вадима
Ивановича и Римму Васильевну.
— Он стал особенно заботлив и внимателен,— говорит жена. — Таким он
был разве что до свадьбы, когда за мной ухаживал. Тогда он выворачивался на-
28
Школа гениев
изнанку, только бы шикнуть. То пригонит к нашему вагончику «ЗИМ», единст-
венный во всем Сусумане... То принесет гуся. Гусь на Колыме! Как слон в метро.
А один раз принес целый кулек свежей картошки. Невероятно! Договорился с
летчиками за бешеные деньги. Прямо из Москвы. Только потому, что я захотела.
Запах той жареной картошки я до сих пор помню.
— А где вы познакомились! — спрашиваю Римму Васильевну.
— На балу,— смеется она.— На новогоднем балу 1956 года. Я в Сусуман по-
сле техникума по распределению попала. Стоим с девчонками, жмемся к стенке,
а он — летит, в новом костюме, блестит как самовар. Вошел в зал и прямо ко
мне, будто мы с ним знакомы. Мы танцуем, а я говорю: «Как вы можете тут
жить — здесь ведь одни уголовники». Это потом я узнала, что он считался самым
опасным зеком на Колыме и что он два часа как на свободе... Он мне говорит:
«Давайте встретимся завтра». Я отвечаю, что не могу, улетаю в Магадан на ком-
сомольский слет. «Очень жаль»,— говорит. А когда я назавтра сходила по трапу в
Магадане, знаете кто меня встречал?..«Конечно, он.
— С цветами?
— С кульком еды, я тогда все время есть хотела. А тут он — со своим шиком.
В общем, я влюбилась, но вскоре меня вызвал директор и про все его судимости
сказал... Я чуть не умерла. Увидела его через день на улице, перешла на другую
сторону, плачу. Он догоняет, а я от него... Какие за мной женихи бегали! Офице-
ры, оперы, начальники, а замуж вышла... за бывшего зека.
* * *
В конце 1990 года Вадима Ивановича вызвали в министерство и спросили,
не хочет ли он возглавить совместное предприятие по добыче золота — в Боли-
вии... А почему бы и нет?-И вот он уже летит на другой конец света, в Южную
Америку, посмотреть, прикинуть... Мне тоже захотелось добывать золото в Боли-
вии вместе с Тумановым, и я спросил у него: «А там жарко? Как у тебя в Ял-
те?» — «Чуть потеплее будет»,— ответил он.
...Нет, не пороки людские, не коварство, не равнодушие, не леность ума по-
разили меня больше всего в этой истории, а мужество. Мужество, с которым Ту-
манов перенес очередной удар судьбы. Эта история еще раз доказывает гениаль-
ность слов Уильяма Фолкнера: человек не просто выстоит, он восторжествует...
Пособие
для начинающего
гения
Когда вышла моя книга «Прозрение» о знаменитом нашем современнике —
глазном хирурге Святославе Федорове, один читатель прислал мне письмо, где
были такие строки:
«Сегодня самое трудное — это преодолеть апатию народа, его неверие в свои
силы. И тут пример победителей жизни, подобных Федорову, нужен как воздух.
У них нам надо учиться упорству, терпению, умению стиснув зубы все же прору-
баться к своей цели. Жаль только, что в своей книге те живительные импульсы,
которые помогают человеку не скиснуть, не сдаться, вы разбросали на многих
страницах. А вот если бы собрать их вместе, то на страничках 15-ти можно было
бы составить своего рода пособие для начинающего гения...»
Что ж, принимаю совет моего читателя. Из всех известных мне фактов био-
графии С. Федорова, его размышлений, его писем, я решил выбрать то, что ко-
му-то поможет не отступить, не растерять веру, не сломаться.
* * *
Однажды, отвечая на вопрос, в чем он видит главную нашу проблему, Свя-
тослав Николаевич сказал, что у нас катастрофически мало лидеров — людей,
которые умеют неистово работать, умеют преодолевать любые трудности и при
этом не приходить в отчаяние, а испытывать, говоря словами поэта, упоение в
бою.
Сам того, наверное, не желая, он дал себе характеристику. Именно таким ли-
дером он и является.
Сегодня кому-то может показаться, что все в его жизни очень просто. Что по
мановению руки ему открываются любые двери. Что все задуманное он вопло-
щает в реальность без особого труда, как бы играючи. Внешне — да: все легко и
просто. Но какой ценой дается эта видимая легкость?
Один умный человек сказал, что талант — это непрерывность усилия. Федо-
ров тянет свой воз в гору с упорством мула. Ослабь он усилия хоть на минуту и...
А в самом деле, что — и?.. Не знаю, в какую сторону двинется эта махина, со-
зданная им самим и получившаяся, к его же собственному удивлению, такой ог-
ромной.
Его институт называют клиникой XXI века. Когда-нибудь его назовут именем
Федорова, и это будет справедливо: треть жизни потратил Святослав Николае-
вич на его возведение. Пакистанский профессор Кирмани, объехавший многие
глазные больницы планеты, говорил мне: «Институт Федорова по уровню и ин-
тенсивности лечения не имеет в мире аналогов».
Пособие для начинающего гения
Однажды, проведя в кабинете Святослава Николаевича полдня и глядя на не-
скончаемый поток больных, совсем безнадежных, обреченных на слепоту, и тех,
кому еще можно помочь, я подумал — какое горячее сердце надо иметь, чтобы
всегда нашлось в нем место для чужого горя.
Да, он оказался победителем. Но в чем секрет его триумфа, в чем секрет его
феноменального взлета — от провинциального врача до всемирно известного
ученого?
Как-то я заговорил об этом с давним товарищем и коллегой Федорова про-
фессором Анатолием Ивановичем Горбанем, и он тут же вывел формулу федо-
ровского успеха: 1) железная воля, 2) умение ценить время, 3) направленность
на конечный результат, 4) авантюризм.
Во всем прав уважаемый Анатолий Иванович, но мне кажется, что главное
он все-таки не назвал. А главное, по-моему, в том, что у Федорова руководящей
всегда была идея альтруизма, идея максимальной помощи максимальному коли-
честву людей. И поэтому он так усердно подгоняет своих сотрудников. Пробира-
ет их, распекает по одному и всех вместе, но в конце концов неизменно проры-
вается природная его доброжелательность к людям, и он по-отечески говорит:
«Вперед, ребята! Только вперед. Время не ждет. Зато ждут больные».
В одном из давних писем Горбаню Федоров сообщает:
«... По утрам ношусь на лошади. Три раза в неделю. Какая это прелесть! По-
сле каждой поездки чувствую себя на несколько лет помолодевшим... Скачу и
наслаждаюсь сознанием того, что за несколько секунд могу промчаться через
поле, через овраг, за минуту добраться до дальнего леса, и это в любую распути-
цу, в самый глубокий снег. Скачка — это наслаждение, ты сливаешься с большим
теплым животным в одно целое, и от него в тебя перетекает энергия. Как будто
аккумуляторы твои подзаряжаются. Я уверен, что многие заболевания можно ле-
чить верховой ездой.
Теперь о главном. Жизнь идет с нарастающим темпом. Основная проблема,
с которой не могу справиться,— это дефицит времени. Все мне кажется, что не
успеваю, что все делаю страшно медленно. Эх, если бы кто-нибудь придумал
способ растягивать это проклятое время хотя бы в два раза. Годы начинают
мелькать, как телеграфные столбы, стоящие вдоль дороги. Однако в скорости
есть своя прелесть — дух захватывает и не боишься воткнуться в сугроб под го-
рой... Мне все не верится, что пролетело уже пятьдесят «столбов». Столько мне
по паспорту, а на самом деле — не больше тридцати пяти...»
Что же, это вполне согласуется с теорией относительности. Когда система, в
нашем случае — человек, мчится с большой скоростью, то время в самой систе-
ме замедляется.
Святослав Николаевич убежден, что если человеку всегда не хватает време-
ни, то его не хватает ему и на старение. Главное, как он говорит, не успевать ста-
риться, главное — не давать мозгу время на передышки. Когда серое вещество
интенсивно работает, оно требует бурного притока крови. А кровь, омывая под-
корку, снабжает кислородом и другими необходимыми веществами заодно и
жизненно важные центры в мозгу: центры дыхания, теплообмена, пищеварения
и прочие. То есть когда человек активно шевелит извилинами, весь его орга-
32
Школа гениев
низм получает дополнительную подпитку. Мощно работающий мозг — залог
здоровья всего тела.
У гениев, как доказывают американцы, существует особый гормон жизни.
Этот гормон выделяется при работе мозга из особой, неизвестной пока железы.
Для продления жизни простым смертным надо делать инъекции этого гормона.
Одна инъекция продлевает жизнь на пять лет. Стоимость укола — двадцать тысяч
долларов.
Американцы заблуждаются, уверяет Святослав Николаевич. Эффективная
умственная работа и порождает этот гормон жизни, который позволяет старику
чувствовать себя молодым. Чем более плодотворно человек ворочал мозгами на
своем веку, тем лучше он сохраняет молодость. Вот такая теория относительно-
сти старения. Еще одно федоровское открытие...
«У меня нет никакого таланта, а только упрямство мула и страстное любопыт-
ство»,— сказал гениальный создатель теории относительности. Эйнштейн имел
дело с бесстрастной физикой. Федоров лечит живых людей.
— Что для вас как для хирурга является необходимым, самым необходи-
мым? — спросил я его однажды.
— Неизменная уверенность в себе,— ответил Святослав Николаевич.
А я подумал: разве не тяготеет над каждым из нас постоянное чувство неуве-
ренности, сомнения в успехе, в точности выбранного шага? Не знаю, как других,
а меня, например, это ощущение преследует всюду и отпускает, да и то не надол-
го, после какой-то редкой удачи. А тут — неизменная уверенность в себе. Откуда
ж ей взяться-то?
Она не приходит, я думаю, без дерзания, без посягательства на нечто невоз-
можное, без решимости перепрыгнуть самого себя.
— Для меня жизнь — это восхождение на вершину, на Эверест, на Джомо-
лунгму,— услыхал я однажды от Святослава Николаевича.— Ты карабкаешься
вверх, и только сознание того, что ты еще не добрался до вершины, заставляет
тебя рисковать, падать, сбивать руки в кровь, но при этом быть ближе к цели, к
совершенству. В медицине к понятию «гуманизм» надо непременно добавлять
понятие «эффективность». Эффективность гуманизма! Можно быть гуманным
по отношению к десяткам-больных и считаться хорошим врачом. А можно быть
гуманным сразу к тысячам больных — то, чего мы у себя стараемся достичь с
помощью новой технологии лечения. Я уверен, что когда-нибудь у нас появится
такой показатель работы больницы, как эффективность добра в единицу вре-
мени.
Для Федорова это не просто красивые слова. Нет — принцип жизни, и он
всегда был у него главным.
Передо мной копия письма, отправленного в «Известия» четверть века назад
из Архангельска:
«Мы уже перестали удивляться, видя доцента Федорова и его помощников в
клинике весь день — с 8 часов утра до 11 часов вечера, и даже по субботам, а в
воскресенье с утра у них опять обходы, осмотры больных и перевязки, и после
этого они по вечерам сами изготовляют искусственные хрусталики для каждого
из больных. В общем, эти люди во главе с доцентом Федоровым работают, не
щадя сил и здоровья, что называется, на износ...»
Пособие для начинающего гения
33
1963 год. Архангельск. Завкафедрой в своем кабинете
* * *
А насчет его авантюризма с Анатолием Ивановичем Горбанем я согласен.
Правда, с оговоркой: если под этим термином понимать значение давно уста-
ревшее, а именно — искание приключений. Но к Федорову почему-то стараются
приклеить это слово в ином смысле.
«Авантюрист» — говорили про него, когда он внедрял у себя в клинике метод
хирургического исправления близорукости.
«Авантюрист» — говорили о нем, когда он затеял строительство своего зна-
менитого сегодня на весь мир конвейера. Не то что враги, но единомышленни-
ки, ближайшие коллеги недоумевали.
— Я не верил в конвейер,— говорил мне заместитель Федорова по науке Ле-
онид Феодосьевич Линник.— И никто из наших не верил, все сомневались. Если
кто-нибудь сегодня скажет, что этого не было, то он покривит душой. Святослав
Николаевич один верил.
В самом деле, чтобы за столь короткий срок — непостижимо короткий
срок! — поставить на поток производство столь сложных, неведомых мировой
хирургии машин, оснастить их точнейшей аппаратурой, подготовить для них
1960 год. Чебоксары
Пособие для начинающего гения
35
врачей, способных делать операции, которые до сих пор вызывают яростный
скепсис не то что в нашей глубинке, но и в цивилизованном мире — нет, такого
просто не бывает. Такого просто не может быть!
«Авантюрист» — говорили о нем, когда он стал строить автоматизированную
поликлинику. А его нисколько не смущает, что о нем будут говорить. И даже нао-
борот, по-моему, его только подстегивает, что коллеги его снова будут чехво-
стить, поносить на чем свет стоит за прожектерство, за «кавалерийский подход»
к медицине и прочее. Ему нравится быть возмутителем спокойствия.
Осмотр больного
Вспоминаю, как впервые, несколько лет назад, услышал от Федорова об идее
самолета-операционной. Вспоминаю, и мне сразу становится неуютно: ведь я же
нс поверил ему тогда, подумал, что это уж совсем нереальное дело, выдумка,
праздная фантазия. Авантюра!
В который, однако, раз оказываюсь вот так посрамленным! Пора бы уж при-
выкнуть, что у него праздных фантазий не бывает. Но ведь не верится же, не ве-
рится! Как это земля может быть круглая? Как это она не стоит на трех китах? Не
может быть! Инерция человеческого мышления. А почему же он ее лишен? От-
куда берется этот свободный полет? И откуда силы берутся?
Звонит как-то поздно вечером:
— Был сегодня в «Сокольниках» на выставке робототехники, договорился с
36
Школа гениев
одной финской фирмой, что она поможет сделать нам робота-хирурга для опе-
рации по исправлению близорукости.
— Мало вас ругали, что дегуманизируете медицину?
— Дегуманизирую?! Это те дегуманизируют, кто заставляет врача изо дня в
день повторять одни и те же однообразные манипуляции. Врач должен думать,
творить, изобретать! Зачем ему заниматься мускульной работой — резать, шить?
Он должен вмешиваться только в трудную минуту, когда потребуются его зна-
ния, его мозги. Современный врач должен быть всесторонне развитым специа-
Оперирует С. Федоров. Архангельск
листом и человеком, он должен знать биологию, математику, химию, физику,
кибернетику — а для этого надо время. Где его взять? Значит, надо освободить
врача от монотонной работы. Для этого мне и нужны роботы.
Да, ему нравится быть возмутителем спокойствия. Ему нравится устраивать
скандалы. Он говорит своим ученикам: не бойтесь обострять ситуацию: жесткая,
конфликтная ситуация необходима для развития науки. Конечно, ваша идея дол-
жна быть обставлена четкими логическими доводами, только тогда вы сможете
победить, сможете преодолеть барьер недоверия...
Не в этом ли «скандальном» начале, иногда думаю я, секрет успеха профессо-
ра Федорова?
Однажды я его спросил;
Разминка после операции
38
Школа гениев
— Не кажется ли вам, что если бы вы не были таким напористым, а были бо-
лее дипломатичным, то вы бы достигли еще большего?
Федоров ответил:
— Категорически не согласен. В этом случае я до сих пор так и оперировал
бы обезьян. Ведь мне всегда говорили: надо ждать отдаленных результатов.
«Сколько?» — спрашивал я. «Пятнадцать, двадцать лет»,— отвечали мне. Но где
же логика?! Если за два-три года, если за пять лет никаких губительных процес-
сов после операции не наметилось, то не будет их и через десять и через два-
1980 год. Москва. С. Федоров и Джуна
дцать лет. И я шел и доказывал, стучал во все двери, устраивал скандалы. Потому
только и добился чего-то... Может быть, главная наша беда — неумелое воспита-
ние, которое направлено на сглаживание углов, на обход всех трудностей. Поэ-
тому все и стараются отсидеться за спинами других. Никто не лезет в дирижеры.
— Но вас-то никто дирижером не воспитывал.
— Меня сама жизнь воспитывала, трудное детство, потом ухватился за хвост
жар-птицы — искусственный хрусталик — и уже не отпускал ее, но это было свя-
зано с постоянным, ежедневным преодолением трудностей. Если бы с детства у
Пособие для начинающего гения
39
меня их не было, возможно, что и из меня тоже получился бы орхидейный цве-
ток, который увял бы при первом морозе.
С первой же нашей встречи с Федоровым (а я его знаю почти 20 лет) был
поражен его темпераментом, его азартом. И вот парадокс — годы (а ему ско-
ро 65) не умаляют, но, кажется, лишь придают ему новые силы, новую энергию.
Он все и всегда делает только с азартом, с аппетитом, с удовольствием. И пото-
му он счастлив. С азартом, взахлеб, он скачет на лошади, строит корпуса своей
клиники, изобретает новый инструмент и новые методы лечения, с азартом он
С Ч. Айтматовым на даче
плавает, охотится, водит машину, оперирует, говорит, дружит, читает лекции,
убеждает неверующих, верит, любит, живет!..
Откуда в нем это свойство? Ведь раньше, в юности, он не был таким. Его
друзья тех лет говорили мне, что Федоров никогда не выделялся среди других
особыми качествами, был как все, жил тихо, скромно, учился средне, ростом был
мал, на вид тщедушный. А потом — вдруг... взял да и стал другим. Как, каким об-
разом?
* * *
Благословенны препятствия, ими растем.
Уж чего-чего, а препятствий в жизни Федорова хватало. И начались они с де-
тства. Во-первых, он был сыном «врага народа» со всеми вытекающими по-
40
Школа гениев
следствиями (отец, командир кавалерийской дивизии, провел 17 лет в лагерях
Колымы). Во-вторых, подростком Слава потерял ногу — попал под трамвай. Но
как ни парадоксально это звучит, Федоров считает: ему повезло, что он стал ка-
лекой.
— Не случись этого,— говорит он,— я не сумел бы, наверное, развить в себе
активное начало, волю, способность не изменять высокой цели.
... Учась в Ростовском медицинском институте, Святослав увлекся плавани-
ем. В воде он почти не чувствовал своего физического ущерба и был со всеми на
С автором книги на фотовыставке в Манеже
равных. Достал учебник по плаванию, брал его с собою на Дон, за месяц освоил
все стили. Больше всего ему нравилось плавать на боку, потому что при боковом
толчке ногами не так чувствуется отсутствие стопы.
Однажды ради интереса он поплыл наперегонки со спортсменами-ватерпо-
листами, которые тренировались на реке. И многих обогнал. Тренер команды
заметил его и предложил:
— Слушай, парень, здесь, на Дону, состоится массовый заплыв на три кило-
метра. У нас в команде «Динамо» одного человека не хватает. Не хочешь за нас
выступить?
— Да я же никогда в соревнованиях не участвовал,— смутился Слава.
Со своими любимцами Громом и Шахом
Государственные мужи
На крыльце дачи с верным другом и женой Ирэн

Пособие для начинающего гения
45
— А ты только до финиша доплыви, от тебя больше ничего не требуется. Нам
главное — зачет получить.
— Ладно,— согласился Слава. Он был горд — как же, его оценили!
В то утро неожиданно похолодало. Поднялся сильный ветер, река разволно-
валась. Участники заплыва все были в красивых цветастых плавках, один он был
в стареньких, линялых, которые сам когда-то себе сшил. Перед стартом всех вы-
строили на длинном бревне. Славе стоять на одной ноге было неловко. Дали
старт, он прыгнул последним. Плыл и думал об одном: лишь бы доплыть! Поднял
голову — впереди трое. Обогнал одного, второго. Остался еще один, Слава хо-
рошо знал его — заядлый пловец, Виктор Козлов, в обиду себя никогда не давал.
Слава плыл на левом боку, а его соперник все порывался зайти ему со спины,
чтобы Славе не было его видно.
— Тут,— вспоминает Святослав Николаевич,— нашла на меня такая злость!
Вдруг захотелось перегнать его и победить. Метров за триста до финиша я его
обошел и, к своему совершеннейшему удивлению, стал победителем. На набе-
режной собралась большущая толпа, все хлопали, что-то кричали, что именно, я
уже не слышал — словно оглох от нахлынувших чувств. Было необычайно прият-
но сознавать, что я могу то, чего не могут другие люди. В ту минуту я впервые по-
нял, глубоко прочувств9вал, что все могу. Да-да, я понял, что если человек мо-
жет преодолеть себя, то, он сможет преодолеть и любые трудности. Именно тог-
да, на берегу Дона, во мне родилась и осталась на всю жизнь неодолимая уве-
ренность в себе, в свойх силах. Может быть, это качество — самое главное во
мне. Тогда, стоя на набережной, еще не успев высохнуть, я открыл для себя про-
стую, но невероятно важную истину: надо вкалывать, до седьмого пота вкалы-
вать, и только при этом условии можно чего-то добиться. Для меня та победа —
пусть скромная, пусть незначительная — для меня она стала точкой отсчета всей
жизни.
Святослав Николаевич считает себя фаталистом. Он верит в свою судьбу,
верит, что успеет сделать в жизни то, что должен сделать, — раньше не
умрет. Поэтому ничего и не боится: ни скорости, ни высоты, ни глубины.
Мне самому не однажды доводилось убеждаться, как он, презирая страх, заплы-
вает в море так далеко, что с берега его не видно. Знай себе гребет и гребет в
сторону горизонта. Он и по жизни так идет — как линкор по озеру. Хозяин своей
судьбы.
Отчаянный он, конечно, человек. Как-то раз, еще в Чебоксарах, с женой, с
двумя своими товарищами и их женами возвращался домой из кино. Поздно
уже было, к полуночи приближалось. Двое мужчин пошли за машиной, которую
оставили в переулке, а Федоров остался с дамами. Вдруг идут и весело гогочут
семеро парней, все выше его. Идут по тротуару стеной, готовые все и вся убрать
со своего пути. Женщины посторонились и его оттащили за собой. Кто-то из се-
мерых, проходя мимо, потрепал одну женщину по щеке, она со страху закричала.
Святослав Николаевич, не долго думая, вмазал парню, тот отлетел в сторону. Ос-
тальные шестеро, как будто этого только и ждали, ринулись бить Федорова с во-
ем, криками, руганью. Цока он еще на ногах держался, отскакивали они после
его хлестких ударов, но вот один изловчился, прыгнул ему на спину, свалили его
на землю, лупили ногами куда попало. Боли он не чувствовал, сам бил ногой по
Наездник
Пособие для начинающего гения
47
мельтешащим вокруг ногам, остервенело бил и рычал, как раненый зверь. А
прохожие стояли и смотрели...
Неизвестно, чем бы то избиение кончилось, не подоспей приятели на маши-
не. Кинулась семерка врассыпную. Окровавленный Федоров сел за руль и, кипя
ненавистью, помчался за ними. Раздавил бы кого-нибудь из них, если бы Евге-
ний Иванович Дегтев, один из двух товарищей, вовремя его не остановил. Евге-
ний Иванович (теперь он командует институтским заводом) эту историю мне и
рассказал.
Судили потом тех семерых, каждый получил свое — от двух до пяти. В «Со-
ветской Чувашии» в июне шестидесятого о том случае была заметка, «Стая вол-
ков» называлась...
Я вспоминаю слова одного из его друзей об удивительной везучести, свойст-
венной Федорову. В самом деле, не раз он был в двух шагах от смерти, и все же
судьба в последний миг улыбалась ему.
* * *
В семьдесят девятом году был с ним такой случай. Собрались в воскресенье у
них на даче друзья, близкие люди. Федоров поехал на полчасика поразмять ло-
шадей. Стоял март, по-весеннему припекало солнце, в лесу на тропинке под
слоем воды притаился лед. Шах, на котором скакал Святослав Николаевич, по-
скользнулся, упал в лужу, уронил, конечно, и седока, разволновался, заторопил-
ся вскочить на ноги и впопыхах со всего маху влепил хозяину копытом в че-
люсть. В полутора сантиметрах от виска пришелся удар, чуть-чуть бы повыше
и — верная смерть. На несколько минут Святослав Николаевич потерял созна-
ние, как добрался до дому, теперь уж и не припомнит.
Жена готовит праздничный стол, а ей Евгений Иванович Дегтев и говорит:
— Ириша, ты не волнуйся, Слава немножко упал с лошади, немножко поца-
рапал щеку... Ты не волнуйся.
И что же она видит? Идет ее Слава, бледно-зеленый, с невообразимо разду-
той щекой. От удара, видно, прорвалась артерия, образовалась огромная гемато-
ма.
— Считай, что мне сегодня крупно повезло,— сообщает он, пытаясь улыб-
нуться, без особого, впрочем, успеха,— могло кончиться намного хуже.
Утешил.
— Тебе же завтра в Америку лететь? — всплеснула руками Ирэн.— Как же ты
с такой?..
— Это днем,— уточнил Святослав Николаевич,— а утром еще в Совет Мини-
стров.
Плохо вы знаете Федорова, если думаете, что он лег в постель с грелкой со
льдом (как положено при сотрясении мозга, которое у него несомненно было).
Нет, сидел с гостями за столом, шутил, произносил тосты. Ирэн, правда, время
от времени прикладывала ему целлофановый мешок, наполненный снегом. Это
и помогло — гематома скоро спала, и когда гости стали разъезжаться, Федоров
уже сидел на Шахе, чтобы ехать их провожать.
— Ну меня-то хоть пожалей,— взмолилась жена,— если себя не жалеешь.
48
Школа гениев
Еле отговорила. Наутро у него в пол-лица свинцово отливал «фонарь».
Когда я думаю о Федорове, я иногда вспоминаю знаменитую картину «Пере-
ход Суворова через Альпы». Мне кажется, что, окажись он на месте великого
полководца, со своими «ребятами» он поступил бы так же гениально и просто.
Ближайший из его друзей, Георгий Архипович Умнов, директор одного са-
ратовского завода, рассказывал мне. Когда впервые приехал Федоров в Саратов,
его повели (зная его пристрастие к плаванию) в бассейн. Выйдя к воде, Святос-
лав Николаевич увидел десятиметровую вышку и направился к ней. Сопровож-
давший его работник обкома стал подавать Умнову знаки — остановите, мол, не
пускайте, разобьется. Но было уже поздно, Федоров забрался наверх, откуда не-
привычному человеку и глянуть-то страшно, на самом краю сделал стойку на ру-
ках и со стойки пошел вниз. Сотрудник обкома даже глаза зажмурил, а Федоров
выныривает из воды и смеется: «Ну как я прыгаю, а?»
А на пятидесятилетием юбилее своего друга и, кстати, ровесника Святослав
Николаевич, стоя на руках, танцевал «яблочко».
Однажды он сказал:
— Мне дьявольски повезло, что у меня такое крепкое здоровье. Не будь у ме-
ня такого запаса физических сил, я бы не смог прорваться сквозь администра-
тивные барьеры.
На счет здоровья, конечно, верно, но вот на счет барьеров... По-моему, для
Федорова их вообще не существует. Не существует в том смысле, что он — в
своих мыслях — не живет перед барьером, а он уже там, за ним. Он уже преодо-
лел его, он уже свободен в выборе средств. Осталось соблюсти пограничные
формальности, получить официальное разрешение. Ерунда! Стоит ли об этом
думать, когда там, за барьером,— свобода.
Свобода мысли. Свобода дела. Свобода творить добро.
Рискуя огорчить Святослава Николаевича, скажу, что сегодня его жизнь уже
не назовешь скачкой с препятствиями. Но мы хорошо помним то время, когда
она была именно такой. Когда ему приходилось пробивать и доказывать, доказы-
вать и пробивать. Лучшим аргументом всегда были вылеченные больные. Может
быть, еще и поэтому его клиника делала и продолжает делать операций вдвое,
втрое больше нормы, и сам Федоров оперирует больше, чем положено по его
маршальскому чину.
И его пациенты становятся союзниками в трудной борьбе с недоверием. Ког-
да были прооперированы первые сто человек, Федорову создали лабораторию в
Архангельске. После трехсот удачных операций лабораторию перевели в Моск-
ву... После девяти тысяч создали институт. Третий глазной институт в столице.
Сколько же человек должно было прозреть, чтобы появился федоровский
Комплекс с его филиалами от Ленинграда до Хабаровска, а в Москве на Бескуд-
никовском бульваре — целый город прозрения...
— Барьер недоверия как звуковой барьер,— говорит Святослав Николае-
вич.— Он может быть преодолен только при достижении определенной, «крити-
ческой массы» сотворенного тобой добра...

«Если Витебский прав, то это будет означать революцию в гастроэнтерологии»,—
прозвучало в стенах Минздрава два десятилетия назад. Но в медицине револю-
ции совершаются о-очень медленно...
. * * *
Диплом харьковскрго медицинского института Яков Давидович Витебский
получил 23 июня 1941 года, на второй день войны.
Фашисты бомбили Харьков с чисто немецкой педантичностью — каждый
день ровно в восемь вечера. Раненых было не счесть, на Витебского, вчерашнего
студента, легло тяжкое бремя военного хирурга.
В тот день, когда надо было уезжать из Харькова в Курган, в госпитале было
особенно много работы. На свой поезд они с женой опоздали. Из города уезжа-
ли чуть ли не последним эшелоном. На одной из станций узнали, что поезд, на
котором они должны ^ыли ехать, полностью уни чтожен фашистской авиацией.
Четыре года войны были незаменимой школой для молодого врача. На весь
Курган с его семидесятитысячным населением Витебский был единственным хи-
рургом. Только за один 1944 год Витебский произвел 1410 операций. И какие
это были больные! Их везли издалека, на лошадях, подолгу. Нередко привозили
в больницу в страшно запущенном состоянии. Первое время после войны было
ненамного легче. Не хватало перевязочного материала — делали из марли ме-
шочки, заполняли их тополиным пухом и применяли для перевязок. Не хватало
антисептических средств — использовали ацидофилин. Сейчас, вспоминая об
этом, Яков Давидович за голову хватается — неужели такое было?
Как-то в конце 1946 года в один из крайне напряженных дней (тринадцать
операций с утра до полуночи) в операционной кончились все антисептические
средства. А на столе — девочка с гнойным аппендицитом. Что делать? Вспомнил:
вчера ему принесли из аптеки какое-то новое американское лекарство. Даже не
прочитав названия, положил в стол. Сейчас послал за ним сестру. «Как называ-
ется?» — спросил, когда она принесла. «Пенициллин»,— прочитала она с запин-
кой.
Никогда такого названия не слышал. Но выбор-то был не богатый. Наутро,
узнав, что девочка жива, не поверил, пошел посмотреть и еще больше удивился,
когда увидел, что она улыбается.
Вскоре Витебский сам заболел — заражение крови. Полгода пролежал в по-
стели. Когда стал поправляться, его не покидало странное чувство — не знал, ку-
да деть руки. За пять лет они так привыкли к напряженнейшей работе...
И все-таки она вертится
51
За эти годы набралось множество наблюдений, которые захотелось по-ново-
му осмыслить. Взглянуть на них с новых позиций. Появилась идея диссертации.
Это была одна из первых его научных работ. С тех пор он написал их более
340. Шесть из них — монографии, две из которых удостоены дипломов Мини-
стерства здравоохранения РСФСР за лучшие научные труды.
Об одной из книг Витебского академик медицины В. И. Стручков писал: «Она
вызывает новые мысли, заставляет пересмотреть некоторые установившиеся
положения в современной хирургии».
Свою докторскую диссертацию он писал дважды. Первый раз — об операци-
ях при мозговых грыжах у детей. Мировые авторитеты утверждали, что такие
операции можно делать только после того, как ребенку исполнится год. Из двад-
цати неоперированных выживал один, да и то становился умственно неполно-
ценным.
Витебский разработал свою, непохожую на общепринятую методику опера-
ций и делал их прямо новорожденным. У него из тридцати больных выживали
двадцать девять, они живы до сих пор, окончили нормальные школы, женились,
работают.
О новом методе лечения и была диссертация. Но когда Витебский попытался
опубликовать статью на ту же тему, ее встретили в штыки. Его публичное вы-
ступление было осмеяно...
И он отступил, отступил, вероятно, потому, что не хватило мужества и на-
стойчивости отстоять свои идеи. Почти готовая докторская диссертация легла в
дальний ящик стола. Он принялся за новую.
Сменил область своих научных исследований и занялся гастроэнтерологией,
изучением причин заболеваний и лечением органов пищеварения.
* * *
Тогда ему не было сорока. Сейчас — за семьдесят. Но сейчас его нельзя уп-
рекнуть в отсутствии мужества. Витебский воюет и не только стойко держит обо-
рону, но и идет в атаку. На съездах, конференциях, симпозиумах, в статьях он до-
казывает, что главенствующее сегодня в хирургии представление, будто единст-
венной задачей, которая стоит перед хирургом при операциях желудочно-ки-
шечного тракта,— обеспечение свободной проходимости пищи из одного его
отрезка в другой,— глубоко ошибочно.
Причину большинства желудочно-кишечных заболеваний Витебский видит в
нарушении работы клапанов, расположенных между различными отрезками пу-
ти, по которому идет пища.
К этому выводу Витебскому помогла прийти склонность к техническому
мышлению, к математическим расчетам. Учась в школе, он думал поступать на
физико-математический, а поступил в медицинский, но все-таки прослушал
курс дифференциального и интегрального исчисления в Харьковском универси-
тете.
...Вы никогда не задумывались, почему содержимое желудка или кишечника
остается на месте, если человек вдруг перевернется вниз головой? Оказывается,
наш пищеварительный тракт снабжен специальными клапанами — они-то и
52
Школа гениев
препятствуют обратному ходу пищи и предохраняют верхние отделы тракта от
содержимого нижних участков.
А разве надо предохранять, спросит внимательный читатель? Да, надо.
Ибо содержимое толстой кишки, например, попав в тонкую, может вызвать
в ней воспаление. Желчь кишечника может принести массу неприятностей,
окажись она ненароком в желудке. А желудочный сок может навредить пище-
воду.
Вот почему единственно верный закон движения пищи и пищеварительных
соков в здоровом организме — сверху вниз. Нарушение этого закона приводит к
болезни.
Так утверждает Витебский. Правда, это не очень-то согласуется с общепри-
нятой теорией, которая долгое время не придавала и не придает сейчас никакого
значения тому факту, что у всех почти больных язвой или гастритом в желудке
обнаруживалась желчь, которой вообще-то положено быть в кишечнике.
Витебского этот факт заставил задуматься.
Завидное свойство есть у его ума — все подвергать сомнению. Ну, не все, ко-
нечно, но все то, что это сомнение вызывает. Многие ли ученые способны под-
вергнуть сомнению общепризнанную теорию, если она не может объяснить
один или два незначительных вроде бы фактика? Большинство врачей до Витеб-
ского не задумывались, почему у язвенников в желудок попадает желчь. Случай-
но, наверное, так думали многие и не придавали этому значения.
Витебский на этом факте построил новую теорию язвенной болезни.
Но сначала были эксперименты. В желудок собаки постоянно вводили содер-
жимое кишечника, а значит, и желчь; очень скоро у животного появились пер-
вые признаки язвы. Но они исчезли вскоре после того, как перестали вводить в
желудок желчь. Лишний раз это подтвердило, как велики восстановительные
возможности организма, и заодно подсказало путь лечения болезни — закрыть
доступ желчи, а с язвой желудок может справиться сам, ведь полное обновление
его слизистой оболочки происходит за три-четыре дня.
Серией опытов удалось показать, что содержимое кишечника, попадая в же-
лудок, ослабляет защитные свойства его слизистой, ее начинают разъедать и
собственный желудочный сок, и желчь, и ферменты желез. И снова тот же вы-
вод — защитить слизистую оболочку от язвы можно, если предотвратить неза-
конное, возвратное движение пищи. Значит, надо отремонтировать клапан, ко-
торый заведует этим движением.
Прошли годы, годы, заполненные экспериментами, поисками, ошибками,
разочарованиями, находками, прежде чем появились новые методы операций по
восстановлению клапанов, операций, которые сегодня вернули здоровье тыся-
чам больных.
Не побоюсь повторить общеизвестное: практика — критерий истины. За 17
лет практической деятельности Курганской лаборатории гастроэнтерологии, ко-
торой руководит Витебский, инвалидность в области у больных с заболеванием
органов пищеварения снизилась в несколько раз. В то время как в целом по
стране она держится, к сожалению, на одном, и довольно высоком, уровне. Ка-
кие еще нужны доказательства эффективности новых методов, разработанных
Витебским?
Врач стал ярым пропагандистом нового подхода к организму

Я. Витебский оперирует больного раком желудка
56
Школа гениев
Впрочем, только ли о лечении язв, гастритов и тому подобном речь? Еще в
1974 году журнал «Новости всемирной медицины» («Медикэл уорлд ньюс») пи-
сал, что заброс в желудок желчи является причиной рака желудка у многих боль-
ных.
За несколько лет до этого к такому же выводу пришел Витебский.
Надо ли говорить, насколько важным этот вывод может оказаться для чело-
вечества? Сегодня на земле из двух миллионов человек, ежегодно умирающих
от рака, сорок процентов страдали раком желудка.
Еще 20 лет назад на Всероссийском симпозиуме по раку желудка в Кургане
Витебский доложил о разработанных в его клинике методах профилактики «бо-
лезни века». Оказывается, в желудке больного, где только начинается угрожаю-
щая перестройка слизистой оболочки, появляется некий фермент, который у
здорового человека отсутствует. Витебский нашел способ, как установить нали-
чие этого фермента. Предложенное им обследование, точно выявляющее тех
больных, кому угрожает рак, несложно, с ним вполне может справиться меди-
цинская сестра. И что тоже немаловажно — обходится всего в 34 копейки. В то
время как стоимость раннего диагноза рака с помощью современной аппарату-
ры достигает 20 тысяч рублей. Комментарии, думаю, излишни.
Мало того, Витебский знает, как предотвратить рак, если болезнь захвачена в
зародыше,— надо опять же отремонтировать клапан. И чем раньше сделать эту
профилактическую операцию, тем лучше.
Сегодня в Кургане проведено более 1200 таких операций. 1200 жизней от-
воевано у коварной болезни.
Операции эти необычные. Недаром на одном из заседаний Ученого меди-
цинского совета Минздрава республики как-то было сказано: «Если Витебский
прав, то это будет означать революцию в гастроэнтерологии».
* * *
«Революция»... А почему бы и нет? На основании многолетних наблюдений
за больными (и теми, которых он сам оперировал, и теми, кого оперировали
другие хирурги, его противники) он пришел к выводу, что через несколько лет
после резекции желудка по общепринятым методам у больных может появиться
рак желудка. Витебский объясняет это действием желчи, постоянно забрасывае-
мой в желудок, если операция сделана без восстановления работы клапанного
аппарата.
По опубликованным недавно в ФРГ данным, из 500 тысяч больных, перенес-
ших резекцию желудка, через десять лет признаки рака были обнаружены у каж-
дого пятого больного.
Из многих тысяч больных, прооперированных Витебским и его учениками по
его методам, рак желудка не обнаружен ни у кого.
Какие еще нужны доказательства?
И все же для убедительности еще один факт: в Женеве комитет экспертов
Всемирной организации здравоохранения недавно опубликовал данные, соглас-
но которым считается установленным — желчь обладает канцерогенным дейст-
вием на желудок.
И все-таки она вертится
57
Операции по методу Витебского в первую очередь направлены именно на
предотвращение таких явлений, как заброс в желудок желчи.
В Курган к Витебскому едут больные со всего Союза, часто едут через год-два
после операций, сделанных в ведущих клиниках страны известными хирургами.
Витебский обследует их по своей методике, они уезжают, потом пишут ему вот
такие письма:
«... У меня ощущение, будто все это происходит не со мной или во сне. Пред-
ставьте, после 19 лет диеты, лечения, двух операций и бесконечных болей я те-
перь ем все (и даже селедку, редьку, лук, квашеную капусту и т. д.), пью сухое ви-
но перед обедом, и у меня ничего не болит. Я ждал, что будет легче, но чтобы на-
столько — не ожидал. Ведь внутри у меня все перерезано. Вы просто кудесник.
Мой лечащий врач, терапевт, просмотрев мою историю болезни, сказал, что вы
мой крестный отец».
Таких писем у Витебского много — тысячи.
А вот еще одно. От врача, который приезжал к Витебскому на очередной се-
минар (так Яков Давидович называет краткий курс лекций для всех, кто пожела-
ет их послушать. Проводится он два раза в год, обычно приезжают человек
150 — 200). Так вот что пишет врач:
«До Витебского теории односторонне рассматривали заболевания желудоч-
но-кишечного тракта, они порождали у хирургов узкий подход к оперативному
лечению, то есть позволяли видеть, допустим, только язву желудка или только
камни желчного пузыря. Это приводит к чистому ремесленничеству в хирургии.
Витебский впервые рассмотрел в комплексе физиологию желудочно-кишечного
тракта со всеми его клапанными аппаратами.
Главное достоинство его методов в том, что они направлены не на устране-
ние следствия или симптомов болезни, а на ликвидацию ее причины.
В настоящее время теория Витебского является, по-моему, самой прогрес-
сивной.
..Л уезжаю из Кургана как хирург совершенно обновленный». (Заведующий
хирургическим отделением Северской больницы В. Кукайло.)
За все время существования семинаров Витебского на них побывали тысячи
врачей. Многие из них оставили записи в тетради отзывов. Некоторые записи
хочется здесь привести.
«Такие люди, как Витебский, пробуждают ум и совесть врача» (хирург С. Ло-
сев. Омск).
«Очень понятна, убедительна для нас, практических врачей, теория, выдвину-
тая и с успехом претворяемая в жизнь Я. Д. Витебским, чудесным человеком, по-
движником хирургии.
Уверена, что эта теория в скором будущем пленит всех здравомыслящих вра-
чей, ибо она проста, как все гениальные идеи» (главный гастроэнтеролог Челя-
бинска Л. Салова).
«Новая теория язвенной болезни представляется такой логичной, отвечаю-
щей на все вопросы, что приходится просто удивляться, почему до сих пор она
не получила заслуженного признания» (хирург Г. Динерман).
58
Школа гениев
* * *
В самом деле, почему идеи Витебского так долго пробиваются к официально-
му признанию. Ладно, если бы он был начинающим врачом, тогда можно было
бы понять причину скепсиса по отношению к его теории. Но ведь он хирург с
пятидесятилетним стажем. И какой хирург!
Передо мной книга «Справочник хирургических операций», где приведены
более двух тысяч оперативных методов и приемов с указанием тех, кто впервые
их предложил. Перечень идет от Гиппократа до наших дней. Великие хирурги,
светила, знаменитости. Вишневский и Бакулев упомянуты в книге четыре раза.
Склифосовский и Спасокукоцкий — два раза.
Витебский упоминается в ней семь раз.
Жаль, что составители справочника не знали об остальных 50 новых методах
оперативного вмешательства, предложенных Витебским. Наверняка многие из
них они внесли бы в эту книгу.
К 50-летию ученики Якова Давидовича подарили ему золотой скальпель с
надписью — «В золотые руки». Руки у него действительно золотые. Но многие
критики его теории склонны объяснять его успехи в клинике исключительно его
мастерством хурурга, а наука, мол, его идеи здесь ни при чем. Это неверно.
Познания Витебского в смежных с медицинской науках поражают. С биохи-
миками он свободно говорит на языке биохимии, с микробиологами — на языке
микробиологии, с физиками, гидравликами, математиками он тоже говорит на
понятном для них языке. Вот почему эти специалисты так хорошо понимают его
теорию, которая находит подтверждение во всех этих науках.
Я был на семинаре Витебского, несколько дней сидел в аудитории с врачами,
приехавшими из разных городов и республик, и нередко перехватывал их вос-
торженные взгляды — они (а среди них было немало заведующих отделениями)
не переставали удивляться глубине познаний Витебского, его памяти, широте
мышления. Не говорю уж о легкости и даже изяществе, с каким он излагал свои
идеи.
Видел я и то, с каким недоверием некоторые врачи воспринимали его
теории, с какой охотой вступали в спор с Витебским по каждому поводу, с каким
рвением отстаивали свои, общепринятые взгляды. И я подумал: для этих врачей
сейчас признать правоту Витебского — значит признать, что они сами до сих
пор все делали не так, и их учителя всю жизнь делали не так, и учителя тех учи-
телей...
Признать правоту Витебского для них — значит взять на себя ответствен-
ность за ошибки настоящего и прошлого. Легко ли это? Нет, конечно.
Вероятно, это одна из причин того, что идеи Витебского не получили пока
официального признания. Впрочем, новое почти всегда пробивает дорогу с тру-
дом. У новой идеи всегда много противников. Но кто они?..
Вспомните: когда Кеплер открыл, что планеты вращаются вокруг Солнца не
по круговым орбитам, а по эллиптическим, кто одним из первых выступил про-
тив этой идеи? Сам Галилео Галилей. Ибо это не укладывалось в его представле-
нии о мире, и он свое представление не хотел менять... А Земля тем временем
вертелась.
И все-таки она вертится
59
Это было четыре века назад. Много ли изменилось с тех пор в психологии
восприятия нового?..
Сегодня хирургам по всей стране при язве желудка приказом Минздрава
СССР предписан метод вагатомии, то есть удаление части желудка и усечение
нервных ответвлений в нем. Витебский считает этот метод противоестествен-
ным, вредным. У него в клинике накопилось огромное множество писем от
больных, которым провели вагатомию, после чего они стали инвалидами. Он
вынужден делать им повторную операцию, чтобы исправить ошибку своих кол-
лег.
Впрочем, его коллеги свою методику ошибочной не считают. Главный хирург
Минздрава СССР академик М. И. Кузин всецело ее поддерживает, а методику
Я. Д. Витебского называет сомнительной и с научной точки зрения не обосно-
ванной. Что объясняется весьма просто: разрабатывал и утверждал метод вага-
томии... сам М. И. Кузин. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы на пути кур-
ганского хирурга встали непреодолимые препоны.
* * *
Монополизм в науке, особенно в медицине — страшная вещь. Его заложни-
ками становятся живые люди, обреченные испытывать на себе только те методы,
которые нравятся монополисту. Часто он не способен оценить и принять методы
своего коллеги лишь потому, что они разработаны не им самим. Расплачиваются
же за такое чрезмерное самолюбие — больные.
Грустно сознавать, что талантливый врач-новатор Витебский потратил столь-
ко сил и времени на борьбу с медицинскими генералами, вместо того чтобы тра-
тить их на лечение людей.
Вспоминаю слова хирурга из Омска: «Такие люди, как Витебский, пробужда-
ют ум и совесть врача». Да, идеи Витебского не должны оставить равнодушным
ни одного честного, неравнодушного врача. Они не только опровергают, они за-
ставляют думать. Очень жаль, что об этих идеях большинство наших врачей так
мало слышали.
А между тем здесь же, в Кургане, живет и работает ныне всемирно извест-
ный хирург, директор института, лауреат Ленинской премии Г. А. Илизаров, два
десятка лет потративший на борьбу со скептиками. Когда-то ему так же, как се-
годня Витебскому, не хотели верить; обвиняли в «слесарном подходе к хирур-
гии». Правда, Илизарову «повезло»: среди его пациентов оказалось несколько
знаменитых людей, в том числе и рекордсмен мира по прыжкам в высоту Вале-
рий Брумель. После этого слава метода побила многие рекорды.
Любопытно, сколько еще времени придется воевать Витебскому со скепти-
ками? А может быть, ему стоит поискать своего «чемпиона»?
Вероятно, судьба его открытия сложилась бы удачнее, если бы Витебский
жил не в провинции. Но стоит ли провинцию считать понятием чисто географи-
ческим? Есть ведь еще и провинция мысли, провинция духа. Когда Илизаров
треть века назад сделал свое открытие в Кургане, городе с одной заасфальтиро-
ванной улицей, этот город стал центром мировой хирургии.
— А мы ведь идем по целине,— говорит Витебский.— Развитие наших работ,
60
Школа гениев
я убежден, может дать гигантское ускорение советской медицине. За рубежом
давно ведутся аналогичные исследования; думаю, скоро там будут получены ре-
зультаты, и тогда приоритет советской науки будет утрачен. Как уже, например,
случилось с теорией возникновения рака толстой кишки. Мы создали эту тео-
рию в Кургане в 1979 году, но с публикацией не спешили. А через год узнали,
что точно такие же работы сделаны и опубликованы в США. И хотя мы были пер-
выми, приоритет остался за американцами.
Нет, Витебский не сидит сложа руки. Он действует. Пишет статьи, но их печа-
тают редко и с опозданием. Он добивается того же, о чем в свое время просил
Илизаров: посмотрите, проверьте, убедитесь!
— Число больных раком желудка можно уменьшить в пять-шесть раз, если
внедрить нашу программу борьбы с раком,— говорит Я. Д. Витебский.
Его программа включает в себя не только раннюю диагностику и лечение, но
и профилактику, и рациональное питание. По сути, им создана новая система
оздоровления народа.
Не слышат, не хотят слышать его монополисты.
В последний раз мы встретились с Яковом Давидовичем в мае 1990 года в
Москве, куда он приехал на съезд народных депутатов России. Тогда я и узнал,
что приказом министра здравоохранения РСФСР А. И. Потапова его лаборато-
рия преобразована в Республиканский Центр клапанной гастроэнтерологии. Те-
перь в научном плане Витебский полностью самостоятелен и открыто, не таясь,
может делать то, что раньше ему приходилось делать подпольно.
—	Что ж, Яков Давидович, лед тронулся,— сказал я.
—	Жаль только,— ответил он,— что пришлось ждать этого всю жизнь.
Революции в медицине совершаются очень медленно, и ценой невероятных
усилий, на которые способны лишь избранные.

Полвека Порфирий Корнеевич Иванов приучал себя к холоду, поверив в его це-
лительную силу. И добился того, что мог часами в одних шортах, босиком нахо-
диться зимой на улице. Последние пятьдесят лет жизни он ни разу не простужал-
ся, не болел ни гриппом, ни ангиной. А раньше, когда не дружил с холодом, хво-
рал как и все.
Умер Иванов, немного не дожив до девяноста. Я встретился с ним незадолго
до его смерти и был последним журналистом, который брал у него интервью...
Как жить не болея? Об этом мечтали поколения и поколения. Но и сейчас,
несмотря на все успехи медицины, мы с огорчением должны признать, что бо-
леть человечество меньше не стало. Не буду говорить о сложных болезнях, возь-
мем элементарную простуду. По статистике, более половины всех заболеваний
приходится именно на нее. Множество есть разнообразных способов, помогаю-
щих человеку оставаться здоровым, среди них на первом месте стоит закалива-
ние.
К сожалению, воздействие холода на человека изучено еще весьма слабо.
Между тем целебные свойства ледяной воды известны давно, тысячелетия. Ее
использовали еще врачи Древнего Египта, Греции и Рима. Ею врачевали и на
Руси.
Механизм благотворного влияния холода на организм И. П. Павлов объяснял
«встряской нервным клеткам», резким воздействием на центральную нервную
систему. Но по-прежнему многие вопросы влияния холода на человека остаются
открытыми.
Вот почему так ценен эксперимент, который в течение полувека ставил на
самом себе Порфирий Корнеевич Иванов.
Еще до поездки на хутор Верхний Кондрючий Ворошиловградской области,
где жил Порфирий Корнеевич, я слышал от многих, что в любой мороз он прогу-
ливается босиком по снегу и не ощущает при этом никакого холода.
Показалось странным — неужели и правда не чувствует холода? Этот вопрос
был первым, который я ему задал.
— Как это не чую холода! — воскликнул он.— Чую, да еще шибче вас. Только
вы все его боитесь, а я не боюсь. Из вечного врага человеческого я сделал друга.
— И вы в самом деле никогда не болеете?
— Почему же? Все время болею. Болею мыслью, что я умею, а мне не дают
передать свое умение людям.
— Говорят, что вы в Бога верите.;
Эксперимент длиною в полвека
63
— Брешут. Верил когда-то, пока не понял, что Бог пребывает не на небе, а на
земле — в человеке, який сумел держать победу над собой.
Еще мне запомнились его слова:
— Если ты сегодня, в эту минуту, поддался страху — весь твой организм за-
болел. Чистота и бесстрашие — первые условия духовного зрения...
* * *
Интересна и драматична судьба этого необычного человека. В ней отрази-
лась судьба всего народа. Родился в бедняцкой семье; как и отец, стал шахтером.
Впервые спустился в шахту в пятнадцать лет. Здесь был и плитовым, и катальщи-
ком, и зарубщиком, и отбойщиком. В 1917 году забрали в армию.
— До фронта доехать не успел,— рассказывает Порфирий Корнеевич,— царя
скинули с пути.
Повоевать все-таки пришлось, в партизанах. Пускал под откос эшелоны ин-
тервентов, однажды спалил английский самолет, за что получил благодарность
от командования. После войны восстанавливал шахты в Донбассе, участвовал в
колхозном движении, руководил артелью лесных рабочих.
До самой своей смерти он поражал окружающих смелостью своих рассужде-
ний. Он и всегда был таким — дерзким, смелым, думающим. Однажды, полвека
назад (было это на Кавказе, стоял он над морем, на высокой скале), пришла к
нему мысль: «Почему люди так устроены, что лишь полжизни у них проходит в
благополучии — пока молоды; а достигли зрелости, казалось бы, жить да жить на
пользу другим, но не тут-то было: наваливаются на человека болезни, делают его
неполноценным, заставляют больше думать не о деле, ради которого он и при-
шел на землю, а о себе. Болезни делают человека эгоистом. Не оттого ли многие
беды людские происходят, что человек не умеет победить свою немощь? Сколь-
ко ни кутайся, все равно это не спасет от недугов. А что если сделать наоборот —
не прятаться от природы, а пойти ей навстречу, стать ближе к природе, слиться
ней!»
И Порфирий Корнеевич решил доказать — сначала самому себе, что «нехо-
рошие силы природы» (его выражение) можно приручить и обратить себе на
пользу. Он стал выходить на мороз раздетым. Сначала на несколько секунд, по-
том на полминуты. С каждым разом все больше и больше. Дошло до того, что в
метель уходил в одних шортах за околицу и часами гулял в поле среди ветра и
стужи. Он возвращался весь заиндевевший, в клубах пара, и селяне не могли на-
дивиться: неужели завтра не сляжет в постель с крупозным воспалением легких,
а то и с чем-нибудь похуже.
Порфирий Корнеевич рассказывал мне, как в декабре 1936 года, вскоре по-
сле принятия новой Конституции, он отправился в Москву — убеждать народ,
что никакая конституция людям не поможет, пока они не поймут главного: пер-
вый враг человека — он сам.
Без копейки денег, без документов, в неизменных своих шортах, по пояс об-
наженный, забрался он на паровоз к машинисту и приехал в Москву. Пришел
пешком на Красную площадь, чтобы здесь поведать народу свои истины, но — не
успел, арестовали Порфирия Корнеевича и отправили на Лубянку. Как поступить
с ним, там не знали. Стали перезваниваться начальники, дело дошло до М. И.
64
Школа гениев
Калинина, он и велел отпустить «чудака». А ведь могла та история кончиться со-
всем иначе.
Еще один драматический оборот приняла его судьба шесть лет спустя. Когда
фашисты заняли Красный Сулин, что в Ростовской области, где жил тогда Ива-
нов, они были ошеломлены, увидев на улице зимой почти раздетого человека.
Порфирий Корнеевич знал, что у него могут быть крупные неприятности, что не-
мцы могут сделать из него посмешище, но он, как и всегда в определенные ча-
сы, выходил на мороз в своем обычном виде — в одних шортах. Фашисты снача-
ла просто над ним хохотали, а потом решили поиздеваться: схватили, облили во-
дой и стали в течение целого дня возить в мотоциклетной коляске (это при ми-
нус двадцати-то градусах!) — всем показывали эдакое русское чудо, «снежного
человека». Глумились до тех пор, пока не увидел его Паулюс. Пригласил к себе,
побеседовал и отпустил, выдав при этом охранную грамоту. Хватило ума у фель-
дмаршала понять, что таких людей беречь надо.
Увы, у наших властей ни ума, ни чувства на это не хватало долгие годы. Кто
только не измывался над Порфирием Ивановым — и милиция, и исполкомы, и
даже КГБ задействовано было, чтобы привести его «к порядку». Дважды упекали
его в психбольницу, а он и там не отрекался от своей Идеи — прямо как Джорда-
но Бруно. На чудом сохранившейся фотографии видно, как он вышагивает по
снегу босиком — вдоль высокого забора «психушки». Хорошо еще нашелся
врач, который выдал ему справку, что он психически здоров, этой еще одной
«охранной грамотой» Порфирий Корнеевич вынужден был пользоваться не-
редко.
* * *
Выйдя на пенсию, он стал одержим идеей передать свой уникальный опыт
людям, ученым. А что же ученые? Они перенимать его не спешили.
— Я обращаюсь к людям,— говорил Порфирий Корнеевич.— Дорогие вы
мои, все ваши болезни от нежести вашей: от тепла, от вкусной пищи, от покоя.
Не бойтесь холода, он мобилизует, как нынче модно сказывать, защиту организ-
ма. Холод кидает в тело гормон здоровья. Пусть каждый покумекает, что ему
важнее — дело или малые радости. На всё должна быть победа. Человек должен
жить в победе; если ее не получишь, грош тебе цена в базарный день... Зачем ле-
читься, когда можно и должно болезнь в тело не пускать!
Карл Маркс говорил, что цивилизованный человек должен так же уметь про-
тивостоять природе, как это умели делать древнейшие люди. Порфирий Иванов
умел противостоять природе. Опорой ему в этом служила его система. Он шел к
ней почти полвека и почти полвека неукоснительно ей следовал. Система эта на
первый взгляд удивительно проста, содержит всего несколько правил, некото-
рые из которых вроде бы отношения к оздоровлению организма не имеют. Су-
дите сами:
— Живи с постоянным желанием сделать людям добро и, коли сделал, ни-
когда не вспоминай об этом, поспеши сделать еще.
— Все старайся делать только с удовольствием, с радостью. И пока не нау-
чишься дело делать с радостью, считай, что не умеешь его делать.
— Помогай людям чем можешь, особенно бедному, больному, обиженному,
И за стеной «психушки» П. Иванов остался самим собой
3 С. ВЛАСОВ

Так он и ходил по улицам
Утро он начинал с обливания колодезной водой



Автор испытывает систему П. Иванова на себе
На улице - минус 10, вода - из колодца
74
Школа гениев
нуждающемуся. Победи в себе жадность, лень, самодовольство, стяжательство,
страх, лицемерие, гордость. Верь людям и люби их. Не говори о них несправед-
ливо и не принимай близко к сердцу недобрых мнений о них.
Казалось бы, не о здоровье речь, а по сути — о самом что ни на есть главном
здоровье говорил старец — о здоровье души. Без него разве можно тело выле-
чить? Вот другие его правила:
— Не пей ни вина, ни водки. («Это же окись сердцевому явлению»,— ком-
ментировал Порфирий Корнеевич.)
— Один день в неделю голодай, а в другое время ешь поменьше мяса и вооб-
ще ешь поменьше. («А то сегодня люди просто страдают обжорством, едят вдвое
больше, чем природа их требует. Обильная еда голову ясности лишает».)
— Ходи круглый год босиком по траве и по снегу хотя бы несколько минут в
день.
— Ежедневно, утром и вечером, обливайся холодной водой.
Прелести этого правила мне пришлось испытать на себе. Сначала я, конечно,
наотрез отказался. Страшно было даже подумать; тем более у меня болело горло
и начинался насморк. Лишь когда я увидел, как огорчился Порфирий Корнеевич
(«Значит, вы мне не верите?»), решил рискнуть ради оздоровления человечест-
ва. Когда он вылил мне на голову и на плечи ведро ледяной воды (на улице было
около десяти градусов), я понял, что такое неземные ощущения. Но через полча-
са, кстати сказать, от моей простуды не осталось и следа. Обливался я каждый
день, но лишь к концу пятидневного пребывания в доме Порфирия Корнеевича
почувствовал вкус к этой процедуре.
И еще одно правило. Почаще бывать на воздухе с открытым телом, и летом и
зимой. («Пусть тело дышит и учится брать тепло от холода».) Кому-то эта мысль
Иванова покажется абсурдной, смешной. Над ним вообще многие посмеивают-
ся, забывая, что от смешного до великого один шаг. Но вот что по этому поводу
говорит специалист в области термодинамики, к слову, один из последователей
Иванова, кандидат технических наук И. Хвощевский:
— В результате своего беспримерного опыта Иванову удалось показать, что
в человеческом организме в условиях холода начинают проявляться процессы,
связанные с постоянной выработкой внутренней энергии. Это согласуется с не-
давними работами в области термодинамики биологических процессов, которые
доказывают, что в принципе возможно существование1 такой открытой биоси-
стемы, в которой энергия будет концентрироваться из внешнего более холодно-
го пространства. Идея эта перекликается с гениальной, возможно, но пока не
получившей убедительного обоснования гипотезой Э. К. Циолковского о мед-
ленном и бесплатном отнятии энергии от окружающих холодных тел. Мы дейст-
вительно очень мало знаем о человеке, о его резервных возможностях. Не иск-
лючено, что в необычных, экстремальных условиях в организме открываются не-
ведомые нам качества; пока мы можем только догадываться о них. Вот почему
так важен опыт, который в течение полувека проводил на себе Порфирий Кор-
неевич Иванов. Трудно найти другой пример подобной целеустремленности...
Немало загадок оставил после себя седовласый мудрец. Сегодня ученые взя-
лись их разгадывать. Вот и недавно в Киеве на конференции, посвященной 125-
летию академика В. И. Вернадского, велся долгий спор о системе Иванова.
Эксперимент длиною в полвека
75
Но дело не только в тайнах тела. Сегодня, когда человечество столь явно
осознало близость экологической катастрофы, когда люди хоть и понимают, что
неограниченное потребительство подвигает их и детей их к краю пропасти, но
как быть, не знают, сегодня особенно актуальны такие простые истины Порфи-
рия Корнеевича. Он показал пример жизни с минимальными потребностями.
— Зачем человеку так много всего! — вспоминаю его слова.— Больше поло-
вины того, что он потребляет и через всю жизнь с собой тащит, это же совер-
шенно лишнее.
Чем не постулат, способный лечь в основание нового мышления.
* * *
Сегодня у Порфирия Иванова много последователей по всей стране. По при-
меру «учителя», как многие из них его называют, они бегают босиком по снегу,
обливаются на морозе ледяной водой, голодают...
Вот что мне рассказал один из них, московский инженер Анатолий Труш:
— Раньше я не вылезал из болезней. Медицинская моя карточка в поликли-
нике была весом в полкилограмма. Через три-четыре месяца после того, как на-
чал заниматься по системе Иванова, освободился от простудных заболеваний,
полностью восстановился слух. И вот уже работаю без больничных листов, без
больниц и санаториев. Никаких лекарств и процедур. Мой участковый врач была
ошеломлена результатами и сказала, что я нашел для себя единственный выход
из болезни.
Особенно интересен опыт супругов Быковых, врачей, решивших испытать
систему Иванова в своей лечебной практике. Раньше Надежда Быкова, как и все
педиатры, прописывала своим маленьким пациентам таблетки и микстуры. Но
когда испытала систему Иванова на себе и на своих детях и вылечилась с ее по-
мощью от недугов, которыми страдала долгие годы, вот тогда и решилась реко-
мендовать ледяную воду и голод в самых неподходящих для того, казалось бы,
случаях. Например, для лечения пневмонии, аллергии или бронхиальной астмы.
Странно, не правда ли — с воспалением легких обычно люди страшатся ма-
лейшего сквозняка, а тут — ледяная вода, да еще при голодании. Парадокс!
На хуторе Верхний Кондрючий у Иванова тоже много последователей. Пер-
вая из них — его жена, Валентина Леонтьевна. И сейчас к ней едет множество
людей «за здоровьем». Когда-то она очень тяжело болела, теперь, в свои почти
восемьдесят, считает себя совершенно здоровым человеком.
— Я боюсь,— говорила она мне,— зимой пропустить и одного дня, чтобы не
выйти раздетой на мороз, не окатиться ледяной водой. А вдруг болезни нагрянут,
как это было тридцать лет назад.
Тогда Порфирий Корнеевич с помощью своей методики буквально поставил
ее на ноги.
Валентина Леонтьевна очень мало ест. И несмотря на то, что весь день в ра-
боте (как и любая крестьянская женщина), устает теперь значительно меньше,
чем раньше, когда еще не дружила с холодом и не ограничивала себя в еде.
Вполне возможно, что оба этих фактора каким-то парадоксальным образом свя-
заны между собой — одно помогает переносить другое.
76
Школа гениев
Поистине тайны человека неисчерпаемы!
Помню, как Валентина Леонтьевна в мой приезд к ним пожаловалась мне на
то, что местные власти не дают им с Порфирием Корнеевичем спокойно жить —
замучали ревизиями да проверками. Пошел я в сельсовет, спрашиваю председа-
теля, какие у него претензии к чете Ивановых.
— Ну как же,— отвечает,— они ведь аморальный образ жизни ведут.
— Что вы имеете в виду?
— Так они же не зарегистрированы как муж и жена, а какой год вместе жи-
вут.
— А если мы их поженим,— спрашиваю,— оставите их в покое?
Представитель Советской власти пообещал. И тогда я уговорил Валентину
Леонтьевну и Порфирия Корнеевича расписаться. Тут же и скромную свадьбу
сыграли.
Учителю шел 86-й год...
Умер он неожиданно. И своей смертью задал очередную загадку: на четвер-
тый день после кончины, зафиксированной врачами, его тело еще не остыло. По
крайней мере в этом уверял меня Эдуард Наумов, член-корреспондент Между-
народной ассоциации парапсихологов, который давно и хорошо знал Порфирия
Корнеевича и был извещен о смерти его супругой.
— Я клянусь, что его руки не были холодными, как у покойника,— говорил
мне Э. Наумов, человек, которому я вполне доверяю.— Казалось, что он только
заснул и вот-вот встанет.
Сей факт на многих нагнал страху. Чего только не говорили, каких слухов не
распускали по округе!
Порфирий Корнеевич завещал похоронить себя в земле без гроба, но власти
испугались и велели, на всякий случай, положить тело в гроб и заколотить
крышку. Испугались чего? — того, что «учитель» воскреснет и восстанет из мо-
гилы? Даже после смерти не могли оставить его в покое.
... Часто я вспоминаю мудрые слова Порфирия Корнеевича: «Человек дол-
жен жить в победе».

Многолетние мытарства Игоря Чарковского привели меня к выводу: талант на-
шей системе не нужен.
* * ♦
Говорят, что все открытия делаются случайно. Не станем судить о других, но
то, что к своему открытию Игорь Борисович Чарковский пришел неожиданно —
это совершенно точно.
Тридцать лет назад у них с женой родилась недоношенная девочка весом не-
много больше одного килограмма. Крохотное, крайне слабое существо. Врачи
были единодушны: ребенок обречен, шансов выжить у него практически нет.
Трудно представить себе, что пережили в этот момент родители.
— Ну придумай же что-нибудь! — взмолилась в отчаянии супруга.
Что тут придумаешь?..
И все-таки Чарковский придумал. Он был хорошим пловцом, с детства лю-
бил и понимал воду, знал ее силу, знал ее способность давать телу покой и об-
легчение, снимать усталость. И он решился на крайний, казалось бы, шаг. Папа
смастерил из плексигласа аквариум, наполнил его водой и пустил туда своего
семидневного Икгиандра, которого, впрочем, успели назвать Ветой...
Ребенок ожил, словно стряхнул с себя какие-то неведомые путы. Почему,
впрочем, неведомые? Путы земной гравитации. Ведь это так просто объяснить: в
утробе матери дитя находится во взвешенном состоянии, почти в невесомости,
но вот оно появилось на свет, и тут же на него обрушивается гравитационный
удар, который сильно сковывает движения. Недаром специалисты сравнивают
перегрузки при рождении человека с перегрузками космонавта, когда тот воз-
вращается с орбиты на Землю.
Значит, чтобы облегчить новорожденному борьбу за жизнь, чтобы уменьшить
расход его энергии на преодоление непривычного пока земного тяготения, надо
было избавить его от этого тяготения. Как избавить? На земле выход только
один — в воду. Именно так и поступил Чарковский со своей дочкой. Не от хоро-
шей жизни, как видите. С единственной целью — спасти жизнь малышу.
Ребенок не чувствовал никакого страха перед незнакомой стихией. Движе-
ние в воде доставляло ему явное удовольствие, а ведь только что, в кроватке,
кроха была почти неподвижна. В воде она нормально дышала (голову ей по оче-
реди поддерживали то |чама, то папа), а ведь еще полчаса назад, «на суше», ее
прерывистое, казалось, предсмертное дыхание вселяло в них ужас... В аквариуме
Как быть с жар-птицей?
79
ребенок проводил большую часть дня, и это опять же не было самоцелью: как
только девочку вынимали надолго из воды, ей вскоре становилось хуже. Дошло
до того, что она и ела и спала под водой, время от времени выныривая на повер-
хность.
В семь месяцев она сама с открытыми глазами спускалась по лесенке на дно
бассейна за бутылкой с молоком и оставалась под водой несколько минут. Вско-
ре сама научилась нырять и плавать необычным стилем, похожим на брасс, но
только более целесообразным, более совершенным. Чарковский сам отменный
пловец, его в свое время учили плавать высокие профессионалы, а ребенок,
оказалось, всю эту премудрость знал (точнее, может быть, не успел забыть) с
рождения.
Вот тут-то и начались открытия. Ученых, наблюдавших этот необычный экс-
перимент, поразило, что полугодовалая девочка, ныряя под водой, никогда не
захлебывается (позже исследования подтвердят, что у новорожденного, у кото-
рого еще не утрачена память о пребывании во внутриутробной жидкой среде,
значительно сильнее, чем у взрослых, развит рефлекс перекрытия дыхания при
погружении). Удивляла феноменальная способность малыша ориентироваться в
воде и передвигаться в ней с необычной скоростью (потом будет доказано, что у
грудных детей еще не утеряно умение ориентироваться в водной среде с по-
мощью самого древнего анализатора — вкусового). «По вкусу» ребенок, находя-
щийся под водой, может даже отличать близких ему людей от посторонних.
Взрослые же лишены этой способности. Значит, не случайно природа наделила
ею, впрочем, как и другими «подводными» навыками, именно новорожденных.
Но больше всего удивляло другое. В полгода Вета уже умела ходить, вскоре
начала разговаривать, словом, по своему развитию явно опережала благополуч-
но родившихся сверстников. Позже Чарковский даст этому феномену научное
объяснение. А пока он пытался во всем разобраться с помощью старых полуза-
бытых книг, изучая древние культуры. Оказалось, что еще тысячи лет назад,
египтяне в случаях, когда женщине грозили трудные роды, спасали ее от страда-
ний с помощью воды. Попросту опускали в нее роженицу. А потом подметили,
что детишки, родившиеся таким образом, выгодно отличаются от других и в умс-
твенном, и физическом отношении, и тогда пошли дальше — тех, кому предсто-
яло впоследствии стать жрецами, стали производить на свет именно так: в вод-
ной среде.
Этот факт заставил Чарковского задуматься. А что если, искусственно про-
длевая состояние, напоминающее внутриутробное, мы создаем условия, в кото-
рых наилучшим образом идет развитие человеческого мозга, всех систем орга-
низма? Тогда, тридцать лет назад, это была всего лишь гипотеза. Она требовала
подтверждения.
За ними Чарковский и отправился... в родильные дома, где он предложил
свои услуги для спасения обреченных детей, тех, кто по каким-то причинам дол-
жен был скоро умереть. Акушеры встретили его поначалу скептически. Наконец
один врач, Владимир Иванович Горбунов, рискнул. И он не пожалел об этом —
первая же попытка окончилась удачей. Недоношенный мальчик с врожденным
пороком сердца и с тяжелой к тому же родовой травмой, жизни которому аку-
шеры давали несколько часов, после того, как его опустили в ванночку с водой,
80
Школа гениев
«обрел форму»: восстановилась сердечная деятельность, дыхание. Когда его из-
влекали из воды, ему, так же как в свое время и Вете, становилось хуже. Он тоже
выжил.
Таких, возвращенных «с того света» с помощью «святой воды» (и святой ве-
ры Чарковского), скоро набралось довольно много. Врач Алла Владимировна
Кустова, кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник Московского
областного научно-исследовательского института акушерства и гинекологии,
спустя некоторое время обследовала многих из них. Вот ее заключение:
— Не по возрасту развитые дети.
Те ребята и девчонки, ставшие теперь взрослыми, вполне возможно, и не
знают, что своей жизнью обязаны не только своим родителям...
Опыты — если их так можно назвать — Игорь Борисович продолжил в Мос-
ковском Доме ребенка. Я встретился с бывшим главным врачом этого гуманней-
шего учреждения, Еленой Васильевной Шулятьевой. Оказывается, у них практи-
куют методику Чарковского, правда, если в этом есть необходимость. А она, увы,
бывает...
— К нам ведь нередко поступают очень слабенькие дети,— рассказала Елена
Васильевна,— а таких чаще всего и оставляют родители. И тогда вода становится
для них поистине спасительной. Вспоминаю, как попали к нам двое ослаблен-
ных малюток. В весе совсем не шли, срыгивали, все время куксились... Но, как
только стала я их держать в воде, тут же их состояние улучшилось, они резко
прибавили в весе. Стоило мне на полтора месяца уйти в отпуск, купать ребят пе-
рестали, и они словно остановились в развитии. После отпуска начала опять их
купать, все снова пошло хорошо. И таких примеров у меня множество. Грудные
дети в воде оживают.
* * *
Одним из немногих, кто в те далекие годы поддержал Чарковского, был про-
ректор Государственного института физической культуры (где Игорь тогда учил-
ся) Борис Иванович Бутенко. Он вспоминает:
— Игорь сразу привлек меня своей одержимостью. Была в нем какая-то уди-
вительная внутренняя сила, стремительность и убежденность. Он рассказал мне
о своих экспериментах, о своей главной идее — избавить новорожденного от
резкого воздействия гравитации и постепенно приучить его к ней. «Но как?» — с
изумлением спросил я. Надо добиться, ответил Игорь, чтобы женщины рожали в
жидкостную среду, а затем ребенка воспитывали в воде большую часть времени.
«И как долго?» — все еще не веря, что он говорит всерьез, расспрашивал я его с
улыбкой. «Чем дольше, тем лучше,— совершенно серьезно сказал он,— но даже
несколько первых часов пребывания в водной среде для ребенка имеют огром-
ное значение: они дают ему возможность адаптироваться, перестроиться, моби-
лизовать свои скрытые резервы».
— Сначала эта мысль,— продолжает Борис Иванович, показалась мне, как и
многим ученым, просто безумной. Но вскоре мы поняли, что она как раз «доста-
точно безумна, чтобы быть правильной». И в самом деле, очень скоро у Чарков-
ского появились последователи — в Москве, Ленинграде, Таллинне, Риге, Нов-
Как быть с жар-птицей?
81
Плыви, человек
городе, а вскоре и за рубежом. Но к сожалению, движение это приняло утили-
тарный характер: первоначальная идея во многих местах свелась лишь к чисто
оздоровительному купанию детей. И несмотря на все старания самого Чарков-
ского, незаметно было утрачено внимание к главному: к раскрытию резервов
человеческого организма. А именно эту проблему и надо бы сегодня поднять на
щит в масштабах государства. Если бы сейчас нам удалось реализовать идеи, по-
добные идеям Чарковского, то лет через двадцать страна смогла бы получать
миллиардные прибыли в виде резкого увеличения умственного и физического
потенциала работников. Вот почему, я уверен, для того, чтобы Проблема получи-
ла нужное развитие, необходимо создать лабораторию или клинику, дать ей штат
врачей, специалистов. Затраты непременно окупятся сторицей!
Клиника, штат врачей, специалистов... Об этом пока можно только мечтать. В
действительности же все намного прозаичнее. Ездит Чарковский по разным ор-
ганизациям со своим самодельным аквариумом и кинолентами, на которых

<<к
Вот так 30 лет И. Чарковский купает чужих детей
84
Школа гениев
засняты и подводные роды, и морское воспитание новорожденных младенцев,—
объясняет, объясняет страстно, увлеченно всем желающим его слушать, на-
сколько все это важно для человечества.
Он рассказывает о своих опытах по телепатическим контактам дельфинов и
детей, родившихся в море. Чарковский убежден, что биополе дельфина помога-
ет снять стресс у рожающей женщины. Он убежден, что дельфины способны
воздействовать даже на плод.
Он рассказывает о своих опытах по развитию сверхчувственных, телепатиче-
ских способностей у детей, рожденных и воспитанных в воде: в 10-12 лет они
могут диагносцировать чужие болезни, чувствовать на расстоянии.
Он рассказывает о своем понимании проблем развития человека. Он. счита-
ет, что мы — поколение отчужденных от природы людей, мы живем в искусст-
венных условиях, которые делают нас психически больными. Он видит наше
спасение — в воде, море, океане: глубинная связь с природой может сформиро-
вать эволюционно нового человека.
Как быть с жар-птицей?
85
Ихтиандры XXI века
Его не останавливают ни скепсис, ни усмешки, ни непонимание. Каждое его
выступление прибавляет сторонников его идее. Они приходят потом к нему до-
мой, в тесную квартиру (а больше пока некуда!), и там начинает преподавать —
чаще всего будущим мамам — азы своей науки.
Ситуация производит удручающее впечатление. И тем более удручающее, что
значение работ Чарковского сегодня подтверждают многие. Вот что, например,
говорит о них видный советский ученый, доктор биологических наук профессор
П. А. Коржуев:
— Исследования Чарковского пролили совершенно новый свет на неизу-
ченные возможности человека, открыли практические пути совершенствования
нервной системы и мозга новорожденного. Главная заслуга Чарковского в том,
что он разработал стройную концепцию, которую подтвердил множеством инте-
реснейших экспериментов на животных, успешно апробировал в работе с деть-
ми, дал четкие рекомендации для развития исследований и широкого использо-
вания полученных результатов. И все это сделано практически одним челове-
86
Школа гениев
ком, в условиях полного непонимания его открытий со стороны большинства
ученых, и сделано — тридцать лет назад. К сожалению,, познакомиться с работа-
ми Чарковского весьма затруднительно — у него нет ни лаборатории (хотя со-
зданное им направление требует специализированного научного центра), ни да-
же бассейна для исследований...
А вот мнение бывшего директора ВНИИ физкультуры и спорта профессора
И. П. Ратова:
— Основная суть работы Чарковского — в возможности влияния на эволю-
цию человека. Глобальность этой идеи и сложность ее восприятия на первых по-
рах явились своеобразным тормозом в практической реализации. И одна из
важных задач сейчас — подготовить общественное мнение к восприятию этой
идеи.
Вот так, возможность влияния на эволюцию человека. Не больше не меньше.
И несмотря на это, проблема пущена на самотек, работа идет в кустарных, со-
всем непригодных условиях. Кого винить? В свое время я пытался упрекать са-
мого Чарковского: что же вы, мол, за столько лет неудосужились написать серь-
езной научной работы, монографии, тогда все было бы иначе. А у него один от-
вет: «Некогда!» Потом я понял, что в самом деле ему некогда: когда ни позво-
нишь, все время он в ванной — чужих детей купает.
И так тридцать лет. Не просто, конечно, купает — учит при этом родителей
обращению с новорожденным, годное — преодолению страха. Учит тому, что
ни в коем случае нельзя браться за обучение малыша с опасением, что вы може-
те принести ему вред. Страх от взрослого непременно передастся ребенку и мо-
жет ввести его в тяжелое стрессовое состояние.
Чарковский по натуре своей — практик. Ему важен конкретный результат:
родился младенец больным, хилым, обреченным, теперь здоровый и крепкий.
Вот что для него ценнее всяких диссертаций.
Жаль только, что эти практические подтверждения его идей никто не собира-
ет и не протоколирует, а ведь это крайне важно, может быть, важнее многого
другого. Крайне важны отдаленные результаты, а они разве где-то зафиксирова-
ны? Так, отдельные случаи. Крайне важны все ошибки, оплошности, недочеты —
кем они зарегистрированы? Никем.
Словом, за благородство, одержимость и мужество Чарковского можно на-
звать Дон Кихотом. Но, извините, сегодня рыцари-одиночки в науке — вещь ма-
лополезная, непродуктивная. На дворе время другое — время деловых людей.
Невесомость хороша, наверное, для новорожденных и младенцев, а для 50-лет-
него «дяди» неплохо бы иметь точку опоры. И такой точкой опоры могли бы стать
должным манером обработанные результаты его деятельности. Все-таки наука
есть наука: она требует строгости и достоверности, иначе все это может выро-
диться в дилетантство...
♦ * ♦
Но сейчас хотелось бы говорить о другом. Чарковский не одинок: таких, как
он, изобретателей, открывателей, которые, поймав свою жар-птицу, не знают,
как с ней обойтись,— много. И хотя их есть в чем упрекнуть, не стоит, наверное,
Мы вышли из моря
88
Школа гениев
судить слишком строго: искусству обхождения со своими жар-птицами пока ни-
где не учат.
Многолетние мытарства Игоря Чарковского приводят меня к печальному
выводу: талантливый человек нашей системе не нужен, не вписывается он
в табель наших, социалистических, ценностей. Кому угодно — Новой Зелан-
дии, Франции, Канаде, Америке— нужен человек, способный мыслить не-
стандартно, поверх барьеров, только не нам, не России. Грустно, печально, при-
скорбно.
Недавно я встретился с Жаком Майолем, известным французским путешест-
венником, ученым, журналистом, мировым рекордсменом по нырянию в глуби-
ну. К слову сказать, его рекорд равен ста метрам. Вот что он мне сказал:
— По методам, разработанным Чарковским, сейчас рожают во многих стра-
нах. И там роды под водой получают признание у самых строгих медиков. Я сам
видел грудных детей, на несколько минут ныряющих под воду. Фантастика! Это
меняет наш взгляд на человека.
Надо заметить, что за рубежом методики Чарковского, почерпнутые из попу-
лярных советских изданий, используются очень широко, правда, в сильно упро-
щенном, искаженном, более примитивном виде. Дело дошло до того, что наши
специалисты по детскому плаванию берут информацию о работах Чарковского
не от него самого, и не из наших, а из зарубежных источников, и потом ссыла-
ются на них как на приоритетные (отмечая при этом, что у нас «тоже ведутся
такие работы») и полагают, что внедряют новейшие западные методы обучения
грудных детей плаванию, забывая, а может быть, и не зная, что автор этих мето-
дов — их соотечественник. Вот уж действительно — нет пророка в своем отече-
стве.
К сожалению, сколько ни учит нас горький опыт, так и не научились мы — в
отличие от других, заметьте,— ценить свое достояние. А ведь такие люди, как
Чарковский, может быть, наше главное богатство.
Почему из нашей страны так часто бегут таланты? Да потому, что такого пре-
небрежительного отношения к людям с неординарными способностями нет ни в
одной развитой стране мира. Разбазаривание культурного, интеллектуального
фонда для нации, для каждого из нас оборачивается трагедией. Тут мы пожинаем
плоды «революционного», тоталитарного подхода к личности, к человеку, спо-
собному нешаблонно мыслить и творить...
Последний раз мы виделись с Игорем Борисовичем в конце мая 1991 года, в
тот день, когда он улетал в Австралию. Нет, не навсегда, на месяц. Он был при-
глашен туда для участия во Второй международной конференции по дельфинам
и китам. (Есть, оказывается, и такие всемирные форумы. Нам бы их заботы!) Ему
предстояло сделать там доклад «Связь водных детей и дельфинов», а также про-
вести цикл лекций в нескольких городах пятого континента.
По дороге на улицу Руставели, где живет Чарковский, я вспомнил, как десять
лет назад после моей статьи о нем и его работах в «Огоньке», на редакцию обру-
шился шквал сердитых окриков — зачем, мол, пропагандируете шарлатана. Одна
молодая американка, Джил Хаузер, прочитав статью, решила испытать метод
Чарковского на себе. Но когда она в поисках «русского доктора» обратилась в
наш Минздрав, там ей дали резкую отповедь. Цитирую: «Наши специалисты счи-
Как быть с жар-птицей?
89
тают теорию Чарковского по приему родов в воде чрезвычайно опасной, угро-
жающей как матери, так и ребенку... Популяризация его теории в США может
привести к смертельным исходам, в которых обвинят СССР...»
И еще я вспомнил телеграмму из Новой Зеландии на имя Генерального сек-
ретаря ЦК КПСС Л. И. Брежнева. Организаторы Первой международной конфе-
ренции, посвященной рождению детей под водой обращались к Леониду Ильичу
с просьбой отпустить на конференцию человека, который был в этой области
первооткрывателем.
Не отпустили тогда Чарковского. А вскоре в Москву пришло письмо и с ним
такой вот документ:
«Резолюция Первой конференции, посвященной рождению детей под водой.
Тутукака, Новая Зеландия. 11—17 сентября 1982 г.
Делегаты из Швеции, Франции, Ирландии, Америки, Австралии, Германии и
Новой Зеландии, присутствующие на конференции, единодушно приняли резо-
люцию и выразили дань уважения Игорю Чарковскому за его первопроходче-
ские работы.
Участники конференции выразили глубокое сожаление в связи с тем, что
Игорь Чарковский не мог быть в числе ее делегатов и стать свидетелем того
признания, которое получили его труды на всем земном шаре.
Отцы и матери детей, родившихся под водой, особенно выражают свою бла-
годарность Игорю Чарковскому за его работу, благодаря которой у них появи-
лись такие замечательные и жизнерадостные дети.
Конференция считает, что не может быть большего вклада в дело мира, чем
рождение и воспитание счастливых детей, и выражает свою уверенность в том,
что Советское правительство разделяет это мнение и оказывает содействие Иго-
рю Чарковскому и его достопочтимым коллегам, предоставляя все необходимое
для расширения и развития их работ...»
Наивные все-таки люди живут в Швеции, Франции, Ирландии, Америке, Ав-
стралии, Германии и Новой Зеландии. Как десять лет назад никакой помощи
Чарковскому от правительства не было, так и сейчас ее нет. Спасибо еще, что
стали выпускать на заграничные конференции.
♦ * ♦
...Никогда раньше не видел я Чарковского в таком раздражении, как в это ве-
сеннее утро. Он следил за тем, как в его домашнем бассейне плавала чужая го-
довалая девочка, снимал видеофильм о занятиях йогой с младенцем трех меся-
цев от роду, собирал материалы для своих лекций в Австралии, и, конечно, его
несиюминутное, а какое-то... пожизненное раздражение занятиям этим не спо-
собствовало.
— В чем дело, Игорь? — спросил я его.— Разве твоя жизнь не изменилась к
лучшему за последние годы? Ты стал президентом Всемирной ассоциации аква-
культуры, почетным доктором Службы человека Калифорнийского университе-
та. Во многих странах работают твои последователи...
— Все это так,— усмехнулся Чарковский,— но здесь-то, у нас в стране, кому
все это надо? Ни-ко-му! По-прежнему для наших академиков я шизик, а мои ра-
90
Школа гениев
боты отвергаются как опасные для матери и младенца. Я веду исследования, ко-
торые могут решить проблему выживания человеческого вида как такового, но
никто не хочет этого понять. 30 летя воспитываю детей, которые по физическим
и умственным данным намного опережают своих сверстников — в четыре меся-
ца могут спрыгнуть со стола, в полгода купаются в проруби, в год лазают по от-
весной скале, их словарный запас к двум годам в три раза выше,— а меня назы-
вают сумасшедшим. Когда наш военный самолет угнали в Японию, поднялся
страшный шум, а то, что я вынужден передавать империалистическим державам
стратегические сведения по воспитанию нового человека,— никого не волнует.
— Но ты хоть зарплату получаешь? — спросил я.
— Какую зарплату! Иногда кое- что перепадает за выступления, но ждешь по
полгода, и приходится еще упрашивать, чтобы выдали обещанное. Да черт с ни-
ми, с деньгами! Меня больше волнует, как свои главные идеи передать людям.
— Может быть, люди сегодня не готовы их воспринять?
— Но завтра будет уже поздно! Даже сейчас на планете почти не осталось
чистых водоемов, где младенцы могут плавать без угрозы для здоровья. А завтра
их вообще не будет...
Если задаться целью найти виновных в том, что до сих пор у нас в стране к
исследованиям Чарковского не отнеслись с должным вниманием, то, вероятно,
нужно было бы назвать по крайней мере два десятка различных ведомств и орга-
низаций. Но стоит ли! У них свои заботы, свои планы. «Чарковский» для них —
лишняя нагрузка. Самое же печальное как раз в том, что нет у нас практически
ни одного ведомства, которое бы было материально заинтересовано в том,
чтобы полезные для общества идеи как можно быстрее внедрялись в жизнь.
Сегодня, когда общественно-научное мышление, можно сказать, настояно
на парадоксальных идеях (и кто знает, какие из них лет через десять будут при-
знаны бредовыми, а какие, может быть, лягут в основу мироздания),— сегодня
особенно важно найти способ отделять зерна от плевел и извлекать из этих зе-
рен пользу.
Вообще-то даже неловко повторять столь прописные истины, все мы хорошо
их знаем. Но когда доходит до дела...
Не пора ли начать действовать? А то ведь жар-птицы разлетятся... Не пой-
маешь.
Жизнь
после смерти
Еще при жизни о Владимире Высоцком ходили самые невероятные легенды, где
вымысел тесно переплетался с реальностью. А уж когда он умер...
Смерть ничуть не сдвинула его с центра всенародного внимания. Наоборот,
он к нам словно бы заново сегодня возвращается. Вместе с ним возвращаются и
легенды.
Рассказывают, что, когда ему заказали написать баллады для кинофильма
«Бегство мистера Мак-Кинли», он сделал это за три дня. В четверг он прочел
сценарий, а уже в воскресенье дома у М. Швейцера исполнил все семь баллад,
чем совершенно ошеломил режиссера.
Рассказывают, что 25 июля 1979 года, ровно за год до смерти, у Высоцкого
перестало биться сердце и остановилось дыхание — медики называют это
клинической смертью. Было это в самую жаркую пору, в Средней Азии, где
он давал по пять концертов каждый день. К счастью, рядом тогда оказался врач,
он и сделал укол прямо в сердце. Но и после этого «звонка» он не сбавил обо-
ротов.
Рассказывают, что его никогда на съемочной площадке не подменяли каска-
деры. В самых опасных местах свои роли он играл сам. Чтобы как должно ска-
кать на лошади, он учился верховой езде на московском ипподроме.
Рассказывают, как во время съемок фильма «Карьера Димы Горина» Высоц-
кий первым из актеров вскарабкался на опору, на сорокаметровую высоту, и
стал орудовать там гаечным ключом. После этого и было решено отказаться от
комбинированных съемок и снимать на настоящих опорах.
Он снялся в двадцати девяти фильмах, но мог бы — и хотел! — играть больше.
Его любимой ролью был поручик Брусенцов в картине «Служили два товарища».
Друзья Высоцкого уверяют, что характер его героя очень похож на его собствен-
ный...
А каким он был на самом деле?
Сегодня о нем написаны кипы воспоминаний. Их авторы, следуя давней тра-
диции (о мертвом либо хорошо, либо никак), говорят о нем только самые до-
брые слова:
...Слушая его, я, в сущности, впервые и понял, понял, так сказать, чисто фи-
зически, что Орфей, знаменитый древнегреческий, играющий на струнах собст-
венного сердца,— никакая это не выдумка красивая, никакая не фраза, а самая
что ни на есть чистая правда.
...Он работал на «накале страстей» и любил людей, которые способны, по его
выражению, «истратить себя до сердца». В его сердце не нашлось даже самого
укромного уголка для «позорного благоразумия».
Жизнь после смерти
93
...Его пронзительная грусть сквозь веселость удивительно сближала самых
разных людей. А что может сблизить нас, таких разных, кроме совести? Володя
сам был — обнаженная совесть, сам — боль.
...Это надо ослепнуть, чтобы спутать Высоцкого с типажами его песен. И надо
оглохнуть, чтобы не услышать его отчаянной жажды идеала, его самозабвенного,
со смертельным риском устремления к вершине. Настоящий герой песен Вы-
соцкого — это, конечно, он сам: сильный, надежный человек, без котурнов, без
тени фальши.
...Чем больше фарисействовало искусство, тем громче звучал голос Высоц-
кого. Помните: «Нет, ребята, все не так, все не так, ребята...» Он был как противо-
ядие от всякой фальши, и слушать его было — как надышаться кислородом.
...Он бывал беспощаден, но никогда не был злым, циничным. У него все за-
мешано на любви, на вере в человеческую душу. Самым бедолажным своим ге-
роям он сострадает, готов спуститься с ними в любую бездну, но только для того,
чтобы поднять их, за уши вытащить к достойной человека жизни.
...Он осуществил мечту каждого человека выразиться полностью, всем суще-
ством сразу: и умом, и сердцем, и телом, и голосом, и мыслью, и страстью.
...Он ко всем относился как старший к младшим, вернее — к маленьким. В
этом не было высокомерия, снисходительности, самомнения. Это было какое-то
особое осознание собственной силы, несоразмерной силам других.
...Очень трудно быть свободным, когда связан давними и ежедневными отно-
шениями, устоявшимися с поры общей молодости. Высоцкий, по-моему, по-
взрослел раньше всех других на Таганке. В отличие от многих он имел свое соб-
ственное мировоззрение. Это прежде всего и определяло его внутреннюю силу,
отдельность и самостоятельность поступков...
И, пожалуй, только один человек решился говорить о нем, вернее — с ним
так, как будто он живой. Без всяких скидок и поблажек. Это Марина Влади:
«...Ты не в ладу с собой. Тебе хорошо только на Родине, несмотря на прису-
щие этой жизни разочарования и глупости, доходящие до абсурда. За границей
ты живешь лучше, в гармонии с окружением, с женой, с семьей, работой, но те-
бе скучно.
То есть ты в изгнании уже сам в себе, и этот внутренний разлад становится
все заметнее. Чтобы жить со мной и воспользоваться однажды свободой, на ко-
торую ты надеешься, ты должен заглушить, затаить в самой глубине своего су-
щества неуемную жажду свободы...
Довольно быстро выясняется, что возможность выехать из СССР ничего не
решает, лишь убыстряет падение. Пьяных загулов, которые время от времени
можно себе позволить в Москве, на Западе не понимают, во всяком случае, в тех
кругах, где мы обычно бываем. И за подобную выходку наказание здесь гораздо
более жестокое: потеря уважения, работы, права общаться с людьми.
...Меня приводит в отчаяние то, что тело, над которым ты столько трудишься,
голос, за которым ты так следишь, вдруг до неузнаваемости меняются, разруша-
ются, портятся. После двух дней пьянки твое тело начинает походить на тряпич-
ную куклу. Голоса почти нет — одно хрипенье. Одежда превращается в лохмотья.
Твое ужасное «второе я» берет верх... С твоим пьянством мы боролись вместе.
Мы перепробовали все. Я пыталась пить вместе с тобой, но очень быстро это
94
Школа гениев
двойное падение привело нас на грань помешательства. Водка нас объединяла
лишь на короткие мгновения эйфории, чтобы затем оторвать нас друг от друга.
Тогда мы решили больше не держать спиртного в доме.
Однажды мне приходит в голову, что мы с тобой должны быть в равном по-
ложении, и мне тоже зашивают эспераль».
Знаю, что многих читателей ее книги такие подробности коробили. Многие,
особенно близкие, сочли себя оскорбленными. Помню, как сокрушалась Воло-
дина мама, Нина Максимовна: «Ну как же мне теперь жить на свете, если все
знают, что мой сын был пьяница и наркоман?»
Мне было жаль Нину Максимовну, и я пытался ее успокаивать, но до сих пор
не знаю, кто из двух самых близких для Володи людей прав.
Мы встретились с Мариной Влади в тот день, когда она привезла в Москву
первые четыре, как говорится еще тепленькие, экземпляра своей книги, вышед-
шей в Париже, «Владимир, или Прерванный полет». Один из них передала М. С.
Горбачеву (сегодня она с ним обедала, вместе с другими французами), другой —
переводчице Юлии Абдуловой, остальные — ближайшим друзьям.
Нас познакомил у себя дома Всеволод Абдулов, известный актер театра и ки-
но. Помните, в одной из песен Высоцкого: «Абдулов Сева, Севу каждый знает!» Я
называю его (про себя) рыцарем памяти Высоцкого. Всеволод Осипович словно
задался целью — посвятить свою жизнь Владимиру Семеновичу, в том числе оп-
ровержению всех ошибок во всех изданиях всех стихов Высоцкого. Такая одер-
жимая преданность ушедшему другу вызывает восхищение, но — не прибавляет
самому Абдулову друзей.
Дом на улице Немировича-Данченко, в котором он живет,— знаменитый
дом. Весь облеплен памятными досками великим актерам — Москвину, Тархано-
ву, Немировичу-Данченко, Книппер-Чеховой, Марецкой, Кедрову...
Здесь бывали Ахматова, Олеша, Светлов, Мейерхольд, Зощенко... Сюда тяну-
ло и Высоцкого, он жил тут неделями, сочинял песни, часто бывал в этой кварти-
ре вместе с Мариной. Сейчас здесь мы говорим о нем.
— Вчера мне мои друзья сказали, что они пили водку в ресторане «Высоц-
кий», а я и не знала, что есть такой ресторан. Скоро туалетную бумагу назовут его
именем. Нужен какой-то предел,— возмущается Марина Влади.
Я спрашиваю ее, почему она решила писать книгу о муже.
— Я взялась за нее, когда поняла, что здесь, на его Родине, из него хотят сде-
лать святого, ангела, безгрешного героя. С эстрады, со сцены, со страниц газет и
журналов полились потоки лжи о Володе, и я решила, что с ложью надо бороть-
ся. Кто это мог сделать лучше, чем я? Кто точнее меня мог объяснить его столь
ранний уход? Да, это верно, что в его смерти виноваты дряхлые бюрократы, но
была еще и его мучительная борьба с самим собой. Он сжигал себя. И я хотела
рассказать, как все это было на самом деле. Я хотела рассказать всем правду о
Володе, чтобы он достался людям таким, каким он был. Я очень рада, что мне это
удалось.
— Но, к сожалению, вам не удалось, Марина, усмирить ту ярмарку тщесла-
вия, которая развернулась над его прахом. Ваганьковское кладбище, где похоро-
нен Высоцкий, коммерсанты превратили в торговые ряды, здесь на продажу идет
все — его фото, самиздатские книги, пленки с песнями, календарики, бездарные
копии надгробия...
Фото из семейного альбома
96
Школа гениев
— Могу продолжить этот скорбный перечень: на Арбате я видела, как спеку-
лируют нашими личными фотографиями из домашнего архива. Я удивляюсь, по-
чему столь душевный и тонкий народ, как русские, не понимают, что стыдно де-
лать бизнес на таком трагическом имени. Это омерзительно и анекдотично в
конце концов.
— Сева уже рассказывал мне о грязной истории с вашими письмами к Вы-
соцкому. Но признаюсь, не хочется верить, что люди могут опуститься так низко,
при этом выдавая себя за ценителей самого поэта. Хотелось бы услышать под-
тверждение от вас, Марина.
— Да, это очень неприятная история. За наши двенадцать лет я написала Во-
лоде около тысячи писем. Среди них есть и те, которые совсем не для третьего
человека, и Володя прятал их от посторонних глаз, даже от матери. В этих пись-
мах кому-то что-то могло показаться, наверное, неприличным, недостойным. И
вот я узнаю, что все мои письма исчезли. Но еще больше меня шокировало то,
что меня стали шантажировать моими же письмами.
— Трудно, невозможно поверить!
— Но это, к сожалению, так.
— Здесь необходимо некоторое пояснение. При жизни Высоцкого к нему
ежедневно приходили ворохи почты. Читать их все он не имел физической воз-
можности, и когда их набралось несколько мешков, он попросил своего друга
Валерия Янкловича найти двух ребят, чтобы они разобрали письма, и тот нашел.
Так двое молодых людей из Клуба самодеятельной песни получили доступ не
только к письмам почитателей, но постепенно и ко всему архиву Высоцкого, в
том числе и к интимным письмам его возлюбленной.
Как поступает порядочный человек, если находит личное письмо? Неловко
даже говорить, что он обязан вернуть его адресату. Какое там! Письма Марины
Влади к мужу были украдены этими юрчайшими молодыми людьми и переданы
третьему лицу. Я не называю имен по просьбе самой Марины. «Не хочу выдавать
их имена,— сказала она,— это унизит меня. Кто они такие, чтобы я на них жало-
валась!»
Слова истинной аристократки.
А дальше дело было так. Марина пригласила «третье лицо» в дом своих дру-
зей и потребовала вернуть письма. На что «третье лицо», большой ценитель поэ-
та, ответил:
— Я должен с ними еще поработать, поэтому отдать их вам пока не могу.
Марина Влади, как свидетельствует Всеволод Абдулов, вышла из комнаты,
где они вели этот тяжкий разговор, совершенно белая, сказав «третьему лицу»
дрожащим голосом: «Вон отсюда!»
К нему кинулись все, кто был в доме, и его непременно побили бы, если б не
вступился Сева, который, везя его в этот дом, обещал соблюсти неприкосновен-
ность личности.
— Марина, извините, что заставляю вспоминать эту историю, но вы сказали,
что вас шантажировали.
— Да. Когда я жестко потребовала у него вернуть мои письма, он ехидно
мне ответил: «Не надо т а к со мной разговаривать. А то ведь многие могут уз-
нать, что не такая уж вы были и хорошая по отношению к Высоцкому, как хотите
Жизнь после смерти
97
сейчас казаться. И эти письма тому свидетельство». Тогда я и указала ему на
дверь.
Горько, стыдно о таком писать. Но, по-моему, все-таки надо.
До сих пор письма и рукописи поэта хранятся у отдельных лиц и время от
времени всплывают на поверхность. В частные руки они попали по недоразуме-
нию, по чьей-то оплошности. И каждый, кто не утратил уважения к поэту, к его
человеческому достоинству, обязан поступить так, как сделала Марина Влади, —
весь архив мужа она подарила ЦГАЛИ, государственному хранилищу рукописей,
где сейчас идет их научная обработка.
— Я убеждена,— говорит Марина,— что все рукописи Высоцкого должны
храниться в одном месте, чтобы специалисты могли работать с ними и публико-
вать их в том виде, в каком их следует публиковать. А то, к сожалению, в печати
появляются его стихи в совершенно неузнаваемом виде, иногда — просто чушь
получается. Дело дошло до того, что публикуются... ноты Высоцкого. Но ведь Во-
лодя не знал нотной грамоты. Поймите, здесь не о рукописях речь, а о том, куда
вы идете. Если будет продолжаться хождение по костям умершего, значит, ваше
общество ничего не вынесло из трагедии Высоцкого. Значит, речь идет и о нрав-
ственном здоровье нации...
На следующее утро перед самым отлетом в Париж Марина позвонила и ска-
зала:
— Если будешь писать о нашей встрече, сделай так, чтобы никому не было
больно. В мире и без того слишком много зла. А еще я очень хочу, чтобы читате-
ли моей книги поняли, какой Володя был отличный парень. Хоть я и старалась
писать только правду, я могу в чем-то ошибаться. Лучше всех о себе рассказал
сам Володя. В своих стихах. Кто захочет его понять, пусть читает их...
* * *
Чем дальше уходит от нас день его смерти, тем больше его имя обрастает ле-
гендами и небылицами. А хочется знать только то, что было на самом деле. Кто
лучше других знал его? Кто же, если не человек, давший ему жизнь, вскормив-
ший и воспитавший, долгие годы живший бок о бок? Поэтому я и решил пого-
ворить о поэте с его матерью, Ниной Максимовной Высоцкой.
У жены свое представление о Володе, у матери — свое. Порою они противо-
положны. Но кто решится сказать, что одна из них лжет? Правда о столь слож-
ном человеке, как Высоцкий, и не может быть одномерной.
Нина Максимовна живет в квартире сына на Малой Грузинской. Здесь он
умер. Старинные настенные часы из карельской березы замерли в гостиной на
десяти минутах пятого. В то утро, 25 июля 1980 года, остановилось сердце на-
родного артиста В. Высоцкого.
Он не имел этого звания, но был самым что ни на есть народным певцом и
актером. И если бы каждый, кто любил его и считал своим близким, отдал бы ему
хотя бы минуту своей жизни, то он жил бы и сегодня. Он жил бы сотни лет. Одно
из свидетельств тому — бесконечный поток людей к его могиле, неизменные
охапки свежих цветов у его памятника. Это сейчас, когда он умер. А при жизни
люди, любившие его, дарили ему вещи, которые обычно дарят от чистого серд-
ца,— матросские бескозырки, летный шлем, шахтерские лампы и каски...
98
Школа гениев
Все это хранится в его квартире, где живет теперь мать. Нина Максимовна по
специальности переводчик с немецкого языка, шесть лет на пенсии, а последние
годы работала начальником бюро научно-технической документации в НИИ хи-
мического машиностроения. Мы сидим в гостиной, стены которой увешаны фо-
тографиями сына, заставлены собранными им книгами. Нина Максимовна пере-
бирает свои записки, показывает фото из семейного альбома, вырезки из старых
газет.
— Какая ваша любимая из его песен? — спрашиваю я.
— «Охота на волков». Кстати говоря, когда она родилась, помню, Евгений
Евтушенко прислал с севера, где он гостил у моряков, телеграмму: «Слушали
твою песню двадцать раз подряд. Становлюсь перед тобой на колени»,— нето-
ропливо рассказывает Нина Максимовна.— Все Володины песни — это продол-
жение его жизни. Он часто приходил ко мне ночью и говорил: «Мама, я песню
написал». И я была первая его слушательница. Если было не холодно, он раскры-
вал нараспашку окно, словно ему было тесно в квартире, и тогда обязательно
под окном собирались запоздалые прохожие и иногда спорили, магнитофон это
или пластинка звучит. Потом он все чаще стал петь только что рожденные песни
Марине Влади, хотя она нередко была за тысячи километров от него. Счета за те-
лефонные разговоры, точнее, за его телефонные концерты, приходили чуть ли
не из трехзначных цифр, но это его не смущало. «Мамочка,— говорил он, видя,
что я беспокоюсь о его расходах,— деньги мы для того и зарабатываем, чтобы их
тратить». Поначалу ему, с его нетерпением, было трудно дожидаться, когда его
соединят с любимой женщиной, и песня «07» появилась как раз в один из вече-
ров, когда он ждал разговора с Парижем. Потом телефонистки уже хорошо его
знали, соединяли сразу и порой сами были слушательницами его необычных
концертов.
— Когда же он все успевал? Играл в театре, снимался в кино, изъездил весь
Союз, многие страны мира, писал сценарии, прозу, свои бесчисленные песни.
Сколько их у него? Более семисот...
— Писал Володя в основном ночью. Это вошло у него в привычку давно, с
юности. Когда он переехал сюда, на Грузинскую, я старалась у него не оставаться
ночевать, потому что он до самого утра беспокойно ходил по квартире с каран-
дашиком, вышагивал рифму. Раньше четырех он не ложился. А к десяти надо бы-
ло спешить на репетицию в театр. Когда я утром иногда приходила и будила его,
он спрашивал, который час, я отвечала — без пяти девять. О, говорил он, так я
могу еще пять минут спать. И тут же засыпал.
Он считал, что сон — это пустая трата времени. Его любимая поговорка бы-
ла: «Надо робить!» Конечно, такая чрезмерная нагрузка его подкосила. Я не один
раз его предупреждала: «Володя, так нельзя, ты упадешь». У него ведь в детстве
были неполадки с сердцем, недостаточность митрального клапана.
— И он это знал?
— Знал и тем не менее работал на износ. Спешил успеть... За несколько дней
до смерти ему словно знак судьба подала, предупреждение. Они ехали с друзья-
ми на машине, и ему вдруг стало плохо, он побелел, руки стали мокрые, он вы-
шел из машины и понял, что это сердце. И все-таки продолжал работать по-
прежнему. К тому же у него была язва двенадцатиперстной...
Ученик пятого класса
Всю жизнь с гитарой, на сцене...

...и дома
...и на эстраде

' ••___________________
С Вениамином Смеховым
С Мариной Влади и Всеволодом Абдуловым
Он спешил делать добро
Жизнь после смерти
105
— Но он хоть как-то лечился?
— Да нет же! Сколько мы его ни уговаривали... Один раз только лег с язвой в
больницу, да и то — положили его на сорок пять дней, а он и двух недель не вы-
держал, упросил Марину втихую принести ему одежду. Она приходила к нему в
больницу утром и сидела до обеда, а вечером опять к нему шла, чтобы удержать
его там. А то он и этих двух недель там бы не пробыл. Марина привозила ему но-
вейшие лекарства, язву в тот раз подлечить удалось, а вот сердце...
— При жизни его печатать, мягко говоря, не спешили. Как он это принимал,
как реагировал на отказы?
— Один раз я была свидетелем его телефонного разговора. Ему позвонили
Его поминки
из редакции и сказали, что стихи опубликовать не могут. «Ну что ж,— ответил он
в трубку,— извините за внимание». Потом отошел к окну, постоял немного и
вдруг резко так говорит: «А все равно меня будут печатать, хоть после смерти, но
будут!»
Зато при жизни его стихи «печатались» в самых заветных «изданиях» — на
могилах погибших альпинистов.
— Вы хорошо знали его характер. Какое качество было в нем главным?
— Доброта. Она проявлялась в нем с детства. Он мог собрать детей из наше-
го дома на Первой Мещанской и всех кормить или всех одаривать своими веща-
ми — кому игрушку, кому книгу, кому рубашку. Это осталось в нем навсегда.
В роли Дон Гуана
Жизнь после смерти
107
Когда приходили к нему, уже известному артисту, приятели после каких-то скан-
далов или несчастий, он лез в шкаф, доставал свитер или пиджак и дарил. На
многих я видела его вещи. Помочь человеку он считал своим долгом. Как бы ни
был загружен делами, всегда спешил на помощь тем, кто в ней нуждался. Од-
нажды привез домой ящик фруктов, а это зимой было, я его спрашиваю: кому?
Оказывается, он едет в больницу — у товарища заболел сын, ему нужны витами-
ны. Друг попал в автокатастрофу, и Володя бросает все дела, мчится далеко от
Москвы, сидит сутками у его постели, а потом сам переводит его в столичную
больницу.
— Друзей у него было много, и все же — кого он считал самыми близкими?
Прощание
— В школе, я уже говорила, он дружил с Кохановским. Долгое время ближе
других ему были актеры Сева Абдулов и Иван Бортник. А в конце жизни, он сам
мне как-то раз признался, особенно сблизился с геологом, известным в стране
добытчиком золота В. И. Тумановым.
* * *
Уже поздно, за окном ночь. Мы прощаемся с Ниной Максимовной, я выхожу
на улицу и думаю о человеке умершем, но по-прежнему живом.
Он был человек «преждевременный», он раньше других осмелился громко
л
' x J? < ;W6S^	<

На Ваганьковском...

по
Школа гениев
назвать вещи своими именами. Именно в этом он был впереди своего времени,
и мы ощущаем это теперь особенно остро. Он был не просто личностью, он был
явлением, и его надо принимать только как единое целое, только все его 42 года,
вместе взятые, от первых его слов и декламаций, от решительного «я буду акте-
ром, мама», от дружб его и ненавистей до самой кончины, до яростной любви к
России, до смелых, не «модных» в то время признаний, что не «все у нас так хо-
рошо».
Мама и жена
Прошло более десяти лет после его смерти, а волна народной любви к Вы-
соцкому не стихает. О нем говорят, спорят, ему посвящают стихи. Вот такие, на-
пример, строки написал рабочий из Одессы Валентин Колот:
...Носил он совесть слишком близко к сердцу,
Как свой осколок носит ветеран.
Он всю жизнь спешил, спешил сказать людям правду. Правду о самом себе,
о своих современниках, обо всем нашем времени. Он спешил и успел....
Его жизнь продолжается. Жизнь после смерти.

Летом 1989 года советский врач-гипнолог Владимир Леонидович Райков читал
в Миланском университете новой медицины серию лекций, посвященных
развитию творческого гипноза. На этой международной научной конференции
присутствовали ученые Польши, Чехословакии, Югославии, Испании, Швеции,
США — всего 60 человек, но выступал только один — Райков. По сути, эту
научную встречу можно было бы назвать «Райковскими международными чтени-
ями».
«Позвольте, позвольте, ученый Райков? Нет такого!» — может сказать какой-
нибудь знаток официальной науки, и он будет отчасти прав: Райков не имеет у
себя на родине ни степеней, ни званий. Являясь при этом... одним из президен-
тов Международной федерации теоретического и экспериментального гипноза,
членом Кубинской и Шведской ассоциаций гипнологов, а также профессором
Миланского университета новой медицины. Таково признание заслуг советско-
го ученого перед мировой наукой. Двадцать лет он занимается уникальными ис-
следованиями тайн человеческой психики, его работы все это время вызывали
живой интерес во всем мире... кроме каку нас в стране.
И только накануне своей поездки в Италию Владимир Леонидович узнал, что
министром здравоохранения СССР Е. И. Чазовым подписан приказ о создании
Лаборатории экспериментальной гипнологии. Руководителем ее назначен Рай-
ков, человек, имени которого нет ни в одном академическом справочнике на-
шей страны...
Так еще один непризнанный гений ощутил на себе реальность перестройки.
Чтобы понять суть работы Райкова, вернемся на несколько лет назад. В 1980
году я присутствовал на таком эксперименте: двух взрослых людей Райков ввел
в состояние" гипноза и внушил им, что они грудные младенцы. Тридцатилетние
дяди лежали в характерной позе новорожденных, причмокивали, сучили ногами,
плакали без слез. Когда им щекотали подошвы, они сгибали пальцы намного
сильнее, чем могли это делать до гипноза и после него. Но больше всего меня
поразило то, что у одного из испытуемых глазные яблоки двигались несинхрон-
но, то есть хаотически. Один зрачок мог быть направлен вверх, другой — в сто-
рону.
Глаза взрослого человека на такое не способны. Значит, наш организм ниче-
го не забывает, не забывает даже то, что нам никогда уже не пригодится? Зачем?
И где хранятся эти давно, казалось бы, забытые навыки? Тогда же я задал эти
вопросы ученому. Райков мог ответить только гипотетически. За прошедшие го-
Почему люди не летают?
113
ды ситуация не изменилась. На многие вопросы, связанные с гипнозом, ответов
у науки пока нет.
...Экс-чемпиону мира по шахматам Михаилу Талю предложили сыграть с ис-
пытуемым Николаем В. шесть партий. Первые три Николай играл в обычном со-
стоянии, три другие — в состоянии гипноза, когда Райков ему внушил, что он
выдающийся шахматист прошлого Поль Морфи. После сеанса гроссмейстер
сказал, что в первых трех партиях он играл с человеком, едва передвигавшим
фигуры, а в трех последующих встретился с совершенно иным шахматистом —
смелым, экспансивным, играющим несравненно лучше.
Интересно, что после выхода из гипноза Николай свои неожиданно приоб-
ретенные шахматные способности растерял. А можно ли эти способности сохра-
нить? Можно ли их развить? Оказывается, можно. Райков убедительно это дока-
зал.
Мы снова присутствуем на эксперименте, который проводит гипнолог. Ис-
пытуемому Виктору Т. внушается образ художника Рафаэля.
— Ты великий мастер, ты гений, ты можешь всё,— звучит твердый голос Рай-
кова.— Ты способен создавать шедевры. Ты работаешь с наслаждением. Каждое
движение приносит тебе удовольствие. Возьми кисть в руки, рисуй! — «Рафа-
эль» берет шариковую ручку, лист ватмана, пишет свою «Мадонну».— Рисуй! На-
слаждайся каждым касанием кисти о холст. Свободнее, легче! Чувствуешь при-
лив сил, вдохновение. Ты весь горишь огнем вдохновения. Ты счастлив. Ты на
вершине блаженства. Полная раскованность, полет фантазии. Ты свободен, как
птица!
«Рафаэль» заканчивает свое произведение. Это, конечно, не шедевр, но ког-
да потом, выйдя из гипноза, он увидит его, то не поверит, что рисовал он сам.
Раньше он вообще не умел этого делать. А пока Виктор находится в гипнотиче-
ском состоянии.
— Подпиши картину,— говорит ему Владимир Леонидович.
«Rafael» — пишет Виктор.
— Укажи, какой год.
«1510» — появляется еще одна строчка на листке.
— Какую следующую картину ты напишешь?
— Сикстинскую Мадонну,— чуть запинаясь, отвечает «Рафаэль».
— Прекрасно. Ты почти готов для этого подвига, но надо еще поработать.
Просыпайся. Ты просыпаешься, но вдохновение тебя не оставляет. Ты все время
думаешь о своей будущей картине...
Потом, когда мы с Виктором пойдем от дома Райкова к метро, я спрошу его,
не испытывает ли он теперь каких-либо неприятных ощущений.
— Нет,— скажет он.— Странно, но я чувствую, что внутренне я сейчас силь-
нее любого человека. Это для меня очень важно. Я к такому ощущению долго
стремился и никак не мог его достичь, а тут вдруг...
Еще одна загадка гипноза. Откуда, как возникло у человека это ощущение?..
Райков считает, что гипноз — одна из форм особого творческого со-
стояния. Что гипноз таит в себе неизведанные возможности творческой са-'
мореализации человека. В этом суть теории Райкова.
...Три месяца спустя мы снова встретились с Виктором. В течение этого вре-
мени Райков раз двадцать вводил его с помощью гипноза в образ гениального
114
Школа гениев
художника. После первых же сеансов Виктор уже дома почувствовал сильное
желание рисовать, чего раньше с ним никогда не было. Постепенно его мастер-
ство окрепло, от сеанса к сеансу рисовал все лучше и лучше, он стал писать кра-
сками. Профессор Художественного института имени В. И. Сурикова, увидев его
работы, заключил, что обучиться рисованию столь быстро человек не в состоя-
нии. Профессор не поверил, что это картины Виктора.
Виктор говорил мне, что теперь он совсем по-другому смотрит на мир — бо-
лее точно воспринимает форму и объем предметов, улавливает оттенки цветов,
которые раньше не замечал, видит красоту там, где раньше ее не видел. Он чув-
ствовал тягу к прекрасному, он стал ходить в музеи, на выставки, о которых
раньше только слышал...
В человеке проснулось то, о чем он сам и не подозревал. Удивительно, что
после сеансов он не помнил своих ощущений в состоянии гипноза. Это сделали
за него приборы. Эмоции, переживаемые Виктором и другими испытуемыми,
регистрировались на электроэнцефалограммах.
Во многих случаях кривые, полученные в гипнозе, отражали такой уровень
психического состояния, какой характерен для максимальной актив-
ности эмоциональных переживаний. Выходит дело, человек в гипнозе живет
на пределе своих эмоций? Насколько же это утверждение не согласуется с на-
шим представлением о гипнозе как о разновидности сна! Более того, Райков
убежден, что в гипнозе человек действует на пределе своих творческих способ-
ностей и даже переступает через этот предел. Как, каким чудесным обра-
зом человеку это удается? Очередная тайна гипноза...
Побываем еще на одном сеансе у Райкова. На сей раз вместе с ним опыт
проводит психолог Станислав Кузьмич Рощин. Студенту московского техниче-
ского вуза Андрею М. в гипнозе внушают, что он студент Оксфордского универ-
ситета и что он может говорить только по-английски.
Потрясающая метаморфоза происходит с человеком буквально на наших
глазах! Только что, до гипноза, Станислав Кузьмич, проживший долгое время в
Англии, объяснялся с Андреем на английском. Знания языка у юноши были в
пределах средней школы, то есть весьма посредственые — так, отдельные выра-
жения, к тому же с ошибками. И вдруг — в гипнозе, войдя в образ студента Окс-
форда,— человек начинает блестяще говорить по-английски! Почти без акцента.
На наших глазах изменилось поведение Андрея, его манеры приобрели аристок-
ратический блеск. Откуда что только берется!
— Знаете ли вы русский язык? — спрашивает его Станислав Кузьмич.
Андрей делает удивленное лицо и не отвечает. Когда тот же вопрос ему зада-
ют некоторое время спустя, он недоуменно восклицает по-английски:
— Господа, почему вы.так настойчивы? Уж не русские ли вы шпионы?
Полное перевоплощение человека...
И вот совсем недавние опыты со студентами второго курса факультета жур-
налистики МГУ. Ребятам под гипнозом Райков внушал образ какого-нибудь вы-
дающегося писателя (Тургенева, Толстого, Гоголя), который сейчас интенсивно
работает над своей рукописью. Комиссия, составленная из профессиональных
литераторов, сравнивала сочинения, написанные студентами до начала опыта и
после нескольких сеансов гипноза. По чистоте стиля, по образности языка по-
следние работы были явно лучше первых.
В. Райков на выставке картин своих подопечных

Под гипнозом внушается отвращение к курению
На сеансе В. Райкова
Почему люди не летают?
119
За двадцать лет практики через руки Райкова прошли десятки «Рафаэлей»
и «Репиных», «Алехиных» и «Смысловых», «Ван Клибернов» и «Святославов Рих-
теров». Были «студенты Кембриджа» и «студенты Сорбонны». Многие из них до
сих пор с благодарностью вспоминают Владимира Леонидовича. Нет, его паци-
енты не стали великими художниками, музыкантами, шахматистами, но их спо-
собности, разбуженные гипнозом, продолжали активно развиваться долгие
годы.
По наивности когда-то я думал: гипнотизер — это обязательно эдакий мрач-
Сейчас эта юная актриса в образе великой Ермоловой
ный Мефистофель со сверкающими угольно-черными глазами. Но когда позна-
комился с Владимиром Райковым, этот стереотип быстро исчез. Да, на его сеан-
сах люди часто веселы и смешливы. Они — играют. Как дети или как гении, что
в общем-то близко по сути. Тон игре и ее правила задает гипнолог, а дальше
раскрепощенные его пациенты начинают чудить: летают, красят небо, поливают
шампанским улицу, раздают нищим золото, плавают в невесомости — как кос-
монавты в космосе...
Повторим: гипноз и творчество — это синонимы. Так, во всяком случае, уве-
ряет Райков. А ведь, действительно, если вдуматься, в такой вопрос: почему лю-
ди не летают?.. Потому что они привыкли ходить по земле. Но ведь они умеют
120
Школа гениев
летать! Умеют. Как летал Леонардо да Винчи, как летал Микеланджело... Влади-
мир Райков вот уже 20 лет учит людей летать.
— Проснись, ты — гений! — командует гипнолог, и человек, обычный до
сих пор человек, просыпается... так и хочется сказать — гением. Увы, чудес не
бывает. Да никто о чудесах и не говорит. Речь идет о мобилизации резервных
возможностей личности. Побывав в роли гения, а затем вернувшись в себя, че-
ловек преображается. Открытая Райковым и его коллегами так называемая
постгипнотическая инерция творческого начала у боль-
Портреты, выполненные пациентами В. Райкова
шинства испытуемых была явно выраженной. Все чувствовали после сеансов
подъем общей психической активности, которая носила следы работы, проде-
ланной в гипнозе. Например, испытуемый М., никогда ранее не сочинявший, на-
писал дома целую поэму. Испытуемый Л. говорил, что после нескольких сеансов
он — цитирую его слова — совершенно переродился, настроение было все вре-
мя приподнятое, хотелось работать, мыслить, созидать...
Такая постгипнотическая инерция творческого начала является самым важ-
ным практическим и теоретическим результатом экспериментов Райкова. Они
лишний раз доказали, что человек не использует значительную долю своих
творческих резервов.
Опыты Райкова приближают нас к пониманию тех условий, в ко-
торых эти резервы могут быть мобилизованы.
Почему люди не летают?
121
Пора, однако, спуститься с небес на грешную землю. Не знаю как кого, а ме-
ня более всего поражает в работе Владимира Райкова, то, что двадцать лет он вел
ее на общественных началах, в условиях, для того совершенно не приспособ-
ленных. Эксперименты его чаще всего проводились в заваленной картинами
мастерской художника, на чердаке одного из домов старой Москвы.
Первопроходческие работы Райкова, повторяю, известны во всем мире, его
печатные труды переведены на десятки языков, во многих странах есть его уче-
ники, почитатели — один из них несколько лет назад прислал аппаратуру для его
опытов весом около тонны, но до сих пор разместить ее было просто негде.
Долготерпение, одержимость Райкова поражают. Работая врачом-гипноте-
рапевтом в одном из столичных диспансеров, он каждый день лечил больных, а
делом своей жизни занимался в свободное время, один выполняя работу целой
лаборатории.
Как это ни горько вспоминать, но помощи от своих коллег, врачей и гипно-
логов, Райков не видел практически никакой. Об официальной поддержке Ака-
демии наук или Академии медицинских наук и говорить нечего. Зато иностран-
ные ученые помогали активно: присылали аппаратуру, книги, журналы. Чешский
психотерапевт Петр Живный ходатайствовал, чтобы Райков стал сопрезидентом
Международной федерации теоретического и экспериментального гипноза
(другой сопрезидент — сам Живный). 90-летний итальянский ученый Марко
Маркезан приложил немало усилий, чтобы советскому ученому присвоили зва-
ние профессора Миланского университета.
Но только непонятно, почему Райков профессор Миланского, а не Москов-
ского или какого-то другого отечественного университета. Ведь так было
бы логичнее, не правда ли?
* * *
Послесловие автора. Когда этот материал уже был сдан в набор, мне стало
известно, что в Москве на базе поликлиники № 3 решено создать первый в ми-
ре Международный центр творческого гипноза. Здесь желающие за небольшую
плату смогут — так по крайней мере задумано — слушать лекции, участвовать в
семинарах, практических занятиях. Здесь же можно будет пройти платный курс
лечебного гипноза.
Научное руководство и теоретическое обоснование работ Центра поручено
В. Л. Райкову — ученому, имя которого до сих пор не упомянуто ни в одном на-
шем академическом справочнике.
Что ж, выходит, это победа, закономерный итог многолетних непрерывных
усилий, и, казалось бы, Райкову надо радоваться, но, увы, увы... С Владимиром
Леонидовичем мы встретились в Научно-исследовательском центре профилак-
тической медицины, расположенном неподалеку от площади Ногина. Здесь у
него отдельный кабинет, увешанный картинами его подопечных. Райков тогда
только что вернулся с очередного международного конгресса по гипнозу из Гер-
мании и еще находился под впечатлением дивного города Констанца, раскинув-
шегося на берегу живописного озера Баденсиа, что на границе со Швейцарией.
— Вот ведь живут черти,— рассказывал он,— купил я сливы, иду по улице,
122
Школа гениев
ем, а косточки в карман вынужден складывать: кругом такая чистота, что бросить
на землю просто немыслимо...
Во время конгресса В. Райков дважды выступал с докладами, провел два се-
минара и несколько сеансов гипноза, до криков и аплодисментов изумляя не-
искушенную публику ( что и понятно: периферия все-таки, от нашей столицы
далеко...).
Многие молодые и не очень молодые люди, участники тех сеансов, захотели
приехать в Москву, продолжить путь к тайнам своего «я» — послушать лекции,
пройти курс творческого гипноза. Казалось бы — замечательно, пусть приезжа-
ют, ведь теперь на Арбате есть или вот-вот будет, если верить приказу Минздра-
ва, Международный центр творческого гипноза.
— Некуда ехать,— грустно говорит Райков.
— Как же так, Владимир Леонидович? — недоумеваю я.— Своими глазами
высокую бумагу видел.
— Так на бумаге только этот Центр и создан. Мне как руководителю положи-
ли копеечный оклад, а я уже постарел, чтобы за такие деньги работать. Хотя, воз-
можно, года два-три назад я был бы в восторге и от этого, но времена меняются,
как сказал мудрец, и мы меняемся вместе с ними... Нет, сейчас я уже не смогу
продолжать то безумное подвижничество — надорвался, выдохся, как чеховский
Иванов, помнишь?.. Не удивляйтся, просто физически не могу, вот и все...
А я и не удивляюсь. Наоборот, я изумляюсь тому, как Райков вообще выдер-
жал все эти тяжкие четверть века. Ведь было время, когда он, ученый с мировым
именем, месяцами просто голодал... В который раз с горечью убеждаюсь: не
нужны нашей системе талантливые люди, не нужны! Что и обиднее всего...

Ну вот мы и дожили до того времени, когда в «Правде» можно прочесть сообще-
ние о том, что на фестиваль газеты приглашена... Джуна. Корреспондент обра-
щается к известной целительнице, ученой, поэтессе, художнику, певице с прось-
бой рассказать, как она планирует провести встречу с читателями «Правды», и
Джуна отвечает:
«Расскажу о своей запатентованной методике, которая широко внедряется не
только в нашей стране, но и во всем мире, о созданном мною аппарате «Джу-
на» — имитаторе человека. Метод бесконтактного массажа совершенно безвре-
ден, прост и легкодоступен. Он, например, позволяет, не делая пересадки сердца
и почек, оздоравливать их в организме, лечить многие другие болезни. Я расска-
жу о том, как не допустить рака. На сегодняшний день в моем научно-методичес-
ком центре обучились этой методике полмиллиона медиков. Буду использовать
видеозаписи экспериментов и методики, чтобы зрители воочию увидели эффек-
тивное лечение различных тяжелейших недугов...»
Никаких комментариев не следует.
Это сегодня. А я вспоминаю, как 12 лет назад из-за моей статьи о Джуне
главный идеолог страны, М. А. Суслов, дал команду арестовать весь тираж
«Огонька». И пачки журналов выгрузили из поезда, отправляющегося в Ленин-
град, грозным приказом вернули с почт. Ни один экземпляр не поступил в ки-
оски...
Джуна кинулась к одному из могущественных тогда своих пациентов — на-
чальнику Главпура А. А. Епишеву, тот позвонил Самому, на дачу (было раннее
субботнее утро). Леонид Ильич удивился:
— А из-за чего шум? Читал я эту статью. Подумаешь, биополе. Пусть идет.
Насчет тиража я сейчас распоряжусь.
И «машина» закрутилась в обратную сторону — опять пачки журналов отпра-
вили на вокзал, на почту... Мы ликовали. Но — лишь до понедельника. Необычно
рано в то утро в редакции раздался звонок по «вертушке» — М. А. Суслов требо-
вал сатисфакции, через своих подручных естественно.
Пришлось давать объяснения, показывать визы министерских чиновников.
Кого-то из них вскоре сняли... Меня не тронули в тот раз потому, что я был, как
говорили тогда, любимчиком главного редактора. Зато когда перестал им быть,
Коснуться рукою неба
125
за статью намного более безобидную меня уволили, по настоянию сверху.
(Правда, через три дня, по команде с еще более высокого верха, восстановили.)
Вот так весело мы жили, прокладывая тропинку к сегодняшней гласности...
О Джуне Давиташвили за последние 10 лет написано столько, что это и яви-
лось, вероятно, одной из причин нехватки в стране бумаги. Странно только, что у
них, за бугром, бумага пока не вся перевелась, ведь там о Джуне писали не мень-
ше. И при этом намного больше всякой чепухи: называли «новым российским
Распутиным», уверяли, что лечит шефа Кремля Брежнева и премьера Косыгина,
что по Москве ее сопровождают 6 телохранителей, что она самая богатая жен-
щина столицы, получающая 150 фунтов стерлингов за каждого пациента... Да, и
еще помню, писали, что за покупками она часто ездит... в Париж.
Жизнь ее всегда была сумасшедшей, непредсказуемой. А уж когда она
стала москвичкой, так и подавно. Столица часто из рядового феномена делает
чемпиона, рекордсмена феноменов. Но согласитесь, другие имена за прошед-
шие два десятилетия не производили более шумной и более устойчивой сен-
сации.
Да, мы уже привыкли, что у нас по соседству, на Арбате, живет просто «гений
чудес» — человек, который может всё. По крайней мере сама Джуна именно так и
думает. Откуда в ней взялась эта космическая уверенность в себе — вот главная
для меня загадка ее феномена. И самое важное: веруя в свои фантастические
возможности, она реально добивается того, что никогда не сделает человек, не
выделяющий себя из толпы.
Итак, краткий перечень «рекордов Джуны»:
— она президент Всемирной дипломатической академии мира по традици-
онной и альтернативной медицине,
— кавалер ордена рыцаря Мальтийского креста, отличительного знака меж-
дународного признания,
— почетный гость папы римского,
— автор множества картин и стихов,
— автор книги «Слушаю свои руки»,
— ее имя внесено в «Книгу мировых рекордов Гиннесса» как
обладательницы самой богатой коллекции наград...
Ну что, казалось бы, после всего о Джуне напечатанного и показанного по
телевизору можно еще о ней сказать? Сама попытка это сделать кажется смеш-
ной и наивной. И все-таки я ее предпринимаю, хотя бы по праву человека, кото-
рый лично причастен к тому, что 12 лет назад «джун» был выпущен из бутылки...
* * *
Мое увлечение темой экстрасенсов, темой загадок человеческой природы
началось в 1979 году, когда я как специальный корреспондент журнала «Огонек»
приехал в Тбилиси на Международный конгресс по проблемам неосознаваемой
психической деятельности. Конгресс проходил во Дворце шахмат.
Третий день меня мучил сильный насморк; сидя на очередном заседании, за-
дыхался без капель, а их, как назло, забыл в гостинице. Вышел в фойе, надеясь
126
Школа гениев
найти там аптечный киоск. Увы, его не нашел, зато отыскал тему, ставшую на
многие годы главной в моей журналистской работе.
Около лестницы, ведущей на второй этаж, увидел необычную женщину, всю
в черном, очень стройную — она водила руками вокруг головы мужчины, кото-
рый явно был иностранцем. Он стоял закрыв глаза.
Не решился бы подойти к ним, если бы не приметил рядом своего приятеля,
физика Виктора Адаменко.
— Витя, кто это такие и что здесь происходит? — шепнул я ему.
— Это Джуна и Стенли Криппнер. Подожди, очень ответственный момент,—
остановил меня Виктор.
Их имена мне ничего не сказали. Решил понаблюдать. Женщина тем време-
нем продолжала водить руками вдоль тела мужчины на расстоянии ладони от не-
го, словно ощупывая какой-то невидимый мне контур. Дойдя до живота, она ска-
зала: «Печень» и тут же добавила по-английски: «Liver». Мужчина, не открывая
глаз, кивнул. Это уже становилось интересным. Хоть и не понимал, чем они за-
нимаются, почувствовал, что являюсь очевидцем чего-то необычного.
— И еще левая нога,— немного погодя сказала женщина.
Мужчина покачал головой. Тихо сказал «No» и медленно стал подниматься
по лестнице.
— Как «нет»? — кричала она ему вдогонку, в одно мгновение из спокойной и
даже меланхоличной женщины превратившись во взбешенную тигрицу.— Как
«нет»! Я же чувствую, что у него должна болеть левая нога! Он просто не хочет
признаться! — она продолжала кричать, но уже по-грузински, так что понять я
не мог.
— Кто она такая, Витя! — взмолился я.— Объясни ради бога.
— Это Джуна, я же тебе сказал.— Виктор был явно чем-то расстроен.— Она
диагносцировала американского профессора Стенли Криппнера, человека, ко-
торый объехал весь свет, собирая сведения обо всех выдающихся экстрасенсах...
— О ком? — переспросил я, впервые услышав это слово. Витя посмотрел на
меня с изумлением:
— Экстрасенсах. С Луны, что ли, свалился? Людей с повышенной чувстви-
тельностью к биополю. И сейчас он определял способности Джуны к диагности-
ке. Если бы он убедился в ее силе...
Витя с огорчением махнул рукой.
— А меня она может продиагносцировать? — спросил я.
— Попроси.
Я попросил. Джуна все еще продолжала что-то возбужденно говорить своей,
видно, подруге, показывая наверх, куда ушел американец. И, продолжая почти
кричать, она стала водить вокруг моей головы своими руками с необыкновенно
длинными пальцами. Я стоял с серьезным видом, посмеиваясь про себя.
— Насморк,— сказала она, не глядя на меня. Я рассмеялся. Определить, что
у меня насморк, мог любой — я сильно гундосил.
— А что вы смеетесь? — впервые, кажется, она на меня посмотрела. Минда-
левидные черные глаза ее сверкали.— И вы тоже не верите? Тогда смотрите!
Она махнула раза три-четыре возле моего носа и... дышать стало легко, как
будто в нос закапали лекарство. Увидев мое изумление, Джуна улыбнулась:
Джуна с Аркадием Райкиным


Сегодня у Джуны день рождения
Массовый сеанс биоцелительства на Арбате

1980 год. Идет «круглый стол» в редакции журнала «Огонек»
Эксперимент на сердце лягушки
В одной из поликлиник
Коснуться рукою неба
135
— Ну вот то-то же.— Она остановила руку возле желудка и сказала: — Гаст-
рит.
«Угадала»,— подумал я. Словно прочитав мои мысли, она произнесла оби-
женным тоном:
— Думаете, это случайность. Я вас сейчас немного подлечу. Придете ко мне
несколько раз и о болезни забудете.
Она положила руку мне на живот и, как будто забыв обо мне, отвернулась к
подруге и продолжала возбужденно говорить с ней по-грузински. Очевидно, она
все еще ругала американца.
Сначала я ничего не чувствовал. Потом начала кружиться голова, в глазах по-
явилась какая-то муть, туман, ноги вдруг ослабли, захотелось присесть, меня
качнуло, слабость разлилась по всему телу, и я начал терять сознание. Неожи-
данно я четко увидел себя мальчишкой лет пяти, играющим в куличики — в пе-
сочнице у нас на Кадашевской набережной, где я родился и жил до десяти лет. Я
увидел, как со стороны реки ко мне идет человек в черном, как он протягивает
ко мне руки и... Дальше ничего не помню. Нет, еще запомнил крик Джуны: «Он
эпилептик!» Ее слабые руки не смогли удержать меня, и я упал.
Очнулся минут через пять, как сказал потом Виктор, весь мокрый, словно из
бани и с зеленым лицом. Джуна сияла:
— Ну, теперь-то вы верите?! Эх, жалко Криппнер не видел!
Ее восторги быстро сменились беспокойством за мое самочувствие.
* * *
До этого дня я был не просто скептиком — воинственно не принимал всю
эту так называемую парапсихологию. Мой обморок заставил меня задуматься и
если не поверить, то по крайней мере — отнестись к подобным явлениям добро-
желательно.
Каждый день я стал бывать на сеансах Джуны Давиташвили. В этой загадоч-
ной женщине меня интересовало все. Для нее же мой обморок был первым слу-
чаем в ее практике (очевидно, в тот момент она была слишком возбуждена, и ее
биоэнергия стала плохо управляемой), поэтому Джуна отнеслась ко мне с осо-
бым вниманием. Беседуя со многими ее пациентами, вынужден был признать,
что руки Джуны обладают способностью исцелять. Надолго ли, насовсем ли? Не
знаю (пусть Джуна простит меня, хочу быть объективным, несмотря на всю сим-
патию к ней). Не знаю, потому что встречался и с теми ее пациентами, к которым
через какое-то время их недуги возвращались.
Интересен, однако, сам по себе факт — человек, не прикасаясь к телу друго-
го человека, может каким-то неведомым образом снимать боль, останавливать
воспалительный процесс, заживлять раны. Расскажу о некоторых случаях, оче-
видцем которых был сам.
Юноша провалился в бочку с кислотой, стоящую в подполе, и сжег себе ногу
по щиколотку. Кожа слезла, обнажилась красная незаживающая рана. Никакие
медикаменты, процедуры не помогали. Я отвел парня к Джуне. После третьего
сеанса рана затянулась розовой пленочкой, после десятого — образовался кож-
ный покров. С тех пор прошло семь лет.
136
Школа гениев
Второй, еще более занятный случай. К Джуне в квартиру (тогда она уже пере-
ехала в Москву) буквально внесли на носилках иностранца с греческой фами-
лией Петропулос. Идти он не мог: рассеянный склероз в тяжелой форме. Он сам
был врачом и испробовал известные ему методы лечения, включая гипноз. Я ча-
сто видел его у Джуны, она работала с ним долго и помногу. Год спустя мы стол-
кнулись с ним в дверях ее квартиры — он вернулся из Большого театра. Ходил
теперь с палочкой, прихрамывая, но — без чьей либо помощи. Сейчас Петропу-
лос считает себя почти здоровым, а Джуну — волшебницей.
Интересный эксперимент с участием Джуны проводился в институте ре-
флексотерапии. Его целью было зафиксировать воздействие экстрасенса на ор-
ганизм больного с помощью таких чувствительных приборов, как, например,
термовизор. Этим аппаратом было отмечено повышение температуры руки
больного, страдающего нарушением сосудистой циркуляции конечностей, после
воздействия экстрасенса.
Помню, еще тогда, в начале восьмидесятых, когда проводились эти исследо-
вания, мы с Джуной фантазировали — хорошо бы изобрести прибор, который
мог бы аккумулировать целебную биоэнергию. Джуна сказала: «Я обязательно
сделаю его, и он будет носить мое имя». Тогда мы еще не знали, что почти трид-
цать лет назад такой прибор сделан жителем Киева Беридзе-Стаховским, ныне,
увы, покойным. Металлические генераторы, как называл их сам изобретатель,
заряжаются биоэнергией и потом в течение длительного времени способны ока-
зывать благотворное влияние на человека, на животных, на растения. Я видел
огурцы, выращенные из семян, облученных генератором Беридзе-Стаховско-
го, — огурцы втрое, вчетверо больше контрольных. Кошка, поранившая лапу, тя-
нется к заряженному генератору именно этой лапой, словно ей кто-то подсказы-
вает, что так она получит облегчение.
Биоэнергетический имитатор человека, придуманный Джуной, более совер-
шенен. Ему присвоено ее имя.
Да, забыл сказать, чем кончилась история со Стенли Криппнером. Через три
дня встретил его на очередном заседании конгресса. Спросил, что он думает о
Джуне. Он неожиданно оживился и стал говорить о ней лестные слова. Оказа-
лось, что сегодня утром у него заболела левая нога в том самом месте, где она
указала. Значит, Джуна обладает способностью чувствовать болезни, когда они
еще не проявили себя болью.
* * *
Когда она перебралась в Москву и была в апогее своего успеха и популярно-
сти, я спросил ее, счастлива ли она. Джуна ответила:
— Не знаю.
— Но у тебя ведь такая слава! Три года назад ты не могла представить себе
такое...
— Да, ты прав. Но я настолько устаю от тысяч лиц, рук и глаз, что мне просто
некогда подумать о своем счастье.
Джуна очень устает к концу дня. Под глазами у нее появляются синие круги,
лицо бледнеет. Она живет с сыном в небольшой квартире, уставленной вазами с
цветами, которые приносят благодарные пациенты.
Коснуться рукою неба
137
Человек она удивительный. Натура тонко организованная, с необычайно раз-
витой интуицией. Схватывает все на лету, ей почти ничего не надо объяснять,
она сама многое додумывает, точнее, интуитивно угадывает.
Ее часто спрашивают, когда она обнаружила в себе способности восприни-
мать биополе и воздействовать на него. Она говорит, что не может точно отве-
тить на этот вопрос, потому что с самого детства была уверена, что все люди ви-
дят, слышат и чувствуют так же, как она сама.
Джуна была уверена, что все, как и она, видят ауру, могут почувствовать, где
и что у человека болит, и несколькими движениями уменьшить его боль.
Потом она стала замечать, что эти ее способности вызывают удивление, и
стала экспериментировать с друзьями и теперь уже сама удивлялась, как это они
не видят черный выброс над головой недоброго человека и светлый — над голо-
вой доброго или не чувствуют рукой, что у нее болит зуб.
Потом она повзрослела и поняла, что это действительно дано не каждому и
поэтому многие ее сверхчувствительность к биополю других людей и способ-
ность на него воздействовать воспринимают как чудо.
Она считает, что никакого чуда здесь нет и что вокруг всякого живого орга-
низма, в том числе человека, есть биологическое поле, которое экстрасенсы
очень хорошо чувствуют. Это биополе меняется в зависимости от физического и
даже психического состояния организма. Поэтому, когда экстрасенс проводит
руками вдоль тела больного, он сразу может сказать, какие именно органы у не-
го больны.
— Разные болезни вызывают и различные ощущения у меня в руках,— гово-
рит Джуна,— покалывание, прилив или отлив тепла или ощущения, которым не
всегда сразу дашь определение. Например, при язве желудка я чувствую не что
похожее на вибрацию, которая как бы втягивает мою руку в какую-то воронку.
Энергосистема нашего тела имеет множество выходов на коже, они известны
тысячи лет, это так называемые точки акупунктуры. Врачи, которые лечат с по-
мощью иглотерапии, подводят к этим точкам слабый электрический ток, активи-
зируют защитные силы организма и таким образом заставляют его самого бо-
роться с болезнью. Я думаю, что то же самое делаю и я. Своим биополем я воз-
действую на активные точки энергосистемы человека и активизирую восстано-
вительные процессы. Я часто замечала, что мое положительное воздействие не-
возможно без благожелательного отношения к человеку. Я уверена, что биоце-
лителем может быть только добрый человек, который любит людей и готов ради
этой любви идти на жертвы. Когда я думаю о цели своей жизни, о своем пред-
назначении, то в первую очередь вижу его в том, чтобы раскрыть людям самих
себя, открыть им глаза и руки, чтобы они поняли свои, скрытые пока возможно-
сти и научились их использовать. Я повторяю — никакого чуда, ничего сверхъ-
естественного в биоэнерговоздействии нет. Просто пока его тайны не раскрыты
наукой.
Для проникновения в эти тайны Джуной сделано очень много. Не случайно
на Международном конгрессе нестандартных методов лечения, проходившем в
мае 1989 года в Афинах, она была награждена сразу двумя почетными знаками
отличия — Большой золотой медалью академии ООН и Малой золотой медалью
Доктора медицины. Месяцем раньше Госкомитет по изобретениям и открытиям
Джуна с сыном Вахо
Коснуться рукою неба
139
присвоил Джуне почетное звание «Изобретатель СССР», с выдачей патента на
экспорт ее открытий.
Единица измерения биоэнергии «джуна» вот-вот войдет в научный обиход.
Все это могло бы показаться фантастикой каких-нибудь пять лет назад. Тогда
президент Академии медицинских наук СССР Н. Н. Блохин писал в «Известиях»:
«Можно уверенно сказать одно: в случае успеха деятельности экстрасенсов
главную роль играет их общение с больными, психотерапия, которая вообще иг-
рает огромную роль в медицине. Шумиха, поднятая вокруг экстрасенсов, актив-
но содействует повышению психотерапевтического эффекта...
Интересно отметить, что при обилии сообщений об успехах экстрасенсов не
было ни одной информации об успешном лечении ими животных. Это вполне
понятно: животные газет не читают и не «охвачены влиянием сенсационных со-
общений».
Ему вторил другой академик:
«Физике известны все дальнодействующие поля, которые взаимодействуют с
материей: электромагнитное, акустическое, гравитационное. Поэтому представ-
ление о каком-то поле, которое бы не обнаруживалось приборами, не выдержи-
вает критики».
Сегодня такое уже мало кто скажет. Своими невероятными экспериментами
Джуна опровергла скептические выводы академиков. В опытах, которыми руко-
водил профессор А. Н. Меделяновский, ею было доказано, что (цитирую заклю-
чение комиссии) «в период биоэнергетического влияния, оказываемого враче-
вателем на пациента, в их организмах (врачевателя и пациента,— С. В.) развива-
ются согласованные параллельные сдвиги важнейших показателей кровообра-
щения, дыхания, газообмена и др. Самым характерным при этом является паде-
ние потребления организмом кислорода, свидетельствующее о том, что часть
энерготрат, Необходимых для поддерживания жизнедеятельности, замещается
донорской энергией, даваемой лечителем».
Под руководством профессора А. Н. Меделяновского Джуна провела серию
экспериментов на изолированном сердце лягушки. Уж оно-то никак не поддает-
ся ни гипнозу, ни самовнушению. При этом были зафиксированы рекордные
всплески потребления кислорода лягушкой...
♦ * ♦
Мода на голое отрицание феномена «Д» (так сегодня называют в научных
статьях Джуну) прошла. Теперь в моде не выражать по ее поводу никакого удив-
ления. Сегодня ведущие ученые страны высказываются в поддержку серьезного
изучения биоэнергетики, это огромный шаг вперед. Сделать его официальной
науке помогла Джуна. До нее никому не удавалось преодолеть академический
скепсис. По сути, то, что она совершила, а именно — психологический перелом
в сознании целого поколения ученых,— это научный подвиг.
Удивительно быстро сбываются все самые смелые ее предсказания. Лет семь
назад Джуна говорила мне, что скоро она будет регулярно выступать по телеви-
дению, что она получит ордена, что ей без защиты диссертации присвоят сте-
пень доктора, что у нее будет свой институт. Она как в воду глядела, многое из ее
На съемках фильма «Юность гения»
Коснуться рукою неба
141
предсказаний сбылось, кроме последнего. Но она твердо знает, что и это обяза-
тельно сбудется.
Иногда мне кажется, Джуна ищет себе все новые и новые увлечения (стихи,
живопись, музыка) потому, что ей скучно жить на свете, дабы она все знает о се-
бе и о своей будущей жизни. В ее способности к ясновидению мне приходилось
убеждаться не однажды. Как-то я привел к ней своего знакомого, у которого ук-
рали из дома шкатулку с драгоценностями жены. О чем он и сообщил Джуне.
— У вас нет с собой фотографии жены? — спросила она.
— Есть,— ответил мой знакомый и достал снимок, на нем его молодая супру-
га была в тех самых серьгах, которые тоже пропали.
Джуна взяла фото, долго смотрела на него, потом закрыла глаза и попросила
нас помолчать. Прошло минуты две-три, и вдруг она начала описывать квартиру
моего приятеля, где никогда не была.
— При входе слева я вижу какое-то желтое пятно, это картина... нет, плакат.
На другой стене висит детский велосипед... Коридор очень длинный, в него вы-
ходят три двери... Комната, из которой украли драгоценности, самая дальняя...
Шкатулка стояла на полке слева, среди металлических ваз... Тот, кто ее взял, но-
сит бороду, он лысоват... Борода и остатки волос седые и курчавые... У него кри-
вой нос, большой череп... ходит он в джинсовой куртке...
— Стойте, стойте! — закричал мой знакомый.— Я его узнал. Он действитель-
но приходил к нам в тот день вместе с целой компанией...
— Если вы хотите вернуть свои вещи,— сказала Джуна,— то поспешите. Этот
человек скоро эмигрирует.
В краже драгоценностей он, конечно, не сознался, а вскоре в самом деле уе-
хал в Америку...
Кинорежиссер Эльор Ишмухамедов, снимавший Джуну в фильме «Юность
гения», рассказывал мне, как она в Самарканде в мавзолее, где похоронен Та-
мерлан, очень удивила всех, кто был с нею, сказав, что под каменным надгроби-
ем не «видит» останков тела. Кто-то улыбнулся скептически, кто-то стал с нею
спорить. Но подошедший экскурсовод сообщил, что Джуна права и Тамерлан
похоронен не здесь, а в глубоком подземелье, куда ведет длинная лестница.
...Вернувшись из Болгарии, где мне посчастливилось встретиться со знаме-
нитой ясновидящей Вангой, я пришел к Джуне и стал ей рассказывать, как Ванга
поведала мне о том, что скоро болгарские археологи раскопают курган в Свеш-
тарах, найдут там следы древней цивилизации, а на одной из каменных плит об-
наружат письмена, в которых зашифровано будущее человечества. Я стал опи-
сывать со слов Ванги внутреннее устройство еще не раскопанного кургана:
«Вход в подземелье закрыт плитой с рельефным орнаментом, на котором изо-
бражено дерево, кроной вниз...»
И вдруг Джуна перебила меня:
— Подожди, дальше я расскажу сама... За входом начинается длинный узкий
коридор, его стены отделаны каменными прямоугольными плитами... Коридор
ведет к просторному помещению, где найдут много скульптур... на его потолке
сохранилась красивая фреска.
Я даже вскрикнул от неожиданности — настолько описание Джуны совпа-
дало с предвидением Ванги. Замечу, что они никогда не встречались. Я стал
пересказывать слова Ванги о том, как найдут письмена с предсказанием буду-
142
Школа гениев
щего: «В этом зале есть еще один, потайной вход, вот он и ведет к той роковой
плите...»
И снова Джуна оборвала меня и продолжила прорицание:
— Этот потайной ход обнаружит женщина. Она среднего роста, с круглым
лицом и маленькими глазами...
О женщине, которая сыграет в раскопках очень важную роль, мне говорила и
Ванга!
Сбудутся ли эти предсказания? Давайте подождем. Болгарские археологи
уже начали исследование Свештарского кургана, и уже найден длинный кори-
дор, ведущий в большой зал с рядами изваяний и красивой фреской под потол-
ком... А что дальше?
Однажды, рассматривая очень простые, даже наивные, по-моему, картины
Джуны (птички, лани, женщины), я подумал — как все-таки вовремя она явилась
на свет. Люди слишком далеко зашли в своей ненависти, в равнодушии, в неже-
лании понимать друг друга. Может быть, это результат сверхусложненности
сфер политики, искусства, медицины, коммуникаций... Людям так трудно до-
браться до сути. А суть жизни в общем-то проста. Об этом очень вовремя и на-
помнила нам Джуна. И в этом я вижу главное содержание феномена «Д».
Огромные печальные глаза, так часто повторяющиеся на ее картинах, как бы
просят: не спеши, человек, загляни другому в душу, прикоснись к его боли... Аз-
бука взаимопонимания...
Бабочка с крыльями из двух флагов, нарисованная Джуной, стала символом
нового, дружеского почти периода в отношениях между Америкой и Россией.
Удивительно одаренный она человек! А такие люди редко испытывают удов-
летворение от достигнутого. И вот потому в одном из своих стихотворений она
мечтает:
Для духа
оболочка тела
мне слишком
тесной кажется.
Лишь малая песчинка
судьба моя в сравненье с миром звезд.
Ноя хотела б стать хоть краткой
вспышкой
живого света.
Мне бы в полный рост
на миг лишь распрямиться и коснуться
рукою неба...
Но разве она уже не прикоснулась к нему?
Если Джуне это и удалось, то, как я думаю, лишь благодаря ее феноменаль-
ной вере: «Я могу все!»


За годы увлечения темой феноменов мне довелось встречаться с самыми пора-
зительными свойствами человеческой природы. Большинство из них до сих пор
остаются для меня загадкой. Как, например, объяснить способность москвички
Варвары Ивановой снимать зубную или сердечную боль... по телефону? Или фе-
номен москвича Владимира Сафонова, который ставит диагноз, имея перед со-
бой только фотоснимок неизвестного ему человека?! Побоялся бы морочить чи-
тателю голову подобными «чудесами», если бы много раз сам не был их свиде-
телем.
А какое объяснение можно дать способностям ленинградки Нинель Кулаги-
ной, которая может двигать предметы (не тяжелые, конечно), не прикасаясь к
ним? Это так называемый телекинез. Еще до встречи с Кулагиной я читал прото-
кол научной комиссии Института метрологии, в котором, в частности, написано:
«Комиссия отмечает, что перемещение предметов имело место. Алюминиевая
трубка (диаметр 20 мм и высота 47 мм) была передвинута на 90 мм... как под
стеклянным колпаком, так и без колпака... Комиссия в настоящее время не мо-
жет дать объяснения наблюдаемым явлениям...»
И вот я в гостях у Нинель Сергеевны. Расспрашиваю о ее нелегкой жизни
(девчонкой она ушла на фронт, воевала все четыре года, была ранена, награжде-
на орденом и медалями), о том, как она открыла в себе способности к телекине-
зу. Оказывается, случайно: дочь заметила, как промокашка при приближении
рук матери двигается по столу... Она рассказывает, а я не могу отделаться от
мысли — удастся ли мне самому увидеть это.
Просить не решаюсь, понимая, как надоели ей такие демонстрации. Она за-
говорила об этом сама: «Жаль, но, кажется, сегодня я не смогу вам ничего пока-
зать. Не в форме». С трудом скрываю свое огорчение. Мы говорим еще какое-то
время, и вдруг она берет у меня ручку (ту самую, которой пишу и сейчас, обыч-
ную пластмассовую), кладет на стол, напрягается, как будто сзади пытается кто-
то опрокинуть ее на спину, и... ручка ползет (ползет, а не катится!) к краю стола.
Многие называли Кулагину шарлатанкой, говорили, что у нее в рукавах маг-
ниты, а на пальцах тонкие невидимые нити... Свои доводы, хоть их и имею, при-
водить не стану, предоставлю слово человеку, к мнению которого читатель дол-
жен отнестись с буольшим уважением.
Академик Ю. Б. Кобзарев:
— При телекинезе руки Н. Кулагиной генерируют акустические импульсы.
Они могут регистрироваться звукозаписывающей аппаратурой. Известны еще
два человека, излучающие подобные импульсы. И они, и Кулагина излучают и
Может лишь присниться
145
электромагнитные волны оптического диапазона. Их можно зарегистрировать
фотоэлектронной аппаратурой или на фотопленке. Воздействием своего излуче-
ния на кожу человека Кулагина может вызвать ожог, сила которого определяется
длительностью воздействия.
Нинель Сергеевна при телекинезе испытывает боль в затылке и в спине, вер-
хнее артериальное давление у нее подскакивает иной раз до 230. Во время опы-
тов у ее подъезда всегда стоит «скорая помощь», вернее — стояла. Теперь уж эти
эксперименты не проводятся: слишком они рискованны для здоровья...
В 1982 годуя был поражен встречей с жителем Одессы Георгием Георгиеви-
чем Айвазовым, который по ладоням человека может сказать о нем если не все,
то устрашающе много. Не только чем и когда он болел и болеть еще будет, но и о
том, совершал ли он убийства, сколько у него детей, чем больна жена и от чего
она умрет... Причину и срок смерти самого пациента Айвазов обычно не говорит.
При мне он поведал мужчине, которого впервые в жизни видел, что его жена
три года назад покончила жизнь самоубийством, а у его сына горб на спине и ле-
вая нога короче правой. Все это Айвазов вычитал только по ладоням. Такая вот
хиромантия.
— Нет, я не занимаюсь никакой хиромантией, я изучаю генетическую про-
грамму человека,— говорит Г. Айвазов.— Генетическая программа записана в
нашем мозгу, но ее выходы, проявления есть в разных местах тела — в глазах, на
языке, на ушах, на ступнях. Я читаю программу человека на ладонях, вернее — на
их кожных рисунках, по-научному — на папиллярных линиях.
Так вот оно что, в разных точках нашего тела зашифрована и хранится ин-
формация о нашем организме, о здоровье, о жизни, о судьбе. Мы только не уме-
ем читать эти тайные иероглифы.
Айвазов, как он сам уверяет, их расшифровал. Полвека скрупулезнейших на-
блюдений, сравнений, анализа. Догадка, положившая начало всей его концеп-
ции, пришла в 1942 году в госпитале, где Георгий лежал после ранения. Он, ас-
сириец, хорошо знал хиромантию, но она не давала никаких знаков на «линиях
судьбы» тех, у кого была, например, ампутирована нога. Внимательно изучив ла-
дони нескольких десятков инвалидов, он все-таки нашел (не без помощи интуи-
ции, конечно) тот единственный, почти незаметный значок, который и подска-
зал ему, что ладонь человеческая может поведать очень и очень много.
По моим ладоням Айвазов прочитал, что в детстве у меня был гайморит и со-
трясение мозга, что у меня травмировано левое колено, что я страдаю вазомо-
торным ринитом, то есть аллергическим насморком, что часто бывают кровоте-
чения из правой, именно из правой ноздри, что у меня гастрит и сужение сред-
ней трети 12-перстной кишки (именно такой диагноз после трехдневных обсле-
дований поставил мне известный гастроэнтеролог Я. Д. Витебский). Все прочее
тоже совпадало в точности.
Ладно, еще можно понять, что на ладонях записана информация о теле, но
как и зачем туда поступают сведения о судьбе человека?! Айвазов уверяет, что
умеет читать и их. По крайней мере, могу засвидетельствовать, что с точностью
до года он определил время моей первой женитьбы и развода («Это была глу-
пость юности»,— небрежно прокомментировал он), время второй женитьбы
(«Это уже надолго, выбор твой одобряю»). Предсказал мне в 33 года большие
146
Школа гениев
неприятности на службе (сбылось: именно тогда был уволен), в 55 лет — серьез-
ную болезнь сердца (вот бы чего не хотелось) и смерть в 82 года... Что ж, потом-
ки смогут удостовериться, был ли прав Георгий Георгиевич.
А еще огорчил он меня, сказав, что деньги мне всегда будут доставаться с
трудом. («Ты не из тех, к кому они просто липнут».) Жаль, а я-то всю жизнь меч-
тал разбогатеть невзначай. И на той же правой ладони он прочел: «Совестли-
вость мешает твоему благополучию». Как жить после этого — просто теряюсь в
догадках...
* * *
И все-таки, и все-таки — самое яркое, магическое впечатление произвела на
меня встреча с болгарской ясновидящей Вангой Димитровой в мае 1981 года.
Мне, наверное, никогда не удалось бы попасть к ней из-за огромного наплы-
ва желающих задать ей один-два сокровенных вопроса. К счастью, помог хоро-
ший знакомый Ванги, болгарский писатель Серафим Северняк.
Мы приехали в Петрич, город на юго-западной границе Болгарии, довольно
рано. Места эти сказочно красивы. И красота их загадочна. Меловые горы с кру-
тыми белыми обрывами в обрамлении темно-зеленых лесов. Красные поля ма-
ков. Реки, озера и снова скалы. Отсюда, из Македонии, родом и легендарный
Спартак.
Перед домом Ванги — толпа народа. На воротах табличка: «Запись на теку-
щий год окончена». Люди чинно стоят в очереди. Отдают квитанции, предвари-
тельно оплаченные в сберкассе (10 левов за визит), по одному проходят в дом,
минуты через две-три выходят. В день Ванга принимает человек шестьдесят.
Раньше, лет пять назад, принимала вдвое больше.
...Мы сидим с Серафимом в углу небольшой комнаты. Заходит очередной по-
сетитель, подает Ванге кусок сахара, который держал до этого в руках. Она кла-
дет его на левую ладонь и, слегка прихлопывая по ней правой (как будто прислу-
шивается к голосу магического кристалла), отвечает на вопросы. Есть, видно,
какая-то связь между ясновидением Ванги и свойствами кристаллов сахара, с
помощью которых она «видит». Помните у Пушкина — «магический кристалл».
— У меня два года как исчез муж. Ванга, скажи, где он? — спрашивает моло-
дая женщина.
— Он жив, но сбежал к другой, к тебе не вернется, выходи замуж снова, с
ним ты не была счастлива и не будешь, даже если найдешь его,— монотонно
проговаривает Ванга. Женщина уходит. Заходит другая:
— Где мне лучше делать операцию?
— Поезжай в Благоевград,— и Ванга называет фамилию хирурга.
Один югослав хочет узнать, где он потерял партбилет. Ищи дома, между
книг, отвечает Ванга...
Так продолжается около часа. Вдруг Ванга показывает на меня рукой и спра-
шивает:
— Кто там сидит? Он приехал издалека. Пусть подойдет. Сахара у него нет,
пусть снимет часы.
(Часы на рубиновых камнях, а это тоже кристаллы.)
Может лишь присниться
147
Надо заметить, что Ванга после перенесенного туберкулеза глаз вот уже пол-
века совершенно слепа. И свою редкую способность она обрела после того, как
ослепла. Такая вот компенсация.
Ничего обо мне не зная, она стала рассказывать — как зовут мать и кем она
хотела когда-то быть, какой характер у отца, какая у меня хроническая болезнь,
когда мне лучше пишется, где я живу, где работаю... Все совпало!
Ее нервные руки во время сеанса постоянно в движении: теребят и пощипы-
вают подол фартука, поглаживают стул, слегка похлопывают мои часы, лежащие
на столе. Ванга словно снимает с них сигналы, ведомые только ей одной.
— Кто-то у тебя в семье глухой на левое ухо? — переводит мне Серафим.
— Да, мой тесть,— отвечаю я.
— Большую награду ему недавно вручили в Кремле. (За три года до того
Бесконечная очередь перед домом Ванги
тесть стал Героем Соцтруда.) У твоей тещи астма, долго она не проживет... (Увы,
так и случилось.) Обо мне ты напишешь по-русски в конце следующего года.
(Признаюсь, что никак не мог я тогда в это поверить, однако журнал «Огни Бол-
гарии» на русском языке с моей о ней статьей вышел... в ноябре 82-го.)
И вдруг без всякого перехода Серафиму:
— Кто этот Стефан у тебя, которому обожгло руку?
148
Школа гениев
Церковь, где Ванга бывает ка>ццое воскресенье
Серафим хоть и знает Вангу давно, а все равно изумился, что она «видит» его
двоюродного брата, который сейчас за 200 километров в Софии лежит в боль-
нице после аварии на электростанции.
— Отрежут ему руку,— говорит Ванга.
Быть рядом с ней жутковато. Мне давно стало не по себе, но почему-то имен-
но сейчас, при упоминании чужого совсем человека, особенно остро я почувст-
вовал всю фантастичность ситуации. И опять без всякой связи и логики она об-
ращается ко мне:
— А ты два раза должен был умереть: один раз чуть не утонул и второй — ед-
ва не разбился на вертолете.
Ванга
150
Школа гениев
Я-то эти два случая знаю, но откуда, как, каким образом узнала она?!
Спрашиваю Вангу, как она все «видит».
— Никому не говорила и тебе не скажу,— отвечает она, но, немного помол-
чав и махнув рукой, сообщает.
— Не вижу, а слышу. Как по телефону. Чужой далекий голос. Когда громче,
когда тише. Иногда ничего не слышу...
— А вы отличаете мертвого человека от живого?
— Да, отличаю,— говорит Ванга,— мертвые у меня чуть над землей висят.
50 минут беседы с нею пролетели как 50 секунд. Когда мы стали с Серафи-
мом собираться, Ванга обратилась к сестре:
— Люба, скажи там у входа косоглазой женщине в белой шляпе, чтобы она
не ругалась.
Пройдя двое дверей, мы увидели именно эту женщину, которая гневалась
больше других, что мы пробыли у Ванги так долго...
По приезде в Москву довелось говорить о Ванге с писателем, академиком
Леонидом Максимовичем Леоновым, который неоднократно встречался с ней.
Ванга многое ему предсказала в свое время, в том числе смерть жены, пожар в
его библиотеке...
— Это высшее проявление человеческой гениальности,— сказал Леонов.—
Вангу объяснить нашими сегодняшними понятиями нельзя. Нам еще надо расти
до подобных объяснений.
Фотографию Ванги, которую вы здесь видите, мне удалось сделать в наруше-
ние ее запрета снимать. (О нем я не знал.) Слева на снимке виден локоть тело-
хранителя, который хотел загородить мне объектив. Еще какая-то доля мгнове-
ния, и он бы успел это сделать. Ванга не любит, когда ее снимают (она считает
себя некрасивой), и не разрешает раздавать те редкие фотографии, которые все-
таки снять удается.
Об этом я тоже не знал и посему очень удивился, когда полгода спустя после
моего возвращения из Болгарии дома у меня раздался звонок и племянница
Ванги, Аня, сообщила мне из Софии:
— Ванга сказала, что вы раздаете ее фотографии, это правда?
— Только одну подарил, своему хорошему другу,— сознался я, будучи совер-
шенно потрясенный: это произошло буквально накануне.
— Ванга просила больше этого не делать.
Что ж, пришлось пообещать. Хотя странно — ведь против публикаций сним-
ков она не возражает.
И еще один раз пережил я такое же потрясение. Именно в тот день, когда
случилась у меня очень большая неприятность, самая большая за последние де-
сять лет, снова позвонила Аня и передала от Ванги слова, адресованные лично
мне, из далекой Македонии:
— Переживать не надо, скоро все будет хорошо.
И действительно, через три дня все образовалось.
Нет, что ни говорите, а на земле и на небесах есть много всего, что может
только присниться...

И опять спрошу: почему талантливому человеку всегда жилось и живется так
трудно? Потому ли только, что талант — уже сам по себе явление из ряда вон вы-
ходящее и вписаться ему в общий строй сложнее? Или еще потому, что талант
почти всегда бескомпромиссен и не умеет подлаживаться?.. Или потому, что его
не хотят понимать?
О нелегкой судьбе таланта заставила меня в очередной раз задуматься встре-
ча с удивительным человеком. Живет он в Новгороде, а известен тем, что вос-
создал из праха и заставил звучать те музыкальные инструменты, на которых иг-
рали тысячу лет назад. Помните в «Слове о полку Игореве»:
..А Боян персты на струны клал,
И живые струны рокотали
Славу тем, кто не искал похвал.
Как ни странно, но звучание древних гуслей нам всегда представлялось при-
митивным, бедным. Это ошибочное мнение поддерживали многие археологиче-
ские находки. В целости до нас не дошел ни один древний инструмент — только
отдельные фрагменты. По ним и велась реконструкция. Но в ее задачи до неко-
торых пор не входило восстановление звуковых качеств инструментов. И поэто-
му под стеклом музея они лежали мертвыми. И вдруг...
И вдруг древние гусли ожили и зазвучали. Зазвучали так, что пробирали
слушателей до слез, до душевного содрогания, до потрясения, которое уже
не оставляло сомнения, а нужно ли нам знать, какой была музыка наших да-
леких-далеких предков. Нужно! непременно нужно — приходила очевидная
мысль,— нужно затем хотя бы, чтобы сверить нашу нынешнюю жизнь с не-
ким эталоном духовной чистоты, а сверив, попытаться понять, верно ли мы
живем...
Имя человека, подарившего нам такую возможность, Владимир Иванович
Поветкин. Он оживил умершую музыку.
Научные сотрудники Института русской литературы Академии наук (Пушкин-
ского дома) сделали стереозаписи звучания гуслей, восстановленных Поветки-
ным, эти записи хранятся теперь в Петерберге, в коллекции фонограммархива
вместе с голосами Льва Толстого, Сергея Есенина...
Предвижу скептический вопрос — ну, откуда нам знать, такой ли именно бы-
ла русская музыка тысячу лет назад, кто решится с уверенностью это утверж-
Чего же Поветкин хочет?
153
дать? — и потому привожу здесь мнение человека авторитетного, Валентина
Лаврентьевича Янина, академика, стародавнего члена АН СССР, руководителя
Новгородской археологической экспедиции (сотрудником которой является В.
И. Поветкин):
— Владимир Иванович с научной достоверностью воссоздал самые ранние
из всех известных современной археологии гусли и сопель XI века, гудок XII ве-
ка. Это мастер, обладающий интуицией ученого, художник-реставратор высо-
чайшего класса, чувствующий душу дерева, умеющий сочетать строгую науч-
ность с ювелирным мастерством. С уверенностью можно утверждать, что музы-
ка в его исполнении — это те самые, подлинно древние мелодии, которые звуча-
ли на Руси в исполнении легендарных Садко и Бояна. Недооценивать значение
работ Поветкина — значит проявлять идейную близорукость.
А разве кто-нибудь их недооценивает, недоуменно спросите вы. Как это ни
парадоксально, но достижения уникального реставратора, которые могли бы
стать гордостью любого города, любой страны (если бы ей еще повезло ро-
дить такого самобытного Мастера!), здесь — в древнем русском крае — долгое
время не очень-то интересовали тех, кто призван ими интересоваться по долгу
службы.
Да, Поветкин занимается воссозданием старинных инструментов в свобод-
ное от основной работы время, это его, извините за выражение — хобби, и за-
нимается он им не где-нибудь в специальной мастерской, а в тесной своей квар-
тире. Комната, которая служит хозяину и лабораторией, и гостиной, и столовой,
и музеем, нередко бывает устлана шуршащим ковром деревянной стружки.
Когда-нибудь, я уверен, Новгород непременно будет гордиться тем, что жил в
нем такой человек — Поветкин. Но это еще когда будет! А пока господин вели-
кий Новгород гордостью за Поветкина не обременен...
* * *
«Россич всегда хотел невозможного. Вечно голодный душой, он жил стрем-
леньем. Не жил еще на свете счастливый россич, ибо для себя самого он всегда
оставался ниже своей мечты». Я вспомнил эти слова из романа Валентина Ива-
нова «Русь изначальная», выходя от Поветкина после первой с ним встречи. Что
я до этого знал о нем? Немного, зато сведения достоверные — от его друзей.
Знал, что учился Владимир Иванович в художественно-графическом педучили-
ще в Курске, четыре года служил на флоте. Знал, что в Новгороде он живет двад-
цать лет, а когда приехал сюда, не было у него здесь ни кола, ни двора, ни единой
близкой души. Десять лет прожил в сырой, неотапливаемой даже зимой клетухе
Воротной башни, что на знаменитом Ярославском Дворище. Здесь он и масте-
рил свои инструменты. Не единожды его обворовывали. Не единожды его высе-
ляли из его «хором». А куда ему было переезжать?.. Наконец дали ему квартиру,
неподалеку от Волхова, на улице Славной, но въезжал он туда на костылях: дол-
гие годы, проведенные в холодной сырой комнате, не прошли бесследно. Не-
сколько месяцев он был прикован к постели, потом заново учился ходить.
А еще довелось мне услышать о Поветкине разное, эдакое снисходительно-
скептическое: и заносчив, мол, и не хочет отдать в музей все свои инструменты,
154
Школа гениев
и не стрижется — волосы до плеч отпустил, и кружок во Дворце пионеров не же-
лает вести, и не совсем ясно его социальное лицо — числится вроде в археоло-
гической экспедиции, но ведь там работают только летом, а остальные девять
месяцев года что Поветкин делает, тунеядствует? (Это о человеке, чьи уникаль-
ные творения украшают музеи Москвы, Петербурга, Новгорода.)
Поверьте, читатель, я не сгущаю краски, а почти со стенографической точно-
стью цитирую слова тех, кто долго стоял у «руля культурной жизни» города и об-
ласти. В частности, слова заведующего отделом бывшего обкома КПСС
Е. Быстрова. Так вышло, что именно этот человек присвоил себе право практи-
чески единолично решать судьбу Поветкина, да разве только одного его!
— А кто он, собственно говоря, такой, чтобы мы с ним столько нянчились,—
негодовал во время нашего с ним разговора Е. Быстров.— Поветкин эгоист, он
не патриот Новгорода, он хочет лично показывать свои инструменты иностран-
цам. И вообще я не понимаю, чего он еще хочет!
— А вы хотели его понять? — спросил я.
— Слишком много ему чести,— отрезал идеолог областного масштаба.
Встреча с Быстровым меня поразила. На меня пахнуло духом того времени,
когда Жданов учил Ахматову писать стихи.
А действительно, чего еще хочет Поветкин?
С этого вопроса и начался наш разговор с Владимиром Ивановичем. Но
сперва было знакомство. Дверь мне отворил человек среднего роста, аскетиче-
ски худой и оттого кажущийся высоким, с лицом откровенно одухотворенным.
Большие яркие глаза глядели настороженно (кто ты? с чем пришел?), а у меня
невольно мелькнула в памяти строчка: тот нестерпимо синий, тот нестеровский
взор.
Узенький коридорчик ведет в комнату, где все необычно и где почти все сде-
лано руками хозяина: кровать, половики, лавки, плетенная из бересты посуда —
хлебница, солонка, подносы, подстаканники, сухарницы и прочая утварь. Когда
мы сели на самодельные табуретки, я и спросил:
— Чего же вы, Владимир Иванович, хотите?
— А ничего уже не хочу, разуверился! — сказал взволнованно и замкнулся,
замер, уставив взгляд в одну точку. На высоком чистом лбу нервно пульсирует
голубая жилка...
Постепенно я привыкну к такой его манере — говорить откровенно, как на
исповеди, и тут же умолкать, погрузившись в себя, словно переживая сказанное
или, может, жалея о сказанном...
Так о чем же мечтал Поветкин? А вот о чем — открыть древнюю русскую му-
зыку Для всех, для народа. Но разве мы не знали ее, спросите вы, не однажды
слыхали те же гусли... В том-то и дело, что те да не те. Гусли, которые мы слы-
шим в концертах,— это усовершенствованный инструмент, приспособленный
для игры в больших залах и потому утративший и свою первоначальную конст-
рукцию, и исконное свое звучание.
— Настоящие гусли, как и прочие инструменты, нами забыты,— снова горя-
чится Владимир Иванович,— они принадлежат народной музыкальной культуре,
существенно отличающейся от привычной для нас. Согласно преданиям, звуки
гудебных сосудов — так на Руси прежде называли музыкальные инструменты:
Чего же Поветкин хочет?
155
бубны, варганы, сопели, кугиклы, жалейки, свирели, гудки, гусли, рога — наделя-
лись магической силой, были своего рода оградительным знаком, оберегом про-
тив любой напасти. Игра на гудебных сосудах считалась одной из форм общения
с духами природы. Например, на курских и брянских землях играть на кугиклах
начинали не раньше, чем зацветет рожь — « чтобы колос пустой не был», и уже
не играли, когда приходила пора сеять озимые. Музыка в данном случае была за-
клинанием, заговором. Таково исконное народное отношение к музыкальному
звуку.
Слушая вдохновенную речь Владимира Ивановича, понимаешь, почему
к нему тянутся люди. Так к родниковому источнику издалека, хоть под бо-
ком воды хватает, едут многие и многие ценители особой ее чистоты и прозрач-
ности.
Поветкина без конца приглашают выступать — с музыкой и с докладами в
разные уголки страны. Был он на фольклорных фестивалях и концертах в Литве,
Латвии, Эстонии, в Петербурге, Москве, где встречали его восторженно. Прихо-
дится только удивиться, как точно совпала подвижническая деятельность Повет-
кина с веянием времени — с явным стремлением, общей тягой к корням, к исто-
кам нашим.
— Через гусли я открыл для себя великую традицию — устную, изначально
единственную, а затем бытовавшую параллельно с письменной,— снова загора-
ется Владимир Иванович.— Эта традиция, эта культура обеспечивала себя хле-
бом, жильем, одеждой, песнями. Эта традиция таит в себе так много хорошего,
чистого, ну хотя бы уважение к природе, живую с ней связь. А мы сегодня это
внутреннее, глубинное уважение потеряли. Сложный путь обретения утраченных
истин может начаться с изучения обычаев народного музицирования.
Такой вот у Владимира Ивановича проницательный взгляд — через призму
истории, через гусельные струны в день сегодняшний.
* * *
Пятнадцать лет он носится с идеей: создать в Новгороде (где же еще!) Центр
по изучению и реконструкции древних музыкальных инструментов. Но чтобы не
мертвыми так они лежали (вот почему он не хочет их отдавать в Новгородский
музей, где, впрочем, и без того хранится — в запасниках! — множество воссоз-
данных им гуслей, гудков, сопелей), а чтобы эти «гудебные сосуды» стали средст-
вом общения и взаимообогащения людей.
В этом Центре можно будет получить исчерпывающую информацию о рекон-
струированных инструментах и об их роли в народных обычаях. Здесь можно
готовить преподавателей, кстати, для того же Дворца пионеров, которые смогли
бы учить детей — строить музыкальные инструменты и играть на них. Здесь ин-
струменты будут храниться не под стеклом — каждый, кто захочет, пусть потро-
гает гусли, пусть проведет по их струнам рукой, пусть затронет струны своей
души...
Владимир Иванович — максималист и на компромиссы не идет. Поэтому и
не захотел вести просто кружок во Дворце пионеров. Для такого грандиозного
дела, убежден он, именно Центр нужен. С лабораторией, мастерской, демонст-
156
Школа гениев
рационным залом, со складскими помещениями... Сто двадцать квадратных мет-
ров, никак не меньше, для этого понадобится по скромным прикидкам Владими-
ра Ивановича.
Эх, мечты, мечты! А пока ютится мастер у себя в квартире. Здесь у него и ла-
боратория, и мастерская, и склад, и демонстрационный зал. Комнатки забиты
стеллажами, полками и всякими хитрыми приспособлениями с инструментом и
материалами. Но разве все необходимое здесь уместишь! Вот и гниют в сарае
заготовки для гуслей, мокнут под дождем, сохнут на солнце. Квартиру Поветкина
отличишь сразу — вход в нее практически забаррикадирован деревянными чур-
ками.
Пятнадцать лет носился Владимир Иванович со своей идеей о Центре. Хо-
дил, обивал пороги, доказывал, унижался — как сам считает. Его идею поддер-
живали многие авторитеты. Валентин Лаврентьевич Янин, например, считает,
что Центр изучения и пропаганды средневековых музыкальных инструментов
проложил бы более широкую дорогу к еще одной, до сих пор недоступной ис-
следованию области нашей национальной культуры. В 1984 году под давлением
общественности (музыканты, археологи, писатели хлопотали) новгородские
власти взялись было за создание Центра, но дальше разговоров и обещаний де-
ло не пошло. На удочку этих обещаний попались многие, волна общественного
возбуждения вокруг Поветкина схлынула.
...В последний свой приезд в Новгород, два года назад, я застал Владимира
Ивановича в состоянии крайнего уныния. Стена, на которой раньше красова-
лись древние инструменты, была теперь голой.
— Спрятал, упаковал,— хмуро пояснил он,— уеду отсюда. Не найти мне здесь
понимания.
Оказывается, приезжал к нему Е. Быстров (опять-таки под давлением обще-
ственности — на сей раз поэт Виктор Боков вступился), поговорил и вынес свое
решение: вместо Центра сделать просто мастерскую и выделить для нее не сто
двадцать, как Поветкин просил, а шестьдесят квадратных метров.
— Но это же совсем не то. Не то! — доказывал Владимир Иванович.— Ру-
шится Идея!
— Идея хорошо, а у нас в городе жилья не хватает,— отвечал ему Быстров.—
Так что с Центром придется подождать.
Осерчал Поветкин на Новгород. Уеду, говорит, туда, где люди меня понима-
ют.
Но ведь обидно, обидно! Этот Центр должен быть здесь, в Новгороде! И я по-
шел по инстанциям доказывать очевидное, вернее, то, что мне казалось таким
очевидным: поветкинский Центр мог бы стать гордостью города, как же от него
отказываться! И потом — человек! Для меня Владимир Иванович, с тех пор как
открыл я его для себя, стал символом исконно русского мастера-подвижника,
который всегда стремился сделать больше, чем хватило бы у него сил, который,
даже заканчивая свое творение, продолжал служить ему и ради него всегда го-
тов был идти на жертвы. Одержимые только и двигают вперед историю, на них
земля и держится. Помогать им надо! А то ведь что получается — бьется человек
о стену нашего равнодушия, чванства, бьется да скоро и озлобится, превратится
в угрюмого, недовольного, сердитого на весь свет. Так главное национальное
Чего же Поветкин хочет?
157
достояние (каким являются таланты наши) мы сами превращаем в баласт обще-
ства. Кому это на руку?..
Да, конечно, отвечали мне в разных высоких кабинетах, вы во многом правы,
но, если Быстров решил, значит, так и будет. Зашел я еще раз и в кабинет Е. Быс-
трова.
— Поветкину — сто двадцать метров? Больно жирно ему будет,— категориче-
ски отрезал Евгений Спиридонович.— И вообще, слишком много внимания это-
му Поветкину. А стоит ли он того? Я не уверен.
* * *
Что ж, пошел я в другие кабинеты.
— Как, неужели Поветкин собрался уезжать из Новгорода! — искренне уди-
вился Владимир Александрович Кондратьев, бывший тогда заместителем пред-
седателя облисполкома.— Нет, этого допустить никак нельзя. Мы этого себе по-
том не простим.
Кондратьев и сам хорошо знал Поветкина: еще когда был первым секрета-
рем горкома партии, дал распоряжение сделать проект Центра, но потом смени-
лась у него должность, и распоряжение его выполнить «забыли».
— А вы не могли бы привести ко мне Поветкина? — спросил меня Владимир
Александрович. Дальше все было как в кино. Мы сели втроем в машину и поеха-
ли... выбирать место для Центра. Решили, что лучше строить на небольшом пус-
тыре за кинотеатром «Октябрь». На следующее утро Кондратьев призвал архи-
тектора И. И. Кушнира, начальника стройтреста А. В. Крутова и объяснил им за-
дачу. Оба сразу же загорелись, стали перебирать варианты. Проект словно мате-
риализовался из воздуха.
Поветкин сидел тут же, слушал и не верил своим ушам. Как, оказывается, все
просто, думал я.
— Спасибо вам,— сказал я на прощание Кондратьеву.
— Да за что! — удивился Владимир Александрович.— Общее же дело делаем.
...Не прошло и года, как двухэтажный дом площадью почти 240 квадратных
метров был построен. Придирчивому Владимиру Ивановичу, однако, захотелось
его тут же после ухода строителей реконструировать. И в этом деле ему взялся
помочь местный фонд культуры, у которого появилась теперь отдельная про-
грамма — «Музейный Центр Поветкина». Времена меняются?
29 мая 1991 года на благотворительном концерте фольклорных коллективов
В. И. Поветкин сообщил:
— С этого дня наш Центр начал действовать.
Что ж, Поветкин доволен? Нет, недоволен Владимир Иванович. Так чего же
он хочет? А хочет он теперь, чтобы не только в одном его городе были такие цен-
тры, а во всех краях страны возродилась старинная народная традиция-, чтобы
почуяли люди вкус, тягу к своим корням, к истокам своим, чтобы осознали себя
как часть единой цепи поколений...
«Россич всегда хотел невозможного. Вечно голодный душой, он жил стрем-
лением...».
СОДЕРЖАНИЕ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
3
ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА
5
ПОСОБИЕ ДЛЯ НАЧИНАЮЩЕГО ГЕНИЯ
29
И ВСЕ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ
49
ЭКСПЕРИМЕНТ ДЛИНОЮ В ПОЛВЕКА
61
КАК БЫТЬ С ЖАР-ПТИЦЕЙ?
77
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
91
ПОЧЕМУ ЛЮДИ НЕ ЛЕТАЮТ?
111
КОСНУТЬСЯ РУКОЮ НЕБА
123
МОЖЕТ ЛИШЬ ПРИСНИТЬСЯ
143
ЧЕГО ЖЕ ПОВЕТКИН ХОЧЕТ?
151
Власов С. М.
В 58 Школа гениев: Сборник о десяти выдающихся наших совре-
менниках. М. 1992.158 с.: ил.
ISBN 5-86806-005-9
Эта книга могла бы иметь подзаголовок «Из жизни „звезд"». Действительно, в ней собрано 10
очерков о знаменитостях мирового класса — золотодобытчике и предпринимателе Вадиме Туманове,
глазном хирурге Святославе Федорове, целительнице Джуне, о гипнологе Владимире Райкове, «учите-
ле» Порфирии Иванове, гастроэнтерологе Якове Витебском и о других замечательных людях.
Автор книги, журналист и писатель Сергей Власов, в течение 10 лет бывший корреспондентом
«Огонька», знает их не понаслышке, он знаком со своими героями многие годы и в своих очерках при-
водит подробности из их жизни либо малоизвестные, либо неизвестные вовсе. Так что сборник мог бы
иметь и другой подзаголовок: «Неизвестные „звезды"».
В книге помещено 70 редких фотографий из архива автора, многие из которых печатаются
впервые.
В 47A7?7O7?4q:?Qlg Безо®ьявл.	ББК70
А /	)—У 2
Сергей Михайлович Власов
ШКОЛА ГЕНИЕВ
Редактор Алексеева Н. М.
Художник оформитель Быкова А. Ф.
Технический редактор Лукоянова О. В.
Подписано впечать 20.04.92. Формат 60 х 84 1/16.
Бумага офсетная. Гарнитуа "Таймс". Печать офсетная.
Усл. печ. 10,0. Усл. кр.-отт. 10,5. Уч.-изд. 10,53. Тираж 50 000 экз.
Заказ 2 g 95 С 005.
Издание информационно-издательского центра "Наше наследие".
121019, Москва, ул. Маркса-Энгельса, 15-8.
Оригинал-макет подготовлен полиграфическим агенством
ПТК "Интерсодружество". Москва, ул. Нагорная д.34, к.2, кв. 42.
Отпечатано в Российском государственном информационно-издательском центре
"Республика" Полиграфической фирмой "Красный пролетарий".
103473, Москва, ул. Краснопролетарская, 16.