ВСЕСОЮЗНОЕ ОБПГЕСТВО
ПО РАСПРОСТРАНЕНИЮ ПОЛИТИЧЕСКИХ И НАУЧНЫХ ЗНАНИЙ
Доктор биологических наук
профессор
С. С. СТАНКОВ
КАРЛ ЛИННЕЙ—
выдающийся шведский натуралист
(К 250-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ)
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ЗНАНИЕ»
Москва
1957
Карл Линней (1707—1778)
Прошло 250 лет со дня рождения выдающегося шведского
натуралиста Карла Линнея и более 200 лет с момента выхода
в свет его знаменитого сочинения «Виды растений» \ а имя и
жизнь Линнея до сих пор привлекают внимание исследовате-
лей — биологов, философов, ботаников-систематиков. Действи-
тельно, значение Линнея в развитии наших знаний о растени-
ях так велико, что имя его справедливо знаменует собой целую
эпоху в биологии XVIII столетия.
Нередко, однако, дается не совсем правильная оценка роли
Линнея в истории развития биологии. Часто совершенно без
учета развития общих представлений о природе в XVIII столе-
тии чрезмерно подчеркивается креационизм* 2 Линнея, его
исповедание доктрины о постоянстве видов.
Действительно, Линней считал, что «никакие новые виды
в настоящее время не создаются», что «никогда не бывает
превращения одного вида в другой», что «видов в природе
столько, сколько создал их Предвечный творец». Но следует
отметить, что если бы Линней не представлял себе виды расте-
ний устойчивыми, то при тогдашнем уровне знаний о природе,
при том хаосе, какой существовал в то время в классифика-
ции, он не мог бы создать свое важнейшее произведение «Ви-
ды растений». К тому же роль творца Линней понимал доволь-
но своеобразно; не потому ли он везде и называл его «Infini-
tum Ens» (бесконечное существо)?
Примечательно, что в тринадцатом издании «Системы при-
роды», вышедшем в 1774 году под редакцией Муррэя, Линней
писал даже следующее: «Прикинь, что Всемогущий Бог в на-
чале, в продвижении от простого к сложному и от малого ко
многому, при начале растительной жизни, создал столько раз-
личных растений, сколько есть естественных отрядов3. Что он
Сам же затем эти растения отрядов так перемешал между со-
бой скрещиванием, что появилось столько растений, сколько
Все сочинения Линнея были опубликованы на латинском языке; мы
приводим их названия в русском переводе.
2 Креационизм — учение о божественном создании мира (от латинского
слова creatio — создание, творение).
3 Отряд в системе Линнея более всего соответствует семейству в со-
воеменной системе растений.
5
существует разнообразных отчетливых родов. .Что затем При-
рода эти родовые растения посредством изменчивых поколений,
но без изменения цветочных структур перемешала между
собой и умножила в существующие виды». Вот каким свое-
образием отличался креационизм взглядов Линнея!
По его мнению, осталась неизменной лишь структура
цветков (да и то, по-видимому, только для родов), а весь мир
растений, в представлениях Линнея, проходил как бы ступени
изменений, приведшие к чрезвычайному разнообразию совре-
менной нам флоры земного шара.
Мыслители-натуралисты XVIII столетия, конечно, и не
могли толковать роль творца так, как ее понимала церковь, но
и не могли совсем отказаться от господствовавшей в средние
века идеи о неизменяемости видов. Наблюдая явления приро-
ды каждодневно» они повсюду сталкивались с постоянными
подтверждениями, пусть умозрительных, но глубоких представ-
лений древнегреческих и древнеримских философов о всеобщ-
ности явлений природы.
Поэтому не удивительно, что натуралисты-философы XVIII
века искали каких-то примирительных формул между той фи-
лософией, которую они получили в наследие от католической
церкви, и теми представлениями, какие у них создавались при
наблюдениях природы. Философские суждения Линнея в
этом отношении представляют большой интерес, отражая в из-
вестной степени состояние наук и общественной мысли 200 лет
тому назад.
Деятельность Линнея-натуралиста была исключительно раз-
нообразной: он много занимался медициной, изучал жизнь
насекомых, занимался минералогией и пробирным делом. Одна-
ко главной работой его жизни было изучение растений.
Труды Линнея в области ботаники принесли ему мировую
славу. Он ввел для растений ясные названия, состоящие всегда
из двух слов — двойную, или бинарную, номенклатуру, создал
искусственную (половую) систему растений, много ряботал и
над естественной системой, растительного мира. Этим опреде-
ляется «эпоха Линнея» в развитии биологии.
Жизненный путь
Карл Линней родился 23 мая 1'707 года в шведской дерев-
не Роэсгульт Смоландской провинции в семье пастора. Вско-
ре отец Линнея вместе с семьей переехал в новый приход в де-
ревню Стенброхульт, вблизи города Вексио.
Большой любитель садоводства и цветоводства, пастор
Линней развел при своем доме сад, за которым- заботливо
ухаживал. «Этот сад вместе с молоком матери,— писал впо-
следствии Карл Линней в «Собственноручных заметках о са-
6
мом себе»,— воспламенил мой ум неугасимой любовью к ра-
стениям».
В школе Линней учился неважно; его интересовали глав-
ных образом естественные науки. Будучи школьником, Карл
уже перечитал многие специальные ботанические работы, с
увлечением занимался сбором насекомых и растений. Его учи-
теля — натуралисты Ланнерус и Ротман — скоро обратили
внимание на юношу. Однако отец Карла, видя неудачи сына в
школе по богословским наукам и не надеясь, что он сможет
сделаться сельским священником, чего так хотелось родите-
лям, решил взять Карла из школы. Тогда Ланнерус и Ротман
убедили его разрешить сыну переменить свои занятия, избрать
в будущем профессию врача.
Начинаются занятия Линнея у Ротмана; он знакомится с
началами медицины и физиологии, ведет ботанические наблю-
дения в саду. По совету Ротмана Линней поступает в 1727 го-
ду в университет в городе Лунде, а затем через год переходит
в лучший шведский университет — Упсальский, где в то время
читал ботанику Рудбек, сочинениями которого в свои школь-
ные годы так зачитывался Линней.
Большое значение для молодого Линнея имела его встреча
с профессором Упсальского университета Олафом Цельзием,
который был поражен и знаниями Линнея в ботанике и его
необыкновенной памятью. По приглашению Цельзия Линней
поселяется у него, помогает ему в работе, пользуется его биб-
лиотекой, отдаваясь с необыкновенным усердием изучению
естественных наук и в первую очередь ботаники. Он работает
с таким увлечением, так быстро обогащает запас знаний,, что
через два года, когда Рудбеку понадобился ассистент для пре-
подавания ботаники, эту должность решили предложить
22-летнему студенту Линнею. К этому же времени (1729) от-
носится и первая печатная работа Линнея, в которой он изла-
гает свой взгляд, согласный с высказанным раньше взглядом
французского ботаника Вайана на цветок, как на орган поло-
вого размножения растений. Взгляд этот позднее был развит
Линнеем и послужил обоснованием для предложенной им си-
стемы растений.
Рудбек приблизил к себе Линнея и поручил ему не только
надзор за университетским Ботаническим садом, но и демон-
страции в саду параллельно лекциям, которые читал сам Руд-
бек. Здесь впервые сказывается замечательный тал'ант Линнея
как учителя. Количество слушателей молодого ассистента, про-
водившего демонстрации, скоро достигло 200—400, тогда как
на лекциях некоторых профессоров бывало не больше 80 сту-
дентов.
Увлекаясь изучением растений, будучи ассистентом Рудбе-
ка, Линней не мог выполнить программ всех предметов, необ-
ходимых для получения официального диплома. К тому же он
7
получает от Королевского общества наук командировку для ис-
следования природы Лапландии.' Результатом этого первого
путешествия Линнея явились сначала «Краткая флора Лап-
ландии» (1732), напечатанная им сейчас же по возвращении
в «Трудах Академии», а позже — известная «Флора Лаплан-
дии» (1737).
По возвращении из Лапландии Линнея ожидали в Упсале
неприятности. Ему не разрешили продолжать чтение лекций
и вести преподавательскую работу, так как он не имел дипло-
ма. Тогда, воспользовавшись поступившим к нему вскоре
предложением губернатора провинции Далекарлии, Линней
отправляется для исследования природы этой мало изученной
провинции средней Швеции, отличающейся суровым, гористым
и живописным ландшафтом. Он изучает кормовые растения,
занимается минералогией и пробирным делом, ведет врачеб-
ную практику. Тогда же он знакомится с доктором Мором, на
дочери которого впоследствии женится. Доктор Мор рекомен-
довал ему поехать в Голландию, где тогда процветала меди-
цина. В Гардервикском университете Линней держит экзамен
на кандидата медицинских наук, а 23 июля 1735 года получает
степень доктора медицины за диссертацию на тему «Новая
гипотеза относительно перемежающихся лихорадок».
В голландском городе Лейдене Линней знакомится с из-
вестным тогда в медицине и естествознании ученым Бургавом,
оказавшим огромное влияние на все его последующие работы.
Бургав рекомендует Линнея богатому голландцу Клиффор-
ту — владельцу прекрасного Ботанического сада, и Кдиффорт
поручает молодому ученому заведование Ботаническим са-
дом. Это обеспечивало Линнея материально и создавало бла-
гоприятную обстановку для его научной работы. Стараниями
Линнея значительно расширяются коллекции живых растений
в саду. Для этого он организует деятельную переписку с уче-
ными других стран, налаживает с ними обмен семенами. В
1736 году Линней едет в Лондон, опять-таки с основной целью
обогащения коллекций сада. В Оксфорде Линней встречается
с крупнейшими английскими ботаниками, географами и систе-
матиками.
В 1738 году Линней оставляет работу у Клиффорта и на-
правляется в Париж. Здесь он знакомится с выдающимся бо-
таником того времени Бернаром Жюссье, который явился со-
здателем оригинальной естественной системы растений.
Линней знакомится с обширными и интересными коллекциями
Турнефора и Суриана, собранными ими в Малой Азии, Арме-
нии и Северной Америке. Из Франции Линней предполагал
проехать в Германию, но семейные дела заставили его возвра-
титься на родину, в Стокгольм. Так закончился трехлетний
(1735—1738) заграничный период жизни Линнея. В Швецию
он вернулся ученым с обширными познаниями, опытным в
8
обращении с фактами, человеком с настойчивым и сложив-
шимся характером.
Пребывание Линнея за границей было важно и тем, что за
это время им были написаны и частью изданы его основные
сочинения. В 1735 году вышла в свет знаменитая «Система при-
роды» Линнея с таблицами, показывающими расположение
классов, порядков и родов всех трех царств природы; в 1736 го-
ду — «Основы ботаники» и «Ботаническая библиотека», в
1737 году — «Роды растений». В эти же годы Линней пишет
«Сад Клиффорта», «Ботаническую критику», а затем «Классы
растений» и, наконец, «Виды растений», изданные, правда, зна-
чительно позже, уже в Упсале. Все эти работы доставили Лин-
нею мировую известность.
Поселившись в Стокгольме, Линней с большим успехом на-
чинает заниматься врачебной практикой; временами он думает
совсем оставить свою мечту о получении кафедры в Упсаль-
ском университете. Но вот весной 1739 года в Стокгольм из
Упсалы была переведена Академия наук, которой, по указу ко-
роля, были дарованы широкие права и привилегии. Линнея
выбирают первым ее президентом. По закону президент Швед-
ской академии выбирался тогда всего на три месяца, и уже
3 октября 1739 года Линней произносит как президент про-
щальную речь «О замечательных явлениях в мире насекомых».
Однако избрание, хотя бы и на такой короткий срок, Линнея
первым президентом Академии ясно свидетельствовало о том
большом уважении, с каким ученый мир Швеции относился к
автору «Системы природы».
1741 год явился годом большого перелома в жизни Линнея:
он был избран на освободившуюся после смерти Рудбека ка-
федру Упсальского университета.
Линней переезжает в Упсалу и 17 октября 1741 года произ-
носит блестящую вступительную речь «О необходимости путе-
шествий в родной стране». В ней он доказывает аудитории, ка-
кую большую пользу из работ по изучению природы своей стра-
ны извлекает не только любой участник исследования, но и са-
ма страна, ее хозяйство. Так, с большим успехом и огромным
подъемом начал Линней в Упсале свою профессорскую дея-
тельность. Все благоприятствовало его научной работе. Путе-
шествия, которые он совершал, сосредоточили в его руках об-
ширный материал по родной природе; ему присылают большие
коллекции, собранные в других странах, но остававшиеся необ-
работанными. Он изучает флору России, Англии и Германии,
ему присылают из Копенгагена растения, собранные на Цей-
лоне, он составляет описание коллекций королевского кабинета
естественной истории в Стокгольме, обрабатывает коллекции
Королевской академии наук, собранные в Суринаме, на остро-
ве Ява, в Капской земле, в верхней Гвиане и т. д. Это еще более
9
расширяет знакомство Линнея с различными растениями и жи-
вотными, населяющими земной шар.
В тот период Линней пишет и издает ряд таких важных
произведений, как «Флора Швеции» (1745), «Флора Цейлона»
(1747), «Фауна Швеции» (1750), долгое время служивших об-
разцами для последующих трудов такого рода и до сих пор не
утративших своего значения.
Разрабатывает он и круг теоретических вопросов общебио-
логического порядка; система природы и система растительного
мира среди таких вопросов стояли,, конечно, на первом месте.
В 1753 году выходят в свет его «Виды растений», являющиеся
до сих пор одним из важнейших сочинений в систематике ра-
стений. За два'года до выхода этого произведения, в 1751 году
вышла замечательная для своей эпохи его «Философия бота-
ники», о которой в свое время Руссо говорил, что эта книга —
наиболее философская из всех, какие он знает.
Но не только вопросы системы и классификации занимают
Линнея — профессора и ученого. В 1743 году выходит в свет
любопытное теоретическое произведение Линнея — «Об увели-
чении обитаемого1 пространства суши», где он ищет пути при-
мирения фактов естественной истории с библейской картиной о
сотворении мира, о существовании рая и т. д. Наряду с подоб-
ного рода мыслями мы находим здесь и весьма интересные
высказывания Линнея о горных поясах, и точные подсчеты се-
мян, приносимых одним растением, и доказательства неимовер-
ной быстроты размножения живых, существ, и описания спосо-
бов расселения растений по земному шару.
Линней занимается также вопросом акклиматизации, и за
одну свою работу в этой области получает в 1755 году премию
от Шведской академии наук. Его глубоко интересует проблема
пола у растений: он ведет опыты по удалению у тыквы пыльни-
ковых цветков и в 1760 году публикует результаты работы по
скрещиванию двух видов козлобородников (Tragopogon) и по-
лучению помесных растений. За эту работу Линней получает
премию от Петербургской академии наук. Все это свидетель-
ствует о чрезвычайно разнообразном и обширном круге вопро-
сов, которыми занимался Линней.
Важной стороной деятельности Линнея в Упсале были его
заботы о Ботаническом саде. Став профессором, Линней полу-
чил сад в свое ведение в запущенном и жалком состоянии:
после пожара Упсалы в 1702 году там сохранилось всего толь-
ко 50 видов иноземных растений. Линней восстанавливает по-
стройки, приводит в порядок культуры, организует обмен семе-
нами и растениями с другими странами. Через 6—7 лет, в
1748 году, количество видов, культивируемых в Упсальском бо-
таническом саду, возрастает до 1600, из которых около 1100
иноземных. С необыкновенным усердием Линней работает над
развитием и обогащением самого в то время северного Бота-
10
нического сада ,(59°5Г с. ш.), который становится одним из
лучших садов Европы и всего мира.
Едва ли не самой замечательной стороной деятельности
Линнея в Упсале явились его преподавательская работа и созда-
ние огромной школы систематиков. Он принимает живое уча-
стие в университетских диспутах, которые до Линнея посвяща-
лись исключительно логике и метафизике, произносит речи и
читает доклады по естественной истории, прокладывает путь к
введению естественных наук в университетское преподавание.
С самых отдаленных мест начинают стекаться к Линнею
ученики, число его слушателей возрастает с 500 до 1500. Вско-
ре некоторые из них превращаются уже в исследователей, ра-
ботающих под его руководством, пишут диссертации. Тогда же
Линней начинает издавать «Академические досуги», в которых,
в первую очередь, печатает эти диссертации. Всего вышло де-
сять томов этого издания, причем восемь при жизни Линнея и
два после его смерти. В 60-х годах XVIII столетия у Линнея в
Упсале занимались и студенты Московского университета
М. И. Афонин и А. И. Карамышев, которые защищали там свои
докторские диссертации.
Линней был в это время в зените своей славы. Ему предла-
гают кафедру в Мадриде на блестящих условиях, Галлер давно
зовет его на кафедру в Геттинген, Петербургская академия наук
приглашает переехать в Россию, нр все эти предложения он
отклоняет, указывая, что «если у него есть какие-либо способ-
ности, то долг повелевает ему посвятить их родной стране!».
В своем имении Гаммарбю в пяти милях от Упсалы Лин-
ней устраивает небольшой ботанический музей и сад, где куль-
тивирует растения, необходимые для его наблюдений. В 1771 го-
ду Линней печатает последний свой труд «Второе дополнение
к Системе природы»; несмотря на преклонный возраст, он еще
полон живого интереса к науке. Но Линнею начинает изменять
память. В конце 1776 года с ним делается первый удар, а в
начале 1777 года — второй удар, ослабивший его умственные
способности. 10 января !1773 года на 71-м году жизни Линней
скончался.
Для Швеции и для Упсальского университета это была тя-
желая утрата. На похоронах Линнея присутствовали все сту-
денты и преподаватели. Прах Линнея был похоронен в Упсаль-
ском кафедральном соборе. Шведский король повелел выбить
в двух экземплярах медаль в память Линнея с его изображе-
нием на лицевой стороне медали, а на обратной — с изображе-
нием Цибелы — матери богов у древних греков, окру-
женной животными и растениями. Одна медаль хранится в на-
стоящее время в музее Упсальского университета, другая — в
собрании монет и медалей в Стокгольме.
В Упсале в университетском саду Линнею был воздвигнут
памятник в виде храма с его статуей: на монументе сделана
11
надпись: «Карлу Линнею, главе ботаников — друзья и ученые».
Изящный мраморный рельефный монумент Линнея находится в
Национальном музее в Стокгольме.
Богатейшая библиотека и гербарий Линнея были куплены
в 1783 году англичанином Д. Э. Смитом, и в октябре 1784 года
все линнеевские коллекции и книги были доставлены в Лондон;
в 1788 году было основано в Лондоне специальное научное Лин-
неевское общество, которое существует и сейчас. Оно бережно
хранит гербарий и библиотеку великого натуралиста XVIII сто-
летия, являющиеся величайшими реликвиями для всех натура-
листов. Общество издает несколько журналов и организует мно-
го собраний по различным научным вопросам.
Бинарная номенклатура
Для того чтобы понять все значение линнеевских работ, вер-
немся на несколько столетий назад — к эпохе Возрождения.
Эпоха Возрождения пришла на смену мрачному средневе-
ковью, когда вся умственная жизнь была подавлена богослов-
ской схоластикой, когда огнем и мечом каралось противодей-
ствие авторитету церкви. Не избегла общей участи и ботаника.
На протяжении многих столетий, вплоть до XIV века, количе-
ство известных видов растений почти не изменилось. Если Дио-
скориду в I веке нашей эры было известно около 600 различ-
ных растений, то к началу XIV века это число возрастает при-
мерно лишь до 800. В средние века не появлялось почти ника-
ких крупных оригинальных ботанических сочинений.
Первой страной, над которой пронеслось живительное дыха-
ние Ренессанса, была Италия. Данте, Петрарка, Боккаччо со-
здают новейшую национальную литературу; пробуждаются в
Италии науки и искусства. Извлекаются из забвения древне-
греческие и древнеримские авторы. В 1451 году Теодор фон Га-
за переводит «Естественную историю» Теофраста. Начинают
изучать труды Диоскорида и Плиния. Затем свет классицизма
вспыхнул и к северу от Альп. Эразм Роттердамский в Нидер-
ландах, Ульрих фон Гуттен и Рейхлин в Германии поднимают
волну критической мысли и интерес к античным авторам. Для
развития науки эпохи Возрождения огромное значение имело
изобретение Гутенбергом книгопечатания в 1440 году.
В 1483 году в Италии печатают перевод Теофраста, а еще рань-
ше— сочинения Плиния и Диоскорида.
Пробуждается критическая мысль, возникает стремление
вывести изучение природы на путь ко-нкретных наблюдений. Мо-
лодая наука рвется на холмы и луга, в поля и леса. Обнаружи-
лось, что существует множество растений, которые не были из-
вестны древним авторам и никогда, ими не упоминались. Де-
лается первая попытка описать эти новые растения.
Огромное влияние на развитие ботаники оказали совершен-
12
ные в тот период великие географические открытия: участники
заморских путешествий привозят много различных растений, до
того не известных европейцам. Некоторые из таких растений
оказываются весьма ценными, полезными для человека.
Именно в XV и XVI веках в Европу ввозятся картофель, ма-
ис, табак, подсолнечник, помидоры \ батат; в это же время ев-
ропейцы узнают шоколадное дерево, а несколько раньше вво-
дят в культуру баклажаны. С Ближнего Востока в обиходе ев-
ропейцев появляется кофе, а с установлением прямого пути
в Восточную Индию и Китай в Средиземноморье ввозятся
апельсины1 2, а позднее с островов Малайского архипелага —
мандарины.
Ознакомление с Цейлоном приносит европейцам знание ко-
ричного дерева, камфорного лавра, индигоферы, стрихноса, со-
держащего стрихнин, и гвоздичного дерева; с Молуккских ост-
ровов вывозят мускатные орехи. В Америке португальцы
узнают кукурузу, ананасы, агавы, или столетники, зеленый пе-
рец, в Восточной Африке — драцены и баобаб, характерное де-
рево африканских саванн. Ввозится также много медицинских
и пахучих трав, возникает потребность в культуре ряда таких
растений.
В XVI веке основывается целый ряд университетских бота-
нических садов, сначала в Италии: в Падуе (1540), в Пизе
(1545) и в Болонье (1568), а затем в Западной Европе— в Лей-
дене (1577), в Лейпциге (1579), в Монпелье (1593), в Париже
(1597), Страсбурге (1620), Нюрнберге (1625) и во многих дру-
гих местах. Основанные вначале чаще как «аптекарские сады»
или как сады для культуры декоративных растений ботаниче-
ские сады Европы скоро стали главными очагами по внедрению
новых культур и распространению новых заморских растений.
В XVI веке первый директор Пизанского ботанического сада
Лука Гини, бывший до того профессором в Болонье, изобретает
способ засушивания растений в бумаге; появляются гербарии,
появляется метод, давший нам возможность сохранять расте-
ния на долгое время в гербариях. В это же время на помощь бо-
танике приходит искусство рисования и гравирования. Знаме-
нитый немецкий живописец Дюрер (1471—1528) доводит свои-
ми работами до редкого совершенства технику гравирования по
дереву и на меди. Дюрер и его современники художники до-
казали естествоиспытателям, что растения можно не только
описывать, но и правдиво и точно изображать. Этим сейчас же
1 Русское слово «помидор» — несколько измененное итальянское рота
(Того, что значит «Золотое яблоко». Французы называли это растение
pomme d’or (золотое яблоко), pomme d’amour (яблоко любви).
2 Русское слово «апельсин» есть не что иное, как соединение двух
сильно измененных немецких слов: apfel — яблоко и China — Китай; та-
ким образом, слово «апельсин» соответствует названию «китайское яб-
локо».
13
воспользовались ботаники; пытаясь воспроизвести растения в
рисунке, они стали не только описывать их пером, но и рисо-
вать, чтобы потом рисунок гравировать.
Появляются так называемые «травники», или Krauterbuch,
в которых описывались и помещались гравюры отдельных видов
растений. Первая такая книга была издана в Германии в 1532
году Отто Брунфельсом под названием «Живые изображения
трав». В сочинении Брунфельса даны изображения нескольких
сот различных растений, причем большинство рисунков настоль-
ко удачны, что в них без труда можно узнать ряд наших видов.
После Брунфельса такие «травники» были изданы многими бо-
таниками; особенно замечательны рисунки растений в травнике
швейцарского ботаника Гесснера, который впервые начал изо-
бражать не только общий вид растения, но и отдельные части
цветков и плодов.
Любопытно, что немецкий натуралист Бок (1498—1554) при-
ходит уже к заключению, что располагать растения при их опи-
сании в алфавитном порядке, как это обычно делали его пред-
шественники и современники, вряд ли правильно, что деление на
деревья, кустарники и травы, унаследованное от Теофраста, гру-
бо и не соответствует уже имеющимся сведениям. Он делает по-
пытку объединить различные растения по их сходству в группы,
устанавливая, например, группы губоцветных, сложноцветных,
крестоцветных. Так, появляются зачатки научной классифи-
кации.
Но оказывается, что главная беда заключалась в том, что
ботаники не умели ясно и кратко описать растение и дать ему
простое название. Бок делает блестящую для своего времени
попытку классифицировать растения, но в то же время оказы-
вается почти беспомощным в стремлении возможно нагляднее
и короче описывать растения. Так, например, полевой вьюнок
(Convolvulus arvensis) и белый крупноцветковый вьюнок (Caly-
stegia sepium) Бок описывает следующим образом: «Повсюду
в нашей стране растут два обыкновенных вьющихся растения с
белыми цветочками в виде колокольчиков или бубенчиков. Боль-
шее из них охотно живет у заборов, ползет через них, скручи-
вается и вьется. Меньшее сходно с большими цветами и листь-
ями, корнем и круглым стеблем, но в нем все тоньше и меньше.
Некоторые цветы на нем совершенно белые, некоторые — те-
лесного цвета с темно-красными полосками. Эти растения встре-
чаются на сухих лугах и в садах. Они вредны тем, что, вползая
и обвивая, заглушают другие садовые растения. И их трудно
полоть» \
Простой, ясный и точный язык не скоро дался ботанике.
Долгое время ботаники пользовались названиями растений, со-
ставленными из нескольких слов, характеризующих признаки
1 Ф. Д а н н е м а н. История естествознания, т. I, стр. 422. Гос. меди-
цинское изд-во. 1932.
14
того или иного вида. Так, обычный альпийский шиповник имел
название из пяти слов — Rosa campestris, spinis carens, biflora
(Роза полевая, лишенная колючек, двухцветковая), а во «Флоре
Сибири» И. Г. Гмелина, напечатанной уже после смерти
автора в 1759 году, т. е. даже спустя 6 лет после лиинеевских
«Видов растений», многие растения сибирской флоры имели
названия, состоящие из девяти, десяти и даже одиннадцати
слов.
Такая номенклатура вносила, конечно, много путаницы и
сильно затрудняла изучение растений. Поэтому не удивительно,
что в конце XVI века итальянский ботаник Андрей Цезальпин,
делая попытку навести какой-либо порядок в бесконечной и все
растущей веренице фактов, прямо писал: «В этом громадном
множестве растений не достает того, в чем более всего нуждает-
ся всякая другая беспорядочная толпа: если это множество не
будет разделено на отряды подобно армии, то все в нем будет
в беспорядке и волнении. И это действительно бывает теперь при
изучении растений, потому что ум обременяется беспорядочным
накоплением предметов, и вследствие этого происходят беско-
нечные ошибки и ожесточенные споры».
А фактический описательный материал все увеличивался,
все накоплялся, этот «хаос» все возрастал, споров возникало все
больше и больше. Острая необходимость выработать прежде
всего простой и точный язык для описаний, создать возможно
более краткую и ясную номенклатуру была совершенно оче-
видна.
Для XVII века представляют большой интерес две попытки
навести порядок в ботанической номенклатуре. В 1623 году
швейцарский ботаник Каспар Баугин публикует свое сочинение
«Мир растений», в котором детально разбирает различные на-
звания около 6 тысяч известных ему видов растений, Он дает
исчерпывающие характеристики этих видов, пытается располо-
жить их по признакам сходства в группы, продолжая, таким
образом, развивать идеи Бока. Он дает большинству видов
двойные названия, которые до известной степени можно рас-
сматривать, как родовые и видовые имена, но делает это не все-
гда отчетливо и ясно.
Вторая попытка упорядочить номенклатуру принадлежит
лейпцигскому профессору Августу Ривинусу, который в 1690 го-
ду в сочинении «Основное введение в царство трав» вновь стре-
мится провести тот же принцип — повторять у растений родовое
имя при каждом виде, обозначая название последнего при помо-
щи дополняющего прилагательного.
Однако проведение двойной (бинарной) номенклатуры
Баугином и Ривинусом было недостаточно полно и последова-
тельно; у них далеко не всегда была ясной связь этой идеи с
представлением о роде и о виде растений, да и само состояние
естественных наук в XVII веке, по-видимому, тормозило еще
15
эту реформу. Понадобилось свыше 125 лет для того, чтобы
бинарная номенклатура, благодаря работам Линнея, была
прочно утверждена в систематике растении.
«Если не знаешь названий, то теряешь и познание»,— так
писал Линней в своей «Философии ботаники». И, отвечая на
запрос времени, он сначала в той же «Философии ботаники»,
а затем и в «Видах растений» последовательно и ясно прово-
дит принцип двойных названий для всех известных ему видов
(около 10 тысяч).
После этой реформы Линнея вопрос с названиями расте-
ний приобрел полную ясность. Приведем один пример с назва-
ниями некоторых обычных роз и шиповников:
Rosa cinnamomea — Роза (шиповник) коричневая,
Rosa canina — Роза (шиповник) собачья,
Rosa rubiginosa— Роза (шиповник) ржавчатая,
Rosa villosa — Роза (шиповник) мохнатая,
Rosa gallica — Роза французская,
Rosa alpina — Роза (шиповник) альпийская,
Rosa centifolia — Роза столистная.
Совершенно очевидны ясность и полезность таких введен-
ных окончательно Линнее^м двойных названий, так как именно
при таком методе названия подчеркивают одновременно и
родство каждого растения с видами рода (левое — родовое
название), и его собственные видовые свойства (правое — ви-
довое название).
Но дело было не только в названиях, в номенклатуре ра-
стений. Надо было создать краткий и точный язык для описа-
ния растения, что особенно стало необходимым при двойных
названиях. Заменить существовавшие 10—11-словные назва-
ния растения было не так просто, потому что в этих названиях
содержался, как мы теперь говорим, диагноз (описание приз-
наков) растения, позволявших его отличать от близких к нему
видов. Кто знает, может быть неуспех начинаний Баугина и
Ривинуса и объясняется тем, что наряду с введением двойных
названий надо было изобрести и ввести точный и стандартный
язык для описательной ботаники?
Правда, и до Линнея были попытки создать научную тер-
минологию. Наиболее удачная из них принадлежит крупному
ученому XVII века Иоахиму Юнгию. Целый ряд терминов, вве-
денных Юнгием (например, umbella — зонтик, spica — колос,
panicula — метелка, corymbus — щиток), сохранился до сих
пор. Линней заимствовал многие термины у Юнгия, но удачная
попытка Юнгия не дала, однако, полной терминологии для
описания растения, а потому не могла оказать того влияния,
какое потом выпало на долю линнеевского языка для описания
растений.
Линней понимал, что успех проведения принципов номен-
клатуры решается введением точной и ясной ботанической тер-
16
микологии. Поэтому еще в 1736 году в своих «Основах ботани-
ки» он дает около тысячи ботанических терминов, смысл и
употребление которых объяснены с поразительной точностью и
простотой. Изящество, лаконичность, последовательность пред-
ложенной Линнеем терминологии обеспечили заслуженный
успех его языку. Правда, многие ревнители древнего латинско-
го языка, языка Цицерона и Юлия Цезаря, упрекали Линнея в
том, что латынь его терминологии была не вполне цицеронов-
ской, но Руссо, горячий поклонник Линнея, ответил на это:
«А вольно же было Цицерону не знать ботаники!»
Ариаднина нить ботаники
«Система — это ариаднина нить1 ботаники, без нее дело
превращается в хаос»,— писал Линней в «Философии ботани-
ки». Поиски этой ариадниной нити начаты были Линнеем еще
в студенческие годы в Упсале и во время его заграничного пу-
тешествия по Голландии. Он долго работал над созданием та-
кой системы растительного мира и блестяще разрешил эту за-
дачу, построив «непревзойденную для своего времени по изящ-
ной простоте» искусственную систему растений.
В этой системе, имевшей колоссальный успех в течение це-
лого столетия и принесшей Линнею мировую славу, автор
разделил весь растительный мир на следующие 24 класса:
1.	Однотычинковые
2.	Двухтычинковые
3.	Трехтычинковые
4.	Четырехтычинковые
5.	Пятитычинковые
6.	Шеститычинковые
7.	Семитычинковые
8.	Восьмитычинковые
9.	Девятитычинковые
10.	Десятитычинковые
11.	Двенадцатитычинковые
12.	Двадцати- и более тычинковые;
тычинки прикреплены к ча-
шечке
13.	Многотычинковые; тычинки
прикреплены к цветоложу
14.	Двусильные
15.	Четырех сильные
16.	Однобратственные
17.	Двубратственные
18.	Многобратственные
19.	Сростнопыльниковые
20.	Сростнопестичнотычинковые
21.	Однодомные
22.	Двудомные
23.	Многобрачные
24.	Тайнобрачные
Система эта получила также название половой системы, так
как отличия всех приведенных 24 классов основаны на тычин-
ках и пестиках цветков, главной функцией которых является
половое размножение. Начиная с 14-го класса, автор отходит
от принципа деления по числу тычинок. Так, классы 14-й и
15-й основаны на том признаке, что тычинки у цветков могут
быть неравной длины: или две короче, а две длиннее (14-й
класс, губоцветные в нашем понимании), или из шести тычи-
нок две короче, а четыре длиннее (15-й класс, крестоцветные).
1 Ариадна, по греческому преданию,— дочь критского царя Миноса.
Она помогла афинскому герою Тезею выйти из Лабиринта, дав ему клу-
бок ниток, которыми он отмечал свой путь (отсюда «нить Ариадны»).
17
Следующие три класса основаны на признаке срастания тычи-
нок: или все тычинки срастаются при основании в один пучок
(например, герани и мальвовые, 16-й класс) или из десяти ты-
чинок девять срастаются нитями, а одна свободная (например,
большинство наших мотыльковых и бобовых, 17-й класс), иди,
наконец, тычинки срастаются своими нитями в несколько пуч-
ков (например, зверобой, 18-й класс).
Растения, входившие у Линнея в 19-й класс, характеризова-
лись тычинками, у которых нити свободны, а пыльники срос-
шиеся (сложноцветные), а у растений 20-го класса нити ты-
чинок срастаются со столбиком пестика, образуя так называе-
мый гиностемий (например, орхидные). 21-й и 22-й классы ха-
рактеризовались однополыми цветками, либо несущими только
тычинки, либо несущими только пестики, но у однодомных ра-
стений (21-й класс) такие раздельнополые цветки можно най-
ти на одном и том же растении (например, береза, орешник,
дуб, ольха), а у двудомных (22-й класс) нормально на одном
растении можно встретить только цветки одного пола (напри-
мер, тополя, ивы).
В 23-й класс Линней включил растения, у которых цветки
частью могут быть обоеполые, а частью раздельнополые и, на-
конец, последний 24-й класс—тайнобрачные—представлял до-
вольно смешанную компанию видов, органы размножения ко-
торых невидимы или трудно видимы простььм глазом, не в при-
мер явно отличным цветкам всех других растений. В класс этот
входили папоротники, хвощи, плауны, мхи, грибы, лишайники
и водоросли. Классы делились на порядки, которых было уста-
новлено 116; внутри указанных классов и порядков было опи-
сано Линнеем более тысячи родов и около 10 тысяч видов, ему
тогда известных.
Систему эту называют искусственной, и это вполне справед-
ливо. Однако, несмотря на всю ее искусственность, несмотря
на то, что в ней нельзя было искать не только отображения
родственных отношений, но и совокупности черт сходства и
различия между отдельными растениями, несмотря на то, что
автором совершенно произвольно был взят очень небольшой
комплекс признаков, характеризующих цветок как орган раз-
множения, — эта система не только имела успех у современ-
ников Линнея, но явилась знаменем для целого этапа в исто-
рическом развитии ботаники.
В чем же следует искать причину такого успеха? Конечно,
в том, что простота и изящество ее конструкции и полный охват
всего растительного мира в целом были прекрасным ответом на
насущную и неотложную потребность в ясной и легкой класси-
фикации огромного количества видов уже известных растений.
Нельзя сказать, что до Линнея не было попыток строить ис-
кусственные системы, чтобы можно было легко классифициро-
вать растения. Оставим в стороне такие попытки древних гре-
18
кон и римлян, когда разделяли растительный мир на деревья,
кустарники и травы, или ароматические, медицинские и пище-
вые растения, попытки арабов располагать растения просто по
алфавиту, создание «травников» и т. д. Все эти попытки успеха
не имели.
Иные принципы классификации были предложены Боком,
Лобелем, Додонеем, Бок пытался объединить растения в груп-
пы по их сходству; Лобель сделал первый шаг к введению по-
нятия однодольных и двудольных растений, а Додоней уже
стремился найти научную систему растительного мира. Но из
всех подобных попыток, разумеется, самая оригинальная при-
надлежит Цезальпину.
В своем сочинении «О растениях» (в 16 книгах) в 1583 го-
ду Цезальпин изложил довольно подробную для своего време-
ни искусственную систему растений. Он уже не ограничивался
только общим описанием растений, а исследовал отдельные их
части, придавая особое значение производительным органам
растений, количеству семян, их форме и положению внутри
плода и форме самого плода. На признаках, характеризующих
плоды и семена, Цезальпин и строит свою искусственную си-
стему растений.
После Цезальпина, в XVII веке было опубликовано немало
различных классификаций растений, причем авторы их шли в
отдельных случаях гораздо дальше задач построения искусст-
венной системы. Такова, например, уже указанная нами раньше
система Каспара Баугина, который, выделяя группы растений
(семейства), начинает свою классификацию со злаков, прини-
мая их за простейшие цветковые растения, за ними ставит ли-
лейные, затем важнейшие группы травянистых растений и, на-
конец, деревья. Но Баугин не отделяет отчетливо группы друг
от друга, не понимает совершенно особого положения папорот-
ников, сближает ряски со мхами, а водоросли с губками (из ми-
ра животных). Но дело и не в этих грубых ошибках, которые
нельзя вменять в вину Баугину (ведь и Линней спустя более
ста лет соединит водоросли — хары с цветковыми — рясками),
а в том, что Баугин в своей системе не сумел провести ясной
границы между группами и не был последователен в своих
принципах, сохраняя, подобно Цезальпину, старое деление на
травы и кустарники.
Принципы классификации Цезальпина и Баугина нашли
большой отклик в Англии. Оксфордский профессор Мориссон
и деревенский пастор Рей, выдающийся ботаник и зоолог, так-
же подвергли дальнейшей разработке систематическую бота-
нику. В это же время глава французской школы ботаников
Турнефор также разрабатывал систему растительного мира.
Все эти авторы различно подходят к разрешению задач
классификации: Мориссон основывает классификацию, следуя
Цезальпину, на плодах и семенах (Линней называет его «фрук-
19
тицйстом» от латинского слова fructus — плод), Турнефор — на
венчиках цветков (Линней называет поэтому Турнефора «ко-
роллистом» от латинского слова corolla—.венчик); несколько
раньше Турнефора — Ривинус также кладет в основу своей
классификации венчик цветка, а Рей, комбинируя принципы
Цезальпина и Турнефора, строит свою систему на признаках
и плодов и цветков. Во всех этих системах, разумеется, были
грубые ошибки: Турнефор, например, неправильно оценил
спайнолепестность, считая колокольчики и все губоцветные за
однолепестные растения, а Рей к несовершенным растениям от-
носит папоротники, мхи, грибы, водоросли и зоофиты (напри-
мер, губки, актинии) \
Но причина неудачи указанных систем была в основном не
в этих ошибках, а в том, что не было единой, последовательно
проведенной руководящей идеи у авторов, с выделением круп-
ных систематических единиц (классов, групп), тогда как оби-
лие фактического материала настоятельно требовало проведе-
ния того или иного принципа классификации до мелких систе-
матических единиц (видов).
Таким образом, недостатка в построении искусственной си-
стемы не было, но все они не имели того выдающегося успеха,
какой выпал на долю системы Линнея. Это объясняется тем, что
в построении его искусственной системы лежали последователь-
но проведенные принципы, чего не хватало его предшественни-
кам. Линней сумел совсем отбросить деление на травы и кустар-
ники, он отверг аристотелевскую идею произвольного зарожде-
ния (потому и появились у него в системе тайнобрачные) и со-
хранил многое из терминологии Юнгия; от Цезальпина он пе-
ренял значение плодов и семян для классификации (для раз-
личия родов у растений), Линней воспринял и развил учение о
поле у растений (отсюда значение тычинок и пестиков для клас-
сификации), он отверг идеи Ривинуса и Турнефора о значении
венчика для классификации, наконец, он определенно и точно
дал понятия рода и вида. Одним словом, Линней критически
подошел ко всему наследству, оставленному его предшествен-
никами, и внес много нового и своего, ибо отлично знал и по-
нимал природу. Отсюда простота его системы, ее огромный
успех у современников.
В свете того времени липнеевская система — величайшее
завоевание, огромное достижение, несмотря на то, что это, в
сущности, только аналитический ключ (в своем роде каталог)
для познания растений. Ведь все же факт, что в первом изда-
нии «Видов растений» описано было Линнеем 7 300 видов, че-
рез девять лет, в последующих изданиях, в нем уже было около
8 800 названий, а через несколько десятков лет именно благо-
1 Истинная природа так называемых зоофитов (губки, полипы и др.)
была установлена только в XVIII столетии в результате работ и экспери-
ментов Трамблея (1744).
20
даря Линнею наше знание отдельных видов расширилось до
100 тысяч видов, т. е. увеличилось больше чем в десять раз.
Разумеется, эту систему никто сейчас не применяет для описа-
ний; она давно ушла в историю, но для второй половины
XVIII и начала XIX столетия система Линнея была крупным
шагом, двигавшим науку вперед.
- * *
*
Не следует думать, что искусственная система Линнея была
дружелюбно встречена всеми и всюду, несмотря на то, что она
удачно решала проблему классификации, представляя собой
мастерски составленный ключ для распознавания растений.
Борьба возникла вокруг вопроса о поле растений, одного из ру-
ководящих принципов в линнеевской классификации.
Этот вопрос во времена Линнея, в сущности, был тоже не
новым; он вел свое начало от Теофраста и Плиния. Так, напри-
мер, древние римляне уже прекрасно умели отличать плодоно-
сящие экземпляры фиговых деревьев, или инжира, называя их
«фикус», от бесплодных — «капрификуса». И если садоводы
древнего Рима не могли правильно объяснить и оценить дву-
домность инжира, то они, однако, практически отлично знали,
что подвешивание цветущих ветвей капрификуса (с пыльнико-
выми цветками) на экземпляр фикуса — капрификация — обес-
печивает отличный урожай последнего. Знали это и эллины,
знал и Теофраст, но, конечно, здесь было еще далеко до ясно-
го представления о половых различиях растений. Только в кон-
це XVI и в XVII веке вопрос этот начинает интересовать ис-
следователей.
Первые неясные намеки на пол у растений принадлежат
Шарлю Эклюзу и Адаму Залузянскому, но никаких ясных вы-
сказываний по этому поводу у них не было. Цезальпин, а позд-
нее Марчелло Мальпиги (один из основателей анатомии расте-
ний) объяснили возникновение семян у растений как процесс,
аналогичный образованию почек; функции же тычинок и пе-
стиков якобы состояли в том, чтобы притянуть побольше влаги,
необходимой для образования семян. Первым, кто более опре-
деленно высказал взгляд на тычинку, как на орган, произво-
дящий пыльцу, аналогичную мужскому семени животных, был
английский ботаник Неемия Грю. Эту мысль он выразил в сво-
ем докладе Лондонскому Королевскому обществу в 1676 году,
а затем в своей «Анатомии растений» (1682). К этим взглядам
Грю позже присоединился Рей, однако ни Грю, ни Рей не до-
казали свои положения.
Интересную страницу в историю изучения указанного во-
проса внесли опыты Камерария с пролеской, кукурузой, коноп-
лей, клещевиной. О результатах своих опытов Камерарий в
1694 году в письме к профессору М. Валентину в Гиссене пи-
21
сал: «Когда я удалил у клещевины круглые, производящие
пыльцу, почки до развития пыльника и тщательно помешал по-
явлению новых подобных почек, то из имевшихся нетронутых
семенных зачатков я никогда не получал семян; бесплодные
оболочки семян свисали вниз и под конец увядали и погибали.
То же самое наблюдалось у маиса. После того, как я забла-
говременно отрезал маковку (содержащую в себе тычинки),
появились два початка, не имевшие совершенно семян, так что
получилось множество пустых оболочек семян... Поэтому мы
имеем право приписать пыльниковым мешкам значение муж-
ских половых органов, из которых выделяется семя — именно
вышеуказанная пыльца. Точно так же ясно, что завязь со своим
столбиком представляет женский половой орган растения» Ч
Вопрос ставится уже определенно и ясно, и хотя у Каме-
рария многое еще неверно в его, например, рассуждениях о ти-
пичности самоопыления у растений, о двуполости цветков, ко-
торую он пытается сравнить с явлением гермафродитизма у
улиток, все же работы Камерария — крупнейший шаг в изуче-
нии биологии размножения" растений. Однако результаты его
наблюдений были опубликованы лишь в 1749 году, т. е. 28 лет
спустя после смерти их автора; рукопись Камерария пролежа-
ла, таким образом, более 50 лет, ожидая появления в свет.
В начале XVIII столетия вопрос о поле у растений оказался
под значительным влиянием теории преформации, особенно раз-
витой Левенгуком, а затем Морландом в Англии и Сент-Иле-
ром во Франции. Полагали тогда, что зародыш, представляю-
щий микроскопических размеров растение, заключен в пылин-
ке в совершенно готовом виде и, проходя через канал в стол-
бике, в завязи получает дальнейшее развитие. Эти теоретиче-
ские рассуждения были, конечно, ни на чем не основаны, но
они доходили, очевидно, до такой крайности, что Вилльденов
в 1742 году по этому поводу писал: «... некоторые авторы за-
шли так далеко, что под микроскопом видели маленького осли-
ка, заключенного в мужском семени осла, а в пыльце липы —
маленькое деревцо липы». Наряду с этим были и такие невер-
ные рассуждения, как высказывания Турнефора, считавшего
тычинку органом, выделяющим экскременты растений, а пыль-
цу — этими последними.
Таким образом, вопрос о поле у растений в целом продол-
жал оставаться сложным и туманным вплоть до работ Кель-
рейтера — современника Линнея.
Вот почему, когда Линней последовательно и детально про-
вел для классификации принцип половых различий в цветке,
когда он настойчиво и определенно выдвинул его как основу
своей искусственной системы,— это было большим новшеством
для широких научных кругов.
1 Ф. Д а н н е м а н. История естествознания, т. II, стр. 319—320. 1935.
22
Появились возражения Линнею: одни просто отрицали на-
личие полов у растений, другие указывали, что новая теория
вызывает нецеломудренные мысли. Одним из первых против
Линнея, защищая «устои нравственности», выступил его друг,
петербургский академик Иоганн Сигезбек; опровергнуть нали-
чие пола у растений пытался позднее и гейдельбергский про-
фессор Шельвер. Он в конечном итоге приходит к заключению,
что «только одной животной жизни свойственен пол» или что
«прорастание семени в земле — это и есть момент оплодотво-
рения растения» и т. д.
Дело не ограничивалось отвлеченными рассуждениями; ста-
вились и «эксперименты». Геншель, ученик Шельвера, произ-
водит прививку пыльцы к стеблю, причем получает якобы удач-
ный гибрид между шпинатом и акантом, а также прививку
пыльцы к столбику; производит замену пыльцы или части ее
маслом, слизью, водой, уксусом, магнезией, глиной, серной и
азотной кислотами, спорами грибов и плаунов, клеем, лаком,
желтком, белком и даже спермой собаки. По данным Геншеля,
только в последнем случае наблюдалось бесплодие растений,
а во всех остальных семена получались.
Отсюда делается вывод, что для образования семян пыльца
не нужна и что, следовательно, она не является оплодотворяю-
щим началом. Несмотря на то, что некоторые ботаники возра-
жали против чудовищной методики опытов Геншеля, все же
проповедь отрицания пола у растений, даже в начале XIX сто-
летия, спустя почти полвека после смерти Линнея, имела боль-
шой успех. Вероятно, это объяснялось еще и тем, что ряд ав-
торов, стоявших на признании пола у растений, так формули-
ровал свои положения, увлекаясь аналогиями с жизнью жи-
вотных и человека, что, действительно, кроме пустых, далеких
от науки курьезных сенсаций ничего не получалось.
Надо учесть среду, в которой создавалась система Линнея,
чтобы понять прогрессивность этой системы для своего времени,
зрелость взглядов ее автора, основанных на безупречных наб-
людениях.
Линней не отвечал своим противникам, не реагировал на
нападки врагов, оставляя их без внимания. Только по отноше-
нию к Сигезбеку, в честь которого он незадолго до его враж-
дебного выступления назвал одно растение из сложноцвет-
ных — SiegesbecKia orientalis (Сигезбекия восточная), допус-
тил Линней в оригинальной форме исключение из своего пра-
вила. После выступления Сигезбека он послал ему пакет се-
мян сигезбекии с надписью на пакете «Cucuhis ingratus» («Ку-
кушка неблагодарная»). Каково же было удивление Сигезбека,
когда из семян с таким странным названием выросло растение,
носящее его собственное имя. Подобное совпадение названий,
разумеется, чрезвычайно оскорбило Сигезбека. В отношении
же охранения Сигезбеком устоев нравственности Линней лако-
23
пично отвечал: «Я надеялся, что для чистого все чисто. Я не
буду защищаться, а предоставляю дело суду потомства!». Лин-
ней был прав: потомство по заслугам оценило его искусствен-
ную систему.
Поиски законов природы
В пятидесятые годы XVIII столетия, в то время, когда Лин-
ней опубликовывал в Упсале свои произведения, излагая искус-
ственную систему, в Версале произошло событие, которое, ка-
залось бы, к ботанике имело мало отношения. В Малом Триа-
ноне, рядом с грядками овощных культур король Людовик XV
пожелал иметь ботанический сад, и в 1759 году француз-
ский ботаник Бернар Жюссье, исполняя его желание, разбил
грядки с растениями, в первый раз расположенными по естест-
венной системе Б Таким образом, эта система появилась не на
страницах латинских сочинений, а под открытым небом, на
грядках Трианонского сада.
При жизни Жюссье не опубликовал своей системы, но со-
ставленный им каталог «Естественный порядок в расположе-
нии Трианонского сада Людовика XV» был напечатан после его
смерти племянником Антуаном Лораном Жюссье.
«Виды растений» Линнея вышли в 1753 году и, таким обра-
зом, всего только промежуток в шесть лет отделяет замеча-
тельную попытку Б. Жюссье от сочинения Линнея, утверждав-
шего искусственную систему. Линней и Б. Жюссье были совре-
менниками, и Линней пережил Жюссье всего лишь на один год.
Поэтому нет ничего удивительного, что идеи естественной клас-
сификации растений не были чуждыми и такому тонкому наб-
людателю природы, как Линней. И ему действительно принад-
лежит интересная, но не имевшая успеха попытка построить
систему растений, основанную, как говорил Линней, на «естест-
венном методе».
В чем же состояла эта система Линнея, основанная на есте-
ственном методе, и в каком отношении она находилась к его
искусственной системе? Представляется любопытным тот факт,
что эта вторая система была опубликована Линнеем еще в
1738 году в сочинении «Классы растений», т. е. на много
раньше, чем полная его искусственная система. Следователь-
но, дело не в том, чтобы рассматривать Линнея, как ученого,
который в своей философии к концу жизни стал отходить от
идеи неизменяемости видов в сторону признания изменчивости
видов, как пытаются толковать некоторые исследователи; дело
не в том, чтобы видеть в построении естественной системы ка-
кой-то отход Линнея от идеи искусственной классификации;
главное заключается в том, что Линней в течение всей своей
1 Следует всегда отличать «естественные системы» от «филогенетиче-
ских систем». Основой первых являлись признаки сходства и различия,
а основой вторых — происхождение или развитие во времени.
24
деятельности одновременно разрабатывал и ту и другую си-
стему.
С этой точки зрения «Классы растений» и «Философия бота-
ники» имеют огромный исторический интерес. Послушаем са-
мого Линнея. «Видов в природе столько, сколько различнЫ/Х
форм произвел в начале мира всемогущий»,— пишет Линней, а
дальше мы читаем, что «первой и конечной целью систематиче-
ской ботаники является естественный метод». Очевидно, во
взглядах Линнея уживались вместе и искусственная классифи-
кация, и естественный метод наряду с основной философской
концепцией о неизменяемости видов. Это явствует также и из
других высказываний Линнея.
«Класс есть соединение,—пишет он,—многих родов, на осно-
вании сходства частей плодоношения, согласно принципам ис-
кусства описания природы. Я установил, основываясь на этом,
значительное число естественных классов: таковы зонтичные,
мутовчатые, стручковые, бобовые, сложноцветные, злаки и т. д.
Искусственные классы следуют за естественными, пока не бу-
дут установлены все классы естественные, пока не будут уста-
новлены все еще неясные роды и не будут ясны все трудней-
шие границы между классами... Естественные порядки означа-
ют природу растений, искусственные порядки — диагнозы...
Естественные порядки без ключа не составляют метода, но
метод искусственный поэтому один удобен для распознавания...
Не признак составляет род, а наоборот. Признак вытекает из
рода, а не род из признака. Признак необходим не для того,
чтобы создать род, а чтобы распознать его».
Все эти мысли были высказаны и изложены Линнеем в раз-
личное время и в различных сочинениях. Очевидно, работа Лин-
нея над естественными классами или порядками (сейчас их на-
зывают семействами) была длительной и напряженной; есть
основания полагать, что эта работа была много значительней,
чем работа над искусственной классификацией.
Весьма показательно для Линнея, что он нигде и никогда не
говорит о естественной системе, а всегда об естественном мето-
де. Признается естественный метод как путь для выяснения
«природы растений», как путь для внесения коррективов в не-
совершенную искусственную систему. Речь идет именно о кор-
рективах, об усовершенствовании системы как таковой; поэто-
му понятна мысль Линнея, что «искусственные порядки следу-
ют за естественными».
Система, по существу, одна; это та система, которая выяв-
ляет, по мнению Линнея, природу растений: искусственная
классификация имеет чисто служебное, временное значение для
распознавания растений, а естественный метод — это основное
орудие в руках ботаника-систематика для последовательного
совершенствования нашего познания всего многообразия рас-
тительного мира. Вот почему, представляя себе всю трудность
25
и сложность естественного метода, Линней считал, что пользо-
ваться этим методом может только тот ботаник, тот натура-
лист, который глубоко понимает и знает природу растений. По
мнению Линнея, только «напрактиковавшийся ботаник интуи-
тивно различит и разграничит по габитусу растения разных ча-
стей света, но сам он с трудом скажет, на основании каких при-
знаков он сделал это». «И я долго трудился,— говорит он,—
над естественным методом, сделал то, что мог достигнуть, еще
больше остается сделать, буду продолжать это, пока живу».
Эти высказывания Линнея делают понятным, почему Лин-
ней не опубликовал признаков установленных им порядков.
То, что он сам понимал интуитивно, он не решался передавать
для широкого применения. Больше того, он прямо жалуется на
непонимание рядом лиц сущности тех естественных порядков
(иначе семейств), которые он установил.
Можно ли упрекать за это Линнея? Вряд ли. Необходимость
классифицировать, различать легко и просто, знать, с какими
же растениями имеют дело,— вот, что было главным. Искус-
ственная система как аналитический ключ для составления ка-
талога растений удовлетворяла этому в совершенстве. Естест-
венные же порядки, пожалуй, вносили еще тогда некоторую пу-
таницу в практическую работу по описанию растений, и, по-
скольку границы семейств, или что то же — порядков, были
еще неясны (ведь это было 200 лет тому назад), вряд ли ин-
туиция лиц, недостаточно глубоко понимавших природу расте-
ний, дала бы что-либо полезное.
Известно, что даже ученики Линнея настолько переоцени-
вали значение признака как такового, что для них поиски таких
признаков превращались иногда в основную систематическую
задачу, заслоняя собою истинную природу растения. Между
тем сам Линней, как мы видели, всегда подчеркивал, что «при-
знак — слуга, а не господин», что признаки систематических
единиц устанавливать необходимо, но что надо всегда помнить
о всем растении в целом, о всех признаках его в общей их со-
вокупности.
Мысль Линнея совершенно ясная и предостерегающая: не
признак, отдельно взятый, пусть даже резкий и яркий (напри-
мер, соцветие «зонтик» для семейства зонтичных), определяет
естественный порядок, а точное представление и понимание по-
рядка выявляет ту сумму признаков, которые ему присущи.
Если понимать задачу систематики иначе, то метод есте-
ственный теряет в сущности смысл и перестает существовать,
ничем не отличаясь тогда от искусственного метода. А пока не
изучена вся сумма признаков для систематических групп, это
действительно только метод, а не естественная система, осуще-
ствление которой при уровне систематических знаний конца
XVIII века было невозможно.
Таким образом, для Линнея название порядка и признак
26
порядка не являются чем-то самодовлеющим, для него это не
основная сущность систематической работы, а только средство
уметь различать отдельные систематические единицы, главное
же и основное — знать общий габитус растения, знать, какая
сумма признаков того или иного порядка, того или иного рода
соответствует определенному их названию.
Задача установления естественных порядков была весьма
трудной и сложной при наличии тех морфолого-систематиче-
ских сведений, которые тогда имелись; она нелегка и в настоя-
щее время. Понятно поэтому, что у Линнея при разработке ес-
тественной системы оказалось уже не 24 класса, как то было
в искусственной классификации, а 68 порядков (семейств) да
еще с неясными границами между ними, с неточной их харак-
теристикой, с отсутствием указаний на ведущий признак по-
рядка, чего требовали «присяжные классификаторы». Разу-
меется, такое разделение растительного мира на порядки не
могло иметь успеха у современников, и практически по этим
порядкам работы никто не вел.
Но дело не в том, какая система Линнея имела успех. Инте-
рес заключается в том, что Линней всю свою жизнь работал
над вопросом уяснения естественных порядков и что эта его
важная для своего времени работа является в историческом
смысле только отдельным звеном в той длинной цепи попыток
построить естественную систему растительного мира, начало
которой восходит опять к авторам «травников», а, пожалуй, и
к Аристотелю. Линней в своих работах над естественным ме-
тодом такой же «сын времени», как и в работе над искусствен-
ной классификацией; эпоха и ее влияние отражены и в этом
направлении его работ.
Поэтому и естественную систему Бернара Жюссье на гряд-
ках Трианонского сада вряд ли следует считать, как иногда де-
лают, первой естественной системой, которых было немало, и
вряд ли следует рассматривать направление французских бо-
танических школ как дальнейшую разработку «естественной
системы» Линнея. Корни системы Жюссье уходят в глубь
XVII века; создавалась она одновременно с линнеевской си-
стемой.
С точки же зрения философских концепций, с точки зрения
той основной идеи, на которой строились все эти естественные
системы, между ними большого различия не было. В самом
деле, что представляли собой понятия «естественный порядок»,
«естественная система»? Что различные авторы хотели пока-
зать, создавая подобные системы?
Речь везде шла о признаках сходства, а не родства, а если
иногда последний термин и проскальзывал у некоторых авто-
ров, то он понимался условно, в смысле близости в силу черт
сходства, но отнюдь не в смысле общности происхождения. В
этом вся суть. Пытаются изучить «естественный порядок при-
27
роды», мысли же об историческОхМ развитии, общности проис-
хождения если и высказываются, то не доказываются и при-
знания не получают. Основная идея, начиная с деятелей ре-
формации и кончая Жюссье, была постичь мудрую мысль
«творца», мысль «художника, создавшего мир». Даже крупные
натуралисты того времени, которых такие философские обосно-
вания удовлетворять не могли и которые не могли видеть ка-
кую-то разумную, изначальную мысль в самой системе приро-
ды, вынуждены были искать в самой природе какое-то внутрен-
нее стремление к самоусовершенствованию, «целесообраз-
ность», свойственную природе, заключенную в ней самой. Но и
такая философия ничего нового не.давала. Как наследие -средне-
вековья, все эти понятия о душе растений, о внутренней целесо-
образности и всякие подобные идеалистические рассуждения
продолжали быть руководящим началом для объяснения слож-
ных явлений природы и у ботаников XVIII века, пытавшихся
создавать естественные системы растений.
Метафизические воззрения были присущи почти всем нату-
ралистам XVIII века. Поэтому не удивительно, что линнеевская
философия имеет метафизические основы.
Совершенно естественно, что Линней не мог объяснить при-
чины сходства и различия организмов. Заметим, что даже спу-
стя более чем полвека после выхода в свет линнеевской «Фило-
софии ботаники», в 1809 году Ламарк в своей «Философии зоо-
логии» вопрос об эволюции в целом ставил совершенно пра-
вильно, однако при попытке объяснить причину эволюции орга-
низмов потерпел неудачу, потому что не мог доказать фактами
внутреннее стремление организма к самоусовершенствованию,
которое под влиянием внешней среды приводит к формирова-
нию тех или других признаков.
Таким образом, если в первой половине XIX столетия еще
не хватало ясно продуманных фактов для доказательства эво-
люции, общности происхождения, то для первой половины
XVIII века это было тем более очевидно. Тем не менее у Лин-
нея можно встретить целый ряд высказываний об общности
происхождения отдельных растений.
Так, уже в первом издании «Видов растений» Линней, опи-
сывая два вида тысячелистника —Achillea ptarmica (Чихотную
траву), произрастающий в умеренных областях Европы, и A. al-
pina (Тысячелистник альпийский), произрастающий только в
Сибири, описание последнего вида заключает словами: «... не
могло ли место образовать этот вид из предыдущего?»
Еще интереснее высказывания Линнея о василистниках при
описании им двух видов: Thalictrum flavum (Василистник жел-
тый) и Th. lucidum (Василистник блестящий). Последний вид
описывается после первого, причем Линней, кончая описание
28
блестящего василистника, пишет: «...достаточно ли отличное от
Th. flavum растение? Оно кажет'ся дочерью времени» (стр.
546—547). Мысль соЕюем новая для метафизика Линнея: вре-
мя (а не предвечный творец!) признается как фактор образо-
вания нового вида... Здесь уже он близок, несомненно, к пред-
ставлению об историческом процессе образования видов, о воз-
никновении различных разновидностей внутри вида. Философ-
ская концепция в корне новая для убежденного теолога, для
человека, исповедующего неизменяемость видов.
Линней признавал и гибридизацию как фактор образования
новых видов. После описания артишока Cynara scolymus Лин-
ней описывает другой вид этого же рода — С. cardunculus, не-
ожиданно возникший из семян первого. Великий натуралист де-
лает при-этом предположение, что второй вид возник в резуль-
тате скрещивания (вспомним, что сам Линней занимался скре-
щиванием козлобородников). Он заключает описание С. car-
dunculus словами: «...гибрид, происшедший из семян предыду-
щего (как) удостоверяет Б(ернар) Ж(юссье)» (стр. 827—828).
Следовательно, для Линнея было ясно, что С. cardunculus имеет
не божественное происхождение; однако это не мешает Линнею
описать его как вновь возникший вполне самостоятельный вид.
Во втором издании сочинения «Виды растений», в котором
Линнеем приводятся многие новые виды и пополняются описа-
ниями старые, мы находим еще такие места:
1.	При описании Beta vulgaris (Свеклы обыкновенной) ко-
торое следует за описанием В. maritima (Свеклы приморской),
он указывает: «...может быть первая произошла в чужих стра-
нах от В. maritima?» (стр. 322).
2.	При описании Hibiscus pentacarpos1 (Гибиска пятиплод-
го) он пишет: «...растение, очень похожее на предыдущее, но
отличающееся по плоду; может быть, происходит из предыду-
щего?» (стр. 981).
3.	При описании Clematis maritima (Ломоноса приморского)
Линней указывает: «Маньоль и Рей рассматривали его как раз-
новидность С. Flammula (Ломоноса жгучего). По-моему луч-
ше считать его (происшедшим) из С. recta (Ломоноса прямо-
го) под влиянием изменений почвы» (стр. 767) \
Мы приводим эти высказывания, подобных которым можно
немало найти в книге «Виды растений» для того, чтобы стала
ясной имевшая, очевидно, место двойственность мыслей Лин-
нея о природе и о происхождении растений.
Глубоко правы были те авторы, которые, изучая и созда-
вая историю эволюционной систематики, исходным пунктом для
этого считают все же «искусственную» систему Линнея, ибо
именно его система создавала возможность оценивать и крити-
ковать реальный материал, работать над естественной систе-
1 См К. К. Ш а п а р е н к о. К вопросу о роли Линнея в развитии бо-
таники. «Природа» № 7 за 1935 год.
29
мой. А эта последняя дала в дальнейшем возможность работать
и над системой, отображающей не только черты сходства, не
только «естественные порядки природы», но и происхождение,
кровное родство, иначе — эволюцию организмов.
Линней создал свою искусственную систему, не считая ее
чем-то законченным, непогрешимым. Тесная связь этой систе-
мы с работой по естественному методу была для Линнея со-
вершенно ясна, как он неоднократно об этом говорил и писал.
Построив искусственную систему, он продолжал работу над ес-
тественными порядками, разбираясь в правильности размеще-
ния отдельных видов по классам (семействам). Он воспитывал
растения у себя в саду, когда дело касалось трудно различи-
мых видов, наблюдал их тщательно в природных условиях и,
конечно, не мог пройти мимо фактов, которые говорили о влия-
нии почвы и климата и о влиянии человека на растения и т. д.
А ряд фактов говорил, конечно, и о «каком-то родстве» отдель-
ных видов между собою, о возможности происхождения их
друг от друга. Разумеется, все это воспринималось Линнеем
стихийно, стихийно же отражалось и в его сочинениях.
Мы не знаем, как уживалось в его мыслях представление о
предвечном творце (иначе — бесконечном существе) вместе с
идеями о возможности происхождения видов друг от друга, об
изменении их в культуре. Вероятно, борьба идей у Линнея бы-
ла. По свидетельству современников, основанному на беседах
с самим Линнеем, по его переписке, следует считать, что Лин-
ней был искренно и глубоко верующим человеком. Известно,
что даже на дверях своей комнаты он поместил изречение (он
очень любил говорить, да и писать афоризмами): «Vi Vite
innocui; Numen ad est» (Живите непорочными, бог среди вас).
Однако в письме к Гмелину, где Линней высказывает свои сооб-
ражения по поводу положения человека в системе \ мы читаем:
«Не угодно (не нравится) то, чтобы я помещал человека среди
антропоморфных; но человек познает самого себя. Давайте
оставим слова, для меня все равно, каким бы названием мы ни
пользовались; но я спрашиваю у тебя и у всего мира родовое
различие между человеком и обезьяной, которое (вытекало бы)
из основ естественной истории. Я самым определенным образом
не знаю никакого; (о) если бы кто-либо мне указал хоть един-
ственное. Если бы я назвал человека обезьяной или наоборот,
на меня набросились бы (я навел бы на себя) все теологи.
Может быть, я должен был бы это сделать по долгу науки».
Это высказывание Линнея ясно говорит о влиянии на, него
той обстановки, которая его окружала, а в угоду этой обста-
новке ему приходилось в своих печатных высказываниях мно-
гое не договаривать из боязни навлечь на себя гнев влиятель-
ных, теологически мыслящих кругов.
1 В своей «Системе природы» Линней отнес человека к отряду прима-
тов наряду с антропоморфными обезьянами.
30
Итак, философские концепции Линнея представляют,
мы бы сказали, на первый взгляд, странное, но все
же закономерное для того времени смешение самых раз-
личных идей и взглядов. Здесь идеи о неизменяемости видов и
об их возможной изменчивости под влиянием среды; мысли об
историческом процессе формирования новых видов из старых
и о предвечном творце — создателе Вселенной; и о человеке,
нашедшем свое место в системе рядом с обезьянами. С одной
стороны, он является типичным представителем XVIII века, ко-
гда доктрина постоянства видов довлела во всем естествозна-
нии, когда вера в божественный промысел была основой миро-
воззрения. Линней был воспитан на этих положениях, все его
мировоззрение со школьных и студенческих лет складывалось
именно в, таких условиях, и не удивительно поэтому, что он так
бережно охраняет наследие своих отцов, дух своей эпохи. Но
с другой стороны, у него, стихийно складываясь, возникают не-
сколько иные представления, всю силу которых он, может быть,
сам не в состоянии был оценить; их, несомненно, можно рас-
сматривать, как первые и слабые проблески других мыслей,
как бы встречавших другую эпоху — XIX век, пришедший со
своими эволюционными воззрениями на смену метафизической
философии XVIII века.
Было бы несправедливым считать этого выдающегося нату-
ралиста XVIII века только завершителем и собирателем идей и
начинаний, появившихся до него; было бы неправильным счи-
тать Линнея только классификатором, каталогизатором приро-
ды. Тот факт, что Линней во всех своих начинаниях и работах
имел много весьма талантливых предшественников,— явление
закономерное, но надо всегда помнить о том, что в истории ес-
тествознания есть «эпоха Линнея», а нет ни эпохи Рея, ни эпо-
хи Ривинуса — Баугина, ни эпохи Турнефора, ни даже эпохи
Жюссье. «Наука есть достояние общее,— писал Д. И. Менде-
леев,— а потому справедливость требует не тому отдать наи-
большую научную славу, кто первый высказал известную исти-
ну, а тому, кто умел убедить в ней других, показал ее досто-
верность и сделал ее применимою в науке».
ЛИТЕРАТУРА
Бобров Е. Г.—Двухсотлетие «Species plantarum» Карла Линнея.
1753—1953 г. Изд-so АН СССР. 1954.
Бобров Е. Г.— Карл Линней и современная номенклатура расте-
ний. «Ботанический журнал СССР», т. 39, № 2. М—Л. 1954.
Комаров В. Л. — Линней. Берлин. 1923.
Комаров В. Л.— Жизнь и труды Карла Линнея. (В Избранных со-
чинениях В. Л. Комарова, т. I. Изд-во АН СССР. 1945).
Мищенко П. И. — Жизнь К. Линнея и его научные заслуги перед
ботаникой. «Труды Ботанического сада Юрьевского университета», т. VIII,
вып. 2. Юрьев. 1908.
Станков С. С. — Линней, Руссо, Ламарк. Изд-во «Советская на-
ука». 1955.
СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Жизненный путь................................................	6
Бинарная неменклатура .................................... 12
Ариаднина нить ботаники..................................  17
Поиски законов природы.....................................24
Литература.................................................31
i-----------* К ЧИТАТЕЛЯМ ★-------------------
; Издательство «Знание» Всесоюзного общества
Г по распространению политических и научных
' знаний просит присылать отзывы об этой брошюре
J по адресу: Москва, Новая площадь, д 3/4
<--------------------- ★-------
Автор
Сергей Сергеевич Станков.
Редактор Н. В Успенская.
Техн, редактор М. И. Губин.
Корректор Г. М. Бауэр.
А 02816. Подписано к печати 30/III 1957 г. Тираж 48 000 экз. Изд. № 9.
Бумага 60X92V16—I бум. л — 2 п. л. Учетно-изд. 1,9 л. Заказ № 475.
Ордена Ленина типография газеты «Правда» имени И. В, Сталина.
Москва, ул. «Правды», 24.