зЛ Касимович
А. А. НАСИМОВИЧ
СТЕПИ ДАУРИИ
Записки натуралиста
3-е издание
Читинское книжное издательство
Чита — 1954
ПРЕДИСЛОВИЕ
В книге рассказано о природе юго-восточного Забайкалья, пре-
имущественно о степной его части. Описываемые события относятся
к 1945—1946 годам, в течение которых автор побывал во многих
частях Даурии, а также в сопредельных областях. Автор, по специ-
альности зоолог, однако его интересы выходят за рамки одной узкой
дисциплины; поэтому он стремился дать возможно более полную
картину природы в целом, а не только животного мира.
Несомненно, что развитие животноводства, а также других отрас-
лей сельского хозяйства, наконец, большие промышленные стройки
в скором времени еще больше изменят природу Забайкалья, однако
можно быть уверенным, что и тогда она останется не менее красоч-
ной и интересной для натуралиста, чем в наши дни. Вместе с тем
уже теперь следовало бы серьезно позаботиться о бережном отноше-
нии к природным богатствам края — животному и растительному
миру — с тем, чтобы не только сохранить их для будущего, но и
умножить. Если книга автора хоть в какой-то мере будет способство-
вать развитию сознания этого, он будет считать свою цель достиг-
нутой.
Первое издание книги «Степи Даурии» вышло в Читинском об-
ластном издательстве в 1947 г., второе, под измененным названи-
ем — «В Забайкалье»,— в Московском обществе испытателей при-
роды в 1951 г. Оба издания давно разошлись. Для настоящего изда-
ния книга переработана и значительно дополнена.
При работе над третьим изданием книги большая помощь ока-
зана автору со стороны С. А. Кондратьева, а также Е. В. Козловой-
Пушкаревой и Е. Д. Петряева, чьи советы, указания и критические
замечания с благодарностью мной использованы.

ИЗ ОКОН ПОЕЗДА
От Читы на юго-восток. Первое впечатление
от степи.
Поезд миновал Читу и все дальше уходил на юго-восток.
К окнам вагонов придвинулись горы. Большие камни, осыпи
и бурые пятна прошлогодней травы сменяли друг друга. Ког-
да-то здесь сильно поработал топор человека и теперь от леса
остались одни редкие березки. Неожиданно на склонах по-
явился настоящий бор, и местность сразу ожила. Почти всё
пространство между сосен было затянуто кустами даурского
рододендрона, по-местному — багульника, а там, где кустар-
ник расступался, обнажался желтый песок, по которому бы-
стро скользили вечерние, тени деревьев.
Был конец мая, и багульник находился в полном цвету.
Его приземистые кусты были покрыты множеством малино-
вых цветов. Яркие блики малинового цвета там и тут проби-
вались сквозь зелень сосновой хвои, а на больших прогали-
нах, где багульник далеко выплескивался из леса, казалось,
весь склон покрыт малиновым ковром.
Но вот лес отступил, и теперь близ самых шпал, бок о бок
— 5 -
с железнодорожным полотном, бежала Ингода, пенясь на вы-
ступающих камнях. На берегу обильно цвела черемуха, и за-
пах ее, смешанный с речной сыростью, проникал в окна
поезда.
Сумерки начали сгущаться, посвежело; пришлось закрыть
окно. Контуры гор стали темными и расплывчатыми, а когда
в поезде зажгли свет, их уже стало трудно различать.
Утром проснулся от холода, тянувшего от окна. Край солн-
ца едва показался над горизонтом. Поезд шел в открытой сте-
пи. Как будто бы не было вчера гор, пенистой Ингоды и яр-
кого цветения багульника.
Далеко, насколько хватал глаз, простиралась равнина, од-
нообразие которой нарушали лишь одинокие холмы. Забай-
кальцы зовут их сопками. Молодая трава терялась в массе
прошлогодних желтых стеблей и только в изредка попадав-
шихся западинах зелень была сочной и яркой. Вдали показа-
лась большая стая казарок, спешивших с севера; минуту спус-
тя она скрылась за бурым холмом, и в степи опять стало го-
ло и пусто.
Первое впечатление от местности было нерадостным.
Сойдя с поезда, я очутился в небольшом поселке, где кро-
шечные деревянные домики мирно уживались с высокими ка-
менными зданиями, поражавшими своей белизной. Селение
лежало в низине, словно на дне большой чаши, края которой
поднимались вверх, ограничивая горизонт.
Узнав, что группа зоологов, с которой мне предстояло
вместе работать, находится в степи, я стал торопиться с выез-
дом дальше. Через несколько дней я смог присоединиться к
'моим товарищам.
Начиналась привычная жизнь зоолога, когда почти все
время находишься в общении с природой, а дни наполнены
любимым трудом и открытиями, которыми так богата полевая
работа натуралиста.
ДАУРСКИЕ СТЕПИ
Судьба дауров. Степь к югу от поселка. Расцветка
местности. У подножия скал. Кустарники.
Несколько столетий назад в южном Забайкалье по Аму-
ру жил кочевой народ, родственный эвенкам,— дауры. В XVII
веке дауры переселились в Маньчжурию, где они постепенно
ассимилировались с другими народностями и в значительной
мере позабыли свой язык и обычаи. Но память об этом наро-
де еще живет в местных названиях и весь крайний юг Забай-
калья, к востоку от Яблонового хребта, нередко зовут Дау-
рией.
К югу от поселка, из которого я выехал в степь, местность
делается холмистее. Здесь уже нет того однообразия и рав-
нинности, которые так поражают из окон поезда. Вы едете на
машине и всюду видите беспорядочно разбросанные плоско-
верхие сопки, иногда поднимающиеся над окружающей мест-
ностью на 50—100 метров. Абсолютная высота сопок значи-
тельно больше, так как вся местность приподнята над уров-
нем моря на 600—700 метров. Большинство сопок имеет сгла-
женные очертания; пологие склоны незаметно переходят в ши-
рокие пади.
— 7 -
Если присмотреться лучше, то можно заметить, что не все
сопки разбросаны так беспорядочно, как это кажется на пер-
вый взгляд. Иные из них тянутся длинными рядами, сливаясь
друг с другом в правильные линии цепей. Юго-восточней мест-
ность и вовсе принимает гористый характер, и здесь уже без
труда можно проследить общее направление хребтов.
Одна из гор в этом районе поднимается более чем на ки-
лометр над уровнем моря. С ее вершины открывается далекий
вид вдаль, вплоть до маньчжурских сопок. Местность вокруг
кажется большим взволнованным морем холмов, поднимаю-
щихся выше и выше. Холмы сливаются в гряды и те, змеясь
и сплетаясь друг с другом, устремляются к вершине, образуя
настоящий горный узел. На восток уходит широкая падь. На
дне ее сверкает белыми выцветами соль высохших озер. Из-
дали не верится, что в лучах солнца блестит только соль, а не
водная гладь, но мне пришлось побывать позже у самых озер
и убедиться, что воды в них нет и капли.
И вот я гляжу на степь в солнечный июньский день, пора-
жаясь, как пестро она расцвечена.
Всего несколько дней назад, когда я видел степь из окон
поезда, невольно возникало представление о чем-то чрезвычай-
но однообразном, где все выжжено солнцем и не на чем от-
дохнуть глазу. Но это оказалось неверным!
Степь была значительно зеленее, чем я предполагал. Прав
да, отчасти это случилось потому, что выдалась дождливая
весна, и молодая зелень, обычно долго заглушаемая старой,
блеклой травой, быстро набрала сил и выбилась наружу.
Склоны ближних сопок окрашены в бледножелтые тона и
там,, где трава почему-либо растет реже, желтые оттенки де-
лаются еще явственнее. Но этот цвет господствует не всюду
В еле заметных понижениях, логах, западинах и оврагах ра-
дует глаз яркая зелень молодой травы. У подножия сопок зе-
лень особенно сочная и ее больше, чем в других местах. Мно-
жество цветущих ирисов образует лиловые куртинки, в других
участках все пестреет от желтых лютиков и одуванчиков. В сы-
рых западинах много голубых незабудок и тут же виднеются
желтые головки калужниц. Выше по склону сопок в сухих
местах качаются головки желтого мака. Изредка можно уви-
деть голубой ургуй, или иначе сон-траву. В большинстве
мест этот ранневесенний цветок уже отцвел.
По словам известного забайкальского краеведа и ботаника
Г. А. Стукова, почти пятая часть встречающихся в Даурии
видов растений (по количеству особей гораздо больше) носит
8
желтые цветы, что при обилии лютиков и лапчаток с их жел-
тыми венчиками и при значительном преобладании желтых
пыльников в других цветах, служит причиной того, что ковер,
устилающий летом Даурию, светит больше всего желтыми
узорами.
Одна из далеких сопок обращает внимание своей бледноли-
ловой расцветкой. Несмотря на то, что уже июнь, на ее скло-
нах в глубокой рытвине еще уцелел снег. Он мог так долго
сохраниться лишь благодаря холодной весне и поздним сне-
гопадам, нередко случающимся в Забайкалье. Теперь дни
снежного останца уже сочтены, дождь и солнце быстро его
уничтожают. Конечно, здесь молодая зелень отстала в росте и
совершенно теряется среди прошлогодних стеблей сухого вос-
треца—маленького злака со сплющенным колосом. За зиму
и весну старый вострец словно поседел; его мертвые стебли,
перемытые дождем, приобрели бледнолиловую окраску.
В некоторых логах, по припекам, довольно много молодой
травы, и издали эти участки кажутся зелеными ручейками,
текущими по лиловому полю.
По степи разбросаны небольшими холмиками сурчины —
выбросы земли из нор сурка. У самого входа в нору краснеет
песок. Вокруг холмика, по обочинам его, трава и бурьян
пышно разрастаются, отчего вся степь, куда ни посмотришь,
расцвечена ожерельями яркой зелени. На многих из сурчин
видны обитатели нор — сурки, или по-местному тарбаганы. Их
мех светлее песка, и звери хорошо заметны. Сурки вытяну-
лись на задних лапах, застыв неподвижными столбикамц.
Время от времени слышен громкий и отрывистый свист —
предупреждение соседям о приближении человека. Еще не-
много — и тарбаган, резко махнув хвостом и свистнув в по-
следний раз, скрывается в норе, а свист и тревога распростра-
няются дальше, охватывая одну за другой соседние сурчины.
В безоблачный ясный полдень степь совсем лишена теней.
Пологие склоны сопок плавно сбегают вниз, и в их очертани-
ях нет резких изломов. Только под вечер, когда от каждой
возвышенности и сурчины протягивается длинная тень, мест-
ность заметно оживает, делается более выразительной. Теперь
все неровности, днем сплющенные и исчезавшие, приподнима-
ются‘кверху, получая осязаемую форму. Вы убеждаетесь, что
далекие зеленые ложбины, казавшиеся днем плоскими, неза-
метно переходящими в соседние склоны, на самом деле вре-
заны в них: в их изгибах чернеются вечерние тени.
Совсем другой выглядит степь в облачный день, когда по
— 9 —
ней проходят темные тени облаков. Облачный шлейф, сколь-
зящий по земле, обволакивает сопку, медленно скатывается
вниз и вновь всползает на соседний холм. Видишь как свет-
лая зелень холма темнеет, делается синеватой или бурой, за-
тем вновь светлеет и вновь погружается в тень, и чем дальше
от глаз этот холм, тем синее и гуще одевающие его тени и
тем ярче блики солнечных зайчиков, скользящих за ними
вслед. В такие дни холмистая степь преображается, теряет
свои привычные очертания и расцветку; все в ней делается
неверным, .быстро, меняющимся. Сопки, то уходят вдаль, то
вновь подступают ближе, и тогда кажется, что до них не пять
к не десять километров, а совсем близко, рукой подать.
10
Местами в степи обнажаются бурые граниты и темные
базальты, зубчатыми скалами прорезывающие сопки. Выходы
древних пород обычно приурочены к гребням возвышенностей,
где они нередко смыкаются в длинные гряды, с одной сторо-
ны незаметно сливающиеся со склонами сопки, с другой —
обрывающиеся вниз десятиметровыми уступами. У подножия
скал — небольшие каменные осыпи. Попадается в степи и
мрамор, бледнорозовые плиты которого видны издалека.
Со временем на камнях и скалах поселяются маленькие
накипные лишайники. Их шершавая, пестро расцвеченная ко-
ра постепенно скрывает весь камень.
Скалы и камни — свидетели дикости и пустынности места.
Но в степи именно они особенно оживляют местность. Их се-
рые громады дают тень и собирают влагу. Здесь ярче зелень
и выше трава. Дождевая вода, проникая сквозь почву, соби-
рается в углублениях подземных каменных плит. Под защи-
той скал, спасающих от летнего зноя, она долго сохраняется,
пропитывая почву. Сильно охлаждающиеся за ночь скалы
осаждают влагу, создавая свой особый, более влажный, чем
в открытой степи, микроклимат.
Настоящие степные травы избегают таких участков, но за-
то здесь хорошо себя чувствуют жадные на влагу растения с
широкими листьями. Даже водосбор, родичи которого разво-
дятся в наших садах, отлично тут уживается. В конце июня и на-
чале июля на горных лужайках бывает много желтых даурских
лилий и яркокрасных саран. Среди'камней охотно поселяются
кустарники: колючий шиповник, боярышник, бузина, крошеч-
ная таволга, черемуха, сибирская яблоня и дикий абрикос.
Лишь немногие из них вытягиваются до пояса человека, боль-
шинство же едва превышает высоту коленей. Ветки кустарни-
ков начинаются от самой земли. Там и тут среди камней вид-
неется лапчатка.
Кусты растут разрозненными группами и за пределами
осыпей встречаются только в оврагах, где нередко образуют
настоящие заросли. Отдельные .кусты достигают там роста че-
ловека. Иногда узкая лента зарослей, то прерываясь, то воз-
никая вновь, сопутствует оврагу на значительном протяжении.
По окраинам его кусты быстро редеют и сходят на нет.
Подобная кустарниковая растительность покрывает лишь
ничтожную часть местности, а на остальном огромном протя-
жении даурские степи почти совсем ее лишены.
Тем легче понять, как приятно бывает после степи с ее
полынной горечью, всегда ощущаемой на губах, очутиться под
11
тенью скал или в глубоком овраге. В начале лета яблоня к
шиповник бывают покрыты цветами, дающими всю гамму
переходов от белого до малинового, и воздух близ них напол-
няют сладкие запахи. Одуряюще пахнет черемуха. В полдень
степь молчит, но здесь и в жаркие часы дня слышатся голоса
птиц, суетятся полевки и свистят пищухи. Маленький мир жи-
вет своей особой жизнью, отличной от жизни остальной степи
В ЖАРКИЙ ДЕНЬ
Встреча, с пищухой. Особенности ее биологии. Роль
тарбаганов в жизни степи. Тарбаган как носитель чумы.
Гроза.
Жарко. Когда смотришь на далекую сопку, кажется, что
трава у горизонта приподнялась над землей и колеблется в
дрожащем воздухе. С безоблачного неба на землю льются
жгучие лучи полуденного солнца, ходьба быстро утомляет.
Только и дышется свободно, когда налетит порыв ветра. Вот
он спускается по холму, склоняя траву и цветы, и вы слыши-
те его шелестящие поспешные шаги — «шшии, шшии» ближе
и ближе. Струя прохлады на миг обдает лицо, и сразу де-
лается легче. Но взволнованное зеленое море уже успокаи-
вается. Порыв ветра миновал—и вновь в степи тихо-тихо, лишь
от зноя шумит в ушах. Тарбаганы и суслики и те попрята-
лись в норы. Ни бабочек, ни жуков, ни даже стрекотания
кузнечика. Словно все вымерло. Из-под ног вырывается испу-
ганный жаворонок и, отлетев в сторону, скрывается в траве.
13 —
В уровень с землей—маленькое гнездо из сухих стеблей с
крошечными, еще слепыми птенцами. Они, раскрывая рты,
жмутся к одной из стенок гнезда, где есть тень. Видно, что и
маленьким жаворонкам на солнце не по себе.
Под ногами покорно ложатся злаки. Ковыль еще только
начал выбрасывать «перо» и мало заметен. В августе сереб-
ряные опахала его метелок будут главным украшением степи.
Присаживаюсь в траве у большой сурчины — бутана, как.
говорят местные жители. Терпкий запах полыни и дикого лу-
ка наполняют воздух. Передо мной приземистый кустик ака-
ции — караганы. Ее покрывает множество ярких желтых цве-
тов, живо напомнивших мне нашу садовую акацию. Южнее,
в соседней Монголии, среди песчаных барханов есть другой
вид караганы, который разрастается в высокие кусты. Но в.;
даурских степях этого вида нет, а местные караганы — мел-
колистные и карликовые — едва возвышаются над колосьями
злаков. Сейчас середина июня, и карагана обильно цветет;,
выше по склону, на южных участках, цветение уже закончи-
лось.
Ветви караганы слабо колеблются, и тут только я замечаю,
что маленький серо-голубой зверек, привстав на задние лапки,
облизывает ее цветы, имеющие сладковатый вкус. Передними
лапами он наклонил пружинистую ветку, забавно шевеля при
этом большими круглыми ушами. Черные блестящие глаза с
недоверием посматривают в мою сторону. Это — пищухам, да-
лекая родственница зайцев, но по своим размерам она усту-
пает даже суслику.
Стоило только мне неосторожно пошевелиться, как пищуха
стремглав бросается к норе, исчезая в ней. У входа в нору на-
бросано много желтых цветов и еще больше стеблей какого-
то злака и маленькой лапчатки с нежными рассеченными
листьями. Двумя месяцами позже из этой кучки травы обра-
зуется небольшой, в 2—3 килограмма, стожок душистого и хо-
рошо просушенного сена. Этими запасами грызуны питаются
в течение всей зимы, и местные жители не без основания зо-
вут пищух также сеноставками. В Сибири ребята иногда
специально ходят по степи, собирая заготовленное пищухами
сено для скота; в Монголии же кочевники, отыскав зимою
пастбища, богатые стожками пищух, пригоняют сюда на вы-
пас табуны лошадей и рогатый скот.
Пищухи селятся колониями, соединяя свои норы подзем-
ными ходами. Зверьки общительны, поэтому и снаружи мно-
14
гие норы связаны длинными, узкими, хорошо натоптанными
дорожками. На них во множестве разбросаны горошины по-
мета, похожие на «заячьи орешки», только сильно умень-
шенные. По этим остаткам всегда можно узнать о присут-
ствии пищух.
Пищуха — один из немногих зверьков, обладающих необык-
новенно мелодичным голосом. Стоит прислушаться к звонкому
свисту пищухи — «ти-си-ти-ти-си-ти...»— постепенно тон свиста
повышается, но сила звука ослабевает; наконец на одном из
колен свист обрывается. Сама пищуха прячется где-нибудь в
траве или в подземной норке, и кто не знает ее повадок, ни-
когда не поверит, что голос принадлежит не птице. Так было
и со мной первые дни, пока я, после многих и безуспешных
попыток выпугнуть из травы таинственную птицу, наконец не
увидел свистевшую пищуху. Кстати сказать, мелодичный
свист, так напоминающий пение птиц, свойственен не только
самцам, но и самкам пищух.
Свист пищухи имеет различные интонации и, может быть,
в одном случае они выражают тревогу, предупреждение об-
опасности, в другом — ощущения, близкие к радости. Но че-
ловек еще не научился переводить на язык привычных поня-
тий свист и пение зверей и птиц и должен довольствоваться
одними догадками об их значении.
На сурчином холмике несколько выходов, открывающихся
в разные стороны. Они устремлены вглубь, одни широкими на-
клонными лазами, другие почти отвесно, наподобие шахт. Под
землей коридоры сливаются; общий ход заворачивает в сто-
рону и через несколько метров приводит к небольшому рас-
ширению, где тарбаган устраивает свое гнездо. Сюда он на-
таскивает целый ворох травы и здесь проводит ночные часы и
жаркое время дня. Некоторые гнезда бывают устроены на глу-
бине 2—3 метров, и к ним ведет ход длиною в 10—15 метров.
Сколько нужно затратить сил, чтобы вырыть такую глубо-
кую нору и выбросить на поверхность всю эту массу песка я
глины! Достаточно сказать, что многие бутаны возвышаются
на метр, имея в окружности больше трех десятков шагов.
Тарбаган — один из самых искусных и выносливых земле-
копов; он селится даже на сильно каменистых почвах, в кото-
рых с таким же успехом устраивает свои жилища, вытаскивая-
наверх целые груды камней.
15
В жизни степи тарбаганы играют огромную роль. Своим
рытьем они усиливают дренаж и выносят на поверхность поч-
ву нижних горизонтов, богатую солями кальция. Благодаря
сурчинам степь имеет холмистую поверхность, и холмики эти
заселяются совершенно определенными растительными вида-
ми, среди которых особенно обилен пырей, а затем жгучая
крапива.
Менее опытные землерои, например, степная лисица-кор-
сак и хорек, используют опустевшие тарбаганьи норы для
своего жилья. Волк и барсук также поселяются в них, лишь
несколько расширяя лазы. Насыпанный снаружи норы холмик
с рыхлой землей приспосабливают для себя пищухи и полевки.
В отнорках постоянно гнездятся чекан-плясунья и даже утки;
пестроцветная пеганка и турпан1. Многие птицы скрываются
в норах от дождя. Даурский еж здесь находит убежище от
дневного света. Сюда же забирается, спасаясь от жары, зе-
леная жаба. Наконец, там, где ходы открываются на теневой
стороне’ бутана и земля в них остается сравнительно влаж-
ной и в сухие дни, постоянно живут жужелицы, жуки-могиль-
щики, личинки насекомых, блохи, многоножки, мухи, пауки,
муравьи — всех и не перечислить. Вот сколько квартирантов
у тарбагана!
Многие из насекомых не только находят в тарбаганьих но-
рах убежище и случайный корм, но и откладывают свои яич-
1 Под названием турпан в Забайкалье известна красная утка;
другого обитателя нор — чекана — зоологи величают плясуньей,
хотя логичнее было бы звать его плясуном.
16 —
ки в помет тарбаганов или в гниющие остатки трав, обронен-
ных грызунами.
Жаворонки, чеканы, коньки и овсянки во время кормежки,
в особенности если погода жаркая и насекомых на открытых
местах не видно, то и дело навещают выходы из нор, собирая
тут живность.
В лесу птицы и звери прячутся в ветвях, дуплах, под кор-
нями. В голой степи ничего этого нет, и животным, чтобы ук-
рыться от врагов, солнца и непогоды, приходится забираться
под землю — в норы. Лучший инженер подземных сооруже-
ний — тарбаган, и от его искусства рыть норы зависит жизнь
десятков видов степных животных. Где тарбаганы почему-ли-
бо исчезают, их норы, больше никем не подновляемые, посте-
пенно засыпаются землей, и тогда множество обитателей ос-
тается без крова, иногда совсем исчезая из степи. С годами
холмики все более понижаются, и обычная степная раститель-
ность завладевает ими, вытесняя пырей и крапиву, так что
весь облик степи изменяется до неузнаваемости.
Вероятно, это — неизбежная судьба многих районов. Сте-
пи Украины, Дона и Алтая—все они, вслед за исчезновением
сурков, изменили свой первоначальный вид.
Но есть еще совсем особая сторона в жизни тарбагана, не-
безразличная для человека. Тарбаганы — носители одной из
самых страшных болезней на земле — чумы. Микробы, вызы-
вающие это заболевание, в течение долгого времени могут
жить в органах животного, ничем не проявляя себя, пока
какое-нибудь резкое ослабление организма не позволит им
размножиться и вызвать открытое заболевание. Такие тарба-
ганы делаются заразными не только для своих сородичей, но
и для многих других грызунов, а также для человека. Мясо,
шкурка, выделения больного тарбагана, его блохи — все это
представляет огромную опасность. В прежние годы, когда воз-
будитель чумы еще не был изучен, от этой болезни погибали
тысячи людей, а чума, передаваясь от человека к человеку,
буквально опустошала некоторые страны. В нашей стране эти
страшные времена давно прошли, мы научились бороться с
чумой, лечить ее и даже делать предохранительные прививки.
Тем не менее, большая осторожность нужна и теперь. В рай-
онах, где в степи бывают регулярно люди, где существует про-
мысел тарбагана, необходим медицинский присмотр за степью
и контроль за численностью грызунов.
Но вернемся в степь. Небо все больше заволакивается;
гряда тяжелых дождевых облаков надвигается из-за сопки.
2 Степи Даурии	— 17 —
Однако жара не спадает, и воздух становится особенно ду-
шен. Ветер затих, трава не шелохнется. Все предвещает близ-
кую грозу. Нужно торопиться с возвращением.
Внезапно резкий порыв ветра обрушивается на степь, под-
нимая в воздух пыль и песок. Еще уцелевшие кое-где прошло-
годние сухие шары перекати-поля, словно обезумевшие, под-
прыгивая и крутясь, несутся по степи, обгоняя друг друга.
Так же быстро и внезапно ветер стихает, и вслед затем опять
замирает и степь. Но теперь уже не веришь этой тишине. Так
проходит десять-пятнадцать минут. Южный край неба все
более темнеет, черные тучи закрывают солнце, но отсветы его
пробиваются вниз, окрашивая местность в багровые тона.
Не успеваю я добраться до нашего стана, как новый шквал
едва не сбивает меня с ног, забрасывает песком глаза, и в ту
же секунду яркая молния прорезывает небо. Сильный удар
грома эхом отдается в окрестных сопках. Тишина сменяется
резкими порывами ветра, следующими один за другим с на-
растающей силой. Ожившая степь свистит и мечется. Трава
качается из стороны в сторону: то распластывается по земле,
простирая длинные стебли, то взметается кверху. Обрывки
растений и песок, увлекаемые вихрем, поднимаются высоко в
воздух, крутясь в неистовом танце, и вот уже настоящий
столб пыли, ширясь все больше и больше, пробегает по степи.
Вблизи лагеря меня настигает дождь. Крупные капли,
сперва редкие, едва смачивающие дорожную пыль, падают
чаще, скоро сливаясь в сплошные струи. В несколько минут
я промокаю насквозь.
Ветром сорвало одну из наших палаток, полы ее хлопают
друг о друга, развеваясь, как паруса. С большим трудом па-
латку удается закрепить. Опорный кол скрипит; кажется, что
веревки не выдержат и лопнут.
Совсем стемнело, словно надвинулись сумерки, и только
вспышки молний то и дело озаряют дрожащим светом ближ-
ние сопки. Их отблеску вторят гулкие раскаты грома. Ливень
временами почти прекращаётся, и ветер стихает, затем следует
новый шквал, и капли дождя с прежней силой начинают ба-
рабанить по палатке. После одной из пауз на смену южному
ветру приходит порыв прямо с противоположной стороны; за-
тем погода быстро успокаивается. Дождь кончился, гроза,
продолжавшаяся около часа, уходит на северо-запад.
Вечером вновь голубое небо. Легкая рябь барашков пере-
кинулась через самый зенит. На севере, низко над горизон-
том, громоздятся кучевые облака — остатки грозового шлей-
18 —
фа. Они похожи на вереницу белых сказочных кораблей, все
время меняющих свои очертания.
Степь приумылась и посвежела. По дороге блестят лужи
воды.
Как только перестал дождь, спешу посмотреть гне.здо по-
левого жаворонка, находящееся в низине в нескольких десят-
ках шагов от палатки. В нем крошечные птенцы. Они оказа-
лись сухими и, видимо, отлично себя чувствовали. Мать в те-
чение всей грозы самоотверженно закрывала их своим телом.
УТРОМ
Ночные и дневные животные. Первые утренние голоса.
Жаворонки, Наблюдение за колонией тарбаганов.
Нападение степного орла.
Одни из животных активны ночью, другие, главным обра-
зом, в светлые часы суток. В степи только с’наступлением су-
мерек отправляются на прогулки быстроногий тушканчик-ска-
кун и зеленая жаба, поздно вечером вылетают филины и сы-
чи. В ночное время бегают барсуки, даурские ежи и монголь-
ские полевки. Хомячки бродят и днем, но большая часть их
принадлежит к полуночникам. За этими немногими исключе-
ниями почти все остальные звери и птицы даурских степей ве-
дут дневной образ жизни. Правда, в часы, близкие к полуд-
ню,— очень жарко, и в это время жизнь в степи совершенно
замирает. Пора наибольшего оживления — утро и вечер.
Первыми пробуждаются жаворонки. В начале третьего ча-
са, когда еще темно, уже раздается их переливчатая громкая
песня. Другие птицы подают свои голоса позже. В первые ча-
— 20 —
сы после восхода солнца, до начала большой жары, животные
особенно активны. Множество зверьков снует взад и вперед, то
и дело слышен свист пищух, воздух звенит от пения жаворон-
ков. Их голоса заглушают все остальные.
Трудно представить себе степь без жаворонков. Это их сти-
хия, их мир. И каких только жаворонков нет в степи! Однако
по внешнему виду в полевой обстановке не всех жаворонков
легко отличить друг от друга. Самый многочисленный — это
скромно окрашенный в сероватые и охристо-песчаные тона ма-
лый жаворонок. На него очень походит другой жаворонок —
серый, который тяготеет к более сухой степи. Наш обычный по-
левой жаворонок также встречается в даурской степи. Думаю,
что я буду прав, утверждая, что голос его мелодичнее, чем у
остальных собратьев.
Монгольский жаворонок заметно крупнее других и имеет на
крыльях широкие белые полосы. В полете он очень походит на
большую красивую бабочку. Его пение слышно издалека, но
оно меньше радует слух, чем пение полевого жаворонка — певца
русских полей. Чаще всего этого выходца из монгольских степей
можно увидеть по сухим каменистым склонам сопок, где ему
гораздо привольнее.
В степи встречается и еще один жаворонок — рогатый. Ле-
том я его видел мало и о нем расскажу в другом месте.
Жаворонки и близкие к ним по повадкам полевые и степ-
ные коньки составляют основное птичье население степи. Кро-
ме них, часто попадается на глаза маленький чекан-плясунья.
Встревоженный чекан то и дело забавно приседает на мес-
те, торопливо подергивая длинным хвостом. Чекан-плясунья
знает не только свою песню, но умело подражает ‘голосам
других птиц.
Сегодня я отправился в степь спозаранку и занял наблюда-
тельную позицию за одним из старых бутанов. После вчераш-
него дождя в степи свежо, и лежать на земле холодновато.
Неподвижные стоят травы. Нет даже самого легкого дуно-
вения ветерка. Так всегда бывает в ранние часы утра. Край
солнца едва показался над горизонтом; яркая полоса света,
скользнув по склонам сопок, широко разлилась по степи.
Над моей головою, словно приветствуя день, высоко взвил-
ся жаворонок, и громкая нескончаемая песнь полилась в воз-
духе — «тип-чи-чурр, тип-чи-чурр...» Нежные, высокие тона пе-
ремежались с хриплыми и захлебывающимися звуками. Жа-
воронок застыл в воздухе над одним местом, часто трепеща
крыльями. Но вот птица умолкла и быстро скользнула вниз,.
— 21 -
•лишь над самой землей раскрыв крылья. Секундой позже жа-
воронок исчез в траве.
Но не ради того, чтобы послушать пение птиц, я вышел так
рано в степь. Сегодня меня больше всего интересуют тарбага-
ны. На всех соседних холмиках оживление. Владельцы их —
кто щиплет траву в ближайших окрестностях бутана, кТо за-
стыл в неподвижной позе, на задних лапках, вытянувшись стол-
биком. Наружу вышли не только бывалые взрослые тарбага-
ны, но и «котели», месяц назад начавшие второе лето своей
жизни, и совсем маленькие светлорыжие «Мендели», лишь не-
давно увидевшие степь.
Один из бутанов всего в полусотне метров от меня. На нем
расположилась самка и пять менделят, величиной с крупного
котенка. Они то сосут мать, улегшуюся на песке, то затевают
возню, вставая на задние лапы и стараясь передними опроки-
нуть друг друга. Упавшие вновь вскакивают, и борьба возоб-
новляется. Поодаль, на другом бутане, три котеля. Сбежав с
холмика, тарбаганы скусывают вершинки трав, оглядываясь по
сторонам. Один из них удалился в сторону метров на полтора-
ста. Это почти крайний предел, до которого отваживаются убе-
гать зверьки от своей норы. В полусотне шагов левее ближнего
бутана еще холмик. На него только что выбрался взрослый са-
мец. Прежде чем вылезть, он долго прислушивался и глядел по
сторонам, выставив из норы одну морду. Вытянувшись стол-
биком, тарбаган недовольно оглядывается и время от времени
отрывисто свистит — «ханькает», как говорят в Забайкалье.
Такой же звук издает большая резиновая кукла со свистуль-
кой, если ее нажать пальцем.
Тарбаган-самец заметно крупнее других сородичей и, веро-
ятно, весит килограммов пять-шесть. Темнорыжая шерсть
лоснится на солнце; на брюхе она светлее, на голове имеется
небольшая коричневая шапочка. Сплющенная широкая голова
невольно заставляет вспомнить о допотопных ящерах. Шея ко-
роткая и толстая. Маленькие лапы явно не соответствуют
грузному туловищу.
Оглядевшись и убедившись, что ничего опасного нет, ста-
рый тарбаган вперевалку, сильно поддавая высоким задом,
сбегает в траву. Брюхо зверька почти касается земли. Корот-
кий пушистый хвост с бурым кончиком задорно приподнят
кверху. Это признак хорошего настроения. Останавливаясь и
скусывая траву, он все ближе подходит к холмику с молодыми
и неподалеку от них начинает кормиться. Мендели, позабыв
борьбу и мать, бегут к отцу и наперебой спешат залезть ему
— 22 —
.	на спину. Но это им не удается, сурчата
ДЦ	сразу же скатываются вниз.
По дороге, на расстоянии нескольких
сотен метров от тарбаганов, проходит ма-
шина. Звери не обращают на нее внима-
ния и только, когда раздается сильный гу-
док, некоторые из них привстают на лап-
ках и свистят. Один котель, наиболее
робкий, скрывается в ближайшей норе.
Она без холмика и ведет неглубоко: ее
назначение вспомогательное — временный приют тарбаганам,
далеко забежавшим от основного жилища.
Так проходит час. Я продолжаю наблюдать за животными.
На солонцеватом участке, заросшем жесткими ирисами и ка-
ким-то мелким злаком, видны в бинокль два суслика. Они так-
же кормятся, обкусывая колоски. Маленькие серо-желтые
зверьки в известной мере — копия тарбагана, только сильно
уменьшенная и более грациозная.
Даурские суслики были предметом наблюдений одного из
моих товарищей по работе — зоолога Ораза Нургельдыевича.
Он окончил Московский университет и мечтал вернуться к се-
бе на родину — в солнечную Туркмению. Однако, приехав в
Забайкалье, Ораз заинтересовался местной природой и теперь
многие часы проводил в степи. Ему удалось неоднократно на-
блюдать, что суслики, помимо обычного корма — травянис-
той растительности, в заметном количестве поедают раз-
личных насекомых, в особенности мелких жуков. Позже я сам
убедился, что Ораз был совершенно прав. Очень возможно,
что тельца насекомых служили сусликам не только источни-
ком пищи, но и необходимых солей, а также влаги.
Перевожу бинокль правее, и теперь в поле зрения оказы-
вается несколько светлых полевок. Но они, даже в бинокль,
кажутся такими маленькими и так сливаются с цветом песка,
что за ними трудно следить.
Вдруг темная тень стремительно проносится над землей, и
прежде, чем я успеваю сообразить, что происходит, большая
темнокоричневая птица схватывает сурчонка'. Звери врассып-
ную бросаются кто куда, спеша к норам. Момент — и на лу-
жайке, только что кипевшей жизнью, никого не остается.
Тревога, между тем, кругами расходится в стороны, быст-
ро докатываясь к самым отдаленным участкам степи, но там
тарбаганы еще не знают из-за чего поднялся весь этот гвалт,
и хотя они тоже громко свистят и вертят головой по сторонам,
но делают это больше для порядка, прятаться же никто и не
думает.
Орел, с жертвой в когтях, делает несколько сильных взма-
хов крыльями, исчезая за сопкой.
Оставаться дальше на моем наблюдательном пункте нет
смысла. Напуганные зверьки, по крайней мере, час-два не по-
кажут и носа из нор. Надо искать более спокойное место для
наблюдений, и я отправляюсь дальше.
ИСТОРИЯ «МУСЬКИ»
Приручение молодого тарбагана и его жизнь
в нашем лагере.
Молодые сурки легко приручаются.
В начале июня я поймал сурчонка, подкараулив его у но-
ры. Ему было не больше месяца. Шерсть зверька была сов-
сем еще редкой, но очень пушистой. Сурчонок всем понравил-
ся, и его решили оставить. В соседней молочной ферме раздо-
были немного молока и дали «Муське», как окрестили с пер-
вых же дней приемыша. «Муська» не умела пить из блюдеч-
ка, и тогда попробовали давать молоко с пальца. Палец оку-
нали в молоко, и «Муська» его сосала, быстро приноровив-
шись к такой соске. Через неделю она научилась пить с лож-
ки, а немного позже — из блюдечка. Молоко пила всегда с
необыкновенной жадностью и торопливостью, залезая перед-
ними лапами прямо в блюдце. При каждом глотке она вздра-
гивала всем телом и то подавалась вперед, то отпрыгивала
назад, часто захлебывалась, после чего спешила еще больше,
хотя молока было вдоволь и никто его никогда не отнимал. И
только надувшись, как шар, «Муська» отходила прочь, делаясь
после этого сонливой и вялой.
К концу месяца зверек привык к своей кличке и шел на
нее. Нрав у «Муськи» был спокойный и доверчивый. Людей
она совсем не боялась и легко давалась в руки. Любимым
занятием ее было путешествие вверх под комбинезоном, что
— 25 —
она делала с большим искусством. Заметив кого-нибудь в та-
кой одежде, «Муська» подбегала, просовывала мордочку под
край штанов и затем начинала карабкаться вверх.
Вообще повадки норника проявлялись у нее очень ясно.
Постоянно она лазила под одеялами и сложенной одеждой, за-
бивалась в узкие щели и дыры, нередко пропадая там часа-
ми, так что мы боялись, что когда-нибудь нечаянно раздавим
ее. Однажды «Муська» залезла в вещевой мешок, и владе-
лец, не заметив этого, увез ее в другое место, где она прожи-
ла с неделю, пока уезжавший не вернулся обратно.
В двухмесячном возрасте ее унесли в степь (сама она да-
леко от палатки не бегала) и пустили на старый бутан. «Мусь-
ка» моментально скрылась в норе и провела там более часа,
но потом вылезла и подбежала к людям.
После молока ее приучили есть кашу, крупяную похлебку
и хлеб. Лишь сильно проголодавшись, она щипала зеленую
траву и еще более охотно поедала желтые цветы караганы.
В другое время трава почти и не трогалась; надкусив одну-
две травинки, зверек начинал заниматься чем-нибудь другим.
Большим лакомством был сахар. Каждый раз, когда его
давали, а случалось это не часто, поднималась необыкновен-
ная возня. Схватив кусочек в рот и придерживая его перед-
ними лапами, «Муська» опрокидывалась на бок, стараясь изо
всех сил откусить краешек, но это долго не удавалось, и тог-
да на подмогу пускались задние лапы. Свернувшись клубком,
зверек долго вертелся на боку, пока не достигал цели. Сахар
невероятно измазывался в земле и трухе, что, впрочем, мало
огорчало «Муську».
— 26 —
я никогда не видел, чтобы в степи сурки пили воду. Оче-
видно, они довольствуются влагой, содержащейся в стеблях
и корнях растений. Наша же «Муська» к воде привыкла до-
вольно быстро, но пила очень понемногу.
На ночь она неизменно забиралась в сапог, считая, что
здесь ее настоящая нора. Ко мне, много возившемуся с ней,
«Муська» была особенно привязана и сразу узнавала мой
голос.
Утром зверек просыпался очень рано и, побегав немного,
находил какую-нибудь завалявшуюся корочку, съедал ее ц за-
тем залезал в сапог часов до восьми. Если его вытряхивали
отсюда раньше, он сердился и недовольно ворчал, спеша за-
браться под одеяло или еще куда-нибудь. Становиться на зад-
ние лапы и свистеть, как взрослые, «Муська» научилась толь-
ко в конце лета и делала это очень редко.
Большую часть дня она любила проводить на солнце, усев-
шйсь близ палатки. Когда дул холодный ветер или бывало
слишком жарко, «Муська» забивалась в укромное место.
За исключением лазания под комбинезоном, «Муська» не
отличалась особой ловкостью и быстротой. Некоторыми свои-
ми манерами и ухватками она очень походила на маленького
медвежонка, но была менее сообразительной.
К концу лета «Муська» сделалась вялой и очень много
спала. В это время она весила около 600 граммов; на
животе появились хорошо заметные жировые складки. Рыже-
вато-серая, с огневым налетом на концах, шерсть отливала
глянцем и была красива. Мех стал густым и необычайно пу-
шистым.
«Муська» любила рыться в земле и под осень начала ко-
пать себе настоящую нору.
Известны случаи, когда сурки, взятые молодыми, жили в
неволе по нескольку лет и даже выучивались делать неслож-
ные фокусы. Швейцарские шарманщики в старину водили за
собой дрессированных сурков. Пойманные взрослыми, сурки
плохо поддаются приручению, мало едят в неволе и обычно
быстро погибают.
ЗАКОН ДИКИХ
Поиски орлиного гнезда. Неудачи и успехи. Гнездо
найдено. Охотничий участок хищников. Поведение
птиц близ гнезда. Квартиранты, и враги.
Еще в середине июня я открыл эту маленькую падь — на-
стоящее тарбаганье царство. Сжатая с двух сторон горными
отрогами, удаленная от дорог, падь редко посещалась людьми,
и звери здесь чувствовали себя привольнее, чем где-либо в
другом месте. Трава тут была роскошная, покрывавшая землю
сплошным зеленым ковром. Я любил здесь сидеть с биноклем,
наблюдая жизнь тарбаганов. Но в последнее время, вот уже
несколько дней подряд, мои наблюдения неизменно прерыва-
лись орлиными налетами, после которых колония зверьков
словно вымирала: тарбаганы прятались в норы, подолгу в
них отсиживаясь.
Степной орел заслуженно получил свою кличку «тарбажи-
на» — охотника за тарбаганами. Я каждый день мог наблю-
— 28 —
дать охоту орла в этой пади. Чаще всего птица неожиданно
выныривала из-за гребня отрога и хватала зазевавшегося
тарбагана — «менделя» или «котеля». На взрослых зверей
орел никогда не нападал. Возможно, что силу их резцов он
когда-то испробовал на себе и больше не хотел рисковать.
Иногда хищник промахивался и тогда пускался на хитрость.
Воспользовавшись переполохом, он затаивался у бутана и тер-
пеливо ожидал, когда обитатели норы вылезут наверх. Этот
способ охоты, хотя и требовал много времени, но зато обе-
щал полный успех. В конце концов накой-нибудь непоседли-
вый мендель попадал в орлиные когти.
Так, волей-неволей, мне пришлось свести знакомство с
орлом. Это была большая птица грязнобурого цвета, с более
светлой грудью и темной оторочкой крыльев. Густое оперение,
наподобие штанов, спускалось по лапам до пальцев.
Тогда я решил выследить, где живет птица и куда уносит
•свои жертвы. Разведка велась в несколько этапов, и на сле-
дующий день было найдено место, где орел завтракает. У под-
ножия скалы, находившейся в двух километрах от тарбаганьей
пади, валялись лапы и черепа тарбаганов и отрыгнутые орлом
непереваренные остатки (погадки) из шерсти и костей живот-
ных. Тут же было уже обветшавшее от времени, давно забро-
шенное гнездо — беспорядочная груда веток. Очевидно, старое
жилище посещалось по привычке, орел же гнездился в это ле-
то в другом месте.
Новые розыски долго оставались безуспешными. Подняв-
шись со скалы, птица пересекала широкую падь, исчезая за
дальней сопкой. Иногда она пролетала в том же направлении,
не задерживаясь у старого гнезда. Куда девался орел, перева-
лив за сопки, я долго не мог установить. Но здесь мне помог
наш зоолог Петр Борисович. Он обычно экскурсировал по
степи верхом на лошади, находя этот способ передвижения бо-
лее удобным, чем излюбленное мною путешествие пешком.
Как-то рано утром Петр Борисович находился неподалеку
от опытного участка, на котором в проволочные петли у нор
ловил тарбаганов, доставлявшихся затем в лабораторию.
Тут он заметил орла, возившегося с чем-то на земле у бутана.
Прежде чем всадник успел подъехать, орел поднялся в воз-
дух, утаскивая в когтях тарбагана. Ноша была слишком тя-
жела, и орел, ‘отлетев несколько сотен метров, вынужден был
присесть. Через несколько минут птица снова поднялась,
скрывшись за сопкой.
Стреножив коня, Петр Борисович выбрался на гребень соп-
— 29
ки и отсюда, оглядывая местность в бинокль, заметил пару
орлов, сидевших на небольшом возвышении среди камней.
Увидев человека, птицы отлетели в сторону метров за триста,
опустившись на один из бутанов. На месте их взлёта оказалось
гнездо с двумя орлятами. Здесь же лежал только что прине-
сенный взрослый тарбаган, килограмма в четыре весом, уже
разорванный пополам. Орел притащил его вместе с проволоч-
ной петлей и колышком, видимо, плохо закрепленным в земле.
Вечером я сам побывал у гнезда. Так же как и в первый
раз, оба взрослых орла, находившиеся вместе в гнезде, слете-
ли с него прочь. Неторопливо, едва махая крыльями, они опи-
сали небольшой круг в воздухе, несколько раз издав пронзи-
тельный крик, и опустились на отдаленных бутанах. Во все
время моего пребывания здесь птицы держались в стороне,
ни клёкотом, ни другими способами не выражая заметного
беспокойства. Они казались совсем безучастными к участи
птенцов, которых я брал в руки, и только по тому, что головы
взрослых птиц были упорно обращены в одну сторону — к
гнезду, я понял, что это неверно. Старые орлы следили за
каждым моим движением. Птицы знали, что они бессильны
перед человеком, знали, что его не запугаешь ни криком, ни
прямым нападением. Осторожность и выдержка превозмогли
родительские чувства.
Белоснежный пух делал орлят хорошо заметными издале-
ка, и они, словно сознавая это, повинуясь инстинкту, лежали
неподвижно, тесно прижавшись друг к другу. Я даже усомнил-
ся, действительно ли птенцы живы, взяв одного из них в руку.
Птенец запищал, после чего был водворен на место.
— 30 —
Им было не больше двух недель, но ростом они превосхо-
дили месячного цыпленка. Впрочем, один из орлят был много
меньше другого. Очевидно, он вывелся на несколько дней
позже. Известно, что орлы, как и большинство хищных птиц,
начинают насиживание сразу после того, как отложено первое
яйцо.
Нежный шелковистый пух был настолько редок, что сквозь
него просвечивала розовая кожа. Проводя рукой, можно было
заметить небольшие пеньки — зачатки будущих перьев. Лапы
показались мне несоразмерно длинными и большими. Таким
же большим был и рот.
Гнездо помещалось прямо на земле, и единственной, но
вполне надежной защитой от нападения четвероногих хищни-
ков были сами взрослые орлы. Гнездо было сложено из тол-
стых веток различных кустарников и сухих «дудок» конского
щавеля, беспорядочно наваленных большой грудой. В центре
имелось углубление, устланное шерстью и тряпками. В нем-то
и сидели птенцы.
Ветер свободно проникал к ним, заставляя их ежиться.
Старший птенец, освоившись с близостью человека, несколько
раз принимался клевать другого птенца, казавшегося квёлым
и нежизненным.
Поблизости от гнезда валялось много объедков, в большин-
стве уже высохших на солнце. Это были тарбаганьи головы и
шкуры, обрывки шерсти корсачонка, остатки суслика и
пищух.
Осмотрев гнездо и птенцов, я поспешно удалился, не' же-
лая дольше беспокоить взрослых птиц.
Позже я бывал здесь еще несколько раз и однажды нашел
меньшего птенца полусъеденным. Старший птенец заметно
взматерел и начал покрываться пером. Прежде всего оно по-
явилось на крыльях. В начале это были нежные пеньки с еле
торчащей кисточкой, которая все увеличивалась в размерах и
через несколько дней вытянулась в настоящее перо с широким
опахалом.
Орлы кормили птенцов главным образом молодыми тар-
баганами, но раз я нашел близ гнезда конскую ногу, из чего
мог заключить, что хищники не брезгуют крупной падалью.
Охотились орлы утром и вечером, иногда удаляясь от гне-
зда на 5—10 километров. По мере роста орленка накормить
его досыта делалось все труднее, и теперь на добычу летали
оба родителя. Ближайшая к гнезду округа изобиловала тар-
баганами, но хищники здесь не охотились. Я решительно могу
— 31
утверждать, что метров на триста вокруг гнезда ни один тар-
баган не был тронут. Некоторые жилые бутаны, в которых
был и молодняк, находились всего в полусотне шагов от ор-
линого жилища, и тем не менее обитатели их были пощажены.
Что побудило орлов объявить'«табу» на охоту в этом райо-
не, почему здесь возник заповедник? Ответить на это не так
просто, но ту же особенность я отметил позже близ гнезда
другой пары орлов, жившей несколько южнее. Я склонен счи-
тать, что эта особенность в поведении присуща и другим пер-
натым и четвероногим хищникам.
В начале июля мои товарищи нашли большую семью кор-
саков, жившую в тарбаганьем бутане. Я тщательно обследо-
вал окрестности и убедился, что поблизости от норы населе-
ние тарбаганьего городка процветает.
Припоминается мне и еще один интересный случай. В на-
чале лета я побывал у брошенного орлиного гнезда. В трех
метрах от него в расщелине под большим камнем оказалась
красная утка, сидевшая на яйцах. Один старожил рассказал
мне, что в прошлом году, в бытность здесь орлов, утка гнез-
дилась там же и благополучно вывела утят.
Мне было известно гнездо пары обыкновенных канюков,
хищных птиц, лишь немногим уступавших в размерах орлам.
В нескольких шагах от гнезда, по другую сторону узкого греб-
ня, жила парочка чеканов. Помню, с какой стремительностью
набросились эти маленькие птицы ра случайно залетевшую
кукушку. Кукушка перелетела за гребень, но здесь ее немед-
ленно атаковал канюк, и она, преследуемая хищником и парой
отважных чеканов, поспешила прочь. После этого погоня мир-
но вернулась по своим гнездам, и канюк не подумал накинуть-
ся на беззащитных чеканов, хотя его «стол» на добрую треть
состоял из мелких птиц.
Квартиранты гнездового участка хозяев, видя день за
днем, что хищник их не трогает, привыкают к этому необыч-
ному положению, и их жизнь протекает спокойнее, чем где-
либо в другом месте.
Очевидно, это общий закон среди диких зверей и птиц —
не трогать своих близких мирных соседей, не разбойничать по
соседству с домом. А тот, кто вторгается в чужие владения со
стороны, особенно если он вооружен сильными клыками или
когтями, — враг и находится вне закона.
Несколько раз я встречал близ орлиных гнезд, либо в по-
гадках остатки разорванной пустельги, корсаков, степных хорь-
ков и мелких хищников — солонгоя и ласки. Специально за
— 32
ними орлы никогда не охотятся, но те, кто случайно или
преднамеренно проникали за условный круг, появляясь по-
близости от гнездового участка орлов, неизбежно гибли в
когтях хозяев.
Своих сородичей, таких же орлов, хозяева не пускают не
только близко к гнезду, но и в пределы участка, где они ре-
гулярно охотятся. Несколько раз я был свидетелем воздуш-
ных схваток, всегда кончавшихся быстрым изгнанием при-
шельца.
ОВРАГ
Цветы в июне. Вдоль оврага. Водоемы—эфемеры.
Засушливые и дождливые годы в степи. Климат
в прошлом.
К югу от нашей стоянки высится бурая сопка; за ней про-
стирается широкая падь, а еще дальше, на горизонте, маячич
другая вершина, подернутая таинственной синевой дали.
Облик степи за прошедшую неделю заметно изменился
После частых гроз выше поднялась трава; сочная зелень рас-
плескалась из западин и логов на соседние участки степи. Мои
сослуживцы не перестают дивиться, вспоминая прошлый год.
когда с мая до середины июля не выпало и капли дождя, а
степь все лето простояла изжелта-бурой с сухой, растрескав-
шейся от зноя землей. Но это лето не в пример прошлому:
жизнь бьет ключом на каждом шагу, словно больше стало
— 34 —
птиц и зверей, и даже бабочки, которых я совсем не видел в
начале лета, теперь стали попадаться на глаза. Но их все-таки
поразительно мало! Мало пока также кузнечиков и кобылок-.
Видно, в здешних краях не услышишь того мощного концер-
та, какой устраивают эти музыканты в кубанских степях. В
июне и июле в даурской степи гораздо чаще приходится слы-
шать стрекотание медведок.
Вокруг нашего стана колеблются и шуршат травы, раска*
чиваемые западным ветром. Сегодня ветер начался раньше
обычного и час от часу усиливается. Постоянные ветры — ха-
рактерная черта здешних степей. Летом они становятся замет-
ны часов с 8—9 утра, усиливаются после полудня и затихают
к вечеру. Благодаря им заметно смягчается зной, но вместе с
гем постоянство ветров, подчас достигающих большой силы,
очень надоедает. В открытой степи от них никуда не спря-
чешься, а временами так хочется тишины и безветрия!
Сильные ветры, видимо, одна из главных причин бедности
даурских степей бабочками. Их полет тут очень затруднен:
несоразмерно большие для легкого тельца крылья сильно па-
русят, принуждая бабочек часами выжидать лётную погоду.
Тяжелый жук при таких условиях имеет гораздо больше пре-
имуществ.
Но летние ветры — ничто по сравнению с теми, какие
дуют здесЁ во второй половине зимы и весной. Тогда они
вздымают тучи сухого снега, перемешанного с песком, рвут и
мечут, беснуясь, как разъяренный зверь, леденящим холодом
проникая во все щели.
Июнь уже пошел далеко за половину, и на смену ранне-
летним лиловым ирисам появляются все новые и новые цветы.
Несколько дней тому назад в одной из сырых ложбин зацве-
ли большие крупнолепестные белые анемоны, а еще раньше
близ каменных осыпей стали попадаться цветущие даурские
лилии и сараны. Сегодня, поднимаясь на сопку, я нашел
целую лужайку, усеянную нежными бледнорозовыми голов-
ками дикого лука, и среди них, разбросанные там и тут, ли-
ловые астры — родичи наших осенних садовых цветов. На
пригорке оказался одинокий лиловый колокольчик. В конце
лета колокольчиков бывает больше.
Недавно распустились большие степные васильки с пыш-
ными малиновыми головками, сидящими на высоких стеблях.
Но это не те васильки, которые мы привыкли видеть, идя по
дороге среди ржаного поля. Они скорее похожи на наш кодю-
чий татарник.
— 35
Многие лога, словно снегом, покрыты белыми цветами ло-
моноса. Высокие и густые кустики ломоноса, казалось, гос-
подствовали над остальной малорослой растительностью. В бо-
лее сырых участках ломонос уступал место лиловой герани и
крупным голубым незабудкам.
Вьющейся лентою спускается в падь давно заброшенная
дорога. Она уже основательно заросла травой, а по ее обочи-
нам — множество крошечных цветов, образующих сплошную
белую кайму по сторонам дороги, резко выделяющуюся на
фоне зелени и красного песка.
Через два часа достигаю небольшого оврага и отсюда по-
ворачиваю вниз. Овраг начинается еле заметной ложбиной,
местами совсем теряющейся. Ниже по склону сопки овраг ста-
новится глубже, но и здесь 3—5-метровые рытвины с почти
отвесными стенками иногда странным образом прерываются,
и овраг сходит почти на нет. А дальше опять рытвины и бо-
чаги, нанизанные по оврагу, как бусы на узкой ленте. Остает-
ся предположить, что податливость земной поверхности в
размыванию не всюду одинакова, и местами овраг пересе-
кают выходы более прочных горных пород.
Вода по оврагу бежит только после больших дождей, что
случается чаще во второй половине лета, но далеко не еже-
годно. Весною в овраге также бывает вода, но почти исклю-
чительно по бочагам. Снега зимой выпадает мало и в откры-
той степи он испаряется раньше, чем земля успеет оттаять.
В глубоких бочагах вода сохраняется месяцами; близ них
пышно разрастаются ивы и черемуха, появляется типичная*
водная растительность, а также лягушки, маленькие розовые
рачки-бокоплавы, улитки, плавунцы и другая живность. Если
□садков выпадает достаточно, то вода стоит годами; берега
водоема зарастают хвощом, осокой и камышом, выводятся кро-
шечные голубые стрекозы, и поблизости поселяются желтые
трясогузки, камышовки и различные кулики: нарядная, с ко-
сичками на голове, длиннокрылая пиголица, перевозчики, по-
ручейники, травники, или «красноножки», фифи и другие.
Один из куликов, как, например, пиголица и перевозчик, гнез-
дятся здесь, другие, вроде травника и фифи, хотя и проводят
большую часть лета, но на пары, повидимому, не разбивают-
ся, Даже кряквы, чирки и лысухи нередко наведываются к
бочагам, прилетая сюда на кормежку.
Какое наслаждение окунуться в таком бочаге ранним ут-
ром, когда вода его еще сохраняет ночную свежесть, провести
здесь полчаса, любуясь игрой стрекоз и полетом бабочек, при-
мечая всех посетителей и гостей, вроде трясогузок, степных
коньков и дубровников, прилетающих сюда напиться, поис-
кать червяков, а то и просто выкупаться. Тут постоянно кру-
жатся неутомимые красногрудые касатки, ловко хватающие
мух у самой воды; часто видишь маленькую, скромно окра-
шенную даурскую ласточку; сюда же наведываются берего-
вые ласточки, устраивающие свои гнезда в норах, вырытых
птицами по обрывистым стенкам оврагов; на несколько се-
кунд залетают быстрые стрижи, чтобы, черкнув водную гладь
крылом, с пронзительным криком умчаться дальше.
Но вот приходит сухой год, когда дождей перепадает мало,
и все эти водоемы, если только их не питают ключи, посте-
пенно мелеют. Воды в них становится всё меньше, и они «за-
цветают», наполняясь крошечными зелеными водорослями.
Через несколько недель обнажается дно, и маленький
бочаг, кишевший разнообразной жизнью, исчезает. Многие
обитатели бочага погибают, кто может летать или прыгать—
отправляется по степи на поиски другого приюта, некоторые
беспозвоночные существа одеваются плотной оболочкой и ка-
жутся теперь безжизненными.
Иногда проходит не один и не два года, прежде чем вновь
разовьется здесь жизнь, но теперь водоемы заселяют в основ-
ном уже другие обитатели, проникающие сюда из других
участков степи.
Старожилы этих мест рассказывают, что год на год по
дождям очень не похожи. На памяти моих сослуживцев са-
мым дождливым был 1940 год, когда от дождей переполня-
лись водой глубокие овраги, а мелкие ручьи широко разлива-
лись по степи. По дорогам же царила такая непролазная
грязь, что во многие селения подолгу нельзя было проехать
на машине. В степи, против обычного, было много куликов,
часто встречались жабы и лягушки, и в довершение всего в
огромном количестве появились комары.
Годы 1943 и 1944, напротив, были сухими, и в этот период
в даурских степях пересохло несколько соляных озер, превра-
тившихся в своеобразные гуджирные1 болота. Бочаги и кана-
вы были совсем лишены жизни, местами на обочинах балок
засохли кусты шиповника, трава же в степи выгорела на-
столько, что даже неприхотливые тарбаганы чувствовали себя
плохо. Некоторые из них, в поисках лучшего пастбища, пере-
селились в соседние пади, иногда километров за пять, боль-
шинство же упорствовало, продолжая жить на старом месте
исходить на поиски корма за многие сотни метров от своего
бутана. Запастись жиром к трудной зиме в такие годы удава-
1 Гуджир — густой соляной раствор.
— 38 —
лось не каждому, и много тарбаганов, залегших в спячку, по-
гибло в течение зимы.
Но все это — события очень небольшого масштаба.
В далеком прошлом бывали эпохи, когда дождливые пе-
риоды повторялись из года в год на протяжении десятков и
даже сотен лет, и степь преображалась до неузнаваемости. Но
затем климат постепенно изменялся в сторону большей засуш-
ливости, а вместе с ним изменялась и степь. Тот же овраг, бе-
регом которого я все ниже спускаюсь по склону, красноре-
чиво свидетельствует об этих переменах.
Если мы остановимся у края рытвины и внимательно при-
смотримся к строению отвесных стенок, то нас поразит боль-
шая их неоднородность. Прежде всего мы увидим верхний
дернистый слой (в 15—20 сантиметров), резко отличный от
других своим темносерым цветом. Он обильно пронизан кор-
нями трав, обнажившимися при осыпании стенок оврага. По
сравнению с толстыми корнями надземные стебли кажутся
тонкими ниточками. В поверхностном слое земли активно про-
текают биологические и химические процессы и его принято
называть деятельным слоем почвы. Все эти процессы вызваны
жизнью микроорганизмов и более крупных животных, разви-
тием и отмиранием растений, наконец, действием атмосфер-
ных агентов — воды, тепла и холода. Деятельный слой поч-
вы в даурской степи не в пример тоньше, чем под пологом
леса* или на лугах в соседних районах Сибири.
Ниже его — метровая толща грубой необкатанной галь-
ки, среди которой заметны светлоохристые глинистые слои,
чередующиеся с серыми и более темными прослойками глины.
Откуда взялось так много каменных обломков? Их вынес по-
ток с верхних склонов горы, где встречается та же самая по-
рода, которая послужила материалом для гальки, и, верно, это
было в очень дождливую эпоху. Теперь овраг большую часть
года остается сухим, и на дне его свежепринесенных кам-
ней нет.
Под галькой — пласт тусклосерых, сильно измельченных
глин с редкими, более светлыми пятнами мергелистых обра-
зований. Ряд признаков наводит на мысль, что климат в ту
пору был очень сухим, масса мельчайших частиц земли часто
переносилась ветрами, отлагаясь в ложбинах и понижениях
местности.
В верхних слоях глины кое-где еще видны живые корни
растений, в поисках влаги пробуравившие полутораметровую
толщу. Ниже их уже нет.
- 39 —
Глубже мы опять встречаем гальку, только более мелкую
и совсем плохо сцементированную. Это самый податливый и
наиболее светлый слой; он прослеживается на 120—130
сантиметров и исчезает под грудой обломков и земли, обва-
лившихся со стенок оврага. Они и кладут предел нашей пыт-
ливости. Чтобы проникнуть глубже, нужно прибегать к помо-
щи кайлы и лопаты.
Современный климат даурских степей умеренно сухой, воз-
можно, с некоторым увеличением сухости в последние десяти-
летия. На это косвенно указывают недавно пересохшие озера
и заметное сокращение размеров тех, которые еще наполнены
водой.
Неподалеку от высохшего бочага, заросшего тростником и
осокой, оказалось много новых, неизвестных мне растений.
Пришлось сделать остановку и заняться их гербаризированием.
Собирая растения, я заметил прошмыгнувшую в густой
граве маленькую серую землеройку. Попытка поймать бе,
разрыв нору полевки, куда она скрылась, отняла много вре-
мени, но не принесла успеха. Ни раньше, ни впоследствии
землеройки в даурской степи мной не наблюдались, и я не
могу сказать, к какому виду принадлежала встреченная мной
бурозубка.
Не в пример лесам и лугам, где землероек очень много и
они играют немаловажную роль в жизни природного комплек-
са, в степи значение землероек ничтожно. Они слишком ма-
лочисленны.
Поздно вечером, сделав по степи тридцать километров, я
вернулся к нашему лагерю.
БЕРЕЗОВАЯ ГРИВА
К вершине. Вид вокруг. Кустарниковый лес и его обита-
тели. Семья балобанов. Ветре ta с каменным дроздом.
Приключение у колонии стрижей. Гнездо канюка.
Оглядываясь назад, я вижу далеко внизу белые палатки,
приютившиеся в зеленой ложбине на дне пади. От нашего ла-
геря начинается каменная гряда, из-за которой чуть видны
верхушки далеких возвышенностей, и чем выше взбираемся
мы по склону, тем больше новых и новых вершин вырастает на
западе, и уже кажется, что им конца краю нет. Живя в глубо-
кой долине, окруженной стеною близких сопок, привыкаешь
ограничивать свой кругозор двумя-тремя километрами, и
только поднявшись выше, начинаешь ясно понимать, какой
необъятный простор вокруг тебя.
В сегодняшнем походе мой спутник — врач Семен Его-
рович. Он хороший товарищ, знаток местности и веселый собе-
седник. Бродить с ним вместе по степи всегда большое удо-
вольствие.
Семен Егорович обещал мне показать давно известное ста-
рожилам гнездо сокола-балобана, и мы выбрались спозаран-
— 41 —
ку. Это большое нарушение в суточном расписании моего
спутника, обычно встающего значительно позже и всегда
очень пунктуального в вопросах сна.
Сюда мы переехали несколько дней тому назад, и я еще
плохо осмотрелся в новом районе, но Семен Егорович бывал
здесь не раз и уверенно выбирает дорогу. Справа от нас ухо-
дит пологий склон, взбугренный холмиками тарбаганов, ко-
торых тут очень много. Почти на всех бутанах видны, свистя-
щие зверьки. Широко разбредшийся по лужайке молодняк
снует взад и вперед, и только, когда крик родителей де-
лается чересчур тревожным, вся компания вперевалку спешит
к норам. Видно, что тарбаганы здесь совсем не напуганы.
Солнце стоит еще низко, и утренняя свежесть приятно бод-
рит. В небе звенят голоса десятков жаворонков, среди камней
и редких кустиков караганы щебечут коньки и чечевицы, из-
далека то и дело доносится кукование, неожиданно прерыва-
ющееся хриплым хохотом. Кстати сказать, обычный голос ку-
кушки знаком всем, но немногие знают, что этот резкий не-
приятный хохот принадлежит той же птице.
Несмотря на безлесие, кукушки в даурских степях — са-
мые обычные птицы. Интересно, что наряду с обыкновенной
кукушкой, охотно поселяющейся в степи, в степной части Да-
урии встречается также глухая кукушка — характерный оби-
татель тайги. Она держится по сопкам в местах, где близ
скал имеются заросли кустарников, открытой степи избега-
ет. Кукушки подбрасывают яйца рыжегрудым дроздам,
гнездящимся в кустах по глубоким оврагам, а также другим,
более мелким птицам.
Новый район сразу меня заинтересовал. Своей гористо-
стью он мало типичен для даурских степей и поэтому здесь
можно встретить новых зверей и птиц, каких не увидишь в
открытой степи среди низких сопок. На противоположном
склоне есть даже березовый лес, о котором я уже много слы-
шал. Это он вдохновил местных старожилов величать Бере-
зовой Гривой большой округлый купол, голая вершина кото-
— 42

рого все яснее вырисовывается перед нами1.
Наконец мы достигаем вершины, поднявшись более чем на
километр над уровнем моря, и долго любуемся широким ви-
дом, открывшимся во все стороны. Теперь я могу охватить
одним взглядом весь этот безбрежный край бурых сопок, видеть
ослепительный блеск соляных выцветов по берегам усыхаю-
щих озер, светлую зелень падей и сочные пятна ее близ клю-
чей и бочагов, далеко-далеко уходящие дороги, теряющиеся за
возвышенностями и вновь змеящиеся по склонам. Облачная
тень упала на вершины самых дальних сопок; сейчас; они
кажутся совсем голубыми и их контуры почти сливаются с
синевой южного неба.
Мы переваливаем на другую сторону склона и через несколь-
ко сотен шагов входим в знаменитый «лес». Деревья, вернее
кустарники, в лучшем случае достигают пояса человека, часто
не превышают высоты коленей, но зато заросли простираются
на добрые полтора километра в ширину, сбегая далеко вниз.
Конечно, в степи иначе, как лесом, и нельзя именовать всю
эту чащу низкорослых берез, ив, осин, вязов и черемухи.
Здесь есть даже крошечные кусты смородины. Трава не по
лесу высокая и густая, и среди нее изредка попадаются недо-
зревшие ягоды костяники, папоротники, зубровка, грушанка и
другие лесные растения.
От одного старожила я слышал, что он, копая на Березо-
вой Гриве яму, нашел в земле остатки корней большого дере-
ва. Молва говорит, что очень давно в этой местности зеленела
березовая роща, но ее постепенно вырубили, и она замени-
лась кустарниковыми зарослями. Такова в прошлом была
судьба большинства островных лесов, выдвинувшихся далеко
в степь.
В первые же минуты я слышу новые голоса и узнаю ка-
мышовок, сорокопута-жулана и маленькую пеночку, нахожу
свежие кучки земли, выброшенной наверх цокором — почти
слепым грызуном, проводящим свою жизнь под землей. Все
это так -необычно!
Мне рассказывали, что на Березовой Гриве водятся даже
азиатские лесные мыши, но то, что я вижу в следующую се-
кунду, превосходит все мои ожидания. Лужайку перебегают
две небольшие косули, легкими прыжками удаляющиеся
вниз по склону.. Этого я уже никак не ожидал, и жадно
1 Старинное название горы — Соктуй; ее высота немногим более
километра над уровнем моря.
— 44 —
смотрю на изящных животных, провожая их глазами. В рас-
цветке их шерсти преобладают яркорыжие тона. Мой спутник
впервые видит здесь коз. Прикидываем расстояние до бли-
жайшего леса и выходит, что не менее 150 километров. Вот
как далеко в степь проникают косули!
Солнце уже высоко, и его лучи греют все сильнее; мы де-
лаем привал, утоляя жажду кислым щавелем. Среди камней
быстро проскальзывает маленькая ящерица; я не успеваю как
следует ее разглядеть. А жаль — ведь это первая моя встреча
с местными ящерицами. Как и змеи, они очень редки в даур-
ских степях, и я, прожив целое лето, видел их мельком всего
один-два раза.
Высоко в небе, распластав неподвижно крылья, медленно
кружит орел, но вскоре я замечаю сокола. Сложив крылья, со-
кол падает сверху на орла, и тот нехотя, сделав несколько
быстрых взмахов крыльями, увертывается в сторону, но атаки
сверху вновь и вновь повторяются, и тогда орел, устав от
дерзкого преследования, улетает прочь. Издали еще долго
слышится недовольный клекот орла. Сокол значительно мень-
ше орла, но он здесь, очевидно, хозяин, ревниво охраняющий
свои владения.
Значит, гнездо занято! Вскочив на ноги, зову Семена Его-
ровича, выводя его из задумчивого оцепенения, и мы трогаем-
ся дальше.
Через полчаса высокие каменные «жандармы» — скалы вы-
ветрившегося гранита — преграждают наш путь по гребню. Нам
приходится то огибать их сбоку, то карабкаться вверх и затем
спускаться вниз, и когда мы, наконец, достигаем цели нашего
путешествия — большой каменной стены, моя гимнастерка
промокает насквозь от пота.
Соколиное гнездо помещается на небольшой площадке и
снизу, кроме беспорядочно торчащих прутьев и гладкой черной
стены, обильно залитой белым птичьим пометом, ничего не
видно. До гнезда верных пятнадцать метров и ни одной трещи-
ны или уступа. Приходится отбросить всякую мысль за-
браться отсюда наверх. Мы обходим стену с тыла и здесь, без
особого труда, влезаем на широкий гребень. Однако и сверху
гнезда почти не видно, и чтобы попасть к нему, нужно пре-
одолеть около трех метров неприятного спуска. Скала в этом
месте делает резкий излом и выдается вперед, но немного в
стороне есть расщелина. Опираясь о стенки расщелины, мож-
но достигнуть небольшой площадки, с которой должно быть вид-
но гнездо. Заглянув еще раз вниз, я невольно поежился от не-
— 45
приятного вида острых каменных обломков, разбросанных у
подножия скалы. Снимаю сапоги, оставаясь в тонких носках,
так как в них ноги меньше скользят, чем босиком.
С помощью двух скрепленных ремней, один конец кото-
рых держит Семен Егорович, я спускаюсь по расщелине и
благополучно достигаю площадки, откуда могу хорошо рас-
смотреть гнездо, лежащее на небольшом, ярко освещенном
солнцем уступе. Собственно, гнезда, как такового, нет: лоток
настолько загрязнен объедками, шерстью грызунов и пометом
птиц, сцементировавшим хворост в прочную массу, что сверху
кажется ровной, залитой известью площадкой.
В гнезде, шесть птенцов, и это представляет редкое явле-
ние; у балобана более пяти птенцов никогда не отмечали.
Они хорошо оперены, но маховые перья еще недостаточно от-
росли, а хвост кажется совсем кургузым. Птенцы испуганно
уставились на меня, забавно подняли головы и толкают друг
друга, теснясь к противоположному краю площадки. Появле-
ние родителей по обыкновению вызвало громкий крик мо-
лодых.
Наконец, один из птенцов оказывается на самом краю об-
рыва, где делает напрасные попытки удержаться. Еще секун-
да, и он падает вниз, переворачиваясь через голову, и я уже
думаю, что сейчас птенец со всей силой ударится о камни.
Однако он раскрывает крылья и, беспорядочно махая ими,
благополучно достигает земли. Другой самостоятельно бро-
сается со скалы, и прежде чем опуститься вниз, отлетает в
сторону метров за двести. Взрослые птицы проносятся над
ним, ободряя его своим клекотом.
Выбираюсь наверх и вместе с Семеном Егоровичем спус-
каюсь к подножию скалы. Мы пытаемся поймать одного из
птенцов — коричневого с темной головой и рыжей пестрой
грудью, но он ловко увертывается, подпрыгивая кверху и пе-
релетает с места на место. В конце концов мы оставляем без-
успешное преследование.
Под гнездом я собираю погадки, черепа грызунов и перья
мелких птиц, чтобы позже определить содержимое погадок, а
также уточнить, каким видам принадлежали другие остатки.
Таким образом можно будет узнать не только чем питаются ба-
лобаны, но и какую роль играют эти птицы в жизни степи. За-
бегу вперед и скажу, что пища балобанов состояла в основ-
ном из пищух, молодых сусликов и мелких птиц — жаворон-
ков и коньков. Только раз я обнаружил остатки маленького
тарбагана и одну лапку редкой здесь даурской куропатки.
— 46 —
Для того, чтобы погадки от тряски в рюкзаке не распа-
лись на части, а выпавшие из них остатки костей, перьев и т. п.
не перепутались, каждую погадку приходится заворачивать
в отдельный пакетик из газетной бумаги. Это занятие отнима-
ет много времени, но другого выхода нет — необходимо со-
хранить ценный материал.
Солнце нещадно палит, жарко и хочется пить. Пробую же-
вать зеленые плоды дикого абрикоса.1 Размером они чуть по-
меньше вишни. Их мякоть сильно кислит, но когда неосто-
рожно раскусишь белое ядрышко, рот скашивается от ост-
рой горечи. Семен Егорович тут же меня останавливает рас-
сказом о сильной дурноте, которую он раз испытал, отведав
этих плодов.
Облачные пряди свешиваются из нашедшей тучки, но кап-
ли дождя испаряются, не достигая земли, и облако скоро ис-
чезает, растворяясь в голубом небе.
Наше внимание привлекает мелодичное пение. Я припод-
нимаюсь и замечаю необыкновенно красивого дрозда. Его го-
лова и верхняя часть груди окрашены в темиоголубой цвет,
брюшко оранжевое, на темных крыльях четко выделяется бе-
лая полоска.
Позже мне пришлось найти гнездо этого дрозда, но уже в
другом месте. Оно было устроено в узкой расщелине и слеп-
лено из тонких стеблей. Лоток гнезда был обмазан глиной.
На мягкой подстилке лежало пять светлоголубых яичек. Окра-
ска самки оказалась скромной: темнодымчатой и только в
хвосте оранжевые перья, ярких же голубых тонов совсем не
было. Впоследствии я встречал эту птицу еще несколько раз,
всегда в скалах. Точное название ее — каменный дрозд.
Окончив упаковку погадок, направляемся обратно к лаге-
рю, но теперь уже другим путем. Скоро выходим к новой ка-
менной гряде, где решаем разойтись, чтобы лучше обследо-
вать скалы. Меня уже давно занимает жизнь больших хищ-
ных птиц, и я пользуюсь каждой ’возможностью, чтобы найти
их гнезда. Огибаю каменную стену справа, внимательно ос-
матривая все выступы, но ничего интересного не- нахожу. За-
то здесь много стрижей. С пронзительным криком, похожим на
визг, они летают у самых скал, временами исчезая в расщели-
нах. Даже издали бросаются в глаза их крупные размеры и
1 Дикий абрикос в Забайкалье называют также персиком, иногда
миндалем.
47
яркобелое надхвостье. Оно и побудило зоологов назвать этих
стрижей белопоясничными.
Я решил исполнить мое давнее намерение, — посмотреть,
как устроены гнезда стрижей, и теперь подыскиваю место, где
бы взобраться наверх. Довольно скоро удается найти подхо-
дящую расщелину. Разувшись, начинаю карабкаться. Чем
выше, тем подъем делается неудобнее, так как в каменных
щеках почти нет опоры для ног. К тому же сверху сыплются
на голову щебень и мелкие камни, затрудняющие осмотр пу-
ти. Наконец выбираюсь метров на шесть кверху, достигая пер-
вой поперечной трещины. В ней несколько гнезд. Но как до-
стать их оттуда? Поблизости нет даже ветки, с помощью ко-
торой можно было бы придвинуть к краю глубоко спрятанные
гнезда.
А стрижи между тем сильно беспокоятся и большой
стаей с громкими криками носятся около меня. Особен-
но встревожены хозяева ближних гнезд: некоторые птицы,
пролетая близ моей головы, почти задевают ее крыльями.
Упершись ногами в выступы, засовываю левую руку до
самого плеча, нащупывая ближнее гнездо. Трещина очень
узка, и лишь после больших усилий удается вытащить гнездо
наружу.
В гнезде два довольно крупных белых яичка, имеющих
форму удлиненного овала. Гнездо сделано очень просто: не-
много грубых стеблей, в центре несколько пушинок и волосков.
Лотка почти нет, и яйца, при моем неосторожном движении,
едва не выкатываются из гнезда.
Удовлетворив свое любопытство, впихиваю гнездо обратно,
но когда оно уже водворено на место, мои ноги неожиданно
соскальзывают, и я, теряя опору, тщетно стараюсь вытащить
застрявшую в расщелине руку. Пальцы свободной руки впи-
ваются в камень; мне удается удержаться и вновь нащупать
ногами уступы, но я чувствую, как падает сердце и холодный
пот выступает по всему телу.
В конце концов застрявшая рука оказывается на свободе;
я благополучно спускаюсь, но неприятное чувство долго не
покидает меня.
Отсюда прохожу еще около полукилометра, когда замечаю
Семена Егоровича. Он взобрался на гребень разделяющей
нас каменной стены и машет рукой.
Спешу к нему и скоро узнаю, что в километре отсюда
им обнаружено гнездо канюка с двумя птенцами. По словам
Семена Егоровича, гнездо находится на выступе по склону
48 —
небольшого оврага. Оно устроено на каменистой площадке и
выстлано сухой травой и тряпками. Близ гнезда им найдены
остатки разорванного корсачонка и несколько лягушек, остав-
шихся несъеденными и за несколько солнечных дней успев-
ших превратиться в настоящие мумии. А затем он извлекает
из своего рюкзака сверток из газетной бумаги, в котором за-
вернуты собранные у гнезда погадки птиц.
Солнце склоняется к горизонту, а впереди, до нашего лаге-
ря, еще длинный путь. Поэтому более тщательный осмотр
гнезда канюка откладываю до следующей экскурсии.
Когда мы, наконец, оказались в виду палаток лагеря, бе-
лый серп луны уже четко вырисовывался на вечернем небе.
4*
ПОЕЗДКА НА АРГУНЬ
По сторонам, дороги. Дрофы и журавли-красавки.
Вал Чингис-хана и его история. На колхозном стане.
Утренняя прогулка. У берегов высохшего озера.
На Аргуни. Появление тигров в Нерчинской Даурии.
Вечер в степи.
В июле неотложные дела заставляют меня сделать не-
сколько сотен километров на машине. Я объезжаю ряд не-
больших степных селений, первый раз попадая к Аргуни,
впадающей ниже в Амур.
Мой спутник — знакомый еще по Москве, молодой энер-
гичный зоолог Валентин Викторович, недавно совершивший по-
ездку в Монгольскую Народную Республику. У него много
интересных впечатлений, и в его рассказах встает передо
мной огромная страна с ее бескрайними просторами, резкими
сменами зноя и стужи, стадами антилоп-дзеренов, тысячными
— 50 —
колониями маленькой полевки Брандта и стаями быстрых садж.
Слушая Валентина Викторовича, начинаешь осознавать, что
даурские степи по сравнению с монгольскими — лишь неболь-
шой залив огромного моря нагорных степей, широко раскинув-
шегося в центре Азии.
Натаскиваем ворох свежей травы, набиваем ею кузов гру-
зовой машины и устраиваемся в нем поудобнее. В кабинке
подбрасывало бы не так сильно, но зато сверху далеко видно
по сторонам, а это самое главное.
Первые десятки километров облик местности остается преж-
ним: те же сопки, зеленые лога, плавные подъемы и спуски.
Затем степь словно раздается вширь, возвышенности убегают
далеко в стороны, мы выезжаем на большое ровное плато,
желтое от множества сибирской пижмы, мелкие головки со-
цветий которой очень походят на цветы обыкновенной полы-
ни. В понижениях пижму заменяет белый ломонос, и теперь
желтый и белый ковры цветов неразлучно сопутствуют нам на
большей части пути.
Жилья и. людей нет; редко пересекаем заросшие, давно
неезженные дороги. Воздух напоен полынной горечью.
На расстоянии нескольких сотен метров от машины среди
травы замечаем четырех больших птиц. Хотя я раньше никог-
да не видел дроф, но сразу узнаю их по крупным размерам.
Останавливаем машину и смотрим в бинокль. Издали они по-
хожи на очень крупных индеек, только с более длинной шеей,
которую птица держит прямо, отчего голова высоко подни-
мается над травой. Окраска их мне показалась светлорыжей,
почти серой, с более темной спиной, но расстояние было
слишком большим, чтобы об этом правильно судить. Птицы
спокойно кормились, не обращая на нас внимания.
Мелкая мошка надоедливо лезет в глаза и уши, заставляя
поспешить. Вновь гул мотора, толчки, от которых высоко под-
летаешь, а за машиной длинный хвост пыли, относимый вет-
ром далеко в степь. Из травы откуда-то выныривает пара жу-
равлей-красавок, убегающих в сторону. Вероятно, цблизи
они очень хороши, но я успеваю заметить только серо-сизую
спину, длинную черную шею и пучки белых перьев по бокам
головы. Отбежав немного, птицы затаиваются в траве.
Впереди на горизонте все яснее вырисовывается скалистая
массивная глыба Чира Абагайтуевского, лишь немногим усту-
пающего в высоте Березовой Гриве. Перед ним гряда более
низких сопок. Такие же сопки надвигаются справа и слева, и
скоро тот же бугристый рельеф, что и в начале дня, сменяет
51
ровную степь. Однако характер растительности остается преж-
ним, и желтые лужайки пижмы то и дело попадаются на
глаза.
Уже вечером пересекаем широкий земляной вал, уходящий
далеко на запад и в другую сторону на восток, где он взби-
рается на каменистую сопку, скрываясь за ее гребнем. Если
бы мы захотели проследить его до конца, нам пришлось бы,
идя на запад, пересечь южный край Забайкалья и забраться
на сотни километров в глубь степей Монголии, на восток —
перейти за Аргунь и повернуть на юг, к Большому Хингану.
С северной стороны вала — еле заметный ров.
Людская молва связывает происхождение вала с именем
грозного монгольского воителя Чингис-хана, и под этим на-
званием вал помечен на многих географических картах.
В преданиях старины сохранились и другие легенды,
иным образом объясняющие возникновение вала. Так, одна
из них говорит, что китайский богдыхан, услышав предсказа-
ние мудрецов, что его любимая дочь погибнет от лучей солнца,
возвел этот вал, чтобы иметь у его стен вечную тень. Другое
предание гласит, что этим путем в середине XVII века двигал-
ся на запад тунгусский князь Гантимур, а вал образовался в
тех местах, где для князя расчищали дорогу.
Археологи и историки до сих пор спорят о времени возник-
новения вала. Одни из них считают его южной границей
древнего тунгусского государства Ши-вэй, управлявшегося
княжеским родом Тоба и существовавшим в первые века но-
вой эры. Другие видят в нем пограничный вал маньчжурской
империи Кин, относя его возведение к XII—XIII векам.
За долгий ряд столетий вал почти сравнялся с землей, и
степь сомкнулась над ним, скрыв имена его строителей. Те-
перь вы видите лишь невысокую полуметровую насыпь, за-
росшую той же степной растительностью. Склоны ее полого
уходят вниз, теряясь в зеленой траве.
Неподалеку я нашел и другие древние земляные сооруже-
ния: правильный квадрат с двойной линией валов, наружная
сторона которого достигала в длину восьми метров. Когда-
нибудь за стенами этого укрепления скрывался дозор кочев-
ников, а теперь стены совсем ушли в землю и едва возвыша-
лись над степью1.
1 П. С. Паллас, путешествовавший по Забайкалью в 1772 г., опи-
сывая подобные же укрепления, упоминает, что высота вала дости-
гала 3 jw.
— 52
На ночь заворачиваем в небольшой колхозный стан. Мой
•спутник Валентин Викторович — большой любитель гимнасти-
ки, и едва мы успеваем договориться о молоке для ужина,
как он тут же принимается за поиски летучих мышей, тща-
тельно обследуя чердаки, карнизы и отверстия под навесом
крыши, забираясь сюда по торчащим концам бревен на углах
сарая. В конце концов он с торжеством извлекает маленького
кожанка, поднимающего отчаянный писк.
Акробатические упражнения зоолога вызывают истинный
восторг мальчика и девочки, не сводящих с него глаз. За
ужином ребята рассказывают нам, как они добывают сусли-
ков, выгоняя их из нор водой. С большим рвением они также
ловят ежей, для которых в качестве приманки раскладывают
мясо других зверьков. Ежи выходят из нор лишь после на-
ступления сумерек. Почуяв запах мяса, ежи подходят к при-
ваде. Если ночь лунная, то заметить ежа в степи нетрудно.
Приближение человека пугает ежа, и он сворачивается клуб-
ком. В таком виде его заталкивают в мешок. На стане и сей*
час жило несколько ежей, которых держали в ящиках. Их ду*
Мали использовать для ловли мышей в избе.
- 53 -
От ребят мы узнали, что в нес-
кольких километрах отсюда, на го-
ре, есть глубокая пещера, куда они
ходили с фонарем. Там много лету-
чих мышей. Очень жалеем, что у
нас так мало времени и не придет-
ся ее осмотреть.
Укладываемся спать в кузове
машины, накрываясь брезентом.
Просыпаемся рано. Солнце еще
только показалось из-за сопки, но в
воздухе тепло не по-утреннему. Сбе-
гаем к ручью и тщетно пытаемся
окунуться’ ложась прямо на дно; при
этом поднимается такая муть, что после купания приходится
окатывать друг друга водой из ведра. От холодной воды го-
рит все тело, но потом чувствуешь себя необыкновенно бодро.
В сырой ложбине множество красно-бурых головок поле-
виц. Неподалеку замечаю розоватый гречишник и высокий
конский щавель, а еще дальше — глухую крапиву. От глав-
ного стебля крапивы кверху, наподобие канделябров, подни-
маются длинные боковые стебли, на которых много бледноли-
лов.ых цветов. Тут же раскинул свой зонтик редкий в даур-
ских степях борщевник. В более сухих участках обильно цве-
тет желтая володушка.
Пока готовится завтрак, прохожу недалеко в степь и в од-
ной из балок встречаю много белых пионов — «марьиного
корня». Это большие красивые цветы, похожие на те, кото-
рые разводятся в наших садах. Возможно, что корни пиона
могут быть использованы в медицине, как лечебное средство.
В прошлом местное население приготавливало из сушеных
корней растения отвары и пыталось с их помощью лечить ли-
хорадку, зубную боль и другие болезни. Корни пиона также
применялись как приправа к мясным блюдам, которым они
сообщали острый вкус. Отсюда и другое название марьиного
корня — «жгун-корень». Яркокрасных пионов, распространен-
ных в других частях страны, в Даурии нет.
Где-то по соседству глухо кричит перепел. В Забайкалье
обитает особый вид перепела, называемый немым. Вместо
привычного булькающего «спать пора» он издает хриплое «чи-
чи-карр», лишь отдаленно напоминающее знакомый перепели-
ный бой. Издали голос немого перепела несколько напоминает
жужжание.
54 -
Пара .чеканов-плясуний
испуганно поднимается вверх,
но я успеваю приметить, что
они вылетели из норы пищухи,
открывающейся на обочине
старого бутана. Очевидно, тут
в одном из отнорков их гнез-
до, и, может быть, есть еще не-
летные птенцы, так как близ
выхода разбросаны свежие ос-
татки насекомых. Но едва я
наклоняюсь^ чтобы заглянуть
внутрь, как одна из птиц, окра-
шенная в тусклые серые то-
на, — самка, бросается ко
мне. Ее крошечное тельце, с
оттянутыми книзу лапками и
быстро трепещущими крылья-
ми, застывает в воздухе над моей головой. Неподалеку с звон-
ким, тревожным криком вьется самец. Мне становится
жаль птиц, и я, к великой радости чеканов, спешу удалиться.
Июль — время вывода птиц. Многие молодые жаворонки
уже поднялись на крыло, а родители их приступили ко второй
кладке.
То и дело попадаются на глаза выводки полевых коньков
и дубровников.
Дубровник — небольшая птичка из семейства овсянок. В
оперении дубровника сочетаются яркожелтые, темнокоричне-
вые и черные цвета. Жизнь дубровника давно привлекает
внимание натуралистов. Эта птица широко распространена в
южной Сибири, встречается также в Европейской части нашей
страны, куда, возможно, проникла лишь в последние столетия.
Залетные дубровники наблюдались во многих странах Запад-
ной Европы, вплоть до Франции. Еще в самом начале августа
те из птиц, которые проводят лето к западу от Урала, улетают
в Сибирь, а отсюда спешат на зимовку в далекую Индию,
Индо-Китай и Малайю. Между тем, казалось бы, что многие
из них могли ^бы с успехом провести зиму где-нибудь на юге
Малой Азии или в Северной Африке, сократив перелетную до-
рогу на многие тысячи километров. Но птицы упорно придер-
живаются старого пути и прежних зимовок.
Среди камней замечаю семью удодов. Молодые, правда,
еще заметно отстают в размерах от взрослых, но уже

хорошо летают. Свои гнезда удод делает в щелях, иногда
устраивая их поблизости от жилья человека, где-нибудь в
стенках земляного погреба. Недавно я попытался раскопать
одно из них, но в конце концов бросил это занятие, так как в
норе стояла невероятная вонь.
Дело в том, что у птенцов удода, начиная с четвертого дня
их жизни, выделения копчиковой железы приобретают дурной
запах, так как они смешиваются с остро пахнущей жидко-
стью, поступающей в ту же сумку, что и секрет железы.
Выделениями железы бывает вымазан хвост птенцов и за-
грязнен помет. Запах выделений настолько отвратителен, что
даже кошки, горностаи и другие зверьки не рискуют разо-
рять гнезда удода. Следовательно, отталкивающий запах слу-
жит своеобразным защитным приспособлением. Когда птен-
цы удода достигнут месячного возраста и станут менее беспо-
мощными, выделения их копчиковой железы перестают так
дурно пахнуть.
Завтракаем под навесом сарая, с наслаждением пьем хо-
лодное молоко. На стене близ верхнего карниза прилепилось
ласточкино гнездо. По словам ребятишек, птенцы вывелись
два дня тому назад, и теперь взрослые касатки, красивые
красногрудые птицы, суетятся целый день, поминутно прилетая
с добычей. Присутствие людей нимало их не смущает, и они
то и дело проносятся над нашими головами.
Простившись с гостеприимными хозяевами стана, трогаем-
ся, дальше. Первые часы мы едем зеленой степью. Изредка на
глаза попадаются старые холмики тарбаганов, давно здесь
выловленных. Дальше растительность делается все беднее,,
бурые тона с неумолимой последовательностью сперва завла-
девают сопками, спускаясь все ниже по их склонам, наконец,,
вырываются на простор степи, и теперь море увядших трав окру-
жает нас со всех сторон. Засуха, посетившая эту местность,
сделала свое дело. Молодая зелень едва отросла, оставшись
закрытой пологом мертвых прошлогодних стеблей. Кругом
пустынно и безжизненно, редко пробежит суслик или пищуха,
почти не видно и птиц.
Распределение осадков в даурских степях отличается не-
равномерностью. Случается, что всю весну и лето какой-ни-
будь участок степи оказывается обиженным влагой, в то вре-
мя как чуть подальше дожди перепадают то и дело, и трава
хорошо растет.
Впереди большое высохшее озеро. На обнаженном дне—-
— 56 -
обманчивый блеск соляных выцветов, заставляющий вспом-
нить о давно исчезнувшей воде. По берегам та же глау-
берова соль, перемешанная с глиной и песком, то бела#,
то грязнолиловая, то почти желтая. Треснувшая зем-
ля съежилась, образовав фигуры причудливой формы. Вы-
ше по берегу уже есть кое-какая растительность, и местами
темнокрасные солянки, распластавшиеся по земле, образуют
сплошной покров. Соседние с озером участки так же сильно
засолены, но среди голых плешин встречаются куртинки
жестких ирисов и грубой травы. Немного дальше можно
видеть длинные стебли сухого чая, увенчанные большими
метелками. Отмершие побеги этого злака образуют густые
щетинистые кочки, сквозь которые еще только начали проби-
ваться новые ростки. Выше по склону виден зеленый пырей.
Машина спускается под уклон, огибая выступ озера.
Слышно шуршание песка, пропитанного солью, в который все
глубже уходят тяжелые колеса. Дальше дорога улучшается,
выбираемся в степь с плотным грунтом, поворачиваем к югу.
Спустя три часа мы на берегу реки.
Аргунь оказалась много шире и полноводнее, чем я того
ожидал, думая встретить маленькую степную речушку, зате-
рявшуюся среди голых сопок. Прыгнув с берега, я не достал
ногами дна; сильное течение с неудержимой силой увлекло
за собой. Немного дальше намыло длинную песчаную от-
мель, где можно было передохнуть; за отмелью река опять
становилась глубже.
В том месте, где мы выехали к Аргуни, она разбивается
на большое число протоков, разделенных множеством низких
островков и кос, густо поросших кустами ив, тростником, ка-
мышом и высокой травой. Общая ширина поймы, вероятно, не
меньше двух километров. Левый проток, в котором мы купа-
лись, делает в этом месте изгиб, отчего волна с силой уда-
ряется в коренной, более возвышенный берег, быстро его раз-
мывая.
Земля по Аргуни более плодородна, чем в остальной части
даурской степи, и в здешних колхозах сеют гречиху и яровые
хлеба — ячмень, рожь и пшеницу, а на огородах разводят кар-
тофель, капусту, а также другие овощи. Пробовали сеять и
озими, но они из-за бесснежной зимы вымерзали. Огороды не-
редко страдают от раннеосенних морозов, а хлеба — от засух
в начале лета. Пастбища Приаргунья могут прокормить боль-
шое количество скота, и, несомненно, в будущем эта отрасль
хозяйства получит в местных степях широкое развитие.
- 67 -
В начале лета на Аргуни бывает достаточно хорошо выра-
женный паводок. Его вызывает поступление талых вод с Боль-
шого Хингана, а иногда и из озера Далай-нур. На Хингане
снега выпадает заметно больше, чем в соседних степях. Вто-
рая «верховодка» случается в конце июля и августе, после
больших дождей в тех же горах.
Прошедшая зима была малоснежной, и поэтому многие
старицы остались без рыбы. Они мелководны, промерзают до
дна и только весной, когда разливается Аргунь, сюда вновь
попадает всевозможная рыба. В некоторые годы рыбы бывает
очень много, и, по мере того, как старицы мелеют, она соби-
рается в ямах в таком количестве, что в конце концов гибнет
от недостатка воздуха. Первыми засыпают амурские сомы,
позже окуни и щуки, серебряные караси же нередко живут
до самой зимы.
Аргунь — настоящее приволье для водяной птицы, и пока
мы ехали берегом реки, нам то и дело попадались небольшие
стайки уток, кулики, речные крачки, чайки и раз или два —
серые цапли. По рассказам, есть тут и серые гуси. В окрест-
ных степях и на сырых лужайках держится много луней, в их
•числе характерный для Забайкалья пегий лунь. В зарослях
приречных ивняков по берегам реки живет мелкий забайкаль-
ский заяц — толай. Здесь же обитает горностай. Он, как и
толай, чуждается открытой степи.
По свидетельству известного исследователя Забайкалья
Н. В. Кирилова, в конце прошлого века на Аргуни близ Аба-
гайтуя и Цурухайтуя ежегодно собирали до 50 тысяч утиных
яиц и добывали множество линной птицы. После того, как
дичи стало меньше, этот промысел прекратился сам собой, а
теперь он, как малохозяйственный, запрещен законом, и
утки могут спокойно размножаться.
В течение дня мы посетили Кайластуй и другие селения,
откуда было уже не очень далеко до Трехречья.
Когда говорят о Трехречье, то под ним понимают область
среднего и отчасти нижнего течения Аргуни с прилежащими
землями. Само название возникло от трех рек—Ганьхэ (Га-
на), Дербула и Хаула, из которых две первых впадают в Ар-
гунь в непосредственной близости друг от друга, а Хаул яв-
ляется притоком Дербула.
Менее, чем в двухстах километрах к северу от Трехречья
-начинается Нерчинская Даурия — горная область, богатая.ле-
сами. Здесь встречаются типичные обитатели лесной зоны:
лось, кабан, бурый медведь, рысь и многие другие. В Нерчин-
58 -
скую Даурию из Маньчжурии неоднократно заходили тигры.
Ряд таких заходов отмечен на протяжении XIX века, главным
образом в первой его половине/ в том числе в 30-х годах
дважды на р. Газимур близ поселка Кучугай, в 1841 г. на
р. Шилку у селения Горбица, в 1845 г. в район Нерчинского
Завода, в 50-х годах к селу Аргунскому на одноименной реке
и несколькими годами позже к поселку Бушулей, к северу от
Шилки. Часть тигров была добыта.
Известны заходы тигров и в другие районы нынешней Чи-
тинской области, например, в 1820 г. на Ингоду в пределы
Улетовского района, в 1825 г. к Онону под Акшу, в 1845 г. в
окрестности Цурухайтуя на Аргуни.
Спустя почти сто лет заходы тигров в Нерчинскую Даурию
повторились. Следующий случай имел место 22 ноября 1953
года. Вот как о нем рассказывается в газете «Комсомольская
правда»1:
«В зимний воскресный день ученик Кактолгинской се-
милетней школы Усть-Карского района со своим дядей Саве-
лием Портнягиным и односельчанином Елизаром Астафьевым
пошли в тайгу поохотиться на диких коз. Километрах в трех от
села, на берегу речки Газимур, охотники напали на свежий
след неизвестного зверя.
Перезарядив дробовые ружья свинцовыми пулями, они ре-
шили преследовать его. След привел охотников в падь Кавакту.
1 Суханов Н. — «Меткий выстрел». Комсомольская правда,
№ 11 (8799), 14 января 1954 г.
- 59
Взрослые охотники двинулись зверю наперерез по обоим скло-
нам пади, а Ваня Карелин со своей собакой Дружком про*
должал итти по следу.
Неожиданно в кустах ерника, в нескольких шагах от се-
бя, он увидел приготовившегося к прыжку тигра. Смертель-
ная опасность грозила молодому охотнику. Ему пришлось
стрелять; выстрел угодил тигру между глаз. Редкий зверь
был убит наповал».
Тигр был взрослым самцом. Он весил без малого 250 ки-
лограммов, длина его оказалась более двух метров. Шкура и
череп тигра были переданы Читинскому областному краевед-
ческому музею.
О другом случае захода тигра, имевшем место также в
1953 году, мне сообщил Е. Д. Петряев. Этот тигр появился в
нескольких километрах от села Соболина Могочинского райо-
на, стоящего близ р. Шилки. Тигром был задавлен кабан. На
охотника, преследовавшего тигра, хищник сделал из чащи
большой прыжок, но, по счастию, был убит. Тигр оказался
самцом, весившим 195 килограммов. Шкура его находится в
Балейском педагогическом училище.
По сообщению Е. Д. Петряева, в последние годы в Нер-
чинской Даурии, появились также леопарды, вероятно, захо-
дившие сюда с Большого Хингана из Маньчжурии. Один из
леопардов в конце марта 1952 года был убит близ овцевод-
ческой фермы колхоза имени Козлова Нерчинско-Заводского
района. Хищник имел длину более полутора метров. Его шку-
ра и череп также поступили в Читинский областной краевед-
ческий музей.
Закончив наши дела на Аргуни, мы повернули обратно,
избрав самую короткую дорогу. На ночлег пришлось стать
очень рано, так как с мотором не ладилось, и шофер хотел
его осмотреть. В этом месте протекал небольшой ручей,
окаймленный узкой лентой камыша и осоки. Дальше начина-
лась сухая злаковая степь, постепенно переходившая в ти-
пичный солонец. *
Вечер был теплый и душный; спать не хотелось, и я отпра-
вился в степь. Солнце скрылось, но запад еще дрожал блед-
норозовым светом, и на редких облаках догорали последние
блики зари. Противоположный край неба все более одевала
тень. В степи постепенно гасли дневные краски, на миг рожда-
лись необычные сочетания цветов, чтобы в следующие минуты
исчезнуть, сменившись новыми, более тусклыми. Это был тот
хорошо знакомый всем час — от заката солнца до наступле-
- 60 -
ния темноты, когда вид знакомой местности изменяется до не-
узнаваемости. Теперь степь казалась совсем голубой; дальше
у подножия сопок цвет этот сгущался в сине-зеленый, выше по
склону переходя в нежнолиловый. Только ближние лужайки,
заросшие высоким чием, сохраняли дневные бледножелтые
тона. Пахло полынью.
Из степи доносилось урчание жаб и щебетание еще не ус-
нувших птиц. Где-то у выхода из бутана кричал встревожен-
ный тарбаган, которому вторил мелодичный свист пищух. На
минуту поднялся жаворонок и громко запел, но, словно спо-
хватившись, что уже поздно, опять скрылся в траве и замол-
чал. У воды тревожно перекликались кулики. Мерно махая
крыльями, пронеслась небольшая стая красных уток. «Оннг-
оннг» — долго еще слышался их гнусавый крик.
Я опустился на траву и долго слушал, как один за
другим умирали дневные звуки и все тише становилось в сте-
пи. От дуновения ветра тихо зашуршали сухие стебли чия,
напугав крошечную монгольскую полевку, поспешно юркнув-
шую в норку. Вероятно, кочки чия ей представлялись настоя-
щими бамбуковыми зарослями.
Смеркалось. Розовые тона запада давно утонули в бледно-
желтых и нежноголубых, но и они постепенно все более туск-
нели. В небе зажглась первая белая звездочка. Степь и сопки
опять приобрели бурую окраску, а болотистая лужайка, у
края которой я сидел несколько секунд, казалась почти голу-
бой. Ночной сумрак овладевал степью.
Птицы смолкли, и лишь временами слышался голос по-
тревоженного кулика или проснувшегося жаворонка, да по-
прежнему громко кричали зеленые жабы — «иррр-иррр».
Я встал и пошел обратно. Было уже совсем темно. Впере-
ди по дороге метнулся и быстро скрылся тушканчик. Из тра-
вы доносились неясные шорохи и слабый писк суетившихся
полевок. Неподалеку от меня пробежал даурский еж. Неожи-
данно впереди обозначились очертания крупной птицы, в сле-
дующие секунды исчезнувшей на фоне черной сопки. Ее полет
был совершенно бесшумен. Это был филин.
Ночная смена зверей и птиц спешила жить.
ЧЕТВЕРОНОГИЕ ХИЩНИКИ
Взаимоотношения хищников. Что можно узнать по
остаткам „стола" корсаков. Повадки корсака. Волки.
Тусклая окраска степных животных. Ночной переполох.
О других хищниках.
До сих пор мне очень немного пришлось сказать о четве-
роногих хищниках. Но это случилось не потому, что они очень
редки или играют слишком незаметную роль в жизни забай-
кальской степи — совсем нет. Беда вся в том, что летом они
ведут очень скрытый образ жизни и в короткий срок много о
йих не узнаешь. Это не зима с предательским для многих
зверей снегом, когда повадки четвероногих хищников легко
узнаются по следам. И то, что я расскажу ниже, к сожалению,
будет очень неполно.
Больше всего меня интересовали отношения хищников
между собой. Многие из этих зверей мирно уживались с одни-
ми видами, соседство вторых терпели лишь до времени, для
третьих были постоянными врагами. Каждый из них был об-
ладателем большого или маленького охотничьего обхода
— 62
Иногда на участке одновременно жило несколько хищников
разных видов, но и тогда каждая семейная пара стремилась
иметь хотя бы небольшой клочок земли вокруг норы, запрет-
ный для остальных. Более слабые хищники старались лучше
спрятать свое логово или нору, устраивая их в труднодоступ-
ном месте, защищая маленьким узким входом, через который
не мог проникнуть более крупный зверь. Во взаимоотношения
четвероногих хищников были вовлечены и хищные птицы. Рас-
путыванию этого сложного клубка жизни можно было бы
посвятить несколько лет пытливой работы, и, закончив ее, ни
один натуралист не пожалел бы затраченного времени.
Первое знакомство я свел с маленькой степной лисичкбй-
корсаком. Скрытная и хитрая, с небольшим хвостом и корот-
кими ушами, она заметно уступала в размерах широко рас-
пространенной в остальной части страны обыкновенной крас-
ной лисице.- Шкурка корсака не была опалена тем красивым
огненным блеском, которым так славится красная лисица, но
зато скромная серовато-песчаная окраска отлично гармониро-
вала с окружающей местностью, на фоне которой животное ка-
залось почти незаметным. Наша красная лиса, хотя и нечасто,
но также встречалась в даурских степях; однажды мне даже
пришлось увидеть обоих хищников почти одновременно.
Корсак редко попадался на глаза, однако, его помет и све-
жие следы встречались на многих бутанах и можно было не1
сомневаться, что этот хищник далеко не редок. Охотился он
рано утром и поздно вечером, и только в это время иногда
удавалось заметить куда-то спешившего корсака.
В начале июля Петру Борисовичу посчастливилось оты-
скать семейную нору корсаков. После двухдневных усилий ее
раскопали, поймав двух корсачат. Это были крупные пуши-
стые щенки, отлично бегавшие, но не умевшие самостоятельно
охотиться. Их взяли в наш лагерь.
Вскрывая нору, мы подробно ознакомились с ее устрой-
ством. Нора занимала два соседних бутана, соединенных под-
земными ходами, вырытыми еще тарбаганами. Она открыва-
лась полудесятком выходов. Между самыми крайними из них.
было около двенадцати метров. Главный ход в нору находил-
ся на склоне оврага. На глубине полутора метров, в неболь-
шом расширении коридора, было устроено гнездо. В прошлом?
это же расширение служило приютом тарбаганов. От того
времени осталась и старая сенная подстилка, которую корса-
ки немного подновили. Неподалеку, в тупике, помещалась
тарбаганья «уборная», теперь использованная корсаками для
— 63 -
хранения объедков. Они-то и рассказали мне больше всего об
охотничьих повадках корсака.
Хотя разбор объедков и остатков еды чужого стола — за-
нятие малопривлекательное, но зоологу не приходится счи-
таться с этим. Вытащив мои трофеи наверх и пополнив их
сборами вокруг норы, я принялся их разглядывать. Черепа и
туловища жертв, уцелевшие ноги и хвосты, обрывки шкурок,
когти, перья — все это тщательно сортировалось по их былой
принадлежности, а потом записывалось. Было бы очень долго
зачитывать длинный список охотничьих успехов корсаков, И
потому расскажу о них лишь самое основное.
Большую часть добычи корсаков составлял тарбаганий мо-
лодняк — перволетки и котели, то есть тарбаганы не старше
полутора лет. Их я насчитал около двух десятков, но, конеч-
но, этим числом далеко не исчерпывался действительный спи-
сок жертв, так как многие могли быть съедены без остатка,
кости других, возможно, затерялись или были спрятаны в пе-
сок. Сохранились обрывки шкурок двух или трех взрослых
тарбаганов, и на одном из них проволочная петля. Это позво-
ляет считать, что корсаки взяли взрослых тарбаганов не в
открытом бою, а уже мертвыми, найдя их в петлях.
Корсаку не под силу справиться со взрослым тарбаганом.
Посаженные в одну клетку, животные держатся в разных
углах, и корсак редко рискует напасть на своего соседа,
сооруженного сильными резцами. Но «голод — не тетка», и
64
случаи такие все-таки были. Они неизменно оканчивались
быстрым отступлением хищника.
Среди остатков «стола» корсаков я нашел также части не-
скольких сусликов и пищух, обрывок белого «знамени» (кон-
чик хвоста) тушканчика, кости хомячков и полевок. Мелких
грызунов, конечно, поедалось очень много, но такие малень-
кие зверьки обычно целиком заглатывались хищником. Боль-
шой интерес представляли находки колючей шкурки ежа и че-
репа солонгоя — небольшого хищника, занимающегося охо-
той на полевок.
Разбирая остатки птиц, я опознал удода, десятка полтора
жаворонков, но больше всего меня удивила нога филина с ог-
ромными острыми когтями. Как случилось, что такой крупный
хищник, который мог бы без труда справиться с корсаком,
достался ему на ужин?
Ответить на это трудно, но очень возможно, что хищник
подобрал уже мертвую птицу.	।	|
Этот коротенький обзор вполне убеждает, что мой непри-
ятный труд полностью себя оправдал; благодаря ему мы смог-
ли узнать, чем питаются корсаки.
5*
Молодые корсаки прожили у нас до осени, после чего бы-
ли отпущены в степь. Петр Борисович изучал на них влияние-
охлаждения и перегрева, отмечая изменения температуры те-
ла и пульс. Кажется, эти опыты очень не нравились пленни-
кам. К сожалению, мне не пришлось как следует наблюдать
жизнь корсаков в неволе, но запомнилось, что звери совер-
шенно не притрагивались к воде, хотя ее постоянно ставили.
Это не будет удивительным, если мы вспомним, что в степи
многие корсаки живут вдалеке от водоемов и не могут ими
пользоваться.
Много позже, осенью, мне пришлось видеть корсака, лако-
мившегося сладкими плодами шиповника, побитыми морозом.
Из этого я заключаю, что он, как и обыкновенная лисица,
должен любить ягоды, но в степи их очень мало. Изредка
корсак разнообразит свой стол насекомыми. Как-то осенью в
степи выпал снег, и один из моих товарищей, бродя по сле-
дам корсака, заметил, что хищник копался в снегу, доставая
из-под него крупных бескрылых кузнечиков, известных в нау-
ке под латинским названием—дераканта.
Ближе к зиме все труднее делается с кормом, и тогда не-
которые корсаки подходят к человеческому жилью, промыш-
ляя тут случайной падалью и различными отбросами.
У корсака немного врагов, но волка он старается обойти
подальше. Встречи с волком, наверное, далеко не редки, так
как охотничьи владения серого хозяина 'простираются на мно-
гие километры, и в них уж, конечно, живет две-три корсачьих
семьи, не считая десятка других более мелких хищников. Все
они также занимаются промыслом, иногда подъедая остатки
волчьей добычи. Своих нахлебников волк терпит лишь поне-
воле; разве угоняешься за всей этой мелочью, готовой спря-
таться в первой узкой норе. Но зато тот, кто зазевался, попадает
волку в зубы. Не минуют подобные случайности и корсаков.
Остерегается корсак и степного орла, от которого он скры-
вается в тарбаганьих бутанах. Возможно, что молодым корса-
кам опасны не только орлы, но и канюки. Сужу об этом по
находкам остатков растерзанных корсачат в гнездах канюков.
В свою очередь корсак лишь терпит соседство хорьков и
других более мелких хищников, которые охотятся на том же
участке, где и он. Кто из них неосторожно приблизится к его
норе, рискует своей жизнью.
Пара взрослых волков жила в пади Капшил. Их несколь-
ко раз встречали неизменно в одном и том же районе пади,,
где хищники охотились на тарбаганов. Мелких грызунов вол-
— 66 —
ки поедали только случайно. Очевидно, им вполне хватало
более крупной добычи.
К своему логову, в котором, несомненно, имелся молодняк,
волки возвращались кружным путем, и все мои попытки найти
его остались безуспешными. Оно было спрятано где-нибудь в
лощине, в одном из пустых бутанов. Такое брошенное логове
я нашел в другом месте. Главный ход в бутан был заметно
расширен, боковые остались узкими, так что ими могли
пользоваться только щенята.
Мне показалось, что степной волк окрашен в более туск-
лые тона, чем лесной, не представляя в этом отношении ис-
ключения среди большинства других степных животных. Дол-
гая жизнь их предков в степи, где преобладают бурые и жел-
гые тона, наложила одну и ту же печать на потомков различ-
ных видов. Интересно, что не только дневные животные, кото-
рым бледная окраска помогает лучше скрываться от врагов и
подкрадываться к добыче, но и ночные окрашены так же
гускло, а для них, казалось бы, это должно быть безразлич-
но, ведь не даром говорят, что «ночью все кошки серы».
Раз или два в наши капканы Попадались большие барсу-
ки. Из всех хищников они мне показались самыми необщи-
тельными, сторонящимися других собратьев. Может быть, е
этом виноват их ночной образ жизни. Как бы там ни было, а
наша пословица «живет, как барсук в норе» хорошо подмети-
ла эту особенность.
Барсучьей норы мне не пришлось обнаружить. По расска-
зам, звери жили в тарбаганьем бутане, лишь несколько рас-
ширив ходы. Как-то ночью случился переполох. Говорили, что
на жеребенка бросался барсук, но его во-время заметили
взрослые лошади и отогнали. Утром я долго осматривал мест-
— 67 —
ность, но следов барсука не обнаружил и уверен, что все это
померещилось пастуху. На крупных животных барсуки никог-
да не нападают. В помете барсуков я находил шесть мелких
грызунов, остатки жуков, а осенью — кожицу плодов шипов-
ника.	*
В степи встречались маленькие двухцветные ласки, с бе-
лым брюшком и светлокоричневой спинкой. При взгляде на
них бросалась в глаза удлиненная форма их туловища, отлич-
но приспособленная к длинным путешествиям по узким ко-
ридорам полевок и пищух. Зверьки охотились как днем, так
и ночью, истребляя много мелких грызунов. При случае
они ловили также птиц, а в гнездах жаворонков и коньков
душили птенцов и выпивали яйца.
В земледельческих районах этот маленький проворный
хищник приносит человеку огромную пользу, истребляя вред-
ных мышей и полевок.
Почти такой же образ жизни вели и солонгои. Правда, в
самые узкие ходы они не могли проникнуть, и их жертвами
более часто, чем у ласки, становились сравнительно крупные
грызуны, вроде суслика.
Наконец, степной хорек, помимо полевок и мелких птиц,
преследовал пищух и сусликов, при случае нападая и на мо-
лодых тарбаганов.
Мелкие четвероногие хищники довольно часто попадают в
когти орлов и канюков. Возможно в этом они сами виноваты,
так как слишком доверяются заманчивым запахам объедков и
неосторожно приближаются к гнездам сильных птиц.
В районе, где я провел лето, встречается степная кошка —
манул. Это ловкий и сильный хищник, одетый в пепельносе-
рый пушистый мех. Несколько лет тому назад одного манула
поймали в тарбаганий капкан. В неволе животное скоро по-
гибло. В даурских степях манулы очень редки, и я, например,
ни разу не видел их следов. О жизни этих кошек почти ничего
неизвестно.
Вот и все, что мне удалось узнать о жизни четвероногих
хищников даурской степи.
БОЛЬШАЯ КОЛОНИЯ
Находка монго льского земляного в< робья. Окрестности
поселка. Чередование дождей с сухими периодами. Пепе-
мены в природе. Новые цветы. Полевка Брандта и ее коло-
нии. Звуковая сигнализация. Болезни грызунов. Числен-
ность и поселения полевок. Жизнь колонии.
В самом конце первой декады июля в пади Бугутур было
найдено гнездо маленькой птицы пепельно-песчаной окраски.
По внешнему виду она походила на каменного воробья. Гнез-
до помещалось на крутом каменистом склоне балки, в углуб-
лении, возможно, представлявшем заброшенную нору неболь-
шого грызуна. Гнездо было сделано из сухих стеблей; лоток
и внутренние стенки выстилали остевые и пуховые волосы
пищух и полевок. В гнезде мы обнаружили шесть летных
птенцов, более бледной .окраски, чем взрослая птица.
Один из птенцов был пойман и вскоре погиб. Я сохранил
его для коллекции, изготовив тушку. Впоследствии тушка
птенца была передана мной в Зоологический музей Москов-
ского университета, но здесь вид птицы сразу не удалось
установить. Лишь несколько лет спустя, научный сотрудник
69 —
музея А. М. Судиловская, разбирая коллекции, определила,
что это был монгольский земляной воробей. Этот вид нередок
в Монголии, где он гнездится в норах сусликов, полевок и
других грызунов. В нашей стране его встречали только на
крайнем юге Алтая. Таким образом, находка этой птицы в
Даурии явилась небольшим открытием. Она лишний раз под-
твердила широкое проникновение в местные степи нагорно-
азиатских видов животных.
В середине июля служебные обязанности заставили меня
большую часть времени проводить в одном из поселков, отку-
да в степь я мог попадать лишь ненадолго. Жизнь потекла
с монотонной размеренностью: в определенные часы занятия
в помещении, обеденный перерыв и прогулка на почту, вновь
работа, вечером — короткая экскурсия в степь.
Местность вокруг была на редкость непривлекательная;
изрытая ямами, заросшими густой лебедой и крапивой, степь
невольно нагоняла уныние.
Но и теперь я остался верен себе, стараясь с возможной
тщательностью записывать все перемены в природе, случай-
ные находки новых цветов, встречи с зверями и птицами. Эта
привычка выработалась только с годами. Просматривая как-
то свои первые полевые записи, сделанные в студенческие
годы в Кавказском заповеднике, я был удивлен их неполноте
и случайности, неумению точно и полно описать виденное в
течение дня.
Весь июль и первую половину августа дождливые периоды
чередовались с очень сухой и жаркой погодой, иногда длив-
— 70 —
шейся с неделю. За те дни, пока не было дождей, глубокие
канавы по обочинам шоссе высыхали, земля трескалась, ог-
ромная лужа, занимавшая край пустыря, сокращалась в раз-
мере, зелень покрывалась густым налетом пыли, и листья то-
полей, росших у нашего дома, как-то съеживались и поника-
ли. Порывы ветра не давали облегчения, они приносили лишь
зной и сушь, перегоняя с одного места на другое сухие стебли
я обрывки сена, оброненного по дороге.
Но вот ясное с утра небо к полудню затягивается густой
пеленой кучевых облаков, запад все больше хмурится и тем-
неет, скоро разражается сильнейшая гроза. Спустя час, дождь
прекращается, светлеет, к вечеру исчезают последние вереницы
облаков, всю ночь искрятся ясным холодным блеском далекие
звезды, а на другой день в те же часы ливень повторяется.
В такие дни вокруг происходили чудесные перемены: зе-
лень на лужайке у дома начинала сверкать росой, молодел
умывшийся тополь, бывшие до этого бурыми сопки после
дождя казались бледноголубыми, почти белыми от множества
листьев лебеды, запрокинутых ветром нижней светлой сторо-
ной кверху. Всюду блестела вода, канавы наполнялись до
краев, и в них появлялись головастики и крошечные рачки;
нередко слышались голоса куликов-перевозчиков, оживленно
перекликавшихся друг с другом; лужа на пустыре превраща-
лась в настоящее озеро, разливаясь вплоть до дороги, по ко-
торой я ходил на почту; на ней иногда присаживались чирки,
а маленькие ребятишки, водворясь на бревна и плоты из до-
сок, с-торжеством разъезжали из конца в конец, чувствуя
себя отважными мореплавателями. По вечерам безжалостно,
как среди лесных болот, кусали комары. Через несколько дней
все лужи переполнялись зелеными водорослями, бывшими
буквально вездесущими. Я встречал их даже в баке для ду-
ша, помещенном на высоких столбах.
Кончался период дождей — и скоро опять можно было хо-
дить по поселку, не заботясь о том, как обойти широкую лу-
жу. Песок быстро впитывал воду, и лишь как память о дру-
гом времени всюду валялись ссохшиеся корочки зеленых во-
дорослей. На дне в канавах еще копошилось множество чер-
ных головастиков, большая часть их погибла, немногие из за-
рывшихся в тину сохранились живыми до следующих дождей.
Изредка мне случалось бывать в соседних поселках, почти
всегда на машине. Во время кратковременных поездок было
трудно следить за переменами в степи, но иногда они сами
привлекали внимание.
- 71 —
В середине июля многие участки степи пестрели от бледно-
розовых головок дикого лука, в других местах было много
астр. Немного позже в большом количестве появились новые,
не известные мне цветы. Стебли их были увенчаны крупными
лиловыми шарами. Серебристые метелки сибирского ковы-
ля постепенно превратились в длинные пушистые перья, и
там, где их было много, склоны сопок стали совсем седыми.
Иногда попадались поздние розовые ирисы, отличавшиеся от
других родственных видов необыкновенно высоким стеблем
и расположенными в одной плоскости листьями, словно расте-
ние только что вынули из гербария. Один из знакомых мне
бурят очень метко назвал эти ирисы — «ханши», что зна-
чит — ножницы.
Из травы нередко поднимались с резким треском розовые
и серые кобылки и, пролетев немного, опять скрывались в
ней.
После прогулок в окрестностях нашего поселка я признал
наиболее интересным для зоолога местом — колонию полевок
Брандта. Можно было идти много километров степью, поч-
ти на каждом шагу встречая норы и дорожки полевок, видеть
маленьких серовато-желтых зверьков с куцым хвостом и ко-
роткими ушами. По размерам полевки Брандта были лишь
немногим крупнее полевых мышей.
В этом участке степи то и дело слышался мелодичный
тонкий свист. Сперва я приписывал его неизвестному кузне-
чику, тщетно высматривая в траве таинственного музыканта,
и только потом узнал правду.
Звуковая сигнализация — характерная черта большинст-
ва общественных зверьков, живущих в тесном соседстве друг
с другом,— стоит только вспомнить сусликов, пищух и тарба-
ганов. Благодаря ей грызуны еще издали узнают о появлении
всякого неизвестного существа, о возможной опасности.
Изучение колониальных грызунов, в частности различных
видов песчанок, широко населяющих полупустынные и пу-
стынные части Старого Света, открыло интересную особен-
ность в развитии органов слуха у этих животных. Оказалось,
что среди песчанок они лучше всего развиты у тех видов, ко-
торые живут наиболее густыми колониями. Следовательно,
колониальность зверьков и система звуковой сигнализации
среди членов колонии развиваются в процессе эволюции па-
раллельно друг другу.
Члены смешанных колоний грызунов, где вперемешку жи-
вут различные виды, прислушиваются не только к голосам
своих близких сородичей, но и других зверьков, извлекая из
этого огромную выгоду. К каким только уловкам и хитростям
ни приходится прибегать хищникам, чтобы на открытой рав-
нине среди большой колонии грызунов подкрасться незамечен-
ными к полевке. Но сколько и ложных тревог бывает среди
обитателей этого разнородного общества. День в такой колонии
мог бы составить предмет целой повести!
Первые экземпляры полевки Брандта были доставлены в
музеи около сотни лет назад, и тогда же, в честь известного
натуралиста, полевка получила свое научное имя, но жизнь
ее лишь в недавнее время привлекла внимание зоологов и
врачей.
Распространенная в южном Забайкалье, северной Маньч-
журии и особенно широко в Монголии, эта полевка время от
времени размножается в огромных количествах, истачивая
своими норами буквально всю местность. Вслед за тем, среди
грызунов обычно разражается сильнейшая эпизоотия, от кото-
рой в течение нескольких месяцев погибают миллионы поле-
вок. Болезнь очень похожа на септицемию (заражение крови);
она вызывается крошечным микробом — пастереллой, опас-
ным не только грызунам, но, в известной мере, и человеку.
Правда, заболевания человека — единичны, но зато тарбага-
ны, хомячки и тушканчики во время эпизоотии полевок за-
ражаются и гибнут довольно часто.
Установлено, что полевки Брандта могут заражаться от
других грызунов чумой, передавая ее через блох сородичам и,
таким образом, рассеивая по степи страшную болезнь. В по-
добных районах всякая работа в степи, в особенности же до-
быча грызунов на пушнину, сопряжена с известном риском,
так как не исключена возможность заражения человека чу-
мой от шкурки больного тарбагана или от укуса блохи с за-
чумленных животных.
Все это стало известно сравнительно не так давно, многое
остается до сих пор неясным, побуждая зоологов и врачей
продолжать дальнейшую работу. Обезопасить раз навсегда
человечество от возможности подобных заболеваний — разве
это не достойная цель для исследовательской работы многих
сотен ученых?
Отдаленное представление о том количестве полевок
Брандта, которое жило по соседству с нашим поселком, мож-
но составить по следующим цифрам. Выбрав в степи несколь-
ко опытных квадратных площадок, каждую по ару, мы добро-
совестно считали на них все выходы нор. В пересчете на
один гектар число их иногда достигало 3,5 тысячи, но тут же
надо сказать, что им соответствовало значительно меньшее
количество действительно обитаемых нор.
Многие норы имели по нескольку выходов, в других слу-
чаях ход снаружи быстро приводил к тупику, в котором хо-
зяин скрывался лишь в случае крайней спешки. Это были
защитные норы — «приюты на десять минут», устроенные в
местах кормежки полевок, в стороне от основных нор.
Поэтому неудивительно, что когда мы засыпали землей
все отверстия, на следующий день открылось не больше чет-
верти выходов. Но в части нор жило по нескольку полевок
вместе или имелся молодняк, и вряд ли мы очень ошиблись,
— 74 —
определив плотность мышиного населения колонии в полто-
ры тысячи зверьков на один гектар.
Наряду с маленькими индивидуальными норками встреча-
чались общественные постройки, имевшие вид небольшого хол-
мика со многими выходами. Наши зоологи звали их замками,
либо «хотонами», что означает «группа юрт», заимствуя по-
следнее название из бурятского языка.
В таком замке на глубине 30—40 сантиметров можно бы-
ло найти гнездо полевок, устланное травой и случайными пу-
шинками, и две или три общественных кладовых с головками
цветов и семенами. Иногда под поверхностными коридорами
проходили более глубокие ходы.
В ровных участках степи холмики полевок очень оживля-
ли местность, но зато езда верхом бывала здесь мучением;
копыта лошадей поминутно проваливались и случалось, что
животные даже ломали ноги.
Полевки селились на участках со сравнительно плотным
грунтом и скудной растительностью, например, по выгонам,
решительно избегая сочных низинных лужков. Казалось, они
понимали, что в густой траве трудно заметить врагов, сигнал
же соседа плохо слышен. Их необычайно тусклая окраска
шерсти, более тусклая, чем у других грызунов Забайкалья,
.лишний раз свидетельствовала, что полевки Брандта — вы-
ходцы из пустынной Монголии.
Привычка полевок бегать по своим старым следам пове-
ла к образованию многочисленных узких тропинок, проторен-
ных между соседними норами и к излюбленным пастбищам.
Это были настоящие магистрали, столь же необходимые в
большой колонии, как и хорошие дороги в населенной
стране.
Там, где колонии полевок существовали давно, зверьки
переделали на свой лад всю степную растительность: они
изредили когда-то густые и пышные травы, истребив нестой-
кие квёлые цветы, на месте которых разрослись сорняки и
злаки, приспособленные к возобновлению от подземных кор-
ней и побегов.
Ночью и ранним утром среди колонии царит полный по-
кой, но едва начинает пригревать, как один за другим выби-
раются из нор их обитатели, и скоро вся округа наполняет-
ся снующими взад и вперед зверьками. Большинство тут же
принимается за завтрак, обкусывая кончики трав и головки
цветов, пригибая верхушки белой полыни, выкапывая из зем-
,ли сочные луковицы. Многие таскают корм в норы, наполняя
.им зимние кладовые.
— 75
Иногда на дорожках разыгрываются любопытные сценки:
столкнувшись друг с другом, полевки затевают ссору, ста-
раясь отнять колосок востреца. В каждом участке колонии
некоторое количество зверьков остается неподвижным; при-
встав на задних лапках или усевшись на бугорке, они подол-
гу прислушиваются, при первой тревоге оповещая всех
свистом.
В полдень полевки бегают менее охотно, но едва спадает
жара, колония вновь оживает, и только с заходом солнца ее
обитатели быстро скрываются под землю.
Среди колонии полевок изредка попадались норы домаш-
них мышей, переселившихся сюда на лето из домов и сосед-
них огородов, имевшихся по окраинам поселка. Общение при-
рожденных степняков с жителями наших подполий не раз вы-
зывало тревогу врачей. Они боялись заноса «степных болез-
ней» в дома человека. Однако «разорвать контакт» домашних
насельников с полевками Брандта не так просто. Для этого
нужно много сил и средств. Даже применение отравляю-
щих веществ не всегда дает желательный эффект.
В БАРГЕ
Степь в августе. Город Маньчжурия. Саджи.
На берегу Далай-нура. История „моря-озера“.
В бугристых песках. Хайлар.
Утро было ясное и тихое. По голубому небу медленно плы-
ли редкие, белые, как снег, облака. Нашему небольшому от-
ряду зоологов предстояло проехать в Маньчжурию. К тому
времени войска Советской Армии продвинулись далеко в
глубь Маньчжурии.
Наш отряд разместился в машине, и мы тронулись. Ток хо-
лодного воздуха врывался со всех сторон в кузов открытого
грузовика, отчего люди ежились и старались сесть пониже,
чтобы укрыться за бортом и кабинкой.
Степь была поразительно хороша и свежа, она словно
умылась и теперь приветно сверкала тысячами блесток
обильной росы. И хотя на листьях многих растений уже поя-
вились желтые и красные тона — предвестники надвигающей-
ся осени, в степи еще были нередки летние краски. В пони-
жениях встречались куртинки зеленых трав. Лиловые ковры
астр и степного лука занимали большие лужайки. Местами
можно было видеть множество яркожелтых венчиков цве-
тов. Немного дальше, где обильно росла полынь, окраска сте-
— 77 —
пи приобретала голубой оттенок. В более сырых участках по-
падались полянки бурого цвета, заросшие кровохлебкой,
чьи темнокрасные шишечки высоко поднимались почти на без-
листных стеблях.
Когда налетали порывы ветра, серебристый ковыль, рос-
ший по склонам сопок, поникал и качался; казалось, что вол-
ны одна за другой пробегают по степи.
При подъезде к городу Маньчжурия мы еще издалека за-
метили длинную трубу завода, красные здания казарм и за-
боры вокруг китайских огородов, устроенные из разноцвет-
ных кусков ржавого железа, очень похожих на старые изно-
шенные заплаты.
Улицы города застроены небольшими кирпичными домика-
ми. Много зелени, особенно тополей. Сизые голуби то и дело
перелетают с места на место. Едва мы миновали высокий со-
бор с голубым куполом и выбрались на главную улицу, от
впереди идущих машин поднялось такое облако пыли, что
вся округа скрылась из глаз.
В городе уже было спокойно, и только корпуса японских ка-
зарм, разбитые снарядами, еще продолжали дымиться.
Два следующие дня ушли на различные дела в городе.
Между прочим, мы узнали, что у одного местного охотника
третий год живут два ручных тарбагана. Зиму звери прово-
дили в норах, вырытых ими под домом.
На третий день мы тронулись дальше, прямо на юг, к
— 78—
берегам озера Далай-нур. Перевалив невысокий голый хребет
Бага-орджин и ряд увалов, машина достигла широкой пади.
Степь была та же, что и в наших краях, но холмики тарба-
ганов попадались редко, да и те, как правило, были заброше-
ны. В течение дня никто из нас не мог заметить ни одного
тарбагана, зато даурские суслики часто перебегали дорогу.
Там, где степь становилась беднее и почву одевала лишь
скудная редкая трава, встречались небольшие колонии поле-
вок Брандта. Близ одной из них с земли поднялась стайка
садж,. Оми были не больше голубя, имели длинные узкие
крылья и тусклую пустынную окраску.
Саджи широко распространены в Средней Азии и Монго-
лии, где слывут за одних из самых быстрых птиц, в короткое
время покрывающих сотни километров. Эпизодически повто-
ряются случаи, когда саджи в большом количестве выселяют-
ся за пределы обычных мест обитания, появляясь к западу
от Урала. В некоторые годы саджи достигают Италии, Фран-
ции и Англии, наблюдаются в Скандинавии и на Фарерских
островах. Часть птиц удерживается в новых местах в течение
1—2 лет, делает попытки гнездиться. В последующие годы
саджи погибают или исчезают отсюда. Многие зоологи инте-
ресовались нашествиями садж и пытались объяснить их су-
ровыми и снежными зимами на их родине, ухудшением кор-
мовых условий или же чрезмерным размножением самих птиц.
— 79 —
Для того, чтобы разобраться в этом сложном вопросе, необхо-
димо хорошее знание жизни садж, но именно этого до сих пор
недостает.
Между тем озеро было близко. Оно было видно уже минут
десять, ио первое время мне не верилось, что передо мной
действительно вода; берег как-то незаметно подступал к озе-
ру, а противоположный край Далай-нура на горизонте сли-
вался с небом и еле маячившими сопками.
По мере того, как машина ниже спускалась по пади, ог-
ромная водная гладь серо-стального цвета вырастала все
выше над степью. Вся эта масса воды, казалось, сдерживает-
ся одним волшебством, и в любой момент волны могут хлы-
нуть, затопив низменный берег и соседние степи.
Наше приближение встревожило только крупных черно-
шеих чаек, поднявших в воздухе невероятный гвалт, да в
одном из заливов, густо заросшем травой и осокой, взлетела
стая белоснежных лебедей; птицы поднялись против солн-
ца, и я не мог как следует их разглядеть.
Плоский каменистый берег и рыбная фактория были пу-
стынны; население отсюда перешло в город. К юго-западу над
озером возвышались причудливого вида скалы вулканическо-
го происхождения. Впоследствии я слышал от охотников, что
в глубоких расщелинах скал находили логова манулов и не
раз добывали самих кошек.
Вода в озере хотя и была пресной, но от массы взвешен-
ного в ней ила и гниющих водорослей имела неприятный
привкус. На отмели были разбросаны крупные ракушки.
Близ уреза воды суетилась пара крошечных морских зуйков.
Вместе с другими зоологами я совершил непродолжитель-
ную экскурсию в сторону от озера, осмотрев прилегающую
местность. Это была солонцеватая равнина, поросшая по-
лынью и злаками, где жили обычные степные грызуны —
суслики, пищухи, тушканчики, хомячки и стадные полевки,
численность их была небольшой.
Далай-нур в переводе означает «море-озеро». В него впа-
дает река Керулен, выходящая из пределов Монголии, и мел-
ководная Оршунь, берущая начало немного южнее в сосед-
нем большом озере — Буир-нур (в переводе — «богатое озе-
ро»).
Далай-нур имеет сложную и интересную историю, нераз-
рывно связанную с жизнью его соседей — озера Буир-нур и
реки. Хайлар.
Нам удалось узнать, что полсотни лет назад Далай-нур
— 80 —
едва достигал 20 километров в длину при ширине не больше
10 километров и глубине в один метр. Его покрывал густой
камыш, и летом на озере гнездилась масса водоплавающей
птицы. Но в один из дождливых годов река Халхин-гол1, из-
менив Буир-нуру, обошла его по сухому протоку, излившись
Црямо в Оршунь, впадающую ниже в Далай-нур.
После этого уровень Далай-нура быстро стал подниматься.
Вода затопила камыш, берега и десятки мелких островов,
уничтожив гнездовья птиц. Рыба, каждую осень уходившая из
Далай-нура по Оршуни на зимовку в глубокий Буир-нур,
осталась на месте и сильно размножилась. Озеро же с года-
ми превратилось в огромный бассейн около сотни километров
в длину при ширине до сорока километров и глубине в от-
дельных местах до 6—9 метров.
В последующие годы уровень озера вновь несколько упал,
недавно затопленные берега опять обнажились и заросли со-
лонцеватой растительностью, а длина водоема сократилась
до 60 километров. Таким Далай-нур и был в момент нашего
посещения.
Около озера на различной глубине залегают участки с
вечно мерзлой почвой. Постепенное оттаивание линз мерзлой
земли приводит сперва к вспучиванию почвы, а затем к по-
степенному ее опусканию. Наряду с этим в районе Далай-
нура наблюдались более значительные движения земной по-
верхности, вероятно, тектонического происхождения. Расска-
зывают, что в июле 1910 года поблизости от Далай-нура
опустился большой участок степи. Вода в течение дня затопи-
ла образовавшийся провал, а берег озера переместился к се-
веру на несколько километров.
Другой сосед Далай-нура — река Хайлар, образующая
ниже Аргунь, прежде была связана с озером протоком. Те-
перь проток обмелел, во многих местах пересох и зарос осо-
кой и травой. Монголы в старину называли этот проток
Далай-голом. Русские поселенцы издавна зовут его «Мутным
протоком». Под этим названием он и помечен на последних
картах.
Если уровень Далай-нура поднимается, то вода из него
устремляется по протоку в Хайлар и затем в Аргунь, а вме-
сте с водой уходит туда и множество рыбы. Обычно это слу-
чается после снежных зим в Восточной Монголии, когда Ке-
1 В 1939 г. на р. Халхин-гол имели место бои с японскими
захватчиками.
— 81 —
6 Степи Даурии
рулен приносит много воды и вновь на время становится
главным истоком Аргуни.
Более часто, однако, наблюдается обратное явление: Хайлар
избыток воды сбрасывает через проток в Далай-нур. Таким
образом, «Мутный проток» то пересыхает, то вновь напол-
няется водой, которая течет по нему в разные годы в проти-
воположные стороны, в зависимости отчего и сам Далай-нур
бывает проточным или бессточным озером.
Свидетельства старинных путешественников — Спафария
(1675—1678 гг.), Жербильона (1698 г.) и Мессершмидта
(1724 г.) заставляют считать, что подобные резкие колеба-
ния уровня воды в Далай-нуре — явление очень давнее, свой-
ственное и многим другим местным озерам. Наконец, суще-
ствование в безводной степи, в десятках километров от бли-
жайшего озера, однообразных правильных уступов — террас,
близ которых были найдены окаменевшие остатки животных,
населявших моря в конце мезозойской эры, навели на мысль,
что в отдаленном прошлом эти уступы были берегом огром-
ного водоема. Его уровень был, по крайней мере, на 50 мет-
ров выше современного уровня Далай-нура. В самом конце
третичного периода водоем стал мелеть. Постепенно он со-
кратился в размерах и затем распался на остаточные озера,
вроде Далай-нура и Буир-нура.
Теперь основной исток Аргуни — Хайлар; в более давние
времена им служил Керулен, и тогда Далай-нур был всегда
проточным озером. Причины этих перемен точно не выясне-
ны. Жербильон, а за ним вслед и другие путешественники
связывали обмеление Керулена с притоком к его верховьям
населения из Китая1, вследствие чего усилилось вырубание
леса и использование воды из реки для ирригации.
В Далай-нуре водится много рыбы. Тут обычны сазан,
верхогляд, серебряный карась, амурская щука, амурский сом,
таймень и другие виды. Большая часть их" служит предметом
промысла. Особенно славятся сазаны и крупные таймени,
иногда достигающие веса в 30 килограммов.
Я неохотно простился с озером, но медлить было нельзя:
до ночи предстояло обследовать большой участок степи. Мы
повернули обратно на север, заночевав в небольшом^ городке
Чжалайноре, расположенном на железнодорожной маги-
страли.
1 Недалеко от верховьев Керулена проходил торговый тракт из
Кяхты в Ургу (ныне Улан-Батор).
— 82
Здесь находятся копи бурого угля. В поверхностных отло-
жениях нередко встречают бивни мамонтов, черепа и рога
бизонов и кости различных вымерших животных, иногда со
следами резьбы древнего человека. Еще сравнительно недав-
но китайские углекопы считали эти кости остатками мифиче-
ского дракона Лунгу и приписывали им целебную силу.
Поэтому найденные кости быстро расходились по рукам или
по дорогой цене сбывались в аптеки врачевателей, пропадая
для науки. Местные знахари изготавливали из них порошки
от всевозможных болезней и талисманы.
Мы расположились на окраине города в пустовавшем
доме. Утром я поднялся в четыре часа с тем, чтобы просле-
дить за своевременным приготовлением завтрака; нужно
было торопиться, впереди было много дел.
Вскоре ночная темнота начала редеть, и в пять часов
ясно обозначились очертания ближних зданий. И тогда как
большая часть неба, покрытая тучами, еще оставалась серой
и мглистой, на востоке возникла голубая полоска, потом к
ней примешались зеленовато-желтые тона; спустя час первые
розовые отсветы коснулись облаков. Полоса света ширилась
с каждой минутой, одна за другой гасли звезды, и только
Венера продолжала сверкать на утреннем небе. Но вот ярко-
пунцовые краски охватили восток, над горизонтом показался
край солнца.
Закончив наши дела в Чжалайноре, мы тронулись дальше
на' юго-восток и новую остановку сделали в небольшом по-
селке Цаган, получившем свое название от озера Цаган-нур,
что значит «белое озеро».
Поселок заселен русскими, осевшими тут еще в начале
этого века, а также китайцами. Мазанки русских по внешне-
му виду не очень отличаются от китайских фанз. В последних
около трети комнаты занимают невысокие глинобитные нары,
под которые из кухни или от специальной печи проведены
трубы, обеспечивающие их нагрев. Все это сооружение назы-
вается «каном» и покрывается циновками из гаоляна, на ко-
торых располагаются спящие.
Еще не доезжая Цагана, по обеим сторонам железнодо-
рожного полотна начинаются бугристые пески, простираю-
щиеся отсюда на юго-восток более, чем на сотню километров.
Их происхождение связывают с работой ветра, переносящего
с места на место донные отложения давно высохших озер и
прибрежные пески современных водоемов. Песчаные гряды
достигают в высоту 20—30 метров. Как правило, они вытя-
— 83 —
нуты по направлению господствующих ветров — с северо-за-
пада на юго-восток. Местами на них растут туркестанские
ивы и приземистые кусты таволги и караганы, иногда шипов-
ник и боярышник. Интересно, что кусты сосредоточены по
гребням песчаных бугров, где, казалось бы, доступ корням к
влаге наиболее затруднен. Возможно, что приуроченность ку-
стов к гребням бугров явление вторичное и зависит от силь-
ного выдувания -песка в соседних с кустами участках, не
скрепленных корнями растений.
На многих буграх растут осока и злаки. По мере того,
как их засыпает песок, они пускают в стороны длинные по-
верхностные корни, от которых на смену отмершим стеблям
поднимаются новые. Таким образом, эти растения ведут ко-
чевой образ жизни, перемещаясь вместе с движением песков.
Из соседней степи на окраины песков проникают крупный
желтый мак, астра, гвоздика и другие цветы.
Склоны песчаных бугров покрыты мелкой рябью, очень
похожей на ту, которую ветер оставляет на снежных наметах
в открытой тундре. Вечером от каждой неровности протяги-
ваются длинные тени, со скульптурной четкостью обрисовы-
вающие работу ветра.
Песок — та же книга жизни, что и зимний снег. В безвет-
ренные дни на песке все видно — проползет ли жук или бы-
страя ящерица, проскачет ли ночью тушканчик, память об
этом сохранят их следы. Но стоит подуть ветру, как узоры
следов исчезают с поверхности песка.
Бродя среди песков, я заметил крупное хищное насеко-
мое — наездника, тащившего большую гусеницу. Свою жерт-
ву он спрячет в специально вырытую норку, а в ее тело от-
— 84 —
дожит яичко, из которого потом разовьется личинка. Парали-
зованная, но не убитая гусеница еще долго будет жить, слу-
жа кладовой мяса для маленькой личинки.
Самыми многочисленными обитателями местных песков-
оказались пищухи. Они вырыли широкие норы под корнями
ив и, видимо, чувствовали себя отлично, так как их следы;
попадались на каждом шагу. Кроме них, тут жили хомячки
и ушастые ежи, какие-то мелкие полевки и ряд более круп-
ных зверей — корсаки, волки и барсуки. От охотников я
слышал, что в некоторые годы среди песков бывало много
зайца-то’лая, и тогда зимой тысячи заячьих тушек поступали
на рынки Маньчжурии.
В песках можно встретить одиночные сосны, не выше 4 —
6 метров, с широкими раскидистыми кронами. Известно, что
в начале нашего века среди этих песков еще встречались
небольшие сосновые рощи, которые можно было видеть не-
посредственно от полотна КВЖД.1 На дной из сосен я нашел
старое гнездо канюка — до него можно было дотянуться
рукой. Под гнездом в погадках канюков оказались остатки
сусликов, пищух и птиц.
Большую часть следующего дня мы ехали среди бугристых
песков; дорога была тяжелой, и на крутых подъемах машина
не раз застревала. Дважды пересекли полотно КЧЖД; в
конце концов оно осталось далеко слева. На этом отрезке пу-
ти я насчитал с десяток небольших озер, все с сильно мине-
рализованной, горько-соляной водой. Иногда их берега покры-
вали камыш или заросли солянок. Здесь встречались кулики и
красивые белые чайки, а по кустам ивняка — сороки. Все же
местность казалась пустынной, хотя я уверен, что это было
ошибочное впечатление, в котором виновата быстрая автомо-
бильная езда.
Кто был положительно многочислен — это хищные птицы,
в особенности же черные коршуны и крупные орлы, поминут-
но встречавшиеся в одиночку и целыми сборищами. Иные из
них объелись сверх всякой меры, и не могли сразу взлететь.
Широко расставив крылья, птицы долго бежали по земле, как
самолет на взлетной дорожке.
Мы неоднократно замечали перебегавших через дорогу
сусликов. Зверьки принадлежали к тому же виду, что и сус-
лики даурских степей. Во многих местах виднелись кучки
земли, выброшенной цокором при прокладке хода.
1 Теперь КЧЖД (Китайско-Чанчуньская ж. д.).
— 85 —
6
Ни здесь, ни ближе к Хайлару даже старых тарбаганьих
бутанов не было.
По рассказам местных охотников, Барга давно обеднела
тарбаганами, и в этом отношении уже в десятых годах усту-
пала Даурии и Халхе. Теперь в Барге тарбаганов относи-
тельно больше в районах, граничащих с Монгольской Народ-
ной Республикой, в частности, по правобережью Керулена.
Значительные колонии зверьков есть также по Приаргунью и
близ северных отрогов Хингана, например, у Хандагая. До
последней войны в городе Маньчжурия промыслом тарбага-
нов занималось несколько десятков человек; лучшие охотники
брали в сезон до двухсот тарбаганов.
Последние 15—20 километров нашего пути к Хайлару
опять пролегали степью, теперь не прерывавшейся вплоть до
города. Мы остановились в одном километре от Хайлара, в
маленьком каменном домике, вблизи брошенного японского
аэродрома.
Хайлар — большой разбросанный город, в котором дома,
построенные на русский 'лад, перемежаются с китайскими
фанзами и новейшими постройками. Он основан в 1734 году
и впоследствии сделался центром Барги — страны, располо-
женной по соседству с Монголией и простирающейся от гра-
ниц СССР до Большого Хингана. Среди населения здесь
много монголов, принадлежащих к особому племени баргу-
тов. В окрестностях Хайлара живут дауры — остатки народ-
ности, некогда населявшей юго-восток Забайкалья.
В середине XVII века, после того как тунгусский князь
— 86
Гантимур, владевший Баргой, принял русское подданство,
эта область вошла в состав Московского государства. В 1689
году, по Нерчинскому договору, Барга уступлена Китаю. В
1915 году китайское правительство признало Баргу автономной.
Город расположен при впадении Имингола в Хайлар.
Здесь издавна существовали поселения человека. В песчаных
буграх к северо-западу от города найдены остатки человече-
ской культуры позднекаменного века — кремневые топоры и
резцы, изделия из яшмы и других камней..
В окрестностях Хайлара в небольшом количестве сеют
пшеницу, ячмень, просо и другие культуры. При условии
тщательной обработки земли и хорошего унаваживания здесь,
как и всюду в северной Маньчжурии, вызревает картофель и
всевозможные овощи: китайская капуста, особые, длиною в
30—40 сантиметров, огурцы, кабачки, мелкие тыквы, огром-
ная редиска, лук и другие.
Спустя большой промежуток времени, мы оставили Хай-
лар, машина двинулась вновь на юго-восток, скоро достигнув
отрогов Хингана.
Наконец-то я увидел высокие горы, покрытые лиственни-
цами, березами, дубами и кленами, быстрые реки, ущелья и
громады скал — совершенно новый пленительный край для
того, кто долго пробыл в степи.
Но это уже было слишком далеко от южного Забайкалья,
и природа тех мест была совершенно иной, чем в даурских
степях.
ОСЕНЬ
Пролет. Тарбаганы осенью. Последняя гроза. Выезд в степь.
Зимняя спячка тарбаганов. Грызуны готовятся к зиме.
Учет полевок и хомячков ловушками. Степной пожар,
Осталась далеко позади река Нонни, промелькнули степь
и сады утопающей в зелени Чжаланьтуни> Вот и предгорья
Хингана, заросшие мелким дубняком, перевал через хребет и
долгий спуск к степной равнине Хайлара.
В три дня наша машина проделала обратный путь из
Цицикара до Советского Союза, и в конце сентября я оказал-
ся в родных краях.
Все это время жизнь в степи шла своим чередом. Распу-
скались и цвели запоздавшие летние цветы, но их станови-
лось все меньше, и только астры продолжали упорно дер-
жаться. Склоны сопок все более багрянели отмирающей ли-
ствой сибирской пижмы и других растений.
Давно умолкла кукушка, в августе потянули кулички:
кроншнепы, лесные дупели и бекасы. В двадцатых числах по
телеграфным столбам появилось много черных коршунов.
Тогда же начался оживленный пролет мелких лесных птиц, а
за ними вслед — ястребов-перепелятников и дербников.
В сентябре через степи прошли миллионы воздушных ко-
— 88 —
чевников, спешивших на теплый юг. На крошечных, затеряв-
шихся среди сопок озерах в один из дней появилось множе-
ство крякв, чирков и крохалей, потом они исчезали, и водоем
некоторое время пустовал, пока новая партия птиц не изби-
рала его для иедолгого отдыха.
В плохую погоду иногда по целым дням не было видно
ласточек, еще раньше пропали стрижи. В поселке дербники
и ястреба то и дело хватали воробьев, сбившихся в огромные
стаи.
Осенью по степи прошли большие табуны лошадей и обо-
зы; теперь всюду было много овса и помета лошадей. Для до-
машних воробьев наступил подлинный рай.1
Хмурое небо нередко совсем затягивалось тучами, подолгу
брызгал мелкий холодный дождь, но это не могло остановить
пролета птиц. Все так же в одиночку или небольшими груп-
пами, по нескольку птиц, тянулись луни и канюки; переле-
тая от сопки к сопке, продвигались дальше стайки мелких
птиц, одна за другой скрывались вдали большие стаи нырко-
вых уток, в просветах облаков можно было увидеть строй-
ные звенья гуменников, сверху доносились звонкие крики
невидимых журавлей.
Ожиревшие тарбаганы редко показывались наружу; увяд-
шая трава их мало прельщала. Если выдавался теплый сол-
нечный день, они вылеза’ли наверх, часами оставаясь в непо-
движной позе, растянувшись животом на песке. Их мягкий и
густой мех отливал на спине красивым темнорыжим блеском;
животные уже надели зимнюю шубу.
Через два дня после нашего возвращения, вечером 25
сентября, случилась гроза. Капли дождя, бросаемые резким
ветром, застучали по окнам моей комнаты. Гром я слышал
только раз, но отсветы молний полыхали то и дело, и из мра-
ка на миг выдвигались поленница дров, одинокий тополь и
сарай. В темноте лихорадочно дребезжал оторвавшийся лист
железа. Ветер дул с юга, но он нагнал такого холода, что в
эту ночь я замерз под двумя одеялами. В полночь дождь пре-
кратился, и ветер затих.
Встаз на следующее утро, я увидел, что вся земля покры-
та тонким слоем снега, а лужи затянуты льдом. Днем не-
сколько часов крутила метель, потом опять стало тихо. Это
Б середине прошлого столетия домашних воробьев в боль-
шинстве степных селений, как это отметил Г. И. Радде, не было.
Они появились тут позже, когда для.лошадей начали завозить овес..
— 89 —
был первый снег и последняя гроза, заморозки же случались
и раньше, еще в начале месяца.
После грозы в природе совершился чудесный перелом.
На второй день исчезли последние остатки снега, вскоре
установилась ровная ясная погода, типичная для местной осе-
ни. Иногда по утрам трава белела от инея, но к полдню
всегда уже было тепло, и даже ветер, редко стихающий в
здешних краях, казалось, забыл про нашу степь.
В начале октября я выехал с несколькими помощниками
в район Березовой Гривы, выбрав для лагеря пригорок в
десятке шагов от ключа. Спустя полчаса уже стояла большая
белая палатка с брезентовым полом, двойными стенами и
печкой; в ней можно было жить, не боясь ночного холода-. С
машины выгрузили дрова и стол, несколько скамеек, матра-
цы. В землю врыли столб и на нем укрепили рукомойник. К
вечеру мы устроились с таким удобством, о котором обычно
— 90 —
не смеет мечтать зоолог, привыкшии жить у костра под от-
крытым небом.
На следующий день, захватив капканы и запас прочных
длинных колышков, мы уселись в машину и через несколько
минут подъехали к одной из сопок. Часть людей занялась тут
гже расстановкой капканов, я же с одним помощником отпра-
вился вверх по склону небольшой пади. Суживаясь все боль-
ше, падь постепенно делалась круче и каменистее. Тем не
менее всюду виднелись тарбаганьи бутаны. Это место я хоро-
шо приметил еще с лета.
С тех пор вид степи совершенно преобразился: она стала
йзжелта-бурой. Почти обнажились кусты, на голой карагане
сиротливо дрожали раскачиваемые ветром черные стручки с
семенами; одиноко топорщился потемневший от времени
бурьян. Увядшая трава бессильно никла к земле; на бутанах
к одежде прицеплялась масса колючек и вечером их прихо-
дилось одну за другой вытаскивать, просиживая за этим за-
нятием верные полчаса.
Только в самых глубоких оврагах и под навесом скал из-
редка попадались клочки зеленой травы. Близ камней я за-
метил несколько головок горного мака, да какой-то крошеч-
ный желтый цветок, боязливо припавший к земле; остальные
цветы отошли. В одной из балок росло много даурского ши-
повника. Красные съежившиеся плоды, прихваченные моро-
зом, показались очень сладкими, и мы их много съели, глотая
прямо с косточками. Плоды боярышника были еще вкуснее,
но их почти полностью обклевали птицы.
Несмотря на теплую солнечную погоду, в степи было на
редкость пустынно. Большая часть крылатых обитателей —
полевые жаворонки,‘коньки, дубровники и чеканы — улетела
к югу. В течение дня я встретил не больше десятка птиц,
среди них — небольшую стайку рогатых жаворонков, назван-
ных так по черным косичкам, красовавшимся по сторонам
головы. Летом эти птицы терялись среди множества других
видов, теперь же чаще обращали на себя внимание. Кроме
того, я узнал давнишних старожилов пади — двух больших
бурых канюков, державшихся в том же районе, где летом
было гнездо. Птенцы канюков погибли, но взрослые птицы
продолжали жить вблизи облюбованного места. День их от-
лета на юг был уже близок.
Бабочки, мухи и другие насекомые совсем не попадались
на глаза и только кобылки время от времени с треском вы-
рывались из травы.
1 Падь, среди которой летом поминутно сновали тарбаганы
и слышался свист десятка животных, словно вымерла. Лишь
на одном бутане я заметил полусонного тарбагана, лениво
гревшегося на солнце, да раза два в траве мелькнули неболь-
шие суслики — молодые, еще не достигшие полного ро’ста.
Зато на многих бутанах у выходов чернели свежие земляные
«пробки», которыми животные отгородились от внешнего ми-
ра, уйдя до весны в глубокие норы. Пробки были устроены
из земли, обрывков травы и камней, обильно перемешанных
с пометом тарбаганов, облитым мочой. Поэтому еще за не-
сколько шагов от бутана доносился острый аммиачный запах
неубранного хлева.
Землей тарбаган забивает ход на протяжении 1,5—3 мет-
ров, и такой слой хорошо защищает нору от проникновения
холодного воздуха. В затененных участках пробки сковал мо-
роз, и они были тверды, как камень.
Если в бутане имелись побочные выходы, пробкой закры-
вался лишь главный ход, остальные заделывались сухой
землей, травой и большими камнями, весом до 2—3 килограм-
мов, приваленными снаружи.
Готовиться к зиме тарбаганы начинают уже с середины
августа. Звери выбирают особенно глубокие и большие норы,
тщательно их расчищают, натаскивают в одно из расшире-
ний ворох сухого типчака или, реже, ковыля, после чего в
гнездо собирается нередко вся семья — пять или шесть тарба-
ганов. Большой компанией гораздо теплее спать.
Зимняя спячка — одно из самых удивительных приспо-
соблений в мире животных. Позже я мог наблюдать ее в
лабораторных условиях: в одном из наших помещений в ящи-
— 92 —
ках с сеном зимовало несколько тарбаганов. Они лежали,
свернувшись клубком, уткнув свою морду между задних ног
и прикрыв ее хвостом. Животные находились в полном оцепе-
нении, они ничего не ели, не двигались, пульс и дыхание были
совсем незаметны, температура тела упала до 5 градусов,
едва превышая наружную. Их можно было брать в руки,
толкать, перекладывать из ящика в ящик; ко всему этому они
оставались безучастными, и порой не верилось, что жизнь
еще теплится в этих неподвижных животных.
Но они все-таки жили: дыхание их не прекращалось, а
лишь очень замедлилось, стало тихим. Животные продолжали
питаться, но только это питание было необычным: оно про-
исходило за счет «сжигания» самим организмом богатых лет-
них запасов жира, отложенных в теле тарбагана. Периодиче-
ски взвешивая животных, можно было заметить, что они
постепенно худеют: ежедневно их вес убывал в среднем на
10—15 граммов — норму суточного потребления жира.
Перенесенные в теплое помещение тарбаганы немедленно
оживали; теперь на толчки они отвечали слабым стоном, позже
начинали шевелиться, открывали глаза, поднимались на лапы.
Но пищу тарбаганы не брали, продолжая расходовать собствен-
ный жир, трата которого сильно возрастала. Оставалось одно—
перенести их обратно в холодное помещение и предоставить
самим себе, после чего животные снова засыпали.
У нас и раньше держали зимой тарбаганов, но большая
часть животных погибала от истощения. Очевидно, расход
жира в такой обстановке, где зверей часто тревожат, превы-
шал их «энергетические запасы».
Нелегко и в природных условиях дождаться новой весны.
В засушливые годы рано желтеет и обесценивается корм, так
что многие тарбаганы не накапливают нужного количества
жира и умирают зимой от истощения. Иногда к осени живот-
ные заражаются септицемией или другой болезнью, залегая в
спячку больными. Часть тарбаганов погибает в течение зимы,
другие перезимовывают, но весной, после выхода из нор, при-
таившаяся в организме болезнь дает резкое обострение, бы-
стро приводящее к смерти. В трупах тарбаганов, погибших
в зимнее время, микробы, благодаря низкой температуре,
обычной в зимней норе, нередко сохраняются вплоть до лета,
вызывая потом заражение других грызунов, случайно про-
никших в нору. Таким путем септицемия и другие болезни
передаются от сезона к сезону, прячась зимой в норы и
вновь возрождаясь весной.
- 93 —
Однако действительные размеры зимней смертности тарба-
ганов никому неизвестны. Забивая теперь колья с отметками
поблизости от зимовочных нор, я рассчитывал ранней весной
опять посетить участок, подсчитать число неотрывшихся се-
мей и там, где это случилось, произвести раскопки, стараясь
узнать причины гибели животных.
Среди тарбаганьих нор попадались и норы сусликов, так-
же забитые земляными пробками. Из местных зверей, помимо
тарбагана, залегают в спячку суслики, тушканчики, ежи и
барсуки. Ежи нередко зимуют в копнах сена, тушканчики
прячутся глубоко под землей, барсуки же уходят в сухие
укромные норы, .натаскивая туда большой ворох трав. Все
другие звери даурских степей в течение круглого года оста-
ются в деятельном состоянии.
Зимою, как и в летнее время, хищники живут ежедневной
охотой и розыском падали, большинство же грызунов —
пищуха, хомячки и различные виды полевок — готовится к
холодам еще с лета, натаскивая в свои кладовые всевозмож-
ные семена, цветы и травы.
В колониях пищух, несколько раз встретившихся на моем
пути, царило большое оживление. Здесь часто слышался
громкий мелодичный свист и можно было увидеть пушистых
серых зверьков, суетившихся у складов сухой травы, сложен-
ной наподобие маленьких копен <сена. Самые большие из
стожков возвышались до уровня коленей. Снаружи трава
побурела и выглядела непривлекательно, но внутри храни-
лось отличное душистое сено зеленого цвета. Лучшая пора
сенокоса давно миновала, однако пищухи еще пополняли
запасы, таская сухой вострец и тонконог.
На обратном пути к лагерю мне посчастливилось встре-
тить джунгарского хомячка — маленького зверька в красивом
дымчатом меху, с темным ремнем на спине и большими чер-
ными глазами. Почти тотчас хомячок скрылся в норе. Я
заметил место и спустя полчаса вернулся с лопатой. Немно-
го усилий — и на глубине тридцати сантиметров открылась
кладовая, наполненная различными семенами, головками цве-
тов и травой. Всего здесь, по самым скромным подсчетам,
оказалось до двух килограммов семян, и трудно представить,
сколько энергии и сил нужно было затратить маленькому
хомячку, чтобы собрать всю эту массу запасов, перетаскан-
ных во рту и защечных мешках.
В складе хомячка было обнаружено ,также несколько лу-
ковиц сараны, которые приобретают к осени сахаристый
— 94 —
вкус и охотно поедаются не только грызунами, но и людьми.
Из-за этих луковиц ребятишки специально разыскивают за-
пасы грызунов, по-местному «урганы», откуда такой сбор са-
раны называют урганаченьем.
Проснувшись на следующее утро, я долго прислушивался
к вою молодого волка. Невольно он нагонял тоску. Неподале-
ку от лагеря верещал сыч. Выйдя из палатки, мы нашли
степь побелевшей от сильного инея. Вода в рукомойнике
покрылась тонким льдом и была такой холодной, что ломило
руки.
После завтрака ловцы пошли осматривать капканы, а я,
захватив с собой около сотни мышеловок, отправился в про-
тивоположную сторону. Солнце поднялось над сопкой и ярко
светило, но в воздухе было свежо. Под ногами хрустели за-
мерзшие листья и травы, но этот звук не нарушал общей
тишины. Сколько я ни вглядывался, ни птиц, ни зверей не
было видно. Пищухи и те молчали.
Облюбовав сравнительно ровный участок, я скинул заплеч-
ный мешок и принялся за работу. Мышеловки ставились в
линию через равные промежутки в 10—12 шагов, наживляясь
одной и той же приманкой. Там, где имелись норы мелких
грызунов, ловушки размещались у входа, где норы отсутст-
вовали, их приходилось устанавливать близ какого-нибудь
укрытия — камня, куста и т. п. На концах учетной линии я
забил по колу, заметив таким образом место. На эту работу
ушло более трех часов.
— 95 —
В следующие дни в наиболее типичных участках степи
были заложены две другие учетные линии ловушек. Теперь
мышеловки ежедневно проверялись. Обычно в них оказыва-
лось несколько пищух и хомячков, изредка попадались ма-
ленькие стадные полевки.
Сравнивая число поставленных мышеловок и результаты
отлова' с летними данными, я смог составить известное пред-
ставление об изменении численности мелких грызунов: она
стояла на низком уровне, и это тем более интересно, что в
эту осень в других участках степи было очень много полевок
Брандта. Но здесь полевка Брандта не могла найти подходя-
щих условий для жизни и встречалась в ничтожном коли-
честве.
Тем временем наши ловцы ежедневно ходили в степь, но
отлов тарбаганов подвигался плохо. Звери по целым дням
отсиживались в норах и если кто попадал в капканы, то это
степные хорьки, забегавшие сюда из окрестной степи. Многие
лазы, иногда перед самым капканом, звери забили изнутри
землей, и теперь стало очевидно, что больше рассчитывать на
успех нет оснований: последние тарбаганы ушли на всю зиму
в свои норы.
А между тем для лабораторных опытов животные были
нужны. И тогда я прибег к раскопке бутана. После дня тя-
желой работы мы добились своего, вырыв семью тарбаганов.
Звери еще спали не крепко и от стука лопат проснулись,
начав рыть новый ход, уходя все дальше в землю. Вскоре их
удалось поймать и благополучно доставить в палатку. Наме-
ченные работы в степи были закончены, утром можно былр
возвращаться в селение.
Вечером неподалеку от лагеря прошла грузовая машина,
делавшая остановку для починки. После ее ухода близ доро-
ги вспыхнула сухая трава, и когда мы заметили случившееся,
клубы серого дыма уже высоко поднимались к небу. Как раз
в это время подул ветер, и огонь скользнул вперед, расходясь
все дальше по степи. Участок черной обожженной земли
ширился с каждой минутой, и, пока мы добежали к месту,
пожар настолько разросся, что его нельзя было остановить.
Языки пламени то совсем приникали к земле, оставаясь
почти без движения, то, достигнув большого пучка травы,
взвивались с треском кверху, в мгновение охватывая куст.
Ветром обрывки горящей травы бросало далеко вперед, и
там возникали новые островки пожара, потом сливавшиеся с
общим фронтом огня. Копоть и гарь стелились у самой земли,
— 96 —
яо когда ветер начинал дуть сильнее, облако поднималось
выше, уходя вперед за линию огня. В эти минуты оно стано-
вилось похожим на огромный флаг, развевавшийся над соп-
кой. Где трава обгорела, огонь пропадал и только стожки пи-
щух продолжали долго куриться.
Пожар уходил на юг; к ночи огонь пересек небольшую
падь и скрылся за гребнем одного из отрогов Березовой
Гривы.- Лагерь остался в стороне, и можно было спокойно
ложиться спать.
Утренний дождь быстро потушил огонь, и лишь как память
о пожаре на склонах горы остался огромный черный лоскут
обгоревшей степи. В огне погибли сотни складов пищух, и на
<всей этой площади множество мелких зверьков было обрече-
но на голод. Та же неприятность ожидала весной тарбага-
нов. Зато летом на месте пожарища должна была подняться
сочная и густая трава — прекрасный корм и надежное убе-
жище для многих животных.
7*
ПОЕЗДКА НА ОНОН
По пути в Соловьёвск. Близ озера Барун-Тарей. Сосновый
бор в степи, его история и обитатели. Роль человека
в изменении климата в прошлом. По берегам Онона.
Окрестности Мангу та. Пойма реки. ^Кивотный мир
соседних гор. Ни отрогах Борщовочного хребта. Косули
Послеоний вечер. Возвращение.
В начале ноября мне представилась возможность съездить
к реке Онон, в район, где она вступает в пределы Советского
Союза.
Онон берет начало в Монгольской Народной Республике,
в горах Кентея. Пробежав отсюда более тысячи километров,
река сливается с Ингодой, образуя Шилку. Еще ниже слия-
ние Шилки и Аргуни дает начало Амуру.
Мы выехали во второй половине дня. К вечеру были в
Соловьевске — небольшом пограничном селении. Большая
часть пути проходила холмистой степью по чрезвычайно одно-
образной местности, где не на чем было отдохнуть глазу.
Кроме грязнобурых и желтых красок да черных плешин —
следов палов, вокруг ничего не было видно. Поэтому, когда
машина, наконец, выбралась со степной дороги на хорошее
— 98
шоссе и мы смогли более быстро ехать, я вздохнул с облег-
чением.
Изредка встречались маленькие стайки рогатых жаворон-
ков и по телеграфным столбам — крупные белесые канюки —
зимние гости из лесотундры и тундры. Их можно было- уви-
деть в степи только на пролете и зимой, откуда и название
этих канюков — зимняки. Местные же, более темно окра-
шенные, обыкновенные канюки, проводящие тут лето, на зи-
му все улетают на юг.
В одной из ложбин, испугавшись машины, выпорхнули из
травы два маленьких пестроцветных подорожника. Они при-
летели сюда из далеких северных тундр, где их настоящая
родина.
Соловьевск со всех сторон окружен степью. В 1935 году
в его окрестностях добыли случайно забежавшую рысь. Оче-
видно, этот зверь много десятков километров прошел среди
местности, в которой нет ни единого деревца.
Из Соловьевска выехали утром, повернув на северо-запад.
Первые километры путь пролегал по солонцовой степи, за-
строенной тысячами «замков» полевки Брандта. Несмотря на
раннее время, полевки то и дело попадались на глаза. На
одном из пригорков я заметил охотившегося корсака, и почти
тотчас нашу дорогу перебежала большая красная лисица. По
всему участку держалось много зимняков; за десять или пят-
надцать минут я насчитал полтора десятка птиц. Всех этих
хищников привлекло обилие корма.
К югу осталась широкая впадина соляного озера Барун-
Тарей. В последние десятилетия озеро совсем обмелело, на
значительном протяжении обнажив свое дно, все более зара-
стающее ирисом-касатиком и степной растительностью. Летом
по камышам и сырым лужайкам гнездится много водопла-
вающей птицы, встречаются лебеди, не смолкают голоса ку-
ликов, часто пролетают болотные луни. Теперь эти птицы
были на далеком юге, и в окрестностях озера стало пустынно.
Весной 1772 года это озеро посетил известный натуралист'
Петр-Симон Паллас, нашедший его высохшим. С тех пор
Барун-Тарей после дождливых лет, следовавших одно за
другим, наполнялся вновь, но затем опять высыхал.
Миновав поселок Кулусутай, в котором всего несколько
дворов, мы повернули к западу и, спустя полчаса, достигли
соснового бора.
Вид настоящего хвойного леса в открытой степи действует
ошеломляюще, словно попадаешь совсем в другой мир. Дол-
99
гимн днями настолько свы-
каешься с унылыми красками
осенней степи, что теперь, очу-
тившись в зеленом бору, слов-
но вновь обретаешь ушедшее
лето. И пусть здесь также дав-
но увяла трава и тот же жел-
тый ковер одевает лесные лу-
жайки, глаз все равно отды-
хает на яркой зелени хвои.
Машину пришлось остано-
вить, чтобы заменить баллон.
Я немного прошелся бором. В
нем царила полная тишина,
лишь изредка доносился стук
большого пестрого дятла да
под ногами шуршала старая
хвоя. Пролетела и быстро
скрылась с глаз маленькая
стайка белокрылых клестов.
Как и в степи, снега в лесу
не было, поэтому никаких сле-
дов я заметить не мог, но в
одном месте оказались шишки,
погрызанные белкой.
У многих сосен крона была
значительно гуще и лучше раз-
вита с южной стороны, а их
стволы наклонились к югу.
Флагообразные кроны особен-
но хорошо были выражены у
одиночных сосен по опушкам
бора, где деревья не были за-
щищены от леденящего дыха-
ния северных ветров, обычных
в течение всей зимы и весны.
Лес не был густым; на мно-
гих участках деревья расступа-
лись, давая место небольшим
лужайкам. Среди сосен изред-
ка встречались одиночные ма-
лорослые березы и мелкий
осинник; кустарников не было
100
видно. Трава под пологом сосен в большей мере была степной,
чем лесной. Следует думать, что лес в долгой борьбе со степью
постепенно растерял своих питомцев.
Есть много доказательств в пользу того, что несколько
столетий назад площадь лесов на юго-востоке Забайкалья
была значительно больше, а посещенный мной сосновый бор
простирался на много десятков километров восточнее и мо-
жет быть достигал Борзи. Свидетельства старинных путеше-
ственников, находки в земле остатков сравнительно недавно
погибших деревьев, наличие среди открытой степи почв лес-
ного типа — все это убеждает в правильности высказанного
предположения.
Одна из вероятных причин исчезновения леса на огромном
пространстве степи — вырубание его человеком, продолжав-
шееся веками и начавшееся задолго до освоения русскими
Забайкалья.
Наконец, новый баллон был водворен на место, и машина
тронулась дальше. На одной из остепиеиных прогалин мы
спугнули стайку даурских куропаток, похожих на серых, но
менее крупных. Среди сизой расцветки пера мелькнуло черное
грудное пятно. Эти птицы избегают больших открытых про-
странств, предпочитая жить в кустарниковой степи и по
окраинам леса; в даурских степях за несколько месяцев я
видел их только раз.
Очевидно, обитатели здешнего бора состояли из лесных и
степных видов, что вполне понятно, если учесть, что бор
представлял собой лишь небольшой островок леса и к северу
от него на десятки километров простиралась голая степь.
Около часа мы ехали лесом, нередко пересекая прогалины
я полянки, и только к полудню попали в село Кубухай, рас-
положенное на берегу Онона. У окраин села встретили черных
ворон, заменяющих в Восточной Сибири своих серых сестер.
После этого вороны попадались нам неоднократно, но всюду
в небольшом количестве.
Ширина реки здесь достигала 150 метров. На противопо-
ложной стороне поднимались высокие красные скалы; выше-
по течению их сменяли желтые глинистые бугры, временами:
отступавшие назад, давая место низине, поросшей мелкими
лиственным лесом, в котором преобладал тополь. Тут я не-
сколько раз видел сорок.
По реке плыла шуга, и паром еще накануне перестал ходить.
Пришлось сделать крюк в сотню километров, отклонившись
намного к северу, где имелся мост. Через два с половиной часа
101
мы оказались почти на том же месте, но уже на противополож-
ной стороне реки. Отсюда наш путь лежал вверх по Онону.
Дорога была плохой: с бугра на бугор, часто с очень -кру-
тыми подъемами, на которых мотор начинал чихать и хрипеть,
а колеса глубоко уходили в песок. Иногда дорога спускалась
к реке, где начинала вилять по узким прогалинам, окруженным
плотной стеной ивняка и других кустарников, немилосердно
царапавших бока легковой машины. Местах в двух я заметил
большие участки обнаженных бугристых песков, на которых
прежде рос бор. Эти пески, как я узнал позже, были настоя-
щим бедствием: они засыпают хорошие пастбищные луга и
постоянно угрожают огородам.
Вдоль восточного берега тянулся довольно высокий хребет,
покрытый редким березовым лесом, перемежавшимся с груп-
пами сосен. Иногда по склонам возникали скалы и осыпи. Там,
где они спускались к самой реке, сжимая ее ложе, Онон пе-
нился и бурлил, и его волны с ожесточением били в каменные
щеки.
Мы миновали несколько бурятских колхозов, где уже чувст-
вовался канун праздника. На избах укрепляли красные флаги
и полотнища лозунгов; по главной улице оживленно толпился
народ, то и дело встречались всадники.
Многие женщины были наряжены в расшитые цветными
нитками и бисером, отороченные мехом тулупы; сверху их об-
хватывали кумачовые кушаки; на головах — остроконечные
голубые плисовые шапки, подбитые мехом, с развевающимися
длинными «ушами».
Наконец дорога отошла вправо, оставив Оион в стороне;
мы опять отклонились к западу, спеша до ночи выбраться на
большой тракт. Местность, через которую проходил наш путь,
была занята крутыми безлесными горами, окружавшими ряд
разобщенных долин, покрытых степной растительностью. Мы
быстро пересекали низины, затем начинался тяжелый подъем
к перевалу, откуда машины с выключенным мотором стреми-
тельно скатывались вниз, оказываясь в новой долине.
На этом участке пути я часто встречал стожки пищух и не-
сколько раз видел самих зверьков. Уже в сумерках через доро-
гу перескочил беляк. Из птиц чаще других попадались рогатые
жаворонки и зимняки.
Почти совсем стемнело, когда мы достигли тракта и вновь
повернули на юг. Отсюда до места оставалось 180 километров.
Теперь машина шла на полной скорости, делая 50—60 кило-
метров в час.
102
Шоссе змеилось среди гор, то взбираясь выше и выше, то,
сделав резкий вираж, опять убегало вниз. Но подъемы были
длиннее, чем спуски, и мы все больше набирали высоту. По сто-
ронам во мраке смутно маячили камни и скалы, иногда на кру-
том повороте выступали на миг белые стволы берез, но пятно
света, бросаемое фонарями машины, перебегало вновь на
шоссе, и видение исчезало.
Делалось все холоднее. Струя морозного воздуха обтекала
лобовое стекло, обжигая лицо, отчего слезились глаза и труд-
но было дышать. От долгого сидения на месте немели ноги и
руки, клонило ко сну. Желание поскорее добраться к месту
сменило все остальные.
Только в одиннадцать вечера мы, наконец, увидели яркие
электрические огни большого села, а через несколько минут,
когда машина выехала на широкую улицу, нас охватили со
всех сторон песни и музыка. В селе царило большое предпразд-
ничное оживление.
В Мангуте я провел несколько дней.
Село расположено в широкой плоской долине на левом бе-
регу Онона. С юго-востока горизонт закрывают покрытые ле-
сом отроги гор Эрии-даба; на северо-западе, отступя от села
километров на семь, поднимается цепь голых вершин Борщо-
вочного хребта, параллельного соседнему Яблоновому. В
двадцати километрах от Мангута проходит монгольская гра-
ница. Окон близ Мангута—быстрый горный поток, не шире 100
метров, но достаточно глубокий.
Все дни моего пребывания в Мангуте по реке шла шуга.
Обкромсанные куски льда, шурша и толкаясь, теснились к бе-
регу, ломая припай.
В большую воду, что обычно бывает в период летних дож-
дей, Онон разливается шире, затопляя соседнюю низину, за-
росшую редким лиственным лесом: тополями, ивами, черему-
хой и различными кустарниками. От этого времени в пойме ос-
таются многочисленные пруды и протоки. Теперь их сковало
льдом, и только в немногих местах виднелась открытая вода.
В Ононе водится много рыбы. По словам паромщика, ему
приходилось ловить тайменей, ленков, сазанов и Красноперов.1
1 Красноперов в Забайкалье население обычно называет красно-
перками. В специальной литературе эти названия относят к двум
разным видам рыб из семейства карповых, причем Забайкалью свой-
ственен именно краснопер, а .красноперка — Европе и бассейнам
Каспийского и Аральского морей.
103 —
Ниже по Онону кое-где встречаются раки. Как известно, в ос-
тальной Сибири их нет.
Бродя по пойме с ружьем, я несколько раз поднимал кулич-
ков-чернышей, возможно в небольшом количестве тут зимую-
щих. По окрестным лужайкам в кустах были нередкие даур-
ские куропатки. Ягоды шиповника, которые здесь, как и в дру-
гих местах Сибири, зовут «шипичка», привлекали много те-
теревов, на время переселившихся в пойму. Не говоря о совсем
мелких птицах, вроде длиннохвостого снегиря, я часто встре-
чал больших серых сорокопутов и дважды видел голубых со-
рок, яркостью своего оперения напоминавших тропические ви-
ды. Здесь же я выпугнул маленького забайкальского зайца-
толая, оставшегося на зиму в сером меху. Спасаясь от пресле-
дования собаки, толай не виляет и не делает петель, как это
свойственно беляку и русаку, а бежит прямиком.
По ту сторону реки начинался лес, правда, разреженный то-
пором человека, но еще сохранивший большинство своих оби-
тателей. В нем держалось много косуль; этой осенью в горах
слышали рев нескольких изюбров, встречали кабанов и медве-
дей. Белки, рыси, волки были обычными жителями леса. Глуб-
же в горах встречались лоси и кабарга; невдалеке от Мангута
охотники находили глухариные тока.
От местного опытного охотника Егорова мне пришлось слы-
шать, что около 1918 года, охотясь в 20 километрах к югу от
Мангута, он убил в безлесной части одного из пограничных
хребтов толсторогого дикого барана — аргала, как он назвал
его. Баран весил килограммов 60. Этот случай представляется'
весьма загадочным, так как известно, что баранов аргали в
Забайкалье давно нет, а до ближайших мест их обитания в
Монголии многие сотни километров.
В 15 километрах от Мангута, на скале, находится пещера.
Ко входу в нее, расположенному в 10 метрах выше под-,
ножия скалы, сделаны ступени, высеченные в камне. Близ вхо-
да в пещеру на скале сохранились древние надписи на восточ-
ных языках.
В горах по правому берегу Онона я так и не смог побывать.
Вплоть до отъезда продолжала идти шуга, и паром бездейст-
вовал.
К западу от Мангута до хороших таежных мест — сосно-
вых боров, лиственничников и кедрачей — не меньше полусотни
километров, поэтому свои экскурсии я ограничил ближними
отрогами Борщовочного хребта.
Каждый раз, чтобы достичь гор, мне приходилось пересе-
104 —
кать широкую ровную до-
лину, по которой веками
блуждал Онон, покрыв-
ший местность наносами
хряща и гальки. Малопло-
дородная почва дала
приют скудной степной
растительности. Ближе к
подошве хребта она ста-
новилась гуще и выше, и
здесь нередко встречались
большие колонии пищух
и кучи земли, выброшен-
ной цокором.
По узкому каменисто-
му гребню, круто подни-
мавшемуся кверху, за
два часа я достигал вер-
шины ближней возвышен-
ности, откуда мог огля-
деть всю местность. Гла-
зам открывался суровый,
но величественный вид.
Куда ни кинешь взгляд,
всюду большие горные
хребты, которые то при-
чудливо сплетаются друг
с другом, то расходятся в
стороны, чтобы дать ме-
сто широким плоским до-
линам.
Большая часть гор была обезлесена, и только по гребням
немногих хребтов да в укромных ложбинах встречались колки
соснового леса и редкий березняк. В очертаниях гор преобла-
дали беспокойные резкие изломы, там и здесь громоздились от-
весные скалы, многие гребни были узки, как нож. Снег покры-
вал лишь затененные участки склонов. По «солнопекам.» и в
долинах снега почти не осталось, и тут преобладали осенние
бурые краски.
Отсюда, километрах в пятидесяти к юго-западу, в Онон
впадает небольшая речушка Кыра, леса которой славятся оби-
лием зверя и птицы. В тех местах есть теплые, не замерзаю-
щие «тальцы» — источники, известные под названием «Две-
надцать ключей». Население, купаясь в них, находит исцеле-
ние От различных болезней. По рассказам, некоторые из ис-
точников привлекают лосей и изюбров, которые приходят сю-
да, как летом, так и зимой, напиться минерализованной воды,
а зимой также пощипать зеленой травы, обычной в подобных
местах.
Дальше на юг начинаются монгольские степи, по которым
бродят огромные стада антилоп — дзеренов. Они также имеют
свои менеральные водопои — большие горько-соляные озера.
Но это уже настолько далеко от Мангута, что там бывали
лишь очень немногие охотники.
В одну из экскурсий я встретил козьи следы и долго бро-
дил по ним. Звери прошли склоном горы, кормясь сухой про-
шлогодней травой. На месте их пастьбы образовалась настоя-
щая «толока», снег был утоптан до самой земли. Здесь же име-
лось с десяток лежек. Нетрудно было заметить, что, прежде
чем лечь, косули расчистили место от снега копытами и толь-
ко потом улеглись уже на сухие листья. Сами косули — три
грациозных животных, в буровато-сером зимнем меху, с белым
околохвостовым зеркалом — оказались на опушке березо-
вой рощи и подпустили к себе на две сотни шагов. Увидев ме-
ня, они сделали несколько неуверенных движений в разные
стороны, потом самая большая из них быстро побежала вдоль
склона, остальные две поспешили за ней.
Звери мчались большими легкими прыжками и, только до-
стигнув конца прогалины, задержались на миг, обернувшись
назад. В следующую секунду они уже скрылись за выступом
скалы.
Кроме них, я заметил куда-то спешившую лисицу, на снегу
под ерником видел места кормежки тетеревов и несколько раз
— 106 —
слышал голоса мелких птиц. Первое впечатление о пустынно-
сти местности все более рассеивалось.
Вечерело, и я повернул обратно; надо было пройти не-
сколько километров степью до Мангута. Спустя полчаса, солнце
скрылось за гребнем хребта, но горы у северо-восточной черты
горизонта еще были озарены его багряными отсветами, захва-
тившими и край неба. Белый серп месяца выступил из-за облака.
На юго-западе, там, где солнце только что ушло за цепь
гор, покрытых снегом, небо окрасилось в бледножелтые тона,
но выше оно еще было голубым.
От снежного хребта протянулась гигантская тень. Можно
было видеть, как она со стремительной быстротой достигла
протавоположиого края широкой пади, затем начала вспол-
зать все выше по склонам хребта, закрывавшего восток.
Степь, бывшая днем где бурой, где желтой, на время стала
яркозелеиой, словно давно ушедшее лето опять вернулось па
землю. Но этот цвет степь сохраняла не больше десяти минут,
а затем он растворился в серых тонах.
По мере того, как на дальний хребет все более наползала
тень, на скалах гасли багряные блики, а лес, скрывавшийся в
ложбинах, становился тусклосиним. Небо над хребтом утрати-
ло пунцовый цвет и стало лиловым. Последние отблески сол-
нечного огня догорали на самых верхних облаках у зенита.
Но вот темносиние тона завладели большей частью неба, а
серп месяца засиял серебряным блеском ночи.
Все эти чудесные перемены совершались в степи и окрест-
ных горах не более сорока минут, за которые я успел достичь
Мангута.
Наступил день нашего отъезда. Задолго до рассвета мы
уже были в машине. Ниже Мангута Онон встал. Попробовали
пешней лед — он оказался достаточно прочным. После корот-
кого совещания решили рискнуть. Шофер разогнал машину и
через несколько секунд она была на другой стороне реки. Это
сильно сократило дорогу. В течение дня мы сделали около по-
лутысячп километров и еще засветло были на месте.
ЗИМА В ДАУРИИ
Наступление зимы. Пустельга. Мелкие птицы. Бураны.
По следам солонгоя. Ох< та на дзерснов. Исчезновение
аргали и кулана. Будущее края. В ожидании весны.
Ноябрь близился к концу. По утрам температура держа-
лась на 15—20 градусов ниже нуля, но днем пригревало солн-
це, и мороз отпускал. В дневные часы можно было думать, что,
в природе все еще длится осень: те же бурые бесснежные
сопки, та же голая желтая степь, небо — голубое и безоблач-
ное. Я привык за приход зимы считать выпадение снега, день,,
когда вся земля одевается сплошным белым покровом, но}
этого дня все не было.
Обнаженную степь крепко сковал мороз. Под ударом лопа-
ты земля звенела, как камень. На площадке близ дома образо-
вались глубокие трещины. Иногда выпадал снег, но его быва-
ло так мало, что в следующие дни ветер перемешивал снег с
песком, сдувая с бугров в канавы и рытвины, что оставалось
на месте — испарялось в воздух, и едва побелевшая степь ста-
новилась опять желтой.
В середине декабря установилась ровная зимняя* погода.
Днем термометр показывал 20—25 градусов, утром ртуть опус-
108 —
•калась на 35, иногда 40 градусов ниже нуля. Но в сухом воз-
духе холод был мало чувствителен и только когда потягивал
ветер, мороз начинал обжигать лицо. Раза два в декабре вы-
падало немного снега, после чего в течение нескольких дней
вершины сопок оставались белыми, пока сильный ветер не
сметал снег ниже по склону, скрывая в желтой траве.
Днем, возвращаясь с почты, я часто встречал обыкновен-
ную пустельгу, облюбовавшую высокий телеграфный столб для
обеденного места. Усевшись на нем, птица проглатывала по
кускам полевку Брандта, принесенную из соседней колонии.
Здесь же пустельга оставляла погадки, в которых, помимо
шерсти полевок, иногда попадались воробьиные перья.
Изо дня в день хищник охотился на одном и том же уча-
стке — старом выгоне, обильно заросшем лебедой. Быстро тре-
пеща крыльями, птица словно повисала в воздухе, оставаясь
на одном месте и высматривая тут полевок. Заметив полевку,
хищник стремительно падал вниз, но часто зверек успевал
скрыться, и тогда, описав дугу над землей, пустельга подни-
малась кверху, принимаясь вновь высматривать добычу.
В степи по телеграфным линиям можно было увидеть на-
хохлившихся грязнобелых зимняков, да изредка здесь же встре-
чались орлы. Они преследовали пищух и полевок, но при слу-
чае нападали и на мелких птиц.
Близ поселка среди лебеды и других сорняков постоянно
держались монгольские жаворонки. Здесь же я несколько раз
замечал полярных пуночек и рогатых жаворонков. Среди них,
невидимому, были не только местные рогатые жаворонки, но
и прилетные из северных тундр. В тихие дни птицы улетали
далеко в степь, кормясь там семенами трав и овсом, который
они подбирали в кучах помета, загрязнявшего местность на
десятки километров. Осенью здесь прошли табуны лошадей,
оставившие птицам богатую поживу.
Когда поднимался ветер, степь совершенно пустела, птицы
скрывались за сопками, прятались у камней и в большой тра-
ве, таились по рытвинам и оврагам, полевки помногу дней не
показывались из своих нор. Воробьи забивались куда-нибудь
под крышу сарая, и все-таки утром в поленнице дров оказы-
валось несколько замерзших птиц.
А между тем, большая часть зимы была еще впереди.
Только в феврале ожидали больших буранов, опасных даже в
пределах поселка, где от дома до дома нередко 100—200 мет-
ров и в буран можно сбиться с пути. От местных старожилов
я слышал, что с этого времени, вплоть до конца весны, ветры
— 109 -
дуют с большим постоянством, обычно раза три в месяц, часто
по нескольку дней подряд. Во время буранов термометр неред-
ко показывает ниже 25 градусов, так что долгое пребывание на
воздухе делается совершенно невыносимым, и жизнь поселка
замирает. Снега в степи бывает мало, но буря несет такие
тучи песка, что и в трех шагах ничего не видно.
Насколько жестоки бывают бураны, можно судить по тому,
что в прошлом имел место случай, когда первого мая в одном
из районов южного Забайкалья погибли в степи тысячи голов
скота и были человеческие жертвы.
* *
В один из погожих выходных дней мне удалось ио свежей
пороше проследить утреннюю охоту солонгоя.
Ослепительно чистый снег ярко блестел на солнце, покры-
вая землю тонким слоем от двух до четырех сантиметров. На
участках с большой травой он не всюду достигал земли, порой
затрудняя тропление, но при известной настойчивости и здесь
удавалось распутать следы.
В одной из падей, прозванной «Долиной смерти»1, я встре-
тил следы солонгоя и тотчас свернул по ним «в пяту» с тем,
чтобы узнать место ночлега хищника. Мне посчастливилось:
через сотню шагов я достиг старого тарбаганьего бутана, отку-
да вышел солонгой. Сюда он проник еще с вечера и тут пробыл
до утра, а входные следы засыпал ночной снег. Выйдя наружу,
солонгой немного побегал вокруг бутана и только после
этого отправился на новую охоту.
Я вернулся к исходному пункту, где первый раз вышел па
след, и теперь повернул в другую сторону — «вдогонку» за
хищником. Солонгой продвигался небольшими прыжками, час-
то отклоняясь в стороны. Бугорки, камни, колонии пищух и по-
левок — все это близко его интересовало, побуждая к частым
задержкам. В таких местах он много петлял и рыскал, заби-
рался на камни и возвышенности и только после тщательного
осмотра участка бежал дальше.
На двух или трех камнях солонгой оставил несколько ка-
пель мочи. Смахнув свежий снег, можно было увидеть, что
камни посещали и другие солонгой,1 забегавшие сюда с той же
целью. Это были центральные «переговорочные станции»--
1 Здесь семеновская банда в годы гражданской войны устраива-
ла массовые расстрелы партизан и бедноты.
110
своеобразные звериные «телефоны», где запах владельца за-
менял номер абонента.
Иногда солонгой улавливал свежие обнадеживающие запа-
хи. Прыжки сменялись осторожной рысцой и крадущимися
шагами. Раз зверек даже прыгнул, собираясь схватить добычу,
но стайка монгольских жаворонков (на снегу хорошо отпечата-
лись их длинные шпоры), кормившаяся семенами злаков, во-
время заметила опасность, оставив ни с чем раздосадованного
хищника.
Через несколько сотен шагов солонгой свернул на след
степного хорька, пробежавшего часом раньше. На чужой тро-
пе он нашел остатки пищухи, спрятанной хорьком про запас
Объедки были немедленно извлечены из укромного места и
тут же доедены. Обрывки шерсти и две лапки — вот все, что
осталось в ограбленном складе.
Немного дальше след хорька привел солонгоя к старому
лошадиному трупу, который настолько промерз и затвердел,
что оба хищника, как ни старались, не смогли прокусить тол-
стую кожу.
Отсюда солонгой перешел на тропу корсака, надеясь и туг
поживиться чужими объедками. Но корсак бежал «на проход»,
прямо к вершине сопки, не думая нигде задерживаться. Дол-
гий бесплодный путь успел разочаровать солонгоя, и он решил
заняться самостоятельной охотой.
Теперь он внимательно обследовал большую колонию поле-
вок Брандта, перебегая от порки к норке. Но, видимо, было
чересчур рано и в то время полевки еще сидели в норах, слиш-
ком узких даже для маленького солонгоя. Все, чем зверек по-
живился, это мертвый жук, вырытый им из-под снега.
Уже после ухода солонгоя колония заметно ожила, и сей-
час здесь сновало с десяток полевок, расчищавших свои до
рожки. Ночной снег засыпал старые тропки, и полевки, про-
бегая по ним, временами совсем утопали в снегу; обратный
путь бывал легче.
С десяток шагов солонгой бежал по следам хомячка, но по-
том бросил их. Маленький грызун, как и летом, продолжал бро-
дячую жизнь, редко ночуя в одной и той же норе. С этого ме-
ста на следы солонгоя вышла ласка, пробежавшая по ним две
или три сотни метров и потом свернувшая к тропе корсака.
Очевидно, ласка больше полагалась на чужие охотничьи ус-
пехи и теперь занималась тем же самым делом, что и солонгой
в начале пути.
Пройдя еще с полчаса, я достиг небольшой лощины, на
111
-склонах которой йалялась груда камней и торчал сухой бурь-
ян. Всю эту местность солонгой обыскал с особой тщатель-
ностью, поминутно исчезая под снег, с тем, чтобы через 1—2
метра выбраться наверх из новой расщелины. Участок обещал
поживу, и солонгой не ошибся.
На одном из камней оказалась свежая кровь и обрывки
шерсти, а немного дальше я нашел остатки лапок пищухи, за-
тащенные под камень.
Отсюда по склону оврага солонгой сделал с полдесятка пе-
тель, но все они неизменно терялись на осыпи. Стараясь обре-
зать выходной след, я описал большой круг, но его не было.
Солонгой остался на дневку.
Утренний путь хищника составил около трех километров,
из них почти половина пришлась на петли. Оставалось по-
вернуть к дому, так как время подходило к обеду.
* *
*
В начале января в полусотне километров к востоку от же-
лезной дороги появилось стадо дзеренов — быстрых изящных
,антилоп.
Почти всю жизнь дзерены проводят в движении, кочуя на
многие сотни километров по монгольским степям. В зимнее
время они и теперь заходят на южные окраины нашей страны,
ища тут спасения от плотного обледенелого снега, иногда по-
крывающего Монгольские пастбища. В феврале 1945 г. снеж-
ный покров в некоторых районах Монгольской Народной Рес-
публики был настолько плотным и высоким, что в ту зиму имел
место «дзут» — массовый падеж копытных от бескормицы.
В Забайкалье снега было меньше, и сюда приходили большие
стада дзеренов.
Как только стало известно о подходе дзеренов, из нашего
селения многие отправились на охоту, но она сложилась не-
удачно: животные до приезда охотников ушли опять на юг.
Один из рассказов старожила нашего поселка об охоте на
дзеренов, имевшей место несколько лет назад, я записал и
привожу ниже.
«Считая, что дзерены еще далеко, мы ехали на автомобиле
без особой предосторожности. Поднявшись на один из
увалов, неожиданно увидели большое стадо. Издали спины
животных слйвались в одну рыжевато-серую массу, которая
двигалась в стороне от дороги, то увеличивая, то уменьшая
скорость. Услышав резкий гудок машины, все стадо встало,
как вкопанное, подняв головы, а мы тем временем прибавили
скорость.
Несколько секунд звери оставались в каком-то оцепенении,
потом стадо побежало наперерез нашей дороге, и хотя машина
с каждой секундой все ближе приближалась к дзеренам, они
упорно держались взятого направления.
Теперь уже были отлично видны отдельные животные, де-
лавшие огромные прыжки в 6—8 метров в длину. Иногда,
словно желая оглядеться, дзерены на полном аллюре подскаки-
вали вверх на 1,5—2 метра, походя в это время на бескрылых
птиц.
Что это была за погоня!
Шофер в азарте, желая срезать угол, отвернул с дороги, и
теперь мы мчались прямо по степи. Трудно представить, как
нас кидало на бутанах и рытвинах! Наконец, мы оказались
достаточно близко. Как только замедлился ход нашего «Дод-
жа», охотники прямо с машины открыли огонь, уложив более
двух десятков дзеренов, но я думаю, что значительно большее
количество ушло и, верно, впоследствии должно было погиб-
нуть от ран».
Не буду говорить, как я был возмущен этой бойней. По сча-
стью, в последние годы она как будто бы не повторялась,
но результаты безрассудного отношения в прошлом к природ-
ным богатствам края ощутимы в Забайкалье и по сей день.
Известно, что в сравнительно недавние времена дзерены
жили в даурских степях круглый год. Правда, летом их бывало
не очень много, и они держались, главным образом, у южных
окраин страны, но зато зимою ежегодно появлялись огромные
стада, продвигавшиеся далеко к северу, куда теперь дзерены
никогда не заходят. По мере того, как животных все сильнее
преследовали, количество дзеренов все более сокращалось.
Проведя в Забайкалье около года и находясь в постоянных
разъездах, я их ни разу не встретил.
Вплоть до двадцатых годов прошлого века в южных частях
степи регулярно встречались дикие ослы — куланы. В 1772 го-
ду П. С. Паллас был свидетелем успешной охоты на них погра-
ничных казаков, но уже к тому времени стада в 10—30 голов
перевелись, а встречались обычно лишь отбившиеся одиночки,
забегавшие из соседней Монголии. Животные чаще всего по-
являлись у озера Барун-Тарей и близ Абагайтуя.
Наиболее позднее упоминание о существовании на юге За-
байкалья кулана относится к пятидесятым годам прошлого ве-
ка. Впоследствии куланы в Даурской степи уже больше не
жили. В 1926 году, как я это слышал от знакомого зоолога,
одиночный кулан забежал к озеру Барун-Тарей, но он был за-
гнан на лед и убит. Так исчезли в степи красивые и сильные
животные, которых теперь нет ни в Даурии, ни в соседних ча-
стях Монгольской Народной Республики.
Невдалеке от Борзи, ныне крупного районного центра, над
окрестной степью поднимается громада Адон-Челона. Его аб-
солютная высота около километра. Уже издали Адон-Челон
привлекает внимание огромными глыбами гранита причудли-

вой формы, виднеющимися на гребне и склонах хребта. Обла-
дая некоторой фантазией, их можно принять за стадо чудовищ-
ных животных. Среди скал растут одиночные кусты. Прежде
их было настолько много, что местные жители называли эту
растительность лесом.
Педантичный Петр-Симон Паллас, чрезвычайно аккуратный
в описании всего, что он видел, рассказывая о своей экскурсии
на хребет Адон-Челон, прерывает сухое изложение фактов
взволнованной рёчью: «В сих прекрасных местах, где я столько
был доволен, и где я, то вверх по горам поднимаясь, то вниз
опускаясь, не имел почти четверти часа покою, имеется вели-
кое множество дикого зверя». Среди различных животных, во-
дившихся на хребте, Паллас упоминает каменных баранов —
аргали, которые встречались и по другим горам, окруженным,
степью, например, на Соктуё.
Аргали были завидной добычей для охотника, и их круглый
год преследовали. Особенно много животных было убито в не-
обычайно снежную зиму 1831 —1832 годов, после чего аргали
исчезли в местных горах.
На Адон-Челоне Паллас наблюдал также бородачей-ягнят-
ников — одних из самых крупных птиц в Европе и Азии. Бы-
строе сокращение численности копытных в Даурии повлекло за
собой исчезновение отсюда и этих птиц, живших, главным об-
разом, за счет остатков павших животных.
За несколько десятилетий, прошедших со времени Вели-
кой Октябрьской социалистической революции, в облике при-
роды Забайкальского края произошли коренные изменения.
Край все более осваивается человеком. Увеличилась в не-
сколько раз площадь пахотных земель, ведется большая рабо-
*****

та по развитию животноводства, создано много промышленных
предприятий, возникли новые города и села. Природа края и
в наши дни интересна для работы натуралиста. Однако она
могла бы быть намного богаче. Аргали, например, мог бы с
успехом жить в горах Даурии, а для этого нужно лишь завез-
ти животных из других районов страны, где дикие бараны
обычные звери. Под охраной человека могут вновь размно-
житься дзерены, косули, дрофы, лебеди и другие ценные звери
и птицы, а лес, при содействии человека, отвоюет обратно по-
терянные владения. Возможно, что тогда и климат степей сде-
лается более влажным, а пахотные земли и луга — более пло-
дородными. Лик природы, преображенный человеком, станет
иным и еще более прекрасным.
*
Зимой, пользуясь урывками свободного времени и долго
засиживаясь по вечерам, я спешил закончить обработку про-
шлогодних наблюдений. Особенно много хлопот доставляли по-
гадки собранных у гнезд хищных птиц. Их приходилось тща-
тельно разбирать, потом, по мельчайшим обрывкам, коготкам,
зубам и шпорам определять—кому принадлежали остатки. Да,
это был кропотливый и тяжелый труд! Но зато он позволил
узнать многие особенности питания хищников, и я мог считать,
что цель достигнута.
Перечитывая прежние записи в дневниках, теперь я нахо-
дил тесную связь между когда-то разрозненными наблюдения-
ми; жизнь степи и ее законы — все это делалось более ясным
и понятным.
ЛИТЕРАТУРА ПО КРАЮ
Желающие более подробно познакомиться с природой юго-вос-
точного Забайкалья и соседних районов, ее изучением, а такще с
биологией животных, о которых шла речь в настоящей книге, могут
обратиться к следующим литературным источникам.
С конца XVIII до начала XX века
Верещагин. Взгляд па Даурию, Сибирск. вестник, ч. I, кн.
2—3, 1823.
Кашин Н. И. О зверопромышленности и рыболовстве жите-
лей Приаргунского края, Акклиматизация, т. III, в. 6—7, 1862.
Кашин Н. И. Несколько слов об Аргуни и об истинном ис-
токе этой реки, Зап. Сибирск. отдела Русск. географич. об-ва, кн.
VI, 1863.
Кирилов Н. Охотничье хозяйство в Забайкальской области,
Природа и охота, 1901 — 1904.
П а л л а с П. С. Путешествие по разным провинциям Россий-
ской империи, ч. III, кн. I, 1788.
Потанин Г. Н. Поездка в среднюю часть Большого Хингана
летом 1899 г., Изв. Русск. географич. об-ва, т. 37, 1901 (1903).
Радде Г. Путешествие на юг и восток Сибири в 1855—1859
годах, т. I—II, 1862—1863 (на немецком яз.).
Стуков Г. А. Очерк флоры Восточного Забайкалья (из наб-
людений любителя), Зап. Читинск. отделения Приамурск. отдела
Русск. географич. об-ва, в. VIII, 1907.
Стуков Г. А. Растительный мир, Тр. Агинской экспедиции,
в. IV, 1910.
Черкасов А. Записки охотника Восточной Сибири, 1884,
(Книга в сокращенном виде переиздана в Иркутске под тем же наз-
ванием в 1950 г.)
- 117 -
Послереволюционный период
Анучин В. А. Географические очерки Маньчжурии, 1948.
Долгушин И. К орнитофауне Даурской степи, Природа и
социалист, хоз-во, сб. VIII, ч. 2, 1941.
Дубинин В. Б. и Дубинина М. Н. Паразитофауна
млекопитающих Даурской степи, Материалы к познанию фауны и
флоры СССР, изд. Моск, об-вом испытат. природы, новая серия,
отдел зоология., в. 22 (37); Материалы по грызунам, в. 4, 1951.
Кормазов В. А. Барга, 1928.
Куминова А. В. Степи Забайкалья и их место в ботанико-
географическом районировании Даурии, Тр. биология, ин-та Томск,
госуд. ун-та, т. V, 1938.
Куминова А. В. и Вандакурова’Е. В. Степи Сиби-
ри, 1949.
Кучерук В. В. и Дунаева Т. Н. Материалы по динами-
ке численности полевки Брандта, Материалы к познанию фауны и
флоры СССР, изд. Моск, об-вом испытат. природы, новая серия,
отдел зоология., в. 17 (32); Материалы по грызунам, в. 3, 1948.
Куч еру к В. В., Рютин В. А. и Дунаева Т. Н. Опыт
изучения пастереллезной эпизоотии тарбаганов в. Восточной Монго-
лии, Материалы к познанию фауны и флоры СССР, изд. Моск,
об-вом испытат. природы, новая серия, отдел зоология., в. 22 (37);
Материалы по грызунам, в. 4, 1951.
Леш кович Л. И. и Дубинин В. Б. Течение геморрагичес-
кой септицемии (пастереллеза) у тарбаганов в осенний период, Журн.
Микробиологии, эпидемиологии и иммунологии, № 12, 1944.
Мурзаев Э. М. Непроторенными путями, .Записки географа,
1950.
Н а с и м о в и ч А. А. Заметки по биологии дневных хищных
птиц Забайкалья, Бюлл. Моск, об-ва испытат. природы, отдел био-
логия.. т. 54, в. 3, 1949.
Некипелов Н. В. Новые данные по биологии монгольско-
го тушканчика, Зоологич. журнал, т. 19, в 2, 1940.
Некипелов Н. В. Сведения о биологии даурского цокора,
Бюлл. Моск, об-ва испытат. природы, отдел биология., т. 51, в.
4—5, 1946.
Павлов Е. Биологические наблюдения над тарбаганом и
и охота на него, Зап. Забайк. отд. об-ва краевед, и Читинск. музея,
т. 1 (17), 1930.
Павлов Е. Птицы и звери Читинской области, 1948.
Петряев Е. Д. Лекарственные растения Забайкалья, 1952.
Петряев Е. Д. Исследователи и литераторы старого Забай-
калья, 1954.
- 118 -
Половинкин А. А. Особенности климатов Забайкалья, При-
амурья и Приморья, Вопросы географии, сб.1, 1946.
Рябов Н. И. Материалы к биологии забайкальского сурка в
зимний период, Зоология, журнал, т. 27, в. 3, 1948.
Скалой В. Н. О былом распространении диких баранов и
Кулана в южной Сибири, Тр. Кяхтинского краеведческого музея
им. ак. В. А. Обручева, т. 16, в. I, 1949.
Скалой В. Н. Русские землепроходцы XVII века — иссле-
дователи Сибири, 1951.
Тугаринов А. Я. Птицы Восточной Монголии, 1932.
Фетисов А. С. и Хрусцелевский В. П. Млекопитаю-
щие юго-восточного Забайкалья, Тр. Иркутск, госуд. ун-та им. А. А.
Жданова, сер. биология., т. III, в. 3, 1948.
Флора Забайкалья, в. 1—5, 1929—1951.
Ш е р г и н В. И. Рыбное хозяйство Забайкалья, 1949.
Штегман Б. Птицы юго-восточного Забайкалья (на немец-
ком яз.), Ежегодн. Зоология, музея АН СССР, т. 23, 1928 (1929).
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие.	3
Из окон поезда. От Читы на юго-восток. Первое впечатление от
степи.	5
Даурские степи. Судьба дауров. Степь к югу от поселка. Рас-
цветка местности. У подножия скал. Кустарники.	7
В жаркий день. Встреча с пищухой. Особенности ее биологии.
Роль тарбаганов в жизни степи. Тарбаган как носитель чу-
мы. Гроза	13
Утром. Ночные’ и дневные животные. Первые утренние голоса.
Жаворонки. Наблюдения за колонией тарбаганов. Нападе-
ние степного орла	20
История «Муськи». Приручение молодого тарбагана и его жизнь
в нашем лагере	25
Закон диких. Поиски орлиного гнезда. Неудачи и успехи. Гнез-
до найдено. Охотничий участок хищников. Поведение птиц
близ гнезда. Квартиранты и враги	28
Овраг. Цветы в июне. Вдоль оврага. Водоемы-эфемеры. Засуш-
ливые и дождливые годы в степи. Климат в прошлом .	34
Березовая грива. К вершине. Вид вокруг. Кустарниковый лес
и его обитатели. Семья балобанов. Встреча с каменным
дроздом. Приключение у колонии стрижей. Гнездо канюка 41
Поездка на Аргунь. По сторонам дороги. Дрофы и журавли-кра-
савки. Вал Чингис-хана и его история. На колхозном стане.
Утренняя прогулка. У берегов высохшего озера. На Аргуни.
Появление тигров в Нерчинской Даурии. Вечер в степи 50
Четвероногие хищники. Взаимоотношения хищников. Что можно
узнать по остаткам «стола» корсаков. Повадки корсака.
Волки. Тусклая окраска степных животных. Ночной пере-
полох. О других хищниках	62
Большая колония. Находка монгольского земляного воробья.
Окрестности поселка. Чередование дождей с сухими перио-
дами. Перемены в природе. Новые цветы. Полевка Брандта
и ее колонии. Звуковая сигнализация. Болезни грызунов.
Численность и поселения полевок. Жизнь колонии	69
В Барге. Степь в августе. Город Маньчжурия. Саджи. На бере-
гу Далай-нура. История «моря-озера». В бугристых песках.
Хайлар.	,	.	,	,	77
Осень. Пролет. Тарбаганы осенью. Последняя гроза. Выезд в
степь. Зимняя спячка тарбаганов. Грызуны готовятся к зи-
ме. Учет полевок и хомячков ловушками. Степной пожар
Поездка на Онон. По пути в Соловьевск. Близ озера Барун-Та-
рей. Сосновый бор в степи, его история и обитатели. Роль
человека в изменении климата в прошлом. По берегам Онск
на. Окрестности Мангута. Пойма' реки. Животный мир со-
седних гор. На отрогах Борщовочного хребта. Косули.
Последний вечер. Возвращение
Зима в Даурии. Наступление зимы. Пустельга. Мелкие птицы.
Бураны. По следам солонгоя. Охота на дзеренов. Исчезнове-
ние аргали и кулана. Будущее края. В ожидании весны
Литература по краю
88
98
108
117
Насимович Андрей Александрович.
СТЕПИ ДАУРИИ
Редактор Н. Морозов. Художник В. Трофимов.
Техн, редактор М. Юрганова. Корректор Ж. Васильева.
Сдано в набор 15/XI 1954 г. Подписано к печати 22/ХП 1954 г. Формат
бумаги 60хй41/16—бум. л. 3.82 = 6,7 печ. л. (6,9 уч.-изд. л.).
Тираж 10000, ФД 11793. Заказ № 5376.
Читинское книжное издательство, Чита, Молотова, 3.
Типография Управления культуры, Чита, Анохина, 2.
Пена 2 р. 10 к.
Читинское
Книжное издательство